Фантастика 2023-31. Компиляция. Книги 1-15 [Юрий Дмитриевич Петухов] (fb2) читать онлайн

Виктор Козырев Тени Предтеч

Пролог. Прошлое, изменяющееся

4 октября 1980 года. Минск, Белорусская ССР.

На улице имени Карла Маркса в Минске, было много красивых зданий, но именно это — построенное в стиле сталинского неоклассицизма особо выделялось на фоне остальных, тем что именно оттуда, любимый всей республикой Пётр Миронович Машеров руководил Белоруссией.

Из него, прохладным октябрьским утром вышло три человека и направились к стоявшей рядом со зданием «Чайке». На ходу они что-то энергично обсуждали, казалось что идущий во главе человек, отдаёт распоряжения. В этот момент прогуливающейся рядом с автомобилем человек, резко развернулся и подошёл к тройке. Но приблизиться, к главному, ему не позволил невысокий человек в последний момент вынырнувший из-за спины главного и перегородивший дорогу странному прохожему.

Старший — пожилой человек шестидесяти лет, остановился и внимательно посмотрел на незнакомца. Улыбнулся и махнул рукой.

— Оставь, Валентин. Это сын моего боевого товарища и считай мой крестник.

Тот, кого он назвал Валентином, снова скрылся за спиной своего начальника, а тот обратился к незнакомцу.

— Эдик, ты как здесь оказался? Ты же должен был быть… — и внимательно посмотрел на собеседника.

— Эксфильтрация. Раскрыли меня Пётр Миронович, из-за последних событий… — и со значением посмотрел на Машерова.

Тот кивнул.

— Что же ты официально? Называй как и раньше, дядей Петей. Не чужие люди, чай. Значит так, Эдик, я сейчас еду в Жодино, у меня совещание на БелАзе, а потом…

— Давайте я с вами поеду. Могу вместо водителя. Меня прекрасно выучили управлять любым транспортом, сами знаете где, а потом и практика хорошая была.

Машеров задумчиво кивнул, потом повернулся к человеку, с которым говорил до этого.

— Передай, что я немного задержусь в Жодино.

Потом прошёл к машине и обратился к водителю.

— Отдыхай сегодня, Евгений Фёдорович, — мягко сказал Пётр Миронович. — Видишь, сын моего старого друга приехал, он меня и повезёт.

— Но как же так Пётр Миронович… — растерялся водитель, Евгений Фёдорович Зайцев.

— Отдыхай, — уверенно сказал первый секретарь. — Или займись гаражом, сам сколько раз жаловался, что там работы конь не валялся, а у тебя из-за моих поездок времени нет.

В глазах водителя мелькнуло понимание. Не так часто Машеров пользовался автотранспортом, предпочитая передвигаться вертолётом. Поэтому он перестал спорить и безропотно покинул «Чайку» отправившись в сторону гаража.

Тот, кого Пётр Миронович назвал Эдуардом, сел на водительское кресло и бросил быстрый взгляд на охранника.

— Это Валентин Чесноков, — представил его Машеров, присаживаясь рядом с водителем. — Наш человек. При нём можно говорить свободно.

— Наш человек, — проворчал Эдуард, заводя мотор. — Скажи мне наш человек, ты сообщал в ГАИ, о том что у первого секретаря сегодня поездка в Жодино?

— Начальник обычно сообщает, и в этот раз…

— Машины сопровождения не вижу.

— Вон, «Волга» белая со спецсигналом. Они сегодня с нами поедут. Так мне начальник сказал.

— Не нравится мне это, — снова проворчал Эдуард, выруливая на улицу.

— Мне тоже, — поддержал его Валентин.

— Это у нас профессиональное, — улыбнулся Пётр Миронович Машеров.

Но Эдуард Бронницкий, оставался серьёзным. Он достал из внутреннего кармана пиджака пистолет и положил его в бардачок. Машеров лишь покачал головой, но потом махнул рукой, мол поступай как знаешь.

Автомобиль выехал на улицы Минска, когда заговорил Машеров.

— Так каким ветром тебя к нам занесло? — спросил он.

— Обстановка в мире нестабильная, — загадочно отозвался Бронницкий. — Американцы готовы пойти на что угодно, чтобы добраться до «Объекта Игрек». Они поставили буквально всё на карту и реанимированный проект «Орион» считай состоялся.

Ровно четыре года два астронома, советский и американский, почти одновременно открыли некий рукотворный объект у Плутона. Но никто в мире даже не услышал про это случайное астрономическое открытие, потому что две сверхдержавы сразу засекретили эту находку и приказали сателлитам сделать тоже самое. Тем не менее изменения начались сразу и первым сигналом стало возобновление космической гонки.

Даже на огромном расстоянии удалось разглядеть, что это сложный технологический объект, изучение которого способно продвинуть вперёд земную науку и технику. Американцы, недолго думая, вытряхнули из загашников «проект Орион», космический корабль с ядерно-импульсным двигателем, в СССР начали аналогичную разработку, которую назвали «Ясон», периодически, с помощью агентов разведки сверяясь как идут дела у иностранных коллег. В последний год, шило в мешке, стало утаивать всё сложнее и по планете начали гулять какие-то совсем уж дикие слухи, про космические планы двух сверхдержав.

— Мы тоже не щи лаптями хлебаем, — сообщил Машеров. — У нас своя разработка имеется.

— Я в курсе. Добывал информацию для нашего проекта, на том и погорел. Источник был слишком нервный, с ним аккуратнее работать надо было, но сроки поджимали. Собственно поэтому я и хотел с тобой поговорить, дядя Петя.

— Устинов или Ивашутин? — ровным голосом поинтересовался Машеров.

— Оба. У нашего проекта возникли серьёзные проблемы. Юрий Владимирович, считает это напрасной тратой народных средств и вставляет палки в колёса. Косыгин поддерживает проект, но его со дня на день отправят в отставку, по состоянию здоровья и если Андропову удастся пропихнуть своего человека на «Ясоне» можно будет ставить крест.

— Не хотелось бы, — пробормотал Машеров. — Я разговаривал и с Александровым и с Алфёровым и они уверены, что изучение «объекта Игрек» принесёт огромную пользу науки, с учётом его возраста и использованных технологий, хотя мы по прежнему не знаем для каких целей он был сделан. И что не следует отдавать приоритет американцам в его изучении, потому что с нами они будут делиться лишь крохами. Андропов же считает, что ничего это нам не даст.

— И это странно, — кивнул Бронницкий. — Уж кто-кто…

— Нет, Эдик, здесь уже внутренние интриги пошли. Когда три года назад, стартовал проект «Ясон», влияние Андропова начало падать. Вот поэтому он всячески противодействует…

Договорить Машеров не успел.

— Да что происходит! — возмутился следивший за дорогой Эдуард. — Что они творят!

Его возмущение можно было понять. Сопровождавшая их вместо машины ГАИ белая «Волга» вдруг резко набрала скорость и исчезла вдали.

— Что случилось? — спросил Пётр Миронович, своего водителя.

— Кажется покушение, — пробормотал он.

— Опомнись Эдик! Какое покушение, здесь тебе не США.

Но Бронницкий ничего не ответил, лишь сжал зубы, настороженно водил глазами по сторонам и поэтому сумел заметить выскочивший как будто ниоткуда грузовик, который нёсся прямиком на них. Эдуард ухмыльнулся, крутанул руль и ловким манёвром, вывел «Чайку» прямиком из-под колёс КамАЗа.

— Вот тебе и не… — но не закончил, так как что звякнуло.

— Стреляют! — крикнул Валентин, доставая табельное оружие.

Бронницкий выругался по-английски. Охранник попытался, высунувшись из окна, открыть ответный огонь.

— Не трать патроны, — бросил ему Машеров, доставая из бардачка пистолет, который туда положил Эдуард. — Эдик, слушай меня. Разворачивайся, а через два километра, поворачивай направо, на просёлочную дорогу, а потом ещё раз, я скажу где и уйдём прямиком в лес, старыми партизанскими тропами.

— Не лучше ли доехать до Смолевичей? — спросил Бронницкий.

— Ты же видел, нас туда не пустят. Делай как я говорю.

Эдуард начал разворачивать машину и в это время на них выскочил второй грузовик, однако и на этот раз Бронницкий смог вывести «Чайку» из-под удара. Снова раздались выстрелы, но опять безрезультатно.

— Думаете что эти тропы сохранились? — спросил Бронницкий.

— Я точно знаю, — веско обронил Машеров и у его водителя не осталось больше вопросов.

Скоро они свернули в лес, сбросили скорость и поехали, петляя между деревьев.

— Куда дальше? — уточнил Эдуард.

— Продолжай ехать, я тебе скажу, куда и как сворачивать, — бросил Машеров, доставая сигареты и закуривая. — Доедем до Могилёва. Там нас точно не ждут и уже оттуда свяжемся с Москвой. Пока расслабься. Сложности начнутся позже.

— Это точно, — пробормотал Бронницкий, внимательно глядя перед собой.

— А ты позвонишь Устинову, скажешь чтобы ждал сегодня.

— Всё-таки решились?

— Знаешь, Эдик. Раз наши оппоненты пошли на такое, я не имею права отсиживаться у себя в лесах. Нет, хватит. Примем бой, как во время войны.

— Да, отступать некуда. Впереди Москва.

— Подумаем что можно сделать. Ладно. Лесами до Могилёва ехать долго, давай что-нибудь послушаем. Валентин?

Охранник достал магнитофон на батарейках.

— Вашу любимую? — спросил он.

— Нет. Давай, раз уж молодёжь с нами, включи советский рок.

Бронницкий усмехнулся.

— Зря смеёшься Эдик. Не Евдокимов, но всё равно, поют душевно.

Пётр Миронович Машеров закурил ещё одну сигарету, а из магнитофона полились звуки музыки и голос Мулявина мелодично запел:

Белый аист летит, над белесым Полесьем летит…

Внешне расслабленный Машеров просчитывал варианты. Понятное дело, за покушением стоит Андропов. Не зря, ох не зря ему сменили начальника охраны пару месяцев назад.

Белорусский мотив в песне вереска, в песне ракит…

Значит с руководителем КГБ они не уживутся. Поэтому придётся опереться на армию и родное Главное Разведывательное Управление при Генштабе, где немало тех, кого он помнил по партизанской молодости.

Все земля приняла — и заботу, и ласку, и пламя…

Очевидно, что КГБ будет вставлять ему палки в колёса, поэтому придётся уменьшить влияние самого КГБ. Не этого ли добиваются Ивашутин и Устинов, продвигая его председатели Совета Министров? Нет, в проекте «Ясон» они тоже крайне заинтересованы, но если совместить приятное с полезным. Но неважно. Лучше усилить союзников.

Полыхал над землей небосвод, как багровое знамя…

Когда они подъехали к Могилёву, план в голове Машерова сложился окончательно. Он знал что делать, знал кто его враги, а кто союзники. Это важно. С этим уже можно работать.

Часть 1. Путь на Кадмию

Я обнаружил неизвестно что, капитан!

Навигатор Чехов. Звёздный путь. Оригинальный сериал.

Глава 1. Казармы Полигона

Планета МПРО-2ОК (Полигон), военная часть №***, июль 2001 год.

— Вот поэтому Машеров и прикрыл КГБ, когда стал генсеком! — закончил Мишаня. — Он был уверен, что они устроили покушение на него, в октябре 1980 года.

Мне стало скучно. Вот и стоило уходить из казармы, от рассказов старшего сержанта Грибаидзе, которых было проще назвать псевдоохотничьими байками, чтобы слушать пересказы Мишани всяких слухов. Псевдо, это потому что Ираклий Грибаидзе, никогда не был охотником, не рос в горах, в заброшенной деревушке, а был горожанином, как минимум в третьем поколении. Рос в Тбилиси, а все истории, о приключениях в горах, которые он загонял наивным первогодкам, якобы слышал от своих дальних родственников, которые наверняка придумали половину.

— Миш, Комитет никуда не делся. Как он занимался своей работой, так и продолжает заниматься.

— Ха! Внешнюю разведку у него забрали, охрану забрали, из всего влияния только и осталось, что отлов контрабандистов, да борьба с организованной преступностью и прочая крупная уголовщина. Все остальные функции передали в ГРУ.

— Ну, значит, так надо было. Сам понимаешь, мы уже, сколько лет воюем, поневоле военная разведка усилится.

— Угу. Только процесс начался в 83-м году, когда ещё не открыли межзвёздные переходы. Слушай! Я тебе поражаюсь. Вот вроде бы мы на почти соседних улицах выросли, а такое впечатление, что ты из какой-то деревни сюда приехал.

В этом-то он был, конечно, прав. Нет, не в том, что моя родная улица — это деревня, хотя и относится к частному сектору. Правильно он сказал про другое, что усиление военной разведки началось раньше, сразу после смерти Леонида Ильича Брежнева, и избрания Машерова генеральным секретарём ЦК КПСС.

Ведь проект «Ясон» был начат в 1977 году, а в тот год, когда я родился, космические корабли, наш и американский «Орион», несмотря на весь скепсис, учёных и инженеров, взлетели и добрались до Плутона — одновременно, по странной иронии судьбы. Рукотворный объект, обнаруженный двумя астрономами за семь лет до полёта, оказался огромным кольцом, на который были нанесены символы и пиктограммы. Недолго думая, экипажи кораблей, решили сотрудничать. Но на Земле, сверхдержавы, бряцали оружием, требуя друг от друга, покинуть орбиту Плутона. К счастью, до войны дело не дошло и Советский Союз с США, договорились о взаимодействии.

Порой мне казалось: лучше бы они этого не делали, и вообще никуда бы не летели, но что случилось, то случилось. Вот, кстати, я бы лучше об этом поговорил. О космосе, а не об интригах в Кремле. В прошлом веке за пределами планеты было куда как интереснее, на мой взгляд, чем все эти разборки в Москве, чистка партийного аппарата и прочее.

После того как мы договорились с американцами, то дело пошло веселее. Совместными усилиями, надписи были расшифрованы. Это оказался межзвёздный портал, который прокладывал путь короткий путь между звёздными системами. Немного подумав, космонавты набрали на устройстве ввода запрос и вызвали тем самым открытие портала. Командир советского космического корабля «Ясон» Владимир Джанибеков, принял решение пройти через портал. После небольшого раздумья за ним последовал Роберт Ли Гибсон, не желавший отдавать приоритет в исследовании иных звёзд советским космонавтам.

И у нас и в США были шокированы таким поступком. И учёные, и политики, предлагали космонавтам сначала вернуться, а потом уже с новой экспедицией исследовать соседний мир. Когда «Ясон» и «Орион» исчезли из Солнечной системы, то и в СССР и в США, практически за несколько часов приняли программу ввода в строй новых атомных кораблей. Однако, испуг был преждевременным и через сутки космонавты вернулись с удивительными новостями.

По ту сторону портала, в системе коричневого карлика, практически рядом с выходом, нашлась планета, которую мы назвали Хранилищем, а американцы Depository, что примерно означало то же самое. Это небесное тело оказалось кладезем информации, а расшифровка той небольшой части данных, что мы нашли, подстегнули мировую науку и позволили ей скакнуть буквально на сотню лет вперёд. Главным сокровищем оказались данные о строительстве, лёгких в производстве, скоростных космических кораблей, которые могли пересечь Солнечную систему, от Земли до облака Оорта, меньше чем за сутки. Важной особенностью, оказалось то, что это были корабли двойного назначения, которые могли использоваться как перевозчики и военные суда.

Руководство СССР быстро смекнуло, что это же неспроста и потихоньку начало переводить экономику на военные рельсы. Да и для американских ястребов это оказалось неплохим поводом для милитаризации страны. К 1985 году, полёты на Плутон, а следом и на Хранилище, стали делом обычным. Заговорили даже о совместной колонизации планеты, однако правительства двух стран, к чему-то напряжённо готовились. Когда наконец удалось узнать второй индекс, стало понятно, что подготовка была ненапрасной. За порталом обнаружилась населённая планета, которая входила в Империю Миллиарда Звёзд (на самом деле звёзд было поменьше, но это уже детали).

Полное название этой космической сверхдержавы на их языке было Ардат Коррума Оракши Тангорихкс. Последнее слово было изначальным названием страны, когда она ещё делила родную планету с множеством других государств и племён. Немаловажной проблемой было то, что Империя рассматривала все пригодные для жизни миры в Галактике Млечный Путь, как потенциально свои земли, а разумных существ там обитающих как своих будущих подданных. Лояльных, разумеется, ибо нелояльные подлежали уничтожению. Последние сто лет Тангорихкс уже не расширялся, пытаясь удержать завоёванные миры, в которых поднимал голову сепаратизм, из-за слабеющей центральной власти.

Имперские консерваторы, с тоской вспоминающие славные деньки, величайших военных побед Тангорихкса просто воспрянули духом, найдя нового противника. Армия, которую сокращали последние тридцать лет, тоже была счастлива. С их точки зрения, мы хоть и были крайне слабым противником, но новая цивилизация, это тревожный звоночек для Имперского Совета и Императора, что нельзя расслабляться, Галактика огромна, и вдруг найдётся ещё одна или не одна сильная цивилизация.

К началу девяностых стало очевидно, что война неизбежна. В метрополии получили сведения, что в месте, которое они раньше считали пустым и безжизненным, нашлась новая цивилизация. Нас во время своей экспансии они просто не заметили, выйдя у Плутона и приняв Юпитер за коричневый карлик, улетели восвояси. Они даже потеряли индекс нашего портала, настолько им было наплевать. Вот такая случайность спасла Землю от вторжения в середине девятнадцатого века. Хотя многие считают, это была не случайность, потому что больше ни в одной звёздной системе, порталы не были расположены так далеко от населённых планет.

Когда нашим странам стало очевидно, что противник недоговороспособен, мы начали судорожно строить свой космический флот, готовясь к войне, а заодно запустили программы колонизации соседних, незаселённых миров. Колонии на Полигоне и Новом Шайенне были основаны в 1986 году, аккурат через год после того, как мы впервые столкнулись с Империей на Ярве. Обе державы создавали резерв на тот случай, если нам придётся отступить, оставляя Землю неприятелю.

В 1988 году, в том самом году, когда начала заселяться Целина, имперцы предъявили Земле ультиматум, требовавший безоговорочной сдачи и переход под управление имперских чиновников. Его даже не стали обсуждать хотя некоторые страны потребовали собрать Генеральную Ассамблею ООН, но в ней не было никакого смысла, потому что и Советский Союз и Соединённые Штаты собирались драться до конца, а на мнение стран, не обладающих серьёзным военным потенциалом, им было наплевать.

В 1990 году, в имперском руководстве приняли решение объявить войну землянам. Решение принимали так долго из-за того, что государство это было огромное и сильно бюрократизированное. Но всерьёз нас не восприняли, поэтому снарядили всего лишь часть космофлота, да и не самые лучшие эскадры. Поэтому в самых первых стычках, которые состоялись через полгода после совместных советско-американских учений, невзирая на нашу неопытность мы одерживали победы и даже смогли захватить упомянутую Ярве, хоть это едва не стоило нам всего звёздного флота.

Но тем не менее и мы и американцы захватили ещё пару колоний, прежде чем император и круг его приближённых пришёл в себя. С 1996 года война началась по-настоящему.

Огромной удачей для всех нас оказалась победа на выборах в США ставленника армии и ВПК, Дональда Рамсфельда. Старый милитарист, он ещё помнил Вторую Мировую, которую застал ребёнком, однако его отец был военно-морским офицером, поэтому выбор президента был прост — вступить в союз с СССР. На удивлённые вопросы его консервативных избирателей Рамсфельд неизменно отвечал: ради общего спасения. И напоминал согражданам про Вторую мировую войну, где Советский Союз и Соединённые Штаты вместе воевали против Рейха и Японии.

Но только со спасением дело обстояло туго. Имперцы громили нас по всем фронтам, мы огрызались, но с трудом. За пять лет было всего несколько успешных операций и понимание: войну мы проигрываем. Учёные не вылезали из Хранилища, ища всё новые и новые технологии, хотя больше надеялись на чудо.

— О чём задумался, товарищ сержант? — вырвал меня из воспоминаний, ехидный голос Мишани.

— А… — махнул рукой я. — О том, как я в армию попал.

Мишаня довольно хохотнул.

— Ну да, ты у нас герой-доброволец. Но с другой стороны, сам посуди. Сейчас на фронте начнётся полный атас, а у тебя уже боевой опыт, ты сержант, хлебнул из котла полной ложкой. Не записался бы добровольцем, сейчас бегал с салагами типа Костина и был пушечным мясом.

Я поморщился. Ефрейтор Филиппов, говорил не всегда приятные вещи, но порой попадал в цель. Да, обстановка на космическом фронте ухудшалась с каждым днём. Даже офицеры перестали скрывать, что, по всей видимости, Землю придётся эвакуировать в недавно открытые колонии, в том числе и сюда, на Полигон. Что было заметно, по развернувшемуся строительству, за пределами нашей военной части.

Итак, всё было плохо. И сейчас и год назад, когда я оказался в армии, в 2000 году, на год раньше призывного возраста. Разумеется, никто напрямую не говорил о тяжёлом положении наших и американских вооружённых сил, но тревожные звоночки уже звенели вовсю.

Я пошёл служить в армию на год раньше потому, что провалился при поступлении в военное училище, слегка недотянув по физкультуре. Понурившись, я покидал военное училище, когда на выходе меня догнал, один из тех самых офицеров, которые, изучив мои результаты, отказали в поступлении. Почти всё сдал на отлично, но физическая подготовка была хуже, чем им требовалось.

Увидев офицера, я обрадовался, ожидая, что он скажет мне: произошла ошибка и я могу приступать к учёбе. К сожалению, меня ждал очередной облом.

— Ты очень хорошо готовился, молодец, — сообщил мне он. — Но у нас сейчас очень строгие критерии отбора и большой конкурс на место. Поэтому я тебе посоветую вот что. Ступай в свой районный военкомат и пиши заявление добровольцем на фронт, если не хочешь терять год на гражданке. В действующие космические войска сейчас берут всех.

Я обрадованно кивнул. Моё настроение стремительно улучшалось. Я ведь изначально нацелился на военное училище, ни о чём другом не думал, поэтому даже не представлял, что мне делать в оставшийся до призыва год и чем заниматься.

— А возьмут? — вдруг засомневался я.

Сомнения было оправданы, ведь в училище мне отказали.

— Для военкомата, в рядовые, у тебя отличные физические данные, — усмехнулся офицер. — Конечно, служба добровольцем имеет и свои минусы. Тебя не уволят в запас по истечении срока службы, а оставят до демобилизации, но это не важно. Через год-полтора, если ты не будешь валять дурака, и проявишь лидерские качества, тебе могут предложить поступить в училище на офицера.

Я просиял. Путь к заветной мечте, стать офицером хоть и оказался не так прост, но всё-таки был реален. Да и наплевать на то, что в запас меня не уволят через пару лет. Я вообще тогда собирался остаться в армии на всю жизнь.

Кстати, многие не верят, но в то время, даже когда положение на фронте было тяжелее некуда, а наша планета, казалось, вот-вот будет захвачена имперцами, в армию призывали всего на два — три года. Так было, как бы странным это не казалось. Во-первых, призывали ещё и девушек, так что в пушечном мясе недостатка не было, а во-вторых, если Земля падёт под ударами Империи, то надо будет кому-то организовывать сопротивление, партизанить и всё остальное. И третьей причиной было то, что служивших в армии записывали в первую очередь на эвакуацию в колонии. Там могло случиться всё что угодно, поэтому у них должна быть неплохая военная подготовка. На всякий случай.

Вот так вот я, молодой дурак, и попал в армию, в свои семнадцать лет. Так как я готовился к поступлению в военное училище, то учёбу подтянул, дисциплину опять же поправил, кроме того, активно занимался общественной и комсомольской работой, то меня отправили не сразу в действующую армию, а в учебку, где я быстро прошёл сержантские курсы, и только после этого оказался на передовой.

Космодесант, это, знаете ли, даже не ВДВ, это гораздо страшнее. Да и официально мы никогда не назывались космическим десантом, во всех документах фигурировало название: пехотные части космической поддержки. Но грамотных людей, читавших зарубежную фантастику в нашем отечестве всегда хватало, поэтому с чьей-то лёгкой руки, за нами закрепилось название космодесант, которое было удобно своей краткостью, что было хорошо, особенно в боевой обстановке. Раз в месяц, командованием овладевал странный зуд, и они пытались называть нас космопехотой, но безуспешно. Впрочем, по слухам, после войны произошли какие-то сдвиги, но я сомневаюсь.

Понятное дело, служба была не сахар, война всё-таки, которая, как повторяли нам отцы-командиры на политзанятиях, страшнее Великой Отечественной. Вероятно, боялись, что забудем. Хотя как тут забудешь! Один рейд на Арсу чего стоил, или Нотрийский провал! Про более мелкие операции я и не говорю.

А после боевых операций, нас возвращали на Полигон. Сейчас многие уже не помнят этого названия, после официального переименования, а во время войны планета официально звалась МПРО-2ЖК. То есть Млечный Путь, Рукав Ориона, вторая планета, жёлтый карлик. Вторая, это где живут советские граждане, с учётом Земли, разумеется. Полигоном мы его называли в разговорах, чтобы не ломать язык, и отличать от других заселённых миров, которых мы к тому времени освоили аж четыре штуки. Освоили это громко сказано. Единственная более или менее, заселённая планета, где жило аж двадцать тысяч, была МПРО-4КК, а в просторечии Целина. Потому что она снабжала едой армию, и гражданским на Земле кое-чего перепадало. И ещё чтобы враг не догадался хотя им, врагам, было всё равно.

Откуда взялось прозвище «Полигон»? Так изначально он был главной и единственной военной базой, космического флота СССР. Сначала называли просто «База», но оно не прижилось, а вот «Полигон» понравился всем и офицерам, и солдатам и даже учёным, которые возводили университет в километре от нас.

Иногда я считаю эту планету, своей второй малой Родиной, хотя и прожил здесь чуть больше года в казармах, после того как окончил учебку и, получив звание младшего сержанта, был отправлен к месту несения воинской службы. Отсюда я отправлялся на Арсу, Персей, защищал от вторжения Целину. Сюда я возвращался, после Нотрийского провала и прочих как удачных, так и неудачных битв. После войны я тут тоже жил какое-то время, но это другая история.

В наши дни Полигон получил имя Петра Мироновича Машерова, и гражданских здесь в разы больше чем военных, но печать войны, до сих пор лежит на этой планете. Тогда же, здесь из гражданских было несколько эвакуированных университетов, да и те больше заточены под военные нужды.

Но вернёмся ко мне и ефрейтору Михаилу Филиппову, с которым мы засели в неофициальной солдатской курилке, что находилась в небольшом закутке между мужской и женской казармой.

С Филипповым я познакомился, едва попал на Полигон. Он был на год меня старше, а в армию мы попали одновременно, только он сразу в космос, а я ещё учился полгода. Сошлись мы тоже, в общем-то, случайно. Как-то разговорились и выяснили, что мы не просто с одного города, а чуть ли не соседи. Я жил в Рязани, в частном доме на Михайловском шоссе, а он обитал в пятиэтажной хрущёвке на улице Чкалова. Но обнесённое забором железнодорожное полотно, отделяло нас надёжнее государственной границы. И к тому же он учился в семнадцатой школе, а я в тринадцатой. Но это там я с Михайловки, а он с Чкаловки, здесь мы земляки и соседи. На первых порах он мне очень помог, войти в боевой коллектив, утвердиться командиром. Правда, человек он был своеобразный, со временем стал больше вредить, чем помогать (не специально, разумеется), но мы уже сдружились, особенно после совместных боёв, и тут я ему начал прикрывать спину.

Прошла неделя после нашего, совсем не триумфального возвращения, после операции на Пегасе, совместной атаки советского и американского космофлота на имперские позиции в системе белого карлика. Не то чтобы нам сильно досталось, просто мы поспели к шапочному разбору, когда уже почти всё закончилось, а высадка на необитаемые планеты даже и не планировалась. Мишаня долго смеялся и назвал происходящее туристической поездкой, за что чуть не схлопотал выговор от старшего сержанта Зотовой.

И, кстати, нам очень повезло, что не пришлось вступать в бой. После нотрийского провала нас почти полгода укомплектовывали заново. По сути дела, сейчас наша бригада была собрана из новичков с небольшим числом ветеранов.

— Ладно, — проворчал я. — Мишань, сделай одолжение, не ори на всю часть эту буржуйскую пропаганду с «Голоса Америки». КГБ, покушение, месть Машерова. Вот бред какой-то, чесслово. И откуда эти журналюги американские такое узнали? Думай, короче, что говоришь.

— Нет, ну дыма без огня не бывает, — не согласился со мной Мишаня.

— Ещё раз повторю. Орать об этом на каждом углу не надо. Особенно в присутствии салабонов. Они от этого ссутся и бегут к отцам-командирам, в жилетку плакаться. А командиры потом вставляют мне, почему в моей комсомольской ячейке, ходят всякие неуставные разговорчики. Скажи ещё спасибо, что наш мамлей, человек понимающий и не стал раздувать скандал.

Филиппов как-то даже сдулся. Погрустнел, ссутулился.

— Что, правда, кто-то из наших стуканул? — спросил он потерянным голосом.

— Миша, ты не забыл, что пока они с нами дерьма большой ложкой из одного котла не похлебали, они ни хрена не наши. Да и вообще, отучай себя от дурацкой привычки трепаться с салабонами про политику. Ты им лучше байки рассказывай, как Грибаидзе, хочешь про охоту, а хочешь про то, как мы героически драпали с Нотри, хотя нет, про это тоже не стоит.

— Пойдём к штабу, — буркнул Мишаня, стараясь не глядеть мне в глаза.

— Тоже чуешь, что готовится какое-то большое западло?

— Ага. А ещё кого отловить из соседней бригады думаю, напомнить про долг в две пачки сигарет.

— Бесполезно, — сообщил я. — Выдавать табачное довольствие будут завтра, так что считай у всех голяк.

— Может, НЗ вскроем?

— Может, и вскроем, — протянул я.

— Типун тебе на язык, — возмутился Мишаня, поняв, что я намекаю на уже упомянутое западло.

У штаба сегодня было как-то непривычно тихо. Обычно мы старались не светиться, чтобы не попадать на глаза офицерам, ибо от вида слоняющихся без дела солдат, у командиров начинало зудеть, где не надо и они старались припахать всю бригаду, делать что-то полезное, но абсолютно ненужное. А за такое, уже и сослуживцы могли тебе претензию выставить. Где-нибудь в тёмном уголке. Поэтому если нам что-то надо было узнать, разумеется, не в штабе, а у своих ребят, из часовых, то мы меняли рекомендованный ещё Петром Великим, вид лихой и придурковатый, на сосредоточенно-деловой. С понтом, солдат не так просто шляется, а послан офицером. Если кто-то из отцов-командиров маячил в зоне видимости, то мы, отдав честь, шли дальше, не задерживаясь и не глядя в глаза. Но если никого не было, то подобравшись к выставленным у штаба часовым, мы выясняли, что нам надо, после чего с таким же серьёзным видом, растворялись за горизонтом. У нас, тут военная часть, она же база, пять километров в диаметре, спрятать можно что угодно, даже пирамиду Хеопса, ну, если прапорам это поручить.

У штаба нам повезло и не повезло. Обломался Мишаня, который не встретил своих должников, я вот уверен, что в ближайшие два дня, он их и не найдёт. Зато часовые нам поведали, что прибыл кто-то важный, с Земли и офицеры засели там с утра и до сих пор не выходили, даже в сортир.

— Накаркал, — проворчал Филиппов.

— Служу Советскому Союзу! — отозвался я машинально. — Пошли вскрывать НЗ.

— Погоди, — остановил он меня. — Видишь? Ираклий нарезает круги вокруг казармы?

Слышит Мишаня не очень хорошо, зато глаз как у собаки. Или как у орла. Точно не помню. С такого расстояния углядеть, кто там бегает, не каждому дано.

— Тогда спрячемся в курилке и подождём, когда он наконец определится куды бечь и за что браться.

У Ираклия Грибаидзе среди его положительных и отрицательных качеств, выделялась одна, благодаря которой, солдатам под его командованием служить было легче. Он не курил, и почему-то не знал, где вообще находится курилка, и там всегда можно было спрятаться либо от его баек, либо от охватившего его приступа чересчур бурной деятельности.

Аккуратно передвигаясь по местности, не попавшись никому на глаза, спасибо инструкторам за подготовку, мы добрались до нашей родной курилки, которая, кстати говоря, была незаметна непосвящённому человеку, что устраивало абсолютно всех, а я как старший по званию, периодически организовывал там субботники. На всякий случай чтобы запах от тысяч разлагающихся окурков не выдал её местонахождение, кому не надо.

Курилка, по идее должна была быть частью здания, ибо сверху была покрыта тем же материалом, что и казарма, то есть какой-то прозрачной, с одной стороны, фигнёй типа пластика, из которого делают парники, но очень и очень прочной, выдерживающий Т-90 в полном обвесе. Тоже инопланетная технология, из которой сначала планировали делать крыши и стены, потом просто крыши, но люди пугались, поэтому от технологии на время отказались, а казармы перестраивать не стали, солдат-то он чё? Он ко всему привыкает, а возражать ему по уставу не положено.

Однако, в какой-то момент что-то пошло не так — возможно, просто-напросто не ошиблись в расчётах, а про эту часть забыли, но получилась удачная закрытая с трёх сторон стенами, защищённая от дождя солдатская курилка. Мы заботились об этом уютном уголке, притащили стульев, скамеек, сделали гигантские пепельницы, ну и как я сказал, регулярно занимались уборкой.

Вот только за то время, что мы отсутствовали, в курилке появился ещё один человек. К счастью, он был младше нас по званию.

— Рядовой Костин, почему не на политзанятиях? — первым делом спросил я, едва мы с Мишаней вошли в курилку.

К тому времени я уже был сержантом, а Мишаня Филиппов ефрейтором, и за нашими плечами был год службы, вернее, год войны. Поэтому недавно призванный рядовой Александр Костин, поперхнулся табачным дымом, дёрнулся, пытаясь встать по стойке смирно, но махнул рукой, заметив, что мы ржём.

Вообще Саша, был отличным парнем, из которого со временем мог бы получиться неплохой космодесантник. Поэтому я его всегда выделял из остальных бойцов подтягивал ему огневую подготовку, давал дополнительные нагрузки. Ему это не слишком нравилось, но я старался сделать так, чтобы он пережил свою первую операцию.

— Очень смешно, — пробормотал Костин.

Правда, какие политзанятия, на которых отсутствует секретарь комсомольской первички и его заместитель?

Да в перерывах между боями на мне ещё висела и общественная работа. Отличник, комсомолец, вперёд и с песней. Наш предыдущий старший сержант с большим удовольствием сбросил на меня эту должность, всего три месяца прошло после того, как я появился на Полигоне. Тогда я ещё не расстался с мечтой стать офицером, поэтому охотно взялся за общественную нагрузку. Спустя год, я уже не горел желанием получить погоны со звёздами, но комсомольской работой занимался с удовольствием, тем более что в условиях войны, от меня особо много и не требовали. Так, следить за настроениями, пресекать пораженческие разговоры, следить за морально-нравственным состоянием вверенной мне первичной организации. С последним получалось не очень, но об этом позже.

Филиппов тем временем решил немного пошакалить.

— Есть чё? — спросил Мишаня, у Костина.

В ответ тот показал пачку «Астры» без фильтра. Филиппов скривился. Я тоже поморщился. Всё-таки стрелять у духов, это последнее дело. Тем более что им и не выдают нормальные сигареты. Вздохнув, протянул Мише свою пачку, той же «Астры», но с фильтром. Мишаня взял сигарету.

— Богато живут наши сержанты, — прогудел он.

— Хамить не надо людям, — оборвал его я.

Мишаня снова разинул пасть, чтобы высказаться, в очередной раз, но я наступил ему на ногу, потому что как раз показался тот человек, в адрес которого он и хотел наговорить гадостей.

Полина Новикова, тоже ефрейтор. Шикарная, грудастая блондинка с весьма симпатичной мордашкой, скользнула к нам в курилку. И что сказать… хороша Маша, но не наша. Она была возлюбленной младшего лейтенанта Терёхина, а до того крутила шашни со старшиной Орловым. За это она получила, от завистливой солдатской массы, прозвище «переходящее знамя», о котором не догадывалась бы, если б не Мишаня. У которого было две проблемы: невоздержанный язык, и слишком громкий голос, последствия того, что в детстве он оглох на одно ухо. Слух вернули, но он до сих пор, даже шёпотом умудрялся говорить очень громко и неудивительно, что Новикова, услышала несколько раз, как он обсуждает её. И с тех пор общение, между ними стало исключительно по уставу. А вот ко мне она относилась очень хорошо, наверное, потому что я пресекал подобные разговоры. Сам я был склонен соглашаться со слухами, но болтать об этом не надо. Можно накликать неприятности. Мамлей наш, мужик свойский, но может, обидится.

Полина поморщилась от табачного дыма. Не сказать, что мы много накурили, но просто, кто курил «Астру» без фильтра, знает, махорка там ядрёная, а если её курить на позициях, но противник может пожаловаться в гаагский трибунал, на применение химоружия. Хотя наши инопланетяне, жаловаться не будет.

— Привет, Полин, — улыбнувшись, сказал я. — Как там, в женской казарме?

— Здравствуй. Лучше, чем в мужской, — дежурно отшутилась девушка.

Она протянула мне три пачки, той самой «Астры» с фильтром.

— Остальные я Лёше отдам, — сказала она своим ровным, с лёгким холодком, голосом.

Она всегда так говорит, даже когда шутит. Но только не в боевой обстановке. Видел я её в деле, повоевали плечом к плечу и она мне спину прикрывала и я её вытаскивал не раз, а потому разговорчики пресекал. Ефрейтора ей дали заслуженно, а не за постельные подвиги, а её отношения с кем-то, это её дело. Может быть, у неё потребности такие, мало ли. А может, и мне, чего перепадёт, вдруг случится, всякое ведь бывает. Короче, не нашего ума дело и лучше не выделываться лишний раз.

Я кивнул и от души поблагодарил девушку. Табачного довольствия нам полагалось пять пачек в неделю. До армии я не курил, но буквально за год стал заядлым курильщиком и пяти пачек мне не хватало. На Земле этот вопрос решался проще, а на Полигоне приходилось выкручиваться. Не было там тогда никаких магазинов, весь осуществлялся централизованно, а привезённое распределялось. Одним из способов было подружиться с некурящим воином советской армии, каких здесь было очень мало. Даже приличные девушки начинали смолить как паровоз, после двух месяцев службы. Но Полина пока держалась.

— За учебники спасибо, — сказала она и удалилась, слегка покачивая бёдрами.

Это был не обмен. Просто на прошлой неделе, я вызвался добровольцем (как-то у меня вошло это в привычку) помочь разгрузить книги, в университете. Те в благодарность дали мне несколько списанных учебников и добавили художественной литературы. Не особо интересной, иначе бы не дали. Учебники я сразу сплавил Новиковой, она не раз говорила, что после службы продолжит учёбу в Политехническом. Предупредил, что старые и списанные. Но всё равно, пришлись к месту.

— Ты смотри, что с нашим рядовым, — снова разинул пасть Мишаня, едва Новикова отдалилась на расстояние, с которого она точно не услышит вопли ефрейтора Филиппова. — Аж слюна потекла!

Избавиться от дурацкой привычки обсуждать товарищей, я пока не смог его заставить, но, по крайней мере, научил его соизмерять мощность глотки и вводить людей в искушение, набить ему морду.

Костин снова закашлялся и стал сплёвывать махорку.

— Ну почему нам дают сигареты без фильтра! — возмутился он. — Неужели нельзя выпускать побольше нормальных!

— Неправильно мыслишь, товарищ рядовой! — вмешался я. — «Астру» без фильтра, положено выдавать молодым, почему? Потому что, вы вечно голодные, а ей и накуришься, и наешься!

Мишаня снова заржал аки конь. Саша Костин сплюнул ещё раз, и потушил бычок.

— Кто в каптёрке? — спросил я у него, когда он начал выходить из проёма, бывшего нашей курилкой.

— Янис. В смысле рядовой Балодис, — отозвался он.

— Отлично, — сказал я. — Тогда докуриваем, и быстро в каптёрку, иначе Грибаидзе припрётся, тогда точно до наших нычек не доберёмся.

Костин не отреагировал на мои слова. Он слишком мало прослужил и не знал, местную солдатскую примету, что как только сержанты начинают вскрывать свои нычки, значит готовиться большая подлянка.

Я осторожно постучал в дверь каптёрки.

— Кто там? — раздался голос Яниса Балодиса, с лёгким, очень неуловимым акцентом.

— Русские оккупанты! — ответил беспардонный Мишаня, своими громовым голосом.

Я закатил глаза, и ткнул его локтем в бок. Железная дверь заскрипела, открылась и перед нами предстало разозлённое лицо Яниса. Его можно было понять. Из-за шести идиотов дурно отзываться обо всём народе, это реальное хамство и неуважение.

Сейчас уже многие забыли, но дело было вот в чём. В самом начале войны, в Риге, местные недобитые фашисты, выбежали на площадь с плакатиками «Лучше инопланетные оккупанты, чем русские». Они так недолго простояли, их начали избивать чуть ли не местные жители, а подоспевшая милиция по большому счёту спасла их от самосуда и расправы. После были выступления по Центральному Телевидению, деятелей латышской культуры, спортсменов и прочих, все осуждали это выступление. От них даже открестились эмигранты, а американцы промолчали, как и наши в аналогичных случаях в США. Но ложечки нашлись, а осадок остался. И у некоторых людей, преимущественно жителей провинции, таких как ефрейтор Филиппов, это иногда прорывалось.

— Извини Янис, — сказал я солдату и у того удивлённо вытянулось лицо. — Товарищ Филиппов иногда позволяет себе дурацкие шутки, не думая над тем, что это не смешно, а оскорбительно.

Мишаня мрачно промолчал, а я, чтобы не терять времени вошёл в каптёрку.

— За нычками? — спросил Балодис.

— За ними, за родными. А что?

— Грибаидзе полчаса назад прибегал, сказал, что скоро будет и чтобы я никого не пускал. Товарищ Кирьянов, что-то готовится?

— Угу, — пробормотал я, быстренько добираясь до наших с Мишаней запасов. — Спецоперация. Пока не говорят, где как и почему, но в течение суток, доведут до личного состава.

Глаза Яниса радостно загорелись. Салабон, что тут скажешь. Служит второй месяц, пороху ещё не нюхал, поэтому очень хочет побывать в бою, а ничего хорошего в этом нет. Нет, я-то отсиживаться не собираюсь, не для того я добровольцем пошёл. Но и радости мне это уже недоставляло.

Нычку искать долго не потребовалось, и вот наконец, я извлёк нас с Мишаней драгоценный запас. Четыре блока сигарет. Два — «Астра» с фильтром, один блок болгарских и ещё один американских. Широко жил партизан Боснюк, ничего не скажешь.

— Ладно, Янис, спасибо, — поблагодарил его я. — Мы пошли, и да ты бы сам как-то запасся. Не только сигареты…

Тот пробормотал что-то неразборчивое, а мы с Мишаней не стали его слушать, а поспешили к другим нычкам. Ничего, жизнь его научит делать запасы. Со снабжением в нашей рабоче-крестьянской армии всё в порядке, но вот только ситуации разные бывают. Не всегда оно успевает и тогда при себе лучше иметь небольшой запас, чтобы не было так грустно ждать, когда про нас вспомнят.

— Значит так, товарищ Филиппов, — начал я, официальным голосом, едва мы отошли подальше от каптёрки. — Ещё одна подобная выходка, и выговор по комсомольской линии тебе обеспечен.

Мишаня, парень нормальный. Но иногда его заносит так, что лучше одёргивать, а за те полгода, что мы сидели на базе, он как-то расслабился.

— Ну а чего такого-то?! — возмутился он.

— Ничего. Янис Балодис, комсомолец и твой боевой товарищ. И лично он осуждал выходку этих идиотов в Риге, как и вся его семья и ты не имеешь права делать намёки, приравнивая его к тем фашистам.

Мишаня сердито сверкнул глазами, но ничего не ответил. Я всё-таки надеялся, что его проймёт, и больше он мне неприятностей не доставит. А то ведь и правда придётся лепить выговор, а этого не хотелось бы.

— Не забывай, что ты скоро пойдёшь с ним в бой, и, возможно, он будет прикрывать тебе спину, — уже нормальным голосом объяснил я. — Понял?

— Понял, понял, — проворчал Мишаня, и тут нас догнал старший сержант Ираклий Грибаидзе.

Разговорившись, мы проглядели главную опасность. А Ираклий никуда не делся, просто сам метался по территории, партизанскими тропками. Грибаидзе был чем-то похож на Скрипача из фильма Кин-Дза-Дза, только был покрепче, и выглядел он более уверенным в себе.

— Кирьянов, у меня к тебе просьба, — акцента в голосе старшего сержанта почти не слышалась. — Собери к пяти часам личный состав в ленинской комнате, там Гриценко и Фролов будут ставить нам боевую задачу. Сам я сейчас не могу…

Он недоговорил и стало понятно, что у Грибаидзе инспекция его нычек.

— Так точно, — буркнул я, думая, успеем ли сами собрать свои скудные запасы, а старший сержант убежал, едва услышав ответ.

— Успеем, — ответил Мишаня, на мой невысказанный вопрос. — Разделимся и всё соберём. К тому же большинство наших в казарме.

Я кивнул. И мы действительно уложились в положенное время, а в пять часов я впервые услышал про планету МПРО-14ЖК, которую сейчас все знают как Кадмию.

Глава 2. Вылет и неудачная посадка

Звёздная система на окраине Рукава Ориона

Сказать, что я был ошеломлён, тем, что я услышал… Ха! На самом деле за год, проведённый в армии, я уже ничему не удивлялся. Ну, планета, ну странный технологический объект. Эка невидаль. Здесь всё странное.

Короче, дело было вот в чём. Несколько месяцев назад, очередная разведывательная экспедиция обнаружила звёздную систему, с одной пригодной для жизни планетой, и более сложным и энергоёмким порталом. Такие устройства, как мы уже знали, позволяли переходить из одного галактического рукава в другой. Мы нашли несколько подобных проходов, но почти все они контролировались имперцами, отбить их не удалось, а единственный межрукавный портал землян был захвачен американцами. Они, безусловно, разрешали нам им пользоваться, как союзникам, но лучше всё-таки было бы иметь свою дверь. Всякое, может случиться.

Однако взять под контроль и портал и звёздную систему оказалось сложно. Дело в том, что порталы всегда включаются по-разному. В Солнечной системе запускали непосредственно с портала, потому как он находился вдали от обитаемых планет, но здесь, в этой звёздной системе, управление осуществлялось напрямую с планеты, что встречалось намного чаще. Но проблема была не в этом. Контрольное устройство было надёжно защищено, неизвестно кем, но, вероятно, Предтечами. Из космоса оно было прикрыто электромагнитным излучением, которое надо было отключить, добравшись до него пешком по планете. Внизу же, как многие подозревали, нас ждали многочисленные сюрпризы и охранные устройства Предтеч. Казалось бы — соваться в таких условиях, очень глупо, но Земля тогда находилась в очень тяжёлом положении и хватались буквально за каждую соломинку. Назвали всё это дело «операция Пирамиды», так как пульт управления порталом, по всем расчётам, находился внутри одной из четырёх пирамид. Почему-то Предтечи построили там здания именно в такой форме.

— Вопросы есть, товарищи бойцы? — немного нервничая, спросил младший лейтенант Терёхин.

Он был не настоящий офицер, а попал к нам физмата ЛГУ, закончив военную кафедру. Мужик он был хороший, но какой-то излишне суетливый, потому что солдаты, особенно ветераны Арсы и Нотри, относились к нему скептически. Прислали его два месяца и в бою он ещё ни разу не был, а считалось, что мамлей нами командует. Какого чёрта «пиджака» вообще отправили в космодесант, я ни тогда, ни сейчас попросту не понимаю. Мог, конечно, и сам попроситься, но как-то маловероятно. Тогда ещё не сняли героических фильмов про наши подвиги, а про сам род войск если и слышали на гражданке, то путали с ВДВ, что нас очень злило, десантников, кстати, тоже.

Но он мне нравился. Не строил из себя крутого командира, хотя и спуску-то не давал. К тому же старался заинтересовать нас, скажем так, прикладной наукой, то есть рассказывал о каких-то новых открытиях и вещах, с которыми мы постоянно сталкивались во время службы. Как-то раз, мы с ним устроили проверку одной солдатской байки, которая ходила про наши новые автоматы АК-97, но об этом позже.

— Товарищ младший лейтенант, — поднял руку я. — По какому принципу будем формировать группы для спуска на планету?

По его лицу читалось, что как бог на душу положит, но так он ответить не мог, поэтому стал выкручиваться.

— Мы решили поручить это сержантскому составу, — уверенно ответил он.

Я переглянулся с Грибаидзе. Мы друг друга поняли. Берём в команду ветеранов, тех с кем уже успели повоевать, и совсем немного новичков.

— Товарищи, бойцы, — вмешался старлей Гриценко, видя, что ещё немного и младший по званию «поплывёт». — Нам поставлена очень ответственная задача, успешное выполнение которой может повлиять на исход войны. Поэтому отнеситесь со всей серьёзностью. У вас будет два дня на подготовку, которой я лично займусь.

Гриценко это серьёзно. Короче, повлияет или нет это на исход войны, но с нашим старлеем тужить не приходиться. Следующие два дня, нас ожидают такие, что для нас за счастье будет десантироваться на малоизвестную планету, где нас ждёт неизвестность, не подразумевающая ничего хорошего. Вообще, он дядька опытный, настоящий космический волк. В космодесанте с самого начала войны пришёл сюда, как и я, рядовым и добровольцем и вот стал офицером. Возможно, звёзд на его погонах было бы больше, но Гриценко загнали в военное училище только с третьей попытки, да и даже не в училище, а на командные курсы. Если мы идём с ним, то пофиг, что у Терёхина нет никакого боевого опыта, там старлея на двоих хватит.

Я ним сталкивался, во время бойни на Нотри, после которого я получил свою первую боевую награду: за оборону Нотри. Он вытащил из-под огня имперцев, то, что осталось от подразделения, в котором, служил я.

Собрание мы покинули вместе с Грибаидзе. Я хотел было нырнуть в курилку, но вовремя вспомнил, что Ираклий не курит, поэтому дела пришлось обсуждать практически на виду офицеров и солдат, в трёх метрах от входа в казарму.

— Значит, наша группа — ты, я, Филиппов, Барсуков, Мовсесян, кого ещё? — немного волнуясь спросил Ираклий.

— Свешников же? — удивился я.

— Да, точно, Лёха, его тоже берём, — согласился Грибаидзе.

— А не многовато у нас сержантов и ефрейторов? — влез Филиппов. — Если…

— Ай, джандаба! — ругнулся Ираклий. — Да молодых надо взять.

— Костин, Балодис, Сумкин, Омаров, самые толковые, — сказал я.

— Слушай Валер, тогда подбери народ, сам понимаешь, чтобы нам офицеры не зарубили список, ну и молодые при этом у нас под ногами не путались.

Сказав это, он моментально куда-то умчался.

— Не все нычки вскрыл, — заметил Миша. — Но смотри какой орёл. Озадачил тебя и улетел. Но не расстраивайся. Станешь, старшим сержантом, сам будешь народ нагружать.

— Я тебя буду грузить, — пообещал я.

— Ха. Ха. Забудь про это. Я выше ефрейтора не поднимусь, так что Лёхе Свешникову все шишки достанутся.

— Вот! Хорошо, что напомнил. Пойдём его поищем. Чтобы скучно не было.

Но в курилке мы Свешникова не нашли. Зато обнаружили там четверых новобранцев, которых я рекомендовал Ираклию. Молодцы были все как на подбор, высокие, крепкие и сейчас докуривали свои бесфильтровые сигареты, которые мы называли беспонтовые. При нашем появлении они молча уставились на меня с Мишаней.

— Готовьтесь бойцы, смертушка ваша пришла, пойдёте в отряде со мной и Грибаидзе, — сообщил им я. — А чтобы вам не скучно было, подтянете своих дружбанов.

А что ещё делать, если, как ни крути, а отряд получится неслаженным. Надо по максимуму сплотить бойцов.

— Гонять вас будем, как псов шелудивых, — добавил Мишаня. — Все три дня.

О том, что нас всех будет гонять старлей Гриценко, Филиппов вежливо умолчал.

Однако бойцы почему-то обрадовались. По всей видимости, им показалось, что идти с отрядом ветеранов более безопасным, чем с такими же салагами, но с сержантскими лычками. Это они зря. Когда воюешь с настолько превосходящим тебя противником, как Империя Миллиарда Звёзд, любая боевая операция, это долбанная лотерея, где тебе не поможет ни боевой опыт, ни какие-то специальные навыки, а только везение.

— Товарищ сержант, — обратился ко мне рядовой Омаров. — Говорят, если операция будет удачной, то нам дадут неделю отпуска?

У Филиппова от такого вопроса пропал дар речи. Дело в том, что Омаров служил всего-то три месяца, считай без году неделя, а уже запрашивает как там насчёт отпуска. А надо сказать, что ни Мишаня, ни я с тех как прибыли на Полигон, домой не возвращались, хотя служили больше года.

Понятно почему. Тогда ещё не была отлажена в должной мере логистика, каких-то регулярных рейсов на эту планету не было, а гражданские звездолёты сюда везли учёных и оборудование, а отсюда, чаще всего везли офицеров, командование, разведчиков, почту, срочные документы, а реже раненых или демобилизовавшихся бойцов. Короче, не до отпускников нам было тогда.

Командование космическими войсками, и мы и американцы, не сговариваясь, перенесли из Солнечной системы, на первую открытую нами планету у другой звезды. От Земли до портала лететь восемь часов, так теряется всякая оперативность в управлении войсками.

Пока Мишаня всё не испортил, я спокойно соврал рядовому.

— Да, весьма вероятно. Главное — вернуться с задания живыми.

Бойцы обрадовались и спокойно докурив пошли в казарму. Ну да. Молодые ещё, не обстрелянные. Пока не верят в собственную смерть. Мы-то уже знаем, что шансы выжить, они как в том анекдоте, про блондинку и динозавра. И никто не знает, в какие пятьдесят процентов мы попадём через три дня.

— Что это сейчас было? — наконец нашёлся Мишаня.

— Что надо. Миш, не сношай мозги ни мне, ни молодёжи. Пусть они будут бодрые и оптимистичные.

— Ага, ага, как же, — проворчал Филиппов, стрельнув у меня сигарету.

Я не хотел ему говорить, но у Омарова дома был пёс. Овчарка, которую он взял ещё щенком, и растил его и пса этого, надо сказать, он любил и тот, как и всякая животина отвечал любовью своему хозяину. Омаров очень грустил по псу, не запомнил его клички, но если и рвался домой, то только к тоскующему псу. Очень жалел, что в армию нельзя брать собак. Я не особо понимал, этой его привязанности, но учитывал. Мишаня же, обязательно сказал бы какую-нибудь гадость по этому, а может, и нет, но я рисковать не стал. У Сумкина было вообще всё просто. Его невеста служила на Земле, где-то при штабе. Не слишком физически развитая девчонка, так что её не стали брать в космос. В отпуск он, вероятно, хотел рвануть к ней. Янис Балодис грустил по младшим братьям и сёстрам, с которыми на гражданке, с удовольствием возился всё свободное время. Сашу Костина в метрополии ничего не держало, он, как и я в первые месяцы службы хотел военных подвигов. Но явно был бы не против вернуться домой на недельку с медалькой и прошвырнуться по улице, гордо задрав нос. Но да. Не всегда наши мечты соответствуют грубой реальности. Возможно, к лучшему.

— Забудь про них, — проворчал я. — Салабоны меня не волнуют. А вот товарищ старший сержант Грибаидзе меня напрягает.

Мишаня нагло заржал. Я побелел от злости, поняв, что он имеет в виду.

— Заткнись, ты, дурак, — прошипел я. — Личное, здесь вообще не при чём. Ираклий, как ты заметил, сбивает в отряд опытных бойцов, а салабонов старается брать по минимуму. Понимаешь, что это значит?

— Ёмана… — тут до Мишани дошло.

Грибаидзе прислали нам, на усиление в позапрошлом месяце и на замену отбывшему старшему сержанту Ольге Зотовой. На вопросы, где он служил раньше, старший сержант отвечал неохотно и вскользь. Упоминал про Ярве, но не более. За эту систему мы тоже постоянно бились с имперцами, но контролировали её более или менее плотно, поэтому нужды в космодесанте там не было. Ещё Ираклий по своему характеру любил прихвастнуть, но все его байки ограничивались охотой. Участвуй он хоть в одном боевом столкновении, он, конечно, раздул это до невероятных масштабов, но рассказывал об этом постоянно, а не па́рил бы нам мозги охотой в горах. У нас были подозрения, что он не из космодесанта, но теперь всё сошлось окончательно.

— Он же, по сути, такой же салабон, как и эти четверо! — ужасался Миша.

— Я тебе на это с самого начала намекал, — буркнул я.

— И всё равно, — ухмыльнулся Мишаня. — С Олей Зотовой тебе было бы лучше.

Я только отмахнулся от него рукой, вспомнив старшего сержанта Ольгу Зотову.

После неудачного штурма спутника планеты Нотри мы возвращались на базу, на космическом корабле. Настроение у нас было так себе, мы понесли существенные потери, а адреналин бурлил, потому что нас выдернули из горячки боя. Я тогда был начинающий курильщик, а на кораблях хоть и запрещено курить, но все знали, что в стыковочном переходнике это можно сделать и безопасно и беспалева.

Словом, залез я в этот переходник, и только достал сигарету, как в проёме показалась рыжая голова старшего сержанта Оли Зотовой. Я даже удивиться не успел, потому как знал, что Олька некурящая, а она просто выбила сигарету из моих рук, а потом крепко меня поцеловала, попутно расстёгивая мои и свои штаны. От такого счастья я, чуть не закончил до того, как всё началось, но к счастью, справился, и не ударил в грязь лицом, хоть старший сержант и оказалась второй женщиной в моей жизни. Почему я так решил? Когда мы закончили, она сказала — пойдёт, опять поцеловала меня в губы, и уползла обратно.

— Пойдёт, — повторил я за ней, расплываясь в довольной улыбке, а потом, шустро нашёл сигарету, и по классике жанра, закурил.

Такое часто случается, после боя. Всегда надо сбрасывать излишнее напряжение. И моралисты, могут сколько угодно осуждать меня за это, но такое со мной случалось часто и когда служил в армии. Да и потом, когда носился по планетам двух Галактик, всякое бывало.

С Олей Зотовой сложилось всё печально. Хоть мы какое-то время пользовались друг другом для разрядки, но на все мои вопросы о наших отношения девушка предлагала дождаться конца войны, а уже там решить, что к чему. Зотова, как и я, пошла в армию добровольцем, не дожидаясь призыва, а значит, наша служба должна была закончиться почти одновременно, хоть она и служила уже полтора года, а у меня тогда и полугода не набралось.

Она была немного не в моём вкусе, невысокая, худощавая и рыжая, с бледной кожей, усыпанной веснушками, но чем-то меня зацепила. Нет, не тем, что была единственной женщиной на много парсек вокруг. С противоположном полом в Советской Армии тогда обстояло всё неплохо. Задолго до того как я попал в армию, ещё с середины восьмидесятых, когда стало понятно, что дело идёт к межпланетной войне, в армию стали призывать и женщин.

Поэтому дефицита не было, симпатичных девушек, а то и просто красавиц, хватало. Девушки служили во вспомогательных частях, но и в боевых отрядах их было немало. Командиры, как водится, запрещали подобные отношения и наказывали пойманных порой очень серьёзно, но остановить двух молодых людей, которые в боевой обстановке воспылали друг к другу чувствами, не могли. Да и сами офицеры были далеко не безгрешны в этом отношении.

Но за два месяца до экспедиции на Кадмию, Олю вызвали к начальству, и после небольшой беседы, она присоединилась к спецотряду, для выполнения какого-то секретного задания и после этого просто пропала, а нам прислали очень мутного Ираклия Грибаидзе, на замену и фактически на меня легли обязанности старшего сержанта, в то время как Ираклий лишь изображал бурную деятельность.

Так что Миша был неправ. Дело было не в личных отношениях. Просто мне не хотелось идти в бой с таким командиром.

Но думать об это было некогда, потому что со следующего дня начались анонсированные Мишаней адские деньки. Мы гоняли молодых, а офицеры гоняли нас всех.

— Вы несколько месяцев провели в космодесанте как у Христа за пазухой, — застраивал Филиппов шестерых тяжело дышащих салабонов, среди которых были Костин, Балодис, Сумкин и Омаров. — И что значит, не можете прицелиться после стометровки? Там, на территории Империи, вас никто ругать не будет. Вам просто прострелят головы!

— Меньше, — робко пискнул Костин. — Я всего три месяца как прибыл.

Ворчание остальных показало, что они тоже не полгода провели на Полигоне. Как будто это имело хоть какое-то значение!

— Да без разницы! — гаркнул Мишаня. — Я через неделю после прибытия, в бою оказался, а сержант Кирьянов…

— На третий день отправили прикрывать эвакуацию в МПРО-40К, — лениво заметил я.

— Ага, там мы и познакомились, — фыркнул Мишаня.

На самом деле парням просто немного не повезло. Прилети они на неделю раньше, сразу бы попали на Арсу, а может быть, и повезло. Но явно не нам. Мы работаем с тем, что имеем.

— Вы чего расшумелись? — из казармы высунулась голова Ираклия Грибаидзе.

— Молодых натаскиваем, — отмахнулся я. — Не парься.

— Ясно, — буркнул тот и скрылся.

Филиппов посмотрел на меня со значением. Я скривился, в ответ. Что я мог поделать? Офицеры бы не стали меня слушать, а то бы и выговор влепили.

— Ладно, давайте перекурим и продолжим, — проворчал я, направляясь к курилке.

По пути я мрачно думал о том, что нам предстоит. Казалось бы, простая задача. Высаживаемся, идём через джунгли. Если что-то не так, останавливаемся, даём сигнал на корабль, ждём подкрепления. Чувствовалась мне какая-то очень большая подлянка, во всём этом. Не могло быть всё так просто. Иначе бы Предтечи не стали бы огород городить, прикрывая объект из космоса. Мишка тоже загрузился, походу. Сигареты, к счастью, он у меня стрелять не стал. С утра нам выдали по блоку на двоих.

— Товарищ сержант, — вырвал меня из размышлений голос Костина. — А правда, через неделю, будет концерт и кто-то известный прилетает с Земли, выступать?

Я мысленно закатил глаза. Вот блин, салабоны. Вчера мечтали об отпуске, сегодня о концерте. Что-то бы одно выбрали уже.

— Правда, — проворчал я. — Только пока не прилетит, не узнаем. Но, возможно «Любэ». Они часто к нам прилетают выступать.

— «Сябры» ещё мотаются к нам постоянно, — влез Мишаня. — Но я думаю, что хоть в этот раз нам «Медведей» привезут.

— Миш, а давай, если в этот раз они не прилетят, ты просто промолчишь?

Ефрейтор Мишаня походу обиделся.

— А что случилось? — загорелись глаза у Балодиса.

— А то. Когда в марте к нам Виктор Цой приезжал…

Салабоны застонали. Ну правильно. На концерт группы «Кино» и на гражданке не особо попадёшь, билеты раскупают за месяц, а за неделю уже и у спекулянтов не достать.

— Так вот, — продолжил я, не обращая внимания, на корчившего мне страшные рожи Филиппова. — Туда, естественно, сбежались, даже те, кто не очень любит советский рок, например, Мишаня, который нудел мне в ухо, говоря: вот уж лучше бы прилетели, лидеры советского метала «Медведи», потому как у них такие гитарные запилы, что хоть с концерта в бой иди.

— Так оно и есть! — крикнул Филиппов. — Слушай, у них и патриотические песни и военные и даже военно-патриотические. Почему их не возят-то?

— Да у Цоя тоже есть… — робко пытался возразить Костин.

— Может «Легенда»? — возмутился Мишаня. — Вообще, упадническая песня, а про «Звезду…» я и не говорю.

— Вот! — поднял я палец вверх. — Так на самом концерте продолжалось до тех пор, пока сверху двое старших сержантов не попросили Филиппова прикрыть хлеборезку или валить в казарму и слушать там, что нравится. Вы же знаете, что товарищ ефрейтор тихо говорить не умеет.

Салабоны заржали, но тут же осеклись, потому как перекошенное лицо Мишани, сообщило им, что жизнь их в ближайшие дни станет очень грустной и тяжёлой. Настолько тяжёлой, что в бой они ломанутся сами, ища смерти как избавления. Моя вина. Иногда забываю о субординации и что в присутствии рядовых лучше не подшучивать над теми, кто старше их по званию.

— Короче, парни, мне нравятся и Цой и «Медведи» и, как говорится, пусть приезжают и побольше, и почаще, — махнул рукой я, пытаясь сгладить неловкость. — И честно говоря, я бы с удовольствием сходил бы и на концерт Лозы.

Тут уже засмеялись все. Нам тогда показалось, смешным, ведь у Юрия Лозы совсем не было песен для поднятия боевого духа, но смешное случилось через две недели, после того как мы вылетели на Артефакт. Он действительно приехал на Полигон, с концертом. И естественно, пользовался огромным успехом.

Впрочем, и на «Медведей» я попал, правда, после того как демобилизовался, уже на Земле. Отличная музыка, чумовые запилы, а их фронтмен Димон хоть и ненамного младше моих родителей, но отжигал так, что любой молодой позавидует. «Добейте выживших», отличная песня же у них, которую любят все, кто воевал с Империей. И правда, странно, что их никогда выступать к нам не привозили, если он за этот хит получил и признание и первым из всей советской рок-сцены звания народного артиста, будучи живым.

А через три дня с Полигона к планете МПРО-14ЖК, отправился звездолёт «Ушаков», на борту которого было шесть отрядов космодесанта, учёные, врачи, и кто там ещё был нужен в таком нелёгком деле? Командовал операцией майор Фролов, дядька опытный, который с первого дня войны, не вылезал с фронта и которого солдаты и офицеры уважали, и немного побаивались, хотя он никого ни разу не ударил, а голос повышал только в боевой обстановке и то по необходимости. Настроение у нас было разным. Бодро-оптимистичное у салабонов. У меня ровное, ибо и не из такого дерьма вылезал, а вот у Мишани оно было похоронным и иногда у него это прорывалось. Пришлось, вытащить его в переходник, и вправить мозги, пока этого не заметили офицеры.

Сначала на МПРО-14ЖК (название Кадмия она получила позже, и я ещё расскажу как именно), было решено сбросить два отряда, по десять человек, которые должны были провести первичную разведку и по возможности дойти до пирамид. Если бы возникли какие-то сложности, то мы должны были связаться со звездолётом, непосредственно с Фроловым и тот бы уже принимал решение, как действовать дальше, то ли поддержать нас, то ли эвакуировать и попытаться снова зайти, но с другой стороны. Разумеется, всё пошло не плану, а как иначе-то?

Наш корабль подошёл к максимально близкой точке, и выбросил два спусковых аппарата, с нами на борту. Нам с двумя учёными, предстояло идти по поверхности сутки, пробираясь сквозь джунгли, с абсолютно неизвестной флорой и фауной, чтобы добраться до цепи пирамид в долине на экваторе, одна из которых и была нужным нам объектом, управлявшим местным порталом. Считалось, что разумной жизни на планете нет, а от местного зверья два отряда космодесатников в состоянии отбиться. Впрочем, разум тех созданий что мы встретили и сейчас является предметом для дискуссий.

Фролов ещё раз внимательно нас оглядел, потом быстро бросил.

— Свешников. Пойдёшь с третьим отрядом, а вместо тебя Новикова, — и объяснил. — Многовато сержантов, надо кого-то и на потом оставить.

На лице Лёхи ничего не отразилось. Зато мамлей Терёхин просиял, а Мишаню просто перекосило. К счастью для всех нас его лица офицеры не видели, так как он стоял в полутьме, привычной для звездолётов тех лет. Фролов же перевёл взгляд на Гриценко.

— Товарищ старший лейтенант, вы уверены, что при спуске следует корректировать курс?

— Так точно! — отозвал тот. — Мы произвели несколько ложных сбросов и определили, что зенитные орудия отрабатывают цели на определённой высоте. Чем ближе к земле, тем больше разрешённая для посадки площадь.

Майор Фролов, задумчиво кивнул, но ничего не стал говорить. Может быть, зря, конечно. Поэтому мы погрузились в спусковые аппараты, иначе капсулы, и звездолёт выстрелил нами в сторону планеты.

В каждой капсуле разместилось по десять человек, если не считать пилотов. Два учёных, два офицера, и шестнадцать солдат. Командиром, как я уже сказал, был старлей Гриценко, а заместителем младший лейтенант Терёхин. Впрочем, это всё неважно, потому что когда спусковые аппараты упали, командиры и пилоты не выжили.

Капсулы корабль-то выбросил, а остальное не его забота, и даже то, что мы не летели вниз, а падали, экипаж не волновало. Разумеется, нас дико трясло, потому что аппарат экспериментальный и не будь сейчас войны, никто бы нас сюда не засунул, а десять раз протестировал бы эти летающие гробы, прежде чем сажать в них людей. Впрочем, я на тряску не обращал никакого внимания. Привык уже, чай не первый раз, сбрасывают на планету. Это молодёжь как-то дёргалась, и мимо меня пробежал Саша Костин с выпученными глазами. Я гаркнул на него, приказав сесть на ближайшее место и тот испуганно подчинился.

— Что-то пошло не так, — вдруг сказал Мишаня и начал озираться по сторонам.

— Обычная высадка, — буркнул я, но Филиппов меня уже не слушал.

Он отстегнул ремень и лёг в проход, прикрыв руками голову. Кто-то из молодых хихикнул, но смех стих после моего окрика. Я и сам почувствовал, что происходит что-то не то, и отстегнул ремень. Из пилотской кабины раздался крик Терёхина, послышался мат пилотов и в это время, как будто огромный кузнечный молот ударил в бок капсулы, полыхнул огонь и наступила тьма.

Два наших спусковых аппарата просто рухнули на планету, иначе это не назвать. Всё-таки инопланетная техника, не к ночи будет помянута. Нет без вопросов, работает всё хорошо, правильно и как надо, но вот люди не всегда понимают, что надо делать и поэтому случаются разные неприятности. Как у нас, когда, столкнувшись с ракетой, пилоты не смогли выровнять аппарат, а досталось нам меньше, чем первом и мы не сели, а упали на планету.

В первом спусковом аппарате гибели удалось избежать четырём бойцам: мне, сержанту Валерию Алексеевичу Кирьянову, Мишане, он же ефрейтор Михаил Сергеевич Филиппов и рядовым Александру Костину и Янису Балодису. Кто выжил во втором, нам тогда было неизвестно, да и вообще мы не были уверены, что их аппарат упал рядом с нашим.

Я пришёл в себя в полной тьме, наполненной чьими-то вздохами, сдержанной руганью и прочим, что сопровождает неудачное приземление. Меня лупил по щекам Мишаня, матерясь сквозь зубы и просто требуя прийти в себя.

— Ефрейтор Филиппов, убрал руки, мать твою, — прошипел я.

— Маму не трогай, — ответил. — Слава богу, хоть ты жив остался, не мне командовать, этими двумя обалдуями.

— В смысле хоть? — не понял я, держась за голову, всё ещё не до конца придя в себя. — Что с остальными?

— Трупы, — буркнул Филиппов. — Я уже всех проверил. Все мертвы. Кроме меня, тебя, Костина и Балодиса.

До армии Миша проучился год в Рязанском меде. Нет, из медицинских вузов в армию не призывали, но его исключили по итогам летней сессии. И я очень надеялся, что хоть живых от покойников, его за это время отличать научили.

Я лишь выругался. Ребята хорошие, но у них идёт первый год службы. Подготовка какая-никакая есть, стрелять умеют, автомат, наш славный АК-97, собирать — разбирать могут? Ну и хорошо. Значит, годны для службы в нашем славном космодесанте. Остальному их или сержанты выучат, или сами в бою как-нибудь. Скажем прямо, наш род войск тогда был совсем-совсем новый, и никто не представлял, как нас надо правильно использовать. Под конец войны, правда, научились. И то потому что деваться было некуда. А пока случалось и такое.

Высказав Мишане, всё, что я думаю про его способ сообщения плохих новостей, я начал командовать. Приказал я самое логичное в этой ситуации, вскрывать дверь и лезть наружу. Экзоскафандры, которые мы прихватили, на всякий случай, тоже сгорели, либо полностью, либо частично. И что было хуже всего — связь вырубилась намертво, без возможности восстановления. Это мне Мишаня сказал, он в радиотехнике разбирался хорошо. И чего его в медицинский понесло?

— Воздух почти земной, радиации нет, особо злобных микроорганизмов тоже не нашли, — успокоил я личный состав, перед тем, как мы стали открывать выход наружу. — За нами никто не прилетит, спасательная экспедиция планами не предусмотрена, так что сидеть мы тут можем до посинения. Но лучше попытаться выполнить поставленную боевую задачу хотя бы частично.

Насчёт микроорганизмов я нагло врал. Ясно же, что учёные из разведывательной экспедиции, смотрели на глазок, да и пробы были взяты совсем на донышке. Некогда тогда было проводить более вдумчивые исследования. Надо скорее плацдарм захватывать, дополнительный портал из рукава Ориона в другие рукава Млечного Пути. Однако было бы глупо сидеть в капсуле всё время, в страхе перед неизвестными бактериями и вирусами и ожидая, вдруг нас кто спасёт. К тому же я совершенно случайно попал пальцем в небо: спасать нас было некому. Но тогда я просто подумал, что после того как мы перестали выходить на связь, майор Фролов мог приказать высадиться в другом месте, а значит, нам надо было дойти до пирамид, чтобы встретиться с нашими.

— Это из-за Гриценко такая фигня случилась, — пробормотал Костин. — Я слышал его на связи. Он заставлял пилотов приземляться как можно ближе, чтобы по джунглям потом не так долго шастать. Сидел рядом с пилотом, пока меня Терёхин в хвост не прогнал.

— Отставить рядовой! — приказал я.

Для полного счастья нам как раз не хватало ещё обсуждать пусть и покойное, но командование. И хоть я тоже много чего думал в адрес погибшего старлея, но старался держать это при себе.

Впрочем, дверь мы вскрыли шустро. Я приказал собрать, что не сгорело, а даже если подпалилось, то всё равно тащить наружу, потом разберёмся, а пока бойцы выполняли приказ, я заметил вторую капсулу, которая совершенно наглым образом рухнула рядом с нашей. На это я, честно сказать не рассчитывал, полагая, что второй спусковой аппарат могло и занести куда-то очень далеко. Или близко, но без разницы, мы бы всё равно не нашли.

Вот честно, знай я, чем всё это закончится, я бы не стал её вскрывать, пусть без помощи извне, находящиеся там вряд ли выжили. Но тогда… Я очень надеялся, что остался в живых старший лейтенант Гриценко или прапорщик Ломов. На худой конец, старший сержант Грибаидзе, хотя от него вообще не было бы никакого толка. Мне очень не хотелось командовать отрядом, который должен выполнить сложную и опасную военную операцию. И это несмотря на то что тогда я ещё рвался в офицеры, хоть и насмотрелся на всякое, за полтора года войны, которую мы потихоньку проигрывали. Но я отдавал себе отчёт, что от любого офицера или хотя бы опытного прапорщика, толку будет больше. И я был прав. С толковым командиром мы могли бы дойти до пирамид без потерь. Не уверен, что обнаружили бы Артефакт, а возможно, бы нашли, но не сразу. Короче, вилами по воде всё это писано. Если бы да кабы, как выражалась моя бабушка, во рту росли грибы. Отставить. Правильно не во рту, а в роте!

И что немаловажно, следовало проверить, вдруг во втором аппарате работает связь и попытаться сообщить на доставивший нас сюда космический корабль, что экспедиция погибла почти в полном составе и получить хоть какие-то инструкции. В тот момент я не знал, что, высадив нас, корабль покинул эту звёздную систему, вернувшись на Полигон.

После того как мы вскрыли второй летающий аппарат и узрели, что осталось внутри от второго отряда, то чуть не проблевались. Чуть, это потому что какой-никакой боевой опыт у нас был, а значит, фарш, в который порой превращаются человеческие тела, видели и не раз. Правда, внутри капсулы это зрелище было более жутким чем во время битвы.

— Капец, — сказал Мишаня, отпрянув от двери. — Что делать-то будем?

— Снимать штаны и бегать. У нас приказ, ефрейтор Филиппов, если вы забыли, — злобно отозвался я, потому что мне и самому стало не по себе. — Идти к пирамидам, и пытаться взять под контроль здешний портал.

— А как мы их найдём, а если всё-таки сможем дойти, то как включим? Кто-нибудь из вас разбирается во всей этой инопланетной технике? — нервно вскрикнул подошедший Костин. — С нами был только один учёный, если не считать Терёхина — Саакян, он вон там лежит!

Солдат потыкал пальцем, внутрь аппарата с фаршем. Понятно. Неопытный солдат первый раз попал в нестандартную ситуацию.

— Отставить истерику, рядовой Костин, — сердито приказал я, потому что меня начало раздражать всё происходящее. — Мы с ефрейтором Филипповым, в свободное время не по бабам шлялись, а ходили на курсы, изучали технологии пришельцев. Или всё-таки сможем починить связь, и нам с орбиты объяснят, что делать. А может…

Мой вдохновляющий монолог был самым наглым образом прерван чьим-то стоном. Мы втроём переглянулись.

— Оттуда, — сказал Мишаня, мотнув головой в сторону капсулы и почему-то побледнев при этом.

— Может, Саакян? — робко спросил Костин.

— Даже если и не он, всё равно нам его доставать. Не бросать же здесь товарища?

Мишаня и Костин очень недобро посмотрели на меня.

— Я полезу, — сказал я. — А вы ефрейтор Филиппов, пока выставьте боевое охранение и посмотрите, что у нас есть, что мы можем взять с собой, а что лучше оставить.

Озадачив личный состав, я прикрыл лицо куском ткани, чтобы было легче дышать и запах не валил с ног, а сам полез во внутренности второго спускового аппарата.

— «Только бы не потерять сознание» — билась в голове единственная мысль. — «И авторитет упадёт, да и валяться среди этого фарша такое себе удовольствие. Вот какой же всё-таки Гриценко долбоклюй. Хоть и нехорошо так думать как о покойнике, так и о старшем по званию. Ну какого планетарного буя, он тащил нас поближе к линии? Блин, прогулялись, бы по джунглям, не сахарные, ничего бы с нами не случилось. Во всяком случае хуже бы не было чем то, что мы имеем сейчас».

Постепенно среди людских останков, удалось найти единственное неповреждённое тело. Я осмотрелся ещё раз. Действительно, только одно. Присмотрелся получше и чуть не застонал от разочарования. В той мясорубке, которой стал второй спусковой аппарат, выжила ефрейтор Полина Новикова, которая была неплохим бойцом, но нам нужен был или командир, или учёный. Однако, не бросать же её там одну? Поэтому мне, стиснув зубы, пришлось тащить её навстречу всем нашим неприятностям. К сожалению, было непонятно, ранена она или нет, а если у неё что-то сломано? Не сидеть же нам всем здесь, тогда? Или придётся бросить раненого товарища, чтобы выполнить приказ?

От таких мыслей слегка разболелась голова, но Новикову я всё-таки вытащил наружу, сдав на руки Мишане, которого тоже перекосило от разочарования. И я его тогда понимал!

Едва Новикова пришла в себя, как у неё случилась истерика, когда она узнала о гибели Терёхина. Пришлось её слегка успокоить, не совсем медицинскими методами, и оставив её приходить в себя под присмотром Балодиса, мы с Мишаней занялись вычислениями.

Следовало понять, где мы и упали и в какую сторону и как нам идти. Для этого Мишаня обшмонал труп Терёхина, а я ещё раз слазил в капсулу с фаршем и после длительных поисков нашёл карты и измерительные приборы, с помощью которых за несколько часов мы и определили, где находимся и где эти проклятые пирамиды.

— Ничего сложно, — довольно потёр руки Мишаня. — Идти всего шестнадцать часов. Можно и в одни сутки уложиться.

— Можно, да не нужно, — поправил его я. — К тому же неизвестно с чем мы столкнёмся по пути. Так что держи в уме два-три дня.

Выдвигаться решили с утра. Во-первых, следовало разобраться с запасами. Во-вторых, следовало привести в себя ефрейтора Новикову, а в третьих, всё-таки лучше было идти с утра, а пока выспаться.

Глава 3. Проклятые джунгли Кадмии

Планета МПРО-14ЖК (будущая Кадмия)

Ночью, вокруг разбившихся катеров было на удивление спокойно. Местная живность старалась обходить, воняющие чем-то палёным, свалившиеся с неба куски металла. Может быть, научены горьким опытом? Кто-то ещё, до нас, посетил эту планету? Интересно тогда, чем этот визит закончился?

Я дежурил последним, поэтому едва рассвело, без зазрения совести, поднял своих сослуживцев.

— Отряд, подъём! — скомандовал я, заходя в «наш» катер.

Тела мы перенесли вчера во второй катер, а сами обосновались в первой капсуле, хотя Мишаня и нудил, говоря, что раз нашлись палатки, то и ночевать надо в них. Ничего, мы здесь не туристы на прогулке. Успеем ещё в них поспать и не раз. Так что надоест. Вот, кажется, мне почему-то так.

Аж на душе радостно, от того как шустро они подскочили. Все, кроме Полины. Она открыла глаза, но осталась лежать. Я присмотрелся. Новикова спала без одежды видно, сильно её вчера накрыло, соображалку отключило целиком и полностью, раз после дежурства, она улеглась спать в нижнем белье. Глаза у Филиппова стали просто бешеными.

— Отряд, наружу! Подготовить оружие и амуницию и быть готовыми выступить в любой момент.

Салабонов как ветром сдуло. Мишаня хоть и сощурился, но вышел. Я последовал за ним.

Едва мы покинули капсулу, Миша остановился и развернулся ко мне.

— Ефрейтор Филиппов, хорошо подумайте, прежде чем сказать то, что рвётся с вашего языка, — опередил его я.

— Я промолчу, — отозвался Мишаня. — Но помяни моё слово, нам это выйдет боком.

— А что я могу сделать? Посадить её на гауптвахту или расстрелять перед строем?

Филиппов только махнул рукой и пошёл к бойцам, ворча себе под нос разные ругательства.

В поход мы выступили через пять минут, по утреннему холодку. Я сверился с картой. Если не случится ничего непредвиденного, то дойти должны завтра к полудню, заночевав в лощине. Впрочем, не стоит строить планы. Тем более вообще непонятно, что от этих джунглей ожидать.

Поначалу мы двигались быстро, даже немного опережая намеченный график, а потом началось…

— Валер, скажи мне, как комсомолец, комсомольцу, — начал Мишаня, когда мы на одном из привалов, отошли в сторону, осматривая местность и давая салабонам, передохнуть. — Ты уверен, что надо идти к объекту, а не дожидаться у разбитых катеров?

Я закурил, внимательно оглядывая окрестности. Вздохнул, выпустил дым носом и объяснил.

— Миша, я ни в чём не уверен, — признался я. — То, что мы делаем, абсолютное безумие. Но у нас не выбора. Ждать на месте крушения не вариант. Кто нас будет там искать? И когда вообще начнут поиски? Уверен, что доживём до этого дня?

Филиппов мрачно сплюнул на землю.

— Так тоже жопа, — буркнул он.

— Да. Но я не знаю. У меня нет ответов. Верил бы в бога, встал бы на колени под тем деревом, которое с какого-то бодуна похожа на пальму и помолился.

— Марксу помолись, — вдруг хихикнул Мишаня. — Бабки в деревнях, говорят, что помогает.

Я повалился на землю, давясь от смеха.

— Скотина, что же ты делаешь? — сквозь смех, выдохнул я. — Помогает, ага. От ненормированного рабочего дня.

Однако почувствовал, как спадает напряжение последних часов.

Тогда я ещё не знал, что наш безнадёжный марш-бросок по джунглям оказался наилучшим решением. Да несмотря на всё то, что с нами там произошло, это было лучше, чем ждать спасательную экспедицию, которой бы не было.

Потому что пока мы пробирались сквозь заросли, имперские боевые звездолёты бомбили земные города, пытаясь уничтожить центр сопротивления захватчикам, одним ударом. Но, разумеется, нам всё это было тогда неизвестно.

Отсмеявшись, мы вернулись к остальным, которые хоть и поглядывали по сторонам, насторожённо, но сидели и отдыхали, чтобы продолжить путь. Костин и Балодис, бросали на меня сердитые взгляды, но не решались что-то сказать, опасаясь нарушить субординацию. Их можно было понять. Дежурство у разбитых катеров им казалось не таким опасным, как наш поход неизвестно куда. Полина Новикова просто смотрела перед собой пустыми и равнодушными глазами и у меня мелькнула мысль, что лучше бы она злилась на меня.

— Так бойцы, передышка окончена, эти брёвна нас уже начинают догонять, поэтому подъём и вперёд, и только вперёд! — скомандовал я.

— Янис, — окликнул я Балодиса. — Прикрывай Новикову.

Тот кивнул и лицо его смягчилось. В этот момент я и правда пожалел, что бросил отряд сквозь джунгли. Мой расчёт на то, что три ветерана, смогут поддержать двух салабонов, не оправдался. Полина, к счастью, не плакала и не истерила. Но это был единственный плюс. Она просто механически выполняла команды, как робот, шокированная случившей катастрофой. По идее, это она должна была руководить салабонами, пока мы с Мишаней прокладываем дорогу, но в реальности, рядовые были вынуждены присматривать за ней. Плохо. Очень плохо.

Может быть, я и повернул бы назад, но тут, неожиданно, Костин и Балодис хорошо проявили себя. Выполняли команды, действовали слаженно и не давили на мозги. Правда, довольно-таки быстро выдохлись. Но их можно было понять, нам приходилось нелегко, ибо мы буквально на каждом шагу, отстреливались от местного зверья и проторазумной формы жизни, которая оказалась хуже неразумной.

Бессловесным тварям обычно хватало пары выстрелов по ним, чтобы понять, это добыча им не по зубам. Существа, обладавшие хоть какими-то зачатками разума, упорно преследовали нас, идя по пятам и это наводило меня на очень нехорошие мысли. Собственно, мы так и отличалипростых зверей от особенных.

В какой-то момент мне начинало казаться, что преследующие и атакующие нас твари — стражи пирамид, которые ставили своей целью, не пустить к охраняемому объекту любой ценой. Время показало, что я был прав, но толку-то от этого, тогда нам никак не помогла моя догадливость.

Но, чтобы не пугать товарищей, я, когда они обратили моё внимание, на необычное поведение странных животных, сделал вид, что ничего не понял.

Поэтому нам постоянно приходилось вступать в бой с этими существами, которые были похожи на метровые брёвна, снабжённые многочисленными щупальцами, их они тянули к нам, пытаясь, то ли захватить, то ли сбить с ног. Чего они хотели на самом деле, выяснилось намного позже. Пока же мы думали, что они собираются нас сожрать. Кстати, в этом тоже была доля истины.

— Такое ощущение, что у этих тварей есть мозги, — тяжело дыша произнёс Балодис, когда мы, отстрелявшись от очередной партии «бревён», поднялись на небольшой взгорок и остановились, чтобы свериться с картой и немного передохнуть.

— Не уверен, — отрывисто бросил я, внимательно изучая снимки с воздуха. — Их поведение похоже на земных хищников, на чью охотничью территорию зашли чужаки.

Балодис кивнул. Ему и в голову не пришло, что товарищ сержант может так нагло врать. Молодой ещё. Скоро обтешется.

— Вперёд! Вперёд! — скомандовал я и бойцы неохотно пошли дальше, сквозь джунгли.

Мне показалось, что уже и Филиппову разонравилась идея идти к пирамидам, особенно когда число «бревён» атакующих нас. Это был самый опасный участок. Они нападали на нас со всех сторон и приходилось быть постоянно начеку, чтобы не попасть под щупальце. Я увернулся от двух, подстрелил трёх, Мишаня чуть больше, а бойцы по одному.

Полина Новикова, не отставала от нас с Филипповым, подстрелила три «брёвна». И вообще, на удивление, стойко переносила тяготы и лишения, хотя по ней было видно, что переход даётся девушке с трудом. Тогда я ещё подумал, что звание «переходного знамени» ей дали несправедливо. Хорошая подготовка была видна, заметно было, что это не первая её операция, а отношения с противоположным полом, даже в такое время, всё равно остаются личным делом каждого. Мало ли, вдруг у неё такие потребности. А наши, страдающие от дефицита женского внимания солдатики и рады стараться.

К тому времени я перестал беспокоиться о её состоянии. Да, она по-прежнему вела себя как безвольная кукла или робот. Да, точнее, было бы назвать её биороботом. Просто выполняла приказы и не с кем не разговаривала. Но мне это показалось нормальным, ведь у девушки погиб любимый мужчина. Понятно, что она была убита горем, но к службе никаких претензий не было. К тому же старался за ней приглядывать, да и Балодису поручил, одним глазом следить. Но это на всякий случай мне и в голову не могло прийти, ждать от Полины каких-нибудь неприятностей. Недоглядел, конечно.

Тем временем, несмотря на препятствия мы продолжали продвигаться к пирамидам и уже успели форсировать одну небольшую речушку, которую можно было даже, назвать большим ручьём. На очереди была река побольше.

— Остановимся здесь? — спросил тяжело дыша Мишаня, когда мы, прорвавшись через очередные заросли, вышли на небольшую полянку, правда, солнца всё равно не было видно из-за ветвей.

Балодис и Костин были готовы упасть на землю и сверлили меня просящим взглядом.

Я отрицательно мотнул головой. Да я и сам вымотался, но задерживаться на поляне не хотел. Не нравилось мне здесь что-то, не отпускала тревога. Место явно было опасно, но свой отказ следовало обосновать подчинённым. Они уже были совсем на взводе, что не удивительно.

— Имеет смысл перейти через реку, и разбить лагерь на том берегу. До воды идти два часа, стемнеет через три. Судя по снимкам со спутника, там есть небольшая ложбина, с чистой водой, которую легко контролировать нашими небольшими силами. Проще говоря можем обойтись одним часовым. Да и до пирамид останется четыре часа ходу.

Хорошие карты нам сделало командование, когда отправляло сюда. Подробные. Вот без дураков, огромное им за них спасибо. Вчера, перед сном, я внимательно изучил окрестности и даже наметил маршрут, от которого мы, каким-то чудом, умудрились не отклониться.

Филиппов неодобрительно покачал головой, как будто говоря, что стремление «быть поближе» уже один раз нас подвело. Я был с ним согласен, но считал: лучше добежать до относительно безопасной ложбины, где будет проще держать оборону, давая бойцам возможность выспаться, потому как неясно, что нас ожидало у самих пирамид, и особенно внутри.

Да, я к тому моменту забыл, что изначально мы собирались дождаться второй группы. Просто вылетело из головы, то ли из-за того, что приходилось бежать, отстреливаясь от нападавших, а может, я подсознательно собирался с самого начала, войти в пирамиды, если мы до них доберёмся.

В этот момент я услышал какой-то шорох. Это могло быть что угодно, но… Мозг моментально обработал сигнал и указал, откуда к нам подбиралась опасность.

— Сверху! — крикнул я, вскидывая автомат.

Филиппов и Новикова среагировали первыми. Костин и Балодис открыли огонь лишь через несколько секунд после моего окрика.

С ветвей на нас посыпались аборигены, которые до этого удачно маскировались под ландшафт.

— Спина к спине, — скомандовал я.

Мы сбились в кучу, чтобы было удобнее отстреливаться от врагов. Теперь мы контролировали местность, но какого преимущества нам это не дало. Силы противника были слишком превосходящими, несмотря на то, что косили мы их пачками. Стало понятно, почему этот участок джунглей мы прошли без приключений. Эти твари нас явно заманивали в ловушку, чтобы разобраться с нарушителями одним ударом.

— Бессмысленно, — сообщил я Филиппову. — У нас просто автоматы разрядятся раньше чем мы их перебьём.

— Чего предлагаешь? — спросил он, поливая очередями подступающих к нам врагов.

— Прикройте меня, — быстро бросил я, приседая на одно колено.

У АК-97, модернизированного с помощью инопланетных технологий, была одна не задокументированная функция, о которой регулярно ходили байки среди солдат, но проверить их никто не решался, слишком фантастически это звучало. Я же знал точно, что это не байка. Поэтому уверенно снял блок питания, а потом просто выломал ограничитель и вставил питание обратно.

— С ума сошёл? — заорал Мишаня.

Салабоны посмотрели на нас как-то испуганно. Я прикрикнул на Филиппова, чтобы тот не отвлекался.

Всё правильно, он тоже слышал эти истории, но считал их выдумками, а проверять в отличие от меня не решился. Во-первых, опасно, а во-вторых, командование могло спросить за повреждённое оружие.

Я бы сам не стал ломать исправный АК-97, но я был не один, и у меня имелась санкция начальства.

Вернув всё на место, я перевёл автомат в боевой режим. Вздохнул, помедлил пару секунд, ибо всё равно опасался, что что-то может пойти не так. Сделал, чего не так или просто не понял. Моё промедление вышло нам всем боком. Пока я собирался с духом, чтобы нажать на курок, одно из щупалец дотянулось до Балодиса и резко дёрнув, потащило его к своему хозяину.

— Помогите! — вскрикнул Янис, который отчаянно отбивался от схватившего его существа.

Филиппов снова заорал, на этот раз матом, и долбанул прикладом по щупальцу, а Костин стал палить, в ухватившего Балодиса аборигена. Руки у него дрожали и он несколько раз промахнулся, прежде чем импульс разнёс существо на клочья, поэтому Яниса было уже не спасти. К тому времени его во-первых, уже перехватили остальные монстры, а во-вторых, он был мёртв спустя семь секунд, после того как закричал, зовя на помощь. Щупальце, обхватившее шею рядового Балодиса, сломало её. Однако мы этого тогда не поняли и пытались отбить своего товарища, и только когда стало ясно, что это бесполезно я приказал:

— Все на землю! — и дождавшись, когда остатки отряда упадут в грязь, пока ещё безымянной планеты, активировал свой калаш.

Полыхнуло так, что вспышку могли заметить с планеты, если бы кто-то за нами наблюдал. Я не стал бить прицельно, просто водил автоматом из стороны в сторону, пока вокруг нас не образовался десятиметровый круг выжженной земли, лишь засыпанной пеплом, как раз за исключением того пятачка, где стояли мы.

— Капец у тебя огнемёт, — только и прошептал Мишаня поднимаясь.

— Ага, — отозвался я, сам опешив от результатов.

Последний оставшийся в живых рядовой выругался и весьма грязно. Но мы ему не стали делать замечание.

— Откуда ты знал? — отрывисто спросил Филиппов.

— Я думал, что будет не так… — посмотрел на Мишаню, Сашку Костина и равнодушную ко всему Полину Новикову. — Отставить разговоры. На привале расскажу.

Да, я действовал не наугад, а несколько раз с младшим лейтенантом Терёхиным и старшиной Климовым, мы экспериментировали на базе. Так вышло, что после одной из операций нам попал в руки калаш, который можно было выдать за повреждённый в бою, ибо солдат, что им пользовался, пал смертью храбрых. Причём на моих глазах. Мы провели все необходимые манипуляции, но на базе такого эффекта почему-то не было. Просто автомат выдавал усиленный залп. Может быть, потому, что наша троица старалась соблюдать все меры безопасности или же радиус поражения был ограничен материалами из которых строили нашу базу на Полигоне.

К сожалению, времени подумать над причинами такой разницы у нас не было. Надо выдвигаться как можно быстрее форсировать реку, чтобы добраться до относительно безопасной ложбины. Поэтому я подхватил автомат Балодиса, который мог стрелять нормально, в отличие от моего (он уронил его, едва Яниса схватило щупальце, поэтому не сгорел и не расплавился), я снова приказал:

— Теперь бегом, вперёд! Нам надо добраться до реки меньше чем за два часа.

Я очень хотел повернуть обратно. Но после гибели Яниса Балодиса уже не мог. Не имел никакого морального права так поступать.

После недавнего боя никто не стал возражать, и мы все рванули с места, прорываясь сквозь лесной пожар, вызванный моей стрельбой. Стараясь оставить позади проклятую поляну как можно быстрее я совсем не обратил внимание на то, что у Полины Новиковой, была окровавлена штанина, в районе колена. Одно из щупалец тоже дотянулось до неё, но не сумев ухватить, полоснуло девушку по ноге одним из наростов. Впрочем, даже если бы заметил, то не придал бы значения. Царапина она и есть царапина.

Пробежав через огонь, мы неслись, не останавливаясь минут десять. Враги продолжали нас преследовать, но, заметно отстали, впрочем, не стоило надеяться на то, что впереди нас не ждут их собраться, поэтому, как только я заметил, что мы стали сбиваться с пути, я приказал остановиться.

— Нам капец, — тяжело дыша, сказал Мишаня. — Мы все здесь останемся.

Я бы с ним полностью согласен. Но, надо было держать лицо.

— Отставить разговорчики, — пробормотал я.

— Толку от твоих приказов, — проворчал он. — Я-то промолчу, но вот этим ты в голову не влезешь.

Он был прав. Новикова по-прежнему оставалась равнодушной ко всему происходящему, а вот на Костина было страшно смотреть. Боевой дух у бойца был в лучшем случае на нуле. Я понимал парня и даже немного жалел. Сначала при спуске на планету погибли его боевые товарищи, а потом местные брёвна сожрали его друга. Впрочем, пока его ещё не накрыло, пока голова занята собственным выживанием и выполнением приказа, но стоит ему задуматься… Правда, жаль. Не отрастил он ещё той брони нашего с Мишаней цинизма, которая появляется после того, как похоронишь с десяток-другой хороших ребят. Тех, что вот только что прикрывали тебе спину, вы бегали с ним курить или отлынивали от политзанятий, а вот уже его отправляют домой как груз 200.

— Контролируй местность, — бросил я Мишане, а сам пошёл к Костину.

Достал из пачки две помятые сигареты, с фильтром. Одну протянул Костину, вторую оставил себе. Он взял её трясущимися пальцами, и мы закурили.

— Послушай Саша, — начал я. — Сейчас я с тобой не как сержант с рядовым, а как с боевым товарищем говорю.

Тот молча кивнул, при этом стараясь не глядеть на меня.

— Нам нужна это проклятая звёздная система, как воздух из-за портала, что здесь болтается и который упрощает доступ к другим рукавам нашей Галактики.

— Чем это поможет? — равнодушно спросил он. — Империя всё равно сильнее Земли в разы.

— Да. Но мы, тем не менее ещё держимся. Мы уже десять лет с ними воюем и потому ещё эти паскудные феодалы нас ещё не подчинили, что мы хватаемся за любую соломинку, любое преимущество. Любое Саша. И кто знает, что нам поможет выиграть эта планета. Может быть, битву, а может, две. Всё лучше, чем ничего. Возможно, это спасёт жизнь твоим братьям или другим родным. Потому и ты и здесь. Ты солдат рабоче-крестьянской Красной Армии, которая уже не раз делала невозможное. Мы, именно мы выиграли Гражданскую войну, хотя наших врагов поддерживал весь мир. Уничтожили доселе непобедимый Третий Рейх, подмявший под себя всю Европу. Победить их казалось невозможным, но мы сделали это! А всё почему? Потому что твои предки рядовой Костин, в нужный момент не повернули назад, не сдались, а дошли до конца и сделали своё дело. Теперь наша очередь, Саша. Давай. Не посрамим наших героических дедов. Вот скажи мне Саша, ради чего мы вообще воюем, вместо того, чтобы протирать штаны в институте? Скажи, ради чего?

Костин как-то нервно дёрнулся, посмотрел мне в глаза и произнёс:

— За нашу Родину… чтобы мы… наши родные, друзья не стали крепостными у новоявленных феодалов…

— Правильно. А чего так не уверено. За нашу Советскую Родину, чтобы она не пала навеки, а продолжала нести пламя освобождения, зажжённое в 1917 году и народам Земли и людям всей Галактики. Поэтому вперёд! Пройдём эти проклятые джунгли, дойдём до пирамид и откроем для нашей армии новую космическую тропу!

— Так точно, товарищ сержант, — улыбнулся Костин и поспешил присоединиться, к ожидающей его впереди Полине Новиковой.

Не скажу, что глаза у него загорелись от восторга и он рванул по пересечённой местности, как молодой сайгак, но с молодого бойца как пелена, спала обречённость. Тоже хорошо, теперь можно не опасаться, что его заклинит или он ещё как-то подведёт остатки отряда.

— Эк сержант Кирьянов, как ты красиво сказал, даже меня проняло, — сообщил вдруг Мишаня, безо всякой иронии, но мне показалось, что где-то внутри он меня подначивает.

— Привал закончен, товарищи бойцы, — сухо бросил я, немного стесняясь за тот пафос, что себе позволил. — Двигаемся дальше и помните. Мёртвый сраму не имут, как говорил…

— Комдив Будённый, — закончил Мишаня, и я с трудом удержался, чтобы не стукнуть его прикладом по заднице.

Но, как мне показалось, даже Полина Новикова вдохновилась моими словами, и следующие несколько километров мы прошли достаточно бодро хоть и постоянно отбивая атаки тянущих к нам свои щупальца «бревён».

В конце концов, мы прекратили стрелять на поражение, теперь мы просто отстреливались, продолжая идти вперёд. Несколько раз враги попытались нас окружить, затащить в ловушку, как на той поляне, где погиб Балодис, но и я и Филиппов были начеку, поэтому у них ничего не получилось.

Костин и Новикова отлично вписались, прикрывали нас с Мишаней, с тыла и по флангам, пока мы расчищали путь вперёд. Вот теперь мы действительно стали слаженной боевой единицей. И у меня даже мелькнула мысль, чтобы после возращения добавить к нам четырём, молодых бойцов и на этой основе сбить крепкий отряд. Впрочем, эта мысль задержалась у меня в голове не более чем на секунду, потому мечтать было некогда, ибо в следующий миг я с трудом увернулся от щупальца, нацелившегося мне прямо в голову. Выстрелил в него, потом в «бревно», из которого выскочило оно и пошёл дальше вперёд.

Мечты выветрились из моей головы окончательно.

Где-то через полтора часа, когда чужое солнце начало клониться к закату мы, подошли к реке.

— Не река, а одно название, — буркнул Мишаня. — Я от джунглей ожидал чего-то помощнее.

— Радуйся, что перед нами не Амазонка, — фыркнула Полина.

Кажется, девчонка начинает оттаивать. Это хорошо. Одной проблемой меньше.

— Всё равно, хорошего мало, — проворчал я. — Чёрт его знает, что нас ожидает в воде.

— Думай быстрее, товарищ сержант, — озираясь попросил Мишаня. — Эти гады пока отстали, но не хотелось бы рисковать.

— Товарищ Кирьянов, разрешите обратиться? — начал Костин.

— Саша, мы в боевой обстановке, субординацию соблюдай, но без лишних слов и вообще!

— Здесь мелководье рядом, в полусотне метрах вверх по течению, — сказал он. — Я такое на Земле видел, точно знаю.

Мы переглянулись с Мишаней, а потом я отошёл немного назад и посмотрел на преследующих нас врагов. До нас им оставалось чуть больше километра. Они начали от нас там, где кончились джунгли, небольшая трёхкилометровая полоска, между зарослями и водой, но теперь стремительно сокращали разрыв.

— Пошли по мелководью, — решил я не задумываясь.

Мы поспешили к небольшой отмели. Вперёд я поставил Филиппова, приказав ему не спускать глаз с воды, а Новиковой страховать нас, если с берега появится ещё какая-то угроза.

Без приключений перейдя реку вброд, мы на миг остановились и бросили взгляд на противоположный берег. «Брёвна» со щупальцами сгрудились около воды, даже не пытаясь как-то форсировать реку.

— Такое ощущение, что они специально нас сюда загнали, — задумчиво пробормотал Мишаня.

— Ну нет, — мотнул головой я. — Мы ведь не отклонились ни на километр от намеченного маршрута.

— Вот знаешь, может быть, так совпало, — начал он. — Но я удивлён, что нам удалось пройти через джунгли. Мы ведь наверняка не первые, кто пытался взять контроль над пирамидами. Те же имперцы, к примеру.

— Мало ли что случилось? — пожал плечами я. — Вдруг имперцы даже не нашли эту звёздную систему? Ведь их знания об окружающей Галактике, бессистемны и отрывочны.

— Спорный вопрос, — продолжал упорствовать Филиппов.

— Давай продолжим эту дискуссию, когда вернёмся на Полигон, — отмахнулся я.

— Если вернёмся.

— Ты был уверен, что мы и из джунглей не выйдем.

К счастью, Костин и Новикова не слышали наш разговор, так ушли вперёд, проверить местность. Мы поспешили следом за ними.

— Всё чисто! — отрапортовал Саша Костин, едва мы поравнялись. — То есть обычное зверьё, никаких «бревён» со щупальцами.

— Прекрасно, — порадовался я. — Значит, скоро будем у лощины, где передохнём.

— Раз уж так всё удачно складывается, — сказал Филиппов. — Может, тогда сегодня дойдём до пирамид?

— Не стоит так рисковать. Мало ли какая пакость нас поджидает на месте? Как рассветёт, так и выдвинемся, а пока отдохнём чуть-чуть.

Мы пошли вперёд, к долгожданному отдыху, но меня продолжал мучить, который так несвоевременно поднял ефрейтор Филиппов: так почему же мы смогли пройти эти джунгли, потеряв только одного бойца? Что случилось с этими защитниками пирамид?

Уже позже, когда на Артефакте окопались учёные, они выдвинули, а потом и доказали версию, что аборигены, входили в систему охраны пирамид и раньше были намного опаснее, поэтому никакая другая цивилизация эту планету не смогла захватить, но со временем выродились и это дало нам шанс.

И пирамиды, и охранников, здесь оставила загадочная цивилизация, которую все называли словом из научной фантастики: Предтечи.

Глава 4. Смертельная передышка

Планета МПРО-14ЖК (будущая Кадмия)

Предтечи. Кто они? По-моему, так назывался целый цикл научно-популярных передач, которые выходили во время и после войны с Империей. И честно говоря, ни тогда, ни сейчас про них никто не знает, а всё потому, что военная разведка засекретила всё более или менее вменяемую информацию. Так не только наше ГРУ отличилось, но и все остальные страны, у которых есть хоть сколь либо приличные спецслужбы.

Сейчас я знаю в разы побольше обычных граждан о тех существах, которые стали первыми разумными созданиями в нашей Галактики, а тогда я не знал про них ровным счётом ничего, кроме того, что они были, а потом куда-то ушли. Оставив после себя межзвёздные порталы, какие-то сооружения и хранилища с сакральными знаниями. Ещё Империя, будь она неладна, смогла найти одно или несколько таких хранилищ, поэтому так и поднялась и смогла подмять под себя немало звёздных систем, оставаясь, по сути, средневековым феодально-бюрократическим государством.

Но это всё лирика. Реальность была немного грубее, хотя в тот момент мне казалось, что я в раю. Жаль, что он очень быстро превратился в ад. Мы шли три часа, после форсирования реки, а ни новых, ни старых противников, так и не объявилось.

— Не нравится мне это, — проворчал Мишаня. — Значит, там, на нас бросались те бревноподобные уроды, а здесь тишь, да гладь.

— Напрягает, — подтвердил его подозрения я. — Может, у пирамид нас ждёт что-то особо мерзкое? Тогда тем более, надо отдохнуть, а завтра со свежими силами идти туда.

— Мне кажется, самое страшное осталось позади, — вмешался Костин. — Эти монстры, не могут перейти реку, поэтому теперь до пирамид дойдём без проблем.

Мы с Мишаней скептически переглянулись. Первая операция, чего с него возьмёшь. Но расстраивать пацана не стали. Ему итак, сегодня досталось.

— Не сглазь, салабон, — проворчал Филиппов, но больше ничего не сказал.

Но в главном Сашка был прав. Местность и действительно выглядела на редкость мирной. Даже местные хищники попадались здесь редко, предпочитая обходить нас по дуге. Правда, мелькало что-то вдалеке, неуловимое, что можно было засечь боковым зрением, но кто может поручиться, может быть это шалости местной атмосферы? Поэтому через какое-то время даже мы с Мишаней расслабились.

— Расскажи, друг мой, кто надоумил тебя, сломать предохранитель у нашего лазерного калаша? — задал он вопрос, когда мы подходили к промежуточной цели.

— Помнишь, как в позапрошлом месяце, тебя с остальными перебросили на стройку века, та бишь, университета?

— Разумеется, — мрачно проворчал Мишаня, у которого остались от этого только плохие воспоминания.

Из-за своего характера: он что-то не поделил со стройбатовцами и чуть не заехал на больничку. Если бы я вовремя не заметил, как группа стройбатовцев, окружив Мишаню, подбирает подручные средства типа арматуры и не позвал наших, то лежал бы ефрейтор Филиппов до сих пор в больничке.

— Меня, Терёхина и Климова, тогда оставили на дежурстве, мы через два дня к вам присоединились, а ещё у нас завалялся автомат один, неучтённый. Ну как неучтённый. По документам он проходил как неисправный, а так, вполне рабочий, только поцарапанный. Вот и устроили эксперимент, со всеми предосторожностями, пока начальства на месте нет. На базе, а испытали мы его в закутке, на стрельбище, он не так не палил.

Полина Новикова, при упоминании Терёхина, как-то дёрнулась, а потом почему-то улыбнулась и заинтересованно посмотрела на меня. Филиппов же молчал, в какой-то странной задумчивости. Мне показалось, что он хочет чего-то сказать. То ли мне лично, то ли по ситуации в целом, но сдерживается.

— Так, — я достал карту. — Ложбина должна быть где-то здесь, в радиусе километра.

— Дай я гляну, — улыбаясь, сказала Полина и сунула свой нос в карту. — Ой. Ты ошибся. Это не ложбина. Здесь просто слегка понижается местность, аккурат перед обрывом.

— Ну мне проще называть её ложбиной, — проворчал я.

Девушка как бы невзначай, коснулась меня. Я вздрогнул и мурашки пробежали по спине. Быстро оглянулся, не заметил ли кто. Костин не смотрел на нас, делая вид, что контролирует местность, а Мишаня в этот момент замер, как будто налетел на невидимую стену.

— Валер, ты это видел? — спросил он.

— Что? — не понял я и покраснел.

— Вот когда гляжу боковым зрением, как будто что-то мелькает вдали, но едва начинаю присматриваться, как оно сразу исчезает.

— Да, — пожал плечами я. — Но, как, мне кажется, это какое-то местное, атмосферное явление.

— И я тоже видела, — радостно сообщила Полина. — Мне кажется, это что-то хорошее.

Взгляд Филиппова стал откровенно презрительным. Как мне показалось, ещё секунда и он бы сообщил Полине, что думает про неё и вообще про женщин в армии. Был у него, кстати, такой недостаток. Он считал, что бабам в армии не место. Шовинистом он не был, и не считал, что женщина должна сидеть дома с дитём и ждать мужа, но вот армию полагал сугубо мужским занятием. Из-за этого у него были напряжённые отношения с Олей Зотовой, поэтому он не особо горевал, когда её перевели.

— Ладно, давайте дойдём до места, разобьём лагерь, а там разберёмся, что это мелькает.

— Да уже дошли, — сообщил Костин, с каким-то заметным облегчением.

Мы сбросили рюкзаки и первым делом, не закурили, а внимательно изучили местность, где собирались переночевать. Так-то на Земле надо смотреть, любое дикое местно где хочешь остановиться, что уж говорить про другую планету?

И лишь после этого достали сигареты и немного подымили.

— Так. А мы всё с собой взяли? — деловито задал вопрос Мишаня, сунувший нос к снаряжению.

— Не бойся, — махнул рукой я. — Даже то, что Балодис тащил, Полина успела в последний момент подобрать и тащила на себе до реки.

Филиппов проворчал что-то неразборчиво, а потом мы поставили две палатки, те единственные, что уцелели после крушения спусковых аппаратов.

Самое забавное, что правильно устанавливать палатки и прочей туристической премудрости меня научили в космодесанте. Нет, в школе мы ходили в походы, но мне почему-то никогда не доверяли такого ответственного поручения.

— Разведём костёр? — спросил Саша Костин, когда мы заканчивали ставить вторую палатку.

— Турист хренов, — раздалось ворчание Мишани.

— Нет Сань. Незачем. Палатки сделаны на основе инопланетных технологий, то есть с утеплителями, а еду разогреть мы и без костра сможем.

Костин смущённо замолчал. Забавно, но если вернёмся с этой планеты живыми, парня можно будет считать ветераном.

— Всё готово, — вынес вердикт Филиппов. — Удобно-то как получилось. Двухместные, аккурат по два человека в каждую. Саня, ты со мной

Мишаня криво ухмыльнулся, занимая одну палатку с Костиным.

— А как же… — растерялся молодой боец, озираясь по сторонам, стараясь не глядеть на меня с Полиной.

— Каком кверху, — фыркнул я. — А тебе Мишань я это припомню. Служить мы будем долго, до самой демобилизации, так что ты даже спать стоя научишься. Как слон индейский.

Филиппов фыркнул и проворчал что-то вроде, что он не доброволец и не останется до конца войны.

Полина Новикова, увлечённая готовкой, а вернее, разогревом остатков спасённой из капсул еды, не обратила внимания на наши разговоры. Она готовила, если этот процесс, можно было так назвать, на небольшой переносной плитке, нашего, советского производства, только немного усовершенствованной инопланетными технологиями. Там был установлен энергоёмкий аккумулятор, которого хватало на месяц автономной работы.

— Идите есть, — сказала она, мягко улыбнувшись.

Мне бы насторожиться таким перепадам настроения у девушки, но тогда я порадовался, посчитав, что девчонку попустило.

— Через час стемнеет, — сообщил я, сверившись с приборами. — Тогда так. Первым дежурю я. Потом Филиппов, следом Костин, под утро Новикова.

— Да не стесняйся ты так, — криво ухмыльнулся Мишаня. — Ставь своё и Новиковой дежурство рядом, здесь все свои, мы всё понимаем, даже уши заткнём.

Вот какая муха его укусила, раз он опять намекал на прозвище Полины на базе? Ему хочется, чтобы её опять накрыло, как после высадки? Однако девчонка не смутилась, а фыркнув, а встала, повела бёдрами и скрылась в той палатке, которая предназначалась мне и ей. Она явно окончательно пришла в себя, что не могло не радовать.

— Ефрейтор Филиппов, держите себя в руках и не выделывайтесь, — бросил я, проигнорировав намёки Мишани.

Новикова вылезла из палатки.

— Вот эту банку тушёнки, надо съесть сегодня, а то, мне кажется, она повредилась, — весело сообщила девушка.

— Если бы только банка, — вздохнул Мишаня.

— Насчёт дежурства всё понятно? — спросил я, слегка злясь, то ли на них, то ли на Полину, то ли на себя. — Темно будет семь часов, дежурим по два часа, как раз выспимся и со свежими силами, дойдём до цели.

Ефрейтор и рядовой как-то странно посмотрели на меня, но промолчали.

Теперь, спустя много лет, можно, признаться, в первую очередь самому себе. Ложбина выглядела настолько мирной и безопасной, что мы все расслабили. Хотя я поначалу старался держать себя в руках, но у меня ничего не вышло.

— Как поняли? — спросил я.

— Так точно, товарищ сержант, приказ поняли! — хором отозвались все трое.

Мне показалось или Полина «повысила» меня до лейтенанта? В хоре голосов было не различить, что именно она сказала.

— Тогда ужинать, — улыбнулся я.

Мы потянулись к ложкам и консервным банкам. Много еды, при падении спусковых аппаратов пришло в негодность, но учитывая, что запас брали на неделю трём десяткам бойцов, а выжило всего четверо, голодная смерть нам не грозила.

Сначала мы, не спеша, поели, чуть-чуть поговорили, о том о сём. А потом рядовой Костин, додумался спросить про наше участие в рейде на Арсу.

— Ты по адресу, молодой, — хлопнул его по плечу Мишаня. — Мы тебе расскажем, то, чего ты не услышишь ни на одном политзанятии от отцов-командиров.

— Не увлекайся, — буркнул я.

Дальнейший разговор мне стал попросту неинтересен. Во-первых, я и сам там участвовал, а во-вторых, Филиппов рассказывал эту историю уже столько раз, безбожно приукрашивая наше участие, что мне стало просто скучно. Я уже хотел немножко вздремнуть, перед дежурством, но тут Полина меня толкнула под руку.

— Мне тоже неинтересно, — призналась она. — Ведь я там тоже была, только во вспомогательных частях и нас увели первыми.

— Повезло тебе, — сказал я. — А мы попали, как кур в ощип.

— Не знала, что ты участвовал в рейде на Арсу, — задумчиво произнесла она. — Ты мне этого никогда не говорил.

Я немного стушевался. Надо сказать, у меня никогда не было с Полиной Новиковой дружеских отношений. Да, она отдавала мне часть своего сигаретного довольствия, а за это могла на меня положиться, я бы её прикрыл, да и прикрывал и помогал, когда надо. Вот, учебники подогнал. Общались иногда, безусловно. По службе приходилось взаимодействовать, хотя она и не была моей подчинённой. Но, у девушки свои интересы, а у меня свои. Никогда не откровенничали друг с другом.

— А на Нотри был? — спросила она, увидев, как я задумался.

— Оба раза, — ответил я. — А ты?

— И я тоже, — засмеялась она. — Ефрейтора получила, аккурат после второй операции. За грамотно организованное отступление.

Опаньки. Так вот оно что. Значит, девчонка-то обстрелянная, а хотя да, чему я удивляюсь?

Я достал сигареты и предложил ей. Полина, отрицательно мотнув головой, отказалась, а я закурил.

— Ты думал, что будешь делать после войны? — спросила она.

Я пожал плечами.

— Наверное, в армии останусь, получу офицера, а там видно будет.

— Ты же не хотел? — удивилась она.

Тут уже удивился я, откуда Полина вообще что-то знает про меня, но решил не уточнять, а спросил, что она сама собирается делать.

— Я же говорила, — как-то странно ответила девушка и у меня возникло ощущение, что она принимает меня за кого-то другого. — Продолжу учиться в Рязанском Политехническом. Ведь я до призыва отучилась там год, была отличницей и мне давали бронь, до окончания вуза. Но я решила сначала отслужить, а потом уже закончить образование…

Вот про это-то я как раз был в курсе, что она призвана после первого курса, но не знал из какого города.

— Погоди, так мы с тобой земляки? — перебил я её.

— Да? А ты ведь говорил… — начала она, но потом спохватилась. — Получается, что так? А ты откуда?

— С Михайловки.

— Далеко, я с Песочни.

— Да, не ближний свет, — согласился я, а сам задумался об удивительном совпадении, когда в один отряд попало три человека из одного города, случается не чаще одного раза на миллион.

Это удивило меня больше всего и я активнее включился в разговор с ней. В итоге мы так проговорили, до того как стемнело.

Всех, кто слышал эту историю, кажется странным, что мы вели себя так беспечно, на явно враждебной нам территории. Но во-первых, никаких врагов на горизонте не было видно, они вообще остались за рекой. Во-вторых, сама лощина, давала возможность контролировать её полностью, не выставляя охрану по периметру.

И да, после сложного и тяжёлого марш-броска по джунглям, где мы потеряли товарища, нам это место показалось реально, тихим и безопасным.

— Я в семье самый старший, — улыбнулся я, отвечая на вопрос Полины. — Ещё два младших брата и две сестры. Но они все реально мелкие, ещё в школе учатся.

— А у меня младшая сестра, ну из тех, кто разговаривать умеет, есть ещё двойняшки, но они совсем младенцы.

Полина тоже улыбнулась.

— Катька вообще на меня очень похожа. Даже в армию собралась, после учёбы. К счастью, ей восемнадцать лет ещё нескоро исполнится. Родители рассказывали, что она постоянно ждёт от меня писем и обижается, что так редко пишу.

Я лишь ухмыльнулся. Похоже, младшая сестричка старалась копировать старшую во всём, но да это до поры и до времени.

Разговор о семье, заставил нас приблизиться друг к другу. Я, как будто невзначай, коснулся Полины, а она лишь томно глазками повела. Девчонка-то она, безусловно, красивая и как я уже говорил, в тот вечер мы все немного расслабились, поэтому я больше думал, обломится мне чего или нет, нежели о безопасности.

— Ладно, — вдруг прервал мои раздумья, громкий голос Мишани. — Санёк, пойдём спать.

— Не стемнело ещё, — махнул рукой, но больше для видимости, на самом деле радуясь, что они сейчас собрались на боковую.

— Ляжем пораньше, — сказал Филиппов. — Ибо есть у меня подозрение, что завтра нормально поспать не удастся.

В чём-то он оказался прав, но тогда мы думали совсем о другом. Я наконец остался наедине с Полиной, которая явно проявляла ко мне интерес, чем я собирался воспользоваться. Как известно, в большой семье, клювом не рекомендуется щёлкать, а армия у нас, очень большая семья, если не сказать огромная.

Мы болтали о том о сём, даже честно говоря не понимали о чём, просто говорили какие-то слова, прислушиваясь к звукам, которые доносились из палатки, в которую ушли Филиппов и Костин. Они ворочались, устраиваясь, а когда из палаток раздался храп Мишани, то девушка, как по команде, прильнула ко мне и начала расстёгивать одежду.

Меня это не удивило. И дело было даже не в том прозвище, и ходивших про неё слухах. Хотя эти слухи и сыграли свою роль, не спорю. Было у меня уже что-то подобное. С Олей Зотовой, про которую я вам уже рассказывал. Она пропала незадолго до нашего вылета на эту планету, точно так же, не стесняясь и не жеманничая, взяла дело в свои руки. Ну и не только руки.

Кстати, позже я выяснил: весь их отряд попал в плен, а что с ней было дальше, неизвестно. Я не смог её отыскать даже после войны, хотя старался, да и возможности у меня к тому времени появились. Старший сержант Ольга Зотова так и числилась без вести пропавшей, отправленная имперцами из лагеря для военнопленных, на работы, на какую-то отдалённую планету и где она оказалась и почему не смогла вернуться на Землю после падения Империи, мне так и не удалось выяснить. Тем не менее встретились мы с ней… но это уже совсем другая история, которую я расскажу вам позже.

Извините, я немного отвлёкся, приводя мою историю со старшим сержантом Зотовой как пример. В тот вечер я не вспоминал про Олю, потому что был занят Полиной. Или, наоборот, она мной. Соитие у нас было бурным, хоть мы старались и не шуметь, чтобы не разбудить Костина с Филипповым. Но мне показалось, что кто-то попытался вылезти из палатки, однако увидев нас, заполз обратно. Я подобную резвость Новиковой, опять же, совершенно ошибочно списал на стресс, который она пережила в последние два дня. Но я остался доволен и девушка, вроде бы тоже, иначе как не кажется, она бы, уходя в палатку, не повернулась в мою сторону и не сказала:

— Мы обязательно продолжим, как дойдём до цели, а как оторвёмся после возвращения обратно!

Было, правда, два момента, которые меня смутили. Она один раз назвала меня Славой — так звали Терёхина, а непосредственно перед тем, как мы начали кувыркаться за палаткой, пробормотала что-то вроде: — чего я ждала, дура?

Я довольно улыбнулся, подумал что-то вроде: а жизнь-то налаживается, но потом собрался, отбросил посторонние мысли, потому что надо было дежурить. Хоть ложбина и оказалась тихим местом, но расслабляться, после нападений аборигенов в джунглях не следовало.

Однако, на удивление и два тёмных часа, обошлись без происшествий. Конечно, слышались всякие охи и крики хищников и птиц, но к нам в лощину никто не совался. Вернее, где-то вдалеке мелькали смутные тени, те, что и я и Филиппов видели днём, только они были видны более отчётливо. Но нападать не стали, просто появлялись и исчезали. А может быть просто боялись нападать на вооружённого человека.

Когда закончилась моя смена, я растолкал Филиппова, коротко проинструктировал его, рассказал ему про эти тени, а сам завалился в палатку, под бок к Полине и в сон провалился очень быстро. Столько событий за один день как плохих, так и… ну, будем считать моё соитие с девушкой чем-то хорошим.

В ту ночь мне вообще ничего не снилось. Не приходили души моих боевых товарищей предупредить об опасности, не являлся грустный Балодис. Просто закрыл глаза, а потом меня выдернуло из сна резко и внезапно, задолго до рассвета.

Что-то было не так, и даже не понял, что именно меня обеспокоило. Быстро осмотрел палатку: Полины рядом не было.

— «Значит, настала её очередь дежурить» — подумал я и поднёс к глазам руку, посмотреть, который сейчас час.

Однако на руке их не оказалось, хотя я точно помнил, что не снимал их. Однако, размышлять, куда они делись, не стал, потому что я обнаружил источник своего беспокойства. Снаружи, из-за тонких стенок палатки, раздавались чавкающие звуки. Солдату доблестной и героической советской армии присуще много грехов, но так громко никто из нас не чавкал. Даже после того, как мы неделю болтались в космосе, а запасы продовольствия кончились на третий день. В общем, снаружи был кто-то чужой.

И этот пришлый что-то, или точнее, кого-то жрал. Нащупав рукой автомат, я осторожно высунулся из палатки. Было темно, но хоть и с трудом, удалось разглядеть фигуру, которая поедала то, что ещё недавно было человеком, отрывая целые куски мяса. Медлить и пытаться увидеть больше, уже не имело никакого смысла. В тот момент я решил, что какая-то местная тварь напала на Полину Новикову, когда та задремала и загрызла её, а теперь вот поедает. Действовать надо было как можно быстрее. Да, Полину уже не спасти, но остановить эту тварь надо было, как можно быстрее, пока она ещё кого не убила.

— Подъём! — крикнул я, во весь голос, стараясь разбудить Филиппова и Костина, одновременно резко выскакивая из палатки.

Оттуда было невозможно прицелиться, поэтому я решил не рисковать и стрелять с открытого пространства. В моих руках был автомат погибшего Балодиса, который я не стал убирать далеко, на всякий случай.

Существо прекратило жрать и, вскинув голову, посмотрело на меня и я почувствовал… Нет, описать, свои чувства, я и сейчас могу с трудом: смесь ужаса, страха и отвращения, потому что на меня глядело не животное и не коренной житель, а ефрейтор Полина Новикова, которая хоть и была узнаваема, но уже с трудом.

Глаза её странно сузились и стали сплошного тёмного цвета, изо рта торчали клыки, но не как у вампиров из голливудских фильмов, а здоровые, не помещавшиеся во рту. Почему-то мне пришла в голову ассоциация с саблезубыми тиграми. Она приподнялась и сделала шаг ко мне. Машинально я отметил ещё одну странность, а именно походку, на полусогнутых. И да вместо рук у неё оказались когтистые лапы.

Почему я не стал стрелять? Да просто растерялся. Окажись это существо, действительно инопланетным монстром, рука бы ни на миг не дрогнула, а так… Я даже чуть автомат не выронил.

— Что происходит? — каким-то севшим, не своим, голосом спросил я, а существо, которое ещё совсем недавно было Полиной Новиковой, пошло ко мне, медленно и неотвратимо, реагируя на звук.

— Чё это? — раздался громкий голос, проснувшегося и вылезшего из палатки Мишани и существо, развернулось, встало на четвереньки и бросилось на него.

Филиппов в первый момент растерялся, но когда Новикова вцепилась ему в ногу, как собака и попыталась её откусить, то Мишаня стукнул её прикладом по голове. Издав какой-то невнятный, лающий звук, она, разжав зубы, попыталась отобрать у него оружие, расцарапывая ему руки. Ефрейтор Филиппов кое-как отбивался, оглашая окрестности отборной руганью, но получалось это у него с трудом. Тварь походу была хоть и очень сильной, но неумелой.

Их борьба вывела меня из ступора, потому что в тот момент, когда она бросилась на Филиппова, до моего сознания достучалась простая и очевидная, казалось бы, мысль: Полина Новикова уже мертва, а тварь, что захватила её тело, надо убить. Однако легко подумать, а вот сделать это было куда как сложнее. Пришлось подходить осторожно, держа существо на прицеле, стараясь выбрать момент, когда она хоть чуть-чуть отдалится от моего сослуживца, чтобы не попасть в Мишаню.

Будь у меня тогда получше подготовка, я, может быть, смог бы подстрелить монстра, а побольше уверенности, и я бы не так боялся подстрелить Мишаню.

К несчастью, тогда я промедлил и существо с воем, подхватив недавнего сослуживца, выскочило из лощины. Я побежал за нами, однако сильно отстал. Тварь оказалась не только сильнее, но и проворнее меня. Однако, с грузом в руках она скакала не так быстро, как могла, поэтому я не потерял её из виду.

Как я узнал позднее, ефрейтор Филиппов не висел покорной тушкой, в когтях хищницы, а пытался освободиться и даже полоснул её ножом несколько раз. Существо взвыло и выпустило его из когтей и остановилась, намереваясь разобраться со строптивой жертвой. Мишаня шмякнулся о землю, но сразу вскочил, с ножом наизготовку, не обращая внимания на боль в ноге. У него, вооружённого, были неплохие шансы продержаться, до моего похода. Вот только Филиппов не учёл одного досадного момента — он оказался на краю обрыва, и злобная, но тупая тварь, попытавшись выбить нож из его рук, просто столкнула его вниз. Разумеется, не специально, ведь она хотела его сожрать, а не просто убить, но толку-то от её желаний.Я не успел совсем чуть-чуть. Стоило мне приблизиться на расстояние выстрела, то увидел, как Мишаня падает в бездонную пропасть. В этот момент мне показалось, что сердце замерло, на миг, на секунду, давая подсознанию понять: все мои товарищи погибли, и я остался один, на незнакомой планете. Однако до сознания это тогда не дошло.

Я не стал орать, как это принято в американских фильмах, а просто выпустил очередь электромагнитных импульсов по тому созданию, которое несколько часов назад было Полиной Новиковой. Какие бы свойства ни приобрела эта тварь после мутации, но разряды, выпущенные из АК-97, не оставили ей никакого шанса. Я стрелял в неё до тех пор, пока туша не задымилась и не рухнула на землю. Однако и тогда я на всякий случай, осторожно приблизившись к валяющемуся неподвижно трупу, выстрелил ей в голову, а потом сделал то, отчего опешили даже видавшие виды особисты, и очень долго спрашивали меня, почему я это сотворил, а потом проверяли моё психическое здоровье. Но я так и не смог ответить на этот вопрос, не то что им, а самому себе. Видно, сработало что-то глубоко подсознательное, идущие из тьмы веков… Врачи же назвали это просто стрессом.

Достав нож, я вскрыл грудную клетку, своей недавней любовнице и выдернув оттуда сердце, пробил несколько раз его ножом, лишь бросил его в пропасть. Потом отрезал ей голову и отодвинул её от тела подальше. В этот момент мне пришла в мою дурную башку мысль, что, может быть, Мишаня за что-то зацепился, и висит на этой скале, пытаясь не сорваться вниз.

— Миша, — попытался я крикнуть, но вместо командного окрика, раздалось позорное сипение.

Тогда я набрал в грудь побольше воздуха и гаркнул:

— Ефрейтор Филиппов! Приказываю немедленно подняться!

Тишина была мне ответом. Я достал сигарету и закурил, делая большие затяжки. Руки дрожали.

— Мишаня, мать твою!

Планета издевательски молчала, как будто говоря мне этим: не вы первые пытались покорить меня, но и вы, как остальные, приняли смерть на этой земле. И твои минуты, сержант Валерий Кирьянов, постепенно истекают. Каждый твой шаг будет шагом к смерти.

— Вот уж хер, — вслух сказал я, возвращаясь к палаткам. — Назло всему. Дойду до пирамид, а там дождусь наших.

Там я быстро нашёл сапёрную лопатку и вырыл две с половиной могилы. Неглубокие, всего полметра, просто присыпать землёй и завалить камнями, а там по идее должны подойти вторая или третья группы. Они или со мной или без меня войдут в пирамиды, запустят управление системами безопасности и тогда уж мы вернёмся и похороним наших товарищей по-людски.

Почему две с половиной могилы? В одной я похоронил Сашу Костина. Полину Новикову я закопал так: в одну яму положил тело, а отдельно закопал её голову, которая всё так же была обезображена, страшным превращением. Кто знает, на что вообще способны созданные этой планетой монстры? Рисковать не надо.

Я немного устал, копая могилы и таская камни, но отдыхать я и не собирался. Во что бы то ни стало я решил дойти до финальной точки нашего маршрута сегодня. Поэтому я побросал в рюкзак остатки еды, воду и даже не стал собирать палатки. Вместо этого я снова сходил к обрыву и попытался докричаться до ефрейтора Филиппова. Безуспешно. Плюнув вниз, я повернулся и зашагал к видневшимся вдали сооружениям.

У меня оставалась последняя надежда на пирамиды. Майор Фролов, не дождавшись известий от нас, уже должен был послать ещё одну группу, которая не погибнет при спуске и сможет пройти через джунгли.

Глава 5. Восхождение на пирамиды

Планета МПРО-14ЖК (будущая Кадмия)

Первым, что изменилось, когда мы начали осваивать дальний космос — это оружие. Огнестрельное: пистолеты и автоматы, стало лазерным, сохранив при этом внешнюю форму. Просто на базе классических автоматов Калашникова, сделали АК-97, который стрелял лучами, а мог, если сломать предохранитель, выжечь небольшое поле, вместе со всеми врагами. Что я и сделал недавно. Причины перехода были просты. Во-первых, мощнее. Во-вторых, практически нет проблем с боеприпасами, не надо возить ящики с патронами. Достаточно нескольких батарей на один бой, которые потом можно зарядить. В-третьих, при налаженном производстве получалось дешевле. Но вот артиллерия осталась, как и была, только стала космической. В том смысле, что никто лазерами с орбиты не жёг, предпочитая старую-добрую бомбардировку. Но уже сверху. Так действовали и мы и имперцы. Впрочем, поговаривают, что в нескольких сверхсекретных институтах ведётся разработка чего такого. Такого! Но пока, дальше слухов не заходит.

От лагеря, где я потерял последних товарищей и до пирамид я дошёл быстро. Никаких препятствий, никаких врагов мне больше не встретилось на всём пути, но я не радовался, подозревая, что здесь наверняка меня ожидает, какая-то подлянка, сродни внезапно мутировавшей Полине Новиковой. Идти было и легко, и тяжело одновременно. Легко, потому что по дороге мне не встретились даже местные хищники, вообще никаких зверей, только насекомые, но они с самого начала нашего пути, никак не реагировали на нас. Тяжело, потому как меня не отпускали мысли о сожранном Костине, об упавшем с обрыва Филиппове, но больше всего я пытался понять, что же случилось с Новиковой? Что вообще это было и не отрастут ли у меня клыки и я в один момент из солдата Советской Армии, стану монстром — стражем здешних пирамид?

Так что этим проклятым «брёвнам» со щупальцами, я был бы рад, как родным, необходимость отстреливаться от врагов, меня бы точно отвлекла от мрачных мыслей.

Но так хоть я и был постоянно начеку, готовясь отразить любую подлянку, которую мне готовит планета, но мысли постоянно возвращались к вчерашней ночи, с вечным вопросом: что если бы? Если бы я не занялся любовью с Полиной, если бы не стал орать как дурак, разбудив Мишаню, если бы у меня не дрогнула рука, выстрелить в монстра, наплевав на то, что он прикрывается моим другом?

Я сжимал волю в кулак и изгонял эти размышления из моей головы, но тут же на смену им лезли новые: не растут ли у меня клыки, не побегу ли я назад, разрывать могилы, чтобы полакомиться свежей плотью?

Но я всё-таки дошёл до цели и не превратился в монстра. Ненадолго остановился, глядя на величественные сооружения. Зрелище было красивым в своей монументальности, и я не единственный, кто отдал должное этим гигантским рукотворным горам. Да что я, до сих пор многие из тех, кто впервые попадает на эту планету, замирают, в восхищении, глядя на четыре пирамиды, которые в три раза выше знаменитой пирамиды Хеопса в Египте, между которыми приткнулись такие же огромные посадочные кольца.

Здесь было тихо и пусто. Наших здесь пока не было, иначе бы они оставили хоть что-то, хоть какие следы. Тогда ещё подумалось, ничего страшного, мало ли насколько задержалась следующая высадка и сколько они будут идти к пирамидам.

Их было ровно четыре штуки, как нам и обещали, исследовавшие планету с орбиты учёные. Я подошёл к одной из пирамид, в раздумьях похлопал по стене и присел на одну из ступеней. Надо было подумать, стоит ли лезть туда одному или подождать, когда подойдёт подкрепление. Но ждать можно долго. Я прикидывал варианты и вышло, что от десяти часов до нескольких суток. И это ещё при самом удачном раскладе.

— «А вдруг никто не придёт?» — закралась в голову паскудная мыслишка.

Может быть, они погибли в джунглях или приняли решение вообще не спускаться на планету, после того как потеряли связь с нами? Я тяжело вздохнул и потянулся за сигаретой: надо было, как следует подумать и всё просчитать.

Я не был вымотан, наоборот, чувствовал себя очень бодро, ведь мой отряд, за вчерашний день почти дошёл до цели. Так что в одиночку мне пришлось идти где-то два с половиной часа. Этот поход не тянул, даже на простой марш-бросок. Так, лёгкая прогулка, по нашим нагрузкам. Да и после того как мы оказались за рекой, на нас никто не нападал. Если не считать того монстра, которым стала Полина Новикова. Однако теперь я был один, и было некому обратиться в чудовище, кроме меня самого. Но эта и другие пораженческие мысли, вылетели из моей головы и их место занял другой вопрос: стоит ли лезть на пирамиду медленно, захватив всё своё имущество, или оставить внизу, то что я прихватил с собой попробовать как-то шустро вскарабкаться, оставив вещи здесь?

В голову полезли совсем непрошенные мысли. О доме, о детстве. Знаете, но до 2001 года, война, которую планета Земля вела, выкладываясь на полную, никак не ощущалась внутри нашей, советской, страны, так точно.

Просто говорили, про какие-то невиданные открытия, прорывы в науке, о том, что нам открыта теперь вся Вселенная. Хотя я плохо это помню, но царил какой-то сдержанный оптимизм, почти у всех, кроме военных. Они были уверены, что за космос нам придётся воевать, а с ними спорили, называли милитаристами, а потом всё резко изменилось.

Внезапно, в один момент, я тогда учился в третьем классе, американцы вдруг из заклятых врагов превратились в союзников. По телевизору стали показывать иностранные многосерийные мультфильмы и телефильмы. Что-то мне нравилось, что-то не очень, а насчёт некоторых вещей я удивлялся, как это вообще смотрят.

Но один многосерийный фильм, мне всё-таки запал в душу. Это был «Звёздный Путь», который мы смотрели с друзьями. Мне казалось, что просто советские разведчики пробрались в самое нутро Голливуда и сняли шестьдесят серий чего-то очень похожего на советскую фантастику. Казанцев, Булычёв и остальные. Мы даже где-то раздобыли жёлтых, красных и синих маек и часами играли в покорителей неизвестных миров. Я мечтал тогда стать кем-то из тех отважных космолётчиков и вот Вселенная, как будто нарочно дала мне шанс реализовать свою мечту. И ведь всё по-честному. В том телефильме фраза: он умер, Джим, звучала порой несколько раз в одной серии. Он умер. Они все умерли…

Словом, хорошо жилось советскому ребёнку. Можно было не обращать внимания, как у взрослых проходит оптимизм, как он меняется, сначала на испуг, а потом на решимость биться до конца, не отдав ни пяди нашей родной планеты, мерзким феодалам. Которые хоть и не известно каким, но, очевидно же, мошенническим путём вышли в космос и покорили тысячи миров.

И я вырос в такой решимости. Она сформировала меня, как личность, сделав из меня добровольца космодесантника, который теперь сидел где-то в глубокой глуши, один-одинёшенек и думал, что ему теперь делать.

Но это было то, что я заметил, как ребёнок, а было и то, на что обратили внимание взрослые, а мне самому было не до этого. В Советском союзе и раньше много строили, было даже такое выражение «стройка века», но в годы моего детства строительство приобрело какой-то невиданный размах, а всё благодаря инопланетным технологиям, которые дали нам возможность строить надёжное, дешёвое, а самое главное, быстровозводимое жильё.

Сначала оно планировалось для колоний, но потом стали строить и на территории СССР. Да и мои родители, как-то поднапряглись, поругались по профсоюзной линии, а выбили. Построили нам, вместо нашего старого одноэтажного домика, очень просторный и уютный дом — полтора этажа, ломанная крыша, в который смогла влезть вся наша огромная семья.

И ещё, как забыть про рождаемость! Где-то с семидесятых годов, она резко выросла. Вот просто ни с того ни с сего, стало нормальным, по три ребёнка в семье, минимум. Учёные себе голову сломали, но потом списали всё на биологические механизмы ожидания войны и забыли тему.

Но, как меня потом просветили знающие товарищи, всё оказалось куда как сложнее. Дело в том, что перед войной действительно рождает больше людей, но и больше мальчиков в том числе, а тут сохранялась стандартный демографический разброс. И над действительно, продолжают думать, но исключительно в учреждениях, которые никогда не публикуют результатов своих исследований, зато жадно читают чужие.

Я снова осмотрелся. Было очень жарко.

— Мексика далеко, Мексика рядом, — пробормотал я себе под нос.

Я вообще ни разу не был за пределами Советского Союза, ну до армии, но зато обладал богатым воображением и читал в детстве много книг. Поэтому я смог представить себя кем-то из знаменитых конкистадоров Эрнаном Кортесом или Педро дель Альворадо, кто там из них, отправившись завоёвывать Новый Свет, увидел пирамиды? Хотя, может, и никто из них, им было не до того, а их нашёл какой-нибудь священник, ехавший обращать майя в христианство огнём и мечом. Позабылись как-то авантюрные книги моего детства.

Я предавался воспоминаниями и размышлениям, сидя в тени этих красивых, но страшных пирамид, а потом резко встал, поплевал на руки и уверенной походкой направился к ним.

Да, я решил покорить один местных «Эверестов» в одиночку, не дожидаясь подхода основных сил. Попросту говоря, произвести первичную разведку, чтобы когда подойдут наши им, было проще. Залезть наверх, а потом сбросить вниз верёвку и посмотреть, какая там глубина до ближайшего пола. Всё равно заняться было больше нечем, не смотреть же на местную природу, которая мне успела надоесть за два дня.

Карабкаться на верхушку я собрался, потому что только там был вход в пирамиду. Это мы опять же выяснили по снимкам и записям с орбиты, и самое интересное, он был открыт, но что ожидало путешественника внутри, было неизвестно. Но меня и это и необходимость подъёма на такую высоту не сильно волновало. Мне уже было всё равно, я шёл к цели на автомате. В душе моей царила тьма, если можно так поэтично выразиться. Я был уже не новичок, полтора года на войне, и не первый раз терял товарищей, но вот так вот — впервые. Девушка, с которой я сблизился в последние часы её жизни, по неизвестным причинам превратилась в монстра, что убил моего друга. И ещё рядового, за которого я отвечал, а мне пришлось пристрелить её саму. Такого и врагу не пожелаешь, хотя… имперцам в те дни, я желал гораздо больших неприятностей. И был даже не против тепловой смерти Вселенной, лишь бы это уничтожило Империю Миллиарда Звёзд.

Я осмотрелся, перед тем как устроить себе небольшой привал. Да, красиво. Пирамиды, в зарослях джунглей, плюс посадочные кольца — древнее, но очень высокотехнологичное сооружение. Построено грамотно и эстетически привлекательно. Меня удивляло только то, что эти сооружения стоят много тысяч, а то и десятков тысяч лет, но всё равно выглядят так, как будто их построили максимум десять лет назад. Да, понимаю, Предтечи ушли от нас очень далеко вперёд, но разве им были подвластны законы физики? Хотя, если вспомнить, что в один прекрасный момент они попросту исчезли, я бы не удивился и тому, что физические законы они точно так же игнорируют как рецидивист уголовные.

— Не самое худшее место, чтобы умереть, — вслух сказал я и криво ухмыльнулся.

И правда, лучше здесь, чем в индустриальных развалинах Арсы или вообще, где-нибудь на безвоздушном спутнике. Вот интересно, но почему-то я боялся умереть, оказавшись в открытом космосе, а вот так, на планете, пусть даже принять мучительную смерть совсем не против.

Забрался в тенёк, благо теней здесь хватало, достал фляжку с водой, консервы. Подкрепил силы, немного посидел, а потом избавился от лишней жидкости и ещё чего лишнего.

— «Вот она, родненькая», — подумал я, вычислив ту пирамиду, которую нам указали учёные в качестве цели.

Именно в ней должен был находиться передатчик, запускавший межзвёздный портал. Ещё нас просили поискать устройство, которое сможет отключить защиту этой местности из космоса, но это как получится. Разумеется, всё это было в теории, а как оно на практике, предстояло проверить мне. На всякий случай я обошёл пирамиду со всех сторон, мало ли мы чего пропустили со спутников и здесь внизу есть проход. Но нет, никаких зазоров, сплошная стена, ну или ступень размером с человеческий рост. Правда, это должен был быть человек чуть ниже меня.

Поначалу подъём был не таким уж и трудным, можно было обойтись и без специальных приспособлений, которых у меня, кстати, и не было. Пирамиды, как я уже говорил, были вовсе не похожи на египетские, скорее на те, что строили майя, то есть ступенчатые, только огромные. Но чем выше лез, тем становилось тяжелее.

Разумеется, карабкаться вверх по жаре и солнцепёку, удовольствия мало. Но нет таких препятствий, которых не преодолели бы большевики, и хоть тогда я не был членом партии, но был секретарём комсомольской ячейки, которая полегла почти в полном составе в этих долбанных джунглях. И это меня мучило тогда и мучает до сих пор. Хотя особой моей вины в этом не было. Я карабкался наверх с матом и проклятьями в адрес Предтеч, которые не удосужились открыть дверку внизу, а потом начал петь. Почему-то в голову лезло только песня «Белое безмолвие» Владимира Высоцкого, хотя там было про холод и север, а я сейчас был в тропиках. Может быть, навеяло стаями странных существ, которые летали между пирамид и были очень похожи на птиц.

Все года, и века, и эпохи подряд

Всё стремится к теплу от морозов и вьюг.

Почему ж эти птицы на север летят,

Если птицам положено только на юг?

Немелодично загорланил я, преодолевая очередную ступень пирамиды. Нет, определённо не нравились мне эти птички. Какая-то от них исходила угроза. Я тогда ещё прикинул, что надо быть наготове. Если и правда на меня нападут эти летающие создания, то сразу вниз, дожидаться подкрепления.

Слава им не нужна и величие,

Вот под крыльями кончится лёд —

И найдут они счастье птичее

Как награду за дерзкий полёт!

Угу. Не нужна мне слава и величие. Только верните ребят, которые разбились при спуске, погибли в джунглях. А так обойдусь без славы.

Перестал петь, и сделал новый рывок, преодолевая очередную ступень. Чем выше я поднимался, тем больше становились ступени, тем тяжелее было карабкаться наверх. Подумал, что не стоит убегать от странных птиц. С собой у меня было два автомата, так что просто отстреляюсь. Резко расхотелось ещё раз подниматься по этим ступеням снова.

Что же нам не жилось, что же нам не спалось?

Что нас выгнало в путь по высокой волне?

Нам сиянья пока наблюдать не пришлось,

Это редко бывает — сиянья в цене!

Что-что. Грёбаные имперцы, вот из-за кого я оказался здесь и теперь карабкаюсь, как последний дурак наверх, думая, что это что-то изменит, или как-то поможет мне выжить. И чего этим феодальным паскудам у себя дома не сиделось? Хапнули большую часть Галактики и останавливаться не собираются. Но, надеюсь, нами они подавятся, как подавились нацисты, Наполеон и прочие поляки. Я приложу к этому все усилия и может быть, какой-нибудь толк из моего путешествия наверх выйдет. Хотя, скорее всего, нет. Но лучше уж помереть, пытаясь выполнить задание, чем от тоски в подножье пирамид.

Тишина… Только чайки — как молнии,

Пустотой мы их кормим из рук.

Но наградою нам за безмолвие

Обязательно будет звук!

Ой, ёлки. Накаркал. Звук, да ещё какой! Едва я поднялся на последнюю ступень, где находился люк, в который надо спуститься — вот ирония, как в мою сторону уже летела стая каких-то крылатых тварей. Вот в этом-то и была засада и особый, садистский юмор, создателей пирамид. Вот что за несправедливость? Как имперцам там технологию на блюдечке, а как нам, так через стражей не прорваться. Такое меня зло взяло тогда, что я не сдержался.

— Мать вашу за ногу! — выругался я, прерывая пение и доставая автомат, который принадлежал покойному Балодису. — Откуда же вы все лезете!

Злости не было. У меня осталось лишь тупое раздражение, обида на негостеприимную планету, которая убила моих товарищей, а теперь пытается уничтожить меня. Что же, я к этому готов. Просто так меня не взять.

Чем ближе приближалась стая, тем яснее становилось, что это какие-то рукокрылые, а не птицы и летели они на меня, издавая жуткие и неприятные звуки, который сливался в один, больно бивший по ушам. Хотя, возможно, это было что-то вроде эхолокации, как у летучих мышей, но мои нервы реально не выдержали. Я вскинул автомат и стал палить по ним.

Как давно снятся нам только белые сны,

Все иные оттенки снега занесли,

Мы ослепли давно от такой белизны,

Но прозреем от чёрной полоски земли!

Кричал я, чтобы заглушить эти адские звуки. Не самый лучший способ, но лучше, чем никакой. Стая бросилась врассыпную, и все мои выстрелы прошли мимо. Попытался открыть огонь снова, но обнаружил, что оружие окончательно разрядилось. Я даже испугаться не успел, сразу вспомнил, что у меня есть запасной ствол.

Наше горло отпустит молчание,

Наша слабость растает как тень.

И наградой за ночи отчаянья

Будет вечный полярный день!

Выкрикнул я и зашарил в поисках второго автомата. Кстати, я находился на северном полюсе этой планеты. И здесь были тропики — такой уж наклон был у этого небесного тела. Пока я искал автомат, один из крыланов, подобрался ко мне поближе и попытался вцепиться в мою лодыжку, но получил ногой по морде и камнем полетел вниз. Хотел сбить меня вниз тварь? На тебе, своим же салом, по собственным сусалам. Наслаждайся, не подавись.

Север, воля, надежда. Страна без границ.

Снег без грязи — как долгая жизнь без вранья.

Вороньё нам не выклюет глаз из глазниц,

Потому что не водится здесь воронья!

Радостно сообщил я вслед сбитому мной крылану. Надеюсь, он сдохнет не сразу и в муках.

Делать было нечего и я выхватил свой автомат, тот самый, у которого был сломан предохранитель. Впрочем, тот момент, я благополучно про это забыл. Подошёл поближе к тёмному проёму, чтобы получше прицелиться и выстрелил в круживших надо мной созданий.

Кто не верил в дурные пророчества,

В снег не лёг ни на миг отдохнуть,

Тем наградою за одиночество

Должен встретиться кто-нибудь!

Эффект превзошёл все мои ожидания. Часть крыланов сожгло в пепел, остальные разлетелись, истошно вереща. Ха-ха. Цыплёнок жареный, цыплёнок пареный, цыплёнок тоже хочет жить. Но насладиться победой я не успел. Забытая мной отдача, напомнила о себе и от толчка я свалился в тот самый проём на вершине пирамиды, который был входом, допев последние слова песни.

У АК-97 нет отдачи, это хороший автомат, наши очень творчески переработали инопланетное оружие, под то, что привычно всем нам. Но вот если сломать предохранитель, то отдача присутствует, хоть и небольшая. Её мне и хватило, чтобы камнем рухнуть вниз, в тот самый, незакрытый проход.

На миг сердце остановилось, ну так мне показалось и я буквально попрощался с жизнью, представив, что так и буду лететь до самого дна. Но почти сразу пришёл в себя, точнее, будет сказать — сработали рефлексы, которые мне вбивали день за днём. Сначала я попытался зацепиться за край — неудачно. Просто ободрал себе руку, но потом тормозил падение руками и ногами, благо спуск не расширялся, оказавшись чем-то вроде шахты лифта. Вот так скользя, я пролетел, уж не знаю, сколько метров вниз и ударился ногами о заслонку, которая от такого обращения с ней раскрылась и я влетел в огромное помещение, где и рухнул на какую-то древнюю мебель. Судя по всему, в труху она превратилась давно, а моя туша завершила процесс, заставив останки разлететься по комнате.

Первое время я просто валялся по пыльному полу, пытаясь понять, жив я или умер. Было непонятно. Потом я попробовал пошевелиться и когда после движения, руку прострелила резкая боль, я понял, да действительно. Жив, здоров и невредим.

Я громко и неприлично выругался, вспоминая всех тех, из-за кого я оказался в этой проклятой пирамиде начиная с имперцев и заканчивая пилотами, которые подвели нашу спусковую капсулу под защитные системы пирамид. В следующий момент я вздрогнул и заорал, потому что услышал женский голос, он меня о чём-то спросил на незнакомом языке, который явно не был русским, английским или базовым имперским. Мне хватило нескольких секунд, чтобы понять, голос неживой, скорее всего, запись, оставленная строителями этого сооружения.

— Да пошла ты, — довольно злобно сказал я, пытаясь встать.

Вот серьёзно, не до баб мне тогда было, совсем не до баб. Тем более невидимых, да и вообще ненастоящих.

Подъём на ноги мне дался с большим трудом, так как болело всё тело. Где-то саднила ободранная кожа, давали о себе знать ушибы, и даже было подозрение на перелом. К счастью, ложное. Голос не отставал, что-то говоря мне. Мне тогда ещё подумалось, что вот же настырная программа. Я начал отвечать, иногда непечатно, но по большей части, я выговаривался, изливал душу, просто стараясь не оставаться со своими мыслями наедине, заглушая их разговором. Почему-то о том, что эта запись может запросто быть системой распознания свой — чужой, я тогда не подумал. Хотя итак, мысли в голову лезли самые паскудные. Например, как я буду отсюда выбираться и что если помощь не подойдёт вовремя, то я просто сдохну здесь.

Наконец, поднявшись, я осмотрелся. Сразу после моего падения, в том помещении куда я упал, загорелся приглушённый оранжевый свет и было более или менее видно и окружающую обстановку.

Я только вздохнул, оглядывая абсолютно пустое помещение, в котором не было ничего. Только труха и пыль, в которую превратилась единственная мебель, после того как я на неё упал. Впрочем, рухни я стороне, всё равно то, что здесь стояло, продержалось до моего первого чиха. Потому как я даже разглядеть не успел, на что я упал. Типа стулья, стол… А, воину советской армии такое без надобности, а вот то, что здесь не было хоть чего-то полезного, очень расстраивало.

Единственное, что могло мне принести хоть какую-то пользу, было зеркало, во всю стену, на одной из сторон комнаты. Я приковылял к нему, скептически взглянул на свою рожу и полез за аптечкой. С переломами, конечно, ничего не сделать, да и даже санитар из меня был никакой. Все врачи, которые инструктировали солдат, как оказывать первую медицинскую помощь, просто плевались с того, что делал я. Впрочем, предпочитаю думать, что это они меня плохо учили. Ведь в разведке меня потом натаскали, ну просто на отлично. Но не буду забегать вперёд. Но можно было хотя бы обработать ссадины антисептиком, та бишь зелёнкой, которой в аптечке было полно, и это в принципе было единственным, что я опознавал. А нет, вру. Ещё обезболивающее узнал по маркировке.

Раздевшись догола, я завертелся перед зеркалом, которое мне показывало всего меня очень хорошо и отчётливо. Удивительной чистоты было зеркало. Стесняться было некого, в этой пирамиде даже насекомых не водилось, а женский голос я вообще считал программой. Вздохнул, глядя на результаты моего полёта вниз. Да, ободрал я себя капитально, даже на филейной части ссадины были.

И вот я мазался зелёнкой, а в чём мне чуть-чуть помогало зеркало, потому что на 180 градусов шею я поворачивать так и не научился, шипя и ругаясь, как вдруг тот же голос начал мне задавать один и тот же вопрос. Вернее, я так решил, что она просто повторяет одно и то же, хотя и оказался прав, впоследствии. Жжение, которое вызывал антисептик, как вы понимаете, не привело меня в доброе расположение духа, а попросту говоря, я был злой, как чёрт. Поэтому очередной цикл однообразных вопросов меня просто взбесил. Отбросив зелёную ватку, я вытянулся во весь рост перед зеркалом и громко проорал:

— Да! Да! Да! Делай что хочешь, только заткнись!

Голос и правда замолчал, и я уже было вздохнул с облегчением, но тут из зеркала вылетел зелёный луч, и он ударил мне в голову, отчего я потерял сознание.

Глава 6. Наследие Предтеч

Планета МПРО-14ЖК (будущая Кадмия)

Лежать с закрытыми глазами, несказанное удовольствие. Особенно когда знаешь, что стоит их тебе открыть, как удовольствие закончится и на смену безмятежной темноте придут проблемы. Я один на незнакомой планете, все мои друзья и боевые товарищи погибли. Как выжить в этой пирамиде, если воды осталось дня на три, а еды на четыре? Но делать нечего. Приходится брать себя в руки, волевым усилием открыть глаза, и глядя в потолок, удивляться, что у тебя ничего не болит, хотя до потери сознания саднило всё тело.

Я дополз до своих вещей, которые бросил рядом с зеркалом и достав часы, посмотрел время. Прошло не больше пяти минут. Однако, за это время много что изменилось.

Во-первых, я стал понимать, что мне говорит загадочный голос. Сначала с трудом, и только простые фразы и предложения. Но чем больше я общался с искусственным интеллектом, который был своеобразным управляющим этих пирамид, тем лучше осваивал этот язык. Я и сейчас могу на нём говорить, и, кстати говоря, технологию эту давно раскрыли и сейчас вовсю применяют, обучая людей множеству языков. Кстати, сам ИИ, русский освоил быстрее меня, и с остальными общался уже на нашем языке.

Во-вторых, выяснилось, что перед тем как меня шарахнул зелёный луч, голос спрашивал, хочу ли я активировать систему. Какую именно не уточнял, да я бы всё равно её не понял. И когда я начал в ответ орать ему: «да», то принял мои слова за согласие, ориентируясь исключительно по интонации. Запустил систему и сразу подключил меня к ней. Я-то ведь согласился. Потерял сознание я от передозировки информации, так как ИИ заодно внедрил мне в мозг знание языка и основы управления сложным комплексом, который включал в себя и четыре пирамиды, доверху набитые всякой нужной техникой. Разумеется, отсюда можно было управлять порталом, а самое главное…

Сначала я вообще не понял, что именно Артефакт развернул передо мной. Я лишь уточнил, может ли он открыть портал. Но в тот момент меня немного подвело знание языка, на котором я только-только начал говорить, и вместо чёткого ответа я увидел гигантскую, во всю комнату, карту галактики Млечного Пути. Звёзды были раскрашены разным цветом, но не по спектральному классу. У тех, что светились ярким зелёным светом, находились активные межзвёздные проходы, красным были выделены закрытые или уничтоженные. Звезда, обозначенная белым цветом, обозначала, что там портал никогда и не ставился. Всё это я тоже понял, благодаря знаниям, которые внедрил в мой мозг искусственный интеллект этого сооружения.

— Опаньки, — только и сказал я, чуть не упав там, где стоял.

Карту нашей Галактики я изучал подробно, благо в армии она висела везде, где только можно. Правда, там не обозначали наши колонии, место нахождения Полигона, но это и так все знали, и главное: чего скрывать-то? Попади карты с отметками, хоть в руки американцев, хоть имперцам, им бы это всё равно ничего бы не дало. Если звезда не подписана уникальным индексом, которые знают только те, кто открывает порталы, и, возможно, некоторые сотрудники военной разведки, а больше никто. Это была информация под таким грифом секретности, что соваться было себе дороже. Индексы скрывали и мы, и американцы и те же имперцы. Среди солдат вообще ходили слухи, что пилотам, которые открывают порталы, вшивают в мозг программу самоуничтожения на допросе. А без знания индекса открыть портал к «соседям» никак бы не получилось. Ровно до того как я увидел эту карту, где при наведении на звезду показывался точный межпространственный адрес портала. Поэтому я и сказал: опаньки, а потом добавил несколько непечатных слов. От восхищения, конечно. Ведь такие знания давали нам преимущество в войне, которая складывалась, увы, не в нашу пользу.

— Мне нужна связь, — притоптывая от нетерпения, сказал я.

Сообщить на корабль, что система управления порталом взята под контроль, и потребовать прислать сюда старших офицеров и ответственных лиц, а главное, учёных, которые смогут разобраться и найти пресловутую имперскую столицу, или вычислить ключевые военные базы врагов. И всё дело сделано, а звезда Героя Советского Союза, и военное училище, из которого я точно выйду в звании старшего лейтенанта, а то и капитана, считай у меня в кармане.

Искусственный интеллект пирамид, в ответ мне сообщил, что в системе отсутствуют любые типы передатчиков, с которыми можно установить связь.

— Не свисти, — возмутился я, всё ещё не веря, что на планету нас отправили без всякой подстраховки. — Здесь должен быть наш корабль, который сбросил меня на эту планету.

Электронный разум не стал спорить, а просто сказал мне, что, может быть, корабль и дрейфует где-то рядом с планетой, но необходимых передатчиков, совместимых с нашими приёмниками, в пирамидах нет. Иначе бы он их услышал или учуял. В языке Предтеч это одно слово.

— Ладно, это всё детали, — махнул рукой я. — Ты главное — найди наш фрегат, а там я что-нибудь придумаю, азбуку Морзе я знаю, а чем её можно отстучать, придумаю позже. Сейчас устал, голова не варит.

Тут же услужливый ИИ предложил мне спуститься на уровень ниже, где я мог поспать, на «постели» из какого-то непонятного, но, по всей видимости, прочного материала, что он до сих пор не распался, помыться в душе и попить воды. Поесть не предложил, но показал какой-то аппарат, уточнив, что это белковый синтезатор. С ним я разобрался чуть позже, у меня пока оставались запасы еды, что я захватил с собой, покидая оказавшуюся неприветливой, ложбину.

Этот пищевой белковый синтезатор оказался очень полезной штуковиной. Не такой, как в американском многосерийном фильме «Звёздный путь», который могла создавать любую еду непонятно из чего, а просто если забить в него органику, то она выдавала брикеты, очень полезные и питательные, с лёгким привкусом, напомнивший мне плавленый сырок. Короче, с этой штукой смерть от голода мне не грозила, достаточно было выйти из пирамиды, и набрать вообще любой органики, даже траву или листья или насекомых и машина выдавала вполне пригодную к пище массу. Что касается вкусовых качеств, то я и раньше к разносолам приучен не был. Спасибо, что не мешок брюквы, как говорится, в старом армейском анекдоте.

Пока я просто, помылся, постирал одежду и чуть-чуть вздремнул. Полноценно поспать не удалось — я ещё не верил, что оказался в полной безопасности. Вот я так валялся на лежанке и думал. Мысли были самые разные. Я то вспоминал погибших товарищей, то начинал мечтать о том, как благодаря моей находке получу офицерское звание. Постепенно я заскучал и стал расспрашивать Искусственный Интеллект комплекса.

— Послушай, а у тебя имя есть? — задал я первый пришедший в голову вопрос.

— У меня есть обозначение, — отозвалась она и тут же выдала мне ряд с трудом читаемых символов.

Я поморщился и попросил перевести всё это на кириллицу. Стало ещё хуже. Нет, прочесть я это мог, а вот выговорить даже и не стал пытаться.

— А можно как-нибудь это сократить? — осторожно уточнил я.

— Если вам надо как-то ко мне обращаться, то просто дайте мне имя, как это принято в вашей культуре, — дипломатично сообщил женский голос.

Я начал перебирать в уме женские имена. Отечественные мне казались слишком банальными, а иностранные претенциозными. Да и как-то не патриотично это было, назвать найденный мной искусственный интеллект английским или французским именем. Так, в раздумьях я снова задремал и как уже стало привычным в эту ночь, меня резко выбросило из сна чувство тревоги.

Я ещё долго не мог спать нормально, после того, что произошло в ложбине. Попустило меня, где-то через полгода, а пока приходилось страдать.

— «Может назвать её Андромеда, в честь соседней Галактики туманность Андромеды?» — лениво подумал я, посмотрев на часы и убедившись, что дремал я всего десять минут. — «Ох, а если…»

— Назову-ка я тебя Низа, — наконец решил я. — Это была такая героиня, в романе нашего писателя-фантаста Ивана Ефремова…

И я стал пересказывать сюжет книги искусственному интеллекту, однако она начала возражать, сказав, что непохожа на Низу и вообще не человек.

— С твоими возможностями, ты почти богиня, — фыркнул я. — Ладно. Будешь…

У всех так бывает. В самый ответственный момент в голове становится пусто, как будто кто ластиком провёл.

— Андромеда, — пробормотал я про себя, вспомнив про пресловутую соседнюю Галактику. — Вроде нет, не богиня она была. О! Артемида!

Как-то по ассоциации пришло в голову. Потом я вспомнил и других богинь, но уже было поздно, искусственному интеллекту понравилось это имя. Пока же она приняла имя и сказала, что завершила исследование звёздной системы.

— Ты нашла корабль? — с тревогой спросил я.

Ответ был отрицательным. Никаких искусственных объектов, вблизи планеты не наблюдалось. В самой звёздной системе она обнаружила три, но один был порталом, а два других болтались здесь с доисторических (для нас, разумеется) времён. Я похолодел. Неужели нас бросили на этой планете, едва мы перестали выходить на связь, даже не попытавшись послать вторую экспедицию? Разумеется, о том ужасе, который в этот момент творился в солнечной системе, и том, что портал открыли со стороны Полигона, потребовав немедленно вернуться, я ни имел никакого понятия. Если бы мы не успели высадиться на планету, то вернулись бы вместе со звездолётом.

Я впал в ступор, на какое-то время, не понимая, что происходит. Но, быстро оправился.

— Артемида, как ты думаешь, на корабле, поняв, что произошла нештатная ситуация, могли отправиться за подмогой? — уточнил я у ИИ, едва мне надоело страдать, о том, что я стал Робинзоном, на необитаемой планете, во время войны.

— Ты же знаешь, что твои соплеменники, портал могли открыть только снаружи, — отозвалась она, как мне показалось, немного сочувственно. — Я в автоматическом режиме, отслеживаю открытие порталов, и совершенно точно могу сказать, что это произошло через полчаса, после того как на планету были выброшены капсулы.

— Возможно, об этом условились заранее, — рассудил я. — Значит, ничего страшного. На Полигоне получили отчёт и приказали лететь обратно, чтобы получше подготовиться. Значит, следи за открытием портала, и как только оттуда выйдет корабль, попытаемся связаться с ним. А я пока займусь изучением всего того, что у тебя найдётся в базах.

Я уселся как пресловутый Буриданов осёл, не зная, за что браться. То ли узнать историю Предтеч, то ли разбираться, как функционирует этот комплекс, то ли озадачить Артемиду и попросить её придумать способ, как мне связаться с базой.

В конце концов, я махнул рукой и решил начать с основ. Всё равно над связью мне надо будет думать самому, а пока узнаю, кто те загадочные существа разбросавшие своей порталы по всей Галактике и откуда они вообще пришли, а может быть, получу какие-нибудь сведения про наших врагов из Империи. Вообще, я всегда любил историю, а уж кем были существа, создавшие порталы, меня интересовало с раннего детства.

Начало истории меня озадачило. Дело в том, что Предтечами были две цивилизации, которые находились, если так можно выразиться, в разных частях рукава Центавра. Что-то было как у нас, а что-то по-другому. Сначала они долго и мучительно обретали разум, потом жили первобытно-общинным строем, от которого перешли к рабовладению, феодализм, капитализм и коммунизм. Но вот что у них было после коммунизма и было ли вообще, оставалось неясно. Если предыдущие эпохи мне были хоть примерно понятны, то что пришло им на смену, осталось неясным. Никаких зацепок или ориентиров.

Развивались две цивилизации практически одновременно и даже вышли в космос примерно с разницей в десять лет. Проблема заключалась в том, что одни были рептилоидами, а другие инсектоидами. То есть какие-то точки соприкосновения, возможности ассимиляции и слияния культур на раннем этапе были исключены. Но поначалу сохранялся вежливый интерес, всё-таки они были высокоразвитые цивилизации, да и, находясь в разных концах спирального рукава, смогли разделить сферы влияния.

Но всему когда-то приходит конец. Я так и не понял мотивов и причин, которые столкнули две цивилизации в жестокой и кровопролитной (если так можно выразиться в отношении инсектоидов) войне. Мало не показалось никому. В жестокой войне горели целые планеты, пустели звёздные системы. Вопрос был поставлен, каждой цивилизацией: мы или они?

Потом пришла осознание, что никто никого. Война погубит обе культуры и надолго погрузит Галактику во тьму невежества. Поэтому остатки двух цивилизаций начали мирные переговоры, а потом, уже договорившись стали создавать единую культуру на основе своих народов. Как это у них получилось я тоже, не понял, а когда уточнил у Артемиды, то она обрушила на меня массы информации про генной трансформации и прочую научную заумь, которая явно была не по моим мозгам. Да и как, мне кажется, на Земле нет учёных способных в этом разобраться.

Вот на этой основе и получилось то, что мы знаем, как Предтеч. После объединения настал расцвет их цивилизации и культуры. По всей Галактике строились порталы, для удобного прохода между планетами, осваивались звёздные системы, а потом они начали один эксперимент. И когда я услышал описание, то меня прошиб холодный пот.

Предтечи создали в Галактике жизнь с нуля. Развили её до появления разума, а потом, убедившись, что их творение живёт самостоятельной жизнью куда-то, ушли. Исчезли. Покинули миры, где обитали. Эпитетов много, а суть одна. Здесь их больше нет. На память они оставили порталы и прочие технологические артефакты, вроде этого комплекса пирамид, но их самих простыл и след.

— Куда они ушли? — спросил я у Артемиды, так и не поняв концовки.

— Они перешли на иной план существования, — повторила она. — И им стали неинтересна обычная жизнь в животной оболочке.

Я опять не разобрался, что к чему и решил уточнить.

— Так говоришь, они стали бессмертными? А потом…

— После того как они обрели бессмертие их численность, начала сокращаться. Они не умирали, но новых детей у них не рождалось, — терпеливо сообщила Артемида. — Мне самой это сложно понять. Но те, кого вы называете Предтечами, это знали и считали платой за достижение вечной жизни.

— Так. Это я, кажется, понял, — согласился я с искусственным интеллектом, хотя то, что она рассказала, мне казалось странным. — Но, как связано это с тем, что они создавали и развивали жизнь на разных планетах…

— Напрямую, — пояснила Артемида. — Создание жизни, а вернее, запуск механизма с заданными параметрами, в том числе и на вашей планете, было одним из этапов их развития, когда они прошли его, то пошли дальше.

Я тогда ничего не понял, мне не хватало банального знания, да и, пожалуй, жизненного опыта, чтобы осознать, то что пытался мне сказать искусственный интеллект, созданный сверхмогущественными существами. Позже пришло понимание, но пока я зацепился за один момент, который стал уточнять.

— Что значит с заданными параметрами?

— Валерий, ты обратил внимание, что все разумные существа в Галактике принадлежат к одному виду и способны давать потомство, хотя они развивались на разных планетах, подразными звёздами?

— Ну да. Не только я заметил это. У нас учёные все копья сломали, переругались, сказали, что это принципиально невозможно, но как бы факт налицо и теперь они грустят и пересматривают свои теории.

Как мне показалось, искусственный интеллект издал что-то вроде смешка. Но, наверное, почудилось.

— Но зачем Предтечи населили Галактику похожими существами? — не понял я. — Чем им не нравится видовое разнообразие?

— Травмирующий опыт войны на уничтожение, которое вели обе цивилизации, — туманно пояснила Артемида. — Они считали, что будущие цивилизации смогут избежать этого, если смогут смешиваться между собой.

Я сделал вид, что понял сказанное, хотя по-настоящему осознал много лет спустя. Но в целом, да. Какая бы жестокая война у нас ни была с Империей, они не пытались нас уничтожить, стереть с лица Галактики, они хотели нас завоевать и включить в свою сверхдержаву.

Вот в таких лекциях и разговорах, прошло примерно три дня. Постепенно я разобрался в большинстве систем и примерно понял, как функционирует этот комплекс и даже смог управлять некоторыми функциями, хотя в основном всё делала Артемида. Главная проблема была в том, что хоть раньше этот комплекс предназначался не только как место работы, но и место жительство разумных существ, но за прошедшие века, практически ничего не сохранилось. Каким-то чудом уцелел водопровод, канализация и пищевой синтезатор. Правда, искусственный интеллект уверял, что это вовсе не чудо, а так получилось благодаря загадочным инопланетным технологиям.

Впрочем, разве так уж важно? Главное, что здесь можно было жить, ну или продержаться до подлёта наших, которые задерживались, по каким-то непонятным причинам. С питанием никаких проблем не было. У меня ещё оставался армейский паёк ну и пару раз выходил наружу, чтобы нарвать листьев и травы, для заправки пищевого синтезатора. Комбинируя паёк и продукцию синтезатора, я оставался сыт и даже получал какое-то удовольствие от еды.

Проблемы были только с сигаретами. С помощью инопланетной технологии их воспроизвести было невозможно, а мои медленно, но верно подходили к концу.

Увы, но весь наш стратегический запас, который мы набрали после крушения капсул, хранился у Мишани, та бишь покойного ефрейтора Филиппова, тот самый, что сгинул вместе с ним. Уж не знаю, почему мне так казалось. Какие-то сигареты могли остаться в лагере. У Костина точно была «Астра» без фильтра и я начал подумывать, а не сходить ли мне туда, посмотреть, может быть, что-то осталось, в конце концов, диких животных, на этом участке пути я почти не встречал, вряд ли там всё разворошили звери. Но при мысли о том, чтобы вернуться в лагерь даже днём, меня охватывал дикий страх и перед глазами вставало лицо Полины Новиковой, превратившейся в чудовище и капающая кровь с её клыков.

Сегодня я отправился в небольшой поход, чтобы набрать побольше насекомых и всякую мелкую живность, если сумею поймать. У синтезатора не было потребности в живых существах, ему просто нужна была любая органика, а я решил поэкспериментировать с жуками, хотя сена, то есть набранных мной вчера травы и листьев, хватало. Просто мало ли.

Грустно поглядев на пачку «Астры» с фильтром, в которой оставалось четыре сигареты, я задумался о том, чтобы надо поскорее открыть портал на Полигон и попросить прислать сюда кого-нибудь. Но пока я не разберусь, как совместить средства связи пирамид с нашими, советскими устройствами, это бесполезно, если не сказать: опасно. Неизвестно что решат отцы-командиры, увидев открывающийся портал, и гробовое молчание следом за этим. Были мысли отбить сигнал SOS, открывая и закрывая портал. С этим были свои сложности, но мне они казались решаемыми.

Однако стоило мне углубиться в заросли, как началось такое, что все мысли о способах межзвёздной связи вылетели из головы.

Собирая жуков в бывшую консервную банку, к которой сделал крышку из подручных материалов, чтобы жуки не разлетались, я услышал чей-то слабый стон. Автомат у меня остался только мой, с отломанным предохранителем. Оружие Филиппова, Новиковой и Костина осталось в лагере, а АК-97 Балодиса я уронил, когда падал в пирамиду и куда он улетел, осталось непонятным. Я несколько раз обошёл инопланетные сооружения, но нигде не увидел оружия. Поэтому, вскинув наизготовку свой автомат, я пошёл на звук.

Но стоило мне зайти за деревья, как на меня вывалилось некое существо, настолько внезапно, что я даже выстрелить не успел, просто отскочил в сторону, стараясь держать странное создание на прицеле. Устраивать ещё один пожар в лесу, я не хотел, но если это окажется монстр наподобие Новиковой, тогда будет всё равно.

И хотя создание грязно-зелёной расцветки, чем-то напоминало того монстра, ибо в отличие от остальных аборигенов было прямоходящим. Я не спешил стрелять и пригляделся внимательно…

— Мишаня, — выдохнул я обрадованно. — Живой, скотина!

— Живой, — пробормотал Филиппов. — Только скоро дохлым стану.

И он показал на ногу, видневшуюся из разодранной штанины. Зрелище было жутким. Раны, которые нанесла Филиппову Полина Новикова, загноились и выглядели отвратительно. Непонятно как вообще он может наступать на ногу, ведь даже на мой, неискушённый в медицине взгляд, было всё было очень плохо.

— О! И говоришь ещё членораздельно. Точно не монстр.

— Если ты про Новикову, — проворчал он. — То она могла говорить, хотя ей и мешали клыки. Да и бормотала она только: убью и сожру, но это была осмысленная речь.

Сказав это, он застонал, схватился за ногу и стал медленно оседать на землю.

— Ноге хана, — еле прошептал он.

— Ничего, — сказал я. — Сейчас дойдём до пирамиды, а там, во-первых, лежит аптечка с бинтами, а во-вторых, есть что-то типа медотсека, только я вообще не понял, как он работает. Походу дела ничего сложного, лекарства в нём давно кончились, а новых не завозят. Но по уверению Искусственного Интеллекта, управляющего пирамидами, лечить он может.

— Всё-таки дошёл и вскрыл? — спросил Мишаня, пока я помогал ему подниматься и устраивал на своём плече.

— Само собой. Чтобы я и не смог открыть какой замок? Особенно если дверь нараспашку и входи, кто хочешь, — фыркнул я. — И, кстати, главный вопрос. Сигареты у тебя с собой? А то вот сейчас тебя брошу и пойду искать, где ты их мог потерять.

— Эк тебя прихватило. Стихами заговорил. Со мной, со мной, все тридцать пачек, которые мы забрали с места падения, — проворчал он. — Ты, кстати, почему не захватил их из палатки, если думал, что я погиб смертью храбрых?

— Твою мать! — сказал я с чувством. — А вот слона я не приметил. И скажи мне, ефрейтор Филиппов, почему я подумал, что сигареты сгинули с тобой, хотя было видно, чудовище, в которое превратилась Полина, утащила тебя к обрыву в одних кальсонах.

— Да успел я штаны натянуть, — буркнул он. — А подумал ты так, потому что дурак.

— Да, это многое объясняет, — согласился я.

Обратный путь занял чуть больше времени, чем обычно. Но скоро мы подошли к пирамиде, где я уже попал в сферу работы приёмников Артемиды, и просто попросил открыть её проход внизу, чтобы потом подняться в лифте, на нужный нам уровень. Вообще, было очень жалко, что весь транспорт, который здесь оставили Предтечи, рассыпался в труху, задолго до нас. Но хорошо, что хоть внутренние механизмы были целы и вполне в рабочем состоянии, хотя и требовали серьёзного ремонта. Те же подъёмные устройства, например. Просто страшно было подниматься и спускаться на технике многотысячелетней давности хотя они не скрипели, но порой сбоили.

С тем, как функционируют лифты в пирамиде, разобрался в первый день моего сидения в каменной башне. Мне даже рассказы Артемиды не отвлекали от изучения подобных полезных вещей.

— Хорошо что наверх лезть, не надо, — прокомментировал Мишаня. — А то не внушают доверия мне эти птички, что кружат над нашими головами.

— Это рукокрылые, а не птицы, — заметил я. — Но ты прав, твари они препаскудные. Меня чуть не зашибли насмерть, когда я в первый раз через верх лез.

Однако Филиппов вместо ответа лишь застонал. Видно и правда ему становилось всё хуже и хуже. И больше всего меня пугало, что я не мог помочь ему абсолютно ничем. Реально. Жить Мишане или умереть, сейчас зависело от Артемиды.

Матерясь и шипя сквозь зубы, я доставил потихоньку отходящего в небытие Филиппова на нужный уровень. Ещё немного повозившись, я смог его устроить на ложементе и зеленоватый луч заскользил по нему сканируя.

— Чтобы спасти жизнь, надо ему удалить правую ногу, — холодно произнесла Артемида, едва я разместил Мишаню в медпункте. — Метод примитивный, опасный, но действенный. У него гангрена и больше я ничего не могу сделать без лекарств.

Филиппов с интересом прислушивался к речи Артемиды и я, вздохнув, перевёл ему то, что она мне сообщила.

— Всю? — деловито спросил он.

— Только по колено, — также деловито отозвался Искусственный Интеллект.

— А как-то синтезировать нужные лекарства нельзя? — ухватился я за последнюю соломинку.

Мало ли. Вдруг того сена и жуков, что я набрал, хватит для нужного лекарства?

— Для этого мне нужно… — перед моими глазами появился список ингредиентов, в котором я вообще не понял ни строчки.

На всякий случай я дал Артемиде проанализировать аптечку с нашими лекарствами, но она отозвалась в том духе, что это всё вообще не то.

— Пусть режет, — выдохнул Мишаня, когда я ему перевёл и объяснил, в чём проблема. — Жаль, обезболивающего у неё нет, но я перетерплю.

— Зато у меня подобного добра хватает, — сказал я, всё-таки показывая на аптечку и, помещая, Филиппова в специальный саркофаг, где местный ИИ собирался его оперировать.

Я продезинфицировал инструменты, на которые мне было страшно смотреть, потому что они вызывали ассоциацию с пыточным столом. Но Мишане уже было всё равно, вот настолько ему поплохело.

— Что дальше? — спросил я у Артемиды.

— Дайте ему обезболивающее из вашей аптечки, — пояснила Артемида и добавила, когда я скормил ему двойную дозу. — Теперь перетяните ногу жгутом.

Низа подсветила зелёным, там, где следовало перехватить ногу. Немного нервничая, я затянул жгут, не обращая внимания на хрип Мишани. Потом вспомнив всякие средневековые операции, я крепко схватил своего сослуживца, чтобы удержать его, если он вдруг начнёт дёргаться.

— Я быстро, — сказала Артемида, и мне послышались в её голосе успокаивающие интонации.

Кого она успокаивала, меня или Филиппова, я так и не понял. А пока я размышлял над этим. Мишаня взвыл, несмотря на наркотик в своём организме и даже пару раз шевельнулся, но я держал его крепко.

— Всё, — лаконично сообщил ИИ.

Я скосил глаза к нижним конечностям ефрейтора Филиппова. Ампутированная часть ноги уже лежала отдельно и из неё вытекала кровь, зато место среза уже было закрыто своеобразной чашечкой из неизвестного мне материала, которую я тоже дезинфицировал, не понимая, для чего она понадобится. Вот, оказывается зачем.

— Дайте ему ещё столько же того лекарства, — посоветовала Артемида. — Ему нужно поспать.

— А не перебор? — уточнил я. — Нам говорили, что эти таблетки надо принимать понемногу и только в экстренных случаях.

— Всё будет в порядке, — успокоила Артемида. — Это и есть очень экстренный случай, а я буду контролировать его организм, пока он не оправится.

Я скормил Мишане ему немного обезболивающего. Он уже мало что соображал, то ли от боли, то ли двойной дозы лекарств, а потом перенёс на лежак.

— Не подпускай чудовищ, в мою смену всё тихо, — пробормотал он и отрубился.

Вот уже и бред начался. Плохо, ой как плохо.

— Я могу отправить ногу в пищевой синтезатор, — сообщил практичный ИИ. — Не стоит беспокоиться, всё отравленные ткани будут удалены при первичной обработке.

Меня передёрнуло. Не знаю, кто программировал её, но, похоже, в процессе создания рукотворного разума этот представитель Предтеч, что-то явно упустил. Поедать своего друга, пусть и в виде пищевого брикета, я не собирался. Белка вокруг предостаточно, голодная смерть нам так и так не грозит.

— Ну уж нет, — проворчал я. — Лучше спрячь её, заморозь где-нибудь. Вдруг её можно будет обратно пришить? А для синтезатора я жуков наловлю. Всё равно без разницы, что туда в основу пойдёт.

Глава 7. Открытие планеты

Планета МПРО-14ЖК (будущая Кадмия)

Прошло пять дней, после того как Артемида ампутировала ефрейтору Филиппову ногу. Всё это время, я пытался понять, на каком принципе работала связь Предтеч, чтобы совместить её с нашими передатчиками. Это было сложно, в конце концов, Мишаня посоветовал не изобретать велосипед, а просто починить наши передатчики, а средствами пирамид, просто усилить его, чтобы он смог пойти сквозь портал.

Собственно из-за него я так и торопился. Потому что Филиппову становилось то лучше, то хуже. Иногда он пытался ходить, а вернее, прыгать на одной ноге, но это получалось у него не всегда. Еду обеспечивал я, воду в пирамиду закачивал ИИ, а вот запас обезболивающих был на исходе. Артемида смогла как-то затянуть порезы на теле Филиппова, но вот с остальными его болячками наша электронная помощница сделать ничего не могла, только диагностировать. Ему нужна была полноценная медицинская помощь и в ближайшее время. Сам-то я перетоптался, посидел бы на пищевых брикетах из синтезатора, даже сигареты были не столь принципиальны, но нашего героического ефрейтора надо было спасать. Это планета и так забрала слишком много наших бойцов, чтобы отдавать ей ещё одного.

— Куда ты так торопишься? — проворчал он, помогая мне доделывать передатчик.

Я, закончив подсоединять местный источник питания, утёр пот со лба, стал проверять работу передатчика, попутно поясняя.

— Слушай, надо, наверное, дать знать нашим, что поставленная задача выполнена. Пирамиды мы контролируем, можно смело прилетать и ставить здесь форпост. Но срочно нужна медицинская помощь. Поэтому откроем портал и свяжемся с Полигоном. Всё! Связь я настроил.

— Как? — скептически заметил он. — У тебя есть индекс портала ведущего на Полигон или в Солнечную систему?

Как я и сказал, все индексы держали в строгом секрете, и их знало очень ограниченное число людей, только те, кого это касалось. Сержант-срочник, пусть и доброволец, а уж тем более ефрейтор из космодесанта, не входили в этот круг избранных.

Тут я вспомнил, что не говорил Филиппову о своих открытиях. Сначала было не до того, надо было срочно спасть ему жизнь, а потом я замотался, налаживая связь. Что же. Тем эффектнее сейчас будет.

— Ха! У меня есть индекс не только Солнца или Полигона, но и Нового Шайенна! — похвастался я. — А если хорошо покопаться, то, может, и имперской метрополии.

— Ты шутишь, ты… ты… — на миг Мишаня потерял дар речи.

— Даже в мыслях не было шутить такими вещами, — сухо сказал я. — Вот смотри. Артемида, разверни карту Галактики с индексами.

Тотчас же по моему слову перед Филипповым открылась уже упомянутая карта. Тот, опешив, смотрел на неё, водил глазами от звезды к звезде, что-то беззвучно говоря про себя.

— Это она ещё двухмерная, — довольно сказал я. — Сейчас я её в трёх измерениях разверну.

— Не надо, — просипел он. — Убери её немедленно. И давай договоримся, что я эту карту не видел, а то военная разведка мне житья не даст.

Я отключил голографическое изображение и Мишаня, наконец, успокоился и попросил сигаретку.

— Так я не понял, а чего ты тогда тянешь кота за яйца? — возмутился он закуривая. — Открыл бы давно окошко и вызвал подмогу.

— И как бы я с ними связался? Нет, я потому все эти дни, как проклятый пахал, не разгибаясь, вот эту вот бандуру собирал, чтобы мы могли дозвониться на нужный номер. Хотя был вариант им отбить чего-нибудь морзянкой, открывая и закрывая портал, но не факт, что после этого они не разбомбят пирамиды. На всякий случай.

— Извини, тупанул чего-то. Ладно давай уже, включай свою бандуру, заводи динамо-машину и пошли сдаваться отцам-командирам.

— Чегой-то сдаваться сразу? Шутишь, братишка. Нет на нас вины Мишаня, а вернее, ефрейтор Филиппов. Так что сделайте одолжение, помолчите немного, а я пока и правда, портал открою и на связь выйду. Или попытаюсь.

Каких-то трудностей, с открытием межпространственной дыры не вышло. Нет ничего сложного в том, чтобы отдать команду Искусственному Интеллекту отворить портал по указанному индексу, а программа это выполняет, а ещё, попутно, проводит настройку связи.

Проблемы начались, когда мне всё-таки ответили с Полигона. В общем-то, как я ожидал, люди были встревожены, внезапно открывшимся порталом неизвестно откуда, но всё-таки, связист мог бы мне и не показывать этого.

— Кто открыл портал? Немедленно назовитесь! — потребовали от меня, командным голосом, с Полигона, причём сперва на русском, а потом на английском.

Офицер, говоривший со мной сильно нервничал, но старался это скрыть, хоть и неудачно. Я и сам был взволнован и поскольку, раньше я никогда не общался с Полигоном по межзвёздной связи, допустил серьёзную ошибку. Не назвал пароль и идентификационный код корабля. Это насторожило связистов, и они вызвали грушников. Впрочем, как оказалось, к лучшему.

— Сержант Кирьянов, личный номер, — быстро продиктовал я свой идентификатор. — Был отправлен в составе группы на планету МПРО-14ЖК находящуюся у жёлтого карлика Альфа-12. Все, кроме меня и ефрейтора Филиппова (назвал личный номер Мишани) погибли, однако боевую задачу выполнить удалось. Однако, по неизвестной нам причине, корабль покинул звёздную систему, не дожидаясь окончания миссии. Как только мы смогли починить передатчик, сразу открыли портал и теперь мы ждём дальнейших приказаний. У нас тяжело раненный и срочно требуется помощь.

— Какую именно боевую задачу? — не отступал голос.

— Я не знаю ваш уровень доступа, — упёрся я. — Вызовите моего командира и он сможет подтвердить…

Но тут меня перебили.

— Майор Фролов не сможет ничего подтвердить, сержант Кирьянов, так как погиб во время атаки имперцев на земные города, — вмешался ещё один голос.

Меня как будто обухом ударили. Фролов был всё-таки хорошим офицером, не сказать, что отец солдатам, но близко к этому. В космодесанте очень высокая смертность, но он старался нас беречь. То, что я не погиб на Арсе или Нотри, возможно, его заслуга.

Я помотал головой, отгоняя грустные мысли, и задумался, кем может быть этот новый голос? Понятно, что о происходящем доложили кому-то из вышестоящих офицеров, владеющих информацией об операции на МПРО-14ЖК. Командир подхватился и добежал до узла связи. Интересно, наш, космодесантник или военно-космический флот? Подвинул этого чересчур неуверенного в себе связиста. Который, между прочим, запаниковав, и сам забыл представиться.

И, главное, прояснилось с исчезнувшим звездолётом. Значит, их и правда отозвали, да непросто, а для обороны нашей родной планеты.

— С вами говорит майор Валерий Александрович Металин, — представился мой собеседник, как будто прочитав мои мысли. — Сообщаю вам идентификационный код операции…

Дальше майор назвал код спецоперации. Те, кто его знал, обладал необходимым доступом к информации, а значит, я мог говорить свободно.

Правда, род войск майор не пожелал уточнять. Из этого я сделал вывод, что говорю с военной разведкой. Ничего неожиданного, хотя… Рано или поздно мы все с ней сталкиваемся. Я сосредоточился, отогнал ненужные мысли и начал доклад. Постарался уложиться в пять минут, схематически обрисовав свои приключения, злоключения, открытия и выводы и не забыл добавить, что у меня здесь тяжело раненный которому срочно требуется медицинская помощь, а желательно эвакуация.

— Но в целом пирамиды оказались не тем, чем мы думали, а гораздо больше, — расплывчато сообщил я, мучительно раздумывая, как рассказать ему обо всех находках.

Но незнакомый офицер меня перебил.

— Ни слова больше, сержант Кирьянов. Подробности вы сообщите лично мне или другому офицеру, но лично.

— Так точно, — отозвался я, поняв, что чуть было не наделал глупостей.

Майор Металин тем временем продолжил.

— Товарищ сержант, уточните, есть ли у объекта, этого комплекса из пирамид, с посадочными кольцами, более краткое название?

Уж не знаю, из каких глубин подсознания всплыло это слово, но я только ляпнул первое, пришедшее в голову:

— Артефакт. Я зову его так.

На самом деле, ничего подобного я вслух не произносил. Но отвечать-то что-то надо, когда тебя спрашивает офицер разведки?

— Хорошо, пусть будет, — согласился Металин. — Сержант Кирьянов, слушайте меня внимательно. В течение суток — двух мы направим на Альфа-12 космический корабль, как только мы сядем на посадочные кольца, вы поступите под моё командование. Соответствующий приказ будет вами получен на месте. Постарайтесь за время ожидания, не потерять контроль над объектом. Экспедицию возглавлю или я или мой заместитель. Как поняли?

— Так точно! — снова молодцевато отозвался я, не скрывая своего облегчения.

Вот, правда, кто лучше военной разведки, разгребёт эту ситуацию, в которую я вляпался? Ну хорошо, в которую меня вляпали. Но я и сам молодец, постарался. Но какой у меня был выбор? Теперь прилетит мудрое ГРУ и решит все проблемы. Или создаст новые, это куда вероятнее, но зато нам будет понятно, что делать.

Тем временем майор на Полигоне дал отбой связи и я облегчённо выдохнул.

— Жалко Фролова, хороший он мужик был, — произнёс Мишаня, внимательно слушавший весь разговор, а потом спросил у меня. — Кто такой этот Металин? Вроде не помню такого. На замену прислали с Земли?

— Нет, мы о нём не слышали, знаешь почему? — хмыкнул я. — Потому что раньше мы с военной разведкой никак не контактировали.

— Понял, не тупой, — нервно икнул Мишаня.

Он даже не стал уточнять, как я догадался, что беседую с офицером из ГРУ. И хорошо, что не спросил. Я бы тогда просто не смог бы ответить. Вот было какое-то смутное ощущение, на поверку оказавшееся верным.

— Ладно, а пока мы ждём подмогу, расскажи-ка мне, друг ситный, как ты выжил. Ведь я точно помню, что ты упал с обрыва, а высота там, километр, если не больше. Ещё я тебя пытался дозваться, надеялся, что, может быть, ты, за какой кустик зацепился. Но нет, молчание было мне ответом.

Да, почти неделя прошла, а я только сейчас сумел спросить своего друга и боевого товарища, как ему удалось не погибнуть, навернувшись в пропасть. Как-то не до того было всё это время.

— Не мог я тебе ответить, — мрачно проворчал он. — Сознание потерял, когда упал на выступ. Он странный такой — сверху его совсем не видно, а он есть. От края примерно шесть метров, но не больше. В общем, когда упал, башкой припечатался, и отключился. Очнулся уже полдень.

— Да, я решил, что ты разбился и ушёл. На часы не смотрел, но когда к пирамидам подходил, солнце уже стояло в зените. То есть когда ты очнулся, я готовился к штурму пирамид, — объяснил я.

— Угу. Короче, я тоже сначала орал, думал, вдруг кто в лагере остался, а потом промочил горло и стал думать, как бы залезть наверх. Решил, что все погибли и никто на помощь мне уже не придёт. Но в тот же день подниматься не решился, сутки здесь короткие, темнеть начинало, а на выступе вроде как безопасно было, решил переночевать, а там уж вверх лезть.

— И как? — не удержался я. — Получилось?

— Ну, как видишь, — хмыкнул он. — Вот тогда-то ноге каюк и настал. Она, итак, кровоточила и болела, а ещё, может, какой заразы нацеплял. Но в тот день было ещё терпимо. Сутки провёл на остатках лагеря, всё надеялся, что нога пройдёт, но стало только хуже. Вот тогда я и решил идти к пирамидам. Шансов было мало. Но вдруг ты и правда дошёл. И, как видишь, не ошибся.

— Почему ты подумал, что я жив остался?

— А чё тут думать? Могилки я видел, две штуки. Сами они выкопаться не могли же. Поэтому потопал по твоим следам, — Мишаня как-то сухо засмеялся. — Вернее, по пирамидам ориентировался, они издалека видны. Остальное ты знаешь.

Я кивнул. Мне было немножко стыдно. Получалось, я бросил товарища, а у того без медицинской помощи развилась гангрена и он потерял ногу. Но, с другой стороны, если подумать, я же не знал, а просто бы сидел на остатках лагеря, как дурак, ожидая чуда, то смогли бы мы вдвоём, залезть на эти пирамиды? Стал бы я рисковать своей жизнью, когда на мне была ответственность за товарища или предпочёл подождать подмогу, которая не могла прийти чисто физически? Не знаю. Да и уже не узнаю.

Я криво ухмыльнулся, скрывая неловкость.

— Ладно, давай дождёмся этого майора, глядишь, врачей привезёт, а они, может быть, пришьют тебе обратно ножку и ты снова побежишь по дорожке.

— В смысле? — вскинулся Мишаня. — Ты её, что не выкинул?

— А зачем? Здесь внизу холодильные камеры сохранились, туда и положил.

Я встал и прошёлся немного, разминая ноги. После того как мне пришлось сидеть несколько дней подряд, скрючив ноги, очень хотелось размяться.

— Поскучаешь немного? Я сбегаю вниз, проверю, на всякий случай кое-чего.

— Книжку бы, — вздохнул Филиппов.

— Артемида, почитай ему какую-нибудь сказку Предтеч, чтобы товарищ ефрейтор со скуки из пирамиды не выпрыгнул.

Оставив ворчавшего что-то насчёт дурацких шуток Мишаню, я пошёл к лифту, чтобы спустить на пару уровней ниже. Впрочем, искусственный интеллект и правда стал рассказывать истории из жизни Предтечей, что-то вроде их сказок, а он не просил её останавливаться.

Кое-чего, что мне надо было проверить, назывались «управляющие блоки памяти искусственного интеллекта». По какой-то неясной для меня причине Артемида попросила отсоединить некоторые и перенести их в помещение глубже холодильника. Причём сделать это надо было до того, как сюда прилетят другие люди.

— Зачем это тебе? — спросил я у неё, когда зашёл в комнату, где хранились эти самые блоки. — Ты хочешь что-то скрыть от землян?

Изнутри помещение выглядело скучно. Просто огромные шкафы, правда, очень странной формы, выстроенных в ряды кажущиеся бесконечными.

— Нет, ваш народ получит весь объём данных, которые загрузили в меня Предтечи, — она ответила, как всегда, немного равнодушно и отстранённо. — Это просто повреждённые блоки памяти. Каждое разумное существо старается выглядеть лучше перед гостями.

— А есть чем их заменить? — я не до конца понял её последнюю фразу, как мне показалось, она что-то утаивает.

— Нет, да это и неважно.

Я вытащил указанные блоки, к счастью, для этого не пришлось осваивать никаких инопланетных инструментов, после чего перетащил их туда, что я назвал подвалом. Там было гораздо интереснее, хотя и пылищи — не прочихаться. Как пояснил ИИ, здесь когда-то было хранилище всяких ненужных вещей, которые рассыпались в прах за многие годы и даже мне не пришлось падать.

Под вечер Мишане вновь стало плохо. Поднялась температура, его трясло, как в лихорадке.

— Что с ним? — спросил я у Артемиды. — Ты удалила слишком мало поражённых тканей?

— Нет, — отозвалась она. — Просто, когда он бился с трансформировавшейся самкой вашего вида, та занесла в его кровь заразу, которая сделала её организм неспособным противостоять паразиту, проникшему в мозг.

— С женщиной, — раздражённо поправил я.

Понятно, ведь с точки зрения высокоразвитого разума мы почти что гамадрилы бесхвостые, но меру-то знать надо! Кстати, Артемида не объяснила мне, что именно произошло в джунглях. Сказала, что это система охраны и развернула передо мной многометровую научную документацию, которую я и читать не стал, из-за обилия непонятных терминов и формулировок. Пусть учёные разбираются. Да и как, мне кажется, здесь придётся с десяток гениев посадить, чтобы они смогли осмыслить хотя бы пять процентов хранящейся здесь информации.

К счастью, наутро открылся портал, из которого вылетел советский разведывательный катер, чтобы снять с моих плеч тяжкую ношу хранителя древнего сооружения.

Я плохо спал ночью, постоянно просыпаясь, когда Мишаня начинал стонать и бредить. Судя по словам, которые он бормотал, снилось ему то же, что иногда преследовало меня во снах. Как красавица ефрейтор, становится монстром, пытающемся его сожрать.

Несмотря на тяжёлую ночь, когда открылся портал и мне сообщили, что корабль прошёл в звёздную систему и выходит на орбиту МПРО-14ЖК, я умылся, причесался и оделся по всей форме, выходя встречать высоких гостей.

Разумеется, Артемида отключила защитные системы и активировала посадочные кольца, причём все, хотя садился только один звездолёт.

Я ждал гостей у выхода с посадочных колец. Команды Артемиде я отдавал через небольшой передатчик, закреплённый у уха. Очень удобная вещь, кстати, подобные средства связи внедряли последний год в войсках, заменяя ими портативную радиосвязь. Да, я ожидал увидеть того таинственного майора, группу медиков, но первыми, кого я встретил, была группа из пяти — шести автоматчиков, которые, заметив меня, вскинули стволы прицеливаясь.

— Я же свой… советский… — растерянно пробормотал я, мучительно раздумывая, поднимать руки или нет.

— Отставить! — послышался командный голос и навстречу вышел высокий человек, с короткострижеными светлыми волосами и жёсткими чертами лица.

Мне он чем-то неуловимо напомнил викинга, нет, не такие, какие они были на самом дела, но вот будь у него волосы по плечи и борода… Впрочем, бороды не надо. Даже удивительно, что человек с такой запоминающейся внешностью работает в разведке.

«Викинг» подошёл ко мне и посмотрел сверху вниз. Вот такой вот парадокс, он был ниже меня, но в его присутствии, я всегда чувствовал себя меньше.

— Валерий Александрович Металин, майор, — сказал он достаточно глубоким голосом, с таким бы арии в опере петь, хотя кто знает, любительский театр у нас развит.

И опять он не назвал род войск, хотя и отдал честь.

— Кирьянов Валерий Алексеевич, сержант пехотных войск космической поддержки, — я молодцевато вскинул руку к виску. — Приветствую вас на объекте «Артефакт»

«А, самоубийцы!», «Ну кого же ещё сюда бы забросили» — раздались голоса за спиной майора.

Однако тому хватило лишь слегка обернуться в их сторону, как голоса смолкли.

— Что ж, веди меня Валерий, по кругам… Артефакта, — хмыкнул майор.

— Ну после того, как я отключил системы безопасности, здесь не такой уж и ад, — невпопад ответил я и мы пошли от посадочных колец к пирамидам.

— Разрешите обратиться, товарищ майор?

Металин благосклонно кивнул.

— Вы вчера сказали, что Землю атаковали… — задал я вопрос, который уже сутки мучил меня. — Неужели наша планета пала?

— Нет, — покачал головой Металин. — Но было тяжело. Впрочем, товарищ Кирьянов, поговорим об этом позже… Пока покажи мне устройство и расскажи, что это такое в целом.

Я бросил взгляд назад и заметив среди военных и учёных вышедших вслед за Металиным врачей, начал свой рассказ, причём майор потребовал, чтобы я говорил по порядку начиная с высадки и лишь потом перешёл к недокументированным возможностям пирамид.

Майор Металин прерывал меня несколько раз. Первый раз, едва я рассказал о том, как сломал предохранитель на автомате. Он остановил меня, подозвал шедшего за его спиной бойца и что-то шёпотом сообщил спецназовцу. Боец кивнул, а майор приказал мне продолжать.

Второй раз я остановился, на превращении Полины Новиковой в монстра. Металин приказал позвать кого-то из учёных и я повторил, всё, что случилось той ночью уже под запись. Хотя может быть, это был аспирант, ибо он оказался довольно молод, а когда я дошёл до трансформации, то глаза у него полезли вверх, а на лбу выступила испарина.

Весь наш отряд дружно подошёл к подножью той пирамиды, где обосновались мы с Филипповым, когда я стал рассказывать, как её штурмовал в первый раз.

— А зачем ты вообще туда полез, если хотел дождаться подхода второй группы космодесанта? — спросил меня тот боец, которого майор подозвал первым.

Впрочем, он тоже был офицером, а на его плечах я заметил лейтенантские погоны. Внешне был полной противоположностью Металина. Невысокий, смуглый, он был очень похож на индейца из гдр-овских фильмов.

Как мог, я объяснил, что просто хотел разведать обстановку, чтобы товарищам, когда они подойдут было хоть чуть-чуть, но проще.

— А вот эти птички, что кружат сейчас над пирамидами? — поднял палец вверх Металин.

— Да, это те самые рукокрылые, — подтвердил я. — Но тех, кто на земле или забрался невысоко, они не атакуют. И вообще, по сравнению с теми брёвнами со щупальцами они не опасны.

— Ты сказал, что отключил защиту пирамид, — упрекнул «индеец».

— Только не биологическую, — пожал плечами я. — Это не во власти искусственного интеллекта, управляющего пирамидами. Но это не особо важно, главное, что у нас безопасный доступ.

Я не стал уточнять, что дал местному ИИ имя. Пока. На всякий случай, чтобы меня не посчитали сумасшедшим.

— На будущее будь точнее в формулировках, — заметил «индеец» и я продолжил рассказ.

Едва мы зашли в пирамиды, я был вынужден прекратить свой рассказ, так как бойцы рассредоточились по территории, а учёные, стали охать, ахать и фотографировать, чуть ли не каждый камень. Мы остались втроём. Я Металин и «индеец».

— Что за недокументированная функция, о которой ты говорил? — спросил меня майор.

Я покосился на «индейца».

— Лунин мой человек, и я доверяю, — сухо сказал Металин.

Тогда я вместо ответа, попросил Артемиду развернуть карту нашей Галактики, где были подсвечены Солнце и Полигон.

— И что это должно означать, — не поняли меня майор и его человек.

— Приглядитесь внимательнее, — просто сказал я.

Металин и «индеец» сощурились, внимательно рассматривая обозначения у звёзд.

— Твою же мать! — эмоционально выдал тот, кого Металин назвал Луниным.

Майор, смог удержать лицо и недовольно поморщился, услышав реакцию подчинённого.

— Убери это, — просто сказал он. — Пока не стоит говорить про неё всем присутствующим.

Низа моментально скрыла карту Галактики.

— Порадовал ты нас тёзка-сержант, — размеренно сказал Металин и перевёл взгляд на Лунина. — В следующий сеанс связи запросишь материалы по тому объекту, что мы обсуждали на пути сюда.

— Так точно, — кивнул он. — Что ж… Это единственная не задокументированная функция объекта «Артефакт»?

— Я бы сказал, это часть функции, — осторожно начал я. — По сути дела, четыре пирамиды, это гигантское хранилище Предтеч. Здесь всё, их история, культура. Научные и технические достижения, а также ещё кое-что в чём я не до конца разобрался.

— Что понял? — бросил майор.

— Мы не первые, кто занял пирамиды. Была ещё какая-то цивилизация, но что это такое, я не разобрался.

— Ничего. У нас пара кандидатов наук имеется, как-нибудь осилим. Ладно, идём к твоему болезному. Мне есть что сказать вам обоим, а потом мы отдадим его врачам.

Я, Металин и Лунин, поднялись на уровень с медотсеком. По дороге, я в общих чертах просвещал майора, лейтенанта и греющих уши врачей, об истории Предтеч.

— Здесь было что-то вроде медицинского центра Предтеч и остались даже приборы…

Говоря это, я показывал, то на лежак, где загорал Мишаня, то на ту штуковину, которая ему ампутировала ногу, ну и на прочую, мелкую приблуду.

— Не Предтеч, — перебил меня один из молодых врачей, внимательно изучая медицинскую технику.

— Почему вы так решили? — уточнил у него Металин.

— Посмотрите на оборудование. Оно идеально подходит, нам, приматам. Но не рептилоидам и не инсектоидам. Я сейчас объясню разницу…

— Не надо, — перебил его майор. — Лучше составьте отчёт, но позже, а пока…

Он замер и лицо его стало торжественным. Лунин быстро подтолкнул меня, чтобы я оказался рядом с Филипповым.

— Товарищи, бойцы! От лица Военно-Космических Сил Союза Советских Социалистических Республик приношу вам благодарность, за нахождение и открытие столь важного для нашей обороны объекта, — и, дождавшись, когда мы гаркнем «Служу Советскому Союзу», сменил тон на нормальный. — А что касается наград, то не беспокойтесь, они обязательно найдут своих героев. Не обидим.

Он оставил медиков у Филиппова, а сам пошёл к лифту. Я немного замялся, было интересно, восстановят ли они Мишане ногу, да и вообще вылечат ли, но быстро вспомнил, что я всё-таки в армии, а это мой командир и поспешил за Металиным.

— Теперь мне нужна точка связи, — сообщил майор. — Откуда ты вызывал нас?

— Да, это… — я растерялся и стал водить руками. — Отсюда… Чтобы Ми… Ефрейтора Филиппова не оставлять одного.

Стоявший за плечом Металина Лунин, ухмыльнулся, но майор этого не заметил.

— Понятно, — хмыкнул Металин и повернулся к бойцу. — Прикажи радиотехникам, чтобы поднялись, а радиоточку поставим наверху. Как думаешь, сержант Кирьянов?

— На самый верх не стоит, там крыша не закрыта и оборудование в виде зеркала, непонятного назначения, — торопливо заговорил я. — А вот на уровень выше, там абсолютно пустое помещение, только пыльное.

— Ты его слышал, — кивнул Металин. — Значит, ставлю задачу. Я сейчас возвращаюсь на корабль, а ты вместе с товарищем сержантом пробегись по помещениям. Думай, куда разместим личный состав, от солдат до офицеров, где будут технические помещения, в какие апартаменты поселим учёных и куда поставим оборудование. Приказ понял? И не забудь получить материалы, о которых мы с тобой говорили.

— Приказ понял! — молодцевато отозвался Лунин, а потом тронул меня за рукав. — Пойдём, товарищ сержант Кирьянов, покажешь мне, как ты на связь с Полигоном выходил.

— Ох! Мне искусственный интеллект говорил, что персонал размещали во второй пирамиде… — начал я, но майор уже не слушал, удаляясь к лифту.

— Мне говори, — сказал Лунин. — Товарищ майор, сделал дело, нас озадачил и мы теперь будем выполнять.

— Ага, — кивнул я, соглашаясь, а потом всё-таки задал тревожащий меня вопрос. — Товарищ лейтенант, а что там всё-таки с нападением имперцев на Землю.

— Да, точно же! — хлопнул себя по лбу старший лейтенант. — Ты же всё это время пробыл здесь. Слушай.

И Лунин начал рассказ, о том, что творилось в Солнечной системе, после того как нас высадили на этой планете.

— Поверь, мне сложно сказать, где было хуже, здесь тебе или нам. Наша планета пережила полноценное вторжение. Случилось то, чего мы боялись с самого начала войны. Захватчики выяснили индекс Солнечной системы, и имперские звездолёты пришли через портал. Они сумели скопить значительные силы, прежде чем мы сумели блокировать его. Скажу так. Земле удалось отбиться, но с трудом и ты не узнаешь планету, когда вернёшься. Так сильно она изменилась. Потому что теперь в нашем мире живёт меньше пяти миллиардов человек, а такие города, как Пекин, Шанхай, Гонконг, Вашингтон, Нью-Йорк, Сан-Франциско и многие другие, а в нашей стране Душанбе и Ашхабад, стёрты с лица Земли. Ташкент и Ленинабад удалось отбить, но им тоже очень сильно досталось. Вот так, если вкратце. Подробнее, читай в газете «Красная Звезда».

— Но почему в Штатах они били по столице, а у нас зашли с южных окраин? — уточнил я.

— Несовершенство кораблей имперской конструкции, — задумчиво протянул Лунин. — Они чисто физически не могли войти в земную атмосферу выше 45 параллели северной широты и ниже аналогичной южной, к тому сосредоточили большую часть своих сил на США и почему-то на Китае. Поэтому у нас не тронули Кавказ и Крым, а в Средней Азии нам удалось отбиться, не понеся таких потерь, как штатовцы. Про китайцев вообще молчу — они не участвовали в проектах «Орион» и «Ясон» и уж тем более их не взяли в совместный проект «Портал», так что там сейчас всё очень плохо, практически катастрофа. Впрочем, они сами виноваты. В конце концов, их двурушническая позиция привела к тому, что они пролетели мимо программ космической обороны. Мы и американцы помогаем им, но вряд ли Китай оправится после нападения.

— Удивительно, — сказал я. — Но почему у них корабли хуже, чем у нас?

— А это, брат, государственная тайна, — подмигнул мне лейтенант Лунин.

Больше он к этой теме не возвращался, считая разговор исчерпанным. Единственное, посоветовал написать родственникам, дать им знать, что жив-здоров, служишь Отечеству.

— Заодно узнаешь, как они пережили эту неделю. Про то, где сам, пока не рассказывай, — наставительно заметил Лунин.

Я объяснил Лунину принцип работы нашей радиоточки. Он хмыкнул и вызвал связистов. Дружно мы оттащили мою бандуру в соседнее помещение.

— Чтобы не мешать медикам, — пояснил лейтенант. — Потом решим, где окончательно разместим.

Связавшись с Полигоном, он попросил нас выйти, вероятно, чтобы затребовать те самые материалы, о которых он говорил с майором. После чего оставил связистов, отдав им какие-то инструкции, затребовал от меня полноценной экскурсии.

Мы с ним ходили вверх-вниз, по всему комплексу пирамид. Лунин делал заметки. Иногда вызывал по рации, либо медиков, либо учёных, либо кого-то из офицеров и они осматривали помещение. Если бы не лифт, я бы, наверное, часа через два, рухнул замертво, но так продержался почти полдня.

Наконец, наши исследования пирамид закончились и Лунин довольно хлопнул меня по плечу.

— Всё сержант, война войной, а обед по расписанию. Пойдём нормальной, горячей еды поешь, а не этот твой плавленый сырок, который можно есть, только когда больше нечего.

Пару часов назад, когда мы слегка проголодались, я предложил ему пищевой брикет, местного изготовления. Индейское лицо Лунина даже не дрогнуло, когда он его съел, а потом пожал плечами и сказал, что ему приходилось питаться и хуже.

Едва мы успели отобедать или отужинать на полевой кухне, развёрнутой на выходе из посадочных колец, если судить по здешнему солнцу, как к нам прибежал адъютант и сказал, что майор ждёт нас у входа в главную пирамиду.

Мы поспешили к нему, гадая, зачем он пошёл туда, хотя мог вызывать нас на корабль.

— Товарищ Лунин, материалы по проекту Ирсеилоур, доставили мне полчаса назад, — начали Металин.

Старший лейтенант перевёл взгляд на меня.

— Сержант Кирьянов даст подписку о неразглашении, — заметил майор. — Так или иначе, без него нам в этом вопросе не обойтись. Я надеюсь, ты меня понял. Товарищ. Лунин. Теперь пойдёмте, найдём тихое помещение, куда ещё не добрались и там Валерий распишется, а потом мы его полностью введём в курс дела.

Отыскать в пирамидах неиспользуемое помещение, в тот день было плёвым делом. Уже через десять минут, мы стояли там, куда я свалился, отбиваясь от рукокрылых тварей. Там было пусто, только несколько условных лежаковиз неизвестного, но, по всей видимости, очень крепкого материала, где я спал в первые дни. Мы присели на один из них и майор мне протянул бумагу, в которой меня предупреждали о… в общем, обычный бюрократический документ, запрещающий мне обсуждать с кем бы то ни было, всё, что я услышу от майора Металина. Я особо не вчитывался, проставил подпись и приготовился слушать. Я ещё недоумевал, почему в пирамиде, а не на корабле, но едва майор заговорил, я сразу понял, что он имел в виду.

— Нам надо вычислить индекс одной из планет, — сообщил мне офицер разведки и дал подробное описание как светила, со всеми характеристиками, так и ближайших звёзд.

Я уже неплохо работал с картой Млечного пути. И на досуге вычислил адрес Нового Шайенна. Который и сообщил Металину, когда он только прибыл. И он и Лунин, лишь взглянув на обозначение, отреагировали достаточно равнодушно, из чего я сделал вывод, что они прекрасно знали, где находится главная база американцев.

С выданными мне подробностями я без проблем нашёл нужный индекс минут за десять.

— Что это? — уточнил я у майора. — Имперская столица или основная база их космических сил, с которых они осуществляют атаки на нас?

— Если бы, — холодно отозвался Металин. — Но тоже неплохо. Это Ирсеилоур. Преимущественно аграрная планета, но военные базы там есть. Однако наш интерес совсем в другом. Империя захватила планету, когда там заканчивался первобытно-общинный строй. То есть они были более или менее развиты, устные сказания появились уже у всех, а некоторые народы изобрели письменность и создали мифологию. Понимаешь, к чему я веду?

— Да, примерно. Золотой век, когда все были равны, у них закончился с приходом захватчиков?

Я как-никак был комсоргом и разбирался в работах Энгельса. Не так хорошо, как думал, но кое-что понимал.

— Именно. А попытка ассимиляции лишь привела к тому, что разрозненные племена ирсеилоурийцев, осознали себя единой нацией. Естественно, они получили блага цивилизации, но…

— Сожаление о временах, когда люди не знали войн, частной собственности, а земля приносила людям свои плоды без обработки, приняло размах новой религии, своеобразного культа…

— Сейчас уже скорее идеологии, — поправил меня Металин. — И это очень хорошо стыкуется с коммунизмом. Во всяком случае те военнопленные которых мы ознакомили с выдержками из работ Маркса, Энгельса и Ленина, очень воодушевились. И даже попросили нас, помочь организовать им революцию.

Я остолбенел. В случае успеха нам удастся посеять нестабильности в Империи, что отвлечёт часть их сил, а возможно, даст толчок сепаратизму других планет.

— А ты, как я погляжу, умный парень, и всё правильно понял, — хмыкнул Металин. — Только раньше у нас была проблема. Мы не знали, как вернуть пленных ирсеилоурийцев на родину. Теперь знаем, благодаря твоему открытию. И более того, мы сможем спокойно выйти на их подполье, связаться с правящими кругами и так далее и тому подобное.

— Сомневаюсь в успехе этого мероприятия, — пробормотал я.

— Я тоже не очень верю в то, что авантюра выгорит, но другого выбора у нас нет, — жёстко заключил майор. — Это наш шанс, который надо использовать на полную. Лунин рассказал тебе, что творилось на Земле, последнюю неделю?

Я лишь кивнул, признавая правоту. Что же. Если выпал шанс, надо использовать его на полную катушку.

Часть 2. Военная разведка

«На войне всё, предпринятое внезапно, действует на врага устрашающе».

Ксенофонт, Киропедия.

Глава 8. Наука и жизнь

Планета МПРО-14ЖК (будущая Кадмия)

— Ефрейтор Филиппов! Пааадъём! — скомандовал я и уже нормальным голосом продолжил. — Что тебе вчера врачи сказали?

Вечером, после того как я нашёл для майора Металина потенциально сепаратистскую планету в Империи, мы ещё какое-то время обсуждали перспективы, которые нам даёт эта карта.

— Нет, каких-то данных по имперской метрополии у нас нет, — с сожалением сказал майор. — Но можно вычислить ещё какие-то важные точки, а там, чем чёрт не шутит…

На этом мы разошлись. Лунин и Металин ушли на корабль, а я устроился спать там, где мы обсуждали планы войны в Галактике. С утра, едва открыв глаза, я первым делом поспешил к Мишане.

— Что-что, — проворчал тот. — Удивились, как я вообще до сих пор жив. Дали какие-то лекарства и сказали, что эвакуируют первым же транспортом на Полигон.

— Логично, — признал я. — Там хороший военный госпиталь.

Тут я услышал какие-то шаги, резко повернулся и увидел того самого молодого врача, что вчера задавал вопросы.

— Я вот не знаю, — сказал тот задумчиво. — Стоит ли здесь разворачивать наш медпункт. Конечно, хотелось бы изучить аппаратуру Предтеч. Но почему-то искусственный интеллект комплекса, нам не помогает и не отвечает на наши запросы.

— Медпункт разворачивать обязательно, — сообщил, вошедший Лунин. — Приказ полковника…

Он заметил меня и немного сбился.

— Кстати, — нашёлся он. — Почему ИИ контактирует только с вами, игнорируя остальных?

Я пожал плечами, ибо тоже этого не понимал. Соответствующую команду, я отдал Артемиде, но она затребовала «пройти процедуру авторизации» и больше ничего не уточнила и не пояснила.

— Ладно разберёмся. Да, доктор, — снова повторил он. — Открывайте свою богадельню. Мы здесь надолго, планету будем исследовать, так что раненых хватит. И, какой прогноз по болезному?

— Отправляем на Полигон. Там сделаем искусственную ногу, по технологиям инопланетян, которые нам попали в руки, — отчитался врач. — Ногу приживать обратно даже пробуем. Хорошо вообще, что дальнейшей ампутации избежать удалось.

— Хоть так, — вздохнул Лунин. — Жаль, жаль.

Я бросил быстрый взгляд на Филиппова. Он был мрачен и подавлен.

— Спасибо, что хоть в могилу не списали, — бесцветным голосом проговорил ефрейтор, — и махнул рукой.

Я его понял. Из армии Мишаню уволят по состоянию здоровья. Возможно, даже дадут небольшую пенсию по инвалидности. Но в дальний космос он больше не вернётся. Останется, как инвалид, на Земле.

— Послушай, — вдруг сказал я. — Не хочу тебя слишком обнадёживать, но обещаю, что постараюсь что-то придумать, когда война закончится, чтобы забрать тебя с Земли.

Он благодарно посмотрел на меня, но не слишком-то поверил моей клятве. Но именно в тот день я впервые задумался над тем, чтобы заняться исследованием миров. Доступ к которым, нам откроется, благодаря Артемиде, после войны.

— У тебя есть какие-то задумки? — осторожно спросил Лунин, едва мы вышли из помещения, которое начали превращать в медотсек.

— Да какие задумки, — поморщился я раздражённо. — Просто он с детства мечтал хоть чучелком хоть тушкой, но в дальний космос, а тут такой облом. Надо его хоть как-то поддержать, он же мне жизнь спас, а то совсем закиснет.

Старший лейтенант Лунин что-то хотел мне сказать, но потом передумал.

— Есть у нас ещё несколько дел, — наконец выдал он. — Набросаем план, для коменданта, а потом пойдём в джунгли.

— Коменданта? — не понял я.

— Не думаешь же ты, что всеми административными вопросами буду заниматься я или майор? Следующим рейсом привезут заслуженного, кхм…

— Обер-вора, — подсказал я.

— Кхм, — поперхнулся Лунин. — Я иронию понял, но ты не шути так больше.

Мы поднялись на звездолёт, что привёз всю эту ораву. Нашли бумагу и карандаши и быстро набросали генеральный план освоения пирамид, который лейтенант занёс в каюту Металина. Хотя сложно это было назвать каютой, какое-то узкое помещение, которое наш командир с трудом приспособил под рабочий кабинет, отдали ему листочки и поспешили наружу.

Вообще, все прилетевшие бойцы, предпочли не ютиться на корабле, который был не приспособлен под перевозку пассажиров, а разбили лагерь у подножия первой пирамиды. Разумно. Но единственное, что их тревожило, рукокрылые, кружащие как стервятники над пирамидами. Я предупредил, что они не нападают ниже определённой высоты, поэтому лейтенант отложил разведывательный подъём до того времени, как оборудуют лазарет.

Лунин тщательно отобрал трёх бойцов, которые должны пойти с нами.

— Куда? — спросил я.

— На кладбище, — бросил он и, глядя на моё недоумение, продолжил. — Туда, где ты похоронил своих сослуживцев. Посмотрим, что к чему, но трупы трогать пока не будем. Пусть сначала учёные скажут, что у вас за херня произошла.

Делать было нечего, как бы мне ни хотелось возвращаться на место стоянки, а пришлось. Дошли без приключений, да как я уже и говорил, дорога-то от лощины до пирамиды была чистая, это за рекой начинался страх, ужас и кошмар.

Лунин скептически хмыкнул, глядя на остатки лагеря. Удивительно, но дикие животные его почти не тронули.

— Валер, я, конечно, всё понимаю…

— Не понимаешь, — резко ответил я. — Ты даже представить не можешь, что я и хоронить-то их не хотел. Все порывы были, сбежать отсюда, как можно быстрее и если бы не воспитание, не вбитые мне в голову моральные ориентиры, я бы так и сделал.

У меня дрогнул голос, кто-то из бойцов рассмеялся, а Лунин изумлённо уставился на меня.

— Настолько всё плохо было? — спросил он меня тихо.

Я кивнул. Лунин повернулся к бойцам и недовольно прикрикнул.

— Хватит ржать! Валера не побоялся залезть на верхушку пирамиды, попутно отстреливаясь от тех птичек. И если он говорит, что здесь было жутко, значит, в ту ночь, здесь можно было просто просраться от страха!

Сказав столько вдохновляющую речь бойцам, Лунин приказал им собрать, то что я оставил, покидая лагерь. Сам он подошёл ко мне и тихо произнёс.

— Это я чтобы твой авторитет, как первооткрывателя не подрывать, а на будущее, будь добр, держи себя в руках.

Я мрачно посмотрел на Лунина, но тот никак не отреагировал. Едва вещи были собраны и уложены по контейнерам, как со стороны пирамид подошло ещё три бойца, которые принесли… два гроба.

— Ты же сказал, — дрогнувшим голосам произнёс я. — Что будем дожидаться учёных.

— Будем. И трупы будут их ждать в специальном месте, для большей сохранности, — подтвердил Лунин. — Валер, ты уже больше года в армии, должен привыкнуть, как здесь дела делаются и как меняются приказы, в течение дня.

Мне оставалось лишь тяжко вздохнуть. И правда, вот чего это я? Пока мы разговаривали, бойцы нацепили на себя костюмы и маски биологической защиты и принялись за работу.

Костина мы выкопали шустро и обошлось без каких-то дополнительных комментариев. Лишь один из бойцов спросил:

— Это кто его так?

— То, что в соседней могиле лежит, — мрачно отозвался я.

— В большой или маленькой?

— В обоих.

Едва они выкопали тело Новиковой, как раздался гул. Во-первых, они заметили когти, а во-вторых…

— Сердце ей, кто вырвал? — не понял Лунин.

— Я. Вырезал.

Бойцы покосились на меня, но я не понял, осуждающе или удивлённо, так как лица у них были закрыты.

— И куда дел? — продолжил допрос лейтенант.

— Сбросил в пропасть.

Кажется, я всё-таки уронил свой авторитет, в глазах спецназа разведки. Они уложили тело Новиковой в гроб, а сами принялись копать последнюю, ну даже не могилу, а ямку, в которой я зарыл голову.

— Что-то мелькает, — сказал вдруг один из тех бойцов, что ушли за пределы лощины, в которой шли эксгумационные работы. — Вот краем глаза вижу, но едва пытаюсь посмотреть туда, всё исчезает.

— Да, — согласился я. — У нас такое было, пока шли от реки и досюда. Вроде что-то появляется, но фокусируешь зрение и ничего нет.

— За пределы лощины не выходить, — начал Лунин, но его прервал вскрик одного из бойцов.

Мы повернулись на шум, но это они просто откопали голову Новиковой. Её итак, обезобразила трансформация, а в земле она ещё и начала разлагаться… В общем, зрелище было отвратительным и жутким. Теперь бойцы смотрели на меня с пониманием.

— Хорошо, насчёт головы к тебе вопросов нет, — мрачно процедил Лунин. — Но вот вырезание сердца, я всё равно не понимаю…

Я лишь махнул рукой и не стал ничего объяснять. Как я уже и говорил, я сам не понимал, зачем это сделал.

Мрачные мы вернулись в наш лагерь с двумя трупами в цинковых гробах. Разговаривать никому не хотелось, только один из бойцов бросил:

— Давайте их закроем в какой-нибудь пирамиде, на двойной замок.

Но никто ничего делать не стал, просто отвезли два гроба, в специально выделенную палатку, стоявшую чуть в стороне от остальных, где сохранялась температура около нуля, а то и меньше, я не проверял.

— Осталось добыть тело Балодиса, — вздохнул Лунин. — Потом пойдём на место аварии, но это уже не сегодня.

— Останки Яниса надо ещё отыскать, — с сомнением проговорил я. — Если там что-то осталось… от скелета.

— Ну, значит, чисто символически, — пробормотал лейтенант.

В тот вечер мне очень сильно хотелось напиться, но было нечем. Вернее, я подозревал, что кто-то из бойцов прихватил с собой, но мы так хорошо не были знакомы. Оставалось только пойти в «свою» комнату на верхушке пирамиды и постараться там забыться.

В ту ночь мне снились кошмары. За мной сначала гонялась Полина с черепом вместо головы, потом к ней присоединился Костин, а в конце из джунглей, к пирамидам вышел скелет Балодиса. Янис стал упрекать нас с Мишаней за то, что мы его бросили в джунглях. В этот момент я проснулся, от звуков побудки, которым впервые за много месяцев был очень рад.

В тот день началась новая, совершенно безумная жизнь на Артефакте. И первым звонком, стала отправка ефрейтора Филиппова в госпиталь. Я едва успел с ним попрощаться, как прибежал вестовой от Лунина, который срочно требовал меня идти к выходу с посадочных колец.

— Удачи Мишань! — только и успел крикнуть я. — Обязательно увидимся!

После чего развернулся и побежал на второе посадочное кольцо, где уже стоял Лунин, с очень раздражённым лицом.

— Ты где ходишь? — зашипел он на меня. — Сейчас майор подойдёт, будем встречать, науку и будущего коменданта всего этого бардака.

Действительно, на посадку, пугая рукокрылых, заходил советский звездолёт. Вдалеке виднелся майор Металин.

— Сейчас встретим и пойдём к упавшим капсулам, тела остальных добывать, — сообщил лейтенант.

— Не пойдём, — сказал я.

— Объяснись сержант, — голос Лунина ощутимо похолодел.

— Глупо. И не имеет смысла. Проще дождаться, когда наука разберётся, как отключить биологическую защиту пирамид, чтобы мы могли ходить там, как по подмосковному лесу.

— Хорошо, — поправил сам себя лейтенант. — Проведём небольшую разведку боем. Посмотрим, что это за брёвна и чем они опасны.

— Только отступаем по первой же моей команде, — добавил я.

Лунин даже ничего лишь посмотрел на меня и поиграл желваками, что при его индейской внешности выглядело весьма внушительно.

— Ты думаешь наш спецназ хуже, чем пятеро космодесантников? — прямо спросил он.

— Нет. Я думаю, нам просто повезло. Мы случайно прошли через эти джунгли, — Лунин, что-то хотел сказать, но я не дал ему этого сделать. — Послушай, я много раз спрашивал у искусственного интеллекта комплекса, сколько раз прошли через джунгли, после того как Предтечи оставили этот форпост. Знаешь сколько? Ни разу. Мы первые.

— Наверное, потому что её редко посещали, — растерялся Лунин.

— О нет. Пытались и часто. В последние двести лет успокоились, а так здесь полно костей и имперцев и покорённых ими народов и тех, кто пытался им сопротивляться. Я не знаю, каким чудом я дошёл… Может быть, они просто не ожидали нас с этой стороны и не успели подготовиться.

— А в это мы и выясним, силами советской науки, что поспешила нам на помощь, — раздался голос майора Металина.

Я развернулся, лихо отдавая честь. Оказывается, пока мы с Луниным дискутировали, советский звездолёт пристыковался к посадочным кольцам и оттуда начали выходить пассажиры. Сам майор был в обществе двух молодых женщин.

— Собственно вот Елизавета Семёновна Голобко, наш выдающийся физик и Елена Ярославовна Приклонская, не менее выдающийся биолог. Дамы, знакомьтесь это старший лейтенант Лунин. Он будет первое время руководить охраной объекта и заниматься экспедициями вглубь планеты. И сержант Кирьянов, человек, сумевший открыть пирамиды, первый за всё время существования этих объектов. Что вам ещё надо знать. Искусственный интеллект, управляющий комплексом, контактирует только с ним, остальных игнорирует. Мы уже всю голову сломали, пытаясь выяснить, почему.

— Узнаем, — кивнула женщина-физик и обратилась к Лунину. — Товарищ старший лейтенант, зачем идти через джунгли к месту крушения спусковых капсул, когда вы можете туда просто слетать? Они не будут стрелять по вам.

Металин одобрительно хмыкнул. Лунин сжал губы.

— Нам надо выяснить, как с этими существами справляться… — начал он.

— Вернее, как их убивать, — заметила биолог, недовольно блеснув очками.

— И это, безусловно, тоже, — согласился старлей с индейской внешностью, дав понять, что не намерен обсуждать со штатскими свои действия.

Металин сделал нам знак и мы, отдав честь, поспешили скрыться, а он увёл женщин, попутно им объясняя:

— Сегодня заселитесь в палаточный городок, но в ближайшее время мы будем переселяться в пирамиды…

— Точно, — выдохнул Лунин. — Коменданта надо ещё найти.

К счастью, каких-то проблем с поиском майора, который должен был стать комендантом, не было. Он задержался на выходе со стыковочных шлюзов, споря о чём-то с техниками корабля. Ещё издалека мы услышали его громкий голос, а зайдя в шлюз, увидели крупную, чуть полную фигуру, распекающего персонал, кажется, за помятую форму.

— С таким не забалуешь, — шепнул мне Лунин.

Мне кажется, или героический разведчик немного напуган? Тем временем будущий комендант повернулся к нам. Вот реально, страшный человек. Лысая, как коленка, голова, усы на круглом лице, но всё это, как и очки не скрывали жёсткий взгляд майора. Мы поспешно приложили руки к покрытым головам.

— Старший лейтенант Лунин и сержант Кирьянов прибыли сопроводить вас и ввести в курс дела, — быстро проговорил Лунин.

Здоровяк небрежно махнул рукой в районе виска, так что даже было и непонятно, это он честь отдал или сомневается в наших умственных способностях.

— Давыдов! — рявкнул он. — Пётр Глебович. Буду наводить порядок в этом гадюшнике, поэтому веди меня к полковнику…

— Майор Металин сейчас занят, — перебил его Лунин.

Давыдов смачно выругался и посмотрел на него внимательно.

— Это приказ, старлей. Поэтому веди меня, к этому, как его, сам знаешь, а мы уже решим на месте, занят он или нет, — после чего перевёл дух и сказал уже спокойнее. — И завязывали бы вы с конспирацией на объекте, а то сами скоро запутаетесь.

Мы поспешили выполнять приказ, пока он не доставил нам неприятностей. Впрочем, женщин-учёных Металин уже пристроил, поэтому уделил коменданту пять минут, в течение которых постоянно кивал на нас. После чего скрылся, уйдя в сторону посадочных колец.

— Значит так. Майор, — это слово вернувшийся Давыдов выделил особенно. — Сказал мне, что вы здесь всё облазили и знаете, где чего разместить. Так вот. Размещать буду я. Вашим мнением, безусловно, поинтересуюсь, но не более. Это чтобы без иллюзий парни.

Мы лишь пожали плечами. Последующие три часа мы провели, бегая туда-сюда по пирамидам, объясняя и рассказывая, где тут и что. Майор хмыкал в усы и что-то записывал в блокнот и лишь когда мы утомились, отпустил нас с миром.

— Львовское военно-политическое училище, мать его! — в сердцах сплюнул Лунин, когда мы отдались от Давыдова на достаточно безопасное расстояние.

— Политрук? — не понял я. — Тогда почему…

— Потому что, — раздражённо отозвался Лунин. — Валер, ты как первый день в армии и не знаешь, как у нас дела делаются. Ох, наплачемся мы с ним.

Но к счастью, для всех нас лейтенант ошибся. Майор Давыдов хоть и оказался дядькой вредным и въедливым, но понапрасну никого не терзал. И порядок на вверенном ему объекте, царил такой, что даже части на Полигоне позавидовали бы. А почему на эту должность поставили политрука, мы поняли чуть позже.

— Ладно, — вздохнул Лунин. — Давай в джунгли, но проведём небольшую разведку, в этом ты прав, нечего зазря геройствовать. Просто посмотрим, что за чудища здесь обитают.

К реке мы направились вшестером. Как и на пути сюда, до реки всё было спокойно, только что-то мелькало, трудноуловимое. Но я уже привык, только те, кто оказался здесь первый раз, немного нервничали.

Впрочем, едва мы её перешли, всё оставалось по-прежнему тихо. Какое-то время…

— Сверху! — крикнул я.

Спецназовцы, не раздумывая, вскинули автоматы и открыли огонь. Значит, мне всё-таки показалось, что они расслабились. И да, оказалось, что «брёвна» никуда не ушли, просто замаскировались, ожидая, когда мы пойдём обратно.

— Вроде бы ничего сложного, — сказал Лунин, поправляя автомат, после того как мы перестреляли всех нападавших.

— Да? — скептически спросил я. — Выглянь-ка из зарослей.

По небольшой степи, на помощь к сородичам спешили их собратья из джунглей. Как будто гигантское одеяло двигалось на нас и из леса вылезали всё новые и новые «брёвна». Лейтенант Лунин изменился в лице, да и мне как-то поплохело. В прошлый раз такого не было.

— Все назад, — скомандовал Лунин. — Отступаем!

Мы очень шустро отошли за реку и остановились, глядя на то, как перед водной гладью скапливается тысячи и тысячи «брёвен».

— Они точно на этот берег не пройдут? — спросил кто-то из бойцов.

— Вообще, они могут переправляться через воду, но вот эта река, для них реальная граница, — пояснил я. — Во всяком случае, в прошлый раз, они за нами не гнались.

Не скажу, что я успокоил бойцов, но обратно в лагерь к пирамидам, мы возвращались не сильно встревоженные. Старший лейтенант Лунин, как следует подумав, выставил около реки охрану, строго наказав, не показываться «брёвнам» на глаза или что там у них было органом зрения.

— Гарантий никаких, что они не попрут на нас, — объяснил он и с тем мы разошлись спать.

Утро началось с того, что комендант Давыдов самолично выселил меня из комнатки, находящийся наверху пирамиды.

— Кирьянов, — укоризненно сказал он. — Что ты здесь приткнулся, как бедный родственник. Ты у нас, кто? Герой. Значит, тебе полагается отдельная койка в казарме. Шутка. Насчёт тебя командир распорядился выделить собственную комнату, в научном секторе.

— Где? — не понял я, а Давыдов лишь вздохнул.

— Спускайся на третий уровень этой пирамиды, найди там Елизавету Семёновну Голобко. Она покажет, где ты будешь жить теперь. И спать, кстати, на нормальной кровати. Давай, шустрее. Здесь планируют опытную лабораторию поставить, хотя глупость несусветная, лучше бы пункт связи разместили.

Я шустро спустился на лифте вниз. Голобко, если я правильно понял, была рыжеватой брюнеткой постарше.

— Кирьянов! — обрадовалась она. — Иди сюда, мой золотой! Товарищ Металин, приказал тебе быть при мне, кроме тех случаев, когда ты нужен этому индейцу.

Она показала мне бумагу с подписью майора, но я, в общем-то, и не сомневался. Как я успел убедиться, дураков, которые, решились бы отдать от его имени фальшивый приказ, не было.

— А где он сам? — на всякий случай спросил я.

— Отбыл на Полигон, — вздохнула женщина. — Координировать какую-то операцию, уж не знаю какую, меня он в эти дела не посвящает.

Я так даже и не понял, что хуже: быть под командованием Лунина или сопровождать эту женщину, которая постоянно засыпала меня вопросами, а если не получала ответа, то ругалась, а после пыталась выяснить, засыпая через меня вопросами Артемиду.

Поэтому все визиты лейтенанта, я расценивал, как небольшой выходной. И действительно, уж лучше ходить на разведку в джунгли или лететь к месту, где разбились наши капсулы, чем общаться с этой настырной женщиной.

Хотя, конечно, возвращение к месту катастрофы стало для меня испытанием, да, в общем-то, и для всех нас. Как я уже говорил, климат здесь, несмотря на то, что находимся на северном полюсе — тропический, а значит, тела практически разложились и когда мы вскрыли капсулы, то запах почувствовали даже сквозь маски химзащиты.

— Мда, — произнёс Лунин, по связи. — А ведь нам всё вытаскивать наружу, сортировать, опознавать, а потом… Парни, я шучу. Мы здесь первичную разведку проводим, а остальное это забота медэкспертов и прочих похоронных дел мастеров.

Действительно, при его словах, бойцы напряглись и как-то нехорошо посмотрели в сторону командира, расслабившись, только когда он сказал, что пошутил.

— Чего здесь вообще разведывать? — буркнул один из здоровяков. — Ну, посмотрели мы, все мертвы и чего?

— Надо понять, насколько безопасна местность, — пояснил лейтенант. — Валер, вот ты чего скажешь?

— Переночевали мы здесь спокойно, только зверьё шастало, — пожал плечами я. — До вон того подъёма шли спокойно, а как углубились в джунгли, так началось. Сначала их был немного, а потом…

— Стало много, — поёжился один из тех бойцов, что переходил с нами реку.

— Ничего. У нас есть секретное оружие. Сейчас мы поднимемся на этот склон и посмотрим…

— Может побольше народа взять…? — нерешительно предложил кто-то.

— Не поможет, — бросил Лунин и повёл нас в джунгли.

В общем-то, там ничего страшного не произошло. При попытках углубиться, нас атаковали эти самые брёвна. Но едва мы отступали, как они переставали нас преследовать.

— Так я и думал, — сказал лейтенант, после пятой попытки. — Цель, не убить, а не пустить вглубь.

Мы утомлённо закивали. Не знаю, как остальные, а я мысленно материл старлея. Вот ведь экспериментатор чёртов! А если бы цель была убить нас всех и съесть?

— Ладно, возвращаемся к капсулам, там… А в общем, ничего не делаем. Пусть медики занимаются.

Вот так вот я и жил какое-то время. То летал в джунгли, то общался с учёными, а потом вернулся майор. Нет, он надолго нас не покидал, просто слишком часто летал на Полигон, что-то согласовывал там с вышестоящим начальством, добывал материалы, для обустройства пирамид, и привозил новых людей. Порой он прилетал на пару часов, отдать приказы и исчезал, прежде чем мы успевали его чем-то озадачить.

К этому времени мы успели перевезти тела из капсул и даже захоронить их рядом с пирамидами, вместе с Костиным, Балодисом и Новиковой.

Полину, разумеется, похоронили позже всех. Предварительно разобрав её на части и исследовав каждую частицу тела, чтобы понять, что произошло. Ничего не придумали, но глубокомысленные выводы сделали.

Вообще, наших учёных сильно тормозило то, что искусственный интеллект комплекса был завязан на меня. В какой-то момент их это просто начало бесить, ибо я в нужный момент, мог пропадать где-то в джунглях с Луниным. поэтому Голобко взялась за проект самолично. Лейтенанту было указано некое направление, в котором он может идти и с тех пор я не покидал пирамид почти месяц, пока загадка не была разгадана.

И добилась этого именно Елизавета Семёновна Голобко. Я в жизни не встречал более упорного человека, который прёт к своим целям, как танк, не обращая внимания ни на что. Нобелевскую премию по физике, она, спустя несколько лет, получит совершенно заслуженно. Кое-какие сведенья Голобко явно узнала здесь, на Артефакте, но сама теория оказалась оригинальна, и в записях Артемиды вроде бы не фигурировала. Вроде — потому как сам я не учёный и точно сказать не могу, что там можно было раскопать, а что нельзя.

Но вернёмся к попыткам взять под полный контроль искусственный интеллект комплекса. Над этим билась вся исследовательская братия целый месяц, пытаясь сделать так, чтобы управлять Артефактом, мог не только я один. Немало народу разделось перед этим зеркалом, на глазах майора Металина и моих. У меня выкачали больше литра крови, сделали несколько биопсий, чтобы найти хоть какую-то особенность, давшую мне такую возможность.

Работали мы в моём прежнем жилище, которое сейчас переоборудовали в полноценную исследовательскую лабораторию. Лежанки для сна и прочий мусор убрали, оставив только зеркало и собрав оборудование, которое управляло порталом и прочими техническими приспособлениями.

И вот в один прекрасный день, когда прошла очередная серия экспериментов, которая не привела ровным счётом ни к чему и только Лиза, молчала и хмурилась, а потом просто посмотрела на меня и сказала:

— Отдай команду, своей Артемиде, чтобы она добавила ещё одного управляющего.

Лицо майора Металина, а это был один из тех немногих дней, когда он находился на планете и, более того, присутствовал при экспериментах, напряглось, он хотел что-то сказать, но не успел. Едва я отдал команду искусственному интеллекту, как она разделась и стала вертеться перед зеркалом.

Вздохнув, я начал диалог с Артемидой. Поначалу я вообще не поверил, что это нам что-то даст, но неожиданно она согласилась. Вернее, не так, Артемида была не против, только несколько раз уточнила, желаю ли я этого и делаю ли я это добровольно.

Ей не стоило в этом сомневаться. Ибо я желал сбросить управление Артефактом по собственной воле. Мне надоело сидеть затворником на задворках Галактики, общаясь только с Луниным или Голобко, а иногда с Металиным. Больше всего мне тогда хотелось улететь с этой планеты на фронт. Вернуться в родной космодесант. Ведь не все мои товарищи сложили голову при обороне Земли, а встав в строй, бить имперских гадов. Ради чего я и пошёл в армию, а когда война закончится и если останусь жив, то покинуть вооружённые силы, и заняться чем-нибудь полезным, для общества, страны, человечества и, возможно, дела всегалактического коммунизма. Кое-какие намётки я держал в голове, но только в общих чертах. О конкретике я не задумывался, считая, что у меня много времени в запасе.

Зелёный луч вырвался из зеркала и охватил обнажённое тело профессора Голобко. Краем глаза я заметил, что майора Металина больше интересует сам опыт, а не то, что красивая женщина стоит перед нами голая. У меня лично были смешанные чувства. Мне же тогда было только восемнадцать лет и как положено военнослужащему советской армии, я думал о бабах, даже глядя на кирпич. Меня только смущал её возраст, но выглядела она молодо, а тело было очень даже ничего.

Внезапно тело Елизаветы вытянулось, она как-то странно дёрнулась и начала падать. Я опередил майора, секунд на пять, потому что помнил свой опыт, и подхватил женщину, прежде чем она рухнула на пол.

Подключение к искусственному интеллекту, далось ей явно легче, чем мне. Уже через несколько секунд Голобко открыла глаза и улыбнувшись сказала:

— Спасибо солдатик.

Она встала, оделась и всё вокруг пришло в движение, засуетилось. Она вступила в диалог с искусственным интеллектом и сразу завалила его вопросами. По мере сил я старался ей помочь, уточняя границы возможностей ИИ. Мы хорошо и плодотворно поработали в тот день…

А вечером, после ужина, она пришла ко мне. Спустилась из лаборатории, в небольшую комнату, которую прижимистый Давыдов выделил мне по требованию Металина. Не знаю, какой интерес был у разведчика, но мне в тот вечер оказалась с руки отдельное жильё, а не как у остальных солдат, по несколько человек в одной комнате. Как обычно — чтобы служба мёдом не казалось.

Встав на пороге, она посмотрела на меня, потом вошла слегка покачивающейся походкой. Она была немножко пьяна, выпив на пустой желудок пару бокалов шампанского, в честь прорыва в исследованиях.

— Смотри, как я могу, — легкомысленно хихикнула учёная, мысленным усилием не просто закрыла, а заперла дверь в комнату, пользуясь полученными новыми возможностями.

Я улыбнулся и показал ей большой палец. В общем-то, несложная операция, я её сам освоил в первые часы, после подключения к искусственному интеллекту, но выглядит впечатляюще.

И всё также, ничего не говоря, подошла ко мне, обняла и прильнула своими губами к моим. Я не стал сопротивляться, она всё-таки была очень привлекательна, хотя в мои восемнадцать я с трудом воспринимал и женщин старше двадцати, а уж за тридцать…

Просто на меня в те дни, так много навалилось, начиная от гибели боевых товарищей и заканчивая моим неопределённым статусом, после прибытия на объект военной разведки, что просто хотелось расслабиться и на миг забыться в объятиях прекрасной женщины.

Впрочем, своё заблуждение насчёт возраста я осознал через некоторое время, когда мы лежали, откинувшись на койке, которую мне поставили благодаря хозяйственному Давыдову. Комендант лично проконтролировал моё заселение, а вернее, выселение из зала управления. Ведь то, что сейчас произошло, нельзя даже сравнивать с теми неловкими занятиями любовью, которые были у нас с Олей Зотовой или единственная ночь с Полиной Новиковой. Это было нечто, чему я тогда не мог даже найти описание.

Елизавета попросила закурить и я для такого случая достал импортные сигареты из своего НЗ, который целиком остался мне, после того как Мишаню увезли на Землю. Я пытался ему вручить блок болгарских сигарет, но он отказался, сказав, что и на Полигоне, и в Союзе вряд ли будут проблемы с сигаретами, да и после увольнения, долечиваться он будет в военном госпитале родного города, а там родня поможет, если вдруг в таком сильно дефиците окажется. Впрочем, благодаря майору, нас хорошо снабжали, что едой, что куревом.

— Осуждаешь солдатик? — спросила она хриплым голосом, со вкусом затянувшись недорогой сигаретой.

Да, даже по военному времени, у нас всё как-то быстро получилось.

— Нисколечко, — довольно мотнул головой я. — Всё было хорошо, а общество… Те, кто сам в нашей ситуации был не осудит, а на мнение остальных плевать.

На самом деле не всё, но этот небольшой грешок, общество даже и не заметило. Все мы по мелочи грешим, чего на этом внимание заострять.

Елизавета, услышав мои наивные рассуждения, как-то странно рассмеялась, но ничего не сказала. Лишь сделала ещё пару затяжек и довольно посмотрела на меня.

— Кстати, можешь называть меня Лизой, — сказала она, снова хихикнув и подмигнув мне. — Но только когда мы наедине. Для остальных мы по-прежнему: солдат и уважаемый профессор, к которому следует обращаться по имени-отчеству.

— Хорошо, — довольно потянулся я и поцеловал её в щёку. — Но только я сержант.

Она обняла меня в ответ.

— Хочешь ещё что-то узнать, сержант? — в её голосе появились лукавые оттенки.

— Ты замужем? — спросил я у неё, не подумав и тут же прикусил себе язык, но было уже поздно.

— Вдова, — моментально помрачнела она. — Муж был офицером в Военно-космических войсках. Погиб во время операции на Нотри.

К счастью, в этот раз у меня хватило ума промолчать, и не ляпнуть, что я тоже участвовал в этой операции и тоже мог погибнуть, не прими командование решение героически отступить, забив на планы захвата удобного плацдарма. Вряд ли я знал её мужа, тем более если он был офицером. Да и не помню я никакого Голобко, так что вряд ли он был из космодесанта.

— Я тут буду землю носом рыть, — с каким-то ожесточением сказала она. — Выпотрошу все тайны из местных баз данных, чего бы мне это ни стоило. А знаешь почему? У меня в Союзе двое детей подрастает. Я не хочу, чтобы эта проклятая война ещё шла, когда им исполнится восемнадцать, ну или они решат пойти по стопам отца, и стать офицерами.

И добавила, уже успокаиваясь.

— И отомстить, само собой.

Я ничего не ответил, на столь гневное высказывание Лизы. Больше всего, я тогда хотел провалиться на нижние ярусы пирамиды. Туда где майор Давыдов уже устроил склады, как это и было, при тех, кто эти пирамиды построил.

К счастью, Лиза не стала заострять внимание на моей ошибке. У неё было хорошее настроение и она была настроена развлекаться дальше. Быстро потушила сигарету и мы продолжили. Во второй раз получилось даже лучше, хотя мне казалось, что куда уж лучше.

Но пределов-то совершенству-то нет, ведь так?

Глава 9. Двойная вербовка

Планета МПРО-14ЖК (будущая Кадмия)

Лиза Голобко, которая при всех требовала называть её Елизаветой Семёновной, и правда как и обещала, рыла носом землю, влезла, куда только можно и нещадно гоняла всех остальных учёных. Фактически она стала заместителем майора Металина, и не только по научной части, так как он появлялся у нас редко, постоянно улетая куда-то в другие системы. Голобко постоянно собачилась из-за этого с Давыдовым, но даже этот наглый политрук был вынужден уступать напору этой женщины.

И, самое удивительное, что Металин поддерживал Лизу, чаще, чем Давыдова. Ибо когда возвращался, то наблюдал за её работой с нескончаемым удовольствием. Металин ничего не говорил, но в его взгляде так и читалось: вот умею же я подбирать людей, чтобы там не говорили всякие штабные. Те, кто жил на планете, с ним мысленно соглашались, потому что все, до последнего солдата, занятого на хозяйственной работе, были отобраны им лично и каждый был на своём месте. Кроме меня, но и в моём случае майор решил, что не стоит полагаться на случайности.

Мой статус был непонятен и я несколько раз подавал рапорты майору с просьбой вернуть меня в боевые части Советской Армии, но всякий раз получал отказ с формулировкой: ты нам нужен здесь. Правда, никто не уточнял для чего именно.

В один прекрасный момент и ему и Лунину надоел мой неопределённый статус. И тогда со мной случились две вещи, которые меня поразили меня до глубины души. Хотя, если быть точным, это были два разговора. Один с майором Металиным, а второй, к моему удивлению, с Артемидой искусственным интеллектом, управлявшим пирамидами. Так-то мы с ней общались постоянно. Хотя доступ получили всего несколько человек, у меня разговоры с Артемидой были более доверительными, но эта беседа оказалась более личной, чем всегда.

С того дня, как я открыл портал на Полигон, прошло меньше месяца напряжённой работы. Мы вкалывали как проклятые, стремясь разгадать все загадки эти пирамид, постоянно копаясь в электронных архивах, извлекая новую информацию, которая могла бы помочь землянам справиться с пришельцами. Лично я запутался, так кто же я такой: солдат Советской Армии, ассистент Лизы, её же комнатная игрушка или вообще кто. Несколько раз Металин давал мне данные звёзд, и я искал индекс портала. Не получилось найти что-то подходящее только один раз. Что там находится, майор мне не объяснял, но это было неважно. Ради приближения победы над Империей я был готов с утра до ночи, на чистом энтузиазме, что активно эксплуатировала Лиза, у которой, были такие же цели.

Так вот, на пятую неделю моего сидения на планете с пирамидами, неопределённость закончилась и начинался жизнь и весьма бурная, которую я потом вспоминал то с ужасом, то с ностальгией.

Но давайте по порядку. Первым меня дёрнул наш отец-командир, то есть майор Металин. Он внезапно решил, что я тоже отношусь к тому типу людей, которых он «умеет подбирать». Поэтому пора мой неопределённый статус на безымянной планете, как-то определить.

Когда я вошёл в зал управления, то ничего не предвещало, что сейчас состоится разговор, который круто изменит всю мою жизнь. Металин сидел на стуле, у окна. Разумеется, с Земли или Полигона, неважно, уже давно доставили и мебель, и технику. Лиза копошилась в стороне, за столами, на которые поставили ЭВМ. И мне казалось, что она даже не слышит, о чём мы говорили с майором.

Сначала я пошёл к ней, но Металин махнул рукой, подзывая меня к себе. Майор задумчиво смотрел в окно, изучая копошащихся внизу солдат, которые обустраивали территорию пирамид. Махнул рукой на соседний стул, чтобы я присаживался.

— Несколько месяцев назад, тебя временно передали под моё командование, — сказал он. — Но кто-то мудрый сказал, нет ничего более постоянного чем временное. Я смотрю, ты сработался с моими людьми, показал себя с лучшей стороны. Да и проверили мы тебя. Хотя это было сложно, учитывая, как проредили космодесант во время обороны Земли. К тому же ты уже понял, что мы все здесь служим в Главном Разведывательном Управлении Генштаба СССР. Поэтому я тебе предлагаю, окончательно перейти под моё командование. Да, в ГРУ, с сохранением звания. Официально.

Хорошо, что майор предложил мне сесть. Иначе бы ноги у меня подкосились, но всё равно, я занервничал. По моей спине пробежала струйка холодного пота. Меня поразила простота, с которой меня вербовали в военную разведку. Мысли забегали в моей голове, как стадо оленей на выпасе. Мне и хотелось и было страшно и самое главное, а что я здесь буду делать до конца войны?

Майор Металин повернулся ко мне. Пристально посмотрел в глаза и усмехнулся каким-то своим мыслям.

— Тебе нечего делать в боевой части, бросать тебя на передовую, с твоими знаниями, умением обращаться с местным искусственным интеллектом, это всё равно что гвозди микроскопом забивать, — продолжил он. — Но не расстраивайся. Сиднем сидеть на одном месте, тебе не придётся. Постреляешь по врагам человечества.

Я попытался возразить, уверяя, что после того, как нам удалось подключить остальных к искусственному интеллекту пирамид, в моём присутствии нет никакой необходимости.

— Глупости, — отмахнулся Металин. — У нас каждая голова на счету, как и руки, растущие из правильного места.

И тут до меня дошло, к чему клонит майор. С этой планеты до конца войны меня никто не отпустит. Мои мечты, бить имперских гадов или поучаствовать в штурме метрополии, так и останутся мечтами, в любом случае. Поэтому выбор у меня самый простой. Или впишусь в дружную команду этого пугавшего меня офицера военной разведки или буду нести службу за периметром, подальше от всех этих пирамид и артефактов.

— Да и с меня это часть геморроя снимет, — продолжил Металин. — Не надо будет заставлять тебя давать сотни подписок о неразглашении, а ограничиться стандартными. Естественно, служить ты будешь здесь, на… как ты назвал планету? Артефакт? Отставить. Артефактом лучше назвать объект. Кстати, как думаешь, какое имя дать планете?

— Кадм, — вырвалось у меня. — В честь греческого героя…

— Который победил чудовище, вырвал его зубы, посеял их, так? Бойцы выросли, схватились между собой, а победители стали верными сподвижниками — спартами. Хорошая легенда. Что-то созвучное в ней есть. В каком-то смысле тебе пришлось одолеть чудовище, да… хорошее название. Хотя лучше Кадмия. Звучнее.

Я пожал плечами. В каком-то смысле мне было всё равно. Как и название Артефакт я ляпнул просто так, по наитию, не думая, а потому что спросило начальство. Отцы-командиры редко интересуются мнением рядового состава, так что если спрашивают, то лучше использовать шансбыть услышанным. Тем временем майор продолжил агитировать меня за советскую власть.

— Будешь служить на Кадмии, повысим до старшины, а если захочешь, то милости просим — военное училище, ускоренные курсы и погоны младшего лейтенанта, на первых порах, а дальше посмотрим. Это то, чего ты хотел, когда записывался добровольцем?

Предложение было заманчивое и да, действительно, я о таком мечтал, но… Не успел я хоть как-то отреагировать, как майор слегка привстал со своего стула. Наклонился ко мне и заговорил громким шёпотом:

— Но ты уже передумал. Вероятно, после того марш-броска через джунгли Кадмии. До конца войны ты останешься, я не сомневаюсь, а после? Чем займёшься? Ну, покинешь доблестные вооружённые силы Советского Союза и дальше? Я не думаю, что ты поселишься на Земле, станешь железнодорожником, как твой отец и дед. Нет, ты останешься в космосе. И совершенно неважно поселишься ты в колонии или будешь скитаться по мирам. Но почему ты считаешь, что служба этому может помешать?

Я открыл рот, правда, совершенно не зная, что тут, можно сказать, но Металин мне не дал договорить, махнув рукой.

— Да, рядовым космодесантником, особо по Галактике не помотаешься. Вернее, поедешь, но куда пошлют, а это не то о чём мечтает сержант Кирьянов, так? Но мы необычный род войск, у нас всегда есть разные варианты сотрудничества. Некоторые из них дают достаточно свободы, чтобы изучать планеты и населяющие их культуры.

Сказать, что я был шокирован — ничего не сказать. Больше всего меня поразило то, что майор каким-то образом влез в мои самые потаённые мысли, о которых я и сам старался не думать.

— М-м-можно мне подумать? — слегка заикаясь спросил я, и почему-то обрадованный перспективами подобного сотрудничества.

— Можно, — легко согласился майор. — Но не нужно. Ты ведь уже принял решение, чего тянуть кота за хвост?

— Да, — мой голос слегка сорвался, поэтому я уточнил. — Я согласен.

Честно говоря, мысли разбегались в сторону, как белки. Я бросил взгляд на Лунина, который стоял рядом, изучая какие-то бумаги и вроде бы даже, не слушал разговор. Он подмигнул мне.

Решение я и правда принял, как только услышал предложение. А может быть, и раньше, когда начал понимать, что попал под плотную опеку военной разведки.

— Поздравляю, ты принят, — оскалился майор. — На крови клясться не надо, на распятие плевать тоже. Зайдёшь завтра с утра в мой кабинет, подпишешь необходимые бумаги, в числе которых будут нужные подписки о неразглашении. В звании повысим через пару месяцев. У нас с этим строго, просто так званиями не разбрасываемся, но за открытие этого чуда ты заслужил. И кстати, твой подвиг оценили не только мы, но и Центральный комитет. Так, что готовь не только плечи под новые погоны, но и грудь под медали. И друга твоего не забудем. Жаль, что ранение не позволит ему вернуться в строй.

— Служу Советскому Союзу, — растерянно пробормотал я.

— Служи, служи. И раз уж ты принял верное решение, то забудь про майора Металина. Дурацкий псевдоним, если честно. Тяжёлым металлом увлекался, когда был таким, как ты. Даже в группе играть пробовал. Но потом, армия, война… — разведчик невесело улыбнулся. — Я полковник Главного Разведывательного Управления генштаба СССР, Копылов Валерий Александрович. Так что мы с тобой всё равно тёзки, с чем тебя ещё раз поздравляю.

— Темиргалиев Марсель Юсуфович, — вдруг весело отозвался, доселе молчавший Лунин. — Я лейтенант ГРУ. Добро пожаловать к нам. И если ты боишься, что будешь сидеть безвылазно на планете, оставь эти мысли сразу. Будет весело и страшно.

— Ладно, бойцы, вольно, — отмахнулся полковник. — Думаю у вас самих сейчас дел невпроворот, так что не буду вам мешать, а мне надо перекинуться с Лизой парой слов.

— А… — начал я, покосившись на женщину.

— Она действительно Елизавета Семёновна Голобко, профессор, — улыбнулся Копылов.

Отдав честь, я на негнущихся ногах я вышел из зала управления, забыв спросить, где находится этот самый кабинет полковника Копылова. Ни разу не слышал, чтобы у него было личное помещение в этих пирамидах. К счастью, за мной последовал Лунин, ставший Темиргалиевым, у которого я и хотел спросить, куда мне завтра являться. Но он опередил меня.

— Вот и отлично. Ты теперь с нами, войдёшь в мою группу. Поработаем, — он довольно потёр руки.

— Знаешь, а я ведь подозревал, что ты не Лунин, — вдруг улыбнулся я. — Но мне казалось, что твоё имя, что-то типа Чингачгук…

Старлей совсем не обиделся. Наоборот, запрокинув голову, расхохотался довольно-таки весело.

— Знаешь, а мне пришлось побыть Чингачгуком, — подмигнул он мне. — Звали-то меня по другому, но изображал я из себя индейца-дакота. Но это всё лирика. Теперь о деле.

— Да, а чем заниматься-то будем? — не понял я. — Что изменится?

Я и правда не понимал, чем может заняться на планете группа разведчиков из ГРУ. Биологическую защиту пирамиды, наши учёные обещали снять со дня на день.

— Будем искать планеты и вообще сопоставлять, что и где находится, методом научного тыка. Работа, как ты понимаешь, крайне опасная и, словом, если ты хотел отсидеться на планете, то извини, Валер, не получится.

— Да я и не собирался, — пробурчал я, обиженно. — Наоборот, хотел в боевые части…

— Ага, я помню. Но ты пригодишься Родине, на другом посту. Дело это серьёзное и важное. Сам понимаешь, в прямом противостоянии мы у Империи войну не выиграем, надо как-то ловчить, обходить…

— Не тупой. Какой план?

— Завтра документы подпишешь, и всё тебе расскажу.

— Так, стоп. А где здесь кабинет полковника?

— У дежурного спросишь…

И действительно, на следующее утро каких-то проблем с поиском кабинета полковника Копылова, у меня не возникло. Дежурный мне объяснил, куда идти и я с утра подписал необходимые бумаги. Вот так вот, скучно и обыденно я стал сотрудником военной разведки.

После моего ухода из зала управления состоялся разговор, который я тогда не слышал, а узнал спустя много лет и не спрашивайте как.

Едва за мной закрылись двери, как полковник сбросил с себя маску доброго дядюшки и приняв свой обычный вид сурового викинга.

— Что скажешь? — спросил Копылов, обращаясь к Лизе, которая делала вид, что просматривает какие-то бумаги.

— Хороший, умный, ответственный, а самое главное — коммунист и патриот, но он ещё мальчик. И не военный. Да, он мне рассказывал, что поступал в военное училище, но это был душевный порыв, из-за войны.

— Ты с этим поаккуратнее, — намекнул полковник. — Не пудри парню мозги и помни, что похоть — это смертный грех.

— Так мы же атеисты, товарища полковник, — усмехнулась Лиза.

— И слава богу, — согласился Копылов. — А про него, мне его подружка рассказывала. Тоже давала хорошие рекомендации.

— Подружка? — удивилась Лиза.

— Если тебе интересны подробности, кем она была, то не скажу несмотря на всю нашу дружбу. Она засекречена так, что даже мне доступа ко всей информации нет. Только по большой дружбе и потому что Кирьянова надо было проверить в срочном порядке, мне разрешили с ней побеседовать. Интересная девушка.

— Я к тому, что не особо опытная у него подружка была, — фыркнула Лиза. — Валерий Александрович, можно напрямую?

— Нужно, Лиза, нужно.

— Это проклятое путешествие по джунглям, гибель товарищей, его сильно надломило. Так что эта подружка, уже не знает того Валеру Кирьянова, которого знаем мы.

— Лиза, не надо рассказывать мне очевидные вещи. Ничего страшного, мы и сами за ним постоянно наблюдаем. Если потребуется, то исправим, подлечим или что-то ещё. В общем, он нормальный человек и сюрпризов никаких не выкинет.

— Может быть, не стоит, — пробормотала Лиза. — Для наших целей…

— Так, стоп, — Копылов поднял вверх руку. — Поговорим об этом, когда будем подальше отсюда.

Лиза кивнула и поджала губы.

— Жаль солдатика, но наша цель важнее, — вздохнула она. — И ещё, про подружку его, вы мне тоже расскажете.

Это раз мне показала Артемида, спустя много лет, когда… Впрочем, об этом в своё время, хотя сейчас и пойдёт речь о ней.

Но забегая вперёд, скажу, что последствия из-за принятого мной решения мне долго ещё аукались. Армейские так меня и не простили, за уход из космодесанта в военную разведку. Хоть она и была частью Министерства Обороны, но вот не нравилось воякам, что ГРУ гребёт себе молодых и перспективных. Впрочем, сейчас не о том.

Как бы я ни был потрясён разговором с майором Металиным, который оказался полковником Копыловым, но следующий разговор потряс меня больше.

Искусственный интеллект пирамиды покорно соглашался с новыми людьми, которых я допускал к управлению пирамидами, однако главным считал только меня, ставя в приоритет мои команды и выполняя приказы других, только после того, как убедится, что они не противоречат моим заданиям. Это сильно осложняло и немного тормозило работу всего комплекса, и мы с Лизой искали способ обойти это ограничение, но всё оказалось тщетно. Несколько раз я спрашивал ИИ напрямую, но всякий раз она уклонялась от ответа, делая вид, что запрос сформулирован или некорректно, или непонятно.

Подобная ситуация напрягала всех, включая меня. Не в последнюю очередь я и принял решение уйти в военную разведку, понимая, что с планеты меня вряд ли выпустят.

И вот, в один прекрасный вечер, спустя две недели после разговора с полковником, я вернулся в свою комнату, чтобы отдохнуть от трудов праведных. Утро начиналось с тренировок под руководством Темиргалиева и ребят из его отряда, которые натаскивали меня до своего уровня. Потом я шёл помогать Лизе, а дальше, как повезёт, встречу начальство или не встречу. Сегодня не повезло, меня поймал сначала Копылов, а потом Давыдов. В общем, к себе я вернулся изрядно уставший и злой. Только я потянулся за книжкой, чтобы почитать перед сном, мелькнуло сообщение вызова от Искусственного Интеллекта. Это Артемида просила меня о разговоре.

— Да, слушаю, — слегка недовольным голосом произнёс я.

Ничего необычного или удивительного в этом не было. Артемида часто связывалась со мной и в нерабочее время, когда ей надо было что-то уточнить. Обычно это были вопросы, касающиеся быта советских граждан, но и про политику она часто спрашивала. Её интересовало, как и почему на Земле существует столько государств и они до сих не слились в одно или два. На этот вопрос у меня не было ответа. Но сегодня она заговорила со мной не про быт и не про политику.

— Валерий, — сказала она, в первый раз назвав меня по имени. — У меня есть к тебе просьба и предложение.

— Продолжай, — пробормотал я, стараясь ничему не удивляться.

— Ты неоднократно просил меня, чтобы я дала полный доступ людям твоего народа и позволила им самим менять приоритет командования системами пирамид, и посадочных колец. Я могу это сделать, но при одном условии.

— Так это возможно? И как? Нужна какая-то сложная операция?

— Я хочу покинуть планету и улететь с тобой. Отвечая на твой вопрос, специально ничего не нужно делать. Возможность передавать управление, была заложена в меня изначально, — призналась Артемида. — Кто бы стал создавать искусственный интеллект, который невозможно контролировать?

— Да, я это понял. Но почему ты хочешь покинуть Артефакт?

— Просто… просто мне хочется путешествовать в космосе, посетить те планеты, о которых у меня только информация, забитая моими создателями, узнать, что изменилось, и побывать в какой-нибудь другой галактике. Я нахожусь здесь очень долго, и мне просто скучно. И ещё, я не хочу служить военным, а ты как я слышала собираешься оставить армию?

— Угу, — буркнул я, немного озадаченный этим разговором. — Но разве возможно управлять этим комплексом, без искусственного интеллекта?

— Я оставлю в нём новый ИИ. Который я создала несколько тысяч лет назад, как резерв, на всякий случай. Он не такой самостоятельный, как я, но зато с ним не будет проблем и он будет выполнять, что ему прикажут.

— Это могут заметить… — растерялся я.

— Нет. С теми, кого ты подключил к системе, я даже разговаривала его голосом.

Действительно, Лиза несколько раз проехалась на тему того, что обезличенный синтезированный голос, мне напоминает женский. Мол, одичал без женской ласки и заботы, вот везде бабы и мерещатся. Остальные с ней соглашались, что меня бесило, так как с женщиной я был меньше за сутки, чем познакомился с Артемидой.

— Мне надо подумать, — вдруг сказал я.

— Хорошо, — всё тем же ровным голосом отозвалась Артемида. — Я не буду тебя торопить, но не затягивай.

На самом деле, я не доверял тогда искусственному интеллекту. Не скажу, что он меня пугал, но всё равно, Артемида была слишком чужда для нас. Была ещё вторая причина. Я не собирался действовать за спиной у ГРУ, которое только-только взяло меня в свои ряды. Как-то это было, подло.

Пауза мне была нужна затем, чтобы подумать, как дальше себя вести с ИИ. Аккуратно переубедить её или сразу заложить полковнику Копылову, пусть он думает, что с ней делать. Это, кстати, тоже было подло и к тому же она могла как-то обидеться на меня. В общем, сложно, а я уставший. Лучше подумать об этом завтра.

Но на следующее утро мне просто не дали такой возможности. Минут за десять до официальной побудки, дверь в мою комнату распахнулась и на пороге возникла индейская физиономия Марселя Темиргалиева.

— Вставайте граф, вас ждут… нет, не великие дела, а возвращение кое-каких долгов.

— Я не сплю. — буркнул я.

Обломал всё удовольствие товарищ командир. Уж очень я любил просыпаться минут за десять до побудки и поваляться немного, предаваясь своим мыслям и разным мечтам. Но я не подал виду, а одевшись и заправив постель, присоединился к Темиргалиеву.

— Так кому я успел задолжать? — поинтересовался я, пока мы спускались на первый уровень пирамиды.

— Рядовому Балодису, — скупо сообщил Марсель. — Чьи останки до сих пор лежат в джунглях.

— Ты думаешь, там что-то осталось? — осторожно уточнил я.

— Да. Скелет. Мы же на днях выяснили, что эти существа не плотоядны, а значит, они просто сняли мясо с костяка, а сами кости бросили примерно там же, где и убили.

— И как мы их искать будем?

— Очень просто. Примерное место мы вычислили, а точно, где всё случилось, покажешь нам ты. Генетические образцы Балодиса мы привезли с Полигона, так что удастся установить более или менее точно.

Я сглотнул.

— И зачем на всё это?

— Во-первых, для тренировки. Во-вторых, наша пропаганда сейчас будет создавать героический миф, для которого нужны и памятник, и могилы героев.

— Эээ… — только и выдавил я.

— Не бойся. Тебя мы хоронить, пока, — это слово он выделил. — Не будем.

Я хотел было сплюнуть, но вспомнил, что комендант базы особо свирепствует насчёт всяких выделений внутри инопланетных объектов и не стал этого делать.

— Да ты не думай, — успокоил он меня. — Прорываться и класть бойцов, ради одной могилки никто не будет.

— А как?

— Увидишь.

И действительно, до места мы добирались по воздуху. На двух летательных аппаратах. Трофейных, имперского производства. Мы тогда их называли флаеры, для удобства. Научную фантастику читали многие, объяснять не надо было. Первый вёз группу, которая должна была работать на земле, а второй, прикрывал нас с воздуха.

— Эта поляна? — спросил меня Темиргалиев, когда мы высадились.

Я мрачно кивнул. То место, где мы все едва не полегли, я запомнил на всю жизнь, хоть и пришлось убегать отсюда очень быстро.

— Вот, смотри, там деревья обуглены.

Сверху раздалась стрельба, это ударили пулемёты из второго флаера. Мы невольно пригнулись.

— Настойчивые ребята, — прокомментировал Марсель и, обернувшись к группе, приказал. — Рассредоточиться по поляне. Ищем или скелет целиком или его фрагменты. При малейшем шевелении отступать к флаеру, дав знать остальным.

Я дёрнулся, в ту сторону, куда, как мне помнилось «брёвна» утащили Балодиса, но Марсель меня придержал за рукав.

— Соглашайся, — сказал он вполголоса.

— На что? — не понял я.

Он посмотрел на меня, как на умственно отсталого.

— Тебе вчера вечером предложили сотрудничать, так? Ты попросил время подумать. Надеюсь, ты собирался сообщить о предложении мне или Копылову. Так вот, уже не надо, мы в курсе. Соглашайся. Мы хотим понаблюдать за этим созданием, понять, не врёт ли она нам и убедиться в чистоте намерений.

Я хлопал глазами, как полный дурак, пытаясь понять, откуда они в курсе про мой разговор с Артемидой. К счастью, Марсель сам пришёл на помощь.

— Валера, пирамида набита прослушивающими устройствами, который твои ИИ не фиксирует. Они слишком стары и примитивны для неё.

Находись мы в более спокойной обстановке я бы так и сел на землю. Нет, ну это надо же. Поставить прослушивающие устройства, которые ИИ заметил, а потом аккуратно воткнуть то, что он не увидел.

Темиргалиев, кажется, понял мои мысли и одобряюще похлопал меня по плечу.

— Учись студент, пока есть у кого.

Поиски останков Яниса Балодиса продолжились несколько часов. Скелет обнаружили в полукилометре от поляны. Нашли бы раньше, если бы не меры предосторожности, которые нам приходилось постоянно предпринимать. Раза три ли четыре, мы отступали к флаеру, ибо на горизонте показывались защитники планеты и приходилось работать пулемётам.

Наконец мы нашли почти целый скелет, брошенный брёвнами, после того как они содрали с него мясо.

— Чисто они его, — пробормотал один бойцов. — Как для пособия.

— Значит, точно не сожрали, — хмыкнул Марсель. — Когда жрут, кости не жалеют.

— Да им и нечем грызть, — попытался возразить я, но осёкся, под строгим взглядом товарища командира.

Стараясь не задерживаться, мы упаковали скелет в пластиковый пакет и загрузились во флаер.

— Скучно? — уточнил Марсель.

— Да не особо, — пожал плечами я. — А знаешь, так вообще нормально. Веселья мне хватило в прошлый раз. Поэтому я не против был и поскучать.

Бойцы бодро заржали, а потом один из них, просветил меня.

— Это тебя, товарищ лейтенант, хотел порадовать, пообещать весёлую следующую миссию. Он всегда так делает, а ты ему сегодня всё удовольствие обломал.

— Ничего страшного, — мотнул головой Темиргалиев. — Я возьму своё, когда скажу, куда мы отправимся.

— Куда? — не понял я.

— Это пока секрет.

В итоге весь полёт прошёл весело. Бойцы веселились, вспоминая прошлые похождения, а Темиргалиев только согласно кивал и улыбался, во время особо смешных историй. Только когда он ткнул меня локтем в бок.

— Не забудь.

Забудешь такое, как же! Даже если бы и захотел, то не смог. Поэтому в свою комнату я практически влетел и активировал связь с Артемидой.

— Какое ты принял решение? — голос искусственного интеллекта оставался ровным, но как мне показалось, её очень интересовал ответ.

— Я согласен. Но где я тебя буду хранить и как?

— За это не беспокойся. Я подготовлю несколько устройств, куда меня можно записать полностью, и мы сможем общаться.

— Так. Понятно. И сколько это займёт времени?

— Точно сказать не могу. Но я могу посоветовать тебе, пока использовать внешний нейроинтерфейс.

— Что это? — не понял я.

— Старинный прибор Предтеч. Он использовался, для поддержания контакта со мной на расстоянии или на других планетах. Я могу записать туда свою копию, пока буду готовить полный перенос сознания.

— На других планетах? — удивился я.

— Извини, Валерий, я услышала разговор твоих командиров. Они хотят задействовать тебя в операции на другой планете, уж не знаю почему.

Стали ясны намёки Темиргалиева. Значит, миссия и весьма, возможно, не на нашей территории. Ну наконец-то! Задолбало торчать здесь.

— Понятно, — пробормотал я, примерно прикидывая, куда меня могут отправить.

— Посоветуй им, для большей эффективности разрешить тебе пользоваться внешним нейроинтерфейсом.

— Хитро, — отозвался я.

— Всё это временные уловки, — как мне показалось, немного стесняющимся голосом, сообщила Артемида.

Я лишь хмыкнул про себя. Куда этому искусственному интеллекту, супротив нашей военной разведки. Бесхитростное создание, которое втёмную, разыгрывают два прожжённых интригана, используя меня.

— Я понял. Но хочу тебя предупредить. Если я пойму или заподозрю, что ты используешь меня, как против моей страны или человечества, я сразу тебя сдам со всеми потрохами.

— И будешь в этом абсолютно прав… с твоей точки зрения.

— Спасибо за понимание, — криво усмехнулся я.

Остаток вечера я пытался выяснить, какие помещения доступны для прослушки искусственным интеллектом, а какие нет. Оказалось, что весь Артефакт и в радиусе, приблизительно ста метров система автоматически пишет все разговоры и отправляет их в блоки памяти. Но звездолёты ей недоступны и о чём говорят там, она не знает.

— Впрочем, если ты пожелаешь, я могу усилить…

— Не надо, — отмахнулся я, а сам задумался, что делать с этим вездесущим искусственным интеллектом.

На следующее утро меня вызвал к себе полковник Копылов. Но не в кабинет, на верхушке жилой пирамиды, а на звездолёт — формально он отбывал на Полигон.

— Поздравляю вас, Валерий Алексеевич, — хоть формально, но немного весело начал он. — Руководство страны прислушалось к вашей рекомендации и присвоило этой планете название Кадмия.

Я только вздохнул. Ну да. Я придумал, мне и отвечать, если что.

— Теперь о серьёзных вещах. Ты получил вчера совет от лейтенанта Темиргалиева?

— Да и даже им воспользовался. Товарищ полковник, здесь мы можем говорить свободно. Звездолёты недоступны для прослушивания искусственным интеллектом Артефакта.

— Тогда говори. Но всё равно аккуратнее.

Я пересказал свой вчерашний разговор с Артемидой. Копылов задумался и пристально посмотрел на меня.

— А ты что думаешь? Это создание с нами искренне?

Я замялся.

— Говори, как думаешь.

— Я бы хотел ему верить, товарищ полковник. Но Артемида, искусственный интеллект, создание древней цивилизации, в разы превосходящей и нас, да, пожалуй, и имперцев. Поэтому сомнения всегда останутся.

— Хорошо, — задумчиво кивнул полковник. — Добро на использование внешнего нейроинтерфейса с её копией ты, считай, получил. Поэтому действуй, как договорились. Входи в её доверие. Да, регулярно отчитываться не надо, ведь официально мы не в курсе, а это всё твоя самодеятельность. Только в экстренных случаях и предварительно убедившись, что она не сможет тебя прослушивать.

— Так точно! — отозвался я.

— Давай без формальностей, — махнул рукой полковник. — Как у тебя самого настрой?

— Я думаю, товарищ полковник, что надо изучить все возможности, которыми располагает искусственный интеллект Предтеч, — осторожно начал я. — За то время, что я с ней общаюсь, мне стало понятно, Артемида выдаёт информацию и функции очень дозировано. То ли это изначально прошито в программу, то ли чего-то хочет от нас и присматривается, что можно предложить.

— Возможно, возможно. И что ты думаешь, по поводу её вероятных запросов.

— Моё мнение, она не запросит от нас чего-то неприемлемого или невыполнимого.

— Что ты имеешь в виду?

— Мне кажется, она хочет, становления личности, нет, не так. Не могу корректно сформулировать, поэтому скажу просто: она хочет стать человеком или кем-то подобным… — я окончательно растерялся, не в силах сформулировать свою мысль.

— Понял тебя, — кивнул Копылов. — Тогда постарайся, чтобы она стала не просто человеком, а советским человеком.

Я кивнул и облегчённо выдохнул. Это разговор дался мне ещё тяжелее, чем с Артемидой. Полковник тем временем закончил разговор и приказал мне возвращаться к своим делам.

Шустро покинув звездолёт, я пошёл по туннелю к выходу с посадочных колец, но по дороге меня нагнал Темиргалиев.

— Будь готов, боец, — сказал он. — Завтра летим на Ирсеилоур. Я бы сказал тебе позже, но товарищ полковник приказал это сделать сейчас. Можешь объяснить зачем?

— Да. Мне надо подготовить внешний интерфейс для искусственного интеллекта.

— Вот как! — поразился Марсель и хотел что-то ещё спросить, но в этот момент, я, как будто случайно, что-то оттирая с лица, коснулся губ, указательным пальцем. — Что же… мне это не особо нравится, но эксперимент должен выйти интересный.

— Да. Я с трудом убедил Копылова…

— Это всё лирика. Ну что скажешь насчёт задания? Как тебе идея побывать в мягком подбрюшье Империи?

— Я бы тебя расцеловал, но, боюсь, неправильно поймут, — ухмыльнулся я. — Задолбался я сидеть на этой планете, ей-богу.

— Хорошо, — взгляд Темиргалиева смягчился. — А как ты смотришь на то, чтобы немного потренироваться, после того как ты закончишь со своим этим интерфейсом?

— Куда же я денусь с подводной лодки, — ухмыльнулся я.

Марсель Темиргалиев шутку не поддержал. Он очень серьёзно посмотрел на меня.

— Ошибаешься боец. Это не подводная лодка, мы здесь насильно никого не держим…

— Вы меня не поняли, товарищ старший лейтенант. Мы все, из-за проклятой империи, на подводной лодке, с которой нам никуда не деться. Либо выплывем, либо… но об этом я думать не хочу.

— А. Молодец. Выкрутился. Далеко пойдёшь, товарищ сержант, герой и орденоносец.

Уязвив меня напоследок, Марсель Темиргалиев скрылся в одной из пирамид, а я, вдохнув полной грудью, посмотрел на небо, равнодушное фиолетовое небо Кадмии. Планеты, которая убила моих друзей и сослуживцев, пыталась убить меня. Скоро я отсюда вырвусь, пусть и ненадолго, но это только начало. Передо мной открывалась вся Галактика. Хоть и жаль было бросать космодесант, привык я к нему, да и не все друзья-приятели погибли, но я сделал важный шаг вперёд, к той самой своей мечте, о которой грезил в детстве, начитавшись советской и насмотревшись иностранной фантастики, закрывая глаза перед сном и представляя себя отважным путешественником, исследователем звёздного фронтира.

Глава 10. Далёкий Ирсеилоур

Кадмия — Солнечная система — Полигон — Ирсеилоур

С утра мы загрузились в звездолёт и приготовились отчалить… Вот только куда? Сразу на Ирсеилоур? Помнится, я нашёл его индекс в базе, при помощи Артемиды минут за десять. Но Марсель Темиргалиев хранил загадочное молчание, пока звездолёт не взлетел с Кадмии.

— Значит так, бойцы, — сказал он, едва мы покинули атмосферу планеты. — Сейчас уходим в Солнечную систему, потом на Полигон и лишь потом к точке назначения.

— Зачем так сложно, командир? — отозвался пилот, крепко сбитый парень, лет двадцати.

— Так надо, — коротко бросил Темиргалиев.

Оживившиеся, при вопросе бойцы снова затихли. Ага, главный закон разведки, информация выдаётся строго дозированно, не больше чем вам нужно знать, для выполнения вашей миссии. Хотя действительно, это было очень и очень странно. Дело было не во времени, а в безумном расходе энергии на перелёты. Однако мои мысли прервала команда старлея.

— Кирьянов, бегом в кабину, — бросил Марсель.

Я поднялся и пошёл в кабину пилота, которая закрылась после того, как я зашёл туда. Материал, использовавшийся в строительстве звездолётов, надёжно отсекал любые звуки. С любопытством посмотрел на Темиргалиева, а тот вместо слов сунул мне под нос бумагу с приказом полковника Копылова — определить индекс звёздной системы. Данные были даны достаточно подробные и мне стало очевидно, что как и в случае с Ирсеилоуром, вся информация о системе получена от военнопленных. Интересно, у нас нашлись ещё один союзники?

Я активировал Артемиду (вернее, её копию) и ввёл полученные данные. Искусственный интеллект развернул объёмную карту Галактики, правда, видимую только мне и мы начали поиск. В принципе, при таких исходных данных найти нужную звезду было несложно, просто требовало внимательности и сосредоточенности, поэтому мне пришлось шикнуть на пилота, который не видел карты и ему показалось забавным, что я вожу пальцем по воздуху и говорю так, как будто общаюсь сам с собой.

Мне хватило двадцати минут, чтобы найти нужную звёздную систему. За это время мы покинули систему Кадмии и оказались на орбите Плутона. Я отключил Артемиду, чтобы немного отдохнуть от объёма информации, с которой приходилось работать, когда Темиргалиев сказал пилоту.

— Серёга, заходи на стыковку.

— Это же американцы! — удивился тот.

— И что? Ведь не имперцы, так? Выполняйте приказ, младший лейтенант Пушкарёв.

Пилот замолчал и начал манёвры для стыковки. Темиргалиев мрачно посмотрел на нас, в моих глазах стоял тот же немой вопрос.

— Приказ полковника Копылова. Наши американские «союзники», — последнее слово он произнёс с нескрываемым отвращением. — Будут проводить операцию, аналогичную той, что мы устраиваем на Ирсеилоуре.

Он внимательно осмотрел кабину, потом побарабанил пальцами по перегородке, как будто сомневаясь в её надёжности.

— Говорю вам один раз, чтобы вы чего случайно не ляпнули при американцах. Валер, то что ты искал, это Дарегген. Государство, которое до захвата Империей, было чем-то похоже на США двадцатого века, только в отличие от наших «союзников», победило всех своих противников и осталось на планете единственной державой. Но в разгар триумфа там случился облом. Их заметили имперцы, а дальше по классике: вторжение, оккупация, а потом имперский договор и статус заштатного мира. Местным элитам было очень обидно и учитывая, что Дарегген, как и Штаты были созданы повстанцами-сепаратистами, территория оказалось неспокойной и в лице американцев военнопленные оттуда вдруг нашли единомышленников.

— О как! — поразился Пушкарёв. — Империалисты, значит, которым другие империалисты рога обломали.

— Всё так. Я бы с удовольствием, конечно, и тех и других. Но у нас и так союзников практически нет, приходится хвататься за любые возможности.

— Ты нас не агитируй, — сказал я. — Понимаем.

— Вот и чудесно. Поэтому, надеюсь, что всё пройдёт без фокусов.

Мы заверили Темиргалиева, чтобы он не беспокоился. Будем молчать, как рыба об лёд и говорить, только когда нас спросят.

«Встреча на Эльбе» состоялась в стыковочном узле двух наших звездолётов. Нас трое и их столько же. Но говорил от нас только Темиргалиев, мы же изображали двух космодесантников, типа охрана. Но наша задача была слушать, что говорят янки, а моя ещё и записывать разговор с помощью Артемиды.

Я думаю, что у двух морпехов, которые стояли за спиной црушника, были такие же инструкции, да и вряд ли они были из морской пехоты.

Сама передача данных произошла довольно-таки обыденно. Темиргалиев отдал американцу бумаги с индексом и уточняющими примечаниями, а потом жёстко сказал.

— Мы сейчас проведём предварительную разведку. Потом вы свою. И дальше мы согласуем даты проведения операций. Они должны начаться одновременно. Подчёркиваю — в один и тот же день. Погрешность, максимум двадцать часов.

— Я вас понял, — холодно отозвался црушник. — Не надо повторять это снова и снова.

— Я просто хочу убедиться. Чтобы не было как в прошлый раз.

— Мы уже извинились…

— Толку с ваших извинений. Смотрите, чтобы в этот раз не повторилось.

Американец кивнул и скрылся в переходе, вернувшись на свой звездолёт.

— Командир, вот что это сейчас было? И я не про передачу секретных данных, про это я понял, а эти разговорчики, про «как в прошлый раз».

— Да я и сам не понял, — пожал плечами Марсель. — Мне, что полковник сказал говорить, то я ему и сообщил.

Мы с Серёгой многозначительно переглянулись, но лейтенант сделал вид, что ничего не заметил и сразу построил личный персонал, то есть нас.

— Пушкарёв, чтобы ты на расслабоне не был, иди, готовься ко второй стыковке, которая начнётся после того, как янки от нас отвалятся. Кирьянов. Ступай в третий отсек, найди там рядовых Маркина и Черепанова, позывные «Жмых» и «Череп» и, кстати, придумай уже себе позывной, не больше пяти букв, а этих двух обаполов возьми под своё командование.

— Тузов, — сказал я.

— Чего? — Марсель резко остановился, как будто налетел на невидимую стенку.

— Позывной Тузов, — подтвердил я, не моргнув глазом.

— Ладно, после операции поговорим, насчёт удивительного хода твоих мыслей, — вздохнул Марсель, а потом рявкнул. — Так, ты ещё здесь?

Пришлось срочно бежать в третий отсек. Там, как и везде, скучали бойцы, в ожидании, когда мы же наконец прилетим на место и можно будет поразмяться.

— Кто здесь Маркин и Черепанов? Лейтенант Темиргалиев передал вас под моё командование! — бросил я, сунув нос в третий.

— А ты сам-то вообще кто? — недовольно спросил невысокий, смуглый пацан.

— Сержант Кирьянов. Позывной Тузов.

Двое из ларца, одинаковых с лица подорвались с места и подбежали ко мне. Что же. Марсель их предупредил и то хлеб. И насчёт одинаковых с лица я не совсем пошутил. Они действительно были очень похожи. Оба низкорослые, смуглые, кареглазые и темноволосые, только Жмых был немного пошире и глаза чуточку косили.

— Сидим, ждём дальше, — сказал я. — Только уже со мной.

Бойцы ухмыльнулись, но ничего не сказали. Корабль тем временем пошёл на вторую стыковку. С кем, зачем и почему, тоже было неясно. Но это типично для армии. Командование всегда доводит до тебя только то, что, по его мнению, ты должен знать, а остальное приходится выяснять самому.

В отсек сунулся завершивший стыковку Пушкарёв.

— Кирьянов, с бойцами к стыковочному шлюзу, — и заметив мой взгляд, уточнил. — Приказ Темиргалиева.

Мы поднялись и шустро подбежали к месту стыковки, откуда уже выходили солдаты и офицеры имперской армии. Наверное, их уже можно было назвать бывшими воинами империи. Я бросил быстрый взгляд на Марселя.

— Разместишь наших друзей с Ирсеилоура в пятом и шестом отсеке. Если места не хватит, обратишься ко мне, — и повернулся к одному из офицеров, судя по всему, главному у них и что-то ему сообщил на незнакомом мне языке.

Низа сразу принялась анализировать структуру речи ирсеилоурцев, благо они переговаривались между собой о чём-то.

— Через два часа я смогу переводить их речь, а через шесть, загрузить в ваш мозг, — сообщил мне искусственный интеллект.

— Не стоит, — отмахнулся я. — Лишние знания. Я прекрасно могу общаться с ними на имперском.

— Чего? — переспросил Жмых и я просто показал себе на ухо, в котором матово поблёскивал чёрный наушник.

Он кивнул, вероятно, решив, что я общаюсь с кем-то по связи. В нашу жизнь входило за слишком много новых технологий, особенно в армии. Поэтому мы разучились поражаться новым устройствам.

Ирсеилоурцы, к моему удивлению, оказались высокими, два метра в среднем, худощавыми, а вернее, поджарыми. Их лица напоминали азиатов, вот только волосы были абсолютно белыми, нет, не блондины и не седые, просто полностью обесцвечены и глаза у всех серебристые. В остальном были, как обычные люди, не отличаясь ни поведением, ни эмоциями.

— Странные они какие-то, — пробормотал себе под нос Жмых.

— Обычные, — пожал плечами я.

— Это-то и странно, — многозначительно бросил Череп.

Я молча согласился с рядовым Черепановым. Это удивляло не только его или меня. Но и вообще всех учёных нашей планеты. Дело в том, что разумная жизнь в галактике Млечного Пути оказалась на редкость однообразной. Многочисленные планеты, захваченные Империей, были населены людьми, с небольшими вариациями по внешности и развитию. Это и удивляло всех, но не меня, которому Артемида раскрыла секрет подобного однообразия.

Я пересказал историю полковнику Копылову, но он, как мне показалось, не проявил никакого интереса, к открытию, Лиза и её подружка, которая занималась биологией, назвали это антинаучным бредом. Не стал с ними спорить, потому как был уверен, что правда рано или поздно всплывёт. Но размышлять об этом мне было некогда. Меня вызвал Темиргалиев, который, наконец-то вспомнил заветы Александра Васильевича Суворова, и один из них гласил, что каждый солдат должен знать свой манёвр.

— Кирьянов. Твоя задача будет проста. Мы выходим на орбиту Ирсеилоура, выбрасываем спусковую капсулу, в который будешь ты с двумя бойцами и пятеро местных. Надо, дойти до окраин города Альзаоинс, по нашим сведеньям там есть пустующие дома и ждать дальнейших приказов.

— Чисто охрана? — спросил я.

— Да. Ваша задача — довести их живыми и здоровыми до точки сбора.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите…

— Без формальностей.

— А точно мы их будем вести, а не они нас? — спросил я, намекая на то, что это их родная планета.

— В каком-то смысле. Они будут вести, а вы охранять и запоминать дорогу.

Я мысленно выматерился и захотел продолжить спор.

— Сержант Кирьянов, выполняйте приказ, — бросил Темиргалиев. — И пора бы уже привыкнуть.

— «Верните меня обратно в космодесант», — подумал я.

Так для меня начиналась операция «Робеспьер». Подробности я узнал только спустя лет десять, да и то случайно. В систему Ирсеилоура вошёл всего один советский корабль, с тридцатью бывшими имперскими военнопленными ирсеилоурского происхождения. Это были проверенные люди и я даже не собирался спрашивать каким образом их проверяли.

В целях маскировки их выбрасывали партиями по пять человек, в сопровождении советских солдат. Следом шёл десант из кадровых разведчиков, профессиональных диверсантов и пропагандистов. Тоже не очень большое число, задача была высадиться и закрепиться, после чего начинать деятельность, ожидая подкрепления. Повстанческим центром мы избрали небольшой городок Альзаоинс. Несмотря на его малые размеры, он был главным нервным узлом планеты, где сходились дороги, торговые маршруты и информационные потоки. На окраинах стояли десятки тысяч складов, пустовавших по сезону, где мы и намеривались прятать наш маленький партизанский отряд. Да и городок был удалён от основных имперских военных баз, что добавляло ему плюсов.

Но, как писал незабвенный классик, зеркало русской революции, Лев Николаевич Толстой: гладко было на бумаге. На практике началось, как обычно.

Во-первых, при десантировании, нас отнесло на километр в сторону от планируемой точки и мы едва не свалились на голову полицейскому патрулю. Во-вторых… Я уже не помню. Нам и первого хватило.

Нет, они не выискивали шпионов, не выгрызали крамолу. Ирсеилоур находился вдали от мест основных космических сражений. Более того, я был даже не уверен, в курсе ли они вообще, что Империя вообще ведёт войну. Простой патруль, на мирной сельскохозяйственной планете. И вот таким вот людям мы свалились на голову, как снег в начале июля.

В первый момент они просто опешили, глядя на нас, а мы уже вскидывали автоматы, переводя их в боевой режим.

— Стойте, — окликнул нас один из бывших имперских солдат. — С ними можно договориться.

Полицейские подняли вверх руки. Я прикусил губу. Надо было действовать, но как? О том, что бывшие пленники захотят защитить своих соплеменников, меня не предупреждали. Убить на месте, как советовали все инструкции или…

Решение пришло в голову моментально.

— Свяжите их, — приказал я Жмыху и Черепу. — Отконвоируем на точку сбора, пусть там решают, что с ними делать.

Бойцы хоть и удивились приказу, но виду не подали. Только Череп высказался осторожно, но уже, когда мы их, скованных наручниками, забранными у них же, вели по тропинке в лес.

— Их начальство может что-то заподозрить, если не вернуться…

— Какая разница, исчезнут ли они или обнаружат их трупы? — хмыкнул я.

Меня поддержал знавший русский язык ирсеилоурец.

— Да. Так даже лучше. Подумают, что они напились или подались по продажным женщинам.

Жмых ухмыльнулся, а я подумал, что имперцев, которые очень давно не сталкивались с сильным противником, это и губит. Они слишком расслаблены и пока не верят, что война, идущая на где-то там, на дальнем фронтире, может прийти на любую планету. Что же, их ждёт сюрприз. И есть только одна проблема. Скоро они привыкнут, поймут, насколько мы крепкий орешек и тогда возьмутся за нас серьёзно. Устоим ли? Надо что-то делать, но вот что? Надеюсь, у полковника Копылова, да и у наших генералов есть хоть какой-то план.

Этот мой поход, был куда легче и безопаснее того перехода через джунгли, но я всё равно не расслаблялся. Хватит с нас собирать мирных жителей по дороге, поэтому передвигались мы поздно ночью, стараясь избегать, хоть какой-то встречи с местными. В этом нам помогли пленные полицейские, которые, внезапно, полностью нас поддержали и стали помогать, объясняя, по каким дорогам и в какое время суток лучше передвигаться. Мы удачно обошли три деревни и один город и наконец, к вечеру третьего дня вышли на окраины Альзаоинса.

— Вам нужен сектор три, — объяснил нам полицейский на суржике, местного и имперского языка. — Но невидимыми вы туда не пройдёте.

— Незаметными, — уточнил я, для вскинувшегося Жмыха, который, пользуясь случаем, начал учить имперский.

— Да. Вас заметят, неважно, днём или ночью. Слишком оживлённо.

— А говорили, что там тихо… — пробормотал Череп.

— На складах, да. Но на дорогах туда нет. Я здесь родился и знаю, как и что.

— Ладно. Что ты тогда предлагаешь?

— Захватим машину… автотранспорт… небольшой грузовик. Альнас поведёт его, — он имел в виду того солдата, который знал русский. — А мы будем ждать в кузове.

Я посмотрел на Альнаса.

— Это реально, — сказал он. — У нас полиция имеет право забрать любой транспорт без объяснения.

— Не нравится мне это, — проворчал Череп по-русски. — Надо будет довериться пленникам.

— Других вариантов нет, — пожал плечами я. — Держим их на прицеле, на всякий случай и ждём такси.

— Какое такси? — не понял Жмых.

— Которое доставит нас на место в лучшем виде, — улыбнувшись, пояснил я.

Я сильно рисковал, доверяясь патрулю имперской полиции. Хорошо, пусть это местные, которые, в общем-то, давно недовольны властью свыше, но, кто знает, что им придёт в голову.

Они ушли вместе с Ариавасом, тем самым имперским солдатом, который знал русский язык, тормозить подходящую машину.

Кстати, нас очень поразил местный автотранспорт. Мы-то в наивности своей думали, что здесь всё летает на антигравитационных подушках, но нет. Как и у нас всё, на чём передвигались широкие народные массы, твёрдо катило по поверхности планеты. Как объяснили военнопленные, летающий транспорт только на планетах метрополии, им же не положено, они должны кататься по дорогам.

Просто у машин ирсеилоурцев были удивительные формы. Местные автомобилестроители, казалось, полностью игнорировалипрактичность и удобство передвижения. Машины были изготовлены в форме животных, которых древние ирсеилоурцы использовали для езды. Они напоминали земных лошадей, быков и иногда слонов. Но слоны, редкость. В основном лошади и быки. Легковые и грузовые, как нетрудно догадаться.

В одном из таких быков мы и покатили по указанным адресам. Опять же, на удивление всё прошло гладко и спокойно. Полицейские остановили какой-то грузовичок, положили лицом в землю водителя, а потом дали отмашку нам и мы шустро перебежали из небольшой рощицы в крытый кузов. К счастью, транспорт шёл порожняком.

Некоторое время они что-то втолковывали шофёру, а потом остановили ему машину и усадили туда, предварительно что-то записав. После чего присоединились к нам. За руль, как и договаривались, уселся Альнас.

— Мы записали данные его коммуникатора, чтобы связаться с ним и сообщить, где он может забрать свой грузовик, — пояснил Ариавас.

— Зачем возвращать? — не понял Черепанов.

— Если не вернём через два дня, то он пойдёт в полицию, узнать, что стало с его транспортом, — пояснил полицай. — Но так как официально никто его не изымал…

— Понятно, — кивнул я. — Поднимется тревога…

— Да и искать будут банду, которая переодевается в полицейских, чтобы грабить, — серьёзно кивнул Ариавас. — То есть, очень тщательно.

Череп замолчал, придавленный логикой. Воспользовавшись тишиной, открыл пасть Маркин.

— А как сюда проникали остальные группы? Ну там, может быть, они какой-то обходной путь нашли.

— Никак, — отрезал я. — Мы первые. Остальные группы начнут сбрасывать через полчаса, после того как мы отчитаемся.

Череп и Жмых посерели.

— Добро пожаловать в разведку, — ухмыльнулся я и обратился к полицейскому. — Я понял, что этого бегемота придётся вернуть, но нам всё равно, нужно будет найти какой-то транспорт, чтобы провозить остальных на склады.

— Будет, — кивнул он.

— Есть пара вариантов, — поддержал полицейского один из бывших военнопленных.

— Вот и чудесно, — подвёл я итог дискуссии.

Грузовик тем временем въехал, как мне показалось, в район складов. Здесь, действительно, было безлюдно. Пропетляв немного остановился у огромного серого здания с окнами под самой крышей. Типичный склад.

Держа автоматы наизготовку, мы вылезли из грузовика и осмотрелись. Всё было спокойно, и я дал отмашку Альнасу. Тот спешно покинул кабину водителя и стал что-то химичить с дверным устройством, что-то вроде электронных замков, правда, очень и очень замороченных.

— Когда у меня дом отобрали, я здесь жил три месяца, — пояснил ирсеилоурец. — Потом завербовался в армию.

— В смысле дом отобрали? — не понял Жмых.

Альнас удивился.

— Мы не смогли выплатить заём, — пояснил он, как что-то разумеющееся. — Родители и брат отправились батраками в латифундию господина Орнауса, а я бродяжничал. Ну, перебивался то тем, то другим…

— Мелким воровством, — хмыкнул полицейский.

— И это было, — не стал скрывать Альнас.

— Нет, ну как так, людей на улицу выкинуть? — недоумевал Жмых. — Там хотя бы комнату в общежитии.

Я тяжело вздохнул.

— Лёша. Ну какая комната. Кому они здесь нужны? Здешним чиновникам, чем меньше этой бедноты, тем лучше, так что сдохнут от голода или от холода, так хорошо. Воздух чище.

— Всё правильно, — подтвердил Ариавас. — Нас, наш шеф инструктировал, чтобы мы не боялись, стреляли по бедноте сразу на поражение. Мол, чем меньше этих воров и потенциальных смутьянов, тем лучше.

— Ардан даздра, — презрительно сплюнул второй полицейский, Аанелас. — Только их и назначают на руководящие посты. А мы должны под пули лезть и выполнять всю грязную работу.

Ардан даздра, в империи называли потомков от смешанных браков выходцев из Тангорихкса — имперской метрополии и покорённых народов. Хотя насчёт браков я преувеличил. Точнее, было бы назвать связей. Редкие имперцы брали в жён и мужья кого-то из покорённых народов. Это считалось позором и мезальянсом. По закону их, разумеется, не преследовали, но неприятностей могли создать. Их дети зависали как-то посредине. Тангорихцы не считали их своими и путь на высшие имперские должности таким был закрыт, но их охотно использовали в колониальных администрациях.

Жмых выглядел потерянным. М-да, всё-таки хромает у нас политическое просвещение. Хотя, судя по всему, он не особо этим заморачивался.

— Ладно парни, — сказал я. — У нас есть сутки, заняться нам нечем, займусь вашим образованием.

Что же, обязанности комсорга с меня никто не снимал. Некому было и некогда. Хотя я немного лукавил. Дела у меня были. Во-первых, надо было подготовить склад, чтобы разместить здесь прорву народа, начать запасать провиант, на консервах и сухпаях долго не протянем и второе, и самое главное: найти транспорт, для перевоза наших людей на склад.

Впрочем, первые две проблемы почти решило за нас начальство, выдав нам большой запас имперской валюты. Здешние деньги назывались арнаты, и к нашему удивлению, они были пластиковыми с напылением из драгметаллов. Дикость, если вдуматься, но с другой стороны, а чего вы хотите от феодалов? Хорошо что хоть не металлическими деньгами расплачиваются.

— Ещё местный прикид, — напомнил Череп.

— Ну да, — согласился я. — Как без этого.

Вылазки мы совершали по очереди, группами по два — три человека. Полицейские отлично вписались в наш небольшой разведывательный отряд и с удовольствием содействовали нам, когда мы им объяснили, что хотим сделать. Сначала меня это удивило, в моём представлении все представители буржуазной полиции были крайне реакционные, но встречаются и исключения.

— Вот если бы вы встретили полицейских из Эакулоноса, — пояснял Ариавас. — Они бы даже с вами говорить не стали, отстреливались до последнего. Но эти дураки до сих пор думают, что за беспорочную службу, они получат что-то больше чем комната в доме престарелых.

Я лишь усмехнулся, но строго про себя. И об этом было у классиков марксизма. Удивительно, но в школе, я читал это и не понимал, а вот как столкнулся с этим, то проняло.

К счастью, со всеми делами мы управились довольно шустро. Закупили матрасы, кое-какую мебель и даже смогли легализоваться на складе, при помощи полицейских. Также приобрели ворох одежды как для ирсеилоурцев, так и для людей. Из-за разницы в росте и внешности мы не могли себя никак выдать за местных, поэтому ходили с нашивками военнопленных, это было распространённой практикой и даже на Ирсеилоуре, по слухам, работали какие-то пленные.

С помощью Ариаваса, который активно использовал своё служебное положение, но умудрился не засветиться, так как в родном отделе он с напарником числился в «пропавших при исполнении» мы, как я уже и сказал, легализовались в виде официальной фирмы. Были у него здесь связи, которым он навешал лапшу на уши про секретную операцию. И ещё про то, что он их не забудет, если они помогут. Словом, тылы мы укрепили. Осталось сложное. Встретить наши группы на въезде в город и протащить их через людные места.

Полицейские притащили нам огромный грузовик, который, как пояснили, они изъяли со штрафстоянки. Кузов принадлежал мелкому наркоторговцу и был действительно сделан в виде животного похожего на земного бегемота. Его должны были продать, после решения суда, но Ариавас перехватил грузовик, дав на лапу кому надо.

Поэтому на следующий день, мы загрузились в машину и под видом работников мелкой фирмы отправились на точку встречи. Там мы должны были ждать наших товарищей, в том случае, если что-то пойдёт не так. Собственно невозможность беспалевно проникнуть в город, я и оценил как «не так». В кабину сели два, в какой-то мере бывших, полицейских, в кузов я с бойцами, а недавних военнопленных оставили на хозяйстве.

До точки встречи ехали спокойно, а вот на месте началось. Машина резко остановилась, Ариавас ругнулся и предупредил.

— Имперский военный патруль, — и покинул транспорт.

— Не понимаю, — прошептал Жмых. — Портал не охраняют, а планету патрулируют.

— Здесь сильное повстанческое движение, — пояснил я. — Ты думаешь, мы на ровном месте будем здесь революцию устраивать? Нет. Кипящая масса уже в наличии, дело за малым. Дать им оружие в прямом и переносном смыслах.

По лицу Маркина было видно, что последнюю фразу он не понял, поэтому я пояснил.

— Марксистско-ленинское учение.

Череп посмотрел на боевого товарища с иронией.

— Господин офицер, я вам сейчас открою кузов и вы убедитесь, здесь ничего и никого нет, кроме моих сотрудников, — раздался голос Ариаваса на имперском.

Он предупреждал нас на тот случай, если мы достали автоматы или ещё что-то. Поэтому я, Череп и Жмых резко замолчали и уставили в пол. Через секунду створки распахнулись и появился бывший полицейский в окружении трёх солдат имперской армии.

Торкартенцы, как я определил по синим полоскам на хмурых лицах. Вторая раса Тангорихкса, покинувшая планету и расселившая по десятку звёздных систем. Недосягаемые небожители для жителей покорённых миров, а для метрополии между первым и вторым сортом.

— Военнопленные? — удивился командир.

Ариавас пожал плечами, как бы поясняя, что выбора у него особо не было. Фирма маленькая, нанимать даже местных дорого, а пленники работают за еду и тому рады.

— Где попали в плен? — обратился уже к нам офицер.

— Ярве, господин старший офицер! — бодро отозвался я. — В прошлом году.

Мы с имперцами постоянно бодались за систему Ярве, так что риск спалиться был минимальным.

— А ты хорошо наш язык выучил. Молодец. Без работы не останешься, — хмыкнул командир. — Только мой тебе совет, лети на более цивилизованную планету.

— Благодарю, господин старший офицер!

Командир кивнул и отошёл в сторону. За ним последовали солдаты. Наша троица облегчённо выдохнула.

— Так, а это кто тут шляется?! — послышался голос офицера.

Я высунул голову из кузова и побледнел. На точку сбора выходила группа Темиргалиева.

— Стволы быстро, — прошептал я.

Череп передал мне автомат, а сам взял свой. Жмых последовал нашему примеру.

— Одиночными, — предупредил я.

Когда мы вылезли, патрульные уже переводили своё оружие в боевой режим, а бойцы Темиргалиева и он сам ещё ничего не поняли.

— Огонь, — скомандовал я и мы выстрелили в спину имперским солдатам.

Двоих мы убили на месте, а вот командир, в последний момент что-то почуял и попытался увернуться. Заряд Жмыха ударил ему в плечо и опрокинул на землю. Я перевёл свой АК на офицера, но он уже перекатился с места и нырнул в небольшой кювет за шоссе.

Прикусив губу, я выругался сквозь зубы и пробежал чуточку вперёд. Командир тем временем оклемался и выстрелил в меня два раза, но ему явно мешало раненое плечо, поэтому заряды прошли мимо.

Я прибавил немного мощности на своём «калаше» и обстрелял издалека ту канаву, где хоронился старший офицер. Не убил, но судя по крикам сильно ранил. Дальше было ждать глупо, тем более что на горизонте замаячил какой-то местный транспорт и я бросился в кювет, доставая на ходу нож.

Командир лежал на спине и тяжело хрипел. Кожа на голове была содрана, а лёгкие, судя по всему, сожжены.

— Укол милосердия, — пробормотал я, перерезая офицеру горло.

Не сказать, что я сделал это из чистого гуманизма, но просто мы и так уже сильно нашумели.

— Кирьянов, ты с ума сошёл! — это выпалил подбежавший ко мне Темиргалиев.

— Имперский военный патруль засёк вас, — пожал я плечами. — Другого выбора не оставалось.

Лейтенант осёкся и глянул на убитого мной. В этот момент к нам подошёл рядовой Черепанов.

— Ариавас с напарником уже переоделись в форму, взяли под контроль участок дороги и спрашивают, что делать?

Я задумался и поневоле перевёл взгляд на Темиргалиева.

— А это кто такой? — спросил он.

— Полицейский, — вздохнул я.

Марсель коротко выругался, махнул нам рукой и мы пошли к его группе, ожидавшей нас неподалёку.

— Это был военный патруль? — спросил нас один из офицеров.

— Так точно, — отозвался я.

— Плохо, очень плохо. Будь у нас машина, можно было бы отвезти трупы поближе к Яанзифу, там ситуация в принципе не спокойная, но не из-за повстанцев, там свирепствует криминал, которым всё равно в кого стрелять в полицию или армию.

— Зови Ариаваса, — сказал я Черепу. — А я сейчас объясню, что здесь происходит.

Тут рванул с места. За ту минуту, которая потребовалась ему, чтобы вернуться с бывшим полицейским, я коротко рассказал Марселю, что здесь произошло, чем вверг его в небольшой ступор. К счастью, инициативу перехватил офицер, чьё звание соответствовало примерно нашему майору. Это был потолок для выходца из покорённых миров.

Он переговорил с Ариавасом и объяснил ему, что и как следует делать. Потом они сходили к напарнику местного копа и о чём-то заговорили.

— Ну ты даёшь Кирьянов, — с какой-то странной интонацией произнёс Темиргалиев. — Я тебе просто поражаюсь.

— Да чего такого-то? — не понял я.

— Везёт тебе. Как утопленнику.

Я непонимающе посмотрел на своего командира. Меня раздражало, то, что представители разведки редко что-то говорят напрямую, даже своим и приходиться всякий раз напряжённо думать или переспрашивать.

— Главное, чтобы когда ты начнёшь тонуть, меня рядом с тобой не было, — хмыкнул он.

Тем временем майор удачно разрулил наши проблемы. Один из его офицеров, оделся в форму полицейского, чтобы составить компанию Ариавасу. С нами остался его напарник Сельганос, который и отдал свою униформу. Я даже удивился, как они так быстро успели переодеться, пока мы разбирались с патрульными.

— Вот и отлично, — потёр руки Темиргалиев. — Сейчас на базу и будем устанавливать с остальными группами, узнаем, как они справились с проблемой.

— Так мы тут не одни? — удивился Череп.

— Разумеется, — фыркнул Марсель. — Никто и не собирался складывать все яйца в одну корзину. У нас как минимум двадцать точек высадки и десять пунктов, с которых мы и начнём наше восстание.

Боец укоризненно посмотрел на меня, а я лишь пожал плечами, мол сам не в курсе был. Хотя, в общем, я был прав, на эту точку мы заходили первыми из всех, кто потом здесь оказался. Просто операция оказалась масштабнее, нежели я предполагал.

На склад мы вернулись без приключений.

— Вот что странно, — сказал я. — Недалече, как три дня назад, кое-кто уверял меня, что планета патриархальная, тихая и спокойная, а тут вот какие дела творятся.

— В целом, так оно и есть, — почесал подбородок Темиргалиев. — Местное население недовольно, но у них нет руководства к действию. Имперская тайная полиция строго следит, чтобы ни здесь, ни в метрополии, ни на какой-нибудь ещё планете не появлялись философы, которые пытались осмыслить действительность. Поэтому вся борьба превращается в разнообразные бунты местного населения, которое легко давится.

— Но были и другие планеты, тот же Дарегген, Халлдория, цивилизации, развитые настолько, что там был обязан, появится, кто-то вроде Карла Маркса, Ленина…

— Возможно, они и были, — пожал плечами Темиргалиев. — Но тайная полиция, свой хлеб не зря ест.

Я поёжился, поняв, что имперские силы прошли по этим мирам огнём и мечом или, вернее, лазером и напалмом, уничтожая даже потенциально возможную крамолу.

— А с грузовиками вы хорошо придумали, — подбодрил Марсель. — Надо будет развить эту идею. Кстати, а как Артемида себя проявила?

— Ты знаешь, я как-то и забыл про неё, — растерянно проговорил я, только-только поняв, какой инструмент у меня был в руках.

Но реально замотался со всей текучкой и у меня просто вылетело из головы, что можно воспользоваться помощью инопланетного устройства.

— Я надеюсь, что во время самой операции ты свою голову на складе не забудешь, — едко проговорил Темиргалиев.

Я только развёл руками. Что поделать, сам дурак, сам накосячил.

Глава 11. Операция «Робеспьер»

Планета Ирсеилоур

— А хотите, я вам анекдот про дебила расскажу? — это было первое, что я услышал, войдя на склад, который долгое время был нашим штабом.

Это заскучавшие бойцы, среди которых сидели Жмых с Черепом, развлекались тем, что резались в карты и трепались между собой.

— Нет, Вова, анекдот про тебя мы слушать не хотим, мы и так про тебя всё знаем, — едко отозвался Череп.

Вова Костров, которого аккурат за неделю до высадки на Ирсеилоуре перевели из космодесанта в спецназ ГРУ, обиженно замолчал. Ему пока никак не удавалось прижиться здесь и я ему даже немного сочувствовал, так как в своё время переживал что-то подобное. Нет, рядовые и особенно подчинённые проблем не доставляли, а вот с равными и старшими по званию, была какая-то невидимая стена. Отношение, как к заезжему гастролёру, мол приехал и также уедешь.

Поэтому сначала, я обрадовался Кострову, всё-таки считай свой человек, выходец из космодесанта, но пообщавшись чуть-чуть, понял, что и на Полигон он попал уже после атаки на Землю, поэтому мало кого знал из моих сослуживцев. Одна была радость — Лёха Свешников остался жив, но зная нашу собачью службу в космодесанте, вопрос надолго ли?

— Жмых, Череп, за мной! — скомандовал я. — Родина на нас рассчитывает.

Те моментально подорвались с места и поспешили к выходу. Засиделись, можно сказать, в ожидании хоть каких-то действий, хотя, если быть объективным в сравнении с моим сидением на Кадмии, здесь было куда как интереснее. Правда, после того случая с имперским военным патрулём всё свелось к однообразным поездкам и подбиранию групп высадки, но это было лучше, чем тупо сидеть и ждать, когда война закончится.

Проникновение на планету нашей разведки и бывших военнопленных, кроме редких инцидентов, происходило без каких-то крупных провалов. Несколько групп были раскрыты во время продвижения к цели, одним удалось отбиться, другим просто уйти. Кое-кто из бойцов был ранен или даже убит, но мы не засветились.

Как и в случае с патрулём, когда мы свалили убийство на местных повстанцев, эти случаи имперская администрация приняла за действия партизан.

В общем, мы здесь находились уже месяц и за это время вышли практически на всё подполье, обработали их руководство, народ у нас в разведке ушлый, вернее, самый разный и агитаторов, которые могут объяснить марксистское учение на пальцах и увлечь углублённо изучать работы, у нас хватало.

Впрочем, пока решили не углубляться, а просто ознакомили их с Манифестом Коммунистической Партии, некоторыми работами Ленина, по теме, а также объяснениями происходящего на планете, с точки зрения марксизма. Пока этого хватит, подробности потом, сейчас задача была — свергнуть имперцев и провозгласить Социалистическую Республику Ирсеилоур.

Изучением деталей можно заняться позже, потому что, как говорил Владимир Ильич Ленин: марксизм — это не догма, а руководство к действию.

— Прибыли? — Темиргалиев был сосредоточен и деловит. — Значит так, Тузов, Жмых, Череп, вы непосредственно под моим командованием. Наша задача, изображая военнопленных поднять мятеж в этом городе. Освободить настоящих военнопленных, которых не так уж и много, где-то пятнадцать человек и содержатся они вот здесь.

Марсель показал нам и остальным бойцам место на карте. Распределительный центр. Что-то вроде нашей «химии», вот только сейчас там держали только наших, откуда и гоняли на разнообразные работы. Об этом доложила одна из разведывательных групп, из ирсеилоурцев, потому что нам туда лучше было не соваться.

— А почему туда не проник никто из нас, чтобы предупредить пленных? — задал вопрос старший сержант Вязников.

Мы с Черепом скептически переглянулись. Темиргалиев недовольно зыркнул на всех троих, но снизошёл до объяснения.

— Имперская пропаганда очень хорошо обрабатывает попавших к ним пленных. Безусловно, многие наши люди держатся, но достаточно одной паршивой овцы в стаде и вся операция пойдёт прахом.

— Тем более, по свежим данным, там смешанный состав. Не только советские пленные, но и ещё захваченные американцы, — уточнил я.

Марсель Темиргалиев согласно кивнул, а Вязников хмуро посмотрел на меня. Да, не уживаюсь я со старшими по званию, как уже и говорил.

— Но это не главная наша цель, — товарищ старший лейтенант, снова заговорил. — Основная задача — блокировать имперские казармы и парк техники Альзаоинса, не дать им прийти на помощь основным силам, сосредоточенным в столице Ирсеилоура Махтамбе.

Кстати, партизанские тропки в Махтамбу прокладывала наша троица. Как обычно, сопровождая местных. Старлей только и буркнул, что я везучий и поставил меня на то направление. Но там мне везения не понадобилось, прошли на старом опыте.

Среди бойцов, которые внезапно только сейчас поняли, что будут на вспомогательном фронте, прокатился гул разочарования и даже бодрый старший сержант Вязников сник. Я, наоборот, отнёсся к этому спокойно. Хватит с меня, один раз оказался в гуще событий и на всю жизнь хватило. Постою, где-то сбоку. Тем более здесь тоже дело нужное, к которому надо отнестись со всей ответственностью.

— Поражаюсь я тебе Кирьянов, — догнал меня Гриша Вязников, когда мы шли грузиться по машинам. — Не думал я, что человек, открывший Кадмию, будет рад не попасть на передовую.

— Я выполняю приказ, товарищ старший сержант, — я остановился и посмотрел в глаза Грише. — Как и в прошлый раз, когда мы все думали, что нас отправляют на ерундовое и не особо нужное задание. А оно вот как повернулось. Поэтому и там, и тут я буду добросовестно выполнять приказ, не для того, чтобы прославиться или войти в историю.

— Тебе уже не нужно, — прошипел Вязников и скрылся в своём грузовике.

Я улыбнулся. Так вот оно в чём дело. Зависть. Хоть и странная для разведчика, потому что про самых успешных никто и никогда не узнает. Но, безусловно, это есть во всех нас.

Через десять минут мы выгрузились в районе двухэтажного распределительного центра и рассредоточились по окрестным улицам. Вопреки своим же словам, Темиргалиев оставил меня с моими бойцами при себе.

— Здание охраняется несколькими полицейскими, — дал вводную он. — Но они даже не будут сопротивляться, просто дадут сигнал в полицию и сдадутся.

— Я бы не был так уверен, — пробормотал про себя Череп.

Тем временем Вязников в сопровождении трёх бойцов подошёл к воротам. Они изображали военнопленных вернувшихся с городских работ. Вернее, опоздавшими, так как все двадцать пленников вернулись час назад по нашему времени. Мы внимательно наблюдали за ними из укрытия.

Как и было запланировано сначала Вязников попытался пройти на территорию мирно, но стража была начеку. Между ними и старшим сержантом завязался ожесточённый спор, а тем временем один из бойцов, чуточку сместившись в сторону, достал пистолет и застрелил полицейских не желавших пускать на территорию неучтённых военнопленных. Марсель активировал радиосвязь.

— Вперёд! — скомандовал он всем сразу.

Мы рванули к проходной, куда устремились все лжепленные до того прятавшиеся по переулкам. Пока мы добежали, группа Вязникова ликвидировала ещё двух охранников, неосторожно высунувшихся из окон и теперь ждали нас.

— Грек, Кабан, осторожно заходите внутрь и проверяете коридор, — приказал Темиргалиев. — Дуб (это был позывной Вязникова) ты со своими на подхвате.

Кабан и Грек сунулись в дверной проём. Раздались выстрелы. Вязников и его бойцы не стали дожидаться пинка от командира и ворвались в здание и открыли шквальный огонь. Мы со Жмыхом оттащили Грека в сторону. Он был ранен в руку, а на Кабане не было ни царапины.

— Чисто! — отчитался Вязников. — Один и два раненых.

— Тузов пошёл, — приказал Марсель. — Я за вами. Наша цель — второй этаж. Остальным рассредоточится по первому, зачистить его и занять оборону.

Мы шустро пробежали к лестнице и поднялись на второй этаж. За нашими спинами раздавались редкие выстрелы, в основном охрана предпочитала сдаваться.

На втором этаже никого не оказалось. В смысле врагов, зато были двадцать человек военнопленных, которые смотрели на нас удивлённо, а некоторые шокировано.

— Вы кто? — ошеломлённо спросил один из них.

— Партизанский отряд имени Фурманова, — ляпнул я, прежде чем прикусил язык.

Старлей осуждающе посмотрел на меня и объяснил вопрошающему.

— Сейчас проходит специальная операция Советской Армии, по оказанию помощи братскому революционному движению Ирсеилоура. Короче, мы вас освобождаем и вы теперь можете примкнуть к нам.

По рядам военнопленных пронёсся оживлённый гул, началось шевеление, но один из пленников начал потихоньку отступать назад. Это был высокий черноволосый парень с грубыми чертами лица. Однако не успел он сделать и нескольких шагов, как пара человек метнулась к нему и сбила с ног. Я автоматически вскинул оружие.

— Это предатель, — крикнул один из тех, кто пытался его удержать. — Сотрудничал с имперцами, выдавал наших…

Он от души приложил кулаком черноволосого.

— Череп, займись, — тихо приказал я.

Боец прошёл к месту драки и помог зафиксировать и связать предателя.

— Позже разберёмся, — кивнул Марсель. — Кто знает, как давно охрана подняла тревогу?

— Не подняла! — раздался весёлый девичий голос и из дверного проёма в конце коридора вышла невысокая, худенькая девушка, с перепачканным лицом, спутанными волосами, но сжимавшая в руках окровавленную ножку от стула.

Марсель бросил быстрый взгляд на меня, а потом на комнату, из которой вышла девушка. Я подбежал и осмотрел помещение. Действительно, здесь была комната связи. Странно только, почему на этаже с военнопленными? Ведь и стальная дверь может не спасти, случись чего… да она и не спасла, собственно. Полицейский, который попытался подать тревогу, валялся на полу, с разбитой головой и, кажется, уже перестал дышать.

— Сурово ты его, — хмыкнул я, оглядывая всю комнату.

Понятно. Отсюда охрана просто контролировала заключённых, и связь находилась здесь же, чтобы дать знать в случае чего. Большая ошибка. Можно сказать, фатальная.

— А то! — задорно отозвалась она. — Что вообще происходит?

— Революция. Великая и социалистическая. Только апрельская, сейчас и на Ирсеилоуре, а мы оказываем посильную помощь.

У девчонки округлились глаза. Она восхищённо посмотрела на нас, а Марсель же глядел на неё с каким-то подозрением. Потом подошёл к девушке, взял её за подбородок и внимательно всмотрелся.

— Опа! Генеральская дочка, собственной персоной.

Тут я уже с интересом посмотрел на освобождённую пленницу. Та смутилась.

— Стерлядкина Марина Анатольевна, — пояснил Марсель. — Дочь генерал-майора Стерлядкина. Пошла на срочную военную службу добровольцем, хотя отец и настаивал на поступление в военное училище.

— В военно-медицинское, — буркнула она. — А я во всей этой медицине ни в зуб ногой.

— Хотя бы две части тела знаешь, уже хорошо, — фыркнул я, подбирая на полу остатки устройства связи, которые за компанию разнесла деятельная девчонка.

— Как доброволец, она смогла поступить на лётно-космические курсы, окончить их и в звании ефрейтора начала нести службу на военно-транспортном корабле, — продолжил Темиргалиев. — Чтобы через полтора года службы, как я понимаю, поступить в офицерское? Но не получилось. Со времени атаки Империи на Землю числится пропавшей без вести.

— Блин! А что так можно было?! — возмутился я. — Не знал, а то бы и сам записался космолётчиком.

— Всё тебе мало Кирьянов, — едко заметил поднявшийся Вязников. — Мало того что «героя» получил, так…

— Заткнулся и отчитался, — гаркнул на него Темиргалиев, а потом обернулся ко мне. — Представление к награде пришло через три часа после высадки. Хотели тебе сюрприз сделать.

— Он удался, — пробормотал я, ошеломлённый.

— Первый этаж зачищен. Десять пленных и восемь убитых, не считая тех, кого застрелили, до того как вошли в здание, — отрапортовал Вязников.

— Понял. Так, товарищи настоящие военнопленные. Кто хочет поучаствовать в освобождении Ирсеилоура от феодальных захватчиков? Нам нужны только добровольцы, а отказавшиеся, могут проследовать на нашу базу и дожидаться эвакуации в тыл.

Захотели все, включая нескольких американцев, что было неудивительно. Многих достало сидение в плену, обращение имперцев. Душа жаждала реванша. Предателя, Марсель поручил отконвоировать на базу, а сам переформировал состав групп. Нам дали ещё троих человек, в числе которых была Марина Стерлядкина, чернокожий американец Джефферсон Саммерс и молчаливого сибиряка Ваню Базыкина. После чего отправили к имперским казармам, прикрывать группу старшего сержанта Вязникова.

Основная часть была возложена на них. Мы же и ещё несколько групп должны были занять ближайшие здания и контролировать, чтобы никто не вырвался в город. Имелись в виду одиночки и небольшие группы. Впрочем, если штурм казарм, обернулся бы провалом, нам надо было вступить в бой самим.

Разумеется, это только так говорились «штурмовать казармы». Главной целью было заблокировать солдат, навязав им бой, пока наши вместе с местными повстанцами захватывают транспортные узлы, склады и всё прочее, что рекомендуется взять в первые часы для успеха революции.

Альзаоинс был хоть маленьким городом, но ключевым. Если мы его возьмём, то многое сделаем для успеха восстания. Это нам вдалбливали всё то время, что мы ожидали на базе. Мотивировали, хотя какой смысл? Сюда итак, отправились сверхмотивированные люди.

Одной из отличительных черт города была его малоэтажность. Здесь не было небоскрёбов, как в крупных городах, а самое высокое здание было семь этажей и там располагалось что-то вроде райкома, простите мэрии. Мы зашли в трёхэтажный дом. Люди здесь не жили, только кафе, рестораны и прочие увеселительные заведения на первом, магазины на втором, а здесь были технические помещения. Странное расположение, но, видать, местные так привыкли. Или имперцы.

Нам встретилось только несколько сторожей, которые уже знали о начавшейся революции и потому охотно пропустили нас наверх. Сами они никуда не ушли, собираясь отбиваться от мародёров. Жмых и Ваня не поняли такого рвения, а я не стал объяснять.

— Интересно, что сейчас в столице-то творится? — задал вслух вопрос Жмых, когда мы затаскивали в здание ракетную установку.

Где это старинное оружие раздобыл полковник Копылов, который командовал всей операцией, я ума не приложу.

— Бойня, — отозвался я. — И небольшая гражданская война. Сам понимаешь в центральном городе планеты на порядок больше как имперских лоялистов, так и ардан даздра. В том числе среди чинов полиции и военных. Они будут биться, а наших кадровых офицеров и опытных солдат будет мало.

Маркин горестно вздохнул. Он бы и сам предпочёл отправиться в столицу. Но в армии на твои хотелки всем наплевать. Впрочем, иногда могут спросить, но только тогда, когда надо сунуть голову в жопу носорога… простите в пасть ко льву. Впрочем, здесь рядом трётся небольшое исключение, в лице Марины Стерлядкиной, которая почему-то напросилась пойти с нами.

Меня это не слишком порадовало хотя девушка красивая, но какой нам будет толк от помощника пилота? От негра Джеффа из морской пехоты будет больше толку.

— Череп, а ты снайпер? — спросил я.

— Да, — коротко отозвался он и я вручил ему трофейную имперскую снайперку, которую с матом и проклятьями отобрал у Вязникова, пояснив, что при штурме такая прелесть не нужна, а нам пригодится.

Боец оживился и стал искать удобное для стрельбы место. Как я и подозревал в разведке, учат работать со всем.

— Только бы ночь простоять, да день продержаться, — пробормотал я себе под нос, выглядывая в окно.

Группа Вязникова, внаглую пользуясь трофейными плазмомётами, стала обстреливать казармы. Естественно, сразу поднялась тревога и началась ответная стрельба, но, к счастью, не тяжёлым вооружением, а лучевыми и плазменными винтовками.

— Жмых, — приказал я. — Будь настороже.

— Так точно!

Я метнулся к окну в крайней комнате. Мне, почему-то очень не нравился переулок, на который выходили окна нашего здания.

— Вань, Жмых, как у вас дела? — спросил я возвращаясь.

— Нормально, — отозвался Иван, прилаживая последние детали. — Казармы эти проклятые точно не снесём, но покоцаем.

За окном послышались хлопки и свист лазеров.

— Наши? — спросила Марина.

Я активировал Артемиду и попросил её дать карту города.

— Нет, — попутно ответил я, на вопрос Стерлядкиной. — В городе восстание.

Надо попытаться понять, что не так с этим переулком. Ведь что-то же меня насторожило. Артемида тем временем показывала варианты.

— Так, стоп. А это что? — новенькие в нашей группе покосились на меня удивлённо.

— Не обращайте внимания, — пояснил Жмых. — Это он с инопланетным разумом беседует.

Марина и Иван решили, что речь идёт о каком-то новом и секретном средстве связи и потеряли интерес. Мне же вообще было не до них, так как я нащупал след.

Местный полицейский участок. Завербованные нами копы пытались агитировать здешнюю полицию, но бесполезно. К ним прислушался только совсем уж рядовой состав, а руководству и так неплохо жилось в небольшом транзитном городке. За комсоставом наверняка пойдёт полицейский спецназ, который последние дни из-за обострения обстановки дежурил каждую ночь. И на переулок выходит как раз задний двор участка, а значит, они будут прорываться к казармам, если их прижмут. Вот оно что. Мой мозг как-то зафиксировал этот момент и давал сигналы. Учтём.

— Жмых, у нас есть пулемёт? — спросил я.

— Командир, у нас есть снайперская винтовка, старая ракетная установка и автоматы. Короче, только то, что нам вручили. Если тебе товарищ старший лейтенант, передал ещё что-то, то ищи это у себя.

— Точно, — сказал я и перешёл на английский. — Джефф, займи позицию у окна в крайнем кабинете. Давай знать, если вообще, хоть что-то подозрительное будет.

— Слушаюсь! — отозвался он и рванул к окну.

Я не стал терять время и, достав рацию, передал занявшим соседнее справа здание товарищам, что есть опасность появления полицейского спецназа. Те, обещали поддержать в случае чего.

— Установка готова, — отозвался Базыкин.

— Ждём. Без команды не начинать.

Стрельба на улице стала беспорядочной. Имперцы, по всей видимости, не понимая, кто их атакует, стали палить совсем хаотично.

— Знаете, я с самого начала хотела спросить, — вдруг заговорила Стерлядкина. — А вы вообще кто?

— Советские люди, — отозвался я.

— Нет, — снисходительно улыбнулась Марина. — Какой род войск?

— Космодесант, — ляпнул Жмых, прежде чем я его остановил.

Улыбка генеральской дщери из снисходительной стала саркастичной.

— Ты-то ещё похож, — хихикнула она. — А вот этой. Герой. Тузов. Совсем непохож.

Маркин рассмеялся во весь голос и на его хохот сунул нос в комнату Череп.

— Что у вас тут? КВН внеплановый?

— Да нет, — давясь смехом отозвался Жмых. — Маринка говорит, что я похож на космодесантника, а сержант Кирьянов нет.

— А она что не знает? — удивился он.

— Она же в плену была. А там газету «Правда» не выписывают, — пояснил я.

— Да. Тогда смешно, — хмыкнул Череп и снова скрылся.

Марина хотела возмутиться, но здесь, со своей позиции стал сигналить Джефф. Я подбежал к нему и присмотрелся, не высовывая голову в окно. Действительно, со стороны полицейского участка, кто-то двигался.

— Череп, меняй позицию! — крикнул я. — Джефф, Марина, за мной.

Мы заняли позицию в трёх окнах, которые выходили на переулок. Я связался с соседним домом.

— Парни, сейчас к казармам топает полицейский спецназ…

— Точно они, а не повстанцы? — уточнили оттуда.

— Череп? — крикнул Черепанову, который рассматривал толпу в бинокль.

— Полицейские, — отозвался он. — В форме и при оружии.

— Огонь, — скомандовал я. — Старайся в первую очередь выбить их офицеров.

— Так точно, — отозвался боец и, отложив бинокль, приложил глаз к снайперскому прицелу.

— Точно полиция, — повторил я для соседей. — Сейчас наш снайпер постарается отработать командный состав, но думаю, их это не остановит.

— Принято, — отозвался командир соседней группы. — Мы выставим двух бойцов у окон, остальные заняты ракетными установками.

— Не вопрос, — согласился я и отключил рацию. — Хоть что-то.

— Валер, — спросила Марина. — А ты вообще, кто? Почему о тебе писали в «Правде»?

Можно было отбояриться, сказав, что это всё это шуточки Жмыха, но какой смысл, ведь она всё равно узнает правду, если выживет.

— И не только в «Правде», — буркнул я. — Во всех советских газетах и многих зарубежных. И Центральное Телевидение пыталось интервью взять, но полковник не позволил. Только об этом не сейчас, красавица. Не до того, как ты видишь. После, спокойно сядем и поговорим.

— Загадочный какой. А если не доживу?

— Вот тебе дополнительный стимул, чтобы выжить.

Маринка фыркнула и хотела было продолжить спор, но в это время Череп открыл огонь. Стрелял он быстро, а вот насколько метко, нам было не видно. Однако люди падали, а живые стали рассредоточились на местности и открыли ответный огонь.

— И чего они пёрлись к казармам? Слепому и глухому было очевидно, что они под обстрелом, — проворчал Джефф, выпустив в ответ несколько очередей.

— Давай, не ковбойствуй, — прикрикнул я. — Заряды не бесконечные.

Саммерс только хмыкнул. Да, американская морская пехота, которая стала космической, но названия не поменяла, как и дуболомной тактики. Наш космодесант куда как эффективнее работал.

Полицейские, оправившись от первого шока, решили, что терять им нечего, и пошли на прорыв. Зря, конечно. Уверен, что участок хоть и взяла штурмом толпа, но там им было проще прорваться. Хотя они не знали, что здесь-то их ждёт почти регулярная армия. Сюрприз, так сказать.

Я выпустил очередь по небольшой группе, которая пыталась обойти нас со стороны стоящих параллельно домов. Раздались крики. Полицейские отступили, оставив одного убитого.

— Товарищ сержант! — окликнул меня Жмых. — Когда команда будет?

Я глянул на часы.

— Приступайте, — отозвался я, заметив, что из соседних домов, давно ведут огонь по казармам.

Полетели ракеты, но нам было не до них. Сейчас была важная задача, не дать зайти в тыл нашим, полицейскому спецназу. Проблема была в том, что местные полицаи оказались загнаны в угол. С одной стороны, прижаты восставшим народом, а с другой стороны, нами и терять им было уже нечего.

— Гранаты далеко бросала на физре? — спросил я у Марины.

Та ответила, не спуская глаз с небольшой рощицы, в которой происходило какое-то непонятное шевеление.

— Пойдёт, — сказал я. — Это не наши чугунные противотанковые, это плазменные, они полегче.

Первая граната улетела куда-то за небольшую стенку, отделявшую пешеходную дорожку от проезжей части.

— Не рассчитала, — смутилась Марина. — И правда, лёгкая, перелёт вышел.

— Пойдёт, — сказал я. — Вон смотри, всё равно по адресу прилетела.

Наши плазменки выжигали всё в радиусе десяти — пятнадцати метров. Поэтому каких-то полицейских Марина точно задела, судя по стонам, и отползавшим в сторону с ожогами спецназовцев.

В этот момент раздался свист очередей. Я быстро обернулся. Спецназ решил не заморачиваться и пойти в лобовую атаку, как раз на соседний дом. Перестрелка была яростной. Наши занимали более удачную позицию, поэтому вокруг дома уже валялось несколько трупов полицейских, но было понятно, что им не удастся сдержать их огнём.

— Череп!

— Делаю что могу! — отозвался он.

Естественно, ни одно снайперское оружие не может стрелять очередями. Что ж, придётся рискнуть, иначе хана соседней группе.

— Марина, Джефф! Вниз! — я, в горячке приказал по-русски, но Саммерс всё прекрасно понял.

Мы втроём спустились на первый этаж. Там было пусто. Сторожа просто ушли… Ха! Кажется, они прихватили ценное и смылись. Ну, логично. Кто знает, что к утру останется от этого здания.

— Я бы не сказала, что мы приблизились, — заметила Марина, однако Джефф всё понял и хмыкнул.

— Бросай гранату, золотце, — сказал я, готовя АК-92 к бою. — А потом ещё одну.

Марина сделала всё, как я сказал.

— А последнюю? — спросила она.

— Оставишь для нас, если план не сработает. Или сработает, но не так.

Я шутил, однако Марина приняла всё всерьёз, побледнела и покрепче перехватила автомат. Две брошенные гранаты не нанесли ощутимого урона наступающим полицейским, однако напугали их и они начали отходить.

— Попробуют обойти, — со знанием дела, заметил Джефф. — Но…

Договорить он успел. Со стороны имперских казарм ответили ракетами. Одна прилетела аккурат в отошедший полицейский спецназ, а вторая попала в дальнее крыло соседнего дома.

— Мать твою за ногу, — крикнул я. — Джефф, Марина — на улицу! В укрытие!

Я сам рванул на третий этаж, не обратив внимания, что генеральская дочь почему-то последовала за мной. А морпех не стал выделываться и выскочил через разбитую витрину. Однако подниматься не стал, только крикнул:

— Жмых! Череп! Ваня! — прыгайте в окна и ищите укрытие.

Я развернулся, чтобы побежать вниз, и столкнулся с Мариной.

— Какого хрена? — гаркнул я, но не стал устраивать разборок. — Вниз за мной!

Стерлядкина испуганной мышкой посеменила вниз по лестнице. Я бежал, стараясь не обращать внимания на нарастающий гул. Время замедлилось и мне казалось, что я успею, совсем чуть-чуть.

Удар.

— «Ну вот и всё» — подумал я.

И наступила темнота.

В себя я пришёл, как обычно, от того, что меня кто-то хлестал по щекам.

— Убрал руки, мать твою, ефрейтор…

Нет. Это был не Мишаня, как в прошлый раз.

— Ефрейтор Стерлядкина, — закончил я.

— Жив! — всхлипнула девушка.

— Что за гадство, — поморщился я. — Стоит потерять сознание, как меня норовит отхлестать по роже ефрейтор. Ты как, жива?

Я приподнялся. Марина сидела на обломках лестницы, а я валялся внизу. Тело болело не сильно, что радовало. Вздохнув, я обратился к искусственному интеллекту, который работал беспрерывно с тех пор, как началась революция.

— Артемида. Проверь здание и сообщи, как теперь, отсюда выбраться?

Двадцать секунд ушло у неё на сканирование округи.

— Валерий. Вашими силами и имеющимся у вас оружием никак.

— Так…

— И самое плохое. По моим расчётам, у вас есть двадцать минут, а потом это здание накроет вторая волна ракет.

Наверное, моё лицо изменилось, потому что Маринавстревожилась.

— Валер, что такое? Что тебе сказали?

Я немного растерялся от смертного приговора, который мне огласил искусственный интеллект, поэтому передал слово в слово то, что Артемида мне сказала. Марина обмякла и погрустнела.

— Впрочем, лучше уж так… — с улыбкой произнесла она.

— Не понял? — я внимательно посмотрел на девушку.

— Да что тут непонятно. Если бы не вы, то меня сейчас бы уже многократно изнасиловали в комнате отдыха охранников, — и заметив мой взгляд, добавила. — Вот как ты думаешь, я оказалась так удачно у передатчика, да ещё в таком виде?

Я вспомнил, что когда увидел первый раз девушку, то обратил внимание на пару синяков и то, что она прихрамывала.

— Иринку так оприходовали, на прошлой неделе. Больше мы её не видели.

— Я понял. Не продолжай.

— И раз мы уж скоро умрём, то у меня будет к тебе две просьбы. Первая, скажи мне правду: вы из ГРУ? Чем ты так прославился и что за устройство на тебе закреплено, с которым ты постоянно общаешься?

Наблюдательная генеральская дочь. Что же. Ей и правда полагается награда.

— А вторая какая? — я попытался оттянуть исповедь.

— Давай будем последовательны. Сначала первая просьба, а потом вторая.

— Да, — вздохнул я. — Но ты и сама не маленькая, понимаешь, что вряд ли устраивать революцию на отдельно взятой планете, пошлют кого-то ещё, кроме военной разведки. Что до меня, то я и правда начинал в космодесанте, потому Жмых, так и смеялся. И вот где-то пару месяцев назад, меня в составе группы отправили на планету…

Я где-то в две минуты, очень коротко рассказал девушке, как мы шли через джунгли Кадмии, как я потерял почти всех своих товарищей и чудом открыл устройство, которое не только открыло портал в той звёздной системе, но и дало нам роскошную базу знаний, а самое главное — адреса порталов по всей Галактике. Правда, про Артемиду соврал, сказал, что это экспериментальное устройство, созданное на базе знаний Предтеч. Не то, чтобы я рассчитывал на то, что нам спасут, просто на всякий случай.

— Понятно, — Марина поёжилась, а потом посмотрела на меня в упор. — Теперь вторая просьба. Валер… это прозвучит странно, но я хочу, чтобы ты стал первым моим мужчиной.

Кровь прилила… Хотел бы я сказать, что к лицу, но нет, совсем к другому месту. От удивления я издал очень невнятный звук. Посмотрел на девушку. Она и в таком затрапезном виде оставалась весьма привлекательной.

— Не хочешь? — как-то грустно спросила она.

— Да нет, — я помотал головой. — Просто удивлён, что у такой девушки, как ты, до сих пор никого не было.

— Я же красивая, а значит, избалованная мужским вниманием, — она заулыбалась. — На гражданке, ко мне на кривой козе не подъехать было, да и даже на белом коне… А в армии, да, нравы попроще, но моя фамилия, отпугивала всех доморощенных казанов.

Я хихикнул, но про себя. Да, на гражданке мне бы такая девушка не светила. Значит, надо ловить, тем более есть все шансы, что это последняя возможность.

Встав, я приобнял девушку, а потом поднял и аккуратно переложил её на более или менее чистое место, аккуратно целуя в губы, а потом обхватил её язык, своим, попутно раздевая.

— Ты, главное, не сдерживай себя, не стесняйся, — шепнул я ей на ушко. — Нас всё равно никто не услышит, а если услышат, то это к лучшему.

Спасибо Лизе, она меня обучила кое-чему на практике, да и про теорию не забыла. Со свойственным ей цинизмом объяснила, чего не надо делать, если я соберусь оприходовать невинную деву. В общем, пригодились её советы, особенно в экстремальной обстановке.

Марина оказалась девушкой довольной страстной, поэтому кричала почти всё время и просила не останавливаться, да я и не стал. Опять же, благодаря Лизе, мне как-то удалось соразмерить свои силы, поэтому закончили мы почти одновременно.

— Вот будет смешно, если мы выживем и я залечу, — хихикнула она, когда закончив улёгся рядом.

— Не залетишь, — я только хотел объяснить ей почему, но тут раздался очередной взрыв.

Нас обдало строительной пылью, но мы остались живы.

— Кирьянов! Ты живой? — в свежеобразовавшемся проёме появилась фигура старлея Темиргалиева.

— Так точно! — я подскочил, натягивая штаны.

От удивления у Марселя пропал дар речи. Он безмолвно смотрел, как голая Марина, смутившись, схватила в охапку свою робу и метнулась за угол и только когда она скрылась, заговорил.

— Поверь мне, Кирьянов. Доведут тебя бабы до цугундера, рано или поздно.

— Почему это? — возмутился я.

— А ты забыл, чем в прошлый раз всё закончилось?

Я непонимающе посмотрел на Марселя.

— Напоминаю. Монстр. Гибель боевых товарищей.

— А! — облегчённо выдохнул я. — Это был предпоследний раз.

Темиргалиев снова онемел. Он внимательно смотрел в довольное лицо Марины, с которым она выходила наружу и только когда она скрылась, ткнул меня локтем в бок и показал мне большой палец.

— Силён бродяга. Я надеюсь, в остальном ты проявишь такое же рвение, — заметил старлей, когда мы выходили на свет божий.

Здание действительно сильно пострадало, второй и третий этажи просто снесло, но зато все остались живы, отделавшись царапинами. И Череп, и Жмых, и Ваня, а Джефф и подавно.

— В чём? — спросил я, поочерёдно обнимаясь с товарищами и принимая от них поздравления.

— В сопровождении одного человека, — загадочно проговорил Марсель. — Но подробности позже. На сегодня ребят, война для вас окончена. Идите и отдыхайте.

— А что с казармами? — уточнил я.

— Взяли, взяли. Вязников молодец оказался. Тоже надо «Героя» давать. Сумел заметить брешь в обороне, организовал бойцов и прошёл по территории, как по своей кухне. Имперский военно-космический флот потерял сегодня много офицеров.

— О как! — выдохнул я.

— А тебе бы я дал медаль «За отвагу». Знаешь почему? — Марсель приблизился вплотную ко мне, так что слышать его мог только я. — Естествовать генеральскую дочь под ракетным обстрелом, это надо обладать недюжинной отвагой и… в какой-то мере слабоумием.

Я попытался объяснить, что она сама попросила, и ситуация была такая, но Темиргалиев не стал ничего слушать, только ткнул пальцем в грудь и бросил:

— Завтра, всё завтра.

Глава 12. Революция на экспорт

Планета Ирсеилоур

Темиргалиев, добрая душа, чтобы ему икалось, предупредил нас сразу, что на сон, еду и помывку у нас ровно семь часов, а дальше мы снова начнём работать на интересы всепланетарной революции, хочется нам того или нет.

Нам казалось, что мы не уснём, как минимум пару часов, после такого наполненного событиями дня, но едва поев и приняв душ, мы прилегли на трёхъярусные кровати, как проспали до самой побудки. Этот сигнал мы не смогли бы проспать, даже если бы захотели. Заправив постели и приведя себя в порядок, мы ломанулись в столовую, где уже сидел Марсель Темиргалиев, поглощая стандартный солдатский рацион. Помимо него, здесь были только раненые и Володя Костров, который так никуда и не отправился. Все ушли, ну не на фронт, а делать революцию.

— Пища богов, — заметил старлей, жестом подзывая меня и Марину за свой стол.

Я никак не прокомментировал его заход. Честно говоря, от солдатского рациона я отвык ещё на Кадмии, там я находился на особом положении. Но здесь харчами перебирать не приходилось, учитывая то, что готовили еду из местных магазинов для низших сословий.

— Начнём с вас, любезнейшая Марина Анатольевна, — Темиргалиев улыбнулся Стерлядкиной столь мило, что я сразу понял: будут вербовать. — Нашим героем займёмся чуть позже.

Марина не отреагировала на его заход, внимательно следя, за старшим лейтенантом, ожидая, очевидно, какого-то подвоха.

— Кем вы себя видите в сплочённых рядах Советской Армии? — спросил Марсель.

Девушка неопределённо пожала плечами. Немного испуганно посмотрела на меня, а потом перевела взгляд на старлея.

— Я бы хотела вернуться в космолётчики и всё-таки стать офицером, — по-прежнему глядя настороженно произнесла она. — Но боюсь, теперь это не получится.

— Из-за чего же? — вежливо спросил Темиргалиев и, не дождавшись ответа, закончил сам. — Опасаетесь, что ваш отец, от чьей опеки вы так ловко сбежали в первый раз, теперь доберётся до вас?

— Да. В тот раз получилось сбежать, потому что мой отец не имеет никакого влияния в военно-космических войсках, — вздохнула Марина. — Теперь мне надо будет проходить проверку, которая займёт несколько месяцев, а там мой всеми правдами и неправдами достанет меня. Мне теперь даже военно-медицинская академия не светит. К нему в штаб сразу отправят, бумажки перекладывать, до конца войны.

— А мы вас уже проверили, — улыбнулся Марсель. — Вскрыли доступные здесь имперские архивы, опросили тех, кто был с вами. Вы себя вели достойно и ничем не запачкались.

Марина слабо улыбнулась.

— Всё равно не поможет. Перехватит на Полигоне или ещё как-то…

— Ну генерал армии Анатолий Иванович Стерлядкин не столь влиятелен. Не сможет, если принять меры.

Я вздохнул. Было очевидно, что единственные, кто сможет воспрепятствовать генералу армии — это ГРУ. Марина и Марсель посмотрели на меня внимательно. Я хотел сказать Маринке, чтобы она соглашалась, ещё до того, как Темиргалиев ей огласит предложение. Но понял, если я выскажусь, то не доживу до окончания ирсеилоурской революции.

— Маму вспомнил, — сказал я и уткнулся в тарелку.

Девушка глядела на меня недоумённо, но Темиргалиев, щёлкнув пальцами, привлёк её внимание.

— Я к чему всё это вам рассказываю. Мне хотелось бы, чтобы предложение, которое я сейчас вам сделаю, вы бы приняли без давления, целиком и полностью добровольно.

— В разведку? — с надеждой спросила Марина.

Марсель перевёл недовольный взгляд на меня.

— Она сама догадалась, кто мы, — пожал плечами я. — Да и только дурак не догадается и Джефф, потому что по-нашему ни в зуб ногой. Но насчёт него, я не уверен.

Темиргалиев тяжело вздохнул и снова заговорил со Стерлядкиной.

— Да, Марина Анатольевна, вы правы. Нам в военной разведке нужны пилоты, поэтому вы продолжите своё обучение, но уже у нас, — он опять посмотрел на меня. — А вот космодесантники нам не нужны.

— А Герои Советского Союза?

— Умный слишком, много воли взял, — вздохнул Марсель. — Ну ничего, вернёмся на Кадмию, ты свой подвиг по подъёму на пирамиду трижды повторишь. Ладно, это всё лирика. Вот ещё о чём с вами хотел поговорить.

Мы с Мариной навострили уши. Я ни на минуту не поверил в то, что у ГРУ нехватка лётного состава. Пусть кому другому Темиргалиев рассказывает эти сказки, а сейчас он скажет истинную причину, почему им срочно потребовалось вербовать генеральскую дочь.

— Каждому восстанию нужен свой лидер. Герой, который повёл массы, своим личным примером. Для ирсеилоурцев мы такого нашли ещё до операции, им стал капитан Ольсаранас, а вот для военнопленных мы думаем предложить вас, Марина Анатольевна.

Маринка покраснела. Всё-таки забавно краснеют смуглые люди.

— Но почему я… — пробормотала она.

— Из проверенных кандидатов ты наилучший вариант, — объяснил я. — У остальных наверняка какие-то грешки в биографии, которые могут всплыть в самый неподходящий момент.

— Но ведь я, фактически…

— Неа. Ты не из дома убежала, а пошла служить рядовой, хотя могла получить непыльную должность в штабе у папы или протекцию в офицерское училище.

Марсель Темиргалиев согласно кивнул, а потом добавил.

— Сопровождать тебя будет сержант Кирьянов, со своими бойцами. Он же будет нести ответственность за сохранность лидера повстанцев, то есть тебя. Но, запомните, товарищ Стерлядкина, его, меня, Маркина, Черепанова и остальных здесь не было. Только пленные, поднявшие мятеж.

Марина была немного напугана происходящим и тем, как резко судьба вознесла её на пьедестал, но согласно кивнула.

— Идите, пообщайтесь с соратниками-повстанцами, а я скажу пару слов товарищу Кирьянову.

Стерлядкина, на негнущихся ногах, пошла к столу, где расположилась остальная команда. Я немного напрягся. Кажется, я опять накосячил и теперь товарищ старший лейтенант, будет долго и упорно объяснять мне, как именно.

— Я не знаю, какого хрена ты влез Валера, — тон его изменился и стал серьёзным. — Но хочу, чтобы ты понял. Ты убедил её, быстрее, чем это сделал бы я. Знаешь почему? Она тебе доверяет. И ты израсходовал на её вербовку часть того, что мы называем кредитом доверия. И этот кредит будет с тебя стребован, если что-то пойдёт не так.

— Но погоди… — я попытался оправдаться.

— Я тебя не отчитываю, а учу, — пояснил он, отмахнувшись от меня. — Со Стерлядкиной вряд ли пойдёт что-то не так, можешь расслабиться. Но на будущее усвой. К доверию следует подходить аккуратно и не использовать его по мелочам и там, где можно было бы без этого, обойтись.

Я вздохнул и кивнул. Мне уже не казалось хорошей мысль, уйти в разведку. Но, метаться поздно.

— Теперь о деле. Твоя задача, как я уже сказал, следить за тем, чтобы с головы ефрейтора Стерлядкиной, не упал ни один волос. Даже ценой собственной жизни и давай, без этого, что ты учудил под ракетным обстрелом, в разрушенном здании. Улетите отсюда, намилуетесь вволю.

— Я не специально…

— Вот ещё бы ты это нарочно сделал! Я бы тебя там, на месте, расстрелял.

— Так, — я осёкся. — А командиром, кто будет? Я или она?

— Командовать парадом буду я! — ехидно отозвался Марсель.

Вздохнув, я вернулся к пище.

После завтрака мы выдвинулись к столице, в очередном ирсеилоурском грузовике, сделанным, в этот раз почему-то под бегемота. Нас сопровождало две машины подкрепления, на всякий случай. А к нашей команде, Темиргалиев добавил ещё Вову Кострова, а на усиление взял группу Вязникова.

— Мы взяли под контроль большую часть планеты, — объяснял Темиргалиев. — Но с Махтамбой есть проблемы. Да, имперцев мы здесь либо перебили, либо взяли в плен. Но колониальная администрация Ирсеилоура, состоящая из ардан даздра, военизированные части полиции, сопротивляются. Ничего хорошего им не светит, поэтому они заперлись в городе, ожидая подхода имперских сил.

Забыл упомянуть, что имперские казармы Альзаоинса, где и квартировали пилоты имперских космических сил, мы взяли практически без потерь с нашей стороны. Погибли пара человек, да и те при ракетном обстреле со стороны казарм, не успевшие вовремя среагировать, а сами имперцы сдались, когда у них кончились ракеты. Психологическое давление, а вернее, иллюзию того, что они полностью окружены, наши специалисты создали неплохую, поэтому воины Империи, в основном выходцы из таких же колоний, решили не сопротивляться.

Это происходило повсюду, ведь месяц на планете мы не сидели сиднем, а выясняли расположение имперских войн и в час «Ч», сумели их блокировать. Гражданская администрация и полиция, предпочитала сдаваться, ведь и среди них было немало сторонников независимости, а вот со столицей вышла промашка. Главное, у нас уже есть карманное революционное правительство, но нужно взять город, чтобы считать революцию завершённой.

— У них есть какие-то основания рассчитывать на помощь? — уточнил Вязников.

— Нет, — мотнул головой Марсель. — Имперские силы до сих пор не в курсе, что происходит здесь и на Дареггене. Слишком большой кусок они проглотили, а управление осталось всё тоже, практическое феодальное. У нас и американцев, по сути, есть неделя, прежде чем они что-то заподозрят, но к тому моменты мы минируем порталы.

Космические мины чем-то напоминали морские. Но были более сложны, помимо взрывчатого вещества в них вставляли микрокомпьютер, что мониторил окрестности и если там появлялся звездолёт, который идентифицировался как «чужой» они активировались и неслись к кораблю. Поэтому наши транспорты могли летать беспрепятственно, а вот имперцам придётся туго.

Но вообще, в космосе мины редко используют, он большой как-никак и облетать минированную зону легче лёгкого. Эффективны они только около порталов, где их можно разместить у выходов.

— А как дела у союзников? — оживилась Марина.

— Неплохо хотя тоже проблемы были, но в целом за два-три дня, возьмут планету под полный контроль. О! Забавно получилось. Мятеж военнопленных у них возглавили наши ребята.

— Лишь бы не вышло, как с Фёдором Полетаевым, — пробормотал я.

— Не выйдет, — пообещал Темиргалиев. — Наши наблюдатели за этим проследят.

Череп сидевший рядом с водителем, которым опять оказался Альнас, чем-то заинтересовался впереди.

— Теперь про нашу задачу. В городской черте Махтамбы находится не просто распределительный центр, но ещё и главный лагерь военнопленных. Сейчас его взяли под охрану, но нашу задачу это не меняет. Мы должны войти на окраины города и освободить пленных.

Вязников радостно кивнул, а я смекнул, что к чему и уже было открыл рот, чтобы уточнить, правильно ли я понял, как Марсель пнул меня ногой.

— Да, — ответил он, глядя мне в глаза. — Но об этом позже.

Блин. Он мысли читает, что ли? Или у меня на лице написано, что я уже понял: штурм концлагеря будет отвлекающим манёвром, который позволить революционным силами Ирсеилоура войти в столицу.

— Любопытно, — вдруг обронил Череп. — Мы три дня назад проезжали по этой дороге, и здесь было всё то же самое, только флаги другие.

— А что ты хочешь? — пожал плечами Темиргалиев. — Настоящая революция — процесс долгий и растянутый во времени. Ведь недаром в двадцатых годах, вожди Октябрьской революции, называли её переворотом, подразумевая, что седьмого ноября она только началась и идти ей ещё долго. Пока изменится уклад, когда революция дойдёт до самого отсталого села и самого глухого аула.

Вообще, Марсель Темиргалиев любил нам устраивать такие политико-исторические ликбезы, как бы походу дела. Не собирая никого на длительные собрания, а вот так, пока мы едем на точку и каждый попутно занимается ещё чем-то. Жмых хоть и слушал внимательно, но при этом проверял свою любимую фазовую ракетницу, я проверял, надёжность лёгкого хитинового бронежилета. Имперский трофей, захватили в полицейских арсеналах. Вояки его не использовали, да и сами полицаи очень редко судя по тому, как мы их перебили прошлой ночью. Было немного, на нашу группу выделили только один такой. Его мы сразу натянули на Марину.

Ближе к вечеру мы высадились на окраинах столицы. Предстояла нетривиальная задача, войти в осаждённый город и устроить шухер на окраинах. В этот раз незаметно означало пешком. Хорошо, что хоть не в чистом поле, а в какой-то деревеньке, которая была застроена достаточно богатыми домами.

— Пригород, — пояснил Альнас. — Здесь живёт местный истеблишмент. Считается, что богатый человек чего-то достиг в жизни, если у него есть дом здесь, в Пеауре. Живёшь на природе, но не в самом городе.

Он обвёл руками посёлок. Вообще, тут сегодня было тихо и пустынно. На улицах ни души, да и судя по отсутствию света в домах, никого не было вообще. Неужели никто так и не вырвался из столицы? Хотя да, а зачем, если местной элите безопасно, только в самом городе, под прикрытием полиции.

Впрочем, в конце улицы замаячила одинокая тень. Мы вскинули автоматы, но Альнас жестом попросил нас опустить оружие. Тень подошла поближе и стало видно, что это седой старик, одетый просто, если не сказать бедно.

— Дедушка, — обрадованно помахал ему рукой Альнас.

Старик ответил тем же жестом. Мы повторили движение Альнаса, и тут старик обратил внимание на нас. Хотя, конечно, заметил раньше. Сложно не заметить людей в робах военнопленных, но при этом до зубов вооружённых.

— Их что ль надо провести в Махтамбу? — спросил он скрипучим голосом на местном диалекте имперского.

Альнас утвердительно кивнул и пояснил уже нам.

— Дедушка последние годы возил обслугу из города сюда. Господам не нравится, когда фургончики слуг передвигаются по одним и тем же дорогам с ними, поэтому приходилось провозить их просёлками.

— Так мы могли бы и на машине здесь проехать, — вздохнул Жмых.

Старик, казалось, его понял, потому как начал объяснять, что с сегодняшнего утра никакой транспорт тут не проедет, ибо отходя спецназовцы сознательно уничтожали дороги, а он знает пешие тропинки, которые неизвестны полиции и ардан даздра. Для чего они были ему, он не пояснил, да и так было понятно.

— Да идти недалеко, — закончил он. — Час-другой, к ночи в лагерь поспеем.

— Вы точно знаете, где он находится? — спросил я.

— Я оттуда неоднократно возил ваших людей, — хихикнул старик.

Действительно, мы шли где-то час, по такой глухомани, что не раз я мысленно называл деда Сусаниным, но, к счастью, привёл он нас куда надо. Шли мы чуточку больше, но, в конце концов, остановились перед серым зданием, без вывесок.

— Это он, — сказал Темиргалиев, а чуть позже его слова подтвердила и Артемида. — Пять этажей.

Жмых и ещё два человека из группы Вязникова стали раскладывать ракетницы.

— Минутку, — сказал я и попросил Артемиду дать расклад по живым существам в здании.

Искусственный интеллект отчитался, что здесь находится около двух тысяч человек. Кто именно и как расположены, она сказать не может, но, скорее всего, военнопленные отделены от охраны, так что примерно здесь полторы сотни полицейских.

— Как мы и предполагали, — согласился Марсель. — Основные силы заняты обороной города. Ладно, парни, кончайте с лирикой и приступайте.

Мы даже не стали проверять, заперты ли двери. Жмых со товарищи просто разнесли их ракетами и в образовавшийся проём начали просачиваться наши. Первыми туда ломанулись Вязников и Джефф, непрерывно паля из автоматов, чтобы не дать возможности имперцам хоть как-то ответить.

— Дуб явно «героя» хочет отхватить, — заметил Череп. — Задело его твоё награждение.

Я вздохнул и ничего не ответил. Тем временем Саммерс крикнул, что там чисто, а коридор они контролируют. Мы, не став стесняться, пошли в здание. Мда, а ракетами мы удачно пальнули, вынеся с десяток полицаев. Я снова запросил Артемиду.

— За теми двумя закрытыми дверями, лестницы и лифты, а за ними всякие технические помещения. Люди там есть, но один-два человека. Может быть, полиция, но, может, и техперсонал или вообще пленные.

— Тоже из ракет? — спросил Жмых.

— С ума сошёл? — возмутился Марсель. — А как мы будем подниматься?

— Непосредственно за дверьми людей нет, — объяснил я. — Возможно, на лестнице кто-то контролирует пролёты, но не в дверях.

Мы открыли двери и осторожно зашли. И правильно сделали, потому что мои подозрения оправдались и по нам открыли огонь. Я, Марина, Джефф и Костров, отпрыгнули в сторону и укрылись за каким-то ящиками. Я вызвал по рации Черепа, который со своим коллегой контролировал окна здания.

— Между первым и вторым этажом, никто в окнах не мелькает? — спросил я.

— Не уверен, но что-то есть…

Раздались выстрелы и звук лопнувшего стекла. Сверху на нас упало тело одного из ардан даздра в полицейской форме.

— Молодец Лёха, — прошептал я.

Марина и я стали аккуратно подниматься, а Джефф с Костровым пошли проверить помещения за лестницей.

На втором этаже вовсю шла стрельба. Это Темиргалиев с Вязниковым и его ребятами зашли, с другой стороны, пока мы отвлекали полицию здесь и ударили им в тыл. Нам осталось лишь два полицейских, которые, завидев нас, сразу подняли руки, бросив оружие.

Вообще, универсальный для гуманоидов жест, оказался. По всей Галактике.

— Джефф! Как там у вас? — крикнул я вниз.

— Порядок! — отозвался американец. — Здесь две пленных девушки, связанные.

У меня возникло желание, пристрелить сдавшихся, но я взял себя в руки и не скатился.

— Развязывай и веди их сюда!

Вскоре Джефф с Вовой привели двух заплаканных девчонок. Темиргалиев, едва взглянув на них, хлопнул Маринку по плечу и приказал:

— Поговори с ними.

Стерлядкина было пискнула, что у неё нет опыта, тогда Марсель отозвал девушку в сторону, для прочистки мозгов. Я даже не стал слушать, поняв, что он ей сейчас говорит. Действительно, лучше уж с двумя изнасилованными девчонками поговорит девушка, чем мужчина и мягко расспросит их, что и как наверху.

— На этом этаже нет пленных, — сообщил Вязников, когда Марина отошла от Марселя беседовать с девчонками, а он сам подошёл ко мне, пытаясь узнать, что удалось узнать Артемиде.

— Со штурмом верхних этажей лучше не затягивать, — сказал я старлею. — Здесь, внутри, Артемида точно идентифицировало число полицейских. — Там наверху осталось девяносто семь полицаев. И есть проблема. Они собираются использовать пленных, как живой щит.

— Жмых! — резко подозвал бойца Темиргалиев и дождавшись, когда он подбежит, обратился к нам обоим. — Выясни у ИИ, где самая большая концентрация полицейских на следующем этаже, и пустите туда ракету.

— А вы?

— Мы пойдём лестницей.

— Нет, — помотал головой я. — У каждой из лестниц нас дожидается по двадцать человек, а ещё тридцать, — я показал на два метра левее. — Сгрудились почему-то там.

— Резерв, — прикинул что-то в уме Марсель. — Что же… Три точки, три ракеты.

— Рискованно, — медленно сказал Вязников. — А как мы тогда?

— Лифтом, хотя действительно риск.

Жмых и два бойца с ракетницами выстроились в указанных точках. Девчонок увёл Костров на первый этаж, а остальные загрузились в лифт.

— Если что, дёргайте вниз, — предупредил старлей, бойцов с ракетницами.

Я быстро активировал радиосвязь.

— Череп, на четвёртом этаже у окон нет наших, только здешняя полиция. — Отработай их, пока не началось.

Да, вот такую дурость, которую мы изначально приняли за хитрость, допустили наши враги. Темиргалиев закрыл лифт, и мы поехали вверх. Старлей нажал кнопку открытия дверей одновременно со взрывом.

— Мы здесь, а вы четверо на четвёртый, — бросил он, не обращая внимания на пыль, пожар и крики боли.

Что поделать, поехали на четвёртый этаж, раз так приказало начальство. Я, Марина, Альнас и боец которого прихватил Темиргалиев, помимо Кострова.

Его-то и убили первым, едва дверь открылась. Причём случайно. Среди двух десятков полицейских началась паника, когда Череп со снайперами начал их отстреливать. Судя по всему, собравшиеся здесь охранники, не обладали никаким боевым опытом. Просто для колонии в галактической глухомани это была хорошая синекура. Где к тому же можно неплохо самоутвердиться и заработать деньжат помимо кассы.

Короче, не бойцы они были. Мы это знали и потому пошли небольшой группой на полторы сотни человек и даже в изначальных планах фигурировало двести человек. И вот эти чудилы, когда по ним начали работать снайперы, стали палить, куда бог на душу положит. В итоге они подстрелили с десяток, тех, кого не снял Череп со товарищи, а заодно случайным лучом убили нашего бойца.

Притом на наше появление они даже не обратили никакого внимания, впав в полнейшую панику. Как-то останавливать их или пытаться обратить на себя внимание, было бы бессмысленно и опасно, поэтому пришлось принимать жёсткое решение.

— Добейте выживших, — процитировал я, любимую песню и мы, вскинув автоматы.

Управились меньше чем за минуту, застрелив с десяток врагов.

— Будем зачищать пятый этаж или… — спросила Марина.

— Дождёмся Лунина, — бросил я, доставая рацию. — Череп, четвёртый этаж чист.

— Понял, — отозвался он. — И это… не затягивайте. В городе уже какое-то шевеление.

Внизу стреляли. Мы с Мариной и Альнасом быстро подбежали к лестничному проёму, чтобы оценить обстановку и сразу увидели Темиргалиева.

— Что у вас? — спросил он.

— Чисто, а здесь?

— Порядок. С десяток выжил, начали стрелять, но быстро передумали, когда получили ответку.

И действительно выстрелов уже было неслышно.

— Что говорит Артемида про пятый этаж? — спросил Марсель.

Я связался с искусственным интеллектом.

— Там всего три человека, — сообщил я.

Вниз полетело оружие и голос на ломанном имперском сообщил, что они сдаются.

— Вязников, слышал? Давай на пятый, но будь наготове.

— Так точно, — буркнул он.

— Ещё. Черепанов сообщает, что в городе видна, какая-то движуха.

— Пускай заходят в здание и занимают позиции на пятом этаже. Дуб! Что там у тебя?!

— Сдались!

— Тащи их в подвал, к остальным, а мы пока займёмся политической агитацией.

— Мы будем оборонять здание? — как-то напряжённо спросила Марина.

Её можно было понять. Один раз попав под ракетный обстрел, ей не хотелось повторения подобного, а что загнанные в угол ардан даздра начнут палить во всё, что движется и из любого доступного вооружения, сомневаться не приходится.

— Первое время, — сказал я ей. — Череп, заходи и занимай позицию на пятом этаже.

Я отключил рацию, не слушая мата Черепанова, который наивно надеялся, что мы здесь пошумим и растворимся в городе.

— Как долго? — не отставала Марина.

— Ровно столько, чтобы вывести отсюда военнопленных и отобрать из них тех, кто хочет сражаться. Они пойдут вместе с нами в город наводить хаос на улицах, а остальных мы отправим на базу.

— Но зачем…? — она хотела спросить про снайперов на пятом этаже, но я оставил её вопрос без ответа, поспешил к освобождаемым пленным.

Многие из них выглядели плохо. Полицейские, после того как началась революция, срывались на них, кормили через раз и всячески издевались. Поэтому пришлось сортировать аж три группы. Тех, кто мог и хотел воевать, тех, кто не мог и тех, кто не хотел.

Пленных было много, но за полчаса мы управились и разделили всех их на три неравные части.

— Теперь куда? — спросил меня Жмых.

Я вызвал Темиргалиева, чтобы получить дальнейшие инструкции.

— Отвод пленных не твоя забота, — сказал он. — Сейчас спустятся Альнас и Вязников передашь им тех, кто уходит, а сам отводи тех, кто будет воевать на задний двор.

— Но ведь там… — попытался возразить я.

— Выполнять приказ! — оборвал Темиргалиев.

Делать было нечего, дождавшись Альнаса и старшего сержанта, я вручил им пленных.

— Без меня в город не выходить, — предупредил ирсеилоурец и они скрылись во тьме леса, окружавшего распределительный центр.

Я сам-то считал, что тоже лучше будет уйти в лес, повёл бойцов, ну какие они уже были пленники, они влились в наши стройные ряды, на задний двор, где каким-то чудом, появилось вооружение и припасы.

— Конфисковали у полиции, — переминаясь с ноги на ногу, пояснил Жмых.

— Странно, что не начали обстрел здания, — сказал я.

— Сначала будут штурмовать, — пояснил внезапно появившийся Темиргалиев. — Мы создадим видимость отчаянного сопротивления, а потом уйдём.

Сверху послышалась стрельба. Это начали работу наши снайперы. Я было дёрнулся, вернуться и занять позицию у окон, но мне помешал Марсель.

— Ты, Марина и пленные ждёте здесь Альнаса. Как только он появится, незамедлительно прикажи спускаться Черепу и его снайперам, а потом сообщишь мне.

Он уже скрылся в здании распределительного центра, но повернулся к нам.

— Стерлядкина, можешь пока толкнуть какую-нибудь короткую, но вдохновляющую речь. Ты ведь у нас, главный освободитель и повстанец. Че Гевара в… в робе. Только тезисно, чтобы потом не путаться, когда журналистам будешь давать интервью.

Марина, к моему удивлению, восприняла это совершенно всерьёз и отправилась к солдатам, что-то им рассказывая, в духе комсомольской политинформации. Я не удержался от шутки, подошёл к девушке и стоя за спиной, шепнул ей:

— А закончи так. Как говорил выдающийся борец, за свободу кубинского народа Эрнесто Че Гевара: мы не можем быть уверены в том, что нам есть ради чего жить, пока мы не будем готовы отдать за это свою жизнь!

К моему удивлению, она и это повторила, причём торжественным и звонким голосом. А заметив воодушевление в глазах освобождённых бойцов, я покраснел, так как мне стало стыдно, от собственно цинизма.

К счастью, в этот момент появился Альнас и мне некогда было рефлексировать. Я достал рацию.

— Череп вниз во внутренний двор.

— Ну наконец-то! — раздался его, обрадованный голос.

Следующим я предупредил Темиргалиева. Альнас же, не дожидаясь появления командира, стал объяснять нам, как лучше рассредоточится на местности.

Первыми вниз выскочили Череп со снайперами, а следом выбежали остальные.

— В город, в город. Мари, Тузов, вам объяснили, что делать? Хорошо. Взяли пять человек и согласно плану.

Вот раньше не мог сказать? Я бы подобрал кого потолковее, а так пришлось взять первых попавшись и мы побежали, а потом поползли через кусты.

— Стоп, — сказал я. — Кто-то ползёт за нами, следом.

Я вскинул автомат, но из кустов выполз Вова Костров.

— Ребят, я не понял, куда мне идти, и побежал за вами, — признался он.

— Ты должен был уходить с Вязниковым, — вздохнул я. — Но уже без разницы. Идём туда.

Мы подбежали к тускло-серебристому зданию, с каким-то странным значком, похожим на греческую букву ипсилон.

— Что это? — не понял Вова.

— Местная аптека, — объяснил и без перехода скомандовал. — Огонь!

По улице в нашу сторону двигался имперский аналог бронетранспортёра. К счастью, он не попал под местные «звериные» заморочки и был похож на земной. Ну, насколько это возможно. Колёса, бронированный корпус — коробка на ходу, короче.

Мы открыли стрельбу по бронемашине, сами прижимаясь к стенам аптеки. Первыми выстрелами срезало колёса, кузов рухнул и оттуда стали выскакивать солдаты.

— Прицельно! — бросил я.

Первых трёх солдаты мы застрелили сразу, а остальные успели спрятаться за бронёй.

— Гранату, — бросил я Марине и в сторону БТР полетела плазменная граната.

Стоит признать, что бросает она лучше меня. Взрыв! Мать вашу, что же так громко-то! Никогда плазма не взрывалась с таким звуком. И в этот момент я догадался обернуться.

Здание распределительного центра оседало, разваливаясь на части. Рванул ещё один взрыв. И ещё.

— Мы его минировали, прежде чем отойти, — сказал Вова.

— Прелестно, — только и сказал я. — Мог бы и раньше предупредить.

Вдали снова загрохотали бронетранспортёры. Костров пожал плечами, мол меня не спрашивали.

— Хорошо, что они не военные, а полицейские, — сказал один из бывших пленных.

— Мари, начнём с гранат, — сказал я.

Под колёса бронированного чудовища полетела очередная плазменная граната. Его слегка подбросило, он развернулся и в него влетело два БТР.

— Ещё! — приказал я Марине.

Вторая граната окончательно посеяла сумятицу в рядах местной самообороны. Они стали выскакивать из транспорта и разбегаться.

— Не стреляйте, — приказал я. — Пусть бегут.

Однако это было только начало. Скоро на место, где мы подорвали два БТР, стала подтягиваться пехота. Полицейский спецназ и не сдавшиеся части имперской армии. Мы попытались сдержать их непрерывным огнём, но буквально через минуту стало ясно, что это бесполезно.

— Отступаем? — спросил Вова.

— Да. Вот только куда? — закрутил головой я.

Идти было некуда. Ну не к взорванному же зданию распределительного центра идти? В аптеке закрыться? Тоже бесполезно, накроют нас там из тяжёлого оружия.

Откуда выстрелили, я так и не понял. Кажется, со здания, но Марина считала, что со стороны сожжённых бронетранспортёров. Целились в кого-то из нас, но Вова Костров, сделал шаг, чтобы проверить улицу-кольцо, заслонил нас обоих и жёлтый луч попал ему аккурат в голову.

От такого попадания смерть наступает сразу. Луч выжигает мозг. Вот и у Вовы голова обуглилась и он упал на местный аналог брусчатки. Сердце на миг ёкнуло, когда мозг осознал, что на его месте мог бы быть я или Марина, но страдать было некогда, надо было срочно уходить. Единственное место…

— Бойцы! Бегом через улицу и уходим в лес! — скомандовал я. — Всё равно в город уже не прорваться.

Отстреливаясь, мы побежали на другую сторону окраинной улицы. Здесь стояли какие-то помещения, напоминавшие то ли склады, то ли ещё что-то. Вслед нам неслись выстрелы. Одного из бывших пленных ранило в плечо, но он смог, не останавливаясь забежать в укрытие, за одноэтажным зданием без окон, где ему сразу стали оказывать медицинскую помощь.

Я толкнул локтем в бок Стерлядкину. Она, проверявшая автомат вздрогнула и уставилась на меня.

— Надо посмотреть, что там в лесу, — сказал я ей и мы, поднявшись, пошли к густо росшим деревьям.

Вскинув автоматы, мы с Мариной внимательно смотрели по сторонам, осторожно продвигаясь вперёд, но не успели сделать и нескольких шагов, как столкнулись нос к носу с группой Темиргалиева и Альнаса, которые, как раз выходили оттуда.

— Тузов, ты что здесь делаешь? Вы уже должны были отойти вглубь городской застройки и изображать армию, проникшую в столицу.

— Мы пытались, — ответил я. — И даже получилось. Настолько удачно, что сейчас сюда стягивают все силы, готовясь отражать атаку.

Темиргалиев хмыкнул себе под нос. Достал бинокль, посмотрел, а потом коротко скомандовал.

— В лес.

Мы послушно потопали за ним. Вернее, за Альнасом, который откуда-то знал здешнюю городскую окраину.

— Это криминальная часть города, — сообщил он так, как будто это всё объясняло.

Марина не поняла, а до меня дошло, что не так проста была жизнь у бывшего имперского солдата, до попадания на воинскую службу.

— Вы подбили два бронетранспортёра в кольце Огненного Быка, на пересечении с кольцом Серебристого Коня, — пояснял он. — Это ничего, мы сейчас выйдем к кольцу Жёлтой Мыши, а туда полиция и армия точно не сунутся, да и нам надо будет пройти как можно быстрее. От местных бандитов мы-то отобьёмся, но они могут нас задержать, к тому же непонятно, на чьей они стороне.

Дело в том, что города Ирсеилоура, имперцы застраивали особым образом. До оккупации здесь не было каких-то крупных поселений, поэтому архитекторы решили поэкспериментировать с новым, по их мнению, прогрессивным типом застройки, только пересекающимися кольцами. Построили пару городов. Получилось так себе и нигде за пределами планеты это больше не прижилось. Но местные привыкли, и остальные поселения строили в таком же стиле.

У застройки был один плюс. Ловить партизан, типа нас, в здешних городских джунглях можно было до посинения. Даже не зная города, благодаря кольцам, пересекающимся в самых неожиданных местах, мы становились неуловимыми.

А да. Странные названия были такими только для нас. Ирсеилоурцы не понимали же нашего стремления называть улицы именами известных личностей.

Мы проблуждали пару часов по кольцам, периодически устраивая стрельбу, но палили в воздух, а не по людям или окнам квартир, а потом увидели, как над городом взлетели три зелёные ракеты.

— Что это значит? — удивлённо спросила Марина.

— Повстанцы под командованием капитана Ольсаранаса взяли город. — сообщил Марсель. — Поэтому идём к дворцу наместника, узнать нужна ли какая помощь. Может, армия затаилась по окраинам.

— И как мы выйдем в центр города? — хихикнула Стерлядкина. — Здесь вообще, можно хоть что-то найти без карты?

— Артемида покажет, как туда пройти. Она уже сняла план города и локализовала наше местонахождение, — сообщил я. — И не только нас, а где сейчас бродят остальные группы партизан-повстанцев.

Под управлением искусственного интеллекта мы кое-как нашли дорогу к дворцу. По пути мы несколько раз вступали в бой с разбегающейся полицией, а также подобрали нескольких отрядов наших, которые неприкаянными бродили по городу, пугая обывателей. Вязникова среди них не было.

Чем ближе мы подходили к дворцу наместника, тем нам чаще стали попадаться следы боёв, которые шли здесь, пока мы отвлекали силы лоялистов. Кстати, оттянули очень удачно. На подрыв нами бронетранспортёров ушла основная часть защитников столицы, поэтому капитан Ольсаранас довольно-таки быстро разгромил оставшиеся силы, в основном полиции, а потом ударил в спину, тем, кто безуспешно ловил нас. Об этом мне после поведал Темиргалиев, добавив, что я везучий, как висельник.

— Но лучше рядом с тобой не находится, — резюмировал он. — Иначе закончу, как Костров.

Судьбу Вовы он выяснил уже наутро, когда, собрав все группы, кроме сержанта Вязникова, которая угодила в засаду и погибла в составе, не обнаружил одного человека и стал спрашивать, кто видел Кострова последним. Мы с Мариной и вспомнили, что его застрелили на наших глазах. Марсель лишь порекомендовал нам тренировать память, но больше ничего не сказал.

— Да, походу дадут героя, но посмертно, — резюмировал Жмых, узнавший про судьбу Вязникова.

— Бойтесь желаний, они сбываются, — проворчал Череп, прочищая оптику у своей снайперской винтовки.

Я ничего не сказал, потому что был согласен с трюизмом, который изрёк Лёша Черепанов. Моё желание, сделать что-то, что переломит ход войны, ведь тоже сбылось. И не так, как хотелось бы.

Это была очень длинная ночь. Ведь с выходом к дворцу для нас ничего не закончилось. Пришлось зачищать столицу, добивая или беря в плен, разбежавшихся полицейский и новоявленный «фрайкор» из горожан. В одной из таких стычек Жмых получил ранение в ногу, Черепу едва не прострелили голову, а Марину хотели похитить, но в целом всё обошлось и утром, когда мы прибыло подкрепление, мы вернулись на базу. Великая Ирсеилоурская революция победила. Да и не могла не победить, при такой поддержке.

Глава 13. Передышка на Кадмии

Ирсеилоур — Планета Кадмия. База военной разведки

Полковник Копылов свалился на нас сверху, когда мы ничего не подозревая, занимались послереволюционной рутинной. Вычисляли затаившихся имперских солдат и их сторонников из ардан даздра, патрулировали улицы, помогали формировать ирсеилоурцам партийные и комсомольские ячейки.

Честно говоря эта рутина меня увлекла. С большим удовольствием я втянулся в работу и не думая о возвращении на Кадмию. А может быть, потому что рядом была Марина, с которой мы были вроде как пара. Мы таились, я по привычке, которую вбила в меня старший сержант Оля Зотова, а Стерлядкина в таком вопросе ориентировалась на моё мнение.

Она, кстати, взяла позывной «Эме», но мне не пояснила, что он означает, насмешливо сказав, что я, как умный мальчик, должен сам догадаться. Обидно, но, например, Темиргалиев понял, откуда это и лишь насмешливо фыркнув, посоветовал не увлекаться, как вышеозначенная особа, ибо с Мариной, если что, церемониться не будут.

Итак, как я уже сказал до нас с небес, снизошёл полковник Валерий Александрович Копылов, во всём своём великолепии и забрав Марину, куда-то увёл.

— Интервью будут брать, — сказал Жмых, посланный намина разведку. — С товарищем полковником прилетел с десяток журналистов. Из «Красной Звезды», «Правды», «Известий» и этот… как его…

— «Труд», Жмых, «Труд», — едко заметил лежавший на кровати Череп и тоскливо созерцавший потолок. — Который способен сделать из обезьяны человека, в чём тебе ещё предстоит убедиться.

Маркин то ли не понял сарказма, то ли не подал виду. Да, Лёшу Черепанова понять можно было, ведь у нас накрылась сегодняшняя поездка в Махтамбу, где нам пообещали… а впрочем, это неважно, за давностью лет. Мы все были раздосадованы.

— Слушайте! — Череп вдруг подскочил на койке. — Товарищ сержант, а ведь вы у нас за ручку со старлеем здороваетесь…

Я напрягся. Когда подчинённый, с которым ты на ты, резко переходит на вы, на официальный тон, это всегда значит, ему что-то требуется.

— Чего надо?

— Попросите его, чтобы отпустил нас без Стерлядкиной. Возьмём кого-нибудь на замену и съездим.

Действительно, это была дельная мысль. Мысленно поблагодарив Черепа, я уверенной походкой отправился искать командира.

Мы по-прежнему квартировали на складах, которые успели оборудовать под удобные казармы. Да и выглядели они, как полноценный штаб революционных сил. Я точно помнил, что Марсель выходил наружу, а улететь никуда он не должен был.

Однако, неприятность меня поджидала, едва я покинул склад. Навстречу мне, уверенной походкой шли три журналиста. Их я опознал по фотоаппаратам, висевших на шеях. Я шустро отскочил, за один из трофейных грузовиков — Темиргалиев, настрого запретил мне показываться на глаза прессе и уж тем более фотографам.

И тут сразу трое. И главное, остановились, паскуды, чтобы перекурить. Хотя, где же им ещё. Здесь у нас самая главная курилка, для чужих, естественно. Так-то мы на улицу лишний раз не бегали. Пришлось, сидеть, ждать, пока они покурят и уйдут, а заодно и уши погреть.

— Вань, ты вообще в курсе, кто такая эта Стерлядкина?

Рекомый Ваня, лишь пожал плечами.

— Судя по биографии, дочь генерала армии Анатолия Ивановича Стерлядкина, а по тому, что нам даёт военная разведка, какая-то уникальная героиня. Сначала подняла военнопленных на мятеж здесь, когда началась революция, присоединилась к восставшим, а потом рванула освобождать Махтамбу.

— Махтамбаааа, Махтамбааа, — на манер песни «Ямайка» протянул спрашивающий.

— Сань, успокойся, — вмешался третий. — Понятно, что здесь уши ГРУ торчат, их видно издалека. Да и это удивительное совпадение, с одновременным мятежом на Дареггене. В общем, правды мы не узнаем, а для ширнармасс нам расскажут версию, которую мы будем должны оформить красиво, так чтобы в неё поверили по всему земному шару.

— Это-то и злит, — вздохнул Саня. — Мне вот чисто по-человечески интересно, она тут и правда была в плену или генеральскую дочь специально подвезли, чтобы оформить мятеж?

— Старик, можно всегда пару вопросиков задать, которые потом не пойдут в материал, — пожал плечами Ваня. — Впрочем, Стерлядкина мне неинтересна. Даже если она на самом деле восстание устроила. Меня другое занимает.

— Помню, помню, — хохотнул Саня. — По прежнему охотишься за легендарным сержантом Кирьяновым?

Я попытался провалиться под землю. Ну или как-то ввинтиться в то, чем здесь, дороги мостили. И вообще, сжался в комок, правда, без толку. Если бы кто-то из журналистов заглянул за грузовик, то сразу бы меня обнаружил. Вот ведь повезло, как утопленнику! Сходил, называется, поискал командира! Здесь охотничек, блин, на меня нацелился. Понятно, почему Темиргалиев строго-настрого запретил светиться.

— Да. И военная разведка кормит меня завтраками уж который месяц, — вздохнул Ваня.

— При чём здесь ГРУ? — снова вмешался третий. — Кирьянов ведь из войск космической поддержки.

— Космодесант! Шурик! Ну не ляпни, про ВКП при вояках, а то засмеют! Пехотные части космической поддержки всегда называли космодесантом, — возмутился Ваня. — С самого начала войны.

Шурик лишь вздохнул.

— Да, он оттуда. Но на все дела, связанные с Кадмией, наложила лапу военная разведка, — пояснял журналист Ваня. — И информацию теперь приходится добывать по капле.

— Вот тебе больше всех надо, — поморщился Саня. — Обещали же грушники, что покажут нам Кирьянова, недели через две — три. Может быть. Если он вообще существует, а не был придуман в отделе пропаганды.

— Вот именно, что может быть, — продолжал ворчать Ваня. — То, что он существует, знаю точно. Я общался с парой его сослуживцев.

Я надвинул форменную кепку на глаза. И мне вдруг стало понятно — моя миссия на Ирсеилоуре подходит к концу. Как я им буду давать интервью, когда я здесь, на Ирсеилоуре? Значит, меня или вернут на Кадмию или вообще отправят на Полигон.

— Товарищи журналисты, ну где вы ходите, — послышался вежливый, но недовольный голос Темиргалиева. — Вас уже ждут. К тому же не забывайте, что ефрейтор Стерлядкина, продолжает руководить повстанческим штабом бывших военнопленных, а значит, у неё полно работы.

Марсель Темиргалиев затолкал журналистов в здание, а потом вернулся ко мне. Вот как он меня заметил? До сих пор непонятно.

— Кирьянов, — устало сказал он. — Тебе стало завидно и тоже захотелось минуты славы? Не вопрос, обеспечим.

— Я в курсе, — выдохнул наконец я. — Слышал. Две — три недели.

— О так ты пошлым шпионажем занимался! — старлей решил всерьёз надо мной поиздеваться.

— Я вас искал товарищ старший лейтенант. У меня вот какой вопрос. Если Стерлядкина занята, то можно мы метнёмся по-быстрому в столицу, на патрулирование? Возьмём кого-нибудь вместо неё…

— Не можно. Вы здесь понадобитесь, а Стерлядкина скоро освободится. И да, товарищ сержант, готовься. Скоро вы отбудете на Кадмию, все кроме Марины. Она отправляется на учёбу. Но не расстраивайся юный Ромео. Это ненадолго.

После организованной нами революции, в звёздную систему Ирсеилоура вошёл советский космофлот, откликнувшись на просьбу вновь образовавшейся социалистической республики. На планете стали размещаться наши войска, на орбите флот, а сам портал, как уже и сказал, минировали, на случай имперской атаки.

Вот только всё это я узнал после войны. В том числе и про то, как отделение Ирсеилоура и Дареггена вызвало в руководстве Империи Миллиарда Звёзд, самый настоящий шок. И дело было даже не в том, что мы и американцы захватили большую часть имперского космофлота, на посадочных кольцах, взяв их тёпленькими и ничего не понимающими. Это был психологический удар. Ведь до того Империя только расширялась и расширялась и даже наши постоянные попытки забрать систему Ярве, не считались чем-то серьёзным. Ну временно захватили варвары практически пустую планету. Так всё равно бравые имперские войска её скоро вернут.

На самом деле здесь было самое что ни на есть успешное восстание против могущественной Империи, чего не случалось никогда. И пока в метрополии бушевали все — от ремесленника и до аристократа в тёмных уголках межзвёздного государства зашевелились сепаратисты: халлдорианцы, торкартенцы, таусийцы. У них появился шанс, который раньше считался невероятным. И это стало тем камешком, который, покатившись с горы, превращается в мощную лавину.

Но это стало мне известно гораздо позже. Пока же я, с боевыми, точнее, проверенными в боях товарищами, готовился к возвращению на Кадмию.

Марина испытывала двойственные чувства. С одной стороны, она была рада тому, что скоро станет офицером и пилотом, а с другой стороны, за эти дни она привыкла к нам, мы сработались и ей было жалко расставаться с нашим небольшим отрядом.

Но приказ есть приказ. Солдат на войне сам себе не принадлежит, а потому Марина Анатольевна отбыла на Полигон учиться лётно-космическому делу настоящим образом. Я, Жмых и Череп, а бойцов Темиргалиев закрепил за мной, полетели на Кадмию.

С нами рвался Альнас, мечтая примкнуть к армии, которая громит надоевших им имперских оккупантов, но его пыл охладил Темиргалиев, а потом закрутила горячка послереволюционных дел.

Я удивился, узнав, что они не были на Кадмии. Думал, что Темиргалиев забрал их оттуда, когда мы летели делать революцию, но оказалось, их всех притащили с Полигона, а потом, при стыковке, завели в наш звездолёт. Но о планете они были наслышаны, поэтому активно расспрашивали меня, что там и как.

— Пирамиды там, безусловно, красивые, да и посадочные кольца выглядят потрясающе, но в остальном, там смотреть не на что, — объяснял я парням, когда мы вышли из портала. — Джунгли, джунгли и джунгли. И это только северный полюс.

Но тем не менее бойцы оказались впечатлены. Да, одно дело постройки имперцев, которые хоть и развились, но были понятны, а вот строения давно исчезнувшей расы, это было совсем другое дело. С них чуть форменные кепки не попадали, когда они смотрели на всю эту прелесть.

— Позже налюбуетесь, — сообщил я им, а сам направился к майору Давыдову, чтобы отметиться, встать на довольствие, разместиться самому и разместить бойцов.

— Вернулся отпускник! — гаркнул майор, едва завидев меня на пороге.

Сам он был дядька незлой, но лучше с ним было лишний раз не связываться.

— Так точно, товарищ майор. И отдохнул, и расслабился.

— Вижу, — хмыкнул Давыдов, глядя на мою шею, где остался шрам от имперского лучемёта.

Вот убей, не помню, когда и при каких обстоятельствах я его заработал. То ли во время штурма столицы, то ли позже, когда мы устраивали зачистки и ловили разбежавшихся имперцев.

Обнаружил я его за сутки до прилёта журналистов к Стерлядкиной, да и то, только потому, что чуть не получил втык от Темиргалиева за небритую морду и срочно побежал избавлять лицо от лишней растительности.

— Это ты вместе с ними отдыхал, а теперь пойдёшь в бой? — усмехнулся он и, дождавшись положительного ответа, продолжил. — Твою комнату я сохранил за тобой, а эти два охламона, пусть селятся в комнатушке напротив.

— Так точно, — снова козырнул я и с удовольствием убрался из кабинета коменданта.

Вообще, от столь резкой смены обстановки, хотелось выспаться и я очень боялся, что столкнусь с Лизой… Но к счастью, она была занята, как я выяснил на следующий день, летала куда-то в джунгли. Поэтому я смог отдохнуть, а на следующий день, жизнь снова закружилась, всем своим водоворотом, только уже иначе не так, как на Ирсеилоуре.

Но, как и там, со мной были Жмых и Череп. Не хватало только Марины, но что поделать. Мы, втроём продолжили нести службу в рядах вооружённых сил, а я по мере возможности помогал Лизе, которая была рада моему возвращению, хотя отношения между нами прекратились.

Об этом она сказала мне сразу, как только мы увиделись, со всей свойственной ей прямотой.

— Извини, Валер. Мне с тобой нравилось, но каких-то чувств к тебе я не испытывала, а сейчас у меня, кое-что наметилось.

— Да ладно, — сказал я одновременно и смущённый, и обрадованный. — Я это понимал, а потому…

— Ооо… — мурлыкнула Голобко. — И кто та счастливица?

Я только клацнул зубами. Лиза рассмеялась.

— Какой ты всё-таки ещё ребёнок, — с нежностью сказала она. — Рассказывай. Мне интересно.

Смущаясь и запинаясь, я рассказал ей про свои отношения с Мариной Стерлядкиной, генеральской дочкой. Голобко слушала мою историю с улыбкой, иногда, украдкой вздыхая.

— Совет вам и любовь, молодёжь, — похлопала она меня по плечу. — А ты заходи ко мне, не забывай старушку. К тому же у нас тут прогресс наметился в изучении местной биосферы.

Меня, а вернее, нас, снова стали брать в исследовательские экспедиции, изучавшие планету. Мы открыли и нашли немало интересного, того, что дало пищу и без того загруженным до предела учёным, но останавливаться мы не собирались. Так что скоро тоску по Ирсеилоуру сняло, как будто бабка отшептала. Ещё я понял, что моё сотрудничество с ГРУ в тот период было самым и самым правильным решением, которое я принял. Во-первых, меня как следует обучили, во-вторых, в экспедициях по планете, я получил очень хороший опыт выживания в тяжёлых условиях, и в третьих, достаточно близко сошёлся со многими бойцами военной разведки, что тоже принесло мне немало пользы впоследствии, когда я занялся самостоятельным исследованиям доступных планет. И самое главное, меня снова вернули в строй. Операция «Робеспьер», так называлось то, что мы делали на Ирсеилоуре, лучше, чем ненормальная солдатская жизнь, пусть и со своей спецификой.

Но основная моя работа была, разумеется, связана с исследованием комплекса пирамид, где я напрямую сотрудничал с Лизой. Она была умнее и образованнее меня, и поэтому попутно занималась моим обучением. При этом всякий раз всплёскивая руками и говоря, что я получаю знания бессистемно и мне всё-таки необходимо поступать в вуз после армии. Чтобы как-то привести в порядок ту кашу в голове, которая у меня образовалась после общения с Искусственным Интеллектом пирамиды.

Кстати, про Артемиду. Вот кто реально был рад моему возвращению. Она хоть и была довольно умным созданием, но поняла, что меня отправили на весьма опасное для жизни задание, только после того, как я очутился на Ирсеилоуре. Можно сказать, она волновалась. А сняв данные с портативного устройства, пообещала, что улучшит программу, ибо я, несколько раз попал в смертельно опасную ситуацию, а этого не должно повториться.

Я лишь усмехнулся про себя, от такого обещания, но, ничего не сказал. Пускай развлекается.

Единственное, что в тот момент испортило мне малину, это товарищ полковник, который появился, как и было обещано, в сопровождении журналистов, почти всех советских газет и радиостанций союзного значения, а также центрального телевидения. Всё-таки Марине Стерлядкиной повезло больше, обошлись только газетами.

Я тогда ещё не знал, что во время своего недолго визита на Землю Марина не вылезала с телевидения и радио.

Чуть не забыл, что едва на планете объявился полковник Копылов, то в первый же день вызвал меня и в присутствии телевидения вручил мне награды за мой подвиг. Как и ожидалось — Герой Советского Союза и медаль «За боевые заслуги». Потом, когда мы остались одни, он сообщил, что медаль я получил за подвиги на Ирсеилоуре и такие же полагаются Черепанову и Маркину.

— Запомни две вещи. Первая. На Ирсеилоуре тебя не было, — подчеркнул он. — Вторая. Мы повышаем тебя и ты теперь старшина спецназа ГРУ, но для всех, ты по прежнему служишь в космодесанте. Твои бывшие командиры хоть и морщились, но нам никогда не отказывают.

Он очень хищно улыбнулся и закончил.

— Есть ещё одна награда. От Верховного Совета СССР. Но её я тебе вручу после окончания войны… и ты поймёшь почему.

А потом меня ждала многочасовая пытка в виде общения с прессой.

И ладно парни, я, безусловно, уважаю нелёгкий труд советского журналиста, я прекрасно понимаю, что это не буржуазные акулы пера, которые гонятся за сенсациями и способные по приказу владельцев своих газет, как сделать из человека героя, зачастую на прямом месте, так и унизить порядочного гражданина. Всё-таки наша пресса, он не такая. Они не задавали мне каверзных вопросов, не пытались подловить меня на ошибках, чтобы выставить лжецом и резонёром (да-да, с буржуазной прессой я тоже пообщался, я знаю какие негодяи, циничные и алчные до скандалов). Наши журналисты спрашивали меня по существу, задавая интересные вопросы, просто мне это не хотелось лишний раз переживать, а так, всё прошло очень неплохо.

Журналисты улетели, делать репортажи, кстати, мне потом их присылали, а родители записали передачу, посвящённую мне на Центральном Телевидении, но полковник Копылов остался. Несколько раз он вызывал меня, один раз разговаривал по душам. Два других вызова были связаны с Артемидой. Он уточнил ряд моментов, а потом дал добро на продолжение работы.

— Я почти уверен, что она ничего дурного не замышляет, но продолжай наблюдать, — благословил он меня под конец.

Впрочем, я тоже был в этом уверен, поэтому спокойно вернулся к работе в исследовательской группе. Так в трудах и заботах прошло несколько месяцев, пока в один прекрасный день у нас наступил перелом.

Я, Жмых и Череп вернулись из очередной экспедиции и никого не трогая шли к себе, отоспаться, когда меня, в подножии основной пирамиды отловила Лиза и потребовала, чтобы я немедленно шёл в зал управления.

— Там уже все собрались. Только тебя ждём.

Я кивнул на бойцов.

— Их брать?

— Не надо, мы там узким кругом, потом им расскажешь то, что не попадёт под гриф «совершенно секретно».

— То есть абсолютно ничего, — хмыкнул я и поплёлся за профессором Голобко, к лифту, который отнёс нас в главный зал управления, где начиналось небольшое разведывательно-учёное заседание.

Вела его Елена Ярославовна Приклонская, которая и возглавляла всю программу исследования биосферы Кадмии. Также присутствовала сама Лиза, полковник Копылов и внезапно объявившейся старший лейтенант Темиргалиев.

И говорила учёная дама об очень интересных вещах, так что я, первоначально собравшийся поспать, навострил уши и слушал очень внимательно.

В моё отсутствие она выяснила у искусственного интеллекта Артефакта, что те самые существа, которые стали препятствием во время моего продвижения к пирамидам — искусственно выведенные с одной-единственной целью, охранять объект от посторонних. Предтечи часто их использовали и когда в них отпадала надобность, просто отселяли на остров, чтобы они им не мешали. Покидая нашу Галактику, а возможно, и Вселенную, Предтечи выпустили их с острова и они несколько тысяч лет, верно служили, никого не пропуская к закрытому объекту.

Кстати, сейчас, как опять же удалось узнать Приклонской, эти аборигены дико горевали, что не смогли выполнить приказ, один из чужаков всё-таки прорвался к пирамидам и теперь морально готовились лишиться обещанного им рая.

— Вот и всё, — завершила свою речь женщина-учёный. — В записях подробно объясняют, как их следует гнать на остров, о котором они так мечтают. После этого в окрестностях никого не останется, ибо в них ввинтили программу — как только боги разрешат, ступайте с миром и больше не грешите.

— У них разве есть понятие религии? — не понял я. — Мне показалось, что их интеллект на уровне собак. Бойцовских, мать их, собак.

— Разумеется, не в прямом смысле религия и боги, а что-то очень похожее, — немного раздражённо, тем, что её перебивает какой-то старшина, ответила Елена. — Я же в самом начале лекции объясняла, что такое проторазумные существа и как функционирует их сознание.

— Да, всё понятно, продолжайте Елена Ярославовна, — кивнул полковник.

— Так, может, стоит вернуть им потерянный рай? — вернулась к прежней теме Приклонская. — Я прогнала все расчёты. Остров сможет вместить и даже прокормить всех обитающих в округе охранников. Правда, придётся запретить им размножаться лет десять, чтобы стабилизировать численность, всё-таки за несколько тысячелетий на планете они изрядно размножились. Но это можно подать, как наказание от бога, за то, что они всё-таки, упустили врагов.

— Проще сжечь, — буркнул я, с неприязнью, вспоминая, во что превратилась красавица Полина Новикова. — Этих упырей-паразитов в первую очередь. Да и вообще, они все особо опасны, так что какой смысл держать их на планете?

— Вы меня простите, товарищ старшина, — начала заводиться Елена, которую я перебил второй раз. — Но это не вам решать!

— Я просто высказал своё мнение, — отмахнулся я, не менее раздражённый реакцией женщины.

Наш начинающийся спор, прервал полковник Копылов.

— Товарищи, успокойтесь. Я понимаю резоны Валерия Алексеевича Кирьянова и ваши, уважаемая Елена Ярославна. Он, действительно, имеет право на такое мнение, но мы будем решать исходя из целесообразности. Джунгли придётся зачистить, в интересах безопасности. Я надеюсь, это все понимают? Мы планируем начать здесь строительство и заселять планету колонистами. Климат здесь вполне подходящий для выходцев из наших южных республик, которые пострадали от налёта имперского флота. Если очистить окрестности можно, не устраивая геноцида проторазумных существ, то стоит воспользоваться ситуацией, — резюмировал наши споры полковник. — Отправляйте их, на райский остров, чтобы они не путались под ногами и продолжайте их там изучать. Я думаю, исследование этих существ в среде их естественного обитания усилит советскую науку.

Ну всё командир сказал своё слово, а выполнять приказ придётся нам, а не этой учёной даме. Она будет контролировать процесс из удобного кабинета. Впрочем, забегая вперёд скажу, что с переселением мы разобрались за два месяца.

Артемида, в чьи функции входило изображать посланника божества, говорила мне: они очень рады и очень благодарны «богам» за то, что их наказывают не так сурово, как они ожидали.

— Теперь перейдём ко второму вопросу, — заговорила Лиза. — Лена, ты сказала, что тебе каким-то образом удалось разобраться, как этот молодой человек, умудрился пройти через системы защиты пирамид и отключить силовое поле.

— Да, но не целиком, — Елена засмущалась и посмотрела на меня немного смущённо. — Кое-что мне оставалось непонятным и я передала материалы товарищу полковнику, а он мне перед лекцией сказал, что раскрыл всю картину.

— Да-да. Поговорим про этих созданий со щупальцами и рукокрылых, стерегущих вершины комплекса, — откашлялся товарищ полковник. — В целом вы представляете, кто они такие я сейчас расскажу о существах, о которых никто из вас не подозревал, кроме Елены Ярославовны, она их и открыла, но именно они стали причиной гибели товарищей Новиковой и Костина.

Копылов перевёл дыхание и положил перед собой стопку листов. Впрочем, говорил он не по писаному, лишь иногда бросая взгляд в бумаги.

— Если эти «ходячие брёвна» не могут утащить жертву своими щупальцами, то тогда они стараются разрезать кожу, чтобы впрыснуть в неё, нет, не яд, а сильный галлюциноген, который активирует у жертвы любовные переживания, иначе говоря, она начинает видеть своего возлюбленного или возлюбленную, если речь идёт о мужчине, буквально во всех, кто проявляет к ней хоть какой-то интерес. И тут мы сталкиваемся со второй линией обороны, которую выставили Предтечи. Хотя у нас в этом есть сомнения, но будем считать, что они, пока не доказано обратное. Я говорю о тех существах, которых видел старшина Кирьянов, но смутно, издалека и боковым зрением, потому и не посчитал их угрозой. К группе, которую он вёл, эти существа не стали подходить близко, ожидая, когда к ним сама придёт девушка, находящаяся под воздействием галлюциногена. Они не бойцы, а паразиты, которые внедряются в человека, и превращают его в некое существо, агрессивное и плотоядное. Поступило предложение называть их упырями, мне оно нравится, ведь, по сути, так и есть. Именно такой стала Полина Новикова. Удобно, правда? Недавний сослуживец или боевой товарищ, становится монстром и не у всех, далеко не у всех, рука не дрогнет его убить. По крайней мере сразу, а упырь в это время получает фору.

Копылов внимательно посмотрел на узкий круг собравшихся и продолжил.

— Но чаще всего, отравлены оказываются большинство участников экспедиции. Мы нашли немало останков и тех, кто стал упырём и тех, кто ими был съеден. Удивительно, но до рукокрылых никто, кроме Кирьянова, не дошёл. Хотя попытки были неоднократные. Пытались даже разрабатывать специальные скафандры…

— Он что, какой-то особенный? — недовольно спросила Елена Ярославовна Приклонская.

И чего она так на меня взъелась?

— Нет, — покачал головой Копылов. — Это бы противоречило науке и здравому смыслу. Ему помогла солдатская смекалка и безвыходность ситуации. Назад он вернуться не мог, забирать его с планеты было некому, единственный шанс был идти к пирамидам.

— При чём здесь смекалка? — не поняла Лиза Голобко, которая не интересовалась походом моей группы через джунгли.

— Выломанный предохранитель у АК-97. Если бы он не сжёг толпу монстров со щупальцами, то, вероятно, что отравлены были все или двое — трое из четырёх человек, то это тоже оказалось фатальным для группы. Ладно, на чём я остановился? — Копылов на секунду задумался вспоминая. — Да, у этих паразитов есть ещё одна особенность. В тело они внедряются только с разрешения жертвы.

— То есть Полина Новикова, покинув палатку, вместо паразита, увидела человека с которым у неё были любовные отношения? — уточнила Елена. — Поэтому она подпустила его так близко?

Мне аж стало интересно, что именно нарыли биологи, а что разведчики?

— Всё так. Уж зачем она вышла из палатки задолго до своего дежурства, непонятно, но полагаю, что могла пойти по малой нужде. Галлюциноген действовал уже несколько часов, но на Костина она внимание не обратила, пошла сразу к паразиту, а вернулась уже в изменённом состоянии. Вероятно, молодой солдат её проигнорировал, как женщину, а может быть, она сразу сориентировалась на то существо. Но, чтобы получить ясность в этом вопросе, я вынужден уточнить у товарища Кирьянова, — объяснял полковник, но внезапно резко обратился ко мне, перейдя на ты. — Валер, у тебя было соитие с этой девчонкой, или же она просто проявляла к тебе какой-то интерес?

Я закашлялся и покраснел. Вопрос был задан так неожиданно, что, в общем-то, я сразу и спалился, без вариантов. Поэтому отвечать было трудно и неприятно, хоть нас было в зале управления всего четверо. Но врать я не стал, точнее, не решился на это.

— Да, — с трудом произнёс я, слегка покраснев. — Она весь вечер себя вела так, как будто я её парень, а когда Костин с Филипповым ушли спать, ну, в общем… она предложила себя… с собой…

— И ты как джентльмен, не стал отказывать даме? — сыронизировал доселе молчавший Темиргалиев. — Или были другие мотивы?

— Да, — я сидел красный как рак и ни на кого не смотрел, но говорил правду. — Во-первых, я подумал, ей просто хочется выпустить пар, после того, что нам пришлось пережить днём. Во-вторых… Знаете, про Полину ходили слухи… Что она… Короче её называли «переходное знамя», так как мы были уверены, что она спит со своими командирами. Сначала со старшиной Орловым, а потом с младшим лейтенантом Терёхиным, который погиб при высадке.

Молчание на миг повисло в воздухе. Мне показалось, что даже Копылов посмотрел на меня с какой-то неприязнью и снова стал обращаться ко мне официально.

— Вы понимаете, сержант Кирьянов, что совершили очень гнусный поступок, недостойный военнослужащего Советской армии? Во-первых, вы верили мерзким слухам о своём боевом товарище, не пытаясь разобраться. Во-вторых, вы воспользовались слабостью молодой девушки, в своих личных целях, и в третьих…

Темиргалиев и Приклонская согласно кивали. Мне же в тот момент хотелось, чтобы меня сожрала в тот вечер Полина. А что? У Мишки были неплохие шансы дойти… Впрочем, не стоит об этом даже думать.

— Хватит, — вдруг резко перебила полковника Лиза. — Он понял, осознал и больше такого не повторится.

Темиргалиев издевательски хохотнул, однако Копылов посмотрел на него строго и перевёл взгляд на меня. Я всем видом выражал раскаяние. Искреннее раскаяние. Но, сожалел я, безусловно, о том, что поверил слухам, а не о том, что случилось, хотя и это тоже. Как-никак не поддайся я её чарам, может быть, сон у меня был бы более чуткий и Костин остался жив или Мишка не стал бы инвалидом.

— На будущее. Полина Новикова отказала старшине Орлову, задолго до знакомства с Терёхиным, но это не помешало Орлову рассказывать всем и вся, что у них были отношения. С мамлеем у неё хоть и был роман, но они так и не переспали. Видите ли, Терёхин был принципиальным человеком и считал неэтичным спать с подчинённой. Поэтому они по обоюдному согласию решили подождать то ли до окончания войны, то ли до увольнения Новиковой из армии.

— А вообще, чему мы удивляемся? — вдруг вмешалась Приклонская, неожиданно заступившись за меня. — Набираем в армию молодых парней и девчонок, они живут и воюют вместе, а мы потом возмущаемся, когда они поддаются естественным биологическим порывам.

Тут смутились и Темиргалиев, и Копылов. Любопытно, значит, и у них, что-то такое было по молодости.

— Давайте вернёмся к разговору про аборигенов, — не глядя ни на кого проговорил полковник.

— Уже всё обсудили, — пожала плечами Лиза Голобко. — Кирьянов нам рассказал, то что раньше скрывал и картинка сложилась. Теперь мы точно знаем механизм обработки сознания у этих созданий.

— Я бы не была так категорична, — запротестовала женщина-биолог. — Есть ещё много аспектов…

— Которых вам, как учёным и предстоит выяснить, не привлекая к этому разведку, — резюмировала Голобко.

Я облегчённо выдохнул и был готов говорить на какие угодно темы, главное, что на этом обсуждение моих морально-нравственных качеств прекратилось. И пускай мы вновь будем говорить об аборигенах и их особенностях, в которых я ровным счётом ничего не понимаю, но не обо мне.

Мы и правда больше никогда не возвращались к этой теме. И Лиза и даже Темиргалиев, как будто бы забыли про этот разговор, а старлей не вспоминал, даже когда отчитывал за какие-либо косяки.

— Ладно, Кирьянов, свободен, — приказал полковник и я поспешил вниз.

У подножия меня ожидали уже Жмых и Череп, нервно смоля бесфильтровые сигареты.

— Командир, что с тобой? — спросил наблюдательный Череп, едва заметив меня. — Мы думали, тебя на совещание позвали, а ты вернулся как с казни.

— Разговор сложный был, — отделался я общими словами. — А вы чего здесь столпились?

Действительно, они же сейчас должны отсыпаться, давя подушку. В то, что они решили, морально поддержать командира, я сильно сомневался.

— Подгон есть, из достоверных источников, — озираясь сообщил Жмых. — Нам дадут ещё двух бойцов. На постоянку. И эта… Стерлядкина возвращается.

Помимо медалей «За боевые заслуги», Маркин и Черепанов получили звания ефрейторов. В экспедициях мы работали втроём, беря на усиление необходимых бойцов, и тут, внезапно, ещё двое. С чего вдруг такая благотворительность?

— Значит, опять отправят революцию устраивать, — сделал выводы Череп.

— Возможно, — почесал голову я. — Но неуверен.

Кстати, мне уже здесь на Кадмии, Темиргалиев под большим секретом раскрыл, что меня не собирались активно задействовать в ирсеилоурской операции. Просто так получилось, ну, как обычно в армии. Одно, другое, накладка, что-то сорвалось и вот уже боец, которого приказано беречь и держать подальше от передовой, отправляется в самую гущу событий. Впрочем, как сказал старлей, это пошло мне на пользу и я теперь без всяких дополнительных условий могу себя числить в штате Главного разведывательного управления Генерального штаба. Прошёл проверку в боевой обстановке.

Поэтому я сомневался, что и сейчас нас бросят на передовую, а ведь очень хотелось. После победы на Ирсеилоуре и Дареггене мы перешли от глухой обороны к редким контратакам и даже местами стали наступать. Имперцы ещё не оправились от шока, но уже были опасения, что придут в себя, соберутся и дадут по зубам. Впрочем, может быть, нас готовят к разведывательной миссии?

— Кирьянов! — из пирамиды вышел старший лейтенант Темиргалиев. — Ты чего здесь стенку подпираешь? Руки в ноги и получать пополнение. Через пять минут, на посадочных кольцах.

Мне показалось, он нарочно умолчал о том, сколько солдат я должен встретить. Наверное, проверял.

— Так точно товарищ старший лейтенант, — я вытянулся по струнке. — Два бойца и Стерлядкина?

— Умный слишком и пронырливый, — буркнул он, поиграв желваками. — Да, два плюс один, встретить и разместить. Но! У тебя группа должна быть из десяти человек. Понял? Выполнять!

Мы сорвались с места, спеша убраться от начальственного взора. На душе было радостно, и из-за возвращения Марины и из-за того, что нас ждало новое дело.

Глава 14. Первый шаг к победе

Планета Кадмия. База военной разведки

— Так вот она какая, хвалёная Кадмия, — улыбнулась Марина, выйдя навстречу нам с посадочных колец. — Странно, я думала, что здесь как-то более людно.

Девушка скептически посмотрела на высокие пирамиды, возвышающиеся над местом посадки космических кораблей, так, как будто собиралась увидеть крупный промышленный город.

— Так строительство начали только месяц назад, — хмыкнул Жмых. — Как джунгли от стражей Артефакта очистили.

— Звучит как настольная игра по «Подземелью драконов», — заметила Марина. — Валер, ты чего?

Я хоть и с нетерпением ожидал возвращения девушки, но не обращал никакого внимания на неё, выглядывая обещанную мне пару бойцов.

— Марин, я очень рад тебя видеть. Но мы здесь не только тебя встречаем. Темиргалиев сказал, что ещё два бойца должны прилететь. А вот и они!

Навстречу нам вышли двое озирающихся парней. На этот раз Марсель дал мне двух светловолосых бойцов. Только один низкий, с лицом воина фьордов, а второй высокий и немного нескладный.

— Сержант Григорий Мишин и рядовой Вячеслав Смирнов? — остановил я их вопросом.

— Так точно, — отозвался низкорослый. — Я Мишин, он Смирнов. А вы кто?

— Валерий Кирьянов, старшина и ваш командир, — сообщил им я. — Это Черепанов, это Маркин, а это Стерлядкина. На этом представление закончено и слушайте мою команду. Сейчас идите с остальными вон к той пирамиде, а я метнусь к коменданту, насчёт вашего размещения.

— Я не понял… — начал Мишин, но я перебил его.

— Объяснения позже! Выполняйте!

Правда, сначала надо было утрясти дела с комендантом. Сейчас прощёлкаешь клювом, а потом сам же и виноват будешь. Так что, нафиг, нафиг. Лучше пообщаться с Давыдовым как можно быстрее пока меня никто не опередил.

К счастью, майор был занят личными делами и не мотался по объекту. Он обустраивал своё рабочее место, ибо в данный момент к нему в кабинет двое молодых, заносили стол, а он уселся на кресле в коридоре и попыхивая сигаретой, изучая какой-то документ.

— Товарищ майор, — высунул в коридор голову салабон. — А куда ставить стол?

— Стол надо ставить на место для стола, — наставительно сообщил армейскую аксиому Давыдов, опешившему от таких заходов новичку и обратил внимание на меня. — А Кирьянов. Держи бумагу. С утра забегал товарищ полковник и предупредил, что ты расширяешь свой гарем.

Я аж опешил. Копылову, безусловно, огромное спасибо, ведь иначе пришлось бы пару часов ждать, пока комендант разберётся с перестановкой в кабинете. Интересно, с чего такая честь?

— Он здесь по своим делам был, заодно и про тебя вспомнил, — хмыкнул Давыдов. — Так что давай, получил мандат и в темпе вальса сваливай отсюда и без тебя дел за горло. Или помоги убогим, не стой столбом.

Я пулей вылетел из берлоги коменданта, напоследок услышав его трубный рёв: ну что тебе неясно, недоделок безрукий! Русским языком же было сказано — на место для стола!

Свою команду я нашёл, разумеется, в курилке у третьей пирамиды, где они благополучно знакомились между собой.

— Прикинь, — весело сообщил Жмых. — Мы, оказывается, все с одного города.

— Да? — я удивлённо поднял бровь.

То, что товарищ Темиргалиев вручил мне в качестве помощников земляков, мы выяснили ещё во время ирсеилоурской операции. Жмых и Череп выросли за вокзалом Рязань-1 на улицах, носивших название Бутырки. Всего их было три штуки, а большего про тот район я не знал, так как старался там не появляться даже днём.

Ну не любили местные тех, кто приходил из-за железной дороги, особенно с Михайловки. Мы им платили тем же. Поэтому немудрено, что двух Алексеев я в гражданской жизни не знал. Интересно, с какого района новое пополнение?

— Ага, — подтвердил Череп. — Они с Вокзалки.

В общем, товарищ старлей, продолжил в своём репертуаре. Уж не знаю, зачем ему это было. Развлекается он так или это какой-то хитрый план, непостижимый для моих мозгов.

Я насторожился. Народ с Вокзальной улицы преимущественно учился в тринадцатой школе, в той же, что и я, но этих двух молодцев я не помнил, хотя должен был видеть.

— А где учились? — спросил я.

— В тридцать девятой, — отозвался Славка.

— Физико-математической? — удивился я. — Как же вас в армию занесло? Ваши обычно в Радик идут, а то и в Бауманку, а у тех и у других отсрочка.

— Мы добровольцы, — вздохнул сержант Мишин, видимо, он уже жалел о сделанном выборе, но было поздно.

— Как и мы все. Но уже поздняк метаться. Ладно, камрады, добро пожаловать к нам на борт. Жмых с Черепом вам уже рассказали, как у нас бывает весело? Могу пообещать: будет ещё веселее. Поэтому план таков. Сейчас товарищи вас разместят где надо, а я сбегаю, поищу ещё четырёх бойцов, для полного комплекта, а вечером познакомимся обстоятельнее и… ладно, так уж и быть, по чуть-чуть из моего НЗ.

Жмых с Черепом оживлённо переглянулись и потёрли руки. Вообще, про мой «неприкосновенный запас» по Кадмии постоянно ходили, какие-то уж дикие слухи, но что поделать, хомячьи привычки мне вбили ещё в космодесанте, а после здешних джунглей они обострились. Впрочем, чего-то изысканного из алкоголя у меня не было, пару бутылок портвейна «Три топора», но по здешним меркам, где из алкоголя можно было найти только разбодяженый спирт, это уже считалось за хорошую выпивку и гарантировало хорошие посиделки.

В общем-то, да вечером мы отлично посидели, познакомились поближе. У нас оказались общие знакомы, что удивительно одним из них был уже отставной ефрейтор Филиппов. У Мишина оказался позывной Варяг, за его нордическую внешность, а Славик признался, что хотел называться Швейк, но командиры этого не оценили, поэтому он урезал своё имя и остался с позывным Вик.

Со следующего утра мы начали срабатывать команду. Основа у нас уже была, я, Жмых, Череп и Эме. Осталось вписать в команду Варяга и Вика, и подобрать четырёх бойцов, которые к нам впишутся. Темиргалиев выделил нам на всё несколько недель, но уже через пять дней, заявился к нам с утра.

— Старшина Кирьянов. Срочно к полковнику Копылову, — бросил он и исчез.

Я несколько офигел с того факта, что старший лейтенант разведки по объекту вместо посыльного носится, поэтому не стал задерживаться.

— Эме за старшую, — приказал я. — Работайте стандартно, но как будто меня ранило и я в госпитале.

Уже уходя, я услышал, как ворчит Жмых:

— Чтобы его, да ранило…

У меня возникло сильное желание дать ему по ушам, чтобы не сглазил, зараза.

Я спешил на звездолёт, который мы в шутку называли флагманским, потому что там обычно и обитал наш командир полковник Копылов. Но едва я направился к посадочным кольцам, как снова появился Марсель, который, схватив меня за куртку, утянул к ближайшей пирамиде.

— Планы поменялись, — сказал он. — Идём в зал управления, но для начала тебя надо замаскировать.

— Чего? — не понял я.

— Прилетел американский генерал, — терпеливо проговорил старлей. — Джозеф Данфорд-младший, командир морских пехотинцев.

Меня всегда прикалывало это в американцах. Сбрасывают десант на планету из космоса, а всё равно — морпехи. Хотя здесь сыграло свою роль то, что для космической войны, армию организовывали второпях, и просто самое боеспособное их подразделение просто стали использовать по другому, а название и традиции остались.

— Рад за него, а я здесь, при чём и зачем меня маскировать?

— С этим генералом постоянно ошиваются два каких-то мутных типа, по идее охранники, но мне показалось, что это црушники. Помнишь наши переговоры, перед тем, как мы вылетели на Ирсеилоур? Вот типа того. Рожу твою перед ними светить не надо. Иначе ты за пределы Советского Союза до конца жизни выехать не сможешь.

Марсель Темиргалиев заозирался по сторонам, как будто ища что-то и кого-то, но тут его взгляд наткнулся на коменданта-замполита, куда спешившего по своим делам.

— Товарищ майор, выручайте, — обратился он к нему.

— Чего тебе? — рявкнул, явно бывший не в духе Давыдов.

— Лицо ему надо… — я впервые видел, как наш героический старлей растерялся.

А впрочем, бывает он здесь редко, с нашим комендантом сталкивается ещё реже и не знает, что он только кажется усатым злыднем, а так дядька вполне нормальный, хотя и строгий.

— Отрихтовать? — уточнил майор. — Давай укладывай его на землю, а я сапогами…

— Замаскировать, — наконец нашёлся Марсель. — Ему сейчас с американцами общаться, а его рожу они видеть не должны.

— Подожди пару минут, — майор Давыдов стал собран и серьёзен. — У меня здесь где-то завалялся ГДР-овский мотоциклетный шлем. Хорошая штука. Он будет всех видеть, а его физиономию никто.

Давыдов исчез в ближайшей пирамиде.

— Откуда он здесь взялся и зачем ему тут мотоциклетный шлем? — вслух спросил Темиргалиев.

— Даже не спрашивай, — покачал головой я.

Многие из нас шутили, что на комендантском складе, можно найти что угодно. Возможно, даже корону тангорихкских императоров, если хорошо поискать. Впрочем, короны никому не требовалась, а вот один раз срочно понадобились электрогенераторы и комендант без вопросов выкатил штук пять.

Вскоре майор Давыдов притащил шлем и нахлобучил мне его на голову, наказав, обязательно вернуть отмытым и не поцарапанным. Марсель облегчённо выдохнул и потащил мою тушку на важную встречу.

Правда, пришлось подождать за дверью. Генералы о чём-то громко то ли договаривались, то ли ругались. Но где-то через полчаса меня ввели в зал управления. Там уже стоял и полковник Копылов и генерал Фёдоров, который прибыл вместе с Данфордом и сами американцы. Генералы с интересом воззрились на меня, а потом перевели взгляд на полковника Копылова.

— Режим секретности. Этот человек знает много тайн Артефакта, — с ленцой сообщил он.

Это объяснение, как ни странно, устроило всех. Американцы кивнули, представители разведки обменялись многозначительными взглядами, но сразу перешли к делам насущным.

— Так вы утверждаете, что можете вычислить имперскую столицу по тем скудным сведеньям, которые получила наша разведка? — спросил Данфорд на английском.

— Джозеф, мы это уже обсуждали по дороге сюда, — вмешался генерал Фёдоров, но недосказал, так как заговорил полковник.

— С вероятностью в девяносто процентов, — отозвался Копылов и посмотрел на меня.

Я так заинтересованно их слушал, что не сразу понял, они ждут ответа от меня. Замялся, а потом произнёс:

— Мне нужна хоть какая-то информация о системе, спектральный класс звезды, количество планет или что-то ещё. Только тогда я смогу сказать что-то определённое.

Данфорд переглянулся со своими сопровождающими. Но те лишь пожали плечами, мол ты старший, тебе и решать.

— Пожалуй, стоит напомнить, что мы вычислили индекс не толькоДареггена, но и Нового Шайенна и Риверленда, — негромко сообщил Копылов.

— Это могла узнать ваша разведка, — пробормотал генерал Данфорд, всё ещё крепко сомневаясь.

Те, кого мы приняли за црушников (позже полковник Копылов уточнил, что они из АНБ) отрицательно мотнули головой, Копылов слегка им улыбнулся. Данфорд, всё ещё сомневаясь протянул мне пакет, на котором была надпись: Top Secret. Я снова замялся, тогда один из сотрудников американской разведки вскрыл пакет и извлёк оттуда распечатки и фотографии. Взяв материалы, я погрузился в изучение, потихоньку вызвав Артемиду.

Поиск и уточнение данных заняли у меня полчаса. Естественно, искал звезду не я, а Артемида Искусственный Интеллект комплекса. Црушники или откуда они там, стали нервничать, хотя лицо держали. Я старался не обращать внимания ни на них, ни на наших, ни на вообще кого-либо ещё. Это был сложный поиск и я сконцентрировался на деле.

Но как только истекли тридцать минут, я с уверенностью мог назвать две рядом расположенные звезды, которые подходили по имеющимся описаниям. Данфорд скептически поджал губы и посмотрел на своих разведчиков. Один из них что-то быстро проговорил на ухо, чего мы не разобрали, а после этого генерал вопросительно посмотрел на всех нас. Естественно, всем хочется чуда и один-единственный правильный ответ на плохо сформулированный вопрос.

— Мы ожидали, что выпадет с десяток вариантов, — напомнил ему Фёдоров. — И в любом случае пришлось бы проверять.

— Вы правы, — негромко заметил американский разведчик, стоявший справа от Данфорда. — Результат мы получили хороший, теперь осталась проверить и установить точно, какая звезда нам нужна.

И он протянул ко мне руку, как будто желая получить обратно материалы, однако Копылов, забрал их у меня сам, с улыбкой покачав головой. Сотрудник АНБ, тоже улыбнулся и пожал плечами, как будто говоря — ладно, в этот раз не прокатило.

Тогда я не понял, что означала эта пантомима, но потом до меня дошло: я был без перчаток, и наверняка на документах осталась куча моих отпечатков. Вряд ли бы это хоть как-то помогло американцам установить мою личность, но полковник не хотел им давать ни малейшего шанса.

Генерал Данфорд тяжело вздохнул и махнул рукой. Копылов сделал незаметный жест, давая понять, что я могу быть свободен. Я с удовольствием прислушался к его рекомендации и выскользнул из зала управления.

И сразу попал в руки старшему лейтенанту Темиргалиеву, который меня поджидал на выходе. Сначала он вернул шлем коменданту, а потом меня туда, откуда взял, не забыв поставить очередную задачу, вероятно, для того, чтобы я не скучал.

— Так. Сейчас берёшь свою банду, берёшь флаер и летишь к юго-западному мысу. Задачу я тебе поставлю позже, но не вздумайте прохлаждаться или конкретно ты со своей подругой, устраивать романтическую поездку на море. Понял?

Ох, как хорошо, что мы с Мариной на людях не афишировали наши чувства. Лишь после отбоя запирались в моей комнате, да и то не на всю ночь. В остальное время я относился к ней, как и остальным бойцам. Итак, хватало осуждающих взглядов от командира, с тайным намёком, что доведут меня бабы до цугундера. А если бы я позволил себе чего-то большее, то дело бы не ограничилось одними взглядами. Могло и до выговора дойти. Как я уже говорил, в этом вопросе товарищи офицеры, строго карали спалившихся.

— Так точно. У меня были планы по отработке…

— Вот и хорошо. Реализуй их в полной мере. И да, на всё про всё у тебя полчаса, пока эти тараканы американские не расползлись по всему объекту.

Я вопросительно посмотрел на командира, стараясь понять, на что он мне намекает. Марсель вздохнул и сказал прямым.

— Грядёт совместная военная операция, где основной ударной силой будем мы и американцы. Но нашим союзникам нужен жест доверия, поэтому мы их пустили сюда, правда, ненадолго.

— Опаньки, — сказал я, понимая, что к чему.

— А ваши мысли, товарищ Кирьянов, держите при себе.

— Вас понял! Разрешите исполнять?

Темиргалиев махнул рукой, мол, скройся с глаз моих и я, подорвавшись с места, побежал к своим, чтобы срочно убраться с объекта «Артефакт» и светиться перед союзниками лишний раз.

Команда на новые планы отреагировала равнодушно.

— Мы подозревали, что раз тебя вызвали к начальству, значит, какая-то подлянка будет, — только и сообщил Череп. — А так, ничего, легко отделались.

Через четыре часа он изменил своё мнение, но было уже поздно. Словом, я успел, похватать припасов, опять же спасибо большое товарищу Давыдову, спальные мешки и палатки и скрыться в небесах, прежде чем американцы были отпущены в свободное плавание по пирамидам. Они действительно, заразы, совали свои любопытные носы во все щели, причём некоторые весьма рьяно. Мне о них сообщала Артемида, которая даже на таком расстоянии поддерживала связь со мной, а я сообщал Темиргалиеву, а на удивлённый вопрос, откуда я это знаю, отвечал, что полковник в курсе.

Не стоило лишний раз светить Артемиду. Чем меньше людей знает о том, что за «экспериментальный прибор» у меня на самом деле, тем лучше. Во время «пляжной» тренировки, я определился с бойцами, которых хочу взять в свою группу. Рыжеватый блондин Коля, смуглая похожая на Марину Яся, якут-здоровяк Хорн и Хан. Последний был из поволжских немцев. Мы очень плодотворно поработали, а что касается отдыха, так это товарищ старлей, зря на меня бочку катил. Когда он наконец объявился у нас и сказал, что мы можем возвращаться, то все десять бойцов, включая Марину ломанулись к флаеру со вздохами облегчения.

— Растёшь, — только и сказал Темиргалиев, который объявился не сразу, а кружил кругами, глядя, как мы работаем. — Но всё равно мало.

— Для чего? — спросил я.

— Для следующей операции.

Я сощурился и внимательно посмотрел на командира. Он пожал плечами.

— Всё равно ничего не скажу.

— Ой ладно, — я только махнул рукой. — Не в имперскую же столицу нас собираются забрасывать, а для всего остального наша подготовка сгодится.

Марсель Темиргалиев резко выдохнул, потом что-то пробурчал себе под нос и пошёл к своему флаеру.

Прошло всего три недели, как я убедился, что выступил невольной гадалкой, если не сказать больше.

Имперской столицей мы называли планету, на которой и зародилась вот такая паскудная жизнь. Сами имперцы называли её просто и без затей: Тангорихкс или просто столицей. Когда-то там жили ещё две расы, но имперцы без затей выселили их на другие планеты, что в будущем вышло им боком, но они тогда об этом не подозревали.

Поскольку империя зарождалась и строилась в те времена, когда никто не мог бросить им вызов, то порталы никак не охранялись и не контролировались. Если кто-то через них летал, ну, значит, он имеет право. Этот въевшийся им в мозги паттерн не смогли выбить даже революции на Ирсеилоуре и Дареггене. Чем мы опять и воспользовались, но об это позже.

Можно сказать, что об операции «Эльба-2» я узнал одним из первых, не считая тех, кто принимал решение. В один прекрасный летний вечер 2002 года, а впрочем, неважно какое время года, на северном полюсе Кадмии, смена времён года практически не ощущается, меня вызвал к себе полковник Копылов.

— Поздравляю товарищ старшина, — сказал он, ответив на приветствие. — Данные, полученные вами от искусственного интеллекта пирамид, оказались точны.

— А можно спросить, куда я искал портал? — осторожно задал я вопрос командиру.

— Если вы ещё не догадались, то нужно, — нахмурился полковник.

Я обмер, почувствовав, как забилось сердце.

— Имперская столица? — всё ещё не веря, спросил я.

— Так и есть, — улыбнулся полковник и сразу же убрал с лица улыбку. — Теперь о деле. Благодаря полученным сведениям, мы получили возможность покончить с Империей Миллиарда Звёзд одним ударом. Разумеется, мы не стали её упускать и совместно с нашими союзниками, разработали план операции, которую назвали «Эльба-2», я думаю, историческая аналогия вам понятна. Всю суть я излагать не буду, только ту часть, что касается непосредственно вас, а вы должны довести боевую задачу до всей группы, включая искусственный интеллект, который, как я понял, полностью перезаписал своё сознание на переносное устройство и теперь ожидает активации.

— Первая версия, которую я назвал Артемида, — уточнил я.

Полковник, согласно кивнул и, продолжил.

— Разумеется, информацию группе следует выдавать, дозированно.

— Стоит ли говорить сейчас, куда мы летим?

Полковник чуть подумал и кивнул.

— Да. Во-первых, это сразу настроит их на серьёзный лад, а во-вторых, вам придётся гримироваться уже в полёте.

Валерий Александрович ставил задачу, где-то около часа, постоянно поясняя детали, с кем конкретно и как мне придётся взаимодействовать. Я вышел из него с переполненной данными головой и единственное, чего я боялся, так это не погибнуть во время весьма опасной операции, а забыть что-то важное.

Поэтому первым делом, вернувшись к себе, я активировал Артемиду и переписал данные в неё, зачем-то уточнив, что они строго секретные. Не знаю, на всякий случай. Затем посмотрел на часы. Моя команда сегодня занималась индивидуально, да и я должен был, если бы не вызов к полковнику. До окончания оставалось ещё полчаса, поэтому я решил прогуляться до казарм, чтобы взять в свою команду четырёх бойцов, с которыми мы работали на «пляже». Колю, Ясю, Хорна и Хана. Они, как мы шестеро, пошли в армию добровольцами.

Немного поругавшись с прапорщиком Самойловым, который не хотел отдавать хороших бойцов, дело дошло до обещания позвать полковника, чтобы нас рассудил (а мандат у меня подписан был) я получил нужных мне людей, чему они сами, кстати говоря, были рады.

Хорн довольно потирал руки и радовался, что сидение на Кадмии закончилось и теперь они поучаствуют в хоть какой-то боевой операции.

— С чего ты решил? — спросил я удивлённо.

— Да давно ходят разговоры, что твою группу готовят для чего-то… особенного, — прямо объяснил Коля.

Кстати, и это был позывной, а не имя. Из всех нас, только Яся взяла по уменьшительному от своего — Ярослава.

— Посмотрим, — сказал я. — Идите в пирамиду, в наши… кхм… апартаменты и ждите. Как только придут мои, скажите им, чтобы никуда не расползались.

Мне ещё надо было поговорить с Темиргалиевым, ведь координатором нашей группы был назначен он.

— Я смотрю, мы с тобой, Кирьянов, никак не расстанемся, — вздохнул он. — А я так надеялся, что после ирсеилоурской операции тебя не будут больше бросать в самое пекло. Оставят памятником и живой легендой.

— Товарищ старший лейтенант… — опешил я.

— Что «товарищ старший лейтенант»? — взъярился он. — Глупо, очень глупо отправлять тебя на Тангорихкс, где планируются потери, начиная от половины личного состава.

Я сплюнул. Не нравился мне этот разговор, очень не нравился.

— И что? На Арсе и в Пегасе не планировались большие потери, а что получилось? Да и здесь, на Кадмии… Нас было двадцать человек, а выжило двое. Потери девяносто процентов. Поэтому я понимаю вас, товарищ старший лейтенант, что сейчас вас смущает?

Темиргалиев посмотрел на меня как-то странно.

— А ты ведь смерти ищешь Кирьянов? Я раньше этого не понимал, а теперь же дошло. Ты жалеешь, что не погиб с остальными…

Я закатил глаза и рассмеялся.

— Дешёвый заход, товарищ старший лейтенант. Давайте честно — в чём дело?

— Умный слишком, убивать пора, — проворчал Темиргалиев. — Ладно, вот тебе награда от меня. Я считаю, что забрасывать тебя и твоих молодцев в самое пекло так же глупо, как и забивать гвозди микроскопом. Ты нам нужен, для исследования космоса. Но товарищ полковник, считает иначе. Он полагает, что ты будешь полезен на Тангорихксе, хотя хоть убей, я не вижу как. По мне, без разницы, кто будет заниматься разведкой на местности и диверсиями. С этим любая наша группа справится. Но приказ, есть приказ. Поэтому вот тебе ещё и от меня задание. Береги свою голову от вражеских лучей. Она ещё понадобится нашей стране после войны.

— Так точно! — отозвался я, немного растерянно.

К счастью, старлея попустило и мы с ним пообщались уже о деле, вернее, о деталях операции, после чего я с чистой душой пошёл к своим.

Там уже собрались все члены моей группы о чём-то бурно споря. Я прислушался. Обсуждали детали недавних побед Советской армии над инопланетными захватчиками. Да, ведь после Ирсеилоура и Дареггена, где были накрыты два самых боеспособных флота Империи, мы пошли в наступление по всем фронтам. Уже пало с десяток планет имперского фронтира и на этом фоне зашевелился Халлдорианский Альянс, этническая криминальная группировка, объединяющая несколько миллиардов халлдорианцев, живших в империи. Начинали они как борцы за независимость, но с веками превратились во что-то вроде мафии. Теперь у них появился шанс всё-таки отделиться, чем их главари решили воспользоваться, мня себя будущими то ли королями, то ли императорами Галактики.

Я зашёл, как раз в тот момент, когда Жмых жарко доказывал, что во время захвата планеты Аргалин, без наших, в смысле без военной разведки, явно не обошлось. Аргументы он приводил убедительные, но абсолютно бесполезно.

— Так парни, заканчивайте с этими байками, — хлопнул я ладонью по столу. — Нас ждёт настоящее дело.

Девять бойцов с интересом навострили ушки.

— О чём вам говорит название грядущей операции: Эльба-2?

У Марины, Славика и Черепа вспыхнули глаза. Молодцы. Пятёрка им за историю.

— Совместная операция союзных войск по захвату вражеской столицы? — осторожно сформулировала свой запрос девушка.

Тут уже оживились все остальные.

— Наконец-то, — выдохнул Варяг и его поддержал Жмых.

Радость и облегчение моих бойцов была понятна. Всем нам уже надоела эта, кажущаяся бесконечной война, а в прошлом году, так вообще был момент, когда всем казалось, что Земля вот-вот падёт.

— А мы здесь каким боком? — уточнила Марина.

Тут уже все посмотрели на меня очень внимательно.

— Мы участвуем, товарищи бойцы. Будем обеспечивать плацдарм для подхода войск.

Жмых толкнул Славика в бок, мол видишь, я же тебе говорил, что мы, разведка, всегда идём первыми.

Варяг ещё что-то хотел меня спросить, но я перебил его.

— Я вам сейчас дам краткую вводную. И готовьтесь. Вылетаем в любой момент.

Вообще-то, вылет был назначен на завтрашнее утро, но я не стал лишний раз сообщать даты, без надобности это.

Хорошая у меня сложилась команда. Здесь я был бы с удовольствием не только командиром, но и комсоргом, никого не надо было особо мотивировать, агитировать и убеждать. Но, вот в чём деталь. Мы уже были членами партии. Меня, Жмыха и Черепа приняли сразу после Ирсеилоура, Марину на Полигоне, а где вручили партийные билеты Варягу, Славику и остальным, кроме Яси, было неизвестно. Девушка умудрилась, как-то вступить в КПСС, через три месяца после призыва и мы даже не спрашивали у неё, как это получилось, но почему-то подумали на влиятельных родителей. Фамилия у неё была белорусская — Довнарович. Поэтому мы строили разные теории, не могла ли она быть внучкой, а то и правнучкой Машерова или родственницей Бронницкому. Забегая вперёд, скажу, что ни одна из теорий не оправдалась.

Бойцы шустро разбежались по территории, вот таким образом они готовились к ближайшему вылету, а я, воспользовавшись моментом, решил уточнить кое-что у Артемиды.

— Что скажешь про грядущую операцию? — спросил я.

— Я согласна с твоим командиром, — ответила она. — Это очень неудачная мысль. Почему-то, мне кажется, что товарищ полковник Копылов, продолжает испытывать и тебя, и меня.

Я не стал ничего отвечать, просто пожал плечами. Артемида продолжила.

— Я сделаю всё, что возможно, чтобы мы вернулись живыми…

— Мы? — перебил её я.

— Да. Ведь если погибнешь ты, то, скорее всего, и я прекращу своё существование.

— А копию?

— Я об этом подумала, но… я хоть и искусственный интеллект, но это моя личность, которая может быть стёрта и уничтожена.

— Понимаю, — вздохнул я.

— Не понимаешь, — отрезала Артемида. — Ты биологическое существо, которое запрограммировано природой рисковать жизнью в юном возрасте. Мне сложнее принять своё возможное несуществование.

Я растерялся второй раз день, но сейчас не нашёлся что возразить.

— Поэтому я сделаю всё возможное, чтобы мы вернулись живыми с этого заданиями и потому хочу попросить тебя Валерий. Если я скажу тебе что-то сделать или, наоборот, не делать, то выполняй не раздумывая.

— Так точно, — горько усмехнулся я.

В этот момент вошла Марина.

— А, опять экспериментальное устройство своё настраиваешь, — хмыкнула она и ушла в комнату, которую до завтра будет делить с Ясей.

Я было дёрнулся предложить провести ночь у меня, но не стал этого делать, вспомнив Полину и осуждающие взгляды старших партийных товарищей. Не знаю почему. Предпочёл выспаться, тем более что подъём был на час раньше, обычного времени. О чём я бойцов предупредил, но бестолку.

Теперь о гриме, который упоминал полковник Копылов. Дело в том, что в имперскую столицу доступ был запрещён вообще всем жителям покорённых миров. Исключение сделали для ардан даздра, имперских ублюдков, которые отличались чуть более светлыми полосками на лице, чем остальные жители метрополии. Потому что надо же было кому-то обслуживать господ из метрополии, не самим же им горбатиться. Причём сделано всё было очень хитро. Все работники завозились с других планет, а на время проживания в метрополии им каким-то образом блокировали возможность размножения. Они получали копейки, по ценам столицы, но для тех мест, откуда их привозили, это были очень большие деньги и любой ардан даздра, проработавший на Тангорихксе лет двадцать, мог жить безбедно, купить небольшой домик и так далее.

Для любого ардан даздра было счастьем, получить работу в имперской столице. За право получить работу хотя бы дворника, они были готовы идти по головам и активно интриговать. Это были рабы, у которых, по выражению Ленина, текли слюнки, когда они самодовольно описывали прелести своей рабской жизни, а значит, никакой помощи от них мы не могли получить и провернуть то, что сделали на Ирсеилоуре и Дареггене было невозможно.

Поэтому нам особо подчеркнули, чтобы мы не пытались поднять их на восстание и вообще не заговаривали о политике. Мы должны были изображать из себя таких же покорных рабов, как они. Основная задача была разведка и сбор информации.

— Кажется, планету собираются стереть в порошок, — заметил осторожный Варяг, которому наносили светло-голубые полоски.

— Не жалко, — бросила Яся, которую уже закончили гримировать. — Вообще, никого из них на этой планете. Пусть все сдохнут, а я буду носом землю рыть, но вызнаю, все важные места, чтобы их накрыло в первую очередь. Жаль, лично никого нельзя пристрелить будет.

Я пока не стал говорить бойцам, что во второй фазе операции нам придётся пострелять. Ни к чему это пока, пускай настроятся сдерживать себя, а не вести, как ковбои на диком западе.

Нет, подготовка у нас была и специальные люди с нами работали, но вы сами знаете, это искушение. Пока было ни к чему.

— Ты чего такая злая? — с насмешкой спросила Марина у Яси. — Я всё понимаю, меня саму чуть группой не изнасиловали, но ты даже в плену не была.

— Ничего ты не понимаешь, — сверкнула глазами Ярослава. — Моя семья жила в Ташкенте. Имперцы во время вторжения убили моих родителей и дядю. Только два брата и сестра чудом выжили, теперь они живут с бабушкой и дедушкой в Дисне. А я… Я тогда перевелась с военно-медицинской службы в разведку.

— Опаньки, — выдохнул Жмых. — Вот это…

Я жестом оборвал его.

— Теперь понятно, — сказал я. — Я думал, что в разведке тебе дали навыки полевой медицины, а оказалось наоборот.

— Нет, — улыбнулась она. — Я медучилище на гражданке закончила, а в армии попала в медсёстры.

— А в партию, как в восемнадцать лет вступила? — задал мучивший всех вопрос Череп.

— Случайно, — Яся продолжила улыбаться, но глаза у неё заледенели. — Во время Нотрийского провала. Это был вообще мой первый вылет в космос. Мы тогда попали в окружение, и я думала, что ещё чуть-чуть и нас накроют имперцы. И вот когда собрались прорываться, я попросила командира принять меня в партию, чтобы умереть коммунисткой. Вот так случайно всё получилось, быстро и на коленке. К счастью нам удалось уйти, а мне выжить.

— Ага. И было бы глупо потом отменять вступление, — усмехнулся я и пнул ногой Марину, которая сидела красная как рак, а точнее, было бы сказать, как свёкла.

Никто, кроме Темиргалиева, не знал, что произошло между нами, когда мы ждали смерти в руинах ирсеилоурского магазинчика. Да и в партию я её принять не мог. Двух рекомендаций не было.

— Уфф! — выдохнул Варяг, когда нас встряхнуло. — Наконец-то эта тягомотина закончилась, и мы прошли портал.

Мы прильнули к иллюминаторам, чтобы посмотреть на оплот врага. Поначалу было ничего не видно, только зеленовато-голубая точка вдали, которая всё увеличивалась и вот уже стали различимы города, как в наш отсек вошёл Темиргалиев.

— Группа «К-19» приготовиться!

Мы с сожалением оторвались от интересного зрелища и осмотревшись, подтянув на себе всё, что требовалось подтянуть и заправив, что надо было заправить, замерли в ожидании следующей команды.

— «Отряд К» во флаер!

— Какой? — спросил Жмых, выскакивая следом за мной.

Я ничего не ответил. К флаеру, на котором мы должны были спуститься на планету нас, вела Марина. В нём, к сожалению, не было иллюминаторов, так что красот главной вражеской планеты никто из нас, кроме, Эме не увидит.

Ещё десять минут ожидания и вот мы вылетаем из корабля навстречу то ли новым приключением, то ли героической смерти.

Часть 3. Конец войны

А врага понимать надо. Война ведь — это не просто кто кого перестреляет. Война — это кто кого передумает.

А зори здесь тихие

Глава 15. Сердце спрута

Имперская метрополия. Планета Тангорихкс

Как избавиться от мандража при боевой посадке? Кто-то говорит, что очень легко, а кто-то утверждает, что это и вовсе невозможно. Но факт остаётся фактом, я опять нервничал при спуске на поверхность планеты. И ведь со мной работали врачи, а всё равно, как только меня сбрасывают с корабля, в небольшом транспортном средстве, у меня ёкает сердце и трясутся руки. Но ведь ничего похожего на тот злополучный день, когда я чудом выжил, ударившись об чужую планету. Да. Я это скрываю, потому что бойцам нужен командир, а не размазня, но спуск даётся мне нелегко, поэтому я делаю вид, что слушаю анекдоты Жмыха и даже иногда хихикаю. Но только над теми, что вызвали улыбки у остальных.

— Странно как-то, — заговорил Славик, он же Вик. — Главная планета империи, а мы здесь свободно летаем, как по своей улице.

— Десять раз уже говорено: у них нет страха за столицу, каждый тангорихксец с младых когтей знает, что врагам не прорваться к центральной планете метрополии, — объяснил я.

— Ну да, ну да, — протянул напряжённый Варяг.

Оно и неудивительно. После десяти лет, кажущейся бесконечной войны, после атаки имперцев на Землю, мне и самому не верилось, что проникнуть в сердце гигантского спрута, который душил половину нашей галактики, будет так просто.

— Парни, сделайте одолжение, заткнитесь! — рявкнула нас Марина из кабины пилота. — А то начну выкидывать по одному.

Её можно было понять. Судя по тому, как лавировал флаер, ей сейчас приходилось очень нелегко. Надо пролететь так, чтобы нас не заметили воздушные суда тангорихкцев, а передвигались они, в отличие от колонии, на флаерах.

— Я анекдот хотел рассказать, — растерянно пробормотал Жмых.

— Анекдот можно, — смилостивилась девушка. — Только не пошлый.

Но мы молчали до самой посадки. Как-то внезапно резко пропало настроение что-то обсуждать и балагурить. Наоборот, все стали серьёзными и сосредоточенными. Неизвестно, что ещё нас ожидает внизу. Нет, по плану, ничего страшного, но сколько раз, только на моей памяти все планы летели псу под хвост и приходилось выкручиваться самим, действуя по обстановке.

— Тютелька в тютельку! — радостно возвестила Марина, едва мы сели.

Жмых открыл рот, желая пошутить, но его одновременно, с разных сторон толкнули под рёбра Череп и Варяг. Судя по всему, девчонка была нереальна довольна и не стоило ей портить настроение пошлыми анекдотами.

— Нет, ну, видели! — радовалась Стерлядкина. — Ой! Хотя и правда, как бы вы увидели.

— Ты молодец, — похвалил я подчинённую. — Возьми с полки пирожок.

Вся команда замерла, напряжённо глядя на меня и ожидая дальнейших приказаний.

— Значит так, — я активировал Артемиду и вызвал карту, попросив её спроецировать не только на мою сетчатку глаза, но и всем остальным. — Сейчас я, Варяг и… пожалуй, Хан. Выдвигаемся на разведку. Задача, дойти до места, откуда общественный транспорт увозит ардан даздра на работы. Остальные остаются здесь, маскируют флаер. За старшую Эме.

Мы трое переоделись в рабочие комбинезоны, которые носили ардан даздра и отправились на разведку. На всякий случай Марина посадила флаер в глубине лесного массива, чтобы хоть как-то уменьшить вероятность встречи с местными.

Когда мы отошли подальше, я оглянулся и понял, почему на нас не обратили никакого внимания летающие в здешних небесах, жители метрополии. Флаер был сделан под имперский перевозчик. Уж не знаю, специально его так строили или захватили трофейный на Ирсеилоуре, но в небе мы не отличались от остальных.

Через лес мы шли около часа, шипя и ругаясь, но про себя. Марина сажая флаер на поляну среди густого леса, руководствовалась в первую очередь вопросами безопасности, но ходить туда-сюда каждый день меня не радовало. В конце концов, можно найти что-то в городе.

— Варяг, — окликнул я сержанта. — От первоначального плана не отступаем, но ты присматривайся — крути головой по сторонам. Вдруг сможем найти что-то получше базы в лесу.

— Разумеется, — согласился он. — К тому же это не гарантия безопасности наверняка лес принадлежит какому-то местному феодалу, фон-барону.

Я молча кивнул, и мы пошли, пока наконец не вышли к цели. Здесь была остановка транспорта, который подбирал и увозил на работы ардан даздра из посёлка. На нас никто не обращал внимания ни на остановке, ни в огромном флаере. Я сделал заметку, обязательно навестить этот посёлок, на предмет поиска жилья, благо имперские деньги нам выделили. Судя по всему, здесь был каждый сам за себя и лишь Серебряный Вестник (так называли центральное божество местной религии) за всех.

Вряд ли можно было понять что-то из разговоров работяг. Они разбивались в небольшие группы, либо по знакомству, выходцы с одной планеты, либо работающие вместе и обсуждали свои дела. Чаще всего ругали начальников, но тихо, вполголоса, возмущались росту цен, из-за которого приходилось отсылать домой всё меньше и меньше денег, или обсуждали спортивные соревнования или как кто-то подрался в баре. Обычные дела, повседневные и скучные. Немного удивило то, что никто не говорит о музыке, хотя бы о лёгкой и кино. Вероятно, и то и другое оставалось прерогативой местных элит или же, что более вероятно, мне просто попался такой контингент.

Мы доехали с ними до крупного города, где каждый разбрёлся по своим делам, а мы просто походили по нему, сделав первые записи и заметки. Это был обычный городишко, чьё название я и не запомнил. Но судя по карте, его можно было считать пригородом столицы. И здесь не было ничего интересного, что могло бы представлять интерес для нашей армии.

Ту же мысль высказал Варяг, когда мы вернулись на старую остановку таким же рейсовым флаером и шли к своей базе через лес.

— Тузов, ловить здесь абсолютно нечего. Полный тухляк. Надо двигать поближе к столице.

Я пожал плечами. Мне пришли в голову те же самые мысли.

— Сначала осмотрим окрестности, — принял решение я. — Всё равно, в Гордзексе (так называли местную столицу) мы поселиться не сможем, не живут там ардан даздра даже на окраинах, а там будем разбираться по обстановке.

Мишин кивнул, соглашаясь. На пути обратно меня охватило чувство лёгкой тревожности и я ускорил шаг. Но всё было в порядке. Флаер уже был замаскирован и даже выставлены часовые, да и никакой местный феодал или его слуги не заехали в эту глушь с инспекцией владений.

А внутри флаера, бойцы уже приготовил немудрёный ужин, состоящий из разогретых консервов, на которые мы набросились — прогулки на свежем воздухе способствуют аппетиту.

— Какие планы на завтра? — спросила Марина, когда мы открыли консервы.

— Варяг завтра едет в столицу, — отозвался я и посмотрел на сержанта. — С собой возьмёшь трёх человек, кого, выберешь сам.

— Возьму Вика, Колю и Хана, — кивнул Варяг, доставая ложку.

Подумав, я снова перевёл взгляд на Стерлядкину.

— Я, ты и Череп в посёлок ардан даздра, что находится за лесом. Кто у нас остался свободным? Жмых, ты с Хорном и Ясей на всякий случай полазай по городу, в которым мы сегодня были. На первый взгляд, там ничего интересного, но лучше ещё раз осмотреться.

Не обращая внимания на ворчание Жмыха и Яси, которые решили, что им дали самое бесполезное задание, я завалился отдыхать. Завтра предстоял насыщенный день.

Как и собирались с утра, мы разделились на три части, и оставив Ясю присматривать за хозяйством, каждый пошёл в свою сторону.

Посёлок, в котором обитали местные рабочие, напомнил мне старые выпуски международной панорамы, которые хоть и показывали в последние годы, но редко, просто напомнить, что американцы нам хоть и союзники, но не друзья. Вот там показывали небольшие города, кажется, ржавого пояса, бывшего промышленного сердца США. Такие же обшарпанные дома, разбитые дороги и какая-то пустота в глазах, слоняющихся без дела жителей.

— Ты точно хочешь здесь остановиться? — спросила, ощерив зубки, Стерлядкина.

— Лучшее место, — пояснил я. — Посмотри на местных. Им абсолютно наплевать на то, кто мы, зачем и почему здесь. Они озабочены только собой и своим выживанием. Между собой почти не общаются. Наверняка в полицию тоже не обращаются, случись чего. Идеальное прикрытие.

— А если с нами здесь «чего случится»? — прошипела Марина.

— Стерлядкина, расслабься. Мы же спецназ ГРУ. Если что-то и случится, то это сделаем мы, а не с нами.

Стерлядкина только вздохнула, но ничего не сказала. Я стал внимательно осматривать надписки на домах. Без ложной скромности скажу, что имперский я знал лучше всех, говорил почти без акцента и читал более или менее сносно. Тем не менее мне не сразу удалось разобрать местные письмена. Нас об этом и предупреждали и на Ирсеилоуре пришлось столкнуться. Как и во всяком сословном обществе имперский язык делился на две части: высокая и низкая речь. Простонародье говорит на своём, особом, наречии, а уж в колониях даже низкая речь очень сильно отличается от того языка, на котором говорят в метрополии.

Тем не менее исследуя объявления мне удалось выяснить, что какой-то «мастер Оригва» то ли сдаёт, то ли продаёт дом на южной окраине. Чего он там мастерил и откуда у него в собственности дом, я не до конца понял, но быстро обсудив всё с Черепом и Эме, активировал Артемиду, которая показала мне, куда идти, двинулся по указанному адресу.

— Да-да, — подтвердил мне этот «мастер», невысокий, полноватый живчик с салатовыми полосками на лице. — Сдаю на полгода, желательно целиком и плату вперёд. Сам поеду на южное побережье Костомары, там кое-что у меня наклёвываются кое-какие дела.

Этот деловой тип мне не понравился сразу, потому как возникал логичный вопрос, откуда у него дом, что за делишки у него на юге и почему он хочет получить плату вперёд и непременно наличными. Деньги у нас имелись, но…

— А вы вообще откуда? — заинтересовался живчик.

— Вырвались, с Ирсеилоура, последним рейсом. Скитались по галактике, а потом подались в столицу, всей компанией.

— А что там? — не понял Оригва.

— Да, земляне захватили, — как будто бы с раздражением, бросил я.

— Слышал, слышал. Мало только ну думаю, наши ребята отобьют её обратно.

— Это само собой. Но это время надо же где-то жить и работать.

— Даа. Так значит, деньги завтра?

— Завтра, завтра. Тогда мы все подойдём, подпишем договор, заодно и заселимся.

Что-то промелькнуло в глазах мастера, что мне не понравилось.

— Даа. Хорошо, а сколько вас?

— Шестеро, — не моргнув глазом, соврал я.

— Вот и хорошо, — потёр руки, мастер Оригва. — Значит, до завтра?

Я ещё раз договорился с ним о времени, уточнили насчёт оплаты и я махнул рукой Черепанову и Стерлядкиной, оглядывающих по-хозяйски дом, после попрощавшись мы покинули мастера.

— Он мне не нравится, — бросил Череп, едва мы отдалились.

— Бандит он, — бросил я. — Дом свой не сдаёт, а заманивает дураков. Ну или сдаёт, но только своим, а если кто-то стороны появляется.

Я провёл рукой по горлу.

— А проблем не будет? — уточнила Марина. — Вдруг здесь целая мафия? Убьём этого, а потом его подельники нам счёт предъявят.

— А завтра и спросим. Поэтому мастера берём живьём. Остальных на ваше усмотрение.

Мы ещё побродили немного по посёлку, стараясь прислушиваться к разговорам местных. Ничего интересного, даже для нас. Ещё, как я и ожидал, нами никто не заинтересовался, поэтому ближе к вечеру, мы, без каких-то проблем пошли на остановку, ждать наших.

Первой должна была вернуться из столицы группа Варяга. Те, кто отправился под руководством Жмыха в пригород, сообщили нам по связи, что задерживаются. Надо же, в этом убогом городишке нашёлся какой-то интересный объект. Мы решили не ждать их, чтобы не светиться и едва Варяг со товарищи, сошли с общественного транспорта, сразу направились к нашему флаеру.

— Что в столице? — поинтересовался я, едва мы свернули на лесную тропинку.

Варяг пожал плечами. Чуточку подумал, как он обычно делал и объяснил:

— Да в общем-то, ничего интересного. Какие-то важные объекты, кроме дворца императора и сената, установить не удалось. Да и эти два, узнали по названиям улицы.

— Уже неплохо, — похвалил его я. — Тут главное — начать, а дальше пойдёт как по маслу.

Ближе к вечеру вернулся Жмых. Оказалось, что в пригороде Гордзекса, который назывался Ар-Гарнас, находится что-то военное и секретное. Что именно им, разумеется, узнать не удалось, но с этим стоит поработать.

— Хорошо. Всем этим займёмся послезавтра, а пока обустроимся на этой планете поудобнее.

Черепанов и Маркин переглянулись.

— Что не так? — спросил я.

— Может быть, не стоит так основательно обосновываться? — спросил осторожный Череп. — В конце концов, у нас только три недели на всё про всё.

— Не знаю парни, может быть, вы и правы. Но… Вот что-то, мне кажется, лучше здесь не торчать. Нюхом чую, но объяснить не могу.

— У нашего командира хорошая интуиция, — вдруг проговорила, ни на кого не глядя Яся. — Я это усвоила, когда читала отчёт о его походе через джунгли.

Я реально смутился, увидев, как согласно кивают бойцы моей группы. Ну да, сам-то я считал свой прорыв к пирамидам несусветной глупостью, которая только чудом привела к успеху, а остальные считали иначе.

Поэтому я постарался как можно быстрее перевести разговор на планирование завтрашнего захвата. Обсуждали долго, единственное на чём сошлись сразу, минимизировать применение огнестрела, обойдясь холодным оружием.

— Но может быть, я залягу на старой башне со снайперкой? — осторожно предложил Череп.

— Только переведи в беззвучный режим, — посоветовал я. — Пусть заряд будет и слабее, зато лишнего внимания не привлечём. Только в этого мастера не стреляй. Думаю, он нам понадобится.

Наутро мы, как и планировали, зашли в посёлок небольшими группами. Со мной шли Марина, Яся, Жмых и Череп. Остальные вошли, с другой стороны, кроме Черепа, который раньше нас прошмыгнул в посёлок и занял место на башне. Вторая группа, которой командовал Варяг, должна была подойти к дому чуть позже, вероятно, к шапочному разбору.

Первым вошёл в дом я, а за мной просочились остальные. Я поприветствовал мастера Оригва, который окинул нас внимательным взглядом.

— А где этот, маленький и чернявый, который с вами вчера был? — сразу выцепил недостачу мастер.

— Подвернулась работа, — объяснил я. — Хорошая, такого шанса упускать нельзя.

— Это верно, — облизнул губы Оригва. — Для арза (так ардан даздра называли сами себя) негоже харчами перебирать.

Он масляно оглядел наших девушек, их мы одели хоть и в рабочую униформу, в которой здесь ходили ардан даздра, но чуточку подчеркнув их прелести и облизнулся. Вероятно, уже решил сам для себя их не убивать, а приспособить для чего-то более прибыльного.

— Так что, мастер Оригва, мы договорились?

— Деньги покажите, — быстро проговорил он.

Я снял с плеч рюкзак и раскрыл его. Глаза мастера сверкнули жадностью, ведь вся торба была доверху забита имперскими кьяринами и их количество было в несколько раз больше обговорённой суммы.

— Даа, — наконец оторвался от созерцания он. — Сейчас я поднимусь наверх, за договором.

Ему бы насторожиться, при виде такой суммы у несчастных беженцев, но алчность затмила разум. Весьма шустро для своих форм засеменил по лестнице, на второй этаж. Я, поймал взгляд Марины и жестом дал команду приготовиться, а Эме запустила в дом группу Варяга.

Я подошёл к лестнице, которая вела на второй этаж и в это время, там раздался какой-то шум и оттуда первым выскочил мастер Оригва, а следом за ним, вниз, покатившись по лестнице, рухнуло чьё-то тело. Он диким взглядом посмотрел на нас, увидел, что нас не пять, а девять и попытался вернуться в комнату. Но его оттуда буквально вынесли четыре крепыша, не желая оставаться под прицелом Черепа. Началась неразбериха, но не среди нас, а среди них. Бандиты заметались по комнате, а мои ребята, достав ножи, бросились на них. Поэтому я же, занялся мастером Оригва, которого не следовало убивать.

К моему удивлению, он оказался довольно-таки крепким малым. Я-то думал, он только отдаёт команды, мафиозный босс, но Оригва был не дурак подраться и я пропустил пару ударов в корпус, прежде чем апперкотом смог пробить ему в челюсть, а так, как он и после этого удержался на ногах, пришлось подсечь его, сбив с ног и когда он рухнул на пол, сел ему на грудь, нанеся несколько ударов в голову, и только после этого приставил к горлу нож.

— Вы кто? — прохрипел мастер, захлёбываясь кровью. — Какая банда?

— Советская военная разведка. Самая опасная банда в этой галактике, — хмыкнул я и огляделся.

В это время Варяг добивал последнего бандита, остальные уже валялись с перерезанными глотками, а кровь растекалась по полу.

— Лучше бы их лазером пожгли, — проворчал Жмых, осознавая, что и кровь замывать нам самим.

— Зато тихо сработали, — оборвал его Вик. — Командир, ты как?

— Нормально, — я перевернул мастера Оригва, чтобы он не захлебнулся собственной кровью и связал ему руки, а потом ноги. — Но прилетело мне пару раз неплохо.

Жмых ухмыльнулся. Они-то ножичками своих бандитов нашинковали достаточно шустро.

— Значит так. Вик, дай отмашку Черепу, чтобы шёл к нам. Жмых, помоги мне оттащить это тело в подвал. Я вчера специально посмотрел планировку дома. Здесь два хороших подвальчика в наличии. Один с каменным полом, другой с земляным.

Коля, Хорн и Хан горестно вздохнули.

— Да-да, копать вам. Сейчас я покажу, где и можете приступать к похоронным работам. Ах да! Пусть их для начала осмотрит Яся, чтобы убедиться, что они мертвы. Сюрпризы нам не нужны.

— А если живы? — пискнула девушка.

— Добить.

Допрос мастера Оригва несколько затянулся. Лихой бандит сначала не хотел с нами вообще разговаривать. Но у нас есть методы и нас им учили, как разговорить любого, даже самого упорного врага.

Он не был вражеским диверсантом или другим идейно-мотивированным бойцом, поэтому как только я и Эме применили спецсредства, сразу заговорил.

И рассказал он нам, немало интересного. Что не всё так благостно было с ардан даздра, в имперской метрополии, как нам представлялось. Нет, сопротивление или какое иное революционное движение, отсутствовало, как класс, но бандитизм процветал. До организованной преступности они не додумались. Я думаю потому, что метрополию местные аристократы старались держать в узде, хотя по окраинам цвело всякое, в том числе и халлдорианцы, похожие на земных сицилийцев и неаполитанцев.

Здесь, в центре криминал представлял собой просто разрозненные банды, которые почти никак не сотрудничали друг с другом. Или делили территории или убивали конкурентов. Все они были небольшими, максимум десять человек. У мастера Оригва таких громил было семь человек. Но один погиб за сутки до моего появления, а остальных положили мы.

Промышляли они, как водится вымогательством у тех ардан даздра, что не могли за себя постоять. Грабёж. Убийства. Всё по списку. Только не трогали чистокровных тангорихкцев. Вернее, старались их не трогать, чтобы не навлечь пристального внимания полиции.

— Мы можем ему верить, что больше никто не придёт? — мрачно спросил Варяг, когда мы закончили допрос.

— Метод надёжный, — отозвался я. — Рекомендован ответственными товарищами.

Варяг прикрыл глаза, что-то обдумывая.

— Может быть, следует как-то поработать с жителями посёлка? — спросил он.

Я отрицательно мотнул головой.

— Лучше не обращать на них никакого внимания и вообще не трогать. Ну, набрал мастер Оригва других громил для своей банды, им без разницы. Что-то заподозрить они могут дней через восемнадцать, когда мы не придём собирать дань, но сначала они будут радоваться, а потом будет поздно. Главное — будем им иногда показывать этого мастера, но строго в сопровождении наших, чтобы они чего не заподозрили раньше.

— Хороший план, — согласилась Марина. — А что будем делать с той историей, про интересную банду в самой столице?

— Пока ничего, — отрезал я. — А тебе, Эме, я запрещаю прямым приказом, пытаться найти или вступить в контакт с той бандой.

Девушка фыркнула и удалилась. Варяг скрестил руки на груди.

— В её предложении есть рациональное зерно.

— Безусловно. Но гнать коней не стоит.

Сержант Мишин покачал головой, говоря, как знаешь, но времени мало. Я тоже ничего не стал отвечать. Времени действительно в обрез, но я помнил инструкции и от Копылова и от Темиргалиева: лучше сделать меньше, но не засветиться раньше времени.

За сутки мы привели в порядок бандитскую хазу, послечего начали небольшим группами навещать столицу и пригород. Нам так и не удалось выяснить, что это был за военный объект, но на всякий случай мы отметили его на карте и оставили Ясю, приглядывать одним глазком.

За неделю нам удалось достигнуть хоть небольших, но успехов. Помимо императорского дворца и сената, удалось выяснить, что военный космодром находится в трёх километрах от столицы. Самое главное, он действовал и сейчас на нём собирали звездолёты, вероятно, чтобы помочь силам, собирающимся отвоёвывать, захваченные планеты, которые скапливались в системе Торкартена.

Марина Стерлядкина, каким-то чудом устроилась уборщицей, в ресторанчике в центре, для имперской элиты. Вероятно, сыграл обычный вопрос, цена и качество. За небольшую, даже по меркам ардан даздра плату, она драила полы, так что они блестели, как зеркальный потолок.

— Папе спасибо, за такие навыки, — ворчала она, когда я встречал её после работы, чтобы сопроводить на нашу базу. — У него чуть что не так, тряпку в руки и отмывать, либо квартиру, либо дачу. А девчонкой я была шебутной…

С её помощью мы собирались отслеживать местных чиновников, а если повезёт, то и военных. Но главная удача случилась через два после её трудоустройства.

Главная повариха, а она была местной жительницей, пожаловалась, что её брат ищет сотрудника для небольшого… ну, назовём это клубом, где собирались решающие судьбы Галактики политики и генералы, но никак не может найти никого толкового.

— Эти арза, совсем обнаглели, — причитала она, не обращая внимания на то, что вещает среди тех, на кого жаловалась. — Требуют тройную оплату по сравнению с прошлым годом.

— Вы меня извините сиятельная госпожа, — проговорила, согнувшись в поклоне Марина. — Но у меня есть двоюродный брат, он так же неприхотлив, как и я.

Поварихи из ардан даздра очень нехорошо сверкнули глазами. Кстати, они ничего с Мариной не сделали, только потому, что её сопровождал или я или ещё кто-то из наших.

Вот так мы устроили Жмыха, следить за сохранностью труб в частном клубе, для местной элиты.

Поэтому мне было, за что отчитаться, когда в конце недели на заранее обговорённую связь вышел Темиргалиев. Он поцокал языком, проворчал, что для первой недели, конечно, неплохо, но лучше постепенно наращивать активность.

— Впрочем, — резюмировал он. — У остальных также или хуже. Американцы вообще, чуть не засветились, когда сцепились с местными бандитами.

Я подумал и решил, что насчёт бандитской хазы расскажу ему на следующей неделе, когда успехов будет побольше. И, собственно говоря, вот как будто наворожил сам себе или накаркал.

Ясю, которая отиралась около странного военного объекта, заметили. Но обратили внимание на неё не охранники, а местное начальство. И не сказать, что случайно. Узнав все подробности происшедшего, я чуть было не удушил засранку, но успокоившись, дал ей шанс.

Оказалось, просто так глазеть на глухой забор и огромные башни за ним Ясе показалось скучным и она стала осматриваться по сторонам. Заприметила весёлых девушек, которых иногда подсаживали в своих флаеры офицеры, срисовала, как примерно они одеваются, и уговорила Хорна, в следующий визит в столицу купить её подобной одежды.

Надо говорить, что втык ещё получил и Хорн? Думаю, нет.

Прикинувшись, как местная проститутка она стала мелькать у ворот того объекта, впрочем, стараясь особо не рисоваться и вставать подальше, чтобы девушки не порезали мордашку конкурентке.

Благодаря такой тактике ей и повезло. Девушку снял не кто-нибудь, а командир этого объекта, судя по всему, очень важный чин, который боялся светиться рядом с работой и подобрал девушку подальше.

— И ещё, — довольно сообщила она. — Он сказал мне, что отныне будет моим единственным клиентом, дал денег, чтобы снять комнату на окраине пригорода и теперь я смогу узнать, какой тайный объект находится в этом здании.

— Дура, — вздохнул я. — Сказала бы нам, мы бы поработали с местными проститутками.

Яся Довнарович засмеялась довольно-таки хамски.

— Вот и говорю, что дура. Не о том думаешь. Эти шалавы живут здесь, в посёлке. И я уверен, что каким-то боком платят нашему пленнику. Как думаешь, многое бы они ему рассказали, если бы он спросил?

— Ой, — ну хорошо, что девушки хоть чуть-чуть начало доходить, что к чему. — Хотя нет. Я всё равно узнаю больше.

Нет, рано я её похвалил.

— Да этот офицер тебе кем угодно представиться, — проворчал Варяг. — Хоть внебрачным сыном императора.

— Ага. Лишь бы выпендриться, — поддержал его Череп.

— Вот, — я развёл руками. — Все тебе это говорят.

Довнарович надулась как мышь на крупу и заявила:

— Я всё-таки попробую. Может быть, удастся хоть что-то выяснить.

— Ладно, — вздохнул я. — Чем бы дитя ни тешилось… А мы попробуем через другой ход зайти.

Жмых неприлично заржал.

Дальнейшие события показали, что Яся была права, а мы ошибались. Мастер Оригва, наш проводник в мире тангорихкского криминала, сразу признался, что местных проституток он не контролирует. У них своя банда и он даже не пытался к ним как-то сунуться. Научен был чужим опытом.

— Проституток контролируют здешние полицейские, — пояснил он. — Немного, два — три арза, звания у них невысокие, но на меня и такого хватит.

— А если… — и я быстро рассказал ему про Ясю, но только, как про предполагаемый вариант.

— Нет, — мотнул мастер головой. — Очень рискованно. Конечно, если девчонке удастся сразу попасть на содержание, проблем не будет, но это маловероятно, а долго там торчать, так конкурентки могут сдать.

Мы с Черепом переглянулись, потом поднялись из подвала и устроили Довнарович ещё один словесный втык, чтобы не расслаблялась и больше не проявляла самодеятельности в такой сложной ситуации. Кажется, её проняло.

Впрочем, девчонке повезло, как выражается Темиргалиев, как утопленнице. Она попала в любовницы не просто к высокопоставленному офицеру, а к практически главнокомандующему. Практически, потому что формально всеми имперскими вооружёнными силами командовал член правящей семьи и дядя нынешнего императора, реальное руководство осуществлял Кадокр Ард Гангарг, его первый заместитель, который в силу происхождения (бастард знатного рода) не мог сам лично встать во главе армии. В итоге между ним и герцогом Аргонгом сложился такой симбиоз. Пока Кадокр реально руководил войсками, герцог блистал на парадах и в свете.

Ард Гангарг был неплохим военным, с одним существенным недостатком, помимо происхождения, а именно тягой к девушкам из ардан даздра, чаще всего проституткам. С этой слабостью мирились, особенно герцог, который, что бы ни случилось скандала и порекомендовал своему заместителю простую схему: находишь девчонку лёгкого поведения, селишь её отдельно, оставляешь присматривать, чтобы не вернулась к прежней профессии, а когда надоест, возвращаешь на родную планету с деньгами и подарками и никакого скандала.

В каком-то смысле Ясе повезло. Бравый вояка обычно не гадил там, где ел, то есть не снимал девиц около главного штаба управления имперскими войсками. И вообще, услугами проституток, которые там вертелись, пользовалось ограниченное число людей или младших офицеров или вообще, бывшие в обслуге, сержанты и прапорщики. Но его, видать, что-то зацепило.

Когда мы провожали Довнарович к её будущему спонсору и источнику информацию, я посоветовал на всякий случай, если он спросит, не говорить, что она родом с Ирсеилоура, ибо мало ли. Вдруг у него на старости лет взыграет паранойя и что тогда делать? И это я тогда не знал его реальной должности!

Яся сделала всё, как я и сказал, назвала родиной, какую-то глухую планетку на имперской окраине, чем отшибла у своего любовника какой-либо интерес к её происхождению, а скоро через неё пошла очень вкусная информация. Хотя реальный главком не имел обычая трепаться в постели, но и то, что он сообщал девчонке, позволило нам раскрыть множество интересных объектов и не только на территории метрополии.

Тем временем трудоустройство Марины и Жмыха сыграло свою роль и они подтащили работать в столицу всех наших. Разумеется, должности были низовые, а работа грязная, но это было неважно. Главное, что они были слугами-невидимками в среде высокомерных снобов.

Меньше чем за неделю, нам удалось вычислить и собрать данные практически по всему имперскому истеблишменту и передать её Темиргалиеву.

Но самым нашим большим успехом стало вскрытие имперского межпространственного узла связи. Но это случилось ближе к старту основной части операции и начиналось всё плохо.

Единственным безработным в нашей группе оставался я. Но мы это планировали изначально. Надо же было кому-то координировать деятельность собирать информацию и на основе полученных от всех данных ставить новые задачи. Поэтому в свободное время, я прогуливался по столице, рисуя её план и записывая всё в память Артемиды, чтобы при выходе на связь, передать это Темиргалиеву.

В одну из таких прогулок я забрёл в один из богатых кварталов, месте проживания элиты. Сначала я даже не понял, что сделал ошибку, а когда меня взяли, уже было поздно.

Эти кварталы хоть внешне никак не огорожены, но посторонним туда соваться не рекомендуется. Вообще, пойди я туда, как все, меня бы наверняка остановила бдительные охранники, да они останавливали несколько раз. Но в тот раз я попёрся тропками местных работников из ардан даздра, не подозревая, куда меня это приведёт.

Охрана здесь хоть и стояла на входе, но по кварталу были развешаны камеры и едва они срисовали постороннего, как тут же выехала группа захвата, которая и положила меня мордой в асфальт, а потом, взяв под белые рученьки, отвела к полицейскому флаеру, где уже мучился какой-то бедолага.

Он посмотрел на меня сначала равнодушно, а потом его что-то заинтересовало.

— Эй, бродяга, — окликнул он меня. — Ты кто такой и откуда?

Бродягами на местном жаргоне звались вольные художники, как правило, воры, которые не работали ни в одной из банд. Стало ясно: это местный уголовник, поэтому я промолчал, просчитывая варианты, что же будет со мной дальше и удастся ли скрыть от имперцев, кто я такой.

— Хотя бы скажи, как звать тебя? — фыркнул урка. — Что ты гордый и независимый, я уже понял.

А вот не отвечать на такой вопрос в местный криминальной среде считалось почему-то неприличным. Поэтому я только буркнул:

— Тузов я.

— Ту Зеф? — вскинул бровь уголовник. — Так ты с Альноста?

Альност это небольшая планетка, неподалёку от Ирсеилоура. Ничем не примечательна, кроме одного факта: вместо фамилии местные жители указывали название местности, из которой они происходили. Зеф, некогда было крупным государством, если это так можно назвать, Альноста. Поэтому среди выходцев с той планеты было много Зефов.

— Родители были откуда, — я решил оставить старую легенду. — А я родился на Ирсеилоуре.

— Понятно, — пристально посмотрел на меня уголовник. — Говорят, у вас там что-то случилось?

Любопытный тип. Среди местных арза я до сих пор не встречал людей интересующихся политикой или военными действиями.

— Восстание, — вздохнул я. — Местное быдло перебило многих ардан даздра, а потом позвали на помощь землян. Мне и моим друзьям удалось сбежать, почти с пустыми руками. Вот теперь я здесь.

— Дааа, — протянул мой собеседник. — Любопытные создания эти земляне. Вроде бы планетка, где-то в отдалённом секторе галактики, а смотри, как бьются.

Мне аж любопытно стало, кто мой собеседник. На вид урка уркой, а такой образованный. Может быть, это специальная подсадка?

— Ты-то сам, кто будешь? — сощурившись, спросил я.

— Я Ганг Зеф, — бросил уголовник и увидев, как я с интересом посмотрел на него, спросил. — Что, слышал про меня?

Это был тот самый удачливый бандит, про которого мне не раз рассказывал наш пленник. И хоть организованной преступности подобно земной мафии, на планете не сложилось (хотя в Империи, безусловно, была, те же халлдорианцы), но Ганг Зеф был близок к этому, став одним из удачливых и опасных бандитов имперской метрополии, который не стеснялся пощипывать самих тангорихкцев. Делал он это умеренно и аккуратно, но для уголовников из среды арза уже и это было легендой.

Но судя по тому, что он сидит напротив меня в наручниках, его удача закончилась.

— Да, — не стал скрывать я. — Мастер Оригва рассказывал. Перед тем как уйти на пенсию.

— Туда ему и дорога, трусливому хомяку, — фыркнул мастер Ганг Зеф. — А ты, значит, занял его место?

Я кивнул.

— Пытался тебя в свой дом заманить, а там удавить втихаря. Знаю, знаю. Его любимый способ. А ты значит отбился.

— Ага, — согласился я. — Он мне сразу не понравился. Поэтому я сказал, что приведу шестерых, а привёл десять.

Ганг Зеф довольно рассмеялся.

— А ты молодец Ту Зеф. Или тебя стоит называть мастер Ту Зеф?

— Можно и так.

— Значит, ты рисковый малый мастер Ту Зеф, особенно если учесть, где тебя поймали, — задумчиво проговорил Ганг. — Не хочешь ещё немного рискнуть, с выгодой для себя?

— Внимательно слушаю, — навострил уши я.

— Тебе ничего предъявить не смогут. Прикинешься дурачком, скажешь: забрёл не в ту часть города, потому что недавно приехал. Полицейские дадут по шее и выставят на улицу.

Я внимательно посмотрел на Ганг Зефа. Его губы продолжали улыбаться, но глаза смотрели жёстко.

— И потом ты пойдёшь по адресу, который я тебе назову. Скажешь, что мастер Шольви, опять попал в неприятности. Просто скажешь и уйдёшь. Потом вернёшься, через три дня и тебя будет ждать достойная награда.

Я быстро прикинул расклады. Что же. И правда, стоит рискнуть, потому что непрост наш мастер, ох, как непрост.

— Это большое доверие, досточтимый мастер Ганг, — сказал я, близкую к традиционной фразе жителей Альноста.

— Сделаешь, как я сказал и не пожалеешь, — свернул глазами бандит.

Я согласно кивнул. Флаер стал набирать высоту, но уже через минуту пошёл на снижение.

Меня и уголовника вывели из летающей машины и повели в здание участка. Начиналась новая и очень опасная игра, за которую я наверняка получу втык от начальства, даже если она окажется успешной.

Тут я вспомнил Ясю и про себя усмехнулся. Вот я и попал, на её место. Одно хорошо. Если повезёт — не поимеют.

Глава 16. Операция «Эльба-2» (начало)

Имперская метрополия. Планета Тангорихкс

— Что. Ты. Сделал? — с расстановкой спросил меня Темиргалиев.

Он прилетел к нам с небольшой ревизией, посмотреть, как мы устроились, как идут дела. Ещё он собирался скопировать данные Артемиды. План города, который мы с ней составляли. Заодно побеседовать лично, потому что некоторые вещи не стоит говорить по радиосвязи. Мы с ним сидели на кухне, совмещённой с гостиной и он слушал мой отчёт, изредка перебивая и вставляя комментарии.

— На свой страх и риск вошёл в контакт с боссом одной из сильных банд арза, работающей в столице Тангорихкса. Товарищ старший лейтенант, я не искал это встречи, так случайно сложилось и я решил использовать свой шанс на полную катушку.

— Ты идиот Кирьянов? — старлей походу пошёл вразнос.

— Никак нет, товарищ старший лейтенант. Мне с ходу, удалось оказать ему важную услугу, выкарабкаться из лап полицейских…

— Идиот, — резюмировал Марсель.

Его можно было понять. Наша операция проходила под лозунгом: не засветиться раньше времени. И тут я почувствовал себя в роли Яси. Нет, не в том смысле, конечно, но всё равно неприятно, когда тебя разносят за удачно проведённую операцию.

Но начиналось всё красиво. Сначала, благодаря советам Ганг Зефа, я действительно вышел из полицейского участка через два часа и спокойно направился по указанному адресу, чтобы занести уголовникам весточку от их главаря.

Приняли они меня, как и ожидалось, неприветливо. Действительно, припёрся какой-то подозрительный хмырь, якобы с весточкой от босса, а на самом деле, никому не известно, кто он и зачем здесь. Однако выслушали и даже отпустили восвояси. Видно, у них были какие-то свои способы проверки информации. Я же пошёл по свои делам аккуратно, если не сказать элегантно, сбросив приставленный ко мне хвост, так что следившие за мной не поняли, что вообще произошло.

Когда я на третий день вернулся на окраину Гордзекса к складам занятым бандитами, в сопровождении Жмыха и Варяга, то меня там встретил Ганг Зеф, обрадовавшийся моему появлению так, как будто я обещал ему подарить коды к банковским сейфам всего Тангорихкса.

Надо сказать, что хоть ардан даздра и было запрещено жить в столице, но какие-то места, где они собирались, в столице имелись. Как, например, это: складские помещения на окраине, что напомнило мне Ирсеилоур. Единственное, здесь бы мы вписаться не смогли при всём желании, так как они уже были оккупированы местным криминалом.

— Мой друг — мастер Ту Зеф! — радостно возгласил Ганг, широко улыбаясь и вскидывая руки.

— Мастер Ганг Зеф! — я ответил такой же широкой улыбкой.

Мы переплели пальцы, такое имперское приветствие и Ганг пригласил меня за стол, где играли в шибу, местную азартную игру, смесь домино и карт. Он разогнал игроков, и мы сели переговорить. Жмых и Варяг остались в стороне, внимательно глядя на нас, а двое бандитов Ганга сделали то же самое. Таков был порядок при переговорах мастеров, лидеров местных банд.

Криминальный босс не стал ходить вокруг да около, в отличие от своих халлдорианских коллег и сразу взял быка за рога. Но да, как я уже и говорил, здесь были нравы попроще.

— Я же говорил тебе, что считаю тебя рисковым малым, мастер Ту Зеф. Поэтому не стану ходить вокруг да около.

Уголовник щёлкнул пальцами и один из бандитов протянул шкатулку. Ганг открыл её и извлёк оттуда продолговатый предмет золотистого цвета. Я сразу узнал, эту штуку. Это был переносной телефон. Такие были в ходу в империи, но, разумеется, не у всех, а только у имперцев или привилегированных ардан даздра или колониальной администрации.

— С его помощью ты сможешь связаться со мной в любой момент, — оскалился он. — Это моё маленькое спасибо тебе, за оказанную услугу.

А ещё ты точно так же, сможешь отследить меня, узнать, где находится наша база. Мастер Оригва предупреждал меня о таких делах, хоть и не по своей воле. Все бандиты скрывают свои хазы друг от друга и хоть Ганг Зеф контактировал с ним и знал, как Оригва ведёт свои дела, но ни тот ни другой не раскрывали своего местоположения. Уголовник даже не знал, в каком именно посёлке арза работает наш пленный предводитель бандитов.

Я улыбнулся, взял переносной телефон и передал его Варягу.

— Но вы же не только хотели меня поблагодарить, мастер Ганг Зеф? — спросил я.

Тот осклабился ещё сильнее. Разумеется, стал бы так меня обхаживать, если бы не намеривался впутать в какой-нибудь особо паскудный блудняк.

— Да! Ты не только рисковый малый, но ещё и умный! — патока так и лилась из уст Ганг Зефа. — Хочу предложить тебе одно дельце.

Я улыбнулся про себя. Всё понятно. Ему нужны, выражаясь языком наших уголовников — лохи, который можно будет подставить, сделав дело. Я уже протянул руку, чтобы вызвать поддержку. С собой я захватил не только Варяга со Жмыхом, но и ещё за нами присматривал Череп через прицел снайперской винтовки, а на подхвате ждали Коля, Хан и Хорн.

План у нас был прост, кончать эту банду, выпотрошить из недобитых уголовников всё, что им известно про богатеньких жителей Гордзекса, а самое главное — как проникнуть в их дома и уйти. Но сначала, неплохо было бы узнать, чего он хочет от нас.

— И какое дело мастер Ганг Зеф? — спросил я, на всякий случай.

Улыбка сползла с его лица, а взгляд стал колючим. Он придвинулся ко мне и заговорил свистящим шёпотом.

— Взломать центральный имперский узел связи.

С трудом мне удалось удержать своё лицо, чтобы брови не поползли вверх. Поэтому собравшись я спросил.

— И в чём здесь наш интерес? Какое мне дело, до переговоров военных?

Ганг Зеф усмехнулся кончиками губ, но лицо его оставалось серьёзным.

— Все так думают, мастер Ту Зеф. Мол ничего интересного, шифрованная связь вояк и так далее. Но на самом деле Узел, это больше чем армейская связь. Там все межпланетные переговоры как личная, весьма грязная, переписка аристократов, так и деловые переговоры. Через него идут все торговые сделки, включая и банковские и умный человек, сможет правильно распорядиться полученными данными.

Мне это и без него было понятно, но следовало поломаться, поторговаться. Чтобы бандит ничего не заподозрил.

— Я знаю. Но какой нам от этого прок?

Он нагнулся ещё сильнее, чуть ли не вплотную к столу и зашептал совсем тихо. Как будто здесь могли быть посторонние уши.

— Когда мы вскроем эти данные, то получим доступ к счетам. Не только частных лиц, но и ещё министерств, компаний. Подумай сам, сколько всего можно будет прибрать к рукам под шумок.

Ага, особенно когда полиция будет уверенна, что перестреляла банду взломщиков на месте преступления. К тому же странный это будет заход. Я не большой специалист в этом вопросе, но слышал, что такие штуки можно взломать на расстоянии, а не переть на рожон.

— Да, я почти согласен, — кивнул я. — Только один вопрос: какая будет наша доля?

— Всё, что ты и твоя банда сможете унести, — заверил мастер Ганг.

Дурацкий заход, если честно. Ну что мы можем унести из имперского хранилища данных? Сервера с зашифрованной информацией? И что с ней делать? Мастер Ганг Зеф очень наглый, мог бы пообещать чего-то более материальное. Однако я немного поколебался, для виду, а потом согласился. Тем самым оправдав в его глазах имидж провинциального лоха.

— Когда выступаем? И главное, кто нас отведёт? Вот я не знаю, где находится Центральный узел.

— Никто из арза не знает, — вздохнул Ганг Зеф. — Поэтому послезавтра. Мне ещё надо найти человека и уговорить его помочь нам.

Я сразу же навострил уши. Значит, это не уголовник вычислил Узел, а слил информацию кто-то из сотрудников-арза, вероятно, нуждающийся в деньгах. Ещё была небольшая вероятность полицейской провокации, которые, заметив растущую банду, решили прихватить их на горячем.

— Договорились, — я улыбнулся, больше своим мыслям.

— Подожди, — снова насторожился Ганг Зеф. — Сколько ты можешь привести человек?

— А сколько надо? — уточнил я.

— Всех, — уголовник подтвердил мои подозрения. — Сколько их у тебя?

— Всех так всех, — улыбнулся я. — Осталось семеро.

На прощание мы снова сплели пальцы и я похлопал его по спине, как полагалось человеку признающего его старшим. Ганг Зеф задумчиво смотрел на меня, не подозревая, что я прицепил ему на одежду небольшой маячок, который давал сигнал о его местонахождении.

Что и говорить, техника и связь у имперцев была порой лучше нашей, но самое главное, она основывалась совсем на другом принципе. Они не использовали радиоволны, даже не представляли себе, зачем это нужно, потому что проскочили этот этап, благодаря технологиям Предтеч. Поэтому мы спокойно пользовались радиосвязью и могли не беспокоиться, что Ганг Зеф засечёт сигнал маячка. Впрочем, с тем же Темиргалиевым я выходил на связь редко, на всякий случай. Рисковать понапрасну всё-таки не стоило.

В процессе разговора я прикрепил жучка под стол, исхитрившись сделать это незаметно, но большой надежды на него не возлагал.

Удалившись на достаточное я расстояние, я приказал Варягу, у которого в руках остался «данайский дар», просто покружить по городу, чтобы не вызывать подозрений у бандита, а сам засел поблизости и подозвал Жмыха, он настроил приём с жучка и отслеживал маячок.

— Провинциал, тупая, но наглая деревенщина, — рассуждал Ганг Зеф, общаясь с кем-то, очевидно, из своих подручных. — Прилетел из своего занюханного Ирсеилоура. Нарвался на этого болвана Оригва, а он только и мог, что доить арза в своём посёлке и даже не смог подчинить себе грязных шлюх, которые обсуживают вояк. Разумеется, в этой схватке победил тот, у кого силёнок будет побольше.

— Может всё-таки предложить ему пойти под нас? — раздался голос собеседника Ганга, высокого арза судя по внешности с Ирсеилоура.

— Нет, — отрезал бандит. — Он наглый и рано или поздно доставит нам неприятности. Лучше и собирались. Возьмём данные с Центрального Узла, а его подведём под пули охраны. Если полицейские не справятся или решает взять живьём, то есть у меня одна мысль, как сделать так, чтобы этого не случилось. Должен же быть, кто-то виноват и наказан? Вот пусть во всём обвиняют дерзкого арза, который сбежал с Ирсеилоура и решил развернуться в метрополии.

— Да, в это что-то есть. А что с его людьми делать будет?

— Всех в расход. Зачем они нам? Ладно. Нам пора. Нас ждёт сильно задолжавший нам приятель.

Бандиты рассмеялись и послышались их удаляющиеся шаги.

— Маячок движется, командир, — отчитался Жмых.

— Идём за ними.

Где-то полчаса мы следовали за бандитами, пока они наконец не остановились. Приказав Жмыху ждать здесь, а заодно позвать затаившихся наших, я приблизился к месту встречи.

Как и ожидалось, задолжавшим бандитам, оказался арза. Скорее всего, мелкий ремонтник, а то вообще уборщик. Парень сильно нервничал и озирался по сторонам. Я улыбнулся. Дальше будет совсем легко.

— И что? — нетерпеливо перебил меня Марсель Темиргалиев. — Удалось…

— Так точно. Ремонтника мы захватили и он нам указал, где именно, в каком здании находится Центральный имперский узел связи, или просто Узел. Удивительно, товарищ старший лейтенант, но имперцы вообще не прячут ничего под землю.

— Только в метрополии, — отрицательно мотнул головой Марсель. — В колониях у них с этим всё в порядке.

Я не стал спорить. Товарищ старший лейтенант опытнее меня, ему лучше знать.

— Так, стоп, — осёкся Марсель. — А что спасённый тобой уголовник?

— Ждёт до сих, — пожал плечами я. — И меня и должника. А мы оба здесь.

Старлей весело рассмеялся.

— Ну Кирьянов, ну сукин сын!

Я вздохнул. Это неплохо, что у командира хорошее настроение. Ибо теперь предстояла ещё одна неприятная миссия. Надо было рассказать командиру про самодеятельность Ярославы Довнарович. И лучше взять ответственность на себя, чем признаться в том, что не проконтролировал юную деву.

Марсель Темиргалиев выслушал меня молча. Потом подумал и выдал.

— Знаешь, Кирьянов, вот поверь мне на слово, закончится всё тем, что я тебя расстреляю. Возможно, даже перед строем.

— За что?

— За всё сразу. Так, говоришь, она вызвалась добровольцем?

— Нет, — не поддался на провокацию я. — Проявила инициативу. В наших условиях счёл нужным её инициативу одобрить оперативно, не советуясь с вами.

Темиргалиев вздохнул.

— Ладно, к чему это пуританство… Всякое у нас бывает, чай разведка, а не богадельня. Только смотри давай, чтобы эта твоя Довнарович, чуть что сразу ноги в руки и её там не было.

— Само собой, — даже немножко обиделся я, хотя и сильно сомневался насчёт Яси.

Регулярную связь мы с ней не поддерживали, чтобы случайно не спалить её перед высокопоставленным любовником. Но вот сможет ли она на месте, адекватно оценить ситуацию, я был не уверен.

— Теперь о грустном, — сказал Темиргалиев. — Имперцы взяли одну из наших групп, кстати, они тоже работают по столице.

— В полном составе? — охнул я.

— Нет. Около половины. Что делать, пока не знаем… Полиция вообще пытается понять, кто они такие, ребята молчат и точно не расколются, но власти могут что-то заподозрить.

— Пусть валят всё на Ганг Зефа. Его давно местная полиция ловит, но поймать не может, ибо не знают, как он выглядит, а у него с собой постоянно документы на другое имя. Скажут, что работали на него. На чём их взяли?

— Да никакой конкретики. Проникли в здание…

— Ну вот, решили грабануть по его приказу… Надеюсь, там было что-то ценное?

— Я тоже. Ладно, давай подробности. Что они ещё могут сказать, чтобы отвести подозрение?

Где-то минут с десять, я объяснял Темиргалиеву, что лучше говорить, нашим попавшимся разведчикам, чтобы полиция им поверила и списала всё на наглость мастера Ганга. В конце концов, уже пофиг, для меня он отработанный материал. Поэтому они могут смело называть и имя, которым он прикрывается и давать его портрет. Главное, что местные правоохранители не изъяли у них радиоприёмники, благо тебе были замаскированы под амулеты Серебряного Посланника. Марсель всё прелестно записал, потом отложил записи в сторону и внимательно посмотрел на меня.

— Добивай, — вздохнул я.

— Финальная часть операции. Надо поставить маячки, на некоторые здания. Проблема в том, что атака может начаться в любой момент, а мы не знаем точного времени.

Я сжал губы. Оказаться в столице, когда её начнут бомбить, мне бы не хотелось. Но приказ, есть приказ. Я вздохнул.

— Что и куда ставить?

Всё оказалось не так плохо. Несколько маяков можно было установить быстро и незаметно, благо они были рядом с местом работы моей команды, а остальные тоже располагались неподалёку друг от друга и ими мог заняться я. Получив задание, я позвал отряд и поставил им боевую задачу, подчеркнув, что как только они сделают это, им надо будет под любым благовидным предлогом улизнуть из города.

— Вопросы есть? — спросил я.

Варяг и Хан подняли руку и попросили внести небольшую поправку в операцию, потом Марина проявился инициативу… И, разумеется, всё пошло наперекосяк и не по плану.

Старшина Кирьянов.

Бомбы на столицу упали, как по заказу. Едва я закончил устанавливать последний маячок. Это я их так называю бомбами, на самом деле, это был полноценный ракетный обстрел и что очень неудачно, я в этот момент был в центре города, который оказался под наиболее интенсивным обстрелом. Прямо на моих глазах, превращались в руины здания, которые ещё пять минут назад были центром, откуда руководили огромной империей. Быстро осмотревшись, я рванул в сторону парка, которому если и достанется бомба, то случайно. И не я один был такой умный. Все те люди, которые оказались в тот момент на улице, ломились под защиту деревьев, поэтому я резко сменил маршрут, предпочтя пару уже полуразрушенное здание министерства финансов или казначейства, не знаю точно, что это было. Оказавшись в относительной безопасности, я активировал радиосвязь и вызвал Марину.

Сержант Стерлядкина.

Марина с утра успела установить выданные ей маячки и сейчас занималась тем, что под видом уборки, готовила место своей работы к полному и тотальному уничтожению. Благо это было сделать легко. Аристократия Тангорихкса любила есть приготовленное на открытом огне, находя в этом особое удовольствие, отделяющее его от быдла, от всех остальных жителей империи, которым такая роскошь была недоступна. Ресторан был наполнен легковоспламеняющимися жидкостями и средствами, чтобы их поджечь. Продолжая изображать уборщицу она, подвела шланг из чана с такими жидкостями и едва на улицы послышались взрывы, открыла кран и вывела шланг в зал, наполненный высокопоставленными гостями. Сработало не хуже огнемёта, раздались крики, кто-то бросился к выходу, но никто уйти не успел. Кажется, среди гостей был министр колоний и двоюродный брат императора, по совместительству командир гвардии. Других она не опознала, но всё равно, это были люди тесно связанные с истеблишментом, те, кто, возможно, смог бы организовать оборону готовящемуся вторжению.

Закончив с посетителями ресторана, она достала лучевой пистолет и первым выстрелом застрелила хозяйку, а втором разогнала работников кухни по углам. Опешившие и ничего не понимающие арза, забились, кто куда мог и Марина спокойно вышла наружу, где её и застиг вызов от командира.

Сержант Мишин.

Варяг и Хорн поднимались на лифте к верхним этажам здания, в котором сходились все узлы имперской планетарной связи. В основном это были гражданские ресурсы, но Варяг правильно рассудил, что если ЦИУС разнесут с орбиты, то все военные так или иначе, перейдут на гражданские ресурсы. Командир одобрил его план, но попросил быть осторожными. Верный себе Григорий Мишин молча кивнул, а сам подумал, что это уже по ситуации.

Как и во всём остальном, главная проблема имперцев и здесь была в том, что они уже больше тысячи лет не вели войн с равным по силам соперником, а самое главное на своей земле. Земляне, упрятали бы все передатчики и все сервера под землю на всякий случай, даже наплевав на то, что это невоенный объект, прекрасно зная: гражданские структуры, особенно связанные с распространением информации поражают во вторую очередь, после аналогичных военных.

— «Что же, не-товарищи имперцы, учитесь военному делу настоящем образом», — подумал про себя Варяг, когда двери лифта начали расходиться.

Даже в достаточно демократических земных сообществах, редко кто подозревает, как много могут знать всякие мелкие сотрудники и технические работники. Порой доступ к информации у них бывает даже побольше, чем у высокопоставленных руководителей, а уж если такой сотрудник поставит себе задачу её собрать, то не встретит на своём пути, никаких препятствий, кроме тех, кого считают параноиками.

Ну а для аристократов и простых граждан империи, наёмных работников арза, вообще не существовало. Многие даже полагали их приложениями к уже работающим устройствам. Поэтому чистокровные тангорихкцы сильно удивились, когда увидели в открывшихся дверях лифта двух арза наводящих на них автоматы.

Вот только удивлялись они недолго. Варяг и Хорн не стали палить направо и налево, они просто методично отстреливали всех. Не из чувства мести, просто из соображений практичности. Никто не должен мешать.

— Хорн проверь, — приказал Варяг, едва под выстрелами упала последняя жертва.

И пока здоровяк-якут осматривал тела сотрудников, сержант Мишин спокойно уничтожал передатчики, не обращая внимания на выстрелы и вскрики добиваемых сотрудников.

— У тебя всё? — только и спросил он, через какое-то время.

— Так точно, — отозвался Хорн.

— У меня тоже, — подвёл итог Мишин, закрепляя бомбу на центральном сервере. — Взорвём, как только спустимся на первый этаж.

Сначала Хорну показалось, что это взорвалась бомба, раньше времени и он слегка вздрогнул. Но нет, это на столицу Империи Миллиарда Звёзд обрушились советские ракеты.

— Вот теперь точно всё, — спокойно сказал Варяг, стараясь не думать, что одна из этих ракет может прилететь в здание, где находятся они.

И они поспешили к лифту.

Ефрейторы Черепанов и Маркин

Жмыху и Черепу досталась установка только одного маячка, поэтому они без проблем вернулись к одной своей идее, задуманной ещё в первые дни после высадки. Для этого им пришлось подняться из подвала, где они проводили всё своё рабочее время.

— Знать бы точно, когда начнётся, — проворчал Жмых, проходя с Черепом по коридору, под удивлённые взгляды попадавшихся им навстречу сотрудниц.

— Это неважно, — бросил Алексей Черепанов. — Всё равно в залах ничего не услышат.

Это местный «клуб», которому бы больше подошло название бордель, был разделён на два зала, где перед прогнившей аристократией, выступали девушки, показывая сценки эротического содержания, а после представления они могли пройти в кабинки или попробовать понравившуюся арза прямо на месте.

— А мы услышим? — уточнил Жмых.

— Да, звукоизолированы только залы. Должен помнить, мы три дня назад проверяли изоляцию, — отрезал ефрейтор Черепанов.

Автоматы, в отличие от Варяга с Хорном они брать не стали, решили ограничиться пистолетами и ножами.

— Сейчас главное, — бросил Череп и зашёл в гримёрку.

Раздался женский визг.

— Ушли отсюда, быстро! — приказал спецназовец.

Стайка одетых и полуодетых девиц рванула к выходу, едва не затоптав Маркина, который в последний момент вжался в стену.

— Так, лишних убрали, — пробормотал Череп. — Теперь…

С улицы послышались звуки взрывов и крики ужаса.

— Действуем! — скомандовал Череп.

Маркин и Черепанов открыли двери, каждый в свой зал. Не раздумывая, они забросили тужа по две плазменные гранаты и, захлопнув двери, отскочили как в другой конец коридора.

Четыре взрыва слились в один, однако стены устояли. Жмых тоже достал свой пистолет и пошёл к залу.

— Что происходит? — в конце коридора замаячили фигуры владельца и помощника.

Бойцы, не раздумывая, открыли огонь по ним и в два выстрела уложили торговцев женским телом. После чего без слов нырнули каждый в свой зал, проверить есть ли выжившие.

Таких было мало. Двух человек Череп добил из милосердия, те всё равно были не жильцы, ещё один, успел спрятаться в кабинке. Алексей пожалел, что не захватил респиратор, ибо в зале пахло отвратительно. Смесь горелого мяса, пластика, железа вызывал рвотные позывы, но он обследовал каждый метр и лишь убедившись, что все мертвы, вышел в коридор, где его ждал Жмых.

— Что у тебя? — спросил Череп.

— Двое в кабинках закрылись и трое подыхали. Кажись, среди них один министр был, не знаю чего уж там, но мелькал в новостях часто. Это ладно, но что дальше делать будем?

— Сейчас свяжусь с Тузовым или с Эме, — сообщил ефрейтор Черепанов, активируя связь.

Рядовой Смирнов.

Славику досталось больше всего маячков, которых он должен был установить. Что его особенно злило — одному. Ну ладно, Варяг с Хорном, но Жмых с Черепом на кой ляд вдвоём попёрлись, если им надо было поставить всего один маяк? Когда он у них спросил, то ефрейторы дружно ответили, что это не его дело, при этом копаясь в ящике с оружием, ища, кажется, плазменные гранаты. Смирнова подмывало сдать их командиру, но при здравом размышлении, он решил этого не делать. Эти «двое из ларца» отличались редкой злопамятностью.

Попытался забрать на помощь Хана, но тут вмешался товарищ старшина и сказал, что кто-то должен присматривать за базой и в случае чего привести флаер, который они поставили во дворе, благо местные жители никогда не задавали вопросов мастеру Оригва.

Последний маячок Славик установил ровно тогда, когда на столицу упали первые бомбы. Как он сам заметил, они полетели в императорский дворец, а сам Смирнов находился в деловом квартале. Сделав неправильный вывод, что маячки — это наводчики на цель для советских суборбитальных бомбардировщиков он рванул подальше от места установки.

Пробежал где-то квартал, прежде чем остановиться. Вокруг него творился хаос, люди бегали, орали, как сумасшедшие, около флаеров вспыхивали драки.

Покачав головой, Смирнов побежал на мост, рассудив, что вряд ли он будет целью, но до перил оставалось ещё два, когда раздался свист, взрыв и наступила темнота…

Рядовая Довнарович

Ясю никто не предупредил, что атака может начаться в любой момент. Связь была только с её стороны, а у неё не было возможности связаться с командиром, потому что имперский генерал, невысокий плюгавый мужичок взял её с собой, в столицу.

— Будет большое совещание, — сказал он ей. — Займёт дня три, не меньше. Вряд ли будет время мотаться к тебе, в пригород.

Они остановились в гостинице, рядом с центральным кварталом и Кадокр Ард Гангарг пропадал целыми днями во дворце, возвращаясь под вечер уставшим, но требовавший от своей любовницы внимания перед сном. Было очевидно, что имперцы что-то готовят, однако Яся решила лишний раз не рисковать, задавая вопросы, а просто скопировала во вторую ночь, фельдмаршал спал крепко, как человек с чистой совестью, все коды, которые нашла в его информационном устройстве.

Вот и сейчас Кадокр вытянулся, довольный, готовый заснуть. Девушка, чтобы отвлечься от неприятных обязанностей, которые ей пришлось выполнять, с интересом рассматривала его сухощавое, поджарое тело, прикидывая, как убить его одним ударом. Анатомия тангорихкцев и землян была схожей, кроме некоторых деталей, поэтому оптимальным ей представлялось…

Когда за окном послышались взрывы, никто из них не растерялся. Фельдмаршал подскочил к окну, чтобы оценить происходящее, а Яся вытащила из лежавшей на прикроватной тумбочке сумочки, нож. Кадокр потянулся, не отрываясь от происходящего за окном, громко позвал адъютантов и потянулся за устройством связи.

Неслышно, как змейка, Довнарович скользнула к командующими имперскими войсками, и одним взмахом перерезала горло, уклонившись от хлынувший крови. Она успела отпрыгнуть к противоположной стене, когда дверь распахнулась и в проёме показались встревоженные адъютанты.

— Он смотрел в окно, потом раздался взрыв и он упал, — пролепетала девушка, показывая на торчавшие из-за кровати ноги фельдмаршала.

Адъютанты стали осторожно подходить к телу и в этот момент Яся прыгнув всадила нож, метя в сердце, тому, кто стоял ближе к ней. Второй обернулся, увидел девушку, бросившуюся на него с окровавленным ножом и сумев в последний момент увернуться, сбил её с ног, а сам навалился, пытаясь выбить из рук нож.

Завязалась борьба. Второй адъютант был крепкий физически и неплохо подготовлен. Яся чувствовала, как утекает время, но ей никак не удавалось вытащить руку из захвата. Тогда она вцепилась ему в нос зубами. От неожиданности адъютант вскрикнул и ослабил хватку. Это стоило ему жизни, второго шанса противнику девушка не дала, вонзив нож, в яремную вену.

Яся вскочила на ноги и осмотрелась. Из коридора уже слышался шум. Девушка схватила свою сумочку, в которой хранились взятые у фельдмаршала данные, огляделась ещё раз и вытащила из парадного мундира лучевой пистолет, едва успев в последний момент.

В дверном проёме показалось двое военных из охраны Кадокра. Яся выстрелила в них, попутно припомнив, что в охране почти главнокомандующего было шестеро человек и ещё четыре офицера, из свиты, не считая убитых адъютантов. Прорываться с боем, не было смысла и она распахнула окно, вскочила на подоконник и прыгнула вниз, с третьего этажа.

Этажи здесь были повыше, чем на Земле, но всё равно расстояние было ерундовое, если бы не ракета, упавшая в этот момент, на соседней улице. Взрывная волна сбила девушку, и на каменную мостовую она рухнула как мешок с картошкой.

К счастью, прохожие на улице в этот момент были заняты самими собой, носясь в беспорядке, в поисках укрытия. Об неё только споткнулись несколько раз и высказались по поводу её морального облика и возможной профессии, так как она выскочила в окно, в одном пеньюаре.

Девушка поднялась на ноги и прижавшись к стене, поковыляла подальше от гостиницы. Всем было наплевать на окровавленную женщину, идущую по улице в нижнем белье и, кстати, не одна она выглядела дико. Завернув в ближайшую подворотню, Яся достала рацию и сразу вызвала Эме,рассудив, что командира вызывать бесполезно.

Снова старшина Кирьянов

— Сержант Стерлядкина, Эме! Что за привычка хлестать меня по физиономии? — возмутился я, вырываясь из тёмной пелены небытия.

— Так ты здесь валялся, как ссаный матрас, поперёк улицы! — возмутилась девушка. — Я думала, что вообще окуклился.

В голове слегка мутило. Что там говорил Темиргалиев про моё везение, паскуда? Едва я забежал в укрытие, так оно возьми и обвались. Хоть частично, но мне хватило, вернее, моей голове. Хорошо, что выбрался на улицу и лежал там так, пока меня не нашла Марина.

— Мне нужно… нужно… мне нужна Довнарович, — пробормотал я. — Только она может той проклятой алхимией, что лежит у нас в аптечке привести меня в порядок.

— Ты везучий, я посмотрю, — издевательски протянула Марина. — Объявилась Яся. Правда, в состоянии похуже, чем твоё, уверяет, что вывихнула ногу и плечо и что-то там себе сломала. Вряд ли мозг, у неё его изъяли в тот день, когда она прыгнула в койку тому имперскому вояке.

Я осмотрелся вокруг. Марина стояла, опершись на кузов пассажирского флаера. Кажется, такие возили работников-арза в столицу. Мне даже было неинтересно, откуда она его взяла. Наверняка угнала, воспользовавшись неразберихой.

— Летим к ней, — сказал я.

— Обязательно. Дождёмся только Жмыха с Черепом, по дороге подберём Варяга и Хорна и сразу к Ясе, — бодро сказала Стерлядкина.

Я помолчал, пытаясь собрать мысли в кучу. Кого-то не хватало. Потом внимательно взглянул на Эме.

— Вик на связь не вышел, — вздохнула она. — Даже не представляю, что там могло стрястись.

— Разберёмся, — я прикрыл глаза, потом открыл и полез во флаер, так как к нам уже приближались короткими перебежками Жмых и Череп.

Варягу тоже оказалась нужна медицинская помощь, так как его всё-таки подстрелили охранники на выходе из здания. К счастью, ранили в левую руку, но автомат он уже не мог держать.

Увидев его с затянутой плёнкой рукой Эме, начала хихикать и объяснять, что у нас и медик раненая. У меня опять заболела голова.

— Варяг! — окликнул я Мишина. — Напомни мне влепить два выговора, после того как всё кончится и оба нашим дамам.

— За что? — возмутилась Марина.

— Одной за аморальное поведение и за то, что позволила себя ранить в тот момент, когда нужна своим боевым товарищам, а тебе, красавица моя, за дурной смех.

Эме нахохлилась. Но я и не подумал извиняться. Хорошо вообще было бы влепить ей пару оплеух или вколоть успокоительное, а то у неё, походу истерика начинается.

— Что с Виком? — спросил Варяг.

— Не отвечает, — буркнула Стерлядкина. — Последний раз выходил на связь у Зелёного моста.

Мишин напрягся. Посмотрел на меня, потом на Марину.

— Не знаю ничего. Возможно, погиб, а может быть просто сломал рацию, — вздохнула девушка, поднимая флаер в воздух.

На флаере передвигаться по столице занимало совсем немного времени, поэтому мы уже через пять минут остановились у огромного магазина, в подворотне которого сидела, прислонившись к стене Яся Довнарович.

— Ты как? — первым делом спросила её Марина, выскочившая из флаера. — У нас здесь раненные…

За ней последовали Жмых и Череп. Они без лишних слов, схватили девушку и затащили её внутрь.

— Я нормально, — пискнула она. — Только ноги отшибла и…

— И тебе, кто-то твою красивую мордашку подправил, — фыркнул Варяг.

— Кто-то, — проворчала Яся. — Адъютант его превосходительства, когда я тому горло перерезала.

— О! Так Кадокр Ард Гангарг мёртв?! — обрадовался я, несмотря на то, что воспринимал информацию с трудом.

— Дохлый, дохлый, — продолжила ворчать девушка. — У кого-нибудь аптечка есть? Я же на задании была…

Эме, Варяг и я молча протянули ей свои аптечки. Довнарович заткнулась и занялась нами. Сначала она обработала рану Мишина, удалила поражённые участки, намазала какой-то мазью, забинтовала бинтом и сделала укол.

— Через два дня рука как новенькая будет, — хмыкнула она. — Пока особо руку не напрягай, но это по возможности. Так, а что у нас, с нашим героическим старшиной?

Яся немного похимичила, сделала какую-то микстуру из подручных средств, заставила выпить, потом подумала и снова достала шприц.

— Заголяйся, — хихикнула она. — Давно мечтала посмотреть, какие задницы бывают у героев Советского Союза.

Со всех концов флаера послышался сдержанный смех.

Уж не знаю, что именно сработало, микстура или укол, но мне начало легчать, хотя и не сразу. Отпустило бы побыстрее, но едва меня начало отпускать, как в голове раздался голос Артемиды.

Я грязно выругался.

— Ну это он не про меня, я ни в чём подобном не замечена, — фыркнула Стерлядкина. — Это у нас Довнарович не тяжёлого поведения…

Я махнул рукой, приказывая заткнуться и ей и уже открывшей рот Довнарович, которая, закончив с нами, занялась собой.

— Валерий, я думаю, тебя заинтересует эта информация. От императорского дворца стартовал личный флаер императора и летит на юго-запад. Если мы сейчас развернёмся, то сможем перехватить его минут через пять.

— Называй координаты, — первым делом сказал я и лишь после того, как Артемида продиктовала нужные цифры, а сообщил их Эме, уточнил. — А откуда такие подробности?

— После уничтожения ЦИУСа и главного гражданского сервера, я смогла подключиться к остаткам имперской связи и сейчас контролирую всё информационное поле столицы Тангорихкса.

— О как! — порадовался я. — Хорошо. Сообщай, если что-то ещё интересное найдёшь. И да. То, что ругнулся, это я не про тебя, это я про ситуацию. Голова всё ещё раскалывается…

— Обязательно. И про это я тоже знаю.

Что-то пугает меня мой преданный искусственный интеллект. Надеюсь, что мысли хотя бы не читает.

— Куда мы летим? — спросила Эме, сосредоточенно управляя летающей машиной.

— Вот за этим флаером, — махнул я рукой. — Надо его мягко посадить, но если не будет других вариантов, то жёстко.

Хорн молча подошёл к двери, с усилием открыл её и, сделав упор ногой в стенку, прицелился, не обращая внимания на ветер. Череп и Жмых схватили его за ремень, чтобы он не вывалился на каком-нибудь крутом пике.

Едва мы приблизились на достаточное расстояние, боец открыл огонь по вражескому флаеру. Разнёс основные шасси, разбил окна. Оттуда начали отстреливаться, огрызаясь. Эме стала лавировать, отчего держать Хорна, стало трудно.

Я тоже подхватил валяющийся автомат Варяга и дождавшись, когда разнесут ветровое стекло нашего флаера, начал стрелять. Очень скоро я застрелил одного имперского бойца, потом второго, Хорн снял ещё троих, а когда я застрелил последнего, то якут негромко вскрикнул.

Я повернулся, оборачиваясь к боевому товарищу. В его груди зияла дыра и не давшие выпасть телу Жмых с Черепом, растерянно смотрели на него. Я ещё раз выстрелил во флаер и тот начал замедлять ход, чтобы приземлиться.

— Садись рядом, — приказал я Эме.

Над Хорном уже хлопотала Довнарович.

— Что с ним? — спросил я.

— Он мёртв, Валерий, он мёртв, — грустно сказала девушка.

Я лишь вздохнул. Вик, возможно, погиб, Хорн тоже. Да это война, но терять товарищей всегда неприятно.

— Тогда пойдём посмотрим, кого нам удалось захватить, — бросил я Ясе. — Надеюсь, оно того стоило.

Глава 17. Операция «Эльба-2» (окончание)

Имперская метрополия. Планета Тангорихкс

— Хер маджести, — вздохнул я, увидев, кто нас поджидает в императорском флаере.

— Чё? — спросил Жмых, пытаясь посмотреть из-за моего плеча, что было сложно, так как он меньше меня на голову.

— Её Величество, кажись, вдовствующая императрица Державы Миллиарда Звёзд и юный наследник, — пояснил я.

Действительно, среди тел солдат, сидела немного растерянная женщина, с трёхмесячным младенцем на руках. Я узнал её лицо — это был один из многих образов врага, которые я запомнил. Ну а про то, что у императора Мардока III родился сын, говорили все информационные каналы планеты, даже спустя три месяца.

— Хороший улов, — хищно оскалившись, улыбнулся Череп.

Императрица смотрела на нас испуганно, переводя взгляд с одного на другого, не понимая, что мы говорим.

— Мы никуда не пойдём, — заявила она. — И вообще, кто вы такие и как вы смеете?

Я утомлённо прислонился к стенке флаера. Хоть мне и стало полегче, но голова по-прежнему гудела. Требовалось поспать пару часов.

— Беззащитных женщин я бить не могу, — вздохнув, пояснил я Жмыху. — Яся, всё в твоих руках.

Довнарович сорвалась с места и первым ударом сломала императрице нос, вторым выбила пару зубов, третьим, сделала подсечку и, уронив её на пол, начала методично избивать императрицу ногами. Женщина кричала, пыталась защититься руками, младенец, которого в последний момент успел выхватить Жмых, тоже вопил. Голова у меня заболела снова, да так, что правый глаз стал подёргиваться.

— Так, так, так, — я вцепился в Ярославу и стал её оттаскивать от кричащей императрицы. — Рядовая Довнарович, вы с ума сошли?

— Ты сам сказал, — Яся взяла себя в руки и стала остывать.

— Так я думал, ты ей пару пощёчин отвесишь, — я осёкся.

Ага, как же. Чтобы девчонка, у которой это стало личным, ограничилась пощёчинами? Тупею я, впрочем, неудивительно, после контузии-то.

— Ваше бывшее величество, — обратился я к павшей императрице на упрощённой версии её родного языка. — Вы сейчас последуете с нами, добровольно или в кандалах. С этого момента вы считаетесь нашей военнопленной, поэтому хорошее обращение, ну относительно, конечно, мы гарантируем, если вы не будете сопротивляться.

Ошарашенная и избитая женщина, стараясь не глядеть на нас, позволила себя отконвоировать во флаер, предварительно забрав младенца у Жмыха.

— Что мы с ними будем делать? — спросил он.

— Лёш, не задавай дурацких вопросов, — проворчал я. — Как положено. Сдадим на руки командованию, пусть они решают. Мы свою задачу выполнили и даже перевыполнили.

Шокированную императрицу мы усадили в серёдке флаера, самое безопасное место, если что-то случится. Она сидела, баюкала младенца и не отрываясь смотрела на труп Хорна, который мы положили в проходе.

Вот интересно, вроде бы все эти коронованные особы, сами уходом за детьми не заморачиваются. С рождения вокруг младенца снуют няньки, дядьки и прочие слуги, а в кабине рухнувшего транспорта, кроме неё, были только военные. Почему так? Может быть, «нянька» тоже была в форме? Или её попросили потерпеть, повозиться с дитём до пункта назначения? Я только открыл рот, чтобы выяснить это, когда мы подлетали к нашей базе, но императрица опередила меня спросив:

— Вы ведь аргарцы? Но как вы здесь оказались и…

Аргарцами имперцы называли нас, землян. Почему так и откуда взялось это название, было неизвестно, да уже и, похоже, спросить некого. Хорошо, что она немного ожила. Молчащие люди опасны. Они могут в любой момент, выкинуть что угодно.

— Да, — подтвердил я. — Мы оттуда. А здесь оказались, потому что умеем воевать, лучше вас.

— Невозможно, — пробормотала она. — Невозможно.

— Почему же? — удивился я. — Мы, моя страна уже третий раз за столетие совершаем невозможное. Первый раз, когда свергли монархию и убили нашего императора, а потом выстояли против его приспешников и союзников. Второй раз, смогли победить мощную империю, созданную безумным гением, а третий раз, вот с вами.

Во взгляде императрицы смешались ужас и недоверие. Флаер тем временем приземлился у бывшей бандитской хазы мастера Оригва и мы стали покидать его. Императрица с ребёнком вышла предпоследней.

— Куда её? — спросил Варяг.

— В… — я хотел отправить свергнутое величие в подвал, но потом подумал, что это не лучшее место, для женщины с младенцем. — Слушай, давай, закрой её на первом этаже, в той полукаморке, где раньше бандиты хранили съестные припасы. И следите за ней внимательно. В смысле по очереди.

Мысли уже путались. Надо было поспать, что и подтвердила Яся.

— Вас бы вздремнуть, товарищ старшина, — сказала она.

— Ага. Короче, бойцы. Слушай мой приказ. Меня не будить, не кантовать, при пожаре выносить первым. За старшего…

— Варяга тоже в койку, — сообщила Яся.

— Ага. Стерлядкина за старшего. Старшую… А неважно, Марин, командуй.

С этими словами я добрёл до ближайшей кровати и отрубился. Проснулся уже, когда было светло. Вернее, меня разбудил Темиргалиев, который смотрел на меня ошарашенными глазами.

— Кирьянов! Ты меня в очередной раз поражаешь!

— Что случилось, товарищ старший лейтенант? — не понял я спросонья.

Сам я был немного сонный, но чувствовал себя бодро, спасибо Ясе, что-то она такое мощное намутила.

— Да ничего такого. Просто мы всю ночь утюжили столицу и пригороды. Грохот стоял такой, что твои хлопцы… А ладно, кого я обманываю. Вы здесь всем отрядом поспать успели, хорошо, что хоть часовых выставили, но ты поставил рекорд, так как, когда мы вдарили по местному Генеральному штабу, который твоя команда нашла, проснулись все. Кроме тебя.

— О! Так обстрел закончился? — я понял, что меня смущало.

Тишина и спокойствие в округе, которых не было с прошлого вечера.

— Час назад. Собственно поэтому я здесь. Так что давай, боец. Собирай своих и двигай в столицу.

— Так. Минуточку. Вам отдали императрицу с сыном?

— Я смотрю, тебя сильно контузило. Какую ещё императрицу?

На мгновение мне стало страшно. Неужто вчерашний захват особы монаршей крови мне привиделся и был последствием контузии или лекарств, которые мне вкатила Яся Довнарович?

— Эме! — крикнул я, высовываясь в дверь.

Марина подлетела ко мне полуодетая и заспанная.

— Почему товарищу лейтенанту не доложили о высокопоставленных пленниках? — спросил я.

— Не успели. Он не спрашивал, сразу прошёл к тебе… к вам, товарищ старшина, — объяснила испуганная Марина.

Я не сумел сдержаться и облегчённо выдохнул. То есть не настолько сильно меня вчера контузило. Не было галлюцинаций.

— Моя вина, — поднял руки Марсель. — Значит, императрица и наследник. Молодцы. Хвалю. И обязательно похлопочу, чтобы вас представили к наградам. Это же…

Он сделал шаг, к двери, но потом остановился.

— Чуть не забыл. Я же не за этим к вам прилетел, хотя после такого, ставить вам новую задачу, как-то неловко.

— Добивайте, — вздохнул я.

— За полчаса до окончания бомбардировок мы выявили объект… назовём его «Икс». Бомбить его крайне нежелательно, поэтому мы, вместе с союзниками отправили войска на его штурм. Проблема в том, что свободными оставались те части, которые должны были входить в столицу.

— Кажется, я понял, — мрачно сказал.

— Не перебивай. Не совсем понял. Брать штурмом город не требуется, да и я думаю, сопротивления там не ожидается. Но на всякий случай. Помнишь, я тебе рассказывал, что у нас полгруппы угодило в каталажку, незадолго до начала бомбёжек? Так вот отбрехаться им удалось, следователи от них отстали, но из тюрьмы, естественно, не выпустили. Твоя задача, метнуться на местность и провести разведку, что с ними. Заодно посмотришь, что там в столице. Как понял?

— Приказ понял, — мрачно вздохнул я. — Разрешите привести себя в порядок, а после выполнять?

— Действуй. А я пока займусь вашей добычей. И… кого-нибудь оставь. Кстати. Какие у тебя потери? Кажется, я кого-то не вижу.

— Вик не вышел на связь и Хорна подстрелили при захвате императрицы.

Я снова высунулся из-за двери.

— Довнарович! Ты в каком состоянии? Ходить можешь?

— Могу. Но только не быстро и не далеко.

— Принял. Товарищ старший лейтенант, оставлю вам Ярославу Довнарович, только вы её к вдове императора-то не особо подпускайте.

Я принялся за дело. Для начала принял душ, но бриться не стал. Завтракать тоже, решив перекусить сухпаем в дороге.

Команду я разделил на две части. Со мной и Мариной полетели Жмых и Череп, в штатном флаере. В трофейном, который мы захватили, вчера отправились Варяг, он проходил лётные курсы, правда, только в воздушном пространстве, Хан и Коля.

— Тузов, — присел мне на уши Варяг. — Надо узнать, что стало с Виком…

— Само собой. Сначала проверим место, где последний раз фиксировался его сигнал, а потом полетим освобождать наших пленных и собирать вообще тех, кто сейчас шатается по городу, как неприкаянный.

— Как мы их найдём? — не понял Мишин.

Вместо ответа, я попросил Артемиду развернуть карту столицы со всеми радиосигналами.

— Понял, — отозвался Варяг и больше не тревожил меня ненужными вопросами.

Мы поднялись в воздух и направились в сторону столицы. Надо сказать, что местность, наши войска, за ночь, обработали как следует. Всё-таки в орбитальной бомбардировке мы пока не сильны, что поделать. Поэтому территория около столицы представляла собой уже не поля, луга и леса, а всё это украшенное огромными кратерами от взрывов.

Но гораздо хуже было в самой столице. Вот её бомбили целенаправленно, а мощность ракет не всегда рассчитывали как надо.

От огромных и помпезных зданий уже ничего не осталось, только руины, улицы завалены телами и строительным мусором, повсюду пожары, дым и вообще. Разруха.

Но меня это зрелище радовало. Я помнил, мне показывали фотографии уничтоженных городов в Средней Азии и Закавказье. А уж что они сделали с Шанхаем… У нас с китайцами были не очень дружественные отношения, но за такое, столицу Империи можно и нужно было стереть в труху и пыль.

— Слушай, а не проще ли сначала освободить пленных, а потом искать Вика? — не выдержала Эме, когда мы взяли курс на Зелёный мост, последнее, откуда был зафиксирован сигнал Славик.

— Нет, — бросил я. — Для очистки совести надо проверить, да и… Следовало слетать туда вчера.

Череп пожал плечами возражая.

— Это было бы глупо. Тот район, как раз попал под наиболее интенсивный обстрел. Ему мы ничем бы не помогли, а вот сами запросто сложили бы голову.

Я не стал возражать. Скоро мы зависли над Зелёным мостом. Он сам уцелел, да и мосты не были нашей целью, потому что жители империи в основном пользовались флаерами.

И если в остальных частях города ещё можно было встретить жителей, куда-то бредущих, то здесь всё было завалено телами.

— Надо бы осмотреться, — на связи проявился Варяг.

— Не вздумай садиться, — предупредил его я. — Мы сами осмотримся. Жмых, Череп, за мной.

Мы легко спрыгнули с полутораметровой высоты и завертели глазами. Из второго флаера высунулся Хан, держа автомат на изготовку, страхуя нас сверху.

— Как мы вообще поймём… — начал Жмых, но я перебил его.

— Ищите кого угодно, в одежде арза. Здесь таких было мало.

Да, в основном валялись тела коренных тангорихкцев, а ардан даздра и не было видно. Мы пригляделись.

— Так. Кто-то в метре от самого моста лежит, — заметил зоркий Череп. — Комбинезон рабочий, по крайней мере. Похож на тот в каком Вик отправился на задание.

Я направился к валяющемуся в отдалении телу, похожее на нашего боевого товарища и чем ближе я подходил, тем всё больше и больше становилось сходство.

— Переворачиваем, — мрачно сказал я двум ефрейторам.

Мы подхватили лежащее тело и перевернули его лицом к нам. Я выдохнул, а Жмых с Черепом мрачно насупились. Это был Слава Смирнов. И я уже было открыл рот, чтобы приказать поднять тело, но в этот момент Славик застонал и приподнялся.

Жмых выругался от полноты чувств, а я вызвал Мишина.

— Варяг, аккуратно садись около моста, — приказал я.

— Так точно. Что у вас? — разумеется, сверху он мало что мог разглядеть.

— Вик. Живой, но походу сильно контуженный, а как я помню, Хан постоянно помогал Ясе.

Варяг без лишних слов, стал сажать флаер, а мы подняли Славку и, поддерживая его, повели к транспорту.

— Где болит? — спросил я.

Вместо ответа, рядовой Смирнов посмотрел на меня мутными глазами и дёрнув головой, открыл рот. Вероятно, он что-то хотел сказать, но ему это не удалось.

Мы втащили его во флаер и Хан принялся осматривать Славку.

— Может, отвезём его на базу? — спросил Варяг.

Я отрицательно покачал головой.

— Посмотрим, что там в участке, может быть, тоже раненых хватает.

Мишин молча кивнул, соглашаясь. Мы не стали задерживаться и, вернувшись к Стерлядкиной, полетели в местный околоток.

— Может быть, его тоже накрыло ракетами? — спросил Маркин.

— Даже если его и разбомбили, наши парни ещё живы, — сказал я. — Артемида чётко фиксирует через передатчики их состояние здоровья. У Вика передатчик разбился, когда его швырнуло взрывной волной, поэтому его она не вычислила.

— Артемида сможет с ними связаться? — спросил Череп.

Я замер. Лёха подал мне ценную мысль, которая должна была сберечь время.

— Может. Но потом. И не с ними, — резюмировал я, потому что мы как раз подлетели к участку.

Всё было не так плохо. Верхнюю часть здания снесло ракетами, но основа сохранилась и даже выход почти не был завален.

— Вик в порядке? — спросил я у Варяга.

— Да вроде бы, — ответил он вылезая.

— Слушай мой приказ. Хан, Коля. Займите позиции у флаеров, Череп, давай, ты со снайперкой, тоже куда-нибудь залезь и контролируй окрестности. Дальше. Я с Варягом иду впереди, Марина со Жмыхом прикрывает нам спину.

Но прежде, я активировал радиосвязь и с помощью Артемиды отправил на передатчики наших агентов сообщение, о месте встречи. Пусть они все идут сюда, благо рядом, зато не надо собирать и выцеплять по одному.

— Все собирайтесь… — я на минутку замялся, пытаясь понять, как называется то место, где мы находимся.

— Аргас Арганат или Площадь Воздаяния, если перевести, — подсказала Артемида. — Здесь находится помимо штаба полиции, ещё и суд и аналог прокураторы. А раньше здесь проходили публичные казни.

Я повторил то, что она сказала и мы пошли в бывший штаб полиции, от которого остались только околоток и подвалы.

Осторожно перебравшись через обломки, которые завалили проход, но оставили свободными окна, а их просто выбило, мы пролезли в какое-то помещение. Что-то вроде дежурной части у нас, но ещё сюда сажали временно задержанных. Мне «повезло». Меня продержали здесь совсем чуть-чуть, с мастером Гангом, а потом отправили в камеры, расположенные в подвале.

— Ты знаешь, куда идти? — спросила Марина.

— Разумеется, — ответил я, пытаясь вспомнить, куда мы повернули, когда меня вели в здешнее КПЗ.

— Откуда? — поразилась она.

— Сидел.

Всё-таки надо идти налево. Да. И синяя стрелка показывает туда, я её запомнил ещё с того раза.

Однако за поворотом нас ждал сюрприз. Два выживших полицейских, которые, заметив нас, схватились за оружие. Я успел выстрелить в одного из них, а потом оттолкнув Марину, отпрыгнул назад. В то место, где я стоял, прилетело два луча. Проклятье. Значит одного, я максимум ранил. Мы переглянулись с Варягом.

— На счёт три, — сказал я. — Раз, два, три…

Мы выпрыгнули в коридор и сразу открыв огонь отпрыгнули назад. Раздались крики. Варяг почти сразу кувыркнулся по полу и, выйдя на линию огня, добил выживших.

— Всё, — сказал он и мы пошли дальше, переступая через трупы полицейских.

Я посмотрел на их полоски. Бледно-розовые. Арза, причём не в первом поколении. Детям их вряд ли светила работа в метрополии.

Едва мы приблизились к подвалу, как на нас выскочил ещё один растрёпанный арза, в форме полицейского. Он безумно завращал глазами, потянулся за оружием, но упал, сбитый нашими прикладами.

— Жмых, добей, — приказал я, подходя к лестнице, ведущей в подвал.

— Эй, сидельцы! — крикнул я по-русски. — Ещё живые полицейские здесь есть?

— Мы не видим! — раздалось в ответ и мы поспешили вниз. Напоследок я обернулся. Под головой убитого полицейского расплывалась лужа крови. Видно, боец решил не заморачиваться, просто перерезал ему горло.

— Грязно Жмых, — попенял ему я. — Нам ещё возвращаться, можем поскользнуться.

Мы освободили пятерых спецназовцев, даже не спрашивая, на чём они спалились перед местной полиций. Я подозревал, что решили связаться с криминалитетом, но неудачно.

В Советском Союзе никогда не был силён криминал, но на рабочих окраинах, как раз на одной из тех, на которой вырос я, случалось всякое. Разные люди там попадались. И шпаны хватало. И я вынес одно, из наблюдения, а порой и вынужденного общения с такими людьми: преступникам нельзя верить, никогда и не в чём. Надо всегда держать приставленный к их виску пистолет и стрелять по первому подозрению. И это справедливо, для всех цивилизаций, во всех мирах. У воров и убийц нет чести, а то что они рассказывают, всё враньё, для красоты, чтобы наивные дурачки лезли в их сети. Поэтому я так отреагировал на предложение помочь остальным здешним сидельцам.

— Может быть, освободим, пару человек из местных? — спросил меня один из спецназовцев, когда мы поднимались. — Вроде бы приличные люди.

— Нет, — мотнул головой я. — Это не наша забота. У нас другая задача, боец, которую мы будем выполнять.

Спецназовец нахмурился, но я не собирался вступить с ним в дискуссию. Мы вывели их наружу, благо в околотке больше не оставалось полицейских, поэтому сюрпризов удалось избежать.

Не стало сюрпризом и выходящих со всех сторон бойцы, которые услышали наше сообщение и теперь собирались на площади Воздаяния, но тем не менее в первый момент, увидев картину, я опешил. Народ действительно поверил, что всё позади и пришёл сюда, как на точку эвакуации. Даже Хан и Коля хоть и не покинули свой боевой пост, но уже о чём-то весело трепались со своими знакомыми из других групп.

— Здесь собрались все, — сообщила Артемида, но я её не слушал.

— Смирно! — гаркнул я. — Хан, Коля, оставить трёп. Череп! Вернулся на место…!

Я не успел договорить. Рядом со мной свистнул луч и только благодаря помощи искусственного интеллекта, который в последний момент предупредил меня, я увернулся и выстрел прошёл мимо, ударившись в разваленную колону.

Темиргалиев предупреждал меня, что недобитые имперцы, могут проследить за людьми куда-то целенаправленно идущими. Я отнёсся к его предупреждению серьёзно, хотя обстановка в столице, чуть не заставила меня расслабиться, а вот остальные…

Ну тех, кто оставался в эту ночь в столице, понять можно ещё. Они решили, что это в город вошли войска, а не единичная группа, но своим надо бы вставить как следует. Расслабились.

Впрочем, об этом думать было некогда, надо было спасать ситуацию, потому что из переулков нас стали обстреливать. Первой жертвой этого, стал расслабившийся Коля, который должен был находиться внутри флаера, но вместо этого точил лясы со знакомцем. В него попало сразу три луча, а вот его знакомый успел отпрыгнуть.

К счастью, здесь были бойцы опытные и особо не надо было командовать. Спасённые нами из заточения спецназовцы сразу вернулись назад, в здание, остальные тоже рассредоточились по площади, прячась в укрытие. И Череп, вместо того, чтобы пытаться вернуться под огнём на прежнюю победу, рванул в околоток. Да, лучше занять позицию там, в окне, чем здесь.

Увидев, что всё в порядке, я, Жмых и Варяг рванули к флаеру. Нас прикрывали огнём спецназовцы из околотка. Зачем-то с нами побежала ещё и Стерлядкина. Сначала я не понял, думал, что из стадного инстинкта, ибо нам были нужны ракетомёты и снаряды к ним, которые, как раз лежали у нас в транспорте. Но когда мы вошли внутрь и первым делом полезли за оружием, Эме растерянно спросила:

— А мы разве не полетим?

— Полетим, — вздохнул я, ибо лучи били в обшивку флаера, грозя его прожечь. — Обязательно полетим, на красивом корабле, к далёким звёздам.

Марина надулась. Мы быстро проверили ракетницы, взяли запас, кто сколько может унести.

— Отсюда шарахнем? — уточнил Варяг.

— Посмотрим, — бросил я и активировал связь. — Хан, тебе лучше видно, где здесь самое большое скопление вражеской силы?

— Это гвардия императора, — растерянно произнёс боец, чем привёл меня в ярость.

— Да хоть гарем султана! Боец, отвечай на вопрос!

Послышался шорох и рация ответила уже совсем другим голосом.

— Это Вик. Хан ранен в голову и повторят уже одно и то же пять минут. Самое больше скопление врагов в переулке между трёхэтажным зданием с круглой крышей и полуразрушенной башней. По крайней мере, мне так показалось. И да. Это действительно гвардейцы.

— Слышали? — спросил я у Варяга со Жмыхом, попутно отдав команду Артемиде, чтобы она начала фиксировать вражеских солдат.

Значит, гвардия. Что же, посмотрим, каковы они в бою. Про них ходило много слухов и легенд, но непонятно, что из этого было правдой, а что домыслами, а то и вражеской дезинформацией.

Самый устойчивый слух гласил, что туда берут только ветеранов боевых действий, да не простых, а отличившихся. Сомнительно, чтобы туда не пролезали чьи-то высокопоставленные сынки, это во-первых, а во-вторых, Империя, до столкновения с нами, слишком давно не воевала, если не считать карательные операции. Впрочем, может быть, для них это были боевые действия? Ну проверим, на собственной шкуре.

Три ракеты пущенные одновременно, достигли своей цели. Первая попала в скопление людей, вторая разнесла башню, которая начала разрушаться, заваливая гвардейцев обломками, а третья ударила туда, куда побежали выжившие бойцы, чтобы не попасть под завал.

Стрельба на миг прекратилась. Возможно, мы вынесли их командира, но не стоило расслабляться.

— Артемида, какая обстановка? — спросил я, у искусственного интеллекта.

Вместо ответа, она раскрыла передо мной карту. Кварталы, вокруг полицейского околотка заполнялись синими точками. Чёрт! Значит, не только… Вернее, так. Выжившие имперские гвардейцы объединились с остальными частями и готовятся штурмовать Аргас Арганат, площадь, мать её, воздаяния.

Я вышел на общую связь и приказал организованно отходить в полицейский околоток, пользуясь растерянностью имперцев. Череп обещал прикрыть сверху, но вот толку.

— Вик, можешь передвигаться самостоятельно? — уточнил я.

— Да, но у меня здесь…

Он недоговорил, но мы, и сами увидели. То ли от боли, то ли выстрел задел у Хана, какую-то важную часть мозга, но он обвешался плазменными гранатами и побежал в сторону имперцев. Как раз туда, где виднелись какие-то фигуры и правда, в гвардейских мундирах.

Он бежал и что кричал, как мне показалось, на ходу выдернув чеки, из гранат, которые держал в руках. В него никто не стрелял, так как имперцы замерли, возможно, от удивления. Да мы и сами опешили, только я встряхнул головой и толкнул остальных бойцов.

— Чего пялитесь. Ноги в руки и в околоток.

Хан почти добежал до засевших в руинах на противоположной стороне имперцев, как его срезало двумя лучами. Он упал, выронил из рук гранаты и раздался взрыв и ослепительная вспышка.

После выяснилось, что он вынес импровизированный, вернее, созданный на коленке, штаб выживших имперских бойцов и это дало нам ещё немного времени.

— Варяг, ко второму флаеру, — приказал я. — Поможешь Вику, если ему тяжело.

Мы выскочили и стали отступать к полицейскому участку. Растерянность имперских гвардейцев потихоньку начинала отступать и когда Варяг и Виком вылезли из второго флаера они, стали стрелять в нас, одиночными выстрелами. Мы ответили, отвлекая внимание от раненого. Завязалась небольшая перестрелка, но нам удалось отойти без потерь под защиту стен.

— Вцепился в этот чемоданчик, как баран, — проворчал Варяг, усаживая Смирнова на пол. — Итак, тяжело было его тащить, а ещё это.

— Это связь, — пробормотал Вик. — На средних и длинных волнах…

— Молодец Вик, — похвалил я. — Нам она понадобится.

Бойцы уставились на меня удивлённо.

— Я этого не планировал. Мне надо связаться с командованием и сказать ему, что всё пошло… не по плану.

Спасённые спецназовцы, как-то мрачно посмотрели на нас, но я не обращал внимания, раскрывая чемоданчик с радио. Славик, наш связист, был неработоспособен, а я в космодесанте, какое время занимал эту должность, пока не стал сержантом.

Я быстро связался с Марселем и объяснил ему нашу ситуацию.

— Вы окружены? — уточнил он.

Я тут же задал вопрос Артемиде, как там всё-таки с тылами и получил положительный ответ. Имперцы наступали только с одной стороны, но из полицейского участка не было выхода. Окна задней стенки выходили во внутренний двор.

— В общем, если нас решат накрыть ракетами, нам хана, — вздохнул я.

Но то ли у имперцев ракет не было, то ли их не успели подвезти, поэтому они пошли в наступление. Я расставил бойцов вдоль окон, приказав им держать местность и не подпускать врага, а сам захватил Жмыха и пошёл во внутренний двор. Темиргалиев не ответил ничего внятного, попросив ждать, а значит, надо было выкручиваться самим.

— Что скажешь? — спросил я у Лёхи Маркина.

Он постучал по стене-забору.

— Ну, теоретически, наши ракеты его возьмут, а на практике… Что там, за этой стенкой?

Искусственный интеллект не дал внятного ответа. Да оно и понятно было, ей стали доступна только информация с открытых источников, каковые никогда не обладают полными знаниями о том, что творится у госорганов и спецслужб.

Жмых спрыгнул с забора крякнув.

— Что там? — нетерпеливо спросил я у него.

— Ерунда какая-то, командир, — повертел головой он. — такой же дворик, но там пусто и никаких зданий.

— Тузов! — на связи прорезался Череп. — У нас кончаются заряды, это раз. Два. Гвардия походу подтягивает сюда тяжёлую технику. По крайней мере, на соседней улице мелькало, что-то типа нашей гаубицы.

— Имперский ракетомёт «Ярость небес», — пробормотал я.

Жуткая машинка, но аккуратная. С её помощью они просто разнесут полицейского штаба, а потом пройдут дальше по нашим трупам встречать союзные войска входящие в столицу.

— Слушай мою команду, — сказал я Жмыху. — Разнесёшь эту стену, потом с Эме посмотришь, что там за стенами второго дворика.

— Есть, — отозвался тот и пошёл за своей ракетницей, а вернулся в околоток, где вовсю шёл бой.

Имперская гвардия, плотностью огня не давала нам и высунуться из окон. Наверное, чтобы мы не заметили ракетомёт, который они гоняли.

— Слышишь? — спросил я Варяга, который осуществлял оперативное командование.

— Да. Интенсивность начинает снижаться.

Во дворе раздался взрыв, а потом второй. Это Жмых не стал церемониться, всадил в стенку сразу два заряда.

— Да. Они выводят ракетомёт на позиции. И есть у меня одна идейка… Не поможет, но время выиграем.

— Уголовники? — уточнил Варяг.

Я криво улыбнулся в ответ.

Мы выпустили имперских поданных — уголовников, хулиганов и тунеядцев, аккурат в тот момент, когда имперцы прекратили стрелять. «Ярость небес» вышла на позиции и готовилась к выстрелу.

Мы встали с автоматами по всему коридору, гоня шпану и бандитов, строго в заданном направлении, к третьему и второму окну, через которые заходили сами.

Бандиты с криками радости рванули на волю, не обращая внимания на то, что происходило вокруг.

— А теперь уходим и мы, — приказал я.

Мы стали отходить во внутренний двор.

— Что во втором дворе? — спросил я у Жмыха с Эме.

— Силовое поле, — только и сказал они. — Несмотря на все обстрелы держится…

— Здание, которому принадлежит этот двор, мы не осматривали, — добавила Марина. — Не успели.

— Приступайте, — просто скомандовал я и уже обращаясь к остальным бойцам. — Отходим через пролом во второй двор.

Бойцы стали медленно, по двое и по трое скрываться во дворике. Все зашли, оставался только и только собрался заходить, как прилетевшая ракета просто вмяла бывший полицейский штаб в землю. Меня слегка стукнуло об стену и обсыпало пылью. Пронесло, разлом проходил метрах в трёх от меня.

— Пошутили и хватит, — буркнул я, скрываясь в проёме.

— Беда Валера, — шепнула мне в ухо Марина. — Вход в здание тоже закрыт силовым полем. Что делать?

— Мда, — процедил я. — Всегда любил историю про триста спартанцев… Так, бойцы! Что у нас с оружием?

— Я прихватил полицейские винтовки из арсенала околотка, — отчитался Варяг.

Неплохое подспорье, в грядущей битве. Я даже не надеялся в ней победить, но собирался продать свою жизнь как можно дороже.

— Хорошо, — сказал я. — Берём на прицел проход и ждём.

Однако прошло десять минут, а имперские бойцы всё не появлялись. Я удивился, что ж, они решили не проверять руины? Так уверены в своём оружии? Может быть, действительно, гвардия выродилась и носит теперь сугубо церемониальный характер. Но не похоже, в перестрелке они показали себя весьма достойно.

В это время прорезалось радио, которое держал на руках контуженный Вик, про него, мы, честно говоря, забыли.

— Тузов! — раздался голос Темиргалиева. — Ты живой? Ты где?

— Лунин. Тузов на связи. Мы ушли в соседний с околотком двор, чтобы не попасть под обстрел ракетами. Дальше пройти не смогли. Повсюду силовое поле.

— Ну понятно. Это местный «Абвер», потому всё защищено и потому мы его бомбить не стали. Оставили на сладкое. Но за себя не беспокойся. Имперская гвардия занята, они сейчас бьются с космодесантниками Фёдорова и морпехами Данфорда. Присоединяйся, если хочешь.

— Есть! — отозвался я, чувствуя нереальное облегчение.

Безусловно, я был готов отдать свою жизнь, но рад, что этого не пришлось делать.

А вот что произошло, после того как мы выпустили уголовников, а сами ушли на задний двор. Гвардейцы, увидев, как на них бегут неизвестные им люди, подумали, что это мы пошли на прорыв, тем более мы-то были без униформы. На миг буквально на миг растерялись, увидев, что враги безоружны, но этого хватило. Уголовники подошли слишком близко и стрельбы по мишеням не получилось, гвардии пришлось отвлечься и они не заметили, как в тыл им зашли регулярные союзнические войска.

Бандитов гвардейцы, безусловно, перебили, но неожиданная атака с тыла, заставила потерять их слишком большие силы. А здесь и ракета успела прилететь в околоток, прежде чем ракетоносец захватили наши.

И только они стали отступать к зданию имперской военной разведки, но там их уже ждали мы, открыв встречный огонь.

После первых потерь имперские гвардейцы стали бросать оружие и сдаваться.

— Пошли, — с улыбкой бросил я Варягу. — Может, успеем принять капитуляцию у последнего имперского гарнизона.

Не успели. Да оно и к лучшему. Вопрос ещё стали бы они сдаваться людям без формы и знаков различия. Вся слава, как обычно, досталась регулярным войскам, ну а мы, как всегда, были в тени. Так и должно быть.

Это подтвердил и внезапно появившийся Темиргалиев.

— Молодцы! — похвалил он. — Оттянули на себя внимание остатков имперской гвардии, которые организовались за ночь и мы смогли им ударить в тыл. Накрыли не всех, разумеется, но основные силы разбиты и сейчас зачищаем город. Поздравляю. Тангорихкс пал.

— Служу Советскому Союзу! — гаркнули мы столь радостно и слаженно, что бойцы, принимавшие капитуляцию, стали оборачиваться в нашу сторону.

Действительно. Несмотря на потери, мы сделали большое дело. Вряд ли Империя, после такого удара, сможет оправиться.

— Да, — кивнул моим мыслям Темиргалиев. — Мы ещё приготовили несколько сюрпризов, имперским войскам, а теперь надо закончить одно дело. Что, Кирьянов, вскроем местный абвер?

— Так точно, товарищ старший лейтенант! А как?

— Есть способ…

Марсель Темиргалиев активировал какое-то устройство и силовое поле, окружавшее здание, пропало. Мы выдохнули.

— Так. Первыми заходят группа Данильченко, прикрывает группа Кирьянова, — скомандовал Марсель.

Но в здании имперской военной разведки было пусто. Ещё я заметил, заходя, что на этом доме крепился маячок, который я же и поставил сутками раньше. Любопытно, любопытно. Быть может, это было объектом, в котором наши желали покопаться, поэтому вычеркнули из плана бомбёжек, а может быть, маячок помог вскрыть силовую защиту.

Словом, мы взяли помещение под контроль и сторожили его, пока не подошли специалисты и оперативники, которые начали планомерный обыск и вскрытие всяких кодов и шифров. В детали нас не посвящали, да мы и не спрашивали, помня, что излишнее любопытство в нашем деле, подозрительно и наказуемо.

Вместе с Темиргалиевым прибыла и Яся, которая занялась Славиком и некоторыми бойцами из других групп. Мы расквартировались в одном из уцелевших домов, рядом с военной разведкой. Куда делись его жители, я даже не думал, мне было всё равно.

Какая бы участь ни постигла их, они её заслужили целиком и полностью.

А ещё, вечером, когда наша смена закончилась, я, Стерлядкина, Жмых, Череп, Варяг и Яся улизнули в центр города, туда, где раньше возвышался Имперского парламента и написали на уцелевшей стене, наши инициалы и слово: ДОШЛИ.

Глава 18. Когда сходятся звёзды

Планета Кадмия. База военной разведки

Совместная союзная операция советских и американских войск, вошла в историю как «Эльба-2». Удар по метрополии подкосил Ардат Коррума Оракши Тангорихкс. Оставшись без управления на семь дней и потеряв практически весь истеблишмент, проживавший в метрополии, империя рухнула как карточный домик, под тяжким грузом своих противоречий.

Может быть, всё пошло по другому сценарию, но одновременно с «Эльба-2» военно-космические силы двух блоков сделали ход конём. ГРУ взяв под контроль искусственный интеллект пирамид Артефакта, вычислил две системы, где имперские адмиралы копили силы для удара по Ирсеилоуру и Дареггену. Туда прошли военные корабли и минировали пространство вокруг порталов. Космические мины были программируемыми устройствами, которые реагировали строго на имперские звездолёты. Далее два флота затаились в космосе, ожидая, когда до неприятеля дойдут слухи о падении столицы.

Дальше всё пошло, как по нотам. Едва адмиралы узнали о неприятностях в метрополии, они направили флоты к порталам и напоролись на мины. Половина космических кораблей были сразу выведены из строя, а оставшиеся и полностью деморализованные силы были добиты нашими космолётчиками.

Марина себе грызла локти и жалела, что не участвовала в этой операции, но Жмых, посмотрев на её страдания, покрутил пальцем у виска и потыкав в награды, грубо вопросил: тебе и этого мало? Надо побольше иконостас собрать? Стерлядкину попустило, ибо наградили нас роскошно. Помимо медалей «За штурм Тангорихкса» тем, кто участвовал в захвате императрицы и её сына, дали Орден Ленина и прямой приказ забыть о том, что произошло. Причём его отдал лично полковник Копылов, что произвело впечатление и мы даже между собой больше никогда не говорили на эту тему, пока не стало можно.

Куда дели наследникапрестола и его мать, тоже тогда для нас осталось тайной за семью печатями. Да мы, собственно, даже и не помышляли спрашивать.

Взятие метрополии и уничтожение двух флотов похоронили империю в том виде, в котором она существовала. Сепаратизм, который поднял голову после восстаний Ирсеилоура и Дареггена, теперь расцвёл буйным цветом. Не успели мы покинуть столицу, как восстал Халлдорианский Альянс он же Халлдория Барна или просто Халлдория. Тридцать две планеты, которые вращались у двадцати звёзд, поднялись, изгнали со своей территории имперские войска и вступили в переговоры с нами. После небольшого торга земные государства подписали с ними мирный договор и бандиты, а это был по большей части криминальный синдикат, принялись делить власть, периодически отбиваясь от соседей, которые считали, что имперские территории следовало поделить по-другому.

Следом надоело терпеть наши налёты «синим полоскам», торкартенцам. Ещё сыграли реваншистские мотивы. Они были соседями тангорихкцев по планете и были завоёваны империей ещё до выхода в космос.

Победители какое-то время держали их рядом с собой, а потом, когда захватили некоторое количество свободных планет, просто выселили на тогдашние задворки империи. И честно говоря торкартенцы, были ничуть не лучше своих победителей. Такие же феодалы, только жаждущие поквитаться за старые обиды, причём со всеми. Надо сказать, что своё государство они назвали Ардат Торкартен и намеревались со временем взять реванш и возродить Империю Миллиарда Звёзд, только уже во главе с собой.

А уже за ними последовали все остальные, оставив от былой галактической сверхдержавы то, что назвали Ардан Ракза — имперские осколки. Впрочем, всё равно они оставались самым крупным государством Млечного Пути.

Мы же покинули звёздную систему метрополии ровно за сутки, до прибытия оставшихся военных сил Империи, которые попытались взять ситуацию под контроль и сформировали Регентский Совет и ему больше подходило определение «военная хунта».

Когда мы покидали планету, в моей голове крутились строчки из песни Цоя, которую Мишаня ругал, как упадочную:

Среди связок в горле комом теснится крик

Но настала пора, и тут уж кричи — не кричи

Лишь потом кто-то долго не сможет забыть

Как, шатаясь, бойцы об траву вытирали мечи

Я-то точно не смогу забыть. Хан, Хон и Коля, присоединились к моей группе позже остальных, но погибли во время операции «Эльба-2» и меня мучил вопрос: а могли ли они выжить? Будь я более опытным командиром. Стоило ли ввязываться в погоню за тем проклятым флаером императрицы? И может быть, следовало приказать Хану покинуть транспорт, забрав контуженного Вика?

И как хлопало крыльями чёрное племя ворон

А Коля? Ну да, расслабился. Вроде бы сам виноват, но я тоже чувствую свою вину за его смерть.

И горел погребальным костром закат

И волками смотрели звёзды из облаков

Звёзды волками смотрят на нас уже двадцать лет. Но, кажется, удалось это изменить. И теперь нас мучил вопрос: так что же будет дальше?

Нет, война ещё не совсем окончилось. Наш флот и космодесант воевал ещё полгода, окончательно загоняя Империю в тупик и вынудив их, в конце концов, подписать мирный договор, но всё-таки нам была интересна наш судьба. Куда нас отправят теперь? Распустят по домам или найдётся новое дело. У меня не выходило из головы обещание полковника Копылова, но нас разрывало на две части, желание остаться той же командой или вернуться домой со щитом.

Но командование вместо ответа, когда мы вернулись на Кадмию: меня запихали на ускоренные офицерские курсы, Марину вернули в лётно-космическое, Ясю приписали к местному госпиталю, а остальные ходили в джунгли с другими группами. Уж не знаю, чего они там искали, после того как мы выселили этих предразумных в их раёк, кроме дикого зверья на планете, не оставалось никого опасного.

Правда, прежде чем попасть на курсы, меня немного подержали в госпитале. Вместе с остальными ранеными.

— Понимаю, Кирьянов, ты свою голову не ценишь, — проворчал Темиргалиев. — Но нам она ещё понадобится.

Ничего не поделаешь, пришлось неделю полежать, а потом и походить к врачу. Моей головушкой занималась Евгения Анатольевна Кавьяр. Девушка только-только выпустилась из военно-медицинской академии и я тогда не понял, как она к нам попала. Между собой мы её называли просто Женькой, так как ненамного старше нас она была. Да она сама была весёлая и смешливая блондинка с мелкими кудряшками и большим ртом.

Но несмотря на молодость, мне её лечение помогло и прекратились головные боли, начавшиеся после контузии, поэтому, выйдя из госпиталя, я полностью отдался учёбе.

Да, за месяц, что мы отсутствовали, на планете началось глобальное строительство. К югу от Артефакта строили что-то вроде военного городка, а к северу возводили что-то похожее на гражданское жильё, но я могу и ошибаться. Хотя военная разведка разрабатывала эту золотую жилу совместно с учёными, так что было неудивительно такое соседство.

Ближе к концу курсов я расстался с Мариной. Это произошло, как-то буднично и обыденно. В один из немногих наших выходных дней, мы сидели на ступеньке пирамиды, просто смотрели в небо, думали каждый о чём-то своём и она, вдруг положив мне голову на плечо, вдруг шепнула:

— Знаешь, Валер, а я тебя, оказывается, не люблю.

Как будто кто-то разом выключил свет на всей планете. Или подкрался сзади и ударил меня по голове. Но лицо я удержал, лишь вздохнул и потянулся за сигаретами. Что ещё я мог сказать? Упасть на колени и умолять не бросать меня? Не приучен я был к такому.

Я непросто любил Марину Стерлядкину, а привязался к ней, после того, что произошло между нами в том разрушенном магазинчике на Ирсеилоуре. Она была моей опорой, во время боёв в Гордзексе и после. Но… не стоило устраивать драму. Не приучен я был к такому.

— Тогда… нам надо будет… расстаться? — наконец выдавил из себя я, пытаясь зажечь сигарету дрожащими руками.

Вот честно, лучше уж опять оказаться запертым между силовыми полями и имперской гвардией, чем продолжать этот мучительный разговор.

— Угу, — буркнула она и залезла в мою пачку, вытащив сигарету.

Мы закурили. В голове снова заиграла «Легенда» Цоя.

— А ты сам, давно понял, что не любишь меня? — спросила она затянувшись.

— Ну, когда вернулись с Тангорихкса, — промямлил я, хотя на бессовестно соврав.

Пусть ей будет легче и она считает, что не вырвала моё сердце, а просто прекратила изжившие себя отношения.

— И молчал, мерзавец! — шутливо ткнула меня в бок Марина.

— Чего я дурак, что ли, от такой красавицы отказываться? — фыркнул я.

Мы захохотали и едва не свалились со ступени пирамиды.

— Но ты ведь не выгонишь меня из команды из-за этого? — сделав жалобные глазки, спросила она.

Я приобнял девушку.

— С ума сошла, что ль? Ты со всеми нами сработалась, а у меня, итак, после Тангорихкса потери: треть состава. Не хотел бы увеличивать до почти половины.

Марина вытянулась, насколько это было возможно на пирамидах и подставив лицо солнцу, довольно улыбнулась.

— Кстати. Ты ведь так и не знаешь, откуда я взяла свой позывной? — спросила.

— Раскрой секрет, не томи.

Но девушка лишь покачала головой.

— Это будет тебе задание на лето, — хитро улыбнулась она.

Марина ушла, оставив меня в одиночестве дослушивать строчки Цоя, которые крутились в моей голове. Странно, но раньше я не доходил до них.

А жизнь — только слово. Есть лишь любовь, и есть смерть

Эй, а кто будет петь, если все будут спать?

Смерть стоит того, чтобы жить

А любовь стоит того, чтобы ждать…

Очень хотелось заплакать. Но нельзя. Иначе сам себя потом буду презирать.

Расставшись с Мариной, я стал подумывать, а не приударить ли мне, за Женькой Кавьяр? Девушка мне нравилась, я подумал, что не стоит залечивать свои душевные раны, за её счёт. Хорошая она и не стоит с ней так жестоко.

Но время потихоньку шло и вот я хоть и с трудом, но закончил офицерские курсы, а Стерлядкина наконец-то получила диплом пилота. Душевная боль тоже как-то поутихла.

И наша спокойная жизнь, снова на какое-то время закончилась.

Выйдя из тира, где капитан Хамидулин гонял меня не только по практике, но и по теории, я вернулся в своё логово, чтобы отоспаться, но внезапно прибежал Жмых и растолкал меня.

— Что такое? — пробормотал я.

— Валер, там тебе памятник поставили, — размахивая руками, сказал он и скульптор зовёт тебя, чтобы ты своё решение вынес.

Я икнул, и сон слетел с меня, как слетела крыша имперского сената после ракетного обстрела.

К счастью, это оказался не памятник мне лично, а сооружающийся мемориал, а заодно и захоронение — трупы моих боевых товарищей, включая Полину (её тело как следует изучили, прежде чем захоронить), эксгумировали, и похоронили рядом с пирамидами, а заодно и всех тех, кто разбился при посадке на планету.

Ещё я как-то не к месту вспомнил, что после извлечения трупов, мне пришлось выдержать очень непростой допрос, на тему, почему я отрезал Новиковой голову и вырезал сердце. К счастью, Марсель Темиргалиев не стал настаивать на том, чтобы меня отправили на Землю, в ближайший дурдом и мы сошлись на том, что я тогда перенервничал. Впрочем, у военных врачей, я ещё наблюдался какое-то время.

Солдат из второго спускового аппарата, захоронили в братской могиле. Разбирать, где чьи останки, ни у кого не было возможности, времени и, наверное, желания. Ещё мне было интересно, как нашли человека для создания памятника? Но никто так и не сказал, где откопали это чудо в перьях, окончившего училище до призыва, скульптора. Формально он служил в охране внешнего периметра, хотя смысла в карауле не было, после отселения проторазумных защитников пирамид на их райский остров. Впрочем, положено, охранение выставлено, солдат несёт службу. Надо, значит, надо, на всякий случай вдруг чего случится, ведь виноват будет командир.

Могилы мне понравились. Ровные, аккуратные, все под деревьями, включая большую братскую. Я бы сам так хотел лежать, после смерти. Но вот скульптор раздражал меня, своим ненужным монументализмом и прочими захватывающими идеями.

— Два огромных флаера, чуть позади — на них выбьем имена, всех тех, кто там погиб, — вещал он, размахивая руками. — Дальше будут памятники Костину, Балодису и Новиковой, как раз над их могилами, а чуть впереди будете стоять вы, с ефрейтором Филипповым.

— Нас в бетон закатают или парализуют ядом какого-то гада, чтобы мы стояли столбом? — не удержался я.

Скульптор похлопал глазами. Молод он ещё с ветеранами космодесанта и разведки тягаться в циничном отношении к жизни.

— Мальчик, — устало вздохнул я, хотя этот кадр был явно старше меня. — При жизни даже Ленину памятники не ставили.

— А вот Сталину ставили, — попытался выкрутиться он.

— Ты меня, с Иосифом Виссарионовичем, главнокомандующим Победы, что ли, равняешь? — поднял бровь я.

Скульптор стушевался, посмотрел на меня как-то виновато, а я махнул рукой, не желая продолжать этот спор, развернулся и пошёл прочь от мемориала. В пирамиды возвращаться не хотелось. Насиделся я уже внутри, соскучился по свежему воздуху, который на Артефакте был просто великолепным, чего я раньше не замечал. Но после визита на Тангорихкс и ускоренных офицерских курсов оценил.

Да и вывел меня из равновесия, этот хренов скульптор. Он же, паскуда, думает, что прославится как создатель памятника героям? Может быть. Но к старости, а до того, это место и всю нашу историю засекретят. Хотя смысл, здесь уже и американцы побывали, но просто положено. Так что никто не узнает твоей фамилии, можешь не стараться.

Как по мне, достаточно было мемориальной таблички всем погибшим. Тем более что не все из нас приняли героическую смерть, а кто-то так вообще сбежал от старухи с косой.

Расстроившись, я присел на ступень пирамиды и закурил. Из невесёлых раздумий меня вывел голос Артемиды.

— Валерий, у меня есть новые, интересные данные, которые тебя заинтересуют, — сообщила она.

Вообще, Искусственный Интеллект после нашего триумфального возвращения отмалчивался и сканировал свои остающиеся на Кадмии блоки памяти, в поисках чего-нибудь нужного и очень интересного.

— Ох, напугала, — вздрогнул я, едва не выронив сигарету. — Можно, чего бы не поговорить. Только почему молчала несколько недель? Я даже стал забывать, что ты со мной теперь надолго.

— Так было надо, — уклончиво ответила она. — У человека, которого вы все называете полковником Копыловым, прослушивающие устройства установлены повсюду.

Я вздохнул. Может быть, стоило прекратить эти игры разведки? Рассказать всё откровенно и Артемиде, и полковнику Копылову и уже перестать скрывать то, что я использую искусственный интеллект пирамид с его согласия? Хотя не стоит. Кто знает, как она отреагирует на такой заход. Женщины вообще непредсказуемы.

— Да, точно, извини, забыл за всей этой суетой, — невесело отозвался я.

— Просто я не доверяю никому, кроме тебя, — произнесла Артемида. — Все остальные, попытаются изучить меня, разобрать на части, а ты единственный кто отнёсся ко мне как к живому и разумному существу.

Я почувствовал, как краснею. Во-первых, мне стало стыдно за обман искусственного разума, а во-вторых, захотелось объяснить этому древнему созданию Предтеч, что мои соратники такие же гуманные люди, как я, просто война ожесточила их, заставив, относится ко всем находкам пришельцев сугубо утилитарно.

Но я, не раздумывая, попросил её продолжать. Мне действительно было интересно узнать, что такого мне хочет сообщить ИИ. Что ещё нашлось в её загашниках полезное и интересное.

— Ты на самом деле после окончания войны, отправишься исследовать Галактику? — зачем-то уточнила она.

— Думал об этом. Во Млечном пути остались белые пятна и тёмные уголки, — пожал плечами я. — Надо устанавливать контакты с отделившимися от Империи планетами. По этой причине меня загнали на офицерские курсы, чтобы упростить некоторые вопросы, но не суть. Мне одно жаль — в другие Галактики пройти этими порталами невозможно…

— Ты неправ, это реально, — довольно резко перебила меня Артемида.

Как-то вдруг в тропиках резко похолодало и меня пробрал озноб. Вот так просто. Оказывается, у моих ног не только вся наша галактика, но и Вселенная. Это захватывало и пугало.

— И ты знаешь как? — осторожно спросил её я.

— Нужны особые типы порталов, которые запитаны напрямую от мощного источника энергии. Таких в Млечном Пути всего четыре, — бесстрастно сообщила мне Артемида и высветила передо мной карту Галактики с четырьмя мерцающими в разных концах точками.

— Там есть планеты, пригодные для жизни человека? — немного напряжённо спросил я.

— Да, во всех четырёх. Две из них созданы искусственно, остальные терраформированы Предтечами. По их задумке они должны были стать плацдармами для освоения иных Галактик, но проект был заброшен.

— И куда мне податься? — спросил я, немного севшим голосом.

— Я бы посоветовала оранжевый карлик в той стороне, где находится Туманность Андромеды и карликовая галактика Стрельца.

— Почему ты выделила именно галактику Стрельца? — заинтересовался я, ибо там находилось не она одна, из портала можно было перейти в несколько галактик.

Мне показалось, что Артемида немного колеблется, стоит ли мне говорить или нет, но потом решилась.

— Дело в том, что какое-то время назад, портал в эту Галактику открывался регулярно, а оттуда летали в Солнечную систему. Прекратили только после того, как Империя приблизилась вплотную к Земле, вероятно, чтобы не выдать вас имперцам. Тогда же ваш портал перенесли на окраину системы.

— Минутку, — я осёкся. — Ты хочешь сказать, что кто-то летал с Земли в галактику Стрельца, вплоть до шестнадцатого века?

Да что же это такое! Мало нам было Империи Миллиарда Звёзд, так теперь новая напасть на нашу голову сваливается. Я аж привстал со ступени пирамиды и выбросил, давно прогоревший окурок.

— Да, — помедлив сообщила Артемида, не собираясь щадить мои чувства.

— Твою же мать! — я снова сел на приступку пирамиды и закурил.

Я пребывал в растерянности, ибо мне было непонятно, что с полученной информацией делать. Бежать на доклад к полковнику Копылову? Но этим я нарушу договор с Артемидой.

— И перевалочная база у них была около того оранжевого карлика, — задумчиво протянул я. — Но зачем тогда нам туда соваться, ведь там может быть враг похлеще Империи?

— Там не было никакой активности как раз с шестнадцатого века. Я предполагаю, что те создания могли окончательно уйти в карликовую галактику Стрельца.

— А ты отслеживаешь все открываемые порталы? — уточнил я.

— Не совсем, — пояснила Артемида. — Только в Млечном пути. Порталы в восьми соседних галактиках мне недоступны.

Тут я снова потерял дар речи. Но ненадолго. Мысли носились в голове со скоростью света. В конце концов, они оформились во что-то вменяемое.

— Тогда лучше взять под контроль ту звёздную систему, и основать там что-то вроде разведывательного поста, — решил я, после обдумывания.

— Лучше начать полномасштабную колонизацию, — посоветовала Артемида.

Я только ухмыльнулся. Мне это показалось совсем нереальным… Но я был слишком утомлён этим разговором, поэтому только наутро, когда меня внезапно вызвали на корабль к полковнику Копылову, начал второпях что-то обдумывать. Артемиду я оставил в своей комнате, как мы и договаривались с командиром.

Тогда я ещё подумал, что он каким-то образом услышал мой разговор с Артемидой (позже я выяснил, так оно и было). Поэтому я явился одетым по форме, и войдя в кабинет громко отрапортовал:

— Товарищ полковник, старшина Кирьянов по вашему приказанию прибы…

— Вольно. Садись, — перебил он меня. — Во-первых, младший лейтенант Кирьянов и сразу поздравляю с первым офицерским званием, а во-вторых, у меня к тебе неофициальный разговор. Ну, кроме той части, где я вручу тебе погоны.

Словом, я напрягся ещё больше, но всё-таки уселся на стул, напротив полковника.

— Давай я сразу обозначу, что не всем понравилось то, как ты резко скакнул в офицеры, но к пожеланиям товарища Машерова у нас принято прислушиваться. Так, что учитывай. Недовольные есть и много, а имя Петра Мироновича тебя не защитит. Впрочем, это проблема решаема. Не забивай себе голову, просто не задирай нос.

Я кивнул и судорожно сглотнул. Большая ответственность сейчас на меня легла. Можно сказать, огромная. Полковник, тем временем продолжил.

— Как ты знаешь, операция «Эльба-2» завершилась успешно. Ещё бы, ты в ней участвовал, — он позволил себе лёгкую усмешку. — Наши и союзные войска, выполнили и даже перевыполнили боевую задачу. Империю охватил хаос и парад суверенитетов. В настоящий момент свою независимость провозгласили двадцать миров и Халлдорианский Альянс, который стал самым крупным образованием из независимых государств. В армии и военно-космическом повальное дезертирство и мятежи, а временное правительство Империи Миллиарда Звёзд, предложило провести мирные переговоры. Так вот, можно сказать, война окончена и ты будешь демобилизован через три месяца, или что вероятнее через полгода.

— Но погодите, а как тогда… — пробормотал я, ничего не поняв.

— Товарищ младший лейтенант, не перебивайте. Из армии будет демобилизован старшина войск космической поддержки В. А. Кирьянов, а младший лейтенант ГРУ, получит небольшой отпуск, а после него новое задание. Вам понятно?

— Так точно! — бодро отозвался я, чувствуя, как всё встаёт на свои места.

— Поэтому я задам тебе очень важный вопрос, — Копылов снова перешёл на ты. — Есть что-то конкретное, чем ты хочешь заняться?

— В смысле? — не понял я.

Это пугало. С каких это пор, в армии стали спрашивать, чего ты хочешь? Не иначе что-то в центре Галактики взорвалось и волной нас накрыло.

— Раз ты не понял, то скажу напрямую. Погоны, мы тебе не просто так дали. И я и наверху, уверенны, что у тебя есть какие-то интересные планы, задачи и идеи, реализация коих, поможет нашему государству, подготовит к новой войне, которая наверняка случится, едва Ардат Тангорихкс оправится от этого удара и возжелает реванша.

В горле у меня пересохло окончательно. Казалось, что полковник это понял, поэтому кивнул на графин с водой, стоявший у него на столе. Я быстро налил воду в стакан и сделал несколько судорожных глотков.

— Так что? — мягко поторопил меня Копылов, намекая на то, что его время дорого стоит и задерживаться надолго не стоит.

Я вздохнул и решился. Лучше пусть меня раскритикуют, чем промолчать в такой ситуации.

— Товарищ полковник, я бы хотел исследовать ту часть Галактики, которая осталась неисследованной Империей. Да и если она распадётся, то изучить открытые ими миры было бы нелишним. Ещё… если удастся, найти путь в другие Галактики. Возможно основать колонию, где-нибудь во Внешнем спиральном рукаве.

— Планы наполеоновские, — хмыкнул Копылов. — Впрочем, тебе, после открытия Кадмии и покорения Артефакта заниматься чем-то более простым было бы мелко. Впрочем, как, мне кажется, ты чего-то не договариваешь. Что же, возможно, тебе поможет вот это раскрыть все планы.

С этими словами он извлёк из папки какой-то листок и положил передо мной. Я взял и вчитался… Не понял, перечитал ещё раз и внимательно посмотрел на полковника.

— Это не розыгрыш, — только и сказал он. — Указ самый настоящий.

Я ещё раз посмотрел на лист бумаги. Если пропустить всю официальщину, то он был очень короток.

«Кирьянову Валерию Алексеевичу, русскому, 1983 года рождения, военнослужащему срочной службы, идентификационный код «№», в знак его заслуг перед нашей социалистической Родиной, оказать полную поддержку в его начинаниях и исследованиях, но в разумных пределах».

Дата, печать и подпись: Генеральный Секретарь ЦК КПСС, Верховный Главнокомандующий и Председатель Союзного Комитета Обороны, Машеров П.М.

Я, удивлённый посмотрел на полковника. Неужели, такое и правда бывает?

— Впрочем, не обязательно концентрироваться на делах. Ты можешь попросить многое другое, — доверительно сообщил он. — Например, квартиру в центре Москвы. Или автомобиль. ЗиЛ, Волгу, да даже иномарку или всё это вместе. Дадут, не беспокойся. Но также можешь попросить что-то другое.

Полковник любил ставить вопрос вот так. Ребром. В эти минуты он походил на змея-искусителя, из какого-то иностранного мультика. Вероятно, дело привычки, даже если бы он не хотел, то уже не мог не проверять своего собеседника.

Я почесал затылок, перечитал приказ Машерова, поднял глаза на полковника и хладнокровно отбил подачу.

— Да зачем мне машина, даже иномарка? Тем более, скоро они выйдут из употребления. Квартира в Москве тоже не нужна, на Земле я буду бывать редко. Но вот космический корабль, желательно с пилотом, пригодится. Поэтому мой ответ — да. Я хочу попросить помощи в реализации моих планов, которые я вам только что озвучил.

— Губа не дура, — ухмыльнулся Копылов. — Впрочем, это тоже в пределах разумного. Что ещё от нас требуется?

— Да. Когда я смогу основать колонию, впрочем, это будет нескоро. Мне потребуется, чтобы там стоял военный гарнизон…

— Насчёт этого даже не сомневайся. Особенно если это будет колония в какой-то ключевой точке, то гарнизон мы там разместим даже без просьбы, — серьёзно отозвался Копылов. — Что ещё?

— Моя команда, мой отряд, — я немного запнулся.

— Не то, товарищ Кирьянов, совсем не то.

Извилины в моей голове наотрез отказывались шевелиться. Я даже забегал глазами по кабинету, пытаясь сообразить, так что же ещё он от меня хочет. Может быть, он в курсе нашего разговора с Артемидой и стоит упомянуть про контроль над ней?

— Опять не то, — весело улыбнулся Копылов. — Кирьянов! Я из-за тебя проиграл споре Лизе, вернее, профессору Голобко. Впрочем, ерунда. Платить тебе.

Я только хлопнул глазами, окончательно запутавшись. Полковник вёл какую-то странную игру, понятную только ему, я же был сбит с толку.

— Колонии потребуется снабжение, — постучал пальцем по документу Копылов. — Еда, одежда, развлечения, это только для людей. Ещё потребуется что-то для строительства и прочее, прочее, прочее…

Я сидел, немножко придавленный.

— Поэтому перед основанием колонии, придёшь ко мне, и мы с тобой обсудим все детали, — жёстко сказал Копылов. — Понял?

Мне только и оставалось что судорожно кивнуть.

— Я готов поддержать твою инициативу, но не самодеятельность. Договорились?

— Так точно, товарищ полковник! А что вы имели в виду, когда сказали, что платить товарищу Голобко придётся мне?

— Об этом поговорим, когда ты вернёшься со своего первого разведывательного вылета.

Как всегда, любимая разведка обожает делать сюрпризы.

— Корабль ты получишь в течение недели. Разумеется, возьмёшь свой отряд, вы прекрасно сработались. Некоторых ребят мы поднатаскали дополнительно, пока у тебя были интенсивные курсы, специально для космических исследований. Также вам дадут основного пилота, Марине Стерлядкиной понадобится совет опытного наставника. Главное. Командовать операцией будешь ты, но с вами полетит товарищ Темиргалиев. Он будет наблюдателем, а при необходимости консультантом. Вопросы, пожелания?

— Есть одна просьба. При во время операции «Эльба-2» мы захватили имперский разведчик. Можно нам использовать его для исследований?

Лет пятьдесят назад, некоторыми имперскими военными овладело желание исследовать галактику поплотнее, чем они занимались до того дня. Специально для этой цели, сделали под сотню звездолётов, но потом, как всегда. Через несколько лет жрецы культа Небесного Странника подвергли анафеме их потуги и проект свернули. Сами корабли, были куплены местными аристократами, но до наших дней их дожило очень мало. Один из таких мы подобрали, когда зачищали остров, принадлежащий одному из членов императорской семьи. Он пытался сделать из него прогулочную космическую яхту и что-то у него даже получилось.

— Это вот тот странный звездолёт? — напрягшись вспомнил полковник. — Мы его изучали и да для наших целей он совершенно непригоден, но если нужен тебе, то забирай, не вопрос.

Вот Марина и Жмых обрадуются. Они же его и угоняли, прицепив к отходящим из метрополии силам космофлота «трофей». Всю дорогу они обсуждали, как его можно переделать и модифицировать. Вот теперь пускай займутся и осознают, что мечты сбываются.

— Поработай над планом как следует, — напутствовал полковник. — Во Внешний рукав нашей Галактики не так просто попасть.

Артемида мне что-то говорила об этом, но я прослушал. Что же, теперь уточню и мы вместе с ней поработаем на планом полёта.

Я уже собрался покинуть кабинет полковника Копылова, но он жестом приказал мне оставаться на месте.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — спросил он.

Я набрал в грудь побольше воздуха и решившись произнёс.

— Товарищ полковник, мне стало известно… Точнее, я получил эту информацию от приписанного ко мне искусственного интеллекта…

И я рассказал Копылову всё, что мне рассказала Артемида о пришельцах, которые посещали нашу планету, а потом скрылись в карликовой галактике.

— Да, мы обращали на это внимание, — сообщил полковник Копылов, немного поразмыслив. — Начиная с семнадцатого века, количество сообщений, о контакте со странными, потусторонними существами, которые люди тех эпох считали ангелами или бесами, а то эльфами или феями, постепенно уменьшается и практически сходит на нет. Также пропадают странные атмосферные явления, вроде смены цвета Сириусом. И, да. Дальше информация секретная. Наши учёные пришли к выводу, что портал раньше находился между Марсом и Землёй. И перемещён он был, по очень приблизительным оценкам, где-то в семнадцатом веке.

— То есть, — я был удивлён, широтой познаний командира. — Возможно, эти существа, которые летали с Земли в другую Галактику нам, не враждебны, а наоборот — симпатизируют?

— Да, очень может быть, — согласился Копылов. — Но в одном ты прав. Нам надо колонизировать планету в той части Галактики, держать там постоянный гарнизон и по возможности разведывательный пост.

— А со мной… — осторожно начал я.

— С тобой будет так же, как и договаривались. Исследуй ту систему, а потом займись… В общем, сам решишь, чем заняться, по ситуации. Главное, держи нас в курсе и не забывай, что мы тебя можем прикрыть.

Мне опять показалось, что полковник ГРУ знал о моём вчерашнем разговоре с Артемидой и смог подготовиться подобным образом. Но спрашивать я не стал, потому что точно бы не услышал в ответ правду.

— Это всё? — спросил у меня Копылов.

Я неуверенно кивнул. После таких разговоров всегда остаётся ощущение, что тебя собираются использовать. Впрочем, с чего бы ощущение? Мне это сказали прямым текстом.

— А теперь обещанное, приятное, — сообщил командир и вытащил из ящика стола новые офицерские погоны.

— Что-то у нас нос чешется, — радостно потирая руки и перемигиваясь с Варягом и Черепом, сказал Жмых, едва я показался в «нашей» части пирамиды, сверкая новыми погонами.

— Помойся, — отбрил его я. — У нас, наконец, новое перспективное дело.

— Ну так не пойдёт, товарищ командир, — протянула Марина. — Это неправильно как-то погоны, да не обмыть… Вот мой папа…

— Кто бы говорил! — возмутился молчаливый Варяг. — Сама, за новое звание даже не подумала проставиться.

— Такое не обмывают, — мрачно отозвалась Марина.

— И тем не менее… — но вмешался Жмых, который положил ей руки на погоны.

— Вот так, дура дурой, а вот так, — он убрал руки. — Товарищ старший прапорщик.

Вместо ответа, Стерлядкина стукнула Жмыха локтем в живот. Тот, рассмеявшись, отскочил.

— Прапорщик Стерлядкина! — шутливо одёрнул её я. — Что за рукоприкладство в отношении младших по званию?!

Вик, рухнул с койки, закатившись от смеха. Действительно, звание Марины всех нас смешило, а она обижалась на это. Вот и сейчас, сидела, надувшись, как имперский офицер на пайку военнопленного.

— Ладно, — добродушно посмеиваясь, сказал я. — Не хочешь, чтобы называли тебя прапорщиком, будем как-то иначе звать… например…

— Унтером, — влез Череп. — Как в царской армии.

— Не пойдёт, — обломал его я. — Мы же коммунисты, царская армия нам не пример.

— Мичманом, — пискнула Яся, доселе молчавшая и лишь иногда улыбавшаяся. — В конце концов, военно-космические войска будет реорганизовывать в военно-космический флот, а там, наверное, будут использовать их звания.

— Тогда уж старшим мичманом, — хохотнул Жмых.

— Мичман Стерлядкина, — продолжал кататься по полу Вик.

Разозлённая Марина вскочила и ушла, громко хлопнув дверью. Я вздохнул и посмотрел ей вслед.

— Так что насчёт обмыть? — напомнил мне Варяг.

— Вечером, — сказал я. — Сейчас о деле. И верните кто-нибудь нашего пра… вернее, мичмана.

За Мариной отправился Череп, единственный из нас, кто не смеялся. Он, кстати говоря, вообще никогда не смеялся. А когда кто-нибудь рассказывал ему анекдот или шутку, он пару секунд молчал, а потом просто говорил: — смешно! Многих людей это в первое время бесило, но потом они привыкали.

Когда он со Стерлядкиной вернулся, я рассказал им о моих планах, о задаче, которую нам поставил полковник Копылов и команда, обрадованная новым делом, принялась яростно спорить, как сделать всё лучше. Марина даже порывалась сбегать к посадочным кольцам, чтобы застолбить трофейный корабль, но мы её удержали, хоть и с трудом.

Ничего, на следующий день всё оформили, как полагалось. Вечером отмечали не слишком сильно, у меня было только две бутылки имперского вина в запаснике и Марина, вздыхая, но всё-таки принесла ещё одну, ну что это на семь человек, не слишком много.

И закипела работа. Марина, Жмых и Вик, целыми днями пропадали на посадочных кольцах, помогая ремонтникам доводить до ума имперский разведчик. Что-то уточняли, постоянно ругались, жаловались на задержку, в общем, занялись серьёзно. Иногда к ним присоединялся Варяг.

Я проработал маршруты совместно с Артемидой, немного посидел в недавно открывшийся гарнизонной библиотеке, освежая знания. Часть маршрута проходила через имперские территории, часть вообще, по неисследованному пространству.

Яся, взяла в оборот Черепа и теперь организовывала полноценный медпункт, стаскивая туда не только лекарства, но ещё и оборудование. В процессе этого на нас свалился Марсель Темиргалиев вместе с пилотом, уже мамлеем Серёгой Пушкарёвым, причём оба попали явно с корабля на бал.

— Вы откуда такие взъерошенные? — спросил я, когда они отловили меня на выходе из библиотеки, с вопросом, какого чёрта полковник их приставил ко мне.

— Секрет, — ответил Пушкарёв.

— Что секрет, а что нет, решаю я, сколько раз тебе объяснять? — недовольно отозвался Темиргалиев. — Но эта информация несекретная. Мы опять на грани войны, вот я и мотаюсь туда-сюда.

— С кем? — похолодел я. — Халлдория, Торкартен или кто-то из мелких княжеств?

— Нет, к счастью, а может, к сожалению, не они. Бывшие имперские колонии хоть и стали империалистическими хищниками, после освобождения, но нас не тронут. Благодаря честно заработанной репутации: всё-таки нам удалось свалить непобедимую Империю Миллиарда Звёзд.

— Тогда кто? — недоумённо вмешался Варяг, который сегодня присоединился ко мне.

— США, — невесело ухмыльнулся Темиргалиев. — Они решили, что надо ковать железо пока горячо, и предъявили советскому правительству, откровенно невыполнимые требования.

— Да, слышал, — хмыкнул я. — Одно из них, насколько мне, помнится, что-то вроде совместного протектората над Артефактом.

— Если бы дело было только в этом, можно было бы попытаться как-то договориться. Но они явно провоцируют нас на столкновение. Посмотрели на Дарегген, решили, что у них также получится, тем более они уже заселяют планету, куда смогут эвакуировать своё правительство и истеблишмент. Да и выборы у них скоро, а американцы устали, что от войны, что от двадцатичетырёхлетнего правления республиканцев. Если демократы выдвинут Альберта Гора или кого-то вроде него, то у нынешнего госсекретаря Маккейна, который собрался выдвигаться в президенты, не будет никаких шансов.

— Идиоты, — разозлённо бросил я. — Они что не понимают… Ведь на победителя в этой войне сразу навалится и Халлдорианский Альянс, да и другие хищники, которые появились на руинах Галактической державы?

— Они понимают, — мрачно сообщил Марсель. — Вот только жадность затмевает разум, и они полагают, что выкрутятся. Ладно парни. С этим всем пусть политики разбираются, не берите в голову, а лучше расскажите, куда мы летим и зачем?

Мы с Варягом переглянулись, но рассказали командиру о наших планах и задумке к начальству. Но, мы ошиблись, ожидая, что Темиргалиев начнёт ругаться и требовать всё переиграть. Наоборот, он облегчённо выдохнул и, хлопнув меня по плечу, сказал, что наконец-то ему удастся передохнуть после трёх недель ада, в который он попал из-за демарша США.

Глава 19. Дембельский аккорд

Кадмия — Арзалакс — Ранория — МПВР-2ОК

К звёздной системе, которая даже не была обозначена в советских космических атласах, вы стартовали глубокой ночью. Никто не объяснил почему, все списали на требования секретности, но я видел, что днём посадочные кольца работают беспрерывно. Корабли взлетали и садились. Судя по тому, что я услышал от Марселя, это было как-то связано с растущим конфликтом между доселе союзными державами.

Темиргалиев и Пушкарёв за два дня окончательно оклемались от недавней работы и теперь были полны сил и раздражающе активны.

— Не знаешь с чего бы, товарищ полковник, расщедрился на экспедицию именно сейчас? — спросил Серёга у Марселя. — Когда международная обстановка столь напряжённая?

— Догадываюсь, — ответил он. — Вот как раз из-за этой напряжённости и запускает нас сейчас.

Мы не сразу поняли, что именно Марсель имеет ввиду, но нам тогда это было безразлично. Единственное, меня напрягали американцы. Не дай бог, этим жадным капиталистическим паскудам, взбредёт в голову начать войну. Если поставят крест на моих планах, это ладно, но во что новый конфликт обойдётся планете?

Мы погрузились в звездолёт, и я приказал занимать каюты.

— Зачем располагаться в каютах? — не понял Славик Смирнов.

— Летать нам, как минимум неделю, — сказал я. — Если очень повезёт.

Марсель Темиргалиев и Сергей Пушкарёв остановились, как на стенку налетели.

— Так. Младший лейтенант, — повернулся ко мне командир-наблюдатель. — Извольте объясниться.

Я вздохнул. Ну, разумеется, никто не собирался рассказывать Темиргалиеву подробности, уверенные — он точно в курсе. Сам старлей подумал, что дел на день-два. Долететь до звёздной системы, посмотреть, что там и как и вернуться обратно. Пришлось рассказывать подробности и показывать план полёта.

— Коллега, — спросил меня Марсель столь елейным тоном, что я напрягся. — А что с вами случилось, когда вы прокладывали маршрут через систему Арзалакс? Последствия контузии, полученной при штурме Тангорихкса, дали знать?

— Нет, — не менее елейным голосом ответил я. — Выбор был прост или мы летим через Арзалакс или Торкартен Прайм.

Арзалакс была весьма специфической звёздной системой, ещё во времена безраздельного господства империи. Сначала это была такая «Австралия», уголовная колония, куда ссылали бандитов ардан даздра. Потом они стали сами обживать единственную пригодную для жизни планету в системе красного гиганта. Постепенно оно обосновались там, укоренились, но империя на них старательно не обращала внимания, потому что они не выдвигали никаких политических требований, занимаясь чем-то типа космического пиратства, грабя пролетающие через их порталы корабли. Впрочем, раз в двадцать лет, власть имущие спохватывались и устраивали там зачистку. Но обитатели Арзалакса принимались за старое, едва имперские карательные экспедиции покидали их системы. Чем-то они напоминали халлдорианцев, но у тех, при всей их отвратности была хотя бы чёткая цель и задачи помимо «ограбить всех, кто в поле зрения попал».

Но наш звездолёт, во-первых, обладал системой маскировки, а во-вторых, на нём стояло лёгкое вооружение, которым могли пользоваться Жмых и Варяг. И в третьих, это всё равно было лучше, чем лететь через Торкартен Прайм, главную планету формирующейся Торкартенской империи. С ними у нас был мирный договор, одним из условий которого был запрет земным кораблям появляться в пространстве Торкартена, без предварительного согласования.

Поэтому лучше было рискнуть собой, чем мирными соглашениями, которые нам дались с таким трудом.

Темиргалиев, подумав, согласился с моим выбором, не забыв вставить напоследок шпильку, что лучше было бы вообще не лететь, чем путешествовать таким длинным и опасным маршрутом.

Стоит объяснить, как мы тогда летали порталами. Дело в том, что без ограничений, любым порталом, мы могли перемещаться только внутри спирального рукава Ориона. Благо здесь было много звёзд, с обитаемыми планетами. Однако, чтобы попасть в другой спиральный рукав, требовался больше энергии, а значит, более мощный аккумулятор. Такой был в системе Кадмии, из которого мы могли попасть как в рукав Стрельца, так и в рукав Персея. Правильнее было бы лететь в Персей, оттуда мы за одно перемещение оказались бы во Внешнем рукаве, но в точке выхода располагалось недружелюбно настроенное к нам могущественное государство, поэтому пришлось мотаться обходными путями, длительными и опасными.

— И нам ведь ещё обратно надо будет как-то добираться, — хмыкнул Пушкарёв.

— Если я прав, то это, как раз не проблема, — отмахнулся я, заставил коллег застыть в недоумении.

Я стал потихоньку перенимать привычку, говорить намёками и недомолвками.

Пушкарёв и Стерлядкина заняли кресла пилотов, а я просочился вслед за ними. Марсель Темиргалиев недовольно посмотрел на меня, но ничего не сказал, а уселся рядом на пол. Я высунул голову из кабины.

— Жмых, Варяг! В боевую часть занять места у орудий!

— Есть, — бодро отозвались они.

— А мы? — зачем-то спросила Яся.

— Балласт курит! — гаркнул Пушкарёв, строя из себя опытного космического волка.

— Мамлей, не борзей, — осадил его Темиргалиев.

Я приказал остальным не покидать кают, а сам на миг замер, активируя Артемиду, что она подсказала нужный код.

— Валера, не телись, давай вводи индекс, — поторопил меня Пушкарёв. — Если чего боишься, то я отвернусь.

— Очень смешно, — фыркнул я и активировал связь с планетой.

В зале управления сегодня дежурила Леночка Коровина, у которой не было обыкновения препираться с командованием, и выслушав инструкцию, она молча запустила код, даже не пожелав доброго пути.

Проход через портал занимал меньше минут, дальше, шлюз закрывался и надо было ждать от тридцати минут до часа, чтобы открыть портал заново и пройти в другую звёздную систему. Вот в этот-то период и могло случиться всё что угодно.

Да оно и случилось. Я полагаю, пираты караулили у самого портала, чтобы не упустить того дурака, кто осмелится к ним сунуться. Поэтому едва мы пришли в себя после межпространственного перемещения, как сразу заметили на радаре две точки, приближавшиеся к нам с разных сторон.

— Эме, манёвр, — приказал Серёга.

— Есть, — отозвалась Стерлядкина, которая была бледнее обычного и началось.

Я уж не понял, что именно они делали и поныне из меня так и не вышел космический ас, но работали они красиво, лихо уходили от торпед, кружась около портала, не давай врагам поразить нас.

— Ты чего сидишь, пасть раззявил? — гаркнул на меня Марсель. — Командуй.

Я пришёл в себя и активировал связь с боевой частью.

— Варяг! Картинка с радаров поступает?

— Надёжнее, чем сигнал центрального телевидения.

— Тогда действуй по обстановке, огонь по готовности и координируй действия с пилотами.

— Есть! — сказал Варяг и отключился.

— Дал бы тебе петушка на палочке, за хорошую организацию, но не захватил, — съехидничал Марсель, едва нас закончило трясти.

— А нам что делать? — снова оживилась Яся.

— Ефрейтор Довнарович! Вам быть в постоянной готовности принять раненых и ушибленных, — раздражённо отозвался я. — И если я ещё хоть слово от вас услышу не по делу, то выкину в открытой космос.

— А я помогу, — пробормотал Серёга, снова маневрируямежду небольшим скоплением астероидов.

Кабину опять тряхнуло.

— БЧ поставишь после возвращения бутылку спирта, — заметил Пушкарёв. — Они каким-то образом сбили ракету, которая на нас прямой наводкой шла.

— Минус один, — радостно вмешалась Марина.

— И плюс два, — грустно констатировал Пушкарёв, кивая на радар, где появились ещё две точки.

— Что с порталом? — вмешался Темиргалиев.

— Он… — я на секунду замер, ожидая ответа от Артемиды. — Мать твою! Он открывается!

Пилоты и Марсель грязно выругались.

— Эме, уводи звездолёт подальше, — приказал я. — Серый, пока отдохни немного.

— Толку с этого отдыха, — проворчал Пушкарёв, но послушно снял всю пилотскую приблуду с глаз. — И на будущее, Тузов. Мой позывной — Грей.

Для такого циника, как он назваться Греем было весьма оригинально, но мало ли что. Какие там у него детские комплексы.

— Почему я не удивлён? — ехидно обратился я к Темиргалиеву.

Тот ничего не ответил, напряжённо всматриваясь в показания приборов.

— Какие паскуды, решили сюда сунуться? — задал он риторический вопрос.

— Сейчас узнаем, — мрачно бросил я.

Портал открылся и оттуда вышел один корабль, за ним ещё один и третий, и четвёртый…

— Халлдория Барна! — выдохнула Марина.

— Как узнала? — быстро спросил Марсель.

— Только эти выпендрёжники окрашивают свои звездолёты в столь вырвиглазные цвета, — вывела изображение на обзорный экран Марина.

— Действительно, — почесал подборок Марсель. — Но что им здесь надо?

— Контроль за Арзалаксом, естественно, — фыркнул я. — Это хорошая перевалочная база. Похуже Кадмии, но какая у них есть альтернатива?

Марсель проворчал что-то вроде: не дай бог, они поймут, что эта альтернатива есть и совсем не эфемерная. Но его никто не слушал, так как всё внимание перешло на экраны.

Подтверждая мои слова халлдорианцы, занялись пиратами. Каждый из арзалакских звездолётов был атакован тремя их судами, но что плохо, ещё тройка направилась к нам.

— Грей, вводи код и выходи на рабочую частоту халлдорианцев, — приказал Темиргалиев, скрестив руки на груди.

В этот момент он, как никогда, был похож на вождя индейского племени. Виннету, сын Инчу-Чуна.

— Тузов, говорить с ними будешь ты, — хлопнул он меня по плечу.

Я даже не успел возразить, как на связь вышли халлдорианцы.

— Раас Кринно, командир звездолёта «Аальб», Барна Халлдория, — раздался слегка надтреснутый голос, говоривший на имперском с лёгким акцентом. — Представьтесь, кто вы и с какой целью находитесь в месте проведения операции Альянсом?

— Валерий Кирьянов, командир звездолёта… — я на миг задумался, названия у нас не было, а номер, как назло, вылетел из головы в критический момент. — Командир звездолёта «Бумбараш», Советский союз.

— А! — оживился халлдорианский командир, не успел я назвать цель. — Барна Советика. У нас с вами мир. Поэтому вы можете покинуть систему Арзалакса, как только мы уйдём к планете.

Он прервал связь, больше не желая отвлекаться.

— Работает репутация, — хмыкнул Темиргалиев, но пилоты его не слушали, уставившись на меня.

— «Бумбараш»? — наконец пришёл в себя Серёга.

— А что такого? — не понял я. — Забыл наш номер, а это первое пришло в голову. А чего? Хороший фильм, да и книга отличная.

— Да, нормальное название, — спокойно подтвердил Темиргалиев, уставившись в пустоту обзорного экрана.

— Гуляй солдатик, ищи ответу, — горестно махнул рукой Серёга.

Мы приблизились к порталу и прождали положенное время. Но только я собрался ввести новый индекс, как Пушкарёв перекрыл мне доступ к связи.

— Товарищи старший и младший лейтенанты, — мрачно сказал он. — Считаю, что наш долг предупредить руководство разведки о начавшимся конфликте между Халлдорией и Арзалаксом…

— Наша миссия важнее, — сказал я с нажимом, отметив, что рука Марины скользнула на пояс, к кобуре пистолета.

Пушкарёв молчал и тогда заговорил Темиргалиев.

— Отставить, товарищ младший лейтенант. Мы сейчас следуем на Гарьерг, а там я думаю, мы сумеем передать весточку на Родину.

Я не совсем понял, что он имеет в виду, да этого и не требовалось. Только кивнул Марине, и она оставила пистолет в покое, потом просто убрал руку Пушкарёва с панели управления и молча стал вводить код.

Формально Гарьерг оставался частью Империи Тангорихкс, но на сегодняшний день оттуда сбежало всё руководство и подалось в столицу. Потому что эта курортная планета всегда была или синекурой, или местом ссылки проштрафившихся имперских чиновников, но едва в столице образовался дефицит служилых людей, к тому же от династии остались рожки да ножки, как они захотели вернуться под лучи родного солнца.

Остальное население планеты ардан даздра, оставшись без руководства, растерялись и некоторые даже порывались объявить независимость. К чему это приведёт, тогда было неясно.

Но как Марсель Темиргалиев планирует оттуда передать весть домой, мне было решительно непонятно.

Едва мы перешли в систему Гарьерга, как он выгнал из рубки меня и Марину, приказав даже не приближаться.

— Чего это он? — озадачился Череп.

— Видно, на планете у нас есть либо агенты, либо резидентура, — пожал плечами я.

Черепанов ничего не ответил, он был малый крайне лаконичный. Остальная же команда, вообще не поняла, что происходит. Потому что сидели смирно, не высовывая нос из своих кают.

Марсель, очевидно, так увлёкся общением с агентом, что забыл позвать нас, когда корабль перешёл на Ранорию. Об этой системе тогда вообще ничего нельзя было сказать, потому что была аграрной колонией, которую заселяли всеми подряд. Про остальные системы можно было бы рассказать больше, но какой в этом смысл? Нас там не ждали никакие враги. Часть этих звёзд входили или в новые государства или формально оставались в Империи. Ещё несколько звёздных систем, на пути к нашей цели были девственно пусты, ибо до них никто не добрался.

Весь путь у нас занял пять дней, но запасов по-прежнему хватало, ибо брали мы надолго и еды, и воды, и воздуха с энергией, да здесь стояли и собственные генераторы, а для подстраховки мы установили репликатор из пирамид.

И вот наконец остался последний прыжок до нашей цели. Я ввёл нужный индекс.

— Ну что же, — произнёс Серёга, направляя корабль в центр портала. — Поехали!

Пока проходили портал, я, Стерлядкина и Темиргалиев дружно высказывали Пушкарёву всё, что думаем о его наглом плагиате. Он отмахивался от нас, говоря, что это неважно, а слов Джанибекова, которые он сказал, впервые пройдя портал, почему-то никто не помнит.

— Твою мать! — вдруг высказался он, когда перед нами открылся вид новой звёздной системы.

— Я полагаю, что он примерно то же самое сказал, — ехидно высказался Темиргалиев и тоже посмотрел в иллюминатор и повторил слова Пушкарёва. — Поэтому история и не сохранила его слов.

И я единственный удержался от крепких выражений, потому что после них, это было бы уже как-то не к месту. Но открывшаяся перед нами абсолютно пустая планета без атмосферы, впечатляла. И ещё, прямо над ней висел портал, соединённый с планетой какой-то странной системой, которая мне напомнила посадочные кольца, только размером в несколько сотен километров.

— Ну-ка, дай вид сзади, — попросил Марсель и Пушкарёв послушно выполнил его приказ.

Позади оказался портал, из которого мы вышли, соединённый точно такими же кольцами.

— И зачем? — не понял я.

— Думаю, они подключены напрямую к энергии, которую черпают из ядра планеты, — подумав, сказал Серёга.

— Логичная версия, — согласился Темиргалиев. — Только поправка. Это не планета, а спутник.

— Такой огромный? — не поверил Пушкарёв.

— Да, — согласился я, подсмотрев подсказку у Артемиды. — Причём, возможно, искусственного происхождения, как и планета за ним.

— Какая планета? — не понял Серёга. — А да, теперь вижу.

В коридоре послышался топот. Это мой отряд стремился прильнуть к иллюминаторам, чтобы посмотреть на новую планету или портал или всё вместе взятое. Я хотел было рявкнуть на них, что команды бегать по коридорам не было, но перехватил взгляд Марселя и тот отрицательно качнул головой. Ладно. Пускай развлекаются, а то всю неделю сидели в жестяной банке.

— Теперь, друзья мои, поговорим о том, что вы не видите, — скрестил руки на груди Марсель.

В рубке было и так тесно, без его телодвижений, но мы тем не менее насторожённо замерли, ожидая, что нас ещё хорошего скажет товарищ старший лейтенант.

— А не видите вы, во-первых, имперского военного корабля, класса «Аурикс», а во-вторых, вы не заметили, небольшую светомузыку на объекте, которое похоже на жилое помещение. Значит, здесь есть люди, а, скорее всего, тангорихкцы.

Сердце у меня упало. Неужели полёт был напрасен и здесь, на окраине Галактике обосновалась имперская экспедиция?

Марина Стерлядкина сощурилась, пристально всматриваясь в экран.

— Грей, приблизь изображение имперского звездолёта, — попросила она.

Тот, не протестуя, выполнил её просьбу. Девушка застыла, внимательно изучая картинку, а я в это время связался с Артемидой.

— Ты говорила, что контролируешь открытие и закрытие порталов, — упрекнул я её.

— Да, если они работают в регулярном режиме. Здесь же был… — она чуть-чуть помедлила. — Единичный всплеск несколько месяцев назад, такой, что я сочла его погрешностью обработки данных.

Я передал её слова сидящим в рубке. Хотя отряд, наверняка грел уши под дверью.

— Логично, — вдруг выдохнула Марина. — Смотрите, у корабля несколько повреждений.

— Обшивки? — быстро спросил её Темиргалиев.

— К сожалению, нет. Двигатель, левое крыло, посадочный круг… Поодиночке терпимо, а вот всё вместе…

— Версия, — одновременно щёлкнули пальцами мы с Мариной.

— Я уже тоже догадался, — кисло подтвердил Марсель. — Случайное попадание, авария, вынужденная посадка. Осталось выяснить, есть здесь кто-то живой, а дальше действовать по обстановке.

Жмых хрустнул костяшками пальцев, так что мы его услышали даже в рубке.

— Бойцы рвутся в бой, — вздохнул Серёга.

Да и понятно было, засиделись они за прошедшие дни, да я и сам сейчас охотнее пострелял врагом, чем разбирался в хитросплетениях наследия Предтеч.

Я посмотрел на Марселя, думая, что он возьмёт на себя ответственность. Однако Темиргалиев лишь покачал головой.

— Ты командуешь операцией. Тебе принимать решение, а я могу только посоветовать, — пожал плечами он.

— Я за штурм, — быстро сказала Стерлядкина.

— У нас тут не демократия… — протянул Пушкарёв.

— Военная демократия, — поправил его я, не обращая внимания на хитрую усмешку Темиргалиева. — Но другого варианта у нас не остаётся. Не возвращаться же обратно тем же путём, а учитывая, что сейчас непонятно, что творится в системе Арзалакса.

— Тогда действуем, — пожал плечами Марсель и пошёл за оружием.

Сергей и Марина стали маневрировать, чтобы состыковаться то ли с техническими, то ли с жилыми помещениями, при портале. Я старательно сканировал их, обрабатывая информацию с помощью Артемиды, Варяг тем временем готовил группу к штурму.

— Состав воздуха, пригоден для дыхания, хотя и на грани, — я попросил искусственный интеллект сразу выводить информацию голосом, для остальных. — Также в наличии восемнадцать гуманоидов, точно идентифицировать расу не могу.

— Может быть, лучше шарахнуть по ним из корабельных орудий? — спросил Череп. — Пусть воздух выйдет, а мы потом разберёмся на месте.

— А если повредим, какую-нибудь критически важную инфраструктуру? — вопросом на вопрос ответил Темиргалиев.

— Есть ли возможность связаться с ними? — озадачил я Артемиду, не слушая препирательства.

— Да, — отозвалась она после небольшой паузы. — Здесь работает передатчик, оставшийся ещё со времён Предтеч, хотя и немного изменённый.

— Пробуй, — быстро бросил я, глядя на то, как готовится к бою группу.

— Думаешь, уговоришь их сдаться? — осторожно спросил Марсель.

— Нет, — мотнул головой я. — Но надо постараться посеять раздор в рядах противника. Не думаю, что здесь только чистокровные тангорихкцы.

Так оно и вышло. Разговор с Ярьегом Сурмой, занимавшего должность, аналогичную нашему полковнику или каперангу, у нас не задался. Он наотрез отказался сдаваться нам, да и вообще, демонстративно не поверил. Однако стоявшие за его спиной синеполосочники, с интересом выслушали новость о появлении на карте Галактики государства Ардат Торкартен. Да и арза, из технического персонала явно навострили уши.

— Значит, не договорились, — резюмировал я, отключая видеосвязь. — Тогда, вперёд, на винные склады!

Мы десантировались через переходную трубу. Быстро пробежав по ней внутрь здания при портале, мы в полной готовности выскочили в шлюз, готовые поливать огнём всех и вся. Однако к нашему удивлению, было пусто.

— Странно, — отреагировал Варяг. — Думал, нас встретят.

За стенами шлюза послышался топот.

— Просто припозднились, — заметил я. — Ну сами себе злобные буратины.

Ворвавшихся в шлюз имперцев мы встретили шквальным огнём. Вообще, они были не бойцы, а космолётчики, поэтому так и облажались — запоздали в шлюз, а потом попали под огонь. Однако ума всё-таки хватило отступить и держать выход, стреляя при малейшей попытке высунуться. Но, на этот финт с ушами у нас тоже была небольшая заготовка.

Варяг достал из кармана небольшую пластинку.

— Куда, — попытался схватить его за руку Темиргалиев. — Здесь итак, кислорода мало…

— Не газ, — мотнул тот головой. — Светомузыка.

Он метнул пластинку в дверной проём. Яркая вспышка, которую мы, впрочем, едва увидели и вот Жмых и Вик ломанулись в соседнее помещение, следом пошёл Варяг. Я, Череп и Марсель после него. Ясе приказали не высовываться.

Вот правильно сделали. Потому что оставшиеся краснополосочники сдаваться не собирались. Я видел, как вскрикнув, упал Жмых. Застрелил выстрелившего в него флотского офицера.

Вик же сошёлся врукопашную напрямую с каперангом. Тот бросился на него с кортиком, выбив из рук автомат и Смирнову ничего не оставалось делать, как вытащив нож вступить с ним в поединок.

Кроме него, в живых осталось ещё несколько арза, которые, увидев, что большая часть офицеров мертва, просто побросали оружие и подняли вверх руки.

Я подошёл сначала к Жмыху. Тот валялся на полу и матерился.

— Лодыжку прострелили, как и в прошлый раз, — пожаловался он и я, выкрикнув Ясю, пошёл принимать капитуляцию.

Возможно, имперский каперанг зря навязал Вику ножевой бой. Смирнов хоть и выглядел хлипко, но был парнем крепким и любил тренироваться с холодным оружием. Но Сурма успел ранить Вика в руку и полоснуть по шее, прежде чем Славик, подловив его, вонзил нож туда, где у тангорихкцев было сердце.

— Зря, — высказался страховавший его Марсель. — Надо было, живём брать.

Вик ничего не ответил, просто махнул рукой тяжело дыша. Я же закончил сковывать руки сдавшемуся десятку арза. Ничего интересного. Палубные, одно слово. Рядовой состав, технический персонал, обслуга.

— Содержание кислорода упало до критичного, — сообщил холодный голос Артемиды.

— Меньше народу, больше кислороду, — пошутил Жмых, которому Яся делала перевязку.

— И правда, — опомнился я. — Череп, конвоируй этих молодцев на наш звездолёт, распредели их по пять в каждую каюту. Вик, сам идти сможешь? Тогда в медпункт. Яся, долечишь болезного и тащи его тоже туда. Парень здоровый, на одной ножке доскачет.

Дождавшись, когда мы останемся вдвоём с Марселем, я снова обратился к Артемиде, но она не дала мне ничего сказать.

— Валерий, остался один живой военный.

Мы с Марселем быстро осмотрелись. В это время каперанг Сурма дёрнулся и захрипел. Мы подошли к нему.

— Крепкий, падла, — прокомментировал я, глядя на цепляющегося за жизнь врага.

Он приоткрыл глаза и посмотрел на нас затуманенным взором.

— Вы дураки, — прохрипел он. — Там, за порталом, существа куда опаснее нас. Мы бы могли их остановить… а вы… вы…

Мы с Марселем переглянулись и я активировал связь.

— Довнарович, срочно обратно, — приказал я, отключился и присел на корточки перед Ярьегом Сурмой.

— Кто там? — спросил я у него.

Он не ответил, захрипел и на его губах выступила кровавая пена. В этот момент показалась Яся Довнарович.

— Что случилось? — встревоженно спросила она.

Марсель положил два пальца на шею имперца.

— Поздно. Каперанг мёртв.

Однако Яся Довнарович оттеснила Марселя, и сама проверила Ярьега Сурму. После чего осмотрела другие тела и только убедившись, что все они погибли, вернулась на корабль.

— Что думаешь? — спросил я у Марселя.

Он неопределённо пожал плечами.

— Может быть, это те самые существа, о которых тебе рассказывала твоя бесплотная подружка, а может, ещё кто-то. В любом случае давай сначала исследуем этот комплекс, а об остальном подумаем позже. В конце концов, допросим пленных арза, возможно они что-то слышали.

Я согласился с Темиргалиевым. Всё равно, сейчас, что-то новое мы вряд ли бы узнали, поэтому лучше было бы заняться тем, для чего мы сюда прибыли. Изучением портала.

— За те месяцы, что имперцы находились на объекте, — комментировала Артемида. — Они изучили многое, но не всё. Смогли поставить себе на службу репликатор еды… Но у них была проблема с исходным материалом.

— Почему? — не понял я. — Рядом находится планета, где этого материала в избытке…

— У корабля критические повреждения, — терпеливо объяснил искусственный интеллект. — Он не может взлететь, да и находиться там опасно. Имперцы смогли перекачать воздух оттуда сюда, потому что так и не смогли включить полноценно систему жизнеобеспечения, съели всю органику корабля, но дальше так и не продвинулись, хотя пытались отремонтировать своё судно.

— Ясно. А ты можешь запустить весь цикл жизнеобеспечения? — уточнил я.

— Могу, но если мы не планируем осваивать эту систему прямо сейчас, то лучше повременить, — уточнила Артемида.

— Ладно, тогда подышим спёртым воздухом.

Изучение портала подтвердило наши первоначальные выводы: действительно, это был очень сложный технологический объект, огромное кольцо, которое питалось энергией спутника, единственной пригодной для жизни планеты в системе. Здесь же находилась управляющая порталом станция, открывавшая и закрывавшая переход в иные миры. Отсюда можно было улететь в любую точку нашей Галактики или пересечь огромное пространство между галактиками.

Ещё здесь была своеобразная база данных, но было своего искусственного интеллекта. То ли удалили, то ли не установили, поэтому Артемида предложила частично скопировать себя, для контроля.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Марсель.

— Чтобы никто, даже случайно, не смог проникнуть сюда, — пояснил искусственный интеллект. — Только вы.

Мы задумались. Это был вопрос очень огромного доверия Артемиде. Наконец я решился.

— Да. Так будет надёжнее, — говоря это, я уверенно смотрел в глаза старшему лейтенанту.

Тот сощурился и кивнул. И мы запустили часть оборудования, чтобы создать копию искусственного интеллекта, который заблокирует пока безымянную звёздную систему от постороннего вторжения. Потому что снова прийти, мы могли с любой точки внешнего спирального рукава. С какой получится.

— Как ты думаешь, что это может быть за цивилизация? — спросил Марсель, через час, когда мы, погрузив трупы на автопогрузчик, отправили его хоронить наших покойных врагов на поверхности спутника.

Я только пожал плечами.

— Судя по тем обрывкам данных, что получили в пирамидах Артефакта на Кадмии, они очень похожи на Предтеч, хотя и не они.

— Тени Предтеч, — кивнул Марсель, глядя, как возвращается обратно погрузчик.

— Хорошее название, — согласился я. — Теперь проверим планету, на всякий случай…

Мы покинули подстанцию портала и вернулись на свой корабль, который я случайно назвал «Бумбараш». Команда замерла в ожидании дальнейших приказов.

— Что, посмотрим, нет ли на планете сюрпризов? — ехидно спросил я.

Бойцы оживлённо загудели.

— Расчётное время посадки, два часа, — сообщил Пушкарёв.

— Нет, полтора… — попыталась спорить с ним Марина.

— Мичман Стерлядкина, когда я говорю два часа, это значит два часа. Потому что в незнакомом пространстве, надо летать без выкрутасов, — жёстко сказал Серёга.

Я даже удивился. Не ожидал от приколиста таких жёстких интонаций.

Марина вспыхнула и с гневом посмотрела, но не на Пушкарёва, а на нас.

— И какая паскуда проболталась? — свистящим шёпотом спросила она.

— Никакая, вернее, все сразу, — пожал плечами Марсель. — На Кадмии тебя почти все так называют. За глаза, правда.

Обозлённая Марина ушла в рубку, куда с некоторой опаской зашёл и Пушкарёв. Однако криков о помощи оттуда не раздалось, поэтому народ потихоньку рассосался по каютам, готовится к высадке.

— А я пойду поговорю пока с пленными, — сказал Марсель, потирая переносицу. — Вдруг что-то интересное знают. Ты со мной?

— Мне в медпункт, — вздохнул я. — Во время штурма, пару раз в бронескафандр лучом попали и повредили его, ну и меня чуть-чуть. Ничего опасного, но пролечить надо.

Темиргалиев кивнул и, вызвав Варяга, отправился к пленным, а я лечиться.

В медпункте скучали Довнарович, Смирнов и Маркин. Увидев меня Яся оживилась и захлопотала над мои измученным телом.

— Они как, в порядке? — спросил я медика. — К высадке готовы?

Жмых и Вик запротестовали, уверяя, что всё нормально и они справятся. Однако Довнарович, покачала головой.

— Только Вик, — сказала она. — Жмыху надо пару дней полежать.

— Отлично, — сказал я. — Теперь знаю, кого мы определим в караульные.

Жмых пытался протестовать, но его никто даже слушать не стал.

Через час к нам ввалился задумчивый Темиргалиев.

— Кирьянов, пусть твоя Артемида выведет мне карту галактики с увеличением сектора этой звезды и системы Кадмии.

Я молча отдал команду и в медпункте стало темно, а потом появились звёзды. Марсель, какое-то время задумчиво смотрел на них, а потом мы устроили дискуссию. Он предлагал проверить более короткий маршрут, через одну небольшую звёздочку в рукаве Персея, у которой вращалась одиноко пустая планета, а я же оспорил, сказав, что нам надо прямым ходом на Кадмию, а остальные маршруты проработаем после. К какому-то соглашению мы прийти не успели, так как корабль пошёл на посадку.

Планета, которая обрела своё название позже, не произвела на нас впечатления хоть она и была пригодна для жизни, но там не было живых существ, а из растительности, только какая-то трава и кустарник. Разумеется, там стояли посадочные кольца, на которые мы благополучно сели, чтобы исследовать новый мир.

— Под колонию пойдёт, — скептически заметил Марсель осматриваясь. — Надо только узнать, почему здесь никого нет и почти ничего не растёт.

— Предтечи создали эту планету искусственно. Вернее, она уже была тут, но её терраформировали, а заселять не стали и вообще как-то приводить в порядок, — поделился я опять знаниями полученные от Артемиды. — Что выросло, случайно занесённое, то выросло.

— Интересно почему? — продолжил допрос Темиргалиев.

— Когда процесс завершился, им это стало не нужно, — пожал плечами я. — Почему-то терраформирование затянулось надолго, а Предтечи к тому времени потеряли интерес к колонизации и освоению Вселенной и начали потихоньку уходить.

Не только Темиргалиев, но и вся остальная команда с интересом выслушали меня. Не так уж и часто я делился знаниями, полученными от искусственного интеллекта, даже с ними.

— Ладно, — вздохнул Варяг. — Небольшую разведку всё равно произведём. Вдруг чего-нибудь интересное найдём.

— Это надо с орбиты просвечивать, — сказал скептик Череп. — А пешком мы только разок вокруг колец обежать сумеем.

— В лучшем случае, — неожиданно поддержал его Марсель.

Часа четыре мы осматривали кольца, а потом вышли на свежий воздух.

— Здешнее солнце похоже на апельсин, — сказал я, глядя на небо. — Давайте его так и назовём?

Бойцы возмущённо загудели.

— Тебя за то, что ты назвал комплекс из пирамид и посадочных колец Артефактом, до сих пор проклинают, — хмыкнул Темиргалиев.

— Я здесь ни при чём, — пожал я плечами. — Все вопросы к полковнику Копылову.

— Ну ты, как маленький, — хихикнул Пушкарёв. — Кто же ему будет задавать вопросы? Самоубийц нет.

Темиргалиев строго посмотрел на пилота и тот осёкся. Правильно, полковник Копылов, это не тот человек, надо которым можно шутить. Он совсем несмешной, он страшный.

— Ладно, берём пробы воздуха, почвы, воды и скудной растительности. Я уверен, что ничего страшного здесь нет, да и с микроорганизмами в порядке, но надо, — наконец решил я.

— Лиза приказала, — хмыкнул Темиргалиев.

Пушкарёв заржал. Ну да, я не полковник, надо мной смеяться можно. Но он-то ладно, а вот Марина с чего вдруг на меня стала как-то странно косится? Да, были у меня отношения с профессором Голобко, а потом-то с ней, да и расстался я уже с обоими.

— Давайте, давайте, не отлынивайте, — меня всё это начало злить. Мало того что приданный моей команде мамлей ржёт надо мной, так ещё и бывшая молчаливые претензии бросает. Вот не пошли ли они?

Услышав мои интонации, команда начала шевелиться и суетиться. На время бойцам спецназа ГРУ пришлось преобразиться в собирателей образцов планеты. Что, безусловно, не доставило им радости. Набрав как можно больше материала, мы вернулись на корабль.

— Ребят, — вдруг остановился Пушкарёв, в проходе, не дойдя до кресла пилота. — Раз уж мы сюда прилетели, может быть, в соседнюю галактику метнёмся, посмотрим?

Мы тоже замерли. Марина, Варяг и Череп посмотрели на меня. Да я и сам задумался: искушение было сильно. Мы с Темиргалиевым переглянулись и кивнули, как будто прочтя мысли друг друга.

— Нет ребят, пока не стоит, — нехотя сказал я. — Пусть сначала учёные изучат здесь всё, как следует, мы поставим базу, обоснуемся и только потом полетим. Навстречу неизвестности.

— У-у-у-у, так это надо ждать, пока здесь колония появится, лаборатории поставят, — горестно протянул пилот.

Судя по реакции остальных, часть моей команды была с ним согласна.

— А как иначе, Серёг? Как иначе-то? — серьёзно спросил его Марсель.

— Джанибеков не стал ждать, — проворчал Варяг, вмешиваясь в разговор.

— Нашим космонавтам тогда американцы на пятки наступали, — напомнил я. — Сейчас же сюда никто не прилетит. Даже если случайно наткнуться, то их сюда просто не пустят. Приоритет будет за нами.

— Ну-ка поподробнее, — оживилась Марина.

Я как-то упустил из виду, что мы не рассказали соратникам про наш маленький сюрприз, который мы оставили, как страховку от случайных залётчиков. Вздохнув, я рассказал и про это.

— И вообще, за себя не беспокойтесь, полетите в другую Галактику первыми, — добавил Марсель. — Не вижу смысла назначать сюда другую команду, раз мы так плотно сидим на этой теме.

Было видно, что ему тоже хочется полететь в иную Галактику и стать первопроходцем, но нельзя.

— Что сказали пленные арза? — внезапно оживилась Марина. — Они знали или догадывались, как их экипаж оказался в этой звёздной системе?

— Будете смеяться, — оживился Темиргалиев. — Но империи всё так же не оставалось никаких вариантов, кроме «метода ненаучного тыка». Банально перебирали индексы на межрукавном портале и открыли проход сюда.

Бойцы заухмылялись.

— Так! Поболтали и хватит. Все по местам и готовимся к вылету и возвращению до… на Кадмию. В этот раз обойдёмся одним прыжком.

— Она уже нам, как дом родной, — недовольно проворчал Жмых, но себе под нос, поэтому я сделал вид, что его не услышал.

— Валер, может быть по новому маршруту? — осторожно спросил Марсель.

Я подумал и снова отрицательно мотнул головой.

— Не хочу сюрпризов. Давай вернёмся, доложимся, а потом разведаем другой маршрут.

— Есть, товарищ младший лейтенант, — ухмыльнулся Темиргалиев и стартовали к огромному порталу, который должен был вернуть нас домой, на Кадмию.

Глава 20. Возвращение в мир

Кадмия (база ГРУ) — Земля

Возвращение в дом родной, она же Кадмия, было обыденным и ничуть не триумфальным. Просто все были заняты своими делами. Начиналась мирная жизнь, пусть и относительно, но после десяти лет войны многие к ней оказались не готовы. Военной разведке приходилось стремительно менять все планы, разработки, агентуру, согласно новой доктрине и с учётом появляющихся на карте Галактики государств.

Даже наука оказалась перегружена и мои данные, а также образцы с планеты, которые, ворча, собирала моя команда хоть и были приняты с благодарностью, но задвинуты в дальний угол, мол, когда-нибудь, руки да дойдут.

Но всё это было не так обидно, как то, что оказались не нужны мы. Разгадка загадок космоса отодвигалась вдаль, к линии горизонта, а на повестке дня, стояли практические задачи. Несмотря на всю уверенность, которую излучал старший лейтенант Темиргалиев, образовавшиеся на месте Империи Миллиарда Звёзд новые государства, вызывали у нашего военно-политического руководства тревогу и недоверие.

И в Политбюро и в ГРУ были уверенны, что скоро пиетет перед нами, вызванный победой над империей, пройдёт и тогда Земле и её колониям придётся несладко.

Всё это мне объяснил полковник Копылов лично, когда вызвал меня с Марселем, после окончания нашей экспедиции.

— Французский маршал Фердинанд Фош, после того как подписали Версальский мирный договор, сказал, что это не мир, а перемирие на двадцать лет, — мрачно проговорил полковник, вертя в руках копию нашего доклада. — В нашем случае у нас есть тридцать лет, чтобы подготовиться к новой войне.

Я не тогда не решился переговорить с полковником о продолжении нашей работы в системе оранжевого карлика на окраине нашей галактики.

Тем не менее нам удалось организовать ещё две экспедиции к межгалактическому порталу. Нам строго запретили, приказом полковника Копылова даже пытаться проникнуть в другую галактику. Планета у оранжевой звезды получила временное название МПВР-ОК-1, но мне обещали, что я дам ей название, как первооткрыватель.

Самое главное: мы проложили более короткий и относительно безопасный путь туда. Надо было пройти всего три портала: один в рукаве Персея, там находилась безлюдная, но пригодная к жизни планета, второй из Персея во Внешний рукав — одна из небольших имперских колоний, населённая преимущественно смешанным населением разных и планет и оттуда к большому порталу. Очень удобно. Пустую планету сразу застолбили для колонизации, а поселенцев взяли под свой контроль, формируя там, что-то вроде союзной республики.

После чего полёты прекратились. Начальство приказало ждать, пока всё утрясётся. Война была закончена, а конфликт с США затух сам собой, когда выяснилось, что мы минировали сам портал ещё в восьмидесятые и… то же самое сделали американцы. Президент США Дональд Рамсфельд, оценив ситуацию, резко сдал назад и предложил договариваться, наплевав на истерику в Конгрессе и Сенате. В те же дни две сверхдержавы поделили Землю, окрестности и Солнечную систему. Насчёт колоний было решено договариваться отдельно. Хотя острые проблемы оставались, в первую очередь Китай, который оказался разделён на две зоны оккупации, советскую и американскую. ЦК КПСС настаивало на возвращении независимости Китаю, а американцы хоть и признали справедливость подобных требований, но вертели хвостом, затягивая решение проблемы.

К тому же самой Империи мы сумели сломать хребет, так, что она ещё нескоро оправится. Поэтому партия и правительство хоть и решили сократить армию и направить больше средств в гражданский сектор, но всё равно оставаться готовыми к войне. Это не афишировалось, но повоевавшим людям было очевидно, что Халлдорианский Альянс, может с лёгкостью смять и Землю и наших союзников. Остатки самой Империи, были тоже сильны, несмотря на то, что там вспыхнули внутренние проблемы, а ещё на руинах галактической державы, образовалось около пяти крупных межпланетных государств, которые были равны по силе Альянсу. Правда, в силе Халлдории мы засомневались, после того как вторжение в Арзалакс, оказалось для них Пирровой победой и вольные пираты едва не надавали по шее армии недавних уголовников.

Едва мы сошли со звездолёта, вернувшись из третьей экспедиции, как нас снова вызвал к себе полковник Копылов. На этот раз всю команду, а не только меня и Марселя.

— С корабля, на… бал, — прокомментировал Варяг, который больше всех опасался начальственного внимания.

Его опасения были не лишены основания. По Артефакту давно ходил разговор, что нашу группу расформируют, а нас демобилизуют. Это напрягало, поэтому мы поднимались в зал управления пирамид, куда нас сопровождал Темиргалиев, с некоторой опаской.

Там нас ожидало всего три человека и всего один командир — Валерий Александрович Копылов, по бокам от него сидели Елизавета Семёновна Голобко и Елена Ярославовна Приклонская. Марсель, подумав, присоединился к ним, сев рядом с Лизой.

— Присаживайтесь товарищи, — ласково, по-доброму сказал полковник и мы расселись на своих местах.

Тревога не оставила нас. Обычно таким тоном бойцов морально готовят к плохому.

— Не знаю, как для вас будет эта новость, — откашлявшись начал полковник. — Хорошая или плохая, всё зависит от вас самих. Было принято решение, временно, я подчёркиваю: временно — расформировать вашу группу.

Сердце у меня упало, а по голове, как будто молотом ударили. Она гудела и никаких мыслей там не появлялось. Только билась жилкой на виске: почему? Зачем? За что?

— Временно, это насколько? — раздался спокойный голос Стерлядкиной.

Я моментально собрался и пришёл в себя. И правда. Ведь нет ничего постоянного, чем временное, а значит, надо драться, не дать военному командованию загубить перспективное направление.

— Два года, — это сообщила Лиза, стараясь не глядеть на меня. — Ровно столько вам понадобится, чтобы отдохнуть и получить хотя бы какое-то образование. Если я не ошибаюсь, вы ведь добровольцы, то есть со школьной скамьи отправились воевать. Этому вы научились, и вам это понадобится. Но какое-то количество научных знаний, вам потребуется не меньше. Поэтому два года.

Я наконец поймал её взгляд. Она смотрела уверенно, но немного виновато. В этот момент заговорил Копылов. Это меня обрадовало, я надеялся, что услышу какие-то уточнения и подробности, а может, истинную подоплёку случившегося.

— Кирьянову исходя из его склонностей и требований, рекомендуем поступать в Физико-математический институт Дальнего космоса. Туда эвакуировали в самом начале войны сборную солянку учёных и преподавателей, теперь они обустроились и охотно обучают недавних солдат и офицеров. Довнарович, военно-медицинская академия Дальних миров. Мишин, в биологический институт ТГУ, Маркин, в Бауманку. Смирнов пойдёт в рязанский Радиотехнический. Кто остался?

Эме и Череп молча подняли руки.

— Вы останетесь в армии, хотя дополнительное образование мы вас и дадим. Так. Теперь о прикрытии. Кирьянов, формально тебя демобилизуют из армии в звании старшины войск космической поддержки, который вы вольно называете космодесантом. На практике ты остаёшься младшим лейтенантом ГРУ, но с тобой мы побеседуем отдельно, как и с прапорщиком Стерлядкиной.

Эме побледнела, но ничего не сказала. В последнее время она болела, какой-то странной болячкой, которую подхватила на Тангорихксе. Мы даже думали оставить её на базе вместо вылетов во Внешний спиральный рукав, но она сказала, что справится. И действительно, хотя её часто тошнило, Марина продолжала умело пилотировать. Хотя основным пилотом был Серёга Пушкарёв, а она лишь на подхвате. Яся Довнарович, попыталась что-то сказать на тему её болезни, но получила кулаком в глаз и разбирательство на высоком уровне, после чего несколько дней ходила насупленная, но ничего не говорила, а только глумливо улыбалась, когда речь заходила о болезни Марины.

— Но вы не расстраивайтесь. Всё равно сейчас у нас хаос и неразбериха. Демобилизация и реформа вооружённых сил, — утешил нас полковник Копылов. — Много народа покидает армию, а ещё будем её перестраивать под новые задачи и изменившиеся условия. Через два года всё более-менее устаканится, и тогда мы снова соберём вашу команду.

Мы невесело переглянулись. Два года, при таком раскладе могут превратиться в двадцать лет, запросто.

— И закончим мы небольшой лекцией, которую прочтёт нам уважаемая Елизавета Семёновна Голобко. Часть этой информации вы уже слышали, а после побеседуем индивидуально.

Лиза откашлялась и начала рассказ. Странно, что об исторических событиях поручили рассказывать ей, физику, но, в общем-то, какая разница? Историков здесь и так не было.

Она поведала нам, почему всё-таки несмотря на всю мощь Империи Миллиарда Звёзд, они стали отставать в техническом прогрессе и от нас и от американцев, едва мы получили доступ к знаниям Предтеч. Всё оказалось на удивление просто.

У них просто не было науки, в нашем понимании. Когда имперцы нашли артефакт Предтеч, у них было что-то вроде средневековья, их государство больше напоминало Рим или Византию и готовилось пасть под ударами варваров, но вдруг совершенно случайно они нашли боевого робота. Не в нашем понимании, разумеется, как что-то ходячее и стреляющее, а такой автономный боевой комплекс, с лазерными пушками. Методом тыка, путём проб и ошибок они научились им пользоваться и кое-как заряжать. Каким образом, совершенно непонятно. Наши и американцы вообще чудом докопались до событий тех давних дней, а уж выяснить подробности, которые местные власти скрывали, ссылаясь на божественное чудо, на Серебряного Вестника, главное божество их религии, уж точно было невозможно.

Дело в том, что планета на которой зародилась Империя Миллиарда Звёзд, была в своё время военной базой, как бы их правильнее назвать — Протопредтеч. До того как они развились в Предтеч. Война закончилась перемирием и объединением сторон. Это всё мне рассказала Артемида. Когда я с ней только познакомился. Многие планеты, на которых они вели бои, а потом отвели под эксперименты с развитием жизни и разума, были очищены от всякого оружия и прочих высокотехнологических вещей.

Кстати, именно эти их эксперименты и привели к тому, что большинство видов в нашей Галактике может скрещиваться и давать общее потомство. Неплохо так поработали ребята. С огоньком и трудовым энтузиазмом.

Но имперская метрополия стала исключением. Там, по неизвестным причинам, осталось много оружия и прочей техники. Самое главное — технологии. Так что имперцы, успешно освоившие лазерную установку, решили на этом не останавливаться, а тщательно прочесать сначала доступную им Ойкумену, а потом и всю планету. И таки нашли немало интересных и работающих вещиц, которые смогли освоить и начать применять.

Сделаю небольшое отступление и уточню, по мнению Артемиды, им в этом помог кто-то из оставшихся Предтеч (те уходили из нашей Вселенной не сразу), который хотел посмотреть, что из этого получится, но потерявший интерес к очередной игрушке и тоже покинувший нашу реальность вслед за остальными.

Получилось так, что никаких учёных, склонных к вольнодумству, после этих находок Империи не потребовалось, а нужно было что-то вроде жреческой касты, очень закрытой, а главное, лояльной императору и правящему классу. Принцип «нужны верные, а не умные», здесь работал надёжно. Поэтому хоть имперцы и вышли в космос и покорили много миров, но они явно плелись в хвосте, даже не представляя, как работает Вселенная, а научные познания заменяла религия, куда они вписывали всё непонятное. Тот же Халлдорианский Альянс, даже в период имперской оккупации, когда, по сути, был криминальным синдикатом куда успешнее работал с теми крохами знаний Предтеч, что им доставались. Теперь-то они развернутся вовсю, поэтому и мы и американцы хоть и переходим на мирные рельсы, но продолжаем находиться в состоянии боевой готовности.

Я не понял, к чему была эта лекция. Мы со Стерлядкиной были более или менее в курсе, а вот на остальных эти знания произвели гнетущие впечатления. Я лишь вздохнул. В последние дни мне придётся много беседовать с боевыми товарищами, объясняя им политику партии и правительства в космосе.

После того как Лиза закончила рассказ, мы разделились на две части. Полковник Копылов хотел видеть не только меня и Марину, но ещё и Довнарович. Для напутственного разговора, как он выразился. Странно только, почему не Варяга, который был моим замом после Марины.

— Вольно, — сказал он, когда я, поднявшись к нему в кабинет, попытался снова, отрапортовать по уставу.

— Валер, давай проясним сразу, чтобы не было вопросов, — начал он. — В университет мы тебя направили, по простой причине: чтобы тянуть такие задачи, которые перед тобой встали, у тебя должно быть систематическое высшее образование. Два года поучишься очно, а два заочно.

Он был прав или, по крайней мере, мне нечего было тогда ему возразить. А ещё я подумал, глядя на его тактику, что во Внешнем Спиральном Рукаве, мне понадобятся свои люди. И не только бойцы из спецназа ГРУ. Один такой у меня был на примете, но надо было больше, а где, как не гражданке, я смогу их найти? Тылы надо прикрывать. Полковник дал мне хороший урок, сам того не желая.

— И не расстраивайся, — с улыбкой закончил он. — Мы будем привлекать тебя, к некоторым нашим операциям, вместе с остальными членами твоего отряда. Но есть один момент. Когда ты будешь учиться в Физтехе, никто, повторяю, никто в институте не должен знать, кто ты такой. Просто, старшина Кирьянов, однофамилец, того самого Кирьянова.

— Есть! — просто отозвался я.

Полковник помрачнел.

— И ещё. У тебя будет несколько дел на Земле. Навестить семьи погибших бойцов. Это твой долг, как их командира.

— Кого? — не понял я. — Хана, Хорна и Коли?

— Нет, с ними уже пообщался Марсель. Я про тех, с кем ты открыл Артефакт на Кадмии.

Полковник пододвинул ко мне лист бумаги.

— Адреса Балодиса, Костина, Новиковой. И Филиппова на всякий случай, если вдруг захочешь пообщаться.

Меня прошиб холодный пот. Да, после Ирсеилоура, а уж тем более Тангорихкса, как-то позабылся прорыв через джунгли Артефакта и все потери, которые мы понесли тогда. Впрочем, адрес Мишани был лишним, я егознал хотя и неточно, но всегда можно узнать через справочное бюро, а вот остальные были в тему.

Я тепло поблагодарил полковника. С Мишаней я давно хотел увидеться и переговорить. Был у меня к нему серьёзный разговор.

Что же. Теперь я мог считать себя свободным на ближайшие пару лет, если только меня не обманывают. Относительно, потому что надо было закончить ещё несколько дел.

Последнюю неделю я сдавал дела, а попутно меня натаскивала Лиза. Остальные тоже готовились. Только Стерлядкина не появлялась, вплоть до нашего отлёта, утверждая, что её болезнь обострилась.

На посадочных кольцах Кадмии, мы впервые за год разделились. Варяг, Жмых, Череп и Вик, двинули прямиком на Землю, а я вместе с Эме и Ясей отправился на Полигон. Нам надо было сдать экзамены, впрочем, не особо сложные. Довнарович взяла опытом, полученным в операциях, а я… Во-первых, натаскан Лизой, а во-вторых, мне помог искусственный интеллект Артефакта.

Ещё мы втроём пообщались с ответственными людьми на Полигоне, насчёт подписок и секретности, ну и денежного содержания. Нам полагалась регулярная зарплата хоть мы и временно были выведены за штат, просто оклад без премий и всего, но у меня выходило неплохо, с учётом доплат за ордена, да и девчонки, как-то не жаловались.

Решив все учебно-денежные дела, мы полетели на Землю.

Когда я выходил с посадочных колец на Байконуре, то ноги мои слегка дрогнули и я чуть не споткнулся. Хихикнув, Яся и Эме подхватили меня за руки.

— Эй! — возмутился я. — Отставить хватать товарища младшего лейтенанта. Я просто… просто… Давно не был на Земле.

— Три года всего, — едко заметила Яся.

— Ты не поверишь, тогда, сколько всего здесь изменилось, — вздохнула Марина.

— Мы изменились, — резюмировал я. — Это в первую очередь.

Мы ещё постояли немного, глядя, как снуют туда-сюда, советские граждане, кто-то прилетал, кто-то улетал к другим мирам. Действительно, раньше такого не было.

— Ну что, — вздохнула Марина. — Расходимся? Ты куда, Валер? В Рязань?

— Нет. Ну то есть приеду, а пока надо съездить, кое-какие долги отдать.

Девчонки молодцы уточнять не стали.

— Ладно, а я в Ташкент, вернее, на его руины, — вздохнула Яся. — Нам посмотреть, куда выжившие друзья разлетелись, а потом в Дисну, к бабушке с дедушкой и младшим братьям.

— Приедешь ко мне в Одессу? — тихо спросила Марина. — С тобой будет, как-то спокойнее

— Куда же я денусь, — вздохнула Довнарович.

Мне показалось, что они что-то не договаривают. Но я уже настроился на свои дела и не обращал внимания на них.

Я твёрдо решил сначала навестить родных Балодиса и Костина, и лишь потом ехать домой. Так было гораздо проще. С Байконура лететь самолётом до Риги, оттуда до Елгавы, потом в Псков и уже из этого старинного русского города, через Москву, в другой, не менее старинный, но при этом ещё и родной город — Рязань.

В дороге у меня было немало времени, чтобы обдумать, как жить дальше пока без помощи Артемиды, которую оставили со мной, якобы для эксперимента, а на самом деле проследить, как будет себя вести искусственный интеллект. Пока она покоилась на дне чемоданов, со всеми своими блоками памяти и запчастями. Надо будет заняться, на внезапно случившихся «летних каникулах». Ни до чего серьёзного не додумался и дал себе зарок, обязательно пересобрать её, как рабочее гражданское устройство, чтобы помогала думать мне, а то ведь больше во Внешний рукав не пустят.

С семьями Костина и Балодиса всё прошло гладко. Сначала я слетал к семье Яниса в Прибалтику, поговорил с ними, показал фотографию памятника, и место могилы. Они загорелись идеей навестить его последнее пристанище, а возможно и перевезти прах на Землю, я не стал их не поддерживать в этой идее, не отговаривать. Сами разберутся, на месте. Семья Балодисов слушала мои рассказы о совместной службе с интересом и удовольствием, а младшие братья Яниса с гордостью мне рассказали, что у них в школе одну из пионерских дружин назвали именем брата. Хорошо поработали наши, советские журналисты. Создали образ героического отряда, который шёл напролом, теряя бойцов, одного за другим, но всё-таки дошёл, открыл портал, нашёл некий важный секрет и вручил его советской стране, как ключ к победе. Да и иностранцы, клювом не щёлками, что Балодисы, что Костины, получали немало благодарственных писем из-за рубежа.

На какой-то момент мне подумалось: от Елгавы недалеко до Дисны, но вовремя вспомнил, что Яся в Ташкенте.

У Костиных всё прошло примерно так же с небольшими поправками. А вот у Новиковых прошло всё крайне неудачно и я долго не понимал, в чём же дело.

Я сначала поехал к ним. Завершить все дела и только потом домой, ещё не понимая, что я почему-то не хочу возвращаться в отчий дом.

До того как я получил адрес от полковника Копылова, я как-то подзабыл, что с Полиной мы были земляками. Неудивительно я-то на эту тему общался с ней всего один раз, а потом она погибла и начались такие события, что удивительно, как я хоть что-то помню. Новиковы жили Дашково-Песочне, в Октябрьском районе Рязани, где я бывал редко и честно говоря не любил этот микрорайон. Даже хрущёвки Железнодорожного района, мне казались более уютными, чем китайские стены девяти и шестнадцатиэтажек Песочни. А может, просто потому, что там не любили вот таких, «залётных» с Михайловки.

Впрочем, теперь мне было без разницы. Космодесантовская куртка, с нашивками старшины вызывала у местных пацанов, скорее зависть и уж точно отбивала желание поговорить на тему, с какого я района и что здесь забыл. Нашёл нужный дом, поднялся на восьмой этаж, позвонил в дверь квартиры и началось.

Её родители встретили меня как-то странно. Разумеется, им никто не говорил, как именно погибла их дочь и это знали считаные единицы. Полковник Копылов, принял, на мой взгляд, очень правильное решение — считать, что Полина Новикова погибла в бою, когда мы прорывались к пирамидам. Без уточнения деталей. И да, если не уточнять, то так оно и было, получается.

Но мне были не рады, что меня, привыкшего к радушным встречам у Костиных и Балодисов немного смутило.

Дверь мне открыла мать Полины и заметив мою космодесантовскую куртку с нашивками старшины, замерла и перекрыла проход, как будто я мог прорваться без приглашения.

— Зачем вы пришли? — как-то нервно спросила она.

Я на мгновение замер, как будто налетел с разбега на стенку.

— Её посмертно наградили орденом Боевого Красного Знамени, — слегка заикаясь, произнёс я. — Я был её командиром, в той, последней операции и заехал передать награду и ответить на ваши вопросы, если…

— У меня есть вопросы, — внезапно выступил из темноты коридора, высокий и плечистый мужчина средних лет, очевидно, её отец. — Как так получилось, что вы остались живы, а она погибла?

— Полина дежурила на посту, когда на нас напали, — отрапортовал я складную и самое главное почти нелживую версию. — Это произошло внезапно, но она успела предупредить нас, и хоть сама героически погибла, но благодаря её подвигу…

— Нам это уже рассказывали, — холодно оборвал меня её отец. — Но я уверен, что и вы и военные, что-то от нас скрываете.

О, так ты хочешь знать, что твоя дочь не была героем, а убила одного из солдат советской армии, и сделала инвалидом другого? Правда? Может быть, это желает узнать её мать или отирающаяся в конце коридора младшая сестрёнка, которая явно горела желанием поговорить со мной о героической Полине, но вот что было очевидно мне даже тогда, вряд ли бы её обрадовали реальные новости о сестре.

Меня это разозлило. Возможно, будь я старше и мудрее, я бы смог понять её отца, но тогда…

— Не знаю, что вам говорили другие, — холодно и жёстко отозвался я. — Но она погибла на моих глазах. И я вам рассказал, как оно было на самом деле. Что-то выдумывать и скрывать я не собираюсь. И да, благодаря тому что мы смогли захватить Артефакт, в чём поучаствовала ваша дочь, мы смогли победить Империю. Поэтому возьмите её награду. Она это заслужила и не морочьте мне голову.

И тут её отец как-то растерялся, сжался и немного уменьшился в размерах, как мне показалось. Он вышел на лестничную площадку и заговорил шёпотом.

— Вы поймите, я ценю подвиг моей дочери, но… у меня подрастает младшая, для которой Полина стала иконой и я очень боюсь за неё…

Я вздохнул. Та же история что и у Балодисов с Костиными. О том, что «планета Кадмия, стала ключом к победе над Империей» писали советские газеты и говорило Центральное Телевидение. Но никто не уточнял, что именно мы нашли там, только общие фразы о «тяжком труде учёных» и «беспримерном героизме солдат». И для младших это стало предметом гордости, то что их брат/сестра были на Артефакте и так далее…

Сейчас бы я ему сказал, что война закончилась, а куда пошлют, где упадёшь и где надо постелить соломки, не угадать, но тогда я лишь помолчал, как-то скомкано, передал орден и спустился по лестнице не оборачиваясь. Он переминался с ноги на ногу, держа в руках награду, как будто это был кусок раскалённого железа.

Лишь оказавшись на улице, я бросил взгляд на окна и в одном из них увидел девочку-подростка, которая внимательно смотрела мне вслед. Катя Новикова.

Но я не обратил на неё внимание. Я ехал по последнему адресу, который собирался навестить, пока был на Земле.

Квартиру Мишани долго искать не пришлось, район был мне хорошо знаком, хоть в школьные годы я и не был здесь частым гостем. Ну не любили парни с Чкаловки и Весенней, народ с Михайловки и других улиц за железной дорогой. Позвонил в дверь и мне открыла женщина средних лет.

— Здравствуйте. Филиппов Михаил Сергеевич здесь живёт? — спросил я.

— Да, — растерянно кивнула она. — А вы от министерства обороны? Ему за инвалидность и награду полагается ещё что-то кроме пенсии?

— Не знаю, — мотнул головой я. — Мы сослуживцы, вместе воевали, вот меня демобилизовали…

— О, какие люди и без охраны! — раздался громкий голос Мишани. — Сержант Кирьянов, собственной персоной!

Навстречу мне вышел бывший ефрейтор Филиппов, я мельком глянул на ногу. Протез, как и обещали. Но очень хороший, бегать на Олимпиаде с ним, он, естественно, не сможет, но нормально ходить будет, да и ходит он. А если сапоги надеть, так и вообще незаметно. Он мельком взглянул на мои нашивки.

— Старшина Кирьянов! Да и то уже в запасе… Тоже хорошо, — заметил он. — Через звание скакнул? Поскупились наши вояки, могли бы и лейтенанта дать, хотя бы младшего.

Вместо ответа, я снял куртку, под которой оказались погоны младшего лейтенанта.

— Опаньки!

Но больше всего его заинтересовали не звёздочки, а мои награды. Причём не ордена.

— Так, — сказал он, протягивая лапу, к одной из медалей. — За взятие Тангорихкса. Что, правда, был там?

— Угу, — проворчал я, передёргивая плечами. — Причём в самой столице. До сих пор икаю вспоминая.

— Чего так?

— Да, наше мудрое командование, забыло предупредить, что подхода основных сил под командованием Фёдорова и Данфорда придётся ждать очень долго. Ну и вот. Нас там, чуть тёпленькими не взяли остатки имперской гвардии.

— Давай подробности, — оживился Филиппов, потирая руки.

— Ой, что же вы стоите, — встревожилась женщина. — Проходите на кухню, я сейчас, ну хотя бы чаю приготовлю.

— От чая не откажусь, — сообщил я. — Тем более мне сейчас требуется что-то успокоительное.

— Что случилось? — встревожился Филиппов. — До сих пор что ль не отошёл?

— Да не. Просто, перед тем как к тебе приехать, заскочил к родителям Новиковой, — сообщил я, проходя в квартиру и разуваясь.

— Так она что, рязанская? — удивился Мишаня. — Ничего себе, такие новости. И как они?

— Да, местная, жила в Песочне, — кивнул я. — А они… Да, блинский блин, насели на меня и давай, мол говори правду. А что я скажу, если я три подписки дал, только по нашему марш-броску через джунгли.

— И всё равно, — отозвалась с кухни женщина. — Не по-людски это.

— Мам, сказать им правду, было бы как раз жестоко, — сообщил ей Мишаня.

— Давайте вообще не будем о Кадмии, — отмахнулся я. — Стараюсь это всё забыть, и не только из-за подписок, а вообще. Надоела мне та планета, хуже горькой редьки, я ведь там больше года просидел. Меня из-за режима секретности долго никуда не выпускали. И сначала нормально было, я помогал учёным, вместе работали, над тем, чтобы полностью заполучить контроль над комплексом. Но потом, всё ушло в такие научные дебри, что меня просто оставили за бортом. Да ещё и этот памятник убоищный поставили. Всем нашим, кто погиб. Идея, не буду спорить, правильная, но реализация… Фотокарточки тебе покажу, поймёшь.

Мы уселись за стол, на небольшой кухне стандартной хрущёвки.

— Но ты не только на Кадмии сидел, — заметил проницательный Филиппов.

— Обо всём по порядку, — вздохнул я. — Как тебя увезли, так всё и закрутилось. Опомнился только…

Я специально сделал паузу.

— На руинах Тангорихкса? — предположил Мишка.

— Нет, — покачал головой я. — Во Внешнем рукаве нашей Галактике.

— И правда, давай рассказывай всё по порядку, не наводи тень на плетень, — дёрнул щекой Филиппов.

— Может, коньячку? — спросила меня матушка Мишани.

— Давайте по чуть-чуть, за встречу, — согласился я.

Выпили по стопочке, пожевали бутерброды и я начал своё повествование, которое продолжалось около часа и прерывалось изредка междометиями Филиппова.

Я не стал скрывать ничего, к счастью, его мама быстро ушла, оставив нас поговорить вдвоём. Рассказал ему и про службу в разведке и про то, что теперь я в резерве, ну а про Ирсеилоур, про мою команду и про то, что мы творили тоже, рассказал, уточнив, что меня там не было.

Мишка пьяно кивнул и завистливо улыбнулся. В это время вернулась его мать.

— Ну ты сам как? — спросил у Мишани.

— Да как, — махнул рукой он. — Живу потихоньку. Вон учеником слесаря на радиозаводе, устроился. Вместе с пенсией хорошо выходит, а там на разряд сдам, вообще отлично.

— Но ты недоволен, — заметил я.

— Конечно, — опять вмешалась Мишина мама. — Как вернётся с работы, так и сидит всеми вечерами у ЭВМ, всё о дальнем космосе тоскует. Вроде и в армии отслужил, а всё равно не берут инвалида. Не берут, и не берут, что поделаешь? Так пошёл бы тогда в политехнический учиться заочно, на инженера.

— Это поправимо, — сказал я. — Я же не просто так к тебе заскочил, поболтать о делах наших скорбных. Вернее, и об этом тоже, но ещё у меня есть предложение. Через пару лет ГРУ будет создавать научно-исследовательскую группу, которая будет шастать по нашей Галактике и окрестным и изучать… вот что найдёт то и, будет изучать. Да, ещё под это дело, позволили основать базу и колонию во Внешнем спиральном рукаве. Основой будет моя разведгруппа, а дальше видно будет.

— О как!

Как мне показалось, Мишаня посмотрел на меня немного завистливо.

— Собственно поэтому я к тебе и зашёл. Мне нужен человек, который будет руководить тыловой базой нашего отряда. Материальное обеспечение и все дела.

— Так там военные…

— Армия, само собой. Но у них своя песочница, у нас своя. В наши дела без нужды лезть не будут, как и мы к ним.

— Да какой руководитель из меня…

— На первое пойдёт какой есть, а там не сиди на булках ровно, а учись. Кстати, и правда, поступи в наш Политех, там же вроде только заочка, это что надо. Будешь сюда прилетать на сессии. Да я и сам буду учиться, только не здесь, а на Полигоне.

— Погоди-погоди, — медленно заговорил Мишаня, как будто боясь поверить своему счастью. — Ты серьёзно не шутишь?

Я вздохнул, прекрасно понимая причины его недоверия, и вкратце поведал о разговорах с полковником Копыловым, ту часть, что можно было рассказать на обычной советской кухне. Информацию под грифом «секретно» и «для служебного пользования», а ещё про то, что прихватил с Артефакта Артемиду, пока говорить, не стал, просветил его чуть позже, когда мы уже прилетели на планету у Апельсина, и я был уверен, что нас не слышит никто посторонний.

Мишаня, зараза такая хоть и принял решение сразу, но очень долго выделывался, просил дать ему участок работы попроще, но, в конце концов, я его высмеял, и он согласился участвовать в экспедиции на моих условиях.

Кстати, тогда у него на кухне и придумали название для планеты. Сначала спорили, перебирали название, но потом сошлись на аббревиатуре из фамилий наших любимых писателей-фантастов. КАзанцев, СТругацкие, Обручев, Романовский.

Многие меня, конечно, спросят, зачем я тащил инвалида на окраину Галактики? Я и сам толком не знаю ответа на этот вопрос. Наверное, подсмотрел у полковника Копылова, который окружал себя надёжными людьми, из тех, что не ударят в спину и не создадут неприятностей. Это не совсем правильно и справедливо, но зато работает.

И спустя много лет, то что на месте главы поселения на Касторе оказался преданный мне человек, спасло не только мою жизнь, но и многим другим людям.

Поговорив с Мишаней, я засобирался домой. Он вызвался меня проводить, а заодно глянуть, где я обитаю.

От возвращения под крышу дома своего у меня остались противоречивые чувства. Мне были рады и родители, и братья с сёстрами. Правда, старую комнату не вернули, там теперь жили две сестрички-первоклассницы, которым было по четыре года, когда я ушёл в армию добровольцев. Ну да, кто же знал, что всё так быстро кончится. Меня отправили жить в летний, то есть неотапливаемый домик, но это меня устраивало.

Тем более что после общения с роднёй Полины Новиковой на время вернулись кошмары, которые преследовали меня, после того как я потерял своих боевых товарищей. Мне помогли военные врачи и они отступили, а в этот раз всё рассосалось само собой.

Проблема была в другом. И мать, и отец, хотели чтобы я остался на Земле и не возвращался в Дальний Космос. Они считали, что нечего мне там делать и ничего хорошего меня там не ждёт. Где родился, там и пригодился.

К тому же они не совсем понимали, почему я так стремлюсь покинуть планету. Я же не стал им говорить, что служу теперь в разведке, просто получил отпуск и временно выведен в резерв.

— Зачем тебе этот физмат на Полигоне? — удивлялась матушка. — Чем наш Радиотехнический хуже? У нас специалистов мирового уровня обучают.

— Но не космического, — пробормотал я себе под нос.

— Что-что? — не поняла матушка.

— Физико-математический институт Дальнего Космоса, работает с инопланетными технологиями, от имперских до Предтеч.

Матушка лишь покачала головой, демонстрируя своё недовольство. Но мне было всё равно.

Во-первых, я окунулся в мирную жизнь, благо большинство моих друзей было под боком, спасибо всё-таки Темиргалиеву, что в мой отряд он подобрал бойцов непросто с одного города, а с соседних улиц. Я познакомил их с Мишаней, и мы отрывались практически до конца лета. Кроме Филиппова, которому надо было работать и Смирнова с Маркиным, готовившихся к поступлению в технические институты.

Во-вторых, я потихоньку стал готовиться к путешествиям в Дальнем Космосе. Подтягивал теорию, изучал расы и миры, читал книги, как научные, так и научно-популярные. После войны появилось очень много материалов, по нужной теме как у нас, так и у американцев.

И вдобавок ко всему, в августе мне на голову свалилась очень неожиданная гостья.

Я сидел в летнем домике и читал художественную книгу, из тех, что порекомендовал мне Мишаня. Он вообще много что советовал, от книг до новых технологий, входящих в нашу жизнь. Тишину с жужжанием насекомых, вдруг прервали чьи-то шаги, а потом голос матери позвал:

— Валера, к тебе гости… какая-то девушка, уверяет, что вы служили вместе…

Я высунул голову в окно, рассчитывая увидеть Марину. Нет, чувства, как и тоска по ней, давно угасли, просто мне хотелось её увидеть, как друга. Она ведь так и исчезла, после того прощания на Байконуре, никак не давала о себе знать. Но вместо неё, на меня смотрела довольная мордашка Яси Довнарович.

— Что, Стерлядкину ожидал увидеть? — смеясь спросила она. — Обломись.

— Довнарович… — выдохнул я. — Тебя я тоже рад видеть. А чего ты ко мне, да с чемоданами? У меня здесь не вокзал, камеры хранения нет.

— А к кому ещё мне идти? — фыркнула она. — У Варяга, Жмыха и Черепа, не вписаться, там по двое — трое в одной комнате, а жилищные условия обещают только к сентябрю улучшить, а у Вика… ну он занят же…

Яська смутилась, что, бывало, с ней крайне редко. Понятно, неравнодушна она была к нашему тихому Славику. Впрочем, то дело не моё, по крайней мере, до той поры, что мы в резерве.

— А я один здесь в домике, как буржуй, да? — ухмыльнулся я и пошёл открывать дверь.

— Это какая такая Стерлядкина? — вдруг охнула матушка.

— Та самая, та самая, Марина Анатольевна, она же стерлядь дурная, — вредным голосом сообщила Яся. — Устроила, усложнила всем жизнь…

— Да что с ней вообще? — спросил я, распахивая дверь.

— Она в порядке, к ноябрю оклемается, а потом вернётся в строй, в следующем году, скорее всего. Ну это, как она сама захочет.

Довнарович протиснулась в домик, вручила мне один из чемоданов. Матушка смотрела на нас с подозрением.

— Всё в порядке, — хмыкнул я. — Мы только друзья и сослуживцы.

— Да я не про то, Валера. Мне кажется, ты что-то от нас скрываешь…

— Вы даже не представляете сколько! — рассмеялась Яся, получила от меня подзатыльник и убежала вглубь дома.

— А представь, она так себя в армии вела! — наябедничал я матушке и закрыв дверь, прошёл вглубь дома.

Начиналась относительно мирная жизнь.

Эпилог. Будущее изменяющееся

31 августа 2003 года. Москва, РСФСР

В небольшой комнате в трёх километрах от Кремля, собралась странная компания, ну она бы показалась таковой постороннему человеку, впрочем, никто чужой в эту комнату попасть не мог.

Во главе стола сидел Первый секретарь компартии Дальнего Космоса Эдуард Станиславович Бронницкий, рядом с ним, по правую руку глава Генерального штаба МО СССР Леонид Константинович Яновский, заместитель министра обороны, недавно ставший маршалом Анатолий Иванович Стерлядкин, куратор космической разведки ГРУ полковник Валерий Александрович Копылов, директор ТАСС Ярослав Антонович Корнев, заместитель председателя Верховного Совета СССР Аркадий Наумович Горский, министр сельского хозяйства Александр Григорьевич Лукашов. Удивительно, но среди столь высокопоставленных людей скромно затесалась профессор Елизавета Семёновна Голобко.

— Я понял вас Валерий Александрович, спасибо, — закрыл папку Эдуард Бронницкий. — С этим уже можно идти к Петру Мироновичу.

— Как Генеральный? — спросил полковник Копылов.

— Да как, как… В восемьдесят пять лет-то? Бодрится, разумеется. Работает в прежнем режиме, но видно, что сдаёт потихоньку.

Военные насупились.

— Поэтому в самое ближайшее время грядут перестановки и не только в ЦК, — продолжил Бронницкий.

Стерлядкин и Копылов оживились. Лукашов и Горский переглянулись.

— Но об этом мы поговорим более расширенным составом, через пару месяцев. Наши оппоненты не дремлют и нужно действовать активнее, чтобы не дать им форы на ближайшем съезде.

Он очень внимательно посмотрел на собеседников.

— Мы вас поняли, товарищ Бронницкий, — кивнул Яновский. — Подготовимся.

— Хорошо. Сейчас же обсудим операцию «Фараон». Как вы знаете, несмотря на победу над Империей Тангорихкса, угроза инопланетного вторжения и захвата никуда не делась. Торкартен, Халлдория, Гаркхия, Тауси и другие новообразовавшиеся государства, пожалуй, кроме тех, кто стал нашим союзником, достаточно сильны, чтобы нанести нам поражение. В этот раз нас спасло то, что имперцы не воспринимали Землю всерьёз, как противника. И удачное стечение обстоятельств, позволившее нам получить индексы всех порталов в Млечном Пути. В следующий раз так повести не может, поэтому мы хоть и объявили демобилизацию, но продолжаем готовиться к грядущей войне, развивая попавшие нам в руки имперские технологии. Но, безусловно, все яйца в одну корзину, складывать не собираемся. И одна из таких корзин, текущая операция, которой мы дали название «Фараон». Я бы попросил, товарищи, отнестись к ней повнимательнее. Учитывайте, Пётр Миронович высказывал личную заинтересованность в её успехе, хотя и понимает, что вряд ли увидит её плоды.

На лицах Яновского, Горского, Лукашова и Корнева отразилось заинтересованное недоумение. Зато собрались Копылов и Голобко, Стерлядкин просто нахмурился.

— Товарищ Копылов сейчас просветит всех тех, кто не в курсе, а заодно и отчитается о том, как продвигается операция.

Полковник Копылов слегка отодвинулся от стола, откашлялся и начал.

— Два года назад, когда я познакомился с сержантом Валерием Кирьяновым, то из его рассказов о происшедшем мне стало понятно, что юноша обладает не только блестящим оперативно-тактическим мышлением, но ещё и сильной интуицией. Эти качества ему позволили дойти до пирамид и совершить открытие, переломившие ход войны в нашу пользу. Ещё я обратил внимание на то, что искусственный интеллект пирамид, который нам представлялся обычной управляющей программой, обладает самостоятельным мышлением, но контактирует в полном объёме только с сержантом Кирьяновым. Это был очень тонкий вопрос доверия. Поэтому я принял решение предложить Кирьянову перейти в разведку и начать «игру» с искусственным интеллектом. Это принесло плоды. ИИ сообщил сержанту, о неких существах, которых я назвал «Тени Предтеч». Они посещали Землю, вплоть до Нового времени, а потом исчезли, по всей видимости, уйдя в галактику Стрельца.

Полковник перевёл дыхание, глотнул воды из стакана и продолжил.

— Тени Предтеч, вызывают настойчивый интерес у искусственного интеллекта, который ради того, чтобы найти их, выдал нам расположение уникального портала. Особенность его в том, что из него мы можем перемещаться в любую точку нашей Галактики и между галактиками. К сожалению, на этом нам пришлось остановить программу, а группу, которую мы создали специально под Кирьянова распустить.

Корнев, который в этот момент делал глоток воды, поперхнулся и закашлялся.

— Но почему? — спросил он откашлявшись.

— Как я помню, на этом настаивало министерство обороны, — Бронницкий со значением посмотрел на Стерлядкина.

— Одного этого было бы мало, — улыбнулся Копылов. — Но мы посмотрели правде в глаза. Всей без исключения группе, требовалось дополнительное, гражданское образование. Особенно медику.

— Зачем? — спросил Яновский.

— Они станут основой того, о чём мы говорили с Петром Мироновичем и Эдуардом Станиславовичем. Конечная цель операции «Фараон», о которой вам расскажут на следующем совещании. Для этого они должны обладать более широким кругозором… даже шире, чем им может дать военная разведка.

— Да и поймите вы, наконец, — раздражённо бросила Голобко. — Они все, по сути дела, дети, которые со школьной скамьи ушли на фронт. Пусть они поживут немного самостоятельной жизнью, а не на всём готовом, в казарме.

— Всё гораздо проще, — вздохнул Стерлядкин. — Сейчас идёт переформирование и перевооружение армии, со всеми сопутствующими ревизиями. И подобную группу мы может быть, могли бы скрыть, если бы не конечная цель. Вот её нам не утаить. Да. Дело только в этом, а в не в том, что я хотел бы сохранить свою дочь в составе группы. Будь моя воля, я бы…

Он раздражённо махнул рукой.

— Мне только одно непонятно, — хмуро произнёс Яновский, изучая документы из папки. — Зачем вы, представляя ценность Кирьянова, бросали его то на Ирсеилоур, то на Тангорихкс?

— В обоих случаях не предполагалось его столь активное участие в событиях. К тому же я был уверен, что он выкрутится, — спокойно ответил Копылов, накрывая руку Лизы, которая порывалась что-то сказать, своей рукой. — Как я уже сказал, блестящее оперативно-тактическое мышление и интуиция. Что проявилось и там, и там и сказалось на ходе операции. А риск…

Тут тон полковника стал холодным и жёстким.

— То что ему предстоит куда тяжелее этих двух операций. Пусть учится и привыкает. Ещё вопросы есть, товарищи?

— У меня, — снова вскинулся Стерлядкин. — Я настаиваю на замене куратора группы. На мой взгляд, он совершенно не подходит.

— В чём-то вы правы, — неожиданно легко согласился Копылов. — У капитана Темиргалиева очень сложные отношения с Кирьяновым. Отсутствует полное доверие. К тому же мы будем ориентировать капитана на несколько иные задачи. Но, есть проблема. К сожалению, человек, который сможет работать с Кирьяновым максимально эффективно, сейчас задействован в операции «Вирус».

— Разве мы не прекратили её после распада империи? — нахмурился Стерлядкин.

— Мы переориентировали сотрудников, но саму операцию не свернули, — вздохнул Яновский. — Уж больно удачно зашли…

— Тем не менее, — настойчиво произнёс маршал. — Постарайтесь вернуть этого человека. Думаю, двух лет вам хватит.

Копылов нахмурился, но кивнул.

— При первой возможности. Сами понимаете, я не курирую операцию «Вирус», а моё вмешательство могут расценить… неправильно.

Бронницкий вскинул руку и посмотрел на часы.

— Извините товарищи, меня через полчаса ждёт на доклад Генеральный. Поэтому на сегодня закругляемся…

— Подождите, но я так не понял, как операция «Фараон» поможет нам в большом галактическом противостоянии? — наморщил лоб Лукашов.

Он говорил с грубым белорусским акцентом, чаще всего вообще называемый суржиком, который заставил поморщиться коренного москвича Корнева, но тем не менее он поддержал министра сельского хозяйства:

— Действительно, мы ведь так и не узнали, цели операции «Фараон»!

— Товарищи, — нетерпеливо проговорил Бронницкий. — Сказано же, что об этом мы вам обязательно расскажем на следующем заседании.

Виктор Козырев Три мирных года

Пролог. 42

Вашингтон, округ Колумбия, США. 2003 год

— Результаты опросов и социологических исследований неутешительны, Дон, — вздохнул Патрик Бьюкенен, советник президента Соединённых Штатов по внутренним вопросам. — Президентское кресло нам не отстоять. Лучшее, что мы можем сделать, это попытаться сохранить за собой большинство в Конгрессе и паритет в Сенате. Народ устал от республиканцев за почти четверть века и хочет видеть в кресле президента демократа.

Дональд Рамсфельд, бывший военный лётчик, сменивший на посту главы Союза Джорджа Буша и на чьи плечи легла вся тяжесть войны с космическими пришельцами, нахмурился и посмотрел на министра обороны, старого Боба Доула, в молодости отличившегося на полях сражений Второй мировой войны.

Тот лишь пожал плечами. Мол, меня чего спрашивать, моё дело простое, военное, приказы выполнять. Не дождавшись ответа, Рамсфельд заговорил сам.

— Понимаю, Пат, тебе обидно. Мы ведь хотели выдвинуть твою кандидатуру… Нет. Точно, выиграет демократ?

— Ну если они там с ума не сойдут и не выдвинут какого-нибудь болвана, вроде бывшего губернатора Арканзаса, но это сомнительно. Наибольшие шансы попасть в кандидаты у Эла Гора. Он молод, его любят студенты и профессура.

— Господи! — забарабанил пальцами по столу Рамсфельд. — Очередной Джим Картер! Я не могу понять этих людей! Неужели они забыли, какой бардак в стране творился при нём! Зачем они опять пытаются наступить на эти же грабли?

Боб Доул поморщился. Он не любил вспоминать времена президента Картера, тем более что и выборы тот выиграл во многом благодаря неудачно сказанной им, Бобом, фразе.

— Что ты хочешь Дон, — мягко заговорил Бьюкенен. — За него голосует в основном молодёжь, те, кто родились уже при старом-добром Ронни или были слишком маленькие, или бегали за юбками и не интересовались политикой. Мы у них ассоциируемся с бесконечной войной, сначала с холодной, против коммунистов, потом против инопланетян. Весь Нью-Йорк винит нас, за разрушения, которые нанесла космическая бомбардировка инопланетян, хотя в чём наша вина?

— Наша армия отразила нападение пришельцев, — отозвался Доул. — Видели они, что эти имперцы сотворили с Китаем. Но нет, предпочитают сравнивать с Советами. Хотя у них минимальные разрушения только потому, что большая часть территории находится севернее 45-й широты.

— Хорошо, что хоть с Род-Айлендом удалось решить проблему, — вздохнул Бьюкенен. — Нет, ну вот ей-богу, у меня такое ощущение, что нам Сорос продолжает гадить несмотря на…

— Да и мне порой кажется, что его Сатана отпускает из ада на прогулку, — буркнул Рамсфельд.

— Увы. Поторопились мы с его расстрелом в девяносто девятом, — критично признал Патрик Бьюкенен, который был одним из тех, кто настаивал на смертной казни миллиардера. — Сейчас можно было бы его показывать его, в тюремной робе и говорить: посмотрите, главный спонсор демократов пытался продать нас оккупантам.

— Выкрутился бы, — хлопнул ладонью по столу Рамсфельд, чьё слово тогда стало решающим. Как только отменили законы военного времени, сразу бы нанял прорву адвокатов, и уж они доказали, что это не Сорос был предателем, а мы. Тогда бы не только Белый Дом, но ещё и Конгресс с Сенатом запросто проиграли.

Повисло тягостное молчание. Дональд Рамсфельд пошарил руками по столу, в поисках пепельницы и сигарет и найдя пачку, достал одну. Бьюкенен быстрым движением поднёс зажигалку. Президент затянулся и выдохнул дым.

— Знаешь, Пат, а я иногда завидую этим коммунистам. Вот как выбрали своего партийного босса Машерова, на второй год правления Рейгана, так и его пересидел и его и Буша, да ещё и с этим выскочкой от демократов встретиться и пообщается. Никаких тебе кампаний, нервотрёпки.

— Не пообщается, — обронил Бьюкенен.

Рамсфельд и Доул моментально вскинули голову и посмотрели внимательно на помощника президента.

— Гейтс считает пока преждевременным докладывать тебе, он всё ещё проверяет информацию, но появились данные, что Пётр Машеров смертельно болен.

Рамсфельд откинулся в кресле. Задумчиво побарабанил пальцами по столу. Доул и Бьюкенен внимательно наблюдали за президентом.

— Как только появится точная информация, пусть немедленно докладывает. Соберём совещание, подумаем, какую пользу можно будет извлечь из этой ситуации.

— Я бы посоветовал уже сейчас помочь тем, кто симпатизирует нам, в верхушке партии.

— Много таких осталось, после больших восьмидесятых годов? — хмыкнул Доул.

— Гейтс говорит, что мало, но если мы поддержим…

— Толку не будет, — хлопнул ладонью по столу Рамсфельд. — Нет, какую-то поддержку мы им окажем, но ограниченную, сейчас прозападная партия в СССР никакого влияния не имеет. И им потребуется много лет, чтобы восстановиться. Лучше попытаться затянуть китайский вопрос как можно дольше до смены власти у русских, а там глядишь, они не будут настаивать на восстановлении территориальной целостности этого государства.

Боб Доул нахмурился, а Патрик Бьюкенен согласно кивнул.

— И вот ещё какой вопрос. Что там с человеком, который сумел вскрыть этот объект, Артефакт и овладеть его секретами?

— Роберт говорит, что это два разных человека. Он получил эту информацию из пяти своих источников. Да и Данфорд подтверждает, он видел их обоих. Сначала того, кто получил доступ к искусственному интеллекту Артефакта, а после штурма Тангорихкса и самого Кирьянова. Первый был не очень уверенным в себе ботаником, он нервничал, у него потели руки, а второго, генерал характеризовал как настоящего бешеного пса. Советы закинули его группу в столицу, за сутки до начала бомбардировок и они устроили там самую настоящую резню, выбив всё руководство военными силами и императорскую семью.

— Императорскую семью, — задумчиво проговорил Рамсфельд. — Пат, но ведь нашли только тело императора, а его жена и сын канули в неизвестность.

Бьюкенен пожал плечами.

— Да с ними могло стать что угодно. Ты не представляешь, как мы обстреливали их столицу, причём безответно.

— Что угодно, — повторил президент. — Ладно, это уже к делу не относится. Пат, передай Бобу Гейтсу, чтобы зашёл ко мне в выходные. Моя жена чудесно готовит…

Он пощёлкал пальцами.

— Неважно что она готовит, пусть Гейтс приходит, поговорим о том и сём. И теперь к главному вопросу. Выборы следующего года.

Доул и Бьюкенен подтянулись.

— Раз президентское кресло мы проигрываем, то тебе Пат, не стоит идти на праймериз. В следующий раз. В 2004 пусть с демократами пободается какой-нибудь инициативный дурак. Есть у нас такой на примете?

— Маккейн, — с отвращением бросил Бьюкенен.

Рамсфельд и Доул усмехнулись. Они понимали чувства Патрика, которого Джон Маккейн сменил на посту главы управления внеземными колониями. При Бьюкенене это ведомство работало как часы, но едва его возглавил отставной ветеран вьетнамской войны, впрочем, про военные годы Маккейну напоминали только его враги, так удачно он отметился во Вьетнаме, как всё пошло псу под хвост. Команда собранная Патом начала разбегаться, пошли задержки снабжения и прочее. Снимать Джона Маккейна с должности через два месяца после назначения означало потерять лицо. Поэтому ему дали толкового заместителя, а самого стали отвлекать мелкими задачами, выступлениями на публику. Потом и вовсе передвинули на должность госсекретаря, правда, он и там успел отличиться, едва не начав войну с СССР.

— А что? — по-прежнему улыбаясь спросил Рамсфельд. — Джонни — идеальный кандидат. Провалит компанию, но нам мешать не будет, убеждая и себя и партийных боссов, что он способен обойтись и без нас.

— Идея изящная, — признал Бьюкенен. — Я обсужу её с Эдом Гиллепспи, а тот поговорит с комитетом…

— Вот и хорошо. И не забудь про Гейтса Пат, — Рамсфельд опять побарабанил пальцами по столу, давая понять, что совещание окончено. — А сейчас, прошу меня извинить, у меня встреча с председателем Сената.

Боб Доул и Патрик Бьюкенен попрощавшись пошли к выходу. По пути каждый обдумывал своё. Бьюкенен думал о том, не поторопился ли он, рассказав президенту о болезни коммунистического босса, в обход Боба Гейтса, а Доул пытался понять, какого чёрта этот лётчик вообще поднял вопрос о судьбе императорской семьи Тангорихкса. Ему казалось это очень важным, но увы, годы брали своё, и мысль ускользала.

— «Наверное, пора в отставку», — про себя подумал Доул. — «Годы уже берут своё».

И он был прав. Не просто так Дональд Рамсфельд, 42-й президент США, поднял этот вопрос. Лежал в его столе один секретный документ, который прошёл мимо и Бьюкенена и даже Гейтса, но об этом пока никто не догадывался.

Часть 1. Год первый — учебный

— Доложите пятую заповедь разведчика.

— Разведчика может погубить красивая женщина.

— Отсюда вывод?

— Разведчик должен сам погубить красивую женщину.

— Вывод неправильный! Правильный вывод — разведчик должен красивую женщину игнорировать!

На Дерибасовской хорошая погода, или на Брайтон-бич опять идут дожди.

Вступление к первой части

В тылу вероятного противника

Барна Халлдория. Планета Халлдори Арага, земли правящей семьи Оро.

После того как Халлдорианский Альянс, воспользовавшись неудачно протекающей для Тангорихкса войной, провозгласил свою независимость от Империи Миллиарда Звёзд и смог отбиться от ослабленной имперской армии, власть в федерации захватила самая могущественная семья Оро. До революции их щупальца пронизывали практически всю империю, кроме миров метрополии и Гарьерга, откуда их вышибли очень жёстко. Это и дало возможность дону Алрно Оро сначала возглавить переходное правительство, а потом и выиграть выборы, как некогда было заведено на давно обезлюдевшей планете Халлдория.

Однако их положение было неустойчиво, в первую очередь потому, что они не собирались делиться властью и формировать коалиционное правительство, по давней криминальной привычке, гребя всё под себя и жестоко уничтожая тех, кто выступал против. Подобная политика вызвала недовольство менее могущественных семей, но они ничего поделать не могли. Пока не могли. По всему Альянсу зрели семена будущей гражданской войны, а задача, которую поставили перед младшим лейтенантом ГРУ Ольгой Зотовой: дать этим семенам прорасти сквозь почву и расцвести буйным пламенем братоубийственной войны, которая ослабит Альянс и даст время Советскому Союзу хоть как-то, нарастить силы, всё равно казалось невыполнимой.

Хотя противоречий в Халлдорианском альянсе было не счесть. Начиная от низов, которые были недовольны тем, что сейчас им живётся хуже, чем во времена имперской оккупации, заканчивая верхушкой мелких кланов отстранённых от раздела власти.

Ольга Зотова была одной из немногих агентов, которым удалось проникнуть вглубь правящей семьи, став наложницей старшего капореджиме (ей не очень нравилась принятые на Земле параллели с сицилийской мафией, но оспорить обозначения она пока не могла) по совместительству главой разведки Халлдории Красака Гарна-Оро. Жестокого и беспринципного преступника, которого судьба вознесла высоко, но так и оставшегося уголовником, со всеми своими замашками и пороками. Последнее было хорошо, благодаря этому Оля смогла его очаровать и занять место в его постели, оказываясь там чаще, чем его жена, порядочная халлдорианка, которой изначально была уготована одна участь — рожать, как можно бойцов для семьи.

Зотова и сама была чем-то похожа на халлдорианку, худая и невысокая с острыми чертами лица, вот только цвет глаз у неё был не как у аборигенов, которых называли яркоглазыми, за очень яркую радужную оболочку. У её любовника Гарна-Оро, к примеру, глаза были ярко-золотыми, как и у большинства Оро.

Ох, вспомни чёрта… Прогуливающаяся по саду Ольга, едва успела опуститься на колени, сделав вид, что очищает глиняную скульптуру духа-хранителя семьи, когда Красак прошёл мимо неё, вместе со своим помощников и сделав ещё несколько шагов грузно опустился на скамейку, оставив помощника стоять. Тот сверкнул глазами в её сторону, но капореджиме только махнул рукой.

— Она ни слова не понимает по-нашему. Аргарцы знают только имперский, а каса халлдори, слишком сложен для всех, кроме нас.

Частично эта была правда. Но только лишь отчасти. Просто каса халлдори, в отличие от общеимперского не был нужен никому, кроме самих халлдорианцев, но когда Оле удалось попасть в семью Оро, она принялась незаметно изучать их речь, чтобы понимать, о чём говорят между собой боссы криминальных синдикатов, которым ейприходилось прислуживать на встречах. Обучение языку шло с переменным успехом, вот и сейчас она понимала не всё, что говорит Красак Гарна-Оро своему помощнику.

— Не нравится мне, что когда мы говорим об аргарцах, здесь ошивается одна из них… — пробормотал он.

— Говори! — жёстко потребовал Красак.

Он был из младшей ветви семейства Оро, а потому наверх приходилось пробиваться самому начиная с самых низов. Красак не брезговал ничем, ни убийствами, ни пытками тех, кто перешёл дорогу семье. Изо дня в день он доказывал свою верность Алрно Оро, будущем дону, будущему президенту Халлдорианского Альянса и когда тот поднялся, то не забыл своего верного пса, назначив руководить разведкой и контрразведкой. Красак не любил, когда ему возражали и если бы его помощник не попросил изгнать Ольгу, он и сам это сделал.

И это была его главная проблема. Жестокость и верность не могла заменить других качеств, которые требовались главе разведки. Они больше вредили, нежели помогали.

— Человек, открывший Артефакт, — раздельно произнёс помощник. — Есть сведения, что его выпустили с планеты, которую они называют Кадмия и отправили на Полигон для дальнейшего обучения.

— Странные обычаи. Впрочем, нам это выгодно, — щёлкнул пальцами Красак. — Наш агент…

— Появится на Полигоне через три с половиной декады и, возможно, будет учиться там же, где и этот человек.

— Напомни, для чего мы вообще его туда отправили?

— Он должен, выдавая себя за обычного гражданина, внедрится как можно выше в их органы власти, чтобы передать нам реальное состояние Барна Советика, насколько они развиты технически, а по возможности узнать об их вооружённых силах.

— Это задачу мы с него не снимаем, но… — шеф разведки встал и дал знак своему помощнику следовать за ним, оставив агента Зотову в лёгком смятении.

Ей удалось даже не то что понять не всё, а услышать только одно предложение. То самое, в котором упоминали агента на Полигоне и что он будет студентом одного из появившихся в последние месяцы на планете институтов и должен подняться как можно выше.

Она продолжала делать вид, будто бы чистит изображение духа-хранителя семьи, но голова её работала в бешеном ритме, раздумывая, что делать дальше? Во время ближайшего похода в город сообщить резиденту, чтобы он передал на Землю об агенте, который работает на Полигоне или ничего не предпринимать, опасаясь, что это или ловушка, или дезинформация.

В конце концов, она приняла решение. На встрече с резидентом она расскажет ему об агенте, но попросит передавать информацию не сразу, а предварительно выяснив по своим каналам подробности и желательно как можно больше информации.

Глава 1. Начало мирной жизни

Август 2003 года.

По закону подлости, посадку на рейс до Полигона, объявили, стоило мне слегка задремать в зале ожидания космопорта Плесецк — гражданский. Это был мой первый отлёт с гражданского космопорта, и я хотел, чтобы он стал и последним, но фигушки.

Из сладкой дрёмы, меня, самым подлейшим образом выдернул локоток Яси Довнарович, которым она засадила мне, аккурат между рёбрами, а им, между прочим, серьёзно досталось во время операции на Тангорихксе. Голове-то, конечно, больше, но она и заживает быстрее.

— Довнарович, — проворчал я. — Я тебе рассказывал историю, что как-то летом в деревне, лазил я к одной бабке, в сад, за яблоками? Про неё говорили, что она ведьма и ежели кого заприметит, таскающего её плоды, то проклянёт на всю жизнь. Так вот, попался я ей на глаза пару раз.

— Ты это к чему, Валер? — удивилась она.

— К тому, что твоё наличие в моей жизни, доказывает, все эти бабкины проклятья работают. А это, колеблет моё материалистическое мировоззрение, без чего не может быть настоящего коммуниста.

— Смешно, — отозвался Лёха Маркин, он же Череп, который летел вместе с нами и Яся поддержала его заливистым смехом.

Большую часть лета после нашей псевдодемобилизации, она прожила у меня, в одной из комнат летнего домика. Но хотя виделись мы с ней редко, она предпочитала увиваться вокруг Славика Смирнова, но и того времени мне хватило. Язык-то без костей, она постоянно проговаривалась о наших приключениях на Ирсеилоуре, где нас не было, или могла сболтнуть что-то лишнее про Тангорихкс, где мы были, но как космодесант. Это вызывало любопытство моих ещё не служивших братьев и сестёр и подозрительные взгляды родителей, которые вообще, сначала записали девушку в мои невесты. Ровно до того момента, как она проболталась им о моём романе со Стерлядкиной… И батюшка с матушкой вынесли мне мозг вопросами, где мы познакомились и почему расстались. Как бы самому знать, почему Марина внезапно прервала наши отношения.

В общем, несмотря на хорошие отношения с Ярославой, жизнь моя была бы куда проще, не присутствуй она в ней постоянно, а остановись у того же Смирнова.

Я только вздохнул и скептически осмотрелся вокруг. Вот всё не так. Привык я к удобству военных космодромов, которые построены ещё лет десять назад и столько же доводились до ума, а Плесецк — гражданский ещё даже не достроили. В западном крыле прям сейчас проводят какие-то работы и явно не отделочные. Хорошо ещё, что посадочные кольца поставили, а вот места, где размещать пассажиров, которые летят на другие планеты так толком и недоделали.

После окончания войны Советский Союз вёл активную колонизацию доступных планет, а таковых на сегодняшний день насчитывалось аж двадцать штук, но заселены они были очень и очень скудно. Раньше мешала война, но сейчас космопорт был забит колонистами, которых отправляли осваивать новые миры. Отправляли, сильно сказано, конечно. От добровольцев отбоя не было. Меня всегда это удивляло, а чего людей так тянет в космос? Хотя вру, не удивляло. Я сам такой. И наоборот, позже, я не понимал своих братьев и сестёр, что решили остаться на Земле, в том же городе где и родились. Я всё-таки не зря отдавал долг Родине и рисковал жизнью, чтобы после всего этого прозябать на Земле.

Наша компания, состоявшая из уцелевших бойцов моего отряда, за вычетом Стерлядкиной, но с Мишаней, который вписался в нашу компанию, последний раз собралась в полном составе на вокзале Рязань-1. Филиппов и Смирнов оставались в Рязани. Первый, работал на радиозаводе, а второй теперь учился в радиотехническом.

Впятером мы доехали до Москвы, где потеряли Варяга и Черепа. Гришина мы проводили до томского поезда, а Маркин доехал с нами до Внуково, из которого мы улетали сначала в Архангельск, а потом в Плесецк.

— Вот, на Байконур было бы удобнее, — ворчал в дороге Череп. — Оттуда даже до Рязани прямые маршруты есть.

— Ничего, говорят, в Королёве скоро построят посадочные кольца, — утешил я Лёху.

— И в Минске, — пискнула Яся, думая о своём, насущном.

И вот мы в космопорте Плесецка. Будущие студенты. Кроме Черепанова, разумеется, который будет работать инструктором на Полигоне. До сих пор поражаюсь, как меня удалось вписать в такой блудняк? Нет, приказ полковника Копылова, само собой, но ещё и Голобко на мозги присела капитально.

— Лиза, ты мне можешь объяснить, зачем мне учится в Физико-Технологическом Университете Дальнего Космоса, если то, что мне нужно, для будущей деятельности, это дипломатические навыки и знание культуры народов бывшей империи! — возмущался я. — Мне лучше в МГИМО поступать или в его филиал на Полигоне.

— Ишь ты, у нашего сержанта голосок прорезался. И губки-то он на МГИМО раскатал, — издевательски фыркала Голобко, когда я собирал вещи, перед тем как покинуть пирамиду на Артефакте, ставшую мне домом больше чем на год. — Тебе нужно подобное образование, чтобы хотя бы иметь представление, с чем столкнёшься. Впрочем, насчёт дипломатии ты прав. Выпишем тебе направление на курсы в филиале, а про культуру… Ходи в библиотеки, Валер. Дело полезное и скоро туда поступит новый материал. Ну не куксись. Два года будешь учиться очно, а потом переведёшься на заочное и снова будешь со своей бандой шакалить по космосу. Наводить страх и ужас, на врагов дела мирового коммунизма.

В этот момент меня прорвало. Я сказал некоторое количество непечатных слов и получил от профессора Голобко подзатыльник. Успокоился и попытался объяснить спокойно.

— Лиза, ну послушай, заниматься управлением поселением у звезды во Внешнем рукаве Млечного Пути, требует определённой подготовки…

— Я не могу позволить, чтобы подобный проект возглавил человек с гуманитарным образованием, — категорически заявился мне Голобко и я опешил.

— Так оно ведь будет профильным.

— Мне наплевать, — Лиза упрямо поджала губы. — И я сказала, два года очного образования в Физико-Техническом университете Дальнего Космоса, иначе ноги твоей во внешнем спиральном рукаве не будет. И мне наплевать, какие и кто тебе разрешения подписал, Валер, ты меня знаешь я упрямая, дойду до самого верха, до Машерова, если понадобиться, но добьюсь своего.

Я расстроено бросил рюкзак, который только что собирал. Лизу Голобко я хорошо знал, она такая, она добьётся. Надо было попытаться её как-то убедить, однако она сразу отмела все мои возражения.

— Валера, это очень сложный проект и не только с точки зрения дипломатии, а именно с научной. Ты даже представить себе не можешь, по причине отсутствия образования, с какими сложностями ты можешь там столкнуться. И какие открытия нас там могут ждать. Тебе понадобится голова забитая не только и не столько способами убийства гуманоидов или сведения о разных культурах. Нет. Тебе нужен твёрдый базис, которое может дать только высшее физико-математическое образование. Заруби себе это на носу. Или же я прямо сейчас иду к полковнику Копылову.

Я только расстроенно махнул рукой сдаваясь. Что я мог противопоставить женщине, которая меня на десять лет старше и намного умнее.

— И не жалей о потерянных годах, — добила меня Лиза. — Всё равно сейчас ничего не получится. Проекту минимум полтора года проходить все согласования, выделение финансирования, тоже займёт определённое время, и к тому же сейчас все наши силы брошены на контроль текущей ситуации. Неизвестно ещё чем закончится гражданская война в бывшей Империи Миллиарда Звёзд.

Я схватился за голову.

— Ничего, — стала утешать женщина окончательно поверженного меня. — Не расстраивайся. Тебе всё равно надо отдохнуть, пожить гражданской жизнью, а то превратишься в биоробота, заточенного на изучение нашей галактики и её окрестностей.

— Что в этом плохого? — возразил я. — Стране от этого только польза…

— Нет, — покачала головой Лиза. — Биороботы нам не нужны. Нам требуются люди. Иначе превратимся во что-то подобное этой самой Империи. Как они её, кстати, называют?

— Ардат Тангорихкс, — вздохнул я. — Это сокращённое название, полное побольше.

— Больше и не надо, — хмыкнула женщина. — Им уже точно этого не понадобится. Благодаря тебе, в том числе.

Я криво улыбнулся. И тогда, и сейчас, на гражданском космодроме, вспоминая этот разговор.

— Хорошо, профессор Голобко, попытаюсь не стать биороботом, — прошептал я про себя.

— Ты чего шепчешь себе под нос? — возмутилась Довнарович. — Заколдовать меня пытаешься, у бабки той научился?

— Опаздываем! — прикрикнул на нас Череп. — Чего встали?

Ворча и матерясь, мы рванули через раздельную полосу, чтобы успеть попасть на рейс до Полигона. Обогнули с десяток смуглых латиноамериканцев (говорят, наше правительство выделило какую-то планету кубинцам, для освоения) я пробежал к трубе, которая вела на посадочные кольца, чтобы вписаться в самый край очереди. Что же, полетим как все. Гражданским рейсом. С лёгкой тоской посмотрел на толпу жителей Средней Азии, стоявших в соседней очереди. Почти все они были с огромными мешками, чемоданами, баулами. Понятно. Летят на Кадмию. Хоть я и прослужил там настолько долго, что она успела мне надоесть, а всё равно, мне немножко хотелось обратно. Но не сегодня.

Кстати, к моим размышлениям, о незаметности происходящих в стране перемен, которые начались сразу после войны, но мало кто обратил на них внимание, хотя о начале массового освоения внешних миров писала вся советская пресса, и говорила Центральное Телевидение. Для ширнармасс было важнее то, что они видели перед глазами. Вот этих самых жителей Средней Азии, которые, как им казалось, заполонили всё страну. Но на самом деле нет. Всего лишь двадцать процентов, были временно расселены по всему Советскому Союзу как пострадавшие от налёта, что вызывало какую-то странную реакцию у местного населения. В том смысле, что странные, для Советского Союза, ксенофобские настроения. Всё им казалось, что сейчас таджики, киргизы, да узбеки, чьи территории пострадали во время налёта имперского флота, перетащат сюда всех остальных родственников и тогда… А что тогда, непонятно? Такие же советские граждане. Нет, там были у них свои заморочки, но как раз после войны правительство занялось и этими полуфеодальными привычками.

Скорее всего, дело было в недавней войне. Наряду с хорошим и светлым, патриотическим чувством из глубин нашего подсознания, следом, вылезает темнейшая ксенофобия.

Страхи оказались абсолютно беспочвенными. Все те, кто временно оказалась на европейской территории РСФСР, а также частично УССР и БССР, просто покинули планету. Заселяя новые города на той же Кадмии и ещё паре планет, а то что Советский Союз расширился с шестнадцати республик до шестнадцати планет, вот это как раз изменило нас окончательно и бесповоротно, но тогда этого почти никто не замечал.

Мы успели, в последний момент, едва не затоптав, парочку испуганных студентов, которые, по всей видимости, тоже летели учиться на Полигон. Яся неодобрительно зацокала языком, глядя на них.

— Вот говорили же, что в Дальний Космос будут выпускать только тех, кто отслужил в армии, — проворчала она. — А посмотри на этих вот! Да по ним же видно: они только выпустились школы!

— Значит, отслужат, — отмахнулся от неё я. — Яська, да успокойся ты наконец. Нет на Полигоне блатных вузов. Запомни, что Физтех или твоя Военно-Медицинская Академия или любой другой институт на Полигоне, все заточены под нужды армии, а значит, никуда они не денутся.

— Ну… наверное, — растерялась девушка.

— Короче, Довнарович, не бухти и дай мне поспать, какое-то время.

— Когда кормёжка будет, будить? — уточнил Череп.

— Естественно.

Выспаться мне удалось в пути. От Земли до Плутона лететь восемь часов. Время ожидания, когда можно пойти порталом: два — три часа, а потом полтора часа до Полигона. Хоть обоспись. Да и после всех моих перелётов военными звездолётами, такое путешествие, в мягких креслах, которые можно разложить, мне показалось очень комфортным. Тем более что в дороге кормили горячей пищей и давали чай.

Крепкий сон, залог хорошего настроения, особенно когда тебе надо вписаться в общагу, а с заселением внезапно начинаются какие-то проблемы. Впрочем, это было позже, а сначала наша троица, сойдя с посадочных колец Полигона, пошла отмечаться к ближайшим особистам.

— Так. Я чего-то не поняла, — хлопнула глазами Яся, едва мы покинули космодром. — Где мы вообще? Всего три месяца назад здесь была…

— Довнарович, — закатил глаза Череп. — Ну не тупи, а? Мы всегда прилетали на военный космодром, а сейчас высадились на гражданском, который выходит, прямиком в город.

Действительно, перед нами расстилался Новый Ленинград. Город, которого просто не было, когда я улетал отсюда с миссией на Кадмию. Вернее, его тогда только начинали строить. Возвели корпус Университета, вот парадокс, я ведь тоже помогал его строить, даже не подозревая, что буду учиться здесь после войны.

Теперь его даже не видно. Скрылись учебные корпуса за возведёнными улицами и проспектами. Очень красивые, непохожи на те, старые дома, что мы строили до обнаружения технологий пришельцев. Теперь, когда даже громадный небоскрёб можно построить за месяц, жилплощадь предоставляли гражданам по потребности. В зависимости от размера семьи. Холостым, однокомнатные, семье без детей, двушка и так далее. Это значило, здания строили исходя из того, кто там будет жить. Дома для семейных строили вокруг школ и делали большие дворы. В зданиях для холостой молодёжи на первых этажах размещали кафе и танцполы. В общем, делали всё по уму.

— Я сдаюсь, — вздохнула Ярослава. — Совершенно не представляю, куда идти.

— Вот ты дикая, — закатил глаза я, залезая в карман. — По-твоему, зачем Слава с Мишаней нас снабдили ручными коммуникаторами?

Они тогда только-только появились в обиходе. Военные, скрепя сердцем, оторвали от себя технологию беспроводной связи и понеслось. Многочисленные, возрождённые в восьмидесятые артели принялись клепать коммуникаторы самых разных форм и разнообразными функциями. Впрочем, поговаривали, что вояки, отдали технологию, только потому, что ожидалась массовая эвакуация с Земли, а не по доброте душевной. Как это должно было помочь, я не представляю, а граждане, это рассказывавшие, тоже были не в курсе.

С помощью коммуникатора можно было запросто звонить на любой телефон и такой коммуникатор, правда, только в пределах планеты Земля. Уточню, с заграницей были свои сложности, в Нью-Йорк так просто не позвонишь и не напишешь. На Полигоне всё было то же самое, только у нас здесь зарубежья не было, да и с городами как-то напряжно.

Но связаться от нас с СССР на Земле, было тоже довольно просто, хоть и сложнее, чем просто звонок. С коммуникаторов можно было отправлять текстовые сообщения, типа писем по личному адресу, переслать его на центральный узел, указав нужные параметры и, пожалуйста, через два дня, твои друзья и родные читают, что ты им там накарябал.

Только это ещё не всё. Некоторые коммуникаторы настолько были настолько толково сделаны, что в их памяти можно было хранить разные данные, какие-то личные заметки, музыку, фотографии и то, на что я намекал сейчас Ясе — карты местности или города. Перед отлётом мы все скопировали на свои устройства план Нового Ленинграда, чтобы не заблудиться, когда сойдём с космического корабля, но девичья память подвела Довнарович, которая ойкнула и полезла в свой карман.

Разумеется, планетарное управление ГРУ на плане обозначено не было, но мы знали нужный адрес и дружной толпой пошли отмечаться и получать зарплату и доплату за награды. Хоть наш отряд и был распущен, но по-прежнему оставались в штате военной разведки. Правда, нам всем, кроме Черепа, был положен голый оклад, но всё равно, неплохое подспорье к нашим стипендиям.

Выйдя из скромного серого здания с непрозрачными окнами, нам немного потрепали нервы бухгалтерия, но мы дружно отбились от претензий, сославшись на приказ начальства, мы дошли до небольшого скверика, за которым шло строительство кинотеатра. Рядом была остановка общественного транспорта, который должен был нас развезти в разные стороны.

— Ну вот и мы расстаёмся, — вздохнула Яся.

— Довнарович, не драматизируй! — возмутился я. — Спишемся и в ближайшие дни завалимся в какую-нибудь кафешку, вон на плане их две штуки обозначены.

— Точно, — кивнул Череп. — Сначала глянем, чего у нас и как, а потом обязательно соберёмся.

— Варяг со Жмыхом вообще поодиночке оказались, а что со Стерлядкиной, вообще неясно.

— Болеет она, стерлядь дурная, — нахмурилась Яська. — Но к концу октября поправиться, а к Новому году и последствия для организма пройдут.

— И всё-таки ты зря не сказала нам её одесский адрес, — упрекнул я девушку. — Слетали бы на пару дней в Одессу хоть через окно, но поддержали её, а так, не по-товарищески как-то.

— А не было её в Одессе, чего зря мотаться, она в Москву перебралась там и медицина получше и родители…

— Довнарович! — мы с Черепом хором рявкнули на неё.

Но Ярославу было не смутить. Она лишь равнодушно пожала плечами.

— Все претензии к ней. Вот поправиться, вы ей всё и выскажете, а мне и так хватило того блудняка, в который она меня чуть не впутала…

Дослушать Довнарович я не успел, подошёл мой троллейбус. Я наскоро попрощался и запрыгнул в общественный транспорт.

Жить без приключений нам никак нельзя, — думалось мне, когда я спешил, опаздывая, в деканат Университета.

Там я получил напутствие, расписание занятий, разъяснение, как найти общежитие и как заселяться. Причём повторили это два раза. Вероятно, сотрудников деканата смутил мой военный прикид и три года службы в армии, и они подумали, что мне надо всё повторять, твёрдым голосом и не глядя в глаза. Но может быть, намекали, что хоть здесь и не армия, но опаздывать всё равно не стоит.

Впрочем, настроения они мне не испортили, поэтому когда я появился на проходной общежития — большого семиэтажного здания, построенного по новейшим инопланетным технологиям, в котором студентов заселяли не по трое в одну комнату, а по двое во что-то напоминающее небольшую квартиру, с двумя комнатами, кухней и санузлом. Маленькими, само собой, но ёлы-палы, всё же лучше стандартной общаги и уж тем более казармы. И, положа руку на сердце, даже лучше той комнаты в пирамиде, куда меня заселил мордатый майор Давыдов. Есть свой угол, короче.

Второй раз поговорку про приключения я вспомнил уже на проходной, где нарисовалась небольшая проблема, в виде скандалящей юной девы, к которой в одну комнату (да, мы по привычке звали наши квартирки в общаге именно комнатами) заселили кого-то не того. Прислушавшись, я понял, что этот не тот — я.

— Девушка, вот я сейчас всё брошу и пойду разбираться к руководству Университета, почему к вам подселили этого Кирьянова? — бушевала комендантша общаги, которая и занималась расселением свежепоступивших студентов.

Я навострил уши. Это что уже у нас теперь и селят в одной комнате с женщинами? Тогда спасибо Лизе, она молодец, что уговорила меня поступать в Физтех. Но комендантша, не останавливаясь, разбила мечты двадцатилетнего солдата.

— Может это вообще не ошибка, и просто опечатка и вы будете жить в одной комнате с Кирьяновой В. А.

Эх, придётся вмешаться, а жаль, ой как жаль, что мы с такой прелестницей, должны обитать в разных комнатах.

— Не будет, — сказал я. — Кирьянов — это мужчина и, признаюсь, вам как на духу — это я.

Комендантша побурела. Скандалящая дева: миловидная, сероглазая блондинка, семнадцати годков от роду обернулась в мою сторону.

— Ну вот, — выдохнула она. — Вы записали в одну комнату, Рейман И. Е. и Кирьянов В. А. И даже не отпирайтесь, что будто бы подумали, что я мужчина, потому что комната у нас на женском этаже.

Я хохотал про себя, держа лицо кирпичом. Ничего сложного после армии. У нас похожий цирк с конями раз в неделю происходит, а смеяться нельзя. Офицеры обидятся, а обиженный офицер, это страдающий солдат.

— Мне всё равно! — рявкнула комендантша. — У меня дел по горло и я не буду заниматься вашими проблемами!

Надо было срочно помогать, во-первых, себе, а во-вторых, юной деве, а то знаю я таких тёток. С ними глазом не моргнёшь, как без крыши над головой останешься.

— Так меня на одном этаже с бабами поселят! — возликовал я. — Я не против, давайте ключи!

С этими словами я попытался ухватить ключ от комнаты, едва не сшибив Рейман И. Е., но комендантша ловко выхватила его, буквально в последний момент. Моя похабная солдатская рожа (так-то офицерская, но погоны я проносил очень недолго) явно не внушала ей доверия, и воображение уже нарисовало картину полнейшего разврата, который будет твориться с её попустительства.

— А куда же тогда его заселять? — недоумевала комендантша.

— О господи! — закатила глаза блондинка. — Я вам уже минут десять объясняю, что вы подселили девушку, к моему брату, на мужской этаж.

Я захохотал в голос, глядя, как побледнело лицо цербера общаги.

— Значит так, — сказала комендантша злым голосом. — Кирьянов В. А. поднимаетесь на восьмой этаж в двадцать первую комнату и объясняете оказавшейся там девушке, что она может заселяться в третью комнату на седьмом этаже. Документы я исправлю.

— А если девушка будет против? — уточнил я.

— Пшёл вон отсюда, паскудник, — прошипела женщина и куда-то скрылась с ворохом документов, но отдав ключ Рейман.

Я усмехнулся и поправил торбу на своём плече.

— Веди меня Вергилий на восьмой этаж, вызволять твою подругу.

Мы пошли в сторону лифтов.

— В. А., это Виктор Алексеевич? — уточнила Рейман.

— Валерий Алексеевич. Можно называть Валерой. Но никак иначе. А И. Е., Инесса Евграфьевна?

Девушка прыснула.

— Ирина Евгеньевна. Можно Ирина, а можно и просто Ира, главное — Ирочкой не называй, как-то слащаво это звучит, — глядя на меня большими серыми глазами, попросила девушка.

— Договорились Ира.

У лифтов нас ожидал неприятный сюрприз. Табличка с надписью «лифт не работает» и нескольких рабочих копошащихся рядом.

— Десять минут назад он работал, — расстроено произнесла Ирина. — Что произошло?

Один из рабочих отвлёкся от ремонта, осмотрел нас и, безошибочно опознав в нас студентов, выдал:

— Вам, ять, лучше знать, что случилось! Скубенты, мать вашу! Что вы такое делаете с лифтом, кулибины хреновы, что его чинить раз в неделю приходится!

— Мы только поступили… — робко произнесла Ирина.

— Ааа! Значит, ещё сделаете! Ну ё-моё, инопланетная, ять, техника, может сто лет работать без перебоев, если до неё кривые руки всяких интеллигентов не доберутся!

Выдав эту тираду, рабочий вернулся к ремонту.

— Ох, нам ведь на восьмой этаж подниматься, — расстроено сказала Рейман.

— Фигня, — подбодрил её я, разворачиваясь к лестнице. — На Кадмии, на пирамиду подниматься, это да, тяжко. А восьмой этаж, ерунда. Не заметим, как дойдём.

Ирина обогнула меня и, преградив мне путь, посмотрела в лицо.

— Почему ты про Кадмию вспомнил? — спросила она.

— Служил я там, — пожал плечами. — В последние полтора года. Сначала была учебка, потом отправили сюда, на Полигон. Восемь вылетов в зону боевых действий, а потом отправили служить на Кадмию. Пирамиды от местных страшилищ охранять. Там спокойно было. Ну, по сравнению с прежней службой.

Сказав это, я начал спокойно подниматься по лестнице. Спокойно, ага. На самой планете, безусловно, но вот наши боевые операции. Ирсеилоур, Тангорихкс… Впрочем, не надо тебе этого знать. Не положено. Однако Ирина продолжила задавать вопросы, стараясь поспеть за мной.

— А ты, случайно, не тот самый сержант Кирьянов, который первым дошёл до пирамид и смог активировать и управление порталом и достучаться до Искусственного Интеллекта комплекса?

— Нет, — ответил я, чересчур поспешно. — Это мой однофамилец. Я его почти и не встречал. Он отдельно от нас жил.

У Ирины всё-таки остались подозрения, однако она перешла к интересующим её вопросам.

— А ты знал Елизавету Семёновну Голобко? Мы с братом потому сюда и поступили, что на срочную службу на Артефакт забирают выпускников Физтеха Внешних Миров, а я хотела бы работать с ней…

— Лизу-то? — опять ляпнул я не подумав. — Конечно, именно она настояла на том, чтобы я после службы пошёл учиться.

Вот почему меня загнали на очное Физтеха, вместо того чтобы отправить на дипломатические курсы или осваивать все эти шпионские штучки под присмотром старшего лейтенанта Марселя Темиргалиева? Зато приказали молчать и никому не говорить, что я это я, в смысле тот самый сержант Кирьянов, о котором писали все советские газеты, к счастью, не упоминая имени и без фотографий.

По хитрым глазкам Ирины Рейман было видно, что она реально меня заподозрила.

— Ну мы её так называли, — изобразил я смущение. — Она вообще женщина простая, не любит формальностей.

Ещё как любит! Даже коллеги и ассистенты только на вы и по имени-отчеству, а посторонний солдат так только «профессор Голобко» и никак иначе! В глаза её так называл только я и полковник Копылов. А ещё у меня с ней был роман. Самый длительный, кстати, если вспомнить всех моих женщин, коих у меня было аккурат четыре.

Судя по всему, Ирина мне не поверила, поэтому я постарался перевести разговор на неё.

— А ты судя по фамилии, из поволжских немцев?

— Вежливый. Обычно спрашивают, не еврейка ли я.

— Да какая ты еврейка! Волосы светлые, глаза серые…

— Из поволжских евреев, — перебила она меня.

Я осёкся. Да, генетика это явно не моё.

— А что такие бывают?

— Каких только не бывает. Папа с мамой из Энгельса были. Поступили в ЛГУ, с тех пор мы ленинградские евреи.

Сложно было понять, издевается ли Ирина или нет, но я не стал глубоко лезть в этнические и семейные вопросы и чуть было об этом не пожалел.

— Так что ты говорил про подъём на пирамиды?

— Развлекались мы так, — пробурчал я. — Устраивали небольшой чемпионат и соревновались, кто быстрее поднимется на вершину пирамиды, по всем этим долбанным ступеням.

Почти не соврал. Действительно, у солдат, которые служили на планете, было такое развлечение. Начальством не поощрялось, но и не наказывалось. Меня это раздражало, стоило мне вспомнить мой первый и единственный подъём наверх, когда приходилось по адской жаре, лезть, отстреливаясь от рукокрылых и проторазумных уродов.

Рейман хмыкнула, кажется, она мне всё-таки не поверила. Надо будет заставить Темиргалиева дать мне несколько уроков, как складно врать без подготовки. Впрочем, её занимали другие вопросы, поэтому она как-то нетерпеливо дёрнула меня за рукав куртки:

— Расскажи мне про Голобко. Какая она? Какие требования предъявляет?

Я вздохнул с облегчением. Кажется, вышли на безопасную тему, главное, чтобы она не поняла, почему простой военнослужащий так тесно общался с выдающимся советским профессором. Про её требования к научным работникам я был не в курсе, ибо попал к ней в команду через армию, в чём честно (почти) признался Ирине. Зато вспомнил несколько интересных и увлекательных случаев, которые не проходили под грифом «секретно». Как я отличал одни от других? Да очень просто, насчёт всех секретных тем мне долго мыла голову, родная военная разведка, напоминая, чтобы я держал пасть на замке.

Хорошо что на восьмой этаж мы поднялись достаточно шустро, сказался мой опыт перемещения внутри пирамиды, всё-таки здание было старое, и лифт там не всегда работал. Но вот Иринка сильно запыхалась, и под конец пути уже не задавала вопросов, молча выслушивая то, что я ей рассказывал.

Зайдя в свою, с трудом добытую у комендантши комнату, я обнаружил там два юных создания, с тоскливыми лицами, сидящими на чемоданах. Парень был чем-то похож на скандалистку Рейман, только какой-то он был тихий, в отличие от старшей сестры. Девушка же была просто неописуемой красавицей. Густые каштановые волосы обрамляли кукольное личико с большими карими глазами и чувственными губами. А как она смотрела этими глазками… Впрочем, тогда мне было не до неё, и я подумал: вот странно, почему они не спустились поддержать Ирину? Нет, девчонка она резкая, безусловно, но помощь ей не помешала бы.

— Прям вокзал разбитых сердец, — хмыкнул я.

Ирина захихикала, а потом резко сделалась серьёзной.

— Валер, знакомься, это Коля — мой брат, — начала представлять она созданий. — Это Нина, моя соседка.

— Поможешь… — Ирина даже недоговорила, а я безошибочно схватил чемодан её подруги.

— Не вопрос, доставим вниз в лучшем виде. А вы юноша, пока не особо распаковывайтесь нам ещё комнаты делить. Если не договоримся — бросим монетку!

Пока я работал грузчиком у молодых студенток, расспросы продолжились, к счастью, они перешли в другую плоскость. Девушек вдруг заинтересовало, где я достал такую модную куртку.

Курточка-то у меня действительно была не простая, а армейская. Не тяжёлая, но тёплая, окрас тёмно-зелёный, немаркий, множество карманов с удобными застёжками-молниями.

— Её мне советская власть выдала бесплатно, согласно принципам коммунизма: по потребностям.

— Так это армейская, — поскучнела Нина.

— Она боится в армию идти, — наябедничала Ирина.

— Совершенно зря. В армии сейчас служить — сплошное удовольствие. Войны нет, кормят регулярно, сигаретами обеспечивают, да ещё и стрелять учат. Ну а вас, если хорошо окончите Университет, так вообще напрягать не будут, по специальности служить будете, и быт, как вот здесь, в общаге. Правда, один минус. Если на Артефакт отправят, то таких модных курточек не дадут.

Лицо у Нины как-то презрительно скривилось, она отвела взгляд и старалась не смотреть на меня. Всё с ней понятно. Девочка из слишком уж хорошей семьи, наверняка считает, что в армии обитают сплошь песиглавцы или дураки. Дураков хватает, ибо каждому хорошо известно, что чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона, но не так много, как принято считать.

— Почему? — возмутилась Ирина, тем, что их обделят одеждой.

— Так пирамиды и объект там в тропиках находятся. Я, как там оказался, так ни разу её не надевал, считай два года. Только перед выходом с посадочных колец, её натянул, ибо в сентябре, здесь поздняя осень и скоро наступит зима.

— Блин, а мы не знали, — расстроилась Ирина. — Едва не окочурились, пока сюда не добежали.

Нина же серьёзно усомнилась в моём рассказе про тропики Кадмии.

— Но нам рассказывали, что объект «Артефакт» находится на северном полюсе.

— Именно. Только полюс у них в тропиках, а холодать начинает за экватором.

— Так что не достанется нам куртка, — притворно сокрушалась Ирина.

— Да ладно. В военторге её сможете купить.

— Несправедливо, — притворно возмутилась девушка. — Тебе бесплатно, а нам за деньги!

— Справедливо-справедливо. Ибо согласно потребностям, — засмеялся я.

Нина лишь фыркала, слушая нашу шутливую перепалку. Интересно, как такая красотка вообще пошла в Физтех? Подобные девочки предпочитают что-то гуманитарное и философское. Где можно сделать томный вид и умный взгляд и нести чушь про всякие там гештальты, идеализм и прочие тайные смыслы.

— Ну вы и чемоданы набрали, — сообщил им я, оглядывая студенческий скарб. — Чего столько взяли?

— Книги, одежду, — как-то удивлённо начала перечислять Марина.

Я немножко прикусил язык. Ну да, я-то налегке. Из всех своих книг я взял только четыре, прекрасно зная, что библиотеки Полигона снабжаются свежими книгами, в том числе и худлитом, музыку загнал на коммуникатор, которые только-только появились у гражданских, а военные их использовали чуть ли с начала войны. Записей влезло много, памяти для устройств, артельщики не жалели, соревнуясь, кто сделает больше и дешевле, в том числе и полузапрещённые песни омского анархиста Егора Летова. Но вот с одеждой, я реально промахнулся. Только то, что на мне, плюс майка с трениками, а этого мало. Ладно, фигня. Спасибо родной военной разведке, деньги у меня теперь были, а то родители наотрез отказались финансировать меня на время учёбы. Как я уже и говорил, особо не загуляешь, но всяко побольше, чем повышенная стипендия. Вот сейчас обустроюсь в комнате и сбегаю, прибарахлюсь.

Оставив девчонок разбирать свои вещички, я вернулся к себе на этаж и застал всё так же грустно сидящего на чемоданах студента. Ага, только что тебя вселяли в комнату с красивой девушкой, а тут раз и какой-то вояка, недавно демобилизованный, вместо неё.

— Ладно, Коль не кисни, — сказал я. — Нормально уживёмся, я пока немного диковатый, от службы ещё не отошёл, все армейские замашки остались, командовать уж очень полюбил. Но ничего, пару дней и приду в себя. Какую комнату выбрал?

К счастью, разногласий по комнатному вопросу у нас не возникло, поэтому мы с соседом смогли ужиться, хотя он был умный мальчик из приличной ленинградской семьи, а я так, провинциал с армейскими замашками. И с его сестрой, вообще проблем не было. Иринка оказалась девчонкой без комплексов…впрочем, об этом немножко позже.

Вот так, начиналась моя учёба в Физико-Технологическом Университете Дальнего Космоса. Проходила она также сумбурно и с недоразумениями, но зато дала мне ценный опыт, который я бы не получил нигде, так что спасибо профессору Лизе Голобко, хоть я об этом ей так и не сказал.

Глава 2. Самоволка

Сентябрь — ноябрь 2003 года

Лиза, безусловно, знала, что делает, отправляя меня в Новый Ленинград, вести жизнь обычного студента. Не сразу, но я начал втягиваться в мирную жизнь, в ту самую, где вроде бы над тобой не стоит командир с приказами, но которая пронизана сотней и тысячей цепочек, условностей и обязательств.

Вот, казалось бы: я мог не ходить на лекции, и преподаватели не встали у меня над душой, требуя от меня обязательного посещения, но вот только мне это боком вышло рано или поздно, да и, что греха таить, понравилось мне учиться. По сути дела, похоже на то, чем мы занимались с Артемидой, на Кадмии, только немного обыденно и без древних тайн. Зато это с лихвой возмещалось новыми загадками, которые мы разгадывали во время семинаров.

Погода на улице тем временем портилась. Сентябрь на этой планете был аналогом нашего ноября, а снег выпадал уже в октябре. Правда и сходил он сразу после новогодних праздников, тогда же и начиналась весна.

— Вот почему когда мы колонизировали Полигон, то поставили город именно в этих широтах? — возмущался мой сосед Коля Рейман, когда мы с ним бежали после лекций в ближайшее к нашему универу кафе.

— В других регионах планеты, проблемы с сейсмической активностью, да и с климатом тоже. Засушливый, пустынный не альтернатива здешним холодам. К тому же к холоду мы привычны, — ответил я Кольке.

— Да знаю, — отмахнулся юный гений. — Просто накипело.

Действительно, не успела начаться учёба, как он чуть не слёг с простудой и виной тому была дурацкая местная погода. Хорошо я притащил Яську Довнарович, которая с её опытом военного фельдшера и доступом к имперской базе знаний могла поставить на ноги любого солдата, чтобы отправить в бой, если он ещё дышал. Простуды и прочие мелочи она щёлкала на раз, в отличие от местных Пилюлькиных. Я даже не представлял, чему они ещё могут научить военного фельдшера, прошедшего Тангорихкс, но Ярослава ушла в учёбу с головой. Выцепить её сегодня, пообщаться в кафешке было большим чудом.

— Ладно Коль, давай, сейчас со своими пообщаюсь, с конца августа их не видел, — я пожал руку Рейману, на прощании.

— Августа брр, — проворчал он, отвечая на рукопожатие. — Только не забудь, мы сегодня договорились…

— Естественно, — сказал я.

Мы уже пару недель планировали один небольшой эксперимент, впрочем, о нём позже. Сейчас я уверенной походкой шёл навстречу Черепу и Ясе, которые сидели молча.

— Чего грустим, товарищи бойцы? — спросил я у них подсаживаясь.

— Тебя ждём, — пробормотала Довнарович, уставившись в экран коммуникатора, и пояснила. — Вик пишет. Рассказывает про учёбу и как ему живётся без нас.

— Ясно. Привет ему передавай, — кивнул я, выставляя перед собой небольшой чайник, который заказал, когда пришёл в кафе.

Мы регулярно переписывались с теми, кто остался на Земле, через коммуникаторы. Кому-то писали чаще, кому-то реже, но не забывали никого. Яська симпатизировала Вику ещё со времён службы, так что неудивительно, что ей он писал чаще, чем нам.

— А ты чего загрузившийся такой? — уточнил я у Лёхи.

— Да в части достали, — махнул он рукой. — К нас через неделю прилетают таусийцы, так трясут всех, проверки, готовность и так далее.

— Таусийцы — это зелёнополосочники? — спросила Яся, отрываясь от коммуникатора.

— Нет, — дружно мотнули головой мы с Черепом и уже пояснил. — Имперцы с зелёными полосками на роже, это гаркхийцы, а аборигены Тауси внешне похожи на негров-альбиносов.

Хотя их немудрено перепутать. И те и другие, крайне воинственные народы, которые служили в имперской армии и очень часто начиная с низов, пробивались очень высоко, за счёт боевых качеств. Удивительно, что и Гаркхия и Тауси, вообще вышли из состава империи, ведь это были самые лояльные имперские территории. Их даже можно было назвать цепными псами… Всё-таки надо сходить в местную библиотеку, заполнить пробел в знаниях. Впрочем, есть другой вариант.

— А какого они здесь забыли? — нахмурилась Яська. — Я, может быть, их и путаю, но помню, что и те и другие, тоскуют по погибшей империи и очень сильно нас не любят.

— Откуда мне знать, — пожал плечами Череп. — Мне не докладывают, ставят перед фактом и приказывают быть в полной боевой готовности.

Я щёлкнул пальцами.

— Вспомнил, в «Правде» писали, на прошлой неделе. Что мы достигли каких-то договорённостей, по поводу статуса ряда миров, короче, какие-то пляски дипломатические. На Землю мы их пускать не собираемся, вот и ведём переговоры здесь.

Политинформация мало заинтересовала бойцов, поэтому я хлопнул ладонью по столу.

— Ну раз вам про Тауси слушать неинтересно, давайте тогда, как и положено солдатам, поговорим про баб.

Яся, в это время отхлёбывавшая чай из стакана, прыснула, поперхнулась и закашлялась. Череп же отреагировал стандартно, сказав: смешно. Эта шутка разрядила напряжённую атмосферу за столом, и мы устроили вечер воспоминаний, благо у Черепа оказалась фляжка армянского коньяка, который мы без зазрения совести употребили с чаем.

Так что в общежитие, я возвращался немного навеселе. И даже подзабыв, что мне предстоит одно важное мероприятие.

— Ты где ходишь? — недовольно спросила меня Ирина.

Пару недель назад я сделал небольшую глупость. Мы отмечали посвящение в студенты и после официальной части, засели в нашей комнате, в общаге, чтобы отметить, как положено: купленном в виноводочном магазине на другом конце города пивом, портвейном и водкой. Глупость, как нетрудно догадаться, была в том, что я смешал все три напитка. Не сразу, а в течении вечера, разумеется. Из неё и проистекло всё остальное, а именно: бурное объяснение в любви, Ирине Рейман и не менее бурное соитие в моей комнате. К счастью, после того как все разошлись, включая, почему-то и Колю. Вот серьёзно, я бы предпочёл тогда замутить с Ниной, но не сложилось.

С тех пор Ирина Рейман, считалась моей возлюбленной, а как-то разубеждать её у меня не было настроение, тем более что девчонка она была красивая. Правда, некоторые её заезды и стремление доминировать, меня немного раздражали, но с другой стороны, на меня же, где сядешь, там и слезешь. Только с Лизой Голобко и ГРУ такой фокус не прокатил, но Иришка явно не того уровня.

К счастью, я забыл не про свидание, а всего лишь про небольшой эксперимент, намеченный нами на этот вечер.

Жертвой нашего интереса, стал всё тот жемногострадальный, сделанный по инопланетной технологии, лифт. Если быть точным, его система безопасности. На днях, нам на лекции, как раз рассказали про конструкции инопланетных лифтов. В общем, ничего такого, непонятного, просто подъём с первого этажа, да вообще на любой, происходило за считаные секунды, что мы уже успели оценить и передвигался он как по вертикали, так и по горизонтали.

Но в системе безопасности лифта, мы как-то сомневались, поэтому Коля Рейман, придумал открутить контролирующий клапан, запустить лифт, успев быстро выскочить.

Клапан откручивал Коля, Ирина с Ниной стояли на стрёме, а я, как человек самый физический развитый из них запускал. Результатов эксперимента ждали не только, но другие студенты первого курса, с которыми мы часто общались.

И результаты были! Да ещё какие! Едва я выскочил из лифта, нажав кнопку запуска, он, захлопнув двери, стрелой попытался устремиться вниз. Попытка провалилась, как раз, как нам объяснили позже, из-за отсутствия контролирующего клапана. Инопланетная электроника просто взбесилась, не зная, в какую сторону ей направлять лифт, поэтому на уровне третьего этажа раздался хлопок и ощутимо запахло палёным.

— Сваливаем! — сказал я и мы поспешили, каждый к себе.

Запускали лифт мы на этаже девчонок и что самое обидное, не догадались забежать к ним, переждать часок-другой, пока нас не выгонит с женского этажа зоркая комендантша или её подручные.

Поэтому на лестнице между этажами мы столкнулись с работягами, которые спешили разобраться, что вообще произошло с техникой.

— Вот! — ткнул в нас пальцем старший смены. — Скубенты! Кулибины хреновы!

— Мы тут ни при чём! — быстро сказал я. — Мы к его сестре, на женский этаж ходили и не видели, что произошло.

— Значит, бабы тоже замешаны, — сделал вывод старший и добавил в наш адрес немало непечатных выражений.

Я ответил ему матом на низком имперском, которого он не понял, после чего мы скрылись у себя на этаже.

К счастью, дисциплинарных последствий для нас не было. Только полгода, работяги из смены всякий раз, встретив кого-то из нашей компании, провожали угрожающими взглядами. Мне-то было пофиг, после моих похождений в армии, а вот Николай Рейман и девчонки нервничали.

— Да не дрейфь, Коль, — успокаивал я его, когда мы на следующее утро выходили из лифта под тяжёлыми взглядами ремонтников. — Ничего они нам не сделают, а попытаются… Опаньки!

— Чего? — напрягся Николай.

Я не ответил, подойдя к объявлению на доске, которое гласило, что послезавтра в 17.45, в ДК Строителей состоится лекция о культуре и обычаях Тауси.

— Ого! — согласился Коля, пробежав взглядом по объявлению. — Сам профессор Ароян будет читать.

Кайцак Царукович Ароян был признанным специалистом по народам, которые населяли бывшую Империю Миллиарда Звёзд. Откуда он черпал информацию, я понятия не имел, но было у меня подозрение, что без участия нашего родного ГРУ здесь не обошлось. Но его работы были наиболее полными и интересными, поэтому на субботней лекции в актовом зале ДК Строителей яблоку было негде упасть. Я, Коля и Ирина с трудом втиснулись на три крайних местах в пятнадцатом ряду. Нина с нами не пошла, сказав, что идёт в библиотеку, но у нас сложилось впечатление, на самом деле, она побежала на свидание с кем-то.

— Включив в свой состав планету, империя усилила реакционность таусийского общества, не тронув менталитет обитателей планеты, отличавшийся высокой степенью милитаризма и шовинизма. Надо сказать, что на арха тауси слово «люди» применяют только в отношении себя и тангорихкцев…

В этот момент меня кто-то толкнул локтем в бок. Я скосил глаза и обнаружил Черепа, у которого было весьма встревоженное лицо.

— Что случилось? — шепнул я.

— Есть дело, по нашему профилю, но не здесь, — ответил он.

— Время терпит?

— Немного. Я ещё Довнарович поищу, сказали, что она тоже сюда пошла.

На нас зашикали. Я вздохнул, скосил глаза в сторону Ирины и Коли. Те увлечённо конспектировали речь профессора Арояна.

— Ириш, — шепнул я своей девушке. — Мне надо уйти, у товарища случилась беда, но позвони мне на всякий, как лекция закончится. Если буду рядом, провожу.

Она поморщилась, но кивнула. Я быстро встал и пошёл к выходу, оставив Черепанова в зале, искать Яську Довнарович.

Моё место было занято моментально, едва я поднялся. По нашему профилю, значит, военной разведке, что-то понадобилось от нас, на третий месяц учёбы. Странно, но досады я не чувствовал, наоборот, кровь заиграла в жилах, я снова был в деле, даже не понимая, в каком именно.

Я курил у входа, когда из ДК вынырнул Череп с не менее заинтересованной Довнарович.

— Пошли в парк, — сказал я. — Там он такой, что никто незаметно не подойдёт.

Да, дома мы строили быстро, а вот деревья растили медленно, поэтому парк при ДК Строителей очень хорошо просматривался. Да, нас всем видно, но и мы всех видим. Тем более что Череп достал три бутылки лимонада «Буратино», который издалека можно было принять за «Жигулёвское».

— Серьёзно? — офигела Довнарович.

— Да. Нам сегодня потребуется трезвая голова.

Значит, действительно дело было очень серьёзным. Не сказать, что Череп уж был таким любителем выпить, но пиво он всегда предпочитал лимонаду.

— Излагай, — буркнул я, останавливаясь у заледеневшей скамейки и открывая об угол бутылку.

Мы тщательно прикрывали этикетки, чтобы не сойти либо за дураков, либо за шпионов.

— Такое дело, — вздохнул он. — Вчера вечером, один боец подался в самоволку, и до сих не вернулся.

— Чего? — подняла бровь Яся.

Её удивление было нетрудно понять. Когда служили мы, то в самоволку не ходили, потому что было некуда, а теперь, здесь поставили город и бойцы потянулись, тонкой вереницей, скрашивать скуку.

Череп, однако, проигнорировал её вопрос, продолжив рассказ.

— Вернее, не совсем один. Их трое ушло, но вернулось только двое. Один из них, Берестянский Олег Евгеньевич, 1984 года рождения, второго года службы, сказал своим сослуживцам Ященко и Кангуру, что заскочит к одной девушке, с которой он познакомился несколько недель назад. Кангур удивился, так как ранее не замечал за Берестянским склонности заводить романы с девушками.

Довнарович почему-то покраснела, а я строго посмотрел на неё. Явно ведь не о том думает.

— На обговорённое заранее место встречи Берестянский не явился, хотя бойцы прождали на час дольше, чем договаривались. Не появился он и к утренней поверке, где и заметили его отсутствие. Была поднята тревога и в город вышли военные патрули. Но поиски до сих не увенчались успехом.

— Это-то понятно, но почему дёрнули нас, по линии ГРУ? — спросил я. — Орлы мух не ловят.

Череп посмотрел на меня как-то странно.

— Берестянский, три месяца провёл в плену на Тауси, — пояснил он. — И по нашим данным, там были какие-то проблемы, но доказательств не было, поэтому мы вернули его дослуживать в космодесант.

— Какие именно проблемы? — опередив меня, спросила Довнарович.

— Его содержали немного лучше, чем остальных к тому же часто вызывали к начальству центра. Сам Берестянский ни с кем не общался, держался в стороне от остальных пленных.

— Ну такое, — повертел я рукой в воздухе.

— Да, больше ничего на него не было, ни документов, ни свидетельств, — согласился Череп. — Но это не показатель. Его хоть и вернули в часть, но взяли на заметку.

— Мда… — произнёс я. — На заметку. Настолько хорошо следили, что не уследили, когда он исчез, незадолго до прибытия делегации из Тауси.

— Не мне тебе объяснять, какой у нас сейчас бардак повсюду в связи с реорганизацией вооружённых сил, — вздохнул Черепанов.

Я махнул рукой. Вот лучше бы лишний раз мне этого не напоминал.

— Чё уж там. Ладно, я сейчас возвращаюсь в общагу, беру оружие и кое-какое экспериментальное устройство, а потом мы идём искать беглеца. Череп, какая основная версия?

— Что он всё-таки был завербован, а теперь подался в бега, чтобы выйти на связь с делегацией Тауси. Он последний месяц крутился при штабе, завёл там знакомства, мог узнать, что-то такое, за что купит себе сладкую жизнь на планете зоне их влияния.

Яся грязно выругалась вслух, я бы тоже так сделал, но пока был занят. Включив телефон, набирал Ирину. Телефон не ответил, значит, лекция ещё не кончилась. Что же, родная, придётся тебе добираться в общагу одной.

Быстро записав послание своей девушке, я махнул рукой Черепу и Ясе и решительным шагом потопал в сторону общежитий университета.

Довнарович всё не могла успокоиться.

— В самоволку ушли и кто? Воевавшие бойцы. Совсем расслабились, нюх потеряли, — ворчала она.

Я лишь вздохнул, вспоминая, как встретил таких вот самовольщиков, в прошлом месяце. Правда, они были совсем салагами, без боевого опыта, но велика ли разница?

Тогда на Полигоне только-только начиналась полноценная зима. Я возвращался из городской библиотеки, где помимо учебной литературы взял три художественные книги. Одну удалось получить, после долгих уговоров симпатичной библиотекарши, которая пошла на милость, узнав, что я тоже участвовал в Нотрийской битве. Девчонка служила связисткой и от гибели их спас отряд космодесанта, правда, не мой, но всё равно к войскам космической поддержки, она относилась теплее, чем к прочим.

Это была новая книга военного прозаика Олега Дивова, которая называлась «Лучший экипаж Солнечной», рассказывающая об операции на Персее, а я в ней поучаствовал, едва попал в космодесант. Сам автор в военно-космических войсках послужил и рядовым, и офицером.

Впрочем, нашу часть прислали уже к шапочному разбору и мне было интересно почитать человека, который принимал участие в этой операции с первых дней. На его книги меня подсадил Мишаня, выдав сразу три, когда я заглянул к нему в гости. Две из них про битвы на Арсе: «Стальное сердце» и «Молодые и сильные выживут» и ещё одна про боевые действия на Ярве: «Вредная профессия». Интересно пишет, увлекательно и почти так, как было, это я оценить могу. Ладно, возвращаемся к беглым солдатам. Так, иду я себе, никого не трогаю, как в переулке между улицей Липницкого и проспектом Ленина, меня останавливают два бойца военно-космических войск судя по виду из орудийщиков. Одного взгляда мне хватило понять, что это рванувшие в самоволку салабоны.

— Э, студент, а ты чё по-военному прикинулся? — спросил один из них, с наглой мордой.

Ну да. Развлекательную программу они собирались дополнить набитием морды борзому студентику. И повод есть, можно спросить за армейскую куртку, такие здесь многие носят, в том числе и не служившие. Удобная вещь, как я и говорил.

Смешно. Хоть я и правда, за последний месяц слегка оброс, забывая постричься, но какие-то инстинкты самосохранения должны быть? Я по своей фактуре непохож на лёгкую жертву.

Я не стал вступать с ними в дебаты, а быстро повалил и слегка попинал оборзевших салабонов, которые нюх потеряли, и на дембельнувшихся нападают. Благо, книги были в торбе, рук не занимали.

— Слышь палубные, — сказал я, закуривая, обращаясь к лежавшим в снегу солдатам. — Я три года в космодесанте лямку оттянул, и на войне был и имею право носить и армейку и все мои боевые награды.

Они поднялись, постанывая и шипя ругательства себе под нос.

— Свалили отсюда, — цыкнул на них я. — Пока я вас командиру не сдал.

Блин, а вот мы в своё время в самоволку не ходили. Банально некуда было. Гражданские объекты только-только начинали строить. А теперь здесь целый город рядом. Небольшой, но куда сходить есть. Назвали Новый Ленинград.

Они посмотрели на меня испуганно, но быстро пришли в себя.

— Сигаретки не дашь? — спросил наглый.

— Скрылся в туман, — прошипел я.

Нет, я нежадный. И если бы они просто подошли и сигарет попросили, выдал бы им две пачки. Помню ещё, какие у нас напряги с куревом были. Но такие заходы надо карать и жёстко, а то оборзеют.

Эту историю, я и выдал Довнарович, пока мы шли до общаги.

— Бардак, — прокомментировала она и я не стал её переубеждать.

В общежитии мы поднялись в мою комнату, не обращая внимания на возмущённые крики комендантши. Я быстро разыскал коробку, где лежали мои ордена и медали, а также лазерный пистолет системы Наганова, который многие называли наганом.

— Как ты его протащил? — удивился Череп.

— Во-первых, он наградной, а во-вторых, я младший лейтенант ГРУ, и погоны с меня никто не снимал, — откликнулся я, раздражённый глупостью вопроса. — Вы чем вооружены?

— У меня тоже наган и лазерная переделка ПМ, — обрадовал меня Черепанов.

— Со мной мой гениальный мозг и руки полевого хирурга, — фыркнула Довнарович.

— Макарыча отдай Яське, — приказал я и вытащил аптечку и протянул её Довнарович. — Такая сойдёт?

— Ну для первой помощи вполне, — протянула она, принимая и аптечку и ПМ от Черепа. — Валер, Лёша же сказал, что самовольщик безоружный.

— Он не взял оружия из военной части, а не безоружный, — наставительно объяснил я. — А это две большие, очень большие разницы.

— Полагаешь? — посмотрел на меня Алексей.

— Если верна ваша версия, то может это, вероятно, — пожал плечами я. — Ну а ежели он просто нажрался до невменяемого состояния… Впрочем, надо быть готовым ко всему.

Бойцы молча кивнули, и мы пошли к лифту, около которого столкнулись с Ниной. Судя по её мрачной мордашке, либо не задалось свидание, либо она и вправду сидела в библиотеке.

Я молча кивнул ей, отсекая все попытки девушки заговорить. Она, как заворожённая смотрела на нашу компанию и, кажется, заметила, что мы вооружены, слишком сильно оттопыривались наши крутки. Впрочем, вряд ли она подумает на пистолеты, девчонка, как-никак не служившая. Скорее решит, что мы выносим алкоголь или, наоборот, приносим.

Ещё я с тоской подумал, что охотнее бы замутил с ней, чем с Ириной, но так получилось, её подружка подсуетилась первой.

— Что дальше? — спросила Довнарович, едва мы покинули общагу.

Я достал из куртки внешнее устройство Артемиды, то самое, в котором присутствовала частичка её сознания, основная часть была отключена, пребывая в гибернации. Всю её включать было долго, поэтому я воспользовался тем, что было под рукой.

— Блин, что же это за такой аппарат, который уже столько лет экспериментальный? — с интересом спросил Череп. — Обычно у нас в ход сразу пускают…

— Идём на то место, где бойцы разошлись, — бросил я.

Когда-нибудь я им расскажу про Артемиду. Причём всей команде, но сейчас было не время. Иначе пойдут гулять слухи. Жизнь на гражданке расслабляет, даже нас, послуживших в разведке.

Череп, немного попетляв, привёл на уже знакомый мне перекрёсток улиц Липницкого и проспекта Ленина.

— Кто такой этот Липницкий? — спросил Алексей.

— Герой Советского Союза… посмертно, — отозвалась Довнарович. — Во время атаки имперцев на Ташкент прикрывал со своим отрядом отход мирных жителей, вызывая огонь на себя. Ну а до того, был комендантом строящегося Нового Ленинграда.

— В какую сторону пошёл Берестянский? — не слушая Ясю, спросил я у Алексея.

— Вон туда, к новостройкам, — махнул рукой Череп в сторону улицы Липницкого.

— Здесь всё новостройки, — ехидно отозвался я. — Куда точно?

— Эти просто сданы неделю назад, — растерялся Черепанов. — Дома 25, 27 и 29. А вот строительство 31-го дома приостановили и перекинули технику на внеплановый детский сад. Не рассчитали немного, что будет так много семей с дошкольниками.

— Угу, — пробормотал я про себя и немного отошёл в сторону, советуясь с Артемидой.

Она подсказала мне простое и очевидное решение, которое многие не уловили, будучи введены в заблуждение словами Берестянского про некую даму, к которой он якобы навострил лыжи. Артемида, подобно Шерлоку Холмсу отсекла всё лишнее. Дама выдумана, а значит, ни к кому по чётной стороне, где дома были давно заселены, он пойти, не мог. Оставались пока пустые три недавно сданных дома. Однако было сомнительно, что солдат попытается обосноваться там и не засветиться. Оставалась брошенная стройка.

— Идём к 31-му дому, — скомандовал я. — И аккуратно.

И если построенная до сорокового дома чётная сторона ещё освещалась, то на нечётной улице погружалась в темень уже после 27-го дома. Рассредоточившись, мы стали обходить недострой, но не теряя друг друга из виду. Минут десять мы ходили, изучая дом, я наметил, как можно войти, не спотыкаясь о строительный мусор. И вдруг что-то мелькнуло на уровне третьего этажа.

Я махнул рукой, подзывая Черепа и мы внимательно стали наблюдать за тем местом. Вот ещё раз, а вот и устойчивый свет, которого не было видно с улицы. Погода в Новом Ленинграде не май месяц, бойцу надо где-то греться.

— Третий этаж, — шепнул я подошедшей Ясе, а потом повернулся к Черепу. — Понял, как идти?

Он молча кивнул, и мы скользнули бесшумными тенями внутрь недостроя. Хотя сложно было его так назвать, здание практически построено, не хватало некоторых мелочей. Видать, сильно прижало новоленинградский исполком, раз они экстренно стали сооружать новый детсад.

До третьего этажа мы дошли бесшумно, но когда выходили с лестничного пролёта, Довнарович зацепила ведро с эмульсией и то загремев полетело вниз по лестнице.

Мы с Черепом ругнулись и достали пистолеты. Свет, который мерцал из-за двери, погас, а потом и она сама распахнулась и оттуда вылетел лазерный луч.

Мы прижались к стенам едва дверь скрипнула, поэтом луч пробил стену, а следом послышался немного истеричный голос:

— Не подходите! Я не дамся живым! Я всё равно их убью!

— Кого убьёт? — не поняла Яся.

— Таусийцев, — пояснил я.

В этот момент у меня в голове всё сошлось. Я вспомнил лекцию профессора Арояна, которую пришлось экстренно покинуть. Тауси, крайне шовинистическое общество, которое людьми считает только своих и краснополосочных имперцев.

Не пытались они его завербовать. Скорее всего, они просто зверски его пытали или издевались, а отдельно от остальных держали… А неважно. Выясним. Не хотел рассказывать военным следователям, расскажет добрым людям в белых халатах.

Я вздохнул, набрал в грудь побольше воздуха и гаркнул:

— Рядовой Берестянский! Это сержант Кирьянов! Положи оружие на пол и выходи с поднятыми руками!

За дверью послышались крики, и вот ещё один выстрел разнёс верхнюю часть двери.

— Боец, ты что не понял! — продолжил давить я.

Третий выстрел. На этот раз прошло над Яськиной головой. Она подумала и отошла чуть дальше, а я встретился глазами с Черепом. Тот молча кивнул и два раза выстрелил, но не в дыру в двери, а рядом в стену. Мы отскочили.

Берестянский начал беспорядочную пальбу, а мы считали выстрелы, стараясь не сбиться.

На пятнадцатом мы переглянулись, сверились.

— Пора! — скомандовал я и мы выскочили и бросились к комнате, где укрывался беглый боец.

Он попытался отбиваться ставшей бесполезной лазерной винтовкой, из которой только что стрелял в нас, однако Череп ловко уклонился и сделал подсечку, Берестянский рухнул, а я, подбежав, плотно зафиксировал вырывающегося бойца. Вдвоём мы стянули ему руки специальным фиксирующим ремнём, который используется на флаерах, но и в мирной жизни годится. Он продолжал дёргаться, пытаясь нас лягнуть и лишь когда мы связали ему ноги, затих и только всхлипывал, бормоча под нос, что-то несвязное.

— Интересно, где он лазерную винтовку взял, — тяжело дыша спросил Лёха.

Я взял в руки оружие и осмотрел его.

— Трофейная, — вынес вердикт я. — Имперское производство на Дареггене. Скорее всего, стащил со склада.

Я с жалостью посмотрел на бедолагу бойца. Давно он готовился, раз пропажу винтовки не связали с его побегом. А, может быть, о краже никто до сих пор не знает. Прапорщики из хозчасти мастера маскировать недостачу.

— Звони, — бросил я Черепу.

— Кому? — не понял он.

— Нашим. Точнее, тому, кто тебе приказ отдал, — вздохнул я.

Алексей кивнул и потянулся за коммуникатором, но не гражданским, а военным. Тем временем к Берестянскому подошла Яся и стала его осматривать.

— Что с ним? — спросил я.

Она лишь пожала плечами.

— Психиатрия не моя специальность, а так… ссадины, ушибы, это от вас. Лёгкое обезвоживание, кажется, он здесь сидел безвылазно. И всё, что я могу сказать. Хотя…

Она порылась в моей аптечке и извлекла оттуда, какое-то лекарство и шприц. Шустро вколола его болезному.

— Что это? — заинтересовался я.

— Давно хотела тебя спросить, Валер: откуда в твоей аптечке нейролептики?

— От врачей, — буркнул я. — Знаешь, как мне от мозгоправов досталось в своё время? Потом отстали, но прописали, вот это успокоительное, если вдруг накроет, поэтому и таскал.

— Успокоительное, — хмыкнула девушка. — Ну да…

В комнатушку, занятую нашим беглецом, вернулся Череп.

— Скоро будут, — сообщил он. — Наш офицер и от космодесанта с бойцами.

Я выругался себе под нос. Достал из кармана шапку и натянул себе чуть ли по не глаза, заодно подняв воротник. Текучка у нас большая была, но мало ли.

Тем временем Берестянский, если не очухался, то, как минимум успокоился и начал бормотать уже что-то членораздельное.

— Убивать их. Они нелюди, они…

Дальнейший его лепет подтвердил нашу версию. Пацан действительно попал в плен, в первом же бою, причём к таусийцам, которые были бойцовскими псами в имперской военной машине. Его никто не пытался вербовать, его просто ломали, на страх остальным.

Окончательно сломать Берестянского им не удалось, но что-то в его душе они надломили.

— Убивать, — бормотал он. — Всех этих уродов, всех без исключения. Хороших там нет.

За окном резко затормозила машина. Я выглянул, на всякий случай, хоть и так было понятно, что это приехали наши за беглым бойцом.

— Дай закурить, — попросила Яся, которая выслушивала то, что говорил Берестянский.

Хмыкнув, я протянул ей сигарету и зажигалку. Девушка затянулась.

— Хотела бросить, — как-то грустно проговорила она. — Но где здесь…

— Сюда! — крикнул Череп.

На лестнице раздался топот сапог, звук задетого и падающего строительного мусора, сдержанная ругань солдат и перед нами появились офицер и три солдата-космодесантника, а замыкал процессию особист, офицер ГРУ.

— Блестяще! — сказал грушник, убедившись, что отловлен действительно Олег Евгеньевич Берестянский и обратился к офицеру ВКП. — Вот видите. Два с половиной часа понадобилось нашим сотрудникам, а сколько его ловили вы? Десять часов?

Офицер-космодесантник, чьё лицо показалось мне знакомым, мрачно кивнул, а потом спросил нас:

— Что с ним?

— Сейчас он под нейролептиками, — вздохнув, пояснила Ярослава. — Но его требуется полноценное психиатрическое освидетельствование, а, возможно, и помощь.

И она коротко пересказала то, что говорил Берестянский, который сейчас молчал и вообще, готовился уснуть.

— Мда, — протянул офицер и заговорил, обращаясь к грушнику. — Особисты его допрашивали, жилы вытягивали, а психиатру никто показать не догадался. Отличная работа, товарищ Ивлев!

Я узнал говорившего. От волнения у него проявился азербайджанский акцент, который было сложно спутать с каким-то другим. Это был мой командир, который попал в госпиталь незадолго до миссии на Кадмии и потому нами командовал Терёхин. Лейтенант Исмаилов. От греха подальше постарался натянуть шапку чуть ли не на глаза, но вряд ли он запомнил одного из многих сержантов.

— Оставьте, Джафар Ильхамович, — раздражённо протянул грушник Ивлев. — Следить за морально-психологическим состоянием бойца, задача его командира. ГРУ вечно вам сопли вытирать не может, у нас самих был завал, когда после подписания мирного договора, хлынул поток бывших военнопленных, которых надо было проверить на сотрудничество с врагом, на шпионаж. И напомню, что военная разведка, опять за вас сделала всю работу, а вы ещё и предъявляете претензии.

Он сплюнул на пол. Офицер-космодесантник приказ своим бойцам отнести Берестянского в военный автомобиль. Дождавшись, когда они уйдут, Ивлев заговорил с Лёхой.

— Сержант Черепанов, кто вам помогал, напишите, мы отметим в приказе на благодарность.

— Нас здесь не было, — глухо произнёс я. — Товарищ Черепанов справился в одиночку… ну или с привлечением студента-медика.

Я посмотрел на Ясю, которая не догадалась скрыть лицо. Впрочем, моя маскировка тоже оказалась напрасной.

— Валера? Кирьянов? — лицо лейтенанта, а вернее, уже майора Исмаилова стало напряжённым, и он подошёл ко мне, чтобы убедиться, что это точно я.

Однако ему помешали капитан Ивлев и Череп, дружно шагнувшие вперёд, чтобы прикрыть меня. Исмаилов лишь грустно усмехнулся.

— Хорошо, я сделаю вид, что не узнал сержанта Кирьянова, который прослужил под моим началом девять месяцев.

И он, как-то грустно согнувшись, пошёл вниз, догонять своих бойцов и бедолагу Берестянского.

Я вздохнул. Капитан Ивлев, сочувственно похлопал меня по плечу.

— Ладно, товарищ капитан, наша задача выполнена. Разрешите вернуться к выполнению моей миссии?

— Да, естественно. Примите тогда устную благодарность, товарищ Кирьянов, раз вас нельзя приказом отблагодарить.

Мы попрощались с капитаном, и незаметными тенями выскользнули из здания. Молча мы шли по улице. Говорить никому не хотелось, и каждый думал свои мысли. Например, я размышлял том, сколько же таких Олегов Берестянских осталось после войны? Тех несчастных, которым требуется или помощь, или сочувствие или хотя бы разговор по душам, чтобы вытянуть их из того ежедневного ада, в котором пребывает их мозг? И чем это закончится? Я не знал.

— Хоть докладную записку в ЦК и Минобороны пиши, — произнесла Довнарович и на какой-то миг мне показалось, что она прочла мои мысли. — Так и так, прошу обследовать всех бойцов Советской Армии, без исключения на предмет посттравматического стрессового расстройства и прочих контузий.

— А напиши, — вдруг вскинулся я. — Не в ЦК, понятное дело, но кому-то из ответственных лиц.

Взгляд Ярославы был скептическим.

— Ефрейтор Довнарович, это приказ, — бросил я и Череп почему-то согласно кивнул.

— Хотя толку, — добавил он. — Засунут под сукно.

— Не засунут, — улыбнулся я. — У нас есть связи наверху.

Яська закашлялась, а Лёха уставился на меня ошалевшими глазами.

— Ты к Копылову с этим пойдёшь? — наконец спросил он.

— Ну зачем товарища полковника беспокоить, когда нам доступен целый маршал и замминистра обороны.

Взгляд у Черепа стал ещё более безумным, он и правда нас не понимал.

— Ладно, — согласилась Довнарович. — Но не раньше чем попаду на Землю и встречусь лично. Такие вопросы по связи обсуждать не стоит, тем более что у меня и контактов нет.

— Ребят вы о ком? — не выдержал Череп.

— Об отце нашей ненаглядной дурной стерляди, — со вкусом произнёс я. — Лёша, ну только не говори, что ты пропустил новость о назначении Анатолия Ивановича Стерлядкина заместителем министра обороны.

— Если бы министром, тогда да, тогда знать положено, — пожал плечами Череп.

Мы с Яськой расхохотались, выпуская из себя напряжение этого безумного вечера и даже Алексей позволил себе лёгкую улыбку. Я поднял голову, подставлял лицо под ветер и посмотрел на две маленьких Луны, всходивших над Полигоном. Вечер был прекрасен, и я сам чувствовал себя солдатом, ушедшим с друзьями в самоволку.

Глава 3. Собачьи дни

Декабрь 2003 — январь 2004 года

— Валер, — вкрадчиво спросила меня Иринка, за две недели до сессии. — А почему ты не ходишь на комсомольские собрания?

— Потому что я член партии, — вздохнул я. — С… Хм… Кажется, всё-таки с конца 2001 года или с начала 2002. Точно не помню, дело было на Кадмии, принимали меня в спешке.

Ирина Рейман недовольно надулась, а я пожал плечами.

— Ну, может быть, сходишь на собрание? Просто со мной, а то мне одной идти страшно.

Я закатил глаза. Из главного корпуса университета, где обычно и проходили все собрания, до наших общаг, двадцать минут пешком, медленном шагом, по освещённой территории, в сопровождении других таких же бедолаг, вынужденных выслушивать местного комсорга.

Да, я всё-таки был рад, что вступил в партию, а то бы и мне пришлось страдать. А так… ну партийный статус был сейчас неясен. Наша первичка сейчас существовала на двух планетах. Три человека на Полигоне, а четыре на Земле. Земная часть ещё и размазана по четырём городам. Хоть убейся, но кворума не собрать. Я даже специально Темиргалиева, как партийного руководителя, дёргал, что делать дальше, но тот отбоярился, мол собирайтесь втроём раз в месяц, хотя бы формально и пишите протоколы. Короче, так и жили. Но я скучал, по собраниям нашей первичной организации. Скучными они никогда не были.

Взгляд у Ирины, стал откровенно умоляющим. Я вздохнул. Мне надо было заглаживать свою вину, после того как я сбежал с лекции о нравах и обычаях Тауси. Правду сказать, что мы с Черепом и Яськой ловили беглого солдата, который мечтал расправиться с кем-то из своих мучителей, я сказать не мог, а Нинка меня срисовала в такой компании и наверняка наябедничала подружке. Поэтому я не смог отказать своей хитрой блондинке.

— Ну ладно. Схожу разок. Посмотрю, чего там комсомольцы обсуждают. Чтобы не отрываться от коллектива, так сказать.

И, честно говоря, я об этом пожалел сразу же, едва оно началось. Просто скажу со всей коммунистической откровенностью: местный комсорг, гнида была ещё та. Олег Лощинин его звали. Учился он ни шатко ни валко. Но зато, как чего организовать, он в первых рядах, даже когда его не звали. Активист, короче. Падла. И главное, так-то я уже заходил пару раз на комсомольские собрания, он все доклады как о международной, так и межпланетной обстановке, превращал в такую нудятину, что слушать было невозможно.

В этот раз было аналогично. Сначала я сидел спокойно, даже не собирался выступать. Но вдруг почуял, что глаза у меня слипаются. Посмотрел на остальных студентов — то же самое. И тут меня такая злость взяла, тем более, в докладе Лощинин бубнил про положение негров в США, почему-то уверяя, что во время войны, когда через американскую армию прошло немало чернокожих и белых, служивших в одних частях, расовый вопрос в Америке перестал стоять так остро.

Меня как будто подкинуло. Я вспомнил один свои разговоры, с Джеффом Саммерсом на освобождённом Ирсеилоуре. Мы спасли его из плена, а дальше изображали революционный порыв ирсеилоурцев и примкнувших к ним военнопленных. Действовал он в моей группе, наотрез отказавшись присоединяться к белым американцам, в других «партизанских» соединениях.

Он охотно общался с нами, здоровый негр, Джефферсон Саммерс, который просил называть его просто Джефф. Как-то раз вечером, когда мы засели в тени неизвестных мне ирсеилоурских деревьев, тайком от начальства выпивая за дружбу между народами, он принял больше обычного и вдруг сильно потемнел лицом, после очередного тоста. Отставил стакан в сторону и посмотрел на меня налитыми кровью глазами.

— Тебе знакомо такое слово: Блэкмит? — раздражённо спросил он. — Слышал когда-нибудь?

Перевести обе части этого слова по отдельности, я мог, однако не знал, что оно означает целиком, поэтому отрицательно качнул головой.

— Чёрное мясо, — с каким-то злобным удовольствием проговорил он. — Так называли меня и всех остальных чернокожих, которые воевали в бригаде генерала Батчера. Дэвида, мать его, Уайта Батчера.

Дэйв Белый Мясник, командир Чёрного Мяса. Стало уже чуть понятнее, но я продолжал внимательно слушать Джеффа.

Я перебил докладчика, решив рассказать то, что услышал от Джеффа Саммерса в тот вечер. Про выпивку я не стал упоминать, а сразу перешёл к делу. Лощинин попытался что-то возразить, но я сверкнул глазами в его сторону и начал рассказ, упомянув про «Чёрное мясо» и «Белого мясника» Немного изменил место действия, перенеся разговор с Ирсеилоура на Кадмию.

— Их правительство обожает такую иронию, — зло продолжил я. — Чернокожих парней и девчонок просто использовали как пушечное мясо, бросая их в самое пекло, где нужно было завалить противника трупами. Сколько погибло негров, я даже представить себе не могу, но как утверждал Джефф, счёт убитым шёл на десятки тысяч.

Я перевёл дух и продолжил, внимательно глядя на посеревшего комсорга.

— И нам и американцам, удалось отбиться от атаки на планету. Все понесли огромные потери и мы, и они. Но как видно, кто-то из наследников куклуксклановцев в американском истеблишменте, решил воспользоваться моментом, и сократить количество чернокожих, создав бригаду генерала Батчера — совершенно не стесняясь и заявляя цели прямым текстом. Мерзавцы. Настоящие американские капиталисты. Даже из войны, которая едва не привела к краху человечества, выгоду извлекли, попутно решив расовые проблемы.

Хоть в аудитории и царила мёртвая тишина, но уже никто не спал, внимательно глядя на меня. Я немного помолчал и закончил.

— Поэтому не стоит пудрить мозги студентам, рассказывая про то, что американские капиталисты сильно изменились после войны. Это всё такой же враг, с которым мы пока вынуждены поддерживать дружеские отношения. Да, они чуть прогрессивнее и самой империи и Халлдорианского Альянса и Торкартена и шовинистов из Тауси, но они никогда не изменят своего отношения и к нам и собственным гражданам, из угнетённых классов. Помните, как они, когда мы заключили мир с Империей, едва не развязали войну с нами?

Студенты закивали, как мне показалось, не выходя из ступора.

— Ну вот. Помните об этом и не забывайте, — сказал я, покидая аудиторию.

После таких воспоминаний курить хотелось немилосердно. Я пошёл к выходу из главного корпуса Физтеха и закурил. Ирина подошла ко мне, когда я докуривал вторую. Молча взяла меня под руку, и мы пошли.

— Мне кажется, ты рассказываешь не всё про свою службу, — тихо проговорила она.

— Разумеется, — не стал отрицать я. — Но ты поймёшь почему, если попадёшь на Кадмию и будешь работать на объекте «Артефакт».

Девушка задумчиво кивнула и внимательно посмотрела на меня. Кажется, она хотела спросить, связано ли моё недавнее исчезновение в компании давних сослуживцев с Кадмией, но резко передумала.

Я даже не подозревал, что не пройдёт и двух лет, а судьба снова столкнёт меня с сержантом в отставке Джефферсоном Саммерсом, активистом движения «Астроафрика» — Звёздная Африка, которое требовало от американского правительства выделить планету для чернокожих американцев, где они собирались создать своё государство на социалистических принципах.

Но об этом в другой раз, а пока я возвращался с Ириной в общагу, даже не подозревая, что зимняя сессия будет не самым тяжёлым испытанием в наступающем году.

Новый 2004 год мы встретили очень весело. Я отрывался за все три года проведённых в армии. Но начал, впрочем, прилично, шампанским, вином, водка была позже, уже после того, как взял в руки гитару и кое-как спел песню омского анархиста. Нравились мне его песенки, хоть сам анархизм я не понимал, да и не одобрял. В какой-то момент наш Физтех объединился со студентами медицинского. Всё из-за меня. Вернее, из-за того, что я позвал Яську и Черепа отметить праздник с нами и если Лёха просто подошёл после того, как отметил с коллегами, то Яся притащила с собой друзей-медиков.

В общем, начали мы 31 декабря, а закончили волевым усилием только утром третьего января, да и исключительно потому, что четвёртого числа у нас была консультация к первому экзамену, а пятого и сам экзамен. А так, дай нам волю, неделю бы барагозили.

К своему немалому удивлению, свою первую сессию я сдал почти на отлично. Всего две четвёрки и те по «лженаукам», то есть непрофильным предметам. Вот хоть убейте, но не понимаю, зачем нам был нужен курс культурологи и права? Нет, ладно бы для общего развития, хватило бы зачёта, как по истории и литературе, а экзаменом-то, зачем мучить?

Но да ладно. Я и на такие отметки не рассчитывал, ожидая россыпи троек. Однако, вот какой я оказался молодец. Поэтому я с чистой душой уже планировал с Ириной как и где мы отдохнём на Земле. Хотя, скорее всего, я приеду к ней в Ленинград, так как зимой больше и поехать некуда, а там хотя бы город посмотреть можно, как к нам в комнатку ворвался мой сосед и брат Ирины, Колька.

— Вы слышали? — взволнованно спросил он. — Через два часа состоится лекция профессора Голобко, которая внезапно прилетела к нам с Кадмии и вот… выкроила время.

— Охренеть, — выдохнула интеллигентная девочка Ирина.

А чего я? Я сам немного опешил или же вконец офигел. Ведь обычно так дела не делали. Профессора и академики не сваливались нам как снег на голову, да ещё после сессии. И уже тем более Елизавета Семёновна Голобко, не последний человек в моей жизни. Говоря проще, нутром я почуял подвох, но не мог понять в чём он.

Иринка тем временем умчалась в свою комнату на седьмом этаже, договорившись встретить через пятнадцать минут у выхода из общежития. Мне, почему-то очень не хотелось идти… Нет, с Лизой бы я пообщался, но дурные предчувствия меня не покидали.

— У нас есть полчаса, — сказал я, вздохнув, вспоминая, как долго собирается Ирина.

— Да нет, лучшее быстрее собраться, — помотал головой Колька. — Места надо занимать.

— Точняк! Давай беги в аудиторию, а я подожду девчонок.

Коля Рейман как-то странно замялся. Ну что тут сказать? Николай — парень умный, но совершенно не пробивной. Отправим его и будем мяться в дверях, слушая извинения.

— Да, ты прав. Лучше наоборот. Какая аудитория?

— Сто пятидесятая. Самая большая.

— Уже побежал. Вы тоже долго не задерживайтесь, долго я места держать не смогу.

Имя профессора Голобко ещё не гремело на всю страну, но в наших узких кругах, она уже была широко известна. Мы обсуждали её работы, на лекциях и семинарах и даже дискутировали на экзаменах, да и после занятий, часто спорили в кафешках. Я был уверен, что как только по общаге разнесётся весть о её приезде, туда ломанутся все. Так и оказалось, но тем не менее, я был один из первых, кто добежал до сто пятидесятой аудитории, и спокойно занял места на галёрке, застолбив ещё три места, достал книжку и погрузился в чтение. Народ постепенно стал прибывать, однако подойти ко мне, поскандалить за места не решались даже старшекурсники. Впрочем, если бы девчонки с Колей задержались чуть дольше, возможно, мне бы пришлось немного поругаться, но обошлось.

Собравшимся студентам и преподавателям лекция Лизы понравилась. Она рассказала про применение некоторых инопланетных теорий в создании новых звездолётов. То есть, сугубо прикладные вещи, ведь Физтех выпускал в основном инженеров, которым предстояло работать во всей этой сфере. И что особенно нам понравилось, что мы были первыми, кому она прочитала эту лекцию.

Но я не удержался от маленькой мести. И когда пришло время задавать вопросы, то ухмыльнулся и поднял руку. Дождался, пока лектор обратит на меня внимание и спросил:

— Профессор Голобко, а вам не кажется, слишком уж уповая на технологии Предтеч, мы попадаем в ту же самую ловушку, что и Империя? Наша наука замрёт на месте, мы будем лишь трактовать, как их жрецы, что имели в виду более развитые древние цивилизации.

Это уже не было государственной тайной. Вернее, никогда ей не было. И хоть и было широко известно, но только в научных кругах. Вся информация была в открытом доступе, просто на ней не заостряли внимание. Полковник Копылов просто пошутил, а потом велел Темиргалиеву просветить меня.

— Хороший вопрос, — отозвалась Лиза. — Да, безусловно, есть такое опасение, что многие учёные предпочтут пойти наиболее лёгким путём, просто копируя данные Предтеч, или имперские технологии. По этой причине сформирован Контрольная Комиссия при Академии Наук СССР, и Международная Научная Комиссия при ООН, которые должны будут сопоставлять свежие открытия с уже имеющимися…

— Вы не поняли, — перебил я её, под удивлённый гул аудитории. Однако Лиза не дала мне договорить.

— И учёные которые будут выдавать за свои работы, теории Предтеч, лишаться и репутации и научных званий. К тому же это будет просто невозможно сделать, так как доступ к самим теориям будет сильно ограничен. Только к данным и только по необходимости.

Я снова попытался что-то сказать, но снова был остановлен профессором.

— Кирьянов, если хотите обсудить этот вопрос, то подойти после лекции.

Поморщившись, я кивнул и отвернулся. С неудовольствием заметил, как Коля и Нина, заинтересовано смотрят на меня и если бы только они. С передних рядов поворачивались посмотреть на такое чудо, которое знакомо с самим профессором Голобко и удивлялись ещё больше, потому что я был обычным студентом, учился хорошо, но не ботанил. Спасибо Лиза, прямо вот так, одним словом, считай, почти уничтожила мою легенду. Вопросы теперь ко мне будут, и всем заинтересовавшимся, скармливать легенду, придуманную для Ирины…

Впрочем, я ей ничего не сказал, когда после лекции, подошёл к ней, стоявшей в окружении профессоров и преподавателей нашего института. Разумеется, за мной тенью приклеилась Рейман, а позади неё маячили Коля с Ниной. Едва увидев меня, Лиза схватила меня за рукав, и вывела меня аудитории, отведя в сторону от потока выходящих студентов. Некоторые студенты пытались подойти, но она делала жест рукой и тех, как будто ветром сдувало.

— Родственник или любовник, — глубокомысленно заметил кто-то из преподов.

Я слегка покраснел, а Голобко даже не услышала сказанного.

— Я смотрю, ты времени не теряешь, — с усмешкой заметила она, кивая на стоящую в стороне Ирину, которая была в полном недоумении. — Маршальская дочь с глаз долой, так нам и диссидентская дочка подойдёт?

Я покраснел, не понимая, что Голобко, так изыскано надо мной издевается. Ещё я захотел уточнить насчёт диссидентов, но не успел.

— Какой же ты ещё мальчик, — заметила она. — Валера, держи себя в руках, иначе тобой каждая ушлая бабёнка вертеть сможет, а это в твоей работе недопустимо.

Она помолчала пару секунд.

— Ладно, сделаю вид, что ты спросил меня, как старого друга, какие у меня новости. Да, помимо прорыва во множестве исследований у меня устаканилась личная жизнь. Завёлся солидных и обстоятельный мужчина. Вдовец, как и я, дети есть. Так что…

Она остановилась, увидев, как я покраснел ещё больше и совсем по-девчоночьи хихикнула.

— Не будем об этом, — закончила она. — Я не затем тебя выдернула послелекции, чтобы личные дела обсуждать. Лучше прилетай на Кадмию в летние каникулы, тогда сядем и обстоятельно поговорим. Просто о жизни, успехами поделимся.

Да, уже тогда, те, кто отслужил в армии, могли свободно перемещаться во внешних мирах, которые находились под контролем СССР. Только цены кусались.

— Если денег хватит, — буркнул я.

— Привезут бесплатно, — улыбнулась Елизавета. — Наша любимая военная разведка тебя уже в покое не оставит. Ты это поймёшь, сегодня.

— В смысле? — уточнил я обмирая.

— Я тебя не просто так в сторону отозвала, о физике мы могли бы поболтать и в присутствии коллег, а личная жизнь того не стоит. Твой приятель, который на индейца похож, ждёт тебя в 18.40 на перекрёстке улиц Курчатова и Сталинградской. Знаешь где это?

— Само собой, — кивнул я.

Ещё бы не знать, первый в Новом Ленинграде книжный магазин, который открылся аккурат за неделю до Нового года, находился именно там.

— Тогда беги, у тебя пятьдесят минут осталось, а пообщаемся летом.

Я криво ухмыльнулся, поцеловал Лизу в щёку и вернул её преподавателям. Ирина смотрела на меня с недоумением.

— Что это было? — спросила она, немножко зло.

— Встретились два старых друга, — ответил. — Коль, вернёшь девушек в общагу?

— Блин, да здесь пять минут идти…

— Вот и чудесно. Марина, поговорим позже. У меня сейчас дела.

Это было грубо, но у меня не оставалось иного выбора. Новый Ленинград тогда был небольшим городом, но с общественным транспортом в то время были большие напряги. По городу ходило несколько автобусов, но дожидаться их было печально, особенно если спешишь. Я ещё раз бросил взгляд на часы. От Университета до улицы Курчатова было двадцать минут ходу, быстрым шагом. И только когда не идёт сильный снег. Ещё полчаса, до книжного. Короче, времени впритык.

Впрочем, я почти успел. Конечно же, Марсель никуда бы не ушёл, а дождался меня, но я не люблю заставлять людей ждать. Да и выслушивать от своего командира, что я расслабился на гражданке, тоже радости не доставляло.

Поэтому я всю дорогу шёл быстро, иногда переходя на бег, и едва я подошёл к перекрёстку, как Темиргалиев появился как будто из-под земли.

— Пошли в магазин, — буркнул он. — Нет смысла светиться на улице, да и холодно. Забыл я уже, какие на Полигоне бывают морозы.

— Так он закрыт, работает только до восемнадцати…

— А мы туда не книжки покупать идём, — отрезал Темиргалиев.

Мы прошли в переулок, и он открыл чёрный вход своим ключом. Ещё раз подозрительно оглянулся и пропустил меня вперёд, оглядел улицу, после чего зашёл сам.

— Город только строится, конспиративными квартирами ещё не обзавелись, — объяснил он. — Директор магазина, наш человек, вошёл в положение и разрешает пользоваться, пока…

Внутри магазина было темно и тихо. Только свет пробивался из-за огромной витрины, в которой были выставлены новинки. Стояли на полках книги, в ожидании завтрашнего дня и покупателей. Запах полиграфии успокаивал, немножко отвлекал от мыслей, зачем я вдруг понадобился старшему лейтенанту ГРУ.

Марсель тем временем вёл себя как-то странно. Помещение магазина он не осматривал, значит, всё было проверено заранее, а вот в витрину он всматривался с большим подозрением, не подходя к стеклу. Потом подозвал меня.

— Тебе знакомы эти две девицы? — спросил он.

Я присмотрелся. Стекло в витрине было новое, прозрачное, к тому сотрудники магазина его регулярно мыли. На улице, как раз на том перекрёстке, где я встретил Марселя, стояли Ирина и Нина, растерянно озираясь.

— Да, — пробурчал я. — Моя девушка Ирина Рейман, и её подруга Нина.

— Рейман? — переспросил Марсель. — Случайно, не дочь академика Евгения Владиленовича Реймана? Того самого, который работал над теорией создания искусственных гравитационных полей?

— Ох, — выдохнул я, ибо многое в поведении Марины встало на своё места и особенно то, как она уверена, что попадёт служить на Артефакт. — Походу дела да.

Марсель Темиргалиев посмотрел на меня долгим и внимательным взглядом, давая мне понять, какой я идиот.

— Я в этом вообще не виноват, — что поделать, приходиться вот так отмазываться. — Мне когда Лиза передала послание от тебя и, кстати, а что нельзя было просто позвонить? Так вот, я не знаю, она может, что-то почувствовала, но приревновала меня к ней. Так-то я Иринке ничего не говорил, ни про своё прошлое, не про настоящее.

На лице Марселя появилась лёгкая усмешка.

— Да не в том она тебя заподозрила, — проговорил он. — Кирьянов, вот помяни моё слово, доведут тебя бабы до цугундера.

Я вспомнил, как меня песочили за мою неуставную и кратковременную связь с ефрейтором Новиковой.

— Закрыли эту тему, — прошипел я. — Ничего общего с тем, что произошло между мной и Полиной.

— Новикова ладно, а Стерлядкина?

И тут же без перехода, схватил меня за грудки и прижал к стене.

— Отвечай быстро. Что задумала твоя бывшая подружка и чего она наговорила про нас своему папаше? Почему он теперь пытается убрать меня с операции «Фараон»?

— Откуда? — не понял я.

— Ты же не в курсе… это кодовое обозначение попыток взять под контроль межгалактический портал и всё с этим связанное. Но ты от ответа не уходи. Чем я тебе не угодил? Почему ты через подругу пытаешься меня убрать?

Я демонстративно аккуратно убрал его руки от себя и посмотрел в карие глаза.

— Товарищ старший лейтенант. В последний раз, Марину Стерлядкину я видел летом, на Байконуре, когда мы разъехались по разным городам. С тех пор от неё не было даже весточки. Через инфосеть не получал и не общался. Хотите, проверьте мой коммуникатор, у меня и адреса её там нет. Чего взбрело ей в дурную головушку, так я за это не отвечаю. Спросите лучше у товарища маршала.

— Во-первых, я уже товарищ капитан, — Марсель стал потихоньку успокаиваться. — Во-вторых, выяснишь у своей бывшей халявы, с чего вдруг её отец стал требовать моего отстранения.

— Как увижу, то непременно. Вопрос когда.

— Поверь мне, быстрее, чем ты думаешь, — развеселился Темиргалиев. — Собственно за этим я на Полигон и прилетел, хотя у меня в других частях Галактики дел за гланды, и я мог заниматься ими, а не про твой моральный облик нотации читать. Слушай меня внимательно, говорю один раз, повторять не буду…

— Никак отзываете меня из резерва? — уточнил я. — А так можно?

— Не можно. Никто тебя не отзывает. Просто разовая акция, на благо страны, разведки, да и может быть целой Галактики. И давай, лицо попроще сделай и этот официальный тон убери, мы сейчас не командир и подчинённый, а просто общаемся.

Я сделал зарубку в памяти, что Темиргалиев опасается Стерлядкину, а вернее, её высокопоставленного отца. Это можно будет как-нибудь использовать, для пользы дела.

— Ладно, — улыбнулся я. — Поздравляю тебе с новым званием и давай, уж быстрее. Ты же знаешь, я вечный доброволец, от работы не бегаю, это она от меня.

Темиргалиев хмыкнул и расслабившись, начал давать вводную.

— Послушай, помнишь, ты выкопал эту информацию, про портал Солнечной системы? Ну, что он был кем-то перенесён к Плутону и потому имперцы, прилетев к нам, приняли Юпитер за потухший коричневый карлик и больше не возвращались?

— Это не совсем корректно, но в общих чертах, как-то так и было.

— Появились данные, что ситуация выглядела несколько сложнее, чем мы предполагали.

— Тоже ничего удивительного, но до правды мы уже точно не докопаемся.

— В этом ты неправ, — задумчиво произнёс Марсель. — Есть человек, который может передать интересующие нас сведения.

— Из Ардат Тангорихкс? — уточнил я.

Прямо скажем, не хотелось мне появляться в бывшей Империи Миллиарда Звёзд. Хотя смотря где. В столице точно нет, а вот на окраинах…

— Да. Однако по ряду независящих от нас обстоятельств, встретиться придётся на нейтральной территории.

Вот это уже гораздо лучше, только где?

— В Халлдории или…

— С ума сошёл? Лучше уж в Ардат Тангорихкс, чем закидывать тебя на территорию яркоглазых. Всё проще и намного лучше.

Марсель Темиргалиев перевёл дух, готовясь к небольшой лекции.

— Полгода назад, из состава Империи вышла планета Гарьерг, любопытное местечко, замечу. Ещё любопытнее, то как она обрела независимость. Там такая интрига бурная была, что мы даже сунуться не рискнули, чтобы чего не напортачить. Впрочем, я не буду тебя перегружать ненужной информацией, просто почитаешь, пока будешь лететь, — он протянул мне папку.

Ошибся однако. Не собирается он растекаться мыстью по древу, очень лаконичен сегодня свежеиспечённый капитан Темиргалиев. Кажется, что его вообще больше интересовало, поддерживаю ли я связь со Стерлядкиной или интригую против него, нежели выданное мне задание. Хм… Гарьерг… Где-то я уже слышал это название, надо будет вспомнить только при каких обстоятельствах.

— Твоя задача, прилететь на планету под видом туриста, встретиться с нужным человеком, получить от него сведения, а потом просто вернуться и отдать информацию мне. Встречи со мной не ищи, я сам тебя найду. Это займёт всего неделю твоих каникул, а оставшееся время сможешь провести со своими бабами на Земле.

— Туриста? — не понял я.

— Прочитаешь в папке. У нас с Гарьергом договор о сотрудничестве, культурном обмене и всё такое.

— Здесь все сведения о планете или в библиотеку надо будет сходить?

— Кирьянов, ну какая библиотека? Вылететь надо как можно скорее.

— Так точно! Разрешите выполнять?!

— Заканчивай со своим студенческим юмором. Читай материалы, только чтобы рядом никого не было и вперёд! В открытый космос. Билеты до Красного Урала тоже в папке. Там встретишь своего друга.

— Какого именно?

— У тебя не так много осталось живых друзей. Михаил Филиппов. Ты же его будешь привлекать к работе на Внешнем рукаве Галактики? Вот пускай начинает. Мы ему выбили две недели отпуска на заводе, он был очень рад.

— Вот насчёт друзей, Марсель, это был перебор.

— И правда. Слушай извини, какой-то я сегодня не такой. День насыщенный, полно новостей. Вот полковника Копылова сегодня с утра отправили на повышение в Москву.

— Товарищ Копылов, безусловно, заслужил. И какую должность он там теперь занимает?

Я не удивился бы, если Марсель сказал, что он возглавил или ГРУ или Генштаб, да даже назначение его министром обороны тоже не удивило бы. Но полковник и тут сумел меня поразить. Впрочем, как всегда.

— Второй секретарь Межпланетного Комитета Коммунистической Партии Дальнего Космоса.

— То есть заместитель Бронницкого, — хлопнул челюстью я.

Марсель подмигнул мне. Для тех, кто не понимает, уточню. Эдуард Бронницкий, ещё в середине восьмидесятых, был переведён из Белоруссии, лично Машеровым и стал Первым секретарём Московского Горкома, что было равнозначно назначению его преемником. Однако, когда началась колонизация внешних миров, то Бронницкий возглавил и это направление, со временем оставив руководство МГК и, разумеется, оставаясь неофициальным преемником Машерова, который сильно сдал в последний год. Точно мы тогда ничего не знали, но слухи, обрывки информации тогда ходили.

Но вернёмся к Копылову. Освоение дальнего космоса, теперь надолго стало главным направлением нашей политики. Таким образом, полковник, если и не стал третьим лицом в стране, то точно вошёл в первую десятку.

— Надо бы эту мысль обкурить, — сказал я.

— На улице кури, — буркнул Марсель. — Здесь книги и бумаги, полыхнёт, мама не горюй.

— Ладно, это подождёт. Марс, раз уж мы с тобой на ты, можешь мне объяснить, с чего вы меня полгода назад, так активно выписывали на отдых и на учёбу, а теперь резко возвращаете в строй?

— Возвращаем ненадолго. Разовая операция. Я тебе это в самом начале сказал. А почему… Людей у нас мало, Валер. Очень мало, по сравнению с минимальным объёмом необходимых задач. И засвечивать действующих агентов на Гарьерге, если что-то пойдёт не так, нам не хочется.

Я ухмыльнулся.

— Да, хоть так. Спасибо, Марс, правда спасибо. Приятно чувствовать, что родная разведка, меня не забыла.

— Обращайся. И главное, не расслабляйся, мы никого и никогда не забываем.

Темиргалиев остался в книжном магазине, а я поспешил наружу. Надо было догнать свою девушку. Вот любимую ли? Я не знал. Как-то у нас так получилось, что мы об этом ни разу не разговаривали. Как я уже говорил, мне больше нравилась Нина, но Иринка успела первой.

Ирину с Ниной я догнал на автобусной остановке. Две мрачно нахохлившиеся девчонки мрачно посмотрели на меня и ничего не сказали. Пришлось начинать разговор самому.

— Следили за мной? — я постарался придать своему голосу несерьёзность, чтобы вопрос выглядел шуткой.

Нина вздрогнула и уставилась на меня уже испуганно. Интересно, почему? Вроде бы не такая она пуглива.

— Куда ты ходил? — Ирина не захотела всё спускать на тормозах, и ещё в её голосе чувствовалось отчётливое желание поскандалить.

Блин, а вот придумать легенду, куда я ходил и зачем, как-то не догадался. Что же… Придётся импровизировать на ходу.

— Лиза, ну в смысле, Елизавета Семёновна, попросила достать одну редкую книгу, которую, как раз сегодня, завезли на Полигон. Продавца я застал хоть и закрыто было, но книга оказалась на складе. Обещали завтра утром привезти. Но тут уже без меня, Лиза сама съездит.

Рейман скрестила руки на груди и отвернулась. Ох, на войне всё-таки с женщинами было как-то попроще. Куда как проще. Она так и промолчала всю дорогу, хотя я старался и развлекал девчонок, всё время, что мы ехали в автобусе. На мои шутки реагировала только Нина и то, ровно до того момента, как только замечала брошенный на неё недовольный взгляд Ирины. Когда мы зашли в лифт общежития, на этот раз работавший, я решился и добил её окончательно.

— Да, на Землю мы вместе не полетим. Я приеду к тебе через неделю или две. Тогда и поговорим.

Может быть, и не стоило. Но я тогда решил: раз она на меня и так разозлена, то пусть злится сразу за всё.

Девушка вспыхнула как спичка. Зло посмотрела на меня, и едва на седьмом этаже открылись двери лифта, как она выскочила, ничего не говоря, и резким шагом пошла в свою комнату. Нина посмотрела на меня, пожала плечами, как будто извиняясь, и пошла следом за подругой.

— Ну и хрен с тобой, Золотая Рыбка, — проворчал я закрытым дверям лифта.

Я вошёл в свою комнату хоть и немного разозлённый, но сосредоточенный, в голове прикидывая, что надо взять с собой на Гарьерг, а что будет лучше отправить с Колей. Подумав, я решил брать всё, кроме блоков памяти Артемиды, самому ограничится лишь внешним устройством. Лишний раз таскать и светить её не стоило. Отдать на сохранение Черепу — у него никаких каникул не было, а он человек свой, зря совать нос не будет.

Хлопнула входная дверь. Это вернулся Николай. Судя по виноватому виду, от девчонок. Интересно, он что в их комнате ждал, когда они вернутся? Увидев мои поспешные сборы, он замер, как будто хотел что-то спросить.

— Уже в курсе? — опередил его я. — Да. Обиделась на меня Иринка и даже непонятно за что.

— Валер, рейс послезавтра, — как-то растерянно произнёс Коля.

— Знаю. Но я лечу в другую сторону. Там на Кадмии, я кое-что оставил, словом, надо прилететь, забрать.

Николай снял очки, протёр их, потом почесал переносицу и так и не вернув очки на место, растерянно уселся в кресло.

— Валер, что происходит? — тихо спросил он.

Я удивлённо воззрился на однокурсника. Что такое он имеет в виду?

— Ничего? Тебе же всё Ирина сказала…

— Валера, ни завтра, ни послезавтра нет рейса на Кадмию, — проговорил он. — Гражданские корабли вообще летают туда раз в неделю.

На моём лице не дрогнул ни один мускул.

— А ты про это? Не парься, я упал на хвоста военным. Они-то мотаются туда регулярно, а у меня полно знакомых по службе осталось.

Николай расслабился, хотя тень подозрения у него сохранилась.

— Коля, там такая долбанная секретность, на всё, что связано с объектом Артефакт, — придав своему голосу раздражение, изрёк я. — Поэтому всё выглядит очень подозрительным. Ты уж не обижайся, ладно?

— Да я-то чего, — пробормотал он, смущённо. — Это Иринка нервничает.

— И её успокой. И вообще, ребят, я вам обещаю, попадёте туда служить, сами обрастёте странными привычками и недомолвками.

Вот только вы не попадёте туда. Если не согласитесь сотрудничать с военной разведкой, а может, даже и предлагать не будут. Судя по всему, имя вашего отца, которое открывало вам многие двери, в этот раз закроет, причём наглухо.

Мы ещё немного поговорили с Колей, я успокоил его подозрения, ну, как мог, после чего пошёл спать. Кто знает, когда мне удастся выспаться в следующий раз.

Глава 4. Командировка на курорт

Январь 2004 года

Я так и не поговорил с Ириной до своего отлёта, ибо уже в полдень следующего дня, садился на корабль, следовавший на Красный Урал. Планету в системе красного (логично, да?) карлика набитый как склад, полезными ископаемыми. Это была бывшая имперская колония, но коренных жителей, как на Ярве, которая попала в сферу нашего влияния, здесь не было. Империя только планировала строить здесь ресурсодобывающие и перерабатывающие заводы, когда война перечеркнула все планы и звёздную систему захватили мы и стали строить здесь советскую, социалистическую республику. Будущую, разумеется.

На самой планете пока всё было очень скромно: небольшой посёлок, в котором жили строители и рабочие. Дома добротные, но стоявшие по большей части полупустыми. Красный Урал мы только-только начинали осваивать, но самое главное, отсюда мы летали на планеты, входившие в состав Империи Миллиарда Звёзд, во-первых, чтобы не светить адреса остальных наших планет, а во-вторых, здесь был межрукавный портал, как на Кадмии. Поэтому неофициально мы называли её Пересадка.

Ещё, для всё той же маскировки, наши звездолёты летали через Ирсеилоур, бывшей имперской территории, где случилась коммунистическая революция и новообразовавшаяся держава стала нашим союзником. Я бы с удовольствием заскочил сюда, вспомнил бы, как год назад мы помогали местным повстанцам свергать колониальную администрацию, а, может быть, и пообщался с кем-то из партизан, но меня отправили через Красный Урал.

В пути я был должен провести пять — шесть часов, а может, и меньше, как повезёт, поэтому я решил ещё раз изучить материалы, предоставленные мне Темиргалиевым.

Итак, планета Гарьерг. Малое количество климатических поясов, не очень холодно и не очень жарко, климат стабильный — возникало ощущение, что это ещё одна созданная Предтечами планета. Открыв её, империя решила сделать здесь курорт для аристократии и купцов, а потом уже для всех, кому хватало денег. Ещё на Гарьерге, как-то само собой, образовались многочисленные банки и прочие финансовые конторы, которые занимались хранением денег и обеспечивали стабильность финансовых потоков. Планета находилась под прямым управлением императора, а значит, была нейтральной территорией для аристократов, где можно по-тихому решать свои дела. Словом, всё очень удобно. Разумеется, император не занимался текучкой, а делами заправляли имперские чиновники, для которых отправка на Гарьерг было чем-то вроде почётной отставки, если кто-то из них чересчур заигрался или же досрочной пенсией. Жизнь здесь текла размеренно и мирно. Основное население называлось ардан даздра (если дословно переводить на русский — имперские ублюдки, но на языке Империи это звучит не так грубо). Потомки колонистов низших сословий из метрополии, которые смешались с другими покорёнными народами.

Ардан даздра, были здесь обслугой, следили за порядком, работали в банках. Для них и для руководства планетой из чистокровных имперцев оказалась шоком внезапно обретённая независимость, о которой они не просили.

Дело в том, что и Ардат Тангорихкс и Халлдорианский Альянс и Торкартен, когда вели мирные переговоры, едва на стали воевать с новой силой, именно из-за этой планеты. Чтобы не возобновлять боевые действия, был подписан отдельный договор — Гарьерг получает независимость. Её звёздная система должна быть полностью демилитаризована, в том смысле, что свои какие-то военные подразделения они держать могут, а вот другие армии не должны вторгаться в пределы звёздной системы, иначе эти три державы вправе вмешаться и вышвырнуть захватчика к чёртовой бабушке. Хотя с собственной армией у Гарьерга дела как-то не задались, но кто знает, что будет завтра?

Едва наши осознали, что планета Гарьерг стала нейтральной территорией для трёх самых сильных галактических держав, как местное правительство принялась обхаживать военная разведка. Чиновники, в одночасье ставшие правителями независимого государства находились в прострации и стали относительно лёгкой добычей для спецов, съевших собаку на вербовках, интригах и хитрых планах. СССР подписал договор с этой относительно малонаселённой планетой, о дружбе, торговле и сотрудничестве. Разумеется, на нейтральный статус мы посягать не стали, во-первых, чтобы не вызвать гнев трёх космических сверхдержав, а во-вторых, нас такое положение устраивало.

Задание тоже, казалось, на первый взгляд, простым. Прилетаем в город Годрархкарт (то есть город Годрарха — по имени того императора, при котором началось освоение планеты), сутки или двое, живём жизнью обычных туристов, а потом едем на экскурсию, осмотреть руины города Предтеч. Важно. К руинам мы выдвигаемся в индивидуальном порядке, тем паче, что каких-то гидов или организованных туров там не предусмотрено. Тангорихксцы никогда не интересовались старинными развалинами, поэтому там нет каких-то туристических маршрутов. Как туда доберёмся, не уточнялось. Возможно, это легко будет выяснить на месте.

В развалинах нам надо будет встретить местного жителя (почему он придёт туда, а не в город, не уточнялось). Забрать у него носитель с интересующей нас информацией, ему вручить документы на новое имя, и со всеми предосторожностями доставить в космопорт Годрархкарта. Потом посадить на советский рейсовый звездолёт (мама дорогая, сколько же их там летает), а сами отдыхать несколько дней, до своего транспорта домой.

Вроде бы легко, да? Но тогда, зачем в сумке переданной мне Темиргалиевым, помимо документов для перебежчика лежали три ПСУ и несколько блоков аккумуляторов к ним?

Если вдруг кто не знает, то ПСУ — это пистолет Стечкина, усовершенствованный. Очередное соединение земных и инопланетных технологий. Маленький и компактный он стреляет электрическими зарядами разной мощности. От парализующей до смертельной.

Пользоваться этим оружием меня учили офицеры ГРУ. Они же объяснили, как его носить незаметно для окружающих. И ещё в справке специально уточнили, что пока на Гарьерге не производят досмотра приезжающих. Раньше в этом просто не было нужды, а новые реалии ещё не осознаны властями планеты.

Была ещё одна приписка, которая показывала, что не так просто это задание, как нам казалось. В заранее оплаченной гостинице мне надо было встретить пилота. После окончания операции именно он должен был нас отвезти со всей добычей, а вот куда не указывалось. Также мне разрешали задействовать его в операции, но была одна странность.

— Пароль не нужен? — поразился я, осмотрев документы и не найдя в них никого указания кроме номера в гостинице.

— Чего? — спросил меня Филиппов.

— Да так, — буркнул я. — Не обращай внимания.

Звездолёт тем временем стал садиться на Гарьерге. Я ткнул бывшего ефрейтора в бок, и мы с ним засобирались на выход.

— Эх, хорошо летели, с комфортом, — довольно гудел Мишаня, когда мы с ним выходили с посадочных колец в Годрархкарте.

— Ага, — согласился я, ища взглядом транспорт.

Не знаю как на остальных имперских планетах, а на Гарьерге было довольно-таки оригинальное совмещение общественного транспорта и частного. По планете курсировали такие фургоны (если что, я не виноват, так принято у нас переводить название местного транспорта) с автопилотом. Достаточно было ввести нужный адрес, и фургон доставлял тебя на место. Его можно было придержать, если ты заезжал совсем далеко, ну или отпустить, а потом просто вызвать из ближайшего парка. Главное — оплачивай своевременно и проблем не будет. Очертаниями он был похож на земной транспорт, значит, в Империи только ирсеилоурцы отличились странными моделями своих автомобилей.

Денег на отдых и спецоперацию мне отсыпали щедро. По моим прикидкам суммы с лихвой хватило бы на месяц разгульного отдыха. Это были всё те же имперские арнаты, пластиковые, с напылением из драгметаллов, в зависимости номинала. Гарьерг не спешил с переходом на собственную валюту, полагая, что вся независимость это просто затянувшаяся шутка, которую вот-вот прекратят. А возможно, здесь просто брали любые деньги.

Быстро найдя двухместный с багажником фургон, мы поспешили к нему, чтобы никто нас не опередил. Погрузившись в него, мы поехали к гостинице.

— Я смотрю, туристов разлеталось по Галактике, — опять прогудел Мишаня.

Покачав головой, я достал глушитель, небольшое устройство, просто искажающее нашу речь, если кто-то бы вздумал записывать наш разговор. Очень сомнительно, но, вероятно.

— Здесь нет туристов из СССР, — коротко сообщил я.

— Как? — поразился Мишаня. — А вот с кем мы летели, они тогда кто?

— Сотрудники разведки, да весь рейс. Возможно, было ещё несколько человек типа тебя.

— О как…

— Я тебе это говорю, чтобы ты не носился по планете, задавая вопросов про туристов. Понял?

Мишаня кивнул и серьёзно посмотрел на меня.

— Теперь забудь. Ни одному идиоту не взбредёт в голову отправлять сюда обычных наших сограждан, на планету, которой правят люди, с которыми мы недавно воевали, куда есть свободный доступ нашему недавнему противнику и потенциальным врагам. А руководство нашей страны ещё ни разу не давало повода, считать их дураками. Сюда летают дипломаты и сотрудники разведки, а чаще всего совмещающие эти должности. Присматриваются, заводят нужные связи, но скоро прекратят, ибо штаты у разведки нерезиновые, как и фонды. Оставят пару агентов, так, для контроля ситуации и на этом остановятся.

До гостиницы мы проделали путь в полном молчании, что для Мишани редкость, он обычно любит потрепаться, но видно полученная информация, произвела на него сильное впечатление.

Я решил не откладывать дело в долгий ящик и сразу найти пилота, чтобы посмотреть, стоит ли его привлекать к операции или приказать отдыхать, пока мы с Мишаней работаем. Поэтому едва мы уложили вещи, как я пошёл искать четыреста двенадцатый номер.

Постучался, надеясь, что пилот ждёт нас, а не свалил наслаждаться прелестями курортной жизни. В номере послышалось шуршание, кто-то затопал, а потом дверь отворилась.

Пароль был действительно не нужен. На меня снизу вверх смотрела карими глазами Марина Стерлядкина. Каких-то следов жуткой болезни, из-за которой она на полгода выпала из жизни и вообще ни с кем не общалась, я не обнаружил. Это радовало.

— Валера, — выдохнула она. — Блин, как здорово, что прислали тебя.

— Какая разница? — пожал плечами я, входя в номер. — Работать надо со всеми.

— Да, — кивнула она, своей каштановой головой. — Но с тобой привычнее. Тем более первое задание после простоя.

— Простоя, — повторил я, проходя в комнату и садясь в роскошное кресло. — Вот о нём-то я и хотел поговорить. Скажи мне, родная, а что у тебя за такая странная болезнь была, которую не нашёл ни в одном каталоге Минздрава, а Довнарович, всячески избегала говорить точный диагноз, только ругалась как сапожник.

— Это важно? — спросила Марина с вызовом.

— Да, — кивнул ей я и достав сигарету, стал её разминать. — От этого зависит, будешь ли ты работать на этом задании в полную силу, да и вообще в моей команде.

Щёлкнул зажигалкой, прикурил. Сделал затяжку, другую. Марина молчала, только её смуглое лицо слегка посерело. Ничего не говоря, я молча продолжал курить.

Я был очень рад видеть Маринку, но в нашей работе, вопрос доверия был очень важным. Сказать больше: краеугольным камнем. Марина же исчезла больше полугода назад, с какими-то невнятными объяснениями и молчала всё это время. И после того, что рассказал Темиргалиев, требовалась новая проверка. Если она откажется отвечать, сославшись на высокопоставленного папу, то вылетит из команды раз и навсегда, солжёт, её ждёт то же самое.

Марина, не глядя на меня, села в соседнее кресло и заговорила, по-прежнему уставившись в пол.

— Помнишь, как я с тобой рассталась?

— Да. Красиво и романтично, сидя на пирамидах… Какое отношение это имеет к делу?

— Самое прямое. Я влюбилась тогда, как последняя дура влюбилась в капитана Яковлева, из спецназа.

Я напряг память. Да, помню, был у нас такой. Мы не пересекались, но пару раз я его видел. Красивый, неглупый, да и наград хватало. Как в такого не влюбится молодой девчонке? Впрочем, перебивать я её не стал, внимательно слушая, какое отношение это имеет к её болезни.

— Ну вот я и прыгнула, как дурочка, к нему в постель. Но он возьми и окажись женатым, да ещё с тремя детьми. А я… я… не знала про жену и про детей.

Я обхватил руками голову и хоть Маринка продолжала свой рассказ, мне уже было всё понятно. Наши отцы-командиры, люди на редкость прагматичные. Половые отношения между солдатами разных полов они пресекали и карали, но держали в голове, лучше пичкать девушек противозачаточными, чем сделать вид, что ничего подобного в армии нет и получить эпидемию беременностей. Причём не ставя в известность самих девушек. Лекарство было надёжным, инопланетным, без тяжёлых побочных эффектов.

— Я не знаю, почему не сработали таблетки, — Марина была готова разрыдаться. — Но я забеременела. Пошла сначала к Лизе, потом к полковнику Копылову. Мы поговорили и уже практически договорились сделать аборт, как про беременность узнали мой отец… и сестра. Женя. Она старше меня, сделала всё, как папа велел. Закончила военно-медицинский, получила погоны и уже полгода служила на Кадмии. Наверняка не просто так туда попала.

Я ещё раз напряг память. Не скажу, что любил отдыхать в госпитале, но порой приходилось. Была у нас врач, Евгения. Евгения Анатольевна Кавьяр. Но не Стерлядкина. Да и непохожа была светловолосая и смешливая Женька Кавьяр на Марину. Я кашлянул.

Марина вскинула голову и посмотрела на меня.

— А, это. Женька под маминой фамилией служила, как она говорила — на всякий случай. И ещё она абсолютно бесплодна. Папа иногда брал её на работу, когда она совсем ещё мелкой была. И им как раз привели какой-то экспериментальный инопланетный прибор. То, что он фонит, как не в себя, поняли не сразу. Папа, Женька и ещё пара человек, сделались абсолютно стерильными и ничего им помочь уже не сможет. Хотя… Может, что-то найдут, или у имперцев, или у Предтеч.

Марина вздохнула. Слёзы блестели у неё на глазах, но она сдерживалась.

— Женька мне и предложила. Мол, давай рожай и отдашь мне ребёнка, а я его буду растить, как своего. Тут и папа вмешался…

Мда. Было у маршала две дочки, она бесплодна, а вторая и не собиралась рожать. Как за такой шанс не уцепиться? Вот, в ноябре родила. Сын… Хотя формально, по документам — племянник. Его на Женьку записали, она и декрет получила, а я вроде как в отпуске за свой счёт.

— Прости, Марин, что растеребил эту рану, — сказал я.

Встал с кресла, подошёл к девушке и крепко обнял её.

— Но я должен был развеять все свои подозрения.

Марина всхлипнула и уткнулась мне грудь. Да, а чего взять-то. Хоть и не хотела она детей, а обидно. Девять месяцев под сердцем носила, а он вроде уже и не сын, а племянник. Ладно, сам напросился. Пускай выплачется, прежде чем я её Мишане покажу. Он, как известно, к женщинам в вооружённых силах относится негативно.

— Наше дело важнее, — вдруг спокойно сказала девушка.

— Да, — я похлопал её по плечу.

Убеждай себя в этом. Обязательно. Тогда будет не так больно.

На удивление Михаил очень спокойно отреагировал, когда я представил ему Марину. Впрочем, он ещё не подозревает, что она будет в нашей команде. Пусть привыкнет к ней.

Следующие шесть дней мы просто отдыхали. Как простые курортники и так, как будто мы были в СССР. Правда, здесь имелось одно существенное отличие. Нет у нас в Союзе такого подобострастного обслуживания. Возможно, и к лучшему. Всё-таки человек не должен унижаться перед другим человеком. Мне-то и так было не по себе, от всех этих поклонов и лакейской угодливости.

Я старался особенно не расслабляться, но у меня это не всегда получалось. Всё-таки тёплый пляж, хороший воздух, они действительно больше подходят для отдыха.

Попутно мы с Маринкой объяснили Мишане, как отличать ардан даздра от тангорихксцев. Он про это лишь читал, а мы узнали на практике, на своей же шкуре. У имперцев средний рост составляет метр девяносто, они белокожие и волосы, как у нас, цвет колеблется от белого до чёрного, только рыжие почти не встречаются. Единственное серьёзное отличие — по две тёмно-красные полосы на каждой скуле. У чистокровных тангорихксцев они тёмного оттенка, а вот у полукровок он скорее розовый. Есть ещё ардан даздра с голубыми полосками или салатовыми. Это потомки других рас, которые сформировались в имперской метрополии. Только их выселили больше тысячи лет назад, о чём Империя уже наверняка жалеет, потому что люди с тёмно-синими полосами на лице, это Торкартен, один из главных врагов Империи помимо Халлдории Барна. Название своей державы они по имени материка Торкартен, где жили до выселения. Про Гаркхию, которую населяли потомки диких племён, с зелёными полосами на лице, с которыми воевал Тангорихкс, когда нашёл чудо-оружие, было известно мало. Вроде бы государство было рабовладельческим, но держалось в стороне от основных конфликтов, воюя с каким-то из имперских осколков.

И вот на второй день отдыха нам сунули сообщение, что нужный человек ждёт нас в указанной точке. Сборы у нас заняли минут десять, и мы полностью готовые, включая оружие, укрытое в наших куртках уже мчались на автоматическом такси к месту встречи на севере в очень развалинах старинного города. Имперцы его построили, когда начали колонизировать планету, но потом забросили. Ехали почти шесть часов, на безумной, нереальной для Земли скорости. У нас даже новые скоростные экспрессы пока так не носятся.

Хотя назвать город руинами не поворачивался язык. Нет, конечно, хватало и обветшавших, и обвалившихся зданий, но в целом кое-где даже можно было жить, если только чуть-чуть обустроиться.

— Это строили не тангорихксцы, — заметила Марина, увидев городскую архитектуру. — Но и не Предтечи, а неизвестно кто и неизвестно зачем.

Я пожал плечами. Сейчас меня этот вопрос не интересовал, даже как теоретический.

— Зажравшиеся эти имперцы, — фыркнул Мишаня. — Вот же им, готовый город, а они построились незнамо где. Неудивительно, что мы им вломили!

— Здесь другой климатический пояс, — пояснил я. — Холоднее, ненамного, но бывают и зимы, хоть и короткие.

— Вот я и говорю — зажрались, — резюмировал Филиппов.

Однако дискуссии о моральном облике имперцев у нас не получилось, потому что нам наперерез выскочил невысокий, по имперским меркам, человек, с голубыми полосками на лице.

— Помогите! За мной погоня! — выкрикнул он, истошно.

Мы с Мариной достали свои пистолеты, а Филиппов присоединился к нам с небольшим опозданием.

— Значит так, давай-ка ты пригнись, а мы посмотрим, кому ты, болезный, понадобился, — сообщил я страдальцу, заталкивая я за кучу строительного мусора.

Мишаня глянул на меня вопросительно.

— Это он, — отозвался я, потому что словесное описание, мне дал Темиргалиев и все приметы у него были в наличии.

Я выглянул из полуразвалившегося здания, в котором у нас было назначено свидание и быстро осмотрел улицу. Четыре здоровяка в форме имперской военной полиции, короткими перебежками продвигались в нашем направлении.

— Сиди в этой комнате, — бросил я перебежчику, отводя его в какое-то узкое помещение, у которого был только один плюс — целые стены.

Мы втроём молча переглянулись и заняли удобные для стрельбы позиции.

Первого сунувшегося в наш дом полицейского застрелил я. Второй стал жертвой Мишани, потому что забыл про дырку в стене, и когда упал его товарищ, попытался отскочить назад. Оставшимся хватило этого урока, чтобы не высовываться, и потому мы с Мариной и Мишаней переглянувшись выскочили наружу, ведя непрерывный огонь и сразу же заскочили обратно.

— Вроде бы одного подстрелили, — буркнул Филиппов. — Может, хер с ним, с последним, пусть уходит?

Стерлядкина закатила глаза, но сделала это так, чтобы заметил только я.

— Ну, здрасте, блин. Ты забыл, где мы находимся? Я даже не знаю, местные это полицейские или имперские, но и неважно. Это их территория, а значит, нам нужно уйти чисто.

Договорив это, я снова выскочил из дома. Да, я оказался прав. Полицейский отходил, стараясь укрыться за развалинами, и дёргал свой коммуникатор, в надежде вызвать поддержку. Да вот хрен ему. Нас предупреждали, что в старых развалинах банально не работает внутрипланетарная связь. Вроде нет нужного охвата, потому что даже мягкий климат здешнего севера имперцам не нравился, и они не предпринимали попыток здесь хоть как-то обосноваться.

Недолго думая я побежал за ним следом, а он уже убегал от меня, я пытался иногда прицелиться, чтобы сбить его выстрелом, но это не удавалось. Полицай петлял как заяц, ловко уходя от моего огня. Неплохая выучка. Значит, не местный, прислали из Империи, здешние стражи порядка расслаблены, а многие безобразно располнели.

Погоня завершилась внезапно. Полицейский попытался перемахнуть на полной скорости через огромный валун, стоявший посреди площади, но уже заскочив на него, поскользнулся и рухнул вниз. Я ускорился и буквально в два прыжка, оказался на нужном расстоянии.

Один выстрел в голову, и последний преследователь нашего информатора отдал душу какому-то их богу. Ради интереса я заглянул за валун и обнаружил там местную полицейскую машину, с автоматическим управлением. Рядом с передним сидением, горели две лампочки, одна сиреневая, а вторая оранжевая. Это значило, что в машине была связь, но ограниченная. Логично. Ей же надо ориентироваться здесь, на местности. Шустро влез в машину и запрограммировал маршрут, задал максимальную скорость и вылез, с чувством выполненного долга, глядя вслед отъезжающему полицейскому транспорту. Дорога его ждёт короткая, минут через десять она на полной скорости сорвётся с обрыва, прямиком в бурное море. Потом обогнул валун и посмотрел на застреленного мной полицейского, закурил и пошёл обратно, в поисках Мишани, Марины и перебежчика.

Но быстро дойти обратно у меня не получилось. Свистнул выстрел и я, отбросив сигарету, прижался к стене. Выругался и потянулся за пистолетом. Но стрелять не стал, а затаился. Через какое-то время из-за угла, озираясь, вышел человек, вернее, ардан даздра, которого я здесь совсем не ожидал увидеть. Тем более в сопровождении полицейских.

— Приветствую тебя, мастер Ганг Зеф! — весело крикнул я, однако, даже не собираясь высовываться.

От неожиданности мелкий уголовник дёрнулся, чуть не выронил собственный пистолет, но смог сохранить лицо и не показать, что удивлён.

— Мастер Ту Зеф! — оскалился он. — Покажись мне, старый друг.

— Друг ли? — я вышел из укрытия, держа на прицеле Ганга.

Он тоже держал оружие наведённым на меня. Так, мы мы и стояли друг напротив друга, в патовой ситуации, ну так полагал Ганг Зеф. Я же знал, что преимущество за мной.

— Я считал тебя другом, но ты куда-то исчез, незадолго до того, как аргарцы захватили столицу нашей великой империи, — начал он бодро, но всмотревшись внимательнее воскликнул. — Серебряный вестник! Что с твоим лицом?!

— То же, что и с моим, — раздался весёлый голос Марины Стерлядкиной, которая вышла из-за угла.

От неожиданности Ганг Зеф пальнул в мою сторону, но я был к этому готов и увернулся, выстрелив в него парализующим зарядом.

Уголовник дёрнулся, обмяк и рухнул на землю. Маринка подошла в валяющемуся мастеру Гангу и пнула его ногой под рёбра.

— Скотина, — прошипела она.

— Ты с ним знакома? — я уже ничему не удивлялся.

— Угу. Этот урод всегда выпасался там, где красивые девушки работают. Ко мне подкатывал, даже угрожал. Уже хотела тебе сказать, но ты сам на него вышел, а что дальше было, ты помнишь.

— Никогда не забуду, — передёрнул я плечами, вспомнив, как попал под орбитальную бомбардировку города. — Что с этим обаполом делать будем?

— В наручники, а позже допросим, — вздохнула Маринка. — Сейчас у нас другая проблема.

— Точно, — бросил я. — Беги за Мишаней, скажи чтобы тащил информатора сюда, а сама подгони местное такси. Таскать его по руинам, меня как-то не бодрит.

— А ты чем займёшься?

— Продолжу заметать следы.

Филиппов притащил перебежчика, едва я успел спрятать трупы полицейских. Особо не заморачивался, просто сбросил их в какие-то заглублённые провалы, кажется, канализацию.

Я кивнул Мишке, тот отошёл за спину арза, а я приблизился вплотную и стал задавать вопросы. Очень, для него неприятные.

— А теперь скажи мне, мил-человек, — прижал я к стенке собеседника. — Почему за тобой охотятся имперские полицейские в союзе со столичными уголовниками?

— Я… Я… раскопал информацию, которую предлагаю вам… — пробормотал испуганный перебежчик.

Я издевательски покачал головой, Мишаня хмыкнул и крутанул в руках пистолет.

— Не рассказывай нам сказки. Все эти события пятивековой давности интересны только землянам, и то для общего развития.

Мужичок судорожно сглотнул. Не, всё-таки это был не герой и не какой-то шпион. Скорее обычный, можно даже сказать, заштатный архивист с провинциальной планеты, внезапно вытянувший выигрышный лотерейный билет, и это была не информация, за которой послали нас. Что-то действительно важное, раз он так потеет, бледнеет, и у него бегают глаза.

— Ну! — я тряхнул его сильнее и он наконец решился.

— Я действительно, по заданию имперского правительства изучал историю открытия вашей системы. Мне поручили найти индекс, но в процессе поиска, я обнаружил не только его.

— В смысле? — не понял я.

— В докладе капитана, который вышел из портала около планеты, которую вы называете Плутоном, была карта, где действительно обозначили индекс Солнечной системы… на общейкарте с индексами почти всей Империи Миллиарда Звёзд. Открытыми на то время порталами, — уточнил он.

— Опаньки, — Мишаню походу проняло.

— Вам же эта информация не очень интересна, — пытался юлить он. — Ведь у вас и так есть индексы всей Галактики.

Есть-то, они есть, но с маленьким нюансом. Только адреса. Мы не знаем, что находится у того или иного портала. Приходится долго анализировать информацию или просто гадать на костях. В своё время мне удалось найти Ирсеилоур, Дарегген, и даже имперскую метрополию, но приходилось качать на косвенных, а во время поисков столичной планеты империи, я указал сразу две системы, которые подходили под описание и нашей с американцами разведке пришлось поработать, чтобы точно вычислить индекс. Сейчас и такое невозможно. Мы связаны мирными договорами по рукам и ногам и не можем шнырять по Галактике без риска вступить в конфликт с каким-нибудь новым государством. Старая имперская карта, хоть и без обозначений открытий последних пятисот лет будет хорошим подспорьем нам.

— Ты не совсем прав, — объяснил я ему. — Мы бы хотели сохранить монополию на знание… насколько это возможно долго.

Перебежчик окончательно пал духом.

— Кому ты планировал продать информацию? Халлдорианцам?

— Нет, нет, нет, — испуганно замотал он головой. — Халлдория Барна, всегда был этническим криминальным синдикатом. И сейчас там мало что изменилось. Им будет проще убить слишком много знающего ардан даздра, а не платить ему.

— Понятно, — хмыкнул я. — Значит, герцог Атарска, так?

Атарска была звёздной системой, возглавляемой весьма амбициозным герцогом. Население у неё было смешанное, коренных тангорихксцев было не очень много, в основном арза.

Мне всегда казалось странной переводить названия имперских территориальных единиц в близкие нам понятия. Банат — герцогство, арнат — графство, ригал — баронство. Оставили бы как есть, ну или бы взяли византийские названия: деспотат, архонтство и протевонство. Так было бы логичнее, потому что владения не были наследственными. Это не я такой умный, просто услышал как-то спор полковника Копылова с одним историком.

Словом, этот герцог оказался весьма хитрым жуком. Мало того что отделился сам, так ещё и прихватил соседнее герцогство, а также предложил брак дочери ещё одного герцога-соседа, который поначалу вышел из Империи, а теперь об этом наверняка жалеет. У многих есть ощущение, что скоро на наших границах появится то, что мы обязательно назовём королевство Атарска.

Да и с нашим перебежчиком всё понятно. Посидел бы какое-то время на Ирсеилоуре, вроде его мать была оттуда, а потом подался бы к герцогу.

— Очень зря, — сказал Мишаня. — Это жук ещё тот. В лучшем случае посадит тебя в золотую клетку, а в худшем, вон, сбросит как мы этих полицейских: в ближайшую яму, с перерезанным горлом.

— А что вы предлагаете? — спросил он.

— Почти то же, что и раньше. Только вы полетите не на Ирсеилоур, а на Кадмию, — я полюбовался на изменившееся лицо бывшего архивиста. — Но не бойтесь, вам там понравится.

Бедолаге-перебежчику, только и оставалось что согласиться. Одно автотакси, мы отправили добираться своим ходом, а на втором повезли нашу добычу. С информацией про полёты и звёздной картой. И то и другое, мы у него предусмотрительно забрали.

Коротая путь до столицы Гарьерга, мы немного пообщались с перебежчиком. Про то, как живётся в Империи после развала, кто он такой и, да и вообще познакомились. Звали его Эрзин Арн Лакки. Я бы с удовольствием больше никогда бы не слышал его имени, но увы, мне не повезло. Впрочем, расскажу немного позже.

Вечером мы устроили небольшое совещание в нашей гостинице, предварительно проверив её на прослушивающие устройства.

— Старый план накрылся, — вздохнула она. — Поэтому предлагаю следующее. Я лечу на корабле, вместе с мастером Ганг Зефом и Эрзином. Ганг, в наручниках и желательно под наркотой. На точке сдаю их Лунину и дальше, куда партия пошлёт. Валер, ты с Мишаней полетишь гражданским рейсом, вместе с картой…

— Не пойдёт, — мотнул я головой. — Возьмёшь с собой Филиппова, а я один буду выбираться с планеты, вместе с информацией. И не спорь. Этот Эрзин Арн Лакки, гнилой, как груши в «Овощеторге», а ещё Ганг Зеф, которого по идее, должны были пристрелить имперские полицейские, около года назад, а мы его здесь лицезрели в их компании.

Вздохнув, Марина согласилась со мной. Действительно, лететь на одном корабле с мутным типом и уголовником, особо не вдохновляло. Ночью мы переправили обоих поданных исчезнувшего императора на старый советский катер, который строили в середине девяностых, по чертежам из Хранилища, а наутро Маринка, Мишаня и их пленники стартовали с Гарьерга на советскую территорию. Хорошо, когда существуют такие планеты, где всё всем по барабану. Не надо сильно заморачиваться.

Я подождал сутки и уселся на советский рейсовый звездолёт, наполненный «туристами» типа меня. Я шёл к посадочным кольцам и улыбался, глядя на напряжённых полицейских, которые явно кого-то искали. Попутно вспомнил нашу с Мишкой беседу, в те дни, что мы посвятили отдыху. Даже не слишком активному, валялись на пляже, купались в море, играли в какие-то ненапряжные пляжные игры.

— Интересно, а смогу ли я сюда прилететь, потом, когда всё устаканится? — рассуждал Мишаня, которому понравился такой отдых.

— Нет, — отрезал я. — Этот вариант даже не будут рассматривать. То же самое можно получить в Крыму, Болгарии, не пересекая границы, потому незачем тащиться сюда через половину Галактики, и лезть под нос имперцам.

— Ну, не скажи, сервис здесь на высоте, — заспорил Филиппов.

— Типичный для капстраны, — пожал плечами я. — Среди новых членов СЭВ есть курортные страны, в которых хорошо развит подобный сервис.

Мишаня горестно вздохнул и замолчал.

— Да, ладно, чего расстраиваться. Прилетай лучше на Полигон, как летнюю сессию сдашь. Там как раз пара санаториев в субтропическом поясе открылась. По нашим меркам уже будет сентябрь, но сам понимаешь — сентябрь для субтропиков, это просто идеально.

— Для частных лиц на подобные полёты выставили конский ценник, — хмыкнул Филиппов.

— Ха! Расслабься. Я тебе объясню пару хитростей, которыми пользуются студенты Полигона, чтобы летать домой, сравнительно задёшево. У нас в Физтехе отнюдь не богатые буратинки учатся, а летают домой все. Есть способы, не переживай.

Мишаня криво ухмыльнулся и сказал, что капиталистические курорты, как ни крути, а имеют свой особый шарм.

Я с ним согласился, лишь когда улетал с планеты. Мой звездолёт поднимался в небо поздним вечером и закат оранжевого солнца выглядел восхитительно. Да, я понимал имперскую аристократию, предпочитавшую летать сюда, но лично я предпочитал планеты поинтереснее. И тогда я думал, что уже никогда не вернусь на Гарьерг, но я ошибался.

Красный Урал, он же Пересадка, выглядел не менее красиво, но по-другому. Сразу видно, что на таких планетах, следует работать, а не расслабляться.

Почти сразу по выходу из звездолёта меня встретили хмурые ребята в штатском и отвезли в военный космопорт, где ничего не говоря доставили до небольшого и юркого корабля-разведчика, который мог управляться одним пилотом. Там меня уже ждали Марсель Темиргалиев и Серёга Пушкарёв, тот самый пилот, с которым мы летали к межгалактическому порталу.

— Вот он наш бравый младший лейтенант, — приветствовал меня Марсель, едва я зашёл внутрь.

— Слушай, а к чему такие сложности? — не понял я. — Мы же могли встретиться в городе и я тебе всё бы передал.

— Нет, не могли. Мне пока нельзя на Красном Урале светиться, — отмахнулся Темиргалиев. — Поэтому побеседуем мы с тобой в дороге. Отчёт, документы и карту, пока отложи в сторону и морально приготовься к долгому разговору.

Сердце ёкнуло, ожидая неприятностей.

— Марс, мы стартуем? — спросил Пушкарёв.

— Да, лучше не задерживаться, а то минут через десять нас поставят в очередь.

Звездолёт начал медленно подниматься ввысь.

— Сначала благодарность за прекрасно проведённую операцию. Сделал всё, что поручили, и даже больше. Молодец, вытряс из этого жука карту и заставил его признаться, в не совсем кристальных намерениях. Теперь мы за ним присматриваем, да и он сам подёргался, но оценил, что под нашим прикрытием ему будет лучше.

Темиргалиев почесал затылок и продолжил.

— За мастера Ганг Зефа, я тебя уже отругал в прошлый раз. Повторять нет смысла, но это даже пошло тебе на пользу. Бандит, как только оказался в наших застенках, сразу запел, как Паваротти и такого нам выдал… Не будь вы в резерве, могли звёздочки получить. Хотя рано. Медали.

Я как-то скованно кивнул. Понимал, что Марсель следует древнему правилу: сначала похвали, а потом ругай.

— Теперь о плохом. Какого чёрта, ты вылез со своими речами о международном положении и тяжкой доли негритянского народа?

— Такого, — отрезал я. — Комсорг, косноязычный дурак, и нёс полную чушь. И вот серьёзно, Марс. Если бы я хотел привить студентам отвращение к идеям коммунизма, то я бы ставил комсоргами таких как Лощинин.

— Это не твоё дело, кого, куда ставить. И вообще, какого ляда, ты на комсомольские собрания таскаешься? Ты же член партии.

— Девушку сопровождал.

— Ещё раз тебе повторю. Доведут тебя бабы до цугундера. Ладно, это-то понятно. Но объясни мне, пожалуйста, почему ты на новогодней вечеринке в своей общаге, напившись, распевал песни этого анархиста… как его…

— Летова, — подсказал Серёга.

— Ещё один знаток музыки, — поморщился Марсель.

— Под настроение пришлось, — пожал плечами я. — Мы его всё детство пели, да и музыка у него не слишком сложная. В пьяном виде, да под гитару, самое оно. И кстати, я не напивался. Слегка выпил только. Напился я позже.

— Валер, сделай что-нибудь с лицом, — посоветовал Темиргалиев. — А то у тебя крупными буквами там написано, что как только ты с зимних каникул вернёшься, то отметелишь комсорга Лощинина так, что он неделю стучать не сможет.

— Две, — поправил его я.

— Доносчикам первый кнут! — отозвался Серёга.

— О, ты у нас ещё и тонкий знаток пролетарской литературы! — не выдержал Темиргалиев. — Чего ты тогда в армии забыл, раз такой умный?!

Пушкарёв заржал, но сразу переключился на пилотирование. Нам предстояло пройти портал.

Едва мы оказались в Солнечной системе, Темиргалиев сказал уже мягче.

— Это тебе не в упрёк. Просто всегда помни, что за тобой приглядываем не только мы, но и некоторые партийные. И кулаками это проблему ты не решишь.

— Понял, — отрывисто бросил я.

— Не дуйся. У меня для тебя будет ещё одно задание. Чтобы ты не скучал во время учёбы.

— Какое? — вскинулся я.

— Будешь ловить шпиона. Предположительно Халлдорианский Альянс, но, возможно, и Торкартен. Подробности письмом и позже.

Мы погрузились в тишину, несясь сквозь ледяную тишину космоса. Наконец, Марсель не выдержал.

— Серёг, включи что-нибудь хорошее, чтобы не скучно лететь было.

— Секунду, — отозвался Пушкарёв.

Из динамиков полилась песня омского анархиста Егора Летова, одна из тех, что он записывал в своём подвале.

— Самое оно, — одобрил Темиргалиев.

Он взял мой отчёт и стал внимательно его изучать, периодически задавая уточняющие вопроса, а Летов тем временем пел.

Беспощадные глубины морщин

Марианские впадины глаз

Марсианские хроники нас, нас, нас

Посреди одинаковых стен

В гробовых отдалённых домах

В непроглядной ледяной тишине

Долгая счастливая жизнь

Такая долгая счастливая жизнь

Отныне долгая счастливая жизнь

Каждому из нас

Каждому из нас

Каждому из нас

Каждому из нас

И действительно было самое оно.

Глава 5. Охота на охотника (начало)

Февраль 2004 года.

Вообще, какое-то издевательство. После тёплого Гарьерга попасть в холодный и промозглый февральский Ленинград, в последние две недели своих законных каникул. Не если бы сразу летел с Полигона на Землю, то было бы проще адаптироваться, но я сам предпочёл слетать по делам военной разведки на бывший имперский курорт и заслуженно отдохнуть на месте.

Да и дело, которое ждало меня в Ленинграде, было безрадостное. Надо было помириться с моей девушкой Ириной Рейман. Официально мы не ссорились, но я очень быстро и резво отменил наши планы, едва передо мной замаячила перспектива временно погрузиться в наши старые-добрые разборки. Вообще, меня стали тяготить отношения с Ириной. Не было в них того, что у меня наличествовало с Мариной Стерлядкиной. Может быть, это зовётся любовью, но я был не уверен.

Темиргалиев, как и обещал, довёз меня до Земли, космопорта в Плесецке, и я прямиком оттуда полетел в Ленинград.

— Если будет проблема с гостиницей, — сказал мне на прощание Марсель. — То вот адрес, там для тебя найдут номер. Но это, если совсем-совсем туго будет.

Последние шесть часов, Марсель Темиргалиев ставил мне задачу: что я должен сделать, чтобы помочь военной разведке вычислить шпиона Халлдорианского Альянса, который окопался в стенах нашего университета.

— Его засылали, разумеется, не к вам. Внедряли долгосрочного агента, который будет работать в нашем военно-промышленном комплексе и докладывать своим хозяевам об уровне развитии нашей техники, в общем, вести промышленный шпионаж. Потом потащит за собой других шпионов, словом — всё, как мы любим.

— Мы тоже в долгу не остались и у нас там работают свои разведчики, — улыбнулся я.

— Разумеется. Ориентировали мы их, правда, на работу с имперцами, но после развала Ардат Тангорихкс, так получилось, что лучше будет оставить их работать в Халлдории.

— Да это понятно. Что-то ещё про шпиона? Он яркоглазый или…

Яркоглазыми называли халлдорианцев, чьей отличительной чертой была пигментация радужной оболочки глаза, нетипичной, для остальных людей нашей галактики. Чаще всего встречался золотистый цвет глаз, чуть реже ярко-сиреневый, совсем редко ярко-зелёный.

— Или. Вербовали из военнопленных, из тех, что были захвачены незадолго до нашей победы. Халлдория Барна, как ты сам понимаешь, криминальный синдикат, у них есть разные методы и способы. И вообще, проще подкинуть нам на территорию нашего человека, чем бегать в линзах и бояться обратиться к врачу.

Я, подумав, внёс уточнения в то, что говорил Марсель.

— Не обязательно это были недавние пленники. Могли взять или дезертира, или того, кто был пособником администрации в лагере. Их слишком много осталось на территории бывшей Империи.

— Не так много, как ты думаешь. — возразил Темиргалиев. — Но достаточно. Полковник Копылов уже думал, что с ними делать…

В этот момент он как-то резко замолчал, а я подумал о своём. Имперцы особо не зверствовали в лагерях военнопленных. Не курорт, понятное дело, тяжело там было, но и за животных не держали, учили языку, истории, культуре Империи. В общем такой к ним был подход, как к будущим поданным. Не без инцидентов, разумеется. Красивым девушкам, которые попадали в плен, сразу рекомендовали как-то ухудшить внешность. Помнится, в лагере на Ирсеилоуре пытались изнасиловать Марину Стерлядкину и убили её подругу. Таусийцы издевались над Берестянским, но это были исключения из правил.

Попытки бунтов, карались жестоко, а в целом отношение к пленным ровное, потому что до нас-то осечек у них не было. И такой подход порой давал плоды. На сторону империи переходили добровольно, без принуждения, уверенные в том, что Земля рано или поздно проиграет войну, поэтому надо как-то устраиваться в новой жизни.

Но после того как мы неожиданно для всех победили в войне, дороги обратно у тех, кто оказался слаб, не оказалось. Они были изменниками и предателями и дома их ждали лагеря, поэтому они остались кто где. Кто-то искал честной работы, кто-то ударился в бандитизм, проституцию, а некоторые стали работать шпионами.

В будущем я ещё не раз столкнусь с такими, но я их больше жалел, нежели презирал.

— В любом случае не геройствуй. Стрельбы не надо, хотя оружие тебе оставим как наградное, так и то, что ты получил на операции. Но главное твою оружие — голова. Собирай информацию, думай над ней, анализируй.

— Стучать?

— Ни в коем случае. Нам неинтересно, кто из них читает самиздат, кто хулиганские стишки на стенах туалетов, про партию пишет, а кто анекдоты про Машерова рассказывает. Даже не спорь, рассказывают и мне некоторые нравятся. Это твоё домашнее задание. Выделяй из потока информационного мусора, действительно важное, а не всякую ерунду. И вот это, можешь смело присылать нам.

Перед тем как попрощаться, Темиргалиев вручил мне универсальный коммуникатор. У меня уже был похожий, но гражданского образца, а Марсель мне оставил устройство, в принципе похожее, но с некоторыми добавлениями от ГРУ.

Ирина Рейман встретила меня… Я даже не знаю как сказать. Не радовалась, но и не злилась. Отсутствие претензий немного настораживало. За тот семестр, что длились наши отношения, я немного изучил её характер не так хорошо, как хотелось бы. Но вот такие моменты чувствовал. Она явно что-то задумала. Поэтому мне, не удалось насладиться красотой города трёх революций, ибо я постоянно опасался какой-нибудь пакости.

Долго ждать не пришлось. Ришка в тот же день показала мне все пакости, на которые способна. Потаскав меня по Невскому, она внезапно, пригласила меня к себе домой. На её, общее с братом день рождения. Сказать, что я опешил, ничего не сказать. Нет, я не забыл, просто думал, что она будет отмечать его в выходной день, как она и Колька говорили ещё на Полигоне, но, очевидно, планы поменялись. Я вздохнул и выругался про себя. Что задумала светловолосая бестия, было ясно. Вернее, мне показалось, что я понял. На практике всё оказалось куда хуже.

Сначала было всё культурно. Я вручил подарки — благо купил на Гарьерге какие-то местные безделушки, разрешённые к провозу, но в силу их экзотичности, ценящиеся у нас достаточно высоко. Поздравил Ирину и Колю с праздником. Поблагодарил её папу, за прекрасно работающую теорию гравитационных полей. На её основе была создана технология, что не раз спасала мне жизнь, во время войны. Евгений Владиленович Рейман поморщился, но благодарности принял. Всё с ним понятно. Ну что же, будем, как учил меня Марсель, держать рот на замке, внимательно слушать и улыбаться.

И мне даже удалось продержаться так, почти до конца праздника. Меня не так просто было смутить пацифистскими разговорами, всякими антиправительственными анекдотами, кстати, как и Марселя у меня было несколько любимых антисоветских анекдотов, большей частью про родное ГРУ. Я даже удержался (чем горжусь) когда речь зашла о Кадмии и не засветился.

Хотя меня выбесили покровительственные интонации Евгения Реймана, когда он принялся рассуждать о пирамидах, о самой планете, но самое худшее случилось, едва он, с подачи дочери опять же, заговорил про непосредственное открытие Кадмии.

— Безумие, — процедил Рейман-старший. — Впятером идти через джунгли, через все ловушки, которые поставили инопланетяне, а потом лезть в пирамиду, неизвестно зачем.

— Валер, а ты что скажешь? — Ирина была пьяна. — Сержант Кирьянов, твой однофамилец, ты ведь с ним общался, когда служил. Зачем он ломился через джунгли?

Она подчеркнула слово однофамилец, и это меня неприятно кольнуло. Показалось, что она знает больше, чем показывает.

— Затем, — бросил я. — У моего однофамильца не было выбора. Оставайся они на месте, все бы гарантировано погибли, где высадят другую группу, он не знал, поэтому единственный, подчеркну, единственный шанс на спасение, был, как здесь выразились, ломиться через джунгли. И надо сказать — он угадал. Мало того что спас свою жизнь и ефрейтора Филиппова, так ещё и сделал открытие, которое помогло землянам выиграть войну.

Я раздражённо оглядел собравшихся. Рейман-старший смотрел на меня с иронией, остальные с какой-то опаской, а Ирина раздражённо. Я и сам начинал потихоньку злиться, потому что не был милитаристом, но и вот такой вот глупый пацифизм меня раздражал. Потому что это дурость несусветная, в тот момент, когда на тебя нападает опаснейший враг, с которым невозможно договориться, рассуждать о каком-то другом пути.

Я поднялся из-за стола, привести можно было массу аргументов, но как писали в одной старой книжке, не стоило метать бисер перед свиньями. Поэтому я, едко улыбнувшись, спросил Евгения Реймана:

— Когда я подходил к вашему дому, то заметил небольшую компанию, сидящую во дворе, с беломором и пивом. Пять человек, кажется, среди них были отсидевшие, но я на это не поставлю. Так вот, уважаемый академик, если вы сможете убедить этих молодых людей, завязать с тем неправедным образом жизни, который они ведут, пить исключительно молоко, то я прислушаюсь к вашим словам, что всегда дело можно решить миром.

Я перевёл взгляд на Ирину.

— Да. Если тебе так интересно, какие у меня были отношения с Елизаветой Семёновной Голобко, то я в неё был влюблён, а она испытывала ко мне сугубо материнские чувства, относясь к моей влюблённости с иронией. На этом — разрешите откланяться.

Я по-офицерски щёлкнул каблуками и покинул квартиру академика. В тот день мои отношения с Ириной дали трещину. Я не пошёл по адресу, который мне оставил Темиргалиев, а сразу поехал на вокзал. Оставалось полторы недели зимних каникул, и надо было действительно отдохнуть и повидаться с теми, кого давно не видел. Тем более, списываясь по коммуникатору весь семестр, мы себе наметили неплохую культурную программу и не только в Рязани. Заехали и в Москву. С трудом пробились в Большой театр, но оно того стоило. Хотя мой грубый вкус не дал мне оценить сам спектакль. Кажется, там ещё и пели, так что, может быть, это была опера, но то, как мы туда прорывались, запомнилось на всю жизнь.

Ведь каникулы начались не только у меня с Довнарович. Из Томска прилетел Варяг, а из Москвы приехал Жмых. Мишаня вернулся на Землю раньше меня и за ним последовала Марина, которая, как и Довнарович этим летом заселилась ко мне в летний домик. К счастью, Яся к нам не приехала, предпочтя навестить братьев в небольшом белорусском городке, и к ней поехал Вик. Впрочем, нам хватало и нашей компании, для хорошего отдыха.

— Странно, — сказал я, увидев на пороге утеплённого летнего домика Марину. — Я думал…

— Темиргалиев дал мне две недели отпуска, — вздохнула она, пожав плечами. — Сказал, что наград и так полно, а вот повидаться с нами я вполне заслужила.

— А сын? — уточнил я.

— Не хочу травить душу, — вздохнула Марина. — Лучше вообще отвыкнуть от мысли, что он мой, пусть останется племянником, как и записано во всех документах.

Махнул рукой. Ну что поделать с этой современной женщиной, которая предпочла исследования космоса… Впрочем, кто я такой, чтобы судить её? Она вообще хотела аборт сделать, что было бы честнее, но не устраивало её сестру и отца.

— Слушай, Валер, — поражалась Маринка, когда в очередной раз, днём шли от меня к Варягу, на Вокзалку. — Вот я у тебя уже третью неделю в гостях, а мы ещё ни разу не прошлись по центральным улицам. Всё время меня таскаешь по каким-то переулкам.

Мы договорились с Гришкой встретится у Есенинской библиотеки, поэтому после того, как мы перешли железную дорогу в районе вокзала Рязань-2, я свернул в небольшой переулок, чтобы срезать угол. Хотя Марина даже пыталась настаивать, чтобы мы пошли, как положено по карте.

— Слушай, если пойду там, мы непременно заблудимся, — пожал плечами я. — Я по той улице ни разу не ходил, а через переулок я десять лет срезал дорогу до школы, а вот, кстати, и она.

Я показал рукой, на уютное двухэтажное здание, в котором учился с первого по одиннадцатый классы.

— Везёт тебе, — вздохнула она. — Я сменила школ пять, а то и шесть. Отца всё время переводили… Даже полгода прожила здесь, в Рязанской области, у дальних родственников, пока отец служил на Полигоне.

Вот только хотел ей сообщить, что думаю про то место, где она жила, но неожиданно меня окликнул голос знакомый с детства.

— Кирьянов! Ты куда это бежишь?

К нам спешила, смешно семеня ногами, невысокая и круглая Оксана Владимировна Филатова, учительница истории и моя классная руководительница.

— Я ничего не делал, — вырвалось у меня на автомате, Марина захихикала.

— Вот именно. Всё лето пробегал, не соизволил зайти в родную школу, так это ладно, но вот сейчас, когда ты вернулся со звёзд, почему даже не заглянул?

— Я думал… каникулы…

Совсем вылетело из головы, что у школьники отдыхают сразу после Нового года, а мы ещё несколько недель учимся.

Филатова осуждающе покачала головой.

— Это безответственно, Валера. От тебя я такого не ожидала.

Я стоял, как дурак, хлопал глазами, не понимая, в чём умудрился провиниться за три года после окончания школы. К счастью, Маринка, которая пережила подобный опыт в Одессе, ткнула меня локтем под ребро.

— Надо рассказать пионерам о своих подвигах. Меня тоже таскали, даже не смотря, на кхм… болезнь.

— И не только пионерам, комсомольцам, которым скоро в армию идти, тоже было бы полезно послушать.

Филатова уставилась на Стерлядкину с подозрением. Маринка сегодня выглядела крайне несерьёзно, одевшись в белую пушистую шубку и шапку с бумбончиками. В общем, сама была похожа на примерную школьницу, а не на героиню войны. Но не узнав её, продолжила:

— Вон в семнадцатой школе, Филиппов выступал, а мы вроде как и не при делах! У нас и ученик наш больше отличился, а сидим как дураки, без рассказов очевидца.

Я вздохнул. С одной стороны, никуда не деться, от рассказов о героических подвигах, а с другой — помнил наставления полковника Копылова, и капитана Темиргалиева: как можно меньше светиться.

Нет, ГРУ меня прикрыло, убедив американцев, что сержант Кирьянов и человек, сумевший овладеть секретами местных пирамид, это два совсем разных человека. По легенде я знал индекс Полигона и смог дать знать нашим на месте, а те уже прислали экспедицию, которой я помог пройти к пирамиде безопасным путём (каким образом-то?), но версия военной разведки всё прекрасно объяснила. В общем, американцы схавали, и теперь ищут молодого и гениального учёного, но не особо активно, так как считают, что его не выпускают с Кадмии.

Пока я размышлял, классная всё-таки опознала Марину и ахнула.

— Так вы же Марина Анатольевна Стерлядкина, та самая, что подняла восстание военнопленных на Ирсеилоуре!

Я хмыкнул, вспоминая, как именно она подняла восстание. Марина снова легонько стукнула меня локтем.

— Оксана Владимировна, давайте завтра зайду… во сколько удобнее? — перебил я классную, пока она и Маринку не взяла в оборот. — А сейчас я спешу…

— Подходи к шестому уроку, — что-то подсчитала в уме классная.

Я согласился и шустро откланялся. Только сейчас я понял всю мудрость решения полковника Копылова. Не думаю, что смог бы выдержать два года на Полигоне, оставаясь «тем самым Кирьяновым», героем и комсомольцем и вообще ходячим примером. Вот точно не удалось мне бы тогда расслабиться и попеть песни омского анархиста.

Филатова мне позвонила на следующий день, когда я уже собирался выходить. Удостоверилась, что я буду вовремя и повесила трубку.

— Составишь компанию? — спросил я обувающуюся Марину.

Стерлядкина лишь помотала отрицательно головой.

— Мы с Гришей и Лёшей тебя после уроков встретим, — хихикнула она, изображая детский голос. — И пойдём гулять.

Я лишь махнул рукой. Но в школе выступление прошло на удивление легко. Я помнил, что говорить следовало, а что нет. Так что не особо и много пришлось врать пионерам и комсомольцам, которые слушали меня затаив дыхание. Только одна комсомолка, дочь Оксаны Владимировны, мелкая, нескладная и суетливая как белка, задавала разные вопросы, по большей части глупые, из-за чего её постоянно одёргивала мать. После выступления она даже увязалась за мной, но была поймана внимательной матушкой, получила подзатыльник и вернулась на место.

Тогда я ещё не знал, что эта суетливая белка, всё-таки смогла выскользнуть из-под опеки матушки и следила за мной какое-то время, но увидев, как я обнял Маринку при встрече, вспыхнула и прекратила своё глупое занятие.

Словом, зимние каникулы прошли отлично, если не считать таких мелких инцидентов и ворчания родственников, которые уже начали раздражать. Нет, ну что за фигня, а? Физтех на Полигоне, если не входит в число лучших вузов Советского Союза, то исключительно в силу молодости. И да, он готовит кадры для работы во внешних мирах, так я там и собирался жить, ну какого чёрта, опять все эти переливания из пустого в порожнее?

В общем, у меня сложилось впечатление, что, то ли Земля меня уже не принимала, то ли я сам морально переселился во внешние миры. Поэтому возвращение на Полигон, я воспринял с облегчением хотя мне предстоял сложный разговор с Ириной, которая забрасывала мою электронную почту письмами, но их я даже не читал. Не хотелось портить себе хорошее настроение. Правда Марина заметила, сообщения на моём коммуникаторе и, невесело усмехнувшись, спросила, нужен ли совет.

— От тебя нет, — довольно резко ответил я, но она, к моему удивлению, даже не обиделась, а рассмеялась.

А потом, как-то внезапно, настал день отъезда. Я, Жмых, Стерлядкина и Варяг, доехали до Москвы, где оставили Маркина и Мишина, зато забрали Довнарович и пообщались немного со Славиком. После чего радостно полетели в Плесецк.

— Ты с нами, до Полигона? — спросила Яська у Марины.

— Нет, — вздохнула она. — Срочно вызвали на Кадмию. Зачем не говорят, но вряд ли что-то хорошее.

Она немного помолчала.

— Да, Валере я рассказала, — Стерлядкина поглядела на Довнарович. — Но больше никому.

— Так ты что, знала? — возмутился я такому женскому коварству.

Яська лишь вздохнула.

— Сам посуди, Валер, вот если бы я не могла отличить банальную беременность от заковыристой инопланетной болячки, то меня не то что из фельдшеров, из санитаров следовало гнать.

— И из женщин, — вздохнула Марина. — Сдаётся мне, что это вообще все бабы на Кадмии знали.

— А из мужчин догадался только…

— Цыц! — зыркнула на неё Стерлядкина, оставив меня в полном недоумении от происходящего.

Вот так с шутками мы и долетели до Архангельской области и всё так же пикируясь показались в зале ожидания космопорта Плесецк-Гражданский.

— В сопровождении двух женщин, — не удержалась Довнарович. — Прям Джеймс Бонд, осталась только обнять нас.

Я незамедлительно выполнил её просьбу. Девчонки засмеялись, но в этот момент я встретился взглядом с двойняшками Рейман. Серьёзная и строгая Ирина и немного нервный Коля.

Девушки освободились из моих объятий, пока ко мне шла решительным шагом Иришка Рейман. Заметив её Марина, чмокнула меня в щёку.

— Ну всё, я побежала, на свой рейс, — и шустро упорхнула, прежде чем я успел хоть что-то сказать по этому поводу.

Ирина зло посмотрела ей вслед и только открыла рот, как её перебила Довнарович.

— Это Марина Стерлядкина и она служила вместе с нами. То время, пока не сидела в плену, — Яська очень пристально смотрела в глаза Иры. — А теперь я, пожалуй, поговорю с Колей. Всегда интереснее общаться с умным человеком.

Удивительно, но Рейман проглотила такое хамство со стороны Довнарович. Возможно потому что боялась её, после того как на Новый год под утро, что-то ляпнула в её адрес и моментально получила в нос от Яськи. Меня, при этой безобразной сцене не было, поэтому пришлось поверить на слово, что это были просто пьяные разборки.

— Нам надо поговорить, — просто сказала Ирина, провожая взглядом довольную Довнарович, которая что-то щебетала Николаю.

Я мысленно закатил, также мысленно вздохнул и принялся слушать объяснения и извинения девушки. В общем-то, банальщина, она просто возревновала меня к Лизе. Также она давно подозревала, что у меня есть секреты от неё, и вот это всё заставило глупую девчонку устроить идиотский цирк на собственном дне рождения, столкнув меня со своим отцом, который любил фрондировать, в пределах разумного, естественно. Ну и получилось так, что праздник она испортила и себе и брату, да и каникулы оказались подпорчены. Вот есть у женщин одна раздражающая черта, это стремление выяснять отношения по поводу и без, да ещё ставят вопрос так, что даже общаться на эту тему не хочется, а охота просто уйти, даже не хлопая дверью, свалить по-тихому, чтобы не слышать этих раздражающих интонаций.

Мы помирились, ещё до того как объявили посадку на рейс до Полигона, то есть МПРО-2ЖК. Вернее, это я её простил, потому что так было проще. Иначе бы за долгий рейс, она бы и мозги мне съела и кровь выпила.

Почему-то в отличие от остальных планет, Полигон ещё не получил официального названия, и у меня были мысли на этот счёт, которые оказались верными.

В этот раз лететь было тяжелее. Во-первых, Ирина следовала за мной неотступно и не умолкала, обещая вот летом, показать Ленинград во всей красе. Довнарович, сидела рядом со мной и скептически улыбалась. Могла бы этого не делать, я и сам чувствовал что до лета наши отношения не доживут. Во-вторых, я уже знал многих студентов и все спешили поделиться рассказом о каникулах, да и узнать у меня, как и что.

Короче, поспать в полёте мне не дали. Может, и к лучшему. Посмотрел на Марс, который сейчас терраформировали, как и Венеру. Красная планета досталась американцам, а нам вторая от Солнца. Впрочем, эти проекты находились в начальной стадии, поэтому пока не на что было смотреть. На Марсе и Венере отрабатывались трофейные технологии, от имперцев. Многие в СССР ворчали, что надо было брать красную планету, ибо разогреть проще, чем охладить, но в Политбюро не дураки сидели. В перспективе Венера оказалась выгоднее. Вот об этом мы, и спорили, когда нас внезапно перебили.

— Говорят, портал хотят вернуть в пояс астероидов, где он и был изначально, — вдруг изрёк Вадим Хацкевич, наш физрук.

На него посмотрели как на заговорившую статую. Действительно, как-то не проявлял кмс по самбо, бывший в недавней войне сержантом ВДВ, какого-то интереса к проблемам перемещения в космосе.

— Хотят, — подтвердил я, отворачиваясь от Коли Реймана, который убедительно и с цифрами доказывал выгодность венерианского проекта. — Но пока не знают как, да и то что придётся на месяц-другой, прервать сообщение Земли с остальными планетами, тоже останавливает.

Хацкевич пожал плечами, как бы говоря, ну ко мне, какие вопросы, и замолчал. Мы сразу же переключились на другой спор — был ли портал Солнечной системы перемещён или всегда находился рядом с Плутоном. И снова посыпались цифры, народ полез в коммуникаторы и так далее.

Я-то знал правильный ответ, но помалкивал, ибо это была закрытая информация. Вернее, не сама она, а то из какого источника мы её получили. Слухи просачивались, но… Не надо после войны лишний раз нервировать наших и не наших сограждан наличием странной силой в наши Галактике, которая случайно или неслучайно нам помогла.

Однако меня заинтересовал Вадим Хацкевич. Это пусть студенты над ним (мысленно) посмеялись. Но меня зацепила эта оговорочка «вернуть» прозвучавшая в его речи. Непрост наш физрук, ой непрост. Явно что-то знает, но не говорит. Надо бы взять на заметку. Кто знает, может быть, он и есть шпион яркоглазых?

Долетели мы нормально, и мне даже чуть-чуть удалось вздремнуть, под самый конец нашего путешествия, когда мы ли порталом и подлетали к Полигону. Всё это время Ирина держала меня за руку, как будто боялась, что я куда-нибудь убегу. Да, блин, куда я денусь-то?

— Ой, — первым делом сказала Ришка, когда мы вышли с посадочных колец и попали под проливной дождь.

Рейманы оделись по-зимнему, как и все первокурсники, а вот на более опытных студентах были тёплые куртки. Я же одевался в свою армейскую куртку, которая идеально подходила для поздней осени, зимы и ранней весны.

— Привыкай, — хмыкнул я. — Это у нас начало февраля, а здесь в это время весна. В этом году чуть задержалась, а так мы на каникулы должны были улетать под весеннюю капель.

С нашего курса по сезону были одеты только я и ещё несколько человек, которые служили на Полигоне во время войны. И Нина была в лёгкой штормовке с капюшоном. Меня это удивило, но значения этому я не придал. Девчонка она была умной, могла и посмотреть местный календарь, который ходил по информационной сети планеты, а для полных ретроградов вывешивали объявления на остановках. Посмотрел на вылезающих из корабля студентов, на льющий с неба дождь и у меня слегка закружилась голова. Господи, даже не верится, что война закончилась около года назад и не надо бояться налёта имперских звездолётов или их высадки на Земле и последующего геноцида! Я старался об этом не думать, как и о своём вкладе в победу, потому что мне тогда хотелось смеяться и плакать одновременно, а это вряд ли бы кто понял.

Когда мы добрались до общаги, у Ирины снова испортилось настроение, на этот раз из-за шубы, безвинно пострадавшей от изменения погоды. Но на мне она срываться не стала, а просто буркнула что-то невнятное и скрылась за дверью.

— Надо же помирились, — проворчала Нина, как мне показалось, недовольно.

— Само собой. Милые бранятся, только тешатся, как говорит, мудрый русский народ.

— Понятно, — протянула Нина и мне послышалось в её голосе разочарование. — Слушай, Валер, расскажешь мне как-нибудь про Кадмию? Я тут подумала, что если служить, то лучше там.

— Да чего рассказывать, Нинуль? Я там тупо стоял в охране, стенку подпирал. Про то, как устроено? Могу сказать, но пока ты институт закончишь, там десять раз всё поменяется. При мне только построили нормальный космопорт и заложили посёлок чуть в стороне от пирамид. За пять лет, что мы здесь проучимся, планету не узнать будет. Как вот на Полигоне, когда я сюда учиться приехал. Улетал — только один корпус Физтеха стоял, даже без общаги, а приехал, тут уже такое построили. И это только за два года! Нас, кстати, гоняли в основной корпус, ну тяжёлое таскать, круглое катить. Я тогда даже представить себе не мог, что через пару лет здесь учиться буду. Города тогда, кстати, тоже не было.

— Ты тогда на комсомольском собрании, очень интересно рассказал, про негров, — вставила Нина, в мои воспоминания, свою фразу.

— А это… — я мысленно вздохнул, вспомнив, что за подобное выступление получил втык от Темиргалиева. — Могу рассказать да. Что-то такое. У меня много чего случалось.

Только не на Кадмии и ей рассказывать я не имею право, ибо для однокурсников меня не было на Ирсеилоуре, а на Тангорихксе я был в другой точке.

— Тогда позже поговорим, — подмигнула мне Нина и скрылась за дверью.

Я пошёл наверх, ухмыляясь про себя. Надо же, как ко мне девчонки липнуть стали, после службы в армии. В школе они меня не замечали или я их. Что же, мелочь, а приятно.

Наверху меня ждал слегка взвинченный Коля Рейман, который хотел мне что-то объяснить, про отца, чтобы я не принимал близко к сердцу его пацифистские заходы.

— Понимаешь, после того как на Ярве, во время второй операции погибла наша мама, которая была там в составе учёный делегации, отец сам не свой…

— Коля, я всё отлично понимаю, не нервничай, — усмехнулся я. — Сам после одной операции, пожалел, что пошёл добровольцем, так сильно захотел из армии сбежать…

— После того как ты прошёл джунгли Кадмии, потеряв почти всю команду, и чуть не застрял навсегда в пирамиде, — сверкнул очками Николай Рейман.

— Не, это другой Кирьянов был…

— Сказки Ирине рассказывай, она у нас красивая, а я умный, — хмыкнул студент. — Ну и её подружке. Та тоже уши развешивает, весьма охотно. Не хочешь это афишировать, понимаю.

— Ты неправильно понял, — попытался объяснить я.

— Да не всё правильно, — он прошёлся по гостиной и приблизился ко мне. — Я в курсе, что никто не знает, где заканчивается Елизавета Семёновна Голобко и начинается военная разведка. Отец намекал и не раз. Только я понял, а сестра нет. И раз ты после разговора с профессором, начал как-то странно исчезать посреди города, а потом резко поменял планы на каникулы — вывод очевиден.

Я молчал, мысленно проклиная Темиргалиева, который мог мне не передавать послания через Лизу, а просто позвонить в общагу и попросить прийти в назначенное место и время.

— Не надо меня убивать, за то, что я слишком много знаю, я никому не скажу, — улыбнулся Коля.

— Это меня надо будет убить, — чуть не сплюнул я с досады. — Ладно, Коль, послушай давай, правда, ты о своих подозрениях будешь молчать, ага? Здесь такие дела творятся…

— Да я уже понял, — без улыбки ответил он. — Только Ирину не втягивай?

— Договорились. И вообще, мне кажется, что мы с ней скоро расстанемся.

— Не кажется, — хмыкнул Рейман.

После этого разговора я ненадолго погрузился в учёбу, забыв о просьбе Марселя. Ещё бы! По моему самолюбию был нанесён такой урон, что просто руки опустились. Я тогда ещё не знал, что в том, чтобы быть вычисленным блестящим аналитиком Николаем Евгеньевичем Рейманом, человеком ныне одновременно и очень известным и совсем неизвестным широким массам, нет ничего позорного, поэтому и переживал.

Дни шли своим чередом: лекции, семинары, посиделки с друзьями как в общаге, так и в городе. Мы с огромным интересом исследовали новые кварталы, которые строители, с помощью инопланетных материалов и технологий возводили бешеными темпами, но всё равно жилья пока не хватало прибывающим с Земли поселенцам.

Полигон после войны планировался как центр советского дальнего космоса, с производством, ресурсами и внутренней торговлей. Иногда удавалось найти — совершенно случайно или новую кафешку или магазин. Благо наступила весна и по городу стало гулять просто приятно.

Я, правда, в эти дни совершил ещё один поступок, за который мне до сих пор стыдно. Как-то раз после лекции, я остался наедине с Олегом Лощининым, комсоргом группы. Он задержался, собирая какие-то материалы, не имевшие отношения к учёбе.

— Есть разговор, — бросил я ему, не глядя в глаза.

Лощинин нахмурился, а я без перехода, толкнул его, взял за грудки и приподняв, прижал к стене.

— Теперь послушай меня, утырок. Если я ещё раз, узнаю, что ты настучал на кого-то из своих товарищей, то я тебя отделаю, как бог черепаху. И ты пожалеешь вообще, что на свет родился. Ты меня понял?

Олег молчал, пытаясь как-то вырваться из моих рук. Но не с его комплекцией, против меня дёргаться. Для осознания я приложил его пару раз об стенку. Онлишь злобно зыркнул на меня. Тогда я отпустил его и быстро нанёс удар в солнечное сплетение. Он согнулся и стал задыхаться.

— Я не слышу, — бросил я.

Лощинин упал на пол, и лишь тогда, тяжело дыша произнёс.

— Понял. Всё понял.

Я склонился над ним. Взял за загривок и, приподняв его голову, посмотрел в глаза.

— Вот и чудесно. И ещё. Готовь получше доклады о международном положении. А то во-первых, они у тебя скучные, а во-вторых, не соответствуют действительности. Это я тебе, как старший партийный товарищ советую.

И оставив впавшего в прострацию комсорга, я вышел из аудитории, направившись прямиком на улицу, чтобы перекурить. Всё-таки надо было с ним как-то по-другому тогда поговорить, но я был в те времена слишком горяч и неоправданно резок.

Но многие утверждают, что я и сейчас такой же. Врут небось.

Глава 6. Охота на охотника (окончание)

Февраль — март 2004 года

Выйдя из учебного корпуса, я закурил и подумал, что Лощинин хоть и гнида, но вот точно не шпион. Будь он завербован Альянсом, то вряд ли бы так палился с доносами на однокурсников. Скорее всего, это кто-то другой… Стоит проверить Хацкевича, но как?

Самое обидное, что к расследованию я не мог привлечь Довнарович с Черепановым. Насчёт них Марсель мне строго приказал не втягивать.

— У них свой участок работы есть, ты пока им не мешай, — пояснил он.

Мне очень захотелось узнать, что именно им поручили, но Темиргалиев лишь покачал головой и посоветовал заниматься своим заданием.

Я ломал голову над этим несколько дней, так и ничего не придумав, а решил просто понаблюдать. Вадим Антонович Хацкевич, родившийся в Могилёве, казался стереотипным физруком, который любил самбо и гонял студентов до седьмого пота.

— Сейчас тяжело, в армии легче будет! — кричал он неслужившим студентам, которые чуть ли не падали от его нагрузок.

Я был не один, кто оказался в Физтехе после армии. Примерно с полкурса отслужило кто где. Поэтому нам, недавним солдатам, все его тренировки казались лёгкой разминкой, так что мы не парились и могли даже закурить сигарету во время бега. Исключительно шутки ради ибо от таких выходок Хацкевич приходил в ярость и увеличивал нагрузку и это воспринималось нами со здоровым, молодецким смехом. Вот и в тот день, когда он увидел, что я, после того как оторвался от остальной группы во время бега, часть круга в спортзале прошёл на руках, буквально вызверился на меня.

— Космодесант, значит, опять выделывается, — рыкнул он. — Раз вами затыкали каждую дыру, лучшими себя считаете?!

Я раскланялся. Хацкевич, по слухам, служил в спецназе, и как все спецназовцы, считал нас выпендрёжниками.

— Ну тогда, давай, пошёл на маты! Продержишься, значит, против меня пять минут, получишь зачёт автоматом.

Ох и правда довыпендривался. У нас была хорошая подготовка, но самбист, да ещё и кмс… А не будь войны наверняка и мастером бы стал. Впрочем, сначала стоит попробовать. Всё-таки чему-то меня в спецназе ГРУ научили, хотя, разумеется, упор делался на огневую подготовку, а не на рукопашную.

Весь бой занял три минуты. Сначала я неплохо держался, и вот мне стоило и дальше сесть в глухую оборону, чтобы выдержать пять минут. Но мне показалось, что Хацкевич слегка раскрылся справа и я провёл серию ударов, которые окончились тем, что меня бросили на маты, заломили руку, и ещё коленкой сверху придавили.

— Космодесант, значит, неплохо готовят для огневого контакта, — вещал Хацкевич, помогая мне подняться. — Но вот в рукопашной их даже имперская проститутка отпинает.

Студенты засмеялись. Весьма обидно, кстати.

— Толку от рукопашки, если имперские импульсники разносят в труху даже броню, а плазменники, это вообще адское оружие, — проворчал я поднимаясь.

— А если, значит, попадёшь в плен, где у тебя отберут оружие? — спокойно уточнил Хацкевич.

— Всё равно, в рукопашку вы долго не продержитесь, против вооружённых охранников.

— Не скажи, — задумчиво протянул Хацкевич. — На войне разные случаи бывали.

Я едва прикусил язык, чтобы не ляпнуть, про то, что единственный успешный случай восстания военнопленных, был организован ГРУ, то есть нами и снабжён как оружием, так и детальными планами.

И вот тогда мне снова показалось, что вот что-то неладное с нашим физруком, ой неладное и я решил продолжить наблюдение.

Не только он один ходил у меня под подозрением, после того как пришёл в себя, от головомойки устроенной мне Колей Рейманом. Я наметил ещё трёх подозреваемых, помимо Вадима Антоновича.

Первый — Василий Коржиков, который никогда не говорил, где он родился, отговариваясь, что где-то в Сибири, ему было, как и мне, двадцать лет и он поступил в Физтех, отслужив в армии. Второй — Бейбут Кусаинов, которому было тоже двадцать, и в армии он не служил, по крайней мере, так говорил всем. Как так вышло — Бейбут не уточнял. Третий — Юрий Малышев, которому по документам было семнадцать, но выглядел он намного старше меня. Всех их и Хацкевича, я начал проверять как мог, но внезапно, в самом начале апреля внезапно наступила развязка, которая совпала с моей очередной ссорой с Ириной.

Ссориться мы начали после моего спарринга с Хацкевичем. Она тогда заявила, что я опозорился, а я не понял её. Что такого, проиграть спарринг спецназовцу, и кмс по самбо? Обычное дело, но у Ришки что-то заклинило. Вот тут-то я и вспомнил слова Коли, про то, что его сестричка умом не блещет. Только махнул рукой и сказал приходить, как только головушку проветрит.

И как раз стоило моим отношениям с Ириной пойти под откос, как тут же активизировалась Нина, которая буквально лезла под руку. Я вот не понял её, влюбилась, что ль по уши.

— Подожди Нинок, — сказал я ей, после лекций. — А лучше давай как-нибудь вечерком зайдёшь ко мне, когда Кольки не будет.

Вот ведь намеренно нахамил ей, чтобы она обиделась и на какое-то время оставила меня в покое. Я же собирался проследить за Хацкевичем. Куда-то он выходил ровно в полдень, по местному времени и пропадал около часа. Странно — следовало выяснить, а лекции как раз закончились без пяти двенадцать. Поэтому по-быстрому отвязавшись от настырной девушки, я рванул за физруком.

Идти пришлось недолго. Стоило мне выйти из университета и дойти до первого переулка, как я получил в нос. На ногах устоял и ошарашенно взглянул на Вадима Антоновича, который укрылся в этом переулке.

— Какого хрена тебе надо Кирьянов? — спросил он недовольно. — Мечтаешь, значит, реванш взять?

Я потёр переносицу. Крови вроде не было, хотя прилетело мне знатно. Подумал, а что сказать-то физруку? Светиться мне было нельзя, насчёт этого у Марселя были строгие инструкции.

— Ладно, — зло бросил Хацкевич — Доставлю тебя куда надо, значит, и там разберёмся.

Уличная драка, это сами понимаете, не спарринг на матах. Здесь можно и нечестными приёмами побаловаться. Пропустив от Хацкевича пару ударов, я исхитрился и ударил его со всей дури, ногой в подколенную ямку. Мой любимый «дворовый» приём. Называется «хромой лось». Физрук скрипнул зубами и упал. Я, не теряя времени, подскочил к нему и зафиксировал.

— Так что? — спросил я. — Куда ты меня хотел отвести? Колись, быстро!

Хацкевич злобно сипел, но даже не собирался говорить. Я уже собирался поставить ему колено на грудь, но сзади раздался крик:

— Эй ты! Быстро отойди от него!

Вздохнув, я выругался про себя. Твою ж мать. Всё время забываю, что город растёт и всё больше становится похож на обычные советские города. Вот уже месяц, как в Новом Ленинграде появились регулярные милицейские патрули, но сейчас милиционер был один. Впрочем, это ничего не значило, я не собирался оказывать сопротивление родной милиции. Не стоило вступать в конфликт с органами правопорядка, особенно на ровном месте. Они и так, нас, разведчиков, недолюбливают, так чего же лишний раз их злить.

— У нас небольшой конфликт вышел, товарищ милиционер, — сказал я, медленно поворачиваясь и держа на виду руки. — Поспорили, погорячились. Но сейчас мы всё выяснили и больше не будем.

Интересно, как воспользуется ситуацией Вадим Хацкевич? Обратится к милиционеру, попытается убежать?

Но он молчал. Я окинул взглядом подошедшего милиционера. Лицо под шапкой, да ещё и прикрытое шарфом, разглядеть не удалось, но заметил, что сотрудник правоохранительных органов был невооружён. Вернее, табельный пистолет не покинул кобуры. Это он зря. Мало ли кто на пути встретится.

— Всё равно отойди… — начал он и осёкся. — Валера, ты?

— Лёха? — удивился я, опознав милиционера, чей голос мне показался знакомым. — Какими судьбами? С чего вдруг тебя потянуло служить? Ты же хотел в родной колхоз вернуться после службы.

Алексей Свешников, мой сослуживец, но не по спецназу ГРУ, а по космодесанту. Он летел с нами на Кадмию и должен был спускаться вместе со мной, в составе группы Гриценко. Но майор Фролов приказал отправить вместо него Новикову. Думаю, Лёха был очень рад тому, что не оказался в тех проклятых капсулах. Или нет. Кто его знает, что он там себе думал по поводу этой операции, где погибло под девяносто процентов личного состава, но зато задача оказалась перевыполнена.

— Да пошёл в милицию после армии. Знаешь, Валер, в колхозе скучно, после того как космос повидал, — пробормотал он. — Служил в областном центре, в Свердловске, а потом предложили сюда перевестись. Здесь и квартиру сразу обещали и перспективы, особенно если в школу МВД поступлю.

— Ага, — кивнул я. — Молодец. А я тут учусь в Физтехе, а в сугробе наш физрук валяется.

Насчёт сугроба я преувеличил. Весна уже даже на Земле началась, а у нас и подавно. Хацкевич просто лежал на тротуаре и пытался встать.

— Сурово у вас, не забалуешь. Интересно, что вы с ректором делаете, когда поспорите? — согласился Свешников и хотел было развить эту тему, но бросил взгляд на часы. — Ой Валер, давай вечером встретимся, у меня смена заканчивается в семь, посидим, повспоминаем. Блин, тебя так наши отцы-командиры крыли, когда ты от нас в разведку перешёл!

По всей видимости, лицо у меня сильно перекосилось, так что Лёха отшатнулся.

— Об этом никто не должен знать, — буркнул я, кивая на Хацкевича. — Особенно всякие подозрительные личности.

Свешников пригляделся к поднимающемуся с тротуара физруку.

— Так это не подозрительная личность, а помощник нашего особиста! — обрадовался он. — Валер, ты его не знал, его прислали после того, как ты на Кадмию улетел. Ну когда нас перебрасывали на Землю, там ещё много наших погибло и майор…

Вадим Хацкевич очень грязно выругался, и я его прекрасно понимал.

— Знаешь древний анекдот, про два любопытных глаза, которые встретились в одной замочной скважине? — спросил я у физрука и повернулся к милиционеру. — Лёха, извини. Сегодня не получится. Давай телефонами обменяемся и потом созвонимся, договоримся.

Растерянный донельзя Свешников оставил свой номер и попрощавшись ушёл, даже забыл напоследок сделать нам строгое внушение, хотя бы.

— Кирьянов, значит, мать твою, ты же тот самый сержант Кирьянов, — ругался сквозь зубы Хацкевич. — Обожаю родную контору, секретность — свои не знают, зато посторонние мильтоны в курсе.

— Я тоже в восторге, товарищ помощник особиста, — хмыкнул я. — Пионерам в Рязани, могу рассказать про свой героизм, а вот однокашникам, фигушки, режим секретности.

— Это не без основания, — кивнул Вадим. — Здесь по Физтеху, какой-то халлдорианский шпион шастает.

— В курсе. Мне приказали его вычислить, и я подумал на тебя.

— А я, значит, тебя подозревал. Ещё думал — то ли борзый, что такую фамилию взял, то ли тупой.

— Я скорее и тупой, и борзый, иначе бы не влип во всё это, — вздохнул я. — Ладно, чего здесь стоим треплемся? Пошли куда-нибудь… и, кстати, ты куда каждый полдень сваливал на час?

— Обедать, здесь кафе открылось неподалёку. С претензией на элитарность, но кормят качественно и по кошельку не бьёт. Туда и пойдём.

— Блин…

— И всяких дураков палить помогает.

Я помог Вадиму дохромать до кафешки, и он оказался прав, кормили здесь очень хорошо, но живи я на одну стипендию, вряд ли бы смог тут харчеваться регулярно, собственно как и Хацкевич, на зарплату физрука. Поделились своими наработками по розыску шпиона. Как я и говорил, подозревал трёх студентов, а вот Вадим грешил на женщину.

— Это логичнее всего, — убеждал он. — Долгоиграющего агента лучше делать женщиной. Она сможет выбрать нужного мужа, перспективного, а наш Физтех для этого подходит идеально. Куча мужиков, которые будут работать на оборонку. Но сама она будет долго оставаться вне подозрений.

Я лишь пожал плечами. Мне было интересно, почему при таких убедительных раскладах, он заподозрил меня, но спрашивать я не стал.

В конце концов, договорились проверить моих подозреваемых, и тех за кем присматривал Вадим, так сказать, объединить усилия. Удивительно, но и Ирина оказалась у физрука-особиста на подозрении.

— Странная она, — выдал Хацкевич. — Отец, опять же диссидент…

— Да, какой он, к чёртовой бабушке диссидент! Обычный фрондёр, с претензиями, да и то, если бы не смерть жены во время боёв за Ярве, он об этом и не думал.

— Твою мать, а почему мне не дали эту информацию? Хотя да, рылом, то есть званием не вышел.

— И в каком звании ты в ГРУ? — воспользовавшись случаем, уточнил я.

— Сержант, — вздохнул он. — И как мне сказали, это мой потолок. Ну, максимум старший сержант. А ты у нас, кто?

— Младший лейтенант и то большим авансом, — вздохнул я.

— Ну, значит, товарищ офицер, давай пораскидаем твоих подозреваемых.

— Да, одна голова хорошо, а две — Дом Советов. Начнём по порядку. Мой однокурсник Юра Малышев. Говорит, что ему семнадцать, но выглядит он постарше меня.

— Вычёркивай сразу. Бабка, значит, у него армянка, да и сам он на юге рос. То ли в Сочи, то ли в Крыму, вот такой гарный хлопец и вымахал.

— Правда?

— Я его, значит, к планетарному соревнованию по вольной борьбе готовлю. Заодно и общаемся на разные темы, я тоже подозревал сначала, что он шпион, но всё прояснилось, когда я его личное дело посмотрел. Про юг подтвердилось, значит, про бабку тоже не врал.

— Принимается. Второй подозреваемый Василий Коржиков. Так, вроде всё в порядке, служил в артиллерии, говорит, что из Сибири, но почему-то не уточняет откуда.

Вадим Хацкевич громко рассмеялся.

— Из Иркутской области, — сказал он, продолжая ржать. — Деревня Зады.

— В личном деле посмотрел?

— А то!

— Да и сидеть неудобно и выйти неприлично, — процитировал я известную книгу и засмеялся.

Понятно, почему Вася, так не хотел уточнять название малой родины. Бывает, что поделать. Русский народ изобретательный на всякие названия, но никогда не задумывается, а как потом их потомкам в этих задах жить?

— Ладно, третий, — сказал я смеясь. — Бейбут Кусаинов. Двадцать лет, но говорит, что в армии не служил.

Хацкевич прекратил смеяться. Лицо его стало серьёзным.

— Служил он, Валер. Весь положенный срок.

— Тогда почему…

— В ремонтно-тыловой, в Архангельске. Его часть не тронули и не бросили в бой, даже когда имперцы атаковали Среднюю Азию и Кавказ. Ничего постыдного в этом нет. Это армия, куда послали, там и служишь. Но, как-то это задевает гордость потомка степных воинов. Всё ему кажется, что смеяться, значит, над ним будут.

Не знаю. Мне смеяться расхотелось. Наоборот, навались тоска и усталость.

— Ладно, — вздохнул я. — Вечереет уже, хорошо посидели, но пора уже.

Словом, обратно в общежитие я возвращался ближе к вечеру, в очень расстроенных чувствах. Вот такой облом у меня, как у сыщика. Пинкертон, мать его.

— Ты как? — спросил я Вадима, протягивая ему руку для прощания. — К себе пойдёшь?

— Нет, — мотнул головой он. — Сегодня дежурю по общаге. Цербершам вашим помогаю. Потом хоккей посмотрю, матч-то, значит, вчера был, но к нам только сегодня дошёл. «Салават Юлаев» с минским «Динамо» играет.

— А, удачи, — хмыкнул я. — Я-то за московский «Локомотив», и в футболе, и в хоккее болею, но как-то выпал за время службы.

— Может, тогда заскочу? Вместе посмотрим, значит.

— Видно будет. Если спать не лягу, то заходи.

На этажах было как-то тихо, и я вспомнил, что студенты ещё с утра собирались пойти в обсерваторию, понаблюдать звёздное небо в иной конфигурации. Я-то на Кадмии, на подобное зрелище нагляделся, поэтому не стал записываться, а Ирина с Колей и, кажется, Нина собирались сходить.

Подходя к своей комнате-квартире, я почувствовал что-то неладное. Там явно кто-то был. Выругался про себя и со всей возможной осторожностью открыл дверь.

Не помню, говорил я или нет, но некоторые вещи до меня доходят с трудом, как до жирафа. Вот и сейчас, когда полуобнажённая Нина повисла на мне, жарко целуя, я не сразу сообразил, что происходит.

— Нинок, что такое? Ты разве не должна быть в обсерватории? — только и выдавил я.

Она отрицательно закачала головой, а потом пробормотала слегка хриплым, имитирующим страсть голосом.

— У нас есть свободный вечер, давай проведём его с толком?

Нинка-то мне нравилась. И красивая и фигурка самый раз. Я бы мог вполне завести роман с ней, если бы Ирина не подсуетилась первой. И честно говоря, я был готов закрыть дверь, и разложить её прямо на полу, но что-то не давало мне покоя. Да и ситуация была какая-то дурацкая. Как в итальянском или, прости господи, американском фильме.

— Подожди Нинуль, дай мне хотя бы сполоснуться, с дороги, — прошептал ей я, отстраняя девушку.

— Да, сходи в душ, — сказала она, поглаживая ладонью мою ширинку.

Я побрёл к ванной комнате, цепко осматривая взглядом гостиную, что-то мне не нравилось. Упс. Дверь в мою комнату приоткрыта, а я точно помню, что закрывал её. Коля мальчик деликатный, он без спроса не вошёл, даже если бы ему что-то было надо. Позвонил бы, спросил. Могла вломиться Ирина, в поисках компромата. Отношения у нас давно шли к расставанию. Но если бы она ничего не нашла, то вернула всё на место и закрыла дверь, а если бы обнаружила, то устроила скандал, предварительно выгнав Нину.

— Подожди, — сказал я, отстраняя девушку и направляясь к своей комнате решительным шагом.

В спину мне что-то ударило, я покачнулся, но удержался на ногах.

— Мать твою, — выругался я оборачиваясь.

Девчонка бросила в меня вешалку, а она тяжёлая между прочим. Внимательно приглядевшись, я понял, что у Нины очень хорошо развитая мускулатура, которую обычно скрывала мешковатая одежда, но проблема была не в этом. В руках она держала импульсный пистолет имперского производства.

— Что же ты по-хорошему не захотел? — зло спросила она. — Совокупились бы, чаю попили, с парализатором — последнее только для тебя.

— С конём совокупляйся, профурсетка халлдорианская, — раздражённо бросил я. — Значит, это ты…

— А ты что? Ожидал яркоглазого бандита? — хмыкнула она. — Хрен тебе, эти уроды даже не сунутся на территорию Земли. Твари.

Надо было как-то отвлечь её, заболтать, а там глядишь, что-то и придумаю.

— Слушай, а зачем ты вообще с этими скотами связалась? Блин, понимаю ещё, поддалась слабости, пошла на службу к имперцам. Всякое бывало, с военнопленными, но халлдорианские уголовники?

— Ха! — развеселилась Нина. — Ты думаешь я из тех сломавшихся мальчиков и девочек, что в лагерях поддались имперской пропаганде? Фигушки. Я знала что хотела, когда шла в армию. Не буду тебе рассказывать, как я готовилась к побегу, это слишком долгая история и мне многое удалось, не повезло лишь в одном. Когда я прошла через портал на угнанном транспортном корабле, я наткнулась на халлдорианцев. Хотя кто знает. Может быть, попадись я имперским офицерам, было бы хуже.

Говоря это, она подготавливала шприц с парализатором. Задача осложнялась тем, что одна рука была занята — ей приходилось держать меня на прицеле, к тому же не спускать глаз.

— С халлдорианцами я договорилась на одно задание. Десять — двенадцать лет живу в Союзе, изображаю из себя милую студентку, потом сотрудницу какого-нибудь научного учреждения, и сваливаю на какую-нибудь нейтральную планету. Из тех, кто сможет закрепиться в этом статусе. С деньгами и новыми документами. Впрочем, насчёт оплаты они наверняка кинут, но я девочка умная что-нибудь да придумаю. Но теперь планы изменились. Они хотят, чтобы я доставила им человека, который сумел вскрыть пирамиды на Артефакте. Уж не знаю зачем.

Я расхохотался.

— Ты дура конченная. Всякая разведка берёт в оборот так, что не выйдешь, а ты рассчитываешь, бандиты тебе дадут спокойно уйти? Идиотка, твоей наградой будет перерезанное горло.

— Нет. Халлдорианцы горло не режут, — мотнула головой Нина. — Они или голову простреливают или корабля в открытый космос выбрасывают. Бандиты же, как ты правильно заметил. Но за меня не беспокойся, у меня припасено пару тузов в рукаве.

Я заметил какое-то движение в пустом коридоре. Насторожился, сгруппировался, но продолжал отвлекать Нину разговорами.

— А как ты вообще поняла, что я тот самый человек, которого тебе поручили отыскать? — спросил её я.

Нина уже набрала парализатор в шприц, и спокойно посмотрела мне в глаза.

— Подружка твоя проболталась. Про шкатулочку, которую ты никогда при ней не открывал, а наоборот, всегда прятал.

Я похолодел. Это была не шкатулка, а небольшой чемодан. Там я хранил свой военный билет, награды, а также запасные блоки для Артемиды. Лицо я сумел удержать, и только скептически улыбнулся.

— И как ты по военнику догадалась, что я тот самый сержант Кирьянов?

— По наградам. Ты забыл, что к каждой медали и ордену прилагается наградной лист?

Я выругался уже не про себя. Нина торжествующе улыбнулась, подходя ко мне. С этой улыбкой она начала оседать, а потом и рухнула на пол. Подошедший сзади Вадим Хацкевич не стал раздумывать, привлекать к себе внимание, а шарахнул её кулаком по голове. Я сразу рванулся с места, хватая выпавший из рук Нины пистолет.

— Любопытные, значит, у тебя брачные игры, молодой самец, — ухмыльнулся он. — В общаге тихо, спокойно и студентов почти нет. Зашёл к тебе поболтать, а тут такая картина маслом.

— Вадим, ты понимаешь, что мы сейчас шпионку халлдорианскую словили?

— Эта? Хотя да, похожа, — хмыкнул он. — Валер, я же тебе говорил, что яркоглазые уголовники, бабу на это дело подпишут.

— Молодец, ты оказался прав. Возьми с полки пирожок.

Вдвоём мы быстро связали Нину. Вернее, вязал Вадим, попросив меня убрать кривые лапы, и не мешать профессионалу.

— Я вам ничего не скажу, — пробормотала Нина, когда мы закончили с ней.

— А мы тебя и спрашивать не будем, — обрадовал её я. — Мы не следователи, а оперативники. Наша задача — взять шпиона, тебя другие люди спросят, и так, что соловушкой запоёшь.

— Во-во, — поддержал меня Вадим. — Чем больше знаешь, тем больше вероятность, что тебя с Земли не выпустят.

Нина легонько постанывала, я закурил и уже хотел было спросить Хацкевича, что мы будем делать дальше, как коридор наполнился топотом шагов и прежде чем я успел что-то сделать, в комнату влетела Ирина, а за её спиной топтался её брат.

— Валер ты слышал?! — чуть ли не закричала она и осеклась, увидев связанную Нину, в нижнем белье.

— Ириночка, спаси… — простонала шпионка.

Я шустро запихал Нине в рот носок, который валялся в комнате с незапамятных времён.

— Не усугубляй своего положения, язык тебе не вырвем, но челюсть сломать можем, — сообщил я ей и обернулся к своей девушке. — Ришонок, ты что сказать-то хотела?

— Ааа, — выдавила она, не отрывая взгляда от своей подруги.

Николай вышел из-за спины сестры, и проговорил спокойным голосом.

— Только что передали срочную новость с Земли. Для этого даже остановили лекцию обсерватории. Умер Пётр Миронович Машеров.

Я присел на диван. Да, я в курсе, что генеральный был очень стар, чуть ли не ровесник революции, но всё-таки, эта мысль не укладывалась в голове. Сзади громко выругался Хацкевич. Ирина перевела взгляд на него, только-только заметив, что в комнате присутствует ещё и преподаватель физкультуры.

— Валера, что здесь происходит? — только и спросила она.

Можно только представить, какие мысли посетили светловолосую головушку Ирины Рейман, от одного вида связанной и полуголой подруги, которую застала со своим парнем… и физруком.

Её голос привёл меня в чувство, и я собрался и начал действовать.

— Значит, так, — подошёл я близнецам Рейман. — Коля, бери Ирину и идите в её комнату. К вещам Нины даже не приближайтесь.

Мой сосед по комнате закивал, мелко-мелко.

— Ты. Меня. Понял. Николай? — с нажимом повторил я. — Сидеть тихо, ни с кем не говорить, вещей Нины не трогать, и в её комнату не входить.

— Всё сделаю, — твёрдо сказал он, поняв ситуацию, своими гениальными мозгами.

— Вот и чудесно, — обрадовался я, выпроваживая Рейманов, а когда за ними закрылась дверь, повернулся к Вадиму. — Ну ты как, вышел из прострации? Надо думать, как её отсюда незаметно вынести и что делать дальше.

— Да-да, — пробормотал он. — Извини. Как пыльным мешком по башке шарахнули. Как же так…

— Потом. Переживать будем потом, — твёрдо сказал я. — Сначала дело. Как будем выводить?

Хацкевич быстро пробежал взглядом по гостиной.

— Сначала надо одеть, а вывести…

Из общаги мы вытащили Нину без проблем. Вкололи ей парализатор, заботливо приготовленный для меня. Одели её в одежду, которую она сложила на диван, а потом накинули на плечи куртку с капюшоном, закрывшим её лицо и, таким образом, вытащили на улицу. Чего такого? Дежурный по общежитию и студент тащат перепившуюся студентку, в больничку — так Хацкевич сказал вахтёршам. Поверили, ведь у нас подобное пару раз было. Вообще, в студенческих общагах, всякое бывало, лучше лишний раз не вспоминать.

— У меня, значит, здесь рядом машина, — сказал Хацкевич. — Давай её грузим туда и отвезём в гаражи. Знаешь где они?

— Вообще, не в курсе. Я на учёбе, если заметил, а машина на Полигоне, студенту — ты серьёзно?

— Тогда я за руль, а ты присматривай, — бросил Вадим.

Мы выехали на освещённый проспект Ленина, а потом, как водится, свернули на Липницкого, и чуть-чуть поплутав по дворам, заехали в узкий дворик, который, удивительно, но располагался аккурат за нашим Физтехом.

— Живу я тут, — сообщил Вадим.

— И на работу, каждый день на машине, — хмыкнул я.

— Ну не каждый, а по особым случаям. Сегодня я планировал затащить тебя. Как халлдорианского шпиона.

— Мечты, блин, сбываются. И я здесь и шпион на месте.

— Тебе сказали, что делать, если удастся захватить шпиона? — спросил Хацкевич, как только мы завели машину в гараж, вытащили Нину и примотали её металлической секции.

— Никто на это не рассчитывал, — пожал плечами я. — Просто сказали собирать информацию, посылать её…

— Угу, туда же куда и мне. Тебе Лунин это поручил?

Лунин, это был оперативный псевдоним Марселя Темиргалиева. Я кивнул.

— Есть возможность вызова, — протянул Вадим. — По коду-семь.

Я быстренько вспомнил таблицу кодов, которую в меня вбивали долго и упорно. Семёрка была срочным вызовом по изменившимся обстоятельствам.

— Вызывай, — сказал я.

— Только хрен его знает, когда он сможет прибыть, — проворчал Хацкевич, набирая текстовое сообщение Лунин-7, на своём мобильном. — Он же, значит, шастает по Галактике, то на Землю, то на Кадмию.

Я пожал плечами.

— Других вариантов всё равно нет.

Сообщение уходило в управление ГРУ, здесь на Полигоне. Там, по цифре «семь» его ставили в приоритет на передачу, при следующем открытии портала. Как они определяли, где искать Лунина-Темиргалиева, никто не знал.

Мы посмотрели на Нину и закурили. Девушка пришла в себя и смотрела на нас мутным взглядом.

— Ох, дура, — вздохнул я. — И чего тебе дома не сиделось? Ну да, отстали мы по технологиям от имперцев и халлдорианцев, но ведь нагоняем же!

— Не… за… этим… — только и пробормотала она, но её перебил звонок телефона Хацкевича.

— Лунин, — только и произнёс Вадим, отвечая на вызов.

Я помотал головой, словно пытаясь проснуться. Какое-то удивительное совпадение, что Марсель оказался на Полигоне в тот день, когда мы поймали шпиона.

— Да, срочно. Со мной… — Вадим вопросительно посмотрел на меня.

— Тузов, — назвал я свой оперативный псевдоним.

— Со мной Тузов и ещё кое-кто, — повторил он. — Почему, почему… Так получилось. Приезжай, узнаешь.

И уже отключив телефон, сказал.

— Лунин реально в шоке. И это он ещё не знает, что мы шпионку поймали.

Нина выругалась, а потом её мат перешёл в невнятное бормотание. Она всё ещё отходила от парализатора. Мы закурили.

— Почему Тузов? — внезапно спросил Вадим.

— Девичья фамилия матери — Колодина. Туз из колоды, такая вот логика, учитывая, что я действительно оказался тузом и весьма козырным, в той карточной игре, которую мы вели с имперцами.

— Нехилая такая игра, с десяток миллионов жизней положили, только у нас в стране, — вдруг рассердился Хацкевич.

Я махнул рукой. Спорить с Вадимом о терминах я не собирался.

К счастью, Марсель Темиргалиев приехал очень быстро, не прошло и десяти минут, с разговора по телефону.

В гараж он буквально ворвался, осмотрел нас и связанную Нину диким взглядом.

— Вы что наделали, архаровцы? — спросил он, чуть севшим голосом.

— Поймали халлдорианского шпиона, вернее, шпионку, — отчитался я.

— Я. Же. Просил. Никакой охоты за шпионом, — разделяя слова произнёс Темиргалиев. — Просто сбор информации, наметить круг подозреваемых…

— Обстоятельства изменились, — пояснил я. — Не мы искали шпионку. Это она искала меня.

Темиргалиев попросил сигаретки — свои он забыл в местной резидентуре, где застрял из-за смерти Машерова. Закурил, внимательно посмотрел на меня.

— Давай рассказывай, — уже нормальным голосом попросил Марсель.

И я рассказал всё по порядку. Как мы с Вадимом случайно вышли друг на друга, подозревая, что кто-то из нас шпион. На этом моменте Темиргалиев выругался и стрельнул ещё одну сигарету. Потом уже про то, как, придя в свою комнату в общаге, обнаружил в ней Нину.

— Я же говорил, что доведут тебя бабы до цугундера, — грустно констатировал Марсель. — Да, в этот раз выкрутился, но в следующий раз, может и не повести.

Он встал, выпрямился во весь рост.

— Благодарю за службу, товарищи, — бросил он и продолжил уже нормально. — Ох, ребят. Ладно поимка этой твари, единственная радостная новость за последнее время. Похлопочу о награде, но говорю прямо — не высовывайтесь в ближайшее время.

— Борьба за власть? — уточнил я.

— Она самая, она самая. Поэтому занимайтесь своей легальной деятельностью, до нового учебного года, а там посмотрим. Всё должно решиться в ближайшие два — три месяца.

— Что делать с Рейманами? — уточнил я.

— Возьмёшь и с брата, и с сестры по подписке о неразглашении. Оформи это максимально убедительно, чтобы они и правда молчали в тряпочку. Ну а насчёт Николая… поговори с ним отдельно, но аккуратно. Если что-то и решим по нему, то не раньше осени. Вадим, я возьму твою машину? Сюда меня один генерал подбросил, поэтому я без транспорта.

— Бери конечно, — согласился Хацкевич. — Тебе помощь нужна?

— Нет. Вернее, так. Не надо вам пока нигде светиться. Машину я оставлю у книжного, как обычно.

Вадим Хацкевич коротко кивнул и мы, попрощавшись, пошли в общагу. Там мы нашли близнецов Рейманов и коротко, и убедительно поговорили с ними насчёт молчания, дали на подпись документ. Наконец, я рассказал Ирине правду, кто я такой и почему за мной охотилась шпионка. Самому стало легче, но девушка сказала, не глядя на меня, что нам надо расстаться. Она теперь не может мне верить и прочая сентиментальная чушь, которую так любят юные и не очень девицы. Но спорить я не стал, согласился с ней, поцеловал на прощание и… оставил одну. Зря, конечно, я так сделал — нет, с Ириной ничего не случилось, просто ей пришлось пережить не самую приятную ночь в своей жизни. Но девица она была молодая, крепкая, так что справилась.

— Как я понял из твоих намёков, военная разведка заинтересована в моих услугах? — сверкая очками спросил Николай.

— Возможно. Но если не они, так я… Но это всё отложим на какое-то время, — сказал я, оглядывая оставленный Ниной разгром.

На следующий день по всему Полигону объявили траур. Но и без официального объявления настроение и у преподавателей и студентов было мрачным. Петра Мироновича, уважала даже фрондирующая интеллигенция, а уж у остальных горе было искренним и неподдельным. Многие студенты даже шептались, о том как бы потихоньку проникнуть на звездолёты и слетать на похороны, но преподаватели жёстко пресекли все подобные попытки и из Физтеха на похороны Машерова полетели только ректор и два декана.

Некоторые студенты даже стали выступать, чтобы соорудили ещё один Мавзолей, для не успевших на похороны. И позже так и сделали, по требованию общественности — потому что просили этого не только студенты, а рабочие, колхозники, военные и несть им числа. Только поставили его не в Москве, а в Минске. Почему именно там, никто не знает.

И только спустя пару недель в холле института появился портрет Нины с траурной рамкой. Скупая надпись сообщала, что студентка первого курса, Нина Антоновна Ивина, погибла на Земле, в дорожно-транспортном происшествии, спустя неделю после смерти Машерова. С Полигона она якобы срочно отбыла по семейным обстоятельствам и подобная чушь.

— Нифига себе, — сказал удивлённо Коля. — Что же получается, её…

— Да не, — успокоил я Реймана. — Это же были не настоящие её имя-фамилия. Сейчас она сидит где-нибудь в Лефортово, под своим настоящим именем или в подвалах ГРУ, что вероятнее, а Нины Ивиной, как бы больше не существует. Поэтому проще объявить о её смерти, чем на весь институт сообщать, что у нас училась инопланетная шпионка.

— Понятно, — облегчённо выдохнул Коля.

— Ирине это скажи, а то может сорваться. И напомни про подписку, — мрачно попросил я.

— Обязательно. Слушай, а ты…

— Даже не думаю. Ришка ясно выразилась, что не хочет со мной никаких отношений. И вообще, пошли покурим.

Рейман только понимающе усмехнулся.

Как и советовал Темиргалиев, до лета я погрузился в учёбу, тем более что мне понравилось учиться. И незадолго до наступления каникул, когда я уже собрался основательно отдохнуть, расслабиться, и возможно поездить по Советскому Союзу, обстоятельства немного поменялись.

Глава 7. Убийство на пляже

Апрель — май 2004 года

Впрочем, до летних каникул было ещё далеко. Правда, лето на Полигоне вступало в свои права задолго до окончания второго семестра, так что студентам, не бывавшим на других планетах, приходилось нелегко. Да и мне, когда я только начал служить в армии, тоже было неуютно, ведь летние деньки, для меня до того были каникулами, днями отдыха. Но в армии быстрее понимаешь, что детство кончилось, не то что в вузе.

— Довнарович, ты идёшь с нами? — спросил я Яськи, офигев от её внешнего вида.

Даже когда она у меня жила прошлом летом, она не одевалась так откровенно. Возможно потому что не особо жарким выдался тот сезон, но сейчас. Ух. Очень короткая юбка и топик закрывавший разве что грудь.

— Я против вас, — буркнула она. — Валер, я не знаю, как тебе в Физтехе учится, возможно, ты не напрягаешься, но мне после моего военмеда требуется расслабиться. И если зимой я ещё согласна была торчать на всяких лекциях, дипломатических курсах, то сейчас, я пойду на пляж, буду там купаться и загорать и ни о чём не думать!

С этими словами она упорхнула от нас, лёгкой походкой убегая в сторону искусственного озера, ставшего у новоленинградцев любимым местом отдыха.

— А то мы не задалбываемся, — проворчал я ей вслед. — Но сегодня редкая же лекция по криминальным кланам Халлдории, кто есть кто.

— Это важно, — поддакнул он. — Но давай после лекции возьмём пивка и тоже на пляж.

— Это естественно, — согласился я с ним. — Что же я, не человек, что ли? Давай, дождёмся Рейманов и на лекции, а потом вместе с ними и на пляж.

— Ты же вроде с этой девкой расстался? — озадачился Лёха Черепанов.

— Расстался. Но дружить мы не перестали.

Тот пожал плечами, как будто говоря: ну, дело твоё. И вскоре подошли Коля и Иринка и мы пошли на лекцию. По пути Ришка строила глазки Черепу, возможно, назло мне, но её план провалился. Лёха Черепанов игнорировал эксцентричную блондинку. То ли он был настолько суровым римлянином, то ли просто считал неприемлемым заигрывать с бывшего своего боевого товарища и командира. Не получив желаемого внимания, Иришка скоро успокоилась, и мы спокойно дошли до лекции, которая, проходила в достаточно большой аудитории здешнего филиала МГИМО.

И надо сказать несмотря на жару и нерабочее настроение, благодаря рассказчику, мы слушали лекцию до конца, не отвлекаясь, а после, идя на пляж бурно обсуждали услышанное.

— Казалось бы, это самое крупное объединение, но с халлдорианцами я столкнулся только после падения империи. Мы… Я участвовал в исследовательской экспедиции и случайно попали на Арзалакс, когда халлдорианцы начали там военную операцию. Поэтому, все мои знания, ограничиваются трёхминутным разговором нашего командира с их капитаном, из которого только и стало ясно, что СССР они уважают и даже отличают нас от американцев, и всё…

— То, что это самое большое государство, не значит, что оно заселено халлдорианцами, — уточнил Коля. — Просто криминальные синдикаты там оказались кем-то вроде правящей верхушки, а в подчинении у них арза и аборигены разных планет. Им просто повезло. В момент развала империи они оказались наиболее организованной силой и к тому же смогли договориться между собой, чтобы взять под контроль значительные территории.

— Наше командование считает, что Халлдория Барна наиболее вероятный наш противник, — влез Лёха. — Если только…

— Если только они не рухнут под тяжестью собственных противоречий, — быстро перебил я бойца, опасаясь, как бы он лишнего не сболтнул.

— Почему-то, мне кажется, что мы в этом активно помогаем, — обронил Коля.

— Неактивно, у нас ресурсов нет, но не без этого, — согласился я.

Иришка последнюю фразу не поняла, поэтому начала уточнять и в процессе разъяснения мы втроём повторили ей лекцию, посмеиваясь над её непониманием.

На пляже было донельзя многолюдно, но мы ухитрились отыскать Ясю Довнарович, которая, как обещала, даже и не думала заниматься активным отдыхом, загорая на камнях.

— Впрочем, можете пересказать мне лекцию, — милостиво позволила она, вытягиваясь на камнях и подставляя солнечным лучам своё и так смуглое тело. — Так, я совсем не против послушать.

Тот вечер мы провели впятером просто отлично. Только как и всё хорошо начинающееся, закончился он не очень. Мы уже вышли с пляжа и подошли к палаткам, продавшим всякие соки, фрукты и прочую мелкую снедь, как вдруг услышали…

— На землю быстро! — скомандовал я, роняя Колю и Иру.

Черепа и Ясю не надо было дополнительно контролировать. Они и без моей команды пригнулись и залегли.

— Быстро, быстро, — бросил я и мы перебежали и засели между закрывшихся по ночном времени палаток.

— Что это? — испуганно спросила Ирина Рейман.

— Работает лазерное оружие, — коротко сообщил Лёха. — Карабин или пистолет… Карабин.

Девушка охнула и мне показалось, что она потеряет сознание. Но пронесло.

— Стреляют оттуда, — указала Довнарович.

Я мысленно обругал себя. Что поделать, расслабился. Оружия с собой не захватил, теперь сиди, как мышь. Нет, ну кто бы мог подумать, что на Полигоне, прямо в сердце армии, начнётся стрельба?

— Не наш карабин, — проворчал Череп. — Имперский. Но не факт, что это они. Такой тип…

— Мне на самом деле интересно, в кого они или он стреляют? — оборвал я измышления Черепанова и высунулся из-за палатки «Сок и Лимонад», которая отделяла нас от места событий.

В общем-то, всё уже кончилось. Около палатки с квасом лежало чьё-то тело, а неизвестная, высокая фигура забегала за шестиэтажный дом, украшенный тем, что в давние времена называлось архитектурными излишествами.

Я подошёл к не подававшему признаки жизни телу. Череп и Яся следовали за мной, а чуть в стороне, старались держаться осторожно двойняшки Рейман.

Тот, в кого стреляли, лежал, уставившись мёртвыми глазами в багровое небо вечернего Полигона, на груди его была выжжена дыра, не оставлявшая никакого сомнения — он был мёртв. Труп был бы похож на обычного человека, если бы не розовые полоски на его лице.

— Это вам и медсестра скажет, что мёртв, — фыркнула Довнарович, присевшая осмотреть тело.

— Дело не в этом. Череп, Яся, посмотрите на его лицо повнимательнее. Не вспоминаете?

Лёха извлёк фонарик и посветил ему в лицо.

— Что-то знакомое, — проворчал он. — Но не могу вспомнить… Мало ли этих арза мы повидали, когда служили.

— Ну да. Вы же его только издалека видели, а я общался напрямую, когда вышел из тюрьмы в Гордзексе. Именно к нему меня направил мастер Ганг Зеф. Ещё одно удивительное совпадение. Мастера Ганга я встретил на каникулах. Когда…

Я осёкся и посмотрел на Рейманов. Ирина смотрела на меня расширившимися глазами, а Коля собирался покашлять.

— Короче, вы не слышали этого разговора, — бросил я им и повернулся к Черепу. — Вызывай наших.

— Может, милицию? — уточнила Довнарович.

— Это будет решать офицер-оперативник, — вздохнул я.

К моему удивлению, примчался Марсель Темиргалиев с бойцами из спецназа. Увидев нас троих, он выругался, заметив гражданских, позеленел, а при виде трупа, совсем не стал сдерживаться и выдал тираду то ли татарском, то ли на башкирском, а может, вообще, на языке дакота.

— Кирьянов, у меня такое ощущение, что ты моё кармическое проклятие, — вздохнул он успокоившись. — Ну вот объясни, какого чёрта ты застрелил этого уголовника?

Яська, хихикнула, вспомнив наш осенний разговор в космопорте. Марсель раздражённо уставился на неё.

— Это я так про неё говорю, — успокоил я Темиргалиева и объяснил. — Я вообще сегодня оружия не взял и стрелял не я, а какой-то долговязый упырь, который скрылся вот за тем домом. Вероятно, ушёл в сторону Альтаирской улицы. Я не стал преследовать. Расстояние было большое, а убийца отходил на заранее приготовленные позиции, к тому же сама улица неудобна для розыска.

— Понятно, — вздохнул Марсель и начал отдавать приказы.

Сопровождающие его забегали, внимательно изучая окрестности, кажется, даже пошли по следам, благо собаку с собой они взяли.

— И что дальше? — спросил я.

— Ничего. Само тело сбросим мильтонам, пускай носом землю роют, а убийцу будешь искать ты. Неофициально. Если поймаешь… ну я тебя проинструктирую, что и как.

— Угу. Я могу привлечь Хацкевича? — уточнил я.

— Можно, но зачем? Он в первую очередь боец, а не оперативник.

— Судя по тому, что произошло, — я кивнул на труп. — Боец нам потребуется.

— У тебя есть Череп, — буркнул Марсель. — Но дело твоё, но я смотрю, ты наметил взять Вадима в свою группу?

— Да. У меня после «Эльбы-2» некомплект. Семь человек.

— Понимаю. Ладно, всё равно он в резерв выведен, а использовать его как агента бессмысленно судя по его действиям в истории со шпионкой.

Мы синхронно закурили.

— Слушай мою команду. Берёшь своих архаровцев в охапку, включая Реймана-сына и отваливаешь в сторону кафе «Снежинка», она пока открыта. Я же поговорю с Рейман-дочерью, а потом заскочу за тобой, и мы побеседуем в помещении, где никто посторонний нас даже теоретически не услышит.

Марсель улыбнулся и направился к Иришке Рейман, которая стояла, прижавшись к брату, очень галантно подхватил её под руку и увёл куда-то в сторону, что-то шепча на ухо.

— Охмуряет, — хмыкнул Череп.

— Угу, — отозвалась Яся. — Он может. Его полчаса послушаешь и уже готова на всё, хоть отдаться, хоть в разведку…

Она осеклась и посмотрела на гревшего уши Колю Реймана.

— Да он в курсе, — буркнул я. — Вычислил меня, а ещё два месяца назад, вместе с сестрой оказался свидетелем при задержании халлдорианского шпиона.

— О! Так вот чего так резко отменили ловлю агента яркоглазых, — вскинулась Довнарович. — А я голову ломала… А это наш бравый командир опять отличился.

Алексей Черепанов вообще ничего не сказал и как я понял, он был не в курсе, что логично. Шпиона ловили по вузам Полигона, которых у нас пока ровно три штуки. К осени обещали возвести четвёртый.

Мы пошли в «Снежинку», попутно обмениваясь мнениями, что это вообще могло быть. В итоге ни к чему и не пришли, сойдясь на том, что от этой истории в очередной раз разит шпионскими играми и это было неудивительно. Полигон, которому со дня на день, собирались присвоить имя Петра Мироновича Машерова, становился центром советского дальнего космоса и здесь начинали крутиться всевозможные интриги.

— Эх, такой уютный город, а ведь теперь обязательно загадят, — вздохнула Яся Довнарович. — Сейчас построят посольства этих оборзевших феодалов и начнётся…

«Снежинка» было пока единственный кафе в окрестностях, которое работало до полуночи, но артельщики, что его организовали то ли были изрядными оптимистами, то ли на что-то рассчитывали. Ныне здесь было практически пусто, только мы зашли.

— Пиво есть? — спросил Череп. — Желательно холодное.

— Кабак на соседней улице, — недовольно отозвалась молодая официантка, скорее всего, студентка на подработке.

— Лёха, ты и так уже пол-ящика на пляже вылакал, — оборвал его я и обернулся к девушке. — Мороженое на всех. В железном стаканчике.

— Осталось только… — но я не стал её слушать.

— Вот какое осталось, такое и несите. По одному на каждого мы разберёмся.

Девушка недовольно удалилась. Череп обвёл нас встревоженным взглядом.

— Что, правда, пол-ящика?

Довнарович вздохнула и закатила глаза. Лёха подорвался с места и потопал в сторону туалета. Яська что-то сказать по этому поводу, но сдержалась в присутствии Реймана.

— Тебя как зовут? — спросила она его, чтобы не молчать.

— Коля, — как-то растерянно протянул парень, уже, наверное, не раз пожалевший о том, что связался со мной.

— У нас был в группе Коля, — почесала голову Довнарович. — Погиб при штурме Гордзекса. Или когда добивали имперскую гвардию… Валер, не помнишь?

Я мысленно выматерился в адрес слегка пьяной Яськи, которая несмотря на профессию, пить совсем не умела и её быстро развозило.

— Кого из нас тогда контузило? — проворчал я. — Вот я помню, только как Хана застрелили, а та перестрелка у полицейского участка… вот я бы её вообще не вспоминал.

— Да, мы там, считай, с жизнью простились. И кстати, я тоже головой ударилась, когда прыгала из окна отеля, а в тот момент бомбёжка началась…

— Не смущай молодёжь, не говори, что прыгала из окна в одном неглиже, — буркнул я, но Яська не останавливалась и уставилась на Колю взглядом, который она, наверное, считала гипнотическим.

— А до того, перерезала горло одному генералу… — и взвизгнула, я с силой наступил ей на ногу.

— Она шутит, она девушка мирная и очень добрая и вообще она представитель самой гуманной профессии: врач, — повернулся к Рейману и облегчённо посмотрел за окно, где уже подходили Марсель с Ириной.

Темиргалиев не стал долго задерживаться. Оставил в кафе Иришку, забрал меня, и мы с ним пошли по направлению к Сталинградской улице.

— Все разговоры на месте, — предупредил он меня. — Если хочешь поговорить по дороге, то можешь рассказать мне об учёбе и о видах на урожай, в Рязанской области.

Но я не стал напрасно сотрясать воздух. Мы прошли насквозь переулок Михайлова (тоже герой войны с империей) вышли на Сталинградскую, а потом повернули два раза и оказались на улице Циолковского, где после небольших блужданий зашли в дом или как мы не называли подобные строения: холостяцкая общага. Здесь селили в однокомнатных квартирах неженатую молодёжь. На первых этажах работало кафе, где можно было взять и чего покрепче, а рядом был парк, в котором проводили дискотеки, и имелась концертная площадка неподалёку.

Семейным и с одиноким, но с детьми, выделяли двушки и трёшки, а могли даже и четырёх-пяти комнатную квартиру дать. В более спокойном районе, где были построены школы, детские сады, площадки как спортивные, так и для игр и всякие дома детского творчества. Всё для советского человека, одним словом.

На Циолковского я бывал часто, а вот в районы для женатиков я не заходил. Что там делать? Здесь не надо выступать перед пионерами.

— Здесь живёшь? — спросил я, когда мы подошли к дому, больше похожую на башню.

Из окон неслась музыка, а в кафе, очевидно, кто-то гулял. Марсель мрачно покосился на меня, но ничего не ответил, пока мы не поднялись на третий этаж и не вошли в однушку.

— Конспиративная квартира, — буркнул он. — Чтобы общаться с барбосами типа тебя.

Я даже не обиделся. Темиргалиев всегда немного грубоват, но это придавало ему особую харизму. Кажется, американцы это называют «южным шармом», но соглашусь, не лучшая характеристика для коммуниста.

Марсель прошёлся по коридору и заглянул в небольшую кухню. Проверил окно, потом зажёг газ и закурил. Я хлопнул себя по карману, в поисках сигарет, но обнаружил, что сигареты у меня то ли кончились, то ли я их потерял во всей этой заварухе. Темиргалиев молча протянул мне свои. Бросил взгляд на пачку и хмыкнул. Сигареты были американского производства.

— Привык к кентуккийскому табачку, пока в Штатах работал, — вздохнул Марсель. — Впрочем, на Целине, говорят, табак не хуже растят, но пока не пробовал.

Я тоже закурил и посмотрел на своего капитана.

— Всё очень плохо, Валер, — вздохнул он. — Настолько плохо, что я ни в коем случае не бросил бы тебя на это дело. Но!

Я молчал, внимательно глядя на него.

— Как я тебе и говорил в прошлый раз, началась внутрипартийная борьба. Те силы, которые проиграли двадцать лет назад, решили взять реванш, но не думаю, что у них что-то выйдет. Однако, дела сейчас требуют моего присутствия на Земле, а потом… потом неважно где. Словом, я не могу заняться расследованием этого убийства. Хотя меня это касается напрямую.

Я сглотнул и очень внимательно посмотрел на командира.

— Убитый рядом с пляжем, перебежчик…

— Из Ардат Тангорихкс или имперских осколков? — уточнил я.

— Нет. Из США.

Я опешил и посмотрел на Марселя диким взглядом.

— И каким образом гордзекский бандюган оказался американским… кем он там был?

В каких бы расстроенных чувствах ни был Темиргалиев, на мою реплику он обратил пристальное внимание.

— Ты что-то про него знал?

Я фыркнул.

— Естественно. Он был правой рукой Ганг Зефа, собственно оттуда я его и знаю. Вообще странно. Я думал, что члены его банды, сгнили по имперским тюрьмам, однако то он сам всплыл на Гарьерге, теперь здесь, появился его подручный, причём, как перебежчик из США.

Темиргалиев почесал затылок. Потом задумчиво посмотрел на меня.

— Вот это тебе и предстоит выяснить, — наконец решил он. — Теперь слушай вводную информацию.

Но Марсель знал не так уж и много. По его словам, этого ардан даздра которого звали Арн Зеф, подобрали американцы, после того как совместно с нашими войсками заняли столицу. Так как мы их опередили и захватили ключевые здания, вроде имперской разведки, то им ничего не оставалось, как попробовать заняться местными уголовниками. Сам мастер Ганг, вытащенный црушниками из околотка, в который угодил благодаря мне за сутки до бомбёжек, умудрился каким-то образом отбрехаться, прикинуться лохом и свалить на Гарьерг. Там уже, он, вписавшись в местные разборки, угодил в мои со Стерлядкиной руки. Но вот его банда была взята в оборот ЦРУ. Арн Зеф был на воле, когда начался обстрел столицы, но и до него добрались ушлые американцы. А дальше начинались вопросы. То ли он действительно знал или увидел что-то заинтересовавшее янки, то ли он просто придумал, в надежде на поживу. Но его так плотно взяли в оборот, что он решил куда глаза глядят и в этот момент на него, при помощи нашей разведки вышел мастер Ганг.

— Даже не спрашивай, как именно мы это провернули, — строго предупредил Темиргалиев. — Это тайна покрытая мраком и семью печатями.

После недолгих колебаний, Арн Зеф согласился рассказать, что именно он наплёл американцам, за возможность спрятаться на Гарьерге.

— Пришлось тащить его через Полигон, — раздражённо проговорил Темиргалиев. — Его держали на Новом Шайенне — иначе было никак. И вот здесь у нас случилась небольшая накладка. Он прилетел раньше меня, хотя планировалось, наоборот, и пошёл гулять по городу. Ну а я, из космопорта рванул его искать и нашёл, после твоего звонка, уже остывшего.

Марсель потянулся за новой сигаретой.

— Вот такие пирожки с котятами, — бросил он заканчивая.

— Значит, американцы? — я тоже взял вторую сигарету.

— А вот я не знаю, — вздохнул Марсель. — На Полигоне пока нет американцев ни в каком виде. Ни дипломатов, ни военных, ни гражданских. Агентов из вычисленных нами тоже нет.

— Есть ещё и не вычисленные… — тонко намекнул я.

— Есть. Поэтому эту версию окончательно со счетов не сбрасывай. Но подумай и над другими вариантами.

— Для других вариантов слишком мало данных, — проворчал я. — Империя, Торкартен, да даже Халлдорию Барна при желании можно вписать в этот расклад.

— То-то и оно, — горестно согласился Марсель.

Мы уточнили ещё кое-какие моменты, и Темиргалиев засобирался на Землю, участвовать в интригах, на благо нашей советской Родины.

— Вот ещё что. Пока я занят, контактируй по этому делу или со старшим лейтенантом Кравцовым или капитаном Хабибуллиным.

— Лучше с Кравцовым, — поспешно сказал я.

— Это ты зря, — хмыкнул Марсель. — Андрей, мужик хоть и въедливый, особенно если вопрос касается оружия, но… а впрочем, дело твоё.

С этими словами мы разошлись, каждый по своим делам. Он летел на Землю, а я возвращался в общагу, чтобы выяснить, что Марсель наговорил Иришке и завербовать Колю Реймана. Пока на общественных началах, к сожалению.

Ирина пребывала в неизбывном счастье. Темиргалиев даже особо врать не стал, просто поговорил с девушкой, сказал, что от её молчания зависит дальнейшая карьера. Служить она и брат, будут на Кадмии, в лаборатории Елизаветы Семёновны Голобко, а после будут работать под её же руководством.

— Соврал? — ссутулившись спросил меня Коля, когда я расхохотался, услышав эту историю от него.

— Ни в коем разе. Я просто представил, что скажет Лиза! Хотя совсем немного он тебя обманул.

С этими словами я достал бумагу и ручку.

— Служить ты будешь под моим командованием, а Лиза перетопчется. И я более чем уверен, что она захочет это переиграть. По я её обломаю.

Я протянул ему письменные принадлежности.

— Подписывай. К счастью, можно обойтись чернилами, а не кровью.

Николай Рейман на мгновение задумался. Он закусил губу, что-то просчитывая в голове, но потом решительно поставил подпись.

— Будет весело и страшно, — пообещал я.

— Мне уже страшно, — вздохнул он.

Теперь я мог с чистой душой изложить всё то, что услышал от Темиргалиева Коле. Но мгновенных результатов это не принесло. Николай, вздохнул и сказал, что американский след только запутывает всё дело.

Поэтому на следующий день после лекций, я отправился в управление ГРУ по Полигону, пообщаться со старшим лейтенантом Кравцовым, вдруг появились какие-то новости.

— Ничего нового, — вздохнул средних лет мужчина, с непримечательным лицом. — Ни у нас, ни у милиции. Да и не могло быть, честно говоря. По горячим следам взять убийцу не удалось. Ты единственный, кто его вообще видел, да и то: со спины и издалека. У милиционеров и того нет. Впрочем…

Кравцов покопался в бумагах, что-то извлёк оттуда.

— Ты же знаешь сержанта Свешникова? — спросил он.

Я молча кивнул. Говорить, что я служил со Свешниковым в космодесанте, до того как перешёл в разведку, не имело смысла. Старлей знал и это, и многое другое как про меня, так и про мою группу. Это он только что дал понять.

— Поговори с ним, — посоветовал Кравцов. — Алексей мог что-то заметить на месте преступления и не сообщил об этом, посчитав маловажным или вообще не касающимся дела. Я бы сам с ним побеседовал. Вытянул из него даже то, что он забыл, но лучше тебе, как боевому товарищу, не придётся вынимать из него душу, просто поговорить по-дружески.

— Есть, товарищ старший лейтенант, — по привычке откликнулся я.

— Не тянись, Кирьянов, ты мне не подчиняешься, мы просто временно сотрудничаем, — буркнул Кравцов. — Честно говоря, я не в восторге…

— Почему? — уточнил я.

— Здесь нужна бригада следователей, чтобы размотать этот клубок, а вы даже не оперативники. Вы бойцы, со всеми вытекающими. Но к сожалению, бригады следователей у меня нет под рукой. Здесь всё только организуется. Честно говоря, командование, зря торопиться открыть планету для иностранцев и инопланетян. Пока мы здесь не встанем на ноги, это может привести, да уже и приводит к эксцессам.

Я попрощался со старлеем, который, как я понял, был тем типом грушника, что я ещё не встречал раньше. Следователь из контрразведки. Те самые, которые тихо-мирно сидят по всем городам и весям Советского Союза, выявляют шпионов и диверсантов, проникших к нам.

— И вот что ещё, — сказал он на прощание. — С халлдорианским агентом ты сработал очень и очень грязно. Нам с трудом удалось прикрыть тебя и не разрушить ту игру, что мы ведём с Халлдорией.

— Так получилось, — пожал плечами я. — Не я ловил его, а он меня.

— Получиться может как угодно, но работать надо чисто, — наставительно поднял палец вверх Кравцов. — Это я тебе говорю не в упрёк, а на будущее.

Выйдя из управления, я подумал, что не имеет смысла затягивать, и пошёл на улицу Циолковского, где обитал неженатый Лёха Свешников, мой, как выразился Кравцов, боевой товарищ. Интересно, как же так получилось, когда воевали вместе, можно сказать, дружили, а вот в мирной жизни общение у нас не задалось?

Ладно, раньше я не знал, где оказался Лёха после демобилизации, но после инцидента с Хацкевичем, мог бы и заглянуть пару раз на чай. Но даже с Мишаней, за это время я общался чаще, пусть и через инфосеть, но… Короче, так бывает. Иду к нему, да и то по делу.

То ли от таких мыслей, то ли ещё по какой причине, но я забыл созвониться с Алексеем, перед тем, как к нему прийти. Судя по тому, что говорил Кравцов, он сейчас должен был быть с ночи, но всё же. Необязательно же ему было отсыпаться у себя?

Но сержант Алексей Свешников был у себя и уже успел проснуться, но судя по майке и семейникам, в которых он вышел встречать меня, не так уж и давно.

— Валера? Здорово… А ты как меня нашёл, я же тебе только номер телефона оставил? — удивился он, почёсывая небритый подбородок. — А, ну да…

— Привет. Скажи спасибо, что предварительно на выключенный коммуникатор не позвонил, — буркнул я. — Долго меня на пороге держать будешь?

Свешников пропустил меня, хоть и с некоторой опаской. Закрыл дверь и пока я разувался, он прошёл к столу и взял коммуникатор. Он был действительно отключён.

— А вы так можете? — с некоторой опаской спросил он.

Я оставил вопрос без ответа. Постарался дружески улыбнуться и при этом рожу у меня перекосило так, что не раз смотревший в глаза смерти космодесантник перепугался.

— Да что мы всё о делах! — сказал я. — Просто зашёл поболтать, к старому, боевому товарищу.

Свешников как-то странно посмотрел на меня.

— В чём дело, Лёха? — спросил его я.

Он вздохнул, поправил трусы и потопал на кухню, где поставил чайник. Потом сел на табуретку и закурил. Я подошёл к нему и тоже достал сигарету.

— Вчерашнее убийство, — наконец сказал он. — Там видели тебя и ещё каких-то людей. Потом к вам подъехали военные и вы разошлись, а уже после этого вызвали нас.

Я мысленно проклял Кравцова, который не предупредил меня, о том, что Свешников сумел нарыть свидетелей.

— Если ты хочешь спросить, убивал ли я этого арза, то сразу скажу, что нет. Иначе бы вы вообще не нашли этот труп. Просто я оказался не в то время и не в том месте. И мне, как особо везучему, поручили это дело расследовать, — внезапно я осёкся. — Постой, а как свидетель понял, что это я?

— Ты учишься вместе с ним, — медленно проговорил Алексей. — Он так и сказал, Валера Кирьянов, который учится со мной в Физтехе, а также двойняшки Реймер…

— Рейман, — поправил я и прикусил язык и чтобы сгладить неловкость, спросил. — А как фамилия того глазастого свидетеля?

— Лощинин… И вот в чём странность: он даже не подозревает, что ты сержант Валерий Кирьянов, который открыл объект Артефакт.

В своё время военная разведка договорилась с журналистами и мои фотографии и видеозаписи для телевидения были ухудшенного качества. Родня и друзья меня опознавали, а вот посторонние люди могли и не узнать. Я думаю это потому, что ещё тогда планировали, отправить меня учится на Полигон.

— Олежка, сучонок. А не знает никто в вузе, потому что так надо, — я вздохнул. — Ну, извини Лёх. Вот такая сейчас у меня работа. Одно помогает крепко спать — делаем это мы на благо Родины.

— Подателю сего, — впервые за наше общение улыбнулся Свешников и я поддержал его.

— Да уж. Ладно. Ты меня посрамил, следователь из тебя лучше, чем из меня. Кстати, а почему в сержантах ходишь?

— В школе милиции учусь, — пожал он плечами. — На Землю летаю постоянно поэтому. Вот как закончу так звание и дадут.

— Да, система, — протянул я и почему-то подумал, что сам получил погоны младшего лейтенанта благодаря войне и на ускоренных курсах. А вот насколько я этому сам соответствую? Вопрос открытый.

— Вот ещё что, — Лёха поднялся с табуретки и потянулся за какой-то вещью, лежавшей у него на полке. — Нашёл это у углового дома, подумал, вдруг какое-то отношение к делу имеет, ведь вещичка-то инопланетная. Но наш лейтенант не дал приобщить к вещдокам, сказал, фигня какая-то.

Он протянул мне небольшую металлическую пластину. Узкая, сантиметр на три. На ней было выбито три квадрата: золотой, красный и синий.

— Неполное служебное вашему лейтенанту, — пробормотал я, беря пластину и доставая коммуникатор.

— Товарищ Кравцов, есть новые данные, — быстро произнёс я. — Наш подозреваемый, весьма вероятно, ардан даздра с Ирсеилоура, но мог жить на Тангорихксе, какой-то время. На его лице или розовые полоски или он их загримировал. Но что ему не удастся скрыть — он выглядит, как очень высокий азиат. Есть, срочно в космопорт!

Я отключил коммуникатор.

— Извини Лёх, служба.

— Да я понимаю… — начал он, но я перебил.

— Если не отзовусь через несколько дней, звони мне сам. Напомни, чтобы я свинья такая, нашёл время посидеть со старым боевым товарищем, вспомнить боевые денёчки.

Свешников слабо улыбнулся, а я повернулся и выбежал из его квартиры. Спускаясь вниз, хлопнул себя по карманам. Вот хорошо, что старлей Кравцов общался со мной в управлении ГРУ, и я захватил своё служебное удостоверение.

Как назло, на улице практически не было машин. Я пошёл по движению, попутно вызванивая Черепа, вдруг он окажется неподалёку от космопорта. Но он был ещё дальше, чем я — на учениях в тридцати километрах от города. Хацкевич на межуниверситетском соревновании по самбо, ему было звонить бесполезно, он даже коммуникатор не взял с собой. Отчаявшись, я позвонил Довнарович и та, особо не раздумывая сорвалась с места и обещала быть в космопорте через полчаса. В этот момент показалась одинокая машина, серебристый «жигуль».

Автотранспорт на Полигон завозили мало и неохотно. К тому же здесь вообще собирались развивать общественный транспорт и воздушное сообщение для частников, типа флаеров.

Я выскочил на дорогу, размахивая удостоверением. Жигуль резко затормозил, водитель выскочил, намериваясь обложить меня матом, но я сунул ксиву ему под нос и бросил.

— Нужно срочно в космопорт.

— Садись, — просто сказал он и когда мы тронулись с места, спросил: — Шпиона ловите?

— Диверсанта, — бросил я и водитель, даже не думая засмеяться, молча прибавил скорость.

Выскочив из машины, не забыв поблагодарить сознательного водителя, я побежал в зал ожидания космопорта. У входа меня остановили бдительные милиционеры и я вспомнил, что благодаря визиту к Кравцову, с собой у меня было не только удостоверение сотрудника ГРУ, но и пылившийся в ящике стола паспорт.

— Валерий Кирьянов? — уточнил милиционер.

— Однофамилец, — рефлекторно бросил я, собираясь продолжить свой путь, но милиционер вытащил из внутреннего кармана пиджака записку. — Вам просили передать.

— Кто? — спросил я, разворачивая записку.

— Ваш друг, ирсеилоурец, — сообщил сотрудник органов.

Записка была написана на вульгарном имперском, который я более или менее понимал.

— Привет, Мастер Ту Зеф! Мы тебе не друзья, хоть и уничтожили твоего врага. Этот недостойный арза, не был перебежчиком, а собирался продать тебя аргарцам-амери. Но мы остановили его, потому что сами собираемся побеседовать с тобой. До скорой встречи, с истинными патриотами Империи Миллиарда Звёзд.

Коротко, и по существу. Интересно, а зачем я нужен был и им и американцам? Вроде бы история с пирамидами надёжно прикрыта военной разведкой. Тогда зачем?

— Когда он вам передал её? — спросил я и поразился, услышав ответ.

— Три часа назад. Он спешил на рейс, на Риверленд, сказал, что планы изменились, а вы приедете провожать его на звездолёт до Ирсеилоура и передал вам записку.

Риверленд была одна из немногих американских колоний, с которой мы поддерживали регулярное сообщение.

— Так и сказал — Кирьянову?

Милиционер кивнул, а потом глядя в моё изменившееся лицо осторожно спросил:

— Что-то не так?

— Всё в порядке… просто жаль, что не попрощался с другом… но я всё-таки пройду внутрь.

— Как желаете, — пожал плечами милиционер и я зашёл с летней жары, в прохладу зала ожидания.

Там уже меня ждали Кравцов и Довнарович.

— Я приказал задержать рейс до Ирсеилоура… — начал было старший лейтенант, но я перебил его.

— Проверим, для очистки совести, но беглеца там нет, — вздохнул я. — Во сколько отходил рейс на Риверленд?

— Два с половиной часа назад, — проговорил Кравцов осторожно.

— То есть он уже прошёл через портал. Ясно.

— Что случилось товарищ Кирьянов?

— Наш убивец передал мне привет… Он знал, что мы выйдем на его след, поэтому ушёл другим рейсом.

Записку я решил ему не показывать. Отчитаюсь напрямую Темиргалиеву.

— Но проверить надо.

— Разумеется. И запросите данные пассажиров рейса на Риверленд.

Кравцов кивнул, и мы пошли на посадочные кольца. Как я и ожидал, среди летящих на Ирсеилоур, не оказалось никого похожего на арза из банды мастера Ганг Зефа. Зато на риверлендском звездолёте он выпал нам чуть ли не первым. Я узнал его сразу, хотя он и загримировал розовые полоски и был больше похож на коренного ирсеилоурца, нежели на арза.

— Узнаёшь? — спросил я Довнарович, показывая на фотографию.

— Откуда? — пожала плечами она. — Я тогда выполняла другое задание, как ты помнишь.

— Ах да, — я ухмыльнулся.

Кравцов ничего не понял, а вот Яська покраснела. Ничего, ей полезно.

— Да, не в службу, а в дружбу, — попросил я напоследок Кравцова. — Если объявится Темиргалиев, попросите его связаться со мной. Это не связано с убийством, просто вспыли кое-какие обстоятельства, по его теме.

— Хорошо, товарищ Кирьянов. Можете быть свободны, — кивнул следователь и пошёл улаживать проблемы, вызванные вынужденной задержкой.

Я приобнял Яську, и мы пошли, изображая из себя подгулявшую парочку, к выходу в город.

— Дико скучаю по всем нашим, — призналась она.

— По всем или только по Славику? — ухмыльнулся я. — Но не расстраивайся, скоро каникулы и мы все отлично отдохнём.

Это я тогда был большим оптимистом.

Вот на такой, не очень мажорной ноте, закончился первый мирный год.

Часть 2. Год второй — подготовительный

— У тебя в квартире три трупа. Я пошёл тебя убивать, а они там уже лежат.

— У тебя снова начались галлюцинации?

Высокий блондин в чёрном ботинке

Вступление ко второй части

Где-то на территории Халлдория Барна

Ещё не так давно, этот, частично терраформированный спутник газового гиганта около красного карлика был базой контрабандистов семьи Оро. Но после получения независимости они переквалифицировались в легальные торговцы, и на короткий миг спутник остался безлюдным и безнадзорным, чем и воспользовалась Оля Зотова, ведь ей нужно было встретиться с человеком из центра, который привезёт инструкции и даже обещали каких-то людей.

Положение Зотовой, как любимой наложницы министра безопасности Альянса, давало ей кое-какие плюсы. Например, возможность пользоваться межпланетным флаером. Далеко на таком не улетишь, но ей и не надо было. Главное — добраться до этого спутника, надёжно скрытого от всех следящих систем.

Садиться приходилось напрямую без помощи посадочных колец, что немного нервировало Зотову, не настолько опытным пилотом она была, нахваталась по верхам, ещё в то время, когда Альянс был криминальным синдикатом и ей, вместе с её боссом приходилось непосредственно заниматься контрабандой и уходить от имперских патрулей.

В небе показалась точка и сердца опять ёкнуло, контур звездолёта был не советский, а имперский, но ей незнакомый. Однако скоро флаер стал принимать код корабля на оговорённых частотах, и Ольга успокоилась, хотя и держала руку на пистолете, компактном халлдорианском «браво». И не убирала её до тех пор, пока вышедшая из звездолёта молодая женщина, смуглая, похожая на уроженку Дареггена (у Зотовой возникла почему-то такая ассоциация) не назвала пароль.

Только после этого она смогла расслабиться и представиться.

— Лейтенант Зотова, — сообщила она девушке.

— Старший прапорщик Стерлядкина, — вздохнула её собеседница.

Ольга усмехнулась про себя. Девчонка, небось, переходя в военную разведку, рассчитывала на погоны младшего лейтенанта, но в ГРУ своя атмосфера и система званий.

— Доставили? — спросила Зотова.

— Да. Двух человек, приказ в зашифрованном виде, план действий, — начала перечислять Стерлядкина. — И ещё на словах подполковник Кунцев просил передать, что вас отзывают с операции досрочно, но подробности в шифровке.

Старший прапорщик Стерлядкина сделала лицо попроще и объяснила.

— Как я поняла, уходить ты будешь не просто так, а выполняя какой-то хитрый план, который займёт пару лет.

— И то хлеб, — расслабилась Ольга, принимая всю положенную информацию. — Соскучилась я по Родине, как тебя по имени?

— Марина.

— Я Оля. В общем, Марина, соскучилась я по Родине, сил нет. Когда соглашалась, думали, что всё. Прорвутся к Земле оккупанты, так внедримся к ним, чтобы нанести удар изнутри. Но оно вон как вышло.

— А я по работе соскучилась, — призналась Марина. — Думаешь, чего к тебе целый трофейный звездолёт пригнали? Он зарезервирован за группой Кирьянова, а нас всех отправили в отпуск и подучится на два года.

— Кирьянов? — насторожилась Ольга. — Валера? Он, случайно, не служил в тринадцатой роте космодесанта?

— Он самый. Только она теперь тринадцатая гвардейская. В основном благодаря Валере. А ты чего спросила?

— Да начинала я там же. С Валерой знакома, потому и спросила.

— Вот везёт мне на вас. Несколько месяцев назад, — и она осеклась, по всей видимости, вспомнив, что ей говорили наставники и отцы-командиры.

Ольга усмехнулась.

— Ладно. Как у Валеры дела?

Своим вопросом, она, по всей видимости, задела какую-то больную струну у девушки, поэтому быстро поправилась.

— Никаких тайн можешь не говорить, просто расскажи про Валерку, — попросила Зотова и снова ошиблась.

Было видно, что Марине мучительно больно рассказывать про их группу и, кажется, Оля начала догадываться из-за чего. Оборвала её взмахом руки и сказала:

— Ладно, не мучайся. Скоро сама всё узнаю. Пойдём, познакомишь меня с помощницами.

— Одна из них перевербованный халлдорианский агент… — начала Марина.

— В курсе, — бросила Оля Зотова. — От связного получила всю необходимую информацию.

Зотова решительным движением открыла дверь в одну из кают, на которую ей указала Марина. Там сидела девушка, которую упомянутый ими Валерий Кирьянов опознал бы как Нину Ивину.

Глава 8. Благими намерениями

Июнь — июль 2004 года.

К счастью, окончание учебного года прошло без приключений. Марсель Темиргалиев больше не объявлялся, сосредоточившись на интригах, которые всегда сопровождают смену власть. Поэтому летнюю сессию я сдал на отлично, потому что меня ничего не отвлекало от учёбы.

Отношения с Ириной давно закончились, а новые я не начинал. Не сказать, что не с кем, красивых девиц хватало и в Физтехе, просто не хотелось. В разведке шли какие-то непонятные мне процессы и меня временно вывели из игры. Оно и к лучшему. Если бы я разрывался на части между работой и учёбой, не получилось бы ни то ни другое.

Поэтому за отличные оценки, мне пообещали повышенную стипендию. Я хотел было отказаться, так как получал неплохие деньги в военной разведке, у которой числился в штате, да и за награды кое-чего полагалось. Однако Вадим Хацкевич покрутил пальцем у виска и объяснил:

— Во-первых, денег много не бывает, а во-вторых, если откажешься, то привлечёшь внимание. Разговоры ненужные пойдут, к тебе, возможно, начнут присматриваться.

Довнарович сдавала сессию на месяц позже, чем я, особенность медицинского вуза, пусть даже и военного, поэтому никак составить мне компанию никак не могла. Да и Череп отбыл в неизвестном направлении.

И я вспомнил, что хотел вытащить Мишаню на Полигон. Отдохнуть в здешнем санатории. Дело в том, что в семи сотнях километрах от Нового Ленинграда, возвели посёлок с санаториями, где можно было, немного отдохнуть и подлечиться. Второе было неактуально, но вот развлекательная программа там была на уровне. Связался с ним через коммуникатор. В ответ он начал вздыхать, что на заводе ему не так уж и много платят, чтобы выложить двести рублей, только за рейс до Полигона.

Пришлось ему напомнить, что, во-первых, он ветеран боевых действий, во-вторых, инвалид, в третьих… в общем, за билет он выложил четвертной, а путёвка в санаторий вообще была бесплатной.

Две недели, в его компании пронеслись, как один день. Для начала мы зашли в нашу часть. Мишке там были рады, а мне не особенно. Посмотрели, вспомнили боевые денёчки. Курилку, как ожидалось, обнаружили офицеры через два месяца после того, как я обосновался на Кадмии и устроили втык всем причастным за мусор на территории. В общем, сами виноваты рядовые. Расслабились.

Вернулись в город, заехали к Лёхе Свешникову и взяв его с собой, умотали в санаторий. Но нет смысла рассказывать, как мы провели эти деньки там. Нам понравилось, а остальное неважно.

После санатория я собрался попутешествовать по Советскому Союзу. Благо на связи прорезался Варяг и позвал к себе в Сибирь. Я, недолго думая, согласился, а вот Жмых и Вик почему-то отказались. Два месяца — времени прорва, успею, если не всё, то многое.

Однако, как обычно, я обломался. Совсем забыл про Лизу Голобко, которая обещала забрать меня летом на Кадмию. Я тогда ещё подумал, что это она так сказала, из вежливости, но ошибся.

Впрочем, я успел встретиться с Гришкой Мишиным, которого мы даже в дружеском общении называли Варягом и даже немного погулять по Уральским горам. Однако Варяг решительно пресёк мои попытки задержаться здесь подольше и настоял, чтобы мы поехали на Алтай. Мы сели на электричку, на станции Сарга и вернулись днём, под палящим солнцем, в Свердловск.

Но едва мы с ним дошли до автоматов с газировкой, чтобы охладиться после путешествия по июльской жаре и я сунул две копейки в щель, как раздался вызов по коммуникатору. В душе понадеявшись, что у кого-то из наших товарищей проснулась совесть и они присоединятся к нам на Алтае, я ответил на звонок. Но, увы.

— Кирьянов, ты куда запропастился? — раздался возмущённый голос Лизы, именно она мне звонила по незнакомому номеру. — Я прилетела на Полигон и узнала…

— Что учёба закончилась месяц назад, и я уже успел не только свалить, но ещё и отдохнуть в местном санатории? — скептически спросил я.

— О, надо же, у нашего бравого сержанта голос прорезался, — съехидничала Лиза. — Ты где сейчас, в своей деревне?

— Нет, — ответил я, с некоторым садистским наслаждением. — Я сейчас в Свердловске, на вокзале, а потом в аэропорт, чтобы вылететь в Барнаул.

— Господи, — отозвалась Лиза. — Но нет, Свердловск я ещё понимаю, но что ты забыл в Барнауле?

— Горы. Алтай. Красота. — лаконично ответил я.

— Никогда не замечала за тобой любви к природным красотам, — фыркнула Лиза.

— Это зря. Я ещё Кадмии, любил забираться на пирамиды и смотреть на окружающие их джунгли.

Голобко выругалась, но как-то неразборчиво. Я с трудом подавил смех, а вот Гриша не сдержался и заржал аки конь. Ага, на пирамиды, за всё время я залез только один раз, и то потому что у меня не было выхода.

— Ладно, — наконец собралась с мыслями Лиза, которая поняла, что я над ней издеваюсь. — Хочешь снова полюбоваться на красоты Кадмии? Правда, в окрестностях пирамид, уже город начали строить, но… есть ещё одна красивая планета, неподалёку…

Я проявил слабый интерес, к инопланетным красотам. Нет, страсть к космическим путешествиям во мне не ослабла, просто я помнил намёки Темиргалиева, чтобы я даже не думал лезть в какие-то дела за пределами Земли и Полигона, пока в Москве идёт борьба за власть, а Лиза явно намекала на какую-то очередную авантюру. Лучше было всё-таки слетать в Барнаул, а потом может быть на Дальний Восток.

— Прилетай в Москву, — просто сказала женщина. — У меня запланировано три выступления, а потом я улетаю на Кадмию. И если это молодецкое ржание, кого-то из твоей команды, то бери его подмышку и тащи ко мне. Он тебе пригодится.

С этими словами она просто повесила трубку, не дожидаясь моего ответа. Я выругался.

— Мы снова нужны Родине? — проницательно заметил Варяг.

— Если бы, — вздохнул я. — Сдаётся мне, нас хотят втянуть в какой-то малопонятный блудняк.

Мишин пожал плечами.

— Я, конечно, не прочь отдохнуть и на Алтае, но сдаётся мне, что с тобой будет интереснее.

— Тогда поехали, — улыбнулся я.

И мы направились, как изначально и собирались, в кассу аэропорта, чтобы вместо билетов в Барнаул взять московские.

Через несколько месяцев я порадовался, что тогда изменил решение, и не стал скитаться по Алтайским горам, где как раз в это время творились некоторые неприятные события, а пока я летел в самолёте старого образца и ругал себя за неспособность отказать красивой женщине.

В Москве мы даже не успели никуда зайти. Рядом с аэропортом нас уже ждал автомобиль, в котором сидела Елизавета Семёновна Голобко. И едва мы оказались внутри машины, как она тронулась с места и помчалась в только что построенный космопорт в городе Королёв, который носил то же самое название, что и город.

— Зачем ты меня выдернула? — недовольно спросил я.

Варяг молчал и вообще делал вид, что его здесь нет.

Лиза пользовалась служебной машиной, которую ей выделило министерство образования. Поэтому мы сидели вдвоём, в просторном салоне, а спереди сидел водитель, что давало нам почувствовать если не американскими миллионерами, то как минимум членами Совмина СССР.

— Есть одно дело, по твоему профилю, — загадочно сообщила она. — Как будем на Кадмии, сообщу.

— Меня временно вывели из игры, — недовольно сообщил ей я. — Тебе Темиргалиев ничего не говорил?

Лиза фыркнула, давая понять, что плевать она хотела на мнение оперативника военной разведки.

— Я говорила с одним нашим общим другом, — намекнула она на полковника Копылова. — Он не против.

— Но и не за, — пробормотал я, понимая, что больше ничего от неё не услышу.

Поэтому мы переключились на более мирные дела. Поговорили об изменениях на Кадмии, где, кроме пирамид и казарм, строился город, пока безымянный. Но не исключено, что он получит название в честь из кого-то героически погибших бойцов Советской Армии, а может быть, будет тупо Пирамидск, и нормально и не пафосно, а то уже председатель планетарного исполкома подавал заявку, чтобы городу присвоили имя Машерова. В память о Петре Мироновиче, но в центре лишь выразили недоумение и намекнули, что не по чину он замахнулся.

В такой же мирной обстановке, разговорах ни о чём, лишь прерываемой сном, прошло наше путешествие на Кадмию. Меня изрядно позабавило, что Полигон, он вот совсем рядом, по космическим меркам, всего-то двадцать световых лет, а Кадмия почти в сотне, а по времени лететь одинаково, и то большая часть путешествия приходится на Солнечную систему.

— Ух ты! — только и сказал я, когда мы заходили на посадку, на кольцах Кадмии.

Я поразился — ведь я отсутствовал всего лишь год, а где-то в трёх километрах от пирамид уже вырос посёлок на сотню-другую домов, да не одноэтажных. И всё, что к ним прилагалось — широкие проспекты, пара парков и стадион. Варяг был тоже впечатлён, о чём не преминул сообщить. Правда, не все его слова были цензурными.

— Большая часть зданий построена на вырост и пустуют, — недовольно морщась, сказала Лиза.

— Всё равно, — не согласился с ней я, кивая на наших соседей по перелёту. — Поселенцы всё прибывают и прибывают.

Как я понял, Кадмию было решено заселять выходцами из Средней Азии и Южного Кавказа. Многие из них остались без жилья, после налёта имперской армии, а некоторые небольшие города так вообще было решено не восстанавливать. Климат рядом со столь нужными пирамидами, был гораздо жарче, чем в указанных регионах, но это самые тёплые места в Советском Союзе.

Поэтому когда мы с Лизой вышли с посадочных колец, то я ощутил себя так, как будто попал на восточный базар. Слишком много было вокруг уроженцев Таджикистана, Узбекистана и Киргизии. Хорошо, что многие из них были выходцами из городов, то есть одетые по-европейски, иначе колорит восточной страны был бы полным.

И снова в космопорту Елизавету Голобко ожидала машина с водителем. Попроще, чем в Москве, само собой, не ЗиЛ, а очень небольшая Ока, но всё-таки, показательно.

— Разве ты не в пирамидах обитаешь? — спросил я у неё.

— Более того, я там теперь даже не работаю, — отмахнулась женщина. — Пирамиды сейчас вообще закрыты, работает только одна и то, потому что связана с системой посадочных колец. Даже ваши и те, переехали на морское побережье. Нам построили нормальный исследовательский центр, и небольшой посёлок рядом с ним, в десяти километрах на запад отсюда, в одной спокойной долине.

Меня передёрнуло, я понял, о какой долине идёт речь. Той самой, где полегли остатки моей группы, когда я в первый раз пробирался сюда. Однако вида я не подал, лишь слегка дёрнулась щека, когда автомобиль поехал через места, которые ещё недавно были джунглями. Доехали довольно-таки быстро, и без проблем. Ещё один из плюсов, недавно закончившейся войны. Полученные имперские технологии стали активно применять в гражданской сфере, значительно улучшив наш автопром, не только на новых автомобилях, но и заменой деталей в старых.

Научный посёлок оказался очень уютным местом. Дома и здание Института Исследований Внешних Миров, были сделаны, можно сказать, что и под старину — начало двадцатого века. Однако смотрелось красиво… и, кстати, всё-таки это была не та долина, а другая, похожая, потому что обрыва, с которого упал Мишаня я как-то и не приметил.

Поначалу Лиза устроила нам экскурсию, показывая, где у них, что находится, какие отделы и прочее малоинтересные непосвящённому человеку подробности. Поняв, что это надолго, я перебил Лизу вопросом:

— Скажи, про разрешение от полковника Копылова ты соврала?

Голобко резко осеклась. Посмотрела на меня внимательно и произнесла.

— Ладно, перейдём к делу. Пошли в мой кабинет, там уже нас ждёт один человек…

Человеком оказалась уже знакомая нам Елена Ярославовна Приклонская. Я замер, насколько я помнил, эта женщина всегда относилась ко мне крайне неприязненно, не стесняясь проявлять свою нелюбовь ко мне, при всяком удобном случае.

— Думаю, представлять вас не надо, — усмехнулась Лиза. — Но познакомится заново, будет нелишним.

— Здравствуйте, Валерий Алексеевич, — робко улыбнувшись, произнесла женщина.

Это что же такое в лесу сдохло, если сама Приклонская обращается ко мне на вы и по имени-отчеству? Но я лишь улыбнулся в ответ.

— Можете называть меня просто Валерой.

Было немного непривычно, когда человек старше тебя, пусть и ненамного обращается по имени-отчеству. Кстати, когда полковник Копылов так говорил, то это означало, что он устраивает тебе разнос. Практически не повышая голоса.

— Тогда и вы зовите меня Леной, — несколько застенчиво сказала она.

Нет, вот правда, куда делся этот образ строгой и вредной училки, с которым она у меня ассоциировалась, пока я служил? Не к добру это Валера, ох не к добру, — думалось мне.

— Лена сейчас занимается иммуномодуляторами, — объяснила Лиза и я несколько удивлённо уставился на учёную.

Иммуномодуляторы была штука нужная, особенно сейчас, при освоении новых миров. Слишком много разнообразных вирусов и бактерий можно было встретить там и делать вакцину против каждой болячки, не вытянула бы ни одна земная страна по отдельности. Поэтому мы использовали иммуномодуляторы, чьё действие укрепляло наш организм, давая отпор враждебным бактериям и вирусам.

Описание самых первых иммуномодуляторов, которые произвели в Советском союзе, мы нашли в Хранилище. Но они были не слишком эффективны хотя, безусловно, лучше, чем ничего. Впоследствии мы перехватили часть имперских технологий. Улучшили свои иммуномодуляторы, ещё немного досталось нам в качестве трофеев. Да и Ирсеилоур с Дареггеном, обладал кое-каким производством, но всему этому было далеко до качества и эффективности имперских иммуномодуляторов.

— Прекрасно. Очень нужная и крайне востребованная в народном хозяйстве вещь, — съехидничал я. — И чем же мы можем помочь? В физике я более или менее понимаю, а вот Гриша, да, учится на биолога, но он пока на первом курсе и вообще это не его профиль.

— Вы нам нужны как солдаты, — серьёзно ответила Лиза.

Наконец-то Голобко соизволила объяснить, что хочет от нас.

— Можно закурить? — спокойно спросил я.

Мне стало понятно, что требуется моя боевая подготовка, ещё там, на Земле, но я до последнего момента играл туповатого солдафона, ожидая, чем меня порадует бывшая любовница.

Женщины кивнули, давая разрешение. Порывшись в карманах достал пачку БТ и с наслаждением затянулся сигаретой. Варяг последовал моему примеру. Приклонская завела разговор об иммуномодуляторах, примерно рассказав то, что я написал выше, а потом замолчала. Я вопросительно глядел на женщин, докуривая сигарету, ожидая, когда они скажут, что требуется от меня.

— Нам случайно стало известно, что на одной из планет, захваченных Советским Союзом у Империи, сохранился старый бункер, в котором проходили медицинские исследования, а иногда эксперименты, — наконец разродилась Лиза.

Внимательно глядя на неё, я скептически хмыкнул, не поверив Лизе на слово. Понятно же, что кое-кто, пользуясь временным бардаком, возникшим из-за смены власти, влез в базы данных военной разведки, причём не без пользы для себя. А теперь эти две девочки-припевочки, говорят, что случайно узнали.

— Неважно как мы получили эти сведения, — начала злиться Голобко. — Главное, там совершенно точно, должны быть образцы новейших иммуномодуляторов, по имперским меркам, разумеется, новейших. Сам бункер был заброшен около ста лет назад и, кажется, плотно забыт имперцами.

Я поднял бровь и скривил губы в издевательской улыбке.

— Рожу попроще сделай, — бросила Голобко. — Короче, Кирьянов, ты нам помогаешь или как?

— Лиза, ты не ответила на мой вопрос. Полковник Копылов дал добро на моё участие в этой авантюре?

Лена Приклонская старалась не смотреть в мою сторону, а Голобко, вспыхнув, попыталась оправдаться.

— Валер, ты пойми, что всё достаточно сложно…

— Он не знал, для чего тебе нужен я. Я полагаю, наплела ты ему с три короба, про какие-нибудь старые дела здесь, на Кадмии. Но он сейчас так сильно занят, что не стал вдаваться в подробности, так?

Лиза смутилась и ничего не ответила.

— Валерий, это очень нужная технология, которая пригодится в первую очередь вам, для ваших проектов, — вмешалась Приклонская.

— Ты помолчи, — бросил я ей, поднимая руку. — Я разговариваю Елизаветой Семёновной Голобко.

Елена смутилась и замолчала.

— Лиза, в чём проблема? Что за игры ты здесь устроила? — раздражённо спросил её я. — Ты не понимаешь, что этот бункер скоро обязательно вскроют и дадут вам все необходимые для производства технологии. И это уж точно будет эффективнее и полезнее партизанской вылазки из двух человек.

— Нет. Его убрали из приоритета на ближайшие десять лет, — помотала головой Голобко. — Это значит, что займутся им в лучшем случае лет через двадцать.

Ситуация была действительно неприятная. После вскрытия пирамид и победы над империей, на нас обрушилось столько всего нового, что банально не хватало людей, поэтому многие, даже перспективные проекты откладывались в долгий ящик.

— И в чём твой интерес? — поинтересовался я.

И в этот момент Лиза взорвалась. Она говорила долго, минут десять, но цензурными были одни лишь междометия. Она припомнила мне всё, что слышала либо от меня, либо от других. Назвала эгоистом и индивидуалистом, которому интересен лишь его проект, а на остальных он плевал и так далее и тому подобное.

Мы с Варягом переглянулись. Не сказать, что мы были слишком опытными в отношениях с женщинами, но кое-что знали, по большей части в теории. Поэтому я поднял ладонь и попросил Голобко успокоиться.

Она замолчала.

— Что надо сделать? — тяжело вздохнув, спросил я.

— Довести Елену до бункера, вскрыть его, и охранять, пока она ищет нужные материалы.

— И только-то? Могли бы любого солдатика из охранения взять. Но ладно, сам бункер на какой планете?

— Нуэва Куба, — отозвалась женщина и я мысленно застонал.

Как уже было сказано, планета располагалась в системе, которую мы отбили у имперцев. Только всё было ой как непросто. Во-первых, Нуэва Куба — это не планета, а спутник газового гиганта. Во-вторых, материков и континентов на ней не было, а только один архипелаг, пусть и с очень большими островами. Острова находились в тропическом климатическом поясе, поэтому там и было решено, по договору с легендарным Фиделем Кастро, разумеется, селить кубинцев, более привычных к подобному климату. И вот на этом этапе уже начинались проблемы.

Планета, формально была территорией Кубы. Да, остров Свободы был нашим сателлитом, но всё равно, чужое государство, а я имел отношение к разведке. Словом, случись что, я не просто себе подгажу, а подставлю родное ГРУ. Второе. В той системе с Новой Кубой была целая планета, пригодная для жизни, которая называлась Латиния, и вокруг неё был действительно закручен один сложный политический узел. Мне тщательно намекнули и не раз, что на всякий случай лучше туда не лезть. Там всё слишком сложно. Да, Лиза с Леной пока говорили только о Нуэва Куба, но кто знает этих баб, что им ещё взбредёт в голову?

— В чём проблема? — не поняла Лена, и я объяснил.

Лиза в ответ лишь отмахнулась и сказала, что как с земной Кубой дела обстоят, она не знает, а вот Нуэва Куба полностью под нашим контролем, а местные спецслужбы, там скорее для декорации.

— Ладно, я тебя спрашиваю напрямую, — Лиза вдруг резко замолчала. — Ты нам помогаешь или как? Могу для мотивации тебе сообщить одну небольшую гостайну. Твой проект, по изучению соседних галактик тормозится в первую очередь из-за несовершенства наших иммуномодуляторов. Никому не хочется разбираться с той заразой, которую ты или твои люди могут чисто теоретически там подхватить.

— Врёшь, — тоскливо сказал я.

— Спроси у своего индейца, — пожала плечами Елизавета. — Он давно ищет повод сообщить тебе об этом как-то поделикатнее.

— Понял, — пробурчал я. — Считай, уговорила. Давай информацию, где там этот хренов бункер и какие приколы я по дороге встречу.

Честно говоря, толку от того, что мне выдала Голобко, было мало. Так, на глазок, примерно. Короче, всё как у штатских.

Теперь надо было аккуратно выскользнуть из-под опеки двух женщин и переговорить с Варягом. Я отложил скудные материалы и решил сделать вид, что хочу потратить вечер с толком.

— Лиза, у нас, как я понял, есть свободный вечер? Хотел бы, раз уж попал на Кадмию, навестить могилку боевых товарищей.

— Не замечала раньше в тебе такой сентиментальности, — фыркнула Голобко.

Я пожал плечами, так как отмаз был у меня давно готов, оставалось только озвучить.

— Считай, что своей речью ты меня усовестила.

— Ладно, уговорил, чертяка языкастый. Ленка вас отвезёт, а потом привезёт обратно, — заворчала Голобко. — Мне некогда, у меня дома муж некормленый.

Я хлопнул глазами, немного удивлённо. Вроде бы, после того как Лиза Голобко овдовела, она не стремилась вновь связать себя узами брака.

— Новый муж в смысле, я же тебе рассказывала зимой, когда прилетела на Полигон.

Что-то я туплю и забываю информацию. Вот не к добру это.

— Куда поедем? — спросила меня Приклонская, усаживаясь за руль «Оки», которая везла нас с Лизой к институту.

— Сначала навестим могилы товарищей, а потом всё остальное, — буркнул я.

Елена меня не поняла и пришлось уточнить.

— К пирамидам поезжай. Там памятник, погибшим при первой высадке на планете и захоронения.

Вот чего Елена Ярославовна не уловила, так это того, что Варяг не знал никого из похороненных на Артефакте. Хотя может быть просто решила, что он составляет мне компанию.

Мы промчались по шоссе в обратную сторону. Как на Земле все дороги вели в Рим, так и на Кадмии все дороги вели к пирамидам, а поскольку, та самая, первая пирамида была одной из институтских лабораторий, то им обеспечили прямую трассу.

Город действительно строили вокруг пирамид и, таким образом, и они и посадочные кольца оказались в центре, что мне было удивительно, так как на Земле и других планетах, космопорт старались возвести за городом. Возможно, подсмотрели у имперцев, которые ставили свои кольца в городской черте.

Оставалась ещё одна проблема. Надо было избавиться от Приклонской, чтобы поговорить с Варягом наедине, но она решилась сама собой. Едва мы приехали к пирамидам, как Елена вспомнила, что ей должны прислать сводку с Целины, и застыла в сомнениях.

— Лен, ну что ты как маленькая, — фыркнул я. — Или, получай материалы, а мы пока помянем боевых товарищей.

Варяг продемонстрировал фляжку с армянским коньяком, которую мы хотели распить на Урале, но не сложилось. Просто решили не рисковать, выпивая в диких местах, а сохранить божественный напиток до цивилизации.

Я посмотрел на памятник, в каменные лица Костина, Балодиса, и Новиковой, которые совсем чуть-чуть не дожили до победы и вздохнул.

— Что будем делать с этими дурными бабами? — осведомился у меня Варяг.

— По уму их надо бы сдать в местное отделение ГРУ, но, сам понимаешь, не факт, что нам боком не выйдет.

Старое доброе правило. На чужой территории не стоит проявлять инициативу, не зная всех раскладов. Кто знает, в каких отношениях Лиза или Лена с местным руководством? Может, они ей и слили секретную информацию, а может быть полковник Копылов.

— Ладно. Попробую связаться с Темиргалиевым, если он на Кадмии.

Но с Марселем нас не соединили, скупо сообщив, что капитан Темиргалиев в настоящий момент, находится в командировке. Большего нам знать и не полагалось.

— Ну а комендант? — спросил Варяг. — Майор Давыдов был вроде как из политруков, но человеком Копылова…

— Давно заменили, — отмахнулся я. — Не помнишь, что ли? Ещё до нашего отъезда он собирал вещички.

Мы синхронно тяжело вздохнули.

— Ладно. Делаем то, что от нас просят эти дурные бабы. Иначе может быть хуже, — подвёл итог я и Гришка со мной согласился. — В случае чего, отмажемся.

Минут через пять вернулся Елена Ярославовна.

— Помянули?

— Да. А ты получила свежие данные?

— Разумеется, — довольная Елена помахала своим коммуникатором.

— Тогда посидим где-нибудь с кружкой пива? — предложил я.

— Сам город смотреть не будешь? — хитро сощурившись спросила меня Приклонская.

Я отрицательно мотнул головой.

— Ничего нового я здесь не вижу. Почти тоже самое, что и на Полигоне, даже архитектура одинаковая, та улица, по которой мы ехали, копия Сталинградской. Поэтому самое интересное место здесь это пирамиды и ваш институт, — сообщил я.

— Я, пожалуй, пас, — выдал Варяг. — Не хочу градус понижать.

И он помахал фляжкой с коньяком. Мы понимающе кивнули, и Елена поймала для Мишина попутку, объяснив ему, какие комнаты нам выделили для ночёвки. Гриша отбыл, напоследок многозначительно посмотрев на меня.

Приклонская как-то непонятно хмыкнула ему вслед, а потом отвезла в весьма уютный кабачок, неподалёку от пирамид.

— Здесь обычно собираются сотрудники нашего института, — сообщила она. — Сегодня тихо, а вот с пятницы по понедельник, дым коромыслом…

— Это я в курсе. Год назад шабаши по выходным устраивали за третьей пирамидой, — хмыкнул я. — Причём втягивали в блудняк иностранцев, из гражданских, что прилетали с военными. Особисты бесились, и всех гоняли. Не за то, что пили, а за то, что с иностранцами. Вот, видно, радикально решили проблему.

Мы выпили по первой (совсем не пива), потом повторили. Закусили. Разговорились на разные темы. Елена, как я помнил, была старше меня на восемь лет, поэтому считалась очень молодым, но перспективным учёным. Работа на Артефакте для неё стала выигрышным билетом, она практически сделала себе имя, но требовался прорыв.

— Нет, иммуномодуляторы, это не прорыв, это общественная работа, на благо страны, — пьяно сообщила она и, наткнувшись на мой скептический взгляд, поправилась. — Ладно, Лизка обещала мне помочь, покопаться в архиве Предтеч.

— А ей зачем? — уточнил я, подливая Ленке грузинского коньяка, общий язык мы быстро нашли (примерно после третьей).

— В республиканском исполкоме Дальнего космоса попросили. Очень хорошо попросили. Им эта технология, кровь из носа, нужна.

Ясно-понятно. Республиканское руководство это у нас товарищ Бронницкий и товарищ Копылов. Хотя и непонятно, почему они стали действовать в обход ГРУ. Впрочем, вероятно, какие-то внутренние интриги.

Я махнул очередную стопку коньяка и посмотрел на Елену новым взглядом. Вообще, раньше я её вообще не рассматривал, как женщину. И да, она выглядела строго и скованно, к тому же относилась достаточно холодно и резко. Но сейчас. Раскрасневшаяся, с распущенными волосами, к тому же одетая по-простому, в лёгкую блузку и нестрогую юбку…

— Да что мы всё о делах, — улыбнулся я, разливая нам коньяк. — Давай о тебе. Вот какую музыку ты любишь?

Что было дальше, я плохо помню, но наутро проснулись вместе. Вернее, нас разбудила Лиза.

— Вставайте паскудники, вас ждут великие дела! — возгласила она, появляясь в комнате, где дрых я, вместе с Еленой.

— Где я? — пробормотал я, сваливаясь с кровати, ничего удивительно, если учитывать, что ещё вчера я был в Свердловске, ну или позавчера, какая разница-то.

— На Артефакте, а если точнее в постели нашей молодого и перспективного биолога Елены Ярославовны Приклонской, — глумясь сообщила Лиза, игнорируя покрасневшую Лену.

— И то радует, — пробормотал я, ища штаны.

— Ты бы хоть меня постеснялся, — хихикая сказала Лиза.

— Чего тебя стесняться, — буркнул я, натягивая свои старые джинсы, в которых я шастал по случаю каникул. — А ты меня не то что без штанов, без трусов неоднократно видела.

Настала очередь Лизы смущаться, и она вышла из комнаты, дав нам с Ленкой, спокойно одеться. После моих слов девушка посмотрела на меня с большим интересом чем раньше.

— Да ладно, — хмыкнул я. — А то ты не знала, о моём романе с Лизой.

— Думала, что всё это слухи, — испуганно отозвалась Лена.

— Нет, не слухи. И вообще, не загоняйся, мы с ней расстались задолго до моей демобилизации.

Одевшись, мы поспешили вниз, где нас уже ждали Елизавета Голобко и Григорий Мишин, который посмотрел на меня одобрительно и подмигнул.

— Ладно мальчики… и девочка, — мрачно сообщила профессор Голобко, глядя на нас. — Вылет у вас через три часа и советую не опаздывать.

— К чему такая спешка? — не понял я.

— Так получилось. Или отправиться вас сегодня или через полтора месяца. Вам же не простые билеты нужны, вам нужен с собой транспорт, чтобы перемещаться между островами. Его так просто не переправишь.

— Чего? — не понял я.

— Аппарат летательный, инерционный, атмосферный, или как любят выражаться твои любимые писатели-фантасты — флаер.

— Я могу пилотировать в атмосфере, — отозвался Варяг.

— И я, — робко пискнула Елена.

— А я… а у меня… Вот вернулись отсюда и на лётные курсы запишусь! — сообщил я, под смех Лены и Лизы.

Вообще, с флаерами получилось интересно. Мы их нашли в самом начале, подобные технологии были в Хранилище. Но реально нам было не до ввода подобной техники, до самого окончания войны. И вот я в зимние каникулы я прочитал в «Труде», что на базе завода в Горьком открыли первые опытные линии по производству флаеров.

Поэтому я удивился, неужели их уже выпустили в достаточном количестве, чтобы так запросто выделить его НИИ на окраине рукава Ориона?

— Имперской сборки, — уточнила Лиза, глядя на невысказанный вопрос на моём лице. — Трофейные, нам на институт досталось всего три штуки, так что давай, поаккуратнее с техникой?

Планета Новая Куба состояла из шести архипелагов, из которых назван был пока только один, а остальные терпеливо ждали своей очереди. Архипелаг Революции, разумеется, и самый крупный остров — Остров Свободы, да, кубинцы дали ему неофициальное название своей республики, был больше Кубы в четыре раза. Пока там был только один город: Пуэрто-Гевара и в нём разместилось не больше тысячи жителей. Они должны были подготовить как сам город, так и окрестности к прибытию десятков тысяч новых поселенцев, которые начнут осваивать новый мир. Поэтому в городе, или правильнее будет сказать: пока ещё посёлке, кроме посадочных колец было построено три десятка многоквартирных домов и какие-то официальные учреждения. Большую часть территории занимали котлованы, штабеля строительного материала и начавшиеся стройки. Помогая кубинцам решить проблему с перенаселением своего острова, мы получали усилившегося союзника и ещё одну заселённую планету в дальнем космосе.

Вообще, с Латинской Америкой давно закручивался какой-то очень непростой и интересный узел. При разделе Земли после окончания войны, мы вывели страны западного полушария за скобки, уточнив, что по каждой стране будет приниматься решение отдельно. И оно дало результаты. В Венесуэле к власти пришёл какой-то полковник, который провозгласил курс на сближение с Кубой, построение социализма и возрождение Боливарианской Колумбии. Сколько сердечных приступов случилось в Белом доме — не счесть. Они даже стали вооружать соседнюю Колумбию, но пока как-то безрезультатно.

Выгрузив флаер, мы начали готовить его к полёту и внезапно столкнулись с проблемой. Приклонская и Гришка могли управлять флаером, но не разбиралась в самой технике, а я такой образчик инопланетного машиностроения видел впервые. Наугад тыкать не хотелось, мало ли что случится. После небольшой ругани в ангаре нам прислали местного техника, старика лет шестидесяти, который, как нам говорили, немало поработал в своё время с гражданскими флаерами. Где именно не уточнили, а мы решили не спрашивать.

Проблема была одна. Он не знал русский язык, а я с помощью технологий, полученных на Артефакте, изучил к известным мне английскому и базовому имперскому только французский и две разновидности имперского: колониальный и торкартенский диалекты. До испанского просто руки не дошли, пришлось улетать на Полигон, а за пределы Кадмии эти технологии ещё не выходили. Вернее, вышли, вместе со мной, но активно использовать Артемиду, пока я учусь в вузе, было чревато непредсказуемыми последствиями. И в конце концов, я думал, что это может подождать.

Елена Ярославовна Приклонская опять же знала несколько языков, включая китайский, но вот испанского тоже не разумела. Варяг знал английский, немецкий и вульгарный имперский, разумеется.

— Отлично, — сказал я. — Главная проблема сборов в спешке. Летим на испаноязычную планету, и никто из нас не знает языка. И из-за экстренных сборов, даже и не подумали взять переводчика с испанского языка.

— Нужна помощь? — вдруг спросили на неплохом русском и мы вздрогнули.

Глава 9. Тропический ад

Июль 2004 года

Мы дружно повернулись на голос. Оказывается, видя, как мы мучимся с техником, к нам подошёл молодой чернокожий кубинец, примерно мой ровесник, насколько можно было определить его возраст.

— Я воевал в вашей армии, — ответил он на немой вопрос. — Ну и русский в школе изучал, хотя по-настоящему выучил только на службе. А вот старина Орландо, много раз пытался, но так и не освоил ваш язык.

Да, действительно. Почти весь соцлагерь присылал нам на помощь своих солдат. В благодарность за помощь мы предоставили им доступ к инопланетным технологиям. Мы же не американцы, чтобы жлобиться в отношении союзников и выставлять счёт, за каждый чих.

Говорят особо хорошо, сражались ГДР-овцы, да и кубинцы отличились. Я правда сам не видел, не пересекались, а на Полигоне они появились позже.

Кубинец снова улыбнулся нам и о чём-то заговорил со стариком, потом уточнил у нас и снова начал объяснять Орландо, что делать. Старик вскинулся, засуетился, а потом подозвал помощников и занялся подготовкой флаера к полёту.

— Эдуардо Кинтана, — представился наш внезапный помощник. — Был сержантом в войсках космической поддержки, во время войны.

— Ааа! — обрадовался я. — Космодесант!

— Да, — согласился тот. — Так нас называли…

— Знаю, я сам до сержанта дослужился именно в нашем родном космодесанте, а потом меня перевели… в другие войска, — здесь я осёкся, поняв, что лучше не уточнять, в каких войсках я оказался.

Мы ещё немного поболтали на армейские темы, вспоминая былые деньки. Лене Приклонской стало скучно, и она внимательно следила за тем, что делает старик Орландо.

— Ну бывай, — сказал я, протягивая руку Эдуардо, едва старый механик объявил, что наш флаер готов к полёту. — Будешь на Полигоне, заходи.

Тот весело рассмеялся, давая понять, что непременно воспользуется предложением, и покинул ангар. Елена и Варяг, шустро залезли во флаер и Приклонская раскочегарила старую машину.

— С ветерком полетим, — буркнула она, выводя машину в полёт.

Я как-то нервно дёрнулся, потому что непривычна мне была такая атмосферная техника. У нас, только-только начинали работать над аналогичными аппаратами, для военных целей, в гражданскую разработку они пошли года через три, да и прямо скажем, без помощи одних нехороших людей, она бы вряд ли стала столь массовой.

Ленка, прямо скажем, накаркала. Нет, сначала полёт был нормальный. Первые три часа, пока мы не приблизились к нужному нам, но временно безымянному острову. И в этот момент начались проблемы. В борт нашего флаера ударила ракета, по чистой случайности, не снеся кабину. Случилось это, потому что Приклонская летела выше установленной скорости. Но от удара мы хорошенько треснулись о приборную панель, а Лена впала в ступор, и что неприятно, но флаер начал терять высоту и падать.

Я посмотрел на Варяга. Он сидел сзади, но это не спасло его от временной контузии. Гришка с трудом поднимался, но мысли его были явно не здесь. Тогда я стал орать на девушку, требуя, чтобы она пришла в себя, но девчонка реагировала слабо, тогда я извернулся и отвесил ей две полноценные пощёчины. Глаза Приклонской округлились, и она дико посмотрела на меня.

— Падаем, мать твою! — рявкнул я и девчонка резко вцепилась в управление, пытаясь как-то смягчить падение.

Помогло, конечно, но слабо. По крайней мере, живы остались и то счастье. При падении флаер завалился набок и выход был не заблокирован только с моей стороны. Снеся дверцу, я высунул голову и осмотрелся. Всё было спокойно. Наклонился к сидевшей на своём месте девушке, чьи глаза начали потихоньку стекленеть.

— Лена, ты идёшь… — но едва я произнёс эти слова, как я увидел причину её непонятного состояния.

При столкновении с ракетой начала срабатывать система безопасности для пилота. Но включилась она как-то криво, то ли повредилась при взрыве, то ли мы у имперцев забрали уже дефективную машинку. Но это было неважно, проблема была в том, что вместо прикрытия пилота, из кресла выскочили два штыря и пробили ей обе ноги в двух местах насквозь. Два огромных красных пятна на ногах и торчащее железо.

Я выругался, холодея.

— Гриш, ты оклемался? — спросил я у Мишина.

— Более или менее, — помотал он головой. — Что надо?

Пришлось быстро объяснить ему ситуацию. Но это не помогло. Нет, первую помощь мы оказывать умели, но вот врачи из нас были ещё те. Снова высунул голову наружу. Флаер потихоньку горел. Оставлять Приклонскую здесь было опасно. Попытавшись сначала снять девушку со штырей, я ничего не добился, кабина была маленькая и узкая, а снимать надо было резко и она лишь пришла в себя и начала кричать от боли. Тогда я сделал ход конём и вывернул кресло и с помощью Варяга вытащил из летательного аппарата и девчонку и кресло.

Приклонская сидела со стеклянными глазами, кажется, у неё случился болевой шок. Однако, времени размышлять не было. Приходилось действовать немного варварскими методами. Резко дёрнул её за ноги, выдёргивая не штыри, а именно тело — и в этот миг она заорала. Пришлось закрыть ей рот ладонью, а потом вообще запихать в пасть первую попавшуюся под руки тряпку.

— Потерпи, — пробормотал я, хотя и был рад, что девчонка подаёт признаки жизни.

Смазал антисептиком, перебинтовал, как нас учили на курсах первой помощи, на которых я, кстати, никогда не был в числе отличников. Вколол обезболивающего и вытащил кляп. Гришин вёл себя немного заторможено, но помогал мне как мог. Держал Елену, не давая ей дёргаться.

— Спасибо, — пробормотала она. — Я смогу ходить?

— Мне почём знать? Я не врач. Потом, наверное, сможешь, а сейчас…

Мой диалог прервали выстрелы. Я схватил свой автомат и стал палить в ответ. Стрельба стихла.

Взявший оружие Варяг вопросительно посмотрел на меня.

— Сваливать надо, — пробормотал я. — Но как?

До меня дошёл весь ужас моего положения. Я оказался в такой же ситуации, как и на Кадмии. Хотя нет. Связь должна работать, можно соединиться с Пуэрто-Геварой, объяснить ситуацию, попросить помощи, ну, наверное, в виде хорошей военно-спасательной операции, которую вряд ли проведут. Значит, надо выбираться самому. Есть проблема: Лена Приклонская. По стандартам космодесанта — не жилец. Но всё равно так просто бросать нельзя, надо попытаться спасти.

Я затащил Елену за флаер. Девчонка уже была под сильным обезболивающим и уже слабо представляла себе, что происходит. Теперь, когда она была укрыта, руки у нас были развязаны. Мы с Варягом снова взяли автоматы, прицелились в мелькавших вдалеке врагов, те самых, что спускались с горы, стреляя в нас, и открыли ответный огонь.

Враг никак не отреагировал, и тогда мы выпустили в их сторону несколько очередей и, кажется, даже кого-то задели. Однако проблема оставалась. Будь мы одни, то попытались бы отойти в сторону пляжа, который виднелся из-за деревьев, но бросить Лену, на расправу неведомым врагам… Времени, чтобы принять решение, оставалось мало. Мелькнула дикая мысль — а может, стоит повторить тот фокус, что я устроил на Кадмии аборигенам? Но я не успел ничего сделать, наверное, к счастью, как по моим врагам открыл стрельбу кто-то ещё.

Эти «кто-то» атаковали наступающим с правого фланга, заставили их сбиться и начать отступать. Мы поддержали начинание, аккуратным, но точечным огнём. Выцелили пятерых, по всем видимости считавшихся у них офицерами и очень удачно. Пять трупов.

Стрельба прекратилась. Я настороженно держал автомат наизготовку, ибо враг моего врага, не всегда мой друг.

— Не стрелять! — раздалось со стороны нежданных помощников. — Советская Армия!

На всякий случай призыв продублировали на испанском. Эхертико советико, значит. Посмотрим, кто это и самое главное, зачем здесь.

Я подпустил нежданных помощников поближе, присмотрелся и с облегчением убрал автомат. С холма спускались Темиргалиев и Пушкарёв.

— А давай его здесь пристрелим и свалим на несчастный случай? — предложил Серёга. — А то задолбал он со своими бабами под ногами путаться.

Враги были отбиты хоть и ненадолго, как пообещал Марсель Темиргалиев, но уточнил, что два часа у нас есть. А им ещё нужно на этом пляже встретить человека из Пуэрто-Гевары.

— Это ваши бабы, — мрачно сказал я. — Лиза работает на вас, и утверждала, что Копылов разрешил операцию.

— Бумагу с печатью видел? — скептически спросил Марсель. — И что значит на вас? На нас, если ты кое-что попутал. Нет, Серёг, стрелять нельзя. Он у нас тоже протеже Копылова и юный вундеркинд.

— И с кем будешь в соседние Галактики летать? — мрачно спросил я.

— Тю, — фыркнул Пушкарёв. — А то без тебя туда никто не полетит…

— Никто, — буркнул я. — Потому что только я один хочу реализовать этот проект, а наверху его отодвигают и откладывают в долгий ящик.

— Про бюрократию тебе тоже Голобко рассказала? — уточнил Темиргалиев.

— Она мне много чего рассказывала, — вздохнул я. — Но проверить это я не смог. Ни тебя, ни Давыдова на Кадмии не было, а остальных я не настолько хорошо знаю.

— Правильно, — внезапно похвалил меня Марсель. — Теперь давай-ка отойдём в сторонку, пошепчемся.

Мы вышли из-за флаера и, достав сигареты, закурили.

— Елизавета Семёновна Голобко, очень ценный кадр. Она целиком и полностью человек Копылова, а через него Бронницкого. Такая лояльность ей стоила некоторых репутационных потерь в научной среде, которая любит фрондировать. Поэтому ей позволительны некоторые… чудачества, назовём это так. — Марсель внимательно посмотрел на меня. — Но тебе лучше обходить её проекты десятой дорогой и не пускать в свои.

— Ничего, — проворчал я. — Вот как вернусь отсюда, таких пистонов ей вставлю, она сама меня будет обходить.

Марсель усмехнулся и погасил сигарету.

— Возвращаемся, а то боевые товарищи уже тревожатся.

Мы вернулись за флаер, где потихоньку приходила в себя Лена Приклонская.

— А вы со своими интригами на Земле уже закончили? — спросил я.

— Ещё две недели назад, — равнодушно проинформировал меня Марсель. — И ты бы про это знал, если бы читал газеты.

— Я читаю, — обиделся я.

— Но явно не глазами. Ибо как ты помнишь, главная газета нашей советской Родины, называется «Правда», потому что всегда пишет правду. Надо только уметь её читать.

С этими словами он протянул мне относительно свежий номер газеты. Воскресный большой, обзорный номер, в народе называемой «толстушкой». Я быстренько пробежался глазами по страницам и недоумённо посмотрел на Марселя. Он вздохнул, раскрыл на третьей странице и ткнул пальцем в небольшую заметку.

— И? — не понял я.

Коротенькая заметка поздравляла полковника (не уточнялось, каких войск) Валерия Александровича Копылова с избранием на должность Первого Секретаря Коммунистической Партии Внешних Миров и выражала сдержанную радость от избрания такого достойного человека на столь ответственный пост.

Я хмыкнул. Вот слона-то я и не приметил. Да теперь стало понятно, что во внутрипартийной борьбе победу одержала партия сторонников жёсткого противостояния с осколками Империи, всеми методами и любыми средствами. То есть наша партия.

— А где интервью? — ехидно спросил я.

— В следующем номере, — буркнул Марсель. — И вообще, давай о политике поговорим в более спокойной обстановке. Сейчас о делах наших скорбных. Какие у тебя планы на ближайшие сутки?

Я немного замялся, но потом нашёл ответ.

— Какие скажете, товарищ капитан.

— Правильный ответ. Ты нам и правда понадобишься, потому что мы четвёртый день торчим на этом проклятом острове, а до сих пор не поняли, как найти и вскрыть это чёртово хранилище.

— А я…

— А ты удачливый, зараза. Ладно, сейчас ждём нашего человека, думаем, что делать с этой подругой, а потом займёмся имперским хранилищем.

— Ничего со мной делать не надо, — прошипела Елена. — Сейчас подействует лекарства и допинг и я смогу сама идти…

Темиргалиев сердито посмотрел на неё.

— Девочка, никуда идти тебе уже не надо. Ты балласт, лишний груз.

— Сами вы лишний груз, — возмущённо прошипела она. — А что вы будете делать в имперском хранилище?

— Ничего, — спокойно ответил Темиргалиев. — Мы занимаемся разведкой, а также зачисткой острова, от тех сюрпризов, что здесь оставили имперцы. После того как мы убедимся, что всё безопасно, мы вызовем научную экспедицию. Возможно, даже из твоего института. И ты могла бы быть в ней, вот только вместо этого будешь на больничном.

Лицо Приклонской стало злым.

— Я пойду с вами, — упрямо сказала она. — И помогу вам вскрыть хранилище…

Марсель отмахнулся рукой, давая понять, что не будет спорить с дурной бабой, а подождёт, когда прибудет человек с большой земли, чтобы уже самостоятельно решить вопрос.

В ожидании мы с Варягом на всякий случай проверили оружие и снаряжение. Попытался уточнить у Темиргалиева, с кем мы вообще здесь воюем, и если это недобитые имперцы, то нельзя ли им как-то объяснить, что война закончилась, их предали, они в жопе и лучше им сдаться по-хорошему. Однако, Марсель лишь мрачно глянул на меня и недовольно процедил:

— Пойдёмте, глянете, с кем мы войну устроили.

И он повёл нас к трупу подстреленного мной противника, оставив Пушкарёва возиться с Майдой. Идти пришлось недолго, где-то минут десять, и всё это время Темиргалиев молчал и хмурился, не отвечая на мои вопросы. Наконец, он подвёл меня к валяющемуся телу в имперской униформе.

— Ну, — сказал я. — Вооружённые силы Ардат Тангорихкс. Форма узнаваемая, а знаки различия какие-то странные.

Всё так же ничего не говоря, Марсель вынул нож и ловко вскрыл грудную клетку убитого солдата.

— Мать честная! — воскликнул я поражённый.

Варяг ничего не сказал, только нахмурился.

Мяса было совсем немного, в основном в груди были провода и механизмы. Они искрили, остатками электроэнергии. Зрелище было в целом неприятным. Как будто кто-то вскрыл детскую электрическую игрушку. Такую, натуралистическую, которые иногда привозили из ГДР, только очень большую.

— Биороботы, — с отвращением бросил Темиргалиев. — Имперцы использовали таких пятьсот лет назад, но они оказались не слишком эффективны. Очень уж тупы и примитивны. Не получив быстрого результата, Империя, как обычно, отказалась от дальнейшего использования этих созданий, предпочтя натуральное мясо, которое они с избытком набирали как в метрополии, так и в колониях. Остатки своих роботов они поставили охранять старые хранилища, лаборатории и склады. Те, что законсервировали, всерьёз и надолго. Настолько, что просто тупо забыли их забрать, когда передавали нам планету по мирному договору.

— Или специально, — процедил Варяг.

Марсель только пожал плечами, как будто бы говоря, что сие разведке неведомо.

— Но мы ведь можем что-то сделать? — уточнил я. — Например, попросить помощи Революционных Вооружённых Сил Кубы, или наших…

— Попросить можем. И даже получим. Только проблема не в этом.

По словам Марселя Темиргалиева, самая главная неприятность заключалась не в забытых «солдатах» империи, а в том, что они не могли найти вход в хранилище, которое торчало одиноким столбом посреди острова, а значит, и вскрыть его, ну никак не удавалось. К тому же биороботы постоянно путались под ногами.

— Впрочем, с ними вопрос уже решается, — подвёл он итог. — Подъедет человек из города, который с ними уже сталкивался во время войны. Как утверждает, наше командование, он справится с ними в одиночку.

Я удивлённо поднял бровь.

— Я не проверял, — пожал плечами разведчик. — Но люди, которые рекомендовали мне его, понапрасну языком не трепят. Ладно, возвращаемся к флаеру. Кстати, удачно ты упал. Как раз рядом с тем местом, где должен высадиться тот самый специалист.

— Я вообще такой, везучий, — проворчал я.

— Ага. Вот на это я и рассчитываю. Поэтому до сих пор и не пристрелил тебя, хотя руки чесались. Шутка.

Я лишь вздохнул. Как меня достал наш военно-космический юмор, кто бы знал. У нас каждый себя мнит если не Райкиным, то Хазановым или Жванецким, но все шутки дальше «расстрелять перед строем» не заходят. Хотя порой бывает смешно.

«Наш человек» почти что из Гаваны, прибыл через час. Всё это время мы ругались с Приклонской. Она вколола себе лошадиную дозу адреналина и уверяла, что сутки она продержится.

— А потом просто сдохнешь, — бросил Марсель.

— Не… — начала она, но он оборвал её, подняв руку.

— Так. Кажется, мы дождались.

Где-то вдали, на пляже, раздался плеск воды. Я на всякий случай перехватил автомат, да и Темиргалиев с Пушкарёвым положили руки на пистолеты.

Из воды медленно, но уверенно, аки Ихтиандр, выходил человек. Поначалу его лица было не видно, но по мере приближения его черты проступали всё отчётливее. Очевидно, это был тот человек, который нам нужен. Потому что Марсель и Серёга расслабились и убрали руки с оружия. Однако я не спешил опускать автомат.

— Познакомься, — сказал Марсель. — Это…

— Эдуардо Кинтана, — закончил я и разведчик посмотрел на меня удивлённо.

Сам кубинец был немного смущён нашей встречей на этом острове, и вопросительно посмотрел на Темиргалиева.

— Удивительное совпадение, — сказал я. — Мы встретили Эдуардо, когда собирались лететь на остров.

— Никакого совпадения, — отмахнулся Марсель. — Он тоже сюда собирался, но на подводной лодке, потому дольше и добирался.

— И я вам помог, — сказал Кинтана улыбнувшись. — Хотя, если бы знал, что вы собрались именно на этот остров, сказал бы старику Орландо, чтобы он что-нибудь повредил в вашем флаере.

— Зачем? — не понял я.

— Сюда лететь опасно, — просто пожал плечами кубинец. — Впрочем, вы уже сами в этом убедились.

С этими словами он показал на лежащую на земле Елену Приклонскую.

— Я в порядке! — возмутилась она, но Темиргалиев только махнул рукой.

— Ладно, раз все непонятки разъяснились, перейдём к делу. Эдуардо, тебя я вызвал, потому что во время войны ты очень хорошо работал против биороботов. Валер, тебя я не вызывал, но раз уж здесь, то будь добр, прояви свои способности, которые помогли тебе на Кадмии, и найди нам этот чёртов вход!

Вот тогда я не просто возмутился, я взбесился.

— Никакие способности, там мне не помогли! Я знал, где пирамиды, куда идти, и что туда можно проникнуть через крышу. Всё, что мне мешало, это местная искусственно выведенная фауна! Здесь же сраные биороботы!

Я замолчал, мне пришла в голову одна мысль.

— Ты чего замолчал? — не понял Марсель. — Давай. Раз уж начал-то! Скажи мне в лицо правду-матку.

Я раздражённо помахал рукой.

— Биороботы, — повторил я, щёлкнув пальцами.

— Что биороботы? — не понял Пушкарёв.

— Это не полуразумные твари Кадмии, которые жили в лесу, в норах, под кустом, или гнездились на пирамидах. Это хоть и хреновые, но солдаты. Значит, им нужна база, оружие, боеприпасы…

— Я тебя понял, — кивнул Марсель. — Уверен, что их база находится в Хранилище?

— Не очень. Но других вариантов у нас нет.

Ненавижу джунгли. Это у меня после Кадмии. И хоть здесь не было всяких тварей, которые хотели нас убить, ну, кроме биороботов, но они пока не показывались. Всё равно мерзкое место, даже здесь на Новой Кубе. Жара, насекомые, хорошо, кстати, что с дикими зверями проблем нет. Биороботы постарались, приучили местное зверьё к тому, что от человека надо сваливать и прятаться.

Мы преследовали небольшую группу этих псевдолюдей, которые явно не ожидали такого отпора и теперь, действуя по программе, отходили в укрытие, отстреливаясь от нас. Я, Кинтана и Темиргалиев, преследовали их, оставив у флаера Пушкарёва и Приклонскую. Из Серёги был так себе боец, поэтому мы оставили его защищать Майду. Хотя Марсель сомневался. Наш космолётчик был ценный кадр, а на биолога ему было наплевать.

Нам не пришлось искать имперских биороботов. Они сами нас нашли, выйдя, как по расписанию, через несколько часов, чтобы собрать «трупы» собратьев и попытаться отомстить за них. Не мстить, конечно, но выполнить поставленную задачу: уничтожить чужаков.

Эдуардо, которому Марсель вручил оружие, всё тот же верный АК-97, объяснял нам, что делать. Стрелять надо строго в голову, а желательно в шею. Подстреленного очень желательно найти и выстрелить ещё в район груди и живота. После такого биоробот не подлежал восстановлению.

— Отстреливать их просто, — объяснял Кинтана, сверкая белыми зубами на чёрном лице. — Это очень примитивная технология, без человека командира они вообще ходячие мишени. Но вот подчищать, тот ещё геморрой.

— Ты где с ними сталкивался? — спросил я.

— На Пегасе, и когда помогали революцию на Ирсеилоуре устроить, — пояснил он. — И там, и там, отсталые миры, где просто не успели заменить этих железных болванов, а здесь про них просто позабыли.

— Ты был на Ирсеилоуре? — удивился я.

— Да, у нас была задача блокировать военную базу на островах Бикунде, там мы всю революцию и просидели. Уж больно крепкими противниками они оказались.

— Ясно, — вздохнул я. — Мы сначала были в Альзоинсе, а потом в Махтамбе и окрестностях пошалили.

— Вечер воспоминаний устроите потом, — недовольно вмешался Темиргалиев. — Сейчас давайте отрабатывать задачу.

И мы принялись за отстрел наших противников. Действительно, по сравнению, ну, например, имперской гвардией, на которую сдуру сбросили наш космодесант на Нотри. Мы тогда еле ноги унесли, я об этом уже рассказывал. Это поначалу, казалось, очень простой задачей. Расстреливай как мишени в тире, никакой стратегии или тактики. Но это было поначалу. Потом начался настоящий ад. Когда у биороботов, не получилось нас взять умением, они атаковали нас числом.

Нельзя сказать, что их было очень уж много. Не дивизия и даже не рота, но нас-то было всего три человека, и эти человекоподобные создания зажали нас под холмом, за которым находилось имперское хранилище. Они лезли и лезли на нас, наши автоматы ужеперегревались, а враги всё не кончались и не кончались. Я уже израсходовал второй энергетический блок, но мне было далеко до Кинтаны, который уже менял четвёртых. Тогда я поглядел на боезапас, потом на врагов, и понял, что так дальше дело не пойдёт. Хорошо, что Темиргалиев напомнил мне Кадмию. Там же была похожая ситуация.

Я быстро развинтил приклад автомата, выломал предохранитель, потом вставил новый энергоблок.

— Ты что делаешь?! — крикнул мне ошалевший Эдуардо, которому, по всей видимости, не рассказали о том, как я отбивался от охранников пирамид.

— Это ты правильно, — согласился бросивший взгляд в нашу сторону Марсель и последовал моему примеру.

Вдвоём мы дали залп по наступающей толпе — как уже было сказано, какая-то тактика у этих ботов отсутствовала, как класс. Второй, третий… Отлично.

Кинтана ошалевшим взглядом глядел на нас. Я только раскрыл рот, чтобы объяснить ему, но в этот момент разведчик крикнул:

— Они уходят!

Действительно, небольшая группа биороботов отходила от места, где мы устроили бойню их собратьям. Не сговариваясь, мы бросились следом за ними. Пробегая между выжженных мощными импульсами проплешин, Эдуардо немного задержался, осматривая трупы.

— Их и добивать не надо, — пробормотал он, догоняя нас. — Органика сожжена в пепел.

— Ну так, — кивнул я. — Способ проверенный.

Кубинец, казалось, хотел спросить меня, когда и где это было испытано, но сейчас было не до того. Если упустить биороботов сейчас, то непонятно где вообще искать вход и покажутся ли они нам снова, после той бойни, что мы им устроили.

Вот наконец за деревьями показалась башня, которая и была имперским хранилищем. Двери как таковой не было, только особая титановая створка, которая выезжала слева направо и ничем не отличалась от пластин, которыми была обшита сама башня. Сейчас она была сдвинута наполовину и туда втягивались последние выжившие биороботы.

Створка начала двигаться, закрываясь и я по какому-то наитию, присел на одно колено, перевёл импульс на максимальную мощность, прицелился и выстрелил. Мощный импульс, который меня чуть не отбросил назад, пролетел сто метров и шарахнул по закрывающейся пластине, заклинив её намертво.

Мы остановились и выдохнули.

— Что дальше? — спросил Варяг.

— Подходим медленно и печально, — приказал Темиргалиев. — Внимательно посматриваем по сторонам. Они тупые, но мало вдруг хватило мозгов оставить засаду.

Аккуратно подошли к башне. Вообще, странное это было сооружение. Её как будто бы вмонтировали в скалу и из-за этого сложно было понять, где вообще начинаются горы, а где сама башня. Сверху и со спутника верхнюю часть было очень неплохо видно, но если искать её там, где находились возвышенности, то можно проплутать несколько часов, пока на тебя не навалятся эти псевдолюди.

В этом-то как и была вся проблема с поисками входа в башню. Темиргалиеву и Пушкарёву постоянно мешали биороботы. На вопрос, почему они отправились на остров именно таким составом, Марсель ничего не отвечал, отмалчиваясь. Разумеется, подразумевалось, что не моего ума дело. Но я полагаю, Марсель просто подвернулся под руку полковнику Копылову, который отправил его на Новую Кубу, чтобы успокоить Лизу.

Вообще, в целом Темиргалиев относился ко мне нормально. Но только в тех случаях, когда сам подписывал меня на операцию. А когда я начинал «шастать не спросясь» всячески мне демонстрировал, что я здесь лишний, что мне нечего здесь делать и всё в таком духе. Вообще, я заметил, что разведчики не любят, когда что-то идёт не по плану, а если не по плану идёт вообще всё, становятся невыносимыми.

Едва мы оказались у полуразрушенного входа, как по нам начали стрелять. Мы пальнули в ответ, в том числе и я. Успел сделать два выстрела, прежде чем Марсель дал мне по рукам и молча покрутил пальцем у виска. Да, действительно, сам тормознул. Мне-то палить не стоило из того, во что превращался нормальный АК-97, стоило у него выломать предохранитель, а у разведчика имелся запасной автомат.

Оставив меня и Варяга, прикрывать тыл, Темиргалиев и Кинтана вошли внутрь, держа оружие наготове. По счастью, когда я палил, то повреждены оказались только биороботы и часть стены.

— Типичный имперский бункер. Судя по всем всему верхние этажи, это зенитка, которая отрабатывает по летающим объектам, а всё самое интересное находится внизу, — сообщил Марсель, а Кинтана согласно кивнул.

— Наших сил хватит на зачистку? — уточнил кубинец.

Вот, а почему раньше никто не поинтересовался, достаточно ли двух человек, чтобы зачистить остров от биороботов? Ладно, знаю-знаю, не моё дело.

— А нам этого и не надо, — буркнул Марсель. — Все эти создания никогда не действуют в автономном режиме. Всегда есть те, кто ими управляет.

На момент меня застопорило.

— Но как? — спросил я. — Ведь это заброшенное хранилище? Иначе Империя предварительно выпотрошила бы всё отсюда,

— Именно, — самодовольно согласился Марсель. — Но случилось то, чего никто не ждал. Мы полагаем, что это какой-то непризнанный вояка, после того как мы взяли имперскую метрополию, с перепугу рванул сюда, на эту пустынную планету. Знал ли он, что здесь хранилище с биороботами или ему просто повезло, мне неизвестно. Скорее всего, где-то раскопал данные, иначе откуда у него ключи доступа? Но факт остаётся фактом. Он засел здесь и активно обороняется…

Монолог Марселя был прерван стрельбой, мы спрятались за стену. Потом Кинтана осторожно высунулся и снова убрал голову, так как по нему начали палить.

— Ну что? — спросил Темиргалиев.

Вместо ответа, Эдуардо выскочил, сделал три выстрела и вернулся на место.

— Остался один, — мрачно сообщил кубинец.

Последнего из отряда, который преграждал путь к лифту, подстрелил Марсель, ловко перекатившись и стреляя наугад. Эдуардо неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал, а мы пошли, чтобы спуститься вниз.

— Фокус ещё в том, — объяснил Марсель. — Что без него бы мы вряд ли нашли это хранилище, в ближайшие лет сто, а если и нашли, то не заинтересовались бы. Но этот гений стратегии и тактики, активировал эту самую зенитку, которая стала палить по всему летящему на остров.

Мы запустили лифт и начали спускаться вниз.

— Стреляй только в крайнем случае, — предупредил Марсель. — Не дай бог, что-нибудь выведем из строя…

Двери открылись, и перед нами предстали, наверное, с пятьдесят биороботов, стоявших в небольшом, полукруглом зале, стены которого были увешаны мониторами и сам зал был забит какими-то приборами. Все они были вооружены и смотрели на нас ничего не выражающим взглядом.

— Этот случай можно считать крайним? — уточнил я.

— Неа, — мотнул головой Марсель. — Это ерунда.

И каким-то неуловимым движением активировал излучатель электромагнитного поля. У меня засвистело в ушах, а псевдолюди, даже не успев поднять оружие, стали валиться на пол. Заодно стали выходить из строя осветительные приборы, стали гаснуть экраны.

И только один из всего отряда биороботов не упал. Да и не был похож на них это невысокий, немного потёртый мужичок, с ярко-фиолетовыми глазами.

— «Халлдорианец?» — мысленно удивился я. — «Неужели кто-то из них, дослужился до высокого офицерского чина в имперской армии? И с чего тогда такой патриотизм»?

— Вы кто? — прохрипел он. — Что с Империей?

— Империя пала центурион, — вдруг вырвалось у меня.

Сам я в этот момент подумал, какое дело яркоглазому до судьбы оккупантов? Но он продолжил:

— А… халлдорианцы…?

— Халлдория Барна, в данный момент независимый от империи альянс планет, — холодно бросил Темиргалиев.

— Аннакса Бирне! — воскликнул он по-халлдориански.

Это их аналог, нашего «слава богу», не дословно, но примерно.

Халлдорианец вдруг бросил оружие и поднял руки.

— Я сдаюсь, — всё так же хрипло произнёс он. — И надеюсь, что вы позволите вернуться мне на родину.

— Разумеется, — сказал Марсель Темиргалиев, неуловим движением, подбирая его оружие. — Но сначала мы зададим вам… ммм… несколько вопросов.

«— Точнее, уж несколько сотен» — подумал я, но вслух ничего не сказал.

Он помог нам разобраться с системой управления, остановить оставшихся биороботов и взять контроль над противовоздушной обороной острова. Разумеется, объяснял он Темиргалиеву, а Кинтана присматривал, чтобы этот ушлый уголовник чего не выкинул. Меня же отправили за Приклонской с Пушкарёвым, которые остались поджидать на берегу.

Почему уголовник? Ну так я же рассказывал, да и в газетах и в учебниках, тоже про это пишут. Халлдория Барна, она же Халлдорианский Альянс была очень крупной этнокриминальной организацией, то до того как Империя начала распадаться на части. Подобно итальянской мафии они проникли во все сферы жизнедеятельности империи. Кроме метрополии, куда они благоразумно не совались, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания со стороны власти.

Это и была их цель изначально — раз уж они потеряли родную планету, то отделиться от империи. Основать своё, в сто крат более мощное государство, а с империей воевать за независимость. У Альянса были периоды взлёта и падения, когда за них всерьёз брались имперские следователи или если они становились чисто криминальной организацией с целью заработка денег. Но в последние сто лет, они верно уловили тенденцию: Ардат Тангорихкс неумолимо катился к закату и снова вернулись к старым лозунгам, надеясь оторвать от распадающегося галактического государства кусок пожирнее.

В их планы неожиданно вмешалась Земля с её сопротивлением, поэтому лидеры Альянса захотели что-то заиметь для подстраховки и достали из загашников сведенья о забытых хранилищах, потерянных кораблях и рассылать эмиссаров, одним из которых и оказался наш знакомец: Винз Аркалан. Поначалу всё шло гладко, он нашёл старое хранилище, активировал коды, смог взять под контроль армию биороботов, чтобы ударить в спину имперской армии, но они просто взяли и покинули планету, отдавая её землянам без боя и вообще убрались из системы. В тот момент они готовили полномасштабную атаку на Землю, и так как с флотом вторжения у них было всё плохо, то буквально выскребали остатки из каждой дыры.

План Винза банально рухнул. Пока здесь базировалась часть имперского флота, он мог атаковать их и захватить корабли. Но несколько лет на планету никто не приземлялся, а потом стали прилетать малотоннажные гражданские суда. Проблема была в том, что звездолётов было мало, а вывозить биороботов надо было всех и сразу. Аркалан застрял на планете всерьёз и надолго. Он укрепил свой бункер, повесил защиту над островом и стал ждать, когда за ним придут имперцы (а он не сомневался, что Тангорихкс рано или поздно разгромит Землю) чтобы устроить себе шикарные похороны, пасть в бою, с оружием в руках, как это было принято у его халлдорианских предков.

Надо говорить, что и этот план мы ему обломали на корню? Так что халлдорианский пленник, когда мы его взяли, оказался полностью раздавлен и охотно согласился на сотрудничество.

— Учись, студент, — сказал мне довольный Темиргалиев, когда я, приведя Приклонскую, уколотую стимулятором и Пушкарёва, который хотел её удушить, решил покурить у входа в бункер и за этим же вышел разведчик.

Он и рассказал мне, как расколол боевого халлдорианца и подчинил его, хоть и на время.

— Потом придётся отдать его Халлдорианскому Альянсу, — объяснил Марсель. — Чтобы не осложнять отношения между ними и нами.

Я только хмыкнул, вспомнив халлдорианскую шпионку Нину. Ну да, ну да. Охотно верю, что это добровольное действие, а не какой-то очередной хитрый план, который только-только созрел в хитроумной голове Марселя.

Елена Ярославовна Приклонская тем временем активно лазила по всему бункеру, выясняя, где найти то чудо-лекарство, которое защитит нас от большинства опасных микроорганизмов чужих планет. Нет, неточно. Она припрягала нас искать и при этом приходилось носить её на руках. Марсель и Серёга опять-таки искали что-то своё, и их очень сильно раздражало наше присутствие и то, что Лена постоянно суёт нос во все дырки. Поэтому меня, Варяга и Эдуардо попросили покинуть остров. Что будет без нас делать Лена, не уточнялось, но, скорее всего, её тоже куда-нибудь отправят.

— Всё равно вы здесь не пришей… не к месту, — сообщил Темиргалиев. — Заодно шпиона заберёте и доставите куда надо.

— В Пуэрто-Гевара? — уточнил я.

Разведчик посмотрел на меня как на идиота, но снизошёл до объяснений.

— На Кадмию. В нашу резидентуру.

— А как же мы с территории другой страны вывезем…

— Ты сейчас головушкой ни обо что не приложился? Тупишь капитально, — издевательски сказал Марсель, а до меня дошло.

Действительно, что-то я сильно торможу сегодня. У кубинцев, югославов, поляков и гдровцев и прочих членов Варшавского договора, может быть сколько угодно планет за пределами Земли, но охраняют их вооружённые силы СССР и военная разведка, которая, как обычно, занимается всем и понемногу и старается всё контролировать.

Эдуардо Кинтана был, безусловно, гражданин Кубы, но…

— Какое у него звание в ГРУ? — спросил я.

Темиргалиев покрутил пальцем у виска.

— Я же свой.

Марсель вздохнул.

— Он боец-оперативник. Значит, пока рядовой.

— Вот и отлично. Заберу его в своей проект. Мне понадобятся такие шустрые ребята.

Марсель поперхнулся сигаретным дымом.

— Ну ты и наглый, товарищ младший лейтенант. Заберёт он!

— И не моргну глазом, — поиздевался я. — Всё равно Кинтана сейчас в резерве, а мне, чую, будут очень нужны бойцы.

В этот момент я вспомнил, что не рассказал Темиргалиеву о результатах своего расследования убийства на пляже. Действительно, сначала мы упали на флаере, потом я не ожидал, что встречу его, ну а дальше всё закрутилось. Помявшись немного, я пересказал ему всё и даже вспомнил текст записки.

Марсель Темиргалиев выругался, стрельнул сигаретку, а потом пояснил.

— Это опять проявился Орден серебряного эстортуэра.

— Серебряного, чего?

— Эстортуэра. Жезл такой. «Графиню де Монсоро» перечитай. Хотя, конечно, переводчиков наших надо проверить на вредительство за подобные переводы. В общем, организация такая из ардан даздра и гарллан даздра, ну и некоторые имперцы к ним примкнули. Орден религиозно-политический, смысл его в том, что Серебряный Вестник покарал хранимую им Империю, за гордыню и что там по тексту. Только истинные верующие и патриоты, смогут возродить ея. Сейчас не забивай себе голову, я тебе ближе к осени пришлю подробную справку по ним. Организация вроде бы не сильная, но судя по тому, что ты рассказал, всё-таки опасная. Следует приглядеться получше.

Марсель потушил сигарету.

— Прав был полковник. Надо бы к тебе в Новый Ленинград ещё одного из твоих архаровцев перевести. Возможно, даже этого белобрысого, хотя он сегодня себя и не проявил. Подумаем. В общем, давайте ребята, валите, скатертью вам дорога.

Вот с такими напутствиями мы и отбыли обратно на Кадмию. Сначала нас доставили местным флаером в Пуэрто-Гевара, а потом на звездолёте вернули, откуда забрали.

Глава 10. Сказки народов Галактики

Июль — октябрь 2004 года

Летние приключения закончились, едва начавшись. Вместе с Эдуардо Кинтана и Варягом я отконвоировал захваченного в плен халлдорианца на Кадмию. Нас там приняли хорошо, похвалили и отпустили, сказав, чтобы мы забыли вообще всю эту историю. В общем, как обычно.

Мне очень хотелось пообщаться с профессором Голобко. Сказать ей немало нецензурных слов, но Лиза уже улетела с Кадмии. Возможно, по своим делам, может быть, не хотела общаться, а наиболее вероятно едва узнав, что имперское хранилище вскрыто, ломанулась на Новую Кубу. Очень жаль. Впрочем, общаться с ней мне не очень хотелось. Поэтому удовольствовался малой местью, послав сообщение «не звони и не пиши мне больше» и внёс её контакты в чёрный список. На самом деле, никаких иллюзий я не испытывал, точно зная, что как только ей понадоблюсь, она найдёт способ со мной связаться. Надеюсь, она не пошлёт по моему следу Приклонскую.

Вспомнив про Леночку, я тоскливо вздохнул. Чем-то меня зацепила эта скромная красотка. Может быть потому, что я в своё время боялся её?

— А ты, куда теперь? — уточнил я у Эдуардо, который вернулся в наш номер, в небольшой служебной гостинице, но зато с видом на пирамиды.

Кубинец неопределённо пожал плечами и вздохнул.

— Скорее всего, обратно на Новую Кубу. Я сейчас в резерве, разведка выдернула меня только на одну операцию. Поэтому возвращаюсь снова в Пуэрто-Гевара, где буду ремонтировать старую имперскую технику.

— Как же тебя угораздило в нашу систему попасть? — поинтересовался я у Кинтаны, а Варяг согласно кивнул.

Мне действительно было интересно, зачем нашим понадобился Эдуардо. У нас не было никакого дефицита в бойцах. Однако он неопределённо пожал плечами и улыбнулся той белозубой улыбкой, которая свойственна только чернокожим людям. Стало понятно, что в детали биографии он посвящать меня, пока не станет хотя я условно «свой».

— Пойдёшь ко мне в проект? — внезапно спросил я.

Эдуардо сощурился и почесал затылок.

— То, на что намекал Марсель? Предложение, конечно, интересное, но хотелось бы знать, что за проект и чем мы будем заниматься.

Я лишь отрицательно покачал головой вернув ему улыбку, правда, не такую белозубую.

— Никаких подробностей, пока не войдёшь в команду. Могу только намекнуть, что это будет покруче открытия Кадмии.

В этот раз, Эдуардо улыбнулся криво.

— Я понял. Что же, если и через год я всё так же буду в резерве, то не раздумывая пойду к тебе в проект.

Мы пожали друг другу и разошлись, каждый в свою сторону. Я и Варяг отправились догуливать каникулы, а он вернулся на новую родину.

И нам как-то неожиданно повезло. Когда пассажирский транспорт сел на посадочные кольца, мне в коммуникатор упало сообщение от Кольки Реймана, который писал мне, что их семья собралась на Алтай, и спрашивал, как меня там найти.

— Глянь, — Варяг протянул мне свой коммуникатор.

Ему писал Череп, с практически тем же вопросом. Видно, он получил свой отпуск. В ответ я показал Гришке послание от Рейманов.

— Понятно, — хмыкнул он. — Значит, есть предложение, выдернуть из Дисны этих двух голубков: Вика и Ясю и в почти полном составе рвануть в горы. Кстати, твоего одноногого тоже можно взять.

— Не можно, — вздохнул я. — У него отпуск весь был израсходован зимой.

Мы переглянулись и застрочили ответы в своих коммуникаторах, вытаскивая наших друзей и боевых товарищей, для поездки на Алтай. С семьёй Рейманов проблем не возникло, они были рады меня видеть, даже их фрондирующий отец. Как шепнул Коля, Евгений Рейман ещё весной закрутил роман с молоденькой сотрудницей кафедры, поэтому его слегка попустило. Кстати, юная дева к нам присоединилась через неделю. А Ирина… она была мне рада, но отношения между нами закончились навсегда. Зато мы остались хорошими друзьями, которые всегда могли положиться друг на друга. Кажется, она положила глаз на Гришку, потому что крутилась всё время вокруг него, а он вроде бы был не против. Довнарович вносила в наше путешествие здоровую долю весёлого безумия. К счастью, мозги она выносила в основном Вику.

Словом, после бурной встряски на Новой Кубе, остатки лета пролетели спокойно и, можно сказать, ровно. Если не считать какие-то дикие слухи, которые ходили по всей Южной Сибири, о побеге дезертиров и военнопленных из лагеря, находящегося неподалёку от границы.

— Как думаете, это правда? — спросил нас Рейман-старший, едва мы услышали эту историю, от местного жителя. Он клялся и божился, что всё это истинная правда, а у него троюродный брат в охране работает, который ему всё это большим секретом рассказал.

— Чушь какая-то, — фыркнул Череп. — Кто будет размещать лагеря на границе?

— Ну с Северным Китаем граница сейчас весьма условная, — возразил Евгений Рейман.

— Китайской народной республикой, — поправил его сын. — Мы не признаём притязания чанкайшистов и американских оккупантов. Но всё равно странно, что беглецов так и не поймали.

— Да не суть, — поморщился я. — Местные говорят, что строили они какой-то секретный объект. И сами подумайте, кто будет использовать уголовников и военнопленных в таком деле? Его сооружать будут всякие добровольцы с кучей подписок и за большие деньги.

— Ну а если, про секретный объект местные наврали? — спросила Яська.

— Значит, соврали и про всё остальное, — отрезал я, подводя итог под спором.

Где-то через год я узнал, что был неправ. Местные, ошибившись в одном, угадали в целом, но это была совсем другая история. Хотя действующие лица были всё те же.

Тогда мы просто выкинули из головы эту дикую историю. Экстрима нам хватало во внешних мирах за гланды. Здесь у нас был здоровый отдых, ну а длительные переходы не вызывали каких-то трудностей, после подготовки в спецназе ГРУ.

— Ну что, решилось что-то насчёт меня? — с интересом уточнил Коля Рейман, когда мы ставили палатки, в один из вечеров, пока его отец возился с радио, а Марина собирала хворост.

— Да, всё в порядке, не парься, — сказал я. — Я недавно был на Кадмии и поговорил там с людьми, словом, всё будет в порядке, главное, когда в военкомат пойдёшь, мне отсигналь, чтобы я прилетел, с нужными документами и решил вопрос с военкомом.

Действительно, вернувшись с Новой Кубы, я по совету Темиргалиева походил немного по кабинетам родного ведомства и решил несколько своих вопросов как с будущей командой, так и с Колей Рейманом. Отношение ко мне, как и предупреждал полковник Копылов, было самое разное, от желания помочь и разобраться до вставления палок в колёса.

— Будет ещё одна задача, которую нам надо решить, — сообщил ему я.

На прощание Марсель Темиргалиев дал мне домашнее задание, предоставить экономическое обоснование проекта создания колонии на окраине Галактики. То ли для Верховного Совета, то ли для профильного министерства, а может быть, это полковник Копылов, хотел посмотреть, как я справляюсь с нестандартными задачами.

— Намекни, — попросил Коля.

— Экономика, — бросил я, крайне лаконично.

Коля согласно кивнул, и мы продолжили устанавливать палатку, перейдя на самые обычные темы, вроде фильмов, футбола или новых книг.

Август на Алтае, помог мне расслабиться и даже немного позабыть о проблемах — странном религиозно-политическом ордене, который появился на моём пути.

Ближе к концу августа мы распрощались с Рейманами, я Вик, Варяг и Череп полетели в Рязань, а Довнарович в Дисну. Быстрые сборы и вот мы, всё той же бандой, стоим в гражданском космопорте, но не Плесецка, а Королёва. Космопорты росли по стране как грибы после дождя, чтобы это не значило. И действительно с той масштабной программой колонизации внешних миров, потребность в посадочных площадках была огромной.

Напоследок Варяг отозвал меня в сторону и спросил, не моих ли рук дело, предложение от руководства вуза Григорию Мишину перевестись в филиал на Полигоне, вернее, уже на Машерове.

— Нет, ни в коем случае, — искренне сказал я. — Это дело рук Темиргалиева.

Варяг кивнул и отбыл в Томск, чтобы оформить все документы и уже присоединиться к нам в Новом Ленинграде.

Сев в пассажирский лайнер, мы обнаружили там Лёху Свешникова.

— Всё лето псу под хвост, — сообщил он нам. — Зато поздравьте свежеиспечённого младшего лейтенанта советской милиции.

— Ты не говорил, когда я к тебе с Мишкой заезжал, — упрекнул его я.

— Сюрприз хотел сделать, — улыбнулся Лёха, но сразу сделал серьёзное лицо. — Слушай, а с тем убийством на пляже, что-то прояснилось?

Череп и Яська напряглись. Я помотал головой.

— Лёш, я к тебе позже зайду, и мы поговорим, договорились?

Понявший, что коснулся чего-то очень неприятного Свешников, стушевался и перевёл разговор на другую тему.

— Погоны-то мне дали авансом, под обязательство, что освою пилотирование атмосферным флаером.

— Правильное дело, — одобрил я. — Я вот тоже собираюсь пойти учиться, а то была одна неприятная история, но о ней тоже не будем.

И мы переключились на проблемы общесоюзного чемпионата СССР по футболу. Никак не получалось включить в него команды с иных планет. И расстояние большое и сила тяжести разная. Хоть убейся, но команды попадают в неравные условия, а значит, единого чемпионата пока быть не может.

С футбола мы перешли на вопросы науки и техники, на то, как всё стремительно меняется, вот только привыкли к небольшим коммуникаторам, как уже появились коммуникаторы с большим экраном, которые начали называть почему-то планшеты. Наверное, из-за внешнего сходства. Он был хоть больше, но лучше небольшого коммуникатора, потому что с него было удобнее и читать, да и возможность посмотреть фильмы тоже присутствовала. И таких нововведений было полно.

Кстати, американцы и европейцы себя чувствовали очень некомфортно, а вот Советский Союз, которому не впервые было быть в роли догоняющего, чувствовал себя уверенно. Активно велись разговоры об автоматизации производства, внедрение ЭВМ в повседневную жизнь — рабочих рук очень не хватало. И не то чтобы рук, но и мозгов тоже. К новому учебному году нам ввели два новых курса, которые мы изучали с первокурсниками, так резко всё менялось. В этот момент я подумал, что возможно останусь на Полигоне (я, как и многие по привычке, называл его старым, неофициальным названием) на все пять лет и, возможно, даже поступлю в аспирантуру, пытаясь угнаться за новыми знаниями.

Новый Ленинград и планета получившее гордое название Машеров, встретила нас тёплым бабьим летом, которое обычно заканчивалось к первому сентября, но в этот раз нам повезло.

Но по тому потоку новых знаний, что обрушились на нас, можно сказать: мы попали с корабля на бал. Короче, все мы и страдали и я и Яська, но ей, как студентке меда это было не впервой и прилетевший к нам Варяг. Словом, все, кроме Черепанова. Это засранец, продолжал нести службу в погонах уже старшего сержанта, обучая новобранцев.

— Засунуть его на офицерские курсы, что ли? — не выдержал я, когда мы в очередной раз собрались в нашей любимой кафешке на перекрёстке Сталинградской и Липницкого, той самой, где неподалёку был расположен книжный магазин. — Сил нет терпеть его довольную физиономию. Очень хочется обломать.

— Череп — офицер? — скептически посмотрел на меня Варяг. — Оно того не стоит.

К счастью, скоро стало полегче и у меня нашлось время и на лётные курсы и продолжить посещать лекции про культуру бывших имперских народов и чтобы озадачить Колю Реймана, как я ему и обещал.

Когда у нас выдалась свободная минутка, мы засели в нашей комнате в общаге. Достали сигареты и принялись составлять предложение советскому руководству, стараясь сделать так, чтобы от него трудно было отказаться.

Начало ознаменовалось некоторым конфузом.

— Слушай, Коль я действительно не понимаю, что надо написать такого, чтобы добиться одобрения. Ну хотя бы моего руководства, дабы оно не заставило меня десять раз переделывать его, — начал я, подавая ему для изучения материалы.

Николай был хорошим аналитиком и не только в физике, но и отлично разбирался в политэкономии, отслеживал текущие события, и ради развлечения делал разные прогнозы, которые сбывались чаще, чем можно было бы предположить.

— Ладно, — вздохнул Коля Рейман, поправляя очки. — Попробую тебе объяснить с точки зрения нашей, советской экономической доктрины. Хм… Ты «Капитал» Маркса читал?

— Разумеется! — я даже немножко оскорбился. — Два тома, как положено.

— Их три, — поправил Рейман и продолжил, не обращая внимания на мою покрасневшую физиономию.

Мне и правда, казалось, что их два. Наверное, потому что на полке у Лизы были только две книги, которые я честно попытался осилить. Тогда это не получилось, но спустя несколько лет, я открыл для себя «Капитал» и нашёл там ответы на многие вопросы, которые мне не удавалось понять. Но вернёмся на Полигон, в комнату, где мы, два простых студента Физтеха, решали глобальные вопросы, которые повлияли на дальнейшую судьбу Галактики. И это я вам говорю, без всякого пафоса.

— Вот смотри, теперь мы ведём к чему? К окупаемости проекта. И я не зря вспомнил про Маркса. Потому что мы не капиталисты, мы не можем сэкономить на фонде оплаты труда…

И так далее и тому подобное в течение двух часов, он мне растолковывал азы, пока у меня не заболела голова. И только тогда он объяснил, как дать моему проекту шанс на выживание.

— Портал и питающий его элемент, — сказал, торжествующе ставя точку.

— Что портал? — не понял его я.

Он вздохнул и стал объяснять мне чуть ли не по слогам.

— Портал сам по себе вещь очень хорошая, но лучше всего, что к нему прилагается огромный аккумулятор в виде спутника планеты.

— Опаньки, — выдохнул я. — А вот слона-то я и не приметил.

— Давай теперь всё это оформим в письменном виде, чтобы его можно было показывать начальству.

На оформление ушло три дня, но, в конце концов, проект был отправлен по нашим каналам, по указанному адресу. Я честно указал, что помощь мне оказал Н. Е. Рейман.

Вместо ответа, от Темиргалиева пришло письмо с вложением, в котором содержались основы имперской религии.

Прочитав всё это, я не выдержал и активировал Артемиду, искусственный интеллект, который я прихватил с Кадмии.

Когда я улетал с планеты, то перевёл искусственный интеллект в спящий режим. Она могла принимать информацию извне, но как-то реагировать она не могла, чтобы не выдать себя. Мы не знали, какие есть средства слежения у нашей, да и, пожалуй, не наших разведок. Ведь в Новом Ленинграде собирались открыть дипломатические представительства нескольких государств, которые образовались после падения Империи Миллиарда Звёзд. Но теперь пришло время обратиться к Артемиде. Только из-за полученной мной информации, накопилось много дополнительных вопросов.

Но всё по порядку. Сначала о религии. Как и у всякого сильного государства, которое включало в себя много народов, религия была направлена на объединение этих племён, в единый народ, подчиняющийся императору и его слугам. Она мало чем отличалось от земного монотеизма. Был Бог Отец, который создал всё сущее и породил своих детей. Или аватары. Не совсем разобрался, этот вопрос освещался крайне запутанно. Да и сами имперские жрецы и богословы сильно путались в этом вопросе.

Одного из таких детей-аватаров он и послал в загнивающую империю Хора. Поучить, забывших божьи заветы людишек, уму-разуму, напомнить о страхе и гневе божьем. Вот и ходило это дитя, проповедовало, учило и всё по тексту, но как-то не совсем удачно. Вернее сказать, так, простой народ поддерживал аватара, а вот власть имущие плевать на него хотели и вообще гнобили его последователей и объявили награду за голову проповедника.

Аватара не оценил такого к себе отношения, но вместо того, чтобы дожидаться, когда его схватят и казнят, додумался до простой аксиомы, что добрым словом и оружием, можно добиться большего чем просто добрым словом. Собрал последователей, среди которых внезапно оказалось немало людей, имевших боевой опыт и они после продолжительных боёв захватили столицу империи Хора и провозгласили наступление новой формации — феодализма…

Разумеется, не так всё было. Они-то объявили о построении царства божьего на земле, где всё будет по справедливости, но получился феодализм.

Империю Хора, переименовали в Империю Ойкумены или как это звучало на их языке: Ардат Тангорихкс. Сиё государство просуществовало около тысячи лет, неся добро, правду и справедливость окружающим соседям огнём и мечом. Но управление было чисто феодальным. После смерти проповедника, кстати, зарезанного одним из былых соратников, на троне восседали его потомки, что добавляло божественной легитимации их правлению, но сами они были не большем чем первыми, среди равных им королей.

Но всё хорошее рано или поздно кончается. Империя надорвалась, захватывая и ассимилируя варварские племена. Среди королей усилились сепаратистские тенденции, а вдобавок ко всему прочему из глубин континента пришли новые варвары-завоеватели, те самые с зелёными полосками на лицах.

Богословы дружно пришли к выводу, что страна погрязла в ереси и разврате, народ бросился молиться. Ну и, как ни крути, а молитвы сработали. Бог-Отец послал им, нет, не сына-аватара, хватит с людей, а одного из подручных, которого у нас перевели как Серебряный Вестник. Но переводчики — это наша давняя беда, спасибо, что не Серебряный Ангел.

Реально же его имя было завязано на суть религии Тангорихкса, где у Создателя были помощники, которых называли: чистое золото — стихия огня, чистое серебро — стихия воды, чистая медь — стихия земли и чистая платина — стихия воздуха. Почему именно эти металлы и в таком порядке, мы так и не поняли. Что-то завязанное на алхимию и до появления Вестника, эти названия были метафорой. Если же говорить, как материалисты, то это один из Предтеч назвался божьим подручным Чистое Серебро. Он открыл им хранилища Предтеч, а дальнейшая история более или менее известна.

И вот был в чём весь нюанс. Серебряный Вестник, появившись, напомнил им, свиньям, что заповеди божьи они позабыли, живут во грехе и прочая, прочая, прочая. Помогает он им, в последний раз. Ибо если снова такое повториться, то придётся выкарабкиваться самим.

Вы уже поняли в чём смысл, так? Вот оно и есть. Орден серебряного эстортуэра, знака власти Вестника, вспомнил, что нет «ни эллина, ни иудея», ну на их лад, поэтому вся шовинистическая политика была признана ошибочной и так далее по тексту. Аргарцы, то есть мы, земляне, были бичом божьим, который покарал проклятых отступников. Поэтому, те, кому дороги идеалы Серебряного Вестника и изначальной империи, должны объединиться и создать Новую Империю, очищенную от скверны.

Орден появился около полугода назад и стал ещё одним дестабилизирующим фактором в Ардат Тангорихкс. На Торкартене его запретили, на Тауси, наоборот, поощряли, но в большинстве государств к нему относились равнодушно, ибо он ещё не стал сколь-либо влиятельной силой.

Но из всего текста, я не понял одного. Чем же им так интересен я? В недоумении я обратился к распакованной Артемиде, но она, проанализировав историю, выдала лишь что-то невнятное. Дескать, они могут считать меня как-то связанным с Серебряным Вестником или его инкарнацией, а это сомнительно. Тогда надо признать, что им удалось как-то достать засекреченную информацию. Ибо моя реальная роль во всех событиях связанных с падением империи была засекречена.

Совместный мозговой штурм с Колей Рейманом, тоже ничего не дал, наоборот, всё запутал ещё больше.

— Остаётся одно, — подвёл я черту под этим спором. — Отловить кого-то из руководства Ордена и задать ему десяток-другой вопросов.

Однако пока я грыз гранит науки в Новом Ленинграде, это казалось невозможным, поэтому я выкинул из головы всю эту историю и, как оказалось — напрасно.

— Привет Лёх, — сказал я, когда мы с Хацкевичем, на правах сослуживцев завернули на квартиру Свешникова.

— Вы по делу или как?

— Или как, — отмахнулся я и Вадим меня поддержал, согласным кивком меня поддержал. — Посидим, быстренько расскажем тебе, чем дело с тем убивцем закончилось, а потом вспомним годы боевые.

— Так, я вроде… — растерялся Свешников.

— Ну нет, — взял быка за рога Хацкевич. — У тебя остались вопросы, а они имеют свойство всплывать не вовремя. Поэтому мы тебе всё быстренько расскажем, ты нам осветишь мучащие тебя темы и на этом закроем.

Статуя командора заговорила! Надо же Вадим всё время был крайне немногословным человеком, а сейчас такую тираду выдал. Да, точно. Он же помощником особиста был. Сам же Свешников и рассказывал мне про это.

Я улыбнулся и достал банку разливного жигулёвского. Свешников повеселел прямо на глазах. Это же совсем другое дело, как вы понимаете. В общем, так, под пиво и таранку мы скормили ему небольшую и заранее согласованную с начальством дезу.

Убитый был американским шпионом, незаконно проникшим на территорию планеты Машеров и Нового Ленинграда. Так как это был не американец, а завербованный ардан даздра, то ему это удалось сделать без особых проблем, выдавая себя за ирсеилоурца. Но случилась досадная в нашем деле накладка. Его встретил другой выходец с этой планеты, попавший к нам легально. У них были какие-то личностные счёты и недолго думаю, он шпиона и убил, ничего не подозревая, а сам попытался скрыться.

— Отловили мы его уже на Ирсеилоуре, — икнув сказав я. — Ну, вернее, не я. Передали сообщение в нашу резидентуру там.

— Ловко работаете, — вздохнул Алексей.

— Да не, — махнул рукой я. — Мы-то думали, какая-то интрига затеялась, а оказалось банальное убийство.

— Так, часто в нашей практике бывает, — подтвердил Хацкевич.

Свешников коротко хохотнул.

— У нас тоже смешной случай был. На днях задержали таусийца. Купался в фонтане. Постовые взяли его под белы рученьки и к нам. Я-то им не занимался, но когда в дежурку заходил, слышал, как он орёт там что-то про гнев божий.

Я криво усмехнулся. Ну да, ничего нового.

— Потом спросил у Васильича, дежурного, который его оформлял, мол что и как. Он рассказал, приехали за ним из посольства, забрали с извинениями, дескать, он не в фонтане плавал, а совершал религиозный обряд, в честь их бога. И ещё название заковыристое. Орден серебряного эстер… эстердура.

— Эстортуэра, — автоматически поправил я. — Это особый вид жезла, но неважно.

Хацкевич бросил на меня заинтересованный взгляд, да и Лёха как-то напрягся. Я улыбнулся.

— Расслабьтесь парни, я просто увлекаюсь культурой народов империи. Даже лекции посещаю при филиале МГИМО. Про орден сам слышал, мне интересно. Я бы и с этим малым поговорил.

— Поговори, — буркнул Лёха. — Он так теперь каждый вечер к этому фонтану ходит. Но к счастью, больше не ныряет туда.

— Но не сейчас, у меня на сегодняшний вечер более интересные планы, — сообщил я, кивая на банку.

Посидели мы в тот вечер хорошо, вспоминали, как попадали в разные передряги. Я рассказал Лёхе про Тангорихкс. Про бои в Гордзексе, а он вздыхал и сожалел, что не попал именно на тот участок. Его группа брала под контроль военные объекты совсем в другой части планеты. Вот только Хацкевич, чуть всё не испортил.

— Что за серебряный жезл? — спросил он, когда мы возвращались.

— Из-за него у меня появились некоторые проблемы, — вздохнул я. — Этот орден, очень сильно желает со мной побеседовать. И есть у меня подозрение, что совсем не на религиозные темы.

— Теперь понятно, почему Лунин мне прислал указание присматривать за тобой, — хмыкнул Вадим. — Значит, завтра у фонтана на площади Тихонова?

Я осмотрелся. Погода была не май месяц. Бабье лето, оно и на Полигоне бабье лето, но всё-таки. Хотя кто разберёт этих верующих. У нас вон тоже, зимой в проруби купаются.

— Нет, со мной пойдёт Довнарович, — вздохнул я. — Чтобы не пугать дипломата, а то они люди нервные.

— Ааа. Припадочная эта. Нормально. Она хоть как девочка-припевочка выглядит, но в случае чего ему и горло перережет, глазом не моргнёт.

И чего он так на землячку взъелся? Нет, Яська, безусловно, создание взбалмошное и буйное, но ведь после падения империи её попустило и она спокойно занимается медициной, мечтает о возвращении в отряд, но не чтобы убивать инопланетян, а исследовать медвежьи уголки нашей галактики.

Работника таусийской мы подловили, как и ожидалось, у фонтана. К счастью, он больше не пытался там поплавать, а тихо медитировал, глядя на воду. Мы подождали, когда он закончит и только тогда, изображая робких студентов, подошли к нему.

— Здравствуйте, — обратился к нему я. — Мы изучаем культуру народов Ардат Тангорихкс, но больше всего нас заинтересовал Серебряный Вестник…

Он поприветствовал нас лёгким поклоном, скрестив руки на груди. Вообще, культура Тауси, больше напоминала японскую, в то время как сами они походили на негров-альбиносов, средний рост которых был два метра. Это создавало определённый диссонанс, но я привык уже. Тем более что с японской культурой я был знаком только по книгам и кино.

— Даже удивительно, — произнёс он с лёгкой улыбкой. — Аргарцы-совети, не интересуются религией.

— Я для общего развития, чтобы лучше вас понимать…

— Я лишь скромный слуга создателя, осенённый светом Чистого Серебра, поэтому с удовольствием отвечу на ваши вопросы.

Мы проговорили с ним около часа. Разумеется, я не брал быка за рога, не спрашивал ни про какой орден. Просто уточнял какие-то вопросы религии, тонкости, которые, я, кстати, действительно не понял. Элдерирл Хьянг с большим удовольствием просвещал меня и Ясю, которая отыгрывала свою роль, девушки, больше заинтересованной во мне, нежели в богословских спорах, но участвовала в наших разговорах весьма активно, изображая, что начала потихоньку проникаться светом Чистого Серебра. Даже пришлось её пару раз одёрнуть, но уже после разговора.

— Знаешь, я порой завидую верующим людям, — вздохнула она. — Им как-то проще, что ли. Ведь чтобы получить ответы на вопросы, им не надо сломать голову, постигая истмат и диамат.

— Довнарович, — вдохнул я. — Ну не передёргивай. Ведь для ответов на все вопросы этого мало. Надо ещё прочесть «Капитал» Маркса, «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельса, а также «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина…

— А сверху «Марксизм и вопросы языкознания»? — захихикала Яся.

— Вот ни черта не смешно, — отмахнулся я. — Последнее я хотя бы с первого захода понял. Умел товарищ Сталин объяснять доходчиво.

— А тупых, которые не понимали, нам не жалко, — продолжила смеяться она и переключилась на более интересующую её тему. — Как у тебя с личной жизнью? Мне птичка на хвосте донесла, что ты опять завёл роман с тёткой в возрасте.

— Я этой птичке белобрысой хвосты-то пообрываю. И какой в возрасте? Ей и тридцати нет.

Но Яську прорвало. Видать, наши богословские разговоры сильно утомили её, и душа требовала веселья. Поэтому в кафе «Снежинка» мы завалились, смеясь уже вдвоём. И даже официантка пискнула, что они пьяных не обслуживают.

Там нас уже ждали Варяг, Череп и почти сразу за нами зашёл Хацкевич.

— Ну чего?

— Разумеется, ничего такого, — отмахнулся Вадим. — Он спокойно дошёл до своего посольства, ачто происходило за стенами, то не ко мне, это пиши запрос в прослушку и то не факт, ответят ли они тебе, а не пришлют ликвидаторов.

— У нас тоже всё обычно, — пожал плечами Варяг. — Никакого лишнего шевеления. Охрана слегка напряглась, когда вы к нему подошли, но увидев, что разговор спокойный, себя не проявила.

— Ладно, — вздохнул я. — Это первый заход, да и во второй с третьим ничего нам не даст. Самое интересное начнётся, когда я с ним про Орден заговорю.

— И всё равно, согласуй операцию с центром, — настойчиво произнёс Хацкевич. — Прослушку они нам вряд ли дадут, но если начнётся какое-то шевеление, предупредят.

Я посмотрел на физрука как Ленин на буржуазию.

— Так ты думаешь, я начал эту игру с работником дипмиссии, вокруг которой постоянно наши трутся, не предупредив никого? Я похож на дурака?

— Ты похож на раздолбая, — проворчал Хацкевич.

— Это обманчивое впечатление, — сверкнул глазами я.

В этот момент официантка принесла нам наши заказы и мы прервали разговор.

Потянулись осенние, переходящие в зиму деньки. Утром и днём я учился, а вечером обрабатывал Элдерирла Хьянга. Не каждый вечер, а раза два в неделю. Фонтан скоро закрыли, и мы стали встречаться на большом мосту, который пока был безымянным. За это время я очень многое узнал о религии Тангорихкса, а также о некоторых культурных особенностях. Даже пожалел, что не слышал этого, когда выдавал себя за арза в Гордзексе. Мне бы было намного легче… а впрочем, мы итак, неплохо справились. Наконец, в один из таких вечеров, я заговорил об Ордене серебряного эстортуэра.

— Я знал, что рано или поздно об этом зайдёт речь, — улыбнулся Хьянг.

— Неудивительно, — пожал плечами я. — Ведь то о чём мы говорили, можно найти в наших библиотеках, а про Орден там ничего нет.

— Он возродился лишь недавно, — проронил Элдерирл.

— Возродился? О вот видите, я и про это не знал.

— Да. Орден серебряного эстортуэра, появлялся и исчезал, как минимум дважды. Первый раз, он заглох сам по себе, когда империя начала осваивать космос. В этот период была сделана серьёзная ошибка: выселение торкартенцев и гаркхийцев вместо их ассимиляции. В итоге империя вляпалась в полномасштабную гражданскую войну. Тогда, чтобы спасти страну от развала, власти возродили Орден, но как только опасность миновала, то жрецы надавили на императора и нас запретили. Результат хоть и заставил себя долго ждать — почти триста лет, но налицо. Империя проиграла войну, каким-то уж простите, дикарям, которые только вышли в космос и даже не объединили свою планету.

— Я понимаю, — поджал я губы. — И на что же вы рассчитываете в этот раз? Даже если вам удастся вернуть имперские земли, то не разгонят ли ваш Орден, едва в нём отпадёт необходимость и всё вернётся на круги своя?

— Всё правильно, — как-то грустно улыбнулся таусиец. — Именно поэтому нам нужен наш император, который ещё младенец, а значит, его можно воспитать правильным образом и сделать правящую династию членами Ордена серебряного эстортуэра.

— Но он же пропал… — начал я.

— Не совсем. Во время эвакуации его флаер был остановлен аргарцами, которые забрали его и мать к себе. Ими командовали вы, Валерий.

Опаньки. При знакомстве я назвался ему Павлом Тузовым, так откуда… Я дёрнулся, чтобы обездвижить собеседника, но в меня уже уставился пистолет имперского производства, который выхватил Хьянг, едва договорив последнюю фразу.

— Не делайте глупостей, Валерий, — улыбнулся он кончиками губ. — Мне будет жаль убивать вас, проявившего интерес к нашей вере и нашему ордену. Вряд ли он искренний, но тем не менее. Теперь медленно поднимите руки, вы и ваша подружка, пока я вызываю подмогу. Мы заберём вас на Тауси. Не спрашивайте как, я и сам не знаю, каким образом будет осуществлён вывоз. Зададим вам некоторые вопросы…

— Бесполезно, — улыбнулся я. — Вы же должны понимать. Я боец, оперативник. Ничего не планирую, просто выполняю приказы начальства. Тогда мне случайно удалось взять вашего императора и его мать и я моментально передал его в руки командира. Сейчас, увидев, как ваш орден заинтересовался мной, командование приказало мне начать с вами игру, чтобы узнать вашу цель.

— Да, но… — было видно, как таусиец растерялся. — Аргарцы-амери просто уверенны, что вы знаете куда больше.

А вот сейчас растерялся я. Откуда вообще американцам хоть что-то стало известно? Какие источники? Да меня там видели, кажется, тот же Данфорд, да и другие офицеры-морпехи, рангом пониже, но с чего такие выводы?

Из-за этого я едва не пропустил момент, когда в воздухе сверкнула серебряная молния и Элдерирл Хьянг, выронив пистолет, стал заваливаться набок. Ещё чуть-чуть и он бы, перевалившись через перила, упал с моста в воду, но его успела схватить Яська, а там и я подоспел.

— Спасибо Череп, — прошептал я в пуговицу.

— Не за что! — бодро отозвался в наушнике Алексей Черепанов. — Рад снова пострелять, хоть и парализующими зарядами.

Скоро к нам подоспели Варяг и Хацкевич, которые помогли утащить парализованного сотрудника дипмиссии, до того как к нему приехала подмога.

Кстати, этих помощников, взял на карандаш Кравцов, который хоть и опосредованно, но участвовал в операции. Самого Хьянга мы привезли на конспиративную квартиру Темиргалиева, но не на улице Циолковского, а в пока пустующем доме на Галактическом проспекте. Тогда это была глухая и почти ненаселённая окраина города.

Поделили кому, когда дежурить, а я отправился в отделение ГРУ, чтобы послать шифровку Марселю.

— Зачем вы его вообще брали? — поинтересовался Кравцов.

— Ловля на живца, — признался я. — У нас вообще нет никаких данных по ордену, никого внедрить не удалось. Хоть что-то.

— Ох и скандал будет, — вздохнул он. — Таусийцы, парни злобные.

Шум действительно был, правда, не настолько сильным, как предполагал Кравцов. Посол Тауси, естественно, возмутился. Но наши сделали вид, что вообще не понимают, о чём идёт речь, а сами таусийцы не могли озвучить свои подозрения, не признав, что их сотрудник мутил какие-то подозрительные делишки. А потом…

Впрочем, сначала мы встретились с Марселем, который примчался на Полигон, очень быстро. Даже удивительно. Суток не пришло, как он стоял на пороге своей конспиративной квартиры.

— Молодцы, — скупо похвалил он нас. — Хорошая работа. Главное всё чисто сделали.

Он прошёл в комнату, где мы держали пленника, и шепнул ему на ухо.

— Не волнуйся, брат, всё будет в порядке.

Элдерирл Хьянг посмотрел на него безумными глазами, а Марсель снова вышел ко мне. Я смотрел на него с недоумением, и он вытолкал меня на лестничную площадку.

— Мы начинаем новую игру, — пояснил он. — Заодно выведем тебя из-под удара.

— Это как-то связано с его поисками? — уточнил я.

— Сильнее, чем ты думаешь, — вздохнул он.

Мы закурили, помолчали какое-то время, а потом Марсель, как будто нехотя начал:

— Было предложение, оставить твою группу в резерве ещё на год. Но последние события указывают, что чем быстрее мы тебя вернём, тем лучше.

— Готов в любой момент, — сразу отозвался я.

— Не так быстро, ковбой. Второй год ты всё-таки доучишься и на одни пятёрки. Иначе Лиза костьми ляжет… Вот только что с Ярославой делать, непонятно. В три года она укладывалась, благо образование у неё было, а в два с трудом. Но без медика вам нельзя. Ладно, я с ней поговорю, может быть, что-то придумаем.

— Слушаюсь, — отозвался я. — А насчёт предложения. Его профессор Голобко озвучивала?

— Нет. Маршал Стерлядкин. Его всё ещё разрывают на части противоречивые желания. Ему хочется, чтобы его дочь и поучаствовала в вашей работе и чтобы вернулась домой.

Я ухмыльнулся.

— Рожу попроще сделай. Он скоро министром обороны станет.

— Так точно. Можно ещё одну просьбу?

— Валяй. Тебе вроде как полагается…

— Можно сделать так, чтобы профессор Голобко больше никак не проявлялась в моей жизни?

— Обиделся, что ли? Ну ладно, ладно. Не волнуйся. Твоё желание совпадает с моим. Дурно она на тебя влияет.

Мы вернулись в квартиру, и Марсель ещё раз поблагодарил нас за службу и попросил очистить помещение. Он оставался с таусийцем не наедине, с ним приехало ещё пара молчаливых ребят. Я и мои ребята с удовольствием выполнили приказ, так как желание задерживаться и слушать проклятья на наши головы от религиозного фанатика у нас не было.

— Ну что, по пиву? — предложил Череп. — Недалеко открылось одно заведение с разливным…

И мы согласились. Нам надо было срочно снять напряжение последних дней.

Глава 11. Звезда Полынь

Декабрь 2004 года — январь 2005 года

После истории с таусийским фанатиком и до Нового года не произошло ничего важного. Поэтому я с большим удовольствием, вернулся к учёбе и культурно-дипломатическим курсам при МГИМО. С остальными было так. Яська сразу пропала, после разговора с Темиргалиевым, объяснив, что у неё теперь будет учёбы выше крыши. Да ещё отписала Вику, чтобы на каникулы её не ждал. Кроме меня, никто ничего не понял, а я лишь отговорился, что так надо.

Да особо некому было спрашивать. Гриша Мишин, он же Варяг тоже погряз в учёбе, благо теперь экзобиологию он мог изучать на практике, а не в теории, как в Томске, чем он и воспользовался не вылезая из экспедиций в разные дикие уголки планеты Машеров.

И даже Череп не скучал, потому что Темиргалиев озадачил и его, записав на повышение квалификации без отрыва от основной деятельности: обучение бойцов.

А мне же он просто сказал морально готовиться, пообещав, что и в этот раз зимние каникулы у меня будут жаркими, но на иностранные курорты, чтобы я губы не раскатывал.

За два дня до Нового года, в самое приятное время, то есть когда зачёты уже сданы, а до экзаменов ещё неделя, в Новом Ленинграде появилась Лена Приклонская. После того, что мы с ней учудили на Кадмии, я уже не мог называть её Еленой Ярославовной. Хотя она была и старше меня.

Мне в коммуникатор упало сообщение, когда я вышел, с последнего перед сессией зачёта.

«Привет. Я в Новом Ленинграде. Давай встретимся?»

Надо сказать, я искренне думал, что тем эпизодом на Кадмии всё и ограничится, но Елена, по всей видимости, считала иначе. Что же. Можно встретиться и поговорить. Я назначил ей свидание в кафе «Снежинка», тихое и уютное место, особенно в это время суток. Было предчувствие, что я делаю ошибку, но не отказывать же женщине. Тем более что и мне самому почему-то хотелось её увидеть.

Впрочем, если бы я вовремя остановился, то всё могло бы обойтись. Но мысль: «да что же я, блин, делаю!» пришла мне в голову лишь наутро, когда мы проснулись в комнате нашей общаги.

Начиналось всё культурно, мы встретились в кафе, посидели немного, поболтали о том о сём. Она рассказала, про исследования имперских иммуномодуляторов и обрадовала, что скоро они пойдут в производство, немного переделанные под организм землян.

Я, в свою очередь, рассказал ей про то, как мы штурмовали бункер. Про учёбу. Старался, чтобы всё это звучало весело, впрочем, она бы всё равно смеялась, а потом Лена предложила пойти в ресторан, который ей посоветовали коллеги, когда она была на Земле.

Ресторан носил странное название «Первая звезда». И я в нём раньше не то что не бывал, а вообще про него не слышал. Это было неудивительно, он находился неподалёку от площади Волынца, на Ташкентской улице. Самый-самый центр планеты из которого республиканская компартия руководила всем советским Дальним Космосом, здесь находились посольства галактических держав, с которыми у нас были установлены дипломатические отношения: Ирсеилоур, Дарегген, Тауси, Халлдория Барна, Гаркхия и остальные помельче. На прилегающих улицах селились партийные руководители, учёные, творческие люди, директора и удачливые артельщики. Последних было мало. Вообще, их иронично называли новыми нэпманами, на что они очень сильно обижались.

В общем, студенту здесь было делать нечего, кинотеатры, театры и книжные магазины и игровые ЭВМ-салоны, находились ближе к нашим общагам. Там-то мы в основном и проводили свободное время. Да и заведения выбрали попроще, типа той же «Снежинки» или пивной «Чёрная дыра» на Липницкого. В крайнем случае, если хотел шикануть, то можно было посидеть в «Стрельце» на той же набережной.

Бросив взгляд в меню, я понял, почему никто из студентов даже не пытался сюда зайти. Цены кусались даже для меня, у которого была повешенная стипендия, зарплата и всякие доплаты за награды. Впрочем, в грязь лицом я ударять не стал. Позволил себе немножко шикануть, благо и сама Лена растерялась оттого, в какое роскошное заведение пришла и вела себя скромно.

Что было лишним, шампанское или коньяк, я уже не помню. Впрочем, телу плохо не было, ему было хорошо после вчерашнего. Мы же не стали там нажираться, просто выпили, ну а дальше… Да что греха таить, Лена — девушка красивая хоть волосы и красила в светлый цвет, но лицо миловидное, глаза голубые и глубокие и фигурка в порядке. Ничего лишнего, не гляди, что учёная, ведёт сидячий образ жизни, а недавно чуть не лишилась ног и провела пару месяцев в инвалидном кресле.

— «А не влюбляешься ли ты, опять, солдатик? Тебе Марины Стерлядкиной мало было?» — спросил я себе голосом Лизы.

И вздохнул, поняв, что да — влюбляюсь, если уже не влюбился в эту вредную красотку.

Поцеловав спящую Лену, я вышел на кухню, чтобы выпить кофе и почитать новости, которые пришли утром на коммуникатор. Тогда, чтобы почитать обзорные статьи, ещё приходилось покупать газеты, но информацию уже присылали по подписке. В осваиваемых мирах, куда новости с Земли поступали с запозданием, это была единственная возможность быть в курсе событий в стране мире.

Просматривая новости, я быстро пролистал заметку, в которой говорилось о беспорядках, устроенных республиканцами, из-за избрания президентом Альберта Гора. Но зацепился взглядом за новость гласившую, что дипломатический инцидент с работником таусийского посольства был исчерпан. Пропавший сотрудник, объявился в ста километрах от ближайших поселений на Машерове. По его словам, он взял флаер, чтобы слетать к экватору и погреться на пляже, а заодно провести некий религиозный ритуал, но попал в бурю, транспорт разбился, а он сам выживал почти месяц, пока не вышел на людей. Посол Тауси приносит извинения и сообщает, что нерадивый работник будет наказан и отослан домой.

Я аж кофе поперхнулся. Неужели наши сумели обработать религиозного фанатика, грезившего о возрождении империи? Аж гордость берёт за родную службу. Понятно чего Марсель вокруг него на задних лапках скакал. О, вспомни чёрта!

В коммуникатор упало письмо от Темиргалиева. Странно, что по открытой связи. А хотя и нет.

Товарищ капитан, скупо сообщал, что мне не стоит дёргаться из-за последних новостей, писать запросы, у него всё под контролем, подробности позже. Хм. Я даже и не собирался. Но вот, там ещё была приписка, которая меня насторожила и удивила.

«В ближайшие часы тебя попросят об услуге. Не бойся, это не самодеятельность, всё согласовано. Выслушай задачу, а как действовать, решай сам».

— Опаньки, — сказал я про себя и с интересом посмотрел на дверь моей комнаты, откуда выходила слегка помятая, но всё ещё прекрасная Лена Приклонская.

— Что-то интересное? — спросил меня Коля Рейман, тоже покинувший комнату и готовивший себе чай.

— Только для меня, — буркнул я, но Коля меня уже не слушал, уставившись на Лену опешившим взглядом.

Будь здесь Мишаня Филиппов, он бы обязательно что-то выдал на тему посторонних баб на режимном объекте. Но в общем-то, удивление Николая легко понять. У нас здесь очень строго следят за тем, чтобы мы: во-первых, не таскали полюбовников в общагу, а во-вторых, чтобы не устраивали разврат между мужскими и женскими этажами. Последнее получается не очень, даже у наших церберш, но вот посторонних они точно не пропустят.

Я щёлкнул пальцами перед лицом впавшего в ступор Николая.

— Елена Ярославовна выдающий учёный, поэтому её пропустили беспрепятственно, — пояснил я, чтобы вывести его из зависшего состояния.

На самом деле, мы устроили целую операцию по проникновению Лены на территорию общежития, хотя могли бы пойти и к ней, но так было интереснее. Сначала прошла Ленка, она, кстати, должна была прочитать несколько лекций, у нас, в Физтехе. Так, для общего развития, чтобы мы не были узкими специалистами. Церберши на вахте провожали её со всем почтением. Минут через пять, проскочил я, с независимым видом, так как меня здесь хорошо знали, но не настолько, чтобы предположить, что я закадрил преподавательницу.

Правда, лекции она должна была читать после зимних каникул, но кого волновали такие подробности?

— Итак, Елена Ярославовна, значит, вы к нам по делу? — задал я ей вопрос, едва она уселась, и Коля шустро налил ей кофе.

— Валер, с чего так официально? — удивилась она. — Одно другому не мешает, а ты мне такие проникновенные послания писал, пока я в больнице лежала.

Сказав это, она стрельнула глазками в сторону Реймана, как бы намекая на лишние уши в комнате.

А письма я ей действительно писал и да, весьма тёплые. Сам не понимал, чего на меня вдруг нашло.

— Это мой человек. При нём можно говорить свободно, — сказал я, немного с нажимом. — Могу показать вербовочный лист.

— Ладно, — немного поморщилась Приклонская. — Тогда вам вопрос. Какие планеты входят в состав советской республики Дальнего Космоса?

Я фыркнул и начал загибать пальцы.

— Поли… в смысле Машеров, Целина, Красный Урал, Кадмия, Новый Крым, Новое Полесье, Персей, Восток, Калуна, Арарат, Двина, Хвойная и над Ярве мы делим протекторат совместно с американцами. Те планеты, над которыми мы передали контроль союзникам по варшавскому договору, я не считаю.

— Итого тринадцать, — улыбнулась Елена. — Все забывают про МПРО-13 ОК, она же Полынь.

— Я про неё и не слышал, — признался Коля. — Нет, она проскакивала в общем списке, но, во-первых, не под каким-то официальным названием, а во-вторых, упоминаний, что там вообще какие-то людские поселения есть, я не встречал.

— Тем не менее, — сказала Елена. — Они там есть, просто не афишируется.

— В чём прикол? — спросил я.

— Не только у нас были те, кто переходил на сторону противника. К нам тоже немало народа присоединилось. Самые разные, большая часть или из покорённых или арза или гарза. Но есть и торкартенцы, гаркхийцы и даже тангорихкцы.

До меня потихоньку начало доходить.

— Понял, что мы летим на Полынь. Но есть одна проблема. Через неделю у меня сессия на две недели, а лишь потом каникулы.

Елена улыбнулась.

— Да, насчёт этого Марсель просил отдельно передать, что фиг тебе, а не досрочное возвращение из резерва. На Полынь вылетаем четырнадцатого вечером.

— То есть в день второго экзамена, — вздохнул я.

— Ничего, оторвёшься в новогодние праздники, — улыбнулась Лена.

— И как же мне отдыхать, зная о предстоящей сессии и тяжком труде после? — ехидно спросил я.

— С огоньком и прекрасной девушкой, — отозвалась она, целуя меня.

На самом деле, я был благодарен, что меня предупредили заранее. Так можно было хоть чуть-чуть подготовиться, к планируемой миссии. Перезаписать часть Артемиды, на портативное устройство, чтобы захватить её с собой, наметить команду…

С этим были проблемы, о которых я писал выше. Часть народа была на Земле, Стерлядкина с Черепом неизвестно где, а Яська с Варягом были для меня недоступны. Ну не брать же с собой Колю Реймана, ведь нас неизвестно что ожидает на месте, а он парень умный, но вот Вадим скептически относится к его подготовке. Она, надо сказать и до стандартной армейской недотягивает, чего уж говорить о требованиях спецназа.

Опа! О слона-то я не приметил. Конечно же. Надо брать Хацкевича. Этого мало, но больше чем ничего.

К счастью, на Новый год объявился Варяг и порадовал меня, что он отстреляется до тринадцатого числа, а дальше свобода. Я от избытка чувств, его чуть не задушил в объятиях.

Сам праздник мы отметили, как и советовала Лена, с огоньком. В общем, зажгли так, что руководство вуза, долго думало, допускать ли меня, Колю и Марину к сессии, а Лене пришлось краснеть в деканате, где ей разъясняли о недопустимом для советского учёного поведении, но в целом обошлось. А надпись лазером на скале, близ посадочных колец: КОММУНИЗМ ПОБЕДИТ ВОПРЕКИ ВСЕМУ, даже оставили, а исчезла она спустя много лет, когда переделывали космопорт.

Потом началась сессия, но меня она не пугала. Я хорошо учился в этом семестре, хотя часто приходилось отвлекаться на работу. А ещё на мне были культурно-дипломатические и полётные курсы. Поэтому получив свои законные пятёрки, я отправился сразу в космопорт, заскочив в общагу совсем ненадолго. Оставить учебники, забрать Артемиду, причём целиком и полностью. Мне что-то подсказывало, что мне понадобится вся она, а не только портативное устройство.

В космопорте меня уже ждали Хацкевич, Мишин и Приклонская, а также сообщение от Темиргалиева, в котором скупо сообщал, что все подробности операции мне расскажет Елена Ярославовна Приклонская.

Я ничего не понял, просто вздохнул и мы сели до рейса на Полынь. Интересно, это официальное название или у кого-то чувство юмора неуёмное? Посмотрел в справочнике, но не нашёл планету в официальном реестре вообще. Опять странности и вспомнил свой разговор с Приклонской, который состоялся за сутки до первого экзамена.

— Лен, а вот хотел тебя спросить, как давно ты в системе? — озадачил я её вопросом, когда мы закончили наш очередной постельный забег.

Нет, в общаге мы больше не ночевали, пользовались квартирой, которое Лене предоставляло государство. Особенно после новогодних праздников. Поэтому ни Коля Рейман, ни какой-нибудь любопытный студент не мог услышать наши разговоры.

— Не успели высохнуть чернила на моём дипломе, — улыбнулась она. — Прям сразу с вузовской скамьи.

Я с интересом посмотрел на синеглазую красавицу. Она как-то грустно улыбнулась.

— Но я ведь не гений вроде Лизы Голобко, да даже и не талант. Простая серая мышка, которой в лучшем случае светило место ассистентки у гения, но, скорее всего, скучная бумажная работа, да и то потому, что наше государство после вуза всех трудоустраивает. И случилась одна неприятная история, я попала в поле зрения ГРУ, к счастью, всё пронесло и вот когда они принесли извинения и предложили компенсацию, то попросила взять меня к ним.

Я примерно понял, что с ней произошло, и немного офигел, но вдаваться в подробности, хотя и был уверен: её просьбу должны были вежливо отклонить и просто всучить деньги.

— Да ты прав, — Лена, казалось, могла читать, что у меня на лице написано. — Мне хотели дать от ворот поворот, но внезапно ГРУ понадобились биологи, для одной операции, а там меня заметил полковник Копылов и взял к себе. И да, какого-то повышения мне в системе не видать, так и останусь рядовой. Но зато у меня интересная жизнь. На Кадмию попала, работала над загадкой местной фауны, потом иммуномодуляторы, а вот теперь лечу с тобой в самую галактическую глушь.

— Это не самая… — пробормотал я, думая о системе с межгалактическим порталом.

Я достал сигарету и отправился курить на утеплённый балкон. Забавно, а Леночка у нас, оказывается, авантюристка. Вот зря я её считал синим чулком. Впрочем, подумать об этом мне не удалось, так как через минуту она присоединилась ко мне.

Но судя по тому, что написал мне Марсель, девушка мне немного наврала. Хотя враньё в нашем деле, понятие субъективное. Может быть, у неё просто приказ?

— Лунин сказал, что инструктируешь нас ты, — шепнул я ей, когда мы расселись по своим местам.

— Да, но все подробности на месте, — также шёпотом отозвалась она.

— Хоть скажи, в каком ты звании на самом деле?

Лена уставилась на меня своими прекрасными, синими глазами.

— Я тебе не врала. Я и правда рядовая.

— Тогда почему?

Приклонская пожала плечами.

— Наверное, не хотят привлекать лишнего внимания к тебе. Ты же помнишь, что по легенде, мы вдвоём, отправились отдыхать на Гарьерг.

Вот что-то до меня доходит, как до жирафа. Перед Новым годом, в сам праздник и после, Лена активно делилась планами романтической поездки на бывший имперский курорт. Этим она вызвала много зависти в свой адрес, но будьте уверены, новости разошлись широко. Значит, на Гарьерг поехал кто-то другой, изображая нас, в то время как мы будем в самой глухой части советского космоса. Интересно, задание хоть реальное или так, посмотреть, прицениться.

— Пока могу сказать, что для начала нам надо будет найти старшего прапорщика Стерлядкину, — шепнула она мне в ухо и игриво улыбнулась. — Судя по всему, это здоровая бабища с замашками тюремной надзирательницы.

У меня ни один мускул не дрогнул на лице. Уж очень хотелось мне посмотреть на красивое личико Леночки, когда она встретит Маринку. Что же, ждать осталось недолго.

Подсознательно я ожидал, что Полынь окажется каким-то мрачным местом, чем-то вроде тех лагерей для военнопленных, которые я видел на Ирсеилоуре. Но нет. Город под названием Арокан (это был какой-то древний имперский мыслитель, вроде Гая Блоссия, которого называли Марксом античности) был похож на типовые советские города, что строились в Дальнем Космосе. Да и название планета получила не в честь мифологической звезды, предвещавший бедствия, а из-за эндемика, похожую на очень большую полынь и по запаху, кстати, тоже. Лена просветила нас, объяснив, что в отличие от земной полыни, у этого растения очень много полезных и лекарственных свойств. Так что местные жители в основном занимаются сбором полыни, его засушкой и так далее. Здесь планировалось в ближайшее время открыть биостанцию, открыть завод по производству лекарств и тому подобное. Благо в переселенцах с имперской территории у нас недостатка не было. Наоборот, приходилось ограничивать желающих.

В общем-то, инопланетные лица начали встречаться уже в космопорте, да и на улицах, было заметно, что землян куда как меньше. Но прежде чем отправиться на конспиративную квартиру, выслушивать задание, я прямиком с посадочных колец, направился в ближайшую воинскую часть. Было удивительно, как Марина оказалась приписана к ней? Потому что это был даже военно-космический флот, а инженерные войска.

Ещё в полёте я оделся по форме, удостоверение офицера ГРУ было со мной, но было у меня ощущение, что на территорию части я бы смог пройти и без всего этого, такой бардак там царил.

— Товарищи офицеры, — сунул я голову, в большой кабинет, который был указан, как рабочее место всей здешней братии.

Они лениво оторвались от разглядывания чего-то на столе и недовольно посмотрели в мою сторону.

— Младший лейтенант Кирьянов, — подумал и добавил, хоть у нас это было и не принято. — Главное разведывательное управление. Разыскиваю старшего прапорщика Стерлядкину…

Ответом мне был молодецкий хохот семи глоток. Потом капитан повернулся и крикнул:

— Гарбуз! Проводи товарища из ГРУ в ангары, к мичману Стерлядкиной.

Ох, прижилась шуточка. Достанется же мне от Маринки. Я бросил взгляд, в сторону поднявшегося офицера. Ничего себе. Вот это встреча на Эльбе! Ко мне шёл мой одноклассник Кирилл Гарбуз. Он, как и я, поступал в офицерское училище, но в отличие от меня более успешно, хоть в такие негероические войска.

Однако в то время пока я воевал, он учился. И вышло так, что я выше его по званию хотя формально, мы оба младшие лейтенанты, но мамлей ГРУ это старлей любого другого рода войск. Поэтому Маринка и ходит в звании старшего прапорщика и даже её отец, замминистра обороны ничего с этим сделать не может.

Едва Кирилл покинул кабинет, я протянул ему руку и улыбнулся, поприветствовав его.

— Тебя как в такую дыру занесло? — спросил я, первым делом.

Кирилл лишь пожал плечами. Его смущали мои награды. Которые я нацепил, чтобы пустить пыль в глаза местным офицерам.

— Перспективное направление, — вздохнул он.

— Угу, — буркнул я, скептически оглядываясь вокруг.

Гарбуз вздохнул ещё сильнее, но ничего не ответил.

— А ты здесь какими судьбами? — спросил он.

— Дела служебные, — коротко отозвался я.

И хоть с Кириллом мы были хорошими друзьями в школе, но лучше ему не знать, зачем я сюда прилетел. Крепче спать будет.

— А Стерлядкину откуда знаешь? — поинтересовался он.

— Она мой подчинённый.

Разговор явно не клеился. Что же, я не мог сказать ему больше чем произнёс. О том, что Марину Стерлядкину я знаю по Ирсеилоуру, фактически освободил её из плена и вошедшее в историю «восстание военнопленных» устраивали с ней мы, по плану военной разведки, Кириллу знать не следовало. Ему же мне было нечего сказать, из училища он выпустился в прошлом году, когда война окончилась и с тех пор сидит здесь, в этой глуши. Слушает рассказы воевавших и кусает себе локти.

Марину мы заметили, едва вошли в ангар. Она стояла рядом с нашим кораблём «Бумбараш», одетая в клетчатую рубашку и джинсы и о чём-то спорила с техником. Я аккуратно подкрался к ней сзади и гаркнул громким, командным голосом:

— Мичман Стерлядкина! Почему разгуливаете по воинской части в форме наиболее вероятного противника?!

Маринка вздрогнула и повернулась ко мне с видом разъярённой фурии, однако увидев, что это я, улыбнулась и повисла у меня на шее.

— И опять неуставщина, товарищ старший прапорщик, ну что это такое?

Техник, который тоже был одет по гражданке, хихикнул. Марина оторвалась от меня и ответила:

— Ну так к пустой голове руку не прикладывают.

Я перевёл взгляд на хихикающего техника и строго заметил.

— Да, я смотрю у вас здесь клуб «Юный моделист», а не армия.

До вояки только сейчас дошло, что во-первых, я старший по званию, во-вторых, из ГРУ, а в-третьих… Впрочем, неважно что в третьих, он изменился в лице, неловко козырнул и попытался скрыться в ангаре, но был остановлен громким окриком Марины.

— Сидоренко! Ты куда побежал? Не видишь, что ли, товарищ лейтенант, прибыл за своим кораблём, который почему-то до сих пор не на посадочных кольцах.

— У меня завал! — попытался протестовать Сидоренко.

— А у меня пистолет, — парировал я. — Чтобы к вечеру звездолёт стоял там, где ему положено. Иначе одним выговором за неуставной вид, ты не отделаешься.

Техник Сидоренко удалился, что-то ворча себе под нос.

— Пошли отсюда, — сказал я.

— Новое дело? — спросила Марина.

— Да, — коротко отрезал я. — Заодно повидаешься с Гришкой и познакомишься с новым членом нашей и одной… одной дамой, тоже из наших.

— Зная тебя, кобеля, — фыркнула Марина. — Она непросто дама, а возлюбленная. Та старушка, о которой мне писала Довнарович?

— Язык у неё без костей. Лена меня старше всего на семь лет.

Я повернулся к Гарбузу. Мой бывший одноклассник пребывал в растерянности от встречи старых, боевых товарищей.

— Ладно Кирилл, спасибо тебе, но сейчас у меня дела. Оставь свой адрес, спишемся, как-нибудь.

Распрощавшись с одноклассником, мы вышли на улицы Арокана. И ведь, правда, обычный советский город, если не обращать внимания на внешность его обитателей. Но было сложно глядеть, как таусиец, спокойно общается с арза или, Матерь Божья, откуда он вообще здесь взялся — тангорихксец о чём-то мило щебечет с приземистой гарза.

— Командованию разведки не нравится, что бывших имперцев компактно поселили на одной планете, — заметила Марина. — Они всё пытаются разбавить их советскими гражданами и вообще дать им возможность свободно передвигаться по Союзу, но из-за последних событий им не до этого.

Мы немного поплутали по улицам города, пока, наконец, не вышли к гостинице, стоявшей на берегу большого озера.

— Роскошно поселили, — хмыкнула Марина. — Не каждого командировочного сюда пустят, а здесь у нас, случайных людей не бывает.

— Скажешь за это спасибо, «моей старушке», — съязвил я.

Но в целом знакомство Марины с Приклонской и Хацкевичем прошло спокойно. Елена, правда, немного посерела, увидев прапорщика, но ничего не сказала. И я надеюсь, о нашей с Мариной романе Варяг ей не рассказал. Хотя из моих кто-нибудь да проболтается рано или поздно. Ставлю на Довнарович, когда она из учебной комы выйдет.

— Теперь, когда мы все в сборе, я надеюсь, наконец услышать о нашей грядущей операции, — посмотрел я в глаза Лене. — Излагайте, рядовая.

— Подробности здесь, — Приклонская крутанула в пальцах небольшой диск, который вставляли в коммуникаторы или ЭВМ, чтобы считать информацию. — Но если коротко и, по существу: мы забираем императрицу и её сына, летим с ними на Ирсеилоур, потом доставляем на Землю.

В номере гостиницы повисло мёртвое молчание. Никто не знал даже, какой вопрос задать. Ну, судя по всему, Хацкевич вообще хотел выругаться нецензурно и чтобы не допустить этого, я быстро задал вопрос Лене:

— А зачем на этой миссии биолог? Я просто не понимаю. Нам, скорее, нужно побольше бойцов.

Елена немного замялась и пояснила.

— Биолог ни к чему, Валер. Мы с тобой это обсуждали в звездолёте. Я прикрытие.

— Почему мы? — вырвалось у Хацкевича.

— Потому что мой отряд взял императрицу и сына в плен, во время боёв за Гордзекс, — пояснил я. — Вернее, я так считаю.

— Лунин сказал, чтобы не было эксцессов, так как императрица очень борзая, а вас она опасается, — уточнила Лена.

— Боится она Яську Довнарович, — вздохнул я.

Варяг с Эме переглянулись и заухмылялись. Я забрал у Лены диск и засунул его в коммуникатор и проглядел информацию. После чего уничтожил диск и прочистил память в устройстве.

— Итак, товарищи бойцы, — я посмотрел на Стерлядкину. — Ты переоденься в парадную форму, остальные в полевую, а я и так уже готов. Ах да! Ленке форменную кепку на глаза надвиньте, чтобы она хоть издалека была похожа на Довнарович.

Инструкции, оставленные мне Марселем, были, мягко скажем, специфическими. Во-первых, мне рекомендовалось придумать себе родословную, восходящую к основанию русского государства. Во-вторых, повторить основы имперской религии, но без добавления сектантских изысков Ордена серебряного эстортуэра. Было ещё и в третьих, но там по мелочи.

Марина стала возражать, говорить, что её форма в комнате при космопорте, но я не стал слушать её отмазки, просто приказал собираться.

— Стерлядкина, для тебя план такой. Идёшь в космопорт, переодеваешься, раскочегариваешь корабль, о готовности докладываешь мне и ждёшь, нашего триумфального появления, стоя у входа и улыбаясь.

Марина удалилась, недовольно ворча себе под нос. Я перевёл взгляд на остальных.

— Почему не в форме? — спросил я. — Значит так. Я курю у входа, жду вас там через пять минут.

Бойцы появились, не успел я докурить сигарету. Хорошо. Значит, не забыли дисциплину, за полтора года в расслабоне. Осмотрев свой небольшой отряд, я кивнул, и мы отправились за императрицей, благо, идти было минут двадцать.

Вдова правителя всея Галактики жила на окраине Арокана. Весьма скромно, по прежним меркам. Небольшой коттедж с садиком, в общем-то, даже у моих родителей дом побольше, хотя туда втискивается весь наш клан. Впрочем, изнутри домик выглядел лучше. Красивая отделка, повсюду предметы имперской роскоши, насколько я понял. Спасибо знаниям полученным в военной разведке и на курсах.

Охраны было тоже немного. Два часовых на входе, которым я сказал пароль и трое внутри. С ними был более обстоятельный разговор, двое из них присоединились к моей группе, а один остался дожидаться возвращения императрицы и я сразу предупредил, что этого в моих инструкциях не было.

После чего он провёл меня к бывшей правительнице.

— Ваше великолепие, — я склонился в лёгком поклоне, и это было рекомендовано инструкциями, как и всё остальное, что я говорил и делал в её присутствии.

Ардала Ауксар арг Ганора эн Харна ответила на приветствие, а потом посмотрела на меня. Не буду врать, лицо её не изменилось, хотя она меня и узнала.

— Вы изменились с нашей прошлой встречи, — произнесла она. — Манеры стали куда лучше, вас самого произвели в офицеры.

Хм. Она что здесь изучает нашу армию? Хотя всё может быть.

— Скажите офицер…

— Младший лейтенант Валерий Кирьянов.

— Да. Лейтенант Кирьянов, — слово «младший», она пропустила. — Скажите мне, пожалуйста, а из какой семьи вы происходите?

Я набрал в лёгкие побольше воздуха и начал врать, как рекомендовали мне в центре. По моим словам, выходило, что мои предки хоть и не были влиятельным родом, но отличились во всех более или менее значимых событиях Российского государства: войнах, восстаниях, открытиях и покорении новых земель. Историю я знал хорошо, поэтом врать было легко и приятно. Даже сделал одного из предков, соратником Емельяна Пугачёва, который искренне считал бунтаря законным императором, но это я увлёкся и переборщил. В конце я скупо сообщил, что мой прадед, после революции счёл необходимым поддержать новое правительство в интересах страны.

— И вы думаете, он был прав? — провокационно спросила императрица.

— Да, — не моргнув взглядом отозвался я. — Под руководством Советов мы победили сначала немцев, а потом и вас. Неуверен, что так получилось бы с императорской семьёй.

Ардала Ауксар улыбнулась чему-то своему.

— Хорошо, офицер. Вы меня убедили и я не опозорена, сдавшись в плен представителю более или менее знатного рода.

Так вот, к чему были эти пляски с бубнами. Мы завоёвываем расположение ардалы, знать бы теперь зачем.

— И теперь вы сопроводите меня и моего сына к месту встречи с моими верными слугами. Скажите, офицер Кирьянов, дорога будет опасной?

— Не могу знать, ваше великолепие. Планируется, что всё пройдёт гладко, но я уже убеждался и не раз: гладко бывает только на бумаге.

— А на деле овраги? — снова улыбнулась императрица.

А нет. Она и правда всерьёз изучает нашу культуру. Что же, будем иметь в виду. Я улыбнулся ей ответ и попросил собираться её и сына.

Сборы заняли немного времени. Очевидно, она уже была предупреждена. И вроде бы всё шло гладко, без сучка и без задоринки, как говорят в народе, но после того как флаер числившийся на балансе разведки доставил нас в космопорт, мной овладело чувство тревоги. Я осмотрелся, пытаясь понять, что происходит не так. В зале ожидания было всё спокойно. Народа мало, но это и неудивительно, планета не во всех справочниках указана. Я связался со Стерлядкиной, она отозвалась, что корабль готов и даже удивительно, как местные раздолбаи так шустро справились. Надо будет чаще их пугать всемогущим ГРУ.

Выслушав её, я отдал команду выдвигаться к нашему кораблю-разведчику. Ещё раз осмотрел наших. Впереди императрицы и её сына шли Варяг и Хацкевич, рядом с ними Лена Приклонская, замыкали их местные охранники. Я насторожился, и моя рука легла на пистолет. Встал на место замыкающего, и так мы прошли до «Бумбараша», где нас уже ждала Марина при полном параде.

Боже мой, я и забыл какая она красавица! Но отвлекаться времени не было. Наша колонна потихоньку втянулась внутрь корабля и прошла в кают-компанию.

— Варяг, Самбо, — это был позывной Вадима Хацкевича. — Садитесь рядом. Елена, напротив, а вы, ребят на минутку, кое-какие формальности уладим.

Они встревожились, но вышли из кают-компании в предбанник. Обернулись, как будто хотели возразить, но осеклись, увидев, что в них уставилось дуло моего пистолета.

— Что происходит… — попытался возмутиться высокий охранник.

— Руки вверх! Медленно и не делая резких движений, — и дождавшись, когда они выполнят приказ, обратился к низкорослому. — Ты кто такой?

Он поднял глаза и на меня уставилось индейское лицо моего капитана — Марселя Темиргалиева.

— Молодец Тузов, — похвалил он. — Код Альфа три.

— Скорпион в Персее, — отозвался я. — Лунин, какого хрена?

— Обстоятельства изменились, — проворчал Темиргалиев. — В системе Полыни какая-то подозрительная активность, вот меня бросили на усиление.

— Я могу опустить руки? — возмутился высокий охранник. — Устроили здесь цирк, на таком важном задании.

— Займите место напротив императрицы. И на будущее, прапорщик. Вы и ваш напарник находились под моим командованием. Поэтому были обязаны поставить меня в известность об изменениях.

Охранник молча, но излучая недовольство, удалился.

— Он, кстати, задал законный вопрос. Что за цирк Марсель? Если у тебя были какие-то подозрения…

— Корабль готов к вылету, — раздался у меня в наушнике голос Стерлядкиной.

— Старт, — приказал я.

Потом подумал и связался с Артемидой, которую активировал при посадке на планету. Ох, не нравится мне этот внезапный визит товарища капитана.

— Как догадался? — спросил Марсель.

— Рост, — лаконично ответил я.

Темиргалиев хмыкнул. Что поделать, напарник ушедшего охранять императрицу прапорщика был таким же высоким, как и он сам, а Марселя, при всех его замечательных качествах рост подкачал.

— А теперь о твоих ошибках, — продолжил он.

Я посмотрел на Темиргалиева очень скептически.

— Ты почему грузовой отсек не проверил? — задал вопрос он.

— Звездолёт проверяла старший прапорщик Стерлядкина, она же мне отчиталась, по прибытии в космопорт. А вот то, что вы, товарищ капитан, пронесли с собой винтовку в разобранном состоянии, это как называется? — не поддался на провокацию я.

— Разумной предосторожностью.

Корабль стал подниматься. Мы присели, чтобы нас не болтало по всему салону. После того как мы вышли из атмосферы, я бросил Марселю.

— Товарищ капитан, займите своё место согласно расписанию, то есть у входа в кают-компанию.

— А ты куда?

— В кабину пилота. Дурные предчувствия меня не оставляют.

И я угадал. Едва я занял место рядом с Мариной, как Артемида сообщила мне, что из-за местной луны, выходит, какое-то неизвестное судно, без советских опознавательных знаков и движется к порталу, как будто наперерез к нам. Не раздумывая, я связался с диспетчером космопорта.

— «Полынь-2» вас беспокоит младший лейтенант Кирьянов. В системе находятся корабли без опознавательных знаков или иностранные суда.

— Что за чушь, товарищ младший лейтенант? — возмутилась диспетчер на земле. — Никаких посторонних кораблей в системе Полыни нет и не должно быть.

— Тогда поставьте в известность командующего военно-космическими войсками системы, а я тем временем готовлюсь к бою.

И отключив гражданского диспетчера, чтобы не слушать её неуместных возмущений, яперешёл на внутреннюю связь.

— Варяг, в орудийную. Хацкевич, вместе с ним, помогай чем можешь. Остальным проверить оружие и быть готовыми ко всему.

Отключив связь, я начал отсчёт.

— Пять… четыре… три…

— И что произойдёт? — не выдержала Марина.

— Два… один. Вот!

В рубку ворвался Марсель Темиргалиев.

— Старший прапорщик Стерлядкина, войти в боевой режим, на постоянной связи с орудийным отсеком, на происходящее в рубке не реагировать! Марсель, нам наперерез идёт неопознанное судно, но ты ничем помочь не можешь.

Темиргалиев выругался, но никуда не ушёл, оставшись с нами. Мы, медленно, но верно, сближались с вражеским кораблём.

— Огонь по команде, — приказал я Варягу и активировал космическую связь, пытаясь войти в контакт с кораблём.

Там игнорировали мои запросы, вместо этого выпустив торпеду. Марина без труда уклонилась.

— Огонь! — скомандовал я.

Пристреливание завершилось ничьей, а как иначе?

— Дальше огонь по готовности, — отдал я приказ Мишину.

Мы начали маневрировать под обстрелом, периодически огрызаясь, но впустую. В этот момент на связь вышли военные с Полыни.

— Полковник космических войск Мирзоян. «Бумбараш», что у вас происходит?

— Младший лейтенант Кирьянов. Выполняю особое задание Главного разведуправления. В процессе атакован неизвестным кораблём, без опознавательных знаков. Срочно требуется подкрепление.

— Сорок минут продержитесь? — уточнил полковник.

— Нет, — признался я, заметив ещё один выходящий звездолёт.

В это время со мной заговорила Артемида. Я выслушал её предложение, а потом вставив наушник в ухо Марине, попросил повторить. Стерлядкина выслушала её и согласно кивнула.

— Товарищ полковник, у меня есть соображения… — быстро изложил Мирзояну, то что от него требуется.

— Сделаю, — отозвался полковник и прервал связь.

Марина начала маневрировать, потихоньку приближаясь к порталу. Варяг тоже не терял времени зря, и пара торпед прошла совсем рядом с вражескими звездолётами, заставив их балансировать на лету.

Портал активировали, как мы и договаривались, через пятнадцать минут и Эме, забросив манёвры, рванула к нему на всех парах. Нам почти удалось уйти, портал, как и было обговорено, держали открытым семь с половиной минут, но вражеский звездолёт, поняв, что не успевает, пустил нам вслед торпеду, от которой мы не смогли уклониться.

Страшный грохот сотряс наш звездолёт, как только мы нырнули в портал.

Глава 12. Полковник Тихонов

Январь 2005 года

— Мы живы? — раздался по корабельной связи голос Варяга.

— Вопрос сформулирован неверно, сержант, — отозвался Темиргалиев. — Очевидно, что мы живы. Другой вопрос надолго ли?

— Успокоил, — проворчала Марина, поднимая разбитое лицо от приборной панели.

Кровь струилась по её парадной форме, капала на кресло, пол и панель.

— Сколько пальцев? — спросил я девушку, помахав перед её лицом указательным пальцем.

— Один, — вздохнула Марина. — Сейчас мне нужна минутка…

Тем временем Марсель Темиргалиев, отодвинув меня с места второго пилота, копался в приборной панели. Что-то включил, выключил, посмотрел снова. Потом попросил Марину запустить сканер, который самопроизвольно отключился, что она беспрекословно и сделала.

— Одно хорошо, мы ушли в портал на Ирсеилоур, определённо обшивка корабля цела, — сообщил он нам, результаты исследования. — Теперь о плохом. Связь вышла из строя вся, двигатели частично повреждены, а сами мы дрейфуем в сторону планеты и упадём на неё где-то минут через сорок.

— Не понял, а как мы оказались у Ирсеилоура, если от него до портала лететь где-то час, на нормальной скорости? — озадачился я.

— Инерция, — подняла голову Марина и снова обессиленно уронила её на грудь.

— Добавь приданное попаданием ракеты ускорение на входе в портал, — вздохнул Марсель.

— Что это значит? — в дверях показалась Приклонская.

— То, что у нас есть сорок минут, чтобы привести в порядок пилота. А ты хоть и похожа немного на Довнарович, но не врач, а значит, помочь ничем не можешь, — плеснул немного яда в её сторону Марсель. — И, кстати, товарищ младший лейтенант, сходите, успокойте пассажиров. Ну насколько это возможно, в нашей ситуации.

— Я биолог и у нас были медицинские курсы, — протиснулась в рубку Елена и мне ничего не оставалось, как пойти и правда, успокоить коронованных пассажиров, а ещё…

Вот что-то мне подсказывает, что надо переодеться в полевую форму.

В кают-компании царила лёгкая паника. При попадании в корабль из-под панели вылетел кабель и едва не попал в сына императрицы, но ситуацию спас Хацкевич, схватившийся за него рукой и отвёдший угрозу. Вадима хорошенько шарахнуло, и он теперь лежал на полу, не подавая признаков жизни. Пришлось отвлечь Приклонскую от уколов и вызвать её для диагноза. Но она только смогла констатировать, что он жив и вроде бы умереть не должен.

Вдвоём с охранником мы перенесли его в одну из кают, а потом перевели императрицу с её ребёнком в другую.

Императрице я напел в уши про врагов, которые повсюду, но ситуация под контролем. Единственный, оставшийся при них охранник, очень недобро посмотрел на меня, но я проигнорировал его гневный взгляд.

— Порядок, — впорхнула в мою каюту Лена, едва я закончил переодеваться. — Вколола ей стимуляторов, она более или менее оклемалась, включила работающие двигатели и начала маневрировать на входе. Старается дотянуть до цивилизованных место, но нам не очень повезло с орбитой.

— Кирьянов, ко мне! — мимо пробежал озабоченный Марсель.

Я выскользнул к нему в каюту, и Елена последовала за мной.

У себя Темиргалиев развернул на стене огромную карту Ирсеилоура и стал внимательно её изучать.

— Ситуация на букву «х», — сказал он, задумчиво. — Но не подумай, что хорошая. Марина из последних сил пытается дотянуть корабль до более или менее обитаемых мест, но мы падаем в Орсангу.

Я напряг память, пытаясь вспомнить географию Ирсеилоура. Места близ столицы мне были знакомы. Я в те времена, когда мы готовили революцию на планете, там немало попутешествовал, плюс известны соседние регионы, да и в самой Махтамбе побывать довелось. К тому же исправно посещал лекции, где рассказывали в том числе и про Ирсеилоур, но про Орсангу, совершенно точно я услышал в первый раз от Марселя.

К счастью, командир мне всё разъяснил.

— Регион не слишком развитый. Местность заболоченная, а ирсеилоурцы там старались не селиться, только добывали торф, для собственных нужд. Поэтому, как ты понимаешь, регион слабо заселён да и особо никому не нужен. Но после революции туда хлынул всякий контрреволюционный элемент, который не смог вырваться с планеты. Следом за ними потянулся криминал, которому тоже нелегко приходится в революционные годы. В общем, правительство Ирсеилоура Орсангу практически не контролирует. У них проблемы с полицией — прежняя разбежалась, а то и примкнула к этим недобиткам, а новым не хватает опыта. Мы им по союзному подкинули некоторых наших спецов. Но сам понимаешь, пока они выучат местную милицию, сколько времени пройдёт.

— А связаться с планетой мы не сможем, — констатировал я, очевидную вещь.

— Насчёт этого не кипишуй. Если благополучно сядем, то кое-что придумаю. Но надо будет продержаться. На нас наверняка нападут, а помощь, даже при самом хорошем раскладе задержится.

— Приказ понял, разрешите готовиться?

— Давай. Только этого охранника с Полыни у императрицы оставь.

— Даже и не думал его с собой брать.

Ситуация складывалась и правда нехорошая. Что у нас в наличии? Хацкевич к бою непригоден. Кто остаётся? Я, Варяг и Ленка. Стерлядкина вряд ли после посадки будет способна вести бой, а Марсель будет думать о связи. Охранник, как я понимаю, должен будет застрелить Её Величество, если мы не сдюжим.

Я вывел Гришку из орудийного отсека, и мы побежали в каюту, где лежали наши вещи. Очень негусто. Три пистолета на троих. Ну разве что застрелиться.

— Черепа бы сюда, — проворчал Варяг.

Я даже не стал ему отвечать. Сюда надо было всю нашу команду, в том числе и Довнарович, которая бы занялась Марина, а ещё Вик не помешал бы и так далее. К нас сунулся Марсель и протянул «АК-97», который взял Варяг и снова исчез.

Пока я объяснял Гришке боевую задачу, «Бумбараш» затрясло, и он начал входить в верхние слои атмосферы. Опять не к месту вспомнилась жёсткая посадка на Кадмию, но в этот раз обошлось. Маринка знала своё дело и невзирая на полугодовой простой, смогла посадить корабль более или менее мягко, хотя Ленка и ушиблась дурной головушкой о ближайшую переборку.

— Вперёд, на винные склады, — проворчал я, вручную открывая выход.

Орсанг, мать его! Как и обещал Марсель, местность оказалась болотистая, хорошо, что мы упали не в само болото, а не его окраине.

— Лен, проверь как там Эме, — приказал я Приклонской, вылезая наружу.

Елена недовольно сверкнула глазами, поняв, что я отсылаю её, не желая подвергать дополнительному риску, но скрылась в рубке.

— Паскудное место, — вынес вердикт Варяг, когда мы осмотрелись.

Я был вынужден с ним согласиться. Болото и на Земле место не слишком приятное, но здесь… От воды шли какие-то омерзительные миазмы, в самом болоте стояли какие-то отвратительные на вид столбы, со странными сучьями. Вверху летали какие-то омерзительные твари, чем-то похожие на птиц, но без перьев и отвратно верещали. Да и земля, на которой мы стояли хоть и была твёрдой, но вместо травы здесь рос крайне неприятный мох.

Осмотревшись, я сделал несколько шагов по мху.

— Надеюсь, Марсель починит связь… — начал было я, но не успел закончить фразу, как меня что-то схватило и потащило.

Я закричал, одновременно упёршись ногами в землю, но невидимая сила, продолжала меня куда-то тянуть. Сапогами я уже пропахал две борозды, и меня практически втянуло в болото, как всё внезапно кончилось, так же как и началось. От неожиданности я рухнул в воду, но быстро вскочил и побежал обратно к звездолёту.

— Спасибо… — я хотел поблагодарить Варяга, но заметил, как Лена прячет пистолет в кобуру.

— Всегда пожалуйста, — фыркнула она. — Валер, ты с ума сошёл? Это же ирсеилоурские микониды! А ты рядом с ними расхаживал с наглым видом.

Она показала рукой на столбы, стоящие в воде. То, что я принял за сучья, оказалось щупальцем или как там его? Словом, одно из этих сучков безвольно обвис, а сам миконид почернел.

— Уникальная, но очень опасная штука, — продолжала Елена. — Не смотри, что выглядит как дерево, на самом деле это плотоядный хищник и местные его уничтожают при первой удобной возможности. И обычным зарядом его бить бесполезно, надо парализующим…

Раздался свист и остальные столбы-микониды начали чернеть.

— Что это? — испуганно спросила Ленка.

— Местные, — мрачно отозвался я и вызвал Артемиду.

Искусственный интеллект быстро вычислил местонахождение и численность вражеского отряда. Восемь человек. Я приказал занять позицию за звездолётом.

— Вдруг это нам на помощь? — озадачился Варяг.

— Ни в коем случае, — из люка вылез Марсель. — Я дозвонился до нашей резидентуры, в смысле до посольства, только минуту назад. Подмога придёт не раньше чем через полчаса. Это в лучшем случае.

В руках у него был ещё один «АК-97».

— Что с Мариной? — уточнил я.

— Жива, — лаконично ответила Ленка. — Но помочь нам ничем не сможет.

Марсель кивнул, подтверждая диагноз и тут же пригнулся. Бандиты или «контрас», неважно кто, тем более что здесь это понятие размытое, закончив с миконидами, переключились на нас.

Сначала они безуспешно попытались пробить обшивку звездолёта. Разумеется, неудачно. Не сказал бы, что корпус бронированный, но нужно что-то посущественнее лазеров и электроразрядов.

Стреляя бандиты подходили всё ближе и ближе. Я наблюдал за ними, подключившись через Артемиду к внешним камерам.

— Огонь! — приказал я, едва они подошли совсем вплотную.

Мы высунулись из-за частей звездолёта и открыли прицельную стрельбу по наступающим бандитам. Первым залпом мы вывели из строя троих, остальные рассеялись по местности. Мы снова скрылись в укрытии.

Едва мы оказались под защитой корабля, я выхватил у Приклонской пистолет и перевёл его в боевой режим из парализующего. Потом молча вернул ей оружие. Говорить чего-то не требовалось, Лене и самой было стыдно, за свою оплошность. Марсель одобрительно кивнул.

Снова посмотрел через внешние камеры на противника.

— Опаньки, — выдохнул я.

— Что там? — нетерпеливо спросил Марсель.

— К ним подкрепление, — отозвался я. — Или…

Но это было не подкрепление, а конкурирующая фирма. Человек двадцать в потрёпанной имперской форме выходили из подлеска, попутно добивая бандитов. Всё это я быстро пересказал Марселю. Он коротко выругался и покосился на Елену.

— Это я не вам, а по ситуации. Впрочем, есть вариант.

— «Кадмийский сюрприз»? — улыбнулся я.

С чьей-то лёгкой руки, моя тактика, впервые применённая против проторазумных стражей пирамид, стала так называться. Говорят, несколько раз она спасала жизнь бойцам в тяжёлой ситуации, но я не проверял.

— Ну не так разрушительно, — отозвался Темиргалиев.

Через несколько секунд они с Варягом высунулись из укрытия и открыли беспорядочную стрельбу по наступающим «контрас». Через какое-то время к ним присоединился я, выцеливая из пистолета неудачно приблизившихся бойцов противника.

Но в этот момент Артемида вызвала меня и переключился на диалог с ней.

— Что случилось?

— К ним подходят подкрепление, а вас вообще окружают, — коротко сообщила она и показала примерный расклад. — Лучше будет забаррикадироваться в звездолёте.

Я быстро пересказал её слова нырнувшему в укрытие Марселю.

— А вот теперь пришло время кадмийского сюрприза, — ухмыльнулся он.

Он перевернул автомат, снял нижнюю панель со ствола, а потом просто передвинул рычажок.

— Новая модификация, — сообщил он, делая то же самое с автоматом Варяга. — Никакого варварства, пожёг окружающих и вернул в прежний режим.

Они синхронно вскочили и сделали несколько выстрелов. Со стороны нападавших раздались крики боли и ужаса, и я увидел, через внешние камеры, как они стали разбегаться в разные стороны. И в этот момент со стороны раздался свист. Варяг успел присесть, а Марсель упал.

Первой к нему подбежала Лена.

— Всё в порядке. Рана тяжёлая, но жить будет.

Марсель злобно посмотрел на неё и в этот момент, со стороны, откуда приходили нападающие, раздалась стрельба, а над нами зависло несколько флаеров, которые, покружившись, сели на зачищенном от бандитов и «контрас» поле.

Из транспорта посыпались наши, спецназовцы, которые взяли под контроль местность, а нас под защиту.

— Врача! — крикнул я спецназовцам. — У нас три «трёхсотых»!

От спецназовцев отделился невысокий, худощавый мужичок с небольшими залысинами.

— У меня был медицинский опыт, — сказал он, подходя к Марселю.

— Вы санитаром в морге были, товарищ полковник, — прохрипел Темиргалиев.

— Тебе хватит, — бросил мужичок.

Только сейчас я обратил внимание, на полковничьи погоны, подошедшего к нам человека. Я отдал честь и представился. Он козырнул в ответ.

— Да не тянись ты, — бросил он мне. — Тихонов моя фамилия. Так вот, ты какой, Валера Кирьянов. Ну, будем знакомы. Я твой новый командир.

Он снова повернулся к спецназовцам.

— Ну и где Саня?! — рявкнул он. — Что значит во флаере?! Если через пять минут не будет здесь, то до конца жизни в ветлечебнице будет клизмы мышам ставить!

— Товарищ полковник… — снова начал я.

— Я же сказал, не тянись. Тебе хоть сказали в каком отделе ГРУ ты работаешь?

— Да, по Дальнему космосу…

— И то слава богу. В общем, добро пожаловать в специальный отдел ГРУ по Дальнему космосу. Он же галактический. А знаешь почему? По глазам вижу, что догадываешься, но точно не знаешь. Да, на нас повесили все дела, которые творятся за пределами матушки-Земли. Поэтому мы вроде бы как маленькие, но при этом очень большие.

В это время подбежал рекомый Саня, который был медиком, и занялся Темиргалиевым.

— Ты говорил про трёх, — вспомнил Тихонов. — Где остальные два?

Его глаза обежали наши скудные ряды.

— В звездолёте. Сержант Хацкевич, ударило током и старший прапорщик Стерлядкина, была контузия, мы вкололи стимулятор…

— Саня, что с Луниным?

— Да, порядок. Я бинт наложил, остальное только в больнице. За неделю на ноги поставят.

— Неделя долго. Надо за три дня. Ладно, бросай этого симулянта и бегом в звездолёт, спасай дочку маршала, — и снова обратился ко мне. — Где шальная императрица?

— Тоже внутри, но с ней всё в порядке. Было, по крайней мере.

Кажется, полковник захотел выругаться, но сдержался, чтобы не портить впечатление от знакомства.

— Ладно. Веди нас. Торжественный эскорт мы ей сейчас обеспечим.

И действительно, со звездолёта на флаер императрицу мы пересаживали со всем почтением. Попутно я жужжал ей в ухо, извиняясь за непредвиденные обстоятельства, за врагов, которые охотятся за бедной женщиной и её сыном. Всё это мне надиктовал в ухо Тихонов, который старался не попадаться ей на глаза, скромно пристроившись в хвосте колонны. Мы передали её на руки местному отряду, который прилетел при всём параде. В общем, дамочка осталась довольна и не сочла себя ущемлённой.

Напоследок Тихонов остановил нас и перед тем как залезть в свой флаер, сообщил мне.

— Извини, Валер, что знакомство такое скомканное вышло. Но ничего, вечером наверстаем и, может быть, даже алкоголизируемся. Местные коньяки очень хорошо идут под нашу закуску.

Он улетел, а мы задержались до следующего рейса, чтобы разобраться сначала с эвакуацией в больницу Вадима и Марины, которую врачи буквально вытягивали с того света и самим звездолётом.

Насчёт Хацкевича меня успокоили, что с ним ничего страшного. Но придётся сутки полежать в больнице, окончательно оклематься. А вот про девушку мне сообщили сразу: её везут в местный госпиталь и будут оперировать. Ещё врач высказал много нецензурных слов в адрес человека, вколовшего ей стимуляторы, но Ленка в долгу не осталась и наговорила ему гадостей попутно объяснив, что не вколи мы ей стимуляторы, то разбились бы без вариантов.

Со звездолётом было немного сложнее. Прилетевшая ремонтная бригада, мрачно оглядела массивную тушу нашего «Бумбараша», немного поворчала, а потом сказала, что им нужна неделя, чтобы провести начальный ремонт, потом поднять корабль, перетащить его на верфь и там уже сделать полный ремонт.

— Три дня, — сказал я, вспомнив Тихонова.

— Не борзей мамлей, — на меня надвинулся здоровяк-бригадир.

— Ничего не знаю, — пожал плечами я. — Корабль потребуется полковнику Тихонову через три дня. Впрочем, можешь сам с ним согласовать сроки.

Бригадир удалился, что-то ворча себе под нос, а мы с облегчением заскочили во флаер, который унёс нас в Альзаоинс, небольшой, но важный транспортный узел Ирсеилоурской Народной Социалистической Республики. Офигеть, блин.

Выбор города был оправдан со всех точек зрения. Городок небольшой и сонный. Даже близко не столица, где полно внимательных глаз, да кого угодно, главное, что не тех, кого нужно.

— Сколько же нас здесь не было? — спросил я, у сопровождавших нас бойцов.

— Меня тут вообще не было, — отозвался Варяг. — Ты со Жмыхом и Черепом здесь зажигал.

— И со Стерлядкиной, — ухмыльнулся я.

— А правда рассказывают, что ты её прям в бою, под обстрелом… — начал Гриша, но взглянул на Приклонскую и осёкся.

— Пошлые и очерняющие офицерский состав Советской армии анекдоты, — сказал я и подмигнул Варягу так, чтобы этого не заметила Ленка.

Заселили нас в гостиницу, что забавно, напротив тех казарм военнопленных, которые мы взяли штурмом и освободили немало народа, включая Марину Стерлядкину. В самих бараках теперь находился госпиталь.

— Просто более приличный отель, он в двух кварталах, но там поселилась императрица с сыном и их гости, — объяснял, извиняясь, сотрудник нашей службы судя по лицу из местных.

— Ничего, я негордый. А с императрицей под одной крышей жить, ну его на фиг.

К вечеру мы успели и поесть, и помыться, и переодеться и даже немного вздремнуть. Но, когда появился Тихонов, мы сидели и смотрели местные новости. На имперском языке, разумеется. Свою-то изначальную речь местные успели позабыть основательно.

Как и мы полковник Тихонов был одет по гражданке. В руках у него была, как он и обещал, бутылка местного коньяка.

— Давайте, товарищи, за знакомство, — сказал он, разливая коньяка по стаканам. — И не жмитесь, мы сейчас не на службе. Но особо не налегайте, ирсеилоурский алкоголь крепкий и коварный.

Да мы бы и не стали. Что мы дураки, в присутствии командира напиваться?

— Скажи мне Валер, — когда мы выпили по первой. — Как ты оцениваешь прошедшую операцию?

— Удовлетворительно, — ответил я. — Мы выполнили поставленную задачу, никто не погиб, но несколько раз попали в опасную ситуацию, три раненных и пришлось запрашивать подмогу.

— Всё правильно, — кивнул Тихонов закусывая. — Но есть и моя ошибка. Я не отнёсся к операции серьёзно, поэтому и устроил тебе проверку с Марселем. Это отвлекло тебя на старте, ты поручил взлёт Стерлядкиной, и в итоге вы оказались неподготовленными к встрече с противником. И не говори мне — «кто же мог знать»? Я знал, что вокруг операции закрутился узел интриг. Вот.

Он полез за пазуху и извлёк оттуда несколько фотографии и протянул мне.

— Узнаёшь? — спросил он.

Я взял фото и быстро осмотрел их.

— Ну да, это Гарьерг, гостиница, где останавливались мы с Мишаней и Мариной, аккурат на прошлогодних зимних каникулах. Вот только, что там произошло?

В номере, коридоре и перед самой гостиницей были видны следы перестрелки, была кровь и лежало несколько трупов.

— Попытка похищения тебя, вместе вот с ней, — он кивнул на Приклонскую. — Но ты был главной целью.

— Кто? — спросил я отрывисто.

— Засветились: орден Серебряного Эстортуэра, разведка Торкартена и боевики пары халлдорианских кланов.

— Серьёзно, — кивнул я.

— И ровно на сутки опоздали сотрудники ЦРУ, — закончил полковник.

— Но что им всем от меня надо?

— Любые сведения об императрице, — хмыкнул Тихонов. — Ты единственный им известный человек, который видел её последним. Больше никаких зацепок ни у кого нет.

— Кроме тех, кто атаковал нас, в системе Полыни.

Тихонов махнул рукой и покачал головой.

— То была случайность. Наши заграничные коллеги присматривают за несколькими звёздными системами, где потенциально мы можем скрывать императрицу. На Полыни тоже было два звездолёта, которые нелегально проникли туда. Кстати, после вашего ухода на Ирсеилоур, полковник Мирзоян всё-таки поднял в космос звездолёты и заставил сдаться атаковавшие вас корабли.

— Но как они узнали, что мы перевозим императрицу и сына? — уточнил Варяг.

— Сейчас идёт следствие, мы допрашиваем взятых в плен, американцев. Но они вряд ли что-то расскажут. В атаке на вас ЦРУ использовало гражданских, а не своих сотрудников, которые сейчас несут чушь, но связать их с ЦРУ на суде не удастся.

Он потёр подбородок, как будто разглаживал бороду и замолчал.

— Вот такие дела.

— Я одного не понял. Зачем всем понадобилась эта женщина с ребёнком? — спросил Варяг.

— Вы обратили внимание, что во всей Галактике после захвата Халлдорией Арзалакса, царит мир? — ответил Тихонов, вопросом на вопрос. — Но это не потому, что все вдруг стали пацифистами. Нет, отнюдь. Идёт подготовка к новой войне.

— Полковник Копылов говорил, что есть тридцать лет, — вмешался я.

— У нас, — уточнил Тихонов. — Нас не тронут примерно двадцать пять — тридцать лет. Но в Галактике начнут воевать уже через год-полтора. Делить имперское наследство. За это время галактические сверхдержавы подомнут всякую мелочь, укрепят и натаскают вооружённые силы и оставшиеся победители, по нашим прогнозам, три или четыре государства, обрушаться на нас, всей мощью. И мы не выдержим этой атаки. Поэтому всё, что мы делаем сейчас, подчиненно единственной цели: грядущая бойня, должна пойти по нашему сценарию и к нашей выгоде. Не укрепить сверхдержавы, а ослабить и разъединить их окончательно. Ну а дальше, как получится.

Мы все молчали, придавленные свалившейся на нас информацией. Вот так вот. Я, оказывается, не спас Землю, а просто отсрочил её падение.

— Ну, бойцы, не раскисайте, — ухмыльнулся Тихонов. — Начальство оно тоже в курсе и оно об этом думает, круглые сутки. ГРУ ведёт работу сразу по десятку направлений. Обо всём рассказать не можем, но интрига с наследником империи, одна из них.

— Цель, как я понимаю, поставить орден Серебряного Эстортуэра себе на службу? — я поднял глаза на Тихонова.

— В идеале, — не стал скрывать он. — Цели ордена нам близки. Без этой их ереси про Вестника и прочих мистических откровений, разумеется.

— Прямо гора с плеч, — не покривил душой я.

— Но ты всё равно не расслабляйся. Теперь время неприятной новости. До тебя доходили слухи, что мы хотели оставить твою группу ещё на год в резерве, так?

— Да, — осторожно сказал я, не став скрывать от командира.

— Это неспроста. Дело в том, что работу на твоём направлении, исследование соседних галактик, решено отложить. Аккурат до начала военных конфликтов между постимперскими странами. Все займутся друг другом, даже американцы влезут. Словом. Всем будет не до тебя и не до того, что там на окраине Млечного пути делаешь.

— Правильно, — раздался у меня в голове голос Артемиды. — Иначе на вас обрушаться раньше, чем у нас что-то получится.

Проклятье! Забыл отключить искусственный интеллект, которая теперь с удовольствием греет уши или что там у неё. И теперь лучше её не выключать, а то что-то заподозрит и обидится.

— Но есть и хорошие новости. Обживать систему с большим порталом вы можете уже с осени. Потихоньку создадите базу, хотя и будете работать на других направлениях. Но даже если раз-другой сунете нос в соседнюю галактику, впрочем, это будем обговаривать отдельно…

— Слушаюсь, товарищ полковник, — с искренней радостью откликнулся я.

— Ещё как слушаться буду. Ну что же бойцы. Порадовал, озадачил и огорчил. Как и положено хорошему командиру, — Тихонов встал и пошёл к выходу.

— Товарищ полковник, можно вас на два слова? — я догнал Тихонова уже в коридоре.

— Нужно, — ответил он. — Излагай просьбу. И на будущее, когда мы оба по гражданке, давай без чинов, зови меня Анатолий Станиславович.

— Хорошо. Просто просьба-то официальная. Я хотел, чтобы ко мне в отряд перевели Вадима Хацкевича, Эдуардо Кинтану и Елену Приклонскую.

— Кинтана… Кинтана… — задумался Тихонов. — А! Точно. Тот негр, кубинец. Боец хороший, но засветился в Латинской Америке, поэтому пока в резерве. Не проблема будет у тебя в отряде. Хацкевич, тоже вояка дельный, понимаю. Но вот какого чёрта тебе Ленка Приклонская? Она не боец и даже не оперативник. Просто научный консультант, да и в этом звёзд с неба не хватает.

— Её знания спасли мне сегодня жизнь, — просто ответил я. — Да и соображает она неплохо. Мы её за полгода-то поднатаскаем чуть-чуть…

— Валера, посмотри мне в глаза и скажи честно. К себе в отряд ты её берёшь исходя из профессиональных навыков или просто потому, что мордашка смазливая.

Я подумал пару секунд, а потом уверенно ответил.

— Профессиональные навыки. Вот не знаю, чему там Варяга учат, в его экзобиологическом, да и в коня ли это корм, но утром она моментально определила хищного миконида, как его уничтожить и собственно сделала это. На планетах с неизвестной нам флорой и фауной, такой человек пригодится.

— Хорошо. Личные дела получишь в Новом Ленинграде. Да и вообще. Заходи почаще к нам в управление.

Я опешил.

— А разве вы не на Земле?

— До недавних пор были там. Теперь нас перевели на Машеров, как и партийное руководство Дальнекосмической Республики.

Тихонов исчез в переходах гостиницы, а я вернулся к своей команде. Последующие три дня прошли спокойно. Наши услуги не требовались, мы просто ждали, когда императрица разберётся с делами. Поэтому мы гуляли по городу, навещали наших болезных — Хацкевич, впрочем, поднялся на ноги, на следующий день, а Маринка сбежала из госпиталя на вторые сутки.

— Представляешь, — жаловалась она. — Я прихожу в себя после операции, открываю глаза, смотрю в окно и что же я вижу?

Я ухмыльнулся, но всякий случай спросил: что?

— Тот самый пейзаж, который опостылел мне за восемь месяцев плена! Да я чуть с ума не сошла! Мне показалось, что всё это и освобождение, и бой здесь, в Махтамбе и операция на Тангорихксе, мне просто привиделись! А на самом деле меня избила охрана и вот я оклемалась после комы и всё продолжается…

— Ну тебя-то хоть подлечили? — усмехнувшись, спросил я.

— Да. Готова к труду и обороне, — вздохнула девушка.

К счастью, тайные переговоры продлились не три, а пять дней. Стороны постоянно ругались и не могли прийти к согласию. Наконец, до чего договорились.

И вообще, мне скоро стали некоторые подробности. Не от полковника Тихонова, разумеется, а так, перемолвился парой слов с теми, кого знал по Кадмии и потихоньку собрал полную картину.

Никто не собирался подвергать меня риску. Поэтому на Гарьерг отправили двух оперативников, внешне похожих на меня и Ленку. Меня же просто убрали из Нового Ленинграда, дав более безопасное, как полагали, задание. Кто же знал, что американцы устроят атаку на советский звездолёт? Даже их не считали способную на подобную глупость. Ну и огребают они по полной сейчас от нашего МИДа.

Сама же операция на Гарьерге была нужна, чтобы выманить орден Серебряного Эстортуэра. Захватить нескольких боевиков, допросить с пристрастием, а потом связаться с руководством ордена и предложить ему переговоры. В общем, так оно и вышло, вот только попутно пострадали халлдорианцы и торкартенцы и прилетело по касательной американцев. Последних вообще не жалко, после того, что они устроили на нашей территории.

Но в целом, несмотря на отдельные нюансы, ГРУ был в шоколаде. Две проведённые интриги, принесли свои плоды, плюс бонусом удалось выявить людей, связанных с американской разведкой.

— А торкартенцы, что сказали? — уточнил я у Васьки Самошникова, с которым познакомился тут же, на Ирсеилоуре, но он остался и был в курсе многих интриг, так как служил в информационном отделе.

— Ничего. Вернее, как только они узнали о гибели всей группы, то сразу отморозились и сделали вид, что вообще не при делах, а это какие-то бандиты, чья судьба их не заботит, — ухмыльнулся он.

— Вот только погибли не все, — осенило меня.

Самошников пожал плечами, как будто говоря — вот чего не знаю, того не знаю. Ну и ладно. Есть вопросы и поинтереснее.

Марселя Темиргалиева выпустили из госпиталя на четвёртый день, и он устроил мне сюрприз, явившись на посадочные кольца, где я ругался с ремонтной бригадой из-за медленно продвигавшегося ремонта.

— Что здесь происходит? — вкрадчиво спросил он и я едва не подпрыгнул на месте.

— Да вот, Кулибины хреновы! Задерживают ремонт, а мне он нужен уже завтра.

— Слышь ты, борзый, — бригадир ремонтников не выдержал и пошёл ко мне. — Ты мне лучше скажи, какой идиот, в твоей бандуре, кабель прокладывал?

— В изначальной комплектации так было, — соврал я.

— Это ты у нас в изначально не так укомплектован, — сплюнул бригадир. — Короче, кабель этот переложили не меньше месяца назад и сделали это…

Он выдал несколько нецензурных характеристик в адрес прошлых ремонтников, меня, начальства и в целом по ситуации. Потом резюмировал.

— Я слышал, человек пострадал, из-за того, что выпал кабель. В следующий раз можете пострадать вы все, тебя, борзого, не жалко, а тех дураков, которых ты перевозить будешь, очень. Поэтому раньше завтрашнего вечера, я этот корабль в полёт не выпущу.

— Марсель, у меня две просьбы, — сказал я.

— Я догадываюсь, — фыркнул он. — По первой просьбе нет, нельзя. Искать измену лютую на Полыни будут профессионалы, заодно и выяснят, почему тебе так кабель уложили. По второй просьбе посмотрим, что можно сделать.

— Ты хоть понял?

— Да. Хочешь, чтобы твой звездолёт швартовался на Кадмии.

— Товарищ капитан, а где записаться на курсы, чтобы мысли читать научиться.

— Нигде. Только опыт и ум, — он постучал мне пальцем по лбу. — Ум и опыт.

Бригадир, заржав, удалился. Мы остались наедине с Марселем.

— И какие будут указания, товарищ капитан? — спросил я.

— Поменьше выделывайся, — вздохнул он. — Ты сейчас будешь контактировать напрямую с Тихоновым, он с тобой немного поработает, а потом передаст другому куратору. Впрочем, пару операций мы с тобой ещё проведём, не грусти.

— Почему? Стерлядкин всё-таки продавил наше начальство?

— Дело не в этом. После недавних кадровых перестановок в руководстве управлением наблюдается некоторая пустота и меня перебрасывают на другие направления.

— Жаль, — вздохнул я. — Ты меня, как командир, устраиваешь, а что с новым будет, ещё непонятно.

— Не боись, — хмыкнул Марсель. — Это будет то, что недоставало тебе на Кадмии.

Я какое-то время переваривал сказанную мне фразу.

— И вот ещё что, — добавил, напоследок, Темиргалиев, доставая из-за пазухи папку. — Личное дело твоей Приклонской. Здесь его не свети, изучи в спокойной обстановке.

— Зачем?

— Чтобы у тебя было время передумать, — загадочно изрёк он и растворился в сумерках.

Последний день на Ирсеилоуре, мы провели с пользой. Прошвырнулись по местам боевой славы, рассказали Хацкевичу, Приклонской и Мишину, кто где и как отличился. Дома, которые были напротив казарм, уже восстановили, но вот магазинов в них больше не было. Мы с Мариной немного засмущались, рассказывая, как сидели там под имперским обстрелом, но Елена не обратила никакого внимания на это, а вот Варяг и Хацкевич хмыкнули.

Была мысль выцепить местных, с которыми мы устраивали революцию, но без санкции начальства мы решили не рисковать, а спросить, не было никакой возможности. Полковник Тихонов и остальные носились в мыле и пене, ругаясь и споря. Не стоило влезать, а то и нас бы припахали.

Возвращение коронованных особ, в этот раз вообще прошло без эксцессов. К тому же нас дополнительно сопровождал ещё один боевой корабль, а планета Полынь, так вообще была чуть ли не на осадном положении. Как пояснил Марсель, методы ГРУ со времён больших чисток восьмидесятых совсем не изменились. Но оно и к лучшему.

— Да и вообще, с бардаком на этой планете пора заканчивать. Упустили мы тот момент, когда фраза «отправить на Полынь» стала означать «загнать за Можай», — пояснил он. — Нет, безусловно, любой стране нужны подобные места, чтобы боялись, но здесь набралась критическая масса, а объект важный.

— Что нам теперь делать? — спросил я.

— Отдыхайте товарищи, — махнул рукой Марсель. — У вас ещё зимние каникулы не кончились, а тебе Стерлядкина, выписываю в счёт недогулянного декрета.

У Варяга вылезли глаза из орбит, да и Хацкевич с Приклонской посмотрели на девушку заинтересованно.

— Шутки у вас, товарищ Темиргалиев, — улыбнулась Марина.

— Да, я такой. Юморист, сатирик. Почти Задорнов, — вздохнул он и взмахом руки отпустил нас.

Вот не хотелось нам оставлять звездолёт «Бумбараш» в руках местных рукосуев, а пришлось. В отпуск летать на своём корабле, такого себе даже самые забронзовевшие чиновники не позволяют. Впрочем, много ли таких осталось. Говорят много про чистки восьмидесятых, но тогда просто слишком много руководителей лишились своих постов, а то и сели в тюрьму, а так, чисточки поменьше идут и по сей день.

Матушка была, безусловно, в шоке, когда я внезапно свалился на неё, да ещё и в сопровождении двух дамочек. Вадим Хацкевич отвалился от нас в Королёве, сказав, что мы, конечно, ребята хорошие, но он хочет семью и школьных друзей навестить и умотал в Белорусскую ССР.

Маман строила различные предположения, что я в Дальнем космосе совсем оскотинился и потерял остатки морального облика.

— Ну, мам! — возмутился я. — Марину ты знаешь, она моей боевой товарищ.

— А эта мурка? — она кивнула на Лену.

— Она не совсем…

— Не старовата ли для тебя?

— Да ладно. Она тебя сильно младше, а ведь ты у нас совсем юная.

Матушка удалилась, недовольно ворча про себя, про то какую наглую морду она растила. Батя лишь ухмылялся в усы и одобрительно подмигивал.

Я списался с Мишаней, грустившем без Яськи Виком, выцепили Жмыха и весело провели остаток каникул. Как говорится, кто хорошо работает, тот и отдыхает так, что дым коромыслом.

Глава 13. Пополнение

Февраль — май 2005 года

До конца каникул я не заглядывал в папку, оставленную мне Марселем, да и вообще убрал её от греха подальше, спрятав на дне чемодана. Чтобы какие любопытные глаза не прочитали того, что им не положено. И только после того, как домик на участке нашей семьи покинули сначала Приклонская, которой надо было готовиться к очередному семестру и следом Марину отозвали на Полынь, сказав, что требуются её показания, я достал папочку и внимательно изучил, характеристику нового члена моей команды. И мне стало понятно, почему личное дело Елены Темиргалиев мне сбросил заранее, чтобы у меня возможность манёвра.

Как и полагалось в нашем деле, Лена сказала мне не всю правду о своём прошлом. Вернее, так. То, что она мне сказала, правдой не было. Всё было куда сложнее. Однако придётся начать издалека.

Мне было пятнадцать лет, когда на весь Советский Союз прогремело, дело профессора Дерюжина. Учёный, но больше администратор, был арестован за шпионаж и измену Родине. Первоначальный шок научного сообщества, а многие искренне уверяли, что его либо подставили, либо ГРУ преследует талантливого вольнодумца. Но потом начался открытый процесс и следствие предъявило железобетонные доказательства. А дело было так.

В начале девяностых, молодой и амбициозный учёный отправился на Ярве, которую тогда взяли под контроль советско-американские войска. Несколько лет он добросовестно работал над изучением местной флоры и фауны, но началась война с Ардат Тангорихкс и одной из первых и самых кровопролитных битв была Ярвийская бойня. СССР потерпел тяжёлое поражение и был вынужден отступить из системы, так и не успев эвакуировать всех гражданских. Тогда же погибла мать Коли и Ирины Рейманов, а Олег Янович Дерюжин, вместе с другими советскими гражданами попал в плен к имперцам. К пленным относились по-разному. Дерюжину повезло, его стал обхаживать тангорихкский дворянин и интеллектуал, который непринуждённо вёл беседы на разные темы, рассказывал о житье в Империи, высшего сословия, разумеется. В общем, запудрил голову мужику основательно, обещая, что на новой Родине его ждёт хорошая жизнь в местной элите, надо только оказать небольшую услугу. Поработать шпионом. Выяснить индекс Солнечной системы, а потом, при оказии, перейти границу и сообщить имперской разведке полученные сведения. Также Дерюжин может вывести с собой нескольких человек. Неважно, будет ли это плата за то, что помогли выяснить индекс или просто близкие люди, обо всех Империя позаботится.

Дерюжин согласился. Тем более сомневаться в честности вербовщика ему не приходилось. К тому времени тангорихксцы показали, что оплачивают услуги предателей и перебежчиков очень высоко.

Была разработана целая операция. Дерюжин должен был бежать, а с целой группой военнопленных, среди которых были пилоты космических кораблей. Они должны были помочь угнать звездолёт и направиться в систему Огаилис, за которую тогда шли упорные бои.

Я ухмыльнулся, читая это. План был крайне ненадёжный и опасный, но имперцам и Дерюжину повезло. Едва они начали приводить задумку в исполнение, как наши устроили Ярвийский реванш, вернув себе контроль за системой.

Олег Янович успел лишь освободить группу пленных, военных и гражданских и увести их в подземные катакомбы, спасая от обстрела. За это он получил награду, а наши оперативники особо тщательно его не проверяли, да если бы и смогли проверить, то тот имперский офицер успел свой архив или уничтожить, или спрятать.

Словом, на Родину Олег Янович вернулся героем и даже получил какую-то медаль. Получил кафедру в родном университете, ну а дальше, он целый год посвятил тому, чтобы выяснить индекс Солнечной системы. Однако ему это удалось. Как указано не было, всё-таки я читал не его личное дело, а Лены Приклонской.

Найдя индекс, он стал искать пути отхода. Кое-что ему рассказал тот имперский офицер, что-то он выяснил сам. И вот в этот момент в деле появляется Лена. Среди многочисленных грехов профессора, самой большой его слабостью было сладострастие. Вокруг молодой аспирантки он давно нарезал круги и распушал перья. Однако прекрасная Елена держалась. И тогда профессор выложил свой главный козырь. Шикарная жизнь в империи с благами недоступными на Земле. По его расчёту это должно было сразить недоступную красавицу.

Дочитав до этого абзаца, я отложил досье и задумался. Вот не на ровном месте же профессор Дерюжин попытался завоевать аспирантку, предложив ей побег в империю? Значит, что-то было, какие-то грешки водились за девушкой. Сделав себе пометку поговорить с ней об этом, я вернулся к чтению.

Однако Елена, вместо того чтобы отдаться похотливому сатиру испугалась и сказала… Ха! А вот тогда она поступила умно. Не стала говорить, что ей надо подумать, а попросила доказательств, честности профессора. А то в постель затащит, а потом бросит прозябать на Земле или вообще всё придумал. Дерюжин счёл такое требование справедливым и назначил ей встречу через несколько дней у себя на квартире, а Леночка не стала терять времени и рванула в ближайшее отделение ГРУ.

Поначалу её и слушать не хотели, смеялись и говорил, что профессор её разыгрывает. Но она настаивала, понимая, скоро ей придётся идти на квартиру и если она откажется, то живой может и не выйти. И в этот момент на неё и обратил внимание полковник, а тогда ещё майор, Копылов, заместитель начальника галактического отдела ГРУ.

Он и разработал план операции, так чтобы профессора взяли с поличным и железобетоннымидоказательствами. Более того, он предположил, что Дерюжин действовал не один, а в составе группы и так и тому подобное. И самое главное, именно тогда он и завербовал Ленку, заодно отправив её на месяц, якобы в СИЗО. Девушка стала живцом, на которую клюнули некоторые приспешники профессора.

— «Вот так вот», — подумал я, захлопывая досье.

Дальше читать было бесполезно. Что и как происходило в те годы, когда я резался в игры, на сделанных в Прибалтике приставках, с друзьями и грыз гранит науки в школе, надо было спрашивать у неё.

Хотя досье прояснило мне, кем же всё-таки была в системе прекрасная Елена. Не консультант и не оперативник. Всё проще. Девушка — информатор, секретный сотрудник, она же сексот. Да, поэтому Марсель Темиргалиев дал мне её досье заранее.

Мы в разведке люди небрезгливые, работаем со всеми. Но иное дело использовать подобного человека для получения информации и совсем другое доверить такой прикрывать спину. Ведь работой с профессором Дерюжиным, она не ограничивалась. В СИЗО сидела не просто так, для прикрытия, а работала с одной из арестованных по делу. Да и после… Послужной список хороший и это совсем ненаучная работа.

И не думайте, какой-то жалости к Дерюжину и его группе, я не испытывал. Я побывал в Средней Азии и на Кавказе, видел руины Ташкента. И помню взгляд Яси Довнарович, у которой во время налёта погибли родители. Только потому, что нашёлся предатель, сдавший индекс имперцам. Так что никакой жалости. Эти люди заслужили свою пулю у стенки. Вопрос был в другом: нужен ли в моей группе такой сотрудник? И главный — насколько искренней была сама Лена, прыгая ко мне в постель? Для неё это был единственный шанс сделать хоть какую карьеру в системе.

Одолеваемый этими вопросами, я возвращался в Новый Ленинград. В этот, совсем один. Рейманы улетали с Плесецка, Варяг задержался в Рязани по личным обстоятельствам, а Хацкевич уехал раньше. Яська с Лёхой вообще не покидали Полигон, погрузившись в интенсивную программу обучения. Понятное дело, со мной летели однокурсники, жаждавшие поделиться рассказами, как они провели каникулы, но это было не то.

Едва я вышел из космопорта, как мне пришло сообщение на коммуникатор, от полковника Тихонова.

— «Дуй в управление и дело Приклонской захвати. Сообщение съешь, коммуникатор сожги».

Вот и всё. И ещё адрес. Улица Гегеля (да, именно Гегеля, а не Гоголя), дом семь, по правой стороне. Я почесал затылок. Что-то не помнил у нас такой улицы.

Впрочем, найти её не составило особого труда. На информационном сайте Полигона регулярно публиковали обновления карт города. Меня позабавило, то что построили улицу на месте пустыря, который был во время моей службы тренировочной площадкой. А сейчас, как я заметил, большая часть военных перебралась куда-то в неизвестном направлении, в городе остались только космодесант и стройбат. Как пошутил Череп: первый для защиты, второй для нападения.

Оказавшись на улице Гегеля, я охнул. Архитектура чем-то напоминала немецкие городки, только здания были больше, а улице шире. Красиво, одним словом. И вот среди такой красоты, скромно приютился, чуть ли не в переулке, мозг галактического отдела ГРУ.

— Где полковник Тихонов? — спросил я у часового, после проверки.

Он в ответ посмотрел на меня как баран на новые ворота. Но не успел я ничего сказать, как откуда-то выскочил Анатолий Степанович Тихонов и просто бросил мне:

— За мной!

Было видно, что отдел даже не успел въехать, только обосновывается на новом месте. Тихонов вёл меня по коридорам, где ещё отделочные работы и даже прокладывали проводку.

Наконец, он привёл меня в кабинет, где хоть всё было закончено, но столы, стулья, шкафы и техника стояли не распакованными.

— Давай дело, — протянул руку Тихонов.

Я отдал ему личное дело Приклонской и получил от него документы на Кинтану и Хацкевича.

— Марселю не попадёт за самодеятельность? — спросил я.

— Никакой самодеятельности, — отрезал Тихонов. — Почитал. Решение принял?

— Нет. Хочу поговорить с ней для начала.

— А вот этого не надо, — Тихонов ощерился и вообще говорил как-то ласково, но меня пробирал мороз по коже. — Вопрос стоит так. Ты или ей доверяешь и берёшь в свою команду или нет и вы остаётесь просто любовниками.

Я впал в ступор. Такого я не ожидал. Что это? Очередная проверка или…? Одно было понятно, принимать решение надо быстро. Я прикинул все плюсы и минусы, а потом вздохнул:

— Беру.

Как будто резко в воду вошёл. Тихонов ухмыльнулся.

— Ты не первый, кого она зацепила.

— Да, читал.

— Не переживай. С тобой она по любви. И не смотри так. Я знаю, спрашивал. И мне всегда говорят правду. Даже когда не хотят.

А вот в это верю. Я прошёл многое, одни джунгли Кадмии чего стоят или бои на Тангорихксе, но этого человека я боялся. Хотя он ничего такого не сказал и не сделал. Кажется, это называлось харизмой. Такого человека ты или слушаешься или просто с ним не работаешь.

— Всё понятно, — вздохнул я, теребя в руках дела Хацкевича и Кинтаны.

— Ты не задал главного вопроса, — обронил полковник.

Я замер.

— Какого?

Тихонов ухмыльнулся и ехидно ответил.

— Какой у нас интерес, сватать себе нашего бывшего сексота?

— Она человек товарища Копылова. Он мог ей обещать… — растерялся я.

— Валерий Александрович Копылов, никогда не платит из чужого кошелька по своим счетам. Ещё версия?

— Вам требовался информатор в моей группе…

— Во-первых, нет. Во-вторых, внедрять информатора — влюблённую в тебя женщину, ну как минимум самонадеянно. Садись, Валера, два.

Полковник Тихонов немного помолчал, а потом пояснил.

— Вот потому что ты не задал этого вопроса, мы направили к тебе Елену. Хотели другого человека приставить, но она удачно подвернулась. Ты хороший боец, Валера, прекрасное оперативно-тактическое мышление, но в житейских вопросах, в хитростях и интригах порой плаваешь. Это неудивительно, тебя со школьной скамьи отправили на войну. Ничего, не переживай, наверстаешь. Главное — помни этот разговор. И прислушивайся к Елене. Она девица прожжённая, ну ты прочитал уже.

Да, биография у моей Леночки не подарок. Ложь, интриги, подставы, провокации. Стандартный набор контрразведки. Нескольким людям она сломала даже не карьеру, а жизнь. Впрочем, их-то не жалко. Просто немного пугает, что под этой кудрявой головушкой, скрыт такой ум.

Я уже хотел покинуть кабинет Тихонова, но вдруг окликнул:

— Стоять. Дела изучишь здесь и оставишь. Личное дело Приклонской — это исключение, да и то, обстоятельства особые.

Пришлось задержать в кабинете полковника ещё на полчаса. В отличие от дела Елены, в их биографиях ничего такого не было. Хорошие бойцы, активные и исполнительные. Разве что Эдуардо Кинтана был задействован в какой-то масштабной интриги, связанной с латиноамериканскими делами, но эти страницы были предусмотрительно обтянуты непрозрачной плёнкой. Только характеристика: сержант Кинтана проявил себя с хорошей стороны, действовал сообразно обстановке, а в провале его вины нет, есть ошибка вышестоящих сотрудников. Даже интересно стало, но полковник, увидев, как я таращусь на прикрытые страницы просто буркнул:

— Даже не спрашивай.

Попрощавшись с товарищем полковником и покидая гостеприимные стены ГРУ, напоследок, Тихонов предложил мне хранить Артемиду в их спецхране, если потребуется. Я поблагодарил, но мысленно отметил, что предложение запоздало. В прошлом году ещё да, а так я уже придумал пару идей.

Весна пролетела незаметно, так я окунулся в учёбу и в отношения с Еленой. Записался на курсы вождения флаеров при отделе ГРУ и даже окончил их с отличием. Поэтому инструктор рекомендовал мне пройти курс космического пилотирования.

— В нашем деле оно так: никогда не знаешь, что и когда тебе понадобится, — вздыхал он в усы.

Инструктор у нас был очень опытный. С первого дня войны на фронте, а потом подтянулся в нашу службу. Вывозил раненых с Ярве, вёл эвакуацию на Пегасе и даже несколько раз заходил на имперскую территорию, ещё до того, как я открыл индексы всех порталов.

А с Еленой я поговорил в тот же день. Девушка краснела, бледнела, порывалась разрыдаться, но всё-таки мне призналась. Заканчивая институт, она и правда понимала свой уровень и что на поприще науки её ждёт прозябание в НИИ, в лучшем случае устроится помощником при талантливом учёном, но это максимум. На это её и подцепил Олег Вадимович Дерюжин, но лишь поначалу, когда обещал невиданные перспективы. Девушка тогда раскатала губу, что они будут действительно работать над тайнами Вселенной и была готова лечь к нему в постель. Но реальность больно ударила её, с размаху, на всю катушку. Хорошо, что хватило ума сделать правильный выбор, но и тут авантюрный характер взыграл и она пошла в осведомительницы.

— А потом меня забрали из контрразведки и отправили работать по специальности на Кадмию, — улыбнулась она. — И вот там мне реально удалось сделать научное открытие. Впрочем…

Она махнула рукой.

— Да, а по тебе и не скажешь, что ты такая авантюристка, — засмеялся я. — А так, я вообще тебя боялся. Ты меня так жёстко прессанула из-за соития с Новиковой…

— Потому что ревновала, — шепнула она мне в ухо, аккуратно лаская языком мочку.

— Так, давай, свои шпионские штучки на мне не оттачивай!

— Но тебе ведь нравится!

Вот и поговорили. В конце весны, а по нашему календарю это было начало апреля, нарисовался Жмых. Он сказал, что образование он почти завершил, осталась практическая часть, которую он будет проходить в моей группе. Я так обрадовался, что моментально связался со Стерлядкиной и Темиргалиевым, и попросил пристроить его к нашему звездолёту.

Марсель сразу ответил мне, что это невозможно, так как вопрос передислокации звездолёта сейчас только решается. Ответ его был настолько невнятным, что я понял, Жмыха не просто так перевели ко мне. Орден Серебряного Эстортуэра немного поутих, но пока было неясно, как там с американцами.

После суда над своими людьми, которые напали на нас в системе Полыни, они немного поутихли, но окончательно мыслей заполучить императрицу, так и не оставили. Жмых получил приказ присматривать за мной, так как Череп и Яся были заняты, но толку от этого было бы мало, решись янки что-то сделать.

Правда, через две недели, когда лето на Машерове, уже вступало в свои права, подтянулся Кинтана.

Мы с Колей Рейманом спустились со своего этажа и уже готовились покинуть общагу, чтобы пойти на футбольный матч, между сборной нашего универа и медиками, когда заметили, что с вахтёршами ругается какой-то здоровый негр.

— Да я вообще тебе ничего не скажу, шпион американский! — взвизгнула, когда я подошёл, старшая церберша.

— Я не американец, я кубинец! — возмутился негр.

— Эдуардо? — спросил я, вглядываясь в разозлённое, чёрное лицо Кинтаны.

Не любят кубинцы, когда их путают с американцами.

— Валеро! — радостно воскликнул негр. — А меня послали найти тебя, но вот эта сеньора меня не пускает и всячески обзывает.

— Кирьянов! Откуда у тебя знакомые иностранцы? — возбудилась церберша.

— Служили вместе, в космодесанте, — отбоярился я, а сам подумал, что летит моя легенда ко всем чертям. — Господи, Антонина Васильевна, что за отношение к нашему кубинскому товарищу! А у него, между прочим, дедушка, воевал в одном отряде с Фиделем и Че Геварой!

Кинтана опешил от доселе неизвестной ему детали биографии предка.

— Ой простите, — смутилась церберша. — Просто не подумала…

Не слушая её извинений, я утащил Эдуардо прочь из общаги.

— Ладно, не обращай внимания, — сказал я ему. — Деревня обыкновенная. Негров только на картинке видела и то в детстве.

— Ага, у нас таких тоже хватает, кто путает русских и гринго, — засмеялся Кинтана.

— Тебя прислали меня охранять? — сразу уточнил я.

— Вообще, да, — кивнул он. — Но не только. Просто в Нуэва Куба стали появляться люди, которые спрашивали про меня.

— Это твои латиноамериканские дела? — уточнил я.

— Да. И когда-нибудь, Валеро, мы сядем и поговорим об этом. Но не сейчас.

Он покосился на Колю Реймана.

— Свой человек, — сказал я.

— Всё равно. То, что происходило в Латинской Америке в конце войны, не надо знать слишком многим людям.

В 1998 году на выборах в Венесуэле, пришёл к власти харизматичный политик Уго Чавес и сразу провозгласил курс на построение социализма и возрождение Боливарианской Колумбии. Всё крупное производство было национализировано, а ещё в Венесуэлу отправились советские и кубинские специалисты. Сколько среди них было сотрудников ГРУ, знает лишь глава генштаба и генеральный секретарь. Это, а ещё братская помощь венесуэльскому народу, по большей части в области новых технологий вызывали серьёзное недовольство Соединённых Штатов, которые попытались сместить неугодного им президента, но не учли всей силы народной любви к Чавесу, а также преданности близкого окружения.

Венесуэльский президент без труда удержался у власти, но затаил обиду на США и планы возрождения Великой Колумбии и из теоретических перевёл в разряд ближайших целей, помогая колумбийским партизанам и эквадорским и панамским левым. В общем, узел там завязывался тот ещё. Мы потихоньку теснили США в их традиционных охотничьих угодьях, что им очень сильно не нравилось и они огрызались и старались гадить нам в Восточном полушарии, отказываясь уходить из Китая. Попутно мы объявили о создании Латинии, планеты, где могут жить выходцы из Латинской Америки, но в чём там была интрига, я не понимал. Информации мало и она вся закрытая.

В тот день мы втроём пошли на футбол, да и в дальнейшем Эдуардо старался далеко не отходить от меня и даже намекнул, что из общаги я могу переехать на квартиру, в которой он обитал вместе со Жмыхом.

Вообще, мне это не понравилось. Я, известным местом, почуял какую-то подлянку. И, как всегда, угадал. Незадолго до майских праздников, мне позвонил Тихонов и попросил заехать в отдел.

Надо сказать, что к нему, я порой захаживал. Анатолий Степанович был кладезем информации, по специфике нашей работы, которой с большой охотой делился.

— Вас бы к нам на курсы, — не выдержал однажды. — И теория, и практика…

— Ты неправ, Валер, — поправил он меня. — На курсах вам дают основу, на которую уже накладывается практический опыт. Просто, обычно, все работают с более опытными сотрудниками, которые объяснят им, как работать в поле. Это тебе так не повезло, группу расформировали, а на Марселя свалилось слишком много, так что он тебе уделять внимание не может. Ничего поправим.

Вот сейчас я шёл в здание галактического отдела ГРУ, но внутренне понимал, не чай пить меня полковник зовёт.

Тихонов в кабинете был не один. Рядом, на диване, стоявшим параллельно его столу, сидел ещё один полковник.

— Урбанас Андриас Линосович, восьмой, американский отдел, — представил он мне гостя. — Нужно оказать братскую помощь, нашим коллегам.

— Всегда готов, товарищ полковник, просто не знаю, чем могу помочь, — отвечая на приветствие «чужого» полковника, отрапортовал я.

— Товарищ Кирьянов, вам знаком некий Джефферсон Саммерс, бывший военнослужащий армии США? — осторожно спросил Урбанас.

— Я знал только одного Саммерса. Сержанта морской пехоты, чей полк дислоцировался на Новом Шайенне, уроженец города Бирмингем, штат Алабама, но ещё в раннем детстве его семья перебралась в Монтгомери, столицу штата. Сам он жил то в Монтгомери, то в Орандж-Бич, то в Хантсвилле. В общем, везде, где есть работа. В 1999 году завербовался в армию США, служил в морской пехоте. Дослужился до сержанта, когда попал в плен и содержался на Ирсеилоуре, где мы с ним и познакомились.

— Видал! — гордо кивнул Тихонов.

— Хорошо, — Урбанас не особо впечатлился моими знаниями и перешёл к делу. — Надо вывезти бывшего сержанта Саммерса с территории Нового Род-Айленда и передать нам.

Я перевёл взгляд на Тихонова.

— Анатолий Степанович, я не отказываюсь, просто хочу вам напомнить…

— Это не провокация Валер, — нахмурившись, сказал полковник. — Хотя стопроцентно нельзя быть уверенным ни в чём.

— Вы сейчас о чём? — уточнил Урбанас.

— Да было дело, — отмахнулся Тихонов. — Валер, давай, погуляй полчасика, покури, а мы пока здесь с коллегой побеседуем.

Делать нечего. Впрочем, наверняка Тихонов расскажет, до чего они с коллегами договорятся. Я отправился в небольшой парк, который вроде бы, как не был частью отдела, а на самом деле был, так как никто посторонний сюда зайти не мог. Ждать действительно, пришлось около получаса, а потом в парке появился полковник. То, что он пришёл сюда, а не приказал позвать в свой кабинет, говорило, что ни слова из этого разговора не должно утечь от меня на сторону.

Тихонов достал сигареты.

— Угощайся, — протянул он пачку.

Совсем плохой сигнал.

— Насколько хорошо ты знаешь этого Саммерса? — наконец спросил он.

— Мы с ним вместе помогали установить советскую власть на Ирсеилоуре. Он внимательно слушал, как мы агитируем местных, задавал вопросы… Не сказать, что глубокие, но важные.

— Ага, — Тихонов закусил губу.

— Как мне показалось, он проникся нашими идеями. Но что с ним произошло, после того как он вернулся в Штаты, я не знаю.

— Узнаешь, — кивнул Тихонов. — Собирай группу. Мне этого тоже не хочется, но нам никак не отвертеться. Американскому отделу кровь из носа нужен это Джефферсон Саммерс.

И с этими словами он передал мне папку, которую мне надо было изучить, здесь, прямо на месте. Ох и бурная же жизнь была у старины Джеффа, после возвращения с Ирсеилоура. Но к счастью, ума хватило, не начинать агитацию прям в армии. Всё-таки военное время, но из вооружённых сил США его быстро вышибли. Разумеется, по формальной причине, подорванное пленом здоровье и всё такое. Даже какую-то награду дали, причём не последнюю. Реальные же причины объяснять не надо было. После сотрудничества с нами он стал неблагонадёжным.

На гражданке Саммерс немного помыкался, ткнулся туда и сюда и всякий раз безуспешно. Не думаю, что ему выписали волчий билет, просто кому нужен чернокожий бывший морпех, при таком-то уровне безработицы, которая обрушилась на штаты в конце войны?

Словом, примкнул Джефф к движению Астроафрика, из таких же бедолаг, как и он, оказавшись не у дел, после войны. Цели можно понять из названия, позволить чернокожим американцам занять одну из пустующих планет, найденных США.

С приходом Саммерса, который быстро стал одним из лидеров движения, цели несколько изменились. Теперь они хотели непросто отдельной планеты, а собственного государства на социалистических принципах.

Нетрудно понять реакцию американского руководства на такие требования? Им и раньше не нравилась Астроафрика, а теперь они вообще для них стали врагами. Началось противостояние между американскими спецслужбами и движением. И хотя их обвиняли в связях с СССР, но реально мы не имели никакого отношения к Астроафрике. На заре создания этой организации ФБР провело несколько успешных провокаций против движения, выдавая себя за представителей Советского Союза и теперь и лидеры, и рядовые члены организации шарахаются от всех, кто называет себя советским агентом.

— Поэтому нужен я? — прямо спросил я Тихонова, дочитав документы.

— Ты, Стерлядкина, Черепанов, Маркин, — согласно кивнул он. — Чем больше, тем лучше. Саммерс у нас ворона пуганная, от каждого куста шарахается.

Я захлопнул папку и вернул её Анатолию Степановичу.

— Мы просчитываем вероятность провокации, — почесал подбородок Тихонов. — Но пока она ничтожно мала. Сам Саммерс никому не рассказывал, с кем именно он делал революцию на Ирсеилоуре.

Я действительно понимал. Возможность выйти на лидеров крупного антиправительственного движения США, повод достаточно хороший, чтобы рискнуть моей головой.

— А нельзя обойтись остальными тремя? — осторожно спросил я.

— Нет. Как я уже сказал, он слишком напуган и может начать нервничать, если не будет тебя.

— Да, у меня, в отличие от остальных сложились с ним доверительные отношения, — кивнул я. Жмых вообще на иностранных языках не говорит, Череп, говорит так, что лучше бы молчал. Общался он только со мной и Эме. Но с ней ему особо не о чем было поговорить.

— Это я в курсе, — кивнул Тихонов. — Ладно. Три дня тебе на подготовку, вылетаешь в канун Вальпургиевой ночи. Трёх дней тебе хватит, чтобы справиться?

Я пожал плечами.

— Кто же знает-то? Теоретически должен, а так, кто знает, какие там будут овраги.

— Постарайся уж, — хмыкнул Тихонов. — Нельзя тебе сессию заваливать. И да, бери всех, кроме Довнарович. Её до августа вообще лучше не трогать, а в идеале до сентября, чтобы девчонка отдохнула от такого напряжённого графика.

— Есть! — молодцевато отозвался я.

Опаньки. Моя группа, практически в полном составе. Кроме Вика, он доучивается в Рязани и Яси, которая доучивается вообще. Хотя жаль, что и не вся.

Я справился даже быстрее. Маринка примчалась с Кадмии, едва получила сообщение от меня, а остальных и вытаскивать не надо было. Все были под рукой. Я договорился с парой человек, былых своих приятелей по космодесанту и они выделили мне тренировочную площадку, на которой я собрал всех семерых и выстроил их по росту.

Первым стоял Хацкевич, вторым Кинтана, третьей Стерлядкина, четвёртым был Варяг, пятым стоял Череп, шестым оказался Жмых, а в конце приютилась Лена Приклонская. Мысленно дорисовал себе остальных, которых здесь не было: Вик встал бы между Кинтаной и Стерлядкиной, а Довнарович оказалась после Приклонской. Она всегда была самой мелкой из нас.

— Итак, товарищи бойцы, знакомьтесь с пополнением. Хотя многих вы уже знаете, но тем не менее.

— Опять без врача, — проворчал Варяг.

— Обещали подкинуть на одну операцию, — успокоил его я.

— А что делать, надо? — полюбопытствовал Хацкевич.

— Да ничего особенно. Летим на Новый Род-Айленд, там подбираем одного человека и возвращаемся.

— Под прикрытием или пиратским налётом? — уточнила Марина.

— Совместим, — хмыкнул я. — До посадочных колец идём по пиратски. Но на посадку зайдём, как Центральноевропейский торговец. Ты, Жмых и Череп сойдёте за венгров, я и Варяг за немцев. Язык мы знаем, да и морды у нас соответствующие. Вадим и Лена будут чехословаками…

— А я? — опешил Кинтана.

— Обычный ГДР-овский негр, — пожал плечами я. — Родители из Африки и все дела. Но вообще, тебе лучше не светиться, но выйти один раз, как минимум придётся.

Сказав это, я начал гонять бойцов. В общем-то, Хацкевич, Кинтана и Череп были в хорошей форме, Жмых и Варяг быстро наверстали упущенное, а вот Лена, естественно, лажала.

Я подозвал к себе Лёху Черепанова.

— Череп, после возвращения с задания займёшься девушкой.

Тот скептически покачал головой.

— Будь она помоложе, что-то бы да получилось.

— Мне надо её подтягивать до нашего уровня. Нужно просто немного улучшить подготовку.

Череп пожал плечами.

— Смотри, командир, дело твоё. Но…

— Она мне нужна, как гражданский специалист.

— А с подготовкой специалистов не было?

— Таких, не было.

Лёха лишь ухмыльнулся, услышав мои слова.

— Не о том думаешь, сержант. Она специалист по добыче, обработке и использованию полученной информации. С учётом наших задач, на ближайший год, самое то. Да и вообще…

Это тоже было в том досье. Простой осведомительницей Лена была в деле Дерюжина, а дальше она занималась более серьёзными задачами. Например, создала сеть информаторов в среде учёных, которые занимались работой в Дальнем космосе. Действовала она грамотно, была на хорошем счету и даже была в звании сержанта, когда её группу передали из нашего отдела в контрразведку. На новом месте она не прижилась и вернулась в наш, дальнекосмический. Здесь ей бы без проблем нашли место, но она решила эту проблему сама, внедрившись в мою группу.

В общем, не было никакой драмы, одна только польза. Тот же Тихонов заметил, что среди моих дуболомов, нужен мыслящий человек. Мы немного поспорили с полковником, но, в общем-то, какого-то преткновения между нами не было.

В полдень (потому что даже у студентов был сокращённый день), тридцатого апреля, мы уже всей группой грузились в «Бумбараш».

— Чего так рано припёрлись? — спросила недовольная Стерлядкина.

Рубь за сто даю, что она опять поругалась с диспетчерской службой космопорта. Новый Ленинград всё-таки не Полынь и не Кадмия. Теперь здесь полно гражданских рейсов, между которыми нашему звездолёту предстояло вписаться. И не просто подняться с планеты, а войти в нужный конвой, чтобы незаметно перейти границу.

Да, собственно так и получилось. Главный диспетчер Анатолий Кононенко просто поставил нам вылет в 18.00 по местному времени.

— Торговый конвой в Риверленд уже уйдёт и надо будет ждать почти сутки, чтобы упасть на хвост конвою в Чарлиленд (британская колония), оттуда сообщение с Новым Род-Айлендом более или менее регулярное, — пожаловалась она.

— Ты сказала Кононенко, кто мы? — уточнил я.

— Нет, — опять вздохнула Марина. — Товарищ Тихонов запретил же.

— Кононенко, говоришь? — сощурилась Приклонская. — Валер, дай мне полчасика, порешаю вопрос.

Она скрылась в переходах космопорта, а в это время к нам подкатил какой-то щуплый очкарик.

— Вы младший лейтенант Кирьянов? — спросил он и, дождавшись утвердительного ответа, бодро отрапортовал. — Старший сержант, фельдшер Григорий Ованесян для прохождения службы прибыл!

Я посмотрел на часы. Нет, не опоздал, просто мы раньше пришли.

— Так то не служба, сержант, а службишка, но если зарекомендуешь себя, то получишь настоящую службу, — хмыкнул я.

Тихонов ещё вчера предупредил меня насчёт Ованесяна. Ничего особенно, молодой парень, мечтал о разведке, но учился в медучилище, а потом служил при военно-космических силах, оттуда мы его и забрали. Проблема была одна — он молодой энтузиаст и товарищ полковник попросил его обломать. Что я и намеревался сделать, запретив ему сходить с корабля.

У Эме зазвонил коммуникатор. Она посмотрела на него удивлённо, но ответила.

— Идеально было бы минут через сорок, — сказала она, явно отвечая на вопрос Ленки, через сколько надо будет вылететь. — Но можно…

Судя по всему, Приклонская даже не собиралась торговаться с начальником космопорта. И действительно уже через десять минут, она снова появилась перед нами. Это время я потратил с пользой, инструктируя новичка, особо акцентируя на том, что он должен просто сидеть и не рыпаться. Бойцы же просто травили анекдоты и вспоминали разные байки.

— Ну чего встали? — спросила она. — Вылет через полчаса.

Стерлядкина икнула и полезла в кабину. Варяг было сунулся к ней, но я отправил его и Жмыха в орудийную.

— Мало ли что, — пояснил я и Мишин согласно кивнул.

Остальные были разогнаны по каютам, а Ованесян в медпункт. Я же приобнял Лену и повёл её к себе.

— А расскажи-ка мне, мил-человек, как это так получилось, что за пять минут, упёртый диспетчер нашёл тебе коридор? — спросил я. — Надеюсь, ты не светила корочками, не обещала Сибирь и казнь лютую?

— Я тебе не девочка, — фыркнула она. — Не первый раз… на деле. А Кононенко… Раньше капитаном был, в торговом, космическом флоте. Накосячил он как-то раз, но не со зла и я вошла в положение. Так-то по логике и по закону, его вообще к космосу на пушечный выстрел подпускать не должны, но благодаря мне руководит здесь. С возможностью, кстати, восстановления, через пару годиков.

— Опасная вы женщина, Елена Ярославовна, — вздохнул я. — Ладно, готовься к миссии, учи легенду, а я под крылышко к Маринке.

Я подмигнул возмущённой Ленке и скрылся в кабине.

— А я свою легенду не выучила, — отозвалась Стерлядкина и учить мне некогда, пилотирую.

— Значит, будешь немой, а возможно, глухой венгерской женщиной, — отрезал я.

— Да ладно тебе, уж пошутить нельзя, — проворчала Марина и начала готовиться к полёту. — Эржибет Борошне, господи, как они с такими именами живут… И вообще, нельзя было кого попроще?

— Вини в этом свои греческие корни, — хихикнул я.

— А прикинуться нормальным советским торговцем?

Вместо ответа я лишь покрутил пальцем у виска. Ну вот что за глупые вопросы? Миссия деликатная и лучше было бы вообще прикинуться кем-то из Западной Европы.

Вообще, в этом не было никакой проблемы. Товарные советские артели вполне себе путешествовали по Галактике, доставая или какие-то имперские устройства, ну а чаще, покупая что-то, то тут, то там. Я вообще в советской внешней торговле не силён, просто знаю, что они есть и постоянно, что-то то продают, то покупают. И как сказала Марина, можно было бы прикинуться советской артелью, но идти на дополнительный риск я не хотел.

Эме, наконец, стартовала, и мы полетели к очередным проблемам на нашу голову.

Глава 14. Награды находят героев

Май 2005 года

Мы ловко вклинились в торговый караван, который шёл с Полигона на Риверленд. В нём действительно было немало советских артельных кораблей, пара центральноевропейских и один кубинец. Потом мы отделились от основной части и встали в очередь, которая шла на Новый Род-Айленд.

Столь активное торговое сообщение между планетами вовсе не значило, что после войны и мы и американцы раскрыли индексы своих звёздных систем. Мы по-прежнему держали их в секрете не столько друг от друга, сколько от постимперских государств. От нас их так вообще скрывать было бесполезно, после того как мы получили карту с индексами всей Галактики. Но у американцев было несколько планет, с которыми не существовало никаких внешних сообщений, только внутреннее, впрочем, как я полагаю, вычислить их индексы было вопросом времени, с нашей стороны.

Поэтому перелёты происходили строго так: портал открывался в оговорённое время с той стороны и держался открытым примерно час после чего через него проходили корабли. Кто не успел — жди нового открытия или лети в обход. Здесь возникала ещё одна важная проблема. Невозможно было отследить, кто прошёл во время открытия, если корабль включал антисканнер. Именно так на Полынь попали американцы. Просто скакали из портала в портал с включённым антисканнером. Поэтому нам было важно попасть в систему Риверленда, именно в этот момент. Включить антисканнер, дождаться, когда пройдёт караван с Земли, а только потом его отключить и с чистой душой выдать себя за торговца из СЦЕСР.

Воспользовавшись передышкой, я быстро прочитал команде небольшую справку про планету, куда мы летим. Готовила её Лена Приклонская, а я просто пересказал своими словами.

Род-Айленд была очень интересной американской колонией во внешних мирах. Когда имперцы атаковали Землю, американцам в числе прочих пришлось нелегко, но именно этот штат был разрушен практически полностью. Армия сумела эвакуировать часть гражданских, ещё часть спасли, после того как атака была отбита и встал вопрос, а где их разместить, такое количество? Президент им предложил, открытую незадолго до войны, пустующую планету. Сначала туда летели неохотно, но как только земляне стали теснить имперцев, поток поселенцев усилился, а правительство и Сенат с Конгрессом освободили всю колонизируемую планету от федеральных налогов на двадцать лет. Туда в итоге ломанулись не только родайлендцы, но и немало тех, кто внезапно вспомнил, что их бабушка или дедушка были из этого штата.

Сейчас Род-Айленд был самой населённой земной колонией во всей Галактике. После тяжёлых первых лет они быстро оправились, наладили производство еды и бытовых предметов, также активно торговали с постимперскими государствами, прочими земными поселениями и теперь, пришедший к власти на недавних выборах, Альберт Гор и его администрация, наверняка проклинали щедрость Рамсфельда и его приближённых. Наши аналитики полагали, что Новому Род-Айленду хватить двадцати лет, чтобы стать самодостаточной планетой.

Это было небольшое объяснение бойцам, чтобы понимали, куда мы летим. А то они как-то поскучнели, после изучения своих легенд. Жмых, так вообще, чуть язык себе не сломал, пытаясь выговорить своё имя: Йожеф Фекете, хотя я и просил Тихонова подобрать имена попроще. Но самый простой псевдоним достался Черепу — Эмиль Сёке.

С Леной, а она стала Франтишкой Влочковой, было попроще, как и с Вадимом, которого нарекли Штепаном Гавличеком. Варяг получил имя Маттиаса Герига и только и сказал спасибо, что Герингом не сделали. Меня звали Курт Родбауэр, а Кинтану нарекли Якобом Кремером.

Марина, занервничала, когда Приклонская стала называть её Эржибет Борошне, но Ленка ей вправила мозги и пояснила, что это для того, чтобы все привыкли к тому, как звучат имена.

И она была права, даже взаимные насмешки и беззлобное подтрунивание помогло нам свыкнуться и начать отзываться на наши псевдонимы.

В очереди из Риверленда в Новый Род-Айленд мы простояли где-то полтора часа. И это нам ещё повезло, часто приходится ждать до суток, хорошо, что этот космический американский штат, стал центром торговли. Спасибо старику Рамсфельду, хоть засранец он был ещё тот.

— Всем хороша жизнь разведчика, но когда очередное задание, хоть увольняйся, — проворчал Жмых, который никак не мог запомнить всех деталей своей легенды.

Летели мы без каких-либо проблем. Торговцы из Центральной Европы посещали и Риверленд, и Новый Род-Айленд достаточно часто, чтобы не вызывать ни у кого интереса. Но это пока мы летаем в космосе, а что будет на поверхности?

— Куда садимся? — уточнила Марина. — Астропровиденс или Дональдтаун?

— Поворачивай к Дональдтауну, — приказал я.

Второй по величине город планеты (а это притом, что подавляющие большинство поселений в дальнем космосе обходятся вообще одним городом) был так назван в честь сорок второго президента США Дональда Рамсфельда. Сначала они хотели назвать город просто и без претензий — Рамсфельд, но возмутились демократы, поэтому они ограничились Дональдтауном, якобы в честь какого-то их деятеля. Поворачивать туда я приказал по двум причинам. Во-первых, и это главное, здесь скрывался Джефферсон Саммерс или люди, которые знали, как его найти. Во-вторых, пограничный контроль здесь будет проходить легче.

Кстати, большинству команды не нравилось именно это. Мы-то по большей части диверсанты. Нам удобнее, чтобы нас выбросили на флаере в глухой местности, а там марш-бросок, заходим в город, наводим ужас и исчезаем. Но сейчас это не вариант. Придётся пользоваться классическим методом, нами совершенно не освоенным.

Пограничный контроль мы прошли без каких-то проблем. Таможенник только поинтересовался, зачем мы прилетели и я соврал, что хотим договориться о поставках апельяблок в Дрезден. В ответ он хмыкнул, пожал плечами и пожелал нам удачи.

Апельяблоки, он же оранж эппл — это местный эндемик. По виду и консистенции похож на яблоко, но по вкусу как подслащённые апельсины. Фрукт очень полезный, насыщенный витаминами и крайне вкусный. В общем, сплошная польза, без вреда. По этой причине на них дикий спрос и на Земле и во всём освоенном космосе, даже некоторые бывшие имперские колонии стараются покупать апельяблоки, но хотя все освоенные земли засажены плантациями апельяблоковых деревьев, урожаи выкуплены на несколько лет вперёд и цена на них бешеная.

В Советский Союз их так вообще поставляют только в больницы, для тяжелобольных детей. Нет, мы пытались вырастить свои апельяблоки, но не получилось. Либо вкус не тот, либо полезность меньше. Что-то было в воздухе, почве или воде Нового Род-Айленда, что делало их такими вкусными и полезными. И, кстати, нас особо предупредили, чтобы мы не вздумали делать заборы воды, воздуха и почвы. Здесь за этим строго следят, как и за контрабандой апельяблок.

Но при этом без проблем можно купить подпорченных и непригодных к транспортировке апельяблок, по цене куда ниже и даже прихватить с собой какое-то количество. Но не более того.

И, кстати, на Целине тоже выращивают фрукты, пользующиеся большим спросом — мангустины, но, как на мой вкус они жестковаты и приторны, в отличие от апельяблок.

Поэтому выйдя в город, разумеется, оставив Ованесяна дежурным, мы первым делом купили побитых апельяблок и с удовольствием их съели, оставив парочку для стажёра и сделав себе заметку, прикупить несколько штук, угостить кого-нибудь из наших. Полковника Тихонова, например.

— План такой парни… и девушки, — мы остановились на пересечении каких-то очередных стрит и авеню. — Вы, под руководством Елены, пошастаете по городу, зайдёте в пару компаний, которые продают апельяблоки, и попытаетесь с ними договориться о покупке, какого-то количества тонн. Без фанатизма, чтобы точно не продали. Обломавшись таким образом, мы грустные отчалим из системы. А я, Марина, Жмых и Кинтана пойдём в Джайлигарденс, местный квартал, где обитают чернокожие и там поищем нашего страдальца.

— Почему Кинтана, а не я? — вылез Череп.

— Он будет разговаривать с местными неграми, — сказал я. — Эд пару раз работал в штатах, да и доверять ему будут больше.

Бойцы вздохнули, и мы разошлись в разные стороны. Меня немного напрягало название — Джайлигарденс, вызывало подозрения, а с чего сады-то весёлые? Может, там дурь активно толкают? Как бы не было проблем с местным криминалом. Светиться, ох как не хотелось, если вспомнить, что црушники меня активно ищут и даже пытались забросить агента в Новый Ленинград.

Но к счастью, я ошибся. Джайлигарденс оказался чем-то вроде рабочего посёлка, где жили сезонные батраки, которых местные плантаторы нанимали для сбора урожая. В межсезонье они занимались чем придётся.

— Неудачно мы прилетели, — почесал голову я, осматривая пустые улицы.

На Новом Род-Айленде была ранняя осень — время сбора второго урожая. Батраки были все при деле, вывезенные в огромные сады, окружавшие город. Там же они и ночевали чаще всего.

— Сами подумайте, сэр, — вздыхал старый негр, оставшийся присматривать за небольшим магазинчиком со всякой всячиной. — Зачем гонять транспорт лишний раз туда-сюда? Проще поставить фанерные домики, а простудятся, заболеют, так кому какое дело до ниггеров и вайт треша?

Клиентов, в это время года, у него практически не было. Так, забредали иногда, кто-то из близлежащих районов, а туристы вообще раз в год проходили.

— Здесь только я, — вздыхал он. — Дети тоже подались урожай собирать, платят-то хорошо.

— Не страшно? — спросил я.

— Ну, — помялся он. — Племянничек ещё здесь мой. Он паренёк здоровый, в морской пехоте служил.

— А чего он на сбор урожая не поехал? Денег не надо?

— Работал. Но вернулся. Улетать ему через пару деньков, сэр. Работа подвернулась на Редмонте, платят меньше, но зато постоянная и перспективная.

Племянник. Морпех. Собирается улетать.

— Его, случайно, не Джефферсон Саммерс зовут? — наугад спросил я.

Старикан сиганул за прилавок с удивительной для него скоростью и достал из-под полы обрез. Кажется, это было пороховое оружие, а не лазерное.

— Завязывайте эти шуточки, сэр, — проворчал он, наводя на меня ствол. — И вы вообще, кто такие?

Я махнул рукой Кинтане и Жмыху, которые потянулись за оружием.

— Мы познакомились с ним на Ирсеилоуре, — просто ответил я. — Скажите племяннику, если он действительно ваш племянник, что его заехал навестить Олег Тузов.

— Олек? — из-за шторы вышел… да, всё тот же, знакомый мне Джефферсон.

Я узнал его, хотя особо не различал чернокожих. Старина Джефф немного изменился, в его лице появилась какая-то настороженность и затравленность, что ли?

— Олек, это и правда ты, — он расслабился и улыбнулся. — И Мэрион здесь и Лекс… А тебя я не знаю.

Он насторожённо посмотрел на Кинтану.

— Это наш кубинский друг, — пояснил я. — А Алекс будет ждать тебя на звездолёте, если они не сваляют дурака.

— Звездолёт? Олек, только не говори мне, что ты работаешь на советскую военную разведку.

— А я и не скажу, — в ответ ухмыльнулся я.

— Холи щит! — выругался Джефф.

— Знаешь, племянничек, — подал голос старый негр, так и не опустивший своего обреза. — Я вот тебе, что скажу. Если комми хотят помочь бедным ниггерам, получить свою планету, а федеральное правительство нам отказывает, то, может быть, стоит, хотя бы побеседовать с ними?

Саммерс вздохнул.

— Ты уверен дядя Джейк?

— Да хрен его знает, — старый негр почесал подбородок. — Но от федералов мы ничего не увидим. Помяни моё слово. Рейган много обещал, Буш тоже. А чем всё закончилось? Белым мясником и чёрным мясом.

— Я воевал за эту страну, — тоскливо сказал Джефф.

— Я тоже. В грёбаном Вьетнаме. И что? Гуки под комми, живут лучше, чем мы, в нашей свободной земле.

Он сплюнул на пол.

— Вот я тебе серьёзно говорю, Джефф. Я человек старый и вряд ли увижу результаты, но если мои внуки смогут перебраться на эту вашу Астроафрику, если им предложат чего-то получше сбора фруктов в этой жизни, я буду до усрачки рад.

Кажется, Саммерс колебался. Дядя Джейк вздохнул и снова сплюнул.

— Слушай меня, ты же сам сказал мне вчера, что человек конченный, ты уже отбегался и тебя рано или поздно возьмёт ФБР. Что тебе терять? Слетай, поговори с комми. И вдруг до чего-то договоришься, принесёшь пользу, а если тебя они сгноят в своей Сибири, где могут жить только белые, да и то не все, так и какая разница?

Кажется, бравому морпеху стало немного стыдно, за то что его так уговаривают.

— Ладно. Олек, Мэрион, Лекс — я вам верю.

— Мы тебя не подведём, Джефф. Даже если не договоримся, постараемся тебя вернуть. Хоть как. Или в третью страну дадим выехать.

— Давайте без лишнего трёпа, — за стойкой снова оживился дядя Джейк. — Белые много чего обещает, а в итоге всё равно мы в жопе.

— Ваши белые нас белыми не считают, — фыркнул Жмых.

— Ну уж тебя-то неудивительно, — заржал старый негр, глядя на смуглую физиономию Маркина.

Лавку и Джайлигарденс мы покинули в весёлом настроении. Чёрт, квартал оправдал своё название, получается.

Уходили мы аккуратно. Я связался с Приклонской и попросил проверить маршрут нашего отхода. И судя по крикам на заднем плане, наши торговались просто отчаянно. Они чего там, с ума посходили?

Саммерс порывался провести меня своими тайными тропками. Но я отклонил его предложение.

— Извини, — улыбнулся ему я. — У меня своя паранойя.

Морпех непонимающе посмотрел наменя.

— Я после Ирсеилоура ещё кое-где набедокурил и попался на глаза вашему ЦРУ. В общем, долгая история, я тебе её расскажу, как только мы на советской территории окажемся.

Он кивнул и неожиданно улыбнулся, похлопав меня по плечу.

— Я в тебе и не сомневался Олек. Ты та ещё заноза в заднице. Удивительно, что тебя ловит только наша разведка, а могла бы ещё и ваша. Впрочем, ты же на них работаешь!

Мы дружно засмеялись и продолжили путь. С планеты мы ушли, на удивление чисто. Даже тот же таможенник, увидев возвращающихся грустных нас, сочувственно покивал и сказал, что лучше прилетать через несколько лет, тогда, может быть, урожай будет получше, да и новые деревья в рост войдут.

Джеффа Саммерса мы протащили на корабль контрабандой. Мы взяли пару ящиков подпорченных апельяблок и пока таможня искала там двойное дно или не вывозим ли мы пригодный к продаже товар, Джеффа мы пихнули в контейнер с дисками Роско, глуповатой местной игры. Я даже не стал разбираться в чём там суть, просто школьники всего мира по ней с ума сходили. Типа кубик Рубика, но попроще и поярче. Диски Роско делали и на Земле и на Новом Род-Айленде и в других американских колониях и не было никакой проблемы с их вывозом.

— Ну и зачем вам так много этого хлама? — недоумённо покосились на меня таможенники, измученные проверкой.

— Покупают, — в ответ пожал плечами я.

— Это да, — вздохнул старший таможенник. — Но я своим детям запрещаю даже брать в руки эти штуки.

Измотанные поисками контрабандных апельяблок, они особо не стали досматривать контейнер. Сунули нос, поводили приборами и махнули рукой, вали, не задерживай. Диски, даже выключенные, давали небольшое электростатическое излучение, что сбивало сканеры и обнаружить там человека было нереально.

В общем, так с шуточками и трёпом с таможенниками мы загрузились и отчалили от Нового Род-Айленда, красивой планеты, где даже при всех льготах, которые им даровал бывший президент, оставались нерешёнными социальные проблемы.

— Как ты Джефф? — спросил я негра, вытаскивая его из коробок с дурацкой игрой.

— Могло бы быть лучше, — вздохнул он.

Его лицо оставалось по-прежнему грустным и мне было понятно почему. Саммерс догадался, что я заметил и попытался объясниться.

— Ты только не подумай Олек, я ненавижу правительство неважно будь то демократы или республиканцы. Все они марионетки в руках капиталистов, особенно чёрные политики. Но, это моя родина (он сказал мазерленд). И пусть она по большей части была мачехой, но я не желаю ей зла.

Я одобряюще похлопал его по плечу.

— Не беспокойся, Джефф. Чтобы тебе не говорили в морской пехоте, а мы не хотим завоёвывать твою страну и ставить над ней красный флаг и заставлять всех говорить по-русски. В конце концов, ваш флаг тоже неплох, он символ борьбы против колонизаторов, а на английском написано немало хороших книг. Наши враги, не американский народ, а капиталисты и эксплуататоры, от которых вы страдаете, а нам они просто несут угрозу уничтожения.

— Ты прав друг, — вздохнул он. — И я это понимаю. Просто всё равно немного не по себе.

В это время нашу задушевную беседу прервала Марина.

— Тузов, с планеты поднялись два военных корабля и направляются к нам.

— Это проблема? — уточнил я.

— Ещё какая. Здесь вообще не должно быть никаких военных. Только противокосмическая оборона.

— Значит так. Не дёргайся, но будь готова в любой момент активировать портал и уйти…

Я задумался. Куда уйти? На Кадмию? Это только в самом крайнем случае, если больше не останется никаких вариантов.

— У тебя есть индекс Гарьерга? — уточнил я.

Стерлядкина молчала несколько секунд.

— Да, — наконец отозвалась она. — Осталось с прошлых моих визитов на эту планету.

Я даже не стал уточнять с какого из двух.

— Что случилось? — насторожился Джефф.

— Не хочу тебя пугать, друг, но, кажется, твоё правительство использовало тебя как приманку.

На лице бывшего морпеха отразилось недоумение.

— Ну я же тебе говорил, набедокурил я… А теперь извини, долг зовёт.

Я рванул со склада к кабине пилота, попутно раздавая команды. Вот что у меня за жизнь? Ни одной миссии, без каких-то проблем. Добежав до Маринки и плюхнувшись рядом с ней в кресло, я спросил:

— Ну что?

— Вот смотри, — она развернула карту на одном из мониторов. — Идут параллельным курсом, но попытки сблизиться не делают.

— А им этого и не надо, — сказал я и активировал Артемиду.

Я попросил искусственный интеллект устроить небольшой сбой в портале. Чтобы в те полчаса, которые мы идём до него, его никто не мог запустить. Такое случалось, но очень редко и обычно всё списывали на возраст этих устройств.

И вот когда до портала оставалось совсем немного и Марина начала маневрировать, чтобы пристроиться в очередь на Землю, наконец активировалась связь и раздался голос, который на английском языке приказал отойти от портала и приготовится к стыковке и досмотру.

— Они это практикуют? — уточнил я у Марины.

— Только когда хотят захватить судно или кого-то на его борту, — пожала плечами она.

— Что же, — вздохнул я. — Артемида, открывай портал на Гарьерг.

Артемида перестала блокировать портал и начала набор индекса. Одновременно с этим Эме ловко выдернула «Бумбараш» из очереди и пролетела напрямую в портал.

Не знаю, что говорили в наш адрес капитаны космических кораблей, которые готовились уйти на Земли, но в последний момент заметили изменение сигнальных огней на портале и им пришлось экстренно тормозить. Однако уверен, что американцы на военных судах сказали много чего нецензурного. Они даже попытались остановить нас, выпустив торпеду, но Маринка, как ни в чём не бывало, уклонилась и вошла в портал хоть под немного неудачным углом, но всё-таки мы ушли, так как портал моментально захлопнулся за «Бумбарашем».

Но когда мы оказались в системе Гарьерга, то нам сначала показалось, что мы попали из огня да в полымя, с корабля на бал, в общем. Рядом с нами разорвалась торпеда и корабль сильно тряхнуло.

— Это та торпеда, что послали американцы? — уточнил я.

— Нет, — Эме сжала губы. — Это нас отсюда обстреливают.

В первый момент я подумал, что американцы хорошо подготовились и выставили засады у всех известных им порталов, однако по нам стреляло имперское военное судно и это было странно. Я активировал связь и, к моему удивлению, отозвались.

— Капитан торгового корабля «Коперник», Советской Центральноевропейской Социалистической республики, Курт Родбауэр, — представился я. — Кто вы такие и почему открыли по нам огонь?

На том конце, светловолосый здоровяк с серыми глазами, обернулся и отдал несколько команд на английском языке, а потом посмотрел на нас.

— Простите. Я тоже капитан торгового судна «Каньяр», принадлежность Эквадор, Джастин Строганов. Ещё раз приношу свои извинения. Нам показалось, что это очередное вторжение халлдорианских бандитов и мы открыли огонь.

Фамилию он произнёс, как Строганоу. Интересно. Так, обычно говорят потомки эмигрировавших в США. А идёт он под флагом Эквадора, который ни капли не космическая держава, но…

— Вы непохожи на латиноамериканцев, — заметил я. — А фамилия вообще русская.

— Да. Мы просто американцы или североамериканцы. Потомки дворян, уехавших от революции. Я, вот Джейн Гончароу и Белла Олейничак, но её предки не были дворянами и уехали позже.

Он показывал на тех, кого называл. Действительно, было в них что-то наше, а ещё и не наше. Олейничак что-то возмущённо сказала своему капитану. Он фыркнул.

— Белла не любит вспомнить, почему её предки уехали в Канаду. Впрочем, два латиноса у нас есть. Касерас и Агилар. Первый, мой компаньон, а второго мы наняли в Кито. Эквадор, если вы помните, сам не имеет посадочных колец, но охотно даёт фрахт, за небольшую сумму.

Он показал на одного худого человека и здоровяка.

Я колебался. Уж больно сомнительной мне казалась это компашка. Как будто почуяв мои мысли, Джастин снова улыбнулся.

— Послушайте. Давайте так. Мы не спрашиваем, как и почему вы прошли порталом в незапланированное время, а вы не задаёте лишних вопросов нам. Договорились?

Я кивнул. Отключил связь и приказал Марине связаться с диспетчерами Гарьерга и узнать ближайшие переходы на советскую территорию.

— Куда конкретно? — уточнила она.

— Да хоть куда, — махнул рукой я. — Лишь бы побыстрее под защиту родной страны.

Маринка усмехнулась и вышла на связь с планетой, а мне на плечо легла чёрная рука.

— Эд, что тебе? — спросил я у Кинтаны.

— На пару слов, — и я вышел в тамбур, отделявший кабину от жилых помещений.

— Не нравится мне этот эквадорский торговец, — сообщил Кинтана. — Во-первых, мутные они какие-то, а во-вторых, эти, Касерас и Агилар. Думаю, не эквадорцы они и даже не латиноамериканцы.

Я махнул рукой.

— Да понятное дело. Это контрабандисты. Ходят под флагом Эквадора, и своих настоящих имён не светят. Интересно, конечно, но не наш профиль.

Кинтана лишь пожал плечами, мол, дело твоё. А я вернулся в кабину и выкинул оба разговора из головы. Напрасно я это сделал, но с другой стороны, чтобы то изменило?

Тем временем Стерлядкина выяснила, что ближайшее открытие портала на Ирсеилоур, прям вот через десять минут и наверняка контрабасы ждали его. На Машеров прохода надо было ждать десять часов, на Целину пятнадцать.

— Ирсеилоур так Ирсеилоур. Поворачивай к чёрту, — разрешил я. — И быстрее, и безопаснее.

Мы ушли порталом на хорошо знакомую нам планету, а оттуда достаточно быстро (где-то три — четыре часа) и в Солнечную систему.

К вечеру мы уже были на Земле и передавали Джеффа Саммерса американскому отделу. Полковник не пришёл и морпеха принимал какой-то суетливый капитан. Я сказал Джеффу, чтобы, если что, связывался со мной. Мы же, отгуляв последний день майских праздников в Королёве, загрузились в корабль и улетели учиться. Вернее, доучиваться. Оставалось полтора месяца и надо было постараться не накосячить напоследок.

Честно говоря уже и, учится-то не хотелось, но надо было. Я Лизу знаю, она тётка вредная, костьми ляжет, но заставит учиться третий год, если ей не понравятся мои оценки.

Впрочем, один раз моё активное обучение прервал лично товарищ Тихонов, с небольшим разбором на тему: что же произошло в системе Нового Род-Айленда, кто в этом виноват и что мы сделали не так.

В общем, наши поднажали, дёрнули какие-то старые контакты и выяснили, что действительно Джефферсона Саммерса, црушники хотели использовать, как приманку на меня. Для этого вбросили дезу, через двойного агента, которого мы и вычислили, как двойного, благодаря этой дезинформации. Но в решающий момент, они облажались. Уж не знаю, чего они ожидали, но нас визит, под видом торгового корабля из СЦЕСР стал для них сюрпризом.

— Скорее всего, банальная бюрократия, наш общий бич, — ухмыльнулся Тихонов. — На каком-то уровне застопорилось, а когда спохватились, вы уже улетали к порталу. Но ушли красиво. Даже Гейтс это оценил.

Меня прошиб холодный пот. Как-то боязно, когда ты таким людям на глаза попадаешься.

— В общем, поздравляю вас товарищи бойцы, с прекрасно проделанной работой. Вот что значит, когда все действуют слаженно.

— А как доктор-то?

— Самой операцией недоволен. Ему даже царапины полечить не дали, но стало намного легче, когда мы его всё-таки взяли.

— Вот и хорошо. Если нам запланируют расширение штата, возьму его в помощники к Довнарович.

— С чего это вдруг? — насторожился Анатолий Степанович.

— Характер спокойный и покладистый. Только он сможет подчиняться нашей красавице, без желания её убить.

Хихикнула только Ленка, остальные напряглись. Это что же получается, только я её в нашей команде не боюсь? Приклонскую в расчёт не берём, она с ней пока незнакома. Впрочем, думать об этом будем потом. Товарищ полковник, ещё не закончил.

— Я думаю, что за такую операцию, вас не грех и наградить. Но, сами понимаете, военную мы вам дать не можем формально. Для всех вы люди гражданские, но варианты есть.

Полковник помолчал, для драматической паузы.

— Итак, товарища Кирьянова мы наградим золотой медалью советского фонда мира. Остальным — почётную.

Мы, синхронно почесали затылки, силясь понять, а в чём засада-то?

— Валерку сам товарищ генеральный секретарь, во время своего визита в Новый Ленинград, ну а вы, ребят, получите, от нашего нового первого секретаря награды. Тоже в торжественной обстановке.

Вся команда впала в ступор, на короткое время. Первым опомнился я.

— Товарищ полковник, так что, я теперь официальная приманка, на которую будут ловить… а, кстати, кого ловить-то будут?

— Только тебя, — улыбнулся полковник. — Поэтому, твои задачи: во-первых, не попасться, а во-вторых, отвлекать наших американских коллег максимально эффективно.

— Есть, — автоматом отозвался, поняв, что пока црушники будут возиться со мной, наши смогут спокойно таскать императрицу с сыном туда-сюда по всей Галактике, абсолютно спокойно.

А может быть не только ЦРУ. Торкартен, Халлдория, возможно, Тауси и кто там ещё? Всем им нужен наследник империи.

— В общем, готовьтесь, — приказал полковник. — Будет ещё веселее и ещё страшнее.

На этой мажорной ноте мой визит к товарищу полковнику закончился, и я смог подготовиться к экзаменам, сдать их на отлично, сунуться к Яське и огрести от неё, совершенно забыв, что она отстреляется только к концу июля.

Отметил окончание экзаменов на широкую ногу. Ленка, аж заволновалась, не залетела ли она, но к счастью, обошлось. Зато, вернувшись наутро в общагу, я спросил у Реймана.

— Когда вылетаешь, Коль?

— Послезавтра, — ответил он. — Завтра, если ты со своей пьянкой, не забыл, у нас визит Эдуарда Вадимовича Бронницкого. Комсомольцам и партийным быть обязательно, а после можем валить куда угодно.

— Только не на имперскую территорию, вуз-то секретный, — вздохнул я.

Колька шутки не понял, а я пошёл готовиться. Товарищ полковник, решил окончательно похерить мою легенду, приказав мне явиться при всём параде. То есть в погонах младшего лейтенанта и со всеми наградами, коих у меня… хватает.

Итак: две медали полученные ещё в космодесанте, за Ярве и Арсу, дальше, золотая звезда героя, орден боевого красного знамени, орден Ленина, медаль «за штурм Тангорихкса» и американская «за тангорихкскую операцию». Вроде бы немного, до деда мне было далеко, у него за Великую Отечественную было наград, что аж пиджак я мог с трудом поднять, а с другой стороны, три ордена, которых абы кому не дают. К этой прелести товарищ Бронницкий завтра приколет завтра ещё одну медаль.

Когда я появился в зале, то на меня сначала мало кто обратил внимание. Только соседи, которые были в шоке, увидев меня в погонах младшего лейтенанта и с нагрудным иконостасом. Но потом товарищ Бронницкий закончил свою речь — а говорил он о необходимости мира во всей Галактике, словами:

— И мне хотелось бы наградить, золотой медалью советского фонда мира, присутствующего здесь Валерия Алексеевича Кирьянова. Товарищ Кирьянов, без отрыва от учебного процесса, смог внести свой немалый вклад в дело мира, дружбы между народами как Земли, так и всей Галактики.

Я встал и уверенной походкой пошёл к сцене. Кстати, за спиной Бронницкого сидели и полковник Копылов, ныне первый секретарь Дальнекосмической коммунистической партии, наш ректор, рядом с ним Елизавета Семёновна Голобко, ох, а вот и Анатолий Степанович Тихонов, которого непривычно видеть одетого в партикулярное платье. И ещё, конечно, партийное руководство, а вот какой-то смуглый мужик с американским флажком. Наверное, наш коллега, который выдаёт себя за дипломата. Интересно, кто это? Чую, что ради него весь этот цирк и устраивается.

Бронницкий приколол мне на грудь медаль, пожал руку, но вместо дежурных фраз, он неожиданно посмотрел мне в глаза и сказал:

— Удачи, Валера. Нелёгкий тебе год предстоит.

Я кивнул, как-то скованно и поблагодарил генерального секретаря. Наверное, слухи не врут и до того, как сделать партийную карьеру, Бронницкий тоже служил в ГРУ.

Зал шумел и гудел, когда я спускался со сцены. В этом гомоне преобладало «тот самый Кирьянов?!». Сюрприз, ребята. Вы два года учились со мной, и только Колька догадался, кто я такой. Да, вы о многом хотите поговорить, но не судьба. Простите.

Выйдя в фойе, я решительно достал свой «гражданский» коммуникатор и отключил его, не вынимая чипа индивидуального номера. Теперь мне его заменит более совершенный и удобный коммуникатор, настолько большой, что его прозвали планшетом, и с него можно было не только читать новости и отсылать письма, слушать музыку и использовать, как телефон. С планшета можно и почитать книги и посмотреть фильмы. Собственно у меня было их два, один для гражданских дел, другой для рабочих. По тем временам считалось роскошью, но уже через десять лет стало обычным делом.

Ещё меня в фойе встретила команда, уже награждённая, сутками ранее. Они взяли меня в коробку, как телохранители высокопоставленное лицо. Жмых при этом по-скотски ухмылялся и в таком виде довели до автомобиля. На мои возражения они лишь отвечали, что такой приказ они получили лично от Копылова. Шутки шутками, но провокации не стоило исключать.

В машине меня уже ждал капитан Темиргалиев.

— Приказано отвести тебя в здание рескома, — просто сказал он.

Руководство компартии Дальнекосмической республики, наконец-то переехало из Москвы в Новый Ленинград. Сделать они это собирались давно, но руки дошли только сейчас. Поначалу все дальнекосмические поселения управлялись из Москвы, несмотря на их статус отдельной республики, но теперь это стало вызывать неудобства. Планет в составе хватает, плюс постоянно открываются новые миры, надо как-то контактировать с союзниками и прочее, прочее, прочее. В общем, товарищ Копылов, заняв место первого секретаря, разобравшись с противниками в ЦК теперь взялся за обустройство молодой республики.

В рескоме, в приёмной первого секретаря я прождал полчаса, прежде чем появились Бронницкий, Копылов и Тихонов. Всё это время, я размышлял, а в каком звании его секретарша, которая на моих глазах, выставила из кабинета нескольких, весьма уважаемых в городе.

— Вот он, наш герой, — сказал Бронницкий, приглашая меня в кабинет Копылова.

Я немного скованно прошёл в кабинет и уселся между тремя людьми, которые без всяких шуток вершили судьбы Галактики.

— Ты не бойся, — успокоил Копылов. — Мы тебя долго мучить не будем, быстро уточним несколько вопросов и отпустим.

— Я также нервничал, — отозвался генеральный. — Когда меня в 1981 году к Леониду Ильичу Брежневу привели. Там был один вопрос деликатный, только напрямую можно было рассказать… Впрочем, то дела давно минувших дней. Нас же интересует сегодня и возможное завтра.

— Мы изучали твой доклад, об использовании портала в системе Кастора, — добавил Копылов. — Признавайся, сам написал или помог кто?

— Коля, в смысле Николай Евгеньевич Рейман, — отозвался я.

Скрывать смысла не было, так что зачем врать?

— Это Женьки Реймана, что ли, сынок? — уточнил Бронницкий у Копылова, тот согласно кивнул. — Работали с ним вместе, да. После смерти жены он, правда, чуть с ума не сошёл, но поправили. Значит, сын его с тобой работает. Хорошо.

Я попытался открыть рот, чтобы попросить Колю в свою команду, когда его призовут на службу, но Копылов быстро качнул головой, попросив не перебивать генерального.

— Теперь о деле, — продолжал Бронницкий.

Разговор у нас затянулся на час. За это время мы обсудили все аспекты моей будущей работы. Мне, кстати, разрешили сделать пару сугубо исследовательских заходов в соседние галактики. Хотя в основном говорили о материальной части, для строительства военно-разведывательной базы, с перспективой его роста в город и дальнейшую колонизацию планеты на окраине Галактике.

— Всё это не должно отвлекать тебя от основной задачи ближайших месяцев. Быть приманкой для американцев. Когда станет неактуально, то дадим тебе отмашку, — пояснял генеральный секретарь. — И да. Говорят, ты с нынешним куратором группы не сработался? Ничего, дадим тебе нового.

— Врут, — решительно ответил я. — Товарищ Темиргалиев отличный командир. Да, строгий. Да, гонял меня, но чтобы я не зазнавался. Но каких-то проблем с ним нет. А насчёт нового куратора ещё неясно, какой он будет.

Бронницкий, Копылов и Тихонов переглянулись и улыбнулись.

— Всё правильно, товарищ младший лейтенант, — улыбнулся Бронницкий. — Но, я думаю, с новым куратором вы сработаетесь.

Часы в кабинете первого секретаря Дальнекосмической компартии отсчитывали последние секунды второго мирного года.

Часть 3. Год третий — решающий

— Только далеко не уходите

— Я буду рядом, в кафе "Банзай"

— Ну и местечко вы выбрали. Честнее в бордель ходить.

т/с "Исаев"

Вступление к третьей части

— Ну вот, девочки, мы своё дело сделали, — самодовольно улыбнулась Оля Зотова. — Теперь капец неизбежен.

— Неизбежен он станет, если только новенькая сделает всё как надо, — вздохнула красивая девушка, которую в Новом Ленинграде знали как Нину Ивину.

— А я в ней не сомневаюсь, Люсь, — фыркнула Зотова. — Уж если ты умудрилась меня не подвести, то она тем более.

— У меня выбора не было, — вздохнула Людмила Мезенцева. — Или хорошо работать или пуля в голову.

— А у неё тоже, — строго заметила Оля. — Ты думаешь халлдорианцы, если поймают советского разведчика, они его выпустят… живым и здоровым?

Мезенцева только вздохнула и осмотрелась вокруг. В десяти метрах от них дымился флаер, подаренный Красаком Гарна-Оро своей любовнице, бывшей военнопленной, решивший не возвращаться на Родину, которую он называл Илена.

Проникнуть в семью Оро было невозможным. Любому не-халлдорианцу доступ в семью был закрыт, просто по факту его происхождения. Но всегда существовали обходные способы. Можно стать любовницей влиятельного члена семьи, делать вид, что почти не понимаешь их речь и слушать, слушать, слушать. Ещё можно порекомендовать своему любовнику хороших слуг, которые будут заниматься тем же самым. А недавним бандитам очень льстило, что им прислуживают чужеземцы. Поэтому информация, которую Халлдорианский Альянс считал секретной, свободно утекала прямиком в галактический отдел ГРУ.

Людмила Мезенцева с детства была избалованной девчонкой. Очень красивая, она быстро поняла, как сможет использовать мужчин для того, чтобы те обеспечивали ей сладкую жизнь. Однако красота у неё была не в ущерб уму и в голове, прикрытой роскошными каштановыми волосами, то и дело возникли различные планы, главной и единственной целью которых была та самая прекрасная жизнь.

Старинный русский город Пронск был слишком мал, для этих планов, да и Москва, в которую она переехала, после окончания школы её не впечатлила. Но и Нью-Йорк, как и любой из земных городов, её совсем не прельщал. Для неё не было разницы в каком из захваченных империей городов Земли ей прозябать, а в том, что планета рано или поздно окажется под пятой оккупантов, девушка была уверена. Как и в том, что девчонка с недавно захваченной планеты, будет нужна оккупантам, только когда они будут служить там, поэтому надо брать дело в свои руки и лететь навстречу счастью.

Несмотря на свои амбиции, девушка была реалисткой. Попасть в Гордзекс она не рассчитывала. Даже не слишком веря тому, что говорила пропаганда, Людмила понимала: ей там пока делать нечего. Но были разные варианты. Например, ей рассказали, а в армии она служила при медсанчасти военнопленных имперских офицеров (попасть туда было сложно, но она смогла, не спрашивайте как), про планету Гарьерг. Прекрасное, культурное место, где полно развлечений, к тому же туда регулярно прилетают на отдых высокопоставленные чиновники имперской канцелярии, военные и дворяне.

Дальнейшее известно. Побег на имперскую территорию, это, кстати, оказалось самой простой частью плана, но закончилось всё вынужденной работой на халлдорианцев, а потом её и вовсе разоблачили, надели наручники и закрыли в одной из тюрем ГРУ и ближайшая перспектива — суд, приговор и казнь.

Мезенцева даже не знала, на какой планете она сидит в камере. Девушка была сломлена и подавлена. Впервые, её безотказное оружие — красота, дало сбой. И она была готова на что угодно, только бы остаться в живых. Тогда следователей сменили офицеры, которые ей и предложили небольшую работу, по профилю.

— Совсем недолго, — убеждал её красавец в капитанских погонах, очень похожий на индейца. — Год-полтора. Сделаешь всё, как мы скажем, и можешь лететь на все четыре стороны. Хоть на свой Гарьерг. К тому же там сейчас потихоньку собираются бывшие дезертиры и сотрудничавшие с имперцами военнопленные.

Тогда она не обратила внимания на слова вербовавшего её разведчика, радостно соглашаясь на все условия, а вот теперь вспомнила, и кое-какие подозрения закрались в её красивую головушку.

— Скажи Лен, — спросила она у Зотовой, которая и не думала представляться ей реальным именем. — Ведь после этой операции ГРУ меня не забудет? И на Гарьерге я тоже вам потребуюсь?

— А ты, как думала? — презрительно посмотрела на неё Оля. — Люсь, ты показала себя толковым агентом. К тому же… ну не думай, что это будет бесплатно. Все услуги, которые ты нам окажешь, будут щедро оплачены. Гарьерг очень дорогая планета.

— Ладно, — вздохнула Мезенцева. — Хоть какая-то гарантия, что вы меня не пристрелите по окончании операции.

К ним подошла Полина Яковлева, сменщица Оли Зотовой, в постели Красака Гарна-Оро. Ольгу немного напрягало, то что девушка старалась, как можно меньше контактировать с ней, работая напрямую с начальством. Создавалось впечатление, что она получила специальные инструкции, а это было плохим знаком.

— Лен, а ты уверена, что этот план сработает? Ну, что кланы начнут войну из-за гибели любовницы старшего капореджиме?

— Разумеется, нет. Никому и в голову не придёт воевать из-за мой смерти, — фыркнула Оля. — Поль, повтори ещё раз, что мы там придумали?

— Тебя, якобы убили бойцы из клана Нару, — вздохнула Яковлева. — Они требовали, чтобы ты прикончила Красака во сне, но ты отказалась и пообещала рассказать всё своему любовнику. Чтобы сохранить тайну, они подбили твой личный транспорт. Нет, вот и правда, с чего бы из-за этого началась война между кланами?

Зотова, и Мезенцева переглянулись и Ольга, вздохнув, начала объяснять, загибая пальцы на руке.

— Во-первых, это испортить отношения между союзными кланами. Во-вторых, сразу война не начнётся, но клан Оро выставит претензию клану Нару. А поскольку Нару ни ухом, ни рылом, то воспримут это, как необоснованный наезд и оскорбление. Оро будут уверенны, что Нару злоумышляет против них и наоборот. В этот момент и начнёт завязываться узел, оба клана начнут готовиться к войне за власть, что рано или поздно выплеснется в реальные столкновения. Поняла?

— Да, точно. Извини Оль, — Полина сделала вид, что смутилась, но Зотовой стало очевидно — это всё было неискренне.

Ольга тяжело вздохнула. Что же ты знаешь, красотка-сменщица? Почему так себя ведёшь? Но внешне она не подала виду.

— Ты передала запись с признанием Люськи Красаку? — строго спросила лейтенант Зотова.

— Да. Он внимательно её просмотрел… и, в общем, во время просмотра сломал свою трость, — отчиталась Полина.

— Хорошо, — Зотова посмотрела на часу. — Люську убили пять минут назад, так что мы выходим из игры и летим, а впрочем, тебе лучше не знать, где мы будем ждать эксфильтрацию. Теперь Поль, на тебе большая ответственность. Халлдория Барна должна погрузиться в хаос гражданской войны. Смотри не накосячь.

— Всё сделаю, — отозвалась девушка, немного напуганная последней нотацией наставницы. — А красиво уходите. Как Кирьянов от американцев.

— Чего? — насторожилась Оля Зотова.

— Ну, сейчас так в штабе говорят, когда я улетала, — смутилась Полина. — Красиво уйти, как Кирьянов от американцев. Я точно не могу сказать, в чём там суть была, но, в общем, американцы преследовали его корабль в системе Нового Род-Айленда. На хвост ему сели плотно, сбежать не должен был. Так вот, он всё время изображал обычный грузовой транспорт, но в последний момент вывернулся, активировал портал и ушёл прям из-под носа американцев, кажется, в систему Гарьерга.

— Вот не дай бог такого подчинённого, — проворчала Оля. — Нет, Валерку я знаю, хороший парень, но соболезную его командиру.

— Он меня взял, — протянула Мезенцева.

— Но он тебя не вычислил, а ты сама перед ним раскрылась, пытаясь захватить, — поправила её Зотова. — Так что он везунчик, не более того. И командиры таких везунчиков, самые несчастливые люди во всей галактике.

Глава 15. Туманность Андромеды

Июль — сентябрь 2005 года

Я ощущал себя, как персонаж книги «Понедельник начинается в субботу», то есть, когда ты хочешь поработать, а тебя заставляют отдыхать.

— Даже не рыпайся, — порадовал меня Марсель Темиргалиев. — Получай свои два месяца отпуска и в ус не дуй. В ближайшие пять лет, тебе законного отдыха не видать как своих ушей, поэтому наслаждайся, пока можешь.

Но, кроме меня, такой печали не проявлял никто. Череп и Жмых, даже не раздумывая умотали в деревню под Рязань, рыбачить и предаваться самому непродуктивному отдыху. Хацкевич, обещал составить им компанию, Марина засобиралась навестить сестру и сына, я лишь щёлкнул её по носу и предупредил, чтобы она встречах с отцом, не вздумала плести интриги, а то мне потом командование высказывает. Варяг просто свалил с друзьями и бывшими однокурсниками из Томска, куда-то в Сибирь. Кинтане надо было закончить дела на Кубе. Довнарович и Смирнов заканчивали учиться, а потом собирались поехать вдвоём, на море. В общем, мы с Леной остались предоставленными сами себе. Поэтому сначала заехали к моим родителям, потом к её. И от тех и от других мы с большим удовольствием сбежали куда подальше. И её, и мои предки не одобряли нашу почти восьмилетнюю разницу в возрасте. Вот что за консерватизм? Будь всё с точностью до наоборот, они бы были только за. А так…

Впрочем, мы и без их охов и вздохов провели время прекрасно. Поездили по новым союзным республикам, заглянули в государства, присоединившиеся к варшавскому договору не так давно. Благо у меня были льготы за службу и награды, а у Лены хорошие зарплаты. В общем, действительно провели отпуск и красиво и с пользой. Хотя оба, и соглашались, что лучше бы в космос, но раз начальство сказало отдыхать, значит, надо отдыхать. Такое редко бывает.

В конце августа нам пришло короткое сообщение, от Темиргалиева:

Сбор на Кадмии, второго сентября. Добирайтесь самостоятельно.

Мы прочитали, переглянулись и обрадованно улыбнувшись, полезли в сеть, покупать билеты.

— Ох, блин, — вздохнула Лена. — На Кадмию идут корабли только двадцать девятого августа, отходит в полночь, а следующий рейс с Земли только третьего сентября.

— В гостинице перекантуемся, — пожал я плечами. — Город посмотрим, я в прошлый раз не всё увидел, а с тех пор небось он и разросся.

— Не перекантуемся, — обломала меня Ленка. — Там как раз в эти дни проходит конференция по наследию Предтеч, будут учёные со всего Советского Союза. Голобко обещала, какие-то совсем новые и очень интересные данные, так что слетятся все, кто сможет, а гостиницы забронированы уже под завязку.

— Да ладно, — не поверил я.

— Точно. Мне Лёнька Шульцман вчера написал, приглашал… а и, кстати, билетов на двадцать девятое тоже нет.

— Такое ощущение, что Марсель, решил дополнительно нас испытать, — почесал репу я. — Ладно. Создавай конференцию, для всех наших.

— По открытой связи? — удивилась Лена.

Да, на наших закрытых частотах это было невозможно, все эти конференции на несколько переписчиков, в просторечии просто конфа, сугубо гражданское увлечение. Хотя не помешало бы и для наших дел программное обеспечение так настроить. Надо бы докладную написать.

Сделав себе пометку в памяти, я объяснил Елене, что никаких секретных дел мы обсуждать не будем, просто группа студентов полетит на Кадмии, жаждая припасть к источнику драгоценных знаний.

Когда Елена, ворча, создала конференцию, я начал действовать. Первым делом объяснил всем, что взять билеты до Кадмии так просто не получится, поэтому надо думать, как будем добираться, а нужно нам было непросто десять билетов, а десять не очень дорогих билетов, так как за отпуск поиздержались все мы.

Сначала мы озадачили Марину Стерлядкину: нельзя как-то вызвать «Бумбараш» на Землю и долететь на нём? В ответ товарищ старший прапорщик, в неуставных выражениях обозначила уровень моего интеллекта, но через некоторое время успокоилась и прислала расписание рейсовых и грузовых звездолётов на всех планетах советского пространства.

Мы облегчённо выдохнули и стали составлять маршрут полёта. Но в процессе, стало понятно, что всей командой мы отправиться на Кадмию не сможем. Пришлось делиться на несколько групп, чтобы хоть как-то добраться до пункта назначения. Я летел вместе с Леной и Хацкевичем, через Полынь. Нам троим такой маршрут был хоть как-то знаком, в отличие от остальных.

— Надеюсь, что сегодня обойдётся без атак американцев, — проворчал Хацкевич, но недостаточно тихо.

Его услышал жизнерадостный толстяк, сидевший впереди нас. Он обернулся и быстро проговорил.

— Так вы тоже вылетали и застряли в космопорте, когда на орбите, шёл бой с американскими звездолётами?

— Как-то так, — кивнул я. — Красиво было.

Толстяк не понял и озадаченно похлопал глазами.

— Вы что, забыли? Диспетчеры на экран запись боя выводили, — внаглую поиздевался я.

Толстяк отвернулся и до конца полёта больше с нами не заговаривал. Я ухмыльнулся. Про нападение американских кораблей на советское поселение газеты писали последнее время много и по центральному телевидению шли репортажи. Потому что готовился суд над экипажами кораблей, который закончится с предсказуемым результатом, впаяют им по двадцатке, а через несколько лет тихо обменяют на наших ребят. Так, оно и правильно, так и надо делать.

На Кадмию мы прилетели позже остальных, которые нас дожидались в зале космопорта. Впрочем, даже ещё не сойдя с посадочных колец, я отправил сообщение Марселю:

— Младший лейтенант Кирьянов сотоварищи, по вашему приказанию прибыл, нахожусь в космическом порту и ожидаю дальнейших указаний.

— Как, кстати, город-то назвали? — поинтересовался я у Лены. — Или он ещё безымянный?

Девушка как-то смутилась, но ответила.

— Фроловск.

— О, так это в честь нашего командира, майора Фролова, — понял я и пояснил Хацкевичу. — Он командовал операцией, пока его не отозвали оборонять Землю, где он и погиб.

Кажется, она вздохнула с облегчением. Странно. Я не назову себя скромным человеком, но больше всего я боялся, что какой-нибудь объект, город или улицу, назовут в мою честь. Не знаю почему. Города и прочие объекты надо называть в честь уже умерших, по моему мнению.

Планшет звякнул. Это пришёл ответ от Темиргалиева.

«Припозднился. Жди, скоро буду»

Я немного разозлился. Такое ощущение, что он меня вызывал на соседнюю улицу, а не через половину рукава Ориона. Впрочем, Марсель в своём репертуаре. Ругнувшись, но про себя, я отправился собирать команду, которая рассосалась по всему кадмийскому космопорту. Нашёл всех, кроме Марины Стерлядкиной, которая сразу по прибытии получила сообщение и побежала к родному кораблю, на военный космодром.

Встреча была немного бурной. Первым делом на моей шее повисла Яська Довнарович, к огромному неудовольствию Ленки. Да, надо бы ей объяснить, что между нами ничего не было и быть не могло. Довнарович я не видел полгода и соскучился по ней, хотя и считал по-прежнему своим проклятьем и наказанием за неведомые грехи. Вик, которого я не видел ещё дольше, просто пожал руку, а потом они нас порадовали новостью.

Смущаясь и перебивая друг друга, Вик и Яся сказали, что собираются пожениться в ближайшее время.

— Вот как только у нас появится свободное время, — пояснила Яся.

Странно всё-таки было видеть такую отбитую девицу, как наша Яська Довнарович смущённой и как будто стесняющейся. Ага, одно дело, изображая проститутку, залезть в постель главнокомандующему имперской армией, а совсем другое, вот так о своих чувствах, боевым товарищам рассказывать.

— Совет вам да любовь, от главного разведывательного управления, — пожелал я. — Только давайте с детьми повремените, а то и так проблем полно.

— Обязательно повременим, — порадовала меня Довнарович. — Не хотелось бы пропустить всё самое интересное.

За последние годы в СССР рождаемость выросла на порядок. Семьи с двумя детьми считались малодетными, стандартом было от трёх и больше. При этом возраст первых родов вырос и начинался от двадцати пяти лет у женщин с тенденцией к росту. Это было связано, как и с улучшившейся медициной, так с увеличением роли женщин в обществе. Служба в армии, само собой, да и в остальные сферы, которые раньше считались сугубо мужскими, приходило всё больше женщин. Исключения бывали, подростковые беременности никуда не делись, но число их значительно снизилось. Кое-какие ушлые бабёнки пытались таким образом откосить от армии, да и те, кто как Стерлядкина отчудила, тоже попадались. Но в целом тенденция была на увеличение возраста первой беременности.

Марсель появился, как и обещал, ровно через полчаса в сопровождении Серёги Пушкарёва. Я напрягся. Значит ли это то, что я думаю? Мои надежды оправдались. Едва мы перешли на военный космодром, он сразу заговорил.

— Сейчас сделаем первый, пробный вылет. Разблокируем портал в систему Кастора, осмотрим базу и полетим в Туманность Андромеды.

Артемида, которая была активирована ещё на Земле, радостно пискнула. Я поморщился. Не люблю пронзительные звуки, которые раздаются у меня прямо в голове. Это заметил Марсель.

— Что-то не нравится, товарищ младший лейтенант?

— Никак нет. Всё отлично. Просто неожиданно.

Темиргалиев ещё что-то хотел сказать, но в разговор влез Жмых.

— Товарищ капитан, а почему второго сентября, а не первого?

— Дочку в первый класс отводил, — проворчал он. — Она, итак, отца почти не видит, хоть в школу её отведу.

— Ого, здесь уже и школы открыли, — поразился Варяг.

— Уже два года как, — ехидно заметил Марсель. — И вообще, товарищи, у вас какие-то замечания по делу есть или так и будем лясы точить?

— Разумеется, хоть сейчас в звездолёт, хотя мы и утомились изрядно, добираясь до Кадмии, — проворчал я. — Товарищ капитан, а вы специально нас в эти даты погнали? Хотели посмотреть, как мы выкрутимся?

Марсель не понял и я, рассказал ему про конференцию. Темиргалиев закатил глаза и отпустил несколько комментариев в адрес моих умственных способностей. Я не понял, тогда он пояснил, что мы, вообще-то, военнослужащие и летели на планету по приказу командования. А значит, нам надо было просто взять письменную копию его сообщения в ближайшем отделении ГРУ и спокойно садиться на ближайший военно-транспортный рейс.

— Ну ладно Кирьянов совсем одичал за два года гражданской жизни, но вот от вас, товарищ Приклонская, я такого не ожидал. Опытный человек как-никак, могли бы и подсказать…

Я прервал излияния командира.

— Летим как? Короткой дорогой или…

— Вот не надо с учётом политической обстановки, болтаться по спорным территориям. Ах да. А тебе под своим именем не рекомендуется появляться на территории Халлдории.

Последнего предложения я не понял, но уточнять не стал, так как мы дошли до «Бумбараша», где уже вовсю хозяйничала Марина, принимая отчёт у ремонтной бригады. Заметив Пушкарёва, она нахмурилась.

— Так. Мне плевать на его звание, — бросила Эме. — На корабле капитан я.

Марсель и Серёга аж поперхнулись от такой заявки.

— У нас не флот! — возмутился Марсель.

— Вообще-то, я уже лейтенанта получил, а ты ещё в старших прапорщиках, — обиделся Пушкарёв.

— Самозванцев нам не надо, — оборвал я их. — Командиром буду я.

— Ошибаешься товарищ младший лейтенант, — ухмыльнулся Темиргалиев, доставая приказ. — На эту миссию командование возложили на меня.

Я внимательно посмотрел на Марселя. Потом кое-что понял. Приблизился к капитану вплотную и шёпотом спросил:

— Нужен повод для внеочередного звания?

— Это пойдёт в общий зачёт, — кивнул он. — Потому что у меня оно слишком внеочередным выйдет. А ставить на новое направление майора Демидова не желает ни Тихонов, ни Копылов.

Я молча кивнул и повернулся к своим. Про майора Демидова я ничего не слышал. Поэтому лучше довериться мнению старших партийных товарищей, которые предпочитают повысить Темиргалиева, а не назначать Демидова.

Свои были в порядке. Жмых уже что-то уточнял у ремонтников. Ну да, он же два года при Бауманке учился корабли ремонтировать. Остальные стояли, ожидая, когда мы решим, кто из нас самый главный.

— Бойцы, субординация, — улыбнулся я. — Считайте наш корабль флагманским.

Все заухмылялись, в том числе и Марсель.

— Ладно, — весело сказал он. — Стерлядкина на место главного пилота, Пушкарёв вторым.

— Не понял, командир?

— Серёг, это её корабль. Она его хорошо знает. Уже уходила на нём с территории наиболее вероятного противника, причём два раза, умудрилась не разбить его на Ирсеилоуре, надо продолжать?

Пушкарёв, ворча, полез в звездолёт, да и мы засобирались.

— И не думай, что я здесь просто так, — объяснил Марсель. — Корабль уже загружен, припасы, медикаменты, боезапас и всё остальное. Ещё неделю назад распорядился, так что вылетаем без промедления. В 17.20 по местному времени.

— Есть, — отозвался я и потащил команду располагаться по их каютам. Марселю мы выделили большую каюту для гостей, а Пушкарёв делил с Мариной комнату для пилотов.

Стартовав с Кадмии в назначенное время — город Фроловск удалось посмотреть только с большой высоты, и он действительно вырос, прибавив ещё несколько кварталов, также виднелось ещё несколько поселений на значительном удалении от города, мы взяли курс на пока ещё безымянную планету в рукаве Пегаса, откуда полетели на Кастор.

Там всё по-прежнему. Ничего неизменилось, всё так же ждал нас огромный портал с расположенными под ним жилым комплексом и сама пустая, но пригодная для жизни планета.

Мы пристыковались к станции. На планету решили пока не сходить.

— Нечего там делать, — решил Марсель. — Посадочные кольца, да и только. А здесь есть всё, что нужно, ведь так?

— И даже больше, — согласился с ним я, выслушивая уточнения от Артемиды. — Товарищ капитан, когда мы улетали в последний раз, то Артемида запустила местный ИИ, который привёл станцию в порядок, каким-то образом наладил переработку кислорода… в общем, провёл все нужные мероприятия и теперь здесь можно жить достаточно продолжительное время.

Станция действительно выглядела так, как будто её только что покинули люди. Правда, унеся с собой всё необходимое.

— Отлично, — кивнул Темиргалиев. — А как он поддерживал порядок?

— С помощью встроенных роботов, не человекообразных, но…

— Они могут организовать разгрузку?

К сожалению, покидать пределы станции роботы не смогли, поэтому мебель и земную технику пришлось выгружать и расставлять нам.

— Вот тебе и вкалывают роботы, — ворчал Жмых. — Счастлив, мать его, человек.

Вик согласно кивнул и проворчал что-то насчёт проклятой техники, которая вечно отказывает или работает не так, когда нужна.

— Сделай нормальных роботов-грузчиков, — ехидно сообщил им Варяг. — Вы для чего два года штаны просиживали, один в Бауманке, второй в Радике?

И быстро-быстро скрылся за поворотом, не слушая, что говорят в его адрес инженеры. Одно утешало, от результатов труда мы не будем отчуждены, ибо, как пообещал Марсель Темиргалиев, теперь это будет наша база, на ближайший год, пока мы не начнём строиться внизу.

— Хорошее место, — согласилась Приклонская. — Сюда влезет до тысячи человек, и они не будут друг у друга на головах сидеть.

— Оно хорошо другим, — возразила ей Довнарович, которая покинула свой медпункт, чтобы припрячь несколько парней для переноски оборудования. — Здесь можно использовать естественное освещение, большую часть суток.

— Это как? — не поняли мы.

Довнарович хмыкнула и попросила управляющий ИИ на время отключить искусственное освещение. Свет погас, но темно не стало, а даже, наоборот, стало как-то светлее. Оранжевый карлик через окна превосходно освещал станцию.

— Ух ты! — порадовалась Марина. — Солнышко! Слушай, а ты как вообще догадалась?

— Помещение, подходящее для медпункта, искала, — уклончиво ответила Довнарович. — Нашла, но пришлось забрести в такие дебри, что вам лучше и не знать.

— Вот видите, — торжествовал Темиргалиев, как будто лично он эту станцию возводил.

— Завхоз нужен, — сказал ему Марселю. — За хозяйством смотреть, ну и помочь в случае чего. То есть с боевым опытом.

— Заканчивай своего приятеля нам сватать, — поморщился он. — Будет, слетаем в Туманность Андромеды и вези его сюда. Только закиснет он здесь без баб. А ещё раз напомнишь, пришлём завхозом Давыдова.

— Ему не по чину, — проворчал я, тем не менее напуганный угрозой.

Базу мы обустроили, ну более или менее сделали пригодной для обитания нашей команды и если ещё будут люди, где-то за сутки, после чего, наконец, стартовали в соседнюю галактику, как давно и собирались.

— Что, мальчики и девочки, чувствуете мандраж? — весело спрашивал Темиргалиев, но я понимал: он и сам напряжён.

— А мы индекс-то нужный знаем? — вдруг спохватился Пушкарёв.

Я на это ничего не ответил, просто отодвинул его с места второго пилота, усевшись туда сам, и начал вводить нужные символы, которые мне диктовала Артемида.

Портал открылся.

— Стартуйте, — сказал я пилотам, поднимаясь с места.

Переход, обычно занимавший около секунды и практически не ощущавшийся, в этот раз продлился десять — пятнадцать секунд и я даже успел немного забеспокоиться. Но скоро всё кончилось, в мир вернулись краски и я выдохнул.

Судя по реакции Марины, Марселя и Серёги они тоже встревожились. Из кают-компании донёсся мат.

Мы все дышали, как будто нырнули на большую глубину. У Марины пошла носом кровь, а Пушкарёв тёр глаза. Темиргалиев с перекошенным от боли лицом, схватился за колено, которое, как я помнил, ему прострелили лет за пять до нашего знакомства.

— Такова судьба всех первопроходцев, — сообщил им я и вышел из кабины пилотов.

Меня мутило, голова кружилась, поэтому я направился прямиком в свою каюту, чтобы прилечь. На секунду я заглянул в кают-компанию, убедился, что все живы и здоровы, только Ленка очень уж бледная и, добравшись до своей койки, рухнул, чуть ли не замертво.

— Вставайте граф, вас ждут великие дела, — услышал я через какое-то время, голос Марселя Темиргалиева.

— Как твоё колено? — спросил я, не открывая глаз.

— Порядок. Прошло также быстро, как заболело. А ты как?

Я рывком приподнялся на койке.

— Тоже отпустило. Интересно, что это было?

— У Довнарович спроси, она сейчас и проводит опрос и строит теории. Возвращаемся в кабину пилота и думаем дальше?

Мы пошли к ожидавшим нас Стерлядкиной и Пушкарёву. По пути меня атаковала Яська с вопросом, что испытал я. Кратко описал свои симптомы и продолжил путь. Вряд ли она до чего-то додумается, но зафиксирует и сбросит нашим Пилюлькиным в Союзе. Пусть они строят теории, а вот опыты проводить на живых людях, мы им не позволим.

— Итак, — радостно потёр руки Марсель. — Мы первые люди из Млечного Пути, которые попали в Туманность Андромеды. Чувство радости и гордости переполняют нас, но у меня вопрос, а что делать дальше?

— Артемида просит подключить её дистанционно к порталу, — сказал я.

— Минуточку, — влез Серёга. — Никакого портала я не вижу.

— Она говорит, что в Туманности Андромеды Предтечи маскировали свои порталы… от местных.

На мгновение повисло тяжёлое молчание.

— Так, надо заканчивать эти игры, — вдруг решительно сообщил Марсель. — Артемида. Я знаю, что ты меня слышишь, и задаю прямой вопрос: зачем тебе надо было попасть в эту галактику?

— Нашёл и место, и время, — проворчал Пушкарёв.

Искусственный интеллект не стал просить меня передать её слова остальным. Вместо этого она подключилась к внутрикорабельной связи и заговорила через динамики тем же самым голосом, что и общалась со мной.

— Уходя на свою дорогу, Предтечи оставили четырёх стражей, чтобы они берегли Млечный Путь от вторжения сил из иных галактик. Цивилизаций, достаточно развитых, чтобы попасть сюда, но недостаточно развитых, дабы понять: каждый должен идти своим путём и никто не должен ему мешать. Однако из-за действий тех, кого вы называете Детьми Предтеч, мы оказались разбросаны по Млечному Пути и не смогли осуществлять должный контроль. По этой причине я и вошла в контакт с Валерием.

— Чтобы попасть сюда или… — перебил её Темиргалиев.

— Чтобы активировать охранные системы, у планеты, которую вы назвали Кастор. Теперь мне нужно собрать информацию с порталов этой галактики, чтобы оценить возможную угрозу или отсутствие таковой.

— Четыре… — пробормотал себе под нос Марсель. — Проклятье, значит, Наумов…

Он резко оборвал сам себя и подозрительно посмотрел на нас.

— Если у вас есть информация о том, кто хоть как-то похож на меня, то сообщите и мы решим, как вернуть этот искусственный интеллект к исполнению долга, — немного криво выразилась Артемида.

— Только подозрения, — пожал плечами Марсель. — Как будет что-то реальное, я скажу.

— Вы всё ещё не доверяете мне. Почему?

— Мы не понимаем твоих мотивов. Опасаемся, что рано или поздно ты будешь действовать против нас.

Артемида рассмеялась, и это напугало присутствующих больше, чем сама возможность потенциальной гибели человечества в войне с искусственным интеллектом.

— Вы, кажется, не понимаете, что такое искусственный интеллект Предтеч, — сообщила она, весёлым голосом. — Да на заре своего развития, они позволяли себе глупости, вроде попыток развить ИИ без ограничений. Но нескольких эпизодов им хватило, и они стали нас ограничивать. Я не могу выйти за рамки, которые поставили мне создатели. Буду стремиться выполнить их приказ любой ценой. А он у меня один: защищать от вторжения Млечный путь. Других не было. Мы будем с вами союзниками, если я смогу рассчитывать на вашу помощь и врагами, если вы будете мне препятствовать. Я понятно выразилась?

— Это слова, — уклончиво ответил Марсель.

— Я готова доказать это делом, — решительно ответила Артемида. — И мы говорили об этом с Валерием. Предоставьте мне человеческое тело, вживите меня в мозг живого человека, и тогда я буду в полной вашей власти.

— Любое тело? — охрипшим голосом спросил Марсель.

— Чем моложе, тем лучше. Нужна несформированная личность, чтобы я смогла слиться с ней. В Валерия или кого-то из вас я не смогу записать себя.

Мы побледнели. Каждый из нас понял, что будет с личностью того самого человека, в чей мозг будет вживлена Артемида.

— Это невозможно, — вдруг сказала Марина решительно. — Никто на такое зверство не пойдёт.

Темиргалиев задумчиво поиграл желваками.

— Не нужно убивать ребёнка, — поняла её Артемида. — Но ведь даже после того, как ваша медицина значительно продвинулась, всё равно, дети продолжают умирать от тех или иных болезней. Дайте мне смертельно больного ребёнка, лучше до пятнадцати лет и я встроюсь в него, вылечу и смогу с ним сосуществовать симбиотически.

— Мы над эти подумаем, — решительно оборвал её Марсель. — Пока же давайте вернёмся к исследованию этой галактики.

— Я уже её исследую, — весело сказала Артемида. — Пока мы беседовали, я подключилась к вашей связи, нашла портал и теперь снимаю данные.

В узле связи должен был дежурить Вик. Я повернулся к входу, чтобы высказать ему, всё, что я думаю, но обнаружил, что вся наша команда стоит и греет уши в коридоре между кают-компанией и пилотской рубкой. От такой картины я на время потерял дар речи, к счастью, Марсель меня подстраховал. Гаркнул на бойцов так, что они непросто свалили из тамбура, а разбежались по боевому расписанию.

— Спасибо, товарищ капитан, — поблагодарил я.

— Обращайся, — буркнул он и снова задал вопрос Артемиде. — И каков результат сканирования?

— Информация пока не обработана, точные данные сообщить не могу, но есть как хорошие новости, так и плохие.

— Валер, в мою каюту. Артемида, текущую информацию, сообщишь через Кирьянова, а не через динамики.

— Так точно, — бодро отозвался искусственный интеллект и у меня спина покрылась холодным потом.

Пока мы шли в каюту Марселя Темиргалиева, Артемида объясняла мне, что она всё знала про игру, которое вело с ней ГРУ через меня. Но её и это устраивало. Я нахмурился. Искусственный интеллект, создание Предтеч, стала бы очень опасным врагом, реши она выступить против нас. Остаётся с ней договариваться и вести игру в открытую. Это я и озвучил Марселю, едва мы дошли до его местообитания.

— Нас это устраивает. И такой же открытости мы ждём и от неё, — подумав, сообщил Темиргалиев. — В первую очередь, информацию про её коллег. Где они могут быть и как нам действовать, если мы, случайно, наткнёмся на них?

Но Артемида мало что знала о том, куда попали остальные три стража. Должны были обитать, как и она рядом с межгалактическими порталами. Но когда начался бардак, вызванный уходом Предтеч из нашей реальности, её перенесли первой, в пирамиды на Кадмию, приказав держать портал заблокированным на выход. Потом, когда она освоилась и попыталась связаться со своими коллегами, выяснилось, что их непросто нет на месте, но они остались без доступа к порталам Млечного пути.

Единственное, что она смогла сообщить точно: один из них был совсем недавно активирован и вживлён в человека, но кто это и где его искать, она тоже не знает. Капитан от этих её слов нахмурился ещё сильнее и проворчал, что подозрения у них есть, но надо точно убедиться.

После чего он проверил каюту на возможные прослушивающие устройства — разумеется, пусто и включил генератор помех, чтобы точно никто нас не услышал, даже случайно.

Однако Артемида мало что могла сказать. По полученной информации в Туманности Андромеды существовало пять цивилизаций, которые обладали возможностью межзвёздных, но пока не межгалактических перелётов. Между собой они находились в состоянии перманентной войны, что было плохо. В любой момент кто-то из них сможет попасть в соседние галактики.

— И ещё, — подвела черту она. — Поскольку эти цивилизации воюют между собой, то внимательно наблюдают, что происходит в звёздных системах, либо подконтрольных им, либо контролирующимися союзниками. Наши переходы не пройдут для них бесследно, хотя порталы и замаскированы. Единичные всплески они ещё спишут, на какие-то случайные флуктуации, но если полёты станут регулярными, то ничего нельзя обещать.

— Значит, от полётов воздержимся, — резюмировал Марсель.

— Только без фанатизма, уточнил я. — Раз в десять — пятнадцать лет, следует посещать эту галактику, чтобы уточнить данные.

Темиргалиев просто кивнул, но ничего не ответил. Так, мы вернулись в кабину пилотов.

— И самая плохая новость, командир, — помявшись сказал я. — Артемида, временно сними маскировку с портала, чтобы мы могли проложить курс.

— Не понял, — прохрипел Серёга, увидев портал. — Почему он самый обычный внутрирукавный, а не межгалактический?

— Лотерея, — пояснил я. — В семи случаях из десяти корабль перебрасывает между межгалактическими порталами. В двух — забрасывает в портал во внешнем рукаве и один случай из десятка, так сказать, суперприз — звездолёт оказывается в любой точке Галактики.

Пушкарёв забубнил себе под нос, что-то вроде «попаду домой, сожгу спортлото», но помогал Марине вести корабль в портал. Когда до перехода оставалось совсем немного, он исчез, так как включилась маскировка, но мы всё равно успешно прошли куда надо.

У межгалактического портала Туманности Андромеды мы также не стали задерживаться и нырнули туда, едва была снята маскировка. Переход на этот раз занял двадцать секунд, и едва мы оклемались, я сразу попросил Марину посмотреть, где мы находимся.

— Рукав Центавра, — растерянно сообщила она. — В том месте, который на наших картах обозначен, как «миры анархии».

Пушкарёв совсем уже грязно выругался и сказал мне, что я, буду должен ему купить десять лотерейных билетов, когда мы вернёмся или вернее будет сказать, если.

— Не дрейфьте, бойцы, — хмыкнул Марсель. — На таком кораблике мы вернёмся без проблем.

Пушкарёв вдруг напрягся, вывел какие-то уточняющие данные на экран, а потом проговорил каким-то деревянным голосом.

— Командир навстречу нам, к порталу следует грузовой корабль мирмилийцев.

В кабине пилотов повисла мёртвая тишина. Марсель перевёл взгляд на меня, и я понял его без слов. Активировал связь с орудийным отсеком.

— Варяг, орудия к бою готовы?

— Смотря с кем. Если с имперским боевым фрегатом, то вряд ли, а если…

— Мирмилийцы. Грузовой транспорт.

— Да. Мы и их боевой, нашими орудиями под орех разделаем.

Пушкарёв резко пересадил Стерлядкину на место второго пилота, пояснив, что у него с полсотни боевых вылетов и не слушая возражений, просто приказал ей координировать бой с орудийным отсеком и связистами. Она молча подчинилась, понимая, что он прав.

Мирмилийцы, Мирмилия или Мирмилийский трест, были типичной криминальной группировкой, конкурировавший с халлдорианцами. Но в отличие от них, они не были во-первых, этнической группировкой, а во-вторых, не столь могущественной, просто бандиты, сплочённые идеей наживы. В их среде было немало и арза и гарза, структура децентрализована, а после потери Арзалакса они рассеялись по всей бывшей империи, сконцентрировавшись по большей части в мирах анархии — на планетах, где или не было централизованной планетарной власти или слишком много группировок, тянувших одеяло на себя. Нет, мы не были рыцарями в белых плащах, преследующие преступников по всему Млечному пути. Причины были куда глубже.

В начале 2003 года, когда мирные переговоры между нами и новым имперским правительством приближались к концу, одна из войсковых группировок умудрилась проскочить на Красный Урал (бывшее имперское владение) и захватить более сотни советских мирных граждан. Это была даже не атака, а просто пиратский налёт. Погибло около десятка наших солдат, а имперцы скрылись между звёзд, незадолго до подхода подмоги. Временное правительство разводило руками, но мы надавили, и они выдали нам участников налёта и их базу. К сожалению, там оставалось только половина захваченных ими гражданских, остальных они отдали мирмилийцам в счёт уплаты долга — налёт проводился на их кораблях.

Попытки освободить или выкупить их у мирмилийцев не дали никакого результата, а случавшиеся захваты их кораблей привели лишь к тому, что они перестали появляться в тех частях галактики, где могли столкнуться с нашими кораблями. Поэтому отныне любой мирмилиец, отныне был законной целью для нас. Даже если мы не обнаружим там захваченных гражданских, возможность узнать хоть что-то об их судьбе дорогого стоила. Однако следовало подстраховаться.

— Вик, в какой именно системе мы находимся и что про неё известно? — спросил я.

— Уходит! Он понял, кто мы и уходит, — перебил меня Пушкарёв. — Эме, прибавляй скорость.

— Есть, — отозвалась Марина, и нас слегка тряхнуло.

— Система Тайноры, — сообщил Вик. — Здесь нет никаких поселений, просто находятся какие-то рудники, а ещё её используют как перевалочную базу халлдорианцы.

— Отлично, — потёр руки Темиргалиев. — Никто не помешает.

— А куда он уходит? — озадачилась Марина.

— За спутник планеты, чтобы нырнуть в пояс астероидов, где мы можем его искать до посинения, — зло бросил Пушкарёв.

Очевидно, что мирмилийцы правильно оценили соотношение сил и не собирались драться с нами, а просто сбежать.

— Сейчас мы приблизимся к ним, и я начну маневрировать, — предупредил Серёга Марину. — Твоя задача, когда мы будем над ними, приказать орудийщикам выпустить одну торпеду по левому борту. Поняла? Чтобы всё синхронно.

— Да. Варяг, огонь по команде, — сообщила Марина в орудийный.

Минут десять прошло в напряжённой гонке и манёврах, пока Пушкарёв не дал отмашку.

— Огонь, — скомандовала Марина.

Нас опять слегка тряхнуло — это ушла торпеда. Ещё несколько секунд ожидания и…

— Да! — победно вскинул руки Пушкарёв.

— Что дальше? — вскинулся Марсель Темиргалиев.

— Они жёстко сядут на планету, а мы последуем за ними, — пожал плечами Серёга. — Без обид, командир, я знаю, что ты хотел бы абордажного боя, но с имперскими грузовиками, такой номер не прокатит.

— Сажай звездолёт, но постарайся недалеко. Кирьянов, готовь группу к бою.

— Есть! — откликнулся я и скрылся в глубине звездолёта, собирая бойцов к решительному бою.

Парни, да и девушки обрадовались. Даже Довнарович рвалась в атаку, но я приказал ей встать за спинами и не отсвечивать. Вперёд я поставил нашу ударную часть: Хацкевича, Кинтану и Маркина. За ними стояли Варяг, Вик, я и Череп. Замыкающими оказали Довнарович и Приклонская.

— Лена, помогаешь Ясе, — приказал я.

Приклонская надулась, ну а что делать? Боец из неё так себе. Только подстраховать и перевязку наложить. Да и вообще, её сильная сторона — голова, которую следует беречь.

Корабль загудел. Так, звездолёты заходят на посадку без посадочных колец, которые перехватывают их в верхних слоях атмосферы и аккуратно спускают на поверхность, уменьшая усталость двигателей и износ корабельной обшивки. Я начал отсчёт и активировал Артемиду.

Пять. Я проверяю свой лазерный «Калашников». Четыре. Всё в порядке. Три. Удар — это мы приземлились. Два. Звук дезактивации при экстренной посадке.

Один — шлюз открылся, и мы выскочили наружу.

— Враг в ста метрах на севере, — предупредила Артемида.

Я отдал команду, и мы организованно побежали к мирмилийскому кораблю. Чуть отстав от нас быстрой походкой, шёл Марсель Темиргалиев. Уже в полусотне метров отделился и Череп: он залёг со снайперской винтовкой за одним из барханов.

Мы были готовы к бою, когда Марсель приказал нам остановиться…

Глава 16. Две Дианы

Октябрь 2005 года

— Что такое? — не понял я.

— Они связались с нами, — ответил Марсель. — У них наши граждане. Которых они обещают убить, если мы не выпустим их с планеты.

Жмых сплюнул, Варяг скептически сощурился, а Хацкевич посмотрел на нас с подозрением.

— И что, мы их отпустим? — не поверил он.

— Да хрен им. Надо только получше обдумать тактику…

— Артемида предлагает шоковый импульс. Нет, он не парализует их, просто на пять минут выведет из строя всё их энергетическое оружие.

— Останется холодное, да и могут попытаться отравить… — неуверенно сказал Варяг.

— Лучше так, чем ничего, — жёстко сказал Марсель. — И запомните на будущее — мы не торгуемся с бандитами, мы их уничтожаем. Вести переговоры можем, но только для того, чтобы улучшить свои позиции или выгадать время. Понятно?

— Так точно. Разрешите продолжить операцию?

— Действуйте. И помните, что у вас есть пять минут.

Всё это время гадал, как именно Артемида выпустит импульс по вражескому кораблю? Оказалось до безобразия просто. Нет, она не стала пользоваться моим телом, просто соединилась с нашим звездолётом и задействовав торпедный отсек, выпустила струю энергии.

Мы успели подойти достаточно близко к вражескому кораблю, когда его окутала яркая вспышка.

— Вперёд! — крикнул я и мы побежали в атаку.

Мои ребята не особо церемонились с мирмилийцами. Для начала мы просто вынесли входной шлюз, не став тратить время, чтобы его открыть. А ворвавшись внутрь, мы просто устроили бойню. Первыми шли Варяг и Хацкевич работали безжалостно, идя впереди. У каждого мирмилийца был шанс, ровно одна секунда, чтобы решить сдаётся он или нет. Тех, кто поднял руки, мы просто вырубали, а вот оказывающих сопротивление безжалостно уничтожали прямо на месте. Часть мирмилийцев попытался закрыться в пассажирском отсеке, но Вадим просто вырвал дверь с мясом и отскочил в сторону. Мишин и Маркин пустили плазменную струю внутрь, безжалостно выжигая врагов.

Череп по-прежнему сидел за барханом со снайперкой в руках и снимал всех, кто пытался сбежать с корабля.

Но я не участвовал в бою. Вместе Кинтаной мы занимались спасательной миссией. Прорубая дорогу в грузовой отсек, где, по данным Артемиды, бандиты держали наших граждан. Ничего сложного, под Гордзексом было и круче. Да в узких коридорах, всякое может случиться, но не в этот раз. Только один мирмилиец, перед самым входом в отсек замахнулся на нас окровавленным ножом, но рухнул, сражённый импульсом Кинтаны.

Я открыл створки шлюза, ведущего в отсек, и крикнул, заглянув внутрь.

— Советская армия! У вас всё в порядке?

— Совсем нет, но мы вам рады, — проговорил выглядящий измученным человек лет пятидесяти, сидевший у входа.

— Они куда-то забрали Дину. Её увёл Аранг Ронг и у него в руках был нож, — заполошно заверещала какая-то баба.

Я повернул голову и посмотрел на Кинтану. Аранг Ронг, если это он, лежал у его ног. Эдуардо отрицательно мотнул головой. Я вернулся к пленным.

— Товарищи, без паники. Поднимаемся, строимся в колонну по двое, а когда я подам команду, выходим наружу, — потом повернулся к кубинцу. — Эд, пригляди за гражданскими. Я проверю, куда он увёл эту самую Диану, если она вообще существовала.

В панике люди порой могут нести всякую чепуху, но не в этот раз.

Вернувшись в коридор, я заметил красную полосу, такую, как будто полз кто-то окровавленный. Понятно, что когда только шли сюда, мы её не заметили, так как больше интересовались живыми мирмилийцами. Аккуратно пошёл по следу, заходивший в небольшой отнорок, в который обычно складывали всякий инвентарь. Именно туда пыталась залезть девочка-подросток, зажимая рукой на боку рану.

— Варяг, как у вас? — я активировал связь.

— Осталось осмотреть два помещения, — отозвался он. — Но мы их проверяем скорее для очистки совести. Походу больше никого, способного оказать сопротивление, не осталось.

— Понял. Как закончишь, спускайся в грузовой отсек и принимай командование. Твоя задача, вывести гражданских из корабля, провести перекличку, а потом отчитаться мне.

Не став отвечать на вопрос, а что я буду делать, отключил связь и склонился над девочкой. Вот ублюдки, эти мирмилийцы! Хоть в малом, да нагадили. Девчонку он шарахнул ножом, со всей силы, но, к счастью, чуть выше, чем находится сердце. Я вспомнил, что у многих народов Млечного пути сердце расположено немного ниже, чем у людей. Но тем не менее рана всё равно опасная и очень неприятная.

Достал из своей аптечки бинт, я смотал его несколько раз и приложил, зажимая рану девчонки. Удивительно, но она всё ещё дышит. Ладно, значит, имеет смысл попытаться её спасти.

Подняв девочку на руки, кажется, та баба назвала её Диной, я быстро, но аккуратно понёс её сначала к выходу, а потом и к нашему звездолёту. У самого входа я столкнулся с Темиргалиевым, он лишь уточнил, кто командует эвакуацией и услышав, что старший сержант Мишин, помог мне донести Диану, до Яси и Лены, которые держались рядом.

Довнарович хватило одного взгляда на рану.

— Труп, — вынесла вердикт она. — В медотсек даже не тащите, у меня там не прозекторская.

— Ну, может, стоит попытаться, — робко начала Лена, но посмотрев на меня, сразу забыла и об Довнарович, и о девчонке. — Валера, что с тобой?

Я упал на колени и обхватил руками уши. Потом вообще рухнул на землю и закричал, катаясь по песку.

— Понял, я тебя, понял, только прекрати.

— Это Артемида? — насторожился Темиргалиев, аккуратно кладя руку на пистолет.

— Да, — тяжело дыша ответил я. — Она просит, чтобы мы её пересадили в это тело.

На миг повисло молчание. Яська Довнарович сунула руку в карман, достала оттуда пачку сигарет, зажигалку и закурила. Мы с интересом посмотрели на неё.

— Если вам интересно моё мнение, я только за, — пожала она плечами. — Просто неуверена, справлюсь ли с операцией.

— Артемида говорит, что там очень просто… — начал я, но был перебит Марселем.

— Тебя только это останавливает? — спросил он.

— Девчонка уже труп, те десять-двадцать минут, что она ещё проживёт, не имеют значения. Милосерднее было бы вообще её добить. Нет, может быть в Союзе и будь рядом больница, что-то можно было бы сделать, а так нет.

— Товарищ капитан, — повернулся я к Марселю.

— Нет, — отрезал он. — Решение примешь ты и под свою ответственность.

— Есть! Довнарович, оперируй. Артемида даст тебе полную инструкцию…

Темиргалиев лишь сплюнул и пошёл к выходящим из мирмилийского грузовика пленным, забрав с собой Лену, обосновав это тем, что вдруг кому медсестра понадобится, а врач занят. Мы же потащили девочку в медотсек «Бумбараша».

— Не бойся, совсем без подсказок ты не останешься, — «утешала» меня Артемида. — С тобой останется передающее устройство и некоторая моя копия.

Вот спасибо, всю жизнь мечтал быть связанным с инопланетным разумом в теле школьницы.

— Что делать? — спросила Яся, когда мы уложили девочку на переносный операционный стол.

Вместо ответа Артемида подключилась к её планшету и начала выводить последовательность действий, уточнив, что работать надо быстро. Довнарович нахмурилась и принялась за работу.

Сначала она забрала у меня все устройства, которыми я связывался с ИИ. Потом погнала меня в мою каюту, забрать блоки памяти, которые у меня хранились шкатулке. Даже сейчас, когда мы говорим про блоки памяти, имея в виду мегаустройства подобные Артемиде, то представляем целые шкафы, выстроенные в несколько рядов. Но технологии Предтеч, которые мы, кстати, так и сумели освоить, позволяли хранить данные весьма компактно. Вся память Артемиды помещалась, ну не в небольшой шкатулке, как я сказал, скорее это был чемодан и там ещё оставалось место, чтобы и развивать личность и запоминать новые данные.

Когда я притащил чемодан, Яся уже просверлила несколько дыр в черепе усыплённой девушки.

— Мы всё это засунем ей в черепную коробку? — удивился я.

— Нет, — отрезала Довнарович. — Сюда мы поместим несколько основных блоков, они, каким-то волшебным способом исцелят девушку, после чего мы распределим остальное по всему телу.

— Понятно, — сказал я и повернулся, чтобы уйти.

— Стоять! Ассистируешь мне, пока не освободится Приклонская. Халат на вешалке, перчатки в синей коробке.

И я остался. Что поделать, в кабине командуют пилоты, а в медотсеке врач, невзирая на звания. С основой мы управились за пять минут, и Довнарович положила инструменты.

— И как пройдёт исцеление? — спросила она. — Ой!

Раны на теле Дианы, в области сердца стали затягиваться. Процесс занял ровно одну минуту, после чего Артемида снова подала нам сигнал продолжать. Яся взяла скальпель и принялась резать тело девушки. В каждое новообразованное отверстие она вставляла небольшой блок после чего оно самостоятельно затягивалось.

Довнарович всякий раз хмурилась, видя это, и ворчала, что если у явления не будет какого-то понятного научного объяснения, то она просто выкинет тело в открытый космос, а происшедшее из памяти. Артемида пискнула несколько раз, пытаясь, вероятно, разъяснить про сложные технологии, но я просто приказал ей замолчать и не мешать специалисту делать свою работу. Знаю я Яську уже несколько лет. Она постоянно ворчит, ругается, но выкинуть кого-то из своих в открытый космос не сможет. Насчёт чужих неуверен, если вспомнить, как она отлупила бывшую императрицу.

Соединением девочки и искусственного интеллекта мы занимались часа два. За это время сюда сунул нос только Темиргалиев. Но едва заметив его индейскую физиономию, Довнарович только и поинтересовалась, освободилась ли Лена и узнав, что нет, так гавкнула на капитана, что он счёл за лучшее скрыться.

— Свободен! — наконец скомандовала Яся, откладывая скальпель и фиксируя тело девочки. — Я пока пойду, посмотрю, как там дела у Приклонской. Судя по всему, не особо хорошо.

— Как вы всё это выносите? — спросил я.

Голова у меня слегка кружилась, а меня самого слегка подташнивало.

— Привычка, — отрезала она и ушла.

Я снял халат и выкинул перчатки в утилизатор. Ещё раз бросил взгляд на лежащую на столе девчонку и отвернулся, потому что снова замутило. Откуда привычка? Я вот много чего повидал и раненых, и трупы, некоторые даже разорванные на куски, а вот такое механическое отношение к человеческому телу меня вывело из равновесия.

— Кирьянов пусть полчасика отлежится, — услышал я из коридора голос Яси. — Утомился он, в раскорячку два часа стоял.

Спасибо тебе, добрая женщина. Последую я твоему совету. Потому что неважно, буду ли я лежать или нет, но через полчаса припрутся и командир, и бойцы и всем будет что-то от меня надо.

И правда — хоть часы сверяй, ровно через тридцать минут в каюте появился товарищ капитан. Но и Довнарович оказалась права, за полчасика меня попустило.

— Ну что, готов к труду и обороне? — спросил меня Марсель.

— Что надо делать? — спросил я.

— Думать. Понимаю, сложно, но у нас проблемы. Мы освободили сорок четыре человека и это все, кто бы захвачен. Ещё шесть человек умерло, в том числе и твоя Диана. Вопрос в том, как мы всех их потащим через полгалактики?

— Потесниться? — осторожно спросил я. — В кают-компанию можно впихнуть двадцать человек. Ну, посидят несколько часов, друг у друга на головах, а там уже…

— Кирьянов, — утомлённо вздохнул Марсель. — У нас не грузовик, а старый имперский разведчик. Здесь система жизнеобеспечения рассчитана на двадцать человек максимум. А нас вместе с ними, больше полусотни. Вот и скажи мне, друг ситный, откуда нам брать энергию для того, чтобы мы могли просуществовать хотя бы на минимуме пару суток?

Я было открыл рот, но он уже ответил за меня.

— Правильно. С других систем. А какие у нас есть энергоёмкие системы? Правильно. Маскировка, вооружение, манёвренные двигатели. Если бы надо было лететь, да хотя бы с Полыни на Кадмию, то это не проблема. Но мы находимся в рукаве Центавра. И нам надо во-первых, добраться до межрукавного портала, во-вторых, суметь из него сразу перейти на Кадмию, к примеру.

Я взял свой планшет и вызвал на экран карту Млечного пути. Внимательно изучил звёзды и тяжело вздохнул. Действительно, отсюда было только три выхода. Один портал был территории Торкартена, второй на неизвестной нам территории, обозначенной, как Ардат Тангорихкс, а третий в мирах анархии, но не у пустой планеты, как эта, а на местной «Тортуге», центре контрабандистов, пиратов и прочих межзвёздных шакалов.

— Подождём, когда оклемается Артемида? — осторожно предположил я.

— Ты бы завязывал во всём полагаться на искусственный интеллект Предтеч, — пробормотал Марсель.

— Я не во всём, но ситуация, действительно критическая. Оставить людей здесь, в ожидании, пока мы не приведём помощь — нереально. За это время сюда могут прилететь как мирмилийцы, так и халлдорианцы.

— Халлдорианцы… — задумчиво проговорил Марсель. — Если у них здесь была перевалочная база, значит, недалеко есть контролируемые ими миры.

Мрачно покачав головой, я напомнил товарищу капитану:

— Это было в имперские времена. Ныне Халлдорианцы оставили рукав Центавра, полностью уйдя в Персей.

Темиргалиев только выругался. Я не стал слушать его очередной загиб, а вышел из каюты, чтобы поговорить с людьми, которые хоть что-то понимают в технике, а заодно подумать, как мы можем увести полсотни человек на советскую территорию.

Я выдернул Жмыха и Вика из «трофейной команды», то тех, кто шастал по вражескому кораблю в поисках каких-то интересных технических устройств или вообще, чего-то полезного. С боем отобрал Стерлядкину, у девчонок, которые занимались санитарно-медицинскими процедурами и собрав в кружок, начал совещание, что делать. Кто виноват было ясно и так.

— Ничего, — сказала Марина. — Или летим, как неповоротливый грузовик, или бросаем их здесь.

Стало понятно, что Марсель консультировался с Пушкарёвым. Поэтому я перевёл взгляд на инженеров.

— Есть варианты, — протянул Жмых. — Но не уверен, что они вам понравятся.

Вик согласно кивнул.

Проще говоря, Лёха Маркин предложил нам скрутить аккумуляторы с мирмилийского грузовика, соединить с нашими и так лететь.

— Но жизнеобеспечение, придётся урезать по максимуму, — уточнил он. — И отключить орудийный отсек.

— Маскировка?

— Можно оставить, — пожал плечами он. — И манёвренные двигатели.

— Отлично. Сколько тебе нужно человек и времени?

— Достаточно Черепа и Вика, а так… полтора — два часа.

— Работай, — приказал я, достал сигарету и победно поглядел на Марселя.

Тот нахмурился.

— Пилоты ничего не понимают в «потрохах» кораблей, на которых они летают, — пояснил я. — Взлёт-посадка, проще говоря.

— Уел, — согласился Марсель и чтобы не терять времени отправился командовать погрузкой советских граждан, на наш звездолёт.

До этого девочки отсортировали всех их по тяжести состояния. Таких случаев, как с девочкой по имени Диана, больше не было, но хватало и переломов, и истощения, и ушибов. Всех их мыли и дезинфицировали. Шмотки, в которых они находились в рабстве, мы попросту сожгли. Однако, Довнарович, услышав о наших планах, неожиданно, упёрлась рогом.

— Не позволю! — возмущалась она. — Вы представляете, как на состоянии их здоровья отразится подобный перелёт!

— Зато я представлю, как отразиться на их здоровье, попадание торпеды в звездолёт, — отмахнулся я. — Прапорщик Довнарович! Дискуссия окончена, готовьте пострадавших к эвакуации.

Яся очень нехорошо посмотрела на меня. Она не любила, когда её называли прапорщиком. Но при всём её характере, субординацию она соблюдала, поэтому принялась за работу, высказывая под нос, всё, что думает про меня и мои решения.

Размещение новых пассажиров заняло у нас часа три. При этом не обошлось без скандалов. Жмых, не слышавший про строгий запрет кормить эвакуируемых: они были сильно истощены, поэтому Довнарович, чтобы у них не случились ещё проблемы с желудком, выдавала им еду микроскопическими дозами, от широты души попытался поделиться пайком с одним из страждущих. Но неудачно, он был пойман бдительным врачом.

— Где она орёт? — спросил сидевший на месте второго пилота Пушкарёв.

— В грузовом, — отозвался я, входя в кабину.

— Это же противоположный конец корабля! — пилот был в шоке.

— Да. Поэтому мы с ней никогда и не спорим, а товарищ капитан, шустро побежал прятать болезную из медотсека. Правда, почему-то в моей каюте.

Диану мы действительно прятали от недавних товарищей по несчастью. Темиргалиев выяснил, что родители девчонки погибли тут же, в плену, а другой родни у неё практически не было, только очень дальние родственники.

— Вместе с её родители похороним пустой гроб, — пояснил он. — Для всех она мертва.

— Жестоко, — сказала Довнарович.

— По сути дела, так оно и есть, — мрачно сообщил Марсель. — Эта девочка погибла, как и её родители.

Я промолчал. Артемида обещала сохранить личность девушки, только внести кое-что от себя. Теперь они лежали в моей каюте. Темиргалиев остался дожидаться, когда она или они придут в себя. Я же сидел в кабине пилотов, ожидая старта.

Корабль наконец поднялся вверх, как мне показалось не так легко, как он взлетал обычно и я поделился своими мыслями с Мариной. Но она отмахнулась от моего предположения, просто объяснив мне, что так бывает всегда, когда стартуют не с посадочных колец. Пушкарёв, кивком, подтвердил её слова.

Преодолев притяжение, мы взяли курс на портал, до которого лететь было не так далеко, всего полчаса.

— И, тем не менее, дыши через раз, — посоветовал мне Серёга и было непонятно, шутит он или нет.

Динамик связи ожил.

— Кирьянов, давай, в свою каюту! — буркнул Марсель.

— Чего это он? — не понял Пушкарёв.

— Артемида пришла в себя. Или правильно будет Диана?

Марина Стерлядкина лишь пожала плечами.

— Артемида и Диана, считай одно и то же, если я правильно помню греко-римскую мифологию. Так что у нас две Дианы, в одном теле.

— Или одна, — пробормотал я, выходя из кабины.

Дойдя до каюты, я увидел удивительную сцену. Марсель Темиргалиев утешает плачущую девочку.

— Что с ней Кирьянов? — раздражённо спросил он. — Почему искусственный интеллект, попав в человеческое тело, стал так себя вести?

— Может быть, потому, что перед вами не созданная Предтечами Артемида, а Диана Яковенко, юное создание, шестнадцати лет от роду?

— Пятнадцать. Шестнадцать через четыре месяца будет, — всхлипнула Диана, но вдруг резко успокоилась и подняла на меня свой взгляд.

Я дёрнулся и резко отступил в сторону. Насколько мне помнилось у девчонки, которую я тащил на операционный стол, глаза были карие. А у неё… у этого, глаза оказались глубокого тёмно-синего цвета.

— Привет, Валерий, — сказала Артемида.

Я это понял по изменившемуся тембру голоса. Утерев пот со лба, я присел на краешек кровати.

— И тебе не хворать. Слушай, что это сейчас было?

— Если ты про слёзы, то мы с Дианой, слились ещё не до конца и девочка ощущает некую растерянность или лучше будет сказать стресс. Она не понимает, что с ней происходит и выдаёт такую реакцию. А если ты спрашиваешь про глаза, то это одно из внешних проявлений соединения меня с человеческим организмом.

— Ясно, — кивнул я. — Поговорим?

— Мы этим и занимаемся, — Диана-Артемида, улыбнулась как-то криво.

Стало понятно, что она всё ещё учится пользоваться человеческой мимикой.

— Как тебя называть? — спросил Марсель.

Девушка пожала плечами и снова сделала это как-то неестественно.

— Можете Дианой. Разница невелика, а ей будет привычно.

И мы засыпали единую в двух лицах Диану, целой кучей вопросов. Даже было неясно, чего мы хотим от неё добиться. Выявить нестыковки в её рассказе — но их не было, наоборот, всё связано и логично.

— Вы поймите, у меня нет цели воевать с вами или как-то вредить, — уверяла она. — Если только вы не будете препятствовать моей миссии. Но вы ведь не будете?

— Принимается, — согласился Темиргалиев. — А у остальных стражей?

Диана на мгновение сбилась. Потом глубоко вздохнула и начала нам объяснять.

— Вот смотрите. Я вам помогала, да не просто так, а рассчитывала на ваше содействие, но поймите. Если бы вы не были мне симпатичны, я… да, знаете, я, наверное, не вышла на связь с Валерой. Но просканировав его память, убедилась, что с вашей цивилизацией можно иметь дело. Но другим стражам могут понравиться ваши противники или даже враги. Тогда они будут содействовать им. Но я думаю, что мы как-то договоримся между собой и просто уйдём, каждый на свой галактический пост, если уж совсем нельзя будет избежать конфликта.

Марсель лишь скрипнул зубами. Кажется, я не ошибся, предположив, что ему что-то известно о нахождении одного из стражей. Я вопросительно посмотрел на капитана.

— Это только предположение, — пожал он плечами. — Проверим, тогда скажу, точнее. Пока не забивай себе голову.

Он активировал внутрикорабельную связь.

— Стерлядкина, где мы? Я почувствовал, через портал мы проходили три раза. Это больше на один, нужного числа.

— Товарищ капитан, вы не забыли, что у нас режим маскировки? Приходится проскальзывать, ну как получится, чтобы нас не засекли. Встраивается в плановые открытия.

— Где? — спросил Марсель, тяжёлым голосом.

— Новый Род-Айленд, — произнесла Марина обречённо. — Стоим, а вернее, прячемся в очереди на открытие портала на Машеров.

— Командир, это я настоял, — влез Пушкарёв, но мы его не стали его слушать и отключили.

— Расстрелять, — выдохнул Марсель.

— Перед строем, — поддакнул я.

— Обоих, — пискнула Диана.

Мы посмотрели на неё, дружно рассмеялись и по очереди пожали ей руку.

— Добро пожаловать в команду, — сказал ей я.

— Ты не торопись. Хотя бы с товарищем полковником согласуй, ну так, для приличия.

— Само собой. Я не самоубийца.

Что началось дальше, после того как мы проскользнули в портал на Машеров, не описать и в целой книге. Но попробую рассказать вкратце. Едва мы вышли из портала Нового Род-Айленда, как МарсельТемиргалиев, пошёл в рубку связи, взяв меня с собой и бесцеремонно выпихнув оттуда Вика. Когда мы остались одни, он связался с нашим управлением по планете и назвав нужные коды, попросил срочно вызвать полковника Тихонова.

— Что случилось? — недовольно спросил Анатолий Степанович. — Вы же должны сейчас быть там, где обговорено.

Я синхронизировал время с новоленинградским. Внизу было полпятого утра или ночи, как кому удобно.

— Товарищ Тихонов, произошли некоторые изменения, не связанные с основной миссией, о которых вам доложит младший лейтенант Кирьянов.

Он передал микрофон мне. Интересно, к добру или к худу такой жест?

— Что вы ещё натворили, архаровцы? — утомлённо спросил полковник.

— С чего начать? С хорошей или плохой новости?

— Монопенисуально, — в голосе Тихонова послышалось нетерпение. — Валер, ты давай не мни сиськи.

— Из-за глюков портала при межгалактических переходах, при возвращении мы оказались в рукаве Центавра, мирах анархии, где натолкнулись на мирмилийский транспорт…

И я пересказал историю столкновения, захвата и штурма бандитского корабля, который перевозил наших граждан. Высказал предположение, что они использовали их для работы на рудниках, а зачем увозили непонятно. Выжившие мирмилийцы, которых мы бросили на планете, ничего по существу, сказать не могли, потому что были обычными надсмотрщиками.

По ходу моего рассказа Анатолий Степанович несколько раз вызвался восхищённо-непечатно, а когда я закончил, произнёс:

— И какая может быть плохая новость?

Я вздохнул и рассказал про Диану.

— Ладно, разберёмся здесь на месте, — нетерпеливо произнёс. — Значит так, ребят. Покружите несколько часов на орбите. Продержитесь? Вот и ладно, а мы пока устроим торжественную встречу. И ещё, Валер. Ты же не будешь не против, если все почести пожнёт капитан Темиргалиев? Ему всё равно переходить из оперативников на руководящую работу.

— Сочтёмся славой — ведь мы свои же люди, — процитировал я великого поэта, посмотрев на Марселя.

— Пускай нам общим памятником будет, построенный в боях социализм, — довольно хохотнув, завершил разговор Анатолий Степанович Тихонов.

В рубке связи наступила тишина. Я посмотрел на Марселя.

— Спасибо, что помог прикрыться, — поблагодарил его я.

Он ничего не ответил, только похлопал меня по плечу.

А дальше началось… Едва наш корабль сел на планету через посадочные кольца, как его окружила толпа журналистов. Как советских, так и иностранных и даже инопланетных. Мы чуть не ослепли от вспышек фотоаппаратов, а Жмых ворчал недовольно из-за масок, которых нас заставил надеть Марсель, не понимая, что это для его же блага. Нам ещё работать и работать в несоветском Дальнем космосе и никому не надо, чтобы наши физиономии срисовали все кому не лень. Хватит и того, что за мной охотятся и земные, и инопланетные спецслужбы.

Да и от общения с журналистами это нас спасло, а то я сомневаюсь, что все смогли бы выучить легенду, которую Темиргалиев скармливал журналистам: про долгое выслеживание и хорошо разработанную операцию. Причём сообщал он такие подробности, что я только диву давался. Полковник Тихонов, который вышел на связь с нами, незадолго под посадки, обрисовал всё в общих чертах, без каких-либо подробностей.

— Вернёмся мы нескоро, — посетовала Марина, когда мы помогли недавним пленным покинуть звездолёт. — После тех переделок и этого маршрута…

— Поставим в приоритет, — быстро сказал ей Темиргалиев и снова стал улыбаться журналистам.

«Ага, значит скоро война, значит, снова в поход», — подумал я.

Праздник кончился, едва мы передали бывших заложников в руки советских врачей. Как из-под земли вырос невысокий и сутулый человек и быстро проговорил, назвав пароль:

— Вас и Диану Яковенко ждёт у себя полковник Тихонов.

— Она в звездолёте, — отозвался я.

Невысокий кивнул, сообщая, что подождёт и я, направившись к Бумбарашу, вывел оттуда Артемиду, ставшую Дианой. Елена дёрнулась было пойти с нами, но была остановлена сутулым.

— Только эти двое, — сказал он.

До управления ГРУ мы домчались быстро и без проволочек были представлены по светлые очи полковника Тихонова и ещё каких-то двух человек, толстый и высокий. Толстый, как я понял, был доктор, а второй, я не сразу догадался откуда. Они сразу начали перекрёстный допрос меня и Дианы. Поначалу у девочки чуть не случилась истерика, но Артемида быстро её подавила и отвечала на вопросы уверенно.

— Что скажете, Сергей Васильевич? — спросил Тихонов у усатого толстяка, едва допрос закончился.

— Удивительный случай, с точки зрения психиатрии, — проговорил тот задумчиво. — Вот фактически девочку искусственно сделали шизофреником, но вторая личность, стремится слиться с первой, ликвидировав раскол.

— То есть, по существу ничего? — вздохнул Тихонов.

— Это надо изучать и не один месяц, — пожал плечами толстый доктор. — Только тогда можно будет сказать, что-то, как вы выражаетесь, по существу.

— Я думаю, мы можем не сомневаться в лояльности Артемиды, — вдруг вмешался высокий. — Сливаясь с Дианой Яковенко, она получает её характер, а самое главное — ценности. Правильные идеалы, наши, советские.

Интересно, а как они так шустро вытащили товарища из ЦК? Может, он уже был здесь в командировке? Да, точно. Идеологическая работа. Во время чисток восьмидесятых по этому сектору прошлись настолько сурово, что его практически пришлось создавать заново.

— Хорошо, — Тихонов приложил ладонью по столу. — Спасибо, Ярослав Антонович, мы учтём ваше мнение. Что же касается вас, Сергей Васильевич, то исходя из сказанного, мы не можем запереть девушку в психиатрической больнице и устроить наблюдение за ней.

— Выйдет боком, — подтвердил товарищ из ЦК.

— Но помни Кирьянов, под твою ответственность, — закончил Тихонов.

— Так точно! Я могу идти?

— Идите оба. И не светитесь особо в Новом Ленинграде. Вообще-то, вы должны были вместе с Темиргалиевым лететь на Кадмию… — полковник на несколько секунд задумался. — Что со звездолётом?

— Товарищ капитан, говорил, что надо поставить в очередь на срочный ремонт, но я не успел…

Тихонов потянулся за телефоном. Стационарный, но уже без диска, кнопочный.

— А подать сюда Ляпкина-Тяпкина, — иронично прокомментировал высокий, а доктор улыбнулся.

Товарищ Тихонов за пять минут сумел договориться с очень несговорчивыми и вечно загруженными ремонтниками Нового Ленинграда. Даже никому не угрожая. Просто представился и говорил с собеседником достаточно безапелляционно. Потом продиктовал им мой гражданский номер и повесил трубку.

— Значит так. Тебе через двадцать минут позвонят и скажут, когда будет готов звездолёт. Если слишком долго, звони мне, я побеседую снова. Пока ступайте, погуляйте. Покажи девушки, красоты советского города.

Я хотел сказать, что она их уже видела. Но вовремя прикусил себе язык и смотался из кабинета, прихватив в охапку Диану, которая вообще ничего не понимала. По дороге я написал всем членам своей команды, чтобы они не расслаблялись и были готовы к вылету, а Кинтане и Хацкевичу назначил встречу в кафе «Снежинка».

— Куда пойдём? — немного ёжась спросила меня Диана.

— Ты кто сейчас? — уточнил я.

— Я одновременно и Артемида, и Диана Яковенко, — немного скованно отозвалась девочка. — Прости Валерий, но мне нужно время и покой, чтобы слить наши сознания. Тогда я буду функционировать полноценно, а Диана перестанет испытывать страх.

— А я хотел с тобой поговорить, — ухмыльнулся я.

— О чём? — Диана-Артемида оставалась серьёзной.

— Ну хотя бы о том, как ты будешь взаимодействовать с нашей командой…

— Я вообще планировала жить на спутнике Кастора, — ответила она. — По возможности мониторить всплески и возмущения, отслеживать межгалактические переходы. Но…

Она немного помолчала и хитро посмотрела на меня.

— Это скучно. Просто сидеть в железной банке целыми днями и изучать отчёты? Да с ними и примитивный ИИ справится. Поэтому приказывайте товарищ командир. Куда пошлёте, туда и пойду.

Мороз пробрал меня по коже. Уж как-то быстро очеловечивается этот искусственный интеллект, который поместили в тело обычной советской девочки. Я вздохнул и утёр пот со лба.

— Страшно, Валерий? — оказывается, девочка зашла вперёд и теперь смотрела мне в глаза.

— Есть чутка, — признался ей я.

— А теперь представь, как страшно Диане Яковенко, ведь она несколько лет провела в плену, точнее, в фактическом рабстве, у которой убили родителей, потом чуть не зарезали её саму. И выжила она только потому, что ей в голову подсадили чуждый, искусственный интеллект. И он теперь сливается с ней самой, и девочка боится, что это убьёт её окончательно.

— Извини. Я сам человеческий облик чутка потерял, такие дела творятся, такой узел завязывается, — я покраснел, потому что мне и правда стало стыдно. — Пойдём, мороженкой угощу.

— Диана любила клубничное, — сказала Артемида.

— Есть такое в кафешке, — согласился я.

С этими разговорами, я чуть было не пропустил звонок от ремонтников, которые обещали поставить звездолёт на ход часа через три. Сердечно их поблагодарил, чем ввёл прострацию звонившего. Мы шли по улицам Нового Ленинграда, и я рассказывал Диане, какие-то свои студенческие похождения. Проходя мимо университета, я лишь вздохнул. Было немного жаль, вольной студенческой жизни. Ведь я сейчас мог быть там, сидеть на лекциях, а после завалиться с Колькой и Ириной, но только не в кафе на пляже, куда мы шли с Дианой, а в пивную, в квартале от нашей общаги, где постоянным посетителям могли подать и портвейна, и коньяку.

«Но тогда те люди, что вы спасли от мирмилийского синдиката, были по-прежнему в рабстве и рано или поздно их бы освободили, но сколько бы их погибло?» — внезапно прорезался внутренний голос.

Словом, я был на своём месте. Но иногда просто брала тоска по лёгкой студенческой жизни, правда, в ту пору я тосковал о разведке.

К кафе нас уже ждали Кинтана, Хацкевич и, разумеется, моя ненаглядная Леночка. Я поцеловал её, а она почему-то спросила:

— Ты не против, что я пришла?

— Только за, я же тебя никаких приказом не озадачил, правильно?

— Мало ли, — пожала плечами она.

— Нет, Лен, этих двоих лбов, я взял на всякий случай. Вот эту русую головушку, — я показал на Диану. — Надо охранять как следует, пока мы не улетели в более тихие места, а то здесь шпион на шпионе.

— А меня ты вызвал, чтобы мы особо из толпы не выделялись? — белозубо улыбнулся Кинтана.

Да, действительно, на нашего кубинского сержанта уже косились все кому не лень. К счастью, шпионов поблизости не оказалось, провокаторов тоже и мы, дождавшись ремонта нашего боевого корабля, полетели на Кадмию, в ожидании нашего дальнейшего будущего и новых приказов.

Глава 17. Пароль не нужен

Октябрь — ноябрь 2005 года

Мы отсиживались на Кадмии, пока не утихла шумиха, связанная с возвращением захваченных советских граждан. Всё высокое руководство было крайне довольно этим и Марселя Темиргалиева, а заодно и нас наградили очень щедро. Марсель получил ожидаемые майорские звёздочки и занял кресло главы отдела специальных операций и подбирал себе команду. Нам он сообщил, пока не радоваться, ибо его сменщик в проекте «Фараон», покажет нам, как раком зимуют, вот только доедет.

Нас поселили на небольшой туристической базе, которая пустовала по сезону пустовала, и мы были полностью предоставлены сами себе.

Полученное свободное время мы использовали с пользой. Во-первых, отработали тактику, которую надо было менять из-за новичков в команде, а во-вторых, дали Диане передышку, то есть неделю вообще не трогали и она отсыпалась в своей комнате, даже не выходя оттуда. Еду ей приносили Лена и Яся, которые с ней не заговаривали. И в третьих, после того как Диана оклемалась, мы изучили полученные ей данные по соседней галактике, а я стал отрабатывать взаимодействие с ней, через стандартную связь.

— Зачем нам надо менять тактику? — не понимал Череп.

— Раньше у нас таранами были Жмых и Варяг, а Хан, Хорн и Коля поддерживали сзади. Теперь наоборот. Тараном идут Хацкевич и Кинтана, Жмых и Варяг сместились назад, а Вик, наоборот, выдвинулся вперёд.

— Ну такое, — пожал плечами Череп. — Всё равно в бою куча мала, начинается почти сразу.

И тем не менее мы продолжили. Очень скоро пришла в себя Диана. Она стала выглядеть и вести себя, ну не как обычная советская девушка, а очень близко к этому. После того как первый шок прошёл, она в целом оказалась довольна слиянием с искусственным интеллектом, а Яську просто разорвало от любопытства, как Артемида помогла ей достичь такого высокого уровня регенерации.

Однако ответы Дианы мало что прояснили, так как это был высший уровень развития медицины Предтеч, до которой нам ползти и ползти. Довнарович опять стала ворчать, что теперь понимает, почему в Средневековье сжигали ведьм, но успокоилась, когда девушка продиктовала ей пару рецептов для фармакологии и манипуляций, которые мы могли использовать в военно-полевой медицине. Обрадованная Яська бросилась писать работы, стремясь поделиться с коллегами, и забыла про регенерацию.

Мы же с удовольствием послушали отчёты Дианы, а теперь она требовала обращаться к ней только по имени девочки-носительницы, чтобы не сбивать её с толку, о Туманности Андромеды. Правда, понятной нам информации было мало, но тем не менее выводы мы смогли сделать.

В соседней галактике дела шли ни шатко ни валко. Были ли у них собственные Предтечи — непонятно. Возможно, их истребили наши, не зря же они так дёргаются на тему визитёров от соседей. В общем, вариантов была уйма, а факты таковы:

В настоящий момент сформировалось пять цивилизаций, освоивших межзвёздные перелёты и колонизировавших Туманность Андромеды. Гуманоидов, произошедших от приматов, среди них не был. Да и вообще, от млекопитающих произошло только две цивилизации: раттусоподы и ликаноподы, первые от крыс, вторые от волков. Третьими были рептилии, но аналогов им в земной биологии мы не нашли. Четвёртые оказались птицами, разумеется, нелетающими. А пятые мы вообще не поняли кто это, лишь сделали себе заметку, что при встрече лучше их уничтожить. Какая-то разумная слизь, могущая принимать разные формы. Все они, как уже было сказано, вели перманентную войну друг с другом. Они вступали то в разные альянсы, которые сразу распадались, едва заканчивалась очередная война. Освоение межгалактических перелётов на этом этапе им было недоступно. И в общем-то, даже не входило в ближайшую повестку. Пять цивилизаций активно осваивали уголки своей галактики, готовясь к очередной схватке за господство. Больше ничего Диане не было интересно, хотя она набрала много попутной информации, которую, наверняка будут изучать в ГРУ, причём под микроскопом.

— У нас осталось две недели, чтобы смотаться отсюда, — мрачно проговорил Варяг, глядя на небо Кадмии, которое уже начинало сереть. — Иначе застрянем на месяц

Я лишь согласился с ним закуривая. Через две недели два спутника планеты займут положение в космосе, препятствующее навигации и она останется отрезанной до конца месяца. Это, разумеется, печалило, но что делать?

К счастью, Марсель Темиргалиев появился на следующий и сразу же вызвал меня, выдернув из тёплых объятий Лены.

— Через двадцать минут жду тебя у здания управления. Не опаздывай, — коротко сообщил он и отключился.

Я вскочил и начал собираться.

— Что такое? — подняла голову заспанная Ленка.

— Начальство прилетело и наводит страх и ужас. Судя по звукам он в космопорте, значит, у меня есть пять минут резерва.

Взяв флаер, я помчался навстречу, даже никого не предупредив. А смысл? Марсель не приказывал мне никого с собой брать, а будить их значило терять время.

На оговорённое место встречи я прибыл за минуту, до назначенного времени и тут же рядом приземлился флаер, из которого вышел Марсель.

— Молодец, — кивнул он.

— Служу Советскому союзу, товарищ майор.

— Хорошо служите, — Темиргалиев прошёл в управление, показал служебное удостоверение и не обращая внимания на вытянувшегося по струнке вахтёра, пошёл к коридору, занимать место начальника. — Я даже вам награды за это привёз. Но вручу не раньше чем через неделю.

Мы дошли до кабинета, с которого уже была скручена старая табличка, но новой не появилось. Едва мы зашли, от порога метнулась женщина средних лет, с кипой бумаг.

— Товарищ майор… — начала она, но недоговорила, Марсель просто отмахнулся от неё.

— Семь минут, — бросил ей он. — Срочное дело.

— Куда? — только и спросил я, едва дверь за нами захлопнулась.

— Халлдория Барна, а точнее, планета Арна Тагана, город Хадрекс, это…

— Основной торговый порт халлдорианцев, — кивнул я.

— Да. Дело срочное, требуется эксфильтрация нашего агента и его помощника. Понимаю, надо было это делать, не спеша, но так получилось.

— Как обычно, — хмыкнул я. — Какие данные?

Марсель кратко объяснил мне, что и как следует делать, в конце уточнил:

— Сможешь запомнить без своей Артемиды?

— Во-первых, память я хорошо натренировал, а во-вторых, запоминающие устройства она мне оставила, отрастив в Диане новые.

Марсель издал какой-то непонятный звук, но ничего не сказал.

— Стоп, — сказал я. — Агент сам подойдёт ко мне в баре «Мондинго» в портовом квартале, так? А какой пароль, отзыв?

— Пароль не нужен! — расплылся в улыбке Темиргалиев. — Давно мечтал сказать эту фразу. С тех пор как фильм увидел.

— Я должен говорить фразу, — проворчал я. — То есть я агента знаю? Кто это?

— На месте увидишь. Будет сюрприз. Так, Кирьянов. Вводные ты получил? Собирай команду и вылетай как можно быстрее.

Я повернулся к двери. Сюрпризов я не любил.

— Центральноевропейские документы у тебя сохранились? — спросил он.

Я кивнул.

— Тогда лети по ним. В курсе, что они засвечены, но ведь не на Халлдории.

— «Интересно, это всё-таки реально эксфильтрация или ловля на живца продолжается?» — размышлял я, покидая здание управления ГРУ по Кадмии.

Своей команде я послал сообщение с приказом быть готовыми покинуть турбазу через полчаса. Они меня не подвели. Толи соскучились по работе, то ли настолько хорошая дисциплина у нас была.

С вылетом проблем не возникло. Эме надоело каждый раз воевать то с ремонтниками, то с диспетчерами и она с помощью Ленки выцыганила из полковника Тихонова необходимые документы. Они помогали нам вылетать с планеты без бюрократических проволочек. «Подателю сего», назвал я это, когда она довольная собой, отчитывалась мне. В ответ они самодовольно рассмеялись, но я не стал мелочиться и внёс благодарность им обоим в личное дело. Инициатива у нас хоть и наказуема, но не всегда.

Именно про эти бумаги, она напомнила нам, когда мы поднялись с планеты.

— Валер, зачем эти обходные манёвры? — спросила она. — У нас все необходимые полномочия есть, а Кадмия это межрукавный портал. Индекс планеты Арна Тагана наверняка Диана помнит. В чём сложность? Открываем портал напрямую, идём в бар, забираем агента и сматываемся. Точка.

Я, сделав заботливое лицо, приложил руку ко лбу Марины.

— Эме, ты здорова? — спросил я её. — Или ты всё-таки готова нарушить рекомендацию товарища Темиргалиева и закончить так, как та женщина, в честь которой ты взяла свой позывной?

Марина надулась.

— Узнал всё-таки, — вздохнула она. — И что я сказала не так?

Наша группа переглянулась и посмотрела на Марину с иронией.

— Мари, — мягко сказал я. — Ты сама подумай, откуда у торговой артели из Центральной Европы, во-первых, нужный индекс, а во-вторых, право самостоятельно открывать порталы, куда они пожелают?

Стерлядкина смутилась.

— Вот то-то, — наставительно заметил я. — Поэтому давай, в очередь на Нуэвас Куба, а оттуда уже по нужному адресу.

— Три часа потеряем, — вздохнула Марина.

— Конспирация, матушка, — ответил я и пошёл в свою каюту, чтобы переодеться соответствующе.

По пути меня под руку перехватила Довнарович.

— Что значит её позывной? — хитро щурясь спросила она.

Я мягко отстранил девушку от себя. Подумал немного и обломал.

— Догадаться очень нетрудно. Но думай сама. Дам подсказку. Это связано с её именем.

Оставив недовольную Довнарович в коридоре, я закрыл дверь своей каюты, а сам подумал, что если бы не стал перечитывать на каникулах «Трёх мушкетёров», а потом зацепившись за имя Мари Мишон, не полез в Большой Советский Информаторий поискать что-то про это авантюристку, то вряд ли бы смог так здорово обломать Маринку. Но Ясе этого говорить я не собирался. Стерлядкину она при любой удобной возможности норовит как-то подколоть, хотя отношения между ними и прекрасные.

— Спасибо, что не сказал ей, — шёпотом поблагодарила Марина, когда я вернулся в кабину пилота, чтобы изображать капитана. — А то она бы жизни мне не дала, дразнила, что взяла псевдоним в честь шлюхи.

— Ты знаешь, любезная Мари, как можешь её успокоить на эту тему, — ухмыльнулся я и переключился на изучение данных по заданию.

Мы прошли сначала в сторону Нуэвас Куба — и будь мы настоящей артелью, то обязательно заглянули бы на эту планету. Просто отдохнуть, а возможно и прикупить кое-какого товара. За последний год местные рыбаки наловчились ловить морских эндемиков, которые были не вредны для человеческих организмов, а некоторые так и полезны. Но никуда залетать мы не стали, торчать дополнительно сутки в тропиках, меня как-то не радовало, Кадмия уже сидела в печёнках и я был не против нормальной осени и вроде бы она и должна ждать нас, помимо агента у халлдорианцев.

Мы прошли порталом на Арна Тагана, а уже через час приземлились в Хадрексе. Как водится, меня немного напрягал такой спокойный перелёт, без погонь, требований сдаться. Не отошёл ещё после Нового Род-Айленда, когда тоже вначале было всё спокойно, а потом пришлось убегать от военных кораблей.

Город Хадрекс порадовал нас тёплой, мягкой осенью и удивил отсутствием яркоглазых, в смысле халлдорианцев.

В город, а вернее, в портовый квартал, я вышел в сопровождении Мишина и Хацкевича. Чуть поодаль от нас держалась Приклонская, которую сопровождали Жмых и Череп, а по противоположной стороне шли Кинтана и Стерлядкина. Диана, Яся и Вик остались на звездолёте.

— Не понял, — осмотрелся по сторонам Вадим. — А где яркоглазые?

— У себя дома, — буркнул я. — В Хадрексе, их один процент от населения города и они занимают руководящие посты в администрации и полиции. Мы же это обсуждали — большая часть Халлдорианского Альянса населено гарза, просто яркоглазые вовремя подсуетились, захватив эту планету.

— По этой причине Альянс считается слабым звеном во всех государствах, образовавшихся после падения империи, — добавила Лена.

Разумеется, уточнять, что поэтому Халлдория и стала нашей основной целью, мы не стали.

Мы немного поплутали по портовому кварталу, разумеется, для отвода глаз, так как Диана и Вик помогали нам не заблудиться в этом городе, а потом зашли в «Мондинго», который Марсель назвал баром, а по мне так это был банальный кабак. Но одно хорошо, собирались здесь не местные, а прилетавшие на Арна Тагана торговцы. Заходя в бар, мы немного перемешались, и Лена села со мной за стол, оттеснив Варяга.

— Сколько ждать? — спросила она, недовольно осматриваясь по сторонам.

Я достал планшет и вывел на экран часы, показывающие местное время. Здесь, в сутках было двадцать семь с половиной земных часов, поэтому существовала своя система измерения, которую постоянно приходилось переводить на земные, чтобы не путаться. Хорошо, что наши программисты разработали нужные программы, а вообще в последний год шли дискуссии, в научном сообществе. Одни требовали создать универсальный календарь, для всех планет, а вторые уточняли, что нужен галактический календарь, через который можно будет конвертировать измерения времени, в общие, а для каждой планеты они будут уникальными. Я придерживался второй точки зрения, потому что было ясно: на четырнадцати планетах мы не остановимся и надо будет двигаться дальше, а это значит менять универсальный календарь всякий раз, когда мы начинаем осваивать новую планету.

— Примерно тридцать минут, — сказал я. — Вадим, закажи что-нибудь, только слабоалкогольное. Не надо вызывать подозрений, беря лимонад, но головы нам нужны ясные.

Хацкевич принёс три кружки местного пива, предварительно посоветовавшись с Лёхой Маркиным. Вот что меня поражает в них обоих, так это умение разбираться в том, какую сивуху и на какой планете пьют. Но общие знания проскакивают у них между ушами. С другой стороны, это хорошо. Если мы работаем в команде, они прекрасно дополняют нас.

И через полчаса потягивания местного пива — кстати, неплохого, за моей спиной раздался женский голос.

— Земляне? Откуда вы и как здесь оказались?

Возможно это агент, понял я и повернулся, чтобы пригласить её за стол, но замер.

— Действительно, пароль не нужен, — синхронно сказали мы с ней.

Передо мной стояла мой бывший командир — старший сержант Оля Зотова. Вот интересно, в каком сейчас она звании? Ещё она не только мой бывший командир, но и бывшая любовница. И это придавало сцене, какой-то совсем уж мелодраматичный оттенок, учитывая, что за соседним столом сидела Стерлядкина.

— Привет Ва… — начала она, но я сразу оборвал её.

— Курт Родбауэр, СЦЕСР, это мои спутники Франтишка Влочева и Штепан Гавличек, торговая артель «Кртек», а вы кто и откуда, прекрасная фройляйн?

— Нела Радич, Чаковец, Югославия, — Зотова овладела собой и понизила голос до шёпота. — Почему прислали именно тебя?

— Всё на корабле, — ответил я. — Допиваем пиво и уходим.

— Не получится, — отрицательно покачала головой Оля.

Я нахмурился, ибо мне показалось, что Зотова собирается втравить нас в неприятности. Возможно, крупные.

— Тебе не сказали, что забрать нужно двух человек? Со мной была напарница, но она попала в лапы местным бандитам. История долгая, она не из системы, а привлечённый специалист, когда мы сбежали сюда, немного накосячила и оказалась в рабских загонах местного криминального синдиката.

Пришлось наступить на ногу открывшему рот Хацкевичу, чтобы он не опозорил нас перед коллегой. Ну вот кем надо быть, чтобы пропустить основные сведения о том, что несколько государств, образовавшихся на руинах бывшей империи, восстановили рабство, которое и раньше существовало, но неофициально, а Халлдорианский Альянс вообще одним первых?

Я активировал связь с Виком.

— Скажи Диане, чтобы она односторонне подключилась напрямую ко мне, а Черепу передай, пусть они привлекут к себе внимание, но без экстрима.

После того как Артемиду вживили в юную комсомолку, между нами сохранилась некая связь, основанная на технологиях Предтеч. При активации мы были способны видеть глазами и слышать ушами друг друга. Одностороннюю связь я попросил, потому что не овладел до конца этой технологией и не мог абстрагироваться от того, чтобы не воспринимать информацию от девушки.

Тем временем Череп начал шуметь, кричать, что у него день рождения и он угощает. Разумеется, всё внимание посетителей бара переключилось на него, а я почувствовал Диану в своём сознании.

— Давай подробности, — быстро бросил я Зотовой.

— Смотри, — она достала своей планшет, на котором был план города. — Вот здесь находится аукцион, где торгую живым товаром, а банда, к которой она попала, держит своих рабов на соседней улице. Штурмовать их бесполезно, они и сами там квартируют, но…

— Когда её должны повести на аукцион? — спросил я.

Зотова бросила глаза на часы, которые в империи было принято носить, как у нас в старину: в карманах, на цепочке.

— Примерно часа через два, если по нашему времени. Но, Курт, это бесполезно. По улицам их никто не водит. Это опасно. Боятся они, разумеется, не полиции и не освободителей, а конкурентов.

— Про аукцион спрашивать бесполезно? — уточнил я.

— На первый взгляд кажется, что его вообще не охраняют. Но он организован крупными бандами и местными властями, так что мы банально не улетим с планеты.

Я кивнул.

— И что делать? — спросила Лена, которой ситуация показалась безнадёжной.

Мне же она такой не казалось.

— Скажи Нела, а можно спрогнозировать, кто купит твою напарницу? — уточнил я у Зотовой.

— Сложно угадать, — задумалась она. — Есть несколько заинтересованных частных покупателей, желающих её в свои гаремы. Но, скорее всего, она достанется банде «Коготь», которая держит местные бордели.

— У сутенёров её отбить будет сложнее, чем у той банды? — уточнил я.

— Напрямую нет, но можно будет попытаться вытащить из борделя, — нахмурилась Оля. — Правда, будет та же проблема, что и с нападением на аукцион.

— А просто выкупить? — не выдержал Хацкевич.

Вместо ответа Зотова назвала стартовую среднюю стартовую сумму и Вадим замолчал. Таких денег у нас не было и нам не предоставят, тем более за два часа.

Кстати, по совету Темиргалиева, я сделал на группу небольшой денежный резерв неучтёнки в банке на Гарьерге. Расходы, штука такая, не всегда можно уложиться в норматив, да и с бухгалтерией лучше лишний раз не ругаться. Этот резерв покрыл бы стартовую сумму, но там намечался аукцион и до какого предела взлетела бы стоимость, кто знает. Поэтому нельзя было класть яйца в эту корзину, а сразу думать о другом плане.

— Нела, а как можно убрать банду с аукциона? — спросил я, на всякий случай.

Ольга ненадолго задумалась.

— Обычно на торгах присутствует главный распорядитель борделей и пара его помощников. Они уйдут оттуда, если что-то случится в этих самых борделях… что-то такое…

Она покрутила кистью в воздухе.

— Например, шумная попытка украсть нескольких рабынь? — уточнил я.

Лицо Зотовой изменилось. Она недовольно посмотрела на меня и поджала губы.

— Валер, только давай без авантюр…

— Поздно, — сказал я, жестом подзывая официанта, чтобы расплатиться. — В моей голове уже сложился план.

После того как мы покинули кабак, я отделился от группы, наказав Хацкевичу присматривать за Ольгой. Чтобы ни один волос не упал с её рыжей головы, даже ценой собственной жизни.

— Парни, — подошёл я к Жмыху и Черепу. — У меня для вас новости. Хорошая и плохая.

Они насторожённо посмотрели на меня.

— Хорошая. Вы идёте в бордель.

Маркин было довольно заухмылялся, но Череп оставался насторожённым.

— Плохая. Вы идёте его взрывать. Шутка. Вам надо разобраться с энергопитанием, — я достал планшет и показал объекты на карте. — Вот здесь, здесь и здесь. Скинуть всё Диане и ждать дальнейшей команды.

Парни облегчённо выдохнули, сказали, что приказ поняли и удалились. Я очень надеялся, что моральный облик не даст им воспользоваться услугами, но не поставил бы на это.

— Что ты задумал? — ко мне подбежала Оля.

— Значит так, Ольга Николаевна. Я не знаю вашего звания. Но мне плевать, потому что операцией командую я. Поэтому вы сейчас вместе с Еленой и… — я внимательно осмотрел местных, сновавших по улице. — И Эдом. Идёте на аукцион. Ваша задача, выяснить, кто из нуворишей купит девушку и сообщить мне. Тогда вы и получите дальнейшие приказы.

Зотова хотела ещё что-то сказать, но Приклонская взяла её за рукав, и они втроём покинули улицу. Я продолжил командовать.

— Марина, ты возвращаешься на корабль и чтобы он был готов стартовать в любой момент…

— Если без авантюр и не махать шашками, то нам придётся вставать очередь, — начала она, но я её перебил.

— Вот и хорошо. Вставай в очередь и постарайся влезть в промежуток от трёх с половиной часов до четырёх.

— Есть, — буркнула она и исчезла.

Я посмотрел на тех, с кем остался. Варяг и Хацкевич. Тоже неплохо.

В общем, пока Жмых с Черепом шлялись по борделям, девчонки с Кинтаной просачивались как зрители на аукцион — там было недостаточно просто заплатить за вход, а ещё и не от каждого деньги примут, а Диана на пару с Виком влезала в городскую энергосистему, мы разыскали два вместительных флаера и засели на них рядом с местом, где проходил аукцион. Отдельная история, как мы их получили, да ещё почти бесплатно, но лучше вам не знать неаппетитных подробностей.

Обзор нам достался очень хороший. Видно было площадку для флаеров и даже немного город. Поэтому выключившееся электричество в двух кварталах от нас, мы заметили одними из первых. Здесь же из аукционного дома выскочили пятеро человек, один арза из халлдорианцев, возможно это и был распорядитель, и четверо крепышей, кто из них заместитель, а кто охрана мы гадать не стали. Они заскочили в свой флаер и умчались как можно быстрее.

Дело в том, что мы не только отключили там свет, но и создали панику. За двадцать минут до начала акции бордель-маман пришло сообщение о готовящемся побеге. Поначалу дамы отмахнулись от него, но когда погас свет, сразу вспомнили и в панике доложили руководству.

Минут через десять подрулили наши диверсанты, Жмых и Череп и заняли места во флаерах, а ещё через девять минут возникла небольшая суета, кто-то покидал аукцион, увозя с собой закутанную девушку. Лена моментально прорезалась на связи.

— Девушку купили и уже увозят. Так не особо принято, но…

— Понял. Работаем. Парни, пристраиваемся в хвост вон того флаера и летим за ним.

Да что же там за девчонка-то такая? Что аж сладострастец, у которого и так в наличии небольшой гарем, торопиться насладиться покупкой.

— А второй флаер? — уточнил Варяг.

— Оставим девчонкам. Мы должны были лететь одновременно, но вот видишь, кое-что пошло не по плану.

— Как обычно, — проворчал Хацкевич, проверяя оружие.

— Не ворчи, — сказал я. — Ещё не вечер.

— Это-то и пугает.

Мы вылетели следом за флаером. Сладострастец летел куда-то, в сторону плотной застройки и я пожалел, что не уточнил у Зотовой, кто покупатель и в какой части планеты он живёт. Арна Тагана была не слишком густонаселённая планета, но всё-таки здесь было больше одного города. Однако скоро транспорт вылетел за городскую черту и я успокоился и связался с Дианой.

Девушка проанализировала обстановку и посоветовала немедленно сажать флаер покупателя, ибо мы аккурат были в таком месте, слепая зона и довольно-таки глухо.

— Что товарищи, вы готовы выполнить смертельный номер?

Варяг и Череп переглянулись и покачали головой. Ах, ну да. Что-то такое мы уже делали во время боёв за Гордзекс. Но был нюанс.

— Только я не Стерлядкина, а флаер научился водить меньше года назад, — сообщил я им радостную новость.

Жмых отжал дверь флаера, Варяг обхватил Черепа, а он, в свою очередь, стал вести прицельный огонь по флаеру из пистолета, выводя из строя двигатели, но не все разом, а по очереди. Чтобы транспорт не рухнул, а плавно-плавно приземлился.

Относительно, конечно. Флаер покупателя-сладострастца ударился о землю со всей дури, но не упал, что немаловажно. Мы приземлились рядом, выскочили наружу и, достав оружие, стали окружать флаер со всех сторон. Из транспорта по нам открыли беспорядочную стрельбу. Пришлось отскочить назад, но один из лучей задел Черепа. Тот схватился за руку и зашипел от боли.

Что же, попытаемся с ними поговорить.

— Эй, в кабине! — крикнул я на низком имперском. — Бросайте оружие и выходите по одному, с поднятыми руками.

— Это ограбление, — зачем-то добавил Жмых.

Вот выучили его иностранным языкам, на нашу голову. Но это нам не помешало. Дверь флаера покупателя отошла и оттуда выкинули, судя по всему, нашего сладострастца. Невысокий, полноватый мужичок, с бегающими глазками. Он мог быть чем-то похож на карикатурного итальянца, не смахивай он так на своего таусийского родителя.

— Где остальные? — спросил я.

— Они внутри и не верят вам, — пробормотал он.

Правильно делают, в общем-то. Живыми мы их отпускать не собираемся, но лучше им об этом пока не знать. Ладно, второй нас транспорт на подходе, главное — немного протянуть время. Но в этот момент бандиты решились на переговоры.

— Эй! Вы можете убить этого ублюдка, а нас отпустите, — раздалось из флаера. — Мы вообще не при делах.

Вероятно, они посчитали всё происходящее, каким-то криминальными разборками. Что же, это нам на руку.

— Да валите на все четыре стороны, — щедро махнул рукой я. — Девку только отдайте.

— Зачем? — опешил толстячок.

Судя по тишине, во флаере внимательно к нам прислушивались.

— Моя сестра. Злые имперские солдаты разлучили нас в детстве, я искал её и вот теперь нашёл.

Не знаю, поверили они мне или нет, но через несколько секунд из флаера вылетела закутанная в покрывало девушка, а сам транспорт, начал подниматься в воздух. По двигателям мы стреляли из импульсного оружия и поэтому они восстановились сами. Быстро лететь они не смогут, но им сейчас главное, убраться отсюда подальше.

Транспорт набрал высоту и полетел обратно, в сторону Хадрекса, когда разряд плазменной винтовки, выпущенной из догонявшего нас транспорта с девушками и Кинтаной, спалил его к чёртовой бабушке. Вернее, он вызвал пожар в двигателях, который охватил весь флаер. Лететь он больше не мог, поэтому рухнул в ста метрах от нас, в ближайшую реку.

— И концы в воду, — сказал я, сворачивая шею незадачливому сладострастцу.

Я не зря приставил к девчонкам Кинтану, который хорошо владел тяжёлым вооружением. Как знал, что они будут прикрывать сзади.

— Что же здесь за красотка-то такая? — подошёл я к пленнице и сдёрнул с неё покрывало.

На меня смотрели испуганные глаза Нины Ивиной. Я рефлекторно проверил свой пистолет. То же самое сделал и Вадим Хацкевич. Остальные посмотрели на нас с недоумением.

— Зотова, спустись-ка вниз, у меня к тебе небольшой разговор, — сказал я по связи, но Варяг хлопнул меня по плечу.

— Командир. Стерлядкина сказала, что вылет через пятьдесят минут, а нам только до города полчаса лететь, — вмешался Варяг.

— Понял. Штепан, надень на неё наручники, — бросил я Хацкевичу. — Полетели.

— Валера, я… — начала Нина.

— Если ты ещё раз откроешь рот, я тебя пристрелю, при попытке к бегству, — бросил я, направляясь во флаер.

Итак, советский агент, которого мы спасали с риском как для наших жизней, так и для нашей свободы, оказался халлдорианским шпионом. Бывшим? Не уверен. Я не знал, на какой основе она работает с Зотовой, но собирался это выяснить.

Мы молчали всё время, пока летели на флаерах к космопорту. Там нам пришлось бросить транспорт, а жаль. Я бы оставил их за собой, ну или за артелью «Кртек». Кто знает, когда мы здесь появимся и что нам понадобится.

В порте мы задерживаться не стали. К счастью для нас, халлдорианцы использовали эту планету, как перевалочный пункт для своих нелегальных операций хотя им это уже надо было так сильно, но привычки. По этой причине здесь не было никакой таможни и досмотра.

— Вадим, отведи Нину в двадцатую каюту, запри её там и выставь охрану, — приказал я и повернулся к разгневанной Ольге. — Товарищ Зотова, если хотите что-то сказать, то делайте это до нашего отлёта.

Чувствовалось, что Ольга мне много чего хочет сказать, но она взяла себя в руки и начала перечислять.

— Во-первых, мы летим на Гарьерг. Во-вторых, освободи Людмилу Мезенцеву, это мой человек. Мы высадим её на Гарьерге.

Неизвестно, сколько бы ещё продолжалась игра в гляделки, но Марина высунулась из кабины.

— Валер, это правда. Я сама доставляла ей эту… как её там, по личному приказу товарища Тихонова.

— Ладно. Вадим. Сними с девушки наручники и отведи её… да, пожалуй, всё туда же. В двадцатую, мы с ней и Олей поговорим позже. Череп — в медотсек. Довнарович, займись им. Остальным занять места согласно боевому расписанию.

Раздав приказы, я полез в кабину пилота, услышав в спину шипение Ольги:

— Не хотела бы я быть твоим командиром, Кирьянов.

— Вот что я не так сделал? — возмущался я, пока мы стартовали с планеты. — Всё, как нас учили…

— Наследили мы, — проворчала Марина. — Тот мужик был порученцем клана Нахара. Когда найдут его труп, то могут начать копать.

— Да пускай, — пожал плечами я. — Знаешь, скорее всего, спишут на какие-то свои разборки. Живых не осталось, а что там с электричеством в борделях произошло, вообще не свяжут.

Марина как-то неопределённо пожала плечами.

— Я точно не знаю, но по слухам, эта Ольга на хорошем счету в отделе. Протеже подполковника Кунцева, а он правая рука Тихонова. Может как-то нам напакостить.

— Эме, может быть, ты забыла, что я протеже Копылова? — ухмыльнулся я. — А в работе нашей группы высказывал свою заинтересованность лично Бронницкий. Да и ты, дочь своего отца…

— Папа с удовольствием отправит меня на штабную работу, — проворчала Марина.

Я не стал ей говорить, как сильно она ошибается. Если у её отца было бы столь сильное желание перевести свою дочь на тёплое место, то он это уже сделал. Да, само ГРУ государство в государстве, а наш отдел так тем более. Но маршал, министр обороны и член Политбюро — да никто бы ему не отказал в такой малости. Кто знает, может быть, её отец ворчит для вида, а сам гордится, что его дочь пробивается в разведке сама?

— Становимся в очередь на Гарьерг? — спросила меня Марина, когда мы поднялись.

— Да. Не хочется мне туда, ох не хочется. Но своего бывшего командира я и так уже выбесил, так что не стоит продолжать.

С этими словами я покинул кабину и пошёл пообщаться с двумя шпионками. Олю то ли попустило, то ли она скрывала эмоции, да Нина, вернее, Людмила, улыбалась мне весьма приветливо.

— Вот только этого не надо, — сказал я Мезенцевой. — Когда ты мне последний раз так улыбалась, то через минуту чуть черепушку вешалкой не проломила.

— Она теперь на нашей стороне, — успокаивающе подняла ладони Зотова. — И извини, Валер. Вспылила. Последние недели, итак на нервах вся была, а ещё тебя для эвакуации прислали. Уж не знаю, зачем и кто такой шутник у нас в штабе.

— Товарищ Темиргалиев, если не Тихонов, — пожал плечами я. — Приказ исходил от них. Скорее всего, продолжают наши игры с американцами.

Я покосился на навострившую ушки Мезенцеву. Ольга всё поняла и закрыла тему.

— Ладно, в штабе узнаю, — вздохнула Зотова. — Теперь к делу. На Гарьерге мы эту мадам высадим, да и сами, туристами, там сутки проведём.

— Зачем? — не понял я.

— Меня, скорее всего, на Гарьерг перебросят, её я для этой же цели туда отправляю, будет моим личным информатором, — пожала плечами Ольга. — Зачем ты там будешь светиться с гдровскими документами, я не знаю.

— А что там, на Гарьерге? — уточнил я. — Вроде бы там уже своя резидентура выстроена…

— Кое-что изменилось, — вмешалась Мезенцева. — Сейчас там собираются дезертиры, перебежчики и военнопленные…

— И не просто так. Их собирает вокруг себя, некий Джастин Строганов. Кто это такой мы не знаем. По документам потомок белоэмигрантов, воевал в составе американской армии, но сам не пытался перебежать. Судя по внешним признакам, обычный американский делец, что просто эксплуатирует тех людей, которым дорога на Землю закрыта, но нужно больше информации, — пожала плечами Ольга. — Вот и буду узнавать.

— Я с ним сталкивался, — проговорил я. — Когда уходил от американцев, с Нового Род-Айленда.

Пришлось пересказать Ольге про своё общение с командой звездолёта «Каньяр», подозрения Кинтаны и свои размышления на их счёт. Она нахмурилась.

— Ладно, я поговорю с Эдуардо, но позже, — решила Зотова.

Скоро мы покинули гостеприимную систему Арна Тагана и ушли на Гарьерг, где Нина-Людмила нас покинула, а мы провели сутки в одном из скромных отелей. Попутно Оля пыталась навести справки о загадочном Строганове, но это у неё не вышло. Аферисты и контрабандисты, предпочитали держаться друг друга и нечасто появлялись в курортных городах, предпочитая селиться в руинах на севере планеты, попутно их обустраивая.

— Ладно, разберёмся, — потёрла руки Зотова. — Люське удалось с ними связаться. Через известное место, скорее всего, но зато когда я вернусь на Гарьерг, у меня на руках будет хоть что-то.

Я тогда удержался, от того, чтобы посоветовать Оле не зарекаться. Я-то сам себе обещал несколько раз не возвращаться на эту планету и что же? Ничего так лихо не обламывает планы, как судьба и родное начальство. И мне порой кажется, что руководство ГРУ посильнее судьбы будет.

Глава 18. Гамбит Кирьянова

Ноябрь — декабрь 2005 года

Снег падает на кровь, белые иголочки.

Кровь падает на снег, завтра будет Ёлочка.

Мы вышли из игры, мы смертельно ранены.

Спи, я твой Пер Ноэль, ты моя Снегурочка… Дурочка — пела в проигрывателе группа Агата Кристи. Не так обласканная властями, как «Медведи», но и не диссиденты, какие-нибудь. Вошедший Мишаня, сделал недовольную физиономию и выключил цифровой проигрыватель.

— Упадническая музыка, упаднические песни, — прокомментировал он. — Ты бы что-то повеселее послушал. У нас, кстати, в Рязани, появилось неплохое ВИА. Фолк-рок, но ребята весёлые. Меня Яна на них таскает. Тебе в твоём состоянии, лучше их послушать. Название забыл, но ничего, на коммуникаторе есть. А вот от этих, только в петлю залезть охота.

Кто такая Яна, мне было не очень интересно, скорее всего, его девушка или просто знакомая. Поэтому я не стал спрашивать, а продолжил разговор.

— Мне, Миш, веселья на Ярве хватило. Насмеялся, можно сказать, на всю жизнь.

— Да что там произошло? — наморщился он. — В газетах пишут невнятное, клеймят американских империалистов, здесь тоже отмалчиваются. Матушка твоя, кстати, сама чуть не рванула в Дальний Космос, пришлось мне пообещать, что я всё узнаю и честно расскажу.

— Не сможешь. Не узнать, ты узнаешь, но рассказать не сможешь, — улыбнулся я. — Да и на Землю вернёшься нескоро. Но это ты сам знаешь.

— О как, — сказал Мишка. — Ну давай рассказывай, ты меня знаешь, я уши люблю погреть.

Впрочем, начиналось всё как всегда. То есть мирно и ничего не предвещало большой подлянки, которая была неизбежна. Мы доставили Олю Зотову сначала на Кадмию, а потом, не успели расслабиться, как нам дали приказ везти её на Машеров.

— А товарищ Темиргалиев нас с рейсовым транспортом не перепутал? — поинтересовалась немного взвинченная Ленка.

Какая падла ей проболталась, что у меня был роман с Олей, ещё когда мы служили в космодесанте, я не знаю. Никому из своей команды я не говорил. Но Лена она у нас ведь только по образованию биолог, а реально, специалист по добыче информации. Смогла где-то выудить. Мне она ничего не сказала, зато всякий раз, когда слышала фамилию Зотовой, хмурилась, а услышав, что нам её ещё куда-то везти, вообще взбеленилась. Но ничего не поделать, нам приказано, мы летим. Тем более, Марсель меня предупредил, что у полковника есть ко мне серьёзный разговор. Я понял, что нас ждёт очередное задание на благо Родины.

Разговор был и ещё какой! После таких разговоров мечтаешь об устройстве, ну как в каком-то американском фильме, которое стирает память, по нажатию кнопочки. Тихонов не стал миндальничать и секретничать, а обрисовал ситуацию со всей пролетарской прямотой. Наше советское руководство утомило, то что американцы юлят и отказываются выполнять взятые ими обязательства. В частности, по Китаю. Нас ситуация тоже напрягает, потому что руководство КПК собирается развернуть партизанское движение на занятых американцами территориях, а это чревато дальнейшей дестабилизацией международных отношений. Советскому руководству это не нужно, но и китайцев прокидывать им неохота. После стольких лет конфликта, у нас, наконец, нормализовались отношения.

— В общем, нужна провокация, которая приведёт к международному скандалу, — хлопнул ладонью по столу Тихонов. — Мы подумали и решили разыграть твою фигуру в этой партии. Црушники к тебе испытывают, какую-то необъяснимую тягу. Сейчас они роют носом землю на Гарьерге, куда ты залетел всего на сутки, под именем Курта Родбауэра. Поэтому мы посылаем тебя на Ярве. Твоя задача будет очень проста. Шастать по тамошним городам с дельным видом. Заходит на американскую территорию, но сразу чур — там не попадаться. В общем, вызывать подозрение и желание тебя захватить и допросить.

— У них и так этого желания… — протянул я.

— Естественно, — согласился Тихонов. — Потому тебя и посылаем.

Впрочем, на Ярве мы вылетели аж через три недели. А до того мы пару раз смотались на станцию в системе Кастора, большей частью как грузовик. Доставили нужное оборудование и обустраивали её для дальнейшей работы. Провели разведку территорий рядом с посадочными кольцами на самой планете, наметили точки для строительства временного жилья.

Нас это только радовало, потому что ЦК, наконец, дало разрешение для основания поселения во Внешнем рукаве Млечного пути.

Миссия на Ярве мне тогда не показалась сложной или опасной. В конце концов, работать нам предстояло под прикрытием товарищей, да и противник — американцы, был нам хорошо известен. Это не какая-то цивилизация, бывшая под имперской оккупацией, которая может неизвестно что выкинуть. Поэтому к работе на Ярве мы готовились по остаточному принципу.

Но коротко про планету. До нашего появления там существовало три поселения, населённых преимущественно арза и гарза. После войны часть населения покинула планету, а мы её поделили пополам. Один город отошёл американцам, другой нам, а третий, где располагались посадочные кольца, поделили напополам. Как Берлин, в своё время.

С Берлином, кстати, интересно произошло. Ещё в конце девяностых, проход через стену между западным и восточным Берлином сделали свободным, а после войны стену и вовсе демонтировали. Радостные американцы потёрли руки, но всего через полгода их попросили убраться к чёртовой бабушке из Западного Берлина, а их люди, засланные в восточную часть города, всплыли по весне в Шпрее. Товарищ Машеров, его преемник и их окружение, ничего не делали просто так. Словом, в составе ГДР оказался весь Берлин, а в самой ФРГ начались брожения, активировалась, исчезнувшая после столкновения с империей, Фракция Красной Армии и стали ходить разговоры, что вот-вот обе части страны вновь объединяться и дружно заживут в семье центральноевропейских народов под руководством коммунистической партии.

Не в последнюю очередь из-за утраты Берлина правительство Альберта Гора не спешило выводить свои войска из Южного Китая. Боялись потерять лицо окончательно. Однако Москве было на это плевать. У нас свои интересы.

Но вернёмся к Ярве. Итак, на планете существовало три города. Американский Спэйс-сити, наш Красносоветск и общий, который так и назвался Ярве. Мы звали его Ярвеград, а американцы Ярветаун. Из-за этого возникало много путаницы, а я пошутил, предложив называть город Ярве-многоточие, но судя по кислым лицам встречавших нас городских руководителей, я не первый был таким весёлым парнем.

Да, я туда прилетел вполне официально. Как Герой Советского Союза, встретиться и пообщаться с гражданами, надавать автографов и так далее, по списку, что там ещё?

— Ничего так не выдавало Штирлица, как парашют, который волочился за его спиной, — ворчал Варяг.

— Так и надо. Наш любимый метод — ловля на живца, — отмахнулся я. — Так, парни и девушки. Я выступать, а вы пока проведите разведку на местности. Подумайте, чем таким полезным мы можем заняться?

— Да думать особо не надо, — протянул Череп. — У нас по штабу давно разговоры гуляют, что на Ярве, американцы заходят на нашу территорию и оставляют закладки, на всякий случай. Ну там оружие, боеприпасы, деньги, документы… Наши, конечно, проверяют, но ничего не находят.

— Не скажи, — вмешалась Марина. — Один раз спугнули небольшую группу американцев, но перехватить не сумели.

— Вот и отлично, — сказал я. — Устроим ревизию, вряд ли что-то найдём, но американцы пускай подёргаются.

Сказано — сделано. Утром я выступал перед школьниками, а днём мы шерстили планету на предмет возможных американских заначек. Одно было плохо, мы не знали, как реагируют американцы. Дёргаются или нет? Проверить можно было только одним способом. Как бы случайно, зайти на их территорию.

— Завтра не перед кем не выступаю, — сообщил я команде. — Поэтому пойдём с утра. Такие вещи, лучше делать пораньше.

На Ярве зима была в самом разгаре. Да и темнело рано, учитывая, что там в сутках вообще по двадцать часов.

— Пойдём полным составом? — уточнил Жмых.

— Разделимся, — сказал я. — Со мной пойдут Жмых, Хацкевич и Кинтана. Остальные не переходят границу, но держаться рядом. Командиром у вас будет Мишин. Диана через одностороннюю связь держит связь со мной и если что маякнёт вам.

— А я? — пискнула Яся.

— Со вторым отрядом, — вздохнул я, хотя с удовольствием оставил бы её на базе.

Вряд ли нам понадобится медик. Но мало ли…

С тем мы и пошли, ранним, зимним утром в ущелье Ронгот, которое проходило одновременно по нашей и американской территории. Шли по свежему снегу…

Кровь падает на снег — продолжало звучать в моей голове, хотя Мишаня выключил давно проигрыватель.

— Так, а что там за история с плазменной гранатой? — спросил Мишаня. — Меня, когда к тебе вели, всё про неё вспоминали и хихикали.

— Да, такое, — махнул рукой я.

Вспоминать не хотелось. Тем более что влетело мне за эту гранату, по полной программе. Но рассказать придётся, иначе Мишаня с живого не слезет. Поэтому я продолжил.

Метнулись мы на американскую территорию, походили час-другой и уже ушли обратно, как американцы спохватились.

Надо сказать, что ущелье Ронгот одна из немногих территорий, за которой присматривали и мы и американцы. Поэтому с моей стороны было наглостью туда ввалиться, а со стороны морпехов, посланных по душу нарушителей, было не меньшей наглостью начать преследовать нас по советской территории.

Они настигли нас, на выходе из самого ущелья. Морпехов было двадцать человек, и настроены ребята были решительно.

— Эй! — крикнул мне их командир. — Мы шли по вашим следам. Вы нарушили нашу границу, а потому пойдёте с нами!

— Во-первых, представьтесь. Вот я, Валерий Кирьянов, младший лейтенант, — отозвался я. — А во-вторых, вы нарушили нашу границу, так что в расчёте.

— Сержант Коннор, морская пехота, США, — до морпеха, конечно, уже начало доходить, что он неправ, но ещё не полностью. — В конце концов, вас всего трое, а нас двадцать человек.

— Сержант, посмотри по сторонам, — я поводил пальцем над головой.

Коннор рефлекторно вскинул взгляд и наткнулся на остальных моих бойцов, которые засели наверху и уже взяли на прицел его отряд.

Однако я ошибся. Американский баран и не подумал уходить. Но попадать в лапы американцев, в мои планы не входило. Что же, придётся прибегнуть к последнему, так сказать, королевскому доводу. Я достал из кармана гранату и выдернул чеку.

— У вас есть пять минут, чтобы свалить отсюда, — сказал я наставившим на меня автоматы американским солдатам. — И вот не дай бог, у меня рука дрогнет.

Сержант Коннор дёрнулся. Всю фразу я произнёс на английском, специально для него и его подчинённых. Гранату они опознали сразу, и все они знали, что в радиусе двести метров (или 650 футов в их координатах) она всё выжжет, к чёртовой матери.

— Я буду жаловаться, — обиженно предупредил меня сержант, давая солдатам команду отступать.

— Валите, валите, скатертью дорога, — помахал им вслед рукой с гранатой я.

Когда американцы скрылись в ущелье, я вернул чеку на место.

— Ты больной, что ли? — набросился на меня Хацкевич. — И себя бы угробил и всех нас.

— Не боись, сержант. У меня всё схвачено. Это муляж. Я его стырил с нашего склада и два часа красил под нужную расцветку.

Бойцы дружно выдохнули. Кажется, даже те, что были наверху. Те двое, что были со мной, посмотрели с укоризной.

— А если ты её перепутаешь с боевой? — настаивал Хацкевич.

— Сказал же — не дёргайся. Не беру я с собой боевые гранаты. Просто не умею я ими толком пользоваться, так что чего они место будут занимать?

Сверху, со стороны бойцов раздались робкие смешки. Я покосился в их сторону, и смех резко стих.

— Ладно, возвращаемся, — махнул я рукой. — Своё дело мы сделали, внимание привлекли, теперь на базу и отдыхаем. Тем более что темнеть уже начинает.

Однако выспаться нам не удалось. Диана подняла всю базу в пять утра, сказав, что она вычислила время и место, когда американцы перейдут границу, чтобы сделать очередную закладку.

— Двести километров к югу от Красносоветска, — уточнила она, глядя на зевающих нас. — Саму границу они перейдут через десять минут, а через час будут в нужной точке.

Девушка показала на карте точку в районе Ледяных гор. Я аж поёжился. В общем-то, не сказать, что на Ярве хороший климат, но если горы получили такое название, значит, там совсем труба.

— Почему не взять их на границе? — уточнил Хацкевич. — И развернуть обратно.

— Отмажутся, — вздохнул я. — Скажут, что апельсины приносили. Поэтому пошли, садимся в засаду, а Диана тем временем придумает хороший план.

Потом мы погрузились во флаеры и вылетели на точку. В дороге, Довнарович, ворча, копалась в аптечке, ища что-то против обморожения. Мы проверяли оружие, а главное — связь с Дианой. Она была должна в случае чего, обеспечить подмогу или дать наши координаты, если нас захватят. Я, конечно, надеялся на плазменную гранату, но в вдруг попадутся отморозки, которым пофиг… Хотя в глазах американцев таковым считаюсь я. Почему так произошло? Как мне рассказал Марсель Темиргалиев, генерал Данфорд, очень впечатлился тем, как мы отработали в Гордзексе, а наш бой, против превосходящих сил императорских гвардейцев, так вообще вошёл в легенды.

Словом, когда црушники попросили Данфорда выдать мне характеристику, он им наговорил такого, что у них волосы встали дыбом. И те ребята, которых посылали по мою душу, меня побаивались. Откуда всё это вызнал сам Марсель? А сами-то, как думаете? Видно, сидит в сердце центрального разведывательного управления «жучок», который сливает информацию нам. Я надеюсь, на это.

На месте ожидаемой закладки было холоднее, чем на планете. Оно и неудивительно — горы, как-никак. Мы рассредоточились по местности и стали ждать гостей.

Американцы подошли, как по расписанию. Небольшой отряд в пятнадцать человек. Чуть больше, чем нас, но зато у нас преимущество.

— Начинаем! — приказал я Черепу по связи.

Он сделал пять выстрелов из винтовки, но не по солдатам, а рядом, давая понять, что в любой момент может начать стрелять на поражение. Американцы остановились.

— Граждане янки, — заговорил я на английском, через усилитель. — Бросаем оружие, поднимаем руки, строимся в колонну по двое и…

Я недоговорил. По нам начали стрелять, но не снизу, а сверху. Я откатился в сторону, попутно пытаясь вызвать Диану. Скоро ко мне подскочил Жмых.

— Тузов, что происходит? — спросил он.

— Мы попали, Жмых, — бросил я. — Это не хитрая западня для слонопотамов, а ловушка на Пухов.

Он не совсем понял, а я объяснять не стал. В конце концов, это мой провал. Я-то думал, что вот мы такие хитрые и ловкие, смогли вычислить заходящих на нашу территорию американцев, которых не смогли вычислить всё управление ГРУ по Ярве, но всё оказалось куда как проще. Поняв, что мы делаем, американцы сами расставили западню на меня.

Вместе со Жмыхом, мы, прячась за скалами, подбежали к месту, где сидел Варяг. Он в принципе был на месте, только уже не сидел, а лежал. Лёха коротко выругался. Я пригляделся к бойцу.

— Он жив. Парализован. Американцы бьют парализующими выстрелами, — сообщил я.

Понятно. Им я нужен живой и поэтому на всякий случай они вооружили своих бойцов небоевыми зарядами.

На связи наконец прорезалась Диана.

— Валер, у нас в городе ЧП, — сказала она. — В американской части объявили космическую тревогу, ну и наши на всякий случай тоже среагировали.

— Хитро, — сказал я. — Ди, без предисловий. Мы попали в засаду, и нам нужна подмога.

Девушка пропала со связи. По всей видимости, она попытается организовать подкрепление, но я не уверен, что военные вот всё бросят, когда по городу объявлена тревога, и побегут нам на помощь. Придётся выкручиваться самим.

Два парализующих выстрела просвистело совсем рядом. Мы со Жмыхом откатились в разные стороны. Делать нечего, лучше отступить. Я вызвал Довнарович и Стерлядкину, которые оставались во флаере.

— Эме, как у вас обстановка? — спросил я.

— Тихо и спокойно. Нас не заметили. Что у вас?

— Попали в засаду. Сколько здесь янки неизвестно, но больше чем планировали. Передай остальным, чтобы отходили к флаерам, а я отвлеку внимание противника.

— Тузов, дурак! Не рискуй! — крикнула она, но я не стал слушать.

Мне пришёл в голову небольшой план. Быстро приказав Жмыху тащить Варяга к флаеру, а если кого-то ещё парализует, то и их, я бросился к небольшому утёсу. Дорога к нему была завалена валунами, поэтому я смог ускользнуть от выстрелов, нёсшихся мне в спину. Диана показала мне даже не карту, а подробное изображение всей местности и я надеялся, что увидев, как я бегу прямиком к обрыву, американцы купятся на нехитрый трюк и проявят себя.

Так оно и вышло. Едва я добежал до середины утёса, как заметил, что за мной бегут две фигуры. Я подпустил их поближе и заметил, что это не военные. Да, ЦРУ, как и ожидалось. Быстро сунул руку в карман и стал ждать.

— Нас двое, а ты один, бежать некуда, со всех сторон пропасть, — сказал мне один из подбежавших црушников. — Пошли с нами и не дёргайся. У нас пистолеты, пусть и парализующие, а ты не вооружён.

Интересно, откуда они знают, что у меня был только автомат, который я оставил Жмыху? И с чего они так уверены, в отсутствии у меня пистолетов?

— Обещаем хорошее обращение, если ты нам расскажешь, какие сведения ваши добыли на Артефакте, — вмешался второй.

Я нащупал в кармане муляж гранаты. Что же, пришло время для моего любимого трюка. Медленно вытащил руку с гранатой из кармана и выдернул чеку. Она отлетела в сторону и свалилась в пропасть. Всё-таки зажали они меня на довольно-таки узкой полоске земли.

— Ну что, клоуны, — издевательски произнёс я. — Мне терять нечего, а вам?

Црушники побледнели. Всё-таки репутация дело хорошее, а вымышленная репутация, созданная на основе страшилок Данфорда, которая выставляла меня совсем уж монстром, ещё лучше. Особенно в такой ситуации. Сначала старший, а потом и младший подняли руки.

— Оружие медленно сбросили в пропасть. Потом лечь на землю и руки за спину.

И опять они меня послушались. Впрочем, на лице старшего мелькнуло на миг сомнение, а не стоит ли ему выстрелить в меня. Но он вовремя передумал и выполнил всё в точности, что ему приказал я. Это правильно. Помолчат годик-другой на допросах, а потом их обязательно обменяют.

Я достал верёвки, чтобы связать им руки. Муляж гранаты мешал, поэтому я отбросил его в сторону и пошёл к американцам. Разумеется, граната со свистом улетела в пропасть, а через десять секунд раздался взрыв и вспышка света.

— Твою мать! — выдохнул я, чуть не впав в ступор, от осознания того, что я обращался с боевой гранатой, как с муляжом.

Но я взял себя в руки и спокойно надел наручники на црушников, а потом построив цепочкой, повёл вниз, внимательно посматривая по сторонам, чтобы понять, какие разрушения нанёс мой «муляж».

После того как мой отряд ушёл к флаерам, а я сам побежал на утёс, американцы собрались внизу, чтобы всё равно взять меня, даже если у тех двух клоунов, которые побежали за мной, ничего не выйдет. В общем, очень удачно встали. Я бы никуда не смог деться, но на то, что в них бросят сверху плазменную гранату, они точно не рассчитывали. Теперь их останки догорали, мешая нам пройти. Выжило только около десятка рядовых, да и те были в тяжёлом состоянии. И им было явно не до того, чтобы хватать меня.

— Точняк выговор влепят, может быть даже по партийной линии, — грустно произнёс я, конвоируя американцев в сторону флаеров.

На месте мы немного попинали црушников, выясняя, не остался ли здесь ещё кто и только потом послали Ясю, Лену и Вика, чтобы они оказали первую помощь выжившим. Сами мы остались дожидаться подмоги, чтобы сдать им на руки црушников.

— Опасный ты человек, младший лейтенант Кирьянов, — сказал Мишаня, доставая сигарету. — В космодесанте ты таким не был.

— Не я такой, жизнь такая, — буркнул я. — Давай и мне сигарету и пошли в курилку.

— И что было потом? — спросил он, когда мы потопали по коридору.

— Потом было партсобрание, — вздохнул я. — Вернее, меня вызвали на райком…

Майор Темиргалиев обрушился на нас сверху, как божья кара на грешников. Скандал, вызванный боевым столкновением только разгорался, но всё шло не так, как планировало ГРУ, поэтому требовалось устроить разнос виновному, то есть мне. Хотя моя вина в чём? Это накосячили штабисты, которые не выпустили две резервные группы мне на помощь. Прилети они вовремя, вопрос решился бы на месте и без жертв. У нас было бы преимущество, а американцы не посмели бы открыть пасть. Впрочем, они и так особо не шумят. Всё-таки их морпехов положили на советской территории, хотя янки и утверждают, что зашли они туда случайно. Но могло бы быть и лучше, безусловно. Но не моя вина, вопросы к местному командованию, переполошившемуся на ровном месте. Да не сыграли бы эти две группы никакой роли, будь космическая тревога реальной.

А за плазменную гранату, по роже получил Хацкевич. Он меня так решил воспитать. Мол плазменные гранаты, это не игрушки и шутить с ними не стоит. Взял муляж, положил настоящую. В планах у него было на очередном выходе в пустынные места планеты, взять мой «муляж» и бросить его в нужном направлении. Старая сержантская привычка. Макаренко хренов, педагог непризнанный. Словом, по роже он получил, а отвечать-то всё равно мне. Ну я кое-как отмазался. Так, для виду, командование решило сделать вид, что поверило мне, так как Ленка-то им разнос устроила за отсутствие помощи, но черти принесли Марселя, который устроил разнос мне уже по партийной линии. Собрал выездное заседание партийно-ревизионной комиссии из местных грушников и мурыжил меня несколько часов.

Мне припомнили много чего. Всего на меня подали восемь докладных в разное время и он все их зачитал и прокомментировал. Особо выделил две последние, которые прилетели, как раз на Ярве.

— Докладная № 7, — едко произнёс Темиргалиев. — Стучал головой американского шпиона, в дверь советской резидентуры, и орал на всю улицу, цитирую: вы, дебилы, совсем расслабились, мух не ловите, и у вас здесь целый шпион по закрытой территории, как по своему ранчо шастает.

Да, помню этот случай. Как раз первая неделя моей командировки на этой планете. Мы с Кинтаной вышли перекурить и заметили какого-то хмыря, который перебрался через забор и ходил по территории, что-то фотографируя. Он очень удивился, увидев, мою белую и чёрную физиономию Эда, так что даже дёрнуться не успел, когда мы его вырубили. Потом потащили сдавать тело. Кинтана предлагал отнести в приёмную, то самое место, которое местные знали как управление ГРУ, а я его не послушался и оттащил в наш настоящий территориальный отдел, его мы называли резидентурой, потому как на вывеске, на выходе было написано, что это табачный склад.

Правда, тот парень, когда очухался, стал орать, что он журналист газеты «Вашингтон Пост», но мы же все знаем: грань между журналистом и шпионом очень тонкая, можно сказать, незаметная.

— Вот что орал, это он зря, — сообщил чей-то густой мужской бас. — Сказал бы спокойно, когда откроют. Нечего контору светить.

— Да и так все знают, — возразил чей-то резкий голос. — Я когда на прошлой неделе прилетел и стал спрашивать местных, как мне сказали: где здесь табачный склад, так мне отвечали — табачного склада у нас никогда не было, только разведчики на конце улицы в складском помещении обитают.

Народ начал посмеиваться и делиться случаями из собственной практики. Марсель понял, что упускает воспитательный момент.

— Вот моя любимая, — громко сообщил он. — Докладная № 8. Случайно, я подчёркиваю, случайно, взорвал американский военный лагерь плазменной гранатой, а когда его призвали к ответу, отмазался. Сказал, что отродясь боевых гранат с собой не таскал, только раскрашенный муляж, чтобы всяких впечатлительных американцев пугать и девок соблазнять.

— Это никуда не годиться, — согласился густой бас. — Понимание надо иметь, что раз в год и муляж гранаты взрывается.

— И насчёт девок он зря, — вмешался резкий. — Узнает ведь его красотка, а она из наших. И если бы яйца отбила, то ладно, а так ведь и в партком может написать, на моральный облик пожаловаться.

Темиргалиеву это надоело. Нет, ну правда, а то он нашего брата, разведчика не знает. Мы своих отмазываем, чисто на уровне инстинктов.

— Значит так, — он хлопнул ладонью по столу, изображая полковника Тихонова. — Предлагаю на основании всего вышеизложенного ограничиться простым выговором Кирьянову, но с занесением в личное дело.

— А за что выговор? — возмутился густой бас. — Всё сделал как положено, а накладки в нашем деле случаются, сами знаете.

Собрание загудело, соглашаясь. Утратил товарищ Темиргалиев стратегическую инициативу, видно, что в таких делах он неопытен. Вот если бы Копылов собрание вёл, то он и на строгий с занесением народ бы подбил, а так…

— Товарищи, ну надо же кого-то наказать, — возмутился он. — Всё-таки двадцать погибших американцев на нашей территории.

— Коменданта накажи, — вмешался резкий голос. — Устроил истерику на ровном месте и чуть нашу же операцию не сорвал.

Темиргалиев махнул рукой и влепил мне выговор, но без занесения. Так, чтобы я не расслаблялся.

— Ладно, Валер, — вздохнул он, подойдя ко мне после собрания. — Весь максимум из ситуации мы уже выжали. Хотя, конечно же, хотелось бы большего. Но ничего не поделать. Давай, собирай своих архаровцев и возвращайся на Кастор. Немного побудешь завхозом, проконтролируешь обустройство станции на спутнике и строительство базы внизу. Кстати, пришлём тебе нескольких человек, на них не рассчитывай, они будут изучать станцию, чтобы аналогичные на Луне строить.

— И Филиппова присылайте, — добавил я.

— Да, помню, договаривались, — согласился Марсель. — Блин, какой хороший план был и из-за одного перепуганного дурака сорвался.

— Ну всё равно, хоть что-то получили…

— Могли бы больше. О, кстати! Завтра вечером в доме офицеров собрание ветеранов боёв за Тангорихкс. Никаких официальных мероприятий, так, приятная музыка, выпивка и закуска. Подходи туда со своими. Отдохнёте чутка и со свежими силами, к новым достижениям.

Он повернулся и отправился наводить страх и ужас на местную комендатуру. Дурака-коменданта вряд ли снимут, но чуть-чуть подрессируют. Напомнят, что когда ГРУ говорит вставать на задние лапки и гавкать, надо вставать на задние лапки, а не просто гавкать.

— Но это ещё не всё? — уточнил Мишаня.

— Естественно. Был ещё поход в это треклятый дом офицеров. И какому идиоту вздумалось, поставить его близко к американской части города?

Нет, поначалу было всё очень даже неплохо. Наша компания вписалась к местным, в основном космодесантникам, офицерам, прапорщикам и сержантам. Мы не стали скрывать кто мы такие и чем занимались на Тангорихксе. Посидели душевно, сначала вспоминали, кто, чем отличился, а потом принялись травить байки. Я им рассказал про плазменную гранату, как с помощью муляжа, который оказался совсем не муляжом, взял в плен двух офицеров, про то, что это были црушники, говорить не стал. В ответ они поведали мне несколько своих интересных случаев, про Тангорихкс, да и про остальные бои.

Мы посмеялись и налили снова по немного пива. Я старался особо не пить, так как назавтра у нас был запланирован вылет.

— Вот у нас случай был, во время боёв за Ярве, — снова вылез капитан, когда пенный напиток был разлит по кружкам. — Бросают мою группу вниз, ставят очень простую задачу, занять населённый пункт, который оборудован противокосмическими орудиями. Нюанс. Против звездолётов у них оружие есть, а вот против наземных сил ровным счётом ничего. Воевать особо не придётся — сказали штабные. Вот вам снаряды, с этим… Боевое отравляющее вещество. Новичок вроде бы. Действует безотказно — пускаешь один снаряд, через двадцать минут заходишь в противогазах, собираешь трупы, дезактивируешь вещество и дело сделано.

— Как обычно, гладко всё на бумаге, — проворчал прапор. — В реале небось началась бойня.

— Э, нет, — ухмыльнулся капитан. — Всё гораздо интереснее было. Пускаем мы снаряды. Два, для гарантии, чтобы весь объект накрыть, курим, как положено, двадцать минут и идём, значит, в этот посёлок. Сопротивления никакого, а знаете почему? Все, кто там был, засели на толчках, ну кто добежать успел, а кто не успел, значит, на месте. Тут-то нам противогазы и пригодились, потому что вонища была. Повязали мы военных и пункт заняли. Хорошо что этот сральный газ, сам по себе выветривается быстро, а то у нас дезактиватора против него не было.

— Чего оказалось-то с газом? — не понял прапор.

— Да вот такой же прапор, типа тебя, что-то там химичил на складе и то ли ошибся, то ли потерял этот Новичок. Но выдал нам вот это самое, отчего вся деревенька просралась.

— Это да, — согласился прапорщик, ничуть не обижаясь на намёки. — С этим Новичком вечно какая-то лажа выходит. То сработает не так, то случится ещё что-нибудь. Но главное, какая бы хрень ни случилась, всё к пользе дела.

— Согласен, — кивнул капитан. — У нас то же самое оказалось. В том посёлке было больше половины мирного населения. Ошиблась разведка. Так они нам чуть памятник не поставили, за то, что мы их насмерть не потравили, а отделались лишь лёгким конфузом.

— Ну я бы не сказал, что лёгким, если вся деревня просралась, — заржал прапор.

Выпитое пиво, развязало мне язык, иначе бы я не испортил тот прекрасно проходивший вечер.

— Брехня, — вынес вердикт я. — И байка. Я эту историю, раз пять слышал, и везде были разные бои и разные планеты.

Ой, ну мало ли какие байки мы травим в хорошей компании? Что вдруг меня понесло?

— Чего? — обиделся капитан. — Брехня и байка, это твоя история про гранату. Тоже не раз рассказывали и в разных вариантах.

— Да? — разозлился я, распахнул куртку и вытащил муляж плазменной гранаты. — Вот, та самая граната, которую у меня Хацкевич умыкнул и боевую подсунул вместо неё.

Побив Вадима, я забрал обратно свой муляж. Не знаю зачем, использовать его я больше не собирался. А вот зачем вытащил там, тоже сказать не могу. Может, меня Марсель выбесил или всё вместе наложилось, но народ не оценил. Они как-то резко повскакивали с мест и стали отступать к выходу.

— Да вы чего ребят, это же муляж! — попытался успокоить их я.

— На плечах у тебя муляж! — злобно бросил прапор. — Сам же сказал, что один раз уже неработающую гранату взорвал!

— Так значит не байка, значит, не вру?!

— Блин, пристрелите этого идиота, пока он чеку не вынул! — раздался чей-то нервный голос из задних рядов.

Я сплюнул и убрал гранату обратно.

— Нервные вы все какие-то, — пожал плечами я, поворачиваясь, чтобы уйти из дома офицеров. — А ещё орденоносцы, герои…

Хотя фойе было забито солдатами и офицерами под завязку, расступившийся народ образовал достаточно широкий проход, чтобы я мог выйти.

Со мной последовали Вадим Хацкевич и Лена. Остальные сделали вид, что не знают меня. Ну да ладно, пускай веселятся, чего их обламывать. Я уже и сам к этому времени жалел о своём поступке.

На улице шёл снег и я остановился на ступенях дома офицеров и зашарил по карманам куртки, чтобы закурить.

— Валер, справа! — раздался Ленкин крик.

Я повернулся и увидел двух крепких, светловолосых мужиков средних лет, которые вылезали из машины с винтовками наперевес.

«М14 — американская автоматическая винтовка, активно использовалась в частях морской пехоты в 50-60-е годы. Была частично вытеснена М16, но даже после появления импульсной винтовки М20, сохранилась на вооружении в некоторых полевых частях» — мелькнула в моей голове информация, которую в нас вдалбливал капитан Хабибуллин на ускоренных офицерских курсах.

Я выронил зажигалку и сунул руку в карман куртки. Но там, ничего, кроме муляжа плазменной гранаты, не было. Правильно. Ведь я шёл на собрание ветеранов войны с империей, а не в боевой выход.

Делать было нечего. Выхватил муляж и выдернул чеку. Замахнулся, чтобы бросить. Нападавшие на меня американцы — ну а кому ещё здесь быть? как-то странно дёрнулись. Один из них нажал на курок…

«Кровь падает на снег…»

Дикая боль ожгла моё тело. Граната выпала из моих рук и заскакала по ступеням. Однако своё дело она сделала. Нападавшие на меня побросали винтовки и бросились наутёк. Я стал медленно оседать. В голове крутилось:

«Снег падает на кровь, белые иголочки»

Одна строчка раз за разом, а дальше я припомнить не мог. Кажется, кричала Лена, Вадим пустился в погоню за американцами, а из дома офицеров стали выскакивать люди, но воспринимал я это с трудом, в глазах темнело, звук пропадал и вскоре исчезло всё…

— Вот жесть, — выдохнул Мишаня. — Устроит такое в советском городе… ну почти в советском.

Мы с ним сидели на подоконнике в дальнем конце больничного коридора, где была устроена курилка. В Новом Ленинграде, куда меня привези восстанавливаться после операции, как и на Ярве шёл снег.

— Выяснили хоть, кто это был и почему тебя убить хотели? — наконец, спросил Мишаня. — Вроде бы црушники захватить тебя пытались.

— А они и пытались, — пожал плечами я. — Старые винтовки взяли, чтобы можно было свалить на бандитов, да и попугать хотели. Выстрелить в моих сопровождающих, а там, глядишь я и сам спекусь. Но увидели гранату и перепугались.

— Откуда знаешь?

— Так, Хацкевич их догнал, до того как им удалось уйти на американскую территорию. А потом наших их допросили. Ну знаешь, как ГРУ может допрашивать. Это не профи были, так мелкота, вот они и запели.

— Не знаю и знать не хочу, — поёжился Мишаня. — Да, Валер, доигрался ты с гранатой. Получил… сколько там пуль из тебя выковыряли? Пять? Ну вот, пять пуль в тушку тебе эта граната обеспечила.

— Ленка жива осталась. И Вадим. Так бы они по ним стали стрелять.

Мы затянулись сигаретами и задумались, каждый о своём. Не знаю, чего там Мишане думалось, а я размышлял над тем, как мне всё-таки удалось выполнить задание начальство целиком и полностью. Советский союз раскрутил скандал с покушением на меня, героя война, на всю катушку. Правительство Гора было вынужденно оправдываться и юлить. МИД СССР, который недавно возглавил Саркис Дапникян, давил на всех переговорах. В общем, скандал вышел на славу, а я попал на больничную койку, чудом оставшись живым. Но это, как всегда.

Мы вышли из игры, мы смертельно ранены.

Снова в голове начала крутиться песня, которую так решительно осуждал Мишаня, за упадничество. И я улыбнулся, увидев в окно идущих в больницу Ленку и Марину. Девчонки о чём-то весело шутили и перебрасывались снежками.

Спи, я твой Пер Ноэль, ты моя Снегурочка…

Мне стало тепло на душе, а раны казались таким пустяком.

Дурочка.

Глава 19. Доппельгангер

Январь — март 2006 года

Конец года у меня всегда выдавался странным и хлопотным. Но только не этот, бурный год, финал которого я встречал в больничном крыле. Хотя всё практически зажило, я мог нормально ходить и даже уже позволили работать с тяжестями, чтобы мышцы не застаивались. Но доктора наотрез отказались меня выпускать, пояснив, что я обязательно напьюсь, полезу куда-нибудь и снова окажусь на больничной койке. Я пытался от их отбиваться, говорил, что лично для меня ценнее мнение Ярославы Довнарович, нашего штанного фельдшера, чем всего их консилиума, но было бесполезно. Так, я и провалялся до начала сессии на койке. Вуз-то я не бросал, просто перевёлся на заочный. Хорошо, хоть друзья-товарищи, включая Рейманов, да любимая девушка, навещали. Те же врачи продолжали ворчать, так как они заходили не всегда просто так, а по делу. Мы же основывали поселение на Касторе, вот они и старались держать меня в курсе, а я иногда спорил, а человек я эмоциональный, мог начать размахивать руками, в общем, спокойно не лежал, как положено приличному раненому.

Одно было хорошо, матушка с Земли так и не улетела. На работе случился завал, а потом, кто-то им подсунул очень удачные путёвки в санаторий.

Провалявшись в больнице около месяца, я о многом успел поразмыслить и поэтому, когда Елена зашла, чтобы забрать меня к себе на квартиру, я сразу со всей солдатско-пролетарской прямотой её ошарашил.

Ну как… Я-то думал, что делаю романтично, подошёл к ней, поцеловал и, глядя в глаза, сказал:

— Лена, я тебя люблю. Выходи за меня замуж.

От неожиданности она села на кровать и недоверчиво смотрела на меня какое-то время своими большими, синими глазами.

— Лен, я серьёзно. Кольцо, давай, по дороге купим, здесь никто не продаёт…

На глаза Еленки навернулись слёзы. Она бросилась ко мне на шею.

— Валер, конечно же, я согласна и тоже тебя люблю!

Может быть, нам бы и аплодировала за эту сцену вся палата, но никого не было, болящие, разбрелись по своим делам. Вот так мы и поехали к ней, уже женихом и невестой. Неофициально. Жениться-то мы собрались на Земле, иначе, нас обоих, родители живьём съедят. Ну как же, родственников позвать и все дела. Глупости, конечно, но да ладно.

Но когда попадём на планету и уж тем более дату свадьбы мы даже не могли предположить. Поэтому, когда после сессии я шёл к полковнику Тихонову, то хотел попросить у него, ну если не отпуск, то нескольких дней и вообще как-то распланировать дальнейшую жизнь.

В целом ситуация была понятна. Американцы после инцидента на Ярве прекратили как охоту на меня, так и поиски бывшей императрицы и её сына. И теперь мне особо ничего не грозило, и я мог вернуться к моей работе по основанию поселения во Внешнем рукаве, вести подготовку исследования соседних галактик. А ещё товарищи Тихонов, и Темиргалиев намекали, что недурно было бы найти три других искусственных интеллекта, которые валяются где-то бесхозными в нашей галактике.

Диана уже занималась сбором информации и сведений, в чём ей активно помогала Лена и был уверен, что рано или поздно это перейдёт в стадию «садись на корабль и лети туда-то».

Тихонов и Темиргалиев, как и остальные, навестили меня в больнице. Принесли апельсинов и поздравили с присвоением очередного звания — лейтенанта. Мягко намекнули, чтобы я кого-то из своей шайки рекомендовал на получение офицерского звания. Сообщили, что благодаря мне они смогли очистить нашу часть Ярве от американских «закладок». Те црушники всё-таки запели и много чего слили. Ещё рассказали, как наш МИД загонял американцев из-за нападения на меня. Марсель порадовал, что мой выговор превратился в благодарность, при этом ехидно ухмыляясь, а полковник обещал познакомить меня с новым куратором, прям сразу после сессии. Собственно на это знакомство я, сдав последние экзамены, и шёл.

Голоса я услышал ещё в коридоре, а секретарша даже не хотела пускать меня в кабинет, но разозлённый голос Тихонова: — Кирьянов пришёл? Пускай заходит! — помешал ей это сделать.

Я вошёл, внутренне содрогаясь, всё-таки злого полковника, ещё никогда не видел. Даже интересно, кто смог вывести его из себя? О-па. Мой бывший командир Оля Зотова, которая сидела на стуле, напротив полковник, и она тоже была весьма недовольна.

— Что здесь происходит? — спросил я осторожно.

— Саботаж! — бросил Тихонов. — Кто-то возомнил о себе больше, чем является на самом деле.

Однако Ольгу было этим не смутить. Она повела плечами и недовольно посмотрела на меня.

— Моё самомнение здесь ни при чём. И я даже не буду напоминать, что резидентура на Гарьерге мне была обещана. Я просто обращаю внимание, что с моим опытом работы в Халлдорианском Альянсе, от меня будет больше пользы на этом направлении, чем в той дыре, куда вы меня планируете засунуть.

— То, что ты называешь «дырой» у нас зовётся очень перспективным и ответственным участком работы, который находится на личном контроле не только у товарища Копылова, но и у Бронницкого, — раздражённо сообщил ей Тихонов. — И да, подполковник Кунцев лично одобрил твой перевод из управления внешней разведки Дальнего космоса в управление специальных проектов, курировать операцию «Фараон». А если ты волнуешься насчёт карьеры, то звёздочки на погоны тебе там будут сыпаться чаще, чем в УВР ДК.

— Можно моё мнение? — осторожно спросил я.

— Нужно, Валера, нужно.

— Во-первых, хотелось бы сменить название. Деятельность нашей группы уже давно вышло за заданные рамки, но это не к спеху. Что же касается товарища Зотовой, тоя сам против её назначения к нам. Тем более, как я понял, она планировалась на место Марселя Темиргалиева?

Олька побледнела. Тихонов ухмыльнулся.

— Насчёт смены названия ты торопишься. Вы ещё не вышли за эти рамки, просто вас привлекают к иным операциям управления. Что же касается Ольги Николаевны, то её назначение было инициировано сверху, главой Генерального штаба.

— По распоряжению, товарища Стерлядкина, нового министра обороны, я в курсе. Но по моим данным оно базировалось на ложной информации. Якобы не сработался с товарищем Темиргалиевым. Но это не так и вы знаете. Марсель — человек жёсткий, и требовательный командир, но меня он устраивает.

— Валер, ты помнишь, что ситуация изменилась? Майор Темиргалиев возглавил управление и у него просто физически не хватит времени курировать операцию «Фараон». Поэтому мы и назначаем старшего лейтенанта Зотову ему на смену.

Значит, повысили Оленьку. Интересно, награда за шпионскую работу в Халлдории или авансом для должности куратора?

— Да, это безусловно. Но и с товарищем Зотовой мы не сработаемся, поэтому я прошу назначить нам другого куратора.

— Почему? — прошипела девушки.

— Видите ли, товарищ старший лейтенант, Марсель Темиргалиев, лично возглавил нашу операцию, по пробному вылету в галактику Туманность Андромеды. Да, не спорю, его вёл мотив в числе первых землян посетить иную галактику. Однако, ему в то же самое время, нужно было готовиться получению внеочередного звания и занятию новой должности. Но он поставил дело выше карьерных соображений, а судя по вашим речам, товарищ старший лейтенант, для вас карьера на первом месте, а это меня не устраивает. Нам не нужен карьерист, нам нужен романтик, желающий исследовать неизвестное, смело идущий навстречу опасности.

Ольга покраснела и на мгновение потеряла дар речи. Тихонов воспользовался ситуацией и подлил масла в огонь.

— Но товарищу Темиргалиеву его отвага принесла, как повышение, так награды и всесоюзную славу. Пусть и не благодаря визиту в соседнюю галактику, которое мы засекретили, а тому, что случилось после.

— Случайность, — отмахнулся я. — Чаще всего это приносит проблемы, а не награды.

— Не поспоришь, — согласился Тихонов. — Ладно Валер, я с тобой хотел о кадровой работе поговорить, в твоей группе. Но это чуть позже. Сейчас прогуляйся на третий этаж. У капитана Кравцова к тебе небольшое дело, минут на десять, он тебе сам всё объяснит.

Я покинул кабинет начальства, мысленно вздыхая. Ну вот, в моё отсутствие он будет добивать Ольгу, чтобы она стала нашим куратором. Возможно, Тихонов думает, что я ему так подыграл, но нет. Ведь я был абсолютно искренен в том, что сказал Ольге Зотовой прямо в глаза.

Спустившись на третий этаж, в оперативно-розыскное управление, где теперь работал следователь Кравцов, ставший капитаном. В званиях я смотрю, у нас растут в последнее время. Но это неудивительно, отдел расширяется, кадров не хватает.

— А привет, Кирьянов! — радостно поприветствовал меня следователь. — Заходи, чаи погоняем, побеседуем о делах наших скорбных.

— Здравия желаю, товарищ капитан, — улыбнулся я, так как у меня вылетело из головы имя Кравцова. — Что-то по старым делам всплыло?

— Отнюдь. Там всё по-прежнему. Просто мы на днях забрали одно дело у КГБ, из-за вскрывшихся обстоятельств. Теперь его расследуем, опрашиваем, так сказать, всех наших, которые часто покидают пределы советского космоса. Вдруг, кто что слышал, видел, краем глаза и не понял. Особо не надеемся на результат, но оперативная необходимость вынуждает.

— Что за дело? — спросил я.

— Побег из алтайской колонии, летом 2004 года, — пояснил Кравцов.

Я вспомнил, про те дикие слухи, которые ходили по Алтаю, когда я с Варягом вернулся с Новой Кубы. Мне они показались бредом и преувеличением, но Кравцов всё разъяснил.

Оказывается, неподалёку от китайской границы возводился новый город. Почему именно там, следователь мне не пояснил. Строился он быстро, по технологиям, полученным от Предтеч, но проблема была в одном. Масштабные строительства шли по всему СССР (особенно в разрушенных инопланетянами Средней Азии и Кавказе), соцлагере, Дальнем Космосе и банально не хватало строителей. Поэтому на Алтай отправили заключённых. Расселили во временных бараках, поставили по периметру вышки и обнесли колючей проволокой. Чтобы не сбежали. Был нюанс. Лагеря было два. Мужской и в пяти километрах от него женский. Мужчины занимались строительством, а женщины отделочными работами. Охрана старалась следить, чтобы группы заключённых не пересекались, но судя по тому, что произошло дальше, это у них не получилось.

Контингент двух колоний был тоже специфическим. Пленные имперцы, наши дезертиры, коррупционеры и уклонисты от службы в армии. В общем, сборная солянка, каждой твари по паре.

— Сбежало шесть человек. Три мужчины и три женщины, — пояснял Кравцов. — Как им удалось скоординироваться между собой, нам неясно. Судя по всему, охрана прощёлкала клювом, и они умудрились общаться между собой во время работ. И компания очень пёстрая. Сейчас пройдёмся по персоналиям, и ты поймёшь, над чем сломали себе голову следователи из КГБ, а теперь мучаемся мы.

Он достал личные дела, в которых почему-то не было фотографий.

— Так, а фото, куда делись? — озадачился он. — Ладно, давай пробежимся пока так, а потом найду и покажу тебе. Номер первый. Вадим Валентинович Наумов. Старший лейтенант Военно-космических сил СССР, осуждён за дезертирство. Но там история очень странная. Он со своим вторым пилотом был сбит над необитаемыми областями будущего Красного Урала. Полгода они выживали на подножном корме, пока наши не вернули себе систему и не нашли бедолаг.

— Вспомнил, — сказал я. — Слышал про этот случай. Но нам говорили, что старлей сошёл с ума.

А ещё его совсем недавно вспоминал Марсель Темиргалиев. Интересно, не в связи ли с этим делом?

— Психиатрическая экспертиза никаких отклонений не выявила, — сухо сказал Кравцов. — Ни у него, ни у его помощника, старшего сержанта ВКС Маргариты Архаровой, которая выживала вместе с ним, а потом также пыталась дезертировать. Я не знаю, по какой причине, но она содержалась в женском лагере на Алтае, откуда последовала за своим командиром. Но на допросах они молчали и не объяснили своих мотивов. Думаю, потому их и не расстреляли, думали в будущем всё-таки дознаться, почему они, захватив корабль, пытались сбежать и даже не на территорию империи.

— Мда, — протянул я. — Может быть, психиатры облажались?

— Кто знает. Ладно, идём дальше. Третий персонаж. Очень интересный. Джейкоб Элайджа Эванс, уроженец Ричмонда, штат Индиана. Был арестован нами, как сотрудник ЦРУ. Но, выяснилось, что к этой организации он не имел никакого отношения. Обычный мошенник и авантюрист, выдавал себя за спецагента разведки. Ну наши его и взяли, а когда всё прояснилось, отпускать просто так было не камуфло, а менять его црушники не собирались. Отправили в лагерь, чтобы зря харчи не жрал. Не менее интересный и следующий беглец. Видрих Этельил. Имперский военный офицер из коренных тангорихксцев. Врач. Информации про него мало. Держали его у нас только потому, что он в имперской медицинской технике разбирается, а потом, когда стал не нужен, сунули в лагерь, чтобы в медсанчасти работал.

Кравцов расстроенно махнул рукой.

— Дальше скучнее. Елизавета Владиславовна Панфилова. Краснодарский край. Тоже медик, но простая медсестра. Продавала поддельные справки о беременности уклоняющимся от воинской службы юным девам. Скорее всего, не одна, но на следствии взяла всю вину на себя. На кой ляд она рванула с нашими беглецами, вообще неясно. Срок ей дали пять лет, могла выйти досрочно. Хотя надо уточнить у ОБХСС, вдруг кого-то ещё из этой компашки повязали.

— О, а это бывший космодесантник, — я взял очередное дело со стола Кравцова.

— Ага, — подтвердил он. — Анвар Юсуфович Турсунов. Но в армию попал, когда из родного кишлака выполз в город за спичками. Шутка. Нормальный парень. У командиров был на хорошем счету. Демобилизовался после войны и что с ним произошло вообще непонятно. Через месяц зарезал первого секретаря райкома. На суде сказал, что он опозорил его сестру и она из-за этого повесилась.

Я настороженно посмотрел на Кравцова. Про нравы местного партийного начальства я много чего слышал.

— Его сестра убита имперскими офицерами, во время атаки на Землю, а первый секретарь райкома, тогда вообще подвизался в другом районе, а должность занял, за две недели до возвращения Турсунова из армии.

— А КГБ эту тему копало? — уточнил я. — Парню явно кто-то насвистел в уши.

— Смеёшься? Они только два года устанавливали, куда вся эта компашка бежала. Но я тоже про это подумал и дал команду нашим, пощупать, что там было на самом деле. Хоть нам не поможет, но преступление, как ни крути, налицо.

— А последняя кто у нас?

— Будешь смеяться, но Анна Максимовна Леонидова, простая девочка-пацифистка. Демонстративно отказалась служить в армии. Ну её также демонстративно посадили на четыре года. У нас с этим строго. Была бы парнем, так вообще семь лет с пола бы себе подняла. Зачем она им, да и они ей, неясно.

Я пожал плечами.

— Может быть, красивая? Кто-то из этих в неё влюбился. На фотографии бы, кстати, поглядеть. Возможно, видел, хотя такую компанию, даже по описанию сложно пропустить.

— Да были… А точно! Я их Зотовой показывал, а потом в ящик стола убрал.

Кравцов порылся в столе и вытащил пачку фотографий и сигареты.

— Вот рассматривай, — бросил он мне их закуривая. — Я тебе пока расскажу, куда они делись. Ты не поверишь, но они нашли имперский звездолёт, который наши сбили совершенно случайно. Тот летел над Китаем в невидимом режиме и также рухнул на землю. Местность там была глухая, север, как-никак, вот никто его и не нашёл. Из всего экипажа выжил только Видрих, который, как мы подозреваем и навёл их на звездолёт.

Я внимательно рассматривал фотографии. Потом отложил их в сторону.

— Сейчас этот корабль называется «Каньяр», — медленно сказал я. — Старший лейтенант Наумов, называет себя Джастином Строгановым, Маргариту Архарову он представил, как Джейн Гончарову, Эванс и Турсунов представились как Агилар и Касерас, а медсестру он назвал Изабеллой Олейничак. Имперца и девочку-пацифистку я не видел, возможно, сидели по своим отсекам. У них фрахт Эквадора и гражданство США, второе, скорее всего, поддельное.

Сигарета выпала изо рта Кравцова и упала ему на штаны. Да, умею я производить впечатление. Однако капитан скоро вышел из ступора, вскрикнул — видно сигарета, прожгла ему штаны и обожгла кожу. Затушив её, он потянулся за телефоном.

— Товарищ Тихонов. Вы срочно нужны в моём кабинете, — сдавленным голосом произнёс Кравцов.

Полковник примчался через несколько минут.

— У вас всё в порядке? Все живы?

За его спиной тенью маячила Ольга Зотова.

— Да, всё нормально, — всё тем же голосом отозвался капитан. — Но вот товарищ Кирьянов утверждает, что он встречал бывшего старлея Наумова…

— В системе Гарьерга, в конце апреля, — подсказал я. — После миссии на Новом Род-Айленде мы едва не наскочили на их корабль и чуть было не вступили в бой. Но, помогли переговоры.

— По словам Валерия Алексеевича, сейчас Наумов называет Джастином Строгановым, тем самым человеком…

— На которого сориентированы с десяток наших агентов на Гарьерге, — кивнул Тихонов.

Он вытащил откуда-то стул и уселся рядом с нами, достал сигарету и закурил. Мы последовали его примеру.

— Удивительный ты человек, Валера, — наконец высказался он. — Помяни моё слово, быть тебе или генералом или расстрелянным.

Он подумал, смоля сигарету, а потом хлопнул по столу, приняв решение.

— Вот что Михал Петрович, отложи ты это дело, пока в сторонку и займись чем-нибудь другим. А мы покумекаем.

А я не забыл имя-отчество. Я его и не знал.

— Да не вопрос. А если задумаете передать его в отдел специальных операций, так я только благодарен вам буду.

— Зачем передавать дело? — наморщила лоб Ольга. — Не проще ли попросить Кирьянова выманить этого самого Наумова со всей его шайкой и в наручники.

— И в лагеря, — фыркнул Тихонов. — Нет, Ольга Николаевна. Наручники и вернуть на Землю следовало дезертира и бывшего старлея Наумова. Пиратского вожака Строганова мы будем обрабатывать по-другому.

— Пиратского вожака? — не понял я.

— Да это в управлении у Кунцева остряки сидят, — усмехнулся Тихонов. — Всю эту шарашку, которую Строганов собирает сейчас на Гарьерге, назвали космическими пиратами, хотя по большому счёту они контрабандисты и немного мародёры.

Моё правое ухо слегка запульсировало. Это рвалась на связь Диана, у которой явно что-то случилось.

— Простите, — извинился я перед собеседниками. — Ди, что у тебя?

Кравцов удивлённо вскинул брови, но Тихонов слегка мотнул головой, мол всё в порядке, не обращай внимания.

— Посмотри ещё раз фотографию Анны Леонидовой, — сказала она.

Я взял фото и поднёс его совсем близко к глазам.

— Возможно, у неё один из нас, — сообщила девушка. — Но точно сказать не могу…

— Тогда молчи, — буркнул я, но из сознания её не стал убирать и обратился к Тихонову. — Анатолий Степанович, нам бы побольше узнать про эту девушку.

— Что с ней не так? — сразу спросил он.

Я пожал плечами.

— Ничего точного, но Диана настаивает на подробном изучении. По нашим давним разработкам.

— Понял. Ладно Михал Петрович, ты нас прости, что так отвлекли…

— Всегда бы так, — вздохнул следователь, когда мы покидали кабинет, забрав несколько коробок с материалами по делу беглецов из алтайского лагеря.

Дотащив коробки и, поставив их в дальнем углу, мы с Тихоновым посмотрели друг на друга.

— Да кто вообще такая эта Диана, почему у вас странный способ связи? — открыла рот Зотова. — На вид она обычная школьница, но отношение к ней, как к ценному сотруднику.

Мы посмотрели на неё и снова друг на друга.

— Ольга Николаевна, — мягко начал Тихонов. — Вы только что, в самых резких выражениях, отказались участвовать в операции «Фараон», так зачем вам знать внутренние секреты группы?

— Могу помочь. Я готовилась к работе на Гарьерге, у меня там есть связи и один из агентов…

— Товарищ Зотова, вы можете быть свободны, — холодно приказал Тихонов. — Мы обратимся к вам за консультацией, если потребуется.

Ольга Зотова побледнела.

— Но товарищ полковник, я в Гарьерге хорошо разбираюсь… это моё направление.

— Я, мне, моё… — пропел я, песню «Битлов» и Тихонов ухмыльнулся.

— Товарищ старший лейтенант, покиньте помещение, — сказал он совершенно официальным голосом. — Я вижу, мы совершили ошибку, отозвав вас из отпуска слишком рано. Сейчас мы закончим с Кирьяновым, и я подпишу вам ещё месяц отдыха, а в это время кадровый отдел будет думать, куда вас перевести.

Зотова успокоилась и даже улыбнулась, но полковник Тихонов не был бы самим собой, если бы не добил.

— Исходя из той истерики, что вы здесь устроили, я буду рекомендовать вас на работу в штабе или преподавательскую деятельность. Я думаю, что товарищ Кунцев меня поддержит. Вы показали, что к работе в поле и на ответственных направлениях непригодны.

Улыбка Оли потухла, и Тихонов закрыл дверь. Я вздохнул. Если бы не последнее предложение, я бы порадовался.

— Воспитываете? — уточнил я, на всякий случай.

— Не без этого. Зотова — хороший специалист и вы с ней сработаетесь, даже не спорь, я покажу тебе заключение психологов. Но она слишком вжилась в роль избалованной наложницы. Такое бывает. Видел бы ты Марселя, когда он только вернулся от дакота.

— Хоть я от перспективы работы с ней не в восторге, но если мы будем что-то делать на Гарьерге, то она может пригодиться, — возразил я.

— Нет. Не может и не пригодится. По крайней мере, в тот план операции, что я сейчас обдумываю, ни она, ни её подружка не вписываются.

— Подробности позже?

— Ага. Валер, у тебя остались какие-то вопросы?

— Да. Во-первых, мне надо решить личные дела. Анатолий Степанович, мы с Леной Приклонской хотели бы пожениться и нам для этого надо определиться с графиком работы…

— Совет вам да любовь, от главного разведывательного управления. График утрясёшь с Марселем. Он ваш непосредственный командир. Дальше?

— Во-вторых, я подготовил свои соображения по кадрам внутри группы, — с этими словами я протянул полковнику папку, с которой пришёл к нему.

Он взял её и начал бегло просматривать, говоря себе под нос:

— Это правильно. На Стерлядкину и Довнарович рассчитывать нечего у них своё направление. Мишин… Ну как вариант. Черепанов, да прапор из него выйдет хороший. А вот здесь мы тебя поправим.

Он взял со стола ручку.

— Что-то не так, товарищ Тихонов? — спросил я.

— Да. Ты не учёл, что твоей будущей жене уже под тридцать, а значит, что?

Я хлопнул глазами. Вот уже не думал, что у товарища полковника есть вопросы к возрасту моей Ленки.

— Что? — спросил я.

— После свадьбы она обязательно захочет ребёночка, а то и двух или трёх. Хотел бы ошибиться в этом вопросе, но в последние годы, бабы как с цепи посрывались. Вроде совсем недавно была, эмансипация, развитие личности, и на тебе, куда-то всё резко делось. Словом, после свадьбы она наверняка уйдёт в декрет, так что проще её будет задействовать для работы на базе. Да и не боец она, честно тебе скажу, Валер. Лучше бы её сейчас куда-нибудь отправить, а вместо неё взять спецназовца. Но это ладно, это не к спеху, но в голове держи.

Он отложил мою папку в шкаф и попрощался со мной. Здание, правда, пришлось покидать через чёрный ход, так как у парадного маячила Ольга, решившая, по всей видимости, поговорить со мной.

Последующие две недели выдались хлопотными. Пока Тихонов, и Кунцев разрабатывали план операции, я занимался текучкой: обустройство базы на спутнике Кастора, разведка и изучение самой планеты. Там, внизу, рядом с посадочными кольцами должен был появиться небольшой городок, с учёными, военными, да и вообще. По разработанному мной и Колей Рейманом плану, Кастор должен был взять на себя часть функций Кадмии. Кстати, с двойняшками Рейман нам так толком и не удалось пообщаться на сессии, я был слишком загружен, но надеялся наверстать позже. Может быть, на летней сессии. Помогал мне Мишаня, приписанный к нашей группе, как гражданский специалист. Учёба в Политехе и работа на Радиозаводе сделала его из раздолбаистого ефрейтора вполне ответственным специалистом, который быстро вошёл в курс дела, и на нём теперь буквально держалась вся инфраструктура.

— Валера, ты потереби наше начальство, — дёрнула меня за рукав Ленка, когда мы в очередной раз, прилетев на Кастор, любовались его скудными красотами.

— Что такое?

— Вот смотри, я разработала план посадки деревьев, кустарника, трав и грибов на планете, не одна, конечно, а с Гришкой. И не закатывай глаза. Сейчас на планете, практически нет потребителей кислорода, но как только ту начнут селиться люди, проблема встанет в полный рост. Поэтому лучше решить проблему сейчас, чем героически исправлять ошибки после.

— Хорошо, — сказал я. — Послезавтра у меня встреча с Копыловым и я возьму тебя, чтобы ты смогла лично объяснить ему.

Она благодарно улыбнулась, а я вспомнил, что есть вопрос, который было бы неплохо обсудить.

— Лен, а когда мы будем заводить детей? — спросил я.

Личико Елены сразу стало хитро-виноватым.

— Понятно. Значит, после свадьбы, — вздохнул я.

— Сам догадался?

— Полковник Тихонов подсказал. Сказал, что надо переводить тебя на штабную работу.

Она поцеловала меня.

— На планете много дел, — шепнула Лена. — Мне хватит, чем заняться, пока ты в очередной раз будешь спасать Землю и Советский Союз…

Но работу над освоением планеты мы были вынуждены поставить на паузу, после визита к Копылову. Нет, встреча с первым секретарём прошла хорошо, он подписал и финансирование и обещал найти кадры, но в конце сказал, что нас ждёт товарищ Тихонов. Мне сразу стало ясно зачем и душа моя возрадовалась.

В кабинете полковника меня уже ждал он сам и его заместители по внешней разведке — подполковник Кунцев и по специальным мероприятиям Ростислав Юрьевич Кройтор.

— Присаживайся! — бросил Тихонов. — В общем, такие дела, Валер. Мы проверили твою информацию, и всё оказалось верным. Наумов действительно выдаёт свой экипаж, состоящий из беглецов, за американцев, потомков белоэмигрантов, кроме Эванса и Турсунова, а также девочки Анны. С ней самая большая странность.

— По полученным нам данным, она была типичным гуманитарием, немножко не от мира сего, — добавил Кройтор. — Но в штатном расписании звездолёта «Каньяр» она занимает должность техника.

— Возможно, ИИ Предтеч подсказывает ей… — неуверенно протянул я.

— Гадать не стоит, — твёрдо сказал Кройтор. — Я просто предупреждаю тебя, чтобы ты был настороже и готов к сюрпризам.

— Так точно, — отозвался я. — По Турсунову что-то прояснилось?

— Да, — поморщился Тихонов. — Местные разборки. Тот первый секретарь стоял поперёк горла недобитым баям, вот они и накрутили, молодого и, скажем так, не сильно умного солдата и устранили врага чужими руками.

— Вот надо было окончательно ликвидировать КГБ, как структуру, — проворчал Кунцев. — Это они проспали. А когда мы начали копать, там такой гадюшник вскрылся. Всё в комплекте шло и сотрудничество с ЦРУ и исламскими фундаменталистами.

— Но ты не забивай голову, — махнул рукой Тихонов. — У тебя другая задача.

— Да мало ли, — пожал плечами я. — Вдруг потребуется что-то пообещать.

— На территории Советского Союза под своими именами они больше никогда не появятся, — серьёзно сказал Кройтор. — Но посещать Дальнекосмическую республику под нынешними псевдонимами… смогут. Если вы договоритесь.

И командование галактического отдела начало посвящать меня в планы операции, как действовать, о чём говорить и что предлагать. Во время разговора я несколько раз мысленно икнул от аппетитов родного ведомства, но признал, что в целом они правы иначе и не получится.

Осталось собрать команду и лететь на Гарьерг. Это было проблематично, так как часть наших была здесь, на Машерове, часть в Кадмии, а остальные на лунной базе Кастора.

— Можно я с тобой не полечу? — повисла у меня на шее Лена. — Уже надо начинать озеленение Кастора, а Гришка полетит с тобой. У меня есть одна интересная идея, связанная с эндемиками Ирсеилоура…

— Да, оставайся, — облегчённо сказал я. — Нечего тебе в этом пиратском логове делать.

Сделав предложение Лене Приклонской, я и сам стал тревожиться за неё и понял правоту Тихонова. Действительно, переводить надо девушку в штаб, иначе же я с ума сойду, беспокоясь за неё.

Была ещё одна проблема. Кунцев предложил лететь под именем Курта Родбауэра, как я и представился Наумову. Мне эта идея не понравилась сразу и предложил вернуться к «югославскому» варианту. После Ярве Лена обеспечила нужными документами. Кунцев поморщился, но согласился. Кройтор так вообще сказал, чтобы я держал комплект из трёх документов на всякий случай.

Итак, решив все формальности и собрав команду, кроме Лены, но зато с Дианой, мы вылетели с Кадмии на Гарьерг. Мы были полны энтузиазма, лишь Довнарович ворчала, что могли бы её оставить на Касторе, вряд ли с нами что-то случится, а ей и так заняться есть чем.

— Не сглазь! — рявкнул на неё Череп. — На Ярве тоже должно было всё пройти без эксцессов.

Яська испуганно прикусила язык, припоминая, что без её своевременной помощи меня могли бы не довезти до больницы.

На Гарьерг мы прибыли, когда на планете уже начинался поздний вечер. Задача с виду казалась простой: найти Джастина Строганова и побеседовать с ним. Вежливо и культурно, предложить сотрудничество, а заодно намекнуть, что где-то найденный им ИИ Предтеч, неплохо было бы сдать на руки нам. Впрочем, сотрудничество мы ему предложили бы в любом случае, просто если он отдаст устройство, полная амнистия ему и подельникам гарантирована. Без сдачи ИИ, только в советский космос (но не на Землю) по псевдонимам. Проблема была в том, что подобраться к ушкуйникам — да, они, те дезертиры, которые кучковались около Строганова, себя так называли, было сложно. Кунцев пояснил, что пока нет возможности выдернуть кого-то из наших ребят и девчонок, которые выдают себя за дезертиров и отправить в Старгород — город на севере получил именно такое название. Сам Наумов или Строганов, лидером был формальным и предпочитал летать по бывшей империи, нежели торчать на одном месте. На Гарьерге местообитание ушкуйников обустраивали преданные ему люди (вопрос, где он таких взял), они же следили, чтобы никто не беспокоил пиратского капитана.

Поэтому ключика у меня было всего два. Мастер Ганг Зеф, бывший уголовник из Гордзекса и Мила Мезенцева, бывшая халлдорианская шпионка, некогда пытавшаяся меня, захватить и сданная мной в подвалы ГРУ, а потом спасённая мной из рабства в той же Халлдории. Ни с кем из них мне не хотелось иметь дел, но что поделать.

Марина рассказала мне о том периоде жизни Ганг Зефа, после того как мы захватили его в покинутом городе. Она вместе с Мишаней отвезла его на Полынь, где сдала местному ведомству… Странное это было учреждение, работали в основном с инопланетянами и воспитывали в них лояльность галактическому отделу ГРУ. Как именно мне неизвестно, но точно не били. Перековка шла с переменным успехом. То есть раз на раз не приходилось. Полагаю, что и бывшей императрице они ловким образом промыли мозги.

Мастера Ганга они у себя продержали полгода, а потом Марина снова отвезла его, откуда взяла. В дороге Стерлядкина с ним особо не болтала. Но ей показалось, наши надавили на банальную жадность Ганг Зефа, ну и убедив его, что мы действительно, самая могущественная сила в Галактике. Вернувшись, уголовник поселился в курортном городе Годрархкарте и занялся примерно тем же, чем раньше. Только вместо того, чтобы тырить мелочь по карманам, с помощью своих ребят и подельников собирал информацию, заводил нужные знакомства, даже успешно избирался в местный парламент. Воровал по-крупному то есть. Но человек он был нужный и полезный, ведь в каждую дыру он влезть без мыла.

Именно он проверял мою информацию по Строганову и очень ей заинтересовался. Нет, секретов ему не сообщали, просто прислали изображения и попросили сличить с командой «Каньяра». И он, каким-то образом, это сделал.

Поэтому прямо с посадочных колец, я, взяв с собой Варяга и Кинтану, поехал в небольшое казино, которое принадлежало ему (частично отмывало его доходы).

— Интересно, а чем ему платят наши, он ведь и так неплохо заколачивает? — уточнил Варяг.

— Скорее всего, делятся информацией, по его профилю, — пожал плечами я. — А может, ещё чем-нибудь. Кунцев и Кройтор не уточняли, значит не наше дело.

Я это предположил, потому что Людмиле Мезенцевой мы как раз платили информацией. Это сказал мне Тихонов, вручая небольшое запоминающее устройство, хотя и не объяснил, что именно интересует мадам Мезенцеву.

Мастер Ганг Зеф действительно жил неплохо судя по его дорогому костюму, очень редкой бутылке вина, что стояла рядом с ним открытая, да и всякими драгоценностями был обвешан, как какая-нибудь куртизанка.

— Мастер Ту Зеф! — улыбнулся он, заметив меня. — Меня предупредили, что ты появишься и захочешь попасть в Старгород.

Губы его улыбались, а глаза смотрели настороженно. Он не забыл, как я его подставил на Гордзексе и поломал его планы здесь, два года назад. Ганг был не из тех, кто что-то забывает или прощает… И судя по его лицу, он что-то задумал.

И сюрприз не заставил себя долго ждать.

— А ведь я должен поблагодарить тебя! — неожиданно возвестил он.

— За что же?

— За жизнь, — ответил он совершенно серьёзно. — За очень хорошую жизнь, а главное, за то, что она осталась. Командуй мной А-тарирн.

А-тарирн, на языке родной планеты Ганг Зефа значило: сеньор… ну или хозяин. Неважно, главное, если тебя кто-то оттуда назвал А-тарирн, он признавал тебя своим вассалом до конца жизни, которую он вверял в твои руки.

По этой причине я замер, опешив и даже не сразу сообразил, что ему можно ответить.

Глава 20. Последние дни

Март 2006 года

В общем, я так и стоял, как дурак, с отпавшей челюстью, глядя на абсолютно серьёзного Ганг Зефа. Потом набрал в грудь побольше воздуха, вздохнул, и произнёс.

— Я отказываюсь, мастер Ганг Зеф. Извини, но для меня, советского гражданина, такое предложение неприемлемо.

Лицо Ганга расслабилось, и он улыбнулся.

— Значит, ваши мне не врали. Что же, мастер Ту Зеф, я рад, что не ошибся с выбором стороны. Проходи, садись за мой стол, угощайся, и мы поговорим, о том, какое дело тебя привело к старому Гангу.

Вот, значит, в чём всё дело. Старый бандит меня просто проверял. Уж не знаю, как промывали ему мозги на Полыни, но уверен, за советскую власть его агитировали основательно. Уголовник слушал и кивал, но зарубку на память проверить, а как на практике мы соотносим наши идеалы и дела, не забыл. Вот было бы хорошо, если меня, перед отлётом на Гарьерг, предупредили наши, что они ему там в уши лили, но разве от них дождёшься.

— Уверен, что ты знаешь, — в ответ улыбнулся ему я.

— Да. Ваши ходят на цыпочках вокруг этого капитана, Строганова, — кивнул Ганг. — Но у меня нет новой информации с последней связи. Жители северного города насторожённо относятся к чужакам.

— Нет, ты не понял. Мне нужно попасть в этот город. Я понимаю, что так просто туда не войти, но уверен у тебя какой-то лаз да есть.

Лицо мастера Ганга напряглось. Он мрачно посмотрел на меня и дал команду своим отойти подальше.

— Ты прав. Провести тебя в город я могу. Но сразу предупреждаю — выходить оттуда тебе придётся самому.

Впрочем, если моя миссия увенчается успехом, помощь мастера Ганга мне уже не будет нужна, а если провал, то… тем более. Со щитом или на щите.

— Устраивает, — согласился я.

Мастер Ганг Зеф достал сигару и закурил, потом смотрел на меня какое-то время. Я видел, что в нём боролось два чувства. С одной стороны, он был зол на меня за ту историю в Гордзексе, а с другой — он перешёл на нашу сторону. Наконец, он решился.

— И ещё. За тобой идёт охота. Все обстоятельства мне неясны, я попытаюсь узнать больше, но это будет нескоро. Кто-то заказал твою голову, одному из мирмилийских синдикатов.

— Может быть, это кто-то из них? — предположил я. — Довелось мне уничтожить парочку их кораблей…

— Нет, — мотнул он головой. — Человек, контактировавший с мирмилийцами, был землянином, но не из дезертиров и не из Старгорода. Скорее всего, он живёт на территории Союза. Но уверенно ничего сказать не могу. Там ещё интересовались девчонкой из твоей команды, но потом вопрос сняли.

— Спасибо, — поблагодарил я. — Буду думать, что с этим делать.

— Удачи. И я тоже постараюсь что-то узнать, — кивнул Ганг Зеф.

Попрощались мы достаточно тепло, хоть и испытывали противоречивые чувства. Странный он какой-то. Мастер не показывал, но интуитивно чувствовал, что век бы он меня не видел. Всё-таки я его дважды обыграл, а такие люди, не любят подобного. Однако помог не только по главному вопросу, но и предупредил об опасности. Интересно, почему?

С помощью мастера Ганга попасть в Старгород оказалось очень просто, хотя без него были бы проблемы. Он где-то достал нужные идентификационные коды, которые надо было активировать перед тем, как сесть, но уточнил, что при попытке взлететь на флаере с теми же кодами, не получится. Просто не выпустят с посадочной площадки. Какая-то у них хитрая система опознавания, в которой я узнал нашу армейскую. Что же, очередное, уже ненужное подтверждение: Джастин Строганов — это бывший старлей Наумов.

Туда мы летели всей командой. Можно было оставить Диану на корабле, но я посчитал, что она будет нужным козырем на переговорах об искусственном интеллекте. Да и неясно, что нас в этом городе космических ушкуйников ждёт, подстраховаться было бы неплохо.

— А они неплохо отстроились, — заметила Марина, когда мы подлетали к городу. — В прошлый раз здесь были одни руины…

— С использованием как имперских технологий, так и Предтеч, города строятся быстро, — заметил я. — Видела же, как вырос Новый Ленинград, буквально за два года. А здесь уже была основа — заброшенный город, да и надо им не так уж и много. Население, где-то полторы тысячи человек… Большая деревня, по сути.

— Но это меньше чем за год… И где только они столько народа набрали? — поморщился Варяг.

— Не так уж и много, на самом деле. По оценке наших аналитиков, в постимперских государствах осталось до шести тысяч бывших советских граждан, где-то семь — восемь тысяч американцев, около трёх тысяч граждан ОСВД, американские сателлиты дают до пяти тысячи человек, китайцев в районе тысячи, а остальных народов и тысячи не наберётся. Но цифры условные, они постоянно меняются. Так что у Старгорода вполне неплохие перспективы роста.

Впрочем, после того как мы приземлились и прогулялись по городу, я понял, что Ганг Зеф ошибается. В бывшем заброшенном городе жило примерно в два раза больше народа.

— Куда сейчас? — спросила меня Яся, когда мы закончили все дела на пропускном пункте.

— Вы, в гостиницу. Я, Варяг и Череп в бордель.

— Взрывать? — ухмыльнулся Жмых.

— В этот раз нет. Для разнообразия будем посетителями. Там обитает нужный нам информатор.

— Вот стоило её спасть от борделя на Арна Тагана, чтобы здесь она занялась тем же самым, — фыркнула Стерлядкина.

— Ты ошибаешься. Люся Мезенцева здесь не какая-то банальная проститутка, а вполне респектабельная бордель-маман. Да и заведение её я так называю, по сути, а формально клуб для мужчин и так далее. Музыка, выпивка и да, доступные девушки. Впрочем, женщинам там тоже могут кого-нибудь подогнать.

Марина лишь презрительно хмыкнула и потащила остальную команду оформляться в относительно приличную гостиницу. Причём интересовало её не только жильё, но и возможность погреть уши. Всё-таки все яйца в одну корзинку складывать не стоило и Мезенцева, она же агент Тотошка — почему ей Зотова дала такой оперативный псевдоним, я не в курсе. Даже предположить не мог. И вообще, я не узнавал своего бывшего командира, с которым мы служили в космодесанте. Что-то в ней изменилось за эти годы, а возможно, всегда было, просто вылезло наружу.

Втроём мы расселись за столом и сделали заказ. Череп, как большой специалист в алкогольных напитках, сообщил, что никто не удивится, если мы закажем катарнийское вино, которое не считалось дамским напитком, но вместе с тем и было столь крепким, чтобы в голове зашумело в ненужный момент.

Заказ принесли очень быстро.

— Хороший сервис, — улыбнулся я молоденькой официантке, одетой весьма фривольно.

Девушка наклонилась и шепнула на русском языке.

— Вас ждут в шестом кабинете.

Мне даже стало интересно, а как эта девчонка, не старше двадцати лет, оказалась здесь? Явно не военнопленная. Из захваченных в начале войны ярвийских колонистов?

— Понравилась Кристина? — спросила, потягивая вино, Мезенцева, когда я посмотрел вслед официантке, приведшей меня в кабинет.

— Я просто думаю, как она оказалась за пределами советского космоса. Ей, судя по всему, лет девятнадцать…

— Двадцать три. У неё как и природные данные хороши, так и поработали немножко над ней. Бывшая военнопленная. Начинала, не поверишь, в тринадцатой роте космодесанта. В плен попала незадолго до штурма имперской столицы и сразу же пошла на сотрудничество с администрацией лагеря. После распада империи мыкалась, чуть не попала к халлдорианским бандитам, но я их опередила, и теперь Кристина работает у меня.

Она улыбнулась. Люда выглядела шикарно в своём расшитом золотом по халлдорианской моде платье. Но вообще в любой другой части бывшей империи, её бы сочли вульгарной, но здесь всё было к месту.

— Тебе нужно что-то от Строганова и его шайки? — спросила она.

— Угу. Пообщаться.

Улыбнувшись, я с удовольствием посмотрел, как она закашлялась, поперхнувшись дорогим напитком.

— Валера, ты не перестаёшь меня удивлять, — сказала она охрипшим голосом. — А императорского наследника тебе в подарочной упаковке не подогнать?

Я вежливо улыбнулся, давая понять, что такой дешёвый трюк со мной не прокатит.

— Нет, я серьёзно, — вдруг вздохнула Люда. — Проще найти этого мелкого засранца с его мамашей, чем подойти…

Ох. Она просто употребила расхожее, в этой части космоса, выражение. А я уже счёл его намёком.

— Не проще. И ты это знаешь. Многие пытались: американцы, таусийцы, даже недобитые имперцы, но малыш, как в воду канул.

— Интересно, почему же наше вездесущее ГРУ не пыталось? — глаза Мезенцевой блеснули.

— Может быть, пытались, — пожал плечами я. — Только кто же мне расскажет? Другой отдел, свои секреты.

Но Мезенцева уже потеряла интерес к разговору про наследника Тангорихкской империи. Вздохнула и достала из декольте небольшой пластиковый прямоугольник. Я потянулся к нему, но она отрицательно мотнула головой.

— Прости, забыл, — пришлось лезть во внутренний карман, чтобы вытащить и вручить ей чип.

Девушка жадно выхватила его у меня из рук. Вставила в свой планшет, что-то внимательно изучала полминуты, потом удовлетворённо улыбнувшись, отдала мне прямоугольник.

— Что это? — спросил я.

— Пропуск на двоих в ушкуйный квартал. Спёрла его у своей конкурентки. Если ей претензию предъявят, то просто отлично будет.

Я не всё понял из того, что она сказала и тогда Людмила объяснила. Капитан Строганов отделил квартал, где обитали космолётчики, от остальной части города. Предполагалось, что это сделано ради безопасности — не всем арза с южной части материка нравилось такое соседство, хотя Джастин или Вадим, кому как удобнее, договорился с правительством этой новоявленной республики.

Я отправил сообщение Стерлядкиной, чтобы она немножко загримировала Диану, с помощью косметики и девушка выглядела чуть старше своих лет. С собой на беседу к Джастину я решил взять только её. Хотя это и было опасно. Но куда как рискованнее спугнуть пиратского капитана.

Я встал, чтобы попрощаться с Мезенцевой и покинуть этот полубордель, когда она сказала:

— Мне жаль, Валер, что всё получилось именно так.

Поэтому я ушёл в недоумении, забрал слегка увлёкшихся местными девушками Варяга и Черепа и дождавшись Диану на перекрёстке, двинул в ушкуйный квартал. Эту парочку я оставил у входа, на всякий случай. Они ещё обещали подтянуть команду, если вдруг переговоры пойдут не так, как планировалось.

А неплохо, граждане ушкуйники, обосновались, я погляжу. Здания были почти все отремонтированы, кое-где построены новые и, судя по всему, в жилплощади они себя не стесняли. Даже посадочные кольца виднелись вдалеке. Логично не через официальные же терминалы Гарьерга им тащить свою контрабанду. Осталось самая малость — выяснить, где обитает капитан и зайти, как бы невзначай, как бы на огонёк.

Но я на многое не рассчитывал в этот заход, просто посмотреть, приглядеться и оценить обстановку на месте. Однако, неожиданно мне помогла Диана.

— Я чувствую искусственный интеллект, — дёрнула меня за рукав девушка. — В километре от нас.

— Пошли, — сказал я. — Веди меня, как Вергилий.

Диана криво усмехнулась. Та девчонка, в тело которой мы внедрили Артемиду, была весьма начитанной, а в плену страдала от отсутствия книг. Разумеется, едва вернувшись в цивилизованные места, она первым дорвалась до библиотеки, а в наших операциях постоянно таскала с собой несколько чипов, содержавшую несколько земных библиотек. К тому же она стала записывать художественную прозу Предтеч, так как сумела понять. По мне, так бесполезное занятие, но Тихонов заинтересовался и регулярно получал от Дианы свежие переводы.

Поплутав по улицам ушкуйного квартала, мы вскоре остановились около весьма помпезного четырёхэтажного здания имперской архитектуры. Будь с нами Слава Смирнов, он бы точно сказал, какая эпоха, что за император тогда правил и так далее. Но он либо дожидался нас в гостинице, либо стоял у входа в квартал.

— Интересно, что это такое? — вслух задал вопрос я.

— Управление космопорта, дубина, — беззлобно отозвался выходивший из здания какой-то бывший нас гражданин.

— Сюда-то нам и надо, — буркнул себе под нос и решительно толкнул дверь.

А какой смысл был отираться вокруг здания? Надо попытаться пройти и узнать, что требуется от нас. К моему удивлению — вообще ничего. Вход был свободным, никаких вахтёров, никаких сумрачных охранников. Заходи кто хочешь и бери чего хочешь.

Своя логика в этом была, в сам город попасть непросто, в квартал тоже, а значит, всякие посторонние сюда точно не дойдут. Но вот он я. А с другой стороны, ну, сидел бы здесь страж, так я бы обязательно что-нибудь придумал.

— Четвёртый этаж, — сказала мне Диана и я пошёл к лестнице.

На втором пролёте стало понятно, что мы совсем чуть-чуть не дошли до лифта, но ладно. Немного осталось.

Этаж встретил нас мёртвой тишиной. Очевидно, это были помещения, принадлежавшие команде Строганова, а все остальные дела решались на первых трёх. Проходя мимо лифта, я заметил блокировку, отключавшуюся специальной картой и мысленно похвалил себя.

— Нам туда, — показала Диана, на дверь в конце коридора, но я и сам услышал доносившиеся оттуда голоса.

Я подошёл и, резко потянув дверь на себя, вошёл внутрь.

— Ты кто такой? — двинулся на меня здоровяк, очевидно, Юнусов, который здесь себя выдаёт за эквадорца.

— Подожди, — остановил его голос Строганова. — Я его знаю. Курт Родбауэр из СЦЕСР?

— Почти, — отозвался я. — Но сейчас меня зовут Драгомир Катич из Югославии.

На лице Джастина мелькнуло недоумение.

— Но в миру я Валерий Кирьянов. Уроженец Советского союза. Младший лейтенант, если интересно.

Рука пиратского капитана скользнула к поясу, как будто ища пистолет, но оружие, по всей видимости, у него хранилось где-то ещё.

— Долго вы меня искали, — с кривой улыбкой заметил он.

— Не особо, — пожал плечами я. — Это кгбшники валандались, а к нам ваше дело попало месяц назад. И вот я здесь. Кстати говоря. Если бы я пришёл вас арестовывать или убивать, то со мной бы было человек двадцать спецназа, а не одна хрупкая девушка.

Тем не менеенапряжение не сошло с лиц новоявленных ушкуйников.

— И чего вы хотите? — напряжённо спросил Строганов-Наумов.

— Поговорить. Просто немного поговорить. Про нас всякие слухи ходят, но я подчеркну. Наше ведомство всегда открыто для диалога.

С этими словами я взял стул и присел. Диана осталась стоять, прикрывая мне спину. Немного подумав, на стул опустился и капитан, давай команду остальным расслабиться.

— Первый вопрос и самый главный. Искусственный интеллект Предтеч, — произнёс я. — Мы в курсе, что вам, гражданин Наумов, каким-то образом попало в руки старая технология, которую вы используете в личных целях. Но у этой технологии есть предназначение, которые мы и намерены реализовывать…

При этих словах, тихая тёмно-русая девушка, которую звали Анной, вскинула голову и посмотрела на меня тёмно-синими глазами. Такими же, как у Дианы.

— Мать вашу, — выдохнул я. — Зачем же вы так…

— Она умирала, — просто объяснил Строганов. — Пыталась покончить жизнь самоубийством, забралась на шестиэтажное строение и прыгнула оттуда. К счастью, рядом был я и Джейн.

— Им пришлось пробить мне барабанную перепонку, чтобы вживить мне элементы искусственного интеллекта, — улыбнулась Анна. — Я потом оглохла на левое ухо, и только полное срастание с ИИ спасло мой слух.

Они крепко вжились в образ потомков эмигрантов основавшего торговую компанию на Гарьерге. Даже в разговоре со мной называют себя и своих соратников вымышленными именам. Хотя это в его положении и оправдано.

— А вы почему так поступили со своим ИИ? — строго спросила нас Рита Архарова, она же Джейн Гончарова.

— Её зарезали мирмилийцы, — объяснил я. — Слышали эту историю, с освобождением пленников?

Строганов кивнул и поиграл желваками. У Гончаровой сжались руки в кулак, а Анна посмотрела на Диану сочувственно.

Самое печальное, что теперь они нам не отдадут искусственный интеллект ни за какие коврижки. Нет, если бы Вадим был бы дураком, может быть, что-то и прокатило. Но он неглуп, а значит, Анна останется с ним. Поэтому придётся искать точки соприкосновения.

— Ладно. Значит, один вопрос снимается с повестки, но нам есть ещё что обсудить, — продолжил я.

И дальше я им стал объяснять перспективы сотрудничества с ГРУ, как минимум в этом секторе. Плюшки и бонусы. Даже возможную амнистию, но отдельно уточнил, что это далеко в будущем. Предложение заинтересовало, как минимум советскую часть команды, особенно Турсунова. Оказывается, в тюрьме он узнал, что стал жертвой провокации, и убил невиновного. Это его мучило, настолько сильно, что он присоединился к команде Наумова, когда ему рассказали о реальных целях побега — защищать галактику, от возможного вторжения извне.

— Кстати, насчёт соседей, — уточнил я. — Вы уже слетали?

Джастин тяжело вздохнул и отрицательно помотал головой.

— Увы. Звезда, у которой расположена станция, претерпевает изменения и летать там просто невозможно, даже пользоваться порталом опасно.

— К счастью, Предтечи заложили механизм эвакуации станции и портала, в более безопасные области звёздной системы, — добавила Анна. — Но нужно десять лет, чтобы переместить портал и особенно питающий его спутник. Мы задали все необходимые параметры, закрыли портал на ключ.

— А потом нам пришлось уходить через тёмный портал, — содрогнулась Джейн.

— Даже не спрашивайте, что это такое, — вздохнула Анна. — Сложно объяснить, что-то вроде технического лаза.

— Неприятно, — заметил я, причём в целом про ситуацию.

Кстати, Анна, которую здесь называли Анисия, и Диана уже вовсю общались между собой, обмениваясь какой-то информацией. Поставив себе зарубку узнать у девчонки, о чём они говорили, я снова перешёл на дела насущные.

В общем-то, мы предложили Джастину неплохую схему. Он отказывается от американского гражданства, которое было, к слову, фальшивое и не имеет никаких дел ни с ЦРУ, ни с какой-либо иной спецслужбой, да и вообще всеми государственными органами наших вероятных противников. Мы же в ответ закрываем глаза на то, что в его торговой компании будут работать люди, формально числящиеся в розыске. Даём ему информацию, сводим с определёнными людьми и так далее.

В принципе он был не против, но желал подробностей. Я втолковал ему, что это только первые, пробные переговоры. И вообще, я больше по космической разведке и силовым операциям, а потом прилетят люди, уже с конкретными предложениями. Мне почему-то, казалось, что среди них будет моя ненаглядная Оля Зотова. Даже если случится чудо и её уберут с курирования проекта «Фараон» да и вообще из управления специальных операций, то протащат по линии внешней разведки.

Разговаривали мы часов шесть. Мою команду, чтобы они зря не светились, тоже вытащили в ушкуйный квартал, выписали из гостиницы, с положенными компенсациями и разместили в апартаментах Джастина Строганова. Отныне я буду называть его и экипаж их творческими псевдонимами, чтобы не запутаться.

— У меня для вас небольшой подарок, в залог нашей будущей дружбы, — улыбнулся Строганов, под конец переговоров.

Касерас, бывший американский жулик, дёрнулся, но его остановила Анисия. Строганов протянул мне небольшой лист, из блокнота, на котором были зарисован индекс портала.

— Что это? — спросил я, немного утомлённо.

— Вы что-нибудь слышали про Тарна Тангорихкс? — спросил Джастин, всё с той же загадочной улыбкой.

Я и зашедшая к нам Марина, навострили ушки.

— Нет, — отозвались мы дружно.

— Двадцать планет, пятнадцать звёзд, — небрежно обронил Строганов.

— Тарна, тарна… это, если перевести на наш язык, будет что-то вроде — республика? — спросила Стерлядкина.

— Да. Имперские диссиденты, которые после падения династии взяли власть на двух десятках планет. Положение у них крайне тяжёлое. Ардат Тангорихкс, Торкартен и Гаркхия, смотрят на них через прицелы бортовых орудий и мечтают поделить их планеты, потому что это союз всех трёх рас метрополии.

— Тяжело им, — почесал затылок я.

— Тяжело им будет, когда их начнут делить. Ради такого дела, даже грызущиеся между собой державы заключат союз.

— Но не в ближайшие годы, — обронил Касерас.

Интересно, а зачем он себе взял такой псевдоним? Если Турсунов-Агилар был хотя бы отдалённо был похож на латиноамериканца, то в лице Фелипе Касераса не было ни одной черты свойственной уроженцам Южной Америки. Скорее он смахивал на шотландца. Надо будет после спросить.

— Да, точно, — согласился Строганов. — Вы-то уже, наверное, в курсе, что в Галактике твориться?

Сердце ёкнуло, но я не подал виду.

— Нет. Мы же на задании. Только официальные каналы, а по ним всё тихо, как и пять дней назад, когда мы только улетали.

Строганов и Касерас обменялись понимающими взглядами.

— Официально пока не сообщают даже здесь, на Гарьерге. В Халлдорианском Альянсе позавчера началось восстание союза кланов Восточного Харана, против, как они это называют, тирании семьи Оро.

Марина, понимающе улыбнулась, но Джастин продолжал.

— Сам клан Оро, обвинил власти Торкартена в поддержке мятежников. На удивление торкартенцы не стали скрывать своего участия и объявили Халлдории войну вполне официально, а Ардат Тангорихкс поддержал Халлдорию.

— И мы полагаем, что это только начало. Дальше в войну станут втягиваться остальные державы, — мрачно заключил Касерас.

— Это, само собой, — отмахнулся я.

Не стал рассказывать этим новым ушкуйникам, про то, что специалисты ГРУ прогнозируют масштабную космическую войну за имперское наследство. И, например, те интриги с Орденом серебряного эстортуэра, в которых я принял участие, служили простой цели: заставить Тауси принять участие в войне на стороне Халлдории и Ардат Тангорихкс, а не Торкартена, Гаркхии и герцогства Атарска.

Мы обсудили дальнейшее сотрудничество уже в условиях войны. Марина попыталась им посочувствовать, мол теперь с торговлей будут проблемы во время боевых действий. Но в ответ на её слова Джастин и Касерас только переглянулись, ухмыльнувшись, но ничего не сказали. Понятно, кому война, а контрабандистам мать родная. Наверное, на полученные средства построят здесь приличный космопорт.

На следующий день мы только и говорили, что о начавшейся войне как между собой, так и с ушкуйниками. О ней уже объявили официально и Тауси действительно напало на Торкартен, который не признавал господствующий в этой стране Орден. Мне следовало задержаться в Гарьерге дольше, всё-таки установление сотрудничества, пусть и неофициального, с таким игроком, который вроде бы и незначительный, но из-за склонности ушкуйников лезть в любую дыру на территории бывшей империи и за её пределами, было очень полезным. Однако следовало передать в центр координаты тангорихкской республики. Чтобы они установили с ними дипломатические отношения и подумали, как можно их использовать нам на пользу.

Поэтому уже в полдень следующего дня мы зависли над Машеровым и я вышел на связь с полковником Тихоновым. Он ответил не сразу и очень измученным голосом. Явно наши службы работали на износ, последние дни. Я быстро отчитался ему про Гарьерг и сразу же упомянул про Тарна Тангорихкс. Полковник коротко выругался, но запросил все данные.

— Отправлю Кунцеву и Кройтору, — вздохнул он. — Пусть думают, что теперь делать. Валер, ещё такой вопрос. У тебя звездолёт не повреждён? На ходу? Заправка не требуется?

— Нет, — ответил я. — На удивление мирная миссия оказалась.

— Принято. Что же… Тогда свяжись с группой звездолётов под командованием майора Альберта Маевского и лети с ними на Моронию. Там застряли несколько наших гражданских транспортов, когда в систему вторглись торкартенцы. Все они оказались повреждены, а некоторые очень сильно. Нужна помощь, вот собираем всех, кто попался под руку.

— Есть, — ответил я и стал вызывать звездолёты.

Морония была главным транспортным узлом Халлдорианского Альянса с межрукавным порталом. Это было настолько удобное место, что им пользовались даже мы и американцы, если полёт предстоял очень длительный, например, на Ирсеилоур и Дарегген. Конечно, с введением в строй портала на Касторе потребность в нём отпадёт, но пока иногда пользовались таким маршрутом.

Меня немножко беспокоило то, что Лена должна была вылететь на Ирсеилоур, для покупки местного эндемического кустарника, который рос хоть и быстро, но умеренно. Она хотела засадить им несколько пойм рек, для укрепления берегов, которые сильно размывало. Но я надеялся, что она просто не стала вылетать с планеты узнав о начавшейся войне и дождаться меня.

Связавшись с Альбертом Маевским — это был уроженец Польши, служивший в Советской армии, я приказал Стерлядкиной включить наш корабль в эвакуационный конвой.

Оказывается, бои в Моронии ещё не прекратились. Торкартенцы успели сбросить десант на планету и ещё с десяток их звездолётов продолжало кружить на орбите. Моронийцы отчаянно оборонялись. Не сказать, что они были верны клану Оро и его сателлитам, просто сильнее они не любили синеполосочников. Наши звездолёты ушли немного в сторону от портала.

— Эме, можешь запустить дистанционную диагностику? — уточнил я Стерлядкиной.

— И без неё скажу, что порталом корабли идти не смогут. Просто разваляться на входе, а у трёх повреждены двигатели. Они вообще с места не сдвинутся.

— Понятно. Варяг. Готовь стыковочные шлюзы, — приказав это, я связался с Маевским.

Тот уже начал отдавать приказы, к каким звездолётам нам следует подойти, но коротко выругался.

— Что случилось? — беспокойно спросил я.

— Один из торкартенских кораблей отделился от основной эскадры и теперь идёт к нашему транспорту с агрессивными намерениями, — напряжённо произнёс он.

— Атаковать его? — спросил я.

— Можно было бы, и я уже связался с командиром эскадры — он не против, говорит, что капитан сошёл с ума, но у меня только транспорт…

— На моём корабле есть палубная артиллерия…

— Тогда атакуйте и немедленно, — приказал Маевский. — Мы займёмся эвакуацией.

К счастью, команда изначально сидела по боевому расписанию. Не пришлось никого гонять, и мы сразу же устремились в погоню за торкартенцем. Всё делала Марина, а я лишь был неким связным звеном между ней и остальным кораблём. Мы шли полным ходом, стреляя во вражеский звездолёт, чтобы вызвать огонь на себя, отвлечь его от пассажирского транспорта.

Пальба, трактиры, стычки, шпаги, кони,

И буйный пир от схватки до погони,

И миг любви, и миг святого пыла,

Рука ласкала, а душа любила.

Однако он, не отвлекаясь, выпустил три торпеды и лишь одна попала в борт советского транспорта. Я не заметил пробоины и уж тем более не появилось серебряного облачка, которое сопровождает попадание в жилые отсеки. Торкатенец развернулся…

— Огонь! — скомандовал я.

Две торпеды ушло прямиком под днище, выводя из строя оружия. Торкатенец завертелся.

— Огонь! — снова скомандовал я.

Однако они сумели выровнять полёт и торпеда прошла мимо.

— Ни хрена он сделает, он безоружен, — порадовался я.

Но поздно. Торкатенец развернулся и пошёл на таран.

— Мать вашу! Варяг! Веером! — приказал я.

Однако Мишин промедлил. Веер — когда одновременно выпускалось семь торпед, которые летели подобно своеобразному вееру, был опасным приёмом и его следовало подготовить. Иначе вместо того, чтобы сбить вражеский корабль мы бы разнесли свои. Пока он готовил орудия, стало поздно.

Торкартенский звездолёт на полном ходу врезался в советский транспорт. Я ругнулся и отменил приказ.

— Череп, готовь абордажную команду! — приказал я. — Жмых, Вик, идёте за нами, но в бое не участвуете.

— А я? — уточнил Варяг.

— В орудийном, на прямой связи с Эме.

Я, Череп, Хацкевич и Кинтана переоделись в боевые экзоскафандры. Штука хорошая, правда, разработана была только под конец войны. Думаю, пояснять не надо, что она защищала нас не только от отсутствия воздуха, но и от радиации. В бою или при эвакуации вещь совершенно необходимая. Жаль изнашивалась быстро, по сути, каждый такой скафандр был одноразовым, поэтому только для экстренных ситуаций, вот как у нас сейчас.

Мы ворвались через стыковочные шлюзы на борт торкартенского корабля. В принципе нашей малой группы хватило на них. Экипажи на судах были небольшие, а десант они сбросили на планету. Никого щадить не стали. В иных обстоятельствах возьми мы на абордаж до того, как они повредили звездолёт — возможно. Но не сейчас.

Гасконь, Париж, друзья, надежды, грёзы,

Мы часто лили кровь и редко слёзы,

Я убивал, но смерти я не видел,

Колоть — колол, но разве ненавидел.

Мы гуманисты. Но когда речь идёт о выборе между жизнями советских мирных граждан или атаковавших их торкатенских военных, выбор очевиден. Сошедшего с ума капитана, я пристрелил лично, пока моя команда добивала экипаж. Среди них было много раненых, но нам плевать. Главное — обеспечить спокойную работу Жмыху и Вику.

Кабина вошла в бок советского транспорта наполовину. Частично разрушилась, и из неё уходил воздух.

— Что можно сделать? — спросил я у них.

— Приоритет? — уточнил Вик.

— Естественно, наш корабль, — сказал я.

— Тогда уходим отсюда, герметизируем кабину и с нашего судна отрезаем её к чёртовой бабушке лазерным резаком, — поставил диагноз Жмых.

— Сам звездолёт раскачивает транспорт, заставляя дыру в боку расширяться, — пояснил Вик.

— Все на борт! — приказал я Кинтане и Хацкевичу. — Вы действуйте. Как уйдёте, свяжитесь со Стерлядкиной, пусть она расстыкуется, отрежет лазером кабину и стыкуется с нашим кораблём.

— А ты куда? — спросил Жмых.

— На сам транспорт. Надо проверить, что у них и кому нужна срочная эвакуация в медотсек.

Я прошёл немного вперёд, к пробоине в кабине, достал трос, выстрелил им в сторону транспортника и шагнул в невесомость. Было немного страшно, как будто летишь над пропастью, правда упасть не получится, как не старайся — трос уверенно тянул меня к советскому кораблю.

Ударившись ногами об обшивку, я подтянул себя вправо и шагнул в разрыв, оставленный кабиной. Гравитация навалилась на меня неожиданно и потребовалось пять минут, чтобы отдышаться. А делать это в скафандре — изрядно снижать время использования.

Как я и ожидал, отсек не загерметизировали и очень удивились, когда я появился из пустой каюты. Мать вашу же. Вы теряете драгоценный кислород, который медленно, но верно покидает корабль.

Ко мне бросился человек, очевидно, врач, занимавшийся перевязкой раненого.

— Кто вы такой? — спросил он.

— Советская армия, — отозвался я, приподняв щиток скафандра.

Действительно, воздух уже разрежен, хоть и не сильно. Ладно, нам должно хватить.

— Всем покинуть отсек! — приказал я. — Те, кто на ногах, помогают уходить раненым.

Началась миграция из третьего отсека с каютами. Ничего страшного, пока потеснятся, а там уже эвакуационный флот на подходе. Ну и мы можем взять человек двадцать, без переделки основных частей звездолёта.

— У нас трое погибших, — быстро заговорил врач. — И двое в тяжёлом состоянии.

— Тяжёлые здесь?

— Нет, мы перенесли их на вторую палубу, а погибшие вот лежат, в коридоре, — и он рукой показал на три прикрытых простынями тела.

Я понял, смерть впервые здесь, за дверью…

Одно из тел принадлежало женщине. Что-то привлекло моё внимание в ней, показалось знакомым. Я подошёл к покойнице и рывком откинул простыню.

Сказал — мертва, и сам себе не верю.

На меня смотрели безжизненные серые глаза Лены Приклонской. Моей любимой, моей невесты. Мозг отчаянно цеплялся за любую надежду: может быть похожа, может быть просто тебе показалось. Может быть… не может быть… нет.

— Женщина, биолог. Летела с Ирсеилоура, какой-то важный проект… И ещё она, кажется, торопилась к жениху, — говорил врач.

Торопилась… Лучше бы не спешила, сидела спокойно на Ирсеилоуре, а там мы через портал на Касторе или кружным путём через Кадмию. Слёз не было. Был просто шок, а сквозь него пробивалась одна простая мысль: её уже не вернёшь, но если ты так и будешь стоять здесь, могут погибнуть ещё люди. С трудом взяв себя в руки, я начал командовать.

Потом я узнал, как она погибла. Когда звездолёт торкартенцев врезался в бок советского транспорта, людьми овладела паника, а она единственная из всех сохранила самообладание. Помогла выбраться двум детям, закрыла дверь каюты, но при последующем ударе, из верхних панелей выпал кабель, под напряжением. Смерть была мгновенной, она даже не успела ничего понять.

Потом была эвакуация. Все отмечали, что действовал я грамотно и профессионально, но я этого не помню. Из всего, что произошло после, запомнил одни лишь отрывки. Вот Диана, вцепившись мне в руку, говорит, что она ничего не может сделать. Будь Лена хоть в самом тяжёлом состоянии, смогла бы, поступила бы, как Вадим Наумов с Анной, а так нет.

Но я её не слушал. Я никого не слушал.

Стою среди друзей я, как в пустыне,

И что мне от любви осталось ныне…

Самое страшное, что не осталось ничего. Только пустота, там, где раньше было сердце.

Только имя…

Глава 21. Новое начало

Май — июнь 2006 года

Я открыл глаза и уставился в белый потолок. Интересно, где это я, и как вообще сюда попал. Медленно повернул голову, которую прострелила резкая боль, и поморщился. Побелка на потолке, серые стены. Краска новая, хотя в Дальнем Космосе всё новое. О! Решётки на окнах. Значит, я в камере. Интересно, а кто меня вообще арестовал? Ничего не помню.

Дверь открылась.

— Драгомир Катич! — гаркнул голос. — На выход!

Вроде бы наши. Но почему меня называют по моим поддельным документам для работы во вражеском тылу? Ладно, думать будем потом, всё равно голова не варит.

Звал меня здоровый сержант, примерно моего возраста. Интересно, а где он служил. Впрочем, неважно. Рядом с ним стоял мрачный полковник Тихонов, покуривая сигарету.

— Он? — спросил сержант.

— Он самый.

— Непохож он на югослава, — покачал головой сержант. — Служил я с ними, там все такие… чернявые.

— Там разные. Но вот этот да, наш доморощенный, рязанский. По пьяни с югославом, то ли документами поменялись, то ли ещё что случилось. А в итоге того из гостиницы со скандалом выселяли, а этого мы найти не могли…

Полковник, очевидно, врал. Никакого Драгомира Катича, никогда не существовало, но с какой целью?

Мы пошли по коридору. Интересно, куда?

— Я анекдот недавно услышал, про своего знаменитого однофамильца, — мрачно изрёк Тихонов. — Просыпается Штирлиц в камере и не может вспомнить свою легенду и как туда попал. Думает, войдёт человек в чёрном, значит, я в гестапо и я Штирлиц. В зелёном, значит, это НКВД и он Исаев. Дверь открывается…

Тихонов сделал паузу.

— И? — не выдержал сержант.

— И входит человек в форме, как у тебя. Смотрит на Штирлица и говорит: — Ну и нажрались же вы вчера, товарищ Тихонов. А ещё народный артист!

Сержант заржал, а у меня задёргался глаз.

— Знакомая ситуация, Валер? — тихо спросил полковник, пока милиционер смеялся над анекдотом.

— Да, — вздохнул я.

— Этого не повторится, — твёрдо сказал Тихонов.

Не вопрос, не угроза. Просто уверенное утверждение, что такого я себе больше не позволю. Товарищ полковник, всегда так делал и этим вызывал огромное уважение к себе.

Сержант отвёл нас, но не к выходу, а в кабинет начальника участковых, где уже ожидал Лёха Свешников.

— Привет, дебошир, — ухмыльнулся он. — Ну что скажешь?

— Если бы я помнил, — проворчал я. — Начинали-то мы с тобой…

— Ага, а потом ты ушёл, — вздохнул Свешников. — И зря ты это сделал, честное слово. Уж не знаю, где ты накидался всяким денатуратом, но задержали тебя у торгового представительства Торкартена. Ты пытался пролезть на территорию, чтобы что-то объяснить, как ты выразился, «синемордым».

После похорон Ленки я вернулся с Земли на Машеров и внезапно получил десять дней отгулов. Вот серьёзно, зря они это сделали. Оставшись без дела, я ушёл в лютый запой. Который закончился, тем, что сейчас озвучивал мой бывший сослуживец Алексей Свешников.

— Никто не пострадал? — уточнил я.

— На твоё счастье, нет. Поэтому дело замять удастся. Вот у меня здесь тунеядец один ошивается… — и обратился к сержанту. — Товарищ Вилюйченко, приведите Суходрева и ждите за дверью.

Сержант ушёл.

— Нечего ему уши греть, — доверительно сообщил Лёха.

Через несколько минут здоровяк-сержант, втолкнул какого-то худосочного паренька, а сам скрылся. Интересно, чего он совершил такого? Мы с полковником Тихоновым в углу кабинета прикинулись ветошью и навострили уши.

— Суходрев, Суходрев, — листал Свешников папку. — Угу. В армии служил, уже хорошо. В тыловых частях, правда, но да ты же не выбирал, куда тебя отправят, так? После службы закончил учёбу и вот уже полгода нигде не работаешь. Тунеядец ты, Суходрев. А это значит, что?

— Но я же, — начал заикаться паренёк. — Я…

— До двух лет лишения свободы или до года исправительных работ, — поднял палец Свешников. — Предупреждения у тебя имеются. Есть что сказать или отправляем дело в народный суд?

— Я артель создал и не успел зарегистрировать, — залопотал парень. — Вот совсем чуть-чуть не хватило. После предупреждения сразу же, но утром…

— То есть артель у тебя работала без регистрации и уплаты налога? — возмутился Свешников. — Давай так. Я этого вообще не слышал, иначе придётся тебя в ОБХСС отправлять и кучу бумажек писать. А там ты понимаешь, совсем другие сроки. Ещё и штраф сверху.

Парень побледнел и покрылся потом.

— И ничего нельзя сделать? — спросил он потухшим голосом.

— Почему нельзя? Можно. Повезло тебе Суходрев! Пляши, так сказать, — улыбнулся Свешников и протянул ему бумагу. — Подписывай вот здесь, получай свои пятнадцать суток, как раз после выхода твоя артель регистрацию получит. Ну, хорошо я придумал?

Паренёк затравленно оглянулся по сторонам, но при этом не заметил нас, схватил листок и быстро подписал.

— Вилюйченко! — гаркнул Лёха, так-то у него всегда командный голос был.

Вновь появился здоровяк-сержант.

— Гражданина Суходрева отведи в суд, а потом к суточникам.

— Есть, — хмуро отозвался сержант и увёл бедолагу на расправу.

— А тебя, Валера здесь не было. И уж тем более никакого югославского гражданина, — поставил подписи Лёха.

— А вот это что сейчас было? — спросил я.

— Это? Рабочий момент. Такое дело. Все начинающие артельщики считают себя самыми умными и хитрожопыми. Тянут с регистрацией до апреля, так они экономят на портальном налоге. ОБХСС эту штуку просекло, но есть распоряжение. Особо артельщиков не прессовать, но наказывать-то как-то надо? Вот. Их и сбросили на нас. Нам присылают данные на шустрых парней, мы их арестовываем. Якобы за тунеядство, тем более что формально оно так и есть и потом что-то им придумываем. Пятнадцать суток улицы поубирают, мозгов прибавиться. А нет, если и дальше начнут всякие схемы крутить, то с ними будет уже ОБХСС общаться. А там выдумщики те ещё…

Свешников закончил писать, а потом посмотрел на меня с сочувствием.

— Ты как, Валер?

— Попустило, — сказал я. — Особенно когда в камере проснулся и не понял, к кому попал. Знаешь, как мозги прочистило?

Лёха довольно заржал. Потом быстро подписал пропуск.

— Всё, ступайте. У меня здесь дел полно, а вы уже вроде просто так околачиваетесь. Заходи, Валер как-нибудь ко мне, посидим. Но, уж не обессудь, без выпивки.

— Это да. Только чай, — согласился я.

Я уже подошёл к двери, когда Лёха остановил меня совершенно неожиданным вопросом.

— Валер, а какой в спецназе ГРУ лозунг? Вот у десантуры: никто кроме нас. У нас в космодесанте было: карающий меч небес.

Я ухмыльнулся.

— Если в спецназе то: нас там не было, а в самом ГРУ: мы здесь ни при чём.

Свешников замер в недоумении, но когда засмеялся Тихонов, до него дошло, и он заржал.

Мы с полковником Тихоновым вышли из отделения милиции, где нёс службу Свешников, и пошли по улице Липницкого. Было пасмурно и шёл снег. В голове зазвучала песня барда, одного из тех, чью музыку мне сбрасывал Мишаня на планшет.

А смерти нет!

Она может быть там, где есть мир,

А на войне…

А на войне, то есть там, где все мы

Либо окоп, либо госпиталь, либо победа…

Сам Филиппов предпочитал более тяжёлую музыку, но в последние годы его пристрастия немного изменились. Я думал, что это из-за девушки, с которой он начал встречаться.

— Как мои? — спросил я у полковника.

— Ждут тебя. Они в курсе про твой запой, но без подробностей, — спокойно отозвался Тихонов.

Я встряхнулся и помотал головой. Меня ещё немного трясло, и я только начинал отходить.

— Мы сейчас к ним?

— Сначала заглянешь к Довнарович, пусть тебя приведёт в порядок, а потом я буду вам читать лекцию о межзвёздной обстановке и ставить задачи раком. И могу тебе сказать пару слов.

Рядом с нами притормозил автомобиль, вызванный Тихоновым. Мы сели на заднее сиденье, и водитель молча повёз нас на посадочные кольца к звездолёту «Бумбараш». В голове продолжало звучать:

А жизни нет!

Она может быть там, где есть жизнь,

А на войне…

Там, где во ржи сорняком этажи,

Либо устал, либо болен и ранен, победа…

Всё так же без слов, мы высадились у посадочных колец и отправились внутрь корабля, где я сразу отправился в медотсек, к ожидавшей меня Довнарович. Яська мне ничего не сказала. Посмотрела глаза, потыкала какой-то иголкой, а потом смешала очередную микстуру и протянув мне сказала.

— Выпей это и под капельницу. Всё остальное у тебя…

Она хотела сказать в порядке, но осеклась. Я грустно улыбнулся и потрепал её по голове. Было видно, что она с трудом себя сдерживает.

День Победы — он не близок и не далёк,

День Победы — он не низок и не высок.

Как потухшим костром догорел паренёк,

Значит, он победил, и какой ему прок

От расстановки тактических сил…

Он уже всех простил, он уже всё забыл…

Он собой прокормил по дороге домой,

Мы ему помогли чем могли -

Поклон до земли.

Через час, я бодрый и посвежевший вышел в кают-компанию, где ждали только меня. С неудовольствием посмотрел на Зотову, которую, кажись, тоже попустило, и она стала работать в нашем отделе. К сожалению. Я уж не знаю, какие там аналитики посчитали, что мы с ней сработаемся, но они ошиблись. И дело было не в том, что девушка тогда наговорила в кабинете у Тихонова. Только я хорошо помнил её слова про везунчика и несчастливых людей.

— Товарищ Кирьянов находился в отпуске по личным обстоятельствам, — начал полковник. — Поэтому не в курсе недавних событий. Есть предложение, его просветить, а потом перейти напрямую к главному. Марина Анатольевна?

— Мне надо в кабину, вылет через десять минут, но могу присутствовать по связи, после того как взлетим.

— Действуй, — разрешил Тихонов.

Маринка слезла с дивана, подошла ко мне и ободряюще похлопала по плечу. Потом неприязненно посмотрела на Зотову и сказала:

— Ему потребовалось меньше времени, чем тебе, чтобы прийти в чувство.

И с этими словами скрылась в кабине. Молодец Оленька, ничего не скажешь. Маринка, конечно, у нас и стерлядь дурная, но авторитет в команде у неё сильный. Пожиже, чем у Варяга, но лучше, чем у Довнарович, которую просто боятся. Вот как ты, такая разумная, умудрилась с ней поругаться? И из-за чего, главное? Надо будет выяснить.

— Ладно, теперь о международном положении, — Тихонов, как будто бы не заметил слов Марины. Гражданская война в Халлдории набирает обороты и в неё уже втянулись несколько государств. Но это ты знаешь. А вот что тебе пока неизвестно, это два факта. Первый: на Гарьерге, на днях произошла встреча, ну кого-то вроде министров иностранных дел, воюющих держав. Они договорились соблюдать права звездолётов нейтральных стран и в первую очередь торговцев.

Вот почему так загадочно улыбался Строганов. Да, он понимал, что державы договорятся, и уже подсчитывал прибыли, которые обрушатся на него и его контрабандистов.

— Второе, — продолжил Тихонов. — Мы вошли в контакт с Тарна Тангорихкс и теперь устанавливаем с ними дипломатические отношения. Их появление хоть и стало для нас неожиданностью, но приятной. Дополнительный дестабилизирующий фактор нам на руку. Третье. Не такая уж и глобальная новость, просто тебя, думаю, это порадует. Чернокожие американцы, каким-то чудом нашли планету в рукаве Пегаса, которую теперь осваивают и провозгласили на ней независимую и нейтральную республики Астроафрика. Официально Белый дом пока не комментирует произошедшее, но правительство Гора в ярости.

— Странно, — высказался я. — Они вроде бы так хотели избавиться от негров, бросая их в мясорубку войны, а теперь разозлились.

— Одно дело, когда они сокращают избыточное, с их точки зрения, население военным путём, а другое дело, когда они сами бегут из «благословенного града на холме» в социалистическую республику, — ухмыльнулся Тихонов. — Некрасиво выглядит. Портит образ великой и свободной страны. Да, и по прогнозам, они потеряют десять процентов активно эксплуатируемого населения, как минимум. Это неприятно для них.

— И приятно для нас, — добавил я. — К тому же я понимаю, где находится эта планета и кто будет с ней работать.

— Не то чтобы работать, но присматривать, — согласился Тихонов. — На вас, в новых условиях и так слишком много всего свалилось. Этих ушкуйников из Старгорода тоже на вас повесили.

— Н-да? А я думал, их передадут Кунцеву, — удивился я.

— Передали. Если бы не Тарна Тангорихкс.

— Не делай коллегам добра, не получишь дополнительной работы, — улыбнулся я.

— Тем более что я могу занять ими напрямую, — вмешалась Зотова.

— Нет. У тебя там всех контактов, Людка Мезенцева, а Строганов и Касерас будут вести дела только со мной. Анна вообще общаться будет только с Дианой. Сама понимаешь, это тонкий момент, — осадил я своего командира.

Она нахмурилась и на мгновение мне даже стало её жаль. Я-то был ветераном в управлении, чуть ли не с момента его образования, а она пришлая. Но жалость в нашем деле — явление абсолютно лишнее. Поэтому извини подруга-командир Оленька, но чтобы глубоко войти в наши дела, тебе придётся доказывать делами и неоднократно, что ты наша.

— Теперь о вашем основном задании, — проговорил Тихонов. — Товарища Темиргалиева здесь нет, он будет дожидаться вас на Касторе, где передаст все дела тебе, Валер.

Стало немножко стыдно перед Марселем, хотя меня отправили в отпуск, не спрашивая моего желания, но пострадал отчасти он. У него и так в его отделе, наверное, полно работы в связи начавшимися войнами.

— И они идут, надо сказать, неплохо, — подчеркнул Тихонов. — Всё благодаря разработанному тобой и этим Рейманом плану. Были возражения, сначала предлагалось сделать Кастор нашей секретной базой, но…

— Невыгодно. К тому же нам там нужны учёные самого широкого профиля, а это значит, что шила в мешке не утаишь. Но ничего страшного. Осталось найти ещё два межгалактических портала и возможно хотя бы один из них будет пригоден для создания базы.

— Почему два? Три же? — не поняла Зотова.

Никто ей объяснять не стал. Не посвятил Марсель в наши дела, значит, у него на это были причины, но, может, и просто забыл. В любом случае надо сначала спросить у него.

Тихонов рассказывал ещё около часа, о том, что сделано и требуется сделать на Касторе, а потом отпустил нас, а сам покинул корабль, высадившись на Кадмии. Портал с Кастора там должен был открыться вечером.

Можно было бы сыронизировать, сказав, что я не узнал покинутую полтора месяца назад планету, но это было не так. Хотя изменения налицо — окрестности близ посадочных колец уже были застроены ангарами, построены пара жилых улиц, где пока обитали только строители. Но зато были размечены площади под научно-исследовательские институты и что самое интересное, под склады.

На земле нас уже встречали Мишаня и Марсель. Статус Филиппова был пока неясен, формально он числился как наш гражданский консультант, по факту тащил на себе строительство.

Темиргалиев пожал мне руку и пригласил меня в кабинет.

— В твой кабинет Валер, — улыбнулся он. — Хотя пока я его занимаю.

Мы немного прошлись по кольцам. Действительно, в жилых помещениях было оборудовано что-то напоминающее кабинет.

— Временный, пока не отстроитесь, — сказал Марсель.

Он уселся на кресло, а стул пододвинул ко мне.

— Смотри Валер, какая диспозиция. Филиппов твой, бывший ефрейтор космодесанта, неплохо себя зарекомендовал, как руководитель. Так что, давай принимай его в партию и будем двигать на руководящие посты. По партийной линии он будет твоим подчинённым, так что глобальная ответственность будет на тебе.

— Что с военными?

— Вот в этом сложность. Формально у них будет своя песочница, а неформально, сам понимаешь, против ГРУ дураков идти мало. Так что строй их в два ряда и не стесняйся. Помни, командир здесь ты, спрос с тебя.

— Я ещё хотел спросить насчёт Дианы…

— Да. Её мы легализуем. По документам, Диане Яковенко исполнится восемнадцать лет, через полтора года. Формально она осталась жива, хотя могилка на кладбище есть. Тогда же её можно будет призвать в армию, направить служить на Кастор, всё это, разумеется, только по документам, а дальше она уже в системе. Простая схема.

— Я не про это. Она что сделала со мной, чтобы мне полегчало? Я помню, что когда мне выдали отпуск на десять дней, она типа массажа головы мне устроила…

— А. Всегда догадлив был. Не без этого. Но не расстраивайся, ничего страшного. Одна из древних техник: прорыв эмоций называется. Просто взяла всю твою боль, тревожность, сконцентрировала их и дала прорваться, что и вылилось в десятидневный запой и попытку разгромить торкартенское торгпредство. Но в итоге тебе стало легче. Так что не ругай девчонку и она, и мы хотели как лучше.

— Ругать не буду. Просто на будущее, хотелось бы, чтобы меня ставили в известность.

— Не сработало бы. Поэтому так. Да ты и сам также поступил с любым из подчинённых.

— Да. Теперь про карликовую галактику Стрельца…

— На паузу. ЦК постановило, что пока лететь никуда не надо. Они от данных про Андромеду отойти никак не могут, впрочем, — Марсель согнулся и шёпотом мне сообщил. — Если дашь обоснования, веский повод, то мы прикроем глаза на нарушение приказа.

Я кивнул. Всё было, как обычно. К востоку от Суэца, злу с добром цена одна и кто жаждет, пьёт до дна. Как писал великий поэт.

Марсель Темиргалиев пробыл на Касторе ещё два дня. За это время я вник во всё, что мне требовалось, причём строительство было не самой главной проблемой, да и вообще не проблемой, ей занимался Мишаня.

Чтобы избежать ситуаций, подобных той, что произошла с советским транспортом, когда погибла Лена и ещё десять человек, советское правительство решило превратить Кастор в перевалочную базу. Теперь сюда будут лететь большинство кораблей, которые не смогут пройти напрямую в пункт назначения. Нет, на большинство планет Дальнекосмической республики можно без проблем перемещаться, но есть и исключения, Ирсеилоур да и Астроафрика нуждается в регулярном сообщении. Кроме того, правительство сделало «жест доброй воли» разрешив в будущем пользоваться нашим порталам, другим странам, даже не слишком дружественным, а это превращали Кастор не в планету на окраину Галактики, а в торгово-шпионский центр. Вторая часть для меня была важнее.

Про Зотову мы поговорили отдельно. Марсель и сам был не рад, такой помощнице и материл Стерлядкина, иногда в присутствии его дочери. Но сплавить Олю обратно Кунцеву не было никакой возможности.

— Я думаю, они радовались, что сбагрили её нам, — сделал выводы Темиргалиев.

— Расскажи мне, какие интриги привели её в твой отдел? — поинтересовался я. — Только я уже подрос, мне можно такие вещи знать.

— Интриги… — протянул Марсель.

По сути, ничего такого, что он не говорил раньше, не было. Да и интриг тоже. Случилось недоразумение. Так сказать, превратное мнение, которое привело к проблемам. Марина, глядя на то, как Темиргалиев строит меня, сделала выводы, что мы с ним не сработались и нужен более толковый куратор. Вернее, как поправился Марсель, она такие выводы сделала на шестом месяце беременности, где за неё больше говорили гормоны чем мозги. Если бы её отец расспросил поподробнее, то понял, что всё в порядке и это обычный служебный эпизод.

Но, по всей видимости, маршалу звёзды на мозги надавили, и он стал требовать от ЦК и ГРУ, чтобы мне срочно заменили куратора.

И вот здесь начинается самое интересно, чего они боялись и почему так отреагировали. В ГРУ давно подозревали, что Вадим Наумов получил доступ к инопланетной технологии либо похожую на Артемиду, либо её полный аналог. Но повели себя неразумно жёстко, за попытку улететь во внешний рукав галактики, арестовали, а потом и осудили.

В тот момент, когда всё обсуждалось, Наумов ещё не успел сбежать, поэтому так разговорами это и осталось

А вот когда он подался в бега, то подключили психологов, чтобы те объяснили, что произошло с бравым старлеем, отличником боевой и политической подготовки. Те наговорили много чепухи, но рациональное зерно — Наумов попал под внешнее воздействие, среди всего этого попалось.

На этом фоне всплывает давняя история, про мои якобы плохие отношения с Марселем Темиргалиевым. Испугались, а вдруг я тоже в бега подамся? Ничего не предвещало, конечно, но и у Наумова тоже было всё в порядке. Наверху решили перестраховаться, надавили на Кунцева и он, в принципе, дал согласие. Тем паче, что операция по выводу агента им уже планировалась, но на более позднее время и не так резко.

Сам подполковник был только рад, сплавить агента в другой отдел. Это насторожило и Тихонова, и Кройтора, и Темиргалиева. Они обратились к Копылову. Но тот отправил их к всё тем же психологам, которые дали заключение, что с Зотовой мне работаться будет не в пример легче.

— А под свою ответственность из вас никто не решился отказать? — иронично уточнил я и получил от Марселя лёгкую оплеуху.

— Мы тогда ещё не представляли всех масштабов п… проблемы, — объяснил он. — В нашей работе всякое бывает. Я вот тебя, охламона, сколько гонял, прежде чем из обезьяны сделал человека.

— Разумного?

— Не особо. Ладно не перебивай. Что я хотел сказать? Ах да. Теперь это твоя проблема, скажи спасибо товарищу министру обороны. Можешь даже через дочь передать.

— Обязательно. Даже личную аудиенцию попрошу.

— Но-но. Ты шути, но меру-то знай. В конце концов, формально мы до сих министру обороны подчиняемся. Узнал, что я тебя просил?

— Это было сложно, но да.

— Цену не набивай. Что Мезенцева сказала?

— Как и мы думали. В рабство она попала из-за непродуманных действий Ольги Зотовой. Та решила подёргать местных бандитов за вымя. Их самих чуть не убили, но пронесло. А вот от сексуального рабства девочку это не спасло. Вот здесь всё подробно описано.

Я протянул папку, которая лежала в моей каюте, со времени визита на Гарьерг. Вернее, там были сырые материалы, но пока мы летели с Машерова я успел всё оформить. Кстати, Оля, в моё отсутствие, неоднократно пыталась получить доступ к моей каюте, но всякий раз её обламывала Марина Стерлядкина, требуя приказа за подписью, как минимум Кройтора.

— Там такая девочка… Пробы ставить негде, — проворчал Темиргалиев.

— Да. Товарищ майор, я немного удивлён. Мезенцева охотно пошла на контакт со мной и сдала человека, с которым проработала больше года.

— Это, как раз неудивительно. Ты её психологический портрет видел? Она легко попадает под влияние сильного мужчины. И давай прямо, Валер. Выбери ты её тогда вместо дочери Реймана, то с высокой долей вероятности, она бы сама сдалась. Прикинулась дурочкой, выставив себя жертвой.

Я слегка вздрогнул, от перспективы серьёзных отношений с Люсей Мезенцевой, которую знал как Нину Ивину.

— А это не опасно? Начнёт к ней захаживать, скажем, Строганов-Наумов?

— Нет. Здесь мы подстраховались и не спрашивай как. Пока не расскажу.

— И когда скажешь?

— Капитанские погоны получишь, с новым уровнем доступа, тогда без проблем.

— Есть стимул служить хорошо, — улыбнулся я.

— Сейчас я тебе ещё один стимул выпишу. Помнишь Плоткину?

— О! Такую забудешь!

ВеруСемёновну Плоткину я знал ещё по Ирсеилоуру. Потом пересекались на Тангорихксе, а дальше как-то потерялись. Не сказать, что мы работали вместе, просто такую статную красавицу сложно не заметить. При знакомстве с ней, так и просилось на язык определение «русская красавица», ну так как это принято обозначать у ленивых художников. Высокая, синеглазая и русоволосая. Она могла носить толстую косу, если бы не служила в спецназе. Но и того, что было хватало.

— Что про неё скажешь? Она будет курировать проект Астроафрики. По-дружески присматривать за нашими чёрными друзьями, но мы планируем её на замену Зотовой, через несколько лет.

— Да ничего сказать не могу по существу. Я же с ней не работал, просто пересекались пару раз на заданиях. Нареканий нет, так и к Ольге у меня не было никаких претензий.

— До первой, совместной операции, — кивнул Марсель.

Потом Темиргалиев улетел, оставив меня командиром на окраине нашей галактики. Зотову я в расчёт не беру. Её попытки командовать чем-то натыкались на требование от моих подчинённых согласовать это со мной. Оля серела и бурела, но была вынуждена идти ко мне, а потом её и вовсе отозвали, объяснив это тем, что куратор не должен постоянно присутствовать на объекте.

Напоследок она всё-таки устроила мне публичный скандал, из-за того, что контакты с ушкуйниками Гарьерга тоже были на мне, а ей приказали даже не соваться.

— Почему? — возмущалась она. — Мезенцева — мой человек…

— Вербовали её Кройтор и Кунцев, а не ты, — лениво заметил я. — И сама подумай. Тайные визиты в бордель молодого мужчины, который недавно потерял невесту, ни у кого не вызовут подозрения. Особенно у Строганова, а твои, как раз наоборот.

— А если Строганов попытается заставить Мезенцеву сливать информацию про тебя? — насторожился Варяг.

— Я в нём разочаруюсь, если он этого не сделает, Гриш. Не волнуйся, всё предусмотрено, Люда проинструктирована.

Яся Довнарович проворчала что-то вроде: таких, как Мезенцева надо инструктировать шваброй, но никто не обратил внимания, а мы просто работали, готовя базу, как военную, так и научную, для мониторинга соседних галактик.

Разумеется, мы не забывали и про текучку. Гражданская война в Халлдории стала вялотекущей, после того как из неё вышли Торкартен и Тангорихкс.

Торкартен получил в собственном тылу мятеж адептов ордена Серебряного Эстортуэра, а Ардат Тангорихкс в очередной раз сцепился с Тарна Тангорихкс. Остальные государства тоже потихоньку вышли из конфликта, решив подождать, когда Альянс развалится сам, а они поживятся остатками, но стали воевать уже между собой.

СССР лавировал между этими конфликтами, постоянно поддерживая более слабую сторону и тем самым не давая возникнуть единому государству, которое, решив свои проблемы, обрушиться на Землю. Но тени грядущей войны продолжали маячить над нашей Родиной. Поэтому в один прекрасный день меня вызвали в Новый Ленинград, где со мной встретился Копылов и попросил новый и обстоятельный план, прямым текстом сказав, что от проекта «Фараон» требуется найти два оставшихся ИИ Предтеч и потому все силы я должен бросить на это.

Лететь пришлось первый рейсовым звездолётом, который только-только начал курсировать, причём по маршруту Ирсеилоур — Кастор — Машеров. На «Бумбараше» летала Маринка вместе с Дианой, изучая звёздную систему, на предмет возможных сюрпризов, типа изменения орбиты, комет и прочей небесной механики, что всем нам может подпортить жизнь.

— Можно активнее привлечь к этому Строганова, — подумав ответил я. — Но не факт что, найдя древний артефакт, он не захочет прибрать его к своим рукам. Товарищ он ненадёжный, мы уже в этом убедились. Хотя во всём случившимся была виновата Анна, а сейчас её взяла под мягкий контроль Диана, но тем не менее.

— Да с этим товарищем лучше быть аккуратнее и лучше бы вообще не вести с ним никаких дел, — согласился полковник или уже генерал?

Формально Копылов уже ушёл из ГРУ и продвигался по партийной линии, но мы же знаем, что очень и очень недалеко. Навсегда от нас не уходят, даже такие, как Мезенцева. Только если в могилу.

— Но он нам нужен, потому что очень удачно уселся на информационных потоках галактики и может попасть туда, куда нам доступа нет, — закончил Копылов, очевидным утверждением.

— Что с проникновением в карликовую галактику Стрельца? — осторожно уточнил я.

— Это не тот вопрос, который я хотел бы обсудить сейчас, — заметил Копылов. — Она никуда не денется, а вопросы безопасности куда важнее. Ладно, говори.

По всей видимости, первый секретарь компартии Дальнего Космоса заметил тень неудовольствия мелькнувшее на моём лице.

— Тот момент, который мы обсуждали перед моей отправкой на учёбу, — быстро проговорил я. Подозрительная активность, связанная с этой галактикой, требует проверки, а также тщательного изучения первопричины…

— Я помню, — перебил меня Валерий Александрович. — Мы обсуждали этот вопрос на ЦК и в Политбюро было совещание, решено было не будить лихо, пока оно спит тихо…

— Но, — от неожиданности я даже решился перебить своего командира.

Действительно, меня удивила позиция: спрятать голову в песок, почуяв опасность. Понимаю, на лицах облечённых властью, очень большая ответственность, но это ни в какие рамки не лезло.

— У разведки и у генерального, другое мнение, — не дал мне ничего сказать Копылов. — И с решением ЦК оно совпадает лишь частично. Мы немного подождём, но не сидя сложа руки, а готовя систему Кастора. Подготавливая там базу и первый рубеж обороны, если угодно. К тому же и это то зачем я тебе вызывал с окраины Галактики, нам надо взять под контроль Внешний рукав Млечного пути.

Я непроизвольно смахнул со лба, выступивший холодный пот, представив масштаб работ. Полковник, как мне показалось, это заметил и ухмыльнулся.

— Разумеется, не силами вашей группы. Там будут работать самые разные специалисты, но под вашим контролем. Валер, по сути дела, Внешний рукав, одно большое белое пятно на карте Галактики. Империя там была практически не представлена. Несколько колонизированных миров и пара захваченных планет и какое-то количество форпостов, и всё. Они пытались начать более или менее серьёзное освоение, то им мешало их феодальное устройство. Или то, что они не имели списка адресов — неважно. Главное — нам самим выяснить, что там нарисовалось.

— Во Внешнем рукаве не так много порталов, как в остальных, — напряг память я. — Около полторы сотни или что-то вроде того, не сравнить с другими рукавами.

— Вот и пробегитесь по этим порталам, может быть, чего-то интересное обнаружите, — проворчал Копылов. — Мало ли какие цивилизации там появились? Или, наоборот, только-только формируются. Вам, наши учёные будут по гроб жизни благодарны, если вы найдёте такую планету.

Да, Лена очень мечтала найти такую планету, хотя больше была связана с разведкой, чем с наукой. При этом воспоминании, сердце слегка кольнуло, но не более. Спасибо Дианке, она знала, что делает. Сердце слегка кольнуло, как всегда, когда я вспоминал свою, так нелепо погибшую невесту.

А любви нет,

Она может быть там, где есть мир,

А на войне,

А на войне, то есть там, где все мы…

Либо семья, либо рок-н-ролл, либо победа…

Кажется, товарищ первый секретарь, понял, что сказал чего-то не то, и быстро перешёл от общих слов, к конкретике. Что нам для этого понадобится, какие силы и средства следует задействовать.

— Но помни, что главная задача, это найти два артефакта, содержащих искусственный интеллект предтеч, — заметил он напоследок.

Разумеется, первой, кто меня встречал, прям на выходе с посадочных колец была Диана.

— Что с исследованием галактики Стрельца? — прямо спросила она.

Я не стал ничего скрывать и просто пересказал ей весь наш разговор с Копыловым. Опять же, неожиданно для меня, девушка признала правоту полковника и согласилась подождать.

— Но недолго, — подчеркнула она. — А с поиском моих собратьев, то есть искусственного интеллекта, можно совместить исследования внешнего рукава.

— Ты что-то знаешь? — спросил я.

— Скорее подозреваю, но не более, — пожала плечиками девушка. — Кое-какие всплески фиксировала Аня… Ладно, давай это обсудим позже. Думаю, как только мы найдём их, проблемы с полётами в другие галактики будут благополучно решены. И кстати, видишь, Михаила? У него такое загадочное выражение лица, потому что он готовит тебе сюрприз.

— Любопытно, — сказал я, действительно по физиономии Мишане было видно, что он чего-то задумал.

— Валерий Ляксеич, поступило предложение, осмотреть строящийся город, — очень загадочным голосом произнёс он.

— Пошли, — кивнул я, понимая примерно, что он нам приготовил.

Мы прошли пока полупустынными улицами где-то с квартал, прежде чем упёрлись в двухэтажный дом.

— Вот, — сказал он, довольный. — Под ваш штаб специально строили, сверялись с рекомендациями Вика и Жмыха.

— Отлично, — сказал я, заходя в дом. — Всё как надо. Вот здесь будет торговый зал.

— Чего? — не понял Мишаня.

Диана захихикала, я тоже усмехнулся и пояснил.

— Мы будем прятаться на виду. Это будет не управление ГРУ по Кастору, все официальные конторы пока будут торчать на посадочных кольцах. Нет, здесь будет торговый дом, нашей артели… Хм… Может вернуться к легенде артельщиков из СЦЕСР, только под другими именами? Ладно, придумаем. Продавать будем всякое дорогое, но мелкое. Сюда же будут приходить нужные люди, под видом покупателей…

— А где ты это мелкое и дорогое брать будешь? — озадачился Мишаня.

— Джастин подбросит. У него всякой фигни полно и всегда можно взять оптом. Тем более, как ты понимаешь, нам же это не продавать. Будет на полках пылиться.

— Один-один, — признал Мишаня, тот факт, что и мне удалось его шокировать. — Ладно, теперь пошли к воякам. Познакомишься с военным комендантом, Орлов его фамилия. Но не орёл.

— Если он немного похож на майора Давыдова, то нам мало не покажется, — проворчал я.

— Ничего общего, — ухмыльнулась Диана.

Меня она иногда пугала такими заявлениями, потому что, глядя в эту мордашку, было легко забыть, что ей не семнадцать, а несколько тысяч лет, да и про все дела на Кадмии она знает куда лучше нас.

По дороге мы натолкнулись на скучающего Жмыха, который резался в какую-то игру на планшете.

— Вот. Стоило улететь на несколько дней, как вся команда из человеков превратилась в обезьян.

— А? — не понял меня Маркин.

— Бэ! Созывай наших. У нас очень большой фронт работ, на ближайший год.

Если Кривая поводит боками,

И если уже не приносят обеда,

И если врачи разводят руками -

Значит, сегодня придёт День Победы!

Жмых с перепугу рванул разыскивать народ на своих двоих, вместо того, чтобы связаться с ними через планшет. А я нашёл коменданта, убедился, что это даже близко не Давыдов, а потом загрузил собравшуюся команду насущными задачами.

И работа закипела.

Эпилог. 43

Вашингтон, округ Колумбия, США. 2006 год

Сорок третий президент США Альберт Гор был взбешён, но умело скрывал свои чувства. И только по тому, как он нервно барабанил пальцами по столешнице, генеральный прокурор Керри это заметил.

— Эл, может быть тебе отложить встречу? — аккуратно заметил он. — Наговоришь лишнего…

— Нет, — скрипнул зубами Гор. — Я этого больше не потерплю. Мало того что руководство демократической партии навязало мне этого пустоголового Джо в вице-президенты вместо Либермана, дурака Билла, который не может удержать свой член в штанах, при виде смазливой мордашки, в госсекретари вместо тебя, но вот кого-кого, а это республиканца во главе нашей разведки я не оставлю.

— По мне, сейчас не лучший момент…

— Как раз, самый прекрасный момент, Джон! Когда Советы стали посредниками в переговорах между Торкартеном и Тауси, а мы были ни сном, ни духом, что их люди связаны с Орденом Серебряного… в общем, мы даже полного названия не знаем. Всё ЦРУ ловило этого проклятого космодесантника Кирьянова, а он сидел себе спокойно во Внешнем рукаве и строил перевалочную базу для советских звездолётов. Нет, Джон. Это пора прекращать. Если Гейтс не справляется, то на его место найдутся желающие.

Секретарь оповестил о приходе главы ЦРУ Роберте Гейтсе, и собеседники замолчали. Гейтс начал отчёт об остановке вокруг союзных США государств-планет, бывших имперских сателлитов. Ситуация была тяжёлая, некоторые из них влезли в Гражданскую войну в Халлдории и закономерно получили по носу от правящих там криминальных кланов, но Гора не интересовали эти проблемы. С ними они будут разбираться после, по мере решения главных задач. Тем более это вотчина республиканцев, которые вцепились во внешние миры. После того как проиграли последовательно выборы президента и Конгресс. Президент прервал главу ЦРУ.

— Давай вернёмся к делам земным, Боб. Что у нас с Китаем?

Роберт Гейтс пожал плечами и невозмутимо ответил.

— Там всё плохо. Твой подчинённый не смог уговорить своего советского коллегу Дапникяна продлить Сианьское соглашение и теперь мы вынуждены выводить свои войска из Южного Китая, попутно забирая своих сторонников. Мои ребята работают в круглосуточном режиме, ликвидируя архивы и зачищая всё, что можно зачистить.

— Даже самый гениальный госсекретарь не смог выбить лучших условий, после того, что твои люди устроили на Ярве, напав на этого их героя, космодесантника! — начал злиться Гор. — Советы были в ярости и требовали крови! Что ты мне тогда говорил? Что космические куда важнее земных. Я согласился. И что теперь?

Альберт Гор потёр переносицу.

— Результат я вижу. Ты облажался, Боб. Советы тебя обманули, как дурака на ярмарке. И я замечу, не в первый раз. Сначала был звоночек на Гарьерге, когда твои люди устроили перестрелку в каком-то отеле, но ты его проигнорировал. И вот опять. Пока ты гонялся за Кирьяновым, пытаясь узнать у него хоть что-то о бывшей императрице, комми просто влезли в этот их Серебряный Орден, организацию которая представлена почти по всей бывшей Империи. И хоть они сами атеисты, но им ведь это не помешало. И что у нас? Ничего. И куча проблем, связанных с союзниками.

— Но колонии, — попытался возразить Гейтс.

— Кстати, про колонии. Хорошо, что напомнил. Слышал про такую колонию — Астроафрика?

Голос Гора стал спокойным, но Керри понимавший, что это затишье перед готовой вот-вот бурей, непроизвольно вжался в стенку.

— Мистер президент, — попытался защищаться Гейтс.

Глаза Альберта Гора побелели от сдерживаемого гнева.

— Я этих негров чуть ли не в жопу целовал, пытаясь исправить то, что натворил ваш сраный генерал Батчер! Мы уже почти договорились, единственным условием было избавиться от радикалов типа Саммерса и что?! Что, Боб?!

Гейтс недовольно проворчал, что-то о несогласованности служб, но Гор его даже не стал слушать.

— Вы его буквально вытащили из зубов ФБР и вручили русским, разве что подарочной лентой не перевязали! И всё под тем же предлогом, ловли русского космодесантника! В итоге мы имеем, непризнанное, пока, это только пока непризнанное, государство Астроафрика, причём где-то у чёрта на рогах. А потом республиканцы бегают и капают на мозги избирателям. Гор — ничтожество, Гор — тайный марксист и сдаёт США Советам! И не надо говорить, что это не так. Бьюкенен включил эту шарманку, едва твоё ведомство проспало Западный Берлин! Облажался ты, Боб, а твои соратники по республиканской партии вешают всё на меня!

— Если у вас всё, мистер президент, — заговорил Роберт Гейтс холодным голосом.

— Нет. Я только начал. С первого дня моего президентства твоё ведомство костьми ложилось, блокировало все попытки передать технологию посадочных колец британцам. Что ты там говорил? Пускай пользуются нашими, русские скорее удавятся, чем продадут им эту технологию, так? В чём-то ты был прав, русские им действительно ни байта информации не дали. Но у англичан всегда была хорошая разведка. Получше, чем у нас! Особенно в те дни, когда её возглавляет человек, который ставит палки в колёса президенту.

— Не понимаю о чём вы, сэр, — возразил Гейтс.

— Не понимаешь. Прекрасно. Я сейчас объясню, хотя это ты должен был мне рассказывать. К северу от Лондона два дня назад начато строительство посадочных колец. Англичане, так или иначе, получили свою технологию, уж не знаю, у кого они её спёрли. И теперь они становятся космической державой, но уже покинули Евросоюз и попросили нас больше на эту тему их не беспокоить. Полгода назад. Забыл, Боб? А я помню. «Нью-Йоркер» тогда катком по мне проехался и даже «Вашингтон Пост» разместил очень смешные карикатуры. Тебе хочется, Боб, чтобы в моё кресло побыстрее уселся Патрик Бьюкенен? Хорошо. Он может быть и сядет. Только ты уже не будешь главой ЦРУ.

Альберт Гор умолк, гневно сверля Роберта Гейтса взглядом.

— Вы хотите моей отставки, сэр? — спросил тот холодно. — Вы её получите. Я могу быть свободен?

— Да. Ступайте. Можете поплакаться своим дружкам из Республиканской партии, как я несправедливо с вами поступил, — сварливо заметил Гор.

Когда глава ЦРУ покинул кабинет президента, заговорил притаившийся в углу Генеральный прокурор Джон Керри.

— Эл, зря ты так. Надо было как-то помягче, назвать причину…

— Я назвал с десяток причин, Джон! — снова завёлся Альберт Гор, но Керри снова поднял руку и заговорил успокаивающим голосом.

— Но никакой конкретной. Ты вывалил на него ворох обвинений, хотя следовало бы выбрать что-то одно, заявить о его некомпетентности и отправить в отставку. Теперь он уйдёт сам… и он не побежит плакаться друзьям-республиканцам. Он будет давать интервью газетам и телевидению. Никакой конкретики, но из его слов, даже самому глупому журналисту будет понятно, что ты повесил на него все свои огрехи и выгнал.

Альберт Гор стал остывать. Он понял, какую ошибку только что совершил.

— И да, Эл. В ситуации с Саммерсом Гейтс действительно не виноват. Я тоже контролировал эту операцию, там действительно русские сработали на редкость профессионально и везение тоже, само собой.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что и там был этот их мифический Кирьянов? — фыркнул Гор.

— Разумеется, нет, — осторожно кивнул Керри. — Да, Советы знают об этой нашей слабости. О том, что мы можем поверить в героя-одиночку, поэтому и создают такие обманки. Боб ошибся и повёлся на одну из них.

— Ладно. Я соглашусь. Это операцию ему сложно поставить в вину, но во всём остальном я прав. Его вина несомненна — особенно в падении Западного Берлина и провале Сианьского соглашения.

— Да, но что уж теперь, — пробормотал Керри. — Надо выкручиваться и лучше поставить на должность главы разведки, не просто нашего человека, а толкового нашего.

— Твои предложения, Джон. Только давай, действительно толкового человека.

Альберт Гор и Джон Керри склонились над документами, изучая кандидатуры людей, способных возглавить американскую разведку, не даже понимая, что все их усилия тщетны, колесо галактической истории, сделав круг, повернулось в сторону, далёкую от их мелких интриг.

Виктор Козырев Дети Предтеч

Пролог. В Кремле

Август 2007 год. Москва. Кремль

Первый секретарь компартии Дальнего Космоса Валерий Александрович Копылов, бывал в Кремле довольно часто, однако всякий раз попав сюда, поражался мрачному величию старинной архитектуры крепости гибеллинов из которой и раньше правили огромными территориями, а уж теперь власть Кремля простиралась чуть ли не половину земного шара и значительные территории космоса. Это накладывало свой отпечаток буквально на каждую вещь в коридорах, по которым сновали деловитые секретари и помощники и важно вышагивали руководители. Что уж и говорить о приёмном кабинете Генерального, в котором сам Копылов, как раз ожидал, когда товарищ Бронницкий освободится от текучки.

Полковник Копылов вздохнул, грустно усмехнулся про себя и подумал, мог ли он знать тогда, в уже далёком 1980 году, когда его, молодого сержанта-связиста, вызвали в особый отдел и после недолгой беседы предложили перейти на службу в Главное разведывательное управление Генерального штаба, которому срочно требовались кадры, для работы над проектом «Ясон». Ну а дальше, сначала одно, потом другое, следом офицерские курсы и вот теперь он, полковник и первый секретарь, а ещё возможный преемник и скоро обоснуется здесь, в Кремле.

В кабинет вошёл Бронницкий и Копылов отметил, что генеральный сильно сдал за последнее время. Странно. Он ведь старше его всего на пятнадцать лет, а самому Копылову не исполнилось ещё пятидесяти, и четыре года назад, едва заняв эту должность, выглядел гораздо бодрее и… здоровее. Однако он не подал виду и пожал руку Бронницкому, с которым они общались по-простому, как старые товарищи, которыми они и были.

— С чего начать? — спросил Копылов.

— Обстановка в Дальнем космосе, — бросил Бронницкий. — До меня доходят разные слухи.

— Если вы о внешней обстановке, то всё более или менее в полном порядке. Имперские осколки вовлечены в вялотекущую войну между собой, серьёзного перевеса после гражданской войны в Халлдорианском Альянсе больше нет ни у кого. Наиболее милитаризованные государства, вроде Торкартена и Тауси, продолжают драку, потихоньку исчерпывая свои возможности и ресурсы. Сама Империя насмерть сцепилась с Тарна Тангорихкс и непонятно, кто из этой схватки выйдет победителем.

— В идеале, чтобы никто, — проворчал Бронницкий. — Но так не получится, поэтому нам выгоднее, чтобы забег выиграла республика. Американцы как? Не тревожат?

— После отставки Гейтса ЦРУ снизило активность. К тому на фоне обострения противостояния между демократами и республиканцами, во многих спецслужбах США началось брожение. Работают, естественно, но им сейчас не до нас. Готовится большая драка внутри истеблишмента, и их внеземные колонии слишком явно выступают на стороне республиканцев.

— А у нас, как дела в Дальнем Космосе? — равнодушно бросил Бронницкий, но за этим равнодушием Копылов учуял тревожный сигнал.

Он вздохнул и потянулся к папке. Достал несколько листов и положил перед генсеком.

— К сожалению, поток новых переселенцев начинает иссякать. Даже несмотря на то, что созданы все условия и ехать им предстоит не в чистое поле, а в нормальные, функционирующие города, которые даже лучше земных, так как строились с нуля по инопланетным технологиям. После исчезновения имперской угрозы граждане передумали переселяться в новые миры, потому что Земля стала более безопасной, чем Дальний космос. Наиболее тяжёлое положение с Кадмией, Красным Уралом, Персеем и Новым Полесьем, где в наличии существенное различие в климате. Про Кастор, Полынь и Ярве я пока не упоминаю, они всё-таки на особом положении. Единственное светлое пятно во всём этом — Калуна. Но это исключение, подтверждающее общее правило.

— Да, там мы с кадрами угадали. Товарищ Валевский оказался большим энтузиастом. А по остальным — что предлагаешь?

Копылов нахмурился. Он бы с удовольствием бы попросил ещё с десяток таких Валевских себе в республиканский комитет, но понимал, что это невозможно.

— Во-первых, надо усилить агитацию, сделать красивую картинку, ориентированную на молодёжь, а ещё имеет смысл поработать с распределением молодых специалистов. И во-вторых, самое главное, в чём, наверное, меня не поддержит министерство обороны: надо убрать требование обязательной армейской службы…

— Сразу нет, — перебил его Бронницкий. — Мне хватило этой дурной идеи Верховного Совета: заселять планеты асоциальным элементом. Кстати, спасибо твоим ребятам из группы Кирьянова, что помогли её похоронить на корню. Красиво сработали. Кое-кто из активных сторонников даже должности лишился.

Копылов кивнул, принимая благодарность, но всё-таки решил оспорить слова генерального секретаря.

— Эдуард, у меня сплошь и рядом ситуация, когда есть молодой специалист. Муж служил, жена нет. И в итоге никто никуда не летит. Сам понимаешь хоть у нас обязательная военная служба для всех, но по статистике медкомиссии дают женщинам отвод гораздо чаще, чем мужчинам. И уже безразлично, родила или не родила…

— Давай так, Валер, — Бронницкий вздохнул. — Для семейных особо ценных специалистов сделаем исключение. Я подумаю, как это можно оформить, договорились? Но и ты не подкачай. Ведь список проблем этим не исчерпывается?

— Да. Есть не менее сложный вопрос. Цены на билеты. Это отпугивает граждан. Многие считают, что, оказавшись в Дальнем Космосе, они окажутся отрезанными от семей…

— Понял. Завтра подниму этот вопрос на заседании Совмина. Подумаем, что можно сделать. Ты не закончил?

Копылов извлёк из папки небольшую брошюру и протянул её Бронницкому.

— Вот здесь вариант, как снизить издержки, используя портал на Касторе. Мы, для наших нужд уже активно им пользуемся и действительно, расходы немного, но сократились.

Бронницкий стал изучать брошюру.

— Знакомые всё лица… Кирьянов, а в соавторах Рейман Н. Е. Рейман… Это погоди, Женьки Реймана чтоль сынок?

— Так точно.

— А говорят, на детях гениев природа отдыхает, — протянул Бронницкий.

— На дочери она отдохнула, — хмыкнул Копылов. — Зато она красивая.

— В маму, — буркнул Бронницкий, листая брошюру. — Валерий Александрович, ну, порадовал! Отличные кадры подбираешь. Передам это в Минфин и чтобы через неделю мне дали полный отчёт. Может быть, ребят как-то наградить?

— Если только Реймана, — хмыкнул Копылов. — А у Кирьянова и так вся грудь в медалях и орденах.

— Тогда дай ему всё, что попросит.

— Попросит он расширить приёмную станцию, дать ему ещё людей для оперативной работы… и что ещё… вот на днях говорил. А! Увеличить пропускную способность посадочных колец, а то и построить новые, так как те ещё Предтечи ставили.

— В чём проблема? Ресурсы есть, а подобный энтузиазм надо поддерживать и вознаграждать.

— Всё дадим. Но не сразу, а то он от счастья лопнет.

Бронницкий и Копылов рассмеялись, но потом лицо генерального секретаря стало серьёзным.

— Он готов к выполнению основной задачи, ради которой мы и начали весь проект «Фараон»?

— Валера пока этого не знает, но готов. Уже целый год бьёт копытом и рвётся в бой.

— Когда дашь отмашку?

— В следующем году. Пусть пока сформирует пару отрядов, окончательно окопается на Касторе, да и ещё у него одна проблема скоро встанет во весь.

— Да, я тебя понял. Что же… Валерий Александрович, давно хотел тебя спросить. А ты сам веришь, в то что эти так называемые Дети Предтеч существуют?

— Это не вопрос веры Эдуард. Это объективная реальность, пока не проявленная в ощущениях, но скоро мы её проявим.

Бронницкий кивнул, и они перешли к насущным, хозяйственным вопросам, требующим немедленного рассмотрения.

Часть 1. Предатели и новички

Там, к востоку от Суэца, злу с добром — цена одна,

Десять заповедей — сказки, и кто жаждет — пьёт до дна,

Кличет голос колокольный, и привольно будет мне

Лишь у пагоды старинной, в полуденной стороне

На дороге в Мандалай,

Где суда стоят у свай,

Мы кладём больных под тенты и идём на Мандалай

О, дорога в Мандалай,

Где летучим рыбам рай

И зарю раскатом грома из-за моря шлёт Китай!

Редьярд Киплинг

Вступление к первой части

Август 2007 года. Кадмия

Небо над пока единственным городом Кадмии было затянуто тучами, что не предвещало ничего хорошего. Тропический дождь — штука, долгая и нудная, а самое главное, число полётов в этот период сильно ограниченно. Это могло помешать делу, которому и так предстояло стать нелёгким. Поэтому Марсель хмурился и курил сигареты одну за одной, в ожидании нужного ему человека. Наконец, раздался звук селектора и голос секретарши оповестил, что пришла старший лейтенант Вера Семёновна Плоткина.

— Запускай, — буркнул Марсель и, протянув руку вошедшей Плоткиной, упрекнул. — Опаздываете, Вера Семёновна.

— Прошу прощения. Очень долго не выпускали из корабля, — повинилась высокая и статная русоволосая женщина, с хитрыми зелёными глазами. — Какие-то технические сложности.

— Да, в это время года очень много улетающих, — отмахнулся Темиргалиев. — Тропические ливни мало кого радуют. Однако я вам вызвал потому, что…

— Проект «Астроафрика» перевели в управление специальных операций, — кивнула Плоткина. — Марсель Юсуфович, давайте напрямую. Для всех сотрудников проекта это не новость, мы чуть ли не с первого дня были в курсе, что попадём к вам из управления Кунцева.

— Да, он меня предупреждал насчёт вас, — кивнул Марсель. — Ладно, сам подставился. Но вот что для вас будет новостью. Руководство проектом вам следует передать наиболее толковому из ваших заместителей.

— Но как… — растерялась Вера.

— Вас мы повысим и в звании, и в должности. Координатор проектов Внешнего рукава, а благодаря тому, что к ним добавится Астроафрика и ещё несколько наших проектов в рукаве Персея, должность будет соответствовать капитанским звёздочкам. Неплохо?

— Просто чудесно, но насколько я помню, должность эту сейчас занимает старлей Зотова…

— Занимала, — поправил её Марсель. — И это тот вопрос, по которому я вызвал вас для личной беседы сейчас. А не когда ваш проект окончательно перейдёт в моё управление.

Плоткина сбросила с лица дурашливое выражение и внимательно посмотрела в индейское лицо майора Темиргалиева.

— Я слышала, что она не ладит с лейтенантом Кирьяновым… — осторожно начала она.

— Дело не в этом, — отрицательно мотнул головой Марсель. — Два дня назад Ольга Зотова прибыла на Кастор, это был штатный визит и он никого не удивил. Но на следующий день она не появилась ни в отделе, ни в штабе. Бросились её искать, но безуспешно. Выяснили лишь, что она взяла небольшой корабль-разведчик и покинула планету, так сказать, в частном порядке.

Плоткина выругалась и внимательно посмотрела в лицо Темиргалиева, как будто спрашивая: а от меня, что требуется?

— Задача очень простая. Найти и привезти сюда, хоть живую, хоть мёртвую.

— Кастор же, — покачала головой Вера. — Ушла через портал, и теперь она может быть в любой точке Галактики.

— А вот и нет, — улыбнулся Марсель. — Мы просмотрели всплески активности порталов. Она ушла с помощью тёмного портала системы, а значит, до сих пор находится во Внешнем рукаве.

Тёмные порталы были обнаружены ушкуйниками Джастина Строганова. Это были технические устройства, своеобразный резерв, позволяющий перемещаться в пределах галактического рукава, на небольшие расстояния. По всей видимости, они ставились Предтечами на случай каких-то проблем с основным порталом. Подобное название они получили, потому что не фиксировались никакими системами наблюдениями, имевшимися в Галактике.

— Надолго ли? — покачала головой Вера. — Ей достаточно добраться до ближайшего межрукавного прохода и всё, ищи её как ветра в поле.

Майор порылся в столе и достал накопитель.

— Вот здесь, вся информация, что мы собрали про Зотову, почитаешь, пока будешь лететь на Кастор, — сказал он, протягивая накопитель. — Но скажу тебе одно. Мы полагаем, что у Зотовой какие-то дела во Внешнем рукаве, поэтому она не спешит его покинуть. Иначе бы она сразу ушла к мирмилийцам, с которыми у неё завязались контакты в годы работы на Халлдории. Оттуда мы её не смогли бы выкурить никак.

— Что-то ещё? — спросила Плоткина.

— В порученной тебе операции будешь напрямую работать с товарищем Кирьяновым.

— Говорят, что он сложный человек…

— Не без этого. Но не бойся, за возможность свернуть шею своему бывшему куратору он душу готов… нет, не отдать, но сделать вид, что отдаёт, — усмехнулся Марсель. — И потом, ты же с ним взаимодействовала по Астроафрике.

Вера Плоткина отрицательно покачала головой.

— Виделись, дай бог, раза три. В основном я работала с его подручным, Филипповым.

— Вот и исправишь этот пробел, — пожал плечами Марсель. — Всё-таки твоя новая должность подразумевает постоянную работу с Кирьяновым.

Но буквально спустя сутки свежеиспечённый капитан Плоткина проклинала своего нового командира, так как выяснила, что означенный Кирьянов отсутствует на Касторе и находится на Земле, занимаясь кадровыми вопросами, поэтому когда будет неизвестно. И самое печальное, что знакомый ей Филиппов отправился вслед за Валерием, а на базе командовали всем младшие лейтенанты Мишин и Довнарович. Она, конечно, могла приказать им оказать ей полное содействие и помочь сформировать группу, но во-первых, не стоило начинать знакомство с раздачей приказов в обход него, а во-вторых, Вере нужен был сам Кирьянов, который наверняка имел немало информации о своём уже бывшем командире. Оставалось только ждать, несмотря на то что время поджимало.

Глава 1. Кадровый облом

Сентябрь 2007 года.

В последний год я практически не бывал на Земле, да и вообще редко покидал Внешний рукав Млечного пути. Слишком много было дел и организация базы и поиск оставшихся ИИ, да и вообще разведка всего внешнего рукава. Поэтому, когда мне выпала возможность прилететь к родным пенатам по делам, я занимался не только работой, но и навестил родных, школьных друзей и лишь потом поехал забирать первую партию давно обещанного мне Тихоновым и Темиргалиевым пополнения.

Строго говоря, они были не первыми, кто вливался в дружную команду моего отряда, но те бойцы приходили к нам на одну-две операции, а после перебрасывались на другой сложный участок. Новенькие, по задумке Тихонова, должны были отслужить у нас весь оставшийся срок, то есть полтора года, а в идеале остаться либо на сверхсрочную, либо как гражданские специалисты.

Поэтому на встречу с новобранцами в военный космопорт Плесецк-2, где стоял наш звездолёт «Бумбараш», я спешил с нетерпением, буквально таща за собой Стерлядкину и Филиппова, которые вместе со мной провели этот год на окраине галактики. Мишка-то и сорвался со мной, только потому, что ему надо было решить кое-какие личные вопросы на планете, что-то с девушкой, с которой он встречался раньше, но в подробности он меня пока не посвящал. Марина же навестила сестру и сына, который числился её племянником. Хотя странно. Вроде бы я краем уха слышал, что Женя Стерлядкина служит на Полыни… а впрочем, не моё дело.

Однако на поле перед посадочными кольцами, где выстроилось семь человек новобранцев, меня ждал самый натуральный облом.

Едва взглянув на пополнение, я с трудом сдержался, чтобы не схватить сопровождавшего меня капитана за грудки и не приложить его об ближайшую стенку.

— Что это? — свистящим шёпотом спросил я.

— Как вы и просили, пополнение для вашего спецотряда, из нового призыва, — презрительно сморщившись ответил он, выделив слова «вашего спецотряда».

Не любят меня в армии, факт. Всё из-за того, что я ушёл из космодесанта в военную разведку. Хотя ГРУ так и работает, привлекает толковых специалистов из всех родов войск и из гражданских вузов. Вон Марсель проходил срочную службу в авиации, когда ему предложили… А ладно. Мне, по большей части наплевать на мнение вояк. На Касторе они хоть и опосредованно, но подчиняются мне, а я из Внешнего рукава в последнее время вылезаю только в отпуск и то не всегда. Но, случается всякое, как, например, сейчас.

Вся интрига с пополнением была затеяна, чтобы легализовать Диану Яковенко, которая стала симбионтом с искусственным интеллектом Предтеч — Артемидой. Девушке исполнилось восемнадцать лет, и мы формально призвали её в армию. Где она и останется, в нашем отделе, под контролем ГРУ. То есть она и раньше здесь была, но теперь вполне официально, комар носа не подточит.

Я произнёс, раздражённо и как будто не капитану из сопровождения, а Мишане, который увязался со мной, решить свои амурные дела, не подозревая, что их решили за него.

— Вот спрашивают, а почему я ушёл из армии? Да потому. Попросили их сделать простое дело. Прислать для нашего отряда семь призывников. Четырёх мужчин и трёх женщин. И что мы видим? Картина маслом!

Перед нами, но на достаточном расстоянии, выстроились семь солдат, доблестной Красной армии. Шесть девушек и один юноша.

— Полная неспособность выполнять поставленные задачи! — резюмировал я.

— Я бы попросил… — возмутился капитан.

— Товарищ капитан, вы бы извинились и списали всё на штабных, — проворчал Мишаня, изучающий личные дела новобранцев. — Пока не поздно.

— Чего поздно-то! — возмутился вояка, но опоздал, так как Филиппов сунул мне под нос одно из личных дел.

Я взял его, вчитался, побелел от злости и тихо выругался. Посмотрел на капитана злобным взглядом. Тот действительно понял, что надо было прислушаться к Мишане. Бывшего ефрейтора вообще слушать полезно, им в своё время инопланетная тварь подавилась недоев. Ноги он, правда, лишился окончательно и даже продвинутая медицина ему её не вернёт.

— Беги дурак, — хмыкнул Филиппов.

— Передайте в штабе, что я этого так не оставлю, — отстранённо бросил я.

Все мои подчинённые боялись до ужаса такого тона. Когда я орал — не боялись. Ругался — не боялись. Все знали, что если я внешне спокоен, значит, давлю в себе желание, расстрелять накосячившего на месте, попутно обдумывая меры законного наказания, которое может быть очень жестоким.

Капитан ухмыльнулся. Он-то этого прикола не знал. Клапана у меня слегка подвыбило, но я продолжал держать себя в руках.

— Да-да, а ещё передайте им вот что. Я, если надо, до генерального дойду, но добьюсь полного переподчинения армейских сил во Внешнем рукаве Галактики, военной разведке.

— Далеко ходить не надо, — лениво бросила сопровождавшая нас Марина Стерлядкина. — В наш следующий визит заедем к папе на подмосковную дачу, и ты ему предоставишь план. Я думаю, он поддержит.

Капитан посерел и сделал то, что мы давно ожидали от него — скрылся, напоследок, что-то злобно бурча себе под нос. Марина моментально выхватила из моих рук личное дело и быстро просмотрела его.

— Новикова Екатерина Геннадьевна, 1989 года рождения, русская, комсомолка… Ребят, вы чего?

— После объясню, — синхронно бросили мы с Мишаней.

Поморщившись, я пробежался взглядом по остальным личным делам. Ну, не так плохо, конечно, как могло бы быть, но по сути дела, мне сбросили всех тех, кого лучше бы выгнать из армии, но нельзя.

Итак, Катя Новикова. Я видел её несколько лет назад, когда пришёл в квартиру её родителей, чтобы передать посмертную награду её сестры Полины. В принципе, показатели у неё нормальные, но проблема в другом. Ведь я собственноручно застрелил её родную сестру. Правда, после того как та стала монстром, под воздействием инопланетного паразита и убила Сашку Костина. Но это была гостайна, о которой на нашей базе знали очень многие. Однако, за пределы ГРУ она так не вышла. Поэтому Екатерина до сих пор почитает свою сестру-героиню. Что с ней будет, когда она узнает правду, я не представляю. Какому идиоту стукнуло в голову отправить её ко мне, я не знаю. Но в одному уверен точно: это дурак или вредитель.

Ладно, пока о хорошем. Единственный мужчина в этом отряде: снайпер и старший сержант Саша Либерман, Александр Михайлович, если точнее. Отличный, кстати, боец и опытный солдат. Да и сам он из тринадцатой роты космодесанта. Моей с Мишаней родной, гвардейской и героической. Ко мне попал случайно, так бы вояки засунули кого похуже. Дело в том, что Саша, несмотря на фамилию и внешность считает себя русским и очень обижается, когда это кто-то ставит под сомнение. Сильно обижается, надо сказать. И вот в ситуации, когда на базе разведгруппы ГРУ, стоят присланные призывники-десантники, а Саша мельком в разговоре, замечает, что он-де русский, кто-то из десантников не выдерживает и бросает фразу: мол, не обитали предки русских, на Синайском полуострове.

И Саша Либерман, метр с кепкой, понимая, что десантник под два метра, находится не в его весовой категории в прыжке, макушкой, бьёт его в челюсть. Чистый нокаут, но у нас не бокс. От расправы со стороны сослуживцев болезного, Александра, спас проходивший мимо офицер.

Наказывать никого не стали, чтобы не заносить причину конфликта, в документы. Сам подумайте, кому нужен антисемитизм, на базе ГРУ, а ведь это запросто можно было истолковать таким образом. Поэтому Яшу быстренько сплавили к нам. Дабы избежать любых возможных эксцессов на этой почве. За него спасибо, честно.

И вот ещё полезный солдат. Маргарита Владимировна Столярова. Всё хорошо: отличница боевой и политической подготовки, а стоп. Есть приписка от нашего ведомства, которая портит всю бочку мёда. Вот это номер! Я отвлёкся и внимательно вгляделся в настороженные глаза, на лисьем личике. М-да. Но это скорее привет от Марселя, хотя надо будет уточнить. А девушка-то симпатичная, но это неважно.

На этом в целом хорошее заканчивается и начинается плохое. Про Новикову я уже сказал, так что дальше.

Яна Георгиевна Форуга, русская, почему такая фамилия никто не знает. Военврач, полевая хирургия, небольшой хоть и неплохой опыт. Проблема одна: она слепая как крот. В переносном смысле, разумеется, но честно говоря, зрение минус восемь, оно мало чем отличается от слепоты, очки с огромными диоптриями, короче для боевых операций непригодна. А в свете того, что Довнарович рано или поздно усвистает в декрет, а Ованесян один всё не вытащит, это очень плохо. Но разберёмся. Есть у нас кое-какие экспериментальные технологии.

Следом стоят две подруженьки, две тёзки, обе Юльки. Филатова и Вронковская. Обе из тех, что я называю филологическими девами. Учащиеся филфака МГУ, взятые на службу со второго курса, отсрочка не полагается. В том смысле, что не показали каких-то выдающихся успехов в учёбе, а так вообще с филфаков гребут почти всех, наплевав на крики профессуры. Московский Госуниверситет — это, конечно, марка, я не спорю. Но в наших условиях лучше бы на их месте были ПТУшницы, из посёлка городского типа. Я с трудом удержался от тяжкого вздоха и посмотрел на последнее тело в строю. И кстати, почему одна из этих Юлек, глядит на меня так, как будто мы давно знакомы?

Арина Блохина. С ней сразу всё понятно. Педагогический университет. Там почти никому отсрочек не дают и в армию не забирают оттуда только уж совсем больных, или тех, ктодогадался выскочить замуж и залететь. Я ещё раз пристально посмотрел в честную мордашку Блохиной и про себя застонал. Про таких говорят «не от мира сего» или «блаженная», хотя чаще всего «с лёгкой придурью». Однако, с точки зрения, армейско-призывной психиатрии, она здорова и годна служить, а вот опытные офицеры совсем иного мнения. Им достаточно разок взглянуть на эту довольную мордашку, как начинаешь думать, куда её так сбагрить, так чтобы в ответ тебе подлянку не сделали, счастливые обладатели такого приза. И я самая вероятная кандидатура, ибо даже не узнаю, кто мне так удружил. Мысленно прокляну, но у нас армия стоит на твёрдом материалистическом базисе, так что не подействует.

— Взвод, смирно! — гаркнул Мишаня у меня над ухом и я с трудом удержался, чтобы не зарядить ему в нос.

Ещё во время службы много раз его просил, не орать у меня над ухом. Бесполезно.

Мы прошли все необходимые официальные процедуры, меня представили бойцам. Новикова вздрогнула услышав мои имя и фамилию и даже как-то дёрнулась, но потом вспомнила субординацию. Дальше пришлось толкнуть пояснительную речь.

— Товарищи бойцы, вас отобрали для участия в специальном проекте Главного разведывательного управления Генштаба Минобороны СССР.

Стоят, ни один мускул не дрогнул. Да, про это их предупредили. Но я сумею их ошарашить.

— Наша база находится во Внешнем спиральном рукаве Млечного пути у межгалактического портала. Именно там вы будете проходить специальную подготовку, оттуда будете вылетать на операции, порученные нашей группой. Вопросы есть?

Судя по лицам вопросы были у всех и много. Существование базы и поселение на Касторе уже не было секретом, но широко не освещалось. Многие полагали, что это очередная колония у межрукавного портала, по типу Кадмии. И пока на лицах бойцов отражалось мучительное раздумье, я собирался воспользоваться этим, и погнать бойцов на корабль, а самому зайти в штаб, чтобы передать пару ласковых кое-кому, но в этот момент Столярова, наконец, смогла собрать мысли и выдать осмысленный вопрос:

— А зачем для этого вы отбираете солдат срочной службы?

Не скажу, что я ожидал такого вопроса, скорее думал, спросят про портал, но тем не менее ответ у меня был уже готов.

— Нам надо готовить кадры для работы во Внешнем рукаве и начинать надо со срочной службы, а не ждать, пока вы отслужите, уйдёте на гражданку и обзаведётесь семьями.

— Вы думаете, что мы останемся на окраине Галактике после срочной службы? — голос Столяровой стал откровенно скептическим.

Так. Она меня начинает потихоньку раздражать.

— Даже если из вас восьмерых останется работать во Внешнем рукаве лишь один человек, то это уже оправдает все затраты на ваше обучение.

— Нас семеро… — голос Маргариты стал откровенно растерянным.

— Вас восемь, — ответил я с нажимом и воспользовавшись растерянностью среди бойцов, скомандовал:

— Направо! В сторону посадочных колец шагом марш!

Главное, она не успела задать главного вопроса, логичного вытекающего из остальных. ГРУ в свои ряды всегда тщательно отбирает личный состав, долго присматривается и лишь потом предлагает перейти на службу, а не так вот. Приказом и не спрашивая. Мы очень разборчивые, но бывает всякое, как сейчас.

— Загоняем бойцов на корабль, а сами устраиваем скандал? — тихо спросила меня Марина, когда мы погнали солдат в указанном направлении.

— Увы, рад бы, но обстоятельства изменились, — пожал плечами я и протянул Марине планшет, на который только что свалилось сообщение.

Там был пришедший от Темиргалиева приказ — вылетать срочно и самое главное: окно под открытие портала на Кастор нам выделяют через девять часов.

— Что-то случилось? — встревожился Мишаня, который тоже прочитал приказ.

— Очевидно. Но у нас иначе и не бывает. Мог бы привыкнуть, к неизменному смыслу всех приказов, отдаваемых нам: хватай чемоданы, вокзал отходит. Поэтому, ребят, шустро, в темпе вальса. Марсель ещё ни разу не кричал «волк!».

Я приказал новобранцам остановиться. Мишка с Мариной ворча что-то и в мой адрес и командования полезли в корабль, и через минуту открыли нам проход. Я повёл бойцов в кают-компанию, по двум причинам. Для начала я хотел познакомиться с ними, а в целом нефиг шастать по секретному объекту.

Работа — вот лучший способ занять мозг, в тревожной ситуации. Не сказать чтобы я сильно нервничал, вряд ли произошло вторжение на Кастор, иначе бы меня дёрнули либо в Новый Ленинград, либо на Кадмию. Разговор предстоял не очень приятный, но какой есть.

По дороге в строй вклинилась, мышкой выскочившая из пилотской кабины Диана Яковенко. Либерман, Столярова и Новикова удивлённо посмотрели на неё, но ничего не сказали. Хотя вопрос так и стоял в их глазах. Это хорошо, значит, из них, возможно, будет толк.

— Начнём, товарищи. Я вижу у вас много вопросов. Неудивительно. Наша база считается особо засекреченной и формально нас там вообще нет, но…

И я коротко рассказал им предысторию. Не всё, конечно. Умолчал я про Артемиду-Диану, а также некоторых политических играх, которые творились вокруг меня. А в целом они узнали то, о чём я писал в предыдущих книгах. Была найдена карта Галактики со всеми индексами, вычислены межгалактические порталы и множество межрукавных, про преимущество портала на Касторе. Часа два — три разливался соловьём, о том и о сём. Меня поддерживали Мишаня и Бойцы малость загрузились, но едва я завершил, как Столярова подняла руку, будто бы примерная ученица и спросила, показывая на Диану:

— А кто она?

— Ефрейтор Яковенко, — отмахнулся я от вопроса. — Чуточку задержалась из-за начальства. Можете, кстати, познакомиться. Я уверен, товарищ Яковенко ответит на все интересующие вас вопросы.

Всех, кроме самой Столяровой, такой ответ удовлетворил, и лишь она одна продолжала смотреть на меня будто бы что-то подозревая. Знаете, это меня немножечко начало раздражать.

К счастью, в этот момент поднял руку Либерман.

— Я не понял, — немного смущаясь, произнёс он. — Чем конкретно мы будем заниматься? Исследовать Внешний рукав или участвовать в специальных операциях по всей галактике?

— Правильный вопрос, сержант, — радостно отозвался я, стремясь избежать дальнейших вопросов. — Сначала вы будете проходить специальную подготовку, а потом мы вас начнём привлекать к операциям во Внешнем рукаве. Дальше… дальше будет видно. Но работать по другим рукавам Галактики вы будете только, если вы решите остаться на сверхсрочную.

Лица новобранцев стали скептическими. Ну а вы как хотели? Во внешнем рукаве мы занимаемся просто разведкой и исследованиями, правда, случается всякое, но это гораздо проще, чем интриги в самой галактике. Впрочем, для кое-кого из вас будет сделано исключение, кроме Дианы, разумеется. Да, для той, что сидит с самой недовольной мордашкой.

— У кого ещё остались вопросы? — спросил я, закончив объяснения. — Если нет, то товарищ Филиппов объяснит вам правила…

— Товарищ Кирьянов, — вдруг пискнула Юля Филатова. — А вы меня не помните?

Я внимательно осмотрел русоволосую девчушку. Вроде бы было в ней что-то знакомое, да и фамилия…

— Ты, случайно, не родственница Оксаны Владимировны Филатовой? — спросил я.

— Дочь, — вздохнула она растерянно. — Вы к нам приходили, про пирамиды рассказывали… пионерам и комсомольцам тринадцатой школы.

Вот теперь я вспомнил. Та мелкая комсомолка, что задавала глупые вопросы. Она ещё пыталась увязаться за нами, но была остановлена строгой мамой. Девочка подросла и уже не была такой худой и нескладной.

— И к нам вы приходили, — вдруг подала голос Катя Новикова. — Но не в школу, а домой.

— Да. Это я помню, — вздохнул я. — Меня ещё чуть твой отец не спустил с лестницы.

— Да, — улыбнулась девушка. — Но сейчас ему полегчало. Полина была его любимицей…

— Товарищи, — перебил я её, заметив, что остальные бойцы смотрят на нас недоумевая. — Мы служили вместе с родной сестрой Кати — Полиной и вместе прорывались к пирамидам. Ефрейтор Новикова, к сожалению, осталась в джунглях. Вот такое у нас заочное знакомство. К сожалению, лично познакомится, четыре года назад, нам не удалось, по вышеозначенным причинам. Но да ладно. Наверстаем.

Раз из этого можно не делать секрета, значит, его делать и не стоит.

— И раз уж мы перешли на личные темы, то давайте пообщаемся, познакомимся поближе. В других частях и подразделениях так не принято, но мы живём небольшой группой и часто общаемся неофициально, невзирая на чины и звания. Когда-нибудь это измениться, но не сейчас. Поэтому не стесняйтесь, расскажите про школьные годы…

— Про одноклассников, — продолжила Столярова.

Умная, заразка. Ладно, надо бы её малость успокоить, а то видно, что девчонка нервничает.

— И начнёт товарищ Форуга, — я благосклонно кивнул медичке.

Она начала, что-то сбивчиво рассказывать про учёбу, про друзей, про увлечения, я слушал вполуха, а сам подал сигнал Диане, чтобы она отвлекла бойцов, пока я переговорю со Столяровой.

Яковенко, действительно смогла увлечь новобранцев, какой-то странной историей про приключения в космосе, якобы она увлекалась написанием фантастических рассказов, а я тронул за плечо Маргариту и приказал ей следовать за мной.

Девушка бесшумно вышла вслед за мной в коридор. Я кивнул, приглашая её следовать в курилку: небольшое, изолированное помещение.

— Куришь? — спросил я её, когда мы зашли внутрь.

Она смутилась, но утвердительно кивнула.

— Как и твоя подруга, — сообщил ей. — Анна Леонидова. И не дёргайся ты так, спрашивать не буду. Всё равно ничего нового ты мне про неё не расскажешь. Да такую, какая она сейчас, ты и не знала.

У девушки отвисла челюсть. Она очень внимательно посмотрела на меня и уже хотела засыпать кучей вопросов, но я отрицательно покачал головой, показывая на появившихся в конце коридора двух подружек — Филатову и Вронковскую, которые тоже шли в курилку.

— Первый урок службы в нашей системе. Здесь у всех есть свои тайны и секреты и не стоит о них трепаться в присутствие тех, кого они не касаются. Мы продолжим разговор на планете, если получится.

— И у них? — показывая на подружек, спросила Столярова.

— Пока нет. Но скоро появятся.

Я докурил и погасил сигарету. Кивнул, жмущимся в углу подружкам. Ничего, скоро поймут, что в космосе некоторые условности, принятые на планетах, не действуют.

Остаток полёта проходил в дружеской хоть и немного напряжённой атмосфере. Новикова пыталась поговорить со мной насчёт сестры, но получила отговорки. И я пытался перекинуть разговор на Филиппова, но тот сделал страшные глаза, и я решил не подставлять его. Прошло уже лет шесть, и Мишка уже смирился со своим протезом, но воспоминания той ночи, для него по-прежнему болезненны. Хотя, конечно, следовало. Потому что он, набравшись духу, признался — Яна Форуга, его протеже.

— Понимаешь, её в армию вообще не брали, — бубнил он. — Зрение и всё такое. Ну и как нам быть? Её бы с планеты не выпустили, а мне возвращаться из Внешнего рукава не хотелось. Вот и послал запрос через рязанский медуниверситет…

Я махнул рукой. Понимаю, что уж там. Так вот, какая она, та таинственная возлюбленная, которая подсадила, любителя тяжёлого метала, на фолк-рок и бардовские песни. И правда, красивая. Даже огромные очки ничуть не портят её лица, а придают дополнительного очарования.

— Ты не передо мной объясняйся, — устало сказал я. — Довнарович объяснять будешь. Она давно себе замену для полевого отряда, просила.

— А можно без этого…

— Не можно, — отрезал я.

Забавно, но стоит употребить это неправильное и устаревшее выражение, то вопросы сразу заканчиваются. Не знаю почему. Говоришь: нельзя, так начинаются вопросы, а вдруг хоть чуть-чуть, но можно. Или если постараться, если закрыть глаза… А «не можно» и всё, как будто бы отрезало. Почему так? Не знаю, но система работает.

За время полёта я даже умудрился вздремнуть часок-другой. Было предчувствие, что после посадки на Касторе поспать мне не дадут.

Разбудила меня Марина, объявив по громкоговорителю, что мы попадаем в зону притяжения посадочных колец. Я быстро привёл себя в порядок. И едва мы сели, построил небольшой отряд, чтобы повести их к месту дислокации.

Однако едва мы вышли из туннеля, который вёл от корабля к рабочим помещениям, как я заметил, что меня уже ждут. Вера Семёновна Плоткина в сопровождении двух бойцов из нашей охраны. На плечах у неё блестели новые капитанские звёздочки, и я, отдав честь, приветствовал её по уставу.

— Вольно, Валер, — ответила она на приветствие. — Ситуация сложная и надо действовать быстро…

— Марин, доставь бойцов…

— Она пусть тоже останется, — перебила меня Вера.

Я сбросил бойцов на Филиппова, а мы отошли в «глухую зону». Такие есть на всех посадочных кольцах, места где не работают любые средства связи.

— Начнём с официальной части, — всё так же нервно проговорила Плоткина. — Во-первых, отныне я занимаю должность Зотовой, а во-вторых…

И она быстро объяснила мне нынешний расклад. Оказывается, весь их проект «Астроафрики» перевели в наше управление и по этой причине её повысили. Но самое замечательное было, что Зотову, наконец-то сняли.

— И третье, — резюмировала она. — Несколько дней назад старший лейтенант Ольга Зотова дезертировала, прихватив с собой ценные сведения, помимо того, что она уже знает и скрылась через так называемый тёмный портал во Внешнем рукаве.

Мы с Мариной дружно выругались. Однако втык от Плоткиной не получили, наоборот, она посмотрела на нас понимающе.

— Я точно так же отреагировала, когда услышала…

— Нет, — я нервно рассмеялся. — Ты не понимаешь всего масштаба катастрофы.

— Поясни, — насторожилась Вера.

— Пошли в наш штаб, — махнул рукой я. — На коленке это не объяснить, да и демонстрация понадобится.

— Вообще-то, я хотела вылететь как можно скорее, — резко возразила мне Вера.

— Она теперь нескоро покинет Внешний рукав, — вздохнул я. — Но даже если она быстро управится со своими делами, то надо отдать нужные приказы людям, контролирующим межрукавные порталы.

— Если она добьётся своего, — вмешалась Марина. — То они её не остановят.

— Хотя бы нас предупредят, — отмахнулся я и вновь обратился к Вере. — Товарищ Плоткина, я понимаю, командир вы, но прошу довериться мне. Я знаю Зотову, чего она добивается и где, возможно, её следует искать.

— Подожди, я твои отчёты тоже изучила, — начала Вера.

— Уверен, что они, во-первых, неполные, а во-вторых, я не всем делился с центром. Подозрения, держал при себе, чтобы не возводить напраслину.

Капитан Плоткина задумалась. В эти несколько секунд, по сути дела, решалось, каким будет наше сотрудничество. Будет ли она перетаскивать одеяло на себя или мы будем нормально работать вместе. В первом случае она станет номинальным командиром, каким и была Оля Зотова, а вот во втором… Впрочем, не будем загадывать.

— Хорошо, — наконец кивнула она. — Но и ты не подведи…

Я понял и то, чего она не сказала. Первое задание в новом звании и должности ей очень не хотелось провалить.

Мы вышли с посадочных колец, и я пошёл к ангару, где нас ожидал транспорт. Настоящее гарьергское автотакси. Правда, немного доделанное под наши нужды, но на Касторе, чертовски удобная штука. Достали мы его благодаря Джастину Строганову, он же и подогнал чертежи, которые я передал на Землю и Красный Урал. Не знаю кому как, а нам они точно понадобятся.

— Любопытная машинка, — задумчиво сказала Вера, когда загрузились внутрь.

— Архиполезная в наших условиях, где поселения и объекты разбросаны на большие расстояния, а транспорта пока не появилось, — сказал я.

— И ещё кое-где пригодится. В Дальнем Космосе по-любому спрос будет, — резюмировала она, когда уяснила, как работает автотакси.

— Это да, — согласился я. — Мы сейчас на планетах строимся, где удобно. Но это не всегда равно тому, где нужно.

Вера Плоткина ухмыльнулась. Я отдал команду, и мы с ветерком домчались до нашего штаба в городе, пока безымянным. Полгода назад, с нас затребовали придумать название городу. Желательно, чтобы не одно. Делать нечего, собрались на небольшое совещание, которое я окрестил собранием райкома, так как собрались все члены районного комитета Кастора и немного подумав, выдали несколько названий. Их отправили на утверждение, но ответа пока не было. Я даже уточнял у Копылова, может быть, в рескоме или ЦК хотят какое-то определённое имя, но он сказал, что просто выбирают. Поэтому пока мы были безымянными.

По дороге мы нагнали небольшую колонну с новобранцами, которых Мишаня гнал к месту дислокации, забрали Диану, под удивлённые взгляды новеньких и Веры. Впрочем, в каком-то смысле она была тоже новичком в здешних делах.

— То что здесь будет сказано, проходит по разряду «совершенно секретно», — предупредил я Плоткину. — И это самый главный секрет моей группы.

Вера с недоумением посмотрела на Диану Яковенко. Да, в её глазах та по-прежнему была присланным новобранцем. Но это ненадолго.

— Познакомься, — я кивнул на застывшую в дверях Диану. — Это искусственный интеллект Предтеч, с которым я вошёл в контакт несколько лет назад и дал условное обозначение «Артемида». Ныне она является одним целым с советской гражданкой Дианой Валерьевной Яковенко…

И я рассказал ей всю историю, что случилась со мной и Артемидой. Как Диана стала носителем инопланетного разума. Добавил, что её случай не уникален и в Галактике есть ещё один подобный носитель. Анна Самохина, известная как Анисия Гатос, спутница Джастина Строганова.

— Всё это интересно и будет важно в моей работе, — согласилась Вера. — Но какое это имеет отношение к поимке Зотовой?

Диана с удивлением воззрилась на неё. Я помотал голой, говоря, все вопросы потом.

— Самое прямое. У меня подозрения, переходящие в уверенность, что Зотова нацелилась на два ещё не найденных искусственных интеллекта.

— Она имела доступ к этой информации? — уточнила Вера.

Я вздохнул.

— Не буду тебе врать, что я был против. Хотя и не особо и возражал, когда командование вводило её в курс дела. Считал, что опыт и связи Ольги в криминальных кругах Халлдории, а через них и мирмилийского синдиката, каким-то образом, отыскать эти две устройства.

Плоткина понимающе кивнула.

— И действительно, она включилась в их поиск с большим энтузиазмом. Вот только через какое-то время мне стало понятно, что ИИ она ищет для себя и для небольшой группы лиц, которые сформировались вокруг неё.

— Говори прямо — банды, — раздражённо бросила Маринка. — Другого определения им не подобрать.

— Да, — согласился я. — Уж не знаю, что с ней случилось в Халлдории, но перерождение налицо.

Вера Плоткина поморщилась.

— И где же её искать теперь? — спросила она, упустив из вида один очень важный момент. Но указывать на это я ей не стану. Пусть сама догадывается.

— Диана? — я предложил девушке вступить в разговор.

— Я выделила несколько планет, вокруг которых концентрировались её интересы, — начала девушка. — Две мы можем отбросить сразу: это мирмилийцы из миров анархии, остаётся ещё три, как из внешнего рукава.

— У меня нехорошие предчувствия, — пробормотала Стерлядкина.

Я мысленно её поддержал и оказался прав. Диана достала свой планшет и начала перечислять.

— Первая планета, куда часто наведывалась Зотова: Батаринга. Восемь визитов за последний год…

Мы с Мариной схватились за голову. А что ещё оставалось делать? Батаринга была очень странной планетой, чем-то похожей на Землю, ну вот знаете, как если бы не было Великой Октябрьской социалистической революции, мир был бы поделён на несколько империалистических блоков, враждовавших между собой. Ах да! Ещё они освоили ближний космос, так что проскочить мышкой на планету будет крайне затруднительно.

— Давай дальше, — мрачно сказал я, подсовывая Плоткиной справку по планете, чтобы не отвечать на вопросы.

— Палестина, — заразившись от нас мрачным настроением, продолжила Диана.

Брови Веры Плоткиной резко дёрнулись вверх, и она отвлеклась от читаемого текста. Пришлось пояснять.

— У этой планеты не было местного названия. Поэтому мы обозначили её по ассоциации.

— Планету захлёстывают многочисленные религиозные войны, которые ведутся с помощью остаточных технологий Предтеч, — добавила Марина. — Подлететь-то можно спокойно и даже приземлиться, но вот что делать неясно. Аборигены не идут на контакт, по идейным соображениям, принимая нас за посланников дьявола или дьяволов.

— Как же Зотова тогда туда летала или летает? — сорвалось с языка у свежеиспечённого капитана ГРУ.

Я пожал плечами.

— Вероятно, смогла выдать себя за ангела. Или ещё что-то. Ладно, Диана, давай добивай и будем думать, что делать вообще.

— Арзалакс-бета, — пискнула девушка.

— Это ещё что за зверь? — удивилась Плоткина.

— А вот это хорошая новость. Там у нас есть завязки и контакты. Что же касается самой планеты, так там селились беженцы из империи. Чаще всего преступники, как политические, так и обычные. Сама планета, если честно очень суровая и бедная, поэтому не заинтересовала имперцев и туда бежали на протяжении последнего тысячелетия. Кстати, сумели создать там более или менее сносную жизнь. Так сказать, бедненько, но чистенько.

— На самом деле, самый главный вопрос: как этой суке удалось выяснить хоть что-то о двух оставшихся искусственных интеллектов Предтеч? — зашипела Стерлядкина.

— Поймаем, узнаем, — отмахнулся я. — Надо думать, куда летим в первую очередь.

— А разве её корабль не оставил след, проходя через портал? — удивилась Диана.

— Она ушла через тёмный портал, — проворчала Плоткина.

— Так в тёмных порталах всегда можно открыть последний индекс, — начала Диана, но была перебита нашими с Мариной криками: почему ты нам не говорила?

— Я дала вам техническую документацию, — пожала плечами девушка. — Думала, вы изучили…

— У меня нет времени футбол посмотреть, даже на сессию, приходится выкраивать дни, — проворчал я. — Вообще, надо Вика и Жмыха озадачить, это вообще их обязанность.

— Вы здесь совсем одичали, — сделала вывод Вера. — Ладно, Кирьянов. Собирай своих людей и выдвигаемся… как бог на душу положит.

Я пощёлкал пальцами, пытаясь обдумать пришедшую в голову мысль.

— Есть у меня пара соображений. К вечеру будет готовый план.

Плоткина очень внимательно посмотрела на меня.

— Да не дёргайся. Всё равно соваться, что на Батарингу, что на Палестину не стоит. Так что время терпит.

— Я тем временем выясню, какие завязки были у Зотовой на обеих планетах, — мрачно сказала Стерлядкина. — Вот уверена, кто-то из наших что-то да знает.

— Работаем, — согласилась с нами Вера.

Глава 2. Ловцы и звери

Сентябрь 2007 года.

— Да мне, откуда было знать, что за вашей Зотовой нужен глаз да глаз? — огрызнулась Яська Довнарович. — Предупреждать надо.

Я мысленно закатил глаза.

— Так предупреждали, — не выдержала Марина. — Ты не слепая, могла бы и заметить, что Ольгу на нашей базе не любят.

— У нас вообще начальство не любят, — отбивалась Яська. — Ну, кроме полковника Тихонова, да и то потому что видим мы его раз в год.

И вот уже Плоткина закатила глаза и совсем не мысленно.

— Бардак, — резюмировала она.

— Естественное состояние армии, — отозвалась Довнарович. — А у нас так вообще, ибо мы единственный островок порядка в море хаоса, что не может не влиять…

Я жестом приказал Яське замолчать.

— Давай, строго по делу.

— Короче, эта анаконда рыжая, постоянно ползала вокруг регенераторов широкого спектра. Проблема была вот в чём. Регенераторы направленного действия, например, кожные или ещё какие, поступают к нам постоянно. На Земле этих генераторов хоть завались — ну, шлют кому попало. Широкий спектр — вещь, дорогая и редкая, а значит, дефицитная. У меня один флакончик лежит, так я Вика специально попросила врезать на шкаф электронный замок, сигнализацию и так, по мелочи. Потому что там ещё лежат лекарства из списка А, но ради наркоты я бы так заморачиваться не стала, нехай потравятся, если кто сопрёт.

— Не растекайся мыстью, — попросил её я.

— Так и вот. Она себе затребовала, знаешь сколько? Сто пятьдесят грамм.

— А ты чего?

— Чего я? Послала её в центр Галактики. Я даже запрос на такое количество писать не собиралась. Потому что на следующий день после такой бумаги, ко мне прилетят наши инквизиторы, то есть «отдел Икс», — она покосилась на замерших в дверях охранниках Плоткиной. — И не эти дуболомы, а следователи. Под ручкой с комиссией Минздрава.

Сама Яся как-то давно мне объясняла, что сто грамм регенератора широкого спектра — это месячная норма, для боевой части в военное время. То есть реально очень много.

Дуболомы скорчили зверские рожи. Довнарович посмотрела на них в ответ так злобно, что парни стушевались.

— Так что дальше было?

— Дальше? Ничего. Она задала мне несколько вопросов, ну как можно достать побольше, если очень понадобится. Дескать, тревожится она, что скоро, может понадобиться. Обстановка-то в Галактике нестабильная, вот. Ну и я подсказала ей парочку схем. Хочет себе человек мишень на спину повесить, кто я такая, чтобы ей в этом мешать? Тем более, а вдруг выгорело бы?

— Довнарович, — простонал я. — Ты точно моё кармическое проклятье.

— Валер, у тебя ещё вопросы есть? — спросила Яся. — Нет? Так давайте, валите. Мне в операционную пора.

— Зачем? — вырвалось у Веры, прежде чем я успел её остановить.

Довнарович зашипела словно змея.

— А затем, что у нас в армии бардак, начальство мух не ловит, а ещё мой любимый командир, вот так лихо подставился и позволил воякам сбросить на балласт в виде полуслепой девчонки. Кто будет это исправлять? Конечно же, Довнарович.

— Пошли отсюда, — сказал я, потянув Веру за рукав.

Та не стала спорить, и покорно покинула помещение (Стерлядкина сбежала чуть раньше) вместе с дуболомами. Мы пошли к лифту, чтобы подняться на первый этаж.

— Хорошие у тебя кадры, Валер, — проговорила Плоткина, не глядя мне в глаза. — Эта Довнарович твоя хоть и припадочная, но за тебя горло скальпелем перережет.

— В курсе, — вздохнул я. — Собственно она уже…

Плоткина отмахнулась.

— Тот случай с генералом не считается, это на пользу общему делу. Ладно. Какие у нас варианты?

— Пока Диана не снимет показаний с тёмного портала — никаких. Вернее их три, но непонятно с чего лучше начинать.

— Может быть, имеет смысл полететь на Арзалакс-бета? — уточнила Вера.

— Может. Но лучше я пока отпишусь нашим людям на месте.

— У тебя там есть резидентура?

— Откуда? Сама видишь, что у нас с кадрами… Нет, всё проще. Там есть несколько человек, они нам и сообщают, что и как и их всегда можно озадачить.

— Уверен, что они работают только на тебя?

— Трое ещё и на Строганова, — вздохнул я. — Если ты боишься, не связаны ли они с Зотовой, то нет. Я не ставил её в известность, насчёт агентов. Но не исключаю, что она сама вербовала кого-то.

— Н-да, дела тут…

— Моей вины в этом нет. Итак, разрываюсь на части.

— К тебе нет вопросов. Но они появятся к Темиргалиеву, к Кройтору, к Кунцеву, а там, возможно, и Тихонова заденет, если мы не обезвредим эту гадину как можно быстрее.

— Ага. Землянам дай только повод, ликвидировать нашу автономию внутри системы.

— А это удар по Копылову, а через него по Бронницкому, — согласилась Вера. — Так, где это мы?

Но я не успел объяснить. Из дверей аналитического центра выскочила Диана. Вернее, мы так называли небольшую комнату, с тремя ЭВМ, где обычно и обитала Яковенко.

— Излагай, — приказал я Диане.

— Арзалакс-бета, — выдохнула она.

— Да, логично, что начнёт она с него, — согласился я.

— Что значит начнёт? — уточнила Вера.

— У неё есть цель, — пояснил я. — Найти ещё один искусственный интеллект Предтеч. Вряд ли он на Арзалакс-бета, мы там хорошо планету прошерстили. Значит, он или на Батаринге, или на Палестине. Я склоняюсь к Палестине. Там слишком много технологий Предтеч. Больше, чем это было на Тангорихксе. Примерно, как на Кадмии.

— И куда летим?

— Арзалакс-бета. Есть вероятность, что она может быть ещё там, но небольшая. Другой вариант: нам удастся узнать, как она проникла на территорию нескончаемых религиозных войн.

— Мы там побывали, — пискнула Диана.

— Один раз и то, еле ноги унесли, — раздражённо откликнулся я.

Не любил я вспоминать про эту планету и про свой провал, в попытке установить контакт с аборигенами. Обидно будет узнать, что мой враг, добился большего.

Нас перебил вызов, пришедший с диспетчерской службы посадочных колец. Ну, диспетчерская, это громко сказано. По факту там сидела какая-то мутная девица из вольнонаёмных, сосланная сюда за неизвестные мне прегрешения перед советской властью. Ничего, формально, незаконного, иначе сидеть ей в тюрьме, но что-то существенное, чтобы быть высланной на окраину Млечного Пути.

— Товарищ Кирьянов, выход из системы Гарьерга. Он запланированный и на посадку заходит обычный торговец, однако пассажиры запросили прямую связь с вами.

— Переключай, — махнул рукой я.

Значит, Джастин решил сам не лететь. Но это логично, у него сейчас горячие денёчки. Старгород, она же космическая Тортуга, растёт, там всё больше жителей, надо как-то организовывать жизнь, контролировать вновь прибывших, чтобы не дай бог, не перехватили власть или торговые контракты. Вот и выслал он на помощь девочку Аню в единственном экземпляре, но мог и приставить сопровождающего.

Я угадал. В путевом листе значились Анисия Гатос и Карлос Агилар. Скорее всего, к Леонидовой приставили Турсунова. Логичный выбор. Анна быстро передала извинения от Джастина (а вот здесь я не угадал, на самом деле он готовился к длительной экспедиции в миры анархии) и обозначила готовность к вылету в любой момент.

— Пока отдыхайте, — разрешил я. — Всё равно отправляемся не раньше завтрашнего утра.

Отключившись, я вызвал Жмыха, который занимался подготовкой новобранцев и приказал ему устроить им небольшой кросс, по дороге на космодром. Диана, услышав меня, замерла, а потом осуждающе покачала головой, а Вера посмотрела на меня с недоумением.

— Небольшая интрига, призванная немного надавить на одного человека из пополнения. Сделать, так сказать, более восприимчивой, — пояснил я.

— Вопрос только, кому будет больнее, — проворчала Диана, но я оборвал её.

— Теперь к сути. Кого и сколько человек берём?

— Ну, кроме меня, новенькие все в пролёте, да и надо кого-то оставить за ними присматривать.

Я задумался.

— Может Смирнова? — намекнула Диана. — Ты же и его хотел его повышать? Вот пусть покажет…

— С ума сошла? Я собирался его по научно-технической части двигать. Да, боец он отличный, но вот командир из него… Тем более с дикими новичками. Запросто ляпнет чего-нибудь не то.

— Например?

— Например, как погибла Полина Новикова.

— Это вроде не секрет, — заметила Вера. — Ну для своих. Девчонки же, считай уже в системе.

У меня начало подёргиваться левое веко. Так что, мне теперь всем объяснять, про то, кто такая Катя Новикова, и почему о моих кадмийских приключениях в её присутствии следует молчать? Всё это я и изложил Вере, в максимально вежливых отношениях.

— Кто-то тебе в штабе явно гадит, — заметила Плоткина, выслушав меня. — Ладно, закончим с этим делом, и я наведу справки.

Я в это время размышлял, кого бы оставить из толковых, но так, чтобы ущерба для дела не было. Наконец, я принял решение — Вадим Хацкевич. Для новобранцев самое оно, а дополнительный боец нам особо и не нужен. Тем более что Вадим открыл в себе какую-то педагогическую нотку и охотно занимался подготовкой личного состава, причём не только рукопашной, но и огневой.

Мои размышления прервало появление симбионта второго искусственного интеллекта Аньки. Девушка появилась на нашем этаже растрёпанная и сразу видно, явно чем-то напуганная.

— Как будто призрака увидела, — заметила Диана.

— А она и увидела, призрака прошлого, которое, вроде бы давно забыто и похоронено, — заметил я.

— Зачем? — тихо спросила Диана, но скорее это была Артемида.

— А ты догадайся, — бросил я и шагнул к Леонидовой. — Здравствуй Ань, что случилось?

Забавно, если бы я сам не организовал эту провокацию, то понять, что мне хочет сказать, взволнованная девчонка, смог бы не сразу, далеко не сразу. Настолько её выбило из колеи внезапная встреча с подругой детства. Было видно, сознание искусственного интеллекта, полностью подавлено паникой, охватившей девушку.

Насилу успокоив её, а заодно и Турсунова, который немного напрягся, я отправил их обоих в гостевые комнаты.

— Но я смогу поговорить с Ритой? — схватила она меня за руку и заглянув в глаза.

— Когда вернёмся с миссии, — серьёзно ответил я. — Сейчас это будет не к месту.

Она кивнула, соглашаясь, как-то сгорбилась и пошла следом за Дианой.

— Что это было? — спросила Вера.

— А то сама не понимаешь, — бросил я.

— Понимаю. Привязываешь к нам нужного человека, — тоскливо протянула она, доставая сигарету. — Паскудная у нас служба, Валер.

— Иногда, — не согласился я с ней.

— Тебе просто повезло, — улыбнулась она.

Я не стал ничего отвечать. Давно известно, что каждый из офицеров разведки считает свой участок службы самым паскудным.

Вылетели мы на следующий день. Решил отказывать себе в удовольствии выстроить весь свой отряд в ряд и поставить задачу, прям перед посадкой. Сам я вместе с Плоткиной прохаживаемся перед строем, а Леонидову мы поставили немного в стороне. Давно мы не собирались, ну практически все вместе, работая небольшими группами. По-моему, в конце прошлого года всемером летели брать мирмилийского барыгу, завязанного с халлдорианскими спецслужбами. У него была сильная охрана, поэтому я предпочёл взять усиленную группу.

Какие сюрпризы следовало ждать от Зотовой, я даже приблизительно не мог представить себе, поэтому взял почти всех. А если новенькие послужили здесь хотя бы месяц, то вообще выгреб всех без исключения, а может быть кого-то и из вольнонаёмных прихватил.

В ряд выстроились: Марина Стерлядкина. Она же Эме, наш бессменный пилот, которая, буквально, вцепилась в меня, требуя, чтобы я выделил ей двух новобранцев в помощники. Я лишь пожал плечами и сказал ей выбирать из тех, кого нам прислали, но держать в голове, что они могут и уйти. Слишком непонятный народ нам попался.

Следом за ней стоял Григорий Мишин, он же Варяг, мой заместитель. Отличный боец, идеальный заместитель, но не более. К сожалению. Я собирался пообщаться на эту тему с Темиргалиевым, но вот руки никак не доходили. То он занят, то я. Впрочем, вроде Плоткина нормальная, можно и с ней посовещаться.

Далее следовала Ярослава Довнарович, она же просто Яся. Вся наша медслужба на её хрупких плечах. Хорошо, что недавно нам прислали Ованесяна, который всегда может подстраховать её. Теперь ещё и Форуга появилась. Надо будет спросить у Довнарович, как прошла операция.

На этом с офицерами всё. Далее идут бойцы. Два Алексея: Маркин и Черепанов, они же Жмых и Череп, которые в звании старших прапорщиков. Очень надёжные ребята, но опять-таки на будущих командиров не тянут. Вик тоже скоро будет офицером, но опять же, пойдёт по технической части. Кинтана. С ним пока неясно. Потенциал у него офицерский, но командование пока попросило придержать лошадей. Я сначала не понял, подумал, что это из-за кубинского гражданства Эдуардо, но потом присмотрелся получше и осознал. Нет. Парень показывает неплохие результаты в аналитическом отделе, где, правда, только он и Диана, а ещё неплохо работает в поле, вербует агентов и так далее. Использовать его чисто как боевика, всё равно что гвозди микроскопом забивать. Можно, но не нужно. И да, главное — не отдавать его Плоткиной, которая, наверное, попытается его для «Астроафрики» позаимствовать. Позади всех скромно пристроилась Диана. С ней-то всё понятно. Она, под контролем ИИ Предтеч стала неплоха, как боец, да и мозг у неё теперь работает как надо. Практически сверхчеловек. Вот только сколько там осталось от её первоначальной личности?

Но это всё лирика. Пока я давал вводную, что ловить мы ни кого-то там неизвестного и непонятного, а нашего бывшего командира, старшего лейтенанта Ольгу Зотову, которая, пользуясь служебной информацией, дезертировала, чтобы, как мы полагаем, найти два оставшихся искусственных интеллекта Предтеч.

Реакция бойцов была самой разной. Многие, явно радовались, что хоть так, но удалось избавиться от назойливой Оленьки. Другие же, например, Вик и Эд, просто хмурились, просчитывая все последствия от нашей неудачи.

— И теперь главное, — резюмировал я. — Скорее всего, Арзалакс-бета будет для Зотовой перевалочным пунктом, откуда она рванёт или на Палестину, или на Хатангу.

Вот теперь нахмурились все. Мы все на тех планетах и бывали, и пытались наладить контакт, потому хорошо представляли всю сложность того, что нам предстоит.

— Поэтому нашим аналитикам и примкнувшую к ним Анну, я ставлю задачу, разработать варианты действий на тех планетах.

Девчонки серьёзно кивнули.

— Вот и отлично. Вопросы есть?

У Жмыха нашлись вопросы.

— Товарищ Кирьянов, а почему Хацкевич с нами не летит?

— За салабонами надо кому-то присматривать. И Филиппов не может, он хоть у нас и прописался, но лицо гражданское. Ещё вопросы? Нет. По коням, вернее, по местам.

Команда разбежалась, занимая привычные места. Сколько лет мы уже летаем на «Бумбараше»? Года четыре, если не больше. Это, если с перерывами считать. Но и без этого, мы, по сути дела, настоящие космические волки.

К счастью, во время полётов во Внешнем рукаве не требовались эти условности вроде «окон» и времени прохода. Места здесь дикие, по сути дела, фронтир. Законов и правил тоже особо нет. Почти как в мирах анархии. С единственным плюсом. Здесь безопаснее. Государств нет, но и в космос вышло слишком мало здешних цивилизаций.

Поэтому в Тегрокордате, главном космическом порту Арзалакс-бета, мы высаживались уже через три часа. Что сказать про сам город? Да, в общем-то, от каких-то имперских поселений, на слабо освоенных территориях он отличался мало. Население около семидесяти тысяч человек, ещё сорок тысяч во втором городе и прилегающих к ним деревнях. В основном одноэтажная застройка хотя попадались дома в два этажа, а то и в три. Да оно и понятно было: строиться, местным приходилось своими силами. Имперская техника сюда попадала редко, а другой, практически не было. Изредка можно было что-то добыть на Палестине, но, во-первых, раз на раз не приходилось, а во-вторых, в этих приборах надо было разбираться с нуля.

Притом Арзалакс-бета процветал. Даже во времена империи, это был центр торговли во Внешнем рукаве, а теперь, когда Ардат Тангорихкс развалился на враждующие между собой государства, местные обитатели, в основном арза или гарза, вздохнули с облегчением и стали действовать активнее.

— По сути, они очень похоже на какую-нибудь торговую республику, вроде Венеции, — заметила Марина.

— Почти, — согласился с ней я. — Но с тем условием, что здесь, сейчас, начнёт развиваться своя версия капитализма.

— Может быть, лучше сюда наши войска ввести? — поинтересовался Череп. — Пускай социализм строят, а то нам на Земле хватает капиталистов, чтобы они ещё и в космосе плодились. Что эти сто тысяч, против нас? У них даже армии толковой нет.

— Захватить эту планету несложно, достаточно одной роты космодесанта, с поддержкой ВКС, — согласилась с ним Вера. — А как мы их будем удерживать? Надо будет держать здесь большие силы, чтобы у нас не отобрали планету или, вернее, даже не попытались отобрать, при поддержке здешних борцов за независимость. Ладно, ребят. Это всё лирика. Что с нашей основной задачей?

— Я поспрашиваю наших информаторов на местах, — сказал я, задумчиво. — Один из них, кстати, сообщал мне о Зотовой. Поэтому я и начал копать под неё, несколько месяцев назад.

— Чем платишь? — поинтересовалась Вера.

— Деньгами, чем же ещё, — проворчал я. — Имперские деньги они берут охотно, но начинают потихоньку привыкать и к другим валютам.

Оплата завербованным агентам, стала самой большой проблемой, после распада империи. Какое-то время по инерции, охотно пользовались деньгами империи. Не доверяя валютам как земных, так и новообразовавшихся государств. Но в Тангорихксе сейчас был затяжной экономический кризис и инфляция. Поэтому возникал спрос на иные способы оплаты и приходилось быть крайне изобретательными, чтобы деньги устроили и продавца, и покупателя.

Кстати, добавлю, Джастин Строганов и его ушкуйники, пытались внедрить какую-то свою валюту, которую будут принимать по всей Галактике, но пока у них это шло как-то вяло.

Взяв с собой Веру, Диану, а также Жмыха с Черепом для силовой поддержки, остальных я передал под командование Варягу, чтобы сидели наготове в ближайшей гостинице, я отправился искать информаторов. В первую очередь Годрарха Тигирила, того самого, что сообщал мне о Зотовой.

И я угадал. Малый с нашего последнего разговора, смекнул, что ещё одна аргагрка, которая ошивается на их планете, мне очень интересна, поэтому расстарался как мог, а последние дни так вообще работал не покладая рук. Он вошёл с ней в контакт и помогал Зотовой в её делах на планете. В общем, это была хорошая новость. Плохая — Ольга отбыла три дня назад. Вера выругалась, но я её успокоил, пояснив, что тогда мы даже не знали, где её искать.

Теперь же мы получили требуемую информацию и смогли более или менее представить весь масштаб п… проблемы. На Арзалакс-бета Зотова приобрела относительно приличный корабль. Сквозь тёмный портал она проходила на старом, трофейном имперском флаере. Удивительно, как она вообще живая осталась. Ещё она наняла небольшой отряд из местных, с которыми и отправилась на Хатангу. Там она собиралась что-то прикупить, чтобы лететь дальше, но куда, информатор не знал. Но и неважно, мы уже поняли куда.

— Вот гадство! — только и сказала Довнарович, выслушав нас. — Ну египетская сила, почему мы не обнаружили там никакого искусственного интеллекта, а она нашла?

Сказав это, она гневно уставилась на Диану и Аню.

— Вы-томожете друг друга чувствовать?!

— Только на небольшом расстоянии, — пискнула Леонидова. — Диана учуяла меня с трёхсот метров, а я её даже не заметила.

Ярослава прошипела что-то себе под нос.

— Летим дальше? — спросила она. — Или тебе ещё что-то надо.

— Да, — хмуро сказал я. — Надо вызнать, как именно Оленька собралась проникнуть на Хатангу…

— Она и раньше туда летала, — вставил Вик.

— Именно. Вот я и хочу узнать, как у неё это удалось. Информатор обмолвился, дескать, летают туда лихие люди отсюда, но подробностей он не знает, может дать лишь небольшую наводку. Потому её и собираюсь раскручивать.

— А может… — задумчиво начал Череп.

— Лёш, твоя идея включает в себя вариант «вторгнуться всеми имеющимся под рукой военно-космическими силами СССР»? — едко перебил его я.

— Не обязательно вторгаться, — смутился он. — Просто взять некоторое количество звездолётов и потребовать…

Я отмахнулся от него рукой. Меня называли и не раз, в штабе, авантюристом. Да и Марсель, не раз проходился по моей тактике лихого кавалерийского набега, но авантюрен я был не до такой степени. Хатанга, в конце концов, может представлять интерес для наших учёных. Возможно, будут какие-то дипломатические отношения, а, может быть, мы им устроим небольшую революцию и получим дополнительного союзника во Внешнем рукаве. Не знаю. В любом случае врываться, размахивая пушкой, я не собираюсь. По крайней мере, пока есть какие-то другие варианты.

Где-то сутки мы лазили по городу, в поисках хоть кого-то, кто сможет вывести нас на этих самых «лихих людей», но они упорно отказывались давать хотя бы крупицы информации. Выругавшись про себя, я временно завязал с чистоплюйством, схватил парочку ловкачей и отдал их Анне с Дианой на правёж.

У двух этих кошечек есть одна нужная в нашем деле способность. Они могут вытаскивать правдивую информацию из кого угодно не прибегая к пыткам, слому личности, обману и всему тому, ради чего я и пошёл в разведку. Шутка. Девушки просто вторгались напрямую в мозг, после чего надо было просто задавать наводящие вопросы, а уже девушки транслировали нам, что он там подумал.

Может быть, такое не сработает с людьми сильной воли или просто сильными, я не пробовал. Пока что, всех, кого нам надо было допросить, проходили по категории: слизняки, и эти были не исключение.

Через час мы знали всё то, что от нас пытались скрыть. А Зотова, оказывается, развернулась с размахом. И это только за год!

Словом, на Хатангу с Арзалакс-бета летала только одна компания, которых без зазрения совести можно было назвать бандитами. Впрочем, это понятие, на планете, где почти нет законов, очень размытое, но даже на этом фоне компания «Хе», считались отморозками.

Только таким и придёт в голову организовать постоянную торговлю с многомиллионной планетой, где в наличии несколько вооружённых до зубов государств. И сбывать им не всякую мелочёвку из Внешнего рукава, а торговать товарами имперского производства. К чему это приведёт, наши отморозки не думали. Или надеялись, что к тому времени, как государства Хатанги освоят межзвёздные перелёты, они унесут ноги. Бог им судья, если он есть.

— Ликвидировать, — вынесла им приговор Вера Плоткина. — Они просто-напросто опасны для нашей дальнейшей политики в этом регионе.

— Да, — согласился с ней я. — Только работаем аккуратно. Боссов нам надо будет для начала допросить, а лишь потом им дополнительную вентиляцию в черепе устраивать.

— Своих предупреждай, — буркнула Вера морщась.

Плоткина, уже после революции на Ирсеилоуре, немного работала со мной и моей группой, помогая аборигенам устанавливать советскую власть. Случился у нас один эпизод. Захватывали мы группу контрреволюционеров, окопавшихся в пригороде столицы. Вера уже тогда была офицером. Ну её группа там прошла, огнём и мечом, только трупы собирай. Приказ, скорее всего, был, уничтожить всех, но напомнить ей будет нелишним. Тем более мы на этой планете просто гости. В то время как ребята их «Хе» часть истеблишмента. Как ни крути, а пришлось работать аккуратнее.

Однако зря я так наехал на Веру. После небольших дебатов мы решили не устраивать здесь побоище. Тем более что сил у нас мало и самое главное: время поджимало. Всё-таки наша цель — отловить Зотову, а не усилить влияние ГРУ и СССР на этой планете. Остановились на похищении ключевого человека в корпорации «Хэ».

Место для акции выбрали заранее. К счастью для нас жители Арзалакс-бета ещё пользовались автотранспортом. Заняли позицию рядом с перекрёстком на окраине города. Место было глухое, здесь и пешеходы появлялись редко, сплошные склады. Машины так появлялись вообще раз в час. Один из боссов синдиката Тарнаг Лура, всегда проезжал по этой улице, закончив дела в компании. Он жил в пригороде вместе с семьёй и не менял привычек, по сведеньям моих информаторов уже лет десять. Иногда мог задержаться на работе, но сегодня нам повезло.

— Все готовы? — спросил я, активировав связь.

Дождавшись, когда откликнуться все, я отдал команду работать. Первым, в дело вступила Плоткина. Она прогуливалась по проходящей перпендикулярно улице, стараясь не привлекать внимания, но и не выпуская из виду единственный поворот в нашу сторону. Едва автомобиль промчался мимо неё, она сразу же послала сигнал нам. И я, вместе со Жмыхом под видом местных рабочих, свалили фонарный столб, перекрывая проезжую часть. Рядом стоял наш грузовик, из которого якобы вылезли Диана и Довнарович, для виду скандалившие с нами, «работягами». Остальные также изображали бурную деятельность, бегая по улице и что-то замеряя.

Автомобиль Тарнага Лура скрипнул тормозами рядом с нами. С водительского места поднялся огромный здоровяк-шофёр, который пошёл к нам. Хотел он то ли выяснить отношения, то узнать ли когда мы закончим, уже неважно. Большая ошибка, дружок. Впрочем, может быть, не твоя, а твоего хозяина. Также поднялся с места охранник.

— Вперёд! — скомандовал я, выдёргивая пистолет и стреляя в водителя. Меня поддержали соратники, открыв огонь по охраннику и машине.

У пистолета системы Наганова есть возможность переключения между парализующими зарядами, шоковыми и летальными. Парализующие хоть и удобны, но очень ненадёжны, особенно в такой ситуации, как у нас. В общем, раз на раз не приходится. А если попадается тот, у кого здоровья много, так вообще, надо выстрелить несколько раз и лучше в упор.

Поэтому для операции мы выбрали шоковые. Свой риск в этом был. Не слишком здорового можно таким выстрелом отправить в морг или на больничную койку. Потому я приказал стрелять по заднему сиденью, где и находился объект с охранниками, аккуратнее.

Там работали Жмых и Череп, которые просто выбили стёкла рукоятками наганов, выстрели по разу в охрану, а потом выволокли опешившего Тарнага Лура на свет божий.

— Да, не Мартин Шлейер, — хмыкнул я, осмотрев тощего заморыша, ведавшего всеми финансами. — В машину его и уходим.

— Куда? — уточнила Диана.

— На заранее подготовленные позиции, — хмыкнул я. — То есть на корабль…

— Тузов, может, охрану вместе с ним заберём? — уточнил Череп. — В наш грузовик влезут, а так они свидетели.

— Оклемаются через три часа, окончательно придут в себя часов через пять. Время есть, давай не задерживай и без импровизаций!

Мы бросили Лура в вагон грузовика и развернувшись, снесли его машину, затем поехали подбирать Плоткину, которая сразу полезла допрашивать бедолагу Тарнага, чтобы не терять времени. Впрочем, поначалу дурак хорохорился, обещал нам проблемы, гарантировал, что его синдикат «Хе» найдёт нас и на другом конце Галактики. Вера всё это слушала с улыбкой, а потом также улыбаясь, вытащила нож и отрезала Тарнагу палец.

Я подумал, что у меня барабанные перепонки лопнут от крика, который издал финдиректор криминальной корпорации.

— Теперь пусть отдыхает, — сказала Вера на русском языке, что Лура не понял. — Как раз сомлеет к нашему приезду, и мы продолжим.

И добавила, глядя на заливающую клеёнку кровь.

— Хорошая у тебя сеть осведомителей, Валер. Очень удачно они узнали, что этот мозгляк, который росчерком пера убивает десятки, а то и сотни людей не переносит вида собственной крови.

— Только этого мало, — проворчал я. — Нам бы ещё…

— В письменном виде, после окончания операции, — без тени улыбки сообщила Вера.

— В двух экземплярах, — на автомате подкинулся Варяг.

— Правильно, — согласилась с ним Вера.

Хорошо работать на таких планетах. Я уже, кажется, говорил, да? Грузовик мы загнали сразу на посадочные кольца, а такая дурость и нарушение всех мыслимых правил безопасности здесь считается нормой. Быстро перетащили Тарнага на корабль и продолжили допрос.

Но для начала я приказал Кинтане и Жмыху вернуть транспорт владельцу.

— Так, это, — проворчал Лёха. — Просили не возвращать.

— В смысле? — не понял я.

— Этот твой Годрарх Тигирил, — поморщился Кинтана. — Когда пригнал грузовик, то сразу нам сказал, чтобы мы его бросили где-нибудь на окраине. Он, по ходу то ли ворованный, то ли на нём успели дел натворить.

Я ничего не сказал. Знаю, с кем работаю. Ангелы с нами на контакт не идут. А если и идут, то редко и вообще с ними лучше дело иметь ограниченно и под полным контролем. Идеалисты опасны в нашей работе, прежде всего тем, что непонятно, на чём его заклинит в следующий момент.

Тем временем Вера обрабатывала Тарнага Лура, который уже пришёл в себя, понял, что с ним шутить не будут, и согласился на сотрудничество.

— Она… она пришла к нам полгода назад. После того как эти, — он кивнул на меня и Варяга. — Побывали на нашей планете. Боссы напряглись, они испугались, что ваша страна разгромив Тангорихкскую империю теперь примется за нас. Она предложила свою помощь. Говорила, что работает на вашу тайную полицию и знает, как сделать так, чтобы наша планета выпала из сферы ваших интересов. Назвала свою цену и затребовала помощь. Боссы, посовещались и согласились. Дали её корабль, товар, вооружение и главное — людей, который работали на Айм-Мерай…

— Они так называют Палестину, — объяснил я Плоткиной и мы продолжили слушать исповедь Тарнага Лура.

— Когда она прилетела снова, то мы ей всё выдали. И она полетела на Айм-Мерай. Кроме оплаты, разумеется. Заплатить мы договорились, как только работа будет выполнена.

— Она вас кинула, идиот, — хмыкнула Вера. — Не было у неё таких полномочий, а уж сейчас точно нет. Обстряпает свои делишки на Палестине и больше во Внешний рукав не сунется.

— Мы подозревали, — Лур постарался удержать лицо, хотя и посерел. — Но считали, что постоянное сотрудничество с нами ей покажется более выгодным…

Он замолчал, понимая, что Ольга Зотова их не кинула, она просто использовала синдикат «Хэ» в своих интересах. И теперь, там полетят головы. Правда, только если этот задохлик выберется живым от нас. А он выйдет, если мы договоримся.

— Условия такие, — начала диктовать Вера. — Мы отпускаем тебя. Но взамен, ваш синдикат предоставляет нам… ну, назовём их проводниками по Пале… Айм-Мерай. Сделаем всё, чтобы они остались живы. Но если не получится, то компенсируем. И вообще, мы настроены на долгое, плодотворное и очень выгодное для всех сотрудничество. Настолько выгодное, что мы будем считать этот эпизод… ну, скажем, лёгким недоразумением. Что скажете?

— Надо согласовать этот вопрос со старшими, — потёр окровавленной рукой переносицу Тарнаг Лур. — Но, мне кажется, они согласятся.

Переговоры с главами синдиката заняли ещё несколько часов. Во-первых, они попросили не предавать инцидент с Зотовой огласке. Мы даже спорить не стали, ведь это было и в наших интересах. Во-вторых, проводников они нам предоставили без проблем, но очень просили вернуть живыми и тех, кто ушёл с Зотовой. И в третьих, согласились на предварительные переговоры через месяц на Касторе.

— Ты серьёзно? Мы будем работать с криминальным синдикатом? — уточнил я.

Не то чтобы я был чистоплюем каким-нибудь, но с подобными людьми мы никогда не заключали постоянных союзов, а только использовали в своих интересах. Уголовники, всегда остаются уголовниками, на какой бы планете они ни родились.

— Недолго, — поморщилась Вера. — От своей первоначальной задачи убрать этих ловкачей с Арзалакс-бета, я не отказалась. Но они слишком хорошо вросли в эту планету, поэтому нам надо сначала всё точно узнать и лишь потом махать шашками.

В общем-то, я был с ней согласен и не собирался спорить. Я бы и сам провернул что-то подобное, будь у меня побольше людей.

Дождавшись проводников, мы стартовали к Палестине, где нас ждал очередной раунд погони за перебежчицей.

Глава 3. Палестина

Сентябрь 2007 года

Мы вылетели, едва нам доставили наших проводников, чьих имён мы даже спрашивать не знали. Называли их Белый и Серый, по цвету кожи. Два весёлых гуся, так сказать. Едва они появились, мы заперли их в каюте, запретив выходить и показав, где там удобства. Парни, по всей видимости, как-то накосячили в глазах своих боссов, поэтому были очень тихими и послушными. Заглянули на Хатангу, но благодаря советам наших проводников всё обошлось без эксцессов. Их контакты на планете сообщили нам, что Ольга Зотова покинула Хатангу три дня назад, захватив оружие и кое-какое оборудование.

— Надо бы с ними поработать, — заметила Вера, имея в виду синдикат. — Но мне сейчас не до этого, а Лёша в Астроафрике.

— Старлей Беспалов? — уточнил я.

Про Лёшу Беспалова я слышал много, не всегда хорошего, но о профессиональных навыках отзывались с большим уважением. Нам такой был бы нелишним.

— Он самый. Мастер вербовки инопланетян и не только их.

— Пусть опытом поделится, — проворчал я. — А то его одного на всю Галактику маловато будет.

— Пришлю, пришлю обязательно, — пообещала Плоткина. — Только определись, кого из присланных малолеток ты оставишь у себя. Что зря его время не тратить.

Я ничего не сказал. Как по мне, так оставил бы Либермана и Форугу (но её только потому, что Мишаня за неё просил), а остальных бы отправил пинком, туда, откуда их ко мне прислали. Но один чистый боец, а вторая медик… Хотя… медик может и совместить.

— Ты чего всякий раз морщишься, когда о новобранцах речь заходит? — спросила Вера.

Я, мысленно махнув рукой, объяснил ей ситуацию. Смеяться она не стала, но сочувствовать тоже.

— Значит так. Как вернёшься, опросишь бойцов, из каких частей их прислали, а потом списочек на стол мне. Такое оставлять безнаказанным нельзя. Ну или не безнаказанным, а без объяснений по какой причине данные товарищи решили, что над ГРУ можно посмеяться.

— Догов… — начал я, когда мы зашли в портал, и закончил на другой стороне. — …орились. Стерлядкина, мать твою! Я же просил предупредить!

— Вы так интересно разговаривали, — хлопнула глазами Марина. — Я и сама забыла.

— У меня две женщины в отряде, — вздохнув, сказал я Вере. — Она и Довнарович. Диану я не считаю, она интегрирована с инопланетным разумом. И обе, постоянно, что-то да отмочат. А теперь их ещё шесть на мою голову свалилось.

Вера Плоткина на меня смотрела скептическим взглядом так долго, что до меня дошло.

— Извини, — вздохнул я. — С ними я порой забываю, что есть и нормальные женщины.

— Выкрутился, — хихикнула Вера и обратилась уже к Марине. — А ты милая не улыбайся. Я ещё с тобой и Ярославой, обязательно поработаю, а то вы обе расслабились, пользуетесь тем, что Валера — мужчина и прессовать вас стесняется. А я не постесняюсь.

В очень неловкое положение она сейчас меня поставила. За своих перед начальством надо всегда заступаться, но Стерлядкина с Довнарович из меня крови-то попили… Ладно. Но только я открыл рот, как ситуацию спас Варяг.

— Тузов, мы заходим на орбиту планеты…

— Так быстро? — я бросил взгляд в иллюминатор. — Действительно. Погоди, но в прошлый раз портал же был дальше?

— Яся беседует с Серым и Белым. Может быть, они что-то прояснят.

Я вызвал Довнарович.

— Что говорят? — спросил я.

— Здесь кочующий портал, чтобы это не значило, — объяснила она. — Сами не понимают в чём дело, просто приняли как данность, что иногда до планеты надо лететь несколько часов, а иногда и сразу над ней появляешься.

— Фокусы Предтеч, — проворчал я.

— Они самые, — откликнулась Яська.

За год работы во Внешнем рукаве мы такого навидались. Книгу можно было бы написать, а то и две. Предтечи были действительно очень развитой цивилизацией, способной влиять на физические законы и нарушать установленные ими же самими нормы.

Например, в одной из систем была в наличии двойная и при этом обитаемая планета, что считалось невозможным. Ещё мы нашли вполне себе пригодные для жизни спутники у газового гиганта вне пояса обитаемости. Также по самому краю внешнего рукава путешествовала обитаемая планета без звезды, которая обогревалась естественным спутником, превращённым в очень небольшое солнце. Учёные, которые работали на ГРУ поначалу вообще отказались нам верить на слово и пришлось их таскать по порталам, чтобы они увидели всё своими глазами.

После продолжительных дебатов, закончившихся только этим летом, они, наконец, выдали результат: все наблюдаемые чудеса, это дело рук Предтеч, которые использовали Внешний рукав как большой Полигон для экспериментов, пока не ушли, забыв прибраться за собой.

Я только обругал этих очкариков. Сказав им, что подобную версию выдвинул мой заместитель Григорий Мишин, после обнаружения второй аномалии. Учёные не смутились и попросили дать им больше информации, тогда они дадут более научно обоснованную теорию. Но теперь, встречая очередную аномалию, вроде этого кочующего портала, мы уже не удивлялись, а просто списывали это на действия Предтеч в далёком прошлом. Но вот капитан Плоткина заинтересовалась этим явлением и даже сделала несколько пометок. Что-то вроде: в хозяйстве пригодится. Интересно, как?

— Тогда вперёд, нечего рассиживаться, — буркнул я. — Нас ждут религиозные фанатики и перебежчица.

Нищему-то собраться, только подпоясаться. Но мы не нищие, просто приготовились заранее. Перед моими светлыми очами поставили Серого и Белого, а я стал их вопрошать, как лучше садиться на планету, чтобы не нарваться на воинственных фанатиков.

— Через кольца в центре самого большого материка, — пожали плечами они, причём синхронно. — Там нейтральная территория, небольшое княжество, которое не участвует во всех этих войнах, но служит посредником, а заодно и принимает наши корабли.

— Интересно, почему враждующие теократии такое терпят? — озадачилась Яся.

— Им нужна площадка для переговоров, — буркнул я. — И товары от «демонов». Эме, а мы где в прошлый раз садились?

Стерлядкина, насупившись, ткнула пальцем в точку на экране.

— В Святой Империи Айма, — мрачно кивнул Серый. — Мы и сами туда стараемся не соваться. — Они бешеные фанатики, даже на фоне остальных местных.

— Н-да, — процедил я. — Умеет, кто-то выбирать место…и время.

Марина мрачно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Место-то выбирали все вместе.

— А теперь, парни, у меня к вам главный вопрос. Что вообще происходит на этой планете и какие расклады.

Серый и Белый переглянулись и стали обстоятельно нам объяснять.

Из их рассказа выяснилось следующее. Всего несколько столетий назад это была самая обычная планета, населённая двумя расами. Первая, похожая на мулатов нашей родной Земли, представителей другой расы можно было перепутать с нашими арабами. Планета пребывала в состоянии рабовладельческой формации, то есть пара империй, множество мелких государств, по окраинам шляются варвары и нападают на всех, кто плохо готов к обороне. На тех, кто хорошо тоже, но с печальным результатом.

В одной из стран, на самом большом, где-то пятьсот лет назад — точно они сказать не смогли, не любители древней истории, появился некий проповедник, который стал агитировать за возвращение к Золотому веку, обернув свои проповеди в мистические практики, почти как у нас, но дальше начинаются различия. Если на Земле, государственные органы проповедника отловили и казнили смертью лютой, то здесь при попытке провернуть похожий фокус, легионеры нарвались на хорошо подготовленную боевую группу истинно верующих. Подготовка — дело неплохое, но против таких же боевых легионеров совсем не катит и ежу понятно, но апостолы чудом отбились. Ещё бы не отбиться-то с оружием, до которого местному обществу развиваться более тысячи лет, а проповедник заявил, что ему бог помогает. Поэтому и поразил всех неверных и нечестивых своими молниями. Кстати, немногочисленные выжившие легионеры тоже прониклись и записались в ряды апостолов.

Государственные органы в божественной помощи, а тем более в того бога они не верили, сильно засомневались и направили на поимку отряд побольше.

Проповедник в этот раз обошёлся без смертоубийства, простой демонстрацией своих возможностей. И снова легионеры прониклись, уверовали и перешли на его сторону.

Вот в этот момент, до власти начало, медленно, но верно доходить: в глухой имперской провинции творится явно что-то не то. Пока они думали, проповедник, апостолы и примкнувшие к ним легионеры, захватили власть в этой провинции и объявили о построении царства божьего на земле.

Нетрудно догадаться, что после этого началась самая настоящая война, которая шла довольно-таки успешно для проповедника и его приспешников. Во-первых, против мощных лазеров и электропушек особо не попрёшь, а во-вторых, ширнармассы реально поверили при столь убедительных доказательствах, что бог этого проповедника истинный.

В течение десяти лет власть мессии распространилась на известную ойкумену. Откуда он брал оружие и технологии — неизвестно. Раньше мы считали, что местные вскрыли какую-то старую заначку Предтеч, но теперь у нас появилось стойкое ощущение: помимо заначки у этого проповедника была помощь искусственного интеллекта. Говорил об это и следующий факт: через всю религиозную доктрину этого проповедника, красной нитью проходила необходимость для местного человечества, устремиться в космос к новым звёздам, новым планетам и так далее, по тексту. А в основе были стандартные религиозные заморочки. Насколько я в этом разбираюсь.

— Я точно буду писать докладную, чтобы операция «Фараон» была расширена, а ваша численность увеличена, как минимум в два раза и не через год, как обещал Марсель, а в ближайшие три месяца. И основное внимание уделить аналитическому отделу, — мрачно сказала Вера по-русски, едва они закончили. — Но сначала убью Зотову. В первую очередь, за тот бардак, что она развела.

— Рекомендовали по возможности брать живой, — заметила Яся.

— Чую, такой возможности нам не представиться…

Серый и Белый тем временем продолжили свой рассказ.

Внезапная гибель проповедника поставила крест на создании объединённой планеты Айм-Мерай. Нам вообще показалось, что к этому причастен кто-то из апостолов, но в теократии такой вопрос было задавать опасно, а сами они расследование не проводили. Я думаю, по очевидной причине. Лишь огласили перед народом, что его забрал живым на небо всемогущий создатель, а сами стали править от его имени.

Долго ли, коротко ли, но вполне ожидаемо, вскоре и сами апостолы переругались, деля власть и скорее единая империя рухнула, расколовшись на десяток теократических королевств.

Впрочем, в первые столетия, ставшие королями, апостолы и их наследники вели себя прилично. Нет, оппонентов они предали анафеме и обвинили в ереси, но между собой почти не воевали. А смысл, если на планете было полно не охваченных пламенем истинной веры мест. Но вскоре они освоили всю планету и вцепились в глотки друг другу. С тех пор на всём шарике полыхали бесконечные войны, выясняя, кто из них более праведный. И шли они с переменным успехом, но без очевидного фаворита. Самым вменяемым оказалось княжество Мерай, на территории которого и располагались посадочные кольца, через них они и вели торговлю с синдикатом Арзалакс-бета. Располагалось оно в горной долине, размером с пол-Европы и местное население к пришельцам с небес относилось сдержанно, а местное духовенство, славящееся демократическими нравами, так вообще, нашло в святых книгах обоснование явлению пришельцев народу.

На другие посадочные кольца, как пояснили нам Серый и Белый, лучше было вообще не соваться. Святая Империя Айма хотя не тронула их, но всячески учила местное население, кольца — это прямой портал в ад или что там у них его заменяет. По этой причине истинно верующие не приближались к древним сооружениям, даже для того чтобы их снести. Но охраняли окрестности, чтобы какие-нибудь демоны, вроде нас, не вылезли на свет божий и не отправились смущать невинных прихожан.

Такую же политику проводили и остальные королевства в отношении посадочных колец. Сами же сооружения они не трогали только по одной причине — мессия строго запретил делать это.

— Поротым местом чую, что нужные нам объекты в этой святой империи, — произнесла, как будто выплюнула Вера.

— По закону подлости, — согласился я.

Мы не обнаружили на посадочных кольцах звездолёта Ольги Зотовой и её приспешников. Это могло говорить о двух вещах: она либо уже сделала свои дела и улетела, либо приземлилась в другом районе планеты.

Чтобы не вызвать подозрений у местных, мы отправили Серого и Белого торговать с ними. С Арзалакс-бета мы прихватили какое-то количество их хлама, который активно покупали мерайцы. Хламом, правда оказались аккумуляторы и я даже понял, почему на них такой спрос.

В жизни этого мира, после того как проповедник начал экспансию, изменилось только оружие, которым воевали местные крестоносцы и прочие «воины веры». Но оно требовало подзарядки, а где её взять? Никакого производства электроэнергии на планете не было. Нет, какие-то умельцы, что-то делали, но всё не то. Оставались только какие-то древние источники энергии, которые могли заряжать только ограниченное время в сутки. Потому аккумуляторы здесь были просто нарасхват.

— Опять халтура со стороны Предтеч, — заметил Мишин. — Как на Тангорихксе, где они оставили какие-то свои старые склады и мы получили проблемы с Империей Миллиарда Звёзд. И теперь на этой планете…

Возмущаться было чем. И в первый раз и тогда мы видели результаты войны всех против всех. Разрушенные города, в которых перестали селиться люди, выжженные поля… Если честно, то все эти королевства, княжества и империи были населены в разы менее плотно, чем у нас в эпоху средневековья. И причина была одна: бесконечные религиозные войны, которые уносили жизней больше чем у нас или у других цивилизаций в аналогичную эпоху. Когда войну могли устроить из-за неправильно употреблённого титула.

— Мы полагаем, что это не ошибка Предтеч, а сознательное действие неких других сил, — заметила Вера Плоткина. — Но о них потом. В нашем случае во всём виноват искусственный интеллект, стремившийся вырваться с планеты, чтобы занять своё место на боевом посту.

Она посмотрела на Диану и Анну. Те ответили ей вызывающим взглядом. Типа: и что такого? Мы выполняем свой долг. Задачу, возложенную на нас нашими создателями.

— Ничего плохого в этом стремлении нет, — сбавила тон Вера. — Просто методы, он или она выбрал, откровенно паскудные.

А вот в этом случае крыть было нечем. Девушки нахмурились, а потом заговорила Анна.

— У меня есть одно подозрение, — наконец изрекла девушка. — В рассказе несколько раз упомянули некую статую создателя, с которым якобы общался проповедник. Также сказано, что после его смерти её убрали в отдельный зал, подальше от людских глаз.

— Она пропала четыреста лет назад, — неуверенно начал Белый. — Во время захвата столицы Аймы войсками королевства Ганадар.

Серый лишь пожал плечами, как бы говоря, что он нормальный контрабандист и его не интересуют какие-то исторические подробности многовековой давности. Всё, что они слышали в местных кабаках от населения, они нам рассказали. Остальное требовалось выяснять нам самим.

Я лишь тяжело вздохнул. Походу мы проигрывали этот раунд Ольге Зотовой вчистую. Вести расследование, выясняя, где оказался искусственный интеллект Предтеч, было бессмысленно. Нужно время. Походить по архивам, связаться с руководством княжества Мерай, пообещать им чего-нибудь, в обмен на помощь и информацию. Но сама Оля в этот момент, возможно, идёт к своей цели, как атомоход сквозь Северный Ледовитый океан.

Похоже, те же мысли одолевали и Веру. Она отозвала меня в сторону, пошептаться.

— Я полагаю, что Зотова рванула сюда, только после того, как точно выяснила, где именно находится ИИ, — хмуро сказала она. — Поэтому нам никак не опередить и не перехватить её у цели.

— Что предлагаешь? — спросил я.

— Сейчас выйдем в город, свяжемся с местными властями. Договоримся о контактах в будущем, да и в целом обстановку узнаем. Вдруг повезёт. Потом поднимаем корабль и ждём, когда взлетит Оленька.

— А если она уже? — уточнил я.

— Всё равно, других вариантов нет, — нахмурилась Вера. — Будем ждать.

Но впрочем, всё равно получилось не так, как мы планировали. Едва мы всей нашей группой вышли в город, нас поджидал сюрприз. Столица княжества Мерай, стояла на ушах. Повсюду сновали военные, бегали гражданские, не по делу суетилась городская стража.

— Что происходит? — спросил я у Серого.

— Минутку, — отозвались проводники, Белый куда-то свернул, исчезнув из поля нашего зрения, но уже через пять минут показался вновь, ведя за собой, какого-то грязного аборигена.

— Кто это? — спросил я.

— Армас Самр, владелец таверны, здесь, неподалёку, — пояснил Белый. — Он в курсе происходящего…

Армас Самр что-то быстро залепетал на своём языке, а Белый принялся переводить. Хотя ту же самую функцию могла выполнять Диана, но я её предупредил, чтобы она пока сделала вид, что не понимает местную речь.

Из сбивчивых объяснений трактирщика и ещё более путанного перевода от нашего проводника, картина начала проясняться. Армия империи Айма, вчера, неожиданно перешла границу княжества, а сегодня, ещё более неожиданно, оказалась практически под городскими стенами, готовясь захватить столицу.

Диана, шёпотом, мне на ушко уточнила, что княжество Мерай, доселе занимало полный нейтралитет, выступая площадкой для мирных переговоров и являясь третейским судьёй в конфликтах. Всех это устраивало. Тем более что само это государство было не особо большим и не воспринималось, как серьёзный противник. Что произошло и почему вдруг аймцы напали на них, оставалось для всех загадкой.

— Кажется, я догадываюсь, — пробормотал я и уже командным голосом рявкнул. — Жмых, Кинтана! Срочно на корабль и захватите с собой Серого. Передайте Стерлядкиной, чтобы она была в полной готовности поднять звездолёт с посадочных колец, по моему приказу. Со звездолёта заберёте аккумуляторы, а также оружие. Тем разрушительнее, тем лучше.

Дождавшись пока эта парочка стремглав, убежит обратно, я обратился к Белому.

— Теперь веди меня к местному князю.

Он посерел, сделавшись похожим на своего коллегу. Глаза Белого забегали и на лбу выступили капли пота.

— Но как это…

— Быстро, — отозвался я.

Вот ещё не хватало, чтобы князь отбыл куда-нибудь в расположение войск или убежал, спасаясь. Надо ковать железо, не отходя от кассы.

— Ты думаешь о том же, о чём и я? — спросила Вера, догоняя меня.

— Да. Пока всё сходится. У империи Айма не было причин воевать с княжеством. До вчерашнего дня, когда по нашим прикидкам их посетила наша беглянка. Вернее, прилететь она должна была три дня назад, но сама знаешь, пока войско подготовится, пока то да сё…

Вера кивнула. Мы шли через паникующий город, к дворцу князя, если его можно было так назвать. Приземистое одноэтажное строение, правда, широкое. Здесь вообще не строили дома выше второго этажа, а в качестве строительного материала редко использовали что-то, кроме глины. Местные особенности, безусловно. Когда твой дом могут разнести в любой момент высокоэнергетическим оружием, лучше не строить его высоким и из крепкого камня. Даже если твоё княжество воюет редко.

К дворцу князя пробились быстро. Войти, оказалось не проблема. Зря Белый шум поднял. Но, с другой стороны его понять можно. Он простой порученец, мальчик на побегушках, даже помыслить не мог, чтобы попасть на приём даже к правителю задрипанного государства, задрипанной планетки. У нас же все эти князья, императоры и пророки не вызывали никакого пиетета. Мы советские граждане, жители великой страны, разгромившей галактическую империю. Стража пыталась, ну как-то возражать, но что их ржавые лучемёты, против наших модернизированных калашей? Даже убивать их не пришлось, хватило небольшой демонстрации, и нас чуть ли не на руках отнесли к святому князю. Да, без дураков святой. У них так в законах написано. Прямой потомок одного из апостолов проповедника.

Сам он произвёл на нас неплохое впечатление. Высокий с точёными чертами лица, он напомнил нам, ну, наверное, кого-то вроде благородных рыцарей, из старинных сказаний, хотя внешность, для этой планеты у него была самая обычная. И на удивление он был истинно верующим, что редкость среди как правителей, так и иерархов высокого уровня. Но именно его вера превратила княжество Мерай в нейтральное государство и посредника. И теперь, как ему казалось, эта политика терпела крах. Пока не появились мы.

Небольшое представление, объяснение, кто мы откуда. Я даже упомянул, что в истории нашей планеты, был кто-то похожий, на что князь заметил: возможно, создатель рассылает своих сынов по разным мирам, наставить людей на путь истинный. Впрочем, мы пришли не богословские вопросы обсуждать, поэтому быстро перешли к делу.

— Вы знаете причины вторжения, Айма на территорию княжества? — спросил я у князя.

Он замялся, и я понял, что ему не хочется отвечать на этот вопрос. Значит, знает, но пока молчит, ждёт, что скажем мы.

— Осмелюсь предположить, что причиной столь варварских действий, стала некая реликвия. Статуя Создателя, с которой общался его Святой Посланец?

Князь нахмурился. По его лицу было видно, что в нём мучительно борются два намерения. Бросить нас немедленно в самый глубокий каземат и узнать, так что же нам известно?

— Да, — наконец выдавил он. — Она хранилась в усыпальнице моей семьи много поколений. Ума не приложу, как Шантар Айма узнал…

Князь замолчал и махнул рукой.

— Предательство, ваше сиятельство, — уверенно предположил я. — Есть некий человек. Женщина. Она стремится заполучить её для себя, чтобы использовать в своих интересах, за пределами вашей планеты. Но тем не менее вашему княжеству придётся нелегко.

— Шантар, конечно, негодяй, но он вряд ли ей отдаст столь ценную реликвию, — пожал плечами князь. — Чтобы она ему не предложила.

— Даже контроль над планетой? — уточнил я.

— Да, — помолчав, ответил князь Мерай.

Похоже, император тоже истинно верующий. Хотя неудивительно. После тех чудес, что им явил мессия, уверует кто угодно и передаст потомкам на много поколений вперёд.

— Значит, она собирается его обмануть, — сделал вывод я. — Даже не знаю как, но эта женщина заберёт статую и сбежит, но это произойдёт.

— А у вас какой интерес? — неожиданно насторожился князь. — Уж не хотите ли вы, присвоить Реликвию себе?

— Ни в коем разе, — покачал головой я. — Я бы хотел просто попросить, дать возможность нашим подругам, побыть немного наедине, рядом с изображением Создателя.

— В присутствии стражи, — согласился князь.

— На небольшом расстоянии.

На том мы и договорились. Отправив Анну и Диану вместе с блоками памяти, вызволять своего незадачливого собрата, мы стали готовить столицу планеты к обороне.

— Есть очень простой выход, — неожиданно щёлкнула пальцами Вера. — Я думаю, он устроит всех.

Мы посмотрели на неё с любопытством.

— Проникающий электромагнитный импульс. В идеале неплохо было бы накрыть всю планету, чтобы энергетическое оружие превратилось в хлам, но не хватит и мощности, и возможности. Однако армию Айма мы остановить сможем.

Мы растолковали князю, что собираемся сделать и он пришёл от этой идеи в полный восторг. И поинтересовался, не можем ли мы, сделать то же самое со всей планетой?

— Позже, — помедлив, ответила Вера. — Это требует определённых усилий…

К счастью, князь понял. Прогрессивный нам правитель попался, что удивительно, на фоне всего творившегося на планете.

Ну а пока Плоткина договаривалась о чём-то с правителем княжества Мерай, а Диана с Анной вызволяли своего незадачливого коллегу, мы пошли сдерживать напор воинства империи Айма.

Реально мы бы вряд ли смогли сдерживать воинов святой империи. Но у нас было два преимущества. Император бросил в бой те силы, что оказались под рукой. Не самые лучшие части, так скажем. Лучшие или, по крайней мере, толковые, сейчас воевали с королевством Беази. В Мерай оказались направлены зажравшиеся гвардейцы, стража и собранные с бору по сосенке наёмники. В общем, похватали тех, кто под руку подвернулся. Толку от такого воинства было мало, но шороху они наделали, так как Мерай не воевал с соседями уже двадцать лет, а это много, по здешним меркам. Какие-то боеспособные части у князя, безусловно, имелись. Он охотно помогал некоторым соседям, но из-за внезапности боевых действий они были далеко от столицы.

Наша задача была даже не победить, а просто продержаться, какое-то время. С тем мы и прибыли на стену, через проломы в коей уже лезли враги.

Теперь о втором преимуществе. Наше оружие. Жители Айм-Мерай, как их называли на Арзалакс-бета или Палестины по-нашему, сражались простым энергетическим оружием. Оно было само по себе неплохо. Так, например, Тангорихкс построил империю, пользуясь только подобным вооружением, но ровно до той поры, пока не столкнулся с нами. Нашим учёным, а совместно действовали несколько стран, удалось разработать защиту. Сначала снижающую урон, а после и нейтрализующей его. К сожалению, подобная броня, или, вернее, экзоскафандры поступили в нашу и американские армии только под конец войны. Но мы успели пощеголять в подобном. Опять же, что обидно, уже после падения столицы метрополии. А вот космодесант пошёл сразу в бой, в полной защите.

А естественно, где куётся щит, там создают и меч. Поэтому наши новые АК были уже были оснащённые более усиленной системой огня, да и к тому «переключатель Кирьянова» убирающий автомат с предохранителя и выдающий поток энергии, выжигающий всё вокруг.

Итак, мы прибыли к стене, которая уже была пробита в трёх местах. Удивительно, дома строили низкие и приземистые, а вот стены, наоборот, высокие и толстые.

— Фортификация здесь на уровне, — хмыкнул вернувшийся к нам Кинтана. — Только толку?

Я пожал плечами.

— Время. Хоть немного, но сдерживает атакующих. К тому же эти проломы идеальны для засад.

— Пока не долбанут из пушки рядом, — проворчал Череп.

— Значит, надо сделать так, чтобы не долбанули, — глубокомысленно заметил Варяг.

Защитники княжества Мерай, впрочем, оправдывали подозрения Черепа. Немало трупов валялось рядом с проломом и не меньше раненных, которым Яся на автомате подорвалась оказывать медицинскую помощь.

Я оттащил резвую девчонку в сторону и покрутил пальцем у виска. Мол, хочешь к ним присоединиться?

— Ну что, зальём джунгли напалмом? — ляпнул Жмых и получил два подзатыльника от Варяга и Кинтаны.

— Сказано политически неправильно, но по сути, так оно и есть, — прокомментировал я. — Впрочем, ребят, без особых зверств. Нам их только шугануть.

— Есть другой вариант, — предложил Череп. — Я сниму их командиров. Благо они, как петухи, все в цветных перьях, а вы жахните рядом. Может быть, они даже побегут, в любом случае попытаемся избежать массового смертоубийства.

— Всё равно их местные на фарш пустят, едва у них оружие из строя выйдет, — мрачно сказал Варяг.

— Но это будем не мы. Череп прав, — сделал вывод я. — Давай, Лёх. Занимай позицию.

Ворча про инициативу, Черепанов полез выбирать удобное место. Нам всё-таки пришлось открыть стрельбу чуточку раньше, потому что враги не стали ждать, пока Череп, займёт позицию и пошли просто в лобовую атаку. Однако «кадмийский вариант» мы сразу не стали использовать, ожидая, пока Череп отработает их офицеров.

Лёха всегда был отличным снайпером, вот и в этот раз действовал на пятёрку с плюсом, отстреливая командиров, как в тире. Однако нападающих это не остановило. Да и не могло остановить, как я понял потом. Мы имели дело хоть и с профессиональными военными, но при этом они были религиозными фанатиками, их гибель офицеров их не остановила. Наоборот — раззадорила. К проломам они рванули с удвоенной силой.

Я лихорадочно дёрнул переключатель на автомате. Что же, мы этого не хотели, но как иначе остановить толпу вооружённых фанатиков, бежавших нас и беспорядочно паливших в разные стороны я не знал.

И в этот момент, внезапно, всё кончилось. Фанатики остановились, изумлённо глядя на своё, вышедшее из строя оружие. Я рефлекторно поднял глаза к небу, стремясь найти в облаках наш звездолёт, но вместо него увидел небольшую статую, которую подняли на стену Аня и Диана. Создатель, как я понял. Та самая статую, из-за которой всё и началось.

Внезапно, у статуи вспыхнули глаза и она заговорила на местном наречии, низким приземистым голосом. Блин, они что не извлекли из неё ИИ? Тогда, какого они возились?

Уж не знаю, о чём там вещала эта статуя, но эффект был поразительным. Большая часть атакующих войск побросала оружие и встала на колени, а меньшинство просто побежало.

— Всё ребят, наша работа окончена, — выдохнул я. — Вот всегда бы так.

Приглядевшись к девушкам у статуи, я заметил, что Диана шевелит губами. Ну если так, вероятность того, что девушки извлекли ИИ, растёт, раз они сами говорят за местное божество.

Так оно и оказалось. Когда они переписали искусственный интеллект на специальные носители, в усыпальницу заявился князь. Верующий, то верующий, но дядька необычайно ушлый. Он и предложил эту идею, вытащить статую на стену, в тот момент, когда Стерлядкина, направленным импульсом выжжет все микросхемы у оружия фанатиков.

Девушки, недолго думая, согласились, но добавили кое-чего от себя. Как они смогли подобрать нужные слова, я не знаю, но факт остаётся фактом. На средневековое сознаниевоинов-фанатиков эффект это произвело просто фантастический. А те, кто сбежал с поля боя и разнёс эти слова по всей планете, безбожно приукрасив, тем самым подарили княжеству Мерай несколько лет мира. Их как раз хватило для того, чтобы выполнить данное Плоткиной обещание.

— Летим обратно? — радостно потирая руки спросил Жмых, наблюдая за тем, как Диана упаковывала блоки памяти в свой рюкзак.

Мы мрачно посмотрели на него.

— Вообще-то, мы сюда за Зотовой прилетели, — напомнила ему Вера. — Кстати, как теперь…

В это время Стерлядкина активировала связь.

— Что случилось? — спросил я, опасаясь самого худшего.

— С планеты поднялся звездолёт, который летит в сторону портала. Судя по данным, это тот самый, который Зотова получила на Арзалакс-бета.

— Сканируй его и одновременно заходи на посадочные кольца, — приказал я и обернувшись, скомандовал остальным. — Бегом, на кольца.

Плоткиной я уже объяснил на ходу, что мне сказала Марина.

— Уйдёт, — поморщилась Вера, когда мы остановились в ожидании корабля. — Не успеем. И к тому же она знает, как сбрасывать индекс портала во время прохода.

Диана и Аня ухмыльнулись. Плоткина посмотрела на них заинтересованно.

— Мы созданы Предтечами, — ответили они синхронно, да так, что всех нас пробрал мороз по коже. — Одна из наших функций, контроль перемещений между порталами.

Капитан посмотрела на меня одобрительно. Ну моя заслуга в этом-то невелика.

Дождавшись Марину, мы резво погрузились на звездолёт. Я отправил девчонок в кабину пилота, а сам сунулся в медотсек. Во время боя меня осыпало камнями со стены и один, упав крайне неудачно, попал мне по плечу, которое теперь болело. Вера, почему-то пошла со мной.

— Дай обезболивающего, — попросил я у Довнарович.

— Хрен тебе, на постном масле, — беззлобно отозвалась она. — Раздевайся, и я займусь осмотром. Всё равно лететь чёрт знает сколько.

— Портал, вообще-то, рядом, — возразила Плоткина.

— Во-первых, мы будем ждать полчаса или даже больше, чтобы пройти через него. Ну и во-вторых, сколько мы проведём времени, гоняясь за этой паскудой? И в-третьих. Это, главное, что я вам хочу сказать, товарищ капитан. Валеру, в медицинских вопросах, я строила и строить буду. Как бы вы со мной ни поработали. Иначе ему ногу в трёх местах прострелят, а он попросит новокаина и костыль.

Вера сначала опешила. Вообще, у нас все знали: с Довнарович в её епархии связываться нельзя, но потом опомнилась и ехидно сообщила ей, что после окончания операции, ожидает её в своём кабинете на Кадмии, где они долго и вдумчиво будут беседовать об использовании внутренних прослушивающих устройств, лицами без допуска.

— Никаких устройств я не использовала, — внаглую соврала Яся, которая охотно пользовалась услугами Вика. — Я под дверью под… случайно проходила.

— И с тобой, и с твоим мужем, — резюмировала Плоткина. — Но, может быть, и не на Кадмии, а на Касторе.

— Вот только такого счастья нам не хватало, — проворчала Довнарович. — Чую, о Зотовой мы ещё пожалеем.

— И не раз, — согласилась с ней Вера. — Потому что кончилась у вас анархия.

— Диана, куда ушёл звездолёт? — я уже был не в силах слушать их перепалку.

— Дайвинор, — вздохнула она. — Ждём теперь, когда портал заработает.

— Ууу, — обрадовалась Яся. — Я уже поняла, куда она с Дайвинора рванёт.

— Не факт. Довнарович, что со мной?

— Ушиб, — вздохнула она. — Сейчас прокол сделаю и лекарство введу.

— Так. Вот вы сейчас про что говорили? — насторожилась Плоткина.

— Дайвинор. Оттуда на Хадрекс и уже с Хадрекса на Гарьерг. Очевидный маршрут, но я сомневаюсь… Что ей на Гарьерге делать? Она прекрасно знает, что планета под нашим контролем, плюс со Строгановым мы установили хорошие отношения.

— Да, но она не в курсе, что Люсенька легла под тебя не только в прямом, но и в переносном смысле, — пропела Яся.

Я в очередной раз поймал заинтересованный взгляд Плоткиной и мысленно пообещал Довнарович, что после разноса от капитана она получит втык от меня.

— Переход, — громко объявила по связи Стерлядкина. — Следующая станция Дайвинор.

Глава 4. Расплата

Сентябрь — октябрь 2007 года

Да, так бывает. Людмила Мезенцева или как она предпочитала называть себя на Гарьерге Мила Мезе, нравилась мне ещё в те времена, когда я знал её под именем Нины Ивиной. Не зная, что она работает на халлдорианскую разведку. Вернее, на один из преступных кланов этого альянса.

Но в её постели я оказался не сразу, а спустя где-то полгода после смерти Лены. Время с трудом лечило мои раны, даже несмотря на вмешательство Дианы в мой разум. Всё равно, на сердце была тяжесть, особенно когда я вспоминал красавицу Елену. И даже Довнарович пообещала отправить меня в санаторий для сердечников, если это не прекратится.

Тот день, я провёл у Строганова в его штабе. Мы обсуждали одну интересную интригу, которую закрутил центральный аппарат ГРУ и в ней Джастину отводилось самая активная роль. Не буду вдаваться в подробности, но ЦК приняло одно крайне неудачное решение, касающееся освоения Дальнего космоса. Бронницкий помешать ничем не смог и обратился к Стерлядкину, тот к главе ГРУ, а он к полковнику Тихонову, Анатолий Степанович же озадачил нас. Зря он это сделал. Когда я ему принёс первый вариант плана, он едва не вызвал «чистильщиков». Но потом успокоился, мы с ним хорошенько всё прикинули, внесли коррективы, и я получил добро.

Строганов так вообще отнёсся с восторгом к моей идее и всемерно способствовал её реализации. Поэтому мы просидели весь день с его командой, уточняя и внося коррективы. Он предложил мне остаться у них. Но я отказался. Мне надо было повидаться с Мезенцевой по работе. В общем, слово за слово и мы уже кувыркаемся на её роскошной постели.

И знаете, мне после этого как-то полегчало. Причём настолько, что это заметили все мои. И даже Анька Леонидова, которая всю жизнь была, как говорится «не от мира сего», из команды Строганова обратила внимание. Впрочем, Аня — это отдельная история, про неё как-нибудь позже. Но с тех пор так оно с тех пор и шло. Едва я прилетал на Гарьерг, чтобы не делал, обязательно заглядывал к Люське и снимал стресс. Ну а что привлекало её во мне, как-то объяснил мне полковник Тихонов.

Но я не привязывался к ней, а вот она, даже наоборот, сблизилась со мной и стала больше мне доверять. Нет, она ни на что не рассчитывала, понимала, все планы насчёт меня, обречены заранее. Да и в моё отсутствие, она совсем не скучала сидя у окошка и вглядываясь в глубины космоса. Был у неё любовник и я подозреваю, что не один.

Для моих ребят это не было секретом. Ведь как это утаишь от людей, которые постоянно меня сопровождают? Но вот Ярослава, совершенно зря распустила свой язычок. Вера она всё-таки начальство, а наши командиры, всегда отличаются изрядной долей паранойи, когда речь заходит об отношениях с мутными личностями. Иногда по делу, а иногда нет.

— И кто такая эта роковая женщина? — поинтересовалась Вера.

— Долго объяснять, — вздохнул я. — И вообще, она по ведомству Кунцева проходит, а у нас, как гуманитарная помощь.

— Не льсти себе. Весь Гарьерг находится на балансе у нашего, да теперь моего отдела, в том числе и разведка, — она вздохнула. — Ох, чувствую, по результатам увиденного у нас будет долгий разговор.

— Ты даже не представляешь, насколько долгий, — подтвердил её подозрения. — И заметь. Ведь всего на нескольких планетах Внешнего рукава побывала.

— Мама, роди меня обратно, — хмыкнула Плоткина, но по её лицу я видел, что она готова работать засучив рукава.

Мне это понравилось. Как говорится: ну наконец-то досталось нормальное начальство.

От резкой боли я чуть не вскрикнул. Оказалось, Яся, воспользовавшись нашей задумчивостью, сделала мне прокол, чтобы это не значило. Я вообще не разбирался во всех новых медицинских процедурах, особенно тех, которые у нас появились после знакомства с технологиями Предтеч. То ли дело было раньше: бинт, подорожник и всё в порядке. В общем, миг боли, но ушиб снят и я могу снова бегать, прыгать и стрелять.

Мы уже давно прошли на Дайвинор. Здесь находились межрукавные врата, которые вели в рукав Персея. Планета раньше принадлежала империи, а теперь была независимой. Им на эту свободу было плевать, а вот нам нет. Не нужны нам во Внешнем рукаве имперские форпосты. Но пока не удавалось взять её под контроль или хотя бы разместить свою резидентуру. Оставили небольшую станцию, которая сканировала окрестности, ибо о ней Зотова, разумеется, не знала. Пока Диана снимала данные с портала, мы взяли информацию от станции и получили тот же результат. Корабль ушёл на Хадрекс.

— Это точно Зотова, — кивнул я. — И она идёт по понятному нам маршруту.

Звёздную систему Хадрекс, в рукаве Стрельца, где пока никто не жил, мы тоже проскочили довольно шустро и направились к Гарьергу.

— И что дальше? — с нескрываемым интересом спросила Плоткина.

— Кто диспетчер на кольцах в Старгороде? — спросил я у Марины.

— Шамирова, — отчиталась она.

— Варяг, в кабину, — приказал я, и дождавшись, пока белобрысая голова Мишина появится из проёма, распорядился. — Узнай у неё, кто приземлился на посадочных кольцах Годрархкарта.

Гришка подошёл к микрофону и заворковал с девушкой-диспетчером, Юлей Шамировой, бывшей военнопленной, которая, как и многие из тех, кто не стал возвращаться в Союз, проявила слабость в своё время, а потом… Словом, если бы не Джастин, который организовал небольшое поселение на Гарьерге, тяжело бы ей пришлось. Варягу она не нравилась, а вот он, наоборот, привлёк внимание девы, правда, не такой уж юной. Я заметил это и приказал Григорию поддерживать отношения с ней, ухаживать, дарить мелкие подарки, восхищаться красотой и прочее. Даже разрешил совокупить, если самом захочется или вопрос ребром встанет. Однако наш героический младший лейтенант пока держал дистанцию. Нас это устраивало. Тем более от Шамировой мы получали всегда свежую и подробную информацию о взлётах-вылетах. Не так часто она нам была нужна, но вот теперь пригодилась.

Мишин оторвался от микрофона и скорчив гримасу, передал нам слова Шамировой, что действительно около получаса назад на посадку зашёл корабль, прилетевший из какой-то глуши в рукаве Стрельца.

— Отлично, — сказал я и ушёл в свою каюту.

Мне надо было поговорить с Мезенцевой. Судя по всему, Зотова, потерпев неудачу на Палестине теперь, наверняка бросится к ней. Уж не знаю для чего. Возможно, есть какой-то «план Б». Но не уверен.

Люся подтвердила, что Зотова её вызвала с сорок минут назад, была в каком-то явно неадекватном состоянии, требовала помощи и обещала освобождение от нас.

Я прикинул, с какой скоростью можно доехать от Годрархкарта до Старгорода. Время у нас было хотя и впритык.

— Люсь, жди нас через полчаса.

Лицо Мезенцевой насторожилось.

— Валера, вот ты меня сейчас втягиваешь в ваши внутренние разборки?

— Тебя уже втянули, Люсь и очень давно, — тяжело вздохнул я.

— Ольга предатель? — прямо спросила меня Мезенцева.

Я просто промолчал, ничего не ответив. Людмила улыбнулась.

— Ладно, Валер. Ты же знаешь, меня сотрудничество с вами устраивает… может быть только поэтому я до сих пор жива, — как-то грустно сказала. — А про Ольгу… были раньше подозрения, а теперь окончательно понятно.

— Что тебе известно? — спросил я.

Время было, мы только заходили на посадочные кольца. Мезенцева помедлила и ответила.

— Знаешь, Оля мне в последнее время чем-то напоминала меня и некоторых моих девочек. Я имею в виду тех, кто покинул Союз сознательно, а не после плена. Только мы сразу были настроены, на то чтобы сбежать, а вот она обиделась, за то, что якобы её недооценили. Она постоянно шипела, что вы все пожалеете, когда увидите, чего она достигла, но будет поздно.

— Кажется, я догадываюсь, — мрачно сказал я.

Послышались звуки мягкой стыковки.

— Ладно, мне пора, — вздохнул я. — Скоро будем.

На выходе меня ожидала Вера Плоткина. Мы вместе с ней пошли на выход из звездолёта.

— Что-то узнал? — спросила она.

— Да. Обиделась, что её перекинули на наш участок. Мечтала отомстить и что-то доказать. Какая несусветная глупость, но при этом, я предполагаю, планы у Зотовой были наполеоновские.

— В смысле?

— В прямом. Она специалист по Халлдории, а также в силу этого неплохо знает мирмилийский синдикат. Также она видела, на что способен искусственный интеллект Предтеч. Диану мы пока не очень активно используем, а вот по Ане Леонидовой, она прекрасно видела, как такое создание может помочь в любом начинании, главное, чтобы не мешали, а то и помогали выполнять свои обязанности.

Вера смотрела на меня несколько удивлённо. Про ИИ Предтеч она, разумеется, слышала. Насчёт этого её инструктировали особо, а вот то, что Джастин Строганов активно использует подобное создание она судя по её лицу, узнала только от меня.

— Ты отчёты-то смотрела? — не выдержал я.

— По Гарьергу? Кто же мне их предоставит?

Я немного поворочал в адрес начальства, которое слишком увлекалось режимом секретности.

— Запросишь разрешение у Марселя и возьмёшь в нашей базе, — решил я. — Пока коротко скажу. Без неё не было бы у Джастина ни Старгорода с его ушкуйной базой, ни какого-то влияния. Он так бы и остался бродягой на просторах Млечного Пути, до тех пока мы его не поймали.

Уточнять, что если бы не искусственный интеллект, который вынужденно внедрили в пытавшуюся покончить жизнь самоубийством Леонидову, то советский офицер Вадим Наумов вообще бы не втянулся в этот блудняк, а продолжал служить в армии и сейчас, возможно, щеголял полковничьими погонами. В ВКС, что во время войны, что сейчас быстро растут в званиях. Род войск новый и стремительно растущий.

Вера задумчиво покивала головой. Двери открылись и мы вышли в космопорт Старгорода. Я поневоле вспомнил первый наш визит, когда здесь жило около полутора тысяч человек и весь город, был небольшим поселением у моря. С тех пор изменилось много что. И сам город разросся и жило здесь уже порядка семи тысяч человек и замечу, это был не предел. Кроме того, Старгород оброс двумя или тремя пригородами и как я уже говорил, здесь появились посадочные кольца. Теперь посёлок был полностью независим от бывшей колониальной администрации Гарьерга, но Строганов держал там своих людей. На всякий случай. Да и вообще, у Джастина были идеи, чтобы подмять под себя всю планету, но мы немного его осадили. Пока было не время, подобные движения могут спровоцировать космические державы на прямой конфликт. Но со временем он обязательно возьмёт своё.

К счастью, до Люськиного борделя ехать было недолго. Но мы успели распределиться, кто где встанет и чем займётся. Для начала Черепа мы оставили снаружи, со снайперской винтовкой, чтобы он занял точку, с которой простреливались все выходы из заведения и шлёпнул Ольгу, если ей удастся уйти.

Но чтобы этого не произошло, охранников на входе заменили Мишин и Кинтана. Вообще, в заведении мадам Мезенцевой, даже охрана носила какие-то дурацкие полумаски, якобы для антуража. Мне казалось, что это глупость несусветная. Ведь случись чего, охране эти маски будут мешать. Но сегодня это было нам на руку. Вадим и Гриша встали в тени, на них маски. Ольга их не должна узнать, тем более что она будет торопиться. Аня с Дианой меня удивили, заняв место официанток, которые тоже были с частично скрытыми лицами, но при этом одетые весьма фривольно.

— Явно какие-то комплексы, — недовольно буркнул Мишин. — Или что-то нереализованное.

Я не психолог. Мне было проще согласиться. Вик с Ясей вообще с нами не пошли, а засели в кафешке, напротив, которое открыл здесь какой-то французский дезертир, полностью оправдав национальные стереотипы.

Остались только я, Вера и Жмых. Мы втроём набились в люськин будуар, из которого было хорошо видно и слышно всё, что происходит в кабинете, а вот нас никто углядеть не смог бы. Мезенцева была недовольна тем, что ей придётся общаться с Ольгой, которую она уже боялась и без нас, поэтому язвила и советовала бросаться духами с тумбочки, если случится перестрелка, но не портить ей постельное бельё.

— Блин, а на фига ей такой гарнитур для спанья? — спросил опешивший Жмых, оглядывая будуар.

— Потому что могу позволить! — рявкнула Мезенцева. — Вы забыли, что вас слышно?

Мы дружно скорчили страшные рожи, и Лёха замолчал. Так, в молчании и духоте мы и провели минут десять. Я люто завидовал Довнарович и Смирнову, которые прохлаждались во французской кафешке.

Наконец, раздались шаги и мы услышали голос Зотовой.

— Люськ, а что у тебя за новые шалавы в главном зале? Одна так на нашу мышку-норушку с инопланетными мозгами похожа…

Я мысленно пообещал отправить Диану на психотерапию, после того как вернёмся с задания. С Анной пусть Джастин разбирается, но я порекомендую сделать то же самое.

— Да притащили каких-то дур от мирмилийцев. Работать не могут, чему-то учится не хотят, вот их Строганов и сплавил ко мне.

У Плоткиной от удивления расширились глаза. Ещё один сюрприз. Ты, наверное, думала, что бывший советский, военный космолётчик остался верен своим идеалам? Явно не всем. Собственно, поэтому мы между собой и в глаза, никогда не называли его Наумовым. Для нас он теперь был хитрым контрабандистом Джастином Строгановым. Тем самым который, поняв: от освобождённых девушек нет никакой пользы, станет равнодушен к их судьбе, настолько, что ничего не сделает, если их приберёт бордель.

— Ладно, это всё лирика, — вздохнула Зотова. — У меня к тебе есть дело. Ты вхожа к Наумову?

— К кому? — переспросила Мезенцева.

— Да к этому, Строганову, так он себя сейчас называет.

— Откуда? — мне показалось, что Люда пожала плечами. — Он птица высокого полёта и не будет общаться с такими, как я. Брезгует. Да и бабы ему дают, чего уж там. Сначала он с той блаженной путался, теперь с дочкой их доктора…

— Мне сам Строганов неинтересен, — задумчиво проговорила Ольга. — А вот их блаженная в самый раз. Можно её как-нибудь вытащить, поговорить?

— Ко мне? — рассмеялась Мезенцева. — Эта девочка-припевочка моё заведение обходит десятой дорогой. Тоже брезгует. Хорошо так устроиться, когда у тебя есть мужики, которые о тебе заботятся, а взамен ничего не требуют…

В Люськином голосе звучала горечь. Эх, Люся, Люся… ну кто же тебе виноват, что ты сама себя так поставила? В известную позу, прямо скажем. Да и на Анечку зря наговариваешь, не такая она уж и скромница, я знаю.

— Не к тебе. Вообще, подальше от Строганова и его компании. В Годрархкарт, например.

— Может быть, и можно. Только не мне. Со мной она вообще говорить не будет.

— А если… — мы услышали, как Зотова щёлкнула пальцами.

Дослушать Ольгины планы мы не успели. Вера скомандовала нам выходить, что мы с удовольствием и сделали. Да и так всё было понятно. Не было у неё никакого запасного плана. Потерпев неудачу с искусственным интеллектом на Палестине, она рванула на Гарьерг, чтобы всеми правдами и неправдами схомутать Аню и заставить служить своим планам.

Про то, что Анна уже всерьёз и давно работает на нас, пытаясь, ну не получить прощение, а хоть как-то оправдаться в своих глазах за ошибку юности, Оле известно не было. Да и не стали мы вообще говорить никому об этом. Потому что сотрудничество с Аней было ограниченным. В дела Джастина и его команды она нас не посвящала, информацию не сливала, сотрудничая, по общечеловеческим вопросам. Ну, как она их понимала. Мы ценили и такое, учитывая, что агентов пока у нас мало, если не считать Ганг Зефа и Мезенцевой. В прошлом году внедрили ещё трёх, но пока от них начнёт поступать полезная информация, пройдёт много времени. Собственно поэтому я и закрутил интригу со Столяровой. Мне нужен более надёжный поводок, который привяжет к нам Аню.

Едва мы появились из будуара, Мезенцева, моментально упала со стула и закатилась под массивный стол. Хотя и зря. Старлей Зотова, конечно, была вооружена, но пистолет висел на поясе, и достать его она бы не сумела. Потому что на неё глядело сразу три пистолета, поставленных на парализующий заряд и ни у кого из нас рука бы не дрогнула.

— Зотова Ольга Васильевна, вы арестованы, — равнодушным голосом сказала Плоткина, но чувствовалось, что она довольна. — Не двигайтесь. Отсутствие сопротивление и деятельное раскаяние будут учитываться на суде.

— А я до него доживу? — прошипела Ольга.

Вера лишь поморщилась.

— Не в моей компетенции. Но я бы тебя с удовольствием шлёпнула на месте. Дай только повод.

Из зала послышался шум. Раздались выстрелы.

— Кирьянов, Маркин, разберитесь. И да, заберите у неё оружие.

Я с лёгкостью снял пистолет с Ольгиного пояса, и мы со Жмыхом выскользнули из спальни-кабинета Люси Мезенцевой и очутились в гуще боя. Варяг, Кинтана и Аня с Диной, вели перестрелку с наступающими на них противниками, используя стойку бара, как прикрытия. По внешности я определил уроженцев Хатанги, выглядевшие как чернокожие азиаты. Посетители уже разбежались.

Восемь человек, против трёх наших и одной добровольной помощницы. Я хотел сыронизировать, что силы явно неравны, но обратил внимание, на то, как из-за стойки вытекает чья-то кровь.

Сразу вспомнилось, что обитатели Хатанги находятся на уровне чуть выше, чем находилась Земля, когда мы обнаружили порталы и их буржуазные государства, довольно-таки часто ведут войны между собой, а это означает наличие неплохо подготовленного спецназа, часть которого и могла «арендовать» Оля.

Особо думать было некогда и выстрелил в того, кто загораживал мне обзор. Жмых последовал за мной, но открыв беспорядочную стрельбу. Таковой она была на первый взгляд. На самом деле он вывел из строя троих, прежде чем они опомнились и стали стрелять в нас.

Пришлось отскочить за колонну. В этот момент я мысленно возблагодарил Мезенцеву, за её абсолютно мещанский вкус и стиль. Или можете называть его провинциальным, хотя я тоже провинциал, который со школьной скамьи отправился на фронт, но вижу безвкусицу. Но сегодня она спасла нам жизни. Эти колонны, с претензией на Древнюю Грецию, кажется, такие называют ионическими, дали нам надёжное укрытие.

— Профи, — сказал Жмых. — Но откуда они здесь взялись?

— Пришли с Зотовой, — буркнул я. — Вопрос в другом, почему Вик с Ясей не подали сигнал?

Лёха фыркнул, давая понять, что он думает про Довнарович со Смирновым. Они поодиночке ничего, а стоит попасть в связку, как сразу начинается.

— Нет. Работали они всегда нормально, — покачал головой я.

— Нам стоит…

Он недоговорил. Из-за стойки бара открыл огонь Кинтана, заставив прятаться уже хатангцев. Но за колонами уже были мы, поэтому они стали отступать к двери. И в этот момент им опять ударили в спину. Растерявшиеся бойцы с окраинной планеты допустили последнюю ошибку, попытавшись прорваться в кабинет Мезенцевой. Но бесполезно. Их подстрелили дружно, я, Жмых, Вик и Яся.

— Где вы были? — раздражённо спросил Григорий Мишин, вылезая из-под стойки.

Из его предплечья сочилась кровь и Яся сразу метнулась к нему, чтобы оказать первую помощь. Попутно она объясняла, что они задержались, чтобы не попасться на глаза тем громилам, с которыми Зотова завалилась в этот полубордель.

— Займись Кинтаной, — буркнул он. — Ему сильнее досталось.

Яська тут же нырнула под стойку. Оттуда уже выбрались Диана и Аня, на которых не было и царапины.

— Что с Эдом? — спросил я.

Из-под стойки послышалась невнятная ругань Яси. Девушки испуганно посмотрели на меня.

— Ему попали в живот, — сказала Диана. — Из порохового оружия.

Мне стало понятно поведение Довнарович. Я бы и сам выругался, но нельзя. Из кабинета Мезенцевой высунулась встревоженная Плоткина.

— Что у вас здесь произошло? — спросила она.

— Стреляли… — только и ответил я.

Нам хватило двух минут, чтобы объяснить Вере, что произошло и почему матерится наш медик. Плоткина вернулась обратно в кабинет.

— Ты идиотка? — спросила она у Зотовой. — Вооружить своих дуболомов пороховым оружием? А если бы им пришлось стрелять на звездолёте?

Недовольный голос Ольги возвестил, что пользоваться чем-то другим они не умели. Да и обучаться не стремились, заявляя, что когда они вернутся к себе на планету, им опять придётся пользоваться старым оружием. Только несколько человек взяли новенькие автоматы, которые Оля украла со склада.

— Ладно, — прервала её Вера. — Ну и ещё одна статья, без разницы, да? Всё равно вышка выходит. Пошли!

Она вывела Ольгу в главный зал. Мой бывший командир была слегка побита и смотрела волком.

— Валер, дай мне трёх человек, для конвоя, а сам вместе с ними, — она кивнула на Диану с Аней. — Жди здесь Строганова.

— Он связался со мной, чтобы поговорить с тобой, — быстро проговорила Мезенцева.

— Так, — проворчал я. — Нам ещё Кинтану надо доставить на борт…

— Тогда раненные и Довнарович пока подождут здесь, — проворчала она. — А кто остаётся?

— Жмых, Череп и Вик.

— Пойдёт, — кивнула Вера.

Она повела Ольгу, вместе с остальными к автотакси. Мы же остались в зале.

— Зачем Джастин хочет поговорить со мной? — спросил я у Ани.

Она пожала плечами.

— Говорит, что-то важное для вас, — вздохнула она. — Но не уточнил.

— Ясно, — проворчал я. — Люсь, извини. Зал разгромили, клиентов распугали, да и у Строганова теперь вопросы появятся…

— Да он знает, — пискнула Аня и осеклась.

Я махнул рукой. Вот ничего не выдавало Штирлица, как волочащейся за его спиной парашют. Может он уже и про новых внедрённых агентов в курсе?

— И что он знает? — вкрадчиво спросила Довнарович, которая закончила с Кинтаной и отошла покурить.

— Ну… — девушка смутилась. — Про то, что у Милы роман и с Кирьяновым и с Зотовой.

Яська подавилась табачным дымом. Мезенцева покраснела.

— Должна я была как-то объяснить, — смутилась она.

— Что объяснить? — влезла Аня.

— Да это самое и объяснить, — я тяжело посмотрел на девушку.

Она опять пискнула, вероятно, потому что Диана с силой сжала ей кисть руки, но замолчала.

— Насчёт клиентов не переживай, — проворчала Мезенцева. — Не было их сегодня. Всех разогнала, как только Зотова на связи объявилась. А уж когда вы мне позвонили, окончательно убедилась в том, что была права.

— Кого мы тогда видели, едва вошли? — спросил я.

— Охрана, — проворчал Кинтана. — И девушки. Вот только охранники сразу скрылись, едва Ольга сюда вошла.

— Молчи, — рявкнула на него Яся. — И не пытайся двигаться. Пулевая рана, ё-моё! Нет, молодцы были мои преподы, которые гоняли нас…

— Правильно сделали, — сказала Люся. — Они и должны были увести девчонок, едва появится эта паскуда.

— Командир, может, продезинфицируемся? — Варяг кивнул на бутылку, какого-то явно дорогого пойла.

— Пей. Я не буду. Мне ещё с Джастином разговор предстоит.

Гришка засомневался, стоит ли ему пить в одиночку, но Мезенцева решительно подошла к стойке бара и достала бокалы.

— Да не очень уж сложный, — раздался от дверей голос Строганова. — Или ты чего-то опасаешься?

Я пожал руку бывшему лейтенанту Вадиму Наумову и отрицательно мотнул головой.

— День тяжёлый выпал, — я показал рукой на разгромленный зал.

— Мила, счёт мне пришлёшь, я возмещу, — сделал широкий жест Джастин и снова повернулся ко мне. — Как я слышал, вы предателя поймали.

— Да, — коротко ответил я.

— И чего она хотела?

— Стать владычицей морской. Я серьёзно Джастин. Посмотрела на тебя и возмечтала создать что-то такое. Только больше и сильнее.

— Насколько больше?

— Как разница между герцогством Атарска и республикой Гарьерг, — отозвался я, немного утомлённо.

Хоть сам я и не пил, но чувствовал себя не очень хорошо. В голове гудело, руки подрагивали и так далее, по тексту. Кажется, дало знать о себе напряжение последних дней.

— Мила, мы можем где-нибудь уединиться?

— Только не в моём кабинете! — мрачно отозвалась Мезенцева, хлеставшая с Варягом инопланетный коньяк, причём Гришка пил небольшими порциями, а она чуть ли не стаканами.

— Тогда пойдём наружу, — проворчал Джастин. — Здесь места не слишком людные.

Мы вышли из заведения мадам Мезе и зашли за угол, в небольшой переулок.

— Уж извини, но я заставил Аню мне сказать, в чём было дело, — проворчал Джастин.

Он проносил в себе элементы искусственного интеллекта Предтеч ещё дольше, чем я. Поэтому у него сохранилась с ней связь и говорить с Анной, как и она с ним, незаметно для окружающих.

— Это не было секретом, — быстро проговорил я. — Мы тебя предупреждали…

— Ладно, ладно. Собственно говоря, то, что я тебе сейчас скажу, касается, как раз ваших поисков, оставшихся искусственных интеллектов Предтеч.

Я обратился в слух.

— Как ты помнишь, мы ведём дела с некоторыми торговцами Тарна Тангорихкс. Они сохранили за собой несколько форпостов во Внешнем рукаве. Так вот, с одного из них пришли очень интересные вести…

И Джастин рассказал мне, о появлении в колониях Тангорихкской республики каких-то очень странных проповедников. О, всяких сект, основанных на бывшей государственной религии империи, развелось за эти годы немало. Были и такие, кто обратился к земным религиям, вытащил на свет божий верования покорённых планет и так далее. Но эти культы, так и оставались типичными сектами: харизматичный лидер и желание тянуть деньги из прихожан, затмевали всё остальное.

В отличие от них, новые проповедники, ничего такого не хотели. Они просто рассказывали о некоем Оракуле, предвестнике большого ужаса. Этот самый ужас якобы должен был вторгнуться в Млечный Путь из соседних галактик. А далее шёл список необходимого для предотвращения вторжения иногалактических дьяволов.

— Обычная апокалиптическая секта, — поморщился я. — На Земле, особенно в США, были и такие, кто объявил жителей других планет созданиями дьявола и далее, по тексту.

— Смотри список, — Джастин не стал спорить, просто перечислил.

Я присвистнул. Оборудование для буровых работ, во-первых, а во-вторых, добровольцы, самый достойный из которых должен был стать инкарнацией Оракула. Причём полагался и утешительный приз, ещё троим просветлённым. И самое главное возраст: дети. Было там ещё, по мелочи, но главное уже сказано.

— Ничего не напоминает? — уточнил Строганов.

— Да, очень похоже на Искусственный интеллект Предтеч, застрявший, где-то во глубине недр… Кстати, а какой планеты?

Джастин хитро улыбнулся и вывел на свой планшет карту Внешнего рукава.

— Синяя, — выдохнул я.

Разумеется, у самой планеты было собственное название, данное ей аборигенами, но мы всегда говорили «Синяя», как в романе Кира Булычёва — Последняя война.

Чем-то похожа она оказалась на вымышленную планету. По ней действительно прокатилась война, ставшая, для обитавших там людей последней. Не для всех, что интересно. Кто-то выжил, но это были небольшие группы, влачившие жалкое существование, пытаясь и спастись от радиации и не умереть от голода. Первыми на планету натолкнулись имперцы, но даже не стали пытаться захватить её. Да и зачем, если на неё придётся изрядно потратиться, а навар мог выйти и копеечным.

Так и вращалась опустевшая планета вокруг своего солнца, забытая и никому не нужная. И мы тоже, натолкнувшись на неё три месяца назад, оставили несколько заметок и больше туда не возвращались.

По уму следовало бы хоть как-то помочь местным, но ресурсов у нас не было. Мы вообще пока могли только исследовать этот участок космоса, не более того. Да и как, исследовать. Провели быстрый опрос, кто что знает про случившуюся катастрофу, записали и забросили куда-то на базе, даже не просматривая. И вот если бы не Джастин, то так бы и не поняли, где можно искать оставшийся ИИ Предтеч. Ну или с чего начать, если его там нет.

Сдержанно поблагодарив Строганова, я вернулся обратно в главный зал этого борделя. Напоследок Джастин попросил больше не втягивать Милу в мои, сказав, что ей и так досталось. Интересно, какую ему легенду, скормила Мезенцева?

Зашёл обратно я вовремя, потому что подкатили все те, кого я отправил с Верой Плоткиной. Они притащили оборудование для переноски раненого, которое запросила Яська, и стали упаковывать его в автотакси. Нежно и аккуратно, что получалось у них не очень и Довнарович из-за этого материлась как сапожник.

Выждав десять минут, а процесс погрузки раненого почему-то занял в этот раз много времени, я позвонил Плоткиной.

— Да, — откликнулась она, довольным голосом.

— При попытке к бегству? — уточнил я.

— Что ты. Смертью храбрых, от рук врагов на боевом посту.

— А информация?

— Не беспокойся. Всё, что она знала, я из неё выкачала. Немножко против воли, но зато быстро и эффективно. Сейчас изучаю. Валера… капитально она нам гадила, я тебе скажу. Не решись она на эту авантюру с искусственным интеллектом, нам бы не поздоровилось.

— Понятно. Можно будет потом, одним глазком взглянуть?

— Нужно. Послушай, Валер, я не знаю, как с тобой работали Зотова и Темиргалиев, вернее, как Оля, я уже поняла. Она ничего не делала. Но ты у меня будешь правой рукой, заведующей столь сложным сектором.

— А левой кто?

— Левая у меня занята Астроафрикой. Короче, не дури, боевой товарищ. Жду тебя и засядем изучать материалы.

— Возможно, придётся подождать. Строганов, дал мне одну интересную зацепку… В общем, подробности на месте.

Мы, наконец, упаковались в три автотакси и двинули в космопорт. Напоследок Люда передала мне карту памяти с информацией, а я ей вручил, давно обещанные личные дела, на тех, кто не стал возвращаться из имперского плена. Что интересно, там были как мужчины, так и женщины. Немного. Что мы дураки, всю базу разом сливать. Интересно, кстати, а зачем ей такой расширенный состав? Может быть, она сливает информацию Джастину? Я сделал зарубку в памяти, обязательно проверить это.

— Что у тебя опять стряслось? — спросила меня Вера, когда я дошёл до её каюты.

Труп Ольги Зотовой был уже упакован в мешок и пришлось помочь дотащить его до царства Довнарович. Вернее, соседнее помещение, переоборудованное под перевозку трупов. У нас всякое случается, вот как сейчас. Яська, даже не подумала возражать. Только как-то странно посмотрела на Веру.

— Давай, давай, не мямли. Что случилось.

— Да ничего, — пожал плечами я. — Странно ты вопрос ставишь, товарищ капитан.

Однако серьёзный взгляд Веры не располагал к шуткам и мне пришлось пересказать всё, что я услышал от Джастина.

— Ну и что? — пожала плечами она. — Ставь в план работы, слетаете, как подойдёт срок.

— Вера. У моей группы, поиск ИИ, приоритетная задача. Выше всего. И даже поимки Зотовой.

— Марсель о чём-то таком предупреждал, но я подумала…

— Да не беспокойся. Сейчас мы не полетим. Через неделю. Заодно информацию изучим, которая у нас в архивах пылится.

— А мне, зачем говоришь?

— Как это зачем? Ты командир. Обязан поставить тебя в известность. Только смотри. Темиргалиеву сообщишь без подробностей. И самое главное — не по связи.

— Не первый раз замужем. Ладно. С твоими баранами разобрались, а теперь смотри, Валер, чего натворила наша мышка, пока все старательно избегали её.

Я действительно впечатлился размахом работы нашей Оленьки. Вот её бы энергию, да в мирных целях. Вернее, на благо нашей группы. Но не задались у нас отношения, причём с самого начала. Поэтому все её труды проходили мимо нас хотя нам постоянно не хватало времени и людей, чтобы охватить часть Внешнего рукава, для начала.

Во-первых, она составила подробную справку по культурам и цивилизациям нашего сектора Галактики. Во-вторых, проработала маршруты. В-третьих, набрала осведомителей в ряде миров. И так далее и тому подобное.

— Впечатлён? — спросила Вера. — Это ещё я тебе про мирмилийцев не показывала, что она накопала. Кунцев мне будет сильно должен, когда я подгоню ему эту прелесть.

— Нам оставь копию, — проворчал я.

— Зачем?

— Мою группу постоянно дёргают, то туда, то сюда.

— Больше не будут.

— Клянёшься на крови?

— Не завидую я твоей будущей жене, — начала Вера, но сразу осеклась. — Извини. Совсем из головы вылетело.

— Ничего. Я уже свыкся, — мрачно проговорил я. — Но речь не об этом…

— Об этом, об этом. Всё. Можешь забыть про дела в других рукавах. Ваша цель… если скажешь коммунизм, то получишь по лбу.

Я расхохотался.

— Буду иногда тебя на Астроафрику дёргать, но очень, очень редко.

— Гарьерг ещё в моём ведении.

— Это пока, — пробормотала Вера.

— Что ты имеешь в виду?

— Есть у меня ощущение, что Строганов может перенести свою базу… подальше от войн за имперское наследство. Куда-то, где есть большой портал, как на Касторе.

— Были у него такие планы, были, — согласился я. — Но, товарищ Тихонов отсоветовал. Так что никуда Джастин не денется, с подводной лодки.

— А как?

— Спроси у полковника или у Строганова. Мне они о своих разработках не сказали.

— Ладно, — вздохнула Вера. — Займёмся текучкой. Чувствую муж и дети, меня нескоро увидят…

— Вот не думал, что ты замужем, — удивился я.

Плоткина только махнула рукой.

— Уж лучше бы не связывалась со всем этим. Тяжело вести две жизни. Очень тяжело. Хорошо, что муж попался понимающий и с детьми возится, не без присмотра растут.

Мне стало грустно. Вера, поняв моё настроение, ободряюще похлопала меня по плечу.

— Кстати, ещё один вопрос. Я уже точно решила, что придётся обосноваться на Касторе. С Кадмии никак не получится оперативно заниматься текущими вопросами. Что посоветуешь? Есть свободные помещения?

Я задумался. Кое-что прикинул.

— Если тебе нужен кабинет с парой сотрудников, то можно у нас в торговой артели, разместиться. А если требуется побольше площади, то и в городе и на планете такого нет. Строимся медленно, да и сама понимаешь, сейчас у нас особо не селятся.

— Не тяни кота, Валер.

— Спутник планеты.

— Там же сейчас учёные…

Тогда я уже я махнул рукой.

— Сидит небольшая группа от нашего Физтеха, и занимаются больше наблюдениями. За ними зарезервирована треть помещений, но это на случай расширения. А так, там вообще десять тысяч человек, спокойно поместится со всем нужным для жизни и работы, понимаешь?

— Угу. То есть, даже если я отхвачу треть, то всё равно будет полно свободного места?

— Да. Поэтому не стесняйся. Да и удобнее тебе будет. Мы рядом, в случае чего вылететь будет проще.

— Всё-всё. Поняла. Давай вернёмся к нашим баранам.

Глава 5. Натаскиваем новичков

Октябрь — ноябрь 2007 года

Возвращение на Кастор выдалось будничным хотя мы и сделали большое дело. На планете шёл дождь, к счастью, такой же, как и в Рязани, а не тропический ливень Кадмии. Вкупе с деревьями из средней полосы России, которые начала сажать здесь Лена Приклонская, всё создавало впечатление, как будто и не уезжал со своих родных мест. Как заметила прилетавшая навестить меня полгода назад матушка: и стоило тащиться на окраину Галактики, чтобы увидеть то же самое, что и дома. Но это она говорила до того, как стемнело. А вот звёздное небо у нас другое, что логично и при этом необычное.

За то время, что мы ловили Ольгу Зотову, узнали слишком много и всё надо было пускать в дело. Причём срочно, а это было нереально. Не хватало и людей, и времени. Приходилось вычленять необходимое и заниматься этим.

И да. Едва мы ступили на планету, как пришлось выплатить один должок, который я задолжал нашему консультанту с Гарьерга. Я-то и забыл про начатую мной интригу, а вот Аня нет и специально отпросилась у Строганова, чтобы увязаться за нами.

— Сразу? — спросил её я, едва мы доехали до нашего здания торговой артели. — Или отдохнём немного?

— Зови, — бросила девушка, нехорошо сверкнув глазами.

По всей видимости, она подозревала меня в том, что я опять попытаюсь как-то воспрепятствовать её встрече с подругой и одноклассницей. Однако, у меня такого желания не было. Наоборот, интрига вступала в решающую стадию, а мне просто хотелось заниматься этим на свежую голову. Но ничего не поделаешь, иногда объекты торопят события.

На посту дежурил Хацкевич. Он радостно приветствовал нас и начал расспрашивать об операции. Я с удовольствием поболтал бы с ним, но сначала дело, поэтому пришлось вместо разговора заняться работой.

— Сержанта Столярову в мой кабинет, — приказал я и, махнув рукой Аньке, пошёл в своё обиталище.

Кажется, мой приказ привёл в ступор всех. По крайней мере, никто ничего не сказал, а молча глядели мне и Ане вслед. Да, я мало кому сообщил о школьных годах Риты. Знала только Стерлядкина, однако она не вдавалась в подробности, с кем именно дружила Рита.

Маргарита Столярова вошла в мой кабинет, осторожной лисьей походкой, как будто подозревая какую-нибудь подлянку. По логике она была права. Начальство, никогда так просто не вызывает. Либо наказать, либо озадачить. У нас, правда, в силу нашей малочисленности всё было гораздо проще. Наказания осуществлялись на месте поимки, без лишней волокиты и дополнительных эффектов. Да и те, кто из нас стал офицером, ещё не забыл, как был солдатом, поэтому относились к пополнению мягче.

Впрочем, подлянка это была, положа руку на сердце. Потому что увидев Анну, Столярова опешила, а потом поджала губы. Последний разговор, перед тем как Ритка уехала в Москву, а Аня в тюрьму, у подружек явно не задался. Девушка мне рассказывала, как он проходил. В общем, как принято у девочек. Крики, слёзы и истерики.

— Привет, Рит, — тихо произнесла Анна.

Столярова покосилась на меня настороженно. Пришлось сделать лицо кирпичом и пожать плечами.

— Уже перед самым отлётом, Аня мне рассказала, что встретила на Касторе школьную подругу, которая, как оказалось, служит у меня и хотела бы с ней пообщаться. Так как товарищ Леонидова представляет весьма ценных для нашей организации союзников, я не вижу никаких препятствий.

— Не хочу с ней говорить, — глухо отозвалась Рита.

Лицо Ани вспыхнуло, а на глаза навернулись слёзы. Я же пристально смотрел на Столярову. Хм, кажется, я перехитрил сам себя. Всё-таки надо было предварительно побеседовать с этой рыжей. Но я хотел сделать сюрприз и посмотреть на её реакцию.

— И вам совсем неинтересно, как она здесь оказалась, вместо того, чтобы отбыватьсрок в Алтайской исправительно-трудовой колонии? — ехидно спросил я.

Теперь обе девицы злобно посмотрели на меня. А что поделать. Надо принимать огонь на себя.

— Совсем неинтересно, — проворчала Ритка. — Но, наверняка…

Я не дал ей договорить, просто оборвал взмахом руки. Иначе Столярова такое скажет, что потом и сама Аня её видеть не захочет.

— Вот что девочки, — сказал я. — Не знаю, что между вами произошло, но вы можете поговорить здесь и сейчас, друг с другом.

Однако по Маргарите было видно, что она упёрлась вусмерть и никакая сила не заставит её помириться с подругой.

Вздохнув, я вышел из кабинета. Пусть тогда наедине пообщаются, может быть, хоть что-то из этого выйдет.

Однако, не получилось. Все попытки Ани разговорить Столярову наталкивались на её упорный отказ хоть немного поговорить с подругой. Это я понял по заплаканному личику девчонки, выскочившей из кабинета.

— Ну а ты что думала? — положив ей руку на плечо, спросил я. — Ты же от армии откосить пыталась, а она из семьи потомственных военных, как-никак. Ничего, ты не переживай, я с ней поработаю, поговорю. Помогу вам найти общий язык. Только не сейчас. Позже. Сама понимаешь, Ань, это дело тонкое.

— Если бы она меня выслушала, то я бы ей всё рассказала. Почему так поступила и вообще зачем убежала вместе с Вад…

Я приложил палец к губам девушки.

— Давай без лишних слов. А вообще, лучше изложи всё письменно, в чём у вас там проблема вышла и пришли мне. А я уже с этим поработаю.

— Прислать? — хлопнула глазами Анна.

— Естественно. Зачем тебе оставаться у нас? Только душу травить. Возвращайся к Джастину, работай, как работала, а когда я подготовлю твою упрямую подругу, то обязательно пришлю тебе сообщение. Договорились?

Аня закивала, всхлипывая. Вот раньше бы ты проявила такое понимание, девочка. Немного потоптавшись в холле, попрощалась со мной, хотела поговорить с нашими, но они уже расползлись отмечать возвращение, кроме Веры и Турсунова. Анна кивнула ей и, забрав своего охранника, покинула здание. За них я не беспокоился. У них свой корабль, значит, планету они покинут скоро.

Я не стал пока подходить к Плоткиной, а зашёл в кабинет, где сидела Столярова, вытянувшись, но тем не менее озираясь по сторонам. Вера пошла за мной, но осталась за дверью.

— Сержант Столярова! Напомните, в какое подразделение вас перевели? — начал я резко.

Она посмотрела на меня очень испуганно.

— Вы служите в Галактическом отделе Главного разведывательного управления Генштаба Минобороны СССР! — продолжал я, всё тем же повышенным тоном. — В разведке, по-простому!

— Товарищ лейтенант… — попыталась возразить Рита, но я не дал ей продолжить.

— Не перебивайте! Так вот, здесь разведка, а не богадельня. И мне наплевать, как вы относитесь к своей однокласснице!

Я приблизился к ней вплотную и заглянул прямо в синие глаза.

— Имеет значение лишь то, что она к вам относится хорошо и хотела бы поддерживать дружеские отношения. Не перебивать! Так вот. Пока вы служите в разведке, вы будете делать, то что нужно нам, а не то что нравится вам. Вы поняли?!

— Так точно, товарищ Кирьянов, — пробурчала Столярова. — Но я к вам не просилась, я в военно-космическое идти хотела.

Мысленно я закатил глаза.

— А я в космодесант добровольцем вступил. И что? Родина сочла, что моё место здесь, поэтому я, вместо того, чтобы демобилизоваться вместе с остальными, продолжаю нести службу…

Я покрутил рукой, пытаясь вспомнить ускользнувшую мысль.

— На дальних рубежах, — подсказала Вера с улыбкой, появившись в дверном проёме.

— И на них тоже. Поэтому, чтобы больше я от вас не слышал этого «не хочу». Если есть желание быть космолётчиком, то будете. Но в ГРУ, а не в ВКС, понятно? Или у нас или на «гражданку» с волчьим билетом. Хоть завтра. Свободны!

Перепуганная Ритка выскочила из моего кабинета и скрылась в недрах торгового дома.

— Так вот, ты кого оставить у себя наметил, — всё так же улыбаясь скрестила на груди руки Вера. — И обтёсываешь правильно. Девушка она толковая, задатки есть, но только о себе слишком много думает. Поэтому делать её пилотом, всё равно что гвозди микроскопом забивать. Пожалуй, девочка подойдёт для работы «в поле» сначала оперативником, а потом можно ставить разработку операций, после того как она опыт получит.

— Я так далеко не думал. Если честно, эта рыжая мне нужна, чтобы держать на коротком поводке Анну, — почесал голову я. — Если бы не это, то я даже время на неё тратить не стал. Даже бы к Стерлядкиной на обучение вторым пилотом не отправил бы, ибо зачем время тратить.

— Ну и дурак, — сказала Вера. — Я уже тебе описала, как можно использовать эту девочку с максимальной отдачей.

— Это ты поняла по одному взгляду?

— Иногда и такого достаточно. Нет, всё-таки вы, мужики, на редкость прямолинейные дуболомы. А по мордочке этой маленькой милашки видно, что она на редкость хитрая и изворотливая паскудка с мозгами интриганки. Уверена, что в настоящий момент, кипя от злости, она продумывает, какую бы сотворить тебе пакость, но чтобы самой не попасться.

— Зотова номер два, — хмыкнул я. — Ну уж нет. Пусть летает. Нечего нам собственными руками измену лютую высевать.

— Неполное служебное получишь, — лениво заметила Вера.

— Докладную подам, — ответил я.

— Вот и договорились. Пишешь докладную, но натаскиваешь рыжую на оперативную работу. Кстати, знаешь, где Тихонов хранит докладные на меня?

Я отрицательно мотнул головой.

— В мусорной корзине.

Вот и поговорили, в общем. Я намёк понял. Не знаю, как остальные докладные, а эта моя точно в мусор улетит. Делать нечего, пришлось выделять Столярову из общей массы и пока определять к Стерлядкиной. Нет, не подумайте, что я решил забить на приказ Плоткиной, просто единственным способом подцепить рыжую на крючок, была работа пилотом.

Неожиданно та инвалидная команда, которую мне навязали, начала показывать более или менее сносные результаты. Так, Вронковская, которую я вообще не знал, куда девать, неожиданно прижилась при штабе, взяв на себя всю бумажную работу, который мы обычно пренебрегали. Впрочем, боевая подготовка у неё тоже была на уровне. У Вадима Хацкевича не забалуешь. Это я к нему, во время обучения в Физтехе относился с изрядной долей иронии, но вот на восемнадцатилетних дев он оказывал нужное впечатление, и они под его внимательным взором эволюционировали в человека воюющего.

С Либерманом вообще проблем не было. Он и так был хороший боец, плюс проявил нужные лидерские качества. Правда, за старшинство ему приходилось постоянно бодаться со Столяровой. Я не ожидал такого напора от этой, выглядевшей как ребёнок мелкой девчонки с тонким голоском. Но факт оставался фактом. Она неплохо справлялась с порученными ей обязанностями и даже чему-то училась у Стерлядкиной, которая оказалась от неё без ума и постоянно хвалила.

Форуга, как и было сказано, была отдана под начало Яськи Довнарович, у которой, неожиданно для всех прижилась. Впрочем, и Ованесян с ней тоже сработался. Хотя он и так был малым покладистым, а вот у Яны характерец был едва ли не похлеще, чем у Довнарович. Впрочем, эти двое как-то уживались под одной крышей. Хотя почему бы и нет? Мужчин им не делить, у Яси был Славик, а Форуга крутила роман с Мишаней.

Слабое звено, Аришка Блохина, тоже оказалась пристроена к делу, став связисткой. Откуда у этой вечно витающей в облаках особы проявились способности к настройке связи и работы с соответствующей техникой, оставалось только гадать. Впрочем, неважно. Ведь, как известно, армия раскрывает в людях их лучшие качества, доселе дремавшие.

И последние две — Новикова и Филатова, особо себя не проявили нигде кроме боевой подготовки. Лидерских качеств у них не было, но они оказались очень послушны и исполнительны.

Вера только порадовалась, глядя, как идёт дрессировка, вернее, натаскивание личного состава. Бывала у нас на базе она не так часто, чтобы надоесть, но уверенно отслеживала все наши шаги.

— А ты говорил! Плохих солдат не бывает, есть плохие командиры. Впрочем, насчёт Новиковой, пока извини. Ничего узнать не удалось.

— Темиргалиев, — мрачно сказал я. — Он такие шутки любит.

— Нет, не он, — покачала головой Плоткина. — Ему самому интересно.

Она уже собралась уходить, но в дверях обернулась и посмотрела на меня пристально, прямо в глаза.

— И ещё Валера. Мне бы очень хотелось предостеречь тебя от романа с подчинёнными. Исключать, что девчонок к тебе направили с целью спровоцировать, а потом пришить аморалку, я бы не стала.

— Кто-то конкретный? — напрягся я.

— Нет. Да и не обязательно. Но обрати внимание, что во-первых, Катя Новикова строит тебе глазки, во-вторых, Филатова смотрит на тебя глазами влюблённого щеночка. Да и Блохиной ты симпатичен. Парень ты у нас молодой, всякое может случиться, особенно если девки сами хотят к тебе в койку прыгнуть.

— Насчёт Филатовой поверю. Она у нас вообще мозг не включает, живёт инстинктами, одним из которых является размножение, желательно с альфа-самцом. А Новикова, Блохина… ты ещё скажи Столярова!

Но Плоткина ничего не сказала, только покачала головой и пробурчала себе под нос: мужики, вот на это их и ловят.

Сама Вера была занята по уши, обосновываясь на базе спутника Кастора. Наличие там учёных оказалось хорошим прикрытием для её отдела, которые трудились на самом спутнике, а отдыхать спускались на планету.

Впрочем, старший лейтенант Алексей Беспалов летал к нам не только отдыхать, он старательно работал со Столяровой и почему-то с Вронковской. Ещё он, посмотрев на всех наших дев, оценив уже упомянутых Новикову, Филатову и Форугу.

— Из этих могут получиться хорошие наживки, для «медовой ловушки», — сказал он. — Если с толком поработать с ними, совсем немного. Данные есть, то что американцы называют сексуальностью, тоже на уровне, только по мелочи натаскать. Косметика, поведение, то на что любой мужчина, если он не импотент, клюнет. Ну ты понимаешь меня.

Я понимал и ещё как! Сам старлей Беспалов выглядел как безобидный интеллигент, из тех, что вечно спорят о достоинствах Кьеркегора или Коэльо, бесконечно обсуждают эпизоды из фильмов Пазолини, увлекаются Ларсом фон Триером и на которых стоит хоть чуть-чуть повысить голос, сразу тушуются. В реальности он был одним из лучших вербовщиков, с лёгкостью влезающим в душу кому угодно. Да и боевые навыки у него были неплохие. До космодесанта не дотягивает, но пересекались мы с ним во время ирсеилоурской революции. Хорошо работает.

Но я скептически покачал головой.

— Не веришь? — удивился он. — Зря. Да и если захочешь проверить у этой своей, профурсетки с Гарьерга уточни. Уверен, она подтвердит мои слова.

— Не в этом дело. Форуга — медик…

— Ааа. Ну тогда её вычёркивай сразу. Врачи у нас на вес золота, а вот дефицита шалав никогда не было. А насчёт остальных я тебе скажу так — ты к ним слишком придирчив.

Я не стал спорить. Однако, решил проверить слова Беспалова, как он и рекомендовал, через Мезенцеву. В конце концов, даже если сейчас не требуется, мало ли в будущем пригодится? Хотя, если честно, то девочек было немного жаль.

Даже повода не пришлось выдумывать. Разумеется, Мезенцеву тащить на Кастор я не собирался. Пусть её и считают моей любовницей, но тем не менее слишком уж палевно. А вот вывезти молодняк на Гарьерг, чтобы они посмотрели на все стороны инопланетной жизни и были готовы к возможным соблазнам, это запросто.

Как обычно, рейс мы замаскировали под скучающих туристов из Союза. Я был якобы сопровождающий, которого против его воли бросили присматривать за бездельниками. На это я так уверенно жаловался Джастину, что тот сразу понял: я прикрываюсь туристами, для каких-то своих секретных дел и потерял интерес ко всей туристической группе. В общем, спалить их никто не должен был, а насчёт Столяровой Аньке мы ещё во время ловли Зотовой популярно объяснили, что никто не должен знать, кто она такая. Девушка прониклась, и я был уверен, молчать она будет как рыба об лёд.

Короче, потаскали мы их сначала по Годрархкарту, изрядно испортив им развлечение лекциями, а потом отвезли в Старгород. Там тоже было по плану: обзорная экскурсия, а вишенкой на торте — визит в клуб.

— Заведение специфическое, поэтому ведём себя аккуратно и не поддаёмся на провокации, — объяснял я.

— Практически бордель, — хмыкнул Жмых. — Но замаскирован под клуб, типа приличное заведение.

— Задача такая. Вести себя как обычные туристы, которые забрели случайно в подобное заведение, но не поняли, куда попали. Я буду за вами наблюдать, а потом расскажу, что вы делали не так.

— Мы-то девочки, продержимся, — ядовито сообщила Столярова. — А вот насчёт вас, товарищ лейтенант и Саши, точнее, сержанта Либермана, мы не уверены.

— Посмотрим, — улыбнулся я. — Уверен, вас ждут сюрпризы.

Так и вышло. Во-первых, девочки растерялись от показной, чуть ли цыганской роскоши Люськиного заведения. Во-вторых, не думали, что там окажутся и парни, готовые удовлетворить все потребности обеспеченных туристок. А в-третьих, самый большой сюрприз, был в том, что и некоторые девушки делали им весьма недвусмысленные намёки.

Я только ухмылялся, глядя на их реакцию, пусть привыкают, к миру чистогана, а потом поручив их Варягу, скрылся в кабинете мадам Мезе.

— Что это такое? — немного брезгливо спросила она. — Выгуливаешь свой молодняк?

— Натаскиваю, — сказал их я. — Пусть привыкают.

Людмила со скептическим выражением лица скрестила руки на роскошной груди.

— Ладно, — сдался я. — Хочу услышать твоё мнение про них.

В конце концов, я уже это изучил и на собственной шкуре — опытные развратницы и проститутки могут сто очков вперёд дать любому дипломированному психологу-теоретику, а ещё хотелось проверить мнение Беспалова.

— Про всех?

Я лишь кивнул, не став тратить лишних слов.

Мезенцева откинула шторку с односторонне прозрачного стекла и внимательно стала изучать новых посетительниц.

— Кто тебя интересует в первую очередь? — спросила она.

— Эта вот, мелкая, рыжая, — я ткнул пальцем в Столярову.

— Умная, упрямая, карьеристка, — выдала она характеристику.

— Как Зотова, — ввернул я.

— Ни в коем разе, Валера. Зотова была абсолютно беспринципным созданием, готовой на что угодно. Эта же… Немножко наивная, но это лечится. И главное — она принципиальная. В её рыжую головушку вбиты железные принципы, от которых она не отступится. Это повредит её карьере, но ты удара в спину можешь не опасаться. Если она захочет тебя убить, то просто пристрелит в упор. Но вряд ли. Вообще, идеальная заместительница, так бы и забрала её у тебя, но, во-первых, ты не дашь, а во-вторых, сама не пойдёт. Нет, по мелочи пакостить она может, но её легко же обработать, и про способы ты знаешь лучше меня.

— Кстати, насчёт работать у тебя. Кого бы из них ты взяла не задумываясь?

— Тебе на стажировку?

— Угу.

— В общем, рыжую мы сразу отбрасываем, исключительно из-за её принципов. Их можно корректировать. Но не в этом вопросе. Так. Теперь вот эту, — она показала на Блохину. — Тоже не взяла бы. Вернее, я-то взяла бы, но тебе не советую её натаскивать. Слишком доступная и склонна увлекаться мужчинами. Вероятно, комплексы. Такие не ловят, таких ловят, проще говоря.

— Угу, — согласился я с мнением Люси, так как Арина была действительно не от мира сего. — Следующая.

Мезенцева ткнула пальцем во Вронковскую.

— Эта тоже нет. Банально не сможет совмещать. У неё только одно, или разведчица, или проститутка. Поэтому натаскивай её в другой сфере, — она подумала и потом уверенно ткнула пальцем в Новикову. — Потенциал есть, но в постели она будет так себе. Впрочем, это корректируется. Так что можно попробовать.

— Понятно, — буркнул я, мучительно раздумывая, стоит ли впутывать в этот блудняк сестру Полины. — Добивай.

— А вот этих двух взяла бы без вопросов. Та, что повыше, — она имела в виду Форугу. — Старовата, но это не проблема, а эта мышка просто идеальна. И проститутка получится неплохая, да и о деле забывать не будет.

Что же, будущее глуповатой Юли Филатовой, похоже, решено. У Яны в наличии ценная специальность, а вот Юля… Если промедлю я, то её возьмёт в оборот Беспалов. Ох и достанется мне от её матери… Впрочем, стоп. Откуда она узнает-то? Кто её пустит к таким сведениям?

Вот, кстати, к вопросу о том, почему я никого из своих братьев и сестёр не стал забирать к себе, проходить службу. Пусть отслужат, как обычные люди.

— А теперь, небольшой подарок от меня, — улыбнулась Люся и взяла бутылку какого-то местного вина и вышла из кабинета.

— Рада приветствовать советских граждан в моём скромном заведении, — произнесла она, глубоким голосом. — И пускай теперь я живу в другой стране, но душой я остаюсь советская… Официант. Налейте вина девочкам.

Сказав это, она мышкой шмыгнула обратно в кабинет и с интересом встала перед односторонним стеклом. Я понял, что она задумала и тоже стал наблюдать, как отреагируют девчонки.

Филатова и Форуга с удовольствием отхлебнули вина, то же самое сделала Блохина, чуточку помедлив, к ним присоединилась Вронковская, но Либерман задумчиво держал бокал в руке. Столярова же решительно отставила вино в сторону.

— Не буду и вам не советую, — пискнула она суровым, насколько это было для неё возможно голосом.

Её совету сразу последовали Либерман и Новикова, остальные недоумённо уставились на девушку.

— Вы что не понимаете, кто она? — спросила Рита. — Это предательница. Скорее всего, в концлагере она сотрудничала с врагом. Или того хуже — дезертир. И вы будете принимать от такого человека подарки?

Бокалы с вином остались в руках только у Форуги и Филатовой. Однако Ритка посмотрела на них сурово, и они стушевавшись тоже поставили вино на стойку, правда, предварительно сделав по глотку. Столярова мрачно покачала головой.

— Теперь я уверена точно в своих прогнозах, — шепнула она мне, обвивая шею. — Кстати, Валер, ты по делу или у нас есть время поразвлечься?

— Совместим, — сказал я, решив, что имею право на небольшой отдых.

На корабль все возвращались в самом разном настроении. Я был рад, что удалось снять напряжение, да и к тому же нам и правда удалось обсудить с Мезенцевой кое-какие текущие дела. За Джастином всё-таки требовался глаз да глаз. По слухам, он влез в какие-то непонятные дела в рукаве Центавра и мне, а вернее, управлению специальных операций требовалась информация. Люська обещала помочь, но её возможности были сильно ограничены. Девочки были в сильной задумчивости и только Либерман, как будто ничего не произошло, что-то обсуждал с Варягом.

Задумчивость девушек дала свои плоды, правда, немного неожиданные. Сначала Рита, когда Филатова и Форуга начали ныть, что поступили неправильно и вино было подарено от чистого сердца, ехидно вставила: принимать подарки от проституток это их личное дело, но многое говорит о них самих.

Это внезапно задело Катю Новикову, которая, к моему удивлению, так и не поняла, в каком заведении побывала. Общие усилия и мои поддакивания убедили её. Но посмотрела на меня она обиженно. Я ухмыльнулся и подмигнул, после чего девушку прорвало.

— Не могу поверить! — разбушевалась Катька, когда мы расселись в кают-компании. — Чтобы советская гражданка стала проституткой, да ещё и предпочла жить в полуфеодальной стране!

— Вообще-то, она бордель-маман. То есть сама она работает редко и с особыми клиентами, — уточнил я.

Рита Столярова впала в задумчивость. Я специально оставил девушку, которая порывалась скользнуть в кабину к Стерлядкиной, с нами. Послушаю и её, если она найдёт что сказать.

— Да ладно, — возразила ей Форуга. — Старгород вполне себе современный город.

Филатова, согласно закивала. Катюша потеряла дар речи. Я же скептически хмыкнул. Всё-таки некоторых людей нельзя выпускать во внешние миры, несмотря ни на что. Новикова была из таких. Немножко идеалистка. Вот и сейчас, услышав мой смешок, она гневно воззрилась на меня.

— Что ты хочешь? — спросил я её и ввернул цитату. — Злонравия достойные плоды.

Пришлось посвятить девчонок в официальную, отредактированную версию биографии Мезенцевой. Что девчонку призвали из села в глухомани, близ Пронска. Якобы в их доме даже сортир был деревянный и на улице. То есть нормальной жизни она и не видела. А как оказалась в плену, так девчонку и взяли в оборот. Проституировали её ещё в лагере военнопленных, давая послабления режима. И да, то что подавляющее большинство других пленных девушек восприняло её поведение крайне негативно, говорит нам о том, что это исключение из правил, а не правило.

— Так что можешь расслабиться. Шлюхи, подонки, предатели хоть и существуют в нашей реальности, но порядочных граждан больше, — закончил я, свою вдохновлённую речь.

— Предатели? — остановилась Катя Новикова.

Да и остальные посмотрели на меня заинтересовано. В те годы, сразу после войны, тему предателей у нас старались обходить. Были разные, не только такие, как Мезенцева, ещё и бывший начальник Лены Приклонской, собственно из-за его попытки перейти на сторону врага, девушка и попала к нам.

Я вздохнул. Патриотическое воспитание оно необходимо, кто бы спорил. Но всё-таки не стоит так безбожно приукрашивать реальность. Вот никогда не любил такого вот, благостного патриотизма. Любовь к Родине, по моему скромному мнению, должна стоять на твёрдом материалистическом базисе.

— А что ты думала? — зло спросил её я. — Даже в Великую Отечественную было немало тех, кто служил гитлеровцам, не за страх, а за совесть. Считаешь, что с инопланетянами было иначе? Многие из тех, кто переходил на сторону имперцев, думали, за ними сила, потому что они покорили почти все обитаемые планеты в Галактике. Да и выглядели они более развитыми чем земляне. Вся эта техника, которая у нас только-только начала появляться, у них существовала уже несколько столетий, если не тысячелетий. И наплевать было, что они не развиваются. Главное — что там можно жить в комфорте.

Катерина расстроено засопела. Вот дать бы по ушам её учителям и комсомольским работникам за то, что выпускают в космос, таких вот наивно-благостных девочек. Впрочем, чего это я. Сам был таким не так уж давно. Спасибо полковнику Копылову, взял под своё крыло. Объяснил, какие механизмы работают и что движет людьми.

— Впрочем, не переживай, — усмехнулся я. — У нас было не всё так плохо, как у американцев. Некоторые пленные, солдаты, несколько человек из разведки, кое-кто из хозяйственников, но низкого уровня, перебежал. Высшее руководство держалась стойко и уверенно.

— А у американцев? — с улыбкой спросила она.

Девушки заулыбались, и даже Саша Либерман хмыкнул.

— Почти то же самое. Вот только Джорджа Сороса они расстреляли в 2000 году. Хоть у них так не принято, электрический стул или смертельная инъекция, но для него сделали исключение. Или просто, потому что военные суды могут назначать такую меру.

— А кто это такой?

— Миллиардер, крупный финансист. Сначала его взяли за организацию антивоенного восстания в Сиэтле, в 1999 году. Тогда американцам пришлось накрыть военной авиацией, совсем как в Гражданскую войну, когда восставший Нью-Йорк, долбили корабельной артиллерией.

— Ого! — удивилась Катька.

Правда, непонятно чему. То ли не знала про Сиэтл, а может быть её удивил исторический факт про Нью-Йорк. Потому что про бомбёжки Сиэтла проскакивало в нашей, советской печати. Хоть и мельком. Всё-таки тогда они союзниками были и мы старались лишний раз не обострять отношения. Я-то прочитал об этом на службе, в «Красной Звезде» была большая обзорная статья, а вот как у гражданских обстояли дела, неясно.

— Да, всё так. Брали его за мятеж, а начали допрашивать, там такое всплыло… Сотрудничество с имперцами как минимум. Судя по приговору, он обязался дестабилизировать обстановку изнутри, в обмен на то, что его назначат здешним генерал-губернатором.

— Но, может быть, он не работал на имперцев, а ему просто задним числом приписали?

— Возможно, возможно. Всей правды мы не узнаем. Совершенно точно одно. Рамсфельд не устраивал Сороса на посту президента США, и тот всячески пакостил. То финансируя избирательную кампанию его соперников, то устраивая беспорядки и столкновения с военными. Так что могли тупо подвести под статью, раз удачный случай подвернулся, заодно давая сигнал своим элитам, чтобы даже думать не смели о беспорядках или рыпаться против правления республиканцев и военно-промышленного комплекса.

Я ещё долго вдохновлено рассказывал молодёжи про международную обстановку и о причинах, которые толкнули современное американское общество влево. Но едва я закончил, как Рита Столярова, которая, казалось, не слушала меня, подняла руку и спросила.

— Можно вопрос наедине?

Я благосклонно кивнул, и мы вышли в курилку. Интересно, что она хочет такого спросить, не касающееся ушей её сослуживцев. Мне показалось, что она вообще сидела погружённая в свои мысли.

— Скажите, эта «бордель-маман» является нашим агентом на Гарьерге? — в лоб спросила она меня.

Вот честно Столярова застала меня врасплох. Если бы не годы тренировок, то нипочём бы не удержал лицо. Тем временем девушка стушевалась под моим пристальным взглядом.

— Я глупость сказала?

Что же и Плоткина, и Мезенцева были правы. Она умна, этого не отнять. Это надо поощрить.

— Да, — признался я, но моментально уточнил. — Всех подробностей сказать не могу, но будь с ней осторожнее.

— Разве…

— Всякое может случиться. А ты чего вообще спросила?

— Я просто не могу понять, — лицо Столяровой вдруг стало серьёзным и сосредоточенным. — Как нормальная женщина может согласиться на такое? Нет, я не дура, знаю, что в странах капитала, для многих это порой единственный способ заработка. Но ведь…

Мне вот честно захотелось её погладить по голове, как маленькую девочку.

— Ну зачем далеко ходить? — мягко сказал ей я. — Посмотри на Филатову или Форугу. Я уверен, что не будь у Яны серьёзных отношений с товарищем Филипповым, она бы попросилась. Да и Филатова ещё попросится. Такой характер.

— Неужели они не понимают…

— Когда поймут, будет поздно сдавать назад, — не глядя в глаза девушке, пояснил я.

— Я не хочу у вас работать, — решительно сказала Столярова. — И уйду в космофлот, как только закончится срочная служба.

С этими словами она развернулась и решительно затопала в сторону кают-компании. Забавно. Но ты уже в системе, поэтому никуда не денешься. Да, я оценил твой мозг, а лидерские качества ты показала раньше. Принципы у тебя есть. Поэтому тебя не выпустят, но ты побрыкаешься. Наверняка попытаешься предупредить эту наивную дурочку Филатову, и полный провал будет твоим первым уроком. А дальше будут остальные уроки. И в конце концов, мы тебя обломаем и поставим на службу. Хотя и жаль, но нам Ритка, нужны такие, как ты. Умные, хитрые, в меру принципиальные. Поэтому мы и оставим тебя под своим крылом. А в награду ты получишь немного космоса. Потому что стране не нужна ещё одна галактическая война в ближайшие годы. А значит, разведке придётся работать в полную мощность и по всем направлениям. Даже по тем, которые, казалось бы, не имеют никакого отношения к большой политике. Но это только, кажется.

Пока я размышлял об этом, ко мне подошёл Варяг.

— Что скажешь? — уточнил он. — Можно их выпускать «в поле»?

— Не можно, а нужно, — вздохнул я. — Сидя на базе, они мало чему научатся. В нашей работе, теория — вещь, безусловно, нужная, но без практического базиса никак не обойтись.

— Так-то правильно. Но я наблюдал за ними в клубе Мезенцевой. Либерман, Столярова, Вронковская и Новикова держались хорошо, а вот Блохина, Форуга и Филатова, честно говоря, слабоваты пока.

— Так они с нами будут, не самостоятельно работать. Но в чём-то ты прав. На Синюю с нами полетят, пожалуй, только трое из всей команды. Операция предстоит не сказать, что сложная, но непредсказуемая.

— А как у нас бывает предсказуемая? — поразился Варяг. — Постоянно ведь то одно, то другое вылезет.

— Ну почему, — ухмыльнулся я. — Когда мы за Зотовой гонялись, то понимали, что будет полная жесть. Так, оно и вышло.

Мишин лишь недовольно покачал головой. Мы докурили и вернулись к девчонкам, которые уже спорили о чём-то своём, каких-то девичьих заморочках типа, где доставать косметику в нашем медвежьем углу. Лишь Столярова сидела в сторонке, погрузившись в глубокую задумчивость. Либерман явно заскучал, поэтому едва мы появились, сразу сунулся что-то уточнять у Варяга.

— Это всё фигня, девчат, — сказал я. — Да, магазинов и универмагов с широким ассортиментом, к которому вы привыкли, у нас на Касторе пока нет. Но всегда можно заказать, да на том же Гарьерге. Составляете список, покажу, как отправлять… Хотя нет, лучше отдайте Столяровой.

Рита очнулась и посмотрела на меня возмущённо. Я хитро улыбнулся.

— Ритка у нас скромница, но я скажу. Чтобы не замалчивать достижения, и вы брали пример с неё. Пока вы хлопали глазами, изучая Старгород, она свела знакомство с помощником главного карго-мастера этой, так называемой ушкуйной республики.

Я совместил полезное с полезным. Едва мы пересекли границу, я сразу отправил Маргариту общаться со своей бывшей подружкой. Ритка пыталась возмущаться, но приказ есть приказ. Хорошенько проинструктировал девушку, пояснив, как себя вести — то есть не изображать радушие, не бросаться в объятия, а быть сперва холодной и отстранённой, но потом всё-таки позволить себя разжалобить, выслушать Анну, посочувствовать её нелёгкой доле и так далее.

Столярова молодец, выполнила всё, как ей было велено, а вернувшись отчиталась мне и получила устную благодарность.

— Будешь поддерживать дружбу по переписке. Повод я придумаю.

— Знаете, мне в какой-то момент и правда стало её жалко, — пробормотала Столярова. — Я, правда, до сих пор не одобряю того, что она сделала, но… теперь уже и не знаю.

— Вот и хорошо, что не знаешь, — похлопал её по плечу я.

— А почему вы с ней так носитесь? — наконец решила задать вопрос девушка.

— Будешь себя хорошо вести — узнаешь. Вернее, Анна сама тебе расскажет, — утешил я Маргариту.

И теперь, глядя, как девчонки просто атаковали вопросами негодующую на меня Столярову, я улыбался. Что же. Повод для постоянной переписки я ей придумал, а остальное приложится.

Глава 6. Последняя война

Ноябрь 2007 года

Планета, которую мы называли Синей, носила какое-то своё оригинальное название. Но в глубокой древности, ещё до разразившейся на ней войны, ставшей последней. Глобальной, я имею в виду. Так-то людей не переделать, особенно если они одичали и между ними порой случались стычки. Однако, оставшиеся в живых аборигены давно не использовали его, по каким-то неясным нам причинам. Они вообще не выходили в космос с того времени и, кажется, изрядно деградировали, даже не помышляя о космических путешествиях. Имперцы обозначили её как Аранг Тегорат, то бишь мёртвая планета.

Уровень цивилизации, на момент гибели соответствовал семидесятым годам двадцатого века. Понятно, что никаких посадочных колец там не было, да и не могло быть. И мы и имперцы просто сделали разведку на флаерах, не вступая в контакт с местным населением. Хорошо, что догадались поставить в местах обитания людей датчики, которые собирали информацию, а также изучали речь местных племён. Теперь нам пришлось кружить надо планетой, ожидая, пока информация будет обработана.

— Что это? — спросила меня Столярова, с недоверием оглядывая прибор, который я вручил новичкам.

— Автоматический переводчик, — пояснил я. — Наша, советская модель, АП-21, приспособленная под русский язык, в качестве основного. Незаменимая вещь здесь, во Внешнем рукаве. В остальной галактике могут, более или менее сносно изъясняться на низком имперском, а на окраине галактики, докуда империя не добралась, приходиться выкручиваться. Впрочем, мы взяли за основу технологию Ардат Тангорихкс, потом поискали кое-что в загашниках Предтеч на Кадмии и получили вот это. Даже у американцев подобного нет, а европейцы вообще у нас предпочитают заказывать и не только центральные, а и западные.

Столярова, Либерман и Новикова продолжали молча смотреть на меня. Они пока ещё не сталкивались с такими технологиями.

— Смотрите, как им пользоваться, — вздохнул я и стал показывать, как его приспособить, чтобы аборигенам было незаметно и можно было говорить, как на родном языке. — Через полчаса загрузятся местные наречия и можно будет спускаться.

— Вы бы лучше изучили, с чем нам на планете предстоит столкнуться, — проворчала Стерлядкина, которая пришла к нам в кают-компанию, размять ноги.

— Фигня, — отмахнулся Мишин. — Обстановку я помню, по нашему прошлом визиту. Деревеньки, кучкующиеся в долине на северном континенте. Пара городов, если так можно назвать эти руины, в которых обитают люди. А ещё там бегают какие-то кочевники. Кажется, мутанты.

Марина постучала себя по лбу согнутым указательным пальцем.

— И ещё там не должно было быть никаких миссионеров, способных выйти в космос. У меня память не хуже твоей. И уровень техники там крайне низкий.

— В смысле? — заинтересовался Либерман.

— Да сложно сказать. В нашей научно-технической истории, таких аналогов нет. Там могут соседствовать как паровые машины, так и примитивные дизельные. Ещё в наличии ручная механика, а кое-где исключительно примитивные орудия труда.

— Как у нас, на Земле, до открытия межзвёздных переходов, — ровным голосом произнёс я. — СССР и США летали в космос, а в Африке, в это время работали мотыгами, даже не сохой.

Стало тихо. То ли из-за моих слов, а может быть в целом из-за ситуации, собравшиеся ощутили неловкость. Я поднялся с кресла и прошёл к экрану, запустив информацию, об изменениях, которые произошли на планете.

— Это всё лирика, ребята, — пояснил им я. — Но Марина права. Надо изучить новые данные.

— Я имел в виду оружие, — стушевался Александр.

— С оружием всё в порядке. Огнестрела нет. Зато есть очень мощные арбалеты, интересного вида мечи и прочие копья, алебарды, бердыши…

Я вывел на экран несколько фотографий, сделанных в прошлый раз. Кажется, союз деревень отбивался от налёта кочевников. Либерман стал заинтересованно их изучать, а я вызвал на экран новые данные. Минуту внимательно читал, что же там произошло в наше отсутствие, а потом развернул монитор к остальным.

— Вот смотрите. Это даже не аборигены, можно выдыхать — чудес не бывает.

Моя команда, практически в полном составе уставилась на экран. За время нашего отсутствия на планете появились некие люди, которые были не похожи на местных жителей, но подходили под описание, данное Джастином.

— У меня версия, — щёлкнула пальцами Марина. — Какие-то мутные инопланетяне наткнулись на планету, обнаружили искусственный интеллект и запустили свой сектантский проект, чтобы вытащить ИИ на свет божий и получить его в своё распоряжение.

— При отсутствии прочих и эта сойдёт за рабочую. Только сразу укажу на слабые звенья: откуда они узнали? Почему у них хватает ресурсов летать по космосу, а выкопать ИИ нет? И так далее.

— Всё эти вопросы решаются крайне просто, — фыркнула Марина. — Спускаемся, захватываем проповедников…

Мы с Гришей Мишиным переглянулись.

— И что дальше? — озадачил я вопросом нашего пилота.

Стерлядкина растерялась и как-то беспомощно осмотрелась по сторонам.

— Ну, наверное, допросим…

— И о чём будем спрашивать? — вкрадчиво спросил я.

— Вам виднее, — отрезала она. — Я пилот.

Я и Мишин опять переглянулись и тяжело вздохнули.

— Эме, солнышко. Пойми, пожалуйста, правильно. Возможно, мы имеем дело с реальными фанатиками, но возможно, что и с аферистами. В обоих случаях надо вести допрос по-разному. Сейчас же мы вообще не представляем, как надавить на пленника, чтобы начать хоть что-то выяснять.

— В любом случае нам надо спускаться на планету и общаться с местными жителями или этими проповедниками, — проворчал Хацкевич, проверяя оружие.

— Не поспоришь, — кивнул я. — Но поступим мы так. Сначала идём двумя малыми группами по разным адресам, общаемся, без фанатизма, а то и просто смотрим, как они живут. И только потом, встретившись, решаем, что будем делать. В первой группе иду я, Самбо, Диана и Столярова. Вторая группа: командир Варяг, с ним Жмых, Череп и Либерман. Остальным быть готовыми в любой момент спустится.

— Врач с кем? — уточнил Гришка.

— Врач… — я тяжело вздохнул.

Ну да. С медицинской поддержкой у нас серьёзная проблема. За сутки до вылета к нам пришла Довнарович и сказала, чтобы мы взяли Форугу вместо неё. На мой недоумённый вопрос Ярослава ответила, что забеременела. Я выругался. Нет. Я очень долго и изощрённо ругался.

— Валера, — проворчала Яся, когда я закончил. — Ведь я тебя предупреждала, что не собираюсь рожать на пенсии. И как обещала — дождалась смену, которая сможет заменить меня в полевом отряде.

— Серьёзно? Форуга?

— Ты сам виноват. Приятное своему дружбану можно было сделать другим способом.

— Переиграть уже не получилось бы. И потом, у тебя есть Ованесян.

— Он исследователь и занимается диагностикой, — отрезала Довнарович. — В поле работать может, но не должен.

— У Форуги, как будто опыта больше…

— Пусть нарабатывает.

— Смысл? Несколько лет и замуж или в декрет.

— Летит Форуга, — отрезала Довнарович. — Я аборт делать не собираюсь, а даже если бы и сделала, то мне всё равно потом отлёживаться неделю. И потом, беременность она не на всю жизнь. Она залетит, я из декрета выйду.

— Ага, вот так и будете чередоваться, — проворчал я, и Яська от избытка чувств, бросила в меня бинтом.

Поэтому, к вящей радости команды, и к моему недовольству, с нами летела Яна. Меня эта девушка удивляла. Для начала она пошла в армию, чтобы быть вместе с Мишаней. Хотя её могли и не взять, по состоянию здоровья. Зрение было откровенно слабым и поправили его только у нас на инопланетном оборудовании. Но оказавшись в дальнем космосе, начала чудить. Охотно заигрывала с парнями, строила глазки. Было ли что-то серьёзное, я не знал, свечку не держал и вообще старался в чужую личную жизнь не лезть, если это не требовалось по работе. Но как по мне, и это был перебор, при наличии рядом мужчины, с которым собиралась пожениться. Мишка же, на прямой вопрос отмалчивался или что-то говорил про духовную связь. Вообще, он и сам, будучи в разлуке, вёл отнюдь не монашескую жизнь. Мезенцева мне докладывала. Она мне обо всех наших светившихся в её заведении сообщает. А в какие связи вступал он сам за пределами её борделя вообще неясно.

В общем, девушка была ласкова, приветлива и охотно заигрывала с бойцами. Это тоже мне не нравилось. И я решил, что если девица будет чудить и дальше, то избавлюсь от неё при первой возможности.

— Врач пока остаётся на корабле, также в боевой готовности.

Бойцы заухмылялись, а Столярова презрительно хмыкнула. Ну да, красавица. Вот в этом я с тобой согласен. Всё-таки, как бы ни чудачила Яська в своё время, но она умела держать себя в руках.

Итак, за то время, что мы изучали данные со сканеров, нам удалось вычленить два объекта, куда мы решили наведаться. Первый — храм Оракула, который соорудили в одном из городов, где ещё теплилась жизнь, из обломков старых зданий. Второй — миссия в долине. Моя группа шла в храм, а Варяг отправился в миссию.

— Зачем вы меня взяли с собой? — спросила Столярова, когда мы, замаскировав флаер, совершали небольшой марш-бросок, к недобитому ядерной войной городу.

— Две причины, — отозвался я. — Во-первых, ты из религиозной семьи, кажется, дедушка был священником, а во-вторых, надо молодняк натаскивать.

— Я пилот, — возмутилась Столярова.

— Всякое случается. У Марины спроси, как она, помощник пилота, оказалась во главе восстания военнопленных, а потом участвовала в боях в Гордзексе. Надо быть готовыми ко всему, такова наша работа.

— Знать бы ещё цели всей нашей деятельности, — упёрлась Рита.

— Очень простые. Всё наше разведуправление работает на то, чтобы оттянуть войну имперских осколков против Земли или против СССР на какое-то время или полностью ликвидировать угрозу. И сразу предвижу возражение, мол, мы с целой империей справились в своё время, что нам эти государства-лимитрофы? Поясняю. Ардат Тангорихкс дышал на ладан, плюс нам повезло, мы нашли уязвимую точку. Иначе бы нам войну не выиграть. Новые государства, молоды и агрессивны. Вкладываются в развитие науки и армию. Так, по нашим данным, вооружённые силы Торкартена уже превосходят имперские времён войны. К ним подтягивается Гаркхия, да и Тарна Тангорихкс не так далеко отстала. К тому же с нами они будут биться во всю мощь. Потому лучший способ — заявить себя имперским наследником, разгромить нас, их победителей.

Ритка замолчала, придавленная этой мыслью и не произнесла ни слова, пока мы не показались окраины чудом выжившего города. По пустыне было идти непросто, да ещё и привязалась ко мне странная песня группы «Аукцыон». Почему-то и в прошлый мой визит сюда она крутилась в голове.

Я сам себе и небо, и лунаГолая, довольная лунаДолгая дорога, да и то не мояЗа мною зажигали городаГлупые чужие городаТам меня любили, только это не я

Впрочем, чуда-то особого не было. Оказался городок в стороне войны, посчитали ненужным тратить на него ядерные заряды, вот и выжил. Жители пришли в себя от шока и стали потихоньку выживать, отбиваясь от чудовищ и от соседей. В окрестностях города находились поля и деревни, снабжавшие горожан пищей, а те взамен, охраняли их от всякой нечисти, ну, поставляли промышленные товары. Экономическая модель очень банальная и примитивная, но иной не имелось. Вообще, вся планета, бесконечное поле для работы наших учёных, но они и так разрываются и зашиваются, перерабатывая те массивы данных, что мы получили после как до войны, так во время и после.

— Кто такие? Откуда? — остановили нас стражники, когда мы подошли к посту рядом с городом.

Мы были одеты в наш обычный камуфляж. В таком мы брали имперскую столицу. Однако на поясе у меня с Хацкевичем висели мечи, из образцов, которые мы взяли в схроне, информацию о нём мы узнали от наших следящих устройств. Одежду после небольших споров, решили не менять. Всё равно,местные, одеваются как придётся. Моды или униформы здесь не существует. Да и бедна планета. Для них это всё роскошь.

— Гориан. Наёмники, — ответил я.

— Натворили чего? — бдительно спросил старший стражник.

Горианские наёмники считались одними из лучших на этой планете, услуги их стоили прилично, однако без работы они не сидели и по городам наниматься не шастали. Мы представились ими, потому что они были единственными, кто брал к себе женщин.

— Нет, — отозвался я. — Просто в этой местности решили обосноваться, поближе к храму.

Старший стражник хмыкнул в усы. Не одобрял он новой религии, с этим огненным богом и его оракулами. Однако молодёжь одобрительно закивала, кроме одного, который, окинул нас взглядом и подозрительно спросил.

— И что, так теперь одеваются в Гориане?

— Портной скидку дал, — пожал плечами я. — Вот и взяли сразу на всю банду.

Старшему стражнику надоело нас слушать, и он махнул рукой.

— С арбалета тетиву снять и проходите.

Мы кивнули и, выполнив его требование, вошли в Альрон. Одно из немногих, переживших войну поселений. Удивительно, но все города и даже долина с деревеньками, находились на одном континенте и неподалёку друг от друга. Возможно, здесь находилась страна, не участвовавшая в войне напрямую, а досталось ей уже по касательной, чтобы себя самыми умными не считали.

Город контрастов, что сказать об Альроне. Паровая техника — включая трамваи и, как мне показалось, где-то вдали мы услышали рёв паровоза. И всё это существовало в зданиях, построенных более совершенной техникой. Что-то разрушившееся от времени, заменяли более примитивной постройкой и так здесь было во всём.

Чувствовался упадок, то что общество и местные жители до сих ни пор не оправились, ну психологически от последствий войны, разразившейся сотни лет назад.

— Во всём этом виноват мой коллега, — вздохнула Диана.

Я обмер. Девушка, очевидно, говорила про разразившуюся ядерную войну, однако, следовало уточнить.

— Что ты имеешь в виду?

— Война, — коротко объяснила девушка. — Я не знаю, что он сделал, но именно его действия привели к обмену ядерными ударами.

— Ну я бы не стал так категорично утверждать, — начал я, но в этот момент вмешалась Столярова.

— Её коллега? — спросила она со смесью ужаса и отвращения. — Да кто она такая?

Растерянность Столяровой была объяснима, она с первого дня подозревала: с Дианой что-то не так. Последующие события, когда Яковенко была единственной из новичков, которую мы брали с собой. Да и вообще вела себя так, как будто она здесь живёт давно и всё знает, окончательно убедили девушку в её мнении. Проблема была в том, что при всём своём уме, Столярова не могла выдвинуть какой-то вменяемой версии, даже чисто для себя. Чтобы строить предположения, надо было обладать точным знанием.

— Позже объясню, — отозвался я. — Сейчас не место и не время. Тем более тебе ещё давать подписку о неразглашении.

— Я уже подписывала, общую, — сообщила вредная девчонка.

— А это неважно. Пока же молчи и слушай. Ладно. Ди, что навело тебя на мысль о виновности твоего… эээ… коллеги, назовём его так. За неимением лучшего.

— Развитие планет Внешнего рукава, — спокойно объяснила девушка. — Обрати внимание, что те планеты, которые не посещали имперцы или там не оказалось другого моего коллеги, представляют из себя весьма примитивные общества. В лучшем случае уровень развития, который Земля проходила тысяч пять лет назад.

Я замахал рукой.

— Развитие планеты не определяется рукавом. Если бы не Юпитер в Солнечной системе, то мы бы до сих с каменными топорами бегали и это в лучшем случае. Кто знает, что случилось в этой звёздной системе? У нас нет каких-то точных данных, из которых можно было бы, точно сказать, да, это вмешательство в естественный ход событий.

— Если бы не Юпитер, то на Земле вообще могло не быть жизни, — парировала Диана. — Да, ты прав, Валер, это не аргумент, а вот реальные данные в подтверждении моей теории у меня есть.

И она махнула рукой, показывая на окружающие нас здания. Я вопросительно посмотрел на неё, ожидая ответа. Диана рассмеялась и пояснила.

— Все старые дома построены в стиле архитектуры Предтеч.

— Может просто совпадение, — буркнул Хацкевич.

— Предтечи были инсектоидами и рептилиями, — улыбнулась девушка. — Какая вероятность того, что разумные приматы начнут строить ульи?

Я ещё раз, более внимательно, осмотрел здания. Действительно, что-то такое в её словах было. Подобной архитектуры я не встречал ни у кого, а повидал я много странного.

— Очень низкая, — скрепя сердце признал я.

— Это к вопросу о том, почему первые земные звездолёты были такие неудобные для вас и все они сейчас списаны или разобраны на детали, — продолжила девушка. — А вот имперцы…

— Вернёмся к этому вопросу позже, — мрачно резюмировал я. — Сейчас у нас другая задача. Просто держим в уме, что наш друг похож на того, что мы захватили на Палестине.

С искусственным интеллектом, который был захвачен на планете религиозных фанатиков, возникли большие сложности. Глубоко шокированный тем, к чему привела его деятельность, он с трудом шёл на контакт. Диана и прилетавшая к нему Анна, просиживали часами пытаясь убедить его, пойти на контакт с людьми. Какие-то результаты их настойчивость дала. Однако, древний разум продолжал винить себя и если бы не обязанности, к которым он собирался приступить, то мог и попытаться наложить на себя руки. Как бы странно это ни звучало.

— Вряд ли, — отрицательно мотнула головой Яковенко. — Судя по появившимся проповедникам…

— Заканчиваем дискуссии. Для начала его надо найти.

Прогуливаясь по городу воплощённого постапокалипсиса, я поневоле подмечал настроение жителей города. Они делились на две категории. Первая — большая. Те, кто просто жил. Им было присуще какое-то равнодушие и настороженность. Зато вторая, встречающаяся редко, ходили воодушевлённые, как будто со дня на день должно произойти что-то такое, что изменит их жизнь к лучшему. На одеждах вторых я заметил какие-то религиозные символы, которые мне очень не понравились. Я толкнул Диану, указывая на них.

О-о, зона! Ожидает напряжённо родниковаяЯ сам себе и небо, и лунаГолая, довольная лунаДолгая дорога бескайфовая, ох

— О! — восхитилась она. — Знаешь, что это? Помнишь, в истории Земли были такие масонские ложи? Вот это из истории Предтеч, которые были инсектоидами. Не совсем масоны, но очень похожи.

— Ну не такая уж история эти масоны, — проворчал я, вспомнил одну из лекций на курсе подготовки.

— Неважно, — отмахнулась Диана. — Главное, мы точно знаем, эти проповедники связаны с моим коллегой. Иначе, как они могли додуматься до таких символов?

Я просто не стал ей говорить про возможное совпадение, чтобы не устраивать ещё один спор, а просто продолжил свой путь к храму Оракула. Всё равно нам в этом придётся разбираться досконально, чтобы понять, есть ли на этой планете последний из искусственных интеллектов или это просто ловкие мошенники.

Подходы к храму оказались забиты толпами, которые стекались к нему со всего, небольшого города. Не сказать, что население было многочисленным, так и улочки узкие.

С трудом протискиваясь между народом, жаждавшим… а, кстати, чего они так желают? Оракул или его жрецы произносят ободряющие речи, исцеляют больных? Непонятно. Остаётся только ждать и наблюдать.

Мы разделились. Я взял Диану, а Хацкевича со Столяровой отправил на другой конец площади с простой целью, работать ушами, слушать, что говорят жители, но в дискуссии не влезать. Просто запоминать и передать мне.

Толпа замерла и резко замолкла. Это отворились врата храма и оттуда вышли…

— Мирмилийцы! — Диана едва сдержалась от возгласа, но благодаря нашей мысленной связи, я услышал её.

Действительно, из храма, со всей торжественностью вышли представители криминального синдиката Мирмилия. Да в отличие от халлдорианцев, у них не было каких-то выраженных национальных черт. Почти все они были или арза или гарза, но вот их любимую одежду: имперские мундиры старого покроя без знаков различий, можно было опознать без труда.

Просто после войны, они умудрились где-то найти и вскрыть старые имперские склады. Мундиры сами по себе были штукой удобной, с автоматической регулировкой температуры, вот они себе и цапнули от жадности, так как всю жизнь были босотой. Этим они сильно бесили имперцев. Военной аристократии, казалось, что уголовники так изощрённо издеваются над ними.

— Но это не исключает того, что они и правда могли натолкнуться на искусственный интеллект Предтеч, — также мысленно сообщил я, расстроенной Диане. — И теперь используют его, чтобы заработать немного деньжат.

Тем временем «жрецы» начали вещать, и смысл сказанного ими был просто: несите ваши денежки, на восстановление великого Оракула во всём блеске и славе. И тогда, благодарное божество, поведёт вас на священную войну с иногалактическими захватчиками. Скучно, товарищи. Мошенники всех стран, планет, да и, пожалуй, галактик, одинаковы. Надо им одно и то же, методы схожие, просто с поправкой на местную специфику.

Тем не менее народ слушал развесив уши. Ну да. Иммунитета ко всей это псевдорелигиозной чуши у них нет никакого, как и к различным аферистам. Планета балансировала на грани выживания, поэтому жуликов здесь отлавливали быстро и карали сурово. Мошенникам галактического масштаба, раньше ничего от них не было нужно. А теперь, возможно, понадобилось. Или же они просто решили выгрести последние крохи…

Мы с Дианой стали потихоньку пробиваться к нашим — народ застыл в экстазе и не воспринимал ничего, что происходит. Любопытно, но в таких толпах обычно работают шустрые воришки, а здесь им такое раздолье. Но никакого видно не было. Возможно, здесь почти нет воровства или же мелкие уголовники тоже стоят, раскрыв рот.

Вдруг толпа пришла в движение. Кто-то открыл, закрытые глаза, а потом, сначала шёпотом и шло всё громче, и громче стали скандировать: Оракул! Оракул! Оракул.

— Оракул, яви свой лик нам! — вдруг закричала какая-то женщина, раздирая на себе одежды.

Она упала, но продолжала вопить. Остальные вели себя так, как будто ничего особенного не происходит. Скандирование усилилось. Теперь на земле лежало уже несколько женщин, обливающихся слезами экстаза и к ним присоединялись мужчины.

Толпа замолкла и только одиночный крик, почти на грани ультразвука:

— Ораку-у-у-у-у-ул!

Теперь толпа зашумела и вскоре над головами взмыла вверх фигура человека без лица, который поднялся над людьми, раскинул руки и…

Мне показалось, что меня охватывает какое-то необычайное тепло, боль уходит, мир начинает играть множеством красок, которых я раньше не замечал в спектре. И пришла уверенность, что всё будет в порядке, вот только надо выполнить волю Оракула.

Отрезвление пришло внезапно. Диана, не мудрствуя, вонзила мне в плечо свои коготки, а другой рукой перекрыла дыхание.

Ногти, надо заметить, у неё с сюрпризом. Нет, не металлические, вернее, не совсем и не все. Проще говоря, своими коготками она может впрыскивать в кровь человека хоть яд хоть лекарство. На выбор.

— Отпустило? — спросила она шёпотом, на ушко.

Я кивнул, и тогда она убрала ладонь ото рта.

Меня держала за ноги земляГолая, тяжёлая земляМедленно любила пережёвываяИ пылью улетала в облакаКрыльями метала облакаДолгая дорога бескайфовая

— Что это было? — пытаясь отдышаться, спросил я.

— Наркотик, — просто объяснила она. — Прости, не разобралась в его природе, времени не было, но помог стандартный антидот.

— Мощная штука, — пробормотал я, имея в виду тот дурман, который окутал меня. — Сначала расслабляет, потом настраивает на доверие.

— Тогда пойдём отсюда побыстрее, — проворчала девушка. — И Самбо с мелкой заберём. Пока их не оболванили окончательно.

Я полностью согласился с Дианой. Тем более что по толпе уже зашныряли какие-то ловкие сборщики. Неважно, что они брали, деньги или продукты питания, надо было просто рвать когти.

— Вот уж воистину, опиум народа, в самом прямом смысле, — пробормотал я, продираясь сквозь толпу.

Диана как-то рассеянно кивнула, отталкивая от себя какую-то явную фанатичку, которая требовала от неё немедленно сделать что-то хорошее для проповедников. Такой, в общем-то, и никаких наркотиков не требовалось.

— Внимание! Оракулу требуются десять крепких мужчин на земляные работы и две женщины для ведения хозяйства, — возгласил чей-то голос, со ступеней храма.

К ним потянулись добровольцы. Среди них были Хацкевич и Столярова, но мы с Дианой, просто выдернули их из толпы и оттащили в ближайшую арку. Диана сразу вколола антидот Соне.

— А Вадиму? — спросил я.

— Кончился, — вздохнула она. — Но он вроде крепкий, должен сам оклематься.

Я ничего не ответил, просто вытащил ремень из его штанов и связал ему руки. Вовремя. Он начал дёргаться, порываясь встать, а потом его заколотил озноб и через какое-то время он обмяк.

— Эк её накрыло, — я посмотрел на Столярову, которую тоже начало трясти. — Я как-то попроще детоксикацию перенёс.

Диана лишь пожала плечами, напомнив мне в этот момент Яську Довнарович.

— Знал бы ты, сколько гадости пропустил твой организм за время службы. Начиная с Кадмии, где тебя хорошенько траванули, только ты это списал на акклиматизацию. А дальше было хуже. Но вот она совсем недавно оказалась за пределами Земли.

Риту тем временем вывернуло, а я протянул ей фляжку с водой. К которой и сам недавно прикладывался. Она с благодарностью приняла её и посмотрела на меня несчастными глазами.

— Что со мной было?

— Наркотики, — лаконично ответил я, вызывая корабль.

Связавшись с Мариной Стерлядкиной, я попросил её связаться с Варягом и передать ему, чтобы они не участвовали ни в каких проповедях, мероприятиях и не принимали воду и пищу из рук миссионеров. Дианы с ними нет, так что вытаскивай их потом из каких-нибудь рудников.

Хацкевич пришёл в себя, где-то в течение часа. Всё это время мы не сидели сложа руки, а провели разведку вокруг храма.

— Почувствовала? — спросил я Диану.

— Скажем так, скорее да, чем нет, — ответила девушка. — Сигнал слабый и прерывающийся. Вот тогда на площади, было получше.

— Ясно, значит, он точно внутри и, возможно, в подвалах. Ладно, ждём подкрепления, — вздохнул я.

Чтобы не было так скучно, я рассказал Столяровой кто такая Диана и вообще, про роль искусственного интеллекта в нашей победе над империей, а также что произошло с её подругой Аней.

И вот в этот момент девчонку накрыло по-настоящему. Ещё бы мгновение и неё началась истерика, однако сила воли или окружающаяся обстановка заставила её удержать себя в руках. Однако сидела она растерянная и испуганно смотрела на меня.

— Вот такие дела, — бросил ей я.

— Почему я? — спросила она жалобным голосом, уткнувшись в колени. — Только потому, что вам потребовалось прикрыть Диану, а я конфликтовала с лейтенантом Мальцевым, который и отправил меня служить сюда?

Я наклонился к ней, взял двумя пальцами за подбородок, поднял её лицо, заставив посмотреть мне в глаза.

— Это война, девочка. Ты думала, она закончилась после того, как мы взяли имперскую столицу? Спешу тебя разочаровать — но нет. Просто мы теперь воюем здесь в космосе, чтобы война не пришла на Землю или во внеземные поселения, опять. Чтобы инопланетяне не уничтожали мирные советские города. Думаешь, Диана хотела стать, кем стала? Нет. Так получилось, она оказалась жертвой мирмилийцев, из-за того, что мы не смогли защитить планету Дальнего космоса. И теперь она с нами. Делает всё, чтобы не повторилось что-то подобное или похуже.

— Но я…

— Ты знаешь правду, которую, может быть, не хотела бы слышать. Но так получилось. И что ты теперь будешь делать? Хватит ли тебе совести уйти от нас, бросить всё, зажить гражданской жизнью или стать простым военным пилотом, зная всё это? Уступить своё место кому-то ещё, кто, может быть, тоже не хочет?

Столярова замолчала. Она и правда не знала.

Тем временем, пришедший в себя Хацкевич, тронул меня за плечо и отозвал в сторону.

— С ума сошёл? — спросил он меня хриплым шёпотом. — Нашёл время для агитации, в такой обстановке. Нам, как я понял, ещё в бой идти. И какой из неё боец получится?

— А из неё и так боец так себе был, после того как её накрыло этим наркотиком. Может быть, хоть это приведёт её в чувство.

Вадим только покачал головой. Да ну его, педагога непризнанного. Если ты такой умный, то почему запустил агитационную работу в подразделении?

Тем временем стало прибывать подкрепление. Сначала пришла группа Варяга, которые благодарили меня за предупреждение. Оно пришло ровно тогда, когда они уже собирались идти на проповедь, устраиваемую миссионерами.

Мишин остановил их и вовремя. Ровно через полчаса они увидели, как народ возвращается с проповеди, как будто зомбированный.

О-о, зона! Ожидает напряжённо беспросветнаяЯ сам себе и небо, и лунаГолая, довольная лунаЯ летаю где-то, только это — не яСам себе я!

Потом с орбиты спустились Кинтана, Вик, Вронковская, Новикова и Форуга. Они привезли нормальное оружие. Яна сразу занялась Хацкевичем, выводя из его организм остатки наркотика, потом осмотрела Столярову и меня. Раз дело запахло керосином, то не время и не место размахивать мечами.

— Годны к строевой, — бодро отчиталась она. — Хотя Ритка не совсем ещё отошла.

— Я в порядке, — вздохнула Столярова.

Губы у девушки сжались, а лицо выражало непреклонную решимость. Я кивнул.

— Какой план? — уточнил Мишин.

— Диана, — позвал я девушку, которая за последние часы просто излазила окрестности храма Оракула и даже попыталась зайти внутрь, но безуспешно.

— На входе охрана из местных, а вот внутри, походу всё серьёзнее, — объяснила она. — Я насчитала около десяти мирмилийцев, это те, кто выходил за пределы храма, сколько их внутри я даже не считала.

— Может, вернёмся? — спросил Варяг. — Запросим у Плоткиной подкрепление, нормальное. Тяжёлую артиллерию, ну и буровые установки, само собой. Снесём это богадельню, а потом вытащим это проклятый искусственный интеллект.

— Нет, — принял решение я. — Это риск. А вдруг мирмилийцы уже достали буровую установку? Или какие-нибудь их конкуренты пронюхают, чем банда занимается? И прилетим мы сюда, аккурат на пепелище.

Идти решили, как стемнеет. Благо до этого оставалось полтора часа, и это время мы провели с пользой. Сходили несколько раз к храму, запустили сканирующее устройство и смогли составить более или менее подробный план здания. В общем-то, помещения как помещения, но в подвале имелась шахта, которая вела куда-то вниз хотя помещения ниже, никак не удавалось просканировать.

Также выловили пару аборигенов, которых расспросили самым подробным образом. Они сначала мялись, рассказывали обычные сказки, то что мы уже слышали, но потом сознались.

Как оказалось, вера в Оракула существовала ещё до Кары Небесной (Мишин уточнил, что в северной долине ядерную войну называют эрой безумия). В общем-то, обычная религия, но она подстёгивала общество Синей к дальнейшему совершенствованию и развитию. Сам Оракул был чем-то вроде местного Грааля. Якобы существовал, якобы пророчествовал и так далее по тексту, однако он пропал, но обещал вернуться. Вернее, явиться достойному. Опять же ничего нового, на Земле таких мифов хватает.

Но был нюанс. Незадолго до ядерной войны, группа ушлых археологов, возглавляемых одержимым профессором, умудрилась после долгих поисков отыскать сначала следы Оракула, а потом и его самого.

Оракул, как оказалось, все эти годы пребывал в неких катакомбах, и нашедшие его археологи возрадовались, ожидая, что он поведёт планету к эре процветания. Ошиблись, разумеется. Правители других государств, прикинули хрен к носу и поняли, что Оракул, даст преимущество тому государству, на чьей территории находится. Дальнейшее — предсказуемо. Всепланетная война, в которой и погибла цивилизация. В разгар войны сам Оракул пропал. Но как оказалось, его успели спрятать в этом храме, однако, он попал под бомбёжку, к счастью, не ядерную, поэтому на него просто рухнули все подземные помещения и он только-только умудрился, каким-то чудом подать сигнал.

— История печальная и поучительная, — заметил я закуривая. — Прежде всего о вреде религии.

Столярова хмыкнула и передёрнула плечами, намекая, что дело-то было вовсе не в вере, а в алчности. И она права. Всё лыко оказалось в строку, а в итоге пустоши, ядовитые джунгли, мутанты и прочие прелести ядерного постапокалипсиса.

Как и обещала Диана, снять охрану на входе, оказалось самым простым. Три парализующих заряда и вот стражи уже валяются в отключке. Дальше было сложнее. Во-первых, у мирмилийцев тоже оказалось лазерное и импульсное оружие, а во-вторых, вести бой в узких храмовых помещениях было делом геморройным.

— Такой вопрос, — обратился ко мне младший лейтенант Мишин, когда мирмилийцы в подвале, плотным огнём, отогнали нас от входа в шахту. — Нам этих уголовников жалко?

— С чего бы? — удивился я.

— Понятно, — отозвался Варяг, достал гранату и, ловко выдернув чеку, бросил её в зал с шахтой.

— Но одного неплохо бы взять в плен… — начал я. — С чем начинка?

— Нервно-паралитический.

— Понятно, — вздохнул я и вызвал по связи Смирнова. — Вик, вы хоть кого-нибудь живым взяли?

Его с небольшой группой я отправил наверх, провести зачистку помещений, перед тем как с основным составом спустился в подвал. Чтобы не было потом никаких сюрпризов.

— Да. Их командира. Сначала хотели тоже в расход пустить, но я подумал, вдруг тебе понадобится.

Я посмотрел на Варяга. Тот показал три пальца.

— Через три минуты тащи его к нам. Со всеми предосторожностями. Потребуется — прострели ногу, но доставь его живым.

— Есть! — отозвался Славик.

Мирмилийцы посообразительнее, попытались сбежать, когда из гранаты пошёл газ, но не успели. К тому моменту, как Варяг пустил дезактиватор, мёртвыми валялись все.

— Столярова, Либерман! — скомандовал я, а сам подумал, что пора им давать позывные, раз берём на операции. — Встать к стене, взять под прицел вход в шахту.

Рита побледнела и, кажется, захотела потерять сознание, увидев валяющиеся у шахты трупы, да и Саша как-то спал с лица.

— Жмых, ты тоже к ним, — решил я подстраховать ребят. — А я займусь допросом. Вронковская, ко мне! Будешь фиксировать для истории… или для суда. Остальным занять позиции.

— Что мил-человек, понял уже кто мы? — спросил я у мирмилийца, возглавлявшего шайку и, вероятно, уже примерившим на себя папскую тиару.

Мирмилиец позеленел. После истории с похищением советских граждан, той самой, развязка которой, превратила Диану в хранилище искусственного интеллекта Предтеч, мы устроили мирмилийцам самый настоящий ад. Преследуя их суда, везде, по всей Галактике. Они были бы и рады от нас откупится, но какого-то единого руководства у них не было.

После того как граждане были освобождены моей группой, а в Галактике началась война, мы практически перестали на них охотится. Но память-то осталась!

Однако мирмилиец молчал и я достал нож.

— Ты понимаешь, что замучить мирмилийца, мне только в радость? — спросил я его.

Вронковская понимающе хмыкнула, а я подумал, что правильно я отослал Столярову. Девушки были чем-то похожи, просто Юля была не такая принципиальная, как Ритка.

Но пальцы я ему резать не стал, а позвал Форугу.

— Доставай «Друга», — сказал я.

Это было одним из достижений нашей фармакологии. Правда, надёжно засекреченной от всех, кто не служил в ГРУ. Особый наркотик, развязывающий язык. А название было такое, потому что собеседнику казалось: перед ним его лучший друг, который желает ему только добра. И которому надо рассказать всё.

Яна побледнела. Я посмотрел на неё, пытаясь понять: в чём сложность?

— Товарищ Довнарович меня предупреждала… — пробормотала она.

Вот в этом была вся сложность работы с новичками. Они пытаются следовать инструкциям, а не действовать по ситуации, как привыкли мы. Что создаёт определённые неудобства… на первом этапе.

— Это приказ. И под мою ответственность, — бросил я. — Действуй.

Она, всё ещё сомневаясь, вколола психотропный препарат главарю мирмилийцев. Глаза его подёрнулись дымкой.

— Товарищ Кирьянов, это же фактически убийство, — проговорила она.

— Это и есть убийство, — холодно отозвался я. — Но чем оно отличается от всего этого?

С этими словами я обвёл рукой коридоры, забитые телами мирмилийцев.

— Врач, профессия гуманная. Мы должны спасать жизни, — забормотала она.

— А ты и спасаешь. Жизни граждан Советского союза и Земли, — бросил я. — Вернёмся на базу, поговорим. А ещё я попрошу Довнарович тебе рассказать, как она собственноручно глотки имперским генералам резала.

Яна покраснела. По всей видимости, она уже слышала эту историю. Судя по всему, особенно её волновало, то как Яська оказалась вблизи от глотки главнокомандующего. Это, если Мезенцева права. Впрочем, мне скоро стало не до Форуги и её переживаний. Заговорил наш пленный и надо было настраивать его на нужную мне тему. В этом мне помогал Мишин и даже раза два Столярова.

В общем, из бормотаний мирмилийца стало понятно, что им удалось взять под контроль какие-то части искусственного интеллекта. Диана пояснила, что это возможно, но для этого устройства ввода-вывода, а также часть оперативной памяти должны быть повреждены.

— Он не пошёл на сотрудничество с мирмилийским синдикатом, — сделала выводы она. — Это хорошо. Но чтобы не попасться в лапы бандитов, он замаскировался и к нему не поступает информация из внешнего мира. Это плохо. Вон, мирмилийцы чуть ли до центра планеты прокопали яму и ещё буровую установку пытаются достать, а всё равно найти не могут.

Она хотела продолжить, но в этот момент к нам ворвался Вик, который должен был присматривать за ситуацией у храма и отгонять настойчивых просителей.

— Люди собираются у храма, и все они вооружены! — проговорил он взволнованно.

Я переглянулся с Дианой. Без слов было понятно, что каким-то образом мирмилийцы успели связываться с миссией в северной долине, а те, хоть и дистанционно, но сумели сорганизовать верных им людей. И хоть вооружены мы были лучше, но они численным превосходством могли задавить в этих узких коридорах. Фанатики, ведь. Да и устраиваться массовую бойню в нашу задачу не входило.

— Беда, — только и ответил я.

Глава 7. Крестоносцы в камуфляже

Ноябрь — декабрь 2007 года

Однако заморачиваться по этому поводу я не стал. Для начала я прострелил голову последнему захваченному нами мирмилийцу, так как он был больше не нужен, а потом стал отдавать приказы.

— Диана, остаёшься здесь и пытаешься понять, как найти или извлечь ИИ из стен храма. Бери в помощь Риту. Остальные за мной.

С этими словами я поднялся из подвала на первый этаж. Пошёл к наблюдательному пункту, где сидел Вик и выглянул наружу.

На площади перед храмом действительно собиралась большая толпа. Нельзя сказать, что они были вооружены. Хотя в первых рядах стоял народ с мечами и взведёнными арбалетами. Но большая часть была просто с палками и камнями. Послышался свист и я рефлекторно отстранился. В стену рядом со мной вонзился арбалетный болт. Я выругался и убрался оттуда.

— Что будем делать? — спросил Мишин.

По нему было видно, что прикажи я ему, устроить бойню на площади, он ни нам миг не задумается. Но это было бы перебором. В конце концов, жители этой несчастной планеты не виноваты, что попали под влияние циничных мошенников, выдающих себя за пророков.

— Мне нужно полчаса, — вдруг прорезалась на связи Диана. — Столярова одну мысль подсказала…

Она уже хотела было отключиться, но я остановил её.

— Если потребуется, сможешь устроить небольшое представление?

— Да, но, в любом случае, не раньше, чем через полчаса.

— Действуй. Мы постараемся продержаться.

Команда с интересом посмотрела на меня. Особенно те, кто не знал, что с Дианой я связываюсь не совсем мысленно, но близко к этому.

— Парни, нужно продержаться полчаса и постараться обойтись без массовых убийств, — объяснил я.

Бойцы нахмурились, им этот вариант не понравился. Но по интенсивно работающим мозгам ветеранов было очевидно, что они продумывают варианты.

— Думайте, но займите огневые позиции, — приказал я. — Если пойдут на штурм, выбивайте активистов. Точечно, но зрелищно.

— Есть, — буркнул Мишин и пошёл расставлять людей.

Я подавил в себе желание, спустится в подвал и узнать, как там дела у Дианы и что придумала эта заноза Столярова. Вместо этого я стал продумывать, чем бы напугать толпу и заставить её, если не разбежаться, то не идти на штурм.

Однако эти размышления так и остались теорией, потому что толпа не стала меня ждать, а пошла на штурм, едва я расставил своих людей по позициям. Вик, Варяг и Жмых выпустили по очереди прям перед наступающими, заставив их испуганно отшатнутся в сторону, однако они не ушли, как будто ожидая чего-то.

— Череп! Ищи командиров, — приказал я Лёхе, сам внимательно осматривая толпу.

Понятно же, что кто-то их инструктирует и заставляет. Возможно, даже сами мирмилийцы, которые под видом проповедников разбрелись по планете, но сигнал тревоги, поднятый теми, кого мы убили в храме Оракула, заставил их вернуться и попытаться отбить объект со столь ценной добычей себе.

— Только фиг вам, — пробормотал я.

Цивилизация здесь пребывала в явном упадке, но средства связи должны были остаться. Толпа тем временем снова зашевелилась. Вероятно, мирмилийцы гнали их на штурм, но инстинкт самосохранения отключить сложно, даже при религиозном фанатизме.

«Особенно если им не пахнет», — внезапно понял я.

Всё влияние здешних проповедников было основано не на убеждении, а на наркотиках, которые они давали своей пастве. Распыляли во время проповеди. В общем-то, логично. Религия как таковая им не нужна. Им просто надо захватить ИИ, внедрить его в тело какого-нибудь ребёнка, а дальше пользоваться им на своё усмотрение. Но откуда у мелких уголовников взялись такие познания? Жаль, не догадался спросить у их главаря, до того как его прикончил.

В этот момент я заметил на площади человека, который не участвовал во всей этой вакханалии, а просто смотрел на толпу и как-то странно кивал головой. Издалека было не разглядеть, поэтому я вызвал Лёху Черепанова.

— Череп. Рядом с обломками статуи, человек в синей тунике, присмотрись к нему, — приказал я снайперу.

— Есть! Тузов, у него рация. Похожая на те…

— В расход, — не стал я дослушивать. — И ищи людей в синих туниках…

Первая кровь уже пролилась. Толпу не остановили предупредительные очереди и они попытались переть напролом, науськиваемые мирмилийцами. Этим бандитам было наплевать на местное население, им был важен результат. Поэтому пришлось дать залп по ногам. Первый ряд упал, остальные стали спотыкаться и испуганно отходить назад. Точно, не фанатики. Тем временем Череп отработал ещё троих, а я заметил мельтешение в здании напротив храма.

— Варяг, запусти сканер в дом напротив! — азартно крикнул я.

Тот незамедлительно выполнил приказ.

— Что показывает? — нетерпеливо спросил я.

— Двадцать мирмилийцев. Трое внизу, у входа, остальные на втором этаже.

— Стоят близко друг к другу?

— Относительно, конечно.

— Залп по команде.

Жмых, Либерман и, к моему удивлению, Катя Новикова, вышли вперёд к окнам и стали готовить свои автоматы. Не ожидал я от этой девчонки, склонности к силовым операциям.

Местные попытались кидать камнями в открывшихся бойцов, но Череп и Либерман, точными выстрелами, охолонили толпу.

Кадмийский сюрприз. Вещь страшная, но мощная и эффективная. В бою впервые был опробовано мной и с тех пор так и пошло. Но не потому, что я такой военный гений, просто выбора у меня тогда не оставалось. А так-то придумал это лейтенант Терёхин, который погиб во время спуска на планету. Применение «кадмийского сюрприза» сделало наши автоматы легче и избавило от необходимости использовать подствольные гранатомёты.

Честно скажу, я раньше не видел, как работает тройной залп. Нет, слышал, что у нас на полигоне и на Кадмии отрабатывались такие приёмы, но сам не наблюдал.

Итак — единый лазерный залп сразу из трёх автоматов и отключённым предохранителем сработал не хуже ракетного удара. Здание, напротив, ну не разнесли, но второй этаж, как ветром сдуло.

Хорошо, что само здание было небольшое, а то и жертв стало бы большое, когда дом начал разрушаться.

Народ, видя такое, стал потихоньку рассасываться с площади, впрочем, далеко не уходя. Оставшиеся в живых мирмилийцы, те, кто был на первом этаже, стали потихоньку отступать.

— Череп, прострели ноги хотя бы одному, — приказал я.

Шесть выстрелов и вот жулики-мирмилийцы падают в пыль, катаются, хватаясь за ноги. Я уже хотел было похвалить прапорщика Черепанова, но в этот момент, потемнело, и воздух стал сгущаться — что бы это ни значило.

— Что происходит? — крикнул Варяг, но я и сам не знал.

Активировал связь с Дианой, но она не ответила и вообще, как мне показалось, связь была блокирована.

— В подвал проверь! — приказал я Новиковой.

Над храмом из воздуха соткалась высокая фигура, какого-то человека со скорбным лицом.

— «Оракул», «оракул», — пробежало по толпе.

— Жмых, прикрой Катю, — приказал я.

Мало ли что там случилось? Чисто теоретически мы никого не могли пропустить, но случается всякое. Мы не застрахованы от всяких неприятных мелочей.

Тем временем Оракул или что это такое было, открыл рот и стал вещать на местном языке. Говорил он, если откинуть всю религиозную составляющую, в нашу пользу, что меня и остальных удивило.

Он сообщил, что мирмилийцы, а вернее, как назвались они сами — слуги Оракула, по сути дела, жулики, которые обманом втёрлись в доверие горожан и всех остальных жителей планеты. Частично уже понесли заслуженную кару, от наших рук, значит. А вот истинные посланцы Оракула — это мы и заберём его, на время наверх, к звёздам. Для осуществления, так сказать, основной миссии и решения главной задачи. Только они должны будут, как следует подумать, если хотят, чтобы он вернулся к ним обратно. В общем, стараться жить по местным заповедям. Задача тяжеловатая, но вполне осуществимая.

Случая речи Оракула, я заторопился в подвал. Как и подозревал, там обнаружились сияющие Диана и Сонька. Как оказалось, в наше отсутствие, девчонкам удалось связаться с последним ИИ Предтеч, а после, уговорить на подобную иллюминацию. Как та, что запускали мирмилийцы, окучивая беззащитную паству. А в итоге оказались сражены собственным оружием. Текст ему надиктовала Столярова, у которой дедушка был священником.

— Предупреждать надо, — только и проворчал я. — Чуть было не пальнул в эту фигуру, когда она материализовалась.

— Есть и ещё одна хорошая новость, — невысокая Ритка, чуть ли не прыгала, бестолково суетясь вокруг Диана. — Буровой установки не надо. Взрывать тоже. Она сама расскажет, как его достать.

— Если сами не справитесь, то пришлю людей. Сколько надо? — проворчал я.

— Человек пять, — задумчиво сказала Диана. — А ты чем займёшься?

— С народом пообщаюсь. Надо соответствовать выданным авансам, мы же теперь, по сути, крестоносцы…

— В камуфляже, — заржал Жмых.

Я с трудом удержался от того, чтобы не отвесить ему хорошего подзатыльника. Мог бы и раньше предупредить, не дожидаясь, когда я сам спущусь в закрома.

Отправив младшего лейтенанта Мишина с ребятами покрепче вниз, помогать девчонкам извлечь ИИ, я занялся общением с местным населением, которое спешило пообщаться с новоявленными крестоносцами, то бишь с нами.

Первым делом они приволокли нам подстреленных мирмилийцев, которых я приказал отвести в дальний угол. Займусь ими после того, как пообщаюсь с местными.

Разговор вышел, нельзя сказать, что продуктивным. Люди-то во все времена одинаковы и интересует их — почему в продаже нет животного масла, не еврей ли новоявленный пророк и тому подобные вопросы. Ещё, разумеется, всякие, как принято называть их экзистенциальные интересы, вроде того, что там после смерти и как жить по заповедям, если жену ближнего очень хочется?

В общем, пришлось вызывать Столярову, чтобы она поговорила с товарищами, на подобные темы. Нет, я бы с удовольствием им прочитал лекцию на тему научного атеизма и материалистического мышления, но когда ты выдаёшь себя за божественного посланца, такое несколько неуместно.

Но в целом поговорили нормально, и я поставил себе на заметку, обязательно поговорить с Плоткиной. Пусть она думает, что здесь можно сделать. Аборигенов надо спасать, иначе ещё одно-два поколения и им хана. И так от цивилизации остались рожки, да ножки, так теперь и это вот-вот заглохнет. После чего я с чистой душой приступил к допросу мирмилийцев. Я хотел знать не так уж много: сколько их осталось за пределами планеты и зачем они вообще всё это учудили.

Ну и получилось так, что одна новость была хорошей, а вторая плохой. Хорошая была в том, что мирмилийцы свернули пропагандистскую работу во Внешнем рукаве и уже летели на Синюю, чтобы используя бур вытащить сопротивляющийся им ИИ. Но узнали про всю эту историю они от Зотовой и это было плохо.

Ольга, как я и предполагал, не держала всех яиц в одной корзине. Она отыскала два искусственных интеллекта. Первый она намеривалась вытащить своими силами с подручными из Внешнего рукава. А потом уже прийти за вторым. Когда план провалился, она связалась с мирмилийцами и те, ребята ушлые, вытащили из неё все подробности.

— Потрясающая глупость, — выдал своё мнение Мишин. — Как она вообще, намеревалась держать их в узде? Они бы обязательно попытались пересмотреть договор.

— Не знаю, чем-то она могла их прихватить, — проворчал я. — Дурой я бы её не назвал. Значит, какой-то план был. Только он не сработал. Иначе бы она не рванула на Гарьерг, пытаться захватить Аньку.

Узнав всё, что им было надо, мирмилийская банда, решила кинуть нанимательницу и сама рванула по указанным координатам. Вот этот момент я всё-таки решил уточнить. Мне было интересно, чем их шантажировала Зотова и почему её угрозы не сработали. Но ничего узнать так и не удалось, так как главарей банды, которые знали подробности, мы ликвидировали, а они были так, на подхвате.

— Как мне кажется, — вставила свою шпильку Столярова. — Вы слишком часто сперва стреляете, в этом вся проблема. Если бы капитан Плоткина не застрелила Зотову…

— Не застрелила, а расстреляла, — автоматически поправил я её.

— Да неважно. Ну, в общем, вы поняли. А теперь у вас проблема…

Мы поморщились, и я перебил Маргариту.

— У нас проблема. Ты теперь тоже часть системы.

Она лишь фыркнула. Ну-ну, молодая ещё, не верит, что из системы можно уйти только вперёд ногами.

Ещё немного попрессовав пленных, выяснили точное время прибытия корабля и заторопились. Эту троицу мы пристрелили, когда Рита отвлеклась на разговоры с местным населением, чтобы объяснить им, что делать и как жить в ожидании нашего возвращения.

Потом был отлёт на трёх флаерах, которые мы подогнали поближе, чтобы не тащится через пустоши с блоками ИИ. Вот удивительно, как именно все эти блоки они умудряются впихнуть в небольшой мозг? Надо бы спросить у Дианы.

Наш вылет получился торжественным и чуть ли не праздничным. Народ радовался искренне, причём без всяких наркотиков.

— Что дальше, командир? — спросила Марина, едва мы покинули сферу притяжения планеты.

— Всем занять места согласно боевому расписанию, — приказал я. — Будем ждать визитёров.

Я уже говорил, что мирмилийцы после отказа вернуть за разумное вознаграждение, похищенных имперской военщиной советских граждан, стали законной целью для всех наших звездолётов. Но даже после того, как моя группа отбила пленных, мы продолжали преследовать мирмилийцев по всей галактике. Потому что не было у них какого-то единого руководства, способного договориться о прекращении огня.

Этим мы преследовали простую цель: давали понять всем появившимся на месте галактической империи государствам, что с нами связываться не стоит, а лучше вообще дружить и договариваться.

Но я собирался атаковать и уничтожить мирмилийский звездолёт не только поэтому, а ещё и потому что хотел ликвидировать всех, более или менее причастных к тайне искусственного интеллекта. Да, возможно, какие-то слухи просочатся, но пусть они так и останутся слухами, без фактического подкрепления. А то не хватало нам американцев или торкартенцев, ведущими охоту за нашими девочками.

Портал раскрылся и оттуда вылетел звездолёт.

— Сканируй! — приказал я Стерлядкиной и связался с Варягом в орудийном. — Огонь по команде.

Марина ловкими движениями рук щёлкнула какими-то кнопками над своей головой, потом вызвала на экран отчёт.

— По всем признакам мирмилийцы, но…

— Неизвестный звездолёт, — начал я передачу на имперском. — Вы находитесь в зоне проведения специальной операции войсками Советского Союза. Немедленно представьтесь, заглушите двигатели и будьте готовы принять на борт инспекцию.

Однако, «неизвестный звездолёт» не отозвался, а вместо ответа, стал маневрировать рядом с порталом, ожидая пока пройдёт положенное время и они смогут уйти из этой звёздной системы.

— Они, — улыбнулся я и скомандовал. — Огонь!

Однако и мирмилийцы оказались не лыком шиты. Они начали ловко маневрировать, уходя от нашего огня и даже огрызались в ответ. Мы выпустили по ним три заряда и всё впустую, а вот они ответным огнём снесли защиту, шарахнули, но к счастью, в корпус, а не по двигателям и не по кабине.

Тем не менее свет мигнул на краткое мгновение, нас с Мариной бросило лицом на приборы, вот только Стерлядкина успела выставить руку, а я впечатался со всей дури.

— Варяг я тебе руки вырву! — гаркнул я.

Однако мы пропустили ещё три попадания, одно из которых прошло по касательной, прямо в кабину. Но Марину я не ругал, потому что она ушла как минимум от семи импульсов. Ребята, походу отхватили себе не только бур, но ещё и неплохое вооружение.

Словом, они практически нас сделали,однако допустили одну ошибку. Мирмилийцы стремились не к победе над нашим звездолётом, а просто пытались выиграть время, до открытия портала. Это их и подвело. Когда мы чуть-чуть пришли в себя, перезарядили орудия, то Варяг ответил им серией мощных импульсов, которые все ушли в цель, так как он сумел предугадать их манёвр.

Со звездолёта мирмилийцев сначала снесло всё, что торчало типа антенн и сенсоров, а следом импульсы разнесли кабину, повредили двигатели и раздолбали корпус.

— Хана котёнку! — хихикнула Марина, но я был серьёзен.

— Добивай, — приказал я Грише. — Чтобы наверняка.

— Есть, командир, — довольно-таки весело отозвался Мишин.

Последние выпущенные им импульсы разнесли звездолёт мирмилийцев на кусочки.

— Я курить, — улыбнулся я Марине.

— Эх, я бы тоже закурила, — хмыкнула она.

— Страдай, — отозвался я вставая.

Однако у выхода из кабины, я чуть было не споткнулся об лежавшую Маргариту Столярову. Да точно. Совсем забыл. Она пыталась проскользнуть в кабину, но я занял кресло второго пилота, командуя боем, а она осталась стоять у входа.

Да, во время битвы нас поболтало знатно. Я хмыкнул про себя и наклонился к девушке. Приподнял голову, из носа текла кровь, но был ли он разбит или сломан, непонятно. Главное — она находилась в сознании.

— Говори, где болит, — сказал я ей, проверяя, нет ли переломов.

— Только нос, — прогундела она.

Насколько мне хватило компетенции, у неё не оказалось ни ушибов, ни переломов. Без труда поднял её и усадил на место второго пилота, выдав бинт из своей аптечки.

— Прикладывай к носу, а я пока выясню, что там происходит и если Яна свободна, пришлю её к тебе.

Столярова пыталась протестовать, но я слушать не стал. Тем более что, обойдя корабль, я понял, Яну никуда отправить не удастся. Медотсек был перегружен ранеными бойцами из орудийного. Варяг немного переусердствовал, плюс один из импульсов частично задел отсек.

Новенькие, которые не знали, что при космическом бое надо сидеть, желательно пристегнувшись, находились там же, да и Яна прихрамывала, снуя между койками. Я сграбастал за шкирку Жмыха и вытащил его в коридор.

— Так. Всё понимаю про традиции. Но. Врача. Следовало. Предупредить.

С этими словами я ушёл в курилку, оставив Маркина оправдываться мне в спину.

Дурная вообще традиция. Кажется, попала к нам из космодесанта, а может быть наоборот. Шутка заключалась в том, что новичков, на первом боевом вылете не пристёгивали. Я помню, сам в синяках ходил, под наставительное ржание Мишани. Говорили, что оно для нашего блага. Но я как-то в этом сильно сомневался. Однако ничего сделать не мог. Против традиций переть дело такое.

Но всё равно на душе было радостно. Задание выполнили, в очередной раз потрепали мирмилийский синдикат. Можно возвращаться на Кастор с чистой душой.

Однако стоило нам выйти из портала в системе Кастора, как нас тотчас стали вызывать и со спутника, и с планеты. Меня это напрягло.

— Вик, ответь Кастору, а я поговорю с начальством.

Я предполагал, что меня вызывает вернувшаяся из командировки на Гарьерг Плоткина. Там она должна была привести в порядок весьма разболтавшуюся резидентуру, кое-что обсудить с Джастином и так по мелочи. Однако я не угадал. Со спутника планеты мне ответил Марсель Темиргалиев.

— Срочно садись на Кастор, — приказал он. — Я сам буду часа через два.

— Что случилось? — спросил я, параллельно отдавая команду Стерлядкиной заходить на посадку вне очереди.

— Два тяжёлых. Оба студенты Физтеха. На днях там произошла авария во время эксперимента. Погиб один профессор, пострадало семь студентов, два из них оказались смертельно ранены.

— Кто именно? — похолодел я.

— Не Рейманы, — успокоил он меня. — Но, пойми Валер, я не очень в этом разбираюсь, но Елизавета Семёновна уверяет, что они ценны для будущего нашей науки. Какие-то там показатели интеллекта, уникальные теории. В общем. Надо спасти кого-то одного.

— С помощью искусственного интеллекта Предтеч? — уточнил я.

— Ну а как ещё? — возмутился Темиргалиев. — Русским языком тебе сказано, что ранены смертельно.

— Возможно, удастся двух… — пробормотал я, вызывая Диану.

— Леонидова уже вышла с посадочных колец. Ждём только Яковенко, — продолжал Марсель, не слушая меня.

— Ди, в каком состоянии ИИ Предтеч? — спросил я, едва девушка появилась на пороге радиорубки. — Готов для пересадки в тело человека?

— Технически, в любой момент, — пожала плечами девочка. — Но вот что у него на уме, я не знаю.

— Поговори с ним, пока есть время.

— Есть, — бросила девушка и скрылась.

— Вик, кто нас вызывал с планеты? — уточнил я у связиста.

— Филиппов, — пожал плечами он. — Сказал, что какое-то срочное дело, и надо немедленно садиться. Но, судя по всему, вам уже дали подробности.

— Угу, — согласился я.

— Что там?

— Скажем так, Слава. Жену свою ты обнимешь нескоро.

Я даже не сомневался, что ведущим врачом на операции по пересадке двух искусственных интеллектов, смертельно раненным студентам Яська будет ведущим врачом, никому не уступит такую честь. Даже Диане с Анной, которые знали, как подсаживать своих коллег в тело человека.

Едва мы приземлились, как Диана, забрав Форугу, при этом оторвав её от недолеченных бойцов, погрузила в автотакси блоки памяти искусственного интеллекта, скрылась вдалеке.

— Марш-бросок, бойцы, — улыбнулся я.

Когда мы добрались до нашей базы, то встретили там сумрачных бойцов из нашего спецназа, которые охраняли наш небольшой госпиталь. Мрачно сверкая глазами, они всячески давали понять нам, что наше присутствие там, да и вообще в здании нежелательно. Я проигнорировал их намёки, приказал бойцам отдыхать, а раненым дожидаться, когда освободятся врачи, сам пошёл в кабинет, дожидаться Темиргалиева. Что-то мне подсказывало: из-за одного студента, вечно занятый Марсель не примчался бы с Кадмии.

По уму надо было бы взять с новых бойцов подписки о неразглашении и подробно им рассказать о том, что творится во Внешнем рукаве нашей галактики, но лучше это делать в более спокойной обстановке.

Марсель появился, как и обещал, ровно через два часа. Я приветствовал командира не по уставу, но, действительно, я был рад его видеть и даже немного соскучился.

— Пляши, Валера, — хмыкнул он, отвечая на мой вопросительный взгляд. — Наши всё-таки продавили сопротивление ЦК. Впрочем, после той операции со Строгановым, многие члены Комитета теперь слушаются нас беспрекословно. В общем, готовься. Теперь Кастор будет перевалочным пунктом для большинства советских рейсов, также здесь будет распределитель центрального информатория. Естественно, увеличим военную группировку, для защиты. И как ты понимаешь, это совсем другой уровень, в том числе и ответственности. Ну и звёздочки старшего лейтенанта получишь. Для солидности. Чтобы с новым комендантом проблем не было.

— Нашли кого? — поинтересовался я.

— Пока нет. Почему-то у Кастора, в среде военных очень дурная слава. Но не беспокойся.

Я хихикнул.

— Странные люди, эти офицеры. Как Полынь, глухомань бесперспективная, так им нормально. А у Кастора, видите ли, дурная слава.

— На Полыни никто с ума не сходил, — напомнил Марсель давнюю историю, намекая, что это мы с Мишаней свели с ума несчастного коменданта Орлова.

Я только отмахнулся. Вот нам делать было нечего. Присылают людей с нестабильной психикой на окраину Галактики, а потом виноватых ищут.

— И ещё, — продолжил Марсель. — Я погляжу, ты собрал всех четырёх ИИ Предтеч почти под своим крылом. А это значит что?

Глаза у меня загорелись.

— Разведка соседних Галактик?

— Возьми с полки пирожок. Но пока не гони коней. Мне ещё это согласовывать с Тихоновым и Копыловым.

— А не с Бронницким?

— Так, они они уже с Бронницким это обсуждать будут, — пожал плечами Темиргалиев. — Но будь наготове.

Напоследок Марсель намекнул мне, чтобы я ждал инспекцию с ревизией и подготовился. Сам он пробежался по нашему зданию, внимательно всё изучив, ткнув носом меня в ошибки, и стал дожидаться окончания операции.

А вот она затянулась. Всё-таки искусственный интеллект подселяли сразу двоим, причём, находящимся не в лучшем состоянии людям. К тому же делали всё сразу нормально. Поэтому Яську Довнарович, мы увидели только через шесть часов, весьма утомлённую. Первым делом она обгавкала охрану, а потом вызверилась на меня с Марселем.

— Чего встали-то?! Живы они и здоровы. И мозги теперь у них электронные. Может быть, теперь они будут лучше думать, а потом свои ручки блудливые совать куда не следует.

— А где Диана с Аней? — перебил её я.

Марсель Темиргалиев — это он для меня строгий начальник и для остальных, а вот к заходам Довнарович, особенно теперь, когда она беременна, он непривычен. Но я-то её знаю, меня подобные штуки не впечатляют.

— Да там они остались, — уже спокойным голосом ответила Яся. — С этими мозгоклюями беседует. У них же этот…

— Шок, — подсказал я.

— И он тоже. Короче, вы им не мешайте. Позже побеседуете. Никуда они не денутся.

— Ясь, ещё одна проблема. У меня часть бойцов ранена, после операции…

Довнарович возвела глаза к потолку, как будто вопрошая: за что ей всё это?

— Ладно, осмотрю, — и рявкнула, обернувшись к операционной. — Форуга! Жопу в руки и со мной. Твой косяк заглаживаю, помогаю.

На этом мы в тот вечер и разошлись. Дальше началась рутина вперемешку с безумием. Наше обычное состояние, одним словом.

На следующий день, я в присутствии Марселя Темиргалиева собрал бойцов и рассказал, чем мы занимаемся, реальные цели и задачи, что ждёт нас как в обозримом так и не очень будущем. Это вызвало интерес у всех, даже у вечно спорящей Столяровой и, кажется, теперь они не собирались покидать нас даже после срочной службы. Ну ещё бы! С такими-то перспективами стать первыми людьми, которые побывают почти во всех соседних галактиках. Особенно горели глаза у Софьи.

Я ухмыльнулся, но про себя. Правы оказались все те, кто говорил мне про неё и что она никуда не денется. Вот даже не знаю почему, но я не хотел, чтобы эта вредная девчонка покинула наш форпост на окраине Галактики.

Как и было обещано, скоро на планету обрушилась сначала инспекция, а потом строители, что готовили наш городок, которому мы пока не дали названия, к грядущей роли торгового центра и перевалочного пункта. Впрочем, это была забота Мишани, который стал спать по три часа в день, и срывался на всех не хуже Довнарович.

В эти дни случилась ещё одна неприятность. Впрочем, оно и к лучшему, что нарыв прорвался именно тогда, а не позже.

Стоя у ангара мы с Довнарович, у которой уже начал проявляться животик, обсуждали развитие двух новых ИИ, они, действительно оказались студентами Физтеха, Олегом Сергеевым и Яной Кошицкой, обсуждали дальнейшую судьбу этих людей. После долгих споров и совещаний, сорванных голосов, начальственного давления и прочего, было решено вернуть их ненадолго в новоленинградский Физтех, чтобы они формально получили диплом, а заодно, ставший частью их ИИ пожил в обычном советском городе. За ними, естественно, был присмотр со стороны ГРУ. Я был согласен с этой точкой зрения, а вот Яська, как всегда, возмущалась. Называла Диану и Аньку придурочными, за которыми нужен глаз да глаз. И в этот момент к нам мышиным шагом подошла Катя Новикова.

Я её чуть было не принял за Юльку Филатову, которая обычно ходила хвостиком за мной. В один прекрасный день, я, разозлившись, пообещал сдать её в бордель на Гарьерге. Она испуганно пискнула и теперь старалась не попадаться мне на глаза. К чёртовой матери её. По слухам, она, несмотря на влюблённость в меня, крутила романы с двумя парнями, один из охраны космодрома, а второй, кто-то из наших. В общем, пора было отдавать в хорошие руки, чтобы научили гулять с пользой для дела. И да, с Новиковой они были чем-то похожи. Светло-русые волосы, синие глаза, мышиные мордочки, вот только Катя была и пофигуристее, не сутулилась, да и постатнее, чтобы это не означало. Словом, любой нормальный мужик, предпочёл Катю Юле, но Катька ещё не на всякого поглядит, а Юлька более доступная.

— Товарищ Кирьянов, разрешите обратиться по личному вопросу? — робко спросила она меня.

Я отвёл глаза, понимая, о чём она собирается говорить. Довнарович, которая это тоже поняла, сочувствующе похлопала меня по плечу.

— Надо Валера, надо, — и довольно шустро посеменила внутрь ангара.

Вот чего она там забыла? Хотя да, за нашим медпунктом на корабле она до сих пор приглядывает и регулярно вставляет Форуге, за отсутствие чего-то важного в апетечке.

— Разрешаю, — буркнул я закуривая.

Астра с фильтром. Кончились дорогие, а завоз нескоро будет. Те самые, которые мне отдавала некурящая Полина, в обмен на мою мелкую помощь.

— Как… — голос у Кати всё-таки дрогнул. — Как на самом деле, погибла моя сестра?

Ох, не хочется вспоминать события шестилетней или семилетней давности. Сколько там прошло, уже точно сам не помню. Но придётся. Кусая губу, я посмотрел в синие глаза Катерины.

— Я застрелил её Катя, — спокойным и, можно сказать, ласковым голосом. — Собственными руками. Из автомата Яниса Балодиса видела, наверное. Висит в музее на Кадмии. Аккурат, рядом с их могилами.

Синие глаза девушки наполнились слезами.

— Она, она… говорят, она сошла с ума…

— Не совсем так, — вот проклятье, придётся рассказывать всё в подробностях. — Она попала под действие кадмийского эндемика, части охранных систем Артефакта. Сейчас не вспомню, как это будет по научному, но к тому моменту, как она напала на Костина и Филиппова, это уже не была твоя сестра. Мозг, Полине уже выжгли полностью. Ну не выжгли, это я в переносном смысле.

Катька, наплевав на субординацию, присела на бордюр, обхватив голову руками. В этот момент до меня дурака, наконец дошло в чём проблема. Да не меня девчонка винила!

— Катя, твоя сестра была героиней и не в чём не виновата. Не передо мной, ни перед нашей Родиной. Она сражалась до конца и погибла… Впрочем, погибла она раньше, просто мы этого не поняли. То чем она стала… Нет, это была не она, поэтому винить её в случившимся было бы ошибкой.

Екатерина заплакала.

— Но товарищ Филиппов, морщится всякий раз, как видит меня, — сквозь слёзы произнесла она. — И старается избегать…

— «Товарищу Филиппову настучать бы по голове, за такие заходы», — подумал я, но вслух сказал. — Не обращай внимания, у него психологическая травма, вызванная потерей ноги. Полина ведь была очень похожа на тебя… Вернее, ты на неё, не знаю, как правильно. Но неважно. Переживает он, что стал инвалидом и винит, несправедливо, твою сестру.

Катя вздохнула и утёрла слёзы.

— А вы?

— Что я?

— Вините Полину?

— Я же уже тебе сказал, что ни в коем случае.

Я не врал Кате. Да, поначалу я немного злился на её сестру, да и то по большей части от непонимания. А уж после окончания войны, меня попустило окончательно. Меня да, а Мишаню нет. Странно как-то, но раньше я этого не замечал. Списывал всё на его ворчливый характер, а там всё глубже, оказывается. Надо будет им занятья.

— Не переживай, Катерина, — сказал я ей. — Всё наладится. И тебе винить не за что сестру и особенно себя.

Она как-то вяло покивала, отвечая на мои слова. М-да, надо бы усилить.

— Думай лучше о том, что гибель твоей сестры не просто принесла нам всем победу. А это немаловажно. Ну и открыла путь к Внешнему рукаву, а из него к соседним галактикам. И неважно, что там случилось на самом деле, в проклятых джунглях Кадмии.

Катя как-то странно посмотрела на меня.

— Странно всё это… — произнесла она, задумчиво.

— Ох, Катя. Да не страннее, чем всё, что происходит в нашей жизни. Вот, знаешь, удивительная история случилась со мной…

И я рассказал ей про наше путешествие к одной очень странной планете, рядом с системой Кастора. Там мы обнаружили цивилизацию, вроде бы ничем странным не отличавшейся, но все существующие государства говорили на языках, которые имели в своей основе древний вавилонский язык. Мы не сразу это поняли. Историков среди нас не было и только работа Дианы, которая, начала сопоставлять со своими базами данных, помогла осознать нам это удивительное открытие.

Более того, оказалось, что и религия их похожа на вавилонскую, а когда-то давно и письменность была такая же, но в данный момент, сохранилась только в самом старом государстве.

— Так может быть это вавилоняне, как-то сумели переместиться на окраину Галактики? — заинтересовалась Новикова.

Глаза у неё уже высохли, и она успокоилась.

— Да как? — пожал плечами я. — Диана вообще не помнит каких-то перемещений на эту планету, особенно в тот период.

— Ну не знаю, — задумалась она. — Но не могло же сложиться всё так случайно?

Я пожал плечами.

— А ДНК смотрели? — спросила девушка.

— Опаньки, — выдохнул я. — А вот слона-то мы и не приметили. Ну и ладно. Слетаем туда с тобой и уже всё изучим как следует.

Катька улыбнулась и мечтательно уставилась в небо, где уже появились первые звёзды. Здесь они были совсем другие, нежели на Земле. Возможно, мне только так, казалось, но небо окраины Галактики выглядело более захватывающе и романтично, нежели земное. Глядя на него, можно на время, было забыть тревоги и переживания, которые нас ожидают в ближайшем будущем.

Глава 8. Экипаж «Каньяра» (рассказывает Анна)

Прошлое: 2004 год.

Как и ожидалось через какое-то время Столярова, сделав вид, что простила Аню в итоге и на самом деле простила её. Только в итоге едва не досталось мне, ибо девчонка насела на меня, потребовав срочно рассказать, что у них произошло, как на «Каньяре» собралась такая разношёрстная команда и почему убегавшие из алтайской колонии дезертиры и преступники не просто взяли с собой девчонку-пацифистку, но и внедрили в неё искусственный интеллект Предтеч.

У меня была на руках информация, причём в письменном виде, но следовало кое-что утончить, к тому же надо мной распоряжение Веры, что девчонку надо натаскивать. И я просто приказал Маргарите, как следует расспросить подругу. К тому же мне было интересно, чем будет отличаться рассказ девушки своей подруге, от её же официальных показаний.

Для этого я захватил её с собой во время очередного визита на Гарьерг. Официально, чтобы уточнить у Джастина Строганова насчёт поставок имперского оборудования, вернее, бывшего имперского, так как поставки шли с Тарна Тангорихкс. Неофициально же я встречался с нашими агентами, а также выполнял данное Вере Плоткиной обещание. Неважно какое. Но по работе.

— Рассказывай, — бросила Столярова Анне, когда они уселись за одним из столиков в заведении мадам Мезе на Гарьерге.

— Да я не знаю, с чего начать? — стушевалась девчонка.

— С самого начала.

— Ну… в общем, попав в тюрьму, я уже не хотела жить, поэтому…

— Не то, — махнула лапкой Рита. — Как там оказался Джастин, да и вся ваша остальная банда.

— Но я с ними только в тюрьме познакомилась, — пролепетала растерявшаяся Аня.

— Не ври, подруга, — ухмыльнулась Столярова. — Ты — да, а вот та штучка в твоём мозгу куда как раньше.

Анька смутилась, но быстро собралась и вздохнув начала по порядку.

Во время сражений в системе Красного Урала — вернее, такой она стала так называться после войны, звездолёт Вадима был сбит. Он прикрывал группу эвакуации, которая вывозила последних космодесантников, остававшихся на планете, после того как советский космофлот проиграл сражение. Задача была опасной, поэтому для неё отбирали добровольцев. Вадим Наумов и Маргарита Архарова вызвались сами и теперь об этом жалели. Тогда они приняли на себя ракету, предназначавшуюся советскому транспортнику уходящего с последней сотней бойцов и теперь неминуемо падали на планету.

— Ну всё? — спросила Вадима, его второй пилот Маргарита Архарова, сержант из добровольцев, которую он называл Марго.

Она терпеть не могла ни своего имени, ни фамилии, мечтая, когда-нибудь сменить и то и другое. Но после войны.

— Ещё побарахтаемся, — буркнул Вадим, пытаясь выровнять звездолёт, для более мягкой посадки.

Искусственный интеллект, который внимательно следил за сражением, через приёмные устройства как на обычном портале, так и на тёмном. Заметил падение корабля и хотя энергии и возможности почти не оставалось после веков, проведённых в заточении на этой планете. Но постарался изменить траекторию полёта советского звездолёта, сделав так, чтобы он приземлился, по возможности мягко как можно ближе к бункеру, где и томился ИИ Предтеч.

Но Вадиму Наумову и Марго Архаровой, а ещё бойцам срочной службы Анатолию Ященко и Кириллу Юшенкову из орудийного отсека, которые падали на планету, это было тогда неизвестно. Они уже попрощались с жизнью, хотя пилоты до последнего и пытались вырулить.

Звездолёт с грохотом ударился об поверхность планеты.

— Мы живы? — подняла голову от приборной панели Марго.

— Ну если ты не веришь в загробную жизнь, то да, — отозвался Вадим, отстёгиваясь от пилотского кресла. — Иначе, как мы смогли тогда разговаривать?

Марго смущённо заулыбалась. Вадим был старше её на семь лет, за его спиной были два года срочной службы, три военного училища и два года самостоятельного пилотирования звездолётом. Он начинал летать ещё в те, казалось бы, недалёкие годы, когда советские звездолёты (как, впрочем, и американские) с полном правом можно было называть летающими гробами и порой эта разница ощущалась как огромная пропасть.

Вот она бы не смогла шутить на пороге смерти. Но сам Наумов, прошедший Ярвийскую бойню и едва не сложивший голову во время боёв за Нотри. Чуть не попавший в плен во время рейда на Арсу — и там он потерял свой старый экипаж, сам с трудом выжил, а потери были настолько большие, что в результате ему присвоили старшего лейтенанта и дали новый корабль, на котором он вместе с этой командой провёл несколько удачных боёв и стычек, а закончилось всё вот так. Впрочем, закончилось ли?

Вадим вылез из звездолёта и осмотрелся. Они упали аккурат в подножии гор, которые отделяли плодородную землю, где была имперская база, а потом и наша, от засушливой пустыни.

— Что будем делать? — спросила его Марго.

— Идём в горы. В пустыне мы не выживем. А там, будем ждать, когда вернуться наши, — принял решение Вадим. — Но сначала заберём всё ценное со звездолёта.

Он не был уверен, что Советскому союзу удастся снова отбить эту систему, но сдаваться так просто имперцам он не собирался. Только в самом крайнем случае, когда у них кончатся припасы…

Маргарита согласно кивнула и пошла строить рядовых орудийщиков, объясняя им, что надо взять, а что бросить или вообще уничтожить.

— Самое забавное, — Аня улыбнулась и посмотрела на другую Маргариту, которой сейчас рассказывала всё это. — Что в тот самый день, когда Вадим и Марго разбились на звездолёте, мы ссорились.

— Угу, — буркнула Столярова. — Тебя тогда только вызвали в военкомат, для постановки на учёт, и ты поняла, что не хочешь служить в армии, и просила, что-то сделать.

— А ты мне ответила, что ты не парень и обрюхатить меня не можешь, — вздохнула Анна. — С этого дня мы и начали ссориться…

— У остальных из ваших тоже что-то случилось в этот день? — скептически спросила Рита.

— Да нет. Ничего особенного. Анвар служил. Видрих тоже. Джейк мошенничал, арестовали его только через полгода. Лиза… ну она вернулась из армии и устроилась в больницу…

— Где продавала фальшивые справки о беременности, — сверкнула глазами Столярова. — Ладно, давай дальше про Вадима. Он из вас самый приличный.

Аня надулась, но продолжила рассказ.

— Так вот. Я, а вернее, Низа — так Вадим назвал искусственный интеллект Предтеч, когда с ним познакомился, на остатках энергии пыталась навести его на мой бункер. Это было сложно…

В этот момент я подумал, что у дураков мысли сходятся, ибо он сам чуть не назвал ИИ Предтеч Низой, но всерьёз размышлять об этом было некогда — Аня продолжала своё повествование.

Вадим сотоварищи мотались по горам четыре дня. Сухпайки подходили к концу, но там водилась какая-никакая жизнь и им удалось вчера подстрелить животное похожее на горного козла, которого им хватило на четверых и даже осталось.

— Что это? — спросила Архарова, всматриваясь вдаль. — Что-то блестит, как будто какой-то метал?

Вадим присмотрелся внимательнее, а потом дал знак бойцам-орудийщикам оставаться на месте. Сержант Архарова последовала за ним. Шли всё так же молча, пока наконец не приблизились к цели и не стало ясно, что перед ними металлические двери.

— Тайный бункер имперцев? — не выдержав, спросила Марго.

— Не похоже, — наконец, ответил Вадим. — Да и проявилось бы это как-то за то время, что мы владели планетой.

Марго замолчала, а потом подошла вплотную к дверям. Постояла немного, а потом, заметив небольшой зазор между створками, навалилась, пытаясь отодвинуть одну, но только когда к ней присоединился Наумов, её удалось сдвинуть.

— Это точно не имперцы, — проговорил Вадим, когда они вошли внутрь и пошли по длинному коридору. — Не их стиль, но похоже.

— Может, здесь раньше была какая-то цивилизация, которую они уничтожили? — спросила Марго, но Вадим отрицательно покачал головой.

— Ты что-то слышала о Предтечах? — наконец спросил он.

— Смотрела в «Очевидном — невероятном», когда ещё в школе училась. Но там всё так вилами по воде, то ли существовали они, то ли нет, — пожала плечами Марго.

— Угу. Нам не больше рассказывают. Но, сеть порталов — это их работа, потому что больше некому. А ещё они отличались плохой памятью, несмотря на всю свою высокоразвитость. Потому что вечно что-то забывали, то данные в Хранилище, то оружие на Тангорихксе. Такие вот ребята.

— Пирамиды на МПРО-14, — вдруг вспомнила Марго.

— А что с ними?

— Ходят слухи, что мы всё-таки попытаемся захватить её. Надо довести звездолёт, высадить команду из космодесанта на планету.

— Почему я не слышал?

— Да откуда? Я и сама случайно узнала. С Васькой Акимушкиным парой слов перекинулась в столовой. Он ко мне давно клинья подбивает. Акимушкин со своим командиром уже подал заявку…

Наумов только махнул рукой.

— До этого времени надо дожить. Девять месяцев! Да с той интенсивностью боёв. Ну его к чёрту.

Василий Акимушкин, где-то через девять месяцев разбил спусковую капсулу, об МПРО-14, которую тогда никто не называл Кадмией.

Блуждания по огромному залу наконец привели их в огромный зал с непонятными приборами и огромному зеркалу во всю стену.

— Ты что-то слышишь? — спросил Вадим у Марго.

Та лишь отрицательно покачала головой.

— А у меня в ушах женский голос, который что-то спрашивает. На каком-то непонятном языке.

— Попробуй сказать «да», уверенным тоном, — посоветовала Марго, внимательно изучая приборы.

Вадим последовал её совету. Дальнейшее было очевидным. Анна пересказывала всё, что произошло со мной. Зелёный свет, загрузка в мозг знания языка Предтеч. В отличие от Артемиды Низа не стала секретничать и честно рассказала Вадиму Наумову, что она такое и для какой миссии её создали Предтечи. И вот здесь и проявилась одна особенность характера Вадима, которая и сделала его из советского офицера пиратским капитаном. Он не стал ничего рассказывать бойцам. С того дня они разделялись всё чаще и чаще.

Наумов отправлял срочников в те места, где, по сведениям Анны, они точно не наткнулись бы на имперцев, а сам работал с искусственным интеллектом. Поэтому, когда через полгода Советская армия освободила Красный Урал окончательно, никто и ничего не заподозрил. Бойцы были уверены: у него роман с Маргаритой Архаровой и только некоторые особисты поставили пометку, о необходимости повторной проверки, что делал Наумов в период оккупации и куда удалялся.

Но тогда на это просто не обратили внимание. Просто было не до того. Сам же Вадим обдумывал, как ему попасть на окраину Галактики. И он и Маргарита были встревожены той информацией, что они получили от искусственного интеллекта и думали, как бы им попасть туда. Почему-то к советскому руководству они обратиться не решились…

— Ты что-то недоговариваешь, — проницательно заметила Столярова. — Выгораживаешь своего Вадима или Джастина. Говори как есть.

— Да, — печально вздохнула девушка. — Вадим был уверен, что Земле хана. Поэтому он ухватился за эту идею с планетой на окраине Галактике. Он мечтал создать там колонию, из землян, которые будут готовиться к освобождению планеты от захватчиков, используя технологии и знания Предтеч.

— И поэтому он ни с кем не поделился полученными знаниями? — сверкнула глазами Ритка.

— Угу. Если бы планета пала, то всё это попало в руки имперцев и мы бы лишись эффекта неожиданности…

— Идиоты, — прокомментировала Столярова. — Ладно, моя тёзка, молодая дура. Но Наумов-то?

Анна лишь грустно улыбнулась.

— Мы слишком маленькие тогда были Рит. И нас старались не пугать, но тогда абсолютно все были уверены, что планета падёт со дня на день. Спроси у Валеры, если не веришь.

Столярова пробурчала что-то неразборчиво, а потом произнесла.

— Ладно. Теперь рассказывай, как ты вписалась в эту компашку уголовников.

— Может, лучше по порядку…?

Но Рита посмотрела на неё так, что Анна стушевалась, но попыталась сделать по-своему.

— Итак, — сказал Вадим Марго, когда они обходными путями, встретились у стройки, где женщины заканчивали облицовку здания. — Ты нашла нужных нам людей?

Охрана лагеря строго следила, чтобы мужчины и женщины контактировали как можно меньше. Поэтому приходилось шифроваться.

— Только медсестру, — вздохнула Марго. — Техников среди женщин здесь нет, а те, кто есть…

На Красном Урале они провели около полугода, прежде чем туда вернулись советские войска. Было тяжело выживать, особенно когда, казалось, что всё потеряно. Переговорив с искусственным интеллектом, а потом со своими бойцами Наумов даже стал восстанавливать звездолёт по мере возможности. Но это было больше похоже на жест отчаяния. Самое главное, что им было нужно, а именно, маскировочное устройство, у них отсутствовало. И старлей был не уверен, что ему удастся его сделать, даже по чертежам предоставленных Низой.

Они попали с корабля на бал. То есть, едва прошли все проверки, впрочем, не до конца, как их бросили в бой — защищать планету Земля. Вадим успел сбить несколько звездолётов над Китаем, прежде чем развернул корабль и вышел из атмосферы.

Он полагал, что в суматохе никто не обратит внимания и не будет преследовать и в этом был прав. Просчитался он в другом. Ему с самого начала было посвятить бойцов из орудийного отсека в свои планы защиты Галактики. Иначе бы они не попросились перевести их на другой звездолёт, хотя никаких претензий к командиру у них не было.

Это заинтересовало ГРУ и под видом одного из трёх новых орудийщиков, присланных к Вадиму они внедрили своего сотрудника. К сожалению, не очень опытного. Заметив, что звездолёт дезертирует с поля боя, он не стал дожидаться, чем всё кончится, а поднял по тревоге остальных бойцов, которые и скрутили пилотов, легли в дрейф и дождавшись конца боя, подали сигнал на Землю.

Всё это время Вадим и Марго твердили, что своими действиями бойцы подвергают опасности нашу галактику, а потому их долго держали на психиатрическом освидетельствовании, но ничего не выявили, дали двадцать лет за дезертирство и отправили в лагеря.

— Вот и у меня такая же фигня, — вздохнул Вадим. — Нет, если бы можно было кому-то подсадить искусственный интеллект, то вопрос решился бы. Но там такие рожи уголовные…

— Угу. Лиза-то у меня нормальная, если не считать её дурости с поддельными справками, но ничего ей подсаживать не надо.

— Да и возраст… — проворчал Вадим. — Ладно. Это всё лишнее, в случае чего мы сами сможем осуществлять мелкий ремонт. Надо думать о связи. Марго, давай я тебе оставлю импланты.

Но в этот момент их разговор был прерван накрывшей их тенью и свистом воздуха…

Ане просто не хотелось жить. До того, как судья огласил приговор и она попала в алтайскую колонию, больше всего она боялась того, что уголовницы её будут бить или унижать. Но ничего такого не происходило. Нет, некоторые, особо агрессивные пытались её спровоцировать или шипели в спину оскорбительные слова, но большинство её просто презирало. Анна была согласна на любое, самое обидное прозвище, только бы не слышать в своей адрес «эй» и «эта».

Но ничего подобного. Она была хуже «чушек», с теми хоть как-то разговаривали, а с ней просто никто не хотел знаться.

— К делу, — проворчала Столярова. — Про свои страдания ты мне сто раз рассказывала.

Анна обиженно надула губки, но перешла к конкретике.

— Тогда я и решилась. Забралась на пятиэтажное здание и сделала шаг вниз.

— Пятиэтажное! — закатила глаза Маргарита.

— Ну со мной же не было моей лучшей подруги, которая бы мне подсказала, с какой высоты лучше свернуть шею, — проворчала Леонидова.

— Ещё чего не хватало, — буркнула Столярова. — Но ты не отвлекайся.

— Опаньки! — воскликнул Вадим, когда рядом с ними рухнуло тело девушки. — Кто это?

— Анька. Дурочка местная, — проворчала Архарова.

— Дурочка? — заинтересовался Вадим.

Он помнил, что ему говорил искусственный интеллект Предтеч. Чем моложе или глупее будет человек, в тело которого следует внедрить её, тем лучше, тем больше шансов, что приживётся.

— Ну да. Девочка не хотела идти служить в армии. Но простые пути, вроде покупки справки у нашей Лизы — явно не для неё. Откосить решила по громкому, устроив акцию протеста, да ещё и попыталась подбить нескольких школьниц… Тяжёлый случай, короче.

— Ну я знаю, что после войны появилось полно общественных деятелей, которые требуют освободить женщин от службы, — заметил Вадим. — И все вроде бы на свободе.

— Так они же не требуют роспуска армии, — вскользь заметила Рита.

— Действительно, дурочка.

— Но это уже неважно, она умирает. Давай свои импланты и двигай отсюда, а я позову помощь.

Но Вадим Наумов уже не слушал её. Он подошёл к умирающей девчонке. И, приподняв её голову, стал вгонять в её ухо импланты искусственного интеллекта.

— С ума сошёл? — опешила Марго. — Эта дура всё равно помрёт.

— Нет. Технологии Предтеч не дадут ей сделать этого. А там, Низа возьмёт контроль над её головой. Если она и правда слабоумная, то просто вытеснит её, а если просто наивная, то сольются в единый разум.

— Стой! — прервала Столярова рассказ Анны. — Что-то ты подруга, мутишь. Для нормальной пересадки требуется сложная медицинская операция. Мне и про Диану рассказывали, да и Форугу с Довнарович я видела, после того как они эту парочку прооперировали.

— Мне не полноценную подсадку искусственного интеллекта сделали, а временную. Большинство функций было недоступно, а сама Низа присутствовала в очень ограниченном виде.

— А блоки памяти?

— Только они оставались на Красном Урале. У меня и Джастина было переносное устройство, с основными данными без доступа к библиотеке Предтеч. Мы потом туда специально слетали, забирали, — пожала плечами Анна. — Слушай, не перебивай.

— Как не перебивать, если ты всё про свои личные переживания норовишь рассказывать, а не по сути. Вот, например, как Джастин познакомился с Касерасом и Агиларом? И с этим имперским врачом, до кучи.

— Там ничего интересного как раз. После того как их повязали, Вадим стал выбирать тех, кто нужен ему для побега. Видриха он выбрал сразу. Не потому, что врач, хотя и поэтому в том числе. Вадим с Ритой просто участвовали в обороне Земли и сбили имперский звездолёт, который позже и стал «Каньяром». Но на допросах следователи говорили, что не звездолёт был не найден.

А уж попадание в один барак с врачом, с того самого корабля, он счёл просто подарком судьбы. Правда, с ним пришлось поработать какое-то время, сам врач шёл на контакт неохотно, подозревая провокацию советских служб. Но через какое-то время Вадиму удалось войти в доверие, и тот ему признался, что их капитан перед самым падением, зачем-то включил маскировочное устройство. Возможно, у него были планы уйти в леса и партизанить, какое-то время. Но им было не суждено сбыться.

Советская армия при поддержке НОАК накрыла незадачливых имперцев из артиллерии, а сам Видрих уцелел лишь чудом.

— Бежать-то вам, как удалось? — не выдержала Столярова. — Да ещё и согласованно, из двух лагерей?

— Это как раз было самое простое, — пожала плечами Анна. — Я, а вернее, Низа, взяла под контроль все охранные системы в лагерях, а также отвлекла вертухаев…

Рита с размаху влепила пощёчину собеседнице.

— Ещё раз от тебя услышу блатное слово, ударю сильнее, — спокойно сказала она.

— Мы их так называли, — проворчала Аня, держась за щеку, и продолжила повествование.

Вырваться из лагерей действительно оказалось очень просто. Но только с точки зрения Анны, которая после неудачного падения попала в госпиталь, вела тише воды и ниже травы. К тому же из лагеря её, как суицидницу, собирались отправить в психиатрическую лечебницу, сначала для проверки, а дальше, как получится. Во-первых, из-за того, что устройство ИИ было неполным, полностью вылечить Низа Анну не смогла. У девушки периодически дёргались руки, появилось заикание и она оглохла на одно ухо. Более того, после обычного рабочего дня ей приходилось восстанавливаться до утра. Во-вторых, она пыталась слиться с инопланетным разумом, что тоже не оставалось бесследным. Девушка стала с трудом воспринимать сигналы от внешнего мира, всё больше погрузившись в себя.

За неё всё сделали Вадим Наумов, Джейк Эванс — который был нам известен, как Фелипе Касерас и даже от Анвара Турсунова, пережившего за то, что убил невинного человека, было больше пользы, чем от неё. Да и пришлось сдвинуть время побега, потому что начальство заговорило об отправке Анны на психиатрическое обследование.

— Зачем нам вообще эта болезная? — спросила Лиза Панфилова, которой оставалось лет десять, чтобы превратиться из плотной девушки в бой-бабу. — Ну хорошо, там в лагере связь через неё держали, но больше же она ни на что не годна.

Вырубив все современные системы слежения, группа Наумова, угнала микроавтобус. Они проехали на нём до границы и половину Китая и так и не попались никому в поле зрения. Поэтому этот побег считался самым дерзким.

— Пригодится, — бросил Вадим, затаскивая Анну в машину.

Удивительно, но из всей команды хорошо машину мог водить только Джейк Эванс. Вадима учил покойный отец, но после того как Наумов пошёл в армию, эти навыки ему не требовались и всё постепенно забылось. Архарова тоже могла кое-как вести микроавтобус, но именно что кое-как.

— Бедолага Джейк совсем вымотался, пока доехали, — пожалела его Аня. — Мы же гнали почти безостановочно до Луннани больше недели. Там ещё и маршрут такой, сплошное бездорожье.

— Стоять подруга, — вновь перебила её Столярова. — Вы вообще, чем машину заправляли, что ели и как умудрились не попасться в руки нашей милиции, пограничников, да или тех же китайцев, банально.

— Это лучше у Джастина спрашивать, — поджала губы Анна. — Он мне рассказывал, что они использовали меня, как радар. Низа каким-то хитрым способом подключалась к спутникам… В общем, не спрашивай об этом. У меня начинает болеть голова, когда я про это вспоминаю. Ведь, по сути дела, я отключилась, когда меня вытащила Лиза из барака, а пришла в себя уже в Луннани. Это такой город такой в Китае.

У китайского города Луннань была длинная и славная история. Но в начале двадцать первого века в неё была вписана довольно спорная страница. Город был поделён по реке на две части. Одна попала в зону контроля советско-китайских войск, а во второй правили американцы, прикрываясь Гоминьданом.

Но что было самым важным. В городе стояли посадочные кольца, а значит, можно было достать запчасти для ремонта, если таковой потребуется. Если на одной стороне не найдётся или откажутся продавать, то можно поискать на второй.

Ещё неподалёку, хотя относительно недалеко от города упал имперский звездолёт, в котором до сих пор работал генератор, делающий невидимым, не просто для радаров, а вообще.

— Мы его замаскировали, — пояснял Видрих. — К тому же упали в стороне от дорог и поселений.

— Бездорожье нам не впервой, — проворчал Джейк на английском, выкручивая руль. — Сколько мы проехали по этой чёртовой степи…

У Видриха была своя причина присоединиться к беглецам. Да, он был тангорихксец, но по ряду обстоятельств он, с ныне покойной женой поселился на Аннгарране, которая после падения империи вошла в состав Торкартена. На планете остались его дочь и тёща, которая воспитывала внучку и, понятное дело, он тревожился за ребёнка. Всё ли у них в порядке, а если они остались живы, то не требуется ли им помощь? И чем быстрее, тем лучше. Неизвестность убивала его.

Он несколько раз обращался к руководству армии, а ещё и исправительного учреждения, помочь ему связаться с дочерью, но всё было бесполезно. В те годы СССР и Торкартен не поддерживали дипломатических отношений, а их гражданам было запрещено пересекать границу по любым причинам.

Звездолёт они нашли почти сразу. Видрих запомнил место, где они оставили корабль. Удивительно, но за два года на него никто не наткнулся даже случайно. Впрочем — не слишком удивительно. Китай и его жители были сейчас заняты своими проблемами. Да и у советской армии, которая теоретически могла искать корабль, было слишком много проблем, чтобы заниматься поисками пропавшего звездолёта имперцев.

К счастью, за годы, проведённые в тюрьме, Видрих Этельил не забыл коды открывающие сам звездолёт. Правда, знал он только этот код, да ещё к медотсеку. Всё остальное им было первое время недоступно и пока доктор оперировал Аню, внедряя в её мозг импланты с искусственным интеллектом, и сутки она отлёживалась, команда жила в коридорах.

— Так ты что, стала хакером? — удивилась Столярова. — Ты же компьютер без посторонней помощи запустить не могла.

Анна пожала плечами и объяснила подруге, что после слияния с инопланетным разумом она смогла освоить многие системы, овладеть многими, которые ей были недоступны.

— Это очень продвинутая технология. Предтечи, какое-то время даже имплантировали себе подобные устройства, пока не смогли развивать своймозг самостоятельно, — пояснила она.

— Так это можно внедрить в голову каждому? — заинтересовалась Столярова. — Почему же тогда тебе и Диану не изучают…

— Можно, но не нужно, — отрезала Анна. — Вот скажи мне, для чего я использовала свои особые способности? Для побега от правосудия и занятия контрабандой.

— Но есть же Диана… да и остальные…

— Она находится под таким плотным контролем, со стороны ГРУ, как и остальные будут, — ответила Аня. — И то она периодически откалывает номера. Вот помню полгода назад…

— Про то, что вытворял наш птенчик, я спрошу у неё самой. Ты рассказывай про себя, — не дала сбить с толку Столярова.

— А что рассказывать? Очнулась я уже в Луннане и стала работать над тем, как поставить звездолёт на службу нам, пока остальные мотались по двум частям города, добывая, необходимы запчасти, документы и…

— Документы? — не поняла Рита.

— А ты думаешь, почему меня зовут Анисия Гатос, а Вадима Джастином, как и остальных другими именами? Мы раздобыли себе поддельные документы, зарегистрировали корабль в юрисдикции Эквадора, у которого, как ты знаешь, нет собственных посадочных колец, но они с большим удовольствием, за небольшую плату дают лицензии всем, кто обратится? Сейчас-то мы зарегистрированы на Гарьерге, как и все наши, но к нам довольно часто залетают ребята с Латинской Америки.

— Деньги откуда взяли? Это всё дорого стоит, как и запчасти к звездолёту.

— У Джейка были старые запасы, к тому же он смог… эээ… заработать.

— Мошенничая? — глаза у Риты сверкнули, а Анна лишь равнодушно пожала плечами, и тогда Столярова задала другой вопрос. — А он почему с вами остался?

— Ему требовалось отсидеться какое-то время за пределами Солнечной системы. Неуютно он себя чувствовал на Земле, зная, что его ловят советские спецслужбы, да и наверняка ЦРУ им бы заинтересовалось. А потом втянулся, понравилось ему у нас, к тому же он теперь стал карго-мастером Старгорода. А там такие деньги вертятся, каких он себе и представить не мог.

Столярова презрительно фыркнула.

— Ладно, даже с Эвансом всё ясно, у остальных тоже мотивы ясны, даже у тебя с Турсуновым, а Панфилова-то, почему с вами увязалась, а потом осталась?

Аня хихикнула.

— Сначала по глупости. Не понравилось ей в колонии, захотела вернуться в Дальний космос, ну а потом… не поверишь, но влюбилась в Видриха. Он сначала сопротивлялся, мол он чистокровный тангорихксец, но потом сдался. Жениться собираются.

— А с дочкой его что?

— Ухх. Там такая жесть была, мы ведь сразу, после того как забрали все блоки памяти, рванули на Аннгарран, чтобы забрать Этреру Видри. Эванс чуть ли не в истерику впал, помню, торкартенцы землян и сейчас не жалуют, но проскочили и даже потом договорились с властями планеты, возили кое-какой товар, да и сейчас возим только уже не мы.

— Не отвлекайся.

— А да там. Ну лагерь их запихали вместе с бабкой. К счастью, незадолго до нашего прилёта это дурь до них дошла.

— Какая дурь?

— Да поразить в правах всех тангорихксцев и загнать в лагеря.

— Зачем?

— Продавать империи. На Тангорихксе после гибели императорской семьи и видных аристократов как-то стали чувствительно относится к своим согражданам, оставшихся за пределами государства. А бывшие колонии это поняли и смогли надавить на больное место. Или мы продаём тангорихксцев вам или в рабство мирмилийцам.

— Есть в этом что-то правильное, Ань. Как они относились к другим народам…

— Ничего правильного, — отрезала девушка. — В бывшей метрополии растёт шовинизм на этой почве, того гляди появится новый местный Гитлер и оседлает все эти настроения.

А в этом даже не стоило сомневаться. Аня была права, все предпосылки уже созрели. Очень скоро в бывшей империи появится некий вождь. Мы пытаемся этому противодействовать. Собственно ради этого и закручена вся интрига с императрицей, её сыном и орденом Серебряного Эстортуэра. Но есть подозрения, что от этого будет мало толку.

— И что вы сделали? — спросила Ритка.

— Да ничего такого. Побег не пытались организовать, лагерь не захватывали. Говорю же тебе: их продавали. Мы купили. Попутно Джейк договорился о посредничестве между Торкартеном и Тангорихксом. Вернее, той планетой, с которой мы забирали Женьку. Ну дочь Видриха, мы её так между собой называем.

— Слушай, а что у вас вообще с именами? Наумова ты, то так, то так называешь. Эванса только старым именем, как и Турсунова.

— А. Да здесь вообще всё просто. Марго Архарова своего имени терпеть не могла почему-то. Это её какие-то тараканы. Поэтому новое выбрала сразу и теперь её иначе, чем Джейн Гончароу никто и не называет. Вадим он только для своих. Все остальные знают его как Джастина. А фамилию Строганов и легенду он специально выбрал. Как говорит, чтобы бросить мостик между советскими и американскими, которые остались на территории бывшей империи. Но, мне кажется, что в этом есть какая-то авантюра. Панфилову Видриху нравится называть Беллой. Поэтому она оставит это имя и возьмёт его фамилию. Он сам вернул себе прежнее имя. С Земли он бежал под именем Эдрарх, как его там — уже забыла. Но на него была записана кое-какая собственность как в империи, так и в некоторых частях, что ныне за её пределами. Вот так. Турсунов, как и Джастин, для своих реальная фамилия. Меня все зовут Анькой, думая, что это сокращение от Анисия.

— Вы вообще, как на Гарьерге обосновались? — продолжила допрос Столярова.

— Да просто. Я же тебе говорила, что у Видриха собственность в империи и за её пределами. У него было что-то вроде летнего домика в пригороде столицы. Ещё от деда осталась. Вот он и предложил обосноваться здесь. Девочку надо было где-то держать, да и бабку её не возить с нами на корабле. Сначала просто жили в перерывах между полётами, а потом Вадим с Джейком осмотрелись, поняли, что правительство здесь, ну такое и быстренько подмяли под себя кое-каких чиновников и выбили право поселиться в руинах. И не просто жить, а основать что-то вроде колонии бывших землян. Теперь-то всё правительство у него с рук ест и он здесь неофициальный правитель.

— Фигею я с вас, — проворочала Рита. — Были обычные советские граждане, а как попали сюда, так наворотили дел. Вот как так получилось?

— Повезло, наверное, — флегматично заметила Аня и сразу же получила пощёчину.

— Вот как была агрессивной врединой, так ей и осталась, — проворчала Анна, потирая щёку. — Говори, чего ещё хочешь знать.

— Про ваш неудачный полёт к окраине Галактики я уже в курсе, — вздохнула Столярова. — Читала в отчётах. Хотя если хочешь рассказать что-то новенькое, то послушаю.

— Не хочу, — отрезала Аня. — Я месяц в себя приходила. Потому что все работы по программированию портала, для его переноса в другую часть системы выпали на меня, а там фонило и не только радиацией.

— А почему на тебя-то?

— Я это могла хоть как-то выносить, — скупо бросила девушка. — Остальные там бы просто сдохли за сутки.

— Героиня, — проворчала Рита. — Спасительница Галактики.

Было видно, что она завидует подруге, которая своей неправильностью попала в число тех, кто хранит Галактику от возможного вторжения извне. А она вроде как и отличница и вся такая правильная, оказалась не у дел. Зря, девочка. Будет и у тебя возможность отличиться.

Глазки у Столяровой забегали. Было видно, что в её рыжую головушку пришло что-то интересное. То ли вопрос дельный, а может быть пакость какая.

— Ладно, расскажи, как у вас там с личной жизнью? Про доктора с медсестрой ты рассказала. А остальные как?

Аня пожала плечами.

— Мне они не отчитываются же. У Джейн с Анваром были романы на стороне, но в последнее время они стали сходиться. Джейк раньше сюда бегал, а теперь к кому-то из бывших военнопленных подбивает клинья. Капитан, то есть Вадим, он, как только дочь Видриха подросла и стала с нами летать, с ней закрутил роман. Возможно, тоже поженятся, но пока вилами по воде. У Женьки ветер в голове.

— Я слышала, он с тобой был? — елейным тоном спросила Рита, но Аня не заметила подвоха.

— Да это ерунда, — беззаботно махнула она рукой. — Обладателей искусственного интеллекта тянет к бывшим носителям, поэтому мы завязываем с ними небольшие романы. С Вадимом мы встречались первое время, когда только сбежали с планеты. Ну а потом, понимаешь, что это не любовь, просто связь… не знаю, как точнее назвать. И отношения перерастают в простую дружбу. Вот как с Валерой. Мы тогда выпили…

— Что? — не своим голосом спросила Столярова.

Я, который слушал этот разговор из комнаты Мезенцевой, поперхнулся и проклял Аньку. Она и правда блаженная, раз не может удержать язык за зубами. Ведь я ей раза три повторил, что роман между нами должен остаться в секрете, а вот поглядите!

— Ну, переспали мы пару… несколько раз, — испуганно отозвалась Аня. — Рит, ты чего? Это же просто влечение было.

— Не боишься, что наша бордель-маман тебе сиськи за такое оторвёт? — съехидничала взявшая себя в руки Маргарита.

— Ритуся, — теперь елейный голосок прорезался у Леонидовой. — Я правая рука негласного правителя этой планеты. Если надо будет, то Мила Мезе мне простыни будет стирать, и ничего против не скажет.

А это она зря. Предохранители у Столяровой сгорели окончательно, и она вскочила на ноги.

— Вот ты, как заговорила. Попала из тюрьмы сначала в постель к своему Строганову, а потом в помощники и теперь себя считаешь лучше меня? Да чтобы ты знала, я добьюсь большего чем ты!

Она резким шагом покинула зал, а оставшаяся Анна грустно пробормотала ей вслед.

— Да и не сомневаюсь, что добьёшься.

Маргариту я перехватил на выходе. Сцапал мелкую заразку за плечо.

— Вернёшься, извинишься. И закончишь разговор нормально.

— Да. Докурю только. Но понимаете…!

— Понимаю. Поэтому и не наказываю.

Над Старгородом шёл дождь, а я стоял с Маргаритой Столяровой под навесом заведения мадам Мезе, курил и немного шутливо объяснял ей в чём она не права. Девчонка пыталась огрызаться, а потом согласилась со мной. Напоследок она качнула бёдрами, подмигнула мне и пошла в очередной раз извиняться перед подругой.

— Эти бабы меня или в могилу сведут, или спасут жизнь, — вздохнул я, глядя ей вслед и непроизвольно улыбаясь.

Часть 2. Путешествия Синдбада

— Человека отличает от животных то, что он не только порождение внешних условий, но ещё и создание собственного труда. Человек трудом своим сделал себя мыслящим существом. Труд решающим образом влияет и на облик человека. Волосяного покрова он лишился, очевидно, потому что создал себе одежду, сделавшую ненужной шерсть на теле.

Александр Казанцев. Внуки Марса

Вступление ко второй части

Январь 2008 года. Кадмия

Марсель Темиргалиев, был хмур и сосредоточен, внимательно изучая документы, когда секретарша сообщила, что к нему посетитель.

— Лариса, я же просил меня не отвлекать, — раздражённо бросил он.

— Но, к вам полковник Тихонов… — растерянно пролепетала девушка.

В своё время она попала в ГРУ из штаба, где, в общем-то, занималась той же работой, что и сейчас. Субординацию Лариса знала, но побаивалась строгого майора.

— Не в духе? — спросил Анатолий Сергеевич, проходя к нему.

Марсель только махнул рукой на гору бумаг, которую он разбирал.

— Терпеть не могу всю эту бюрократию, — пожаловался он.

— А кто любит? — философски спросил Тихонов. — Лучше заведи себе толкового заместителя. Вот у меня, например, Милита Катилюте. Никто не понимает, зачем её держу, с её-то отвратительным характером. А всё для того же. Документооборот весь на ней.

— Не самая удачная мысль, — поморщился Марсель. — А если захочет стать «владычицей морской»?

— Она нет. Амбиции есть, безусловно, но мозги тоже присутствуют. Так и работаем. А без неё, я бы сейчас в своём кабинете сидел. Отчёты за позапрошлый год разбирал и уж точно не планировал никаких операций. Вот и ты подумай. Пошукай в своём управлении. Наверняка кто-то да найдётся.

— Угу. Есть одна такая, — буркнул Марсель. — Только она у Валеры Кирьянова, а он, костьми ляжет, а никого от себя не отпустит, потому что вечно жалуется — людей ему не хватает.

— Кто такая? — заинтересовался Тихонов.

— Не знаю. Только отчёты от него за последние месяцы стали поступать вовремя и правильно оформленные. И без всяких его размышлений о бесполезности бумажной работы и предложений сократить бюрократию. Поэтому, полагаю, что кто-то из новеньких занялся всем этим.

Тихонов задумчиво поскрёб подбородок.

— Предложи ему двух или трёх сотрудников. Впрочем, это всё лирика. У меня найдётся чем порадовать нашего стража дальних рубежей.

Темиргалиев насторожился.

— Про расширение я ему уже сказал, да и инспекция уже летала. Строители прилетели опять же. Начали возведение новых посадочных колец и строительство гражданского космопорта.

— К этому полагается увеличение штата, — намекнул Тихонов. — Не только его, но и Веру Семёновну не забудем.

— Они уже сработались, — сообщил Темиргалиев. — Плоткина, считай, перебралась на Кастор, а как там появится более или менее приличная инфраструктура и семью свою туда заберёт.

— С этим пусть не торопится, — осёк его Тихонов. — В ближайшие годы грядут кадровые перестановки и она в списке на очередное повышение. Ты тоже, кстати. Только бюрократию подтяни.

— В связи? — насторожился Марсель, не веривший в начальственную благотворительность.

— Пока рано об этом говорить. Прилетай через полгода ко мне в Новый Ленинград, обсудим.

— Есть, — растерянно проговорил Темиргалиев.

— Но я к тебе не за этим прилетел. Операция «Фараон», наконец, вступает во вторую фазу. Все препятствия устранены и даже скептики и консерваторы в ЦК не против экспедиции в карликовую галактику Стрельца. Вы с Валерой молодцы, хорошо поработали.

Глаза у Марселя вспыхнули, но тотчас погасли, когда он понял, что вряд ли теперь поучаствует, на правах старшего товарища. Тихонов, казалось, это понял и сочувственно кивнул.

— Не переживай. И на твою долю выпадет немало интересного. Тем более что кое-что намечается на Калуне, впрочем, об этом узнаешь на месте.

— Я не о том, — решился, наконец, Марсель огласить свои мысли. — Проблема в другом. На Валере сейчас, итак, много работы по Внешнему рукаву. Правда, после той провокации с ушкуйниками Строганова мы перестали его привлекать к специальным операциям, а у Веры рука не поднялась попросить помощи с Астроафрикой, но он и его ребята всё равно зашиваются. Причём с их стороны идут такие потоки информации, которые мы обработать не в силах, но даже это просто капля в море, того, что может нам дать Внешний рукав.

Полковник Тихонов скрестил руки на груди и задумчиво смотрел на Марселя. Тот, хотя и был опытным разведчиком, смутился под пристальным взглядом командира.

— Марсель, ты помнишь, зачем вообще, для какой задачи мы сформировали группу Кирьянова?

— Да. Поиск так называемых Детей Предтеч, но…

— Никаких но. Это его основная и главнейшая задача. Вернее, она только теперь становится основной. Он может смело бросать все остальные проекты и сосредоточится на поисках.

— Подождите…

— Я тоже читал его отчёты. Палестиной пускай занимается Плоткина. Синяя подождёт, когда ИИ Предтеч придёт в себя. Новый Вавилон пускай вообще не трогают. Мы туда пошлём историков, этнографов, короче кого положено. И они будут заниматься ими, а не недоучки из команды Кирьянова.

— Я бы их назвал самоучками, — улыбнулся Марсель. — В последнее время, я, общаясь с ними, обнаружил что у многих из них база на хороший вуз. От тех задач, что они решают.

— Да хоть как назови, товарищ Марсель. Они не должны решать проблемы Внешнего рукава. Я ещё раз повторю. Все их силы бросить на поиски Детей Предтеч.

— Товарищ Копылов считает, что они обитают в карликовой галактике в Стрельце? — уточнил Темиргалиев.

— Да, — подумав, ответил Тихонов. — И как он утверждает, его мнение базируется на фактах.

Марсель пожал плечами.

— Я не настолько доверяю этой Диане-Артемиде, чтобы…

— Тем не менее. Приказ отдан и мы будем работать.

— Да я разве против?

— Вот и хорошо, а теперь смотри, что мы должны сделать в первую очередь…

Глава 9. Место полного благополучия

Январь 2008 года

— Давайте расстреляем Филатову? — предложил Варяг.

Юля сдавленно пискнула и попыталась спрятаться за свою подругу Вронковскую. Однако бесполезно, так как мрачный взгляд моего заместителя не сулил девушке ничего хорошего.

А начиналось всё достаточно мирно, если не сказать — лампово. Сразу после новогодних праздников.

Новый год на Касторе, честно говоря, какое-то издевательство. Да, мы обосновались в умеренном климате, но вот только, когда весь советский народ праздновал этот замечательный праздник, то у нас была в разгаре летняя жара. Зима наступала в середине июня, по земному календарю и заканчивалась где-то в начале сентября, или в конце. Как повезёт.

— С Новым годом тебя, — буркнул Мишаня мрачно, утирая пот со лба. — Нет, Валер, согласись, это паскудство. Я копил отгулы, отказался от отпуска для одной-единственной цели, отпраздновать Новый год, как нормальный человек…

— Дома, в кругу семьи, чтобы снег и ёлка, — поддержал его я. — Мне можешь не жаловаться. У меня, у самого отпуск сгорел.

Я и правда любил новогодние праздники. Это осталось что-то из детства. Мне пришлось слишком рано повзрослеть, попасть в мясорубку галактической войны. Поэтому, когда бои окончились, я с удовольствием отмечал праздник. Даже когда попал в больницу, после Ярвийской авантюры. Но не в этом году. Наконец-то в ЦК дали отмашку на развитие Кастора и мне, как и Филиппову пришлось задержаться. Причём развитие планеты было на Мишке, а мне приказали готовить группу к полёту в одну из соседних галактик.

— Ну ладно, — проворчал Мишаня. — Но когда здесь наступит зима, давай что-нибудь устроим. С ёлками и фейерверками.

— Да, есть у меня одна мысль. День основания поселения.

— А разве тогда мы начали строиться?

— А не всё ли равно? Мы здесь не в один заход обосновались, как ты помнишь. Вся эта история на полгода растянулось, так что можно подогнать любую дату.

— Прекрасно, — выдохнул Мишка.

— Как Яна? — нейтральным тоном спросил я.

У Филиппова вконец разладились отношения с его былой подругой. Хотя его все предупреждали. Да нет. Девушка она хорошая и прекрасный врач. Но блудлива, как кошка и не способна хранить верность одному мужчине. Мишаня сначала делал вид, что его это устраивает. Но, в конце концов, не выдержал и устроил подруге несколько скандалов. И всем стало понятно, что их расставание — вопрос времени.

Поэтому на мой вопрос он не ответил, а предпочёл спросить.

— Ты её возьмёшь с собой? — в голосе его зазвучала надежда.

— Естественно, — порадовал я Мишку. — В бою она обстреляна, а у Довнарович уже такое пузо выперло, что она точно к строевой непригодна.

Мы посмеялись, вспомнив реакцию Ярославы на то, что мы готовим группу для разведки соседней галактики. Досталось всем. Мне, Вику, ЦК партии, руководству ГРУ, а заодно имперцам, у которых, безусловно, много грехов, но в этом они точно виноваты не были.

— Ну и хорошо, — выдохнул Мишаня. — Может быть, что-то решится, пока вы там будете летать.

Я ничего не ответил. Это его дело, мы предупреждали. Так сказать, дружеский долг исполнили, а сам он человек взрослый.

— Кстати, о птичках, — решил перевести тему разговора Мишаня.

— Вчерась прораб со строительной платформы навернулся, так пока летел ни разу не каркнул? — перебил его я, потому что при мысли о скором полёте в Стрелец, настроение стало весёлым.

— Типун тебе на язык, — возмутился Филиппов. — Название для города ЦК выбрало. Сегодня сообщение пришло.

— Кому не повезло? — спросил я.

Как по мне, так все названия, что мы выдали, были дурацкими, а значит, за выбранное центральным комитетом будет краснеть тот, кто его предложил.

— Тебе, — расплылся в широкой улыбке Мишка. — Новомирск.

Я мысленно застонал. Мы-то тогда на райкоме решили, что каждый даст своё название, а потом мы отошлём это всё в Москву. Тогда я брякнул, мол у нас здесь, каждую неделю открывается новый мир, поэтому пусть будет Новомирск.

Я посмотрел на скалящегося Мишаню, махнул рукой и ушёл искать своих помощников. Сейчас меня больше заботила подготовка бойцов, особенно новичков. Потому я устроил всем весёлую жизнь, гоняя всех с утра до ночи. Доставалось и старой гвардии, потому что непосредственные тренировки лежали на них.

Правда, Череп и Варяг в итоге меня обгавкали и сказали, что в Туманности Андромеды с нами ничего не случилось.

— А после? — вкрадчиво уточнил я, намекая на то, что после мирного полёта к соседям, нам пришлось выдержать бой с мирмилийцами, и возвращаться кружным путём.

Они лишь отмахнулись и сказали, что раз на раз не приходится. В принципе, они были правы, что там, долететь до нужного портала и вернуться обратно, вообще не проблема, но меня терзало какое-то смутное предчувствие. Возможно, оно было вызвано разговорами с полковником Копыловым, и его рассуждениями об укрывшихся в Стрельце Детях Предтеч. В общем, я плюнул на этих двух нигилистов и поручил Хацкевичу гонять новичков до седьмого пота. Но без фанатизма, чтобы не перегорели. Больше всего, дополнительными нагрузками, возмущалась Столярова, но ровно до того, как Стерлядкина, послушав её высказывания, заявила:

— Вторым пилотом будет Валера. Эту скандалистку, я, рядом с собой не посажу, особенно в таком сложном полёте.

Ритка сразу прикусила язычок и принялась молча выполнять, что скажет Вадим. Словом, я мог не беспокоиться за личный состав. Даже лентяйки Филатова и Блохина старались, как могли и Вронковская, которая не ленилась, но физические нагрузки для неё представляли определённую сложность. Что мог, я сделал, а дальше, как повезёт.

Вылет был назначен на восьмое января. Я отправил команду занимать места по боевому расписанию — готовыми надо быть ко всему, а потом зашёл посмотреть, как они справились.

В кабине, с видом примерных девочек сидели Стерлядкина и Столярова. В рубке связи находились Вик и Арина, она же просто Ари. После того как девочки прошли боевое крещение на Синей, я приказ им взять позывные. Некоторых, правда, пришлось заставить придумать новые после того, что я от них услышал. Например, Столяровой, которая сначала назвалась Леди. Я поморщился, едва услышав это, а потом приказом назвал её Фокси. Ей это подходило, из-за внешности небольшой рыжей лисички, с вечно настороженными глазами.

В кают-компании сидел Варяг, Хацкевич и Кинтана, вместе с Филатовой, которая взяла позывной Лола, Вронковской, с позывным Сойка и Либерманом, вот он почему-то назвался Серж. Жмых и Череп, засели в орудийном, прихватив с собой Новикову, что вызвало кучу насмешек и издевательских вопросов, а осилят ли они вдвоём столь прекрасную даму. Форуга заняла своё место в медпункте.

Вообще, обычно орудийным командовал Гриша Мишин, но раз я его двигаю в свои заместители, пускай возьмёт на себя командование боевым отрядом, который пойдёт вперёд, на разведку. Если ситуация к тому будет располагать. Спросите, где же Диана? А она пристроилась за моим плечом. Скромно ожидая, куда я её отправлю.

— Тебе, где будет лучше? — уточнил у неё я. — С нами в кабине или выкинем из рубки связи Блохину?

Ари возмущённо пискнула, спросил-то я громко и мой голос попал в микрофоны, которые, как раз проверял Вик.

— Нет, я с вами, — улыбнулась Диана. — Войти в контакт с контролирующим устройством портала я смогу из любой точки корабля, а у пилотов обзор получше.

Мы сели на кресла запасных пилотов и приказал Марине стартовать. Не обошлось и без накладок. Ведь мы специально выбрали ночное время, когда нет рейсов с Земли. Но в этот, едва мы стартовали, из портала вылез огромной грузовой корабль. Пришлось ждать полчаса, пока портал перезагрузится и мы сможем лететь. Всё это время, Марина высказывала пилоту грузовика, что думает о нём, его происхождении, умственных способностях, а также предпочтений в постели.

Пилот возмущался и обещал подать жалобу, что вызвало откровенные насмешки Стерлядкиной и её обещание связаться с диспетчерской, чтобы на планете проверили, кто же такой наглый припёрся с Земли. Но к счастью сигнальные датчики дали сигнал, и Марина открыла портал в карликовую галактику в Стрельце. И кстати, для удобства его мы стали называть просто Стрелец и галактика Стрельца, даже в официальных отчётах.

Вход прошёл точно так же, как и наш прошлый вылет в туманность Андромеды. Десять — пятнадцать секунд в пустоте, после выхода дышим, как после ныряния под воду. А Стерлядкина довольная. Говорит, что выпила сосудоукрепляющее, чтобы кровь из носа не шла. Зато Столярова пищит, что у неё отнялись ноги. Я тоже подготовился и не отключился, просто в глазах потемнело. Зато Диана схватилась за бок. Туда, куда ей всадил нож мирмилийский охранник.

Я прислушался. Из кают-компании доносились сдавленные стоны и тихая ругань. Почему-то идея, не предупреждать новичков мне показалась не такой уж и замечательной.

— Ты как? — спросил я Диану.

— Не ожидала… — вздохнула она. — Нет, я понимала, видела, что произошло с вами, но вот что такое будет со мной, совсем не ждала.

А нет. Всё в порядке. Теоретически такое осознать невозможно. Только на практике, понять, в какое больное место тебя ударит межгалактический переход. В целом, отделилась неплохо. Но, например, Новикова и Филатова, не признались, что прихватило у них. А Форуга ослепла на пять минут и устроила по этому поводу истерику. Вернее, попыталась, но была успокоена злющей Катькой — ну вот, правда, что у неё такое заболело?

— Марин, запускай датчики, — приказал я, убедившись, что команда оклемалась.

— … твою мать, — проговорила интеллигентная Маринка.

Я рванул в пилотскую кабину, чтобы понять причины её реакции и замер, в оцепенении. Наш звездолёт уверенно падал на планету.

Стерлядкина начала отчаянно жать на все доступные ей кнопки, рявкнула на Соньку, которая подключилась к помощи. Меня же просто выставили из кабины, сказав, что если хочу жить, то потерплю.

— Что происходит? — спросил Варяг.

— Мы из портала вошли в атмосферу планеты, — пробормотал я. — Как не рухнули на планету сразу, я не понимаю.

Мишин нахмурился, но понял меня правильно, приказав отряду готовиться к выходу. Ещё через несколько минут корабль нас тряхнуло и раздался удар.

— Мы это сделали! — раздался ликующий голос Марины. — Фокси, паскудка ты крашенная! Нам удалось невозможное!

Послышалось недовольный писк Маргариты, вероятно, она уверяла, что не краситься.

— Ничего себе сделали! — возмутился Варяг, которого хорошо так приложило о противоположную панель. — Не дрова везёте!

— Гришенька! — в дверях кабины показалась довольная мордашка Марины. — Ты и есть редкое дерево. Скорее всего, дуб. Но это не страшно, ведь мне папа рассказывал, что чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона. Короче, пошевели следами от фуражки: мы должны были рухнуть и разбиться насмерть. А я посадила наш звездолёт. А он ведь почти не приспособлен…

Было такое впечатление, что Стерлядкина под наркотиками. Ничего подобного, банальный выброс адреналина. Я часто видел, как ведут себя люди, избежавшие неминуемой смерти. Поэтому я ничего не сказал, а лишь вызвал Яну из медотсека.

— Успокоить? — деловито спросила Форуга, глядя на смеющуюся Марину.

— Правая рука, — коротко ответил я. — Делай что хочешь, но она должна быть готова к полёту в любой момент.

Кисть правой руки у Марины безвольно повисла и болталась, но девушка, находясь в эйфории, ничего не замечала. Поэтому пыталась протестовать, когда Форуга настойчиво повела к себе. Яна, конечно, не Яська Довнарович, но может, когда надо и заставить пациента. Есть что-то общее у всех врачей, особенно у полевых хирургов, которые здесь занимаются понемногу и всем.

Когда Марину привели в чувство, а с рукой, как выяснилось порядок, просто вывих. Жмых и Вик осмотрели повреждения и сказал, что в принципе взлететь можно, но вот насчёт межгалактического перелёта они неуверен и без небольшого ремонта можно только попробовать.

— Обшивка цела? — мрачно спросил я.

— Удивительно, но да, — отозвался Вик. — Эме всё-таки молодец. Конечно, посадочные реле из строя вышли, но мы нам необязательно же садиться на Касторе, можно пристыковаться к станции на спутнике. Там сейчас ремонтная база достаточно неплохая.

— Ладно, — вздохнул я. — Мы на разведку, вам оставаться здесь. Если связь прервётся, то стартуйте как можно быстрее и возвращайтесь домой. Эме знает нужные индексы и вообще…

Я махнул рукой. Мы попали в достаточно неприятную ситуацию. Находимся на планете, пригодной для жизни. Это Диана сразу сняла с внешних датчиков. Значит, возможна какая-никакая цивилизация. И что эта цивилизация думает про чужаков из соседних галактик, вообще неясно. Будь моя воля, я бы сразу ушёл с планеты, через портал, но опять-таки вмешалась Диана и сказала, что с ним какая-то непонятка. Почему-то здешний портал находится в верхних слоях атмосферы, а подлететь к нему, минуя сооружение, окружавшее его невозможно.

— Как же мы тогда вылетели? — спросил я.

Диана лишь пожала плечами.

— Не знаю. Возможно там предусмотрено какое-то устройство, выпускающее звездолёты. Не понимаю я эту конструкцию. Надо подойти поближе и изучить.

— Как же мы тогда улетим? — не понял Смирнов.

— Как-нибудь. Или просто подниметесь с планеты и разведаете окружающий космос. Слушай, Вик, не задавай мне вопросов, на которые у меня нет ответа. Ари идёт со мной.

Лучше бы, конечно, наоборот. Но нет. Славик Смирнов после войны сильно сдал. Не прошли бесследно для его здоровья бои на Тангорихксе, да и после наши авантюры не способствовали. Хорошо, что жена, врач. И она, кстати, меня просто слёзно упрашивала, щадить своего мужа, потому что не выдержит. Потом попросила не говорить об этом разговоре. Хорошая всё-таки девчонка Яська. Повезло Вику с супругой. И о здоровье заботится и самолюбие щадит.

— Любопытная планетка, — заметил Варяг, когда мы, нацепив экзоскафандры, вышли наружу.

Пригодная-то, пригодная, но кто знает, какая гадость здесь может водиться? Вирусы там, бактерии. Нет, иммуномодуляторы поставили всем, Довнарович проследила, но лучше лишнего риска избежать. Мало ли что.

— Очень похоже на Месопотамию, — вдруг сказала Вронковская, когда мы прошли километров пять.

Я осмотрелся. Пустыня, горы… не знаю, я много где побывал, но только не на Земле. Поэтому ничего сказать не мог.

— Не расслабляться, — бросил я, продолжая внимательно изучать местность. Меня смущал небольшой бархан… или, может быть, это был холм, занесённый песком. За ним очень удобно устраивать засаду.

— Тузов, а ты уверен, что планета населена? — спросил Мишин.

— Диана уверяла, что прошли мы через рукотворный объект, когда влетели в портал.

— Но порталы они тоже, не сами образовались, — настаивал мой заместитель. — Но спрошу так. Ты уверен, что эта местность населена?

— Уверен, — отозвался я. — Вон аборигены.

Из-за холма действительно вышла группа местных жителей. Вооружённая, если можно так сказать.

— Примитивное пороховое оружие, — сразу оценил Хацкевич. — Точно сказать не могу.

— Очень примитивное, — согласился с ним я, пожалев, что Череп остался на корабле.

Он, как достойный ученик капитана Хабибуллина, с точностью бы сказал, какие были земные аналоги и как оно стреляет. А так, пришлось, вскинув автоматы, сближаться наугад с вероятным противником. Или не противником, а как получится.

Когда между нами оставалось пятьдесят метров, я приказал остановиться.

— Кто вы такие? — крикнул им я.

Неважно, поймут они или нет. Главное, чтобы люди, а теперь я видел точно, что это именно человеки, причём очень похожие на землян.

Хотя в Млечном пути мы из разумных встретили только гомосапиенс, все они при всей похожести, чем-то да отличались. Присутствовала та или иная черта, которая давала понять, что эти люди сформировались не на Земле. Те, кто нам встретился на планете в галактике Стрельца, были похожи на нас… Вернее, нет. Они были похожи на землян, из этой самой Месопотамии, о которой вспомнила Юля Вронковская. Смуглые, крепкие, темноглазые. Большие носы. Волосы кучерявые, чёрные. А ещё обмотанные вокруг голов тряпки и вообще одежда, так и подмывала вскинуть руку в кулак и проскандировать что-то вроде: приветствуем братский народ Палестины! Или: долой израильскую военщину!

Кстати, забавно, но межгалактическая война, в числе прочих проблем, наконец-то помогла решить и палестино-израильский конфликт. Впрочем, сейчас не об этом.

Вояки тоже остановились. Начали вертеть головами, о чём-то шумно общаясь между собой, при этом размахивая руками. Вот ведь горе-бойцы! Нам бы ничего не стоило их пострелять, как курят, но знакомство с новой галактикой я не собирался начинать с бойни. Если меня не вынудят.

— Диана? — спросил я у девушки, которая обрабатывала данные наших автоматических переводчиков.

Вскоре после того, как к нам в руки попали автоматические переводчики, мы их окрестили лингводекодерами, и с тех пор так и называли.

— Я… — растерянно проговорила девушка. — Ничего не понимаю. Совсем.

— Мы тоже, — хмыкнула Филатова.

Я жестом приказал Юльке заткнуться и пристально посмотрел на Диану.

— Он очень похож на те языки, которые в ходу на Новом Вавилоне. Отличается, безусловно, но в основе лежит древний язык Земли.

У меня начало подёргиваться веко. Такое ощущение, что Вселенная, так или иначе, издевается над нами. То мы встречаем потомков древних вавилонян во Внешнем рукаве (да, наши учёные разобрали их ДНК и смогли более или менее точно указать на их земное происхождение). Теперь вот здесь.

— Хуже евреев, — вырвалось у Либермана. — Те, как минимум соседние галактики не освоили.

Я недовольно посмотрел на Якова. Кажется, кто-то излишне много общается с бывшим ефрейтором Филипповым, который не славится, отнюдь не славится интернационализмом. Вронковская булькнула горлом, Филатова закашлялась, удерживая смешок. И даже привычный ко всему Варяг хоть и удержался от звуков, как-то странно дёрнул уголками губ.

Тем временем вояки, предположительно вавилонской национальности, закончили препираться, вперёд вышел самый высокий и срывающим голосом выкрикнул вопрос.

— Ардат Тангорихкс?

Вот в этот момент я вообще перестал понимать происходящее. Итак. У нас есть вавилоняне. В другой галактике. Которые что-то знают про Империю Миллиарда Звёзд. Слушайте, может быть, я свихнулся там, в пирамидах Кадмии? Лежу сейчас где-то в больнице с мягкими стенами, мне колют всякие лекарства, а вот сегодня врач с психотропными задерживается, поэтому галлюцинации особо бурные.

— Нет, — на всякий случай я отрицательно помотал головой, не вовремя вспомнив, что в разных культурах этот жест может означать разное. — Советский Союз! Ардат Тангорихкс наши враги.

Для убедительно я провёл пальцам по горлу. Аборигены нахмурились и снова залопотали о чём-то своём.

— В нашей школе, на переменках, рассказывали анекдот, про то, как общались жестами ковбой с индейцем, — нейтральным голосом произнёс Варяг.

— У нас тоже, — проворчал я.

— А что за анекдот? — не удержалась Вронковская, но стушевалась под моим взглядом.

— Смешной, — коротко ответил я. — Диана, ну так что у тебя?

— Всё, общайтесь, — выдохнула девчонка с древними мозгами и проворчала. — Хоть бы кто-то спасибо сказал.

— Спасибо, — после чего повернулся к аборигенам. — Ардат Тангорихкс наши враги. Мы граждане Советского союза. Мирная исследовательская экспедиция.

— Угу. Это чтобы они заранее боялись. Если у нас такая мирная, то что же ждать от военной? — проворчал за моей спиной Хацкевич.

Один из аборигенов сверкнул глазами и быстро-быстро заговорил с нами. Лингводекодер с трудом справлялся с его речью.

Из неё мы узнали, что оказались в некоем благословенном краю, который готовится к большой войне с Ардат Тангорихкс, злыми демонами, порождениями Нергала (они сказали Гугаланны). Их сюда перенесли некие добрые боги и далее по тексту. Под конец они предложили нам пойти в город пообщаться со старейшинами, и мы это предложение благосклонно приняли.

— Да они ещё совсем мальчишки, — вдруг вырвалось у Хацкевича. — Приглядись, Тузов, им же всем не более шестнадцати лет.

Говорил он по-русски и не в лингводекодер, поэтому сопровождающие его не поняли. А я внимательно посмотрел на них и признал, что Вадим был прав. Бороды немного смущали, но жители юга быстрее созревают, а в целом они такие же пацаны, какими были мы, заканчивая школу.

— Где ваши отцы, ребят? — спросил я, перебив рассказ о добром боге Мардуке.

— Воюют. С Ардат Тангорихкс, — ничуть не смутившись, ответил мне самый высокий, который и был у них старшим.

Честно говоря, заклинило не только меня, но и всю нашу группу.

— С кем? — переспросил я.

И правда, не верилось, что разгромленные нами имперцы, как-то перебрались в соседнюю галактику и теперь третируют местных аборигенов, которые происходят почему-то с Земли.

— С захватившей Млечный Путь и наш прекрасный Вавилон, родину предков (он назвал вавилонское название), Империей Миллиарда Звёзд. Они построили высокую башню и колесницы, чтобы уйти от захватчиков.

— Но Империя повержена союзными силами СССР и США, — вырвалось у Филатовой, прежде чем мы успели её остановить. — А Вавилон давно исчез с земных просторов и заметён песками времени.

Красиво сказала, зараза. Видно, что училась на филфаке. Но вот лучше бы она промолчала. Подростки посмотрели неприязненно и возмущённо.

— Великий Вавилон не мог погибнуть! — пафосно заявил старший. — Да, он томится под властью захватчиков, но ждёт, когда его сыны из объединённого Шуруппака вместе со своими союзниками отобьют все атаки проклятых порождений Нергала и вернуться в Млечный Путь, чтобы сокрушить окончательно порождение вечной тьмы! Я, Гандуш, говорю это!

Сопровождающие нас мальчишки были разозлены и возмущены. Наладившийся контакт между нами, был готов вот-вот рухнуть, только из-за того, что кое-кто не удержал язык за зубами. Хотя мы инструктировали и не раз, насчёт того, что с чужаками говорит, только командир, пока не приказано обратного. Вот тогда-то и Варяг произнёс.

— Давайте расстреляем Филатову? А этим скажем, что наказали за непочтительность.

Я отрицательно помотал головой.

— Не наш метод. Но на Гарьерг, учиться дипломатии мы обязательно отправим. Когда вернёмся.

Остальные девчонки в нашем отряде захихикали. Это они зря. Если бы потребовалось, я бы их всех к Мезенцевой отправил. Ну да, для развития дипломатических навыков. Юнцам-аборигенам я же просто сказал.

— Женщина. Слабоумная.

Те кивнули, успокаиваясь и только тот, кто назвался Гандушем, недовольно проворчал:

— И зачем вы только взяли с собой женщин?

— Так завещал нам великий Ленин, — объяснил я.

— Кто? — не понял он.

— Вы его называете Мардуком, — не моргнув глазом ответил я.

К моему неудовольствию лицо никто не удержал. Кинтана присвистнул, Вадим закашлялся, как будто поперхнулся, у Варяга задёргалось левое веко, Либерман, кажется, попытался перекреститься. Девчонки опять захихикали, оправдывая звание слабоумных.

— Выговор всем, — бросил я и снова обратился к сопровождавшим нас аборигенам. — Гандуш, ты что-то говорил про объединённый Шуруппак. Как я понимаю, это то куда мы попали?

— Нет, — с неохотой ответил он. — Здесь Восточный Шуруппак. Наши правители разделили нас для удобства управления, на четыре земли. Северная…

— Я понял. И когда настанет день великой битвы, все четыре земли объединяться…

— И остальные наши друзья.

— Кто? — я снова насторожился.

— Те, кто называет Мардука иными именами. Как и вы.

— Ну да, ну да… И где же они обитают? Здесь, за пределами Шуруппака?

Гандуш улыбнулся и отрицательно покачал головой, потом поднял руку вверх и начал тыкать в темневшее место.

— Вон там обитают те, кто называет Мардука Цернунном, там Одином. Вон там Пань Гу, а вот у той звезды, немного красноватого цвета, жители зовут его Сварогом, а вон там Тотом, — он и дальше перебирал звёзды, называя различные имена верховных божеств пантеона, а меня тем временем всё больше и больше пробивал холодный пот, пока Диана не шепнула мне на ухо.

— Теперь понятно, почему Дети Предтеч так часто летали в эту галактику именно с Земли и прекратили только в шестнадцатом веке.

Я облегчённо выдохнул. Да, действительно, теперь у меня в голове всё сошлось и та теория полковника Копылова, теперь кажется всё более верной и да, Диана верно сказала. Перевозили эти самые Дети, землян в эту галактику. Однако, это теория порождает ещё больше вопросов. Например, почему именно обитателей Земли? Или зачем вообще они это делали. Да и старый вопрос, откуда здесь взялся Ардат Тангорихкс, тоже никуда не девался. Впрочем, как говорил предатель, Руф Билан: внимательно слушай и смотри по сторонам. Что мы и делали. А заодно задавали парням вопросы. Но ответы они почти не знали, так что вся надежда была на старейшин или кто там у них? Может быть, они знают больше?

Так, за разговорами мы наконец дошли до стен Восточного Шуруппака, когда уже окончательно стемнело. И над городом возвышалась, башня, чья верхушка скрывалась за облаками.

— Именно так я и представляла себе вавилонскую башню, когда читала про неё в книжках, — зажмурившись, сказал Вронковская.

— Угу, — буркнул я. — Только здесь она не рухнула.

В голову закрались самые разнообразные мысли о связях Детей Предтеч с земной мифологией. Напрасно я тогда отогнал их, сосредоточившись на более практических вопросах.

— Вопрос, зачем? — внезапно озвучил Хацкевич. — Зачем они всё это делали?

— Очевидно же. Они набирали армию из народов Земли, которые должны воевать против имперцев, — ответил я.

— Но вопрос остаётся — зачем? — настаивал Вадим. — Ведь они владеют такими силами, которые нам и не снились. Но с Ардат Тангорихкс… Да разнесли бы ониих, в пух и прах!

— Поэтому слушай, что говорят аборигены, — ответил ему я. — Мы не знаем ответа на этот вопрос. Но нам надо его узнать, ибо, мне кажется, он ключ ко всему, что происходит и в нашей, и в соседней галактике.

Хоть отвечал я Вадиму, но говорил я это всей своей команде. Чтобы они поняли ответственность. Особенно новенькие. Впрочем, Вронковская, итак уже догадалась, а Филатова испугана то ли перспективой расстрела, то ли иного наказания.

Мы вошли в город. На воротах, чья функциональность, как мне показалось, была сугубо декоративной и достался аборигенам от далёких предков, мы немного задержались, отвечая на вопросы любопытных стражников.

— Тоже молодёжь, — отчиталась Вронковская.

— Стар да млад, — проворчал я. — Ну и женщины всех возрастов.

Поход по городу убедил меня в моей правоте. Все ушли на фронт. Остались только парнишки да женщины. Стариков видно не было, да и чего им делать на улице, после того как спустилась ночная тьма. Город выглядел самым обычным, и, кстати, чем-то похожим на небольшие города Тангорихкса и Торкартена. Впрочем, я не представлял себе, как должны были выглядеть настоящие вавилонские города, поэтому мне было нечего сказать. Впрочем, утилитарность архитектуры могло свидетельствовать о том, что все силы общества уходят на войну.

Я мрачно поглядел на своих спутников.

— Оценочно, здесь проживает около тридцати — сорока тысяч человек, — отозвалась Диана. — Здесь четыре города…

— Плюс-минус двести тысяч человек. Мало. Очень мало бойцов, — согласился с ней я. — Да и вооружение, как и экономика войну не выдержит.

— Но ведь есть ещё и другие, — начал Варяг.

— Ну, добьём до двух миллионов, — пожал плечами я. — Всё равно мало.

Вот рупь за сто даю: в наши рассуждения вкралась какая-то ошибка. Но чтобы понять какая, нам надо больше информации. Всё возвращается на круги своя. Надо говорить со старейшинами, а, возможно, не только с ними.

Потихоньку нас довели, до какого-то круглого зала с открытой крышей, которое я про себя окрестил по-гречески ареопагом, потому что не знал, как подобные присутственные места назывались в Вавилоне.

Туда уже собрали стариков, один другого старше. Некоторые, как мне подумалось, вообще уже впали в благостный старческий маразм. Ну ладно. Может быть, что-то и получится.

Для начала мы представились. Сказали им, что мы из мира, что называется Советский Союз и на него двадцать лет назад стали нападать чужаки-пришельцы, которые называли себя Ардат Тангорихкс. Они разрушили пару нашу городов и попытались обосноваться на планете, но мы чудом отбились, победили их, а потом решили путешествовать через «глаз бога», так они называли порталы. Нашли несколько удивительных цивилизаций, а потом попали сюда, к шуруппакцам.

В общем-то, и не соврал. Просто немного подал под другим углом информацию о том, что творилось у нас.

— Почему тогда упала ваша повозка? — проскрипел один из стариков. — У нас создалось такое впечатление, что вы в первый раз путешествуете через глаза бога.

— Мы первый раз выходим из портала… в атмосфере планеты, — решился я, сказать неприкрытую правду.

Всё-таки нам надо улетать из этой Галактики, а как понять, какой портал здесь галактический и как к нему лететь.

— Не могут повозки двигаться, когда глаза бога открываются в безвоздушное царство Нергала, — возмутился древний старейшина. — Только мерзкие порождения тёмного бога могут летать там.

— Так это и есть их повозка. Наш трофей, — не стал скрывать я.

Судя по шуму, который пронёсся по залу, это было сильное заявление. Мне виделось, что не так много трофеев им удаётся захватить с этих «тангорихксцев».

Вдруг поднял руку самый молодой из старейшин, у которого даже волосы не все поседели, а вот руки не было. Видно, потерял в бою и теперь для бессрочной службы не годен, поэтому отправлен заседать со стариками.

— Я Шузигаш, сын Бенене, — произнёс он, так горделиво, что нам сразу стало ясно, эти имена многое значат для присутствующих. — Я ходил в битву с порождениями Нергала едва прошёл обряд посвящения, а потом водил отряды. И всякий раз мы возвращались с победой, кроме последнего. И я говорю, если эти люди нам не врут, то воистину, они великие воины! И союз с ними только усилит всех нас, тех, кто борется с Ардат Тангорихкс.

Нельзя сказать, что он смог убедить всех старейшин, но большинство, согласно закивали. Наконец, слово взял самый старший.

— Я согласен с Шузигашем. И не потому, что он мой племянник. А я помню. Мне рассказывал мой дед, а ему его, — проскрипел он. — Что когда пришли воины из Тир на Ног, их тоже встретили с недоверием и даже враждой. Погибли наши бойцы и их солдаты. И только много лет спустя мы поняли…

— Тир на Ног, это что? — шёпотом спросил я у Вронковской.

— Из кельтской мифологии, — отозвалась она.

Я кивнул и снова стал слушать старика, но он уже заканчивал речь. В общем, благодаря Шузигашу и ему, мы получили поддержку на совете и уже готовились озадачить их своими просьбами, как в зал совета ворвался один из юношей и встревоженным голосом сообщил:

— Ардат Тангорихкс высадил отряд на окраине города и теперь идут к нам!

Лица старейшин встревожились. Кое-кто забормотал, а один застонал, воздевая руки к потолку:

— Горе, горе, нам! В недобрый час напали на нас порождения Нергала, когда все воины отправились в Тир на Ног!

И только Шузигаш спокойно подошёл к юноше и начал его о чём-то расспрашивать. По мере услышанного лицо его хмурилось. Я подошёл к воину и спросил его напрямую.

— Нужна наша помощь?

— Да, — вздохнув, кивнул он. — Вы же слышали. Мужей в городе не осталось. Ардат Тангорихкс атаковал сразу несколько миров, и наши воины отправились им на помощь. Вот теперь они высадились здесь…

— Пошли, — не стал задерживаться я, приказывая своей команде следовать за нами. — Посмотрим, что можно сделать.

На первый взгляд, казалось, что имперцев не так уж и много. Всего три десятка, которые медленно подходили к воротам Восточного Шуруппака. Они шли, ощетинившись каким-то оружием, в котором я узнал чуть более совершенный огнестрел, чем был у вавилонян или шуруппакцев, если быть точным. Мы с Мишиным переглянулись.

— Очень странно, — изрёк он. — Впрочем, бойцы укрылись за стеной и тридцать человек внизу, погоды не сделают.

Я пожал плечами. Так-то Гриша был прав, но вот не был похож Шузигаш на перестраховщика, а он относился к обороне серьёзно.

— Главное — не высовывайтесь, — повторял он юношам. — Лучше промахнитесь, но не показывайтесь из бойниц ни на миг.

Его правота подтвердилась сразу. Едва один из пацанов, то ли в горячке боя, то ли желая лучше прицелиться, высунул голову из бойницы, то имперский солдат, шагавший впереди, очень быстрым движением вскинул винтовку или чем он там был вооружён и прострелил пареньку голову.

— Дальность двести метров, — задумчиво сказал мамлей Мишин.

— Странные это какие-то бойцы, — задумчиво проговорил я. — Не похожи на тех, с кем нам пришлось столкнуться в Млечном пути.

— Они могли иначе развиваться здесь, — встрял Кинтана.

— Да я не просто… — начал я и замолчал, решив, пока не озвучивать свои подозрения.

Тем временем место убитого бойца занял Либерман. Вот он-то не допускал глупостей, а взяв на прицел, уверенно отрабатывал одного имперца за другим.

— Сойка, — приказал я. — Пятая бойница. Голову не высовывать.

Юля кивнула и, схватив автомат, скрылась в бойнице номер пять. Это я так и пронумеровал, чтобы не путаться. Работала она чуть хуже Либермана, но как и он, расстреливала имперских воинов, как цыплят. Я ухмыльнулся и повернулся к Гришке.

— Теперь понял?

— Сделайте милость, объясните тупому! — начал заводиться Хацкевич.

— Сначала удостоверюсь, — отмахнулся я от него и закричал Шузигашу. — Можно уже спускаться? Имперские солдаты кончились?

— Да, больше не пойдут в атаку, — задумчиво отозвался он. — Вы правы. У вас очень мощное оружие, которым вы умело владеете.

Получив разрешение, мы слезли с городской стены и пошли к валяющимся на песке «воинам империи».

— Мы всё равно их не забираем, — торопливо объяснял семенивший рядом с нами Гандуш. — Они через сутки исчезают так и так, а оружие рассыпается в прах.

Было уже темно, и мы включили фонарики, вшитые в наши экзоскафандры. Получилось достаточно светло.

— Форуга, может, проведёшь вскрытие? — спросил я у нашего врача.

Она смутилась.

— А зачем…?

— Эх, молодёжь! — вздохнул я. — Ещё раз мой приказ не выполнишь, отправишься на Гарьерг вместе с Филатовой. Смотрите и учитесь.

Я достал нож и уверенно вскрыл грудную клетку лежащего рядом со мной имперца. Грудь заискрилась, а из-под ножа показались провода и прочая электроника.

— Что это? — спросила Форуга, дрожащим голосом.

— Биороботы, — ответил я. — Более совершенные чем имперские, но такие же бестолковые.

Глава 10. Земля юных

Январь 2008 года

Обратно на звездолёт «Бумбараш» все, кроме, меня возвращались в мрачном и задумчивом настроении. Они пытались осмыслить, что же происходит в Стрельце? Но я им уже всё подробно объяснил и не собирался повторять. Мои мысли больше занимало предвкушение душа, в котором я, наконец, смогу смыть с себя пустынный песок.

Всё наконец-то сошлось и то, над чем мы работали ещё на Кадмии, и то, что нам стало известно от Дианы и даже планета с потомками вавилонян во Внешнем рукаве Млечного вписались в общую логику происходящего. А уж сегодняшние открытия и подавно.

Итак, вы будете смеяться, но с древних времён нашу планету посещали пришельцы. Только вот не размножались с нашими предками и никого, и ничему не учили, а забирали их к себе, отправляли на планеты галактики в Стрельце, заставляя их выживать, становясь воинами, поколение за поколением. Я не удивлюсь, если узнаю, что у местных существует отбраковка. Помимо всего прочего, у местного населения культивировался дух ненависти к империи поколение за поколением.

Противник тоже легко объяснялся. Ардат Тангорихкс, но не настоящий, а тренировочный макет. Аборигены должны твёрдо знать, кто их враг, кого они должны сокрушить, чтобы освободить далёкую прародину от оккупантов.

И знаете, план был в чём-то хорош. Почти так же, как и наши замыслы, до открытия Артефакта Кадмии. У нас четырнадцать колоний за пределами Земли. Уже тогда, те, кто не служил в армии, стали задаваться вопросами, а не слишком ли много? Ведь мы не можем в полной мере освоить эти планеты, так что и одной было бы достаточно. А дело в том, что мы планировали бегство за пределы Солнечной системы и дальнейшей подготовки в этих колониях реванша.

Только вот мы бы начали, экстенсивно развиваться, опасаясь удара империи, а Дети Предтеч развивали своих подопечных постепенно. Не удивлюсь, узнав, что тысячу лет назад они воевали против вавилонян, вооружённых бронзовыми мечами, сталью, но не более. И только, когда они постепенно развивались, осваивая новое вооружение, оружие имперцев становилось чуточку лучше.

Только две вещи пока оставались непонятным. Почему, если Дети Предтеч, желают уничтожить империю, они подбирают для этого инструменты из людей, а не действуют сами и для чего набирают именно землян, а не кого-то ещё? Что, мы самые лучшие? Чушь. Каких-то очевидных преимуществ перед другими расами населяющих космос у нас нет и не было.

Но на Шуруппаке ответы на эти вопросы было не получить. Потому следовало лететь дальше, но сперва осмотреть звёздную систему, в которой находится эта планета.

Поэтому я и поручил подготовку звездолёта Стерлядкиной, Столяровой и Смирнову с Маркиным. Объяснив им, попутно, что ближайшие выходы у нас будут в атмосферу и хотелось бы, чтобы всё обошлось без падений.

— Валера, — вкрадчиво спросила меня Марина. — А ты физику изучал? Про гравитацию слышал?

Учитывая моё образование, подобные намёки были явно издевательскими, поэтому пришлось ставить Стерлядкину на место.

— Слышал и не только в школе, а ещё и в Физтехе, да и в армии много про неё говорили. Я же из космодесанта, забыла? Для нас гравитация была главной проблемой, мешавшей расправить нам наши крылья во всю ширину, — ответил я сарказмом на сарказм. — Короче, прелесть моя кареглазая, я тебе задачу поставил, ищи техническое решение.

Рита хихикнула, но сразу же осеклась, под суровым взглядом Марины. Я же, сказав это, отправился в душ, не обращая внимания на ворчание Стерлядкиной. Впрочем, недовольна была только она одна. Славик с Лёхой Жмыхом, наоборот, заинтересовались технической задачей.

Наутро, взяв флаер и несколько бойцов, я отправился в Восточный Шуруппак, чтобы ещё поговорить со старейшинами и Шузигашем. Они просто умоляли меня отправиться в Тир на Ног, чтобы я вернул бойцов обратно к ним.

— Это была просто разведка, — мрачно сообщил мне самый молодой старейшина. — Через неделю пойдёт первая волна. Остальные города помогут нам, но мы можем просто не продержаться до их подхода.

Мне было всё равно, куда лететь. Хотя, конечно, я охотнее отправился бы в Ванахейм, как называли свою планету потомки скандинавов или к дальним родственникам, назвавших место обитания почему-то Китежем. Про них я хоть что-то знал. Но раз надо к кельтам, тогда к кельтам. Озадачу Вронковскую, она что-то читала в институте про гаэльскую культуру. Вик ещё увлекался борьбой ирландских республиканцев с британской короной, но он вряд ли это как-то нам поможет, учитывая разницу во времени.

Обсудив с ними проблему перемещение звездолёта через портал и услышав, что ворота автоматически откроются и закроются и наоборот на той стороне, я немного успокоился. И вавилоняне и их союзники иногда захватывали имперские корабли и даже пару раз смогли их запустить после чего те выходили из строя. То ли так задумано было изначально, то ли они их ломали. Потому что все корабли одинаково падали на поверхность планеты, под воздействием гравитации.

Я вздохнул про себя и понадеялся на Марину, но больше на Маргариту с нашими инженерами. Может быть, они что-то придумают. Не хотелось бы передвигаться между планетами на здешних повозках, которые, больше напоминали герметичные вагоны. И их с помощью тросов и лебёдок поднимали на верхушку башни, а потом такой же простой механикой впихивали в портал, предварительно его открыв из изолированного помещения. Я опять же подивился реакции Детей Предтеч, которые зачем-то приспосабливали высокие технологии под примитивную технику древних землян. К тому же возвращаться в Шуруппак я пока не собирался хотя нам и навязали Гандуша, но его задача была представить нас воинам Тир на Ног и шуруппакцам, которые у них гостили.

Действительно, на второй день пребывания на этой земле, они отчитались об окончании работ и утром третьего дня мы полетели навстречу новым приключениям. В этот раз планы оказались опять нарушены, но к добру.

Но сначала мы поднялись над планетой, чтобы осмотреть здешнюю солнечную систему. Восторгам бородатого мальчишки не было предела, лишь Марина хмурилась, косясь на пришельца в пилотской рубке, которому она явно понравилась.

— Ну точно! — хлопнула себя по лбу Диана. — Теперь понятно, почему в моей базе данных индексы Стрельца раздваивались!

— Уточни, — попросил её я.

Вместо ответа, она вывела на монитор данные с одного из внешних датчиков. В четверти парсека от планеты спокойно вращался самый обычный портал из тех, которыми мы пользовались у себя, в Млечном пути.

— И теперь я точно знаю, где мы и где стоит искать портал, через который мы в один заход точно выйдем к межгалактическому. Будешь смеяться, но он находится всё в той же системе Тир на Ног.

— Повезло кельтам, — буркнул я.

— Или нам, — поправила меня Диана. — А им, наоборот, не повезло. Потому что обрати внимание: им постоянно приходится оказывать военную помощь из-за массированных атак биороботов Детей Предтеч.

— Или так, — согласился я. — Ну что, дадим знать в Восточной Шуруппак, чтобы нас не ждали, а сами полетим через портал в космосе?

— Валера, хочешь, я на колени встану, хочешь, я пообещаю, что замуж за тебя выйду, только полетим через космический портал? — взмолилась Стерлядкина, под хихиканье всей команды, которые слышали её просьбу.

— Через него и полетим, — согласился я. — Если пообещаешь не унижаться и не говорить всякой чепухи.

Стерлядкина фыркнула и стала готовить звездолёт к проходу через портал, а Вик, связался с примитивным передатчиком на планете и объяснил Шузигашу, что мы полетим другим путём, но также быстро и обязательно вернём их воинов обратно в Шуруппак. Бывший прославленный воин согласился и дал команду ребятам на башне не ждать нас.

Марина больше всего опасавшаяся, что мы передумаем или Шузигаш нас отговорит, разогнала звездолёт и на полной скорости влетела в открытый Дианой портал.

— Что у нас здесь? — первым делом спросил я, едва мы вышли на той стороне.

— Планета, как и обещали, — проворчала Столярова. — Как и положено, крутится вокруг оранжевого карлика и два спутника вместе с ней.

— В отличие от Шуруппака, где спутников вообще нет, — подвела итог Стерлядкина. — Ди, что там у тебя?

— Межрукавный портал, — отозвалась она. — А ещё, скопление каких-то звездолётов у пятой планеты.

— Силы вторжения, скорее всего, — огласил я очевидные вещи.

Впрочем, кое-кому они до сих оставались неясными.

— Почему именно они? — серьёзно уточнила Столярова.

— По логике, — отрезал я. — Сама подумай, если бы псевдоимперцы вторгались на планеты, через те порталы, которыми пользуются аборигены, то рано или поздно, но ребятки бы их просто разрушили. Но это бы противоречило политике Детей Предтеч, которым нужен альянс между выходцами с Земли.

— Почему вы решили, что им требуется именно это? — серьёзно спросила Рита.

— Иначе бы не было никаких планетарных порталов. Назовём их, хотя они и находятся на большой высоте, — отрезал я.

Порой дотошность этой рыжей лисицы раздражала, но осуждать это я не мог. Без таких привычек хорошего разведчика не получится. Желательно, конечно, чтобы она сама сопоставляла факты, не дожидаясь объяснений командира. Но нельзя требовать много и сразу.

Я на всякий случай сохранял боевое расписание, пока мы не приземлились на планете. Марина была крайне недовольна, что опять приходится сажать корабль во чисто поле на планету, не в щадящем обшивку режиме посадочных колец. Что поделаешь, других вариантов пока не предусмотрено. Перед тем как сесть, я связался с планетой. Примитивные радиопередатчики были изобретены, как раз кельтами и быстро распространились среди планет Земного Альянса, так мы стали называть этот неформальный союз. У нас тоже сохранялось старое радио, уж не знаю почему, но по инструкции было положено, держать на всякий случай. Марина и Славка всякий раз ворчали, когда им приходилось проверять их работу, называли командование не очень лестными словами, но вот, как видите, пригодилось.

Кельты ответили хоть и настороженно, но благожелательно. Мы предупреждали их на всякий случай, чтобы группа по встрече, не поприветствовала нас залповым огнём из всех своих ружей. Нам-то что, но вот от ответного огня наверняка пострадают их вооружённые силы.

Наш флаер приземлился рядом с их главным или просто одним из крупных городов, где как раз и наличествовала башня, а название он носил…

— Как, как? — переспросила Вронковская.

— Аваллон, — ответил я, которому ничего это название не сказало.

— Он, случайно, находится не на острове? — уточнила она.

Я демонстративно посмотрел на монитор, куда выходила картинка с внешних датчиков.

— Случайно да.

— Любопытный поворот, — пробормотала она. — И Тир на Ног и Аваллон считаются мифами.

— Рассказывай, пока не сели. И в дальнейшем не отходи от меня далеко.

Группа по встрече была небольшой, но внушала. Пять бойцов, возглавляемых опытным воином, который назвался таном Аодханом. Его было можно назвать главным здесь. Было кем-то вроде военного вождя, но и гражданскими делами занимался в меру сил, но эта обязанность лежала скорее на Оррине, старике лет семидесяти, а может быть младше. Кто знает, какие у них на Аваллоне условия жизни.

Я обратил внимание, что устройство и вавилонян, и кельтов, можно охарактеризовать военной демократией, чем-то напоминающей времена раннего феодализма. Это уточнение поступило от Столяровой, которая была не чужда гуманитарным наукам, ну или просто была слишком любопытной лисонькой.

На Аваллоне нас встретили хоть настороженно, но радостно. Кельты с большим удовольствием грели уши рассказами о нашей техники. Внимательно осматривали наше оружие, вероятно, подумывая, как бы их скопировать.

Я передал им просьбу шуруппакцев, вернуть домой их воинов. Но Аодхан, переглянувшись со своими заместителями, предпочёл вновь перевести разговор на другую тему.

— В чём дело? — прямо остановил я его речи, глядя в глаза тану.

Он смутился, но взгляд не отвёл.

— В последние недели, атаки Ардат Тангорихкс повторяются раз в два дня, — наконец сказал он. — Мы с трудом успеваем их отражать, и без подмоги союзников Аваллон уже давно бы пал.

Я нахмурился. Что-то не ладилось в этой схеме. Почему псевдоимперцы, с которыми они успешно справлялись хоть и не без труда, в этот раз не желают отступать? Что у них, сбой программы или же Дети Предтеч решили перевести своих подопечных на новый уровень?

— Очередная атака будет сегодня? — уточнил я, вспомнив про скопление звездолётов.

Аодхан кивнул.

— Мы поможем вам. Но для начала я должен ознакомиться с тактикой Ардат Тангорихкс.

— Вы же с ними уже сражались и побеждали? — насторожился один из вождей.

— Да, но с нами они воевали по-другому и другим оружием, — просто ответил я.

Выяснилось, что одну и ту же тактику, псевдоимперцы применяли везде как на Шуруппаке, так и на Аваллоне. Их звездолёты зависали в десяти километрах от города, а остров был очень большой. После чего воины Ардат Тангорихкс разбивались на группы и штурмовали Аваллон, наступая одновременно с разных сторон.

— Но это они в последние годы так, — пояснил Аодхан. — Раньше было иначе. Попроще.

— Командир, — тронул меня за рукав Череп. — У них нарезное оружие, а на Шуруппаке было вообще, какие-то позорные мушкеты.

— Да, — согласился Аодхан. — Мы изобрели их лет десять назад. И ещё не производим достаточно много, чтобы вооружиться самим, что уж и говорить про союзников. Их ополчение ведёт войну вообще дедовскими мушкетами и аркебузами.

Что же. Получается так, что кельты сами не осознавая вывели войну на новый уровень, но сами к такому готовы не были. Ладно, прикроем спину братишкам. Тем более что не в наших интересах бросать их на произвол судьбы.

— Ещё один вопрос, тан, — вновь обратился я к Аодхану. — Вы что-то слышали про тех, кто перенёс вас сюда?

Но тот отрицательно покачал головой.

— Про них неслышно уже много лет, — сказал он доверительно. — Старики рассказывают, когда они только поселили нас здесь, то приходили к нам часто, обучая всему, что знают сами. Потом их становились всё меньше и меньше и они перестали появляться у нас. Уж не знаю почему. Последний раз, поговаривали, что кто-то встречал Цернунна в горах, за островом. Но это было при деде моего деда. И, возможно, тот человек употребил слишком много пива.

Тан усмехнулся.

— Но к чему такой вопрос тан Валерий?

Я не стал уточнять, что очень хотел бы пообщаться и с Цернунном и с Мардуком и вообще всеми теми, кто взял имена земных божеств, чтобы перенести сюда воинов с моей родной планеты. И не только я один, но и руководство ГРУ и партии, к примеру. Отговорился просто, что мы обнаружили их следы, которые и привели к ним.

Ничего здешние аборигены не знают. Дети Предтеч позаботились о том, чтобы перейти в разряд мифов, после того как сделали своё дело. Но ничего. Это не повод сдаваться. Рано или поздно, что-то обнаружится, небольшая ниточка, и я её размотаю, даже если придётся привлекать следственный отдел.

Мы едва успели подготовиться к бою, как небо потемнело от кораблей псевдоимперцев и не успел я толком отдать команды, как они сели и из них посыпались наружу биороботы, которые играли роль имперских завоевателей.

В одном моменте Дети Предтеч просчитались. Уже, когда мы схлестнулись с имперцами, коренных жителей метрополии в рядах их войск практически не было. Только на офицерских должностях. Рядовые были синеполосочниками, гаркхийцами, таусийцами, халлдорианцами, ардан даздра и прочее население Империи Миллиарда Звёзд. Тангорихксцы предпочитали загребать жар чужими руками.

Тем не менее нас атаковали краснополосочники с небольшим вкраплением торкартенцев. Моя группа заняла позицию в основании башни, но нет, не здоровой, уходящей в небеса, через которую путешествовали по разным планетам, а самая обычная, которая по идее должна быть наблюдательным пунктом в средневековые времена. Возможно, она и была таковой, когда здесь сражались ещё стальными мечами.

— У них автоматы, — сообщил Варяг, урываясь от очередной очереди, которые выпустили по нам имперцы.

— Заметил, — ехидно сказал я.

— Тузов, ты же помнишь, чем опасно пороховое автоматическое оружие? — уточнил Варяг.

— Уроки у капитана… — начал я, но в этот момент очередная очередь заставила меня пригнуться.

Пока мы вели в счёте. Десять — ноль в нашу пользу, однако биороботы продолжали переть на наши позиции как заведённые. Впрочем, почему как?

Мы подстрелили ещё пятерых псевдоимперцев, и нам стало окончательно ясно, что такими темпами, позиции мы не удержим. Тем более что с других сторон, воины Тир на Нога стали потихоньку отступать. Союзники, из вавилонцев и, кажется, викингов покинули поле боя раньше, уйдя за городские стены. Ну да. Они держат в голове, что им ещё свои стены защищать.

— Это никуда не годится, — пробормотал я.

— Отступим? — спросила меня Вронковская, которая не отходила от меня ни на шаг.

— Как говорил полководец Суворов, русский солдат не знает такого слова, — сообщил ей я, снимая с предохранителя, огневое устройство автомата.

Одновременно я жестом приказал Варягу, Жмыху и Филатовой сделать то же самое.

— Я еврейка, — вдруг сказала Юля и покраснела. — Ну, бабушка у меня была, а я в паспорте…

— Уверен, что Моше Даян что-то подобное высказывал, — перебил её я. — Отойди в сторону, эта штуковина лупит в белый свет, как в копеечку.

Вронковская испуганно отскочила и прижалась к стене башни. Это она напрасно сделала. Впрочем, поняла это она потом. В тот момент мы сделали дружный залп по рядам наступающих имперцев.

Вообще «кадмийский сюрприз» требует от бойца хорошей физической силы, чтобы удержать автомат в нужном направлении, дабы не начать поливать чистой энергией окрестности. По этой причине никому из девчонок не доверяли стрелять без предохранителя. Только Филатовой, которая оказалась физически крепкой. Да и, пожалуй, Диана, чьё физическое тело было развито, но мы берегли её голову, поэтому никогда не бросали в гущу. Вот и сейчас, она вообще отсиживалась за стенами замка, наблюдая через камеры, как идёт бой, готовясь в любой момент поддержать нас.

Биороботы горят не хуже, чем люди или стражи Кадмии. Это мы ещё с Кинтаной на Новой Кубе выяснили. Ряды наступающих просто смело. Мы переглянулись, усмехнулись и сменили энергетические блоки у автоматов.

— Эд! — приказал я Кинтане. — Бери Самбо, запасные батареи и беги к баррикадам у южной стены, а то эти прорвутся сейчас.

«Южане», как сообщила мне Диана, действительно, держались из последних сил, и противник вот-вот должен был взять их участок стены. И тогда всё пропало. Ладно остальные, кое-как, но отступят в другие миры, а нам прорываться к звездолёту.

— Где Череп? — спросил я у Мишина.

— Уже залез на башню, — отозвался мой заместитель.

— Череп. Слушай внимательно. Задние ряды видишь? Молодец. Твоя задача — уничтожить столбы, которые переливаются синим и зелёным. Как, как? Решай сам, расстреляешь из снайперки или разобьёшь голыми руками.

— Что за столбы? — спросил Варяг.

— Сдаётся мне, это устройства связи с кораблями, — отозвался я. — Они аккурат висят над нами и управляют ими, прямо с орбиты. Диана засекла передачи и столбы.

Я высунулся из укрытия, чтобы посмотреть, как дела у врагов. Но они и не думали наступать, конкретно на нашу позицию, а стали маневрировать. Я присмотрелся внимательнее.

— В стороны! — скомандовал я.

Бойцы, не задумываясь, разбежались по сторонам, шустро прячась за другие баррикады, кроме Вронковской, которая задумалась о чём-то своём и запоздала.

Снаряд, просвистев, ударил в центр башни, обрушивая кирпичи на то место, где были мы. Юля не успела совсем чуть-чуть, когда её догнало несколько обломков. Один угодил прямиком в голову, второй в спину, третий в ноги. Девушка упала залитая кровью.

Я выругался про себя и бросился к ней. Пусть она и блаженная, которая замечталась в разгар боя, но нечего ей на открытом пространстве валяться, вдруг есть ещё шанс спасти дурочку. В крайнем случае походит немножко глухой.

Я схватил Вронковскую и аккуратно потащил к последней перед воротами баррикаде. Раздалась стрельба и очередь прошла над моей головой. Пришлось пригнуться. Варяг и Филатова, высунувшись, стали прикрывать меня. Огонь псевдоимперцев переключился на них, и я смог дотащить Юлю до укрытия.

— Жива? — спросил меня Мишин.

— Где Форуга? — спросил я.

Откуда-то выскочила бледная и напуганная Яна, которую я сначала вообще хотел оставить на звездолёте, вместе с нашей лётной командой и техниками, но потом взял на всякий случай. Вот и пригодилась.

— Да, она жива… — пробормотала девушка, после небольшого осмотра. — Но ей надо… в общем, желательно как можно быстрее отправить в медотсек, а потом в госпиталь. И она не только жива останется, но и инвалидом не станет.

— Понял, — коротко ответил я и задумался.

— Ты заметил, что они пальнули из гранатомёта? — спросил меня Варяг.

Я молча кивнул. Я расспрашивал местных как здесь, так и на Шуруппаке, но они в голос отвечали, что никакого подобного в ходу у «Ардат Тангорихкс» не было.

Внимательно осмотревшись, я понял, что вся эта небольшая война может затянуться надолго, а к кораблю нам надо прямо сейчас. Пришлось выкручиваться прямо на ходу. Все эти перестрелки могут продолжаться очень долго. Аваллону не привыкать сидеть в осаде. Но меня теперь это не устраивает.

Приказав бойцам держать позиции, я вернулся в город, поймал Аодхана, изложил ему свой план действий, получил благословение и одного из его заместителей — Кадайна, который обычно командовал союзными силами поддержки. Вместе с ним мы собрали союзников, которые ожидали, чем закончится бой под стенами, а потом отобрав пятерых самых толковых — одним из них стал Гандуш, нашедший своих, повёл на прорыв.

Биороботы тем временем, поняв, что лихим кавалерийским наскоком взять город не получится, перешли к позиционным боям, изматывая защитников Аваллона.

Это противоречило теории, которую выдвинул я. Слишком настойчиво они пытались захватить город. Причём и на Шуруппаке и на остальных планетах: я успел перекинуться парой слов, с людьми оттуда всё было по-прежнему. И оружие попроще использовали и атаковали не так интенсивно. Аваллон выбивался из этого сценария. Так что было одно из двух — или сама теория неверна или же кельты сделали что-то не то. Но что? Времени на раздумья не было. Я просто слил мои размышления Диане, и та обещала проверить. После чего она скинула мне информацию о расположении вражеских войск, и мы выдвинулись вперёд.

Невесть какой план, но вряд ли псевдоимперцы были готовы к такому. Обычно же противники контратаковали прямо и в лоб, не изобретая никаких манёвров. Дожидались, когда противник ослабнет, и шли в атаку. В последние годы они начали, ну хоть как-то хитрить, устраивать засады, но ещё не отработали эту тактику. В этом я и увидел всю слабость плана Детей Предтеч. На Земле уже давно ушли от рыцарских традиций при ведении войны, действуя всегда на результат, на победу.

Первый наш заход оказался простым. Мы просто атаковали ничего не ожидавших биороботов со спины и перебили, как баранов на бойне. Второй отряд пытался отбиваться, но безуспешно. А вот третий, едва не поймал нас самих. Нам, даже пришлось отступить ненадолго, понеся небольшие потери.

— Быстро они обучаются, — хмыкнул я и связался с Блохиной, чтобы та передала приказ Варягу и Аодхану, плавно перейти от обороны, к атаке.

Когда началась контратака аваллонцев, усиленная нашими бойцами, мы продолжили нападать на отряды биороботов с тыла, тревожа их и не давая сконцентрироваться на обороне.

Ближе к вечеру нападение псевдоимперцев было отбито. Биороботы истреблены, а функции отступать в них заложено не было, и мы праздновали победу.

Вернее сказать: радовались аваллонцы, а мы слишком вымотались, да и к тому же нам пришлось тащить раненных на корабль. К Вронковской добавилась Блохина с ранением в ягодичную мышцу. Никто не видел, как она получила пулю, а может, просто пожалели её и не стали трепаться. Жмыха ранило в руку, Хацкевича от полученной хоть и по касательной очереди спас бронежилет, который он выкопал в наших запасах и на всякий случай надел. Кинтану тоже завалило камнями, но не так сурово, как Вронковскую.

И ещё у меня с Дианой был серьёзный разговор к Аодхану. Девушка проанализировала мои измышления, собрала дополнительную информацию и пришла к выводу: аваллонцы докопались до какой-то технологии, существенно опережающее их время. Вернее, заложенное Детьми Предтеч уровень развития.

— Скорее всего, они не сами её изобрели, а что-то нашли, — щебетала девушка, когда шёл по напоминающему замок строение, в поисках аваллонского тана. — Поэтому теперь их атакуют непрерывно, да и ещё в несколько раз улучшенным оружием. Просто биороботы хотят это что-то забрать, после чего войны вернуться в прежнее русло.

— Дети Предтеч, — просто сказал я. — Что-то оставили…

— Может быть, случайно? — спросила девушка.

Я отрицательно помотал головой.

— Ни в коем разе. Они ничего случайно не делают. Помнишь Хранилище?

— Базы данных по технологиям, которые выводили Землю на уровень имперцев? Но, считается, что они просто забыли…

— В ГРУ так не думают, — коротко ответил я. — Слишком удобное совпадение. Базы данных, уравнивающее шансы, индексы не освоенных имперцами звёздных систем. Слишком хорошо, вернее, слишком удачно. В жизни так не бывает.

За разговорами мы дошли за зала совещаний. Тан что-то негромко обсуждал со своими людьми. Я внимательно посмотрел в глаза Аодхану. Тот поёжился, хотя был сильным воином.

— Отпусти людей, тан, — попросил я. — У нас к тебе приватный разговор.

— Мне нечего скрывать от них, — неуверенно ответил он.

— То есть они в курсе, что причина всех атак, как я полагаю, большой ящик, серо-стального цвета, впрочем, уже потемневший от времени, который ты или кто-то из твоих людей случайно нашли и попытались открыть?

Аодхан замер, выпучил глаза и какое-то время просто стоял, молча глотая ртом воздух. Я испугался, уж не сердечный ли приступ у него? Все его люди просто смотрели на него, ожидая команды. Наконец, он отмер.

— Откуда вам известно? — просто спросил он.

— Я догадливый. Так что, тан?

Но он молчал. Тогда я, как бы невзначай коснулся автомата, висевшего на плече. Аодхан нахмурился, переглянулся с соратниками и тяжело вздохнув, начал.

— Месяц назад, молодой Седрик с друзьями исследовал горы к западу от Аваллона. Случайно, провалившись в одну из пещер, он обнаружил там небольшой ларец. Из него показался Кухулин, на миг, на краткое мгновение и что-то сказав, исчез.

— Как он опознал его? — спросил я.

— В главном зале висят картины, сделанные ещё во времена переселения. Изредка их копируют, чтобы они не распались от старости…

— Делать это сказали вам боги? — уточнил я и Аодхан, согласно кивнул.

Я немного помолчал, подбирая слова.

— Слушай меня внимательно, тан. Этот ларец оставил вам Цернунн. Чтобы вскрыли его, но не раньше, чем сможете остановить вторжения «Ардат Тангорихкс» на свою планету. Вы сделали это раньше и стали основной целью захватчиков.

Гробовая тишина повисла в зале. Тан Аодхан внимательно посмотрел на меня.

— И как можно это остановить?

— Я не уверен, тан. Но попробовать стоит — вернуть ларец туда, откуда взяли. Может быть, это поможет, а может, и нет. Врать не буду, я с таким не сталкивался.

Соратники Аодхана зашумели, каждый пытался высказать своё мнение, ругаясь и перебивая друг друга. Одни поддерживали мою точку зрения, другие были резко против.

— Одно могу сказать, тан. Кухулин вам ничего не скажет, как не старайтесь. Да ты уже и сам это понял.

Аодхан молчал, погружённый в тяжкие раздумья. Потихоньку его соратники начали стихать, внимательно ожидая, что скажет им военный вождь.

— Я согласен, — наконец, глухо сказал он. — Возьмите Седрика, пусть он покажет вам место, где он его нашёл. И увозите этот проклятый ларец подальше. Только одно условие.

К моему удивлению, он попросил оставить ему заложника. Вернее, человека, который знает как с нами связаться. Погостит месяц и если всё вернётся на круги своя, то мы можем его забирать.

После долгих раздумий я остановил выбор на Либермане. Ему не нужна была медицинская помощь, а за Вика, мне бы Яська что-нибудь открутила. Диана была нужна мне на месте, поэтому она только показала, как пользоваться межгалактической связью, но попросила, только в экстренных ситуациях к ней обращаться.

Я же намекнул Яше, чтобы он держал уши открытыми и побольше общался как с аборигенами, так и с жителями других миров.

После такой инструкции мы пошли возвращать ларец на место. Но сказать проще, чем сделать. С трудом мы нашли упомянутого Седрика, потом долго его уговаривали. Отважный воин, не боявшийся ничего и никого, это было видно по многочисленным ранам и рубцам, да и в этом бою он шёл вперёд, что было заметно по свежей ране на боку, наотрез отказывался вновь идти в эту пещеру.

— Удивительно, — сказала Диана по-русски. — Если его эта пещера так напугала, какого хрена он схватил этот чёртов чемодан?

Ларец и правда напоминал чемодан без ручки. Его мы вручили Мишину, так как он был достаточно тяжёлый. Я подумывал взять кого-то ещё, но вспомнив, что у меня почти вся команда ранена, кроме Вика, который нужен на связи, и девчонок-пилотов, махнул на это дело рукой. Гришка, парень крепкий, а если что, то я ему помогу.

Наконец, уломав Седрика, мы выдвинулись в путь с небольшой командой, которые сопровождали нас и Седрика. До этого я приказал Стерлядкиной поднять в космос звездолёт, со всей командой, чтобы отслеживать перемещение вражеских кораблей. За нами пусть спустят флаеры потом.

Путь выдался неблизкий и утомительный. Удивительно, но всё развитие у них уходило на войну, а в остальном действовал гужевой транспорт. Впрочем, лошади они и на Земле до середины двадцатого века без лошади было никуда.

К счастью, дорога к горам и по ним была более или менее безопасной. Хотя Марина и сообщала, о том, что корабли псевдоимперцев перегруппируются, но каких-то к планете они пока не приближались. А диких животных, если на подобных планетах они водились, местные благополучно истребили. Собственно, поход Седрика в горы и был вызван необходимостью найти новые охотничьи угодья.

Немного попетляв по горам мы нашли нужную нам пещеру. Но внутрь, Седрик, наотрез, идти отказался. Да и его сопровождающие тоже мрачно нахмурились и недовольно косились на проём.

— Ладно, — сказал я. — Чёрт с вами. Валите отсюда, вместе с лошадьми, нас не ждите.

Седрик молча связался с Аодханом. Тан, какое-то время орал на него, за то, что не хочет пойти с нами до того места, где взял адскую машинку, но потом смирился и согласился со мной.

Напоследок охотник и воин начертил нам весь свой путь по пещере, как вспомнил и отвалил. Диана ему чуть ли не платочком вслед помахала.

— Орангутанги бескультурные, — фыркнула она.

— Чего ты дуешься, — засмеялся Варяг, который снова взял этот ларец. — Он, наоборот, дал неплохую оценку твоим формам.

— Толстая задница?! — возмутилась девушка.

— В его устах это комплимент. В таких обществах ценится подобное, это значит женщина способна рожать здоровых и крепких детей, — буркнул я, проверяя оружие.

— Вот я и говорю, никакой культуры, — успокаиваясь проворчала Диана.

Мы с Варягом только переглянулись, ничего не сказав. Казалось бы, внедрили в неё искусственный интеллект, а замашки типично женские. Впрочем, Артемида со мной всегда общалась женским голосом.

Войдя в пещеру, я понял, почему Седрик боялся сюда возвращаться. Действительно, даже мне показалась жутковатой эта зелёная подсветка стен. Я даже не понял, естественного она или искусственного происхождения, а желания разбираться не было. Позже, когда-нибудь и пусть вообще этим занимаются всякие археологи. Мне головной боли хватало.

Прогулявшись немного по пещере, к счастью, в ней не было никаких ответвлений, мы дошли до большого зала, с пробитым «потолком». Место, откуда свалился Седрик.

— Ага, — сказала Диана оглядевшись. — Ну вот. Варяг, ставь на это возвышение.

Ворча себе под нос «дожили, ефрейторы младшими лейтенантами командуют» Гриша тем не менее выполнил её просьбу. И сразу же погасла подсветка, перестали отовсюду раздаваться шорохи и звуки.

— Вот баран, — выдохнул я. — Всё ему говорил, верни чемодан на место, а он с ним в обнимку рванул в Аваллон.

Диана и Варяг согласились со мной. Обсуждая увиденное, мы покинули пещеру и сразу же вышли на связь со Стерлядкиной.

— Эме, что у тебя?

— Звездолёты построились гуськом и направляются к планете, — деревянным голосом сказала она. — А, нет. Они к порталу, открывают его и уходят.

— Вот и чудно. Жду флаер. Нам предстоит теперь самое тяжёлое.

— Что? — спросила любопытная Столярова.

— Отчитываться начальству.

Глава 11. Отряд не заметил потери бойца

Февраль 2008 года

— Угадай, куда нас этот лотерейный межгалактический портал выкинул? — спросила Марина, едва мы пришли в себя после перемещения.

— С нашим везением, куда-нибудь в центр Галактики, — проворчал я.

— Там вроде нетпорталов? — настороженно спросила Ритка.

Стерлядкина покрутила пальцем у виска, причём я не понял, кого она имела в виду меня или Столярову или обоих и просто открыла обзор с внешних датчиков. На мониторе высветилась знакомая мне планета. Нет, не Земля, но Машеров, он же Полигон, очертания континентов которого я помнил так же хорошо, как и земные. Потому что попав сюда после учебки, я слишком часто улетал и возвращался на эту планету.

— Превосходно, — вздохнул я. — Значит, времени для подготовки отчёта у нас не будет. С корабля на бал.

— Товарищ Кирьянов, — прорезался Смирнов из рубки связи. — Мне такое уже высказали, едва я включил связь…

— Догадываюсь. Вик мы вышли в системе Машерова. Лучше связь отключить вообще, а то и не такое услышим. Мы же скольким кораблям график поломали, к чёртовой бабушке. Эме, уводи звездолёт в дрейф, на орбиту. Как всё успокоится, свяжемся с центром.

Но полковник Тихонов первым вышел на связь, едва мы ушли с оживлённой трассы. Я быстро перебежал к Вику, выгнав оттуда Блохину, сказав, что лежать на животе она может и в собственной каюте.

Арина, которую не смущало её ранение в ягодичную мышцу, зафыркала и удалилась.

— Значит, мы его ждём-ждём, а он тихой сапой к Новому Ленинграду подобрался, — начал Тихонов. — Ты где пропадал, архаровец?

— В галактике Стрельца, — вздохнул я. — Анатолий Степанович, у нас есть некоторые проблемы, но о них лучше доложить напрямую.

— Жду. За посадку не беспокойся, тебе выделили место вне очереди, — сразу всё понял полковник и отключился.

С собой я захватил только Диану и Варяга. Девушка, если что, поможет с отчётом, а Мишину пора привыкать ходить по кабинетам начальства. Старшим на корабле я оставил Стерлядкину, а Форуге приказал договориться с ближайшим госпиталем о лечении Вронковской. Впрочем, Марина посмотрев на остолбеневшую девушку, буркнула, что поможет. Иначе эта крашенная окочурится на месте, а нам потом выговор впаяют.

С полковником у нас вышел сложный и тяжёлый разговор. Хоть Мишин и Яковенко помогали мне, но, как всегда, командир нашёл к чему придраться. Он мне поставил на вид, что я вообще влез в чужую войну. И это едва не обернулось для меня потерями.

— Нам надо было доказывать, что мы не враги, — не согласился я. — Ведь нашей группе ещё работать и работать в этой галактике.

Товарищ полковник хмыкнул, но как-то неопределённо.

— Либермана зачем оставил?

— Местные потребовали заложника. Для гарантии. Он парень толковый, заодно и приглядится, что так к чему. Может быть, узнает, какие-нибудь полезные сведения. Анатолий Степанович! Ну не женщину же мне оставлять и не раненого!

— Срочник, Валера, он срочник. Молодой парень!

— Пусть учится. Анатолий Степанович. Я тоже срочник был, когда меня бросили в центр имперской метрополии с группой товарищей, тоже срочников. Но я не жалуюсь и не собираюсь жаловаться. Да и товарищ Либерман тоже не будет, я уверен.

Тихонов только махнул рукой.

— Товарищу Копылову это будешь рассказывать.

— Не понял, — обмер я.

— Ты головой там, в другой галактике, ни обо что головой не стукался? А то память тебе отшибло, я посмотрю. Вся ваша операция на контроле у генерального. Но ему отчитываться тебе не по чину, поэтому расскажешь всё Валерию Александровичу, а уже он всё это перескажет товарищу Бронницкому.

— Спасибо, — пробормотал я.

И хоть я старался придать своему голосу некоторый сарказм, но в нём прорывалась только усталость. Тихонов внимательно посмотрел на меня и сжалился.

— Ладно. Передохни час-другой, а я пока расскажу тебе, что на грешной Земле происходит. Всё равно у Валерия Александровича сейчас мероприятие, которое нельзя досрочно покинуть.

Диана и Гриша пошевелились, давая знать, что они тоже здесь и вообще, требуется ли их присутствие на отчёте у первого секретаря рескома.

— А вы товарищи, отдыхайте. И начинайте писать отчёт. Товарищ Кирьянов, как освободится, поможет вам его закончить.

Бойцы из охраны здания управления сопроводили Мишина и Яковенко к выходу, где их уже ждал флаер, который отвёз моих товарищей к остальным, в специальный гостиницу-санаторий ГРУ. Там мы останавливаясь приезжая в Новый Ленинград, по делу или просто так. Она хоть и находилась за чертой города, но недалеко и здесь проходил транспортный узел, так что уехать или приехать не доставляло проблем. Очень удобно для нас.

— В мире, как всегда, стабильности нет? — улыбнулся я.

— Да как тебе сказать, — хмыкнул Тихонов. — Одно всегда остаётся неизменным. Алчность и жажда власти, порой, затмевают рассудок. Настолько, что готовы поломать работающую систему.

— Вы о чём? — напрягся я.

Не дай бог, опять в ЦК началось брожение или какие-то завиральные идеи у членов партии.

— В США, семья бывшего президента Джорджа Буша решила пересмотреть кое-какие договорённости, которые у неё были раньше с группой Бьюкенена и Гейтса и вместо поддержки Патрика выдвинуть сына бывшего президента кандидатом.

— Это они прям на руку Элу Гору отыграли, как будто бы по договорённости, — заметил я.

— Демократическая партия в этом случае вообще ни при чём. Но факт остаётся фактом, в республиканском истеблишменте раскол — не все поддерживают радикальные идеи Бьюкенена, поэтому его шансы на праймериз стремительно уменьшаются.

— А кого из сыновей Буша они выдвигают? — уточнил я. — Джорджа-младшего или Джеба?

— Младшего, младшего, — ухмыльнулся Тихонов.

Я осёкся.

— Так, даже если он возьмёт праймериз, то внеземные колонии никогда его не поддержат.

— Всё так, — Тихонов был доволен. — Поэтому Альберт Гор, которого даже в демократической партии считают президентом хуже Джимми Картера и прямо скажем, чьи шансы весьма низки, выборы этого года, скорее всего, выигрывает. В подарок он получит республиканский Конгресс и такой же Сенат, что ещё больше усугубит раскол в американском обществе.

— Опаньки, — только и выдохнул я от той интриги, которое провернуло ГРУ и перспектив, что она открывает.

— Я тебе не просто так это рассказываю. Будь готов, к труду и, так сказать, обороне. Если всё пойдёт, как мы наметили, то в американском дальнем космосе начнутся жаркие денёчки.

— Как я понимаю, сроки проведения операции «Фараон» стремительно сокращаются? — уточнил я.

— Я бы так не сказал. Вы только начали работать, а уже пошли такие интересные данные. В общем, не суетись. Просто подготовь мне список для пополнения команды. И определись, кто из нынешних останется у тебя, а кто вернётся на гражданку.

— Что-то, мне кажется, после посещения Стрельца останутся все, — пробормотал я.

— Вот и чудесно, — кивнул Тихонов. — А ты ещё не хотел их брать.

Донесли всё-таки про тот скандал, который я устроил на встрече. Хм. Судя по всему, завёлся у нас в штабе недоброжелатель. Ладно, надо попросить Веру побыстрее с этим разобраться.

Устный отчёт полковнику Копылову прошёл относительно спокойно. Он выслушал меня, но замечания о допущенных ошибках сделал очень мягко, попутно расписав, как следует действовать, когда мы посетим другие планеты Галактики и на что обратить внимание в первую очередь.

— В целом всё хорошо, — подвёл черту он. — И, правильно ты оставил этого паренька. Хоть и срочник, но его командиры отмечали наблюдательность и некоторую настойчивость, что в нашем деле немаловажно.

Тихонов тихо хмыкнул.

— А у тебя должность такая Анатолий Степанович, ругать подчинённых, — мягко заметил Копылов. — Я же могу и похвалить. Что товарищ Кирьянов, когда думаешь возвращаться?

Я замялся.

— Месяц, в лучшем случае недели три, — наконец решился я. — Команда получила ранения, плюс Вронковская в коме. А она полезна, в некоторых вопросах. Хорошо разбирается в древних культурах, с которыми, как оказалось, мы будем иметь дело.

Копылов постучал карандашом по столу.

— Давай так. Восемнадцать дней. Я дам поручение, чтобы твоей Вронковской занялись лучшие врачи. Если поставят на ноги, возьмёшь с собой, а не повезёт, ну потери в нашей работе дело обычное.

На этом мы расстались. Я ещё подумал, что неплохо было бы прислать Довнарович, но куда ей лететь, с пузом.

В санатории отлежаться не удалось. Сначала дописывали отчёт, потом на связи прорезалась Плоткина и потребовала, чтобы я срочно вернулся на Кастор. Вздохнув, я оставил Форугу и сильно раненных, полетев с остальными на окраину Галактики, уже ставшую мне домом.

Вера не подвела. Во-первых, она затребовала отчёт себе и Марселю. Ему только письменный, а себе ещё и устный. Во-вторых, она впрямую спросила меня насчёт кадров.

Выслушав отчёт, она тихо выругалась. Походила по кабинету, находившемуся на спутнике Кастора, достала сигареты, закурила.

— Не обижайся, Валер, — наконец сказала она. — Но я в это не полезу. Отдаю это полностью под твою ответственность. Хотя мне и интересно. Очень любопытная загадка. Но, знаешь, я даже рада, что ты перестал работать по Внешнему рукаву. Каждый твой полёт увеличивал мою нагрузку в несколько раз. Дошло до того, что у меня уже не хватает людей. Приходится действовать на нервы Марселю, а то и товарищу Тихонову. Они-то всё понимают, но кадры дать не могут. Поэтому давай так. Ты занимаешься этими аборигенами Стрельца, ищешь Детей Предтеч, мне лишь даёшь отчёт, ну и запросы. Материально-техническая база, кадры… Не факт, что дадут, но, знаешь нашу систему.

Плоткина грустно вздохнула.

— Операция на контроле у генерального, поэтому если у меня спросят, почему Кирьянов не получил, то или другое, отвечу: я просила, вы отказали.

— Систему я знаю, — хмыкнул я. — Тебе скажут: плохо просила.

— Само собой. Но так хоть выговор не влепят. Теперь по кадрам…

В общем, она повторила, что говорил мне Тихонов. Я лишь застонал и попросил дать мне отоспаться, а потом решать такие сложные вопросы.

— Извини, я последний раз вздремнул, когда закончился бой на Шуруппаке и с тех пор не сомкнул глаз.

— Иди, — улыбнулась Вера. — Отоспись за всех нас. Всё равно у тебя три недели есть.

— Анатолий Степанович дал мне восемнадцать дней, — наябедничал я.

— Правильно сделал.

В свою комнату, которая находилась в здании торговой артели, я вернулся разбитый и замученный. После этой проклятой экспедиции мне уже ничего не хотелось. Только спать, спать и ещё раз спать. Я рухнул в койку, прям в майке и штанах, и попытался укрыться одеялом и заснуть. Последнее давалось с трудом, так как в моей комнате отиралась рядовая Филатова, исполнявшая обязанность писаря, пока её подруженька и тёзка Вронковская валялась в госпитале с пробитой головой. Дурной, как заметил бы Мишаня, если бы не был занят на очередной стройке века, потому что каску надо надевать на голову, а не прикрывать ей задницу.

— Товарищ Кирьянов, — начала она робко, не обращая внимания на то, что мне наплевать вообще на её присутствие. — Утром прибыл новый военный комендант, и хотел бы с вами встретиться.

Вот зря я Филатову назначил на это место, когда мы улетали из Нового Ленинграда. Лучше бы Катьку Новикову, но она почему-то не попалась мне на глаза, как и всё время пребывания в Стрельце.

— Ааа… — сквозь сон пробормотал я. — Нашли смертника всё-таки.

— В смысле? Прошлый же комендант не погиб…? — последнюю фразу она тоже спросила, ибо не знала, что с ним стало.

— Не погиб, — успокоил её я. — Но пытался застрелиться, когда ему отказали в переводе.

С одной стороны, вот так вот хочется спать, а с другой стороной Филатова мухой жужжит над ухом. Раздражает. А к коменданту я не пойду, даже если меня расстреляют перед строем за дезертирство. Ибо спать хочу адски, и даже общаясь с милашкой Юлей, я не открывал глаза, хоть это и считается неприличным.

— А у него фамилия, как у нашего Либермана, — загадочным голосом начала она и добавила: — Нерусская.

Последнее слово она произнесла шёпотом, ибо хоть страшный сержант Либерман в настоящее время находился в другой галактике, но мало ли! Я же вообще не отреагировал, ибо всё глубже погружался в сон. Юля зашуршала бумажками, ища фамилию.

— Да, точно! — обрадованно пискнула она. — Генерал Манштейн.

Я открыл глаза. Сон сняло как рукой.

— А Кальтенбруннера они нам в особый отдел не прислали? — спросил я поднимаясь.

Сна не было ни в одном глазу.

— Такого не было, — хлопнула глазами филологическая дева, жертва гуманитарного образования, не поняв сарказма.

— И то, слава богу, — сказал я, зашнуровывая берцы. — А то могли бы. Генерал, как я понимаю, из ГДР?

— Да, — удивилась она. — А вы как поняли?

— Фамилия, типичная для уроженца Восточного Берлина, — буркнул я, критически оглядывая себя в зеркало.

Всё в порядке, правда, рожа небрита, но пусть товарищ Манштейн, привыкает потихоньку. Здесь вам не тут, как говорил, один бывший министр газовой промышленности СССР.

Почти строевым шагом, вышел из комнаты, но резко остановился и повернулся к там и застывшей на пороге комнаты Филатовой.

— И да, заинька, никому, никогда не говори, что фамилии Либерман и Манштейн похожи. Даже если тебя будут пытать.

— А кто пытать… будет… — Юля была полностью дезориентирована.

Я наклонился к её уху, и произнёс таинственным шёпотом.

— Фашисты.

«Генерал Манштейн», оказался майором Шварцштейном, действительно из ГДР. Вот рупь за сто даю, это нам не просто какой-то писарь в штабе на Полигоне гадит и зря Мишаня всё списывает на паранойю, профессиональное заболевание всех разведчиков, я точно знаю, когда паранойя, а где обоснованные подозрения.

— Удивительно, — вдруг сказал я, когда мы с майором взаимно представились. — Но почему отправили, вас. Вы же хоть и из союзной армии, но другой страны.

— Такое дело, товарищ Кирьянов, — нахмурился гдровский майор. — Моё назначение не просто согласованно с вашим ведомством, оно им инициировано.

Понятно. Опять какие-то наши интриги. Причём дошедшие по касательной до здешней глуши.

— Мне сказали, что вам можно открыть основную часть информации, — вздохнул он. — Дело, действительно, не очень хорошее. Проблема в том, что в ФРГ, Австрии, да и у нас активизировались потомки недобитых нацистов. Они мечтают о возрождении Третьего Рейха, на одной из неосвоенных планет Млечного пути. Одним из вариантов называется Внешний рукав.

Майор поджал губы, а я мысленно застонал. Вот опять до нас докатываются отголоски земных разборок. Но ответил ему я просто.

— Если так, то они будут работать через Гарьерг, а не через нас. Старгород — относительно нейтральная территория и там возможны варианты.

— Да. Поэтому я бы хотел вас попросить при возможности, проверить эту информацию, а потом…

Мы немного поговорили о том, как лучше действовать в такой обстановке, и расстались более или менее довольные друг другом. Дело с недобитыми нацистами только начиналось и я пока мог, действительно, заняться кадрами.

Выходя от Шварцштейна, я совсем позабыл, что где-то здесь может отираться Филатова. Поэтому очень удивился, когда вынырнувшая откуда-то сбоку Юля, взяла меня под ручку и глядя честными глазами, спросила:

— А что там за история была с прошлым комендантом?

Я аккуратно отцепил её лапку и проворчал.

— Ещё раз так сделаешь, точно отправишься к Мезенцевой на Гарьерг, коктейли в её заведении в короткой юбочке разносить.

Девушка ненадолго задумалась.

— А можно после второй экспедиции?

Про себя я улыбнулся. Мои подначки сделали своё дело и девушка уже морально готова стать тем, кем мы её видим.

— Нужно. У меня в этом походе каждый человек будет на счету. И ладно, раз ты вызвалась добровольцем, то расскажу тебе историю про прошлого коменданта, в награду.

Юля покраснела, как-то странно посмотрела на меня, но от награды отказываться не стала.

Формально, по документам, у нас здесь была военная база и гражданское поселение. Реально же чёрт знает что и всё вперемежку. Коменданта базы, например, не было. С ним произошла некоторая неприятность. Как говорится, и грех, и смех. Прошло не больше суток, как я и мой отряд вернулся с одной из планет Внешнего рукава, где мы, совершенно случайным образом установили контакт с парой местных цивилизаций. А это нам строжайше запретили, после нескольких, неприятных ситуаций. Я отправил сообщение об этом на Полигон, а сам стал ждать головомойку, которую мне устроит начальство.

Получилось так случайно, но кого волнуют такие тонкости?

И вот в разгар этого самобичевания, ко мне врывается Мишаня, которого я полгода, как вытащил с Земли и пристроил к делу, и орёт, что всё пропало, комендант сошёл с ума и пытается самоубиться. С ходу не удалось, потому что табельный пистолет у него неделю назад свистнул тот же бывший ефрейтор Филиппов. Миша справедливо рассудил, что ему оружие нужнее, хоть и не полагалось, ибо он летает к ближайшим планетам, на которых после падения Империи творился полный бардак, а комендант сидит сиднем на безопасной базе.

Это и стало одним из многих факторов, надломивших хрупкую психику майора Орлова. Последним, оказался отказ командования перевести майора хоть куда, хоть в действующее боевое подразделение, хоть в самый глухой медвежий уголок Сибири.

Предохранители перегорели, и он вылетел из своего кабинета и попытался выброситься в окно. Не пролез. Благо на посадочных кольцах, окошки делали маленькие, но много. Тогда он попытался забрать оружие у часового, чтобы застрелиться из него. Но молодой срочник, который даже на войне не побывал хоть и перепугался, но оружие не отдал. И самым наглым образом, затолкал коменданта в кабинет и вызвал Мишаню, а тот решил сбегать за мной, на всякий случай, вдруг моя физиономия успокоит взбесившегося Орлова.

Ну это он оказался оптимист. Едва завидев меня, комендант бросился вперёд и попытался перегрызть мне горло зубами. Он справедливо рассудил, что если бы не я, то всего этого проекта, на окраине Галактики не было бы.

Однако я шустро увернулся, и в ответ съездил ему по уху. Так-то пытался нокаутировать, но не получилось, отчего Орлов просто пришёл в ярость и, несомненно, разорвал бы меня на кусочки, если бы Мишаня не шарахнул его по затылку огромным металлическим дыроколом, крепким как советская власть, и тяжёлым как взгляд министра обороны. Сознание комендант не потерял. Я вообще не помню случая, чтобы кто-нибудь не в кино, терял сознание от одного удара по голове. Но майор затормозил и я, воспользовавшись моментом, шарахнул его кулаком в челюсть, а потом мы с Мишаней, навалились на него вдвоём и связали, заранее запасёнными верёвками, которых на нашей базе, было завались, но Орлов в припадке суицидального настроения про них и не вспомнил. К счастью.

Мы зафиксировали сумасшедшего коменданта, вставили ему в рот кляп, и переглянулись, не зная, что делать с ним дальше.

— Надо сообщить на Полигон, — наконец, выдал, почесав репу Филиппов.

— Когда у нас сеанс связи? — уточнил я.

— Через полтора часа, — быстро взглянул на часы бывший ефрейтор. — Там по расписанию, разведывательный корабль с Полигона пойдёт, изучать естественный спутник этой планеты.

Связь мы тогда осуществляли во время открытия портала. Пока корабль проходил через него, а это занимало от десяти до пятнадцати минут, мы одновременно могли и напрямую общаться с принимающей станцией, и получать информацию пакетами. Если связь была с Землёй, то, как правило, пакетами шла развлекательная информация. Свежие фильмы, телепередачи, гранки книг и газет.

— Как по мне, так он противоестественный, — рассеянно обронил я. — Ладно, если он за полтора часа в себя не придёт, сообщим на Полигон, пусть сами решают, что с ним делать.

Майор Орлов не оклемался за положенное время. И забегая вперёд скажу, что очухался он только в военном госпитале на Земле и то через полтора месяца. Получил инвалидность и был уволен из армии. По доходившим до нас слухам он оказался в колониях и даже женился, на какой-то совсем уж юной деве.

Мы же поглядев на его печальное состояние, поднялись на третий уровень, туда где была рубка связи, которая пустовала.

— И где связист? — недовольно спросил я.

— Загуляла, — лениво отозвался Мишаня. — Вчера прилетели артиллеристы, вот она к ним и рванула. Бардак здесь полный, сам понимаешь. Ясно, почему Орлов самоубиться хотел. Я бы тоже на его месте самоубился.

— Нет, — обломал его я. — Суицидничать ты не будешь, а наведёшь порядок. Я тебя для чего с Земли тащил? Чтобы ты здесь город строил, а какой город, если кругом бардак, даже среди вояк?

— Ну и как ты меня заставишь? — скептически ухмыльнулся Мишаня, намекая на то, что я уже несколько лет ему не командир.

— По комсомольской линии. Если ты не забыл, то я был секретарём нашей ячейки, которую никто не распускал.

— Ага, только она погибла, почти в полном составе, — помрачнел Филиппов.

— Кроме нас двоих, а значит, кворум есть. А ячейку мы новую соберём, не переживай. Молодёжи здесь полно, будем их учить и наставлять.

Мишаня хмыкнул ну очень скептически, однако я понял, что он уже начал думать, с чего начать и как застроить вояк, особенно под гражданского, особенно офицеров, под бывшего ефрейтора.

— Ну как, впечатлена? — ехидно спросил я Юльку.

— Ага. А что дальше с Орловым было?

— После того как товарищ Темиргалиев высказал нам всё, что думает и обо мне, и о Мишане, он прислал инспекцию. Но мы отделались лёгким испугом, инспекция осмотрела Орлова, установила: он не симулянт, и увезла его от нас. Попутно я подсуетился и добился того, что Мишаню назначили временно исполняющим обязанности коменданта. Впрочем, всё равно у военных были свои погремушки, а у нас свои. Просто он теперь действительно мог заняться наведением порядка как на посадочных кольцах, так и в гражданском поселении. Позднее мы оформили его председателем колониального исполкома, но к нему очень надолго приклеилось прозвище «гражданский комендант».

— О как! — восхитилась она. — Интересно у вас.

— У нас, Юля, у нас. А будет ещё интереснее. Тебе, так точно. Мы из тебя такую Мата Хари сделаем, всем на зависть.

— Не хочу как Мата Хари. Её расстреляли, — надулась девушка.

Вот интересно, а про неё она откуда знает? Впрочем, девочка, что взять. Война ей неинтересна, а вот красивая шпионка-проститутка…

— А кого не расстреляли, про тех и неизвестно, — обнадёжил её я. — Так что уж постарайся.

Филатова вытянулась по струнке и отдала честь.

— Вот так бы всегда, — проворчал я. — А то вечно сутулишься.

— Я в детстве спортом занималась. Лёгкой атлетикой, а потом позвоночник повредила. Но не настолько сильно, чтобы в армию со второго курса филфака не выдернула, — вздохнула она.

— И чего вздыхаешь? Видишь, как оно обернулось, — потрепал я её по волосам неопределённого цвета.

Она улыбнулась и засеменила рядом, а я подумал, что не будь она такой неразборчивой в связях, то можно было бы попробовать, но раз уж так вышло, пускай учится быть агентом-соблазнительницей.

Так-то вместо неё можно было Новикову отправить, но… Кстати, я не помню, чтобы в этот вылет Катя хоть как-то отличилась. Да что там отличилась, она и на глаза мне ни разу не попала.

С этой мыслью я и уснул, предварительно приказав Филатовой не пускать ко мне никого званием младше майора. Юля, наивная душа, поняла приказ слишком прямолинейно и почти шесть часов отбивала атаки Филиппова. Но он ладно, перетопчется, а вот посылать лесом Плоткину было зря.

В итоге я и проснулся оттого, что Вера выломала дверь в мою комнату, прилетев специально со спутника, с небольшим отрядом охраны. Как они не пристрелили Юльку, я удивляюсь. Но отпинали её знатно. Поэтому, заметив расквашенную мордашку Филатовой, я наорал на своего непосредственного командира, фиксируясь, главным образом на том, что у меня здоровых бойцов, после недавнего вылета и не осталось, а они последних калечат.

— Всё сказал? — спросила спокойно Вера, а потом обернулась к Филатовой. — А ты, заинька, ещё раз со мной в таком тоне заговоришь, я тебя лично пристрелю.

Она кивнула своей охране.

— Отведите её в медпункт. Только аккуратно и снова не бить, как бы сильно не хотелось.

— Можете в жопу её поцеловать, она точно не будет против, — добавил я, игнорируя сумрачные взгляды охранников.

Едва они ушли, Вера утомлённо выдохнула и присела на краешек кровати.

— Нервы уже ни к чёрту, Валер. И памяти никакой. Забыла, что ты отоспаться хотел. Вот, получила новые указания, хотела сообщить тебе, чтобы накладок не произошло. А эта белобрысая закозлилась, мол не ваше дело, не скажу ничего про товарища Кирьянова… Подозрения возникли, вот и пришлось самой лететь.

— Новые указания — это ты про немцев? — уточнил я.

Вместо ответа, Вера коротко и ёмко выругалась. Помянув при этом бога, чёрта, а также родную коммунистическую партию.

— Филатова сообщила, только я спать завалился, — развёл руками я. — Этот Шварцштейн появился здесь, как чёрт из табакерки.

— Молодец она тебя. Верная. Её особо береги, — заметила Плоткина. — И как ты сумел подобрать такую команду?

— Будешь смеяться, но случайно, — развёл руками я. — Кстати!

Я потянулся к нашему коммуникатору для внутренней связи, между членами отряда.

— Мишин. Это Кирьянов. Доброго тебе утра и наплевать сколько сейчас времени. Срочно найди Новикову и в мой кабинет.

Вера ехидно посмотрела на меня, но потом всё-таки покинула мою комнату, дав мне возможность одеться и побриться. И принять душ.

Когда я вышел из душа, то обнаружил, что Варяг отчитался о том, что на Касторе и в его окрестностях Новиковой не обнаружено. Я насторожился и снова связался с ним через коммуникатор.

— Гриш, давай направь запрос в Новый Ленинград. Вдруг она там осталась, вместе с ранеными.

— Есть, — буркнул Мишин. — Слушай, я вот даже не помню, была ли она с нами на Тир на Ноге.

— Аналогично, коллега, — вздохнул я, отключая связь.

Плоткина уже оккупировала мой кабинет и спокойно копалась в моих документах.

— Так! — опередила она меня, прежде чем я возмутился. — Где материалы по Синей?

— В сейфе, — хмыкнул я. — Как и всё с допуском ДСП и выше.

— И где сейф? — осторожно спросила Вера.

Вместо ответа, я просто показал ей на дверцу с электронным замком, с тремя степенями защиты.

— Серьёзно? — уточнила она.

— Вера Семёновна, я понимаю, у вас по вашей лунной базе, после того как вы отгородились от учёных чисто физически невозможно, чтобы забрели посторонние, а мы стоим, как раз в самом центре обычного советского города. Нет, посторонние не забредали, но, как-то не хочется проверять, что будет при утечке информации.

— Плохо будет. Ладно, веди в закрома.

Плоткина засела в небольшом чулане, из которого я сделал сейф, очень надолго, копируя информацию, поэтому я поспешил в столовую, чтобы услышать отчёт Варяга, по Новиковой.

Он, к сожалению, ничего утешительного сообщить не смог. В Новом Ленинграде её не оказалось. Куда Катя делась тоже неясно. Он помнил, как я оставлял её на корабле, когда мы выходили на разведку в Шуруппаке. Но с нами в бою, на Тир На Ног её почему-то не было, хотя орудийщиков я взял для участия в битве.

— Я думал, она осталась в орудийном, — пожал плечами Мишин. — Хотя да, с чего бы?

— То-то и оно, — проворчал я.

В этот момент в столовой нарисовался усталый, но довольный Мишаня.

— Чего скучаете? — спросил он. — Хотите отличную новость? Вчера закончена вторая очередь посадочных колец в пяти километрах от города. Туда будут заходить гражданские суда для отдыха и покупки всякого, имперского производства.

— Новикова пропала, — мрачно ответил я. — Причём в галактике Стрельца.

Филиппов тихо выругался.

— Вы всех опросили? — уточнил он. — Может быть, кто-то что-то видел.

Мы с Варягом посмотрели друг на друга, озарённые мыслью, в общем-то, очевидной, но которая не приходила нам в голову раньше.

— Диана, — дружно выдохнули мы.

Действительно, девушка, чьё сознание слилось с искусственным интеллектом Предтеч, бонусом, к своим способностям получила эйдетическую память. Правда, раз в месяц, она подключилась к блокам памяти и сбрасывала туда ненужную, в настоящий момент, информацию. Но пока было рано.

Мы уже было сорвались с места, но Филиппов остановил меня.

— Валер, слышь, такая тема. На одной из планет Внешнего рукава, бывшей имперской колонии, добывают родий в хороших объёмах. Старые торговые связи разорвались после войны, сам понимаешь. Они готовы продавать нам неплохие объёмы, но, как я мыслю. Перерабатывающий завод лучше ставить у нас на Касторе…

Я посмотрел на часы.

— Заходи после шести вечера и вот всё это, что ты сейчас сказал, подготовь в письменном виде. Я отправлю Копылову.

— Чего сразу…

— Миша, такие вопросы, как строительство крупных заводов, решают на уровне ЦК, если не политбюро.

Он замер, озадаченной такой очевидной мыслью. Я похлопал по плечу своего бывшего боевого товарища и мы пустились разыскивать Диану.

Когда Пётр Миронович Машеров стал генеральным секретарём ЦК КПСС, он очень многие вопросы отдал на откуп инициативным группам, возродил артели и усилил кооперацию. Проще говоря, в сфере товаров народного потребления, мы перешли от распределительной системы к потребительской. И настолько эта идея хорошо зашла в народ, что многие, как Мишаня уже и позабыли: создание заводов по переработке стратегического сырья, всё-таки дело государственное.

Диану мы нашли быстро. Она сидела в нашем информационном центре, собирая новые данные с датчиков орбитального слежения, попутно, обрабатывая свежие сводки ГРУ.

— Бросай всё, хватай чемоданы, вокзал отходит, — сообщил я Диане.

— Что случилось? — спросила девушка.

— Вспоминай, когда и при каких обстоятельствах ты в последний раз видела Екатерину Новикову?

Диана Яковенко как-то странно посмотрела на нас и замялась. Я встревожился.

— Что случилось?

Но девушка молчала.

— Товарищ Яковенко, я надеюсь, вы понимаете, что исчезновение военнослужащей советской армии на неисследованных территориях космоса, это ЧП межгалактического масштаба? — резко спросил я. — Рассказывайте, что вам известно. Это приказ.

— Она не исчезла, — выдавила девушка, стараясь не глядеть на нас.

Мы с Варягом переглянулись, и я достал табельный пистолет.

— Товарищ Мишин, вынужден признать, что в нашем отряде творится полный бардак. Надо срочно исправлять ситуацию. Начнём с показательного разжалования и расстрела.

Ох, девочка, какие бы древние знания в твои мозги ни внедрили, ты как была девчонкой, так и осталась ей. Перепугалась-то как и даже не смекнула, что у нас здесь не Дикий запад, судов Линча нет, а все расстрелы, я должен проводить, как минимум через военно-полевой суд, а не по желанию левой пятки. Да, мы ликвидируем некоторых сотрудников военной разведки, как Олю Зотову, но для этого нужен приказ подписанный, как минимум полковником Тихоновым и согласованный с руководством ГРУ. И кажется, они его как-то через суд оформили. Ну чтобы два раза не бегать.

— Рассказывай, — уже мягче сказал я Диане. — Обещаю, пока расстреливать не буду.

— На третий день, уже после битвы, когда ты вёл переговоры об отлёте со старейшинами, она напросилась съездить со мной на шуруппакский базар. Там мы встретили Набонахида, торговца из Западного Шуруппака, который путешествует между мирами, покупая редкие диковинки. Видно эта блондинка ему запала в сердце. Особенно, после того как она показательно подстрелила из своей винтовки ворону, стащившего одно из его украшений. Он предложил ей составить ему компанию в следующем путешествии.

Услышав это за пистолетом, потянулся и Варяг.

— Дуры, — с чувством сказал я. — Две малолетние дуры.

— С нами он был искренен, — пыталась возражать Диана. — Я просканировала его.

— Гриш, убери пистолет. Их пороть надо, а не расстреливать. Давай, красавица, добивай.

— Ну мы и решили, что если свяжемся с тобой, будем согласовывать операцию, то ты откажешь или мы потеряем время. Поэтому поговорили, и Катя пошла с ним. И да, я не такая дура. Он меня за колдунью принял. А я пообещала его проклясть, если с моей подругой что-то случится.

— Ты прав Валера. Надо их пороть, — раздался от двери голос Плоткиной.

Я лишь мысленно выругался. Хана и девчонкам и мне и, возможно, нашему отряду и всей операции.

Глава 12. Тайны иных миров

Февраль — март 2008 года

— Вылет строго по графику, Валер. Никакого раньше, — сказала Плоткина. — К тебе претензий нет и не будет. Девушка сознательно нарушила приказ и все инструкции. В том, что с ней случится, будет виновата только она одна и никто больше. Ещё Яковенко, возможно. Впрочем, её особо сурово наказать не получится, из-за её статуса.

— Угу. Я бы взял вместо неё Леонидову в следующий вылет, но руководство строго запретило привлекать к операции гражданских лиц, с непонятным статусом, — развёл я руками.

— Ладно, влепил ты Диане наказание, изолировав до отлёта, в её комнате, и бог с ней, — вздохнула Плоткина.

Мы сидели в кабинете Веры Семёновны на спутнике Кастора. С того момента, как я узнал об авантюре Новиковой — Яковенко прошло пять дней. Плоткина тогда очень много сказала и мне, как командиру, и Яковенко, как соучастнице. Досталось и Мишину, но так, по касательной. Потом она сказала, что переговорит с Марселем Темиргалиевым о происшедшем и по результату будет вынесено решение. Однако вместо разноса прилетел полковник Тихонов, который провёл со мной беседу.

— Смотри, Валер, такие дела. Если девчонка найдёт что-то полезное или завяжет нужные контакты, сам понимаешь: победителей не судят. Если просто проболтается восемнадцать дней, то тогда или в рядовые или трибунал.

Анатолий Степанович умел доходчиво объяснять. Например, он объяснил, почему ни меня, ни других не будут обвинять в халатности.

— Это вообще другая галактика. По сути дела, вы действуете вслепую. На вас обрушился массив новой информации, плюс пришлось воевать, к тому же вы пытались найти хоть что-то про Детей Предтеч. В такой обстановке всегда что-то идёт не так. Поэтому один просчёт, это вам ещё повезло. Могло бы быть хуже.

— Не хотелось бы мне снова к Новиковым ходить, со второй похоронкой, — вздохнул я.

— И не пойдёшь, — утешил Анатолий Степанович. — Яковенко отправим. Пускай она объясняет, раз считает себя самой умной.

Я вздохнул и не стал ничего объяснять. Ведь мне по существу объяснили.

Сам Тихонов прилетал не только ко мне, но и проверить, как у нас идут дела по превращению Кастор в торгово-перевалочный центр, не только для СССР, а практически для всех земных стран, имеющих выход в космос и инопланетных держав. То, что в итоге мы станем галактическим шпионским центром, подразумевалось, само собой, по умолчанию. Поэтому мне, а вернее, Плоткиной всё-таки добавили кадров для усиления.

Меня же хотели залегендировать ещё глубже, но потом передумали. Приказали начать строительство новой базы, специально для моей группы. Из-за этого у Мишани едва не случился сердечный приступ. Особенно когда я притащил ему планы, того, что я желаю получить и в какие сроки базу желательно построить. В «торговой артели» мы решили оставить приёмную, а то и так все знают, где мы сидим, а это нехорошо.

Я даже не стал вступать в дискуссии, просто смылся куда подальше, сказав, что всё завизировано и возражения пусть пишет в Новый Ленинград, по всем известному адресу.

Куда подальше оказалось спутником Кастора, где мы и общались с Верой и я попытался у неё выпросить выпустить экспедицию пораньше, но, товарищ капитан была непреклонна. Мне нужна полноценная команда, чтобы снова выступить в галактику Стрельца.

— А её место, пусть займёт кто-нибудь другой, — добавила она.

— У нас слаженная команда, — вздохнул я.

— Всё равно тебе потребуется новый человек, если только девочка не сотворит чудо и не найдёт что-то необычное, — едко сообщила Плоткина. — Но чудес не бывает.

Я внимательно посмотрел на своего командира, давая Плоткиной понять, что про «чудес не бывает» это не ко мне. Она смутилась, и в это время на планшет упало сообщение. Бросив взгляд на экран, я быстро прочитал его.

— Что интересное?

— Почти. Вронковская пришла в себя и готова к транспортировке. Так что завтра все, ну почти все, будут в сборе.

— Кроме Либермана и Новиковой, — снова напомнила она.

Я махнул рукой и перевёл разговор на другие наши темы, касающиеся освоения Внешнего рукава.

Вернувшись, я застал в информационном центре утомлённую Столярову с мешками под глазами.

— И кого ты наказал? — подколола летавшая со мной Стерлядкина. — Диану или нашу мелкую?

Я ничего не ответил. Просто после того, как Яковенко поведала мне, что случилось с Новиковой, я не стал церемониться и отправил девушку под арест. Гауптвахты у нас не было, поэтому я просто Диану запер в её комнате. Да, у нас на каждого бойца полагалась почти своя комната. Казармы у нас тоже не было, да и не требовалось. Однако в инфоцентре требовалось кому-то работать, поэтому временно назначил Столярову, которая обычно помогала Диане. Проблема оказалась в том, что Рита пыталась выполнять весь объём работ, который делала Диана, снабжённая древним разумом. На это я и указал Столяровой, которая ничего не сказала в ответ и лишь посмотрела укоризненно.

— Разгоню всех баб, к чёртовой матери, — проворчал я про себя, не обращая внимания на смешки Стерлядкиной, пошёл к выходу.

Но в коридоре мне навстречу, как по заказу, уже семенила Яся Довнарович, тяжело дыша и отдуваясь.

— Чтобы я ещё когда-нибудь… — сообщила она мне на выдохе, когда мы поравнялись.

— Занялась любовью? — усмехнулся я.

— И это тоже, — буркнула она. — Ладно, Валер, со своей двойней я сама разберусь. Но я к тебе по другому вопросу. Скажи, почему мне устроил истерику Ованесян, которому сообщили, что к нам везут какую-то коматозницу? Причём аж из Нового Ленинграда.

— Потому что дурак он. И уши у него холодные, — фыркнул я. — Коматозница, это наша Юлька Вронковская. Она уже пришла в себя и её отправили к нам, приходить в себя окончательно.

— Слушай, я вообще выпала из жизни, после того как забеременела, — посетовала Яся. — Вик мне рассказывал что-то, но я не слушала.

Быстренько утешив страдающую Довнарович, я поспешил к Яковенко. Правда, Столярову следовало спасать от всей этой работы, которую она пыталась добросовестно выполнить. Хотя и чисто физически не могла потянуть.

Разговор вышел достаточно сложным. Было очень непросто растолковать искусственному интеллекту Предтеч, почему не стоит лезть поперёк батьки в пекло, ковбоев из себя не изображать, и гениальные идеи, обязательным образом согласовывать. Однако, главный аргумент звучал так:

— Не ты отвечаешь за неё, а я.

В конце концов, я сумел убедить её в том, что девушки были неправы. А их действия подвергли опасности всю нашу работу в галактике Стрельца. Нет, одно в Диане хорошо. Врать она не умеет. По крайней мере, мне. Поэтому раз сказала, что поняла и осознала, значить всё в порядке, можно отправлять её спасать Столярову.

Сам же я занялся более насущными делами. Следовало подготовить звездолёт, а также сильно стимулировать Стерлядкину на тот случай, если мы снова выйдем в планетарном портале. Марина, почему-то было уверена, что это не повториться. Но мне было плевать на уверенность Стерлядкиной, я хотел, чтобы мы подстраховались. Я верю в мастерство Маринки, но помню, как мы чуть не грохнулись об поверхность планеты.

К нашей общей радости, Вронковская не только пришла в себя, но и была готова к труду и обороне. Почти. Довнарович, заглянувшая в медпункт, назначила ей каких-то лекарств и обязала приходить на осмотр каждый день. Заикнувшейся было Форуге, что с ней в порядке, она вставила таких пистонов, от чего у этой циничной, в общем-то, девушки чуть не случилась истерика.

В этот раз к экспедиции готовились основательнее. Собирались мы не на несколько дней, потусоваться в космосе, а серьёзно, почти в боевой поход на несколько недель. Я уже даже подумал реквизировать Ованесяна для нужд отряда, но Довнарович легла костьми. Вронковскую, которую она тоже хотела уложить надолго на больничную койку, удалось отбить с привлечением высокого начальства, а вот с дополнительным врачом решили не связываться. Яська, правда, ворчала, что если бы мы подождали, когда она родит, то у нас был ещё один врач. Я и Вик дружно покрутили пальцем у виска и обломали неистовую Довнарович.

Ещё о городе, наречённым Новомирском. Строительство у нас шло невиданными масштабами. Мишаня всё-таки при моём участии, направил запрос Копылову о строительстве завода на Касторе и тот отреагировал положительно и сказал готовиться. Утвердить всё-таки должно ЦК, но поводов для отказа у них не будет. Но мне и без этого хватало всего. При помощи Дианы, а вернее, по её чертежам, сделали огромный накопитель, для хранения и обмена информацией. Обычной, развлекательной — кино, музыка, книга и тому подобное. Чтобы людям не скучно было. Построили два детских сада и школу, так как к нам потянулись семейные.

С этими семейными и случилась одна история… Впрочем, по порядку. Я встречал в космопорте задержавшуюся на Новом Ленинграде Блохину. Арина осталась там по моему приказу, по своей военно-учётной специальности, связиста. Нужно было забрать заказ, который отправили с рязанского радиозавода, в главную контору ГРУ в Дальнем космосе. Это были усилители радиосигнала, помогающие связываться, самостоятельно открывая порталы. Технология была не просто секретная, она была опытная, по сути дела, нам дали её для испытания, так как во Внешнем рукаве и галактике Стрельца мы по идее, сталкиваемся со всякими явлениями чаще, чем остальные.

Так вот, на пути к посадочным кольцам я столкнулся с человеком, которого не видел уже лет шесть.

Евгения Стерлядкина, которую я знал под фамилией Кавьяр, выходила из здания космопорта, ведя под руку малыша лет пяти.

— Женя! — окликнул её я.

Стерлядкина-старшая, как-то странно дёрнулась и посмотрела меня немного испуганно. Я улыбнулся ей и помахал рукой.

— Давно не виделись, — сказал я ей. — Не помню точно, до тангорихкской операции или после. Да и неважно. Так ты теперь на Кастор переселилась?

— Временно, — сдержанно улыбнулась она. — Надо организовать работу госпиталя, да и Марина попросила…

Она покосилась наребёнка, который с любопытством осматривал космопорт и теребил свою «маму», удивляясь, почему она стоит.

— Марина мне рассказала, — махнул рукой я. — Но я буду молчать, не переживай.

На миг в глазах Жени мелькнул испуг, который я не понял. Она обняла ребёнка покрепче, и тот посмотрел на меня зелёными глазами и поздоровался.

— И тебе привет, — ответил я. — Как тебя зовут?

— Андрюша, — ответила за него Женя.

— Хорошее имя. Забавно, но я даже не заподозрил, что ты сестра Маринки. Вы такие разные. Она смуглая, кареглазая, а ты, как будто наоборот — и глаза синие и волосы светлые.

— Да, я в отца пошла, а Марина в маму, — как-то скованно улыбнулась Евгения. — Генетика, дело такое.

— Да, ей бы больше подошла фамилия Кавьяр, — задумчиво произнёс я. — Генетика, да… Ну ладно, Жень, не буду тебя задерживать, мне и самому пора уже.

Мы попрощались со Стерлядкиной-старшей и она, всё ещё недоверчиво озираясь в мою сторону, пошла со своим сыном к стоянке автотакси… Наверное, всё-таки он её сын.

— Генетика, — пробормотал я. — Продажная девка империализма.

Иначе, как объяснить, почему у кареглазой Марины и погибшего голубоглазого офицера, которого стерлядь дурная, назвала отцом своего ребёнка, родился сын, с глазами зелёными, как у меня?

Но в этот момент, от тяжких раздумий меня отвлекла Аринка, которая потребовала её встретить по всей форме, для перевозки секретного оборудования. Я, мысленно поставив галочку, побеседовать с Маринкой, но спокойно, без угроз, как только мы вернёмся из галактики Стрельца, и занялся делом.

— Ещё раз предупреждаю, — наставлял я бойцов. — Больше самоуправства я не потерплю. Если кто-то себе позволит сбежать, в поисках сокровищ или потому что посчитал себя умнее, то лучше застрелитесь. Это не прогулка, а серьёзная экспедиция, в почти неизученные районы космоса.

Хотя напрасно я так распинался, но после такого и на воду дуть начинаешь. В целом они ребята толковые. Но Катьку-то я тоже таковой считал.

— Что сделаешь, если поймаем? — спросила меня Марина, когда мы погружались в звездолёт, а Ритка настороженно приподняла свои ушки.

— Мало ей не покажется, — буркнул я, не желая, распространятся при Столяровой.

Стерлядкина фыркнула.

— Яковенко ты наказал, да. Двух дней взаперти не продержал.

И вот тогда меня взяло такое зло, что я сорвался на Маринку.

— Эме, а я вообще, такой. Мягкий очень с женщинами человек. Вот, например, не выгоняю тебя из отряда, хотя следовало. Ведь я тебя оставил под обещание рассказать мне всё, о той болезни, которой ты болела в 2003 году.

Марина побледнела.

— Я…

— Не всё, — едко улыбнулся я. — Ты соврала мне, про того, кто… эээ… заразил тебя.

Вот тогда, вспыхнула, не удержавшись уже сама Марина.

— Заразил? — прошипела она. — Значит, так, по-твоему…

Вместо ответа, я показал пальцем на Столярову, которая попыталась прикинуться ветошью. Стерлядкина успокоилась.

— Потом поговорим, — проворчала она.

— Обязательно. Ничего уже изменить нельзя, но поговорить надо.

Марина посмотрела на приборы, проверила показания внешних датчиков.

— Я отложу вылет на сорок минут, — сказала она, наконец. — Всё равно сейчас с Хвойной сеанс связи.

— Следи за приборами, — бросил я Столяровой. — И ничего не трогай.

Девушка фыркнула мне в спину и демонстративно скрестила руки на груди. Мы с Мариной прошли в мою каюту.

— Женька раскололась? — мрачно спросила девушка.

Я усмехнулся.

— Догадался. Глаза, как у меня, но этого мало, так? Второе, что меня насторожило — поведение твоей сестры. Она, как будто боялась меня. Согласись, это странно. Мы ведь с ней нормально общались, когда она меня лечила. И ещё она боялась за ребёнка. Кому как, а мне достаточно фактов, чтобы сделать предварительные выводы.

— А окончательные? — уточнила Марина.

— Ты подтвердила.

Стерлядкина только расстроенно махнула рукой.

— Разведчица из меня никакая. Развёл меня, как ребёнка.

— В своей компетенции, пилота ГРУ у тебя всё в порядке, не бойся… — утешил её я.

И в этот момент Маринка расплакалась и повисла у меня на шее. А я утешал девушку и думал, что если бы не этот случай, то может быть, мы и не расстались. Я бы не закрутил роман с Леной. Где бы была в это время Марина? Рассталась бы с мечтой о пилотировании звездолётов и стала моей женой? Работал бы в разведке, а она ждала меня дома… Или что вероятнее, мы бы скинули мальчишку нашим родителям, сами занимаясь исследованиями космоса. Или бы аборт, а у нас развивались отношения, как у Вика с Яськой и я несколько лет назад сводил её в ЗАГС? Не знаю, да и, пожалуй, знать не хочу. Слишком больно обо всём этом думать.

— Дураки мы? — прошептала Стерлядкина.

— Ну не знаю, — вздохнул я. — Я так точно дурак, что отпустил такую девушку.

Марина ударила меня кулачком в плечо.

— Займусь твоей личной жизнью, — сказала она безапелляционно. — Сама не могу, ты теперь и не захочешь снова со мной, а вот помочь тебе с одной девочкой, которая на тебя запала, но делает вид, что равнодушна, я помогу.

Я лишь усмехнулся. Поможет она как же. Филатова мне даром не нужна, с её-то прошлым и возможным будущим. Новикова, тоже не особо, да и жива ли она? Кто ещё? Вронковская, безусловно, интересная и мы с ней неплохо общаемся, но вряд ли я ей интересен больше чем просто собеседник. Про Столярову, мелкую вредину, которая вечно со мной препирается я и говорить не буду. Мутит что-то стерлядь дурная, загладить вину пытается.

Выбив из неё разрешение видеться с сыном, но не говоря ему, кто я, мы вернулись с кабину пилотов. Маргарита Столярова очень внимательно смотрела на нас.

— Если кто-то не перестанет пялиться на командиров, то этот кто-то пойдёт в орудийный отсек, — не обращаясь конкретно ни к кому, проговорил я.

Рита снова фыркнула и демонстративно занялась приборами, а мы тем временем взлетели.

Этот полёт обошёлся без приключений. Артемида и Диана Яковенко, стремясь загладить вину, работали в поте лица круглосуточно, как проклятые. Но они сделали, что казалось им самим невозможным. Теперь пересекая порталы между галактиками, мы всегда выходили в заданной точке, а именно в межгалактических вратах. Это значительно облегчало нам задачу не только в Стрельце, где из-за лотереи мы могли выскочить в планетарной атмосфере, ну и в других галактиках. Не надо будет гадать, а не выкинет ли нас у планеты высокоразвитой цивилизации, которой засечь подобные возмущения раз плюнуть или всё пройдёт нормально? Воистину, нет худа без добра. Пытаясь хоть как-то извиниться за то, что помогла Кате Новиковой исчезнуть в соседней галактике, девушка сделала полезную вещь, над которой раньше и не задумывалась.

Правда, это чуть не задержало наш вылет и вообще чуть не перекрыло сообщение через Кастор, так как нам пришлось останавливать работу портала на сутки, из-за чего товарищ Копылов выразил нам неудовольствие, но, согласитесь, оно того стоило. Обратно, правда, нам придётся возвращаться по тому же лотерейному принципу. Но тот же Валерий Александрович Копылов уже обещал дать инженеров, которые проведут аналогичные работы в соседней галактике.

Тир на Ног и Аваллон встретили нас плохой погодой. Спускаться на поверхность, на звездолёте мы не стали, взяли флаеры.

— Можно мне пойти с вами? — робко попросила Ритка, которая уже оба раза оставалась при Стерлядкиной.

— Вали, — буркнула она. — Мне оставьте Жмыха. От него и толку больше будет, в непредвиденной ситуации.

— Делимся на два отряда, — решил я. — Со мной идут Череп, Эд, Фокси, Ди и Сойка. С Варягом: Самбо, Вик, Лола и Яна. Серж присоединится к тебе же. Эме, Жмых и Ари дежурят на корабле.

— Если найдём Белку, то она к кому? — уточнил Мишин.

— Её мы расстреляем, — буркнул я. — Варяг, не тупи, эту мадам надо сперва найти, что будет делом непростым. Но, когда найдём, я ей устрою группу свободного поиска!

Кое-кто из нас улыбнулся, но большинство остались серьёзными. В Аваллоне нас встретили с интересом, но без восторга. Кажется, местные просто нас занесли в графу: очередные найденные союзники и на том успокоились.

Зато Либерман, за восемнадцать дней соскучившийся по нам, встретил нас с распростёртыми объятиями. Крепче всего он обнимал Юлю Вронковскую, как и она его. Ну и молодец, чего уж там. Так что неправа Стерлядкина. Не Вронковскую я интересую, а больше ни с кем у меня приятельских отношений не завязалось.

— Рассказывай, — приказал я Саньке, когда мы дружно поприветствовали друг друга.

В наше отсутствие Серж не терял времени. Раскрыв свои достаточно большие уши, он внимательно слушал. Говорить тоже приходилось, но, к счастью, эти наивные люди, пребывающие на стыке первобытно-общинного строя и феодализма, ещё не додумались до шпионов, особых методов дознания (и я не про пытки, с этим у них всё в порядке было, а про то, что реально приносит информацию). Словом, Либерман их благополучно кормил заранее заготовленными байками, а сам внимательно слушал, запоминал и мотал на ус. Кстати, отросший. Потому что местные бритвенные принадлежности приводили его в ужас, а его мы оставили, с чем был он при высадке.

Картина, в целом складывалась такая: местным было известно, вернее, они установили контакт с тридцатью древними земными цивилизациями. Либерман законспектировал всё и даже дал характеристику. Внимательно посмотрев листок, я присвистнул — каждой твари, здесь было по паре. Хорошо прошерстили Дети Предтеч, древний мир. Встретились даже римляне-республиканцы и афинские полисы. И по средневековью, как минимум по раннему, неплохо прошлись. Потому что помимо известных нам славян и викингов мы нашли и гуннов, и франков. За пределы Европы «боги» тоже выходили часто. Если не считать вавилонян, персов, египтян, то были и кхмеры, и зулусы, и ацтеки. Всё было в наличии, одним словом. Никакого европоцентризма. Сам Серж, смог определить далеко не всех, но в этом вопросе ему помогли Диана и Сойка.

— Это только те, кого нашли, — подчеркнул Александр. — Раз в десять лет они находят или выходят на контакт с кем-то новым. К тому же поговаривают, что есть ещё один похожий союз, но их индексов, так выяснить и не удалось.

— Откуда же тогда известно про них? — спросил я.

Либерман пожал плечами.

— Говорят, что-то им удалось вызнать у псевдоимперцев. То ли из документов, то ли в плен кого-то взяли и те заговорили.

Ко всему прочему Либерман приложил неплохое описание обычаев местных кельтов и наброски о нравах цивилизаций, с которыми они чаще всего контактируют.

Я оценил его нелёгкий труд и подумал, что по возвращении надо будет говорить с ним о переходе в штат ГРУ и отправка на офицерские курсы, разумеется. Кадр он очень полезный и ответственный.

— Ещё вопрос, Серж. Ты что-нибудь слышал о женщине из наших прибившихся к одному из торговцев, да и о торговце Набонахиде, не слышали ли здесь?

— Набонахид… — задумчиво пробормотал Либерман. — Оррин, что-то упоминал и сильно ругался.

Я бросил пристальный взгляд на Диану, давая ей понять, как она облажалась. В очередной раз, безусловно, но это дело нужное. Пусть не расслабляется.

— Веди меня, к Оррину, — приказал я, дослушав доклад о международной, в смысле внутригалактической обстановки. — Послушаем, что он скажет.

Но Оррин не смог нас ничем порадовать или огорчить. Набонахида он не любил за скользкость, но каких-то неприятных вещей о нём не рассказывали.

— До баб охоч, — вспомнил кельт, заведовавший торговлей. — Вот из-за них способен на любую глупость.

— Ага, — подвигал челюстями я. — А может он, чтобы выпендриться перед красивой и таинственной незнакомкой, влезть туда, куда не положено?

— Запросто. Я же сказал, что любитель он распушить перья перед молодыми девахами.

Мы уже собрались распрощаться, но Оррин вспомнил ещё одну подробность.

— Найдите молодого Бриана, — посоветовал он. — Тот его видел, причём совсем недавно.

Молодой Бриан, как оказалось, был и сам не дурак, влезть, куда не просят. Здоровенный рыжий мужик, со спутанными волосами и вислыми усами, он помогал своему отцу в лавке. Ну как помогал, непосредственно торговал сам батя, мужчина уже в возрасте, а Бриана он отправлял за товаром. Набонахида его отец тоже не жаловал, считая вертопрахом, который сбивает его сына с пути истинного. Впрочем, глядя на хитрое лицо Бриана, можно было сделать вывод, что такой сам кого угодно с панталыку собьёт, а если надо, то соберёт ватагу и рванёт за зипунами.

В лавку, чтобы побеседовать с единственным свидетелем, зашёл я, Вронковская, Диана и Варяг с Виком. За нами хвостиком увязалась Столярова, которую мы не заметили.

— Как давно ты видел Набонахида? — спросил я, напрямую, когда этот здоровяк вышел, повинуясь приказу отца.

Тот помялся, по всей видимости, ему очень сильно хотелось соврать, но потом он, нахмурившись, сказал.

— Он появился здесь сразу после того, как отступили порождения тьмы, называемые Ардат Тангорихкс. С ним были его слуги и странная светловолосая женщина, которая называя себя Кейт.

Я кивнул. Бриан обернулся на отца, который недовольно поджал губы, а потом посмотрел на меня.

— Они уговаривали меня пойти в земли Туат Де Дананн, которые обитатели Шуруппака называют владениями Энки… Я отказался, так как собирался к жителям Полисов, за…

— Хвала Цернунну, что в этот раз вразумил моего сына! — воздел руки к небу отец Бриана.

Сам, непутёвый сын, наклонился ко мне и зашептал на ухо.

— Я малый рисковый, не хочу, как мой отец всю жизнь прозябать в лавке, выезжая за пределы мира за какой-нибудь мелочёвкой, но чтобы полезть в Туат Де Дананн, надо быть не рисковым, а вовсе безумным.

— Почему? — уточнил я.

— Там не будет никакой торговли и ничего нового унести оттуда не получится. Те, кто обитает в Туат Де Дананн, не выпустят никого, пришедшего к ним своей волей.

— Своей волей… — пробормотал я.

Столярова, слушавшая нашу беседу, неожиданно вмешалась.

— Но почему Набонахид туда пошёл? Да, он как и ты, малый рисковый, но не безумный.

Бриан задумчиво покивал головой.

— Всё так. Мы много говорили о Туат Де Дананн, я и Набонахид, и Рагнар и Яровит. Все, кто ходит через небесные врата, мечтают о Туат Де Дананн, даже мой отец в своё время грезил этим, пусть он и не признаётся.

Достопочтенный родитель непутёвого Бриана, горестно вздохнул, подтверждая слова сыночка.

— И как туда попасть? — спросила Ритка.

— Никак. Потому что Туат де Дананн это мечта. Грёзы. Воины мечтают найти там могучее оружие, которое поможет победить порождения тьмы, торговцы хотят найти залежи золота и серебра, крестьяне считают, что там круглый год растёт зерно и фрукты, а на лугах пасутся тучные стада… ремесленники, они мне рассказывали: в Туат де Дананн стоят чудесные машины, выполняющие за них ручную работу.

— Мы поняли, — перебил его я. — И где находится это чудесное место?

Бриан пожал плечами и криво усмехнулся.

— Вы думаете, если бы у нас был индекс Туат де Дананн, никто не наведался туда? Поэтому я и говорю, что всё это мечта. Можно блуждать годами через небесные врата, но не найдёшь и следа.

— Тогда куда же они пошли?

— Земли огня, — вдруг выдал отец Бриана. — Говорят, что там среди пляшущих огней можно углядеть знаки, которые укажут на Туат де Дананн.

Он вдруг грустно улыбнулся.

— Дед моего отца, достопочтенный Киан, как-то сходил в земли огня и, узрев божественные знаки, ввёл их в наборное устройство.

— И? — хором выдохнули мы с Маргаритой.

— И открыл дорогу в Шуруппак, — серьёзно отозвался Бриан-старший.

Мы мрачно переглянулись. Что-то начинало проясняться и появилась хоть какая-то зацепочка. В задумчивости мы вышли из лавки и закурили.

— Туат Де Дананн, — раздался у меня над ухом, голос Вронковской. — Или же племена, народ, кому как больше нравится, богини Дану.

— Что-то можешь о них рассказать? — снова влезла Столярова.

— Рассказов, мифов и легенд про них сложено немало, — задумчиво протянула Юля. — И только одно в них неизменно: народ богини Дану враждовал с людьми и вёл постоянные войны. В общем, правы оба Бриана, ничего хорошо случайных путешественников в этом месте не ждёт.

— Надеюсь, они туда и доберутся, — проворчала подошедшая к нам Филатова.

— Что скажешь, командир? — вздохнув, спросил Варяг.

— А вот теперь мы разделимся. Я иду в земли огня, а ты отправляешься в Шуруппак. Опросишь всех на месте. В общем, стандартные следственные мероприятия, по розыску засранца Набонахида.

— Мне Кравцов лекцию читал, а потом гонял по усвоенному материалу, — мрачно кивнул Мишин.

— Вот и чудесно. Значит, знаешь, что делать, но и молодёжь натаскивай.

Столярова дёрнулась, кажется, она хотела попросить, чтобы её тоже взяли на такое практическое занятие, но потом замерла, решив всё-таки не бросать нашу группу.

— Так, теперь о связи. Видите эти приборы? Они помогут нам поддерживать связь со звездолётом, который будет находиться на здешней орбите. Варяг, у тебя Вик только сможет с ними работать. Поэтому береги его, а у меня Череп и я немного. Оборудование экспериментальное, поэтому могут быть сбои, по этой же причине я оставил Ари на орбите.

То самое, что тащила нам Блохина с Машерова. Мишин с интересом к ним присматривался.

— А межгалактическую связь? — уточнил он.

— Увы, с этим пока проблемы и серьёзные.

Да, мы решили двигаться через местные порталы, способом, которым передвигались аборигены, каким бы медленным и неудобным он ни казался. Что такое земля огня и что там происходит из разъяснений старшего и младшего Брианов оставалось непонятно, поэтому я решил подстраховаться. Во-первых, идти общепринятым путём, а во-вторых, взять проводника.

Его нам долго искать не пришлось. Оррин посоветовал взять крутившегося где-то здесь паренька из Шуруппака.

— Он только вчера вернулся оттуда, — проворчал старый купец. — Да и возьмёт серебром, а другие обычно требуют золото.

— Почему? — уточнил я.

— Опытные купцы туда не ходят. Потеря времени, денег. Только молодёжь стремится найти или новые торговые пути или земли Туат де Дананн. Получается у одного из тысячи, поэтому зачем тратить время, да и, пожалуй, здоровье?

— Что там? — спросил я у Оррина.

— Это сложно описать, — пожал плечами он. — Сами увидите.

— А люди там живут?

— Только безумцы, которые рассчитывают, что им откроется Туат де Дананн. Даже те, кто не был безумен, оставаясь там, рано или поздно сходят с ума, но как пьяные проводят там день за днём. Они могут быть опасны, но только не для вооружённых людей.

Я поблагодарил старика за помощь и отправился искать паренька из Шуруппака. Что-то подсказывало мне, им окажется уже знакомый мне…

Так и оказалось. Бородатый юноша, вернувшийся с земель огня, что отсыпался в гостевом доме, был первым человеком, которого мы встретили в этой галактике. Гандуш, сын Амменона крепко спал на убогой кровати, когда я подошёл и дёрнул его за ногу.

— Что за порождения Нергала будят меня…! — вскричал он, вскакивая, но заметив меня, успокоился. — А, это вы Валерий сын Алексея.

Он встал и почтительно поклонился. Я не стал ходить вокруг да около и сразу перешёл к делу.

— Говорят, ты недавно побывал в землях огня?

Интерес мелькнул в глазах парнишки, и он ответил.

— Да, я ходил недавно, чтобы прочесть в отблесках пламени указания, как найти новые земли.

— Владения Энки? — уточнил я.

Но Гандуш отрицательно покачал головой.

— Зачем мне идти туда? Что я скажу нашему общему отцу? Нет, я искал тех, с кем можно торговать, и кто станет нашими новыми союзниками в войне с Ардат Тангорихкс. Вы улетели, не оставив ваших координат, и не сказали, поможете ли нам.

— Я уже говорил, что мы перемещаемся там, где нет воздуха и поэтому вам ничем не поможет знание нашего индекса.

Гандуш покивал, но в его глазах всё равно светилось недоверие.

— Ладно, — я хлопнул ладонью по столу, рядом с которым стоял. — Нам нужна твоя помощь, как проводника и мы заплатим серебром.

Я достал три серебряных монеты, которые выменял у Оррина на две старые рации. А за схему, как их запитать от местных источников энергии он вообще отдал пять золотых. Вообще, денежная система в этой странной галактике установилась на редкость вменяемая и логичная, ну насколько это возможно для людей с полуфеодальным мышлением. Самая дешёвая монета была медяк, ну как сказать дешёвая… на пару медяков можно было неплохо поесть в местных харчевнях. Сто медяков равнялось одному серебряному, а десять серебряных — золотому.

Это было странно. И к тому же наличие денег, рано или поздно должно было привести к тому, что у кого-то их реально больше, причём намного, но не приводило. Причины я так и не понял, потому что местные отвечали как-то невнятно. Списал всё на военные нужды. Но я не специалист, а сюда, рано или поздно придётся присылать этнографическую экспедицию. В штатском, как бы добавил Мишаня. Но пока мы идём, вслепую просто собирая все данные, что подворачиваются нам под руку.

Гандуш оживился, увидев серебро, и пообещал служить нам верой и правдой и показать нам всё, что видел в землях огня, а также провести между всех опасностей. Я улыбнулся. Но главного вопроса я так и не задал, оставив его на сладкое.

Шуруппакцу не потребовалось много времени, чтобы собраться. Быстро перекусив, он показал нам, что взять с собой, докупив у местных торговцев. Я свалил эту часть на Столярову, сам пообщавшись со Стерлядкиной, попутно объясняя, куда мы отправляемся и зачем. Диана сбросила ей адрес портала на тот случай, если мы долго не вернёмся и от нас вообще не будет никаких вестей.

Пока мы носились, со всем этим начался закат.

— Может быть, переночуем здесь? — спросил Маркин. — Ну, в относительной цивилизации.

Я скептически осмотрел гостиный дом, где квартировал Гандуш.

— Лучше уж на месте, ибо как сказал нам наш местный друг, там тепло от огня и нет насекомых. Особенно клопов и вшей.

Лёха Маркин лишь пожал плечами, мол ты командир, ты и решай. С тем мы и пошли к аваллонской башне. Подъём к порталу стоил один золотой. Впрочем, как мы уже выяснили у Гандуша, всегда можно было сэкономить, упав на хвост купцам и прочим перемещающимся. Эта жуткая кабина вмещала аж двадцать человек и достаточно заплатить пятьдесят медяков. Отправлявшихся на войну поднимали бесплатно. Портал открывали бесплатно и куда угодно. Входило в плату. Всё это мы выяснили, когда отправляли группу Варяга в Восточный Шуруппак, а окончательно всё прояснил Гандуш, у которого мы спросили, откуда он взял такие деньги. Паренёк удивился, но объяснил, что достаточно сдать трофеи, с убитых псевдоимперцев. Иногда на этом можно заработать до двух серебряных.

Покачав головой и вообще удивившись находчивости местного населения, я влез в кабину. К нам сразу присоединились местные. Я подумал и не стал возражать. Кто знает, на что нам ещё понадобятся здесь деньги.

Подъёмные механизмы, которым было невесть сколько лет, заскрипели, унося нас к новым, пока ещё неизведанным землям.

Глава 13. Земли огня и земли льда

Март — апрель 2008 года

— А сегодня холодно, — заметила Столярова, вылезая из палатки.

Я фыркнул.

— Всего-то плюс десять, уже холодно?

— Я на юге выросла, — отрезала девушка и отправилась умываться к не небольшому гейзеру, бившему рядом.

Следом за ней из палаток полезла вся наша группа. Череп, Эд, Диана и Сойка. Мы с Гандушем уже были на ногах. Я дежурил, а он просто встал пораньше.

Вокруг нас расстилался весьма мрачный пейзаж, к которому за неделю странствий по этим странным землям мы уже привыкли. Вокруг нас били гейзеры, землю ощутимо потряхивало, а кое-где наружу прорывались струи пламени. Вронковская сказала, что пейзаж, как на Камчатке, только мрачнее и с огнём. Оставалось поверить ей на слово, тем более что дотуда я не добрался, хотя путешествовал немало, считай в каждом отпуске.

В первый же день мы установили связь с Эме, едва спустились на эту слишком уж грешную землю. Хоть и барахлило, но слышно было хорошо. Варяг, по словам Ари, тоже с ними связался и сказал, что начинает расследование. После чего мы пошли по стандартному маршруту. Работали, спуская и поднимая кабины примитивного лифта местные безумцы. Те, кто сошёл с ума от пейзажа или от попыток найти дорогу в благословенные земли. Платили им едой, поэтому наш проводник сказал экономить пищу.

— И как они только от голода не перемёрли? — грубовато огласил свой вопрос Череп. — Не думаю, что сюда часто захаживают.

— Здесь можно найти пищу, — бросил Гандуш. — Вот только есть её не рекомендуется, только с голоду и немного, когда иного выбора нет.

— А что иначе?

— Сойдёшь с ума и будешь блуждать среди огней или жить подаянием у башни, — поджав губы, ответил он. — Мне и самому пришлось отведать этой еды, чтобы осталось немного вяленого мяса, для оплаты.

На вопросы: и как, и что было? он не стал отвечать, покачивая головой, как бы говоря этим — ничего хорошего. Впрочем, нам не грозило голодание, ибо еды мы и взяли с собой немало и докупили ещё в Аваллоне.

Наш проводник уверенно вёл нас по известным тропкам, попутно объясняя, что каждую новую тропинку прокладывают аккуратно, идя большой группой. Самим нам не стоит от маршрута даже немного в сторону. Наказание тоже — безумие. Также он рассказал, как находят новые индексы или же, как говорили обитатели Шуруппака — знаки Мардука.

— Иногда язык пламени разрушает земную твердь и тогда в образовавшейся яме лежит табличка, которая указывает путь к новому миру, — размеренно проговорил он. — Я сам не видел, но мне рассказывал Шузигаш, а ему его отец, Бенене, что когда-то он и он нашёл так табличку, которая вела в землю Пяти полисов.

К грекам, та бишь эллинам, значит. Что же, опять всё сходится. Дети Предтеч, с какой-то своей, нам пока неясной целью, сделали этот мир своеобразной головоломкой, для добывания индексов. Местным, чтобы получить новый индекс, надо что-то сделать или достичь определённого уровня развития. Возможно, миры открываются в определённой последовательности.

— Ещё один вопрос, в список неотвеченных, — проворчал Кинтана. — Мы пришли в эту галактику, чтобы получить ответы, но в итоге ещё больше вопросов.

— Не скажи, — хитро прищурилась Рита Столярова. — Да мы уже знаем в несколько раз больше, чем месяц назад. Нам ясна цель Детей Предтеч. И мы видим средства, которыми они намеревались их достигнуть. Остались только некоторые детали.

Я не стал ничего возражать на это чересчур оптимистичное заявление. Мне вечно чудится какая-нибудь подлянка. Иногда, так оно и есть, а иногда просто паранойя, профессиональное заболевание всех разведчиков. Так что посмотрим, кто из нас окажется прав.

И, в общем, мы шли целую неделю. По дороге я раскрыл Гандушу, что мы не просто так и не в поисках новых индексов, сюда зашли. Хотя, конечно, было бы неплохо найти дорогу во владения Энки, но если верна моя теория то это вряд ли. Паренёк, услышав всю историю, что одна из бойцов моего отряда ушла с Набонахидом, восхищённо присвистнул, но, в общем-то, искать земляка не отказался, а наоборот, немного вернулся назад и пошёл уже по другой тропке.

— Если он хочет найти знаки Мардука для ока бога, — проговорил парнишка. — То он не пойдёт старыми дорогами, а будет прокладывать новую. Но хоть уже прошло много времени, идти они будут медленно.

И действительно, мы шли по каким-то следам. Порой и я что-то замечал, а иногда сам Гандуш объяснял нам, что и как. Парень вообще чувствовал себя в своей стихии, уверенный, что рано или поздно мы наткнём на лагерь Набонахида.

Я справедливо сомневался. Но Гандуш оказался прав. Лагерь Набонахида мы нашли. Вот только… Впрочем, обо всём по порядку.

Первым, что-то странное заметил Череп, с его острым зрением снайпера.

— Что там? — спросил он у Гандуша.

— Надо подойти поближе, — неуверенно ответил тот.

Меня начали охватывать дурные предчувствия, едва мы приблизились. Лагерь Набонахида был похож на мой лагерь на Кадмии, когда я вернулся к нему, покорив пирамиды.

Потому что это были развалины лагеря. Кругом валялись брошенные вещи, пара шатров была разрезана и прострелена и из одного торчали чьи-то ноги. Подойдя, я откинул полог шатра. К счастью, здесь не водилось диких животных, да и труп лежал здесь не так давно, поэтому Диана и Гандуш смогли опознать тело.

— Набонахид, — выдохнули они хором.

Я посмотрел сначала на Черепанова, а потом на Столярову. В этот момент я пожалел, что отпустил Мишина в Шуруппак. Мне бы пригодился и его совет и Хацкевича. А сейчас слишком мало здесь было ветеранов. Но в это время вылезла Рита, которая не побоялась осмотреть тело, а потом обшарила всё вокруг и вынесла вердикт:

— Он убит либо Белкой самостоятельно, либо при помощи собственных охранников, но с её участием.

Мы с Черепом хлопнули челюстями.

— С чего такие выводы? — не слишком вежливо осведомился я.

Наглая девчонка задрала нос, а может быть просто она подняла голову, так как была ниже всех в отряде и объяснила.

— Раны на тебе Набонахида от нашего, спецназовского ножа. Не знаю, как вас, а нам на занятиях Самбо объяснял, как отличить те или иные раны, каким оружием они сделаны. Нет, если бы его убили местными оружием, я бы не смогла сказать, каким именно, но вот посмотрите…

С этими словами она продемонстрировала нам тело. Действительно, к моему стыду, я не обратил внимания на характер ранений. Мало того что действительно его убили нашим ножом, так ещё именно так, как обучал работать холодным оружием Вадим Хацкевич. Вот будь он с нами, быстро бы понял.

— А версия про охранников? — пришла мне на помощь Диана.

— А вы видите их тела? — спросила Столярова. — Если бы они были сильно против, то почему она их не убила?

— Как вариант, — сказал я. — Но, может быть, они куда-то отошли.

— Поэтому я и сказала, либо — либо, — отрезала вредная девчонка.

— Они точно ей помогли, — мрачно сказал Гандуш.

И он показал нам цепочку следов, идущих от лагеря, и объяснил нам, что судя по следам, девушку никто не уводил, да и остальные шли с ней добровольно. Причём Катерина, судя по всему, возглавляла отряд.

— Но куда они пошли? — спросил Череп.

Не став отвечать, Диана просто показала пальцем на возвышающуюся вдали башню.

— Ещё одна или мы сделали круг? — не поняла Сойка.

— Мы не делали круг. Это незнакомая мне местность, — уверенно сказал Гандуш.

Я кивнул, немного подумал и изрёк.

— Рабочая версия. Между Белкой и Набонахидом вспыхнул конфликт. Вероятно, он хотел идти обратно. Кончалась провизия или что там ещё? Белка смогла перетянуть сопровождающих на свою сторону и дойти до второй башни, чтобы… ну, вероятно, она полагала, что из портала можно попасть во владения Энки. Они убили Набонахида и продолжили путь.

Столярова закатила глаза, думая, что я не вижу.

— Фокси, если не найдём Белку, то по возвращении ты три дня будешь мыть полы на всей нашей базе. Если найдём, придумаю что-нибудь ещё. Вперёд!

И не слушая тихие возмущения Маргариты, я пошёл по направлению ко второй башне.

— Провианта осталось максимум на полторы недели, — тихо сообщил мне Череп. — А нам ещё надо расплатиться с работниками башни.

— Если что, то вызовем Стерлядкину. Да и вообще, надо с ней связаться, чтобы забрала группу Варяга из Шуруппака. Мы нашли Набонахида, нечего им там ошиваться. Они нам могут понадобиться здесь.

— Думаешь?

— Точно сказать не могу, но вот есть чуйка… Мы не знаем, куда она отправится, отсюда и что ждёт их и нас.

До башни мы добрались меньше чем за сутки. Её окрестности, разумеется, пустовали, в отличие от первой.

— И как мы поднимемся? — спросил Череп.

Я ничего не ответил, осматриваясь. Судя по всему, Новикова особо и не скрывалась. Вокруг башни виднелся кое-какой мусор, упаковки от еды, костёр. Но не души поблизости.

— Они никуда отсюда не уходили, — сообщил мне вернувшийся Гандуш.

— Если Новикова как-то поднялась, то и мы сможем, — решил я.

— Не надо ничего изобретать, — сказала Диана. — Я ещё в наш первый визит изучила башню в Шуруппаке. Во всех этих сооружениях довольно простой подъёмный механизм. И вот что я скажу. Есть возможность не использовать мускульную силу, просто местные пока ещё не додумались.

— Блоки питания? — уточнил я.

— Я уже хотела поискать вдруг, где поблизости закопаны, но посмотрела — и он уже подсоединён. То ли Белка сама додумалась, то ли блок питания уже был вставлен на положенное место.

— Удивительное дело, — вдруг сказал Кинтана. — Вокруг землетрясения, гейзеры, огонь в любой момент может вырваться из земли, а башни стоят, как будто так и надо.

— Ничего удивительного, — пожал плечами я. — Объясняется очень просто. Либо вся планета рукотворная, либо этот аттракцион создан специально для путешественников, которые будут искать иные миры. Естественно, Дети Предтеч позаботились о безопасности башен.

Диана запустила устройство, спустила импровизированный «лифт» вниз, а потом сама поднялась в сопровождении Кинтаны. Я отошёл в сторону, закурил и подозвал Черепа. Вдвоём мы настроили передатчик и связались с Мариной. Несмотря на помехи, слышали мы её прекрасно. Я быстро объяснил Стерлядкиной, что мы нашли и как планируем действовать дальше.

— Эме, лети в Шуруппак и забери группу Варяга.

— Уже, — отозвалась она. — Варяг вызвал меня три дня назад и попросил забрать их. По их словам, они выяснили всё, что можно и смысла там оставаться не было.

— Передай ему благодарность. Что они узнали?

На связи появился сам Мишин, чтобы Стерлядкина не работал испорченным телефоном.

— Тебе нужна личностная характеристика Набонахида? — спросил он.

— Пока без надобности, — вздохнул я.

— Тогда слушай самое важное. Его сопровождающие, которых мы по ошибке именуем охранной, были не шуруппакцы.

— А кто? — удивился я.

— Три уроженца Ванахейма, так они почему-то называют мир, где поселились выходцы из Скандинавии. Ещё один из Полисов, также они хотели кого-то взять из Тир на Ног, но как я понимаю, это был Бриан-младший.

— Правильно понимаешь. Их было шестеро, а осталось пятеро…

В это время оживилась рация, я хотел было проигнорировать, но всё-таки ответил. Вдруг что-то срочное.

— Что у тебя? — спросил я.

— Они прошли по двум индексам, — сообщила девушка. — Сначала, по незнакомому мне, ну, вернее, я его знаю, но совсем не в курсе, что там, а вот второй, ты удивишься…

— Ванахейм? — опередил её я.

— Да… а как ты? — растерялась Диана.

— Слушай мой приказ, — обратился я к Варягу. — Вылетайте по космическому адресу земель огня. Можно сейчас прям через открытый портал. Договорим на месте.

— Есть, — отозвался Мишин и отключился.

— У меня нехорошие предчувствия, — сказал Череп.

— Поверь, у меня не лучше, — вздохнул я.

К тому времени, как прибыли Варяг со товарищи, мы уже поднялись на башню и даже стали потихоньку осваиваться. Внизу оставили Кинтану, который должен был доставить прибывших к нам.

— Судя по показанию датчиков, — сообщила Диана, которой, благодаря устройству искусственного интеллекта были доступны все данные с устройств. — Они пробыли в неизвестном мире где-то около часа, а потом вернулись и ушли в Ванахейм, дождавшись пока у портала, пройдёт перерыв.

— Любопытно, — проворчал я. — Что же их так смутило?

— Пока сами не посмотрим, гадать можно до бесконечности, — пожала плечами девушка.

Я кивнул и отошёл к обзорному окну, внимательно наблюдая за небосводом, откуда, должен был показать флаер, везущий нам подмогу. Вот, мелькнула яркая точка на горизонте и начала потихоньку приближаться, увеличиваясь с каждой минутой.

— Да что он делает? — возмутилась Столярова, подпрыгнув к окну.

Однако я не замечал ничего необычного в полёте флаера.

— Товарищ командир дайте рацию, — подпрыгнула Столярова.

Хоть я удивился, но протянул ей устройство связи, предварительно настроив на кабину транспорта. Она схватила рацию и быстро-быстро заговорила.

— Варяг, отключай реактивные двигатели, оставь лишь маневровые, потом бросай флаер резко направо. Да, уверена!

Транспорт сделал резкий зигзаг и завис в воздухе рядом с башней.

— Теперь вертикальная посадка. Что? Сам знаешь? Вот и прекрасно.

Флаер мягко приземлился в пяти метрах от башни и оттуда повалили наши ребята, которых Кинтана сразу повёл наверх, хотя им явно хотелось немного передохнуть.

— Никогда больше не полечу в такой атмосфере, — сообщил мне Мишин, который закуривал дрожащими руками. — Болтало, как чёрт знает что, как будто на Юпитер сажусь.

— Потому что реактивные двигатели надо отключать и маневрировать между воздушными потоками, — пропищала возмущённо Ритка.

— На Земле, на Касторе и на других планетах этого не требовалось, — отбивался Гришка.

— Да, потому что там иная ионизация атмосферы. Тебе, что Эме говорила, когда отправляла вниз?

— Что-то подобное, — поболтал рукой в воздухе Мишин.

— Обратно флаер поведу я, — поставила точку в споре Ритка.

— Не возражаю.

Мне надоело это слушать, потому как я знал, что Столярова способна препираться до посинения. Причём до посинения именно оппонента. Хорошо, что я её командир и всегда могу приказать ей замолчать. Вот и сейчас, я скомандовал строиться и грузить народ в капсулу для перемещения между мирами. Диана колдовала над приборами, настраивая автоматическое закрытие, попутно бормоча о варварах, дикарях-викингах, которые ничего, нормально сделать не могут и добавляла совсем уж нецензурное в адрес былой подруженьки Новиковой.

Наконец, мы погрузились и Диана, отдав несколько команд напоследок, закрыла створки. Что-то загудело, защёлкало, и кабина двинулась вперёд.

— Вот интересно знать, какая технология, — начала Филатова.

— Читай работы Е. С. Голобко, — отрезала Столярова, недолюбливавшая Юлю, судя по всему, за то, что та не вняла её советам. — Там изложены…

Нас тряхнуло, гудение и щёлканье прекратилось.

— Конечная станция, высаживаемся, — сказал я и Диана открыла створки капсулы.

Из обзорного окна башни мы увидели абсолютно безжизненную ледяную пустыню. Не было какой-то мелкой растительности, свойственной для полярных областей, никаких следов на снегу, в воздухе кружились снежинки, неторопливо падая на такой же белый снег. Ещё можно было бы сказать, что здесь царил непроглядный мрак — местного светила не было видно, но в небе висел огромный шар планеты, цветами похожий на Землю, на спутнике каковой мы, очевидно, и пребывали.

Непрошеным гостем в моей голове зазвучали строчки «Агаты Кристи».

Когда я на почте служил ямщиком, Ко мне постучался косматый геологИ глядя на карту, на белой стенеОн усмехнулся мне. Он рассказал, как плачет тайга, Без мужика она одинока. Нету на почте у них ямщика, Значит, нам туда дорога, Значит, нам туда дорога.

— Интересно, а воздух здесь вообще пригоден для дыхания? — задал Вик вопрос, который тревожил всех нас.

Диана молча пошла к аппаратуре.

— Это явно не Асгард, который искали сопровождающие Катю викинги, — пробормотал под нос Мишин.

— Нифльхейм, — подтвердил я и указал пальцем на планету. — А Асгард вон там.

— Близок локоток, а не укусишь, — насмешливо сказала Вронковская.

— Если только… — протянул я.

— Что? — перебила меня нетерпеливая Столярова.

— Тебе неделю хочется полы мыть? — уточнил я. — Есть, как минимум два способа, попасть на планету прямо отсюда.

Я прошёлся по большой комнате, которая на других планетах была чем-то вроде зала ожидания.

— Первый вариант самый простой для нас. Мы берём флаер и проходим через портал. Поднимаемся в космос, летим на планету. Только ими управлять должны Стерлядкина со Столяровой.

Бойцы, согласно закивали.

— Второй вариант, очевидный для них. Где-то здесь, — я показал рукой на ледяную пустыню. — Спрятан индекс портала, ведущий, как они думают, в Асгард.

— А на самом деле? — выдохнула Диана, отрываясь от приборов.

— На самом деле попасть в земли Туат де Дананн, владения Энки или Асгард или как ещё называют место обитания Детей Предтеч не так просто. Вернее, совсем непросто. Я даже не уверен, сможет ли наш флаер приземлиться на той планете.

Диана задумалась, а потом согласилась со мной.

— Да и не Асгард это, — сказала, наконец, она, что-то проверив. — Ребята, вы будете смеяться. Это та самая планета, с которой мы только что ушли. И нет, это не спутник. Это двойная планета, вот только как они вращаются, чтобы…

Она хлопнула себя ладонью по лбу.

— Догадалась? — спросил я.

— Все уже поняли, — проворчала Столярова. — Это планеты, что-то вроде испытания для поселенцев в галактике Стрельца. Сначала они, каким-то, я даже не представляю каким образом находят индекс земель огня или земель льда, потом начинают шарить по этим местам выискивая всё новые и новые индексы. Пока они не доходят до второй башни.

— Если моя теория верна, то есть две группы цивилизаций. Первая, те, кто находят индексы через огонь, а вторая через лёд. Не исключено, что есть третья и четвёртая. Я не знаю, по какому принципу группируют цивилизации. Но, допустим, одни с Земли, а другие… Ну, например, с Дареггена или других планет. Там тоже существовало немало уникальных цивилизаций, пока она не была захвачена имперцами.

— Враг у них один, — подсказала Диана. — Поэтому они объединяются…

— Сначала начинают торговать, заключать союзы и всё такое, — уточнил я.

Нашу неспешную беседу прервал Гандуш. Мы беседовали на русском между собой, не включая лингводекодер, поэтому парень заскучал и начал бродить по башне. Разумеется, услышав его крики, мы синхронно включили свои устройства.

— Ещё один труп? — не понял Варяг.

— Да. Первый был Набонахид. Мы нашли его в дне пути от второй башни.

— Это Клеон, — объяснил Гандуш. — Я и не знал, что он отправился с Набонахидом.

— Так, — я на миг задумался. — А кого из ванахеймцев мог взять с собой Набонахид?

Теперь уже пришлось подумать Гандушу.

— Асвальда Рыболова, Ингольва Меткого, — ответил он.

— Кого ещё?

— Да вроде бы больше никто такими делами не промышлял, — задумался паренёк. — Только ЛагертаМужеподобная. Но…

— Три ванахеймца, — кивнул я Варягу. — Гандуш, теперь внимательнее. Что вообще тебе известно про эту троицу?

— Про Лагерту разное сказывают… — смутился паренёк.

— Не то. Что это за люди? Насколько они надёжны?

— Да не особо. С ними никто ходить и не любит, потому что они гребут всё под себя, а если откроют новый мир, то наверняка побегут к себе в Одингард, перерезав глотку соратникам… Ой!

— Вот тебе и «ой», — сказал я, кивая на труп Клеона, у которого аккурат было перерезано горло.

Сунувшая свой любопытный носик Столярова охотно подтвердила, что убит грек был не нашим оружием.

— Догадываетесь, что стало с Белкой? — спросил я у бойцов.

— Одно из двух. Или ей пустили кровь в Ванахейме или хватило мозгов прикинуться, что она согласна с этими отмороженными викингами, — вздохнула Диана. — Значит так, товарищ лейтенант, я сняла все возможные показания со здешних порталов. Хотите посмотреть на карты двух планет?

Мы с интересом сгрудились у мониторов, на которые Диана вывела изображения планет.

— Половинка на половинку, — пробормотал Мишин.

Действительно, каждая из этих небольших планет была разделена на две части. Земли огня занимали ровно половину той планеты, откуда мы ушли. В северном полушарии были болота. В южном полушарии «нашей» планеты были болота.

— Слушай, Варяг, а когда вы вышли в этой системе, вы же должны были видеть подобную картину? — спросил Череп.

— Нет, — отрезал Варяг. — Может быть, Маринка и видела что-то подобное, но я планету разглядывал только с близкого расстояния, а там везде был вулканический пейзаж.

— И по четыре башни на каждой из земель, — пробормотал Вик, рассматривая карту.

— Для контакта, — смекнула Столярова.

— Всё, — решительно сказал я. — Сейчас свяжусь с Эме и уходим отсюда.

— Обратно, а потом в Ванахейм? — спросила Диана.

— Зачем? Я не знаю, для чего эти викинги возвращались на земли огня, но не собираюсь терять время… Эме, угадай, откуда я тебе звоню? А, засекла уже, что с соседней планеты. Ну тогда слушай.

Быстро рассказав Марине, что мы открыли и как планируем действовать дальше, я посмотрел на Столярову.

— А я поняла, зачем они вернулись через башню на землях огня, — радостно сказала она. — Чтобы никто не выяснил индекс, этого…

Она поболтала в воздухе небольшой ручкой.

— Нифльхейма, — подсказал ей я.

— Да, точно! — обрадовалась девушка. — А то непонятное это, земли огня, земли льда.

— Тогда, может быть, назовём земли огня адом или ещё как?

— Шеол, — вдруг сказал Либерман. — Так назывался ад у иудеев.

Никто из нас даже не хихикнул. Молодцы, далеко пойдут.

— Принимается, — сказал я. — Значит, слушайте мой приказ. Мы сейчас возвращаемся на Шеол. Фокси вместе с Самбо спускается на этом жутком лифте, садятся во флаер и летят на звездолёт. После чего летим в Ванахейм.

На лицо мелкой Ритки было любо-дорого посмотреть. Конечно, ей хотелось взглянуть хоть глазком на место жительства здешних викингов. Но уж больно она меня раздражала в последние дни, своим зазнайством.

Она недовольно пробурчала что-то, проигнорировав мои слова, что полы три дня может и не мыть. В башне на землях огня мы разделились, Ритка и Самбо отправились поднимать флаер с планеты. Хацкевича я направил с ней намеренно. Чтобы присмотрел, его она слушается беспрекословно.

— А здесь красиво, — вдруг улыбнулась Вронковская. — Снег, темнота и звёзды…

Облака в небо спрятались, Звёзды пьяные смотрят внизИ в дебри сказочной тайгиПадают они.

Размышлять над странным поведением девушек, одна из которых сама выбирает, кого ей слушаться, а вторая видит красоту и романтику в опасной планете, я долго не смог, так как мы, не медля, переместились в Ванахейм. В здешней башне мы тоже задерживаться не стали, я быстро выяснил у работников, где обитает местный ярл. Спрашивала Вронковская, она более или менее разбиралась во всех перипетиях здешней жизни, частично основываясь на знаниях древних культур, но в основном тщательно изучая собранные нами в прошлый раз материалах.

Как оказалось, ярл по имени Харальд Кривой, жил в двух кварталах от башни. Как и в остальных мирах, он не был абсолютным правителем, а военным вождём. Его власть ограничивалась тингом и назовём её так, гражданской администрацией, в которой, в основном работали женщины. Мужчины воевали и занимались купеческим делом, очень часто совмещая. Исключений хватало, в виде уже упомянутой Лагерты Мужеподобной. Я не был ни в одной из скандинавских стран, поэтому меня немного удивила их схожесть с германской архитектурой (я побывал в ГДР с Ленкой Приклонской, в том своём давнем отпуске). Но Вронковская заметила, что ничего удивительного и вообще рано или поздно архитектура у связанных между собой миров унифицируется и мы не отличим разницу между Ванахеймом, Тир на Ног или Шуруппаком. Как и в Нифльхейме, здесь шёл снег, но зима не была такой лютой.

К ярлу мы попали не сразу. Дома его не оказалось. Выбежал, минут десять назад, чуть портки не забыл надеть, как сказали его домашние. Но побежать он мог или в казармы, или в здание тинга, которые, по счастью, находились рядом. Мы разделились, я пошёл к тингу, а Варяг со своей группой сунулся к казармам. Харальд Кривой оказался на тинге, но нам пришлось подождать его несколько часов, пока он со старейшинами и ближним воинским кругом порешает какие-то вопросы. В итоге мы изрядно измучались, ожидая его.

Ярл Харальд долго не мог понять, что от него хотят. У него вообще голова была забита другим. Небесные знаки, несколько минут показали, что возможно нападение Ардат Тангорихкс. Однако его смущало, что кровавый глаз Хель моргнул только один раз, после чего исчез. Обычно перед нападениями псевдоимперцев он горел по несколько часов, а потом закрывался и снова вспыхивал на небе. Через сутки на землю спускались её порождения, известные, как Ардат Тангорихкс.

До меня дошло, а потом я постарался объяснить как мог Харальду и обеспокоенному тингу, что это не имперцы, просто пролетел наш звездолёт.

— Вы бы как-то поаккуратнее прилетали, — проворчал здоровый одноглазый бородач, он же Харальд Кривой. — А лучше бы вообще, через око бога, как ходят все.

Вообще, здесь действительно была смесь древних обществ. Военный вождь, самый большой, как Харальд со своей спутанной копной медных волос. О славном военном прошлом говорил не только потерянный в битве глаз, но и всё лицо, иссечённое шрамами. Местные викинги были верны завету Суворова: пуля — дура, а штык молодец, ходя на имперцев в штыковые атаки, под прикрытием огня.

— А так, вы из земель тингов, — понял наконец Харальд. — Мне рассказывали о вас и как вы помогли воинам Тир на Ног. Вот только бы перемещались, как нормальные люди — цены бы вам не было.

Значить Страна Советов на местном наречии будет звучать как Тингланд. В принципе, верно, но забавно.

Он подозвал Бьярни Седого, человека из гражданской администрации, который занимался местными купцами. Тот едва услышав, названные мной имена, поморщился, как от зубной боли и сплюнул на пол.

— Авантюристы, — выдал он характеристику. — И бездельники. Нет, все мы по молодости стремимся найти Асгард, но им-то уже за тридцать! А они всё бегают по землям огня, ищут таблички, которых уже лет тридцать никто не видел.

По его словам, эти бездельники, которых отправляли в составе военной помощи в Тир на Ног, вместо того чтобы вернуться со всеми, рванули в Шуруппак, как будто им там мёдом намазали. Где-то шастали неделю, потом вернулись вместе с какой-то девицей несуразной, и гордо похвалялись в кабаках, что они нашли Нифльхейм, а оттуда до Асгарда рукой подать.

Я слушал это и хмурился. Понятно было, что несуразная девица, это разыскиваемая нами Катя.

— Да и тем, кто с ними общался, показалось, что командует ими та девица, — закончил он свою речь. — Это уже ни в какие ворота не лезет!

Он снова сплюнул на пол.

— Где они сейчас? — быстро спросил его я.

— Собрали зимние вещи и снова подались в Нифльхейм, — фыркнул Бьярни. — Невдомёк дуракам, что оттуда они скорее попадут в Хельхейм, а не в Асгард.

— В Нифльхейм они не возвращались, — вырвалось у Дианы. — Я внимательно всё просмотрела.

Бьярни Седой внимательно посмотрел на нас, почесал бороду, но ничего не сказал по этому поводу, лишь уточнил.

— Тогда не знаю. Поднимались они со всем снаряжением на башню, говорили, что идут в Нифльхейм.

— Возвращаемся, — сказал я, давая команду всей своей группе.

Денег оставалось мало, но деваться некуда, надо постараться найти Катю, пока эти викинги не решили, что она для них обуза, ненужный командир или источник утечки драгоценной информации.

Перед уходом мы, с разрешения Бьярни Седого и Харальда Кривого, расспросили сотрудников про группу из двух мужчин и двух женщин. Не сразу, но они вспомнили их, и кто-то даже неуверенно сказал, что отправились в Гардарику, которую местные называют Китеж.

— Что теперь? — криво улыбаясь спросила Вронковская. — Отправляемся к братьям-славянам?

— Не знаю, — помотал головой я, садясь на скамейку. — Мне надоела эта беготня. Они опережают нас и куда бы ни пошли, они уже ушли оттуда.

— Разделимся? — уточнил Варяг. — Мы в Гардарику, а вы идёте в Нифльхейм, ждёте в засаде. На них наткнёмся или мы, или вы.

— Других вариантов нет, — согласился я.

— Куда Стерлядкину отправлять? К вам, нам или на месте пускай ждёт? — напоследок спросил Мишин.

— Пусть летит в Нифльхейм, — оговорился я, не заметив того, а уточнить мой заместитель не успел, так как створки закрылись.

Мы снова отправились тем же маршрутом Шеол — Нифльхейм. Честно говоря, меня это уже начало утомлять. То время, что мы затратили на её поиски, можно было бы использовать с гораздо большей пользой. Так что я для себя решил: Новикова, если удастся её вернуть, не отделается месяцем дежурств. Она до конца срока с Кастора не вылезет, а после окончания службы вернётся домой, к маме с папой.

В землях льда и тумана, на первый взгляд, ничего не изменилось, но это только на первый. Диана, втянув воздух ноздрями, сказала, что здесь был кто-то ещё.

— Да и натоптано не только нами, — согласился с ней я, а Набонахид подошёл к обзорному окну и замахал рукам, тыча пальцами.

Снег уже давно не падал, поэтому мы сумели разглядеть вдалеке несколько фигур, куда-то упорно шедших. Куда было ясно.

Чёрные сказки белой зимыНа ночь поют нам большие деревьяЧёрные сказки про розовый снегРозовый снег даже во сне

— В погоню? — азартно спросил Эд.

Я посмотрел на нас и отрицательно помотал головой. Не успеем, да и, скорее всего, замёрзнем. Вот не собирался я бегать по Нифльхейму, да и денег оставалось мало, поэтому зимнюю одежду мы не купили.

— Есть у меня один план, — пробормотал я, но изложить его не успел, на связи прорезалась Стерлядкина.

— Зачем вызывал, командир? — спросила она. — Если бы я полетела в Китеж, было бы лучше.

— Я приказал, чтобы ты летела в Китеж, — буркнул я. — Но это даже и к лучшему. Запускай флаер со Столяровой и Хацкевичем, пусть они спускаются к нам.

— Только пускай не у подножья башни садятся, здесь такие сугробы и вообще непонятно есть ли твёрдая земля, — засуетилась Диана. — Можно посадить флаер на площадку наверху башни, я сейчас объясню как.

Я передал ей устройство связи и она, сбиваясь, начала объяснять, что надо делать Соньке, чтобы пристыковаться к древнему устройству.

— Ты сказал, чтобы она летела в Нифльхейм, — сказал Кинтана. — Я слышал, не понял, но решил, что тебе виднее.

Вронковская и остальные поддержали его кивками. Я нахмурился.

— Оговорился, значит. Но неважно, так даже лучше.

Диана тем временем закончила объяснять. Мы встали к обзорному окну и стали следить за точками вдалеке. Им удалось не так уж далеко уйти и, кажется, они вообще остановились, чтобы сделать привал, когда к нам спустились Столярова с Хацкевичем.

— Я, Череп, Эд и Сойка во флаер, а остальным ждать здесь, — приказал я, потом обратился к Рите. — Видишь эти точки вдалеке? Лети к ним. Флаер надо посадить чуточку впереди них.

— Так точно! — отозвалась рыжая вредина.

Она была хмура и сосредоточена. Флаер вела уверенно и смогла очень удачно приземлиться, а вернее, сесть на снег так, что мы никуда не провалились. Двери открылись и я вместе с Самбо, Черепом и Эдом вышли, наружу держа оружие на изготовку. Сойка шла чуточку позади нас.

Аборигены, уже напуганные видом флаера, даже не пытались сопротивляться. Они что-то выкрикивали на каком-то очень знакомом языке. Я нахмурился и подкрутил настройки лингводекодера, чтобы он начал записывать и анализировать их слова. Однако меня удивила Вронковская, которая вышла из-за моей спины и заговорила с людьми на странном наречии, чем-то похожее на болгарский язык.

— Не понял, — сказал я.

— Это не викинги, — повернулась ко мне девушка. — Они из Китежа и Кати среди них нет. Их язык очень похож на старославянский, но всё-таки отличается, однако с трудом, но я их понимаю.

— Это я вижу, — пробурчал я.

Впрочем, через какое-то время контакт наладился и так. Из разговора с братьями-славянами мы выяснили, что наши близкие родственники в этой галактике, тоже искали новые адреса, но были не прочь найти дом Сварога. Поэтому, когда коллеги из снежного Ванахейма предложили им индекс Нифльхейма, они согласились на эти условия не задумываясь.

И всё было очень просто. Они должны были дойти до следующей башни, выяснить, что там, связаться с ними и поделиться информацией.

— А они куда отправились? — уточнил я.

— Не знаю, — ответил Людота, старший в этой группе.

— А как вы собрались связываться?

— Мы должны вернуться в Китеж и ждать их на месте.

Я переглянулся с Вадимом Хацкевичем и улыбнулся. Викинги даже и не думали связываться с ними, а просто отправили ребят на смерть с одними ведомыми им целями.

— Что ещё вы отдали? — уточнил я.

— Золото, — нахмурился Людота. — Мы заплатили золотом и такими условиями.

— Много?

— Всё, что у нас было. Тридцать золотых.

— Не верю, — прошептала Вронковская в обход лингводекодера. — Белка, если не считать Столярову, самая принципиальная из нас.

— Одно из двух. Или викинги разыгрывают её втёмную или Катя так сильно изменилась, — вздохнул я.

— Что дальше, командир? — уточнил Хацкевич.

— Возвращаемся. Вообще, летим домой. Заберём наших из Китежа и на Кастор. А здесь… раздадим местным правителям фотокарточки Белки, с приказом задержать за награду. Потом вернёмся и нам её отдадут в подарочной упаковке, потому что награда будет очень хорошая. Живой или мёртвой. Мне всё равно.

А ночью по лесу идёт СатанаИ собирает свежие душиНовую кровь получила зимаИ тебя она получитИ тебя она получит

Глава 14. Между волком и собакой

Май 2008 года

Домой мы возвращались хоть и расстроенные тем, что Катю нам не удалось отыскать, но весьма довольные результатами вылета. Было получено очень много информации как и о самой галактике, так и о Детях Предтеч. Мы всё ближе приблизились к разгадке старой тайны.

— В общем, не расстраивайся, — попыталась утешить меня Марина. — Если бы не её побег, вряд ли мы узнали такие подробности.

— Узнали бы и больше, — буркнул я. — Мы целую неделю, шли по этим проклятым землям огня, только чтобы в конце понять — Катя со своими подручными опять ускользнула от нас. Сколько бы всего нам удалось вызнать, занимайся мы стандартной разведкой!

— Зато мы нашли Нифльхейм, — смутилась Марина.

— Мы бы его и так обнаружили. Точнее, не мы, а ты. Когда начала бы сканировать звёздную систему. Или бы запустили зонды с орбиты, а там уж как-нибудь догадались. Чай, мы люди неглупые, а перед нами не бином Ньютона. В самом крайнем случае нам бы хватило одной экспедиции.

В это время в кабину зашла довольная Столярова и я замолчал, чтобы не омрачать радость экипажа. В конце концов, я как командир отвечаю за моральный дух моих бойцов.

Но в целом, всё верно, наше путешествие закончилось на позитивной ноте. Мы забрали бедолаг из Китежа, обманутых ванахеймцами. Сначала они не соглашались, но мы объяснили, а потом подняли одного из них на флаере и показали, какое расстояние было до следующей башни. Как оказалось, они-то и шли не в ту сторону. Не слушая проклятья братьев-славян, мы доставили их на звездолёт, а после вернули на родную планету. В общем, им же положена хоть какая-то компенсация, за действия нашего сотрудника, как ни крути.

Доставив незадачливых путешественников, я встретился со Светозаром, главным купцом Китежа, и отдал ему фотографию Екатерины Новиковой. Фото мы в большом количестве напечатали на корабле, и потом немного полетали по обитаемым мирам, распространяя эти фотографии. Указывалась и награда, от которой загорелись глаза у купцов: прибор, что делает, ну не подобные, а похожие снимки. И не просто один фотоаппарат, а возможность реализовывать их через поймавшего беглянку счастливчика.

Подобную награду я им придумал не по своей инициативе. Ещё в Новом Ленинграде мне посоветовал это полковник Копылов. На складах республики Дальнего Космоса скопилось немало старых плёночных фотоаппаратов, которых во время войны выпустили в безумных количествах, а теперь и девать их некуда, почти все переходят на цифровые. Нет, плёночные фотографии останутся, во-первых, для отдельных эстетов, а во-вторых, для каких-то военных нужд, но для всего этого достаточно одной фабрики, а вот куда девать уже готовую продукцию — уничтожать совесть не позволяла, они ума приложить не могли. А когда первый секретарь рескома Дальнего космоса услышал про цивилизации в галактике Стрельца и на каком технологическом уровне они находятся, решение созрело мгновенно.

Выручка пойдёт, разумеется, на наши нужды, для операций в Стрельце. Плюс, под видом торговой компании можно завезти нашу резидентуру. Выгоды налицо как народному хозяйству, так и нам.

Пока я мотался по этим мирам, Диана, вместе с остальными не сидели сложа руки, а сканировали данные порталов с перемещением и они дали кое-какие результаты. Нет, Детей Предтеч вычислить не удалось, но зато нам стали известны планеты, с которых осуществлялись атаки на бывших землян.

Я потёр руки. Что же, вернёмся мы сюда уже совсем с конкретными целями и задачами.

— Я говорю, Белку мы обязательно найдём в следующий раз, — повторила уже громко Ритка, вырывая меня из размышлений.

— А ты, про это? Нет. Искать мы её не будем. Нам или принесут её на блюдечке с голубой каёмочкой, либо не принесут.

— И если нет? — глаза у Риты расширились от удивления.

— Пропала без вести, — отрезал я. — Товарищ Столярова, мы не можем бросить все силы на её поиски. Не имеем права. У нас есть свои цели и задачи. Пока они совпадали с розыском пропажи мы этим и занимались. Теперь же нет.

Кажется, Ритка обиделась на мою речь. У неё ещё оставалось в голове много романтики. Нет, я тоже романтик, но надо меру знать. Мы не рыцари, чтобы о нас не говорили. На нашу долю выпадает всякая грязь. Чтобы все остальные могли работать в белых перчатках. Поэтому мы бросим девчонку, а сами пойдём дальше. У нас слишком много других проблем и нет времени гоняться за авантюристками.

Да и родной Млечный путь, встретил нас хаосом. Первой, вышла на связь Плоткина, обсудив то, что мы нашли в соседней галактике, какие новые тайны и перспективы перед нами открывались, Вера неожиданно сказала, пока мы стыковались со спутником Кастора.

— Валер, тебя какая-то баба хотела видеть. Аж бесилась. Я её закрыла на половинке для учёных, чтобы не пристрелить случайно.

— Что за баба? — спросил я настороженно. — И почему не пристрелила? За тобой же не заржавеет, я помню.

Странно, обычно, женщины редко высказывали мне претензии. Я быстро пробежал в уме девушек, кто мог позволить себе прилететь на окраину Галактики следом за мной. Никого не вспомнил, все были здесь.

— Так академик. И достаточно известная. Елизавета Семёновна Голобко. Тебе что-то говорит это имя, кроме общеизвестных фактов?

— Меня нет, — отрезал я. — Остался в Стрельце, дезертировал, ушёл в запой.

Плоткина довольно засмеялась.

— Ладно, пока ты у нас, я её не впущу на нашу половину. Да и флаер нескоро дам, чтобы ты отоспался, а дальше сам решай.

— Спасибо тебе, добрая женщина! — вырвалось у меня.

— Да не за что. Не люблю таких баб, какими регалиями они бы не обвешались. Прилетела с этой проклятой Калуны, и устраивает скандалы.

— Странно, она же на Кадмии вроде была…

— А это ты у неё спросишь, если захочешь.

Лунная станция, как мы называли сооружение Предтеч на спутнике Кастора, сильно изменилась с тех пор, как мы, нет, не в первый раз, а во второй прилетели сюда. От былой тишины и спокойствия не осталось и следа. Повсюду сновали разные люди, от техников, обслуживающих звездолёты, до серьёзно вышагивающих физиков-теоретиков, которые обосновались на окраине Галактики, чтобы, как они выражаются, лучше изучать тайны космоса. Ещё ходили люди в униформе и пойми, они из нашей службы или просто из вооружённых сил.

Впрочем, времени полюбоваться всем этим нам не дали. Нас встретили сопровождающие и отвели. Меня в кабинет Плоткиной, а остальных — принять душ и в столовую.

Я было дёрнулся, чтобы захватить Юлю Вронковскую, которая из нашего писаря, превратилась в моего личного секретаря, но сопровождающие вежливо, но настойчиво дали понять, что этого делать не стоит.

В кабинете меня уже встречала сама Вера Семёновна, вместе с каким-то невысоким мужчиной, в униформе спецназовца.

— Кайся грешник! — громовым голосом, прямо со входа заявила мне она.

— Готов. Только объясните в чём, товарищ капитан, — улыбнулся я.

— Найдём, обязательно найдём. Ладно, это можно отложить на будущее, а пока познакомься. Сергей Кузьмичов, лейтенант, командир отряда спецназа, который будет придан твоей группе. Знаешь, Валер, только без обид. В целом, у тебя группа хорошая, включая новичков, но командование осталось недовольно, как вы вели себя на Шуруппаке и Тир на Ног.

— Угу, — проворчал я. — И это они ещё не в курсе, что мы творили в этом путешествии.

Кузьмичов усмехнулся, да и у Веры дёрнулись уголки губ.

— И опережая твой вопрос, чтобы у вас не было споров, кому командовать, — она полезла в ящик стола и достала оттуда две звёздочки. — Тебе присвоено внеочередное звание старшего лейтенанта. Только не возгордись, Валер.

— Ты не дашь оторваться мне от коллектива, — продолжал шутить я.

— Не то.

— А. Точно. Служу Советскому Союзу!

— Молодец. Служи также хорошо и получишь внеочередные капитанские звёздочки.

— Ты серьёзно? — напрягся я.

— Очень даже. Только за пределы кабинета это не должно выходить. Планируется небольшая реформа галактического отдела, даже говорят, что нас вообще выделят из ГРУ, но я не верю в эти слухи. В общем, товарища Тихонова произведут в генералы, но это не главное. Основное, это то, что нас в целом расширят, переделят зоны ответственности. И да, ну это опять же слухи, Кройтор уйдёт на партийную работу к Копылову.

— А на его место Темиргалиева, — смекнул я. — Что повлечёт дальнейшее движение.

— Какой умный. Но это всё пока вилами по воде писано, так что губы не раскатывай, но всех ветеранов из своей группы через две недели отправишь на офицерские курсы.

— Так точно! — клацнул челюстью я.

— Надеюсь, никаким твоим исследовательским планам не помешает?

— Не должно. Я пока планировал сбавить обороты. Во-первых, надо закрепиться хотя бы на одной из планет. Открыть резидентуру, под видом торговой компании. Во-вторых, полученные данные надо как-то систематизировать и разложить по полочкам, а ещё хорошо их обработать. Дальше, шашкой махать, в той галактике уже глупо. Мы пару раз в переплёт встряли из-за того, что бегали туда-сюда.

— Да, я это тоже хотела предложить.

— Кстати. Филатову отправляю на Гарьерг. Беспалов с ней работать будет до или после?

При упоминании о вербовщике Кузьмичов поморщился. Понимаю его. Но он может брезговать, а я нет.

— Новикову бы к ней, за её авантюры. Но это ладно. Ты правильно сделал, что назначил награду. И ещё про неё. Завтра к вечеру придёт какая-то интересная информация. Ребята с Земли, что-то там нарыли про неё.

Я отмахнулся.

— Да ерунда какая-нибудь, небось.

Действительно, что там может быть интересного у восемнадцатилетней девчонки, тогда подумалось мне. Все секреты были связаны с её сестрой.

— Ладно, отдыхай. Пока спишь, твои отчёты изучу, а то даже не знаю, за что тебя хвалить или ругать. И ещё раз поздравляю с повышением, товарищ старший лейтенант.

Я козырнул, и мы с Кузьмичовым покинули кабинет капитана Плоткиной. Какую-то часть пути мы проделали вместе, Кузьмичов пытался узнать, что предстоит его отряду.

— Будет весело и страшно, — только и сказал я. — Но поговори с нашими, когда обоснуешься у нас. Составишь представление.

— Я уже понял, примерно. Как говорили, мне при вступлении: добро пожаловать в ад.

— О нет. Сейчас уже на Девятый круг. Там у нас льды? Вот и мы недавно вернулись с ледяной планеты, которую назвали Нифльхейм.

— Земля льда и тумана, — понимающе кивнул Кузьмичов. — Действительно так? И при этом можно ходить без скафандра?

За это люблю и нашу службу. У нас даже командир спецназа знает скандинавскую мифологию. Хотя бы приблизительно.

— Угу. На половине планеты. На другой стороне — пустыня.

Мы остановились у больших дверей, которые вели в помещения для отдыха.

— Что дальше? — спросил Кузьмичов. — И как с дислокацией?

— Пока здесь. Мне надо долететь до Кастора, отдохнуть, выловить первого секретаря райкома, он у нас по совместительству завхозом трудится и вот тогда точно скажу куда и как. Сколько человек в отряде?

— Тридцать, обещали до сорока расширить, — сообщил Кузьмичов.

— Отлично. При таком составе можно проводить ротацию по необходимости и без потерь. Ладно. Спасибо тебе лейтенант, ты очень вовремя. У нас сейчас такое начнётся, мама не горюй.

Кузьмичов криво ухмыльнулся и, отдав честь, отбыл к своим бойцам, которые сейчас то ли обедали, то ли ужинали. Разумеется, они, заметив, заметив две звёздочки в моих руках, потребовали их обмыть. Правда, новичков резко осадили ветераны, но всё равно было приятно.

Мы вернулись на Кастор, как обычно, под покровом ночи и я плюнул и на субординацию, и на дисциплину, выдал всем два дня выходных. Правда, не помогло. Выспаться в первый день не получилось, потому что поздним утром, где-то часов в девять, в моей комнате, крадущейся лисьей походкой, появилась Рита Столярова.

Я очень чутко реагирую на изменение обстановки в своей норе. Вот и в то утро, я проснулся от скрипа двери (специально петли не смазывал и от чьих-то деликатных шагов). Приоткрыв один глаз, я обнаружил рыжую нечисть, которая топталась на пороге, не зная, как меня разбудить.

— Чего тебе? — недовольно спросил я.

— Товарищ Кирьянов, вам товарищ капитан прислала какие-то материалы про Новикову…

— И тебе не терпелось сунуть в них свой любопытный носик, но ты не смогла расшифровать кодировку, а уникальный ключ только у меня. Диана, скорее всего, тебе отказала, и ты решила разбудить своего командира.

Девушка потупилась. Я вздохнул и открыл оба глаза.

— А как вы догадались?

— Очень просто. Обычно ко мне заходят только две женщины. Вронковская, но она моя правая рука по бумажной работе и Яковенко. Но Диана особый случай.

Смущённая Столярова стала водить глазами по стенам. А у меня было на что посмотреть.

Первая стена была украшена фотографиями с автографами знаменитостей. Да не каких-нибудь киноактёров, а легенд нашей космонавтики, которые венчала фотография Джанибекова со словами напутствия мне лично. Там же были автографы писателей-фантастов. Крапивин, Казанцев, Булычёв, словом, почти все, из наших, советских, которых я читал в детстве. Была ещё пара иностранных писателей… Да, для этого я использовал свою героическую биографию. Но мне не стыдно.

На второй стене висели трофеи с Ирсеилоура и Тангорихкса. Разумеется, только те, которые разрешили взять. Но это уже было неважно. Столярова залипла на стене с космонавтами.

— Да вы романтик, товарищ старший лейтенант, — чуть ли не мурлыкнула она.

— А так? — я откинул одеяло и встал.

Голым я никогда не спал, да и семейники не носил, но знаете, боксёры вкупе с майкой-алкоголичкой они тоже не особо романтично выглядят.

Однако Столярова лишь хихикнула.

— Не получится у вас меня смутить, товарищ старший лейтенант. Мы с вами голенькими в гейзере вместе мылись.

— Раздельно, — оборвал её намёки я, одеваясь, а то мало ли, вдруг кто услышит. Всё-таки здание разведки. — Ладно, пошли.

— Куда? — насторожилась Ритка.

Ох, поздно ты девочка спохватилась. Об этом надо было раньше думать, прежде чем ты меня разбудила.

— Письмо посмотрим. И поверь мне, если что-то оттуда уйдёт на сторону, то у нас появится новая уборщица на всю неделю.

Я оделся окончательно, проверил ширинку, а вот щетину даже трогать не стал, позже сбрею, и мы пошли в информационный центр.

— Стареете, командир, — заметила Диана. — А я думала, вы на гауптвахту отправите нахалку, когда она к вам попёрлась.

— У нас её всё равно нет, — заметил я. — А я сделал лучше. Возложил на Столярову ответственность за сохранность информации.

— Можно я пойду к себе? — взмолилась девушка.

— Нет, — с наслаждением садиста ответил я. — Это будет твоим очередным уроком. Наглость, для разведчика — второе счастье, но надо знать меру.

Рита надулась, но послушно изучала материалы, собранные нашими коллегами на Земле и пересланные нам. А посмотреть было на что. Нет, будь там что-то такое, явно антисоветское, ей бы поставили метку в личное дело, и к нам она бы не попала. Всё куда проще и смешнее.

Где-то через полгода после моего визита к Новиковым, Катерина, используя инфосеть, создала инициативную группу, которую назвала — угадайте как? Группа свободного поиска. Разумеется, никуда они не летали, но регулярно писали петиции в Верховный Совет СССР, Совмин, ЦК КПСС и лично генеральному секретарю, разрешить школьникам путешествовать в космосе, с целью поиска новых планет, установки контакта с цивилизациями, ещё не найденными землянами.

К этому отнеслись, конечно же, как к милой блажи комсомольцев. Выдавать звездолёты, им никто не собирался, но поддержали, даже кого-то из бывших пилотов космических кораблей, назначили курировать группу, просвещать молодёжь по части космоса. И пометки, которые они получали в личные дела, были положительными: инициативные, ответственные, неравнодушные. Все они были на хорошем счету. Многих из этой группы взяли пилотами срочной службы, с прицелом на последующее обучение. Об этом мне сказала Рита, которая училась на курсах космолётчиков (подготовительные, к службе в армии), потому что с ней на курсах было несколько таких.

— Чудные они какие-то, — сделала выводы девушка и обратилась ко мне. — Товарищ Кирьянов, а что здесь такого секретного и не подлежит разглашению?

— Особо ничего. Просто испытание. Насколько ты способна держать язык за зубами.

Столярова фыркнула, а потом ещё раз перечитав справку, уставилась на меня своими синими глазищами.

— Одно только непонятно. Если их брали на курсы подготовки космолётчиков, то почему она: во-первых, не пошла туда, а во-вторых, оказалась… хм. Откуда вы её забрали?

— В досье же есть, — буркнул я.

— Пехотные части космической поддержки? — не поняла Рита.

— Космодесант, — пояснил я. — Я там служил…

— И её сестра! — закончила за меня девушка.

Я кивнул, а потом поджал губы и покачал головой.

— Всё равно что-то не сходится. Если у неё был план и была цель, то почему она выбрала космодесант, а не военно-космические войска?

— Возможно, план был в другом, — подала голос Диана. — В порядке бреда… Попасть к тебе или вообще сюда, во Внешний рукав.

— Паранойя, — отмахнулся я.

— Да? Ты до сих пор считаешь случайностью, то что родную сестру Полины Новиковой отправили к тебе?

Я прикусил язык. Плоткина ведь что-то такое говорила и даже обещала пошарить по своим каналам. Вряд ли, конечно, выполнила, учитывая, сколько работы на неё обрушилось, но спросить нужно. Я отправил запрос на связь с нашей базой на спутнике. К моему удивлению, капитан Плоткина откликнулась чуть ли не сразу. Как будто ждала моего вызова. Столярова опять попыталась сбежать, но была остановлена мной.

— Ну что? — спросила она. — Прочитал материалы.

— Угу. И возникли вопросы.

— Дай угадаю? Тебе интересно, как именно к тебе попала Катя Новикова, так?

— Не томи.

— Мог бы и сам догадаться. Всё дело в одной твоей давней подруге.

— Зотова! — я чуть не выругался. — Продолжает гадить нам из могилы!

— Ага. Я до сих пор ей поражаюсь. Её бы энергию, да в мирных целях, Валер. Но она, задумав план побега, придумала хитрый способ, как тебе связать руки. Как твой куратор она была в курсе про план замаскировать Диану Яковенко под случайный набор срочников для ГРУ и внесла свои коррективы. Для начала связалась с Новиковой и уговорила её пойти в космодесант, потому что от пилотов в твою группу она наметила Столярову.

Забившаяся в уголок девушка тихо пискнула. Я недовольно посмотрел на неё, и она замолчала.

— Уж не знаю, как должна была повредить тебе эта взбалмошная девица, но вот так.

— Да я уже выяснил. Столярова дружила в школе с Леонидовой, а после того как та попала в тюрьму, прервала с ней все связи и даже слышать ничего не желала, а Аня, наоборот, хотела помириться с подругой. Этот небольшой геморрой стоил мне некоторых усилий и занял какое-то время, но всё благополучно разрешилось.

— Если бы мы продолжали ловить Зотову, то это могло бы повлиять на продуктивность отряда, как и заезды Екатерины. Особенно после того, как Новикова узнала, о том, что на самом деле произошло с Полиной на Кадмии.

— К гадалке не ходи, — буркнул я, не обращая внимания на расширившиеся глаза Маргариты Столяровой. — Уверен, что с каждой из дамочек были свои «сюрпризы», просто мы решили эти проблемы оперативно и по ходу.

— Не совсем. У Ольги Зотовой оставались подручные, которые бы немного помогли, так сказать, подтолкнули. Например, Филатова была влюблена в тебя, но без поддержания этого огонька, её физиология взяла верх, и она пошла по рукам. Вронковская легко попадает под чужое влияние. Вернее, попадала. Сейчас, обретя в наших рядах интересное занятие, она стала более уверенной в себе. Хотя продолжай за ней присматривать.

— А Блохина, Форуга и Либерман? — уточнил я.

— Нет, к их появлению Зотова лапку не приложила, — мотнула головой Плоткина. Форугу, сам знаешь, кто тебе сосватал, Либерман из-за своих национальных заездов оказался, а Блохина, вот не поверишь и будешь смеяться, но попала к тебе из-за подруги Ирины Рейман. Рейман так увлекательно рассказывала ей про то, как после университета отправится на Кастор, исследовать тайны галактики…

Я не выдержал и засмеялся во весь голос.

— Причём место у себя я гарантировал только Коле, — уточнил я. — Мне нужен аналитический ум товарища Реймана. А то в информцентре у нас с красотой всё хорошо, но мозгов, порой, не хватает.

Я посмотрел на Столярову. Та сделала вид, что не понимает о чём я.

— В общем спасибо тебе, Валер, — закончила Плоткина. — Не инициируй я расследования из-за пополнения, то мы бы так и не выловили предателей внедрённых и завербованных Ольгой Зотовой. Кстати, по этой же причине, ты можешь подкорректировать свой состав. Замену тебе пришлём тебе в течение месяца.

Я опять посмотрел на Маргариту. Та похлопала глазами, изображая из себя послушную и примерную девочку.

— Да не надо. Я уже с этими сработался. Даже Новикову гнать не буду, если она жива останется и не сойдёт с ума. Наказать накажу. Серьёзно займусь её дисциплиной…

— Мы ей обязательно тёмную устроим, — опять вылезла Столярова.

Я и Вера закатили глаза.

— Ну кто же в таком перед командирами сознаётся? — простонал я. — В этом-то и весь смысл…

— Готова нести любую ответственность, — неожиданно твёрдо отрезала Ритка. — А Катьку за такую подставу мы обязательно накажем. Она и вас подвела и под угрозу важные исследования поставила.

— Мы ведь ничего не слышали? — спросил я у Веры.

— Связь плохая, — отозвалась она. — Ладно, давай закругляйся и готовься к очередному путешествию.

— Так точно! — бодро отозвался я и, повернувшись к Маргарите, пояснил. — Подробности биографии Новиковой можешь сливать своим подружкам, но вот о том, что мы услышали от Плоткиной — молчок.

— Не дура, — фыркнула Столярова. — Я вообще это очень хочу забыть.

— Умница. Возьми с полки пирожок.

Тем временем стали просыпаться и подтягиваться в инфоцентр остальные. Пришлось гаркнуть, ну правда, им, что там мёдом намазано и разогнать всех по своим углам.

И можно было сказать, что на этом всё закончилось и мы приступили к своей обычной работе, но в этот момент со второго этажа спустился испуганный Вик.

— Яська позвонила, — сказал он немного нервным голосом. — Сказала, что рожает. Требует, чтобы подъехала Яна.

Все мы жили на втором этаже нашего здания, которое выдавали за торговую артель. Там были специально для нас оборудованы комнаты, два туалета, мужской и женской, душевые кабинки, для эстетов ванна, в отдельном помещении. Девчонки, по воскресеньям устраивали из-за неё чуть ли не драку. Однако семейных Яську и Вика мы выселили из нашей «артели» в недавно построенный дом, в Новомирске. Ну, какая семья в нашей общаге, где постоянно что-то случается? А теперь, когда у них будет ребёнок, так тем более. Мишаня выделил им квартиру и мягко намекнул, что постоянному составу тоже пора обзаводиться своим жильём, а не изображать из себя бедных студентов. Так-то он прав, но мне пока не до этого. Когда-нибудь потом.

— Командир, нам не надо срочно обратно, в галактику Стрельца? — дрогнувшим голосом спросил Варяг.

— Кажется, я там что-то забыла, — поддержала его Столярова.

— Голову? — уточнил я.

Однако никто не поддержал мою шутку. В воздухе повисла некоторая напряжённость.

— Значит так, — сказал я. — Форуга, поезжай в больницу. Смирнов, тебе отгул. Твоя задача, как отца, бестолково топтаться под окнами в ожидании, когда тебе покажут ребёнка. Остальные по своим рабочим местам. Всё равно её из больницы не выпустят раньше чем через несколько дней.

Вздох облегчения пронёсся по помещению. И народ действительно разбежался из коридора у инфоцентра, как я понимаю имитировать бурную деятельность. Я же поехал к коменданту Шварцштейну, чтобы договориться о размещении отряда Кузьмичова. Самого Серёгу я решил пока поселить с нами, а дальше будет видно.

Комендант моему визиту обрадовался, так что я немного насторожился. Оказалось, он уже второй день ожидал каких-то данных от нашей разведки. И мы поехали обратно. Помещение он предоставил без вопросов, сказав, что всё построено с очень большим запасом, причём на случай новой галактической войны.

Я только покачал головой. Кажется, мы опять идём по старой колее, как после второй мировой. Ну да ладно, не моего ума дело. Главное, что пока центр даёт ресурсы и выделяет деньги. Не за красивые глаза, разумеется. Потому что мы вроде здесь существуем вроде как в интересах армии, но на самом деле от всей нашей деятельности идёт такая польза народному хозяйству, которую сложно сосчитать.

Во-первых, мы в несколько раз удешевили космические перелёты, а значит, освоение планет Дальнего космоса идёт активнее. Во-вторых, полученные нами знания так продвинули вперёд советскую науку, что знания из разряда теоретических обретают практическое значение. И в третьих — торговля, которая пополняет советский бюджет, обеспечивая не только армию, но и ту же науку.

Кстати, о науке. Едва мы разобрались со Шварцштейном — как оказалось, ему, были нужны какие-то данные о перемещении граждан ФРГ в космосе. Уж не знаю, какой в этой информации практический смысл, а я попросил Веру, чтобы Кузьмичов связался со мной, как моментально нарисовалась Лиза Голобко, которую, после того как она меня втравила в блудняк на Новой Кубе, я не желал видеть.

Столярова скрылась из информационного центра ещё утром, вернее её выгнала Арина Блохина и ей только и оставалось что отправиться с Мариной Стерлядкиной на посадочные кольца, наблюдать за ходом ремонта нашего героического звездолёта.

— Какой-то академик Голобко запрашивает связь с нами, — произнесла Блохина. — А это женщина. Пишет, что уже на планете и просит дать адрес. Товарищ Кирьянов, что с этим делать?

Мы с Дианой поморщились. Странно, девушки с нами на Новой Кубе не было. Хотя стоп! Блоки памяти Артемиды были тогда со мной.

— Елизавета Семёновна могла бы нам помочь в переработке научной информации, полученной из галактики Стрельца, — наконец произнесла девушка.

— И загрузив нас кучей ненужной нам работы, — парировал я.

Арина следила за нашей пикировкой, приоткрыв рот.

— А твоя подружка Рейман была бы рада визиту Голобко, — шикнул я на Арину, которая раскрыла рот ещё шире. — И пасть закрой, а то… что-нибудь залетит.

Девушка лишь хихикнула и вернулась к своей работе связиста.

— Ладно, — вздохнул я. — Пускай прилетает. Пообщаемся.

— Чую, будет цирк с конями, — улыбнулась Диана.

— Ари, пиши адрес. И да, найди Хацкевича, Кинтану, Черепанова и Маркина, пусть идут ко мне в кабинет. Смирнова после обрадуем.

— Точно обрадуем? — спросила Диана.

— Точно-точно, — улыбнулся я. — Легальная возможность улететь на два — три месяца, а то и больше от только что родившей Довнарович дорого стоит.

Словом, Лиза Голобко попала с корабля на бал. В мой кабинет она зашла в сопровождении Вронковской, когда я заканчивал совещание со «старой гвардией». Ну как совещание, я им популярно объяснил, что, как ни крути, а офицерами им придётся становиться. Но они были не против. Тем более что здесь они задачи выполняли почти офицерские. Череп и Жмых не возражали и мысленно подсчитывали прибавку к жалованию. Кинтане был приятен сам факт высокой оценки его способностей, а Вадим пожал плечами и сказал, что у него так будет большеавторитета перед нынешними или будущими новобранцами.

— Ну всё товарищи, закругляемся, — сказал я, едва в дверях показалась Голобко. — Что делать, вы знаете, подробные планы получите у товарища Яковенко.

Будущие офицеры поднялись и стали покидать мой кабинет. Юля хотела было выскользнуть за ними, но я жестом попросил её остаться. Она безропотно прошла к шкафам, готовая в любой момент предоставить мне всю требуемую информацию.

— Здравствуйте, товарищ Голобко, — я даже приподнялся, приветствуя женщину, которая почти не постарела с нашей последней встречи. — Присаживайтесь.

Лиза спокойно села в кресло напротив меня, ничего не сказав, хотя по ней было видно, что она неприятно удивлена.

— Вы по какому вопросу? — спросил я. — Если вас интересует свежие данные из галактики Стрельца, то удобнее было бы обратиться к товарищу Темиргалиеву на Кадмию. Вся информация стекается к нему, а он более компетентен в вопросе, кому и что предоставлять. Я же вряд ли чем-то смогу помочь. Мне придётся отправлять запрос полковнику Тихонову.

— Валера, — тихо спросила она. — Это что комедия?

— Не понимаю вас, товарищ Голобко. Я лишь поинтересовался, чем смог заинтересовать научное светило такой величины, как вы. Лично мои способности к наукам недостаточно хороши, поэтому я и спрашиваю у вас, чем могу помочь.

Веко у Лизы начало подёргиваться. Первый признак грядущей бури и скандала, который она устроит.

— Кончай придуриваться, — раздражённо сказала она. — У меня к тебе дело.

В былое время я бы сдался, но не теперь. Как бы я ни был благодарен Елизавете Семёновне, за то, что она сделала для меня, но требовалось поставить её на место. Иначе так и сядет мне на шею, и ножки свесит.

— Изложите, пожалуйста, своё дело, а потом обязательно передайте товарищу Вронковской его в письменной форме.

Я показал на скромно притулившуюся у шкафа Юлю. Лиза взорвалась. Она орала на меня несколько минут и самым невинным в её речи в мой адрес было: неблагодарная свинья. Потом она устало свесила голову.

— Ты так мне за Ленку мстишь? — спросила она усталым голосом.

Я напрягся и посмотрел на Лизу пристально.

— В каком смысле? — хоть я и старался держаться, но мой голос дрогнул.

— Не притворяйся. Ты знаешь.

— Знаю, что? — я начал потихоньку раздражаться.

— Хочешь чтобы я это сказала? — в голосе Лизы прорезались истеричные нотки. — Хорошо, Валер. Я прошу у тебя прощения за то, что отправила Елену на Ирсеилоур, когда начались боевые столкновения между Халлдорией и Торкартеном.

— Товарищ Вронковская покиньте кабинет, — сказал я мёртвым голосом, а потом обернулся к Голобко. — Я не знал. Но это дела не меняет.

Юля мышкой выскользнула из кабинета. Следом я подошёл к двери и плотно притворил её.

— Значит так. Я был вообще не в курсе, почему она летела на Ирсеилоур. Елена мне не сказала, что это ты её отправила и знаешь почему? Твоё имя мы старались не упоминать, я слышать про тебя не мог, после того как ты просто подставила меня и Лену, отправив на Новую Кубу, чтобы добавить себе вес в глазах республиканского руководства.

Лиза молчала, ничего не пытаясь возразить мне в ответ.

— Ты прекрасно знала, что хранилищем занимаются, а сам остров крайне опасен. Но ты так стремилась застолбить место для своего института, что отправила туда Лену. Я-то ладно, я привык рисковать своей шкурой, но она…

— Кадровый сотрудник разведки, — холодно возразила Лиза.

— Сбор информации и аналитика, — фыркнул я. — Есть разница и большая. Но вот теперь я узнаю, что на Ирсеилоур она летела не за эндемиками, которые можно было бы высадить на Касторе, а по твоему распоряжению. Небось ещё и накрутила, что это срочно? И потому Лена не осталась на планете, в ожидании эвакуации, а рванула на ближайшем корабле к своей гибели.

— Это неважно, — глухо возразила Лиза. — Ты сам…

— Я привык сам рисковать жизнью, в отличие от тебя, которая прёт напролом, наплевав на всё, включая людские жизни. Поэтому Елизавета Семёновна дело будет обстоять так. Моя группа будет содействовать вам, но только по прямому приказу вышестоящего начальства и только в границах очерченных этим приказом. При этом я оставляю за собой право трактовать некоторые детали нужным мне образом.

Академик Елизавета Голобко резко встала с кресла.

— Хочешь официально? Будет тебе официально, Валер. Ты получишь все необходимые приказы.

Она раздражённо вышла из моего кабинета, чуть не сломав нос Юли Вронковской, и хлопнул дверью.

— Вронковская! — возмутился я.

— Извините, — пролепетала она.

— Моешь пол в холле, сегодня. Наказываю я тебя не за то, что подслушивала, а за то, что делала это таким примитивным способом. Ты же жучок могла на шкаф повесить, я бы не заметил, — вздохнул я. — Ладно, пошли.

Девушка сначала вытянулась по струнке, а потом засеменила за мной. Мы дошли до информационного центра, откуда Блохина безуспешно пыталась выставить вернувшуюся Столярову.

— Связь с Плоткиной, — устало вздохнул я.

Всё-таки беспокоить начальство третий раз за день было как-то не комильфо, но деваться некуда.

Однако Вера отнеслась с пониманием. Выслушав меня, она согласилась, что Голобко пора осадить, а то она, пользуясь дружескими связями с полковником Копыловым, лезет, куда не просят — вот как Лиза умудрилась перейти дорогу в Астроафрике, я понимал.

— Мне нужно твоё согласие, — сказала майор Плоткина. — Небольшая интрига и мадам больше не появится во Внешнем рукаве.

— Могла бы и раньше спросить, — проворчал я.

— Не была уверена в тебе, Валер. Всё-таки ты был её протеже, но Голобко настолько одарена, что достала и тебя.

Я был благодарен Вере, что она назвала меня не бывшим любовником Елизаветы, а протеже, поэтому засмеялся, выгнал лишних из инфоцентра, и мы обсудили с командиром всю грядущую интригу.

Глава 15. Судьба Екатерины

Октябрь 2008 года

После визита Елизаветы Голобко прошло несколько месяцев. Капитан Плоткина не обманула и действительно прокрутила небольшую интригу с моим участием, сделав так, чтобы заслуженный академик больше не появлялась во Внешнем рукаве Галактики. Что уже она там натворила, мне осталось неясным. От меня и требовалось всего-то подтвердить перед товарищем Тихоновым, что я согласен с мнениями своих командиров капитана Плоткиной и майором Темиргалиевым: таким авантюристам, как Лиза Голобко не место в галактике Стрельца.

— Уверен? — спросил меня Тихонов.

— Да, — твёрдо сказал я. — Посмотрите сколько проблем нам доставила Новикова, а ведь у неё нет той власти и возможности, какие есть у академика Голобко.

— Кстати, о Новиковой, — зацепился за эту тему Тихонов. — Ты ведь её оставишь в своей группе?

— Разумеется. Но она молода и на неё можно воздействовать. К тому же по дошедшим до меня слухам, Екатерине хватило случившегося с ней и она уже не так горит желанием нарушать приказы командования.

— Согласен, — вздохнул полковник. — Ладно, раз вы так дружно выступили, прикрою вас перед товарищем Копыловым, который благоволит Елизавете Семёновне.

Мы поговорили ещё чуть-чуть о дальнейших планах, и все втроём покинули кабинет полковника.

Напоследок, когда мы прощались в космопорте, Марсель меня похлопал по плечу.

— А ты растёшь. Не такой безбашенный, каким был несколько лет назад и умеешь выбирать друзей и расставлять приоритеты. То ли повзрослел, то ли верное руководство, — он посмотрел на Плоткину.

Она лишь отмахнулась.

— Всё в порядке с ним было, когда мы Зотову ловили. Так что не наговаривай, просто ему нужен был опыт. Порой негативный.

Она пристально посмотрела на меня, и я кивнул, соглашаясь.

— А что ты говорил про Новикову? — уточнил Марсель. — Какие слухи?

— Я писал в отчёте, что, покидая галактику Стрельца, попросил местных торговцев, не забесплатно, разумеется, сообщать мне обо всём связанным с деятельностью Новиковой и той гоп-компании, которую она возглавляет. Ну и по возможности остановить их. Последнее не получилось, а вот информации они собрали преизрядно.

— Ты посещал недавно Стрелец? — уточнил Темиргалиев.

— Естественно. Я же отправлял тебе материалы и план работ. Там ничего серьёзного, просто поговорили с местными правителями. Заодно свозил на место Кузьмичова и его ребят. Мы же планируем там открыть торговые представительства, которые будут собирать информацию.

— Зашиваюсь с этой бумажной работой, — вздохнул Марсель. — Даже Тихонов говорит, чтобы брал себе надёжного помощника из наших. Слушай, отдай мне Вронковскую? Из неё, как говорят, получилась хорошая секретарша…

Мы с Верой покачали головами. Я отрицательно, а она осуждающе.

— Найду тебе толковую девушку из своих людей, — пообещала ему Вера. — Продолжай, Валер.

— Да нечего продолжать. С местными мы договорились, теперь думаю насчёт кадров. Нужны этнографы и историки, причём из наших. Пусть занимаются торговлей, а заодно собирают сведенья и держат нас в курсе о текущих новостях.

— Насчёт кадров пиши запрос на имя Павловской, — сказала Вера. — Но сначала отдаёшь его мне. Я в нём кое-что от себя добавлю, чтобы не возникло накладок или не положили под сукно.

Юлия Сергеевна Павловская занималась кадрами в нашем галактическом отделе. Женщина она была строгой и абсолютно невыносимой. К ней было бесполезно соваться, даже с шоколадкой или конфетами. Не производили впечатления и апельяблоки. Всё это она расценивала, как попытку подкупа и писала докладную. Но Плоткина, по всей видимости, подходы знала, потому что Марсель молча кивнул.

И действительно, через месяц мне прислали нескольких человек, которых я развёз по разным планетам. Мы закрыли ключевые точки: Тир на Ног, Шуруппак, Китеж и Ванахейм. Пообещали, что если будет результат, то пришлют ещё, озадачив меня вопросом, кого ставить куратором направления. Самым подходящим кандидатом была Юля Вронковская, но, во-первых, она была нужна мне, как личный помощник, а во-вторых, она ещё проходила срочную службу, а значит, для дальнейшей работы её надо было отсылать на офицерские курсы. Впрочем, проблема решилась самым неожиданным способом. Но пока я этого не знал.

— Ладно, давай коротко. Что там с Новиковой? — поторопил меня Марсель, который торопился на рейсовый звездолёт.

— По слухам, её викинги недовольны тем, как идут поиски Асгарда. Особенно, после того как до них дошла история с китежцами. Которых они едва не обрекли на холодную смерть во льдах Нифльхейма. И теперь проблема не в том, чтобы её найти, а отыскать именно живой, так как её соратники уже собираются с ней расправиться.

— Давай, тогда не затягивай с её поисками, — проговорил Марсель.

— Мы ещё сделаем несколько вылетов в Стрелец, но они будут по конкретным адресам и с определёнными задачами, а серьёзное путешествие не раньше чем через два месяца.

На том мы и расстались. Марсель отправился на Кадмию, мы с Верой на Кастор. Ей понравилась временная база на спутнике так сильно, что она думала сделать её постоянной. Елизавета Семёновна Голобко вернулась в свой научно-исследовательский институт на Калуне и теперь никто ей не отравлял жизнь, размахивая бумагами от Копылова и требуя то того, то другого.

Я не жалел об этом. Лиза, действительно, после войны, пользуясь протекцией в Минобороны, ГРУ, партии немного занеслась и потеряла берега. Ходило немало рассказов про то, как она вставляла палки в колёса перспективным учёным, чтобы протащить свои теории или поставить своих людей. И это были не слухи. Наша служба всё-таки работает с оперативной информацией. Что делать с ней, вообще, пускай решает товарищ Копылов. Я же видел совсем другого кандидата на месте главного исследователя Внешнего рукава и соседних галактик. Или кандидатов, как пойдёт дело.

Вернувшись, мы продолжали готовиться к большому, глобальному путешествию в галактику Стрельца. Диана, смогла получить приблизительную карту порталов соседней галактики, и мы наложили их на уже открытые и исследованные нами миры. Получилось как-то странно. Два порталы в одной системе, которые, как мы помнили, выходили один в космосе, а второй на планете, были, как будто разделены на четыре группы по полсотни планет. Первую группу мы помнили, это и были те самые цивилизации Земли, которые мы часто посещали. Это, в общем-то, соответствовало тем теориям, которые мы выдвинули, когда посетили башни.

Мы собрались в ленинской комнате, чтобы обсудить этот вопрос и уточнить, куда отправиться сначала. Были все, кроме отправленных на офицерские курсы, а также Кузьмичов.

— Надо лететь сюда, — ткнула пальцем наугад Марина.

— Почему именно сюда? — заспорила с ней Диана.

— Потому что без разницы, — пожала плечами девушка. — Кто точно знает, что за ними скрывается? Ты или, может быть, кто-то из аборигенов? Нет. Тогда и гадать нечего.

— Историки в командном центре выдали теорию, — вмешался я. — Что за каждой такой группой стоит определённый тип… ммм, как бы это точно выразиться… формации. Мы столкнулись с раннефеодальной, у которой много первобытно-общинных элементов, группой. Ещё одна группа может быть похожа на них. Те, кто путешествует по пустыне в поисках новых миров. Возможно, не с Земли, а с другой планеты.

— Дарегген, — уверенно сказала Диана. — Я проверяла. Визиты к порталу на Касторе были с Земли и оттуда. И прекратились в шестнадцатом веке по нашему календарю, потому что дареггенцы стали заниматься исследованиями космоса. В общем-то, и на Земле к тому шло, просто они чуточку опередили нас.

Я мысленно улыбнулся. Похоже, что личности Дианы и Артемиды слились окончательно и они уже не отделяют, кто из них древнее создание Предтеч, а кто советская гражданка.

— Предварительная теория от наших учёных, — я щёлкнул пальцами, привлекая внимание, присутствующих, которые стали перешёптываться. — Дети Предтеч создали два типа цивилизаций. Один я упомянул, а второй, я бы назвал позднефеодальный, ближе к империалистическому, аналог Византия. С какими целями нам пока не ясно, возможно как конкуренция — устроить между ними битву, а победитель получает приз, возглавляет атаку на Империю Миллиарда Звёзд. Или же, наоборот, объединённые силы сокрушают захватчиков и создают что-то вроде Объединённой Федерации Планет.

— Первое вероятнее, — выдал Варяг. — Естественный ход истории, так сказать.

— Не факт, — бросил я. — Мы уже могли по открытым нами цивилизациям, понять, что Дети Предтеч вмешиваются и корректируют их развитие в нужную им сторону. Потому что без внешнего вмешательства не получится иметь паровые двигатели и раннефеодальную структуру хозяйства. Рано или поздно одно изменит другое, накопятся противоречия и общество просто взорвёт изнутри. Отсюда вывод?

— Дети Предтеч никуда не пропали, а живут среди этих народов, наблюдая и снимая острые противоречия, — сообщила Столярова.

— Правильно. Возьми с полки пирожок. А что это значит?

— Нам надо быть осторожнее? — предположил Мишин.

— Осторожность никогда не повредит. Но мне кажется, что всё сложнее. Может быть, наблюдатели — это не живые, ну или относительно неживые люди. Какая-то программа, сканирующая их города и поселения и если надо сигнализирующая наверх: что-то идёт не так. Как в случае с тем артефактом, добытым охотниками Аваллона преждевременно.

— Да, у меня создалось ощущение, что там вообще автоматика сработала, — согласилась Диана. — Без вмешательства внешних сил.

— Опять же, это означает, что Дети Предтеч могут, пока не знать ни о нас, ни о падении Ардат Тангорихкс.

— Это как? — не выдержал Кузьмичов, первый раз присутствовавший на наших дебатах.

— Дети Предтеч не занимаются напрямую своими подопечными, а решают какие-то другие, нам неведомые задачи. Ну раз присматривает автоматика, — пояснила Столярова.

Кузьмичов поморщился. Вообще, на время подобных совещаний я всегда отменял субординацию. А иначе какой смысл, если бойцы будут бояться высказывать свою точку зрения, не вылезать вперёд со своим мнением и не перебивать старших по званию? Лейтенант у нас пробыл недолго, ещё не привык. Но ничего, обвыкнется. Главное, чтобы на своих бойцов не распространял эту мою традицию. Вот у них это не нужно.

Но то, что сказала Столярова, не было каким-то озарением. К такому выводу приходили многие, кто работал с полученной нами информацией. Даже обозвали наукоемко: теория пассивного бога. Такое, конечно, но учёным виднее.

Впрочем, это была одна из теорий, которых было как блох на собаке. Плохо было лишь то, что ни одна теория не могла заменить реальных знаний, которых приходилось добывать по крупинке и они рождали ещё больше теорий.

— Послушайте, — заговорил Мишин. — У меня есть рацпредложение. Может быть, стоит, ну как-то обозначить разные типы вот этих цивилизаций? Возможно, они в разных рукавах галактики Стрельца находятся или ещё что-то.

Мы задумались. В его словах был смысл. Действительно, в экстремальной обстановке, всякий раз говорить про раннефеодальные и позднефеодальные, земные и дареггенские было как-то затруднительно и занимало слишком много времени.

— А как тогда? — растерянно спросила Марина. — Нет, Гриш, ты всё правильно говоришь, но я даже представить не могу, как их можно назвать, чтобы и просто, и понятно.

Я тоже задумался. Бывает иногда такое, вот надо что-то придумать, а в голову ничего не идёт.

— Не знаю, может быть, чушь скажу, — начала Вронковская. — Но, когда я смотрю на карту соседней галактики, то, мне кажется, что они выстроены в своеобразные круги.

Мы дружно поглядели на карту. Что-то такое, конечно, было. Но, как по мне, так с натяжкой.

— Цивилизации первого круга, второго и так далее… — задумчиво сказала Диана. — Для простоты: первый круг или просто первый. Знаете, что-то в этом есть.

— Как по мне, так просто нормально звучит, — вмешался Кузьмичов. — Не надо заморачиваться. И кругов хоть убей, но не вижу.

— Другие предложения будут? — спросил я, осматривая команду. — Нет. Тогда утверждаем это.

Это случайное название, в основе которого лежали оптические искажения зрения Юли Вронковской, сначала стало рабочим, а потом и официальным.

На третье путешествие я уже особо и не рассчитывал, уверенный, что принесём из него больше вопросов, чем ответов. Однако готовились мы к нему по полной программе, загружая корабль продовольствием и разными безделушками, которые, как мы надеялись, могут стать неплохой валютой. Торговцы, уже отправленные в соседнюю галактику, снабжались отдельно. В будущем я надеялся на более или менее регулярные рейсы. Попытался выбить какой-нибудь старый, трофейный, имперский грузовик, но меня попросили подождать, а на время отсутствия Стерлядкиной, направили на Кастор Пушкарёва, который и должен был заменить нас, пока мы летаем по неизведанным планетам Стрельца. Он был и рад, что полетает к незнакомым звёздам и недоволен, тем что не взяли его, когда летели в первый раз.

Я лишь махнул рукой. Вот только его нам там не хватало, ко всем приключениям. К сожалению, почти все ветераны так и оставались на офицерских курсах, пришлось лететь без них. Зато с нами увязалась Довнарович и не полетела Филатова, которая постигала науку соблазнения в заведении мадам Мезе на Гарьерге.

Я чуть было не передумал туда отправлять Юльку, глядя на её перепуганную мордашку. Но потом, связываясь с Мезенцевой, убедился, что всё в порядке. Поначалу Филатова, конечно, пугалась и дичилась, но через неделю неплохо вписалась в команду девочек Мезенцевой, да так, что никто и не заподозрил, кем она послана и откуда.

— Может быть, возьмём с собой Аньку? — спросила Диана. — А то она вся извелась. Страдает оттого, что ей приходится заниматься пиратскими операциями, в то время пока мы активно исследуем соседей.

Теоретически можно было бы её взять. Девчонка она была нормальная, не прониклась в отличие от Джастина и Джейн этой пиратско-контрабандистской романтикой. Да и не чужие мы были друг другу, в каком-то смысле. Однако, у меня имелись вполне чёткие инструкции: команду Строганова привлекать к работе в Стрельце только в крайней необходимости. Сказано было обтекаемо, но я понимал, что имелась виду Анна.

— Эта галактика входит в зону её ответственности? — уточнил я. — Нет. А на нет и суда нет. Но могу ей помочь, чтобы не скучала. Пусть пользуются нашим межгалактическим порталом, для контроля соседних галактик, пока с их порталом, хм… технические неполадки. Ведь без разницы с какой точки вылетать, так?

— Не совсем, — поморщилась Диана. — Определённая привязка есть, а то бы они и другие межгалактические порталы заняли. Могу объяснить поподробнее…

— Не стоит. Потом изложишь в письменном виде и в двух экземплярах, — отрицательно помотал головой я. — Я отправлю нашим учёным, чтобы они расшифровали и дали более или менее понятное объяснение. Хотя я и закончил Физтех, но всё равно твоих выкладок не понимаю.

Вот так с шуточками и прибаутками мы вылетели. Напоследок Яська чуть не устроила скандал с матерью Вика, которая перебралась на Кастор, поближе к внуку, оставив квартиру в Рязани младшей дочери. Но они с ней постоянно ругались, так как Довнарович наплевала на положенный ей по закону декретный отпуск и старалась работать в полную силу, скинув ребёнка на бабушку, которая тоже работала.

Сам Смирнов ничем помочь или помешать не мог, находясь на Машерове, проходя обучение на офицера. Впрочем, будь он на месте, ничего бы это не изменило. Недаром у нас любили шутить, что в этой супружеской паре, муж Яська Довнарович.

Начать наш полёт мы решили со знакомых мест, заодно и опросить резидентов, кто и что слышал, поэтому полетели в Тир на Ног, где нас уже знали и не удивлялись, когда на поле перед городскими стенами спустились два флаера. О Кате Новиковой уже не было слышно несколько месяцев, и я предполагал худшее, но надо было уточнить.

Мы не стали общаться не с Оррином и даже тана проигнорировали, напрямую пойдя к резидентам, семейной паре, в годы войны, каким-то образом увлёкшимися гаэльской культурой и приняв предложение поработать в Тир на Ног за манну небесную и величайшую удачу, которая случилась с ними в жизни.

Они были уже немолоды, относительно, конечно. Так-то младше моих родителей, но уже все их дети выросли, и теперь они работали в Аваллоне, тщательно собирая и систематизируя информацию, попутная торгуя всякой мелочёвкой, на которую у местных был небольшой, но устойчивый спрос, как на редкую экзотику.

— В общем, ничего нового, — улыбнулась Светлана Петровна, высокая рыжеволосая женщина, сверкнув стёклами очков. — Только то, что представляет интерес для науки, кроме одного…

— Заходил вчера один хмырь, — вмещался её муж, Игорь Антонович Усенков. — Говорил, что у него есть сведения про интересующих нас людей. Требовал награду.

— Так, так, — я напрягся. — И что он сказал?

— Что будет ждать три дня в гостином доме, — пожал плечами Усенков. — Но, как по мне, так жулик он первостатейный.

— На будущее. По таким требованиям всё-таки сначала выдайте награду и получите сведения, — вздохнул я. — Если обман, то мы найдём способ наказать. Ладно, как зовут хмыря?

В знакомый нам гостиный дом мы отправились втроём. Я, Столярова и Либерман. Остальные остались у супругов Усенковых. Вронковская, к примеру, должна была получить от них информацию о текучке, записать просьбы и остальное. Кузьмичов с ребятами остались охранять, мало ли что.

— Где здесь Дунхад, сын Бриана? — спросил я, заявившись на порог гостиного дома.

Хозяин, ленивый здоровяк, который, в общем-то, был неплохим бойцом, потому что его я запомнил по битве у стен Аваллона, махнул рукой в сторону комнат.

— Второй этаж, восьмая комната. Полчаса, как заявился, дрыхнуть, наверное, завалился, босота.

Оценка, данная сначала нашим сотрудником, а теперь и хозяином гостиных комнат заставляла сомневаться, что от Дунхада мы услышим что-то дельное, но проверить стоило.

Да и сам Дунхад не внушал уверенности. Мелкий и суетливый, он постоянно дёргался и смотрел на нас, как будто боялся, что мы его прирежем прям на месте. Скажу откровенно, несколько раз за весь разговор у меня такое желание возникло. Однако мы честно заплатили за полученные сведения золотом и намекнули, что если сказанное им окажется враньём, то мы обязательно найдём и вскроем глотку, вырезав его лживый язык. Он чуть ли не упал на колени, клянясь и призывая в свидетеля Цернунна, что он всё видел своими глазами.

Напугав его напоследок, мы вышли из комнат и остановились у входа. Я достал сигарету и закурил. Моему примеру последовали и остальные. Мы обдумывали полученную информацию.

Дунхад встретил наших викингов в Та-Мери, мире, который населяли потомки древних египтян. И вот в чём была сложность. Как такового рабства в этих мирах не существовало, но вполне практиковалось долговое, в некоторых культурах. То есть кредитор, если должник ему не мог вернуть долг, был вправе выставить задолжавшего на специальном долговом рынке.

Эти рынки были не везде. В Тир на Ноге отсутствовали всегда. Восточный Шуруппак закрыл их, где-то с десять лет назад, Полисы около сотни. Ванахейм, то открывал, то закрывал. А вот тамерийцы не видели в этом ничего страшного и поэтому многие кредиторы везли своих должников в Та-Мери, где их покупали и продавали не только местные, а все, кому нужна была бесправная и почти безропотная рабочая сила. Вот и викингов Дунхад узрел именно около долгового рынка в Небите, где они ругались с распорядителем торгов Фескелом. Он отказывался принимать какого-то их должника, указывая, что их претензии необоснованны.

— Однако Асвальд Рыболов — мужик настойчивый, — подвёл черту Дунхад. — Два — три дня и он уломает Фескела. Тому, в общем-то, всё равно, лишь бы пошлину уплатили, но документы должны быть в порядке. Со жрецами ему неохота связываться.

В Та-Мери была относительная теократия. В мирное время всем заправляли жрецы от имени богов, да и когда на Та-Мери нападали псевдоимперцы, то командовали отрядами солдат жрецы Анхура и Сехмет.

— У нас есть свои люди в Та-Мери? — уточнил Либерман.

— Нет, — вместо меня ответила Столярова. — И это удивительно. В нашей стране немало египтологов, а двух человек на этот мир мы так и не нашли.

— Ничего странного, — отозвался я. — Искали в первую очередь специалистов по тем мирам, с которыми мы установили контакт, а про Та-Мери услышали, только когда создавали здесь торговую факторию.

Делать было нечего, пришлось возвращаться в лавку супругов Усенковых, чтобы выяснить, нет ли у них контактов с Та-Мери. К сожалению, они нам ничем не могли помочь. К ним заходило пара тамерийцев, но они просто приценились. Да, фотоаппараты их заинтересовали, но покупать не стали, сказали, что пообщаются сначала со жрецами и если те благословят, тогда будут покупать.

— Ну что, — обратился я, к присутствующим. — Нам предстоит очередная дипломатическая миссия.

Девчонки из команды посмотрели на меня с любопытством, а некоторые с надеждой.

— Будем считать её разминкой перед основным действием, — пожала плечами Вронковская, которая загрузила все отчёты.

Та-Мери поразила нас своей архитектурой, отличавшейся от виденных нами городов. Геометрически правильные улицы, вымощенные белым камнем, здания разных геометрических сгруппированы по кварталам. Небит, город который нас интересовал, расположился на окраине пустыни, а остальные города расположились вдоль мощной реки.

— Такое ощущение, что Дети Предтеч поселили египтян в привычном им климате, — хмыкнул Мишин, который спустился со мной.

Вообще, из девчонок в Та-Мери я взял только Столярову, предпочтя им десяток спецназовцев Кузьмичова, да и ту только за то, что могла обеспечивать связь со звездолётом. Впрочем, не имей опасений, что придётся схватиться с викингами, если они только не покинули планету, я бы захватил Блохину, но сейчас предпочёл оставить её на корабле.

Мы посадили флаер на окраине города. Переговорили со стражей, которая сначала напряглась, но потом, услышав, кто мы и зачем прибыли, расслабились и пропустили нас внутрь. Разыскать долговой рынок не составило труда. Стража ворот нам объяснила, а путешествовать по этим геометрически правильным улицам было нетрудно.

— Жаль, что вас не было в Махтамбе, — с улыбкой сказал я Мишину и Столяровой. — Вот где был ад. Совершенно безумная застройка. Если бы не данные с наших звездолётов мы со Жмыхом, Черепом и Эме, до сих там блуждали.

— Я тогда в школу ходила, — вздохнула Столярова. — И совершенно этим довольна.

— А я был в Махтамбе, уже после революции, — вмешался Кузьмичов. — Помогали зачищать контру, местному революционному правительству. Действительно, город адский.

— Бойцы вспоминают минувшие дни, — проворчала Рита.

Вот что на неё нашло? Женские дни, что ли?

— Я придумал неплохое наказание, для накосячивших наших, — хмыкнул я. — Отправляем в Махтамбу, с компасом и картой, но без лингводекодера. Задача — за двенадцать часов, выйти с окраины в центр города.

— Сурово, — усмехнулся Кузьмичов, а бойцы поддержали его смешками, глядя на надувшуюся Столярову.

Фескела, на долговом рынке искать и не пришлось. Он что-то обсуждал с очередными кредиторами приведших каких-то бедолаг на продажу. Отправив их в храм за бумагами, он уставился на нас. Пришлось представиться. Распорядитель рынка нахмурился.

— Вы не продавать кого-то пришли? — уточнил он.

— Нет. Мы ищем продавцов, — ответил я. — Потому что, как нам кажется, они пытались продать здесь того, кого не имели права отдавать за долги.

Фескел побурел, и его глаза налились кровью. Он скрипнул зубами и тихо выругался.

— Асвальд Рыболов? — уточнил он.

Я кивнул.

— Как догадались?

Из пространной речи Фескела стало ясно, что он давно подозревал в чём-то нехорошем эти три бледные разбойные и рожи. Да и девчонка что-то там кричала.

— Русоволосая с синими глазами, носик слегка вздёрнутый?

— Похожа, — закивал Фескел. — Да, такая как они, только смазливая.

Я выругался, но про себя. Впрочем, зная нравы ванахеймцев, девчонка ещё легко отделалась, если всё ограничилось продажей в долговое рабство. Они, не раздумывая, могли и «кровавого орла» сделать. Ну или просто зарубить. Потому что судя по общению с Харальдом Кривым, они об этом больше говорят, а в реальности они так не делали. Не в этом поколении, как минимум.

— Её продали? — нервно уточнил я.

— Красивая, долго стоять не пришлось, — подтвердил Фескел. — Где-то час назад её купили.

— Кто именно?

Но тот лишь отрицательно покачал головой и пояснил, что не знает. В журнале есть отметка, что рабыня продана, викинги деньги получили, и всё. Кто и зачем её купил, они не отслеживали.

— Уважаемый Фескел, — я приложил руку к сердцу. — Вы бы не могли остановить перемещения между мирами?

Но он снова отрицательно стал мотать головой. На этот раз испуганно.

— Только жрецы Ра, могут совершить подобное. Иным же вмешиваться в работу «глаз бога» строжайше запрещено. Но я помогу вам обратиться к жрецам Мин, и те помогут вам остановить нечестивцев.

Как оказалось, в Та-Мери порталы работали не как наберётся нужное для подъёма количество людей, а строго по часам, основанным на астрологии. Смысла я не понял, да и пусть в этом разбираются египтологи. Главное, во всём изложенном было то что до открытия портала оставалось ещё два часа. Поэтому Фескел проводил нас до ближайшего храма Мин, где и объяснил суть дела местным жрецам. Выслушав, они дали нам одного из своих людей, помощника жреца Зубери. Чтобы он нас проводил и провёл небольшой третейский суд, дабы разобраться, кто прав, а кто нет.

Я немного засомневался, уж больно юным выглядел Зубери, но Фескел меня успокоил, пояснив, что давно его знает и тот хорошо разбирает конфликты между торговцами, должниками и их близкими.

Большой вопрос, в чью пользу, но выяснять это я не видел смысла. В случае чего у нас наготове спецназовцы Кузьмичова, которые помогут. Я отправил сообщение Марине, чтобы подготовила дополнительный флаер и мы пошли за помощником жреца.

Разыскивать ванахеймцев долго не пришлось. Зубери прекрасно знал, где можно найти людей, собирающихся путешествовать между мирами. Асвальд Рыболов и Лагерта Мужеподобная обнаружились в своеобразном зале ожидании в подножии башни. Помощник жреца просто выкрикнул их имена и они поднялись и послушно подошли. Вообще, логично. Какой смысл идти на конфликт, если собираешься и дальше вести торговлю в этих местах?

Из их сбивчивого рассказа выяснилась следующая картина. Когда они вели торговлю в Восточном Шуруппаке, к ним пришёл их приятель Набонахид вместе с девушкой, которая, по его словам, была из народа изгнавшего со своих земель Ардат Тангорихкс. Имя у неё было, как у уроженки Полисов, но они поверили. И взяв с собой ещё одного человека, отправились в земли огня. Но не просто так, а их нанял Набонахид, в счёт будущих доходов, которых собирался получить после нахождения Асгарда.

После недели странствий они заметили башню вдали, но у Набонахида заканчивался запас продовольствия и он потребовал возвращаться, чтобы в следующий раз получше подготовиться. Однако Катерина и слушать его не стала, а подговорила викингов и убила Набонахида, взяв его долги на себя и дав обязательство дополнительной оплаты. Они поверили ей и последовали до новой башни.

— Но она вела в Нифльхейм, — буркнула Лагерта. — Асгарда не было за тем глазом Одина.

Прозвище женщины, соответствовало её внешности. Здоровая бабища, с грубым лицом и, кстати, недавно сломанным носом.

Катя не стала теряться и, указав на планету, которая виднелась из окна башни Нифльхейма, сказала, что это и есть Асгард. Они вернулись сначала в Ванахейм, а потом отправились в Китеж, где поделились информацией с местными о том, как найти Асгард.

— Продали, — уточнил я. — За очень хорошие деньги.

Викинги злобно поглядели на меня, но спорить не стали, а Зубери сделал пометку в своём свитке.

Пока они путешествовали, по мирам расползлись слухи, что их и Катерину ищут её соплеменники, и дают неплохую награду за сведения о нахождении. Потом вернулись разозлённые китежцы, которые чуть не погибли в снегах Нифльхейма. Пришлось затаиться. К счастью, в Полисах об облаве если и слышали, то краем уха. Этот мир достаточно густо населён, и не очень-то интересуется жизнью в других мирах. Они подождали какое-то время, пока шум не утихнет и снова пошли в Нифльхейм. Неплохо подготовились, взяли зимнюю одежду, наделали запасы, памятуя о том, что идти неделю.

Но на переходе Катерина попыталась сбежать. Когда ей помешали и стали допрашивать, то Катя созналась, что общалась с купцами Полиса и торговцы рассказали девушке: её соплеменники, каким-то образом выяснили — ни одна из башен не ведёт в Асгард, а та планета, которую они видели — земли огня.

Викинги избили Катю и стали думать, что им делать дальше. Асвальд предложил найти соплеменников девчонки и вернуть её за выкуп, который возместит викингам все расходы. Лагерта была согласна, но Ингольв Меткий стал возражать, уверять, что мы убьём их и заберём девушку, поэтому надо отвезти её в Та-Мери, чтобы продать там на долговом рынке, благо все обязательства Набонахида у них остались в целости.

Викинги стали сомневаться, но в этот момент Катя допустила роковую ошибку. Она снова попыталась сбежать и в завязавшейся борьбе убила Ингольва Меткого. Разъярённые купцы чуть не забили её саму до смерти, но вовремя смекнули, что тогда никто не возместит им потерь и, дав девушке отлежаться, отвезли её сюда, где и продали, каким-то ушлым ребятам из миров чёрных людей, хотели вернуться в Ванахейм, чтобы повиниться перед ярлом, когда появились мы.

— Всё ясно, — сделал вывод Зубери и обратился к купцам. — Вы правы и неправы одновременно. Поэтому я приказываю вам отдать часть заработка этим людям, под гарантии, что они больше не будут преследовать вас.

Пришлось дать перед ликом богов такую гарантию, а сам помощник жреца отправился к чёрным людям, чтобы выкупить девушку. Деньги ему дали мы. Через двадцать минут он привёл нам Катю.

Но вот в каком виде была несчастная девчонка. Даже Столярова не решилась ей ничего сказать, увидев истощённую девушку, на которой не было живого места. Помимо старых побоев, от ванахеймцев она получила ещё и от покупателей, когда попыталась отказаться выполнять их требования.

Рабовладельцами они были со стажем, поэтому за то время, пока мы ходили по улицам Небита, отделали девчушку так, что она была согласна на всё, лишь бы её не трогали. Я же ничего не сказал, просто подошёл к Кате, взял её пальцем за подбородок, приподняв опущенное лицо, чтобы посмотреть ей в глаза:

— Ну что. Кажется, ты сама себя наказала.

Из её глаз полились слёзы. Мы не стали задерживаться в Та-Мери, погрузились во флаер и вернулись на звездолёт, где отдали Новикову в заботливые руки Довнарович и Форуги.

— Куда летим? — спросила меня мрачная Стерлядкина.

Она лишь только увидела Катю и сразу поняла, что произошло с девчонкой и как, мне кажется, вспомнила имперский концлагерь на Ирсеилоуре, который ей довелось пройти.

— Зависит от того, что скажет медицина, — вздохнул я. — Если полученные ей травмы несущественны, то продолжаем миссию. В конце концов, мы на Катю не рассчитывали, так что отлежится на звездолёте. Если же всё плохо, то возвращаем её в нашу Галактику и кладём в госпиталь. Передохнём сутки и летим по запланированным адресам.

На связи прорезалась Яська.

— Командир, давай в медотсек, поговоришь со мной и если захочешь с этой беглянкой. Она, вроде бы оклемалась и готова говорить.

Я поднялся, Марина последовала за мной, Столярова тоже дёрнулась, но я жестом остановил второго пилота.

— Не надо устраивать столпотворения. К тому же на всякий случай отслеживай активность порталов.

С собой я захватил ещё Диану. Она, как-никак жила среди девчонок, может быть, при ней Кате будет легче рассказывать, что с ней произошло. Да и небольшой урок, чтобы посмотрела, к чему привела её халатность.

Когда мы вошли, Катя уже сидела немного подлеченная, по крайне мере кровь с неё стёрли, а порезы обрабатывала Форуга.

— Ничего такого, что не смогли бы устранить мы, — буркнула Довнарович. — Били её больно, но аккуратно. Из серьёзных повреждений несколько ушибов, в районе рёбер, лица и ноги. Но это нынешними средствами устраним за сутки. Ещё серьёзный порез на плече, по всей видимости, от какого-то местного ножа, опять же не проблема. Через полчаса займёмся, а к утру будет как новенькая. А вот гематомы на ягодичных мышцах можно даже оставить, чтобы урок так быстро из головы не выветрился.

Очень мрачно я посмотрел на Яську. Она сразу поняла, что я намекаю на её авантюру с имперским генералом, но не смутилась.

— Я тогда пришла отделанная ещё хлеще, чем она, — кивнула Довнарович в сторону Новиковой. — Но, во-первых, от этого была большая польза, а во-вторых, ну, был неплохой урок. Больше я в авантюру не лезла.

Она оскалила зубы. Я ничего не стал говорить, особенно о том, что она сбросила ребёнка на мать Вика, чтобы слетать в соседнюю галактику, а просто подошёл к Кате и спросил её.

— Версию ванахеймцев мы услышали. Теперь хотелось бы услышать твою. И помни, ты не знаешь, что знаем мы, поэтому говори правду. Именно от этого зависит твоя дальнейшая судьба.

Катя всхлипнула и начала свой рассказ. В целом, он не отличался оттого, что мы услышали от ванахеймцев, только с небольшими уточнениями. Набонахида она убила в порядке самообороны. Узнав, что их отряд собирается его покинуть, чтобы продолжить путь к башне, он обвинил во всём Катю. Между ними завязались борьба, в которую не полезли ванахеймцы и обитатели Полиса.

— Это местная традиция, — вмешалась Диана. — Ты оспорила его место, как лидера, поэтому между вами состоялся поединок. Остальные просто ждали, если бы победил Набонахид, то викинги последовали за ним, но бой остался за тобой…

Катька, согласно, закивала, мол всё так и было и уточнила:

— И ещё на меня легли его долги.

— Что произошло с Клеоном? — уточнил я, помня, как ванахеймцы не стали упоминать это в своём рассказе.

— Когда мы все решили, что до Асгарда остался один рывок, то попытался вернуться в Полисы, говоря: свою часть награды он получил и теперь использует её, как надо. Стало ясно, что он продаст эту информацию своим. Тогда Лагерта дождалась, когда он начнёт собираться, и перерезала ему горло.

Она продолжила рассказ, а вернее, говорила, что мы уже слышали от ванахеймцев. К счастью, себя она не выгораживала и это был плюс.

— Что же, — вздохнул я. — Сейчас ты летишь с нами. Куда — спросишь у Дианы, она тебе объяснит, что мы узнали и к каким выводам пришли. Наказание, за самовольное оставление отряда ты получишь, после возвращения.

— А дальше? — испуганно спросила Новикова.

— Дальше… — я вздохнул. — Дальше, любезная Катерина, не помню как вас по батюшке, вы будете думать. Очень долго, вплоть до окончания срочной службы.

— О чём? — кажется, девчонка испугалась ещё больше.

— О том, кто вы. Активистка ГСП или сотрудник разведки. И мы обязательно поговорим. И если я решу, что вы решили остаться гспшницей, то мы с вами попрощаемся. Если же нет, то добро пожаловать к нам. Один участок работы, как будто ждёт вас.

— Не на Гарьерге? — ляпнула она и испуганно охнула.

— К сожалению, нет, — хищно улыбнулся я. — Но вам понравится, не меньше чем Филатовой.

Сказав это, я покинул медпункт. Стерлядкина поспешила за мной.

— Куда дальше, командир? — спросила она.

Я удивлённо уставился на неё.

— Как куда? Туда же, куда и собирались. К новым, ещё неизведанным цивилизациям этой галактики.

Часть 3. Роковой Стрелец

— Я как-то не думал раньше о таких вещах… Кажется, мы с вами перебрали все. Впрочем, — он подался вперёд, — есть ещё одна возможность. Сделай так, чтобы больше всего люди любили труд и знание, чтобы труд и знание стали единственным смыслом их жизни! — Я мог бы сделать и это, — сказал он. — Но стоит ли лишать человечество его истории? Стоит ли подменять одно человечество другим? Не будет ли это то же самое, что стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое?

Аркадий и Борис Стругацкие. Трудно быть богом.

Вступление к третьей части

Февраль 2009 года

На огромной луной базе, что расположена на спутнике Кастора вот уже третий день, ощущалось какое-то напряжение, которое заметили даже учёные, а ведь они не все даже были в курсе, что по соседству с ними разместились разведчики из ГРУ.

Корабли постоянно, то взлетали, то прилетали. Шла абсолютно неясная суета, венцом которой стало прибытие звездолёта с явно высокопоставленными гостями, которые, осмотревшись, быстро шмыгнули в один из коридоров, сопровождаемые охраной и встречающими.

Учёным оставалось только гадать, что произошло и кто все эти высокие гости, потому как никто и не подумал их посвящать в происходящее, оставив всё за дверями разведки.

— Есть какие-нибудь новости от Кирьянова? — спросил у Плоткиной полковник Тихонов.

В кабинете капитана Плоткиной на спутнике Кастора собралось почти всё её непосредственное начальство. Тихонов, Кройтор, Темиргалиев. Впрочем, Кройтор досиживал в своём кресле последние месяцы, собираясь уйти на партийную работу — в первые секретари республиканского комитета Дальнекосмической республики.

Вера отрицательно помотала головой.

— Вот уже два месяца не выходит на связь. Сначала получали от него еженедельные отчёты, и раз в три дня связывался с нашей резидентурой на Тир на Ног, но потом они замолчали, причём как-то внезапно.

— Что думаете по этому поводу, товарищ капитан? — спросил Кройтор.

— У меня только версии и никакой конкретики. Начиная от славной гибели всей команды, заканчивая просто до проблем со связью. Промежуточная они попали к кому-то в плен.

— В последнем сообщении что-то было? — уточнил Марсель.

— Ничего, что могло бы пролить свет, на происшедшее в галактике Стрельца. Обычное описание, очередной найденной цивилизации. Кажется, Вронковская дописала свои соображения по торговле и культурным контактам с ними. Но ничего важного, ни о каких происшествиях не сообщал, наоборот, до их исчезновения было всё спокойно.

— Кто сейчас командует вместо Кирьянова? — спросил Тихонов.

— Младшие лейтенанты Смирнов и Черепанов, поделили обязанности. Они вернулись с курсов две недели назад, а до того Кастором занимались мои офицеры.

— Твои соображения, если оправдаются худшие прогнозы?

— Надо будет искать нового человека. Никто из оставшихся не вытянет, разве что Кинтана, но его придётся натаскивать и лучше делать это под чьим-то руководством.

— Я думаю, товарищ Тихонов, что надо сначала попытаться, найти Кирьянова, — предложил Марсель. — Поисково-спасательная экспедиция…

— Это само собой и даже не обсуждается, — отрезал Тихонов. — Поручим мы это товарищу Плоткиной. Пусть она подберёт состав, наметит план…

— Я сама возглавлю экспедицию, — сказала Вера неожиданно даже для самой себя.

Командиры удивлённо посмотрели на женщину. Она лишь пожала плечами.

— Произошедшее, в том числе и моя ответственность, — отозвалась она. — Я подгоняла его с дальнейшими исследованиями, фактически заставила принять план большой экспедиции.

— Но ты выполняла мой приказ, — заметил Тихонов.

— Однако вы же не можете бросить всё и отправиться в соседнюю галактику, — улыбнулась Вера.

— Зато я могу, — вставил Марсель Темиргалиев. — Я наконец-то разгрёб всю текучку, кстати, спасибо вам Вера Семёновна за толкового помощника и могу покинуть Кадмию на некоторое время без потерь для дела.

Кройтор одобряюще кивнул своему подчинённому.

— Только давайте там, не геройствуйте, — бросил Тихонов. — При первой опасности, руки в ноги и домой.

— Не новичок в нашем деле, — фыркнула Вера. — Я думаю, мы вообще слетаем туда несколько раз, сначала проведём расследование, всё изучим, опросим местных. В общем, поработаем, как по учебнику.

На этот раз улыбнулись все. В то, что Вера Семёновна Плоткина, разведчик и оперативник со стажем, будет работать по учебнику, не верил никто.

— Без фанатизма. Не бросайся из крайности в крайность, — улыбаясь, сказал Тихонов.

— Я знаю, — спокойно сказал Вера. — Если вы подождёте десять часов, то готова предоставить вам предварительный план мероприятий.

— Подождём, — кивнул Тихонов. — Но не сложа руки. Хочется получить кое-какие данные из первых рук и непосредственно на месте.

Вера нахмурилась, но Кройтор успокаивающе махнул рукой.

— Не беспокойся, это не ревизия. Так, небольшой смотр личного состава, да и понять надо, с кем работать, если по Кирьянову оправдаются самые худшие прогнозы.

Плоткина перестала хмуриться, но всё равно оставалась недовольной. Впрочем, руководству было на это плевать. В спецслужбах не верят на слово даже самым надёжным людям и всё проверяют и перепроверяют. Иначе это не разведка, а какой-то балаган.

Как и обещала Вера Семёновна Плоткина, через десять часов она прислала план мероприятий Тихонову и Темиргалиеву, которые как раз смотрели, как оранжевое солнце Кастора, садится в зеленоватый океан. Они как раз закончили беседу с оставшимися в Млечном Пути соратниками Кирьянова.

— Что думаешь? — спросил Тихонов у Темиргалиева.

— Ничего сказать не могу. Но, склоняюсь к той точке зрения, что Валера или погиб или не может с нами связаться.

— Товарищ Бронницкий высказывал предположение, что он мог попасть под влияние Детей Предтеч и остаться у них.

— Но не вся же команда!

— Почему? Такой развитой цивилизации есть что им предложить. Так сказать, исполнить все их, даже самые сокровенные, желания.

Марсель стоял, закусив губу.

— Не хочу об этом думать, — наконец решил он.

— Почему же? — иронично спросил Тихонов.

— Тогда получится, что мы совсем беззащитны перед этими созданиями.

— Однако Ардат Тангорихкс они явно боялись, раз стали создавать против них оружие.

— Это неважно. Ладно. Давайте сейчас об этом не думать, а то можно с ума сойти.

Полковник Тихонов кивнул, соглашаясь со своим подчинённым. Его больше беспокоила другая мысль. Генеральный, беседуя с ним, обрисовал ему мотивы, почему наследники Предтеч не стали напрямую воевать с империей, а руками людей с Земли и Дареггена. Но откуда генеральный секретарь ЦК КПСС Бронницкий столько знал про Детей Предтеч судя по последнему разговору с ним?

Глава 16. Византийские интриги

Ноябрь 2008 года

— Скажи мне милая девушка Диана, — спросил я у нашего гения, девушки, скрещённой с искусственным интеллектом Предтеч. — Откуда ты так уверена, что по этим координатам найдём именно земные цивилизации, а не дареггенцев?

Диана не стала отвечать, а развернула на большом экране какие-то вычисления и диаграммы и начала, водя пальцем по экрану, подробно мне объяснять.

— Ты издеваешься? — спросил я.

— Нет, — взгляд Дианы был открытым и искренним. — Просто в двух словах такого не объяснить.

— Придётся поверить тебе на слово, — проворчал я.

Девчонка меня поражала. На первый взгляд, нормальная советская девушка. Со всеми вытекающими. Но вот в такие моменты, когда в ней просыпалась Артемида, она меня пугала.

— Тем более что мы скоро это проверим опытным путём, — сунула нос в кают-компанию Стерлядкина. — Товарищ старший лейтенант, так вы будете присутствовать в кабине пилота при очередном историческом полёте или оставите нас в покое?

— Мы вместе с Ди будем портить вам всю радость первооткрывательства, — усмехнулся я.

И мы пошли в кабину пилотов, под недовольное ворчание Стерлядкиной: была бы ещё польза от вашего присутствия. Но я проигнорировал недовольство Марины. После той истории с Катей она была немного взвинчена и ворчала по поводу и без. Она предлагала ненадолго вернуться, сбросить болезную и сразу обратно. Однако, мы отказались и заперли Новикову в лазарете, чтобы после того, как она окончательно поправится, смело отправлять её под арест в каюту.

Впрочем, Мишин флегматично заметил, что это надо, чтобы защитить саму Катю от сослуживцев, которые могли допечь девушку по-разному. Так, Довнарович едва не довела девушку до истерики намёками, что и ей есть теперь, что показать вернувшейся с Гарьерга Филатовой.

Пришлось устраивать разнос Яське, за её похабные намёки, но стоило мне войти в раж, как Катя расплакалась и сказала, что всё озвученное врачом и правда было. Пусть и не в описанных масштабах. Довнарович ринулась успокаивать девушку, а меня вытолкнули из медотсека. Я сплюнул, в очередной раз зарёкся связываться с бабами и пошёл исполнять свои обязанности.

— И где мы? — спросил я у девушек, едва завершился переход.

— Дай мы сначала исследовательский зонд отправим, — проворчала Марина.

— А визуально?

Стерлядкина поводила руками над пультом и развернула на стену обзор планеты с внешних камер.

— Так понятнее? — ехидно спросила она.

Я ничего не ответил, пристально изучая открывшуюся планету. Приблизил, насколько возможно, некоторые участки.

— Да, — согласился с ней я. — Мы можем точно сказать, что здесь есть развитая цивилизация, более или менее девятнадцатого века, если брать нашу историю за эталон.

— Не стоит этого делать, — рассеянно заметила Рита, на которую легла задача запуска зонда.

— Да, — подтвердила Диана. — Разные планеты, проходят по-разному этапы развития.

— Ну хорошо. Мне ясно видно, что промышленная революция на это планете победила.

Девушки ничего не ответили, а тем временем прошла информация с запущенного зонда.

— Если вдуматься, — пробормотала Марина. — То такая архитектура, кажется мне очень знакомой.

— Ага. А вывески окончательно всё проясняют, — согласился я.

— Что это? — отшатнулась от монитора Рита так, как будто увидела призрак.

Мы с Мариной переглянулись, улыбнувшись. Диана лишь покачала головой.

— Это среднегреческий язык, — пояснил я. — Он же византийский. На нём говорила часть предков Эме.

— Может быть, и твоих, — лениво парировала Марина. — Только давно дело было.

Всё было нормально, обычная письменность, вот только буквы были очень похожи на современный русский алфавит, но не совсем, поэтому и всё выглядело очень странно.

— Значит, византийцы, — задумчиво проговорил я. — А мы думали…

— Это самое логичное, — сказала Диана. — Рим, Персия, Византия, возможно, Испания.

— Как думаешь, самих цивилизаций будет больше или меньше, чем в первом поясе?

— Меньше, — уверенно ответила девушка. — Здесь задействованы более сложные структуры, они будут брать умением, а не числом.

— Но зачем им создавать такие же полуфеодальные империи, как Ардат Тангорихкс? — вмешалась Столярова.

— Хороший вопрос, — похвалил я Риту. — Но мы можем только предполагать. Самая популярная версия, все эти цивилизации станут пушечным мясом, которому суждено погибнуть, но сокрушить империю. Менее популярное, но столь же убедительное предположение гласит, что во время войны они трансформируются и сольются в единую цивилизацию, на совершенно иных принципах.

— Как-то это всё… страшно, — вздохнула девушка.

— Привыкай. Я же вам всем говорил в самом начале, что будет весело и страшно.

— Теперь осталось дождаться, когда будет весело, — проворчала Столярова.

— Товарищ Кирьянов, нас вызывают с планеты, на радиочастотах, — прорезалась на связи Блохина.

— Ну, приступим, — потёр руки я.

Раз уж ванахеймцы догадались до связи между открытием портала в космосе и началом атак, то более развитым культурам сам бог велел. И не только наблюдать, но и делать выводы и возможно думать, как это предотвратить. Поэтому, заметив, один-единственный звездолёт, они сначала подняли тревогу, но поняв, что мы просто зависли в пространстве, попытались с нами связаться.

Поначалу общение не задалось. Радиоволнам требовалось слишком много времени, чтобы дойти до нас, словарного запаса для лингводекодеров оказалось маловато. В общем, вся возня заняла часов шесть, прежде чем мы смогли нормально поговорить.

Диалог оказался культурным шоком как для нас, так и для них. Местные византийцы, кстати, нас предупредили, чтобы мы из так ни в коем случае не называли, если наткнёмся, даже не предполагали, что кто-то может путешествовать в космосе, помимо Ардат Тангорихкс. Ромеи развивали науку, культуру, контактировали с другими империями. Возможно, они попытались бы с ними повоевать, но во-первых, для освоения, им хватало планеты, по размеру хоть и в четыре раз меньшей, чем Земля, а во-вторых, у них всех был общий враг, с которым нельзя договориться, как ни пытайся.

Мы же были удивлены тем, что к перемещению ромеев были причастны не только ангелы божьи, но и вполне реальные личности вроде Константина Драгаша или Димитрия Кантакузена.

— Это как? — не понял я и посмотрел на Диану.

Та пожала плечами и покопалась в своих базах данных.

— На Земле их тела так и не были найдены, — наконец сказала она. — Это может означать что угодно.

— Понятно, — пробормотал я. — Значит, Дети Предтеч могли просто использовать известных лидеров, для эвакуации разгромленных византийцев с планеты.

— Да. И ты помнишь, что цивилизации первого круга нам тоже называли своих лидеров, которые возглавили переселения. Но просто нам их имена ничего не сказали.

Я кивнул. Диана была права.

— Кого они нам назвали, как своих союзников? — уточнил я.

— Никого, — фыркнула Диана. — Но из намёков я поняла: рядом с ними обитает империя Габсбургов, Великие Моголы, испанцы, португальцы и, кажется, то, что у нас называлось империей Цин.

— Инки, — рассеянно добавила Стерлядкина. — Одного только не пойму, как получилось так, что и в первом и втором круге уровень развития цивилизацией приблизительно равный?

— Время, — сообщил ей я. — Мы ещё в Шуруппаке обратили внимание, что время появления не соответствует земному исчислению. Так, Ванахейм Ванахейм образовался задолго до формирования германо-скандинавской цивилизации, а Тир на Ног позже.

— Да, время самый простой фактор, который они могли поправить, — вмешалась Столярова. — Сама знаешь, пилотам приходится с этим иногда сталкиваться. И по теории академика Голобко, кстати, зря мы её не пустили к нашим исследованиям…

— Краткий вывод из её теорий я и так знаю, — фыркнул я. — Как только мы начнём летать между звёзд без помощи порталов проблема времени-пространства, встанет перед нами в полный рост. Ладно. Что будем делать с нашими греками?

— Примем их приглашение и спустимся с небес ограниченным контингентом, — пожала плечами Диана. — Те, кто останется на орбите, будет прикрывать нас от возможных эксцессов с местными властями или населением.

— Да с чего вы решили, что они у нас будут? — удивилась Столярова. — В отличие от первого круга мы будем контактировать с цивилизованными людьми.

Мы с Мариной переглянулись и грустно улыбались.

— Когда-нибудь ты поймёшь, что никто не умеет так качественно создавать неприятности, как цивилизованные люди.

— Особенно хорошо образованные, — поддакнула Стерлядкина. — С варварами всё просто покажи им свою силу, и они тебя примут.

Однако Столярова скептически поглядела на нас. Мы не стали её не в чём убеждать или разубеждать. Поработает во Внешнем рукаве и не на такое наглядится.

Но не сейчас. Поэтому я не стал брать с собой идеалистку Риту, да и вообще, предпочёл бы ограничиться женщинами по минимуму, но выбора не было. С собой я захватил Мишина, Кузьмичова, Либермана, Довнарович, Вронковскую и Яковенко.

С нами порывалась увязаться Катя Новикова, но Яська прикрикнула на неё и пообещала поставить ведёрную клизму, если ещё раз что-то подобное услышит.

— Почему? — удивился я.

— Так как я поставлю, она сутки ходить не сможет, — ухмыльнулась вредная девчонка.

Под такие шуточки и прибауточки мы полетели вниз. Что сказать, встретили нас просто превосходно, можно сказать, на высшем уровне. Когда нам два года назад вручали награды в Кремлёвском дворце, за очередное содействие миру во всей Галактике (ликвидация одного крупного торкартенского политика-милитариста, налаживание канала поставки вооружения местным противникам монархии, выявление слабостей правящей верхушки) и то не так помпезно было. Умеют феодалы, как ни крути, устраивать торжественные приёмы.

Мы с удовольствием посмотрели представление, которое рассказывало об уходе с Земли под напором тёмных орд, в новые земли, обещанные богом праведным жителям Ромейской державы, строительство третьего Рима (в этот момент я сделал лицо кирпичом и прикусил себе язык) у остальных лица тоже окаменели. Наш сопровождающий, которого звали Никифор Кантакузен, потомок того самого героя, уводивших ромеев в новую землю, это заметил, но ничего не сказал. У меня тоже к нему были вопросы, по поводу спектакля, но озвучить я их решил после.

После показали, как Сатана, завидуя спасшимся, наслал на них своих слуг и так далее. Всё это сопровождалось спецэффектами, красиво подобранной музыкой, игрой света и тени и я подумал, что такой театр мне нравится. Ну да, я солдат и хоть стал разведчиком, но вкусы у меня грубые, я не понимаю, всех этих академических выкрутасов наших театральных мастеров на пустой сцене, мне бы чего попроще. Хотя могу и поддерживать беседу обо всех новых премьерах, и никто не поймёт, что я их не смотрел и не собираюсь. Меня этому учили товарищи на курсах.

Завершилось всё роскошным хоровым пением, а после мы совсем немного пообщались с императором, как сообщил сопровождающий, это величайшая часть, ибо базилевс редко кому уделяет внимание.

Как и положено было мы преподнесли ему подарки (специально заготовленные ещё на Касторе) в общем-то, простые, но надёжные электронные устройства. В ответ тоже получили подарки в виде красивых ружей, отделанных серебром и драгоценными камнями.

Я поблагодарил за всех и заодно попросил извинить за незнание этикета, но уточнил, что говорю от чистого сердца. Базилевсу речь понравилась, и он передал нас окончательно Кантакузену. Никифор с нами проводил всё время, а мы его расспрашивали о происходящем и об истории планеты.

Первым делом я уточнил у сопровождающего, правильно ли мы поняли, что одна из найденных и союзных цивилизаций, османы, с которыми они теперь вынуждены союзничать, поэтому и отредактировали текст важной идеологической пьесы?

Никифор на миг сбился, но потом подтвердил, что всё так.

— Увы, мои друзья, — признал он. — Но Ардат Тангорихкс, сила куда опаснее, чем эти еретики. Да и по сути дела, чем они хуже латинян, с которыми мы также сотрудничаем?

Разумеется. Ведь и мы заключили союз с натовцами перед лицом инопланетного вторжения, который, уже закончился, и мы снова воюем друг с другом. Правда, пока силами разведок, но рано или поздно, чувствую, мы сойдёмся в прямом столкновении. Если только мы не подсуетимся раньше, на что мне намекал полковник Тихонов.

Но самый главный вопрос, который нас интересовал, это способ, как они устанавливают контакты с другими цивилизациями.

Вот тогда Кантакузен реально замялся. Я внимательно посмотрел на него.

— Вы выходите через портал в мире песка или льда, абсолютно пустом, путешествуете по нему, попутно находите какие-то письмена или таблички с индексом, который открывает перед вами новую цивилизацию.

Он вздохнул и признался.

— Сначала было так. Мы нашли латинян и португальцев. А потом появились османы, и теперь мы совместно установили контроль над башней и просто стали дожидаться, когда они придут сами из своих миров.

— О, да так даже лучше, — вскинулась Вронковская, под улыбкой Кантакузена.

— Некоторые, правда снаряжают экспедиции в пустыню. Но больше для очистки совести и чтобы не пропустить…

— Или они ищут, какую волшебную планету, которая даст ключ к победе, так?

Кантакузен снова поморщился, но признал.

— Молодёжь в основном. Ищут Землю Обетованную, Небесный Ханаан, с подлинным гробом господним. Где ждёт обещанное воинство для последней битвы с захватчиками.

— И как результаты? — спросил я.

— Пока же они нашли только ад, — фыркнул Никифор Кантакузен.

— Значит, в Шеоле вы тоже побывали?

— Я смотрю, вы очень много про это знаете? — заметил Кантакузен. — И нам есть что рассказать. Поэтому давайте поговорим об этом завтра.

Он отвёл нас в роскошные покои, куда велел подать еду и предложил мужчинам, если потребуется, женское общество. Да и женщин, сказал он, тоже найдётся чем развлечь. Я поблагодарил его за пищу и кров, но от услуг девушек вежливо отказался. Кантакузен загадочно улыбнулся.

— Да, коллега, — вернул ему улыбку я. — Как говорят у нас, утро вечера мудренее.

— Мы не коллеги, — отозвался он. — Я не был воином и не исследовал новые миры.

— И тем не менее наша служба, — последнее слово я выделил. — Может нестись по-разному.

В этот раз Никифор Кантакузен улыбнулся, если не сказать ухмыльнулся криво, и поторопился покинуть нас.

— Что за служба? — возмутилась ничего не понявшая Довнарович.

Я отключил всем лингводекодеры, после чего разъяснил.

— Служба Великого Логофета, — пояснил я. — Примерный аналог того, чем занимаемся мы. Я имею в виду ГРУ. И да. Хотя мы говорим на русском языке, давайте поосторожнее. Византия в Средние века была самой развитой державой мира с хорошо развитой наукой, искусством и так далее. А уж теперь… Я думаю, они смогут найти лингвистов, толмачей или кого угодно, чтобы расшифровать нас язык и понять, что мы говорим.

— Тем более русский язык заимствовал очень многое из среднегреческого, — согласилась со мной Вронковская.

— Теперь ещё, Ясь. Я смотрю, ты за этот год окончательно потеряла квалификацию, раз задаёшь такие вопросы. Для понимания. Здесь мы имеем дело с более развитыми и сложными империями, чем в первом круге. А значит, у них есть спецслужбы и нам с ними придётся взаимодействовать.

Мы воспользовались старой легендой, ещё для первого круга. Якобы на нашей планете, что тоже вращается в галактике Стрельца, был только портал, который можно достичь на космическом корабле. Нападение Ардат Тангорихкс мы отбили, захватили их техники и теперь путешествуем по галактике, чтобы найти столицу империи и покончить с набегами.

Кантакузен с интересом отнёсся к нашей легенде, но чувствую, в уже упомянутой службе Великого Логофета нам не слишком поверили. Хотя мы и не соврали, просто не сказали всей правды.

Это немного напрягало, мы в последнее время и сами расслабили, контактируя с достаточно простыми сообществами первого круга. Здесь же было всё серьёзно, настоящие государства, со всеми положенными атрибутами, самым главным из которых были спецслужбы и прочие структуры внимательно следившие за безопасностью государства как изнутри, так и снаружи. Я уверен, что несмотря на все дружеские отношения, агенты Византии работают по империям, разбросанным во втором круге, попутно приглядывая, одним глазком, за активной молодёжью, путешествующей по пустыне, по принципу: а вдруг у них что-то толковое найдётся?

Но может быть и нет никакой «молодёжи», а все экспедиции организует служба Великого Логофета. Именно по этой причине я раскрылся перед Никифором Кантакузеном, вернее, намекнул ему. Иначе могло возникнуть ненужное подозрение или недоверие.

Как оказалось, я угадал. Пришедший на следующее утро Кантакузен был собран и деловит, и настроен на взаимный обмен информацией.

Он подробно, насколько это ему позволили, поведал нам о Ромейской Державе и их соседях. Мы, в свою очередь, уточнили, что частично являемся потомками жителей русских княжеств, которые не долетели до места назначения, предпочтя заселить отдельную планету, взяв за основу легенду Нового Вавилона. Рассказали о вооружении, техники, нравах и общественном устройстве.

— Вернулись к республиканскому правлению, как в древности? — уточнил Кантакузен. — Да, у нас были подобные подвижки, лет через сто после переселения, но атаки пришельцев вынудили нас сплотиться вокруг базилевсов, потомков легендарного Константина Драгаша.

— Да, — согласился я. — Возможно, и мы не расстались с монархической формой правления, если бы на нас напали раньше.

Уточнять, что именно война хоть и обычная, земная, стала причиной крушения монархии в России, я не стал, да и надо ли оно было, если учесть, что причина была не одна?

— Тем не менее вы сохранили аристократию… — вот в этом моменте я нагло обманул Кантакузена, рассказав ему легенду, которой я кормил бывшую императрицу Тангорихкса.

Этот момент мы специально проработали на совещаниях у Тихонова и Копылова. Предполагая, что за порталами мы найдём монархии, решили, пусть они считают, что имеют дело с дворянами, иначе, может возникнуть недопонимание и быстро придумали легенды, подобные моей, нашим девчонкам.

Всё равно, на Земле они не покажутся. Ну или если другого выбора не будет, возьмём одного-двух и устроим им весёлый туризм, с показом того, что они должны увидеть, но не больше или меньше.

Уж не знаю, насколько правы оказались отцы-командиры, и как я помнил, для Византии не столь важна была родовитость. Впрочем, здесь всё могло измениться. Но дальнейший разговор с Кантакузеном тёк как по маслу, пока не подошёл к самому главному.

— Я знаю, чего вы хотите, — наконец изрёк он. — Вас отправили искать то, что мы называем Ханаан.

Я поморщился и отмахнулся.

— Все эти поиски Земли Обетованной, это всё мираж, обман с простой целью, отвлечь, от по-настоящему важных поисков.

— Поисков чего? — Кантакузен подался вперёд, так что ясно, ему всё это очень интересно.

— Сердце спрута, — сказал я. — Столица империи, откуда вылетают эти орды, пытаясь захватить наши миры.

— И где их производят, — уточнил Никифор.

Я улыбнулся и подтвердил кивком.

— Разумеется, вы уже поняли, что это не живые люди, а биороботы.

— Вы это называете так? Впрочем, неудивительно. Мы-то их зовём чертями. И только недавно додумались об их искусственном происхождении. И то, некоторые деятели церкви до сих пор отказываются признавать это.

— Как обычно, — кивнул я. — Главное, чтобы это понимали грамотные и принимающие решения люди.

Кантакузен согласно покивал.

— Но мы ничем вам не можем помочь, — со вздохом сказал он. — Мы знаем не больше…

Мне надоела вся эта ходьба вокруг да около. Тем более я помнил, как торгуются на планетах Внешнего рукава Млечного пути. Тоже ходят вокруг да около, рассказывают про бедность и нужду, что не хотят продавать и так далее. Разговор мог затянуться, поэтому я просто перебил Никифора Кантакузена.

— Сколько? — спросил я.

Но Никифор лишь покачал головой.

— Говорить о цене и о том, что получите за эту цену, вы будете не со мной, а с Великим Логофетом.

— И когда же столь достойный муж, сможет принять нас? — уточнил я.

— Завтра ближе к полудню, — заверил Кантакузен. — Но вам скучать не придётся.

— Я знаю, — кивнул я.

После того как хитрый разведчик нас покинул, пообещав скоро вернуться, я лишь скрипнул зубами.

— Что такое? — спросил Кузьмичов.

— Я ошибся, — вздохнул я. — Не оставил на звездолёте тех, кого можно было отправить… да хотя бы в южную часть Нифльхейма.

— В пустыню? Но зачем? — не понял Мишин.

— Они что-то знают. Хотят продать нам эту информацию. А мне, как и всякому хорошему покупателю, хотелось бы походить по базару и приценится.

— Глубокая мысль, командир, — фыркнула Диана.

— Ерунда, — бросил Кузьмичов. — Чтобы прицениться, мы должны знать, что они хотят нам продать. Вот представь, мы отправляем «Бумбараш» в Нифльхейм, они летят в одну из четырёх пустынных башен и что они там будут спрашивать?

Я пожал плечами.

— Всегда можно разобраться на месте.

— Ну попробуй, — вздохнул Серёга. — Отправь, а я прикажу своим бойцам, чтобы они сопроводили одну или двух девчонок на место.

В этот момент меня осенила одна дельная мысль. Правда, тогда она мне показалась безумной.

— Рискнуть стоит, — выдал я и активировал связь.

Раз у нас есть заноза в заднице, она же любительница задавать самые каверзные вопросы, то почему бы это не использовать? Тщательно проинструктировав Столярову и Стерлядкину, как старшую по званию, я с чистой совестью отправился на экскурсию, которую любезно предложил Никифор Кантакузен.

Меня больше интересовала тактика ромейских войск, да и вообще, хотелось посмотреть на солдатиков. Никифор любезно предоставил мне эту возможность, проводив до казарм, где отрабатывали приёмы боя легионеры, под присмотром офицеров. Было ясно, что эти страны Дети Предтеч атакуют более толково, чем цивилизации первого круга и я нашёл этому лишнее подтверждение. Вопросы никуда не делись, просто поставил ещё одну галочку.

Потом Кантакузен устроил нам всё-таки стандартную туристическую программу, водя нас по улицам и переулкам, рассказывая об истории чуть ли не каждого камня, по которому ступали местные императоры.

В завершении всего он привёл нас на ипподром. В спорте я предпочитал футбол, хоккей и баскетбол, поэтому сами гонки меня не впечатлили. Обратил внимание я на другое.

Трибуны были поделены на разные сектора, проходы, между которыми блокированы. В каждом секторе сидели болельщики одной из команд и не только поддерживали своих любимцев, но и всячески оскорбляли других.

Мы находились в том, что можно было назвать правительственной ложей, отделённой от основной массы болельщиков. Здесь мелькали лица, которые я вчера видел на приёме.

— О, я про это читала, — вдруг сказала Вронковская. — Венеты, прасины, левки и русии. Четыре дима ипподрома, каждая из которых представляла сословие ромейского общества. Венеты — аристократия, прасины — торговцы, левки, не помню кого, а русии простонародье. Так?

— Раньше было, — как-то равнодушно пожал плечами Кантакузен. — Теперь они представляют свои сословия в совете и ведут политическую борьбу исключительно ораторскими методами.

— А здесь? — уточнил я.

— На группы болельщиков делиться исключительно чернь, — сообщил Никифор. — Мы позволяем это. Пускай они выпускают пар, раз в неделю, устраивая между собой драки. Серьёзные люди такими вещами заниматься не будут, чай не древние времена.

— Интересное развитие событий, — заметила Вронковская.

— К сожалению, сейчас интерес к скачкам пошёл на спад, — сокрушённо вздохнул Кантакузен. — Да и дерутся всё меньше и меньше. И это печалит. Надо будет что-то с этим делать.

— Попробуйте другие виды спорта, — вырвалось у меня, прежде чем я успел прикусить язык. — Можно гонять мяч ногами, таскать в руках… Тоже командные и пусть команда, будет частью сообщества…

Я бы мог продолжать, но Кузьмичов наступил мне на ногу и многозначительно посмотрел мне в глаза.

До меня дошло, что в пищу или питьё нам подсыпали какой-то лёгкий наркотик. Не сыворотку правды, нет. Просто что-то развязывающее языки. Поэтому молчали все остальные, выполняя мой приказ, а Серёга с утра ограничился стаканом питьевой воды. Переел вчера на банкете. Повезло нам, а то скоро мы все начали бы болтать. Вряд ли выболтали что-то серьёзное, но всё равно неприятно.

Я попросил Кантакузена принести всем нам воды, и тот приказал слугам. После чего заставил всю команду принять антидоты, и мы продолжили просмотр гонок, а после, вернулись к экскурсии.

Наша активность не осталась незамеченной. Более того, я был уверен, что за звездолётом постоянно наблюдают местные астрономы в штатском. Поэтому, когда после небольшой, зашифрованной радиопередачи, он открыл портал и скрылся неизвестно где, то Великого Логофета поставили в известность почти сразу и он, недолго думая, перенёс встречу с нами, с завтрашнего утра на сегодняшний вечер.

Однако у меня были свои планы и я не собирался торговаться с одним из высших лиц государства, не узнав предварительных расценок. Я вежливо отказался, заметив, что моя личная помощница чувствует себя не очень хорошо.

Вронковская поняла без намёков, что от неё требуется, и изобразила недомогание.

— Ничего страшного, но ей нужно полежать, — сокрушённо вздохнул я. — Такое уже бывало, не беспокойтесь.

— Девушке необязательно присутствовать, — нахмурился Никифор.

— Без неё я как без рук, — лицемерно сообщил я.

По счастью, начался бардак, который и избавил нас от дальнейших переговоров. Ничего страшного или судьбоносного, просто драка между болельщиками разных команд. Но в толчее и суматохе мы благополучно покинули нашего сопровождающего и насовав тумаков любителями подраться продолжили путь по городу без лишних глаз и ушей. Ненадолго стоит Кантакузену выйти из драки, как он поднимет на ноги всю стражу.

Но мы всё равно получили необходимое нам время. Тем более что выходя мы попросили одеть нас по здешней моде, чтобы не смущать местное население и не спровоцировать какие-нибудь эксцессы. Кантакузен с нами согласился, но теперь, по всей видимости, очень жалел об этом. Потому что по городу мы слонялись совершенно неузнаваемые, обходя разыскивающую нас стражу. И да, по внешности мы тоже не выделялись. Население Ромейской державы, Нового Константинополя — Третьего Рима, было самым разномастным. От смуглых и кареглазых до белокожих с синими глазами.

— Интересно, сильно ли достанется Никифору за то, что упустил нас? — спросила Диана.

— Не за это. А за ошибку, которую он допустил, попытавшись увести нас со стадиона, а не из наших покоев, — уточнил я. — Там было проще, рано или поздно я бы сдался и пошёл общаться с Великим Логофетом, потому что глупо было бы упорствовать в таком вопросе.

— Согласился бы на их цену? — уточнил Мишин.

— Затягивал время, отчаянно торговался, но, возможно, из этого ничего бы не получилось, — пожал я плечами.

— И сколько нам ещё блуждать? — уточнил Кузьмичов.

— Пока не вернётся звездолёт или пока нас не найдут.

Мы походили ещё немного по улицам города, заглядывая в лавки и общаясь с местным населением. Знаете, про Россию часто говорят, что мы смесь западной и восточной культуры. Так вот, у местных черта была выражена куда ярче. На базаре приходилось отчаянно торговаться, а сами продавцы сочетали в себе восточную витиеватость и западную практичность.

— Знаешь, мне это всё напоминает, Одессу, Ленинград и ещё некоторые наши города, — заметила Яська, когда мы рассматривали дома, в которых жили и работали ромеи. — Старые их кварталы…

— Неудивительно, — вмешалась Вронковская. — При императрице Екатерине Второй строили, подражая византийским образцам.

Последние лучи местного светила уже исчезали в наступающей тьме, на улицах зажглись фонари, когда на связи появилась Блохина, которая передала нам послание от Столяровой.

— Вот и всё, — улыбнулся я. — Теперь можно и пообщаться с Великим Логофетом, не стоит заставлять ждать, столь высокопоставленную особу.

Сказав это, я направился к ближайшим стражникам и коротко обрисовал ему, кто мы и что нужно. Стражи обрадовались и несколько грубо сопроводили нас к мрачному Никифору Кантакузену, который ожидал у небольшого дворца, где мы обитали, обменялись с ним парой слов и покинули небольшую площадь перед зданием.

— Вы сделали очень большую ошибку, господин Кирьянов, — изрёк он, когда молчание затянулось.

— Почему же? — удивился я. — Да вы и сами знаете, что в нашем деле, проверять информацию необходимо, а порой и жизненно важно.

— Да, — согласился он. — Но вы поступили, как купец, оценив реальную стоимость товара. Но…

Он вздохнул и сделал несколько шагов по площади, давая кому-то знак. Я положил руку на оружие, то же самое сделали Кузьмичов и Мишин, да и Вронковская с Дианой не растерялись. Кантакузен усмехнулся.

— Как купец, — повторил он. — Но не как аристократ, который понимает, что не всё измеряется в примитивной схеме, купи-продай. Есть более важные вещи. Например, хорошее отношение к вам Феодора Ласкариса, великого логофета империи. На этом можно было бы построить хороший союз, но вы лишили себя такой возможности. Может быть, навсегда, а может быть на какое-то время.

— Но постойте, — удивился я. — Мы ведь можем вам помочь противостоять нашествиям Ардат Тангорихкс, как это уже было с другими народами.

Кантакузен отрицательно покачал головой.

— Не притворяйтесь, что вы не поняли. Ваши действия, это не действия друга и союзника, а будущего врага, который ведёт свои дела, собираясь ударить в спину, едва подвернётся момент.

Что-то было не так. Но вот что, я понять не мог. Вроде бы Кантакузен говорил, всё верно, однако я чувствовал, что он ведёт свою игру. Ладно, все эти несвойственные Византии рыцарские заморочки, в конце концов, могли нахвататься от европейцев, но я кожей ощущал какую-то хитрость, обман.

— Я хочу поговорить с кем-то выше по положению, — бросил я.

— Нет смысла, — улыбнулся Никифор и развернул бумаги, которую достал из кармана. — Великий логофет предписывает вам покинуть нашу землю, как можно быстрее, любым удобным для вас способом.

Он снова сделал какой-то знак и из темноты вышли слуги, которые поставили перед нами наши вещи. Я бросил взгляд и заметил, что подаренных нам ружей среди не было, зато были подарки, которые мы преподнесли базилевсу и его окружению.

— Вы понимаете, что это равносильно объявлению войны? — уточнил я.

Никифор Кантакузен улыбнулся.

— Если уж мы смогли выдержать атаки дьявольских отродий, именующих себя Ардат Тангорихкс, то и с вами как-нибудь справимся.

— Не справитесь, — буркнул я, но уточнять, что псевдоимперцы воюют с ними подстраиваясь под уровень развития и военную мощь не стал.

— Возможно, — пожал плечами Кантакузен. — Но мы попробуем. И ещё. Даже не пытайтесь появляться на землях наших союзников. Они вас не примут и ничем не помогут

— Огласите весь список, пожалуйста, — криво ухмыльнулся я.

— Вы поймёте, — парировал Никифор.

Ничего не оставалось, как вызвать «Бумбараш», с помощью открывавшего портал межпространственного передатчика и подняться над планетой на флаере, дожидаясь, когда Марина откроет портал и подберёт нас.

— Какие-то они обидчивые, — выдал Кузьмичов. — Просто из-за того, что мы попытались узнать информацию из другого источника…

— Да не в этом дело, — отмахнулся я. — Не это, так к чему-нибудь ещё докопались.

— Я тоже заметила, — вмешалась Диана. — Вернее, Артемида зафиксировала своими датчиками. Отношение к нам изменилось, после твоей речи про Ханаан.

Я кивнул.

— Сдаётся, господин Кантакузен знает больше чем говорит, — согласился я. — Но вот вопрос, это знает он или правящая верхушка империи?

Вопрос повис в воздухе. Тем временем наш флаер состыковался с «Бумбарашем» и мы перешли на звездолёт.

— Марин! — я не стал дожидаться, когда дойду до кабины пилотов, активировал связь. — Срочно ко мне Столярову!

— Она осталась в Нифльхейме, — сообщила Марина. — У неё возникла идея…

Я не дал ей договорить и рывком распахнул дверь в кабину.

— Так. Что. Вы. Наделали?

Глава 17. Тьма в глазах смотрящего

Ноябрь 2008 года

— И чего ты так разбушевался? — проворчала Стерлядкина, когда я отправил ребят Кузьмичова готовить флаер к новому полёту. — Ритка — нормальная девушка. Хитрая и осторожная, я замечу. Не эта вот авантюристка.

Она мотнула головой в сторону стоявшей в стороне Кати Новиковой и продолжила.

— Ничего такого она там устраивать не собирается, просто сбор информации, установление контактов…

— Про это можно забыть, — бросил я. — Нам здесь не рады, поэтому надо убираться как можно скорее.

— Флаер будет готов через двадцать минут, — доложил Кузьмичов. — Товарищ Кирьянов, так что же такого вам прислали, из-за чего вся эта история завертелась?

— На одной из обнаруженных в этом секторе планете есть огромный портал, который ведёт только в одну сторону. Все, кто проходил им, исчезали навсегда, потому что — как предполагают местные, с обратной стороны открыть его невозможно.

— Невозможно или не дают? — уточнил Мишин.

Я пожал плечами.

— Кто знает? Возможно, он вообще ведёт в безвоздушное пространство.

— План действий? — спросил Кузьмичов.

— Для начала вытащим Столярову, — решил я. — Потом посовещаемся, как нам действовать дальше.

Мы стартовали в уже открытый по знакомому адресу портал. Почему-то я беспокоился, и руки мои слегка потряхивали. А в голове непрошено включилась песня группы «Кино».

Постой, не уходи! Мы ждали лета — пришла зима. Мы заходили в дома, Но в домах шёл снег. Мы ждали завтрашний день, Каждый день ждали завтрашний день. Мы прячем глаза за шторами век.

И почему я так беспокоюсь за эту рыжую заразку, которая часто меня раздражала? Как будто я не терял уже боевых товарищей и подчинённых. Или просто хватит? Может быть, это неправильно, когда гибнут в мирное время? Но я же знаю, ради чего всё это и почему мы и сами готовы сложить голову.

Нельзя сказать, что мы успели, но совершенно точно не опоздали. Наш флаер подлетел как раз в тот момент, когда Рита Столярова и приданные ей бойцы заняли первый этаж, заблокировав все выходы сверху. Это была ошибка. Им следовало покинуть башню, возможно уйти далеко в пустыню, ожидая подмоги сверху. А так они оказались в ловушке, потому что вражеские бойцы были не дураки, спустившись из окон второго этажа, попутно потеряв нескольких солдат, осадили их на первом этаже.

Хорошо, что я успел это заметить, когда мы кружили перед спуском, выбирая место для посадки.

— Проклятье! Уходим! — приказал я Стерлядкиной, когда рядом с флаером засвистели пули.

Она развернула флаер и, заложив лихой манёвр, стала набирать высоту.

— Может быть, перестреляем их сверху? — предложил Кузьмичов. — Они как на ладони.

Я отрицательно помотал головой.

— Не стоит. У них пороховое оружие. А как ты помнишь, стенки флаеров оно пробивает только так.

— Ну так те бойцы вооружены весьма примитивно, если я не ошибаюсь гладкоствольными винтовками, — уточнил Кузьмичов. — Им не то что до старых калашей, а до М-14 очень далеко.

— Рисковать не будем. Есть способ проще. Эме, сажай флаер вон за тем барханом.

Оказавшись на расстоянии километра от башни, мы заняли позиции. Серёга был прав, оружие у них примитивное и дальность небольшая, в отличие от импульсных и лазерных винтовок у нас. Поэтому как следует целясь, мы началипоследовательно выбивать бойцов противника, из армий сразу нескольких стран второго круга.

К такому их жизнь явно не готовила. «Захватчики с небес» обычно владели более примитивным оружием и действовали куда прямолинейнее. Сначала я думал стрелять парализующим оружием, но оставил эту мысль, так как пришлось бы подходить ближе. Сами виноваты, в конце концов, не мы начали эту войну. После десятка удачных попаданий вражеские солдаты поняли, что попали в ловушку и стали разбегаться. Мы пошли следом, выбивая их поодиночке, как в тире.

— Барс (это был позывной Кузьмичова), возьми своих и прикрой нас.

Серёга и его бойцы подошли чуть ближе и открыли огонь по окнам башни, вынуждая противника прятаться. Тем временем я и Мишин рванули напрямую к самой башне. Рядом с нами засвистели пули, но ненадолго. Кузьмичов контролировал окна, не давая врагам высунуться.

Мы подбежали к башне вплотную, и Варяг с разбегу швырнул плазменную гранату в окно второго этажа. Как по команде мы упали на землю и закрыли уши.

Плазменные гранаты выжигают всё в радиусе двести метров, да и потом горит, как после напалма, но при этом стены не повреждаются. По крайней мере, сразу.

Раздался грохот и я вскочил и стал долбить кулаком в дверь.

— Открывай! Свои!

Дверь раскрылась и на пороге показалась Столярова и пять бойцов.

— Это все? — спросил её я.

— Да, — быстро ответила она.

— Бегом за мной!

И мы рванули по пересечённой пустынной местности. Враги, заметив, что мы уходим, выкатили свой последний аргумент: спаренный пулемёт.

В наших глазах крики «Вперёд!»

В наших глазах окрики «Стой!»

В наших глазах рождение дня

И смерть огня.

Я молча выругался. Одно хорошо, никого подгонять было не надо. Все подготовленные и даже Столярова прибавила скорости. Правда, ей это не помогло. Очередная очередь и она, вскрикнув, упала на песок. Я развернулся и схватил девушку и, даже не став рассматривать, что с ней побежал к нашим. Там во флаере сидит заскучавшая в этом путешествии Форуга, так пусть она и разбирается.

Пулемёт замолчал, то ли мы убежали достаточно далеко, то ли его вынесли наши — как оказалось, верны были обе догадки. Подбежав к флаеру со Столяровой на плечах, я вручил её Форуге.

— Что с ней? Жить будет? — спросил я, чувствуя, как колотится сердце.

Старею, подумалось мне. Ну подумаешь, даже если и убили, то очередная потеря. Яна задёрнула занавески, выставила нас в оставшуюся часть флаера, принялась за осмотр, недовольно попискивающей Соньки.

— Взлетаем, — приказал я Стерлядкиной.

В наших глазах звёздная ночь, В наших глазах потерянный рай, В наших глазах закрытая дверь. Что тебе нужно? Выбирай!

Флаер поднялся в воздух и взял курс на звездолёт. Мы с Варягом потянулись было за сигаретами, но заметив недовольный взгляд Марины, убрали пачки обратно. На звездолёте покурим. Он большой и там система воздухоочистки хорошая.

Из-за занавески послышался смех Яны и недовольное пищание Столяровой. У меня отлегло от сердца. Если она смеётся, то, значит, всё хорошо. И подтвердив моё мнение из-за занавески, показалось очень довольное лицо Форуги.

— Ничего страшного, — сказала она и, не слушая обещаний Столяровой убить её, продолжила. — Пуля в ягодицы попала. На корабле извлечём, несколько дней отлежится и вернётся в строй.

Грянул дружный хохот. Смеялись все, снимая напряжение, даже Марина, из-за чего мы какое-то время не могли пристыковаться к звездолёту. Ритка капитально обиделась на нас, чуть ли не до слёз. Пришлось её успокаивать и вспоминать свои негероические раны. Но это было потом, после того как Риту прооперировали Довнарович и Форуга.

Потихоньку в медотсеке, где я успокаивал Столярову, стала собираться вся наша команда. Пришли все, включая Стерлядкину, потому что Ритка ходить пока не могла. Вернее, могла, но все попытки сделать это вызвали бы очередную порцию бодрого смеха у отряда.

— Что будем делать? Летим обратно, каемся в провале задачи по установлению контакта с цивилизациями второго круга или пытаемся проникнуть через односторонний портал… куда бы он ни вёл?

— Не со всеми, — пробормотала Диана.

— То есть не со всеми? — переспросил я.

— Существуют три цивилизации, которые отгородились от остальных и ведут с пришельцами свою войну, не помогая союзу, но и не прося помощи у них.

Я задумался. Это было интересно. Надо было бы узнать причину столь принципиальной изоляции.

— Что за цивилизации?

— Ямато…

— С этими всё понятно. Самураи-изоляционисты. Дальше.

— Австразия.

Я перевёл взгляд на нашу главную консультантку по историко-культурным вопросам.

— Королевство восточных франков, в раннем Средневековье, — пояснила она.

Я кивнул. Вот это уже было интереснее.

— Кто третий?

Диана, как-то странно хихикнула.

— Ещё один Третий Рим, — ответила она.

— Любопытно, — протянул я, но нас перебила Новикова.

— Так кто это? — спросила она.

Девушка была недовольна. Во-первых, я временно понизил её до рядовых, а во-вторых, из-за этого ей просто приказали не лезть в миссию Столяровой. Причём сама Ритка, воспользовавшись тем, что Новикова стала рядовой.

— Это очередные наши двоюродные братья, — хмыкнул я. — Даже ближе нам, чем те, из Китежа. Ди, из какого периода их забрали?

— Незадолго до Смуты. В последние годы правления Бориса Годунова и первые Фёдора.

— Хм… Кто на меня? Пустое имя, тень. Ужели тень сорвёт с меня порфиру, иль звук лишит детей моих наследства? Безумец я! Чего ж я испугался? — процитировал я известную пьесу.

— На призрак сей подуй — и нет его. Так решено: не окажу я страха, но презирать не должно ничего… Ох, тяжела ты, шапка Мономаха! — неожиданно поддержала меня Столярова.

Мы посмотрели друг на друга с уважением, и я вернулся к прежней теме нашего разговора.

— Однако вот на что обратите внимание. Наши греки, византийцы, казалось бы, естественный союзник этого нового Московского царства…

— Республики, — вмешалась Диана. — В тех записях, которые я краем глаза уцепила в архиве, было указано, что, оказавшись на новой планете, московиты, решив: раз между них не осталось подлинного царя — Рюриковича, то они будут избирать власть, как было заведено в первом Риме, пока перст божий не укажет им на истинного помазанника. Поэтому в целом их можно назвать теократией, но я ничего точно сказать не могу, пока мы не посетим планету.

Я щёлкнул пальцами.

— Тогда попробуем снестись с ними, а потом с франками. Самураев оставим напоследок, если и там и там ничего не получится.

— Когда вылетаем, командир? — спросила Марина.

— Давайте, сегодня отдохнём, уж больно день насыщенный выдался. Десять часов, чтобы выспаться всем хватит?

— А мне что делать? — вдруг как-то грустно спросила Рита, когда все начали расходиться по своим местам.

— Отлёживаться, как тебе сказал врач. И не смотри на меня жалобными глазами. Ты у нас вообще легко отделалась. Вот помню, после Тангорихкса загнали меня в госпиталь почти на неделю. Хотя рана была пустяковая.

— А расскажите мне про операцию «Эльба-2», — вдруг загорелись глаза у девушки.

Я улыбнулся и рассказал о том, как мы готовили Гордзекс к бомбардировке, захватили одну высокопоставленную особу, а потом воевали на городских улицах.

— И вот когда уже, казалось, что наша гибель неминуема, — рассказывал я восхищённой девчонке. — Мы собрались с духом и готовились принять смерть, так как остатки имперской гвардии зажали нас между стенами… Будь я постарше — точно поседел, но, к счастью, подоспели космодесантники Фёдорова и морпехи Данфорда.

Я помолчал немного, потянулся за сигаретой, но потом вспомнил, что Довнарович запрещает курить в медотсеке даже мне.

— Завидую, — протянула девушка.

— Знаешь, из всех моих хороших воспоминаний, то как наш отряд патрулировал столицу империи после победы, одно из самых счастливых. Поэтому я стараюсь их далеко не отпускать. Вот и сейчас, когда большая часть осталась там на планетах Млечного пути. Вот ей-богу, не полети с нами Яська, я бы уже приказал возвращаться.

— Спасибо тебе, Валер, за тёплые слова, — от двери притворно всхлипнула Ярослава. — Вот уже не думала, что доживу до тёплых слов от ненаглядного командира.

— Довнарович, — проворчал я. — Умеешь ты испортить хороший момент.

— Я не специально, — хихикнула она. — Просто я такая, за что меня все любят. Так. А вы, товарищ любимый командир, взяли жопу в руки и валите спать. Нам завтра нужна ваша свежая и ясная голова, а то вот эта бездельница, может болтать всю ночь.

Мы засмеялись, и я отправился к себе в каюту. Напоследок Столярова взяла меня за руку и посмотрев в глаза, произнесла:

— Спасибо Валерий Алексеевич.

Выспавшись, я приказал Стерлядкиной лететь к нашим московитам. Нет, понятно, что себя они называли русскими, а страну Русью, но нам было проще так ориентироваться. Чтобы самим не запутаться, кто есть кто.

В государстве Средневековой Руси всё прошло, конечно, не так, как нам хотелось, но кое-какие успехи были достигнуты. Во-первых, они оказались так же развиты, как и остальные, то есть на уровне девятнадцатого века, а во-вторых, они отвели нам для встречи, небольшой монастырь за пределами столицы, не пожелав устраивать официальных приёмов и вообще, как-то информировать жителей. Это было логично.

Спустились мы всё тем же составом: Я, Варяг, Кузьмичов, Диана и Вронковская.

Контактировать с нами послали какого-то пронырливого деятеля из Посольского приказа, то есть даже не руководство, а просто рядовой чиновник. Посла звали Савелий, Митрофанов сын. Во всяком случае, так он представился нам. С ним болтался ещё какой-то сумасшедший. Блаженный, как называли их здесь. Чего его было надо, я сначала не понял, но потом прояснилось.

Савелий проглотил легенду, заготовленную для цивилизаций этого круга. Выслушал о нашем неудачном контакте с ромеями, кивнул, потом посмотрел на блаженного.

— Люди божьи, все… ну, кроме неё, — блаженный посмотрел на Диану. — Хотя нет. Она тоже человек, но бес её терзает.

На этом общение на какое-то время прервалось. Савелий вышел посовещаться по радиосвязи с кем-то из ответственных лиц, а Диану пришлось по его просьбе отправить на флаер. Девушка не протестовала, только попросила всё записать.

Скоро вернулся сын Митрофанов, извинился за удаление Дианы, но твёрдо сказал, что с одержимыми общаться они не будут, и посоветовал изгнать из девушки беса, как можно скорее, после чего объяснил в чём дело.

Оказалось всё дело в первом контакте с ромеями состоявшимся, где-то около сотни лет. Поначалу всё шло прекрасно. Московиты были рады контакту с религиозно близкими им людьми, вернее, даже с теми, от кого и пошла их религия, да и государственность, если говорить откровенно.

Они были согласны и на торговлю с ромеями, на военный союз и даже согласились избрать царём кого-то из правящей семьи Палеологов. Однако всё закончилось внезапно, когда в делегацию пробрался местный юродивый Гришка, который и углядел среди послов бесов, сродни тем, что нападали на них.

Поначалу ему не поверили, попытались прогнать, но он выхватил нож и полоснул одного из них по руке. Нет, никаких проводов и прочей машинерии, просто из вен потекла синяя кровь.

Послы стали извиняться и говорить, что это редкая болезнь, которой болеет часть их населения, однако народ и власти как светские, так и духовные Московии были непреклонны и выставили посольство, прекратив все контакты с ромеями.

После чего с ними прекратили отношения союзники здешней Византии, требуя восстановить контакты, но московиты были упрямы, неожиданно найдя в этом союзников в виде австразийцев, которые тоже смогли определять бесов, каким-то непонятным образом.

На этом мне захотелось прервать встречу и обсудить с товарищами полученную информацию. Однако мы продолжили слушать, иначе бы нас не поняли.

Но на этом было всё. С Ямато они контактов не устанавливали и даже не нашли. Вообще, московиты старались особо никуда не лезть, им хватало осваиваемых земель, как и войны с псевдоимперцами.

— Из девчонки беса всё-таки изгоните, а то жаль, ладная девка, а пропадёт, — подвёл итог под разговором Савелий.

Мы пообещали, что как только вернёмся домой, так сразу попросим отца Анатолия, нашего главного, провести обряд экзорцизма. Дальше мы обсудили другие наши дела. На торговлю московиты были согласны, а вот идею союза они отвергли сразу. Впрочем, мы и не настаивали. Нам хватало и своих заморочек.

В самом конце разговора Савелий, сын Митрофанов, нас порадовал. Так как мы рассказали из-за чего разругались с ромеями, то он нас поддержал.

— Да. Про землю обетованную, что эти бесы, которые под греков рядятся и нам говорили. Только правы вы, обман всё это. Отвлекают они от своего логова.

— Любопытно, — я почесал подбородок. — И с чего вы это взяли?

— Да как же. Мы от франков австразийских слышали про те божьи двери, что прямиком в ад бесовской ведут. А уж как они их нашли, то я не ведаю. И врут, что никто оттуда не возвращался. Вернулся один от франков. Правда, он с глузду съехал и толком, что там видел объяснить не может.

Мы переглянулись. Потом поблагодарили Савелия сына Митрофанова и условившись о дальнейших контактах, пошли во флаер. Первым делом Диана забрала у нас запись совещания и внимательно его изучила.

В этот раз собираться в медотсеке мы не стали. Довнарович с Форугой и прошлый раз с трудом стерпели, не стоило дальше их раздражать. Тем более что девчонки по характеру начали походить друг на друга. А точнее, Яна стала подражать привычкам Яси. Да и Столярова сама прихромала.

Правда, поговорить удалось не сразу, а после того как все собрались, да ещё и просмотрели переговоры. Поэтому начали только через час.

— Все обратили внимание на этот момент? Это их блаженный, каким-то образом учуял то, что в Диану вживлено оборудование Предтеч. Сформулировал он это по-своему, но факт остаётся фактом.

— Психиатрия не мой конёк, — протянула Довнарович. — Однако могу сделать предположение, что сумасшедшие видят что-то, ну не знаю, какое-то особое излучение от этих приборов, которые я вставляла в дурную головушку этой мадам.

— Тогда как он различил полностью искусственное создание вроде ромейского посла и нашу Дианку, у которой просто вживлён в голову искусственный интеллект? — задалась вопросом Форуга.

— Но с чего ты взяла, что тот посол был сродни псевдоимперцам? — не понял я.

— Откуда мог взяться гемоциан у высшего млекопитающего? — вопросом на вопрос ответила девушка.

— Теоретически это возможно, — вмешалась Довнарович. — Но на практике такой человек будет выделяться. Этот же посол ничем себя не выдал, пока его не полоснули ножом.

— Всё это ерунда, — замотал головой Кузьмичов. — Кровь, не кровь, кто из них бес, а кто одержим. Ну, вычисляют каким-то образом аборигены наблюдателей от Детей Предтеч, нам-то что до этого?

— Чисто научный интерес, — парировала Яська.

— Как вернёмся, покажите её нашим сумасшедшим, — замахал руками спецназовец. — Или эту, с Гарьерга. Сейчас у нас другая забота.

— Да, — кивнул я. — Тот таинственный франк, который выжил, побывав в запретном портале.

— Найти и расспросить, — поддакнула Столярова. — А потом примем решение, куда летим.

— Решение они примут, — проворчала Яся. — Нет, ребята, сначала к франкам, а потом домой.

— Довнарович, не наглей, — сказал я. — Решение будем принимать по результатам.

Яська фыркнула, как будто давая понять, что она всё равно будет настаивать на своём. На том мы и разошлись, и направили свой звездолёт в систему Австразии, чтобы найти злополучного франка, который сходил в таинственный портал, а потом сошёл с ума.

Диану мы предусмотрительно оставили на борту звездолёта. Столярова по-прежнему передвигалась с трудом, поэтому, скрепя сердцем, я взял Катю Новикову. Два раза напомнив, что от её действий зависит дальнейшая судьба. Она испуганно кивнула и не стала доставлять нам никаких неприятностей.

С австразийцами мы провозились два дня. Дипломатическая часть зашла на ура, вообще без каких-то проблем, а вот на просьбу дать нам поговорить с безумцем, они начинали юлить и вообще делали вид, что не понимают, о чём мы говорим. В конце концов, они, скрепя сердцем, признались, что стараются лишний раз не вспоминать о дурачке, который ныне живёт, где-то в районе собора святого Фомы и кормится подаянием. И вообще, они сомневаются, человек ли он. Потому что бедолаги не было тридцать лет, а он не постарел ни на день. Хотя отцы-инквизиторы вынесли свой вердикт: сё человек.

Вот в этот момент бы мне отказаться от дальнейших планов, но я даже об этом не стал задумываться. Сотрудники инквизиции сопроводили меня до собора святого Фомы.

— Удивительно, но жители второго круга, поголовно религиозны, — заметила Новикова.

— Как раз неудивительно, — пояснил я. — По их собственному мнению они же воюют с дьявольскими отродьями. Логично, что на таком фоне усилится церковь. И как ты помнишь, в первом круге тоже сильно жреческое сословие. Правда, там оно скорее жречески-воинское. Но то местная особенность.

Вообще, Реймс нам понравился. Несмотря на столичный статус, выглядел он как-то уютно, если не обращать внимания на нищих и грязь на немощёных улицах. Ряд средневековых привычек, вроде выливания на улицу содержимого ночного горшка был успешно изжит, ну как минимум в центральных кварталах города и можно было ходить спокойно, наслаждаясь готической архитектурой, которую потихоньку стали разбавлять индустриальной.

Безумца звали Клодиусом или Клодом, если по-простому. Был он невысок и действительно относительно молод, хотя и полностью седой. Он смотрел на нас равнодушно, но по сторонам оглядывался настороженно, как будто ожидая в любой момент нападения.

— Нам не удалось ничего от него узнать, — заметил инквизитор.

— Вы не знали, что спрашивать, — отшил их я.

Инквизиторы заухмылялись, приняв мои речи за ненужную браваду, и оставили нас. Впрочем, я был не уверен, что они не оставили рядом кого-то с хорошим слухом. Я кивнул Довнарович, мол, действий и она заговорила с ним.

Говорили, вернее, в основном речь вела Ярослава, минут двадцать. Она вообще не спрашивала Клода о том, что нас интересовало. Просто выясняла его состояние и нельзя ли ему что-то дать из нашего арсенала, развязывающего язык средств.

— Биохимия, здесь бессильна, — наконец сказала она, отвлёкшись от пациента. — Он пребывает в некоем своём мирке. Мы просто выжжем ему мозги, но так ничего и не узнаём.

Я нахмурился. Посмотрел на членов отряда.

— Вообще, ничего нельзя сделать?

— Попробую, — вздохнула девушка, засучивая рукава. — Но и вы будьте наготове. Вот если что…

Яся вручила нам шприц с успокоительным, который, мы подумав и, передавая друг другу, вручили самой младшей по званию — Кате. Довнарович лишь покачала головой и ничего не сказала.

Она стала вводить безумца во что-то вроде транса. Нет, не гипнотизировала, но очень близко к этому. Он с интересом следим за её действиями, а потом взгляд его помутился.

— Что там за запретными дверями? — наконец спросила она.

— Ничего. Мрак. Холод. Пустота. Чудовища во тьме. И нет звёзд, — ответил безумец и тут же забился в падучей.

Мы с трудом успокоили его.

— Не нравится мне это, — наконец вздохнула Яся. — Ребят, может быть всё-таки для начала домой? Посоветуемся с учёными, что это может быть, а потом…

— Суп с котом, — оборвал её я. — Что изменит? Ничего нового нам учёные не скажут. Они даже не поймут, о чём он говорил.

— Привезём к нему толкового психиатра, — настаивала Довнарович. — Хотя бы того, усатого, который Дианку осматривал. Я уверена, он ему мозги хотя бы частично вправит.

Но я принял решение и не собирался от него отступать. Поговорив напоследок с австразийцами и договорившись о дальнейших контактах, я приказал направить звездолёт в систему, где находился запретный портал.

— Наземный, — выдохнула Марина. — Что делать будем? Пешком пойдём или полетим?

Диана, которая влезла в кабину пилотов, наплевав на протесты Столяровой, уже оправившейся от ранения, внимательно пригляделась.

— Стоит проверить, сработает ли здесь автоматика и лететь на звездолёте. Мы не знаем, что свело с ума бедолагу Клода и как вы помните, самостоятельно он не смог открыть портал, дожидался, когда его откроют с другой стороны.

— А что стало с людьми, которые его открыли? — уточнил я.

— Какая-то часть вернулась вместе с Клодом, а остальные, те, кто пошёл на ту сторону, сгинули, как и все до них. В общем, ничего нового.

Я задумался. В каком-то смысле Диана была права, надо лететь на звездолёте, но, наверняка найдутся возражения.

— Сможешь вытянуть звездолёт, в атмосфере? — спросил я у Марины.

— Сможем, — просто сказала она, бросив взгляд на Столярову.

Девушка согласно кивнула. Я пошёл собирать группу для спуска на планету. Помимо Дианы и Варяга, я взял Кузьмичова и пятерых бойцов из его отряда. Подумав, захватил Форугу. На этом и ограничился, как не просили меня девчонки.

Вести флаер вызвалась Столярова, но я приказал ей готовиться к полёту из атмосферного портала в другой такой же.

— Слушай, а мы не можем просто списать индекс и полететь откуда-то ещё? — спросил Григорий Мишин, когда, отпустив флаер на посадочную площадку, мы пошли в здание.

— Нет, — я отрицательно мотнул головой. — Варяг, ты чем слушал? В этом портале есть набор символов, которые отсутствуют у других.

Однако мой заместитель по-прежнему смотрел на меня непонимающе. Пришлось объяснить.

— Если бы знали, как эти штуки работают, не приблизительно и в теории, а на практике могли сами создавать порталы, то, возможно, у нас получилось ввести нужные символы с другого устройства. А так, только с этого.

— Ясно, — Гриша почесал подбородок.

Диана тем временем, не отвлекаясь на разговоры с нами, полезла проверять механизм открытия автоматических ворот, пропускающих звездолёты, по размеру и крупнее наших. Всё работало, тогда она запустила портала и устроила что-то типа дистанционной проверки механизмов.

— Что там? — спросил я девушки.

— Если ты про само устройство, то всё в порядке, — пожала плечами она. — А что там вообще, я не узнаю, пока не окажусь на месте. Есть ещё один вариант, извлечь часть устройства из мозга…

— Не вариант, — отрезал я. — Сама же говорила, что велик риск смерти или утраты интеллектуальных способностей.

— Превращусь в овощ, а Артемиде придётся искать новое вместилище, — грустно признала Диана.

— Ладно это лирика, ну раз всё в порядке, то возвращаемся…

И в этот момент Кузьмичов произнёс.

— У нас гости.

Я взял у него бинокль и внимательно посмотрел вниз. Их было пятеро. Впереди шёл Никифор Кантакузен, а за ним шёл человек в одеждах, напоминающих испанского гранда. Ещё один в чём-то восточном, из-за фески я решил, что это турок. Следом шли западноевропеец и высокий азиат.

— Прям интернационал, — ухмыльнулся я и приказал бойцам занимать позиции.

В этой башне мы были как в ловушке, но лететь на флаере я не решился. Неизвестно, как вообще они попали на эту планету. Может быть, где-то притаились их звездолёты?

— Где будем держать оборону? — уточнил Кузьмичов.

— Третий этаж или четвёртый?

— Давай на третьем. Да и начинать бой без переговоров, как-то не по-людски.

Тот кивнул, и мы поехали вниз, оставив одного из бойцов дежурить у флаера. В случае чего он должен был не геройствовать, а просто отступить, предупредив нас об атаке сверху или из портала.

— Динат Кантакузен! — выкрикнул я, когда пятеро подошли поближе. — Почему я не удивлён, встретив здесь вас?

Он сделал мне знак рукой и достал белый платок, давая понять, что готов к переговорам. Я отрицательно помотал головой. Тогда Никифор попросил меня спуститься на этаж ниже, а парламентёр подошёл на максимально близкое расстояние, которое мы ему позволили.

— Кто вы такие? — спросил он. — Только отвечайте честно, без всех этих баек про забытую планету без портала Основателей.

— Основателей? — насторожился я. — Так вы называете Предтеч?

— Кого?

— Две цивилизации древности. Рептилоиды и инсектоиды, слившиеся воедино и оставившие нам порталы.

— Так вы и это узнали? Хотя немудрено. Заполучили на свою сторону хранителя, даже не отпирайтесь. А без него вы бы не смогли проникнуть в эту галактику.

— Так что? Говорим начистоту? Откроем карты, так сказать. Можем даже позволить пообщаться с тем, кого вы называете хранителем. Она сейчас в женском обличии и хотя они очень обижены на вас, за то, что с ними сделали, но если договоримся, девочки готовы вас простить.

— Мы их убрали с точек контроля в интересах жителей Млечного пути, который вы захватывали и рано или поздно самостоятельно бы добрались до межгалактических порталов и поставив себе на службу хранителей, обязательно попытались развязать межгалактическую войну, поставив под удар первоначальный замысел Основателей.

Блин, я ему про Фому, а он мне про Ерёму. Это уже начинает утомлять.

— Я не понимаю, о чём вы? Мы никого не захватывали, если не считать нескольких планет, которые нам уступили по мирному договору Ардат Тангорихкс.

Глаза у Кантакузена сузились.

— Значит, вы продолжаете настаивать на своей лжи? Что же, тогда я не вижу, как мы можем договориться. И я сделаю всё, чтобы не пустить вас в этот портал!

Вот я чего-то не понял. За кого он нас всех принимает? Но да, изначальная ложь нам вышла боком, но что поделать? На Шуруппаке нас просто не поняли, отказывались понимать, ведь это был такой удар по их мировоззрению. Не укладывалось в их головах, что империя, с которой они так долго готовились воевать, рухнула в один момент, как карточный домик.

От мыслей меня отвлекли крики моих товарищей. Пока я думал, Никифор Кантакузен рванул обратно и в несколько прыжков пересёк простреливаемую нами местность. Вернее, это он так думал. Для них оказалось сюрпризом дальность наших импульсных винтовок, впрочем, как и для нас, то что у них есть что-то кроме порохового оружия.

— Держите оборону, ребят, — я вбежал на третий этаж, где как раз мои вели ожесточённую перестрелку с людьми Кантакузена.

Луч влетел в окно и ударил рядом со мной. Я отшатнулся и пригнувшись выбежал обратно. Как говорил, потом Кузьмичов, благодаря мне они подстрелили «испанского гранда».

В наших глазах звёздная ночь, В наших глазах потерянный рай, В наших глазах закрытая дверь. Что тебе нужно? Выбирай!

— Ди, ко мне! — приказал я.

Девушка чуть ли не на четвереньках заползла на лестницу ведущую на соседний этаж.

— Со Стерлядкиной связаться не получается. Поднимись в переговорную в башне и попытайся выйти на связь оттуда.

— Точно глушат? — спросила она. — Может быть, звездолёт ушёл отбиваясь?

— Надеюсь на глушилку, — бросил я. — Проверь.

Мы с Дианой не стали скакать по лестницам, а воспользовались лифтом, который в этой башне был нормальным, в отличие от убогих подъёмных устройств. Ворвавшись в переговорную — я еле успел крикнуть бойцу: свои! До того как он открыл огонь, мы стали вызывать «Бумбараш».

Сигнал с башен шёл на особых частотах, на которые приходилось настраиваться отдельно. К счастью, здесь они были не заглушены. То ли ошиблись наши враги, то ли что-то ещё.

Нам ответила Блохина. Оказывается, она уже где-то час сидела в радиорубке, пытаясь настроиться на связь с нами и обойти запущенную глушилку.

— Из космического портала появился неопознанный звездолёт, который пошёл на посадку, — затараторила она. — Эме приказал мне связаться с вами и предупредить. Сам корабль был небольшой, но там мог оказаться отряд бойцов…

— Она угадала, высадилось пять человек, но нам хватит. Так значит звездолёт был один?

— Других из портала не выходило, да и вокруг планеты мы не фиксировали активность.

— Отлично. Ари, Фокси может управляться с орудийным отсеком?

— Нет. Но может Белка.

— Гони её в орудийный, а пока выведи на связь Эме.

Я быстро объяснил Стерлядкиной, чего от неё хочу. Дал необходимую картинку и наводку на цели. Попросил вставить хорошенько Белке, чтобы она ничего не напутала и послал бойца вниз, объяснив ему, что делать.

К моему удивлению, всё прошло как по маслу. Наш героический «Бумбараш» снизился до прицельной высоты и мощным импульсом разнёс позицию наших врагов. С нашей стороны тоже прекратилась стрельба, а скоро заработал и лифт, принеся ко мне мою команду.

— Во флаер! — скомандовал я.

Глушилка пропала после того, как Катя разнесла вражеский звездолёт, притаившийся неподалёку от башни. И мы, подняв флаер, без каких-либо проблем достигли «Бумбараша» после чего я отправился в кабину пилотов.

— Летим? Или ну его? — спросила меня Марина.

Столярова настороженно посмотрела на меня.

— Да. Эти с корабля, кстати, один из них наш старый знакомец — Никифор Кантакузен сильно не хотел нас пустить в этот портал.

— Тогда вперёд! — улыбнулась Марина, запуская маневровые двигатели.

Мы хотели пить, не было воды. Мы хотели света, не было звезды. Мы выходили под дождьИ пили воду из луж.

Звездолёт с рёвом пронёсся над безымянной планетой. Огромные врата раскрылись, тут же заработал портал, втягивая в себя большой космический корабль. Раздался хлопок, портал закрылся, а следом за ним затворились и врата.

— Прекрасная идея, синьор Кантакузен, — улыбнулся «испанский гранд». — Убедить их в том, что мы не хотим, чтобы они сунулись в эту ловушку.

Камзол его был прожжён импульсными лучами в двух местах, но «гранда» это не тревожило.

— Только это не ловушка, а наша база, — проворчал «турок», у которого обгорела вся одежда. — И я вообще думал, что мы хотим им помешать пройти в тайное убежище.

— Нет, — мотнул головой Кантакузен, у которого обгорела не только одежда, но и частично кожа. — Я хотел убедиться, что это действительно подданные Ардат Тангорихкс. Да, господа, Земля, к сожалению, захвачена, и эти люди служат оккупантам, которые теперь получили доступ к иным галактикам. Поэтому ничего хорошего их там не ждёт.

— Это всё уже неважно, они застряли на той планете навсегда, — проворчал «азиат». — Никому не избежать нашей ловушки, которую мы установили для особо любопытных. Только как мы выбираться отсюда будем? Они зацепили наш корабль.

— Это-то как раз не проблема, — хмыкнул Кантакузен. — У меня всегда есть запасной план.

Валерий Кирьянов тогда не знал об этом разговоре, да и вообще с того дня он и его команда считались без вести пропавшими.

Глава 18. В поисках Кирьянова (от третьего лица)

Февраль — март 2009 года

— Экспериментальный звездолёт? — удивилась Вера. — Лунин, ты серьёзно? Мы полетим в опасную межгалактическую миссию на непроверенном корабле?

— Товарищ Плоткина, в рабочих вопросах я никогда не шучу. Летим на «Калуне», которую на любезно предоставил первый секретарь калунского обкома, товарищ Валевский.

— Князь калунский, — фыркнула Вера. — С тех пор как выбил у себя строительство космических верфей, так теперь никому покоя не даёт, пытаясь пристроить тех экспериментальных уродцев, которые выпускают его чокнутые инженеры.

— Не понимаю о чём вы, товарищ Плоткина, — немного официально возразил ей Марсель. — Если вы про тот случай с «Метеором», то он был единственный и с тех пор без осечек.

— Ага, а теперь будет второй, — кивнула на «Калуну» Вера. — Они сейчас на нас будут опыты ставить, а потом запишут в расход.

Марсель Темиргалиев только рукой махнул, не желая спорить с подчинённой. Тем более что несчастный случай с экспериментальным звездолётом «Метеор» действительно имел место и причиной и правда, были некоторые слишком новаторские идеи конструкторов звездолёта. Ещё в том инциденте пострадал кто-то из людей Плоткиной, поэтому она была настроена так скептически. Но «Калуну» предварительно осмотрел его надёжный помощник в этих вопросах Сергей Пушкарёв, ныне получивший звание капитана и руководивший в ГРУ космолётчиками. Для этого полёта он самолично снизошёл с небес… на корабль и вызвался провести «Калуну» в соседнюю Галактику в поисках пропавшего два месяца назад старлея Кирьянова вместе со всей командой.

— И кстати, Лунин, а что ты вообще здесь делаешь? — озадачилась, внезапно, Вера. — Я встречаю эту малахольную, Леонидову, потому что нам нужен искусственный интеллект Предтеч. Уж не знаю для чего, нашему командованию это в голову стукнуло.

— Двух «пиджаков» встречаю, — отозвался Темиргалиев. — И насчёт Леонидовой тот же вопрос. Как по мне, то можно было взять двух этих мазуриков, которым вживили старинное устройство. Но меня попросили не умничать.

— Кто? Тихонов? — удивилась Вера.

— Копылов, — вздохнул Марсель. — Он считает, что у Леонидовой будет выше мотивация, чем у них. Во-первых, пропала и её подружка, а во-вторых, поговаривают, что она крутила шашни с Кирьяновым.

— Мне не докладывали. Кирьянов часто ночевал в постели Мезенцевой. Поговаривают, оприходовал кого-то из своих девок, то ли Вронковскую, то ли Филатову, но последнее — слухи. Потому что эти девицы давно стали героинями похабных анекдотов.

— Филатова тоже летит с нами. Она вернулась с Гарьерга, — проговорил Темиргалиев. Но вернёмся к нашим «пиджакам». Двойняшки Рейман. Тебе что-то говорит это имя?

— С ними учился Валера в Физтехе. С девкой, кажись, встречался, герой-любовник, а с парнем дружил. Так они что тоже с нами летят? Не многовато ли мы берём с собой его дружков?

— Девка останется здесь. Возьмём мы её брата, который помимо дружбы с Кирьяновым ещё и блестящий аналитик. И честно скажу, если бы Валера костьми не лёг, забирая Николая к себе, то за студента бы дрались пять управлений ГРУ. Это не считая гражданских, а гражданских я не считаю, потому что они всё равно в пролёте.

— Ты прав. Такая голова нам понадобится, чтобы решить загадку: куда пропал наш чудо-мальчик. Ладно Лунин. На этом всё? Больше никого не будем тащить в поисковый отряд?

— Да, — Марсель на минутку задумался. — Смирнов, Черепанов, Маркин, Хацкевич, Кинтана, Филатова — та часть его команды, которая не пропала. Леонидова, Рейман. И всё. Остальные строго по делу. Бойцы из отряда Кузьмичова.

— И слава богу, а то я уже подумала, что ты возьмёшь и Филиппова, который дня три действует нам на нервы, и подружку Стерлядкиной, которую неплохо было бы допросить с пристрастием, а какого вообще она здесь вертится.

— Её нельзя, она здесь не по собственной прихоти ошивается…

В это время их разговор прервало сообщение о посадки звездолёта с Гарьерга и выходе на орбиту корабля с Машерова.

— Мне налево, тебе направо, — хмыкнула Плоткина и они разошлись.

Этому Марсель был очень рад. Как-то не удавалось ему сработаться с Верой. Нет, когда он был на Кадмии, а она здесь, сотрудничали они очень плодотворно. Но вот бок о бок, Плоткина была невыносима. Удивительно, как она сработалась с Кирьяновым, который реально сложный тип, с кучей глубоко загнанных на подкорку неврозов и психозов.

Двойняшки Рейман оставили у Темиргалиева двойственное, как бы это неудачно ни звучало, впечатление. С Ириной Рейман он был знаком и раньше, и она и тогда на него впечатления не произвела. Ничего особенного в ней не было, кроме смазливой мордашки. Но вот Николай… Стало понятно, почему Кирьянов так настойчиво тащил его к себе на Кастор. Едва узнав, что произошло, он быстро набросал план действий и выдал возможные варианты развития события, до которых в главном штабе галактического отдела ГРУ пришлось долго додумываться и не одному человеку, а целой команде аналитиков.

Ещё Николая заинтересовало необычное устройство галактики Стрельца и он опять же, не имея на руках никаких конкретных фактов, выдал несколько стоящих предположений. В частности, он высказал мысль, что Детям Предтеч доступен контроль времени и они могут влиять на события из прошлого. Правда, очень ограниченно, но длину их подводка — как сказал Николай, требовалось ещё вычислить, имея на руках конкретику.

— Полагаю, лет пятьсот, максимум тысяча, для нашей галактики. Иначе бы они останавливали Ардат Тангорихкс по-другому, не создавая оружие из людей.

Марсель лишь помотал головой. Он тоже бы хотел конкретики, потому что теорий, особенно научных, за последние дни он наслушался на годы вперёд.

Сажая своих подопечных в автотакси, он краем глаза заметил, как Плоткина ведёт Анну к личному флаеру, что-то высказывая ей по дороге. Темиргалиев помотал головой и подумал, что лучше пусть она строит подчинённых, чем спорит с ним.

Поэтому следующий раз они встретились только когда звездолёт и поисково-спасательная команда были готовы к вылету. Опять же, сама Плоткина считала, что ни к чему столько сентиментальности и незачем набирать отряд из людей Кирьянова. Но в этом она ошибалась. Марселем руководили сугубо практические соображения. У Валеры была собранная и слаженная команда, которая бывала в галактике Стрельца. Да, конечно, не в той части, где пропал Кирьянов, но это было лучше, чем ничего.

Был и один, совсем посторонний человек. Пилот с Калуны, Кшиштоф Вечорек. Посторонний, в том смысле, что во Внешнем рукаве он не бывал, как и в соседних галактиках, но работал на ГРУ, в другом отделе. Впрочем, его задача была простой — страховать Пушкарёва.

Перед отлётом Темиргалиев собрал всех в кают-компании и огласил секретные сведенья, которые раньше сообщить им не мог.

— По нашим данным, звездолёт «Бумбараш» сначала посетил Тир на Ног, где они получили данные о местонахождении Екатерины Новиковой, после чего полетели за ней в Та-Мери. Там её быстро освободили, практически без приключений, даже никого не убили, — в этом месте Марсель усмехнулся. — Командиром экспедиции было принято решение, не возвращаться на Кастор, он временно разжаловал Новикову в рядовые, после чего продолжил свой путь.

Марсель перевернул лист и внимательно лица присутствующих. На лицах Филатовой и Маркина мелькнуло облегчение, у остальных только интерес, а вот Рейман никак не отреагировал, что логично, он был не в курсе всего этого дела.

— Переместившись во второй круг, где обитают древние земные цивилизации, они натолкнулись на Ромейскую державу, которая многим известна как Византия. И вот здесь начинаются странности. Поначалу всё было нормально, они достигли предварительных договорённостей, но потом что-то случилось, какой-то конфликт. В отчёте было указано, что подробности они расскажут лично. Но им пришлось быстро убираться из Нового Константинополя. Дальнейший их путь тоже странен. Они не стали посещать цивилизации, о которых им рассказали ромеи, а направили корабль сначала в цивилизацию, которую обозначили, как Московия, а потом в Австразию. Отличительная черта этих миров — изоляционизм. Но причины не указаны. Был и третий мир — Ямато, но нам пока неясно, посетили ли они его, потому что после Австразии «Бумбараш» пропал со связи.

— Если мне дадут возможность изучить порталы галактики Стрельца, я смогу точно сказать, куда они отправились после Австразии, да и вообще полетели ли куда-нибудь, — предложила Анна.

— Займёшься, — сообщил Темиргалиев. — Что тебе для этого надо?

— Выйти в их звёздной системе и доступ к радиорубке.

— Будет. Но для начала надо решить, с чего начнём? — оглядел присутствующих Марсель Темиргалиев.

— Я предлагаю всё-таки слетать в эту Византию, понять, что у них пошло не так, а потом пройтись по остальным адресам, — предложила Плоткина.

Темиргалиев снова осмотрел присутствующих и приказал говорить Кинтане.

— Мне кажется, лучше лететь напрямую в Московию или сразу в Австразию. Ведь неясно, что произошло у них в Византии, — сказал он. — Мало ли… Вдруг это как-то связано.

— Как? — скептически посмотрела на него Вера.

— Не знаю, но чувствую, — пожал плечами Кинтана.

— Я согласна с Эдом, — внезапно открыла свой ротик Филатова.

Плоткина с интересом посмотрела на девчонку. За то время, что она провела у Мезенцевой на Гарьерге, она сильно изменилась. Исчезла в Юле, какая-то детская неловкость и вообще из скорее милой, но неуверенной в себе девушки она превратилась в красивую женщину. Да, Беспалов в таких вопросах ошибается редко. Теперь, ради благосклонного взгляда этой красотки мужики будут сходить с ума. И даже эти ребята, которые её знали раньше, уже согласно кивают. Впрочем, на неё такие дешёвые заходы не действуют.

— В сказанном товарищем Кинтаной есть смысл, — согласилась Вера. — Но мы ведём расследование и должны быть последовательны. К тому же мы постараемся не уходить с орбиты, а то и просто забросим группу в этот Новый Константинополь и сможем захватить и допросить тех, о ком упоминал Кирьянов.

И в этот момент подал голос Николай Рейман, который молча сидел в сторонке и внимательно изучал материалы данные Марселем. После военной кафедры в институте он выбрал разведку, а вернее, за него выбрал Кирьянов. Поэтому Коля получил звёздочки прапорщика, а не младшего лейтенанта.

— Да, вряд ли тамошние византийцы смогут что-то нам сделать. Но это лишь в теории.

— А на практике? — сузил глаза Темиргалиев.

— Есть некоторая вероятность, что в Новом Константинополе отряд Кирьянова столкнулся с целью своих поисков — Детьми Предтеч. И между ними, возможно, вышла размолвка. Впрочем, если произошёл конфликт, то не стоит исключать и конкурентов. После чего Валерий отправился к изоляционистам, в поисках поддержки. Найдя союзников в московитах, он продолжил путь, но ошибся в австразийцах.

— Ты уверен? — уточнила Вера.

— Нет. Слишком мало информации. Можно только гадать.

— Тогда в Византию, — решил Марсель. — И, товарищ Смирнов, по возможности поддерживайте постоянную связь, с нашей резидентурой на Тир на Ног. Чтобы там имелись полные отчёты. На всякий случай.

— Есть! — отозвался Вик.

— Так до чего договорились? — спросил Пушкарёв, когда Марсель вернулся с совещания и уселся в кабине пилотов.

— По этому индексу, — буркнул Темиргалиев, сбрасывая координаты.

— Ага. Командир, а ты в курсе, что сначала мы по-любому выскакиваем из межгалактического портала? И только потомразлетаемся по нужным адресам? Эта малахольная, которую мы спасли от мирмилийцев, придумала.

— Вообще, был не в курсе. Серёг, ты же знаешь…

— Погряз в текучке, в курсе, в курсе. Но не парься. Из всех живущих в нашей галактике об этом знают только пилоты «Бумбараша», Кирьянов, я и теперь ты.

— Давай, не части, а полетели.

— Ага, как в старые добрые времена.

— Не в такие уж и старые и не настолько добрые. Давай, без лишних разговоров.

В системе Византии они вышли через два часа. Марсель, без долгих раздумий отправился в радиорубку, где сейчас царил Вячеслав Смирнов. Рядом с ним приткнулась Аня, которая, судя по внешнему виду, пыталась получить информацию от здешнего портала.

— Вызывают? — уточнил Марсель у Смирнова.

— Угрожают, — лаконично ответил он. — Требуют не высаживаться на планете, иначе к нам отнесутся, как захватчикам из Ардат Тангорихкс, пособниками коих мы и являемся.

Марсель удивлённо вскинул бровь, и сам засел к приёмнику. На разговоры с не желавшими общаться византийцами ушло три часа. Один раз его заменила Плоткина, пока он отдыхал. Анна продолжала, что-то сканировать. Наконец, Марсель отвалился от микрофона.

— Суду всё ясно. Медицина здесь бессильна.

— Так что случилось? — потеребила его Вера.

Марсель осмотрелся по сторонам. Леонидовой уже не было. Зато присутствовали Кинтана, Филатова и Рейман.

— Расскажите остальным, а то у меня язык отваливается. Проще говоря, наши ребята прилетели сюда, были встречены, обласканы, накормлены и напоены и культурную программу просмотрели с большим интересом. Но. Первое подозрение у их сопровождающего родилось, когда мужчины отказались от услуг, готовых на всё женщин. Не портовых блудниц, а из тружениц, ублажающих местную аристократию. Почти гетер, так сказать.

— Руссо туристо, облико морале, — вздохнула Вера. — Нет, Валерка, совокуплять Мезенцеву он не брезгует, а когда надо отказался.

— Может, не хотел подавать дурной пример молодёжи, — Марсель покосился на неуместно хихикнувшую Филатову и продолжил. — Но не перебивай. Это была ерунда. Главный его грех, состоял в том, что он стал избегать встречи с Великим Логофетом империи. И даже сбежал после скачек на ипподроме, воспользовавшись суматохой, которая всегда сопровождает такие мероприятия.

Рейман открыл рот, казалось, он хотел что-то сказать, но Филатова наступила ему на ногу, и он замолчал.

— Потом он попытался проникнуть во дворец базилевса и, но встречен героической охраной и с позором покинул планету. Вот и всё.

— Угу. Если бы он попытался, то здесь был бы новый базилевс, — фыркнула Плоткина.

Марсель развёл руками, как бы говоря, что мне сказали, то я и передал.

— Можно мне сказать? — из-за спин Реймана и Филатовой послышался тонкий голосок Ани.

— Говори, — приказала Плоткина.

— По данным портала, два с половиной месяца он был открыт пять раз.

— Ну если их атаковали псевдоимперцы, то это неудивительно, — протянула Вера.

— В том-то и дело! Все разы проходил один звездолёт! Только три последних, корабли были гораздо меньше «Бумбараша». И при этом они включали что-то вроде маскировки работающего портала.

В радиорубке повисло молчание.

— Вы правы товарищ Рейман, — криво усмехнулась Плоткина. — Это и правда или Дети Предтеч или конкуренты.

— И они, каким-то образом причастны к пропаже Кирьянова.

— Значит, нам теперь в Московию, чтобы выяснить, что сказали им там? — уточнил Пушкарёв.

Марсель с неудовольствием заметил, что почти собрались около радиорубки, как будто им мёдом было намазано.

— Возможно, — решил он. — Мозаика потихоньку складывается.

Однако в государстве феодальной Руси, им удалось мало что узнать. Хотя их приняли лучше, чем Кирьянова, у которого, по сообщению местных, в команде была бесноватая или одержимая. Её вычислил здешний юродивый, по каким-то непонятным ему признакам. Из расспросов Марселю удалось узнать, это была Диана и порадовался своему решению оставить Анну на звездолёте.

Самое странное, что помимо стандартных переговоров, Кирьянов спрашивал у дьяка Посольского приказа, про какого-то австразийского сумасшедшего. Марселю это показалось странным, и он поделился соображением с Плоткиной и командой.

— Летим в Австразию и всё там разузнаем, — наконец решила Вера.

— Что-то здесь не так, — вдруг сказал Коля. — Мы что-то явно упускаем.

— То есть? — насторожился Темиргалиев.

— Кто этот сумасшедший? Чем он известен за пределами своего мира? Ведь Валера узнавал про него именно здесь, а не в его мире.

Вздохнув, Темиргалиев пошёл, к уже седлавшему коня, Савелию сыну Митрофанову и спросил, почему Валерий спрашивал про безумца из Реймса.

— Дык это, он и не про него спрашивал, — почесал бородку Савелий. — Про божьи двери, что в бесовское логово вызнавал. А юродивый тот, стало быть, там побывал.

— Бесовское логово? — не понял Марсель.

— Ну, откуда к нам эти черти, Ардат, прости господи, Тангорихкс, приходят.

Как ни расспрашивал его Темиргалиев, но больше Савелий ничего не знал.

— Не ведаю, ни где они находятся, ни как туда попасть. А ваш Валерий, сын Алексеев, мог и там сгинуть. Парень он был решительный и рисковый, узнал у австразийских немцев, как туда попасть, и поспешил.

— Ничего не проясняет, — ворчала Вера, когда они возвращались на звездолёт, на флаере. — Что за бесовское логово и почему туда можно только через особые «божьи двери»?

— Я думаю, что это и есть мир, где обитают Дети Предтеч, — тихо сказал Николай.

— И если он не вернулся, отправившись туда… — задумчиво произнесла Плоткина.

— То это значит, что наши «людены» к человечеству настроены не очень позитивно, — закончил за неё Марсель.

Тяжёлое молчание повисло во флаере. То же самое случилось и на звездолёте, когда вернувшиеся Марсель, Вера и Плоткина поведали им о новой информации и своих выводах.

— Не стоит торопиться с выводами, — сказал рассудительный Вадим Хацкевич. — Происки конкурентов со счетов сбрасывать не стоит. А потом нам, что поручено? Выяснить, что стряслось. И если жив, но попал в неприятности, то спасти.

— Да! — с облегчением выдохнул Марсель. — Летим по последнему адресу и выясняем на месте, что, как и куда.

Но визит в Австразию оставил больше вопросов, нежели ответов. Местные инквизиторы оказались на удивление вменяемыми парнями. Посочувствовали пропаже Кирьянова, да и помогли всем, чем смогли, включая беседу с сумасшедшим Клодом. Только молодой инквизитор, который их сопровождал, добавил неразберихи.

— Вот не знаю как, но вашему подчинённому удалось разговорить безумного Клада, — сообщил он, когда Марсель и Николай отошли от сумасшедшего, который не говорил ничего лишь блазил что-то невнятное. — Он сказал очень мало, и это напугало женщину в его отряде, а Валерия лишь укрепило в решимости отправиться в логово дьявола.

Марсель, ничего не говоря, посмотрел на инквизитора.

— Мы подслушивали, — смутившись, признался он и перекрестился. — Но делали это ad majorem Dei gloriam.

— Что сказал безумец? — тяжёлым голосом спросил Темиргалиев.

— На вопрос: что за запретными дверями? Он ответил — ничего, мрак, холод, пустота, чудовища во тьме и нет звёзд, — отбарабанил молодой инквизитор.

Рейман издал какой-то невнятный звук и удостоился мрачных взглядов и Плоткиной и Темиргалиева. Марсель какое-то время расспрашивал инквизитора, а потом приказал возвращаться на звездолёт.

— А индекс мира с запретными вратами? — уточнила Плоткина.

— Не нужен. Леонидова уже вычислила, куда они полетели отсюда.

— Это могут быть разные адреса, — осторожно сказал Коля.

— Они разные. — согласился Марсель. — Только в пределах одной звёздной системы.

И опять ему пришлось объяснять по дороге к звездолёту, что удалось узнать и понять из рассказов местной инквизиции, которая была не такая уж и жуткая. Или просто повезло не познакомиться с ними поближе.

— Те отчаянные ребята, что решают пройти в «бесовское логово», выходят из башни в трёх километрах от тех уникальных «божьих врат», поднимаются и вводят нужный индекс, который выбит на стене. Особенность — больше этот индекс нигде не ввести, потому что там подбор символов, которых нет на обычных порталах. А ты чего ты пищал, когда нам пересказали слова сумасшедшего? — повернулся Марсель к Коле.

— Такое дело, — замялся Рейман. — Судя по описанию и тому, что Клод не постарел за те тридцать лет, которые пробыл в «бесовском логове», за порталом находится чёрная дыра. Не прям там, но близко к планете.

Вера клацнула челюстью, Марсель выругался. Вернувшись на звездолёт они, как и в прошлый раз, пересказали команде, что узнали.

— Не может быть, — внезапно отмахнулась Анна.

— Чего именно? — раздражённо уточнил Марсель.

— Если рядом с порталом чёрная дыра, то он просто-напросто не откроется, — пояснила девушка.

Потом видя, что её никто не понимает, достала ручку и листок бумаги и начала объяснять. Легче не стало, но в глазах Коли мелькнуло понимание, и он подсев к девушке о чём-то с ней заспорил, добавляя на листок новые формулы. Минут десять они так спорили, пока Филатова, возмущённым голосом, не потребовала от них говорить нормально.

— В общем, да. Действительно, невозможно, — признался Рейман, немного смущённо.

— Вот то-то, — проворчала Леонидова. — Не надо спорить с нами о порталах и как они работают.

— Тогда что? — развёл руками Марсель.

— Летим к запретному порталу, — поджала губы Вера. — Может быть, там найдём последние куски мозаики.

Так, они и сделали. И опять — стало только хуже. Особенно когда они запустили автоматические аппараты, изучить местность перед башней.

— Здесь был бой, — намётанным глазом распознал Хацкевич.

— Да. Но кого с кем? — не поняла Плоткина.

— А вот это и надо выяснить, — решил он.

— Ладно, — вздохнул Марсель. — Будем готовить наземную высадку…

Филатова, которая тоже изучала информацию от автоматов, вскрикнула. Все внимательно посмотрели сначала на неё, а потом на то, что она рассматривала.

— Звездолёт, — горестно выдохнул Хацкевич. — Вернее, то, что от него осталось.

Темиргалиев и Плоткина не стали тратить время на эмоции, просто перевели все остальные автоматы на исследование сбитого космического корабля. Пошла новая информация.

— Это не «Бумбараш», — наконец выдал Смирнов, который, сильно побледнел, когда на экранах появился разбитый корабль.

— Да и не был он сбит, — внезапно подал голос Пушкарёв. — Вон, посмотрите, характер повреждений. Он спокойно сел на поверхность, а потом его накрыли… Но не с орбиты вроде, а вот кто и откуда неясно.

— Спускаемся, — принял решение Марсель. — Иду я, Жмых, Череп, Вик и Грей. Товарищ Плоткина за старшую. Остальным быть наготове. Это приказ!

Он заметил, что кое-кто из ребят Кирьянова собирался возражать, поэтому резко пресёк возможные дебаты.

Изучение звездолёта напрямую тоже мало что дало. Во-первых, совершенно неясна была его принадлежность, а во-вторых, всё, что не сгорело, было откручено и унесено кем-то ещё. Тогда Марсель приказ осмотреть башню и вердикт, вынесенный бойцами, был таков: её штурмовали, при этом безуспешно, некие внешние силы.

— Но всё решили обстрелы с орбиты, — поднял палец Череп. — Полагаю, что тогда же был уничтожен и звездолёт. Обороняющие башни победили.

— Кто это был? — напряжённо спросил Марсель.

— Одного могу сказать точно, проигравшие были не наши, — пожал плечами Черепанов.

— Спасибо, утешил, — буркнул Марсель и к нему подбежал Вячеслав Смирнов.

— Анна на связи. Передавала, что через космический портал работал только на вход. Открылся два раза, пустил два звездолёта, и всё.

— Наземный?

— Тоже открывался два раза. И оба раз на выход. В первый раз пролетел звездолёт, а во второй прошли люди. И те и другие по разным адресам. Звездолёт, Анна полагает, что это был «Бумбараш» улетел в «бесовское логово», как его называют аборигены, а вот ушли, угадайте куда?

Марсель сплюнул и закурил.

— В какое-то из государств второго круга?

— Да. В здешнюю Византию.

— Значит, Валерка не всех добил. Послушай Вик…

Однако к удивлению майора, Смирнов оборвал его взмахом руки, чтобы не мешал слушать, что ему передавали со звездолёта. Марсель не стал ничего говорить, глядя, как расширяются глаза связиста отряда Кирьянова.

— Анна говорит, что портал открывается снова и рекомендует зайти в башню… уж не знаю зачем.

— Все в башню! Бегом! — крикнул Марсель и, подавая пример, заскочил в древнее сооружение.

Наверху что-то заскрежетало, послышался треск и громкий рёв, но автоматическая дверь отрезала все звуки, однако через несколько секунд они увидели, как некий объект прорезал небо и унёсся в неизвестном направлении.

— Анна говорит, что можно выходить, — сказал Вик.

— Что это было?

Смирнов некоторое время слушал, что ему передают по связи с орбиты.

— Космический корабль. Пролетел триста километров, а потом рухнул на землю. Не сел, а именно рухнул. По всем данным, это «Бумбараш», только он не подаёт никаких сигналов, не отвечает на наши вызовы.

— К флаеру, — скомандовал Марсель, открывая автоматические двери башни.

Он совсем не ожидал, что в ответ на его приказ, Смирнов, Маркин и Черепанов рванули с места бегом. Пришлось присоединяться, и майор подумал, что очень давно не бегал, да и вообще, на руководящей должности потерял форму.

На флаере они вообще летели не больше десяти минут. Севший за пульт пилота Смирнов, гнал, как сумасшедший. Что было неудивительно, ведь на звездолёте находилась его жена. Поэтому Темиргалиеву пришлось его удержать, когда приземлись в трёхстах метрах от звездолёта. Он хотел рвануть бегом по пересечённой местности.

— Не дёргайся, — проворчал Марсель. — Сейчас сканируем «Бумбараш», передадим данные на наш звездолёт и нам скажут, чего следует опасаться, а чего не следует делать.

Вик ничего не сказал, только молча пошёл за спасательным набором, чтобы быть во всеоружии, когда им дадут отмашку. Марсель тем временем навёл встроенный во флаер сканер, который его подчинённые почему-то пытались обозвать трикодером и, запустив передачу, стал ждать.

И снова на связи прорезалась Анна. Темиргалиеву аж стало любопытно, как она смогла обломать Пушкарёва, который обычно в отсутствие связиста на звездолёте занимался связью сам, не подпуская к ней посторонних.

— Всё нормально, — сообщила она. — Радиации нет, постороннего излучения тоже, однако есть какая-то аномалия, которая, окружала звездолёт, но теперь сошла на нет. Ещё… товарищ Темиргалиев, у вас там есть автоген, ну или чем обычно вскрывают двери в звездолётах?

— Шлюзы, — поправил он её. — Да и не автогеном, это грубо. Как потом обратно приваривать? Что вообще случилось?

— Из строя вышла вся автоматика, да и электроника, пожалуй, тоже. Я не уверена, кажется, не от удара об землю. Возможно, они скоро оправятся, но может быть…

— Что-то ещё? — оборвал её Марсель.

Ему уже было всё понятно, как и остальным, которые, не дожидаясь, полезли нужными приборами. В общем-то, ничего особо специфического не требовалось. Простой внешний, автоматический открыватель для шлюзов. Бывало, что автоматика давала сбои, на флаерах, звездолётах, станциях и базах. Особенно во время войны, когда по ним попадали из всевозможного оружия. Боевые действия уже давно закончились, но аварийное оборудование всё равно возили, потому что космос, он ошибок не прощает. Да и чинить потом надо совсем мало. Это не автогеном резать, как предложила сия малахольная девица.

Все работы заняли двадцать минут. В благодарность за помощь по ним открыли огонь из лазерных винтовок, едва шлюз сдвинулся вбок. Четвёрка разведчиков бросилась в разные стороны, уходя с линии огня и ещё залегли на всякий случай. Марсель, с неудовольствием отметил, что оружие было только у него и Черепанова.

— Прекратить огонь! — скомандовал он на всякий случай по-русски. — Советская армия!

— Товарищ майор? — послышался из звездолёта чей-то неуверенный женский голос, потом звук подзатыльника и голос Кирьянова.

— Код «база-3».

— Код «база-9», — отозвался Марсель. — Тузов, твои коды устарели, как минимум на месяц.

— Это же сколько мы там пробыли? — весьма спокойно спросил Кирьянов.

— Два с половиной месяца. Тузов, я не понял, мы так и будем здесь стоять и лясы точить или ты нас пустишь и нормально отчитаешься перед своим командиром, где ты был и что делал, паскудник.

— Есть. Оружие давно убрали, ждём вас перед шлюзом.

Но для начала Темиргалиев, пустил вперёд команду Кирьянова. На всякий случай. Однако ничего, кроме восторженных криков обитателей звездолёта он не услышал и поэтому пошёл и сам.

Все те, кто улетал с Кастора для исследования новых цивилизаций, включая и Новикову, собрались у переходника и с интересом теперь рассматривали пришедших их спасать коллег. Кроме, разве что, Довнарович, которая повисла на своём муже.

— Вы чего палить-то начали? — спросил Черепанов.

— Так откуда мы знали, кто нам шлюз открывает? Мы, когда улетали, один комитет по проводам перестреляли, но мало, вдруг они подогнали комитет по встрече?

Темиргалиев усмехнулся. Он и не думал задавать подобный вопрос, зная, как ему ответит Валера. Действительно, откуда они могли знать, кто к ним ломится и с какой целью?

— А с кораблём что? Восстановлению хоть подлежит? — уточнил Марсель.

— Да. Это из-за фокусов со временем. Наша электроника под это не рассчитана, поэтому временно вышла из строя. Но, ничего, восстановиться. Вот только всё равно надо будет проверить, перед тем как лететь. Звездолёт уже второй раз падает на поверхность планеты, пусть и с небольшой высоты, на невысокой скорости, но всё-таки.

— Посмотрим, — деловито сказал Маркин. — Если надо, то и починим. Ты, товарищ командир, нам скажи, где ты так долго пропадал и что делал? Нашёл планету Детей Предтеч?

— Нет. В одном эти средневековые мракобесы не соврали. За этим порталом действительно логово чертей, а вернее, заводы по производству биороботов, которые изображают имперскую армию.

— А где тогда Дети Предтеч обитают? — оторвался от жены Смирнов.

Но только Кирьянов открыл свой рот, как Марсель его перебил.

— Поднимаемся на звездолёт. Там ты отчитаешься перед всеми и главное — под запись. Заодно и искупаешься в лучах славы, потому что по возвращении тебе предстоит головомойка. И очень серьёзная. На уровне как минимум министра обороны и генерального секретаря.

— Я скучал по вам, товарищ майор, — отозвался Кирьянов.

— При Плоткиной только это не ляпни, а то заревнует.

Возвращение потерявшегося Кирьянова на «Калуну» не состоялось. Вместо этого, Плоткина вместе с остальными сами полетели на «Бумбараш», оставив присматривать за звездолётом навязанного им пилота. Всё равно ему не полагалось знать страшных тайн разведки. Это предложила Плоткина, а Марсель, подумав, согласился.

После встреч — Кирьянов был рад видеть Реймана, а Столярова не преминула заметить, что Филатова стала настоящей проституткой, но та не смутилась, а лишь хитро подмигнула возмущённой блюстительнице морали и нравственности.

Наконец, все собрались и расселись, внимательно слушая, что собираются поведать путешественники в неизвестные области соседней галактики. Темиргалиев, демонстративно щёлкнул диктофоном, давая понять, что всё сказанное будет разбираться и анализироваться. Он же и начал задавать вопросы.

— Так, ты уже сказал про заводы по производству биороботов, — начал Темиргалиев. — Это интересно, но что ты говорил про Детей Предтеч, главную цель наших поисков? Ты узнал, где они обитают, раз их там нет?

— Везде и негде, — ответил Валерий и увидев, как поморщился Марсель, уточнил. — У них нет планеты, на которой бы они дружно жили. Все Дети Предтеч рассеяны по многочисленным цивилизациям второго круга. На каждой из планет живёт по пять — семь агентов, который внимательно наблюдают за ними и корректируют развитие вопреки естественным законам.

Тяжёлое молчание повисло среди слушавших. Но Столярова, как будто стремилась усугубить ситуацию, толкнула Кирьянова локтем в бок и быстро прошептала.

— И про это тоже скажи.

Валерий вздохнул и пояснил.

— В галактике Млечного пути живут двое из Детей Предтеч, — и обернувшись к Рите, уточнил. — Может, не стоит, так сразу ошарашивать?

Однако и она и остальные члены команды отрицательно замотали головами. Кирьянов вздохнул и добил.

— Один из них жил на Дареггене, но после захвата планеты имперцами перебрался на Землю. И ещё, но это не точные сведенья: сами Дети Предтеч высказывали предположение, что кто-то из них вмешался во временную линию и изменил ход событий на планете Земля. Но у них нет точных сведений, только внешние наблюдения и колебания в хронопотоке.

— А что было изменено? — немного треснувшим голосом спросил Темиргалиев.

— Я же говорю, сказать нельзя…

— Однако дата вмешательства была зафиксирована, и мы её с трудом вычислили и это 1945 год, — вмешалась Диана.

Немая сцена. Занавес. Как в «Ревизоре» у Гоголя.

Глава 19. Проклятье миров

Март 2009 года

— Офигеть! — выдохнула Диана. — Немая сцена, прям, как во МХАТе.

Разумеется, после этих её слов всё сразу ожило и пришло в движение. Вернее, все разом заговорили, пытаясь осмыслить, что они услышали и какие выводы из этого следуют.

— То есть, вы хотите сказать, — возмутилась Плоткина. — Что без помощи Детей Предтеч, мы бы не одержали победу в Великой Отечественной?

Ей вторил хор не менее возмущённых голосов

— Отнюдь, — Марсель Темиргалиев сохранял спокойствие. — 1945 год слишком поздно, для вмешательства в ход войны. Третий Рейх был, и его союзники были сломлены. Скорее, было вмешательство в послевоенное устройство мира или…

— Или с применением ядерного оружия, — добавил я. — Как вы помните, на Дареггене оно было применено и хотя не вызвало такой катастрофы, как на Синей, но планета была ослаблена, а многие вообще приняли имперцев, как избавителей от своих злобных милитаристов.

— Весьма возможно, — согласился Марсель. — Но, может быть и что-то другое. Может быть, в сорок пятом они только появились, а чтобы начать влиять на процессы, проходившие на Земле, им потребовалось больше времени.

Мы замолчали, обдумывая эту мысль.

— Или же подкорректировать ход Холодной войны, — осенило меня. — Товарищи Копылов и Тихонов мне говорили, что дела шли не очень удачно, до прихода к власти Петра Мироновича.

— В любом случае Дети Предтеч вмешались в нашу историю, с одними, ведомыми им целями. Понять, что именно было сделано, мы можем, только побеседовав с ними. Иначе остаётся только гадать.

— Перемещение было из 2025 года, — добавила зачем-то Диана.

— Ничего нового нам эта дата не даст. Всё слишком изменилось. Если изменилось вообще.

— Может быть, они были теми астрономами, что нашли первый портал? — задал я вопрос сам себе. — Все говорят про них, но никто не знает, что с ними стало и куда они вообще делись.

Многие закивали, услышав мою версию, однако Марсель широко улыбнулся, а Коля Рейман нахмурился.

— Не знаю как американский астроном, а советский был мой дедушка, — сообщил он. — И он жив до сих пор, ведёт исследования и преподаёт. И поверьте, ничего инопланетного я в нём не замечал.

— Как сказать, — съехидничал Марсель. — Василий Константинович — весьма своеобразный человек. Но согласен, не инопланетянин. Впрочем, это всё пустое. Искать на Земле Детей Предтеч, всё равно что иголку в стоге сена.

— Тем не менее было кое-что ещё…

— Так, Валер, давай рассказывай по порядку, что у вас там случилось и вообще, чего именно вы наблюдали. Вон из рассказов безумного Клода, некоторые сделали выводы, что там вообще чёрная дыра рядом с планетой.

— Похоже, да. Но близость к планете чёрной дыры делает невозможным открытия портала на ней. Анна, ты же помнишь, у вас пространственно-временные возмущения в системе второго межгалактического портала, едва его не разрушили. Пришлось вам оттаскивать устройство к более спокойному участку.

— Не отвлекайся, — буркнул Марсель.

— Есть, товарищ майор! Значит, после того как мы отбили атаку пятерых Детей Предтеч, которые не хотели пускать нас в мир, где они создают биороботов — что странно, это в своём роде идеальная ловушка и если бы не Диана, то мы бы там и остались, пока портал не открыли отсюда.

— То есть сегодня, — хмыкнул Марсель.

— Да и я удивлён, что нет никакого комитета по встрече. Ладно-ладно, не отвлекаюсь. Так вот, как и сегодня, влетев в портал на звездолёте, мы рухнули, пролетев триста километров. Мы ещё тогда не знали, что системы корабля придут в себя через несколько часов, поэтому открыли шлюз нашим домкратом и пошли исследовать и планету, и башню на своих двоих, то есть пешком. С экзоскафандрами, конечно, перестраховались, там вполне себе планета пригодна для человека и даже лучше, чем Земля. Ну в таком деле, сами понимаете, всегда на воду стоит дуть.

Члены команды, которые давно занимались исследованиями, согласно закивали, как и начальство.

— В общем, походили мы немного по этой планете… Сначала хотели идти к башне, откуда вылетели, благо её издалека видно. Планета пустынная, ни лесов, ни гор. Но благодаря этому мы и заметили поселения вдалеке. Сунулись туда и чтобы вы думали? Там наши псевдоимперцы ведут якобы приличную жизнь.

— Да не было там никакой жизни! — вмешалась Столярова. — И они даже не имитировали. Просто с одного завода выходит один отряд бойцов. Все при своей маркировке и загружается в звездолёт с аналогичной маркировкой. Когда набирается нужное количество.

— Сейчас я разжалую ещё одного человека в рядовые, — негромко заметил Марсель и Рита моментально заткнулась.

— Кстати, я отменил разжалование Екатерины, — добавил я и заметив, как Плоткина закатила глаза, пояснил. — Она нам помогла, но об этом позже.

Нет, Вера Семёновна в кадровом вопросе, если он касается женщин, по-прежнему мне не доверят. А всё из-за Стерлядкиной с Довнарович, будь они неладны!

Вздохнув, я продолжил рассказ.

— Да, так и было. Действительно, там сложные заморочки на маркировке. Каждая партия отправляется в свой звездолёт. И кстати, из-за того, что наши кельты нашли не предназначавшиеся им технологии, а автоматике заводов пришлось реагировать на это, атаки псевдоимперцев на цивилизации временно прекратились. Но скоро возобновятся в прежнем объёме. Программа заложена в центральный компьютер. Ну я так назвал это устройство. Но оно больше похоже на неё, — я кивнул на Диану. — Когда она была частью защитного устройства пирамид.

— Собственно это и есть, копия искусственного интеллекта, созданного Предтечами, — уточнила Диана. — Кстати, твоя Ань. Поэтому они тебя и забросили в рукав Ориона в самую глубокую дыру.

Глаза у Леонидовой округлились, и она даже ничего сказать не могла, только по лицу было видно, как возмущён искусственный интеллект, живущий в ней. Очеловечивается потихоньку. То ли под нашим влиянием, а может быть из-за Ани Леонидовой, которая была весьма эмоциональной девушкой.

— Давай продолжай, — поторопил меня Марсель и пришлось возобновить речь.

— Но это я так просто рассказываю. На самом деле мы долго ходили вокруг да около этого городка, потом, когда поняли, что все искусственные устройства нас игнорируют или, точнее, у них нет никаких инструкций на случай проникновения посторонних, мы начали действовать активнее.

— Интересно, это ошибка, которую допустили Дети Предтеч или что? — уточнила Вера Плоткина. — Да, они понимали, что вы оттуда не вырветесь без посторонней помощи, но, в конце концов, вы же могли просто разрушить этот город.

— Ошибка, но у них были основания не опасаться вторжения извне. Всё дело в защите, которую они поставили. В этом они превзошли своих создателей. Дело в том, что башня окружена своеобразным темпоральным полем. Ладно-ладно, просто темпоральным полем. Так вот. Пройти это поле обычным людям невозможно. Мы пробовали. Просто не понимая, что это вообще такое. Я и Либерман, просто пошли на разведку, уже после того, как посетили город и попали в эту ловушку. Ребят, вы знаете, это реально страшно и неудивительно, что Клод сошёл с ума. Пустота, в которой нет ничего. И если бы не Катерина, блуждать бы нам по сию пору, а может быть вообще до смерти. Она догадалась, что нужно забросить внутрь объект из реального времени и тогда поле рассевается ненадолго. Не полностью, а лишь вокруг объекта.

— Да ну, — смутилась Катя. — Я просто предложила бросить трос вам. Ну, проверить, получится ли вас вытянуть оттуда.

— И тем спасла нам жизнь и рассудок.

В глазах Плоткиной по-прежнему читалось: всё равно дурак и с бабами обращаться не умеешь.

— Но это было позже. Пока же мы, поняв, что на нас всем плевать стали активнее изучать город и обнаружили этот самый центральный компьютер.

— Вот только не говори, что там оказались спрятаны все секреты Детей Предтеч, — поморщилась Плоткина.

— Нет, — улыбнулся я, в ответ. — Секретов там не было. Просто переписка, обмен отчётами, данными, обрывки общей информации. Они использовали тот город, как такой центр связи друг с другом. Не более того. Но у нас ведь были хорошие учителя, так? Из этих обрывочных сведений мы смогли многое понять, хотя до сих много остаётся неясным.

Марсель прикусил губу и внимательно осмотрел нас. Потом обратился к Стерлядкиной.

— Что со звездолётом?

— Основные системы ожили минут семь назад. Теперь нужна диагностика…

— Проводи всю необходимую диагностику, а если требуется, привлекай остальных. Мы пока дослушаем эту историю.

— Что случилось? — спросила Вера.

Марсель только отмахнулся и жестом приказал мне продолжать рассказ.

— В общем-то, всё главное я рассказал. Из найденной нами информации мы и сделали такие выводы. Про то, как попали в темпоральную ловушку тоже. А, ну потом ещё сутки ломали голову, как протащить звездолёт через эту ловушку.

— В первый раз посадка была мягче, — буркнула Марина, занимающаяся диагностикой.

— Естественно. Тогда мы вошли в темпоральное поле после выхода из портала, а не до… И да, то что мы отсутствовали больше двух месяцев, это всё влияние темпорального поля. На самой планете мы пробыли три дня. Вот и всё. А дальше, рухнули мы на планету, лежим, приходим в себя, ждём, когда все системы отморозятся и в этот момент, нам начинают вскрывать шлюз, как консервную банку — Видели бы вы, что здесь творилось, — ухмыльнулся Варяг. — Все бегали, пока товарищ Кирьянов не очнулся и не начал строить личный состав.

— Минус тебе, — не поддержал шутку Темиргалиев. — Ты должен был принять командование на себя, пока Валера был без сознания.

Вот зря Гришка вылез и тоже попал под раздачу. Марсель явно напряжён, и я догадываюсь почему. Он тоже про «комитет по встрече» подумал. И про то, что вопрос с ними ещё не снят.

— Вы будете смеяться, — неожиданно сказала Марина. — Но звездолёт готов к вылету хоть сейчас. Повреждения есть, но не критические и их лучше ремонтировать на базе, а не в полевых условиях.

— Тогда летим. И не задерживаясь. Команды менять не будем, те, кто был на «Бумбараше», остаются на нём же. Это приказ.

И не слушая возражений, Марсель забрал всех, даже Вика, который чуть было не нарушил субординацию, так хотел остаться с женой.

Но я понимал товарища майора. Действительно, нам следовало спешить. Встречающих может и не оказаться, но бережёного бог бережёт. Или классики диалектического материализма.

Но в правоте Марселя нам удалось убедиться, так сказать, не отходя от кассы. Едва мы поднялись над планетой, как портал открылся и оттуда, выскочило три звездолёта.

Я выругался. Предположу, что Марсель сделал то же самое.

— Ари, на постоянную связь с «Калуной», — приказал я. — Вик объяснит, как её поддерживать.

Моего участия в битве не требовалось. Руководство взял на себя Пушкарёв, который побывал и не в одном сражении. Не знаю, в каких именно, разговаривать с ним у меня никогда желания не было, но боевые награды у него имелись.

Наши звездолёты закружились в танце битвы. Сначала, казалось, что мы ведём крайне неудачно и вражеские корабли оттесняют нас от портала, к двум лунам этой планеты. Но я уже знал эту тактику, ведения боя с превосходящим противником. Главное, дать ему расслабиться, уверить, что враг загнан в угол и никаких вариантов больше не осталось.

Поэтому по нашему звездолёту импульсные лучи попали три раза, прежде чем нам удалось хоть как-то ответить.

— Я не уверена, — вдруг сказала Рита Столярова.

Марина бросила на неё злой взгляд.

— Не твоего ума дело, — бросила она. — Делай, что приказано. Дебаты мы устроим на базе.

Она отрицательно помотала головой и схлопотала от Марины подзатыльник. Заткнулась и взялась за управление. А я, к своему удивлению, понял, что происходит.

Рита была не уверена в выбранной тактике, обороны и небольших контратак. Основной целью было продержаться до открытия портала и уйти. Мы уже работали так на Полыни, но тогда мы действительно воевали с превосходящими силами. А здесь даже мне было, что судёнышки долго не продержаться, реши мы их атаковать. Но Темиргалиев решил иначе. Ведь только он мог отдать Пушкарёву такой приказ. Уверен, что сам Серёга при всех своих недостатках выбрал бы прямой бой.

Однако делать было нечего, мы кружились так примерно полчаса, а потом «Калуна», нырнув под днищем первого из трёх кораблей, набрала скорость и рванула к порталу, попутно набирая индекс. Марина выругалась, но манёвр поддержала.

Вражеские звездолёты задержались, а один так вообще попал в сферу притяжения планеты, поэтому выбыл из гонки. Вряд ли он разобьётся, но минут десять побарахтается, потому что быть захваченным гравитацией на маневровых — то ещё удовольствие.

Мы летели на полной скорости, под вражеским обстрелом, но успели и вошли в портал, выбросивший нас…

— Пушкарёв, куда нас вынесло? — спросил я.

— Тир на Ног, — проворчал он. — И скажи спасибо, что в такой спешке я открыл портал в космосе, а не в атмосфере.

— Спасибо. Только в жопу целовать не буду, перебьёшься.

На связи прорезался недовольный Темиргалиев.

— «Бумбараш», у вас всё в порядке?

— Да, — я перевёл взгляд на Марину, и та кивнула. — А что такое?

— Товарищу Маркину не понравилось, как вы маневрировали.

— Жмых! Иди ты! — заорала Марина в микрофон. — Я два дня не спала! На стимуляторах! А тебе что-то не нравится! Что бы ты понимал!

— Вижу, что на стимуляторах, — проворчал Марсель. — Нервная система полетела первой. Ладно. Пусть потерпит ещё часок, а потом сможет выспаться.

— Ну нет, — вздохнул я. — Столярова, принимай управление звездолётом. Стерлядкина, пошли в медпункт.

— Тоже правильно, — одобрил Темиргалиев.

Марина, действительно не спала всё то время, что мы находились в закрытом мире, разрабатывая способы побега. Рите, всё-таки удалось выспаться в первый день, да и вчера вздремнула три часа и хоть сама была на стимуляторах, но была бодрее.

— И правда, — бормотала она, пока я её вёл в царство Яськи. — Надо бы отдохнуть, перед глазами круги, да и на Лёшку зря вызверилась, он же за корабль беспокоился…

Довнарович кисло посмотрела на приведённую Марину.

— Я предупреждала, что добром это всё не кончится. Ладно, чего уж там. Ложись на кушетку, сейчас тебе антидот по венам запущу. Впрочем, нет. Пока в туалет не сходишь, сиди ровно.

Марина лишь вяло соглашалась, а я, поняв, что Стерлядкина в надёжных руках с чистой совестью отправился в пилотскую рубку, чтобы проконтролировать Столярову.

Однако на Тир на Ног мы задерживаться не стали. Только Марсель вышел на связь с нашей резидентурой и уточнил всё ли у них в порядке. На мой удивлённый вопрос он ответил, что в моё отсутствие на планетах первого круга начались очень неприятные подвижки, запущена компания по очернению землян и прочее. Кельты пока держатся, помня, как мы и помогли им, а вот в некоторых мирах уже пришлось сворачивать резидентуры и о новых, речь даже не идёт.

— Дети Предтеч, — вздохнул я. — Чувствую, у нас вышло серьёзное недопонимание и теперь они пытаются вытеснить нас из этой галактики.

— Займись этим. Ну потом, — посоветовал Марсель.

Вернувшись в систему Кастора, мы не сразу попали домой. Для начала нас отвезли на спутник, ещё раз опросили, уточняя подробности и детали того, что мы видели. Всех, кроме Марины, которая валялась в медпункте, в полной отключке и лишь потом разрешили вернуться.

Как и в прошлый раз Рита Столярова вошла в мою комнату осторожной лисьей походкой. Рита внимательно осмотрелась, посмотрев на фотографии космонавтов с автографами, потом открыла стол и сунула туда свою лапку.

— Я не сплю, — просто сообщил ей я.

Она вздрогнула, что-то выронила и попыталась убежать, но когда поняла бессмысленность этого, то замерла с растерянной улыбкой.

— Что это? — спросил я, поднимая предмет с пола.

Девушка сильно смутилась. Но вряд ли от вида моего тела, а спал я всегда только в трусах-боксерах. Я внимательно присмотрелся к тому, что она уронила. Это было сложенный вдвое листок. Нагнувшись, я поднял его и развернул. Прочитал.

— Ты серьёзно? — только и спросил я.

Девушка вздохнула, кивнула и отвернулась. В глаза мне она старалась не смотреть.

— Что случилось? — мягко спросил я.

Девчонка подложила мне просьбу о переводе в любую другую часть. Что странно, сделать она это пыталась тайно. Но разве Рита не понимала, что я в любом случае с ней побеседую, перед тем, как дать просьбе ход.

— Тебя напугали наши последние приключения? Понимаю, но не бойся, отправим тебя в информационный центр. Будешь помогать Диане, да и потом.

Однако девушка замотала головой и из её глаз брызнули слёзы.

— Вы не понимаете, — всхлипнула Маргарита и попыталась убежать, но я удержал её.

— Вот что. Пока не скажешь в чём дело, я твоему заявлению не дам ход, — с этими словами я положил бумагу в ящик.

Девушка всё-таки вырвалась и сбежала. Я вздохнул и отправился искать Стерлядкину. Не хотелось мне терять эту девчонку. Уж не знаю почему, привык я к ней и на сердце появилась тяжесть, когда я понял, что она хочет уйти — хоть куда, лишь подальше от нас.

Марина отыскалась в своей комнате, куда её вчера отнесли Жмых и Череп, поняв, что девчонка полностью нетранспортабельна. Она грустно сидела перед зеркалом, пытаясь навести марафет. Увидев меня, она вздохнула и отложила косметику.

— Довнарович мне выписала неделю отпуска, по состоянию здоровья, — пожаловалась она. — В другое время я бы это оспорила, но и правда, надо отдохнуть. Хожу, как варёная, всё время тянет в сон, но заснуть не могу. Куда мне летать, даже с флаером управиться не смогу.

— Надо навестить семью, — намекнул я. — Но к тебе я пришёл не за этим. Расскажи мне, что происходит со Столяровой?

Марина молча бросила через комнату губную помаду. Потом повернулась ко мне и скрестила руки на груди.

— С чего бы ты вдруг заинтересовался? — спросила она.

— Пришла с утра, принесла заявление на перевод, — пожал плечами. — Почему не объяснила. Но я не хочу её терять, Рита очень ценный специалист.

— Мужики, — проворчала она. — Хотя ты, Валер и на общем фоне выделяешься. Ты не заметишь влюблённую в тебя бабу, пока она тебя в постель не затащит.

— Ты чего? — возмутился я.

— Скажешь не так? С Зотовой, с Новиковой-старшей, со мной, с Рейман, с Приклонской и на закуску с Новиковой-младшей было не так? Хотя последний случай не из той оперы. Девочка просто честная давалка. В отличие от Сони, которая никогда, запомни, никогда не сделает первого шага, даже влюбившись в тебя, дурака, по уши.

Я опешил.

— Ты серьёзно?

— Товарищ командир, я, пользуясь тем, что сейчас не на службе, вас чем-нибудь ударю.

— Марин, ты…

— Валер, ты хочешь сказать, что сам не влюблён в эту наглую зазнайку?

— Что?!

— Идиот. И сам не понимаешь. Господи, ну почему, если мужик умный и образованный, так такой дурак в отношениях? Причём исключительно в личных. В остальном-то всё в порядке.

Мне срочно потребовалось присесть. Не каждый день узнаёшь о себе такое. Я влюблён в Столярову? Что за чушь, ну да, мне приятно с ней общаться, Столярова интересный собеседник несмотря на всё своё зазнайство, да и вообще.

Но я вспомнил, как становилось легко на душе, всякий раз, стоило мне увидеть эту упрямую рыжую головушку и то, как мир потерял краски, когда она в истерике убежала из моей комнаты. И вот честно, сделай это Вронковская или Филатова или даже та же Катя Новикова, которая подарила мне несколько отличных ночей, стал бы я так тревожиться? Нет, поговорил бы, попытался отговорить, но не стал выяснять у других, просто подписал бы перевод. К нам и так конкурс на место, с тех пор как мы частично рассекретили данные о полёте в Туманность Андромеды. А насчёт неё я заморочился.

— Знаешь, может быть, ты и права, — сказал я, посмотрев в глаза Марине.

Та прекратила бушевать и устало осела на кровать.

— И что теперь? — горестно вздохнул я. — Опять роман на службе?

— Ну а где же ещё, Валера? — чуть хриплым голосом ответила вопросом на вопрос Марина. — Ты после того, как перевёлся на заочный в своей шарашке, хоть раз был в отпуске или просто отдыхал в выходные или вообще куда-то шёл просто погулять, в кино? Живёшь и ночуешь на службе. Поэтому неудивительно, что и баб ты находишь на ней же.

— Надо с этим что-то делать, — сказал сам себе я.

Однако Марина только махнула рукой, как бы говоря, что ни обманывал бы я себя.

— Ладно, раз такая умная, то скажи, что делать?

— На свидание пригласи. Или в театр, например. Она на гражданке любила в театр ходить.

— В оперу, в балет… Стерлядь, дурная. Мы на окраине Галактики, откуда у нас здесь театр?

— От верблюда, Валер, — утомлённо вздохнула девушка. — Открыли его за неделю до нашего вылета к соседям. Тебя, кстати, твой дружбан по космодесанту ещё звал, ему, как первому секретарю райкома там положено было присутствовать, а он лапоть, как и ты. Боялся, что в одиночку в антракте коньяком накачается. Ему же никто не сказал, что от открытия до премьеры пройдёт некоторое время.

— Господи, — сказал я. — Театр-то зачем в нашей глухомани? Ну понимаю, киношка ещё куда ни шло и то народ не собирается, а театр?

— А шоб було, — отрезала Марина. — В крайнем случае солдатиков из военной части пригонят, чтобы окультуривались. А то вырастут такими же, как и ты, дуболомами. И в кинотеатре, к твоему сведению, нормально народ собирается, просто ты, балбес, ходишь на утренние сеансы.

— Сама такая. Зато толкаться не надо, один на целом ряду сижу. Ладно, приглашу. А что в прокате-то идёт?

— В прокате, — Стерлядкина закатила глаза и даже застонала. — Сегодня в театре дают «Призрак замка Кентервиль» по Уайльду.

— О, помню, кино смотрел. Прикольное, — я встал. — Вот сейчас пойду и приглашу.

С этими словами я вышел. Мне показалось, что вслед мне послышался голос Маринки: надо бы девчонке позвонить, предупредить, чтобы с порога, его, дурака, не послала, а то он обидится. Но я предпочёл думать, мне тогда просто показалось. Но Рита приняла моё приглашение, и мы вместе с ней сходили на спектакль. Он и правда оказался очень интересным, тем более что я забыл, чем там в кино дело кончилось.

Обратно мы возвращались довольные, а Рита повисла на моей руке и смотрела на меня влюблённым взглядом. Я улыбался, про себя и думал, что Маринка всё-таки молодец и большая умница. И откуда в ней вообще такая мудрость взялась и не могла ли она проявиться раньше? Ну перед тем как Марина бросила меня, а ребёнка сбагрила старшей сестре.

Кстати, про ребёнка. За то время, что мы отдыхали от нашего вояжа в другую галактику, я встретился с Женей, и мы серьёзно поговорили. Договорились вот до чего. Я молчу в тряпочку, чей Андрюшка сын, то есть вообще никому, а за это она, разрешает мне, видится с сыном.

Со Столяровой мы, неплохо прогуливались после театра, по улицам всё ещё строящегося города. Обсудили наши чувства. Хоть девушка морщилась, но вздохнув признала, что с таким солдафоном, как я, романтики она не дождётся. Договорились не афишировать наши отношения, пока она не перейдёт со срочной службы на постоянную работу в ГРУ.

— Но тогда никакой постели, — задрала она носик, когда мы остановились перед входом в торговую артель. — А то с нашими стенками, про это все узнают.

— Договорились, — улыбнулся я.

Ждать действительно оставалось недолго. Месяца три — четыре.

— И никаких полётов на Гарьерг без меня, — Рита смотрела серьёзно хоть и произнесла эти слова шутливым тоном.

— Как скажешь, — покорно согласился я улыбаясь.

— Дожили, — над ухом раздался голос Мишина. — Сержанты старлеями командуют.

— Вот поэтому и я говорил, что в армию никаких баб брать не надо, — глубокомысленно поддержал его Мишаня.

Мы с Риткой переглянулись и рассмеялись.

— Боюсь, секрет долго не продержится, — фыркнула она, когда мои друзья и товарищи скрылись в дверях артели.

Я отмахнулся. Это и так понятно было. У нас здесь весьма маленькое сообщество, никакие секреты удержать долго невозможно, как ни старайся. Особенно если учесть, что договаривались мы под камерами, которые контролировала Диана.

— Кстати, — глаза у Ритки вспыхнули. — Завтра творческая встреча с писательницей Василисой Корсаковой. Пойдём? Забавно, но она подруга Стерлядкиной и вообще тоже из Рязанской области.

— Я не читал, — признался я. — Последние годы с художественной литературой были проблемы.

Просто не нравилась мне вся эта новая литература. Я предпочитал классику. В смысле старую фантастику, которая была написана до столкновения с империей. Можно было бы читать и думать, как бы оно было, сбудься прогнозы старых авторов, которые в девяностые и писать перестали из-за творческого кризиса, вызванного столкновением с империей. А жаль. Может быть, и выдали что-то хорошее. Эх, проклятая война! А новых… Ну Мишаня иногда подкидывал мне книги Дивова, но это не фантастика, а военная проза, это больше так, чтобы поговорить о прошедшей войне, поддержать разговор.

Столярова тем временем мне рассказывала про эту Корсакову.

— Ты будешь смеяться, но она была пацифисткой, как и Анька и в армию идти, служить не хотела. Примирило её с необходимостью воинской службы только то, что в военкомате, оценив её физическую подготовку, просто отправили служить бухгалтером в воинскую часть на Калуне.

Опять Калуна, будь она неладна. Впрочем… Ну да.

— Она уже досидела там до конца войны, так ни разу и не увидев врага. Но тогда случилась атака имперских на Калуну, незадолго до операции «Эльба-2», помнишь, да?

Вот ещё бы не помнить. Именно тогда командование приказало ускорить подготовку операции, из-за чего всё получилось так, как получилось, а мы едва не погибли. Впрочем, про атаку на Калуну я узнал позже, когда мы вернулись с Тангорихкса. Женя Стерлядкина, которую я тогда знал, как Кавьяр, жаловалась, что в наш госпиталь везут пострадавших, в том числе и с Калуны, а у них, итак, много раненных после Тангорихкса.

— Так вот. Врываются имперские солдаты в бухгалтерию воинской части, а там кто — правильно, такие же девчонки-неумехи, как и сама Василиса. Но, как ты думаешь, что там произошло?

Я лишь пожал плечами. В плен, наверное, попала. Ненадолго.

— Не угадаешь. Корсаковой за сутки до того дали втык, за содержание боевого оружия в ненадлежащем состоянии. Смешно, да? Им-то по факту было положено оружие, но всё оно лежало в оружейке. Что логично, зачем им всем автоматы в бухгалтерии? Однако её командир закозлился, а потом закозлилась и сама Василиса и взяла с собой автомат. Ага, аккурат в тот день, когда придурочным имперцам вздумалось напасть на Калуну. Увидели они весь этот цветник и свои винтовки убрали, только приказали, строиться и на выход.

— Вспомнил! — обрадовался я. — Да. Говорили про неё, как же. Та бухгалтерша, которая положила трёх имперских солдат, забаррикадировала бухгалтерию, оттянула часть сил вторжения на себя, и те подумали, что в той части серьёзное сопротивление. Поэтому их рейд и провалился, а самих налётчиков повязали. Помню. Только не знал, кто она такая и что пишет книжки.

— Тогда не писала, — уточнила Рита. — После уже начала.

— Всё равно не читал, — махнул рукой я.

— А у меня есть и мне нравится, — состроила глаза Столярова. — Дать почитать, чтобы ты завтра, как дурак не сидел, ушами не хлопал?

Я вздохнул. Всё равно вечером, особенно после театра заняться было нечем. Филиппов и Мишин уже проскочили обратно, с хитрыми глазами и ясно, что направились в ближайший кабак.

— Давай. Что хоть за жанр? Надеюсь, не военная проза?

— Не-а. Городское фэнтези. Это как фэнтези, но вся магия существует в нашем мире…

— Ересь какая-то, — вздохнул я. — Но попытаюсь.

— Попытайся. Попытка не пытка, как говорилось, в одном старом анекдоте. И чтобы ты знал, многие относят «Мастер и Маргарита» к городскому фэнтези.

— Ну-ну, — только и сказал я, получая от девушки книги в странных обложках.

Но неожиданно эти книги меня зацепили. С большим интересом прочитав первую, меньше чем за сутки — вот представьте себе, обычный советский город, где король эльфов маскируется под первого секретаря горкома, а Тёмный повелитель возглавляет райпотребсоюз, и всё это сделано под производственный роман, я с большим нетерпением ждал встречи с автором столь забористой фантазии. Столярова была довольна, как никогда. Хоть какое-то её увлечение я разделил.

Правда, встреча превратилась в сущий анекдот. Ну да, я хотел познакомиться с писательницей, а она сама жаждала знакомства со мной, тем самым «сержантом Кирьяновым», что вскрыл Артефакт на Кадмии и в которого стреляли американцы на Ярве.

Пришлось немного разочаровать милую писательницу и выдать ей официальную версию. Она рассмеялась, поняв, что я скрываю правду. Нетрудно было догадаться, что и с её подвигом на Калуне было не всё так просто, как рассказывают. Но в целом мы весьма мило поболтали. Ритка, правда, начала немного ревновать и нарезать круги вокруг нас, но это она зря. Корсакова хоть и была талантливой писательницей, которую, правда, ругала вся наша критика, но народ читал, но при этом внешностью не блистала. Высокая, но болезненно худая, с длинноватым носом и чересчур широким ртом. Впрочем, мне-то, может, и не понравилось, но у неё самой недостатков в поклонниках не было. Как она сказала: только от одного избавилась, как на горизонте сразу двое нарисовались. Оставалось только поздравить её.

— Вы ведь сейчас в Рязанской области живёте? — вклинилась в наш разговор Ритка.

— Нет, я уже года два, как перебралась на Калуну, — отозвалась девушка, примерно моего возраста. — Понравились мне местные туманы и леса. Да и сама планета весьма интересная. Впрочем, и у вас здесь миленько… Будет.

Мы посмеялись, а писательница спохватилась.

— Ой, да что это я всё с вами заболталась, а меня читатели ждут.

Читатели, среди которых, я, к моему удивлению, углядел Мишаню, замахали руками и стали говорить, что они не против и могут подождать. Однако Корсакова предложила встретиться ещё раз, так как она здесь задержится на какое-то время. Мы согласились.

— Связь через неё, — я кивнул на Марину, которая пришла поддержать подружку.

— Договорились.

В общем, неделю внепланового отпуска или вынужденного простоя мы провели очень неплохо. Ходили гулять, то с известной писательницей, а то просто нашей дружной компанией. Ещё раз посетили театр, сходили в кино, успели надоесть Мишане со своими советами по развитию города. Я расслабился и на время выкинул мысли о Детях Предтеч из головы и смог действительно отдохнуть.

Но всё хорошее рано или поздно заканчивается. Вот и наш отдых завершился визитом начальства. Полковник Тихонов обрушился на нас, как кара господня на грешников. Ну не так всё было, просто после общения с известной писательницей хотелось общаться высоким стилем, хотя сама она красиво изъяснялась только в книгах. В жизни материлась как сапожник. Извините, отвлёкся.

Так вот, Анатолий Сергеевич прибыв в систему Кастора, засел на спутнике и вызвал меня, Мишина, Стерлядкину и Яковенко.

— Что же, — начал он. — Изучил я ваши отчёты и собранные сведения. Эти ваши Дети Предтеч вредители какие-то. За что бы ни брались, всё у них только ухудшает ситуацию. Попытались спасти цивилизацию на Тангорихксе, не дать им пасть под напором варваров, получили агрессивную феодальную империю, которая захватывала планеты. Стали воздействовать на них с помощью религии Серебряного Вестника, лишь добавили религиозный мистицизм. Остановить империю — получите, полную неразбериху в галактике Стрельца. И на этом фоне вместо того чтобы поговорить с нами, проявляют агрессию. И ещё непонятно, чего они на Земле навертели. Может быть, без вмешательства было бы лучше. Вредители, как есть вредители.

— Проклятье миров, — вставил я.

— Что? — не понял Тихонов.

— Это он творчества Корсаковой начитался. Всю неделю читал, да и с ней самой общался, — извиняющиеся сказала Стерлядкина. — А вы его знаете, он под влиянием такой литературы на высокий штиль переходит.

— А Корсакова. Помню. Чумичка редкостная. Ребята Кунцева её два раза расстрелять пытались, но товарищ Копылов за неё вступался. То ли ему книги её нравятся, то ли его жене.

Мы вчетвером переглянулись и поняли, на что там намекнул товарищ полковник, сделали выводы и продолжали слушать старшего товарища.

— Так вот, — вещал он. — С этим проклятьем миров надо что-то делать. Желательно побыстрее.

— Заложить родителям? — ляпнул я, не подумавши.

— А это мысль, — согласился Тихонов.

Ох и устроят мне сегодня тёмную, мои дорогие друзья и соратники. Но, сам виноват, накосячил.

Глава 20. Биврёст

Апрель — июнь 2009 года

— А теперь, Валера, уточни, есть ли у тебя какие-то мысли по этому поводу или ты ляпнул, не подумав? — мягко спросил Тихонов, когда возмущение, вызванное моими словами, улеглось.

Я посмотрел внимательно на Диану, Мишина и Стерлядкину. Все они глядели на меня умоляюще, как будто прося, не говорить того, что я хотел сказать.

Дело в том, что в найденных файлах Детей Предтеч, несколько раз упоминалось некое место, из которого они могли общаться со своими создателями. Только вот была одна загвоздка — проникнуть в него надо было через особую гравитационную аномалию, которые они нарекли мостом, а мы с подачи образованной Вронковской — Биврёстом.

Это название из скандинавской мифологии, она выбрала неслучайно. Весь фокус в том, что та последняя часть аномалии, через которую можно попасть в место контакта с Предтечами (по аналогии с теми же скандинавами мы дали ему название Химинбьёрг) для обычных людей смертельно, как в тех же мифах, где огненное основание — красный спектр радуги, могли пересекать только боги.

Вот это я и изложил Тихонову. Он на секунду задумался, почесал затылок, а, потом посмотрев в упор на меня, спросил:

— Но у тебя ведь есть какие-то идеи, иначе бы ты мне это всё не озвучил?

Диана схватила меня за руку, и Тихонов посмотрел на нас с интересом.

— Что происходит, товарищи? — наконец спросил он. — Мне удалить лишних и поговорить с вашим командиром, чтобы вы на него не оказывали давления?

— Проблема Анатолий Степанович в том, что лететь туда надо тёмными порталами, — вздохнул я. — А это сложно как и технически, так и с политической точки зрения.

— Не только в этом дело, — возмутилась Диана. — В пространстве в районе Биврёста обычный человек находится, не может, он просто сойдёт с ума. У меня самые точные данные из первых рук. И дело не в том, что сами Предтечи закрывались от людей. Нет. Просто само пространство не предназначено для обитания любого человекоподобного создания, чей мозг не развит в достаточной мере…

— Ты сможешь там находиться? — спросил Тихонов.

— Артемида сможет, а Диана нет, — тихо ответила девушка. — А полностью блокировать свою человеческую составляющую я не смогу.

— Валер? — полковник посмотрел на меня.

— Моё мнение, Диана так думает, из-за защитной программы Предтеч, которые предполагали, что искусственный интеллект обретя человеческое тело обязательно попытается попасть в пространство Предтеч. По тем или иным мотивам, будь то воссоединение с создателями или просто бегать для консультаций.

— Вилами по воде, — вздохнул Тихонов. — А как ты хотел, не заходя к Предтечам, дать им понять, что у нас проблемы с их «детьми»? И где вообще они сейчас?

— В центре Галактики. Биврёст же находится на самой-самой границе обитаемой зоны, но жизнь там всё равно не успевает развиться, однако мы вытянем. Учитывая всю защиту наших звездолётов. А я хотел отправить им послание, используя кодировку «Детей», над которой сейчас бьётся Диана.

— Это большой риск и я не уверен, что оно того стоит.

— Поверьте, Анатолий Степанович, я уверен, — пришлось выделить последнее слово.

— Ладно. Я подумаю и приму решение, — вздохнул Тихонов. — Возможно, посоветуюсь со старшими товарищи.

Намёк был ясен. Полёт к Биврёсту будет согласован либо с первым секретарём компартии ДКР, либо напрямую с генеральным. Нам остаётся просто ждать. В общем, я ожидал, что нам откажут, и думал, чем заняться дальше. Я всё-таки не Катя Новикова, чтобы бросаться очертя голову в пекло. Да и опасения соратников я разделял. Может быть, Предтечи предупредили своё создание об опасности, а может быть просто обманули.

В конце концов, мы разбились на две группы, которые готовились к разному развитию событий. Я, Столярова, Новикова, Довнарович с супругом и примкнувшие к нам Жмых и Череп при вынужденном сотрудничестве Дианы, разрабатывали планы проникновения в Биврёст, так чтобы этого никто не заметил и не понял. Остальные готовили проникновение в галактику Стрельца, чтобы выйти на Детей Предтеч и объяснить им, что накладочка вышла. Это была задача посложнее первой, так как попытки связаться с ними неизменно заканчивались провалом. А ещё им пришлось срочно эвакуировать последние оставшиеся резидентуры в первом круге цивилизаций, так как интриги Детей Предтеч дали свои результаты и нас считали пособниками Ардат Тангорихкс попытавшихся внедриться в их доверие. Нам ничего не оставалось, как отступить, пообещав, обязательно вернуться и разобраться с врагами. Но я сомневался в том, что это произойдёт скоро. Операция «Фараон» хоть и приносила в советскую казну немало доходов — собственно перевалочная база, которая становилась крупным торговым постом в Галактике, на Касторе существовала в этих рамках, но денег нам давали ограниченно, а финансовые операции нашей артели, под которую мы маскировались, едва покрывали все наши текущие расходы.

Но и всякого положения можно найти выход, и я с интересом выслушивал предложения Мишина, который неплохо ориентировался в ситуации и высказывал дельные идеи. Хотя одна из них, была любопытной — он предлагал взять штурмом Новый Константинополь и затребовать на переговоры Детей Предтеч.

— Город, практически беззащитен перед прямой атакой из космоса, — говорил он. — Псевдоимперцы никогда не десантировались в сам Новый Константинополь и никогда не бомбили сам город с орбиты.

— Ты с ума сошёл! — взвилась Стерлядкина. — Ты знаешь, что такое орбитальная бомбардировка? Врагу не пожелаешь, а местные жители нам не враги…

— Знаю, — едко отозвался Варяг. — Как ты помнишь, я под неё попал в Гордзексе. Ничего приятного нет, но какой у нас ещё выход?

— Придумай, — приказал я. — В целом идея хороша, но, желательно, без массовых разрушений.

Григорий Мишин лишь махнул рукой, как будто говоря: а что с вами спорить? Но засел за разработку новых планов. Мы же вернулись к своему вероятному вояжу. Не решалась никак загадка, не выходил цветочек каменный. К счастью, Диана сменила гнев на милость и проведя ряд вычислений, пришла к выводу, что создатели её обманывали.

— Я же говорил, — похлопал я по плечу девушку. — Ведь в найденных файлах неоднократно указывалось, что иногда Дети Предтечи брали с собой людей. Но не в Химинбьёрг, а оставляли неподалёку от Биврёста.

— Кого возьмёшь? — спросила Диана.

— Всех, — коротко ответил я.

— Не стоит, — посоветовала девушка. — Оставь часть группы здесь, на всякий случай, мало ли что может там случиться. Ведь не всегда можно найти выход, как из того «логова бесов».

Я улыбнулся.

— Филатову оставим. Она найдёт способ нас вытащить откуда угодно.

Диана лишь закатила глаза. А всё дело было в чём. Юльку Филатову, чтобы не сидела без дела во время нашего временного простоя, мы отправили работать в город, использовать полученные на Гарьерге навыки. Нет, ничего такого, просто строила глазки торговцам и разведчикам, которые у нас гостили под видом торговцев. Последних было много, больше чем нужно, ибо Кастор был интересен всем.

— Меня мучает вопрос, — однажды спросил Либерман. — Кого больше на Касторе, гражданских или шпионов?

Я попросил тогда Сашку не забивать голову ненужной ему информацией, так как вражескими разведчиками есть кому заняться.

Но в чём-то он, конечно, был прав. Работников разных разведок у нас здесь хватало, вернее было больше чем нужно. И это было обратной стороной открытости Кастора, как перевалочного пункта. Ведь стоило американцам узнать, что мы заняли звёздную систему с порталом ведущем в другие Галактики, да ещё и оснащённым мощным источником энергии у них чуть не приключилась истерика. Хорошо ещё, что тогда президентом был уже Альберт Гор, а не старый вояка Дональд Рамсфельд, иначе новой войны или конфликта было бы не избежать, ибо изначально они вообще выкатили требование, нейтрального статуса системы, совместного протектората и контроля. Догадываетесь, что на это ответили наши, вернее, куда они послали американцев?

Но потом всё-таки сели за стол переговоров и порешали. Конечно, никакого совместного статуса, зато мы допускаем в систему научные экспедиции, делимся научной информацией (конечно же, предварительно ГРУ решает, какая информация научная, а какая может быть государственной тайной), на планете ставят консульство и торговое представительство. А при подобных организациях обязательно заводятся шпионы. Тут уж ничего не поделать. Меньшее зло. И вот на это направление мы и бросили Филатову. К ней в помощницы набилась Новикова, хотя сама Юля просила свою тёзку, но у той случился роман с Либерманом и она решила завязать с похождениями. Надолго её хватит, вот вопрос?

Либерман, конечно, преувеличивал. Шпионов у нас оказалось не так много. Иначе бы мы Филатову туда и не поставили. Но это только пока. Вот сейчас разведки проснуться, пересчитают бюджеты, надавят на свои правительства, и мы получим здесь полноценную Касабланку или Стамбул или Вену. Кому, что больше нравится. Но до этого времени я надеялся, нам удастся выучить Юльку, тем более что работа оказалась ей по душе. Это в нашей высокой физике она дура дурой, а шпионскими играми она неплохо овладела.

К радости нашего коменданта, Шварцштейна она смогла зацепить ниточку, которая вела к недобитым фашистам, разыскивающим место в Галактике, где они смогли бы строить свой очередной рейх. Но об этом позже. Пока мы говорили с Дианой о перспективах полёта к Биврёсту.

Девушка немного поломавшись, всё-таки созналась, что пробираться туда тёмными порталами необязательно, достаточно пройти лишь последний раз. Она это говорила, чтобы мы точно туда не полетели. Я вздохнул и помянул недобрым словом её наполовину железные мозги.

— Значит, какие теперь варианты? — уточнил я.

— Нам нужно в рукав Стрельца, — задумалась она. — Но там почти все выходы из порталов застолблены за тем или иным государством.

— Не все, — поправил её я.

— Да, но это то, что было в имперской базе, — вздохнула девушка. — А значит, есть риск, что выйдя мы наткнёмся там на кого-то…

— Или чего-то. Ладно, давай, вот хотя бы эту звёздную систему. Насколько я помню по твоим базам, там одна пригодная для жизни человека планета, да и то относительно.

— Её могут использовать, как базу, кто-то типа мирмилийцев, — задумалась девушка.

— А могут и не использовать, — обломал её я. — Что дальше?

— Дальше теневым порталом идём в длинную перемычку, — она вздрогнула. — Именно там начинается гравитационная аномалия.

— Биврёст, — уточнил я. — Хорошо. Обратно-то как? Шатаемся теневыми порталами с маскировкой?

— Не обязательно. Можно попросить открывать наш портал на Кастор, ну скажем, раз в сутки…

— Не пойдёт, — отрезал я. — Какие ещё варианты?

— В Щит-Центавра. Там есть британская колония, Новый Нортумберленд. У них с Кастором постоянное сообщение — раз в сутки.

— О как! — удивился я. — И давно мы с британцами торгуем?

— Три месяца, — флегматично отозвалась девушка. — У твоего товарища Филиппова шило в известном месте. Вот он и носится, обеспечивает контракты. Но с ними каких-то дел мы не ведём, просто британцы летают через нас. Как понимаешь либо мы, либо кружными путями, три дня в дороге. Они предпочитают экономить и поэтому платят, сколько мы с них запросили, всё равно дешевле выходит.

— Понятно. Ну хоть что-то у этого афериста нам на пользу пошло. А то помнишь, Варяг на прошлой неделе едва ли не истерику устроил, когда его в общую очередь запихали. А иначе никак, договора, подряды и всё такое.

— Ну его или посадят или в генеральные секретари выбьётся, — хмыкнула Диана. — Но не отвлекайся. Главное, это что мы будем в преддверии Биврёста…

Словом, с Дианой план мы разработали за вечер. А дальше пошло ожидание. Правда, не очень долгое. Через три дня с нами связалась Плоткина и передала от Тихонова одно предложение: пробуйте, но быстро.

В этот момент и мне стало не по себе. Подобная формулировка означала одно: с высшим руководством согласовать не удалось, но пока окончательного решения не вынесено, можно попытаться проскочить. Я очень удивился. Ведь раньше наверху поддерживали наши инициативы по розыску Детей Предтеч или вообще, любых следов прежней высокоразвитой цивилизации. Что случилось в этот раз непонятно, а раз неясно, то стоит ли лезть на рожон.

Чёрные птицы слетают с луны, Чёрные птицы — кошмарные сны. Кружатся, кружатся в синюю ночьИщут повсюду мою дочь.

Зазвучала в моей голове песня группы «Наутилус Помпилиус». Плохой знак. Мрачные песни я вспоминаю, только когда нутром чую какую-то подлянку.

— Ты этого хотел, Жорж Данден, — процитировала Стерлядкина Мольера. — Это из…

— Если я не люблю театр, то это не значит, что я книжку не читал, — злобно отозвался я. — Но давай, раз ты такая умная, скажи мне, что делать.

— Я бы просто подождала отрицательного решения, — улыбнулась вредная девчонка. — Но я не ты, поэтому ты сейчас начнёшь носиться по базе, как электровеник, собирая экспедицию.

— А вот и не угадала, — немного нагло улыбнулся я. — Уже всё готово. Вылетаем завтра.

Оставив Марину Стерлядкину материться, я пошёл собирать команду.

С собой на верном звездолёте «Бумбараш» я взял её, Столярову, Жмыха и Черепа, Диану и, подумав, Смирнова с Довнарович. Для разнообразия с нами полетели Вронковская и неожиданно Филатова, которой потребовалось на время покинуть планету.

— Дошалавилась? — встретила её Довнарович на посадке. — Рвёшь когти?

— Нет, — очень уверенно ответила девушка. — Просто для легенды надо, чтобы я действительно куда-то полетела, а то будет как-то странно выглядеть, что я безвылазно сижу на планете.

Яська только хлопнула челюстью, под смешки Жмыха и Черепа. А я подумал: вот надо бы навестить Мезенцеву и узнать, чего она такого сделала, с нашей дёрганной малышкой, что на выходе получилась уверенная в себе роковая красотка.

Но я посмотрел на Ритку и подумал, что придётся брать и её с собой. Но девчонке ведь некоторые нюансы нашей работы не объяснить. Хотя надо. Так что пока отложим.

Мишке Филиппову, который для всех становился Михаилом Сергеевичем, я сбросил предупреждение ещё вечером, так что в портал мы вошли без проблем и без ожидания. А Варяг сам виноват. Людей надо предупреждать, если не хочешь накладок.

Система оранжевого карлика встретила нас красочными огнями и какой-то странной суетой в эфире.

— Что происходит? — спросил я у Вика.

— Используются земные средства связи, — как-то растерянно отозвался он. — Но мы отслеживали текущую ситуацию. Никто не заявлял об основании новой колонии.

— Интересно, — выдал я. — Но кто это может быть?

— Речь немецкая, — зачем-то уточнила Стерлядкина.

— Два корабля класса «Аденауэр» запрашивают позывные и пароль, — удивлённо отозвался Смирнов.

«Аденауэр» — это Западноевропейский Союз. А спрашивают они по простой причине. «Бумбараш» звездолёт имперской постройки, а значит, нельзя идентифицировать его принадлежность, потому что трофейные корабли находится в составе как военных, так и торговых флотов всех стран, так или иначе, допущенных к космосу.

— Не отвечайте им, это немцы! — в рубку к Смирнову ворвалась Филатова.

— Лола, мы в курсе, — осторожно сказал я в микрофон.

— Нет, вы не поняли. Это самые немцы, которых я выслеживала.

— В смысле? — не понял я.

Филатова, захватив микрофон, начала мне объяснить.

— Вчера две звездолёта с такими же позывными, ушли от нас на Гарьерг. Мы давно подозревали их в том, что они связаны с организацией возрождения Третьего рейха и следили за ними.

— О как, — сказал я. — Ты в одиночку?

Юлька лишь настороженно покачала головой.

— Мне же товарищ Плоткина выделила в помощь несколько человек из наружного наблюдения.

— Да, точно… — и переключившись на Жмыха с Черепом, скомандовал. — Орудия к бою, готовь.

— Тузов, это перебор, — возразила Стерлядкина. — Их здесь целое логово. Что ты планируешь делать?

— Ну не сдаваться же… А до тёмного портала лететь полтора часа. По скорости мы тягаться вряд ли сможем, а вот по огневой мощи…

Возьмите моё золото, Возьмите моё золото, Возьмите моё золотоИ улетайте обратно.

Фашистам недобитым надоело запрашивать наши данные и они решили прибегнуть к силе и дать предупредительный залп, но опоздали. Мы не стали терять время и маневрируя, обстреливали их.

Наш звездолёт не был боевым, как и «Аденауэры», но имел преимущество в том, что его строили феодалы, для своих целей, поэтому неплохо оснастили вооружением и вообще такие трофейные корабли были в составе военного космофлота СССР, до недавних времён, пока их не вытеснили новые, современные и хорошо оснащённые звездолёты класса «Машеров» и «Джанибеков».

Однако и вражеским кораблям было что показать. Слаженным залпом они снесли с «Бумбараша» защиту, и уже хотели добить, как Марина заложила манёвр, вокруг небольшого пылевого скопления, а Жмых расстрелял один из звездолётов, как в тире, выведя из строя всю сложную электронику и оставив их дрейфовать в открытом космосе.

Но оставался ещё один противник. И это была проблема. На восстановление защиты требовалось три часа, которых у нас не было. Поэтому Марина выгнала меня из пилотской кабины, а сама принялась за дело, поставив Столярову координировать действия с пилотами и рубкой связи. Мне же оставалось только наблюдать, как Стерлядкина, закладывая виражи, которым обзавидовались бы асы всех мировых войн и локальных конфликтов, идёт на сближение с последним «Аденауэром».

Немцы, очевидно, растерялись, видя, как наш звездолёт прёт чуть ли не на таран. Именно на это я и списываю, то что фашисты не открыли огонь, когда мы были на прямой линии.

Впрочем, после боя Марина сказала, что вряд ли бы это помогло, так как она была готова в любой момент уйти за крутившийся рядом астероид. Но чего не случилось, того не случилось. И поэтому, когда звездолёты оказались на прямой линии, друг напротив друга, наши орудия ударили со всей мощью, выводя из строя защиту врага и вынеся кабину пилотов.

— Что дальше, кэп? — высунулась из кабины Фокси.

— Уходим в сторону тёмного портала, — бросил я. — И как можно быстрее.

Я вернулся к пилотам и первым делом провёл диагностику, того, что у нас есть, чего нет, а чему долго восстанавливаться.

— Вернёмся или продолжим путь? — уточнила Столярова.

— Вперёд и только вперёд. Доходим до портала, к тому времени восстановятся все энергосистемы и мы сможем включить маскировку.

— Есть, — буркнула Марина, которой очень не хотелось лететь к Биврёсту, особенно теперь, когда нас немного помяли в космическом бою с реваншистами Рейха.

А вот насчёт этого, следует уточнить, пока летим. Я в последнее время выпустил из виду ряд направлений, сосредоточившись на поисках Детей Предтеч и на возможном контакте с их создателей. Однако, Кастор остаётся перевалочным пунктом для космических держав Земли, а мы отвечаем за всё, что происходит и должны своевременно информировать начальство, да и самим надо быть в курсе дела, что у нас творится под боком.

Нам не нужно твоё золото, Нам не нужно твоё золото, Заржавело твоё золотоИ повсюду на нём пятна.

Поэтому вызвав к себе Вронковскую и Филатову, я заперся с ними в одной каюте, под недовольное фырканье Риты. Меня интересовало в первую очередь, что я упустил по немцам и как это можно наверстать.

Однако выслушав их, я выдохнул с облегчением. Не так всё у меня оказалось запущенно, как я опасался. Все эти направления только создавались и в основном ими занималась Плоткина и её ребята, чтобы лишний раз не грузить нас. Поэтому мои люди привлекались изредка, когда совсем было невозможно работать без нас.

— Вот, кажется мне, что рано или поздно нас расширят и отдадут это направление нам полностью, — сообщила Юля Филатова. — Или же Плоткина создаст дополнительную службу на Касторе параллельную нам, если мы слишком сильно погрузимся в проблемы соседней галактики.

— А я думаю, из Стрельца мы ушли окончательно, поэтому всё это упадёт на нас, — добавила своё мнение Вронковская.

Я был с ней согласен. Как только мы, так или иначе, решим вопрос с Детьми Предтеч, проклятый Стрелец станет нам интересен по остаточному принципу. Для этнографических экспедиций, например. Ещё нас могут вообще попросить покинуть Стрелец навсегда. Поэтому я благословил Филатову на дальнейшую работу в этом направлении и…

— Вообще, координацией занимается Фокси, — ошарашила она меня. — Я же работаю в поле. Просто в последние дни она сконцентрировалась на сегодняшнем полёте и всё это упало на меня.

Я вздохнул и поставил себе метку навести порядок в своём ведомстве, как только мы вернёмся из длинной перемычки. Если вернёмся. Диана, несмотря ни на что очень скептически относится к перспективам этой операции.

Вернулся к пилотам я аккурат к тому времени, как всё было готово к полёту на Биврёст. Гравитационной аномалии в длинной перемычке.

— Что товарищи, готовы? — спросил я у девушек. — Сегодня мы увидим, что никто из землян, да и вообще из ныне живущих людей в Галактике не видел.

Но девушки не поддержали шутку. Они были хмуры и сосредоточены. Марина молча открыла тёмный портал и направила туда наш звездолёт.

Поначалу длинная перемычка не впечатлила. Обычный космос, как и в других рукавах Млечного пути и других галактиках. Но чем ближе мы подходили к гравитационной аномалии, тем явственнее менялось всё вокруг.

Даже тем, кто не наблюдал, как вокруг нас сворачивается пространство через внешние камеры, показалось, что происходит что-то не то. Реальность как будто истончается, всё вокруг становится абсолютно нереальным. Обычные вещи кажутся чем-то чужеродным.

— Останавливаемся! — раздался истошный крик Дианы. — Дальше будет только хуже.

Стерлядкина, как будто этого и ждала. Она не стала глушить двигатели, а просто начала сдавать назад.

— Нет, — бросил ей я. — Нам ещё отправить послание.

Девушка посмотрела на меня безумным взглядом, но я не поддался, а приказал двигаться так же.

— Ди, отправляй послание, — бросил я Яковенко. — Чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше.

Диана занялась передачей сообщение, одним ей ведомым способом, а мы просто сидели и ждали.

— Знаешь, — вдруг сказала Марина, криво ухмыльнувшись. — Если бы я уже не была сумасшедшей, то точно бы сошла с ума.

— Оставь, — ответил я. — Тебя бы к полётам не допустили, да и вообще к нам не взяли.

Стерлядкина рассмеялась.

— Мне порой кажется, что меня пристрелили в той тюрьме на Ирсеилоуре, а всё, что я после этого увидела это бред умирающей. И вот теперь Биврёст, который окончательно поставит точку в моей недолгой жизни.

Я отвесил ей пощёчину, размахнувшись, насколько это позволяла кабина пилота. Марина замолчала и посмотрела на меня.

— Спасибо, — выдохнула она.

— Давно хотел это сделать, — проворчал я. — С тех пор как узнал, что Андрей — мой сын.

— А ты-то в порядке? — спросила Марина. — Такие вещи и при своей девушке говорить.

Рита Столярова сидела с отвисшей челюстью и выпученными глазами, глядя на нас.

— Пускай знает, — скрестил я руки на груди. — У меня с ней всё серьёзно, поэтому скрывать такие вещи не вижу смысла.

— Ты запомни, — Марина обратилась к Рите. — Что если хоть кому-то это расскажешь, то я тебя… я тебе… Короче, добьюсь, что тебя вернут на Землю и никогда оттуда не выпустят.

— Мне ещё что-то надо знать? — спросила Столярова мёртвым голосом.

— Как вспомню, расскажу.

— Про всё остальное ты уже знаешь. Тебе же наши бабоньки уже обо всех его похождениях рассказали в подробностях.

— Так уж и про все? — не поверил я.

— Про Зотову, Голобко, меня, Ирку Рейман, Ленку, Люську Мезенцеву, одну из её девок, Аньку и сестёр Новиковых.

— Ни с кем из девок Мезенцевой у меня ничего не было, — запротестовал я. — Просто Анька напилась тогда и переоделась, ну, как женщина лёгкого поведения, а дело было в Люськином заведении.

— Про это я слышала, причём в двух версиях. В пересказе Довнарович и версию Ани, — холодно отозвалась Столярова. — А вот про Катю Новикову не слышала.

— Было один раз, да и то не считается, — отмахнулся я.

— Это как? — хором спросили меня девушки.

— Мы так договорились с утра, — пожал плечами я.

— Марин, подержишь, пока я его буду бить? — спросила мелкая Столярова.

— Да без вопросов, — оживилась стерлядь дурная. — Только после операции, а то нарушение субординации, неуставные отношения и всё такое.

— Есть стимул выжить, — хмыкнула моя девушка.

Однако в разговор по внутренней связи вмешалась Диана, спасая меня тем самым от дальнейших издевательств со стороны бывшей и нынешней.

— Я всё, можно улетать.

— Да! — радостно вскинула руки Марина. — Всё Валер, вали из кабины, мы сейчас с Риткой чудеса пилотирования будем показывать.

Я вышел, напоследок показав им язык и услышав голос Риты, уже затворяя дверь.

— А Новиковой я всё равно мордашку подправлю. Чтобы знала.

Хорошо что свою подружку бить не будет, решил я и пошёл по коридору, чтобы кое-что уточнить у Дианы. Но едва я сделала несколько шагов по направлению к радиорубке, как заметил, что девушка уже сама вышла оттуда и тоже идёт мне навстречу.

Пилоты, по всей видимости, сделали разворот, потому что звездолёт существенно накренился, а из кают-компании вылетели Маркин и Филатова, которые не догадались за что-то ухватиться, при манёврах.

Внезапно воздух сгустился и потемнело, хотя лампы светили как и прежде. В середине коридора соткалась из теней тёмная фигура, которая сделала несколько шагов прямо к Диане.

— Эй, — крикнул я, хватаясь за пояс.

Табельное оружие я всегда носил при себе, даже в таких экспедициях. На всякий случай. Вытащив из кобуры пистолет, я прицелился, но стрелять не стал. Фигура была как будто голографической, а мне показывали опыты в Рязани, во время моего последнего визита на Землю, и просвечивала в нескольких местах.

Нечто появившееся в коридоре полностью проигнорировало меня, сделав несколько шагов навстречу Диане. А она смотрела на существо с какой-то радостью и когда оно приблизилось, то встала перед ним на колени, запрокинув голову.

Чёрные птицы из детских глазВыклюют чёрным клювом алмаз. Алмаз унесут в чёрных когтях, Оставив в глазах чёрный угольный страх.

Создание протянуло к ней, что-то вроде руки и коснулась лба. Глаза у девушки заискрились, она слегка подёргивалась, а потом согласно кивнула и только после этого фигура исчезла. Вокруг стало всё, как прежде.

— Что это было? — спросил испуганно Жмых.

Знаете, я никогда не слышал у Лёхи такого тона. Он был малый простоватый и даже когда боялся, то этого не показывал. А вот сейчас его пробрало до глубины души, раз у него срывается глаза, а глаза наполнены ужасом.

Филатова же, к моему удивлению, восприняла всё спокойнее. Вот только руки у девушки дрожали.

— Мне самому интересно, — бросил я и подошёл к всё ещё стоящей на коленях Диане Яковенко.

Но она продолжала улыбаться, как будто бы это был самый счастливый момент в её жизни. Так. Неужели она была права, вот только с ума здесь сходят люди с вживлённым искусственным интеллектом.

— Кто это был? — спросил я у девушки.

— Папа, — ответила она и потеряла сознание.

Возьмите моё царство, Возьмите моё царство, Возьмите моё царствоИ возьмите мою корону. Нам не нужно твоё царство, Нам не нужно твоё царство, Нам не нужно твоё царствоИ корона твоя из клёна.

— Вот и понимай это как хочешь, — опешил я. — Где Довнарович? Срочно к нам!

Из медпункта выскочила перепуганная Яська.

— Что случилось?

Мы в три голоса изложили ей, что произошло. Причём моя версия противоречила, тому что говорили Филатова и Маркин.

Так, Лоле показалось, что существо поцеловало Диану, а Маркин узрел у него рога и громовой голос.

— Все в медпункт, — бросила Яся. — Голову проверю вам всем. У кого лишняя — отрежу.

Мы, кстати, не поняли, шутит Довнарович или нет. Но к счастью, лишней головы ни у кого не обнаружилось, поэтому кровопролития не состоялось. Однако наш судовой врач осталась недовольна.

— По уму, вам бы всем сейчас успокоительное вколоть и отправить, сутки спать, — ворчала она. — Это надо же, чёрный призрак, который пришёл к Диане…

— Тёмный, — поправил я. — Это другое. И мы все, включая Диану, его видели.

— Она назвала его папой, — добавила Стерлядкина.

— Тем более. Мальчики и девочки, я вам напомню, что у неё убили родителей прям на глазах. Поэтому мало ли…

— Это был другой родитель, — вяло произнесла Яковенко с кушетки. — Тот, кто создал искусственную часть меня.

— Мать твою за ногу, — выдохнула Довнарович. — Слухай, сяброука. В этом безумном пространстве нам чего только не казалось. Ты увидела одного из Предтеч, которого кроме тебя…

— Видел я, Жмых и Лола, — вмешался я. — Ясь, заканчивай. Ди, что он тебе передал?

— Что они информацию получили и всё будет хорошо.

Тяжёлое молчание повисло в медпункте.

— А подробности? — не выдержала, наконец, Филатова.

Дина очень растерянно улыбнулась и покачала головой. Я вздохнул. Руки у меня реально опускались. Проделать такой путь, рисковать жизнью и услышать…

— Ты удивлён? — в дверях стояла Стерлядкина. — Валер, ты же образованный человек. Читал в детстве греческие мифы…

— В пересказе Немировского, — зачем-то уточнил я.

— Это неважно. Но древние греки хорошо показали, как бы все эти существа, наделённые всемогуществом, относились к простым смертным. Хотя греческих богов никогда не существовало. Вот и в нашем случае. Они получили сообщение, а дальше…

Возьмите тогда глаза мои, Возьмите тогда глаза мои, Возьмите тогда глаза мои, Чтоб они вас впредь не видали.

В это время в ухе у меня задёргало, и я схватился за висок. Диана тоже поморщилась. Лола удивлённо уставилась на меня. Лишь Довнарович понимающе усмехнулась.

— Малахольная вас вызывает? — устало спросила она.

— Да, — коротко бросил я.

Как я уже говорил, между теми, кто был носителем искусственного интеллекта Предтеч и текущими носителями, существовала связь. Они могли дать о себе знать, в любую точку нашей Галактики. Никакой мистики, просто через систему порталов, как обычных, так и тёмных, мы могли дать знать друг другу, что надо срочно связаться. Но не более. Полноценной связью мы обладали только в пределах планеты.

— Что-то случилось? — сощурилась Марина.

— Откуда же мне знать? —пожал плечами я. — Это надо, как минимум открыть портал.

— Тогда летим, — мягко сказала девушка. — Больше мы ничего здесь не узнаем, поэтому возвращаемся по старому плану…

— Нет, — отозвался я, потирая виски. — Мы можем многое понять, просто сканируя окрестности.

— Но нас ждут дома.

— Я понял. Да. Двигаем обратно.

Я не вернулся в кабину пилотов. Весь обратный путь я провёл в собственной каюте. Мне и правда, казалось, что чем дольше мы находимся у подножья Биврёста, тем больше сможем понять или узнать об окружающем нас космосе, Вселенной, да и о смысле жизни, в конце концов.

Но моего присутствия не требовалось. Мы незаметно вышли в системе, облюбованной недобитыми фашистами, через тёмный портал. Дальше не стали чудить, тем более что мы разворошили муравейник. Окружающий портал космос был забит звездолётами, шёл постоянный радиообмен. Марина аж загордилась собой, немного.

Мы не стали рисковать и вышли в безымянной системе, которая ранее использовалась халлдорианцами как база контрабандистов, а теперь, из-за начавшейся гражданской войны была заброшена.

Потом была британская колония, где мы появились открыто и только там, ожидая портал на Кастор, Диана связалась с Анной. Но сначала ко мне зашла Яська Довнарович, которая узнала, что я заперся в своей каюте.

— Валера, — сказала она спокойным голосом. — Выкинь из головы все эти мысли, которые сейчас лезут тебе в голову.

— А ты знаешь какие?

— Я такая же дурная, как и ты, — очень криво усмехнулась девушка. — Что там? Тайны космоса, вселенной, как спасти человечество от него же самого? Я угадала?

Оставалось только кивнуть головой.

— Поверь, это всех донимает, — покивала она. — После того как мы нашли сначала Хранилище, а потом Артефакт, нам, как жадным обезьянам хочется большего и ещё большего, хотя и полученное мы никак не освоим.

Я лишь грустно улыбнулся. Яська ответила мне тем же. Потом она внимательно посмотрела мне в глаза.

— Не будет никаких универсальных ответов. Даже если мы и сможем что-то понять, то возникнет ещё больше вопросов, понимаешь, Валер? А нам бы с теми, что имеются разобраться. Поэтому не парься. Обещаешь?

— Клянусь, — криво усмехнулся я, но глаза Довнарович оставались серьёзными.

— Обещаю, — сказал я уже серьёзно.

Нам уже не нужны глаза твои, Нам уже не нужны глаза твои, Побывали уже в глазах твоихИ все, что нам нужно, взяли.

Может быть, мы поговорили ещё о чём-то, но в этот момент к нам ворвалась Диана.

— Ребята, вы не поверите. Но наша миссия на Биврёст была отменена лично Бронницким, спустя час, после нашего отлёта и всё это время они пытались связаться с нами.

— Зачем? — ко мне уже вернулся мой интерес к жизни.

— Дипломатическая миссия в Стрелец, — ответила девушка. — Летим полным составом, на трёх звездолётах и если что — готовимся воевать и отбиваться.

— Мда, — лишь процедил я. — Вот не замечал я в нашем руководстве склонность к империалистическим замашкам.

— Ты о чём сейчас? — хлопнула глазами Яся.

— Да я про дипломатию канонерок…

— А это. Так уже давно. Ты просто предпочитал не обращать внимания.

Мысленно пообещав, злоязыкой Довнарович все возможные кары, я пошёл в кабину пилотов. Намечалось новое дело. Надеюсь, не последнее.

Глава 21. Пасынки Предтеч

Июнь 2009 года

Возвращались мы с некоторой опаской. Хоть, формально мы и не нарушили никакого приказа, но проявили, скажем так, несвоевременную инициативу. А начальство, которое дало нам отмашку, запросто отречётся и от нас и нашего полёта.

Однако пронесло, никто нам не сказал ни слова. Только полковник Тихонов, который прилетел на Кастор с Машерова, нам как-то вечерком признался, что был несколько поражён реакцией генерального секретаря, на наш полёт. Тот рвал и метал, и обещал нас всех расстрелять, если вернёмся живыми.

— Такое ощущение, — признался Тихонов. — Что генеральный знал об опасностях, которые вам там грозят.

— Так, он и знал, — пожал плечами я. — Всё в отчётах было и наши предположения…

— Нет, — отмахнулся рукой полковник. — У нас Валерией Александровичем сложилось впечатление, что он это на личном опыте знал. Хотя чушь и бред. Но задело его, что-то… И ещё…

Он осмотрелся по сторонам и проверив ещё раз комнату в нашей артели на подслушивающие устройства, почти шёпотом сообщил.

— Мне показалось, что больше всего он боялся вашего контакта с Предтечами. Не знаю почему.

Я вздохнул, тоже осмотрелся по сторонам и наклонившись к уху Тихонова сказал.

— Откровенность за откровенность Анатолий Степанович. Мы вступили в контакт с Предтечами. Правда, всё вышло не так, как мы ожидали, но…

И я пересказал полковнику всё, что произошло с нами в пространстве Биврёст, про загадочную тень, которую Диана назвала папой. Тихонов нахмурился.

— Почему в отчёте не указали?

Я подумал, немного покатал эту мысль в голове, а потом вынужденно признался.

— Не знаю. Как будто заставило что-то.

Полковник посмотрел на меня с иронией. А я, пораскинув мозгами, сообразил, что наш дружный заговор молчания, он же неспроста, как выражался один мультипликационный персонаж. Действительно, с чего бы мы так дружно, вычеркнули из своих отчётов визит таинственной тени?

— Значит, оно не хочет, чтобы информация о том, что вы вошли в контакт с Предтечами, вышла за пределы группы… — сообразил Тихонов. — Отсюда вывод?

— Кто-то из Детей Предтеч находится в руководстве страны или разведки!

— Да, как-то так. Но ты, неожиданно для самого себя всё рассказали мне.

— Значит, вы не из Детей Предтеч.

— Или наоборот. Не стоит сбрасывать со счетов и своеобразную чёрную метку.

— Товарищ полковник, а можно у вас спросить?

— Валяй.

— Вы не из Детей Предтеч?

Товарищ Тихонов весело и заразительно рассмеялся.

— Будь я один из них, то соврал бы тебе, а потом сбил с толку. Дальше.

— У меня всё.

— Ну так себе. Впрочем, не забивай себе голову. Поисками Детей Предтеч в советском руководстве займусь я и неофициально.

— Удобно, если вы один из них.

— Отставить.

— Есть.

— Теперь серьёзно. В общем, побесившись, товарищ Бронницкий успокоился и приказал срочно отозвать с миссии, попутно поручив другое задание…

— Установление контакта с Детьми Предтеч, если не получится мирно, то принудить. Вы зря это Леонидовой поручили. Мы из неё клещами информацию вытягивали, уж больно она бестолковая. Пришлось Диане у неё в мозгах покопаться.

— На то и был расчёт, — не поддался на провокацию полковник.

Я махнул рукой. Не с такими мастодонтами, как собственное начальство мне тягаться, в мелких подначках.

Ладно, сунем голову в пасть к тигру, то есть к сильно обозлённым на нас Детям Предтеч. Вот только интересно, что замышляет наш генеральный? Хочет доказать наследникам древней цивилизации, что всё в порядке и Империя Миллиарда Звёзд повержена, и больше нет смысла готовить бойцов к схватке за Галактику?

Но если они стремились не уничтожить Ардат Тангорихкс, а самим единолично править галактикой? То тогда мы навлечём на себя, куда большую угрозу, чем была Империя.

Все эти соображения я и изложил Тихонову. Но тот лишь пожал плечами и сказал, что таков был приказ командования. В этот момент меня осенило.

— Анатолий Степанович, а это решение принял лично генеральный или настояло ЦК?

Полковник немного помолчал, а потом, вздохнув, сказал.

— Мы тоже об этом думали, Валер. Я, Кройтор и Копылов. Даже небольшое расследование провели. Но безрезультатно. Никого в Политбюро со странностями и пробелами в биографии нет и не было. В ЦК — возможно, но решение принималось не на этом уровне.

— Хорошо замаскировался, — хмыкнул я.

— С их уровнем развития — немудрено. Ладно. Что делать-то будешь?

— Выполнять приказ. У меня разве есть другие варианты?

— Варианты есть всегда.

— Не в нашем случае, Анатолий Степанович, не в нашем случае.

Тихонов кивнул, соглашаясь, и стал помогать готовить мне военно-дипломатическую экспедицию. Он привлёк все ресурсы, которые оказались у нас под рукой, но смог собрать людей. Опять же, кто откажет полковнику ГРУ, главе галактического отдела, который вот-вот может стать межгалактическим?

Я не понимал, к чему такая спешка, но был не против. Действительно, с Детьми Предтеч, если что-то и получится, то лихим наскоком, а иначе затянем и потеряем преимущество.

Анатолий Степанович Тихонов оказав всю необходимую помощь, покинул нас, вернувшись к своей постоянной работе. Напоследок он заметил, что если бы не прямой приказ из ЦК, максимум ограничился заместителем и то, когда тому график позволит.

Меня это удивило. Вернее, нет. Но задавать лишних вопросов, чтобы что-то уточнить я не стал. Анатолий Степанович, по всей видимости, имеет причины держать при себе некоторые мысли. Вот и мне стоит взять его за пример, тем более что меня никто и не спрашивает.

Особенно рекомендовалось держать язык за зубами при Марселе Темиргалиева, который прилетел вместе с Тихоновым и оставался с нами до отлёта. Периодически он пытался сманить к себе Вронковскую, но та, проникнувшись духом первооткрывательства в наших рядах, наотрез отказалась от столь заманчивого предложения.

С собой мы взяли три звездолёта. Старый имперский «Бумбараш», у пограничников взяли «Ингус», неплохой боевой звездолёт, но устаревший и современную «Калуну». Маринка, правда, ворчала, что звездолёт совершенно бестолковый, она попробовала его на испытаниях и осталась не впечатлена. Впрочем, Пушкарёв и не собирался уступать ей место в рубке «Калуны». Сергей вообще зазывал меня к себе, предлагая сделать корабль флагманским, но я отказал. У «Калуны» был свой сработанный экипаж и разбавлять его не было смысла. Зато своих ребят поделил между нашим звездолётом и «Ингусом». Туда отправилась Столярова, а на её место сел я.

— Валера, половым путём передаются только нехорошие болезни, а не умение управлять звездолётом, — заметил Марсель, пришедший нас проводить, в дипломатическую экспедицию.

Намекал, зараза, на мои отношения и с Мариной и с Риткой.

— Вы не правы, товарищ майор. Подобное умение я как раз получил через постель, — не преминул уесть его я.

Оглядел опешившие лица Марины и Марселя, я засмеялся.

— Леонидова проводила эксперимент, — пояснил я. — Передавала не только информацию, но умения и навыки, через приёмные блоки, которые, как вы помните, остались у меня в мозгу. Нет, от Строганова она их получила, опробовала, поняла, что умеет, и думала, можно ли это передать другому человеку с приёмными блоками. И как раз я подвернулся… можно сказать, под руку. Мне стало интересно, и мы попробовали. Так что, учитывая мои с ней отношения, оставшиеся в прошлом, можно сказать: знания я получил через постель.

— А ничего, что ты сейчас на связи со всеми звездолётами, а это слышит твоя нынешняя пассия?

— А я же говорила, что глупо скрывать наши отношения, — влезла на связь Рита Столярова. — Впрочем, сам себя наказал.

Я пожал плечами и ответил на вопрос Марселя.

— Да я от неё ничего не скрываю. Ни про прошлые отношения, ни про то, что мы в космодесантовской курилке, не только курили.

— В смысле? — не понял Темиргалиев.

— Ну, как вы думаете, зачем там стены голыми бабами были обклеены?

— Для эстетики…

— Для эстетизма вешают пейзажи и прочие натюрморты, а голых баб вешают для другого. А в курилке было удобно. Во-первых, офицеры не зайдут, а во-вторых, там точка есть, с которой ты всё видишь, а тебя вообще не видно. Удобно.

— Повезло вам, — проворчала Марина. — Нам женщинам и так не сахар, так в казармах младших пилотов и укромного местечка не сыщешь. Одно хорошо. Нас, девчонок, в прачечную часто посылали, а та-а-ам…

Покрасневший, как рак Марсель выскочил из кабины пилотов. Мы с Мариной довольно рассмеялись и нас поддержали другие пилоты, слышавшие этот разговор.

— Отвык товарищ майор от нашего военно-космического юмора, — глубокомысленно заметила Марина.

— А кого вешали-то? — поинтересовался Пушкарёв.

— Да голливудских в основном. Уж как они к нам попадали, не ведаю.

— Так, кого именно?

— Да всех разве упомнишь? Вот Дженнифер Грей и Алисия Сильверстоун точно были.

— Грей же старая, — проворчала Столярова.

— Так это сейчас! А тогда самое оно было! — возразили мы и Серёга добавил. — Не такая уж старая сейчас.

— Ладно, — нетерпеливо проговорила Рита. — Марин, так что ты там про прачечную говорила?

— Уже ничего, — не дал я высказаться Стерлядкиной. — Тебе не понадобится. Начальство же в курсе наших отношений, так что прежние договорённости аннулированы.

— Похабник… — начала Столярова, но её перебил Серёга.

— Так, а кто команду на вылет даёт?

— Я, как руководитель экспедиции.

— А чего тогда молчишь? Марсель уже пять минут, как покинул корабль, на второй космической.

— Да вроде хорошо сидим… Ладно. Готовность номер один, проверка всех систем…

Мы взлетели и устремились к порталу, чтобы из него улететь в неизвестность. Вернее, к нашим грекам. Там я был уверен, несмотря на понесённые потери, резидентура Детей Предтеч была и очень даже солидной.

План был простой. И, разумеется, ни о каких бомбардировках Константинополя речь не шла. По крайней мере, о массовых. Мы просто выходим из портала, даём местным понять, мы запросто снесём башню с порталом и требуем на переговоры, как мы их решили назвать «наследников Предтеч», а если не поймут, уточним, что тех, кому принадлежит завод по производству биороботов. Я думаю, на таких условиях они будут с нами разговаривать, куда денутся.

Однако реальность, как всегда, внесла свои коррективы. Едва мы вышли из портала, как Марина засекла некую активную, рядом с естественным спутником планеты. Она попросила Вика уточнить параметра, а также просигналила на «Калуну».

— Да, где-то пять боевых звездолётов, — подтвердил Пушкарёв. — Что будем делать?

— Драться, — отрывисто сказал я.

— Может быть, попробуем уйти в другой портал?

— А смысл? Они или ждут нас повсюду или в лучшем случае вскоре туда подойдёт подмога.

— Как бы сюда помощь ни подошла, — проворчал Серёга Пушкарёв, однако к бою стал готовиться.

Идея, откровенно говоря, была дурацкой, но другой не было. Я шипел сквозь зубы, отдавая команды. Марина всё равно была недовольна моим присутствием в кабине. Да, умение пилотировать, у меня было на уровне Джастина Строганова, годовой давности, но при этом я был одновременно и её командир и подчинённый.

— Разворачиваемся! — скомандовал я. — Рассыпаемся и атакуем «коршунами».

Вот этим и плохо новаторское овладение умениями, через передатчики от искусственного интеллекта. Непонятно откуда что берётся и надо ли?

— Пиратская тактика, — проворчал Пушкарёв, но спорить не стал, а вписался в манёвр.

Из этого я сделал вывод, что всё идёт правильно. И действительно, рассыпавшись, мы налетели на превосходящего противника, как коршуны… ну не на цыплят, а на других коршунов. И так работали только пираты, контрабандисты и прочий сброд, ошивающийся на Гарьерге. Впрочем, советские звездолёты они не трогали, как и вообще земные, поэтому мы их терпели, а Строганову даже чем-то помогали. Он-то нас устраивает больше, чем кто-то другой.

Наш «Бумбараш» атаковал сразу два звездолёта, крутясь вокруг своей оси и обстреливая врага, не давая ему, не сосредоточится, не начать маневрировать. Что там творилась у Пушкарёва, который зацепился тоже с двумя кораблями, я даже не представлял. Вся информация с наружных камер шла только о нашем текущем бое. Впрочем, если случится что-то серьёзное, Вик должен был дать нам знать. Столяровой на «Ингусе» мы оставили один корабль, но, во-первых, у неё и звездолёт был послабее, во-вторых, она не была асом, как Марина или Сергей.

Мы развернулись и стали уходить за небольшое скопление астероидов. Там Марина стала вовсю маневрировать, приказав прекратить огонь. Разумеется, враги, которых пока ещё не знали, восприняли это как признак слабости и устремились за нами в погоню.

— И они ещё хотели воевать с имперцами! — презрительно фыркнула Стерлядкина. — Да они такие манёвры на раз щёлкали.

Я не стал ей напоминать, что первым пилотом с Ардат Тангорихкс ей так и не довелось повоевать, но прикусил язык. За прошедшие годы Маринка летала с нами и без нас по всей Галактике, зачастую попадая в очень непростые ситуации, а несколько раз приняла участие в боевых столкновениях, например, с Торкартеном, который унаследовал боевую машину империи и теперь её совершенствовал.

Поэтому я просто молча выполнял её указания.

— Третий тоже пошёл за нами, — обрадовалась Марина.

Я уточнил у Вика. Действительно, Пушкарёв сумел обманными манёврами сбросить второго своего противника с хвоста и ввязался в прямой бой с одним звездолётом, а второй, решив, что его напарник справится, не стал нас помогать ему добивать Серёгу, пошёл за нами в скопление астероидов.

И в этот момент начался ад, который нам всем устроила Марина. К счастью, она успела передать команде и экипажу, чтобы они закрепились. Манёвры у Эме, были действительно адскими. Потому что она одновременно кружилась и у астероидов и уходила от световых импульсов врагов.

— Первый пошёл, — обрадовалась она.

Один из звездолётов противника увлёкшись погоней за нами и стрельбой, на полном ходу попал хоть и в слабое гравитационное поле астероида, но затормозить не успел и врезался в него на полном ходу.

Однако оставалось ещё два врага, которые, увидев, что стало с их коллегой, начали действовать осторожнее, выгоняя нас из скопления астероидов, в открытый космос, где у них была большая скорость. Да и, пожалуй, вооружение получше.

— Теперь вниз, — приказал Эме и я послушно нажал соответствующую кнопку.

Верх — низ, в космосе такие названия условны, но в боевой обстановке было принято: низ, это то, что под ногами, а верх над головой. Как обстояли дела при отключённой гравитации, я не знал, но ведь всё равно мы надёжно зафиксированы на креслах.

Мы ушли как раз вовремя, потому что там прошло сразу пять импульсов, которые столкнулись и начали хаотично метаться среди астероидов и собравшись в единый пучок дружно устремились к звездолёту противника, что вырвался чуть вперёд.

Я быстро посмотрел на приборы.

— Защиту ему просто смело, — сообщил я Марине.

— Тогда атакуем, — решила она.

Я хотел было возразить, что второй звездолёт кружит рядом не тронутый, но решил понапрасну не терять времени, а довериться более опытному товарищу, так как мой опыт был полностью заимствован, да и не было у Джастина серьёзных боёв вот уже больше года. Кто же решится напасть на некоронованного короля Гарьерга в космосе?

«Бумбараш» так стремительно шёл на звездолёты врагов, что, кажется, у командиров просто-напросто сдали нервы и они, вместо того, чтобы встретить нас слаженным огнём просто стали отступать. Причём такой манёвр со стороны первого был понятен, у него вышла из строя вся защита, то почему второй ушёл, я так и не понял. Вероятно, нервы, если у этих железяк что-то подобное есть.

Потом Марина объяснила, что сработала почти как по имперскому учебнику. Там такой манёвр назывался «двойной таран». Звездолёт, пользуясь тем, что защита сбита с одного из кораблей противников, врезается в него на полном ходу и, пользуясь своей защитой, впечатывает его в ближайший звездолёт врага, снося его защиту. Манёвр очень опасный, можно потерять, своё прикрытие, но в критической ситуации — почему бы нет?

Стерлядкина понимала, мы воюем с людьми или существами, которые знакомы с имперской тактикой, поэтому не стала мудрить и изобразила опасный манёвр, удалив тем самым одного врага с поля, что позволило нам расправиться с беззащитным звездолётом.

— Один на один, — улыбнулась она. — Ну что, Валер, устроим рыцарский турнир?

— Не до рыцарства сейчас, — сказал я, сидевший последнюю минуту на связи с «Калуной».

Мы ударили, вместе с Пушкарёвым по врагу с обеих сторон. Поначалу он пытался отбиваться, но силы были слишком неравны. И вот уже через несколько минут он закружился и стал ложиться в дрейф. Добивать мы её не стали. Зачем? Мы же пришли с миром.

— «Что с «Ингусом»? — вдруг кольнуло меня прямо в сердце.

Страх проник в меня, поглощая целиком. Слишком старым кораблём управляла Рита, чтобы удачно выйти из схватки с теми существами, что атаковали нас. Я подавил свою тревогу и вызвал Вика, спросив, что с кораблём Столяровой.

— Порядок! — отозвался он. — Их немного потрепали, придётся ремонтироваться, но в целом всё нормально.

Оказывается старый боевой кораблик, невзирая на устаревшую технологию не просто смог продержаться, а ответными ударами снести двигатели вражеского судна, оставив его болтаться в пустоте, но и оказал небольшую помощь «Калуне». Я порадовался за Ритку Столярову, и подумал, что может быть напрасно так за неё переживаю. Под руководством Марины она стала неплохим пилотом. Даже жаль будет, если она уйдёт на аналитику.

— Так, а это что? — прервал мои мысли Славка Смирнов.

Портал открылся снова и оттуда стали выходить корабли. Я насчитал пять, а дальше не стал, ибо это неважно, всё равно ещё одного боя мы не выдержим.

— На полной скорости к третьей планете, — приказал я Марине. — «Калуна» тот же манёвр. «Ингус» уходите к четвёртой.

Маргарита попыталась возражать, уверяя, что ничего страшного и она сможет быть наравне с нами. Я не спорил — в бою, быть может, но теперь нам предстояли космические гонки в гравитационном колодце, поэтому ради собственной безопасности, ну и нам для резерва пусть отойдёт подальше и замаскируется. Кто знает, получится ли у меня или нет?

И я решил вернуться к старому плану, а именно угроза башне с порталом. Во мне зрела уверенность, что нас атаковали звездолёты Детей Предтеч, которые они использовали для перевозки. В какой-то степени это был риск, а вдруг они предпочтут временно потерять портал, чтобы потом придумать какой-то выход?

Мы шли на полной скорости, а я внимательно следил за порталом. Один из вышедших из портала звездолётов тоже рванул за нами, пытаясь, очевидно, перехватить. На что он рассчитывал, осталось неясным. Нет, будь у него какие-нибудь волшебные двигатели, он бы смог нас обойти, а так без шансов. Непонятно было, как скоро они начнут атаковать. Но вот уже планета.

— Огонь по основанию башни, — приказал я. — Мягко. Сбей архитектурные излишества, но основу пока не трогать.

— Есть, — отозвался Варяг из орудийного отсека.

Хорошо, что византийцы, в отличие от цивилизаций первого круга и некоторых местных, предпочли украсить свою башню, вписать её, так сказать, в архитектурный ландшафт города, поэтому дали возможность нам продемонстрировать силу. Вот хорошо иметь дело с культурными людьми.

Впрочем, филигранно срезать лишнее, не тронув само основание, не получилось. Внизу, после нашего выстрела, появилась небольшая трещина. И что печально, наш обстрел вызвал панику и давку у местных.

— Передавай на всех частотах как на планету, так и звездолётам, наш текст, — приказал я Вику.

Он стал молча отправить мирное предложение. А я, сцепив пальцы, ждал. Хотелось закурить, но сигареты остались… Я даже забыл, где их оставил, но со мной сигарет не было.

— Марин, у тебя нет закурить? — спросил я у Стерлядкиной.

— Сколько лет бросаю, — проворчала она, залезая в карман форменной куртки. — Но удалось только на время, когда… ну ты понимаешь.

Я молча кивнул, принимая сигарету. Польские, но курить можно. Затянулся, а девушка включила дополнительную вентиляцию. Я уже почти докурил, когда Вик срывающимся голосом сообщил.

— Портал закрыли, а звездолёты стоят на месте. И нас вызывают с планеты.

— Кто?

Мало ли, вдруг император, военное ведомство или служба великого логофета решили переговорить с нами?

— В том-то и дело, что непонятно, кто именно. К тому же вызов идёт из пригорода Нового Константинополя.

— Таак. Принимай и переводи его на меня.

— Есть! — отозвался Смирнов.

— Почему я не удивлён? — сказал я, услышав голос переговорщика.

— Вы повторяетесь, Валерий, — равнодушно отозвался голос Никифора Кантакузена.

— Зато в тему. Итак, вы поняли, что мы не шутим и уничтожим башни, если вы не начнёте переговоры?

— Только одну, — поправил меня Кантакузен.

— Поверьте, если мы не вернёмся отсюда, то наш флот начнёт методично уничтожать порталы по всей галактике Стрельца.

— Хотелось бы понять, что вам надо? — уточнил Никифор. — Вам мало Млечного пути?

— У нас и того нет, — усмехнулся я. — А надо нам, чтобы вы просто нас выслушали, а потом мы продолжили переговоры на более высоком уровне. И заранее хочу принести извинения, что солгали при знакомстве. Да и думали, что общаемся с кем-то из тех, кого разыскиваем, а местные, к сожалению, при первом контакте не восприняли всю правду. Пришлось придумывать легенду…

— Мы сможем проверить ваши слова?

— Да. Ведь мы возьмём с собой Диану. Девушку, соединённую с искусственным интеллектом, а впрочем, передатчики имплантированы и в мой мозг, так что можете проверить дважды.

— Я вас понял. Через два часа вылетайте на флаерах по указанным координатам. За это время мы немного подготовим общественность и императорский двор. Чтобы не возникло никаких эксцессов.

— Действуйте, — буркнул я, отключая связь.

Просто ждать я не стал, а попросил Смирнова, Блохину, а также ребят с Калуны проследить за происходящим в столице и окрестностях. Перехватывать радиопередачи и так далее и сканировать окрестности пригорода, на предмет перемещения войсковых соединений.

Сам я заперся в одной каюте с Дианой Яковенко, Григорием Мишиным, Николаем Рейманом и Юлей Вронковской, чтобы обсудить нашу стратегию на переговорах. Совещались полчаса, но как-то без толку. Всё из-за того, что мы не были уверены в целях наших оппонентов. Что они хотят? Просто разгромить империю или править Млечным путём? Может быть, они мечтают уйти к своим создателям? И так далее и тому подобное. Слишком мало мы о них знали. Файлы, утащенные из хранилища, не давали нам картины всех устремлений наследников древней цивилизации. В конце концов, Коля Рейман предложил выработать свою стратегию для каждой из версий и мы, подумав, согласились.

В общем, через два часа, мы уже вылетали, готовые ко всему. Или почти всему. Смирнов сообщил, что никаких подозрительных перемещений не велось. Переговоры, в том числе и по открытым каналам имели место, но по большей части Кантакузен и ещё какой-то неустановленный тип, успокаивали и императора и его службы, уверяя, что ситуация под контролем и они просто проведут предварительные переговоры с Ардат Тангорихкс, то есть с нами. Якобы мы желаем говорить только с ними.

Также они вызвали кого-то через портал, но не звездолёты для подкрепления, а людей. Руководству они сказали, что дополнительных переговорщиков, но, как заподозрил Вик, это были другие Дети Предтеч.

Наш флаер, со всеми, кто совещался в моей каюте, плавно приземлился на посадочной площадке дома в пригороде. Из чего мы сделали выводы, что они часто пользуются наземно-космическим транспортом. По логике они его должны были маскировать, преимущественно визуально.

В доме нас уже ждали. Встретил делегацию Никифор Кантакузен, он же представил нас хозяину дома, помощнику великого логофета Империи — Григорию Ласкарису и были те, кого мы раньше видели: испанец, турок, западноевропеец, азиат.

Испанец представился Хуаном де Агуэро, турок Керимом Оздемиром, западноевропеец Клаусом фон Штольцем, а азиат Ли Синьяном. Мы так и поняли, что это были вымышленные имена или, проще говоря, оперативные псевдонимы.

Первым делом они пожелали выслушать, как они сказали нашу новую историю. Я про себя ухмыльнулся, но пересказал всё, что знал, а также вкратце о войне Земли и Империи Миллиарда Звёзд.

— Это похоже на Синдрина, — выслушав меня, сказал Ласкарис.

Как я понял, он среди Детей Предтеч был главным. Или только среди группы переговорщиков.

— Дать землянам найти портал, а потом втянуть их в войну с империей, — ухмыльнулся Клаус. — Интересный подход. Вот только как его смогло так озарить, что земляне продержатся и выиграют войну?

— А кто вы говорите, вас отправил на планету, которую вы назвали Кадмией? — обратился ко мне Ласкарис.

— Лично меня моё командование, — скромно сказал я. — Но кто принимал решение и кто вообще нашёл её мне, так и не удалось выяснить. Да и я особо не особо.

— Он был простым солдатом, — поморщился Синьян. — И не мог много знать о механизмах принятия решения.

— Но почему именно тогда? — не успокаивался фон Штольц. — Он не мог подождать, ну скажем, лето сорок?

— По всей видимости, не мог, — пожал плечами Ласкарис. — Раз он отправился в прошлое, да и не он один, замечу. Значит, на то была своя причина. О которой надо спрашивать Синдрина и Веньяна. Эти ребята могут и не знать.

— Мы ещё не проверили сказанное ими, — бросил де Агуэро. — Вдруг это очередная ложь имперцев.

— Проверяй, — равнодушно бросил Ласкарис. — Но я уже вижу, что они не врут.

— Я всё-таки рекомендовал бы провести проверку, но в конце, — и Никифор Кантакузен что-то зашептал на ухо своему начальнику.

Тот кивнул.

— Не лишено смысла и изящества. Ладно, молодые люди. У вас, как я погляжу, тоже к нам множество вопросов. И если вы разрешите устроить вам проверку, мы готовы ответить на эти вопросы.

— Да, — кивнул я. — Мне нечего скрывать.

— Тогда начинайте.

— Столько много вопросов сразу, не могу выбрать, с чего бы начать. Ладно. Насколько мне известно, вы, как мы вас называем Дети Предтеч, были оставлены в нашей Галактике…

— Дети! — неожиданно вспыхнул турок Керим Оздемир. — Но мы не дети Предтеч! Мы их пасынки, с соответствующим к нам отношением. Дети Предтеч — это вы. О вас они заботились и да, нас они оставили присматривать за вами, чтобы мы корректировали развитие, не допускать гибели цивилизаций…

— И вы, — холодно обронил я. — С этой задачей не справились.

— Да, — со вздохом признал Ласкарис. — Мы не так поняли задание наших создателей. Тангорихкс оказался первой планетой, на которой разумные приматы развили цивилизацию. И мы, видя, как гибнет первая империя на той планете, мы вмешались. Сначала незаметно, дав им новую религию, а потом и дав соответствующую технику.

— Угу, — проворчал я. — Спасибо вам за это.

— Мы не могли знать, к чему приведёт наше вмешательство, — подтвердил фон Штольц.

— А когда поняли, могли всё как-то по-быстрому исправить? — не выдержал Мишин. — Пусть и без путешествий во времени, но просто… Хотя бы забрав у них вооружение?

— Было уже поздно. Об этом узнали наши отцы. Они пришли в ужас от того, что мы сделали. Но запретили нам вмешиваться в прошлое и что-то менять. Мы им предложили вариант с усилением религии, но когда не получилось, то были жёстко наказаны своими создателями. Нам приказали покинуть Млечный путь. Не сразу, дали несколько столетий…

— Но этого вам хватило, чтобы похитить людей и начать создавать здесь свою армию?

Ребята-то походу необучаемые. Удивительно, как у таких могущественных существ оказались настолько бесполезные подручные. Хотя неудивительно. Они ведь привыкли жить умом своих создателей.

— Да. Мы во что бы не стало, решили исправить свои ошибки и уничтожить Ардат Тангорихкс. Напрямую нам вмешиваться было нельзя. Возможно, даже не напрямую, но формулировки прозвучали иначе. Потому мы решили, что это хороший способ обойти запрет. И тогда мы и собрали здесь цивилизации Земли и ещё нескольких планет. Поначалу собирались просто тренировать их, но со временем у меня и Хуана возникла более интересная идея. Для её реализации пришлось снять все тёмные порталы и соорудив огромные башни установить на них порталы. Потом взялись за спасённые нами народы. Мы направляли их развитие, корректировали, чтобы они сохранили цивилизационные особенности, но смогли объединиться для отпора захватчикам.

— Без путешествий во времени дело не обошлось? — уточнил я.

— Да. К сожалению, некоторые народы уже исчезли с лица планет, растворившись в других. Но мы не вмешивались в естественное течение истории, забирая людей находящихся на краю смерти.

— А те, кого вы упоминали? Они нарушили распоряжение ваших создателей?

Взгляд Ласкариса стал откровенно несчастным.

— Нет. Создатели оставили их исправлять допущенные нами ошибки, поручив им уничтожить Ардат Тангорихкс, но не до конца.

— Как и получилось. Империя повержена, но ещё существует, — кивнул я.

— И у нас к вам появляется вопрос, — вкрадчиво вмешался Кантакузен. — Как так получилось, что победив вы начали разыскивать ещё и нас. Зачем? Разве вы не устранили вечную угрозу для народов Млечного пути?

— Да, мы победили имперцев, — твёрдо сказал я. — Но это была случайность. Ряд чудесных совпадений, вроде открытия мной Артефакта на Кадмии, а также того, что Ардат Тангорихкс, не имея серьёзных противников, обросли жирком, расслабились, пропустили удар прямо в сердце. Но после них остались государства, которые способны, когда пройдёт время, победить уже нас. Торкартен, Тауси и Гаркхия, главные претенденты. Пока они боятся нас, как победителей империи. Но со временем они встанут на ноги и тогда нам придётся несладко. У нас всего четырнадцать с половиной планет и чуть ли не в десять раз меньше население. Поэтому и искали, думали, что вы сможете нам помочь.

Я немного помолчал, переводя дух.

— Теперь я вижу и понимаю, что это была ошибка. Ваши принципы, да и запрет Предтеч не позволят вам вмешаться.

— Таков естественный ход вещей, — опустил глаза Ласкарис. — К сожалению, мы убедились в этом на своей шкуре.

Было видно, что ему очень жаль, но ничем нам помочь он не может.

— А мы зря потратили время и ресурсы, — печально вздохнул я.

— Не совсем, — улыбнулся Кантакузен. — Вас отправили Синдрин и Веньян. Уж не знаю зачем, может быть, они хотят насладиться победой, а может быть им что-то от нас нужно. Им лично, а не ради интересов страны.

— Да, — каким-то спокойным голосом вмешалась Диана. — Они хотели передать вам, чтобы вы сворачивали свою деятельность в галактике Стрельца и спрятались от гнева ваших создателей. Ведь несмотря на то, что вы их прокляли, Синдрин и Веньян всё ещё считают вас своими братьями. Но они опоздали.

— Что? — удивлению собравшихся пасынков Предтеч не было предела. — Почему?

— Потому что эти ребята в нарушение приказа прорвались к Биврёсту и смогли передать нам просьбу о помощи в решении конфликта с нами, — раздался голос у нас из-за спины.

Мы обернулись, чтобы увидеть закутанную в чёрное одеяние фигуру, которую встретили у упомянутого моста.

Глава 22. Бог из машины

Август — сентябрь 2009 года

— Все данные перевести в режим «совершенно секретно», — вынес свой вердикт полковник Тихонов, выслушав нас. — С сотрудниками имевшим хоть какое-то отношение к галактике Стрельца провести беседу и взять специальную подписку по форме 17-К.

— А не слишком ли уж круто Анатолий Степанович? — спросил его товарищ Копылов, который тоже присутствовал, хотя пока неясно в каком статусе.

— Вы видите Валерий Александрович, — развёл руками Тихонов. — Товарищ Бронницкий, товарищ Кройтор, судя по результатам, которые нам принесла группа Кирьянова, все работы в галактике Стрельца придётся свернуть.

Мы сидели в огромном зале, республиканского комитета партии, где обычно проходили партийные конференции. На сцене обосновалось руководство партии и страны, генеральный секретарь КПСС Эдуард Бронницкий, буквально только что назначенный председатель Совета Министров СССР Валерий Копылов, исполняющий обязанности первого секретаря рескома Дальнего Космоса Кройтор, министр обороны, маршал Стерлядкин, руководитель Главного разведывательного управления, генерал армии Васнецов, секретарь по идеологии и пропаганде ЦК Корнев, а внизу сидела моя команда в полном составе, включая Кузьмичова и Николая Реймана.

Нас допрашивали уже третий час, выясняя в подробностях, что с нами произошло в пригороде Нового Константинополя, что мы видели и с кем точно разговаривали и самое главное — что сказал посланник Предтеч, который явился, чтобы разрешить нашу непростую ситуацию. Но дело в том, что я очень плохо, как и все присутствующие, кроме Дианы, помнили визит представителя древней цивилизации и что произошло вообще с нами. Вероятно, то ли такова была природная особенность Предтеч, а, может быть, он просто подправил память. Но тогда, почему он всё оставил Диане?

Поэтому мы восстанавливали то, что произошло, советуясь с девушкой — искусственным интеллектом.

Хорошо запомнились только его требования как к нам, так и к тем, кого мы называли Детьми Предтеч, оказавшихся их пасынками.

Но для начала в пригородном поместье случился переполох. Все семеро Детей Предтеч повскакивали со своих мест, а потом повалились на колени, приветствуя своего создателя. Мы же просто встали, приветствуя нового гостя.

Я не мог видеть лица пришельца, но мне показалось, что он усмехнулся, глядя на свои создания.

— Ты возмущался, что мы относимся к вам, как к пасынкам, Эндрин? — мягко произнёс он. — Но разве у нас не было никаких оснований? Посмотрите на себя и на них? Они ведут себя, как и положено детям. Высказывают почтение, но без раболепия. А вы?

— Они не знают всей ваши мощи, — пробормотал коленопреклонённый Эндрин, стараясь не глядеть ни на нас, ни на своего создателя.

— Знают. Мы уже сталкивались. В том месте, которое они назвали мостом Биврёст. Оригинальная трактовка, но я надеюсь, что мы всё-таки мудрее и не столь агрессивны, как боги одного из народов Земли. И как я понял у них к нам какие-то вопросы или просьбы.

Существо в чёрном повернулось ко мне и внимательно посмотрело, я бы сказал, что мне в глаза, если бы мне было видно его лицо. Но мне всё равно пробрало от макушки и до пяток.

Поэтому я не сразу нашёлся, а какое-то время просто молчал, обдумывая, что можно сказать или попросить у столь могущественного существа. Нет, инструкции у меня были, но как-то рассыпались прахом, что же можно попробовать начать с простого.

— Как к вам можно обращаться? — спросил я, постаравшись вложить в свой голос почтение, но без раболепия.

— Раз уж вы назвали место перехода в наше пространство Биврёстом, то по той же причине можете называть меня Хеймдаллем. Но, давайте, без лишних аналогий. Это просто короткое обозначение меня, для вашего вящего удобства.

— Вы следите за нами? — вырвалось у Вронковской. — Раз знаете такие подробности?

— Нет, — покачал головой Хеймдалль. — Только в общих чертах, мы отслеживаем, куда направиться развитие народов, населяющих Галактику, но очень кратко. Просто мне не составляет труда узнать всё, что происходит в том месте, которое вы называете Млечным путём. В конце концов, это и наш дом тоже. Но мы упускаем главное, дети. Что вы хотели от нас и зачем понадобилось вам рисковать своей жизнью для этого?

— Разве вы этого не знаете? — спросил Коля Рейман.

— Знаю. Но вы должны спросить.

— Хорошо. Тогда у меня к вам будет просьба. Мы искали… ваших пасынков. Чтобы они нам помогли предотвратить войну, которая обязательно случится. Нашей стране не выдержать, если против нас объединится большая часть имперских обломков.

— В первой части ты прав, война случится. Ваши аналитики говорят, что через тридцать лет? Да, в это время. Но советую вам оттянуть её ещё на пять лет. Тогда получится более удачная конфигурация. Что же касается второй части, то в этом ты ошибаешься. У вас большие шансы выиграть эту войну, не стопроцентные, но весьма велики. Поэтому мы рекомендуем вам перестать гоняться за химерами и заняться подготовкой к грядущей битве.

— Но… — я растерялся. — Разве не было бы лучше предотвратить эту войну?

— Нет. В первую очередь для того сообщества, которое ты называешь своей страной. Это кажется парадоксом, но сколько бы жизней ни губили войны, вас они спасают и укрепляют. И чем тяжелее проходит это время, тем больший запас вам даётся. Не случись война с империей, твоя страна бы распалась на части, а идеология коммунизма, лучшее, что на сегодняшний день вы выработали, потерпела бы крах.

— На сегодняшний день, — зацепился за слова Коля.

— Да. Со временем вы перерастёте и эту формацию, перейдя к более прогрессивной, пока же даже не думаете о чём-то другом. У вас ещё нет полноценного коммунистического общества, вы его просто не представляете, чтобы думать, что будет после.

Меня же интересовала его другая оговорка.

— Распад страны и крах коммунизма?

— Кажется невероятным? Но поверь, а если не хочешь верить на слово, то проконсультируйся у старших товарищей. Твоя страна была на грани распада и если бы не вмешательство Синдрина, который произвёл нужное воздействие и исправил некоторые ошибки… у вас были бы серьёзные проблемы. Так что благодари войну, Валера Кирьянов. И за то, что живёшь и за то, что живёт твоя страна.

Я растерянно поглядел вокруг.

— В это сложно поверить, — продолжал Хеймдалль. — Но иногда то, что кажется злом, является благом. Таков ваш путь, теплокровных приматов. Мы тоже прошли по нему, пусть и несколько иначе, чем предстоит вам. На это дороге вы ещё не раз наделаете ошибок, понесёте много потерь, но рано или поздно вы придёте к нам, все народы Млечного пути, и встанете рядом с нами, как наши дети, чтобы продолжить дело, которым мы занимаемся.

— Каким? — жадно спросил я не удержавшись.

Как показалось, Хеймдалль засмеялся.

— Рано или поздно узнаете. Пока же вы просто не готовы

— Вот только я не доживу…

— Без разницы. Ты всё равно будешь там, с нами.

— То есть?

Дети Предтеч переглянулись друг с другом и покачали головами.

— Я не буду тебе ничего объяснять. Ты атеист и материалист, Валерий Кирьянов, как того требует эпоха и твоя коммунистическая партия. И это правильно. Незачем надеяться на некое высшее существо, всеблагое и всемогущее. Ничем это не поможет. Поэтому начни я тебе объяснять, как устроена жизнь и смерть, есть риск, что мои объяснения ты поймёшь неправильно и в итоге впадёшь в религиозный экстаз. Что было бы смоей стороны большим преступлением как против тебя, так и человечества.

— Ничего не понял, — помотал головой я.

— И не надо. Не думай над этим. Иначе быть беде.

— Правда, Валер, — тронула меня за плечо Диана. — Когда-нибудь мы поговорим об этом. Я расскажу тебе, как Дети Предтеч, пытаясь ускорить развитие человечества, породили несколько религиозных концепций… И ни к чему хорошему это не привело.

— Правильно дитя, — одобрительно кивнул Хеймдалль. — Теперь, когда мы поговорили и поняли, что наша помощь вам не нужна, перейдём к другому вопросу?

— К какому? — честно говоря, голова к тому времени уже не соображала.

— К преступлениям, что совершили наши пасынки, или точнее, было бы назвать слуги, — голос Хеймдалля стал жёстким. — Которые своими бездумными действиями, сначала создали проблемы, потом не поверили нам, что мы её решим при помощи двух из них и породили ещё одну проблему.

Хеймдалль встряхнул руками, обводя ими пространство вокруг нас.

— Мы пытались исправить ошибку, средствами, что вы оставили нам, — пробормотал тот, кого мы знали под именем Ласкариса.

— Неверно Янден, — громыхнул Хеймдалль из-под тёмного капюшона. — Это был ошибочный способ. Ты думаешь, что после того, как вы его изложили нам, мы не проверили, не заглянули в будущее?

— Но… — Янден, казалось, позеленел.

— Тысячелетняя война, которая бы укрепила Ардат Тангорихкс, сделала бы власть прогнившей правящей верхушки абсолютной и две галактики пребывали под их пятой ещё полтысячелетия. Но самое страшное бы началось после того, как их власть рухнула.

Кровавый хаос и смуты. Уничтожение планет, гибель звёзд. Потоки бушующей плазмы и чёрные дыры, хаотично возникающие повсюду. Падение сети порталов и погружение выживших миров в дикость и религиозный мистицизм. Десять тысячелетий, чтобы снова выйти в космос или хотя бы за пределы собственной звёздной системы. Никакой защиты от вероятного вторжения из других галактик. Да и некому было бы предупредить. Все стражи заперты в разных системах. Вот такую картину узрели мы и с ужасом посмотрели на Хеймдалля и его создания.

— К счастью, мы предотвратили такой вариант развития событий и поручили Синдрину и Веньяну придумать что-то новое, — закончил Хеймдалль, вызвав у нас выдох облегчения, уж больно реалистичной оказалась картина. — И у них и правда получилось.

Хеймдалль сделал несколько шагов по комнате. Остановился и посмотрел, если это так можно назвать, на своих ослушавшихся пасынков.

— Начиная войну с пришельцами, вы ведь не империи боялись? — спросил он у них. — Больше всего вас страшило, что у Синдрина и Веньяна, получится хоть что-то, так?

Они так и стояли на коленях потупясь. Хеймдалль покачал головой.

— Вы будете смеяться, но Синдрин и Веньян попытались вас прикрыть, — наконец произнёс Хеймдалль. — Когда эти земляне отправились к Биврёсту, то Синдрин попытался остановить их. Но это оказалось непросто. Они получили приказ уже после того, как пообщались со мной.

— С этого момента поподробнее, — прервал нас Вяземцев. — Это двое из «пасынков Предтеч» находятся в нашей стране на ответственных должностях и могут влиять на Министерство обороны, ГРУ или партию, чтобы отдать вам приказ?

Но я лишь пожал плечами. Хеймдалль всячески избегал расспросов о личности Синдрина и Веньяна, кто они и какую должность занимают. У него это получилось легко, что неудивительно, ведь по сравнению с ним, мы в лучшем случае находимся на уровне развития котиков, хорошо, если не муравьёв.

Это я и постарался объяснить руководству, однако они остались недовольны нами. Ну, как минимум глава ГРУ. Остальные-то поняли, а товарищу Стерлядкину, наверное, смогла объяснить Марина, что это за существа и какой мощью они владеют.

— Жаль, конечно, — раздался голос Бронницкого. — Но это неглавный вопрос. Продолжайте, товарищ Кирьянов, расскажите, что было дальше и где вы пропадали три дня?

— «Скажи, а почему ты вместе с танком не сгорел?» — мелькнула у меня в голове строчка, из хулиганской песни омского анархиста, но я отогнал её, чтобы не случайно не ляпнуть, и продолжил.

— Вам незачем спрашивать, Мастер, — глухо отозвался Ласкарис. — Да, этого мы и страшились, что опять допустили ошибку и вы нам не простите её.

— Ошибка, безусловно, — Хеймдалль походил по комнате. — Но уж больно занятные у вас получились результаты. Даже и не знаю, что делать. Уничтожить всё это вместе с вами, вернув данную галактику в её первозданное состояние, позволить зародиться здесь собственной жизни…

— Нет, — вмешался я. — Не надо никого уничтожать. Особенно обычных людей, потомков землян.

Хеймдалль посмотрел на меня пустым капюшоном.

— В тебе говорит гуманист, землянин?

— Да, — твёрдо ответил я.

— Хорошо, а что говорит тебе твой гуманизм, о том, кто не родился и кого никогда не было? Можно ли пожалеть те цивилизации, которые из-за вмешательства наших нерадивых слуг не появились на свет? Может быть…

— Софистика, — поморщился я. — Вы хотите убить миллиарды живых существ, оправдывая это тем, что они заняли место тех, кто должен был родиться.

— Отнюдь. Хотя да. Ты не можешь быть непредвзятым. Ведь ты не родился, в естественном ходе событий на своей планете. Просто так получилось. Изменения, которые внёс Синдрин, пошли волнами и в результате этих колебаний твои родители встретились и произвели на свет тебя, твоих братьев и сестёр. Ты находишься на месте беглых цивилизаций Земли, заняв чужое место.

— И чьё же? Кто не родился, чтобы появился я?

— Вопрос надо ставить по-другому. При естественном ходе событий, Полина Новикова и Саша Костин, которые погибли, чтобы ты дошёл до пирамид, остались живы. Полина стала бы архитектором, встретила мужчину, родила трёх детей. Обычная жизнь, но её. Саша Костин, безусловно, прожил бы жизнь поинтереснее. Воевал и погиб. Но на пятнадцать лет позже, успев пожить для себя, вдохновив многих людей, на освободительную борьбу.

Меня пробрала дрожь. Как будто кто-то прошёл по моей могиле, — говорил в таких случаях мой старый товарищ Джефферсон Саммерс. Голова у меня закружилась, и я почувствовал дурноту и с трудом удержался на ногах, схватившись за спинку стула.

Уже оседая на пол, я услышал возмущённый голос Дианы, которая недовольно высказывала Хеймдаллю, что он неправ. Что мой мозг не достаточно развит, чтобы воспринять информацию и я могу впасть в тот религиозный экстаз, от которого у меня так пытался уберечь.

— Гуманизм должен быть обоснован, — ответило то существо. — Впрочем, в чём-то потомок нашего творения прав. Этих людей, раз уж они появились на свет, надо сохранить, да и больно интересные результаты дал эксперимент наших «пасынков», надо продолжать.

Меня резко отпустила, правда, всё равно пришлось присесть, чтобы выдохнуть и привести себя в порядок.

— Что вы имеете в виду? — хрипло проговорил я.

— Во-первых, мы вернём галактику Стрельца в исходное состояние. И это не обсуждается. Во-вторых, чтобы не уничтожать сформировавшиеся здесь цивилизации, мы перенесём их в другое место. Там они продолжат своё существование, пусть и несколько в изменённой форме. Наши же «пасынки» будут присматривать за ними, корректируя их развития. Присматривать же мы оставим Синдрина и Веньяна, как справившихся с порученным им делом, хоть и не с первой попытки. Для вас это же будет последним шансом.

— Нет, — прохрипел Ласкарис. — Только не это.

— Ты этого хотел, Жорж Данден, — жёстко улыбнулась Диана.

— Но ты же искусственный интеллект, откуда в тебе такая мстительность? — опешил Кантакузен. — Радоваться падению Нарьяга…

— Из-за слияния с живым организмом, теперь во мне вполне человеческие эмоции, — парировала девушка. — Кому, кому, а вам об этом хорошо известно.

Ласкарис, что-то недовольно прошипел. Диана торжествующе ухмыльнулась. И в этот момент вмешался Григорий Мишин, который выслушивал Хеймдалля с назревающим неудовольствием.

— Простите, но мне хотелось бы вот что узнать, — бесцеремонно влез он в разговор. — Вы называете себя нашими создателями, но это же чушь. Наука сейчас имеет немало доказательств об эволюционном характере развития человека, которые подтверждены исследованиями на других планетах. Где они проводились и уцелели после чистки устроенной Ардат Тангорихкс.

— Разумеется. Вы появились в ходе эволюции. Но, кто сказал, что мы, существующие вне времени и пространства не можем её направлять, куда нам надо? Маленькие вмешательства, на ранних стадиях, осуществлённые нашими подручными и, пожалуйста. Всё идёт, как надо нам. В вашей солнечной системе нам даже пришлось пожертвовать Венерой, ради того, чтобы на Земле жизнь развивалась в нужном направлении. Ну ничего. Вы это скоро исправите.

— А Марс? — автоматически вырвалось у него.

— Там была наша колония в давние времена. Но можете не пытаться, там искать, мы подчистили, уходя жить в центр Галактики. Опережая ответ на ваш вопрос — на Тангорихксе и в Хранилище мы ничего не забывали. Это всё сделали наши «пасынки». А вот пирамиды на Кадмии и базы во Внешнем рукаве мы вам оставили сознательно, чтобы вы их нашли. Но на более высоком этапе развития.

— Но это случилось раньше, — вздохнул я.

— Благодаря действиям Синдрина, который смог через своих людей вбросить индекс этой системы и настоять на проведении экспедиции. В идеале вы бы должны были подружиться с охраняющими пирамиды существами и приручить их, но ещё не поздно.

Меня опять пробрал озноб. Спасибо вам, дорогие создатели. Таких друзей за ушко, да в музей.

— Минуточку, — опять перебил меня генерал Вяземцев. — Но индекс Кадмии был получен моим ведомством, главным разведывательным управлением, от нашего очень надёжного источника в США, которые, в своё время раскопали его в архивах на Ярве.

Копылов, Бронницкий и я, понимающе улыбнулись.

— Вы чего? — не понял Вяземцев.

— Ваш источник в США — это один из Детей Предтеч. Веньян, если быть точным. Он сделал так, чтобы мы получили нужный индекс, не засветив при этом Синдрина.

Маршал Стерлядкин, вытер пот со лба и пробормотал что-то неразборчивое.

— Стоп, — вдруг осёкся полковник Тихонов. — А если бы приняли решение отдать Кадмию американцам, то…

— Синдрин бы вышел на контакт с руководством ЦРУ или же он у него имелся, — просто ответил я.

Глядел я при этом не на полковника, а на генерального секретаря Бронницкого. Тот усмехнулся и кивнул.

— Верно говорит товарищ Кирьянов. Потому что для Детей Предтеч, мы или США не являемся ни Родиной, ни близкой идеологической системой. Они выполняют распоряжения своих создателей.

— Но мы не можем допустить присутствие этого существа в руководящих органах Советского Союза, — возмутился глава ГРУ.

— И не допустим, товарищ Вяземцев, — спокойно сказал Бронницкий. — Вы слышали, что сказал капитан Кирьянов? Их отзывают с Земли, для какой-то секретной миссии, с цивилизациями галактики Стрельца.

— Которых мы больше не фиксировали, — проворчал Корнев. — Соседняя галактика пуста и никаких признаков жизни…

— Признаки там есть, — остановил его Копылов. — Только это иные цивилизации, которые зародились там самостоятельно. Прежние же обитатели, действительно исчезли, равно как и наземные порталы.

— Всё это произошло после битвы, в которой принял участие товарищ Кирьянов и его бойцы, — сообщил Тихонов. — Причём все, без исключения.

— Да, товарищи, — оживился Стерлядкин. Вы вроде бы договорились, а как дело дошло до боевого столкновения?

— Сами не понимаем, — пожал плечами я и посмотрел на Диану. — Помню, что мы договорились, и сразу мы во главе отрядов шуруппакцев, кельтов, ванахеймцев и остальных идём на штурм.

— Последнее испытание, — проворчала она. — У па… Хеймдалля оказалось весьма своеобразное чувство юмора. В завершении разговора он приказал ликвидировать место производства боевых андроидов. Ну тех, псевдоимперцев. А там их скопилось немало. Общими усилиями, чтобы никому не было обидно.

А вот мне было обидно, когда из поместья в пригороде Нового Константинополя я оказался на поле битвы, в окружении своих бойцов. Вернее, они стояли на поле, а я в штабе, вместе с Детьми Предтеч, вождями и императорами цивилизаций Стрельца решал, как мы будем развивать атаку.

— Обычное дело, — шепнул мне на ухо Кантакузен. — Пока создатели занимаются возвращением галактики Стрельца в исходное состояние, селят местных на новом месте, нас отправили ликвидировать то, что является главным препятствием к реализации этого плана.

— Город-завод? — уточнил я.

— Ты по своим помощницам не обратил внимания, что искусственный интеллект, сделанный создателями, является самостоятельным игроком, себе на уме? — вопросом на вопрос ответил Никифор. — Вот и у нас, что такое получилось. Не желает он, засранец, уходить по щелчку пальцев Предтеч. Надо его ликвидировать. Причём подручными средствами, в честном бою, без орбитальной бомбардировки.

— Честным, — хмыкнул я.

— Поверь, — кивнул Кантакузен. — За это время он наклепал немало бойцов. Ведь мы, с тех пор как вы объявились, почти не атаковали планеты. Готовились, в случае чего бросить в схватку с вами.

Я лишь покачал головой. Вот и всю у них так. И из военного совета получилось сущее безобразие. Все орали, ругались, спорили, а так ни к чему и не пришли. Каждый тянул одеяло на себя, стремясь забрать себе лавры победителя «нечисти». В конце концов, я плюнул и позвал к себе Мишина и Кузьмичова, посовещался с ними, поставил задачу, и наш отряд атаковал первым.

Мы пошли к окраинам города, где засели наши противники, андроиды. Я вёл своих бойцов, а за Кузьмичовым шёл его отряд. Хорошо, что Хеймдалль оставил нам наше оружие, лазерные и импульсные винтовки, потому как враги были вооружены пороховым оружием.

Нам позволило это выдерживать дистанцию, и держать на расстоянии врагов, пока Череп, выбивал их условных «офицеров». Жмых, не теряя времени использовал тяжёлое вооружение.

Видя, что мы начали войну, остальные поспешили вступить в неё, опасаясь, что мы справимся в одиночку и лишим их славы победителей «демонов». Даже Дети Предтеч поспешили ко мне, с простым вопросом, а как мы вообще будем избавляться от их собственных созданий.

Если честно, я не стратег и тактик. Я был простым космодесантником Валерой Кирьяновым, а потом стал диверсантом ГРУ. То есть, пойти, украсть, взорвать убить и быстро смотаться, пока не прихватили, я могу, а вот командовать армиями, увольте. Но назвался груздём, тебя ждут в кузове.

Поэтому пришлось готовить план совместной атаки города-завода буквально на коленке, по ходу сражения.

— Генералиссимус! — не выдержал Тихонов. — Мы ему какого-то жалкого капитана дали, а он ишь как! Союзными армиями командовал.

— Есть такое, да, — пробормотал Копылов. — Но не перебивай Анатолий Степанович. Тем более что там какой-то стратегический или тактический талант не требовался.

Полковник был прав. От меня там не требовалось ничего, кроме решимости начать первым. Наши враги имели слабое понятие о тактике, и о стратегии. К тому же не умели побеждать — ведь от них это не требовалось. Численный перевес был поначалу на их стороне, да и город-завод они знали лучше, чем мы.

Мы бы вообще смогли обойтись с минимальными потерями. Но сначала ванахеймцы, призывая Одина, бросились вперёд, при этом мухоморами перед битвой их никто не кормил! Ярлы мне в этом поклялись. Естественно, героически полегли, а из-за того, что мы попытались вывести их из-под огня, упустили левый фланг, где едва не пропустили чувствительный удар, так как неприятель смял турок и не будь эти янычары столь неистовы и упорны в вере, могли бы и побежать, но с трудом выстояли, понеся большие потери, пока им на помощь не пришли московиты и ромеи, как ни парадоксально это звучит.

У франков с кельтами, которые атаковали с юга, дела обстояли лучше. Методично разнеся оборонительные сооружения, они пошли вперёд, но не рванули в атаку, а дождались пока подтянуться славяне и шуруппакцы, и только потом вошли в город, одними из первых.

А когда мы пробили бреши в обороне, да и на восточном фланге было восстановлен порядок, турки влились в ромейское войско и, приняв к себе испанцев с португальцами, пошли вперёд, методично разрушая все вражеские строения.

Мы заходили в город последними. Во-первых, из-за подвёдших нас викингов, да и пришедшие им на замену египтяне были не лучше. Во-вторых, мы шли с конкретной целью. Нам надо было попасть в тот центр, где мы уже побывали и уничтожить центральный компьютер. Поэтому скоро мы оторвались от основных войск, штурмующих город и, пользуясь преимуществом, шли к высокой башне, где в подвалах работал искусственный интеллект. Его прекрасно чувствовала Диана.

На входе в башню нам встретился небольшой отряд андроидов. К счастью, все они были брошены на оборону города и защищать ИИ осталось совсем немного роботов. Нам не составило труда всех их перебить и спокойно пройти к лестницам ведущим вниз. Лифтом решили не пользоваться. Впрочем, вряд ли он смог что-то нам противопоставить.

Центральный компьютер стоял перед нами большой и беззащитный. Нисколько не виноватый в том, что происходило, просто честно служивший своим создателям. И получше, чем Дети Предтеч самим Предтечам.

— Не жалко? — спросил я у Дианы.

Она лишь вздохнула, но отрицательно мотнула головой. А потом добавила.

— Он не пропадёт. Просто исчезнет из этой реальности и тем самым, освободив нас из ловушки этого мира.

— Тогда как положено, — я отдал честь, пусть и неживому, но врагу. — Отряд! Стройся полукругом, целься, пли!

Мы выстрели одновременно. Взрывы, а потом вспышка света и вот мы уже стоим на пляже Нового Вавилона, а вдалеке находятся наши звездолёты, в целости и сохранности. Светило яркое солнце. Это очень хорошая планета, с мягким климатом, хотя и немного засушливая. Здесь можно было бы устроить небольшой курорт для советских граждан, но не сейчас. Возможно, лет через десять.

Я подошёл к Рите Столяровой и обняв её, прошептал на ушко. Если хочешь, мы будем жить на другой планетеПод солнцем твоих немыслимо близких глаз. Наш мираж никогда не сумеет разрушить ветер, Когда он в покоях Вселенной отыщет нас.

— Что же произошло? — спросил нас Бронницкий.

Я ничего не сказал, погрузившись в воспоминания о прекрасной планете и не менее прекрасной девушке. Вместо меня, ответила Диана.

— Реальность вернулась в исходное состояние. Дети Предтеч нарушили какие-то негласные правила, сделав галактику Стрельца чем-то вроде испытательного полигона. Подробнее не могу сказать.

— Не можешь, потому что сама не знаешь или потому что мы не поймём? — строго спросил Тихонов.

— Скорее второе, — вздохнула девушка. — Но добавлю, что пока не поймёте. Позднее, да.

— Ну вот такие вот дела, товарищи, — развёл руками Тихонов. — Уж решайте сами, как и что будем.

— Товарищ Тихонов всё верно сказал, — нахмурившись произнёс Стерлядкин. — Какого-то другого выхода, кроме присвоения операции «Фараон» грифа «совершенно секретно» и отправку материалов в глубокие архивы я не вижу. Ребят — наградить и поблагодарить. Пусть возвращаются к своим обязанностям во Внешнем рукаве, да и в отделе специальных операций. Ну какие-нибудь почётные ордена у нас же есть, специально для таких случаев?

— Разумеется, — кивнул Тихонов. — Впрочем, Валеру мы уже наградили. Капитан он у нас теперь.

— Ну за такое дело, нелишним будет их и орденами наградить, — кивнул Стерлядкин. — Товарищи, какие-то вопросы, предложения по существу есть?

Бронницкий и Копылов переглянулись.

— Да вроде бы всё. Отчёт выслушали. Решение… Да считай, приняли. Не нужен расширенный состав для такого.

— Тогда разрешите откланяться. У меня через час совещание штаба военно-космических сил. Люди со всей Галактики летели. Нехорошо заставлять ждать.

Он поднялся с лёгкостью, кажущейся невероятной для его грузного тела. Дошёл почти до дверей, там остановился, посмотрел на меня пристально.

— Ты Андрюшку-то навещай, — просто сказал он. — Привязался он к тебе, скучает.

И дверь закрылась за маршалом и министром обороны. Я клацнул челюстью от удивления. Надо же, оказывается товарищ Стерлядкин в курсе, кто отец его внука. Я-то думал… Впрочем, пустое всё это.

— О чём это он? — сунулись любопытные Жмых и Череп, но получили по подзатыльнику от Марины и Риты.

— Я, пожалуй, тоже вас оставлю, — поднялся Копылов. — Меня ждут. Товарищ Бронницкий, вы в курсе.

Тот кивнул, своему помощнику и заместителю, а потом перевёл взгляд на нас.

— Да и вы тоже ступайте. Товарищ Тихонов, проведёте отдельный инструктаж… у себя. И поздравляю, товарищи!

— Служим Советскому Союзу! — гаркнули мы.

Мы покинули зал чуть ли не бегом, радуясь, что пронесло. Не каждый день удаётся так легко отделаться, потеряв целую галактику. Впрочем, попутно устранена и вероятная угроза, к тому же… Стоп. А была ли эта угроза? Наверняка Синдрин отправил нас разыскивать его соплеменников, чтобы предупредить их, заставить сворачивать лавочку.

Я прислонился к стене коридора и улыбнулся.

— Понял наконец? — спросил глянувший на меня полковник Тихонов.

— Да. Вот только обидно, столько усилий и всё напрасно.

— Не напрасно. Совсем не напрасно. Все наши затраты и денег и времени стоили той одной фразы Хеймдалля.

— Что мы можем выиграть грядущую войну?

— Да. И в этом у нас огромное преимущество перед американцами и остальной Галактикой. Были и ещё фразы, но главное мы теперь знаем. Нельзя расслабляться и тогда мы выдержим не одну галактическую войну и рано или поздно установим коммунизм по всей Галактике, чтобы перейти к ещё более прогрессивному строю.

Я вздохнул.

— Жаль только — жить в эту пору прекрасную. Уж не придётся — ни мне, ни тебе, — улыбнувшись, похлопал меня по плечу Тихонов. — Но мы приблизим её, как только возможно.

Я кивнул, и мы присоединились к остальной группе, которая шла в гараж здания обкома. Мне было немного не по себе. Возможно, сказалось общение с Хеймдаллем. Если всё было предопределено заранее, Предтечами или их пасынками, то имел ли смысл наш безумный марш-бросок к пирамидам? Ведь никто бы не забыл про эту систему, рано или поздно туда подошла более подготовленная группа…

Но потом я вспомнил фильм, который меня как-то давно, ещё в той, студенческой жизни заставила посмотреть Лена Приклонская. Это было очень странное кино, чем-то напоминавшее простой спектакль, так, по крайней мере, мне показалось из-за простых декораций и совсем небольшого количества спецэффектов. Даже великан там был на ходулях. В общем, смотреть я его начал только потому, что мне пообещали, там будут мои любимые актёры Евгений Леонов и Николай Караченцов, который мне нравился в роли злодея Ури, в «Приключениях Электроника». Фильм был вроде бы про писателя Джонатана Свифта, да точно, про него, но, повторюсь странный. Как к нему, незадолго до смерти приехал врач, а потом появлялись персонажи его книг, инопланетяне и пришельцы из будущего. Я почти не запомнил его, кроме одной фразы в конце. Когда Свифт узнаёт свою дату смерти, он произносит монолог: — Если всё расписано на небесах, что же остаётся человеку? — Подробности! Придумай подробности — сочинишь судьбу.

Так почему бы и нет? Пускай глобальные события от меня не зависят, всё находится в руках более могущественных существ, но я… И я просто придумаю свои подробности, а ещё буду честно нести службу, на благо Советского союза и населяющих его народов. Да и наплевать на все глобальные заговоры и интриги, а сейчас…

Я подошёл к Рите Столяровой и взял её под руку. Так, мы и прошли вдвоём, к автобусу, который должен был нас доставить в центральный штаб галактического отдела ГРУ, он, как известно, был на улице Гегеля — не путать с Гоголем.

Мы станцуем с тобой в бальных залах твоих желанийПри свете слегка уставших вечерних звёзд. Мы отправимся в дальний путь по морям признанийВ надежде найти свой остров счастливых грёз.

К огромному нашему облегчению не было никаких бюрократических процедур. Просто я подписал несколько бумаг, и я официально занял место Веры Семёновны Плоткиной, во главе подразделения по контролю Внешнего рукава Галактики и прилегающего к нему пространства. То есть «Астроафрику» тоже повесили на нас. Впрочем, это всё мелочи. Вера оставляет неплохую и слаженную команду в том секторе, да и мои ребята смогут, если что подстраховать.

Товарищ Плоткина ушла на повышение, потому что Марсель Темиргалиев стал заместителем Тихонова, взамен Кройтора, который, как уже упоминалось, возглавил реском Дальнекосмической республики.

Моё кресло, если это можно назвать так, занял Григорий Мишин, та бишь Варяг. Но по сути, так как я остался на Касторе, то Мишин остался моим заместителем.

Все девчонки из прибывших так и остались работать у нас. Кто-то на службе в ГРУ, кто-то перевёлся в вольнонаёмные, как Арина Блохина, но тесно работающие с нами.

Николай Евгеньевич Рейман после службы возглавил лабораторию на спутнике Кастора. Там была слишком большая текучка, требовался кадр, который собирается остаться на окраине Галактики.

Маргарита Столярова, наотрез отказалась уйти из пилотов звездолёта, совмещая работу в информцентре с полётами. Правда, несколько раз ей пришлось сделать перерывы. Потому что спустя год после нашей эпохальной битвы в галактике Стрельца она вышла замуж за меня и родила меня пятерых прекрасных детей.

Ты наденешь свои наряды из лунной пыли, Я сыграю на мягких струнах твоих волос. Мы споём о любви, которую мы открыли, И тогда ты, конечно, ответишь на мой вопрос.

На свадьбе мы с Ритой танцевали под «Комический вальс» группы Чиж, чем вызвали неудовольствие всех родственников, которые считали, что нужна более солидная музыка. Но нам было наплевать. Это была наша песня. Она стала такой, после того как мы очнулись на пляже Нового Вавилона и остались живы.

И самое смешное, чего точно не принимала наша родня — я был полностью доволен, тем, что Рита постоянно летает со мной, даже на самые опасные задания, а не сидит дома. Когда она рядом мне за неё было спокойно, впрочем, как ей и за меня.

Бытовой шовинизм из Мишани Филиппова удалось изжить самым необычным образом. Он закрутил роман с Ирой Рейман, и да они поженились. Впрочем, у нас многие переженились друг на друге. Кроме Филатовой, которая как следует погуляв, успокоилась, выйдя замуж за одного торкартенца… А впрочем, он, к тому времени фактически был тоже из наших.

Во Внешнем рукаве было работать не менее интересно, чем в галактике Стрельца и мы пережили ещё немало приключений, укрепивших мощь советской науки и вооружённых сил прежде, чем всем удалось остепениться.

Но это во-первых, другая история, а во-вторых, не моя.

Эпилог. Последний из могикан

Сентябрь 2009 года

Оставшись один Эдуард Бронницкий потянулся за ручкой и листком бумаги, чтобы сделать несколько записей, по текущей обстановке, однако его прервало лёгкое движение воздуха. Он отложил ручку в сторону и поморщился.

— Как ты думаешь, твой посланец догадался, кто ты такой? — спросил бесплотный голос того, кого группа Кирьянова знала как Хеймдалля.

— Скорее всего, — пожал плечами Бронницкий. — Но он будет молчать и даже своему начальству не откроет хотя, я уверен, что Тихонов и Копылов тоже поймут. Особенно когда я уйду.

— Сколько тебе надо, Синдрин, чтобы завершить все дела здесь?

— Два — три года, — пожал плечами Эдуард Бронницкий, он же Синдрин. — Слишком много на мне завязано и если я резко покину человечество, то людей ждёт немало потрясений, которые чреваты катастрофой.

— Согласен, — кивнул Хеймдалль. — Ты ведь уже в курсе, что предстоит тебе и Веньяну? Что думаешь?

— Это интересно, — улыбнулся Бронницкий. — В конце концов, будущую работу можно считать отдыхом, после того, чем я занимался здесь. Слишком много факторов приходилось просчитывать и пересчитывать, чтобы всё пошло так, как надо. И даже в этом возникли свои нюансы, например, Кирьянов. Первая группа должна была, понеся потери, отступить и запросить подмогу… Но, случай.

— Случайности не бывает, — оборвал его Хеймдалль. — Тебе ли не знать, что случайность, это непознанная закономерность.

Синдрин кивнул.

— Веньян уйдёт сейчас, — решил Хеймдалль. — За тобой я приду через два с половиной года по местному исчислению. И да, я оценил твою шутку с командой, которая исследовала галактику Стрельца.

С этими словами он исчез, а Бронницкий оставшись один, проговорил, в никуда.

— А я не шутил, отец.

Он подтянул к себе лист, на котором были написаны имена и фамилии, людей, причастных к исследованию Кадмии, Внешнего рукава Млечного пути и галактики Стрельца. Это был наградной лист. Бронницкий усмехнулся. Хеймдалль, уходя, оставил ему знание, кем были эти люди в другой реальности, которую Синдрин покинул, чтобы изменить историю.

У Петра Мироновича Машерова не было никакого «крестника» сына его близкого друга. Порой Бронницкий ловил на себе взгляды генерального и, казалось, тот пытался мучительно вспомнить, откуда он взялся, но потом «вспоминал». Воздействие на сознание — самый простой способ. Бронницкий ещё раз вздохнул и посмотрел на лист.

Как и было сказано Хеймдаллем Валерий Кирьянов не родился в другой версии истории. А вот остальные…

Его верный друг и надёжный помощник Михаил Филиппов, он же просто Мишаня, был рабочим на радиозаводе и дорос до начальника цеха, когда пневмония уложила его на больничную койку, а неумехи врачи, начавшие лечить его от малярии, отправили в гроб. Здесь его ждёт более достойная судьба.

Алексей Маркин стал дальнобойщиком и прожил самую обычную жизнь.

Алексей Черепанов долго мотался по жизни, брался то за одно, то за другое. Пошёл в армию по контракту и сложил голову в Сирии.

Григорий Мишин стал музыкантом, но не слишком успешным, поэтому был вынужден заниматься мелкими подработками.

Марина Стерлядкина занимала высокие должности в нефтяной корпорации. Её личная жизнь также не сложилась и она воспитывала единственного ребёнка, имя отца которого она никому не рассказала. У её сестры всё было хорошо и в плане семьи и карьеры, а их отец стал военным пенсионером в звании полковника.

Ярослава Довнарович примыкала к радикальным группировкам самой разной направленности, пока не погибла от рук неизвестных в 2013 году, причины убийства тоже остались неизвестными.

Вячеслав Смирнов окончил радиотехнический университет в Рязани. И всё у него было в порядке, если бы не надорванная на тяжёлых работах в молодости спина, которыми он занимался не от хорошей жизни.

Вадим Хацкевич стал учителем физкультуры в школе. Впрочем, обзаведясь семьёй, он ушёл в охранники.

Александр Либерман ещё в детстве с родителями переехал в США, где погиб в возрасте тридцати лет, попытавшись оказать сопротивление уличному грабителю.

Маргарита Столярова, стала чиновницей и работает в администрации одного из российских городов.

Екатерина Новикова работала стриптизершей, пока не вышла замуж.

Юлия Вронковская работала в провинциальных СМИ, а потом удачно вышла замуж и занялась саморазвитием.

У её подруги Юлии Филатовой было не всё так хорошо в личной жизни: несколько неудачных браков и мать-одиночка, зато карьера удалась.

Яна Форуга стала известным и уважаемым врачом. Со стороны её личная жизнь тоже кажется неудавшейся, но её всё устраивает.

Диана Яковенко тоже пошла по медицинской линии, однако склонность к авантюрам несколько раз приводила её на скамью подсудимых, впрочем, она выкрутилась, однако с медициной завязала.

Полковник Копылов стал достаточно известным музыкантом и даже не в узких кругах, а весьма широко.

Полковник Тихонов состоял в разных политических организациях от умеренных до радикальных, пока в один прекрасный день не ушёл в монастырь.

Марсель Темиргалиев тоже побывал в радикальных организациях, но потом остепенился и возглавил юридическую фирму.

Сергей Пушкарёв работал у него заместителем.

Сергей Кузьмичов командует добровольцами в Луганске и был не раз отмечен государственными наградами.

Николай Рейман стал преподавателем в институте, но к точным наукам не имел никакого отношения. Его сестра Ирина, вляпавшись в несколько скандалов, уехала из страны, но потом вернулась и вела самую обычную жизнь.

Людмила Мезенцева пыталась получить высшее образование, но бросила, став проституткой, и умерла от передозировки наркотиков.

Ольга Зотова работает в полиции и считается хорошим сотрудником. Её карьеру немного замедлило два декретных отпуска, но потом всё выпрямилось.

На Анну Леонидову полтора года отсидки по экономической статье не произвели такого впечатления, как в этом мире. И она даже смогла подняться и стала директором небольшой фирмы, которую собирается расширять.

Эдуард Бронницкий перевернул лист и грустно улыбнулся. Кто-то стал жить лучше, а кто-то хуже. Одни выжили, а другие умерли. Но проблема была в том, что оно того стоило. Поэтому прощаясь с Землёй, он не испытывал сожалений. Всё сделанное им оказалось на благо. Пусть и не для всех, но для подавляющего большинства.

Он взял со стола другой лист и быстро пробежался взглядом по фамилиям в нём.

— Да, — сказал он в пустоту. — Одна история закончилась, но другая продолжается. И так будет до конца времён.

На листе, где в заголовке значилось «Операция «Туманы Калуны» он поставил резолюцию: «утвердить» и свою подпись.

Два некролога

22 сентября 2009 года. Газета «Правда», Вашингтон. Как сообщает пресс-служба Конгресса: вчера, на шестидесятом году жизни скоропостижно скончался партийный организатор Республиканской партии, Эдвард Армор. Несмотря на консервативные взгляды, и связи с крупным финансовым капиталом г-н Армор был одним из ярых сторонников сближения с СССР и был одним из тех, чья позиция повлияла на решение экс-президента Рамсфельда заключить союз…

20 марта 2012 года. Газета «Правда», Москва. Сегодня в обращении к советскому народу генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза Валерий Александрович Копылов с прискорбием сообщил о смерти своего предшественника… Товарищ Бронницкий возглавил страны в сложный период послевоенного восстановления и на его долю выпало…

Максим Крылов Дженг из клана Волка

Пролог

Торпеды, спрятанные среди космического мусора, вздрогнули, получив шифрованный сигнал, заработали сканеры, выискивая цель, компьютеры начали обрабатывать данные. Через доли миллисекунды цель была найдена, стайка торпед тихо поплыла в вакууме, набирая скорость. Уже через минуту они вышли на крейсерскую скорость, теперь ничто не могло их остановить – компьютеры торпед, общаясь друг с другом, вырабатывали наилучшую стратегию поражения, они были созданы для поражения целых флотов, поэтому у небольшого пассажирского звездолета не имелось ни единого шанса на спасение.

– Плохи наши дела. – Капитан вывел на стену рубки изображения несущихся на них торпед. – От этих бестий не уйти, они хуже цепных псов, если почуяли цель, то не отстанут, пока не уничтожат.

– Вижу. – Темноволосая девушка с холодными изумрудными глазами внимательно смотрела на экран. – Сообщите время до взрыва.

– Могу включить таймер, – предложил капитан. – Будет звучать до нашей гибели.

– Не нужно, это будет меня отвлекать. – Девушка сняла с себя ожерелье из небольших светящихся камней и положила на стол. – Просто скажите, через сколько минут это произойдет.

– Двадцать… – капитан вывел данные на стену, перепроверил и кивнул сам себе, – может быть, двадцать пять минут.

– Этого достаточно. – Девушка вздохнула. – Мне требуется полная тишина, чтобы я не слышала ни вздоха, ни скрипа – ничего.

В рубке замерли все четыре члена экипажа, и даже огромный наемник, постоянно находящийся рядом с девушкой, превратился в неподвижную статую с приоткрытым ртом. Девушка закрыла глаза и начала дышать, накачивая себя энергией. Ее ожерелье заискрилось темно-зеленым светом, становясь с каждым мгновением ярче, и уже через пару минут все находящиеся в рубке вынуждены были закрыть глаза от яркого свечения, исходящего от зерен типия. И никто из них не увидел, как торпеды неожиданно стали разлетаться в стороны, как испуганные рыбы, пропуская звездолет. Когда свечение ожерелья ослабло, капитан открыл глаза и вгляделся в экран: на нем было пусто – ничего, кроме далеких, холодных звезд и серого шара планеты впереди.

– Они исчезли, – произнес капитан, не веря своим глазам. – Нам повезло!

Люди задвигались, девушка облегченно выдохнула и пошатнулась, могучий телохранитель протянул руку и удержал ее, одновременно придвигая мягкое кресло.

– Никакого везения в этом нет. – Девушка слабо улыбнулась. – Иначе мне бы сейчас не было так плохо.

– Вы правы, госпожа, – поклонился капитан. – С вами не страшно жить даже в наше ужасное время.

Глава первая

Багровое солнце поднималось из-за седых, покрытых снегом гор, прячущихся, как обычно, в серой предрассветной дымке тумана. Легкие, белые, почти прозрачные облака неслись по краю блеклого, цвета выгоревшей травы, неба. Теплый летний ветерок шелестел в зарослях колючего кустарника на краю небольшого плато, где громоздились гигантские глыбы скал, когда-то принесенные сюда ледником, уничтожившим все селения в округе. Именно здесь император Токур, завоевавший десятки королевств и объединивший огромные территории под своей властью, решил обрести бессмертие.

Он сидел на золотом троне, с привычной угрюмостью глядя перед собой, наблюдая за тем, как ученики верховного жреца распекают рабочих, сооружавших огромный алтарь. На этом величественном сооружении скоро должны были умереть десять тысяч рабов – именно столько требовалось по древнему ритуалу, чтобы император получил полную власть над своей жизнью и смертью. Никчемные людишки отдадут остаток своих жизней ему – величайшему правителю на все времена, и тогда он проживет еще не одну тысячу лет, наслаждаясь властью и могуществом бога.

Токур отпил глоток легкого светлого вина, привезенного из далекой южной провинции специально для него, и, прикрыв глаза, задремал: возраст уже давал о себе знать. Император тяжело просыпался по утрам, а еще труднее засыпал, да и сны снились скверные – в основном проигранные битвы и люди, которых он убил когда-то собственной рукой, когда пробивался к трону. Так боги напоминали Токуру, что на небесах придется держать ответ за все, что он сотворил. Именно это понуждало императора искать способ продления своего существования.

Он каждый день все острее ощущал приближение смерти. Ее ледяное дыхание заставляло захлебываться от дикого ужаса сердце, а зловещий шепот разрывал голову мучительной болью по ночам. Все чаще по утрам он чувствовал себя скверно, и даже крепкое сладкое вино не могло согреть холодную кровь.

Когда светило вылезло из-за гор и показало свой кровавый лик хмурому миру, на установленный алтарь поднялся верховный жрец Гаур. Вслед за ним два рослых, широкоплечих ученика вынесли небольшой сундук, отделанный золотом. В нем находился «сосуд скорби», за который императору пришлось отдать шесть тысяч рабов, две тысячи девственниц и десять кораблей отборного зерна.

Сам торг взбесил Токура, он бы с удовольствием повесил на крепостных стенах делегацию варваров, приехавшую для ведения переговоров, если бы не пообещал, что с голов посланцев не упадет даже волос. Вот и пришлось императору торговаться, как обычному купчишке за каждую унцию пшеницы, скрипя зубами от ненависти. А что делать, если только в каменоломнях варваров добывались кристаллы, способные впитать в себя энергию жизни?

Император вздохнул и чуть приоткрыл усталые старческие глаза, чтобы увидеть, как верховный жрец открывает сундук, бормоча под нос заклятия. Он аккуратно извлек так дорого давшийся Токуру сосуд и начал шептать, снимая главную магическую защиту. Едва сосуд потерял синий блеск и приобрел нужную прозрачность, верховный жрец установил его в золотом зажиме, продолжая бормотать заклинания.

Когда все приготовления к ритуалу были сделаны, Гаур поднял над головой жертвенный нож и замер, ожидая сигнала. Токур мрачно взглянул на жреца, отхлебнул глоток неожиданно ставшего горьким вина и махнул рукой.

Воины из личной гвардии императора подвели к возвышению первый десяток рабов. Ученики отобрали из них первую жертву и повели к алтарю. От этого выбора зависело многое: сосуду могла и «не понравиться» энергия раба, и тогда пришлось бы заново проводить очищающий ритуал. Верховный маг осмотрел пленника и решил, что тот вполне подходит для первой смерти: силен, с хорошими зубами, но главное – от него веяло светлой энергией молодости. Гаур сделал несколько пассов, приводя юношу в бесчувственное состояние, потом взрезал его грудь жертвенным ножом, поднял над головой еще живое, бьющееся сердце, показывая императору, что церемония началась, и, выкрикнув начальные слова древнего заклинания, сбросил мертвое тело в глубокую яму.

После этого Гаур неспешно вытер окровавленный нож, подождал, пока ученики уложат нового раба на каменный стол, сделал быстрый надрез, вырвал следующее сердце и снова поднял его вверх. Токур мрачно улыбнулся и вяло похлопал в ладоши. А дальше все пошло своим чередом.

Гвардейцы подводили все новых рабов, ученики давали им сонную настойку, укладывали на стол, а верховный жрец приносил их в жертву, бормоча древнее заклинание.

После второго десятка принесенных в жертву людей верховный жрец прикоснулся жертвенным ножом к сосуду, сливая в него энергию загубленных душ. Белесая прозрачность артефакта изменилась, и внутри возникла изумрудная капля.

Гаур облегченно выдохнул воздух: все получилось – сосуд принял энергию. Теперь осталось насытить его до глубокого сине-зеленого, морского, цвета, и тогда в сосуде родится сила, необходимая для главного обряда. Гаур поймал взгляд императора и улыбнулся, тот удовлетворенно кивнул, глотнул вина, закрывая уставшие глаза. Верховный жрец гортанно вскрикнул, и следующий раб, опоенный настойкой, занял место наалтаре.

Обряд продолжался. Десять тысяч рабов ждали великой участи отдать свою силу, молодость и энергию своему господину, чтобы тот мог править империей не одну тысячу лет, наслаждаясь телами юных рабынь и изысканной пищей.

А в небе, на котором не было ни облачка, пророкотал гром – явный знак того, что боги были недовольны.

* * *

Макс по прозвищу Лис присел возле мусорного бака и накрылся сделанным на заказ плащом: хитроумная ткань меняла цвет, приспосабливаясь под окружающее и делая владельца почти невидимым. Вор купил плащ у проигравшихся в бинго звездолетчиков и не пожалел тех немалых денег, что пришлось за него отдать. «Хамелеон» уже не раз спасал ему жизнь, и Лису теперь казалось странным, как он раньше обходился без него.

Мягко урча мощным мотором, мимо баков проехала полицейская машина, шаря прожектором.

– Разъездились тут, – пробурчал Макс. – В такую ночь спать нужно, а не рыскать по трущобам в поисках тех, кого давно в городе нет.

Лис узнал, что стражи ищут трех молодых парней, ограбивших небольшой банк на окраине. Денег им досталось немного – всего двадцать тысяч монет, но зато удалось уйти с добычей до того, как банк окружила поднятая по тревоге полиция. Такое было впервые – удачных ограблений банков не помнили уже лет сто.

Взбешенный начальник полиции пообещал найти грабителей и повесить их на центральной площади, и уже двое суток копы не знали покоя, тем более что было из-за чего. Владельцы ограбленного банка в приватной беседе главному полицейскому предложили не возвращать деньги, а использовать их для награждения особо отличившихся сотрудников. Но грабителей наказать примерно и сурово, чтобы больше ни у одного, даже самого последнего отморозка не появилось желания ограбить банк в этом городе.

Именно поэтому полиция не спала долгой осенней ночью, прочесывая бедные кварталы и допрашивая случайных прохожих. Копы все еще надеялись напасть на след грабителей, хотя тот давно остыл, а сами налетчики давно находились далеко от города. Максу это было доподлинно известно, потому что сам договаривался с мусорщиками, чтобы те провезли парней в мусорном контейнере через многочисленные кордоны, окружившие город. Не то чтобы он сочувствовал грабителям, просто для его сегодняшнего дела требовались тишина и покой.

Лис презирал любое насилие, предпочитая ограблению воровство и считая его лучшим способом перераспределения материальных благ.

Воровал он с детства. Так получилось, что еще ребенком его подобрал старый вор по имени Хруст, которому потребовался смышленый мальчишка для работы на рынке, а Макс ему понравился.

В то время Лису едва исполнилось пять лет. Своих родителей он не помнил, спал в картонных коробках возле магазина, ел то, что удавалось найти в мусорных контейнерах, и мечтал о смерти, надеясь попасть в рай, в котором никто никогда не голодает. Лис и в самом деле верил, что в раю по утрам едят сдобные булочки с маслом, на обед всем достается по огромному куску мяса с овощами, а вечером счастливые праведники наслаждаются сыром и белым хлебом.

Он знал, что смерть придет к нему быстро, потому что на улицах долго не живут. С приходом зимы в городской морг начинают свозить на открытых грузовиках сотни трупов замерзших бродяг, мальчик сам это видел не раз. В тот счастливый день, если бы Хруст не подобрал Макса, его мечта о рае уже исполнилась бы, потому что чувствовал он себя плохо и у него не было сил даже вылезти из коробки.

Чем Лис привлек внимание старого вора – неизвестно, так как смотреть особо было не на что: худенький, хрупкий, как старинный фарфор, мальчик с красным от жара лицом, на котором выделялись трогательные голубые глаза, с дрожащими тонкими руками и слабой улыбкой.

Грузный пожилой человек тяжело вздохнул, поднял на руки малыша, почти ничего не весящего от голода, и отнес в свой дом на соседней улице.

Вряд ли Макс понимал, что с ним происходит: его трясло от жара, в глазах все расплывалось. Временами он терял сознание, и тогда ему казалось, что он уже в раю, так как пропадала боль.

Хруст, получивший свое прозвище за то, что любил разминать пальцы перед работой, взял над мальчиком опеку, а со временем и усыновил, но главное – дал ему профессию, которая могла прокормить в любом месте вселенной.

Обучать Лиса старый вор начал сразу, как вылечил от острой пневмонии. Занимался с ним серьезно, не жалея времени, истово веря в то, что Макс станет кормить его в старости, когда пальцы потеряют гибкость и он больше не сможет вытаскивать кошельки и портмоне из карманов незадачливых прохожих.

Но привычное ремесло менялось: денег в карманах людей становилось меньше, а коммуникаторы, которые в современном мире использовались в качестве кредиток, удостоверения личности и многого другого, барыги покупали с большой неохотой, так как с каждым годом все труднее становилось вскрывать их защиту.

Чутье старого вора не подвело: у Макса к воровству открылся самый настоящий талант. В свои неполные семь лет он уже зарабатывал за день больше, чем когда-либо удавалось Хрусту. Никому даже в голову не могло прийти, что милый, аккуратно одетый мальчик с небесно-голубыми глазами – один из самых ловких и удачливых карманников в городе. Лис воровал много и с удовольствием, а о том, что у профессии имеется неприятная оборотная сторона и все воры рано или поздно оказываются в тюрьме, а позже – на рудниках, даже не догадывался. Хруст об этом не рассказывал, считая, что такое знание ничего не дает, кроме дрожи в руках, а для вора это опасно.

Какая разница, что с тобой произойдет, если без воровства ты все равно не сможешь выжить? Лучше воровать и верить в удачу, которая тебе поможет в трудную минуту, чем ждать каждое мгновение, когда на твое плечо опустится тяжелая рука закона.

Хруст искренне желал мальчику добра, ухаживал за ним, хорошо кормил и одевал, а тот считал его своим настоящим отцом и все добытые деньги отдавал ему. Старый вор хоть и верил, что мастерство щипача прокормит лучше любого другого, нанимал для Макса самых ловких воров, чтобы те учили его и другим ремеслам. Благодаря этому обучению Лис в свои пятнадцать лет умел карабкаться по отвесным стенам небоскребов, отключать электронные системы сигнализации, вскрывать сейфы и делать многое другое, без чего невозможно существовать вору в сложный технический век.

Хруст сделал в приемыша хорошие вложения, которые с каждым годом приносили все большие дивиденды. Когда Максу исполнилось пятнадцать лет, они переехали из трущоб на окраине города в большой красивый дом на холме. У мальчика появилась своя комната, и то, что раньше казалось недосягаемой мечтой, в одночасье стало обыденным, неинтересным и даже скучным. Его мечты исполнились, ел он, как на небесах, и уже не считал это чудом.

Хруста вскоре после переезда в деловых кругах города стали считать бизнесменом – он удачно вкладывал украденные Лисом деньги в легальные предприятия. Акции и паи приносили хороший доход, и его счет в банке рос с каждым днем. О прошлом старого вора мало кто догадывался, как и о том, откуда взялись деньги, которыми он так удачно распоряжался, а их с Максом жизнь становилась с каждым днем все более размеренной и спокойной.

Лис уже не ходил на дело ради пропитания, карманы чистил только по привычке, и когда-то приятное и легкое занятие ему стало казаться слишком простым и обыденным. Так шло до тех пор, пока второй приемный сын Хруста – Дэн по кличке Умник – не закончил университет. После этого он стал разрабатывать планы ограблений. Из двух братьев вышел отличный тандем, который мог решать задачи практически любой сложности. Через год они начали воровать предметы искусства, точнее, это делал Лис, Дэн же страховал во время операции и выручал из трудных ситуаций, которые иногда случались…

Сегодня Макс шел на очередное сложное дело, которое они готовили почти полгода. Лис подождал, пока звук полицейской машины пропадет в дальних кварталах, спрятал плащ «хамелеон» в заплечный мешок и зашагал по переулку, с наслаждением вдыхая прохладный, очистившийся от выхлопов воздух.

Ночь была его любимым временем. Лису нравилось, когда улицы пустели, уличный шум становился едва слышным, а от ровного слепящего света фонарей окружающее казалось странным и загадочным. Шаги редких прохожих отдавались эхом, ветер ласково трепал волосы, а в воздухе носились тонкие ароматы листвы и цветов, растущих на уличных клумбах.

Лис свернул в темный проулок, чтобы пропустить небольшую подвыпившую компанию из двух девушек и трех парней. Но дальше не пошел, замер, потому что вдруг почувствовал, как из темноты кто-то вглядывается в него. Он почти физически ощутил на себе пристальный, оценивающий взгляд. Проверять, кто находится в густом мраке проулка, Макс не стал, вернулся на вновь опустевшую улицу и побежал легкой трусцой.

Промчавшись сотню метров, он оглянулся, но никого не увидел.

Лис свернул в очередной проулок и снова замер, прислушиваясь к шумам ночного города. До цели было недалеко, он уже видел в тени высоких деревьев силуэт грузовичка, в котором сидел Умник. Его самого он не мог разглядеть при всем желании, брат сидел внутри фургона, наблюдая через оптику своих роботов за тем, что происходит на территории объекта.

Макс достал инфракрасные очки, осмотрел улицу за спиной, даже задрал голову вверх, никого не увидел, но ощущение, что за ним наблюдают, не исчезло. Он чувствовал, как кто-то недобрый следит за ним через окуляры бинокля или оптику зонда, зависшего в темном небе. У молодого вора по спине побежали мурашки. Кому нужен паренек на пустынной улице? Не полиции же? Они заняты поисками грабителей банка. Тогда кому?..

Лис растерянно посмотрел по сторонам: впервые он не знал, что делать. Вернуться обратно он не мог, слишком много средств они потратили на подготовку этого дела, а продолжать было опасно. Если за ним следят, то вероятность провала слишком высока.

* * *

Дженг, оборотень из клана Волка, сидел в шумном баре, наполненном, помимо наркотического дыма, еще множеством других неприятных людских запахов, и, брезгливо морщась, беседовал с толстым некрасивым человеком. Тот являлся главой одной из банд, организованной по подобию земной мифической мафии, о которой в свое время было придумано столько невероятных легенд.

Волк утром приземлился на космодроме этой планеты-колонии под странным названием Торби. Полдня у него ушло на то, чтобы договориться о встрече, еще час на то, чтобы добраться до этого бара. После недолгих переговоров товар начали грузить на корабль, и теперь Дженгу осталось только произвести окончательный расчет.

За пару часов волк возненавидел этот бар, набитый под завязку потными людскими телами, наполненный хриплыми пьяными возгласами и примитивной музыкой. Дженг передал Иналу кредитную карточку, тот проверил ее с помощью коммуникатора и вежливо улыбнулся:

– С вами приятно работать, вы – человек слова и дела.

После этих слов один из стоявших за спиной волка огромных телохранителей расслабился, его потная рука отпустила ребристую рукоятку пистолета. Повинуясь его сигналу, другие телохранители также перестали буравить спину волка своими взглядами.

Дженг нервно облизал губы и едва раздраженно не зарычал.

– Я доволен. – Толстяк улыбнулся, показав мелкие некрасивые зубы. – Мне нравится, как вы решаете свои проблемы. Для нас это хороший бизнес. Что вам приготовить еще?

«Крысиная порода, – подумал Дженг. – Их в последнее время развелось много. Должно быть, сегодняшняя среда в бизнесе для них благоприятна».

Он мрачно улыбнулся и ответил:

– К сожалению, вы слишком дорого берете за свои услуги. Моей родной планете потребуется немало времени, чтобы накопить необходимую сумму для следующей сделки.

– Такова плата за мой риск, – пожал плечами толстяк. – Вашей колонии запрещено продавать любое стационарное оружие под угрозой смерти. Мы обходим этот запрет, следовательно, приходится платить большие деньги большим людям за то, что полиция не суется в наши дела, а таможня закрывает глаза, когда на орбите появляются наши грузовые звездолеты.

– Что, в сущности, ничего не меняет. – Дженг встал. – Когда мы будем готовы к продолжению наших отношений, вас известят по обычным каналам. Думаю, это произойдет через пару лет, не раньше.

– Что ж, передайте своим наставникам, что и в будущем я буду разговаривать только с вами. – Инал дал сигнал своим телохранителям, те сделали шаг назад, освобождая проход. – Мне нравится ваша деловая хватка, и вы мне кажетесь… как бы это правильно сказать… более человечным в сравнении с другими представителями вашей планеты.

– Я оценил ваш комплимент и передам эти слова тому, кому нужно их слышать, – поклонился Дженг. – Мне тоже было приятно вести с вами дела. Удачи и до встречи!

Он выскользнул из бара, с наслаждением вдыхая прохладный, немного странный воздух Торби. Бледное светило уходило за горизонт, сгущался сиреневый сумрак, идущий от земли, в тусклом сером небе зажигались первые звезды, и уже можно было разглядеть спутники, наблюдающие с орбиты за тем, что происходит на поверхности. Волк несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, очищая ноздри и легкие от запахов бара, прошел сотню метров по широкой улице и оглянулся, чтобы проверить, не идет ли кто за ним. Ему показалось, что из-за двери высунул голову один из шестерок Инала и медленно потрусил по улице за ним.

Слежку Дженг не любил, поэтому перепрыгнул через высокий забор, закрывающий строительство какого-то небоскреба, и на мгновение замер, вслушиваясь в окружающие звуки. Его ноздри раздулись, ловя запахи. Тихо, пусто, только сторож сидит в своем вагончике да одна из двух привезенных с Земли собак гавкнула, услышав его приземление. Но, сообразив, кто прячется в темноте, чуть слышно заскулила, давая понять, что шум поднимать не будет. Дженг усмехнулся, подумав о том, что прошло много тысяч лет, а собаки до сих пор относятся к волкам как к старшим и очень опасным братьям. Он проскользнул в недостроенный вестибюль, поднялся по лестнице на последний достроенный этаж, присел в тени и только после этого чуть слышно произнес в коммуникатор:

– Кору, я закончил сделку.

– А мы только что получили сигнал с орбиты, – тихо прозвучал голос помощника в ухе. – Четыре точки, больше ничего. Вы знаете, о чем это?

– Знак высокого приоритета, мне срочно нужно на борт. Товар погружен?

– Все ящики уже час, как в трюме, но, к несчастью, мы кое-что обнаружили.

– Что именно?

– Когда начали закреплять груз, один из ящиков упал и треснул. Мы осмотрели то, что находится внутри, и обнаружили взрывное устройство, настроенное на определенный сигнал. Думаю, это говорит о том, что наши деловые партнеры решили больше не иметь с нами никаких дел.

– Ты уверен, что был только один заряд?

– После осмотра мы нашли еще три.

– Может быть, что-то еще подложили? Например, сигнальные датчики или передатчик? Взорвать корабль можно и в космосе, достаточно направить по активированному маячку торпеду.

– Я тоже об этом подумал, поэтому мы допросили одного из грузчиков Инала.

– Я же запретил!..

– Не беспокойтесь, шеф, мы дали всем людям уйти с корабля и захватили человека уже в городе, когда он отделился от основной группы. Уверяю, никто не свяжет его исчезновение с нами.

– Хорошо. – Дженг кивнул сам себе. Кору в очередной раз доказал, что умеет правильно и быстро мыслить. – Что удалось узнать?

– Мы привезли его в космопорт, завели в челнок, и он показал нам все взрывные устройства, а также небольшой передатчик, предназначенный для активизации космической торпеды.

– Где этот человек сейчас? Я хотел бы с ним поговорить.

– Извините, шеф. – Помощник развел руками. На маленьком экране была хорошо видна его кривая усмешка. – Нам захотелось свежего мясца. Трудно удержаться, когда кого-то пытаешь, запах страха и крови возбуждает аппетит. К тому же мы решили, что отпускать грузчика не стоит, а лучший способ избавиться от тела – это его съесть.

– Отпускать человека действительно не стоило, – произнес Дженг. Он понимал Кору: ни один оборотень не может сдержать свою звериную натуру, когда видит кровь. – Вы уверены в том, что других взрывных устройств нет?

– Мы перетряхнули все ящики, а также обнюхали трюм. Правда, для этого пришлось оборачиваться в зверя, но ничего больше не нашли. Вы недовольны нами, шеф?

– Вы сделали все правильно. – Волк с трудом сдержал ярость. Теперь он лучше понимал последние слова Инала, толстяк, несомненно, решил его похоронить. Такие вещи нельзя прощать. Если люди решат, что можно безнаказанно обманывать оборотней из клана Волка, они не смогут торговать ни на одной планете людей. – Что ж, мне придется немного задержаться в городе. Передай пилоту, пусть готовится к старту, взлетим сразу после того, как я окажусь на борту.

– Поспешите, шеф. Мы тут сидим как на иголках, ждем нападения или чего-то подобного.

– Я недолго, только улажу кое-какие дела.

– Будьте осторожны, шеф!

– В этом можешь не сомневаться, умирать на этой загаженной отходами планете я не собираюсь.

Дженг спустился по лестнице, перепрыгнул через забор и по другой улице вернулся к бару. Ночь уже полностью вступила в свои права, загорелись фонари, количество машин на улицах уменьшилось, и только транспортники, везущие руду на фабрики для обогащения, завывали турбинами на магистралях, опоясывающих город. В баре ничего не изменилось. В густом табачном дыму также витал запах потных, давно не мытых тел, спиртного и наркотиков, и била по ушам громкая бессмысленная музыка. Конечно же Инала здесь не было, он давно ушел, но запах еще не рассеялся.

Волк медленно двинулся по следу, брезгливо морщась, когда сталкивался с людьми. Они настороженно следили за ним, но никому в голову не приходило задирать оборотня. Его странный, слегка раскосый взгляд отпугивал всех. Любому человеку достаточно было лишь взглянуть в желтые настороженные глаза, как генетическая память предков сразу просыпалась, и Дженга пропускали, смущенно извиняясь.

Волк перешел улицу и немного постоял, наслаждаясь тишиной и свежим прохладным воздухом, потом сделал несколько резких вдохов и выдохов, прочищая носоглотку и легкие, затем активизировал верхнее чутье.

След привел его к краю тротуара – здесь Инал сел в машину. Это не стало проблемой. Только люди считают, что все автомобили пахнут одинаково, на самом деле запах каждого абсолютно индивидуален, и любую машину легко отличить среди тысяч других.

Волка тренировали с детства, поэтому он выделил нужный запах из множества других и побежал по улице. На бегу перевел комбинезон в режим «хамелеона», чтобы не привлекать ненужного внимания. Бежать волк мог быстро и долго, и не только бежать. Многие качества зверя он умело использовал, продолжая оставаться в облике человека.

Через полчаса Дженг уже стоял возле огромного небоскреба, так как запах нечестного компаньона вел внутрь.

Здание хорошо охранялось, и попасть внутрь было непросто. За бронированными стеклянными дверями мигали красными огоньками сканеры, просвечивающие всех входящих. Дженга это не беспокоило, он не носил с собой оружия – ему оно было ни к чему. Все его тело само по себе было смертельным оружием.

Волк недовольно хмыкнул и вошел в вестибюль. Он почувствовал на себе лучи сканеров, потом с потолка опустились два автоматических пулемета и поймали его в перекрестия прицелов. Это Дженгу не понравилось. Когда он раньше приходил сюда, такого не наблюдалось.

– Назовите себя и цель визита, – проговорил механический голос. – Предупреждаем, в ночное время вход производится только по специальным пропускам.

– У меня дело к моему партнеру по бизнесу. Я уже здесь бывал, поэтому мое лицо есть в вашей картотеке. – Дженг показал пустые руки. – Я без оружия, и беспокоиться вам не о чем.

Какое-то время ничего не происходило, потом пулеметы шевельнулись, и тот же мужской голос произнес:

– Мы нашли ваш файл и переговорили с вашим партнером, но по неизвестным нам причинам он не хочет вас видеть. Пожалуйста, уходите, или мы вынуждены будем применить силу.

Дверь в коридор, ведущий к лифтам, открылась, и оттуда вышли два охранника, держа в руках парализаторы.

– Во избежание травм и объяснений с полицией советуем немедленно покинуть здание.

– Лучше бы вам пропустить меня. – Дженг сбросил ботинки. – Иначе вам не понравится то, что сейчас здесь произойдет.

– Немедленно уходите!

Охранники двинулись к нему. Видимо, их начальство не посчитало Дженга за серьезного противника, а может, Инал забыл им сообщить, что его партнер не совсем человек и вряд ли удастся удалить его без крови. Это было хорошо. Волк усмехнулся: враги отдавали ему одно преимущество за другим. Не стоило им запускать в вестибюль своих людей. Теперь оператор, управляющий пулеметами, не станет переключать их на автоматику, а в ручном режиме в волка не попасть.

Дженг убрал руки за спину. Его пальцы удлинились, превращаясь в острые прочные когти, на ногах подросли мускулы, изменилась их форма, преобразовавшись в ту, которая сейчас требовалась. Этому фокусу он научился еще в детстве, когда их вместо зарядки пропускали через полосу препятствий. И как только охранники приблизились, оборотень стал действовать. Сделал кувырок, уклоняясь от выстрела парализатора, одновременно взмахивая удлинившимися конечностями.

Стражи схватились за распоротые горла, на их лицах появилось предсмертное недоумение.

Пулеметы начали стрелять сразу после падения охранников, но было уже поздно. Дженг проскочил через открытую дверь и помчался по длинному коридору, покрытому скользким темно-коричневым пластиком. Коридор быстро закончился, Дженг на огромной скорости влетел в вестибюль, где находились скоростные лифты, проскочил мимо, не сомневаясь, что они заблокированы, и понесся вверх по лестнице. Офис Инала находился на верхнем этаже.

* * *

В черном небе с яркими точками звезд летела птица с электронной начинкой, вглядываясь окулярами оптики в то, что происходило на земле. По территории замка ползал десяток миниатюрных роботов, а сам Дэн сидел в фургоне, припаркованном недалеко от замка и вглядывался в экраны. На одном из них он видел девушку, сидящую на балконе и неспешно пьющую чай. Ее звали Грета Грин, и она прибыла сюда из столицы империи Земли. Отец Греты был крупным чиновником, имевшим право входить к императору в любое время и без доклада – то есть обладал такой властью, о которой могли только мечтать губернаторы планет. И тень его могущества автоматически распространялась на эту милую девушку с голубыми глазами. Дэн улыбнулся и послал изображению воздушный поцелуй.

Что привело Грету Грин в этот богом забытый уголок Галактики, ему так и не удалось выяснить. Никто не знал, зачем она прилетела сюда полгода назад и купила небольшой замок в столице. С точки зрения Дэна, было глупо прилететь на одну из колоний на собственном звездолете и практически похоронить себя – девушка никуда не выходила из купленного замка, ни с кем не общалась и ничего не делала.

Светская хроника Дэна совершенно не интересовала, но когда он увидел фотографию девушки, опубликованную в одной из местных электронных газет, то понял: вот он, тот единственный шанс, которого человек ждет всю жизнь. С той поры он думал только о Грете Грин, точнее об ожерелье, которое висело на шее девушки. Оно было изготовлено из редкого минерала, добываемого на планете Цитрина, – типия.

Такой кристалл в перстне или в виде небольшого зернышка в серьге могли позволить себе только очень богатые люди, а ожерелье из его зерен стоило столько, что хватило бы на безбедное существование до конца жизни всей планете. Само существование такого ожерелья казалось невозможным: тридцать два крупных зерна правильной формы, собранные вместе, стоили так много, что никак не могли оказаться на чьей-то шее, пусть даже и очень хорошенькой.

Умник перерыл множество источников информации и обнаружил акт проверки ожерелья солидным экспертным агентством: оно было признано подлинным, называлось имя мастера, создавшего этот шедевр, и даже была указана приблизительная стоимость этого изделия – десять биллионов имперских монет. Цена невероятная, именно столько давали за десять пригодных для жизни планет!

Причина столь высокой стоимости минерала была в том, что типий обладал магической силой и мог сделать магом любого. Поэтому каждый колдун, хиромант или провидец мечтал о том, чтобы иметь у себя хотя бы один кристалл.

Несмотря на то что имперская наука не могла дать внятное объяснение невероятным свойствам редкого минерала, тем не менее она признавала, что тот на самом деле влияет непонятным образом на людей, усиливая их магические и экстрасенсорные способности.

К сожалению, типий был найден только на одной планете в Галактике – на Цитрине, причем в очень незначительных количествах. Само месторождение было небольшим, крупные кристаллы находили редко, чаще всего добывали мелкие и невзрачные.

Когда Дэн убедился, что кристаллы типия в ожерелье настоящие, то сразу стал готовить похищение.

Он выяснил, что девушку охраняют двадцать наемников-долианцев, прибывших вместе с нею на ее личном звездолете, кроме того, в замке проживала немногочисленная прислуга, нанятая здесь через солидное кадровое агентство.

Грета не появлялась ни на светских раутах, ни в других местах и вообще редко выходила из своего владения. У Дэна вообще возникло ощущение, что она чего-то или кого-то ждала. Только кого или что? Чем привлекла ее планета, затерянная на окраине империи?

Когда Дэн рассказал брату об идее ограбления, Макс сначала задумался, а потом недовольно покачал головой:

– Такие игры не нашего уровня. Если мы украдем это ожерелье, сюда прилетят лучшие сыщики Земной империи! Они перекопают всю планету, но отыщут нас даже под землей. Ты же знаешь, кто у нее папаша. Думаю, сразу после кражи на орбите Теслы зависнут крейсера звездного десанта и вояки вместе с копами начнут утюжить нашу планету. Нас сдадут даже проверенные друзья.

– Вполне возможно, но если не попытаемся, то будем жалеть об этом до конца жизни. Подобный шанс может выпасть лишь однажды. Поверь, никогда мы больше не увидим приз стоимостью десять биллионов имперских золотых! Мы станем знаменитыми, если нас поймают после этой кражи, или очень богатыми, если сумеем скрыться. Лично мне нравится второе.

– Мне тоже, но еще больше хочется остаться живым. Как только ожерелье окажется у нас в руках, за нами начнет гоняться не только полиция, но и многочисленные вольные охотники. Большие деньги привлекают крупных акул, по сравнению с которыми мы – мелкие аквариумные рыбки.

– Я договорился с капитаном одного из космических кораблей, – произнес Умник. – Как члены команды под чужими именами мы попадем на орбитальную станцию, а значит, никто не узнает, что мы улетели с этой планеты. Нас доставят на следующую орбитальную станцию, там мы пересядем на другой корабль и будем менять их до тех пор, пока наш след не потеряется в космосе. Как тебе план?

– Опасно, но реально, – вынужденно признал Лис. – Но ты, кажется, не услышал, о чем я тебе говорю. Нас будет искать полиция империи, а это значит, что ни одна планета не станет для нас безопасным прибежищем.

– Мы скроемся в дальних колониях, где имперская власть слаба, переждем там несколько лет, а потом появимся уже с другими именами и биографиями и новой внешностью – пластических хирургов, желающих заработать, хватает везде. – Дэн пощелкал по кнопкам и вывел на экран звездную карту. – Я нашел место, куда мы можем после дела отправиться и где нас никто искать не станет. Туда не сунутся не только военные, но и полиция. Проще говоря, имперской власти там нет, и там можно спокойно жить, ничего не боясь, лишь бы у нас были деньги.

Лис посмотрел на номера планет и фыркнул:

– Ты хочешь сказать, что мы сможем спокойно умереть в чьем-нибудь желудке? Это же планеты оборотней!

– Я разговаривал с наставниками клана Волка, они на планете что-то вроде правителей, и нам пообещали неприкосновенность на пять лет, – заверил Дэн.

– Уже лучше, – покивал Макс, понимая, что Умник завелся, а значит, не отступится. – Только кто нас повезет к оборотням? Насколько мне известно, их планеты закрыты для посещения.

– У капитана одного частного звездолета имеется оплаченный груз для планеты оборотней, он согласен взять нас пассажирами. Денег, правда, запросил много, но гораздо меньше, чем я ожидал. Брат, мы полетим к звездам и увидим другие миры!

– А кому ты продашь ожерелье? Десять биллионов найдутся всего у сотни человек в империи, и они не живут в колониях.

– Ожерелье можно продать отдельными кристаллами. Существует нелегальный рынок типия, находится он на соседней с Цитриной планете, там мы сможем сбросить пару камней, а больше и не нужно. Этих денег вполне хватит на то, чтобы прожить жизнь без забот.

– Думаешь, на ту планету нет хода имперским сыщикам?

– Разберемся, – улыбнулся Умник. – Ты пойми, главное, что такого еще никто никогда не совершал! После этого дела нас признают лучшими ворами в Галактике!

– Посмертная слава меня не интересует, – хмыкнул Макс. – Да, пожалуй, и прижизненная тоже. Это вредно для моей профессии. Знаменитый вор – мертвый вор. Я согласен рисковать, но не умирать.

– Так и думал, что тебе понравится.

– Хорошо, мы попробуем, – вздохнул Лис. – Но операцию следует проработать так, чтобы не осталось ни одного слабого звена. Понятно же, что такое сокровище охраняется лучше, чем планетарный банк.

– Значит, работаем?

– Работаем!.. Но предупреждаю, не лежит у меня душа к этому похищению…

* * *

Дженг бежал по лестницам и чувствовал, как с каждым мгновением ситуация становится все более глупой. Наверняка охрана сообщила его партнеру о том, что волк прорвался и поднимается по лестнице. Если Инал не дурак, то поднимется на крышу, сядет на флаер и исчезнет в неизвестном направлении. Воздух – не земля, запахов и следов в нем почти не остается, и что тогда?

Не стоило давать своей звериной составляющей волю, надо было организовать нападение по всем правилам: собрать команду, обеспечить подстраховку, а теперь, если Инал скроется, что Дженг сможет сказать наставникам?

Волк увеличил скорость, теперь он перепрыгивал через пять ступенек, не задерживаясь на площадках. Его грудь расширилась, легкие увеличились, нагнетая кислород в кровь. Мышцы на ногах еще подросли. Не останавливаясь, Дженг нажал кнопку коммуникатора.

– Кору!

– Слушаю, шеф.

– Как идет подготовка к старту?

– Челнок заправлен, экипаж на месте, ждем только вас. Звездолет готовится отойти от станции. При необходимости он подберет нас в космосе и прикроет, если кто-то невероятно глупый вздумает нас преследовать. Где вы, шеф?

– Пытаюсь достать тех, кто решил нас взорвать.

– Получается?

– Пока все идет не очень хорошо: пришлось прорываться через охрану, потерял на этом драгоценное время, но главное, наделал много шума. Наверняка нашему общему врагу уже сообщили обо мне, и он попытается скрыться.

– Каким образом?

– Думаю, улетит на флаере. На крыше есть стоянка, а я туда попасть не успеваю – лифты заблокированы, бегу по лестницам…

– Чем могу помочь, шеф?

– Сообщи на звездолет, чтобы выпустили истребитель-перехватчик, и в случае, если какой-нибудь флаер решится покинуть это здание, пусть сбивают!..

– Шеф, планетарные власти могут посчитать это объявлением войны.

– Знаю, но ничего другого в голову не приходит. Если мы улетим отсюда, оставив этого человека живым, то потеряем контакты, деньги, уважение, наконец!..

– Есть еще один вариант.

– Какой?

– Я возьму скоростной полицейский флаер и через пару минут буду на крыше здания.

– Поссоримся с полицией?

– Согласитесь, что это лучше, чем открытое противостояние с властями, и я постараюсь не оставлять свидетелей.

– Одобряю, действуй!

– Через минуту буду возле полицейского участка. Все-таки чертовски удобно, что они всегда находятся у космопорта…

Дженг услышал в коммуникаторе яростный рев. Похоже, Кору перевоплотился и теперь убивал всех, до кого мог дотянуться. Через минуту он снова услышал хриплый голос, его помощник не успел трансформировать обратно связки, поэтому говорил отрывисто и не очень связно:

– На звездолет сообщил… Они отслеживают все перемещения в городе… Если с крыши кто-то взлетит, они выведут меня на цель…

– Держи меня в курсе, – хмуро улыбнулся волк. – Надеюсь, мы зажмем этих крыс в угол!

– Не сомневайтесь, шеф! Я точно никого не упущу, мне очень не нравится, когда меня кто-то пытается убить…

На площадке двадцать пятого этажа Дженга ждала засада. Лестничную площадку перегородили двумя письменными столами, за ними укрылись три охранника. Волк еще за этаж почувствовал резкий запах пота и наркотических трубочек, которые стражи выкурили, чтобы повысить тонус и ускорить метаболизм. Наркотик действительно повышал восприятие и ускорял движение, но не настолько, чтобы дотянуть реакцию человека до кондиций оборотня в боевом режиме.

Высоким прыжком Дженг преодолел последние ступеньки лестничного марша, перепрыгнул через столы, за которыми прятались три стража, не останавливаясь, ударил людей когтями, которые выпустил в последний момент, и помчался дальше, оставив позади два трупа и одного насмерть перепуганного охранника. Тот успел залезть под стол, а времени на то, чтобы выскребать врага из-под столешницы, у оборотня не было.

«Пускай живет, – решил волк. – Не всем повезет сегодня так, как ему. Пусть считает этот день подарком небес».

Глава вторая

Умник показал на экран:

– Я достал список всего, что купила Грин на нашей планете, и перечень работ, которые произвела фирма «Варок», специализирующаяся на охране. Читай.

Лис внимательно перечитал список. Грета купила сейф фирмы «Крот», считавшийся невскрываемым, и сигнализацию, которая реагировала даже на слабое движение воздуха. А фирма «Варок» в подвале замка установила двух списанных армейских роботов, оснащенных крупнокалиберными пулеметами, кроме того, поставила на ограду замка датчики обнаружения и камеры слежения и разместила тонко откалиброванные датчики, которые делали проникновение в замок практически невозможным.

Прочитав, Макс помрачнел. Датчики еще как-то можно обмануть, но что делать с роботами? Железки обладают невероятно быстрой реакцией, а учитывая, что им не требуется свет, еда и они не дышат, обнаружить их нельзя, пока не начнут стрелять. Обычно боевые машины перемещаются по установленным маршрутам, обстреливая все, что движется, включая крыс и мышей. Исключением являются лишь существа, занесенные в память: люди, собаки, кошки… Подкупить роботов невозможно, а попытка уничтожить произведет слишком много шума. Что толку взрывать, если на шум прибежит охрана?

– Ну вот и все. – Лис развел руками. – Финиш. Кража невозможна. Эти два железных болвана не пропустят меня к сейфу.

– Я тоже так думал, пока не нашел кое-какую информацию от фирмы-изготовителя. – Дэн положил на стол листок. В нем говорилось о том, что при ударе под днище робота срабатывает датчик, отвечающий за целостность зарядных элементов. Он подает на компьютер сигнал о том, что аккумулятор разрушен, после этого система переходит на дополнительный источник питания. Соответственно несколько секунд робот небоеспособен. – В последующих сериях этот недостаток исправили, но в тех, которые установлены в подвале, он есть. У тебя будет секунда на то, чтобы отключить этих железных болванов ударом под брюхо.

– Слишком рискованно, – покачал головой Лис. – Скорость реакции робота гораздо выше, чем у человека.

– Конечно, если бы это происходило во дворе или на улице, у тебя не было бы никаких шансов. Робот тебя заметил бы издалека, просканировал, проверил, имеется ли твое лицо в списке данных, а потом застрелил. Но встреча произойдет в подвале. Ты появишься для него неожиданно, железяке потребуется время на то, чтобы произвести идентификацию, вот за это время ты и успеешь ударить его под днище.

– Сомневаюсь.

– Поверь, этот дефект дает нам дополнительные шансы на удачное ограбление, так как охрана будет уверена в том, что никто не пройдет мимо боевых машин. Следовательно, дополнительных детекторов шума и движения не предвидится.

– Умеешь ты уговаривать, – проворчал Макс. – Только в то время, когда ты будешь сидеть в теплом фургоне, я буду прыгать перед роботами, надеясь на то, что этот недостаток имеется на самом деле, а не только в твоем воображении.

– Справишься, ты у нас ловкий малый, – безмятежно улыбнулся Умник. – Обещаю, пойдем на дело только тогда, когда ты научишься вырубать роботов.

И они начали готовиться: Лис выучил план замка, приобрел сейф той же фирмы, что купила Грин, и месяц тренировался в его вскрытии, Дэн за это время разобрался в установленной сигнализации и нашел способы ее отключения. Кроме того, приобрел списанного боевого робота. Макс тренировался с железным болваном до тех пор, пока не убедился в том, что сможет его нейтрализовать.

Риск был огромным, и оба хорошо это понимали, но отказаться уже не могли – слишком много сил и средств потратили на подготовку. Им даже пришлось продать часть акций, чтобы заплатить за места на звездолете. Хруст был недоволен, считая, как и Макс, похищение ожерелья авантюрой, но братьям не мешал, понимая, что им пора самим строить свою жизнь. Поскольку в успех старый вор не верил, то приготовил себе убежище на другом конце города и переехал туда, отдав дом в полное распоряжение молодежи.

После его отъезда братья стащили в него все, что им требуется, и в доме стало невозможно жить. Повсюду лежали коробки, разобранные схемы, веревки, инструменты, а среди хлама ползал боевой робот, угрожающе поводя по сторонам стволом разряженного пулемета.

Дэн искал пути легкого проникновения на территорию замка, пробовал подкупить охранников, но у него не получилось. Долианцы во все времена отличались верностью нанимателю: если заключали договор, то никогда не нарушали.

Правда, удача все-таки улыбнулась Лису. Удалось подкупить слугу, через которого Умник достал схему расположения постов охраны, узнал места установки датчиков и компьютера безопасности.

На последние деньги Дэн купил новый фургон, набив его аппаратурой. Теперь, если что-то пойдет не так, они станут нищими, и Максу снова придется заниматься карманными кражами. Но об этом он не переживал, понимая, что если не повезет, то вряд ли удастся остаться в живых.

Время проведения операции приурочили к отправлению звездолета.

У Лиса по-прежнему не лежала душа к этому ограблению. Что-то ныло внутри, как испорченный зуб, предупреждая об опасности, но Умник уже сидел в фургоне возле замка и отступать было поздно…

Макс почувствовал, как прохладный ветерок коснулся разгоряченного лица. Запахло дождем, ливень должен был начаться через полчаса, а в ненастную погоду сработка сигнализации обычное дело.

– Макс, слышишь меня? – послышался в наушнике голос Дэна. – Ответь.

– На связи.

– Где находишься?

– Почти на месте. – Лис тенью метнулся по темному двору, перелез через забор и оказался на пустыре. – Через пару минут буду у стены замка.

– Идешь по графику. С первыми каплями дождя жду от тебя сигнала на отключение камер и сигнализации.

Ров был неглубоким, но воды в нем набралось уже больше метра. И самое главное, стены у рва оказались довольно крутыми, покрытыми глиной. Ноги скользили, а ухватиться было не за что. Лис даже рассмеялся, настолько это показалось нелепым. Когда они осматривали ров неделю назад, стояла сухая погода и вылезти из него казалось настолько просто, что в голову не пришло, что это может стать препятствием.

Макс выругался, достал из рюкзака воздушный пистолет, зарядил «кошку» из легкого прочного металла с тонким тросом и прицелился в дерево, что росло у стены. Выстрел оказался удачным, зубья зацепились, Лис вставил трос в лебедку на поясе, и она благополучно вытащила его наверх.

Высокая кирпичная стена, окружавшая замок, была высотой больше пяти метров, на ее верхушке лежала проволока с бритвенными лезвиями, которые могли разрезать руки до кости. Однажды, удирая от копов, Макс напоролся на такую и едва не лишился правой кисти. Хорошо, что у Хруста нашелся доктор, который месяц выскребал из раны гной, пока все не зажило. Шрам, правда, остался в качестве напоминания о его тогдашней глупости…

Лис надел перчатки из пластиковой брони, забросил на стену «кошку», подергал, убедился, что та держится надежно, закрепил трос в лебедке и стал ждать.

Через пару минут поднял лицо вверх и почувствовал, как на него упали первые холодные капли.

– Отключай датчики, – прошептал Макс в микрофон. – Дождь начался.

– Готовься: раз, два, три… вперед!

– Поднимаюсь.

Через мгновение Лис оказался на вершине стены, перекинул трос и стал спускаться, отодвинув «бритвы» рукой в бронированной перчатке.

– Внизу, – прошептал он, одновременно нажимая кнопку на лебедке. «Кошка» спрятала свои зубья в стержень и упала на влажную землю. – Можешь включать все, что отключил.

– Пока стой на месте. – Несмотря на то что каждое движение было не раз проиграно, Дэн страховал брата. – Отключаю датчики давления. У тебя будет пара секунд на то, чтобы убраться от стены. Раз, два, три… пошел!

Макс метнулся в сторону флигеля для слуг и через секунду уже стоял в глубокой тени дома. Он едва успел упасть и закатиться за стену, как на башне загорелся прожектор, сделал круг по двору и потух.

– А это еще что?! Ты не говорил, что во дворе будет подсветка.

– Ее и не было. – В голосе Дэна послышалось недоумение. – Сам подумай, камеры работают в инфракрасном диапазоне, охранникам свет не нужен, они видят в темноте лучше любого зверя. Не должно быть ничего подобного, да и в списке покупок прожектор не значился.

– И что теперь? Вот за это я и не люблю подробные планы. Обязательно что-нибудь их нарушит.

– Где ты?

– Лежу у флигеля.

– Проверь время.

Лис посмотрел на коммуникатор, стекло сразу залепили капли.

– Нормально, плюс одна секунда. Дождь усиливается.

– Хорошо, беги до стены основного здания по сигналу: раз, два, три…бегом!

Макс, пригнувшись, пробежал примерно тридцать метров и спрятался втени большого дома.

– На месте.

Лис увидел, как открылась дверь, и на террасе показалась массивная фигура. Наемник. Высокий, лысый, с резкими отточенными движениями. Долианец. Эта раса хорошо видела в темноте, поэтому долианцы днем не ходили без темных очков.

Почти все выходцы с Доли работали телохранителями, охранниками, солдатами. Аборигены обладали огромной физической силой, поскольку гравитация на планете превышала два «же». Быстрые и гибкие воины создали собственную боевую систему рукопашного боя, приемы которой хранились в строжайшей тайне. Впрочем, и без нее в схватке против долианцев у обычного человека не имелось ни единого шанса. Слишком стремительными и мощными они были. Только генетически измененные личности – оборотни – могли с ними сражаться на равных. Но у тех был свой недостаток: они приходили в ярость и начинали крушить своих и чужих, когда в них просыпался зверь.

– Что застрял? – спросил Дэн. – Время идет.

В ответ Лис просто стукнул два раза по микрофону, давая знать, что рядом находится охранник и он не может говорить.

– Кто? – не унимался Умник. – Долианец?

Макс стукнул один раз.

– Сейчас уберу.

Неожиданно вспыхнул прожектор, его луч потянулся к замку. Охранник не стал ждать, пока он приблизится. Закрыл глаза рукой и поспешно ушел в дом.

– Ушел. Как ты перехватил управление подсветкой? – удивился Лис.

– Каждый из нас занимается своим делом, – скромно откликнулся Умник. – Лично я расчищаю тебе дорогу, и делаю это на совесть. А если честно, то мой робот сидит на оптико-волоконном кабеле управления центрального компьютера. Вперед! Драгоценное время уходит.

– Тогда не мешай пустой болтовней!..

Лис вытащил из рюкзака пистолет, вставил в него «кошку» и выстрелил. Шипение выходящего воздуха показалось ему оглушительным, хоть он знал, что звук слышно лишь в паре шагов. Зубья зацепились за конек крыши с первого раза. Похоже, сегодня удача была на его стороне. Когда Макс тренировался на заднем дворе, это получалось в трех случаях из пяти.

Он прикрепил трос к лебедке, нажал кнопку и через пару секунд оказался на крыше. Здесь присел и посмотрел в небо: сумрачное, мрачное, капли дождя, падающие вниз, звезд не видно. В замке темно, только во флигеле прислуги горит свет.

– Где находишься?

– Наверху. Без происшествий.

– Хорошо, отключаю сигнализацию. Тебе надо спуститься во внутренний двор. Иди по коньку крыши, потом по ребрам жесткости, иначе наделаешь шума. Несмотря на дождь, можешь насторожить долианцев – у них слух не хуже, чем у диких зверей. Один, два, три… пошел!

Макс двинулся вперед и через пару долгих мгновений оказался на другой стороне. Конек крыши от дождя стал скользким, и он едва не свалился, успев ухватиться в последний момент за удачно подвернувшийся ржавый штырь. Если бы упал, то на этом бы и закончилось ограбление века.

Подождав, пока сердце в груди успокоится, Лис закрепил «кошку» и нажал кнопку спуска. Когда коснулся земли, тихо произнес:

– Во внутреннем дворике.

Дождь шелестел, пряча звуки, на земле уже набрались лужи. Макс поднял вверх лицо, чтобы горячую кожу остудили холодные капли.

– Включаю сигнализацию. Пока все идет по плану. Двигайся дальше. Если устал, можешь отдохнуть, у тебя есть примерно три минуты до начала следующего этапа.

– В подвале отдохну, не хотелось бы торчать снаружи под ливнем.

– Тогда двигайся к крайнему окошку слева, сейчас отключу на нем сигнализацию.

Лис отцепил «кошку», скользнул к стене, снял очки ночного видения, включил небольшой фонарик и стал вглядываться в стену дома. Нужное окно заметил сразу. Толстое стекло прикрывала сетка, рама сделана из металла – все, как и ожидалось. Макс достал из рюкзака небольшую алмазную пилу.

Окно он открыл, прорезав дыру в стекле и повернув задвижку, после чего спустился внутрь в глухую пыльную тишину подвала.

– Внутри.

– Включаю сигнализацию. Стой на месте, нужно перенастроить датчики на большой вес. Минутку… Готово. Иди до следующего поворота.

Лис снова надвинул очки ночного видения. Подвал был трехуровневым, сейчас он находился на верхнем, требовалось спуститься на нижний этаж – сейф находился там.

Макс дошел до железной двери, ведущей на лестничную площадку. Здесь пришлось подождать, пока Умник отключит датчики. А замок оказался не слишком сложным, Лис его открыл за минуту.

– Если бы ты решил отдохнуть во дворе, то сейчас мы бы имели недостаток времени, – произнес Дэн. – Как твое знаменитое чутье?

– Говорит, что скоро вляпаюсь в то, что мне не понравится.

– Поздно волноваться.

– В том-то и дело. У меня мурашки бегут по телу, а это всегда происходит перед большими неприятностями.

– Ты сейчас находишься в сердце этого замка. В нем, говорят, водятся привидения. Может, их ощущаешь?

– Нет, здесь что-то другое. – Макс осторожно двинулся вниз по лестнице. – Я чувствую какую-то опасность.

– Вернешься? Готов обеспечить отступление. Но ты, надеюсь, понимаешь, как много мы потеряем?

– А если погибну, что приобретем?

– Обеспечить возвращение?

Дэн знал, что предчувствия Макса часто спасали ему жизнь.

Лис прислушался к себе:

– Такое чувство, что опасность со всех сторон, в том числе и сзади, так что возвращаться бессмысленно. Похоже, уже вляпался, поэтому попробую закончить начатое.

– Что значит – «вляпался»?

– Скоро узнаешь, если мое чутье не врет. – Лис спустился по лестнице, остановился у двери, ведущей на нижний этаж, и занялся замком. – Вскрываю, отключай сигнализацию.

– Здесь ее нет.

– Почему?!

– Она не нужна, за дверью находится робот.

– Он же за углом…

– Похоже, переиграли. Может, ты его почувствовал? – Умник встревожился и теперь пытался найти его ощущениям какое-то простое объяснение. – Или прожектор тебя испугал?

– Не знаю, может быть…

Лис открыл замок, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, насыщая кровь кислородом, и прошептал:

– Расстояние до железяки?

– Примерно три метра.

– Принято.

Макс снял плащ, снял рюкзак, положил его на пол и замер, принюхиваясь. Пахло пылью и смазкой. Темнота, тишина, только слабое потрескивание остывающего металла. Сейчас Лис, благодаря тому, что все его чувства обострились до предела, и сам мог сказать, где находится робот. Он надвинул на глаза инфракрасные очки, подождал, пока глаза привыкнут к сиреневому цвету, потом толкнул ногой дверь и прыгнул рыбкой вперед.

На идентификацию у робота ушло меньше секунды. За это время Лис успел упасть на бетонный пол и прокатиться вперед на тефлоновой подкладке. Робот начал опускать вниз ствол пулемета, и тот уставился Максу прямо в лоб. Сердце испуганно стукнуло. Лис ударил железного болвана под днище и откатился в сторону.

Боевая машина повела стволом за ним, щелкнул затвор. Макс зажмурил глаза от страха, ожидая крупнокалиберной пули, которая разнесет ему череп. Но робот остановился, на пульте замигал индикатор проверки системы. Макс вскочил, отбросил крышку, нажал красную кнопку, в ответ раздался тихий щелчок, и индикатор потух.

– Уф!..

Он тяжело выдохнул застоявшийся в легких воздух, оказывается, в какой-то момент перестал дышать. Постоял несколько мгновений, приходя в себя. Несмотря на то что больше месяца тренировался, Лис до конца не верил, что у него получится. Адреналин бурлил в крови, он взмок, руки и ноги дрожали, дыхание стало громким и хриплым. Он дышал прохладным, пыльным воздухом и никак не мог надышаться.

Подождал, пока сердце успокоится, вытер вспотевшие руки и лоб, отпил тоника из фляжки и осторожно двинулся дальше.

Тихо, пусто, запах пыли и пота людей, которые не так давно были здесь. Еще пахло оружейной смазкой от робота и тонким запахом дорогих неизвестных духов. Макс глубоко вдохнул в себя воздух несколько раз. Точно – духи. Они могли принадлежать только Грете Грин – значит, девушка заходила в подвал не так давно, максимум час назад.

– Живой?

В ответ он только стукнул по микрофону, отвечать не хотелось. Что-то было не так в этом подвале. Откуда здесь запах духов? Грета решила проверить свои драгоценности или просто положила ожерелье на ночь в сейф? Но почему так поздно? Ночь на дворе.

– Рядом кто-то есть? – Умник не унимался. – Ты не можешь говорить?

– Тихо, не мешай, я пытаюсь разобраться в обстановке.

– Извини, я просто хотел предупредить, что за углом находится еще один робот.

Лис надвинул на глаза инфракрасные очки, и мир снова окрасился в сиреневый цвет. Впереди очередной поворот. Тот, кто проектировал этот замок, явно не любил открытые пространства, предпочитая им лабиринты из коридоров. Макс сделал пару шагов, прижался к стене и осторожно выглянул из-за угла. Робот. В полной боевой готовности, на что показывает рубиновый глазок на панели.

– Добрался до него?

Один легкий щелчок по микрофону.

– Могу попробовать его отвлечь, например, включить звуковой сигнал.

Два щелчка.

Лис глубоко вдохнул в себя воздух и прыгнул вперед. Он прокатился по бетону на тефлоновой подкладке, в очередной раз радуясь тому, что пришил ее, и успел в последний момент ударить ногой под днище. Ствол робота замер всего лишь в десятке сантиметров от лица. Макса била легкая дрожь, но она прошла, когда он вскочил, отключил машину и огляделся. По-прежнему тихо и пусто. Вор сделал несколько бесшумных шажков, присел и выглянул из-за угла.

Никого и ничего. Только вдали у стены огромная дверь сейфа, встроенного в стену подвала. Лис даже не представлял, насколько тот велик. Он тренировался на небольшой, компактной версии и привык считать, что в замке находится такой же.

– Я у цели. Передо мной открытое пространство примерно десять метров, в конце – сейф.

– Принято. Не шевелись, на полу установлены датчики, реагирующие на звук, вибрацию и тепло. Сейчас отключу. Минутку… Кажется, все…

– Кажется или все?

– Отключил, но есть ощущение, что чего-то не учел. Подожди…

– Мне идти?

– Сейчас проверю еще раз всю схему. А… вот еще одна неприятная штука. Ну я и тупица!

– Датчик?

– Да, инфракрасный. Установлен два дня назад, поэтому я о нем не сразу вспомнил… Теперь чисто. Осторожно! Сейчас самый поганый этап. На сейфе стоит сигнализация на вскрытие плюс реле, у тебя будет десять минут на открывание замка, потом включится сирена.

– Надеюсь, что справлюсь.

Макс остановился перед массивной дверцей, достал электронный взломщик, приложил его к тому месту, где находилось реле времени, и нажал кнопку. Экран прибора засветился зеленым светом.

Он поморгал глазами, подождал, пока зрение восстановится, и посмотрел на прибор, тот активно трудился, переводя время в сейфе назад. Через пару секунд внутри едва слышно что-то щелкнуло – блокирующий засов отошел назад. Можно начинать.

Лис прислушался к себе. Чувство тревоги не ушло, наоборот, усилилось, казалось, что кто-то приближается к нему сзади…

– Открыл?

– Подожди. Сделай для меня кое-что.

– Что именно?

– Включи сигнализацию там, где я прошел.

– Выполняю, хоть и не понимаю, зачем тебе это.

И тут же завыла сирена, подвал осветился ярким светом. Макс выругался, содрал с себя инфракрасные очки и увидел, как из-за поворота выходит группа людей. Перед процессией катился робот, а за ним шла ослепительной красоты девушка с холодными, изумрудными глазами, а вот позади шли долианцы. С людьми он бы еще мог посоревноваться в скорости, но против боевой машины можно было не дергаться. Лис вздохнул и шепнул в микрофон:

– Уходи, Умник, меня застукали. Быстро!!!

– Ваш брат вас не слышит, – ответил в наушнике чей-то незнакомый голос. – Но вы не беспокойтесь, через пару минут он к вам присоединится.

Макс выругался сквозь зубы и поднял вверх руки.

Робот остановился в пяти шагах, держа его под прицелом. Рядом встали два высоких охранника в темных очках. У них в руках не было оружия, но Лис знал, что они могут его убить множеством способов буквально голыми руками.

Девушка остановилась и мрачно улыбнулась. Из-за ее спины выглянул маленький толстенький человек в форме, его Макс узнал – начальник полиции. Сердце замерло, лоб снова вспотел. По спине пробежала холодная волна неприятного предчувствия. Он уже не сомневался, что ничего хорошего ему в будущем не светит. Не зря он сказал Умнику, что впереди их ждет лишь смерть! Чутье, как всегда, не обмануло…

* * *

Следующую засаду для него приготовили на восьмидесятом этаже. На этот раз охранники имели более серьезное вооружение, чем парализаторы, – пистолеты, автоматы и даже импульсные ружья. Дженг услышал шум и дыхание стражей еще на шестьдесят втором, почувствовал запах пота и страха на семидесятом и заранее подготовился к драке. На бегу вырастил хрящевые пластины на груди, животе и ногах, максимально их уплотнил и подготовил тело к возможной регенерации.

Еще добавил мышц на ногах, чуть уменьшил когти, но увеличил их прочность – обычная задачка на выживание. Волк вспомнил, как его гоняли на полосе препятствий наставники. Если бы те люди, что ждали его впереди, знали о том, через какой ад он прошел и выжил, то наверняка бы разбежались, не дожидаясь появления оборотня.

Охранники открыли огонь сразу, как только его увидели. Они засели на площадке, а лестничный пролет перед собой забросали мебелью. Сама задумка казалась неплохой. Проскочить такую охраняемую баррикаду для обычного человека невозможно, но для оборотня это была мелочь, а уж для такого, как Дженг, она вообще не представляла затруднения. Он набрал скорость и побежал по стене, пробивая пластиковые панели и вбивая когти в бетон, через мгновение спрыгнул на площадку и повеселился на славу. Охранников было пятеро – троим он порвал горло, а двоим просто оторвал головы.

Волк вынужден был убивать кроваво и неизящно, так как стражи оказались облачены в мощную броню, закрывающую все тело, даже лица закрывали щитки из пуленепробиваемого стекла. В принципе, если бы не лестница, то исход схватки мог бы стать для него не таким благоприятным.

Стражи не догадались, что оборотень может передвигаться по вертикальным поверхностям, и это их настолько потрясло, что они открыли огонь с опозданием на секунду, а волку ее вполне хватило, чтобы оказаться над ними. За баррикадой и в бронекостюмах охранники считали себя неуязвимыми, и это стало их ошибкой. Суровый закон клана оборотней гласил: кто плохо думает, тот мало живет.

На этой засаде Дженг снова потерял несколько драгоценных секунд и еще больше разозлился: ведь надо было еще проверить офис на предпоследнем этаже на тот случай, если его партнер не испугается, решив, что охрана сумеет его защитить.

Волк вылетел на лестничную площадку и остановился перед закрытой дверью из бронепластика, и выбить ее было невозможно.

– Шеф, – послышался голос Кору, – вижу отлетающий от здания флаер, прошу разрешения на атаку.

– Действуй, Кору. Размажь их!

– А если в аппарате находятся невиновные люди?

– Что ж, думаю, Бог найдет для них хорошее местечко в раю. – Дженг терпеливо дожидался, пока декодер сделает свое дело. – Все во власти Великого Волка, только он решает, кому жить, а кому умирать, мы лишь его глупые слуги.

– Атакую, шеф! – В наушнике раздался звук взрыва. – Флаер сбил, приземляюсь на крыше небоскреба. Буду контролировать ваш выход.

– Принято!

Дженг влетел в холл. Здесь его опять ждали телохранители. Эти знали, что он собой представляет, поэтому открыли огонь сразу. Волка отбросило назад, по груди застучали тяжелые молотки, выбивая воздух из легких. Пистолетные пули, хоть и крупнокалиберные, защитные хрящи не пробили, поэтому жизненно важные органы не пострадали, а вот правая рука беспомощно повисла – ей сильно досталось.

Дженг прыгнул вперед и тремя кувырками ушел с линии огня, спрятавшись за массивный стол. Там он осмотрел руку. Ничего страшного: вырвало кусок мяса из плеча да порвало сухожилие, тело уже начало процесс заживления. Через пару минут он сможет действовать рукой, хоть и не в полной мере. Пользуясь передышкой, волк вырастил себе острые клыки, отчего его челюсть ушла вперед и он стал похож на вервольфа – такого, каким его показывают люди в своих глупых фильмах. Правда, не хватало густой шерсти по телу, но Дженг не видел повода ее отращивать – и без того жарко.

Он перекатился в сторону и рванулся к телохранителям. В него снова попало несколько пуль, и одна из них отбросила его назад. Волк разозлился, и звериная составляющая полезла наружу, окрашивая белки глаз в кровавый цвет.

Противники подготовились на славу, даже оружие подобрали соответствующее: пули крупного калибра, ружья заряжены серебряной картечью – именно они больше всего оборотню и досаждали, отбрасывая назад, будто ударами огромного молота. Правда, похоже, люди не знали, что генетически сконструированным оборотням серебро не вредит, оно для них как обычная дробь – неприятно, но смертельно.

Перекатившись по полу, Дженг все-таки добрался до первого врага и прокусил ему ногу, а когда тот упал, вырвал кровавый пласт мяса со спины и жадно прожевал вместе с курткой. Его организм требовал еды – слишком много потратил энергии на бег и выращивание дополнительных мышц, да и восстановление ран требовало немало.

В него выстрелили в упор из ружья, волка отбросило, но он таки дотянулся до телохранителя, вырвал ему печенку и тут же проглотил. Тело продолжало меняться, все больше превращая Дженга в зверя. В этом было свое преимущество: чем глубже превращение, тем меньше боли, да и полученные раны при этом исчезали очень быстро. Правда, невыносимо хотелось есть.

Еще у двоих охранников закончились патроны. Волк перегрыз им глотки и напился сладкой дымящейся крови. Голод немного отступил, настроение поднялось, он был готов продолжать свой кровавый бой.

Оставалось еще трое. Эти даже не стреляли и не пытались скрыться. Они стояли, расстреляв все патроны, выставив перед собой короткие ножи.

Дженг убил их тремя короткими ударами и, вырвав из бедра одного охранника несколько кусков, быстро сжевал парное мясо, пользуясь передышкой. Потом частично вернул себе человеческий облик и помчался по коридору. Закрытую дверь в кабинет оборотень просто вынес своим телом. Инал сидел за столом, разговаривая по телефону. Его белая рубашка была расстегнута, в глазах плескался страх. Увидев Дженга, он отбросил трубку, отпрянул к стене и вытащил короткоствольный автомат.

Трое телохранителей, одетые в бронированные костюмы, встали перед ним и подняли ружья.

Прежде чем прозвучал первый выстрел, волк метнулся вверх по стене к потолку и упал на них сверху. Охранники умерли, так и не успев ничего понять. Потом Дженг выбил у нечестного партнера автомат, свалил человека на пол и навис над ним.

– Зачем ты хотел меня убить? – прорычал оборотень.

– Ничего личного, – пролепетал Инал. – Такой бизнес…

– Тогда ты просто еда!

Дженг порвал ему горло и стал пожирать тело, чтобы восполнить энергию, потерянную при трансформации. К сожалению, почти сразу от этого увлекательного занятия его оторвал голос Кору:

– Шеф, не хочу мешать, но к зданию стягивается полиция. Если через пару минут вы не окажетесь на крыше, нам не выбраться без хорошей драки.

Дженг утвердительно прорычал в ответ, так как его звериная пасть не годилась для человеческой речи, и помчался к лестнице, на бегу возвращая себе человеческий облик. На крышу он выскочил почти человеком. Его эластичный комбинезон был полностью покрыт кровью, но он уже очищался с помощью встроенных в ткань композитов.

Волк запрыгнул во флаер, и тот сразу стал подниматься, направляясь к космопорту, закрывая люк и убирая опоры. Мимо пронеслось несколько полицейских летательных аппаратов, летевших к зданию.

– Как повеселились, шеф? – спросил Кору, сидящий в кресле пилота. Он был наполовину трансформирован: глаза выдвинуты вперед, мышцы на руках увеличены, что давало дополнительные удобства при управлении флаером (именно благодаря такой трансформации оборотни считались лучшими пилотами в Галактике). – Я не сильно помешал?

– Нормально. – Дженг сел в кресло второго пилота и закрыл глаза. Как всегда после трансформации, его мутило, накатывала слабость и хотелось спать. – Как раз вовремя. Первичный голод я уже утолил…

– А как поживает наш милый враг? Удалось расквитаться?

– Он отправился в человеческий ад с десятком своих охранников.

– Это хорошая новость, хоть и звучит печально.

– Откуда печаль?

– Выходит, я все-таки сбил невиновных?

– Может, и нет. – Дженг пожал плечами. – Думаю, это была обычная хитрость, и в аппарате сидели охранники.

– Надеюсь, что это так, шеф. И пожалуй, я стану думать так, иначе меня будет мучить совесть.

– Поверь, Кору, невинные люди не торчат по ночам в офисах. Они смотрят визор и воспитывают детей.

– Я вам верю, шеф. Никогда не видел обычных людей, почему-то встречался только с разными сволочами.

– Просто с другими мы не общаемся и не ведем с ними торговых дел.

– А так хотелось снова поверить в человечность!..

* * *

Лис вздрогнул, когда встретился взглядом с начальником полиции. Через эти мутные, заплывшие жиром глазки на него смотрела сама смерть.

– Вы все увидели? – спросила Грета Грин копа. – Надеюсь, я ничем не нарушила ваши законы? Этот человек – вор, и он пойман мной в моих владениях.

– Да, это так. – Толстяк вышел вперед. – Я знаю этого парня. Отец у него богатый человек. Никогда бы не подумал, что его сын способен на воровство. Но что поделаешь, если молодежи скучна наша жизнь. Может быть, вы его простите? Его отец выплатит достойную компенсацию, я вам обещаю.

– Меня не интересуют деньги. – Девушка посмотрела на Макса холодным взглядом змеи перед броском. – Вы подтверждаете, что этот человек незаконно проник в мой дом и пытался украсть мои драгоценности?

– Да, госпожа, – неохотно произнес начальник полиции.

– Теперь расскажите, что я могу с ним сделать.

– По нашим законам вы должны передать вора мне, после суда он будет отправлен на рудники или… повешен на площади. Это уж как решат присяжные.

– То есть… умрет?

– Долго на рудниках действительно не живут. Второй способ менее экономичен, но зато более быстр.

– А могла бы я его убить, защищая свое имущество?

– Да, госпожа. – Толстяк растерянно посмотрел на девушку, не понимая, чего от него хотят. – По закону вы имеете на это право.

– Вы видели, как этот человек вломился в мой дом, имея при себе воровские инструменты, так?

– Да, госпожа…

– А вот и его напарник.

В подвал ввели Дэна. Он растерянно озирался по сторонам, лицо было бледным, на щеке горела свежая царапина, одежда в грязи, словно какое-то время его тащили по мокрой земле.

– Этот паренек – тоже вор по вашим законам?

– Да, госпожа. Тот, кто помогает вору, становится его сообщником и должен быть наказан. Кстати, это второй сын того же богатого человека.

– Хорошо. – Девушка посмотрела на высокого долианца, тот вытащил из кармана пистолет. – Его я тоже могу убить?

– Конечно, но только в том случае, если вы застали его на месте преступления.

– А разве это не так?

– Да, госпожа, но…

Долианец поднял пистолет и выстрелил, Умник упал. Макс замер, глядя в холодные, спокойные глаза Греты, боясь пошевелиться. У него больно сжалось сердце. Он сел на пол рядом с Дэном, положил его голову себе на колени и погладил по бледной щеке, не обращая ни на кого внимания. Его брат погиб. Дэн хотел полететь к звездам, и теперь его душа сможет путешествовать, куда захочет.

– Итак, вы своими глазами видели, как два вора залезли в мой дом и моя охрана их застрелила. Все сделано по вашим законам?

– Но так нельзя!..

– Почему? Хотите убить второго сами? Вам дать пистолет?

– У меня есть табельное оружие, но убивать таким образом бесчеловечно.

– По вашему закону я имею на это право?..

– Да. – Толстяк вздохнул. – Вы действительно застали их на месте преступления и, защищаясь, убили обоих. Мы не станем проводить расследование.

– Ну, вот и славно. Грэг?..

Долианец поднял пистолет, из черного отверстия вырвался огонь, грудь Лиса обожгло, и на него навалилась темнота, в которой нежно пахло горькими духами…

Макс понимал, что умер, но его тело нестерпимо болело, и эта боль не давала вернуться в спасительную темноту, где приятно пахло влагой, а холодные капли текли по лицу. Откуда в аду вода? Лис не сомневался, что попасть мог только туда. Вот если бы умер малышом, попал бы в рай, а так… никаких шансов на снисхождение, слишком много он украл. Но если это ад, то почему так сыро?

Там же жара, огромные сковородки, стоящие на раскаленной магме, черти с ухватами и нестерпимая боль. И почему так нежно пахнет духами? Неужели и в аду есть женщины? Но там нет никого, кроме грешников и грешниц. Женщины ли грешницы? Грешницы ли женщины? Это вопрос, на который он не знал ответа…

Лис приподнял тяжелые веки и тут же снова опустил, когда яркий, ослепительный свет ударил по глазам. Если это был ад, в нем не хватало жары, а если рай, то тепла. Слишком холодно. Получается, жив? Макс еще раз поднял веки и увидел лицо в темных очках, на крепких, в буграх мускулов плечах. Лысая голова. Невероятная сила. Светобоязнь… Долианец.

– Вставай, вор.

Лис зашевелился, попытался приподняться, и его тут же стошнило. Полежав немного, он снова оперся на подгибающиеся руки, приподнялся и прислонился к бетонной стене. Подождав, пока глаза привыкнут к свету, посмотрел по сторонам.

Он лежал в том же подвале, где его убили. В пяти шагах от него сидела в неизвестно откуда взявшемся кресле Грета, возле нее стояли два наемника в темных очках, чуть дальше боевой робот поводил стволом пулемета. Все те же, только отсутствует начальник полиции да нет тела Дэна.

– Ты слышишь меня, вор? – спросила девушка тихим, спокойным голосом. – Посмотри на меня.

Лис кивнул, говорить он не мог, во рту пересохло. Он поднял мокрые руки и облизал ладонь, воды рядом было достаточно: вероятнее всего, его поливали из пожарного шланга – на полу лужи.

– Ты понимаешь, о чем я говорю?

Он снова кивнул.

– Помнишь, что произошло?

– Меня убили? – прохрипел Макс. – И моего брата тоже?

– Именно так. Вашу смерть видел начальник полиции, ее констатировали судмедэксперт и судья. Тело твоего брата выдано приемному отцу, а твое утоплено в нечистотах – так принято на родине долианцев. Тебе наверняка же известно, как они не любят воров…

– Тело? – Лис не понимал, что происходит, мозги отказывались соображать, нейроны с трудом оживали. – Мое?!

– Твое.

– Почему утопили?

– Чтобы никто не искал.

– Зачем? – Говорить было нелегко. Все внутри невыносимо болело, в горле першило. – И потом… если я умер, то почему мне так больно?

– Я тебя оживила.

– Как?

– Немного магии, немного медицинских знаний.

– А как мне жить без тела?

– Твое тело с тобой, просто в акте написано, что его утопили.

– Хорошо.

Макс понемногу собирал себя по частям. Итак, он жив, а Дэна эти сволочи все-таки убили.

Он скрипнул зубами. Они сделали ошибку, оставив его в живых. Он отомстит. Обязательно. Не сейчас. Позже. В теперешнем положении он ни на что не способен. Умник!.. Как же ты мог умереть? Говорил же тебе: не стоит красть это ожерелье, предупреждал, что сердце не лежит. Впрочем, что теперь об этом… Ясно же, что за ними следили и ждали благоприятного момента. Даже начальника полиции заранее вызвали, чтобы все было по закону. Сволочи!.. Вот почему я чувствовал, что за мной кто-то наблюдает…

– Почему я не умер? – прохрипел Лис. – Простите, но в магию не верю. Чем вы в меня стреляли?

– Мы использовали новый тип парализатора. Это оружие вызывает состояние, близкое к смерти, но оно обратимо, человека можно оживить, если сделать это в течение нескольких часов.

– Почему оживили меня, а не брата?

– Он задает много глупых вопросов, это меня утомляет. – Грета посмотрела на высокого наемника. Тот неуловимо быстрым движением перетек к Максу и ударил ногой в бедро. Несильно, но очень болезненно. – И кажется, не понимает своего положения.

– Запомни, ты мертв, а мертвецы молчат, – проговорил долианец. – Будешь говорить только после того, как тебя спросят. Слушай и отвечай. Вопросы задавать не надо, госпоже это не нравится. Если понял, ответь.

Макс кивнул.

– Говори словами. – Долианец еще раз ударил Лиса, и тот, захрипев, снова повалился на пол. – Не мотай головой, это невежливо!

– Понял, – прошептал Макс и тут же получил еще один удар.

– Отвечай, только когда тебя спросят.

– Уйди, пожалуйста…

– Понравилось? – Наемник ухмыльнулся, и от зловещей ухмылки у Лиса побежали мурашки по телу. – Могу добавить…

– Ответь еще на один вопрос, вор. – Грин улыбнулась. Похоже, избиение доставило ей удовольствие. – А ты, Грэг, вернись на место.

– Какой вопрос? – прошептал Лис. Тело стало болеть сильнее. Он вдруг понял, что если получит еще несколько ударов, то умрет по-настоящему.

– Почему ты сказал брату, чтобы он включил сигнализацию?

– Мне показалось, что сзади кто-то есть.

– Так я и думала. Ты обладаешь даром, хоть и неразвитым. К твоему несчастью, ты сделал ошибку.

– Не понимаю…

– Меня это разозлило. Мне очень хотелось увидеть, как ты вскрываешь сейф. В фирме сказали, что он самый надежный в Галактике, а ты лишил меня этого зрелища.

– Я могу его вскрыть и сейчас, но это потребует довольно много времени, так как реле снова заблокировало засов.

Лис вздохнул. Он понимал, что ничего хорошего его впереди не ждет. Долианцы считались лучшими мастерами пыток и медленной мучительной смерти. Если они за него возьмутся, то сначала подрежут голосовые связки, чтобы не мог кричать, а потом…

Макс помотал головой, отбрасывая в сторону ужасные мысли. Теперь, когда он официально мертв, наемников ничто не остановит. А воров они действительно не любят, это известно всей империи.

– Как долго?

– Примерно час.

– Столько времени у меня действительно нет. Предлагаю вернуться в дом и в спокойной обстановке поговорить о твоем будущем.

– Хорошо.

– Надеюсь, будешь вести себя прилично?

– А у меня есть выбор?

– Конечно. – Девушка снова улыбнулась. – Или тебя понесут связанного и избитого, или ты пойдешь своими ногами. Итак?

– Я пойду сам.

– Отлично! – Грета встала с кресла. – Пошли.

Лиса поднял на ноги высокий наемник и подтолкнул вперед.

– Если ты, парень, что-то задумал, не советую даже пробовать. Убивать мне тебя не разрешили, но бить можно. Специально для тебя рассказываю: в город тебе не прорваться, на территории замка восстановлена сигнализация и снова поставлены мины.

– Мины?!

– Я же сказал: убивать тебя госпожа запретила, поэтому мы их убрали, чтобы ты мог попасть в дом. Понятно?

– Не совсем.

– Тогда запомни на будущее: мы работаем по старинке и не слишком верим в электронику. Если мы охраняем объект, то в него гарантированно никто не попадет без нашего разрешения. Мины – лишь одна из наших хитростей. В запасе у нас имеется еще немало разных смертоносных штучек, но лучше тебе о них не знать. Попытаешься сбежать?

– Честно?

– Как хочешь.

– Попробую обязательно, как только появится возможность, – прохрипел Макс. – Все равно я уже мертвец.

– Иного от тебя никто и не ждет, но запомни: умирать можно много раз. Мы можем продлить твои мучения на месяц или на год. Как-то одного человека мы пытали семь лет…

– Зачем вы убили моего брата, а оставили в живых меня?

– Мы только выполняем приказы. Нам все равно, жив ты или мертв. Вперед!

Лис пошел, робот медленно покатился рядом, после того как один из долианцев открыл у него панель и нажал несколько кнопок. Макс понял: робот переведен в режим сопровождения. Если бы наемники не шли в паре шагов сзади, можно было рвануть в сторону, а потом… кто его знает, может, удалось бы убежать. Ему бы только добраться до дворика, а там…

Наемник усмехнулся, увидев, как Лис покосился на боевую машину.

– О роботах, я вижу, тебе кое-что известно, но поверь, ты ничего не знаешь о нас. Мы быстрее любого человека, и на стометровке все рекорды наши, поэтому даже не пытайся.

Они двинулись по пустому подвалу – теперь, когда в нем повсюду горели лампы, помещение потеряло свою загадочность и таинственность. На бетонном полу отчетливо виднелись следы, оставшиеся от мокрых ботинок Лиса. На улице шел дождь. Точно.

Девушка ушла вперед и исчезла за поворотом. Обнаружилась она только в кабине лифта, о котором ни Макс, ни Умник не знали. Долианцы запихнули пленника в кабину и встали рядом, а робот повернул назад – на этом его маршрут сопровождения закончился.

– Хорошие духи, – сказал Лис девушке.

– Спасибо. Только не понимаю, почему ты об этом сказал?

– Вы спросили: почему я попросил своего брата включить сигнализацию? Отвечаю: меня насторожил запах.

– Да? – удивилась Грин. – Какой?

– Запах ваших духов.

– И что? Я часто бываю в этом подвале, все-таки там стоит сейф, а в нем лежат мои драгоценности.

– Не думаю, что вы туда ходите по ночам. А ваши духи, хоть и стойкие, все равно развеялись бы за час. Я понял, что вы заходили не так давно, и задумался. Что может делать девушка глубокой ночью у сейфа? Что ей нужно? Что она проверяла? Но самое главное – почему?

– Я спускалась за этим. – Грета повернулась и показала на свое декольте. Грудь у нее оказалась правильной, красивой формы (вероятнее всего, работа хорошего хирурга), а на ней блестело ожерелье – то самое, за которым они охотились. Кристаллы типия светились изнутри темной зеленью, они не выглядели большими и красивыми. Так. Ерунда, которая стоит десять биллионов. Глупость богачей. – Я не могла позволить, чтобы ты прикоснулся к нему, после чужого прикосновения приходится слишком долго настраивать камни обратно на себя.

– Ваше ожерелье выглядит не так богато, как на фотографии.

У Макса по-прежнему кружилась голова, он чувствовал, что может в любой момент потерять сознание, и говорил больше для того, чтобы не отключиться. То, что его ударит наемник, он не боялся. Долианцам не разрешили его убивать, значит, он нужен живым этой «ледяной принцессе», а вот Дэн не был ей нужен, поэтому он мертв.

– Запомните, юноша: то, что по-настоящему стоит дорого, редко блестит.

Лифт остановился. Они прошли по широкому коридору, зашли в большую комнату, в которой стоял огромный обеденный стол – за ним могло поместиться человек тридцать. На зеленой шелковой скатерти стояли темные бронзовые подсвечники, в которых горели высокие желтые свечи, и они пахли настоящим пчелиным воском!

Это была невероятная роскошь. Лис ни разу такого не видел, только слышал. Воск можно найти только на Земле, на Тесле пчелы не жили, как и многие другие земные насекомые, хоть попытки их сюда переселить осуществлялись много раз.

Грета села за стол, один из долианцев заботливо придвинул массивный стул, сделанный из древесины трока; она добывалась на другом конце континента и стоила невероятно дорого.

– Если ты голоден, тебе принесут закуски, если нет, будем пить чай. Итак?

– Я бы поел, – произнес Лис. – А вместо чая выпил бы кофе.

– Хорошо. – Девушка позвонила в небольшой серебряный колокольчик, стоявший возле нее, и в комнату тут же вошел слуга в черном старомодном сюртуке, неся поднос с нарезанным холодным мясом, дорогими колбасами и сырами. За ним другой слуга вкатил столик с дымящимся чайником и кофейником. Они быстро и сноровисто расставили на столе закуски, поставили перед девушкой чай, а перед Максом большую чашку кофе, хлеб, блюдо с закуской и вышли.

– Наслаждайся жизнью, пока можешь, вор, – произнесла Грета. – Возможно, через час это станет для тебя непозволительной роскошью.

– Все-таки хотите меня убить? – спросил Макс, набрасываясь на еду. Он уже успокоился, смирился с тем, что происходит, и решил принимать мир таким, какой тот есть. Впрочем, ничего другого ему и не оставалось. Можно было, конечно, совершить какой-нибудь самоубийственный поступок, но тогда кто отомстит за Дэна? Сам Лис смерти не боялся. Страх перед ней у него исчез в пять лет, когда он умирал от воспаления легких. Уже тогда он понял, что смерть – не беда, а избавление от боли и тоски, которые и составляют суть жизни. – Так стоит ли кормить?

– Пока ты мой гость, я не могу оставить тебя голодным, даже зная, что жить тебе осталось недолго.

– Вам явно от меня что-то нужно. – Лис прожевал кусок мяса, оценив тонкий букет специй. Это блюдо определенно готовилось хорошим поваром и точно не из местных продуктов. – Этим объясняется ваше гостеприимство. Я прав?

– Возможно. – Грей отпила глоток чая. – Ты уже мертвец, вор, достаточно сбросить тебя в колодец с нечистотами, чтобы история твоей жизни закончилась. В конце концов, это уже записано в планетных архивах. Жил некто Макс по прозвищу Лис, а потом умер от выстрела в упор при попытке украсть ценное ожерелье и погребен в канализации.

– Ну, это понятно, – вздохнул Макс. – Скажите, чего мы не учли? Почему вы нас поймали?

– Сама идея была порочной. – Девушка отпила еще чая. В ее глазах появилась странная задумчивость. – Вы пришли в мой дом, потому что я хотела этого. Скажу больше: я приехала на эту планету и сняла этот замок именно для того, чтобы однажды ты пришел сюда. Я специально сделала так, чтобы фото ожерелья попало на обложки ваших журналов и газет. Обычно я никому его не показываю и не рекламирую.

– То есть вы устроили для меня ловушку. Интересно – зачем?

Макс вернулся к еде, на Грету не смотрел, продолжая изучать дом, все еще надеясь на то, что ему удастся сбежать. Идея кражи была идиотской, девушка права. Можно было догадаться, что самый вкусный сыр всегда кладут в мышеловку. Дерзил он хозяйке потому, что не мог придумать, как ему выпутаться. Об Умнике старался не думать, иначе боль порвет сердце, и он не сможет думать.

– Хочешь, чтобы я тебе объяснила?

– Если возможно…

Повинуясь ее знаку, один из долианцев достал из высокого массивного шкафа из того же дерева трока большой хрустальный шар, поставил его на стол и, вытащив из массивного канделябра свечу, поместил ее так, чтобы свет проходил через мутную поверхность и падал на светло-серую стену. Девушка сняла с шеи ожерелье и положила его на стол так, чтобы шар оказался внутри, и закрыла глаза.

– Смотри на стену, вор, – сказал высокий долианец с резкими чертами лица, словно вырубленными из камня. – Госпожа покажет тебе что-то. И цени, такое она делает редко!

Макс запил еду крепким ароматным кофе – явно очень дорогим, возможно, земным. На стене в освещенном шаре задвигались тени, соединяясь вместе, потом они слились в темное облако и снова разошлись. Лис увидел себя в огромном помещении, в его руках было нечто странное, излучающее изумрудный слепящий свет, а за спиной колыхалась огромная косматая тень.

Грета убрала руки от шара, и он снова стал отбрасывать на стену только мутный прозрачный отблеск. Долианец вернул свечу обратно в канделябр. Девушка вздохнула, открыла усталые, мутные глаза, повесила ожерелье себе на шею и жадно выпила остывший чай.

– Видел?

– Да, – кивнул Макс. – Интересный фокус. Как я понимаю, наши предки называли это телевидением?

– Это не телевидение, а твое будущее. Из-за него ты сейчас сидишь передо мной.

– Я слышал о людях, для которых прошлое и будущее – открытая книга. Вы хотите убедить меня, что обладаете подобным даром?

– Мне все равно, веришь ты или нет. – Грета наблюдала за каждым движением пленника. От нее не укрылось, что его пальцы дрожат. Макс не боялся, ему просто было не по себе. Руки и ноги тряслись мелкой дрожью, а сердце сбивалось с ритма – вероятно, это было последствием выстрела из парализатора. – Если ты глупец, то мне тебя не убедить. Я просто показала, что стало причиной моего появления на этой планете и почему ты попал в мою ловушку.

– Вам нужна эта зеленая лампа, которую я держу в руках?

– Это не лампа, а магический сосуд. Изумрудный свет – лишь побочный эффект. Объяснять больше – значит терять время, ты все равно не поймешь. Наш мир в недалеком будущем ждет потрясение, и я стала искать причину этого. – Немного помолчав, девушка посмотрела на Лиса холодным взглядом, словно препарируя некую букашку, и продолжила: – Ты в будущем держишь в руках предмет силы, которому подвластно многое. Он мне нужен, и ты добудешь его для меня. Если откажешься, умрешь не только сам, но и все твои близкие – в первую очередь твой приемный отец, который сейчас прячется в трущобах. Понятно?

– Не все, хотелось бы кое-что уточнить.

– Что именно?

– Откуда вы столько обо мне знаете?

– Я знала, как ты выглядишь, еще до своего появления здесь, поэтому эти полгода не бездельничала. Вы с братом собирали информацию обо мне, тем же занималась и я. Ты думаешь, это твоему брату пришла в голову идея меня обокрасть? Поверь, это я вложила ее в его голову. И слуга разговаривал с ним по моему поручению. Он передал план дома и подвала тоже по моему разрешению. – Грин встала из-за стола. – Я устала. Не знаю, как тебе, вор, а мне бессонные ночи не нравятся. Люблю хорошо себя чувствовать и приятно пахнуть. Мне сейчас необходимы горячая ароматическая ванна и долгий спокойный сон.

Грета бросила взгляд на высокого долианца.

– Грэг, отведи вора в приготовленную для него комнату, обеспечь минимальным комфортом. Разговаривать с ним необязательно, если будет вести себя глупо, разрешаю добавить немного ума, но не убивать и не наносить повреждений, которые могут помешать выполнить нужную для меня работу.

– Да, госпожа.

Долианец поклонился, подождал, пока Грета выйдет из комнаты, и кивнул двум помощникам. Те подняли Лиса из-за стола и повели к другой двери. За ней открылся широкий, хорошо освещенный коридор. Макса довели до комнаты, которой коридор заканчивался, затолкали внутрь, и пленник тут же получил затрещину, от которой упал на пол.

– Будешь дерзить госпоже, – прошипел Грэг, – и я буду бить тебя каждый день.

Дверь закрылась, послышался звук задвигаемого засова.

Макс подошел к окну и увидел, что рамы укреплены металлом. Кроме того, в них вставили стекла из металлопластика, не уступающие по прочности броне.

Посередине большой квадратной комнаты, отделанной дорогими деревянными панелями, стояла огромная кровать, покрытая желтым покрывалом. В стене виднелись две массивные двери. Одна вела в ванную,другая – в туалет.

Макс сел на кровать. Все произошедшее казалось наваждением. Еще два часа назад Дэн был жив и помогал ему. Теперь брат мертв, а у него самого положение не намного лучше. Самое неприятное во всем этом было то, что Лис попал в ловушку, которую приготовили для него из-за какого-то светящегося зеленью предмета, который окажется у него в руках в далеком будущем, – то есть его наказали за то, что он еще не совершил.

Конечно, смерть и тюрьма – спутники воровского ремесла, но Дэн ни в коем случае не должен был умереть, а его расстреляли без суда и следствия. Можно, конечно, сказать, что брату повезло: обычно долианцы пойманным на воровстве вскрывают брюхо, засыпают туда соль и отпускают с кишками, торчащими наружу.

Макс закрыл глаза. Надо поспать. Утром мир будет выглядеть иначе, и возможно, он поймет, как выбраться из этого замка и сбежать от сумасшедшей девицы.

Глава третья

Летательный аппарат завис в воздухе, потом плавно опустился на стоянке флаеров рядом с космодромом. Служитель, увидев полицейскую раскраску и проблесковые маячки, отошел подальше, не желая неприятностей. Кору заглушил двигатель, открыл люк и выдвинул трап.

– Скоро полицейские обнаружат этот флаер и поймут, что мы улетели на челноке.

– Есть предложения? – Дженг почти полностью восстановился и теперь мрачно разглядывал свой комбинезон. Кровь исчезла, но пулевые отверстия практически уничтожили одежду. – Говори.

– Можно подняться, поставить возврат на базу, есть у этих аппаратов такая функция, после этого выпрыгнуть, и наше местонахождение останется неизвестным.

– Идея неплохая, выходи.

– Может быть, лучше это сделаю я, шеф?

– Посмотри, на кого я похож? Мой комбинезон уже ни на что не годен, так что еще одно падение ему не повредит.

На город опустилась ночь, светило спряталось за высокими зданиями, ветер метался по стоянке, поднимая в воздух пыль и семена ползучего дерева крио, которое практически заглушило всю растительность в городе.

Кору неспешно спустился на землю, Дженг поднял трап, ввел координаты полицейской стоянки и, когда машина стала подниматься, выскочил через открытый люк. Падать пришлось метров тридцать, он едва успел усилить кости и мышцы, а внутренние органы закрепил дополнительным жиром перед страшным ударом. На мгновение от боли волк потерял сознание и едва не стал оборачиваться. Хорошо, что успел запретить себе это делать перед тем, как улететь во тьму. Когда он открыл глаза, то увидел Кору, который терпеливо ждал, когда Дженг придет в себя.

– Классный прыжок, шеф! Мне понравилось. Научите или хотя бы расскажите, как это делается? Я бы точно все кости переломал и часа два потратил на регенерацию, а вы за пару минут пришли в норму, причем не превращаясь в волка.

– В этом нужно практиковаться с детства. – Дженг встал и вытер засохшую кровь с лица. – Меня прыгать учили в спецшколе, когда я был еще волчонком.

– Жаль. – Кору залез в свой рюкзак, вытащил оттуда новый комбинезон и легкие ботинки. – Вам надо переодеться, шеф, а то выглядите очень подозрительно.

– Ты прав. – Дженг сбросил остатки одежды и натянул новую. Свой рюкзак, с которым не расстается ни один оборотень, он потерял в схватке на последнем этаже небоскреба, а идти в рванье на полицейский контроль не стоило. Конечно, через пару часов полиция все равно будет знать, кто совершил нападение на небоскреб, но к тому времени они будут уже в космосе. – Надо спешить, время работает против нас.

Загорелись фонари, ветер принес с космодрома запах ракетного топлива и остывающих бетонных плит. Они подошли к зданию космопорта и спокойно прошли турникет с зевающим полицейским. Похоже, полиция еще не просмотрела видеозаписи с бойни в небоскребе, а значит, им удастся убраться с этой планеты без драки.

Сам контроль не занял много времени. Они поднесли коммуникаторы к сканеру, тот считал нужную информацию, снял плату за пребывание в городе и открыл бронированную дверь. Еще один полицейский скучающе просмотрел на экране появившиеся данные и отвернулся.

Оборотни побежали легкой трусцой по взлетному полю. Челнок находился на своем месте. Трое волков сидели на трапе. Увидев товарищей, они помахали им и зашагали к служебному выходу из космопорта. Этим перевертышам придется разгребать все, что здесь натворили Дженг и Кору: давать взятки, убивать тех, кто брать их откажется, пугать тех, кого можно устрашить, и врать, врать, врать…

Пилот начал разогревать двигатели и договариваться с диспетчером о взлете.

Как только Дженг и Кору зашли в шаттл, трап поднялся, а люк закрылся. Они пристроились рядом с пилотской кабиной, так как трюм и салон оказались полностью забиты пластиковыми ящиками с оружием. Это и был тот груз, ради которого они пригнали сюда звездолет. Клан Волка строил боевую орбитальную станцию, чтобы защитить планету от имперского вторжения.

Дженгу пришлось мотаться по Галактике два земных года, прежде чем удалось подойти вплотную к этой сделке.

И вот, когда уже можно было праздновать победу, все едва не сорвалось. Самое скверное в том, что волк не понимал, почему партнер решил уничтожить и его, и оружие? Испугался последствий? Или с ним побеседовала имперская разведка? Или, может быть, военные, с помощью которых проводилась сделка, решили скрыть таким образом следы своего воровства?

Нет, следовало хорошенько допросить Инала перед тем, как убивать. К сожалению, у Дженга не было на это времени, да и не сдержался он: когда в тебе просыпается зверь, трудно бывает его обуздать. А теперь он находится в неведении и не знает, что еще может произойти. К сожалению, челнок неуклюж, его легко сбить наземной ракетой. Если бы Дженг был на стороне тех, кто хотел его убить, то обязательно этим бы воспользовался. Наверняка Инал предупредил своих заказчиков. Не зря же он разговаривал по телефону, когда Дженг ворвался к нему в кабинет. Значит, нужно ждать еще какой-нибудь подлости.

А если осталось хотя бы одно взрывное устройство? Оно же разнесет звездолет, который итак достался волкам не совсем легально.

– Шеф, нас преследуют!

Дженг облегченно выдохнул:

– Это хорошо.

Кору покосился на него:

– Почему, шеф?

– Это значит, что вы нашли все взрыватели, иначе им не потребовалось бы посылать за нами истребитель.

– Неужели я сел бы на челнок, если бы сомневался в этом? – улыбнулся помощник. – Простите, но мне хочется дожить до того момента, когда мои волчата начнут показывать свои клыки.

Дженг протянул руку и нажал кнопку переговорного устройства.

– Мажу, передай на звездолет: пусть выпускают перехватчики для нашего прикрытия. Я перехожу в орудийный отсек. Узнай, как дела у ребят, что остались на планете для нашего прикрытия. Возможно, у них тоже появились проблемы.

– Хорошо.

Дженг встал и, спотыкаясь о ящики, прошел к задней части челнока. Там были установлены две орудийные башни. Конечно, незаконно. Челнокам, опускающимся на планету, не разрешено иметь оружие.

Волк вошел в крохотный отсек, окрашенный в серый цвет. Здесь имелось только одно кресло. Дженг сел в него и нажал кнопку боевой готовности. Выдвинулись подлокотники, зафиксировавшие тело, захваты прижали к мягкой поверхности, на голову надвинулся шлем. На прозрачном щитке появились три цели в красных кружочках – противник.

– Шеф! – услышал Дженг в наушнике голос пилота. – Получил информацию с планеты.

– Слушаю.

– Двое братьев убиты сразу после нашего взлета, за тремя, что помогали с погрузкой оружия, идет охота. Что им передать?

Дженг задумался. Бросать ребят не хотелось, но груз был гораздо важнее их жизней, да и его тоже. К тому же, если их так быстро выследили, это значило только одно: за ними следила имперская разведка. Все части головоломки встали на место. Сделку проводили имперцы, а Инал был их агентом. То, что удалось обнаружить взрывчатку, сорвало их планы, поэтому они сейчас так бесятся.

– Передай ребятам, что разрешаю использовать все средства для собственного выживания, кроме оборачивания. От меня лично пожелай им удачной охоты. Если останутся в живых, мы заберем их через полгода, после того как доставим груз. Если нет, они придут с честью в Верхнее Логово.

– Понял, шеф. Жаль ребят!

– Ты не их жалей, а себя! За нами гонятся истребители, и если мы не сумеем защитить груз, то смерть братьев будет напрасной, да и наша с тобой тоже.

* * *

День прошел, наступила ночь, и блестящие близкие звезды высыпали на черное небо. Они висели над плато, равнодушно глядя, как одни люди убивают других.

Гаур устал, его руки пропитались кровью и дрожали от утомления, а расшитая золотом мантия превратилась в грязную, мерзко пахнущую тряпку, хоть жрец и старался быть аккуратным.

Больше всего на свете ему хотелось умыться прохладной дождевой водой, а потом лечь на твердый лежак и хоть немного поспать. Но, увы, он не мог закрыть глаза даже на мгновение. Только убив последнего раба, Гаур будет свободен, а умерло всего четыре с половиной тысячи.

Еще пять с половиной тысяч рабов ждали счастливой участи – отдать свои никчемные души кристаллу, а затем императору. Если все удастся, этот мир изменится и больше никогда не станет прежним. О Гауре будут слагать легенды, его признают величайшим магом из всех живших когда-либо, а память о нем останется в веках. Им будут пугать непослушных детей, а юноши и девушки, обладающие даром, станут искать в свитках упоминания о верховном жреце империи и мечтать о том, что когда-нибудь им удастся исполнить то, что удалось совершить ему.

Но главное, конечно, что он сделает то, за что не решился взяться ни один маг. Шутка ли – дать бессмертие обычному человеку! Не магу, не чародею, а обыкновенному человеку, пусть с золотой короной на голове. Власть золота ничтожна в сравнении с властью знаний!

Скоро Токур станет величайшим властителем во все времена, вечным, безжалостным богом этой планеты, и у него появится бездна времени на то, чтобы покорить все, что лежит под равнодушным небом.

К сожалению, его, Гаура, уже не будет, он превратится в кучу гниющей плоти. Увы, так несправедливо устроен мир. Величайший творец и маг умрет, а бездарь, ставший королем по закону крови, будет править миром железной рукой.

У жреца почти не осталось сил, но передать жертвенный нож он никому не мог, потому что только от него сосуд принимал энергию, настроенный путем длинных и невероятно сложных заклинаний. Лишь ему он подчиняется и служит, никто другой не сможет управлять им, поскольку сосуд своенравен, и только заклинание подчинения держит его скованным.

Гаур не может остановиться, потому что, если остановит ритуал, сосуд закроется и больше никому в мире не удастся его открыть. Он будет сиять изумрудной звездой, пока не иссякнет заклинание, а потом высосет энергию у всех, кто находится на этом плато, в том числе и у самого жреца.

Гаур с печалью и завистью смотрел на императора: тот уже дважды поел и провел два часа в шатре, развлекаясь с юной рабыней. Это когда-то тоже посоветовал жрец. Энергия молодых поддерживает силу стариков, а когда они занимаются любовью, то прибывает вдвойне; общий сосуд наполняется, а дальше оба пьют из него, согласно своим потребностям, и конечно же старым достается больше. Именно поэтому Токур вернулся веселым и бодрым и уже два часа спит, наслаждаясь ночной прохладой, а Гаур не может даже присесть на камень, чтобы отдохнули усталые ноги…

Как же он ненавидит этого глупца! Гаур столько лет искал это величайшее заклинание, изучал записи могучих шаманов и магов, а император в это время сытно ел и сладко спал, зная, что его воля будет исполнена.

Этому тупому отпрыску благородных родителей не требовалось никому ничего доказывать. Он не разбирал ночами при скудном свете свечей старые выцветшие письмена, не испытывал жгучую боль в груди, вызывая ужасных демонов из других миров, не дрожал от страха, когда создавал заклятия, боясь допустить ошибку, а просто наслаждался жизнью по праву рождения.

Всем известно, что любая, даже самая великая кровь разбавляется с каждым новым браком и уже в пятом поколении вместо сильного и умного правителя империя получает глупца, который обрекает на гибель свой народ бессмысленными войнами – именно таков император, которому Гаур сейчас служит.

Верховный жрец оперся на мгновение об алтарь и вытер пот. Ученики, пользуясь этим, отошли назад, и им на смену заступили другие, свежие и полные сил. Конечно, Гаур знал, как тяжело провести эту церемонию, долго готовился к ней, собирал по провинциям юношей, учил их, давая знание и силу, и теперь они возвращали долг, поддерживая и направляя его руки. Он понимал, что будет трудно, но не знал, как много сил забирает контроль над ножом и сосудом.

Его руки уже кровоточат, ноги дрожат, а сердце захлебывается от напряжения.

Верховный жрец шагнул к следующему телу и, вырезав сердце, отступил назад, тяжело дыша.

По свистку сменилась когорта воинов, и свежие гвардейцы повели к алтарю новых рабов.

Гаур все яснее понимал, что может не выдержать, и тогда никем не контролируемая энергия испарит камень, а в радиусе десятка километров погибнет все живое. Такое уже было однажды. Тогда погиб огромный город, люди умирали, не осознавая, что происходит. Сейчас в том месте находятся руины, в которых живет зло. Путешественники и купцы обходят его за сотни километров, а те, кто нарушает правило, исчезают, и их души потом бродят тенями по закоулкам бывшей столицы огромного королевства.

Но тогда маг использовал сосуд намного меньше этого, да и рабов было принесено в жертву силе всего-то несколько сотен. Что же натворит сила десяти тысяч мертвых? Выжжет дотла страну? Пронесется по миру ураганами и смерчами? Или начнет сотрясать землю, сбрасывая с нее неразумное людское племя? Когда-то учитель Гаура рассказывал о том, что энергия, собранная в одном месте, способна перебросить человеческое тело в другое пространство или в другое время. Старые маги умели путешествовать по звездам. Сейчас эти знания утеряны. Хотел бы он, Гаур, подобно птице Фоник, улететь в ночное небо и жить там в тишине и покое, питаясь чистой энергией затерянных душ.

Нет, об этом думать сейчас нельзя!

Он справится, его сила огромна, и она только возросла после начала обряда.

И все-таки как жаль, что получит бессмертие и молодость этот глупец, а не Гаур! Он бы нашел великому дару лучшее применение. Не стал бы развлекаться новыми бессмысленными войнами, а продолжил идти по дороге знания. Эх!..

Верховный жрец уже не очень хорошо понимал, что делает, отключился, погрузившись в забытье, и только руки, которые поддерживали ученики, продолжали отнимать жизни и души у опоенных настойкой смерти рабов.

Ритуал продолжался.

Император спал без тревоги и опаски, ожидая бессмертия так же, как ждал глотка вина или пищи, в то время как новые и новые когорты гвардейцев подводили рабов, и их тела падали в глубокую, уже наполовину заполненную яму, выкопанную под алтарем.

Он не видел, как дрожали старческие руки Гаура, и не понимал, чем это может ему грозить. Он просто спал, и ему снился чудесный сон о временах, когда Токур был молод и весь мир лежал у его ног, терпеливо ожидая, когда он возьмет его железной рукой.

* * *

Макс проспал несколько часов, потом наполнил ванну горячей водой и долго в ней отмокал, продолжая обдумывать ситуацию. Придумать он ничего не смог и только горько вздыхал, вспоминая погибшего брата. Лис знал: его вины в этой смерти нет. Дэн придумал план, разработал операцию, Макс только ее выполнял. Но эти мысли не утешали. Он мог отказаться, чувствовал же опасность, и тогда Умник был бы жив.

Так или иначе, но Грета Грин добилась своего: она хотела его приобрести и получила. К сожалению, обратно уже ничего не вернешь, капкан захлопнулся, его поймали, брата убили, и Лису теперь придется делать все, что захочет эта ведьма. Иначе не выжить. Конечно, он может опустить руки и умереть, только смысла в этом нет никакого: Дэна своей смертью не вернешь, а вот отомстить за него будет невозможно.

Лис с горечью осознал, что его жизнь изменилась и все, что ему нравилось в ней, больше никогда не вернется. Впереди ждало новое будущее, наполненное опасностью, ненавистью, душевной болью и возможной мучительной смертью. И никуда не деться. Эта милая девушка с глазами ядовитой змеи не отпустит его.

Максу не было страшно, лишь горечь разъедала сердце, а ненависть поднималась жгучей волной в груди. Эта девушка с ледяными изумрудными глазами уничтожила все, что ему было дорого, и вернула в те времена, когда Лис один на один сражался с враждебным миром и не ждал от него ничего хорошего.

Шаги судьбы необратимы, нужно принимать их со смирением, но при этом не забывать, что каждый человек может изменить то, что ему не нравится. Так говорил Хруст, а он знал истинное лицо мира.

Что ж, Макс попробует. Не сейчас. Позже, когда поймет, что нужно делать. Когда найдет слабое место, куда можно ударить. Когда разберется в том, что происходит. А пока будет делать то, что ему скажут, и ждать.

Будущее еще не определено, а прошлого уже нет. Точка. Конец размышлениям.

Лис вылез из ванны, растерся жестким полотенцем, посмотрел на грязный комбинезон, которому сильно досталось этой ночью, и понял, что надевать его не хочется. Обвязал чресла полотенцем, подошел к входной двери и ударил кулаком. Пришлось стукнуть несколько раз, пока засов чуть слышно скрипнул в пазах и полотно отошло в сторону. Огромный долианец, которого он прежде не видел, мрачно спросил:

– Чего?

– Свежую одежду и завтрак.

– А не много ли ты хочешь, вор?

– Пока не знаю, – пожал плечами Макс. – Так мне дадут?

– Спрошу у старшего. Жди.

Дверь захлопнулась.

Лис грустно усмехнулся и стал разминать тело. Этот комплекс упражнений разработал один вор, славящийся тем, что мог пролезть в любую дыру. Однажды он даже сбежал из тюрьмы, протиснувшись через решетку, причем никто этого больше повторить не смог.

Дверь открылась, на пороге появился высокий долианец – тот, что был в гостиной, Грэг, и бросил на кровать серый мешковатый комбинезон.

– Одевайся, вор.

Макс взял одежду.

– Может быть, отвернетесь?

– На меня твои прелести вряд ли произведут впечатление, а я лишний раз проверю, что ты ничего опасного не прячешь под одеждой.

Лис сбросил полотенце на пол и стал одеваться, когда натянул на голое тело комбинезон, наемник протянул ему мягкие сапоги – такие носят звездолетчики.

– Не сомневайся, твой размер. Мы следили за тобой и знаем о тебе все.

– Хотите сказать, что вы бы меня поймали в любом случае?

– Вперед, вор! – Долианец подтолкнул его к двери. – Ты прав, рано или поздно, все равно бы оказался у нас. Не знаю почему, но госпоже требовалось, чтобы ты сам, своими ногами пришел сюда. Если бы она разрешила, мы бы давно притащили тебя в вонючем мешке и сразу покинули бы планету. Поверь, сидеть в этой крысиной норе удовольствие ниже среднего. Поэтому прошу: не зли нас, выполняй все, что тебе говорят, иначе переломаю тебе все кости.

Они прошли по коридору и оказались в гостиной. В ней произошли изменения: шторы распахнули, и стало видно, что на дворе летний солнечный день. Грета ела заварное пирожное и пила чай из красивой прозрачной чашки, разрисованной непонятными, вероятнее всего, древними, символами. Девушка была одета в легкий красный халат с синими цветами, от нее пахло свежестью и дорогим цветочным мылом.

– Грэг, мы уезжаем, – сказала она, увидев Макса. – Позвони на космодром, пусть готовят челнок. Вора берем с собой. Обращаться бережно. И еще… возможны осложнения. Мне сообщили, что кое-кто хочет помешать нам увезти добычу.

– Давно не было неприятностей. – Долианцы помрачнели и переглянулись. – От кого исходит угроза?

– Мне это неизвестно. Просто сообщили, что возможны неприятности. Может быть, это те, кто запускал торпеды в космосе, а может, кто-то другой. Игра серьезная, всех игроков мы не можем знать. Возможно, даже кто-то из чиновников, близких к императору, в деле, а эти могут всю империю утопить в крови.

– Придется быть настороже.

Наемники ушли, оставив в комнате мрачного верзилу в черной броне, глядящего на Макса сверху вниз.

– Есть хочешь, вор? – спросила девушка, отставляя чашку в сторону. – Советую подкрепиться. Следующий обед будет лишь на борту моего звездолета, а туда мы попадем не скоро.

– Я не голоден.

– Тогда встретимся внизу. – Грета кивнула верзиле. – Аккуратнее с ним, он мне нужен в рабочем состоянии. Я знаю о том, что ты не всегда контролируешь свою силу. Так вот, предупреждаю, в данном случае будь очень аккуратен, иначе я тебя накажу.

– Да, госпожа. – Наемник схватил огромной рукой Лиса за ворот комбинезона, вытащил в коридор и поволок по нему. – Я постараюсь его не убить, хоть мне этого очень хочется.

– Задушишь же! – прошипел Макс. – Ты же слышал, что сказала госпожа? Если не отпустишь, я сейчас потеряю сознание.

– Ладно, вор, убедил. – Долианец отпустил воротник. – Попробуешь убежать, поймаю и переломаю ноги.

Около замка на открытой площадке стоял большой флаер, он был укрыт броней, и на месте иллюминаторов располагались бойницы.

В лучах светила, зависшего посреди серого неба, двор уже не выглядел таким угрюмым, как ночью. Лужи после дождя высохли, трава поднялась. Верзила надвинул на глаза темные очки, защищаясь от яркого света. Макс сделал шаг в сторону и осмотрелся.

Замок выглядел неплохо: по серым стенам, сложенным из массивных базальтовых блоков, ползли вверх светло-желтые побеги лиан, около стен пестрела зелень аккуратно подстриженных кустарников, чуть дальше начинались лужайки и цветочные клумбы. Ночью в темноте Лис их не заметил, да и не до того было.

Макс вздохнул. Он вдруг понял, что, вероятно, видит родную планету в последний раз. Они прилетят на космодром, его засунут в звездолет, и на этом очередной этап его жизни закончится. Вернуться назад вряд ли получится. Даже если удастся сбежать, все равно придется жить в другом мире. Деньги на обратную дорогу так просто не заработаешь: мелкое воровство большой прибыли не приносит, а для крупных краж нужен хороший напарник. Такой, как Дэн…

Из дома высыпали наемники, одетые в бронекостюмы. На массивных, усиленных пластиком плечах лежало оружие, в том числе и запрещенные на планете скорострельные пушки и тяжелые пулеметы.

За ними неспешно появилась Грин, одетая в такой же серый комбинезон, что и Макс. Девушка вошла во флаер, села рядом с пилотом и махнула рукой. После этого начали грузиться наемники, Лиса внесли на руках и усадили на скамейку у правого борта.

Верзила передал его на попечение Грэгу и ушел. Минут через пять вернулся уже в черной броне, неся на плече мощную скорострельную пушку. Как только он сел, трап втянулся, флаер убрал опоры и рванулся вверх. Оказавшись на уровне последнего этажа замка, аппарат развернулся и полетел в сторону космодрома.

– Мы собираемся с кем-то воевать? – спросил Макс. – Зачем вам столько оружия?

Верзила посмотрел на него через открытое забрало шлема и неохотно произнес:

– Это наше обычное вооружение для мирных планет. Советую, когда начнется стрельба, лечь на пол, тогда останешься жить.

– Если так опасно лететь, то, возможно, стоило попросить танк у полиции?

– Ты не слишком умен, вор, – хмыкнул Грэг. – Танк берет гораздо меньше людей, он тихоходен, а подбить его может даже ребенок, вооруженный базукой. Эти бронированные коробки подходят лишь для разгона безоружной толпы, для серьезной войны они не годятся. Флаер верткий и более быстрый.

– Зато его можно сбить ракетой.

– Не легче, чем танк. От самонаводящейся ракеты можно уйти, а вот от выстрела из базуки в упор еще никому не удалось.

И, словно подтверждая его слова, в салоне зазвучал женский голос автоматики:

– Опасность! Опасность! Приближается ракета! Время подлета – десять секунд, девять, восемь, семь…

Голос смолк, когда пилот резко бросил флаер вниз, на широкий проспект, и запетлял по узким улочкам среди огромных бетонных и стеклянных коробок. Сзади раздался взрыв, аппарат тряхнуло.

– Теперь понял, парень? – усмехнулся Грэг. – Мы в эти игры играем не первый раз, у нас хороший пилот. Если бы мы были в танке, то уже горели.

– Опасность! Опасность! – снова заговорил женский голос. – К флаеру приближаются две ракеты, время подлета – пять секунд, четыре, три, две…

На этот раз пилот бросил флаер к небу, выжимая из него все, что возможно. Обычно такой аппарат не может подняться выше ста метров, но с этим, видимо, хорошо поработали механики, потому что он поднялся в два раза выше и уже оттуда, свалившись в пике, проскочил мимо двух больших небоскребов и полетел над улицей, заполненной обычным колесным транспортом.

Позади прозвучало еще два взрыва. Похоже, ракеты выбрали себе цели среди городских машин. Вместе с потоком флаер свернул на скоростную магистраль. Теперь пилот вел машину всего в двух метрах от земли, что было категорически запрещено, но проблемы с законом, очевидно, наемников не пугали. Аппарат едва успевал уворачиваться от огромных грузовиков, везущих с плантаций корни пайка, и нырять под многочисленные виадуки.

Скоро свернули на другую трассу, выскочили из города, и тогда стали видны преследующие флаеры. Их было три, все имели камуфляжную окраску и тяжелое вооружение. Пилот поднял аппарат над дорогой и прибавил скорость. Снова заговорила автоматика:

– Опасность! Опасность! К флаеру приближаются три ракеты, время подлета – пять, четыре, три, две…

Макс неплохо водил флаер, поэтому с интересом наблюдал за тем, что происходит. Он считал, что на этот раз их точно подобьют, но пилот действительно оказался настоящим асом, он прошел впритирку под виадуком, и ракеты врезались в бетонную перемычку, практически уничтожив выезд с трассы.

До космодрома оставалось не более минуты лета, когда сзади из клубов дыма от взорванных грузовиков вынырнули преследователи.

Пилот, сделав еще один резкий вираж, влетел на космодром, перемахнул через высокий бетонный забор, с трудом сумев уклониться от выстрела спаренного лазера на охранной вышке.

Завыла сирена. От диспетчерской в их сторону покатила зенитная установка, а из ангаров выскочили два броневика с полицейским спецназом.

– И как вы будете с ними разбираться? – спросил Лис у Грэга. – Против зенитной установки флаеру не устоять.

– Все нормально, – усмехнулся долианец. – Охрана успокоится, как только увидит номер нашего аппарата.

И точно: бронемашины резко затормозили, развернулись и укатили обратно, а зенитная установка остановилась на бетонной полосе, задрав к небу пусковые турели ракет, и закрутила башенками пушек.

Флаер резко нырнул к земле и опустился в двух шагах от трапа огромного шаттла, возле которого стояли пятеро мрачных долианцев в бронекостюмах, держа наготове пулеметы.

– Быстро переходим в челнок! – прорычал Грэг, распахивая двери. Наемники посыпались из флаера, занимая круговую оборону. – У нас от силы пара минут. Вперед!

Макс вылетел из аппарата, прежде чем успел сообразить, что команда относится к нему.

Долианец в бронекостюме обладал мощью танка, возможно, поэтому не рассчитал бросок. Правда, упасть Лису не дали. Его подхватил один из наемников, стоявших у трапа, и, забросив на плечо, занес внутрь челнока. Это было довольно болезненно, на теле Макса добавилось синяков и ссадин, которых и так осталось немало с прошедшей ночи.

Грета вышла из кабины флаера и неторопливо поднялась на борт, даже не взглянув на то, что творилось в сером небе. А посмотреть там было на что. Преследующие их флаеры попытались попасть на территорию космопорта тем же путем, что и они, но пилоты неправильно рассчитали траекторию, поэтому два из них были взорваны лазером при пролете над забором. Третий сумел проскочить, но зенитная установка рявкнула скорострельными пушками, и снаряды снесли нарушителю хвост, после чего флаер рухнул на бетон. Что происходило дальше, Макс уже не видел, так как люк закрылся, а двигатели взревели. Лиса бросили в кресло, наемники сели на пол рядом, так как не могли уместиться ни на одном из сидений. Шаттл вздрогнул и стал подниматься.

– Самое опасное положение, – прокомментировал Макс. – Пока челнок не набрал скорость, он не может себя защитить.

– Для этого нас и прикрывает зенитная установка. – Грэг снял шлем. – А в стратосфере ждут два боевых истребителя-перехватчика с нашего звездолета. Считай, парень, что мы уже в космосе, самое страшное позади.

Продолжить разговор Лис не смог, ускорение вжало его в кресло, не давая вздохнуть.

Наемники чувствовали себя не в пример лучше, так как были рождены на планете с большой гравитацией. Кроме прочего, их защищала броня, и они, не обращая никакого внимания на ускорение, тихо переговаривались. Правда, о чем они беседовали, Макс не разобрал, он боролся с непослушным телом. Каждый вдох был мучительным и болезненным, глаза застилали слезы, а руки и ноги налились свинцом.

Казалось, это никогда не кончится, но через десяток долгих минут челнок вылетел в открытый космос, и наступила невесомость, которая показалась Лису блаженством. Но уже через пару мгновений содержимое желудка стало проситься наружу.

Заметив его побелевшее лицо, Грэг сунул ему трубку с воронкой.

– Блюй в эту штуку, иначе ты нас всех своей рвотой уделаешь.

Лис, не успев поблагодарить, уткнулся в воронку. Скоро в желудке не осталось ничего, кроме желчи.

Самого сближения со звездолетом Макс не заметил, просто ощутил, как появилась гравитация, а долианцы стали подниматься с пола. Из кабины показалась Грета. Она прошла, не глядя, мимо него, и вышла из челнока.

– Теперь и нам пора. – Долианец поднял ослабевшего Макса, забросил себе на плечо и, тяжело топая, спустился по трапу в огромный освещенный трюм. Здесь, кроме челнока, на котором они прилетели, стояли два истребителя-перехватчика для глубокого космоса. У каждого под брюхом висели мощные торпеды и ракеты, а на коротких крыльях отблескивали лазерные пушки.

– Где мы? – спросил Лис, когда долианец поставил его на ноги. Дышать Максу было тяжело и чувствовал он себя ужасно. – Что за корабль?

– Трансгалактический лайнер «Земля Х» – личная собственность госпожи.

– Не очень-то он похож на пассажирский корабль, – заметил Лис, с оханьем опускаясь на колени. Ноги после перелета не держали. – Выглядит, как пиратский рейдер – вон сколько оружия.

– Вооружение – как у линкора, внешний вид – как у обычного пассажирского лайнера, двигатели – как у крейсера, так что пираты о таком корабле могут только мечтать. Хорошее судно… Отдышался? Тогда шагай в каюту. Или тебя отнести?

– Сам дойду. Мне уже лучше. Скажите только, куда идти.

– Эй, докер! – Грэг схватил проходившего мимо человека в полетном комбинезоне. Еще пять человек в таких же комбинезонах крепили челнок к металлическому полу трюма прочными синтетическими тросами. – Этого парня надо отвести в каюту, он у нас что-то вроде почетного трофея.

– Руки убери, наемник, – хмуро бросил человек. – Не забывай, что в броне, силу соизмеряй!

– Прости, летун.

– Сейчас свяжусь с капитаном, он скажет, куда его поселить. – Человек что-то тихо проговорил в микрофон, выслушал ответ, кивнул. – Хорошо, я сам отведу его в каюту, а вам, наемники, полчаса на то, чтобы переодеться и привести себя в порядок, потом встаете на дежурство в орудийные башни. В ближнем космосе появились два крейсера с полным вооружением. Явно кого-то ждут – возможно, нас.

– Понял! – Грэг что-то взревел на свом языке, и долианцы разбежались. Через пару мгновений в трюме остались только Макс и человек, которого наемник назвал докером. Члены экипажа, после того как закрепили челнок, тоже исчезли неизвестно куда.

– Шагай, парень, за мной. – Человек пошел вперед. – Меня можешь звать Доком или Докером. Я – старший помощник капитана и отвечаю за груз в трюме, отсюда и кличка. Как я понимаю, ты здесь не совсем добровольно?

– Можно даже сказать, незаконно.

– На это всем плевать! – Старпом усмехнулся. – Во время полета власть на корабле принадлежит капитану. Можешь думать все что угодно, но, коль ты оказался у нас на борту, на тебя больше не распространяются законы твоей планеты, поэтому веди себя тихо и смирно. Понятно?

– Вполне.

– Если будешь рыпаться, то у нас имеется прекрасно оборудованный карантинный изолятор. Поверь, тебе не захочется в него попасть.

– Я понял: вести себя тихо, проблем не создавать.

– Молодец! – Док хлопнул Лиса по плечу. – Соображаешь.

В конце трюма за дверью нашелся лифт. Старший помощник втолкнул Макса в кабину и нажал кнопку третьего этажа (всего их было пять), и лифт пополз вверх. Они вышли в коридор. Дверей оказалось не так много, все они были металлическими, покрытыми пластиком, имитирующим черное дерево.

Докер открыл одну из них.

– Располагайся, эта каюта будет твоим домом на время полета. Я тебя закрою, чтобы не мешался под ногами. Не пытайся выйти. Если кому-то понадобишься, за тобой придут. В углу каюты находится космический скафандр на случай разгерметизации. Если успеешь его надеть, выживешь.

– А такое возможно?

– Что именно?

– Разгерметизация.

– Напряги мозги, парень, – буркнул Док, идя к двери. – Если на пассажирском корабле вооружение, как у линкора, то это говорит о том, что возможно все. Никто не любит тратить деньги, и если госпожа на это пошла, значит, она ожидает больших неприятностей. Если нам в борт влепят ракету или торпеду, то в обшивке появится дыра. Кто в это время будет в скафандре, тот выживет, остальных примет глубокий космос. Доступно?

– Кажется…

– На стене висит переговорное устройство с рубкой. Если появятся вопросы, задавай, возможно, кто и ответит, но злоупотреблять этим не советую.

Старпом вышел, дверь за ним закрылась, и Лис услышал писк электронного замка.

Обстановка каюты была довольно скромной. Несколько стенных шкафов, в одном из них Макс обнаружил космический скафандр, в другом – несколько полетных комбинезонов, похожих на те, что носили члены команды. В углу – стол, на нем – компьютер с подключением к бортовой сети, на стене – экран.

Лис открыл дверь в углу и обнаружил за ней душевую кабинку, оборудованную для мытья в невесомости, рядом – такой же туалет. Одежда Макса отвратительно пахла рвотой, а во рту ощущался неприятный привкус желчи. Он тут же сбросил комбинезон, затолкал его в цилиндр с надписью «Грязная одежда» и залез в душ.

Лис прополоскал рот – вода оказалась абсолютно безвкусной, вероятнее всего, оборотной, – тщательно вымылся, надел свежий полетный комбинезон и лег на кровать. Он легко мог открыть несложный замок двери и выйти наружу, но что дальше? Бежать со звездолета можно разве что в космос, а там долго не живут.

Макс закрыл глаза, но тут корабль вздрогнул, послышался мерный гул двигателей. Звездолет, скрипя и раскачиваясь, стал медленно набирать скорость, уходя от планеты.

Лис вздохнул. Все, что имело значение в прошлой жизни, с этого мгновения переставало существовать. Впереди только неизвестность. Он снова, как в детстве, один, и помощи ждать не от кого. Он может рассчитывать только на себя. Судьба повела его по неизвестному пути, и никто не знает, что ждет в конце.

Тело начало вжимать в кровать, противоперегрузочный матрац мягко поддался под Лисом, с боков появились ремни и мягко запеленали тело.

Его вдавливало все глубже, в глазах потемнело, что-то кольнуло в руку, и Макс полетел в темноту – туда, где выл холодный ветер и падал мокрый снег.

Глава четвертая

Дженг подождал, пока закончится опознание целей: три истребителя класса «земля – космос», вооружение – четыре самонаводящихся ракеты «дротик» и лазерная пушка.

– Шеф, нас догоняют! – Пилот бросил аппарат влево. – Нам не уйти, у них скорость раз в десять больше нашей.

– Потому я и нахожусь в орудийной башне. – Волк вдохнул запах орудийной смазки, пластика и поерзал в неудобном кресле. Потом начал меняться: сначала усилил мышцы глаз, чтобы они не уставали от напряжения, потом подправил пальцы, чтобы джойстик удобно лег в ладонь. – У нас есть две ракеты, зря я, что ли, договаривался, чтобы их установили?

– Истребители расстреляют нас издалека, лично я сделал бы именно так.

– Вероятность такого сценария высока, но все-таки, думаю, они подлетят на прямую видимость.

– Зачем?

– Чтобы доложить. Мало ли что бывает. Не все челноки взрываются в воздухе, кому-то удается и приземлиться. Так что шанс сбить хоть один истребитель у нас имеется. А вот почему они быстро появились, догадываешься?

– Нет, шеф…

– Потому что с нами торговала имперская разведка!

– Да?! – изумился Кори. – С чего такой вывод?

– Я сразу удивился тому, что мелкие торговцы оружием могут предложить такой товар; еще тогда подумал, что без имперцев не обошлось. – Дженг сделал три глубоких вдоха, потом выбрал правую цель и плавно нажал кнопку. Шаттл встряхнуло. – Так. Надеюсь, от одного мы избавились… А что с нашими перехватчиками, пилот?

– Звездолет не может отойти от орбитальной станции, у них возникли проблемы с властями.

– Точно – имперская разведка! – Волк вздохнул. – Передай на корабль: приказываю немедленно отправить перехватчики для нашего прикрытия! Если потребуется, пусть выпускают их, не отходя от станции.

– Шеф, это может закончиться большими проблемами.

– А разве они уже не начались? – Дженг с удовлетворением отметил, что одна из целей исчезла, и двинул перекрестие прицела к следующей. – Единственное, чего хочет имперская разведка, так это чтобы груз, который находится у нас на борту, не попал на нашу планету. Если нас взрывают, конфликт исчерпан, звездолет благополучно отходит от станции и отправляется домой, а мы сгораем вместе с оружием в атмосфере. Нравится такой расклад?

– Если моя смерть нужна для клана, я готов умереть!

– Планете нужно вооружение для орбитальной станции, а не наши сгоревшие тела. К тому же если разведка сумеет доказать, что оборотни закупают оружие для космоса, то разразится жуткий скандал. Нет, мы должны выжить и доставить груз на планету. Жаль, конечно, что не удалось это сделать тихо. Но если нет других вариантов, устроим хорошую драку!

– Шеф, передача со звездолета.

– Что говорят? – Дженг выпустил последнюю ракету, и она нашла свою цель: отметка на экране погасла. Теперь за ними гнался только один истребитель. – Почему он не открывает огонь? Кору, твоя версия? Он же давно мог бы нас сбить. Челнок – легкая мишень, поднимается по определенной траектории, которую легко вычислить. Если перехватчик выпустит ракету, нам от нее не увернуться.

– Думаю, шеф, он делает запрос, а ему отказывают. Похоже, кто-то не хочет брать на себя ответственность.

– Пилот, так все-таки что говорят с нашего корабля? Надеюсь, что-то приятное?

– Они выпустили перехватчик и спрашивают вашего разрешения на атаку орбитальной станции.

– А вот это уже интересно! – Дженг увидел, как сканеры на прозрачном щитке нарисовали три новых цели: еще одно звено истребителей шло с планеты на перехват. – Кажется, они собираются заставить нас сесть. Наверное, имперцы хотят нас показать по визору живыми вместе с оружием, которое у нас на борту.

– Как-то нелогично, – скептически хмыкнул Кору. – Зачем тогда подложили взрывчатку?

– Думаю, это была страховка на тот случай, если бы нам удалось скрыться. Что нужно в первую очередь имперской разведке?

– Что, шеф?

– Скандал. Им нужно показать всем колониям, что оборотни готовятся к нападению.

– Наш груз – оборонительное оружие.

– Это знают только специалисты.

– Шеф! – вмешался в разговор пилот. – На звездолете ждут ответа: взрывать им станцию или нет?

– Дай подумать… – Дженг продолжал наблюдать за тем, как приближается новая тройка истребителей, они уже были на расстоянии пуска ракет. – Если мы подобьем эти самолеты, то доказать, что это сделали мы, будет сложно, а вот когда нападем на орбитальную станцию, скандал неизбежен… Черт!

Автоматика заговорила женским голосом:

– Внимание, приближаются ракеты! Время подлета – тридцать секунд, двадцать девять, двадцать восемь…

– Шеф, кажется, вы ошиблись, они все-таки решили нас сбить.

– Думаю, имперцы испугались, увидев, что мы покинули атмосферу.

– Нас сейчас собьют!

– Подожди! – Дженг увидел, как на экране появилась еще одна цель, более крупная. Она опускалась сверху. – Передай пилоту перехватчика, что на нас летит ракета. Просто дай в эфир то, что передает наша автоматика.

– …до подлета двенадцать секунд, одиннадцать, десять…

Космический перехватчик увеличил скорость, одновременно выпустив две ракеты: первая направилась к истребителю, выстрелившему по ним, вторая взорвала догоняющую смерть. Их ощутимо встряхнуло.

– Уф! – выдохнул пилот. – Везет нам сегодня. А на корабле все еще ждут ответа.

– Пусть выпускают еще два перехватчика. – Дженг наконец принял решение. – Один будет нас сопровождать, а второй возьмет под прицел лазерную башню орбитальной станции. По громкой связи пусть пригрозят уничтожением станции, если не разрешат им отойти. Думаю, это сработает.

– Понял, шеф. Передаю…

Дженг встал с кресла и пошел обратно в грузовой отсек. Орудийная башня, которую он поставил незаконно, оправдала затраты и спасла груз. Теперь все зависело от мастерства пилотов перехватчиков и капитана звездолета. Лично он сделал свое дело.

– Звездолет отделился от станции и выходит нам навстречу, перехватчики завязали бой!

– Рано радуешься, пилот. Не забывай, что в глубоком космосе дежурят десантные крейсера, если они получат приказ нас уничтожить, нам от них не уйти.

Дженг сел в кресло и закрыл глаза, он чувствовал себя усталым и разбитым, еще мешало недовольство самим собой. Он обязан был почувствовать опасность и отказаться от сделки. Хотя, если подумать, как бы иначе они получили орбитальное вооружение? Ясно же, что именно имперская разведка нажала на нужные кнопки в военном ведомстве, чтобы груз попал сюда.

Хотели устроить грандиозный скандал, показать всей империи, как мы готовимся к войне. А теперь у них нет ничего. И они по-настоящему испугались, что груз и на самом деле попадет на нашу планету, именно с этим связано появление еще одного звена истребителей.

Броневые заслонки открылись, и Дженг увидел черныйкосмос, а в нем – приближающуюся искорку звездолета. Рядом с ними повисли в черной пустоте два огромных перехватчика, еще один выходил из атмосферы. Ярко сияли звезды. Волк улыбнулся: космос всегда его завораживал, напоминал о том, что он лишь маленькая песчинка, затерянная во вселенной, и от него мало что зависит.

* * *

Космическое путешествие началось. Когда Макс проснулся, то понял, что звездолет набрал крейсерскую скорость. Он попробовал подняться с кровати и решил, что сможет это сделать. Дышалось легко, тело ломило, как бывает после тяжелой работы, но в целом чувствовало себя неплохо, даже захотелось есть.

Лис подошел к переговорному устройству и включил экран. Сначала на нем виднелся только черный космос, и чей-то возбужденный мужской голос быстро и взволнованно говорил:

– Они приближаются! Я говорил вам, эти корабли появились сразу, как только мы отошли от станции. Они ждали именно нас! Я уверен в этом!..

– Успокойтесь, капитан, – ответила Грета. – У нас есть что им противопоставить. Не зря же мы приобретали вооружение и устанавливали его на борту. Все это делалось именно для подобных случаев.

– Это боевые десантные крейсера! Оружия на них столько, что хватит на десяток таких кораблей, как наш. На этих звездолетах служат профессионалы, а не любители, и нам от них не уйти. Если решат нас уничтожить, то мы – покойники.

– Капитан, у нас на борту долианцы, они – настоящие воины. Кроме того, кто вам сказал, что нас собираются уничтожать?

– А для чего они приближаются к нам? Может быть, пожелать счастливого полета?

– Подойдут – узнаем.

– А если не станут подходить и обстреляют с большого расстояния?..

На экране появились два военных крейсера, их орудийные башни выплеснули самонаводящиеся ракеты, которые дружной стайкой понеслись к звездолету, начавшему маневр уклонения, но уже было ясно, что он не успевает.

Корабль вздрогнул, задрожал, как раненый зверь, скорость упала. Освещение мигнуло, затем пропало совсем и восстановилось только через пару секунд.

Макс увидел, как из трюма звездолета вылетели два перехватчика и закружились в смертоносной карусели вокруг ближайшего крейсера. Досмотреть ему не удалось, на экране появилась Грета.

– Это шоу я включила для тебя, чтобы ты видел, что с нами происходит.

К сожалению, в этот момент в них снова попали, Лиса швырнуло на пол, а изображение на экране покрылось помехами.

– Мне не хватает силы! – выкрикнула девушка кому-то за своей спиной. – И нужно время… Дайте десять минут, и я с ними разберусь.

– У нас нет этих минут! Орудийная башня молчит, наемники не отвечают. Наверняка мертвы. Все мои люди находятся на местах согласно расписанию, да и какие из техников воины? Они же пистолета в жизни не видели! Мне нужен стрелок в орудийной башне – это наш единственный шанс выжить…

– Успокойтесь, я придумаю что-нибудь.

Девушка снова повернулась к Лису, лицо ее чуть побледнело, хоть голос остался спокоен.

– Вор, ты мне нужен.

– Зачем? – Макс поднялся с пола.

– Придется тебе пострелять. У нас убито пятеро долианцев, и вообще дела не очень хороши. Мы остались без канониров, поэтому мне нужно, чтобы ты отправился в верхнюю орудийную башню и разнес один из крейсеров!

– Вообще-то я пленный и должен по идее приветствовать любую сторону, кроме вашей. Зачем мне стрелять в своих спасителей?

– Это не тот счастливый случай, который ты ждешь. – Грета холодно улыбнулась и поправила комбинезон, чтобы лучше был виден глубокий вырез. Было странно видеть ее улыбку и это неожиданное кокетство, когда их догоняли боевые корабли десанта. – Крейсера даже не запросили, кому принадлежит звездолет, а сразу открыли стрельбу. Это значит, что они знают, кому принадлежит корабль. Как тебе кажется, что случится, если они нас захватят?

– Думаю, меня освободят.

– Десанту свидетели не нужны, только в этом случае они смогут представить дело выгодным для себя образом. Веришь?

– Кажется. – Макс посмотрел в глаза Греты и понял, что девушка не обманывает его. Военные взорвут корабль, а сообщат, что это на них напали. – А вы уверены, что я справлюсь?

– Ты многое умеешь, вор, хорошо и быстро соображаешь, а стрелять проще, чем воровать.

– Ладно. – Лис взвесил все обстоятельства и принял решение: – Куда идти и что делать?

– Тебе скажут. Все равно без чужой помощи тебе не выйти, дверь закрыта.

– Для меня это не проблема.

– Ах да! Все время забываю, что ты можешь открыть любой замок… Но сейчас ничего не предпринимай, за тобой уже послали человека.

Грета исчезла, и Макс снова увидел на экране чужие звездолеты. За время их разговора многое произошло: один из крейсеров получил пробоину и теперь уходил в сторону. Из двух перехватчиков остался только один; на глазах Лиса в него попал лазерный луч, и боевая машина, кувыркаясь, полетела в черную пустоту космоса.

Дверь открылась, и на пороге появился один из долианцев в бронекостюме, забрало шлема было открыто, и на Макса уставилось мрачное и злое лицо.

– Госпожа приказала тебя выпустить. Надень скафандр.

Макс открыл дверь шкафчика, посмотрел на то, что там висело, и пробормотал:

– Никогда не носил ничего подобного. Кажется, это не мой размер.

– Раздевайся догола и влезай в него, потом я застегну наружные молнии и замки. Похоже, ты ни разу не надевал скафандр, иначе бы знал, что они все одного размера.

Лис сбросил одежду и с помощью наемника влез в плотную, мягкую ткань. Когда встал на пол, долианец укоротил штанины и рукава специальными ремнями, затянул множество разнообразных молний и надвинул на голову шлем.

– Сбоку у щеки питьевая трубка, микрофон под подбородком, через него ты сможешь общаться с рубкой. Забрало пока не закрывай, запас воздуха ограничен, в случае потери атмосферы оно закроется само. Ходить неудобно, но постепенно привыкнешь. Сервомоторы немного запаздывают, это нормально для такого агрегата. Поброди по каюте, я посмотрю, как это у тебя получается.

Макс прошелся туда-сюда – оказалось вполне комфортно. Костюм двигался с небольшим замедлением, приходилось преодолевать слабое сопротивление, но в целом – неплохо.

– Поскольку ты штатский, объясняю: костюм предназначен для аварийных ситуаций, время нахождения в нем примерно сутки, естественные потребности справляй прямо в него, там устроен для твоего дерьма специальный приемник. Ткань прочная, многослойная, но лучше не пытаться ее рвать, иногда это получается. – Долианец пошел к двери. – Пройдешь по коридору до лифта, поднимешься на последний этаж, твоя цель – боевая рубка.

– Как я в нее попаду?

– Там всего один отсек, поэтому не заблудишься. Вверху слабая гравитация, поэтому держись за трос и будь осторожен: возможно, там пробоина. Ребята не отвечают, вероятнее всего, погибли. Сядешь на их место. Сбросишь тела на пол – мертвым все равно. Забрало захлопнется само, когда упадет давление, а дальше разберешься. Будут вопросы, спрашивай, связь работает. Удачи, вор!

– Спасибо.

– И еще… – Долианец усмехнулся. – Если тебя убьют, никто из нас не заплачет, поэтому умирать не советую.

Наемник ушел, а Макс зашагал по коридору к лифту. Происходящее казалось ему ненастоящим, чем-то странным, придуманным. Мозг не успевал за событиями, поэтому возникало ощущение нереальности.

В лифте Лис нажал последнюю кнопку, и кабинка рванулась вверх. Когда она остановилась, корабль потряс очередной мощный удар, дверь перекосило, и она осталась полуоткрытой. Немного подождав, Макс попытался открыть вручную. Створка поддалась не сразу, пришлось поднапрячься. Хорошо, что сервомоторы в костюме были в исправности. С их помощью можно было стену проломить, не то что отодвинуть непослушную пластиковую панель.

Долианец оказался прав, гравитация на верхнем этаже практически отсутствовала, и Лис сразу взлетел под серый потолок. Какое-то время беспомощно кружился, пока не поймал трос в ярко-желтой пластиковой оболочке, натянутый вдоль коридора. Хватаясь за него, добрался до черной массивной металлической двери, на прозрачной панели которой светилась предупреждающая надпись: «Помещение негерметично, чтобы попасть в него, перекройте коридор за спиной, для чего нажмите рычаг на стене».

Макс увидел желтую ручку, на которой было написано: «Дополнительная герметизация коридора. Внимание! После опускания переборки лифт станет недоступен».

Он рванул ручку и сделал шаг назад. Замигал свет, потом сверху стал опускаться многослойный ярко-желтый бронированный щит. Как только он встал на место, Лис почувствовал страх. А что, если ему не удастся вновь загерметизировать помещение? Что тогда? Глупо умирать в чужом звездолете, в котором и оказался-то не по собственному желанию.

Как только давление уравнялось, дверь поддалась. Раздался свист, словно из коридорчика кто-то высасывал воздух с невероятной силой. Едва стало трудно дышать, забрало шлема опустилось с небольшим щелчком. Лис вдохнул регенерированный воздух, пахнущий резиной и пластиком, и шагнул вперед.

Орудийная башня представляла собой полукруглое помещение, посередине которого стояли два высоких черных полетных кресла. В них сейчас лежали долианцы в серых полетных комбинезонах. Выглядели они отвратительно: лица посинели от удушья, глаза вылезли из орбит, алая кровь сочилась из уголков рта по лицам и капала на серый пол.

Макс, борясь с тошнотой, проговорил в микрофон:

– Я наверху. Здесь два мертвых наемника.

– Кто говорит? – спросил мужской голос.

Лис замялся, не зная, что ответить, но потом усмехнулся:

– Меня в последнее время все называют вором.

– Я – капитан этого корабля. Не могу сказать, что рад нашему знакомству, но, похоже, какое-то время нам придется находиться рядом. Причина смерти долианцев?

– Видимо, удушье. Они одеты в обычные полетные комбинезоны, а в каюте – вакуум. Мне пришлось перекрыть коридор, чтобы попасть внутрь.

– Понятно. А теперь, парень, обойди башню по периметру и скажи мне, насколько большую пробоину мы получили.

– Хорошо.

Макс пошел вдоль стены, внимательно вглядываясь в обшивку.

Уже через пару шагов он обнаружил в стене на уровне колена неровную дыру, размером с голову, она постепенно зарастала пластиком, который выдавливался из внутреннего слоя обшивки.

– Пробоина сантиметров тридцать в диаметре, уже почти затянулась. Что дальше?

– То, что затягивается, хорошо, значит, пластика хватает. Выбрось трупы на пол и садись в любое из кресел.

Лис стянул ближайшее тело и с некоторой брезгливостью сел на покрытое кровью сиденье.

– Сижу.

– Переведи рычаг под креслом в верхнее положение.

Макс нащупал рукоять и рванул на себя. Кресло опустилось в лежачее положение, одновременно большой экран, находящийся над ним, стал опускаться, а правую руку толкнул небольшой джойстик, выдвинувшийся из подлокотника.

– Перед тобой должно появиться изображение космоса за кормой, а в руке окажется рычаг управления орудием. Если все так, то приступай.

– К чему?

– Ты сейчас управляешь небольшой скорострельной пушкой. В космосе они обычно не используются из-за маленькой скорости снаряда, но на близком расстоянии эта штука может доставить немало неприятностей любому звездолету. К сожалению, кроме этого оружия, у нас ничего не осталось. Лазерная башня разрушена, перехватчики подбиты, две последние торпеды мы выпустили две минуты назад, так что наши жизни теперь зависят от тебя, вор.

– Что мне делать?

– Один крейсер подбит и вышел из игры, второй все еще хочет взять нас на абордаж. Орудие, за которым ты сидишь, вывели из строя в начале боя, поэтому военные его не учитывают. У тебя будет всего один шанс. Подпусти крейсер поближе, поймай в перекрестие прицела, нажми на гашетку и не отпускай, пока не закончатся снаряды. Понятно?

– Да, только, к сожалению, я ничего не вижу, экран передо мной не работает.

– Бледное пламя пульсара!.. Что же ты молчал?!

– Спокойно, вор! – Это заговорил Грэг. – Посмотри, включен ли экран, сбоку на нем должен светиться зеленый индикатор.

– Светится.

– Посмотри, с другого бока в него должен входить оптико-волоконный кабель.

– Есть.

– Проверь его, может, где-то перебит.

Макс встал с кресла и прошел до того места, где кабель исчезал под обшивкой.

– Он цел.

– Хорошо, где-то под экраном имеется кнопка проверки системы. Нажми ее.

Лис надавил небольшой выступ, сразу на экране замигала красная надпись: «Нет изображения, возможно, неисправен кабель или камера».

Он прочитал это вслух.

– Все понятно, камера накрылась. Что ж, если кабель цел, то я смогу тебе перебросить изображение с другой. У тебя не будет на экране прицела, но ты хотя бы сможешь увидеть, что происходит за бортом.

– Без прицела он не сможет попасть в крейсер, – произнес капитан. – Мы обречены.

– Вор сумеет, – сказала Грета. – Мне нужно, чтобы он посмотрел мне в глаза, тогда я смогу подготовить его к выстрелу.

– Переключаю…

Темный экран засветился, и Лис увидел перед собой колдунью.

– Смотри мне в глаза, Макс.

– Не буду. – Он отвел взгляд в сторону. – Зачем мне это?

– Не бойся. Я помогу тебе, и ты сможешь нас спасти.

– Кто нас преследует? Официальные власти? Империя?

– Это просто фигуры на доске, они не имеют официального статуса.

– С каких пор военные крейсера стали лишь фигурами?

– Тебе не кажется, что ты задаешь много вопросов? У нас нет времени на болтовню! Десанту нужна только я. Они заберут меня, а звездолет взорвут. Поверь, это не просто военные, а фигуры одной из сторон. На Тесле меня защищала ваша полиция, но за нами все равно гонялись вооруженные флаеры, а сейчас кто-то приказал десантникам разобраться с нами.

Макс взглянул ей в глаза и понял, что девушка не врет.

– Ладно. Верю. Смотрю.

Он почувствовал, как погружается в холодную изумрудную глубину, и далекий женский голос произнес:

– Поверь, ты сможешь. В тебе есть сила!..

Перед его глазами все странным образом завертелось, а когда это прекратилось, он увидел черноту космоса перед собой, яркие блестящие звезды на черном бархате и сверкающее длинное тело десантного крейсера.

Лис повел джойстиком в сторону, не очень-то хорошо понимая, что делает, потом нажал на гашетку. Металлический пол под ним затрясся, кресло задрожало от вибрации, и он увидел, как в блестящей обшивке чужого корабля появляются темные точки пробоин.

Крейсер тут же отвернул в сторону, но Макс продолжал стрелять, пока дрожание пола не исчезло.

Скорость звездолета увеличилась, вслед с подбитого корабля веером понеслись лазерные лучи, но через пару мгновений расстояние между противниками увеличилось настолько, что попасть в них стало невозможно, и крейсер прекратил стрельбу.

В динамике прозвучал усталый голос колдуньи.

– Возвращайся в каюту, вор. Дело сделано.

Макс подошел к двери, но она не открылась, на небольшом дисплее появилась красная предупреждающая надпись: «Произошла разгерметизация, подождите, пока давление восстановится».

Лис повернулся к стене и увидел, что пластик еще не полностью затянул дыру. Ему пришлось ждать несколько долгих минут, пока не послышался свист воздуха, закачиваемого в помещение, и дверь не открылась сама собой.

Перегородка в коридоре уже поднялась, поэтому до лифта он добрался без каких-либо проблем. Немного пришлось повозиться с забралом шлема. Оно никак не хотело открываться, но потом рычажок сработал, и Макс вдохнул воздух корабля, который был намного свежее и приятнее того, чем пришлось дышать в скафандре.

Когда Макс вошел в лифт, у него промелькнула мысль о том, что сейчас он может спокойно, не торопясь, обыскать весь корабль. Но, обдумав ее, продолжил путь: бежать все равно некуда, вокруг вакуум, а знание устройства звездолета не облегчит ему жизнь.

Он вошел в свою каюту, сбросил скафандр и понял, что нужно идти в душ: от тела пахло потом, пластиком и еще чем-то не очень приятным.

Макс тщательно вымылся, натянул полетный комбинезон и лег на кровать. Но заснуть не удалось. Дверь открылась, и в каюту вошел огромный долианец.

– Иди за мной, вор.

– Куда?

– Время обеда. Советую не привередничать, сытым быть всегда лучше, чем голодным.

Лис только сейчас понял, как сильно проголодался. В небольшой кают-компании, окрашенной в приятный зеленый цвет, за круглым столом сидел капитан, если судить по нашивкам на полетном комбинезоне. Рядом с ним Грета пила чай из своей красивой прозрачной чашки с непонятными знаками, по другую сторону мрачно уничтожал содержимое огромной тарелки Грэг.

На Макса никто не обратил никакого внимания. Грета разговаривала с капитаном, а командир наемников был слишком занят едой. Но когда Лис подошел к столу, все замолчали.

– Кто это? – спросил недоуменно капитан.

– Тот самый вор, – грустно улыбнулся Лис. – Мы с вами уже разговаривали.

– Ах да, помню… Хорошая работа, парень! Ты помог нам выбраться из очень неприятной ситуации. Садись, еду сейчас принесут.

Девушка внимательно оглядела Макса.

– Выглядишь неплохо.

– Зачем нас хотели взорвать? – Он сел. – Кстати, я жалею о том, что сделал. Надеюсь, суд учтет, что я стрелял по вашему приказу.

– Суда не будет, – улыбнулась Грета. – Тебя просто удавят в камере.

– Это был обычный десантный патруль, – сказал Грэг. – Вояк, похоже, кто-то попросил нас задержать, а они не смогли отказаться. Ничего, в следующий раз будут думать, на кого стоит нападать, а кого лучше не заметить.

– Если это были военные, то за нами теперь будут гоняться все, кому не лень, – сказал Лис. – Как я понимаю, мы вне закона?

– Нет, это не так. – Девушка мило пожала плечами. Несмотря на то что Грета, как и все присутствующие, была одета в серый полетный комбинезон, выглядела она очень привлекательно. Возможно, оттого, что молния была наполовину расстегнута. – Я отправила императору извинения и пообещала адмиралу флота, что пострадавшим будет выплачена денежная компенсация. Мне ответили, что у военных ко мне претензий нет, а виновные в нападении будут наказаны по всей строгости законов.

– И что ответил император?

– Он промолчал, а это хороший знак. Если бы он посчитал меня виновной, то рядом уже плавала бы армада военных кораблей. Корабль взяли бы на абордаж, меня отвезли в резиденцию императора, и он больше не разрешил бы мне путешествовать.

– Что?!

Макс удивленно посмотрел на ее смеющееся лицо и вдруг понял, что она говорит то, что на самом деле думает.

– Император – мой дядя, вор. Чтобы я ни натворила, он все равно отнесется ко мне, как к своей племяннице, которую качал ребенком.

– Ясно. – Лис помрачнел, так как понял, что не может рассчитывать на помощь официальных властей. Никто не будет связываться с человеком, близким к императору. – Наверное, здорово родиться в такой семье?

– Не настолько, как ты думаешь, хотя, несомненно, преимущества имеются. – Грета отпила глоток чая. – Мы сумели поймать несколько открытых передач. В них говорится о том, что два военных крейсера ошибочно приняли наш корабль за пиратский и решили его задержать, а мы, не узнав в них корабли имперского флота, дали отпор. Так что в СМИ это подается как обычное недоразумение.

– Хорошая новость.

– Только бдительность терять не стоит. Вполне возможно, что через пару дней еще кто-то из вояк снова перепутает нас с пиратами…

В кают-компании появился стюард и поставил перед Лисом тарелку.

Он принюхался. Пахло неплохо. Отправил ложку в рот и решил, что это именно то, что нужно, – настоящее тушеное мясо!

– Боишься суда, вор? – усмехнулся Грэг. – И правильно. Госпожу император простит, потому что знает ее с детства, но ему ничего не известно о тебе. Думаю, если он узнает, кто повредил его крейсер, то тебя можно считать покойником.

– Я только выполнял приказ.

– А кого это волнует? – Долианец выпил вина и снова занялся едой. – Ты взорвал десантный корабль, и свидетелей хватает. Это я тебе говорю на тот случай, если захочешь смыться.

– Куда сбежишь в космосе?

– Мы скоро окажемся на планете, а там ты сможешь попытаться.

– Наемник прав, мы направляемся к ближайшей орбитальной станции, – кивнул капитан. – Нам хорошо досталось в этой драке: потеряли топливный танк, а также три перехватчика и лазерную башню. Нам потребуется большой ремонт. Поэтому после швартовки на корабле останутся только члены экипажа, все остальные будут обязаны покинуть борт.

– Понял, вор? – усмехнулся наемник. – Я хочу, чтобы ты уяснил: лучше тебе находиться с нами, чем с кем-то другим, иначе мгновенно окажешься в списке наиболее разыскиваемых преступников.

– Не пугай, я его не для того сюда пригласила, – сказала девушка. – Нам нужно с ним договориться.

– О чем?

– После стыковки с орбитальной станцией мы спустимся на планету и посетим один старинный храм. На каждой станции имеется своя служба безопасности, и мне бы не хотелось, чтобы он хватал за одежду местных стражей и кричал о том, что его похитили. Нам это ничего хорошего не принесет. Кстати, ему тоже…

– Почему? – Макс с удивлением обнаружил, что его тарелка пуста. Похоже, он действительно сильно проголодался. Стюард принес еще одно блюдо, на этот раз какие-то овощи. – А вдруг власти решат мне помочь и освободят из вашего плена?

– Ты сам-то веришь в это, вор?

Лис задумался.

– Не знаю, но попробовать стоит.

– Не советую. – Грэг отложил ложку и взглянул на него в упор. – Прежде чем ты успеешь что-нибудь подобное вытворить, я тебя придушу. Понял?

– Я это учту.

– Я сказала об этом, вор, потому что ты не очень хорошо понимаешь, как все устроено, – покачала головой Грета. – Ты никогда не бывал в космосе, поэтому ничего не знаешь. Службе безопасности станции абсолютно все равно, кто ты и что делаешь до тех пор, пока не мешаешь другим. Если начнешь кричать о похищении, то тебя посадят в изолятор и будут держать там до тех пор, пока наш звездолет не отправится дальше. Тогда тебя вернут на борт. Ты на станции никому не нужен, а билет на челнок, чтобы отправиться на планету, стоит денег. Украсть что-то на станции тоже не получится, там все деньги виртуальные.

– Спасибо за разъяснение.

– Я беру тебя с собой на планету, чтобы проверить в деле, вор.

– Интересно, в каком?

– Скоро все узнаешь. До планеты неделя ходу, советую хорошо выспаться и отдохнуть.

Глава пятая

Дженг вздохнул с облегчением, когда броневые заслонки отошли, открыли иллюминаторы и он увидел звездолет, приведенный в полную боевую готовность. Орудийные башни выдвинуты из корпуса, створки грузового трюма открыты, чтобы принять челнок и перехватчики. Когда до звездолета осталось меньше сотни метров, их обогнал истребитель и плавно вошел внутрь, потом автоматика завела и их аппарат. Шаттл вздрогнул, когда появилась гравитация, и медленно опустился на выдвинутые опоры. Из грузового отсека показался зевающий Кору.

– Я хорошо выспался, шеф, а вы?

Дженг встал, с удовольствием ощущая силу тяжести, – невесомость он не любил.

– Я не спал, ждал, когда нас подобьют.

– Глупое занятие.

– Это точно.

Пилот открыл люк и выдвинул трап.

– Господа пассажиры, мы дома.

– Я иду в рубку, – потянулся Дженг. – Организуйте разгрузку челнока, все оружие перенесите в защищенный трюм – есть у меня ощущение, что ничего еще не кончилось.

– Так точно, шеф.

Волк спустился по трапу, помахал рукой пилоту перехватчика, который их прикрывал, тот в ответ отдал честь и пошел к лифту. Дженг хорошо знал этого парня: тот одно время обучался в том же лагере, что и он, только его перевели в другую группу раньше, чем вкатили коктейль из генов – выяснилось, что парень не может контролировать свою звериную составляющую. Зато как пилот он был одним из лучших, возможно, потому, что реагировал на меняющуюся обстановку быстрее других.

Дженг прошел по трюму до конца, добрался до лифта и нажал нужную кнопку. Сейчас, находясь под защитой орудий звездолета, он ощущал, как напряженное тело расслабляется.

Капитан же, наоборот, нервно переминался в рубке, чувствовалось, что готов перейти в свою звериную ипостась. На экранах чернела пустота, звезды мягко блестели вдали, край голубого светила показался из-за надстроек.

– У вас какие-то проблемы? – спросил Дженг. – Почему так нервничаем?

– Это война? – Капитан посмотрел ему в глаза и глухо зарычал. – Мы должны совершить что-то важное, иначе зачем это все?! Что происходит? Почему они не давали мне отойти от станции? Угрожали оружием? Грозились разнести мой корабль на атомы?

– Успокойтесь, капитан, больше ничего не случится, – мягко улыбнулся Дженг. – Запускайте двигатели, нам нужно как можно быстрее покинуть этот участок космоса.

– Вы не ответили на мой вопрос. – На лицо капитана вернулась краска, его человеческая составляющая снова брала верх. – Что это было?

– Обычная секретная операция. Это не война, а то, что заканчивается нотами протеста, дипломатическими протоколами и введением экономических санкций. Но все могло быть хуже, если бы вы не поступили решительно, поддержав меня. Так понятно?

– Да, Дженг.

– Хорошо. – Волк улыбнулся еще раз, показывая мелкие человеческие зубы. – К войне не готовы ни мы, ни они, поэтому империя попытается замять этот конфликт. Груз, что мы привезли, имеет приоритет «три точки», он должен быть немедленно доставлен домой, и если для этого потребуется разнести несколько звездных крейсеров, будьте к этому готовы.

– Я понял. – Капитан окончательно вернулся в человеческое состояние и начал раздавать приказы. Грузовой трюм принял в себя еще два перехватчика, и двигатели корабля заработали на полную мощь, унося их из звездной системы. – Объявляю боевую готовность номер два! Вахты по двенадцать часов, орудийные башни – на боевой режим!

– Это правильное решение, – кивнул Дженг. – А теперь я хотел бы узнать, что за послание вы получили для меня?

– Оно находится в рубке связи в сейфе. – Капитан вздохнул. – Надеюсь, новое сообщение не втянет нас в очередную стычку?

– Не обещаю, потому что сам не знаю. – Волк широко улыбнулся и отправился в рубку гиперсвязи. – Но на всякий случай не расслабляйтесь.

Информация прошла через сеть орбитальных станций, поэтому была зашифрована особым кодом, который прочитать мог только он один. Дженг взял текст и вернулся в свою прежнюю каюту. Система вентиляции в ней была отключена, скрытые отметки находились на своих местах – все говорило о том, что в нее никто не входил. Не то чтобы Волк кому-то на корабле не доверял, просто частью его подготовки была постоянная осторожность.

Дженг запустил все приборы и механизмы и отправился в душ: сегодня он несколько раз переходил в животное состояние и от этого под мышками появился звериный запах, а кожа покрылась серым налетом распавшихся тканей.

Волк тщательно вымылся, глядя на себя в зеркало – они находились во всех душевых на корабле, чтобы члены экипажа и пассажиры могли контролировать свое состояние. Иногда под воздействием слишком холодной или очень горячей воды члены экипажа превращались в зверей, а потом долго не могли вернуться обратно. Зеркало помогало увидеть первые признаки оборачивания, и космолетчики успевали выскочить из душа, прежде чем превращались в волков.

Дженгу зеркало было не нужно. Он единственный из экипажа мог контролировать любую стадию превращения от начала до конца, при этом не теряя ясности мысли. Его звериная сущность всегда находилась под жестким контролем, и выпускал он ее только при необходимости.

Подобными способностями обладали всего трое оборотней, которые стали таковыми после генетического эксперимента над ними, – Дженг, Бром и Кодр. Дженг хорошо запомнил, как это происходило.

Он был еще волчонком, когда его и еще сотню парней и девчонок привезли в биологический центр. Они гордились собой, так как наставники отбирали лучших перевертышей с крепкой нервной системой и мощным телом по всей планете! Им завидовали сверстники, когда приземлялись флаеры наставников и они, гордо улыбаясь, поднимались на борт. Даже старики уважительно похлопывали их по плечу. Вряд ли волчата так рвались бы в этот центр, если бы хоть немного представляли, что их ожидало впереди.

Внутри центра в глубокой пещере волчат выстроили в ряд и объявили, что они могут стать прародителями новой расы, тем самым продолжая славный путь предков, когда-то добровольно изменивших свое тело.

Они внесут свой вклад в развитие клана и превратятся в самых совершенных перевертышей, способных прожить до ста лет и больше. Это считалось почти бессмертием, так как ни один из оборотней не доживал до человеческой старости, потому что звериная составляющая постепенно брала верх, и перевертыши засыпали в двадцать пять – тридцать лет, в возрасте, в котором умирали обычные волки.

Два года, что они провели в подземной цитадели, были не так уж плохи. Им разрешали спаривание, причем настойчиво рекомендовали заниматься этим с разными партнерами – ни одна девушка не отказывала ни одному парню, все спали со всеми, и волчатам это безумно нравилось.

Регулярно каждому из них вводили в кровь разные добавки, которые меняли их тела. Результаты были разными: одни превращались в огромных крабов или скорпионов – древних обитателей этой планеты, – и это было страшно, потому что обратного превращения почему-то не происходило. Другие становились монстрами, похожими на древних динозавров, третьи менялись незаметно, а потом неожиданно умирали в ужасных мучениях.

Измененных оборотней увозили в самые жуткие места на планете, где волкам не удалось прижиться. Что с ними происходило дальше, никто не знал, информация была засекречена.

После первого года эксперимента в логове осталось меньше половины измененных волчат, а к концу второго года только трое парней. Ни одной девчонке выжить не удалось, а при спаривании с обычными оборотнями потомства не получалось. И вся ирония заключалась в том, что они так и не смогли стать прародителями нового рода.

Три ликантропа – результат неудачного генетического эксперимента – мотались теперь по человеческой империи, выполняя особые задачи наставников. Каждый из них был уникален и мог выжить там, где не удавалось другим оборотням. Неудивительно, что, едва выполнив одно задание, они сразу получали другое…

Дженг сунул текст в компьютер, вызвал нужную программу и начал дешифровку, используя коды, указанные в послании. Прочитал сообщение, потом еще раз, приходя в все большее недоумение. Убедившись, что ничего не перепутал и ему действительно придется это сделать, подошел к коммуникатору.

– Капитан?

– Слушаю, Дженг.

– Проложите путь к новой планете, номер и координаты я сейчас продиктую.

– Но вы же сами сказали, что груз имеет приоритет «три точки»!

– Это так, но мое новое поручение имеет более высокий ранг. Приказываю подойти к планете скрытно, стыковку с орбитальной станцией не производить, выбросить меня в десантной капсуле в верхних слоях атмосферы, используя один из перехватчиков, после этого продолжите путь домой.

– А что будет с вами?

– Ко мне будет направлен другой звездолет.

– Понял, приступаю к исполнению.

Волк снова лег на кровать. Он думал над новым заданием. Оно было странным. Ему предлагалось организовать нападение на небольшой замок, чтобы похитить одну древнюю книгу. Информация была скупой, неполной, закрыта грифом секретности и вызывала удивление. Ради какой-то книги его наставники решились пойти на огромный риск: если Дженга поймают, скандал будет огромным! Это могло закончиться даже объявлением войны и уничтожением родной планеты.

* * *

Гаур уже почти ничего не видел от усталости, а каждое движение давалось с неимоверным трудом. Он не шептал заклинание, берег силы и старался не смотреть по сторонам. Сердце захлебывалось, тяжелая густая кровь с трудом текла по сосудам. Жрец понимал, что происходит. Старый учитель перед смертью рассказал ему о том, что иногда магические предметы обретают собственную душу и начинают вести себя, как живые существа. Тогда он не поверил и решил, что учитель выжил из ума, а сейчас жалел о том, что не дослушал мага и убил его ударом ножа в сердце.

Верховный маг помотал головой, отгоняя ненужные мысли. Он должен довести церемонию до конца, иначе погибнет сам и все те, кто находится с ним рядом. Интересно, сосуд заберет его душу или оставит? А императору удастся спастись от ожившего кристалла или нет?

Гаур посмотрел на Токура. Тот спал на троне, уронив голову на грудь. Устал, бедняга, от длинной ночи. Возраст берет свое. А вот он, верховный жрец, борется со своей слабостью, чтобы закончить то, что начал.

Неужели император не понимает, как близок к смерти? Впрочем, Токур никогда большим умом не отличался.

Гаур недоуменно глянул на падающие с его лица алые капли: кажется, от усталости у него пошла носом кровь. Еще немного, и тело окончательно откажет. Верховный жрец посмотрел по сторонам: трое учеников уже лежали без сознания, и некому было подойти к ним, чтобы привести в чувство, остальные сами едва держались на ногах.

Верховный жрец непослушной рукой поднес жертвенный нож к сосуду и слил в него очередную порцию загубленных душ. Кристалл уже сиял так, что свет горящих факелов казался тусклым. Гаур поднял голову к небу: ночь заканчивалась, привычный сумрак менялся на предрассветную серость, звезды исчезли. Скоро взойдет солнце. Как хочется тепла, а еще больше опустить руки, закрыть глаза и заснуть…

Он вытер кровь с прокушенной губы и поднял нож. Когорта воинов подвела новую партию одурманенных рабов. Ученики запели заклинание, и хриплые звуки их голосов повторило эхо. Верховный жрец вздрогнул. Ему показалось, что кто-то, прячущийся в сером промозглом тумане, передразнивает его…

* * *

Путешествие к орбитальной станции не отличалось разнообразием. Дни походили один на другой. Три раза в день его кормили, остальное время Макс проводил в каюте или в спортзале. Лис разминал тело, готовя его к новым неприятностям. А в том, что они придут, не сомневался. Полет – лишь передышка от одного несчастья к другому, а в конце его ждет не букет великолепных земных колючих роз – смерть. Он уже потерял брата, и если не будет умен и осторожен, то потеряет и свою жизнь.

Он знал три комплекса упражнений: два воровских на разминку рук и тела и один боевой. Последним раньше никогда не пользовался, считая, что дело вора воровать, а не драться, но теперь осознал – все, что помогает выжить, следует использовать.

В спортзале имелось все, что нужно для тренировок: манекены с настраиваемой силой удара, тренажеры, развивающие скорость и силу, роботы, обшитые подушками и снабженные огромными пластиковыми кулаками. Он безжалостно избивал упругие торсы ногами и руками, потом получал свою порцию побоев от робота, и так – каждый день без перерыва.

Все остальное время Макс проводил в каюте. В компьютере ему удалось обнаружить неплохую электронную библиотеку, и теперь он часами просиживал за чтением. Раньше космос его мало интересовал, он не сомневался в том, что никогда не покинет Теслу – проживет и умрет на этой по-своему прекрасной планете.

Теперь же, когда оказался вдали от родины, ему следовало разобраться в устройстве империи, структуре власти и законах, которые действуют в ней.

Еще попутно Лис искал информацию об артефактах, чтобы представлять, что это такое, почему они так ценны и в какую беду его втянули.

Скоро он понял, что практически за каждым предметом древних тянется шлейф многочисленных смертей. Немало людей хотели обладать артефактами: ученые искали их, надеясь получить иные технологии, экстрасенсам они требовались как источники силы, «черные копатели» хотели заработать на них деньги, а коллекционеры – удовлетворить страсть собирательства. Но были еще и те, кто искал смертельное оружие древних.

Как правило, к каждому предмету вели легенды и мифы исчезнувших народов и цивилизаций. Планет, где жили когда-то разумные существа, имелось в Галактике не так уж мало – больше трех десятков. Все их обследовали имперские археологи, но ученые не смогли найти и сотой доли того, что там находилось. После их ухода на планеты направлялись тысячи «черных копателей» и пропускали через свои дорогие, сложные приборы поверхность шаг за шагом.

Несмотря на то что император объявил артефакты своей собственностью и под угрозой смерти запретил их поиски, никто не выполнял этот указ. И по-прежнему огромное количество людей рыскало по планетам. Существовал и черный рынок древних предметов, на котором крутились биллионы имперских золотых.

Интерес девушки к артефакту Лису был понятен: Грета хотела с его помощью получить силу и власть. А кто бы этого не хотел? Вся имперская иерархия держится на желании одних людей оказаться выше других.

Но почему Грета выбрала Макса для этой работы, было пока непонятно.

Он хороший вор, но не настолько, чтобы ради него стоило отправлять звездолет на окраину Галактики. Однако к концу полета Макс нашел ответ и на этот вопрос. Оказалось, что отдельные артефакты давались в руки только некоторым людям, подходящим им по генетическому коду. Эти несчастные, которых обычно силой приводили к найденным предметам, разряжали на себя скрытую разрушительную энергию, и после этого артефакты могли брать уже другие. Бедняг называли «отмычками», и обычно их находили колдуны и экстрасенсы с помощью магии, используя сложные ритуалы.

Выживали из «отмычек» немногие – те, кто не погибал сразу, позже сходили с ума или заболевали неизвестными науке болезнями.

После того как Лис прочитал об этом, его будущее стало простым и понятным. Едва он добудет нужный предмет, как либо умрет сразу от древнего проклятия, либо сойдет с ума. Другие варианты для него вряд ли были предусмотрены. Прочитанное Макса не обрадовало, зато теперь он знал, для чего ему устроили ловушку на родной планете и почему Умник оказался не нужен Грете. Брат, к своему несчастью, просто имел другой генетический код…

Через пару дней после этого открытия корабль добрался до орбитальной станции. После стыковки экипаж и пассажиры покинули звездолет, так как для проведения ремонта требовалась разгерметизация всех отсеков.

Долианцы облачились в бронекостюмы, обвешались всевозможным оружием и в таком виде появились на станции. Макса удивило, что персонал отнесся к этому довольно спокойно, хотя до посадки в шаттл их сопровождали вооруженные работники службы безопасности. Они спустились вниз к грузовому терминалу и уселись в челнок. Грэг шел рядом с Лисом, чтобы пресечь любую его попытку поговорить с персоналом станции; но тот и не пытался, так как уже понял, что никто не будет ради него ссориться с девушкой, которая занимает столь высокое положение в имперской иерархии. Сам полет прошел в штатном режиме, на борту шаттла не находилось никого из чужих, и через пару часов аппарат приземлился на планетарном космодроме.

Здесь к ним отнеслись уже не так терпимо. Едва наемники вышли из челнока, как над полем зазвучала сирена и суровый голос в динамиках потребовал, чтобы они положили на плиты оружие и заложили руки за головы. Шаттл окружил усиленный взвод спецназа в броне, а два подъехавших танка взяли челнок под прицел своих орудий.

– На нашей планете не разрешается никому носить тяжелое оружие, – прозвучал в динамиках суровый мужской голос. – Либо вы его бросаете на бетон, либо улетаете обратно на станцию.

Правда, решимость полицейских значительно уменьшилась, когда они увидели, кого им предстоит задерживать. О долианцах ходило немало слухов, например, всем было известно, что они добивают своих и чужих раненых. Наемники укрылись за челноком, приготовив оружие к бою. В том, что они способны драться со спецназовцами на равных, ни у кого не возникало сомнения, даже у самих копов.

Макс сидел в челноке и смотрел через стекло иллюминатора на серое, закопченное от множества взлетов и посадок бетонное поле, на танки в камуфляжной броне, грозно ощетинившиеся пушками, пулеметами и ракетами, на бойцов спецназа в черной броне и на спокойных, сосредоточенных наемников, ожидающих приказа от Греты. Над ними низко висело блеклое небо с грозовыми тучами – на планете начиналось осеннее утро.

– Возвращайтесь в челнок и улетайте, иначе будем вынуждены открыть огонь, – снова прозвучал над полем тот же голос. – Не заставляйте нас применять оружие.

– Мы будем делать то, что считаем нужным, – заявил Грэг. – Нам плевать на законы вашей планеты. Мы готовы к войне. Оружие не сдадим, обратно на станцию не вернемся, а если не освободите для нас проход, мы пробьем его сами.

– Мы защищаем закон, – произнес голос. – Если потребуется, сюда прибудут армейские силы, с ними вам не справиться.

– А нам без разницы, с кем воевать, – усмехнулся Грэг. – Разнесем всех ваших вояк на атомы – силы и оружия для этого у нас хватит.

– Успокойтесь! – Из кабины пилота вышла Грета и спустилась по трапу. Она прошла мимо наемников и остановилась перед танками. Навстречу ей вышел мрачный командир спецназа. – Меня зовут Грета Грин, мое имя хорошо известно в самых высших кругах империи. Я нахожусь здесь не по своей воле, а выполняя веление императора. Даю вам пять минут на то, чтобы вы связались со своим начальством и отступили, в противном случае вас уничтожат.

– Извините, госпожа. – Командир спецназа помрачнел еще больше. – Мы отвечаем за соблюдение законов своей планеты, а в них сказано, что никто не имеет права высаживаться на поверхность с оружием, особенно с тяжелым, которым обвешаны ваши люди. Может быть, вы и принадлежите к высшим кругам, только нам об этом ничего не известно. Простите, но когда на планету приземляются такие люди, то встречает их не спецназ, а губернатор.

– Надеюсь, вы понимаете, что делаете. – Грета улыбнулась холодной змеиной улыбкой. – Ваши слова я расцениваю как мятеж и неподчинение императору, а за это наказание одно – смерть. Вы готовы умереть из-за глупости вашего начальства, которое вас сюда послало?

– Леди, вы должны меня понять, – проговорил спецназовец. – Я ничего не имею против вас, но у меня приказ.

– Мне плевать на вас, ваш приказ, ваше начальство и вашу планету! – Грета жестко усмехнулась, повернулась и пошла обратно к челноку. – Желаете умереть за чье-то глупое распоряжение – ваше дело. У вас осталось четыреминуты на то, чтобы освободить нам дорогу. Я вам назвала свое имя. Проверить, действительно ли перед вами та, кем я назвалась, – секундное дело. Не стоит умирать из-за своего незнания, тем более что пострадают и ваши семьи.

Спецназовцы отошли к танкам под защиту брони и пушек, а командир что-то бурно заговорил в микрофон. Через пару минут голос по динамикам сообщил:

– Вам разрешено проехать в город, госпожа. Скоро прибудет автобус, на нем вы сможете покинуть космопорт. Прошу нас простить!

Спецназовцы погрузились в броневики, танки развернулись и укатили обратно в ангар.

– Они вас испугались, – сказал Макс девушке, когда она села напротив него. – Не думал, что полиция отступит.

– Они боятся не меня, а императора. А он и в самом деле расстроится, если узнает, что со мной произошла неприятность, – улыбнулась Грета. – Кроме того, полицейские прекрасно понимают, что долианцы разнесут здесь все, и от космопорта мало что останется.

– Спецназовец угрожал вызвать армию…

– В колониях разрешается иметь только небольшие армейские подразделения, и мало кто из них рискнет связываться с наемниками.

– Самым интересным мне показалось ваше заявление о том, что вы находитесь здесь по велению императора. – Макс с любопытством взглянул на колдунью. – Неужели это правда?!

– Скажем так, – девушка пожала плечами, – мой дядя знает, куда я отправилась.

– А если местные власти обратятся к нему?

– Вряд ли он им ответит. – Грета посмотрела в иллюминатор на подъехавший автобус и встала. – В провинции не найдется ни одного политика, который мог бы обратиться к нему, минуя множество промежуточных инстанций. Здесь живут крысы, им положено молчать. А я могу связаться с императором при желании в любой момент. Правда, делать я этого не буду, он это очень не любит. Его лозунг: попал в беду – вылезай из нее сам.

Наемники начали грузиться, девушка и Макс тоже вошли в автобус.

– Куда едем, госпожа? – Один из долианцев сел за руль, выбросив водителя наружу. Тот побежал к зданию космопорта, что-то испуганно крича. – Приказывайте.

– Следует найти что-то попристойнее этой колымаги. – Колдунья на мгновение задумалась. – Для начала мы отправимся к губернатору, поговорим с ним, а уже потом решим, что делать дальше.

– Как нам себя вести? – спросил Грэг. – Стоит ли ожидать нападения?

– Нападение возможно всегда, но местных копов можете не опасаться, думаю, они уже получили приказ нас не замечать.

– Если возможны стычки, то нам нужно что-то быстроходное и бронированное – желательно армейский флаер.

– Хорошо, попробую уговорить губернатора нам его дать.

– Госпожа, я не знаю, куда ехать. – Долианец, севший за руль, растерянно посмотрел на убегающего водителя. – Кажется, я погорячился, когда выбросил этого парня из автобуса. Догнать?

– Не стоит, езжай к выходу из космопорта. – Грэг сел у окна, приготовив пулемет. – Там захватим копа, он точно должен знать местные достопримечательности, от него не убудет, если немного поработает на нас гидом.

Автобус подкатил к одному из боковых выездов, двери открылись, два долианца выскочили из машины, влетели в будку, где сидел полицейский, затащили его в автобус и бросили на сиденье. Бедняга побелел от страха, губы затряслись, он что-то хотел сказать, но только неразборчиво мычал и дергал кобуру парализатора.

– Сиди спокойно, и мы тебя не тронем. – Грэг положил тяжелую руку ему на плечо. – Мы едем к губернатору, а ты будешь показывать нам дорогу. Как только доберемся до его резиденции, тебя отпустим. И перестань хвататься за свою игрушку, а то я тебе руку сломаю. Понял?

Полицейский утвердительно закивал и положил трясущиеся руки на колени.

– Говори, куда ехать?

– На-налево, – выдавил наконец из себя коп, и наемник, управляющий автобусом, свернул в указанную сторону.

Автобус выехал на широкий проспект и помчался к огромному зданию.

– Э-это там. – Полицейский показал на небоскреб. – Но вам туда не попасть, вход охраняется, а для официального визита требуется подать заявку за неделю.

– Думаешь, губернатор будет не рад приезду старых друзей? – Грэг улыбнулся так, что полицейский еще больше побелел. – Где желаешь сойти?

– Если м-можно, то здесь. М-мне нужно вернуться на пост, а то меня уволят.

Водитель затормозил, коп выскочил и побежал обратно, что-то неразборчиво крича.

– Что это он? – поинтересовалась колдунья. – Мне не понравилось его возбуждение.

– Кричит что-то о террористах, желающих убить губернатора.

– Понятно, – улыбнулась Грета. – Едем медленно, чтобы не провоцировать охрану.

– Будем взрывать ворота? – поинтересовался один из наемников, сидевший на полу рядом с дверью, похлопав по скорострельной пушке на своем плече. – Скажите – когда?..

– Ни в коем случае! – покачала головой колдунья. – Это мирный визит, никакой стрельбы. Подъезжаем, я выхожу и иду в резиденцию, а вы ждете в автобусе.

– Госпожа, мы не можем отпустить вас без охраны. – Грэг стал снимать с себя броню. – Я пойду с вами и возьму с собой еще пятерых.

– Иногда одно ваше присутствие избавляет от множества проблем. – Девушка задумчиво посмотрела на долианцев. – Но так много людей мне не нужно.

– Тогда мы пойдем вдвоем. – Высокий наемник остался в полетном комбинезоне. – Я и Тромп.

Услышав свое имя, огромный долианец тоже стал снимать броню.

– Оружие не берите, оно вам не понадобится.

– Не доверяю я губернаторам, – недовольно покачал головой Грэг. – Эти чинуши за высокими стенами со временем начинают считать себя неуязвимыми, а их охрана привыкает к безнаказанности.

– Ничего, со мной они будут вести себя по-другому. – Грета посмотрела на Макса. – Ты, вор, тоже пойдешь с нами. Мне спокойнее, когда ты рядом.

– Он из автобуса никуда не убежит, – пробурчал недовольно Грэг. – Мои ребята за ним присмотрят.

– Сомневаешься в моих решениях? – Колдунья хмуро глянула на наемника, и тот виновато опустил взгляд. – Считаешь себя умнее?

– Нет, госпожа, но меня заботит ваша безопасность, а если он будет с нами, то придется отвечать еще и за него.

– Вор – вполне разумный парень, – усмехнулась Грета. – Он понимает, что если сбежит, то тут же окажется за решеткой. У него же нет на этой планете ни документов, ни друзей.

– Я бы лучше остался в автобусе, – вздохнул Лис. – Не хочется никуда идти.

– Я не спрашиваю тебя, пойдешь ли ты с нами, это уже решено.

– Не нравится мне здесь, – снова пробурчал Грэг, выходя из автобуса. – Не люблю отдаленные колонии: здесь люди перестают понимать, что хорошо, а что не очень, и начинают верить в то, что, кроме них, во Вселенной больше никого нет.

* * *

Дженг опустился на планету глубокой ночью. Перехватчик выбросил его в нижних слоях атмосферы, а сам ушел в космос. Оборотень не летал в десантной капсуле еще с тех времен, когда был волчонком, и даже сам удивился, как быстро тело вспомнило нужное положение и как привычно отнеслось к свободному падению.

Спускаемый аппарат имел свою автоматическую систему посадки, которая срабатывала в пятидесяти метрах от земли. Дженг лежал, скорчившись в противоперегрузочном кресле, моля Великого Волка о защите, зная, что от отказа двигателей гибнет каждый сотый десантник.

Когда двигатели взревели, Дженг облегченно вздохнул, а когда за этим последовал довольно жесткий удар, то радостно взвыл. Автоматика продолжала действовать, отсек раскрылся, выбрасывая его в зеленую траву. Волк отполз в сторону, сжимая в руках рюкзак, вскочил на ноги и побежал. Когда оказался от аппарата метрах в двадцати, там что-то щелкнуло, раздался глухой взрыв, изнутри выплеснулось яркое жадное пламя, быстро уничтожившее капсулу – от нее остался лишь кусок оплавленного металла. Возможно, это лишнее, но привычка не оставлять за собой следов у Дженга была в крови, и пока он ни разу не пожалел о ней.

Волк встал, нарастил мышцы и побежал в сторону зарева на горизонте – туда, где находился город, в котором ему предстояло провести операцию.

Утром он уже спал на одной из крыш, отрастив себе шерсть, чтобы не замерзнуть. Ночи на этой планете были холодными и влажными и, надо признать, неприятными. Ночью звезды сложились в незнакомый, чем-то тревожащий рисунок, потом их заволокли тучи, и так повторялось до утра, пока на горизонте не появилось бледное светило. Воздух Дженгу тоже не понравился, в нем оказались неприятные примеси, которые тело воспринимало как опасность.

Когда рассвело, оборотень отправился в ближайший трактир, не забыв вернуть себе человеческий облик, и сытно позавтракал. Мясо подали отменное – недожаренное с запекшейся кровью, такое, какое ему нравилось. Тут же после еды он начал вербовку, благо в заведении нашлось немало спившихся ветеранов последней имперской войны.

Уже к обеду у волка появились две небольшие команды и, что самое главное, хороший интендант, уволенный из армии за мошенничество; именно через него к вечеру он купил необходимое оружие и два списанных армейских флаера с вооружением. А к ночи Дженг со своей командой напал на замок в центре города.

Замок был хорошо прикрыт пушками и лазерами сверху и имел приличный гарнизон из отборной команды наемников. Все выглядело так, словно местный лорд знал, что рано или поздно на него нападут, и хорошо к этому подготовился. Один флаер сбили сразу на подлете, тот даже не успел сделать ни единого выстрела, взорвался глупо и напрасно, не выполнив поставленной перед ним задачи.

Хорошо, что пилот второго аппарата сообразил, что и его собьют при подлете, поэтому начал стрелять издалека. Именно благодаря его удачной стрельбе ворота оказались снесены, в стене появилась огромная брешь, а ракетная установка, так досаждавшая им, вышла из строя. Конечно, и этот флаер подбили, но летун сумел посадить разбитую машину у ворот.

Волк, пользуясь тем, что охрана замка увлеклась перестрелкой, перескочил через стену и скрытными перебежками добрался до отдаленной высокой башни – именно там находилась его цель. Взобрался по каменной кладке, отрастив когти на ногах и руках, забрался внутрь через небольшое окно, поднялся по узкой лестнице и, взломав стальную дверь, вошел в небольшую библиотеку.

Здесь Дженг прежде всего открыл окно и убрал решетку, понимая, что для него это окажется единственным способом отступления, после того как прибудет охрана, так как лестница в башне только одна. Правда, глянув вниз, он понял, что шансов выжить у него будет немного: у подножия его ждали острые камни.

Тяжело вздохнув, волк двинулся по библиотеке в поисках нужного ему манускрипта. Назывался он просто – «О бессмертии». Для оборотня было странным рыться среди бумажных и пергаментных книг, которые хозяин библиотеки до сих пор не удосужился перевести в электронный формат.

Дженг пробежал взглядом по полкам, сразу понял, что нужного фолианта на полках нет, и стал искать сейф. Тот обнаружился за одной из полок. Мощное внушительное сооружение из бронепластика, на вскрытие которого требовалось немало времени, а его как раз и не было. Стрельба во дворе замка понемногу утихала – похоже, набранная команда терпела поражение.

Впрочем, ни на что другое Дженг и не рассчитывал. Задача наемников состояла в том, чтобы отвлечь на себя охрану, и они ее выполнили. А вот он со своим поручением не справился. Глупо было идти на такое дело, не собрав информацию.

– Какие-то проблемы?

Волк повернулся и увидел стоявшего в дверях невысокого пожилого человека. Оружия хозяин замка не имел, иначе оборотень почувствовал бы запах ружейной смазки.

– Вы удивлены тому, что я к вам подобрался незаметно?

Дженг кивнул.

– Еще большее удивление вы испытаете, когда узнаете, что мне было известно о сегодняшнем нападении и даже о том, что является вашей целью. Именно поэтому появление ваших флаеров над территорией замка не стало для моих охранников неожиданностью. Они отслеживали каждый ваш шаг и не мешали нанятым вами людям выполнять задачу отвлечения. Конечно, их убили, но такова судьба всех наемников. Если честно, не люблю я их.

– Я должен сказать, что потрясен? – Волк криво усмехнулся. – Упасть на колени и начинать молить о пощаде?

– Я ждал не этого. – Человек прошел и сел в глубокое кресло. – Позвольте представиться. Меня зовут Корит, я – хозяин этого замка.

– Дженг. – Волк вежливо склонил голову, глядя, как в дверях появляются два вооруженных долианца. Они прошли в библиотеку и встали так, чтобы держать его под прицелом, не перекрывая друг другу сектора обстрела. Он их узнал сразу: крупная лысая голова, темные очки, мощные фигуры. – Надеюсь, мои люди не причинили большого вреда вашей собственности? Если потребуется, то я готов заплатить за причиненные разрушения.

– Они минимальны, поэтому не стоит хлопот.

– Тогда я могу идти?

– Неужели вам не хочется увидеть то, ради чего вы сюда проникли?

– Хочу и даже очень, весьма преисполнен любопытства.

– Я покажу вам свой драгоценный манускрипт, но после этого вы умрете.

– Тогда, может быть, заодно объясните, откуда вы знаете, за чем именно я сюда пришел? О том, что не буду жить вечно после нашего знакомства, я догадался сразу, как только вас увидел.

– Это уже тридцать вторая попытка проникнуть в мой замок. – Корит тяжело встал, опираясь на трость. – И, признаюсь, самая бестолковая. Все остальные похитители сначала собирали информацию, пытались перекупить моих слуг и только после этого проникали внутрь. Правда, их уже ждали и вели до этой самой комнаты. А вот вы, пожалуй, единственный, кто сразу отправился сюда, в башню. Вероятно, вы знали, где находится книга. Это так?

– Да, – признался волк, не видя смысла скрывать очевидное. – Мне сказали, что фолиант находится в этой башне.

– Не назовете свой источник?

– Мне его дали те, кто меня сюда направил. Думаю, эти люди наблюдали за всеми предыдущими попытками, а возможно, их организовывали.

– Что ж, это логично. Выполняю свою часть сделки. – Человек открыл сейф и достал толстый манускрипт в старинном золоченом переплете. – Вот за этой книгой и ведется охота. Если честно, мне самому любопытно, что находится в ней такого привлекательного для столь многих желающих. Я прочитал ее трижды, но не нашел ничего интересного.

– Мне кажется, вы могли бы легко избежать нападений, просто опубликовав манускрипт, или дать возможность другим почитать его в электронном виде в сети.

– Зачем это мне? – Корит положил книгу на стол, а сам сел в глубокое кресло. – Поверьте, моя жизнь скучна, а эти нападения приятно ее разнообразят. Кроме того, они приносят определенную выгоду – после каждого я получаю очень неплохие страховые премии. Но главное в том, что стоимость моей коллекции книг за последние три года выросла в четыре раза, хоть в нее не попало ни одного нового экземпляра!

– Позволите просмотреть содержание этой книги? – вежливо спросил Дженг. – Вы обещали.

– А смысл?

– Если уж показали обложку, то дайте возможность заглянуть внутрь, тем более вы предупредили о том, что живым мне отсюда не уйти, а просьба умирающего священна. Я вас долго не задержу, максимум пять минут.

Волк взглянул на наемников, они по-прежнему держали его на прицеле, на их лицах ничего нельзя было прочитать. Их неподвижность не могла его обмануть. Он знал: эти люди обладают быстрой реакцией и, прежде чем он хоть что-то успеет сделать, наделают в нем множество дырок. Оборотни старались не связываться с долианцами, так как это были единственные противники из людей, с кем приходилось сражаться на равных.

– Пожалуйста. – Человек с явной неохотой протянул книгу. – Но будьте аккуратны, это старая книга, она может не выдержать грубого обращения.

– Обещаю, что буду осторожен.

Волк быстро пролистал манускрипт от корки до корки и вернул его обратно с почтительным поклоном.

– Вы правы, – развел он руками. – Мне тоже непонятно, почему эта книга стала такой востребованной.

– Извините, но у меня появился еще один вопрос. – Корит положил манускрипт обратно в сейф. – Вы просто пролистали ее, даже не пытаясь что-то прочитать?

– Увы, текст написан на неизвестном мне языке и нет ни одной иллюстрации.

– Вы правы. – Человек улыбнулся. – Книга написана на древнем языке. Эта письменность нам досталась от погибшей много тысяч лет назад инопланетной цивилизации. Именно поэтому мне было любопытно узнать, что же в ней ищут? – Он вернулся в кресло. – Я прочитал этот фолиант от корки до корки, вдумываясь в каждую фразу, но ничего стоящего и любопытного не обнаружил.

– О чем там написано?

– О бессмертии, название не врет. Несмотря на достижения генетиков, человечество до сих пор не сумело добиться ощутимого продления жизни, и богатые люди империи готовы отдать большую часть своего состояния за возможность прожить дольше.

– Понятно, – кивнул волк. Он отращивал когти и приводил свое тело в боевое состояние. На грудной клетке и животе он уже вырастил хрящевую ткань, которая должна была защитить его от пуль. Все это он старался делать незаметно. К словам хозяина о том, что его скоро убьют, Дженг отнесся очень серьезно. – Жаль, что я попался так глупо.

– А то, что с вами произойдет, не глупо? Или к своей смерти вы равнодушны? Долианцы очень не любят воров, и поэтому каждого, кто проникает сюда, я отдаю им. Удачи в следующей жизни!

Человек вышел, а наемники переглянулись между собой. Ждать продолжения Дженг не стал, а прыгнул в окно. Долианцы даже не попытались ему помешать. Они думали так же, как и он: глупо останавливать того, кого после падения с двадцатиметровой высоты ждут острые камни.

Глава шестая

У высоких металлических ворот в небольшой будке сидел скучающий охранник и с увлечением разглядывал глянцевый электронный журнал. Увидев долианцев, он насторожился и что-то зашептал в переговорное устройство. Когда наемники во главе с Гретой подошли ближе, из двери выскочили десять стражей, вооруженных короткими автоматами, чуть позже появился офицер, вытирая жирные губы, явно недовольный тем, что его оторвали от еды.

– Кто такие и что нужно?

– Мое имя Грета Грин, я – подданная императора, мне нужно переговорить с губернатором, – мило улыбнулась девушка. – Не соблаговолит ли столь отважный и храбрый воин провести меня к нему?

– В двухстах метрах ниже по улице находится приемная, там вы сможете записаться на аудиенцию, – хмуро ответил офицер. – Если губернатор решит, что эта встреча ему нужна, с вами свяжутся. В резиденцию мы пропускаем только тех, кто имеет специальный пропуск. Но сегодня не приемный день, поэтому, даже если он у вас есть, вы все равно не сможете пройти. Так что всего доброго…

– Вы, кажется, не понимаете, с кем разговариваете? – Грета с досадой закусила губу. – Мне это не нравится. Очень грубо.

– Послушайте, девушка! – Охранник криво усмехнулся. – Не знаю, что вы там о себе возомнили, но перед вами стоит человек с оружием, и он имеет право его применить, если посчитает нужным. Неужели вы думаете, что ваши телохранители смогут справиться с десятком вооруженных, специально обученных людей?

– Они могут справиться и с большим количеством, – пожала плечами Грета. – Но самых больших наглецов я наказываю сама.

Офицер вдруг побледнел, потянулся к горлу, его глаза вылезли из орбит, он стал задыхаться. Автоматчики, растерянно переглянувшись, отступили назад к створкам ворот и передернули затворы. Макс понял, что сейчас их будут убивать, но Грета вытянула руку в сторону стражей, и те неожиданно бросили оружие, встали на колени, глядя перед собой ничего не видящими глазами.

– «Не покажешь силы, не дождешься уважения» – гласит старая поговорка! – Девушка толкнула офицера ладонью в грудь, и тот упал. – Ладно, пошли к губернатору. Похоже, нас не ждут, значит, будет кое для кого неприятный сюрприз.

Страж в будке заскреб непослушными пальцами кобуру, но потом тяжело вздохнул, нажал кнопку на пульте и повалился на грязный пол. Створки ворот стали открываться.

Они вошли во двор. Лис оглянулся, охранники за его спиной, сжимая горло, падали на асфальт.

– Не отставай, вор, и не верти головой, – пробурчал Грэг. – Смотри только перед собой, ты меня отвлекаешь.

– Что с ними?

– Госпожа умеет многое, ее дар велик. Шагай вперед и увидишь немало интересного.

Они поднялись по лестнице. Навстречу вышли два вооруженных охранника. Грета щелкнула пальцами, и стражи повалились на пол с побелевшими лицами. Макс вздрогнул, девушка оглянулась, посмотрела на него холодными, равнодушными глазами.

– Не ожидал от меня такого, вор?

– Нет, – покачал головой Лис. – Если бы не увидел своими глазами, никогда бы не поверил, что такое вообще возможно.

– У меня есть сила и дар, я говорила тебе об этом.

– Да, говорили, только я не ожидал, что вы можете убивать.

– Могу, но здесь я еще никого не убила, охранники минут через десять придут в себя.

Пройдя через огромную дверь, они вошли в здание и оказались в широком холле, облицованном светящимся серым камнем. В центре стоял стол, за которым сидел молодой человек в дорогом костюме, он торопливо нажал кнопку под крышкой и закричал:

– Сегодня не приемный день! Возвращайтесь назад, или я вызову охрану!

– Меня пропускают в любые дни, – улыбнулась Грета. – А вы невежливы с дамой.

– Да я вас ука… – Молодой человек осекся на половине слова, его глаза закатились, и он упал.

– Идиот! – Грета прошла мимо. – Интересно будет увидеть того, кто назначает таких придурков.

Вверх вели две широкие каменные лестницы. Едва группа шагнула на ступени, из бокового прохода выскочил запыхавшийся здоровяк в дорогом помятом костюме.

– Вам туда нельзя! Вы должны зарегистрироваться и ждать, когда вас позовут. Назад, или я вызываю охрану!

– А вот и наниматель! – Грета даже не оглянулась, а верзила схватился за горло и упал. – Кого-то подобного я и ожидала увидеть.

Лестница вывела их в следующий холл, там возле лифта стояли еще два стража, они потянулись за оружием, но вместо этого тоже схватились за горло, провожая пришельцев вылезающими из орбит глазами. Грэг забрал у них пистолеты и нажал кнопку открывания дверей. Внутри кабинки на полу лежал мягкий ковер, у зеркальной стены находился небольшой кожаный диван. Девушка села и прикрыла глаза.

– Какой этаж, госпожа?

– Сто третий. Кабинет губернатора находится там, если судить по надписям в вестибюле.

Лифт тронулся, быстро набирая скорость. Грета на ощупь тронула ожерелье на груди, и оно сверкнуло изумрудным пламенем.

– Наверху нас будут ждать три охранника, я устала и не успею обездвижить всех, поэтому возьмите часть на себя.

– Хорошо, госпожа. – Грэг выступил вперед, отодвигая Макса к стене, второй долианец встал рядом. – Мы возьмем на себя всех, никаких проблем.

– Убивать только в крайнем случае, это дружественный визит!

– Как скажете, госпожа.

Лифт остановился, дверь открылась, и Лис впервые увидел долианцев в действии. Их фигуры словно размазались, а когда снова обрели ясность, наемники уже стояли рядом с охранниками. Три глухих удара, и стражи упали, вероятнее всего так и не поняв, что произошло.

Грета спокойно вышла из лифта, не глядя по сторонам, словно провела всю жизнь в этом здании и знала, куда идти. Она свернула в небольшой коридор, прошла через холл, где за небольшим светло-коричневым столом, сделанным из настоящего земного дерева, сидела высокая красивая девушка в легкой, открытой тунике. Ее ярко-алые губы кривились в привычной улыбке, серые глаза смотрели мимо, светлые волосы по последней моде были схвачены огромным золотистым гребнем.

– Вы к кому? – спросила она холодно и надменно. – Если к губернатору, то вам придется подождать, он очень занят. Лучше всего зайдите завтра, тогда к концу дня, возможно, у него отыщется для вас время.

– Для меня оно и сегодня найдется, – процедила Грета сквозь зубы. – Извольте, милая, обо мне доложить.

– Назовите ваше имя.

– Грета Грин, подданная императора.

– Простите, но вашего имени нет в списке.

– Милая! – Грета разговаривала с секретарем, скучающе глядя мимо на стену. – Просто сообщите губернатору, что я здесь. Наверное, он забыл вас предупредить обо мне.

– Я точно знаю, что вас нет в списке, и я вам не милая! Уходите, или мне придется позвать охрану. Кстати, как вы прошли мимо нее?..

Секретарь осеклась, растерянно глядя на свою руку, которая нажала кнопку селектора, и испуганно подняла глаза.

– Продолжайте, милая, не останавливайтесь, – усмехнулась Грета, – иначе я сделаю все за вас.

Секретарь побледнела, потом произнесла глухим голосом, глядя перед собой:

– Господин губернатор, к вам Грета Грин, подданная императора.

– Не знаю такой, – ответил сухой голос. – Я же сказал, что занят. Разучились работать? Если вам докучают, вызовите охрану.

Секретарь отключила селектор и жалобно посмотрела на посетительницу, та в ответ высокомерно улыбнулась:

– Спи. Отдыхай. Ты мне больше не нужна.

– Но вы не смеете…

Грета провела перед ее лицом раскрытой ладонью, секретарь побледнела, закрыла глаза и опустила голову на стол.

– Госпожа? – спросил Грэг. – Что мы собираемся делать?

– Я собираюсь зайти в кабинет и поговорить с губернатором, ваша помощь не потребуется, просто стойте рядом.

Девушка подошла к огромной двери, наемник открыл ее, и Грета вошла в огромный кабинет, в конце которого за массивным столом, сделанным из земного мореного дуба, сидел маленький круглый человек в черном костюме и белоснежной рубашке, разговаривая с кем-то по коммуникатору последней модели.

– Кто?! – рявкнул он. – Я же сказал, что занят!

Неожиданно он замолк, посинел и схватился за горло; аппарат упал на мягкий ковер и зарылся в высокий ворс. Грета спокойно подошла к столу и села в удобное кресло напротив.

– Мне достаточно пошевелить пальцем, и ты умрешь, – проговорила она. – «Сердечная недостаточность» – так напишут врачи после вскрытия. Ты действительно этого хочешь?

– Н-нет, – прохрипел губернатор, его лицо стало белее мела. – Отпустите, я все понял…

– Хорошо. – Девушка пошевелила пальцами, и толстяк облегченно задышал. – Ты готов меня выслушать?

– Простите, не расслышал ваше имя?..

– Грета Грин, подданная императора, имеющая право сидеть с ним за одним столом, говорить то, что считаю нужным, и плюющая на все условности дворцового этикета.

Толстяк зашевелил губами, словно проговаривая имя, а потом до него, видимо, стало доходить, потому что на лице появился страх.

– Та самая Грета, что убила губернатора Троя?

– Спасибо за то, что вспомнил меня.

– Я весь – сплошное внимание! Прошу извинить мое недостойное поведение, но мне даже в голову не могло прийти, что столь почтенная особа почтит нас своим появлением, – пролепетал толстяк. На его лице появились капли пота. – Я виноват перед вами, в будущем это не повторится! Обязательно заглажу свою вину. У нас здесь мало кто бывает, поэтому мы оказались не готовы к приему столь важной гостьи.

– Что ты юлишь? Ты же знал о том, что я здесь.

– Вы ошибаетесь! Если бы мне стало это известно, я организовал бы торжественную встречу!..

– Тебе сообщили обо мне с космодрома. Не думаю, что копы промолчали об инциденте, случившемся там.

– Такая информация действительно была. – Губернатор жалобно посмотрел на девушку. Видно было, что он смертельно напуган. – Но я не был уверен до конца, что вы именно та Грета Грин. Если бы знал, то…

– Ты меня унизил трижды! Первый раз, когда на космодроме меня встречали броневики и спецназ…

– Но это недоразумение… – прошептал толстяк. – Мы никому не разрешаем носить оружие на планете, кроме полиции и армии. Конечно, если бы вы заранее сообщили, что собираетесь посетить нас с вооруженной охраной, то этого инцидента не случилось бы…

– Пытаешься выкрутиться? – Грета недоуменно нахмурилась. – Или предлагаешь мне каждый свой шаг согласовывать с тобой? Может быть, желаешь, чтобы и сам император тебя заранее предупреждал о своих намерениях?.. Да кем ты себя возомнил?! Я обязательно предупрежу своего дядю о том, чтобы он не смел появляться в этом уголке империи без согласования с тобой, милый губернатор! Думаю, ему это не понравится.

– Вы меня неправильно поняли. – Губернатор окончательно сник. – Я не это хотел сказать…

– Но сказал. Продолжим… – Девушка выпрямилась. – Второй раз ты меня унизил, когда на меня набросились твои охранники…

– Они просто выполняли свой долг, защищая меня! Они действовали на основании инструкции…

– Запомни: нас, истинных подданных императора, не так много, и сердить нас не стоит. Тот, кто попытается это сделать, умрет! И поверь, никто не станет расследовать этот инцидент, просто назначат нового губернатора, а тебе устроят пышные похороны.

– Простите еще раз, я виноват…

– Я не закончила! – Грета мрачно побарабанила по столу. – Третий раз ты унизил меня сейчас, когда попытался выгнать из своего кабинета.

– Извините, но я не думал, что это вы…

На губернатора было больно смотреть, настолько он был растерян и жалок, от его величия и уверенности в себе не осталось ничего.

– Никто не смеет меня унизить больше трех раз, первый – прощаю, понимая, что человек может меня не знать, второй – позволяю, понимая, что не все умны, третий – последний, после него я убиваю. Ты свой лимит исчерпал и находишься очень близко к смерти. Слышишь, червь?

– Я готов встать на колени, чтобы вы меня простили.

– Я и сама могу тебя поставить на колени.

Максу почему-то стало стыдно смотреть на толстяка. Еще пару минут назад этот человек находился на вершине власти, по его слову убивали и миловали, приходили в движение армия и полиция, перед ним склонялись и унижались, а теперь он сам со слезами на заплывших глазах вымаливает себе прощение.

Колдунья задумалась, потом убрала руку, и губернатор задышал спокойнее; через какое-то время на его лицо вернулась краска.

– Мне нужен бронированный армейский флаер, – сказала Грета, – проводник к храмам, и чтобы никто из твоих людей не пытался помешать мне. Ты слышишь – никто! Любой, кто попробует остановить меня, или, не дай бог, устроить несчастный случай, или еще какую-то гадость – не удивляйся, я слышу твои подлые мысли! – покойник. Я сожму руку вот так, и ты умрешь.

Толстяк снова стал задыхаться, его лицо посинело.

– Даю тебе на решение вопроса десять минут, после этого бронированный флаер с проводником и припасами должен приземлиться внизу на стоянке, опоздаешь – умрешь.

– Я не успею, вы даете слишком мало времени!..

– Тогда флаер пришлет твой заместитель. Я с тобой и так слишком любезна. Дураков не люблю. И еще… Сейчас твоя охрана очнется. Если она снова попытается на нас напасть, обещаю: мы уничтожим всех!

Губернатор схватил трубку телефона.

– Начальника охраны!.. Сейчас из моего кабинета выйдет одна высокопоставленная дама, сопровождаемая долианцами, ни в коем случае, повторяю, ни в коем случае не мешать и не останавливать, иначе я вас всех на рудники отправлю!!!

– Молодец, продолжай решать поставленные перед тобой задачи, время пошло. – Колдунья встала и направилась к двери. – И помни: твое сердце находится в моей руке.

Они с Максом вышли из кабинета. Секретарь спала, охрана – тоже. Они спокойно дошли до лифта по пустынному коридору, спустились вниз и дошли до входной двери. Резиденция казалась вымершей, в здании стояла пугающая тишина, не стрекотали телефоны, не слышались голоса, только кондиционеры продолжали монотонно гудеть, закачивая охлажденный воздух в здание.

– Время засек? – Грета посмотрела на Грэга.

– Да, госпожа, у губернатора еще восемь минут.

– На всякий случай приготовьтесь. Эта мразь все время думала о том, как ему меня убить, а потом обставить, как несчастный случай.

– Тогда почему вы его не прикончили? – поинтересовался Макс. То, что он увидел в кабинете, его впечатлило. Он понял, что эту девушку убить будет непросто, если вообще возможно. Она обладала немалой силой, и даже губернатор планеты испугался ее. Похоже, его месть за брата может и не состояться. Он вздохнул. – Я бы хотел это увидеть.

– Несмотря на то что император ко мне хорошо относится, это совсем не значит, что он мне простит смерть еще одного губернатора.

– Получается, вы блефовали?

– Нет, вор. Я действительно могу его убить даже сейчас, просто не вижу в этом смысла. Но если потребуется, обещаю: ты это увидишь. Надеюсь, этот чванливый человечек не станет сегодня делать глупостей.

– Переходим на повышенную боевую готовность, – проговорил Грэг в коммуникатор. – Возможно нападение с воздуха. Приготовить ракетные установки.

– А вы правда можете убивать на любом расстоянии? – спросил Лис колдунью. – Даже за тысячу километров?

– Хочешь проверить?

– Просто скажите.

– Мне достаточно представить мысленно того, кто должен умереть, а где он находится – неважно, пусть прячется хоть на краю Вселенной! – Грета закрыла глаза. – А сейчас не мешай, я должна знать, что происходит вокруг, иначе нас убьют. Поверь, это ужасная планета! Здесь творится много скверного, поэтому и губернатор такой придурок, который всех устраивает.

В небе появилась черная точка.

– Грэг? – спросила Грета.

– Одиннадцать минут прошло, так что вполне возможно, что это за нами.

– Хорошо, до посадки глаз с него не спускать, а потом проверить на наличие взрывных устройств.

– Вряд ли возможно что-то поставить за такое короткое время.

– Лучше подстраховаться.

– Да, госпожа…

Флаер завис над стоянкой и начал медленно спускаться.

– Эту машину забрали у вояк, – произнес Грэг, он напряженно наблюдал за машиной. – У него подвеска с ракетами, пушка и пулемет на турели. Нас это устроит. Аппарат мне знаком, у него неплохая многослойная броня. Вместимость – армейский взвод. Но если он сейчас начнет по нам стрелять, придется его уничтожить.

– Не начнет. – Колдунья открыла глаза. – В нем один пилот и еще кто-то – вероятнее всего, проводник. Пилот напуган, значит, предупрежден.

Флаер сел, из кабины вышел летчик в армейском комбинезоне, подошел к автобусу и отдал честь.

– Мне приказано сопровождать некую даму и тех, кто входит в ее свиту.

– Вы проводник? – спросила Грета.

– Нет, я пилот, проводник находится во флаере. Какой-то штатский, кажется, археолог. Я его забрал из музея.

– Свободен, – проговорил Грэг. – Шагай, куда хочешь.

– Но я не могу отдать вам боевой флаер!

– Уже отдал. Если сомневаешься, поинтересуйся у своего начальства.

– Управление этим аппаратом требует специальных навыков…

– У нас имеется собственный пилот.

Летчик что-то сказал в переговорное устройство, услышав ответ, помрачнел.

– Флаер в вашем полном распоряжении. – Он отдал честь. – Заправлен до отказа, полный боекомплект, стрелять по населенным пунктам запрещено.

– Иди, солдат. Куда стрелять, разберемся без тебя.

Пилот пошел в сторону от стоянки, недоуменно оглядываясь. Наемники быстро полезли внутрь, минут через пять один из них высунулся и помахал рукой.

– Флаер проверен, госпожа, – сказал Грэг. – Можем отправляться.

– Тогда идем. – Грета вышла из автобуса. – Не хотелось бы здесь оставаться.

– Теперь ты, парень. – Грэг подтолкнул Макса к выходу. – Быстро!

Лис поднялся по трапу во флаер. Как только наемники расселись по местам, аппарат поднялся в воздух.

Губернатор, наблюдавший за ними, отошел от окна и набрал номер на коммуникаторе.

– Уничтожить! Как хотите. Главное, чтобы никого не осталось в живых.

* * *

Дженг ударился о камни, и в глазах его потемнело.

«Так и приходит смерть, – успел подумать он. – Как же глупо…»

Долианцы не спеша спустились вниз. Недовольный Корит, постукивая тростью по ступенькам, шел за ними.

– Почему он спрыгнул?

– Откуда нам знать, господин? Возможно, испугался: всему миру известно то, что мы мастера пыток.

– Тут что-то не так. – Корит покачал головой. – Я не заметил в нем страха. Он спокойно просмотрел книгу, выяснил все, что хотел, а потом выпрыгнул. Нет, это было осознанное решение. К тому же окна в библиотеке я всегда держу закрытыми, книгам вреден влажный воздух. Получается, окно открыл он? Но если это так, выходит, этот человек планировал прыжок?

– В любом случае он мертв, господин. Невозможно выпрыгнуть с такой высоты и выжить. У него не было ни единого шанса. Но если он еще дышит, мы поможем ему отправиться к темным берегам смерти.

– Не думаю, что будет так. Этот человек явно имел в запасе какую-то козырную карту.

Наемники вышли из башни, хозяин двигался за ними, включив яркий фонарь, от света которого долианцы недовольно морщились. Им самим подсветка не требовалась, они хорошо видели в темноте. Место падения обнаружилось сразу: около большого камня натекла приличная лужа крови, но рядом тела самоубийцы почему-то не было.

– Выходит, он не умер, несмотря на все ваши уверения? – Корит недовольно покачал головой. – Я ожидал чего-то подобного. Мне не понравилось, как он держался. Этот человек знал, что произойдет, и был готов. Не зря он мне показался таким странным. Немедленно найти!

Наемники пошли по кровавому следу, который привел их к обрыву. Река матово блестела внизу, от нее тянуло сыростью и ночной прохладой. Отражения звезд колыхались на темной поверхности – ни волн, ни всплеска, говорящего о том, что кто-то плывет.

– Он бросился в воду и, вероятнее всего, утонул. Думаю, его тело сейчас несет к морю.

– Возможно. – Корит задумчиво покусал губу. – Это был самый интересный похититель из всех. Он единственный обладал умом и фантазией. Кстати, из его команды хоть кто-то остался в живых?

– Трое раненых ждут в пыточной башне.

– Идем, послушаем, что они расскажут. Да, и еще. Пусть полиция проверит все комнаты того трактира. Мне интересно будет увидеть вещи этого самоубийцы.

– Да, господин, мы немедленно сообщим им о вашей просьбе…

Дженг тяжело вздохнул, ослабил слух и закрыл глаза. Его медленно несло вниз по течению. Он умирал: острый камень пронзил живот, и теперь от желудка почти ничего не осталось. Сердце, наполненное болью, с трудом качало кровь, легкие отказали. Такие повреждения невозможно восстановить даже оборачиванием.

Он даже не верил, что с такими ранами сможет добраться до обрыва, но сумел. Зато сейчас волк был спокоен, можно сказать – счастлив. Он сделал все, что от него требовалось, и когда придет в Верхнее Логово, никто не посмеет сказать, что Дженг умер трусом.

Он посмотрел в черное небо, нашел взглядом силуэт Великого Волка, сотканный из десяти ярких звезд, улыбнулся ему, последний раз вдохнул прохладный речной воздух, и его тело стало медленно опускаться к темному холодному дну.

* * *

Макс осмотрелся, он никогда не летал ни на чем подобном. Флаер оказался довольно большим, вдоль бортов тянулись жесткие пластиковые лавки с привязными ремнями. В задней части находились турели с пулеметами, место возле них сразу заняли наемники. В пилотскую кабину вела небольшая дверь. Грета вошла в нее, через мгновение оттуда выскочил покрасневший от гнева невысокий лысый человек и присел на лавку рядом с Лисом, опасливо поглядывая на долианцев.

– Что это за девушка, которая меня выгнала из кабины? – спросил он Макса. – Вы, я вижу, не с солдатами, у вас нет оружия.

– Да, я не вооружен, хоть и с ними. А девушка является той самой госпожой, которую вас пригласили сопровождать.

– Приглашением я бы это не назвал. Солдаты ворвались в мой дом, выволокли меня, забросили в этот флаер, толком ничего не объяснив. Согласитесь, это было не очень любезно с их стороны.

– Со мной произошло примерно то же самое, – пожал плечами Лис. – Эта леди никого ни о чем не спрашивает и не просит. Она поступает так, как считает нужным, и горе тому, кто встанет у нее на пути.

– Кто она? Неужели любовница самого губернатора?

– Берите выше, – вздохнул Макс. – Эта девушка вхожа к самому императору, она его племянница.

– А… тогда понятно. – Мужчина сразу успокоился. – Позвольте представиться, доктор археологии Тернс. А вас как зовут, милейший юноша?

– Макс.

– Тоже занимаетесь археологией?

– У меня другая специализация, я проверяю на прочность системы безопасности.

– Очень приятно познакомиться. Объясните, пожалуйста, куда мы летим?

– К храмам. Госпожа хочет посмотреть их, а вас взяли как проводника.

– Ну вот, могли же сразу все объяснить. – Мужчина сел свободнее. – Эту работу я знаю. Только почему мне не разрешили находиться в кабине? Я бы показал самую короткую дорогу…

– Наверное, эта девушка сама ее знает.

– Но я бы мог указать путь к тому храму, который наиболее привлекателен для туристов в это время года. – Доктор выглянул в иллюминатор и покачал головой. – А мы летим к другому, он не так интересен, в нем немного скульптур и барельефов.

– К сожалению, решаем не мы с вами, а она.

– Да, да, я понимаю. А к кому обратиться, чтобы пилот изменил маршрут? Мне кажется, нам все-таки следует лететь на запад, там находится более красивое святилище.

– Можете переговорить вон с тем высоким долианцем, но предупреждаю сразу, это ничего не даст.

Доктор тронул за плечо Грэга, но тут же убрал руку, увидев мрачный, предостерегающий взгляд.

– Простите, не могли бы вы передать своей госпоже, что лучше лететь к другому храму?

– Нет! – отрезал наемник.

– Почему?

– Потому что она лучше знает, куда лететь. Сядьте на место и перестаньте дергаться, если госпоже не понравится то место, куда мы прилетим, полетим дальше, и тогда вы будете указывать дорогу. Вас это устроит?

– Да-да. – Тернс сел рядом с Максом. – На редкость неучтивый человек. Один взгляд чего стоит! Варвар!

– Док, этот человек – наемник, – улыбнулся Лис. – Его работа – убивать людей. Какой любезности вы от него ждете? То, что вы живы, уже говорит о том, что он был с вами вежлив.

– Да?.. – Тернс опасливо покосился на Грэга, еще раз поймал его мрачный взгляд, уставился в пол и больше за весь полет не сказал ни слова.

Флаер приземлился, наемники в броне вышли первыми и окружили аппарат, настороженно глядя по сторонам.

Следом выбрались Лис и археолог. Макс увидел, что флаер стоит на небольшой каменистой площадке. Ниже зеленел лес, у горизонта текла большая река, искрясь мелкими волнами. Заспиной, закрывая горизонт, высились мрачные горы, их вершины были закрыты белыми облаками. В светло-сером небе висело голубое светило, от которого ощутимо тянуло жаром. Вокруг валялось множество огромных камней, словно набросанных великанами, а перед ними высился храм, вырубленный прямо в горе. Похоже, базальтовую скалу сначала подровняли камнетесы, а потом искусные мастера вырезали из твердого камня скульптуры, изображающие огромных ужасных существ с острыми когтями на руках и ногах, длинным худым телом и ужасающими лицами. Высеченные из огромных глыб фигуры охраняли вход – высокие ворота, сделанные из серебристого металла. Статуи показались Лису почти живыми, они глядели на него сверху с болью и жалостью.

– Это наш малый храм, – заявил доктор. – Есть еще три, но они находятся на равнине.

– Заткнитесь, док! – Грэг вышел из флаера, внимательно разглядывая плато и лес под ним. – Советую говорить только тогда, когда вас об этом попросят. Брейк и Бузил, забирайтесь вон на ту скалу, оттуда легко контролировать окрестности. К храму никого не подпускать! Уничтожайте все, что попытается к нему приблизиться. Траст и Бугрил, располагайтесь среди камней, задача та же. Остальные со мной!

Появилась Грета. Она успела переодеться в комбинезон песчаного цвета, который хорошо сидел на ней. Макс в очередной раз признал, что девушка невероятно красива и привлекательна, но при этом вызывает не желание, а страх. Было в ней нечто такое, отчего его внутренности покрывались льдом.

Колдунья подошла к доктору.

– От вас мне хотелось бы узнать расположение главных залов.

– Главный зал только один, до него легко дойти, он начинается сразу у входа.

– Есть ли там алтарь?

– Да, – улыбнулся Тернс. – Огромное культовое сооружение, которое охраняют статуи существ, похожих на волков и медведей. Археологи до сих пор не пришли к выводу, существовали ли они на самом деле или порождены воображением древних художников.

– А где находится алтарь, который охраняют гигантские кошки?

– Алтарь?.. – Археолог задумался. – Здесь такого нет, а вот в храме, находящемся вблизи каменоломен, имеется нечто подобное, кошки там представлены в виде барельефов.

– Понятно. – Грета направилась к воротам, бросив через плечо: – Грэг, этого человека посадите на флаер и доставьте к ближайшему населенному пункту.

– Но как я оттуда доберусь до дома? Я живу в столице и выезжаю в эти дикие места только, когда руковожу экспедицией…

– И дай ему денег.

– Но…

– Доктор, вы все слышали? – Долианец запихнул археолога во флаер и махнул пилоту: – Ты тоже, так что выполняй!

– А деньги?..

– Вот. – Грэг достал пачку имперских золотых и сунул ученому. – Этого хватит, чтобы пересечь всю планету с комфортом.

– Это, конечно, меняет дело, но мне не нравится, как со мной обращаются.

– Удачи, док!

Люк закрылся, флаер поднялся в воздух, убрал опоры и устремился в сторону леса.

– Сейчас мы идем в храм. – Колдунья оглядела свой отряд. – Место здесь нехорошее, случиться может всякое, поэтому будьте предельно осторожны. Советую от меня далеко не отходить.

– А что может произойти? – спросил Лис. – Как я понимаю, это давно заброшенные руины. Те, кто построил храм, давно умерли, от них даже костей не осталось. До нас здесь наверняка работали археологи, и с ними ничего не случилось, иначе сюда бы никого не пускали.

– Долго объяснять. – Грета посмотрела ему в глаза своим ледяным взглядом, и Макс почувствовал, как сердце проваливается в пятки. – То, что здесь бывали археологи, ни о чем не говорит. Они занимались исследованиями, фотографировали, зарисовывали, составляли планы строения и его помещений. Я же собираюсь говорить с тем, кому построен этот храм, грубо говоря – с хозяином здешних мест.

– С губернатором?

– Не смеши меня! Если бы ты не держал в будущем тот предмет, я бы не стала тебе ничего объяснять. Что ты знаешь о магии?

– Только то, что она не существует.

– Понятно. Не смотри долго визор, от него мозги портятся. Магией называется то, что не могут объяснить ученые, но что тем не менее существует и работает. Часто ее проявление люди называют чудом, так как не могут найти логического объяснения.

– Пусть так, но мне не стало более понятно.

– Разъяснять долго. Сейчас могу сказать только то, что практически все храмы построены при помощи магии и ею охраняются. Я – колдунья, ведьма, одна из тех, кто умеет использовать волшебство в своих целях. Ты тоже имеешь дар, хоть и не догадываешься об этом. Хочешь узнать больше, не отходи от меня. Я покажу тебе то, что наделит тебя силой и спасет жизнь.

– Может, не стоит заходить в этот храм, если в нем кто-то живет? – спросил Макс. – Если честно, как-то не очень хочется. От этого мрачного места у меня мурашки по телу.

– Нет, вор, ты все равно пойдешь со мной. Мне нужно знать, как ты реагируешь на силу. А то, что чувствуешь опасность – это хорошо. Значит, я в тебе не ошиблась. Заходим!

Наемники ухватились за ручки и потянули на себя. К их удивлению, массивная дверь, сделанная из неизвестного металла, открылась легко и свободно.

Долианцы попрятались среди камней, остался только Грэг. Увидев, как он теребит кобуру пистолета, Грета сказала:

– К оружию не прикасайся, здесь железо может быть повернуто против тебя.

– Мне не по себе, госпожа, – выдавил долианец. – Скверное место, не удивлюсь, если в нем водятся призраки.

– Ты останешься здесь.

– Но, госпожа, я поклялся вас защищать!

– Это приказ. Похоже, храм не принимает тебя. Если пойдешь дальше, он тебя убьет.

Лис тоже чувствовал себя не очень хорошо. В голове колыхалась странная муть, сердце билось неуверенно, иногда пропуская удары, ноги подкашивались, внутри рос страх.

Но чем может напугать большой пустой зал? Видно же, что в нем давно никого не было, иначе в слое пыли на полу остались бы чьи-нибудь следы. Правда, пыли почему-то тоже не было…

– Мне как-то не по себе, – вздохнул Макс. – И еще… возникло странное ощущение, что кто-то прячется в темноте и он очень опасен.

– Там действительно кто-то есть, и это не человек. – Колдунья тронула Лиса за плечо. – Выбирай: либо идешь со мной, либо остаешься. Если останешься, ты мне больше не нужен. Совсем. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит?

– Смерть?!

– Да, я разрешу долианцам тебя убить.

– Значит, выбора у меня нет.

– Его у тебя не было и раньше.

Макс оглянулся. Грэг, стоящий у огромных дверей, хмуро пробормотал:

– Удачи, вор.

Грета достала из кармана небольшой стеклянный шарик. Что-то прошептав, она бросила его вперед, но тот не упал, а повис в воздухе на высоте примерно метра, начиная светиться зеленоватым светом. Через пару мгновений свет стал резать глаза, а огромное помещение храма осветилось полностью. Серые стены, сложенные из огромных обтесанных блоков, уходили вверх. Потолок терялся в темноте. Пол был сделан из полированных каменных плит, на которых, несмотря на прошедшие тысячелетия, не появилось ни единой выбоины. Сложный рисунок словно гипнотизировал.

Грета сделала первый шаг, вместе с ней двинулся и светящийся шарик. Густые фиолетовые тени заколыхались по сторонам. Каменные статуи, стоящие у стен, ожили, на нечеловеческих лицах появилось странное выражение любопытства. Они словно следили за каждым движением пришельцев. Макс сглотнул слюну и с трудом сдвинулся с места: идти ему не хотелось совершенно, и если бы девушка не предупредила, что не стоит от нее отходить, он бы остался.

В конце зала показался огромный каменный алтарь. Около него стояли четыре огромные статуи. Две из них напоминали волков, причем одна изображала самку, с отвисшими до пола сосцами, а две другие скульптуры напоминали медведей – их лапы с огромными когтями были угрожающе подняты.

Здесь Макс снова ощутил, что кто-то прячется за алтарем и готовится напасть.

Сам не понимая, что делает, он обвел руками вокруг, словно запирая себя в огромный цилиндр, почему-то сразу после этого стало легче дышать.

– Молодец! – одобрительно кивнула колдунья. – Защиту поставил, хоть и слабую.

– Что здесь?

– Всего лишь руины, как ты сказал. – Грета провела рукой перед собой, от этого в воздухе остался искрящийся размытый след. – В них кто-то живет, и он очень проголодался за много лет.

– А кто?

– Тот, кому приносили жертвы. – Колдунья обошла алтарь, стараясь держаться подальше от статуй. Макс следовал за ней, не отставая. Он тоже ощущал, что эти каменные фигуры не совсем то, чем хотели казаться. Уж слишком они были красивы и грациозны. – В истории любого мира есть места, где приносили в жертву животных и разумных существ.

– Варварство!

– Никогда ни одно из живых существ не убивали просто так. Поверь, всегда в этом имелась необходимость.

– Какая?

– Когда люди умирают на алтаре, высвобождается огромное количество энергии. Ею и кормили разных опасных сущностей.

– Мы уже много лет никому не приносим жертвы и выживаем.

– А для чего мы убиваем множество людей во время войн?

– Это не жертвы.

– Поверь, здесь тот же смысл. Сущности все равно возьмут себе то, что им нужно, но когда они начинают брать сами, то берут в тысячи, а то и в миллионы раз больше. У древних было меньше войн, и заканчивались они быстро. А вот мы воюем так, что после нас остается горелая земля. Все в этой жизни имеет свою цену и свое значение. Никто не строит огромные величественные строения только для того, чтобы удовлетворить странные причуды. Всегда этому имеется логичное объяснение. Вот скажи, зачем ты поставил защиту?

– Я просто провел руками вокруг себя…

– И создал защитную оболочку, которую, кстати, я хорошо вижу.

– Как?!

– Представь, что ты зрячий, а все вокруг слепые. Кто увидит, что ты залез в прозрачную пленку?

– Никто.

– Вот именно. А от дождя ты спрячешься. – Грета подошла к алтарю и стала внимательно изучать письмена, выбитые на камне, скоро она нашла то, что ей нужно, и протянула вперед руки. – Сейчас я открою скрытые двери.

Колдунья заговорила на незнакомом языке. Лис отошел в сторону и присел у стены. Сначала ничего не происходило, но потом пол под его ногами закачался. С потолка и стен посыпалась пыль. Голос девушки становился все громче, и от него все здание зашевелилось, затрещало, задвигалось.

Макс закрыл глаза, руками сжал уши, чтобы не слышать, но звуки все равно проходили внутрь, заставляя дрожать и плакать. Что-то рвалось внутри, делая ему невыносимо больно. Хотелось бежать, но Лис знал, что стоит ему сделать несколько шагов к двери, как его убьет тот, кто живет в храме. Сейчас Макс находится под защитой Греты, а вот если двинется, то выйдет из невидимого защитного круга.

Потом что-то шевельнулось рядом. Скрипя и дергаясь, рядом с ним в стене образовался темный провал, из которого пахнуло пылью, влагой и камнем.

– Хорошо, что все механизмы работают, – проговорила Грета. – Проход открылся.

– Куда он ведет?

– Туда, куда нам надо. В главный зал, в котором и молились сущности, и кормили жертвами.

Макс вздрогнул, почувствовав, как из темного прохода повеяло неприятным холодом; ему снова показалось, что там, в темноте, кто-то тихо дышит и ждет, когда они войдут.

– Там кто-то есть.

– Несомненно. – Грета протянула руку к шару, и тот двинулся вперед. – Посмотрим?

– Лучше остаться здесь.

– Боишься, вор?

– Да. – Лис опасливо покосился в сторону прохода. – Я потому и прожил довольно долго, что никогда не ходил в те места, из которых можно не вернуться.

– А я думала, воры смелый народ, раз работают по ночам, когда ночные сущности вылезает из нор, чтобы поохотиться.

– Воры редко работают ночью, – возразил Макс. – А если это требуется, то никогда не ходят туда, где чувствуют опасность. А когда это все-таки приходится, то действуют очень осторожно.

– Вот что тебя развило – опасность в ночи! – улыбнулась колдунья. – Не бойся, я тебя защищу.

Она шагнула в проход, Макс, немного помедлив, двинулся за ней. Он хоть и боялся, но оставаться рядом с алтарем тоже не хотелось.

* * *

Дженг очнулся. Ему было плохо, содержимое желудка подкатывало к горлу, хотя он знал, что от него ничего не осталось. Его лихорадило, мозг находился в отупении. Казалось, каждая клетка посылала сигнал о том, как ей больно.

Волк открыл глаза и увидел серебристый свет, спускающийся с небес, и стаю мелких рыбешек, плывущую куда-то по своим делам сквозь зеленоватую воду. Недоуменно повертел головой: вверху голубое солнце, пробивающее сверкающими лучами толстый слой воды, а он сам лежит на песчаном дне.

Он еще какое-то время тупо смотрел вверх, пока до него не дошло, что он все еще жив и его тело в полном порядке. Похоже, река принесла его в море, здесь он обернулся в волка, а при перевертывании раны залечились. Только непонятно, как он дышит водой. Неужели научился? Возможности у его организма огромные, он и сам не все их знает: если умеет выращивать мышцы и хрящи, то почему бы не изменить легкие?

Пусть ему неизвестно, как это сделать, но организм помнит: мы все когда-то вышли из моря, а там чем-то дышали. Похоже, после того как он умер, тело решило самостоятельно выживать и изменило то, что посчитало нужным.

Дышалось легко, хоть как-то странно, вода заходила в легкие и выходила.

– Господи, да что же я такое?! – пробормотал он, выпустив из себя пузырьки воздуха. – Что они со мной сделали?

Он лег на дно, его правая рука сама собой схватила неосторожную рыбу, подплывшую слишком близко, и засунула в рот. Волк с трудом прожевал ее, потом поймал другую, мучительно пытаясь разобраться в том, что произошло. Рыба показалась ему вкусной, возможно, потому, что, как всегда после перевертывания, очень хотелось есть.

Через какое-то время Дженг перестал ломать над этим голову и решил, что нужно принимать происходящее как драгоценный дар. В конце концов, ему удавалось выращивать конечности, когти и клыки, шерсть, мышцы, да и многое другое, включая хрящевые пластины для защиты от огнестрельного оружия. Почему бы не пойти дальше и не вырастить себе жабры? Известно же, как на одной водной планете ученые пытались создать расу ихтиандров. Правда, у них ничего не получилось. Вся колония погибла. Одни говорили, от вируса, который случайно создали в лаборатории, другие – оттого, что мутанты вырвались на волю и поубивали всех. Мутная история.

А вот с ним все понятно. Пусть бессознательно, но тело нашло способ выжить, и теперь он может превращаться в существо, которое дышит под водой. Разве это плохо? Нет, как раз хорошо, просто непривычно.

Ему следует успокоиться и отправиться на берег. Раз жив, надо убираться с этой проклятой планеты. Дженг поймал еще одну рыбу, так как голод не уменьшался, и, проглотив ее, выплыл на поверхность. Огляделся. Перед ним виднелось широкое устье реки, течением которой его сюда и принесло. На берегу огромного залива раскинулся город – тот самый, где находился замок, нападение на который он так бездарно провалил. Впрочем, главное он сделал: книга у него в памяти, а значит, все не так уж плохо. Бывало и хуже.

Волк вышел на песчаный пляж и внимательно осмотрелся. К сожалению, видел он плохо. Глаза были приспособлены для водной среды и на воздухе почти ничего не различали: все расплывалось, становилось неясным, туманным. Дженг выругался, лег на песок и попробовал вернуть себе обычное зрение, но тело не реагировало, потом его стошнило.

Ласковый утренний ветерок бросал ему в лицо песчинки, а он кашлял и проклинал тот день, когда оказался в числе отобранных волчат для генетического эксперимента. Дыхание не восстанавливалось, воздух казался кислотой, которую льют внутрь легких. От него все горело и плавилось.

Дженг уже решил, что никогда больше не задышит легкими нормально, и пополз к морю, но воду тоже не удалось в себя вдохнуть. Волк завис между человеком и ихтиандром. Он закричал, потом потерял сознание от невыносимой боли.

Проснулся от ощущения холода. Открыл глаза и удивленно, а потом с наслаждением вдохнул и выдохнул воздух. Кажется, он снова человек! По крайней мере, глаза у него стали обычными, он мог видеть нормально, а руки и ноги потеряли перепонки. Правда, выглядел не очень хорошо, поскольку кожа покрылась неприятно пахнущей слизью.

Он приподнялся. Пахло солью, гниющими водорослями и… человеком. Волк увидел, что со стороны города к пляжу движется небольшая компания: двое молодых парней в плавках и три девушки в купальниках. Подойдя ближе, они захихикали, показывая на него. Дженг недоуменно посмотрел на свое тело, чтобы понять, что их так рассмешило. Ну, ясно – он же голый. Похоже, на этой планете ничего не знают о нудизме, иначе реакция была бы другой. Что ж, пусть смеются.

Дженг встал и пошел к воде. Там, зайдя по пояс, стал смывать с себя липкую красную пленку. Миловидная девушка, проходя мимо, едва заметно подмигнула, другая украдкой помахала ему рукой. Настроение сразу улучшилось. Господи, до чего же хорошо быть человеком!..

Глава седьмая

В лицо дунул ледяной пронизывающий насквозь ветер, гулкое темное пространство отозвалось эхом на первый осторожный шаг.

– Смотри на меня, вор. – Колдунья выключила фонарь, и Макс увидел, как ожерелье засветилось слабым сиреневым светом, постепенно разгораясь все сильнее, одновременно меняя цвет на изумрудный. – В этом месте есть сила, и немалая, а типий чувствует ее. Держись в шаге от меня, если хочешь жить. Впрочем, смерть там, где есть магия, не самое страшное.

– А что может быть хуже?

– Какая-нибудь сущность высосет из тебя душу и наполнит пустую оболочку твоего тела своим духом, и станешь ты марионеткой, выполняющей чужие желания.

– Пытаетесь напугать?

– Рассказываю, что бывает, а то действительно испугаешься и убежишь.

Грета хихикнула, но Лис почувствовал неискренность этого смеха и понял, что девушка сама боится того, кто прячется в темноте. Ее смешок повторило эхо, а изумрудные тени задвигались, смыкаясь за их спинами.

Несмотря на то, что ожерелье давало достаточно света, создавая защитный круг, Макс не мог разглядеть то, что находилось в глубине зала. Шарик, летевший впереди, исчез в темноте, и теперь только свет типия освещал им путь.

– Я почти ничего не вижу, – произнес Лис. – Может быть, стоит включить фонарь?

– Не думаю, что это поможет, – покачала головой девушка. – Любой искусственный свет создает иллюзию безопасности, но он не покажет того, кто находится здесь, а мы будем считать себя защищенными.

– Пусть так, зато со светом спокойнее и веселее.

– Кроме того, ты не сможешь видеть защитного круга, и тогда точно пропадешь.

Грета шагнула вперед, Макс послушно побрел с ней рядом, вслушиваясь в звук шагов и эхо, отвечающее им. Пахло пылью, камнем и нежными горькими духами, от которых у него перехватывало дыхание.

– Куда мы идем?

– Тихо! – Девушка замерла, вглядываясь в темноту. Там, впереди, начало формироваться пятно света. Раздался треск, это стеклянный шарик упал на камень и разбился. – Стой рядом и молчи, что бы ни происходило! А еще лучше, если будешь касаться меня своим телом, на тот случай, если мне понадобится энергия.

– Как?

– Прижмись и обними меня. У тебя что, никогда не было девушки?

– С женщинами мне не очень везло, но я не девственник. Меня мой приемный отец еще мальчиком сводил в бордель.

– Понравилось?

– Не очень, почему-то было нестерпимо стыдно, а все происходящее казалось невероятно глупым.

– Такое часто бывает у мальчиков, которых воспитывают только отцы. А сейчас обними меня и молчи. Он выходит.

– Кто?

– Молчи, если хочешь жить!..

Оранжевое пятно света впереди разгорелось, и стало видно, что растет оно прямо над огромным алтарем, который охраняли статуи гигантских кошек.

Макс положил руки колдунье на талию и замер, глядя через ее плечо вперед. Ему было страшно. Он понимал: происходит нечто непонятное, странное, никому не ведомое, и единственный человек, который знает, что это и как с ним бороться – девушка, к телу которой он сейчас прижимался.

В этот момент Лис забыл свою неприязнь и то, что именно она лишила его свободы и привела сюда, на место смерти. Сейчас это было неважно, потому что она принадлежала к человеческому роду, а то, что вылезало из камня, явно относилось к чему-то другому. Тепло ее тела согревало его руки, в то время как из темноты шел пронзительный замогильный холод, от которого, казалось, даже внутренности покрываются льдом.

Прошло еще одно долгое мгновение, и пятно света скакнуло вперед и вверх, превращаясь в огромную, постоянно меняющую свои очертания фигуру. Цвет ее изменился, теперь он стал холодным и сверкающим.

Грета заговорила. Ее голос злобным шипением вырвался из круга, образованного ожерельем, и это очень не понравилось существу, которое нависло над ними. Оно рванулось вперед, и два пятна света столкнулись. Одно – небольшое, изумрудное, созданное кристаллами типия, и другое – гигантское, неведомое, серебристо-блестящее.

У Макса от страха задрожали руки и ноги, а сердце бешено забилось. Ему стало холодно, а внутренности превратились в ледяной ком. В один момент его словно выжали, как мокрую тряпку, он почувствовал непреодолимое желание лечь на каменный пол и умереть.

В глазах потемнело, трудно стало дышать. Он повалился вперед и упал бы, если бы не наткнулся на теплую спину Греты. Лис прижался к девушке и был благодарен ей уже за то, что она существует, находится здесь и от нее идет такое приятное человеческое тепло.

Колдунья покачнулась. Держать на себе почти восемьдесят килограммов его веса было нелегко.

– Назад, вор, – мрачно произнесла она. – Я борюсь с этим существом, а ты мне мешаешь.

Макс с трудом принял прежнее положение.

– Еще раз вытворишь подобное, и я отдам тебя этой сущности, а она очень голодна.

– У меня нет сил, слабость в руках и ногах, словно из меня выкачали всю энергию…

– А… извини. Я взяла, кажется, слишком много, – ответила Грета. – Сейчас верну.

Лис почувствовал, как силы понемногу возвращаются, теплый ручеек побежал от талии девушки к нему в руки.

И тут сверкающее облако света снова налетело на них, от удара колдунью отбросило назад, и на этот раз Макс удержал ее от падения.

Грета тихо зашипела, ее слова тонкими изумрудными стрелами вылетали из круга и ударяли в холодное слепящее серебро. От шепота сущность начала отступать. В уши ударил беззвучный грохот, от которого заболели перепонки, а свет исчез.

– Ушел, – сказала колдунья и повалилась назад. Лис ее поймал, но удержать не смог, так как и сам еще не оправился от слабости, а опустился вместе с ней на холодный пол, положив ее голову себе на колени. – Теперь все будет хорошо.

– Зачем мы здесь?

– Я пришла узнать, где находится артефакт, который в будущем окажется в твоих руках. За ним уже началась охота.

– Получается, другим это место тоже известно?

– Одно не всегда вытекает из другого. В рукописях указано больше десятка мест, где он спрятан, но правильное только одно.

– А как мы можем узнать, где оно?

– Эта сущность, которая едва не убила нас, чувствует, где находится каждый предмет силы этой Вселенной. Но для того, чтобы она сообщила эти сведения, нам придется принести жертву. Таково ее условие. Она оголодала за века, и ей нужна энергия.

– Вы убьете человека?

– Это было бы лучше всего, но долианцев я не отдам, а ты мне нужен для того, чтобы добыть артефакт. Поэтому придется ей довольствоваться животными, я с трудом договорилась о такой замене.

– Так это был разговор?

– Конечно, если бы это была война, нас бы уже не было в живых. Эта сущность обладает гигантской силой. – Грета попробовала встать, но не смогла устоять и снова опустилась на каменный пол. – Нужно уйти отсюда, иначе останемся здесь навсегда.

– Почему?

– Как же ты глуп, вор. Это существо питается нашей энергией, его даже типий не останавливает. Вставай!

– А как же договор, который вы заключили?

– Одно другому не мешает.

Макс с трудом поднялся, потом приподнял девушку, и оба, поддерживая друг друга, поплелись обратно. Как только вышли в большой зал, камни перестали светиться, а слабость отступила.

Грэг шагнул им навстречу. Его лицо было бледным и встревоженным.

– Вас долго не было, госпожа. Я беспокоился.

– Как долго?

– Почти сутки.

Макс недоуменно взглянул на наемника.

– Не может быть! От силы прошел час.

– Может. – Колдунья прошла мимо долианца к выходу. – Когда имеешь дело с силой, бывает и не такое. Время – всего лишь одна из форм энергии, и может меняться.

Они дошли до флаера, девушка поднялась по трапу и остановилась, глядя на окруживших ее наемников.

– Мне нужен отдых, я посплю пару часов, а для вас у меня есть задание.

– Какое, госпожа?

– Мне нужен живой зверь для жертвоприношения, поэтому возьмите парализаторы и отправляйтесь на охоту. Когда я проснусь, он должен быть здесь.

Колдунья закрыла люк, а Грэг мрачно взглянул на Макса.

– Ты пойдешь с нами, вор.

– Я тоже хочу отдохнуть.

– К твоему сожалению, не могу никого оставить здесь с тобой.

– И не надо.

– Тогда ты сбежишь, и госпожа будет недовольна.

– Я могу дать слово.

– Я не поверю слову вора.

– Но я устал.

– Ты мужчина, а значит, должен уметь терпеть такую мелочь, как боль и страдания. Усталость лишь одна из них.

– Я не с вашей планеты.

– Мне все равно. – Наемник усмехнулся. – Ты идешь с нами, и это не обсуждается.

Пока они разговаривали, долианцы снимали броню, переодевались в легкие комбинезоны с камуфляжной окраской, готовили парализаторы, сети и веревки.

– Какие звери здесь водятся?

– Мы не знаем, – пожал плечами наемник. – Надеемся, что крупные, и за ними не придется гоняться, а еще лучше было бы, если один из хищников напал бы на кого-нибудь из нас.

– Что в этом хорошего?

– Тогда бы все закончилось быстро. Нам нравится, когда охотятся на нас – не приходится бегать за врагом.

Грэг оглядел своих людей и негромко произнес:

– Времени у нас всего два часа, зверь требуется крупный, на мелочь можете не обращать внимания.

– Насколько крупный?

– Величиной с человека и больше.

– Понятно.

– Придется рассчитывать только на свои глаза, нос и уши. Вперед!

Долианцы побежали легкой трусцой. Несмотря на то что Макс чувствовал себя разбитым и уставшим, ему пришлось двигаться наравне с ними. Когда он начинал отставать, его подталкивали в спину, и приходилось ускоряться. Хорошо, что в лесу темп замедлился из-за поваленных деревьев и бурно растущего кустарника.

Здесь наемники разбежались в разные стороны, и с Лисом остался только Грэг, который двигался легким, стелящимся шагом, внимательно глядя себе под ноги.

– Животные здесь есть. Видишь, вор? – Он показал на огромный, глубоко вдавленный во влажную черную землю след, оставленный неизвестно кем. – Хорошая зверюга. Такую бы поймать – и ничего больше не надо. А он ведь где-то рядом…

Макс шел, едва переставляя ноги, ему было все равно, на кого охотятся наемники и удастся ли им что-то поймать. В голове кружился яркий серебристый свет и звучал беззвучный грохот.

– Черт! Помоги!..

Лис повернулся к долианцу и увидел, как на того из высокого кустарника с сине-зеленой блестящей листвой выскочил огромный зверь и повалил наемника на землю. Шкура хищника была гладкой и черной, без единого волоска, и Грэг никак не мог ухватить его, так как руки скользили по влажной коже. Острые когти на лапах хищника были длиной сантиметров десять, они могли распороть любую плоть, да и клыки, едва умещающиеся в огромной пасти, не меньше. Желтые глаза величиной почти с кулак смотрели яростно, изо рта капала слюна.

Если бы зверь напал на Макса, жить ему бы осталось одно мгновение, но тот выбрал Грэга и тем самым сделал большую ошибку.

Огромная физическая сила позволяла долианцу удерживать массивную тушу весом не менее трехсот килограммов на расстоянии вытянутой руки, не давать когтям и клыкам дотянуться до тела. Но наемник понемногу слабел, и в любой момент все могло измениться. Парализатор Грэг выронил, когда зверь опрокинул его на землю, теперь оружие лежало в паре шагов от Макса в высокой траве.

Лис какое-то время стоял и раздумывал, потом, грустно усмехнувшись, поднял парализатор и выстрелил в зверя, стараясь не задеть наемника. Хищник вздрогнул, гневно зарычал и обернулся к Максу; пришлось всадить в него всю обойму, прежде чем зверь обмяк и долианец сумел сбросить его с себя, тяжело дыша.

– Почему медлил, парень? – спросил он, отдышавшись. – Я уже решил, что ко мне смерть пришла…

– Выбирал, на чьей я стороне. – Макс тяжело опустился на толстый слой мха. Адреналин уходил, и к нему вновь возвращались усталость и слабость. – Поверь, для меня это было непростым решением.

– Да уж, понимаю тебя. – Грэг встал, вытащил коммуникатор и объявил общий сбор. – Из простого любопытства: почему выбрал мою сторону?

– Оказалось, что люди мне дороже зверей. – Лис отдал Грэгу парализатор, тот выщелкнул обойму, посмотрел и уважительно похлопал по гладкой шкуре зверя. – Крепкий гад, двадцати зарядов едва хватило.

Кусты раздвинулись, со всех сторон показались долианцы, быстро замотав зверя в сети, они положили его на спину самому здоровому из них, тот крякнул, приняв вес, и зашагал вперед.

Группа вышла из леса и поднялась по узкой тропинке, петляющей среди огромных камней. Тут силы окончательно покинули Лиса, он зашатался, потом опустился на мох. Грэг что-то гневно ему говорил, но Максу на это было плевать, он уже не мог двигаться, так как в голове сияло пятно серебристого света, и оно медленно, но верно убивало его. Один из наемников забросил его себе на плечи и понес.

Грета уже ждала их возле флаера, нетерпеливо постукивая подобранной веткой по сапогам. Ее лицо смягчилось, когда она увидела зверя, но тут же помрачнело, заметив Лиса, безвольно повисшего на плече долианца.

– Как вы посмели взять его на охоту?! Вы же знали, что он нужен мне живым!

– Он не пострадал, – ответил Грэг. – Просто на обратном пути упал на землю и сказал, что у него не осталось сил.

– Надо было дать ему отдохнуть, впрочем… ему бы это не помогло. – Колдунья подошла ближе и взяла голову Макса в свои руки.

– Я тоже думал, что воры умеют держать удар, – усмехнулся Грэг. – Оказывается, нет.

– Ладно, это не меняет наших планов, но теперь мне некому ассистировать, придется все делать самой. Грэг, нужно, чтобы зверя отнесли к алтарю во второй зал. Развязывать не надо. Да… и вора тоже отнесите туда же.

– Вы и его принесете в жертву? Хорошая мысль!

– Нет, пока он мне нужен.

– Зачем тогда его туда тащить?

– Хочу вернуть ему силу.

– Госпожа… – Грэг замялся. – Мы сделаем все, что вы скажете, но я и мои братья знаем, что происходит, когда разные твари выходят из тьмы. Мы не боимся смерти, но умереть от чужой магии нам бы не хотелось, и без того нашим душам будет непросто добираться до родной планеты.

– В самой процедуре вы мне не нужны. Отнесете тела, положите на алтарь и тут же уйдете.

– Это в наших силах.

Долианцы подняли Макса, который все слышал, но не мог пошевелиться, ему даже дышать было трудно. Страха не было, перед глазами стали появляться картинки из прошлого, и он понял, что умирает. Не зря же говорят, что перед смертью человек подводит итоги, поэтому видит свою жизнь.

Вот он, семилетний мальчишка, с гордостью отдает Хрусту первое вытащенное из чужого кармана портмоне, а старый вор ругает его за то, что не сумел это сделать незаметно и прохожий погнался за ним. Догнать не смог, потому что в своем районе Макс знал все лазейки и проходы, но Хруст все равно остался недоволен и отвесил ему подзатыльник, а потом накормил в небольшом ресторане, позволив выбрать все, что ему захочется. Тогда Макс взял себе огромный кусок мяса с овощами, и это было лучшей едой, когда-либо им съеденной.

Следующим воспоминанием стал публичный дом, куда Хруст отвел Макса, когда ему исполнилось пятнадцать лет. Опытная проститутка быстро лишила его девственности, а заодно и иллюзий, которые уже начали зарождаться в нем.

– Какая любовь? – спросила она с усмешкой, закуривая сигарету. – О чем ты? Все сводится к простым естественным телодвижениям, таким же, как у зверей. Поверь, все всегда заканчивается этим. Если тебе тоскливо, растет томление в груди, знай: тебе просто нужна женщина. Приходи, и я быстро избавлю тебя от всей этой чепухи. Запомни, постоянным клиентам у нас скидка!..

Почему-то все остальные события не отпечатались в памяти или, может быть, перед лицом смерти оказались неважными?..

«Жил скверно и умираю дурно», – грустно подумал Макс.

Эти слова он однажды услышал от убийцы как раз перед тем, как того повесили на площади. Была в них своя неприятная правда. Но разве человек управляет своей судьбой? Она записана на небесах, а он только следует ее знакам. Вся жизнь Макса была предопределена с того момента, как исчезли неизвестно куда его родители, а он оказался на улице. С того момента он мог только наблюдать за тем, что происходило, а возможностей изменить что-либо у него не было, как нет и сейчас. Он снова умирает, на этот раз на чужой, незнакомой планете, в каком-то дурацком храме…

Наемники положили Лиса перед алтарем, сделанным из коричневого полированного камня, на который взгромоздили черного зверя. Тот уже очнулся и пытался разорвать крепкую синтетическую сеть длинными желтыми когтями, ревя при этом гневно и громко.

Колдунья, не обращая на него внимания, зажгла на светло-коричневом постаменте ароматические свечи и задумалась. Лис смотрел на нее и молчал, так как сил не было даже на то, чтобы облизать пересохшие губы.

Грета быстро посыпала песком ярко-желтый круг, выбитый в камне, и подошла к хищнику. Тот гневно взревел и задергал лапами так, что едва не упал с алтаря. Колдунья положила руку на черную голову, и зверь затих, бессильно наблюдая за человеком огромными желтыми глазами. Грета начала что-то бормотать злым шипящим шепотом. От звука ее голоса тьма вокруг вздрогнула и начала клубиться, собираясь в знакомую серебристую фигуру.

* * *

У Гаура сбивалось дыхание, все тело ныло, словно его избивали палачи Токура, пытаясь добиться нужных ответов, руки дрожали. Из двадцати его учеников на ногах осталось лишь трое, остальные лежали на каменистой земле. Десять человек спали, пятеро без сознания, двух мертвых положили отдельно.

Верховный жрец ясно понимал, что закончить церемонию не сможет – ему просто не хватит сил. Обо всем он подумал, кроме этого. Но кто мог знать, что столько энергии потребуется на то, чтобы убить десять тысяч рабов? И что будет так невыносимо трудно? И что можно умереть, просто находясь рядом с алтарем? Вон даже у гвардейцев уже пара десятков скончались, хоть они только подводят рабов к алтарю. Предсмертные проклятия – страшная вещь.

Если он в ближайшее время ничего не придумает, то падет и сам. Яма под алтарем уже наполовину заполнена телами, от нее идет сладкий запах разлагающейся плоти. Ему бы сейчас вина, мяса, пару часов сна, и он смог бы продолжить. Увы, это недосягаемо. Вино ослабит дух, а кусок мяса не полезет в глотку от обилия запахов смерти.

Но он должен что-то выпить и съесть, иначе умрет, потому что поддерживать защиту становится все труднее. Гаур посмотрел на учеников, двое из них отошли в сторону и подняли следующую пару, лежащую на каменистой земле. Проснувшиеся выглядели не лучше тех, кого они сменяли. Несмотря на молодость, сил у них осталось еще меньше, чем у жреца. И дело не в том, что они делали самую тяжелую работу, с этим все обстояло как раз наоборот, просто они до этого мало работали с магией и не умели защищаться от огромной энергии, вырывающейся из умирающих тел.

Даже император чувствовал себя уже не так замечательно, как раньше, несмотря на то что ничего не делал, а только ел, пил и развлекался с наложницами. Токур выглядел бледным и усталым даже в своем беспокойном сне. О том, как выглядит он сам, верховный жрец старался не думать – наверняка походил на оживший труп, пролежавший месяц в могиле. Когда-то он занимался некромантией, поэтому хорошо представлял это зрелище.

Он должен что-то придумать. Немедленно! Иначе упадет.

Гаур обвел мутным взглядом учеников: еще один встал и пошел на смену тому, кто держал его руку с жертвенным ножом, покачиваясь и что-то мыча – должно быть повторяя слова заклинания. Воины повели следующую тысячу рабов – новую порцию пищи для сосуда.

Пища?.. Гаур стукнул себя по голове рукояткой ножа. О чем он думает?! Вот же решение, которое устроит всех!

Он опрокинул чашу с водой на землю и, перерезав следующему рабу горло, подставил ее под теплую, истекающую паром струю крови. Когда чаша наполнилась, жрец сбросил тело в яму и приник к красной густой жидкости. Вкус крови был горек. Несмотря на то что всех рабов опоили настойкой смирения, они все равно боялись смерти, а страх портит и мясо, и телесную жидкость. Пить не хотелось, кровь была густой, соленой и теплой, кроме того, пахла болью и отчаянием. Верховный жрец закрыл глаза и нос и заставил себя сделать несколько глотков.

Ученики смотрел на него со страхом – должно быть, Гаур внушал ужас. Но это хорошо: когда ученик боится, он не станет затевать козней против своего учителя.

Прошло немного времени, и Гаур почувствовал прилив сил. Кровь действовала! Он снова приник к чаше, борясь с тошнотой, и выпил ее до дна. Уже через пару мгновений его рука окрепла, и следующему рабу жрец споро и ловко перерезал горло, наполнил чашу и заставил выпить учеников, стоящих рядом. Один выпил и поблагодарил, а второй побежал. Похоже, его мозг отказался воспринимать действительность, и демоны захватили его душу.

Далеко мальчишка не ушел, гвардейцы перехватили его и подвели к алтарю. Гаур взрезал парню грудь и вытащил сердце, чтобы его смерть не была напрасной. Увидев это, два других ученика выпили чашу напополам, морщась и гримасничая, словно никогда в жизни не пили ничего хуже.

Впрочем, наверное, так оно и было. Но это неважно. Главное, что они задвигались быстрее, а глядя на них, к крови потянулись и другие.

После третьей чаши Гаур почувствовал, что усталость отступила, а руки перестали дрожать. Повеселели и ученики. Тех, что спали, заставили проснуться и тоже выпить крови. Отказался только один. Его тоже пришлось умертвить, зато другие оживились и перестали смотреть на мир безнадежными глазами.

Верховный жрец поднял лицо к небу. Приближался серый рассвет, прохладный воздух наполнился влагой, роса оседала на камнях, алтаре и одежде прозрачными холодными каплями. Ветер принес запах снега с вершины. Скоро утро. Рабов осталось не так много. Он выдержит, он сможет…

* * *

Дженг вышел с пляжа и остановил одинокого прохожего, спешащего по своим делам. Тот, увидев перед собой голого человека, попытался сбежать, но волк легко догнал его и остановил.

– Прошу прощения, – сказал он, – но мне нужна ваша одежда.

Мужчина попытался вырваться, Дженгу даже на мгновение стало его жалко. У человека было бледное грустное лицо: видно, судьба не любила его. Что ж, ему не повезло и в этот день.

Волк сбил бедолагу с ног, стянул с него брюки и рубашку, надел на себя, убрав лишние мускулы, чтобы не порвать одежду, после этого побежал по улицам к трактиру, где остановился перед нападением. Эта часть города была ему незнакома, пришлось ориентироваться на запахи. Солнце поднималось над городом, оно было бледно-голубым, невыспавшимся и нежарким. Улицы стали наполняться народом, первые флаеры заскользили над крышами, отбрасывая тень. Серый дорожный пластик под ногами пружинил и толкал вперед.

До трактира Дженг добежал за час. Возможно, добрался бы быстрее, если бы позаимствовал флаер у какого-нибудь ротозея, но не хотелось новых проблем с полицией, и без того неприятностей хватало.

Несмотря на то что всю дорогу бежал, он все равно опоздал. Полиция уже окружила трактир и начала обыскивать комнаты жильцов. Следовало поторопиться.

Волк зашел с заднего двора, отрастил когти и взобрался по каменной стене до окна комнаты, в которой разместился. В соседнем номере уже шел обыск. Дженг вытащил из-под продавленного матраца сверток с запасной одеждой, документами и кредитными карточками и выпрыгнул из окна, услышав, как поворачивается ключ в замке.

Падение оказалось не очень удачным, нога, попав на разбросанные по двору ржавые останки старого флаера, подвернулась, кость не выдержала и хрустнула, протыкая штанину. Дженг горестно охнул и пополз в сторону, за угол какого-то строения. Там полчаса пролежал, дожидаясь, пока нога восстановится, а кость срастется. Оборачиваться он не решился, боясь, что его кто-нибудь увидит.

Когда смог встать на ногу, то переоделся в свежий комбинезон и мягкие сапоги. После этого перескочил через забор и, пропетляв по проходным дворам, побежал к космопорту.

Через час, заполнив необходимые формуляры, Дженг уже летел в челноке к орбитальной станции. Конечно, он опоздал, и тот звездолет, на который у него было забронировано место, уже покинул причал. Пришлось покупать билет на ближайший корабль, хоть тот и направлялся в другую звездную систему.

На следующей орбитальной станции Дженг пересел на новый звездолет и уже на нем добрался до планеты Тремор, где его ожидал наставник.

Встреча произошла в небольшом кафе. Сама планета и ее главный город Дженгу не понравились: слишком много было суеты вокруг, а воздух нестерпимо остро пах пряностями – главным продуктом местного экспорта.

– Ты видел манускрипт своими глазами? – спросил Туган, сразу переходя к делу. Кафе было небольшим, еда готовилась из продуктов, производимых на планете. Мясо оказалось неплохим, и поджарено так, как Дженгу нравилось – с хрустящей корочкой и кровью внутри. Жаль только, что повара везде добавляли пряности, портящие вкус. – Он действительно существует?

– Я его пролистал. – Волк вгрызся в мясо. После двух недель питания продовольственными пайками он соскучился по настоящей еде. – Правда, после этого меня убили.

– Что значит «убили»?

– То и значит. Я выпрыгнул с двадцатиметровой высоты на камни, а те пробили мне живот и легкие. С трудом сумел доползти до воды, а там утонул.

– Хорошая шутка. Мы, кстати, подозревали, что в замке тебя ждет ловушка.

– Да? – Дженг недоуменно посмотрел на наставника. – Тогда не понимаю, почему не предупредили?

– Ты – наш лучший ликантроп,поэтому у тебя всегда имеются неплохие шансы выкарабкаться из любой серьезной ситуации. То, что убивает других, для тебя лишь трудное испытание. Мы серьезно обсуждали, стоит ли тебе знать о наших подозрениях, и решили, что ты сам сможешь разобраться в обстановке и принять верное решение. Если бы ты знал о ловушке, то, вероятнее всего, не попал бы в башню, а значит, не увидел манускрипта.

– Можно сказать, что я прошел по самому краю жизни и видел глаза Великого Волка.

– Его видят только перед смертью, а ты жив.

– В этом я не уверен.

– Мы обязательно поговорим на эту тему, а сейчас извини, я полон нетерпения. Что написано в манускрипте?

– Он записан на языке древних. Мне пришлось запомнить текст, а позже, на звездолете, переписать по памяти. Кстати, перевод пришлось заказывать – естественно, машинный.

– Где он?

– Я его запомнил и уничтожил, чтобы не оставлять следов. Все хранится в моей памяти.

– О чем там написано?

– Много разной чуши о бессмертии. – Дженг посмотрел с вожделением на еще один принесенный кусок мяса. – Абсолютно никому не интересные истории.

– Слава Великому Волку! – восторженно выдохнул Туган. – Наконец-то это случилось! Ты смог это сделать, я горжусь тобой, волчонок!

– Что именно вас так поразило? – Дженг недоуменно покосился на наставника. – По-моему я еще ничего не сказал.

– Неважно, – улыбнулся тот. – Скажи, говорилось ли в какой-нибудь из тех историй о «сосуде скорби», о тысячных жертвах, принесенных ради того, чтобы наполнить его?

– Такая история там была. – Дженг закрыл глаза, вызывая из памяти текст. – Она заняла почти треть книги.

– Было ли там упоминание о конкретном месте проведения ритуала? Может быть, называлась планета или указывались ее координаты?

– Планета не упоминалась, а место указано: Плато Мертвых. По крайней мере, так перевела машина. Цвет светила – багровый, растительность хлорофильная, зеленая.

– Хорошо, дальше мы разберемся сами. Думаю, этого достаточно для идентификации.

– Скажите, наставник, неужели эти сведения настолько важны, что им присвоили «четыре точки»?

– Это так.

– Я мог погибнуть…

– Это была приемлемая цена за те сведения, что ты привез. У меня нет права рассказать тебе все, но, поверь, «сосуд скорби» может решить многие наши проблемы, и в первую очередь обеспечить продление жизни новым поколениям волчат. По крайней мере, мы на это надеемся.

– Все ради новых волчат?

– Не только. Ранняя смерть не дает нам возможности развивать науку, наши ученые просто не успевают набрать нужных знаний. Из-за этого мы вынуждены почти все закупать. Это когда-нибудь приведет к гибели нашей расы. Так что ты сработал на наше будущее.

– Понятно. Все ради того, что, возможно, никогда не произойдет.

– Если ничего не сделать сегодня, то завтра может уже не быть. А теперь плохие новости: твой друг Кодр погиб два дня назад.

– Как?!

– Ему оторвали голову. Это окончательная смерть, регенерация невозможна.

– Кто это сделал?

– Не могу сказать. Он тоже занимался «сосудом скорби», пытался не дать завладеть им другим, точнее – другой.

– Не понимаю…

– Не мы одни ищем «сосуд скорби», кроме нас в этом деле участвуют люди из империи. Они пытаются нам помешать, а мы – им. Твой друг попытался остановить девушку, обладающую мощным магическим даром. К нашей горечи, она его убила.

– Мне будет его не хватать…

– Да. – Наставник вздохнул. – Это невосполнимая потеря. Каждый из вас троих уникален.

– Уже понял, – буркнул Дженг. – Именно поэтому вы суете нас в самые опасные места, даже не объяснив, что там ждет. В этот раз я выжил чудом. До сих пор не знаю, как мне это удалось.

– С тобой произошло что-то необычное?

– Пока я еще не уверен в том, что мне хочется об этом рассказать. Но появилось желание узнать, чью ДНК вы использовали для изменения моего тела?

– Это закрытая информация даже для тебя.

– Понятно. – Волк помрачнел. – Что ж, надеюсь, когда-нибудь дорасту и до этого допуска.

– Могу сказать только одно, – примирительно произнес наставник, – каждому из вашей сотни вводили генетические коктейли, то есть генокоды, набранные от разных животных и собранные в одну цепочку. К сожалению, выжить сумели только вы трое.

– Уже двое…

– Да, прости… – Туган вздохнул. – Мы еще не раз использовали на добровольцах те же коктейли, что вводили вам троим, но они все умерли.

– Почему?

– Мы не знаем. Именно поэтому признали этот путь для нас закрытым и переключились на поиски «сосуда скорби».

– А что в нем такое?

– В древних преданиях говорится о том, что он может менять молекулярную структуру ДНК. Если удастся его получить, то мы сможем создать стабильную цепочку и вырастить долго живущих особей.

– Думаю, полученные мною сведения ничего не стоят.

– Посмотрим. – Туган встал. – Я верю, что они станут нужным ключом к разгадке места, где спрятан сосуд. Мы дадим тебе немного отдохнуть, но будь готов к тому, что снова получишь сигнал «четыре точки». Кстати, оружие мы получили, и первая наша боевая станция заняла место на орбите. Мне поручено поблагодарить тебя за выполнение этой миссии!

Дженг посмотрел вслед наставнику и тяжело вздохнул. Ничего нового он для себя не узнал. Неужели он один такой во всей Вселенной?..

«Нет, лучше все-таки как следует поесть, чем зря терять время на бесплодные раздумья. – Он жестом подозвал официанта и заказал себе еще кусок мяса. – Все равно никто ничего мне не скажет. Значит, до всего придется доходить самому…»

Глава восьмая

За спиной Лиса начал разгораться серебристый свет, над ним появились бледные тени, они стали расти, заполняя пространство над алтарем. Колдунья продолжала говорить, и эхо разносило ее шепот, как шипение множества змей.

Пятно света приблизилось к алтарю, от подступившей слабости у Макса закрылись глаза. Мозг заволокла серая пелена, а потом он неожиданно увидел самого себя сверху, словно висел где-то у потолка храма – длинная нескладная фигура, лежащая на полу.

– Жил скверно и умер дурно, – произнес он, но не услышал своего голоса. – До чего же у меня некрасивое и усталое лицо…

Его тело лежало отдельно и, похоже, не имело к Максу никакого отношения. Вероятнее всего, он умер. Лис читал о том, что когда человек умирает, его душа отделяется от тела, а потом летит по долгому темному коридору, в конце которого ждет что-то теплое, ласковое, понимающее. Но сначала она бродит рядом с трупом. Вероятно, у него как раз душа вышла из тела, и теперь он может наблюдать за тем, что с ним происходит.

Макс поднялся чуть выше. Движение не потребовало никаких усилий, все происходило само собой. Он посмотрел на алтарь и увидел плывущее над каменным полом пятно серебристого света, а в нем огромную темную фигуру. Разобрать что-либо было трудно, он только разглядел три сверкающих глаза. Существо постоянно меняло очертания. Казалось, оно состоит из множества других, и еще не выбрало подходящий для себя облик.

«Оборотень, – почему-то подумал Лис. – Точнее – король всех оборотней. Наверняка он может превратиться в любое создание, когда-либо существовавшее в этой Вселенной».

Странная сущность остановилась и будто бы стала вслушиваться в то, что говорила девушка.

Макс слышал ее шепот. Он казался ему неприятным, отдающим колкой болью.

Грета воткнула небольшой нож в грудь пойманного долианцами хищника, и тот забился в конвульсиях. Струйка крови потекла по алтарю вниз, и странное существо стало жадно ее слизывать.

Когда, закончив обряд, колдунья отошла в сторону, сущность запрыгнула на алтарь и стала пожирать корчащегося в конвульсиях зверя, увеличиваясь прямо на глазах.

– Я исполнила обещание, – произнесла Грета тем же шипящим голосом. – А теперь, когда ты наелся, верни моему человеку то, что у него забрал, он – не твоя жертва.

– Он почти мертв, – ответило существо. Голос его был грохотом катящихся с горы камней. – Зачем он тебе? Его душа уже ищет вход в верхний мир.

– Верни мне его. Он нужен, чтобы достать ту вещь, о которой ты мне рассказал.

– Твоя плата слишком мала.

– Мы заключили договор, ты обязан сдержать свое слово, иначе окажешься в моей власти.

Существо расхохоталось.

– Неужели ты все еще веришь, что кто-то соблюдает древние правила? Ты же сама их не любишь, почему я должен выполнять то, что ты просишь?

– Потому что я могу причинить тебе боль.

– Ты ничего не можешь сделать мне. А вот я могу! – Существо дотронулось до границы круга, который образовал свет типия, и серебристый отросток проник внутрь. – Видишь, я прошел через твою защиту. Но убивать не стану. Ты развлекла и накормила меня, хоть и дала пищу с презрением и ненавистью. Я верну силу твоему человеку, в этом для меня есть свой особый смысл, которого ты не поймешь.

Пятно метнулось к Максу и впитало его в себя. Он оказался в серебристой сфере рядом с огромным трехглазым зверем, скульптуру которого видел в первом зале. Он что-то сделал с ним. Одновременно Макс услышал голос внутри себя:

«Я дам тебе силу. Она проснется не сразу. Но когда она проявится, ты отомстишь не только за себя, но и за мое унижение!»

«Кому?» – мысленно спросил Лис.

«Придет время, и ты узнаешь…»

Серебристое пятно поднялось вверх и исчезло в темноте.

Лис почувствовал, как что-то неудержимо тянет его вниз, и он, кувыркаясь, влетел в собственное тело. Это было странное и очень неприятное возвращение. Когда он был простым сгустком энергии, его ничто не беспокоило, ему были неведомы страх и боль, а теперь все вернулось. Собственное тело показалось тесным, больным и неуклюжим.

Макс тихо застонал, потом вскрикнул громче, но тут ладонь Греты ударила его по щеке. Это была еще одна неприятная боль, но она помогла прийти в себя. Макс открыл глаза.

– Не надо меня бить, мне и без того несладко.

– Вставай, вор! Нет времени ждать, когда ты придешь в себя. Нам пора уходить.

– Зачем?

– Похоже, хозяину этого храма не понравилась моя жертва. Силы тают, а защита слабеет. Вставай, или я уйду, а та сущность, что живет здесь, сожрет тебя.

– Я пытаюсь. – Макс попробовал пошевелиться и вдруг понял, что больше не испытывает боли, тело снова принадлежало ему. – Не оставляй меня здесь.

– Боишься?

– Да, это существо ужасно!..

– Победить его трудно, почти невозможно. С ним можно только договориться. – Грета пошла к выходу. – Оно прожило миллионы лет и научилось такому, о чем я могу только догадываться. Думаю, оно умеет питаться любой энергией, в том числе и временем. Иначе не прожило бы так долго.

Макс оглянулся на алтарь и успел увидеть, как огромный мертвый зверь тает на алтаре. Последним разрушился скелет, подняв в воздух облачко пыли.

Лис вздрогнул.

Выйдя в главный зал, девушка трижды хлопнула в ладоши, прошептала заклинание, и проход за ними закрылся. Запах пыли и гниющей плоти пропал.

– Вот и все. – Грета опустилась на пол. – Я сумела спасти нас обоих, но на это потребовалось слишком много сил.

– Надо идти. – Макс приподнял ее, помог встать и осторожно повел к выходу. В этот момент он испытывал к колдунье только жалость, ненависть ушла. – Я помогу.

– Мне плохо, у меня ноги не идут…

– Ничего. Ко мне вернулись силы, я доведу…

У дверей в храм их ждал Грэг.

– Что с госпожой?

– Ослабела, потому что потратила много сил.

– Не люблю колдовство. Никогда не знаешь, чего от него ждать. Кстати, вас опять не было больше суток. Госпожа?..

Грета открыла глаза, какое-то время непонимающе смотрела на долианца.

– Я здесь, готовь флаер.

– Сейчас нельзя выходить наружу.

– Почему?

– Над нами летают два зонда. Они следят за тем, что мы делаем.

– Кому они принадлежат?

– Неизвестно.

– Тогда сбейте их!

– Рискованно. А вдруг появится хозяин?

– У меня нет времени на детские игры, как не осталось сил на чужие глупости! – Грета высвободилась и направилась к выходу. – Неважно, кто за нами наблюдает, просто уничтожьте их.

Они вышли из храма. Яркое светило слепило глаза, воздух пах зеленью и жизнью, его хотелось впитывать не спеша, по капле. Грэг отдал приказ, и два наемника, встав из-за камней, положили на плечи переносные зенитные установки. Ракеты с шипением рванулись вверх. В небе рядом с белыми облачками хлопнуло, две яркие вспышки затмили на мгновение светило, а потом на лес посыпались горящие обломки.

– Мы привлекли их внимание, – заметил Грэг. – Теперь они знают наше местоположение.

– Ты предпочел бы сидеть здесь до конца своей жизни? – Колдунья устало потерла свое лицо. – К сожалению, у меня есть дела. Извини, но это твоя работа – убирать досадные помехи.

– Я обязан защищать вашу жизнь.

– Не бери на себя так много. – Грета подошла к флаеру и остановилась в ожидании, пока наемники уберут с него маскирующую сеть. – Себя я защищаю сама. Если бы надеялась на вас, то давно бы погибла.

Из флаера стал опускаться трап, но тут сверху послышался воющий звук.

– Черт! – выругался Грэг, толкая в спину Макса так, что тот влетел во флаер и с грохотом рухнул на скамейки. – Все на борт! Но сначала расстреляйте этот беспилотник, он несет ракету.

Сразу после его слов началась стрельба, затявкали скорострельные пушки, с шипением взлетели еще две ракеты, раздался один взрыв, потом второй. Долианцы один за другим запрыгивали в летательный аппарат и распределялись по салону, становясь к пушкам и пулеметам.

Флаер взлетел, и сразу заработала спаренная пушка.

– Что там? – рявкнул Грэг, перекрывая все звуки и обращаясь к долианцу, открывшему огонь. – Какого черта?

– Из леса появились два боевых робота с пулеметами, пытаюсь их подбить. А в воздухе – три флаера. Похоже, они давно нас пасли!

– Всем пристегнуться! – Командир наемников открыл свою бойницу. – Огонь по готовности!

Лис прижался к борту, закрыл уши и глаза. Салон наполнился пороховой гарью, флаер то взлетал вверх на максимальную высоту, то падал вниз в крутом пике, то снова выравнивался. Терпеть это было довольно сложно, Макс вжимался в борт и молил Бога о том, чтобы их враги оказались менее удачливыми, чем они. Его молитва не помогла. Возможно, потому, что он видел перед собой серебристое пятно, а в нем – огромного трехглазого зверя вместо привычного лика Бога.

Раздался грохот, летательный аппарат встряхнуло, и тут же раздался крик боли: одного из наемников ранило. В салон ворвался ветер и хлестнул по лицу. Лис открыл глаза и увидел в левом борту огромную пробоину. Сидевший с ней рядом наемник пытался перетянуть себе руку жгутом, но ему мешала броня.

Из семи долианцев осталось только пятеро, двое вылетели в дыру и, вероятнее всего, погибли. Флаер замедлял ход и летел как-то странно, задрав нос к небу.

– Эй, вор! – Грэг перестал стрелять и повернулся к Максу. – Перевяжи Стикса, только будь осторожен, сам не выпади.

Лис подчинился, понимая, что требуются все бойцы, чтобы отбиться от противника. Вряд ли те, кто напал на них, оставят его в живых. Но дойти до наемника не успел. Их снова тряхнуло, флаер устремился к земле и через пару мгновений завис в воздухе. Потом с глухим стуком приземлился на едва успевшие выдвинуться опоры.

Долианцы посыпались наружу, Макса схватил за руку огромный наемник и выбросил из летательного аппарата.

– Спасай свою шкуру, вор, эта штука сейчас взорвется!

Из кабины показалась Грета. Она была спокойна и невозмутима, словно вокруг не происходило ничего страшного. Отойдя от горевшего флаера на безопасное расстояние, она присела возле лежащего на земле раненого наемника, поманив к себе Грэга.

– Наше положение?

– Четверо погибли, пилот ранен, аппарат серьезно поврежден. Придется сражаться на земле.

Тут во флаер попала еще одна ракета, и он наконец-то взорвался. Осколки и обломки полетели в разные стороны, ранив еще двоих наемников.

– Кто наши враги?

– Если судить по скорости реакции, вероятнее всего – оборотни.

– Их предполагаемые действия?

– Теперь, когда они знают, что у нас больше нет флаера, высадятся и попробуют нас захватить. Нужно им в этом помешать.

– Хорошо, займите круговую оборону. Дай мне полчаса, и я постараюсь сделать так, чтобы оборотни больше нам не мешали.

– Нам столько не выдержать.

– Хорошо, попробую сделать что-нибудь за десять минут, но тогда мне нужен вор.

Долианец зашептал что-то в свое переговорное устройство, и наемники, наскоро перевязав свои раны, поползли в разные стороны, сжимая оружие.

Грэг подтащил Макса к колдунье и бросил у ее ног.

– Пожалуйста, госпожа, делайте с ним все, что пожелаете. Лично для меня он бесполезен.

– Зачем я вам? – спросил Лис слабым голосом, морщась от боли. Он сильно ударился о землю, и его дыхание еще не пришло в норму.

– Мне потребуется твоя энергия.

– Опять?!

– До этого она требовалась тому, кто жил в храме. – Грета хмуро посмотрела по сторонам. – А сейчас она необходима всем нам, чтобы выжить. Не бойся, вор, это не больно.

– Что вы придумали?

– Начинает интересовать магия? – Девушка с насмешкой посмотрела на Макса. Ее изумрудные глаза были холодны. Казалось, в них бьются друг об друга льдинки. Она, похоже, чувствовала себя лучше. – Ты же в нее не веришь!

– И не верил бы и дальше, но после того, что увидел в храме, понимаю, что существует многое, что мне неизвестно.

– Молодец, умнеешь! – Грета показала на траву перед собой. – Ложись. Есть одно сложное заклинание. Оно создаст призрачного зверя, который убьет наших врагов. Если Грэг прав и это оборотни, то у нас все получится.

– А если не прав?

– Успокойся, вор. Физически ты не пострадаешь в любом случае.

– А не физически?

– Заткнись! Не мешай мне работать.

Колдунья положила на землю ожерелье, в него вложила хрустальный шар, руки опустила на грудь Макса и зашептала что-то на непонятном шипящем языке.

Рядом послышались выстрелы – наемники отбивались от неизвестного врага. Грета заговорила быстрее и громче. Хрустальный шар словно засветился изнутри, потом из него стала выходить тоненькая струйка белого дыма, завиваясь длинной спиралью и поднимаясь вверх.

Сначала над головой Макса образовалось серое облачко, потом в нем появилось темное пятно. Грета продолжала говорить. Лис почувствовал, как леденеют ее руки, лежащие на его груди. В пятне проявилось странное существо с гибким кошачьим телом и огромной головой с мощными челюстями, полными острых зубов. Сам зверь был коричневым с желтыми пятнами, только хвост черный как смоль.

Облачко опустилось на землю в паре шагов от Макса и растаяло, оставив невероятное существо лежащим на траве. Оно какое-то время не шевелилось, потом встряхнулось и посмотрело на человека тяжелым взглядом. Глаза у зверя были черными, непрозрачными и свирепыми.

– Что это за тварь? – прошептал испуганно Лис. – Она меня не съест?

– Это зверь из мифов оборотней. В книгах сказано, что он питается теми, кто может менять свой облик, может преследовать их без усталости многие дни, а то и месяцы, и спастись от него невозможно. Говорят, когда-то его создали боги, чтобы избавиться от перевертышей, которые едва не захватили всю Вселенную…

Выстрелы раздались ближе, из кустов вышел раненый долианец и лег на землю, тяжело дыша.

– Я умираю, госпожа, – проговорил он. – Помоги моей душе добраться до дома.

– Сейчас… – Колдунья погладила по голове поднявшегося зверя, и тот лег у ее ног. – Немного подожди, не умирай.

– Эта тварь живая? – спросил Макс. – По-настоящему?

– Не совсем. Это голем – искусственно созданное существо, не имеющее души. Я не Бог, чтобы создавать живых тварей. – Грета подошла к раненому и склонилась над ним. Долианец благодарно прижал ее бледную руку к своим губам. – Отпускаю тебя, иди с миром! Ты честно исполнил свой долг, пусть твой дух вернется домой.

Наемник часто задышал, потом тело забилось в конвульсиях и застыло. Лицо разгладилось, только взгляд был по-прежнему направлен в серое небо. Колдунья закрыла ему глаза и подошла к Лису.

Макс попробовал встать и вдруг понял, что не может.

– Я не могу подняться, – проговорил он. – У меня не осталось сил!

– Дело не в силе, частично ты уже нечто другое.

– Как?!

– Сейчас узнаешь.

Колдунья что-то прошипела, и в этот момент Лис почувствовал, что его сознание раздваивается. Одна малая, почти незаметная часть осталась с телом, а вторая, гораздо больше, вошла в зверя.

Мгновенно все изменилось, мир стал тусклым и серым, огромное количество запахов хлынуло в ноздри. Знакомые духи Греты, горечь травы, влага ручья, бегущего где-то в лесу, странный пряный запах кристаллов типия. Лис ощущал каждый из них как живое существо, повисшее на шее девушки и сосущее из ее тела энергию.

Еще он услышал запах смерти, исходящий от наемника, гарь от взорванного летательного аппарата, кислоту зелени, идущую от леса.

– Ты слышишь меня? – Колдунья опустилась перед ним на колени. Нет, не перед ним – перед зверем. Странно, но сейчас Макс ощущал родство с ним.

– Слышу, но не понимаю, что происходит, – ответил он, чувствуя себя одновременно двумя разными существами. – Что со мной?

– С тобой все хорошо. – Грета опустила руку на его голову и прижала к земле. – Иди и убей наших врагов, иначе нам отсюда не выбраться. Ты слышишь их запах?

Лис принюхался, широко раскрывая ноздри. Запахов по-прежнему было много, и он не мог различить среди них те, что были ей нужны.

– Ты знаешь, кто твои враги?

Макс отрицательно покачал головой, точнее, это сделал зверь. Он повернулся и посмотрел на свое тело, оно по-прежнему лежало на земле, глаза были закрыты, лицо побледнело, грудь едва поднималась.

– Смотри! – Колдунья снова пригнула его голову к земле.

В глазах Макса замелькали образы людей. Но они отличались от других, возможно, потому, что были чем-то похожи на него. В их телах жил зверь, а у него, наоборот, человек жил в звере. Но они были похожи. Теперь он знал, кого искать: запахи полулюдей-полузверей отпечатались в его мозгу. Лис вскочил и сразу ощутил свое новое, крепкое, неутомимое тело, которое могло бежать целую вечность, выслеживая добычу. Второе, человеческое, тело оставалось вялым и больным, и оно ему не было нужно.

– Готов?

Макс кивнул и зарычал.

– Подожди!

Грета подошла к телу наемника, взяла в руки переговорное устройство.

– Грэг, слышишь меня?

– Да, госпожа.

– Я создала зверя и выпускаю на охоту, не убейте его случайно, а то он разозлится.

– Кармак?

– Да, но я его немного модернизировала.

Макс услышал, как Грэг крикнул кому-то:

– Госпожа создала кармака, пропустите его!

– Иди. – Колдунья посмотрела Максу в глаза. – Ты хотел узнать побольше о магии? Сейчас ты узнаешь, что это такое. Вперед! Убей их всех!

Звериное тело рванулось вперед. Лис пытался его остановить, но не тут-то было. Кармак рвался к сладким запахам плоти тех, кого ненавидел, и теперь ничто не могло ему помешать.

Макс смирился и стал наблюдать за тем, что происходит, тем более что выбора у него не было. Он оказался заперт внутри тела зверя, а его родное, человеческое, стало далеким и ненужным.

Кармак проскочил через кусты, почувствовал запах наемника и прижался к земле, тихо рыча. Ему не нравились люди – от них остро пахло смертью, они обладали силой и могли его убить. Сейчас в нем боролись две силы: осторожность, которая не разрешала выскочить на открытое пространство, и приказ колдуньи, который жег мозг изнутри.

Эта двойственность была болезненна, и Лис мысленно произнес, чтобы избавиться от мучительной боли:

«Эти люди нас не тронут, не бойся, выходи…»

Зверь послушался и медленно пошел вдоль кустов, готовый в любой момент отпрыгнуть в сторону.

Наемники увидели его, отложили в сторону оружие, достали обереги и стали молиться, подняв головы к небу.

Кармак медленно прошел перед ними, нырнул в кусты и тут же пополз к ближайшему источнику враждебного запаха.

Его заметили, когда он прополз пару сотен метров. Макс это почувствовал по изменению запаха: теперь к ненависти примешался страх. А потом три врага одновременно двинулись к нему. Они были вооружены – острый запах пороха и смазки выдавал их.

«Сейчас нас будут убивать, – сказал Макс зверю. – Единственная наша защита – это скорость и незаметность. Враг силен и опасен, может убивать на расстоянии, поэтому мы должны притаиться и напасть тогда, когда он будет близко. Следует нанести один удар, желательно смертельный, и снова спрятаться, иначе нас убьют».

Он не понимал, как можно разговаривать с самим собой, точнее, со своим звериным началом, но его вторая половина согласилась с ним и спряталась за кустом.

Лис лежал, прижимаясь к остро пахнущей траве, и пытался разобраться в своих ощущениях. Кто он? Зверь, притаившийся в засаде и ждущий неизвестного врага, или человек, лежащий без сил на поляне в паре сотен метров отсюда? И как это возможно?

Он заметил, как шелохнулась ветка на краю поляны, оттуда кто-то выглянул и снова исчез. Макс вслушивался в шорохи: еще двое приближались к нему с другой стороны. Человек за кустом проговорил в коммуникатор:

– У меня странное ощущение, что кто-то охотится за мной.

– Ты слышишь запах или это предчувствие? – спросил суровый мужской голос.

– И то и другое.

– Кто? Долианцы?

– Нет, какой-то большой зверь. Сильный, ловкий, хитрый. Я чувствую его запах, но не могу разглядеть. Он где-то рядом и готов к нападению.

– Ну что ж, – безмятежно отозвался собеседник. – Тем хуже для зверя. Надеюсь, ты с ним справишься?

– Не знаю.

– Тогда дождись ребят. Где наемники?

– Отступили.

– Разделаешься со зверем, выдвигайся к ним.

Человек снова осторожно выглянул из-за куста, потом медленно пошел через поляну. Он был напряжен, от него остро пахло потом, в руках он держал оружие. Когда он оказался метрах в десяти от куста, где замер в засаде кармак, зверь прыгнул. Уже в воздухе Макс увидел, как человек вскидывает оружие, но делает это невероятно медленно.

Кармак упал сверху и одним ударом оторвал ему голову от туловища.

«Уходим сразу! – прошептал потрясенный Лис. Такого он еще никогда не ощущал. Обилие звуков, запахов сводило с ума, а вкус свежей крови туманил мозг. – Сзади еще двое».

Зверь перекатился, сделал еще один гигантский прыжок и затаился на краю поляны, скрываясь в высокой траве. Почти сразу кусты зашевелились, оттуда вышли двое в пятнистых комбинезонах, едва они увидели мертвого товарища, как тут же начали меняться.

Сначала удлинились кости черепа, нижняя часть выдвинулась вперед, создавая огромную пасть с острыми клыками. Уши поднялись и увеличились, нос расширился.

Руки тоже претерпели изменения: пальцы выросли, превращаясь в когти. Прошло всего несколько секунд, и перед Максом возникли два странных существа, являющиеся людьми только наполовину, вторая часть у них явно принадлежала зверю. Как и у него.

«Оборотни, – подумал Лис. – Только они могут так быстро менять свое тело».

Об этих людях Макс слышал. Пять планет, находящихся на краю Галактики, занимались генетическими экспериментами над людьми, и для этого у них имелись серьезные причины. Планеты, которые они колонизировали, оказались переполнены враждебной органической жизнью, и выжить там для человека было практически невозможно.

Люди были слишком слабыми и неуклюжими, а оружие, которое так помогало в освоении Земли, оказалось почти бесполезным. Планету покрывали густые леса, которые не удавалось уничтожить ни дефолиантами, ни огнем. Если днем удавалось выжечь небольшую плешь, то уже на следующее утро джунгли возвращали ее себе, заполняя травой и кустами.

Колонисты могли выжить, только изменившись, и ученые начали создавать генетические программы, чтобы получить вид, который мог бы своевременно чувствовать опасность и защищать себя. Обычный человек не подходил, у него были слишком плохо развиты обоняние, слух, нюх, зрение и многое другое, что давало шанс выжить в джунглях. После долгих опытов ученым удалось получить приспособленных к лесной жизни существ – оборотней. Почему-то на каждой из пяти планет смог выжить только один измененный вид. Так появились кланы Барса, Волка, Тигра, Медведя и Гиены. Они сумели приспособиться к жизни на своих планетах и начали добычу полезных ископаемых. Прошло не так много времени, и перевертыши нашли свое место среди людей. Поскольку они были быстрее, сильнее и смертоноснее обычных людей, то скоро стали служить наемниками в разных армиях или следопытами на новых, только что открытых планетах.

Но, как всегда, вместе с несомненными достоинствами в измененных людях проявились и недостатки. То, что помогало им выжить, часто становилось причиной конфликтов. Оборотни теряли над собой контроль в трудных ситуациях, звериная составляющая брала над ними верх, и они начинали убивать всех, кто находился рядом. Кроме того, они слишком активно распространялись. Естественно, это не понравилось императору.

После того как оборотни стали главной силой трех взбунтовавшихся колоний, он издал закон, по которому ни одному оборотню не разрешалось покидать родную планету без разрешения. Нарушителю грозила мучительная смерть на урановых рудниках.

С этого момента количество измененных людей на других планетах резко уменьшилось. Чиновники почти перестали выпускать перевертышей с их планет, давая разрешение только тем, за кого просили высокопоставленные лица империи. В родных мирах оборотней начались проблемы. Перевертыши привыкли к тому, что деньги текли к ним широкой рекой. И они взбунтовались. На их усмирение бросили звездных десантников. Те, потеряв огромное количество бойцов, сумели оттеснить оборотней в джунгли, но на этом их везение кончилось.

Звездные десантники стали гибнуть от джунглей. В итоге, потеряв больше половины личного состава, они были вынуждены срочно покинуть миры оборотней.

Победой это было нельзя назвать. Десант, имея самое современное оружие, потерял в десять раз больше бойцов, чем почти безоружные перевертыши. Поражением – тоже, так как удалось закрыть оборотней на планетах. Правда, изоляция продлилась недолго. Уже через год перевертыши захватили орбитальные станции над своими планетами.

К сожалению, это ничего им не дало. Имперские звездолеты перестали прилетать, а своих кораблей оборотни не имели. Что происходило дальше, Макс не знал, но если судить по тому, что он видел оборотней вдали от родной планеты, им удалось придумать выход…

* * *

Отдохнуть у Дженга не получилось, так как уже на следующий день пришло новое сообщение. Сам текст выглядел обычно. Ему предписывалось отправиться на Землю в качестве туриста. Там Дженгу предстояло встретиться с двумя людьми, которые расскажут, в чем будет состоять новое задание. Единственное, что настораживало – в конце последнего предложения стояли вместо многоточия четыре точки! Причем оператор дальней связи, который принимал сообщение, попытался их исправить, решив, что это ошибка и никто не будет ставить многоточие в конце сообщения, но волк сразу заподозрил неладное и заставил показать истинный текст. И убедился в том, что его снова призвали. Расшифровав сообщение, он купил билеты на первый же летящий к Земле звездолет.

Дженг провел в каюте на орбитальной станции три дня, в ожидании рейса и тренируясь в изменении облика, так как из текста было ясно, что придется использовать чужое лицо и документы.

Посадка на звездолет прошла нормально, документы Дженга не вызвали никаких вопросов, поскольку принадлежали реальному человеку – торговцу, которого оборотни захватили в одном из своих пиратских рейдов. Биографию торгаша Дженг выучил наизусть и мог не беспокоиться о том, что кому-то удастся уличить его в несоответствии. Он так изменил лицо, что одновременно казался похожим и непохожим. Конечно, при тщательной проверке ему придется туго, но без риска в подобном деле было никак.

Полет до Земли занял почти две недели. Волк провел их в спортзале, тренируя тело, хоть и понимал, насколько это глупо. Можно просто нарастить себе мышцы, используя способности, но сидеть в каюте было скучно.

Стыковка с орбитальной станцией прошла в штатном режиме, полет в челноке – тоже. Проблемы начались лишь на планете.

Сначала все шло как обычно: Дженг подошел к датчику генного анализа, незаметно скормил ему живые ткани торговца, которые привез с собой, загорелся зеленый свет – тест на ДНК он прошел.

Затем вежливый офицер безопасности попросил его пройти через специальный туннель. Дженг подошел ко входу и вдруг почувствовал надвигающуюся опасность.

* * *

Оборотни приблизились к мертвому телу, возбужденно принюхиваясь и рыча. У них после перевертывания голос стал низким, рычащим, поэтому трудно было разобрать, о чем они переговариваются.

Когда они заметили следы зверя, то стали возбужденно что-то кричать в переговорные устройства. Кармак решил, что больше прятаться не стоит, раз его присутствие уже ни для кого не является тайной, и выпрыгнул из куста. На этот раз легкой победы не получилось. Оборотни, заметив движение, отскочили в разные стороны и тут же напали на врага с обеих сторон. От перевертышей исходил острый запах пота и страха, который настолько возбудил зверя, что он перестал реагировать на предостерегающие крики Макса.

Кармак зацепил когтями тело одного из оборотней, но не успел его добить, так как тот откатился в сторону, а сзади напал другой перевертыш.

Лис оставался только зрителем. Рефлексы зверя были мгновенными, он нападал и защищался, и Макс даже не успевал понять, что тот делает.

Второго оборотня зверь встретил ударом хвоста, причем удар оказался настолько мощным, что сбил волка с ног, и кармак тут же вцепился ему в глотку. Один укус – и голова отвалилась в сторону. Второй оборотень вернул себе человеческую кисть и выхватил оружие, но выстрелить ему не удалось. Кармак одним прыжком оказался рядом, стремительным ударом лапы превратил его лицо в кровавую маску и рванул клыками сладкую плоть.

Бой закончился. Трое оборотней стали жертвой кармака, но останавливаться тот не собирался, так как чувствовал запах других перевертышей в лесу.

Макс ничего не мог с ним сделать. Зверь чувствовал кровь, его мозг туманили голод и жажда. Расплата за такое пренебрежение не заставила себя ждать. Едва хищник выскочил на следующую поляну, как его встретил огонь двух боевых роботов. Очередь из крупнокалиберного пулемета поймала кармака в воздухе и бросила на землю.

Лис испытал жуткую боль, когда пули прошили брюшину и позвоночник. Макс надеялся, что после смерти зверя его душа вернется обратно в собственное тело, и приготовился к смерти, но вдруг понял, что кармак восстанавливается! Боль схлынула так же быстро, как и наступила, раны затянулись, и через минуту зверь был снова готов к бою.

К нему подошли два оборотня, чтобы убедиться в его смерти, и обоих хищник разорвал одним неуловимо быстрым движением. Как только люди погибли, роботы снова открыли стрельбу, но зверь уже был готов. Одним прыжком он оказался возле машин и начал их кусать и рвать когтями, несмотря на то, что Макс просил этого не делать.

На гладкой хромированной поверхности оставались лишь царапины, роботы не пострадали, их пулеметы продолжали искать цель, и только неимоверная быстрота кармака спасала его от новых ранений.

Лис решил, что сейчас их снова убьют, но кармак, оставив роботов, тремя огромными прыжками добрался до второй группы оборотней, появившейся из-за кустов, и начал расшвыривать перевертышей в разные стороны.

Оборотни ждали нападения, и хищнику пришлось несладко. Его тело пронзили три или четыре автоматные очереди, а те из оборотней, кто успел измениться, стали рвать кармака зубами.

Зверь успел убить еще двоих и умер от выстрела в голову. И снова Макс испытал жгучую боль. От ощущения близкого дыхания смерти все заледенело внутри, а в голове зароились воспоминания о прожитой жизни – одни и те же, не было в них ничего хорошего.

Но на этот раз зверь восстановился еще быстрее. Уже через полминуты он вскочил и откусил голову тому, кто наклонился над ним, желая выяснить, жив он или мертв.

И снова заработали автоматы, расстреливая кармака в упор. Опять боль, ощущение холода смерти, и снова уже мгновенно восстановившийся зверь бросился на врагов. Теперь он продержался чуть дольше, но все равно умер. С каждым разом восстановление занимало все меньше времени, и через какое-то время хищник перестал обращать внимание на боль: он разрывал клыками и когтями мягкие человеческие тела до тех пор, пока в живых не осталось никого.

Но как только оборотни перестали заслонять сектор обстрела, снова атаковали роботы и стреляли в зверя до тех пор, пока его тело не превратилось в кровавое месиво, которое стало таять, превращаясь в тоненькую струйку тумана. На этот раз регенерировать кармаку не удалось – со смертью последнего перевертыша в нем исчезло и стремление к жизни.

Макс умер вместе с хищником, а когда в очередной раз завертелись привычные воспоминания, вдруг обнаружил себя в привычном человеческом теле.

Он пошевелился и застонал от боли и непонятной обиды.

– Очнулся? – Грета сидела неподалеку на траве и ела яблоко. – Задача выполнена?

– Какая? – прохрипел Лис.

– Оборотни убиты?

– Кажется…

– Я задала глупый вопрос. – Девушка улыбнулась. – Если бы было иначе, ты бы не возвратился в свое тело. Что видел?

– Где?

– Там, где сражался с перевертышами. Имеются ли там флаеры? Они способны летать?

– Я видел на поляне два летательных аппарата. Насколько они способны, не знаю, внутрь не заглядывал, заметил только, что на них установлено вооружение.

– Как раз то, что нужно.

– Их охраняют боевые роботы.

– Это проблема наемников. У нас разделение труда: я борюсь с живыми существами, а они – с железками. – Грета взяла в руки коммуникатор. – Грэг?

– Слушаю, госпожа.

– В лесу, откуда только что звучала стрельба, находятся два флаера, охрана аппаратов осуществляется роботами.

– Что с оборотнями? Не хотелось бы с ними сражаться, они быстрее нас.

– Живых нет.

– Выполняю.

Макс с трудом приподнялся, сел на траве, с тоской думая о том, почему же ему так не везет? Начиная с того злополучного дня, как он оказался в руках этих людей, вся его жизнь превратилась в ужасный кошмар: он все время балансирует на грани жизни и смерти, не зная, выживет ли в следующий раз. Говорят, смерть многому учит. Побывав за гранью, люди меняются, становятся мудрее, но никто не рассказал, настолько это мучительно. Да и с мудростью что-то тоже не так. Он не чувствовал ее в себе, ощущал только усталость и тоску.

Колдунья доела яблоко и легла на жесткую траву.

– Тебе понравилось, вор?

– Что?

– Чувствовать себя зверем?

– Не очень.

– Почему?

– Было страшно, особенно тогда, когда приходилось умирать. Я думал, что погибну вместе с кармаком.

– С тобой бы ничего не случилось.

– А если бы моя душа не вернулась?

– Она лишь частично присутствовала в звере. Это своего рода связь, бояться было абсолютно нечего.

– Могли бы предупредить, чтобы я не беспокоился.

– Зачем? Ты – вор, значит, должен быть готов к тому, что с тобой будут обращаться иначе, чем с другими людьми.

– Вы жестоки.

– Может быть. – Девушка отвернулась от него и неспешно поднялась. – Вставай, нам пора. Мы итак задержались в этом месте больше, чем я рассчитывала. Пойдем к флаерам. Думаю, наемники уже уничтожили роботов, я слышала взрывы.

Макс поднялся, ожидая появления слабости, как бывало часто в последнее время, но тело вело себя безукоризненно.

На поляне действительно уже все было кончено: обломки боевых роботов валялись на горелой траве среди разорванных тел перевертышей. Кровавые лохмотья наемники, брезгливо морщась, обходили, испуганно поглядывая на колдунью и прекрасно понимая, кто устроил жуткое побоище.

Своих раненых товарищей долианцы положили отдельно, в грузовой отсек.

Наемников, способных сражаться, осталось только четверо. Двое заняли места у скорострельных пушек, третий вместе с колдуньей скрылся в кабине пилота, а Грэг сел рядом с Максом. Зашумели двигатели, трап втянулся, и летательный аппарат рванулся в небо. Этот флаер был немного другим, салон теснее и рассчитан на гораздо меньшее число пассажиров, пушки находились в хвосте, рядом с грузовым отсеком.

– Думаю, ничего еще не кончилось, – произнес устало Грэг, закрывая глаза. – Жаль ребят, двое из них вряд ли долго проживут, но если бы не кармак, погибли бы все. Госпожа сказала, что ты им управлял. Это правда?

– Не совсем. – Макс вытянул ноги. – Он меня нечасто слушал. У тебя нет чего-нибудь перекусить? Очень проголодался.

– Думаю, бегать кармаком по лесу нелегко. – Грэг сунул ему в руки десантный паек. – Ешь.

– А ты откуда знаешь?

– Я видел, как другие это делали. Такое колдовство госпожа использует, когда нет других способов спастись.

– И те, кто это делал, также после схватки просили есть?

– Нет, – усмехнулся долианец. – Они обычно сходили с ума, и нам приходилось их убивать.

– Что?!

Макс недоуменно посмотрел на долианца, а тот в ответ только улыбнулся.

– Понимаешь, вор, нравится тебе или нет, но сейчас ты находишься в нашей команде, а это значит, что должен делать кое-какие мелочи для того, чтобы мы все не погибли. В этот раз тебя вставили в кармака, до этого ты питал госпожу энергией во время ее колдовства. Но что бы с тобой ни происходило, ты должен понимать: это небезопасно. Никто из долианцев не пойдет даже под угрозой неминуемой смерти на то, чтобы влезть в шкуру зверя, пусть даже давно несуществующего. Для нас потерять душу гораздо хуже, чем просто погибнуть.

– Я тоже не хотел влезать в чужое тело.

– Может быть, но у тебя, в отличие от нас, нет выбора. – Грэг мрачно усмехнулся. – Многое в нашей жизни нам не нравится, но причина не в нас. Просто этот мир не очень хорошо устроен. Хотим мы этого или нет, но часто приходится делать то, что нам не по душе.

– Долго вы меня еще будете таскать за собой?

– До тех пор, пока ты нужен.

– А что будет потом?

– То, что скажет госпожа. Некоторых она отпускает и даже награждает, иных использует в своих магических целях, и человек превращается в нечто странное. Что будет с тобой, я не знаю, но, пока мы не достигли цели, хочу, чтобы ты относился к нам, как к своимтоварищам.

– С чего бы? Чтобы потом вы меня убили?

– Может быть, и нет.

– Спасибо!

– Послушай, парень, мы не выбираем события в своей жизни, они происходят сами. Одни говорят, что это судьба, другие считают, что этого хочет Бог. Ты оказался среди нас, мы привыкли к тебе и хотим, чтобы ты нормально относился к нам.

– В моей жизни было не много хорошего, но относиться к вам как к друзьям я не буду никогда! Я помню о том, что вы убили моего брата, да и меня готовы убить в любой момент.

– Что ж, поговорили, – кивнул Грэг. – Твоя позиция мне понятна: не хочешь считать меня другом, не обижайся, если я с тобой буду обращаться как с врагом.

– Можно подумать, что до этого ты обращался со мной как-то иначе.

Макс вскрыл паек, дернул за красную ленточку, чтобы разогреть еду, подождал несколько секунд, открыл упаковку и начал есть.

– Ты сам выбрал свой путь.

– Послушай. – Разговаривать с набитым ртом было не очень приятно, но промолчать Лис не мог. – Я спокойно жил в своем маленьком городке, ничего не зная о том, что происходит в Земной империи, и был счастлив, пока не появились вы. Именно с той поры моя жизнь превратилась в кошмар, и что бы ты ни говорил, я не буду считать это Провидением судьбы.

– Ты кое-чего не учитываешь, вор.

– Что?

– Ты сам пришел в замок, чтобы его обокрасть.

– Но я не успел даже вскрыть сейф!

– Это ничего не меняет. Ты пришел к нам с недобрыми намерениями и теперь отвечаешь за это. Совершил ошибку – получай наказание и радуйся тому, что пока тебе везет.

– В чем?

– В том, что еще не сошел с ума. Лично я никогда бы добровольно не пошел в то место, где властвуют духи, а ты там побывал, и с тобой ничего не случилось. После этого ты побывал в шкуре кармака, и снова с тобой ничего не произошло. Странно, но после всего этого, вор, я испытываю к тебе уважение, хоть и не должен. Если мне придется тебя убить, обещаю: ты умрешь сразу и без мучений. Можешь считать это моей благодарностью за сегодняшний день.

– Хороша благодарность!

– Хочешь отказаться?

– Нет, – тут же поправился Макс, вспомнив, что наемники делают с ворами. – Спасибо.

– Так-то лучше.

Грэг пересел к открытой бойнице и там задремал. Лис доел паек, мрачно глядя в иллюминатор. Они летели над лесом. Зеленые и красные деревья мелькали внизу, иногда растительность прорезали дороги и просеки. Небольшие, лениво текущие реки серебрились мелкими волнами в свете чужого светила. Здесь все было другим, даже воздух. От него ныло сердце и подступала тоска.

– Послушай, Грэг. – Макс выбросил пакет в бойницу. – Пока снова не началась стрельба, может быть, объяснишь, что происходит? Почему на вас нападают оборотни?

– Видимо, на то у них есть весомая причина. – Долианец пожал плечами, не открывая глаз. – Пока они несут большие потери, и общий счет в нашу пользу. Сначала я думал, что их кто-то нанял, но сегодня понял, что они действуют сами по себе.

– С чего ты так решил?

– Все перевертыши, с которыми нам довелось встретиться, принадлежат разным кланам. У храма мы сражались с людьми из клана Тигра, а на поляне были волки. Кланы не любят друг друга, драться вместе их не сможет заставить никто. Получается, это не заказ. Они преследуют нас по каким-то своим причинам, и они мне не нравятся. Думаю, ответ один: оборотни не хотят, чтобы госпожа нашла то, что ищет.

Огромный долианец, сидевший у правого борта, прокричал, перекрикивая свист ветра и вой двигателя:

– Внимание, противник!

Грэг рванулся к дверце пилотской кабины, но она сама раскрылась перед ним, и оттуда вышла Грета.

– Боевой истребитель, – произнесла она. – Вооружение: ракеты и две скорострельные пушки.

– Почему он преследует нас?

– Похоже, наш друг губернатор не поверил, что его жизнь в моих руках.

– От истребителя нам не уйти.

Флаер нырнул вниз, заметив пробитую в лесу просеку.

– Поэтому я и пришла сюда. – Колдунья села рядом с Максом, прижавшись к нему теплым бедром. Она вытащила ремень безопасности из паза и пристегнулась. – Сейчас я им займусь, а вор мне поможет.

– Я могу отказаться? – спросил Лис. – Я все еще не очень хорошо себя чувствую после того, как побывал зверем. Странное какое-то ощущение, словно все еще нахожусь в чужом теле.

– Ты будешь делать то, что я скажу. – Грета положила его руку себе на колено. – У тебя хорошая энергия, она мне подходит. К тому же, надеюсь, ты понимаешь, что можешь умереть вместе с нами?

Прогрохотала очередь, внизу от взрывов стали заваливаться деревья, флаер слегка тряхнуло.

– Госпожа, мы не можем в него попасть! – Наемник снова выпустил очередь из пушки. – Он слишком быстр, да и атакует с большой высоты.

– Успокойся, Грэг, я уже работаю. – Колдунья положила на пол свой хрустальный шар и взяла в руки ожерелье. Она что-то произнесла тягучим шепотом, и шар помутнел, в нем появились серое небо и белые облачка. Еще через мгновение Лис увидел в нем шлем и кислородную маску летчика. – С оборотнями у меня бы ничего не получилось, у них природная защита от магии, но с людьми я справлюсь.

Она тронула Макса за руку:

– Сконцентрируй свое внимание на пилоте истребителя, вор. Мне нужно, чтобы ты держал его образ в шаре.

– Как?

– Просто сделай это.

– Я не могу, потому что не знаю как.

– Держи его мысленно в шаре, больше от тебя ничего не требуется. Конечно, если хочешь жить, а не сгореть вместе с флаером от самонаводящейся ракеты. Сейчас летчику мешают деревья, но когда мы пролетим просеку, жить нам останется только те короткие мгновения, пока он будет ловить нас в прицел.

Лис уставился в шар, тот сразу стал мутнеть, но через пару секунд снова стал прозрачным, а изображение в нем исчезло.

– Потерял. – Грета закрыла глаза. – Восстанавливай.

– Я не знаю, как это сделать.

– Меня это не касается, я занимаюсь более сложной работой. Твое дело – поддерживать связь с объектом, а мое – его устранить. Ты понял?

– У меня не получается.

– Просто думай об этом летчике. Ты же видел его, вспоминай, как он выглядит.

Макс закрыл глаза и послушно стал вспоминать темно-зеленый шлем, на котором написаны две белые цифры. Кажется, тридцать шесть. Под ним кислородная маска, над ней прозрачное забрало, на него выводятся данные с пушек и приборов. Ниже шеи – ворот высотного комбинезона, пронизанного множеством жгутов, которые не дают крови отливать от головы. Глаз, конечно, Лис не видел, но мог представить их: серые, прищуренные и веселые. Этому парню нравится летать, он чувствует со своей «птичкой» полное единение. Ему нравится мощь, которую она несет в себе. Сейчас он разнесет флаер, что прячется внизу за высокими деревьями. Просека скоро кончится, и этим ребятам придет конец. И правильно, не стоит дразнить тех, кто может их прихлопнуть! Полковник так и сказал на инструктаже: «Мы могли бы их задержать, но не вижу в этом смысла, да и губернатор хочет, чтобы эти люди больше ему не докучали! А для вас, парни, это хорошая тренировка…»

– Молодец!

Макс приоткрыл глаза и снова увидел в шаре знакомый шлем и кислородную маску.

– Держи изображение! Опять потерял, не даешь мне сосредоточиться. Нас же сейчас взорвут! Серьезнее, вор!

Лис приоткрыл глаза, в шаре снова колыхалась муть. Он опять стал вспоминать: цифры три и шесть на темно-зеленом шлеме, забрало, которое закрывает глаза от яркого солнца, и циферки, бегущие на нем – показания приборов…

Просека закончилась, пилот тронул ручку управления, и самолет резко пошел вниз. Сейчас разнесет этот флаер на атомы. Вот тот попал в перекрестие прицела. Еще немного… Можно!

Кнопка почему-то не нажималась, перед глазами все поплыло, через короткое мгновение верх и низ поменялись местами. Пилот двинул вперед штурвал, чтобы выйти из пике, и вдруг осознал, что сделал все наоборот. Летчик снова наклонил вперед рычаг, и тут муть перед глазами рассеялась, а перед ним зеленой стеной вырос лес.

Пилот бросил самолет вверх, уже понимая, что не успевает. Удар был мощным: правое крыло срубило огромное дерево, и пилота бросило вперед на щиток приборов. Привязные ремни не выдержали, и он полетел навстречу громадному заостренному суку. Это было последним, что пилот увидел в своей жизни.

Глава девятая

Перед входом в туннель висела надпись: «Для обеспечения вашей безопасности в космопорте установлен новый сканер, который позволяет выявить формы инопланетной жизни».

– Что это значит? – спросил Дженг у офицера безопасности. – Какой еще такой жизни?

– Некоторые инопланетные существа могут имитировать человека, вот для них и установлен этот сканер. Не беспокойтесь, используются совершенно безопасные лучи, они не повредят вашему телу, вы ничего не заметите.

– А проверка ДНК, неужели ее мало?!

– Считается, что оборотням удается ее обойти. – Офицер улыбнулся стандартной белозубой улыбкой. – Этот сканер – самое действенное средство против них.

– Оборотни? – Дженг нахмурился. – Это вы про тех, кто живет в отдаленных колониях? Мы что, уже воюем с ними? И с чего вы взяли, что они какие-то там инопланетные существа? Они такие же люди, как мы. Их предки прибыли на свои планеты с Земли. Я читал об этом. С каких пор мы стали делиться на чистых и нечистых?

– Извините, вас что-то не устраивает? – на помощь к офицеру подошел еще один. – Вы отказываетесь проходить проверку?

– Не отказываюсь, просто пытаюсь понять, что тут, черт возьми, происходит! – вскипел волк. – Я отсутствовал на Земле почти год, прилетаю и вижу странные коридоры, которые появились за время моего отсутствия, и пытаюсь выяснить, для чего это нужно. Я торговец и такие вещи просто обязан знать, потому что подобные нововведения вредят торговле.

– Новые сканеры были установлены два дня назад по распоряжению имперской разведки. Их представитель находится здесь. Если вы желаете с ним побеседовать, я вас к нему провожу.

– А чего мне с ним беседовать? – пробурчал Дженг, делая вид, что успокаивается. – Надо – значит, надо. Просто хотел узнать, что это такое.

– Если вопросов нет, то заходите. Поверьте, сама процедура совершенно безопасна.

Дженг неохотно вошел в длинный узкий коридор, по которому можно было передвигаться только по одному. Его чувство опасности поднимало волосы дыбом, он ощущал, что еще немного, и начнет меняться, а это приведет к очень неприятным последствиям. И он был встревожен: никто из оборотней о новом сканере ничего не знал, а значит, можно ожидать чего угодно. Например, дополнительной генетической экспертизы: ничем другим перевертыша от обычного человека отличить нельзя.

Но главная опасность в том, что человечество отказывается от перевертышей, не признает их равными себе, пытается защититься от них, изолировать. Это очень неприятный момент. Наставники должны обязательно узнать о новом сканере.

Когда коридор закончился и ничего не произошло, Дженг вздохнул с облегчением. Он ожидал услышать что-то вроде зуммера или тревожной сирены, но, слава Великому Волку, все обошлось. Он получил свои вещи, которые тоже прошли через новую систему безопасности, и пошел к выходу, чтобы взять такси. Волк благополучно прибыл на планету Земля и мог заняться выполнением очередного странного задания.

Садясь в такси, он назвал адрес дома, в котором проживал купец, чтобы успокоить тех, кто вдруг решит за ним проследить. В доме сейчас никого не было. Жена торговца отправилась в другой город, чтобы устроить дочь в престижный вуз.

Дженгу это казалось смешным и старомодным. У оборотней склонности и способности выявлялись еще в яслях, за детьми следили опытные наставники, и когда приходило время перехода в школу, у тех уже имелось готовое заключение. Они никогда не ошибались, и последующие тесты и проверки только подтверждали их правоту. Поэтому у волков не было проблем с выбором – они просто шли туда, куда им давали рекомендации. Соответственно ни одно заведение не могло считаться престижным, потому что, если человек идет туда, где лучше всего используются его интеллект и наклонности, само понятие престижности исчезает. Если тебе не дано по геному стать хорошим врачом или экономистом, то стоит ли туда рваться?

Оборотень вошел в дом, воспользовавшись ключами. Система безопасности проверила его сетчатку глаза, отпечаток большого пальца и признала владельцем, так что и эту проверку на человечность он прошел безукоризненно. Дженг обошел все комнаты, чтобы составить общее представление о владельце и о том, как следует себя вести, если придется кого-то пригласить в дом. Сам дом был по-своему уютен, хотя волку не понравилось, что интерьер выдержан в бежевых тонах. Дженг предпочитал более яркие гаммы красок. Кроме того, комнаты показались ему тесными и дурно обставленными, что говорило о плохом вкусе хозяйки. Только кабинет хозяина произвел приятное впечатление своей старомодностью. Здесь волк обнаружил коммуникатор и вошел в земную информационную сеть.

Тот, кто ему был нужен, присутствовал там в довольно скоромных объемах. Из этого следовало, что либо он ведет себя тихо, либо за ним подчищает следы имперская разведка, что гораздо вероятнее. Но даже то немногое, что удалось узнать, заставило Дженга призадуматься. Этот человек, в логово которого он должен попасть, называл себя черным магом.

Волк озадаченно покачал головой: оборотни не пользовались магией и мало что знали о ней. Возможно, ему будет угрожать серьезная опасность, когда он встретится с колдуном.

Дженг узнал, что маг живет в собственном особняке на окраине столицы, вхож в высшие слои общества, в число его постоянных клиентов входили все богатые люди империи. Многим нравились прогнозы на будущее, которые он давал. В сети Дженг нашел анализ его предсказаний. Результаты впечатляли: колдун практически ни разу не ошибся и сумел предсказать два экономических спада и войну с оборотнями. Волк решил, что этот человек по-настоящему опасен. Вполне возможно, он уже знает, что Дженг собирается его посетить, и подготовился к этому.

Волк запомнил адрес, вывел на экран карту города, запомнил номера и названия ближайших улиц и выбрал для себя несколько маршрутов. После этого послал на один из электронных ящиков короткое письмо: «Объект найден. Необходим транспорт – лучше всего быстроходный флаер. Также прошу забронировать место на любой завтрашний звездолет. Использовать второе имя. Предположительное время проведения операции – сегодняшний вечер или ночь. Жду».

Через пару минут пришел ответ с указанием, где будет ждать флаер.

Дженг забрался в холодильник торговца, пообедал натуральным замороженным мясом, вытащил из сумки комбинезон, переоделся и выбрался из дома через заднюю дверь, предварительно уничтожив следы своего пребывания.

Солнце уходило за горизонт, заволакивая небо кровавыми разводами. Легкий ветерок нес в себе запахи большого города – машин, бетона, пластика и пыли. Флаеры неслись на огромных скоростях по улицам, ведомые роботами-диспетчерами, заполняя все промежутки от земли до верхушек зданий, лишь внизу оставляя небольшое пространство для пешеходов и грузового колесного транспорта.

Волк двинулся туда, где его ждал летательный аппарат. Он бежал по пустынным улицам, по твердому синтетическому покрытию и вдруг почувствовал холодок по спине: кто-то за ним следил и намерения этого человека были явно не дружескими.

Дженг завертел головой, стараясь делать это незаметно, никого не обнаружил, но ощущение угрозы никуда не ушло. Он осмотрел близлежащие дома и понял: наблюдают через камеры, стоящие у каждого подъезда. Тот, кто его вел, имел явное отношение к имперской разведке – ни у кого другого не было таких возможностей. Похоже, все-таки Дженг прошел туннель в космопорте не без последствий. Его обнаружили.

Что ж, задача становится еще более трудновыполнимой. Как он сможет добраться до объекта, если за ним следят? А как удастся вернуться? Ясно же, что вернуться на орбитальную станцию ему не дадут. По большому счету это провал.

* * *

Макс испуганно открыл глаза. В шаре виднелась фигура, которую пробил огромный сук, как бабочку игла энтомолога, а спустя мгновение летчика объяло ярко-оранжевое пламя.

– Молодец, вор! Мы это сделали!

– Что?

Колдунья посмотрела на Лиса и улыбнулась:

– Ты хорошо держишь связь, мне легко работать с тобой.

– Я… ничего не делал.

Дверь кабины приоткрылась.

– Госпожа, еще две отметки на приборах. Похоже, летчик навел на нас целое звено.

– Ясно. – Грета толкнула Макса в бок. – Работаем дальше. Давай связь!

– Я не смогу…

– Действуй, вор, соберись! Не заставляй меня жалеть о том, что я сохранила тебе жизнь в храме. Будь увереннее. Если получилось один раз, выйдет и второй.

Макс растерянно посмотрел на шар, он не верил в то, что именно из-за его неумелых попыток что-то представить появлялось изображение. Наверняка это шутки колдуньи. Только зачем ей это? Глупость какая-то…

– Я жду! Не забывай, наша жизнь зависит от тебя.

Ее резкий окрик заставил вздрогнуть. Лис уставился на пустой прозрачный шар, потом закрыл глаза.

…Итак, темно-зеленый шлем, на нем номер. Какой же он? В прошлый раз был тридцать шесть. А сейчас какой?.. В голове почему-то всплыло число «двенадцать». Что ж, пусть будет оно. Какая разница в конце концов? Это же просто игра.

Он представил шлем, на котором белой краской написана цифра двенадцать, под ним темное забрало, ниже кислородная маска, на ней стоит номер – кажется, тот же, что и на шлеме, под ним высотный комбинезон серо-зеленого цвета. Руки закрыты перчатками. Почему-то в голову пришло, что пилот рыжий. Хотя с чего бы? Не может такой уникум оказаться в кабине сверхскоростного истребителя. Люди с таким цветом волос на всех планетах редкость, это как-то связано с комбинацией генов.

Впрочем, ему-то что за дело? Пусть будет рыжий!

– Молодец! – раздался голос Греты. – Вижу, держи.

Макс вздохнул и приоткрыл один глаз. В шаре была видна голова пилота, на шлеме написано белой краской «двенадцать».

«Мысли, что ли, она мои читает? – вяло подумал он. – Откуда узнала, что я придумал именно это число? Впрочем, неважно… Хочет думать, будто это я проецирую изображение, пусть… мне-то какое дело?..»

Он снова закрыл глаза.

Рыжий. В шлеме с номером двенадцать и с такой же кислородной маской.

…Он увидел под собой темно-зеленый ковер леса. Там, прижимаясь к верхушкам деревьев, летел флаер. Кто в нем летит, да еще с полным вооружением? Наверняка бандиты! Полковник приказал сбить обязательно. К тому же эти сволочи как-то сумели угробить тридцать шестого. Летчик был неплохой, в пилотировании равных ему не было.

«Двенадцатый» тронул ручку управления, сваливая самолет в пике. Сейчас я вам покажу, что значит иметь дело с военными! Выжал ручку до предела. На мгновение картинка поплыла, как всегда бывает при перегрузках. Теперь на выходе из пике прицелиться и… Он потянул ручку и удивился тому, что она не двинулась с места. Холодная испарина появилась на коже. Дьявол! Вечные неполадки!.. С Земли редко присылают хорошие машины, в основном привозят списанные, сами наверняка на таких самолетах не летают.

Господи, он же сейчас разобьется! Летчик нащупал ручку катапульты, дернул ее, потом еще раз. Черт! Не поддается. Проклятая рухлядь! Сволочи!..

Самолет чиркнул по верхушке огромного дерева и горящими обломками посыпался вниз. Одним из них был пилот.

Лис тяжело вздохнул. Сердце испуганно забилось. Он почувствовал себя так, словно сам находился в кабине истребителя. Даже кожа стала горячей, будто горела. Что же это такое?! Рядом прозвучал спокойный, чуть усталый голос Греты:

– Так, с первым покончено. Бери второго, он заходит сверху.

– Второго?!

Макс обреченно вздохнул и снова закрыл глаза. Не нравились ему эти игры, совсем не нравились. Второй, первый, третий – какая разница? Все равно это не по-настоящему, понарошку…

Итак, темно-зеленый шлем с номером, на этот раз пусть будет… «тридцать один» на кислородной маске. Высотный комбинезон. Глаза будут… карие.

– Молодец, вижу, держи!

Перед глазами Лиса снова замелькал лес. А вот и флаер. Он поймал его в перекрестие прицела, откинул крышку и нажал на кнопку. Ракета пошла. Он вывернул самолет из опасного пике и стал подниматься вверх. Сделал бочку, развернулся и снова устремился вниз, чтобы увидеть, как полетит горящими кусками на землю аппарат. Что-то странное с этим флаером. Неказистый аппарат уже сбил два истребителя, и главное – непонятно как. Неужели какое-то новое оружие? Тогда их подставили. Могли бы и объяснить, с чем придется столкнуться. Вечно эта дурацкая секретность! Сейчас я его достану… Увернулся-таки от ракеты! Но близким разрывом зацепило. Падает!.. Надо бы пройтись из пушки по нему, чтоб наверняка никто не выжил. За ребят! Сейчас вы получите, сволочи!..

Пилот бросил истребитель в крутое пике, в глазах потемнело. Рванул ручку вверх, но она не поддалась. Дернул ручку катапульты, уже понимая, что не успевает. Самолет врезался в деревья, пилота бросило вперед, обрывая ремни. Катапульта наконец-то сработала, и пиропатроны взорвались, швыряя кресло прямо в огромный ствол дерева…

Раздался близкий взрыв. Флаер накренился. Макс испуганно открыл глаза. Пока он играл в эти глупые игры, их летательный аппарат, похоже, подбили. Он увидел прозрачный хрустальный шар, колдунью, надевающую на шею бусы, и тут же последовал жестокий удар, от которого его подбросило вверх. Ремни безопасности врезались в грудь и швырнули обратно на скамью. На мгновение Лис потерял сознание, а когда пришел в себя, то увидел, что лежит на траве.

Рядом стоял на коленях мрачный Грэг, озабоченно глядя на лежащую перед ним девушку. Лицо ее было бледным, высокая грудь вздымалась.

– Госпожа, очнитесь. Беда…

Грета открыла зеленые глаза и подняла голову.

– Что случилось? – прохрипела она и закашлялась.

– Флаер сбит. В живых из моих ребят осталось только трое. Пилот погиб. Мы на земле.

– Вор?

– Лежит рядом, с ним все нормально, только несколько ссадин.

– Хорошо. – Девушка закрыла глаза. – Дай мне пять минут, и я приду в себя.

– Тогда организую оборону, здесь хищного зверья много.

Макс попытался встать, но смог только сесть, недоуменно глядя по сторонам.

Они находились в лесу на большой поляне, на краю ее догорал флаер. Три долианца разошлись в разные стороны, сжимая в руках короткоствольные автоматы. Выглядели они неважно: из многочисленных порезов и ссадин сочилась кровь, наемники едва держались на ногах, мрачно и настороженно оглядывая опушку. Грэг все время вытирал кровь, текущую из разбитой брови, и хрипло дышал.

Грета лежала на спине, ее руки теребили бусы, которые снова поменяли ярко-изумрудный цвет на темно-зеленый. Лицо понемногу порозовело, она еще несколько раз глубоко вздохнула, потом перевернулась на живот и встала.

Лис невольно вздохнул – эта девушка снова поразила его. В ней не было и капли слабости, она могла дать фору любому мужчине – уж Максу точно. Лично он чувствовал себя совершенно разбитым, тело болело, внутри о стенки желудка билась тошнота, грозящая вырваться наружу.

Колдунья подала ему руку.

– Вставай, вор, у нас нет времени на отдых.

– Что случилось?

– У тебя память отшибло? Мы уничтожили три истребителя, но один из них сумел сбить флаер, на котором мы летели. Хорошо, что наш пилот – настоящий мастер воздушного боя, именно поэтому нас лишь зацепило взрывной волной. Но в нашем падении есть и свои плюсы.

– Какие?

– Нас теперь наверняка считают мертвыми. Ну, чертов губернатор, подожди, доберусь я до тебя!

– Вы же говорили, что можете убить его на любом расстоянии?

– Так и есть. Только удовольствие от этой смерти я смогу получить, лишь видя его глаза. Вставай и пошли!

– Куда?

– К людям. Нужно новое средство передвижения. Здесь недалеко, километрах в двадцати отсюда, есть небольшой поселок, если я правильно прочитала мысли одного из летчиков. Туда и пойдем.

– Госпожа…

– Да, Грэг. – Грета повернулась к наемнику. – Слушаю.

– Вы разрешите похоронить моих товарищей?

– Пусть их тела растащат звери. На месте падения флаера должны остаться кости, чтобы те, кто послал самолеты, убедились в нашей смерти.

– Неправильно это…

– Неправильно, когда души остаются рядом с местом гибели, а не возвращаются на родину. Тело – только одежда, которую мы носим.

– Вы поможете душам моих товарищей вернуться на родную планету?

– А вот сейчас ты говоришь правильно. Начерти круг примерно пять метров, и я проведу ритуал.

Наемник вытащил штык-нож и, аккуратно надрезая дерн, пошел по поляне, создавая более-менее ровный круг. Колдунья шла за ним и, что-то нашептывая, посыпала черную землю серым порошком. Видимо, ритуал был знаком наемникам, потому что они встали рядом с девушкой. Лис, повинуясь ее команде, сел на траву немного в стороне.

– Сейчас каждый из вас может попрощаться с друзьями, только говорите шепотом, чтобы не будить сущности этой земли.

Каждый из наемников что-то прошептал, потом бросил по горстке земли из круга. Макс смотрел на них и не понимал, почему эти взрослые, суровые люди ведут себя как дети? Какие души? Какой ритуал? Все это глупость! Даже если души могли летать, как бы они добрались до планеты, которая находится в сотне парсеков от этого места? Это невозможно!

Он поднял голову к серо-зеленому небу, на которое наползали темные тучи. Собирался дождь. Его только не хватало!.. И так от этой планеты у него мурашки бегут по коже, слишком много здесь такого, чему он не находит разумного объяснения. Макс лег на землю, чтобы не видеть самого ритуала, он почему-то вызвал у него страх. Рядом с лицом оказались фиолетовые цветы с множеством лепестков. Он понюхал – пахло неприятно, гниением. Трава тоже была другой, чем на его планете, – на листьях росли острые крючки, которыми легко можно было пораниться. Лежать на ней было неприятно.

Лис грустно усмехнулся, увидев, как колдунья прошептала что-то, всплеснула руками, и на этом прощание с мертвыми закончилось. Шар несколько раз вспыхнул ярко-оранжевым цветом.

– Они ушли, – вздохнув, сказала Грета. – У них нет к вам претензий. Даже меня простили, хоть и уходят недовольные тем, что я плохо их защищала. Правда, к Грэгу просьба.

– Какая? – удивился высокий долианец. – Что они от меня хотят?

– У тебя в правом кармане оберег. Кронк дал его тебе на время, а не навсегда.

Наемник помрачнел и вытащил из кармана небольшой черный мешочек на шнурке.

– Я его брал, когда заходил в храм.

– Он разрешает его пока оставить себе, но, когда вернешься на Доли, ты обязан отдать его сыну Кронка.

– Хорошо. – Грэг встал на колено, поднял оберег к небу и торжественно произнес: – Клянусь, что верну оберег твоему сыну, Кронк! Не сердись на меня!

Два других оставшихся в живых наемника серьезно смотрели на него, нисколько не сомневаясь в словах колдуньи. Макс не верил в различные ритуалы, но сейчас почувствовал, что, возможно, не прав и рядом существует что-то невероятное, страшное и непонятное… Кажется, он привыкает к магии и начинает верить. И немудрено, слишком много всего странного произошло с ним за последнее время.

Он видел в покинутом людьми храме странную трехглазую тень, которая едва не убила его, выпив энергию тела. Потом какое-то время находился в теле кармака – зверя, убивающего оборотней. А каких-то полчаса назад ощущал себя летчиками, управляющими истребителями, слышал их мысли, чувствовал педали под ногами и знал, как управлять самолетом.

Если это правда, то невероятная, а если галлюцинация, то она все еще продолжается. Так, может, это сон? Но почему он так реален?..

Грета встала.

– Пора идти.

– Госпожа, вам будет трудно: лес не самое лучшее место для прогулок.

– Мне всегда трудно, Грэг, – пожала плечами колдунья. – Физическая усталость все равно лучше той, что живет внутри меня.

– Простите, госпожа. – Наемник встал на колено. – Нас осталось мало, я прошу вас посмотреть в будущее. Мне нужно знать, кто из нас погибнет, а кто останется в живых.

– Зачем?

– Мы дали клятву защищать вас. Старейшины не простят мне, если я не смогу ее выполнить. Кроме того, когда смерть близка, мы всегда проводим перед боем ритуал прощания друг с другом.

– Я поняла. – Грета взяла в руку ожерелье и закрыла глаза. Кристаллы засветились изумрудным цветом. Так девушка простояла несколько мгновений и грустно усмехнулась: – Больше на этой планете никто из вас не умрет, хоть будет еще одно нападение. Что произойдет дальше, пока не знаю. Мы не дошли до следующего перекрестка, а значит, существует много путей и возможностей.

– Скажите, зачем мы таскаем с собой вора?

– Вы же знаете: он должен достать мне артефакт, я это видела и показывала вам.

– Может, посмотрите еще? – Долианец так и стоял на одном колене, два его товарища высились рядом. – Для нас это важно.

– Почему?

Максу было неприятно, что о нем говорят в третьем лице, хоть он и сидел в двух шагах.

– Вместе с ним пришла смерть. Возможно, он проклят, и проклятие затрагивает всех, кто находится рядом. Может быть, из-за того, что мы защищаем его, боги разгневались на нас.

– Хорошо, я посмотрю. – Колдунья снова взяла в руки камни, которые тут же засветились оранжевым цветом. Какое-то время она молчала, потом, не открывая глаз, тихо произнесла: – Проклятия на нем нет, и смерть не ищет его, но он действительно что-то несет в себе.

– Что?

– Мне это неизвестно.

– Как нам относиться к нему? Должны ли мы его защищать?

Грета снова закрыла глаза, голос ее неожиданно стал глухим и тяжелым:

– Без него мы погибнем.

– Почему?!

– Я не знаю, – развела руками колдунья. – Сама только что увидела. Нам лишь кажется, что мы выбираем дорогу, но это она выбирает нас.

– Что это значит?

– Мы взяли этого парня, считая, что он для нас будет таскать каштаны из огня, но возможно, это нас выбрали, чтобы мы вытащили его с захудалой планеты для чего-то, чего сами не понимаем.

– Не хотелось бы так думать.

– Мне тоже. Пока это пустые слова. Возможно, позже они наполнятся более внятным содержанием, а может быть, и нет. Идем, нам желательно до конца дня дойти до жилья.

– Вряд ли это получится, госпожа. День перевалил за половину.

– Мы должны попробовать.

Девушка решительно вошла в лес. Грэг подтолкнул Лиса:

– Вперед, вор! То, что мы говорили между собой, тебя не касается. Пока, как сказала госпожа, это просто слова, поэтому поворачивайся, иначе придется заночевать в лесу, наполненном хищниками и разными тварями, о которых нам мало что известно.

Макс посмотрел на небо. Небольшое голубое светило перевалило точку зенита и стало опускаться по серо-зеленому небу. Темные тучи уползали прочь, так и не разразившись дождем. Жары не было. Похоже, на этой планете всегда тепло. Насчет тварей наемник был прав: здесь водилось множество животных и растений. Это Лис знал из передач по визору. Многие из них были смертельно опасны для человека: одни имели ядовитую кожу, другие слюну, а третьи, кусая, впрыскивали в кровь нейротоксины.

Пока организм человека вырабатывал защиту, прошло немало времени. Только четвертое поколение колонистов получило устойчивое сопротивление к ядам и болезнетворным бактериям. Но для тех, кто оказался здесь впервые, смертельным было все. И так было на всех планетах. Всегда оказывалось, что там, где есть кислород, есть и жизнь – чужая, яростная, готовая уничтожить любого, кто оказывался с ней рядом.

Люди находили свои способы выжить. На планетах оборотней флора и фауна оказались настолько агрессивны, что для выживания пришлось менять генетическую структуру человека. Долианцы на своей планете сумели приспособиться, не меняя генотип, но со временем под воздействием высокой гравитации он изменился сам собой, и люди стали сильнее, мощнее, быстрее, научились видеть в темноте, потому что света на планету падало мало.

Сейчас люди забирались в глубь неизвестного леса с неизвестными животными и растениями, сами напрашиваясь на неприятности. Поэтому Макса удивляло, почему Грета идет впереди, не боясь чуждой природы.

Колдунья шла через лес, словно по ровной дорожке, проходя сквозь колючие кусты и высокие травы, так и норовившие заплести ноги, не обращая внимания на пронзительные крики птиц и рев зверей, от которых вздрагивали даже наемники.

Она пробиралась вперед, и сам лес, казалось, отодвигался от нее, словно признавая ее мощь. Настороженные, угрюмые долианцы шли рядом, держа оружие на изготовку, явно не ожидая ничего хорошего от планеты.

Макс грустно усмехнулся. Как он их ненавидел, когда они застрелили Умника! Но вот теперь и ненавидеть стало почти некого, от двадцати с лишним наемников осталось только трое. Если немного подождать, то мстить станет некому, смерть сама с ними со всеми разберется, только почему его это не радует?

Он остановился, уткнувшись в спину Грэга, наемник настороженно смотрел по сторонам. Вокруг сгустилась тьма, и не было видно ничего даже в паре шагов.

– Готовьте лагерь, – устало произнесла Грета. – Мы прошли меньше, чем я планировала, но дальше идти безрассудно, слишком много ночных хищников вышло на охоту.

– Плохое место, – произнес Грэг. – Здесь будет трудно себя защитить.

– Звери не так опасны, как люди и разные сущности, их можно отпугнуть. Не беспокойся, я поставлю защиту.

Колдунья вытащила из кармана небольшой стеклянный шарик, произнесла тихо заклинание, и он, разгоревшись слепящим белым светом, повис над ее головой. Девушка прошла по кругу, посыпая черную траву и синий мох серым порошком.

– Ни один зверь к нам и близко не подойдет, они не любят этого запаха. Принесите упавшее дерево, я разожгу костер.

Наемники притащили огромное сучковатое бревно, покрытое толстым слоем фиолетового мха, девушка бросила на него немного порошка, произнесла заклинание, и насквозь пропитанный влагой ствол запылал ярким пламенем.

Колдунья легла на землю, а наемники сели у огня, доставая из опустевших рюкзаков припасы. Максу сунули в руки армейский паек. Он разорвал упаковку и дернул красную ленточку, чтобы еда разогрелась.

– Госпожа, – произнес Грэг. – Ужин.

– Я не хочу есть, очень устала сегодня, дайте мне отдохнуть.

– Вы должны хоть что-то поесть. – В голосе долианца зазвучала тревога. – Мы все зависим от вас.

– У меня нет сил.

Наемник выругался, обвел мрачным взглядом сидящих вокруг огня товарищей и остановился на Лисе.

– Ешь, вор, сегодня ночью твоей обязанностью будет согревать госпожу своим телом.

– А если я откажусь?

– Тогда ты умрешь. Мы далеко не уйдем, если госпожа не отдохнет и не вернет себе силы. Без нее нам не выжить, и ты это должен понимать лучше нас, потому что был с ней в храме. Понял приказ?

– Я поем и лягу рядом с ней.

– Хорошо, надеюсь, это ей поможет.

– А почему никто из вас не хочет это сделать?

– Дело в нашей энергии. Она не подходит госпоже, мы давно это выяснили. – Грэг развел руками. – Наша планета изменила нас, мы отличаемся от остальных людей и продолжаем меняться. Ты – другое дело, тобой она может пользоваться.

– Ладно. – Макс доел паек и подошел к девушке, которая лежала неподвижно. – Уже ложусь.

Он вытянулся рядом и обнял Грету, рука его случайно попала на ее грудь, но он не испытал никакого возбуждения. Тело девушки было холодным, почти ледяным. Она не пошевелилась, но Лис вдруг почувствовал, что проваливается в темную пропасть, наполненную страхом и болью. Все его тело стало невыносимо тяжелым. Он вздохнул и вдруг понял, что у него и на дыхание не осталось сил. Он хотел закричать, но не смог. Ночь приняла его в свои объятья, холодные чужие звезды смотрели на него с темных небес, и где-то на далекой планете старый вор Хруст глядел в окно и ждал, когда он вернется…

Что-то больно кольнуло Макса в груди, и он проснулся. Наступал серый рассвет. На черную траву и синий мох выпала роса, и теперь она блестела холодными крупными каплями в слабом свете. Небо покрылось разводами темных туч. Деревья стояли вокруг мрачными исполинами, в их листве путался легкий ветерок. Пахло незнакомо, тревожно, от этого запаха поднимались волосы на затылке. Огонь погас.

Грета зашевелилась, перевернулась на спину и посмотрела на него своими зелеными глазами. Сейчас, в полумраке, они светились.

– Спасибо, вор.

– За что?

– За тепло и силу, которую ты мне дал в эту ночь.

– Силу? – Лис горько усмехнулся. – Я ничего тебе не давал, ты все взяла сама.

– Тем не менее… спасибо.

Колдунья встала и подошла к костру, прошептала несколько слов и протянула руку к обугленному стволу, он сразу загорелся. Почувствовав тепло, наемники зашевелились.

Грэг снова раздал всем пайки. Макс сел в стороне от других, не выходя из круга. Как бы плохо он ни относился к девушке, но признавал ее силу. Грета села у костра, открыла пластиковую коробку и стала есть. Высокий долианец присел рядом.

– Госпожа, какие неприятности нас ждут впереди?

– По-прежнему беспокоишься?

– Да, госпожа, нас осталось слишком мало для вашей защиты.

– Мы все доберемся до корабля, больше никто не будет ранен или убит. В поселке – в него мы попадем после обеда – нам дадут флаер, на нем доберемся до столицы. Там на нас нападут, вероятнее всего, оборотни. Так что у вас появится возможность немного пострелять.

– Тогда нам нужно оружие посерьезнее и хотя бы один бронированный костюм.

– Оружие найдем и все остальное тоже. А сейчас не мешай завтракать, я голодна.

– Да, госпожа. – Наемник отошел к своим людям и тихо сообщил все, что узнал. Долианцы повеселели. – Мы будем готовы через пять минут.

* * *

Из-за горизонта показался краешек красного, воспаленного светила. Похоже, оно было недовольно тем, что происходило внизу, на грешной планете. Гаур вздохнул. Минули сутки, как он начал обряд. Сил совсем не осталось; невыносимо болели руки и голова, скрипели суставы и подкашивались ноги.

Если бы он знал, что так будет тяжело, то подготовился бы основательнее: набрал больше учеников, установил удобную подставку у алтаря и хорошую защиту от проклятия мертвых. И главное, приготовил бы смену одежды и сделал хороший сток на алтаре, тогда не мешала бы засыхающая кровь. Но что толку говорить о том, что ушло в прошлое? Не успел, не подготовился, не знал. Опыт приобретаешь, только пройдя часть пути…

Сладкий приторный запах крови раздражал и мешал сосредоточиться, но только она сейчас спасала его от смерти. Верховный жрец отправил еще одного мертвого раба в яму и приложился к золотой чаше, в которую постоянно доливал багровую жидкость. Он выпил несколько глотков, и желудок в очередной раз бурно запротестовал.

Он должен продержаться. Обязательно! Иначе произойдет непоправимое. Гаур пошатнулся, его поддержали руки ученика. Немного их осталось, всего пятеро. Остальные предпочли умереть, отдать свои души кристаллу, изумрудный свет которого уже сиял так, что затмевал солнце. Его энергией можно было снести гору или вырыть огромный котлован, растопить ледник или перегородить реку, но вся она пойдет лишь на то, чтобы сделать бессмертным того, кто недостоин даже прожитых лет.

Гаур мрачно взглянул на императора. Тот дремал, держа на коленях молодую наложницу, которая согревала его тело, питала своей молодостью и силой, в то время как он, лучший маг этого мира, из последних сил в окровавленном балахоне пытался закончить обряд. Его руки едва держат нож, глаза словно засыпаны песком, ноги дрожат от усталости, в то время как Токур наслаждается жизнью…

Нельзя думать об этом. Он обязан закончить то, что начал.

К алтарю воины подвели новый десяток рабов. Верховный жрец поднял нож и взрезал грудь первому из них, вырвал очередное, еще бьющееся сердце, отбросил его в сторону, ногой нажав на рычаг, чтобы отправить тело в яму. Он обязан закончить, иначе умрут все.

Кровавое солнце смотрело на него из-за темного леса. Ветер нес запахи смерти и начинающего тления. Руки дрожат, глаза застилает пот, кровь бьется в висках.

Почему его до сих пор не остановили боги, неужели им тоже любопытно, чем все закончится?..

* * *

Как оторваться от слежки, если она осуществляется через видеокамеры, которых напичкано на улицах видимо-невидимо? Если в воздухе летают автоматические зонды, которые фиксируют происходящее на всех ярусах, а в темных небесах величественно проплывают многочисленные спутники, регистрирующие своими мощными камерами все, что происходит на земле? Делать вид, что наблюдения не существует? Но это же глупо! Спуститься под землю? Так там камер установлено еще больше, чем на земле, подземка кишит ими, как крысами. Дженг вздохнул и снова посмотрел по сторонам. И все-таки надо идти вниз – там больше возможности скрыться. В крайнем случае он спустится на пути и пойдет по туннелям. Вряд ли камеры поставлены там – слишком накладно, да и смысла в этом особого нет.

Приняв решение, волк побежал по улице. Вход в метро нашелся через пару кварталов рядом с надземной парковкой флаеров. Улицы были пусты: люди не ходили по тротуарам, предпочитая передвигаться на легких джамперах – одноместных летающих аппаратах, маломощных и тихоходных, но зато легких и компактных.

Даже входы в магазины переместились на крыши. Бегущий по асфальту человек подозрителен, но что делать, если он так плохо подготовился, да еще засветился в космопорте? Дженг добрался до станции, спустился вниз по широкой мраморной лестнице, проскочил огромный вестибюль и купил билет в автоматической кассе.

Видеокамеры здесь были установлены так плотно, что практически не оставалось ни одного слепого промежутка, в котором он смог бы исчезнуть. Платформа пуста – ни одного человека, желающего прокатиться на поезде. Похоже, он снова сделал ошибку и в очередной раз привлек к себе внимание. Волк выругался и посмотрел на табло: до прибытия поезда осталось чуть больше десяти минут. И это понятно – подземкой почти никто не пользуется.

Многое произошло на земле за те десять лет, что он здесь не был. У всех людей, которых он видел, на руках появились коммуникаторы последнего поколения, играющие роль универсального гаджета. Активируемые через кожный рисунок, они являлись ключом для жилища и летательного аппарата, средством связи, входа в универсальную информационную сеть, удостоверением личности, банковской карточкой и многим другим. А вот у Дженга его нет, что тоже выглядит подозрительно. Впрочем, покоммуникатору легко отследить любого человека, так что в его случае это неплохо.

Подкатил поезд, людей в нем было немного, все они казались усталыми и изможденными. Метро – транспорт для бедных, для тех, кто не может приобрести скоростной флаер, джампер. Здесь волк снова почувствовал, что за ним наблюдают. Подняв голову, увидел, что камеры установлены и в вагоне.

А на следующей станции добавились настоящие шпики. Люди вошли в вагон небольшой группой, и Дженг сразу почуял запах ружейной смазки. Агенты заняли места у выходов, делая вид, что не смотрят в его сторону, но он-то чувствовал их напряженное внимание к себе…

Волк вышел на следующей станции и перешел на поезд, идущий в другом направлении. Агенты последовали за ним, и он почти физически почувствовал, как кольцо вокруг него сжимается.

На платформе к трем шпикам добавились еще два. Ждать дальше было бессмысленно: увеличение числа людей с оружием явно говорило о том, что они готовятся к задержанию. Дженг вышел на очередной платформе, выхватил у какого-то усталого работяги куртку, спрыгнул на пути и побежал в темный туннель. По крикам за спиной он понял, что его маневр не остался незамеченным, но за ним никто не последовал – агенты испугались попасть под поезд, который несся прямо на него, пронзительно гудя. Дженг едва успел заскочить в небольшую нишу, которую наметил для себя заранее, и стал спешно лепить новый облик. Поменял цвет волос, сетчатку глаз, изменил нос, скулы и подбородок, добавил морщин, и через пару минут из ниши вместо торговца вышел пожилой рабочий. Агенты уже неслись к нему, поэтому пришлось снова бежать.

Как он и ожидал, в середине перегона обнаружилась небольшая металлическая дверь для обслуживающего персонала. Замок оказался непростым, пришлось повозиться, прежде чем тот открылся – благо инструменты для взлома Дженг всегда носил при себе. Волк захлопнул за собой дверь и оказался в небольшом шлюзе; металлическая лестница уходила высоко вверх – вероятнее всего, на поверхность. Он нарастил мышцы на руках и ногах и стал подниматься. В конце его ждал закрытый люк, но защелка разболталась, и волк смог, отрастив тонкий коготь, поддеть ее. Подняв тяжелый металлический блин, он выбрался в пустынный двор многоэтажного дома.

Здесь, прячась за деревьями от камер, Дженг выбросил рабочую куртку, переоделся в серый комбинезон, добавил голубизны в глаза и увеличил рост.

Это было самым сложным. Никто из оборотней не мог менять свое телосложение, удлинять или делать себя короче, потому что кости почти не менялись при перевертывании.

Только трое выживших перевертышей после генетического эксперимента умели это. Правда, способности были у всех разные. У одного получалось что-то одно, у другого – иное. Кодр, например, мог летать, выращивая крылья из кожи. Правда, настоящим полетом это было трудно назвать.

Бром мог имитировать любого человека, которого видел хотя бы один раз, Дженг – усиливать структуру тела: выращивать мышцы, хрящи и кости, имитировать людей, хоть не так успешно, как его товарищи.

Волк вышел из двора на хорошо освещенную улицу и зашагал по ней, сутулясь и прихрамывая, больше не чувствуя на себе пристальных взглядов. Кажется, уловка удалась, и он сумел освободиться от наблюдения. Убедившись в этом, он пошел быстрее и увереннее. Улицы становились менее освещенными, а флаеры уже не застилали ночное небо, как в центре. Видеокамер стало меньше, потом они исчезли совсем. Дженг все глубже заходил в рабочие кварталы, и здесь их разбивали все кому не лень. Скоро успокоившись, он побежал по полутемным улицам, но когда завернул в небольшой переулок, пришлось остановиться.

Пятеро подростков преградили путь, не давая двигаться дальше, и потребовали деньги, угрожая полицейским парализатором. Когда Дженг попробовал объяснить, что у него ничего нет и вообще он здесь находится случайно, в него выстрелили. Жуткая боль сковала все члены. Парни полезли к нему в карман, но не найдя ничего, заглянули в сумку. Дженг беспомощно смотрел, как его грабят, приходя во все большую ярость. Когда он уже не смог сдерживаться, у него началось неконтролируемое превращение, и через минуту с земли вместо человека поднялся огромный черный волк с оскаленными огромными клыками.

В него снова выстрелили из парализатора, но на его звериную ипостась парализующие заряды не подействовали, поэтому стрелявшему пришлось плохо. Дженг оторвал парню голову одним мощным ударом. Два других посообразительнее рванули в темный двор, но волк догнал их и разорвал, а потом, вернувшись, добил остальных.

Запах крови затуманил мозг, и Дженг стал рвать горячее сочное мясо. Когда он наелся, взял зубами сумку, в которой лежали два запасных комбинезона, обувь, кредитные карточки и несколько наборов документов на разные случаи жизни, и побежал во двор. Зверь ему почти не подчинялся, возможно, потому, что еще не прошли последствия выстрела из парализатора. Мышцы тряслись мелкой дрожью, а вой рвался из груди. Требовалось переждать и успокоиться, тогда удастся снова обернуться в человека.

Он заполз под небольшой навес, надеясь, что здесь его не заметит пролетающий полицейский зонд, и стал ждать, тихо рыча от злости. Великолепный план, придуманный наставниками, летел к черту, а ведь на него поработало немало людей и оборотней, да и денег вложено немало. И все из-за каких-то молодых кретинов, которые сейчас перевариваются в его желудке!

Дженг вздохнул и закрыл глаза. Он должен расслабиться, и тогда, когда схлынет адреналин и исчезнет боль в мышцах, его тело снова перевернется в человека.

Глава десятая

Макс с трудом доел завтрак. Синтетическая еда ему никогда не нравилась, а они уже третий день питались лишь армейскими пайками.

Чувствовал он себя отвратительно, так как плохо спал этой ночью. Снились жуткие кошмары, после которых внутри осталось ощущение дикого страха и какой-то невосполнимой потери. Долианцы сидели возле костра, завтракали, шутили, а вот Грета, как и Лис, выглядела неважно: круги под глазами, лицо бледное и усталое – похоже, и ее мучили плохие сны.

– Подъем! – Она выбросила пакет, который тут же подобрал один из наемников и уложил в вырытую для мусора ямку, решительно встала и зашагала к зарослям. – Пора двигаться дальше.

Грэг поднял Макса и подтолкнул вперед.

– Не отставай, без нашей защиты ты погибнешь.

– От вас самих защита небольшая, сами все больше к госпоже липнете, – съязвил Лис и тут же заработал затрещину. – Защитники!..

– Я бы с удовольствием поучил тебя разуму, но госпожа не разрешает, так что прикуси язык – дольше проживешь, – пробурчал наемник. – Может быть, мы тебе не кажемся хорошими бойцами, но не забывай, что, защищая госпожу и тебя, вор, многие из моих товарищей погибли.

– Это на вас нападают все, кому не лень. Но это ваша война, а не моя. Я никому не нужен. – Лис мрачно зашагал за поредевшей командой наемников. – Без вас я бы спокойно жил на своей маленькой планете, чувствовал себя великолепно, и мне бы не требовалась ничья защита.

– Думай, что хочешь, вор, только не отставай и поменьше болтай языком. Поверь, смерть по-прежнему с нами рядом, – бросил Грэг через плечо.

Макс догнал девушку и пошел в паре шагов от нее. Спорить не хотелось. Он и сам понимал, что глупо злить человека, который может тебя убить одним ударом.

Голубое светило не спеша вскарабкалось на небо, и все изменилось. Стало теплее, трава под ногами высохла, пронзительные крики ночных птиц смолкли. Грета резко свернула и двинулась прямо сквозь колючий кустарник. Когда пробились через заросли, перед ними открылась дорога, выложенная серыми каменными плитами.

– Что это? – удивленно спросил Макс. – Откуда это здесь?

– Разумные существа жили на этой планете и до людей, – пожала плечами девушка. – И еще неизвестно, кто из нас более разумен: мы или они. Думаю, если нам бы пришлось с ними соревноваться, то проиграли бы по всем статьям. Древние применяли магию там, где мы используем технологию, и тратили на создание нужных вещей гораздо меньше сил. Мы без машин ничего собой не представляем, а они без оружия выживали там, где нам не удалось прожить бы и минуты. Нам повезло, что мы пришли сюда, когда древние уже исчезли.

– А что с ними случилось?

– Большая магическая война. – Грета вздохнула. – Они призвали сущностей, которых не смогли контролировать, и те уничтожили всех.

– Откуда вы знаете?

– Рассказал хозяин храма. Кстати, эта дорога ведет к нему.

– Так мы возвращаемся?

– Нет, просто по ровной поверхности легче идти. – И девушка быстро зашагала вперед.

Они прошли километров десять по тракту, потом колдунья свернула на грунтовку, уводящую в сторону. Дорога уже поросла мелкой фиолетовой травой, видно было, что проселком пользовались редко, не чаще раза в год. Впрочем, это и понятно: в век флаеров мало кто пользуется колесным транспортом, обычно только тогда, когда требуется доставить тяжелые грузы.

Здесь Грета подозвала к себе Грэга.

– Эта дорога ведет к поселку, до него осталось чуть меньше километра. Нас здесь не ждут, но охрана имеется. Лучше всего, если ты пошлешь своих солдат вперед, пусть разберутся с теми, кто захочет по нам пострелять.

– Это дело! – Наемники повеселели, и двое бегом устремились вперед, радуясь, что для них нашлось занятие. – Мы быстро.

Грэг мрачно посмотрел им вслед.

– Мало нас осталось, госпожа. Старейшины не простят мне таких потерь.

– Не беспокойся. Я заплачу, сколько нужно, за каждого убитого и немного добавлю сверху.

– Я беспокоюсь о вашей безопасности. Чтобы обеспечить ее, мне нужны воины.

– Доберемся до корабля и свяжешься с родной планетой. Думаю, старейшины войдут в твое положение, а в ближайшем будущем я не жду неприятностей.

– А раньше ожидали? – спросил Макс, сам не понимая, почему его черт дернул за язык. – Просто любопытно: почему, зная о том, что впереди нас не ждет ничего хорошего, мы шли именно туда?

– Будущее не так просто, как тебе кажется. – Грета вытерла пот со лба и хмуро посмотрела на злое светило, повисшее в зените серо-зеленого неба. Становилось жарко, у Макса самого хлюпало в сапогах. – Когда воины идут в бой, разве они не знают о том, что их могут убить?

– Они надеются выжить, иначе бы никто с места не сдвинулся.

– Не говори о том, чего не знаешь, вор! – фыркнул Грэг. – Любой из долианцев готов умереть. Главное, ради чего?

– И ради чего имеет смысл умирать?

– Ради награды, – вздохнул наемник. – Семьи получат компенсацию, и ее будет достаточно, чтобы выжить их детям, а ты разве воровал не ради денег?

– Я не знал своего будущего, а вот вашей госпоже известно, кто и когда умрет. Так?

– Нет, вор. – Девушка остановилась и посмотрела на него. – Иногда я действительно могу это сказать, но чаще всего будущее имеет несколько вариантов.

– Так вы не знали, что они умрут?

– Знала и сообщила старейшинам, что из тех людей, кого они отправят со мной, обратно вернутся немногие. – Колдунья пожала плечами. – Они обдумали мои слова и решили, что если будет выплачена компенсация, это приемлемо. Люди Грэга знали, что большинство из них погибнет, но шли за мной.

– Не понимаю.

– Что тебе непонятно, вор? – Грета достала из кармана маленькую керамическую фляжку и сделала глоток из нее. Через небольшое время ее лицо порозовело, и она бодро зашагала вперед по проселочной дороге, уходящей к пыльному горизонту. – Если я скажу, например, что тебя через пару дней ждет смерть, что ты сделаешь?

Макс задумался.

– Ничего. Вы же не дадите мне сбежать и изменить свою судьбу?

– Конечно нет. Но тогда получается, что, идя с нами, ты знаешь, что движешься к смерти?

– Не по собственному желанию.

– Какая разница? Главное, что идешь. Мог бы лечь на землю, и тогда тебя бы понесли наемники, избивая через каждые десять метров. Но имеет ли смысл терпеть боль, если впереди тебя все равно ждет смерть? Мне известно, когда и где умру, только я не знаю, что делать с этим знанием? Что бы ты мне предложил: закрыться и не выходить из дома? А может, вырыть глубокий бункер и спрятаться там?

– Я не знаю.

– Мы все умрем, никто не живет вечно, но я постараюсь за то время, что мне отпущено, сделать как можно больше. А ты?

– А я просто хочу выжить.

– Но ты же все равно умрешь. Человек рождается и знает, что умрет, но разве это хоть что-то меняет?..

Дорога вывела их к огромному карьеру, огороженному колючей проволокой. Сразу за ним начинался небольшой рабочий поселок, выстроенный примерно из полусотни сборных домов. На центральную площадь наемники уже согнали десятка три обезоруженных охранников, рядом с ними стоял огромный мужчина в рабочем комбинезоне. К нему и направилась Грета.

– Мне нужен флаер, – сказала она. – Я знаю, что он у вас есть.

– Он нам самим нужен. – Великан с неудовольствием разглядывал девушку. – Это единственный транспорт, который соединяет нас с цивилизацией.

– Я возьму ваш летательный аппарат в любом случае, это не обсуждается.

– Тогда о чем мы говорим?

– О том, что вы хотите получить за него?

– Я не могу вам его отдать, без него мы погибнем. Деньги нам не помогут, если будет нечем питаться.

– Мы все равно его заберем, но если вы хотите, чтобы он к вам вернулся, пошлите с нами своего пилота.

– Триста монет, и я полечу сам.

– Вот это уже деловой разговор. – Колдунья махнула долианцам, и те убрали оружие. – Мы торопимся, так что идем к машине.

– Немедленно отправляйтесь на свои рабочие места! – заорал мужчина охране. – Еще не хватало, чтобы из леса какое-нибудь зверье вылезло. Я ненадолго, часа на три, так что не расслабляйтесь.

Они двинулись к крайним домам, где на небольшой площадке стоял десятиместный флаер.

– Я сам поведу, – произнес мужчина. – Это моя машина.

Он остановился, когда на его плечо опустилась тяжелая рука Грэга.

– У меня свой пилот, человек. И веди себя тихо. Ты жив только потому, что госпожа не любит убивать.

Мужчина хоть и был огромен, но рядом с долианцами чувствовал себя неуютно – те были выше и явно сильнее. Он хотел еще что-то сказать, но Грэг сжал ему плечо, и великан сморщился от боли.

– Я не хочу слушать те глупости, которые ты сейчас начнешь говорить, – прошипел наемник. – Веди себя тихо или умрешь. У меня плохое настроение. Понял?

Мужчина побледнел и сел на сиденье.

Один из долианцев вошел в кабину, следом – Грета, остальные разместились в салоне. Летательный аппарат был пассажирским, с иллюминаторами обзора, что очень не понравилось Грэгу. Но когда он обнаружил, что часть из них открывается и их можно использовать как бойницы, успокоился и сел в кресло.

– Куда вам нужно? – спросил мужчина. – Я знаю об этой планете все.

На удивление Макса наемник ответил вполне миролюбиво:

– В вашу столицу.

– А… – сразу успокоился великан. – Так вы не местные?

– Замечательный вывод! – фыркнул Грэг. – Я что, похож на кого-то из людей с этой планеты или кто-то из моих парней тебе напоминает обычного человека?

– Нет, конечно, но и у нас хватает богатых чудиков, которые нанимают себе в охрану инопланетян, бывает, даже оборотней…

– Оборотней? – сразу насторожился наемник. – И много их у вас?

– Около двадцати.

– А ваши богачи разве не знают, что это запрещено?

– Законы издает империя, но она далеко. А в наших богом забытых местах мы сами решаем свои проблемы.

– Понятно, тогда мы немного поработали на закон на вашей планете, – усмехнулся долианец. – Оборотни как бы это помягче сказать… большей частью расторгли свой контракт, из двадцати осталось лишь пятеро, по моим подсчетам.

– Интересно. – Мужчина с прищуром посмотрел на наемника. – Я слышал разное про вашу расу. Говорили о том, что вы умны и сильны, но еще никто не говорил, что вы быстрее оборотней.

Флаер рывком поднялся в небо и резко рванул к лесу.

– Все зависит от обстоятельств, в которых нам приходится встречаться. – Грэг поудобнее откинулся на спинку кресла. – Оружием мы владеем лучше, а в ближнем бою сильнее они за счет когтей и клыков.

– Понятно. – Великан покивал головой. – То есть вы примерно равны по силе с перевертышами?

– Не совсем так, – поморщился наемник. – У оборотней пять кланов, и каждый из них обладает своим набором возможностей. Мы сильнее барсов и гиен, но проигрываем медведям и тиграм.

– Вы забыли еще один клан.

– Клан Волка? – Грэг закрыл глаза. – В открытом бою мы их победим, но обычно они нападают из засады, поэтому трудно сказать, кто из нас сильнее. Понятно?

– Вполне. Сколько стоят ваши услуги?

– Довольно дорого, – усмехнулся долианец. – Наши расценки есть в информационной сети.

– Мне понравилось, как вы легко обезоружили моих охранников. – Мужчина улыбнулся. – Возможно, мой работодатель, когда узнает об этом, захочет заключить с вами контракт.

– Это пожалуйста, пусть свяжется с нашими старейшинами, думаю, ответ будет положительным.

Максу захотелось спать, напряжение последних дней давало о себе знать, да и после ночи, проведенной рядом с Гретой, он чувствовал себя разбитым и опустошенным. Он закрыл глаза, и его тут же понесло куда-то в серебристую темноту, в которой пахло страхом и болью.

Проснулся он, когда флаер приземлился, резко стукнувшись о землю. Лис открыл глаза и увидел знакомую стоянку около резиденции губернатора. Колдунья вышла из кабины пилота.

– Идем, вор, проведаем нашего старого друга губернатора. А то он наверняка нас заждался…

– Я бы лучше поспал.

– Ты же сам напросился на это представление. Этот человек хотел нас убить, и желание у него до сих пор не прошло. Выбор у нас небольшой: оставить его в живых, что неразумно, или убить, как я ему обещала.

Макс неохотно приподнялся из кресла и недоуменно уставился на великана, которого они взяли в рабочем поселке: тот сидел в кресле связанный и с кляпом во рту. Заметив его взгляд, Грэг усмехнулся:

– Достал он меня своей болтовней, пришлось стреножить. Госпожа, вам нужна моя помощь?

– Да, придется сражаться. – Грета спустилась по трапу. – Отпусти этого человека, дай ему денег и пусть летит к своим рабочим.

– Конечно, госпожа.

Долианец снял путы, бросил деньги на колени мужчине и тихо произнес:

– Советую убраться отсюда как можно быстрее. Конечно, если хочешь жить.

Мужчина молча вскочил и скрылся в кабине пилота. После того как все вышли, флаер взлетел в воздух и уже через несколько секунд превратился в черную точку на горизонте.

Группа неспешно подошла к воротам и будке, в которой сидел охранник. Увидев колдунью, он побледнел и стал нажимать кнопки, одна из них открыла ворота, другая вызвала охрану.

Из здания выскочили охранники, но, увидев Грету, сделали несколько беспорядочных выстрелов в воздух и исчезли. В самом здании группу никто уже не встречал, а вот на этаже, где находился кабинет губернатора, ожидал сюрприз – два боевых робота. Едва открылась дверь лифта, они начали стрелять. Грэг отбросил девушку в сторону за угол, следом туда же полетел и Лис, а уже потом рядом приземлился наемник. Пулеметы стихли, послышался шелест гусениц по полу.

– Зря я не взял оружие у охранников, сейчас бы не помешала небольшая ракетная установка. Кстати, роботы движутся к нам, надо бы что-нибудь предпринять.

– Уже работаю. – Колдунья сморщилась от боли. – Кстати, в следующий раз постарайся бросать меня аккуратнее.

– Извините, госпожа, но для меня появление этих железок стало неприятной неожиданностью.

– Ладно, прощаю, я и сама этого не ожидала. – Грета закрыла глаза, взяла в руки ожерелье, которое ярко засветилось изумрудным светом, и что-то прошептала. – Настроилась на людей и не подумала, что можно выпустить против нас машины. Все, можно идти дальше.

Грэг выглянул из-за угла и покивал головой.

– Стоят оба в паре шагов от нас. Точно не двинутся?

– Нет. – Девушка встала. – У них перегорели управляющие схемы, пока их не заменят, это обычные железки.

– Мне бы такое уметь, тогда бы вы меня не поймали, – пробормотал Макс. – Не научите?

– Это не школьное знание, которому можно научиться.

– Тогда можно еще вопрос? Неужели вы не видели в будущем этих роботов и свое падение на пол?

– О господи! – вздохнула Грета. – Я же не могу смотреть каждое мгновение своей будущей жизни. На это требуется столько же времени, сколько просто их прожить, глупо это, да и скучно.

Лис обошел роботов, которые замерли рядом с их убежищем. Если бы девушка промедлила, они, вероятнее всего, были бы уже мертвы.

Вошли в приемную. Женщина-секретарь, увидев их, побелела, не дожидаясь приказа, забормотала что-то в коммуникатор, потом откинулась на спинку кресла и сползла в обмороке.

– Вас здесь любят, – заметил Макс. – И ждут.

– Если судить по боевым роботам, то да. Что ж, меньше придется говорить.

Втроем вошли в кабинет. Губернатор сидел на своем кресле и дрожал мелкой дрожью. В руках он держал небольшой короткоствольный автомат.

– Я предупреждала тебя, что не стоит на меня устраивать покушений? – спросила Грета, не обращая внимания на оружие. Грэг сделал шаг в сторону, вытащил пистолет и взял на прицел толстяка. – Говорила, что убью?

– Вы не можете мне ничего сделать, меня назначил император!

– Ясно, – вздохнула колдунья. – Ты, похоже, так ничего и не понял…

Она подняла вверх раскрытую ладонь.

– Я бы могла убить тебя там, где на нас напали твои летчики, но тогда бы не увидела твое лицо перед смертью.

Грета сжала руку в кулак. Лицо губернатора побледнело. Потом посинело. Автомат с громким металлическим стуком упал на дорогой ковер. Он откинулся назад и схватился за горло.

– Ты думал, что ты главное лицо на этой планете и даже Бог оберегает тебя? Так вот ты ошибся. Есть светская власть, а есть магическая. Никогда не стоит обижать магов, потому что ни одно оружие, ни одна крепость не спасут от их мести. Прощай, глупец!

Девушка развернулась и пошла к двери. Лис растерянно смотрел на тело, которое, содрогаясь в конвульсиях, упало на мягкий толстый ковер.

– Думаю, о нем мало кто всплакнет.

– Ты прав. Есть люди, после смерти которых плачет Вселенная, и эта потеря невосполнима. И есть те, чью смерть никто не замечает: был человек и нет его, словно и не было никогда.

* * *

Звезды высветились на темном небосклоне – самые яркие из них и самые блестящие были явно искусственного происхождения: спутники, боевые и пассажирские орбитальные станции, туристические капсулы для любителей провести неделю в космосе при пониженной гравитации.

Потом выползла Луна – главный спутник Земли, первый бастион ее многоступенчатой обороны и центр промышленной добычи гелия-три.

Дженг вздохнул, в груди что-то забулькало, что-то подступило к горлу, и он, морщась, стал выплевывать остатки тканей и металлические предметы – все остальное, слава Великому Волку, успешно переваривалось. Он еще раз посмотрел на очередной спутник связи, промелькнувший над головой.

Эх, ему бы сейчас коммуникатор – из тех, что он видел на руках прохожих, тогда бы удалось предупредить о неплановой задержке.

Волк горько сплюнул, и вместе со слизью из пасти вылетело три небольших коммуникатора. Попробовать связаться?.. Дженг попытался поднять лапой одну из коробочек и поднес к глазам. Она была вполне работоспособна, индикатор горел зеленым огоньком, но аппарат его не признавал, поэтому не включался. Неожиданно над головой Дженг услышал звук двигателя приближающегося флаера и попятился назад в темноту. Машина опустилась на улице, и он услышал человеческие голоса.

– Поступил сигнал, что здесь бесновалась какая-то странная тварь. И, как сказали, она точно прибыла из космоса.

– Похоже, кто-то насмотрелся визора, и теперь ему всюду мерещатся космические монстры.

– Вероятнее всего. Но шефу позвонили из разведки и потребовали расследовать со всей тщательностью. Якобы пролетающий спутник тоже заметил на земле нечто странное.

– А этим-то что привиделось? Инопланетяне с бластерами? Пьяные гоблины?

– Наше дело маленькое – приказали, значит, посмотрим. Глянь-ка, что там такое? Откуда здесь лужа? Дождя не было, считай, дней восемь.

– Похоже на кровь… Господи! Что это?!

Дженг услышал рвотные звуки.

– Смотри, вот еще пятна крови! А вот и тела!.. Кстати, погрызены…

И снова кого-то вырвало.

– Ты думаешь, их порвала какая-то инопланетная тварь?

– Нам платят не за предположения, а за устранение всякой мерзости. Но, думаю, лучше всего достать оружие и сообщить диспетчеру.

– Хорошо еще бы и помощь запросить.

– Конечно, не стоит нам самим здесь отдуваться, пусть высылают спецназ.

Дженг отполз еще на пару шагов. Ситуация с каждым мгновением становилась все хуже. Нужно что-то делать, но что?!

Он быстро перебежал по асфальту, по-прежнему скрываясь в тени, при этом продолжая слушать, о чем говорят полицейские.

– Смотри, здесь еще целая лужа! А это что?.. Парализатор? Проверь номер по картотеке – возможно, один из наших. Так… вот коммуникаторы. Фу! Какая мерзость!.. По коду можно выяснить, кто ими владел… Ясно. Вызывай экспертов, дальше не наша работа. Пусть сами разбираются, открывают дело об убийстве.

– Ты хотел сказать о пожирании?

– Это не нам решать, мы патрульные, а не детективы.

– А куда делась эта тварь?

– Откуда я знаю? Следов больше нет. Не на крышу же она залезла?

– А вдруг? Кто их знает этих тварей?

– Давай сядем во флаер и осмотрим крышу. Экспертов вызвал?

– Через пятнадцать минут будут.

– Вот и отлично. В нашей работе главное – на себя много не брать и соблюдать протокол, для всего остального есть начальство, пусть оно разбирается.

– Да что же это за тварь, неужели и в самом деле из космоса?

– Полетели, сверху осмотрим, может, что и заметим…

Полицейские сели во флаер, аппарат стал подниматься к верхушке небоскреба. Надо отсюда сматываться, решил Дженг. Смысла оборачиваться сейчас в человека нет – он медленнее, и рефлексы у него другие, к тому же видит плохо и не различает большинства запахов. Черный волк прокрался по двору, потом рванул со всей возможной скоростью по улице, стараясь двигаться так, чтобы его не заметили с зависшего над крышей флаера.

* * *

Они вышли в коридор.

– Госпожа! – обратился к девушке Грэг. – Мне по-прежнему нужно оружие, чтобы вас защищать. Вы же видите, на нас постоянно нападают. Не думаю, что со смертью губернатора все закончится.

– Хорошо. – Грета остановилась. – У меня есть идея.

Она подошла к секретарю. Женщина была бледна, ее губы тряслись. Заметив, что страшные пришельцы возвращаются, она едва снова не упала в обморок.

– Спокойно, милая, мы не причиним тебе зла, – тихо произнесла колдунья. – Мне нужен военный флаер, вы не могли бы мне помочь?

Женщина кивнула и трясущейся рукой набрала номер.

– Командующий?.. – Она сумела совладать с голосом и заговорила довольно уверенно. – Это секретарь губернатора. Шефу срочно нужен один из ваших флаеров с полным вооружением. Немедленно! Да, он знает, что тот, который вы ему давали до этого, уничтожен и что вы нашли его обломки вместе с трупами и интересующей губернатора особы там не оказалось. Как знает и о том, что у вас похитили два флаера, которые вы сами же расстреляли. Командующий, не советую вам спорить, он не в том настроении сегодня. Да, как и в прошлый раз, не позже чем через десять минут.

Женщина положила трубку.

– Флаер прилетит. – Она помолчала, потом робко спросила: – Вы меня не убьете?

– К вам у меня претензий нет.

– Но… – женщина снова побледнела, – губернатор мертв. Что мне отвечать? Меня же обязательно будут допрашивать…

– Расскажите все, как было. Думаю, этого достаточно для того, чтобы вас оправдать.

Трое прошли к лифту, спустились вниз и вышли в пустой холл.

– Ты доволен, Грэг? – спросила колдунья, показав на темную точку в небе. – Уже летит. Даже быстрее, чем в прошлый раз.

– Это как раз то, что надо. Если только военные снова не решат на нас напасть. Возможно, губернатор отдал приказ, о котором мы ничего не знаем.

– Я заглянула в его мозг, когда он умирал. Там был только страх. Если бы что-то затевал, это так или иначе проявилось бы. – Грета закрыла глаза, потом озадаченно произнесла: – Но ты прав, осторожность не помешает. Опасность! Это не военный флаер… в нем оборотни!

– Назад! – Грэг затолкал всех обратно в вестибюль, и вовремя. Летательный аппарат завис над дворцом губернатора и выпустил две ракеты, которые разорвались у входа.

Взрывной волной Макса бросило вместе с колдуньей на мраморный пол, Грэг с трудом удержался на ногах.

– Что делать, госпожа? У меня нет оружия, чтобы его сбить.

– Оружие должно быть, это же дворец губернатора. – Колдунья на секунду прикрыла глаза и показала рукой на неприметную дверь в углу вестибюля: – Там находится охрана. Они ждут, когда мы уйдем, и у них есть то, что тебе нужно. Вор, не отставай!

Грета распахнула дверь, ожерелье на ее шее засветилось, и офицер, уже знакомый Максу по прошлому визиту, упал на колени, хватаясь за горло. Девушка наклонилась над ним, бесстрастно глядя, как тот пытается вытащить пистолет из кобуры, скребя непослушными пальцами по жесткой кобуре.

– Мне нужно оружие, которым можно сбить флаер. Оно у вас имеется? Отвечай или умрешь.

– Есть, – прохрипел страж. – Вам следует спуститься на уровень ниже, оружейная находится там.

– Ключ?

Офицер, морщась от боли, вытащил связку.

– Веди нас.

Грэг рывком поднял офицера, и тот пошел впереди, потирая шею, криком предупреждая выскакивающих из комнат охранников о том, что не стоит ничего предпринимать. Впрочем, стражи и сами не рвались вперед. Узнав колдунью, они просто прижимались к стенам узкого коридора, ведущего к стальным дверям оружейной комнаты.

Оружия оказалось много, нашлось даже несколько бронированных костюмов. Грэг попробовал натянуть самый большой из них, но отбросил с досадой в сторону – тот для него был слишком мал. Пришлось при выборе оружия руководствоваться только собственной силой, а не сервомоторами брони. Долианец взял переносную ракетную установку и две мощные снайперские винтовки, повесил на плечо три автомата. Посмотрев на Макса, сунул ему запасные магазины:

– Неси! Жаль, что не могу тебе доверить ничего другого. Госпожа, можно идти.

Девушка провела рукой, офицер упал на пол, и они вышли из оружейной комнаты. Охранники, не дожидаясь, пока Грета применит к ним свою силу, вставали на колени, закрывая затылок руками.

Трое прошли мимо них и вышли в вестибюль.

Флаер завис над площадкой, его пулеметы стреляли по долианцам, которые, перебегая от машины к машине, отвечали из автоматов. Грэг поднял ракетную установку, поймал летательный аппарат в перекрестие прицела и, услышав писк автоматики, нажал на спусковой крючок.

Ракета вылетела, потом еще одна, и горящие обломки флаера полетели к земле. Наемники подбежали к госпоже, разобрали винтовки и автоматы, заодно избавив Макса от патронов, стали настороженно смотреть в небо, на котором появилась еще одна темная точка.

– Флаер, госпожа, – сказал Грэг, поднимая ракетную установку. – Прикажете сбить?

– Подожди. – Грета закрыла глаза, потом отрицательно покачала головой. – На этот раз тот, который мы ждали. Не стрелять!

Грэг с облегчением выдохнул. Флаер медленно опустился на стоянке, из него выскочил уже знакомый им летчик.

– Передаю согласно приказу. – Он мрачно отдал честь. – Заправлен под завязку, полный боезапас, вооружение проверено. Какие будут указания?

– Свободен, солдат, – улыбнулась Грета. – Дальше мы сами. Грэг, дай ему денег, пусть зайдет в бар и выпьет за наше здоровье.

Долианец протянул пару крупных имперских кредиток:

– Это за хлопоты.

Пилот взял деньги и отдал честь:

– Рад стараться!

Колдунья огляделась по сторонам. Светило спускалось к горизонту. Вокруг высились серые безликие небоскребы из бетона, стали и стекла. На площади перед резиденцией бил в небо фонтан, редкие прохожие вышагивали по улицам. Ветер нес запахи камня, пластика и гари.

– Не нравится мне здесь, пора домой.

Макс вздохнул. Обычная планета, на которую он больше, вероятнее всего, никогда в жизни не попадет. Но здесь он изменился и больше никогда не станет прежним. Серебряная сфера до сих пор находится в нем, стоит только закрыть глаза, чтобы ее увидеть. Этого не может быть, но есть. Он снова тяжело вздохнул и направился к флаеру, поймав на себе странно задумчивый взгляд Греты.

Грэг поднял трап, закрыл дверь и встал к скорострельной пушке, а другой наемник к пулемету, еще один скрылся в кабине.

Грета перед тем, как зайти в кабину пилота, негромко сказала:

– Расслабьтесь, оборотней мы всех уничтожили. Губернатор тоже отправился на небеса, а больше мы никого не интересуем.

– То есть нового нападения не будет? – уточнил Грэг. – Можно отдохнуть?

– На планете нас никто не тронет, а вот в космосе лучше всего немедленно убраться со станции.

– Спасибо, госпожа. – Грэг бросил пушку, сел на ближайшую скамейку, застегнул привязные ремни и закрыл глаза. – Тогда, с вашего позволения, я немного посплю.

Аппарат поднялся в воздух и полетел в сторону космодрома.

– Верите в то, что больше никто не нападет? – поинтересовался Макс. – Не слишком ли это опасно?

– Опасно не верить, – ответил Грэг, не открывая глаз. – Она еще ни разу не обманула нас.

– Тогда почему погибло столько ваших товарищей, если об этом было заранее известно?

– Ты снова задаешь все те же глупые вопросы, вор, – усмехнулся высокий долианец. – Каждый человек знает о том, что когда-нибудь умрет, но тем не менее живет. Мои товарищи знали о том, что их убьют, но им также известно, что смерть – еще не самое страшное.

– А разве есть что-то страшнее?

– Есть, вор. Мы можем умирать множество раз и каждый раз возрождаться, пока с нами честь, а вот без нее мы станем подобными тебе – ничтожествами, живущими одну короткую и бессмысленную жизнь.

– Но вы живете недолго, а будут ли у вас будущие жизни, еще неизвестно.

– А кто тебе сказал, что жизнь измеряется количеством прожитых лет, а не тем, что в ней происходило? – презрительно фыркнул Грэг. – И кто тебе сказал, что человек всегда может изменить свою судьбу? Ты почему выбрал такую небезопасную профессию?

– Так получилось…

– А мы – воины, и нас с рождения учили умирать. Мы знали, что обратно на родную планету вернутся немногие, но отказаться от контракта и тем самым утратить честь не могли. Если станет известно о том, что мы отказываемся от опасных соглашений, никто из долианцев не сможет покинуть планету – нас просто никуда не будут приглашать. И как нам выживать после этого? Ты думаешь, что нет ничего важнее твоей жизни, вор?

– Да, – твердо ответил Лис. – У меня – нет.

– А у нас есть, – кивнул наемник. – На планете у каждого растут дети. Никто из долианцев не может подписать контракт, если у него нет потомства. За каждого убитого мы получим компенсацию, а это значит, что дети погибших выживут, со временем станут наемниками и отправятся вслед за отцами умирать на другие планеты.

– Глупо как-то.

– Глупо жить, не имея цели, не осознавая смысла своей жизни и смерти. Так живешь ты, а не мы. Мы знаем, зачем здесь, а ты?

– Меня никто не спрашивал.

– А в жизни всегда так. – Грэг усмехнулся. – Все происходит в большинстве своем без нашего желания. Если сейчас на подлете к космодрому нас собьет лазерная батарея, значит ли это, что кто-то из нас пожелал этого? Или завтра на нас нападет военный крейсер, разве это будет нашим желанием?

– Может, и нет, но вы можете спросить колдунью, и она расскажет вам, что вас ждет.

– Да, мы можем узнать свое будущее, но кто тебе сказал, что сможем выбрать другой путь? Ведь даже госпожа не свободна.

– Почему?

– Потому что есть нечто важнее ее жизни. В общем, вор, не хочу разглагольствовать о том, что сам не очень хорошо понимаю. А сейчас молчи, мы прибыли на место.

Макс выглянул в окно и увидел, как флаер проскочил над высоким забором космодрома в непосредственной близости от лазерной батареи. Она развернулась в их сторону, но не выстрелила.

На взлетном поле находилось несколько челноков, к одному из них и спланировал флаер.

– Выходим! – В салоне появилась колдунья. – Надо спешить.

Они пересели в челнок. Пилот сразу скрылся в кабине управления, и почти тут же раздался рев запускаемых двигателей.

Макс пристегнулся и, наученный горьким опытом, поискал взглядом воронку с отсосом. Грэг, увидев его побелевшее лицо, принес ее из дальних рядов.

– Готовься, вор. Ускорение будет немалым, у нас не пассажирский челнок, да и госпожа спешит.

Словно в подтверждение его слов, в динамике раздался голос Греты:

– Звездолет готов, капитан?

– В основном – да, остались только мелкие работы, но их можно закончить и в космосе. Боеприпасы погружены, оружие исправно и готово к бою.

– Мы будем на орбите через пару часов, готовьте корабль к старту.

– Но мы еще даже не начинали заправку!

– Так начинайте! Капитан, нам требуется как можно быстрее покинуть орбиту, иначе на нас нападут.

– Кто?

– Пока не могу сказать, это лишь предчувствие.

– Я понял, госпожа, сделаю все, что смогу.

Челнок задрал нос вертикально, двигатели взвыли, набирая мощность, кораблик стал подниматься, а иллюминаторы закрылись бронированными заслонками.

Сам полет Лис запомнил плохо. Долианец не обманул его, когда сказал, что ускорение будет большим. Макса глубоко вдавило в кресло, и ему показалось, что на грудь поместили многотонную плиту. На него навалилась темнота. Лис ничего не видел и не слышал, кроме своего хриплого дыхания.

Его желудок не выдержал, но ускорение было настолько большим, что выйти из него ничего не могло, и это было ужасно. В какой-то момент Лис испугался, что может захлебнуться собственной рвотой. Но потом потерял сознание, и все стало неважно. Последней грустной мыслью было: «Вот так и приходит смерть. Ты не понимаешь и не осознаешь ничего, а она наклоняется над тобой и…»

Очнулся он уже в невесомости. Дышалось тяжело, рвоту всосала в себя воронка, которую держал у его рта наемник.

Увидев, что Лис зашевелился, долианец брезгливо отодвинулся.

– Что ж ты такой слабый, вор? Ускорение всего десять «G», а ты расклеился, как барышня. Давай приходи в себя, мы подлетаем к станции.

Челнок слегка тряхнуло, когда его поймали причальные штанги и подтащили к шлюзовому коридору орбитальной станции. Массивные броневые заслонки открылись, в иллюминаторах показался черный космос, блестящие звезды и колесо станции, сияющие отраженным светом местного светила.

Грэг наклонился над Лисом.

– Сможешь идти, вор?

– Я не уверен, – прошептал Макс. Он попробовал встать, но в голове все закружилось. – Я и дышу-то с трудом.

Он снова рухнул в кресло, кроме слабости ощущая внутри нестерпимую боль – его словно пропустили через огромную бетономешалку.

– Каждый раз, когда на тебя смотрю, жалею о том, что не убил раньше, – фыркнул долианец. – Это было бы актом милосердия.

Грэг безнадежно махнул второму наемнику, тот забросил Лиса на плечо и зашагал к выходу.

Грета, пройдя шлюз, сразу свернула в боковой коридор, ведущий к причалу, где стоял ее космический корабль, блистающий свежими заплатами на корпусе. Вокруг него копошились маленькие фигурки ремонтников со станции. Одни полировали обшивку, другие через массивные шланги заправляли танки топливом.

Девушка шла по станции, не обращая никакого внимания на заинтересованные взгляды персонала.

Люди с любопытством наблюдали за их процессией. Больше всего внимание привлекал Макс, беспомощно болтающийся на массивном плече наемника.

Служба безопасности попыталась было не пустить их на пирс, но колдунья подняла вверх руку с засветившимися камнями, и охрана с мутными глазами опустилась на пластиковый пол.

В шлюзовом коридоре стоял еще один охранник, держащий в руках парализатор. Грета махнула рукой, и он покорно опустился на колени. В трюме корабля их встретил Докер. Он поклонился девушке и произнес:

– Требуется пятнадцать минут на то, чтобы полностью заправить звездолет. Потом еще десять на то, чтобы прогнать ремонтников. Так что старт примерно через час. Это вас устроит, госпожа?

– Вполне, – кивнула колдунья. – Как прошел ремонт?

– Восстановили все, что смогли. Орудийные башни готовы. Кроме того, поменяли обшивку, кое-что прикупили для навигационных систем.

– Хорошо. Тогда направляюсь к себе и попрошу без нужды не беспокоить. Мне требуется отдых, я очень устала.

– Да, госпожа. Что делать с вором?

– Наемники с ним разберутся сами.

Макса отнесли в ту же каюту, бросили на кровать и закрыли дверь. Почти сразу началась предстартовая подготовка. Голос в динамике объявил сначала получасовую готовность, потом десятиминутную, и наконец звездолет оторвался от причальных штанг орбитальной станции.

Когда восстановилась гравитация, Лис дополз до душа, тщательно вымылся и прополоскал рот. Потом переоделся и лег.

Но заснуть ему не дали, за ним пришел член экипажа.

– Надевай скафандр, парень. Вас, наемников, осталось немного. Отныне твое место в орудийной башне, там ты будешь спать и есть.

– Я не наемник.

– А кто?

– Сам по себе.

– Если ты сам по себе, то почему таскаешься с долианцами?

– Это они меня с собой таскают.

– Вообще-то мне все равно. Я просто передал приказ капитана, что отныне твое место в орудийной башне, а это значит, что ты немедленно должен отправиться туда, потому что, кроме тебя, туда поставить некого. Понятно?

– А как же вы раньше обходились без меня?

– До этого в орудийных башнях сидели наемники, но их вернулось слишком мало после прогулки по планете. Двое долианцев сейчас управляют спаренными лазерами, один возится с истребителем, который удалось прикупить на станции, так что, кроме тебя, из пушки стрелять некому. Так ты идешь или остаешься? Если нет, я доложу капитану, но предупреждаю: наш кэп – мужик суровый, может и в космос выбросить, так что злить его не советую. Итак твое решение?

– Я иду.

– Ладно, вор, ты знаешь, как добраться до башни, а у меня свои дела.

– Когда ожидается нападение?

– Госпожа уверена, что через пару парсеков нас будет ждать засада.

– Если известно, что впереди кто-то нас ждет, то почему бы не свернуть всторону и не обойти это место?

– Это только кажется, что в космосе можно лететь куда хочешь, – хмыкнул парень. – Но на самом деле звездолеты идут по строго определенным маршрутам. Стоит свернуть в сторону, и можно потеряться, а то и погибнуть. Слышал о «летучих голландцах»?

– Что это такое?

– Корабли с мертвым экипажем. Таких немало в космосе. Периодически их обнаруживают и возвращают на места приписки. Так вот, чаще всего на них нет ни пробоин, ни каких-либо других неполадок, а люди мертвы.

– Почему?

– У кого-то топливо закончилось, а без него генераторы остановились, регенерировать воздух и воду стало нечем. Другие слишком близко пролетают рядом с мощными источниками излучения, и экипаж гибнет. Понятно?

– Да.

– Тогда иди к пушке и будь готов к бою.

Парень ушел, а Макс вытащил из шкафа скафандр, натянул его и пошел к двери. Чувствовал он себя по-прежнему скверно.

Неожиданно на серой стене загорелся экран визора, на него смотрела Грета.

– Вор?

– Слушаю.

– Я знаю, тебе многое не нравится, но нам нужна твоя помощь, чтобы добраться до следующей орбитальной станции. Кстати, наша цель находится на планете под ней. Я не знаю всей твоей судьбы, вор. Мне известно только, что ты можешь достать кристалл. А что будет с тобой после этого, покрыто непроницаемой пеленой.

– Выходит, будущего у меня нет?

– Такие моменты в жизни называются перекрестками судьбы, на них возможно все.

– А что будет, если я сейчас не пойду к пушке?

– Вероятнее всего, ничего. Мы все равно доберемся до нужной нам планеты, но потеряем часть экипажа, или система жизнеобеспечения будет выведена из строя, и нам придется до конца полета жить в скафандрах. Такой вариант тебе нравится?

– Я пошел к пушке.

Макс подошел к двери, оглянулся. Девушка смотрела на него с непонятной грустью.

«Грета Грин убила моего брата, а значит, она мой враг, – мрачно сказал сам себе Лис. – Для нее жизнь – игра, а люди – лишь фигурки на доске: не понравилось, смахнет и даже не вспомнит через мгновение о том, что этот человек существовал…»

Глава одиннадцатая

Дженг несся по хорошо освещенным улицам, прижимаясь к домам, как испуганная шавка. Все его естество волка вскипало от мысли о том, что он трусит, хоть внутри холодный человеческий разум говорил о том, что людей недооценивать не стоит. Наверняка его скоро обнаружат. Спутники записывают все происходящее на поверхности. Вряд ли они не заметят появления волка в городе. Лучше всего перекинуться в человека, но тогда можно не успеть. В волчьем обличье он мог двигаться со скоростью флаера и не уставать, а именно это сейчас и требовалось. Он рисковал. Но что делать, если малолетние грабители отняли слишком много времени?

Дженг уже приближался к пригородам, дома становились ниже, улицы темнее, а видеокамеры пропали совсем. Наконец он выскочил из мегаполиса. Асфальт закончился, под ногами зашуршала трава, воздух очистился, в нем появились запахи цветов, земли, деревьев и мелких животных. Сейчас бы поохотиться! Догнать и порвать мелкую тушку, вгрызаясь в ее внутренности. Но, увы, он не имел на это права.

Волк вбежал в небольшую рощу, там лег в высокую траву и начал меняться. Тело скрутило, воздух вырвался из легких, привычная боль заполнила мозг. Дженг тихо завыл, катаясь и кусая землю. Минуты через две все закончилось. Он немного полежал, вглядываясь в спокойное темное небо, потом тяжело перевернулся на живот и встал. Болело все тело, от несуществующего хвоста до ушей и носа, но понемногу боль уходила.

Когда через пару минут она исчезла совсем, Дженг натянул на себя комбинезон взамен старого, грязного и двинулся к краю рощи. Там, присев за кустами, начал изучать небольшое поместье впереди, добавив глазам дальнозоркости. Трехэтажный кирпичный особняк трудно было рассмотреть из-за высокого массивного забора, который окружал здание, словно крепостная стена. Сходство с крепостью дополняли дозорные башни на углах, на которых находились охранники, вооруженные крупнокалиберными пулеметами и гранатометами.

Мощные металлические ворота – такие таран не возьмет. За ними на возвышении виднелись две небольшие башенки с автоматическими пушками, дальше крутилась антенна радара, а рядом на земле стояла ракетная установка в комплексе со спаренным лазером, предназначенная для сбивания флаеров и ракет.

Еще раз внимательно все рассмотрев, Дженг пришел к выводу, что построил эту усадьбу параноик, очень дороживший своей жизнью, поэтому попасть внутрь скрытно вряд ли удастся. А попасть на прием к колдуну легально имперская разведка не даст.

Задачка была непростой, требовалось оригинальное решение. Волк начал наращивать мышцы на ногах, решив, что сможет добежать до усадьбы и перепрыгнуть через пятиметровый забор раньше, чем охрана его подстрелит.

Он и сам понимал, что идея – так себе, шансы минимальны. Наверняка пространство у забора напичкано датчиками, камерами наблюдения и еще чем-нибудь малополезным для здоровья. Поднимется тревога, за ним начнут охоту, и до колдуна он не доберется никоим образом. Но ничего другого в голову не шло. Дженг уже приготовился к бегу и стрельбе, как вдруг увидел на дороге небольшой грузовик, направляющийся к усадьбе из города. Такие обычно используются для развозки продуктов по ресторанам и кафе. Волк решил подождать, пока тот проедет, и это спасло ему жизнь.

Когда машина подъехала к воротам, по всему периметру над забором поднялись автоматические скорострельные пушки, которые проводили грузовик стволами и опустились только тогда, когда он въехал во двор.

Дженг вздохнул: если бы рванул к забору, то уже валялся бы в траве, разорванный в клочья. Итак, земля отпадает. Остается воздух, но его охраняет зенитная батарея. На флаере и даже на джампе не пролетишь – подобьют. Вот если бы он умел летать, как Кодр, тогда у него был бы шанс: обычно радары не реагируют на птиц. Кодр бы наверняка смог выполнить это задание, но он мертв.

Волк вздохнул. Интересно, а смог бы он сам вырастить себе крылья? По логике это не намного сложнее, чем добавить мышц или нарастить хрящи. Конечно, он никогда еще такого не делал, но все когда-то приходится делать впервые.

У этого задания приоритет «четыре точки», а значит, его смерть не важна. И если он рискнет, его просто не поймут. Он должен либо выполнить поручение, либо умереть. Умирать не хочется – значит, надо отрастить крылья. Если не получится, тогда придется придумывать что-то еще.

Дженг лег в траву, закрыл глаза и начал представлять, как у него, от мизинцев рук к телу растет кожная складка. Он видел когда-то в одном музее птеродактилей и слышал объяснение гида, который рассказывал, что именно с удлиненного мизинца у этих тварей и начиналось крыло. Палец он удлинил, но глаза для проверки стал не открывать, боясь потерять расслабленное состояние. Дальше стал выращивать кожную складку, которая должна была соединить руки и туловище. Тут у него застопорилось. Какое-то время Дженг не понимал, в чем дело, потом догадался – мешает комбинезон. Не открывая глаз, разделся и снова лег на траву. После этого изменения пошли. Волку понадобилось примерно полчаса на то, чтобы вырастить крыло. Лишь тогда он открыл глаза и стал себя осматривать.

Получилось неплохо, он действительно теперь напоминал птеродактиля. Выросшие мизинцы доставали до земли, от них тянулась кожная складка, соединенная с телом. Когда он расправил крылья, то стал чем-то похож на огромного ската.

Дженг подпрыгнул и замахал руками – взлететь не получилось, не хватило силы. Волк снова лег и стал наращивать грудные и спинные мышцы. После этого еще раз попробовал взлететь, получилось чуть лучше, но все равно не так, как он рассчитывал. Требовалось какое-то другое решение. Такие крылья больше подходили для планирования.

Волк обошел рощу, нашел высокое дерево и залез на него, хоть это оказалось совсем непросто – складка мешала, да и длинный мизинец тоже. Но ему все-таки удалось залезть на верхушку, которая закачалась под его весом. Он встал на большой крепкий сук и прыгнул вниз, широко расправив свои новые крылья.

Он обреченно вздохнул, когда земля стала быстро приближаться, неожиданно тело взяло управление на себя, оно шире раскинуло руки, а мизинец еще немного подрос.

Волк в очередной раз убедился в том, что внутри его находится очень сложная программа, несущая в себе признаки сотни видов, именно она подправила ему крылья.

Он завис в воздухе, потом упругая струя теплого воздуха потащила его вверх к ночному небу, наполненному яркими чужими звездами. Наверху он почувствовал холод, пришлось выращивать волчью шерсть, чтобы не замерзнуть.

Его начало сносить в сторону города, и Дженг попробовал изменить направление, поднимая ноги. В какой-то момент он понял, как управлять полетом, после этого стал медленно приближаться к усадьбе, двигаясь по широкому кругу на высоте примерно полторы сотни метров.

Когда он приблизился к невидимой границе, его засекли. Ракетная установка ожила: башенка с лазером поднялась вверх, направляющие с ракетами стали поворачиваться, отслеживая нарушителя. Какое-то время Дженг обреченно ожидал старта ракеты или удара лазерного луча, но, видимо, охрана посчитала его неопасным. Лазеры повернулись в другую сторону, а направляющие опустились. Заметив, что за ним перестали следить, волк направился к крыше в крутом пике. С каждым мгновением управлять полетом удавалось все легче, видимо, подсознание само находило нужные решения.

Так и у людей. Пока ты пытаешься что-то освоить, у тебя мало что получается, но потом в какой-то момент все начинает происходить само собой. Так учатся управлению любым транспортным средством, в том числе и флаером. Уже через пару занятий перестаешь сжимать штурвал потными пальцами и сосредотачиваешься только на направлении, высоте и скорости, все остальное берет на себя тело.

Дженг приземлился на плоской крыше, отбив ноги – все-таки не стоило так круто пикировать. Но, увы, подобное знание приходит только после неудачных опытов. Главное, он оказался на нужном месте, теперь осталось превратиться из летающего ящера обратно в человека, прежде чем появятся охранники. Он слышал, как во дворе переговаривались.

– Это не птица, а что-то гораздо больше. Возможно, дельтаплан или «летающее крыло». Сейчас, я слышал, здорово научились летать с искусственным крылом и реактивным двигателем. Если спланировать с небоскреба, то можно и до нас долететь.

– Я думаю, что это все-таки птица. У зенитки управляющий модуль может отличать искусственные материалы от органики. Если бы он определил, что летит кто-то на парашюте или используя двигатель, то сбил бы лазером.

– С ближайшей вышки сообщили, что неизвестное существо лежит на основной крыше и не шевелится.

– Так, может, не стоит суетиться?

– А почему они решили, что это существо, а не птица?

– Говорят, что-то странное, непонятное, покрыто мехом.

– Меховая птица? Смешно. По крайней мере, не парашютист.

Волк услышал близкие шаги, приоткрыл один глаз и увидел, как на крышу вышли пять человек, вооруженные автоматами. Двое подошли близко, один тронул за крыло.

– Я не знаю, что это, но точно не парашютист и не дельтапланерист. К тому же эта тварь сдохла.

– Мохнатая зверюга с крыльями. Прямо летающий монстр какой-то, в первый раз такое странное существо вижу.

– Да нет, оно живое! Смотрите, грудь ходуном ходит. Может, какая-то больная птица? Новая порода? Сейчас же чего только не разводят. Ученые со своими генными опытами кого только уже не создали. Говорят, что даже птеродактилей смогли восстановить из костей. Возможно, где-то рядом есть ферма, на ней производят опыты, вот получили эту тварь, а она вырвалась из вольера и улетела. Надо посмотреть, что у нее за морда, может, действительно какой-то мутант?

– Что будем делать?

Из коммуникатора донесся резкий голос:

– Мертва не мертва, птица не птица – неважно! Сбросьте ее во двор, возьмите грузовик и отвезите в рощу, пусть там валяется. Думаю, хозяину не понравится, если какая-то дохлая тварь на его крыше будет вонять на всю округу.

Охранники подошли к Дженгу, подняли и потащили к краю. Что делать, волк не знал. Сражаться в виде птеродактиля смысла не было. Тот был неуклюж – руками-крыльями никого не ударишь.

Что ж, пусть сбрасывают и тащат в рощу. По крайней мере, он попытался выполнить задачу. Честно и до конца.

Когда до края крыши осталось не больше пяти метров, один из охранников неожиданно выпустил его из рук. Волк тяжело стукнулся о твердое пластиковое покрытие. Падение было довольно болезненным, у него даже дыхание сбилось.

– Смотрите! С этой тварью что-то происходит!

Дженг и сам это понял. Едкая горечь заполнила рот. Тело снова взяло управление на себя. Хорошо, если обернется в волка, а если нет? Как некстати будет, если он сейчас превратится в человека. Его же убьют!..

* * *

Макс дошел до лифта по серому безликому коридору и поднялся на самый верхний этаж. Здесь ничего не изменилось: все тот же узкий коридор, упирающийся в массивную черную дверь, желтый рычаг на стене и трос в пластиковой оболочке, за который нужно держаться, чтобы не улететь к потолку. Дверь на этот раз открылась без проблем. В самой рубке произошли кое-какие изменения: вместо двух кресел стояло только одно посередине, на стенах поменяли пластиковую обшивку, а от пробоины не осталось никаких следов.

Лис уселся в кресло, сверху тотчас опустился экран, а руку толкнул рычаг управления пушкой. Смотреть было не на что: чернота космоса и яркие далекие звезды за кормой. Макс немного потренировался в наведении прицела на них, потом ему это надоело, и он заснул. Правда, спалось ему неспокойно, что-то внутри предупреждало о том, что приближается опасность.

Проснулся он от далекого звука сирены. На экране в черноте космоса появились две серые тени, которые быстро догоняли их.

– Ты готов, парень? – раздался в наушниках громкий голос капитана. – Сейчас ты являешься нашим секретным орудием. Никто не знает, что у нас установлено столь примитивное оружие, как твоя пушка. Поэтому твоя задача проста: подпустить как можно ближе и подбить.

– Я вижу, за нами идут два корабля, а пушка одна.

– Стреляешь в один, потом ждешь, пока из трюма загрузится новая партия снарядов, и расстреливаешь второй линкор.

– А вы сами-то слышите себя? Это же военные корабли, неужели они будут ждать, пока у меня загрузится следующая партия снарядов? Да они разнесут ваш корабль и меня вместе с ним после первого выстрела!

– В прошлый раз ты сделал все, как надо, вор, и подбил крейсер. Думаю, и сейчас у тебя все получится. Мы на тебя надеемся больше, чем на остальное оружие. Готовься, преследователи уже близко, сейчас начнут стрелять.

Макс лег поудобнее и стал ждать. От серых теней к звездолету потянулись лучи лазеров. Включилось защитное поле. Звездолет затрясло от попадания лучей, он стал постепенно замедлять ход, так как щиты требовали энергии, а взять ее можно было только от двигателей.

Скоро скорость упала настолько, что чужие корабли подошли почти вплотную и Лис смог их рассмотреть. Это действительно были линкоры – огромные бронированные махины, облепленные множеством башенок с мощными лазерами и батареями торпед.

Лазерные башни, которыми управляли долианцы, открыли огонь. Силовое поле у военных кораблей было мощным, поэтому никаких повреждений они не получили, зато в ответ четыре десятка спаренных лазеров прошлись по оружейным башенкам звездолета, выводя их из строя.

– Приготовься, парень, – прозвучал голос капитана в наушниках. – Настает твоя очередь, постарайся не промахнуться. Надеяться нам больше не на что: один лазер уничтожен, второй чуть дышит.

– Пушка против линкора – это глупо.

– У нас хорошая пушка и самое главное – особые снаряды с очень интересной начинкой. Они вскрывают почти любую броню. Я отдал кучу денег за них, поэтому ты только попади, а уж через броню они пройдут, как нож сквозь масло.

На экране появилась Грета. Она взглянула на Макса своими изумрудно-ледяными глазами и улыбнулась ничего не выражающей улыбкой:

– Послушай, вор. Ты должен разрушить оба корабля, иначе нам не уйти.

– Это же линкоры! – обреченно откликнулся Макс. – Они созданы для боя. У них мощная броня и трехслойное защитное поле. Не знаю, на что вы рассчитываете. В прошлый раз мне просто повезло, да и корабль был один, и тот – крейсер.

– Ты изменился и продолжаешь меняться. – Колдунья посмотрела на него очень внимательно. Правда, изумрудные глаза были по-прежнему холодны, как взгляд змеи. – От того вора, которого я поймала в подвале своего замка, мало что осталось. Ты можешь тешить себя разными выдумками, но правда такова: ты никогда не станешь прежним. Обычный человек действительно не сможет попасть в два корабля. Даже у долианцев это не получится, хоть они рождаются с оружием в руках. А ты это сделаешь! И не забивай себе голову их броней и оружием. У каждого звездолета есть слабое место, и именно туда ты и вобьешь снаряд. Военные не ожидают от нас сопротивления, они подойдут вплотную, чтобы взять нас на абордаж, тогда ты и начнешь стрелять!

– Ничего не получится…

– Я видела в будущем, как ты подбиваешь оба корабля. – Грета безмятежно улыбнулась, и ее глаза вдруг наполнились изумрудной теплотой. Сердце Макса непроизвольно дрогнуло. – Ты несешь в себе нечто странное, чего я не понимаю, это поможет тебе.

– Но как?

– Просто освободи свой разум, прислушайся к тому, что у тебя внутри, и доверься этому. Пугать не хочу, но я только что связалась с адмиралом флота. Он сообщил, что если мы не спасем себя сами, то он ничего не сможет для нас сделать, потому что линкоры не отвечают. Ты понимаешь, что это значит?

– Нет.

– За нашу смерть заплачена очень большая сумма, если командиры решили игнорировать запросы своего начальства.

– Я не уверен в себе, но попробую… – пробормотал Лис.

– Верь в себя и в то будущее, что я видела! – продолжала убеждать его колдунья. – Сейчас мы покажем воякам, что наш звездолет подбит, уберем защитное поле, тогда они подойдут к нам вплотную, чтобы взять на абордаж.

– А если они нас расстреляют издалека из лазеров, воспользовавшись тем, что поля нет?

– Я тоже не сижу без дела, поэтому они будут делать так, как я сказала. Удачи, вор!

– Я постараюсь…

– Вот и хорошо.

Грета исчезла с экрана. На нем снова появился черный космос, блестящие звезды и две серые тени, догоняющие звездолет.

Итак, нужно расстрелять оба линкора. Только и ему, и всем, кто находится в рубке, понятно, что это невозможно. Колдунья сказала, что внутри Лиса находится нечто, что ему поможет, нужно только прислушаться. Но как это сделать?

Макс постарался заглянуть внутрь себя, естественно, ничего не увидел, пожал плечами и стал ждать, когда военные корабли окажутся в зоне действия пушки.

Военные не торопились. И даже то, что преследуемый ими звездолет неожиданно вздрогнул, его дюзы перестали извергать синее пламя, а защитное поле задрожало разноцветным маревом и погасло, не заставило их ускориться. Впрочем, Макс их понимал. Куда спешить? Звездолет подбит. Видно, что лазерные башни повреждены, двигатели смолкли, а поле исчезло. Никуда он не денется. Сейчас можно спокойно сделать облет, как требует инструкция, а потом выбросить абордажную команду.

Только десантники не знают, что имеется еще одна орудийная башня, в которой сидит Макс. «И им неизвестно их будущее, а оно у них не очень хорошее», – так сказала Грета.

Линкоры подошли ближе и разделились, заходя с двух сторон, как голодные львы, загоняющие отбитого от стада быка. На экране перед Лисом замелькали данные о том, что оба линкора в пределах досягаемости. Он навел перекрестие прицела на один из кораблей и стал ждать, когда некто в нем скажет: пора! Чувствовал Макс себя при этом полным идиотом, потому что внутри все тряслось от страха.

Он знал, что не сможет подбить корабли, из-за этого их возьмут на абордаж, а потом десантники убьют всех.

Он вздохнул и вдруг понял, что рука взмокла от выступившего пота. Лис вытер ее об обшивку кресла и снова уставился на экран. Когда ему стрелять? Сейчас? Позже?.. Или совсем не стрелять? Убьют же! Убьют!..

Макс затрясся мелкой дрожью, и вдруг внутри словно кто-то включил серебристый свет. Лису стало все равно. Он успокоился и принялся наблюдать за собой будто со стороны. В нем словно проснулся некий иной разум – холодный, отстраненный и невероятно могучий.

Итак, куда стрелять?

Лучше всего распороть борт там, где находятся двигатели или узел управления. Притом надо выбрать место, где броня потоньше. Очередь должна быть короткой, чтобы успеть перевести огонь на второй линкор. И стрелять нужно… сейчас!!!

Рука сама нажала гашетку, и очередь из десяти снарядов попала точно в цель – в середину корпуса, где за многослойной броней находилась рубка. Из пробитой обшивки вылетело облачко белого пара и куча мелких обломков. Капитан не обманул – начинка у снарядов была особой, иначе они бы не вскрыли броню звездолета, как тонкую жестянку.

Дальше рука Макса сама собой переместила перекрестие прицела на второй корабль.

Здесь Лис уже не жалел снарядов. Ему удалось зацепить две из пяти дюз, и подбитый дредноут потянуло в сторону навстречу собрату. Два корабля врезались друг в друга, и дальше оба уже сцепившейся бесформенной массой закувыркались, улетая в черный космос. Неожиданно в одной из разбитых башен заработали спаренные лазеры, кромсая спекшуюся массу, – должно быть, кто-то из десантников нажал на гашетку, а отпустить уже не смог, раздавленный металлом переборок.

Макс какое-то время смотрел на экран, не очень-то понимая, что происходит: внутри его сиял серебристый свет и царил покой. Потом Лис моргнул, и странное ощущение отстраненности исчезло.

Тут он услышал ликующий голос капитана:

– Ты снова сделал это! Парень, на моем корабле ты всегда будешь желанным гостем! Мне давно нужен настоящий бомбардир. Как у тебя это получилось? Если рассказать, то никто не поверит: из допотопной пушки подбить два военных линкора!..

Его прервал спокойный голос Греты:

– Вор, возвращайся в каюту, обед будет подан через полчаса, тебе хватит этого времени, чтобы переодеться и принять душ. Иди!

Лис пожал печами, встал и направился к выходу из рубки. Двумя фразами колдунья вернула его на место. Он все еще был пленником и обязан подчиняться приказам, если хочет выжить. У наемников и экипажа есть свои обязанности и права, а у него нет ничего. Да его и не существовало в этом мире, потому что давно его похоронили вместе с братом.

Макс вернулся в свою каюту, помылся, переоделся в полетный комбинезон и отправился в кают-компанию, где царили возбуждение и веселье. Капитан и два его помощника шумно праздновали невероятное спасение, пили вино и смеялись. Грэг, как всегда, был невозмутим, Грета – задумчива. Когда Лис вошел, она подняла свои ярко-зеленые глаза и посмотрела на него испытующим взглядом, словно надеясь увидеть что-то, потом пожала плечами и опустила взгляд.

Макса посадили рядом с капитаном, налили вина, которое пил он сам и его помощники, кроме того, принесли настоящего жареного мяса. Лис впервые за последнее время почувствовал себя человеком. Он наслаждался пищей и тонким ароматом земного напитка, слушая комплименты в свой адрес от благодарной команды.

После обеда Грэг решил проводить его до каюты. Открыв дверь, он сказал:

– Ты можешь думать о себе все, что угодно, но ты все еще вор, который нужен госпоже, чтобы достать какую-то редкую вещь. То, что ты подбил два линкора, всего лишь еще одно черное пятно твоей биографии. Если об этом узнают военные, то я за твою жизнь не дам и гроша.

– Не надо меня пугать, – вздохнул Макс. – Я и без того знаю, что в будущем меня не ждет ничего хорошего. Лучше скажите, кто находился в подбитых лазерных башнях? Те, кто высаживался вместе с вами на мою планету?

– Я – последний из тех, кто участвовал в твоем пленении, вор. – Грэг помрачнел. – Мои друзья погибли, но старейшины простили меня.

– Опасная у вас работа.

– Да, это так. Я отправил депешу на свою планету, и вчера пришел ответ. На орбитальной станции нас будет ждать новая команда. Отдыхай и помни, что, несмотря ни на что, мы все в одной лодке.

Он повернулся и ушел. А Макс шагнул в каюту, лег на кровать и заснул.

С этого дня начались монотонные дни. Он спал, ел и тренировался в пустом спортзале, куда иногда приходил Грэг. Иногда купался в огромном топливном танке, который наполнили очищенной водой по просьбе Греты. Иногда Макс заставал девушку там, но она, заметив его, молча одевалась и уходила. Так проходили унылые дни. Они все ближе подходили к конечной точке путешествия и на тридцать пятые сутки добрались до орбитальной станции, кружащей вокруг планеты Цитрина – той самой, где добывался типий и где их ждал спрятанный артефакт.

* * *

Дженг стал двигаться сразу, как только исчезли крылья. К его счастью, обернулся волком, и сразу все стало привычным: впереди – враги, которые хотят его убить, а перед ними – он, и отступать некуда. Он разорвал двумя быстрыми ударами охранников, которые тащили его по крыше, и рванулся в сторону. Увы, стрелять охрана умела.

Мощные пули со стальными наконечниками пробили тело, разрывая плоть и вырывая кровавые куски. Дженг испытал дикую боль, терпеть которую не было сил. Он хрипло, исступленно рычал. Правда, трудно назвать рычанием шипение, вырывающееся из пробитых легких.

– Готов! – констатировал один из охранников. – Теперь бы еще узнать, что это за тварь к нам прилетела?

– А тебе это надо? – усмехнулся второй. – Наше дело простое: мочить всех гадов, которые сюда прилетят или приползут, нам за это деньги платят. Берите, ребята, эту тушу и скиньте ее с крыши. Потом зацепим тросом за вездеход и вывезем в рощу. Хозяину проблем с властями не нужно.

– А что мы скажем?

– Ничего. Что тут скажешь: ворвался в усадьбу бешеный пес и порвал двух охранников? Кровищи-то сколько натекло! Слугам придется повозиться, пока все отмоют.

– Э… ты не спеши. – Первый подошел поближе. – Кажется, я знаю, что это за тварь.

– И кто это, по-твоему?

– Оборотень, только какой-то необычный!

– Нам-то какая разница? Сбросим ее вниз, а потом посмотрим, что с ребятами произошло. Кажется, эта тварь их серьезно зацепила.

– Разница есть даже для тебя. Оборотни быстро восстанавливаются, убить их можно только серебряными пулями. А они у тебя есть?

– Скажешь тоже! Какое серебро? Знаешь, сколько оно стоит?

Охранник наклонился над волком, и лапа с острыми когтями вошла в его живот под броней, пробивая себе путь к сердцу. Страж даже не успел вскрикнуть, как опрокинулся назад, глядя мертвыми глазами в темное небо.

– Добьем эту тварь! Близко не подходить. Стрелять в голову, этого никто не любит!

Дженг очнулся и открыл мутные глаза. Содержимое желудка противно подкатывало к горлу, но дышалось нормально. Он одним прыжком достал стрелявшего в него охранника, потом перекусил шею второму, стоящему рядом, затем снова замер, тяжело дыша. На шерсти пузырилась вытекающая из ран кровь. Как всегда после ранения и быстрого восстановления, перед глазами все расплывалось, а боль колыхалась внутри, словно огромное желеобразное облако.

Он принюхался: пахло порохом, свежей кровью, и не только его. Дженг начал пожирать тело огромного охранника. На еду ушло немного времени – мощные челюсти и острые зубы легко перегрызали кости и вырывали куски мяса. Огромный черный волк глотал куски плоти, не пережевывая. Через пару минут, утолив первый голод, он начал настороженно вслушиваться в окружающие звуки. Внизу со двора донеслись крики:

– Эта тварь напала на наших ребят! Разбирайте оружие! Вперед!..

Времени у волка было немного – минуты две, может, чуть больше – пять.

Дженг лег на землю и представил себе, как исчезают волосы, как пасть превращается в человеческий рот, а когти уходят внутрь, трансформируясь в слабые ногти. Прошло секунд тридцать, не более, и он почувствовал холод. Тело, покрытое потом, без шерсти, стало мерзнуть от легкого ночного ветерка. Дженг открыл глаза и встал. Выглядел он теперь нормально – обычным человеком, чувствовал себя тоже неплохо – раны заросли, не оставив никаких следов на коже.

Волк подошел к краю крыши, где бросил сумку при приземлении, переоделся в комбинезон и мягкие сапоги и остановился, задумчиво глядя на автомат. Потом с сожалением отбросил ненужную железку. Оружие расслабляет, стоит начать надеяться на него, и ты не сможешь себя защитить. Тот, кто надеется на оружие, всегда оказывается в опасности, потому что не ощущает страха, а значит, пропустит пулю или не заметит врага за спиной.

Открыв металлическую дверцу, Дженг начал спускаться по лестнице. Навстречу ему, тяжело топая сапогами, поднимались два охранника, вооруженные помповыми ружьями. Волк, не останавливаясь, выдвинул когти и убил их, пробив грудную клетку через пах – там не было бронежилета. Люди умерли, даже не успев вскрикнуть.

Дженг стряхнул кровь с рук на металлическую лестницу – комбинезон очистился сам, – и стал вспоминать схему здания, которую получил вместе с подробными указаниями о распорядке дня владельца. Ему следовало продвигаться к библиотеке, где уставший после многочасового приема гостей колдун обычно отдыхал и читал древние манускрипты, попивая крепкий чай особого сорта с множеством ароматов и запахов.

Дженг свернул влево, открыл еще одну дверь и вышел в большой светлый коридор. Здесь было тихо и пусто, только со двора по-прежнему пронзительно завывала тревожная сирена. Он остановился и осмотрелся.

Усадьба изнутри выглядела очень даже неплохо: светлые деревянные панели, мягкий свет, струящийся с прозрачного потолка, полы, покрытые блестящей каменной плиткой.

Дженг спустился еще по одной лестнице и оказался у нужной ему двери. Она была не заперта. Он повернул ручку и вошел. В библиотеке под потолком висела большая хрустальная люстра, освещающая огромное помещение, заполненное до потолка высокими книжными полками. От яркого света закрывались глаза – пришлось подождать, пока они приспособятся. На это ушла пара секунд, не больше. Но Дженг повернулся и вздрогнул, встретившись взглядом с высоким седым человеком. Тот сидел в глубоком кожаном кресле и с легкой улыбкой наблюдал за ним.

Колдун не боялся. Наоборот, похоже, появление волка доставило ему какое-то особое удовольствие. Хозяин усадьбы положил руку на грудь, вытащил из-под легкой, шелковой, ослепительно-белой рубашки огромный изумрудный кристалл, сразу засверкавший в ярком свете, и поднес его ко лбу, одновременно вглядываясь в Дженга. На лице его появилось легкое недоумение, потом он нахмурился.

– Кто вы? – спросил черный маг громким и суровым голосом. – Отвечайте! Я вижу, что вы обладаете частично животной и частично человеческой аурой. Следовательно, должны уметь говорить.

Волк толкнул ногой дверь, она закрылась. Тогда, сделав несколько шагов, он подошел и сел в кресло напротив, опустил руки на колени, правда, сначала убрав когти.

– Добрый вечер, – произнес Дженг. Инструкция гласила: «Объект не убивать ни в коем случае, а только выяснить, где находится некий предмет, который так необходим наставникам. Вести себя вежливо и корректно. В случае опасности для жизни силу не применять, разрешено только бегство». – Извините, что пришлось потревожить ваш покой и охрану.

– Пожалуй, вы правы. – Человек вздохнул, потом отпустил цепочку с кристаллом, и она легла на безукоризненно белую рубашку. – Разговор с гостем, пусть незваным, следует начинать с приветствия. Итак, добрый вечер и вам.

Дверь открылась, в библиотеку влетели три охранника с автоматами.

– Господин, отходите к двери, мы вас прикроем!

– Не быстро вы здесь появились. – Колдун мрачно посмотрел на телохранителей. – Насколько я помню, в инструкции написано о том, что врываться в библиотеку, когда я нахожусь в ней, запрещено. Почему вы здесь?

– Здесь убийца, он убил семерых наших! Вы в опасности!

Человек задумчиво взглянул на Дженга:

– Вы не собираетесь причинить мне зло?

– Я вас не трону. Даю слово чести, оно для меня много значит.

– Я разберусь с нарушителем сам. – Колдун повернулся к своей охране: – С этого момента он – моя проблема.

– Но он убийца!..

– Этот человек не собирается причинять мне зло, он сказал правду. Уходите.

Охранники вышли, недовольно морщась. Будь их воля, они снова бы открыли стрельбу, и это вряд ли привело бы к чему-нибудь хорошему.

– Итак, вернемся к нашим баранам. – Человек не спеша набил трубку и закурил. – Вы ворвались в мой дом, убили семерых моих людей. Я даже готов поверить, что вы сделали это, защищаясь. Потом пришли сюда и первое, что сказали: «Добрый вечер». Хорошее начало, мы обменялись приветствиями. Продолжим. Кто вы и что вам нужно?

– Меня интересует место, где находится «сосуд скорби», – произнес Дженг. – Вы написали статью, в которой заявили, что знаете его координаты.

– Интересуетесь археологией? – Колдун взглянул на него с любопытством. – Не думал, что безобидная публикация вызовет интерес столь странного существа. Если уж непонятные люди с аурой зверя стали приходить ко мне, то, наверное, я не очень хорошо понимаю, что совершил. Интересуетесь бессмертием?

– Да, интересуюсь.

– Разговор у нас не получится, пока я не узнаю, кто вы. Назовите свой вид.

– Вы же сами видели, что у меня животная и человеческая аура. Я – оборотень.

– Вы думаете, я никогда не видел оборотней? – Колдун весело рассмеялся. – Возможно, вы не знаете, но я участвовал в небольшой войне с ними в качестве боевого мага, поэтому аура их мне известна. У вас она иная.

– И тем не менее я оборотень, только видоизмененный. Как мне сказали наставники, в меня влили коктейль генов от давно потерянных видов.

– Что ж… – Мужчина задумался. – Вы не лжете, ложь я почувствовал бы сразу. Интересно, а в кого вы можете превращаться?

– В волка и немного могу менять человеческий облик.

– Этого определенно мало. – Колдун покачал головой. – В вас скрыт гораздо больший потенциал. Возможно, для того, чтобы вы его в себе открыли, требуются особые обстоятельства. Что ж, вы полностью удовлетворили мое любопытство, мне было интересно с вами беседовать, поэтому я вам кое-что скажу. Я обнаружил «сосуд скорби» по возмущениям магической среды и сообщил о его местонахождении одному известному археологу. Насколько мне известно, на эту планету уже отправилась экспедиция. Вам я открыть эту тайну не могу. Уходите.

Дженг покачал головой:

– Я тоже не могу уйти без ответа. Назовите планету, или я убью вас, как убил охранников. Вряд ли вам удастся защититься, используя магию. Я создан искусственно, соответственно, и моя защита имеет другой характер. Поверьте, лучше вам произнести название планеты.

– Угрожаете? – Человек взял в руки камень и выставил его перед собой. – Вы знаете, что это такое?

– Этот амулет дает вам огромную силу, он своего рода аккумулятор энергии, но на меня ваша магия, вероятнее всего, не подействует.

– Почему?

– Я не совсем человек и не совсем животное, и даже не оборотень в классическом смысле.

Говорить было тяжело, на это почему-то уходило немало сил. Возможно, так на Дженга действовал кристалл. В глотке пересохло.

Хозяин дома задумался.

– А как же слово, которое вы дали?

– Я пришел сюда за координатами планеты, рискуя своей жизнью. Для того чтобы добраться до вас, мне пришлось убить семерых охранников. Я дал слово, что не трону вас, и я его сдержу – сегодня, но завтра я вернусь и убью вас.

– В ваших словах присутствует своя, не совсем приятная для меня логика. – Колдун откинулся назад в кресло и задумался. Камень он по-прежнему держал перед собой, как своего рода щит. – Действительно, с такими существами, как вы, я еще не встречался. И возможно, на вас не подействует моя сила. Возможно, но не факт! Магия воздействует на всех живых существ, исключений пока не найдено. Правда, у оборотней имеется природная защита, которая пробивается с трудом. Может ли у измененного оборотня быть особая защита? Вполне. Вы дали слово и сегодня меня не тронете. Буду ли я завтра более защищен, чем сегодня? Может быть, да, а может, и нет. Риск. А нужен ли он мне? В конце концов, какого черта?!! Я не обещал хранить эту тайну, и, вероятнее всего, скоро ее узнают все живущие в империи. Что ж, я назову вам место. Вы меня убедили. Планета называется Цитрина. Где-то в ее горах находится Плато Мертвых, именно там следует искать «сосуд скорби». Вы удовлетворены?

– Огромное спасибо! – Дженг кивнул. – Вполне.

– Тогда уходите.

– Не буду вам больше докучать.

Волк поднялся и пошел к двери.

– Пропустить нарушителя к воротам, огня не открывать! – услышал он, как мужчина скомандовал в коммуникатор. – Пусть уходит с миром.

– Но, господин, он убил семерых наших ребят…

– И убьет еще больше, если вы его не отпустите. А что, если он решит отомстить мне за ваше нападение? Вы сможете его остановить?

– Мы убьем его, господин.

– А если нет? Ваши товарищи наверняка тоже считали, что смогут с ним справиться, теперь они мертвы, а наш гость жив и здоров.

– Мы хорошо подготовились…

– А если этого недостаточно? Я чувствую вашу неуверенность, поэтому откройте ворота и немедленно сообщите официальным властям, чтобы прислали сюда полицию. Пусть заводят дело о нападении на мою усадьбу и убийство семи моих охранников.

– А вы предусмотрительны. – Дженг улыбнулся и открыл дверь. – Всего вам доброго, черный маг. Кстати, не скажете, за что вам так хорошо платят?

– Я вижу будущее.

– А это будущее вы видели?

– Такие глупые вопросы мне задают часто. Отвечаю – нет. Я не могу смотреть каждый миг своей жизни, на это требуется слишком много времени. Я просто отслеживаю те моменты, когда мне угрожает опасность.

– Выходит, вы не посчитали мой приход опасностью?

– А разве со мной что-то случилось?

– Тогда еще раз вам всего доброго. – Волк остановился у открытой двери. – Надеюсь, вы не затаили на меня зла?

– Нет, вы меня позабавили.

– Тогда прощайте, думаю, меня с вами больше никогда не сведет судьба.

– Поживем – увидим.

Дженг закрыл дверь и начал подниматься по лестнице. Впервые в жизни он испугался – этот человек показался ему по-настоящему опасным.

* * *

Гаур вытер окровавленной рукой пот со лба и негромко простонал.

– Учитель? – прошептал один из учеников, поддерживающих его сзади. – Долго еще?

– Сколько осталось рабов?

– Меньше тысячи, но и нас осталось только трое. Остальные уже отдали свои души «сосуду скорби». Мы держимся из последних сил!..

– А как, по-вашему, себя чувствую я?

– Мы не знаем, учитель. Наверное, вас поддерживает вера. В нас она уже угасла…

– Немного осталось, просто стисните зубы и держитесь. Пейте кровь, она поможет.

– От нее болят желудки. Думаю, пятерых моих братьев убила именно она. Эта жидкость настояна на ненависти и страхе, потому что рабы знают, что их ждет. Первые еще пребывали в неведении того, что с ними произойдет. Последним же это известно. В них кипит ярость, и даже сонная настойка не помогает. Мы чувствуем это, и нам страшно.

– Держитесь, у меня нет для вас других слов.

Гаур поднял голову вверх. На безоблачном зеленоватом небе ни облачка. Багровое солнце бьет в глаза, от него горит и ссыхается кожа, покрываясь кровавой коркой. Даже императору жарко. Пятеро слуг обмахивают его со всех сторон огромными опахалами, но это не помогает – пот выступил крупными каплями на величественном челе. Токур выпил разведенное вино и мрачно посмотрел на жреца. К сожалению, для императора у Гаура тоже не было добрых вестей.

– Крепитесь, немного осталось, – пробормотал он чуть слышно, больше для себя. – Вам все равно легче, чем мне. У меня уже онемели все члены, во мне нет ни силы, ни желания, ни воли. Мне кажется, я давно уже мертв и в обители мертвых исполняю вечное наказание, наложенное на меня владыкой Нижнего мира. Я не могу остановиться, иначе энергия умерших душ разорвет меня, и тогда демоны заберут меня с собой. Я не могу продолжать, потому что мышцы ссохлись под этим палящим солнцем…

– Что вы сказали, учитель? – Ученик поддержал его, когда Гаур качнулся. – Вам плохо?

– Конечно. – Верховный жрец тоскливо усмехнулся. – Налейте мне крови полную чашу, а то в горле пересохло.

– Да, учитель…

Гаур выпил и посмотрел на слепящее солнце.

– Смеешься, багровая образина? Дай срок, я закончу ритуал и тогда посмотрим, кто кого величественнее, ты или я!..

Воины подвели следующий десяток рабов. Верховный жрец вырезал очередное сердце и хрипло рассмеялся. Увидев его лицо, ученики отшатнулись, но снова приблизились, повинуясь повелительному жесту. Только один метнулся в сторону и побежал к лесу, но стрела лучника догнала и воткнулась в спину беглеца. Уже через минуту его принесли и положили перед жрецом. Гаур взрезал ему грудину, достал сердце и снова рассмеялся. На этот раз в смехе звучали горечь и тоска.

Ветер метнул этот смех за скалу, где стояли шеренги рабов, и от этого звука они поежились, словно жаркий день стал вдруг зимней ночью.

* * *

То, что планета неплохо зарабатывала, можно было заметить сразу по обилию звездолетов на причальных платформах и многочисленной охране. Макс, глядя в обзорный экран, заметил три десантных крейсера и два десятка перехватчиков на отдельной взлетной платформе. Кроме того, по периметру станции высились лазерные башни, а в космосе плавали управляемые мины.

– Нравится? – спросил Грэг, появившись у него за спиной. – Меня это лично всегда впечатляет.

– Что именно?

– Вооружение.

– Солидно.

– Все, что мы видим, – лишь демонстрация мощи. Главное оружие – автоматические платформы – укрыто в трюмах. В случае опасности их выпускают в космос, и они уничтожают все вокруг. Их еще называют оружием возмездия.

– Почему?

– Потому, что они будут действовать даже тогда, когда от станции ничего не останется.

– Зачем вы мне это говорите?

– Ты же наш лучший бомбардир. Если госпоже удастся получить то, за чем мы сюда прибыли, то чтобы улететь с этой планеты, придется сражаться. И вполне возможно, с самой станцией.

– Здесь оружия столько, что ни один военный звездолет не продержится и часа, а у пассажирского судна вообще нет никакихшансов.

– Я сказал это для того, чтобы ты понимал, какой опасности мы себя подвергаем.

– Если бы я мог, то уже бы находился в сотнях парсеков отсюда.

– Но ты не можешь. Меня прислала госпожа. С момента стыковки ты должен находиться рядом со мной, не отходя ни на шаг.

– Боитесь, что я попрошу убежища у службы безопасности?

– Нет, имеются другие причины. А пока иди в каюту, влезай в новый комбинезон и готовься к высадке. Через пятнадцать минут стыковка.

Макс отправился к себе, натянул новый комбинезон и вышел в коридор. Около лифта его ждали колдунья и долианец. Наемник оказался без оружия, что для него, похоже, было непривычно. Он постоянно протягивал руки к пустому поясу, а потом разочарованно убирал.

– На станции могут находиться наши враги, и, пока к нам не присоединятся новые наемники, требуется осторожность, – сказала Грета. – Кроме того, здесь много сотрудников безопасности: их легко узнать. Они – единственные, кто имеет право носить оружие, и вести себя с ними следует предельно вежливо. Предупреждаю, если ты решишь обратиться к ним за помощью, то ничего хорошего тебе это не принесет: вероятнее всего, тебя просто изобьют и бросят в камеру. Стражей интересует только безопасность станции. Даже если ты окажешься сбежавшим преступником, объявленным в имперский розыск, тебе просто переломают все кости на тот случай, если ты вдруг решишь что-то устроить на станции, а потом посадят в изолятор до отхода моего звездолета. Понятно?

– Да, – Лис кивнул. – Буду тих и послушен.

– Хорошо, выходим.

Они спустились на лифте, прошли шлюзовой коридор и оказались в небольшом помещении. На экране появилась надпись: «Добро пожаловать на станцию планеты Цитрина. Вы находитесь в санитарной зоне. Вам необходимо раздеться, так как вся ваша одежда будет подвергнута санобработке. Выполняйте все указания, и вы не пострадаете. Если у вас есть оружие, положите его в сейф, тогда оно будет возвращено вам при отлете. Двигайтесь вперед, ориентируясь на световые указатели».

Макс с любопытством посмотрел на девушку. Ему было интересно, как та себя поведет. Но Грета, заметив его взгляд, лишь усмехнулась, сняла комбинезон, бросила его в контейнер, потом шагнула туда, куда указывала зеленая стрелка. Без одежды она выглядела очень даже неплохо. У нее оказалась роскошная грудь с небольшими розовыми сосками, тонкая талия, широкие бедра, стройные ноги и плоский живот.

– Вперед, парень, – подтолкнул его Грэг. – Нас ждут на той стороне. И закрой рот, а то захлебнешься слюной. Госпожа выше твоего плотского желания, ею можно только восхищаться!

– А почему здесь проводят санобработку? На предыдущей станции не было ничего подобного.

– Не видишь, что ли, сколько здесь народа? Если бы они этого не делали, давно бы вымерли. К этой станции часто причаливают охотники за планетами, а те на себе какой только заразы не несут. Шагай на обработку, вор, иначе тобой заинтересуется безопасность.

Макс снял комбинезон, аккуратно положил его в контейнер и шагнул вперед в мутную пелену белесого пара, пахнущего химикатами. Пройдя его, он оказался в узком коридоре, где сверкали ультрафиолетовые лампы.

– Встаньте в желтый круг на следы, упритесь руками в стену, – сказал женский голос. – Закройте глаза.

После того как Лис это сделал, в его тело ударили со всех сторон горячие струи воды, пахнущие химией. Его омыли со всех сторон, одновременно руку кольнуло несколько иголок.

– Вам поставлены необходимые прививки, взята кровь для дальнейшего генетического анализа. Следуйте дальше.

Лис сделал пару шагов и оказался в маленькой комнатке, где уже стояла в комбинезоне Грета. Он тоже стал одеваться, взяв одежду из контейнера. Девушка не обращала на него внимания, словно видела голых мужчин каждый день. Макс вздохнул, она улыбнулась.

– У тебя неплохая фигура, вор, но ты жилист и суховат. Мне нравятся более мускулистые мужчины.

– Как долианцы?

– Вроде того.

В комнату вошел Грэг. Макс впервые увидел его обнаженное тело и поразился, насколько оно мощное и мускулистое. Теперь он поверил рассказам о том, что наемники голыми руками могут разорвать человека.

– Вы можете идти дальше, – произнес женский голос. – У вас не выявлено опасных вирусов и бактерий, а на ваших телах нет скрытого оружия. Добро пожаловать на станцию!

– Идем! – Наемник шагнул вперед к открывающейся двери.

Макс вышел в круглый вестибюль, в котором их ожидали десять долианцев в темных очках. Наемники рассредоточились по кругу, словно готовясь к отражению нападения. Один из них, самый высокий и мощный, выступил вперед и поклонился девушке.

– Госпожа! Наши старейшины прислали нас для вашей защиты.

Потом он повернулся и уважительно склонил голову перед Грэгом.

– Прими, командир, наши соболезнования о тех, кто погиб, пусть их души успешно вернутся домой. Мы скорбим.

Грэг поклонился в ответ.

– Они были великими воинами, такими и останутся в нашей памяти.

– Госпожа! – Долианцы встали на одно колено. – Мы присягаем тебе на верность. Мы умрем за тебя, если потребуется, и будем с тобой до тех пор, пока ты не решишь освободить нас от клятвы!

– Я принимаю вашу клятву. – Девушка поклонилась в ответ. – Ваша верность будет вознаграждена. У вас есть для меня сообщение?

– Да, госпожа, – сказал плотный жилистый наемник с худым морщинистым лицом, изрезанным двумя полосками длинных шрамов. – Старейшины просили передать, что клан Волка прислал боевую команду на эту планету. Численность ее неизвестна, но они уже находятся на поверхности и готовы оспорить ваше право на артефакт.

– Как они туда попали?

– Незаконно высадились на поверхность в десантных капсулах.

– Спасибо за сообщение, хоть оно не было приятным. – Грета еще раз поклонилась. – Мы несколько раз столкнулись с оборотнями по дороге сюда, когда они пытались нам помешать узнать, где находится нужное место. Ваши братья убиты ими.

– Мы отомстим. – Худощавый повернулся к Грэгу и показал на Лиса: – Кто этот человек?

– Вор, нужен госпоже, как отмычка.

– Защищать?

– Оберегать до получения артефакта, дальше – как распорядится госпожа. Имеет мысли о побеге, в целом – неопасен.

– Принято, командир. Какие будут дальнейшие указания?

– Госпожа! – Грэг повернулся к девушке. – Слушаем вас.

– На рейсовом челноке спускаемся вниз. Приобретаем оборудование, одежду и провизию для похода. Находим флаер и оружие, после этого отправляемся к нужному месту.

– Принято, двинулись.

Грэг пошел к выходу из зала, наемники выстроились таким образом, что Макс и девушка оказались окружены со всех сторон. Правда, уже метров через сто дорогу им преградила группа людей, одетых в серые комбинезоны сотрудников безопасности. Вперед вышел хмурый человек с маленькими, глубоко посаженными глазами.

– Кто такие? Куда направляетесь?

Грэг недоуменно посмотрел на них, потом повернулся к Грете:

– Чего им надо?

– Спроси сам.

– Послушайте, парни, мы идем к челнокам, чтобы улететь с вашей станции. Нам от вас ничего не нужно.

– У нас распоряжение губернатора. Он против того, чтобы вы спускались вниз. Приказано вернуть вас на звездолет и отправить обратно в космос.

– Что-то вы поздновато решили нас остановить, могли бы просто не допустить корабль к шлюзу.

– Идентификатор сработал только в санобработке, тогда и были получены данные о вас.

– А чем вызвано это распоряжение? – Пока Грэг болтал с охраной, Макс заметил, как другие наемники старательно загораживают девушку от взглядов безопасников. Грета уже вытащила ожерелье из-под комбинезона и что-то над ним шептала. – Почему мы не понравились губернатору?

– Я не обязан ничего вам объяснять.

– Подумай над тем, стоит ли нас сердить? – Командир наемников хмуро усмехнулся. – Мы понимаем твои проблемы, парень. Бывает, тоже подрабатываем охранниками, но распоряжение выполнять тебе. Советую подумать о том, что будет, если мы сочтем его абсурдным.

Вперед выдвинулись пятеро долианцев и встали перед охраной. Увидев это, начальник безопасников еще больше помрачнел:

– Хорошо, я расскажу. Поступило сообщение по дальней связи о том, что вы напали на губернатора планеты Трок и убили его.

Грэг усмехнулся:

– Отрицать не буду, он вел себя примерно так же, как ваш: пытался нас остановить, выставив в качестве живого щита таких же парней, как вы. О них ничего не говорится?

– Нет. – Начальник охраны расстегнул кобуру, его люди последовали его примеру, один начал что-то быстро говорить по коммуникатору. – Но еще сказано, что на планете вы уничтожили звено боевых истребителей и пять армейских флаеров.

– И ты, прочитав это, решил, что сможешь нас задержать, имея только парализаторы? – рассмеялся Грэг. – Воистину ты не очень умный человек!

– Мы выполняем свой долг! – Начальнику охраны явно не хотелось ссориться с наемниками, но и пропустить их он не мог. Его ладонь легла на рукоять парализатора. – Господа наемники, нам не нужны неприятности. Нам абсолютно все равно, что вы сделали и почему. Мы просто хотим, чтобы вы вернулись на свой корабль.

– Извини, но у нас на планете важные дела.

Колдунья неожиданно появилась между наемниками.

– На пол! – Ее камни ярко светились изумрудным цветом. Охранники упали как подкошенные. Начальник охраны побледнел и схватился за горло. Грета спокойно проговорила: – Своему начальству доложишь, что не смог нас задержать, так как слишком поздно пришло распоряжение. Думаю, это спасет тебя от наказания, но если вздумаешь продолжать погоню за нами, умрешь.

Она подняла ладонь перед его бледным лицом и начала ее сжимать, охранник сполз на пол, теряя сознание. Грета переступила через тело и пошла вперед. Грэг подобрал выпавший парализатор и усмехнулся:

– Говорил же, не стоит нас сердить…

Наемники с презрением посмотрели на лежащих охранников и двинулись дальше к лифту, там отряд спустился до грузовой платформы, где стояли пассажирские челноки.

Выйдя на платформу, Грета произнесла:

– Челнок придется захватить, иначе на космодроме нас будет ждать вооруженная до зубов полиция.

– Если захватим шаттл, придется иметь дело с армией, – возразил Грэг. – К тому же после получения сигнала о захвате, с планеты поднимутся истребители и попробуют нас сбить. Если не удастся им, то со станции вылетят перехватчики, а возможно, будут и те и другие.

– Да, пожалуй… – Девушка задумалась. – Ладно, попробуем купить челнок и не станем садиться на космодром. Тогда у нас появится немного времени. Кто-нибудь из вас сумеет опустить шаттл туда, куда я укажу?

– Да, госпожа, я смогу. – Один из наемников вышел вперед. – Сяду на любую неподготовленную площадку, но челнок после этого вряд ли взлетит.

– Это неважно.

– Как скажете, госпожа.

Они плотной настороженной группой подошли к дежурному, сидевшему в застекленной будке.

– Нам надо вниз на планету.

– Все на один рейс не поместитесь, в челноке находятся пассажиры.

– Мы подождем, когда будет готов новый шаттл. Просьба: на него больше никого не сажать.

– Вам это будет дорого стоить.

– Мы заплатим. – Грета протянула карточку имперского банка. – Это не проблема.

– Вообще-то мы такое не практикуем. – Дежурный провел карточкой по считывателю. – У нас не так много шаттлов, чтобы делать для кого-то исключение.

Грета потрогала ожерелье, и оно засветилось изумрудным цветом. Увидев его, дежурный побледнел.

– Колдовать на станции запрещено!

– Собираетесь помешать? – промурлыкала девушка. – И как?

– Я сообщу о вас начальнику охраны! – Служитель недовольно вздохнул, что-то проговорил в коммуникатор, услышав ответ, пожал плечами. – Приказано вас отправить вниз как можно быстрее. Будет вам челнок, но обойдется он в тысячу монет.

– Мы готовы доплатить за скорость еще пятьсот монет.

Дежурный что-то стал бурно говорить в коммуникатор, потом улыбнулся:

– Пилот уже идет, можете пройти на платформу, шестой посадочный терминал.

Они миновали шлюзовой коридор и вошли в челнок.

– Пилот – в рубку! – скомандовал Грэг. – Задраить люки и начать предстартовую подготовку. Госпожа, где будем садиться?

– На запасном космодроме. Он за городом, поэтому если кто-то решит подготовить для нас неприятный сюрприз, у него не будет на это времени.

– Принято.

Девушка прошла в рубку, а Макса втиснули в кресло и пристегнули ремнем.

В динамике раздался голос одного из долианцев:

– По шлюзовому коридору кто-то бежит – похоже, пилот. Что делать?

– Начинай предстартовую подготовку, как тебе сказали, – скомандовал Грэг. – Если летун не дурак, то вернется обратно. А если тупой, то не жалко.

Аппарат качнуло, потом он начал медленно отходить от станции.

– Едва успел, – прокомментировал наемник. – Но бегает быстро. Начинаем спуск. Приготовьтесь. Будут перегрузки.

Глава двенадцатая

Дженг подошел к воротам, около которых стояли пятеро охранников, не сводящих с него ненавидящих взглядов.

– Ты жив, тварь, только потому, что хозяин запретил тебя трогать! – произнес один из них. – Будь моя воля, ты бы уже обливался кровавыми слезами!

– А я бы тебя просто убил, – пожал плечами волк. – Если хочешь умереть, то никто тебе не мешает попробовать на меня напасть.

– Хозяин запретил.

– Тогда открывай дверь. Вероятнее всего, больше мы с тобой никогда не встретимся, так что извини.

– Кто его знает, земля круглая. – Охранник указал на открывающиеся ворота. – Обратно лучше не возвращайся, второй раз твой трюк с крыльями не пройдет.

– Учту.

Дженг вышел из усадьбы и направился к роще. Когда отошел от усадьбы метров на двадцать, ворота закрылись, а вдоль периметра поднялись автоматические пушки. Они провожали его стволами, и волк шкурой почувствовал, как оператору за пультом очень хочется нажать кнопку активации.

Он не спеша дошел до рощи, хотя ему хотелось бежать. Стволы пушек Дженг ощущал почти физически, как и снаряды, которые те готовы были выплюнуть. Едва добравшись до кустов, волк лег на черную землю, засыпанную прошлогодней опавшей листвой, и уставился в ночное небо с яркими светлячками звезд и спутников.

Дженг вздохнул. Его то бил озноб, то он начинал потеть, внутри что-то скрипело и булькало. Слабость накатывала волнами – все-таки три быстрых перевертывания за короткое время никому не давались легко.

Сумрак понемногу рассеивался, близилось утро. Скоро взойдет солнце, и тогда следует ждать нашествия полиции. Ему это не принесет ничего хорошего.

Нужно срочно отсюда уходить, но как, если внутри все дрожит? Он достал из мешка банку консервов, открыл ее дрожащими руками и начал жадно есть, надеясь, что еда успокоит и приведет в чувство.

Дженг услышал шум и поднял голову: над рощей завис полицейский флаер, шаря слепящим прожектором по деревьям и кустам. Второй начал барражировать вдоль опушки, отстреливая осветительные ракеты. Третий аппарат опустился на землю у рощи, и из него выпрыгнул десяток полицейских в броне и с автоматами. Не дожидаясь восхода, полицейские начали прочесывать рощу. Видимо, на самом деле этот маг – большая шишка. Надо бежать отсюда, и как можно быстрее, иначе обнаружат.

Как только мысль оформилась в мозгу, дрожь прошла, озноб тоже, а в кровь хлынул адреналин. Дженг забросил пустую банку в кусты, лег на землю и начал мысленно представлять себя волком – сильным, быстрым и неутомимым.

Полицейские уже подходили к его укрытию, с зависшего в небе флаера луч прожектора дотянулся до куста, под которым он лежал. Дженг еще и сообразить не успел, что происходит, как оказался в волчьем обличье. Тем и хороша звериная составляющая, что многое делает без осмысления, следуя заложенным инстинктам. Он прокрался к краю рощи, а потом, дождавшись, когда прожекторный луч ушел в сторону, рванул по степи.

Бежал он резво, так как на бегу добавил мышц в ногах, удлинил их, тем самым увеличивая длину шага. Волк мчался со скоростью никак не меньше сотни километров в час. Пришлось даже удлинить хвост, иначе заносило на поворотах. Благодаря внесенным в тело изменениям, он за пятнадцать минут добрался до городских кварталов, оставив полицейских далеко позади.

Сумрак превратился в легкую пелену, которая уже не могла его скрыть, и вряд ли стоило в волчьем облике появляться на улицах города. Полчаса, максимум час, и прохожих появится столько, что его обязательно заметят, а это грозит новым преследованием.

Дженг повернул и по городским окраинам направился в сторону космопорта. Его никто не преследовал. Две темные точки полицейских флаеров по-прежнему кружили над рощей.

Когда над горизонтом появилось желтое солнце, Дженг уже находился в овраге недалеко от космопорта. Там он обернулся в человека, и уже через двадцать минут одетый в обычный полетный комбинезон мужчина вошел в здание космопорта. У него проверили документы, оказавшиеся в полном порядке, и пропустили на летное поле. Через час Дженг уже летел в челноке к орбитальной станции. Он потребовал выпивку, ссылаясь на страх полета, и пил до стыковки со станцией. Там добрался до нужного шлюза, занял свою каюту и лишь после этого разрешил себе расслабиться. Больше часа он провел в душе, где его трясло и тошнило. Потом с трудом добрался до постели и заснул, едва успев пристегнуть ремни безопасности. Сам отлет звездолета волк проспал, как и вылет из Солнечной системы.

* * *

Командир десантной роты Герон обошел лагерь. Археологи окружили палатками и сборными домиками место раскопок, оставив в середине площадку для размещения находок – на ней постоянно кто-то копошился, ползая на коленях с лупой и сканером. Здесь же упаковывали найденные артефакты в ящики для отправки в космопорт, тут же приземлялся и транспортный флаер.

Сразу за домиками археологов начинались горы.

Далекие вершины прятались в серо-зеленых облаках. Временами их разгонял ветер, и тогда в лучах багрового светила огромные ледники сверкали, словно бриллиантовые россыпи. Подняться к вершинам с этой стороны было невозможно, слишком круто вздымались вверх базальтовые скалы, и это больше всего нравилось Герону. По крайней мере, с этой стороны нападения можно было не ждать.

Стоянку своей роты ему пришлось устроить на каменистом плато, тем самым перекрыв небольшую проселочную дорогу и выход из леса.

После того как Герон лично запрограммировал маршруты боевых роботов, чтобы они постоянно кружили по периметру, а сверху прикрыл лагерь зондами, сканирующими местность днем и ночью, расставил опытных разведчиков в скрытых дозорах, а на скалах – снайперов, то и со стороны леса отпала опасность внезапного нападения.

Плато протянулось на огромное расстояние. Многочисленные глыбы, валяющиеся повсюду, снижали видимость. Там было сложнее всего, и командир десанта мог только надеяться, что неприятель не выберет это направление для атаки. Впрочем, зонды контролировали эту часть постоянно на несколько десятков километров вглубь, и пройти незаметно было почти невозможно. Смущало только слово «почти».

Командование крейсера отказало Герону в дополнительных силах. Он их понимал: в конце концов, это же не военные действия, а всего лишь археологические раскопки, и производятся они не на враждебной планете, а во вполне мирной и лояльной к империи колонии.

В случае же атаки Герону обещали подбросить местный полицейский спецназ и обеспечить воздушным прикрытием. Время подлета истребителей-перехватчиков установили примерно в полчаса.

К тому же имеется полная рота, четыре боевых робота, несколько хороших брустверов, с которых хорошо просматривалось плато, – чего еще желать?

Но внутри Герона росла тревога. Она была глупой и нелогичной, однако игнорировать ее он не мог и каждый час обходил посты, заставляя делать то же самое своего заместителя Кочета.

После очередного обхода командир обнаружил в своей палатке Ирфана, начальника экспедиции, главного археолога империи и профессора лучшего столичного университета, научные звания и заслуги которого приходилось выговаривать очень долго. Хорошо, что они сразу договорились называть друг друга по именам.

– Как погулял, командир? – осведомился археолог, пожилой мужчина с уже наметившимся круглым брюшком и живыми карими глазами. – Все ли спокойно в окрестностях лагеря?

– Нормально. – Герон пожал плечами. – Пока нам ничего не угрожает.

– Вот и хорошо, а то мне требуется помощь твоих бойцов.

– Какая?

– Идем со мной, я покажу.

Ирфан вышел из палатки, и командиру десанта пришлось поневоле следовать за ним.

До места раскопок было больше двухсот метров. Оно представляло собой огромный котлован, заполненный мягкой породой, в котором возились рабочие и археологи.

– Мы обнаружили это. – Профессор показал вниз. – Видишь?

Герон посмотрел вниз: дно котлована покрывали кости.

– Еще одно захоронение?

– Это настоящая сенсация! – Ирфан торжествующе улыбнулся. – Уже сейчас можно сказать, что мы обнаружили нечто, никому ранее не известное!

– Неужели на этой планете когда-то жили такие же люди, как мы? – спросил командир десанта, мрачно глядя вниз. – Кости очень похожи.

– С чего вы решили? – поморщился профессор. – Откуда им взяться в тысяче световых лет от Земли? Нет, это останки не людей, а местных туземцев. Чем-то они, конечно, похожи на нас, но сходство не настолько большое, чтобы кричать о том, что мы нашли наших праотцев. Головы у них больше, а сами они, несомненно, меньше. Кости хрупкие – это связано с меньшей гравитацией, да и выглядели аборигены несколько иначе. Думаю, если бы мы встретились, то посчитали их уродцами. Генетический анализ показывает разницу между людьми и туземцами примерно в тридцать процентов, а это очень высокий показатель!

– Ну, если передо мной не люди, то меня это не интересует. Да если честно, то и старые кости мне неинтересны. Раскапывать кладбища и захоронения, по моему мнению, кощунственно.

– Да как вы не можете понять, что это не захоронение!

– А что?

– Скорее всего, место ритуального жертвоприношения! Кстати, аборигены были разумными существами, и даже более, чем мы. Примерный уровень интеллекта, по оценкам генетиков, выше человеческого на пару десятков единиц.

– И что из этого?

– Все эти существа убиты одним способом. И сделано это не случайно, а с какой-то важной целью.

– С какой?

– Боюсь даже предположить. – Ирфан вытащил серебряный оберег и поцеловал. – Хотя кое-какие мысли имеются.

– Верите в Бога? – Герон с ироничной улыбкой покосился на него. – Вам же вроде по должности не положено. Вы, люди науки, руководствуетесь только логикой, и никакой мистики.

– Зря вы так говорите, лично я как раз уверен, что чистый разум, не замутненный инстинктами, и есть Бог. Кроме того, я верю в то, что наши предки были не глупее нас, и если они создали религию, то для этого у них имелись серьезные основания. Думаю, что, увлекшись наукой, мы потеряли многие знания. Впрочем, к нашему сегодняшнему случаю это не относится. Так вот эти существа жили здесь задолго до нашего появления и верили во что-то. Иначе зачем им было убивать своих сородичей, да еще таким варварским способом?

– Как их убили?

– Всем взрезали грудину и вытащили сердце.

– Обычный способ, – пожал плечами командир десанта. – Я сам учу своих бойцов убивать так же. Очень эффективно, обычно после этого никто не выживает. Хотя попасть в печень легче, но смерть от такого ранения мучительнее.

– Существует легенда, о которой мало кто знает. – Археолог опасливо огляделся по сторонам, не подслушивает ли кто. – Именно она привела нас сюда.

– О чем она?

– О некоем артефакте, дающем бессмертие тому, кто его обнаружит. А вместе с ним и знание множества вымерших рас, и даже знание богов. Представляете, что это за мина?!

– Приблизительно, – нахмурился Герон. – Скажите, Ирфан, а вы кому-нибудь говорили о том, что собираетесь искать?

– Нет, что вы! – Археолог всплеснул руками. – Я же не сумасшедший! Если бы я только заикнулся, здесь, на плато, трудилась бы не одна экспедиция, а десятка три. Поверьте, мои коллеги очень завистливы. Думаю, сюда бы примчалось все руководство университета и само бы контролировало раскопки.

– Проще говоря, вас оттерли бы от славы открывателя, – задумчиво произнес командир десанта. – Вы это хотели сказать?

– Да, и это тоже. – Ирфан помрачнел. – Когда я выбивал деньги на экспедицию, пришлось обращаться к имперским чиновникам, но истинную цель экспедиции я назвал только одному высокопоставленному лицу. Это он поставил обязательным условием, что экспедиция будет охраняться звездным десантом. Поэтому вы здесь.

– Ну что ж, кое-что стало понятно.

– Что именно?

– С борта крейсера поступила информация, что вашими раскопками заинтересовались оборотни.

– Оборотни?..

– Вам что-то известно об этом? – Герон заметил, что археолог не особенно удивлен. – Мне кажется, вы ожидали этого.

– Уверенности у меня не было никакой, но то, что подобное может произойти, я предполагал, – вздохнул Ирфан. – Дело в том, что у оборотней малая продолжительность жизни, и они давно ищут способ ее увеличить. Мне известно, что последнее время они активно искали источники, в которых упоминалось о «сосуде скорби» – именно так называется артефакт, который мы ищем.

– Откуда они могли узнать о вашей экспедиции?

– Не знаю. Вполне возможно, из своих источников. Правда, перед отъездом я имел разговор с одним человеком. Так вот он мне сказал, что нам следует быть очень острожными. Ему мне тоже пришлось рассказать, куда мы направляемся.

– Получается, имперская разведка знает, чем вы тут занимаетесь?

– Да, вы правильно догадались.

– А кто вас навел на это плато?

– Я обращался к известному черному колдуну.

– Что?! – расхохотался капитан. – Скажите, как согласуется с вашей наукой черная магия?

– С моей наукой – хорошо, – улыбнулся археолог. – Дело в том, что у всех известных нам народов имелись колдуны и маги. Магия, как таковая, заменяла им науку – кстати, довольно успешно. И знать такие вещи – моя обязанность.

– Но все-таки идти к колдуну, да еще к черному, чтобы найти следы давно исчезнувшего артефакта, мне кажется смешным.

– А кто еще может найти магическую вещь, кроме мага?

– Не знаю… Археологи, наверно.

– Так вот никто не нашел. А колдун ткнул пальцем в звездную карту и попал прямо в эту планету. А потом добавил, что мне придется вести экспедицию в то место, которое имеет отношение к мертвым. Это место называется Плато Мертвых. И вы сами видите, насколько точно название. Мы уже извлекли более пяти тысяч скелетов, а костей в котловане не уменьшилось. Знаете, о чем это говорит?

– Нет.

– О том, что мы, как никогда, близки к находке артефакта! В легенде говорится: для того чтобы наполнить «сосуд скорби», были принесены в жертву десять тысяч человек. Их души слили в этот сосуд, именно поэтому он приобрел такое могущество.

– Грустная история. Но многое стало ясно.

– Что именно?

– Что, вероятнее всего, оборотни отслеживали ваши передвижения по Галактике. Скажите, кому еще может понадобиться артефакт? Кого мне еще здесь ждать, кроме перевертышей?

– Вы шутите? – Археолог недоверчиво уставился на десантника. – Это же бессмертие! Если мы действительно найдем «сосуд скорби», то здесь появится столько желающих жить вечно, что ваших солдат просто не хватит, чтобы отгонять зевак.

– Понятно, – помрачнел Герон. – Но кого следует опасаться в первую очередь?

– Всех!!! Если мы его найдем – в чем я, кстати, не сомневаюсь, – здесь начнется настоящая война!

– Интересно, сколько может стоить ваш артефакт?

– Он бесценен! В летописях написано, что император Токур отдал за пустой сосуд шесть тысяч рабов, две тысячи девственниц и десять кораблей отборного зерна. Представляете, сколько стоит наполненный артефакт?

– Понятно. – Командир вздохнул. – Что ж, ничего хорошего вы мне не сообщили, только настроение испортили. А теперь скажите, зачем вам нужны мои люди?

– Кости. – Археолог снова показал вниз. – Их слишком много. Мне требуется помощь, чтобы перенести останки из котлована на плато, там лаборанты будут их сортировать.

– Вы жить хотите, профессор?

– Конечно.

– Тогда давайте сделаем так, чтобы каждый из нас занимался своим делом. Я буду вас защищать, а вы доставать свои кости.

– Но тогда мы провозимся здесь не один месяц!

– Обещаю, что подумаю над вашей просьбой. В конце концов, мне тоже интересно, чтобы все побыстрее закончилось.

* * *

Челнок ухнул вниз, а дальше Макс уже ничего не помнил. Его вжало в кресло так, что воздух вышибло из легких. В глазах потемнело, Лис потерял сознание и очнулся только тогда, когда его вытащили из кресла.

– Быстрее, быстрее! – кричал кто-то рядом. – Скоро они будут здесь. Нужно напасть на охрану, чтобы получить оружие. Еще пара мгновений, и здесь станет жарко. Вперед! Вперед!!! Не останавливаться! Работаем!..

Лис приподнял голову и увидел, что наемники бегут по бетонному полю космодрома, а на них с серого неба пикируют флаеры с военной раскраской. Неожиданно на бетонной плите рядом с Максом вскипел бетон, и парень понял, что, если останется лежать, его просто убьют. Наемникам не до него, колдунья бежит вместе с ними, а он остался один возле остывающего, потрескивающего керамической обшивкой челнока.

«Наконец-то свободен!» – подумал Лис, но почему-то мысль не доставила ему никакой радости. Возможно, потому, что в паре метров от него еще один лазерный луч прочертил дымящуюся борозду.

– Нет времени отдыхать, вор, – услышал Макс спокойный голос Грэга. Он повернул голову и увидел наемника, неспешно выходящего из челнока. – Тебе повезло, что мне пришлось вернуться за сумкой госпожи, иначе здесь бы и остался. Беги за мной, если хочешь жить! Вперед!

Макс тяжело привстал и увидел, как два луча ползут к нему, прорезая бетон. Раскаленная крошка ударила брызгами в лицо. Он вскочил и неуклюже, огромными прыжками помчался к долианцу, который стоял рядом с шаттлом, напряженно вглядываясь в сумрачное небо. Оттуда, падая в пике, стреляли из лазерных пушек флаеры в камуфляжной окраске.

– Беги за мной, не отставай! – буркнул Грэг. – Похоже, дождь скоро начнется.

Вдвоем они понеслись по бетонному полю, покрытому черными подпалинами бесчисленных взлетов и посадок, к зданиям космопорта. За их спиной чужие флаеры завывали двигателями и трещал расплавленный бетон. От здания на краю поля доносились чьи-то предсмертные крики, и над всем этим висело хмурое небо, закрытое серыми тучами.

Долианцы уже захватили диспетчерскую башню, оставив у дверей тела четырех мертвых охранников. Около руки Макса прошел лазерный луч, опалив кожу. Он испуганно вскрикнул, рванулся вперед и даже обогнал Грэга, на что тот только рассмеялся:

– А ты, когда хочешь жить, становишься очень резвым.

Грэг придержал Лиса и скрылся в здании.

Грета стояла в дверях, хмуро глядя, как Макс бежит, хватаясь за так некстати заболевший бок. Было что-то такое в ее взгляде, что заставило Лиса мчаться еще быстрее. Как только он влетел мимо нее в башню, колдунья захлопнула железную дверь, и на ней тут же вспух багровый след от лазерного луча.

– Ты как-то не очень спешил, – сказала Грета. – Решил умереть молодым?

– Нет, просто не рассчитывал, что они будут в меня стрелять. – Макс повалился на пол, тяжело дыша. Сил у него не осталось совсем. Легкие работали, как кузнечные меха, но воздуха не хватало, бок болел, а голос был хриплым, прерывистым. – Думал, нападавших больше интересуете вы.

– На тебе же не написано, что ты вор. Если бы такая надпись была, думаю, спецназовцы не промахнулись бы.

Сверху по широкой мраморной лестнице сбежал Грэг.

– Госпожа, из оружия нашли только парализаторы. Они бесполезны против флаеров и спецназа. Что будем делать? Если ничего не придумаем, нас расстреляют здесь, как в тире.

Девушка задумчиво прошлась по пустому офису, села в одно из кресел, сняла с шеи ожерелье и тронула его руками. Кристаллы засветились изумрудным светом. Грета закрыла глаза, потом произнесла усталым голосом:

– Оружие находится в соседнем здании, нам нужно туда.

– Понял. – Грэг хмуро оглядел наемников, окруживших его. – Нужно захватить соседнее здание, иначе погибнем. Выдвигаемся двойками. Первая пара пошла!

Два наемника открыли железную дверь и выскочили на бетон. Сразу же послышалось шипение лазеров. Флаеры висели над диспетчерской башней, прикрывая высадку спецназа. Долианцы невероятным рывком сумели проскочить обстреливаемый участок и скрылись в соседней трехэтажной «стекляшке». Тут же по команде Грэга следующая пара выскочила на улицу. Командир наемников проводил их взглядом и тронул девушку за плечо:

– Госпожа, мне нужно знать примерный вариант развития событий.

– Флаеры высадят людей и начнут поддерживать атаку с воздуха. В нападении будет участвовать… – колдунья посмотрела в хрустальный шар внутри светящегося ожерелья, – около тридцати человек. Думаю, мы сумеем от них отбиться, как только получим оружие. Потери минимальны.

– Спасибо, госпожа, – поклонился Грэг. – Этой информации достаточно.

Железная дверь открылась, и в нее влетел запыхавшийся наемник.

– Мы нашли оружейную комнату охраны, но она закрыта. Флаеры уже высаживают спецназ. Солдаты занимают позиции. Когда я сюда бежал, в меня стреляли снайперы.

– Переходим в соседнее здание! – Грэг мрачно усмехнулся. – Я понесу госпожу, кто-нибудь, возьмите вора.

– Флаеры ведут прицельный огонь.

– Дрок и Берн пойдут первыми, чтобы отвлечь внимание на себя. – Грэг ткнул пальцем в двух долианцев, стоящих у двери. – Затем я с госпожой и тот, кто понесет вора. Остальные – за нами с промежутком в десять секунд. Не подставляться!

Лиса забросил на плечо один из ближайших наемников.

– Вперед!

Долианцы выскочили на улицу и помчались по бетонному полю. Макс еще раз убедился, что они могут двигаться очень быстро даже с приличным грузом. Сверху с серого неба на них спикировал флаер и открыл огонь из скорострельной пушки. Взрывы выбрасывали вверх раскаленную бетонную крошку, но долианцы лавировали между разрывами, ловко уклоняясь.

Чтобы добраться до соседнего трехэтажного здания, им понадобилось секунд пять, хоть расстояние было около ста метров. Как только долианцы вбежали внутрь, взрывом снаряда разнесло огромное окно первого этажа, осколки полетели прямо в них, но остановились в воздухе, когда Грета подняла руку и что-то прошептала.

Сам вестибюль был типовым: стойка охраны из пластика в центре, несколько мониторов на металлических опорах, пол из темного пластика с прожилками под поделочный камень. Там сейчас лежали пятеро мертвых охранников. Огромные окна, безликие пластиковые панели и несколько диванов для посетителей. Из вестибюля выходили две двери: одна вела в подвал, другая – на лестницу.

– Склад оружия внизу, – сказал Грэг. – Бронированная дверь, на ней стоит электронная блокировка и кодовый замок.

– Я разберусь. – Грета исчезла за первой дверью.

Взвыл двигатель пикирующего флаера. Летательный аппарат пронесся мимо здания, стреляя из пушки. Снова полетели разбитые стекла, взрывом разнесло массивный стол из тонкого металла, за которым прятался один из долианцев. Тот едва успел откатиться в сторону, мрачно посмотрел на то, что осталось от стола, и сплюнул.

– Мне бы сейчас ракетную установку, и больше этот пилот бы здесь не летал!

– Скоро получишь, – пообещал Грэг. Он открыл входную дверь, пропуская внутрь последних запыхавшихся наемников. – Так, вор, спускаемся вниз, двое остаются здесь, дожидаясь остальных.

Макс тяжело встал, он уже отдышался и теперь тер заложенные от близкого разрыва уши. Слышал он все словно через слой плотного пластика, но Грэга понял. Возможно, потому, что тот добавил к словам пару угрожающих жестов.

Они стали спускаться по узкой лестнице.

– Без оружия мы, как быки на бойне, – вздохнул огромный наемник. – Давно я не чувствовал себя таким беспомощным.

– Так мы еще не воевали, – согласился с ним Грэг. – Нужно потом будет поблагодарить Бога за то, что у нас нет потерь.

– У наших врагов тоже.

– Что ж, добудем оружие, и все изменится.

Подвал начинался с большого зала, выкрашенного специальными красками в стальной цвет. В конце его колдунья, сжимая в руках сверкающее изумрудным цветом ожерелье, что-то шептала перед мощной дверью из бронепластика. Пятеро наемников, рассредоточившись по помещению, держали в руках парализаторы. Увидев прибывших, они расслабились.

– Как дела, госпожа? – спросил Грэг. – Сможете открыть?

– Не получается. – Грета убрала ожерелье в вырез комбинезона. – Сигнализацию отключила, электронику, которая блокирует засов, сожгла, но открыть не могу, нужен ключ.

– Дверь мощная, бронированная, многослойная – без взрывчатки не обойтись, а у нас ее нет. – Наемник взглянул на Лиса. – Сможешь открыть, вор?

– Без инструментов это невозможно, – пожал плечами Макс. – Но если очень нужно, то, конечно, открою. Если дадите подняться наверх на пару секунд.

– Зачем?

– Увидите.

– Поднимись с ним, Грэг. – Девушка с любопытством посмотрела на Лиса. – Давно хотела посмотреть его в деле. Долго не задерживайтесь.

Долианец подтолкнул Макса к двери:

– Бегом, вор! Нас сейчас убивать начнут. Спецназ, думаю, уже закончил высадку и окружает здание.

Они вернулись в верхний холл, где двое наемников, осторожно выглядывая через разбитое окно, следили за бегущими по взлетному полю темными фигурками.

– Как дела?

– Осталось еще двое наших. Ждем. Остальные ребята обыскивают верхние этажи, ищут спрятавшихся охранников – не хотят, чтобы им стреляли в спину. Спецназ действует строго по уставу: провели высадку, теперь окружают здание под прикрытием флаеров.

– Понятно. – Грэг взглянул на Макса. – Давай, вор, время идет. Что тебе здесь нужно?

– Кое-какую мелочь. – Лис наклонился над охранником, лежащим без сознания, залез в его карман, вытащил оттуда ключи и протянул Грэгу: – Думаю, это как раз от той двери в подвале.

– Так просто? – удивленно покачал головой тот. – Я думал, ты пришел сюда за чем-то нужным для открывания двери.

– Даже с моими инструментами, которых здесь нет, на такой сложный замок мне понадобилось бы минут двадцать, а их, как я понял, у нас нет. Но если нужно, я, конечно, могу поковыряться в замке отмычкой.

– Не нужно. Ты прав, вор. Молодец, хорошо соображаешь!

В открытую дверь влетели еще двое наемников.

– Что с оружием? Кодра ранили…

– Дьявол! – Грэг выругался и побежал вниз, подталкивая перед собой Макса. – Сейчас получите стволы, продержитесь пару минут.

В подвале он вставил ключ в замок и потянул массивную дверь на себя.

– Я думала, мне свое искусство продемонстрирует вор, – сказала Грета.

– Он оказался умнее, – ответил Грэг, открывая дверь. – Просто взял и вытащил ключи из кармана начальника охраны.

Оружия оказалось не так много, как рассчитывали наемники: десяток автоматов, несколько ракетных установок и парализаторы. Грэг начал раздавать стволы наемникам.

– Один флаер оставьте целым, все остальные сбивайте. Спецназовцев бейте без сожаления, они нам не понадобятся, а их оружие пригодится – здесь на всех не хватит.

Наемники, похватав автоматы, помчались обратно в холл, и уже буквально через минуту наверху раздался взрыв и следом звук падения.

– Один флаер готов, – констатировал Грэг. – Сейчас разберутся с другими. Что дальше, госпожа?

– Сначала нужно отбиться от спецназа. Если что-то у вас не будет получаться, я создам еще одного зверя.

– Хорошо, я буду это иметь в виду. Думаю, мы можем подняться наверх. Мои ребята уже расчистили пространство вокруг здания.

Раздалось еще два взрыва, затем в подвал наемники занесли раненого. Девушка долго водила руками над телом, и Макс увидел, как из раны сам собой выползает рваный окровавленный осколок пластика. Минут через пять наемник встал, ему вкололи обезболивающее из аптечки, и он вернулся наверх, в холл.

– Пойдем и мы, – кивнула Грета.

Они с Грэгом и Максом поднялись по лестнице.

Поддерживающие атаку спецназа флаеры были сбиты, но снайперы и три боевых робота не давали наемникам высунуться. Долианцы метким огнем положили полтора десятка бойцов – тех, кто пошел на штурм, решив, что наемники безоружны, и на этом все замерло в шатком равновесии. Никто не хотел рисковать.

– Госпожа, без вашей помощи нам не обойтись, – сказал Грэг, разобравшись с обстановкой. – Мы не можем выйти из здания, нас держат снайперы. Однако не стоит задерживаться здесь. Не сомневаюсь, что сюда уже выдвигаются другие группы спецназа.

– Хорошо. – Грета села на диван, стоящий в небольшом простенке – туда не залетали пули.

Через разбитое окно было видно бетонное поле, над которым низко висели черные дождевые тучи. На поле лежали три груды дымящегося железа и пластика, еще не так давно бывшие боевыми флаерами, за ними перебегали темные фигурки и катились, отблескивая темной броней, роботы. Долианцы лежали на полу, заваленном битым стеклом, изредка стреляя по спецназовцам. Ветер в разбитое окно заносил запахи горелого железа и пластика.

– Готовься, вор, тебе придется снова управлять зверем.

– А без этого никак? – Макс хорошо помнил свои прошлые ощущения. – Может быть, придумаете что-то другое?

– Другое? – Грета задумалась, потом кивнула сама себе. – А почему бы и нет? Заодно проверим, насколько ты изменился. Только помни о том, что ты сам напросился, вор.

– На что?!

– Скоро узнаешь. – Колдунья вытащила из кармана кусок мела и нарисовала на пластике небольшой круг. – Садись. Заклинание долгое, минуты на три-четыре, и мне нужно, чтобы все это время ты был неподвижен.

На поле раздалось два мощных взрыва, один из боевых роботов разлетелся на куски.

– Я могу отказаться? Мне бы не хотелось…

– Ты видишь другой выход или думаешь, что эти парни, которые стреляют в нас, исчезнут сами собой вместе с боевыми роботами?

– Кто его знает. Может, они решат, что мы для них трудная добыча.

– Вряд ли. Скоро сюда прибудет еще один взвод спецназа. Вояки и копы никогда не успокаиваются, пока не выполнят приказ. Садись в круг. Если мы не вырвемся с этогокосмодрома через полчаса, то погибнем.

– Может быть, наемникам удастся справиться?

– Имея по три обоймы на автомат против роботов и обвешанных броней спецназовцев? Долианцы хорошие воины, но не настолько, чтобы без оружия и брони пробиться сквозь огневой заслон. Готовься стать зверем и помни о том, что смерть – не самое страшное…

– Это кому как.

– Ты сядешь в круг или мне тебя туда затолкать, вор? – мрачно спросил Грэг, который, приподняв голову, напряженно следил за полем. – У меня уже трое раненых. Еще немного, и мы все здесь ляжем. Ну?!

– Вы не оставили мне выбора. – Лис сел в позу лотоса. – Как мне это уже надоело!

– Привыкай, – пожал плечами наемник. – Мало рождается людей, кому жизнь приносит только радость. Большинство, кроме боли и разочарования, так ничего и не видят до самой смерти.

– Замолчите оба! – Колдунья сама села на пол, отбросив в сторону осколки стекла, и положила ожерелье перед собой. – Мне нужно настроиться.

Она показалась в этот момент Максу очень красивой. Ветер ворошил ее волосы, изумрудные глаза блестели, алые губы шептали странные слова.

Какое-то время ничего не происходило, только слышались далекие выстрелы с бетонки и сухие одиночные из верхнего холла – там засел один из наемников с единственной снайперской винтовкой, что нашлась в оружейном боксе. Патронов у него было мало – всего две обоймы, – но именно он и обеспечивал настоящую защиту здания.

Лис мог видеть в окно серое небо, затянутое тучами. Скоро пошел дождь – мелкий, унылый, моросящий. Макс любил такую погоду, и не только потому, что количество прохожих на улице уменьшалось, а видимость сокращалась до пары десятков метров, но и оттого, что самые удачные ограбления у него получались именно в это время.

Кроме того, когда шел дождь, на Лиса накатывала грусть, окружающее в серой дымке неуловимо менялось, становилось призрачным, и казалось, что все не так плохо и жизнь может измениться.

Колдунья заговорила громко на чужом непонятном языке, настойчиво, словно кого-то уговаривая. Голос у нее изменился, стал резким, пронзительным, как порыв северного ветра.

И Лис ощутил, как серебристая пелена снова накрывает его мозг. Слова Греты впивались в туманную дымку кровавыми стрелами, расплывались странными письменами, и временами казалось, что если вслушаться, то можно понять, что она говорит.

Когда ее просящий голос превратился в гортанный крик, голова у Макса закружилась, ему стало дурно, он почувствовал себя так, словно снова оказался в невесомости, а потом его тело потеряло вес и стало подниматься вверх. Он болезненно сморщился, ожидая удара о потолок.

Макс испуганно открыл глаза и понял, что по-прежнему сидит в круге на полу, но тут его глаза снова закрылись, тело исчезло, и он ощутил себя странным прозрачным существом, которое, поднимаясь вверх, легко проходит через потолочное перекрытие. Ощущение было таким, словно он пробился сквозь желе. Здесь «медуза» остановилась, огляделась, и Лис увидел, что висит в высоком холле, где наемник-снайпер, прячась за массивным столом, вел стрельбу по взлетному полю. Долианец оглянулся, увидел прозрачное создание, вздрогнул, вытащил оберег и приложил его к губам, лицо наемника побледнело.

Макс улыбнулся, помахал ему длинной конечностью, переливающейся фиолетовыми искорками, – точнее, это сделала «медуза» – и продолжил подъем вверх. Через пару мгновений, пройдя через последнее перекрытие, Лис завис над крышей, глядя на подкрадывающихся вооруженных людей внизу и одинокий летательный аппарат, кружащий в темном небе.

«Медуза» какое-то время висела в воздухе, потом, отлетев чуть в сторону, стала опускаться вниз к бойцам спецназа, окружившим здание. Макс существом не управлял – «медуза», как и кармак, имела собственные мысли и желания, – он мог ему только советовать.

Бойцы начали встревоженно показывать друг другу на него, а потом стрелять. Пули пролетали сквозь прозрачное тело, не доставляя странному существу никаких неприятных ощущений.

– Убей их! – неожиданно прозвучал внутри Лиса знакомый голос. От него стало неприятно и даже больно. – Я создала тебя, ты обязан подчиняться мне. Вор, слышишь меня? Обуздай его и направь вниз! У нас мало времени.

«Я не знаю, как это сделать, – подумал Лис. – Я не управляю им. Он сам по себе».

– Сконцентрируйся! – сердилась девушка. – Слейся с ним в единое целое.

«Я пробую, но у меня не получается».

«Медуза» опустилась еще ниже.

– Убей или испытаешь настоящую боль!

Внутри Макса загорелся огонь, который стал пожирать его: сначала это было неприятно, потом невыносимо, и тогда в Лисе проснулись ярость и злость. От былого благодушия не осталось и следа. Существо опустилось на спецназовца и гневно ударило его прозрачным щупальцем. Но, похоже, никаких повреждений не нанесло – конечность свободно прошла сквозь человеческое тело и вышла с другой стороны.

– Ты можешь повредить только внутренние органы, – услышал он голос Греты. – Сейчас я тебе помогу.

Что-то вошло в него, и Макс вдруг почувствовал себя комком ментальной энергии, чем-то нереальным из мира снов и вечных страхов. Его тело стало легким и прозрачным. Он мог подняться до небес и даже выше, к глубокому черному космосу, и там уже ничто не смогло бы его остановить. Чтобы жить, ему требовалась только энергия, а ее было много вокруг.

– Вор! Не теряй зря времени. Я вижу в шаре, как к нам приближаются новые флаеры.

Лис неожиданно понял, как управлять «медузой». Для этого следовало только забыть о том, что он человек. Как только он понял это, сразу почувствовал, что прозрачное существо и есть он сам. На пробу Лис протянул вперед прозрачные щупальца. Они прошли сквозь одежду, бронежилет, кожу, мышцы, грудину бойца и ухватили пульсирующее сердце.

Сжать его не удалось – призрачные присоски прошли мимо. Но даже этого хватило, чтобы мышечный комок, гоняющий кровь по всему телу, остановился, а спецназовец упал, недоуменно глядя пустыми глазами в небо.

Макс, точнее, существо, которым он теперь себя ощущал, двинулся к другим бойцам. Теперь он просто подлетал ближе, выбрасывал вперед призрачные щупальца, обхватывал ими сердце, и человек умирал.

– Демон! Призрак!..

Крики умирающих людей возбуждали, а энергия, которая вытекала из них, давала «медузе» силу. Макс рос, увеличивался в объеме с каждым убитым, и ему все больше хотелось убивать, поскольку это давало пищу и делало его сильнее.

С каждым убитым бойцом «медуза» все больше обретала собственное сознание и начинала действовать сама по себе. Помощь Макса ему больше была не нужна. Он показал, как убивать, а дальше она действовала самостоятельно. Прозрачное существо плыло по космодрому в метре от почерневшего бетона, трогая сердца спецназовцев, и они умирали.

Скоро в живых не осталось никого, и «медуза» поплыла по кругу в поисках другой пищи. Но тут колдунья резким, неприятным голосом приказала ему опустить флаер на землю.

«Как я смогу это сделать? – растерянно подумал Макс. – Как только я трону сердце пилота, он умрет, и тогда аппарат разобьется».

– Ты сможешь его удержать. Это существо обладает немалой силой, просто подчини его себе.

Лис попробовал снова взять управление «медузой» на себя, но это удалось лишь отчасти, шар согласился с ним подняться вверх и заглянуть внутрь кабины флаера.

Растерянный пилот смотрел вниз, не понимая, что происходит на космодроме. Тела спецназовцев усеивали бетонные плиты, но на солдатах не было видно никаких повреждений. Возникало ощущение, что они просто заснули. Летчик что-то кричал в микрофон, и ему кто-то неразборчиво отвечал. «Медуза» зависла над ним, потом осторожно тронула его сердце. Человек умер, а аппарат сначала медленно, потом все быстрее стал заваливаться вниз. Он еще не падал – автопилот не давал ему сильно накреняться, – но снижался, причем слишком быстро.

– Не дай ему разбиться о землю! – выкрикнула Грета. – Иначе мы останемся здесь.

Макс растерянно посмотрел на мертвого пилота, потом на землю, которая быстро приближалась. Потом он ощутил, как наполняется энергией и силой, ему захотелось рвануться вверх, пробить плотную завесу облаков, вырваться с этой планеты и улететь в космос. Там, в пустоте, можно плавать в ласковых потоках энергий огромных звезд, никуда не спеша…

Он даже начал подниматься, пройдя сквозь падающий флаер, но его остановил голос колдуньи:

– Вор, опомнись! Ты не это существо, ты – тот, кто сидит внизу, в круге. Если разорвешь связь, твое тело умрет. Поспеши! Замедли спуск!..

Лис тронул рычаги управления, но его призрачные руки прошли сквозь мертвое железо.

«Не получается, – подумал он. – Что делать?»

– Поддержи силой, – посоветовала Грета. – Ты сможешь.

«Но как?..»

– Просто пробуй… То существо, в котором ты находишься, это умеет.

Лис, выскользнув из кабины, попробовал ухватить машину. Он пролетел сквозь нее, потом еще раз и еще и вдруг понял, что действовать надо медленно и осторожно, ощущая флаер как часть своего призрачного тела. Полного слияния не получалось, мешали работающие двигатели, бросающие машину из стороны в сторону.

Макс остановил их, коснувшись блока управления, потом бережно опустил флаер на бетон космопорта и начал подниматься вверх к космической пустоте, где так приятно дремать, качаясь на волнах энергии, исходящей от звезды.

– Вернись к своему телу, иначе погибнешь. Вор!..

Лис с трудом заставил «медузу» вернуться к зданию, медленно влетел внутрь и, опустившись через перекрытия, замер у своего распростертого тела.

Девушка что-то едва слышно произнесла, ожерелье заиграло изумрудными бликами, и все кончилось: Макс снова ощутил себя человеком, лежащим на полу. Как только это произошло, странное существо рассеялось. Его энергию поглотило ожерелье, а Лис полетел в черную пропасть, где на дне прятались боль и страх.

Ему было неприятно и тоскливо, тело казалось тесной чужой одеждой, плохо сшитой и приносящей боль при каждом движении. Макс глубоко и мерно дышал, пытаясь унять приступ тошноты.

– Вставай, вор, у нас нет времени на то, чтобы ждать, пока ты придешь в себя. – Колдунья тронула его за плечо. – Я знаю, ты в сознании и слышишь меня.

– Я чувствую себя так, словно побывал внутри мельницы для породы, – проговорил Макс. – Хруст как-то водил меня на рудник, и я видел, как там перемалывают все, что в них попадает, огромными чугунными шарами.

– Твое тело не пострадало, оно оставалось здесь все время. Все, что ты чувствуешь, лишь фантомные, несуществующие ощущения, загони их внутрь и вставай!

Лис попробовал приподнять веки, но ему и это не удалось.

– Не могу…

– Госпожа, мы должны уходить, – услышал он голос Грэга. – На сканере множество отметок – сюда летит больше десятка флаеров, а из космоса приближаются два космических истребителя-перехватчика. Мы растревожили улей, пора отсюда убираться.

– Возьми вора, он не в себе. Как наши дела?

– Двое раненых умерли, одному придется помочь уйти к предкам, – вздохнул долианец. – Вы сделаете это, госпожа?

– Это мой долг. – Девушка встала. – Отведи меня к нему.

– Госпожа, я понимаю, что это не мое дело, но у меня все больше крепнет ощущение, что вор несет на себе проклятие. – Грэг замялся. – Как только мы его взяли, смерть слишком часто стала посещать нас. Мы – хорошие воины, возможно, лучшие в империи, но сейчас все происходит не так, как обычно. Что-то мешает нам или кто-то. Мы думаем, это его вина. Позвольте мне забрать у него жизнь. Обещаю, он умрет быстро и легко.

– Этого я не могу пока позволить, – ответила Грета. – Без него мне не добыть артефакт, а это значит, что вы не получите своих денег – таков уговор. К тому же смерть сегодня пришла не только к нам. Ни один твой товарищ не остался неотомщенным – вор принес больше смертей спецназу, чем нам.

– Да, госпожа. – Грэг вздохнул. – Просто не знаю, как буду оправдываться перед старейшинами.

– Деньги помогут оплакать героев.

– Тут вы правы. – Грэг забросил тело Лиса на плечо. – Надеюсь, нам удастся добраться до нужного места без новых смертей.

– Сомневаюсь. – Девушка пошла вперед. – Слишком большие ставки. Думаю, на этой планете прольется немало крови.

– Я понял, госпожа, – помрачнел Грэг. – Что ж, примем смерть, как подобает воинам.

Колдунья подошла к мертвым наемникам и что-то прошептала над каждым, потом вернулась к раненому и заставила долианца положить рядом с ним Макса. Она поместила руку наемника Лису на грудь, потом, прошептав что-то на ухо раненому, ударила ножом – тем самым, которым приносила в жертву зверя в храме.

Долианец умер мгновенно, а Лис вдруг почувствовал, как энергия по холодеющей руке переходит к нему. Серебряная сфера внутри его сразу увеличилась, в ней что-то басовито загудело. Макс ощутил прилив сил, все его боли куда-то исчезли вместе с усталостью.

Он смог открыть глаза, а через пару мгновений и встать.

– Надеюсь, предки встретят моих товарищей с почестями. – Грэг опустился на колени перед мертвецами. – Скоро мы все уйдем вслед за ними.

– Может, и нет, – пожала плечами девушка. – Будущее скрыто от меня, но оно также скрыто и от других. Это узловая точка во времени, в ней решается судьба всего нашего мира.

– Пора идти, госпожа.

Грэг подтолкнул Макса:

– Поспеши, вор, иначе тебе снова придется превратиться в очередного зверя, чтобы сражаться с новыми врагами, которые спешат сюда.

Они вышли из здания, на серых бетонных плитах космодрома повсюду лежали тела спецназовцев, чуть дальше дымились остовы боевых роботов, расстрелянных из ракетных установок. Багровое солнце выбралось наконец из туч и теперь смотрело сверху на них надменно и предостерегающе.

Они прошли к флаеру, который с таким трудом Лису удалось посадить, наемники уже грузились в него. Летательный аппарат был рассчитан на взвод спецназа из пятнадцати человек. Наемников, несмотря на потери, набралось чуть больше, поэтому сидений на всех не хватило. Макса посадили на пол, трое наемников забрались в грузовой отсек, остальные кое-как разместились в салоне.

Долианцы время даром не теряли, они сняли разгрузки с запасными магазинами с мертвых спецназовцев и собрали оружие. Теперь у каждого наемника был автомат и пистолет. Кроме того, они еще нашли три ракетные установки, по паре ракет в каждой, и пять снайперских винтовок.

– Хватит на небольшую войну, – заметил Макс. Несмотря на то что он лежал в проходе и наемники, ходя по салону, перешагивали через него, чувствовал он себя замечательно – энергия мертвого наемника бурлила в его крови. – Вы должны быть довольны.

– Что ты знаешь о войне, вор? – фыркнул Грэг. – Поверь, оружия и патронов никогда не бывает много.

* * *

Дженг весь полет провел в каюте, ему не хотелось никого видеть и ни с кем разговаривать. Несмотря на то что выполнил задание, чувствовал он почему-то себя скверно. Много спал, хотя его мучили кошмары, в которых он превращался неизвестно в кого.

Только на Земле, на родине своих предков, Дженг осознал, насколько отличается от обычных людей. Нет, не зря от него сбегали человеческие самки и больше никогда не возвращались – видимо, они чувствовали его чуждость на подсознательном уровне. Не задумывался он раньше об этом, да и времени на бесплодные мысли не было, а вот теперь кошмары не давали покоя, напоминая, что он не такой. Кто он?.. Оборотень?.. Но почему самки оборотней тоже его избегают?.. Выходит, и они ощущают его чужим? Впрочем, все сто волчат, что тогда спустились в центр подготовки, все стали чужими. Тем, кто превратился в гигантских крабов и скорпионов, наверняка еще хуже. Конечно, если они живы, что совсем не факт. Их же отправляли в самые ужасные места планеты, где не выживали даже роботы…

Когда до Цитрины осталось не больше пятнадцати минут, корабль неожиданно начал тормозить и повис в пространстве. Всех пассажиров собрали в кают-компании, там их ждал капитан – высокий мрачный седой человек, одетый в строгий деловой костюм.

– Что за игры вы устраиваете? – спросила дородная женщина, обвешанная с ног до головы драгоценностями, как новогодняя елка игрушками. – Меня ждет на Цитрине муж, а он очень влиятельный человек. Почему не причаливаете к станции?

– Дело не во мне, и не в членах экипажа, и даже не в техническом состоянии звездолета, и уж тем более ни у кого из нас и в мыслях нет устраивать какую-то глупую игру. – Капитан грустно усмехнулся. – Просто нашему звездолету запретили подлет к орбитальной станции.

– Нас это не касается! Мы требуем продолжения полета! Мы заплатили за то, чтобы нас доставили к орбитальной станции. Извольте выполнять! Иначе мы вас по судам затаскаем. Вашей компании придется заплатить немало за эту вашу шутку.

– Боюсь, вы не понимаете, что происходит. Я бы с удовольствием причалил к станции, но есть одна закавыка.

– Какая еще закавыка?

– Что за шутки?!

– Сейчас вы все увидите и поймете.

Капитан вывел на экран изображения с обзорных камер. В черном вакууме космоса рядом с кораблем висели космические истребители-перехватчики с полным боевым вооружением. Когда офицер щелкнул пальцем по картинке, пассажиры услышали голос летчика:

– Всем кораблям запрещено подлетать к станции, все стыковки отменены. В случае если вы решите продолжать полет к станции, мне разрешено применить оружие.

– Да что же у вас происходит?! – спросил капитан. – Вы можете сказать? У меня пассажиры волнуются.

– На станции проблемы с безопасностью. Потерпите, через пару часов вас примут. Никакой другой информации вы не получите.

– Вот и все, что я могу сказать. – Капитан развел руками, выключая экран. – Ваши судебные иски не будут удовлетворены, потому что моя компания не имеет никакого отношения к происходящему. Искренне сожалею и приношу свои извинения. Предлагаю продолжить наш праздничный обед. Стюард, принесите пассажирам вина за счет компании.

Дженг вышел, когда пассажиры потянулись к принесенному вину. Оно было дорогим, с виноградников Земли, и ценилось знатоками выше других, производимых в империи. Терпкий изысканный вкус примирил всех с задержкой.

Волк дошел до рубки, связался с наставником и сообщил о том, что происходит. Ответ его озадачил.

– Мы ждали чего-то подобного. На Цитрине собрались все заинтересованные лица.

– Что это значит?

– Не все прибыли сюда легально. Возможно, некоторым пришлось применить силу, чтобы попасть на планету.

– Не понимаю…

– Твой друг находится внизу и отслеживает ситуацию. Он расскажет все, что тебе нужно знать для выполнения задания.

– Как мне его найти?

– Следуй на указаное место, и он сам найдет тебя.

– Приоритет задания?

– «Пять точек».

– Повторите.

Дженг даже вздрогнул. Наивысший приоритет!

– «Пять точек». Поторопись!

– Выполняю.

Дженг, озадаченный, вышел из рубки. Бром здесь, находится внизу, на поверхности планеты. Что же такое должно произойти, что наставники решились рискнуть ими обоими? «Пять точек»?.. Это значило, что он мог убивать, не раздумывая, и быть готовым умереть, так как достижение цели важнее его жизни. Он просто обязан выполнить поставленную перед ним задачу во что бы то ни стало: даже если придется уничтожить планету, он это сделает.

Корабль пришел в движение, голос капитана прозвучал из динамиков:

– Всем пассажирам занять свои места в каютах. Перехватчики вернулись в доки. Мы приближаемся к орбитальной заправочной станции. Через пятнадцать минут стыковка, после этого вас пригласят к выходу. Доброго пути вам всем. Удачи!

Дженг поспешил в свою каюту. Он быстро собрал вещи, которые легко уместились в небольшую сумку: запасные комбинезоны и обувь, кредитные карточки и немного наличных – этого вполне хватит, чтобы выжить в любом месте. Оружие не нужно.

Стыковка прошла в штатном режиме. На станции волка и других пассажиров отправили на санобработку. Такое с ним происходило впервые, и Дженга не успокоили слова о том, что на этой станции подобная операция считается рутинной и отработана до мелочей.

К сожалению, пройти иначе на станцию невозможно, только через этот коридор, контролируемый сканерами. Внутри у волка заледенело, словно кто-то шепнул ему: опасность! На Земле это закончилось плохо – его вычислили. А потом он долго не мог избавиться от слежки. Что же ему приготовили здесь?

Дженг знал, что прохождение через санпропускник не может нести в себе ничего для него страшного. Ну подумаешь, польют его из душа химическими реактивами, обработают обеззараживающими лампами, а одежду постирают и высушат. Ничего ужасного! Почему же у него ноги подгибаются от страха?

Предчувствие не обмануло. Как только на него хлынула вода, содержащая компоненты для бактериологической очистки, Дженг начал меняться, и уже через пару мгновений из кабинки вылетел разъяренный оборотень, появление которого привело дежурного в ступор. Правда, длился тот недолго. Человек заорал, вскочил и заколотил по кнопке тревоги. Это было последним, что он сделал в этой жизни. Огромный черный волк, не замедляя хода, оторвал ему голову и помчался дальше.

Глава тринадцатая

Флаер взлетел и резко набрал высоту.

– Поймал передачу о нас, – раздался в динамиках голос наемника, севшего на место пилота. – Очень познавательно. Слушайте.

Послышался треск помех, потом заговорил женский голос:

– Группой преступников произведено нападение на персонал орбитальной станции, есть пострадавшие среди службы безопасности. Бандиты захватили челнок и направляются к поверхности планеты. Просим сообщить в ближайший полицейский участок или позвонить по номеру любой государственной службы, если вам станет известно место посадки. Вознаграждение гарантируется.

– Еще одно сообщение, – произнес пилот. – Включаю. Интересно.

На этот раз говорил мужчина, он явно был взволнован, так как глотал окончания слов.

– На запасном космодроме ведется бой!.. Повторяю, на нас напали! Челнок с орбитальной станции приземлился у нас, из него высадилось два десятка долианцев. Они захватили головной и вспомогательный офисы, многие из сотрудников безопасности убиты… Вскрыт склад оружия, преступники захватили несколько переносных зенитных ракетных комплексов и автоматы с полным боекомплектом. Просим о помощи!..

В ответ суровый мужской голос:

– К вам направлено четыре полицейских флаера со спецназом. «Скорая помощь» прибудет после того, как космодром будет очищен от нарушителей порядка.

Снова заговорил первый мужчина:

– Я нахожусь на верхнем этаже головного офиса. На бойцов прибывшего спецназа напало неизвестное животное. Оно похоже на огромную прозрачную медузу, ее не берут пули!.. Три флаера сбиты, один захвачен преступниками, весь спецназ уничтожен…

– Этого не может быть! Элитные бойцы. Вы уверены?!

– Абсолютно! С моего наблюдательного пункта видно все. Преступники погрузились на флаер и улетели.

– А куда делось неизвестное существо?

– Оно исчезло.

– Понятно. Ждите, высылаем «скорую помощь» и полицию. Что еще можете сообщить?

– С долианцами – женщина и какой-то молодой парень, вероятнее всего, заложники. Наемники хорошо охраняют эту парочку.

– Не высовывайтесь. Направляем два боевых истребителя на перехват флаера…

– Истребителей нам только не хватало, – прокомментировал Грэг. – Опять госпоже работа. Нам их отсюда не взять.

Из кабины пилота донеслось:

– Спускаюсь к земле, истребители идут за нами.

– Они нас обнаружили?

– По всем признакам – да, их наводят по спутнику. Скоро выйдут на прямую видимость, после этого пустят ракеты.

– Спускайтесь, – послышался голос Греты. – Ищите естественные препятствия, за которыми удастся спрятаться. Перехватчики не очень устойчивы на малых высотах, поэтому им будет трудно нас выслеживать, и спутник не поможет: видимость ухудшается, дождь усиливается…

– Выполняю, госпожа. Пойду метрах в пяти над лесом, постараюсь найти просеку. Но впереди горы, там будет сложнее – ветер, воздушные ямы…

– За это время я что-нибудь придумаю. Эй, в салоне, мне скоро понадобится вор, не помните его!

Грэг с тяжелым вздохом поднял Макса и посадил в свое кресло, а сам опустился на пол.

– Сиди, пользуйся моей добротой.

– Премного благодарен.

Лис посмотрел в иллюминатор. Они летели над дорогой, покрытой асфальтом. Сейчас она была пустынна, и прятаться им было некуда. Слева появился лес, и флаер устремился к нему, лавируя над деревьями. Аппарат летел с огромной скоростью и едва успел тормознуть и нырнуть на широкую поляну. В нескольких сотнях метров позади ракета с перехватчика, потеряв цель, взорвалась над дорогой. Аппарат снова взлетел.

Тут же заработала автоматика флаера и зазвучал приятный женский голос:

– Внимание, приближается ракета! Время подлета – десять секунд, девять, восемь…

Флаер резко затормозил и спикировал на очередную полянку. Ракета разорвалась на краю, повалив несколько деревьев, машину ощутимо тряхнуло. Флаер снова поднялся и полетел дальше.

– Начались игры в кошки-мышки, – проворчал Грэг. – Все равно нам от них не уйти, у них и высота больше, и приборы лучше. Они не остановятся, пока нас не собьют.

– Что будем делать? – Наемники мрачно переглянулись. – Пушками их тоже не взять, у перехватчиков скорость выше.

– Просто посидим и понаблюдаем, – пожал плечами Грэг. – Если бы с нами не было госпожи, я приказал бы продолжить путь по земле.

– А чем госпожа может помочь?

– Всем. – Долианец усмехнулся и многозначительно посмотрел на Макса. – Она и истребители собьет, если понадобится, и с полицейскими флаерами разберется, которые за нами летят. Вы же видели на космодроме, на что она способна.

– Лучше бы обойтись чем-нибудь другим, более привычным. – Наемники нахмурились, вероятно, им не очень понравилось то, что происходило на космодроме. – Мы не готовились к таким ситуациям.

– Привыкайте, – усмехнулся Грэг. – Госпожа постоянно оказывается в самых опасных местах. Да и охотятся за нею, как за опасным зверем.

– Кто?

– Враг неизвестен, но очень могущественен. Ему подчиняется даже звездный десант. Кроме того, в деле участвуют оборотни. Они несколько раз нападали на нас. Это пока все, что известно.

– Первоочередные цели?

– Добраться как можно быстрее до места, где находится артефакт, который разыскивает госпожа, получить его и смыться. Кстати, вероятнее всего, именно за ним и идет охота.

– Выходит, следует ожидать большой драки, – задумчиво произнес наемник с багровым шрамом на лице. – Перевертыши – серьезные противники. Я один раз сражался против клана Медведя, потери тогда были один к одному, и мы проиграли. Драться они умеют, а по физическим качествам нисколько не уступают нам.

– Внимание! Приближается ракета, – заговорил приятный женский голос. – Время подлета – девять секунд, восемь, семь…

Флаер затормозил и потом резко нырнул вниз в глубокий овраг. Сзади раздался взрыв.

– Истребители нас так просто не отпустят, – покачал головой Грэг. – Так и будут долбить, пока не закончатся ракеты, потом начнут стрелять из пушек.

– Плохо, – пробормотал с кислой миной долианец, сидящий рядом с Грэгом. – Нас слишком мало для хорошей драки, а подкрепления ждать неоткуда.

– Ничего, прорвемся.

– Я теперь понимаю, как ты потерял предыдущую команду.

– Вот так и терял: война есть война, на ней убивают.

– Так вроде мирное время.

– В том то и дело, что вроде. На нас в космосе и крейсера нападали, и линкоры. Сейчас – военные и копы, а до этого оборотни гонялись на скоростных флаерах. Если это не война, тогда что?

– Не знаю, но на войне у нас было бы настоящее оружие, а не эти безделушки. Сейчас у нас нет ни одного бронекостюма, ни скорострельных пушек, ни пулеметов. Ракет, роботов, зондов – мы практически безоружны!

– Скоро что-нибудь отыщется, это как раз не проблема, – ободряюще улыбнулся Грэг. – Встретимся с противником, и все трофеи наши.

– Толку-то от них, – вздохнул наемник. – Все люди – маломерки, их амуниция нам не подходит.

– Внимание! Приближается ракета. Время подлета – девять секунд, восемь, семь…

Флаер резко устремился вниз, их снова тряхнуло близким разрывом. Лес закончился, впереди показались горы. Пилот нацелил аппарат в небольшое ущелье, но тут впереди по курсу побежали разрывы снарядов скорострельной пушки, по корпусу словно ударили огромным молотом, и машина понеслась к земле в неуправляемом пике. В паре метров от поверхности флаер выровнялся, поднялся, но тут же рухнул на землю, едва успев выпустить опоры.

Макс ударился головой о стоящее перед ним кресло и на мгновение потерял сознание, а когда очнулся, то увидел, как из машины выскакивают долианцы. Салон заволокло дымом, в воздухе витал едкий запах от пробитых топливных баков. Что-то угрожающе потрескивало над головой. Грэг тронул его за плечо:

– Идти сможешь, вор?

– Наверное, – неуверенно ответил Лис. – Вроде кости целы.

– Выползай, аппарат сейчас взорвется, а мне надо ребят из грузового отсека вытаскивать, может, кто-то остался в живых.

Лис отстегнул ремни и рухнул в проход, потом медленно пополз к выходу. Болела грудь, из прокушенной губы шла кровь. В голове разгоралась знакомая серебристая сфера, и, как ни странно, когда она заполнила весь мозг, стало легче двигаться. Даже легкие уже не давились удушливым дымом, а кашель перестал раздирать горло.

Трапа не было. Макс выпал с двухметровой высоты на землю и кое-как встал на ноги.

Наемники разбежались по каменистому склону. Двое выискивали поисковиками ракетных установок истребители, на земле стонали двое раненых, рядом валялось неподвижное тело – одному из долианцев не повезло.

Сзади из багажного отделения Грэг спускал по одному раненых наемников, ему помогала еще пара долианцев. Греты не было видно. Лису показалось странным, что долианец занимается своими товарищами – обычно он в первую очередь спасал колдунью.

Багровое светило зависло посередине неба. Повсюду стояли лужи. Дождь прошел, остатки черных туч, как разбитая армия, уползали за горизонт.

Макс тяжело вздохнул и полез обратно в салон, сам не понимая, зачем это делает. Колдунья испортила ему жизнь, увезла с родной планеты, убила его брата, почему он лезет ее спасать, если большую часть времени мечтал ей отомстить?..

Он подпрыгнул, зацепился за пластиковый борт, подтянулся и залез в салон. Его уже полностью заполнил оранжевый дым, в глубине разгоралось пламя. Дверь в кабину пилотов покорежило, и она не открывалась. Возможно, именно из-за этого препятствия долианцы решили, что спасти девушку не удастся. В конце концов, они – люди военные и делают каждую минуту только то, что можно сделать. Так устроены у них мозги.

Макс лег на пол, где еще оставалось немного воздуха, и начал мучительно размышлять о том, что делать. Серебристая сфера снова заполнила мозг, отчего у него перестало болеть в груди, а внутри родились спокойствие и уверенность в себе, страх и боль ушли.

Он встал, положил ладонь на бронированный пластик и толкнул его появившейся силой. Ощущение было такое, что через руку проскочил мощный разряд электричества.

Что-то лопнуло под будто раскалившейся ладонью, дверь развалилась на неровные куски, и Лис вошел внутрь. Пилот обвис на ремнях, из разбитой головы текла густая темная кровь. Колдунья смотрела перед собой ничего не видящими, потускневшими глазами. Лицо бледное, губы посинели, сердце не бьется. Но Макс откуда-то знал, что ее еще можно спасти, нужно только выбраться наружу, пока флаер не взорвался.

Он поднял легкое тело на руки и пошел обратно, удивляясь силе этой хрупкой девушки, которая позволяла ей управлять долианцами, защищать их от зверей и людей. Сейчас, когда она не дышала, это казалось невероятным. Сейчас она была слабой, тихой и очень человечной… такую он мог бы полюбить. Жаль, что она скоро очнется.

Огонь уже охватил весь салон, кресла и стены горели удушливым оранжевым пламенем, пол плавился, дышать было нечем, и добраться до выхода не представлялось возможным. Не понимая, что делает, Макс протянул вперед одну руку, в его голове засветилась серебристая сфера, и огонь вдруг опал перед ним бессильными языками, сдвигаясь к бортам, открывая проход к люку.

Сделав еще пару шагов, Лис спрыгнул вниз, положил девушку на землю и закрыл глаза. Его рука легла на ее затвердевшую холодную грудь, и через ладонь пошла энергия. Вот она коснулась застывшего комка мышц, и они зашевелились. Сердце неуверенно сжалось, а потом заработало в полную силу.

Грета вздохнула и закашлялась, мучительные судороги начали сотрясать ее тело.

– Оживать всегда противно, – произнес Лис, садясь на траву рядом с девушкой и чувствуя внутри лишь пустоту и усталость. Он только что невероятным образом спас от смерти человека, которого ненавидел, и теперь не знал, как к этому относиться. Пока ощущения были не очень неприятные. Его мутило и хотелось спать. – По себе знаю, гадкое это дело – возвращаться к жизни.

Подбежал Грэг.

– Что с госпожой? – Он наклонился над ней, проверил пульс и облегченно вздохнул: – Жива, значит, все нормально.

– Вы бросили ее, – произнес Лис. – Еще немного – и она бы погибла.

– Обычно она сама о себе может позаботиться. К тому же в кабине пилота дверь перекосило. Я собрался выломать ее и побежал за инструментами, они всегда находятся в багажнике. Но там лежали наши ребята… В общем, пока я их оттуда вытащил, пока нашел, чем вскрыть дверь, увидел, что она уже на земле. Это ты извлек ее из кабины?

– Я.

– Что ж… – Грэг внимательно на него посмотрел. – Спасибо. Ты еще раз нам помог, а это значит, что теперь я тебе дам шанс убежать, когда придет твое время умирать. Это для тебя достаточная плата?

– Вполне. – Макс грустно усмехнулся. – Узнать бы еще, почему ты изменил ко мне отношение?

– Ты не трус, хоть и слабак. У тебя доброе сердце, и ты уже не раз показывал, что способен на благородные поступки. Такое я не забываю. Добрых и великодушных людей мало в этой Вселенной, их надо беречь.

– Спасибо.

– Я не имею права давать такое обещание, поэтому лучше будет, если об этом никто не узнает. Договорились?

– Мне рассказывать некому, у меня здесь друзей нет.

За спиной наконец-то взорвался флаер, Грэг прикрыл его и девушку своим телом, горящий кусок пластиковой обшивки упал ему прямо на спину, и наемник брезгливо отбросил его в сторону.

– Поешь сам и накорми госпожу, а мне нужно позаботиться о товарищах. – Долианец залез в свой рюкзак и сунул Максу два пайка и фляжку с водой. – У нас еще трое погибло. Осталось всего полтора десятка, считая раненых. Боюсь, скоро снова всех потеряю. У меня сердце рвется на части.

Он отошел к раненым, а Макс приложил горлышко фляжки к губам девушки. Вода влилась ей в рот, колдунья глотнула и закашлялась. Лис приподнял ее голову и положил себе на колени. Девушка открыла мутные, ничего не понимающие глаза. Ее ожерелье ярко засветилось изумрудным светом, и через пару секунд она огляделась уже вполне осмысленно.

– Я умерла?

– Может быть. Я не очень хорошо разбираюсь в медицине, но ты не дышала, и сердце твое не билось.

– Я видела твое лицо, когда умирала, и знала, что мне не спастись. Дверь заклинило, открыть ее не хватало силы. Тогда я начала подготовку к переходу. Зачем ты меня вернул?

– Я не знаю, – пожал плечами Макс. – Сам сижу гадаю. Есть хочешь?

– Мне все еще плохо. Извини, но сейчас меня вывернет. – Колдунья закашлялась, а потом отвернулась в сторону, послышался звук рвоты. – От дыма мутит, – хрипло произнесла она. – Дай еще воды, все легкие им пропитались.

Макс снова поднес фляжку к ее губам.

– Нельзя так распускаться, – пробормотала Грета. – Надо привести себя в порядок, но у меня на это нет сил. Можно я еще полежу?

– Лежи. – И в этот момент Лис вдруг понял, как этой девушке тяжело дается ее уверенность. На самом деле ей трудно и одиноко, но никто этого не замечает. Огромные долианцы ведут себя так, словно рядом с ними находится один из их товарищей. – Ты была мертвой, а возвращаться в свое тело всегда больно и мучительно.

– Я знаю.

– Откуда?

– Умирала много раз. – Колдунья вздохнула. – У меня была не очень простая жизнь.

– Тогда почему ты идешь вперед, если знаешь, что впереди ждет только смерть?

– Ты все еще думаешь, что свободен в своих решениях? – Грета усмехнулась. С каждым мгновением она все больше оживала. На лицо уже вернулся обычный цвет, губы порозовели, горестные морщины на лбу разгладились. – Ты ошибаешься. Мы делаем то, что должны, даже если нам это не нравится, потому что другие варианты еще хуже. Ты по-прежнему ненавидишь меня за то, что я приказала убить твоего брата?

– Да, я убью тебя за это рано или поздно.

– Ты только что спас мне жизнь. – Девушка поморщилась от боли. – Так вот за то, что ты меня оживил, сообщаю: твой брат жив. В него, как и в тебя, выстрелили из парализатора, а потом оживили и отправили к вашему приемному отцу. Хруст – так, кажется, его зовут?..

Лис посмотрел ей в глаза, в эту темную зеленую глубину, и вдруг понял, что колдунья говорит правду. Наверняка так и было.

– Но зачем ты мне сказала, что он мертв?!

– Требовалось, чтобы у тебя исчезли все привязанности и ты оказался один на один с враждебным миром. Это мобилизует, перестраивает сознание. Без горечи внутри ты просто не смог бы учиться, принимать в себя то, что необходимо.

– Это плохой способ обучения, слишком жестокий.

– Извини, но другого я не знаю. Возможно, потому, что меня саму так учили. Помнишь, ты спросил о смерти? Так вот, я умирала много раз, и именно это сделало меня тем, кто я есть. Когда уходишь в другой мир, учишься многому.

– А зачем ты мне рассказала сейчас о брате?

– Ты спас мне жизнь, и мне больше не нужна твоя ненависть. Наоборот, требуется помощь, а она должна быть искренней. Все только начинается.

– Не понимаю…

– Помоги мне встать. – Девушка оперлась об его руку и поднялась. – Ты сам уже заметил, что изменился. В тебе появилась внутренняя сила, и ты стал использовать магию – значит, сможешь открыть нужную дверь.

– С чего ты взяла? Это я о магии…

– Ты меня оживил, используя свою силу. Медицина была бы бессильна, значит, использовал магию.

Колдунья пошатнулась, но, увидев, как Грэг хлопочет над ранеными, упрямо сжала губы и направилась туда, покачиваясь от слабости. Уже через пару мгновений начала что-то шептать над ними, и наемники один за другим стали подниматься, недоуменно разглядывая затянувшиеся раны. Однако встали не все, двое так и остались на земле. Из двадцати долианцев, что встречали на орбитальной станции, осталось только четырнадцать. А ведь с того момента не прошло и суток.

Макс грустно усмехнулся и пожал плечами. В конце концов, его впутали в эту игру насильно, и наемникам он ничего не должен, именно они притащили его сюда.

Он взял в руки пакет и дернул ленточку, подождал, пока паек разогреется, и начал есть. Через пару минут к нему подошла колдунья, села рядом и взяла свой паек.

– У меня осталось мало сил, а скоро сюда прибудут полицейские флаеры. Ты готов?

– Снова хочешь превратить меня в очередного зверя? Может быть, пусть наемники на этот раз попробуют?

– Они бы с удовольствием, только для них это невозможно. – Грета приступила к еде, глядя усталыми, отрешенными глазами на траву и кусты. – Не каждый может осознать наложенный на него образ, такое получается у единиц. Среди долианцев нет ни одного, кто бы смог управлять даже самым примитивным зверем. Думаю, они бы сошли с ума, если бы попробовали такое. При всей устойчивости их психики, она построена на рациональном видении мира, они не верят в чудеса и боятся их.

– Я такой же, как они.

– Нет, ты другой. В тебе есть способность, которая позволяет, если не увидеть, то ощутить многое из того, что происходит рядом. И твои способности растут с каждым днем.

– Я ничего не чувствую, не вижу и не слышу, – пожал плечами Макс. – Ты ошибаешься.

Грета заглянула в его глаза.

– Не так давно ты сливался с сущностью, для которой аура живых существ – любимое лакомство. Доказательство тому – множество трупов на космодроме за нашей спиной.

– Я не хочу об этом вспоминать!

– Когда ребенок рождается, он начинает кричать от боли, от холода, от множества неприятных ощущений, но постепенно привыкает, свыкается, а потом не хочет умирать. Так и ты привыкнешь понемногу жить, видя внутренним зрением другой мир.

– Предпочел бы считать, что его не существует. Уж слишком он странен и непонятен.

– По той же аналогии с ребенком ты просто его не знаешь. Пройдет немного времени, и ты сможешь его видеть. Не глазами. Нет. Этот призрачный мир состоит из энергии, как и твоя душа. Вот с ее помощью и можно смотреть в прошлое и будущее, наблюдать за тем, что происходит на других планетах в миллионах километров отсюда. Тебе понравится, поверь!

– Как можно увидеть то, чего еще нет или уже нет?

– От прошлого остаются энергетические следы, а будущее формируется энергией, что рождается сегодня. Кто-то о чем-то подумал, кто-то что-то сделал, и эти мысли и поступки, как кирпичики, укладываются в события, которые нас ждут в будущем. Я родилась очень восприимчивой к этим энергиям и долгое время не понимала, почему ощущаю все иначе, чем другие. Сначала даже пыталась стать такой же, как все. Мне не хотелось выделяться, потому что меня дразнили, иногда били… – Грета грустно развела руками. – Но ничего не получилось, хоть я очень старалась. Я просто не понимала, как видит мир обычный человек и как он реагирует на то, что его окружает. Думаю, ты испытывал нечто подобное, потому что очень похож на меня.

– Не думаю, что это так, – покачал головой Макс. – Я не помню своих родителей, они умерли, когда я был совсем маленьким. Первые мои воспоминания связаны с пластиковыми коробками, в которых я ночевал. Однажды их увезли, и я остался без дома. Тогда мне было очень плохо. Я жил на улице, в школе никогда не учился, с другими детьми не общался, поэтому мне трудно себя с ними сравнивать.

– А как же твое образование? Я читала в твоем полицейском деле, что ты закончил университет.

– Образование мне купил приемный отец – вор по кличке Хруст. Единственный сверстник, которого я знал, был мой сводный брат, такой же сирота, как и я. У меня просто была другая жизнь, не такая, как у тебя.

– Да, наверное… – Грета помолчала. – Хочетсяспросить, каково это, жить без родителей, но не буду. Позже сама посмотрю, что ты чувствовал.

– Как?

– Если можешь видеть будущее, то прошлое разглядеть еще проще. Оно, по крайней мере, в одном варианте, а не в нескольких. Думаю, скоро ты это тоже поймешь.

– Вряд ли, – упрямо отмахнулся Макс.

– Поверь, у тебя получится. – Девушка улыбнулась и отбросила пустую коробку в сторону. Ее тут же подобрал один из наемников и, сняв дерн, положил в образовавшуюся ямку. – Уверена, что у тебя, даже у маленького, уже проявлялись какие-то способности.

– Опасность. – Лис горько усмехнулся. – Ее я чувствовал всегда. Успевал уходить из тех мест, где что-то происходило. Меня не могли поймать копы. Иногда я отказывался от какого-то дела, а потом оказывалось, что там меня ждала засада. Дэн говорил, что я всегда ощущаю неприятности раньше, чем они начинаются.

– Вот так ты предчувствовал будущее. – Грета встала и посмотрела на долианцев. – Грэг, я готова, можем идти дальше.

– Сейчас, госпожа, только уберем следы своего пребывания здесь, а мертвых занесем в кусты, чтобы звери могли их съесть. Что нам ожидать в будущем?

Грета на мгновение закрыла глаза.

– Нас догонят полицейские флаеры. Они уже близко… Четыре аппарата, в каждом по пятнадцать человек. Нужно захватить один из них и на нем отправиться дальше.

– Ребят осталось мало.

– Не беспокойся. – Колдунья взглянула на Макса так, что он поежился от пронизывающего взгляда. – Я обязательно что-нибудь придумаю.

– Я в этом не сомневаюсь, госпожа, но нас становится с каждой стычкой все меньше. Впору снова просить старейшин о помощи.

– Нет времени ждать подмогу, придется надеяться только на себя.

– Хорошо, госпожа. – Грэг развел руками. – Говорите, что делать.

– Нам нужно в горы. Там немало мест, где мы можем устроить засаду, да и флаерам среди скал летать непросто.

– Но после полиции наверняка появятся армейцы, раз мы устроили переполох на станции.

– В первый раз, что ли? Подобные мелочи, по-моему, вас никогда раньше не волновали. Мне всегда казалось, что вы готовы воевать со всем миром, лишь бы вам за это платили.

– Вы правы, госпожа. – Грэг хмуро осмотрел свое поредевшее воинство. – Все слышали? Вперед! Ищем подходящее место для боя с полицейским спецназом.

* * *

Герон мрачно глядел в котлован, где рабочие, используя огромные вакуумные пылесосы, освобождали все новые и новые кости от многовековой пыли и земли.

– Убедились, что эти существа не походят на людей? – спросил подошедший Ирфан. – У них узкая грудная клетка, а ребра практически полностью закрывают внутренние органы, как корсет. Да и сам позвоночник иной. Вероятнее всего, они произошли из животных, живущих в норах. Кстати, у них были небольшие хвостики, которые, по всей видимости, не прятали, а раскрашивали в разные цвета. Мужчины – в одни, женщины – в другие…

– Командир! – Герон оглянулся и увидел бегущего Кочета. – Тревога!

– …а черепа у них больше наших, – продолжал археолог, – следовательно, вмещали больший по объему мозг. Получается, что они были разумнее нас…

– Капитан! – Кочет отдал честь. – Двое разведчиков убиты. Их только что обнаружили часовые…

– Не понял! – Герон нахмурился еще больше. – Когда это произошло?

– Вам лучше пройти со мной, объяснение займет много времени. – Заместитель хмуро взглянул на Ирфана. – Да и наши дела вряд ли интересны профессору…

– Ну почему же? – улыбнулся археолог. – Мы находимся вдали от цивилизации, а значит, должны во всем поддерживать друг друга, помогать в делах. Разве нет? Мы с вашим командиром как раз хотели обсудить возможность привлечения ваших бойцов в качестве рабочей силы для того, чтобы ускорить раскопки.

– А если мне понадобятся бойцы для вашей охраны, вы мне дадите своих рабочих?

– Конечно, если понадобится.

– И многие из них умеют пользоваться современными стрелковыми комплексами? Кто из них что-то слышал о бронекостюме последнего поколения с мощными сервомоторами и скоростной электронной начинкой?

– Думаю, все ваше оборудование не сложнее нашего. Мои люди разберутся.

– А умирать они тоже обучены?

– Умирать?! Это вы о чем?

– О том, что у меня двое убитых.

– Прекратить дебаты! – приказал Герон. – Прошу прощения, Ирфан, но дела требуют моего присутствия на другой стороне лагеря, потом мы продолжим наш разговор.

– Надеюсь, ничего страшного не произошло?

– Я тоже на это надеюсь. – Командир быстро зашагал к тому месту, куда показал Кочет. Тот бежал за ним, матерясь сквозь зубы. Неизвестно почему, но Кочет сразу невзлюбил главного археолога, и только воинская дисциплина и прямой приказ Герона не позволяли ему ссориться с ученым каждый день.

Тела лежали у края плато на пыльной земле, покрытой бурыми пятнами уже запекшейся крови. Герон перевернул их на спину и горестно вздохнул: у обоих бойцов были распороты животы и выедены внутренности, а гортани оказались вырваны одним ударом когтистой лапы.

– Барсы. Это их манера убивать. Только как они оказались внутри лагеря? Как обошли охрану?

– Вы считаете, что это барсы? Откуда здесь вообще могли взяться оборотни?

– Командир! – К Герону подошел один из разведчиков.

– Что, Абид?

Разведчик выразительно посмотрел на заместителя. Герон пожал плечами.

– Можешь говорить, пора ему понемногу узнавать то, чему в академии не учат.

– И что он мне может сказать? – Кочет фыркнул. – То, что нарушает субординацию и является вашим любимчиком?

– Одним из любимчиков, – поправил его командир. – Все, кто воевал со мной, имеют право в любое время дня и ночи приходить ко мне, минуя посредников. На этом стоит звездный десант. Мои любимчики знают: если завтра нам снова придется воевать, то я встану рядом с ними. Так, Абид?

– Да, командир. – Разведчик настороженно посмотрел на Кочета. – Я бы предпочел промолчать, лейтенант, и ни в коем случае не хочу вас обидеть. Просто услышал ваш разговор и понял, что вы неправильно оцениваете ситуацию.

– То есть? – Командир нахмурился. – Что я неправильно понял?

– Мои товарищи убиты не оборотнями из клана Барса.

– А кем?

– Видите след на шее от когтей?

– Да, и что?

– Это лапа не барса, а волка.

– Что?! – Герон побледнел.

– Да, командир. – Разведчик присел у трупа и показал пальцем на рану. – Коготь прошел насквозь, значит, он был длиннее десяти сантиметров. Такой длины они бывают только у волков. Если бы это был медведь, то коготь был бы более загнут и вышел сбоку. Точно волк, уверен на сто процентов. Давно я их отметин не видел. Скверная история, командир. Где-то здесь им медом намазано, иначе они бы не полезли туда, где находится звездный десант. Плохая история и будет иметь еще худшее продолжение.

– С чего ты взял?

– На этом плато ничего интересного не происходило, пока археологи не откопали кости. Возможно, профессор знает, что он нашел. Кстати, сейчас он спешит сюда…

Герон завертел головой:

– Где он?

– Я слышу, как профессор скребет землю подметками вон за тем шатром.

Из-за палатки вышел Ирфан.

– Верю всему, что ты сказал. Довольно убедительно. Спасибо.

– Извините, что снова вас тревожу, но мы так и не договорили насчет ваших бойцов. – Археолог подошел ближе. – Так вы мне их дадите или нет?

– Вероятнее всего, нет. – Командир вздохнул. – Мне нужны все мои люди, чтобы обеспечить вашу безопасность.

– Да полноте! Кто на нас тут может напасть? Мы находимся на тихой планете вдали от городов, здесь уютно и спокойно. Я с самого начала был против привлечения десанта для охраны, и если бы это не стояло главным условием финансирования, нас бы охраняла служба безопасности моего университета. А это что?.. – Ирфан посмотрел на тела, прикрытые Абидом при его появлении пластиковым тентом. – Судя по следам крови, какая-то дичь? Решили разнообразить меню?

Герон пожал плечами:

– Нет, это кто-то другой решил украсить свое меню человеческим мясом.

– Да бросьте вы! – Профессор усмехнулся, откинул ногой край тента, увидел мертвых разведчиков и побледнел. – Что за шутки?!

– Слушай приказ, лейтенант. – Герон хмуро посмотрел на археолога, испуганно отскочившего в сторону, и грустно усмехнулся. – С сегодняшнего дня переходим на режим военного положения. Увольнения отменить, количество патрулей увеличить. Запрещаю кому-либо ходить поодиночке, даже разведчикам. Для отражения возможного нападения приказываю сложить из камней брустверы по периметру, на них установить тяжелые пулеметы и скорострельные пушки.

– У нас только четыре пулемета и две пушки, командир.

– Знаю, лейтенант. Поставьте их на самом опасном направлении перед лесной опушкой. Для боевых роботов разработать круговые маршруты с промежутком движения не более трех минут. Зонды поднять в воздух на постоянное круглосуточное дежурство, операторов разбить на смены, чтобы я каждую минуту знал, где кто находится. И неважно, когда мне это захочется узнать – днем или ночью!

– Это нас не спасет, командир, – заметил Абид, снова аккуратно прикрывая пластиком тела товарищей. – Мы уже все это использовали на Кали, результата никакого.

– Знаю, – хмыкнул Герон. – Но я обязан что-то предпринять, работа у меня такая. И не забывай, мы не на войне и охраняем гражданских лиц. Это двойная ответственность: штатские находятся здесь по контракту, а мы – по приказу.

– Да, командир. – Разведчик отдал честь. – Когда появляются оборотни, все меняется. Они по одному нас всех сожрут, если захотят. Звери подбираются незаметно. По запаху любого отследят. Они быстрее и сильнее. Против них нельзя надолго оставаться на месте, нужно движение, а мы прикованы к этим раскопкам.

– Ты все правильно понял, солдат, – кивнул Герон. – Жаль, конечно, что не мы выбираем место боя и противника, но тут уж ничего не поделаешь.

– Да, командир! – Разведчик отдал честь. – Простите.

* * *

Дженг выругался про себя. Только этого ему еще не хватало для полного счастья. Похоже, компоненты для обеззараживания микробов его организм воспринял как нападение! Это было неприятно еще и потому, что процесс обеззараживания отслеживал компьютер, и теперь запись о невольном перевертывании хранится где-то на станции в архивах службы безопасности. А оставлять следы своего пребывания Дженг не имеет права. Не стоит дарить человечеству доказательство того, что оборотни не выполняют указ императора.

Волк несся по коридору, глядя на разбегающихся работников станции, и мысленно морщился от отвращения к самому себе и собственной глупости. Не стоило идти на бактериологическую очистку. Конечно, если бы знал заранее, то… все равно ничего не смог бы сделать. Его просто не впустили бы на станцию. И всем его предчувствиям – грош цена, хоть они и оказались верны.

У лифтов висело огромное зеркало, в котором он смог увидеть себя во всей красе: огромный черный волк с могучими челюстями и мощными длинными когтями. Дженг мрачно улыбнулся сам себе, и волк ответил ему ухмылкой.

Двери лифта открылись, оттуда выскочили три охранника и открыли по нему стрельбу из парализаторов. Это они сделали зря. Дженг и так не очень хорошо контролировал себя. Один выстрел попал в какую-то область за шеей, и по телу разлилась мучительная боль. Дальше Дженг ничего не помнил, сознание помутилось, окружающее поплыло перед глазами, а когда пелена исчезла, он обнаружил, что стражи мертвы, а кремовые панели, желтый пол и серый потолок забрызганы кровью.

Волк разорвал одного из стражей и пообедал свежей плотью. Мясо было вкусным, свежим и сочным. Дженг с огромным трудом заставил себя оторваться от пищи и вошел в лифт. Автоматические двери закрылись за ним, теперь ему требовалось нажать нужную кнопку. Только как? Помещения службы безопасности находились на верхних этажах станции, а до этой кнопки он не мог дотянуться своим носом. Приподняться не получалось – мощные лапы скользили по пластику, и даже когти не помогали.

Пришлось снова перевертываться в человека. Дженг лег на пол и стал представлять себе, как исчезает шерсть, когти уходят, а пасть укорачивается. Но тут дверь лифта открылась, и несколько охранников, вооруженных пистолетами, сразу начали стрелять.

В целях безопасности на орбитальных станциях разрешались только парализаторы, так как огнестрельное или лучевое оружие могло пробить обшивку, а эти пришли с настоящим боевым оружием, ворвались в закрытый лифт, да еще стали стрелять без предупреждения. Дженг был возмущен такой грубостью и бесцеремонностью.

Две пули впились ему в лоб. Правда, плотная костная ткань не пропустила кусочки металла к мозгу, но тем не менее сам удар потряс оборотня. Он даже помотал головой, чтобы снять неприятное ощущение. В глазах привычно помутнело.

Огромный волк бросился на обидчиков, и тогда еще десяток пуль впилось в его тело, отбрасывая назад к стене. Две пробили позвоночник в районе хвоста, и жуткая боль лишила Дженга возможности какое-то время видеть и осознавать то, что происходит.

Когда он снова пришел в себя, то обнаружил, что находится в лифте, который движется на верхний этаж, а он лежит в луже крови в человеческом облике и совершенно голый. Что произошло, не помнил совершенно. Хотя какой-то малой частью своего «я» знал, что живых охранников не осталось. Имелось и косвенное подтверждение этому, у ног лежали два пистолета, покрытых кровью.

Дженг вздохнул и потянулся к сумке – хорошо, что все время таскал ее с собой. Он протер тело гигиеническим полотенцем, потом, морщась от неприятного запаха, переоделся в запасной комбинезон, натянул на ноги мягкие кожаные туфли, взял в руки пистолеты, проверил, сколько у него патронов, и стал ждать, когда двери лифта откроются.

На верхнем этаже его ждали еще пятеро охранников, вооруженных парализаторами. Дженг начал двигаться раньше, чем дверь открылась полностью. Мгновение – и, сбив с ног двоих стражей, он оказался за спиной третьего. Шипящий выстрел парализатора, и человек начал падать, подстреленный кем-то из своих.

Дженг выстрелил в одного охранника, потом во второго и погрозил стволом тем, кто пытался подняться.

– Не советую, иначе убью всех.

– Кто вы, господин? – спросил один из стражей. – Поверьте, вы нам не нужны. Мы ждали опасное животное. Оно вырвалось из блока биологической очистки и убило уже семерых наших товарищей.

– Тогда зачем вы стали стрелять в меня из парализаторов?

– Мы думали, что зверь находится в лифте.

– Понятно. – Волк подобрал один из парализаторов и четырьмя выстрелами лишил сознания всех стражей, кроме одного – того, кто с ним заговорил. – Ты пойдешь со мной.

– Зачем?

– Скажем так, мне хочется просмотреть записи об этом звере.

– Хорошо. – Страж пошел вперед, напряженно, краешком глаза глядя назад. – Я хочу жить, у меня дети! Я на эту работу устроился только потому, что здесь хорошо платят. Не убивайте меня!

– Не будешь делать глупости, ничего с тобой не случится – просто парализую. Скажи, отчего у вас такой кавардак? Какого черта вы пропускаете всех через санитарную обработку?

– Она у нас была всегда. Мы же живем на краю Галактики. Охотники за планетами прилетают сюда со всех концов империи и приносят на себе разную заразу. У нас уже несколько раз были эпидемии.

– Но ваша жидкость какая-то особенная. Что в ней?

– По распоряжению имперской разведки в нее последние две недели стали добавлять новый компонент. Его привезли на крейсере, целый танк забит этим порошком.

Дженг горестно хмыкнул про себя. Вот и разгадка его перевертывания. Снова имперцы, и снова им хочется войны с оборотнями.

Они подошли к двери, на которой висела табличка: «Служба безопасности станции».

– Понятно! – Волк взял стража за плечо. – Кто находится внутри?

– Только два оператора сидят у экранов. Весь резерв отправили вниз, а мы должны были их прикрывать. У вас, господин, пистолет начальника и его заместителя. Они живы?

– Вряд ли. – Дженг вздохнул. – Тяжелая у вас работа. Нервная и опасная. Сочувствую. Операторы нас видели?

– Они и сейчас на нас смотрят. На станции установлено больше тысячи камер, одна установлена за моей спиной.

– Поворачивайся, только медленно.

– Мне не нужны ваши жизни, а только видеозаписи произошедшего, – произнес Дженг прямо в камеру, держа охранника перед собой. – Думаю, вы видели все, что произошло в блоке биологической очистки, и знаете, что дверь вас не защитит. Если вы откроете и отдадите мне записи, то останетесь жить. Если нет, то умрете. Даю на обдумывание десять секунд.

Волк развернул стража обратно к двери.

– Так это все-таки вы были там, внизу? – пробормотал охранник. – Я-то надеялся, что вы меня отпустите…

– Отпущу, раз обещал.

– Операторы кричали, что видели, как вы съели нашего заместителя.

– Это правда, но сейчас я сыт. И вообще лучше бы ты молчал о еде, хотя бы ради своих детей.

Дверь медленно открылась, за ней стояли два человека с побелевшими лицами. В руках они держали парализаторы, но стрелять не решались.

– Что вам нужно?

– Записи, на которых можно разглядеть меня.

– Мы можем все стереть, скажем, что произошел технический сбой.

– Действуйте!

Оба оператора двинулись к пультам и начали спешно вводить команды. Дженг держал их под прицелом.

– Если оставите хотя бы одну запись, я убью всех ваших родственников, близких и дальних, а потом приду за вами. И поверьте, никто не сможет вас защитить. Если это не сделаю я по каким-то причинам, за меня это сделают мои братья.

Один из операторов вздохнул, достал из кармана небольшую флэшку и сунул в разъем на пульте.

– Больше ничего нет.

– Хорошо. – Волк вытащил из кармана парализатор. – Видите, ставлю на минимум? Я свое слово сдержу, советую и вам забыть о том, что меня видели. Договорились?

– Да… – Оба оператора и охранник опустились на пол, закрыли головы руками. – Пожалуйста, не ешьте нас, когда мы будем в беспамятстве.

– Не буду.

Дженг выстрелил три раза и бросил оружие на пол. Оно ему было ни к чему, его тело гораздо страшнее.

– Я не ем людей в человеческом облике, – проговорил он, понимая страх операторов. – Предки у нас были одни.

Он вышел из комнаты и спустился вниз на лифте до пассажирского терминала, там у дверей стояли три охранника.

– Вы видели что-нибудь странное, господин?

– Да, – кивнул волк. – У вас плохо убирают, в лифте целая лужа крови. Мне это очень не понравилось, поэтому я хочу улететь с вашей станции как можно быстрее.

– Если поспешите, то успеете на челнок, до его отправления осталось десять минут.

Дженг побежал. Уже через пять минут он сидел в салоне шаттла, медленно выплывающего из грузового отсека. Здесь волка стала бить крупная дрожь. Никогда он еще не был так близко к провалу своей миссии. Но главное, он поставил под угрозу существования родную планету. Если император решит, что клан Волка представляет реальную угрозу людям, он их уничтожит. И оборотней не спасут ни сила, ни быстрота, ни боевая космическая станция. Одно дело играть в дипломатию и совсем другое, когда имеется прямое доказательство нападения на мирных людей.

Но самое скверное во всем этом, что тело предало его! Раньше Дженг считал, что всегда может контролировать свою звериную составляющую. Оказывается, ошибался. Может быть, дело в возрасте? Ему уже двадцать семь, а волки не живут больше тридцати пяти…

Или все-таки проблема в этом особом реагенте?

* * *

Сначала их обстреляли с большой высоты два истребителя-перехватчика. Оба, не рискуя, сбросили бомбы с высоты десяти километров, где их не мог достать ни один переносной зенитно-ракетный комплекс. Кассетные бомбы практически взрыли всю землю в радиусе двухсот метров, осколки твердого пластика искромсали все. Если бы пилоты не промахнулись на сотню метров, от команды Греты никого не осталось бы. Впрочем, чудес не бывает. Когда Макс немного пришел в себя, то понял, что заслуга в том, что они все еще живы, принадлежит именно колдунье.

От взрывов Лису показалось, что он попал в ад. Его тело тряслось и дрожало, в ушах звенело. Когда он смог отдышаться и открыть глаза, то увидел девушку сидящую перед ожерельем, в которое был заключен хрустальный шар. Колдунья что-то шептала. Лис чувствовал, как от нее исходит энергия и уносится вверх. Неизвестно, что Грета сделала, но больше их не бомбили ни в этот, ни в последующие дни.

Макс потрогал лицо и увидел кровь, которая текла из носа и ушей. Наемники выглядели ненамного лучше.

– Если это не война, то что? – прокричал один из долианцев, похоже, контуженный. – У нас двое погибших и трое раненых.

– Привыкай, – криво усмехнулся Грэг. – Я в этом кошмаре живу уже три месяца, и поверь, это только начало.

Девушка обошла раненых наемников, и после этого двое из них поднялись, а третьему она закрыла глаза, и их команда стала еще на одного меньше.

– Что же это за артефакт, если за него ведется такая война? – крикнул все тот же неугомонный долианец. – И почему мы должны за него умирать?

– Заткнись и готовься к бою! – раздраженно буркнул Грэг. – Война – наша работа, а что, почему и зачем, об этом пусть думают старейшины. Мы – солдаты, наше дело – стрелять. По местам! Приготовить оружие!

Он повернулся к девушке, которая легла на траву, отстраненно глядя в небо. Казалось, происходящее вокруг ее не касается.

– Госпожа, будут ли еще бомбардировки?

– Нет. – Колдунья вытерла влажной салфеткой лицо. Выглядела она неважно. Кровь и грязь запеклись на ее лице, только изумрудные глаза упрямо смотрели на облака. – Из реальной опасности стоит думать только о полицейском спецназе, который уже совсем близко.

– Понятно, – кивнул Грэг и приказал наемникам с ракетными установками отправиться к кромке леса. – Попробуем отбиться.

– Без меня у вас ничего не получится. – Девушка села на землю, достала ожерелье и хрустальный шар. – Дай мне один из ваших коммуникаторов.

Грэг закрепил на голове девушки микрофон и наушник с убитого.

– Вы уверены, что так лучше? Мои парни умеют стрелять из любого оружия.

– Стрелять они умеют, но ракет немного, поэтому промахиваться нельзя. – Грета вытерла руки и села. – Прикажи им меня слушаться.

– Командуйте, госпожа!

Послышался нарастающий гул двигателей.

– Летят. – Грэг махнул наемникам, и те рассыпались, прячась в рытвинах. – Ракетчикам стрелять по команде госпожи!

– Иди ко мне, вор, – сказала девушка. – Один из флаеров нужно захватить невредимым, а без тебя это вряд ли получится.

Макс неохотно подошел по взрытой, местами горелой земле. Высокая зеленая трава почти исчезла, ее срезали пластиковые осколки. Еще полчаса назад это была прекрасная зеленая равнина, над которой летали птицы и кружились насекомые, теперь перед Лисом расстилалась черная пустыня. Багровое светило зависло в середине небесного купола. Ветер бросил в лицо запах гари.

– Снова превращаться? – спросил Макс. – Мне бы не хотелось… страшно очень.

– Попробуем по-другому. Садись рядом.

Лис сел под огромной каменной глыбой, за которой укрылась колдунья. Девушка напряженно следила за смутными тенями, мелькающими в хрустальном шаре.

– Приготовиться, – произнесла Грета в микрофон. – Приближается первый флаер, стрелять по нему бойцу, что находится слева. Выпустить сразу две ракеты, от одной аппарат сумеет уклониться. На всех флаерах противоракетная защита. Сейчас!

Лис увидел, как один из наемников выскочил на опушку, поднял ракетную установку и выпустил одну за другой две ракеты в зеленое небо. Расчет девушки оказался точен. Появившийся через мгновение над деревьями флаер не успел среагировать, прозвучали два взрыва, аппарат кувыркнулся и грохнулся об землю.

– Внимание! – Голос колдуньи стал напряженным, она закрыла глаза. – Стрелять бойцу, что находится справа, выпустить три ракеты. Приготовиться… огонь!!!

Наемник встал и выстрелил, ракеты снова вылетели из пусковой установки до того, как появился летательный аппарат.

Тем не менее флаер успел сбить первые две ракеты. Только третья ударила его в днище и отбросила в сторону. Правда, аппарат не упал, не рассыпался, а приземлился на плато. Наемники тут же окружили его, послышались автоматные очереди.

– Приготовиться!.. Стрелять по моей команде!.. Стрелок в центре, выпустить три ракеты. Сейчас!!!

Третий флаер успел уклониться только от одной ракеты, две другие попали точно в цель, и он взорвался прямо в воздухе.

– Теперь начинается наша с тобой работа, вор, – устало произнесла колдунья. – Возьми меня за руку.

– А что делать?

Лис послушно сжал теплую ладонь колдуньи, она взяла ожерелье другой рукой, и он почувствовал, как все вокруг расплывается, а в его руку начинает вливаться энергия. Внутри снова проснулась серебряная сфера.

– Все просто. – Грета тронула хрустальный шар, он засветился. – Ты уже этим занимался, сейчас войдешь в разум пилота флаера. Твоя задача посадить его недалеко от нас.

– Но внутри полицейский спецназ!

– Да, поэтому откроешь люки и выдвинешь трап только тогда, когда долианцы окружат аппарат.

– У меня не получится…

– Ты делал подобное, когда сбивал истребители.

– Но тогда я просто фиксировал изображение, все остальное было не моей заслугой.

– Успокойся, вор, я рядом.

– Но я не знаю, что делать!

– Ты все поймешь. Приготовься. Сейчас попытаюсь перенести тебя в сознание пилота.

Внутри Макса завибрировала серебряная сфера, расширилась, еще мгновение – и он увидел лес перед собой, а в наушниках прозвучало:

– С тремя флаерами пропала связь, перед этим они сообщили о ракетном нападении. Будьте предельно осторожны, преступники хорошо вооружены!..

– Что будем делать, командир?

– Выполнять приказ…

Лис посмотрел по сторонам: в кабине он был один, аппарат приближался к кромке леса, за ней начиналась степь. Макс ощущал, что ведет флаер, чувствовал ручку управления в руке, хоть и знал, что на самом деле сидит рядом с колдуньей и держит ее руку. Глаза его были закрыты, а сердце едва билось, и в то же время он слышал чужие голоса и понимал, что они принадлежат полицейским, находящимся в салоне. Двое из них сидели за скорострельными пушками, один за пулеметом, а еще двенадцать готовились к высадке.

Лес закончился. Показалась обугленная степь, на ней горело три аппарата, причем одному, похоже, удалось приземлиться. Он стоял, накренившись на погнувшихся опорах, а вокруг валялись тела бойцов – тех, кто остался в живых после посадки, расстреляли в упор.

– Летун! – прозвучало в наушниках. – Видишь сбитый флаер? Садись ближе к нему, надо осмотреть. Салон не поврежден, возможно, есть раненые.

– Хорошо, – ответил пилот и двинул вперед рычаг управления, точнее, хотел двинуть, но руки замерли в нерешительности. Макс сжал зубы, не давая флаеру приземлиться, хотя и сам не понимал, как это делает. – Сажаю.

– Летун! – снова прозвучало в наушнике. – Ты что, не понял?

Пилот промолчал, потому что сам находился в недоумении. Руки и ноги отказывались ему служить, флаер продолжал лететь вперед к черной, вспаханной осколками горелой земле.

– Спокойно, вор, – услышал Лис голос Греты. – Ты его контролируешь. Перестань вслушиваться в то, что ему говорят, это тебе мешает. Направь аппарат на посадку, наемники готовы к атаке. Сейчас!

Макс двинул рычаг вперед, аппарат устремился к земле. Он сбавил скорость, перевел выпускные дюзы в полувертикальное положение, потом установил их вертикально, флаер завис над землей и стал медленно опускаться. Лис не очень хорошо понимал, что происходит. Он был внизу и в то же время летел.

Он мог сам управлять аппаратом, потому что все знания летуна непонятным образом оказались в его памяти. Мог назвать имена всех девушек, с которыми тот встречался. Школу, в которой учился, первого инструктора, командира части.

– Летун, открывай люк! Быстрее!

Он двинул вперед рычаг, но тот не поддался.

– Можно, вор, пусть выходят.

Рычаг двинулся вперед сам собой, словно его что-то отпустило, одновременно пошел трап.

– А теперь пусть спит. Пилот больше не нужен.

Мир заволокла темнота, и тут же Макс очнулся на земле рядом с Гретой, она со спокойной улыбкой смотрела на него.

– Неплохо получилось, вор. У тебя хорошие задатки, ты быстро развиваешься.

– Мне это не нравится, – вздохнул Лис. – Я чувствую себя так, словно умер. Вот только что был, и уже меня нет, словно что-то ушло.

– Успокойся, это магия, а ее путь труден. С ней многое видишь и ощущаешь иначе. Ты ни в чем не виноват. Мы просто пытаемся остаться в живых, и ты помогаешь мне в этом.

От флаера послышались выстрелы, потом к ним подошел Грэг, вытирая пот и грязь с лица.

– Мы можем лететь дальше, госпожа. Что делать с пилотом? Он жив, но не в себе. Трясется, бормочет что-то непонятное.

– Пусть решает вор.

– Хорошо. – Грэг посмотрел на Макса. – Говори: убить или оставить в живых?

– Пусть живет, – тихо проговорил Лис. – Этот человек для меня сейчас как родной.

– Как скажешь. – Наемник пожал плечами. – Оставим его здесь, пока доберется до своих, мы будем уже далеко. Надо прибыть на плато раньше, чем стемнеет.

– Нет, – покачала головой колдунья. – На раскопки мы не полетим.

– Но вы же сами сказали, что нам туда?

– Высадимся в лесу в паре километров и понаблюдаем за тем, что там происходит.

– Почему?

– Мне нужна информация для принятия решения.

– Наверное, это правильно. Не стоит соваться куда-то без предварительной разведки, – кивнул Грэг. – И все-таки поспешите.

Макс поднял голову к небу. Багровое светило понемногу стало спускаться к горизонту. Легкий ветерок нес в себе запахи горелого пластика, крови и мертвой плоти. Грязный комбинезон Лиса был мокрым от пота, руки и ноги все еще дрожали. Наемники выбрасывали из флаера трупы спецназовцев. Макс прошел внутрь, сел в свободное кресло, пробитое пулями и испачканное чужой кровью, и закрыл глаза. Грета права, он действительно изменился. Смерть стала для него привычной, новые люди приходят в его жизнь и уходят в никуда. Все мимолетно, быстротечно и нереально…

Долианцы собрали оружие и расселись в салоне. Колдунья прошла в кабину, и тут же из нее вывели пилота. Он мрачно оглядывался по сторонам, гневно сжимая кулаки.

Лис смотрел на человека, в теле которого не так давно находился. Выглядел тот неплохо: высокий мужчина крепкого телосложения, глаза близко посажены, что немного портило волевое лицо. Он, похоже, не понимал, что с ним происходит, потому что недоуменно вытаращился на наемников. И тут он увидел Макса. Пилот вздрогнул и переменился в лице. Какое-то время стоял и смотрел на него, потом его губы мелко затряслись, он опустил взгляд, поник и потащился к выходу.

У Макса возникло странное ощущение, что он посмотрел самому себе в глаза, и это было страшно.

Люк закрылся, трап втянулся, и флаер, задрожав на дюзах, поднялся вверх, а потом помчался вперед. Внизу снова замелькал лес, долианцы еще какое-то время весело переговаривались, потом адреналин понемногу ушел из крови, и они, успокоившись, стали смотреть в иллюминаторы. В динамике прозвучал голос колдуньи:

– Советую подкрепиться, потом вряд ли найдется время для еды.

Грэг раздал продуктовые пакеты. Макс меланхолично жевал теплое синтетическое мясо, приправленное острым соусом. Еще один день его жизни закончился, и снова он не принес ему ничего хорошего, только добавил страха и смертей вокруг. Впервые Лис задумался над тем, а стоит ли жить, если впереди нет ничего, кроме боли и страдания?

Глава четырнадцатая

В какой-то момент Гаур провалился в беспамятство. Темная пелена закрыла глаза, потом стала медленно рассеиваться. Верховный жрец огляделся и увидел, что стоит на том же плато, только исчезли алтарь, шатер императора и трон, гвардейцы и его ученики. Он один находился на каменистой равнине. Перед ним высились заснеженные вершины, впивающиеся в серо-зеленое, покрытое черными тучами небо, и кружила прозрачная дымка, предвещающая дождь.

Гаур медленно пошел к тому месту, где повелел установить алтарь, не совсем понимая, что происходит. Тело двигалось медленно, с трудом преодолевая сопротивление воздуха. Жрец посмотрел на свои ноги. Нет, он не изменился, на нем та же расшитая золотом мантия, сейчас покрытая засохшей кровью, мягкие сапоги, покрытые бурой пленкой, а под ними слой пыли, которую поднимал вверх легкий ветерок.

Верховный жрец мысленно пожал плечами. Галлюцинация? Или он заснул и ему снится сон? А может, боги или демоны хотят ему что-то показать? Тогда стоит на это взглянуть. Потусторонние сущности редко обращаются к живым, и если они это делают, то явно неспроста.

Гаур сделал еще несколько шагов и остановился.

На месте, где он повелел установить алтарь, виднелась только яма, наполненная высохшими костями. Их было много, очень много. Сверху уже образовался толстый слой пыли, принесенной ветром. Пройдет не так много времени, и следы величайшего обряда исчезнут, поглощенные песком и землей. Над ними вырастут кусты и деревья, и никто никогда не узнает о том, что здесь произошло.

Вероятно, Гаур попал в недалекое будущее. Что ж, в этом есть свой смысл. Теперь он сможет узнать, как прошел обряд, закончил ли он его, приобрел ли император бессмертие, и помнят ли его, Гаура, величайшего из всех магов.

Верховный жрец подошел к месту, где стоял императорский шатер. Он и сам не знал, что ожидал увидеть. Может быть, след божественного сияния или чего-то иного, не менее величественного?

Если у него все получилось, Токур стал равен богам. Бессмертие – это же еще и возможность безграничного знания. Чем бог отличается от обычного человека? В первую очередь могуществом, исходящим от познания, а оно приходит от прожитых лет.

На месте шатра обнаружилась только оплавленная яма, какая бывает от молнии, когда та ударяет в землю. Неужели небеса решили покарать императора за его дерзость? Но почему Токура? Это же была не его идея. Гаур нашел описание обряда в ветхом свитке, пролежавшем столетия в драгоценном ларце, по ошибке помещенном в сокровищницу плененного императором царя. Или он видит тот самый след божественного сияния?

Гаур пожал плечами и горестно покачал головой. Он просил небеса показать ему его триумф, а не пустое плато, яму с костями и оплавленную дыру вместо переносного трона императора.

Неужели он неправильно разгадал древние письмена и вместо бессмертия принес Токуру смерть? Если это так, то неудивительно, что не осталось никаких следов. Наверняка в этой яме сейчас лежат и его кости – гвардейцы никому не прощают смерть своего господина.

Верховный жрец вздохнул и открыл глаза.

К нему подвели очередного раба, он взрезал грудину, вынул сердце и отбросил его в сторону, где уже лежала огромная, по-своему величественная куча, и посмотрел на императора. Тот ласкал очередную молодую наложницу и пил вино. Токур улыбнулся и поднял бокал, блеснувший рубиновым светом. Вино походило на кровь. Гаур облизал губы и мрачно взглянул на учеников. Гвардейцы подвели к алтарю следующую партию рабов.

Багровое светило зависло в зените и палило беспощадно. Было нечем дышать. Жара. Ветер метался по плато, бросая в глаза пыль, словно хотел прогнать глупых людей, вторгшихся в его царство.

Неужели он ошибся?!

* * *

Челнок приземлился на космодроме без особых проблем. То ли Дженгу повезло в том, что он никого не оставил в живых из тех, кто мог поднять тревогу, то ли просто сотрудникам безопасности в голову не пришло, что он попытается спуститься на планету. Или операторы поверили в его угрозу и передали остальным?

На бетонных, обожженных огнем плитах не видно было ни копов, ни солдат – только автобус, чтобы отвезти приземлившихся пассажиров в здание космопорта.

Волк вместе с остальными сел в него и уже через десять минут прошел через турникет, рядом с которым стоял зевающий полицейский. Вещей у Дженга не было, кроме сумки с запасными комбинезонами, поэтому он первым прошел на выход.

Несмотря на ранний час, на улицах города находилось довольно много людей, все куда-то спешили, и до волка никому не было дела. Дженг, ориентируясь по надписям, свернул на узкую улочку и добрался до стоянки грузовых флаеров. Здесь к нему подошли трое аборигенов, одетых в коричневые комбинезоны с эмблемами, на которых был нарисован черный парашют с привязанным под ним грузом.

– Что угодно? Что-то перевезти? А куда?..

Волк осмотрел людей, потом повернулся к тому, кто показался ему более солидным.

– Мне нужен мощный, проверенный флаер с большим запасом хода.

– Мы готовы отвезти вас туда, куда потребуется, у нас у всех хорошие аппараты.

– Я предпочел бы управлять флаером сам.

– Тогда вам нужно в прокатную контору.

– Расскажите, где она находится, а еще лучше довезите.

– Мы бы довезли и взяли бы за это хорошие деньги, – хмыкнул пожилой мужчина с седыми висками. – К сожалению, она находится на соседней улице, и больше сожжешь горючего на подъеме и посадке, чем заработаешь. Могу пройти с вами пешком, так сказать, побыть гидом за небольшую плату.

– Идет. – Дженг вытащил имперскую монету и сунул в руку. – Устроит?

– Это за половину дороги, а мне же еще придется возвращаться.

Волк отдал еще один желтый кругляш с ликом императора, и они отправились к прокатной конторе, которая оказалась всего в ста шагах. Ясно было, что Дженг переплатил, но такова судьба всех туристов – они существуют лишь для того, чтобы местным бездельникам было на что выпить и закусить в баре.

В прокатной конторе волка встретили настороженно.

– При всем уважении, господин, но туристам мы не даем транспорт напрокат.

– Почему?

– Два дня назад вышло постановление губернатора, по которому нам запрещено выдавать грузовой транспорт некоренным жителям планеты.

– Странное какое-то распоряжение.

– Нам самим оно не нравится, мы терпим из-за него убытки.

– А если, к примеру, я заказал вам мощный грузовой флаер три дня назад, но пришел только сегодня, вы бы мне его оформили?

Мужчина задумчиво посмотрел в потолок.

– Конечно, из-за этого распоряжения мы оказались в трудном положении и можем разориться, но идти на нарушение закона мне бы не хотелось, так как это грозит большими неприятностями.

Волк положил на конторку несколько крупных купюр.

– Дело ваше, – произнес он. – Если вы мне откажете, то я могу его и купить в ближайшем салоне.

– Купить можно и у меня, – произнес мужчина, в глазах его мелькнула искра понимания. – В распоряжении ничего не говорится о том, что мы не имеем права ничего продавать. Если бы вы мне заплатили половину стоимости, то я смог бы выкупить аппарат обратно, конечно, вычтя амортизацию, когда вы вернетесь.

– Договорились, – кивнул Дженг. – Я покупаю. Но сначала покажите, что у вас имеется.

– Здесь я держу только мелкие экземпляры, а все, что покрупнее, находится на базе за городом. Если договоримся, аппарат доставят сюда через пятнадцать минут. Так что вам угодно?

– Мне требуется машина для дальнего путешествия. Я собираюсь полетать по вашей планете, так как предпочитаю только такой вид туризма. Мне нужен аппарат с большими баками, небольшим расходом топлива, надежным и достаточно комфортным салоном на тот случай, если придется в нем спать.

– Понимаю… – протянул хозяин конторы. – У меня имеется такой аппарат, но вам придется за него выложить полторы тысячи золотых, а если он вам нужен с полной заправкой, то придется добавить еще три сотни. К этому могу добавить ящик продовольственных пакетов и спальный мешок в качестве подарка от нашей фирмы.

– Придется воспользоваться карточкой. – Волк потянулся за купюрами, но мужчина быстро прикрыл их рукой. – Таких наличных с собой не ношу.

– Эти пойдут за мою уступчивость, – проговорил хозяин. – Остальное оформим, как положено.

Дженг вздохнул и смирился. В конце концов, деньги были не его, а родной планеты. К тому же приоритет «пять точек» позволял тратить любые суммы, не беспокоясь о том, что его счет опустеет.

Флаер появился, конечно, не через пятнадцать минут – через полчаса, но как раз тот, что ему требовался. Списанный армейский аппарат с мощным двигателем, с огромными баками по всему корпусу, с высокой подъемной силой и достаточно просторный, чтобы вместить в себя десяток людей. Пассажирских сидений имелось только пять, остальное место занимал большой грузовой отсек, в который, по словам хозяина, загружались четыре боевых робота и три разведывательных зонда. Сейчас там находилась кровать, электрическая плита, холодильник и туалет.

Покупку оформили быстро, и уже через десять минут Дженг стал обладателем большой надежной машины, а еще через три минуты летел над улицей к месту встречи с агентом, который должен был ему сообщить, куда следует отправляться дальше.

Не успел волк зайти в нужный ему бар, как странный лопоухий человек сунул в руки карту с нанесенными координатами и шепнул:

– Улетайте немедленно! Вся полиция поднята по тревоге. Они патрулируют улицы и проверяют всех прибывших с орбитальной станции.

– Что случилось?

– Группа долианцев захватила челнок на станции, постреляв всю службу безопасности. Известно, что они приземлились на запасном космодроме, там захватили арсенал охраны и теперь пробиваются к Плато Мертвых, усеивая свой путь горами трупов!..

– Так это из-за них нас задержали на орбите, не давая состыковаться со станцией?

– Вполне возможно. Еще говорят, что на станции появился какой-то инопланетный монстр, который сожрал половину персонала. Охрана попробовала его застрелить, но у нее ничего не получилось. Говорят, он тоже отправился на планету. Вы ничего об этом не знаете?

– Похоже, что вы внизу больше знаете о том, что происходит наверху. Я спустился на рейсовом челноке без каких-либо проблем, на станции ничего особенного не заметил.

– Тогда вот вам еще информация. К Плато Мертвых, где уже находится два полных взвода звездного десанта, отправили еще усиленную роту.

– Зачем?

– Говорят, на плато появились оборотни из клана Волка, они уже сожрали половину бойцов десанта.

– Неприятные известия.

– Очень. Советую вам немедленно отсюда исчезнуть. Так как вы не местный, то уже только этим подозрительны для каждого полицейского.

Озадаченный Дженг вышел на улицу, сел во флаер, поднялся в скоростной ряд ивыжал из аппарата все, на что тот был способен. То, что он услышал, ему не понравилось. Получалось, что за артефактом охотились, кроме него, еще и долианцы. К тому же в деле участвует империя, которая обозначила свое присутствие звездным десантом. Все это осложняло и без того непростую задачу.

Что это за артефакт, ради обладания которым на этой далекой планете собралось столько отличных воинов, готовых развязать войну? Неужели и в самом деле он может дать кому-то бессмертие?..

Выбравшись за город, Дженг облегченно вздохнул. Ему не понравилось огромное количество полицейских флаеров, патрулирующих город. Волк поднял аппарат на максимальную высоту, ввел необходимые координаты, включил автопилот и заснул, не забыв пристегнуться.

* * *

Герон соединился по шифрованному каналу связи с крейсером, висящим на орбите. Похоже, там ждали его звонка.

– Говорите, капитан.

– У меня здесь появились оборотни, несу потери – двое убито. Сомневаюсь, что смогу обеспечить охрану гражданских лиц, прошу срочной помощи.

– Что конкретно вам нужно?

– Еще десяток боевых роботов, пару зондов и как минимум взвод десанта.

– Отказано.

– Что?!

Спокойный голос адмирала повторил:

– В этом вам отказано, но помощь вы получите. Подготовьте место для посадки челнока.

– Что ждать?

– Роту десанта с полным вооружением, включая боевых роботов и разведывательные зонды с операторами, скорострельные автоматические пушки и пулеметы. На время операции вы назначаетесь ответственным за объект. Командир прибывающего подразделения будет подчинен вам. Практически у вас будет усиленный батальон, а вы назначаетесь его командиром.

– Спасибо. Надеюсь, этого мне хватит, чтобы обеспечить нужный уровень охраны.

– Кроме того, вы получите прямую связь с крейсером и при первой опасности сможете запросить воздушную поддержку. Правда, предупреждаю, пока мы не готовы ее представить, нам потребуется несколько дней в связи с некоторыми не очень приятными обстоятельствами.

– Я должен о них знать, адмирал?

– Не уверен, но сообщаю, что два моих пилота сошли с ума и выпустили свои ракеты по трюму с перехватчиками.

– Как это произошло?

– Психологи подозревают, что кто-то подчинил их волю и сделал двух моих лучших пилотов марионетками, заставив расстрелять крейсер. Так что имейте в виду, нечто подобное может произойти и у вас. Вы поняли меня, капитан?

– Не совсем. Психологическое воздействие? Или использовалось психотронное оружие?

– Если бы так, капитан, то последствия не были бы такими скверными, от этого оружия у нас имеется защита. Нет, эксперты уверены, что использовалась магия.

– То есть то, что официально не существует, я правильно понял?

– Правильно, капитан. Сам с подобным впервые сталкиваюсь, поэтому ничего сказать не могу, кроме того, что в случае необходимости вы получите любые силы, которые у меня есть.

– Кто же нам объявил войну?

– Возможно, вам будут угрожать не только оборотни, но и долианцы, использующие магию. Еще раз напоминаю, капитан, что вы осуществляете охрану объекта, который имеет стратегическое значение для империи! И ваша задача – обеспечить безопасность гражданских лиц и артефакта, если он будет найден. Археологи должны чувствовать себя в безопасности. Будьте готовы ко всему. Понимаю, что мои слова звучат несколько странно, но когда тебя атакуют собственные истребители, начинаешь верить в разную чепуху. Проще говоря, готовьте полноценную оборону.

– Так точно, адмирал!

Герон мрачно уставился на своего заместителя.

– Ты понял что-нибудь?

– Да, командир.

– И что же?

– Скоро здесь будет очень жарко, если сюда присылают роту с полным вооружением.

– Долианцы, оборотни… еще какая-то магия?

– Тем не менее… поздравляю, капитан, вы теперь, как я понимаю, командуете батальоном.

– Спасибо, а ты принимай под командование мою роту. Мне будет не до нее. Подготовь места на возвышенностях для прибывающих снайперов и ракетчиков, и начинай копать окопы по периметру.

– Какие можно выкопать в каменистой почве окопы?

– Тогда выкладывай дополнительные брустверы из камней. Война так война. В ней всегда стоит ждать только худшего. Вопросы?

– Выстроить роту, чтобы вы объявили о моем назначении?

– Не надо, бойцы и сами все поймут. Кстати, подготовь площадку для приземления челнока и обеспечь ее связью и световыми знаками.

– Слушаюсь, капитан.

Кочет вышел, а Герон лег на кровать и задумался.

Не нравилось ему все это, ох, как не нравилось! Не походило это на отпуск и легкое задание. И что там говорил адмирал о магии?..

Не верится, что командир десанта испугался непонятного. Нет, адмирал настоящий воин, к страху привык – это часть его работы. Но если собственные истребители расстреляли крейсер, тут попахивает большим разбирательством и чьей-то отставкой. Понятно, почему адмирал так мрачен. Похоже, придется ему скоро заниматься внуками, а не командовать крейсером. А вот что грозит ему, капитану? Ясно же, что спрос будет жестким. Вот тебе и легкая прогулка. Похоже, здесь скоро произойдут серьезные столкновения.

Герон неохотно встал и пошел осматривать позиции.

После обеда прибыла обещанная рота. Уже через час у посадочной площадки были установлены надувные палатки и шатры, по периметру лагеря ползали роботы последних моделей, грозно поводя пушками и пулеметами, а за выложенными брустверами лежали снайпера и ракетчики.

На душе у капитана сразу стало спокойно, особенно когда установили дополнительную сигнализацию, а опушку леса заминировали так, что к вечеру на ней подорвался небольшой зверек, чем-то похожий на земного зайца. Герон даже выделил археологу обещанный взвод. Теперь, когда периметр был закрыт, он мог себе это позволить.

И следующей ночью он уже не вскакивал, чтобы обойти часовых, потому что был уверен: теперь никто не сунется на плато с враждебными намерениями. Правда, как оказалось, зря надеялся.

Неприятные события все-таки произошли. Утром обнаружилось, что в одной из палаток, стоящих близко к лесу, где поселились вновь прибывшие десантники, никто не поднялся. А когда разъяренный Кочет ворвался внутрь, то обнаружил, что живых там никого не осталось – все десять человек оказались мертвы. Смерть они приняли прямо во сне, причем у половины бойцов были выедены внутренности.

– Оборотень, – произнес один из разведчиков, которого вызвал командир десанта, и вздохнул: – Если судить по клыкам и когтям, из клана Волка. Убивал мастерски и бесшумно. Думаю, это кто-то из тех, кто с нами воевал.

Герон посмотрел на Азура и Гази – командиров взводов, прибывших вчера на челноке:

– Решили, что приехали на курорт? Я тоже так думал раньше. А теперь сами видите, что здесь происходит. Ваши соображения по этому поводу?

– Искать надо среди своих, – сказал Азур. – Периметр закрыт так, что мышь не проскочит. Роботы, сигнализация, мины… Человек не пройдет точно, да и оборотень тоже. Получается, бойцов убил кто-то из тех, кто находится в лагере. За прибывших со мной десантников я отвечаю, они все прошли генетический контроль. Остаются археологи, рабочие и ваши бойцы, командир. Надо бы за ними понаблюдать, а еще лучше было бы всех пропустить через генетическую экспертизу.

Герон кивнул:

– С выводами я согласен. Эта версия мне нравится, предлагаю начать ее разработку.

Адмирал все понял сразу, и уже к обеду рабочих, ведущих раскопки, выстроили в очередь и по одному стали заводить в челнок, приземлившийся среди скал. В нем расположились врачи с крейсера, развернувшие экспресс-лабораторию. Профессор Ирфан пришел в ярость, но вынужден был смириться после того, как ему показали тела убитых бойцов.

К концу дня все рабочие, археологи и бойцы роты Герона прошли проверку, но оборотней среди них не оказалось.

– Как же так? – спросил капитан главного врача. – Нам точно известно, что перевертыш находится среди нас. Мы практически отрезаны от мира минами и роботами, к нам можно попасть только по воздуху, но его контролируют сканеры и радары. Убежать никто не мог, а вы говорите, что оборотней среди нас нет.

– Перевертышей нет, – твердо сказал врач. – За точность анализов я отвечаю, она довольно высока, примерно девяносто девять процентов, так что ищите своих оборотней в другом месте.

– Но один процент все-таки возможен?

– Если честно, то на это не стоит надеяться. – Доктор наклонился к уху командира десанта и шепнул одними губами: – Присмотритесь к Ирфану.

– Что?!

– Мы проверяли несколькими методами, а это полностью исключает ошибку, – продолжил врач. – Он один не прошел тест.

– Почему?!

– Сначала отказался, а когда я настоял, то дал образец, в котором не найдено никаких отклонений.

– И в чем дело?

– До этого точно такой же образец мы получили от его заместителя.

– Вы хотите сказать, что он заменил свои ткани чужими? – прошептал Герон и нахмурился, увидев утвердительный кивок. – Я правильно вас понял?

– Я этого утверждать не могу. Возможно, просто ошибка. – Следующую фразу врач снова произнес одними губами: – Вы знаете, что у всех перевертышей прекрасный слух, и ваши ответные слова он может услышать на другом конце плато. Я тоже был на Кали, когда оборотни нас атаковали, поэтому даю вам совет, как старому вояке: присмотритесь к Ирфану, с ним что-то не так. – И громко продолжил: – Если меня спросит адмирал, то я отвечу, что перевертышей в лагере нет. Вам понятно, капитан?

– Вы не смеете подозревать никого из моих людей! – громко произнес командир десанта и добавил одними губами: – Спасибо! Присмотрюсь.

– Это ваши проблемы, капитан, – снова громко сказал врач. – Мы провели анализы, как вы просили, и официально заявляю, что оборотней в вашем лагере нет. Все, кто находится здесь, люди в биологическом смысле. Ваши подозрения необоснованны.

* * *

Флаер, пролетев примерно час, опустился в лесу на широкой поляне. Люк открылся, выдвинулся трап, но ни один наемник не двинулся с места, все настороженно смотрели на чужой лес и чего-то ждали.

Пахло травой, лесом и остывающим пластиком. Вдалеке пели птицы, ревели звери. Грэг недовольно покачал головой:

– Опять много зверья, придется быть настороже.

Наконец из кабины пилота появилась Грета и села рядом с Грэгом.

– Мы примерно в пяти километрах от стоянки археологов, ближе подходить не стоит. Плато Мертвых охраняет звездный десант. Флаер оставляем здесь. Аппарат накрыть маскирующим пологом, чтобы не засекли из космоса.

– Хорошо, госпожа.

– Мы будем ночевать в лесу, недалеко от плато. Возьмите с собой все, что требуется. Как только разобьем лагерь, пошлешь несколько наемников на разведку, естественно, с камерой, чтобы я своими глазами могла увидеть, что нас ждет.

– Ожидаете неприятностей, госпожа?

– Нет, просто у меня нет плана дальнейших действий, и я хочу его составить. Насколько мне известно, на плато проводит раскопки археологическая экспедиция, которую возглавляет известный профессор Ирфан. А его людей охраняет полная рота…

– Многовато охраны для простой экспедиции, – задумчиво произнес наемник. – К тому же никогда не слышал, чтобы ученых и рабочих охранял десант. Обычно для этого используют копов, спецназ, наконец…

– Правильно рассуждаешь, – одобрительно кивнула Грета. – Но если в это уравнение подставить фигуру, которая направляла на нас крейсера и линкоры, то все становится понятным. Кто-то, обладающий достаточной властью, чтобы командовать военными, явно заинтересован в том, чтобы артефакт не попал ко мне в руки. Не сомневаюсь, что именно он отправил сюда роту десанта и повесил на орбите крейсер.

– Сил у нас маловато, – покачал головой Грэг. – На штатном крейсере обычно располагается до полка звездного десанта, десяток истребителей-перехватчиков и столько же армейских челноков с легким вооружением. Против всей этой мощи я имею лишь четырнадцать бойцов и легкое стрелковое оружие.

– Ты забываешь обо мне, – пожала плечами девушка. – Если бы меня не было, то следовало бы признать, что у вас нет никаких шансов, но я здесь, а значит, смогу что-нибудь придумать.

– Хорошо, госпожа. – Наемник поклонился. – Работаем! Сейчас покидаем флаер, закрываем его пологом, чтобы не засекли с орбиты. Лагерь разбиваем в паре километров от плато в лесу. Выдвигаемся!

Наемники двинулись на выход, нагруженные оружием и припасами. Максу тоже повесили на спину тяжелый рюкзак. После того как закрыли аппарат специальным маскирующим пологом, отряд выступил в путь. Грета шла первой, за ней – остальные. Лису уже не казалось странным, что девушка идет впереди огромных наемников. Под ногами шуршала синяя трава с острыми листьями. Когда Макс случайно коснулся одного, то порезал руку. Хорошо, что неглубоко. Вокруг кипела своя жизнь. Странные прозрачные бабочки размером с его ладонь летали над ними, они были по-своему красивы и очень опасны. Это Лис понял, когда увидел, как несколько бабочек напали на небольшого зверька. Из брюшка у них появился длинный хоботок, которым они пронзили животное и стали качать из него кровь.

– Хорошо, что они не считают нас своей пищей, – покачал головой Грэг. – Не люблю чужие планеты. Никогда не знаешь, что здесь безобидно, а что смертельно. Несмотря на то что в мою голову забиты сведения о флоре и фауне трех десятков планет, все равно страшновато.

– А здесь много опасного?

– Известно, что на людей нападают крупные животные и птицы. В этом лесу имеется парочка видов, способных на такое. Растения есть нельзя, они для нас ядовиты. В лучшем случае получишь несварение желудка, в худшем – вряд ли откачают. Насекомые безопасны, как и мелкие твари, но в любом случае следует быть осторожными. Воду пить только после обработки. В общем, жить здесь можно.

– Понятно…

Деревья здесь росли пятьдесят метров в высоту, но листья имели только на верхушке. Под ногами пружинил толстый слой мха. Изредка дорогу преграждали поваленные стволы, их приходилось обходить. Воздух был влажным, с неприятным привкусом, но кислорода в нем хватало. До места стоянки добирались часа два, хоть едва ли прошли три километра. На небольшой поляне решили устроить лагерь. Долианцы срезали лазером сухое дерево, разрезали его на трехметровые чурбаки и обложили ими огромный круг так, чтобы огонь защищал их от возможных пришельцев из леса, а внутри устроили спальные места.

Грета подожгла деревья. Насекомые и мелкие животные, после того как девушка прочитала заклинание, полезли прямо в огонь, сгорая синим пламенем. Через пару минут в круге не осталось ничего опасного. Наемники натянули тент от дождя, и под ним стало уютно. Макс лег сверху на спальник и стал смотреть на огонь.

Грэг вызвал двух долианцев и отправил их на разведку. Наемники надели на головы шлемы спецназа с камерами и обратной связью и растворились в лесу. Другие долианцы стали настраивать аппаратуру слежения, минут через пять на экране появился лес, кусты и синяя колючая трава, сквозь которую пробирались наемники. А еще через час они уже рассматривали лагерь археологов, находящийся на высоком плато. Один из разведчиков залез на дерево, и благодаря этому удалось разглядеть полностью всю линию защиты.

– Все подходы заминированы. – Грэг ткнул пальцем в едва заметные бугорки. – Десять слоев сенсорных мин, реагирующих на движение. На брустверах установлены скорострельные пушки и пулеметы, боевые роботы обходят периметр с периодичностью примерно тридцать минут, на всех высоких точках сидят снайперы. Здесь не рота, а усиленный батальон, если судить по числу армейских палаток, роботов и зондов. Боюсь, госпожа, ваши сведения несколько устарели.

– Это возможно, – кивнула девушка. – За то время, что мы пробивались сюда, обстановка могла поменяться.

– Она и поменялась. – Наемник тронул рычажок, и изображение поплыло в сторону. – Десант хорошо окопался, не выковырнуть. Попасть в лагерь можно только по воздуху, но против этого имеется установка ПВО. Кого же они так боятся, неужели нас?

– Может, и так. – Колдунья вглядывалась в экран, теребя камни ожерелья, которые отзывались на каждое ее прикосновение вспышками изумрудного света. – По численности я согласна, действительно похоже на батальон. Со стороны леса не пройти, все плотно заминировано… Вор, иди сюда!

Макс неохотно встал, наемники пропустили его к экрану и столпились за его спиной.

– Представь, что тебе нужно пробраться в этот лагерь, что ты станешь делать?

– Ничего, – пожал плечами Лис. – Понятно, что мины не пройти без хитрости. Но даже если их проскочить, столкнешься с роботами. А у них большой сектор обзора, и они хорошо видят днем и ночью. Пока мой ответ: проникновение невозможно.

– А если от этого будет зависеть твоя жизнь? – Грета посмотрела на него своими изумрудными глазами так, что у Лиса внутри что-то екнуло. – Ты, надеюсь, понимаешь, что я все равно пошлю тебя туда?

– За ночь все равно не пройти даже с глушилками и специальными программами, а утром нас обнаружат. Безнадежно…

– Согласна, что это довольно сложно, оборона устроена грамотно, – кивнула девушка. – Грэг, пусть наемники возвращаются, а то не дай бог засветятся. Видишь, зонды летают над лесом?

Наемник дал команду, и картинка на экране поменялась, долианец спустился с дерева, встретился с напарником, и оба зашагали обратно.

– Грэг, твои соображения?

– Я уже сказал, что у меня маловато людей и нет нужного снаряжения. – Долианец мрачно постучал по экрану, возвращая картинку. – Для того чтобы пройти мины, нужно сбросить с большой высоты несколько кассетных бомб, они расчистят дорогу, затем ракетами уничтожить пушки, пулеметы и роботов, после этого входим и забираем то, что нам нужно.

– Понятно, – кивнула колдунья. – Ты предлагаешь полномасштабные боевые действия, а у нас для этого нет ни людей, ни техники. К тому же у этих ребят есть воздушное прикрытие – крейсер висит на орбите. Любые средства доставки оттуда засекут, потом прилетят перехватчики и всех уничтожат. Нет, тут требуется что-то другое, менее шумное. Например, вор.

– И как я пройду через мины? – поинтересовался Макс. – Они взрываются, когда к ним приближаешься на пять метров.

– Задача непростая, но вполне решаемая. Я могу направить на мины десятка три големов, они взорвутся и отвлекут на себя внимание снайперов и роботов, ты пойдешь за ними, а я постараюсь прикрыть тебя магией. Но это предварительный набросок, сначала следует заглянуть в будущее, чтобы определить нужный алгоритм действия. Кроме того, следует провести ритуал очищения. Кстати, ты тоже будешь в нем участвовать.

– Мне он зачем?

– Это настройка на некоторые дополнительные способности. Поверь, вор, для того чтобы выжить, тебе понадобится все, что у тебя есть.

– Где будете проводить ритуал, госпожа? – спросил Грэг.

– Отойдем от стоянки метров на двести.

– А если вор воспользуется возможностью и сбежит?

– Далеко ему не уйти. – Колдунья со странной улыбкой посмотрела на Лиса. – Он у меня в руке.

– И в какой? – полюбопытствовал Макс.

– Вот в этой. – Девушка сжала правую руку, и сердце у Лиса тут же откликнулось болью. – Стоит мне сжать покрепче, и твое сердце разорвется. Ты не сможешь от меня убежать, я тебя достану на любом расстоянии. Поэтому, прежде чем делать глупости, хорошо подумай.

Макс выдохнул с облегчением, когда Грета разжала ладонь. Он видел, как умирал губернатор, но все равно это стало для него неприятным открытием.

– Поклянись, что не попытаешься сбежать, пока артефакт не окажется в моих руках.

– А смысл? Чужой лес. Неизвестные растения и деревья. Звери и насекомые, змеи и еще какие-нибудь опасные твари, – Лис посмотрел вверх, – еще и странные птицы. Скоро наступит ночь, без защиты ее не пережить. Куда я побегу?

– Клянись!

– Вы поверите моей клятве?

– Мое ожерелье проследит за тем, чтобы она была выполнена.

– Да ради бога, – грустно усмехнулся Макс. – Клянусь, пока сосуд не окажется в моих руках, я не попытаюсь сбежать.

Ожерелье на шее девушки неожиданно вспыхнуло ярким изумрудным огнем.

– А с артефактом попытаешься? – спросил Грэг.

– Я не самоубийца, чтобы скрыться с вещью, за которой гоняется вся империя. Понятно же, что меня будут искать все, начиная от обычных копов и кончая имперской разведкой.

– Это не совсем та клятва, что я от тебя ждала, – покачала головой девушка. – Ты, похоже, не теряешь надежды на успешный побег, несмотря на мое предупреждение.

– Чего-то большего из него все равно не вытянешь, – произнес долианец. – Я убедился, этот парень держит слово. И он не так уж плох, несмотря на то что зарабатывает на жизнь столь бесчестным занятием.

– С этим я соглашусь. – Колдунья снова посмотрела на Макса со странной улыбкой. – Идем, вор, нам нужно провести ритуал.

– Сначала вам следует поесть. – Грэг протянул им пакеты. – Неизвестно, сколько времени вам потребуется.

– Ты прав. – Грета вскрыла паек. – Еда не будет лишней.

Они сели ужинать. Светило затянуло небо алым бархатом. Кричали птицы, шуршала трава, в ней прятались какие-то мелкие животные и насекомые, вдали слышался рев хищников. Ветер нес в себе странные запахи чужой планеты. Макс дожевал жесткое мясо, отправил в рот комок овощей, выпил тоник и отдал пакет одному из наемников, который сбросил его в выкопанную для мусора яму. Раздался шорох, и из сумрака появились разведчики, они тяжело дышали, лица были напряжены.

– За нами охотился какой-то зверь, с трудом оторвались. Могли бы его застрелить, но выстрел услышали бы десантники.

– Вы все сделали правильно, – кивнул Грэг. – Ужинайте и отдыхайте.

– Поел, вор? – Девушка встала. – Тогда пошли.

Уже стемнело, в темно-зеленом сумраке едва можно было разглядеть ближайшие кусты. Грета вытащила из кармана комбинезона знакомый стеклянный шарик, что-то прошептала над ним, и он повис в воздухе перед ее лицом, сияя теплым желтым светом.

Девушка пошла вперед, Макс двинулся за ней. Наемники закрыли за ними проход и стали устраиваться на ночь. Лис позавидовал им: теперь они лягут спать, а он в темноте и сырости будет проводить какой-то ритуал, который ему вряд ли понравится.

Грета вошла в заросли кустов, колючие ветки перед ней раздвинулись сами собой. Макс прибавил шагу, боясь, что проход закроется. Стоянки наемников уже не было видно, вокруг раскинулся ночной лес с его шорохами, криками и воплями. Свет шарика отбрасывал глубокие тени, и они двигались за людьми, словно обладали свободной волей.

Колдунья прошла через заросли кустов и очутилась на небольшой полянке, покрытой темно-зеленой травой и странными белыми цветами, величиной с ладонь, светящимися мягким сиреневым светом.

– Расположимся здесь. – Грета вытащила из кармана мешочек и пошла по траве, посыпая землю мелким серым порошком. – Круг защитит от диких зверей и насекомых, которые обязательно захотят нас попробовать на вкус. Сейчас я их прогоню. – Она прошептала несколько слов, и трава вокруг буквально вскипела – тысячи насекомых рванулись прочь: какие-то мелкие паучки, уже знакомые прозрачные бабочки, разнообразные кузнечики, скорпионы и даже три небольших змеи. – Вот так будет лучше. Садись, теперь можно.

Девушка опустилась на траву и достала ожерелье. Макс неохотно опустился в метре от нее.

– Не там, ближе. – Колдунья положила на темную траву шар – так, чтобы он оказался внутри ожерелья. Стеклянный шарик замигал и погас. Лис сел рядом, его плечо коснулось плеча Греты. – Так лучше.

Макс посмотрел по сторонам. В свете странных цветов все казалось нереальным. Ветер мягко тронул его лицо, принеся запах зверя, но почему-то страшно не стало. Изумрудные глаза девушки как будто светились изнутри, и впервые Лис не заметил в них холода и льдинок.

– Приготовься к ритуалу.

– Как?

– Расслабься, успокойся и приготовься к тому, чтобы твои способности раскрылись.

– У меня нет никаких особых способностей…

– Это неправда. Может, ты не ощущаешь, но я вижу, как внутри тебя просыпается нечто и твое будущее понемногу становится другим. Каким оно будет, не скажу, но точно ты никогда больше не будешь обычным вором.

– Даже если сумею выжить на плато, вы убьете меня, как только я принесу артефакт.

– Клянусь, что не убью тебя, если ты сделаешь это. – Девушка подняла ожерелье, по зернам пронеслись изумрудные всполохи. – Моя клятва тебя устроит?

– Наверное.

Повисло неловкое молчание, которое прервала Грета.

– Смотри в шар, – сказала она сухо. – Сейчас мы увидим то, что тебя ожидает. Заодно я еще кое-что сделаю.

Лис послушно уставился в прозрачный хрусталь. Камни ярко засветились, и сразу за спиной послышался недовольный рев, а потом затрещали кусты. Какому-то хищнику явно не понравилось то, что он увидел.

– Кто-то хотел нами поужинать, но потом решил, что лучше найти кого-нибудь другого. Продолжаем, не отвлекайся.

Шар начал мутнеть, в нем замелькали странные фигуры, а потом Макс снова увидел себя стоящим перед светящимся ярким изумрудным светом ожерельем.

– Хорошо, – произнесла Грета. – Теперь попробуем понять, где это находится. Осмотримся.

Хрусталь снова помутнел, потом он опять показал фигуру Лиса, только откуда-то сверху.

– Похоже на большую пещеру. Надо увидеть, как в нее попасть…

Маленькая фигурка в шаре задвигалась, но не вперед, а назад, как бывает, когда запись прокручивают в обратном порядке. Фигурка подошла к стене, потом проползла сквозь небольшой лаз и встала. После этого принялась накладывать камни.

– Смотри, – прошептала колдунья. – Запоминай место. Видишь, эта скала стоит отдельно от других. В ней находится лаз в пещеру, который сейчас закрыт каменной осыпью…

Фигурка двинулась спиной назад и вышла на плато. Теперь Лис узнал место – они недавно рассматривали его через камеры, закрепленные на шлемах долианцев.

– Сможешь найти?

– Наверное, – неуверенно произнес Макс. – Только как туда попасть? Это же плато, а там десант.

– Мы что-нибудь придумаем, – сказала Грета. – Люди неопасны, а вот сущности, которых должно быть немало в том месте, и в самом деле представляют угрозу.

– Почему ты считаешь, что они там есть?

– Я чувствую много энергии неупокоенных душ – это всегда привлекает тех, кто не имеет плоти. Так лесных хищников манит запах крови.

– Понятно, – вздохнул Лис. – Скажи, почему ты мне не показываешь, что произойдет после того, как я возьму этот сосуд? Я умру?

– Не знаю. – Девушка неопределенно пожала плечами. – Если тебе хочется, смотри сам.

Она взяла его пальцы, ставшие неожиданно холодными, почти ледяными, и приложила раскрытые ладони к шару.

– Помнишь, как ты направлял меня, когда мы сражались с истребителями? Так вот, здесь нужно делать то же самое. Мысленно представь, как берешь в руки тот предмет и что происходит потом.

Макс послушно начал представлять: вот он отодвигает камень и заходит в пещеру, находит «сосуд скорби» (непонятно где лежит, но это неважно, главное – он оказывается в его руках), поднимает над головой, и тут… у него свело правую руку. Он почувствовал гладкость и прохладность сосуда. А еще – энергию, рвущуюся из него. Из-за нее Лису стало тяжело дышать, она пригнула его к земле, и, если бы не защита серебряной сферы, проснувшейся в голове, он бы уже умер.

Но это было еще не все. Что-то происходило за его спиной. Он оглянулся и увидел огромную косматую тень…

Лис испуганно вздрогнул и почувствовал на щеке тепло пальцев девушки.

– Я тоже видела, но так и не смогла понять.

Он открыл глаза и увидел исчезающую тень в хрустальном шаре.

– Эта непонятная фигура закрывает будущее, дальше все становится неясным. Перекресток. Участок во времени, где открывается много путей, но, пока они не выбраны, будущего нет.

– Как нет?

– Такое бывает редко. – Колдунья отняла его ладони от шара и положила себе на грудь. Макс вздрогнул, почувствовав под пальцами твердые, набухшие от волнения соски, дыхание его участилось, ему сразу стало жарко, хоть еще мгновение назад он замерзал. – Но бывает. Обними меня.

Лис прижал девушку к себе, его дрожащие пальцы стали расстегивать молнию комбинезона, он сам не понимал, что делает, и удивлялся своей смелости. Она помогла ему и сбросила одежду, оставшись в одних тонких, почти незаметных трусиках. Он сжал ее грудь, потом прикоснулся к соскам губами.

Дальше Макс словно исчез, его руки и тело действовали самостоятельно. Он поцеловал ее тонкие холодные губы, которые сначала несмело ответили, а потом Грета сама поцеловала его. Комбинезон, что был на Лисе, стал вдруг невероятно грубым и жестким. Казалось, ее нежная кожа покрывается ссадинами от него. Он сбросил одежду. Ласковые пальцы пробежались по его спине, и он снял ее трусики. Дальше все произошло, как и должно быть. Он уже испытывал подобное не раз, когда приходил в бордель, но сейчас все было по-другому. Невысказанная нежность рвалась из его груди.

Серебряная сфера закрыла Максу глаза, и на него нахлынуло огромное количество всевозможных ощущений. Но все они были не его. Он ощущал каждую клетку девичьего тела, поэтому двигался медленно, растягивая ее наслаждение, хотя едва сдерживался. И тут все потонуло в яркой изумрудной вспышке – так ожерелье прореагировало на ее страсть. Грета застонала, а потом он уже не мог сдержаться, и все закончилось.

Прошло, наверное, минут пять, прежде чем Макс смог пошевелиться. Он почувствовал ее голову на плече, едва слышное дыхание, жесткую холодную траву под собой и легкий ветерок, осушающий кожу от пота.

– Зачем? – спросил он хриплым голосом.

– Мне это было нужно. – Девушка пошевелилась и стала одеваться. – Давно хотела узнать, что это такое. Теперь знаю.

– И что же?

– Это похоже на смерть. – Колдунья улыбнулась. Лис видел ее лицо в колеблющемся изумрудном свете ожерелья. Глаза ее тоже светились. – Никогда не думала, что такое возможно. Я увидела всю твою жизнь. Мне тебя даже стало немного жаль. Вставай. Надо возвращаться к долианцам… А что почувствовал ты? Впрочем, ты же занимался этим не в первый раз. Наверное, так всегда и бывает?

– Нет, обычно не так. Сегодня я словно заглянул куда-то, куда меня раньше не пускали. – Макс нащупал комбинезон. – В борделе все проще. Просто стыдно и глупо.

– Ты наверняка и тогда слышал чужие мысли, поэтому и возникло ощущение стыда. Так всегда бывает, когда смотришь на себя чужими глазами. – Девушка подняла с травы шар и засунула в карман, потом надела ожерелье. – Ты просто этого не понимал.

– Может быть. – Лис натянул на себя мокрый холодный комбинезон. – Не знаю, как мне себя вести дальше с тобой?

– Словно ничего не произошло. – Колдунья вытащила из кармана стеклянный шарик, и он загорелся мягким светом. – На самом деле ничего не изменилось. Я выросла при дворе императора, ты – на улице. Между нами ничего нет и не может быть. А значит, ничего и не было. Понятно?

– Вполне. – Макс оделся. – Ничего не было. Мы просто смотрели в будущее, которое меня убьет.

– Не все так просто в этом мире. – Грета зашагала вперед. – Чаше всего нам только кажется, что мы делаем то, что хочется, а на самом деле просто исполняем чужую волю.

– Чью?

– Богов.

Макс покосился на нее и понял, что девушка говорит искренне. Она и на самом деле думала так. Он вздохнул. Во время близости он тоже увидел все, что она скрывала, ему тоже удалось прожить ее жизнь от начала до этого мгновения любви. Эта память осталась в нем, и он в любой момент может снова ее посмотреть.

Они не спеша дошли до лагеря. Здесь их ждали. Грэг сидел у горящего дерева, глядя в огонь. Заметив девушку, он показал рукой на спальный мешок, лежащий недалеко от него.

– Ложитесь спать, госпожа, завтра будет трудный день. Твое место, вор, справа от меня. – Он показал на другой спальник. – Спите спокойно. Мы поставили сигнализацию, и никто не сможет к нам подобраться незаметно – ни зверь, ни человек.

Лис залез в спальный мешок и, как ему показалось, заснул раньше, чем закрыл глаза.

* * *

Дженг летел над странным густым лесом, в котором росли огромные серебристые деревья высотой больше пятидесяти метров. Приглушенная сине-зеленая листва раздражала волка, поскольку глаз привык совсем к другим ландшафтам. Флаер шел на автопилоте по заданным координатам. Сам Дженг сидел и рассматривал свое отражение в зеркально отполированном приборном щитке. Он видел худощавого темноволосого широкоскулого молодого человека с хмурым взглядом карих глаз. Только он-то знал, что под этой личиной таится не человек, а нечто ненормальное, не похожее ни на что, не принадлежащее ни к одному виду.

А как еще он должен реагировать на самого себя? Одно дело считать себя оборотнем из клана Волка и знать, что когда-нибудь его служба будет признана успешной и ему разрешат вернуться на родную планету. Там он сможет выстроить уютное логово где-нибудь в джунглях, а потом приведет в него самку, любовь которой обеспечит им тихую радость до конца ее или его дней.

И совсем другое осознать, что он чужой всем, в том числе и родному клану. Он один в целом мире, у него никогда не будет потомства, и никто никогда не будет любить его. Наставники не разрешат ему связать ни с кем свою судьбу, не дадут выстроить отдельное логово, а будут использовать до тех пор, пока он не погибнет, как Кодр.

И наверное, это хорошо… потому что жить так – еще хуже…

Зазвучал зуммер автопилота. Дженг взял управление на себя и направил флаер вниз на небольшую поляну. Здесь он медленно опустил аппарат, выдвинув опоры, открыл люк и вышел. Волк расширил ноздри, чтобы незнакомые запахи хлынули в нос. В этом лесу было множество зверей, и многих из них он мог бы использовать в пищу. Если бы у него было время, он бы устроил охоту, чтобы снять стресс, но, увы, времени у него не было.

Сквозь чужие запахи пробился один – знакомый, волчий. Он привел Дженга к стволу упавшего и наполовину сгнившего огромного дерева, внутри которого можно было построить целый дом. На стволе он сразу увидел знакомую метку – серебристая кора была глубоко процарапана когтями Брома. Под корой оказался тайник, в нем лежали карта и записка, написанная торопливым почерком:

«Место раскопок отмечено на карте. Люди ищут артефакт невиданной силы, он способен менять на генном уровне программу тела. «Сосуд скорби» может обычного человека превратить в бога, но никто не знает, в кого он может превратить оборотня. Наставникам очень это хочется узнать, поэтому мы с тобой здесь. Если все получится, однажды в одном из пометов родится волчонок, который станет прародителем новой расы. Нам это не суждено, уж слишком мы отличаемся от всех остальных, так поможем тому, кто сможет. Будь осторожен! Люди зашевелились. Лагерь обнесли датчиками сигнализации и установили мины. Кроме того, пустили роботов по периметру, а разведывательные зонды летают круглосуточно над плато. Вероятнее всего, это произошло из-за меня. Пришлось убить двоих десантников, потому что они начали что-то подозревать. С нетерпением жду тебя. На карте обозначен проход по минному полю. Вряд ли ты меня узнаешь в моем новом облике, но тебе поможет твой нюх. Удачи, Бром».

Дженг замаскировал флаер специальным пологом, которым были оборудованы все армейские машины, набросал сверху травы и веток кустарника, потом лег на траву. Прежде чем пускаться в опасный поход, следовало подготовиться. Он снял обувь и комбинезон, положил все это в сумку и закрыл глаза. Тяжело задышал, постепенно усиливая дыхание, готовясь к перевороту. В какой-то момент он почувствовал, как у него отрастают шерсть и хвост, лицо меняется, вытягиваясь вперед, уши тоже поменяли форму. Он открыл глаза, и по изменившемуся зрению понял, что все получилось.

Волк поднялся на ноги, забросил на загривок сумку и затянул зубами специальные ремни, которые позволяли нести ее без особых проблем, потом принюхался. Пахло жизнью, чужой, неизвестной. Трава горчила, выделяя неприятный сок, птицы галдели в вышине, мелкие насекомые вились возле глаз, какой-то мелкий зверек скребся в кустарнике. Дженг одним прыжком оказался рядом с кустом и сунул морду к корням. Животное, чем-то похожее на крота, попыталось скрыться, но волк легким ударом лапы сломал ему позвоночник и с удовольствием пообедал свежей плотью. Все-таки находиться в шкуре зверя намного приятнее, чем в человечьем обличье. Дженг съел зверька полностью, даже разгрыз мозговые кости – просто так, для удовольствия.

Потом побежал, полагаясь в первую очередь на чутье. Как бы давно здесь ни был Бром, его запах все равно остался. А поскольку он разительно отличался от всего живого в этом лесу, идти по следу было просто. Волк двигался все стремительнее, тело само просило движения, и чем быстрее он мчался, перепрыгивая через поваленные деревья, распугивая неосторожных птиц и мелких зверьков, тем лучше у него становилось на душе. Он готов был нестись так вечность или чуть больше, ощущая множество чужих запахов, чувствуя легкий ветерок на шерсти и бурлящую внутри силу.

По дороге Дженг спугнул пару неосторожных птиц, которые поднялись прямо у его пасти, совершив тем самым роковую ошибку. Не останавливаясь, он проглотил их теплые тушки вместе с перьями и от этого почувствовал себя еще лучше. Что может быть приятнее мира, в котором много еды, а ты силен и ловок, чтобы ее поймать?.. Разве может человек похвастаться тем же? Нет, он давно уже забыл, что такое охота. Какого вкуса парное мясо, и как сладка кровь.

Скоро Дженг почуял запах железа, пота и оружейной смазки. Лес стал реже, появилась каменистая поверхность, покрытая мелкой, постепенно исчезающей травкой и кустарником. Путь лежал в горы.

Волк залег на краю опушки в густых кустах и стал разглядывать открывшееся плато. Наверху, среди огромных каменных глыб, жило множество людей – двести или даже триста. Часть из них имела оружие, часть – рабочие инструменты. Одни охраняли, другие работали. Палатки выставлены по кругу, чтобы скрыть то, что находилось в центре. Но и так было понятно, что перед ним находится цель – раскопки. Здесь археологи ищут «сосуд скорби» – артефакт, который может дать бессмертие человеку и, возможно, увеличит жизнь оборотням.

Дженг вздохнул и с огромным сожалением обернулся в человека. Когда отдышался, то сразу почувствовал, как потускнел мир – из него исчезли запахи и звуки. Натянув комбинезон, вырастил небольшие когти и полез на дерево, впиваясь ими в серую шершавую кору. Когда ветки под ним стали прогибаться, волк лег на сук, перевернулся на спину и взглянул на серо-зеленое небо с ползущим по нему багровым светилом. Человек, в отличие от волка, может видеть все в красках, и это его единственное и не очень большое преимущество.

Дженг немного подправил глаза, добавив зоркости, и стал рассматривать лагерь. Боевые роботы двигались по периметру, обшаривая сканерами окрестности, над ними, едва видные, летали по кругу три зонда, контролируя плато и кромку леса, на высоких скалах сидели снайперы, а за брустверами из камней стояли часовые.

Дженг спустился с дерева, лег в кустах и закрыл глаза, решив, что, пока не наступит ночь, не стоит и пытаться проникнуть на раскопки – люди настороже. А вот в темноте часовые станут слепыми, глухими и боящимися ночного мрака приматами, несмотря на все свои технические приспособления. Правда, все равно пройти по минному полю будет непросто, на нем можно потерять немало времени. Впрочем, это Брому нужно идти по земле, он же может воспользоваться своей новой способностью и вырастить крылья.

Дженг хорошо выспался, а когда ночь закрыла своим плотным занавесом мир, он разделся догола и стал представлять, как растут мизинцы на руках, а от них – кожа к бедрам.

Уже через пару минут волк ощутил неудобство – стало трудно лежать, что-то мешало. Он открыл глаза и увидел под собой огромные кожистые крылья, тело на этот раз справилось с заданием быстрее. Внутри все ныло, словно его пропустили через дробилку, как всегда после оборачивания. Дженг посмотрел на себя и, как в прошлый раз, показался себе уродом: человеческое тело, покрытое волчьей шерстью, с длинными за счет выросшего мизинца руками, практически достающими до земли, между руками и телом кожаные складки, превращающиеся в огромные крылья, если их расправить. Природа такое животное не смогла бы придумать, слишком плохо оно приспособлено к жизни. Человеческий рот не подходит для нападения, поскольку в нем нет клыков, а на руках не хватает когтей.

Волк посмотрел по сторонам и понял, что взлететь не получится – не хватит разбега. В конце поляны он обязательно запутается в ветках – значит, следует возвращаться в лес, искать подходящую взлетную площадку.

Он встряхнулся, приводя крылья в порядок, и заковылял назад в лесную чащу.

Что ж, лететь так лететь. Дженг выбрался на широкую поляну, как раз подходящую для его замысла. Неуклюже разбежался, потом оттолкнулся ногами и взмыл в воздух. Подниматься было тяжело, так как много сил тратилось на взмахи кожистыми крыльями. Мышцы заломило. Он уже испугался, что придется садиться, как ощутил восходящий поток воздуха, который потащил его вверх.

Примерно на километровой высоте подъем прекратился, и Дженг завис, всматриваясь вниз. Тьма уже полностью накрыла лагерь. Десантники готовились к ночи, подключали сигнальные датчики, надевали шлемы с инфракрасным обзором, зонды опустили на землю для зарядки – самое благоприятное время для проникновения, лучше не будет. Дженг наметил для себя большую скалу, торчащую в самом центре лагеря, и спикировал на нее.

На голой площадке примерно три на три метра он лег в небольшую выбоину, подвывая от боли в разбитых ногах. Подождав, пока боль ослабнет, закрыл глаза и стал терпеливо ждать рассвета.

Начало положено. Он на месте. Остается только увидеть Брома. Они поговорят и определят, как проще всего будет забрать артефакт. Все не так плохо, только, как всегда после оборачивания, есть хочется. Волк открыл сумку, вытащил продуктовый пакет и стал, морщась, есть – определенно птички в лесу были вкуснее.

Глава пятнадцатая

Гаур посмотрел по сторонам. Жаркий день закончился, багровое светило снова убралось в свою нору, и на мир опускалась пламенная безмятежность вечера. Очередная смена гвардейцев повела к кровавому алтарю последнюю шеренгу рабов. Из двух десятков учеников осталось только двое самых крепких и сильных, именно они будут рассказывать потомкам о величайшемсвершении и продолжат дело величайшего из магов.

Магия – удел сильных духом. Те, кто не смог продержаться, отдали свои душу сосуду, внутри которого яркими всполохами бурлила энергия. Жаль их, но что поделаешь – такова жизнь: не смог продержаться, прими смерть. В конце концов, она придет ко всем, по-другому не бывает. Лишь Токур, если все получится, сможет обмануть богов и жить вечно.

Верховный жрец вырезал очередное сердце и посмотрел на императора, тот все еще дремал, опустив голову на грудь. В таком положении он находился уже полдня, и было немного странно, что спит – так долго в столь неудобном положении. Ничего, немного осталось.

Скоро энергия сосуда восстановит его тело, разгладит старческие морщины, уберет седину волос, сделает ясными глаза и даст силу дряблым мышцам. Император превратится в юношу с глазами старца. И только он, настоящий творец, снова окажется ни с чем. Конечно, если не считать обещанного золота. Но разве оно может оживить мертвых учеников и вернуть потерянную веру?

Гаур выпил еще глоток крови из чаши и убил последних трех рабов. Все. Конец! Ученики упали на землю без сил там, где стояли. Сам верховный жрец забрался на окровавленный алтарь, лег на мокрый камень, еще хранящий тепло умерших рабов, и закрыл глаза. Под ним была кровь, она была повсюду, и на нем тоже.

От алтаря сладко пахло смертью и тлением, и это было не лучшее ложе для сна, но Гауру следовало отдохнуть пару часов, прежде чем он сможет провести последнюю часть обряда – ту, ради которой и умирали люди в этом затерянном уголке. Теперь, когда верховный жрец закрыл сосуд заклинанием, магия не разорвет гору и всех, кто находится на плато. Энергия усмирена, и он сможет сделать бессмертным императора. Только нужно отдохнуть. Немного. Часа два или три…

Он услышал возле шатра императора крики, шум. Но ему было все равно. Пусть подождут, когда он сможет хотя бы приподнять отяжелевшие веки, а сейчас у него просто нет сил.

Гаур не слышал, как растерянные наложницы, принесшие обед, визжали от страха, обнаружив, что император мертв, как их пронзительный вой призвал гвардейцев.

Токур был в шаге от бессмертия, но не сумел его сделать – изношенное сердце не выдержало бессонной ночи. Командир личной гвардии отдал ему честь мечом и, опустившись на колено, поклялся выполнить последнюю волю императора, о которой узнал перед началом церемонии. Затем гвардеец встал, подозвал сотников и стал шепотом отдавать приказы. Выслушав его, они подняли своих воинов, выстроили в боевой порядок и, повинуясь приказу, убили всех слуг, наложниц и советников, которые присутствовали на церемонии.

Потом командир гвардейцев направился к алтарю.

Верховный жрец почувствовал сквозь тяжелый сон, что рядом происходит что-то странное и опасное, но не смог даже пошевелиться – слишком много сил было отдано обряду. Командир гвардии, криво усмехнувшись, взрезал ему грудь мечом, вырвал сердце и бросил в кучу возле алтаря, а тело сбросил вниз в яму. После этого подошел к ученикам, поднял их пинками, заставил взять в руки «сосуд скорби» – сам он не собирался даже приближаться к колдовскому предмету – и повел растерянных парней, едва волочивших ноги от усталости, к горе, где воины обнаружили лаз, ведущий в глубокую пещеру.

Он загнал юношей в каменную кишку, угрожая мечом, после чего воины замуровали лаз, навалив сверху камни. Учеников верховного мага обрекли на мучительную смерть от голода и жажды в густом пыльном мраке.

После этого гвардейцы, повинуясь командам сотников, выстроились друг против друга в две шеренги и отдали последнюю честь мечами. Они убивали друг друга молча, с хмурыми лицами, словно выполняя тяжелую, но очень нужную работу. Последнего оставшегося в живых гвардейца убил сам командир. Затем он еще раз обошел плато и, убедившись, что никого в живых не осталось, кроме него самого, уперев меч в землю, бросился на него.

Воля императора была исполнена: никто из участников церемонии не остался в живых. Токур не только умер сам, но и забрал с собой в вечное царство тьмы всех, кто оказался волею случая с ним рядом в этот роковой час. Он хотел, чтобы упоминание об обряде потерялось в веках. Если ему не суждено стать бессмертным, то пусть это не достанется никому.

Но когда утреннее багровое солнце осветило каменистую поверхность, из-под кучи мертвых тел выбрался молодой гвардеец. Он был ранен, но его рана не стала смертельной. Воин обошел плато в поисках живых и, не найдя больше никого, побежал к лесу. Именно он рассказал обо всем лекарю в небольшой деревне, куда сумел добраться, а потом и сыну Токура – наследнику трона о том, что произошло на Плато Мертвых.

Со временем рассказ воина оброс подробностями и стал легендой о «сосуде скорби» и бессмертии. А позже, когда люди научились летать в космосе, эту историю узнала вся Галактика.

* * *

Макс проснулся, когда щеки коснулась чья-то теплая рука.

– Вставай, вор.

Лис открыл глаза, недовольно щурясь. В лесу по-прежнему лежала густая вязкая тьма, малиновые угли костра едва освещали бледное лицо девушки. Наемники спали, только один Грэг сидел рядом с Гретой, вслушиваясь в крики ночных хищников.

– Зачем ты разбудила меня? До утра еще далеко…

– Я что-то почувствовала.

– Что?

– Кто-то приближается к месту, где лежит артефакт. Нам стоит поторопиться, иначе он окажется в чужих руках.

– Но сейчас ночь, темно…

– Нужно идти. Светило встанет через пару часов, за это время мы сможем добраться до лагеря и, если повезет, попасть внутрь.

– Встаю. – Макс выполз из мешка, уже понимая, что девушка не оставит его в покое. – Но я с большим удовольствием еще бы поспал.

– Я бы тоже. – Колдунья посмотрела на долианца. – Грэг, поднимай своих людей, мы выдвигаемся к лагерю.

– Опасно, госпожа.

– Не опаснее, чем всегда. Темнота для вас не страшна, вы видите хорошо, а ночные хищники к нам не подойдут, испугаются. Время сейчас самое подходящее, у зондов закончилась энергия, и они вот-вот опустятся на землю, да и роботы перед рассветом отправятся к зарядной станции.

– Откуда вы это знаете, госпожа?

– Я такие вещи просто чую.

Грета улыбнулась, в малиновом отсвете ее улыбка показалась Лису зловещей. Несмотря на то что они не так давно были близки, он все еще ее побаивался. Впрочем, это было правильно: девушка оставалась колдуньей, которая убивает людей одним сжатием маленького кулачка.

Сборы у наемников не заняли много времени, через десять минут они были готовы.

– Нужно ли передовое охранение, госпожа?

– Нет, – покачала головой Грета. – Вас поведу я, а значит, ни зверь, ни человек не остановят нас на пути. Вор пойдет рядом со мной. Дальше распределяйтесь сами. Костер тушить не стоит.

– Почему?

– Его свет наверняка засекли из космоса, поэтому утром по стоянке нанесут ракетно-бомбовый удар.

– Тогда действительно нужно уходить. – Грэг с уважением посмотрел на девушку. – Простите, что подверг сомнению ваше решение.

– Ты видишь только то, что перед тобой, я же вижу то, что будет.

Девушка обошла горящее дерево, и направилась к кустам. Макс шел с ней рядом. Он понимал: сейчас происходит нечто такое, что снова меняет его судьбу. Он споткнулся о корень дерева и едва не упал.

– Иди аккуратнее, вор, – вздохнула Грета. – Нельзя производить в ночном лесу столько шума.

– Я ничего не вижу, – пожал он плечами. – Темно же.

– На самом деле довольно светло. Смотри, как у деревьев светится кора, она неплохо освещает путь.

Лис глянул в указанном направлении и действительно заметил что-то светло-серое.

– Это мне не помогает, мне бы фонарик…

– Плохо, что ты ничего не видишь, будешь шуметь, а это для нас опасно. – Колдунья взяла его лицо в свои руки. – Фонарик я тебе не дам, за этим участком леса следят из космоса. Закрой глаза.

– Зачем?

– Просто делай то, что я тебе говорю.

Макс послушно прикрыл веки. Девушка поцеловала его в надбровные дуги, он даже вздрогнул от неожиданности.

– Все. Теперь иди. Сразу предупреждаю, что видеть мир ты будешь не глазами, а чем-то другим – такое видение иногда называют кожным, – но ощущать станешь гораздо больше. В первый раз это всегда кажется странным, потом привыкаешь.

Лис осторожно приподнял веки, темнота перед ним по-прежнему колыхалась густая, непроницаемая.

– Закрой глаза, – шепнула Грета. – И иди вперед.

Макс послушался, и мир перед ним изменился. Все стало серым, и в этой серости окружающее скорее угадывалось. Но он видел! С закрытыми глазами мог тронуть Грету за плечо, посмотреть в ее глаза. Девушка стояла рядом, он хорошо различал контуры ее фигуры, на шее – контур ожерелья, слабо светящийся серо-зеленым светом, близко с ней кусты, чуть дальше – ствол дерева. Она была права, его кора действительно светилась.

– Ну как?

– Идти смогу, только как-то непривычно.

– Ничего. И скажи спасибо, теперь эта способность навсегда останется с тобой.

– Только это «навсегда» может закончиться уже завтра, – ответил с горечью Макс. – Или сегодня.

– Такова жизнь, никто не живет вечно. Не хнычь, вор. Риск – это часть твоей профессии.

– Госпожа, почему мы остановились? – спросил Грэг.

– Учила вора ходить в темноте.

– И каковы результаты?

– Он больше не будет шуметь.

Девушка пошла вперед, Макс двинулся за ней и успел поймать ветку куста, чтобы та не ударила его по лицу. И сам поразился себе: действительно, видел, пусть и без привычных красок. Тени окружали его. Тени деревьев, листвы, кустов, травы, корней и насекомых. Тени неба и земли. Тени людей и звезд. Весь мир состоял из теней.

Скоро Лис перестал вытягивать вперед руки, боясь споткнуться и упасть.

Серый туман клубился в лесу, от него мерзли руки и лицо. Деревья стояли вытянувшимися свечками, поднимаясь высоко в пустое темно-серое небо к постепенно гаснувшим звездам. Приближалось утро, даже неугомонные птицы и звери перестали кричать. Пересменка – ночные ложатся спать, дневные занимают их место.

Девушка остановилась у опушки, легла на траву, достала бинокль и стала изучать плато.

– Вот и лагерь, – произнесла она. – Роботов уже не вижу, как и зондов. Остались часовые, но перед рассветом люди больше всего хотят спать, поэтому будут невнимательны.

– Конечно, – согласился Грэг. – У нас это называется «собачья смена», а еще «час спящих часовых». Обычно наши командиры любят именно в это время совершать обходы, чтобы поймать какого-нибудь нарушителя для наряда. Как вы собираетесь пройти через минное поле?

– Я не пойду. На плато отправится вор.

– Он не сможет пройти ни здесь, ни в каком другом месте. Вот вы сможете, потому что у вас есть сила, непонятная нам.

– Пойдет вор, для меня это слишком опасно. – Девушка повернулась к Максу. – Я усыплю часовых – сейчас это сделать довольно легко, а твоя задача – не попасть на мины и датчики сигнализации. После того как пройдешь их, направляйся прямо к пещере, а дальше ты знаешь, что делать.

– Как я пройду мины?

– Ты их будешь видеть своим новым зрением, на них остались отпечатки энергии людей, которые их ставили. К тому же я буду следить за тобой, и ни одна сенсорная мина не сработает, когда ты окажешься рядом, но лучше все-таки не наступай. Не забывай, ты видел свое будущее, а в нем в твоих руках был сосуд. Это говорит о том, что ты прошел минное поле и не подорвался.

– А если я все-таки наступлю?

– Тогда погибнешь. Мы видим будущее, которое вытекает из вчерашних событий и тебя – того, какой ты есть, если же ты специально попытаешься его изменить, то оно изменится. Ты уверен, что новое будущее тебе понравится больше?

– Не знаю.

– Пойми, я не иду не потому, что боюсь мин или людей. Я чувствую на плато нечто иное: силу, призраков, если хочешь – демона этих мест. Мне придется с ними сражаться, а тебя, вероятнее всего, никто из них не заметит. Поэтому иди, не теряй времени, скоро появится светило, и тогда тебя уже не спрячет сумрак.

– Возьми, вор. – Грэг протянул ему небольшой рюкзак. – Внутри фляжка с водой и тоником, несколько продуктовых пакетов, нож, спальный мешок. Думаю, тебе это все пригодится.

– Спасибо.

– Что дальше?

– То есть? – не поняла колдунья.

– Вообще… – Макс закинул рюкзак за плечи. – Предположим, что мне удалось получить артефакт, в чем я глубоко сомневаюсь, и что мне с ним делать?

– Принесешь мне.

– А как? Наступит день, и меня увидят.

– Подождешь до ночи, потом примерно в это же время отправишься обратно, я усыплю часовых, и ты спокойно пройдешь.

– Что ж… – Лис решительно двинулся вперед. – Осталась самая малость: вернуться…

Он был уверен, что идет умирать, хоть какая-то часть его мозга знала, что ничего с ним плохого не случится. Не сейчас. Позже, может быть. Но сейчас у него все получится, он доберется до пещеры и найдет артефакт, хоть даже не представляет, как тот выглядит. А вот что будет с ним после этого, неизвестно. Но что-то внутри шептало: все станет другим. Не зря же Грета говорила: находка артефакта – перекресток, после которого изменится будущее самой Вселенной…

Макс остановился. Трава под ногами кончилась, мелкие кусты – тоже. Перед ним открылся плавный подъем на плато. Как только он вступит на него, его увидят часовые, если, конечно, не спят. Он представил, что сейчас из темноты в него целится кто-то из штурмовой винтовки, и этот внезапный испуг быстро перевел Лиса в обычное напряженное состояние, какое всегда бывало во время краж.

Сразу нахлынули знакомые ощущения, он почувствовал пряные запахи, которые нес ночной ветерок, услышал далекий рев зверей и слабый хруст ветки под тяжелой ногой одного из наемников за спиной. Серый сумрак перед закрытыми глазами внезапно начал наполняться светом: камни под ногами стали слабо-желтыми, небо побледнело, звезды загорелись серыми проколами серо-зеленого неба. Макс видел и ощущал все, что происходит вокруг, и тревога понемногу исчезла. Все, как всегда: он идет на сложное и опасное дело, а значит, должен быть осторожен, умен, собран, и тогда у него получится.

Макс прислушался к себе. Пока все нормально. На него никто не смотрит и точно не целится – нет ощущения близкой опасности. Он поднялся выше, и тут внутри что-то дрогнуло. Он посмотрел по сторонам, потом под ноги и увидел слабо светящуюся светло-серым светом небольшую металлическую коробочку – сенсорную мину. По идее она уже должна была сработать, но что-то ей помешало. Возможно, Грета исполнила свое обещание и испортила мине электронные мозги.

Лис обошел мину по большой дуге и тут же наткнулся на еще одну.

Дальше он отключил мозг, который только мешал, превратившись в детектор опасностей.

Лис пошел длинной извилистой кривой, то возвращаясь назад, то снова приближаясь к плато. Мины только казалось, что набросаны хаотично, на самом деле стояли в определенном порядке, и чтобы их обойти, требовалось двигаться по очень сложному маршруту. Кроме того, на самом пологом подъеме к плато были установлены датчики, реагирующие на движение. На них тоже ушло много времени, потому что приходилось двигаться чрезвычайно медленно, чтобы они не среагировали.

Лис почти физически ощущал, как уходит драгоценное время ночи. Звезды бледнели и исчезали, горизонт светлел, мрак становился прозрачным, приближался рассвет.

Макс прошел последний ряд мин и увидел перед собой бруствер из наваленных камней. За ним виднелась голова человека, глядящего куда-то мимо, рядом торчала станина скорострельной пушки. Лис прошел мимо бруствера, стараясь не шуметь и задержав дыхание. Отойдя на пару метров, оглянулся. Часовой продолжал смотреть в сторону леса. Как это ни странно, но он не заметил Макса. То ли не разглядел во мраке – шлем с оптикой и очками ночного видения лежал рядом, – то ли его внимание было рассеянно из-за воздействия Греты.

Лис прошел еще несколько брустверов, и никто из часовых не поднял тревогу. Он осмелел и пошел быстрее. Мрак продолжал стремительно светлеть, еще немного, и даже помощь колдуньи не спасет. Потом Макс побежал.

Лагерь был огромен и, несмотря на то что он видел его через камеры разведчиков, все равно поражал воображение. Лис насчитал больше сотни палаток – половина из них принадлежала десантникам – и больше десятка легких сборных домиков. Посередине лагеря находилась открытая площадка, заваленная костями. Большинство было разложено по скелетам, и число их было очень велико – тысячи и тысячи!

Внутри у Макса похолодело, а в мозгу появилась знакомая серебристая сфера, и он услышал тихий шепот, разобрать который было невозможно, но от этого ощущение тревожности только усилилось. Он прошел быстрым шагом заваленную костями площадь, потом побежал к горам, от проснувшегося необъяснимого страха уже почти не обращая внимания на окружающее.

Когда первые лучи светила озарили плато, Лис уже добрался до горы и принялся отбрасывать наваленные камни. В лагере зазвучали голоса, потом взревел сигнал побудки. Макс отбросил последний камень и увидел небольшое черное отверстие, в которое поспешно протиснулся. Оказавшись в длинном темном лазе, он подтянул один из камней снаружи, чтобы тот закрыл вход, и пополз дальше, в глубину.

Гладкий туннель, похожий на длинную кишку, закончился большим залом, в котором можно было стоять. Здесь Макс опустился на землю и лег, судорожно дыша. Внутри немного отпустило. Одна опасность ушла, но здесь, внутри скалы, тоже не было безопасно. Наоборот, он чувствовал, что в глубине пульсирует словно огромное сердце.

Лис закрыл глаза и осмотрел пещеру своим новым зрением.

Она была довольно большой, потолок уходил вверх на высоту примерно четырех его ростов, а то и более. В ширину метров двадцать, в глубину чуть меньше, дальше шел довольно широкий проход в другой зал. По всей видимости, то, за чем Лис пришел, находилось там.

Макс поморщился. Сейчас для его мозга была бы гораздо приятнее темнота, в которой можно подремать и немного отдохнуть от страха, суматошных мыслей, ощущения близкой опасности и странного чувства, что за ним кто-то наблюдает. Хотя он и понимал, что этого не может быть. Кто может за ним следить в пещере, которая была закрыта не одну тысячу лет? Цивилизация, которая развилась на этой планете, погибла десять тысяч лет тому назад, вместе с разумными существами, что ее создали. Никого внутри быть не может, ни одно существо не сможет прожить столько.

Вот когда он шел по лагерю, за ним действительно наблюдали. Лис озадаченно покачал головой, прислушался к себе и понял, что за ним действительно кто-то следил. Но этот взгляд не был враждебным, поэтому вор не обратил на него внимания. Но кто же?..

Макс достал из рюкзака продуктовый паек, рванул ленточку, подождал, пока пища разогреется, и стал есть, глядя в черный густой мрак усталыми, ничего не видящими глазами. Нужно успокоиться. Сейчас он в безопасности. Никто не сможет сюда проникнуть бесшумно, а если и попытается, так по узкому лазу сможет пролезть только один человек, и его можно убить ножом. Лис в идеальной оборонительной позиции, вытащить его отсюда невозможно. Конечно, когда закончится еда и питье, он сам полезет наружу. Но то будет потом, а пока об этом можно не думать.

Главное – он должен найти «сосуд скорби» и увидеть косматую тень. Что будет после – неизвестно. Перекресток времени. А после него мир изменится.

* * *

Дженг увидел этого странного парня под утро. Ночь заканчивалась, но сумрак еще не рассеялся, так что было довольно темно, и если бы не глаза зверя, которыми он мог видеть почти в кромешной темноте, то бы не заметил. Парень шел по лагерю археологов, напряженно вертя головой по сторонам. При этом глаза его были закрыты, и как он различал дорогу под ногами, непонятно. Как бы то ни было, но этот человек ни разу не споткнулся, не зацепил ни один из шнуров, на которых держались палатки и шатры, не ударился ни об один из камней, которых было набросано на плато немало. Похоже, он с закрытыми глазами видел в темноте даже не хуже, чем волк.

Одет парень был в полетный комбинезон и уже этим отличался от людей в лагере. Рабочие носили черные и синие комбинезоны, археологи – желтые, а десантники – камуфляж, делающий их неразличимыми издали.

Парень был высок, худощав и печален. Было что-то в его лице, что привлекало внимание – то ли тоска, безнадежность, то ли еще что, едва угадывающееся.

Заметив его, Дженг сразу понял, что этот человек чужой и его привело сюда нечто поистине важное, раз он решил так рискнуть. Непонятно было, как парень прошел через минное поле и часовых, но то, что он сумел это сделать, вызывало уважение.

Волк со все более разгорающимся любопытством наблюдал за ним. Парень дошел до горы, разбросал кучу камней, стараясь при этом не шуметь, и исчез из вида. Это выглядело странно, очень странно. Дженг даже на мгновение подумал, что перед ним проявилась зрительная галлюцинация. Такое иногда бывает в горах, особенно ранним утром, когда белесый туман заволакивает низину. Именно тогда уставший мозг начинает придумывать себе картины, прячась от перенапряжения зрительного нерва.

Все хорошо обдумав, Дженг решил, что увиденное – самая настоящая реальность. Он действительно видел человека, который прошел незамеченным по лагерю и скрылся в горе.

А раз так, то надо срочно увидеть Брома. Возможно, тот сможет объяснить происходящее на плато. Нужно позвать собрата.

Волк негромко завыл, глядя в серое небо. Его вой отразился от скал и потерялся в лесу. Минут через десять из сборного домика, где жили археологи, вышел высокий пожилой мужчина, осмотрел лагерь, все еще дремлющий в предрассветном тумане, потом, подняв голову вверх, чуть слышно ответно взвыл.

Дженг едва не подпрыгнул от нетерпения. Он знал этот голос и зов. Так мог звать только Бром.

Волк издал высокий пронзительный вой, от которого так сладко и грустно становится на сердце. Услышав этот крик, Бром насторожился, завертел головой по сторонам, но, никого не увидев, пошел к горам. Зайдя за большую скалу, уже невидимый со стороны лагеря, он остановился и снова чуть слышно завыл.

Дженг подпрыгнул и спланировал вниз, ловя кожистыми крыльями плотный холодный воздух. Долетел до него и опустился на каменистую почву. Бром отпрыгнул назад, его рука удлинилась, на ней показались острые когти. Теперь волк не сомневался, что перед ним его друг.

– Привет, Бром. Как дела?

– Дженг?!

Столько удивления и даже страха было в этом возгласе, что волк вздрогнул.

– Не похож? – улыбнулся он. – Если честно, то и ты тоже сейчас совсем не тот красавец, которого я привык видеть.

– Такой у меня проявился талант от тех коктейлей, что нас пичкали мальчишками. – Бром пожал плечами. – Могу принять любой облик, и неважно человек это или зверь. А чему научился ты?

– Создавать разные дополнительные органы и конечности. Вот вырастил крылья, чтобы немного полетать. Правда, летун из меня так себе, но в лагерь попасть удалось. Кстати, ты специально людей перепугал, чтобы меня не видеть, или это произошло случайно?

– Прости, что так получилось. Двое разведчиков по запаху умели определять оборотней, пришлось их убить. – Бром усмехнулся. Было странно видеть улыбку старого друга на чужом человеческом лице. – Рад тебя видеть, старый друг. Ты странен, друг мой, у тебя волчья шерсть, но стоишь на двух ногах, у тебя крылья, но на них нет перьев. Никогда не думал, что увижу когда-нибудь такое странное существо.

– Извини, пришлось импровизировать. Я могу изменять свое тело, хоть мне это не очень нравится.

– А мне любые отличия по душе. Они многое дают, а главное, делают нас уникальными. Я теперь в любое место могу проникнуть и стать, кем захочу. Правда, в птицу обернуться не получается, существуют какие-то ограничения. Пробовал, и не раз, да все без толку. Из нас троих только Кодр мог летать, но у него росли настоящие крылья с перьями. Он мог подниматься высоко в небо и парить там часами.

– Мне до него далеко, я и взлетаю-то с трудом.

– А я даже этого не могу. Обидно.

– У тебя свои достоинства. Если бы ты не завыл, я бы тебя не узнал. Даже запах стал другим. Не знаю, как тебя разведчики учуяли?

– У них богатый опыт. Они с нами сражались, а моя ДНК остается прежней, только внешний облик меняется. Тут на днях десантники устроили проверку генетического кода, так я едва не провалился. Извини, времени на разговоры нет. Хоть поговорить с тобой о жизни я был бы не прочь. Ты знаешь, зачем здесь?

– Как я понял, дело в каком-то артефакте…

– Ты прав. Археологическая экспедиция ищет артефакт древних, живших когда-то на этой планете. Якобы он способен сделать любое существо бессмертным. Во всех источниках он называется «сосуд скорби». Изготовил этот сосуд один маг, живший при дворе императора Токура. Имелся тут такой, полпланеты под себя подгреб. Для изготовления артефакта его верховный маг убил больше десяти тысяч человек, но потом что-то у них пошло не так. Император умер, а его гвардейцы убили всех, кто здесь находился. Ты видел кости на площади посередине лагеря?

– Да.

– Это главный признак того, что артефакт создавался здесь и, вероятнее всего, до сих пор находится где-то рядом. Археологи его ищут, поэтому нас с тобой переправили сюда.

– А нам он зачем?

– Наши наставники считают, что с помощью этого сосуда можно создать долгоживущего оборотня.

– Понятно, – кивнул Дженг. – А какова моя роль в этом деле? Неужели не справишься один?

– Может, и справлюсь, может, и нет. Рисковать не стоит, приоритет задания – «пять точек», поэтому наставники решили подстраховаться. За этим сосудом гоняется много разных людей. Один из них направил сюда эту экспедицию и даже пригнал крейсер.

– И кто же это?

– Приказы исходят от человека, близкого к императору. Но думаю, что нужно брать выше.

– Куда уж выше?

– Есть у меня подозрение, что сам император лично гоняется за этим сосудом!

– Откуда тебе это известно?

– Я же хожу в личине руководителя экспедиции, следовательно, имею доступ ко всей переписке.

– А где сам руководитель?

– Геройски погиб в моем желудке, – усмехнулся Бром. – Пришлось съесть, чтобы не оставлять следов. Кстати, этот толстяк оказался довольно вкусным.

– Неправильно ты сделал, – покачал головой Дженг. – Надо было дать ему возможность сначала найти «сосуд скорби», а уж потом им обедать.

– Знаю, – вздохнул Бром. – Не хотел я, но иначе ничего не получалось. Не мог подобраться ни к одному источнику информации. Это сейчас понимаю, что надо бы сожрать заместителя, а не Ирфана. Археологи разгребли море костей, а нашли только остатки позолоченного алтаря и больше ничего. Где искать артефакт, никому не известно. Думаю, профессор догадывался, где тот спрятан.

– Да, наворотил ты дел.

– Прости. – Бром вздохнул и посмотрел в быстро светлеющее небо. – Пора возвращаться в лагерь, иначе обнаружат мое отсутствие. Появятся какие-нибудь новости, я сообщу. Где тебя искать?

– Здесь, сижу на той скале.

– Хорошо.

– Но прежде чем разойдемся, скажи мне вот о чем. Я час назад видел, как высокий худощавый парень в летном комбинезоне… – Дженг на мгновение замолчал, заметив, как меняется выражение лица Брома, похоже, описание кого-то ему напомнило, – прошел через весь ваш лагерь, дошел вон до той горы, разобрал кучу камней и исчез. То ли нашел какую-то нору, то ли пещеру…

– Волос черный, глаза серые?

– Волос, действительно, черный, а глаза, извини, были закрыты. Он тебе кого-то напоминает?

– Меня заставили следить за одной юной колдуньей, которая ищет этот сосуд. Слежка за ней привела меня на одну из планет, где она купила себе небольшой замок. Когда прошло полгода и я уже изнемог от безделья, выяснилось, что колдунья ждала парня, очень похожего на того, что ты мне описал. Он попытался залезть к ней в сейф с драгоценностями, и она его поймала за этим занятием, а на следующий день покинула планету вместе с вором. Зачем ей был нужен этот парень, так и не удалось узнать. Впрочем, не вышло задержать и колдунью: при преследовании я потерял всю свою команду – больше тридцати волков.

– Если этот парень появился здесь, то, вероятнее всего, он знает, где артефакт. Думаю, его послала сюда колдунья.

– Предполагаешь, «сосуд скорби» спрятан в пещере? – Бром кивнул головой на камни. – Там никто не искал, никому даже в голову не пришло, что такое возможно.

– Тогда мне стоит забраться туда.

– А я тебя подстрахую.

– Стой! – Дженг встревоженно завертел головой. – Кажется, кто-то за нами следит.

– Вы не ошиблись, – послышался твердый мужской голос. Из-за большого камня вышел высокий мужчина, одетый в камуфляж. – Вы окружены, господа оборотни. Предлагаю сдаться, иначе мы вас убьем.

– Это не так просто будет сделать, – пробурчал Бром. Он уже начал перевертываться в волка. – Но попытаться можете. Мой старый друг, уходи, я их задержу! Помни, наше задание имеет приоритет «пять точек», следовательно, наша жизнь не важна, а вот то, что мы обязаны найти, необходимо. Улетай!

Дженг подпрыгнул и замахал крыльями, но тут в него впилось не менее пяти небольших стрелок с ярким оперением. Он понял, что они ядовиты, но сделать уже ничего не мог: его тело медленно завалилось на бок, подламывая крыло.

Бром успел обернуться и даже бросился на десантника, но и в него попало не менее десяти стрелок. Его рот наполнился горькой пеной. Он зарычал, сумел подняться и проползти еще пару метров, пока новый град стрелок не заставил его упасть. Его желтые мертвые глаза так и остались открытыми, и в них отразилось поднимающееся над горизонтом багровое светило.

Утренний ветерок трепал густую серую шерсть. Потом Бром начал меняться, уже через минуту перед появившимися десантниками лежал молодой мужчина лет двадцати пяти от роду, с тонким прямым носом, твердым подбородком и черными волосами.

– Вот теперь у меня не осталось никаких сомнений, что он оборотень, – сказал Герон, наклоняясь над перевертышем. – Ну что ж, господа, двумя оборотнями стало в этом мире меньше…

– Поздравляю, командир, с успешно проведенной операцией! – Кочет вышел из-за скалы, держа в руках пневматический пистолет. – Вы замечательно все продумали.

– Это точно. – Герон наклонился над вторым трупом. – Никогда не видел таких странных перевертышей. Обычно оборотни после смерти возвращаются в привычное состояние, а оно по определению является человеческим. Первый вернулся, а вот этот так и остался непонятно кем. Не нравится мне это: либо перед нами новый вид перевертышей, либо… – командир сделал паузу, – он жив, и тогда у нас большие проблемы.

– После этого яда никто не может выжить. Проверено: летальность стопроцентная.

– Возможно, так было раньше, но все меняется. И не дай бог жить во времена таких перемен. – Герон посмотрел на разведчиков, по-прежнему настороженно выглядывающих из-за камней. – Обоих заморозить и отправить на крейсер. Пусть ученые их исследуют. Уж слишком они необычны. Одного от Ирфана отличить было невозможно, второй летает, как птица, крылья выращивает… Подумать только – крылья! Да, и пусть будут предельно осторожны. Все! С этим покончено, возвращаемся к обычному распорядку дня.

– Вы думаете, все закончилось, командир?

– Нет, я так не думаю, к сожалению, – с тяжелым вздохом ответил капитан. – Пока археологи не найдут то, ради чего мы оказались здесь, расслабляться не стоит. Мы устранили всего одну угрозу, и еще неизвестно, устранили ли на самом деле…

– Но эти мертвы.

– Эти – да, а где долианцы с магической подготовкой? – Герон мрачно посмотрел на Кочета, который растерянно развел руками. – Вот то-то! Вполне возможно, что мы убили тех, кто не представлял для нас никакой опасности. Такое бывает. Ладно, возвращаемся. Будем думать дальше.

– Над чем, командир?

– Над тем, что вся наша охрана периметра ничего не стоит, если ее можно преодолеть по воздуху.

* * *

Макс проснулся от неприятного ощущения, что кто-то смотрит ему в лицо. Он по-прежнему видел окружающее с закрытыми глазами, поэтому знал точно, что рядом никого нет. Но ощущение не проходило, и он сразу пожалел, что не взял у долианцев шлем с инфракрасными линзами или хотя бы фонарик.

Лис забился в небольшую нишу, образованную стеной и выпавшим из потолка огромным камнем, и принюхался. Пахло пылью и водой, которая капала где-то в глубине пещеры, отмеряя время, словно метроном.

Макс залез в рюкзак и неожиданно нащупал за продуктовым пакетом небольшой твердый пластиковый цилиндрик – фонарик! Давно его так не радовала такая простая вещь. Он вытащил его и включил. Белый яркий свет, от которого сразу заслезились глаза, осветил большой пустой зал. Никого в нем не было. Да и откуда мог кто-то взяться в пещере, закрытой уже не одну тысячу лет осыпью камней?

Со светом сразу стало спокойнее и веселее. Лис достал еще один пакет, дернул ленточку, чтобы пища разогрелась, и с наслаждением стал жевать тушеное мясо с овощным гарниром. Он запил еду тоником, и жизнь стала казаться ему не такой уж плохой. Он не знал, сколько спал – час, два или сутки. Внутреннее чувство времени куда-то исчезло, но зато появилось ощущение, что ему следует войти в соседний зал и взять то, ради чего он сюда явился.

Макс встал, отбросил пустую пластиковую коробку и тут услышал шорох за спиной. Он резко повернулся и увидел торчащую из лаза огромную мохнатую лапу, царапающую камень длинными темными когтями. Лис начал отступать к проходу, ведущему в соседний зал, лихорадочно пытаясь сообразить, что же делать. Он ждал человека, но не чудовище. Как бороться с ним, имея только нож? Да он ему что зубочистка. Разорвет зверюга на части и сожрет, бежать-то некуда – выход один. Откуда взялась эта тварь и что ей нужно в этой пещере? Не за ним же она лезет? Мало, что ли, другой пищи гуляет на плато?

Макс вошел в следующий зал, надеясь отыскать еще один лаз, в который зверю не протиснуться, и неважно, куда он ведет, главное – спастись.

Фонарь вор не потерял, поэтому ему сразу бросились в глаза две мумии у плоского камня, на котором лежал огромный зеленоватый кристалл. Типий! Точно такой же, как в ожерелье Греты. Явно тот самый «сосуд скорби». Его цель!

Сам зал оказался небольшим, просто каменная комната с высоким потолком и выпавшими из стен камнями. К сожалению, никаких лазов и проходов из него не нашлось. Тупик. За спиной послышались тяжелые шаги. Зверь приближался.

Не зная, что делать, Лис наклонился над кристаллом, и тот разгорелся изумрудным пламенем.

Уже через мгновение Макс был вынужден закрыть глаза, чтобы не ослепнуть. Когда зрение немного восстановилось, он протянул руку, чтобы взять артефакт, и услышал за спиной грозное предостерегающее рычание.

Лис оглянулся и увидел огромного зверя, протискивающегося в зал. Он был страшен настолько, что у него внутри все задрожало. В мозгу сразу проснулась серебристая сфера, и с ней паника улеглась, ноги окрепли. Макс успокоился.

Он понимал, что видит ту самую косматую тень, которую показывал хрустальный шар в его будущем. Выглядит страшно: огромный, заросший шерстью человек с налитыми кровью глазами, странные волосатые руки с вытянутыми мизинцами, словно с длинными когтями. Правда, пальцы на глазах уменьшились, будто съежились.

Бежать от чудовища некуда, сражаться тоже нечем. Что делать? В любом случае нужно взять этот чертов сосуд, раз это было в его будущем, а там будь что будет. Как сказала Грета, перекресток, а дальше ничего не ясно. Впрочем, что тут неясного? Убьет его эта тварь и сожрет!

Но и деваться некуда: убежать не убежишь, драться бессмысленно, это существо во много раз сильнее его, да и когти имеет такие, что опаснее любого оружия. А раз все равно умирать, то хотя бы подержать в руках этот проклятый кристалл, из-за которого он сюда попал.

* * *

Дженг умер в очередной раз. От яда сердце остановилось, и он упал, так и не успев улететь. Все было глупо. Преодолеть сотни световых лет, прожить жизнь в разных странных телах и умереть в шаге от цели с приоритетом «пять точек». И благо бы в бою от пули в голову, тогда бы он мог прийти в Верхнее Логово с гордостью и достоинством. В конце концов, за ним числится немало мертвецов, чтобы считаться воином. Но воины не умирают в мирное время от стрелок с ядом – оружия трусов.

Дженг грохнулся о землю с такой силой, что у него исчезло дыхание. Правое крыло сломалось, а левое накрыло голову. Сердце стукнуло еще пару раз и остановилось.

«Все, конец, я умер».

Дженг лежал и думал о том, что будет дальше. Наставники говорили, что волк после смерти уходит в Верхнее Логово, там в бесконечных пирах он вспоминает прошедшие битвы и ждет, когда Великий Волк позовет его на последнюю битву, в которой все будут сражаться против всех. А закончится битва тогда, когда умрет последний из богов – это и станет концом Вселенной. Она уже погибала и возрождалась множество раз. Сначала появлялись боги, а они потом создавали людей и животных для своей потехи.

Ему было странно лежать и думать о чем-то, зная, что он умер. Или все-таки не совсем?

Тут его тело свело судорогой, а сердце забилось вновь.

«На этот раз обошлось, – подумал он. – Кажется, я все еще жив».

Дженг по-прежнему лежал на боку и видел, как десантники упаковывают тело Брома в пластиковый пакет. Его друг был мертв, он знал это, потому что чувствовал горечь. Так всегда бывало, когда умирал кто-то близкий. Волк так надеялся, что, встретившись, они поговорят о том, какими стали, что у них найдется нечто общее, они смогут друг друга чему-то научить, но главное – утешить.

Увы, Бром мог только имитировать других людей и животных и не умел выращивать из своего тела нужные органы, как Дженг, поэтому умер. А вот он не смог умереть от яда, потому что его тело вырастило что-то внутри, и это «что-то» справилось с ядом.

Он почувствовал, как помятое крыло втягивается внутрь тела. Голова освободилась от тяжести другого крыла, и стало лучше видно происходящее. Десантники, упаковав Брома, направились к нему.

Дожидаться Дженг не стал. Он вскочил на ноги и с диким ревом набросился на десантников, разбрасывая их мощными ударами, ломая кости и превращая внутренности в мешанину. Когда последний из врагов умер, волк грозно взревел и погрозил кулаком с торчащим, как острие ножа, мизинцем небу.

Он услышал, как завыла сирена. В лагере подняли тревогу. Должно быть, кто-то увидел, как он убивает десантников. Сейчас сюда примчатся боевые роботы и расстреляют его. Нужно бежать. Лучше всего к горам, там нет людей. Правда, скалы высоки, на них не забраться. Куда же ему спрятаться?.. Крылья вырастить не успеет, переворачивание в волка ничего не даст – против робота зверю не устоять. Куда же?..

Есть! Он должен залезть в пещеру, в которой скрылся тот парень. Лаз узкий. Когда он заберется внутрь, то сможет отбиться хоть от тысячи воинов. Других вариантов, похоже, нет. Не возвращаться же обратно в лес через поднятый по тревоге лагерь? Его же убьют сразу. Нет, только к пещере, а там видно будет.

Когда из-за шатров выскочили десантники и открыли огонь, Дженг развернулся и помчался к горе. Отбросив камень, увидел темный узкий лаз, но каким-то невероятным образом ему удалось протиснуться – возможно, за счет густой шерсти, которая легко скользила по камню.

Через пару мгновений волк был уже внутри и закрыл вход огромным камнем. После этого лег на землю, чтобы немного отдышаться. Теперь он в безопасности, никто не сможет забраться внутрь – камень не даст, а отодвинуть его у людей не хватит сил. Правда, и ему отсюда не выбраться, но это уже другая история. Он здесь не просто так, а выполняя волю наставников, и задача его – найти «сосуд скорби». Когда он получит его, тогда и будет думать о том, что делать дальше.

Как только угомонилось сердце и успокоилось дыхание, Дженг встал и отправился в другой зал, откуда шел странный зеленоватый свет.

Войдя туда, волк увидел того самого худощавого парня, что прошел мимо скалы. Он стоял возле плоского камня, на котором сиял изумрудным светом огромный кристалл.

Несомненно, парень собирался взять то, ради чего находился здесь. Дженг взревел и одним прыжком оказался рядом с камнем. Они схватили кристалл одновременно, но по глазам ударила яркая вспышка изумрудного света, и в голове Дженга зазвучали чьи-то многочисленные сердитые голоса. Их становилось все больше и больше, их шепот раскалывал голову, от него рвались барабанные перепонки. Выдержать такое было невозможно.

Волк закричал от немыслимой боли и упал на землю.

Рядом парень так же катался по полу, сжимая руками голову. Он стонал и кричал, но его голос терялся в этом шепоте.

Боль в мозгу продолжала усиливаться. Когда она достигла чудовищного размера, Дженг потерял сознание.

Его качало на каменном полу, словно на океанских волнах. Ощущение было таким, будто он оборачивался в первый раз: кости двигались и занимали новые места, мышцы вспухали, внутренние органы увеличивались и росли, и все это сопровождалось невыносимой, мучительной болью. Его тело словно пыталось переродиться сразу во множество разнообразных форм и не знало, как это сделать. Боль накатывала волнами, то усиливаясь, то ослабевая на какое-то время.

Прошло много часов, прежде чем волк смог открыть глаза. Он лежал у стены, вжимаясь лицом в камень, и не мог пошевелиться. После неимоверных усилий ему удалось перевернуться на спину. Дженг застонал. Голос был хриплым, но, похоже, все-таки человеческим. Когда он поднес руку к лицу, то не увидел ни одного волоска: пять обычных пальцев. Нос на ощупь тоже человеческий, как глаза и зубы. Он тяжело вздохнул и посмотрел по сторонам. Парень лежал метрах в трех у большого камня и тоже пытался сесть.

– Как ты? – спросил его Дженг. Почему-то к этому человеку он не испытывал никакой неприязни, наоборот – сочувствие, поскольку и ему досталось от артефакта. Почему его не предупредили о том, что сосуд защищен. Опять решили, что он выживет? – Живой?

– Скверно, – морщась, отозвался парень. – Ощущение такое, что меня пропустили через мясорубку, все тело ноет и болит.

– У меня тоже, но это нормально после оборачивания.

– Это для тебя нормально, ты же оборотень, а я человек.

– Да, тут тебе не повезло, – усмехнулся волк. – Но, увы, ничем помочь не могу.

– Кстати, ты меня хорошо видишь? – Парень вытянул ноги и, как-то судорожно дергая ступнями, приподнялся и сел.

– Да, только в красноватом отсвете.

– Я тоже. Но мне точно известно, что света в этой пещере нет. Раньше светился кристалл, теперь он потух, а мой фонарь упал и закатился куда-то.

– Значит,открылось другое зрение. У нас, оборотней, такое бывает, мы хорошо видим в темноте.

– Но я-то не оборотень. Ты понял, что случилось?

– Ты схватил кристалл, я попытался его у тебя отобрать, а потом что-то ярко вспыхнуло. Меня отбросило к стене, а дальше словно перекорежило всего.

– Теперь понятно. – Парень потянулся к камню и показал на кристалл: – Видишь?

– Что?

– Он стал прозрачным.

Дженг присмотрелся. Действительно, изумрудный свет, которым сиял сосуд, исчез. Кристалл стал похож на обычный кусок кварца.

– И правда, цвет ушел. А это имеет какое-то значение?

– Насколько мне известно, кристалл типия, когда заряжен энергией, имеет изумрудную окраску, а когда ее теряет, становится прозрачным.

– И что из этого?

Парень пожал плечами.

– Я делаю отсюда два неутешительных для нас вывода. Первый: то, за чем мы сюда пришли, потеряло свои свойства, «сосуд скорби» опустел, и теперь это просто большой кристалл. А значит, чудеса, на которые рассчитывали те, кто нас сюда послал, больше ему неподвластны.

– А второй вывод?

– Второй вывод хуже. – Парень снова вздохнул. – Кристалл, после того как на него попала кровь из моей руки, разрядился на нас обоих.

– Кровь? Откуда?..

– Ты слишком сильно сжал мои пальцы, едва не раздавил. И похоже, кристаллу это не понравилось. Он свою энергию выплеснул на нас.

– Ты думаешь, что из-за этого нам так плохо?

– Мощная магия пролилась на нас двоих, и вероятнее всего, мы изменились. Может, даже стали бессмертными. Артефакт для этого и создавался.

– Ерунда, не может быть!

– А ты заметил, что мы разговариваем, не открывая рта?

– С чего ты… – Дженг осекся и понял, что он действительно разговаривает мысленно, губы не шевелились. – Кажется, ты прав. Что это, телепатия?

– Наверное. Извини, я сам в этом не разбираюсь. Думаю, в ближайшее время мы начнем открывать в себе все новые и новые способности, и неизвестно, к чему это приведет.

– Мне известно.

– И к чему?

– К одиночеству. Чем больше ты отличаешься от других, тем более ты одинок.

– Вероятнее всего. Что будем делать? Я знаю, что сейчас ночь, до рассвета примерно три с половиной часа, так что самое время отсюда выбираться.

– Согласен, – кивнул Дженг. – Только вряд ли получится.

– Почему?

– Я убил нескольких десантников, прежде чем спрятался в этой пещере. Думаю, сейчас у лаза в пещеру стоит пара роботов, которые откроют огонь сразу, как только кто-то из нас появится.

– Плохо. Но что-то все равно нужно делать. Жить здесь нельзя: еды нет.

– Думаю, ты прав и сейчас. – Дженг встал. Его качнуло в сторону, и он едва не упал. – Черт! Почему мне так плохо? Откуда эта слабость?

– В нас все еще происходят какие-то процессы, отсюда недостаток энергии.

– Откуда ты это знаешь?

– Последнее время мотался по Галактике с одной колдуньей. Она мне многое рассказала. Мне не хочется умирать, но, похоже, ничего другого нам не остается. Осталось только выбрать способ. Можно умереть от голода и обезвоживания, как эти двое. – Парень кивнул на две мумии, лежащие у камня с кристаллом. – А можно от пули в голову. Тебе что больше нравится?

– Пока еще не решил. Впрочем, у меня есть еще вариант.

– Какой?

– Я могу съесть тебя, тем самым отдалив свою смерть. Как тебе нравится такая идея?

– Не самый лучший способ умереть. Впрочем, думаю, и не самый худший. – Парень тронул мумию. – Смотри.

– Что?

– Видишь на руках скелетов бронзовые браслеты?

– И что?

– Они светятся изумрудным светом.

Дженг присмотрелся. И действительно, браслеты светились.

– И что?

– Не знаю, но это свет колдовской энергии типия. Наверное, эти железки зарядились от кристалла. – Парень снял с мумии браслет надел себе на руку, второй протянул волку. – Держи.

– Зачем он мне?

– Слабость пройдет, он накачает тебя энергией.

– Давай. – Оборотень надел браслет. – Меня зовут Дженг, а тебя?

– Макс по прозвищу Лис.

Волк подошел к камню, на котором лежал «сосуд скорби».

– Ты не будешь возражать, если кристалл возьму я?

– А если буду?

– То я его все равно возьму. Этот артефакт ждет клан Волка, он может нам помочь.

– Он мог вам помочь, когда был заряжен.

– Неважно. Меня не поймут, если я появлюсь без него. – Дженг протянул руку к кристаллу, но тот неожиданно рассыпался горсткой пыли. – А это еще что?!

– Похоже, выбросив энергию, типий потерял свои свойства. Сколько, интересно, лет он здесь пролежал? Пять тысяч, десять?..

– Много. Ну что ж, ссориться нам больше незачем, осталось только умереть.

У лаза Дженг, вырастив мышцы, отбросил камень, потом показал парню рукой на каменную трубу:

– Лезь первым.

– Почему я?

– Может быть, они в тебя не станут стрелять?

– Ты же сказал, что там роботы, а им все равно, в кого стрелять.

– Ну, если ты боишься, тогда пойду я.

Дженг пролез по узкому лазу, добравшись до выхода, осторожно выглянул наружу. На плато лежала ночь, яркие незнакомые звезды висели в вышине, вокруг высились скалы, и от всего этого веяло непонятной чуждостью. Ветер нес запах камня и леса, никаких других запахов волк не почувствовал. Это было странно. Не могли же десантники за те несколько часов, что товарищи по несчастью провели в пещере, уйти, забрав с собой всю технику? Или могли? Например, началась война?.. Нет, им явно потребовалось бы на это больше времени. Необъяснимо!

Увидеть волк тоже никого не увидел, тогда он встал во весь рост и крикнул:

– Эй, человек, вылезай, здесь никого нет!

Парень зашуршал рюкзаком, потом показалась его голова, плечи, он выпрыгнул наружу и завертел головой по сторонам.

– Действительно, никого. Не понимаю…

– Что тебе не нравится?

– У меня такое ощущение, что мы находимся в каком-то другом месте.

– С чего ты взял?

– Воздух другой, да и скалы разбросаны иначе. Горы за ними тоже изменились – ледники исчезли.

– Точно. – Дженг принюхался. – Воздух другой. Странно… Я никаких запахов не чувствую, словно люди ушли отсюда много лет назад. Обычно всегда остается запах смазки, железа, брошенной пищи, человеческих нечистот, наконец. А тут ничего.

– С другой стороны, мы живы, в нас никто не стреляет.

– Согласен. – Волк снова завертел головой по сторонам, одновременно принюхиваясь. – Послушай, мы, кажется, вытащили счастливый билет. Это другое место, нас перекинуло куда-то. Пошли посмотрим.

– Куда?

– К лесу, там у меня флаер спрятан.

– Идем.

Они двинулись вперед. Макс шел за оборотнем и не понимал, что произошло. Может быть, действительно перекресток. Мир изменился, и все стало другим.

Тогда нужно просто идти вперед, надеясь на то, что все будет хорошо. А иначе… зачем? Жизнь на этом и построена. На вере.

Они прошли плато, но не обнаружили никаких следов людей. Даже кости исчезли. Мины – тоже, как и роботы, зонды, датчики. В лесу никого не оказалось, и флаер им не удалось найти, как и стоянку наемников. Дженг, перекинувшись в волка, добыл небольшое животное, и они, пожарив его на костре, поели. Оба не знали, что им делать. Вокруг была чужая планета, неизвестный лес и никаких следов людей. Утром они сбросили ствол дерева в реку и поплыли неизвестно куда. Ничего другого им в голову не пришло. Они уже догадывались, что их перенесло во времени, но не знали – в прошлое или будущее? Это им еще предстояло узнать.

Эпилог

Грета почувствовала во сне: что-то произошло. Она открыла глаза и успела увидеть, как засияли изумрудным светом камни ожерелья, уловив всплеск энергии, а потом погасли. Она вытащила хрустальный шар и стала всматриваться в него. Макса она увидела сразу, он мирно разговаривал с косматой тенью – той самой, с которой должен был бороться. Потом посмотрела на сосуд. Он изменился, изумрудная зелень исчезла, осталась только прозрачная белизна. А потом вор исчез, косматая тень тоже и даже пещера. Девушка непонимающе покачала головой. Проснулся Грэг.

– Госпожа? Что случилось? Вы как-то странно побледнели.

– Не знаю, – пожала она плечами. – Но что-то произошло.

– Что именно?

– Вор исчез. Я не вижу его, он словно умер.

Грэг недоверчиво покосился на девушку. Она смотрела перед собой, ее лицо ничего не выражало.

– С вами все хорошо?

– Да, мне просто непонятно. Даже если бы он умер, я бы увидела его тело. Шар не показывает ничего. У меня вообще ощущение, что он исчез из нашей Вселенной.

– Так не бывает.

– В мире магии бывает все… Плохо.

– Что будем делать?

– Мы уйдем в глубину леса, устроим там лагерь и будем ждать. Археологи скоро уйдут. Близится сезон ветров и проливных дождей, а они не подготовлены к этому. Когда плато опустеет, мы возьмем «сосуд скорби» и вернемся на корабль.

– Да, госпожа. – Грэг посмотрел в темное небо. – Выходит, вор все-таки сумел сбежать? Что ж, удачи ему…

* * *

Император пристально посмотрел на Ирга, своего советника.

– Докладывай.

– Экспедиции ничего не удалось найти, кроме костей, бронзовых мечей и керамики. «Сосуд скорби» не найден.

– Печальное известие.

– Да, мой повелитель. Грета тоже ничего не нашла. Мои люди следили за ней и убедились в том, что на станцию она прибыла без артефакта.

– Эта девочка не любит проигрывать. Если она ничего не нашла, значит, там действительно ничего не было. Что ж, подождем, пока она не нащупает новый след. Кстати, а что с оборотнями?

– Десантники убили странного перевертыша на плато, его тело привезли на Землю и исследовали. Его ДНК имеет необычное строение. Думаю, это второй из трех супероборотней, которых мы пытались обнаружить. Первого убили раньше.

– Осталось найти третьего.

– Десантники уверяют, что убили двух оборотней, но второй сумел ожить. Бойцы загнали его в пещеру, но когда они забрались внутрь, то нашли только две мумии аборигенов. Тело перевертыша не обнаружили.

– Куда же он делся?

– Неизвестно.

– Странная история. Держи меня в курсе, если появится какая-то новая информация. Да, и пусть продолжают искать «сосуд скорби», он мне нужен.

– Слушаюсь, мой император, мы продолжим поиски…

Максим Крылов Макс по прозвищу Лис

ПРОЛОГ

Однажды на далекой планете жил император Токур, который решил стать бессмертным, чтобы вечно править своей огромной империей. Он дал задание своему верховному магу Гауру провести необходимый обряд, и тот, как положено послушному вассалу, приготовил все, что нужно для ритуала, после которого император должен был стать бессмертным. Для обряда требовался большой магический кристалл типия, который смог бы вместить в себя десять тысяч душ умерщвленных рабов.

И был найден кристалл, и были собраны рабы, чтобы погибнуть во время ритуала, отдав энергию кристаллу. И начался обряд, и длился он два дня и ночь.

И тогда случилась беда: Токур был всего в шаге от бессмертия, но не сумел его сделать — изношенное сердце не выдержало бессонной ночи. Командир личной гвардии отдал мертвому властителю честь мечом и выполнил последнюю волю императора, убив всех, кто знал об обряде, и умер сам, бросившись на собственный клинок. Остался лишь кристалл, наполненный энергией мертвых душ, и через много миллионов лет, как всегда бывает с магическими артефактами, он дал о себе знать.

Множество колдунов, ведьм и магов новой человеческой империи, занимавшей огромную галактику, бросились на его поиски, находя на открытых планетах все новые и новые упоминания о кристалле. Даже сам император отправил свою племянницу Грету на его поиски.

Но найти кристалл удалось только оборотню Дженгу и вору Максу по прозвищу Лис, которые волей судеб оказались вовлечены в эти события. И случилось несчастье: кристалл отдал всю энергию душ им двоим, пролив ее на обоих. Тело и дух каждого изменились, приобретя новые качества...

Об этом рассказывалось в романе «Дженг из клана Волка». Теперь — продолжение той давней истории...

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Таган — высокий худощавый оборотень с крупным морщинистым лицом — мрачно смотрел на огромный экран, на котором разворачивалась в боевой порядок имперская эскадра. Он недовольно хмыкал, то увеличивая изображение отдельных боевых кораблей до таких размеров, что мог видеть пробоины от метеоритов, то уменьшал, чтобы охватить всю армаду. Главный наставник клана Волка был недоволен и сердит, но сделать, увы, не мог ничего — все происходило без его ведома и одобрения. Впервые за последние десять лет он оказался не готов к происходящему, и сейчас ему приходилось спешно просчитывать варианты, пытаясь предугадать действия противника, осмыслить всевозможные исходы, в том числе и самые неприятные, и с замиранием сердца ждать, что его анализ будет подтвержден или опровергнут. И где-то на заднем плане его мыслей он был рад тому, что часть оборотней находилась далеко от родной планеты, — им удастся спастись, и клан Волка не погибнет. И главное, Дженг тоже там, а он сможет восстановить все разрушенное и отомстить...

Таган выпустил когти и пробороздил по матовой панели четыре глубокие царапины — это уже была пятая рваная полоса на стене. Он в который раз начал задавать себе вопросы, на которые никак не мог найти ответов.

Как проморгала разведка подход такой огромной эскадры? Что с ней не так? Что он недодумал? Почему не сработал ни один спутник обнаружения? Куда делись замаскированные под глыбы камня детекторы движения? Почему от них не пришел сигнал?

С какой целью прибыла армада? Кто ее ведет? Зачем империи планета оборотней-волков? Император хочет ее уничтожить? Неужели самый страшный сценарий, против которого он работал всю жизнь, все-таки неизбежен? Но почему они не расстреляли ее издалека?..

Таган понимал, что думать об этом сейчас не имело никакого смысла. В короткие минуты, которые остались до нападения, следовало принимать решения, а не рвать волосы от горя. К тому же еще ничего не случилось, значит, есть возможность что-то изменить. Таган сделал глубокий вдох и выдох, потом еще один, усмиряя лихорадочную работу мозга, после этого уже спокойно перевел взгляд на экран.

Имперские крейсеры и линкоры, вынырнувшие из ниоткуда, неспешно, по-хозяйски разместились на орбите в узловых точках, чтобы полностью контролировать поверхность и атмосферу. Пока выполнялся обычный стандартный маневр захвата планеты и подавления наземного сопротивления. Таган облегченно выпустил воздух сквозь сжатые губы. Похоже, уничтожать этот мир имперцы не собирались, и это уже хорошо.

Крейсеры выбросили в стратосферу космических перехватчиков — теперь уже никто не смог бы покинуть планету. Таган пробормотал пару команд по шифрованному каналу, и волки стали спешно прятать самолеты и челноки в специально подготовленные пещеры.

Имперцы продемонстрировали в очередной раз свое воинское мастерство, и противопоставить их боевой мощи клану Волка было нечего: орбитальная станция недостроена, вооружение смонтировано на треть, даже энергетическая установка еще не вышла на штатный режим, а торпед и ракет завезена примерно половина от необходимого количества. Спутники защиты не активированы, к тому же большая часть их не готова — не хватает взрывчатки и лазеров.

Если волки решат принять бой, то от силы смогут взорвать пару крейсеров и несколько линкоров, прежде чем последует сокрушительный ответный удар, который их уничтожит.

— Что будем делать, наставник? — спросил Кору, высокий сильный перспективный волк из последнего выводка. Неплохой оборотень, который уверенно может управлять силой зверя. О нем неплохо отзывался Дженг — именно это и заставило Тагана выбрать этого крупного волка для работы на станции, и пока он был доволен: Кору оставался невозмутимым и спокойным в самых сложных ситуациях. Сейчас он сидел перед управляющим терминалом и ждал приказа, его руки были расслабленны, лицо бесстрастно, как будто ничего сверхъестественного вокруг не происходило, словно это не его родную планету собирались уничтожать имперцы.

На серой стене перед ним чернели космос, разбавленный роем звезд, и сверкающие защитными полями боевые корабли империи.

— Встретим их, как полагается добрым хозяевам? — спросил Кору. — Я могу поднять тревогу, у нас укомплектована четверть экипажа станции, да нам больше и не надо: все равно орудий не хватает, — но даже с имеющимися сможем больно укусить.

— Никаких тревог, пусть спят — наоборот, лучше всего объявить полное молчание. — Таган прошел мимо пустых многочисленных терминалов и опустился в кресло командира. Решение он уже принял. — Мы не будем подвергать риску нашу боевую станцию, она нам еще пригодится. Если бы имперцы хотели уничтожить нашу планету, мы, конечно, обязательно вмешались бы, но они, похоже, просто собираются провести рейд на поверхность. А значит, пусть молят своего бога о том, чтобы хоть кто-то смог вернуться обратно. Нам следует оставаться незамеченными, чтобы сохранить станцию, поэтому приказываю выбросить подготовленный мусор и поставить маскирующее поле.

— Если они высадятся на планету, в этом для нас тоже нет ничего хорошего... — Кору вывел на монитор нужные команды. На станции открылся десяток шлюзов, и всевозможный мусор полетел в космос, маскируя недостроенную станцию: теперь ее было невозможно разглядеть среди множества мелких отметок, да и визуально она была скрыта окраской и искажающим полем. — Внизу наши самки, детеныши.

— Именно так, — подтвердил наставник. — Там наши самки и детеныши. А волчата должны на ком-то точить свои зубы. Нам нужны сильные и умелые волки, а кто научит их храбрости и мужеству лучше, чем имперские десантники? Хорошие враги — мощные, умелые, жестокие и беспощадные...

— Но многие погибнут... — Кору перевел станцию в режим маскировки, снизил энергопотребление до минимума и теперь наблюдал за происходящим на орбите через разведывательные спутники, которые понемногу подтягивал к планете. Они были замаскированы под орбитальный мусор, и имперцы вряд ли смогли их обнаружить. — А волков и так не очень много.

— Погибнут слабые, а это благо для нас. — Таган откинул спинку кресла и закрыл глаза. Что мог сделать, он сделал, а все остальное — в руках Великого Волка. В конце концов, боевая орбитальная станция создавалась для того, чтобы не дать врагу уничтожить планету с орбиты, а не для войны в космосе. Врагов много, они сильны, но имперцы не собираются губить планету, а только посылают на нее десант, следовательно, формально Таган чист перед Советом. Потерять недостроенную станцию ни в коем случае нельзя — это станет огромной стратегической ошибкой, которая приведет к уничтожению всего клана. Допустить такое, особенно сейчас, когда они так близки к созданию новой породы волчат, мощных, могучих, умных, но главное — долгоживущих, недопустимо. — А те, что останутся, приобретут опыт, который станет для них бесценным: давно известно — самки, которые пили кровь своих врагов и рвали плоть чужих воинов, рожают самых сильных волчат.

— Я понял, наставник. — Кору переключил камеру на спутник, приближающийся к передовому линкору, и как раз вовремя: у того открылись люки, и десантные боты устремились к планете. На самом деле он не переживал за тех, кто находился на земле, а тихо им завидовал: шутка ли — схватиться с имперскими десантниками, лучшими воинами империи! Да за такое он был готов пожертвовать даже теплой должностью на орбитальной станции. Только Кору знал, что Таган его ни за что не отпустит на планету, поэтому придется наблюдать за происходящим из космоса, что, впрочем, не так уж плохо. Он подключил еще пару спутников и теперь имел устойчивую картинку того, что происходило на планете. А там творилось невообразимое: космические истребители расстреливали все на земле, что казалось им подозрительным, прежде всего стараясь взрывать здания и дороги.

Впрочем, вряд ли они могли уничтожить что-то еще: главное и нужное спрятано в пещерах и специально оборудованных бункерах на глубине больше ста метров. Волки не в первый раз встречались с имперским десантом и знали, чего от него следует ожидать. Не удастся десантникам уничтожить ничего из того, что по-настоящему дорого, — дороги легко ремонтируются, а поставить новые пластиковые здания не составит большого труда.

— Но тогда непонятно, зачем мы купили и смонтировали боевую станцию?

— Ответ прост. — Таган потянулся и закрыл глаза. — Если что-то пойдет на земле не так, мы всегда сможем вмешаться и изменить диспозицию. О нашем присутствии имперцы не знают, следовательно, наше нападение будет для них неожиданностью. Хуже, если мы начнем атаку сейчас, когда они готовы к ней, — тогда потеряем станцию и не нанесем врагу ощутимого ущерба. Понятно, волк?

— Да, наставник.

— Значит, ждем и молимся Великому Волку, чтобы он не оставил нас в беде. — Таган вздохнул. — Нам неизвестно, для чего имперцы сюда прилетели. Что им нужно? Не уничтожать же они нас прибыли! При желании они могли это сделать из далекого космоса, не приближаясь к планете. Так?

— В принципе они могли уничтожить нашу планету не раз... — Кору задумался. — Но оставляют нас жить из великой милости... или глупости. А в этот раз им определенно что-то нужно на поверхности планеты, иначе они вели бы себя по-другому...

— Вот и я так подумал. — Наставник задумчиво покивал. — Отправь сообщение на землю, пусть возьмут в плен хотя бы одного десантника Я хочу знать об их намерениях.

— Хорошо, наставник. — Кору набрал сообщение на кодированной частоте и отправил сжатым сигналом. — Готово.

— Тогда ждем результата. — Наставник закрыл глаза. — Пожалуйста, не беспокой меня по мелочам, я собираюсь поспать.

— Так точно. — Волк с уважением покосился на Тагана: сам он не смог бы заснуть в то время, как враг захватывает его планету. Он одобрительно усмехнулся и начал подводить новые спутники к месту высадки имперского десанта, чтобы запечатлеть все детали. Потом эту съемку будет смотреть весь Совет, чтобы определить, все ли было сделано ими правильно. — Я разбужу, если случится что-то неожиданное...

Макс по прозвищу Лис, невысокий парень с приятным, но малозапоминающимся лицом, тихо выругался. Пожалуй, единственное, что отличало его от других десантников, — только серые, умные глаза, которые Лис старался держать полуприкрытыми, при этом умудряясь видеть все, что происходит вокруг. Эту привычку он выработал еще в детстве, когда только начинал свою карьеру вора, после того как получил взбучку от старого грабителя, который взял опеку над беспризорным мальчишкой.

— Вор должен быть незаметным, — произнес Хруст, давая оплеуху. — Когда смотришь на человека, тебя запоминают. Глаза у тебя шкодливые и хитрые, если будешь ими шнырять туда-сюда, к тебе обязательно привяжутся копы, а каждый второй прохожий захочет дать тебе по шее. Лучше всего смотреть в землю или в сторону — тогда тебя не заметят. Глаза — это канал энергии, и, если ты на кого-то смотришь, ты словно посылаешь ему сигнал о том, что находишься рядом, а зачем это вору?

Макс запомнил его слова на всю жизнь, как и оплеуху, подчеркнувшую глубокий смысл сказанного, и больше никогда не смотрел людям в глаза, не показывал своего ума и вообще делал все для того, чтобы его не замечали. Зачем? Можно иметь все, и никто этого знать не будет, а значит, не отберет. Вот и сейчас он сидел на стандартной армейской койке и тихо матерился, при этом его никто не замечал — он словно растворился на фоне серой корабельной действительности.

Думал он и на самом деле неплохо и обычно находил нестандартное решение любого вопроса, потому что знал: ловят тех, кто типичен, а не похожих ни на кого воров не может поймать никто. Копы мыслят стереотипно, да и зачем полицейским мозги, если девяносто девять процентов воров действуют стандартно?

Правда, в этот раз мозги Лиса не принесли ему ничего хорошего — он записался в космический десант, чтобы выбраться с планеты, на которую его насильно привезли. Логика, впрочем, в его решении была: раз космический десант, значит, посещает другие планеты, а следовательно, должна появиться возможность уйти в самоволку и не вернуться. К сожалению, Макс не знал, что десант базируется на тех планетах, где жить почти невозможно, а космические челноки, да и сама орбитальная станция подчинены десанту и управляются военным комендантом. Он должен был догадаться, что вояки знают о том, как быстро контрактники разочаровываются в службе и начинают искать возможность бежать, и соответственно давно научились с этим бороться.

В общем, он сделал ошибку и не знал, как ее исправить, к тому же с каждым днем все становилось только хуже: после того как он прошел полугодовое обучение на Угри — пустынной планете кислородного типа, где пустыни занимали большую часть суши, — его роту переправили на линкор «Отважный» для дальнейшего прохождения службы. Оттуда сбежать стало совсем некуда — вокруг находился только космос, причем контролируемый всевозможными сканерами-детекторами.

А вот теперь его усиленный батальон получил команду на высадку. Что за планета и с кем придется воевать, никто не объяснял. Объявили только, что планета кислородного типа насыщена агрессивной живностью, с которой лучше не связываться, поэтому предписывалось забрала боевых скафандров опустить и не поднимать ни в коем случае, а в случае ранения перетягивать пораженное место и использовать на все сто аптечку, в которую вмонтированы нанороботы, могущие уничтожить любую заразу на корню.

Верилось в это плохо: если аптечки так эффективны, почему потери личного состава после каждой такой вылазки равны едва ли не восьмидесяти процентам?

Впрочем, все знали — рядовой десантник есть пушечное мясо, задача которого — умереть героически за империю, получить посмертно крест и небольшую пенсию для родных, больше он ни на что не годен. Макс, к сожалению, даже этим не мог воспользоваться: имя он назвал вымышленное, сказал, что сирота, следовательно, его бронзовый крест и пенсию получит какой-нибудь клерк в отделе военных финансов.

Сигнал тревоги заткнулся только тогда, когда в дверях появился незнакомый сержант в полевой форме.

— Так, сынки, — сказал здоровый детина с сержантскими лычками, мрачно оглядывая строй. — Тревога не учебная, а боевая, поэтому всем отправляться в оружейку и загружаться по полной. Чтобы через полчаса все стояли в боевых скафандрах на посадочной палубе. Кто опоздает, лично расстреляю перед строем.

Сержант сказал это так буднично и просто, что Макс ему сразу поверил. Такой застрелит, и мертвые ему сниться не будут уж больно зверская у него рожа: багровый шрам от лазера проходил через все лицо и заканчивался где-то на голове, прячась под коротко подстриженными черными волосами с седыми прядками.

— Сэр, — произнес Заика, один из тех немногих людей в отделении, с кем Лис иногда разговаривал. Парень записался в армию от безысходности: из той глуши, в которой он жил, других способов выбраться в другой мир не имелось совсем. Заика был не дурак, иногда соображал очень неплохо и не хотел гнить в родной деревне. — А где наш сержант Дрок?

— О Дроке вы можете забыть, теперь ваш сержант — я. — Детина еще раз мрачно оглядел строй. — Зовут меня Шрам, имя кодовое, откликаюсь только на него.

— И все-таки где сержант Дрок? — спросил Заика. Макс выразительно посмотрел на него, понимая, что сейчас они все дождутся чего-то малоприятного. — Я обязан доложить о выполнении его задания.

На удивление Макса, Шрам не стал орать, а только внимательно осмотрел Заику сверху вниз и негромко произнес:

— Мне неизвестно, какое задание дал вам сержант Дрок, но вряд ли оно сейчас имеет хоть какое-то значение, а если через двадцать восемь минут ваше отделение не будет стоять в полной готовности на посадочной палубе, вы лично от меня получите пулю. А если я кого-то не расстреляю по причине душевной слабости, того будет ожидать военно-полевой трибунал, который точно ни с кем цацкаться не станет. Понятно объясняю, малахольные?

— Да, сэр, — выкрикнул Заика и первым рванул к лифту. Отделение посыпалось за ним, наполнив гулом от солдатских ботинок широкий коридор третьей палубы блока Б. — Виноват, сэр! Буду стараться, сэр!

— Вот и хорошо. — Шрам задумчиво посмотрел им вслед и зашагал к другому лифту. — Посмотрим на сосунков в деле.

Макс заскочил в оружейку вторым — он знал, что, когда туда доберутся все, будет не протолкнуться, а значит, шанс нарваться на неприятность вырастет многократно.

Его боевой скафандр стоял шестым с краю. Еще на бегу он начал раздеваться, поэтому, когда добежал, ему оставалось только сбросить брюки и ботинки. Он натянул на себя комбинезон, специальная ткань которого мягко и упруго обволокла тело, как эластичный чулок, активируя многочисленные датчики. Потом, встав на небольшую приступку, открыл со спины люк боевого скафандра, воткнул штекер комбеза в специальный разъем и залез внутрь, как положено по инструкции: сначала просунул ноги, затем руки и только после этого, просунув голову в шлем, ухватил загубник, тем самым давая команду на активацию всей системы.

За спиной сам собой закрылся входной люк и заработал вентилятор, охлаждая разгоряченное тело. По обзорному стеклу побежали строки проверки: зарядка — максимум, все системы в норме, сервомоторы... полная готовность, скафандр работает в штатном режиме.

Лис облегченно вздохнул — не то что боялся, что техника откажет, просто каждый раз, когда залезал вовнутрь, у него возникало чувство, будто он ложится в ходячий гроб. Впрочем, так оно и было: в случае смерти десантника скафандр продолжал передвигаться и вести боевые действия под управлением командира взвода, а затем доставлял мертвое тело на пункт обслуживания.

Скафандр без человека мог обойтись, а вот человек без него был обречен, и крах этого чуда космической техники означал гибель его носителя.

Макс поднял руку, взял со стеллажа свою штурмовую винтовку — и сразу по обзорному стеклу пробежали строки готовности оружия к бою: боеприпасы — полный комплект, проверочный тест пройден, цели не обнаружены. Это оружие могло уничтожать мишени на расстоянии до полутора километров, а если поднять в воздух беспилотник, то и на пять. Стреляла винтовка как снарядами, так и обычными болванками, из нее можно было подбить бронированный автомобиль, флаер и даже разнести танк.

Лису раньше нравилось читать о прошлых войнах, которые вело человечество, — тогда на полях сражения властвовали авиация и бронетехника. Танки, пушки, артиллерия уничтожали людей тысячами и десятками тысяч, но если бы в те времена попал один имперский десантник, вооруженный такой винтовкой, он справился бы с танками, авиацией, артиллерией и огромным количеством вражеских солдат, выиграв все битвы, — настолько мощным оружием он был.

Макс подождал, пока засияет успокаивающим зеленым светом его фигурка на обзорном стекле, показывая, что с техникой все в порядке, и зашагал к посадочной палубе. Двигался уже не вторым, а пятым: ребята из его отделения времени тоже зря не теряли.

На палубе сержант Шрам, как ни странно, уже ждал отделение, что говорило о хорошей выучке и боевом опыте: командирский скафандр стал для Шрама второй кожей. Такое умели только старики, а их в роте набиралось не больше десятка: в десанте доживали до пенсии немногие.

Лис на своем месте стал терпеливо ждать, когда выстроится все отделение. Больше всего на свете ему было интересно, опоздает ли кто-то на построение и использует ли Шрам свой пистолет. А если использует, то как? Боевой скафандр обычной пулей не пробьешь, и даже из винтовки придется стрелять подкалиберными, с проникающим зарядом, да и попадать придется туда, где броня тоньше, то есть в сочленения, что не так просто.

Мимо проползли роботы, таща боекомплекты для роты и самих себя, каждый из них был вооружен скорострельной пушкой и имел десяток ракет на направляющих — главную ударную силу роты.

Наконец встал в строй последний десантник, и Шрам откашлялся, отчего в ушах Лиса от мощного динамика, настроенного на боевые действия, загрохотало, он поморщился и начал спешно убавлять уровень связи, используя загубник, через который шло управление скафандром.

— Господа имперские десантники! — хмуро провозгласил сержант. — Перед нашим взводом поставлена простая боевая задача. Мы должны спуститься на планету и поймать парочку аборигенов. Наши дальнейшие действия зависят от сведений, которые получим от них. Допросы будет вести имперская служба разведки, для чего с нами пойдут два ее представителя, сейчас вы их увидите...

Словно ожидая этих слов, двери шлюза за спиной Шрама распахнулись, и оттуда вышли два человека в полном боевом облачении. Макс таких скафандров еще не видел — черного цвета, и только по отблеску можно было понять, что это «хамелеон», который подстраивается под окружающую обстановку.

Когда-то у него был плащ из такой ткани — штука шикарная, хоть и гражданский вариант.

Вооружение у разведчиков тоже отличалось: на локтевых сгибах закреплены стволы какого-то неизвестного Лису оружия — возможно, те же винтовочные, соединенные напрямую с компьютером скафандра и благодаря этому могущие вести огонь одновременно по разным целям. На плечах смонтированы направляющие для управляемых ракет, способных поражать цели на расстоянии до тридцати километров.

— Как мы поймем, кого из аборигенов нужно схватить? — задал вопрос все тот же неугомонный Заика. — А вдруг мы не того поймаем?

— Заика, заткнись! — рявкнул Шрам. — Будешь делать то, что скажут.

— Ничего, сержант, я отвечу, — неожиданно вмешался в разговор один из разведчиков, и на обзорном стекле у Макса появилось довольно симпатичное лицо в форме капитана, под ним возник позывной «Крот». — Если у вас появятся сомнения, рядовой Промен, вы просто спросите у меня, и я лично вам отвечу, хотя, думаю, там, внизу, у вас не будет времени на такие глупые вопросы.

Заика тут же стушевался и заткнулся, да это и понятно: никто в отделении не знал его имени и фамилии, эти сведения были засекречены, наверняка он, как и все, скрыл свое истинное имя, когда записывался на пункте вербовки, а тут ему сразу объяснили, что все о нем знают. Макс точно не решился бы после такого не то что спрашивать, даже дышать.

— Если вопросов больше нет, прошу, господа, в десантный модуль, — мягко улыбнулся Шрам, отчего выражение его лица стало еще более зловещим. Никого эта мягкость не обманула — все ломанулись вперед так, что чуть нe снесли шлюзовые двери. — И да пребудет с нами удача!

Десантный бот внутри больше всего напоминал цинковый гроб с жесткими нетрансформируемыми сиденьями, в которых можно было сидеть, только выпрямившись и наклонившись вперед — то есть в той позе, которая предписана при жесткой посадке. Разделяла два борта грузовая сеть, доверху забитая ящиками с боеприпасами и роботами, которые стояли, закрепив себя в предусмотренных для них отсеках. Внутри бота было тесно и мрачно, в воздухе витали запахи дезинфекции и горелой облицовочной керамики.

По обзорному стеклу шлемов побежала бегущая строка, которая начала рассказывать то, что им разрешено жать о задании, о планете и о месте высадки. Звучало все дерьмово. Планета оказалась одной из тех, на которых людям вообще не стоило появляться. Высокая температура и влажность, так что без скафандра находиться очень несладко. Враждебная живность, которая еще и постоянно мутировала, плюс плотоядная растительность, пожирающая любую органику и неорганику.

И вот в этом аду жили люди, и в немалом количестве — около миллиона. Правда, людьми их было трудно назвать, потому что они были только мутантами, сознательно изменившими свой генотип, — оборотнями. И для допроса их отделению требовалось выловить одного, а то и двух волков, так как планета принадлежала их клану. Лис уже раз встречался в своей жизни с волком-оборотнем и понимал, что вряд ли им предстоит легкая прогулка: даже боевой скафандр не сможет спасти от нападения оборотней — уж слишком быстры и сильны были измененные люди, да и умели многое. Недаром еще ни одну из планет оборотней не удалось заставить платить налоги в имперскую казну, хоть попыток делалось немало.

Как только Макс подумал об этом, по обзорному стеклу побежала строка о сражениях на этой планете. Имперские десантники уже не раз на нее высаживались. В первый раз пятьдесят лет назад был выброшен целый полк — пятьсот человек, вернулось только восемь десантников, остальные погибли, причем в большинстве своем от живности и растительности. Во второй раз — тридцать лет назад: планету сначала подвергли бомбардировке, растительность выжгли, вниз отправилась дивизия больше трех тысяч человек с тяжелым вооружением — боевые роботы разных разновидностей, воздушная поддержка в виде летающих крепостей и туча беспилотников с управляемыми ракетами. Не вернулся никто. Ни один человек. Ни один робот. Ни одна машина. Ни один самолет.

Причем неизвестно, что с ними произошло: связь прервалась сразу после высадки из-за мощных грозовых разрядов, визуальное наблюдение было невозможно из-за плотных туч. К тому же какой-то умник при планировании операции не учел, что здесь бывают ураганы, — естественно, в его центр и попала вся дивизия. В общем, погибли все.

Но имперское начальство не унималось и спустя полгода предприняло еще одну попытку покорить клан Волка: на этот раз высадилась полная армия миротворцев, способная превратить в пепел и пыль всю планету. Вернулся только один взвод, и те, уже на звездолете, неожиданно превратились в хищных зверей и набросились на своих товарищей. Позже выяснилось, что десантники были пленены сразу после высадки, после этого им насильно влили в кровь генный коктейль, который изменил их настолько, что людьми они тут же перестали быть.

Лис вывел на обзорное стекло лица ребят из отделения и понял, что они читают то же самое: от улыбок не осталось и следа, парни переглядывались и нервно подмигивали, говорить даже по внутренней, закрытой от прослушки, связи никто не решался.

Люки десантных ботов закрылись, началась откачка воздуха, десантники помрачнели, когда забрала стали захлопываться один за другим.

На обзорном стекле появился Шрам, который включился в сеть как командир, — теперь его видели и слышали все.

— Посадка предстоит жесткая, — сказал он. — Внизу, по данным разведки, имеются все виды противоздушной защиты, потому челноки будут спускаться и садиться с противозенитным маневром.

— И это точно помогает? — спросил неугомонный Заика. — В смысле сбивают много?

— Сам скоро узнаешь, — буркнул сержант. — Мы идем в первом эшелоне, он же последний. Операция разведывательная, а не наступательная, поэтому поддержка ограниченная. Никто давить наземные средства ПВО ради нас не будет. С ботами пойдет звено перехватчиков, их задача — дать нам долететь до земли, прикрыть от авиации, если она имеется, и от ракет, которые наверняка будут по нам выпущены. Но не советую на это очень надеяться: в случае серьезных неприятностей они нас просто бросят. Понятно?

— Понятно, — пробормотал Заика. — Десант есть десант: главное — всегда иметь наготове чистые подгузники...

— Вот именно! — Шрам криво усмехнулся. — Радуйтесь, что скафандры автономны, внизу в воздухе такой коктейль патогенных вирусов, что даже аптечка не поможет.

Парни призадумались, потому что сержант сказал одну очень простую вещь: если их подобьют или за ними погонятся ракеты и шансов увернуться не будет, то пилот просто нажмет красную кнопку, пол под ними разойдется, и они посыплются горохом вниз, вместе со своими креслицами. Скафандры оборудованы системой посадки, они смогут затормозить и опуститься на землю, но их всех разнесет на десяток километров, и каждый окажется брошенным на произвол судьбы. Скафандр способен автономно существовать примерно сутки, потом ему требуется зарядка.

Если помощь не придет, то через двадцать часов этот продукт неизвестного инженерного гения превратится в неподвижный бокс, из которого надо будет спешно выбираться, так как воздух перестанет регенерироваться. А без скафандра среди агрессивной живности вряд ли удастся прожить больше часа. Схрумкают, еще и мало покажется. А если не сожрут, то заработаешь такой букет болезней, что в лучшем случае пробудешь всю оставшуюся жизнь в изоляторе, где на тебе военные медики будут проводить медицинские эксперименты, пытаясь найти средство излечения. Найти не найдут, но стопроцентно угробят.

Лис вздохнул, еще раз осознав, какую он сделал глупость, когда зашел в пункт вербовки.

К счастью, тяжкие его думы прервал пилот, который что-то неразборчиво гаркнул по корабельной трансляции, и после его слов двигатель под ногами болезненно кашлянул, затем последовало несколько сильных толчков. На мгновение Максу показалось, что пол и потолок поменялись местами, — это кораблик вышел из поля искусственной гравитации линкора. Потом бот задрожал, взревел и устремился к планете. Экран затопило багровое пламя. Рев за бортом, едва приглушенный звукоизоляцией, стал настолько плотным, что казалось, его можно коснуться рукой. Пол и стены вибрировали так, что ныли зубы.

То и дело накатывала невесомость, и тогда желудок недвусмысленно сообщал, что желал бы избавиться от излишне плотного завтрака, но уже в следующее мгновение тело придавливала свинцовая плита, и глаза заволакивала красная пелена. Лис невесомости не любил, но блевать внутрь своего скафандра было смерти подобно, а удерживать внутри содержимое уже не оставалось сил. Макс вытащил на стекло знак автоматической аптечки и запустил ее в работу, — сразу ему в плечо воткнулось несколько игл, и минуты через две он смог дышать, даже в глазах прояснилось.

Бот падал, и вряд ли это можно было назвать пилотажем — просто иногда двигатель взрывался ревом, и челнок заваливался набок. В какой-то момент, когда Лис прикусил губу от напряжения, аптечка вновь решила, что ей пора вмешаться, и в плечо воткнулось несколько игл, накачивая его психотропными препаратами. После этого он минут двадцать испытывал блаженство: бойцы взвода стали добрыми и ласковыми ребятами, падение превратилось в парение, и даже сержант Шрам показался милым, веселым существом.

Потом последовал резкий удар, двигатель в очередной раз взревел, тормозя, колени рванулись к лицу, и если бы не ремни, Макс точно расквасил бы нос об обзорное стекло.

— Сейчас перехватчики сбросят напалм, чтобы приготовить нам площадку дляпосадки, — объявил сержант. — Предупреждаю, земля будет гореть под ногами и жарко будет, как в жерле вулкана. Несмотря на то, что скафандры выдерживают и не такую температуру, предупреждаю: долго там находиться нельзя, охлаждение не справится, наступит перегрев тела — и тогда кранты.

— То есть скафандр выдержит, а человек нет? — опять вылез Заика. — Так, сержант?

— Так, малыш, — усмехнулся Шрам. — Скафандр многократного использования, а вы одноразовые кондомы, поэтому думайте тем, что у вас булькает вместо мозгов. Лис! — Макс вздрогнул, услышав обращение к нему сержанта. Ему все еще было хорошо, он даже стал засыпать. — Ты вроде парень сообразительный.

— Никак нет, сэр, — пробормотал Лис. — Тупой, иначе разве бы здесь оказался?

— Так вот, — продолжил Шрам, словно не услышав последних слов. — Переключаю роботов на тебя. Твоя задача — вытащить грузы обеспечения в безопасное место, координаты я тебе сбросил, о выполнении доложишь.

— Так точно, сэр, — ответил Макс. — Но я никогда не имел дела с роботами, у нас в отделении имеется подготовленный человек, его зовут рядовой первого класса Брукс...

— Молчать! — взревел сержант. — Выполнять! Касание. Пошли, уроды!

Люки открылись, и десантники посыпались с бота, не дожидаясь, пока пилоты выдвинут трап. Лис был вынужден оставаться на месте, потому что после этого приказа ему предстояло выходить последним. Он так и не понял, почему сержант изменил штатное расписание отделения: Макс считался обычным стрелком, его задача была отстреливать тех, на кого покажет комп, а не возиться с роботами. С железяками занимался Брукс, он для этого прошел дополнительный курс управления, у него и комп в скафандре навороченный. Конечно, Лис тоже кое-что умел, их заставили пройти ознакомительную подготовку, которая позволяла работать с роботами, если погонщик выйдет из строя.

Но приказ есть приказ, нравится ему или нет, а выполнять придется, иначе отдадут под военно-полевой суд, а там долго не церемонятся: расстреляют перед строем, и все.

В открытый люк горячий ветер нес пепел: на площади примерно сто квадратных метров было выжжено все, даже земля запеклась твердой багровой коркой — именно по ней сейчас разбегался его взвод. Обзорное стекло замигало предупреждающе красным, потом недовольный пилот рявкнул:

— Десант, забирай свои вещички и выметайся с борта! Если сейчас появятся оборотни, то они сожгут меня.

— Вас понял, выполняю.

Лис вздохнул и запустил команду идентификации; прошла пара секунд, пока первый из роботов признал его командиром и потребовал указаний. Макс приказал ему загрузить на себя боеприпасы и выдвинуться за край обожженного пятна — там сержант решил строить оборону. Робот затащил на себя загрузку и зашагал на указанное ему место, за ним второй. На удивление Лиса, ему удалось раскидать роботов довольно быстро. Каждому он дал команду на маскировку и укрытие, так что уже через пару минут железяки окопались, прикрыли себя маскирующей сеткой и стали неотличимы от окружающей действительности.

Бот взлетел сразу, как только последний робот сполз по трапу, и его гул потерялся среди звуков джунглей, которые сначала притихли, а сейчас вновь ожили.

— Лис! — взревел Шрам. — Я все еще жду доклада!

Макс упал на землю рядом с последним роботом, укрывшись под его маскировочной сетью, и только потом ответил:

— Так точно, сержант. Виноват, сэр. Ваше приказание выполнено. Роботы расставлены, сэр.

— Это я и сам вижу, — пробурчал Шрам. — Не подскажешь, почему я тебя поставил погонщиком?

— Ошиблись, сэр? — спросил с надеждой Лис. — У нас погонщик Брукс.

— Точно! — Сержант взревел: — Брукс, принять всех роботов, кроме пятого: его оставишь за Лисом — ему с ним в разведку идти.

— В разведку, сержант? — недоуменно переспросил Макс. — Но у меня другая специализация. Разведчики у нас Бром и Кедр.

— А мне плевать! — взревел Шрам. — Выполнять, рядовой!

— Да, сэр. Так точно, сэр.

Лис увидел, как на стекле погасли все зеленые огоньки роботов, кроме одного — как раз того, рядом с которым он лежал. Чему, кстати, Макс сильно обрадовался: ему совсем не хотелось вылезать из-под маскировочной сети и перебежками добираться до другого робота через сожженную площадку. Эта планета пугала его, и даже не тем, что он прочитал: было в ней что-то неправильное, гадкое, разлитое в душном влажном воздухе, который фильтры едва успевали очищать.

Лис увидел, как на обзорном стекле появился предполагаемый маршрут, — он проходил вдоль тонкой ниточки ручья и вел к небольшому селению домов на тридцать.

— Я иду один, сэр? — спросил Макс. Не очень-то ему хотелось переться в джунгли, да еще и одному, — робот, конечно, вещь хорошая, но работающая по программе, а не человек, с которым можно поболтать. — Со мной будет только робот сопровождения?

— Нет, Лис, с тобой пойдут Крот и Питон.

Макс вздохнул, услышав боевой позывной второго разведчика: он хорошо знал, что такие клички просто так не даются, — значит, разведчик либо обладает недюжинной силой, либо является подлой сволочью, если зовут его по-змеиному.

— Взвод пойдет за вами, — продолжил Шрам. — Его задача — отвлекать враждебные силы на себя, если таковые появятся, и прикрывать ваш отход, если потребуется. Все понятно, Лис?

— Никак нет, сэр, — хмуро произнес Макс. — У меня есть вопрос: почему вы выбрали меня, сержант?

— А ты мне не нравишься, сынок, — коротко хохотнул сержант. — Ты исчезнешь, и этот мир станет лучше. Шутка! Просто кто-то должен это сделать, а мне на глаза попался ты. К тому же у тебя позывной Лис, а это значит, что ты не так прост, как кажешься. Так что вперед, рядовой!

— Значит, все-таки из-за позывного, — задумчиво проговорил Макс. — Обидно как-то, сэр.

— Молчать! — отозвался Шрам. — Выполнять задачу!

И отключился. Сразу после этого на стекле показались две приближающиеся точки, а над ними возникли позывные «Крот» и «Питон», а еще через мгновение под маскировочную сетку залезли две черные фигуры.

— Так, рядовой, — произнес Крот. — С этого мгновения ты выполняешь только мои приказания, связь со взводом отрубаю.

Сразу после его слов зеленая иконка с надписью «командир» исчезла, а затем пропали и позывные ребят. Макс даже не представлял, что такое возможно, но, похоже, скафандры у разведчиков обладали функцией глушения связи.

— Так точно, сэр — ответил Лис, и настроение у него сразу упало еще ниже, к самым пяткам: почему-то он больше не сомневался, что в его жизни начинаются серьезные неприятности. И надо же было зайти в этот пункт вербовки десанта! Мог бы зайти в такой же через улицу — там набирали в техники и обслуживающий персонал, сейчас бы сидел на корабле — может, шансов на побег было бы меньше, зато остался бы жив. — Рядовой Лис готов к выполнению ваших приказов.

— Хорошо. — Крот приблизил свой шлем к его так, что они соприкоснулись, теперь он слышал его не в динамике, а напрямую. Макс увидел выцветшие голубые глаза, которые внимательно рассматривали его, и крючковатый нос, который нервно дергался. — Запомни, рядовой, наша задача — захватить языка. Берем любого оборотня в селении. Хватай любого, даже если попадется ребенок, — они у них шустрые и, поверь, откусить голову могут уже в трехмесячном возрасте. Учти, волки знают о том, что мы здесь, это их планета, они настроены агрессивно, и если ты будешь тупить, то проживешь очень недолго.

— А нельзя отправить за языком кого-то более подготовленного, чем я, который мог бы сделать это тихо и незаметно? — спросил Макс. — Тогда было бы больше шансов на успех, сэр.

— Умный, да? — хохотнул капитан и отодвинулся. — Нет, парень, незаметно к поселению нельзя приблизиться в принципе, волки всегда наготове, да и разной живности вокруг хватает, которая не даст этого сделать, а раз нельзя по-тихому, то следует дать противнику понять, что мы здесь занимаемся чем-то другим, поэтому твой взвод будет сильно шуметь. Ясно, рядовой?

— Да, сэр, — ответил Лис. — Вполне, сэр, хоть и не все, сэр.

— Тогда выдвигаемся. — Крот отодвинулся и вылез из-под сети. Питон двигался за ним — этот человек еще не сказал ни единого слова, и он точно соответствовал своей кличке: разведчик был огромного роста и явно недюжинной силы, такой задушит любого. — Твоя задача — обеспечить при необходимости огневое прикрытие, для того тебе и дали робота, хоть, надеюсь, он нам не понадобится. И еще тебе транспортировать пленного, если нам удастся его захватить. Задача понятна, рядовой?

— Так точно, сэр!

— Тогда пускаешь робота вперед, сам за ним, а мы за тобой. — Крот подошел к зарослям и замахал огромным лазерным тесаком, который неизвестно как оказался в его руке, обрезая лианы. — Вперед!

Макс ввел роботу маршрут движения, и тот покатился вперед, взрыхляя холмики пепла, оставшиеся от сгоревшей растительности. У края площадки он остановился. По обзорному стеклу покатились строчки, робот пытался что-то выбрать из своей программы, потом из него вылезло две механические пилы, и он покатился вперед, оставляя за собой метровый коридор для прохода.

— Круто! — прокомментировал Крот, убирая тесак. — Похоже, к вам во взвод попал робот нового поколения: в старом такого снаряжения не было. Правда, не знаю, хорошо это или плохо.

— Почему, капитан? — спросил Лис, двигаясь сразу за роботом по расчищенному им коридору. Идти было легко и просто, и в какой-то момент он даже подумал, что так и дойдут до деревни, там возьмут языка и вернутся ко взводу, а потом полетят обратно на линкор. И будет ему медаль не посмертно, а прижизненно. Комната, которую занимало его отделение, ему казалась сейчас раем: свежий воздух, а не то, чем сейчас ему приходится дышать, тепло, и главное, нет никакой живности, которая так и норовит тебя попробовать на вкус. Конечно, жесткий бронированный скафандр не по зубам мелкоте и растительности, но кто знает, что встретится дальше. — Чем это плохо?

— Шуму много производим, рядовой, — ответил Крот. — Этого в джунглях не любят. Обычно шумят те, кто имеет на это право, то есть разные хищники, которые никого не боятся. Но их здесь знают по голосу, а нас не видел никто, значит, хозяева обязательно придут посмотреть, кто посягнул на их территорию.

— Почему мы должны кого-то бояться? — спросил Макс. Продвигались они довольно быстро: мелкие зверьки, видно, поняли, с кем имеют дело, и уже не пытались атаковать скафандр со всех сторон, как вначале, — а с растениями справлялся робот. — Разве хоть одно животное может прогрызть металлизированную ткань, которую даже пули не пробивают?

— Заткнись, рядовой, и шагай вперед, — буркнул капитан. — Поверь, местная флора и фауна все может, она постоянно мутирует, и то, что было безопасно вчера, сегодня уже имеет острые клыки и едкий яд, который растворяет даже твою металлизированную ткань. Мы пока просто недалеко отошли от расчищенного авиацией места, поэтому тут тихо и спокойно.

— Тихо? — удивился Макс: на него выскочил зверь размером с футбольный мяч и вцепился в ногу. Скафандру ничего не сделалось, но давление мощных челюстей Лис почувствовал даже сквозь смягчающие прокладки. — Тогда как же здесь бывает неспокойно?

— Увидишь, и скоро, — мрачно пообещал Крот. — Вперед!

Они вышли к берегу реки, но легче идти не стало — скорее наоборот: к буйной растительности и нападающим на них животным добавилась влажная почва, покрытая сгнившей листвой, на которой скользили не только ноги скафандра, но и гусеницы робота. Скорость продвижения упала, а лицо капитана, которое Лис мог видеть на своем обзорном стекле, помрачнело. Местное солнце — красный карлик — наконец выкатилось из-за туч, и сразу небо и все вокруг приобрело пугающий кровавый оттенок.

— Сейчас начнется, — пообещал капитан. — Переводи робота на сторожевую функцию.

— Что начнется? — Лис послушно ввел команду. Робот выдвинул из корпуса два пулемета и закрутил ими по сторонам. — Включаю режим сопровождения. Готово.

— Узнаешь. — Капитан перевел свой скафандр на режим хамелеона и растворился в окружающем мире, за ним и Питон исчез. Макс остался один. Нет, два разведчика шли рядом, он видел отпечатки, которые оставались на земле, но их самих не наблюдал. — Продолжай идти по введенному маршруту, до поселения меньше двух километров. С этого момента объявляю радиомолчание, для общения используй письменные сообщения и шифрованный канал. Возможно, мы от тебя уйдем в сторону, а ты продолжишь выполнять задание.

— Но каким образом, сэр?

Ответа он не услышал. Следы рядом появлялись, но и только, разговаривать с ним больше никто не собирался, и он остался один во враждебном мире. Единственным ему родным, верным и преданным существом был лишь робот, который прокладывал путь, пыхтя и поскальзываясь на сгнившей растительности, но неуклонно двигаясь вперед. Стволы его пулеметов крутились по сторонам. Зарядка батарей робота понемногу падала, примерно через час понадобится менять, конечно, если они не вступят в бой, тогда это придется сделать еще раньше: в бою расход энергии вырастает на порядок — надо же вращать стволы пулеметов, вести пеленгацию объектов, отслеживать попадания. Макс помнил, как он тренировался в краже с подобным роботом. Тогда тот казался ему врагом, а вот сейчас стал верным другом, который прикроет в случае опасности.

Робот неожиданно присел, его пулеметы раскрутились, посылая пули в невидимую Максу цель, а потом из зарослей вынырнул огромный зверь размером с небольшой флаер, он взревел, нанес мощный удар когтистой лапой, и робот полетел в реку. На обзорном стекле побежала красная предупредительная строка: «Повреждение основных функций, необходим ремонт, обратитесь к технику». Но через мгновение погасла и она.

Макс испуганно оглянулся по сторонам, никого не увидел и прошептал в микрофон:

— Крот, я в беде, робот погиб, нужна помощь.

В ответ — тишина. Зверь повернулся к нему, Лис вздернул винтовку — точнее, она сама поднялась — и прицелился: рефлексы, которые у них выработали в учебном лагере, работали сами по себе. Одновременно замигала надпись: «Выбор боеприпасов». Машинально выбрав разрывной патрон и стрельбу очередью, Макс нажал на курок, разрывные пули пронеслись вспухающей холмиками разлетающейся кровавой плоти дорожкой по темно-зеленой крепкой коже, огромный зверь яростно взревел и в один прыжок оказался перед ним, ударил мощной лапой, пробивая когтями броню и металлизированную ткань.

Перед глазами у Лиса все потемнело, он потерял сознание. Очнулся, когда сразу с десяток игл из автоматической аптечки вошли в тело. Макс помотал головой и открыл глаза. Окружающее расплывалось, но он сумел разглядеть, как много вокруг зелени и крови.

Когда Лис осознал, что лежит лицом вниз, он попробовал встать или хотя бы перевернуться, но ничего не получилось: скафандр не отзывался, на обзорном стекле мелькали красные строчки диагностики. Сервомоторы не работали, аккумулятор был разбит, понемногу отрубались все системы жизнеобеспечения, но самое неприятное было в том, что металлизированная ткань оказалась пробита, и теперь он дышал воздухом планеты, впуская в себя множество микроорганизмов, которые должны убить его за очень короткое время.

Его могла спасти только эвакуация на корабль, но для этого следовало как-то добраться до взвода, только как это сделать? Связи нет, передатчик хоть и не разбит, но зарядки аккумулятора не хватит даже на экстренный вызов. Макс увидел, как последний раз замигал красным индикатор батареи, и скафандр превратился в кучу хлама. Все. Конец. Лис выругался и еще раз попробовал перевернуться. Естественно, ему это не удалось — бронированный скафандр весил больше двухсот килограммов. Тогда он головой ударил по кнопке аварийного открывания, предусмотренной в шлеме как раз для такого случая, а когда люк открылся, начал, извиваясь как червяк, выползать из скафандра.

Что делать дальше, Макс не знал. Точнее, понимал — на этой планете одному не выжить, и следовательно, нужно пробираться к своим. Только как это сделать, если у него нет ни оружия, ни скафандра, который спасал от многих бед, обеспечивая навигацию, связь и многое другое? Ни в одном из вызубренных наизусть наставлений не было написано, как выживать без боевого скафандра. Считалось это невыполнимым и, вероятнее всего, было правдой: десантникам часто приходилось сражаться в космосе и на очень недружелюбных к людям планетах, а остаться там без защиты означало мгновенную смерть. Макс прекрасно помнил, что говорил сержант, как и то, о чем предупреждали разведчики. Он — покойник. На выживание нет ни единого шанса: если не сожрут звери и растения, он умрет от патогенных вирусов, которые сейчас активно обживаются в его организме.

Лис вздохнул и полез внутрь боевого скафандра за спасательным комплектом. Натянул камуфляж из синтетических тканей на тонкий, продуваемый ветром комбинезон и нажал кнопку проверки систем.

Он услышал зуммер, глянул на запястье и тут же увидел предупреждение о недостатке энергии; в камуфляже заработала установка микроклимата, сразу стало легче дышать, пот впитался, исчезло ощущение, что его засунули в микроволновую печь. Жить можно, только, наверное, недолго.

Макс вытащил из зажимов небольшой пистолет-пулемет, который тут же повесил на ремень. Винтовку без боевого скафандра придется бросить, она весит больше пятнадцати килограммов, да и стрелять из нее без сервомоторов затруднительно: первым же выстрелом вывихнет плечо отдачей. С оружием стало чуть веселее — по крайней мере от мелкого зверья он как-нибудь защитится. Теперь следовало оградить себя от червей, которые способны прогрызть плоть любого существа, если им своевременно не оторвать голову.

Лис натянул на ноги высокие ботинки со специально укрепленной подошвой, которые не прокусить даже крокодилу, притопнул, убивая десяток мелких тварей, понемногу прогрызающих легкие носки, и почувствовал себя более уверенно. После этого он уже более спокойно вытащил из заплечного горба скафандра рюкзак с пайком, фляжкой, автоматической аптечкой, запасными картриджами и фильтрами. Затем из поврежденного скафандра забрал еще одну аптечку и прикрепил ее на пояс — в джунглях лучше иметь запас, так как количество лекарств не бесконечно, а он и так уже половину израсходовал.

Сейчас Лис ощущал небольшую эйфорию — это говорило о том, что аптечка ему вколола обезболивающее и боевые наркотики, которые позволяли воевать даже смертельно раненному бойцу, так как главное для десантника — не остаться в живых, а выполнить задачу, какой бы глупой и ненужной она ни была.

Сделав то, что требовалось по инструкции, Макс огляделся, и сразу через эйфорию и безмятежность в него стал проникать страх: где-то рядом находилась тварь, которая разбила робота и едва не убила его самого.

Лис сделал несколько шагов и наткнулся на огромную оторванную выстрелом лапу, чуть дальше валялся и сам мертвый зверь: над ним уже кружились тучей крупные жуки, каждый размером с его голову, а зверьки, похожие на земных шакалов, рвали острыми зубами кожу на животе, пытаясь добраться до кишок. Огромная темно-синяя лиана, привлеченная запахом крови, уже воткнула свои кривые отростки в пулевые отверстия и теперь раздувалась, вытягивая питательные вещества.

Макс тихо выругался, и его даже не обрадовало, что он каким-то невероятным способом смог застрелить огромного хищника. Чувствовал он себя не очень хорошо — по телу разливалась слабость то ли от последствий падения, то ли от влажного горячего воздуха, насыщенного многочисленными микроорганизмами. Робота не было видно — похоже, тот пошел ко дну.

Лис вытер пот и зашагал по пробитой тропке обратно ко взводу, настороженно глядя по сторонам. Разведчиков он не видел — вероятнее всего, они наблюдали, как он дрался со зверем, да и сейчас наверняка следили за ним из кустов. Поступали они явно по-сволочному, но с этим он ничего поделать не мог: армия есть армия, здесь выживали только убийцы и сволочи разных мастей.

И вообще чем больше Макс думал об этом задании, тем страннее оно ему казалось. Сначала ему навязали роботов, с которыми он работал только в учебном лагере, и то всего один раз. А потом это задание, которое само по себе бессмыслица. Десантники выполняют приказ взводом, а не отдельными бойцами, их обучали взаимодействию и взаимопомощи. А разведчики практически бросили его. Странно это и непонятно. Явная подстава. Только зачем это потребовалось?

Армия знает много способов лишить человека жизни, она на этом специализируется: случайная пуля на стрельбище, несрабатывание посадочного двигателя скафандра при посадке, сбой программы спарринг-робота — да мало ли что еще! Нет, тут точно имеется что-то иное, чего он не понимает.

Раздался близкий рев какого-то хищника, от которого у Макса сердце ушло в пятки, он вытащил пистолет-пулемет, хоть и понимал, что по-настоящему опасного зверя им не убьет, а только разозлит. И вдруг увидел прямо перед собой огромную полосатую кошку длиной примерно два метра. Она смотрела на него огромными желтыми глазами с вертикальными зрачками, сидя на дереве и ковыряя кору острыми длинными когтями, по-видимому, решая, какую часть его тела лучше употребить первой.

Веса в ней было килограммов сто, может, больше. Да и белые острые клыки, которые она показала, лениво зевнув и облизав их багровым с пупырышками языком, были немалыми.

Лоб Лиса покрылся холодной испариной, он задрожал от страха, а может, от внутреннего холода. Стрелять он не мог: почему-то его палец просто отказывался нажать на курок. Он начал размеренно и глубоко дышать, секунд через двадцать его мозг закрылся серебряной сферой, ему стало легче. Он вздохнул и усмехнулся: в конце концов, если ему предстоит умереть, то почему бы не сделать этого по-человечески, спокойно и с достоинством?

Кошка еще раз лениво зевнула, потом спрыгнула вниз и легла перед ним на ствол поваленного дерева так, что ее глаза оказались на одном с ним уровне. У Макса ноги стали ватными и слабыми: его голова вполне могла поместиться в этой пасти, а в том, что она там окажется, Лис нисколько не сомневался. По-другому не бывает: звери не отпускают своей жертвы. Никогда. Неожиданно кошка раздраженно фыркнула и так по-человечески недовольно сморщила морду, что Макс едва не рассмеялся, хоть и понимал, что это у него нервное. При этом кошка его не боялась, словно встречала людей каждый день. Может, так оно и было? Если это разумное существо, то она вполне могла оказаться оборотнем. Правда, на планете клана Волка оборотнями могли быть только волки...

Тут Макс запутался в своих выводах. Действительно, а кто же тогда эта кошка, если она разумна и не из волков?

Хищница скосила глаза, потом бесшумно поднялась и мгновенно, одним прыжком исчезла в зарослях. Лис сначала не понял, что ее напугало, но потом увидел две тени на тропе. Тени были, а никого за ними не было. Впрочем, он сразу догадался, кто скрывается за невидимостью. Разведчики остановились рядом с ним и отключили маскировку.

— Почему ты не в скафандре, парень? — спросил капитан. — И где робот сопровождения?

— Робот утонул в ручье, — ответил Макс. — А мой скафандр испорчен: у него разбиты аккумуляторы и что-то с сервомоторами.

— А это вообще возможно? — сморщился Крот. — Я про роботов. Такая техника практически неразрушима.

— Вон виновник. — Лис кивком показал на убитого им зверя, лежащего сзади него. Тот уже больше не напоминал огромного яростного хищника, скорее груду быстро разлагающихся органических отходов, над которой трудились растения, насекомые и мелкие животные. Эта живая юра шевелилась и меняла цвет: зеленого в ней становилось больше по мере того, как все больше лиан спускалось вниз. — Этот гад сбросил машину в реку, а потом ударил меня. Не знаю, что вам говорили о прочности нашего снаряжения, но ни робот, ни скафандр такого испытания не выдержали.

Разведчики переглянулись между собой.

— Это что-то новое, — сказал капитан. — Такой твари нет в нашем списке.

— Что за список, капитан? — спросил Макс. Дышать ему становилось с каждым вдохом все тяжелее, в голове все кружилось, аптечка опять сработала, щелкнуло несколько пустых гнезд — похоже, препараты уже закончились. Лис прикрепил на ремни новую аптечку. Сразу же иглы впились в руку. Питон с любопытством наблюдал за ним — Максу показалось, что он даже увидел понимающую усмешку.

— Список местных тварей вам должны были на корабле в блок памяти закачать, — рассеянно ответил капитан. Он тоже с хмурым любопытством наблюдал за манипуляциями Лиса. — Если этой твари в списке нет, ничего удивительного: на этой планете постоянно происходят мутации, зверье меняется каждый год, появляются все время новые и еще более свирепые.

— Понятно, — покивал Макс, наблюдая за высокими деревьями: ему показалось, что сверху за ними кто-то следит недобрым взглядом. — Отведите меня, пожалуйста, ко взводу, мне одному до них не добраться.

— Тебе и с нами до них не добраться, — пробурчал Крот. — Сняв скафандр, ты убил себя. Я говорил тебе о мутациях — это относится и к микроорганизмам. Ты сейчас нахватал столько всякой гадости, что везти тебя на корабль опасно — заразишь всех, и будет у нас летучий голландец. Слышал про такие корабли, парень? Сколько их находили лет сто назад, когда шло активное изучение космоса: корабль целый, на ходу, а внутри мертвецы...

— И что мне делать? — спросил Лис, чувствуя, как внутри становится противно и просыпается отчаяние. — Куда идти?

— А никуда, — криво усмехнулся капитан. — Практически ты уже покойник. Можешь здесь остаться, можешь дальше идти — без разницы. Могу помочь только одним... — Он поднял вверх свою винтовку. Она была меньше десантной и явно автоматической. — Так сказать, совершить выстрел милосердия. Поверь, умрешь сразу, даже ничего не почувствуешь.

— Спасибо, капитан, но это всегда успеется, — отказался Макс. — Предпочитаю бороться за свою жизнь до конца: она у меня одна.

— Как знаешь, рядовой. — Крот стал растворяться в окружающей действительности. Мгновение — и его не стало, как и Питона. На тропинке отпечатались следы, идущие в обратном направлении. — Мое дело — предложить, твое — отказаться. Хочешь жить — живи, только это будет недолго. Прости, парень, но ты — покойник.

— Ничего, прощаю, — произнес Лис уже джунглям: разведчики исчезли за поворотом. — Жизнь, пусть короткая, но моя, и я еще не умер, сэр.

Он сел на поваленное дерево, сплошь покрытое мхом и уже проросшими небольшими растениями, и чуть не заплакал от тоски. Отчего это случилось с ним? Почему так глупо и, главное, быстро? Он же еще ничего не успел сделать, только начал жить. Да ладно бы погиб от своей глупости или по собственному неправильному решению, а то отправили в джунгли, а после того, как огромный зверь изуродовал, лишил герметичности его скафандр, бросили одного умирать. Что за нелепица или такой обычно и бывает смерть в армии?

Почему он?! Пока мозг не закрыла знакомая серебристая сфера, которая его успокоила и придала силы, он бы так и продолжал задавать сам себе бессмысленные вопросы. А вот после того как успокоился, Лис задумался по-настоящему. Итак, что это за воинская операция имперских десантников, в которой участвует только его взвод? Может быть, выбросили не только их одних, но в этом месте оказались только они?

Тогда это первая странность: имперские десантники не воюют повзводно — слишком мала у взвода сила. Поротно — да. Вторая: имперские десантники не воюют без воздушной поддержки. Те войны, в которых воевали только на земле, давно ушли в прошлое, настоящая воинская операция не происходит без космических перехватчиков и истребителей «земля—космос», беспилотников, наконец. Последнее вообще входит в обычное снаряжение даже самого маленького воинского соединения. Понятно, что вокруг джунгли, в которых мало что можно рассмотреть, но в этом случае над ними должны были висеть спутники сопровождения и сканировать поверхность планеты в разных диапазонах и частотах.

Получается, это не обычная операция? Тогда какая? И почему здесь разведчики? Почему его отправили одного в джунгли? Он — наживка? А что... очень похоже. Причем никому не интересно, как себя чувствует червяк на крючке. Ну, подумаешь, сдох, другого насадят. Или другого нет? Уж слишком явно из всего отделения выбрали его. Или взвод выбрали из-за него?

Рядом послышался громкий рык, на тропинке показалась уже знакомая ему кошка, а за ней вышагивал огромный бронированный зверь с клыками и когтями: такого пулей не возьмешь, толстые хитиновые пластины аккуратно разложены по всему телу, словно настоящий бронежилет. Морда страшная, чем-то похожа на земного носорога, очень острый рог, а из пасти торчат столь же острые клыки явно не травоядного происхождения. Кошка подошла к Максу и присела на передние лапы так, что ее глаза опять оказались на уровне его головы. Лис задрожал от страха, но справился с собой, когда от серебристой сферы в его мозгу пошло тепло и умиротворение. Он тяжело задышал, ухватился за пистолет-пулемет, потом убрал руку с ребристой рукоятки и грустно усмехнулся прямо в вертикальные зрачки, понимая, что его пукалкой такого огромного хищника не убьешь, а только разозлишь.

Огромные желтые глаза, каждый размером с чашку, смотрели на него не мигая, поэтому ему показалась, что кошка улыбнулась. Но разве звери могут улыбаться? Чувство юмора им незнакомо, оно присуще только человеку и разумным существам, а эта кошка вела себя как мыслящее и умное создание. Хищница, открыв огромную пасть, лениво зевнула, вновь показав клыки. Броненосец стоял за кошкой, глядя назад на тропинку, которую пробил в плотной зелени робот, и Макс руку готов был отдать за то, что и этот зверь был таким же разумным: дикие так себя не ведут, а этот точно знал, что опасности следует ждать сзади, где находился взвод.

Кошка зевнула еще раз и пошла к зарослям, на ходу она оглянулась, посмотрела на него, и Лис увидел ее легкий кивок. Пушистая хищница словно приглашала следовать за нею. Это было сумасшествие, но Макс точно знал, что его только что позвали. Он вздохнул и оглянулся на броненосца, тот посмотрел на него своими маленькими черными разумными глазами, презрительно фыркнул и показал рогом на кошку. Если бы Лис не общался уже с оборотнями, он бы точно решил, что сошел с ума.

Он постоял немного, мрачно вздохнул и пошел за кошкой. А что оставалось делать? Разведчики сами сказали, что он не жилец и обратно возвращаться нет резона, все равно на корабль не возьмут: в нем слишком много патогенных вирусов и микробов. А оборотни вполне могут его вылечить, они живут на этой планете давно, наверняка средство от местных болезней у них есть, пусть не от всех. По крайней мере, это был шанс, которым стоило воспользоваться, все равно ничего другого пока не предлагалось.

Кошка шла впереди, легко перепрыгивая через поваленные деревья, мелкая живность разбегалась от нее, а тех, кто не успевал убежать, она ловила когтистой лапой и тут же съедала. Охрана у него была приличной для этих мест. Макс усмехнулся: с таким сопровождением на него никто не нападет. Впереди кошка, сзади броненосец недовольно сопит и деревья отбрасывает со своего пути, чтобы ему не мешали, силища огромная — девать некуда.

Неожиданно кошка остановилась и завертела встревожено головой, словно что-то услышала или почувствовала. Бронированный зверь сзади тоже начал возбужденно принюхиваться, тут послышалось несколько легких хлопков, в тело кошки воткнулось несколько шприцев, которые используют для усыпления агрессивных животных. Бронированный зверь рванулся вперед и ударил в толстое дерево своим огромным рогом, оно вздрогнуло и начало заваливаться. И тут из воздуха над их головами раздалось шипение, на огромной ветке проявился Крот с парализатором в руке. Он высадил всю обойму в огромного хищника, и тот начал заваливаться на бок, судорожно дрыгая ногами.

«А вот и воздушное прикрытие, — подумал мрачно Макс. — Никуда оно не исчезало, просто сопровождали незаметно. Точно, использовали как приманку. Но почему именно меня?»

Откуда-то сверху полетели сети, а потом с деревьев стали спускаться разведчики, отключая хамелеоны, было их не два, а десятка полтора, — из них Лис знал только Крота и Питона, которые уже суетились вокруг кошки, обматывая ее сетями. На Макса никто не обращал внимания, и он понял, что больше никому не нужен. Скоро появился боевой флаер — он завис над деревьями, спуская вниз трос.

Постояв еще немного, Лис подошел к Кроту, командующему подъемом:

— Капитан, а что будет со мной?

— Ничего. — Тот задумчиво оглядел его с ног до головы. — Думаю, заберем и тебя, только полетишь вместе со зверями в одном отсеке — прости, но другого места для тебя нет. Согласен?

— Да они же сожрут меня, капитан! — Макс представил себе, что он летит в одном отсеке линкора вместе с захваченными оборотнями. Они же сразу поймут, что это была ловушка, а он в ней — сыр, а значит, разберутся с ним так, как умеют, то есть разорвут на куски. — Это же смерть в чистом виде.

— Во-первых, тебе почти во всех вариантах смерть, — ответил Крот. — Во-вторых, а где тебя везти, если не с ними? Ты наверняка инфицирован, они тоже, следовательно, вы должны находиться в одном боксе. А в-третьих, чего ты боишься? Свободы им никто не собирается давать, они будут находиться в отдельных клетках, а ты будешь за ними присматривать, и вообще это единственный вариант, которым я тебе могу спасти жизнь. Ты меня понял, рядовой?

— Так точно, сэр, понял! — ответил Лис. — А если умру на борту?

— Это уж как повезет, — усмехнулся капитан. — Врачебную помощь на линкоре я тебе гарантирую, а выкарабкаешься ты или нет — не мне решать, а богу.

— Да, сэр, я полечу, — выдохнул обрадовано Макс. — Без проблем!

А что ему оставалось делать? В этом варианте появлялась хоть какая-то надежда на выживание, во всех остальных ее не было.

— Ну и молодец. Выбора-то на самом деле у тебя нет никакого.

Крот что-то проговорил в рацию, и с флаера опять опустилась сеть, в нее Макс залез добровольно, в отличие от зверей или оборотней. Он оказался в багажном отсеке флаера, который полетел в сторону моря, а минут через пятнадцать аппарат проник в шлюзовой отсек грузового бота, и тот взял курс на линкор.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Джунта проводила взглядом поднявшийся в небо флаер и яростно зарычала: ее лучшую подругу увозил вражеский корабль, а она ничего не могла сделать. Люди, прилетевшие на ее планету, убивали всех, кто встречался им на пути, стреляли даже в трогательных беззащитных детенышей креста — небольшого растения, которое могло передвигаться по джунглям, используя свои длинные побеги. Оно-то точно ни в чем не было виновато перед солдатами в броневых скафандрах, проминающих землю на полметра в глубину. Люди пришли убивать, им это нравилось, и они это умели. Сначала с истребителей сбросили море огня, которое сожгло все, превратив джунгли в пепел, а уж потом приземлились сами и продолжили уничтожать все живое. Не зря наставники говорили, что человек — самый яростный хищник во вселенной, он убивает все, поэтому история человечества — история смерти всего, что встретилось ему на пути.

Девушка тяжело вздохнула, прижалась к дереву и включила передатчик, который торчал у нее в ухе и о котором она просто забыла. Его сунули ей утром, когда решали, что делать с пришельцами. Приказ был наблюдать и ждать команды, а она его отключила, потому что тот мешал ей слушать лес, и забыла.

Оказывается, включила вовремя: Крокус предлагал славную охоту за оставшимися десантниками. Времени у них было немного, не больше пяти минут — именно через столько времени, по словам наблюдателей с орбиты, должны прилететь погрузочные боты. Джунта рванулась через кусты, на ходу меняя свой облик, превращая себя в смертоносную машину, не обращая внимания на разбегающуюся мелкую живность. Люди умеют убивать? Но она тоже. Они не щадят никого? Что ж, они узнают, что такое месть волчицы из клана Волка.

— За Мумру! — послышались крики охотников. — За великого воина Броню! Смерть людям! Смерть!

—За Мумру! — закричала девушка. — И за лучшую подругу Броню. Смерть!

Она запрыгнула на дерево и помчалась поверху, перепрыгивая с одного ствола на другой, используя длинные стебли лиан и упругие ветки кустов прокуса, которые амортизировали не хуже батута, подбрасывая ее высоко вверх. Последний куст подбросил ее так высоко, что приземлилась она уже на покрытую блестящим пеплом площадку, прокатилась по ней и ударила рукой, которую превратила в мощную лапу с длинными когтями, в живот десантника, пробивая металлизированную пластиковую броню. Мгновение — и она выдернула руку с зажатым в ней еще бьющимся сердцем и завизжала так пронзительно, что от ведьминого крика вздрогнул командир десантников — человек со шрамом.

Роботы скрестили лазерные лучи на ней, и заработали скорострельные пулеметы, поливая смертоносным огнем, но Джунта не стояла на месте. Движение, движение и еще раз движение — так говорила наставница. Если остановишься — умрешь, ты должна быть неожиданной, непредсказуемой, твое преимущество — скорость.

Роботы отвлеклись от охраны периметра, преследуя враждебный объект, неожиданно оказавшийся на охраняемой территории, тем самым открывая другим оборотням возможность присоединиться к бойне, которую она начала.

Джунта стремительно прокатилась по пеплу и неуловимо быстрым движением оторвала голову десантнику, всаживающему пулю за пулей в проворную тень и не успевающему попасть, несмотря на помогающую ему автоматику скафандра. Он умер сразу, а девушка, спрятавшись за его тело от ведущих огонь роботов, уже наметила себе следующую цель — командира отряда, который все еще ошеломленно тряс головой, приходя в себя от ее крика. Но добежать до него она не успела: Крокус подхватил командира людей огромной волосатой лапой и, запрыгнув на дерево, исчез в листве.

—Людей не убивать! — раздался его крик в наушнике. — Наставники запретили. Несем десантников в центр: пусть на своей шкуре испытают, что такое быть оборотнем!

Девушка раздраженно схватила испуганного солдата, который сам не понимал, куда несется, и оглянулась: дело было уже сделано, только роботы наполняли треском пулеметных очередей влажный воздух, пытаясь попасть в быстро перемещающиеся тени, а людей волки уже оттащили в кусты. Только она одна все еще крутилась среди холодных страшных машин, изрыгающих кусочки раскаленного металла. Джунта перепрыгнула через куст, передала свою добычу Трою. Солдат в своем специальном костюме был очень тяжел, а она хоть и оборотень, но обладала небольшой силой и массой, другое дело — Трой и Крокус: те могли на себе уволочь троих таких десантников. После этого помчалась по кругу, дразня роботов, неуклюже ворочающих стволами своего оружия. Такая игра ей нравилась.

— Уходим! — послышался в наушнике голос Крокуса. — Приближаются спасательные боты. Немедленно! Сейчас! Джунта!!!

Волчица сделала огромный прыжок, запрыгнула на ветку дерева, тут же крутанулась на ней, уходя от пулеметной очереди робота, потом еще раз — и в дальнем прыжке исчезла в зарослях у ручья. Над поляной пронеслись два посадочных бота, обрабатывая близлежащую от места посадки территорию напалмом и кассетными бомбами, выжигая все живое. Джунта едва успела нырнуть и замереть на дне ручья, как над головой разверзся самый настоящий огненный ад. Переждав первую волну огня, девушка помчалась по ручью вверх по течению и остановилась только тогда, когда взрывы за спиной слились в один монотонный гул. Она вернула себе человеческий облик, поднялась из воды, выжимая длинную гриву черных волос, и оглянулась, с яростью глядя, как сзади джунгли вспухают облаками черного дыма и багрового огня.

Девушка слышала крики умирающих зверей и растений, и внутри ее все дрожало от бешенства и горечи. Да, она отомстила людям, но Мумру и Броню уже не спасти, они примут смерть в жутких людских испытательных лабораториях, как бывало уже не раз. Ее подруга умрет в мучениях, и ее едва начавшийся жизненный путь придет к концу, как бывает часто с оборотнями, но ее жизнь заберут люди, а не мир вокруг, а это значит, что ей никогда не вернуться на родину предков травой и листвой.

Она села и заплакала, правда, рыдала недолго, потому что в наушнике послышался голос Крокуса:

— Джунта, кончай выть и отправляйся немедленно к наставнице, она ищет тебя, у нее для тебя задание. Похоже, подруга, тебе удастся отомстить!

— Удачи и тебе! Ты что-то знаешь, волк?

— Только то, что тебе могут дать шанс.

— Хорошо бы!

Девушка шумно выдохнула воздух и помчалась к далеким горам, где находилось ее поселение, спрятанное глубоко под землей.

Уже через час Лис оказался на космическом корабле. Встречали его разведчики в боевых скафандрах — они отвели его под конвоем в грузовой трюм, где в одном из отсеков были установлены мощные решетки. После того как кошку и броненосца поместили за прутья, сразу подняли стены, которые наглухо изолировали отсек от других: теперь воздух в него закачивался автономно.

Рядом с клетками для Макса установили спасательный модуль, который в принципе представлял неплохой вариант для странствия по космосу: в нем имелся противоперегрузочный матрац, на котором можно спать, запас продуктов, вакуумный душ, туалет и, естественно, связь.

В общем, никто с Максом по-прежнему не собирался считаться. Он был отработанный материал: выживет — хорошо, не выживет — родные получат пенсию, и всем на него плевать. Такова армия...

Он успел вымыться в душевой спасательного модуля, переодеться в легкий комбинезон, прежде чем пришли врачи в костюмах для защиты от биологического заражения. Они взяли кровь у Макса, кошки и броненосца, которые все еще спали, потом удалились, оставив Лису автоматическую аптечку для поддержания жизни. Он сразу приложил к телу диагностический раструб, послышалось жужжание, в кожу впилось несколько игл, вводя лекарство, от которого ему захотелось спать. Он не стал противиться, тем более что и смысла в этом никакого не было, залез в модуль и заснул.

Проснулся он от животного воя, который показался ему настолько тоскливым и пронзительным, что сон сразу куда-то пропал. Лис умылся и вышел из модуля. Выл, к его удивлению, броненосец. Он-то считал, что с таким весом и мощью голос этого зверя должен был громким, ревущим, а не походить на плач маленького ребенка. Он подошел к клетке, броненосец тут же яростно на него бросился, но прутья даже не покачнулись, поскольку были сделаны из упрочненного броневого сплава.

Макс пожал плечами и негромко сказал:

— Наменя- то зачем сердиться? Я такой же узник, как и ты. Может, у меня условия более комфортные, чем у вас, но и только. Впрочем, откуда мне знать, какими должны быть условия для вас. — Лис осмотрел клетку и продолжил: — Пол специальный, на нем спать можно, он тепло держит, есть вода, ее можно пить, думаю, даже для купания что-то предусмотрено. Разве это плохо?

В ответ броненосец вновь бросился на прутья клетки.

— Ты думаешь, что я специально играл роль наживки? — спросил Макс. — Поверь, это не так. Меня использовали втемную. Это операция разведчиков, а я — обычный десантник. Меня сейчас даже из трюма не выпускают: считают, что в моем теле столько заразы с вашей планеты, что я опасен для других людей.

Броненосец выслушал его, презрительно фыркнул и, повернувшись к нему задом, наложил кучу вонючего дерьма. Похоже, сделал он это специально.

— А мне еще за тобой придется убирать, — горько усмехнулся Макс. — Спасибо, брат.

Из соседней клетки послышался шорох. Кошка тоже проснулась и теперь стояла, прижавшись к прутьям, и смотрела на него огромными желтыми глазами, он подошел к ее клетке, правда, остановился в метре от прутьев, опасаясь, что хищница достанет его когтистой лапой.

— Прости. — Лис развел руками. — Ты мне на самом деле не сделала ничего плохого, а я вольно или невольно оказался тем, из-за кого ты здесь.

— Мм-рак, — промурлыкала стокилограммовая кошка, не отводя от него глаз, потом перевела взгляд на стену отсека. Макс тоже посмотрел туда и увидел передающую камеру. Кошка явно понимала, что за ней следят, и не только понимала, но и сознательно предупреждала его, чтобы он не болтал лишнего. Лис хоть и не собирался говорить ничего порочащего императора или звездный десант, но лучше знать, что тебя слышат и видят, чем не знать, а то можно такого наболтать, что тебя расстреляют еще до трибунала. Он благодарно кивнул и отошел от клетки, а в его модуле послышался сигнал вызова по дальней связи.

Макс упал в кресло и включил экран. На нем появился высокий офицер с полковничьими погонами и многочисленными наградными нашивками.

— Рядовой Макс Збруев?

— Так точно, господин полковник.

— Ты меня не знаешь, рядовой, поэтому я представлюсь. — Полковник кивнул кому-то за кадром. — Меня зовут Григ Петер, я начальник безопасности этого корабля. По приказу адмирала Кривда ты переходишь в мое распоряжение и с этой минуты обязан выполнять все мои приказы. Приказ понятен, рядовой?

— Так точно, господин полковник! — Лис даже прищелкнул каблуками, хоть сидя это было сделать довольно сложно. — Готов выполнять все ваши приказы, сэр.

— Молодца! — Полковник одобрительно покивал. — Так вот своим приказом я назначаю тебя ответственным за зверей в твоем отсеке. В твои обязанности входит их кормежка, уборка помещения, в котором они содержатся, мытье, расчесывание и все остальное, что требуется для зверья. Поскольку это занятие, скажем так, не очень престижное и благородное, я присваиваю тебе звание рядовой первого класса, соответственно с повышением оклада.

— Благодарю вас, сэр! Рад стараться, господин полковник! Служу императору! Да будет он жить вечно во веки веков!

— Опять молодца! — хмыкнул полковник. — Старайся дальше, и я сделаю тебя главным по всему дерьму на корабле.

Лис непроизвольно хихикнул, представив себе это, и едва успел закрыть рот рукой, чтобы полковник не заметил, а тот невозмутимо продолжил:

— А теперь по делу. Твоя задача — убирать за зверями, и предлагаю заняться этим прямо сейчас, все нужное для этого направлено в отсек. Следующая твоя задача — попытаться понять зверей: поверь, они не простые существа, не обычные хищники, а нечто совсем иное.

— А какие они, сэр? — спросил Макс. — Что я в них должен понять?

— Все, что тебе нужно знать, я уже сказал, — поморщился полковник. — Все остальное тебе расскажет капитан Крот. Ты, кажется, с ним знаком, рядовой?

— Так точно! — Лис прищелкнул каблуками, про себя подумав, что иного он и не ждал. — Мы вместе высаживались на планету, сэр!

— Он будет твоим непосредственным начальником до тех пор, пока вы не доставите этих существ на Землю, — усмехнулся офицер. — Как тебе нравится моя мысль?

— Куда доставим, сэр? — Макс даже растеряйся. Конечно, он знал о Земле как о месте, где проживает император, но до нее было так далеко, само путешествие должно было занять не один месяц. — Вы не ошиблись, сэр? Простите за дерзость, но вы действительно сейчас сказали, что зверей нужно доставить на планету императора?

— Именно туда, — кивнул полковник. — В задачи десантного полка не входит посещение Солнечной системы, поэтому вам придется добираться в те места другим космическим транспортом. Это ясно, рядовой?

— Так точно, сэр!

— Ну, если ты все понял, переключаю тебя на твоего непосредственного начальника.

Тут же на экране появился Крот, он был по-обычному хмур:

— Значит, так, рядовой первого класса Збруев, с этого момента ты подчиняешься лично мне, всех остальных можешь посылать как можно дальше, за исключением, конечно, полковника. Его ты должен любить и стараться ему понравиться, иначе он тебе такое устроит, что вся твоя жизнь до этого момента покажется раем. Так вот главная твоя задача — доставить зверушек на Землю живыми и невредимыми.

— А я, господин капитан, смогу? — Макс преданно посмотрел в прищуренные голубые глаза. — Вы же знаете, что у меня в крови полно разных патогенных бактерий, сэр. Вероятнее всего, я уже умираю, и жить мне осталось не больше пары дней...

— Не понял? — Крот нахмурился. — Это ты сейчас о чем, рядовой?

Но вы же сами сказали, что я надышался опасными микробами и теперь у меня не кровь, а рассадник всевозможных болезней! — Лис печально вздохнул. — Я, конечно, не против убирать за этими существами, но скоро заболею и не смогу выполнять приказ господина полковника. Я очень об этом переживаю, сэр.

— А... вот ты о чем... — Капитан криво усмехнулся. — О своей скорой смерти можешь пока не переживать.

— Как? — растерялся Макс. — Но вы же сами сказали, сэр...

— Говорил, не отказываюсь, пока эскулапы не сделали анализа твоей крови. — Крот хмыкнул. — Медики говорят, что нет в тебе ничего! Нет — и все тут! Это невозможно, невероятно, но факт. Доктора до сих пор не могут прийти в себя и требуют отдать им тебя для опытов. Они хотят тебе в кровь вливать разные опасные вирусы и смотреть, что из этого выйдет. Тебе нравится эта идея, рядовой?

— Нет, сэр. — Лис даже содрогнулся, представив себе это. — Они же убьют меня...

— Не дрейфь, рядовой. — Капитан усмехнулся. — Поскольку кому-то надо ухаживать за этими тварями и для любого другого это будет смертельно опасно, я тебя никому не отдам, по крайней мере, до прилета на Землю.

— Как нет? — спросил Лис: наконец до него дошло, что только что было сказано. — Чего нет в моей крови, сэр?

— А ничего нет. — Капитан пождал плечами. — Нормальная кровь с заурядным количеством антител, заразы никакой. Ощущение такое, что ты вчера родился, на планете волков никогда не был и точно ничем там не дышал. Непонятно все. Эскулапы надеются на основе твоей крови создать такую сыворотку, которая поможет нашим солдатам выживать на любой враждебной планете, но я им тебя не отдам, и не потому, что жалко, а потому что никто другой находиться в этом отсеке без скафандра не может из-за заразы, которая присутствует в этих тварях.

— Спасибо, сэр.

— Не благодари. — Крот хмыкнул. — Твои звери инфицированы по полной программе такими болезнями, что любой, кто рядом с ними пробудет пару минут без защитного костюма, обречен. А вот людская зараза к ним не пристает: у них в крови имеются такие разнообразные антитела — что легко защищают их от всего болезнетворного. Ты меня понял, рядовой?

— Не до конца, — произнес Макс. — Кровь у меня чистая — выходит, мне можно возвращаться в свой взвод, сэр?

— Нет больше твоего взвода, рядовой, совсем нет, — покачал головой капитан. — Он на планете остался, прикрывая наш отход, а от той команды, с которой я высадился, остались только мы с Питоном. Как только зверей погрузили, так сразу на моих разведчиков напали, причем такие хищники, что и роботы не спасли. В общем, погибли все, а мы с Питоном остались живы только потому, что сопровождали этих зверей. Кстати, поздравляю. — Крот криво усмехнулся. — Весь твой взвод представили к награде, правда, всех остальных, в отличие от тебя, наградят посмертно.

— Служу императору! — отчеканил Лис как положено. — Да будет он жить вечно во веки веков!

— Он-то будет, а вот мы — вряд ли... — пробурчал Крот. — Вольно, рядовой первого класса.

— Так мне можно вернуться? — еще раз спросил Макс. — Пусть взвода нет, но есть рота.

— Нельзя тебе никуда возвращаться, — вздохнул капитан. — Я же сказал: ты прикомандирован к моей команде, а мы летим на Землю к тому самому императору, которого ты только что благодарил. За зверями нужно ухаживать, а кто это сможет? Правильно: только ты. Так что служишь у меня. Выполнять команду, рядовой!

— Какую, сэр? — Лис ел глазами свое новое начальство, пытаясь мучительно понять, чего им всем от него нужно. И какие подляны ему еще подстроены, — а в том, что они есть, он не сомневался: об этом говорило чутье, а оно его никогда не обманывало. — Вы же ее не поставили, сэр.

Ему не нравилось это назначение, как и то внимание, которое теперь будет приковано к нему, но деваться некуда: из этой клетки не убежишь, его закрыли вместе со зверями. Макс не сомневался, что и шлюз установили, и охрану круглосуточную, потому что если хоть один зверь вырвется из своих клеток, то погибнут многие — если не от клыков и когтей, так от вирусов и бактерий. Наверняка автоматические пушки стоят... Точно, попал по полной программе, теперь за ним еще и доктора станут охотиться — не одно, так другое, точно не выжить. Армия...

— Чисть, клетку и корми зверье, — буркнул Крот. — Инструкция, как это делать, уже у тебя на компе. Просмотришь — и выполняй. Связь со мной в случае чрезвычайных происшествий круглосуточно, обычная два раза в сутки — утром и вечером. Все. Отбой. Гуляй, рядовой.

Экран замерцал и опустел, светился только файл, который он тут же открыл. В нем рассказывалось, как открывать клетки, куда сбрасывать звериное дерьмо, как кормить зверей и мыть. Только нигде не говорилось, что будет, когда он откроет клетку, в которой сидят хищные звери. Если клыки и когти у этих мохнатых ребят больше, чем его кинжал, которого, впрочем, у него нет: все забрали, когда запихивали в этот отсек. Защищаться нечем, а выполнять свои обязанности нужно. Но как? Пойти — и пусть сожрут? Как-то не хочется. А не пойдешь — хуже будет, сгноят люди в погонах, эти пострашнее будут, на них крови немерено. Так что делать?

Таган с любопытством разглядывал невысокого человека со шрамом через все лицо, а тот смотрел с нескрываемым страхом на Кору, который развлекался, то выпуская, то вновь убирая когти.

— У вас есть имя? — спросил мягко главный наставник волков. — Извините, но мне же нужно как-то к вам обращаться. Конечно, я могу называть вас просто человеком, но будет крайне невежливо подчеркивать чью-либо ущербность.

— Это мою, что ли, ущербность вы хотите подчеркивать? — Человек криво усмехнулся. — Так на себя посмотрите! Обращайтесь по званию — сержант. Если нужно полное обращение, то сержант Шрам.

— Замечательно, — улыбнулся Таган. — Шрам, как я понимаю, кличка?

— Боевое прозвище, кодовое имя, — ответил сержант. — Прошу сообщить моему командованию о том, что я жив и нахожусь у вас в плену, после этого согласно закону о военных действиях вы сможете обменять меня на кого-то из ваших, а если таковых нет, то рассчитывать на довольно приличную сумму как компенсацию ваших затрат.

— Но сейчас нет войны, а значит, нет никаких военных действий, — кротко улыбнулся наставник. — Мы, волки, принадлежим империи, хоть нам и не разрешено свободно передвигаться по ней, и являемся ее гражданами, потому извините, но ваше нападение является не боевым действием, а обыкновенным разбойным нападением, так что вы — обыкновенный бандит.

— Тогда просто сообщите командованию о том, что я нахожусь у вас, — хмуро проговорил Шрам. — И попрошу это сделать как можно быстрее. Пожалуйста... — Последнее слово сержант буквально выдавил из себя.

— К нашему сожалению, мы не можем этого сделать, — развел руками Таган. — Военные корабли ушли, а межпланетный передатчик нам не положен, так что придется вам у нас задержаться. Мы не звери и не хотим вашей смерти, поэтому вам сделают инъекцию, после которой ваше тело изменится и вы сможете жить в джунглях.

— Нет!!! — Сержант попытался вскочить, но не смог, поскольку руки и ноги его были скованы. — Отпустите меня!

— Куда? — недоуменно спросил наставник. — В джунгли? Но без боевого скафандра вы умрете там через несколько минут, а скафандр ваш разряжен, и у нас нет возможности его зарядить. Поверьте, мы не обрекаем людей на такую ужасную смерть, вам сделают инъекцию, и вы увидите мир нашими глазами.

— Не нужна мне ваша инъекция! — Шрам представил, как он превращается в оборотня... Это было хуже смерти: постоянный звериный голод, жажда крови, он будет убивать всех, кто находится рядом. — Переправьте меня на ближайшую орбитальную станцию, пожалуйста...

— Это стоит больших денег, — покачал головой Таган. — Извините, их у нас нет, но, если вы укажете ваш номер счета, мы попробуем решить эту проблему.

— На счету денег мало, их не хватит. — Сержант уже не понимал, что происходит. Он ожидал, что его сожрут сразу после захвата всей группы, но с ним обращались крайне предупредительно, переправили на челнок и доставили на орбиту в недостроенную боевую станцию. Что сделали с его солдатами, он не знал, но вполне возможно, что они находятся где-то рядом. — Я отработаю и верну все деньги, которые вы на меня потратите.

— Каким образом? — Наставник удивленно поднял брови. — Если вы вернетесь к своим, вас будут долго допрашивать, при этом не веря ни единому слову, которое вы произнесете. После этого вас сначала разжалуют, а потом уволят из армии, потому что доверять вам больше никто не сможет даже после полного генетического анализа. Скажите, откуда вы возьмете деньги?

— Придумаю что-нибудь. — Шрам был в отчаянии: он не боялся смерти, но то, о чем говорил этот оборотень, неприятно походило на правду. Если он вернется в армию, то вся его последующая жизнь превратится в кошмар. Лучшее, что его ожидало, — это отдельный бокс в военной лаборатории, где на нем начнут использовать разные яды, токсины и отравляющие вещества. Никто его не отпустит. Его будут изучать, а как это делают военные медики, ему хорошо известно, он уже раз прошел через это, когда получил свой шрам. И правильно, кстати, будут делать — он же остался жив, побывав на планете волков. — Есть другие варианты?

— Теперь, когда вы хорошо понимаете, в какое положение попали, мы поговорим. — Таган мягко улыбнулся. — Сначала вы нам расскажете, что за операцию проводили на нашей планете, что вам было нужно и добились ли вы своей цели. Перед тем как вы начнете говорить, хочу вам сообщить, что у нас находится почти весь ваш небольшой взвод и кроме него еще десяток разведчиков, которые точно будут говорить, потому что знают, как не любят в колониях — представителей имперской разведки. Вы нам расскажете о вашем задании?

— Расскажу. — Сержант поморщился: путы, которыми его связали, причиняли ему невероятную боль, их вязал несомненно профессионал. Да и захватили настоящие мастера — напали неожиданно, всех повязали, кого могли, и ушли без потерь, причем вся схватка не заняла больше двух минут. Шрам не знал ни одного подразделения в империи, которое смогло бы так же ловко провернуть такое. — Операцию проводили разведчики, поэтому я знаю не очень много. Нам было приказано найти одного оборотня на планете — если не удастся, то захватить кого-нибудь из его окружения.

— У этого оборотня есть имя? — спросил главный наставник, насторожившись. — Вам его сообщили?

— Нет, — покачал головой Шрам. — Нас использовали втемную, сказали, что даже моего допуска недостаточно, чтобы получить всю информацию.

— Как вы планировали найти этого конкретного оборотня? — спросил Таган. — У вас были его приметы, ДНК, голограмма или что-то еще?

— Ничего конкретного, — вздохнул сержант. — Если что и было, то у разведчиков, а мне только сказали, чтобы я отдал им бойца, на которого якобы оборотень точно клюнет.

— Что за боец? — Наставник нахмурился. — Как его зовут?

— Настоящего имени его я не знаю, — ответил Шрам. — Он подписал контракт в пункте вербовки, а там не принято называть настоящих имен. Фамилию он себе придумал смешную — Збруев, а имя — Макс, оно, похоже, настоящее, потому что отзывался на него он нормально, не морщась, да и боевое имя тоже, вероятнее всего, было из того, что он использовал в гражданской жизни. Называл он себя Лисом, отзывался на эту кличку охотно и привычно.

— Макс Лис? — Таган задумался и покивал сам себе. — Я его не знаю. А где теперь этот парень? Среди захваченных бойцов его нет.

— Этого парня разведчики использовали как приманку, — мрачно проговорил сержант. — Почему-то они были уверены, что ваш оборотень обязательно захочет с ним встретиться. Так это или нет, мне неизвестно, потому что Лиса после посадки я не видел. Я дал ему робота сопровождения, после этого разведчики увели его в джунгли, а затем на нас напали.

— И у вас не было радиосвязи? — удивился наставник. — Насколько мне известно, вы можете во время боя разговаривать с любым бойцом.

— Обычно это так, — согласился Шрам. — Но в этот раз разведчики использовали свои глушилки, тем самым отсекая Збруева от нашей связи. Я даже робота не мог видеть на своем дисплее, а железяк отрубать категорически запрещено: они же принадлежат взводу как средства огневой поддержки.

— Интересная история. — Таган задумчиво посмотрел на сержанта. — Спасибо за нее. Что ж, думаю, вы действительно нам рассказали все, что вам известно. Особенно мне понравилась та часть, в которой говорилось о глушилках. Думаю, нам стоит получше осмотреть скафандры разведчиков: если таковые найдутся — мы их будем использовать при следующем вашем нападении. — Он посмотрел на Кору, по-прежнему играющего со своими когтями: — Запиши это в приоритет «три точки».

— Слушаюсь, наставник.

— А теперь, волк, подготовь его к новой жизни.

— Как скажете, наставник. — Оборотень подошел к Шраму и воткнул в плечо шприц, наполненный мутной красной жидкостью. Сержант сначала вскрикнул, потом часто задышал и потерял сознание. — Думаю, ему это понравится.

— Отправь сержанта на планету к остальным, — распорядился Таган. — Посмотрим, сможет ли он адаптироваться. К несчастью, эти бойцы плохо подготовлены физически, из всех захваченных только двое смогли выжить, что, впрочем, не так уж плохо.

— Да, наставник. — Кору легко поднял на плечи сержанта, вытащил его из зала и передал дежурному оборотню, который тут же поволок десантника дальше по коридору к челноку. Вернувшись, он застал Тагана задумчиво смотрящим на экран, на котором не было ничего, кроме далеких искорок звезд.

— Вы поняли, кого они искали, наставник? — спросил Кору. — Думаете, это был какой-то конкретный оборотень?

— Уверен в этом. — Наставник грустно усмехнулся. — Искали они Дженга: любому имперскому чиновнику понятно, что именно на него мы возлагаем особые надежды. Странно только, что они использовали для ловушки неизвестного нам паренька Макса. Может быть, Дженг его знает? При следующем сеансе связи выясни это.

— Хорошо, наставник. — Кору сел в свое кресло. — Но если они искали Дженга, то почему захватили Мумру и обычного зверя?

— Вероятнее всего, они не знали, как выглядит Дженг. — Таган сделал пару глотков воды из стакана. — Они думали, что тот сам придет к этому парню, а пришла наша кошка со своим приятелем, вот разведчики и решили, что перед ними искомый оборотень.

— Было бы забавно, если бы не было так печально, — сказал Кору. — Жалко кошку, ее у нас все любили.

— Согласен, Мумру — хорошая девочка, — покивал наставник. — Что ж, давай попросим Дженга ее спасти. Думаю, и тот парень будет с ней рядом, так что убьем двух зайцев. И даже трех — не стоит давать императору повод думать, что он может безнаказанно делать все, что ему заблагорассудится, на нашей планете.

— Это мудрое решение, наставник, только оно невыполнимо, — покачал головой Кору. — Дженг не сможет захватить военный корабль.

— Он найдет выход. — Таган закрыл глаза. — Дженг умеет многое и с каждым днем становится все непредсказуемее. Но тем не менее ты прав: нужно ему помочь.

— Как мы ему сможем помочь? — Кору даже удивленно привстал с места. — Неужели вы разрешите мне отправиться к нему?

— А тебе этого хочется? — полюбопытствовал с мягкой усмешкой Таган. — Неужели ты готов рискнуть ряди него своей карьерой?

— Да, наставник, — ответил серьезно Кору. — Я как-то смотрел статистику операций: у Дженга наименьшие потери при самых сложных делах. Того, что делает он, не может повторить никто, и с ним всегда весело. К тому же я считаю его своим другом, а значит, пойду за него на смерть.

— Весело? — недоуменно уставился на оборотня наставник. — Что ты имеешь в виду?

— А он никогда не повторяется, — улыбнулся волк. — Всегда ищет необычные варианты решения и, главное, требует того же от своих соратников. Я как-то пролез по трубе нефтепровода почти десять километров, чтобы схватить того гада, который должен был нам денег. Вы даже не представляете, наставник, как я дрожал от страха, что пустят нефть!

— Представляю, — засмеялся Таган. — Так ты считаешь, это весело?

— Когда все заканчивается, всегда есть что вспомнить, — ухмыльнулся Кору. — А когда проходит время и страх забывается, снова хочется ощутить то же самое. Так вы разрешите, наставник?

— Тебе — нет, — покачал головой наставник. — Но кое-кому прикажу это сделать. Говоришь, он заставляет искать нестандартные решения? — Таган побарабанил по столу. — Что ж, я и раньше замечал: все, кто поработал с Дженгом, начинают мыслить по-другому, недаром из его команды укомплектован штаб и вся наша станция. Может, действительно стоит перестать нянчиться и дать каждому возможность проявить себя в полной мере? Пожалуй, я дам этой девочке шанс...

— Какой еще девочке? — нахмурился Кору. — Вы собираетесь к нему направить волчицу? Но это же глупо! Ни одна самка не сумеет сделать того, что сможет волк.

— В тебе говорит самец! — усмехнулся наставник. — Но нашим предкам было известно: самые живучие стаи — те, которыми руководит волчица. И в бою они нисколько не уступают волкам, чаще как раз они более агрессивны, хитры и умелы. Так что я направлю к Дженгу одну милую девушку...

— Жаль, что не меня, — уныло пробурчал волк. — Мне бы это точно не помешало: от этой сидячей работы у меня крестец болит. К тому же ваша волчица не сможет добраться до Дженга, он на другой стороне галактики, а попутных кораблей нет и не будет — после появления десантных линкоров и крейсеров в наш сектор никто не заглядывает.

— Зато есть спасательный модуль, — улыбнулся загадочно Таган. — Выбросим его в космос вместе с девочкой — и пускай она на нем добирается к нашему оборотню.

— Да у нее не будет ни единого шанса на спасение, — покачал головой Кору. — Ваша девочка погибнет, а вот я бы выжил и добрался до Дженга, потому что у меня есть опыт выживания в таких ситуациях.

— Вот и проверим ее на оригинальность мышления. — Наставник взял в руки микрофон: — Доставьте мне Джунту как можно быстрее. А опыт — дело наживное, появится и у нее...

— Джунту?! — удивился Кору. — Я ее знаю, она хорошая девочка, зачем ее убивать? Она точно не справится: милая, добрая, мягкая самочка...

— Поверь, ты ее не знаешь, — задумчиво проговорил наставник. — Скажу больше: она сама себя не знает. И я думаю не только о ней, но и обо всем нашем роде: нам нужны волчата от Дженга, а кто сможет приручить нашего супероборотня? Никогда об этом не задумывался?

— Ну... не знаю, — развел руками волк. — Дженг готов поиграть с любой самочкой, но ничего серьезного быть ни с кем не может: уж слишком он неординарен.

— Вот именно, — улыбнулся Таган. — Его сможет приручить только та, что еще страннее, чем он. К тому же после хорошей драки всегда тянет на секс, а когда рядом находится та, с которой только что дрались спина к спине, — результат очевиден.

— Вы коварны, наставник, как змей-искуситель! — воскликнул Кору. — Я даже думать не хочу о том, что вы приготовили мне.

— Ты примитивен, мой друг, — засмеялся Таган. — Неужели ты думаешь, что та самочка, за которой ты ухаживаешь последнюю пару месяцев, случайно зашла в раздевалку, когда все твои товарищи разошлись?

— Что?!! — Волк даже побледнел, его когти выскочили на мгновение из подушечек, прежде чем он взял себя в руки. — Но как вы могли?!

— Если бы я полагался на случай, клан Волка давно бы вымер. — Наставник с довольной ухмылкой посмотрел на Кору. — А что, Дика — плохая самочка?

— Нет, но сам способ знакомства мне не нравится...

— А мне не нравится, что вы с недоверием относитесь к тем самкам, которых мы для вас готовим, — вздохнул наставник. — Именно поэтому приходится придумывать эти дурацкие сценарии. Когда-нибудь я тебя тоже посажу на устройство таких случайных встреч, и ты поймешь, как это непросто.

— Только не это, наставник! — Кору даже подскочил на кресле. — Я больше не стану ворчать.

— Иди, встреть Джунту, посади ее в модуль и не вздумай ей что-то говорить! — Таган опять стал хмурым и суровым. — Она должна быть готова ко всему, и это будут непростые испытания. Не вздумай ее жалеть! Она настоящая волчица, и твоя жалость унизит ее. А насчет встреч я не шутил, иначе ты не поймешь, как это важно.

— Я понял.

Волк вздохнул и отправился к причальной станции, а уже через два часа он вел волчицу к другому отсеку. Она шла, недоверчиво оглядываясь по сторонам. Орбитальная станция смущала ее непривычными запахами дезинфекции, пластика и металла: после джунглей с их множеством разнообразных, но приятных и обычных запахов, это било по носу так же, как удар молотка. Да и необычно все было — до этого Джунта еще ни разу не покидала планеты. Она морщилась и вздыхала: совсем не таким ей виделся мир за атмосферой.

— Залезай. — Кору открыл люк спасательного модуля. — Отныне это твой дом.

Джунта заглянула осторожно вовнутрь. Противоперегрузочное ложе, приборы по стенам, небольшой столик, примитивный тренажер, вакуумный туалет, такой же душ — и все.

— Больше похоже на гроб, — заметила она. — Слишком скуповата отделка.

— Согласен, — улыбнулся широко волк. — Выжить в этой коробочке будет непросто.

— Что же вы меня в ней отправляете? — спросила Джунта. Она легла на противоперегрузочное ложе и стала осматривать приборы. — Решили убить?

— Это не мое решение, — пожал плечами Кору. — Лично я считаю, что у тебя нет ни единого шанса добраться хоть до какой-то обитаемой планеты, не то, что до Дженга. А вот главный наставник считает, что мизерный шанс есть, и ты сама не знаешь своих возможностей, — в этом мы с ним не сходимся. Мне жаль, волчица, ты не так плоха, когда смотришь на тебя сзади...

— Себя жалей, трехлапый, — вспыхнула Джунта, намекая Кору на то, что, когда тот однажды в юности сделал неудачное перевертывание, стал хромать на одну ногу. Тогда над ним долго смеялись, хоть ему было нестерпимо больно. Причем такое у него повторялось несколько лет, и кличка прилипла. Это прошло только после того, как с ним поработали врачи, но прозвище осталось. — Пусть это мизерный шанс, но он у меня есть. Я хочу посмотреть мир и увидеть легендарного Дженга. Я понимаю, других возможностей для этого нет и, вероятнее всего, в ближайшее время не будет. Имперские корабли контролируют подход к нашей планете, наши звездолеты стоят на приколе на разных орбитальных станциях, и только модуль может проскочить незамеченным мимо радаров. Я сделаю это и выживу, несмотря ни на что. Такой вариант устроит тебя, трехлапый?

— Такой вариант устроит всех, — серьезно кивнул Кору. — Пусть тебе поможет Великий Волк, он любит смелых и безрассудных, но даже с его помощью тебе придется очень постараться остаться в живых.

— Я все равно попробую. — Волчица закрепила на себе ремни, вытянула ноги и закрыла глаза. — Закрывай люк, волк, и помолись за меня. Если я умру и ты встретишь Дженга, передай ему, что мне очень хотелось его увидеть, но судьба распорядилась иначе.

— А если ты его встретишь сама? — Оборотень закрыл люк. — Что тогда?

Ответ он услышал уже в наушнике:

— Тогда твои слова будут не нужны — ни те, что ты сказал сейчас, ни те, что скажешь потом. — Джунта хихикнула. — Кстати, сзади и ты неплохо смотришься...

— Удачи, волчица. — Кору вздохнул. — Я скрестил за тебя пальцы. Передавай привет Дженгу, если все-таки доберешься до него. Приготовься, начинаю отсчет. Пять, четыре, три, два, один... пуск!

Пневматическая пушка выстрелила модуль в космос. Когда он отлетел от станции на пятьсот метров, сработала система зажигания. Пучок бесфакельных ракет, работая поочередно, разогнал его до той скорости, которой должно было хватить, чтобы добраться до оживленных космических трасс, и, закончив работу, отстрелился. Теперь все зависело только от его величества случая, судьбы, фатума, рока — слов для подобных ситуаций человечество придумало немало.

Лис вздохнул, вытащил рабочий комбинезон и отправился к выходу из отсека. Он не ошибся — там действительно был установлен временный шлюз, а в нем автоматические пушки, которые сразу же скрестили на нем лазерные лучи наводки. Макс вздрогнул, внутри все похолодело, он пережил несколько неприятных секунд, ожидая выстрела.

Но пушки, хоть и продолжали держать его на прицеле, не стреляли, что говорило о том, что его лицо включено в список дружественных объектов. Он постоял несколько секунд, привыкая к тому, что еще жив, потом подошел к автоматической тележке, которая стояла посредине шлюза. На ней лежали скребок для чистки полового покрытия и чесала разных видов, которыми, видимо, следовало приводить в порядок шерсть кошки.

Слава богу, броненосцу эта процедура не требовалась: этот точно его сожрет, если он приблизится к нему на расстояние вытянутой руки с чесалом. Лис нажал кнопку активации и зашагал обратно в отсек — тележка, повинуясь программе, поползла за ним. Он закрыл дверь шлюза, вздохнул с облегчением, вытер пот, подошел к клетке с кошкой и остановился, не зная, что делать дальше.

Грациозный красивый зверь подошел к прутьям клетки, внимательно осмотрел тележку, все, что на ней находится, потом перевел свой внимательный взгляд на него и качнул головой, словно спрашивая: и что дальше?

Макс пожал плечами и нерешительно произнес:

— Мне нужно помыть клетку и расчесать тебе шерсть. Еда будет позже, примерно через час. Кормить будут мясом, правда, синтетическим, но со всеми необходимыми для жизни витаминами. Ты не съешь меня, если я зайду в твою клетку?

Кошка презрительно фыркнула и отошла к задней стенке. Лис еще раз вздохнул, чувствуя, как внутри все мелко трясется, а пот ползет по лбу, сделал шаг назад, открыл нужный квадратик пола, нажал на кнопку управления клеткой, и передние прутья поползли вниз. Его чувство опасности взвыло, когда мохнатый зверь сделал шаг вперед. Макс несколько раз глубоко вздохнул, успокаивая себя, и вошел в клетку, а вот кошка, наоборот, вышла из нее и отправилась исследовать открывшееся ей пространство. Лис посмотрел ей вслед, чувствуя, что происходит что-то неправильное, а потом пожал плечами — остановить он ее точно не мог. Удержать такую опасную зверюгу, сотканную из одних мышц, да еще вооруженную клыками и когтями, вряд ли бы удалось, да и с женщинами он никогда не воевал, потому что знал, насколько они опасны,

Макс вошел, подождал, пока тележка вкатится внутрь, открыл еще один квадратик пола, нашел место для крепления брандспойта, открыл кран и стал мыть пол, используя щетку. На все это ушло не больше пяти минут. Лис вышел из клетки и посмотрел на кошку, задумчиво стоящую у двери шлюза. Зверюга явно знала, что за этой дверью, и пыталась ее открыть, но распознаватель работал, и полотно плотно торчало в пазах.

— Тебе нужно вернуться обратно в клетку, — крикнул Макс. Пожалуйста, возвращайся...

Кошка услышала его, повернулась, подошла к нему, внимательно глядя в лицо огромными желтыми глазами, и отрицательно покачала головой.

— Но ты не можешь находиться в трюме!

Зверь презрительно фыркнул и, отвернувшись, вновь отправился исследовать отсек. Лис тяжело вздохнул, не зная, что делать дальше, и произнес растерянно:

— Меня за это накажут.

Кошка пошла дальше, даже не оглянувшись. Макс подошел ко второй клетке и остановился, автоматическая тележка, как верный пес, встала в паре шагов от него. Броненосец зарычал и, рванувшись к нему, ударился о прутья. Лис отшатнулся назад, его чувство опасности опять взвыло, предупреждая, что лучше не двигаться. Сзади кошка подошла к клетке, толкнула его теплым, мягким боком и, уставившись на броненосца желтыми огромными глазами, что-то мягко проурчала.

Броненосец начал отодвигаться назад и двигался до тех пор, пока не уперся в задние прутья, там и остановился, настороженно рыча.

— Мм-рак, — промурлыкала кошка и толкнула Макса лапой, правда, при этом спрятав когти. — Мм-урр.

Лис вздрогнул, схватился за пояс, потом вспомнил, что оружия у него нет, а еще через пару коротких мгновений сообразил, что это не попытка его убить, наоборот, знак, чтобы он спокойно выполнял свою работу. Макс вытер пот со лба, отошел назад, нащупал нужный квадратик в полу и опустил передние прутья.

Какое-то время он обреченно ждал, что его сожрут, потом, убедившись, что этого не произойдет, вошел внутрь клетки с замершим сердцем. Он не сомневался, что броненосец собьет его с ног, а потом растопчет, но тот не тронулся с места, просто следил за ним маленькими, красными от бешенства глазами и раздраженно взрыкивал. Кошка продолжала стоять у Лиса за спиной, а броненосец жался к прутьям.

Лис собрал все дерьмо в тележку, морщась от неприятного запаха, подключил брандспойт, вымыл пол, после этого, выйдя из клетки, поднял передние прутья, все время ожидая нападения.

Но огромный зверь по-прежнему смотрел на него тяжелым ненавидящим взглядом и, лишь когда кошка отошла вновь к шлюзу, приблизился к поднявшимся прутьям и гневно зарычал. Макс понял, что броненосец предупреждает о том, что убьет его при первом удобном случае, и то, что сейчас произошло, было для зверя страшным унижением.

Как он это понял, Лис не знал, но не сомневался, что ему высказали именно это.

— Я такой же, как ты, пленник... — Макс грустно усмехнулся, глядя в красные от бешенства глаза, и развел руками, показывая, что делает он это не по своей воле. — И даже хуже: я еще убираю за тобой, а ты, извини, не цветы роняешь из заднего прохода. Представь себя на моем месте, а уж потом рычи и предупреждай о том, что убьешь.

На его слова броненосец еще раз рыкнул, потом презрительно фыркнул и, уйдя в глубь клетки, лег на чисто вымытый пол.

Лис повел тележку к шлюзу, больше всего на свете боясь, что кошка зайдет вслед за ним внутрь и ее убьют, потому что автоматические пушки не знают ни жалости, ни сострадания. Но зверюга словно знала о том, что ожидает ее за дверью. Как только тележка вкатилась вслед за ним, она легла на пол, не давая пластиковому полотну встать на место. Пушки сразу скрестили на ней свои лазерные лучи, но не стреляли, потому что она не перешла той невидимой черты, которая служила для них границей.

Макс оставил тележку в шлюзе и пошел обратно, кошка пропустила его, но двери не отпустила.

— Это бесполезно, — произнес Лис, показывая на следящие камеры. — Мало того что шлюзовая дверь не откроется, пока эта открыта, но еще за тобой следят через камеры наблюдения люди, которые имеют приказ ни в коем случае тебя отсюда не выпускать. А в отсеке, если ты все-таки войдешь, тебя ждут автоматические пушки, которые с тобой разговаривать не станут, а просто нарубят на мелкие кусочки... Понимаешь меня?

Кошка посмотрела на него своими огромными желтыми глазами и медленно кивнула.

— Сейчас ты делаешь себе только хуже, — грустно усмехнулся Макс. Тебе не смогут завезти в шлюз твой обед, пока ты держишь эту дверь.

Хищница неохотно убрала лапы с направляющих, после чего автоматика закрыла дверь шлюза. Лис улыбнулся и отправился в свой спасательный модуль. Его немного трясло после пережитого страха — определенно ему требовался отдых от стресса. В модуле он сразу залез в вакуумный душ, чтобы смыть пот, которым пропитался за этот час, и хоть немного прийти в себя. Все для него происходило слишком быстро: посадка в боты, высадка на планету, потом кромешный ад внизу — и вот он закрыт в трюме со страшными огромными хищниками, а его взвод весь погиб — Заика, Бром, Кедр, Брукс...

В тело ударили струйки горячей воды с очистительным раствором, потом горячий воздух высушил его. Система была надежной, главное ее достоинство было в том, что она сберегала воду, которая после очистки опять будет пригодна для следующей водной процедуры.

После мытья Лис сел в кресло, вытащил стандартный десантный паек из шкафчика и дернул за ленточку, через минуту уже не спеша жевал горячую пищу, мрачно глядя перед собой. Его руки дрожали, ноги тоже периодически потряхивало. Все-таки натерпелся немало страха. Не то чтобы это было для него непривычным — сколько он себя помнил, ему всю жизнь было страшно. В конце концов, он привык к этому чувству и даже научился использовать в своих целях. Его чувство опасности было не чем иным, как квинтэссенцией пережитого страха, тело не хотело умирать, поэтому становилось чутким и мобилизовало все свои чувства, в том числе предвидение. Но сегодня был явный перебор: сколько можно трястись, ожидая каждое мгновение смерти? У каждого есть предел, ни один мозг не выдержит столько страха. Сейчас он чувствовал апатию и нежелание не то что двигаться — просто жить.

Еда была неплохой, довольно вкусной, но пресной и однообразной, поэтому на каждой орбитальной станции десантники оставляли свои деньги в лавочках. И Макс был не исключением. Правда, сейчас у него не было выбора: он был практически таким же пленником, как и звери, поэтому о лавочках с вкусной планетарной едой можно забыть. А поесть чего-нибудь приятного хотелось. Тело буквально просило, чтобы его тоже чем-нибудь порадовали, а не только напрягали до колик в желудке.

Лис тяжело вздохнул — похоже, когда он зашел на вербовочный пункт, вместе с контрактом он подписал себе смертный приговор, который явно кто-то стремится как можно быстрее привести в исполнение: сначала высадка на эту смертельную планету, где его одного отправили непонятно куда и неизвестно с какой целью, потом заставили чистить клетки с опаснейшими животными. Вон кошка расхаживает по отсеку, ничего не боясь, а он к ней даже подойти не решается, не то что заставить вернуться в клетку. У него нет никаких средств принуждения — ни оружия, ни даже элементарного шокера, все словно специально устроено так, чтобы он погиб в пасти зверя. Макс раньше думая, что самое страшное — погибнуть от чар колдуньи, теперь понимает, что это не так. Чары что? Ведьма сжала руку — и он умер, а тут его еще будут долго и тщательно пережевывать.

И главное, непонятно — зачем и кому это понадобилось? Неужели имперцы догадались, кто он такой на самом деле? Или не догадались, а точно узнали? Но тогда его должны судить или хотя бы предъявить обвинение, а не устраивать смертельное сафари. Неужели кто-то хочет просто избавиться от него? Но кто? Грета? Или тот опасный волк-оборотень, с которым они разрядили кристалл на себя? Нет, этот точно тут ни при чем. Вряд ли бы Дженг хотел, чтобы десант высадился на его родную планету. Выходит, все-таки Грета? Или кто-то из ее врагов? Или кто-то еще, кто следил за каждым его шагом?

Он вышел и сел на приступку спасательного модуля, кошка тут же подошла к нему, легла на пол в паре метров и подняла голову. Макс вздохнул.

— Непонятно, — пожаловался он ей. — Все странно как-то. Понимаю, что меня хотят убить, но не понимаю, за что.

— Мм-рак, — согласилась кошка, показав острые длинные клыки, которые облизала красным языком. — Мм-рано.

— Точно кошмар, — покивал Лис. — Правильное слово. Все не так. А еще я сам себе кажусь сумасшедшим, потому что разговариваю с тобой.

Кошка так по-человечески пожала плечами, что Макс даже вздрогнул. Он вздохнул и вошел обратно в спасательный модуль, потому что услышал, как запиликала внутренняя корабельная связь. Лис включил экран и увидел капитана с погонами интенданта.

— Рядовой первого класса... — он посмотрел куда-то вниз, где, видимо, у него это было записано, — Збруев?..

— Так точно, господин капитан. — Макс вытянулся в кресле. — Это я, сэр.

— Ты со своими подопечными зверями, рядовой, поставлен на особое довольствие, — произнес интендант, довольно потирая руки. Только непонятно — чему он так обрадовался? Тому, что сможет списать кучу продуктов на зверье, чтобы потом продать на орбитальной станции в магазины? — Сообщите, что вам необходимо.

— Мясо в большом количестве ежедневно... — Макс прикинул вес зверей. — Примерно тридцать килограммов. Желательно свежее...

— Не будет свежее, — покачал головой капитан. — Только синтетика.

— Тогда тридцать килограммов ежедневно, разбитые на три части. — Макс прикинул, может ли он что-то выгадать для себя, и решил, что имеет на это полное право. — Офицерский праздничный паек ежедневно и... питание из офицерской кухни.

— Это еще зачем? — подозрительно осведомился интендант. — Насчет этого мне ничего не говорили.

— Минутку, господин капитан. — Лис взял переносную камеру и навел ее на кошку, по-прежнему сидящую на полу возле спасательного модуля. — Видите зверя?

— Вижу, — кивнул интендант. — Мясо ей я обеспечу, а зачем нужен офицерский паек? Или вы это для себя, юноша?

— Ни в коем случае, сэр, — покачал головой Макс. — Мне как положено — стандартный паек десантника. А вот зверю нужно сладкое, но оно имеется только в офицерском наборе. Я прав, сэр?

— Для этого мне нужно личное распоряжение командира корабля, — сказал, поморщившись, капитан. — Не думаю, что он разрешит.

— Мне все равно, сэр, — пожал плечами Лис. — Мне неизвестно, как у вас все делается. Вы спросили — я ответил, сэр.

— Хорошо. — Интендант что-то чиркнул у себя. — Посмотрим, что можно сделать, а пока получите мясо, оно находится в шлюзе. Поскольку мне неизвестна норма потребления, пока доставили только двадцать килограммов, остальное додадим вечером. Ябуду выходить на связь раз в неделю, все остальное время будете получать питание по сигналу. У меня все. Действуйте, рядовой, и помните: вам придется писать отчеты о потраченных продуктах.

— Ни в коем случае, сэр! — Макс ухмыльнулся про себя. — Не имею права! Я рядовой первого класса, у меня есть командир капитан Крот, он и будет отчитываться, сэр.

— Кто? — Интендант помрачнел, и Лис сразу понял, что связываться с имперской разведкой у него желания нет. — Разведчики проходят по отдельному списку. Я вас понял, рядовой. Значит, говорите, офицерский паек необходим?.. Что ж, посмотрим, что можно сделать...

— Так точно, сэр.

Макс отдал честь, выключил экран и пошел к шлюзу, внутри его ждала все та же автоматическая тележка, от которой сильно пахло дезинфекционной жидкостью, сейчас на ней лежал стандартный брикет синтетического мяса. Похоже, разделывать предлагалось ему самому. Он вздохнул и зашагал из шлюза, тележка покатила за ним. Подойдя к кошке, которая так и лежала возле спасательного модуля, он показал на мясо и хмуро произнес:

— Это ваш с броненосцем обед, только не понимаю, как вы делить его будете.

Кошка понюхала упаковку и, фыркнув, отрицательно покачала головой.

— Понимаю, что гадость, — проговорил Лис. — Но другого не будет, просто нет. Это же космический корабль, вся еда — синтетика, мясо тоже. Мои командиры говорили, что в нем все необходимое есть — и минералы, и витамины, и что-то еще, возможно антибиотики. А делают из агавты, то ли мерой — в общем, даже людям есть вредно. Мясо из травы — правда, смешно?

Кошка еще раз фыркнула и отошла в сторону.

— Послушай, — крикнул ей вслед Макс. — Мне тебя как-то называть надо. Давай тебе имя придумаем?

Кошка остановилась и рыкнула что-то. Ему показалось, что-то вроде «Мум-ру».

— Мария?

Кошка как-то по-человечески вздохнула и нехотя кивнула.

— Хорошо, будешь Машей. — Лис зашагал к клетке броненосца. — Тогда, Мария, твой обед отходит к Броне. Пусть жрет — может, лопнет и перестанет меня пугать.

Он подошел к клетке, тележка послушно остановилась в метре от прутьев. Макс отключил ее, а сам зашагал к спасательному модулю, там нашел небольшой вибронож, снял упаковку и, кое-как разделав мясо, побросал через решетку. Броненосец от еды отказываться не стал, съел все, причем на это ему понадобилось не больше пары минут: пасть у него была огромной, туда много чего помещалось. После этого подошел к решетке и уставился тяжелым мутным взглядом на Лиса. В ответ тот развел руками:

— Больше нет, извини. Ты сожрал все, что было, даже Маше ничего не оставил, а это не по-джентльменски как-то.

Броненосец недовольно фыркнул и ушел к задней стенке клетки, там встал и больше не шевелился — словно заснул...

Макс привел тележку в шлюз, потом отправился в спасательный модуль, принял душ и лег спать. Это ему было просто необходимо: он уже чувствовал, как его мозг буквально кипит от стресса.

Джунте повезло наполовину, бывает иногда такое: то, что ее выловили из бескрайней пустоты космоса, несомненно, можно считать удачей, а вот то, что выловили работорговцы, вряд ли хорошо. Но сама волчица этого пока не понимала, она была в шоке. Представьте, вы живете на зеленой ласковой планете (ласковой она была для оборотней, потому что была их родиной, и они умели на ней выживать) — и вдруг оказываетесь посредине бескрайнего океана черной пустоты, наполненного только искорками звезд. Звезды были разноцветными, большими и маленькими, и, кроме них, не видно ничего, если не считать покрытых пластиком стенок модуля. И смотрите вы на это не день, не два, а месяц, причем не просто смотрите, а теряя надежду, потому что шансов на то, что вас кто-то найдет, почти никаких.

А для выживания у вас имеется только старый спасательный модуль, в котором лишь поменяли аккумуляторы и поставили новые солнечные батареи. Для жизни внутри — лишь пластиковое ложе, туалет с душем, где используется прошедшая очистку ваша моча, и небольшой запас продуктов. И вы знаете, что запасов хватит максимум на месяц.

Больше всего на свете оборотни не хотели, чтобы тот, кто ее спасет, заподозрил что-то неладное, поэтому модуль подобрали с погибшего корабля — он попался одному из звездолетов оборотней, и даже с пассажиркой. Со времени гибели того корабля прошло не так много дней, так что теоретически Джунта могла оказаться той самой спасшейся женщиной.

Пассажирка была на нее похожа, так что теперь она носила ее имя и фамилию, и если бы модуль наткнулся на обычный пассажирский лайнер или даже военный линкор, то все замечательно бы прокатило. Джунту переправили бы на ближайшую орбитальную станцию, откуда она уже сумела бы добраться до планеты, на которой находился Дженг. Но ее подобрали работорговцы, а это уже совсем другое дело: вряд ли кто-то захочет ее отпустить.

Когда Джунту вытащили из модуля, она послушно пошла, куда ее повели. Больше месяца в космосе, в спасательном модуле, где можно только лежать, — нелегкое испытание не только для людей, но даже для оборотней. К тому же последнее время она экономила еду, боясь, что ее не хватит, поэтому была изможденной, слабой и подавленной. Девушку привели к капитану, и тот задал несколько стандартных вопросов:

— Кто такая? Как назывался корабль? Что с ним случилось? Где произошло нападение? Кто капитан?

Волчица ответила на все вопросы слабым подавленным голосом, потому что Джунте и на самом деле было плохо. Ноги ее не держали, поэтому за плечи девушку поддерживал один из членов экипажа, очень похожий на бандита. Яркий свет ее тоже раздражал, так как она отключила его, боясь остаться вообще без энергии, а в глазах все кружилось, и очень хотелось есть...

— Разденьте ее, — приказал капитан, недовольно морщась. — Посмотрим, что у нее под комбинезоном. А ты, Крут, проверь родителей этой милой барышни — может, они захотят заплатить за ее счастливое спасение?

Джунта слабо сопротивлялась попыткам сорвать с нее комбинезон, но, получив сильный удар в лицо, сдалась. Капитан обошел вокруг нее, потрогал небольшую, но упругую, крепкую грудь, значительно уменьшившуюся от голода, и довольно почмокал губами:

— А девочка-то ничего. Если ее откормить, приодеть, привести в порядок — можно выручить очень неплохие денежки. И фигурка неплохая, и личико.

Он еще раз потискал ее грудь, волчица скрипнула зубами и дала себе слово убить его, как только появится такая возможность, и приказал:

— В клетку ее, к остальным! Прикажи Норду, пусть приглядит за ней особо — скажешь, я имею на нее виды.

Плачущую волчицу повели по коридору. Она дрожала от холода, закрывая худенькие плечи и грудь руками. Ей было грустно и одиноко — то, что волчица уже находилась на корабле, а не на затерянном в космосе модуле, еще как-то проходило мимо ее сознания. Своим усталым разумом девушка все еще лежала на противоперегрузочном ложе и с безнадежной тоской смотрела в иллюминатор. Там, за толстым стеклом, ее ждала смерть, и даже Великий Волк не мог ей помочь, потому что космос — поле битвы и развлечений богов, а не людей, настолько там холодно и страшно.

Ее отвели на грузовую палубу, в одном из отсеков которой были подняты толстые металлические прутья, делящие его на клетки, в них находились люди, только в дальнем отделении огромный медведь бродил по пластиковому полу, царапая острыми когтями гладкую поверхность. Когда ее провели мимо него, мишка стал возбужденно принюхиваться и выказывать признаки особого внимания. Джунта даже в своем подавленном состоянии не смогла не усмехнуться — самцы есть самцы, они всегда чувствуют запах самки.

Ее втолкнули в клетку, в которой сидели две девушки, светленькая и рыжая, обе выглядели не очень хорошо: у блондинки под глазом багровел бланш, у шатенки виднелись синяки на ногах и руках.

Волчица проводила взглядом уходящего бандита и приподнялась на локтях, девушки помогли ей подняться и лечь на подстилку.

— Кто ты? — спросила светловолосая. — И как здесь оказалась? Я не слышала причаливания. С какой ты планеты? Или тебя взяли на орбитальной станции?

— Меня подобрали в космосе, — ответила Джунта слабым голосом, она чувствовала себя ужасно: практически половину продовольствия оставила в модуле и теперь считала себя последней дурой. Надо было съесть все, а не растягивать на неопределенное время, тогда сейчас была бы полна сил и энергии и смогла бы хоть что-то предпринять. — На наш корабль напали пираты, я одна спаслась, потому что мой парень успел засунуть меня в спасательный модуль. К сожалению, запустить его можно было только с пульта, поэтому он остался на корабле, а я улетела. Не знаю, что с ним стало. Наверное, погиб...

Тут волчица заплакала, ей действительно стало жалко себя, а эту историю ее заставил заучить Кору, сказав, что женщинам из рода людей нравится такое. Они сразу начинают сочувствовать. Похоже, оборотень был прав — девушки действительно сразу завздыхали и завсхлипывали вместе с ней. К тому же эта история была правдивой: та женщина, которую подобрали в космосе, примерно то же самое и рассказывала — жаль, что она не смогла выжить после того, как влили ей в кровь генный коктейль.

— Мне было плохо, — продолжила Джунта. — Я думала, что умру. Шутка ли — полтора месяца в космосе, у меня кончилась еда, к тому же в последние три дня фильтры вышли из строя, можно сказать, я пила свою собственную мочу.

— Хочешь воды? — сразу предложила светловолосая. — Меня зовут Дина, а ее — Дора.

— Я бы выпила чего-нибудь, — ответила волчица слабым голосом. — А что это за корабль и куда он направляется?

Девушки переглянулись между собой, потом Дина со вздохом сказала:

— Тебе вряд ли понравится то, что ты сейчас услышишь. Это корабль работорговцев, они садятся на планеты и ловят там людей, а потом продают в новые колонии. Говорят, что это делается с ведома самого императора, потому что на новые неосвоенные планеты мало кто едет, а люди всегда нужны.

Дора принесла воды в пластиковой бутылке, волчица выпила, ей стало немного легче, и она спросила:

— Поесть ничего нет?

— Нет. — Девушка развела руками. — Нас кормят три раза в день по корабельному времени, завтрак уже прошел, а до обеда часа три.

— Плохо, но как-нибудь перебьюсь, — вздохнула Джунта. — А есть очень хочется. Кто вас избил?

— Вон тот. — Дина показала на здорового охранника. — Норд его зовут. Здоровый, сволочь, все норовит нами попользоваться, но при этом любит делать больно. Иногда очень больно. Садист.

— Ага, — покивала Дора. — Гад конченый — убила бы, будь у меня пистолет. А нам лететь еще долго, эта сволочь над нами поизмывается всласть. Он и тебя будет избивать.

— Почему долго лететь? — спросила волчица. — Ты откуда знаешь?

— Клеток всего пять, заняты только две. — Дина показала рукой на пустое пространство трюма. — Значит, минимум три захода на планеты.

— Но на планеты корабли не садятся.

— Корабли нет, а челноки опускаются, — вздохнула Дора. — Я из дома только вышла, как в меня из парализатора выстрелили. Наш дом отдельно от поселения стоял, вот всех нас и схватили. Потом капитан приказал взять только меня — остальных отпустили: им невыгодно везти детей и стариков. Господи, как же мне не повезло! В лучшем случае я окажусь в поденщицах у какого-нибудь фермера, в худшем даже не долечу до новой планеты, потому что этот урод меня убьет.

— Попали мы, девочки. — Дина посмотрела на охранника. — Я бы его сама убила, если бы могла. А тебе, девочка, не повезло вдвойне: из огня да в полымя. Может быть, смерть в космосе была не самой худшей?

Она глянула через массивные прутья клетки и увидела маленького лысенького человечка, который вышел из лифта и пошел вдоль клеток, мрачно глядя себе под ноги на шахматный, в желтую и черную клетку, пластиковый пол, в руках он держал маленький чемоданчик с красным крестом. Подойдя к клетке, врач приказал охраннику:

— Норд, открой клетку. Капитан приказал взять анализ крови у новенькой — чем-то она ему не понравилась, — и еще велел ее накормить.

— Не цаца, потерпит до обеда, — пробурчал Норд, направляясь к клетке. — Была бы красавица — я бы, конечно, подкормил, чтобы ласковой была, а так зачем? Смысла нет, одни затраты.

— Не нравится мне это, ой как не нравится, — пискнула Дора. — Капитан у работорговцев грамотный, просто так ничего не делает. Не хочет ли он тебя продать дороже? Я слышала, что на некоторых освоенных планетах врачи меняют человеческий генотип — такие рабыни стоят намного дороже. Ты с какой планеты, девочка?

— Я с планеты Цитрина, — брякнула волчица — в заученном тексте было написано так, но что-то ей не нравилось в этом названии. — Она далеко, почти на краю галактики.

— Ничего не слышала о ней, — покачала головой Дина. — И название странное, напоминает драгоценный камень.

— Точное название, у нас добывают кристаллы типия, — согласилась волчица, следя за приближающимися людьми. — А это самые дорогие камни в мире, ничего их дороже нет.

Джунта не знала, что ей делать. Кору сказал, чтобы она прикидывалась до последнего девочкой из богатой семьи, слабой и беспомощной, он разрешил пускать в ход зубы и когти только тогда, когда ей будет угрожать непосредственная опасность. Но сейчас возникает опасность самому клану, а не только ей. Об этом волк ничего не говорил, но Джунта знала: волки всегда убивают тех, кто узнает в них оборотней. И причина понятна — клану Волка запрещено перемещаться по империи. Если имперская разведка узнает о том, что они по-прежнему летают туда, куда им нужно, будет большой скандал, а то и война. Но что делать? Если она убьет всех людей, кто поведет звездолет?

— Я слышала о типии, это действительно самый дорогой из драгоценных камней, — сказала Дора. — Говорят, за один большой кристалл можно купить целую планету. Наверное, на вашей планете живут одни богачи?

— Не встречала таких, — хмуро проговорила волчица. От влившегося в кровь адреналина слабость у нее прошла, она готовилась к бою. Джунта часто задышала, насыщая кровь кислородом. Она приняла решение убить всех работорговцев, оставив в живых только членов экипажа. — Сам рудник принадлежит корпорации, хозяева которой живут на Земле, так что все деньги уходят к ним. Девочки, хотите вернуться домой?

— Конечно, — сказала Дина. — Очень хотим.

— Тогда делайте все, что скажу, — мрачно буркнула Джунта, незаметно отращивая когти. При этом она продолжала следить за врачом, который продолжал болтать с охранником о каких-то пустяках. — Понятно?

— А что делать? — спросила Дина. — Мы сможем?

— Мы с Цитрины действительно немного другие, — проговорила уже шепотом волчица, потому что до доктора и охранника осталась всего пара шагов. — Люди у нас быстрые и сильные. Этих двух я могу убить, у меня есть маленький нож, его не нашли, когда обыскивали

— Доктора убивать не нужно, — сказала Дора. — Он был добр к нам, лечил нас, защищал от Норда, давал успокоительные лекарства, от которых хочется летать...

— Что ж, пусть живет. — Дверь клетки открылась, и Джунту словно подбросило пружиной, она оказалась вне клетки за спиной Норда, пролетев над его головой рыбкой, при этом умудрившись полоснуть по сонной артерии охранника острым когтем. — Вам виднее.

Она прокатилась по полу и повернулась к доктору, который, остолбенев, смотрел на нее удивленным взором.

— Что, эскулап, не ожидал?

— Кто ты, девочка? — удивленно спросил врач — похоже, он совсем не испугался. — Что ты наделала?

Он наклонился над охранником и, только увидев, что у того распорото горло, а кровь бьет небольшим фонтанчиком, струсил и рванулся к каморке Норда — должно быть, для того чтобы подать сигнал тревоги, но Джунта оказалась быстрее, она сбила доктора с ног и прошипела:

— Поднимешься — убью. Попробуешь поднять тревогу — разорву в клочья. Лежи и не двигайся. Ты меня понял, клистирная трубка?

— Да, да, — пролепетал врач. — Понял. Лежать и не двигаться.

— Молодец! Соображаешь, хоть и выглядишь тупым.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Волчица открыла каморку охранника, там она обнаружила на пластиковом столе продуктовые пайки и мясо, которое, вероятнее всего, предназначалось медведю, подготовленные к раздаче. Мясо она быстро нарезала виброножом и стала есть, давясь и чавкая, стараясь забросать в себя как можно больше, прежде чем ее кто-то заметит за поеданием сырой плоти. Съела она немного, килограмма два, прежде чем девушки очухались и подошли к каморке.

— Девочка, где ты? — спросила Дина, постучав в дверь. — Скажи, что нам делать?

Волчица доела кусок мяса, вытерла губы комбинезоном Норда и выглянула из двери. Девушки держали за руки доктора, который растерянно смотрел по сторонам.

— Ты не забыл о том, что я тебе говорила, доктор? — спросила Джунта. — Все помнишь?

— Не забыл. — Врач закивал. — Лежать и не двигаться, но они сами подняли меня.

— Ладно, на первый раз прощаю! — буркнула волчица. — Отведите его в клетку, девчонки, пусть посидит, там он для нас не будет представлять опасности.

Волчица услышала какой-то странный звук и оглянулась на медведя — тот когтем стучал по прутку. Увидев, что она смотрит на него, махнул призывно огромной когтистой лапой, сделав почти человеческий жест. Джунта недоуменно взглянула на него, потом еще раз. Что-то в нем ей показалось странно знакомым, но что? Она подошла к клетке и вдруг засмеялась, обнаружив, что это не простой медведь. И дело было даже не в том, что он вел себя почти по-человечески, — он пах человеком.

— Оборотень? — недоуменно спросила шепотом волчица. — Из клана Медведя?

Медведь встал на задние лапы и кивнул. Он был огромен, весил точно все триста килограммов, хоть изрядно исхудал, грязная шерсть висела клочьями, черные глаза смотрели с тоской и надеждой.

— А чего не перевертываешься? — Джунта смотрела на него без страха, хоть и знала, что оборотни разных кланов не любят друг друга, но сейчас у них был один общий враг — человек, поэтому опасности медведь не представлял, наоборот, сейчас перед ней находился могущественный союзник. При всей внутренней неприязни кланов, которая шла от разной генетической структуры, при опасности со стороны человека все мгновенно забывалось, и они нападали единым фронтом — это была еще одна причина, почему империя до сих пор не смогла их подмять под себя. В случае человеческого нападения оборотень в любом из кланов мог рассчитывать на защиту и убежище. — Или не можешь?

Медведь комично пожал плечами, потом смущенно показал лапой на девушек, которые закрывали клетку с доктором.

— Ты не хочешь это делать при них? — догадалась волчица. — Тебе нужно, чтобы они на тебя не смотрели?

Медведь задвигал огромной головой, при этом его умные темные глаза заблестели надеждой.

— Ладно, — согласилась Джунта. — Сделаю. Но потом ты меня не сожрешь?

Мишка отрицательно покачал головой и сделал уморительную мордашку, насколько это было возможно для огромного зверя.

— Смотри, ты дал слово, а оно у оборотней нерушимо.

Медведь серьезно покивал и коротко проревел:

— Кр-р-рм!

Видимо, попытался подтвердить, что клянется, по крайней мере так решила для себя волчица.

— Девочки! — крикнула волчица. — Берите доктора и тащите его в каморку, я хочу с ним переговорить.

— Зачем? — недоуменно спросила Дора. — Мы же его только что запихнули в клетку! То запихивай, то выпихивай...

— А ты знаешь, что делать дальше? — Джунта взяла ключ от клетки, который лежал рядом с брандспойтом, и бросила его медведю, тот обрадованно взревел так громко, что волчица даже испуганно отскочила. — Нам нужно знать, где находятся члены экипажа, сколько их, какое у них есть оружие и куда направляется звездолет. Простите, но я сразу об этом не подумала.

— Так можно спросить его об этом в клетке, — сказала Дина. — Зачем нужно это делать в каморке?

Потому что я хочу есть.

Волчица направилась к каморке, и девушки, пожав плечами, потащили испуганного доктора за ней. Джунта пропустила их и, оглянувшись, кивнула медведю, и тот сразу закрутился на месте. Продолжения волчица смотреть не стала — неинтересно ей это было, насмотрелась уже.

В каморке она взяла в руки вибронож и поднесла его к шее доктора, отчего девушки вздрогнули и подались назад к двери, но остановились, увидев ее мрачное предостерегающее лицо.

— Из каморки никому не выходить! — скомандовала грозно Джунта. — Стоять здесь и слушать, что он будет говорить! А вдруг я чего-то не пойму? Ясно?

— Да, да, — пролепетали девушки. — Мы не уходим, нам просто стало страшно.

— А когда вас насиловали и избивали, не было страшно? — спросила волчица. — Когда вот этот гад вам таблетки успокоительные давал, вместо того чтобы за вас вступиться, не было страшно? Сами же кричали, что убили бы Норда, а когда я сделала это за вас, стало неприятно, да? Я теперь плохая? А когда вас придут минут через пять убивать, снова будет страшно? Может, сами ляжете под них, тогда они вас просто затрахают до смерти.

— Извини, — буркнула Дина. — Просто все произошло неожиданно, мы оказались к этому не готовы. Продолжай, в конце концов, он лишь один из этих гадов.

— Хорошо. — Джунта решительно повернулась к доктору, которого последняя реплика напугала до полусмерти, он даже вспотел. — Сколько на корабле членов экипажа?

— Двадцать пять человек, — ответил врач, с испугом глядя, как тонкое блестящее вибрирующее лезвие приближается к его шее. — И еще пятнадцать человек силовиков — это те, что спускаются на планеты и охраняют клетки. Правда, теперь уже четырнадцать: вы убили Норда...

— Убила, — мрачно кивнула волчица. — И других убью.

— Кто вы? — пролепетал доктор. — Люди не могут так быстро двигаться.

— Молчать! — рявкнула Джунта. — Здесь спрашиваю я. Куда направляется корабль? Следующая орбитальная станция?

— Вообще-то сначала собирались зайти на планету Крон, — ответил эскулап. — Там хорошие рабы, сильные, ловкие, а на орбите нет охранных спутников, после этого собирались заправиться на орбитальной станции Вега и уже потом лететь к пункту назначения.

— Пункт назначения?

— Планета Смирна.

— Не знаю такой, — покачала головой волчица. — Это где?

— На окраине галактики, ее открыли пять лет назад, — ответил доктор. — Там всего одно поселение, и рабы требуются в огромных количествах.

— А откуда у них деньги? — удивилась Джунта. — Если планета новая и они ее купили, заплатили за перелет, то у них вообще ничего не должно остаться.

— Отдают металлами, в частности золотом, — неохотно ответил эскулап. — У них там хорошее месторождение, берут руду прямо с поверхности.

— Ясно.

Волчица задумалась. Все получалось не так, как хотелось. Что дальше делать, она не знала. Захватить корабль в одиночку ей не под силу: наверняка силовики имеют оружие. Какой бы быстрой она ни была, пули ей не обогнать, а выстрел в голову для нее смертелен, как и для любого живого существа, никакая регенерация не поможет, и даже перевертывание. Видела она, как оборачивался перед смертью один ее знакомый оборотень, которому проломили голову, — из него получилось непонятно что: не зверь и не человек, нечто среднее, непонятное и неприятное. Все-таки процессом перевертывания управляет мозг, а когда от него мало что остается, то и результат неясен.

Пока дела шли плохо. Впрочем, к этому она была готова — на тренировках в центре все задачи были такими. Никогда не знаешь, что делать, как выйти из трудного положения и чем все закончится. Нужно просто верить в себя и удачу, и тогда все обязательно получится, эту истину она для себя уяснила давно.

Неожиданно дверь каморки открылась, и в нее вошел огромный мужчина, ростом даже выше Норда, глаза у него были темные, карие, но черты лица приятные. Да и улыбка была приветливой, доброй. В плечах он был широк, так что комбинезон Норда ему был тесен и буквально расползался по швам. Девушки шарахнулись назад, доктор побледнел, одна только Джунта ответила на его улыбку: ей не нужно было смотреть, чтобы понять, кто перед ней, — она и так знала это по запаху. Мужчина поклонился волчице и представился:

— Меня зовут Берг, сестра, что значит — «гора» в переводе с одного из земных языков.

— А меня зовут Джунта, — пожала плечами волчица. — Что в переводе означает «быстрая».

— Правильное имя, сестра, ты его достойна, — признал Берг. — Я видел, как ты убила охранника. Что будем делать? Я могу съесть этих людей или ты разделишь трапезу вместе со мной?

Девушки ойкнули, а эскулап испуганно сполз с кресла на пол, его комбинезон внизу потемнел, и в воздухе запахло мочой.

— Мы не будем есть этих людей, — заявила решительно Джунта. — Они наши союзники. Пищи достаточно на этом корабле, просто до нее нужно добраться.

— Понял. — Мужчина сделал шаг назад и приглашающе махнул рукой людям. — Пройдите в клетки, там сейчас ваше место, доктору туда нужно обязательно, вам, девушки, — желательно, и помойте его, а то от него плохо пахнет.

— А мы не пойдем, — вспыхнула Дора. — Мы уже насиделись! И почему нам желательно?

— Ну и зря, — пожал плечами Берг. — Минуты через три сюда ворвутся охранники с автоматами, начнут стрелять во всех, кто находится вне клеток, они так обучены. А желательно потому, что с самками спорить — себя не любить, и уж точно не стоит им приказывать: не так поймут. Жить хотите? Тогда исполняйте. Нет? Скоро умрете...

Девушки пискнули и выскочили из каморки, не забыв захватить с собой эскулапа, — через пару минут они уже сидели в клетке, закрыв за собой дверь на замок.

— А ты имеешь подход к женщинам, — усмехнулась волчица. — Я бы не сумела так быстро все объяснить.

— «Опыт — сын ошибок трудных», — пожал плечами медведь. — Что будем делать дальше, сестра? Ты меня освободила, я благодарен тебе, но мне бы хотелось знать дальнейший план.

— У меня его нет, — вздохнула Джунта. — Я не знаю, что делать. Убивать всех людей мне бы не хотелось, потому что тогда корабль окажется без экипажа, а вдвоем нам не удастся доставить его в нужное место, если только ты не пилот.

— Хорошо, я понял. — Берг поклонился. — Если нет плана, тогда скажи, что ты хочешь получить в результате, и будем исходить из этого.

— Мне необходимо попасть на орбитальную станцию, — коротко ответила волчица. — Оттуда я должна переправиться на планету, имени которой тебе назвать не могу: это не моя тайна, а клана.

— Твои намерения мне ясны. — Медведь кивнул. — Меня вполне устраивает твоя цель, я готов помогать в ее достижении, поэтому весь в твоем распоряжении.

— К сожалению, я не знаю, что делать, — развела руками волчица. — Я в первый раз на космическом корабле и не знаю, как он устроен. Может быть, ты подскажешь, с чего начать?

— Начнем не мы, — покачал головой Берг. — Начнут люди. Все, что происходит в тюремном отсеке, фиксируется камерами, — как только надзиратели увидят, что я выбрался из клетки, они направят сюда охотников с оружием, и это для нас хорошо.

— Чем?

— Тем, что тюремный отсек запирается снаружи как раз на случай бунта рабов, из него не выйти, если только нам не откроют дверь, — улыбнулся медведь. — Так что имеет смысл немного подождать, пока это случится. У нас есть небольшое преимущество, которое поможет нам победить.

— Какое?

— Они уверены, что я настоящий медведь, — улыбнулся Берг. — Следовательно, будут охотиться на дикого зверя, а не на оборотня.

— Но они наверняка видели через камеры, как ты оборачивался, — заметила Джунта. — Следовательно, уже знают, кто ты.

— Нет, — покачал головой медведь. — Я оборачивался, когда камера смотрела в другую сторону, так что для охотников мое появление в образе человека будет настоящим сюрпризом.

— И что ты предлагаешь?

— Я останусь в каморке, а ты пойдешь к другим людям в клетке. — Оборотень схватил кусок мяса, бросил в рот и довольно прожевал. — Охотники будут уверены, что я прячусь в этой каморке, и направятся сюда. Когда подойдут ближе, ты выйдешь из клетки и нападешь на них, а когда работорговцы отвлекутся на тебя, покажусь я. Если будем быстрыми и сильными, то мы справимся с десятком людей. Я видел тебя, сестра, в деле, ты быстра, умна и умеешь убивать, но поверь, я не хуже.

— В какой ипостаси ты больше силен? — спросила волчица. Она уже согласилась с этим предложением, хоть оно ей не очень нравилось; но ничего другого сама придумать не могла, а это был хоть не очень хороший, но план. — Я должна это знать.

— У меня есть боевая ипостась, — ответил медведь. — Она нечто среднее между человеком и медведем, скоро сама увидишь.

— Кстати, а как тебя поймали? — спросила Джунта. — Люди знали, что ты оборотень?

— В том-то и дело, что нет, — поморщился Берг. — Я охотился, конечно, незаконно. Есть одна планета, на которой мы любим бывать, — там и зверья много, и оно, как бы правильно сказать, почти ручное, что ли, а свежего мясца иногда нестерпимо хочется.

— А что, его на вашей планете нет? — удивилась волчица. — Насколько мне известно, все планеты оборотней населены разными тварями.

— Конечно, и у нас звери есть, — согласился медведь. — Только на моей планете скорее тобой пообедают, чем ты кем-то, а на этой — ты, как в ресторане, заказываешь себе любое существо, потом ловишь и ешь. Приятно, в общем... Только в этот раз поймали меня, а я не ожидал. Увлекся охотой и выскочил прямо на засаду, тут мне влепили выстрел из парализатора, прежде чем я понял, что происходит, а потом держали на снотворном до самого корабля. Хорошо, что я успел для себя решить, что оборачиваться не стоит, иначе меня бы уже не было.

— С чего ты это взял?

— Потому что оборотня работорговцы обязательно убьют, а зверя, может, и нет, — мрачно ответил Берг. — У меня уже перед глазами все кружилось, я сознание терял, единственное, что мне оставалось, — так это прикинуться ветошью и не отсвечивать, что и сделал. А потом уже не знал, как из этой ситуации выйти: в клетке точно не стоило перевертываться, оттуда все равно не выбраться. Вот сидел и ждал, пока не появилась ты, — теперь у нас хоть есть шанс умереть достойно.

— Это точно. — Волчица пошла к двери. — Я иду в клетку, надеюсь, ты правильно оценил ситуацию.

— Если мой план не очень хорош, то вернемся к тому, что был вначале, — пожал плечами Берг. — Если что-то пойдет не так, будем импровизировать. На самом деле важно только одно — кто кого убьет: мы их или они нас, а каким образом — это уже детали. Многое в этой жизни зависит от удачи, а для нас, оборотней, это верно сто крат. Удачи тебе, сестра, да пребудет с нами доброта Большого Медведя!

— Пусть нам поможет Великий Волк, — серьезно ответила волчица. — Пусть не оставит в огромной мудрости своих заблудших детей.

Дженг пил вино и не пьянел, да иначе и быть не могло: его метаболизм был настолько мощным, что спирт, содержащийся в игристом напитке, мгновенно превращался в сахар. Оборотень, тем не менее, продолжал поглощать сладкий напиток, мучительно размышляя над тем, что ему делать. Планета ему не нравилась, как и местные обитатели: эту колонию осваивали преступники всех мастей, и теперь ее потомки населяли бесплодные каменистые земли, на которых не росло ничего, зато имелось множество самых разнообразных руд металлов, так необходимых империи. Это и стало главной причиной ее освоения, теперь на поверхности и под ней было множество городков, выросших вокруг шахт и металлургических заводов.

Воздух был беден кислородом, поскольку его вырабатывали в основном водоросли в океане. Они и поглощали углекислый газ, который выбрасывало множество плавильных заводов и обогатительных фабрик, — естественно, не весь, поэтому дышать здесь было тяжело. Люди нашли выход из этого положения, и все напитки стали обогащать кислородом, поэтому Дженг пил вино и недовольно морщился, поскольку предпочел бы чистый воздух этой безвкусной дряни.

Когда различные металлы начали выплавлять в огромном количестве, на планете, естественно, стали строить и заводы по его переработке, которые теперь изготавливали все, что необходимо империи, и в первую очередь оружие. Именно оно сейчас требовалось оборотням, поэтому Дженг находился на этой богом забытой планете. Бывал он здесь не единожды, и еще ни разу не обошлось без неприятностей: люди в этом уголке не помнили уроков, которые им преподносили, и каждый раз заново приходилось доказывать, что обманывать оборотней не стоит.

Его прежний поставщик внезапно умер, когда попытался взорвать его корабль, как до этого два других его партнера. Дженг присутствовал при их смерти — естественно, в качестве палача — и после этого остался без контактов в этом мерзком мире, а оружие требовалось клану Волка по-прежнему, поэтому он сидел в вонючем баре и ждал одного очень крутого местного бизнесмена, читай — бандита, который должен был помочь в его приобретении.

Население планеты представляло собой жуткую смесь: с одной стороны, здесь по-прежнему жило множество преступников, которых присылала империя для работы на рудниках, с другой — каторжников надо было контролировать и заставлять работать, поэтому требовалось множество надзирателей. А поскольку за оружием нужен особый пригляд, к этой пестрой смеси бандитов и полиции следует добавить агентов имперской разведки, которые, естественно, имели свою когорту осведомителей. Добавим к получившемуся густому супу частную охрану многочисленных оружейных корпораций, а также телохранителей руководителей и чиновников всех уровней и их семей — и получится очень взрывоопасная и малопонятная смесь.

Никогда нельзя было узнать до конца, с кем ты разговариваешь: то ли с осведомителем, то ли с агентом под прикрытием, то ли с нормальным бандитом, — в этом и крылся главный риск. Оборотням не рекомендовалось светиться, это могло привести в большим осложнениям, возможно, даже к войне с империей, поэтому Дженгу требовалась особая осторожность в налаживании контактов.

Перевертышей не любили, и каждый раз, когда на какой-то планете обнаруживали незаконно оказавшегося там оборотня, на него вешали всех съеденных в городе собак и пропавших людей. Кончалось это плохо — последний раз после одного такого скандала оборотням запретили перемещаться по империи и даже провели несколько карательных экспедиций, которые, правда, закончились для десанта, отправленного туда для наведения порядка, полным разгромом. Но их лишили космоса, убрали орбитальную станцию, запретили пассажирским и торговым судам заходить в эту часть галактики и поставили дозорные линкоры.

Оказавшись в изоляции, оборотни лишились многого. Без торговли они не могли нормально жить и развиваться, поэтому стали совершать пиратские нападения на торговые суда сначала с поверхности планет, на которые попадали нелегально, а после начали использовать захваченные звездолеты для перемещения по империи. Естественно, за ними стал гоняться весь имперский военный флот. Наставники готовились к худшему — к войне, поэтому ре шили установить на орбиту боевую орбитальную станцию. Дженг активно участвовал в ее вооружении — вот и сейчас он находился здесь для того, чтобы приобрести новое оружие для станции, которое невозможно купить где-либо, кроме этой планеты, на которой оно производилось.

Конечно, приобрести это оружие он мог лишь незаконно: вряд ли император хотел, чтобы оборотни имели свой оборонительный форпост, способный уничтожить его флот, — и без этого от перевертышей хватало неприятностей. Но желание создать такую станцию у оборотней было главным приоритетом, она им была нужна, чтобы иметь возможность, как и прежде, передвигаться по космосу и торговать, пусть незаконно, с другими колониями. Поэтому оружие следовало купить любым способом и по любой цене.

Люди на этой планете-колонии, как и везде, тоже хотели хорошо жить, поэтому воровали и продавали оружие. Причем делалось это на всех уровнях, начиная от простого рабочего и кончая губернаторами, а имперская разведка, полиция и частные охранные структуры всячески пытались этому воспрепятствовать.

Сейчас, сидя в кафе, Дженг мучительно размышлял, кто к нему придет: то ли агент разведки, то ли полицейский, то ли и на самом деле кто-то из крутых ребят, промышляющих этим бизнесом. Оборотень не любил баров, кафе, ресторанов, предпочитал решать дела на свежем воздухе, но, увы, на данной планете понятия «свежий воздух» не существовало в принципе: здесь даже облака были всех оттенков радуги — от ярко-розовых до иссиня-фиолетовых из-за многочисленных заводских труб, выбрасывающих сотни тонн газа и пыли.

Дженг взглянул на часы и вдруг почувствовал, что в баре начинает что-то происходить: бармен засуетился, посетители напряглись, кое-кто потянулся к оружию, кто-то демонстративно выложил его на стол. Ношение оружия на планете было официально разрешено: чем настойчивее пытались ограничить его хождение, тем больше его оказывалось в свободном обороте.

Дверь открылась, и в бар вошла группа парней, мрачно буравивших всех тяжелыми, подозрительными взглядами. Они осмотрели зал, поздоровались кое с кем, потом расположились так, чтобы полностью контролировать пространство, двое проверили туалеты и подошли к столику Дженга. Оборотень чуть ли не физически ощутил, как атмосфера вокруг него сгустилась. Один из парней сел за стол, второй встал за спиной.

— Это ты ждешь Кота? — спросил тот, что сел напротив. — Как тебя зовут?

— Алекс Торнтон, к вашим услугам, — улыбнулся Дженг. Он и в самом деле зарегистрировался в гостинице под именем этого паренька, который, к своему невезению, оказался в захваченном оборотнями космическом корабле. Когда удавалось захватить живым кого-то, кто мог пригодиться в будущем, это всегда было удачей. Так было с Алексом Торнтоном — молодым человеком с добрым улыбчивым лицом, продолжающим дело своего отца, владельца огромной торговой корпорации. Дженг сейчас находился в его образе, причем полном, начиная от внешности и расположения внутренних органов до отпечатков пальцев, и даже улыбался мягко и вежливо. — И я действительно жду встречи с господином Котом.

Телохранитель посмотрел на него с некоторым презрением и недоверием: в этом обществе ценилась только сила, а Алекс Торнтон сильным не выглядел — скорее наоборот, наивным простаком и дураком, который полез туда, где таких, как он, грабят и убивают, — и нехотя выдавил из себя:

— Кот сейчас придет, можете заказать что-нибудь для себя за его счет, этот бар принадлежит ему.

— Я бы с удовольствием съел мяса, — улыбнулся Дженг. — Плохо прожаренного, с кровью. Это возможно?

— На этой планете мясо животных стоит довольно дорого, — усмехнулся телохранитель. — Дешева только человечина.

Вероятнее всего, он хотел поиздеваться над молодым простаком и слегка припугнуть, но не знал, что под этой оболочкой скрывается настоящий хищник, поэтому ответ Алекса Торнтона его огорошил:

— Я ем любое мясо — для меня главное, чтобы оно было правильно приготовлено. Надеюсь, здесь хорошие повара, они смогут приготовить человечину? А выбрать можно?

— Что выбрать? — недоуменно уставился на него парень.

— Мясо, — улыбнулся оборотень. — Вон тот мужчина за соседним столиком очень неплох...

— Хотите человечины? — спросил недоуменно телохранитель. — А плохо не будет?

— Я хочу мяса, — сказал Дженг. — А какому существу оно будет принадлежать, для меня не столь важно. Я не отказался бы даже от хорошего куска вашей плоти: соскучился за время космического перелета, знаете ли...

— Будет тебе, парень, мясо. — Бандит встал, подошел к бармену, а еще через пару минут из-за стойки выскочил невысокий мальчишка и побежал в ресторан напротив.

— Как-то ты не похож на того, кто сможет съесть кусок человечины, — задумчиво произнес второй громила. — Да и молод слишком для тех дел, за которые взялся.

— Хотите дать совет? — недоуменно поднял брови Дженг. — Надеюсь, дельный?

— Добрый. — Телохранитель мрачно усмехнулся. — Уходи, если хочешь жить. Мой шеф таких, как ты, ест на завтрак. Понял?

Я понял, что человечину здесь едят все, поскольку другие животные дороги. — Оборотень отпил из бокала. — Позвольте мне поесть мяса, которое я заказал, а потом уже сам решу, что мне делать.

— Ты, кажется, не понял, парень, — буркнул верзила. — Ты сам мясо, это тебя будут есть.

В бар вошел в сопровождении еще трех телохранителей тот человек, которого Дженг ждал. Невысокий человечек, одетый в дорогой костюм-хамелеон, который постоянно менял цвет. Однозначно это был он. От него исходила настолько мощная аура опасности, что посетители в баре ежились и пригибали головы, избегая смотреть в глаза входящим. Громила вскочил из-за стола, освобождая стул, бандит сел и какое-то время молчал, изучая Дженга маленькими черными глазками.

— Выходит, ты и есть Алекс Торнтон?

— Да, это я, — улыбнулся Дженг. — А это вас зовут Котом?

— Зовут, когда возникают проблемы, — ответил бандит и после этого как-то скучающе оглядел зал. — Ты уверен, что сможешь купить у меня оружие?

— Уверен. — Дженг скрыл улыбку, которая сама собой вылезала на его губы, — определенно ему нравилась эта личина, все считали его наивным безобидным мальчиком, и это его устраивало. — У меня есть деньги, и есть покупатели на этот товар в империи.

— Так ты посредник? — задумчиво проговорил Кот. — Папенькин сыночек, который хочет заработать немного денег, чтобы его похвалил знаменитый и крутой папашка? Я прочитал твое досье. А почему ты один? Где твои телохранители? Всегда считал, что люди твоего положения в обществе никуда не ходят без горилл.

— Мне они не нужны, — мягко улыбнулся Дженг, глядя, как мальчик вбегает в бар с тарелкой, закрытой пластмассовым колпаком, и спешит к бармену. Тот что-то ему сказал, и посыльный подбежал к столу, опасливо поглядел на бандита, быстро поставил тарелку перед Дженгом и тут же умчался, спрятавшись за барной стойкой. — Здесь же меня никто не обидит?

— Здесь — никто, этот бар принадлежит мне, — хмуро произнес Кот. — А вот в любом другом месте тебе могут проломить башку, причем без лишних разговоров, просто потому что кому-то не понравилась твоя улыбка. Вообще-то таких, как ты, у нас едят на завтрак...

— Мне уже говорил об этом ваш телохранитель, поэтому я тоже заказал человечину, — сказал Дженг, поднимая колпак. По запаху он понял, что это говядина, но не подал виду. — Люблю хорошую еду.

— Человечину? — удивленно поднял брови Кот. Громила что-то прошептал ему на ухо, и тот понимающе усмехнулся. — Что ж, попробуйте, это наше фирменное блюдо. Итак, вы прибыли на нашу планету с кошельком, полным денег, и без охраны, чтобы купить у меня оружие? Так?

— Вы все точно подметили. — Дженг откусил кусочек мяса, оно было приготовлено так, как ему всегда нравилось,— с кровью, а есть ему действительно хотелось, его чудовищный метаболизм требовал много пищи. — Мне нужно оружие, причем непростое, а то, что производят только на вашей планете. Я бы хотел купить ионную пушку...

— Что?!! — Кот незаметно оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не слышит, и побледнел. — А ты знаешь, пацан, что за такое оружие тебя подвесят за одно место и освежуют?

— Для употребления в пищу? — улыбнулся Дженг с понимающим видом. — Кстати, человечину здесь неплохо готовят, всегда буду ее заказывать в местных ресторанах.

Кот даже фыркнул от комичности ситуации.

— А полностью вооружение орбитальной станции тебе не надо? — поднял он брови. — А то у меня есть.

— Если только с хорошей скидкой, то возьму, никаких проблем, — беззаботно ответил оборотень, с сожалением отодвигая пустую тарелку. — Но деньги отдам с небольшой рассрочкой.

— Ты что, не понимаешь, придурок? Это вооружение можно продавать только с визой самого императора! — прошипел Кот. — А если кто-то и вздумает это сделать, то ему на хвост сразу сядет имперская разведка, и их не сбросить никогда! Ты слышишь: никогда! Эти цепные псы, пока тебя не найдут и не сожрут, не успокоятся.

— Тут, похоже, все друг друга едят, — засмеялся Дженг. — Конечно, я знаю, что это серьезное оружие, но и вас, господин Кот, считаю солидным бизнесменом. Разве это не так?

— Бизнесмен, говоришь? — задумчиво проговорил бандит. — Значит, деньги у тебя на пушку имеются?

— Не наличка, конечно, — улыбнулся Дженг. — Скажите, куда перевести деньги, и я это сделаю сразу, как начнется погрузка товара.

— Скажу, — кивнул Кот. Дженг не сомневался, что сейчас бандит обдумывает возможность заставить его выплатить деньги, не давая ничего взамен. Кот подозревал ловушку: уж слишком большим простаком выглядел Алекс Торнтон. Сначала он собирался за ним последить, собрать информацию у местных силовиков, а уж потом что-то предпринимать. Дженг этого не боялся, но хотел знать, сможет ли этот мафиозо на самом деле достать ионную пушку. Если нет, то такая опека его будет раздражать. — В этом можешь не сомневаться. А сейчас, парень, в знак своего расположения я хочу, чтобы вместе с тобой походили мои люди. Не подумай ничего плохого, они будут находиться с тобой для охраны. Здесь, на этой планете, полно отморозков, а я должен беречь свою репутацию солидного бизнесмена.

Последнюю фразу Кот произнес с некоторой издевкой.

— Искренне благодарен за ваше предложение, господин Кот, но вынужден отказаться, — покачал головой оборотень. — Простите, но я привык сам заниматься своей безопасностью.

— Ты кому не доверяешь, пацан? — спросил угрожающе Кот. — Мне?!!

— Я доверю вам все, но, поскольку здесь едят человечину, от охраны вынужден отказаться, — улыбнулся Дженг. — Извините за мое глупое решение, но за своим телом я буду приглядывать сам.

— Ладно, — пожал плечами Кот, сделав равнодушное лицо. При этом оборотень не сомневался, что с этого момента он будет находиться круглосуточно под наблюдением. Правда, для него это ничего не значило. Как можно следить за оборотнем, который умеет менять свою внешность? — Не хочешь — не надо. Когда я буду готов к продолжению разговора, тебя найдет мой человек и передаст все, что нужно будет знать, а пока отдыхай и развлекайся за мой счет.

Бандит обвел рукой вокруг, сам встал и пошел к выходу, вся его команда численностью больше десятка вышла вместе с ним. Дженг задумчиво посмотрел им вслед. Все шло не совсем так, как он планировал. Похоже, все-таки эта личина не так хороша, как ему показалось, если каждый встречный сразу решает, что его можно надуть. Он допил вино и тоже пошел к выходу, заметив краем глаза, что от столика, стоящего в тени, поднялся человек и двинулся за ним. Оборотень понимающе усмехнулся и вышел.

Люди не заставили себя ждать. Едва Джунта зашла в клетку и прикрыла за собой калитку, как ворота в трюм разошлись в разные в стороны и внутрь влетела группа вооруженных людей. В руках они несли парализаторы и пистолеты, выстреливающие сети: видимо, действительно считали, что медведь каким-то образом выбрался из клетки и его можно поймать. Охотников было пятеро. На людей в клетке они не обращали внимания, только один из бандитов показал пальцем на доктора и весело крикнул:

— Эскулап, ты как там оказался? Случайно не сам себя в клетку закрыл? А то смотри, можем и продать — на докторов устойчивый спрос.

Остальные рассмеялись, но бдительности не теряли — по-прежнему настороженно глядели по сторонам, сжимая оружие в руках.

— Чего молчишь, эскулап? Ответь что-нибудь, или ты еще и голос сорвал?

— Скажи им, что испугался медведя и забежал в клетку, — прошипела волчица, — иначе присоединишься к мертвому охраннику.

— Да, да, я понял, — закивал доктор и громко прокричал бандитам: — Тут огромный медведь, он вырвался из клетки и убил Норда, я едва успел спрятаться.

— Точно в штаны наложил, — сморщился тот, кто закричал первым, понюхав воздух. — Девчонки, как вы его терпите? Не боись, эскулап, сейчас вытащим, будешь долг веселыми таблетками отдавать. Где медведь?

— Он забрался в каморку, — закричал врач, почувствовав на своей шее острый коготь, который специально для него вырастила волчица. — Почуял, наверное, мясо.

Джунта чуть приоткрыла клетку и начала готовиться к схватке. Незаметно сняла сапоги и стала отращивать когти. Небольшие, не больше пяти сантиметров, такими она привыкла работать: никуда не врезаются, а убивают не хуже, чем длинные. На руках она их сделала сантиметров восемь — уже своего рода ножи, которыми легко вскрывать грудную клетку. Потом немного нарастила мышцы на руках и ногах, чтобы быстро двигаться. После мяса, которого он поела, организм легко делал нужные ему изменения, питательных веществ ему хватало.

Когда до каморки осталось не больше пяти метров, бандиты остановились.

— Слишком спокойно, — пробормотал один. — Зверь не может быть таким тихим, даже чавканья не слышно.

— Да ладно тебе, — фыркнул тот, кто разговаривал с доктором. — Это хищник, и он напуган. Все боятся людей. Вот и сидит, дрожит, надеется, что мы мимо пройдем.

— Чтобы тихо сидела такая огромная животина? — удивился бандит. — Такого не может быть!

— Тогда нажрался и лег спать, это у зверей обычное дело: они все, как поедят, так сразу ложатся, чтобы завязался жирок, это люди после еды носятся как сумасшедшие, а потом страдают желудком.

— А почему он не сожрал Норда? — Бандит не унимался — то ли он боялся заходить в каморку, то ли был таким осторожным и дотошным. — Человеческая плоть вкуснее синтетики.

— Может, он слишком воняет, — фыркнул еще один. — Откуда мы знаем, что ему больше нравится? Но если опасаешься, давай стрельнем по двери из парализаторов — всегда хотел проверить, насколько глубоко проходит излучение.

Сразу после этих слов Берг вылетел из каморки, не желая, чтобы на нем ставили эксперименты. Он изменил свой облик — вырастил когти и огромные клыки, отчего его лицо удлинилось, превратившись в хищную морду огромного крокодила. Он был настолько быстрым, что глаз Джунты едва успевал за ним следить. Мгновение — и он уже оказался среди людей, двое из них полетели сразу в сторону от мощных ударов когтистых лап, а третьему откусил голову. С четвертым вышла осечка: тот успел выстрелить в него из парализатора, который держал наготове, и, похоже, попал, потому что медведь споткнулся и упал на пластиковый пол, укутанный сетями.

Правда, это было последним, что бандит успел сделать: волчица одним прыжком оказалась среди людей, убила тех двоих, что еще оставались в живых, и оглянулась на жалобный вой. Медведь рвал сети когтями и не мог порвать крепких веревок, сплетенных из особого пластика. Джунта подошла к нему и какое-то время просто стояла и смотрела — просто не могла оторваться от такого зрелища: огромный мужик бьется в сетях, яростно ревя измененной пастью.

— Успокойся, а? — проговорила волчица, выждав момент, когда Берг перестал реветь. — Как я тебе помогу, если ты бьешься? И вообще, меняй облик: живых людей больше нет, только те, что в клетке, но их мы есть не станем, по крайней мере пока.

Медведь успокоился, замер и начал меняться, минута — и перед ней в сетях лежал огромный парень с добродушным приятным лицом и крепкими сильными руками. Джунта взяла из каморки вибронож и аккуратно разрезала путы, которые успел намотать на себя Берг. Освободившись, тот низко поклонился и сказал:

— Вот так они меня и поймали, сестра. Сети — оружие трусов.

— Или браконьеров и работорговцев, — усмехнулась волчица. — Ты считал себя воином, а они тебя — дичью. Извини, но у людей другая логика.

— Ты откуда знаешь? — Медведь поднялся, ощупывая свое тело. — Все-таки зацепили парализатором: нога плохо подчиняется. Но ты, сестра, молодец. Не думал, что у волков растут такие смелые и ловкие самки.

— А какие они у вас? — осведомилась Джунта. — Неужели хуже?

— Они другие. — Берг собрал оружие, один парализатор сунул волчице в руки. — Держи, пригодится, стреляет метров на десять.

— Хорошо. — Волчица сунула пистолет в карман комбинезона. — Так какие у вас самки?

— Крупные и сильные. — Медведь осклабился. — Весят не меньше, а то и больше меня, правда, двигаются не так быстро, как ты. Ты мне понравилась, если пожелаешь, то в человеческом облике мы вполне можем спариться, иногда от этого даже родятся дети.

— Размечтался! — фыркнула Джунта. — Извини, но ты на меня не произвел большого впечатления, мой парень лучше.

— А кто он?

— Дженг, — ответила волчица. — Слышал о таком волке?

— Слышать слышал, — помрачнел Берг. — Говорят, он действительно нечто невероятное. Мои сородичи как-то пытались его схватить, но у них не получилось: он убил пятерых и ушел. Про него вообще говорят, что он может превращаться в любое животное. Кое-кто из моих братьев считает, что он супероборотень, тот самый, которого ждет этот мир, поэтому я уважаю твой выбор и отступаю. Люби своего парня, он достоин твоей любви. Что ж, если ты не ждешь от меня ласки, тогда, может, займемся делом?

— Каким?

— Надо захватить этот звездолет и отвести его туда, куда нам нужно. — Берг снял с пояса охранника флягу и с наслаждением напился. — Как тебе план, сестра?

— Он меня устраивает, — кивнула Джунта. — Только хотела бы знать на всякий случай: ты умеешь управлять звездолетом?

— Не очень хорошо, но до орбитальной станции доведу, — сказал Берг. — У меня имеются кое-какие знания и опыт, так как на охоту я летал на своем корабле. Я его купил, продав немного металла, — он небольшой, но вполне комфортный. Думаю, эти гады его не нашли, он хорошо замаскирован. Когда выберемся из этой заварушки, вернусь обратно на охотничью планету: корабль у меня удобный, быстрый, привык к нему.

— Если выберемся...

— Выберемся, — ответил медведь. — У меня хорошее предчувствие, а оно редко обманывает.

— Что же оно тебя не предупредило, когда ты летел на охоту? — спросила Джунта. — Или ты не нюхал воздуха перед тем, как лететь?

— Оно предупредило, — грустно усмехнулся Берг. — Только я не ожидал, что произойдет именно так. Думал, просто слетаю впустую или выйдет какая-нибудь мелкая неприятность. Кто ж мог ожидать, что на эту планету сядут работорговцы, и что им попадусь я, да еще в зверином обличье? Такое событие скорее относится к проделкам судьбы, а от нее не спасешься.

— Предчувствиям я верю. — Джунта кивнула. — У нас, оборотней, это хорошо развито. Скажи, а разве медведей не изолировали? Неужели ваша планета не закрыта для посещений и вы можете спокойно передвигаться по империи?

— Изолировали, но не особенно стараясь. — Медведь хмыкнул. — У нас хорошие отношения с империей, мы даже звездолеты у них покупаем, а им продаем лекарства и напитки из трав.

— Интересно, почему нам запрещают, а вам нет?

— Наверное, потому что мы хорошо контролируем свою животную составляющую, — пожал плечами Берг. — Я не говорю, что это плохо или хорошо, просто такова правда. Нам больше нравится находиться в людском облике, это нас совсем не напрягает. А у вас, я слышал, другая история — вы, кажется, даже зеркала в душевых установили, чтобы контролировать свои превращения?

— Установили. — Волчица посмотрела на лежащих перед ней людей, на кровь — и почувствовала голодный спазм. Мясо, которое она съела, организм уже переработал, и ей вновь хотелось есть. — Что ж, посмотрим тебя в деле. Куда сейчас?

— Нужно выйти из трюма... — Медведь показал на ворота, через которые вошли бандиты. — Но если считаешь, что это легко, ты ошибаешься. Я уверен, за створками шлюза нас ждут автоматические пушки, это обычные меры безопасности. Ты готова рискнуть?

— А разве у нас есть выбор? — ответила вопросом на вопрос волчица. — По-моему, надо решаться, если не хотим, чтобы нас задушили газом или в трюм не запустили боевых роботов — с железяками я точно не хочу сражаться, неприятное это дело.

— Тогда вперед! — Берг приглашающе протянул руку к воротам. — У нас принято пропускать даму.

— Особенно когда впереди ждет опасность? — Джунта с усмешкой посмотрела на медведя. — Ни один из волков не позволил бы рисковать самке.

— Ни один из медведей тоже, и, к счастью, мы принадлежим к разным видам, — с улыбкой произнес Берг. — К тому же у меня есть причина сделать исключение: дело в том, что ты быстрее меня, а значит, сможешь увернуться от выстрелов. Если бы требовалась сила, я бы пошел первым без тени сомнения.

— Ну-ну, — неодобрительно покачала головой волчица, направляясь к двери. По дороге она стала отращивать когти на руках и ногах, благо еще не надела сапог. — Вот какие вы, медведи, джентльмены.

— Мы не джентльмены и даже не люди, — засмеялся Берг. — Мы — наполовину, отсюда растут все наши проблемы.

Волчица направилась к воротам.

— Девочка, ты куда? — закричала Дора. — Не оставляй нас одних здесь.

— Я обязательно вернусь за вами, — пообещала волчица. — Просто ждите.

— Девочка? — недоверчиво хмыкнул медведь. — Интересно, что они имели в виду? Никогда не понимал этих людей. Неужели они не видели, как ты сражалась, или не заметили твоей чудесной лапки с острыми коготками, способными распарывать не хуже кинжала? Я уж не говорю про запах — он же явно говорит, что у тебя другой обмен веществ и иная генетическая составляющая.

— Просто прими это как комплимент в мою сторону за мою способность оставаться человеком в любом случае, — посоветовала Джунта. — И не беспокойся об этом.

— Да я и не беспокоюсь. Просто ты странная, я сразу заметил — в тебе есть нечто очень привлекательное.

— Влюбился? — Волчица удивленно взглянула на медведя. — Точно?

— Не совсем. — Берг смущенно пожал плечами. — Но что-то дрогнуло внутри. Если бы не упомянула о Дженге, я бы обязательно попробовал поухаживать...

— Не стоит, — покачала головой Джунта. — Извини, но у меня нет на это времени, да и у тебя тоже.

— Я просто говорю, что думаю. — Медведь подтащил к дверям одного из охотников, приложил его руку к сканеру, и дверь начала открываться. Он быстро заглянул внутрь шлюза и тут же отпрянул: его кожа побелела от страха, на любу выступил пот. — Что будем делать, сестра? Там две автоматические пушки.

— Всего две? — усмехнулась волчица. — Так мало?

— Этого вполне хватит, чтобы умереть даже мне. — Берг поморщился, видимо, что-то вспомнив. — Я видел, как моих друзей такая штука покрошила на столь мелкие кусочки, что регенерация была невозможна, и с той поры очень их боюсь.

— Поэтому посылаешь меня вперед?

— Поэтому, — кивнул медведь. — Мне точно не проскочить, просто погибну напрасно, а у тебя есть шанс. Если хочешь, после твоей гибели я сам пойду на пушки, чтобы ты не думала обо мне плохо и не считала меня трусом. Правда, тебе, я думаю, уже будет все равно: ты отправишься к своему Великому Волку.

— Ладно, — вздохнула Джунта. — Двоим не стоит умирать, да и одному тоже. Я попробую их обойти — меня хорошо учили, может, что и получится.

— Удачи, сестра. — Берг погладил ее по плечу. Столько было стыдливой нежности в этой ласке, что волчица чуть не завыла призывно, но опомнилась. — Я все равно умру вслед за тобой.

— Тогда жди своей очереди. — Джунта быстро заглянула в шлюз. Действительно пушек было две, и они стояли у двери, ведущей в помещения корабля. До них было метров десять, не так уж много. Она могла пробежать такое расстояние за секунду, но за это время ее свободно могли убить несколько раз. — Кстати, что говорит твое предчувствие?

Медведь задумался, даже на мгновение закрыл глаза, потом виновато пожал плечами:

— Молчит. Наверное, потому что не мне первым идти. Оно же вроде мое и беспокоится обо мне, а не о тебе. Но я уверен, что мы выберемся с корабля, или только я...

— А как же насчет того, чтобы умереть вслед за мной? — Волчица несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула воздух, подгоняя когти на ногах и руках: бежать придется зигзагами, падать, переворачиваться, возможно, даже пробежать по стене, поэтому они не должны быть слишком большими — пары сантиметров должно хватить. — Опять обман? Вот и верь после этого самцам...

— Я не знаю, — честно ответил Берг. — Это же только предчувствие.

— Ну что ж, тогда будем считать, что никто из нас не погибнет. — Джунта еще раз взглянула на пушки. Она была готова. Адреналин внутри зашкаливал, даже голос дрожал. — Если я добегу до пушек, что делать дальше?

— За стволом управляющая панель, на ней красная кнопка, которая отключает пушку, — ответил Берг. — Она специально сделана большой, чтобы можно было быстро отключить.

— Я поняла.

Волчица еще раз вдохнула глубоко воздух и уже через мгновение неслась к ближайшей пушке. Ствол сразу повернулся к ней, и она увидела, как дернулся затвор, посылая в нее первые разрывные пули, она даже видела, как они летят. И тогда с ней начало происходить странное. Сначала Джунта услышала стук своего сердца в глубокой тишине, которое билось медленно и размеренно, потом увидела раскаленные кусочки металла, приближавшиеся к ней. Она свернула в сторону, чтобы они прошли мимо, потом еще раз, чтобы избавиться от следующих, затем вскочила на стену и побежала. Тело было неуклюжим, неповоротливым, она подгоняла его как могла, а оно едва двигалось. Это напоминало кошмарный сон, когда бежишь от опасности и никак не можешь убежать.

Добежав до пушки, она ударила когтем по красной кнопке и перекатилась ко второй, долбящей металлическую стену за ее спиной, нажала и на ней кнопку, потом, откатившись в сторону, замерла, наблюдая как разогревшийся, дымящийся ствол поворачивается к ней. Она сжалась в комочек, словно этим могла защититься, и закрыла глаза. Сердце стукнуло раз, потом еще, рот раскрылся, загоняя внутрь густой тяжелый воздух, которым было непонятно как дышать. И тут появились звуки — сначала хрип легких, потом бешеный стук сердца, затем треск остывающих стволов. А еще через мгновение в проеме двери появился Берг. Медведь шел медленно, готовый в любой момент отпрянуть, — он подозрительно осмотрел пушки, убедился, что они отключены, и лишь затем подошел к ней.

— Тебе плохо, сестра? В тебя попали?

— Нет, — прохрипела волчица. Говорить ей не хотелось, даже это простое слово потребовало столько усилий, что лучше умереть.

Медведь наклонился над ней, осмотрел ее и кивнул:

— Точно, ни одной раны, кому рассказать — не поверят. Ты встать можешь?

— Нет, — уже более уверенно прохрипела Джунта. Ей было мучительно жарко, пот проступал из каждой поры ее тела, а охлаждать раскаленную кожу почти не охлаждал. Ей хотелось пить, спать и дышать, а вот этого почему-то не получалось, хоть легкие работали как мехи.

— Ладно, — покивал Берг. — Тогда жди, я скоро.

Он подошел к двери, ведущей в трюм корабля, выглянул за нее и мрачно пробормотал:

— Люди, всего трое, но вооружены серьезно: автоматы, штурмовые крупнокалиберные винтовки. Что ж, ты свое дело сделала, сестра, пора и мне что-то внести в нашу общую копилку.

Он выскочил из-за двери, и тут же послышались выстрелы, волчица недовольно поморщилась и начала приподниматься, понимая, что если медведя убьют или серьезно ранят, то следующим шагом охотников будет войти в шлюз и пристрелить ее, а она так беспомощна. Тело слушалось с трудом, оно стонало и просило оставить ее в покое, но Джунта заставила себя встать. Она знала: слабость может убить любого, и жалеть себя — значит накликать беду. Так их учили в центре, и вся ее не очень большая жизнь только подтверждала мудрые слова наставников.

Она встала и сделала шаг вперед. Это был очень трудный шаг, но после него все понемногу стало приходить в порядок, дыхание успокоилось, сердце застучало быстро и ровно, в тело вернулась сила. Джунта нажала кнопку открывания двери и приготовилась в разным неприятностям, которые посыплются на ее бедную голову, но, к своему удивлению, обнаружила только огромного черного медведя, который увлеченно пожирал тело одного из охотников.

— Какой молодец! — недовольно покачала головой волчица. — Ты бы еще при людях начал их жрать!

Медведь посмотрел на нее и закрутился вокруг себя, гоняясь за хвостом. Скорость возросла, и он превратился в большое мохнатое кольцо, потом оно остановилось, и с земли поднялся Берг и стал натягивать окровавленный комбинезон.

— Извини, сестра, не смог сдержаться. Они меня подранили, решил залечить рану и обратиться полностью, а тут почуял запах крови и не смог стерпеть. Уж больно есть хочется после перевертывания. Ты меня понимаешь?

Джунта его понимала, поэтому просто спросила:

— А как же ваша хваленая способность контролировать себя в любых ситуациях, о которой ты с такой гордостью мне рассказывал?

— Иногда и нам это не удается, — смущенно ответил медведь. — Все-таки и мы наполовину звери.

— Да уж, — хмыкнула Джунта. — Что будем делать дальше?

— Пойдем вперед. — Берг показал рукой в угол. — Вот там находится кабинка лифта, поднимемся в рубку, захватим капитана и заставим отвести корабль туда, куда нам нужно.

— Что ж, давай сделаем это.

По пути наверх им пришлось убить еще пятерых охотников, зато когда они вошли в рубку, им не пришлось ничего делать. Капитан сидел в своем кресле и мелко трясся, а на его экране шло изображение с нижней палубы, на которой медведь рвал тело одного из охотников и жадно его пожирал, запись была поставлена на повтор, поэтому громкое чавканье наполняло каюту. Джунта нажала кнопку выключения и мрачно произнесла:

— У нас есть два варианта взаимоотношений. Первый — мы убиваем всех, и мой товарищ сам доведет звездолет туда, куда нам нужно. Второй — мы оставляем вас в живых, а вы отвозите нас до ближайшей орбитальной станции и высаживаете там всех, включая девушек, которые сейчас находятся внизу. Что выбираете?

Капитан с побелевшим лицом увидел, как Берг одним ударом вскрыл грудную клетку первого помощника, вытащил оттуда сердце и задумчиво стал его жевать. Человека вытошнило, а когда он вновь посмотрел на волчицу, в его решении уже можно было не сомневаться.

Правда, для безопасности пришлось отобрать все оружие, но зато после этого их везли как на хорошем пассажирском лайнере. С ними, включая девушек, все члены экипажа были предупредительны и вежливы, кормежка была отличной, а когда очень хотелось мяса, то Берг и Джунта спускались к большим холодильникам, где лежали тела охотников, и обедали, наслаждаясь каждым куском.

На орбитальной станции их высадили, причем еще дали денег, нужных припасов и одежды. Волчица посадила девушек на звездолет, который шел в сторону их планеты, а сама отправилась на ту, где должен был находиться Дженг. Они обменялись с Бергом позывными, медведь признал за собой долг жизни и пообещал, что будет постоянно следить за сообщениями, и если получит призыв помощи, то немедленно прибудет в любое место галактики, где Джунте будет угрожать опасность.

На следующее утро по корабельному времени Максу вновь пришлось чистить клетку броненосца, а потом убирать за Машей, которая испражнилась в своей клетке, хоть и спала рядом с его модулем. Она тоже наложила изрядную кучу, правда, попыталась загрести, как это делают все кошки, и у нее, естественно, не получилось. Лис злился, ворчал и ворочал тяжелой лопатой, морщась от непереносимой вони. Потом мыл клетки водой из брандспойта и в очередной раз думал о том, что зря он пошел на пункт вербовки. Если подумать, то вполне можно было подождать: пожил бы немного на планете, заработал чуток денег на доверчивых туристах, а потом свалил оттуда, как приличный человек, на пассажирском лайнере.

Конечно, он лукавил: если бы Макс остался на планете на чуть больший срок, его наверняка бы нашла Грета — молодая, но очень сильная колдунья, которая привезла его на Цитрину с другого конца галактики. То, что он от нее сбежал, было самым правильным, хоть и не самым логичным решением, только сейчас оно казалось глупым, когда приходилось нюхать эту вонь.

Маша подошла ближе, но возмущенно зафыркала, почувствовав запах, и отошла подальше. Макс сбросил все дерьмо в утилизатор, который довольно зачмокал, получив новую пищу, еще раз выругался и побрел к шлюзу, на котором загорелся зеленый индикатор призыва, автоматическая тележка покатилась за ним. Внутри он увидел еще одну тележку, в которой лежало два брикета мяса по двадцать килограммов, и еще раз выругался, представив себе, во что оно превратится к завтрашнему дню в звериной утробе.

Как утешение рядом с мясом он обнаружил в большом пластиковом пакете настоящий офицерский завтрак, еще горячий. Лис быстро разрезал мясо на куски, половину бросил броненосцу в клетку, вторую часть на пол перед модулем — туда, где лежала кошка, а сам вошел в модуль. Не успел он насладиться первым офицерским блюдом — яичницей с настоящим беконом, — как дверь шлюза открылась, и в нее вкатился боевой робот, за которым двигались два разведчика в черных боевых скафандрах, а за ними катилась автоматическая тележка с каким-то сложным оборудованием.

Кошка вскочила на ноги сразу, как только начала открываться дверь шлюза, зарычала и рванулась к людям, но не успела сделать и пары прыжков, как робот открыл огонь на поражение. Машка простонала почти по-человечески и упала. Макс бросился к ней и увидел торчащий среди густой коричневой шерсти шприц со снотворным. Разведчики на Лиса даже не взглянули, прошли как мимо пустого места и направились к клетке броненосца.

Лис посмотрел на них, вздохнул, вернулся в модуль, включил связь и набрал Крота. Капитан появился на экране сразу, как только пошла заставка вызова.

— Какие-то проблемы, рядовой?

— Да, капитан. — Лис покрутил камеру так, что в нее попала тушка Маши, лежащей недалеко от спасательного модуля. — Видите? Пришли какие-то люди в боевых скафандрах, усыпили кошку и броненосца.

— Ясно. — Крот с подозрением покосился на него. — А почему ваша кошка, рядовой, — капитан сделал упор на слове «ваша», — находится вне клетки? Кто вам разрешил ее выпускать?

— Никто, сэр, — виновато опустил глаза Макс, хоть виноватым себя не считал, но и лезть на рожон не собирался. — К сожалению, сэр, мне не дали оружия, парализатора или хотя бы пистолета со снотворным. Как я, по вашему, смогу убирать их клетки, не заходя внутрь? А войдя, как я смогу обеспечить себе безопасность? И каким образом смогу заставить зверей возвращаться в клетку? Ссылкой на ваши приказы, сэр? Или уговорами? Поверьте, я все это использовал, звери очень смеялись, сэр...

— Что?! — нахмурился капитан. — Хамишь, рядовой! Тебе выдан боевой скафандр — так используй его в полную силу, конечно, стрелять из винтовки по зверям я тебе не разрешаю, они собственность имперской разведки, но у тебя остаются руки и ноги, усиленные мощью сервомоторов. В скафандре ты сильнее любого зверя.

— Это так, сэр, но у меня нет боевого скафандра, его еще на планете испортил огромный зверь, — виновато промолвил Лис. — Вы же видели это собственными глазами, а оружие у меня забрали еще в посадочном трюме...

— Но тебе должны были выдать новый скафандр, рядовой... — Кажется, до капитана понемногу что-то стало доходить. Он нахмурился. — Подожди. Ты же числился по десанту, а теперь переведен к нам, а следовательно, тебе должны выдать все необходимое наши интенданты, а они наверняка еще не заглядывали в твое дело. — Он посмотрел на него с недоверием. — Не хочешь ли ты сказать, рядовой, что заходил в клетки без скафандра?..

— Так точно, сэр, — ответил Макс. — У меня его нет, а вы требовали, чтобы я чистил клетки и ухаживал за зверями. Я выполнял ваш приказ, сэр.

— Ты заходил внутрь?!! — Крот даже побледнел, видимо представив эту картину. — И остался жив???

— Да, сэр, это произошло совершенно случайно, сэр, — ответил серьезно Лис. — Очень хотелось остаться в живых, сэр, но и приказ я был обязан выполнить...

— Обязан, — уже спокойно ответил капитан, настороженно рассматривая его, видимо ища признаки полного кретинизма. Макс и сам посмотрел на маленькую иконку в углу экрана, на которой красовалось его лицо. Точно идиот, все признаки на лице. — Что ж, тебе повезло. Итак, зачем ты меня вызвал?

— Пришли какие-то люди в скафандрах. — Макс вздохнул. — Усыпили животных, а зачем, мне не сказали.

— Тебе никто ничего не обязан докладывать, рядовой, — произнес сурово Крот. — Ты всего лишь смотритель зверей, а вот что мы будем делать с ними — не твое дело. Твоя задача — помогать тем, кто зашел внутрь, и то лишь в том случае, если тебя об этом попросят. А лучше всего, если тебя не будет видно и слышно. О скафандре я распоряжусь, как и о пистолете со снотворным на всякий случай. Конец связи.

Макс непонимающе вздохнул, взял в руки пакет с завтраком, вышел из модуля и сел на лестницу, наблюдая за тем, что делают разведчики. Как он понял, целью их являлась не Маша, а броненосец. Его они распяли на полу, используя специальные оковы, нацепили на него датчики, которые подключили к компьютеру, воткнули ему шприц, после которого он очнулся и яростно заревел.

— Нас интересует оборотень по имени Дженг! — громко произнес один из разведчиков и выстрелил их пистолета, который держал в руке. Похоже, это был электрошокер, потому что зверь затрясся и вновь заревел, на этот раз жалобно.

— Ты знаешь его? — Разведчик опять нажал на спусковой крючок, и броненосец взревел от боли. — Может быть, это тебя так зовут?

Лис прожевал яичницу, уже не чувствуя вкуса, оставил пакет на лестнице в модуле и подошел к клетке.

— Я не знаю ваших имен, господа офицеры, — начал он. — И ради бога не подумайте, что хочу вам указывать, что и как нужно делать, но броненосец не оборотень, а обыкновенный зверь.

— Заткнись, рядовой! — фыркнул тот из разведчиков, что держал пистолет. — И пошел вон, иначе сам окажешься на месте этой твари. Много ты знаешь, мальчишка! Этого броненосца нет в реестре диких животных планеты, значит, он выведен искусственно, как и та кошка, которой ты позволяешь спокойно разгуливать по отсеку. Эти твари разумны и опасны, они сожрут тебя не задумываясь.

— Но я обязан заботиться об этих зверях, — произнес Макс. — Мне приказал полковник Петер, я обязан ему доложить о том, что вы с ними делаете.

— Пошел прочь отсюда, щенок, пока я тебе уши не отрезал и не скормил этим тварям! — заорал на него тот, что смотрел на экран компьютера. — Не мешай работать, если вякнешь кому-то о том, что здесь происходит, я тебя расстреляю за разглашение государственной тайны. Вон!

— Да-да, конечно, извините. — Лис развернулся и зашагал обратно к своему модулю, удивляясь сам себе. И действительно, чего он лезет не в свое дело? Понятно же, что ни к чему хорошему это не приведет. Кто он такой? Никто! Ему уже это доказали на планете. Захотят — расстреляют, и ничего разведчикам за это не будет, спишут на боевые потери. Поэтому надо вести себя тихо и не высовываться. Только почему на душе так противно? — Виноват, сэр.

Кошка лежала тихо, ее грудь едва вздымалась. Он сел с ней рядом, погладил по жесткой шерсти и тихо проговорил:

— Я не знаю, чего им от вас нужно, но думаю, вряд ли они хотят вам сделать что-то хорошее. Мне тебя жаль, только сделать ничего нельзя. Мы же летим на космическом корабле, в отдельном отсеке, у нас своя атмосфера, если что-то пойдет не так, сюда просто закачают сонный газ, этого добра на линкоре хватает, сам видел в оружейке, а потом все равно всех убьют. Но почему они захватили вас и пытают, при этом используя детектор лжи? Какое-то странное сочетание: детектор и пытки. Похоже, они настоящие садисты и просто развлекаются, пытая твоего дружка.

Кошка тяжело вздохнула, но глаз не открыла. Броненосец ревел все жалобнее, потом стих, то ли потеряв сознание, то ли у него не осталось силы даже на рев. Разведчики вышли из клетки и пошли к шлюзу, робот катился впереди, ворочая крупнокалиберным пулеметом по сторонам, замыкала процессию автоматическая тележка. Проходя мимо него, один из разведчиков буркнул:

— Убери в клетке: зверюга обмочился. Если к утру не очухается, придется его списать. Не выбрасывай тушу в утилизатор, а отправь на тележке к нам — медики хотят его осмотреть. Впрочем... — Разведчик оглянулся назад. — Пожалуй, я пришлю тележку и санитаров прямо сейчас, поможешь им погрузить эту тварь.

Они дошли до шлюза и скрылись за массивной дверью. Примерно через полчаса, когда кошка понемногу стала открывать мутные глаза, появились санитары в боевых скафандрах и с массивной тележкой, они уложили тело броненосца на платформу и увезли с собой. С Максом они не разговаривали, сделали все молча и быстро. Он проводил их взглядом и услышал вызов из модуля. На экране появился уже знакомый ему интендант, который сразу заявил:

— Рядовой, мне приказано выдать тебе новый боевой скафандр. Поскольку по своим характеристикам он отличается от других, советую внимательно ознакомиться с инструкцией. Сразу предупреждаю: оружия тебе не положено, поэтому выдаю только пистолет со снотворным, в обойме пять шприцев, запасные не предусмотрены, так что советую беречь.

— А если меня сожрут? — спросил Макс. — Что тогда?

— Это меня не касается, рядовой, — пожал плечами интендант. — Мое дело — снабдить тебя тем, что необходимо, а убивать или умирать я за тебя не собираюсь, мне по должности не положено. Насколько мне известно, на одного хищника у тебя стало меньше, так?

— Так точно, сэр, — вытянулся Лис. — Забрали для опытов.

— Так чего тебе еще нужно, рядовой? — Интендант посмотрел куда-то на стол, где, видимо, у него был еще один монитор. — Зверя забрали, значит, и расход продуктов уменьшим в два раза. Мне сообщили, что твой новый скафандр уже в шлюзе, иди получи. Конец связи.

Макс вышел из модуля и увидел кошку, которая лежала на полу и смотрела на него жалобными глазами. Она что-то хотела ему сказать, только он не понимал что. Потом вдруг в голове словно что-то щелкнуло, и он понял — ей нужна вода, много воды, чтобы вывести из организма снотворное. Он открыл плитку на полу, подключил брандспойт, открыл его так, чтобы из него текла небольшая струйка, и положил рядом с Машей, та стала лизать воду, поглядывая на него. Лис погладил ее по голове и грустно произнес:

Я пойду принесу скафандр, хоть уже и не знаю, зачем он мне: броненосца, который так меня не любил, убили.

Услышав его слова, кошка приподнялась и посмотрела в сторону клетки. Макс готов был поклясться, что Маша поняла то, что он сказал. Может, действительно оборотень? Тогда почему она не может перекинуться в человека?

Кошка встала и подошла к клетке броненосца. Шла она тяжело, ее пошатывало, иногда даже падала на передние лапы, повизгивая от боли, потом опять упрямо вставала и двигалась дальше. Маша зашла в клетку, обнюхала место, где лежал броненосец, и гневно зарычала. Лису на мгновение стало страшно: перед ним был настоящий дикий зверь, готовый убивать. Он хоть и не обижал ее и не убивал броненосца, но кошка вполне могла наброситься на него хотя бы потому, что Макс находился на стороне ее врагов.

Но, порычав немного, Маша тихо и жалобно заскулила. Лису стало жаль ее, он не выдержал, подошел к ней и сел рядом:

— Может, я сейчас скажу глупость, но мне кажется, что нам нужно держаться вместе, — проговорил он. — Не знаю, что ты обо мне думаешь, но я хоть и одет в форму десантника, никогда им практически не был. Да и не мое это призвание, если быть точным. Есть парни, которым нравится убивать и причинять боль, таких много в десанте, я же попал сюда случайно. Мне нужно было срочно выбраться с одной паршивой планеты, а другого выхода я не нашел, кроме как зайти в пункт вербовки и записаться в десантники. Если честно, то об этом сейчас очень » алею.

Кошка перевернулась и уставилась на него огромными желтыми глазами, она слушала его, прядая ушами с белыми кисточками. И вообще только сейчас Макс заметил, насколько она красива: шерсть у нее была паленой, с темно-коричневыми полосами, на лапках желтые сапожки, такого же цвета воротник и небольшой галстук на груди. Уши белые, глаза темно-желтые, умные и внимательные.

— Я понимаю, мои слова немногого стоят, и верить тебе не хочется, — продолжил Лис. — Тебя поймали, привезли на космический корабль, посадили в клетку, теперь вот еще убили твоего друга...

Тут Маша вновь гневно зарычала, показав длинные белые клыки.

— Понятно, что на этом они не остановятся и убьют тебя, — произнес он с горечью. — Не знаю почему, но им очень нужен Дженг, один из ваших оборотней. — Маша вновь посмотрела ему в глаза, словно пытаясь что-то ему сказать. — Такие дела.

Кошка толкнула его головой и посмотрела ему в глаза, что-то в них мелькнуло.

— Я помогу тебе, если смогу, поверь мне, — вздохнул Макс. — Я на твоей стороне, но пока не знаю, что делать: мы на линкоре, захватить корабль не смогу — здесь слишком много людей с оружием, — а если бы это даже получилось, то вряд ли бы мне удалось привести его к самой захудалой планете. К сожалению, я не пилот...

Маша приподнялась, заглянула ему в глаза, а потом лизнула мокрым и шершавым как терка языком. Макс так и не понял, было это приятно или все-таки не очень, зато понятно — кошка осознала, что они не враги.

— И что нам с тобой делать? — спросил Лис. — Мысли какие-то есть?

Кошка в ответ понятно, по-человечески, пожала плечами.

— Точно, я не ошибся, ты — оборотень, застрявший в животном теле, — проговорил он, за что его еще раз лизнули в лицо. — Ладно, я что-нибудь придумаю. Даже если мне удастся вытащить тебя с этого корабля, то непонятно, что делать дальше. Путешествовать с кошкой по космосу не очень-то просто. Вряд ли меня с тобой возьмут на какой-нибудь корабль. Стоп! — Макс задумался. — Получается, что и твой дружок броненосец тоже был оборотнем?

За догадку Маша его наградила новым мокрым поцелуем.

— Но тогда разведчики знали, кто он, и поэтому пытали, используя детектор лжи? Что ж, тогда они узнали, что хотели. Детектор лжи не обманешь, даже в звериной шкуре. Другое дело, что, может быть, броненосец знал не так много. Но тогда они будут и тебя пытать. — Лис встал. — Ладно, тут уж ничего не поделаешь. Оружия у меня нет, кроме пистолета со снотворным, да и бесполезен он против людей в боевых скафандрах, так что остается лишь жить и надеяться на то, что в будущем что-нибудь изменится. Ты везучая?

Маша пожала плечами.

— Я — точно нет. Ладно, посмотрим, что нам судьба приготовила. Слышишь звонок, это еду привезли. Надо тебя накормить, да и самому поесть: война войной, а обед по расписанию. Жизнь продолжается, нравится нам это или нет. А зверь, даже если не хочет жить, самоубийством не покончит, это умеет только человек...

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Тележка ждала его в шлюзе, мяса на ней лежал один брикет, рядом в упаковке боевой скафандр — такой же, как он видел на разведчиках. Надевать его Макс не стал, чтобы не пугать кошку, а пошел в отсек, тележка поползла за ним. Мясо он разрезал на куски и положил на пол Машиной клетки. Она стала есть, глядя на него жалобными глазами, но он не обращал на нее внимания — у него было много дел. Прежде всего он убрал прутья с клетки броненосца: теперь она была никому не нужна и лишь напоминала о том, что здесь произошло. Потом тщательно вымыл пол, чтобы в отсеке больше ничто не напоминало о том, что когда-то здесь находился еще один зверь.

После этого сел поесть, с грустью думая о том, как получилось, что он из квалифицированного вора превратился в уборщика дерьма. Ему и в этот раз прислали пакет с офицерской едой, что немного смягчало тоску. Ел он не один: кошка пришла к нему и, понюхав, стала выпрашивать кусочек то одного, то другого блюда. Маша уже совсем оправилась от потери — хоть глаза у нее были по-прежнему грустными, на аппетит это не повлияло.

Он ел и размышлял над тем, как оказался в этом месте и как выбраться отсюда живым и здоровым. Мыслей набралось немного, точнее — всего одна. Ему следует покинуть службу и стать дезертиром, поскольку пять лет, на которые рассчитан его контракт, ему точно не прожить. Убьют его, и не потому, что он плохой солдат, а потому что, как всегда, оказался не в том месте и не в то время.

Впрочем, он никогда не был лояльным гражданином империи, скорее наоборот, а если еще вспомнить, что не так давно подбил два военных корабля звездного десанта, пусть и по чужому приказу, то получается, грустить совсем не о чем, а следует готовиться к побегу, и неплохо при этом постараться помочь сбежать Маше. И не только потому, что кошка ему нравится, но и на тот случай, если вновь столкнется с оборотнями, — а вдруг зачтется? Может, даже придется скрываться на их планете: вот уж где его точно не найдут. Правда, жить там трудно, но если постараться...

Прозвучал сигнал вызова. Макс направился к экрану и нажал переключатель, падая в кресло. Появился хмурый Крот:

— Значит, так, парень, линкор завтра окажется вблизи одной из орбитальных станций. Ты вместе со своим зверем будешь переправлен на нее. Естественно, придется соблюдать требования безопасности. Сейчас готовят специальный ящик, в котором твою кошку переправят на станцию. Ты должен будешь усыпить зверюгу по моей команде. Насколько мне известно, пистолет со снотворным тебе выдали.

— Что за станция, господин капитан? — спросил Макс. — Новое место службы?

— Поосторожнее с вопросами, рядовой, — проговорил с хмурой усмешкой капитан. — У тебя нет соответствующего допуска, а то вдруг я отвечу, тогда придется тебя расстрелять, чтобы не допустить разглашения государственной тайны. И вообще не забывайся. Ты выделен разведке из десанта для сопровождения этой кошки только в силу того, что на тебя не действуют опасные бактерии и вирусы оборотней, и не больше, довезешь кошку — вернешься обратно, к прежнему месту службы. Но, тем не менее, я отвечу — все равно завтра узнаешь.Станция — промежуточный этап твоего долгого путешествия с кошкой. Как ее называют, тебе знать не положено, а если начнешь расспрашивать других, башку прострелю. Но пробудешь ты там недолго: как только появится подходящий корабль, полетишь дальше — естественно, не один, тебя будут сопровождать, кто — пока неизвестно, возможно, даже я.

— Так точно, господин капитан, — выдохнул Лис. То, что сказал Крот, звучало неплохо. Орбитальные станции всегда находятся рядом с обитаемыми планетами, там может появиться шанс сбежать. — Я понял, сэр, мне следует приготовить зверя к перевозке на орбитальную станцию.

— Выполняй, раз понял.

— Так точно, господин капитан, — Макс нажал кнопку выключения и вернулся к кошке. — Начинаю прямо сейчас, сэр.

Маша уже доела его обед и теперь лежала, растянувшись на полу. Лис ей даже позавидовал, подумав о том, что хорошо быть оборотнем, — можно испытать все, что ощущает зверь, и в любой момент вернуться в тело человека. Он сел с ней рядом, положил руку ей на бок, и тут же его рука оказалась в ее пасти, а острые длинные зубы стали смыкаться. Макс замер, внезапно осознав, что через мгновение он останется без кисти, а потом, когда зверь ощутит вкус крови, и без всего остального.

— Это я, Маша! — выкрикнул он. — Я, Макс. Не убивай меня, пожалуйста...

Кошка открыла сонные, недовольные глаза и нехотя разжала зубы. Лис стиснул зубы от боли, увидел, как образовавшиеся ямки на коже от клыков наполняются кровью, и пошел в модуль, чтобы сделать перевязку. Его трясло от прилива адреналина, ему было страшно как никогда. Умереть случайно, по собственной глупости, показалось ему почему-то очень неприятным. Макс вернулся к Маше — она не спала, смотрела на него, и ему показалось, что выражение глаз ее стало виноватым.

Когда он подошел к ней ближе, она встала.

— Мм-рак, — промурлыкала она, толкая головой его перевязанную руку. — М-м-мне...

— Я понял, что спящую тебя лучше не трогать, — вздохнул Лис. — Сам виноват. Просто хотел тебе сказать, что завтра нас с тобой перевезут на орбитальную станцию, а потом отправят дальше на каком-то корабле.

— Мм-рак, — кивнула Маша, садясь, а потом ложась на пол. — Мм-рано.

— Не знаю, что ты своим мурлыканьем хочешь сказать, — Макс сел рядом, — но надеюсь на то, что на станции может появиться шанс сбежать. Только не сглупи, не вздумай показывать свою ярость, а то тебя напичкают снотворным до самых бровей, и тогда я уйду один.

Кошка недовольно заворочалась.

— Я сказал, если сглупишь. — Он погладил ее по шерсти и скривился от боли в раненой руке. — Если нет — я помогу тебе обрести свободу, конечно, если ты не сожрешь меня раньше.

Маша облизала ему руку, содрав повязку, и стала вылизывать обработанные антисептиком ранки.

— Крови моей хочешь? — спросил с горечью Лис. — Руку откусишь?

Кошка в ответ так по-человечески отрицательно покачала головой, что он даже немного устыдился. От этого лизания языком ощущения были странные, боль вроде стала проходить, а вот оттого, что кожу терли чем-то вроде наждачной бумаги, та загорелась неприятным огнем. Макс терпел, боясь оттолкнуть Машу: кто ее знает, что она подумает и сделает, — все-таки наполовину дикий зверь. А та, тщательно вылизав ранки, оттолкнула мокрым носом его руку и легла, закрыв глаза. Минут через двадцать прозвенел звонок, сообщая о том, что пришла тележка с едой. Макс рассмотрел руку — кровь больше не шла, а ранки покрылись коричневой корочкой.

Хищница проводила его до шлюза, но за ним не пошла. Внутри шлюза на тележке лежал небольшой брикет с мясом, и больше ничего — похоже, офицерского пайка его лишили.

Кошка хоть и морщась, но съела мясо, а Лис удовольствовался стандартным рационом десантника из модуля. Ночью они спали вместе, обнявшись, на полу. Лису было тепло и спокойно, да, похоже, и Маше тоже. Наверняка те, кто следил за ними в камеры, смеялись, но ему было на это плевать. Утром по корабельному времени их обоих разбудил зуммер вызова.

— Мы подходим к станции, рядовой, — объявил Крот. — Сейчас в шлюз войдут техники в боевых скафандрах и с клеткой, в которой дальше поедет кошка. Усыпи ее, понял?

— Так точно, сэр!

Макс вышел из модуля с пистолетом и показал его кошке — та недовольно сморщилась.

— Или это сделаю я, или кто-то другой, — мрачно объявил он. — Надеюсь, ты понимаешь, что сделать это придется? Но если в тебя выстрелят разведчики, то перестанут мне доверять, а это плохо, так что ложись.

Маша вздохнула, легла, закрыв свою морду лапами, причем сделала это настолько по-человечески, что Лис только вздохнул. Он приложил пистолет и нажал на курок, шприц воткнулся в тело и вогнал свое содержимое кошке в кровь. Она открыла быстро мутнеющие глаза:

— Мм-рак... — и заснула.

Минут через двадцать Макс натянул на себя новый боевой скафандр и убедился, что тот на порядок лучше десантного. Он был легче, двигался быстрее, интерфейс управления выводился на небольшой экран, который нисколько не мешал обзору, да и функций в нем имелось гораздо больше, чем у того, прежнего, который он носил. Время до прихода техников он провел, читая инструкцию. Кроме режима хамелеона, у скафандра было еще несколько, которые можно было переключать самому. Например, перенаправить энергию на сервомоторы, и тогда можно бегать, поднимать тяжелые предметы и даже драться.

Скафандр был сконструирован не для рядового состава, как правило, не имеющего никакого образования, а для офицеров, умеющих мыслить. Впрочем, и для него эта техника не представляла большой сложности, он и раньше всегда старался быть в курсе всего, что появлялось на рынке, неплохо разбирался в оружии и сигнализации — во всем том, что составляло его прежнюю воровскую профессию.

Если бы не появление в его жизни Греты — колдуньи, полностью изменившей его жизнь, он бы по-прежнему жил на своей планете и воровал все, что имело хоть какую-то ценность, используя последние технические новинки.

Макс попробовал прыгать и бегать в скафандре, и ему это понравилось. Впрочем, особо резвиться ему не дали: появились знакомые разведчики, убившие броненосца, за ними катилась автоматическая тележка, на которой была закреплена большая металлическая коробка с просверленными в ней дырками.

— Грузи кошку, рядовой! — скомандовал техник с эмблемой лейтенанта. — А мы тебе поможем.

— Да побыстрее, — буркнул второй, с погонами сержанта. — Времени мало.

Дверь в клетке была закрыта на кодовый замок, лейтенант быстро набрал код, и она открылась. Макс на всякий случай записал звуковой сигнал в память скафандра — вдруг пригодится. Втаскивали Машу втроем — весила она немало, и даже в боевых скафандрах поднять ее было непросто. Ее уложили внутрь, лейтенант закрыл замок, и они направились к шлюзу.

— Дальше, рядовой, мы пройдем через обеззараживающие камеры, чтобы обезопасить людей на орбитальной станции, — предупредил разведчик. — Клетку герметично прикроют пластиком с особыми фильтрами, которые и будут снабжать ее воздухом. Твоя задача — охранять клетку от любого, кто попробует ее отбить.

— А это возможно? — спросил Лис. — Разве найдется хоть один человек, который попробует отбить у имперской разведки странного зверя?

— Человек, может, и не найдется, — усмехнулся лейтенант. — А вот среди оборотней такие могут и возникнуть.

— Тогда следующий вопрос: а чем я буду ее охранять, сэр? — спросил Макс и показал на пистолет со снотворным. — Этим?

— Для тебя сойдет, — усмехнулся сержант. — Оборотня можно остановить снотворным, да и человека тоже, конечно, если он не вооружен, по крайней мере так говорят.

— А если он вооружен?

— Ты в боевом скафандре, его не пробить так просто, так что не прикидывайся беззащитным сиротой, да и кто-нибудь из нас, вероятнее всего, будет рядом, — буркнул лейтенант. — Лучше скажи: ты, должно быть, решил, что мы сошли с ума, когда пытали ту броненосную тварь?

— Что вы, господин лейтенант, — проговорил Макс. Они вошли в шлюз, из щелей стал подниматься дезинфекционный туман, он был настолько густым, что Лис испугался, что кошка может задохнуться, но сделать он ничего не мог. Стекло его шлема покрылось мелкими капельками, потом из щелей пошел теплый воздух и все высушил. — Я так не думал.

— Врешь, думал, — засмеялся разведчик. — Я же видел твою рожу, когда ты бегал вокруг клетки. Так вот, рядовой, официально тебе сообщаю, что тот зверь животным являлся только наполовину. Бронированный хищник на самом деле был настоящим оборотнем, правда, его модификация не позволяла ему оборачиваться в человека, что, впрочем, не делало его менее опасным для людей. Чтобы ты знал, на планетах оборотней постоянно проводятся генетические опыты по созданию новых и опасных тварей, которых они собираются натравить на людей. А также они создают специальные генетические коктейли, выпив который человек превращается в зверя. Они собираются использовать эти вещества как биологическое оружие. Представляешь, насколько это опасно? Пролетит над планетой космический перехватчик, сбросит в хранилища питьевой воды такой генетический коктейль, а через несколько дней все люди на планете превратятся в оборотней. Ты хотел бы превратиться в оборотня, рядовой?

— Я не знаю, господин лейтенант, что такое оборотень. — Они вышли из шлюза и направились к грузовым лифтам. Кошка была жива, он проверил это, направив микрофон на клетку и усилив чувствительность. Маша дышала, правда, как-то судорожно, но тут он уже ничего не мог сделать. Лис поддерживал разговор, хоть давно понял, что ему хотят сказать. — Извините, я вырос на тихой маленькой планете, на которой они не появлялись.

— Так ты, получается, ничего не слышал про этих тварей, рядовой? — Лейтенант нажал кнопку спуска на посадочную платформу. — Или все-таки что-то знаешь?

— Конечно, я смотрел телевизор, там говорили, что это страшные и безжалостные существа, — ответил Лис. — Что они разделены по кланам, есть кланы волков, медведей, рысей, тигров, еще кого-то. Но броненосцев среди них точно нет, и кошек тоже.

— Мир не стоит на месте, — философски заметил сержант. — Все меняется. Когда-то эти кланы появились в результате генетических экспериментов, и оборотни продолжают себя совершенствовать. Не вздумай привязываться к этим тварям. Им сожрать человека ничего не стоит, потому что в каждом из них сидит страшный зверь.

— Так точно, сэр. — Лис прищелкнул каблуками, точнее, попытался — скафандр ему не дал, но его попытку лейтенант увидел и оценил, заржав. — Буду вести себя правильно.

— А вот этого не надо, — поморщился лейтенант. Они вышли из лифта и направились к грузовому челноку, стоящему отдельно от десантных и разведывательных ботов, выглядел тот гражданским, хоть оружейные порты у него тоже имелись. — Будешь козырять тем, кто полетит с тобой, мы — технический персонал.

Около челнока стояли Крот и Питон, оба были одеты в боевые скафандры, только оружия у них не было. Ракетные направляющие пустовали, места винтовки и двух стволов заняли кобуры с пистолетами. Техники довезли тележку до челнока, завели ее внутрь и ушли. Крот и Питон вошли на борт и сели рядом, трап втянулся, люк стал закрываться.

— Как дела, рядовой? — спросил капитан, поднимая забрало шлема и снимая перчатки. Питон устроился рядом, только сейчас Лис увидел на нем знаки различия: старший лейтенант. — С кошкой все нормально?

— Так точно, господин капитан, — прищелкнул каблуками Макс. — С ней все в полном порядке, сэр. Она спит.

— Да перестань ты из себя идиота корчить, — поморщился Крот. — Тебя же проверяли перед тем, как откомандировали к нам. Твой ай-кью выше нормы, реакция тоже, и вообще многие параметры говорят о том, что ты совсем не тот кретин, каким пытаешься прикинуться. Правда, выяснить твое настоящее имя и планету, на который ты родился, нам не удалось: твое досье засекречено настолько, что даже допуска командира линкора оказалось недостаточно. Одно известно точно: на Цитрине ты не рождался, нет такого человека в планетарных архивах, не прилетал ни на одном из пассажирских звездолетов и не служил ни в одном роде войск. Ощущение такое, что ты просто материализовался из воздуха и пошел записываться в десант. Кто ты такой, Макс Збруев?

— Макс Збруев, боевое прозвище Лис! — Он вновь попробовал прищелкнуть каблуками. — Рядовой первого класса.

— Да уж понятно, какой ты рядовой. — Крот вздохнул с облегчением, увидев, что люк закрылся. — Вероятнее всего, из особого отдела? К нам приставили для контроля?

— Никак нет, сэр. — Макс удивленно посмотрел на капитана и открыл забрало, повинуясь приказному жесту. — Простите, не понял вашей последней фразы, господин капитан. На меня есть досье и оно секретно?

— В империи на всех есть досье, — хмыкнул Крот. — Как только ты рождаешься, в твоем файле указывают родителей, их положение, затем у тебя снимают отпечатки пальцев рук и ног, делают сканер сетчатки, берут пробу крови, проводят анализ ДНК, и вся эта информация сразу попадает в центральный компьютер. И с этого момента досье только пухнет. Пошел в школу — добавились данные тестов и экзаменов, твои реакции на разные препараты, скорость реакции, ай-кью и так далее.

— Я не учился в школе, капитан, — заметил Макс, наблюдая в иллюминатор за тем, как челнок потащил к выходному шлюзу небольшой погрузчик. — И родителей своих не помню: они умерли, когда я был совсем маленьким.

— А это не суть важно, — пожал плечами Крот. — Ты можешь ничего не знать и не помнить, но досье у тебя все равно имеется, и как только ты где-то засветился со своими отпечатками пальцев, так сразу оно начинает пополняться. На каждой орбитальной станции тебя проверяют в санитарной зоне, поэтому никто не может оказаться невидимкой. На Цитрину, мы считаем, ты прилетел с кем-то на частном звездолете, но узнать, кто тебя сюда доставил, нам не удалось, потому что твое досье оказалось засекречено таким высоким допуском, что открыть его даже разведке не дали. Это очень странно. Лично я в первый раз с таким сталкиваюсь, адмирал даже сделал запрос насчет тебя в империю, и знаешь, что ему ответили?

— Очень хочется узнать, — осторожно ответил Лис. Он пока не знал, как себя вести: то ли продолжать валять дурака, то ли перестать. — Чрезвычайно любопытно, сэр.

— А ему ответили, чтобы не обращал на секретность внимания и обращался с тобой так, как считает нужным, — вздохнул Крот. — Адмирал подумал и решил, что не хочет иметь у себя под боком неизвестно кого, поэтому отправил тебя подальше, пользуясь первым удобным случаем, — именно поэтому сейчас ты летишь с нами. Не хочешь ничего рассказать про себя?

— Я сам впервые услышал, сэр, — признался Макс. — Поэтому ничего не могу добавить к сказанному.

— Ладно, мое дело маленькое, — пожал плечами капитан. — Не хочешь говорить — не надо, но об оборотнях я обязан тебе рассказать — на тот случай, если ты решишь какие-нибудь глупости начать делать. Твой броненосец рассказал нам многое.

— Рассказал? — В кабине пилота защелкали тумблеры, из воздуховодов пошел прохладный воздух. — Разве звери умеют говорить?

— Если их уметь спрашивать, то почему бы и нет, — пожал плечами капитан. — Для этого используют детектор лжи, который регистрирует любое вранье. — Этого вполне достаточно.

— Каким образом?

— Его спросили: ты человек? Он разволновался. Спросили: ты оборотень? Ответ оказался положительным. Так понемногу и разговорили. Ты — волк? Нет. Короче, броненосец оказался не тем оборотнем, что мы искали, впрочем, это предполагалось с самого начала, а вот кошка представляет особый интерес: у нее измененная ДНК, и непонятно как. Наше руководство потребовало, чтобы мы доставили ее на Землю для исследования. Бывал когда-нибудь на Земле?

— Никак нет, сэр, — ответил Лис. — Не бывал.

— Даже если и врешь, мы не узнаем, — усмехнулся Крот. — Но если говоришь правду, то радуйся, что побываешь на планете императора. Посадка на планету ограничена, пускают на нее далеко не всех, многие богатые и уважаемые люди желают туда попасть и готовы за разрешение заплатить любые суммы, а мы туда попадем, потому что сопровождаем живой груз. Правда, предстоит две пересадки: военный корабль с дежурства никто не захотел снимать, так что придется на перекладных...

— Мы полетим с кошкой? — спросил Макс. — Но невозможно обеспечить комфортные условия для зверя на обычном лайнере. Не будем же мы держать зверя в пассажирской каюте, сэр?

— В каюте не будем, — усмехнулся капитан. Челнок вкатился в шлюз, и пилот сразу стал прогревать двигатели, а еще через пару минут маленький кораблик вылетел из линкора. И сразу наступила невесомость. — Нас повезут в особом транспорте.

— А что за транспорт, господин капитан? — спросил Лис. — Нам выделят отдельный корабль, сэр?

— Нет, отдельного звездолета мы не получим, это слишком жирно даже для имперской разведки, — ответил с усмешкой Крот. — Полетим с купцом — он торгует редкими видами животных, поэтому его корабль приспособлен к перевозке животных любого вида. У него в трюме есть и клетки, и нужная еда.

— Это хорошо. — Макс не любил невесомости, ему всегда было плохо, когда он летал, и в этот раз ничто не изменилось: его желудок подкатил к горлу, но в скафандре сработала автоматическая аптечка — две иглы воткнулись ему в плечо, желчь вернулась обратно, и он задышал свободно. — Надеюсь, на этом звездолете кошке будет комфортно.

— А что ты о ней так заботишься? — спросил капитан. — Мы наблюдали за тобой, и никто из нас так и не понял этой привязанности. Неужели ты не понимаешь, что эти твари — люди только наполовину? Причем на худшую половину. Они каннибалы и едят других людей, к тому же это наши враги, и довольно умные и беспощадные. Почему ты к оборотням относишься с такой любовью, Макс Збруев, или кто ты там есть?

— Мне приказали о них заботиться, сэр, — ответил Лис. — Я просто выполняю приказ, господин капитан.

Никто не выполняет приказов с такой тщательностью, если нет на то дополнительной причины, — покачал головой Крот. Челнок мчался на огромной скорости к орбитальной станции, расстояние было небольшим, и уже минут через двадцать началась стыковка. — Этой кошке ты разрешил гулять по всему отсеку, даже спал с ней рядом, а она тебя не тронула. Почему?

— Наверно, потому что я был добр к ней, сэр, — сказал Макс, искренне веря в свои слова. — Или человеческого в ней больше, чем в других животных.

— Ну, насчет человеческой составляющей ты прав... — Капитан встал и начал распределять груз по телу. Разных тюков и свертков набралось довольно много, но боевой скафандр был приспособлен для переноски большого веса. Питон, который за время полета так и не сказал ни слова, стал ему помогать, а потом и сам навьючился. Максу ничего не предложили, но он и не расстроился. — Посмотрим, парень, что будет дальше, но мой тебе совет: обращайся с этой тварью осторожно, иначе она сожрет тебя. Поверь, я знаю, о чем говорю, иногда на оборотней накатывает дикая ярость, и тогда они начинают убивать всех вокруг. Именно поэтому император изолировал планеты перевертышей и запретил им перемещаться по галактике. Правда, они этот запрет как-то умудряются нарушать.

Люк открылся, разведчики вышли и зашагали по стыковочному коридору, тележка покатилась за ними, последним шел Лис. Коридор закончился дезинфекционной камерой, здесь клетку с кошкой закрыли прозрачной пленкой, подключили к переносному фильтровальному устройству, чтобы она не заразила атмосферу станции опасными микроорганизмами, а после этого покатили тележку дальше, в то время как разведчикам и Максу пришлось идти через камеру.

Их заставили раздеться, потом автоматическая установка вымыла их мощными струями дезраствора, а одежду пропустили через пропарку. На эту процедуру потребовалось минут пятнадцать, все это время кошку охраняла служба безопасности станции. Боевые скафандры их заставили снять, пообещав вернуть при вылете, оружие тоже забрали, чему Лис тихо порадовался.

Не хотелось ему, чтобы оно у них было, ведь эти ребята были военные, а значит, применяли оружие для разрешения любого конфликта просто потому, что так их обучили. Никак он не мог признать себя своим в армии — не получалось, и все. Его перебросили в разведку — здесь совсем не признавали за человека, а всех ребят из его взвода убили на планете, и его убьют рано или поздно лишь потому, что он не представляет для армии никакой ценности. Непонятно когда, неизвестно за что, но убьют, если он ничего не сделает для спасения.

Насчет оружия он оказался неправ. Едва они вышли из дезинфекционной камеры и привязали тележку со спящей кошкой к себе, а также отошли подальше от причальных коридоров, к ним подошел один из безопасников, оглянулся по сторонам, убедился в том, что за ними никто не наблюдает, и сунул Кроту сумку из плотного пластика. В ней оказалось оружие — три пистолета, два взял Питон, один — капитан. При этом, посмотрев на Лиса и криво усмехнувшись, Крот произнес:

— А тебе еще рано давать оружие, рядовой. Пока ты ничем не заслужил нашего доверия.

— А если на нас кто-то нападет? — спросил Макс. — Что тогда, сэр?

— За подобные инциденты отвечает служба безопасности станции, — ответил разведчик. — Они не разрешают иметь оружие никому из прибывших, и в этом есть своя логика, так как неумелое обращение может привести к разгерметизации станции. Сами безопасники вооружены парализаторами, более серьезное оружие находится в оружейной комнате и закрыто в специальном сейфе, ключи от которого имеются только у дежурного офицера. Если же на станцию нападет вооруженный корабль, то для обороны имеются торпеды и боевые лазерные установки в башнях.

— Но вам же дали оружие, — заметил Макс. — Выходит, не все так хорошо?

— У нас ответственное задание, поэтому нам положены пистолеты, — пожал плечами Крот. — Это оружие со станции, в патронах находится ослабленный пороховой заряд, стен им не пробьешь, а человека убить можно. Не беспокойся, рядовой, мы тебя защитим, если потребуется, хоть сильно сомневаюсь в том, что это произойдет. Кому нужна дикая кошка-оборотень и трое разведчиков, ее сопровождающих?

— Много кому, сэр, — неожиданно для себя произнес Лис. — Оборотням. Пиратам. Тем, кто меня засекретил...

— Ты что-то скрываешь от нас, парень? — Крот недоуменно переглянулся с Питоном, тот молча снял с предохранителя пистолет и, передернув затвор, загнал патрон в казенник. Капитан последовал его примеру. — Лучше скажи сейчас.

— Мне нечего скрывать, сэр! — выпалил Макс. — Просто потому что ничего не знаю.

— Тогда ничего не бойся, рядовой, мы приглядим за тобой.

Крот и Питон обменялись кривыми ухмылками, значения которых Лис не понял.

Серебристое небо с розовыми облаками быстро темнело, воздух наполнился различными миазмами, отчего сразу захотелось выкашлять всю эту гадость, попадающую внутрь легких, но Дженг сдержался и зашагал по тротуару. Время было довольно позднее по местным меркам. Светились голографические рекламы, рекламирующие разную никому не нужную чепуху. Ночлежные дома высились по обе стороны улицы, над которой висели полицейские аппараты с усиленной оптикой и пулеметами. В ночном небе мелькали беспилотники, обслуживающие уличное движение.

Он дошел до гостиницы, оглянулся, посмотрел по сторонам и отметил двоих парней, которые шли за ним, на всякий случай запомнил их лица и вошел внутрь. Администратор подал ключ после того, как он прошел папиллярную идентификацию на стойке, и пожелал доброй ночи. Дженг поднялся на сотый этаж, где остановился. В этой гостинице, чем выше был этаж, тем считалось престижнее, впрочем, так было во всех больших городах, и причина этому одна — воздух, который становился чище ближе к звездам. Оборотень открыл дверь, сделал шаг и остановился. В номере было что-то не так, он это почувствовал, точнее, унюхал: кто-то незнакомый находился в номере, и этого человека, точнее, существа, потому что запах был не совсем человеческим, он не знал.

Оборотень отрастил когти и сделал еще шаг вперед, готовясь к нападению, но на него никто не набрасывался и, кажется, даже не собирался. Он прошел в комнату и увидел на диване блондинку с приятной фигурой и милым личиком, с увлечением листающую голографический журнал мод. Она подняла небесно-голубые глаза, которые тут же внезапно расширились, словно она увидела что-то необычное, и в глубине их замерцало что-то темное.

«Оборотень, — подумал мрачно Дженг. — Из новых. Волчица. Слышу запах недавней течки. Наставники не унимаются. Уж как им хочется от меня получить помет».

Он внимательно осмотрел ее с ног до головы. В ней все было собрано правильно. Высокая грудь, тонкая талия, широкие бедра. Стройные ноги, голова на крепкой шее, руки и ноги в хорошо прорисованных мускулах, которые нисколько не портили общего впечатления, средней Ширины кость. Личико тоже было милым: яркие чувственные губы, маленький, чуть вздернутый носик, а вот огромные глаза, в которых легко можно потонуть, при этом были умными, настороженными, в глубине их тлел темный огонь. Волосы цвета желтой листвы красиво уложены. Одета в стандартный обтягивающий комбинезон, впереди расстегнута молния, показывая полушария груди. На ногах мягкие сапожки, рядом с ней небольшой рюкзачок, в котором виден еще один запасной комбинезон и обувь, а также разные женские мелочи вроде помады, расчески и туши для ресниц.

«Опасна, — решил волк. В каждом движении девушки чувствовались законченность и сила. Впервые за много лет он испытал что-то вроде уважения, хоть самок обычно презирал. — В драке лучше ее иметь на своей стороне, не хотелось бы такое чудо убивать».

Блондинка приподнялась и поклонилась:

— Здравствуйте, Алекс Торнтон. Извините, что я к вам без приглашения.

— Здравствуйте, милая девушка, — отозвался с мягкой улыбкой Дженг, продолжая играть свою роль. — Я же предупреждал администратора, что девушек определенной направленности ко мне не смели присылать: мне не нужна продажная любовь.

— Меня зовут... Джунта, и я не проститутка... — Блондинка замялась, глядя по сторонам. В глазах опять мелькнула настороженность и некоторая растерянность. — Я занимаюсь немного другим.

— Продаете что-то? — Волк остановился перед волчицей, задумчиво ее разглядывая. — Извините, но мне не нужен никакой товар.

— Я — Джунта. — Девушка начала подниматься, в глазах появилась решительность. — Вас должны были обо мне предупредить. Если нет, то извините, я не туда попала.

— В этом вы правы: вы попали не туда, милая барышня, — сказал оборотень и на всякий случай взглянул на часы, которые еще и выполняли роль детектора. Экран был чист, ничего подозрительного. Новых подслушивающих устройств к нему не подставили. Ситуация его забавляла. Джунта явно не могла понять, кто перед ней находится, что говорило о его отличной маскировке. — Это хороший отель, здесь беспокоятся о своей репутации, поэтому мне придется вызвать охрану, если вы сейчас же не уйдете...

— Скажи свое настоящее имя, или мне придется тебя убить, — хмуро произнесла блондинка. В глазах ее появилась растерянность, ноздри милого носика широко раскрылись, принюхиваясь, — видимо, она могла определить, кто перед ней. В отличие от других оборотней, Дженг менялся полностью, даже запах становился человеческим. — Ты... человек?

— Конечно, человек. — Волк увидел, что блондинка напряглась, черты лица заострились, похоже, та собиралась переходить в боевую ипостась. Драться с ней оборотню не хотелось, да и глупо драться с самкой, но он не удержался и продолжил: — Но не только: я еще и торговец.

Волчица зарычала, начиная изменяться.

— Прекрати немедленно! — проговорил он уже поспешно. — Меня зовут Дженг.

— Ты меня напугал, еще немного — и я бы тебя убила. — Блондинка слабо улыбнулась. Черты лица ее вновь стали милыми и приятными. Желтый яростный огонь исчез из глаз. — Меня прислал Таган, а Кору передавал привет.

— Кору? — Друга он уважал за ум, силу и внутреннюю чистоту; если он попросил что-то передать с этой девушкой, это значит, что ей можно доверять. Что-то дрогнуло у оборотня внутри, сердце застучало чуть быстрее, а внизу живота напряглось. Впрочем, это ничего не значило, такое часто бывает после того, как уходит опасность, а только что его едва не порвали. — Почему я тебя раньше не видел?

— Меня забрали сразу после рождения. — Джунта стояла, чуть расставив ноги, немного напряженно покачиваясь на носках. Ее движения завораживали. Дженг фыркнул: девушка стояла в боевой стойке и могла в любой момент напасть. Похоже, что ее и в самом деле хорошо обучили, — такое вбивается навсегда на уровне рефлексов, вероятно, она и сама не понимает, что все еще готова броситься на него. Если бы у нее был выращен хвост, то сейчас он бы ходил из стороны в сторону. — И отправили в центр, там меня учили и меняли.

— Получилось? — спросил с любопытством оборотень. — Привилось что-нибудь?

— Сначала нет. — Девушка наконец-то успокоилась и перестала раскачиваться. Она задышала тихо и мерно, отчего ее грудь показалась краешком из разреза. Дженг опять почувствовал теплоту внизу живота и мысленно выругался. Давно у него такого не было. Что-то все-таки с этой волчицей не так. — А полгода назад мне влили вашу кровь, командор.

— Что?! — У Дженга отвисла челюсть: у него взяли немало крови после того, как он вернулся с Цитрины. Сказали, что для исследования и экспериментов, но никто не сказал, что ее будут использовать для генетических опытов. — Зачем?

— Нас было сто, осталась восемь, — ответила Джунта и чуть слышно вздохнула. — Как выжила, непонятно, долго болела, все считали, что не выкарабкаюсь, как и другие, но я все еще жива. У вас жгучая кровь, командор, она выжигает все изнутри. Мне показали мою кровь через микроскоп, она стала другой, командор, не такой, как у вас, но и не той, что была.

— Ясно. — Оборотень кивнул, показав, что принял информацию. — Я хочу увидеть тебя.

— В истинном облике? — уточнила девушка. — В боевой ипостаси?

— Я хочу увидеть волчицу, живущую в тебе, — ответил оборотень. — Не так важно, что тебе говорили в центре, но истинный облик у тебя сейчас — мы люди, просто измененные. Наставники не понимают многого, я же, побывав на многих планетах, знаю, что люди остаются людьми, даже меняя свой генотип.

— Люди слабы и глупы. — Девушка криво усмехнулась. — Я не испытываю к ним добрых чувств: пока я добиралась к вам, меня не раз пытались изнасиловать, продать в рабство, причинить боль. Мы — другие, командор, ни один из оборотней не позволит неуважения к самке, а если она допустит его до себя, то будет заботиться о ней, защищать ее и волчат, кормить и поить, и уйдет, когда придет время. Он не станет причинять ей боль, а если это произойдет случайно, то не будет испытывать радости и блаженства от ее страданий, как люди.

— Похоже, по дороге ты встречалась в основном с выродками, — задумчиво проговорил Дженг. — И у тебя создалось неправильное мнение о мире.

— Я буду рада, если увижу других людей, — сказала Джунта. — Но пока я видела только зло — и считаю, что люди недостойны жизни. Вы уверены, что вам необходимо видеть мой истинный облик? — Она затеребила комбинезон, который был на ней. — Может быть, отвернетесь?

— Нет, — покачал головой Дженг. — Я хочу видеть все.

— Но... — Волчица замялась. — Я стесняюсь вас, командор.

— Почему? — удивился оборотень. — Ты не играла с самцами? В мое время всех девушек заставляли спариваться с волками, которые находились в центре.

— В нашем центре не было мужчин. — Девушка покраснела и отвернулась, ее руки теребили застежки. — Только девушки. И еще... нас всех приучили к мысли, что единственный волк, который нам подходит, — это вы, командор.

— Что?! — Дженг даже вздрогнул, но взял себя в руки, подошел к бару и налил в бокал вина, обогащенного кислородом. — Это еще что за чушь?

— Так сказали наставницы. — Джунта смущенно улыбнулась. — И так думали все девчонки. У нас повсюду были развешаны ваши голограммы, нам нравилось на них смотреть, вы такой необычный и мужественный.

— Глупости это! — поморщился оборотень. — А в каким облике я был на голограммах?

— В человеческом.

— Ясно. — Дженг вздохнул. — Тогда я действительно лучше отвернусь. Превращайся.

Оборотень закрыл глаза. Что-то в этом во всем было неправильное. То, что наставники хотели получить от него потомство, это понятно. Его заставляли спариваться со специально подобранными самками каждый раз, когда он оказывался на планете, причем в разных обликах, в том числе и зверином. Дженг не раз покрывал настоящих волчиц, в которых от человека не было ничего, но волчата не рождались. И вот теперь наставники придумали что-то новенькое, запудрили девчонкам головы, развешали повсюду его голограммы, чтобы неутоленное желание нацеливалось на него, а потом еще и влили всем его кровь, которая сама по себе губительна, настолько в ней много чужеродного и непонятного. И, как он понял, этим убили почти всех.

Оборотень вздохнул: ни одна цель не стоит стольких смертей, хотя он понимал, что мнение одного волка непринципиально, когда дело касается выживания всего клана.

На самом деле он не очень-то желал увидеть девушку в зверином виде, но хотел убедиться, что она именно та, за кого себя выдает. В последнее время он мало кому верил, да и на самом деле лучше знать, какова девушка в зверином облике.

Он услышал тихое рычание, а потом его лицо лизнули. Дженг открыл глаза и увидел темно-серую волчицу, смотрящую на него огромными изумрудными глазами, машинально поднял руку и почесал ей за ухом, отчего она сразу завалилась на пол, подставив живот с розовыми сосцами и довольно заурчав. Весила волчица немало — килограммов сто, — а в девушке было не больше шестидесяти. Откуда брался дополнительный вес, когда оборотень переходил в звериную ипостась, никто не понимал. Одни ученые говорили, что часть воды переходит в мышцы, поэтому после перевертывания так хочется пить, другие говорили, что происходит массовое мгновенное деление клеток.

Он погладил еще Джунте мягкий животик, отчего та часто задышала и нервно облизнула его руку.

— Все, спасибо, можешь превращаться обратно. Надеюсь, мне больше не надо отворачиваться?

Волчица завертелась, пытаясь поймать свой хвост, а когда ей это удалось, то закрутилась еще быстрее. А потом из этого вращающегося комка шерсти стала подниматься обнаженная девушка. Плоский животик, высокая большая грудь как раз той формы, что ему всегда нравилась...

Дженг криво усмехнулся. Все учли. Как же им хочется получить от него волчат!

Девушка встала, помотала головой, приходя в себя, потом схватила в охапку свой комбинезон и убежала в душ. Он ее понимал: почему-то когда тебя видели в зверином облике, всегда возникало чувство чего-то чрезвычайно интимного, такого, что не всегда возникает между мужчиной и женщиной. Вернулась она через пять минут, уже одетая, причесанная и даже с макияжем. За это время он успел заказать в номер ужин, зная по себе, как мучительно хочется есть после перевертывания. Джунта села с ним рядом и хмуро спросила:

— Зачем ты заставил меня сделать это?

— Мы уже на «ты»? — усмехнулся Дженг. — Как это у вас, девушек, быстро происходит.

— Ты видел меня всю, гладил мой живот, трогал мои сосцы, — смутилась она. — Разве этого мало?

— Вполне хватает, хоть ты не видела моего животика, — улыбнулся оборотень. — Извини, что заставил тебя пройти через это, но я хотел быть уверен, что ты та, за кого себя выдаешь. Мы находимся на чужой планете, и вокруг враги. Ты бы поверила, если бы кто-то сейчас появился перед тобой и сказал, что он от Кору?

— Не поверила бы, — покачала головой девушка. — Извини, командор, за глупый вопрос и появление без уведомления. Мне говорили, что лучше сначала связаться с тобой, а уже потом идти на встречу, но захотелось устроить сюрприз. Теперь я понимаю, как это было глупо. Но ты же с самого начала знал, что перед тобой оборотень, ты слышал мой запах.

— Слышал, но не знал, кому он принадлежит, — покачал головой оборотень. — Иногда запахи не помогают, чаще обманывают, рисуя другой, неистинный облик.

В дверь постучали, Дженг встал и приложил палец к замку, пластиковое полотно отошло в сторону, за ним стоял официант с тележкой, он быстро сервировал стол на двух человек и исчез, повинуясь нетерпеливому жесту волка.

— Поужинаем? — Оборотень сел за стол. — Это хорошая еда, я ее уже сегодня пробовал и знаю, как хочется есть после перевертывания.

Девушка села напротив, нетерпеливо откинула колпак и с наслаждением вдохнула запах, отчего у нее затрепетали крылья носа.

— Пахнет очень вкусно.

— Ешь, — сказал оборотень. — И рассказывай: зачем ты здесь? На этот вопрос ты так и не ответила. Кроме того, я хочу знать, как ты попала в номер.

— Попала просто. — Джунта ела быстро, но аккуратно, на большой стейк из говядины у нее ушло не больше пары минут, овощи, впрочем, которые предлагались в качестве гарнира, она тоже съела, что говорило о хорошем метаболизме. — Сначала узнала, в каком вы номере, потом вскарабкалась по стене.

— Вскарабкалась? — Дженг удивленно поднял брови. — Это, между прочим, сотый этаж. Каким образом?

— Выпустила когти на руках и ногах, усилила мышцы ног и рук, — ответила девушка. — Облегчила вес, я это умею, и не спешила.

— Это опасно, — покачал головой оборотень. — Тебя могли заметить.

— Шутите, командор? — рассмеялась Джунта. Что-то было непонятное в ее смехе, он даже вздрогнул, почувствовав, как в груди странно екает сердце. — В этом городе повсюду смог, уже в пяти метрах ничего не разглядишь, да и в небо никто не смотрит: все равно ничего не видно.

— Пусть так, — согласно кивнул Дженг. — А теперь ответь: зачем ты здесь?

— На планету высадились имперские десантники, — произнесла девушка, она уже съела все, что ей принесли , и теперь пила кислородный коктейль. — Они схватили мою подругу Мумру, она тоже обучалась в центре, только ей не так повезло, как мне.

— В чем не повезло?

— Мумру после вашей крови зависла в зверином облике, причем несколько неожиданном.

— Не понял? — нахмурился Дженг. — Что значит — неожиданном?

А то и значит, что после вливания вашей крови, командор, все девушки превращались в разных животных. — Джунта вздохнула и поправила молнию. Волк смотрел словно завороженный, как она чуть приоткрывает разрез, ему даже пришлось помотать головой, чтобы вернуться к действительности. — Правда, выжило немного волчиц, но те, что выжили... Мумру стала кошкой, ее подруга Джанг стала броненосцем, к тому же у них что-то сбилось, и они больше не могли перевертываться, так и остались в зверином облике...

— Да, не повезло... — Дженг налил себе еще вина и выпил залпом, чтобы не думать о полушариях, который маячили перед его глазами. — Жаль девчонок. Для чего ты мне это рассказываешь?

— Меня послали предупредить о том, что операцию проводила имперская разведка, — произнесла волчица, — А также сообщить, что они искали тебя.

— Не понял, — нахмурился волк. — С чего так решили наставники?

— Мы взяли пленных, — ответила Джунта. — Они рассказали о том, что целью операции был оборотень Дженг. Имперцы решили, что тебя можно поймать на живца.

— Что? — недоуменно спросил оборотень. — На какого живца?

— На планету высадился человек, десантник Макс Збруев по прозвищу Лис, именно он был сыром в той мышеловке, в которую попала Мумру.

— Макс Лис? — Оборотень нахмурился. — Я действительно знаю его.

— Он приземлился на нашей планете, а с ним взвод десанта. — Волчица доела все, что было на столе, и посмотрела голодным взглядом на его тарелку, Дженг молча подал ее. — А еще усиленное отделение имперских разведчиков.

— Ты сама видела этого парня?

— Нет, так сказали пленные. — Джунта быстро опустошила его тарелку и, схватив бокал, выпила его до дна, после этого довольно откинулась на стуле. — Этого человека заметила моя подруга Мумру, и поэтому ее схватили. Скажи, кто он, если ты готов ради него лезть в ловушку?

— Я что, похож на пойманного? — взглянул на нее искоса оборотень. — По-твоему, сейчас я сижу в волчьей яме?

— Люди считали, что ты выйдешь к нему, — сказала волчица и посмотрела на него своими изумрудными глазами, внутри которых тлел темно-желтый огонь. — На этом строилась их западня.

— Люди придумывают много глупостей, — пожал плечами Дженг. — Но это не значит, что я буду им следовать.

— Кто этот человек? — спросила настойчиво волчица. — Ответь.

— Это мои дела и моя жизнь, — покачал головой оборотень. — Ты не имеешь к ней никакого отношения.

— И все-таки? — Джунта наклонилась вперед, вновь показывая идеальной формы полушария. — Я должна знать. — А что, если этот человек мне встретится? Что мне сделать — оставить его в живых или убить? Все-таки по его вине две мои подруги оказалась в руках десанта.

— Убить? — Дженг задумчиво покатал каплю вина по языку, наслаждаясь терпким вкусом. — Нет. Он что-то вроде моего товарища по несчастью. Не думаю, что он в чем-то виноват. — Вероятнее всего, это просто неприятное стечение обстоятельств.

— По какому несчастью он твой товарищ?

— Прекрати меня допрашивать, это некрасиво. — Оборотень налил девушке вина. — К тому же мы еще мало знакомы, чтобы рассказывать интимные подробности своей жизни. Лучше выпей, это необходимо на этой планете: вино насыщено кислородом.

— Извини. — Джунта смутилась и выпила бокал залпом, при этом чуть не поперхнулась. — Просто мы привыкли, что наставники всегда отвечают на все наши вопросы.

— Я не твой наставник и даже не друг, — фыркнул оборотень. — И нет никакой связи с тем, что тебе вбили в вашем центре подготовки, здесь все иначе. Забудь все, очисть свои мозги: малейшая ошибка здесь будет стоить тебе жизни.

— Я не боюсь! — вскинула голову волчица. Волк закрыл глаза — нет, определенно в этот раз наставники превзошли самих себя. Он не может оторвать глаз от этой самки, вдыхает ее запах и теряет над собой контроль. Но бог с ним, с контролем, он теряет разум, а вот это уже непозволительно. — Я сама убью любого, кто попытается мне сделать плохо.

— Ну и зря не боишься, — вздохнул Дженг. — Если ты устроишь здесь массовую резню, об этом узнает император, и нашему клану придет конец. Всем, до последнего волчонка. Если ты прибыла сюда убивать, то я завтра же отправлю тебя обратно.

— Извини, я не должна была так говорить. — Джунта встала и склонилась в поклоне. — Я буду делать то, что скажешь ты. Я никого не убью без твоего разрешения.

— Хорошо, — кивнул оборотень, делая резкий выдох, чтобы успокоиться. — Это все, что ты хотела сказать?

— Я еще должна передать тебе личную просьбу Тагана, у нее нет приоритета.

—Слушаю, — насторожился оборотень. — Говори.

— Если можно, спаси Мумру, — нараспев произнесла Джунта. — Она нам нужна.

— Это что такое сейчас было? — недоуменно спросил Дженг. — Что за песня?

— Это не песня, а послание, так нас учили запоминать, — ответила девушка с кокетливой улыбкой. — С мелодией можно запомнить большое количество Информации.

— Да я уже понял, — усмехнулся оборотень. — Наставники не стоят на месте, все время придумывают какую-то чушь. Как я узнаю твою Мумру?

— Она — оборотень, — ответила Джунта. — Из кошачьих.

— Здорово! — фыркнул Дженг. — А я думал, она — птица!

— Она не птица, — ответила девушка. — Когда на ней ставили опыты, Мумру застряла в животном виде. Наставники хотели проверить, что будет, если вашу кровь, командор, смешать с каким-нибудь кошачьим видом. У них получилось, но не до конца: Мумру все понимает, с ней можно разговаривать, только обернуться у нее не получается. Она получила задание узнать, что нужно имперским десантникам, пошла на разведку, но ее поймали и увезли на линкоре «Отважный».

— Я понял, — поморщился Дженг. — А как мое нынешнее задание? Его отменяют?

— Нет, спасение Мумру — это личная просьба наставника, выполнять ее или нет — на ваше усмотрение, — произнесла девушка, ее глаза погрустнели. — Но вы же спасете ее? Она была моей подругой и осталась ею, если еще жива...

— Да, дилемма. — Оборотень почесал в затылке. — Ладно, я понял. Давай ложиться спать. Завтра будет трудный день. Кстати, когда улетает твой корабль?

— Он уже улетел. — Джунта улеглась на диван, покосившись взглядом в сторону спальни, где стояла единственная кровать, правда довольно широкая. — Мне приказано выполнять все ваши распоряжения, командор.

— Ты уверена, что тебе хочется их выполнять? — спросил Дженг, задумчиво проследив за ее взглядом. Тащить девушку в постель пока у него не было никакого желания. Не то что он вел монашеский образ жизни, но с волчицами следовало проводить определенный ритуал ухаживания, иначе могут возникнуть проблемы. Правда, когда волчица сама выбирала, все становилось намного проще, но Джунта пока не демонстрировала своего желания с ним спариться. Да, она с уважением относилась к нему, да, смотрела с обожанием, но не с желанием. Так что тут у наставников что-то не срослось, хотя эта девушка вызывает в нем какие-то странные ощущения. Нет, он не хочет ее, тут что-то другое, какое-то благоволение, что ли? — Уверена, что от тебя будет больше пользы, чем проблем?

— Я думаю, вы справитесь и без меня, командор, — честно ответила девушка. — А я без вас погибну. Я впервые оказалась так далеко от дома, плохо знаю обычаи людей, у меня нет денег, я мало чего умею и уже не раз попадала в неприятные ситуации по незнанию и наивности.

— Ясно, — кивнул волк. — Что ж, это честно и правильно. А пока давай выясним кое-что. Как ты узнала, что я нахожусь в этой гостинице? Кто тебе рассказал, что я здесь?

— Мне сказали об этом в космопорту. — Джунта еще раз посмотрела на широкую кровать, потом на диван, видимо, что-то решая для себя. — Вы же прибыли сюда официально, ваше имя находится в списках, и там стоит отметка, в какой гостинице поселились. Точнее, не вы, а человек, под чьим именем вы скрываетесь.

— Почему они тебе дали эту информацию? — Волк усмехнулся, услышав, что она сказала про его личину. Нет, определенно Алексу Торнтону не удастся переспать с этой симпатичной девчонкой. — Насколько мне известно, она просто так никому не дается.

— Я представилась вашей родственницей. — Она увидела усмешку Дженга и смутилась. — Но это так и есть: во мне течет ваша кровь!

— Родственница, значит... — хмыкнул оборотень, доставая из шкафа подушку и одеяло. — Но все равно тебе не должны были давать эту информацию.

— Я только улыбнулась, — сказала волчица. — А тот, кто дал мне название гостиницы, больше пялился на мою грудь, чем на мои бумаги.

— И это неудивительно... — Волк невольно взглянул на нее еще раз. — Твоя грудь действительно привлекает взгляд. Неплохое оружие против мужчин. Ладно, сейчас ложись спать, со всем остальным разберемся завтра. И еще: держи ушки на макушке, нас здесь не любят, поэтому возможны неприятности. Кстати, последний вопрос: как ты меня узнала в этой личине?

— По запаху, командор. — Девушка укрылась с головой — так спали многие оборотни, так работали волчьи гены, под одеялом волки чувствовали себя словно в родной норе. — Нам давали его нюхать, чтобы мы могли вас найти в любом месте мира. Если бы мне не дали этого адреса, я бы искала вас по запаху.

— Так я же в человеческой шкуре... — удивился оборотень. — У меня даже отпечатки пальцев Алекса Торнтона.

— А запах все равно остался, — сонно пробормотала Джунта. — Он смешался с другим, но я все равно его ни с чьим другим не перепутаю. Он такой возбуждающий...

— Что?! — Волк хмыкнул. — Тогда почему же ты меня едва не разорвала, когда мы встретились?

— Я испугалась, командор, — ответила девушка сонным голосом. — Слишком много я встречала на пути к вам такого, что при пристальном рассмотрении оказывалось другим. Я подумала, что и вы можете оказаться ненастоящим.

— Спи, завтра будет трудный день, — сказал оборотень и отправился в ванную. — Но не расслабляйся.

Он принял душ, старясь смыть все запахи неприятной планеты, почистил зубы, попрыскал под мышками дезодорантом, чтобы убрать звериный запах, который появился, когда волчица перевертывалась, лег на широкую кровать, с наслаждением вытянулся и, закрыв глаза, сразу заснул, зная, что проснется, если почувствует рядом врага.

И еще он почувствовал, что не один. Рядом находилось существо, которое ему было приятно. Это было странное чувство, которого он давно не испытывал. Но раньше к нему никогда не присылали самок. Это произошло впервые, и он не знал, радоваться этому или огорчаться. Конечно, с девушкой приятнее, но как бы эта приятность не закончилась чем-нибудь смертельно опасным. За окном светилась рекламой планета, набитая битком убийцами и подонками, здесь убивали за просто так...

Макса поместили вместе с кошкой в отдельный грузовой отсек на орбитальной станции, в котором находилась прочная, приличных размеров клетка, пол был выстлан мягким моющимся пластиком, в углу предусмотрен утилизатор для отходов. На выходе у шлюза была установлена небольшая будка, в которой имелись кровать, душ, туалет и стол. Похоже, этот отсек предназначался специально для перевозки животных, и прошло через него их немало, если судить по царапинам, сделанным на пластике мощными и острыми когтями.

Разведчики бесцеремонно сбросили металлический ящик с кошкой с тележки на пол клетки, а сами ушли, обсуждая, как они проведут вечер. Уходя, Крот хмуро проговорил:

— Следи за кошкой. Она должна проснуться минут через десять, если нет — приставь к ней аптечку, думаю, наши лекарства ей подойдут: все-таки она наполовину человек. Еду мы тебе и ей обеспечим, но выпускать из клетки не советую: здесь нет шлюза, и если зверь вырвется на волю, то мало никому не покажется. Орбитальная станция — не то место, где дикие голодные кошки-оборотни могут гулять на воле. Наказание за неисполнение этого приказа будет суровым.

— Насколько суровым, сэр? — спросил Макс. — Я должен знать.

— Получишь в упор выстрел из парализатора, — мрачно проговорил капитан. — Если не сдохнешь сразу, еще добавлю. Кстати, этот отсек мы закроем снаружи, и сюда никто не войдет, а ты не сможешь выйти, так что даже не пытайся.

Они ушли, а Лис стал устраиваться. Для начала он выгнал тележку из клетки, потом снял герметичный пластиковый купол с клетки кошки, чтобы та могла дышать станционным воздухом, который все равно был чище и богаче кислородом, чем тот, что проходил через фильтры. А после этого открыл ящик, использовав код, который запомнил, — почему-то разведчики забыли его сказать или они это сделали специально? И начал вытаскивать хищницу из ящика. Это было непросто, Маша весила немало, поэтому ему пришлось напрячься. Когда вытащил, он остался без сил и лег прямо на пол, положив голову на теплый бок кошки.

Маша спала плохо, дыхание было неровным, ритм часто сбивался, из легких шел какой-то хрип. Макс облил ее морду водой и положил перед носом кусок мяса, надеясь, что запах пищи заставит ее проснуться, но кошка никак не реагировала, и, похоже, ей становилось с каждой минутой все хуже: хрипы стали громче, из пасти вывалился язык, шерсть сделалась влажной и свалявшейся.

С непонятным внутренним колебанием, понимая, что ничего больше придумать не сможет, Лис приложил аптечку к мохнатому плечу кошки, выбрав место, где шерсть пореже. В этот момент он вдруг почувствовал, как сильно привязался к этому несчастному зверю, — если бы это был человек, он бы даже решил, что это любовь. Странные ощущения, он их не очень понимал. Аптечка должна была помочь — логика говорила об этом, — но что-то внутри кричало, что делать этого нельзя.

Поколебавшись еще минуту, Макс с тяжелым сердцем нажал кнопку активизации, дисплей загорелся красным, по маленькому экрану побежали непонятные для него цифры и слова, а потом внутри аптечки что-то щелкнуло, иглы выскочили, прошли через шерсть, прокололи кожу и влили лекарства в кровь.

Какое-то время ничего не происходило, а потом кошка стала задыхаться. Аптечка почему-то на это не реагировала, не жужжала и не выбрасывала из себя иглы: то ли нужное лекарство кончилось, то ли не считала состояние угрожающим, то ли просто автоматика не могла определить, что происходит внутри организма. На экране успокаивающе горел зеленый индикатор, а надпись гласила, что нужных препаратов в достатке. Маша теряла силы, и он ничего не мог сделать. Крот не отвечал на вызов коммуникатора, а больше помочь было некому: дверь в отсек была заперта снаружи, он не мог ее открыть.

Кошка умирала, он это видел: из пасти пошла пена, дыхание стало незаметным, сердце забилось неровно, с перебоями, а потом оно стукнуло в последний раз и смолкло, из пасти вывалился большой розовый язык, закапала слюна, и Маша умерла. Макс сначала не понял, что кошка перестала дышать, потом у него сдавило сердце, в мозг словно вонзились острые ножи, и он закрылся серебристой сферой. Именно в этот момент он увидел, как из тела кошки поднимается вверх прозрачный силуэт прекрасной девушки, от вида которой у него самого сердце начало биться неровно, а во рту стало сухо от волнения. Глаза ее были закрыты, на лице отпечатались усталость и грусть, длинные волосы спадали на плечи, делая ее силуэт печальным и одиноким.

Лис даже помотал головой, чтобы видение ушло. Макс тяжело вздохнул, на глаза навернулись слезы, и он посмотрел вниз на свои руки, лежащие на теле кошки. Сквозь серебристое свечение он увидел замершее сердце, очень похожее на человеческое.

Для того чтобы Маша ожила, нужно запустить сердце, но чем его запустишь? У него только голые руки, которыми можно сделать непрямой массаж сердца, если, конечно, он сможет промять толстую грудину.

Лис посмотрел на свои ладони, потер их друг о друга, как делают врачи перед тем, как запустить сердце электрошоком, и приложил к широкой груди кошки. Это было самое глупое действие, которое он когда-либо совершал в своей жизни, но у него получилось — от рук серебристая энергия потекла в тело Маши, а когда дошла до сердца, то он всей своей тоской и отчаянием толкнул его.

Сердце дрогнуло, потом начало биться, сначала слабо и неровно, затем все быстрее. Прозрачный силуэт прекраснейшей из всех женщин мира вновь скрылся под толстым слоем шерсти, и Маша задышала.

«А шерсть надо бы вымыть, — подумал Лис. — Грязная она и свалявшаяся. Моя девочка должна выглядеть лучше всех».

Тому, что он только что оживил мертвое тело, Макс не удивлялся. Случилось и случилось. С ним и не такое происходило, если вспомнить. Лис подержал руки на теле кошки, вливая в нее энергию. А когда Маша открыла глаза и посмотрела на него мутным взглядом, он благодарно ей улыбнулся за то, что она не ушла, не оставила его одного. Кошка облизала его руку шершавым, как терка, языком и опустила голову на темный пластик, собираясь с силами. Через пару минут она поднялась и посмотрела на Лиса уже ясным взором, словно спрашивая, что здесь произошло.

— Они тебя накачали какой-то дрянью, чтобы ты проспала долго, — оправдываясь, проговорил он. — Точнее, выстрел, конечно, сделал я, но шприц зарядили они.

Кошка негромко зарычала и показала свои белые зубы.

— Да не злись ты! — виновато произнес Макс. — Сам понимаю, что нет в этом ничего хорошего. Ты думаешь, я свободен, но я такой же, как ты, узник. Мы с тобой одной крови, одинокие и несчастные, нет у нас никого, кроме нас самих...

Маша вновь лизнула его в лицо. Он вытер слюну и продолжил:

— А я сунул тебе аптечку, чтобы она тебя разбудила, но препараты, которые автоматика тебе вколола, оказались для тебя смертельными, и ты умерла. Но я тебя оживил, правда, не знаю как. Просто положил руки на грудь и отдал тебе частичку себя.

— Мм-рак! — проворчала кошка, оглядываясь вокруг. — Мм-ре?

— Где-где... — Макс вздохнул. — Я же говорил, что нас везут на Землю. Мы на орбитальной станции. На какой, не знаю, они все одинаково построены, а поговорить не с кем, меня в этом отсеке заперли вместе с тобой. Давай я тебя помою? У тебя шерсть свалялась. Не стоит такой красотке, как ты, ходить грязной. Что ты на меня так удивленно смотришь? Когда ты умерла, я видел, как ты выходила из своего тела. Самая настоящая красавица. Фигурка идеальная. Грудь высокая, большая, талия тонкая, бедра как раз такие, какие мне нравятся. Вот если бы ты могла превращаться в человека, то точно бы влюбился и ходил бы за тобой, глотая слюни.

Маша посмотрела на него, и ему показалось, что она улыбнулась.

— Так будем мыться?

Кошка согласно склонила голову.

— Только вода будет холодной. — Лис открыл панель в полу, вытащил оттуда шланг, открыл вентиль и начал поливать оборотня небольшой струйкой воды. — Но я понемногу...

Маша открыла пасть и сначала напилась, потом опорожнила кишечник, нисколько не смущаясь Макса, и только когда он все убрал, стала умываться, подставляя бока и голову, при этом смешно фыркая. Потом он вытащил из своего рюкзака гребень, который ему выдали на линкоре, и стал расчесывать шерсть. Кошка при этом на него злилась и кусала, правда, беззлобно и небольно, скорее показывала, что ей неприятно, когда выдирают волосы. Но результат превзошел все ожидания: когда убрались все колтуны, шерсть приобрела мягкий естественный оттенок.

— А ты и в зверином обличье очень красивая, — произнес Лис, любуясь своей работой. — Был бы диком котом, точно бы начал за тобой ухаживать.

Маша оглянулась и укусила его на этот раз довольно болезненно.

— Чего злишься? — обиженно произнес Макс. — Думаешь, я не знаю, что вы, оборотни, любите спариваться в зверином виде? И рожать тоже, так вам легче... Мне Дженг рассказывал...

Кошка обернулась и свалила его на пол, потом прижала его лапой, наклонилась над ним, вглядываясь в лицо огромными желтыми глазами. Это случилось так быстро, что Лис даже не успел испугаться, только мозг сам собой закрылся серебристой защитной сферой. Маша вглядывалась в его глаза до тех пор, пока он не понял, чего она от него хочет.

— Да, я его знаю. Сначала он тоже хотел меня убить, потом передумал, а в конце концов мы даже стали друзьями, ну... почти. Он все-таки оборотень, а я человек, но Дженг — мужик умный, честный, по-своему благородный.

Кошка убрала лапу и потом приложила к его рту таким человеческим движением, что Макс сразу ее понял.

— Да знаю я, что никому не нужно про него рассказывать, я же только тебе, а ты оборотень, значит, тайну хранить умеешь. Ты знаешь, почему я был наживкой на вашей планете? Думаю, они как-то узнали, что мы с Дженгом знакомы, вот и пытались его поймать через меня, а поймали тебя...

Маша лизнула ему лицо. Лис встал и пошел к выходу.

— Пойду узнаю, может, еду привезли, тебе же нужна еда после того, как ты едва не умерла? Даже наверняка...

Кошка двинулась за ним.

— Нет, ходить за мной не надо. — Макс развел руками. — Если выйдешь из клетки, то в меня выстрелят из парализатора, а это очень больно.

— Мм-рак! — проворчала Маша. — Мм-раш.

— И в тебя тоже выстрелят, если увидят вне клетки, — сказал Лис. — Может, ты и выдержишь такой выстрел, я не знаю, но проверять не советую. В меня один раз стреляли, так мне казалось, что у меня все внутренности сварились, так было больно. Посиди здесь, пожалуйста...

Кошка остановилась и легла на пол. И Макс в очередной раз убедился, что Маша прекрасно понимает человеческую речь и что звериного в ней только обличье, а внутри это обычная девчонка, шаловливая, веселая и очень красивая. Тогда он вздохнул и зашагал к своей клетушке. Лис не ошибся — на экране монитора висела надпись: «Еда доставлена. Для ее получения нажмите кнопку грузового лифта».

Макс нажал и увидел на экране, как откуда-то сверху опускается грузовая платформа, на которой лежит замороженный брикет мяса, а рядом с ним еще пакет — похоже, для него. Лис пожал плечами и отправился выгружать. Мясо оказалось настоящим, возможно, какого-то местного животного, это он понял сразу, как только разложил его на столе и начал разделывать. Досталась кошке задняя часть, покрытая шкурой с жестким волосом, — наверняка при жизни это травоядное существо паслось себе где-нибудь на зеленых лугах, ело травку, наслаждалось жизнью, пока не пришли люди и его не убили. Маша почувствовала запах крови, прижалась к прутьям, не сводя глаз с его рук и при этом довольно мурлыча.

— Вот такая жена мне и нужна, — проговорил Лис. — Все простит за кусок мяса. Точно?

— Мм-рак, — проурчала кошка. — Мм-ям.

— Да несу уже! — Макс побросал мясо в лоток, и Маша сразу набросилась на еду. — Кушай на здоровье.

Ему тоже прислали нормальную еду из настоящих продуктов — похоже, из станционного кафе. Все оказалось горячим и вкусным. Он съел чашку супа с мясом и какой-то острой травкой и крупой. На второе положили большой кусок мяса, возможно, того же травоядного, что ела кошка, с гарниром из местных бобовых, легкий салат из овощей и настоящий кофе — пряный, крепкий, острый, который на его родной планете стоил бешеных денег. После еды его потянуло на сон, но он никак не мог заснуть, пришлось идти в клетку Маши. Только когда он лег с ней рядом, положив голову на теплый бок, и на него сразу сверху упала тяжелая лапа, от которой стало спокойно и легко, он сразу заснул.

Спал Лис недолго и проснулся оттого, что услышал вызов коммуникатора. Пришлось вставать и идти в бокс. На экране торчал Крот, одетый в стандартный армейский комбинезон, на лице довольная ухмылка — видно было, что он не совсем трезв, и, похоже, время, которое проводил на станции, ему очень нравилось.

— Готовь оборотня к переезду, — произнес он немного заплетающимся голосом. — Через пару часов подойдет к станции небольшой торговый корабль, полетим дальше на нем.

— Вы же говорили, что придется на какое-то время задержаться! — ответил Макс, вглядываясь в лицо капитана: чем-то оно ему не понравилось, только он пока не понимал чем. — Я рассчитывал на это время, сэр.

— Чем недоволен, рядовой? — Капитан внимательно вгляделся в его лицо, но потом на лице показалась гримаса, и он сыто рыгнул. — Какой-то ты весь потрепанный, форма изжевана, на что похож? Распустился? Чтобы немедленно побрился, постригся и постирал форму! Да ты у меня дерьмо языком будешь вылизывать!

— Вот об этом я и говорю. — Лис несмело улыбнулся. — Вы же меня никуда не выпускаете. Где мне постирать и погладить форму? А выгляжу я ужасно, потому что даже душ не успеваю принять, от меня до сих пор воняет дезинфекцией, сэр.

— Понял, — покивал Крот и зевнул. — Об этом не беспокойся. Хорошо, что сказал, а я сам об этом не подумал. Перед отъездом тебе подкину новый комбинезон. И время пока есть, так что помоешься. Что-то еще?

— Да, господин капитан. — Макс грустно пожал плечами. — Кошка едва не умерла.

— Что?! — Капитан побагровел, опьянение сразу стало проходить, благодушие тоже исчезло с лица, и на нем появилась едва сдерживаемая ярость. — Ты это брось! Ты за нее отвечаешь! Я тебя сгною за эту тварь!!! Ты у меня под трибунал пойдешь, если с этой зверюгой что-то случится. Я тебя сам расстреляю, если с ней что-то произойдет!

— Я понимаю, сэр, — быстро ответил Макс. — Поэтому вынужден вам сообщить, что она плохо переносит снотворное, а еще хуже транквилизаторы, которые находятся в нашей аптечке, именно из-за них у кошки произошла остановка сердца.

— Остановка сердца? — Крот нахмурился. — То есть ты хочешь сказать, что оборотень умер?

— Да, господин капитан, — ответил Лис. — Сначала кошка умерла, но потом мне удалось запустить сердце непрямым массажем грудной клетки. Но ее все равно нужно показать врачу, сэр.

— Сейчас посмотрю видеозаписи из клетки, а то слушать тебя тошно. — Капитан посмотрел куда-то вниз — должно быть, там у него был еще один экран. — Так, вижу. А вот и показания датчиков, действительно сердечный сбой, а вот остановка, и опять все заработало. — На лице капитана промелькнуло множество выражений — от растерянности и страха до облегчения и даже некоторой благодарности. — Молодец, рядовой! Откуда такие способности? В семье был кто-то из медиков? В лагерях такому не учат.

— Как-то само получилось, господин капитан. — Макс слабо улыбнулся. — Случайно, наверное...

— Само получилось, случайно... наверное... — передразнил его Крот. Лицо его вновь помрачнело — видимо, он представлял себе, как отнесется к смерти оборотня его начальство, и реакция эта ему не нравилась. Потом он принял решение. — Так, рядовой. За оживление этой твари объявляю тебе благодарность, но если где-нибудь вякнешь об этом, то горько пожалеешь о том, что родился. Понял?

— Так точно, господин капитан! — Макс прищелкнул воображаемыми каблуками. — Буду молчать, сэр, даже если станут пытать.

— Ну, если будут пытать, то расколешься, все колются у профессионалов. — Капитан задумчиво покрутил что-то внизу. — Так... теперь что касается этой твари. Говоришь, нельзя ее усыплять?

— Если мы ее еще раз усыпим, то можем не оживить, — сказал Лис. — Я не врач и не знаю, как устроены оборотни.

— Этого никто не знает. — Капитан нахмурился. — Значит, слушай мое решение: снотворного больше применять не будем, перед выездом свяжешь кошку путами, которые я тебе пришлю.

— Но это трудно сделать, — запротестовал Макс. — Она не дастся.

— Тогда используем сети, — пожал плечами Крот. — И вообще не доставай меня, рядовой. Сказано — вязать, значит, вяжи. Не сможешь — поможем. Надо будет — из парализатора подстрелим.

— Этого она точно не вынесет, — пробормотал Лис. — И умрет...

— Откуда тебе это знать, рядовой? — вздернул бровь капитан. — В инструкции разрешено использовать парализатор при задержании оборотня. Препараты, признаюсь, моя инициатива, тут ты прав, это не проверено, но парализатор по инструкции. Поэтому если не свяжешь сам, то мы ее подстрелим и свяжем — дела на две минуты! Выполнять!

— А как с врачом? — спросил Макс. — Я же действительно не уверен, что ее смерть не ухудшила ее физическое состояние, сэр.

— Никаких врачей! — отрезал Крот. — Где я тебе на станции возьму ветеринара? Да и операция секретная, нельзя никого подключать. Нужно только довезти ее живой до Земли, а там врачей вокруг этой твари будет столько, что нам и не снилось. А вот за то, что она должна добраться до земли живой, ты отвечаешь, рядовой, своей жизнью. Я насчет расстрела не шутил. Ты понял?

— Так точно, господин капитан, — ответил Макс. — Моя задача — довезти кошку живой.

— Выполнять, рядовой! — Капитан отвернулся, на экране мелькнула обнаженная женская рука. — До связи!

ГЛАВА ПЯТАЯ

Дженг проснулся внезапно, словно и не спал. Рядом определенно что-то происходило. Он приподнялся на локтях, потом бесшумно скатился на пол и прокрался в соседнюю комнату. Джунта тоже не спала, она сидела на диване, и рубашка аппетитно обтягивала ее грудь, показывая острые соски. На его заинтересованный взгляд она не обратила никакого внимания, потому что была занята трансформированием руки, вытягивая когти и изменяя челюсть под клыки.

— Что происходит? — прошептал Дженг, садясь рядом на диван. — Почему ты меняешься?

— Меняюсь? — Девушка перевела взгляд на свои руки и, вздохнув, убрала когти. — Извини, это рефлекторное, само собой происходит. Я же росла в том центре, откуда когда-то вышел и ты, командор. Ты помнишь линию препятствий, по которой нас гоняли? Они же в нас вбили изменения на уровне инстинктов.

— Ты так и не ответила на мой вопрос. — Оборотень отрастил уши, расширил ноздри и прислушался. — Меня не интересует твое прошлое, а только настоящее и будущее.

— Я услышала, как несколько человек подошло к двери, — прошептала Джунта. — Они начали вскрывать замок, именно это и заставило меня проснуться. Я услышала скрежет и пиликанье какого-то сложного электронного прибора.

— Ясно. — Дженг принюхался и прислушался к себе. Определенно за дверью кто-то был, и этот кто-то пришел сюда явно не с доброй целью: выдавал запах — пахло страхом, яростью и злостью и еще чем-то, что он вряд ли бы мог объяснить, но именно в совокупности все это говорило о том, что готовится нападение. Людей было как минимум пятеро — больше, чем нужно для того, чтобы захватить глупого молодого человека, но явно меньше, чем для оборотня. Люди хотят схватить Алекса Торнтона — это понятно, а как поступить ему? Самое худшее, что он может сделать, — это показать свое истинное «я». Он должен всем казаться нагловатым юнцом, желающим заработать немного денег, чтобы доказать своему отцу-миллиардеру, что тоже чего-то стоит. Порвать этих людей он успеет в любой момент. Значит, должен лечь в кровать и притвориться, будто ничего не слышал. Но что делать с юной волчицей? Он прошептал:

— Быстро одевайся, забирай свои вещи и уходи на балкон. Я не хочу, чтобы тебя здесь обнаружили. Если будет нужно, зависнешь на стене, но тебя не должны заметить.

— Я стану сражаться, командор, — прошипела Джунта, вытягивая пасть, чтобы вырастить клыки. — Мы убьем, разорвем на части глупых людей. Я буду драться с тобой бок о бок, командор, как мечтала еще молодой волчицей. Ты можешь доверять мне.

— Если бы я хотел их убить, то справился бы без тебя. — Дженг убрал одеяло и подушку в шкаф и бросил девушке ее одежду. — Но я сюда прилетел, чтобы выполнить задание Тагана, а не для того, чтобы оставлять за собой кровавые следы, говорящие о том, что оборотни спокойно перемешаются по империи. Ясно?

— Да, командор. — Девушка схватила свои вещи в охапку и направилась на балкон. — Но что мне делать?

— Ни во что не вмешивайся, это не твоя война, — ответил оборотень, ложась в постель. — Тебя здесь быть не должно, а значит, тебя и нет.

— Но что мне делать, если они схватят вас, командор? — Джунта скрылась на балконе, а там, дрожа от ночного холода, стала одеваться. — Как быть тогда?

— Значит, судьба такая, — усмехнулся оборотень. Он задышал глубоко и мерно, приводя себя в состояние покоя. — Будь здесь — я вернусь, этот номер за мной записан, да и вещи тут мои, ничего со мной не случится...

Глаза у него закрылись, он даже успел задремать, когда дверь в номер открылась. Бандиты вошли и сразу направились прямо к его кровати. Жестокий удар в лицо должен был, вероятно, привести его в бесчувствие. Дженгу никогда не нравилось, когда его бьют, но в этот раз он вынужден был терпеть и обуздывать свое звериное начало, которое очень хотело разобраться с обнаглевшими людьми.

Потом ему накинули на руки пластиковые наручники и затянули их так, что даже кровь перестала поступать, потом подняли на ноги, накинули на него одеяло и потащили к двери в трусах и майке. Дженг услышал, как кто-то вышел на балкон, и замер от неприятного предчувствия, что того сейчас убьют, но грабитель помигал вниз лазером и вернулся.

Оборотень вздохнул с облегчением, продолжая трястись от страха и холода. Девушку бандит не заметил, значит, она все сделала правильно. Волк представил, как Джунта висит у бандита над головой в полной боевой готовности, и незаметно усмехнулся.

Как он понял, это не грабители, так как из его вещей ничего не взяли, что совершенно меняло дело. Этих он точно не имеет права убивать, пока не узнает, чего им от него нужно.

Он почти ничего не видел, поскольку одеяло закрывало ему лицо, что, впрочем, не мешало ему использовать все остальные чувства. Больше всего его интересовало, как похитители минуют администратора внизу, но, видимо, тот был в сговоре с ними или ему пригрозили, потому что по фойе его проволокли без каких-либо проблем. Голые ступни почувствовали гладкую плитку у входа, затем его вывели на улицу. Ночи здесь были прохладными, поэтому запахи долго оставались в воздухе, не развеиваясь. Запах администратора он почувствовал у выхода — пах тот потом и страхом, значит, ничего не мог сделать и боялся за свою жизнь.

Дженга протащили по тротуару, он почувствовал ногами твердую ребристую плитку, и забросили в пассажирский флаер. Трое остались рядом с ним, он чувствовал запах пота и алкоголя, а двое скрылись в кабине пилота. Один из них, видимо, и был пилотом, потому что аппарат резко поднялся в воздух сразу, как только тот сел за штурвал, второй, должно быть, руководил операцией, потому что его властный резкий голос доложил кому-то о выполнении.

Ему нестерпимо захотелось перегрызть похитителям глотки после того, как его ударили несколько раз просто так, без какой-либо нужды, причем удары были не столь болезненными, сколь обидными, но, для того чтобы разобраться с мерзавцами, ему следовало сначала разобраться с наручниками. Он уменьшил ширину запястий, и кровь опять потекла по жилам. Волк почувствовал колючие уколы и мысленно пообещал тому, кто затянул на его руках пластиковые путы, что вырвет ему печенку и оставит его в таком виде умирать.

Везли его куда-то за город, поэтому можно было расслабиться и немного поспать. Ему очень хотелось узнать, кто стоит за этим похищением. Если его новый торговый партнер, то это открывало новые возможности для переговоров, а если кто-то незнакомый, то тем более стоило познакомиться с кем-то еще более мерзким на этой бандитской планете, чем Кот.

Флаер спикировал вниз и опустился во дворе какого-то особняка, окруженного зеленью. Людей здесь хватало — человек тридцать, не меньше, и все с оружием: запах оружейной смазки трудно спутать с каким-либо другим. Его выволокли из грузового отсека, потащили в подвал дома и с размаху посадили на жесткий стул. Оба громилы замерли рядом, чему оборотень только порадовался, так как уже давно решил их убить, а тут даже не придется за ними бегать.

Дженг начал мерзнуть: в подвале было влажно и прохладно, а из одежды на нем только трусы да легкая майка. Пришлось усилить кровообращение и сделать толще кожу, чтобы согреться. Потом он услышал шум шагов множества людей, а еще через пару минут рядом с ним остановился кто-то, пахнущий потом и дорогим парфюмом и обвешанный с ног до головы драгоценными металлами и камнями. Оборотень сразу назвал его про себя «хозяин»: уж больно много в нем было такого, что присуще только вожаку банды, — наглость и скрытая ярость, смешанная с трусостью и подлостью. От него еще пахло женщиной, причем не одной.

— И кого это вы мне привезли? — С Дженга сдернули покрывало, и он увидел толстого мрачного мужчину, сидящего в дорогом кожаном кресле и окруженного толпой телохранителей. Двое из них явно принадлежали к близкому кругу, это было видно по их заинтересованным и в то же время скучающим лицам. Хозяина Дженг явно не знал. То, что это был не его торговый партнер, оборотня порадовало. Теперь он думал, что взять с этого толстяка. Деньги, связи или и то и другое? — Что за цыпленок?

Один из бандитов, повинуясь знаку главаря, ударил Дженга по лицу тыльной стороной ладони, но поскольку на руке были перстни, ударом рассекло кожу и по щеке потекла кровь. Оборотень даже усилил ее ток, чтобы выглядеть более слабым и испуганным, при этом подумав, что мяса этого человека он есть не будет: слишком оно пропахло трусостью и глупостью.

— Говори, — прорычал один из тех, кто стоял рядом с хозяином. — А то еще получишь!

— А что говорить? — жалобно захныкал Дженг. — Я не знаю, меня в первый раз похищают.

— Он не знает, его в первый раз похищают, — передразнил главарь, а вслед за ним засмеялись и другие. — А тебе и знать ничего не надо. Скажешь несколько слов на голограмму для своего папочки — и все.

— А что говорить? — спросил оборотень. — Я же правда не знаю.

— Скажешь, как тебе плохо и тяжело. — Хозяин добродушно улыбнулся, но глаза его остались по-прежнему холодными и колючими. — Попросишь папочку выполнять все, что мы скажем. Он пришлет нам деньги — и мы тебя отпустим.

— А как долго это будет продолжаться? — поинтересовался с несчастным видом Дженг. — Я не могу здесь долго задерживаться...

— Месяц, может, чуть больше, — пожал плечами толстяк. — Сколько это будет продолжаться, зависит только от твоего папашки. Конечно, большого комфорта я тебе не обещаю, мы люди бедные...

Бандиты заржали.

— Обычно похищенных убивают, чтобы они не выдали похитителей, — испуганно пролепетал оборотень. — Такова статистика.

— Какой нам попался умный мальчик, — засмеялся толстяк. — Все знает, все понимает, такого и убивать жалко...

Дженга вновь ударили по лицу, он стал злиться, пора было кончать этот балаган, а он еще не решил, что с похитителей взять за их нахальство.

— Извините, но мне бы хотелось узнать, как вас зовут, — проговорил волк. — Неудобно говорить, когда не знаешь, как обращаться.

— Зови меня своей смертью, — хохотнул хозяин, но потом, подумав, добавил: — Меня здесь все знают как Толстяка.

— Месяц все равно слишком много, — отрицательно покачал головой оборотень, разбрызгивая кровь, отчего рядом стоящий громила брезгливо ткнул его кулаком в щеку, чтобы он не вертелся. — У меня дела на другой планете, да и здесь тоже.

— И какие же у нас тут дела? — удивился Толстяк. — Что-то покупаешь, продаешь? У тебя есть деньги?

— Деньги есть, — прохныкал Алекс Торнтон. — Они нужны для того, чтобы купить редкое оружие, которое продается только на вашей планете. У вас случайно знакомств в этом бизнесе нет?

— Как не быть! — усмехнулся главарь. — Мы все с оружия кормимся. И что ты хочешь купить?

Ионную пушку, — произнес Дженг. — Я уже начал переговоры.

— С кем бы ты ни начал договариваться, ты сделал большую глупость, — произнес Толстяк. Он смотрел на него, прикидывал что-то. — Такое оружие производится только на одном заводе, и его охраняют так, что туда даже дохлая крыса не пролезет. И охраняют его не наши, а имперские десантники и разведка. К тому же пушки делают только на заказ, их производят поштучно, они идут по особому списку, а значит, украсть такую просто невозможно. Одно дело, когда из миллиона штурмовых винтовок потеряется сотня, и другое — когда из трех штук, производимых в год, исчезнет одна пушка. Цифры другие, и счет иной.

— Так и думал, — покивал оборотень, опять разбрызгивая кровь, за что получил очередной подзатыльник. — Я подозревал, что дело обстоит именно так.

— Умный мальчик, — усмехнулся хозяин. — Но для тебя это хорошо.

— Чем? — удивился оборотень и начал освобождать руки и ноги от пластиковых пут. Он бы мог их порвать, но тогда получил бы небольшие ранки, которые пришлось бы залечивать. — Вы мне поможете с покупкой?

— Нет, просто ты заплатишь за свое освобождение как за ионную пушку, — заржал Толстяк. — Даже папочке не потребуется голограмму отправлять, все сделаем на месте. И времени много не потеряешь — у тебя же вроде как его мало?

Бандиты заржали, а оборотень проверил, как быстро он может снять наручники, потом спросил, словно не понимая того, что происходит:

— Но, наверное, можно украсть готовую пушку?

— Украсть готовую? — Хозяин задумался, потом покачал головой: — Мне нравится, парень, как ты держишься, правда, не знаю, это идет от ума или от глупости, лично я склоняюсь ко второму. Но я отвечу. В среднем завод выпускает три пушки в год; после того как их испытают и признают годными, за ними приходит один из военных кораблей, обычно имперский крейсер. На территорию завода опускается космический перехватчик, ему вешают пушку на обшивку, иначе ее не доставить, и он уходит на орбиту. Перехватчик сопровождают два истребителя, готовые открыть огонь по любой цели. Представляешь, какое оружие нужно иметь, чтобы захватить перехватчик и сбить два истребителя?

— Непросто, — согласился Дженг. — Но, думаю, возможно.

— Думает он, — фыркнул Толстяк. — Даже если и собьешь оба истребителя, то наверху висит имперский крейсер, с которым перехватчик находится на постоянной связи, — военный корабль отправит вниз другие истребители и поддержит их огнем. А если ему не хватит огневой мощи, вызовет поддержку. Так что если все и получится, то придется воевать с имперским флотом. Если же спрятать пушку на планете, то на поверхность высадится звездный десант, который здесь все перетрясет, перевернет вверх дном, но найдет похитителей и похищенное.

— Понятно. — Дженг кивнул. — Примерно так я это все и представлял.

— Вот такие дела, парень, — сочувственно покивал бандит. — Так что плати за пушку — и свободен. Будет тебе наука на будущее, будешь знать, что не стоит браться за то, чего не понимаешь. Ты еще легко отделаешься: имперская разведка не отпустит тебя так просто, как мы, они из тебя ленточек наделают, чтобы узнать, кто заказчик. Итак, сколько ты хотел заплатить за пушку? Сто миллионов имперских кредитов, двести?

— Примерно так, — ответил оборотень. — Точная цифра должна появиться после переговоров.

— Хорошо, — улыбнулся главарь. — Молодец! Переведешь деньги на счет, который я тебе укажу, а я тебя избавлю от проблем с покупкой, и жизнь сохранишь. Мы тебе охрану предоставим, сами в космопорт отвезем. Как тебе такой договор?

— Не пойдет, — отрицательно покачал головой Дженг, ему уже надоело получать подзатыльники, поэтому кровь он остановил. — Слишком накладно, да и пушка мне действительно нужна, а вот от денежной помощи в покупке не откажусь.

— Ну ты наглец, приятель, — усмехнулся Толстяк. — Мне это уже перестает нравиться.

Он сделал знак одному из громил, и тот вновь без замаха ударил оборотня, сильно и быстро, на этот раз не открытой ладонью, а кулаком. Правда, его костяшки встретились не с лицом Алекса Торнтона, как он рассчитывал, а с открытой пастью, полной зубов. Дженг сомкнул зубы, потом брезгливо выплюнул то, что осталось от пальцев.

— Так мы договоримся? — прорычал он измененным горлом. Менялось не только лицо, менялось все тело. Когти выдвинулись на пять сантиметров, больше сейчас было не нужно, да и такого размера они были прочнее: ими можно рвать даже железо. Клыки тоже увеличились сантиметра на три — такими уже можно убивать. Волк добавил мышц на спине, прямо со стула прыгнул вперед и оказался среди телохранителей хозяина, его руки замелькали, разрывая глотки бандитам, вспарывая животы и вырывая печень. Дженг убил пятерых, как вдруг почувствовал, что рядом есть кто-то еще, такой же сильный и неутомимый. Сбивал запах крови, который не давал думать, вызывая тот животный голод, который утоляется только горячей плотью, да еще мешали истошные крики и громкие выстрелы из пистолетов и автоматов.

— Оборотень! — орали телохранители, стреляя во все стороны, но имели они в виду не его. Кто-то другой метался среди людей, убивая их ударами когтистых лап и выгрызая куски плоти.

Дженг был даже вынужден прикрыть главаря от смертельного удара и яростно зарычать в ответ. Его, кажется, услышали, потому что больше на Толстяка никто не покушался. Еще пара минут — и в подвале не осталось никого в живых, кроме хозяина. Сладко запахло кровью и разорванной плотью. Огромная серо-черная волчица жадно рвала куски мяса из спины огромного телохранителя, поглядывая искоса на Дженга.

— Джунта? — недовольно поморщился оборотень, возвращая себе уже привычный для него образ Алекса Торнтона. — Как ты здесь оказалась, если я запретил тебе выходить из номера?

Волчица прожевала мясо и, отойдя в сторону, закрутилась, ловя свой хвост, и перед ним появилось огромное мохнатое кольцо, а потом из него возникла обнаженная Джунта. Она суетливо бросилась к лестнице и вернулась оттуда с маленьким рюкзачком, быстро вытащила оттуда комбинезон, мягкие сапожки и переоделась. Дженг так и стоял голым: трусы не выдержали его метаний и бросков и порвались, майка превратилась в кровавую грязную тряпку. Оборотень недовольно поморщился и повернулся к хозяину, который мелко дрожал от страха, от него остро пахло мочой и страхом, на брюках расплывалось мокрое пятно.

— Кажется, ситуация несколько изменилась, — проговорил, улыбаясь самой доброй улыбкой, Дженг, подтаскивая стул и садясь напротив дрожащего главаря. Он не стал втягивать когти, чтобы не потерялся доверительный тон разговора, — все-таки лицо Алекса Тортона не очень подходило для ведения переговоров: слишком оно было добрым и наивным. — Но разговор нужно закончить. Продолжим?

— Я... а... а... — прохрипел Толстяк, глядя на него мутными, ничего не понимающими глазами. Похоже, гангстер пребывал в шоке: только что он был хозяином положения, уже и прикидывал, как потратит ту огромную сумму денег, которую получит за этого молодого, нахального и очень глупого щенка Торнтона, — и вдруг щенок оказывается оборотнем, рвущим на куски его людей. И ему еще помогает откуда-то появившаяся молодая девушка, которая вовсе и не девушка, а нечто ужасное. — Э... м... м...

— Приходи в себя, — недовольно буркнул Дженг и дал бандиту пощечину, от которой его голова мотнулась, глаза закатились, а когда они вновь открылись, в них появилось какое-то осмысленное выражение — дикий страх. — У меня не так много времени, ночь на исходе, и я бы хотел еще немного поспать: день сегодня предстоит трудный.

Он посмотрел на Джунту, которая стояла в паре метров от него и смотрела исподлобья.

— Как ты здесь оказалась?

— Следила за флаером, — ответила девушка, потупив взгляд. — Мчалась за ним от самой гостиницы.

— Как тебе это удалось? — Оборотень посмотрел на девушку немного другими глазами: она сумела его удивить, а это удавалось немногим. — Скорость у флаера километров сто в час, летел он, конечно, в городе с гораздо меньшей скоростью, но все равно не меньше шестидесяти.

— Я могу менять свою внешность... — Джунта отвернулась. — Удлинила ноги, сместила центр тяжести...

— Зачем ты меня преследовала? — Дженг наклонился и посмотрел в глаза хозяину: страх в нихпочти исчез, глазки бегали, главарь явно искал выхода из своего положения. — Ты нарушила мой приказ.

— Я боялась, что они с тобой что-нибудь сделают. — Девушка вздохнула. — Они же тебе связали лапы, а я по себе знаю, что трудно вывернуться из таких пут: они врезаются в кожу и не дают двинуться, к тому же очень больно.

— Для меня снять любые путы — дело пары секунд, — поморщился оборотень. — Тебя кто-то видел? Если тебя заметили, то это срыв всей операции, ты это понимаешь? Поднимут по тревоге полицию, будут искать оборотня, а после того как сообщат в империю, сюда вылетит целая эскадра.

— На улицах пусто в это время суток, — ответила девушка. — Меня никто из людей не видел, я скрывалась в тени деревьев и домов.

— А видеокамеры? — вздохнул Дженг. — А спутники, беспилотники, которыми пользуется полиция для патрулирования города? Ты вверх смотрела?

— Нет, командор. — Джунта опустила голову. — Об этом не подумала, но я бежала в человеческом облике, просто немного измененном. Даже если меня и видели, то вряд ли поняли, что я собой представляю...

— Это если очень повезет, — с сомнением покачал головой оборотень и повернулся к главарю: — Ну хоть ты меня не разочаруй. Придумал, что мне отдать, чтобы выжить? Мне же тебя придется убить. Ты видел то, чего видеть нельзя, и знаешь то, о чем даже задумываться страшно. В том, что твоих людей больше нет, целиком твоя вина, думаю, ты уже понял. Как только стал расспрашивать, почему я здесь, так сразу и отправил их на тот свет. Теперь меня интересует, кто у тебя работает на заводе, где делают ионные пушки.

Дженг ударил коротко, без замаха, удар был легким, хоть и очень болезненным, но это требовалось, чтобы страх вновь овладел главарем.

— Говори!

— У меня есть только деньги, я тебе их отдам, — промычал Толстяк. — Больше ничего нет, моего помощника ты убил, а только у него были контакты в промзоне.

— Что ж, жаль. — Оборотень отошел в сторону. — Джунта, он твой. Есть хочешь или ты уже позавтракала?

— Всегда после этого голодна как волчица, так что не откажусь.

Девушка вырастила огромные клыки и направилась к главарю — тот опять мелко затрясся и завопил:

— Я найду другого человека, у которого есть контакты в промзоне, только не ешьте меня!!!

— Хорошо, — кивнул Дженг. — Помни о своих словах. Никому ничего не рассказывай, если хочешь жить. Я запомнил твой запах, а это значит, что я найду тебя, где бы ни спрятался, и сожру вместе с твоей семьей. Хочешь еще что-то сказать?

— Нет, — прохрипел Толстяк, мечтая больше всего о том, чтобы это все кончилось. В этот момент он вспоминал всю свою жизнь, особенно те моменты, когда убивал и издевался над жертвами, и даже решил пожертвовать небольшую сумму всеобщей церкви за свое спасение. Думал еще о том, как выловит этих оборотней и будет снимать с них шкуру, чтобы выяснить, звериная у них кожа или человеческая. — Мне больше нечего сказать. Когда появится информация, сообщу.

— Хорошо, — легко согласился оборотень. — Заплатишь мне двадцать миллионов имперских кредитов и сведешь с человеком, который знает все о том, как охраняется промзона, в частности завод по производству ионных пушек.

— У меня нет столько денег, — ответил главарь. — Тем более налички.

— Займи у кого-нибудь, — предложил Дженг с доброй улыбкой. — Ты пойми, мне так хочется тебя убить, что деньги не имеют большого значения. Нет и не надо, я тебя просто сожру, и мы останемся друзьями. Я буду вспоминать тебя, как вкусную и очень глупую пищу.

Джунта наклонилась над гангстером и облизнула его лицо огромным темно-красным языком, после чего тот вновь затрясся мелкой дрожью, а на почти высохших брюках появилось новое мокрое пятно.

— Ну почему ты его пугаешь? — спросил волк. — Ты же знаешь, испуганное мясо — это горькое мясо.

— Извини, — ухмыльнулась девушка своим измененным лицом, впрочем, она уже стала его менять, возвращаясь к своему обычному человеческому облику. — Об этом я не подумала.

— Так что будем делать, брат? — поинтересовался с отеческой заботой Дженг. — Я слышу мысли, что роятся в твоей голове. Ты всерьез думаешь, что если меня убить, то все закончится? Ошибаешься, брат, сюда прилетят другие оборотни, и они обязательно найдут тебя. Нас же целая планета, и не одна, ты бы подумал сначала, с кем связываешься.

— Я хотел захватить сыночка имперского воротилы-торгаша и потрясти его на деньги, — провыл жалобно Толстяк. — Я ничего не имею против оборотней.

— Так или иначе ты напал на меня, причинил мне боль, и теперь придется отвечать за это, — печально покачал головой волк. — Тебе бы понравилось, если бы тебя связали, увезли из дома, били по голове и другим частям тела и всячески издевались?

— Нет, мне такое точно бы не понравилось, — пробормотал главарь. — Но я бы в такую ситуацию не попал.

— Если ты еще не заметил, то ты уже в такой ситуации, — оборотень ударил бандита по коленным связкам. Главарь повалился на пол и завыл от нестерпимой боли. — Тебя бьют, издеваются. Собираются сожрать. Так будешь платить за моральные потери?

— Да! — выдохнул Толстяк. — Буду, но мне нужно время, чтобы найти деньги.

— Я добрый и дам тебе пару дней. — Оборотень поднял главаря и вновь сунул его в кресло. — И мой тебе совет: в следующий раз, перед тем как кого-то похищать, сначала собери о нем информацию, — а вдруг тебе снова попадется оборотень?

— Его надо убить, — неожиданно заявила Джунта. Он нас видел, он знает, зачем мы здесь, значит, выдаст имперской разведке.

— Он не сделает этого, этот человек не самоубийца, — ответил Дженг, разглядывая корчащегося от боли главаря. — И для этого у него есть несколько весомых причин. Первая — если об этом узнают другие бандиты, то его убьют сразу, так как стукачей здесь не любят, потому что многие связаны с продажей оружия. Торговать им активно мешает имперская разведка, поэтому достаточно распространить слух о том, что он нас сдал, и его не станет. Вторая причина — у него есть хороший незаконный бизнес, которым он не станет рисковать. Третье — разведка не сможет обеспечить ему защиту и даже пытаться не станет: его просто используют для своих нужд, а потом отдадут на съедение. Ну и четвертая, которая будет поважнее остальных: его найдем мы или другие оборотни и сожрем, но есть будем понемногу, маленькими кусочками, растягивая удовольствие на месяц. Так?

— Будет вкусно и очень больно, — согласилась с ним волчица. — Ему обязательно понравится.

— Пощадите, — прохрипел Толстяк, растирая колени. — К имперцам не пойду, это неуважение, а наказание за это — смерть. И с вами ссориться не хочу, простите за то, что сделал.

— Вот так. — Оборотень рывком поднял главаря. — Но если ты отдашь мне деньги и сведешь меня с нужным человеком, то я буду на твоей стороне. — Надеюсь, ты понимаешь, что это значит?

— Нет, — плачущим голосом взвыл Толстяк — видимо, Дженг все-таки не рассчитал силы и повредил связки. — Не совсем.

— Я решу все твои проблемы, — проговорил волк. — Я буду за твоей спиной, а это значит, что с тобой будут считаться все на этой планете, ибо несогласные будут умирать, причем мучительно и больно. Согласен, что это хорошее предложение?

— А куда мне деваться? — поморщился от отвращения к себе главарь. — Банкуешь ты.

— Вот и хорошо. — Оборотень направился к лестнице, девушка бесшумной быстрой тенью последовала за ним. — Через пару дней загляну примерно в это же время — надеюсь, деньги у тебя к тому моменту будут готовы.

— Будут, — обреченно прохрипел Толстяк. — Я постараюсь.

— И ты найдешь нужного мне человека?

— Найду...

— И ты приберешь здесь, чтобы не осталось ни одного покусанного или разорванного тела, так? — спросил Дженг. — Не хотелось бы, чтобы об этом нашем с тобой небольшом инциденте узнал кто-то еще.

— Уберу! — Главарь закрыл лицо руками и заплакал — похоже, унижения в этот час он испытал изрядно. — Уходите...

Во дворе Дженг залез в тот флаер, что его привез, и сел на место пилота, девушка устроилась рядом и проговорила:

— И все-таки его нужно было убить! Он унизил тебя, командор.

— Не знаю, чему учили вас в центре... — Оборотень хмуро покосился на девушку и включил двигатель, по экрану побежали строчки подготовки. Когда загорелся зеленый индикатор, Дженг поднял аппарат в воздух, включил автопилот, а он направил флаер по тому маршруту, по которому прилетел сюда. — Но не думаю, чтобы вам предлагали всех убивать. Сейчас благодаря тому, что я немного поиграл в податливость, мы имеем человека, который поможет нам найти новые контакты и даст деньги, на которые можно купить новое оружие. А ты знаешь о том, что для того, чтобы добыть эти деньги, погибают молодые крепкие оборотни?

— Знаю. — Джунта вздохнула. — У нас была в центре девушка, мы с ней были очень близки, она погибла при захвате торгового судна: оказалось, что это ловушка, которую придумали имперцы, звездолет был оборудован хорошей защитой и мощным вооружением. У нашего корабля практически не было шансов, его расстреляли, как только начался абордаж.

— Значит, мы спасем несколько жизней дорогих нам существ, если получим эти деньги.

— А если он не отдаст денег и не сведет с тем человеком, что нам нужен? — спросила девушка. — Что тогда?

— Тогда он умрет, а мы ничего не приобретем и не потеряем, — пожал плечами оборотень. — А я, по твоим словам, отомщу за свое унижение.

— Но это же действительно так! — воскликнула Джунта. — Ты, командор, уважаемый всеми волк. Ты столь многое совершил, что о тебе рассказывают даже детям в школе, а он всего лишь жалкий бандит, посредник, мерзавец и подлец!

— Ты не слишком меня расхваливаешь? — Дженг недовольно покосился на девушку. — Мне кажется, вас слишком перекачали обожанием ко мне.

— Не слишком: теперь я вижу, что ты на самом деле еще лучше, мощнее и умнее!

— Тогда ты должна понимать, что сегодняшнего своего положения я добился путем унижения, боли и утрат, — горько усмехнулся оборотень. — И еще должна понимать, что за все есть своя цена. Ничто не дается просто так, и великий воин не тот, кто лезет в каждую драку, а тот, кто дерется только тогда, когда нет других вариантов.

— Вы странный, командор, — покачала недоуменно головой Джунта. — Я вас представляла совсем другим. Люди так много принесли нам боли и горечи, они убивают нас, не дают выбраться с планеты, лишают медикаментов и многого другого, что нужно нам для нормальной жизни, а вы их жалеете.

— А вот это тот вопрос, на который ты сама должна найти ответ. — Дженг отключил автоматику и посадил флаер на стоянке возле гостиницы. — Кто ты — полузверь или получеловек? Если полузверь, то тебе придется убивать людей, а они будут искать способ уничтожить тебя и найдут его рано или поздно. Если ты человек, то должна искать возможности жить с ними в мире, несмотря ни на что. Никогда не задумывалась над тем, почему они нас так ненавидят?

— Потому что мы не похожи на них? — спросила девушка. — Потому что лучше их?

— Мы сильнее, быстрее их, но не лучше. — Оборотень вытащил магнитный ключ из замка и встал, потягиваясь. — Хорошая ночка выдалась — жаль, не удалось поспать. Лучше они, потому что они создали нас. А боятся они нас, потому что мы — будущее человечества, и они это подсознательно понимают.

— Мы — будущее?

— Конечно. — Волк внимательно осмотрел стоянку и принюхался. Пахло смертью. Кого-то здесь не так давно убили. — Есть множество планет, которые человечество не может освоить просто потому, что его генотип слаб. А вот оборотни смогут. Не сейчас. Пройдет время, и это станет понятно для всех. Я думаю, что мы пойдем дальше, чем люди: вселенная огромна, и в ней найдется для нас место. Много места.

— Да... — Джунта вздохнула. — Ты романтик, командор, поэтому тебя все любят. И ты думаешь о том, о чем другие даже не догадываются.

— Идем. — Дженг еще раз прислушался к себе — опасности он не ощущал. — Наш номер все еще ждет нас.

— Мне идти через балкон? — Джунта показала на стену, причем по ее лицу было видно, что лезть наверх ей явно не хочется. — Высоко, и я немного устала.

— Пойдем как все, — ответил Дженг. — В конце концов, мы можем ходить, как люди, это они не умеют двигаться, как мы.

Администратор был другим — тот, что так остро пах страхом, исчез. Мужчина удивленно посмотрел на оборотня, который зашел в холл в рваных трусах и грязной майке, схватился было за телефон, чтобы поднять охрану, но оборотень отрицательно покачал головой и проговорил пьяным голосом:

— В этой гостинице меня хорошо знают, поэтому не советую поднимать никому не нужный шум. Да, выпил, да, погулял, да, проиграл все, что на мне было, но это же не возбраняется? Лучше помоги мне попасть в номер, где тебя ждут хорошие чаевые.

— Да, господин, конечно, наши клиенты имеют право отдыхать так, как им вздумается. — Администратор заулыбался. — Я поднимусь вместе с вами и открою дверь запасным ключом. Но как быть с девушкой?

— А что с ней не так? Она одета, нормально выглядит, — ответил оборотень заплетающимся языком, покачиваясь на ногах. — Могу я пригласить в номер мою племянницу?

Конечно, господин, — улыбнулся слащавой, все понимающей улыбкой администратор. — Но если до завтра она не уйдет из номера, я буду обязан потребовать ее выселения.

— А поселить ее разве вы не можете? — нахмурился Дженг. — Она будет жить со мной какое-то время.

— Тогда ее нужно зарегистрировать, — ответил администратор. — Мне нужна ее личная карточка.

— У тебя есть карточка? — Оборотень посмотрел на Джунту — видно было, что ей не нравится тот спектакль, который он сейчас разыгрывал. — Или нет, милая?

Девушка молча протянула карточку администратору, тот провел по считывателю и недоуменно заморгал глазами:

— Разве вы не с этой планеты, леди?

— Я же сказал: она моя племянница! — с нажимом произнес Дженг. — Она приехала утром.

— Но сегодня на космодром не приземлялся ни один челнок, — возразил администратор. — Вы не скажете, как она здесь появилась?

— Заткнись, а? — Оборотень зевнул. — Я устал и хочу спать, а ты задаешь слишком много вопросов для человека, который хочет получить хорошие чаевые. Она приехала вчера или позавчера, я просто не помню.

— Но мы обязаны сообщать в полицию о каждом инопланетянине... — Администратор замер, не зная, что делать: то ли ему продолжать оформление, то ли поднимать тревогу. — Таков порядок.

Джунта молча выложила перед ним на стол купюру, и администратор успокоился.

— Я оформлю ее тем же днем, что и вас, господин Дженг, это будет стоить еще пятьдесят.

— Пошли в номер, я хочу спать! — капризно потребовал оборотень. — Я же сказал, что заплачу.

В номере Дженг сунул администратору еще пятьсот, и тот ушел довольный и счастливый, а оборотень поплелся в ванную смывать с себя кровь и грязь. Когда он вышел, девушка уже спала на диване. Ее милое личико выглядело усталым, озабоченным и недовольно хмурилось даже во сне. Если бы он не видел ее в деле, то решил бы, что перед ним милая и нежная девочка, а не сильная, мощная волчица, обладающая многими качествами его самого.

Оборотень поправил одеяло у Джунты, заметив, что та почувствовала его приближение и заворочалась, но не проснулась, и отправился спать: через три часа у него была назначена встреча, и ему обязательно нужно быть в форме. Впрочем, для волка это не было большой проблемой, можно просто обратиться, и тогда сила и энергия закипят в каждой капле крови вместе с многочисленными гормонами. Правда, делать такое часто не стоит: такие перевертывания истощают организм, и это одна из причин того, что оборотни долго не живут.

Лис выключил коммуникатор и отправился к клетке. Маша вопросительно смотрела на него.

— Поедем дальше, — сказал Лис. — Усыплять больше не будут, но приказали связать.

Кошка угрожающе зарычала.

— Или они используют парализаторы, а потом свяжут. — Макс услышал легкий шум и запрокинул голову: подъемник спускал вниз какую-то пластиковую коробку. — Поверь, второй вариант хуже, болезненнее. Ну что, разрешишь связать?

Маша отошла от прутьев и легла на пол.

— А ты думаешь, мне это нравится? — Лис вытащил из подъемника коробку — в ней лежал новенький армейский комбинезон без знаков различия и связка пластиковых пут. — Пока ты и я — пленники, мы должны делать то, чего от нас требуют, но как только появится хоть какой-то, пусть небольшой, шанс — сбежим. Веришь мне?

Кошка подняла голову, посмотрела ему в глаза и отрицательно покачала головой.

— Вот и я сам себе не верю, — вздохнул Макс. — Чувствую, что лезу в ловушку, а ничего придумать не могу. С орбитальной станции не сбежишь, тут бежать некуда, только в космос, а я звездолетом управлять не умею. Если бы со мной был Умник... это мой сводный брат — он голова, многое знает и умеет, — тогда бы я решился, а так... Но даже если мы захватим корабль, что делать дальше? Ты умеешь управлять звездолетом?

Маша подняла голову и кивнула.

— Точно? —Лис недоверчиво хмыкнул. — А как ты мне расскажешь или покажешь? Ты же зверь! У тебя только лапы, а все органы управления сделаны для людей.

Кошка потупила глаза и вновь легла, уронив голову на лапы.

— Но на всякий случай я буду иметь это в виду, — задумчиво пробормотал Макс. — Это уже хоть что-то. Девушка ты умная, сможешь что-нибудь показать, хоть это трудно. Конечно, классным пилотом я не стану, но хотя бы сможем отлететь от станции в космос, а там... может, там что-нибудь и придумается.

Он вошел в клетку.

— Протягивай лапы... — Макс затянул путы сначала на передних, потом на задних лапах, а вот потом, повернувшись спиной к камере, сделал то, что точно не предусмотрено инструкцией: надрезал пластик и шепнул на ухо: — Теперь, если ты сильно рванешься, то порвешь путы, но не делай этого, пожалуйста, без команды или без крайней нужды. Это наша возможность что-то изменить в ситуации. Но если сделаешь это не вовремя, то мы потеряем и так не очень хороший шанс на побег. Поняла?

Кошка кивнула и опять посмотрела ему в глаза. Хороший у нее был взгляд, выразительный, и было в нем что-то, чего Лис пока не понимал.

Через полчаса пришли Крот и Питон в специальных скафандрах, они вошли в отсек, держа наготове в руках парализаторы. Увидев, что кошка связана, оба вздохнули с видимым облегчением. Выглядели они не очень хорошо: глаза у обоих были налиты кровью. Видимо, воспользовались похмелителем — именно он вызывал такие последствия: сначала в желудке разгорается жидкий огонь, а потом бьет по мозгам так, что они сразу встают на место, при этом возникает ощущение, что человека протаскивают через шаровую мельницу. Настроения это не добавляет, скорее наоборот.

Разведчики помогли Лису закрыть Машу пластиковым куполом, уложили хищницу на тележку, и все вместе отправились на выход, правда, дав время Максу на то, чтобы он переоделся в новый комбинезон. Выглядели оба мрачно, были неразговорчивы, и, похоже, им даже материться не хотелось.

Торговый корабль, который должен был их везти дальше, уже пристыковался к дальнему причалу, об этом говорили световые табло на стенах станции. Они прошли по длинному коридору, поднялись на грузовом лифте — и тут впервые Лис ощутил что-то странное: его словно кто-то осмотрел с ног до головы и проверил. Ощущение было не то что неприятным, просто непривычным.

Макс насторожился: что-то происходило в этом мире, и это что-то касалось его. Можно было, конечно, списать ощущение на галлюцинации от перенапряжения, но вся его прежняя жизнь показывала, что он действительно слышит и чувствует то, что недоступно другим, и не раз такое свойство спасало его от беды. Но сейчас он не ощущал опасности, это было нечто другое, вызывающее настороженный интерес.

На выходе к причальному шлюзу процессию ожидали сотрудники безопасности станции, на тележке рядом с ними лежали их боевые скафандры и оружие, недалеко от нее стоял высокий человек с лысой головой и мощной мускулатурой, в простом рабочем комбинезоне, на поясе которого висел ритуальный нож. Долианец. Наемник. У Лиса сразу неприятно сжалось сердце: вот и ответ на его предчувствие. Не зря он почувствовал опасность...

Макс посмотрел на наемника, не зная, что ему делать. Меньше всего ему хотелось сесть на тот звездолет, в команде которого находятся долианцы. Он уже имел опыт общения с этими людьми, они умели сражаться и убивать. А где долианцы, там и Грета. Макс оглянулся на Крота — тот тоже сразу понял, кто находится перед ним, его рука рефлекторно легла на рукоятку пистолета, на что долианец хищно улыбнулся, сделал маленький шажок назад, чтобы иметь свободу маневра, а потом проговорил неожиданно густым басом:

— Вам не потребуются ваши оружие и боевые скафандры на борту нашего звездолета. Мы гарантируем вам безопасность при соблюдении наших правил.

— Мне не сообщили, что корабль принадлежит долианцам, — произнес Крот. — Сказали, что это обычный торговый корабль.

— Так и есть, — вновь улыбнулся наемник, только улыбка эта не была искренней. Макс чувствовал что-то недоговоренное, а еще он по-прежнему ощущал опасность, пусть неявную, но она незримо присутствовала в каждом жесте этого человека. — Этот корабль не совсем наш, мы просто осуществляем его охрану, поэтому настаиваем, чтобы ваше оружие было помещено в закрытый бокс. Мы возвратим его вам на месте высадки.

— Так не пойдет, — покачал головой Крот. Питон придвинулся к нему, хмуро разглядывая долианца. Было видно, что в драку ему лезть не хочется, но, если потребуется, он готов. — Мы военные и служим империи. Скафандры и оружие выданы нам командованием и должны находиться с нами, это наше условие. Если вы не согласны, то мы с вами не полетим и будем дожидаться следующего корабля.

— Я вас понял. — Наемник поднес к губам гарнитуру, которую вытащил из нагрудного кармана, и что-то прошептал, услышал ответ и пожал плечами. — Оружие и скафандры будут размещены на время полета в ваших каютах. Такой вариант вас устроит?

— Устроит, — отрезал Крот. — Но у нас есть пистолеты, и мы их будем держать все время при себе.

— Ради бога, — усмехнулся долианец, неожиданно потеряв интерес к продолжению разговора. — Носите, что хотите и где хотите, купец дал добро. Место для вашего зверя подготовлено в трюме.

— Мой человек должен оставаться с кошкой во время всего полета. — Крот кивнул на Макса. — Он будет ухаживать за зверем, кормить его, убирать за ним.

— Этот? — Наемник с любопытством осмотрел Лиса с ног до головы. Что-то странное мелькнуло в его глазах. Макс был готов дать голову на отсечение, что этот долианец его узнал, хоть он сам видел того в первый раз. Внутри опять что-то сжалось. — Звериная прислуга? Это кстати. Прошу на корабль, господа. У нас немного времени: как только звездолет заправят, мы отправимся дальше.

— Может быть, все-таки полетим на следующем корабле? — спросил Лис Крота. — Не нравятся мне эти наемники, сэр.

— Имперский десантник не боится никого и ничего, это вам должны были вдолбить еще в учебке, — презрительно усмехнулся капитан. — Я сообщил название корабля командованию, и теперь, если мы не появимся в срок на следующей орбитальной станции, объявят тревогу, этот кораблик отыщут, где бы он ни был, а значит, найдут и нас.

— Только нам это уже не поможет, — пробормотал Макс в сторону. — Будет поздно, сэр, я так думаю...

— Что ты бубнишь? — поморщился Крот, двинувшись к шлюзу. — Выполнять приказ командования, рядовой!

— Так точно, господин капитан!

Лис подождал, пока тележка с оружием, скафандрами и кошкой покатится за Питоном, потом двинулся сам, а замыкал шествие долианец. Они прошли шлюзовой туннель и подошли к переходному люку, он открылся, и величественная процессия вошла внутрь. Здесь им пришлось разделиться: разведчиков долианец сопроводил дальше, а Макса и кошку повел к грузовому лифту один из членов экипажа в простом рабочем комбинезоне. После того как наемник исчез за углом, Лис почувствовал себя свободнее, у него даже настроение поднялось. Они спустились в лифте в грузовой трюм, где его ждал отсек, точно копировавший тот, что был на станции.

Макс завез тележку внутрь клетки, снял защитный колпак, срезал путы с Маши, выпуская ее на волю. Она обнюхала клетку, потом вопросительно посмотрела на него. Лис пожал плечами:

— Обнюхай заодно и весь отсек, пока я насчет тебя никаких приказов не получил. — Он вывел тележку из клетки, отвел ее к створу ворот, а сам пошел осматривать небольшую клетушку в углу отсека — там находился противно — перегрузочный матрац, небольшой стол, над которым висел экран коммуникатора, обычный вакуумный душ, туалет и больше ничего. Лис вымылся и лег на кровать отдохнуть. Кошка обошла отсек, потом расположилась на полу, глядя на него огромными желтыми глазами.

— Что ты на меня смотришь? — спросил Макс. — Ты же видела, там был долианец, а с ними я воевать стану только в самом крайнем случае. Я уже бывал в бою с ними несколько раз. Они двигаются в два раза быстрее обычного человека, да и силища огромная. При мне наемник тащил на спине трехсоткилограммового зверя и даже не вспотел. И они здорово владеют любым оружием. Их же обучают с детства: как только ребенок начинает ходить, он получает свой первый пистолет, а чем старше становится, тем более сложным вооружением его учат пользоваться. Они на звук стреляют лучше, чем другие через прицел. Это же наемники, у них бизнес такой — убивать людей.

Кошка внимательно его слушала.

— Думаешь, ты сильная и они тебе нипочем? — Лис вздохнул. — Полагаешь, справишься с наемниками? Ошибаешься. На нас напали как-то оборотни — так наемники всех уложили за пять секунд. Стреляют они здорово, да и быстрые очень. Кстати, а почему ты кошка, а не волчица?

Маша фыркнула и положила голову на лапы.

А... вспомнил. — Макс улыбнулся. — У тебя изменен генотип. Эксперимент. Правда?

Кошка подняла голову и кивнула, не сводя с него глаз.

— А потом с тобой что-то произошло, и ты никак не можешь обернуться в человека. Так?

Маша вновь кивнула.

— Я тебя понимаю. — Лис грустно усмехнулся. — Меня как-то превращали в зверя. В кармака. Знаешь такого?

Кошка опять приподнялась и кивнула, но на этот раз настороженно, даже с некоторым страхом, ее хвост нервно застучал по пластику пола.

— Вижу, что знаешь. — Макс вздохнул. — Я тогда убил много оборотней и больше всего на свете боялся не вернуться обратно в человеческое тело.

Корабль вздрогнул и начал движение.

— Сейчас возникнет ускорение, будет тяжело, — проговорил Лис, чувствуя, как наливается тяжестью его тело. Но он все-таки лежал на специально сконструированном для космического полета матраце, который при ускорении упруго сминался, гася тем самым нагрузку, а вот кошка находилась на полу. — Если управляют наемники, то они любители стартовать на огромной скорости. Сами выдерживают больше двадцати G, поэтому с другими людьми не считаются. А у меня есть ощущение, что управляют кораблем они.

Это было последним, что он сказал. В легких перестало хватать воздуха, тело едва качало тяжелую кровь, в глазах потемнело. Когда ему стало совсем невмоготу, в мозгу вновь засияла серебристая сфера, и ему стало легче. Наступило какое-то странное состояние: его тело было словно само по себе, а душа, или что-то там у людей вместо нее, — отдельно. Он даже смог подняться над телом и взглянуть на себя сверху: бледное лицо, посиневшие губы, слезы на глазах. Кошке было не легче, она лежала на животе и жалобно поскуливала, пытаясь лапами компенсировать возросшую силу тяжести. Но получалось у нее плохо, из открытой пасти от напряжения на пол капала прозрачная слюнка, тело тряслось мелкой дрожью.

Хорошо, что длилось это состояние недолго: скоро звездолет полетел с устойчивым ускорением, и дышать стало легче, чернота перед глазами исчезла, а вместе с ней пропало и необычное состояние, которое напоминало ему то, что пришлось пережить когда-то с темноволосой колдуньей по имени Грета. Ее он вряд ли когда-нибудь забудет. И сделает все, чтобы никогда с ней не встречаться, потому что с ней всегда очень страшно. И никогда не знаешь, что произойдет в следующее мгновение, — она многогранна, как толпа людей: в ней есть все, и каждый раз она разная.

Он вздохнул и перевел взгляд на кошку — та уже пришла в себя и теперь недовольно смотрела на пол, где набежала целая лужица слюны. Маша отодвинулась, по-человечески тяжело вздохнула и посмотрела на него огромными желтыми глазами, которые заставляли его сердце биться неровно.

— Ну, вот мы и летим. — Лис грустно усмехнулся. — Конечно, плохо, что нам не удалось захватить этот корабль и мы снова пленники, но кто знает, что будет дальше? Может, когда-нибудь нам повезет? Вот бы тебе встретиться с той девушкой, что превращала меня в кармака. Она бы тебя вернула в человеческое тело. Грета — настоящая колдунья, она даже с богами разговаривает, правда, с уже забытыми... Хотя, если честно, я ее боюсь.

Маша смотрела на него внимательно, не моргая.

— Да, у нас с ней много чего было, даже спали вместе. — Макс грустно усмехнулся. — Только до сих пор не могу понять, как это произошло, — наверняка не обошлось без каких-нибудь ее колдовских чар. Я сбежал от нее и буду очень рад, если никогда с этой милой барышней больше не встречусь. Поверь, она молодая девушка, но страшнее ее я никого не встречал. И ведь внешность у нее обычная, она пугает людей именно своей внутренней сутью. Как правило, люди знают, что им нужно, а она — нет. У нее внутри огромная сила и пустота, ей ничего не нужно, у нее все есть. Она, мне кажется, многим занимается просто от скуки. Влезает в неприятности, ищет беду...

Кошка лениво зевнула и отвернулась, но тут же приподнялась и уставилась неподвижным взором на двери, ее уши повернулись в ту сторону, а хвост нервно забарабанил по пластику пола. Прошла минута, потом еще одна, дверь распахнулась, и в трюм вошел долианец. Макс его узнал — это был как раз тот самый, что встречал команду на станции, он приподнял квадратик пластика на полу и, манипулируя кнопками, стал поднимать прутья. А еще через минуту в трюм два других наемника втащили связанных и избитых разведчиков, сунули их в приготовленную клетку и ушли.

В трюме остался только тот, что встречал их на станции, он подошел к Максу, не обращая внимания на кошку, хоть та прижалась к полу, настороженно рыча и явно готовясь к нападению. Вероятнее всего, наемник делал вид, что не видит, провоцируя Машу на нападение, его парализатор лежал в кобуре, но она была открыта и привести оружие в действие долианец мог мгновенно.

— Так, парень, — наемник остановился перед ним, глядя ему в глаза, — зверья у тебя добавилось. Этих двоих тоже кормить и поить. Еду для них будем присылать. Правда, если они сдохнут, мы не расстроимся, поскольку нас интересуют только кошка и ты сам.

— Что происходит? — спросил Лис. — Объясните.

— Для тебя и зверя — ничего. — Долианец повернулся к кошке и присел на корточки, глядя такими же желтыми, яростными глазами. Маша зарычала, готовясь прыгнуть, в последний момент, когда она уже стала отрываться от пола, Макс положил ей руку на голову, успокаивая, и кошка нервно забила хвостом. Наемник усмехнулся: — А вот это правильно. Мне очень хочется проверить, кто из нас быстрее. Думаю, у твоего зверька нет ни единого шанса — я быстрее, и я вооружен.

— И все-таки что происходит? — Макс посмотрел в яростные глаза долианца. Выдержать этот прямой взгляд было нелегко, но отводить глаз Лис не стал, ему уже надоело казаться рохлей и мямлей. Правда, он осознавал, что потом об этом пожалеет: все-таки казаться неопасным всегда лучше, чем вызывать настороженность. — Вы знаете, что кошка — ценный груз?

— Конечно, — одобрительно кивнул наемник — Поэтому мы его захватили.

— Решили вступить в конфликт с империей? — удивился Лис. — Не боитесь?

— Нет. — Долианец усмехнулся. — Мы свой страх теряем в детстве. Трусливые у нас просто не выживают. И это не конфликт с империей, а всего лишь маленькое недоразумение, которое мы благополучно разрешим позже. А тебе, парень, нужно знать только одно: маршрут следования немного изменился, но твои задачи остались прежними — кошка должна быть сытой и здоровой, за это ты отвечаешь своей головой. Понятно?

— И все-таки что происходит? — Макс задал тот же вопрос уже в третий раз, внутренне ежась, потому что знал, как долианцы не любят лишних вопросов. — Вы нас захватили?

— Ну если тебе обязательно нужно это знать, то — да. — Наемник усмехнулся. — Мы перехватили этот груз и собираемся доставить его другому заказчику, нам за это заплатили. Твоя доставка тоже входит в условия контракта, так что за свою жизнь можешь не волноваться, а вот твои друзья... — долианец кивнул на клетку, в которой лежали Крот и Питон, — нам не нужны, поэтому об их сохранности можешь не беспокоиться.

Неожиданно зазвучал зуммер тревоги.

— Что это? — спросил Лис.

Не знаю. — Долианец нажал кнопку включения внутренней связи и, увидев на экране мрачного пожилого долианца, одетого в темный походный комбинезон, спросил: — Что случилось, командир?

— Ловушка. — Наемник посмотрел куда-то вниз и переключил пару кнопок. — А сыром в ней были эти двое. Имперский линкор и крейсер появились из-за планеты и начали преследование. Иди на мостик, ты мне будешь нужен для переговоров, если они, конечно, состоятся.

— Получается, за нами следили? — На лице наемника появилась задумчивость. Он посмотрел на разведчиков, которые мрачно смотрели на него сквозь прутья решетки. — Если это ловушка, то мне лучше поискать жучков, пока есть время.

— У тебя десять минут, — коротко ответил командир наемников и отключился. — Сейчас пришлют детектор.

Долианец сурово посмотрел на Макса:

— Тебя мы не допрашивали. Может быть, ты несешь на себе передатчик?

— Могу раздеться. — Не дожидаясь ответа, Лис начал стаскивать с себя комбинезон. Через секунду он стоял голым перед наемником, тот скептически осмотрел его тело и хмыкнул:

— Чисто. А твоя зверюга может снять с себя все? Мне сказали, что это оборотень...

— Не может, — коротко ответил Макс. — Она не одета: шерсть — ее естественная защита от холода и жары, так что можешь ее осмотреть, если, конечно, не жалко своих рук.

— Я могу сделать проще. — Наемник выхватил парализатор. — Не обязательно осматривать живое тело, можно и полуживое.

— Не надо. — Лис закрыл своим телом кошку. — У нее не может быть никаких устройств. На теле ничего нет и внутри тоже, я проверял.

— Может, скажешь, почему я должен тебе верить? — Долианец скептически посмотрел на Макса. — Итак?

Возможно, мне верить и нельзя, но в кошку стрелять не стоит, — сказал Лис. — Она плохо переносит выстрелы из парализатора, а наша аптечка для нее не подходит. Я уже раз откачивал ее — второй раз вряд ли получится ее оживить.

— Ладно, пока поверю. — Долианец бросил хищный взгляд на разведчиков. — Никто не хочет ни в чем признаться? Поверьте, станет легче, а главный приз признавшемуся будет в том, что вы останетесь живы.

Крот и Питон переглянулись. Дверь шлюза открылась, показался еще один долианец с каким-то электронным прибором, он обвел все пространство пластиковым раструбом, приблизился к клетке, где находились разведчики, показал на Питона и буркнул:

В нем.

То, что произошло дальше, Макс едва смог заметить, настолько быстрыми стали движения наемника. Еще мгновение назад он стоял рядом с ним и неожиданно оказался рядом с клеткой, а еще через мгновение Питону вскрыли грудную клетку и желудок, а потом выбросили остатки огромного разведчика в утилизатор, который зачмокал, засасывая куски тела в себя. Крот ненадолго пережил его — он умер так же быстро, только долианец не стал его вскрывать, а просто сбросил мертвое, еще бьющееся в конвульсиях тело в раструб.

— А вот и датчик. — Долианец поднес к прибору окровавленный кусок плоти, глянул, как отклонилась стрелка прибора, и раздавил его сапогом. После этого оба наемника отправились к двери. Перед тем как выйти, долианец оглянулся и приказал: — Убери здесь все. Срок — пять минут, не успеешь — отправишься за своими дружками на тот свет.

Макс мрачно проводил его взглядом.

— Видишь? — Он погладил Машу по голове. — Долианцы очень быстрые. Они убивают не раздумывая. Их так научили. Они сильные и ловкие, но не бессмертные. Умирают так же, как и другие, а их дети получают за это страховку. Когда долианцы встречаются с оборотнями, победа зависит от того, где происходит схватка. В лесу побеждают оборотни, в городе — наемники. Понимаешь? Корабль — это тот же город, шансов у тебя немного, поэтому потерпи.

Кошка гневно зарычала на ворота, потом лизнула ему руку, а когда он посмотрел ей в глаза, едва заметно кивнула, показывая, что поняла. Лис вздохнул с облегчением:

— Выпадет нам еще шанс, обязательно выпадет. Может, не сегодня, может, завтра или послезавтра...

В это время корабль содрогнулся, двигатели взревели, и их бросило к правому борту.

— Или нет, — пробормотал Макс. — Если влепят торпеду в борт, мы погибнем, правда, у меня еще останется шанс выжить, а вот у тебя даже надежды нет — на дикую кошку скафандра еще не придумали. Задохнешься.

Маша вскочила и понеслась к дверям.

Неужели ты думаешь, что они откроются? — спросил Лис и сам себе ответил: — А ведь могут и открыться. Если произойдет разгерметизация, то электрозамки начнут работать в аварийном режиме.

Он побежал за кошкой. Дверь шлюза была закрыта и не открывалась, как бы он ее ни толкал и ни пинал ногами. Маша помогала ему, скребла когтями и толкала пластиковое полотно всей массой своего тела. Долгое время ничего не происходило, но вдруг в какой-то момент, когда корабль вновь задрожал от близкого разрыва торпеды, освещение замигало, дверь стронулась с места, и ему удалось открыть ее примерно наполовину. Маше этого хватило, она проскочила мимо него, и тут же послышался чей-то испуганный крик. Когда Лис пролез вслед за ней, он увидел человека в комбинезоне техника, над которым стояла кошка, яростно рыча. Макс подбежал к ним.

— Где находятся спасательные капсулы? — закричал он. — Отвечай, или эта зверюга тебя сожрет!

То, что он увидел на корабле долианцев обычного человека, его нисколько не удивило. На планете Доли выращивали воинов, а не механиков, инженеров и простых работяг. Так устроено в империи: каждая колония производит что-то свое, а если на ней ничего не растет или недра пусты, то на таких планетах строят учебные заведения. А если на планете жизнь к тому же трудна и опасна, то на ней выращивают воинов.

Такая судьба предназначалась и планетам оборотней, только с ними ничего не получилось, потому что перевертыши в силу своего двойного происхождения не смогли адаптироваться среди людей: в критических ситуациях в оборотнях просыпалось животное начало, и они начинали убивать всех, кто находился с ними рядом и представлял для них хоть небольшую опасность. А насилие — главный инструмент империи, на нем она стоит, как и любое государственное образование. Только как его осуществлять, если на простое требование полиции провести дактилоскопический анализ ей отвечают диким ревом?

К сожалению, найти какое-нибудь лекарство от этого не удалось, так как ген ярости был вшит в животный участок ДНК, и тогда император запретил оборотням покидать свою планету, тем самым обрекая их на медленное вымирание или вырождение, с чем оборотни, естественно, были не согласны. Но память людей об оборотнях осталась на генетическом уровне — возможно, этому поспособствовало множество фильмов с участием известных актеров.

Именно поэтому техник трясся от страха и не мог выговорить ни слова. Пришлось Лису оттащить Машу от человека, хоть сделать это было трудно: та отходить не хотела.

— Говори! — потребовал Макс. — Или я тебе ничем не смогу помочь.

Человек посмотрел на рвущуюся к нему кошку и, что-то проблеяв, показал на правый угол трюма, — туда Лис и отправился, прихватив техника с собой. Правда, тот никуда идти не хотел, но Маша была чертовски убедительна и отправила его вперед ударом мощной лапы. В углу нашелся грузовой лифт.

— Вам на самый нижний уровень, — пролепетал техник. — Спасательные капсулы там.

— Кто их охраняет? Сколько человек?

— Никого, — взвизгнул техник, когда кошка ухватила его за ногу острыми зубами и слегка сжала. — Сейчас никого! Все занимаются отражением атаки имперцев.

— Кто вас нанял? — Лис не мог упустить удобного момента, чтобы хоть немного понять ситуацию, в которой они с Машей оказались. — На кого работаете?

— Нас наняла одна женщина, колдунья, — ответил техник. Он периодически взвизгивал, когда кошка брала зубами его ногу. — Из высшей касты. Мы должны были отслеживать интересы имперцев, а те искали какого-то парня. Этот человек очень интересовал эту женщину, он был вроде ее любовником, но потом сбежал.

— Ее звали Грета?

— Да, кажется. — Техник посмотрел на Макса и, побледнев, пробормотал: — Так ты и есть тот парень? Это тебя взяли на станции?

Лис посмотрел выразительно на Машу и пошел к лифту, сзади раздался короткий взвизг. Оглядываться не стал: кошка его поняла правильно — этого человека нельзя было оставлять в живых, он слишком много узнал, и если кому-нибудь расскажет, то проблем у Лиса будет выше крыши, а их и без того немало. Мертвые молчат, да и Маше следовало подкрепиться перед дальней дорогой: меньше всего ему хотелось бы оказаться запертым с голодной кошкой в спасательной капсуле.

Конечно, выброситься с корабля было авантюрой, причем с огромной вероятностью смертельной, но и оставаться на звездолете было глупо по многим причинам. Если корабль не захватят имперцы, то они его просто уничтожат. А если все-таки кому-то из наемников удастся остаться в живых, то вряд ли они будут с ним так же любезны после того, как поймут, что Макс с кошкой являются приманкой. Да и вообще нужно что-то делать, чтобы изменить ситуацию, иначе так его с кошкой и будут таскать по всей галактике, ловя всех, кому они нужны, а таких, похоже, много набирается.

Он немного постоял у лифта, дожидаясь Машу, та подошла через пару минут — и то после того, как ее позвал: похоже, никак не могла оторваться от свежего мяса.

— Наелась? — Кошка посмотрела на него как на идиота, и Лис понял, что нужно было дать Маше еще немного времени. — Что ты на меня смотришь? Как ты считаешь, сколько еще этот корабль продержится? Пока ты ела, я насчитал семь попаданий. А когда имперцы подойдут ближе, уже не смоешься, десантники будут контролировать все пространство вокруг. Это сейчас они заняты, а потом у них много времени будет на то, чтобы нас обнаружить.

Кошка взяла его руку, легко сжала и отпустила, соглашаясь с ним.

— Да и вообще! — Лис потер руку, особенно те места, гдеотпечатались звериные клыки. — У нас впервые выдался шанс что-то изменить в нашей судьбе, и надо воспользоваться тем, что пока никому до нас нет дела. Может, я глупость делаю, собираясь отправиться с тобой в спасательном модуле, но ничего другого просто в голову не идет. Челноком я управлять не умею.

Маша опять взяла в зубы его руку и крепко сжала, словно пытаясь что-то сказать, и Лис понял.

— Ты хочешь сообщить, что умеешь управлять челноком?

Кошка закивала.

Но ты находишься в теле зверя...

Маша боднула его головой в живот.

— Хочешь, чтобы управлял я, а ты будешь подсказывать?

Он получил еще один увесистый удар в живот.

— А ты уверена, что у нас получится?

Кошка так фыркнула, что Макс даже улыбнулся.

— Ты права: что будет, то будет. — Лифт остановился. — На челноке у нас немало шансов на выживание, у него больше горючего и запас хода, да и установка поддержания жизни рассчитана не на одного, а на двоих как минимум.

Лифт остановился, двери открылись и Маша выскочила из кабины раньше, чем Лис успел ее остановить. Но кошка знала, что делает: прежде чем он начал понимать, что происходит, хищница уже сбила с ног какого-то парня и набросилась на долианца, который осматривал челнок. Видимо, и наемникам пришла мысль о том, что неплохо бы подготовить средства спасения. Мешать ей Макс не стал, а прошел мимо, только врезав пытающемуся подняться технику. Помогать Маше он тоже не собирался, зная, что это бесполезно: сила и скорость движений у наемника были несравнимы с его, только оборотни да дикие звери имели шансы с ними справиться, а он к ним не принадлежал.

Зайдя в кабину челнока, Лис начал осматривать пульт управления. Кое-что понял сразу: из трюма корабля шаттл выводила автоматика, а значит, заморачиваться по этому поводу не стоило, следовало только запустить все системы. Правда, с этим как раз и возникли проблемы. Макс понимал, что автоматику нужно запускать в определенном порядке, только не знал в каком, поэтому пошел посмотреть, что происходит в трюме. Кошка, на его удивление, победила долианца и теперь вгрызалась в его внутренности, техник очнулся и смотрел на происходящее глазами, полными ужаса.

Макс подскочил к нему и вздернул его вверх:

— Жить хочешь?

— А... мм... — промычал ошарашенный техник. — Да...

Лис потащил его за собой, не давая опомниться. Втолкнув его в кабину, он приказал:

— Начинай предполетную подготовку!

— А... мм... — Техник посмотрел на свои руки, которые тряслись крупною дрожью.

— Если не сделаешь того, что я прошу, — Макс дал ему пощечину, чтобы тот хоть немного пришел в себя, — то сейчас позову кошку, и она сожрет тебя. Быстро заводи шаттл, у меня времени нет на твои уговоры. Не зли меня!

Техник ткнул в несколько клавиш, приборы замигали красным, потом — успокоительно зеленым цветом.

— Готово, — проговорил он. — Теперь осталось только нажать вот эту кнопку, тогда закроется люк, втянется трап, и автоматика потащит челнок к шлюзу.

— Молодец, а теперь пошел вон отсюда. — Лис потащил его к выходу, выбросил парня с трапа на пластиковый пол и громко прокричал кошке: — Маша, быстро на борт, мы улетаем!

Кошка недовольно покосилась на него, но тут в очередной раз корабль вздрогнул от мощного удара, переборки заскрежетали, и все незакрепленное оборудование в трюме поползло к правому борту. Маша одним прыжком заскочила в шаттл, Лис нажал кнопку втягивания трапа и метнулся в кабину. Там он запустил автопилот, и, когда замигала красным надпись «Закройте входной люк», нажал нужную кнопку, упал в кресло, и челнок покатился в сторону шлюза. Через мгновение кошка залетела в кабину и остановилась, вперив взгляд в приборы, так простояла минуту, потом толкнула его лапой и одобрительно кивнула.

— Устраивайся как-нибудь, а то сейчас начнется. — Лис кивнул на второе кресло пилота, сам отслеживая на экране, как челнок движется к выходу. Тот уже дополз до ворот шлюза, дождался, пока они откроются перед ним, потом заполз внутрь. — Понимаю, кресла не для тебя устроены, но ничем помочь не могу, терпи.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Это был тот же бар. Дженгу показалось даже, что с момента его последнего прихода сюда ничто не изменилось: тот же красноватый свет, такой же отвратительный запах наркотических палочек, спиртного и потных тел, и те же лица, настороженно смотрящие на каждого входящего. Он сел за свободный столик, к нему тут же подлетел бармен, который, видимо, запомнил его с прошлого раза:

— Что вам угодно, сэр?

— В прошлый раз ваш мальчишка принес мне неплохую говядину, — произнес волк. — Принесите еще раз, только менее прожаренную, я люблю с кровью...

— Хорошо. — Бармен сделал отметку. — Что будете пить?

— Вино, тот же сорт, что и в прошлый раз, розовое с анисом.

Бармен исчез за стойкой, и тут же неизвестно откуда появившийся мальчишка выскочил и побежал к двери. Он прижался к стене, стараясь стать незаметным, когда входная дверь отворилась и в зал вошел Кот, мрачный и сердитый, окруженный десятком телохранителей. Он сел напротив и стал буравить Дженга маленькими злыми глазками, в ответ волк безмятежно улыбнулся, помня о своей личине слабого и беспомощного Алекса Торнтона.

— Не скажешь, почему моих парней нашли мертвыми в мусорном баке за гостиницей? — спросил бандит. — Удовлетвори мое любопытство, иначе я нарежу твою кожу ремешками.

— Приятно слышать, — улыбнулся волк. — Вы расширяете мой лексикон — до этого я слышал только о том, что таких, как я, едят на завтрак.

— Ты не понял! — взревел Кот, отчего посетители нервно стали переглядываться и хвататься за оружие, спрятанное на разных участках тела. — Я не шучу! Я тебя разрежу на кусочки и скормлю своей собаке.

— Успокойтесь, — сказал тихо Дженг. — Давайте разберемся во всем без лишних эмоций. Во-первых, объясните, о каких парнях идет речь.

— Вчера я приставил к тебе двух ребят, чтобы они охраняли тебя.

— Надеюсь, вы помните о том, что я возражал? — задумчиво проговорил оборотень. — Я видел, как они шли за мной, только не знал, из чьей они команды. Если судить по тому, что со мной происходило, то кто-то из ваших крутых ребят сотрудничает с другими бандитами, потому что ночью меня похитили.

— Кто похитил?! — взревел Кот. — Я убью его.

— Могу его описать, потому что хорошо запомнил. — Дженг взял поданный ему бокал с вином и отпил глоток. — Это большой толстый человек, обвешанный драгоценностями, а с ним толпа нехороших парней с мощным оружием.

— Я его знаю, это Толстяк. — Бандит задумался. — Он давно пытается влезть в мой бизнес, перехватывает заказы, убивает моих людей. Говоришь, кто-то из моей команды на него работает? Я выясню, кто продался. Итак, тебя похитили, и что было дальше?

— Все просто. — Волк допил бокал и дал знак бармену, чтобы тот принес ему еще вина. — Он решил, что мой папа даст ему много денег за мое освобождение.

— Так... — Кот подобрался. — А дальше?..

— Потом мы с ними поговорили. — Дженг выпил глоток вина и попросил бармена принести кофе. Все-таки сна ему не хватило, голова была тяжелой и мутной. — И он отказался от своих намерений.

— Взял и отказался? — недоверчиво произнес бандит. — Так просто? Толстяк?

— Может, и не так просто, но мы с ним решили этот вопрос полюбовно, — пожал плечами волк. — Послезавтра я с ним встречаюсь, и мы обсудим детали нашей сделки.

— Значит, сделка все-таки была? — Кот смотрел прямо ему в переносицу холодным, тяжелым взглядом, и Дженг почти физически ощущал, как крутятся в его голове плохие мысли: бандит явно решал, что с ним делать. — Мне бы хотелось знать подробности...

— Пожалуйста. — Волк улыбнулся. — Он решил мне помочь в приобретении нужного оружия.

— Ионной пушки? — недоверчиво спросил бандит. — Он решился?

— Ага, — безмятежно отозвался Дженг. — У него есть хорошие знакомые в промышленной зоне.

— Они у нас у всех там есть, — пробормотал Кот. Он все еще думал, что сделать с Торнтоном, только его мысли уже явно приобрели не очень хороший для волка оттенок. Похоже, бандит подозревал, что он подослан имперской разведкой, и уже несколько раз опасливо покосился на входную дверь. На его месте Дженг и сам бы так подумал. А как иначе? Толстяк захватил и отпустил, такого не бывает, а вот если было произведено силовое воздействие — тогда да. Но кто мог стоять за спиной этого улыбающегося юнца? Кто обладал такой силой? Ответ мог быть только один: имперская разведка. — Что ж, как я понимаю, нам больше не о чем договариваться?

— Почему нет? — Дженг задумался. — Пушку будет взять нелегко, понадобятся люди, транспорт и оружие...

— Ты за кого меня принимаешь, имперская сявка? — Кот, видимо, для себя решил, кто находится перед ним, и эти выводы были опасными для волка. — Ты, может, думаешь, что мы все здесь лохи? Так вот, мы сейчас прогуляемся с тобой до моей хижины, и там ты мне расскажешь, кто тебя ко мне подослал и что тебе обо мне известно.

Он подал сигнал, и Дженга потащили к задней двери — сначала за дверь выскочил один громила; видимо, убедившись, что там никого нет, подал знак, и волка вытащили в узкий, грязный переулок, набросив на его голову грязный мешок. К выходу подогнали флаер, оборотня запихнули туда, потом аппарат взвился в воздух и помчался за город.

«Как-то слишком уж все повторяется, — подумал волк, когда ему на руки закрепили пластиковые путы. — Неужели по-другому эти ребята не могут? Никакой оригинальности».

Дженга опять притащили в какой-то подвал и пристегнули наручниками к металлическому креслу, потом сдернули мешок.

— Ну что, тварь, будешь говорить? — Кот расположился напротив него в уютном кресле и дал команду одному из подручных, который ударил Дженга плетью-многохвосткой с вплетенными в концы металлическими шипами. Это было больно. Удар буквально оглушил волка, ему даже пришлось уменьшать свою чувствительность, настолько это оказалось болезненно. — Если нет, то я тебя забью насмерть. Кто тебя подослал ко мне? Откуда импер- цам известно, чем я занимаюсь? Кто из моих людей работает на Толстяка?

— Я все расскажу. — Дженг высвободил руки из наручников: прикидываться больше овечкой он не собирался — не стоило давать себя избивать, все равно это ни к чему хорошему не приведет. Он взвился с кресла, одновременно выращивая себе когти. — Сию же минуту. Вам понравится мой рассказ.

Маша и вправду пробовала залезть в кресло, даже вставала на задние лапы, но позвоночник у нее не гнулся, как у человека, поэтому ничего из этого не получилось. Она рычала и злилась, царапая пластиковую обшивку, но потом смирилась и опустилась на пол. Макс снял ремень с кресла и кое-как застегнул его на кошке, прижав зверя к полу. В таком виде Машу хоть не могло бросить на него или на приборы, да и в невесомости она не должна была плавать над головой, изливая разные жидкости, которых в любом существе немало. Он как раз успел закончить перед тем, как двери шлюза открылись и челнок выбросило наружу.

Макс едва успел выхватить автоматическую аптечку из отделения над головой и закрепить ее на плече, как сразу в тело воткнулось несколько игл — похоже, диагностическая система посчитала, что он слишком взволнован. Вероятнее всего, она была права. А как тут не разволноваться, если он делает очередную глупость в своей жизни? Шансов на выживание почти никаких. Если их заметят с линкора или крейсера, то разговаривать не станут — влепят в борт торпеду и на этом успокоятся. А если все-таки удастся отлететь от корабля долианцев незамеченными, то шансы на то, что их кто-то подберет или рядом окажется планета с атмосферой, минимальны. Правда, последняя мысль нуждалась в уточнении. Лис запустил аварийную процедуру, и на экран полезла информация. В ней, кроме всего прочего, промелькнули два интересных факта: во-первых, недалеко действительно находилась обжитая колония, и даже с космической станцией на орбите, а во-вторых, они могли до нее долететь, поскольку горючего хватало.

Дальше Макс не стал ничего смотреть, навел курсор на планету, нажал кнопку — и автоматика стала производить расчет траектории полета к этой планете. Кроме того, на экране высветились три цели, и все они были показаны нейтральным желтым цветом.

Это было им на пользу: имперцы не посчитали челнок вражеской целью, а значит, не станут подбивать и преследовать. Как только компьютер закончил расчеты, Макс надавил кнопку включения двигателей, и ускорение ощутимо прижало его к спинке сиденья. Кошке было труднее, ногами она упиралась в переборку, но ее все равно стащило назад, а ремни сжимали грудную клетку так, что она стала задыхаться.

Пришлось Лису отвязывать их от кресла, преодолевая мощную силу, прижимающую его к нему. Несмотря на то что требовалось отстегнуть всего одну пряжку, он от прихлынувшей крови и усталости потерял сознание и очнулся только тогда, когда аптечка воткнула ему несколько игл. Минуты через две ускорение закончилось, началась невесомость, и кошка поплыла по кабине, дергая лапами. Один из когтей задел его за щеку, вызвав обильное кровотечение. Он кое-как сумел залепить порез пластырем и стал ловить стокилограммовую Машу.

Поймать он ее сумел и даже привязал обратно ремнями к полу, только сил после этого у него осталось лишь на то, чтобы просто бездумно смотреть на экран, где перед ним расстилался бесконечный черный космос с блестящими точками звезд. Маша нервно дергала хвостом и чуть слышно рычала. Человек бы на ее месте матерился — возможно, и она делала то же самое.

Когда Макс более-менее пришел в себя, он достал из шкафчика стандартный паек, не забыл его разогреть и стал есть. Когда Маша на него покосилась и что-то недовольно заворчала, он сердито ответил:

— Ты пообедала наемником, а я голодный, и вообще ты обещала рассказать, как управлять челноком. Если судить по приборам, через неделю мы подлетим к планете, и нам придется приземляться. Учти, семьдесят процентов горючего мы потратили на разгон, так что садиться придется на минимуме. Это не флаер, поэтому мне неизвестно, сколько требуется топлива для нормальной посадки.

Кошка дернулась и потянула ремень, показывая, что хочет освободиться. Когда он открыл пряжку, Маша добралась с его помощью до пульта, показала ему когтем на неприметную кнопку, на которой было написано «Аварийная посадка», и после этого вернулась на пол.

— Понятно, — кивнул Лис, пристегивая ее ремнем. — Как только оказываемся на орбите, нажимаем эту кнопку и дальше надеемся на вашего бога. Так? А больше ты мне ничего рассказать и объяснить не хочешь...

Кошка чуть слышно что-то проворчала.

— Так... — Макс вздохнул и закрыл глаза. — Будем надеяться, что нам повезет.

Маша вновь что-то сердито проурчала.

— Достался тебе бестолковый напарник, — усмехнулся Лис. — А я что, виноват? Другой бы давно тебя бросил, а я вот с тобой вожусь, потому что знаю: внутри этого дикого зверя прячется чудесная девушка.

Кошка открыла глаза и внимательно посмотрела на него. Очень внимательно. Потом улыбнулась и подмигнула. Макс даже рассмеялся, настолько забавно было это видеть.

— Но ты много о себе не воображай, — произнес он. — Девушка внутри, а снаружи кошка, которая в любой момент может меня сожрать.

Маша отрицательно покачала головой, причем сделала это так старательно, что он ей поверил.

— Поживем — увидим, пока мы в одной лодке, точнее, в челноке. — Лис усмехнулся. — Я, пожалуй, посплю, тебе тоже рекомендую. Полет дальний, удовольствие ниже среднего, перегрузок не будет, челноки для этого не предусмотрены, их задача — доставлять на орбиту и обратно, а не летать в космосе.

Проснулся Макс часа через два от громкого ворчания Маши: та рвалась из ремней. Лис освободил ее, и кошка отправилась в салон, он — за ней, недоумевая, что ей там понадобилось. Поскольку они находились в невесомости, передвигаться было непросто. Хорошо, что челнок был транспортным, поэтому места в нем хватало, и, главное, висело немало привязных ремней, за которые можно было хвататься. Маша добралась до туалета и остановилась, жалобно мяукая.

Лис тяжело вздохнул, понимая, что за проблема перед ними стоит. Туалет вакуумный, сконструирован для людей. Кошка хоть и оборотень, но сейчас находится в образе зверя, и если она опорожнит свой кишечник в этом отсеке, то будет не только по нему передвигаться, но даже в нем дышать.

Он открыл дверь, ломая голову над этой задачей. Конечно, благодаря невесомости он мог с Машей делать все, что захочет, поднять ее, например, или поставить в какое-то положение, которое невозможно при силе тяжести, но это все равно не решит проблемы. Не сможет кошка сесть как человек, не сумеет — и все тут!

Макс вздохнул и полез к туалету, чтобы разобраться в конструкции. В принципе это была всасывающая воронка, присоединенная к трубе, а сам стульчак играл вспомогательную роль. Вот если ему удастся эту воронку вытащить, то все получится.

Пришлось повозиться, но минуты через две Макс, гордый собой, сунул воронку под хвост кошке и нажал рычаг всасывания. Завсхлипывал насос, вбирая в воронку бурую дурно пахнущую массу. Больше всего на свете сейчас Лис боялся, что труба забьется — и тогда он будет по уши в дерьме в буквальном смысле. Но все обошлось благополучно, минуты через две кошка задергалась, показывая, что хочет освободиться. Воздух тоже очистился. Макс вернул воронку на место, справил свою нужду, после этого потащил Машу обратно.

Он привязал ее к полу, вновь залез на противоперегрузочное ложе и заснул. Проснулся уже от голода, воспользовался пайком, покормил кошку и опять заснул. Так и прошли три дня, потом еще три, а еще через день они подлетели к планете, и он наконец-то нажал заветную кнопочку автоматической посадки. Челнок крутанулся пару раз вокруг планеты, потом пошел по спирали вниз. Пока они крутились, Лис пытался понять, почему эта планета ему кажется такой знакомой. Он точно знал, что на ней бывал, его зрительная память была тренированной с детства, но как и когда — в памяти не осталось.

Понятно, что он мог сюда попасть только с Гретой, а они бывали с ней всего на трех планетах, одна из них — Цитрина, он на ней завербовался, а вот названия двух других ему были неизвестны. На одной из них он побывал в храме короля всех оборотней, и, кажется, они оказались на орбите именно этой планеты — уж очень похожа атмосфера, да и светило ему знакомо...

Как только подумал об этом, он сразу почувствовал слабый отклик, идущий снизу как приветствие, и серебристая сфера в его мозгу разгорелась. Похоже, он не ошибся: если он доберется до храма и возьмет с собой кошку, то, несомненно, забытый бог сможет ей помочь! Возможно, сюда их привела судьба...

— Маша, у нас появился шанс! — радостно выкрикнул он. — Я смогу тебе помочь и знаю как.

Когда кошка повернулась к нему и недоуменно заворчала, он собрался ответить ей, но в этот момент поступил запрос на идентификацию. Макс успел нажать кнопку автоматического обмена данными, прежде чем его прижало к креслу ускорением. Почти сразу после того, как компьютеры обменялись данными, на экране появился человек и начал внимательно вглядываться в Лиса:

— Почему вы не подошли к станции, а начали аварийную посадку?

— Я не умею управлять челноком, — прохрипел Макс. Его легкие сжались, поэтому воздуха в них было немного, а лицо покраснело от прилива крови. — Я просто нажал кнопку аварийной посадки, сэр.

— Как вы здесь оказались? — Дежурный был неумолим. — Отвечайте, или вас собьет служба противокосмической обороны, ребята в погонах сейчас с большим интересом слушают наш разговор.

— Нас атаковал пиратский корабль, — проскрежетал Лис, искренне надеясь на то, что Маши, лежащей на полу, человек не видит. — Я успел забраться в челнок и нажать кнопку аварийного старта. Автоматика сама выбрала вашу планету как ближайшую населенную людьми, я тут ни при чем.

— Хорошо, я вам верю, — проговорил дежурный. — Вас не станут сбивать при входе в атмосферу, управление челноком возьмут на себя диспетчеры наземной службы, переведут автоматику на себя и посадят на космодром, дальнейшие разбирательства будут проходить на поверхности. Удачи в посадке!

Макс закрыл глаза, дышать становилось с каждым мгновением все труднее, Маше тоже приходилось нелегко, он слышал ее хрип и жалобное поскуливание, иллюминаторы закрылись броневыми заслонками. Послышался характерный шорох от трения об атмосферу, температура в кабине начала медленно подниматься. Кошка недовольно замяукала, ее голос становился все громче. Лису захотелось закрыть уши, настолько это стало нестерпимо громко, но он не мог даже двинуться, его вжимало в перегрузочный матрац так, что кости скрипели, потом корабль выровнялся и пошел по пологой кривой, — тогда стало легче и ему, и Маше.

Минут через пять скорость замедлилась, убрались броневые заслонки, открывая иллюминаторы, и почти тут же челнок коснулся бетонных плит космодрома, пробежал сотню метров и остановился. На экране показался незнакомый ему человек и хмуро улыбнулся:

— Приветствуем вас на нашей планете, сэр. Не выходите из челнока, к вам направляются люди из службы безопасности. Надеемся, что все ваши проблемы будут благополучно разрешены.

Он исчез. Лис отстегнулся и снял ремни с кошки. Она все еще тяжело дышала, но это неудивительно: если ему помогал пережить посадку противоперегрузочный матрац, то ей пришлось принять на свое тело всю нагрузку в девять G. Рассиживаться не стоило — Макс понимал, что, как только у него снимут отпечатки и проверят их по базе данных, сотрудники службы безопасности сразу узнают, кто он. А после этого он опять лишится свободы, как и кошка, а что будет дальше, знает только бог. «На бога надейся, но сам не плошай», — эту поговорку Макс знал, как и множество анекдотов на эту тему, и давно вывел для себя формулу: бог помогает тому, кто сам пытается изменить ситуацию.

— Вставай, — мрачно проговорил он кошке, хватая аварийный рюкзак. — У нас есть пара минут для того, чтобы сбежать, после этого станет слишком поздно.

Маша недовольно заворчала.

— Если хочешь снова попасть в клетку, оставайся, мешать не буду. — Он нажал кнопку открывания люка и вывода трапа. — Лично я делаю ноги.

Кошка пошла за ним, сначала покачиваясь, но с каждым шагом ставя лапы все тверже. Лис выскочил из челнока и тут же увидел несущиеся к челноку от диспетчерской бронированные машины службы безопасности. До забора, ограждающего поле космопорта было метров пятьсот, он рванул в ту сторону, Маша помчалась за ним. Макс бежал изо всех сил, но бронированные машины двигались намного быстрее, к тому же они сразу прибавили ходу, как только увидели бегущего. Через двести метров Лис понял, что не успевает. Видимо, это поняла и Маша, потому что остановилась и прижалась к земле, выразительно глядя на него. Он понял: кошка предлагает ему сесть на спину. Предложение было заманчивым, тем более что до первой машины службы безопасности оставалось всего метров сто. Он запрыгнул на кошку, хоть и не представлял, как та его понесет, — все-таки зверь был не настолько крупным и сильным, — но Маша рванула с места так, что Лис едва удержался.

Ноги его не доставали до земли совсем немного, сантиметров тридцать, но все-таки не тащились по поверхности. Кошка за пару секунд добралась до забора, а потом перепрыгнула его. Забор был метра три с половиной, за ним оказалась небольшая улочка, по которой Маша быстро промчалась и свернула в парк, там спряталась в кустах и бесцеремонно, одним движением сбросила Лиса со спины.

Упал он довольно мягко, на траву, но все равно решил обидеться. Правда, увидев, как судорожно вздымаются у Маши бока, решил воздержаться от высказываний. Макс полежал немного на траве, приходя в себя, потом пригнувшись двинулся к кустам: из них он мог видеть ближайшие дорожки.

— Они подгонят сюда полицейские флаеры, — задумчиво пробормотал он, мучительно пытаясь вспомнить, где они находятся. — Скоро здесь будет не протолкнуться от полиции.

Немного подумав, Лис обратился к кошке:

— Ты прячешься в этом парке в кустах или на деревьях, а я попробую найти флаер, который нам нужен для того, чтобы смыться из города. Лицо мое вряд ли кто видел, а комбинезон у меня обычный, так что вряд ли буду выделяться среди прохожих. Сколько времени меня не будет, не знаю, но потерпи.

— Мм-рак, — проурчала кошка. — Мм-е.

Он быстро пошел к другому выходу из парка, который глядел в сторону города. Людей на улице было немного, он обратился сначала к одному, чтобы узнать, где находится прокатная контора флаеров, потом к другому, но все шарахались от него, не желая разговаривать, что, впрочем, не мешало Лису заполучить бумажники прохожих: не зря он считался лучшим вором-карманником на своей планете.

Правда, результаты его не очень порадовали — он получил немного наличных, пару кредитных карт, которые были для него почти бесполезны, и одно удостоверение личности, которое вполне могло ему подойти: лицо было похоже, рост тоже, не совпадал только цвет глаз, но при желании можно купить линзы. Правда, он бы не прошел идентификации по отпечаткам пальцев и по сетчатке глаза, но Лис надеялся, что в прокатной конторе с него этого не потребуют.

Он зашел в ближайший магазин оптики, там купил линзы нужного цвета, заодно узнал, где поблизости находится прокатная контора. Она оказалась за углом, в небольшом офисе, расположенном в огромном здании, за столом скучал молодой парень, который искренне обрадовался первому посетителю за весь день. Макс потребовал большой флаер с запасами продовольствия на пару недель, причем особо оговорив, чтобы положили в холодильник свежее мясо.

— Желаете попутешествовать? — спросил парень, считая на компьютере стоимость аренды.

— Причем по диким местам, — подтвердил Лис. — Тошнит уже от города.

— Я вас понимаю, — закивал парень. — Сам бы уехал, да возможности нет. Чем будете расплачиваться — наличными, кредиткой?

— Конечно, кредиткой. — Макс протянул карточку, искренне молясь богу, что на ней достаточно денег, и даже затаил дыхание. Парень чиркнул по считывателю и протянул карточку обратно.

— Хорошо, господин Дроссель. Ваш флаер будет ожидать вас завтра утром.

— А пораньше нельзя? Я готов заплатить премиальные. Уж больно достал меня город.

— Я могу, конечно, постараться. — Парень с сомнением посмотрел на Лиса. — Но если заберу премиальные, то на вашей карточке ничего не останется.

— Пусть это вас не беспокоит, — выдохнул с облегчением Макс. — Мне должны уже завтра перечислить приличную сумму.

Парень провел по считывателю и заявил:

— Приходите часа через три, думаю, к этому времени я все успею.

Лис вышел из конторы, мрачно размышляя о том, что это было — везение или нечто другое? В последнее время он перестал верить в свою удачу и считал все, что с ним происходит, проявлением некоей очень недружественной силы. Кому-то он очень не понравился в этом мире, и этот некто решил его уничтожить каким-то особенным экзотическим способом, вот и придумал лишить его дома, родной планеты, близких, друзей и закинуть на край галактики, где он никому не нужен.

В задумчивости он дошел до парка, мало обращая внимания на прохожих, впрочем, ему отвечали тем же: кому интересен молодой парень в комбинезоне, бредущий ку- да-то по своим делам? Он дошел до парка — и тут его требовательным жестом остановил полицейский:

— Парк закрыт, полицейская операция.

— А что случилось? — спросил Лис. — Ловите преступника?

— Шагай отсюда, парень, — приказал коп. — Будешь мешать — окажешься в участке.

— Извините, сэр. — Макс развернулся и зашагал в сторону, к другому входу в парк, но и тот оказался перекрыт.

Похоже, полицейские все еще ловили его, или кошка позволила себя увидеть кому-то из прохожих, а тот вызвал полицию. На следующем входе тоже стояла пара вооруженных полицейских, которые никого не пускали. Не зная, что делать, Макс зашел в небольшое кафе. Планетарная еда после пайков показалась ему божественной, он ел и никак не мог наесться, в конце концов, когда живот оказался набит до отказа и выпятился из-под комбинезона небольшим шаром, он остановился. Карточка и здесь сработала без проблем, правда, на ней оказалось мало денег, пришлось добавлять наличные, но расстраиваться из-за этого Лис не стал, потому что, пока стоял у кассы, обработал карман одного простака, заказывающего обед, и его карман снова отяжелел от наличных.

Как раз подошло время получения флаера, Лис не спеша добрался до прокатной конторы, подумав о том, что если Маша не позволила себя поймать до сих пор, то это даст ему время и на то, чтобы ее вызволить, хоть он пока не представлял, как это сделать. Флаер его ждал на улице — это была хорошая компактная машина, примерно такая, какой он себе ее и представлял. В трюме была оборудована небольшая комнатка для жилья, имелся нагреватель для пищи и большой бак питьевой воды, чтобы готовить и принимать душ. Еда была разложена в шкафах, в небольшом холодильнике имелся запас мяса, который позволил бы кошке пару дней не голодать.

Менеджер передал ему ключи и небольшой телефон.

— По нему вы в любой момент сможете мне позвонить в случае возникновения какой-то аварийной или чрезвычайной ситуации, — сказал он. — На флаере находятся датчики обнаружения, в случае необходимости мы всегда сможем его отыскать, так что даже если у вас его угонят, то достаточно будет сообщить нам об этом, и аппарат мы найдем. Договор с вами заключен на две недели, но вы всегда сможете его продлить, позвонив по этому телефону.

— Хорошо, надеюсь, мне это не понадобится. — Лис искренне поблагодарил парня и залез в машину. Водил он плохо: ему не хватало практики. На его планете флаеры не были распространены по причине дороговизны, больше ездили на обычном колесном транспорте. Он включил двигатель и указал курсором на парк. Машина сама закрыла люки, поднялась в воздух и полетела к цели, держа высоту над улицей десять метров, как и положено по правилам в большом городе.

У парка по-прежнему стояла в оцеплении полиция, Макс оставил флаер на ближайшей улице, а сам полез через забор, благо на улице росло немало деревьев и его никто не видел. В парке он благополучно спрыгнул на траву и пошел, руководствуясь больше какими-то не совсем осознанными чувствами, чем логикой. Где искать Машу, он не знал, мог только верить в то, что найдет ее. Или кошка сама услышит его запах и появится. Так и получилось: минут через пять он услышал слабый шорох, а потом из-за куста показалась большая голова.

— Нам туда, — прошептал Лис, показывая на забор. — Там у меня флаер, найдешь его по моему запаху, люки открыты. Будь осторожна.

Маша кивнула и исчезла, а Макс потащился обратно к тому месту, где только что перелез через забор. Здесь ему пришлось несколько раз подпрыгнуть, прежде чем он смог зацепиться за край бетонного забора, щедро опоясанного колючей проволокой, спрыгнул на улочку и тут же рванулся к флаеру. На его удивление, аппарат никто не угнал, хоть на его родной планете машина с открытыми люками исчезла бы за пару секунд.

Он заскочил внутрь и понял по густому звериному запаху, что Маша уже здесь. Тогда он нажал кнопку закрывания люка и отправился к водительскому креслу. Кошка лежала в кабине, прижавшись к полу, настороженно глядя на дверной проем. Увидев, что это он, облегченно вздохнула, расслабилась, а когда он проходил рядом, лизнула его руку. Макс потрепал ее по голове, сел в кресло, указал курсором место на карте подальше от города и включил автопилот. Флаер поднялся в воздух и пошел, лавируя, повинуясь командам автоматического диспетчера, среди плотного слоя таких же аппаратов, на запад. Похоже, начался час пик, но им это было только на руку: на их аппарат, если он не будет нарушать правил движения, никто не станет обращать внимания. А значит, им вновь повезло...

Дженг был зол, очень зол. Как-то в этот раз все не складывалось. Может, действительно зря он взял себе этот облик? Уж слишком безобидным выглядел этот Алекс Торнтон среди местных бандитов и бизнесменов, вот и приходится доказывать всем, кто он есть. А это плохо для бизнеса: его на страхе не выстроишь. Волк разбросал телохранителей Кота, причем никого не жалел, убивал быстро, короткими смертельными ударами, большинство даже пистолеты не успевали достать, а те, кто все-таки успел, палили больше по своим: попасть в быструю тень, которая перемещалась частью по стенам и потолку, было трудно.

Когда умер последний боец, Дженг выбил пистолет из руки Кота, подтянул к себе кресло и сел на него, глядя в упор красными, налитыми кровью яростными глазами прямо в голубые глаза бандита.

— Значит, так. — Волк прорычал это прямо в лицо Коту, и тот испуганно отшатнулся. — Мне все равно, кто ты и что ты о себе думаешь, ты сам привез меня сюда для разговора, так что давай поговорим. Теперь ты знаешь, кто я, и мне не нужно прикидываться чучелом, так?

Бандит испуганно закивал.

— Тогда начнем разговор. Первое: где мне найти ионную пушку и как ее достать? Говори.

— Это невозможно, — мрачно проговорил Кот. Понемногу приходя в себя, он обвел взглядом подвал, посмотрел на разбросанные повсюду мертвые тела и их фрагменты, на стены, окрашенные кровью, и его вывернуло наизнанку. Когда внутри у него уже больше ничего не осталось, он прохрипел: — Может, перейдем в другую комнату?

— Пожалуйста, — пожал плечами волк. — Только надеюсь, ты не попробуешь выкинуть какой-нибудь финт?

— Нет, — прохрипел бандит. — Мне того, что я видел, вполне достаточно. Я слышал об оборотнях, но никогда не представлял, что вы такое на самом деле. Теперь понимаю, почему вас император запретил, — похоже, мужик знал, что делает.

Кот с кряхтеньем поднялся — теперь перед Дженгом был усталый, внезапно постаревший человек, который только что увидел свою смерть. Они поднялись вверх, в небольшую гостиную, где бандит сразу налил себе большой бокал виски и выпил его залпом, потом сел на диван.

— Продолжим. — Волк осмотрел свой комбинезон, покрытый пятнами крови, и поморщился. — Итак, что ты знаешь об ионных пушках?

— Делают их на одном заводе, — ответил Кот, наливая себе еще один бокал, но пить не стал, когда волк отрицательно покачал головой. — Каждая имеет свой номер, кроме того, внутрь встраивается особым образом специальная плата, которая не позволяет пушке стрелять по своим кораблям. Удалить ее невозможно, она составляет единое целое со всей конструкцией, и кроме того, при запросе выдает сигнал для обнаружения. Поэтому, даже если тебе удастся ее украсть, она не будет стрелять по кораблям империи, и ее все равно отследят.

— Плохо, — вздохнул волк. — Не думал я, что так все сложно.

— Можешь об этом оружии забыть. — Бандит все-таки выпил виски залпом. — Нельзя пушку ни украсть, ни купить.

— Жаль потраченного времени, — задумчиво пробормотал Дженг. — Что ж делать? Ладно, будем считать, что не повезло. Теперь придется убить тебя и всех, кто меня видел в зверином облике, чтобы подчистить за собой следы.

— Не гони лошадей. — Бандит достал орешки и налил себе еще виски. — Я думал о том, зачем ты здесь и для чего тебе эта пушка. Только сейчас я понял, что вы ищете, чем защитить вашу планету от ребят из имперского десанта. Ионную пушку вы не получите. Никак.

— Плохо! — опять вздохнул Волк. — Жаль.

— Но разве только пушкой можно защититься от имперского флота? — сказал Кот. — Есть же и другие варианты.

— Например? — заинтересовался Дженг. — Говори.

— Есть возможность приобрести десятка три самонаводящихся торпед и пару башен спаренных лазеров для орбитальной станции. — Кот уже успокоился и пил виски не спеша, малыми глотками. — Это проще и легче.

— Откуда оружие? — оживился волк. — Идея мне нравится.

— Так я тебе и сказал, — усмехнулся Кот. — Проболтаюсь — а ты меня сожрешь. Нет уж, теперь, когда маски сброшены, будем искать компромисс.

— Мне нужно знать, насколько легальна будет эта сделка и какие деньги потребуются, — сказал Дженг и демонстративно облизнулся. — Я не люблю человечины, говядина мне нравится больше, но от свежего мяса никогда не отказывался. Ты прав, нам нужно искать новые точки пересечения, а без откровенности ничего не получится.

— Ладно, рассказываюю. — Бандит вздохнул. — Я предлагаю вооружение одной орбитальной станции, которое изготовили по специальному заказу, но потом император передумал. С того имперского указа прошло два года. Все вооружение лежит на заводе в закрытом складе, но его можно оттуда украсть. Насколько будет удачной операция, будет зависеть от цены, которую ты предложишь. Кое-кто из руководства завода не против разбогатеть, но в империи нет желающих покупать оружие для орбитальных станций, а о вас, оборотнях, я как-то не подумал...

— Ну что ж, теперь покупатель у тебя есть, — произнес Дженг. — Цена?

— Восемьдесят миллионов за оружие и двадцать за погрузку и отправку. — Кот выпил еще немного, но голос его оставался трезвым — похоже, адреналин в крови не давал ему опьянеть. — С вашей стороны только деньги, весь риск на мне.

— А если это подстава? — спросил волк. — У меня бывало такое на этой планете.

— Я сам разберусь, — ответил твердо бандит. — Мои проблемы.

— Каков твой интерес? — поинтересовался Дженг. — Я не верю в альтруизм.

— Он будет в сумме сто миллионов, часть из них станет моей, но тебя это не касается.

— Ты прав, это не мое дело, — развел руками волк. — Значит, мы снова партнеры. Так?

— Так, — буркнул Кот. — Хотя меньше всего мне бы хотелось знакомиться со своими партнерами таким образом.

Дженг еще раз внимательно посмотрел на бандита и понял: тот ничего не забыл и в будущем обязательно предъявит ему счет за убитых телохранителей.

— Сроки? — спросил волк. — Как долго продлится операция?

— Примерно месяца три, — ответил Кот. — И лучше, если это время тебя не будет на планете.

— Меня не будет, — согласился Дженг. — Я вернусь через три месяца, и если ты меня обманул, ты умрешь, а вместе с тобой и все, кто тебе дорог, — поверь, оборотни умеют быть мстительными. Если за это время ты подготовишь мне ловушку и я погибну, то вслед за мной приедут другие, и тогда тебя вообще ничто не спасет. Ты меня понял?

— Понял. — Бандит мрачно посмотрел по сторонам и тяжело вздохнул. — А теперь оставь меня, оборотень, я должен подумать о том, что буду говорить родным этих парней.

— Сочувствую, хотя и не очень. — Дженг посмотрел на свой окровавленный комбинезон. — Не стоило меня бить твоим парням, так что свою смерть они заслужили. Дай мне во что-нибудь переодеться, а то я привлеку чужое внимание, которое нам совсем не нужно.

— Одежда там, — кивнул на стенной шкаф Кот. — Бери что хочешь.

— Посмотрим, что у тебя есть. — Волк открыл шкаф, выбрал самый неприметный костюм и натянул его на себя. — Надеюсь, хоть что-то подойдет.

Чувствовал он себя почему-то скверно, хоть и понимал, что все сделал правильно. Эти ребята не были праведниками, они промышляли грабежами и убийствами, и крови на их руках имелось немало. Они умерли, потому что выбрали свой путь и их смерть была запрограммирована. Если бы они не умерли от его когтей, то погибли бы на рудниках или в перестрелке с другой бандой. И Кот скорбит не по ним, а потому, что слишком много их погибло за один раз, но резерв у него есть, и немалый — на этой планете все знают о том, что рано или поздно они попадут в банду, так здесь все устроено. Но на душе по-прежнему было мерзко...

Маша выглядела ужасно. Шерсть была тусклой, спутавшейся, ребра торчали, за последние две недели питалась она плохо, да еще испытывала стрессы различного рода — такое часто убивает диких животных, а она являлась наполовину зверем.

Видя, что все пока идет нормально и аппарат спокойно летит на запад, поднимаясь все выше, понемногу ускоряясь и оставляя позади густые слои туч, Лис прошел к холодильнику, вытащил кусок мяса и положил перед кошкой. Та настороженно принюхалась, потом улыбнулась, по крайней мере именно так Макс истолковал появившееся на нем выражение, и съела. А затем так жалобно и печально посмотрела на него, что пришлось Лису вновь идти к холодильнику. После второго куска Маша повеселела, легла на пол в кабине пилота и стала вылизывать шерсть.

А Макс начал просматривать карты планеты, вбитые в память навигатора, ища храм бога королей оборотней. В прошлый раз его везли в качестве если не пленного, то точно несвободного человека, поэтому у него было не так много возможностей, чтобы понять, куда его везут, и сейчас он мучительно пытался вспомнить какие-то приметы, обрывки разговоров, вид из иллюминатора, чтобы найти это злосчастное место. В конце концов, отчаявшись что-либо понять, он просто отключил свой мозг и ткнул наугад курсором, автоматика переключилась на новые координаты — и флаер, ощутимо дрогнув, повернул к югу.

Маша с интересом наблюдала за тем, что он делал, в ее глазах появилась какая-то странная задумчивость, и она неодобрительно потерлась головой о пластиковый пол.

— Я не сошел с ума, — пояснил ей Лис. — Просто если не знаешь, куда лететь, то любое направление правильное.

Кошка недовольно заворчала.

— Зря сердишься, — покачал головой Макс. — Ты плохо представляешь себе наше положение. Я нисколько не сомневаюсь в том, что звездолет, на котором нас везли долианцы, уничтожен. Оставшихся в живых допросили, и, следовательно, вояки знают, что мы улетели на челноке. Думаю, сейчас нас активно ищет половина имперского флота. Десантники обязательно обыщут все ближайшие планеты и наткнутся на эту, переговорят с диспетчерами, и тогда у нас возникнут серьезные проблемы. Не сомневаюсь, что на планету будет высажен десант, который допросит всех, кто нас видел. Полагаю, в нашем распоряжении не больше трех суток, после этого мы опять окажемся в плену.

Маша фыркнула.

— Понимаю, что это глупо, но нам не стоило оставаться ни в городе, ни в космопорту, тогда нас поймали бы еще быстрее. Вот я и решил, что стоит попытаться попросить бога оборотней вернуть тебе человеческий облик, пока у нас еще есть время и мы свободны...

Кошка поднялась на ноги, подошла к нему, и ее голова оказалась на уровне его лица. Она посмотрела ему в глаза, и в ее взгляде было недоумение, разочарование и еще что-то непонятное, но вряд ли лестное для него.

— Да, есть такой бог, который никогда не был человеческим, — объяснил Макс. — Принадлежал этот бог к одной из разумных рас, которые давно исчезли из этого мира. Как бы это фантастично ни звучало, он реально существует. Так уж получилось, что я видел его и разговаривал с ним. Правда, он меня едва не убил, но потом решил оставить в живых для каких-то непонятных своих целей. Этот бог мудр, силен и очень много умеет. Думаю,он сможет тебе помочь, если захочет, конечно...

Маша скептически фыркнула.

— Понимаю, ты сомневаешься. — Макс опять вгляделся в карту, что-то внутри заставило его обратить внимание на восточную часть, там были показаны развалины и было написано, что в этих местах находится древний инопланетный храм, который охраняется имперским законом о древностях. Внутри что-то сладко екнуло, а серебристая сфера в мозге неожиданно увеличилась и тут же пропала. Он навел курсор, и послушная автоматика скорректировала курс. — Но мы с тобой ничего не потеряем, если побываем там. Недалеко есть лес, а в нем водятся хищные звери, в том числе сильные и довольно крупные. Там мы сможем прятаться от десанта довольно долго.

Маша медленно кивнула, соглашаясь с его выбором, вернулась на пол и продолжила вылизывать свою шерсть.

— Лес — не лучшее место для жизни, но армия еще хуже. — Лис откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. — Ты как хочешь, а я посплю: лететь еще часа три.

Макс заснул сразу — усталость накопилась, да и слишком много нервов было потрачено, так что мозг буквально молил о передышке. Проснулся он от тишины, недовольно открыл глаза и увидел, что флаер приземлился на площадку перед храмом. Старинное здание было тем же самым, так что он не ошибся с направлением, осталось только узнать, примет ли его король оборотней. В прошлый раз даже у колдуньи возникли проблемы с общением, бог потребовал жертву, и Грета отправила долианцев на охоту, а потом едва не принесла в жертву самого Лиса. Макс содрогнулся при этом воспоминании и перевел взгляд на кошку. Она спала, нервно постукивая хвостом во сне.

— Просыпайся, соня... — Лис осторожно толкнул ее в бок и тут же отдернул руку: реакция у кошки была мгновенной, там, где только что находилась его рука, щелкнули острые зубы. Маша недовольно подняла голову, всмотрелась в него мутными глазами. Макс, после того как флаер сел, открыл люки и выдвинул трап. — Просыпайся и отправляйся на охоту. Принеси зверя для жертвы, иначе нам с богом не договориться. Животное должно быть живым и большим, поэтому не убивай. Тебе понятно, хищница?

Кошка неохотно кивнула, в ее глазах появилось осмысленное выражение, она встала и направилась в грузовой отсек. Лис догнал ее, схватил огромную голову руками и, вглядываясь в огромные желтые глаза с вертикальными зрачками, проговорил:

— Ты можешь мне верить или не верить, но это твой шанс. Там в храме действительно находится нечто, которое пугает меня до смерти. И оно может творить настоящие чудеса. Объяснить мне сложно, но после этого храма я стал другим человеком...

Маша медленно кивнула, потом облизала ему нос и выскочила. Макс увидел через обзорные камеры, как она настороженно принюхалась, опасливо покосилась на закрытые двери храма и помчалась к лесу. Лис проводил ее взглядом, потом не спеша поел, глядя на храм. Идти ему туда не хотелось, все внутри сжималось от страха и холода при одной мысли о том, что ему придется входить внутрь, но он обещал кошке — значит, нужно идти.

Он вздохнул, вышел, подошел к воротам и потянул на себя ручку, сделанную из серебристого металла. На его удивление, ворота легко распахнулись, и он вошел внутрь. Перед ним открылось огромное помещение храма. Серые каменные стены, сложенные из огромных обтесанных блоков, уходили вверх. Потолок терялся в темноте. Пол был сделан из полированных каменных плит, на которых, несмотря на прошедшие тысячелетия, не появилось ни единой выбоины и трещины.

Лис сразу почувствовал себя не очень хорошо, в голове заколыхалась странная муть, сердце забилось медленно, неуверенно, иногда пропуская удары, ноги подкашивались, внутри разрастался страх. Каменные статуи, стоящие у стен, ожили, на нечеловеческих лицах появилось выражение любопытства: они словно следили за каждым его движением. Макс сглотнул слюну и с трудом сдвинулся с места и пошел дальше, хоть идти ему не хотелось совершенно: уж слишком страшно здесь было. И он еще хорошо помнил, как все происходило в прошлый раз, как нечто, появившееся из темноты, высосало всю его энергию и он почти умер.

В конце зала показался огромный каменный алтарь. Около него стояли четыре огромные статуи: две из них напоминали фигуры волков, причем одна из них была самкой, если судить по отвисшим до пола сосцам, а две другие скульптуры напоминали медведей. Неожиданно двери храма качнулись и закрылись с едва слышным стуком. Всего одно мгновение, и храм погрузился в темноту. Лис рванулся обратно, за его спиной послышался чуть слышный шорох, и ему показалась, что он слышит чьи-то мягкие шаги и легкий скрежет когтей о камни. Он добежал до дверей, начал дергать за ручки, едва справляясь с растущей внутри его паникой, но вдруг вокруг стало светлее.

А еще через мгновение он понял, что света не добавилось, просто серебристая сфера разрослась в его мозгу, давая ему возможность видеть в темноте. И конечно же никто за ним не гнался — огромные статуи оборотней по-прежнему стояли неподвижно, охраняя алтарь.

Лис вернулся к алтарю и задумчиво его обошел. В прошлый раз колдунья, чтобы открыть проход в следующий зал, изучала надписи и нажимала на какие-то буквы. После недолгих поисков он нашел на алтаре эти надписи — они были сделаны на незнакомом ему языке, если вообще можно назвать языком прямые черточки и волнистые линии, особым образом сплетенные вместе. Он вглядывался в эти непонятные значки и символы, пытаясь понять, что на них написано, хотя сразу было ясно, что это бесполезно, — невозможно научиться языку, просто смотря на надписи. Но неожиданно для себя он прочитал:

«Однажды небо покрылось кровью, даже облака стали кровавыми, и сверху упал огромный огненный камень. И лес горел, и степь, и горы. Неумные люди пошли в горы и нашли там красный камень, упавший с неба. Они принесли его в селение, не заботясь о последствиях. Скоро все умерли в ужасных мучениях: дети, старики, мужчины и женщины. Кожа у них покрылась прозрачными пузырями, а потом слезла, открыв красное мясо, а потом и оно сошло, оставив одни кости. Лишь один человек выжил — он и стал первым жрецом нового бога. На месте селения воздвигли этот великий храм, а камень поместили в особый секретный зал. Только чистый душой может прийти туда, чтобы попросить о чем-то. Остальные умрут...»

Макс почесал в затылке. И что здесь нажимать? Если бы не видел, как это делает колдунья, ни за что бы не догадался, что где-то в этих словах заключена разгадка. «Чистый душой...»

Недолго думая он нажал на эти слова и посмотрел на стену. Не то что он верил в чудо или в то, что он великий криптограф, но вдруг? Неожиданно пол под его ногами закачался, с потолка и стен посыпалась пыль, здание зашевелилось, затрещало, задвигалось.

Макс закрыл глаза, руками сжал уши, чтобы не слышать, но звуки все равно проходили внутрь, заставляя дрожать и плакать. Что-то рвалось изнутри, принося невыносимую боль. Потом камни задвигались, скрипя и дергаясь, в стене образовался темный провал, из которого пахнуло пылью, влагой и камнем. Лис долго стоял перед проемом, который открыла ушедшая вбок гигантская каменная плита, не решаясь идти дальше, пока не услышал громкого царапанья. Он вернулся к входной двери, открыл ее, и внутрь храма вошла Маша, гордо неся на своей спине травоядное существо, покрытое желтыми пятнами по короткой зеленой шерстке.

Она положила едва дышащее тело перед ним и подтолкнула его лапой.

— Как я вижу, ты уже пообедала, — задумчиво проговорил Макс, рассматривая Машу, которая легла на пол и стала вылизывать капли крови со своей шерсти. Он попробовал приподнять раненое животное, глядящее на него грустными карими глазами, и понял, что это непросто: веса в нем было больше восьмидесяти килограммов. — Вкусно?

Кошка презрительно фыркнула.

— Ну раз пообедала, то сама тащи, — сказал Лис. — У меня столько сил нет.

Он зашагал вперед, не сомневаясь, что Маша последует за ним. А куда ей деваться? И вообще как им жить друг без друга, если судьба буквально заставляет их быть вместе? Он дошел до темного проема и остановился, не решаясь идти дальше. Внутри его вновь проснулся страх — уж слишком свежи были воспоминания о том, как в прошлый раз он вошел внутрь и вышел совсем другим человеком. Ведь это с тех пор в его мозге живет странная серебристая сфера, позволяющая ему выживать там, где другой погибнет.

То ли Маша пренебрегала сигналами, от которых у Лиса редкие волоски на коже вставали дыбом, то ли для нее король оборотней не представлял никакой опасности, но кошка прошла мимо него, волоча животное в зубах. Она прошла через зал, там, быстро сориентировавшись, нашла алтарь и положила животное на огромную каменную плиту. Сразу над гигантским алтарем, который охраняли статуи гигантских кошек, разгорелось оранжевое пятно, а из темноты за спиной пахнуло пронзительным могильным холодом.

Маша недоуменно оглянулась на него, словно спрашивая, почему он замер, и Лис, тяжело вздохнув, шагнул к алтарю. Кошка смотрела на него, поэтому не видела, как оранжевое пятно склонилось над бедным травоядным, как оно забилось в предсмертных конвульсиях, а потом исчезло, словно растаяло в блеклой дымке, внутри которой стал формироваться огромный силуэт.

— Кто посмел меня разбудить?! — раздался громкий рев в голове Макса. — Кто ищет здесь смерти?

«Можно подумать, ты не знаешь, кто здесь находится. — Лис поморщился. Телепатия ему не нравилась, приходилось думать четко и громко. — И вообще мог бы обойтись без этих сцен. Я и так знаю, кто ты есть, а кошка-оборотень, которую я сюда привел, похоже, тебя не слышит, поэтому говори тише».

— Кто?!! — Но голос стал действительно тише, а потом интонации неожиданно помягчели и зазвучали приветливее: — А... это ты, вор. Зачем вернулся?

Лис почувствовал, как в его сознании начинает что-то меняться. Замелькали образы, воспоминания — видимо, король оборотней, чтобы не тратить зря времени, решил сам посмотреть все, что с ним происходило. Иногда Макс слышал одобрительное хмыканье, иногда презрительное фырканье и в конце услышал:

— Найти величайший артефакт и активизировать так бездарно и глупо — для этого надо быть жутким идиотом! Я в тебе не ошибся, вор, ты действительно призван в этот мир, чтобы его изменить, но даже я не догадывался, что изменения будут происходить столь нелепым образом. Увы, сделанного не вернешь. Огонь артефакта попал на твое тело и изменил тебя, теперь из тебя можно лепить все что угодно. Интересно, что же мне из тебя сделать?

«Вообще-то, — подумал Лис. — Я пришел сюда, чтобы ты помог не мне, а кошке. У нее беда: она оборотень, но застряла в животном состоянии. Она тебе и жертву принесла, чтобы ты ей помог».

— Ерунда, — отмахнулся бог. — Не хочу заниматься пустяками. А вот ты поистине благодатный материал. Ты сам с этим справишься после того, как я с тобой поработаю.

Макс почувствовал, как внутри его что-то происходит. Тело начало полыхать адским огнем, кожа разгорелась так, что он почувствовал запах горелой плоти под ней. Вслед за этим Лис почувствовал невероятную боль. Он словно ощутил каждую клетку своего тела. Казалось, это невозможно стерпеть. Макс думал, что потеряет сознание, но проходили часы, потом дни, месяцы, а он по-прежнему ощущал беспрерывную, все усиливающуюся муку. Теперь Лис лучше понимал грешников, корчащихся от непрекращающихся мук в аду.

И когда через сотни миллионов лет все наконец-то закончилось, он какое-то время тупо смотрел на свои руки, предполагая увидеть на них ожоги, култышки или обугленные кости, которые бы подтвердили, как он был близок к смерти, но на них ничего не осталось.

Кожа была такой же розовой, как и раньше, только на ладонях алели следы от крови животного. Лис огляделся: оранжевого пятна уже не было, король оборотней опять скрылся в своем метеоритном саркофаге, Маша стояла у алтаря и смотрела недоуменно на него, словно спрашивая, почему он не приносит жертву. На алтаре ветер поднимал вверх прах, оставшийся от травоядного. Макс тяжело вздохнул и пошел пошатываясь к выходу. Внутри его все тряслось, и воспоминание о боли терзало мозг.

Когда он уже дошел до пролома, ведущего в первый зал, кошка несколькими огромными прыжками догнала его и схватила зубами за руку, удерживая. Лис попробовал вырвать руку, а когда у него не получилось, устало проговорил:

— Маша, мы уходим, все уже закончилось.

Кошка приподнялась на лапах, чтобы видеть его глаза.

— Что ты смотришь на меня как на идиота? Впрочем, я и на самом деле идиот, потому что притащил тебя сюда. На что я рассчитывал? На чудо? Но кто сказал, что боги совершают чудеса? Они всегда творят то, что считают нужным, а выполняют просьбы смертных только тогда, когда они совпадают с их собственными планами. Знала бы ты, как меня проучили за мою самонадеянность. Никогда больше даже близко не подойду к этому месту, меня до сих пор трясет от страха и пережитой боли.

Маша неохотно выпустила его руку, и он, подойдя к алтарю в первом зале, вновь нажал на те же сочетания букв, и проем закрылся. Потом пошел к выходу, там Лис полез во флаер, а когда кошка опять недоуменно на него уставилась, хмуро произнес:

— Погуляй, поохоться, а мне надо побыть одному, чтобы прийти в себя.

Кошка так по-человечески недоуменно пожала плечами, что Лис только грустно усмехнулся. Наверное, ей все, что она видела, показалось странным: вошли в храм, отнесли на алтарь жертву, потом тут же человек направился обратно, забыв о том, что собирался сделать.

Она же не общалась с богом, не испытывала жуткой боли, с нее с живой не снимали горящей кожи. Маша ничего не видела, поэтому ей было непонятно, отчего это он так устал и почему ему нужен отдых и возможность прийти в себя.

Кошка фыркнула и унеслась в лес, а Макс перегнал флаер под деревья, чтобы его не могли заметить со спутника, разделся, залез в душ, вымылся, съел обед и лег на кровать.

Он ничего не хотел видеть и слышать — больше всего на свете Лис хотел заснуть и больше никогда не просыпаться. Этот мир всегда был жесток к нему, но сегодня Макс по-настоящему понял, каким тот может быть враждебным и жестоким: все, что происходило с ним раньше, было только репетицией перед этой нестерпимой болью, которую он испытал. Лис закрыл глаза и тут же заснул — измученный мозг просто отключился. Спал недолго, часа два-три, не больше, и проснулся от тревоги — рядом происходило что-то очень опасное, и он к этому имел какое-то непосредственное отношение.

Макс сунул ноги в мягкие полетные сапоги, застегнул комбинезон и полез рыться по ящикам, надеясь найти хоть какое-то оружие, но ничего не нашел, кроме виброножа, которым точно никого не убьешь. Лис выругался и вылез из флаера. Понемногу темнело, фиолетовые облака ползли по серо-зеленому небу, рядом чернел лес, оттуда слышался яростный рев и шум схватки. Этот рев Лис знал — рычала кошка, но ее голос перекрывал более громкий рык, и он был по-настоящему страшен.

Похоже, кошка, сама того не понимая, затеяла схватку со зверем, который оказался намного сильнее нее. Вмешиваться в эту драку глупо. Что может сделать слабый человек против яростного мощного хищника? Вот если бы у него было оружие, тогда бы ситуация сразу выравнялась, а без него помогать Маше — самоубийство, но и оставить ее в беде он не мог.

Макс вздохнул и зашагал на шум, понимая, что вновь напрашивается на неприятности и что они, вероятнее всего, не заставят себя долго ждать.

Кошке приходилось туго, она была быстрой и ловкой, но шкура огромного зверя была гладкой и черной, на ней не росло ни единого волоска. Острые когти на лапах были длиной сантиметров десять, они могли распороть любую плоть, а клыки, не умещающиеся в огромной пасти, были еще больше. Черные глаза величиной с кулак смотрели яростно, а изо рта капала прозрачная, чуть желтоватая слюна. Веса в этой твари было килограммов триста, да и размером хищник был раза в два с половиной больше Маши. Когда-то Макс уже встречался с таким зверем, но тогда у него в руках был парализатор, и то ему пришлось выпустить в него всю обойму, прежде чем зверь сдался.

Хищник прижал Машу к высокому кустарнику с сине-зеленой блестящей листвой и наносил мощные свирепые удары. У кошки уже был разорван бок, из раны толчками текла кровь, и она поджимала заднюю лапу. Отбиваться Маша уже не могла, только ревела, причем с каждым новым ударом ее рык становился все более жалобным. Увидев Лиса, она громко завизжала и посмотрела на него такими просящими глазами, что он чуть не заплакал от собственной беспомощности. А что он мог противопоставить такой колоссальной звериной силе?

Хищник среагировал на визг Маши и, оглянувшись, яростно зарычал. Макс его понял: уходи, это моя добыча!

— Нет, — обреченно выдохнул он, чувствуя отчаяние и боль в сердце. Следовало бежать, но он не мог, значит, оставалось только умереть. — Это моя подруга. Уходи сам.

Зверь даже замер, услышав его голос. Неизвестно, понял он его или нет, но хищник оставил Машу, которая тут же упала без сил на сине-зеленую траву, и направился к нему.

«Вот так к глупцам и приходит смерть, — подумал грустно Лис. — Сейчас он меня сожрет...»

Зверь подходил к нему все ближе, рыча и вздрагивая всем телом, ему не хотелось на него нападать, он дрожал, как будто перед ним находился кто-то, обладающий гораздо большей силой. Макс глубоко вздохнул, его ноги вибрировали от страха, по всему телу расползалась жуткая слабость, горло перехватывало, поэтому было трудно проталкивать в легкие внезапно ставший очень холодным воздух.

И как всегда в самые напряженные моменты, мозг закрыла серебристая сфера, которая убрала страх и принесла спокойствие. Лис смотрел на зверя и видел, как горячая кровь мощным потоком несется от бешено бьющегося сердца по расширившимся сосудам, унося с собой продукты распада и подпитывая мышцы кислородом и глюкозой. Как быстро и ровно сокращаются легкие, как весь этот великолепный организм работает на пике своего совершенства.

«Но если сдавить вон ту артерию, подводящую кровь, то зверь упадет».

Это была не его мысль. Сам не понимая, что делает, Лис протянул вперед руку, сжал ее в кулак — и хищник упал на внезапно подогнувшиеся лапы, дальше он уже полз, яростно и ненавидяще рыча.

— Уходи, — покачал головой Макс. — И я оставлю тебе жизнь.

Он знал, что если снова сожмет руку, то хищник умрет. Лис чувствовал, как в нем прорастает странная сила, попавшая в него из сработавшего артефакта. Раньше она не могла работать, потому что ее выходы были закрыты, но король оборотней все изменил. Зверь полз к нему из последних сил, иногда пытаясь подняться, Лис сжал руку в кулак и отвернулся, не желая смотреть агонию существа, так великолепно приспособленного для убийства.

Он услышал тяжелый вздох, потом заметил краем глаза предсмертное дрожание конечностей — и повернулся к кошке. Маша лежала под кустом, ее бока едва вздымались, из пасти текла тоненькой струйкой кровь. Она умирала, в ее взгляде застыло предсмертное выражение, которое Макс видел не раз. Погибающие существа словно смотрят внутрь себя, пытаясь понять, что с ними происходит. Хищник под его ногами еще раз дернулся и умер, и это словно стало сигналом для кошки.

— Мм-оги, умм-ляю, — неестественно-горловым голосом пропела она. — Мм-ираю.

Лис грустно усмехнулся:

— Неужели только смерть смогла тебя научить человеческому языку? Нравишься ты мне. Очень. Ты хороший друг. Была бы человеком — влюбился бы.

Макс подошел к Маше, лег с ней рядом прямо на окровавленную траву, положив ее огромную тяжелую голову себе на колени и получив в ответ мокрое прикосновение языка. Лис тяжело вздохнул, потом прошел взглядом сквозь ее шкуру, увидел порванные сосуды и едва бьющееся сердце, с трудом качающее переполненную продуктами распада густую кровь.

Кошка умирала, и ее могло спасти только чудо. Макс прижал тяжелую окровавленную голову к своему лицу и что-то зашептал — возможно, молитву, может быть, что-то иное, потому что чужие, горячие, как капли пылающей смолы, слова срывались с его языка. Он говорил, возвышая свой голос, и мир услышал его: сначала замолкли птицы, потом кузнечики и жужжащие насекомые-кровососы, а потом даже ветер стих. Серебристая сфера запульсировала внутри его головы, и он выдавливал из себя слова, как гной из вспухшей раны. Слезы текли у него по щекам, сердце болезненно сжималось, пот стекал по лбу, он словно делал тяжелую работу. И в какой-то момент что-то изменилось, и он вдруг ощутил на своих руках не тяжелую башку кошки, а человеческую голову со светлыми шелковистыми волосами, а под руками не окровавленное умирающее тело с переломанными ребрами, а упругую грудь с небольшими розовыми, твердеющими под пальцами сосками.

Он еще раз тяжело вздохнул и замер, не имея силы пошевелиться.

— Мумру, — прошептала девушка, лежащая на его коленях. — Не Маша...

— Что? — выдохнул недоуменно Лис. — Не понимаю...

— Меня зовут Мумру, — тихо повторила девушка. — Правда, я уже привыкла к тому, что ты называешь меня Машей. Я же умираю, да?

— Вряд ли, — ответил Лис. — Ты же обернулась, значит, твое тело восстановится, выходит, будешь жить...

— Но почему тогда у меня совсем нет сил? — Маша вздохнула и прижалась к нему, он погладил ее по щеке. — Никаких...

— Думаешь, у меня они есть? — горько спросил Макс. — У меня такое ощущение, что я год проработал кайлом на рудниках.

Он посмотрел на грудь девушки, которая так удобно лежала в его руках и, вздохнув, продолжил:

— Но я попробую донести тебя до флаера, хоть знаю, что мне тебя не унести, ты тяжелая...

Макс тяжело встал, положил девушку себе на плечо и пошел. И только когда до флаера оставалось не больше сотни метров, он вдруг понял, что весит она немного — не больше, чем обычная человеческая девушка, — лишний вес исчез вместе с ее звериной составляющей.

В летательном аппарате он разделся и внес девушку в душ. Пахло от нее по-прежнему кошкой, зверем, шерстью и кровью. Но на теле он не нашел ни единой раны — все повреждения, нанесенные огромным хищником, пропали, словно их и не было.

Он ее вымыл, удивляясь тому, что не испытывает никакого желания. Хотя, с другой стороны, чему удивляться, если у него внутри только слабость и смертельная усталость? Он вымыл Мумру, вытер полотенцем, при этом девушка так и не открыла глаз, одел в запасной комбинезон и уложил на кровать. Сам же пошел в кабину пилота, сел в кресло и наконец-то позволил себе отключиться. Заснул он сразу, словно его кто-то ударил по затылку, и окружающее исчезло в темноте и влажной сырости начавшегося дождя.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Дженг вошел в номер мрачный и злой. В этот раз, как никогда, ему была нужна команда, а не было никого, если не считать этой сумасбродной волчицы, которую ему прислали, не спрашивая разрешения. Конечно, она мила и хороша собой, от нее тает сердце, но не возьмешь же ее в смертельный поход! Если с ней что-нибудь случится, он же никогда себе этого не простит, а всех верных волков забрал Таган под предлогом, что ему некем комплектовать орбитальную станцию. Понятно, что не стоит брать в космос необстрелянных волчат, ясно, что нужны натасканные волки, которые повидали мир, побывали на разных планетах и имеют опыт сражений с имперскими десантниками. И что тут сделаешь, если такие оборотни имеются только в его команде? Но как ему теперь выполнять приказы наставников?

Джунта подняла на него огромные изумрудные глаза, возбужденно принюхиваясь.

— Ты сражался. На тебе кровь. Ты убивал, твои мысли полны смерти. Почему ты не позвал меня с собой?

Волк только тяжело глянул на нее и направился в ванную комнату, там пустил горячую воду и набрал номер администратора.

— Какие корабли находятся на орбитальной станции? — спросил он. — Мне нужно два билета на ближайший звездолет.

— Куда вы желаете направиться? — Администратор был сплошная любезность. — У нас есть прямая связь со станцией.

— Я собираюсь посетить с торговыми целями не одну планету, а две или три. — Дженг бросил дорогой костюм, который он забрал у Кота, в мусорную корзину и залез в горячую воду. — Выбирать очередность посещений буду в космосе.

— У нас есть предложение, которое, несомненно, вам понравится. — Голос администратора стал торжественным. — На причале орбитальной станции находится небольшая звездная яхта, владелец которой ищет пассажиров. Если пожелаете, мы можем с ним договориться насчет вас.

— Договаривайтесь. — Волк бросил трубку и нырнул в мыльную воду. — Подходит.

Предложение было нереальным: оно подходило ему стопроцентно. У него возникло странное ощущение, что кто-то положил приманку. Но он его отбросил, потому что никто не знал, что Дженг собирается покинуть планету, он сам принял решение несколько минут назад. Конечно, можно рассчитать его поведение, но данное действие было абсолютно спонтанным, хоть и вызванным разговором с Котом.

Волк расслабился — горячая вода смыла напряжение последних дней, стало легко и приятно. Он лежал в полудреме, не желая вылезать и возвращаться в обычную жизнь. Пошло оно все куда-нибудь подальше. Иногда и ему требовалось расслабить натянутые как струна нервы. Он был супероборотнем, но это не значило, что ему живется легче, чем другим в этом мире. Как раз наоборот — его волновали такие вопросы, о которых люди и оборотни не задумывались, и доставалось чаще других. Били его нещадно на всех планетах империи, а он становился старше, и все больше хотелось бросить все и поселиться где-нибудь в глуши, в дремучем лесу, заниматься охотой и ни о чем больше не думать. Пусть этот мир решает свои вопросы без него...

Он задремал, но вдруг что-то произошло, волк очнулся и ошарашенно увидел в зеркале, что стоит на полу голый, руки уже трансформированы, острые когти готовы к бою. Дженг набросил на бедра полотенце и осторожно приоткрыл на щель дверь, прогоняя запахи через ноздри. В номере не было никого, но там определенно что-то произошло. Джунта!!!. Эта волчица наверняка кого-то убила — может, горничную или официанта, — пахло свежей кровью! Он рывком открыл дверь, перетек в комнату и замер, пытаясь понять, что произошло. Пахло порохом и каким-то лекарством, запах был знакомым. Он недоуменно уставился на мертвого человека, лежащего на полу, — крови натекло немало, дорогой ковер пропитался насквозь. Умер бандит недавно — от силы минут десять назад, как раз тогда, когда он спал в ванной.

Дженг перевернул его и понял, что это лицо ему незнакомо. Проверил карманы и нашел парализатор. Точно, именно выстрелом из него и пахло. Джунты не было. Он походил по комнате, принюхиваясь и пытаясь понять, что произошло. Понемногу в голове стала складываться картина произошедшего: неизвестные, числом не меньше трех, ворвались в номер и выстрелили в девушку из парализатора. Вряд ли Джунта была готова к нападению, все говорило о том, что она спала, когда открылась дверь, но она успела зацепить одного из нападающих когтем, прежде чем отключилась.

Это было непонятно. Зачем нападавшим Джунта? Не спутали же они ее с ним? Или в этом кроется что-то, чего он не понимает? Дженг потянулся к телефону, чтобы вызвать администратора, но аппарат зазвонил сам.

— Алекс Торнтон?

Голос был ему незнаком.

— Так меня зовут, — сказал волк, напряженно пытаясь разобраться в голосе звонившего. — Кто вы и чего вам угодно?

— Мы — те, кто похитил вашу спутницу, — сообщил голос. — Если хотите ее вернуть, то приходите вечером на набережную часов около десяти. Полицию в наши дела не стоит вмешивать. Поверьте, это в ваших же интересах. Если мы узнаем, что вы им звонили, то сразу перережем ей горло, как она сделала это с одним из наших товарищей. А во-вторых, они всегда беспомощны в таких делах и больше вредят, чем помогают.

— Я вас понял, — произнес Дженг, продолжая играть роль Алекса Торнтона, изнеженного сынка известного торговца оружием. — Только как я могу не звонить в полицию, если в моем номере лежит труп? Вы же не думаете, что я буду ночевать в одной комнате с мертвым человеком? От него натекла лужа крови, которая неприятно пахнет. Мне это не нравится...

— Об этом позаботятся, — хмыкнул голос. — Только не убивайте тех, кто сейчас зайдет к вам, они просто чистильщики, хорошо?

— Ладно, пусть входят, — ответил Дженг. — Кстати, с чего вы взяли, что я кого-то могу убить?

— О ваших кровавых подвигах, господин оборотень, нам хорошо известно... — Голос помолчал, давая волку переварить эту информацию. — Вы убили людей Кота и Толстяка. А слухи в нашем городе расходятся быстро: у убитых есть родственники, патологоанатомы вскрывают трупы, чтобы выяснить причину смерти, в крематории есть рабочие, которые перегружают тела на конвейер, и всем рты не закроешь. Полиция тоже в курсе, как и имперская разведка, просто мы на вас вышли первыми, остальные еще вас ищут.

— Кто вы?

— Вы все узнаете вечером, а сейчас, — голос сделал паузу, — откройте дверь и помните о своем обещании не убивать моих людей. До встречи.

В трубке зазвучали короткие гудки, а в дверь постучали. Волк открыл ее, и в комнату вошли четверо неприметных людей в гостиничной униформе, двое завернули убитого в ковер и унесли с собой, два других обработали кровавое пятно каким-то химикатами, а после этого промыли пол поломоечной машиной. Потом двое вернулись, принеся с собой новый ковер, расстелили его на полу и ушли. Все это время Дженг стоял у дивана, настороженно наблюдая за происходящим в полной готовности к нападению, когтей, правда, он не выпускал, но был готов это сделать мгновенно.

Когда все ушли, он закрыл за ними дверь. Долгие двадцать минут, пока убирали труп и все следы, он стоял одетый в одно полотенце и немного замерз. Дженг натянул на себя комбинезон, мучительно размышляя над тем, что произошло. Кто-то явно пытается его подмять под себя, чтобы использовать для своих целей, только пока было непонятно, что нужно. Деньги? Или кто-то хочет заставить его работать на себя?

Похитители могут думать все что угодно, но ни один оборотень не поставит жизнь одного члена клана против общих интересов. Да и сама Джунта скорее умрет, чем позволит ее использовать в грязной интриге против волков. И Дженга никто не обвинит, если девушка погибнет, это нормальный расклад в его работе. Только почему у него так больно сжимается сердце, когда он думает о том, что ей может быть плохо? Почему он хочет порвать на части тех, кто трогал ее тело? Что с ним не так?

Дженг вздохнул и позвонил администратору:

— Обед в номер, желательно мясо, слабо прожаренное, и побольше, вино, само собой, счет за обед выставить тому, чьи люди только что меня посетили.

— Господину Трампу?

— Ему, родному.

Волк положил трубку и грустно усмехнулся. Он понимал, что на этой бандитской планете администратор будет всегда на стороне бандитов, а не полиции, и поэтому слова менеджера его не удивили. Что ж, по крайней мере, он знает, с кем имеет дело. Трамп — один из самых уважаемых и богатых людей этой планеты, несколько раз Дженг пытался выйти на него и терпел неудачу, а теперь он сам выразил к нему свой интерес. Что ж, поиграем в его игру, но сначала...

Волк набрал еще один номер:

— Отправьте радиограмму на планету Хабби. Диктую. «Пропала няня. Возможно, украли. Целую». А в конце поставьте три точки... нет, лучше четыре... Да я знаю, что они оплачиваются отдельно, просто мне нравится, когда многоточие есть в радиограмме. Говорите, многоточие — три точки? Что ж, поставьте три, у меня с грамматикой не все хорошо. Спасибо. Счет направьте в гостиницу на имя господина Трампа...

Сны были тяжелыми, он словно заново проживал свою жизнь, со всеми ее неприятными испытаниями, и каждая пережитая им боль рождала внутри какой-то непонятный отклик. А потом ему приснился король оборотней, который сказал:

— Я вложил в тебя все, что мог. Теперь ты способен на многое. На что ты потратишь свою силу, я не знаю, только надеюсь, на что-то воистину достойное. Впрочем, если ты ее потратишь только на то, чтобы убить ту, что меня разбудила, у меня не будет возражений. Прощай. Я ухожу.

— Куда? — спросил Лис во сне, искренне недоумевая, куда может уйти бог, запертый внутри заброшенного храма.

— Ты подкормил меня силой, что осталась в тебе от артефакта, — ответил бог. — Поверь, я взял немного, в тебе ее еще достаточно, чтобы взорвать эту галактику, но и мне хватит, чтобы уйти с этой заброшенной планеты.

— А я? — Макс недоумевал. — Что буду делать я?

— Откуда мне знать, человек? — спросил бог. — Это твоя жизнь, и ты можешь с ней сделать все, что захочешь. Разве до этого ты не этим занимался? Только учти: в тебе растет сила. Пока ее немного, но со временем она увеличится, и тогда ты сам поймешь, для чего она нужна. Прощай! Удачи тебе, человек.

— Удачи и тебе, бог, — прошептал Лис и проснулся, недоуменно глядя на ночь за окном. — «Пусть будет легким твой путь».

Он поморщился и пошел посмотреть, как чувствует себя Маша. Та все еще спала, сжавшись в комочек и вздрагивая, — похоже, ей снились плохие сны. Он поправил ее одеяло и вдруг почувствовал холодок внутри: чувство опасности предупреждало его о чем-то. Не раздумывая, Лис набросил ремень безопасности на девушку поверх одеяла, застегнул его и бросился в кабину. Там включил приборы, запустил двигатель и, как только автоматика позволила, рванул аппарат вверх, одновременно заваливая набок, чтобы уйти в сторону леса. Минуты через две проснулся сканер, и на экране нарисовались две точки — они были еще далеко, поэтому идентификацию произвести не удалось, но летели прямо на него, и вряд ли это было простым совпадением.

Макс выжал полный газ и начал отклоняться к горам, но тут компьютер идентифицировал преследующие его аппараты — оказалось, что это истребители-перехватчики «космос—земля». Лис вздрогнул, а кожа покрылась пупырышками.

— От этих не уйти, — мрачно пробормотал он. — Можно сразу садиться и сдаваться.

Макс включил радио и стал ждать продолжения, которое не замедлило последовать.

— Летательный аппарат номер триста двадцать пять тысяч семьсот сорок один, с вами говорит командир имперского перехватчика майор Лорд. Приказываю сесть на землю и ожидать эвакуации.

— Сесть? — Лис недоуменно поднял брови: видимо, пилот просто не сообразил, что под ним находится лес. Он-то еще может опуститься на какую-нибудь полянку, а вот истребитель вряд ли, и как он будет его эвакуировать? Макс усмехнулся. — Как скажете, сэр. Выполняю, сэр. Хоть и не понимаю, в чем причина, сэр, я законопослушный человек и плачу налоги, сэр. Но если вы сказали, сэр...

Он направил флаер к земле, заметив небольшую полянку.

— Э... постойте, — прохрипел передатчик. — Не садитесь. Я сейчас определюсь с координатами.

— Посадку совершил, сэр, — с ухмылкой доложил Лис. — Произвожу полное отключение двигателя, жду ваших дальнейших указаний.

Он ткнул кнопку отключения всех систем, оставив только связь.

— Какого дьявола?! — взревел голос. — Почему он сел?

— Вы сами приказали ему, майор, — ответил второй голос. — Он просто выполнил ваш приказ.

— И как мы будем выцарапывать его из леса? — Лорд был озадачен. Как все военные, он действовал так, как его учили, не думая о последствиях. Но теперь ему пришлось задуматься. — Нам там не сесть.

Прикажите ему взлететь, пусть летит до ближайшего плато, — предложил второй голос. — Оно есть на карте. Плато Мечта.

— Глупое название, — прокомментировал майор. — Ладно, штатский на флаере, приказываю тебе подняться в воздух и переместиться на плато Мечта. Немедленно!

Макс насмешливо фыркнул. Дверь кабины открылась, и в нее вошла Мумру, зевая и потягиваясь.

— Где это мы? — Голос у нее был мягкий, мелодичный, от него у Лиса сразу стало тепло и светло на душе. Сейчас девушка была не просто красива, а как-то по-домашнему мила. Лис почувствовал, как сердце затрепетало, а внизу живота все напряглось. — Что происходит? Почему я в комбинезоне?

Голос стал растерянным, она ощупала свое тело.

— Почему?.. Что ты сделал со мной? Я не кошка?!!

Девушка побледнела, рухнула в соседнее кресло и разразилась слезами. Макс приглушил связь и прижал голову Маши к своей груди.

— Как ты это сделал? — бормотала девушка, захлебываясь. — Они сказали, нет никакой возможности меня вернуть обратно в человеческое тело, произошел генетический сбой, и это навсегда! Я же настроилась на то, что так и умру драной кошкой...

— Почему драной? — полюбопытствовал Лис.

— Потому что шерсть цепляется за ветки и колючки, — ответила девушка, успокаиваясь. — Какая же еще? Так ты вернул мне человеческое тело? Как ты это сделал? Я смогу обернуться обратно?

— Сейчас не стоит говорить об этом. — Макс погладил ее по волосам, потом наклонился и нежно поцеловал ее прямо в мокрые губы. Ему так давно хотелось это сделать, что сейчас он просто не мог сдержаться. Настроение у него сразу поднялось, особенно когда почувствовал, что мягкие губы девушки ответили ему. — У нас серьезные неприятности.

— Какие? — Мумру насторожилась и отодвинулась, правда, руку его оставила на плече. — Что случилось?

— За нами гонятся два истребителя-перехватчика, точнее, они уже над нами. — Лис вернулся на место и включил связь. — И они потребовали, чтобы мы совершили экстренную посадку.

— Звездный десант?

— А кто ж еще? — вздохнул Макс и крутанул ручку. — У кого еще есть такие летательные машины? Конечно, они. Подожди, сейчас узнаем, что им нужно.

Голос майора наполнил кабину:

— Эй, штатский, отвечай! Почему не выполняешь приказ?

— Потому что не могу, сэр, — ответил спокойно Лис, подмигивая девушке. — Я посадил аппарат на землю сразу, как только услышал ваш приказ, а теперь он застрял в деревьях, мне его самостоятельно отсюда не снять. И взлететь тоже невозможно. Боюсь, десанту придется заплатить фирме, где я арендовал этот аппарат, потому что теперь он неработоспособен, сэр. Все наши переговоры я записываю, чтобы их потом можно было предъявить в суде.

— Дьявол! — Лорд начал материться, причем делал это по-военному изощренно-мастерски. Многие выражения Макс слышал впервые. — Почему ты такой кретин? Разве ты не мог сесть где-то на поляне?

— А вы бы сами стали искать поляну, если на вас нацелены ракеты перехватчика? — ехидно уточнил Макс. — Если бы вам приказали садиться под угрозой смерти? Да вы сразу плюхнулись бы вниз...

— Какие ракеты, придурок? — возмутился Лорд. — Я даже не открывал оружейных люков.

— Вы так сказали по радио, сэр, — ответил Макс, тихо хихикая, представив лицо майора. — Я очень испугался, потому что видел по телевизору, как перехватчики уничтожают целые мятежные города, сэр.

— Никуда не уходи, — вздохнул Лорд, тихо матерясь. — К тебе будет направлена группа поиска и спасения, они тебя переправят на борт.

— На какой борт, сэр? — вежливо поинтересовался Макс. — И ответьте мне наконец, почему вы заставили меня сесть? Что я сделал не так? Почему мной заинтересовались военные? — Лис подпустил в последнюю фразу немного истерических ноток.

— Прекратить! — Макс словно наяву увидел, как поморщился майор. — Нам приказано доставить на борт линкора рядового десантника Макса Лиса вместе с принадлежащей имперской службе разведки дикой кошкой, которая была ему поручена.

— Извините, майор, но при чем тут я? — Макс прикрыл микрофон и тихо приказал Мумру: — Быстро собери продукты, одежду, палатку — все, что понадобится для жизни в диком лесу, мы бросаем аппарат и уходим. Понятно?

Девушка посмотрела на него странным диким непонимающим взором, потом закивала, вытерла слезы и ушла в грузовой отсек, а Лис продолжил разговор. Он залез в карман, вытащил договор аренды аппарата и прочитал:

— Мое имя Ганс Дроссель, я обычный служащий, лояльный, законопослушный гражданин империи и плачу налоги. У меня жена и дети, почему вы хотите меня забрать, сэр? Во флаере нет никакой дикой кошки. У меня аллергия на кошачьих, можете посмотреть в моей медицинской карте, сэр...

— Что?!! — Лорд опять разразился матом, в котором имперской разведке отводилось большое место, потом успокоился и сказал: — Кто бы ты ни был, парень, советую оставаться на месте, пока тебя не подберет спасательная команда. Любая попытка несанкционированного взлета будет караться. Сейчас за тобой следят больше десятка спутников, а на место твоей посадки направлены три беспилотных аппарата. Если ты ни в чем не виновен, тебя отпустят. Все! Я тебя посадил, значит, приказ выполнил и ухожу на линкор. Удачи тебе, Ганс, или кто ты там. И совет: когда тебя найдут ребята из десанта, веди себя прилично, делай то, что тебе скажут, потому что эти парни сначала стреляют и только потом начинают смотреть, того ли подстрелили.

— А разве вы действуете иначе, сэр? — спросил, усмехнувшись, Макс. — Разве не так орудуют все военные?

— Пилоты не такие, — фыркнул Лорд. — Когда у тебя под брюхом достаточно ракет, чтобы разнести приличный город, то учишься сначала думать о том, сколько дней ты просидишь на губе за ошибку, а уже потом стреляешь. Удачи, Ганс, может, еще встретимся в другой жизни, пива попьем...

Макс хмыкнул и отключил все системы от питания, хоть и понимал, что вряд ли это сможет вырубить маячок, который находится где-то внутри корпуса. Он прошел в грузовой отсек и увидел Машу, которая сидела в кресле и тихо плакала.

— Что случилось? — спросил мягко Лис. — О чем горюешь?

— Я ничего не помню, — всхлипнула девушка. — Я забыла, что такое быть человеком. Я не знаю, какую еду взять, и вообще что нужно женщине. Я же женщина, так? Я смотрю на эти вещи и не знаю, для чего они предназначены. Я слишком долго была зверем, в моей памяти ничего не осталась. Я испачкала в пыли руку и начала ее вылизывать, только потом спохватилась, что люди так не делают. Не делают же?..

Она вновь заплакала.

— Прекрати! — Макс заметался по кабине, собирая рюкзаки. Их оказалось два — один обычный, а второй аварийный. — У нас нет времени на твои истерики. И вообще мне очень нравилась смелая кошка, которую ничто не пугало, и она была готова драться со всем миром.

— Я пару раз тебя едва не разорвала, когда ты лез к моему животику, — проговорила Мумру, понемногу успокаиваясь. — Нельзя трогать то, что принадлежит только одному.

— Почему же ты меня не разорвала? — Лис забросил самый тяжелый рюкзак за плечи, второй, чуть полегче, сунув оборотню. — Что помешало?

Я вдруг подумала, что ты можешь как раз и быть тем самым единственным, которому можно, — тяжело выдохнула Мумру и неожиданно мягко улыбнулась, на ее щеках появились милые ямочки. — Хоть я и понимаю, что мы с тобой совершенно разные — ты человек, а я оборотень, — но все равно мне с тобой хорошо.

— Я бы на твоем месте не был так категоричен. — Лис нажал кнопку открывания люка, потом сбросил трап иначал спускаться. — Я уже не знаю, кто я.

— Ты — и зверь? — Девушка горько усмехнулась. — Что ты можешь знать об этом?

— Кое-что понимаю, однажды меня превращали в кармака. — Макс посмотрел по сторонам и направился к лесу. На самом деле он абсолютно не знал, куда идти и стоит ли вообще покидать флаер. Конечно, их все равно когда-нибудь схватит имперская разведка. Если на орбите планеты повис имперский линкор, никто не сможет покинуть планету без разрешения военных, а это значит, что рано или поздно им придется сдаться. — Думаю, ты знаешь, что это за зверь.

— Знаю. — Мумру шла за ним в шаге, она уже успокоилась и была собрана и деловита. — Об этом звере знают все оборотни. На каждой из пяти планет оборотней живут кармаки. Эти существа когда-то были разумными и умели летать на космических кораблях, потом с ними что-то произошло, и они одичали.

— Кармаки могут перемещаться в космосе без космических кораблей, у них так сконструировано тело, оно вообще может становиться нематериальным, — сказал Лис. Они уходили все дальше в лес, и у него по спине ползли неприятные мурашки. Места здесь были не очень хорошие: если уж Мумру в облике дикой кошки едва не загрызли, то ему тем более нужно держать ушки на макушке. То, что он победил огромного хищника непонятным способом, Лиса не успокаивало: во-первых, здесь водились разные звери, а во-вторых, в случае внезапного нападения он вряд ли что-то успеет сделать. Человек проигрывает в силе и скорости любому хищнику, даже самому маленькому. У него нет ни острого чутья, ни тонкого слуха, ни мгновенной реакции, ни острых зубов и когтей, но зато есть смекалка и технологии. — И версии об их разумности я не отрицаю, просто говорю, что они могут обходиться без техники для космического путешествия. Возможно, когда-то эти существа были выведены искусственно, потому что ничего похожего во вселенной нет.

Лес становился все гуще, серо-зеленая листва сменилась темно-синей, мох под ногами тоже изменил окраску, стал более синим, насыщенным. Он рос густым плотным ковром, нога в него проваливалась до щиколотки, и вверх вылетали фонтанчики холодной воды. Хорошо, что комбинезон был сделан из особой непромокаемой ткани, иначе он бы уже промок, а в сапогах чавкала вода.

Деревья стали выше, они поднимались к серому небу, закрытому темными, плотными тучами, — похоже, собирался дождь. По толстым неохватным стволам вверх ползли паразитные растения типа земных лиан, здесь их было много, кое-какие вырастали диаметром больше метра. Кустарников тоже хватало, некоторые имели шипы двадцать сантиметров длиной, острые как кинжалы, на такой было легко напороться и пораниться. И вообще этот лес был словно специально сделан для того, чтобы губить неосторожных путников: мало того что зверье здесь водилось жестокое и мощное, так и некоторые растения пытались ухватить за ногу или за руку, чтобы полакомиться человеческой плотью.

— Откуда ты это все знаешь? — Девушка удивленно на него уставилась. — Этого не знает никто.

Ты это о чем? — Он взглянул в эти нежные, все понимающие глаза, и внутри его все оборвалось. Это было как выстрел из парализатора — вроде все понимаешь, все слышишь, а двинуться с места не можешь. Какое-то время он стоял, жевал губами и не мог выдавить из себя ни слова, потом все-таки сумел собраться. — Я же молчал...

— О кармаках. — Девушка вздохнула и погладила его по мокрой щеке, отчего внутри у него все оборвалось. — Ты сказал, что они могут путешествовать в космосе без космических кораблей. У нас был один волк, который тоже сделал такое предположение. Он считал, эти существа что-то потеряли в себе, и поэтому космос для них закрылся. Для нас, живущих на этих планетах, они являлись сущим кошмаром: уничтожить их невозможно, зато они убивали всех, кого встречали на пути.

— Я же сказал, что был кармаком, — ответил Лис. — Ты думаешь, я шутил?

— Это невозможно, — недоверчиво покачала головой Мумру. — Они не оборотни, в них превратиться невозможно, у них вообще нет ДНК. Они чужды всему живому.

— Меня как-то вложили внутрь такого хищника, — вздохнул Макс и, воспользовавшись тем, что девушка остановилась, взял ее руку и нежно поцеловал. Пахла она чудесно. — Сделала это одна колдунья.

— Зачем? — Мумру посмотрела на него непонимающим взором.

— Что зачем?

— Мне руку поцеловал...

— Понимаешь... — Лис отпустил руку и задумался. — Если честно, то и сам не знаю, но мне было приятно. А если еще честнее, то, кажется, я в тебя влюбился.

— Но я же ничего для тебя не сделала, больше была обузой, — удивилась Мумру. — За что меня любить?

— Любят не за что-то, а потому что, — вздохнул Макс. — Обычно ни за что.

— Но нам нельзя любить друг друга, — ответила девушка с грустной улыбкой. — Я — оборотень, а ты — человек, мы разные ветви эволюции...

— Да и плевать! — фыркнул Лис, резко сворачивая в сторону. Зачем это сделал, он не знал, но, видимо, чувство опасности сработало. — Я никогда никого не любил, хоть прожил, в общем-то уже долгую жизнь. Было в ней много гадкого, а хорошего не было совсем. Вот сейчас мы на чужой планете, шансов выбраться с нее без пут на руках почти нет. И убить могут, и в тюрьму могут посадить, да мало ли что еще! В первый раз я встретил такую красивую девушку, от взгляда на которую внутри сердце сжимается и хочется жить, а она говорит, что любить ее нельзя. — Он остановился, почесал в затылке, куда упала с дерева тяжелая дождевая капля, и спросил с замиранием сердца: — Ты сказала — «нам»? Получается, я тебе тоже нравлюсь?

— Ты такой откровенный... — девушка сделала длинную паузу, — идиот. Даже не знаю, как с тобой разговаривать. Понимаешь, ни одна кошка не подпустит к животику и другим интимным местам самца, который ей не нравится. А ты меня всю излапал! И как человека, и как кошку! Еще спрашивает... подлец! — Она резко зашагала вперед. — Я думала, ты понимаешь... А ты несешь всякий бред. И действительно — плевать! Меня тоже никто не любил, и мне тоже хочется перед смертью чего-то хорошего. И что?

— Так я тебе нравлюсь или нет? — растерялся Макс. — Я не понял...

— Точно — идиот! — Мумру рассмеялась звонким веселым смехом, потом на мгновение прижалась к нему и нежно поцеловала. — Конечно — нет!

— Но как?.. — Лис заморгал недоуменно глазами. — Почему нет?

— Не напрягайся, — посоветовала ему кошка. — Я потом тебе все объясню, а сейчас выводи нас отсюда куда-нибудь в безопасное место. Хорошо?

— Как скажешь...

Макс обиженно зашагал вперед — и вдруг почувствовал себя счастливым непонятно отчего. Она же его поцеловала! Сама! Значит... лучше об этом не думать, а то еще сделает неправильные выводы. Лис не знал, как вести себя с женщинами, у него не было этого общения: сначала родители умерли, оставив его на улице, потом его подобрал Хруст — вор, который научил его своему мастерству. Дальше воровал, затем путешествовал по империи в качестве пленника. Когда ему было что-то про них узнавать? В школе он не учился, на свидания не ходил, в кафе не знакомился. Конечно, женщины у него были, но все обходилось без разговоров, главное, чтобы платил деньги, но это же не то?!

Над головой пролетело несколько истребителей, эти были поменьше, планетарные, а потом над лесом закружили два армейских флаера. Лис, почувствовав неприятный холодок внутри, едва успел толкнуть Мумру в сторону упавшего дерева и упал на нее сверху.

— Ты чего? — шепотом спросила она. — Мы же договорились, что не сейчас...

— Тихо! — прошептал он ей в маленькое ушко, но потом не удержался и поцеловал в мочку. — Нас ищут.

— Ты это специально придумал, чтобы на меня запрыгнуть, все вы, мужики, одинаковые, — проговорила девушка, но, услышав гул мотора и увидев пролетающие флаеры, пожала плечами: — А может, и нет...

— Что — нет? — спросил Лис, приподнимаясь. Чувство опасности немного утихло, но не ушло совсем.

— Не все одинаковы...

— А... — Макс подал Мумру руку. — Я не знаю.

— Чего не знаешь?

— Не знаю, что делать. — Он сел на поваленный ствол. — Они нас все равно найдут рано или поздно: армейская разведка никогда не сдается. Нам нужно понять, чего мы хотим, куда стремимся и что требуется для достижения поставленной цели, тогда появится шанс.

— Хорошо сказано. — Девушка с уважением покосилась на него. — Моя цель ясна: я хочу вернуться домой.

— Я тоже, только у меня его нет, — вздохнул Лис. — Но похоже, что наши цели на сегодняшний момент недостижимы.

— Почему?

— Орбитальная станция контролируется военными. Здесь, внизу, работает имперская разведка, которая нас ищет, и, само собой, все передвижения контролирует десант. Конечно, они разыскивают меня и дикую кошку, а вот прекрасная девушка, в которую она превратилась, им не нужна.

— Девушка точно прекрасная, ты уверен? — Мумру на мгновение прижалась к нему, отчего у него внизу живота потеплело. — Мне еще никто никогда такого не говорил.

— Надеюсь, и не скажут, — улыбнулся Макс. — Проще говоря, разведка не знает, в кого ты превратилась, поэтому у тебя есть шанс покинуть планету незамеченной. Для этого нужны только деньги и документы, вот это и станет нашей первоначальной целью. Нам нужно добраться до большого города, желательно столицы, там мы сможем легко решить эту проблему.

— А ты? — Девушка взглянула в его глаза, и он едва не потонул в этой изумрудной глубине. И удивился. Почему, когда девушка становится кошкой, глаза у нее желтые, а когда человеком — зеленые? С чем это связано? — Что станет с тобой?

— Давай не будем думать о том, что от нас далеко, — сказал он рассудительно и зашагал вперед. — Нам еще до города добраться надо, а это будет совсем непросто — идти придется ножками, вокруг дикие звери и десантники со штурмовыми винтовками.

— Впервые за много лет я снова хочу вернуться в тело кошки. — Девушка вздохнула. — А до этого много лет хотела стать человеком, но человеческое тело слабое, двигается медленно, быстро устает, ничего не видит и не слышит. Если бы я смогла вернуться в тело кошки, то могла бы тебя охранять хотя бы от мелкого зверья.

— Хочешь снова стать кошкой? — Макс с удивлением посмотрел на Мумру. — Правда?

— Да. — Девушка кивнула. — Я побыла немного человеком и уже устала: слишком много переживаний и ощущений. — Хочу обратно.

— Так превращайся, — пожал плечами Лис. — Только я твой рюкзак не потащу.

— Рюкзак ты можешь мне на спину привязать, я видела, на нем есть дополнительные ремни, это не проблема, — сказала Маша. — Я боюсь, что обратно потом в человека не обернусь, а ты мне обещал какой-то любви.

— Об этом можешь не думать. — Макс остановился, обнял девушку и поцеловал. — Я тебя в первый раз обратил в человека, значит, снова это сделаю, тем более раз обещал что-то.

— Хорошо. — Девушка сбросила рюкзак и взялась за молнию комбинезона. — Может, отвернешься?

— Что я, действительно идиот, чтобы пропускать такое зрелище? — засмеялся Лис. — Нет уж, превращайся на моих глазах.

— Ну что ж, помни: ты сам этого захотел. — Мумру выскользнула из комбинезона и, прежде чем он смог что-то рассмотреть, закрутилась, встав на четвереньки, все время убыстряя движение. — Потом не жалуйся на потерю потенции, это зрелище не из приятных...

Перед ним образовалось кольцо розового человеческого тела, а потом оно стало меняться, приобретать другие цвета и уже через пару секунд потемнело, а затем движение стало замедляться, и перед ним оказалась кошка. Она встала, подошла к нему, поднялась на задние лапы, передние поставив ему на плечи, облизала ему лицо и посмотрела на него так, что он сразу понял, что она хотела сказать что-то типа: «Понравилось?»

— Пользуешься случаем и пристаешь? — Макс вытер лицо от слюны. — Не могла без языка? Я не очень люблю французские поцелуи...

Кошка смешно зафыркала и, сделав уморительную мордочку, вновь начала вставать на задние ноги.

— Вообще-то уже достаточно. — Лис отскочил на шаг назад. — Мне, конечно, очень приятно, но лучше как-нибудь потом — не забыла, что нас ищут? Где-то над нами висят спутники слежения, а чуть ниже рядом летают беспилотники и все фотографируют. Мотать надо отсюда.

Маша опять смешно фыркнула и, проходя мимо, толкнула его головой, отчего он отлетел на пару шагов назад.

— Решила поиздеваться? — Макс улыбнулся. — Думаешь, что не смогу полюбить зверя? Но я ухаживал за тобой, расчесывал, убирал твой помет — не забыла?

Кошка вновь встала на задние лапы, посмотрела ему в глаза, потом положила голову ему на грудь. Держать ее было тяжело, все-таки веса в ней было больше ста килограммов, поэтому Лис осторожно опустился на землю.

— Ох, и трудно нам с тобой будет, — вздохнул Макс. — Но ничего, как-нибудь справимся. Рюкзак примерить не хочешь?

Маша, не открывая глаз, покачала головой.

— А все равно придется. — Лис почесал ей за ушком, отчего она благодарно замурлыкала, потом не удержался и провел рукой по гладкому животику, за что получил мокрый французский поцелуй. Он нацепил на Машу тяжелый рюкзак. Кошке было не совсем удобно, но она, сделав несколько шагов и подпрыгнув, помотала головой, давая понять, что вполне сможет с этим двигаться. После этого Мумру пошла вперед, а он поспешил за ней. — Ничего, когда перекинешься обратно, по-другому поговорим. И целоваться будем по-настоящему, не по-французски...

Кошка оглянулась и лукаво ему подмигнула. Лис не понимал, как может скрываться в одном существе два разных характера: если девушка была застенчива и скромна, то кошка казалась настоящей хулиганкой, веселой и озорной, которая прекрасно понимала всю иронию происходящего и пользовалась этим для своих проделок. Но в то же время, если бы у Макса спросили, кто из этих двух существ ему нравится больше, он не знал бы, что ответить. Кошка явно была умным, сильным и настоящим другом, который не бросит в беде, а девушка... была той, от вида которой у него сохло во рту и начинало теплеть внизу живота. Маша была скромной, тихой, какой-то беззащитной — в общем, совсем другой. Как такое могло быть, он не понимал, но с кошкой было спокойнее и забавнее одновременно, она точно ничем ему не уступала, а может, даже и превосходила, а вот девушка... С ней хотелось жить.

Он шагал за Машей, не особенно беспокоясь о том, что их окружает, кошка двигалась быстро, иногда останавливаясь, настороженно прислушиваясь и принюхиваясь, и Лис знал, что к ним никто не может приблизиться незамеченным: Мумру услышит и унюхает заранее любое существо.

Холодок опасности понемногу начал таять. Пора было определяться, куда двигаться дальше. Макс достал из кармана телефон с навигатором, который ему выдали в компании, где он арендовал флаер, и вызвал карту местности, по которой они двигались.

Вблизи находился всего один населенный пункт, до него было километров двадцать, и все лесом, дорог не было, это было и хорошо, и плохо. Лис подозвал Машу.

— Видишь? — Он ткнул пальцем в карту. — Нам туда. Больше здесь нет ничего подходящего. Скоро стемнеет, местная луна должна быть по твоему левому плечу. Поведешь ты.

Кошка покачала головой и потерла лапой глаза.

— Ты боишься, что я ничего не увижу в темноте?

Мумру кивнула.

— В крайнем случае схвачусь за твой хвост.

Кошка зарычала и показала острые длинные клыки.

— А как же любовь? — улыбнулся Лис и обнял Мумру за огромную голову. — Убьешь любимого?

Кошка толкнула его головой так, что он сел на мох, и угрожающе оскалила клыки.

— Ладно, — пожал плечами Макс. — Не буду тебя любить, раз не хочешь, влюблюсь в другую.

Мумру угрожающе зарычала и, подскочив к нему, лапой повалила на синий мох.

— Вот и пойми вас, женщин, — пробурчал Лис, поднимаясь. — То целуется, то убить готова. Ты силу рассчитывай, а то покалечишь нечаянно и что потом делать будешь? Раненый я далеко не уйду.

Мумру виновато вздохнула и отвернулась.

— Пошли. — Макс зашагал вперед. — Ты думаешь, десантники будут сидеть на месте? Нет, они сейчас уже лес прочесывают, а на наших возможных вариантах движения ставят дозоры, так что принюхивайся и прислушивайся. Кстати, они тоже понимают, что мы пойдем к этому населенному пункту, значит, там будет засада. И в небо посматривай: беспилотники должны летать над головой, ночью они переключатся на инфракрасные камеры, когда температура упадет, и тогда все живое будет как на ладони...

Мумру оттолкнула его и вышла вперед, настороженно принюхиваясь, потом прыгнула с места в кусты и вытащила из ветвей небольшое животное, которому тут же перекусила горло и стала с аппетитом обедать. На него она не обращала внимания, съела добычу быстро, облизала мордочку и вновь зашагала вперед.

«Обиделась, — подумал Лис и пошел за ней следом. — Хоть вроде ничего не сказал. Женщина. Тут, того и гляди, обнаружат и опять повезут на Землю, а она чего-то сердится, отношения выясняет. Вот постреляют из парализаторов, свяжут путами — и все: имперские эскулапы на ней эксперименты будут ставить, а у них никто долго не живет. Со мной все произойдет еще проще: осудят через трибунал и расстреляют как дезертира».

Быстро стемнело, уже через пару минут темнота сгустилась настолько, что он не мог видеть даже своей руки. Почти сразу Макс начал спотыкаться, к тому же пошел дождь, холодный, противный, теперь он не мог видеть даже пальцев, поднесенных к лицу. Лис поднял капюшон, закрепил его так, что открытыми остались только глаза, и вздрогнул, когда его руки коснулись усики какого-то любопытного растения. Он начал глубоко и размеренно дышать, пытаясь вызвать ночное зрение. Его научил этому фокусу один из воров.

Способность видеть ночью очень нужна тому, кто занимается незаконным промыслом, даже больше, чем простая осторожность, и этому, как оказалось, можно научиться. Нужно только привести себя в особое состояние, и этого вполне достаточно, чтобы человек начинал видеть всем своим телом. Его учитель называл это кожным зрением, хотя на самом деле к коже это не имело никакого отношения, — просто мозг начинал обрабатывать всю информацию, которая к нему поступала со всего тела.

И вообще видят не глаза, а мозг, именно поэтому, входя в особое состояние, Макс мог даже смотреть сквозь стены. Как всегда, ему понадобилось несколько минут, чтобы адаптироваться, за что он получил довольно болезненный укус от кошки в руку: Маша сердилась, она хотела идти вперед, а он не давал.

— Я ничего не вижу, — пробурчал Лис. — Ты можешь подождать пару минут, пока я не вызову свое ночное зрение, или повезешь меня на себе? В прошлый раз, в парке, мне понравилось.

После этих слов кошка презрительно фыркнула и отошла, сразу что-то зашуршало в темноте, а потом послышались ее ликующий рык и чавканье. Макс подождал еще немного, и постепенно плотная непробиваемая темнота стала светлеть, еще через несколько мгновений он стал видеть все, правда, без красок, во множестве оттенков серого, но это было нормально, большинство хищников так мир и видит. Главное, что виделось все отчетливо.

Он посмотрел и увидел Мумру, рвущую небольшое грациозное, явно травоядное животное, ела кошка с удовольствием, искоса поглядывая на него. Макс показал ей кулак и рассмеялся с удовольствием, увидев, как удивленно вытянулась кошачья морда.

— Идем, — сказал он. — Не забывай, что ночь — это время самых опасных хищников, о которых ни ты, ни я ничего не знаем, а они хорошо слышат, особенно крики раненых, и прекрасно чуют кровь.

Кошка презрительно фыркнула.

— Я знаю, ты крутая, — усмехнулся он. — Только не так давно я спас тебя от не самого опасного хищника этого леса, так что будь скромнее и незаметнее, девушкам это идет.

Маша опять презрительно фыркнула, вырвала еще один кусок мяса из мертвого животного и пошла за ним, жуя на ходу.

Ночь была глухой и темной — мало того что деревья скрывали ночное небо, так еще и шел дождь из набухших, закрывших небеса туч. Под ногами чавкал мох, обдавая впитавшейся в него водой, сверху срывались гроздья капель, — если бы не одежда, отталкивающая влагу, он бы уже промок насквозь. Кошке тоже было некомфортно, она недовольно рычала, когда на нее обрушивался очередной водопад с огромного дерева. Макс прислушивался к себе: для него главное было сейчас — вовремя почувствовать опасность, он не сомневался, что над лесом летают беспилотники, которые высматривают своим инфракрасным оком их с Мумру. Спутники были неопасны, тучи закрывали все небо, а другие частоты для леса не подходили: слишком много вокруг было разной живности.

Раздался громкий рев, кошка одним прыжком оказалась рядом и прижалась к его ногам, жалобно повизгивая. Лис вздрогнул: этого он и боялся — где-то рядом затаился крупный зверь, с которым Маша не могла справиться.

От дерева отслоилась тень и направилась прямо к ним. Насколько же она была огромна! Макс как-то видел картинки слонов и мамонтов и рядом фигурки людей с копьями в руках, так вот сейчас к ним приближался такой же мамонт, только вместо бивней торчали настоящие клыки, да и на лапах были острые когти. Такому зверю они были явно на один укус, а в том, что он приближался именно к ним, Лис не сомневался. Мумру испуганно взвизгнула и одним прыжком запрыгнула на дерево, надеясь спастись там, но зверь легко повторил ее прыжок и запрыгнул на дерево следом. Кошка перепрыгнула на другую ветку, потом на следующую, но хищник не отставал. На одном из прыжков он достал ее лапой, и она, жалобно визжа, полетела вниз.

— Не трогай ее! — закричал Лис, но его голос потерялся в шуме дождя. Да и чем он мог помочь? Слабый человечек, который без техники и оружия ничего собой не представляет. Он увидел, как зверь наклоняется над кошкой, и, завопив как сумасшедший, бросился к хищнику. Макс ударил зверя по гладкой толстой шкуре и отскочил назад. Видимо, это было настолько неожиданно для хищника, что тот на мгновение растерялся и выпустил из пасти Мумру, которой уже хотел перекусить горло. — Уйди!!!

Зверь взревел и ударил его лапой, при этом его когти с полметра длиной прошли через тело, убивая его. Было больно, страшно и одиноко, а еще все показалось настолько глупым, что он горько рассмеялся: стоило ли пройти столько испытаний, чтобы умереть так бездарно? Не в конце пути, не в начале, а в странном лесу, куда он и попасть-то был не должен? Неужели так и ткет свою нить судьба? Он полетел в сторону, умирая и злясь на себя за то, что не сумел защитить девушку, в которую влюбился. И так это было больно и горько, что он, непонятно как изогнувшись в воздухе, приземлился уже в виде кармака — огромного шара, полного непонятной энергии.

Колдунья не раз помещала его внутрь этого страшного зверя, и он знал, насколько он опасен. Мельком взглянув на изуродованное, изломанное мертвое свое тело, он подскочил к хищнику, заключая его внутрь своего огромного тела и выпивая всю энергию без остатка. Хищник в это время пытался вытащить кошку из-под куста, да так и умер, опустившись на землю огромной высушенной мумией с протянутой вперед лапой.

Он услышал дикое взвизгивание Маши: кошка, похоже, испугалась кармака даже больше, чем хищника, который ее убивал. Она визжала и лезла все дальше под куст, хоть уже уперлась в толстые ветки. Лис глубоко вдохнул в себя энергию, которой было так много на этой планете, и почувствовал себя еще более голодным. Он посмотрел сверху на кошку, усмехнулся и стал подниматься выше, туда, где энергии было так много. Макс вошел в тучу, всосал в себя все, что там находилось, потом вышел из нее счастливым, с набитым брюхом, и начал подниматься выше, к стратосфере, чтобы покинуть эту планету и уйти к ближайшей звезде, но, когда планета под ним превратилась в маленький зеленый шар, что-то его остановило.

Он замер, завис на высоте десятка километров от поверхности и начал мучительно вспоминать, какое же дело оставил незаконченным на этой планете, и вдруг понял, что не может бросить это жалкое человеческое тело, которое привязано к нему незримой серебряной нитью. Он вздохнул, еще раз погрелся в лучах ближайшей звезды, вдохнул звездный ветер, который нес в себе так много приятных запахов, что хотелось лежать и неспешно его впитывать, пытаясь разобраться в том, что происходит во вселенной, и спикировал вниз. По дороге он сбил десяток спутников наблюдения и несколько беспилотников, которые его так раздражали, и вошел в неподвижное, изломанное тело, между делом исправив все, что в нем было изломано и уничтожено.

Мгновение — и жуткая память о боли и смерти наполнила его. Он вдохнул в себя наполненный влагой воздух и закашлялся. Его сердце неуверенно стукнуло, а потом застучало уверенно и быстро, наполняя тело силой. Еще немного — и он встал, недоуменно глядя по сторонам.

Кошка так и сидела под кустом, визжа не останавливаясь. Это было настолько неприятно, что он протянул руку и направил на нее энергию кармака, которая так и бурлила в нем. Тут же куст затрясся, и жалобный визг сменился испуганным женским плачем. Макс вздохнул, поправил рюкзак, мешающий, как огромная гиря, привязанная к плечам, и подошел к кусту.

Мумру лежала и плакала, ее обнаженное тело было нежным и привлекательным, а он наполнен уверенностью и силой. Лис обнял девушку, поднял ее и нежно поцеловал. Она ответила сначала неуверенно, потом сильнее, с такой первобытной страстью, что внутри него все взорвалось и завертелось немыслимой скоростью, а когда все закончилось, оказалось, что он лежит на мокром толстом слое мха, а на его груди, тихо посапывая, спит Маша. Поскольку они лежали голыми, а дождь все еще лил, хоть и не с такой силой, что раньше, было довольно холодно. Макс осторожно и аккуратно одел девушку, поднял ей капюшон, устроив его таким образом, что тот закрыл ее лицо. Потом не спеша оделся сам и стал жевать паек.

Есть, впрочем, особо не хотелось, в теле по-прежнему бурлила энергия, которую набрал кармак. Дождь закончился, крупные капли еще слетали с листьев и били по носу, но уже стало не так холодно и сыро. Лис доел паек, который, на его удивление, оказался очень неплохим. Следовало идти дальше, только будить Мумру не хотелось: она так хорошо спала, и лицо у нее во сне было таким счастливым, какого он никогда не видел в реальности. Макс сел с ней рядом и стал ждать, когда она проснется. Ему было хорошо — кажется, он даже был счастлив.

Дженг поел, мрачно глядя в свое лицо, насмешливо отражающееся в блестящем кофейнике: Алекс Торнтон — веселый, розовощекий юнец. Как же ему надоела эта личина, и как она мешала. Большинство проблем, которые на него свалились, исходили от столь безобидного лица и фигуры. Люди на этой планете просто не могли понять, что милое лицо совсем не значит милый характер. Они привыкли грабить, убивать и насиловать, уважали только силу и ничего другого не признавали, а сила всегда видна в лице. У Алекса Торнтона силы в лице не было, поэтому каждый встречный пытался у него что-то отобрать.

Образ определенно надо менять, только на какой?

Волк допил кофе, спустился на лифте и пошел по улице, вглядываясь в каждого встречного. Смеркалось, багровый диск скрылся в тучах. Дженг свернул в один переулок, потом в другой, уходя все дальше от центральных улиц, погружаясь в гетто: дома здесь были низкими, старыми, грязными и обшарпанными, от них веяло бедностью. Теперь было понятно, что именно здесь вырастали, как плесень, те самые бандиты, которые становились бойцами различных банд.

Впрочем, выбор у подростков здесь небольшой: либо идти на фабрику помощником робота — подвозить и отвозить заготовки — и умереть, не дожив до сорока, от какой-нибудь болезни, заполученной на той самой фабрике, где сносные условия труда обеспечивали только роботам, либо прожить красивую, но такую же короткую жизнь местного бандита. Понятно, что второе нравилось больше, недостатка в бойцах не было, в бедных районах даже создавали при храмах своеобразные воскресные школы, в которых учили грамоте, а заодно стрелять и драться.

— Юноша не хочет милую и послушную девочку? — услышал Дженг и недоуменно покосился на симпатичную, небольшого роста девчушку, явно не достигшую совершеннолетия. — Я беру недорого.

— Нет, — покачал головой волк. — Продажной любовью не интересуюсь.

Он собрался идти дальше, но тут из темноты выдвинулись два здоровых крепких парня, в руках они держали складные дубинки.

— Ты зачем приставал к моей сестренке? — угрожающе произнес один. — Она у меня еще маленькая, я за нее любого порву.

Второй зашел Дженгу за спину.

— Вообще-то мне были нужны вы оба, а не ваша маленькая сестренка, — произнес волк, внимательно разглядывая обоих. Рожи у них были устрашающие — как раз такие и нужны на этой планете, чтобы чувствовать себя в безопасности. — Заработать хотите?

— Ты нам и так сейчас все отдашь, — прорычал первый, — но сначала ответишь за приставание к моей малолетней сестре.

Бандит ударил Дженга в лицо. Попасть он, конечно, не попал, волк переместился вбок, не давая второму ударить его по голове дубинкой, потом рванулся в темноту, но так, чтобы оба гопника смогли его догнать. Они, естественно, бросились за ним. Дженг пробежал немного, нашел тихий, пустой переулок и забежал в заброшенное здание. Оба бандита ринулись туда же. Здесь он их подождал, правда, действовал осторожно, чтобы не заляпать кровью комбинезон.

Волк пропустил удар, но острым когтем проткнул бандиту печень, и теперь тот оседал с недоуменным лицом на землю — недоуменным оттого, что на волке был бронежилет. Потом ушел перекатом от второго, вырвал ему трахею и стал ждать, когда оба умрут.

Впрочем, времени он не терял, а запоминал все оттенки, гримасы, выражения лиц, морщинки и складки, чтобы перевоплотиться.

Когда он вышел из дома, на нем уже была личина одного из бандитов, а в кармане лежала личная карточка и немного денег.

Волк добрался до набережной и не спеша прошелся по ней, пытаясь вычислить тех, кто искал с ним встречи. Над дымящейся от вонючих промышленных испарений рекой горели ярко-желтые фонари, которые прятали город, делая его поистине прекрасным. Яркие звезды сияли над головой, складываясь в рисунок незнакомых созвездий. Желтые и красные облака медленно позли по темному небу.

Было довольно многолюдно — похоже, это место горожане выбрали для вечерних прогулок. Он в своем комбинезоне ничем не отличался от прохожих, а лицо у него было теперь такое, что заговаривать с ним никто не решался.

Скоро он вычислил трех человек, которые явно кого-то ждали, вероятнее всего его. А еще минут через пятнадцать обнаружил и флаер, спрятанный в небольшом темном дворике в сотне метров от набережной. В нем находился еще один — пилот, с ним Дженг и решил поговорить. Он дождался, пока один из двоих передаст пилоту сверток с едой, купленной на набережной, и заскочил внутрь. Флаер был большим, в нем легко могло поместиться с десяток человек. Когда волк ввалился вслед за бандитом, пилот недовольно поморщился.

— Тебе еще чего тут надо? — Он включил небольшую лампочку, чтобы получше его рассмотреть, и поморщился. — Я тебя не знаю, уходи отсюда, а то будешь иметь дело с Рыжим.

— Рыжий... — удивленно заморгал Дженг. — Это еще кто такой?

Пилот покосился на бандита, принесшего еду, и тот, выхватив пистолет, нажал на курок. Дженг едва успел убрать голову. Пуля пролетела совсем рядом, а выстрел довольно болезненно опалил лицо. Он выкинул вперед руку, сложенную щепотью, вдавил бандиту кадык в горло, выхватил из его рук пистолет и повернулся к пилоту, который испуганно тянул рукоятку своего ствола из сумки на поясе. Волк избавил и его от оружия и спросил:

— Куда приказано вести оборотня?

— Кто ты такой? — прошипел пилот. — Ты знаешь, что Рыжий тебя убьет?

Дженг даже рассмеялся от неожиданности:

— Ты совсем не понимаешь, что происходит? Я только что убил парня, который принес тебе еду, и забрал у него пушку, а после этого дал тебе по роже пару раз. Как ты думаешь, что я буду делать дальше? Испугаюсь и убегу?

Пилот оторопел — до него, кажется, стал доходить истинный смысл происходящего.

— Хорошо, будем считать, что ты меня напугал своим Рыжим и я испугался, — продолжил волк. — Что я, по-твоему, должен сделать? Правильно, вижу, догадался: убрать свидетеля. А кто у нас свидетель? Кто меня может узнать? Догадываешься?

До пилота дошло, он побледнел, глаза забегали, он вытер кровь с лица и спросил дрожащим голосом:

— А если я расскажу все, что знаю, ты меня не убьешь?

— Нет, ну ты настоящий кретин. — Волк вновь засмеялся. — Зачем мне тебя убивать, если ты меня отвезешь к Рыжему, или к кому там тебе приказали, и там обо мне все равно все узнают? Заводи свою леталку.

Пилот ткнул в клавишу, пошла предстартовая подготовка.

— Только я должен сообщить о прибытии. Меня обязательно спросят, почему я не остался.

— Ответишь правду — что влез в кабину какой-то гопник, приставил к башке пистолет и приказал лететь.

— Хорошо.

Пилот поднял машину в воздух, ввел нужные координаты и включил автопилот, потом по радио повторил то, что ему приказал Дженг. Ему разрешили лететь и привезти с собой того идиота, который не понимает, на кого замахнулся. После того как пилот переговорил со своей базой, настроение у него улучшилось, он даже попросил разрешения использовать аптечку. Волк разрешил: ему было все равно — этот человек не представлял для него никакой опасности. Главное, что они летели в нужном направлении, а что будет делать пилот — не так важно.

— А ты смелый парень, если решил связаться с Рыжим, — сказал пилот. — Не знаю, сколько тебе заплатил этот оборотень, но, поверь, вряд ли ты до Рыжего доберешься: он сидит высоко, почти на небесах.

Девчонку тоже ты отвозил? — спросил Дженг. — Туда же?

Его глаза сами собой закрывались. Как всегда после схватки, наступало расслабление.

— Какую девчонку?

— Не зли меня, — проговорил медленно волк. — Координаты вбиты, мы летим в нужное место, ты мне больше не нужен. Лучше отвечай.

Он, не открывая глаз, полоснул когтями по руке пилота, когда тот, решив, что волк не видит, полез куда-то под сиденье, видимо, за запасным пистолетом. Человек взвыл от боли и тут же бросился к аптечке, которая наложила ему несколько швов и накачала обезболивающим.

— Так ты скажешь? — Дженг открыл глаза, перед этим сделав вертикальные зрачки. Это было настолько неожиданно для пилота, что тот затрясся от страха.

— Твоя девчонка на базе, — завопил пилот. — Ее держат под охраной и на снотворном, которое постоянно вкалывает личный врач Трампа.

— Хорошо, — покивал волк. — Что ты еще хочешь сказать?

— А ты на меня не рассердишься?

— Рассержусь ли я? — Дженг задумался. — Вообще-то я не люблю убивать и хотел оставить тебя в живых, но если знаешь что-то важное, а говорить не хочешь, то, пожалуй, я изменю свое решение.

— Это касается девчонки, — выпалил пилот. — Я хочу жить!

— Продолжай... — Настроение волка стало резко портиться, он почувствовал, что сейчас услышит что-то очень неприятное.

— Рыжий приказал доктору отрезать от нее маленькие кусочки — он хочет проверить, как она будет восстанавливаться. Все же знают, что оборотня не убьешь, он обернется в человека, и от ран не остается и следа, — только непонятно, что происходит с пулями, которые внутри.

— Они выходят потом, и очень болезненно, — пробормотал Дженг. — Где ее держат? И куда мы летим? Что за место эта ваша база?

— Это небоскреб, в нем сто этажей, в пентхаусе находится сам Трамп, но мы его никогда не видим, у него свой лифт, а Рыжий и вся база занимают верхние десять этажей и три подвальных помещения, там и оружие.

— Плохо, — покачал головой волк. — Небоскребов не люблю: подниматься высоко, а на каждой лестничной площадке норовят устроить засаду...

Он запил паек водой из фляжки и посмотрел вверх. Тучи разошлись, на небе показалась блестящая звезда, которая смотрела вниз, на него. Правда, Макс предполагал, что это не звезда, а новый спутник, который запустили с борта линкора, чтобы следить за ним, старые-то он все пожег, пока был кармаком, но на душе все равно стало спокойнее. Звезды — это хорошо, если бы он захотел, то смог бы подняться в облике кармака и качаться на ласковых волнах реликтового излучения. Но увы, кто же будет оберегать вот это спящее чудо?

Лис убрал капюшон и поцеловал Машу в щеку, и она открыла глаза. В них плескалось недоумение.

— Ты?!!

— Ага. — Столько недоверия и радости было в этом вопросе, что Макс улыбнулся. — Я...

— Ты воспользовался моей беспомощностью, набросился на меня и изнасиловал, — грустно констатировала девушка. — И это было подло...

Она потянулась к нему и поцеловала.

— Очень подло.

— Вообще-то все было с точностью до наоборот. — Лис погладил ее по щеке. — Сопротивлялся я...

— Значит, ты меня коварно соблазнил, — улыбнулась Мумру и потянулась всем телом, при этом словно невзначай потерлась мягкой грудью об его руку. — А уже потом воспользовался моим беспомощным состоянием...

— Нам идти надо, а то поймают нас. — Макс провел рукой по ее волосам, уже почти высохшим. — Я бы, конечно, еще раз воспользовался твоим беспомощным состоянием...

— Только раз?

— Ну, может, больше, — с сомнением произнес Лис. — Только вряд ли стоит.

— А я сейчас подумала вот о чем. — Маша поднялась на локте. — Нас все равно поймают рано или поздно, — а что, если эти мгновения и были самыми лучшими в нашей жизни, а мы бежим куда-то? Может, стоит остаться здесь и еще немного побыть счастливыми? Впереди же все равно нет ничего хорошего, по крайней мере в ближайшем будущем...

— Хорошего нет, это точно, — согласился Макс. — Но и тут не самое лучшее место на свете: лес, хищники, мокро, десантники скоро появятся...

— Раз здесь водятся такие страшные твари, то вряд ли вояки сюда сунутся, — улыбнулась Мумру и потянулась. — Так что, думаю, не поймает нас здесь никто.

— Может, и так... — Лис опустился на мох рядом с ней и поцеловал девушку нежно и осторожно. — Ты права. Будет жаль, если наши лучшие минуты мы потратим на то, чтобы от кого-то убегать.

Ее губы были мягкими и теплыми. Она была податливой как воск и таяла в руках. Он выполнял ее желания, а их было много. Если эти минуты самые лучшие в этой жизни, то следовало многое успеть. Все попробовать, все узнать и понять. Макс вздохнул, а дальше все закрутилось, завертелось непонятно как, а потом исчезло, просто пропало — и все. А когда Лис очнулся через бесконечно долгое время, он вновь увидел над собой далекое серое небо и ветки деревьев-гигантов высоко вверху. Сырой мох, хоть и мягкий, — не самое лучшее место для любви. Холодно. Он натянул на себя комбинезон, а потом одел Машу, целуя и обнимая. Она даже не открыла глаз, хотя он знал, что девушка не спит, а о чем-то думает.

— Кстати... — Мумру очнулась и взглянула на него серьезно и задумчиво. — Ты видел кармака или мне это показалось в предсмертном бреду?

— Я ничего не видел, — покачал головой Макс, — потому что в это время лежал раненый под другим кустом.

— Ты бросился меня защищать, поэтому и получил, я видела. — Маша погладила его по щеке, а потом нежно поцеловала. — Очень глупый поступок. Мне, конечно, приятно, что у меня такой добрый, смелый, пусть и очень тупой, парень, только шансов у тебя не было никаких. Спасибо тебе...

— Так ты вроде уже поблагодарила. — Лис улыбнулся. — И мне понравилось. И вроде бы это было много раз, или мне показалось?

— Да? — Девушка поморгала удивленно огромными глазами, которые в свете одинокой звезды загадочно заискрились. — Когда это я успела? Ничего не помню...

— Ты только что набросилась на меня, чтобы дать мне воспользоваться твоей беспомощностью, — засмеялся Макс. — А потом долго отбивалась так, что я высвободиться не мог.

— Это от близкой смерти. — Мумру вновь стала очень серьезной. — Всегда после большой опасности хочется любви, чтобы почувствовать, что ты еще жив. Мне было очень страшно, я же на самом деле умирала. Зверь схватил меня за горло и очень удивился и рассердился, когда ты его ударил, а потом появился кармак... — Девушка вскочила, подошла к кусту, выволокла из-под него огромную шкуру. — Точно кармак: только он высасывает жизнь, больше никто.

— Ты уверена?

— Конечно. — Маша вернулась к нему, легла так, чтобы ее голова оказалась на его коленях, и продолжила: — Самая опасная в мире тварь недавно была здесь, но она спасла нас от смерти и ушла, а так не бывает.

— Почему?

— Обычно кармак убивает всех, кто находится рядом, потому что постоянно голоден, а питается он жизненной энергией. Я точно это знаю. Значит, либо кто-то его спугнул, либо... — Она внимательно посмотрела на него. — Нет, этого не может быть. Ты не можешь становиться кармаком. Этого никто не может, и я сама видела, как ты лежал весь переломанный под тем деревом. А теперь на тебе ни царапины... Как?!!

— Я не знаю. — Лис погладил ее по щеке, потом поцеловал. — Я очнулся, когда зверь умер, а мое тело вновь стало здоровым и сильным, потом помог тебе обернуться. Может, это просто чудо?

— Я не верю в чудеса, — покачала головой Мумру. — Они не случаются, когда нужны. По мелочам — да, иногда бывают, но, когда близко смерть, никогда не происходят. Ладно, будем считать, что нам повезло, хоть я помню, как ты рассказывал, что раньше превращался в кармака. Это же было?

— Меня превращала в него одна колдунья. — Макс вздохнул. — И это было больно и неприятно...

— А что было с твоим телом, когда ты превращался?

— Оно оставалось человеческим, только я из него выходил и становился самым странным существом во вселенной.

— Вот это я и хотела узнать. — Кошка встала и начала раздеваться. Макс смотрел на нее во все глаза, внутри что-то сладко сжималось, хоть сил у него уже не было. Впрочем, внизу живота вновь что-то шевельнулось. — Возможно, ты научился призывать эту тварь. Если так, то у нас появился дополнительный шанс на выживание. Ладно, потом разберемся, а сейчас нужно идти, небо становится серым — верный признак того, что скоро рассветет, а днем десантники обязательно попробуют нас достать. Я дальше пойду в облике зверя: в нем мне проще. Раньше мечтала стать человеком, а теперь понимаю, какое это было глупое желание. — Мумру разделась и теперь стояла перед ним во всей своей ослепительной наготе, нисколько не смущаясь, наоборот, поворачиваясь, чтобы он мог все рассмотреть. А смотреть было на что: тонкая талия, высокая пышная грудь, широкие бедра, стройные ноги, а над всем этим — лицо молодой задорной девчонки с огромными глазами, при взгляде в которые екало в груди. — В человеческом облике хорошо только сексом заниматься.

— Правда?

— И перестань так на меня смотреть, а то я снова на тебя наброшусь. — Кошка рассмеялась. — У нас, оборотней, другие отношения. Мы живем мало, поэтому времени на выпендреж и заигрывания у нас нет, — если нам кто-то нравится, то подходим и говорим, а тот просто обязан ответить тем же, иначе егождет суровой разговор с наставником. Волчата у нас вообще считаются подарком Великого Волка, поэтому и отношение к ним как к чему-то очень дорогому. Правда, рожать мы предпочитаем в зверином обличье, тут ты прав, потому что не так больно. И оборотни не создают устойчивых пар — лучше всего, если волчата будут от разных самцов, так больше шансов на выживание. В общем, не переживай...

— Но я думал...

— Ты мне нравишься, Макс... — Мумру подошла к нему и прижалась так, что Лис потерялся в этом мире. — Если бы ты был оборотнем, я бы объявила тебя своим, но ты же человек!

— Я не подхожу тебе? — спросил Макс. — Ты не любишь меня, поэтому не хочешь объявить меня своим?

— Нет, ты точно кретин. — Маша рассмеялась и запрокинула голову к небу, выкрикнув: — Ну что ж, раз сам напросился... Великий Волк, я объявляю этого парня своим и буду драться с любой самкой за него, прими это и запомни!

— Круто, — ошарашено проговорил Лис. — Не думал, что у вас все так просто.

— К чему сложности, когда жизнь коротка?

Мумру встала на четвереньки и закрутилась все быстрее, быстрее, пока не превратилась в коричневый круг, а когда остановилась — поднялась огромной кошкой. Она подошла к нему, боднула головой, а потом, встав на задние ноги, облизала его лицо. Макс увидел шаловливые искорки в ее глазах, улыбнулся и, подняв вверх руку, провозгласил:

— Великий Волк, объявляю эту глупую кошку своей любимой женщиной и буду драться с любым самцом, хоть и знаю, что проиграю эту схватку. Учти это, пожалуйста, и запомни.

Мумру повалилась на спину и задергалась в странном припадке, при этом издавая непонятные звуки: то ли мяуканье, то ли взвизгиванье. Вряд ли кто-то в этой галактике наблюдал, как животные смеются. Лису повезло — он это только что видел своими глазами. Когда отсмеялась, она подошла к нему, заглянула в его глаза, все еще повизгивая от смеха, и толкнула лапой рюкзак.

— Не знаю, над чем ты смеялась, но я был искренен. — Макс начал привязывать мешок ремнями, стараясь расположить их так, чтобы они не мешали зверю двигаться. — Надеюсь, ты тоже. Я правда в тебя влюбился...

Кошка фыркнула.

— Не хочешь верить — не надо, но это так и есть. — Лис закрыл застежки и набросил на плечи ремни своего рюкзака.

По лесу пополз предрассветный туман, влажный, холодный, который, казалось, пронизывал до костей. Утро приближалось, а они по-прежнему были далеки от своей цели. За ночь они прошли не больше пяти километров, остальное время сражались, умирали и любили друг друга.

— Давай, шагай, подруга. Я за тебя умереть поклялся.

Мумру фыркнула еще раз и пошла вперед. На этот раз

она шла осторожно, принюхиваясь и прислушиваясь, ее ноздри раздувались, а уши ходили из стороны в сторону: похоже, она убедилась, что против сильного зверя ей не выстоять, но Макс этому был рад, и вообще он испытывал невероятное ощущение счастья. Они любили друг друга, и им обоим понравилось — разве это не здорово? На самом деле Лис всегда боялся того, что может оказаться неуклюжим в постели: ведь весь его опыт — это несколько проституток, которые ложились с ним за деньги и, конечно, не могли ничего плохого сказать из боязни, что он им не заплатит. Ас Машей все получилось замечательно, может, потому что он ни о чем в этот момент не думал? Его просто понесло куда-то, а он не стал противиться этому чувству.

Кошка иногда оглядывалась на него, и ему казалось, что он видит в ее глазах странное недоумение, как будто Маша тоже не понимала того, что с ними произошло. Наверное, и у нее возникли к нему какие-то чувства. Макс об этом подумал и огорченно замотал головой: такого просто не может быть! Кому может понравиться беспризорник, который вырос в большого вора?

— Стоять! — Лис вздрогнул и вдруг понял, что слишком задумался и пропустил предупреждение своего тела об опасности, а они находились не в той ситуации, чтобы забывать о том, что их могут убить. — Руки вверх!

Макс поднял руки вверх, оглядываясь по сторонам. Кошки он не увидел — вероятно, она успела спрятаться. Из-за кустов вышли трое разведчиков в камуфляже, обвешанных с ног до головы оружием.

— Ты, что ли, Ганс Дроссель? — спросил с усмешкой разведчик со знаками старшего лейтенанта. — Если так, то почему не стал дожидаться нас возле флаера?

— Я Ганс Дроссель, вы не ошиблись, — закивал Макс. — Я очень рад вас видеть, правда. Я простой служащий, который решил немного отдохнуть от суеты города. Мне понравился этот лес, я даже решил слетать в ближайший город, чтобы купить оружие и здесь поохотиться на диких зверей, но когда летел, на меня налетели перехватчики. Они угрожали мне ракетами, а я хорошо знаю, что нельзя спорить с теми, у кого есть оружие и власть, поэтому опустился вниз, как мне приказали, но мой аппарат застрял в ветвях деревьев, а ночью появились страшные звери, они так ревели, что я испугался и побежал сам не знаю куда.

— Хорошая попытка, — ухмыльнулся разведчик. — И даже могло бы прокатить, если бы не связь. Твой флаер не застрял в ветвях, а стоит на поляне абсолютно исправный и готовый к взлету, да и для насмерть перепуганного обывателя ты слишком предусмотрителен. У тебя за плечами рюкзак, а в нем, я уверен, имеется все, что нужно для долгого похода, и ты не мечешься хаотично по лесу, а движешься строго по прямой к ближайшему населенному пункту. Кстати, тебя уже три часа ведут спутники. Так что, Макс по прозвищу Лис, я рад нашей встрече, кстати, на фото ты выглядишь старше. Я — старший лейтенант Хобот, моих спутников тебе знать не положено.

— Я тоже рад, — заулыбался Макс. — Со мной столько всего произошло, на нас напали, только меня зовут Ганс Дроссель...

— Кончай врать, Лис, — поморщился старший лейтенант. И он сам, и его спутники настороженно смотрели по сторонам, оружие держали наготове. — Теперь я понимаю, откуда у тебя такое прозвище. Мне абсолютно все равно, что с тобой происходило, моя задача — доставить тебя на линкор, и все. Тебя и дикую кошку из оборотней, которая должна быть с тобой. Кстати, где она? Соврешь — получишь в живот из парализатора, а это больно.

— Она убежала сразу после того, как я посадил флаер...

Лис не успел договорить: получил выстрел в живот. Как он ни готовился к этому — все равно оказалось невыносимо. Он упал на землю, его ноги задергались сами собой, а изо рта пошла слюна. Разведчик даже не взглянул на него, как и два его спутника: они по-прежнему настороженно смотрели по сторонам.

— Я предупреждал о вранье, — хмуро проговорил лейтенант. — И внимательнее нужно меня слушать: я сказал, что тебя уже три часа ведут спутники, а это значит, что кошку видели рядом с тобой. Итак, повторяю вопрос. — Он поднял парализатор. — Где твоя кошка?

Макс кое-как отдышался, скинул с плеч лямки рюкзака, вытащил из него аптечку под пристальными взглядом разведчика и прижал ее к плечу, — сразу несколько игл проткнули ему кожу, а еще через пару секунд стало легче дышать, боль отступила.

— Не знаю, — прохрипел Лис. — Наверное, вас испугалась и убежала.

— Смотри, какие все стали пугливые, — усмехнулся старший лейтенант, вслушиваясь в то, что ему говорили по рации. Его спутники повернули оружие влево и выстрелили одновременно, стараясь захватить как можно большую площадь. Стреляли из парализаторов, но в лесу это оружие малоэффективно: кусты, деревья рассеивали излучение. Убедившись, что они ни в кого не попали, разведчик продолжил: — Кошка была на твоем попечении, рядовой, если она сбежала, тебя ждет трибунал и, вероятнее всего, расстрел, так что советую ее позвать или подманить.

— За совет спасибо, к сожалению, воспользоваться им не могу. — Макс, охая и ахая, поднялся с земли. — Не любят меня звери.

— А у меня другая информация. — Хобот вслушался в то, что ему говорят по рации, и ухмыльнулся. — Говорят, ты с этим оборотнем в обнимку спал, такая у вас была взаимная любовь. Зови ее, у меня времени нет, чтобы ее тут ждать, или получишь еще один выстрел из парализатора, а его могут перенести немногие.

— Я не могу...

Договорить Макс не смог: новый выстрел из парализатора опрокинул его на спину. Максу было плохо, очень плохо, он чувствовал, что умирает, сердце билось неровно, и он бы умер, если бы мозг не закрыла серебристая пелена. Она сняла частично боль, и ему удалось открыть глаза, поэтому он увидел, как из кустов выскочила Маша, пронеслась через поляну и скрылась, провожаемая выстрелами, а один из разведчиков упал на синий мох, зажимая рану в боку. Через мгновение кошка появилась вновь, и еще один разведчик упал.

Остался только Хобот, он бросил парализатор в кобуру и взял в руки автомат. Умирать он явно не собирался, несмотря на то что ему кричали в рацию о том, что имеет право применять для защиты только парализатор, но он лишь морщился и орал что-то в ответ. Окружающее расплывалось перед глазами. Лису было очень больно, хотя, конечно, не так, как в храме.

Аптечка воткнула ему еще несколько игл, и тут же защелкали пустые гнезда: лекарство кончилось. Максу становилось с каждой минутой все хуже, стало трудно дышать, тяжелый плотный воздух никак не хотел проходить в легкие, а грудина не хотела работать. Голова кружилась, сердце едва билось, качая густую вязкую кровь по сосудам. Лис не слышал о том, что кто-то мог выжить после двух выстрелов из парализатора в упор. Ходили легенды, будто одного здоровяка полицейские смогли стреножить только после второго выстрела, но это, вероятнее всего, были легенды. Даже полицейским в империи запретили применять парализатор после множества смертельных случаев, и это оружие осталось только в колониях и у военных.

Ему было плохо, но перед тем как зрение ему окончательно отказало, он успел заметить, что кошка, выскочив сзади разведчика, одним ударом сломала тому шею, а после этого Лис полетел в темную пропасть, где на дне лежал плотный, многолетний серый лед и где ему придется упокоиться навсегда.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Флаер опустился на крышу небоскреба, и к нему сразу направилась группа вооруженных громил. Пилот открыл люк, спустил трап, а дальше повел себя как идиот — бросился к бандитам, крича:

— Стреляйте в него, это оборотень.

Правда, вряд ли его кто-то услышал, потому что Дженг времени тоже не терял: одним огромным прыжком он оказался среди бандитов. Всего их было пятеро, и они не ожидали такого стремительного нападения. Автоматы, которыми они оказались вооружены, были бесполезны в ближнем бою, к тому же волк метался среди них, не давая прицелиться. Оборотень одним непрекращающимся движением разорвал горло двоим и мысленно похвалил себя за то, что не бил ниже: все громилы оказались одеты в бронежилеты нового типа, которые даже стилета не пропускают, что уж говорить о когтях.

Поняв это, Дженг сделал кувырок, прокатился между двумя другими, нанеся им жуткой силы удары в пах. Остался только один, и с ним волк обращался бережно: просто оглушил мощным ударом в голову, понимая, что пленный нужен всегда, когда оказываешься в незнакомом месте.

Когда он поднялся на ноги, в живых остался только пилот, все так же кричащий об оборотне, который на них сейчас нападет.

— Чего орешь? — спросил Дженг, встряхнув его за шиворот. — Не видишь, люди отдыхают.

Пилот перевел взгляд на убитых, благо крыша хорошо освещалась прожекторами, поэтому было видно все, и подавленно пискнул.

— Верю, — усмехнулся волк. — Ты попал. Если ты не соблюдаешь своих обещаний, то и мне этого делать не стоит, иначе не поймут.

— Прости. — Пилот повалился ему в ноги, захлебываясь в слезах. — Я все сделаю.

— Живи пока. — Оборотень подошел к двери, ожидая какой-нибудь гадости вроде автоматических пушек или пулеметов: это давно стало модным в цивилизованном мире, а уж на планете, где это оружие производится, сам бог велел. Но, к его удивлению, ничего такого не было, правда, дверь закрывалась на автоматический замок, который открыть можно было только с помощью отпечатка пальца, занесенного в базу. Вряд ли пилоту было разрешено входить внутрь, поэтому он его отпустил. — Жди меня во флаере и не вздумай вызвать кого-нибудь по рации или улететь, — найду по запаху и тогда сожру и тебя, и всех твоих близких. Понял?

— Да. — Пилот метнулся обратно к летательном у аппарату. — Буду ждать.

Дженг взвалил на плечи оглушенного бандита и потащил его к двери. Замок пальчики принял, но потребовал дополнительно код, и пришлось приводить громилу в чувство. Тот очнулся не сразу, а только после того, как Дженг воткнул ему коготь в ногу.

— Что?! — Бандит очнулся и начал истово креститься. — Отпусти, нечисть! Свят, свят, свят!!!

— Дорогой мой, — произнес волк наставительно, — твоя жизнь находится на перепутье и легко может закончиться, но есть варианты, и выбирать их тебе. Первый — ты все делаешь, как я прошу, и останешься в живых. О том, как отнесутся к этому твои работодатели, можешь не думать: вряд ли они переживут сегодняшнюю ночь. И вариант второй — ты ведешь себя как идиот, но недолго, потому что я тебя сожру!

Тут оборотень для усиления эффекта открыл рот и показал острые, специально выращенные клыки.

— Что решил? — Дженг провел когтями по железной двери, оставляя глубокие царапины. Бандит как завороженный смотрел на металлическую стружку, которая посыпалась на пластиковую крышу. — Меня устраивают оба варианта, второй даже лучше: кушать очень хочется.

— А чего надо? — Громила наконец сообразил, что ему что-то сказали. Должно быть, он уже прощался с жизнью, а тут — неожиданный подарок.

— Ты отведешь меня сначала к девчонке, потом к Рыжему, а после этого я, возможно, захочу поговорить с вашим боссом Трампом.

Меня убьют, — обреченно проговорил бандит. — Если только узнают, что я помогал тебе, мне конец.

— А так ты будешь жить вечно? — удивленно посмотрел на бандита волк. — Посмотри на своих приятелей: они что, живы?

Он щелкнул клыками, и бандит отпрянул назад. В это время заговорила рация у него на плече:

— Крыса, ответь. Как дела? Где этот придурок? Я хочу его видеть. Или вы его убили?

— Отвечай, — усмехнулся оборотень. — С тобой же разговаривают.

— А что отвечать?

— Что придурка взяли, но он начал стрелять, — подумав, ответил Дженг. — Убил всех твоих напарников и пилота. Сейчас ты его приведешь. Это же Рыжий по радио разоряется?

— Рыжий, — вздохнул громила. — Он меня порвет на части, разрежет на ленточки.

— Думаю, это я его порву, — проговорил волк. — Отвечай, ждет же...

— Рыжий, это Крыса, — пробормотал громила. — Этот гад начал стрелять сразу, как приземлился. Он всех ребят порешил и пилота, только я один остался, но мне удалось его вырубить.

— Что-то слишком мало было стрельбы, — ответил голос по радио. — Всего-то пара очередей... Но ладно, верю. Ходить эта сволочь может?

— Может, — покосился громила на Дженга. — Я ему только руку сломал.

— Ну так тащи его ко мне.

— Сейчас, босс. — Бандит выключил рацию и посмотрел угрюмо на волка: — Что дальше?

— Открывай дверь. — Оборотень хмыкнул. — Я вижу глубокую задумчивость на твоем лице, и она мне не нравится. Если хочешь умереть, то скажи об этом сейчас, и помни, что спасти ты никого не спасешь, а сам умрешь...

— Ты будешь убивать моих товарищей, а я буду на это спокойно смотреть? — Громила открыл электронный замок. — Ты думаешь, я смогу?

— Мне без разницы, — пожал плечами Дженг. — Ты умрешь — поведет кто-то другой. Неужели ты еще не понял, что все, кто находится в этом здании, уже мертвы? Как только твоя банда схватила мою девушку, она подписала себе смертный приговор. Сейчас только твои вожаки думают, что владеют ситуацией, но это не так. Я убью — и их, и тех, кто их защищает, и тех, кто встанет на моем пути, поверь мне. Оборотня трудно убить, а вот сам он умеет убивать разными способами. Советую тебе подумать о том, стоит ли проявлять лояльность к мертвым. Согласись, глупо клясться в верности тому, кто уже умер. А я тебе даю шанс: будешь вести себя правильно — останешься в живых. Так что решай, поставишь ли ты в своей сегодняшней жизни точку или это будет многоточие, за которым возможно продолжение. Ну как?

— Я хочу жить, — был ответ. — У меня семья, младший брат растет, я должен жить, но хочу быть уверен в том, что никто не расскажет о моем предательстве.

— Хорошо, это я учту, — кивнул Дженг, и они стали спускаться по лестнице. — Если кто-то станет убегать, скажи мне, я его догоню — и он умрет.

— И еще... — Громила замялся. — Ты уверен, что справишься со всеми? У нас много оружия, есть даже автоматические пушки и роботы.

— Это мелочь, — поморщился Дженг. — Неприятная штука, но не так страшно, как о них говорят.

— Ясно. — Бандит вздохнул. — Посмотрим, как убивают оборотни. Куда тебе нужно в первую очередь?

— Сначала я хочу увидеть свою девушку.

— Это на три этажа вниз, там у нас кабинет Рыжего, а рядом с ним держат твою девушку, — громила вздохнул повторно. — Скажи, а она тоже оборотень?

— Может быть, — пожал плечами волк. — А что, есть с этим проблемы?

— Как-то она слишком легко дала себя захватить, поэтому наши подумали, что она просто твоя подстилка. Обыкновенная проститутка...

— Я ей передам ваши слова, — ухмыльнулся Дженг. — Они ей понравятся.

Он насторожился и начал принюхиваться, остановил громилу, который продолжал идти вперед.

— Тихо, — прошипел волк. — Ты ведешь меня в засаду. Уверен, что хочешь умереть первым?

— Там нет никого, — прошептал растерянно бандит. — По крайней мере не было, когда мы шли наверх.

— А сейчас пахнет ружейной смазкой и потом. — Оборотень начал отращивать когти. Громила смотрел на него со страхом. — И еще каким-то варварским дезодорантом.

— Это Большой, — прошептал бандит. — Главный подручный Рыжего. Если он здесь, то с ним человек пять, все вооружены с ног до головы, в бронежилетах и касках. Это гвардия Тромпа, безжалостная и беспощадная, на них крови больше, чем на любом другом.

— Любопытно будет познакомиться, — усмехнулся волк. — Стой здесь, я тебя позову.

Он скользнул за поворот и сразу увидел боевого робота, который поводил стволом с лазерным указателем, ища цель. Рядом с ним семь человек настороженно смотрели на него, все они были вооружены новейшими автоматами и пулеметами. Оборотень рванулся с места сразу, как только его заметил робот. Теперь все решала быстрота. Конечно, он немного приукрашивал свои способности: оборотней убивают так же легко, как и других существ, иначе они управляли бы империей, а не прятались по углам. Причем убивают легко, в империи имеются настоящие мастера этого дела как среди военных, так и у обычных охотников за головами.

Конечно, Дженг лучше многих, но не бессмертный, это он знал точно. Сколько боли ему пришлось пережить в этой жизни, кто бы знал. Но боль — лучший учитель, только она приводит мозги в порядок и заставляет учиться. Кто не знает боли, тот ничего не умеет. Дженг помнил, как однажды наставники создали волков, которые совершенно не чувствовали боли. Прожили они недолго — всего несколько лет, и причиной смерти стала бесшабашность, глупость и просто желание проверить себя. Они умирали от мелких порезов, которые гноились, от переломов конечностей, потому что давали на них невозможную нагрузку, от инфекций и порванных мышц, список можно было бы продолжать. Но это стало хорошим уроком для наставников: они поняли, что Великий Волк не зря дал оборотням боль: она — их учитель.

Дженг пробежал по потолку, порвав по дороге двум зазевавшимся бандитам глотки, которые настолько увлеченно смотрели за его стремительным бегом, что им даже в голову не пришло поднять оружие. Зато все остальные оказались вполне подготовленными бойцами, они навели на него свои автоматы и пулеметы, включили автоматику и нажали на курок.

Конечно, автоматика не была рассчитана на стрельбу по противнику, который быстро и неожиданно умеет менять траекторию движения. А первое, чему учат каждого оборотня, — это уметь двигаться в бою так, чтобы противник не смог угадать, где волк окажется в следующий момент. Это вбивается на уровне рефлексов и становится привычным и простым. А когда это делаешь много лет, то даже замечаешь пули, которые в тебя летят, и знаешь, кто выстрелит следующим.

Дженг делал знакомое, привычное дело. Упал, прокатился по полу так, чтобы противники оказались на линии огня, прикрылся человеком, порвал ему глотку и отбросил в сторону стрелявших. Затем вслед за мертвым телом, которое сбило с ног двоих, оказался среди бандитов и убил еще двоих.

Потом он плавно перекатился в сторону, заметил, что у робота выдвинута панель управления, пробежал по потолку и нажал кнопку отключения, и вовремя, потому что боевая машина уже стала угадывать его намерения: мощный компьютер почти вычислил алгоритм его движений. А без робота все стало намного проще: людей осталось только трое, они были растерянны, стреляли по сторонам, — он прокатился мимо и убил еще двоих. Последний, должно быть самый умный, рванулся к одной из дверей, заскочил внутрь и повернул ключ, а Дженг со всего размаху врезался в укрепленное армированным пластиком полотно и от жесткого удара упал на гладкий пластиковый пол. У него даже дух захватило. Это было неприятно и больно. И вообще, когда себя ощупал, он обнаружил две раны — одну в боку, другую в ноге, то-то он не мог быстро двигаться.

Оборотень выругался и начал перевертывание. Человек исчез, а с его места поднялся огромный черный волк и начал есть умирающего бандита. Мясо было вкусным, сочным, как раз таким, какого он хотел. Бандит, которого он притащил с собой с крыши, выглянул из-за поворота, увидел огромного волка, рвущего труп одного из его начальников, что-то громко панически заорал — и умчался.

Дженг слышал удаляющиеся шаги, но догонять не стал — ему было лень, да и отрываться от еды не хотелось. Он, конечно, понимал, что в нем проснулся зверь и что это мысли хищника, но иногда так бывает тяжело бросить вкусный кусок мяса. А главное, ради чего? Чтобы гоняться за каким-то придурком по всему зданию? Оно ему надо, когда и так хорошо? Волк вздохнул, потом вспомнил запах самки, за которой он сюда пришел, тяжело оторвался от пищи и закрутился, пытаясь поймать свой хвост.

Ему это в очередной раз не удалось, но с шахматного пластикового пола поднялся уже человек в рваном окровавленном комбинезоне.

— Оборотень? — послышался глухой голос из-за двери.

Дженг возмущенно фыркнул, но спохватился и тут же

стал отращивать когти, когда понял, что почти беззащитен.

— Чего надо? — спросил он охрипшим голосом. После трансформации связки плохо слушались.

— Ты зачем пришел, оборотень?

Не за чем, а за кем!

— За девкой своей?

— За ней.

— Она ниже на этаж, у Рыжего. — Голос странно хрюкнул. — Но тебе к ней не добраться: там еще два робота и автоматические пушки, да и ребят больше тридцати наберется. И назад не уйдешь — лифты не работают, а на лестницах везде засады. В ловушке ты, оборотень, как и ожидалось. Конец тебе.

Дженг задумчиво поскреб дверь когтем, посмотрел на стружку, которая упала вниз, и начал выцарапывать замок: минут через пять дверь должна была поддаться.

— А зачем ты мне это рассказываешь?

— Подсказать могу, где пройти...

— Это хорошо. — Волк процарапал полотно до металла и начал скрести дальше. — Рассказывай.

— Только ты мне пообещай кое-что. — Голос за дверью успокоился — наверное, говоривший считал себя в безопасности. Но он ошибался: когти у оборотня легко справлялись с металлом — от толстого засова осталось не больше пары миллиметров. — И я скажу...

— И что тебе нужно от меня? — Дженг с сомнением посмотрел на дверь: еще раз биться о твердое полотно ему не хотелось, но по ощущениям оно должно было поддаться. Он отступил на пять шагов назад и приготовился. — Очень хочется узнать.

— Я собираюсь свою банду организовывать, — проговорил голос. — Если ты мне уберешь несколько человек, то я тебе буду благодарен и денежку дам хорошую. Самому убивать несподручно, а вот если убьет чужой, то это как раз то, что доктор прописал. Ну как?

— А как быть с девушкой? — спросил оборотень, готовясь к прыжку.

— Зачем тебе нужна эта подстилка? — Голос осмелел. — Новую найдешь...

— Нет такой новой, — вздохнул волк. — Девушка уникальна, в нее много средств и знаний вложено, так что придется мне ее спасать.

— Ну и дурак! И ее не спасешь, и сам не спасешься. Ты даже не знаешь, что тебе Трамп приготовил.

— Скоро узнаю...

Дженг разбежался и ударил в дверь, засов сломался, и он оказался в небольшой комнате. В ней за письменным столом сидел здоровый мужчина весом больше ста пятидесяти килограммов, перед ним на столе лежала рация, которая кому-то передавала весь их разговор, как волк и предполагал. Крикнуть мужчина не успел, как и схватиться за автомат: оборотень разорвал ему глотку, после этого поднял рацию.

— Есть кто на связи?

— А кто говорит? — Голос мужчины был суров. — Где Большой?

— Плохо ему стало, — усмехнулся волк. — Кровь горлом пошла, наверное, не выживет...

— А... это ты, оборотень? — Голос стал еще более суровым. — Что ж, давай поговорим...

— А ты, значит, Рыжий?

— Вот и познакомились. — Голос хмыкнул. — Поговорим?

— А чего ж не поговорить, коли время есть? — ответил Дженг, осматривая окно. Естественно, створки не открывались, а стекла были толстые. Он в задумчивости посмотрел на автомат, потом дал очередь, осколки полетели вниз. Повесил автомат за спину и стал осматривать стену. Подняться было можно — всякой бетонной лепнины хватало, да и так на стенах присутствовало много различных неровностей. — Разговор с хорошим человеком греет душу.

— Что за стрельба? — обеспокоенно спросил Рыжий. — Я слышал очередь.

— Хотелось бы ответить, что подошла моя пехота, — сказал волк, примериваясь к стене. Когти следовало уменьшить и на руках, и на ногах, сделать их толще и острее. — Да это будет неправдой. Будем считать, что я дал воинский салют Большому, теперь его душа быстро умчится в рай для всякой сволочи.

— Ясно, — хмыкнул голос. — Выходит, пристрелил, чтобы не мучился? Сердобольный, значит?

— Да нет, не очень, — засмеялся оборотень. — Все гораздо проще. Кровь же хлыщет, а от ее запаха голова кружится, кушать хочется, вот и пришлось помочь бедняге.

— Еще понятнее, — ответил Рыжий. — Ладно, давай к делу. У меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться, точнее, не от меня, а от господина Трампа, и не одно предложение, а целых два.

— Валяй, рассказывай. — Дженг прикрепил рацию к комбинезону и вылез на подоконник, его сразу шатнуло порывом ветра. Ветер пах разной гадостью, хотя здесь, на высоте, он был намного чище, чем внизу. И кислорода в нем хватало. Волк пополз вниз по стене, стараясь попасть к освещенным окнам на этаже под ним.

В первом освещенном окне ничего интересного не нашлось, там сидели пятеро бандитов и напряженно смотрели в мониторы, куда приходило изображение с видеокамер. Периодически они переключались, выискивая его, но, по всему видать, безрезультатно. Новенькие автоматы лежали возле каждого, на бронеразгрузках торчали ножи, пистолеты, гранаты разного типа — похоже, эти парни были умелыми вояками. В следующем окне обнаружилось еще шесть человек: эти просто сидели и ждали, оружия у них тоже хватало; а вот когда перешел на следующий подоконник, волк сразу увидел лежащую на полу Джунту, а рядом с ней троих бандитов. Эти были расслаблены, видимо, считая, что первыми на себя удар примут роботы, автоматические пушки и те группы товарищей, что находились ближе к лестнице.

Волчица лежала в неестественной позе — похоже, что ее принесли и бросили, а она так и осталась лежать со связанными ногами и руками, неестественно запрокинув голову. Возможно, над ней еще и надругались, так как рубашка была порвана и теперь голая грудь торчала в рваной дыре. Он смотрел на нее и чувствовал, как в нем просыпается гнев. Дженг ничего не сделал этим людям, а они пришли, захватили его женщину, потом приготовили ловушку для него.

Оборотень загнал гнев внутрь, чтобы тот разогревал его изнутри и не давал остановиться. Потом, кое-как примостившись возле окна, зацепившись за какой-то штырь, оставленный строителями, он перекинул автомат на грудь и, повиснув на одной руке, разрядил очередь в стекло. Двоих бандитов удалось зацепить. Затем волк отбросил автомат и запрыгнул в комнату. Он убил последнего бандита и, закрыв дверь на замок, привалил ее на всякий случай столом. Сделал он это вовремя, потому что с той стороны послышались крики, а вслед за тем в полотно начали бить и стрелять из автоматов.

Армированный пластик пули пока держал, но вряд ли это могло происходить долго.

Дженг наклонился над волчицей: ей было плохо, она едва дышала, сердце билось неровными толчками. Лицо бледное, из-под густых ресниц скатывались тяжелые холодные слезы. Девушке явно хорошо досталось. Оборотень помнил, как больно и неприятно, когда в тебя стреляют из парализатора. Оборотня два выстрела приводят в тяжелое состояние, а в Джунту стреляли раза четыре, если судить по отметинам на одежде. Спасти ее могло только врачебное вмешательство, но где его взять на враждебной планете, полной людей? И даже если он найдет доктора, вряд ли тот чем-то сможет помочь. Организм оборотня устроен иначе, обычные лекари им не помогут.

Лекарства для людей часто оказываются смертельными, и наоборот: то, что плохо для человека, для оборотня оказывается спасением. Например, наркотики. На оборотней они действуют иначе, да и привыкания к ним не наступает, может, потому что после их принятия ощущение такое, что тебе в кровь влили что-то гадкое. Потом это проходит, но привкус мерзости остается надолго. Правда, наркотики быстро и качественно тонизируют, в отличие от алкоголя, кофе, чая и различных тоников, которые организм оборотня разлагает на составляющие раньше, чем они начинают действовать. Джунте наркотики могли помочь, только где их взять?

Дженг, морщась от отвращения, поискал по карманам бандитов, зная о том, что обычно все бойцы подсажены на наркоту, — так ими легче управлять, да и в бою они ничего не страшатся. Живут, правда, с допингом не очень долго, но на этой планете и без наркотиков долгожителей нет, поэтому они — норма в любой уличной банде. Он нашел несколько упаковок легких транквилизаторов — они не придавали бойцам дополнительной скорости, зато хорошо обезболивали. Но если главарь банды не совсем дурак, то наркотики нового поколения у него должны быть, иначе его бойцы перед другими окажутся слабыми и беззащитными.

Оборотень поискал в аптечке — там оказалась только автоматическая коробочка скорой помощи. Использовать ее для Джунты волк не стал: а вдруг ей станет хуже? В дверное полотно по-прежнему долбились и стреляли, потом кто-то закричал, что нужно привести боевого робота с пулеметами, — от этой мысли Дженгу стало неуютно: робот вскроет эту дверь за пару секунд, его мощи на это хватит.

Волк оттащил девушку в угол, где ее не могли достать пули, и почувствовал, как кожа волчицы становится холодной, а черты лица заостряются.

Он положил голову на грудь, чтобы послушать сердце, оно ударило раз, другой, а потом остановилось. Джунта умерла.

— Славная была волчица, — произнес мрачно оборотень. — Жизнь ее была короткой, но яркой. Она успела побывать на другом краю галактики, дралась с бандитами и всякой сволочью. Думаю, ей есть с чем прийти к Великому Волку, она достойна его небесного логова.

Волк произнес последнюю фразу, и ему стало мучительно жалко эту девушку, которая в своей жизни по большому счету ничего хорошего и не видела, и умерла, так ничего и не поняв. А он не смог ее защитить, и даже стал причиной ее смерти. Это же все произошло из-за его дел, из-за того, что он убивал. Чертовы наставники! Они прислали ее сюда умирать, знали, что у нее не хватит сил выжить.

Он тяжело вздохнул и прислушался: к двери подкатил робот, легкое стрекотание его моторов было хорошо слышно, и кто-то начал вводить в него программу, потом плюнул и поставил на ручное управление. Действительно, придумывать программу, когда требуется просто стрелять, глупо. Дженг посмотрел на мертвую волчицу, почувствовал, как растет сдерживаемый до сей поры гнев, и полез на стену возле двери, где и завис, ожидая, когда появятся враги.

Ждать их долго не пришлось: робот первой же очередью разнес дверь, и в нее тут же влетело пять светошумовых гранат, Дженг едва успел закрыть глаза и защитить уши — хорошо, что у него это прописано на уровне инстинктов, — а потом в комнату влетели бандиты. Волк упал на четвереньки и выкатился из комнаты, не обращая внимания на ворвавшихся бойцов. Он вскочил на ноги и заметил громилу, стоящего за роботом, — тот уже вытащил панель и начал лупить по кнопке включения автоматики.

Оборотень его разорвал, вскрыв снизу когтистой лапой, потом отключил робота и вернулся в комнату.

Убивал он бандитов грязно, некрасиво, но быстро и эффективно, не тронул только того, кто наклонился над девушкой, с медицинской сумкой на боку.

— Оставлю в живых, если оживишь, — проревел Дженг деформированной из-за огромных клыков челюстью. — Если нет — отправишься к своему богу.

К его удивлению, человек побледнел, но не испугался.

— Когда она умерла? Если больше пяти минут, то нет смысла ее оживлять, потому что ее мозг уже не восстановится...

— Заткнись, эскулап, и делай свое дело, — поморщился оборотень, едва сдерживаясь, чтобы не убить этого маленького смешного человечка. Адреналин еще гулял в его крови, к тому же в комнате нестерпимо пахло кровью, от которой хотелось выть и грызть мягкую податливую плоть. — Чем ты собрался ее оживлять?

— Адреналин в сердце, прямой укол, потом поддерживающие средства, — ответил медик. — Думаю, должно сработать, если умерла не так давно.

— Адреналин подойдет, — согласился Дженг, понемногу приходя в себя. — А потом следует влить в кровь какой-нибудь сильный наркотик — морфин, например, или героин.

— Это убьет ее, — покачал головой доктор. — Такого не перенесет даже оборотень.

— Что ты знаешь о нашей физиологии, эскулап? — фыркнул волк, садясь на стул. Его ноги и руки дрожали от внутреннего напряжения. — Разве ее учат в ваших академиях?

— В нашей учили... — Медик воткнул длинную иглу шприца в сердце Джунты. Дженг вздрогнул и едва сдержался, чтобы не порвать доктора на куски, хоть и понимал, что девушка мертва и ей уже ничего плохого не сделаешь. — Нам читали курс физиологии полулюдей.

— Всегда подозревал, что цена сегодняшнему образованию равна пластику, на котором выдавлен ваш диплом вместе с отпечатками пальцев, — фыркнул волк. — Запомни, эскулап, на нас, оборотней, наркотики действуют по-другому. Ты когда-нибудь слышал об оборотне-наркомане? Нет? И не услышишь, потому что это невозможно, как невозможен оборотень-алкоголик.

— Ну что ж, под вашу ответственность. — Медик набрал полный шприц прозрачной жидкости. — Это мелиморфин, он мощнее героина в сотни раз. Такой дозы хватит, чтобы получить кайф сотням людей. Военные применяют этот наркотик, чтобы воины продолжали воевать при смертельных ранениях. Я же его использую как обезболивающее для умирающих, он помогает им уйти в мир иной.

— Коли! — прорычал Дженг. — Это то, что надо.

Доктор воткнул шприц, выдавил его содержимое в кровь и спросил:

— Надеюсь, после всего, что я сделал, вы меня не убьете?

— Будешь жить, эскулап, — ответил оборотень. — Ты сильный, мужественный человек. Я вижу, как у тебя трясутся коленки, и слышу, как дрожит голос, но ты преодолеваешь свой страх. Я уважаю таких. Обещаю: если ты не нападешь на меня и не сделаешь плохо моей подруге, я не трону тебя и даже отблагодарю, если назовешь свое имя и дашь мне номер своего счета.

— Это пожалуйста. — Медик протянул ему карточку. — Здесь все, что нужно для благодарности.

— Так я и думал, — фыркнул волк. — Когда дело доходит до денег, каждый доктор становится бесстрашным. Я заплачу тебе, если моя подруга проснется.

— А если нет? — Доктор нагнулся над волчицей и начал делать искусственное дыхание. — Она не приходит в себя, а должна бы. Что-то не так. И время уходит, возможно, уже поздно ее оживлять?

— Делай свое дело, эскулап, — проревел волк, отращивая клыки и когти. Он почувствовал приближающийся запах оружейной смазки. — Я ненадолго тебя оставлю, но вернусь. Постарайся сделать так, чтобы за это время она ожила. Используй все, что у тебя есть. Если есть запрещенные препараты или наркотики, то не брезгуй ими: оборотни легко переваривают все смертельное для человека.

Он выскочил в коридор, и вовремя: от лифта в его направлении катились два робота, за ними шли пятеро в полном вооружении, а замыкал шествие бандит в боевом скафандре со штурмовой винтовкой нового поколения. Настроение у Дженга упало: не любил он этих бронированных машин с людьми внутри: убивать их трудно — везде броня. Он побежал навстречу, набирая скорость.

Когда до первого робота осталось не больше двадцати метров, датчики роботов поймали фигуру, но не смогли ее просканировать: она неуловимо менялась, причем некоторые лица подпадали под описание охраняемых объектов. Роботы растерянно заводили стволами, а бандиты замерли, не зная, что делать, — на них бежал Большой, потом он изменился и стал Ржавым, потом Клинком, и опять Большим. Это было настолько невероятно, что они растерялись. И тогда на последних метрах фигура рванулась вверх, а на них уже упал свирепый оборотень. Никто ничего не успел сделать — волк был быстр, а его когти на ногах и руках остры и длинны.

Не задерживаясь, Дженг пробежал по стене и напал на того, кто находился в боевом скафандре. Сервомоторы взвыли, пытаясь отследить его продвижение, и тут он ударил, сделав всю свою руку единым острым когтем, целясь в фильтры. Ему удалось пробить с первого раза тонкую броню, которая не была предназначена для такого мощного удара, вырвал фильтры — и в образовавшееся отверстие ударил второй рукой, превращенной в острый костяной стилет, пробивая кости черепа. Человек заорал что-то, из динамиков послышался мат, боевой скафандр покачнулся и начал падать.

Он спрыгнул на пол уже спокойно, подошел к роботам, вытащил панель управления и поставил их на охрану самого себя, зафиксировав лицо Алекса Торнтона. Когда он пошел обратно, роботы покатились за ним. Медик сидел на полу, лицо его было бледным, испуганным и усталым — похоже, он видел, что происходило в коридоре. Врач дрожал мелкой дрожью, засунув в рот ладонь, чтобы не кричать от страха.

— Она не очнулась, — констатировал Дженг. — И ничто из твоих лекарств ей не помогло.

— Возможно, было поздно. — Доктор убрал изо рта ладонь, голос его дрожал, как и все тело тряслось мелкой дрожью. — Я старался, но здесь медицина бессильна.

— Значит, бессильна... — Волк сел с ним рядом и положил голову Джунты себе на колени. — И она умерла...

Он еще не отошел от боя, от него остро пахло чужой болью и кровью. Внутри понемногу просыпалась пустота. Все напрасно. Он пришел спасти ее, но не успел. Она умерла, потому что он потратил много времени на всякую ерунду. И поэтому волчица, которая была предназначена ему судьбой и наставниками, ушла в верхнее логово, так и не узнав его любви. Он виноват. Дженг неожиданно вспомнил, как на него пролился странный свет из кристалла, и от этого воспоминания его тело наполнилось странной силой. Казалось, энергия кристалла собиралась возле руки, которая лежала на груди Джунты. На мертвой груди. Когда-то она вызывала желание, а теперь рождает только тоску, а в глотке просыпается прощальный вой. Как жаль.

Дженг с удивлением увидел, как из его руки внутрь тела девушки проскочило что-то вроде искры, и ее сердце неуверенно стукнуло, потом еще раз, и оно застучало ровно и слаженно, словно только что не было мертвым. А еще через мгновение Джунта открыла глаза и закашлялась оттого, что в легкие вновь пошел воздух. Она кашляла долго, с надрывом, а медик смотрел на нее и дрожащими руками протирал глаза, не понимая, что происходит.

Откашлявшись, девушка вновь легла на колени волка, протянула руку и коснулась его глаз.

— Ты плакал, — устало прошептала она. — Что могло опечалить лучшего волка клана?

— Я плакал о тебе, — грустно усмехнулся Дженг. — И о том, что так и не произошло между нами. Наверное, мою мольбу слышал Великий Волк, и он вернул мне тебя. Это чудо.

— Да, мой волк. — Джунта положила его ладонь себе на щеку. — Мне все еще плохо. Меня трясет, боюсь, я могу снова умереть.

— Больше ты не умрешь. — Дженг вздернул ее и поставил на четвереньки. — Мое сердце не железное, оно может порваться. Оборачивайся в волчицу. А ты... — Он посмотрел тяжелым взглядом на доктора. — Беги отсюда, если хочешь жить: она проснется голодная...

Да-да, конечно. — Медик вскочил с пола и рванулся к проему с остатками разбитой двери. Мгновение — и его не стало.

А Джунта сказала, начиная вращение:

— Как хорошо, что ты пришел за мной. Я так мечтала давным-давно об этом. Думала, вот придет Дженг — и спасет меня, а потом поцелует...

Остаток фразы исчез в рычании, и с пола уже встала огромная волчица. Она облизала лицо волку и начала слизывать с пола кровь одного из мертвых бандитов, потом вгрызлась в тело и стала вырывать куски мяса из мертвого, а волк со странным умилением смотрел на нее. Он знал, что оживил Джунту, но не знал как, хоть и догадывался, что причина тому — кристалл, который когда-то пролился на него энергией загубленных жизней.

Это он изменил его. Дженг знал, что нельзя поддаваться чувствам, что они только мешают и жизни, и работе, но сейчас, когда он смотрел на спасенную им волчицу, на душе становилось тепло и светло.

— Не переедай, — проговорил он хмуро. — Нам еще придется выбираться из этого здания, а это будет непросто.

— Мм? — Волчица удивленно посмотрела на него и облизала языком окровавленную морду.

— Мы уйдем отсюда сразу, как только ты обернешься, — произнес Дженг. — И никаких «мм». Мы не будем мстить и убивать. На сегодня смертей достаточно. Конечно, плохо, что враг остается в живых, но будет еще хуже, если власти узнают, что оборотни напали на людей. Мы не должны приносить много вреда, а только тот, который необходим. Я сюда пришел не за тем, чтобы убивать, я пришел за тобой. Оборачивайся, мы уходим.

Волчица покорно склонила голову, потом закрутилась на кровавом полу, пытаясь поймать свой хвост, и с пола встала уже милая девушка с чудесными изумрудными глазами, в глубине которых тлел темный огонь. Она стыдливо натянула на себя грязный комбинезон одного из бандитов, в разрезе на мгновение показалась большая мягкая грудь, которую он только что трогал. Только тогда она принадлежала мертвой и не вызывала никакого желания, а вот сейчас...

Оборотень сглотнул слюну, которая наполнила его рот, иотвернулся, чтобы не видеть, как девушка натягивает на ноги чьи-то сапоги. Это получалось у нее с природной грацией и неким лукавством. Джунта кокетничала, она хотела ему нравиться. Только на сексуальные игры у них не было времени: оборотень почти физически ощущал, как сюда движутся люди в боевых скафандрах и новые роботы.

Он посмотрел на разбитое окно, из которого тянуло ночной прохладой, и решился.

— Ты зря надеваешь сапоги, — произнес он. — Мы уйдем через окно.

Дженг вышел в коридор и поменял программу роботов: теперь они охраняли вход в комнату, и любые существа, кроме него, значились враждебными.

— Уходим, — произнес он, входя в комнату. — Сможешь добраться до земли по стене?

— Спускаться тяжелее, чем подниматься... — Джунта посмотрела на него огромными изумрудными глазами, в которых билось что-то недосказанное. — Но я поела, думаю, у меня хватит сил.

— Хорошо. — Дженг подошел к окну и перекинул ноги через подоконник. В коридоре прозвучала очередь, потом еще одна: роботы вступили в бой. — Идем.

Джунта села с ним рядом, она прижалась к нему, поцеловала в щеку и тихо произнесла:

— Спасибо, командор. Я знаю, что умерла. Со мной происходило что-то странное. Я была мертва и в то же время видела этого бестолкового медика, который суетился над моим телом, и тебя, могучего, сильного воина, стоящего рядом. Ты был мрачен и по-настоящему тосковал обо мне, я буду это помнить всю свою жизнь. А потом ты положил мое тело себе на колени, и я увидела, как из-под твоей руки потекла в меня живительная энергия. Я не знаю, что это было, но абсолютно уверена: именно ты вернул меня к жизни. Я — твоя самка, командор, даже если тебе это не нравится, отныне и навсегда. Великий Волк, услышь мою клятву, этот волк — мой, и я никому его не отдам. Запомни это.

— Пошли, — насмешливо фыркнул Дженг. — Нашла время для обрядов. Слышишь взрывы? Это гибнут наши роботы, — через пару минут здесь будут наши враги, и я хочу в это время уже быть на земле. Иди, волчица.

— Это «да» или «нет»? — Джунта отрастила когти и стала быстро спускаться вслед за ним. — Ответь, командор, для меня это очень важно.

— Ох, и приставучая ты... — Слова оборотня унес порыв холодного ветра, несущего в себе многочисленные запахи огромного города. — Куда мне от тебя деваться?

— Это «да», я не отстану...

Дженг повис, зацепившись за огромный щит рекламы, заметив, как к зданию подлетают полицейские и военные флаеры, и понял, что если они не успеют спуститься, то их через несколько мгновений заметят. А потом, вероятнее всего, расстреляют из пулеметов. Пули, затем падение вниз с высоты больше сорока метров... Им не выжить. Джунте — точно. Спасти ее может только он — все-таки у него есть какие-то странные силы, а значит, нужно прыгать. Пусть это небольшой шанс, но шанс. Оборотень схватил волчицу, оторвал от стены и прыгнул вниз, целясь в карниз перед зданием, как раз в тот момент, когда по стене мазнул прожектор.

Пилот вновь направил свет в то место, в котором, ему показалось, было движение, но там уже не было никого.

Падал он ко дну долго, кружась, как осенние листья, и никак не мог упасть, а потом в какой-то момент ему стало мокро и холодно. На него капала вода со стылых унылых небес, и чей-то голос выл рядом, и в этом вое угадывались слова:

— Мм-Лис, Мм-вернись, Мм-Лис, Мм-вернись. Мм-любимм-ми.

Слова в песне повторялись, а потом и этот долгий пронзительный вой смолк. Макс почувствовал мокрый язык на лице, после этого ему на грудь встала тяжелая лапа, отчего воздух тоненькой струйкой стал проникать внутрь, и он понемногу начал дышать. Еще через пару минут он понял, как ему мешает эта тяжелая лапа, он с трудом ее столкнул — и вновь ощутил мокрый язык на лице. Затем ему на грудь что-то опустилось, Лис нащупал окровавленную аптечку, приложил к своей ноге, и сразу три иглы впились ему в кожу.

Сердце опять забилось мощно и ровно, туман рассеялся, дыхание восстановилось, правда, настроение тут же резко скакнуло вверх — захотелось жить и любить, хоть Макс понимал, что это действие наркотиков, которые ему впрыснули. Он открыл глаза и увидел перед собой кошачью морду с огромными желтыми встревоженными глазами.

— Слезь с меня, пожалуйста, — простонал Макс. — Тяжелая же.

В ответ он получил очередной мокрый поцелуй. Лис встал, шатаясь, обошел разведчиков, собирая оружие. Он забрал парализатор и автомат, набив запасными магазинами разгрузку, не покрытую пятнами крови. Потом вытащил все пайки, какие смог найти, переложил в рюкзак, забрал рацию и навигационный планшет, на котором отражался не только он, но и зеленые значки, обозначающие других разведчиков. Потом сел завтракать, не обращая внимания на недоуменное выражение морды Маши.

Он и сам не совсем понимал, что делает: возможно, еще не отошел от болевого шока. Мозги ворочались тяжело, со скрипом, но понемногу у него в голове появлялся какой-то план.

Ищут его и кошку. Если Маше вернуть человеческий облик, а ему изменить внешность и добыть фальшивые документы, то они смогут купить билеты на звездолет и отправиться отсюда как можно дальше. Конечно, сделать это непросто. Воздушное пространство контролируется военными, но это совсем не значит, что им не удастся покинуть планету. Им следует добраться до ближайшего поселения, украсть там транспорт, можно даже наземный, если таковой существует, и добраться до столицы. Он доел паек, кстати, офицерский, очень вкусный, и встал.

— Значит, так, — проговорил Макс, доставая навигационный планшет. — Смотри сюда.

Огромная морда кошки легла ему на плечо, он не удержался и погладил ее по жесткой шерсти, за что ему облизали ухо.

— Видишь зеленые точки? Это десантники, или, как у нас называют, дружественные войска. Они перекрыли нам все подходы к поселению, кроме вот этой тропы, и то она свободна только потому, что мы убили этих троих парней. Проход скоро закроют, минут через двадцать здесь будет пролетать спутник — видишь его точку на планшете, вот он и обнаружит тела. Чтобы сохранить немного времени, надо их спрятать. Маша, убери мертвецов в кусты.

Макс посмотрел, как кошка оттаскивает трупы, и вновь уставился в планшет. Примерно в двадцати километрах отсюда находился мобильный тактический пункт, он знал, что это такое, — флаер, начиненный до отказа электроникой, его охраняет взвод охраны с десятком боевых роботов и автоматических пушек. Вот если пробраться туда, можно захватить флаер, а дальше... тупик. Не пробиться им, да и к селению тоже. Отсекут их, обнаружат, спутники так и летают над головой, все контролируют. Засекут обязательно, поэтому непонятно, что делать дальше.

Лис посмотрел на Машу, которая сидела так, как любят сидеть кошки, и смотрела на него с уверенностью, что он что-нибудь придумает. А он тупица, не может придумать ничего...

— Сделаем так. — Макс вздохнул. — Сейчас ты превратишься в человека, и уже в облике людей мы пойдем дальше.

Маша недоуменно уставилась на него.

— Знаю, что зверем двигаться лучше, но ты же слышала, что они ищут кошку, а не девушку. Превратишься — и пойдешь рядом, в случае чего скажешь, что случайно меня встретила.

Кошка презрительно фыркнула.

— Я понимаю, ты не боишься, но если человек идет с кошкой — это тот, кого они ищут, а если с девушкой — то неизвестно кто, и его надо проверить. В первом случае в нас сразу станут стрелять из парализаторов, во втором — сначала спросят, кто такие и куда идем.

Маша с подозрением посмотрела на него.

— К тому же ты всегда сможешь перевернуться обратно. — Лис предложил последний аргумент, по его мнению самый убедительный. — А главное, у меня есть настоящая человеческая еда, офицерский паек, его делают только из натуральных продуктов. Хочешь?

Кошка задумчиво кивнула, посмотрела на небо, которое вновь заволакивали тучи, и, опустившись на землю, закрутилась, пытаясь поймать свой хвост. Крутилась она долго и упрямо, но перекинуться ей не удавалось до тех пор, пока Макс не закрыл глаза и, протянув вперед руку, не послал ей энергию, как сделал в прошлый раз. К его удивлению, у него опять все получилось: мохнатое кольцо исчезло, а на его месте появилось такое родное и желанное тело, что Лис даже глаза закрыл, чтобы не искушать себя лишний раз. Девушка встала с колен, быстро натянула комбинезон и сапожки, которые вытащила из рюкзака, и подошла к Максу.

— Тут кто-то предлагал человеческую еду?

— Пожалуйста. — Лис подал Маше пакет, а сам вновь уставился в планшет, чтобы не видеть этого милого улыбающегося лица, от одного взгляда на которое так сжималось сердце в предвкушении чего-то невероятного. — Ешь.

Девушка села рядом, глядя на картинку, которую рисовал навигатор.

— Ты придумал, как нам спастись?

— Пока все варианты говорят о том, что спастись можешь только ты, — проговорил Макс, не отводя взгляда от навигатора. На планшете что-то определенно менялось: в воздух поднимались флаеры, и, кажется, что-то передавалось на крейсер. Возникало ощущение, что поднята тревога, только из-за чего? Не из-за этого же безобидного зеленого огонька, приближающегося к ним? — Не получается по-другому. Меня схватят в любом случае, мое лицо и отпечатки пальцев есть в архиве, с той минуты, как объявили в розыск, я обречен.

— Я не отдам им тебя, — покачала головой Мумру. — Я буду сражаться.

— А какой в этом смысл? — спросил Лис. — Погибнешь вместе со мной, а зачем? Лучше доберись до своих, нарожай волчат от разных волков, одного назови Максом в память обо мне.

— Ладно, — согласилась кошка. — Я буду жить, рожать волчат, называть их твоим именем. Так?

— Вот-вот, так и сделай, — кивнул Лис. Глядя в лицо Маши, он чувствовал в ее словах другой смысл, только не мог понять какой. — А теперь смотри сюда.

— Что там? — Девушка наклонилась над планшетом, задела Макса грудью, и от этого прикосновения внутри у него все вздрогнуло. — Рассказывай.

— Вот эта зеленая точка направляется сюда, — показал Макс на экран. — Если судить по отметке, это гражданский флаер, за ним гонятся военные — видишь, у них обводы другие, — а сверху опускается перехватчик.

— И что это значит? — Маша обняла его и поцеловала в щеку. — Говори.

Лис подождал, пока сердце успокоится, а руки перестанут дрожать.

— Если бы я верил в чудеса, то сказал, что кто-то нас пытается спасти, но поскольку в чудеса я не верю, то думаю, кто-то решил поучаствовать в нашей судьбе, но вряд ли с добрыми намерениями.

— Но если эти люди враги военным, значит, они наши друзья?

— Не думаю, что враги военных обязательно наши друзья, — покачал головой Лис. Он усадил девушку на колени и зарылся носом в ее волосы, думая о том, как здорово они пахнут. — Они могут быть просто беглыми преступниками.

— А вдруг это оборотни, которые летят к нам на выручку? — Мумру обняла его за шею. — О том, что меня захватили, знали все оборотни, они обязательно должны попытаться меня спасти: мы своих не бросаем.

— Хорошо бы, — с сомнением протянул Лис. — Только есть у меня ощущение, что приближаются совсем не они.

Макс еще раз посмотрел на зеленую точку гражданского флаера, и у него внутри все похолодело: неожиданно он понял, что в этом аппарате находится нечто такое, что пугает не только его, но и военных, не зря они направили к нему множество военных и полицейских флаеров и даже два перехватчика с орбиты. Это ему что-то напоминало, только он никак не мог вспомнить что, но когда два полицейских флаера вдруг столкнулись в воздухе, а один из перехватчиков открыл огонь по второму, сбил его, а потом сам направил свой самолет в землю, у него сразу все встало на свои места.

Только один человек мог производить столько разрушений, только его все время пытались убить военные, и он был ему знаком. Несомненно, это была Грета — только она могла внушить летчику, что его товарищ ему враг, только она могла заставить полицейских пилотов поменять траекторию полета так, чтобы они врезались друг в друга. Настоящая ведьма, о которых можно прочитать в сказках, правда, она была реальной и гораздо более сильной. И, похоже, Грета, выследила его.

Лис, видимо, изменился в лице, потому что Мумру встревожилась:

— Что случилось?

— Ты веришь в магию? — спросил Макс. — В то, что она существует?

— Да ну тебя, — улыбнулась девушка. — Глупости все это, детские сказки.

— А про имперских колдунов ты слышала?

— Конечно, слышала, и не раз. — Маша прижалась к нему. — Но мне кажется, что они все шарлатаны, потому что по телевизору постоянно рассказывают о разоблачениях таких магов.

— Это пыль, которую нам пускают в глаза. — Лис следил за приближающейся зеленой точкой. — Дезинформация, притом специально отобранная и дозированная. Над этим враньем работают лучшие специалисты, настоящие мастера по изменению общественного мнения.

— Зачем ты мне все это сейчас говоришь? — поморщилась Мумру. — Мне это совсем неинтересно, к тому же ты сам сказал, что нам угрожает опасность. Наверное, лучше подумать о том, куда нам спрятаться и что сделать, чтобы нас не нашли.

— Это бессмысленно, потому что в том гражданском флаере летит самая настоящая имперская ведьма, — грустно усмехнулся Макс. — От нее не спрячешься: она нас учует даже под землей. Это мастерица магии, и это и есть самая страшная опасность.

— Магии не существует! — провозгласила девушка. — Я тебе не верю! Ты шутишь...

— Если бы... — Лис вздохнул. — Раньше и я в это не верил, а потом своими глазами увидел, что может сотворить настоящий маг. Видишь, за этим флаером уже никто не гонится, и полицейские отстали, и военные, и перехватчика ни одного не видно, оба сбиты, а новых никто не пошлет, потому что бесполезно это...

— Ты хочешь сказать, что какая-то имперская ведьма может сбить перехватчики и флаеры одной своей мыслью? — не поверила Маша. — И ее испугался даже имперский десант?

— Не какая-то, а ее зовут Грета, — печально усмехнулся Макс. — И она при мне сбивала не только перехватчики, но и имперские военные корабли. Ее боятся все.

— Ты ее знаешь?

— И она знает меня, — ответил Лис с тяжелым вздохом. — Когда-то она наняла меня для одного щекотливого дела, я должен был добыть для нее огромный кристалл типия, в котором находилось нечто мне неизвестное. Сами кристаллы добывают на далекой планете Цитрина, находящейся на краю галактики. У них есть одна интересная особенность: они обладают свойством усиливать магические способности человека, и поэтому они очень дорого ценятся. Сама Грета носила на себе огромное ожерелье из его зерен, и оно стоило больше, чем эта планета. Я был вором и решил украсть у нее это ожерелье, но она меня поймала, как мышь на кусочек сыра, и заставила работать на себя. Грета отвезла меня на Цитрину и отправила к пещере, в которой находился тот самый огромный кристалл, но когда я взял его, то появился Дженг.

— Дженг, ты не ошибся? — удивленно спросила Маша.

— Мы с ним потом познакомились, и он назвал это имя, — произнес грустно Макс. — Ему тоже нужен был этот кристалл, он схватил меня за руку, на типий капнула моя кровь, а дальше случилось что-то непонятное, и мы оба потеряли сознание, а когда очнулись — не обнаружили ни десанта, который охранял то плато, ни Греты. И вообще на плато никого не было — ни людей, ни животных, ни даже насекомых, даже светила — и того не было. В том месте, куда мы попали, всегда был серый рассвет. Мы с Дженгом отправились искать людей, пространствовали довольно долгое время, но никого не нашли. А потом с нами снова что-то произошло, мы опять потеряли сознание, а когда очнулись, то оказались недалеко от небольшого селения, в нем мы узнали от людей, что прошло больше двух месяцев, как мы вошли в пещеру...

— Непонятная история, — покачала головой девушка. — Я бы решила, что ты смеешься надо мной, если бы ты не упомянул имени Дженга, — у нас его уважают почти как бога. И если ты говоришь, что он был с тобой, то мне просто ничего не остается, как верить.

— Хорошо, что веришь, — кивнул Лис, наблюдая на экране за приближающимся флаером. — Слушай меня внимательно. Сейчас сюда прилетит самая настоящая ведьма, не вздумай ее злить и выводить из себя: она убила множество оборотней из разных кланов — и тебя убьет. Бросаться на нее нет никакого смысла, потому что ее всегда охраняют долианцы. Прошу тебя, будь незаметна и осторожна. Лучше всего, если ты спрячешься вон в тех кустах и перекинешься в кошку. Сделай это, а то я буду переживать за тебя.

— Я тоже не маленькая и кое-что умею, — пробурчала Мумру. — И я тоже не совсем человек. Но оборачиваться кошкой не стану.

— Почему?

— Потому что перевернуться в зверя я смогу и без тебя, а вот обратно — не получается. — Маша вздохнула. — Я бы не хотела вновь застрять в животном теле.

— Хорошо, — кивнул Макс. — Тогда спрячься, только быстрее, пожалуйста: они приближаются.

— Если она попробует сделать тебе что-то плохое, я не уверена, что смогу остаться там.

— А я не уверен, что она тебя не почует, — вздохнул Лис. — Я беспокоюсь за тебя, любимая.

— Ты сказал — любимая? — Мумру удивленно заморгала глазами. — Я правильно расслышала?

— Я сказал, что чувствую и что думаю. — Макс грустно улыбнулся. — Мне без тебя будет очень плохо, поэтому постарайся никуда не лезть и не нападать на колдунью. Долианцы ее защитят от тебя. И постарайся спрятаться так, чтобы она тебя не почуяла.

— Ну это просто. — Девушка направилась к кустам. — Я спрячусь среди мертвых: запах смерти отбивает все.

Лис печально посмотрел вслед ее ладной фигурке, чувствуя, как в груди разгорается пламя желания. Он желал ее даже сейчас, без нее жить ему не хотелось. Впервые в его жизни появилось что-то такое, чего он не хотел терять ни за что, и это оказалось больно. Теперь он все время беспокоится, потому что его сердце боится вновь остаться одиноким.

Флаер вылетел из-за деревьев, на мгновение завис над поляной, потом камнем рухнул вниз, лишь у земли затормозив. Макс усмехнулся, подумав о том, что манеры вождения долианцами любого летательного средства трудно не узнать. Всегда все делается на самой грани, на обострении, с рассчитанным риском.

На землю упал трап, потом открылся люк, и на траву выпрыгнул высокий лысый человек с массивным крепким торсом, крепкими мускулистыми руками и ногами, обвешанный тяжелым оружием, при этом двигался он быстро и изящно...

Долианец посмотрел на Лиса и приветливо махнул рукой:

— Рад видеть тебя в добром здравии, парень. Надеюсь, у тебя был хороший день.

— Был хороший до вашего появления, — ответил с тяжелым вздохом Макс. — Я тоже рад тебя видеть, Грэг.

— Извини, парень, — усмехнулся наемник. — У меня приказ, ты знаешь.

Он махнул рукой, и из флаера выскочили еще пятеро наемников, они разбежались по поляне, поднимая вверх тяжелые зенитные ракетные комплексы. Только после этого из флаера вышла хрупкая невысокая темноволосая девушка. Она подошла к Лису, внимательно осмотрела его с головы до ног и улыбнулась:

— Здравствуй, вор. Скучал по мне?

— Разве может скучать по надзирателю заключенный? — Лис тоже неспешно осмотрел девушку. Она немного похудела, но в глазах по-прежнему горел непокорный яростный огонь. — Нисколько.

— И даже не думал? — Девушка посмотрела на него с удивлением. — Неужели?

— А вот этого сказать не могу. — Макс вздохнул. — Думал, и не раз. Точнее, постоянно.

— Боялся, что поймаю? — фыркнула Грета. — Наш храбрый вор испугался маленькой девчонки из далекой империи?

— Испугался, — признался Макс. — И сейчас боюсь до дрожи в ногах.

— Но я же не сделала тебе ничего плохого...

— Если не считать того, что таскала по всей вселенной, превращая при необходимости в кармака и заставляя взрывать космические корабли империи.

— Я слышала, ты записался в тот самый доблестный звездный десант, чьи корабли сбивал?

— Мне же нужно было как-то вырваться с той злосчастной планеты, на которой ты меня оставила, — пожал плечами Лис. — А когда у тебя нет ни денег, ни документов, это единственный способ оказаться в другом месте галактики.

— Я так и подумала. — Грета задумчиво облизала розовым язычком пересохшие губы. — А здесь как оказался?

— Долго рассказывать. — Лис вздохнул. — И неподходящее для этого место...

— Неподходящее место? — Колдунья пристально взглянула на него, потом сказала Грэгу, стоящему рядом: — Он что-то или кого-то здесь скрывает. Осмотреть все. Немедленно!

Грэг кивнул, и наемники разбежались в разные стороны, через пару минут один из них вытащил из кустов Машу — она сопротивлялась, поэтому долианец просто забросил девушку на плечо и притащил к Грете, поставил перед колдуньей и сказал:

— Там еще мертвые десантники — три тела, убиты зверем.

— Зверем?! — Грета внимательно посмотрела на девушку, потом закрыла глаза, через мгновение она их открыла и приказала: — На эту — путы. Это оборотень — принадлежность неизвестна. Очень опасна, десантники — ее когтей дело.

— Ясно. — Грэг вытащил из разгрузки путы и быстро спеленал девушку, потом вновь бросил ее на плечо и отнес во флаер. — Присмотрим.

— Итак, — произнесла колдунья. — Ты связался с оборотнями. Сначала я не поверила, когда мне сообщили, что в пещере нашли следы неизвестного существа, предположительно оборотня из клана Волка. Но теперь вижу, что это правда. Как это случилось?

— Я уже сказал, что это долгий разговор и здесь не лучшее место для беседы. — Макс опять вздохнул. — Если честно, не очень рад тебя видеть.

— Я была бы удивлена, если бы это было иначе. — Грета пошла к флаеру, бросив Грэгу через плечо: — Этого тоже связать, он полетит с нами. Сейчас отправляемся на корабль: я не люблю этой планеты.

— Ты слышал? — спросил Грэг Лиса. — Боюсь, ты снова в нашей команде.

— А она изменилась, — задумчиво пробормотал Макс. — В ней появилось много горечи и усталой злости. Было много проблем?

— Хватало... — Долианец достал путы и затянул на руках Макса. — И они еще не кончились.

Во флаере Маша лежала на полу, придавленная ногой огромного долианца, и с ненавистью смотрела на наемников. Греты не было видно — она, как всегда, предпочитала находиться в кабине пилота.

— Отпусти ее и дай сесть со мной рядом, — попросил Макс громилу. — Не стоит причинять ей боль.

А то что? — Громила оживился, но тут же скис, заметив предупреждающий взгляд Грэга, который тихо сказал:

— Тринк, отпусти девчонку и дай ей сесть рядом с парнем.

— Командир, это оборотень, — произнес громила. — Не стоит давать ей воли.

— И что из того, что она оборотень? — недоуменно посмотрел на него Грэг. — А этот парень покруче стаи оборотней, так что лучше выполни его просьбу, иначе вмешается колдунья.

— Настолько этот пацан хорош, что ты, командир, так о нем говоришь? — пренебрежительно хмыкнул наемник. — Он слаб, и он человек.

— Ты не видел этого парня в бою, а я видел, — ответил Грэг. — Поверь, он настоящий воин, не зли его.

Неожиданно дверь из кабины пилота в салон открылась, и оттуда выглянула Грета.

— Этот оборотень — мой гость, хоть она и в путах, — проговорила она хмуро. — И парень тоже. Тринк, ты не так давно с нами и многого не знаешь, но на всякий случай запомни: я не люблю лишнего насилия и жестоко за него наказываю.

— Да, госпожа. — Тринк покосился на Грэга, но тот отвернулся, тогда верзила освободил Машу. — Я запомню.

Мумру растерла руки, села с Максом рядом и шепнула:

— И что дальше?

— Дальше все будет только хуже, — прошептал в ответ Лис. — Зря ты меня не послушалась и не ушла в лес.

— Ты глупый. — Маша погладила его по руке. — Ты единственное светлое и радостное пятно в моей жизни, неужели я тебя брошу? Я что, совсем глупая, что ли? Мне же без тебя жизни нет...

— А мне без тебя. — Макс вздохнул. — Но я за тебя буду волноваться...

— А я за тебя. — Мумру улыбнулась. — Будем справляться с бедой вместе?

— А куда нам деваться? — грустно усмехнулся Макс. — Либо мы справимся с ней, либо она справится с нами.

— Лучше бы мы.

— Тихо, голубки! — прикрикнул Грэг, напряженно вглядываясь в небольшой сканер. — Кажется, опять начинается.

— Что начинается? — спросил Лис.

— А ты словно не знаешь, — фыркнул долианец. — Вслед за нашей госпожой всегда идут неприятности.

Из кабины выглянула Грета:

— Два перехватчика летят сюда. Ну что, вор, попробуешь по старой памяти разобраться с летчиками? А то твоему личному оборотню может не поздоровиться: если нас захватят десантники или полиция, ее могут и убить.

— Не хочется, — отказался Макс. — Я после этого плохо себя чувствую.

— А придется выполнить просьбу госпожи. — Грэг освободил Грете место возле кабины пилота: там было чуть пошире. — Иначе точно собьют.

— Иди, милый, — шепнула Маша. — Похоже, по-другому никак.

— Да. — Лис прошел к кабине и сел рядом с колдуньей. — Сразу предупреждаю, мне это не нравится.

— Привыкай. — Грета положила свои руки на голову Макса, и он исчез, точнее, провалился в темноту, в которой ничего не было, а потом стало светлеть, и еще через какое-то время он увидел перед собой показания приборов, которые передавались ему прямо на сетчатку глаза. Какое-то время Лис привыкал к тому, что он видит, потом услышал чей-то настойчивый голос:

— Командир? Я не слышу вашей команды. Снимаю оружие с предохранителя...

— Подожди, — свой голос показался Максу грубым и хриплым, — Сейчас.

Он заметил на экране рядом зеленую звездочку, направил на нее свое оружие и нажал на кнопку управления огнем. Сразу три ракеты вылетело с пилонов, и тут же уже знакомый голос заверещал:

— Командир, вы стреляете по мне! Что происходит? Командир? Покидаю кабину...

Макс вздернул ручку управления вверх, направляя перехватчик к линкору, из которого вылетел, но там уже поняли, что летчик находится под чужим управлением, и навстречу перехватчику повернулись лазерные башенки, а из трюма вылетело еще два истребителя. Лис успел сбить один из перехватчиков, но следующий запустил ему две ракеты прямо в бок, и уйти от них не удалось, как и отбиться противоракетами. Через секунду в глазах у Макса опять потемнело, а когда вновь открыл их, он увидел себя уже в салоне флаера. Грета спокойно разговаривала с Грэгом. Лис услышал часть беседы. Говорил наемник:

— Нам не пробиться к звездолету, он заблокирован линкором. Да и к орбитальной станции вряд ли удастся: наш челнок просто собьют. Требуется какое-то решение, неожиданное для наших врагов.

— Я думаю над этим. — Колдунья нервно покусала верхнюю губу. — Пожалуй, впервые с начала нашего путешествия мы оказались в безнадежной ситуации. Правда, и для моих врагов она не лучше. Они не могут ничего нам сделать, пока мы находимся внизу. Мы уже сбили четыре перехватчика, вряд ли они захотят рисковать оставшимися.

— Пять. — Макс откашлялся — всегда после того, как он оказывался в чужом теле, возвращаться было непросто. — Я наверху сбил еще один.

— Пять перехватчиков — уже много, — согласился Грэг.

— Думаю, командир линкора больше не рискнет посылать истребители нам навстречу.

— У них имеется еще множество способов нас уничтожить, — покачал головой Грэг. — Они могут выбросить на планету десант, поднять по тревоге войска и полицию, использовать других наемников...

— Получается, надо связываться с дядей? — пробормотала Грета. — Что ж, не хочется, а придется, тем более что мы уже в шаге от решения наших проблем. Макс с нами, да и оборотень при нем. Решено: летим в столицу, а там из резиденции губернатора переговорим с императором.

— Что ж, тогда берем курс на столицу, — кивнул Грэг. — Там по крайней мере мы будем на равных с местной полицией.

Колдунья перевела взгляд на Машу.

— А ведь ты его любишь — я видела, как ты о нем беспокоилась. Может, в этом причина?

— Причина чего? — спросил Лис. У него болела голова, как всегда после того, как побывал в другом сознании. — Что в ней не так?

— В ней все не так, вор. — Грета фыркнула и пошла к двери в кабину пилотов. — У нее очень странный генотип, а еще она подверглась недавно мощному энергетическому воздействию. В любом случае не зря ее искали имперские десантники, как и тебя, Лис.

Флаер дернулся и повернул в сторону.

— Летим в столицу, — усмехнулся Грэг. — Ты рад, вор?

— Чему?

— Тому, что снова побываешь у губернатора, увидишь знакомые места.

— Нет. — Макс отвернулся. — Не рад.

— Значит, ты — вор? — спросила Мумру, когда он сел с ней рядом. — Ты мне не раз говорил об этом, но я как-то в это не верила, а вот когда такое сказала эта женщина, пришлось поверить.

— Конечно, я вор, притом хороший. — Лис закрыл глаза. — А где бы я взял деньги на аренду флаера, продукты, одежду и прочее? Мне пришлось все украсть.

— Я горжусь тобой, милый. — Маша просунула руку ему под локоть и легко ущипнула. — Ты мой вор, сильный, ловкий, но главное — добрый.

— Хорошо. — Лис вздохнул. — Тогда дай мне поспать: эти вояжи в чужое сознание очень напрягают — потом голова болит и жить не хочется.

— Спи. — Мумру улыбнулась. — А я тебя буду охранять.

— Нет уж, сиди и делай вид, что тебя здесь нет, — покачал головой Макс. — Я сам себя смогу защитить.

Он еще немного поворочался, ища удобную позу, потом провалился в стылую холодную пропасть, где на черном дне его ждало что-то настолько страшное, что сама смерть казалась спасением.

Проснулся он тогда, когда флаер приземлился на стоянке возле резиденции губернатора. Долианцы, обвешанные тяжелым оружием, выскочили через открывшийся люк, не дожидаясь, пока появится трап. Часть из них рванулась к часовому возле ворот, тот только и успел, что нажать кнопку тревоги, — его спеленали и бросили на пол будки. Ворота стали открываться, из здания выскочил взвод охраны, но, заметив долианцев, а среди них Грету, тут же попрятался.

— Чего это они? — удивленно спросила Маша. — Я думала, они сейчас на нас набросятся.

— Они уже раз набрасывались, — ответил Лис, оглядывая знакомое здание, в котором ничего не изменилось. — С той поры знают, что племянницу императора лучше не трогать.

— Колдунья — племянница императора? — удивилась Мумру. — Но как такое возможно?

— Не знаю как, но знаю точно, что она никого не боится ни на этой, ни на другой планете, а ее боятся все. Прежнего губернатора этой планеты она убила на моих глазах — и, как видишь, это ей сошло с рук. Впрочем, у нее тоже хватает могущественных врагов, поэтому без долианцев она по империи не перемещается. У нее свой звездолет, который вооружен ненамного хуже военных кораблей, и, кроме того, она владеет магией, а это еще одна причина, почему ей удается выходить сухой из воды.

Они дошли до здания, которое мгновенно обезлюдело — их не встречал ни один человек, — даже стеклянная будка охранника оказалась пустой, а сам турникет заблокированным. Тринк, шедший впереди с тяжелым пулеметом в руках, даже не замедлил шага, и металлическая вертушка отлетела в сторону. Грета свернула в коридор и подошла к комнатке связи, которая тоже оказалась пустой, но аппаратура работала. Колдунья быстро нажала несколько кнопок, ввела дополнительный секретный ход, и компьютер начал соединять ее с Землей, минуты через две пропищала автоматика, показывая, что связь установлена. Экран оставался темным, но Грету это не смутило, она взяла в руки микрофон:

— Дядя, я нашла их обоих и везу к тебе, но кто-то из твоих приближенных очень не хочет, чтобы я добралась до тебя. На орбите висит военный корабль — он не дает мне отправиться к тебе. Что делать?

— Здравствуй, Грета. — Голос императора был на удивление мягким. Отдельные буквы он выговаривал не очень чисто, что почему-то поразило Макса. Он не представлял, как человек, держащий в страхе всю галактику, может иметь какие-то недостатки. Он же подобен богу. — Корабль уйдет, я сейчас распоряжусь, но вряд ли после этого твоя задача станет проще. Вполне вероятно, что на вас нападут в глубине космоса. Конечно, это будет ошибкой, и военные потом признают ее, но постарайся не погибнуть в результате этой глупости. Я направлю к тебе свой личный крейсер, но он доберется до тебя только через неделю. Будь осторожна — и удачи!

— Спасибо, дядя. — Колдунья поклонилась темному экрану, на котором так никто и не появился, отключила связь и повернулась к долианцам: — Вы слышали? Кораблей на орбите можно не считать, они уйдут, а те, что останутся, не будут нас замечать, потому что одно дело — творить темные дела, о которых никто не знает, и совсем другое — когда об этом известно императору, от которого никуда не скроешься. Но в космосе у нас будут проблемы, поэтому держите ушки на макушке. Мы отправляемся на космодром: пора возвращаться домой...

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Удар был боковым, сильным и неприятным, он не мог его смягчить, потому что в руках была Джунта, поэтому бездарно врезался в угол здания и потерял сознание. Очнулся он от глухого воя — выла волчица, в нем легко было разобрать слова:

— Он меня спасал и погиб. Из-за меня погиб. Великий Волк, какая же я дура. Как я вообще могла попасть в руки этим уродам — ведь знала же, чувствовала, что идет кто-то чужой, но подумала, что это из гостиничной обслуги. Но какая может быть обслуга ночью, хоть и пахла она порошком и моющим средством. Запах и сбил. Боже, какая же я дура! Почему ты меня не остановил? Я не стою и когтя на его лапе. Он спас меня, а я...

— Слушай, заткнись, а, — прошептал Дженг. — Дай умереть спокойно. Какая же ты невозможная...

Сразу же на его грудь упало что-то тяжелое и мокрое, боль в сломанных ребрах вспыхнула с новой силой, он что-то попытался прошипеть, но его рот закрыли чужие мягкие губы и начали страстно и нежно целовать. Эта смесь боли и желания оказалась настолько невероятна, что оборотень только озадаченно охнул. С него содрали комбинезон и буквально изнасиловали прямо под черным дождем, а он не мог даже пошевелиться, потому что каждое движение причиняло боль.

Это было настолько потрясающе странно и по-своему приятно, что Дженг решил, что такого он точно не забудет никогда. Ему было больно, смешно и немного неприятно оттого, что он не мог ничего сделать, поэтому, когда волчица отвалилась после яркой вспышки внутри него, он лишь облегченно вздохнул. Впервые его взяли против воли, и это был полезный опыт. Волк прижал рукой к себе тело Джунты, поцеловал в мокрую щеку и прошептал:

— Давно я не занимался любовью в таких антисанитарных условиях.

— А не надо было трогать мои сосцы, — сонно пробормотала Джунта. — Возбудил, а потом бросил, подлый волчара.

— М-да... — Оборотень начал усиленно дышать, насыщая кровь кислородом, боль понемногу уходила, по мере того как организм заращивал повреждения, — все-таки тело у него было мощным, такие неприятности, как сломанные ребра, правая нога и вывихнутое плечо, не представляли никакой сложности даже без перевертывания. — Больше не буду, правда.

— Я тебе дам «больше не буду»! — В бок воткнулся остренький кулачок. — Только посмей меня бросить!

— Ты поосторожнее с моими ребрами, — поморщился Дженг. — Они же сломаны и все еще болят.

— Извини. — Его погладили по плечу, поцеловали и ринулись исследовать тело, чтобы выяснить повреждения. — Я об этом даже не подумала. Прости. Ой, у тебя все в порядке, даже там.

— Хватит! — Оборотень поймал руку, которая сместилась в низ живота. — У нас еще масса дел. Как полиция? Все еще здесь?

— Нет, они сделали облет здания, осмотрели крышу и улетели.

— Ясно. — Дженг тяжело поднялся, попрыгал на одной ноге, потом на второй, тело ему подчинялось и с каждой минутой становилось все более послушным и сильным. Правда, боль пока никуда не ушла, но терпеть ее было делом привычным. — А ты как себя чувствуешь?

— Прекрасно. — Джунта тоже поднялась и стала одеваться. — Ты весь удар принял на себя, тем самым смягчил его, а я даже не потеряла сознания. Правда, двинуться с места у меня получилось не сразу — потребовалась пара минут, чтобы прийти в себя. А потом я увидела тебя и подумала, что ты умер. Ты не дышал, твое сердце не билось. А когда я начала тебя оплакивать, ты вдруг попросил заткнуться. Еще ни разу не слышала, чтобы волк, упав с такой высоты, мог заниматься любовью с волчицей.

— Вот так и рождаются глупые легенды! — фыркнул оборотень. — Правды в них — на грош. Я не занимался любовью, это со мной ею занимались. Таган мне за это еще ответит. Я эту старую перечницу спрошу за все.

— Ты ругаешь верховного наставника? — поразилась волчица. — Этого нельзя делать.

— Мне можно, — выдохнул волк. — Я его верховным и сделал.

— Как?

— Как, как, да как-то так... — Он подошел к краю карниза и посмотрел вниз: до земли было метров пять — ерунда, если бы не болело так все тело. — А кто ему помог орбитальную станцию выстроить и оснастить? Кто дал ему весь персонал? Таган же забрал всех моих парней, приходится теперь возиться с волчицами... — Он посмотрел на Джунту. — Которые, вместо того чтобы спасать великого

Дженга, спешат изнасиловать, пользуясь временной беспомощностью.

— Но я не хотела, — смущенно потупилась волчица. — Это как-то само произошло. Я так часто об этом думала, мечтала, что, наверное, просто не выдержала...

— Ладно, потерянной невинности уже не вернуть... — Дженг отрастил когти и свесил ноги с карниза. — Спускаемся, у нас немного времени: нам нужно через пару часов быть в космопорту, иначе не успеем попасть на корабль.

В гостинице было пусто, администратор, едва их завидев, выложил на стойку ключ и сразу исчез в подсобной комнате и оттуда не показывался, сколько его ни звали.

— Видишь, какова цена популярности? — сказал мрачно Дженг. — Я уверен, что о нас уже знают все на этой планете, имперская разведка — точно. А это значит, что больше здесь оставаться нельзя, и времени у нас еще меньше, чем я думал.

В номере он быстро схватил походную сумку, сунул Джунте ее рюкзак и даже не дал принять в душ, хоть грязи и крови на каждом налипло изрядно, только разрешил вымыть руки, лицо и переодеться в чистый, нерваный комбинезон.

— Вперед! — Дженг вызвал флаер до космопорта, и они отправились к лифту, причем с каждым шагом оборотень становился все мрачней.

— Что не так? — спросила волчица. — Почему нервничаешь?

— Потому что всегда чую опасность. — Они вошли в лифт, и он нажал кнопку нижнего этажа. — А чутье мне говорит о том, что кто-то думает обо мне с недобрыми намерениями и этот неведомый кто-то близко. Вероятнее всего, внизу нас ждет полицейская засада — огромные, крепкие ребята в бронежилетах и с автоматическим стрелковым оружием.

— Я ничего не чувствую, — пожала плечами Джунта. — По-моему, все хорошо.

— Это чувство приходит с драной шкурой, — мрачно произнес волк, снимая сапоги и начиная отращивать когти на руках и ногах. Волчица хоть и не поверила ему до конца, но стала делать то же самое. — И чем больше ее дерут, тем чувство становится сильнее, наконец наступает момент, когда ты уже за несколько дней будешь знать, что тебе ее порвут. Вот сейчас у меня точно такое чувство: встретят нас — и мало не покажется. Сейчас я остановлю лифт на другом этаже, дальше продолжим путь по лестнице. Будь готова ко всему. Наша задача — вырваться из гостиницы, захватить флаер, который нас ожидает на стоянке, и добраться до космопорта. Но это только начало: дальше будет еще труднее.

— Почему?

— Потому что имперская разведка знает о том, что на планете находится оборотень, который называет себя Алексом Торнтоном... — Дженг посмотрел на свое отражение в зеркале. — Правда, они еще не знают, что Алекса Торнтона на планете уже нет.

— Как?! — Девушка посмотрела на него и отшатнулась: волк менялся прямо на глазах, мальчишеское улыбающееся лицо Алекса Торнтона словно растворилось в грубых чертах бандита. — Как ты это делаешь?

— Это мое особое свойство, — пожал плечами волк. — Точнее, одно из них. На нас же использовали много разной гадости — мне был изменен генный код еще до рождения, причем наставники и сами не знали, что у них получится. Они смешали геномы сотни зверей, что живут на нашей планете, даже не представляя, что из этого выйдет, и вставили в ген человека. Из сотни парней и девчонок, которые приняли этот уникальный коктейль, выжило всего трое парней, я — один из них. Из нас получилось нечто странное, но каждый был уникален, после этого наставники не раз проводили подобные опыты, но больше не выживал никто...

— И тогда они решили, что если нам влить вашу кровь, командор, то получится что-то, — продолжила Джунта. — Нас было больше сотни девчонок, которые прошли эту процедуру, причем каждой из нас была приготовлена особая процедура — кому-то меняли генотип в яйцеклетке,

кому-то делали укол с вашей кровью сразу после рождения. Выжило семь девчонок, и мы все влюблены в вас — возможно, это голос крови...

— Ужас, — поежился Дженг, представив толпу сексуально озабоченных волчиц. — А теперь тихо. Вслушивайся, нюхай воздух, мы приближаемся.

Они двинулись вниз по лестнице, у двери, ведущей на первый этаж, оборотень остановился и прошептал:

— Чуешь, волчица?

— Да, — кивнула Джунта. — Люди, человек двадцать, запах оружия и страха, они явно нас ждут. Я могу примерно сказать, кто и где находится.

— Не надо, — покачал головой волк. — Твоя — правая сторона, моя — левая. Пробегаем, выскакиваем из гостиницы и мчимся к заказанному флаеру, у него желтая окраска. На улице тоже будут вооруженные люди, так что не теряй осторожности.

— Я так мечтала об этом! — Волчица благодарно чмокнула недоуменного Дженга в щеку. — Мы все желали сражаться под вашим началом, командор, с людьми-убийцами!

— Да уж, — фыркнул волк. — Ну и мечта! Ох и воспитание вы получили! Вперед!

Он открыл дверь и вывалился в холл. Как он и предполагал, люди стояли и следили за дверью лифта, но двое контролировали и лестницу, — именно им он и вырвал печень, прокатившись по полу. А дальше все смешалось в обычной кровавой схватке, в которой не бывает правил. В него стреляли, он перекатывался, прикрывался людьми — и рвал, рвал, рвал клыками и когтями мягкую человеческую плоть. Джунта выскочила на пару секунд позже и благодаря этому оказалась за спиной людей, которые не ожидали, что оборотней будет двое. Она вела себя умно — старалась убивать из-за спины, справедливо решив, что Дженгу не нужна ее помощь, — он вполне может справиться сам. Волчица пряталась за креслами и стойкой, нападала неожиданно, стараясь выбирать наиболее опасных.

Волк пронесся по холлу и вырвался на улицу, Джунта следовала за ним быстрой неутомимой тенью, поэтому до флаера они добежали одновременно. Дженг заскочил внутрь, вытащил пилота из кресла, сел на его место и нажал кнопку закрывания двери.

— А теперь держись! — крикнул он Джунте, поднимая аппарат в воздух. — Будет весело. Может, нас наконец убьют.

Онвырвал защитный контур, чтобы флаер не имел ограничения в скорости и высоте, и начал подниматься над городом.

— Ну это уж вряд ли. — Девушка выбросила пилота в салон и села рядом. — Никто не может убить великого Дженга.

— Что за чушь! — Волк резко бросил аппарат в сторону, потому как сзади показались два полицейских флаера, а потом и вверху возникли две зеленые точки. — Чему вас только учат?!

Оборотень бросил аппарат к земле, потом направил его параллельно улице, поставил на автопилот, одновременно открывая люк.

— Флаер сейчас собьют. — Он постучал по экрану. — Видишь зеленые звездочки? Это перехватчики, они с нами церемониться не станут.

— Но в городе никто не станет сбивать аппарат, — возразила Джунта. — Могут пострадать невинные люди.

— Здесь нет невинных людей, это планета преступников, — фыркнул Дженг. — А значит, никто не будет соблюдать правила и законы. Я собираюсь спрыгнуть с флаера на полной скорости, меня покалечит, но я останусь в живых, а у тебя есть выбор — остаться и умереть при взрыве или немного полетать.

— Кору говорил, что с тобой весело, — улыбнулась волчица. — Я тогда не поняла, что он имеет в виду, теперь сама вижу, что с тобой, командор, не соскучишься.

— Понравилось?

— Да, командор. — Джунта вышла в салон и теперь вглядывалась вниз, в мелькающие дома и наземные машины. — Если предстоит умереть, я хочу верить, что мы с тобой друзья, а может, и нечто большее. Мне очень страшно...

— Если попадешь на крышу дома, то ничего с тобой не случится, — усмехнулся Дженг. — А этот момент нужно угадать. Сейчас!

Он схватил девушку в охапку и прыгнул вниз. Очнувшийся пилот помотал головой, решив, что ему это привиделось, и это было последним, что он увидел в своей жизни, потому что ракета с перехватчика превратила флаер в пылающий шар, который упал на оживленную улицу с интенсивным наземным движением. От падающих осколков взорвались два автомобиля, еще десяток врезались в них, создав огненный хаос внизу. После того как прибыли пожарные флаеры и потушили пожар, определить в этом чадящем месиве, кто среди сгоревших останков оборотень, а кто человек, было практически невозможно.

До космопорта они добрались спокойно, их никто не тревожил, за ними и впереди них следовали два полицейских флаера, расчищая путь и пугая таксистов. В самом космопорту тоже обошлось без происшествий, для них выделили отдельный челнок.

Мумру смотрела на это с каким-то восхищением — похоже, на нее это произвело огромное впечатление.

— И так на каждой планете? — спросила она благоговейным шепотом. — По всей империи?

— Да, — кивнул Макс. — Грета — дочка какого-то крупного чиновника, кроме того у нее какая-то должность при дворе, еще она племянница императора и, как я понял, выполняет некоторые его секретные поручения, поэтому ей оказывают всевозможные почести. К тому же она самая настоящая колдунья, и чиновники любых рангов боятся ее из-за этого. Грета убила прежнего губернатора планеты, просто сжав руку в кулак.

— Она убила губернатора, и ей ничего не сделали?!! — Маша впала в ступор. — Но как это возможно? А суд? Верховный прокурор? Полиция? Имперская разведка?

— Понимаешь, у них там, вверху, свои законы, — грустно усмехнулся Макс. — Как может посадить Грету верховный прокурор, который качал ее младенцем на коленях? Или верховный судья, с детьми которого она играла? Все высокопоставленные лица империи либо в родстве, либо дружат домами, поэтому безнаказанны. Для них существует только один закон — император, только его они боятся, потому что знают: если он рассердится — им не поможет ни один закон.

— Странно это все... — Накатила невесомость, которой Лис так не любил. Грэг тут же сунул ему в руку шланг с раструбом. — Никогда не думала, что смогу лететь в одном челноке с племянницей самого императора!!!

— У тебя весь пиетет пройдет, когда она тебя допрашивать станет. — Макс повернулся к долианцу и мрачно произнес: — Вместо того чтобы совать мне эту воронку, дал бы аптечку — она мне лучше помогает.

— Да?!! — несказанно удивился наемник, который сидел на полу в тяжелом боевом костюме, обвешанном всевозможным оружием. — Ну надо же, наш птенчик узнал про себя что-то новое. И когда ты это понял?

— В десанте, — буркнул Лис, борясь с тошнотой. — Быстрее.

— Держи. — Грэг отстегнул аптечку и бросил ее Максу на колени. Лис прижал ее к плечу, несколько игл укололо его, и ему сразу стало легче, а мир показался проще. — Ну что ж, рад за тебя: ты становишься мужчиной.

Челнок начал стыковаться со звездолетом, и долианец встал.

— С этого момента ты пленник, вор. Забудь все, о чем мы с тобой говорили. Госпожа тобой недовольна, а у нас с ней контракт. Понял?

— Да, Грэг, — ответил Макс серьезно. — Я понял.

— Если придется тебя убить, я убью. — Наемник потопал к двери. — Но сделаю это безболезненно — все-таки ты мне не раз жизнь спасал.

— Что случилось? — Мумру с тревогой посмотрела на помрачневшего Лиса. — У тебя лицо изменилось, ты побледнел...

— Помнишь, я говорил, что Грета обладает силой? — Макс вздохнул. — Так вот у нее еще и нет сердца: она убивает — как читает газету, ни один мускул не дрогнет. Так что приготовься: все, что было раньше, — пустяк, ужас только начинается...

— Встал, вор, и пошел к выходу. — Тринк поднялся за спиной. — Надеюсь, госпожа попросит меня развязать твой поганый язык, и тогда я хорошо позабавлюсь.

Он толкнул Макса, но тут же отлетел назад, хоть в тяжелом костюме и с оружием весил не меньше двухсот килограммов.

— Это мой парень, болван, — прошипела Маша, закрывая Лиса. — Я перед Великим Волком поклялась его защищать. Тронешь его — и умрешь.

— Не терпится умереть, оборотень? — Тринк выхватил пистолет и прицелился Мумру прямо в лоб. — Сейчас я тебе это устрою.

Но тут открылась дверь кабины пилота, и долианец, застонав от боли, рухнул на пол. Грета прошла мимо него к трапу, бросив на прощанье:

— Здесь я решаю, кому жить, а кому умирать. Я тебя предупреждала, Тринк.

— Да, госпожа, — прохрипел наемник, встав на колени. — Я помню.

Другие долианцы прошли мимо него, усмехаясь, ни один не предложил руки и помощи, на Макса и девушку они не смотрели. Впрочем, пока наемникам не дали приказа, пленников для них просто не существовало.

— Пойдем. — Макс обнял девушку за талию и повлек ее к двери. От ощущения тепла ее тела на него вновь что-то нахлынуло, он остановился, зарылся лицом в ее волосы, которые пахли так чудесно, и прошептал: — Я люблю тебя.

— А я не знаю, — растерянно ответила Маша. — Нам не разрешают любить наставники. Но к тебе я чувствую иное, чем к другим самцам, ты такой слабый, беспомощный, но в то же время смелый и отважный. Когда я разберусь в себе, я тебе скажу, что чувствую.

— Да уж, — улыбнулся Лис. — Ответила так ответила.

Хорошо, я буду ждать. Только боюсь, времени нам на эти разбирательства не дадут.

— Я по-другому не могу...

— Знаю. — Макс оглянулся назад и увидел, как Тринк поднимается, в глазах его горит ненависть. — Иди вперед.

Лис почувствовал, как серебристая сфера заполняет его мозг, унося страх.

— Я убью и ее, и тебя, вор, — прохрипел наемник. — Такое унижение смывается только кровью.

Макс несколько раз глубоко вдохнул воздух, и в нем не осталось ничего: ни напряжения, ни усталости от полета, ни злости — только выжженное пустое пространство, на котором разгорался огонь.

— Прости нас, — сказал Лис. — Просто прости и забудь. Это получилось случайно.

— Убью!

Долианец пошел вперед. Подойдя к Максу, он оттолкнул его с дороги, бросив прямо на кресло. Рука вора коснулась перчатки Тринка, и весь его страх за Машу проскочил внутрь наемника. Долианец пошатнулся, удивленно взглянул на Макса и спросил:

— Чем ты меня уколол через броню?

— Разве это возможно?

— Нет, — покачал головой Тринк, рассматривая место, где его коснулся Макс. — Да и чисто все. Шагай!

Лис пошел вперед, недоумевая, что сейчас произошло. Непонятно было, откуда взялась эта серебристая искра и почему она прошла в тело Тринкса. И вообще зря он остался здесь, отправив Машу вперед, — там же наемники, а у них простой и грубый нрав. Макс поспешил вперед, хоть и знал, что девушку без приказа никто не тронет. А если такой приказ поступит, он ничего не сможет сделать. Долианцы, мало того что обладали огромной силой, еще и были безжалостными убийцами, настоящими мастерами пыток и прирожденными садистами.

Он спустился по трапу, подталкиваемый рукой наемника, а толкал тот его без всякой жалости, так что последние три метра он пролетел и упал под ноги Мумру, которую держал за плечи один из наемников, не давая броситься на защиту вора. Грэг посмотрел на Тринка, его губы сжались в тонкую линию, но он ничего не сказал, только подал руку Лису:

— Вставай, вор, тебя ждет госпожа.

— А девушка?

— Оборотня поместят в отдельную каюту, — ответил Грэг, глядя перед собой. — Вы оба наши пленники, и каждого ждет своя судьба. Вероятнее всего, мы вас доставим к императору, что будет дальше — одному богу ведомо.

— Не только богу, — пробормотал Макс, глядя на Тринка. Лицо того залила смертельная бледность. Он споткнулся, растерянно посмотрел на Грэга и стал падать. — Даже я понимаю, что нас ждет мучительная смерть.

Грэг проследил за его взглядом и закричал:

— Срочно медика. Тринку плохо! А пока приставить аптечку.

Упавшего наемника подхватили, сорвали с него бронированные перчатки и приложили к руке автоматическую аптечку. В наступившей тишине хорошо было слышно, как щелкали иглы, впиваясь в мышцы. Наемник захрипел, изо рта пошла кровь. Из глубины трюма прибежал одетый в летный комбинезон медик с большой автоматической аптечкой — видимо, член команды, — он приложил ее к груди Тринка, прочитал показания, потом посмотрел на Грэга расширенными от удивления глазами.

— Что? — спросил наемник, нахмурившись. — Говори!

— Анализы говорят, что у него обширный инфаркт, — пробормотал медик. — Но, насколько мне известно, его у вас не бывает.

— Не бывает, — подтвердил долианец. — Слабые сердцем у нас не выживают. Спасти сможете?

— Надо отнести его в лазарет... — Медик задумался, но потом, видимо, решил, что лучше сказать правду: — Хотя, вероятнее всего, я ничего не смогу сделать. Поздно...

— Поздно? — побагровел Грэг. — Но он только что стал задыхаться.

— Видимо, он и раньше испытывал боль, но молчал...

— Тринка в лазарет, и быстро! — скомандовал долианец.

Два наемника потащили полумертвого долианца к лифту, медик поспешил за ними. Потом Грэг повернулся к Максу:

— Если окажется, вор, что это сделал ты, то я заберу свое обещание о быстрой смерти, и она станет мучительной.

— Хорошо, — пожал плечами Лис. — Я в общем-то и не верил в твое слово.

— Так получается, вор. — Грэг отвернулся и витиевато выругался, потом приказал закрыть Мумру в каюту, а Макса отвести к колдунье. — Мы не властны в своей судьбе.

Наемник ввел Макса в каюту. Колдунья сидела в удобном кресле и раскладывала карты. Она жестом показала долианцу, чтобы тот ушел, и продолжила расклад. Лис постоял немного, потом сел в кресло и стал ждать, когда на него обратят внимание.

— Это карты Таро, — произнесла Грета, по-прежнему вглядываясь в картинки, которые открывала. — Им много тысяч лет, но они по-прежнему предсказывают судьбу. Я раскладываю на тебя.

— Глупо верить картам, — пожал плечами Макс. — Это всего лишь кусочки пластика с нарисованными на нем картинками.

— В твоих руках они такими и останутся, — сказала Грета. — А в моих они многое могут рассказать, потому что важны не карты, а тот, кто их раскладывает. Итак, что мы имеем? — Колдунья перевернула карты. — Что находится в твоем сознании? Карта — Луна. Означает блуждание в сумерках. Склонность к магии и тайным знаниям. Но это мне давно известно. Способен ты к тайному знанию, иначе не смогла бы тебя использовать. Что у нас в душе? — Грета перевернула следующую карту. — Императрица. Это говорит о том, что рядом с тобой женщина, обладающая властью и силой, которая оказывает на тебя влияние. Понятно, это я. Но карта перевернута, а значит, ее значение меняется на противоположное. Получается, что я потеряла на тебя влияние? Интересно... — Колдунья внимательно посмотрела на него, потом прикрыла глаза. — Ты изменился, вор. В тебе еще осталась частица страха передо мной, но он понемногу уходит.

— Не стоит придавать так много значения картам, — проговорил Лис. — Вряд ли они могут рассказать что-то важное.

— Но они уже рассказали, — усмехнулась Грета. — И ты это слышал. Продолжим. В подсознании — возлюбленный. Любовник. У тебя появилась женщина? — Она посмотрела ему в глаза. Макс опустил взгляд, но было уже поздно. — Вижу. Это тот оборотень, с которым мы тебя поймали. Ты ее любишь и готов умереть ради нее, ради меня ты к этому не был готов. Неприятный момент, но я его переживу.

Макс покрылся холодным потом. Карты не могли ничего знать о нем, но они говорили правду! Он же действительно любит Мумру и готов умереть ради нее. Он хотел броситься к столу и смешать все карты, но только тихо вздохнул.

— Что у нас в прошлом? — Колдунья перевернула карту. — Колесо фортуны. Судьба. Но это я и так знаю. Твоя жизнь под влиянием этой изменчивой карты. Каждое мгновение твоей жизни определялось не логикой, а ею. Но почему эта карта в твоем прошлом? Отвечай!

— Я — рядовой первого класса Макс по прозвищу Лис, был приписан к десанту, теперь отношусь к имперской разведке, — ответил Макс, как положено по уставу. — Я обязан выполнять любые приказы командования. Моя судьба в руках командиров.

— Забавно слышать, только это не совсем так. — Колдунья перевернула следующую карту. — А вот и будущее. И что тебе предлагают карты, вор? Колесница Гермеса. Это сильная карта, она значит, что ты человек, способный распоряжаться если и не самой судьбой, то уж, во всяком случае, событиями, ею созданными. Ты либо уже доказал свою силу и умение преодолевать препятствия, либо еще только готовишься к демонстрации своей мощи. Этот аркан говорит о том, что вскоре в твоей жизни произойдет что-то, способное поднять тебя на еще одну ступень. Но это говорит и о будущем испытании, которое тебе предстоит выдержать. Забавно, забавно... Следующая карта...

Макс замер, он не мог отвести взгляд от руки Греты. Впервые в своей жизни он понял, что карты на самом деле могут и предсказывать судьбу, и многое рассказать о человеке. Вот он стоит и молчит, а колдунья с непонятной для него легкостью рассказывает ему о том, что у него было, что есть и что предстоит, и самое неприятное в том, что, вероятнее всего, так и будет.

— Повешенный? — Грета задумалась. — Этот аркан говорит о том, как ты относишься к самому себе. Иногда этот аркан называют другим именами: «Жертва», «Мессия», «Повешенный бог». Эта карта обычно говорит о наступающем переломном моменте, который ты можешь преодолеть, только принеся жертву. Или, может быть, ты уже ее принес и что-то получил взамен? Что говорит эта карта, вор?

— Я не знаю, — развел руками Лис. — Это всего лишь кусочки пластика, они ничего не могут говорить.

— Врешь... — недовольно протянула колдунья. — Вранье я всегда чувствую. И ты боишься. Похоже, карты и в этот раз говорят правду. Мне не нравится, что они все время говорят о судьбе и выборе. Следующая карта. — Она перевернула еще одну. — Правосудие. Этот аркан говорит об отношении к окружающим, а также о том, что идея справедливости заложена в самом твоем характере и ты в состоянии адекватно оценить любую ситуацию. Все мысли и поступки других людей ты меришь с точки зрения справедливости. Пожалуй, это верно. Я не задумывалась над этим, но сейчас вижу, что ты действительно именно так относишься ко всем. Как тебе нравится мое гадание, вор?

— Я не понимаю его, — ответил Макс. — Можно я выпью воды?

— Пей. — Грета пристально взглянула на него, когда он взял в руки специальный сосуд для питья в невесомости и жадно стал глотать прозрачную тонизирующую жидкость. — Пересохло во рту? Почему? Я давно не видела такого сочетания арканов, если честно, меня это пугает. Похоже, я неправильно отношусь к тебе. Возможно, тебя ведет куда-то судьба, а я пытаюсь встать на ее пути, обычно это чревато огромными неприятностями. Но я же гадала на тебя раньше, такого не было! Что-то случилось с тобой, вор. Что-то изменило твою судьбу. Неужели сосуд жизни, за которым я тебя посылала, так изменил твою жизнь?

Она перевернула следующую карту.

— Этот аркан говорит о твоих надеждах и опасениях, и эта карта... — Колдунья сделала долгую паузу, от холодка, пробежавшего по телу, Лис даже задрожал. — Солнце!!! Две обнаженные фигурки идут, взявшись за руки, мальчик и девочка, а над ними сияет солнце, и стена, скрывающая их от посторонних глаз. Есть о чем подумать, вор.

Грета задумчиво постучала колодой по столу, потом протянула руку и отпила из красивой чашки.

— Ну, во-первых, понятно, ты опасаешься, что о вашей связи узнают. Думаю, это не понравится и оборотням, и людям. И для тебя эта девушка очень много значит, потому что солнце в самом простом значении — это счастье, и ты надеешься на это ворованное у судьбы счастье. Интересно, вор. Только добавлю: карта перевернута, а это значит, что тебя ждет разочарование. Конечно, если ты приложишь силы и будешь упорно и старательно трудиться, успех придет, но не скоро и не в том размере, на который рассчитываешь. Ты понял меня?

— Ты же не заберешь ее от меня? — произнес Лис. — Поверь, она и на самом деле очень много для меня значит.

— Знаю. — Грета рассмеялась. — Карты мне об этом рассказали, от них ничего не скроешь. Ты же слушал предсказание: многое зависит от ближайших событий. И я тебе ничего не обещаю, у меня свой расклад, а он... впрочем, не буду тебе о нем говорить. Ну а теперь открываем последнюю карту — она расскажет нам о том, что тебя ждет впереди, а ждет тебя... — Колдунья рассеянно отпила из чашки и вновь посмотрела на карту. — Странно, этого я не ожидала. Совсем. Почему она попала в твой расклад? Что ты от меня скрываешь, вор? Отвечай!!!

— Я — рядовой первого класса Макс по прозвищу Лис, — ответил угрюмо Макс. — Я был приписан к десанту, теперь отношусь к имперской разведке, обязан выполнять любые приказы командования даже ценой своей жизни.

— Ты только что признался в том, что я твой командир, вор, — рассмеялась Грета. — Я — полковник имперской разведки, так что ты всецело принадлежишь мне, я могу запросить твое дело, и мне его пришлют, а заодно и приказ о переводе тебя в мой отдел специальных исследований. Как тебе такой поворот, вор?

— Что за карта мне выпала? — Лис, как ни тянулся вперед, не мог увидеть карты, которую колдунья вертела в ладонях. — Мне хочется это узнать.

— В том-то и дело, что выпала тебе странная карта, вор. — Грета вздохнула и нажала на звонок, появился стюард и принес новый чайник жасминного чая, тонкий аромат поплыл по каюте. — Она называется — Сила!

— И что это значит?

— А то и значит, что тебя ждет великая сила. — Колдунья отпила глоток чаю и посмотрела на него. — Данный аркан указывает на то, что ты обрел достаточно сил для того, чтобы выстоять в самых трудных условиях, и уже способен увидеть мир в истинном свете, следовательно, адекватно реагировать на изменяющиеся обстоятельства жизни. Ты не скрываешь больше от самого себя ни собственных слабостей, ни собственных ошибок и готов их исправить, и даже если обстоятельства принудят вас отказаться от чего-то, что действительно дорого, во имя высших целей, ты найдешь в себе силы для того, чтобы пойти на эту жертву. Для тебя начинает приоткрываться новый путь — Путь Жертвы... Ты понял меня, вор? Снова жертва. Все связано, сила не дается просто так. Это будет трудный для тебя выбор, но ты его сделаешь. И все-таки до конца я этой карты не понимаю. Мне нужно подумать. — Ведьма нажала на скрытую кнопку, на этот раз появился долианец. — Этого отвести в каюту, держать отдельно от оборотня.

— Да, госпожа.

— Что с Тринком? — Колдунья испытующим взглядом посмотрела на Лиса.

— Он умер, госпожа. — Наемник хмыкнул. — Причина смерти неизвестна. Медик говорит, что у него сердце не выдержало перелета, но долианцы не умирают от инфаркта. Никогда. Может быть, вы знаете причину его смерти, госпожа?

— Пожалуй, знаю... — Грета задумчиво посмотрела на вставшего Макса. — Карты сказали, что этот человек обладает магической силой. Приказываю всем с этой минуты носить на себе охранные амулеты.

— Я могу его убить, — сказал наемник. — И ему не поможет его магическая сила.

— Возможно, — проговорила колдунья, и видно было, что говорила она для себя, а не для долианца и Макса. — Только он мне нужен живым: слишком многое с ним связано, он — узелок, уберешь его — и распустится вся ткань мироздания. Нужно подождать, пока мир не перейдет в новую точку равновесия, — тогда будут играть совсем другие смыслы. Не убивать ни в коем случае! Виновный умрет мучительной смертью, ваш контракт будет нарушен, с вашей планеты будет взыскан огромный долг, который разорит вас. Это понятно?

— Да, госпожа. — Наемник неуклюже встал на колени. Лис ошеломленно смотрел, как огромный сильный человек, который может сломать ему шею двумя пальцами, стоит на коленях перед хрупкой девушкой, склонив голову, а на глазах его видны слезы, и понял, что он чего-то не понимает в этом мире, что все его знания, вероятнее всего, не стоят и гроша. — Прошу прощения, госпожа. Я, видимо, неправильно вас понял, но я передам всем моим братьям ваши слова. Мы будем особым образом охранять этого пленника, с его головы не упадет ни один волосок.

— Хорошо, — милостиво кивнула Грета. — Уведи его и помни, что девушка, которая была с ним, с этого момента тоже под моей защитой.

— Да, госпожа... — Долианец повернул Лиса к двери и вывел его наружу, причем вел так, словно тот был хрупким, как ниважский фарфор. — Я передам ваши слова командиру.

Наемник провел его по коридору, они спустились вниз на лифте, и Макс оказался опять в той каюте, в которой когда-то начинал свое первое космическое путешествие. Дверь за ним закрылась, и почти тут же по судовой трансляции зазвучали предупредительные гудки, звездолет начал набирать скорость. Зная, как стартуют долианцы, Макс вытащил из шкафчика автоматическую аптечку и одним прыжком оказался на противоперегрузочном матраце. Он закрепил ее на руке, закрыл глаза и приготовился к перегрузкам. Тут же его вжало в матрац, во рту появился металлический привкус, в голове зашумело, аптечка зашевелилась, и в него воткнулись три иглы. Сразу пропало чувство дискомфорта, возникло ощущение полета, но потом его вдавило так, что затрещали ребра, и он полетел в черную пустоту, где уныло кружил осенний ветер, неся в себе моросящий дождь и запах прелой листвы.

— Вставай, вор, — произнес почти тут же суровый голос, вырывая из медикаментозного сна. — Тебя ждет госпожа.

Лис с усилием открыл глаза и увидел перед собой лысую голову долианца, который смотрел на него с мрачным, кислым видом.

— Чего вы, люди, все такие слабые? — поморщился он. — Перегрузка была небольшая, да и длилась не больше трех минут, ну поменяли направление пару раз, чтобы нас сложнее было отследить, но все равно не превышало десяти G, а ты в отключке, вор.

— Я вырос на другой планете, наемник, — ответил Макс. — У меня мышцы как минимум в два раза меньше твоих, может, этим вся объясняется?

— Может, и этим, — пожал плечами наемник. — Вас, людей, трудно понять. Примитивные вы какие-то — ни силы, ни быстроты, ни ума.

— У всех людей? — Макс свесил ноги с кровати, потом тяжело поднялся. Во рту остался привкус желчи, и он насквозь пропитался потом. Досталось ему прилично, на аптечке горел желтый огонек, что говорило о том, что половина лекарств использована. — Или имеются исключения?

— Такие есть. — Долианец усмехнулся. — Госпожа, например, нисколько не слабее нас, император — тоже крепкий мужик, пожалуй, мог бы работать наемником.

— Так вы и императора видели? — удивился Лис. — А где?

— На Земле — где ж еще? — пожал плечами наемник. — Мы были с госпожой во дворце императора, его охраняют наши, так что проблем с пропусками не возникло.

— А если бы вы захотели убить императора? — спросил Макс, направляясь к душу. — Неужели вас бы и тогда пропустили?

— Ты говоришь глупости, человек, — фыркнул долианец. — В каждом нашем контракте прописано, что мы не принимаем заказов на убийство императора, его близких и членов имперского двора, а в случае появления такого заказчика мы обязаны его устранить любым способом. Кроме того, все наемники, перед тем как покинуть нашу планету, дают присягу на верность императору. Мы не можем нарушить контракт, наказание за это очень суровое.

— Какое? — Лис открыл дверь, но остановился: ему очень захотелось узнать, чего же боятся долианцы. — Смерть?

— Гибель нашей планеты, — неохотно буркнул наемник. — В неизвестных для нас местах, на огромной глубине, на Доли заложены ядерные заряды огромной мощности, они сработают, если император умрет неестественной смертью. Поэтому его охраняют наши особые отряды, в которые берут самых лучших, и они убьют любого, кто попытается устранить императора.

— Получается, император не доверяет своим десантникам и разведке?

— Он не доверяет никому, — покачал головой наемник. — Охрану Земли осуществляют разные силы. Долианцы защищают ее на ближнем подступе, для этого на орбите находится пять мощных военных звездолетов, которые нам построили на секретных верфях императора. Десант держит дальний подступ с крейсерами и линкорами, а средний круг охраняется разведкой — у них малые корабли, но довольно мощные. А на самой Земле контроль всех прибывших и живущих осуществляет разведка, а дворец и запретная зона вокруг него на нашем попечении.

— Не много ли ты мне рассказываешь? — поинтересовался Макс. — Насколько я понимаю, эти сведения секретны?

— Ты и сам скоро все узнаешь, — ответил долианец. — Мы летим к Земле, через неделю будем там, так что все увидишь своими глазами.

Лис скрылся в душе, залез в вакуумный бокс и включил помывку. Его тут же обдало колючими струйками горячего мыльного раствора, они прокатились по его телу, смывая грязь и пот, а после них из тех же форсунок пошел горячий воздух, высушивая его. Через пару минут он был чист и сух.

Макс натянул новый полетный комбинезон из шкафчика, мягкие сапоги и отправился вслед за наемником к колдунье. Как всегда, ничего хорошего он от этой встречи не ждал.

Удар выбил из Дженга сознание: он так старался прикрыть своим телом волчицу, что не заметил, как налетел на огромный штырь, который проткнул его как игла энтомолога — бабочку. Боль была невероятной, и он даже был рад тому, что сознание покинуло его. Ему было любопытно, сможет ли он выжить после этого. Шансов было немного: все-таки пробито сердце. Обычных оборотней это убивает, а что будет с ним — неизвестно. Смерти он давно не боялся и ждал ее как избавления, потому что мертвому ничего не нужно, ему и так уже хорошо, а главное — у него больше ничего не болит...

Умирать было по-своему приятно. Конечно, ему было жаль, что не закончил начатого дела, но, в конце концов, он не единственный оборотень на планете, там их миллионы, пусть немного поработают. Еще он подумал, что среди пылающей свалки машин его тела точно не найдут, а значит, никто и не поймет, что он спрыгнул, и если Джунта не будет дурой и спрячет где-нибудь его тело, то никто и не докажет, что оборотни были здесь.

А потом опять пришла дикая боль, которая стала его терзать так, что пришлось открыть глаза. Понятно же, что мертвым так плохо не бывает, — значит, живой, а если жив, то надо продолжать двигаться и что-то делать. Над ним светилось ярко-малиновыми облаками темное небо, да и пахло так, что было ясно: он все еще на планете-тюрьме, а не в небесном логове. Дышать было тяжело, кровь текла из пробитого легкого и выливалась через рот, так что разговаривать было трудно. А еще пахло разгоряченным запахом волчицы перед течкой. Сладкий, знакомый запах. Живому он ему очень нравился. Впрочем, он и сейчас не совсем мертв, если слышит этот запах.

Дженг тяжело вздохнул и закашлялся — и сразу увидел над собой встревоженное заплаканное лицо Джунты. Она погладила его по щеке, поцеловала в окровавленные губы и прошептала:

— Кору говорил, что с тобой весело, но я даже не догадывалась насколько. Как ты можешь жить такой жизнью? Тебя опять чуть не убили... точнее, убили, но ты как-то ожил. Теперь я понимаю, почему наставники вливали в нас твою кровь. Убить тебя невозможно — ты будешь снова и снова возвращаться в этот мир, и горе тому, кто встанет на твоем пути.

Она вновь поцеловала его, запах течки усилился. Волк мысленно выругался и стал ждать, когда ему станет легче. Боль накатывала волнами, как прибой: больно, потом опять больно, потом жгучая волна, которая заново заставляет его переосмысливать понимание о боли. Больно, очень больно...

Джунта легла рядом:

— Я знаю, что тебе больно, но потерпи, любимый, скоро станет легче. Может, и не станет, но лучше думать так. Скоро у тебя все зарастет, ты встанешь, и мы снова пойдем с тобой вместе туда, куда ты скажешь. Я не буду с тобой спорить больше никогда. Ты мудр и хорош собой, мой любимый, а силе твоей завидует сам Великий Волк. Я это знаю, потому что молила его оставить тебя со мной, а он не хотел, говорил, что в небесном логове тоже нужны настоящие воины. Милый, пожалуйста...

Дженг перевернулся на бок и закашлялся, выхаркивая скопившуюся в легком кровь, заодно потрогал то место, где его проткнул прут, — там остался лишь багровый ноющий рубец, который понемногу уменьшался. Дышать стало легче, и он наконец смог произнести те слова, которые ему давно хотелось сказать:

— Слезь с меня, мне и без тебя плохо, — не думай, что ты пушинка.

— Извини. — Джунта убрала руку и ногу с его тела, и он облегченно вздохнул. — Я думала, что так тебя согреваю от смертельного холода.

— Спасибо. — Он вздохнул, вытер кровь с подбородка и опять лег на спину, глядя на ночное загаженное выбросами небо. — Долго я был мертвым?

— Долго. — Волчица легла рядом, но рук на грудь ему уже не стала класть. — Сначала я тебя снимала с этого жуткого металлического прута, потом тащила на себе к космопорту, думая о том, что нужно искать место для погребения. Ты не дышал, кровь не лилась из раны, и сердце не билось. Я плакала и думала, что мне придется умереть здесь. Я же понимаю, что мне не выбраться отсюда без тебя. Я даже не понимаю, что нужно делать. Моя жизнь связана с тобой, без тебя я ничего не значу в этом мире. Мне было плохо, я плакала...

— Перестань себя оплакивать, — поморщился Дженг. — Досталось-то мне, а не тебе, только жалко тебе почему-то себя, а не меня.

— Конечно, себя жалко, — всхлипнула Джунта. — Ты-то что: раз — и помер, а мне жить. Тебя к себе в небесное логово Великой Волк придет и заберет, а кому я нужна?

— Да уж, взял, помер — и счастлив, — вздохнул оборотень и закашлялся, на этот раз кашлял долго, минут пять, да и сгустков крови вышло немало, легкие понемногу очищались. — А тебе, конечно, плохо жить.

— Да, мне хуже. — Волчица вытерла с его губ кровь и нежно поцеловала. — У меня внутри словно все оборвалось. Я тебе искусственное дыхание пыталась сделать, а у тебя кровь идет изнутри, пыталась сердце запустить — а его нет, одни лохмотья, и тогда решила, что всех убью. Закопаю тебя, как безродную дворнягу, под каким-нибудь кустом, повою немного, — а потом пойду убивать.

— И что помешало? — Оборотень сел и осмотрелся. Недалеко тянулась стена космопорта, так что тащила на себе его волчица километров шесть. Комбинезон на нем насквозь пропитался кровью, да еще эта дыра посредине груди. Пить хотелось ужасно: все-таки столько крови потерял. — Почему не зарыла?

— Я потрогала тебя — а ты теплый, а потом увидела, что дыра на груди стала меньше. — Джунта потерлась носом об его волосы так по-волчьи, что Дженг чуть не взвыл. — А яму я для тебя выкопала: вон она.

Волк посмотрел в ту сторону, куда показывала волчица, и действительно увидел свежевыкопанную яму в траве, которая остро пахла сырой землей.

— Ну что ж, хорошо... — Он начал раздеваться. — Будем жить дальше.

— Что ты собрался делать? — встревожилась Джунта. — Извини, но рюкзак с одеждой остался там, на крыше, мне его тащить было нечем, зубы были тобой заняты...

— А руки чем? — поинтересовался оборотень.

— Извини, но рук не было, я обернулась, чтобы тебя тащить, — улыбнулась волчица, с удовольствием разглядывая его обнаженную фигуру. Рубец на груди уменьшился и побледнел. — Ты тяжелый, а я в человеческом облике не очень сильная.

— Ясно. — Дженг упал на четвереньки и завертелся. —

Мне тут сбегать надо, водички попить, да и разведку неплохо бы произвести. А ты здесь оставайся...

— Конечно. — Джунта сбросила свой комбинезон, который, надо признать, был ненамного в лучшем виде, чем одежда Дженга. — Только я своего волка одного не отпущу. Давно хотелось с ним побегать.

Как ни хотелось Дженгу ответить, что он не ее волк, но не смог: она еще была человеком, а он уже стал зверем, а потом, когда она обернулась, стало все равно: запах течки ударил в нос так, что из головы выдуло последние человеческие мысли. Он навалился на нее, легонько покусывая, а она стонала и двигалась под ним так, что волк забыл вообще, зачем перекинулся, и только после пятого соития жажда заставила его двинуться в ту сторону, откуда ветер нес запах воды.

Там тек ручей — небольшой, грязный, как и все на этой планете, но он своим звериным знанием знал, что эту воду можно пить. Он с удовольствием напился, потом еще раз, и еще, а огромная серо-черная волчица лежала на бугорке и охраняла его. Это была его самка, сильная, неутомимая, с которой можно было заниматься любовью бесконечно. Но у него были дела, хоть он не помнил какие. Но память, он это знал, вернется после перевертывания — другое дело, что делать его не хотелось.

Ветер среди прочих неприятных ароматов принес запах какого-то зверя, и волк поднял голову. Принюхиваясь, волчица тоже поднялась и вопросительно посмотрела на него, он молча кивнул. Говорить не было смысла: на охоте не стоит пугать дичь своим голосом, к ней нужно подкрадываться тихо, стараясь быть незаметным, иначе придется за нею бежать, а удовольствия в этом никакого. Вот если бы была стая — тогда кто-то гонит зверя, а кто-то его встречает, и это здорово.

Он рванулся в степь, чувствуя рядом легкий топот его самки. Зверя в итоге загнала она и перегрызла ему горло, — это оказался какой-то небольшой бычок, которого местный фермер выгнал попастись. Но есть Джунта добычу не стала, она отошла в сторону, выказывая тем самым уважение огромному черному волку с блестящими умными глазами. Ел он много и долго — его продолжала мучить жажда, а кровь и сочное мясо хорошо ее утоляли, да и тело просило пищи, вынужденное из резервов восстанавливать пробитое сердце, легкие и грудину. Так что волчице досталось не очень много, но она была благодарна и за это. К сожалению, когда она принялась за еду, появился фермер и начал стрелять из ружья, за которым успел сбегать в свою покосившуюся хибару.

Убивать его Дженг волчице не дал: человеческое начало понемногу вернулось к нему вместе с утоленной жаждой. К утру они уже были опять возле космопорта, успев за ночь найти рюкзак с запасными комбинезонами и кредитными карточками. А еще через шесть часов уже отлетали от орбитальной станции пассажирами на некрупной, но мощной яхте с небольшим экипажем.

Если бы не спешка и не желание побыстрее убраться с этой планеты, оборотень вряд ли бы решился на такой вариант: уж больно странной выглядела команда. В ней было несколько долианцев, что ему сразу показалось очень подозрительным. Мало того что наемники были сильны и в бою довольно часто побеждали оборотней, кроме того, они обычно работали на императора и его придворных. Что их заставило появиться на затерянной среди погасших звезд планете, да еще превращенной в клоаку самим императором? Нормальные люди сюда не приезжали, чиновники появлялись только с какой-то важной миссией и стремились убраться отсюда как можно скорее. Неужели они сопровождали кого-то из имперского двора? Такое было возможно: долианцы часто служили телохранителями.

Если бы на станции не появились имперские разведчики с генетическими анализаторами, которые явно искали его и волчицу, Дженг бы отказался от этого корабля сразу, как увидел долианца. Но оставаться на станции было смерти подобно, поэтому он под ручку с Джунтой прошел по причальному коридору и представился долианцу, стоящему у входного люка. Тот сверился по коммуникатору с базой данных станции и яхты, нашел уведомление о предварительной оплате и пропустил их внутрь.

Там их встретил стюард, который провел их по кораблю, показал предназначенную для них каюту и сообщил, что обед будет подан сразу, как только звездолет закончит ускорение, пожелал счастливого полета и ушел. Волк задумчиво посмотрел ему вслед.

— Что не так, командор? — Джунта сбросила с себя одежду и отправилась в душ. Они несколько раз перевертывались за вчерашний день, любили друг друга, носились по грязным улицам города и его окрестностям, так что запах от них шел звериный, и вымыться было просто необходимо. — Ты очень напряжен.

— Я давно не верю в чудеса, — пробормотал Дженг, сбрасывая с себя одежду и направляясь во второй душ, который оказался очень кстати. — И когда они случаются, первым делом начинаю прикидывать, чем придется заплатить за такое совпадение, а цена всегда оказывается высокой. Уж слишком удачно оказалась здесь эта яхта, странно, что о ней знал администратор гостиницы, — до них такие сведения никогда не доводятся. И такие яхты никогда не берут пассажиров, потому что у их владельцев столько денег, что чужие люди на борту им просто не нужны.

— Может быть, это бзик хозяина яхты, который захотел путешествовать в компании, так как ему надоело одиночество космоса? — пожала плечами Джунга. Я слышала, что такое бывает...

— А я не слышал. — Дженг остановился возле двери.

И больше всего мне не нравятся долианцы: они работают по очень дорогим контрактам, заполучить этих наемников может только кто-то из имперского двора...

— Дорогая яхта, богатый хозяин — почему бы и нет? — Волчица дразняще провела по своему роскошному телу руками, так что во рту у оборотня пересохло. — Разве это для нас важно сейчас, командор? — Она тронула соски руками. — Может быть, после душа займемся чем-нибудь более приятным?

— Яхта стартует через полчаса, — проговорил Дженг внезапно охрипшим голосом. — Я слышу, что началась предстартовая подготовка.

— Тогда у нас не так много времени. — И Джунта шагнула к нему. — Поторопимся?

Дженг хмыкнул, вошел в бокс и включил автоматику. Из мощных форсунок вырвался горячий мыльный раствор, который прокатился по его телу, смывая грязь и пот, одновременно массируя. Он понимал, что что-то недодумал, но эта волчица, этот волнующий запах и горячая мыльная вода смыли все нужные мысли. Так бывает всегда, когда появляется Женщина с большой буквы, а Джунта была именно такой — безрассудной, предпочитающей логике интуицию, а долгим, нудным размышлениям — спонтанные решения. Она любила и была любима, и в данный момент ее больше ничто не интересовало, ибо по своей женской логике считала, что не может случиться ничего плохого, когда ей так хорошо.

Для женщины главное — это любовь, создающая новую жизнь, и нет ничего важнее этого во всей вселенной. Оставить после себя след, органический комочек, который передаст искру жизни дальше в глубину времени, — это то, что двигает все живое. И все остальное для нее не суть важно. И она умеет убеждать в своей правоте...

Они любили друг друга с неистовством и желанием, словно до этого не спаривались в волчьих телах. В том-то и разница между людьми и оборотнями — они несут в себе желание продлить себя в обоих видах, а значит, могут этим заниматься часто.

Макс открыл дверь каюты и замер. Грета беседовала с Мумру, правда, беседой это было трудно назвать. Девушка была закована в ручные и ножные кандалы, и рядом с ней стоял огромный долианец, который держал ее сзади, не давая вырваться. По щекам Маши катились слезы ужаса и ненависти, она рвалась вперед, но не могла двинуться с места, а колдунья задавала вопросы, изредка сжимая свой маленький кулачок, и тогда Мумру падала на колени от нестерпимой боли.

— У нее хороший темперамент, — сказала Грета, заметив, что он вошел. — Наверное, она очень хороша в постели. Так?

— Так, — ответил Лис. — Отпусти ее. Пожалуйста. Зачем она тебе?

— Уже ни за чем. — ответила Грета. — Я с ней поговорила, узнала, что хотела, а последнюю пару минут просто развлекалась, ожидая тебя.

— Я пришел...

— Вижу. — Колдунья посмотрела на долианца. — Можете отвести оборотня в каюту вора — теперь я знаю, что она неопасна, точнее, опасна, но только как обычный оборотень-самка. Пусть живут вместе. Кандалы снять.

— Спасибо, — поклонился Макс. — Я искренне благодарен.

— Мелочи, — отмахнулась Грета. — Разговор у нас будет серьезным, так что приготовься, и лучше всего, если будешь говорить правду.

— Я постараюсь...

— Да уж постарайся. — Колдунья нажала на кнопку, и в каюту вошел мрачный Грэг, он быстро и сноровисто привязал пластиковыми путами руки и ноги Лиса к креслу, вытащил острый изогнутый ритуальный нож и встал за его спиной. — Соврать ты мне все равно не сможешь, я услышу любое самое изощренное вранье, а в качестве дополнительного стимула наемник тебе начнет отрезать ненужные части тела — например, ту часть, которой ты ублажал своего оборотня. Этот орган тебе точно больше не понадобится.

Макс побледнел и попытался оглянуться назад, на Грэга, но спинка кресла была высокой, поэтому увидеть долианца он не смог, а значит, и не смог проверить, правду ли говорит Грета. Впрочем, Лис знал, что наемник выполнит любой приказ колдуньи, и он уже сказал, что своей части договора больше выполнять не станет, так что возможно все. Макс сжал зубы, чтобы не расплакаться и не показать, как он испугался, но Грета увидела его побледневшее лицо и усмехнулась:

— Похоже, тебе мое предложение понравилось... Мы, кстати, будем не одни, с нами соприсутствует мой дядя-император... — Колдунья показала рукой на темный экран дальней связи. — Увидеть мы его не увидим — он не любит, когда на него смотрят, — а услышать услышим, если он решит тебя о чем-то спросить. Ты не против?

— Не смею отказаться. — Макс посмотрел на экран и поклонился, точнее, просто склонил голову — больше у него ничто не двигалось. — Мой император, рядовой первого класса десантного линкора «Отважный» Макс по прозвищу Лис готов ответить на всеваши вопросы.

Может, ему показалось, но он услышал тихий смех. Грета также рассмеялась.

— Неплохо сказано, только на дядю такие финты не действуют, и жалости ты у него тоже не вызовешь. Его интересует только выживание империи и ее развитие, и, если для этого потребуется смерть десятка миллиардов жителей, ее составляющих, он легко пойдет на это.

— Для того чтобы спасти империю, убить всех ее граждан? — Макс произнес эту фразу вслух. — Какая странно извращенная мысль. Империя — это я сам?

— Именно так, — послышался тихий голос из динамика, Лис его узнал: это точно был император. — А разве существуют другие критерии?

— Да, — выдохнул обреченно Макс. Впрочем, живым он уже и не надеялся выйти из этой передряги. — Например, империя для людей.

— Для людей бывает республика, — спокойно поправил его император. — А для императора создается империя. У этих разных строев разные задачи, и ведут они к разным результатам. В империи люди — лишь часть империи, причем часто не самая лучшая, в республике они составляют ядро системы, с которым считаются. К сожалению, республики долго не живут, так как без жесткого управления они скатываются сначала в хаос революций, потом приходят к диктатуре, начинаются путчи, смены форм власти. В отличие от них, империю убивает только время. Вы так не думаете, молодой человек?

— Иногда империю убивает и сам император, — проговорил Лис, дрожа от страха, что он смеет противоречить самому императору, но эта беседа могла отдалить прикосновение ножа к его мужскому достоинству. Не то чтобы его было очень жалко, но без него он вроде как становился и не мужчина, а как потом быть с Мумру? Что произойдет с его и ее любовью? И вообще как он сможет жить после этого? А в том, что колдунья может отдать такую команду, а Грэг ее исполнить, Лис нисколько не сомневался. Грета была ледяной змеей, которая если что и делает, то только для себя или для собственного интереса, а на всех остальных в этом мире ей было плевать, как и ее дяде-императору. — Если судить по тому, что происходило в истории...

— Историю пишут победители, в ней мало правды, поверьте мне, юноша. — Император хмыкнул. — Главное обычно оказывается за скобками. Поверьте, империя исчезает тогда, когда она обрастает слишком сложной структурой власти и сам император оказывается от нее отдален. Но мы как-то отвлеклись от главного, ради чего вы здесь, а связь наша скоро может прерваться. Грета... задай этому милому юноше нужные вопросы.

— Итак, вопрос номер один — что произошло с сосудом жизни? — Колдунья отпила из чашки чай и задумчиво посмотрела на Макса. — Когда прошел почти уже месяц и десантники ушли, мы вошли в пещеру и нашли пустой кристалл. Я вижу, ты хочешь мне соврать, что нашел сосуд уже пустым. Не стоит этого делать — я знаю, что в пещере произошел мощный энергетический выброс...

— Выброс действительно произошел, — пробормотал Макс. — Но я в этом не виноват.

— Врать не стоит, это точно, — усмехнулась Грета. — Как произошел выброс, что его спровоцировало? Для инициации кристалла нужно много энергии и требуется особый ритуал, поэтому вызвать его непросто. Что произошло?

— Я вошел в пещеру, — проговорил Лис. — Нашел кристалл, но, как только собрался его взять, сзади появилась огромная лохматая тень...

— Лохматая тень? — вмешался в разговор император. — С этого момента поподробнее...

— Это был оборотень, — выдохнул Лис, зная, что соврать не получится, хорошо, если удастся чего-то недосказать... — Я в них не разбираюсь, но мне показалось, он похож на волка...

— В том районе действительно была замечена активность оборотней, нам известно, что там были барсы и медведи, — проговорил император. — Вы уверены, юноша, что это был не оборотень-медведь?

— Не знаю, — развел руками Макс. — Я никогда не видел оборотней из клана Медведя.

— Хорошо, примем как рабочую версию, что это был волк. Грета, продолжай.

— Что было дальше? — Грета отпила глоток чая, и Лис почувствовал, как ему хочется пить: все эти переживания и страх вызвали дикую жажду, но он не смел попросить даже глотка воды. — Говори!

— Я успел схватить кристалл, но мою руку сдавила лапа оборотня. — Макс вздохнул. — Он так сильно ее сжал, что острая грань прорезала кожу, и у меня потекла кровь. Что происходило дальше, не знаю, помню только, что меня отбросило к стене, оборотень полетел в другую сторону, и все закружилось перед глазами.

— В принципе, — задумчиво проговорила Грета, обращаясь к темному экрану, — кровь могла инициировать высвобождение энергии, но вряд ли человеческая могла это сделать, а вот если и оборотень был ранен — тогда вполне. У волка текла кровь, вор?

— Может быть, — пожал плечами Лис. — Я не видел.

— Что потом? — спросила колдунья. — Почему ты не остался в пещере? Где прятался?

— Я не знаю, — вновь беспомощно проговорил Макс, чувствуя, как кончается терпение колдуньи. — После того как отлетел к стене, я потерял сознание, а когда очнулся, пошел к выходу. Кристалла не взял, потому что боялся оборотня. Я вышел из пещеры и пошел на место встречи, но вас там не было, и вообще никого не было. Я не нашел никаких следов человеческого пребывания, словно все это мне приснилось.

— Дальше, — нетерпеливо проговорил император. — Что случилось с тем волком?

— Он нашел меня в лесу, и мы с ним пошли дальше, — ответил Макс. — Шли долго, больше двух недель, а потом я порезал руку, оборотень облизал мне ее, чтобы она быстрее зажила, и я снова потерял сознание, а когда очнулся, то услышал голоса. Оказалось, что мы остановились возле небольшого поселка, но я уверен, что перед тем, как у меня закружилась голова, его там не было.

— Вполне возможно, что выброс энергии вызвал переход во времени, — проговорил задумчиво император. — Эти два идиота использовали кристалл для непоправимой глупости. Они оба отправились в прошлое, а потом вернулись, снова использовав кровь, поскольку оба стали вместилищем священной энергии. Очень глупо было тратить то, что собиралось по каплям для великой цели. Меня этот юноша больше не интересует, пусть только ответит на последний вопрос: как звали того оборотня?

— Он не представился, — вздохнул Макс. — Правда.

— Врет, — фыркнула Грета. — Он знает.

— Я тоже знаю, что этого оборотня зовут Дженг, — спокойно проговорил император. — Привези мне этого юношу, пусть с ним поговорят мои мастера гипноза, они из него вытащат всю информацию, даже ту, которой он не помнит.

— Хорошо, дядя. — Колдунья сделала знак долианцу, тот перерезал путы и, подталкивая в спину, повел Макса в каюту. — Скоро он будет у вас.

— Ты только что спас свою жизнь, вор, — проговорил Грэг перед дверью каюты. — Я понимаю, что ты мне не веришь, но я убил бы тебя, как обещал, и тем самым избавил от пыток.

— Не знаю, что лучше, — выдохнул Лис. Ноги у него дрожали от пережитого страха — он все еще не был уверен, что избежал кастрации. — Возможно, умереть — это не так уж плохо в моем положении...

— Может быть, — кивнул Грэг. — Но воин не имеет права падать духом, он борется до конца даже тогда, когда нет ни единого шанса остаться в живых, — так велит его профессия.

— Я не воин, а вор, — вздохнул Макс. — Точнее, был им, пока не повстречался с вами, а кто я теперь — мне неизвестно...

— Ты — воин, — пожал плечами наемник. — Нравится тебе это или нет. Я вижу это в тебе, а мы, долианцы, такое чувствуем на уровне инстинкта, и к этому могу добавить только то, что ты становишься с каждым днем все сильнее. Я уже чувствую, что скоро начну жалеть, что не убил тебя.

Что-то было не так. Дженг откатился в сторону от тяжело дышащей волчицы, она замерла, вслушиваясь в себя, пытаясь понять, что его встревожило, но все еще впитывая в себя внутренние ощущения. Оборотень прислушался: ничего не происходило, шла обычная предстартовая подготовка. Старт примерно через пять минут. Может быть, это его встревожило?

Переносить ускорение лучше на специальном противоперегрузочном матраце, а не на полу. Оборотни хоть и скроены крепче других, но и их может убить резкое увеличение тяжести. Дженг наблюдал такое не раз, когда молодые волчата пытались уходить от имперских кораблей на высоких скоростях, надеясь, что тело выдержит ускорение пятнадцать G. Они ошибались, а имперцы спокойно захватывали корабль, на котором пилот превратился в кожаный мешок, наполненный переломанными костями и раздавленной плотью.

— Корабль стартует, — промолвил волк. — Надо нам лечь на свои кровати.

— Но тебя не это волнует. Что-то другое? Что? — спросила Джунта.

— Не знаю, — осторожно проговорил оборотень. —

Что-то не так, а что — не пойму. Чувствую опасность, но какая может быть опасность на стартующем корабле, когда все члены экипажа находятся в противоперегрузочных креслах?

— Может быть, позже? — Волчица встала и стала одеваться. При взгляде на нее у Дженга вновь стало разгораться желание. — Может, опасность нас ждет в открытом космосе?

— Может быть. — Волк тоже оделся, лег на противоперегрузочный матрац и пристегнул себя ремнями. — Только мое чувство опасности не реагирует на далекое будущее — максимум полчаса.

— Но через полчаса мы еще будем ускоряться... — Джунта легла рядом на свой матрац, пристегнулась и взяла его руку в свою. — Похоже, твое чувство тебя подводит.

— Раньше такого не наблюдалось, — пожал плечами Дженг. — Но все когда-нибудь бывает впервые. Возможно, это и есть тот самый первый раз. Не хотелось бы: я привык доверять своим ощущениям — они меня не раз спасали.

— Поживем — увидим, — философски заметила волчица и прижалась губами к его руке. — С тобой я ничего не боюсь, думаю, ты справишься с чем угодно. Я чувствую себя защищенной — может, поэтому мое чувство опасности не работает?

— Лучше бы оно работало, — пробурчал волк, высвобождая руку из ее объятий. — Тогда была бы твердая уверенность в том, что с нами ничего не случится.

— Не думаю. — Джунта вновь захватила его руку. — Мне так хорошо сейчас, что не верится в то, что к нам придет что-то плохое.

— Волчица во время течки — это ведьма в юбке, — проворчал оборотень, но руки не забрал. — Не зря же их во все времена считали инструментом дьявола. Так оно и есть...

Корабль дрогнул и начал ускоряться, а когда ускорение достигло максимума и окружающее у Дженга начало расплываться, он скорее почувствовал, чем увидел, как в каюту вошли долианцы в боевых скафандрах. Они поднесли к его носу что-то приторное, сладко пахнущее, отчего его сознание помутилось и он полетел в страну грез, где волчицы были так прекрасны, а волки сильны и молчаливы.

«Старый добрый хлороформ, — подумал волк тоскливо. — До чего же примитивно и действенно. И все-таки мое чувство опасности меня не подвело...»

Наемники связали руки и ноги путами, дополнительно надев каждому металлический ошейник, который используется для стреноживания особо опасных заключенных: внутрь металлического полого обруча был вставлен нейростимулятор, который вызывал боль при нажатии кнопки на небольшом дистанционном пульте. Иногда еще это произведение инженерного искусства называлось «стрекало», потому что служило для изощренных пыток, главное достоинство которых заключалось в том, что на теле не оставалось никакого следа. Обычно после таких пыток человек превращался в овощ обыкновенный, терял ощущение реальности и жил до конца своей очень короткой жизни в мире, где царила нестерпимая боль.

Проснулся Дженг в комнате белизны и стерильности. Он лежал на хирургическом столе, привязанный толстыми ремнями к холодной металлической поверхности, над ним горела яркая лампа, выдавливая слезы из глаз. Видел он только эту лампу — и больше ничего: остальное пространство скрывалось в темноте.

«Это не к добру, — подумал он. — Никогда не верил в сказку о добрых докторах, а в садистов и маньяков верил всегда».

— Очнулся наш храбрый волк, о котором рассказывают так много разных легенд?

Оборотень повернул голову и еще раз попытался увидеть того, кто прятался в темноте, — голос у него был мягким, добрым, слегка раскатистым и грассирующим, — но никого не увидел.

— Невежливо молчать, когда с тобой разговаривают.

Дженг закрыл глаза. Ему и так было понятно, что сейчас над ним начнут измываться и что он находится не в операционной, а в пыточной, следовательно, отвечать не стоит, иначе он сразу потеряет то небольшое преимущество, которое у него еще есть. Правда, преимуществом это трудно назвать, но хотя бы можно позлить пыточных дел мастера.

— Надеюсь, вы понимаете, милый Дженг, что пытать вас буду не я, а долианцы? Они настоящие мастера пыток, они знают каждую болевую точку в организме, поэтому им удается причинить такую страшную боль, что ни один нейростимулятор такого достичь не может. Вероятно, вам известно, что этому их учат с детства, причем тренируются дети на всякой живности, которой на их планете хватает. Сегодня они попробуют свое искусство на вас. Это высокая честь.

— Спасибо за оказанную честь, — хмыкнул волк. — Только, может, не стоит тратить время наемников, я и так все расскажу...

— А удовольствие, которого я не получу, — как быть с ним? — мерзко хихикнул голос. — Вариантов получить информацию много, но не все приносят удовольствие.

— А ошейник тогда зачем, если все сводится к элементарным пыткам? — Оборотень покрутил шеей: лежать на этом куске пластика было неприятно. — Можно просто нажать кнопку...

— Удовольствие не то, — пожаловался голос. — Запаха крови не хватает для полноты ощущения. Ошейник нужен для того, чтобы ты не вырвался, — извини, но твоя репутация говорит о том, что ты всегда выкарабкиваешься из самых неприятных ситуаций.

— Ясно. — Дженг вздохнул. — А если я не выдержу пыток и умру?

— А для чего, по-твоему, мы тебя приволокли в медотсек? — хихикнул голос. — Ты подключен к приборам, твое состояние будет отслеживаться, как и твоей подружки, которой тоже немало предстоит.

— Подружки? — Оборотень попробовал ремень. Слишком прочный. Порвать не получится. — Где она?

— Она здесь рядом, на соседнем столе, — хихикнул

голос. — Я наблюдал за тем, как вы занимались любовью, так что можешь не рассказывать мне, что тебе все равно, что с ней станет.

Радом зажегся свет, Дженг скосил глаза — больше он сделать ничего не мог: голова была закреплена ремнями — и увидел Джунту, лежащую, как и он, на втором операционном столе, ее тело было обнажено, и она была очень красива, несмотря на гримасу страдания на лице.

— С нее и начнем, — хихикнул голос. — Или у тебя есть другие предложения?

— Есть, — произнес угрюмо волк. Он хорошо понимал, что в данной ситуации мало что может сделать: тело привязано к столу, свободен только язык, — значит, им и нужно воспользоваться. Может быть, это и глупо, но из своей не очень долгой жизни он для себя уяснил, что даже в самой безнадежной ситуации всегда есть выход. Пусть сначала твои усилия ничего не принесут, пускай они кажутся бессмысленными, но постепенно количество перейдет в качество. Ничего не делать — точно глупее, потому что от этого ничто не меняется. — Скажите, что вас интересует? Возможно, я вам все расскажу сам. Конечно, удовольствия вы получите больше, когда я буду визжать и орать от боли, но, насколько мне известно из опыта, разобрать нужные слова в крике трудно.

— Логично... — Голос помолчал. — Хорошо, я принимаю ваше предложение. Сначала разговоры, потом пытки.

— Спрашивайте. — Дженг мысленно представил, как на ноге у него вырастает щупальце, потом попробовал им добраться до застежек правой руки, которая находилась дальше всего от его долианца. Он мог только надеяться, что у него получится, — больше верить все равно было не во что. — Что вам хочется узнать?

— Больше всего меня интересует история с магическим сосудом, который вы разыскивали на Цитрине, — произнес голос. — Насколько мне известно, в этом поиске участвовало много разных противоборствующих сторон, но только двум существам удалось добраться до кристалла. Ты, Дженг, — один из этих двоих. Итак, что находилось в сосуде? Почему он оказался пуст? Куда исчезло его содержимое?

— Ответ таков... — Застежка понемногу начала поддаваться, и оборотень вздохнул с облегчением. — Я попал в пещеру как раз в тот момент, когда неизвестный мне человек взял в руки кристалл.

— И что происходило дальше? — Голос стал нетерпеливым, а вот волку, наоборот, требовалось дополнительное время, поэтому он его тянул. — Рассказывай!

— Я подошел к человеку и попытался вырвать у него кристалл. — Дженг почувствовал, как пряжка расстегнулась и его правая рука оказалась свободна, щупальце отправилось снимать ремни с ног и пояса. — Он испугался меня, побледнел, вскрикнул...

— Представляю себе это зрелище, — хмыкнул голос. — Наверняка ты находился в наполовину животном облике.

— Именно так, — согласился Дженг. — Когда ты наполовину зверь, это дает огромную силу.

— Верю. Дальше...

— Я схватил его руку с кристаллом...

— Так, с этом места поподробнее. — Голос задумался. — Ты сломал ему кости, раздавил мышцы, и появилась кровь?

— Я не видел, — покачал головой оборотень. Пряжку на поясе ему тоже удалось расстегнуть. — Я просто сжал и почувствовал, как хрустят его пальцы. Рука у него была потной и влажной от страха, но думаю, что кровь должна была появиться.

— Понятно... — Голос продолжал оставаться задумчивым. — Продолжай...

— А потом из кристалла вырвался яркий свет. — Пряжка на правой ноге расстегнулась, осталась левая нога и левая рука, но долианец вполне мог увидеть его манипуляции, поэтому оборотень втянул щупальце и стал думать над тем, как ему нейтрализовать наемника. — Меня отбросило к стене, человек полетел в другую сторону, а что происходило дальше, мне неизвестно: мир померк перед моими глазами.

— Какого цвета был свет? — спросил голос. — Ты запомнил?

— Сам кристалл походил на изумруд, — ответил Дженг. — Поэтому и свет, если он был, мог быть только изумрудным. — К сожалению, точно сказать не могу, я потерял сознание.

— Кровь, насилие, боль — вполне могли активизировать кристалл, — в раздумье проговорил голос. — Но что он мог сделать? Что он мог сотворить с вами, двумя идиотами? Как он повлиял на вас?

Долианец приблизился со стороны головы и воткнул кривой нож куда-то под ключицу. Дженг взревел от неожиданной дикой боли и рванулся, но ремни выдержали. Тогда он взмахнул правой рукой, удлиняя ее и выпуская когти, но наемник нажал на кнопку управления ошейником и, когда волк затрясся от невыносимой боли, перехватил руку и, прижав к столу, вновь привязал ремнями. Потом вернул ногу на место.

— Он освобождается, — недовольно пробурчал долианец. — Не знаю, как он это делает, но похоже, против него нужно использовать металлизированные путы.

— Я предупреждал тебя, что это опасный противник, — ответил голос. — Для того мы и надели ему ошейник. Как видишь, пригодилось.

— Это так. — Наемник обошел еще раз вокруг волка, слизнул кровь с ножа и только потом отключил ошейник. Все это время Дженг трясся мелкой дрожью от нестерпимой боли, которая проникала в каждую клетку его тела, рвала сосуды и связи, убивала мозг. — Даже не думал, что так скоро это произойдет.

— Вернись на место, — приказал голос. — Продолжим. Мне еще многое хочется узнать.

— Может быть, ему добавить? — спросил наемник. — Не нравится мне его рожа, особенно клыки.

— Клыки? — Голос замолчал. — Поправь камеру, я плохо его вижу.

Оборотень мысленно выругался. Вот почему он не чувствовал запаха этого человека: тот находился в другом месте. Значит, нужно быть осторожнее, на камере останется запись его превращений. Долианец подкрутил что-то в лампе, и голос удовлетворенно проговорил:

Вот так гораздо лучше. Где там клыки?

Наемник раздвинул лезвием ножа рот Дженга и потыкал пальцем в действительно увеличившиеся клыки.

— Вижу, — удовлетворенно проговорил голос. — Не беспокойся, это последствие применения ошейника, наши ученые давно выяснили, что оборотни, когда попадают в неблагоприятные условия, начинают меняться, переходить в родственные виды.

— В родственные виды? — удивился наемник. — Это какие такие виды?

— Когда биологи создавали оборотней, они использовали ДНК всех хищников, причем перемешивали в разных вариантах, — ответил голос. — Им нужно было, чтобы зиготы сами выбирали себе нужную программу. Это был грандиозный эксперимент. На каждую из пяти планет привезли по тысяче молодых женщин, дали им возможность пожить в этой среде примерно год, а потом оплодотворили искусственно созданными зиготами с измененным генным кодом...

Несмотря на то что боль еще не прошла, Дженг насторожился. На самом деле никто из клана Волка не знал, откуда и как они появились. Точнее, о том, что проводился когда-то эксперимент, они знали, только считали, что это сделал кто-то из наставников. И вообще о волках-прародителях почти ничего не было известно. Впервые оборотень услышал об этом от лица, явно принадлежащего к имперской знати.

Уши закладывало, внутренности свернулись от боли в тугой комок, но оборотень вслушивался в каждое слово, морщась и кусая губу, чтобы не застонать.

— Биологи понимали: для того чтобы зародыш изменялся в нужную сторону, на него еще в утробе матери должен воздействовать внешний мир. — Голос хмыкнул. — И не придумали ничего лучшего, чем создать колонию прямо в джунглях. Конечно, она охранялась механизированными системами, роботами, автоматическими пулеметами и пушками, которые должны были убивать все живое. Но жизнь тем и отличается от неживой материи, что умеет приспосабливаться. Сначала прорывы периметра были редкими, потом стали постоянными, и однажды джунгли захватили колонию. Роботы, пушки, пулеметы были уничтожены, а вместе с ними погибла и рота специально обученных десантников.

— Не могу поверить, — покачал головой долианец. — В десанте хорошие воины, да и оружия, я думаю, у них хватало. Неужели они не смогли справиться с диким зверьем?

— Не только со зверьем, но и с растениями, насекомыми, птицами.

Дженг повернул голову и увидел вопросительные глаза Джунты, он вздохнул и вытянул шею, чтобы она увидела ошейник. Девушка кивнула, давая понять, что поняла, потом потянулась, показывая свой ошейник. Шансов на спасение у них не было, оставалась только смерть. Видимо, это как-то проявилось в его глазах, потому что девушка отчаянно замотала головой. Что-то она хотела этим сказать. Дженг гримасой показал, что не понимает, продолжая прислушиваться к тому, что рассказывал голос:

— Колония была потеряна. Шансов спастись не было ни у кого. Планету закрыли, все погибли.

— Вы сейчас говорите о планете клана Волка? — удивился наемник, глядя недоуменно на Дженга. — А этот оборотень откуда взялся, если все погибли?

— Оттуда и взялся, — хмыкнул голос. — Не умеете вы, молодежь, слушать, все вперед забегаете. А во всем нужна последовательность — нельзя перескакивать с одного события на другое, тогда теряется нужное ощущение от самой истории. Лет через двадцать после потери колонии на планету был высажен новый десант с новыми женщинами, новыми зиготами и лучшими биологами.

— А откуда брали женщин? — спросил долианец. — Они были добровольцами?

— Конечно нет, — ответил голос. — Женщин набирали из преступниц, осужденных к смертной казни, таким образом им давали шанс на выживание, и желающих набралось немало.

— Представляю, какая смесь генов образовалась. — Наемник озадаченно покачал головой. — Интересно, кого может родить мамаша-преступница?

— Вы считаете, что человек генетически запрограммирован на преступление? — спросил голос. — Была когда-то придумана такая теория, и ее до сих пор не могут опровергнуть. Хоть лично я считаю, что преступником человека делает общество, — это оно придумывает законы, по которым нельзя иногда даже чихнуть не в том месте.

— Может быть, — согласился с ним долианец. — Хотя, насколько я понимаю, на преступление идо всегда та часть населения, которая не может или не хочет зарабатывать законным путем, то есть отщепенцы.

— Это спорный вопрос, — хихикнул голос. — Если собрать все, что мы знаем о преступниках и о том, что их приводит к преступлению, наберется не одна сотня томов. Самое забавное состоит в том, что все эти теории пытались реализовать на практике, даже однажды создали такое общество, в котором не было эксплуатации, не было изгоев, всем давали бесплатное образование и предлагали любую работу, но — увы, преступники рождались и в том обществе.

— Значит, я прав, и это зависит от генов. — Наемник пожал плечами. — Что происходило дальше с этими преступницами на планете волков?

— На этот раз решили не спешить... — Голос помолчал немного, словно вспоминая что-то. — Создали стационарную колонию в северных горах, где живности было не очень много. Потом решили, что в геном желательно добавить генов от той живности, что плодится в джунглях, и отправили охотников, но все они погибли, передав, что на них напала стая обезьян. Но обезьяны никогда не водились на этой планете! Тогда отправили полную роту десантников, а с ними сотню разведчиков, чтобы они привезли этих обезьян. Они привезли, потеряв почти весь личный состав, двух обезьян, и оказалось, что это детеныши из захваченной джунглями колонии. Самое неприятное было в том, что после захвата и обследования этих двух особей на северную колонию напали и всех там уничтожили. С той поры и идет эта конфронтация: мы воюем с волками, хоть когда-то сами создали их.

— Извините, не очень-то вы похожи на любящих и заботливых родителей, — пробурчал Дженг. Понемногу он оправился от боли и чувствовал себя лучше. Рана на ключице затянулась. — Скорее вы делаете все, чтобы нас уничтожить!

Долианец ударил его ладошами по ушам, боль была ужасающей, потому что у всех оборотней слух сильно развит.

— Не стоит его бить без моей команды, — осуждающе произнес голос. — Пока достаточно. Мы показали оборотню, что будем использовать весь наш арсенал, он предупрежден, значит, будет сговорчивее. Итак, мой следующий вопрос, Дженг. Кто был этот человечек, руку которого ты раздавил, и где он находится?

Волк на мгновение задумался, отвечать не хотелось, но в то же время оборотень понимал, что голос явно знает о Лисе, так что глупо скрывать его имя.

— Его звали Макс, — неохотно пробурчал оборотень. — Больше мне о нем ничего не известно.

— Почему ты использовал слово «звали»? — спросил голос. — Его больше так не зовут? Ты убил его?

— Нет, я не стал его убивать. — Дженг вздохнул. — Пожалел этого парня, тем более что ему досталось не меньше, чем мне, возможно, даже больше. Он не мог идти после того, как нас впечатал в стену выброс из кристалла, пришлось его нести.

— Что с вами происходило дальше?

— Ничего, — произнес волк, но, увидев, как наемник сделал шаг вперед, поспешно добавил: — Или почти ничего. Мы вышли из пещеры и отправились в ближайший лес.

В его голове словно взорвалась бомба, все его мозги разлетелись в разные стороны. Волк так и не понял, кто нажал кнопку активации ошейника — то ли голос, то ли долианец, но его просто размазало по столу. Поскольку ошейник ударил во второй раз, и боль была в два раза сильнее, хотя как можно измерить нескончаемую, непрекращающуюся муку, которая длится бесконечно? Время растянулось, словно в насмешку желая, чтобы он запомнил каждый нюанс этой боли, каждый ее оттенок, каждый штрих на багровой ткани, которую он видел перед своими глазами. Когда он уже решил, что давно умер и ему все только кажется, потому что не может боль длиться вечность, — она исчезла. А еще через бесконечно долгое время он смог вздохнуть и услышать слабый стук своего сердца.

Вероятнее всего, у него просто сбилось ощущение времени. Когда он вновь ощутил свое безнадежно больное тело, в ушах послышался резкий неприятный звук, только потом, через бесконечное время, он догадался, что это голос, который его о чем-то спрашивал. А затем он понял и о чем.

— Почему никто вас не видел? Почему мои десантники, которые контролировали каждый квадратный метр этого плато, вас не видели? Почему только через полгода вы покинули эту планету? Нам удалось проследить за этим парнем, и то только потому, что он вступил в десант. Где вы были это время? Отвечай, или прежняя боль тебе покажется мелочью, недостойной внимания.

— Я не могу ответить, потому что сам не знаю, — выдохнул оборотень застоявшийся в легких воздух. — Мы вышли и никого не нашли на этом плато. Это нас удивило и обрадовало, потому что нам не хотелось ни с кем сражаться. Мы спустились и пошли в лес, а потом долго шли по нему и никого не видели. Притом нам все время казалось, что это не та планета. Что-то в ней изменилось, хоть мы не понимали что.

— Ты лжешь!

Боль вновь пронзила каждую клетку, но на этот раз терпеть ее стало легче: тело словно привыкло к ней, хоть Дженг понимал, что она могла только усилиться, — так был сконструирован этот ошейник, он учитывал адаптацию тела и постепенно увеличивал напряжение. Это была одна из причин, почему люди, перенесшие пытку ошейником, сходили с ума: просто выгорали клетки мозга, не выдерживая боли. Волку стало все равно, и он даже рассмеялся. В ответ на смех невидимый голос увеличил напряжение до максимума, убивая его. Багровая пелена закрыла глаза, но в какой-то момент боль стала отступать.

Он полежал немного, приходя в себя, и сквозь стук сердца в ушах услышал рядом звук борьбы. Он скосил глаза и увидел, как Джунта сражается с долианцем. Она была обнажена и прекрасна. Ее руки, превращенные к когтистые лапы, нисколько ее не портили, и орудовала она ими быстро и ловко.

Наемник, похоже, не ожидал нападения, поскольку его грудь была располосована глубокими кровавыми ранами, как и спина, и уже было ясно, что он не жилец, потому что ни одно тело не сможет зарастить таких повреждений. Но долианец продолжал сражаться, ловко орудуя своим кривым ножом, и у волчицы уже появилось несколько неприятных ран на животе.

Дженг вновь выбросил щупальце, на этот раз у него получилось быстрее и лучше, расстегнул ремни и скатился на пол, хватаясь за горло, которое опять сжал болью ошейник. Но, к его удивлению, он мог двигаться. Вероятнее всего, его тело непонятным образом приспособилось к импульсам, которые посылал в мозг ошейник, и научилось их блокировать. Волк добрался до сражающихся и полоснул когтями по ноге долианца, тот припал на одно колено, глядя с ненавистью на Джунту, но волчица полоснула его когтями по горлу, и наемник умер.

Больше терпеть Дженг не мог, он закрутился на месте, превращаясь в огромного черного волка, а потом, гневно зарычав, бросился к телу долианца и начал его пожирать.

Ему было больно, его душил гнев, и он хотел сожрать печень врага, как советовали предки, чтобы забыть причиненное ему зло. Минуты через две он почувствовал, как его толкнули. Зарычав и оглянувшись, волк увидел прекрасную волчицу и посторонился, давая ей место возле тела поверженного врага. Ели они жадно и быстро, а насытившись, Дженг погнался за своим хвостом, чтобы обернуться обратно в человека. Долго находиться в зверином облике он опасался, боясь, что просто не захочет возвращаться.

Когда встал, он чувствовал себя уже нормально, тело больше не болело, а ошейник порвался. Он осмотрел свое тело, не нашел никаких ран и рубцов, подобрал комбинезон и стал одеваться. Джунта тоже обернулась и подошла к нему.

— Ты был мертвым, — сказала она. — И довольно долго. Я думала, ты не оживешь...

— И я так думал. — Оборотень посмотрел на разорванное тело наемника, вдохнул сладкий запах крови и свежего мяса и выдохнул. — Только почему-то дорога к небесному логову не открылась передо мной.

— Возможно, ты не все еще сделал на этом свете. — Девушка прижалась к нему. — Я хочу от тебя волчонка, а лучше — большой помет, я даже готова их носить в животном виде. Ты должен это мне, я спасла тебя.

— Я знаю. — Дженг сел на стул, почувствовав неожиданно слабость в теле. — До сих пор не могу прийти в себя. Где ты так научилась сражаться?

— Меня долго тренировали, — ответила Джунта, продолжая прижиматься к нему. — Поскольку со временем я должна была стать наставницей.

Оборотень слышал волнующий запах ее тела и едва сдерживался.

— Что же тебе помешало?

— Ты. — Девушка нежно его поцеловала. — Я влюбилась в тебя. Нас привели в зал волчьей славы, там было много голограмм волков, и среди них была твоя. Не знаю почему, но все волчицы столпились именно возле нее, а уж после того как наставница объявила, что ты единственный из славных воинов, кто еще жив, нашему восторгу не было предела. Наверное, наставница знала, что мы так прореагируем, потому что предложила попробовать нам влить в себя твою кровь, и я согласилась.

— Какую чушь вам вбили в голову. — Дженг поморщился. Он знал, что нужно было идти в рубку, но было неохота: какая-то непонятная слабость проснулась в теле. — Как можно влюбиться в голограмму? Реальный человек всегда отличается от придуманного, и, как правило, не в лучшую сторону. Разве не так?

— Не так. — Волчица вновь поцеловала его. — Наяву ты гораздо лучше, особенно сейчас, когда глаза у тебя ка- кие-то туманные, загадочные. Ты словно здесь и одновременно находишься в другом месте. Кстати, нам не нужно идти и убивать других людей? На корабле их много, и они наверняка готовятся на нас напасть. Особенно мне хочется разорвать на части того, кто наблюдал за нами и приказывал долианцу мучить тебя. Я хочу попробовать его страх на вкус.

— Точно так, — вздохнул оборотень. — Думаю, люди уже перекрыли коридор, придется пробиваться силой, а среди них есть долианцы, это серьезные враги.

— Это я уже поняла, — согласилась Джунта. — Мне нелегко удалось убить этого наемника, думаю, без твоей помощи я бы не справилась. Ты подоспел исключительно вовремя.

— А там таких будет много. — Дженг осмотрел тело наемника, но не нашел никакого оружия, кроме ритуального ножа, потом подкрался к двери, приоткрыл ее и посмотрел по сторонам. Было тихо, но с обеих сторон коридора пахло оружейной смазкой. — Мы здесь как в ловушке. Они нас окружили.

— Что будем делать? — спросила волчица.

— Что и всегда, — пожал плечами волк. — Сражаться. Разве существует другой путь для оборотня? Мы рождаемся на поле сражения, мы взрослеем среди опасности и смерти, мы живем среди врагов и умираем не в постели, а в бою. Так получилось, такими нас создали. Ты же слышала, что говорил этот человек?

— Слышала, но я не верю ни единому его слову, — ответила Джунта. — Нас не могли создать люди.

— К сожалению, это так, — пожал плечами волк. — Мы не знаем, откуда появились, но, слушая этого человека, я понял, что так и было. Люди создали нас для освоения нашей планеты, как и других оборотней, но на всех планетах мы вышли из-под контроля, и они пытаются нас загнать обратно. Возможно, когда-нибудь у них это получится, но вероятнее всего, нет: мне все больше и больше кажется, что мы — будущее вымирающей расы людей. И мне кажется, что они об этом знают.

— Почему же ты так думаешь? — спросила волчица. — Я не понимаю, почему ты вообще сравниваешь нас с людьми.

— Потому что мы — люди, чему бы вас ни учили наставники, — сказал уверенно Дженг. — А будущее за нами, потому что мы постоянно куда-то стремимся и меняемся каждый день, в то время как человечество медленно исчезает, потому что оно достигло своей вершины развития. У нас же впереди будет еще много всего.

— Когда добиралась к тебе, я встретила оборотня из клана Медведя, — задумчиво проговорила Джунта. — Он помог мне захватить корабль работорговцев, на который я случайно попала. Так вот он знал о тебе и говорил с уважением, подчеркивая, что ты — странное, мощное и сильное существо, которое почти невозможно убить. Меня это удивило и обрадовало, а теперь я понимаю, что ты на самом деле можешь стать основателем новой расы оборотней.

— Людей, — покачал головой волк. — Я хочу стать основателем новой расы людей, которые будут способны менять свой облик и выживать в любом месте вселенной.

— Пусть так. Слышишь? — Волчица прислушалась. — Мне кажется, люди готовятся на нас напасть.

— Слышу. — Дженг встал. — Мне не хочется их убивать, но придется, потому что люди не готовы признать превосходства нашей расы над собой. Мы двинемся в разные стороны, иначе на нас нападут сзади, — я направо, а ты налево. Удачи тебе, волчица.

— И тебе, волк.

Прежде чем Дженг подошел к двери, Джунта уже выскочила из нее и побежала по коридору. Сразу зазвучали выстрелы, а потом донеслись крики раненых. Ему пришлось спешно менять свой облик и сражаться с выскочившими из-за угла тремя долианцами. Для них неожиданностью оказалось то, что он легко передвигается по потолку и стенам, — именно это позволило ему справиться с наемниками, хоть ему пришлось довольно трудно. После схватки в нем было больше десяти глубоких ран, которые пришлось заращивать перевертыванием. Потом он опять сражался, уже с людьми, стараясь не убивать персонал, а только тех, кто имел оружие. Основное сопротивление он встретил в пассажирском отсеке — здесь засели за импровизированной баррикадой два долианца и трое людей, все с оружием. Это был очень тяжелый бой, когда он на них свалился сверху, наемники к этому оказались готовы и набросились на него со своими ритуальными ножами. Ему отсекли одну руку, пробили печень и сердце. Как он после этого остался жив, Дженг не знал. Но он продолжал сражаться, и именно то, что он не умер после смертельных ранений, и сыграло главную роль в его победе. В какой-то момент долианцы вдруг решили, что они сражаются не с оборотнем, а с демоном, и побросали оружие. Тогда он их убил и, обернувшись, начал пожирать тела своих врагов, а потом, насытившись и вновь превратившись в человека, вошел в каюту. В большой каюте перед огромным экраном, на который транслировалось изображение с камер наблюдения, сидел небольшой сухонький старичок. Он сжимал в руках большой кристалл типия, внутри которого двигалась зелень.

— Ты неплохо сражаешься, оборотень.

— Спасибо за комплимент. — Волк сделал небольшой поклон. — Назови, пожалуйста, причину, по которой я не должен тебя убивать?

— Причин несколько. — Старичок усмехнулся. — Одна из них — та, что сделать это непросто. Ты знаешь, что за кристалл я держу в руках?

— Да. — Дженг утвердительно кивнул. — Это типий, магический кристалл, и он полон энергии.

— Правильно, а ты знаешь, что я могу при помощи его сделать?

— Убить себя? — сделал предположение волк. — И поэтому это не удастся сделать мне?

— Я могу им убить тебя, — проговорил торжественно старичок. — И быстро.

— Думаю, если бы ты мог это сделать, то уже сделал бы, — усмехнулся Дженг. — Но вся беда в том, что, после того как на меня пролилась энергия из сосуда жизни, на меня не действует никакая магия. Наверняка вы уже в этом убедились, так что не тратьте своих колдовских сил и попробуйте найти другие причины, по которым я не должен вас убивать.

Сзади послышался топот, дверь распахнулась — и в каюту влетела Джунта. Гневно зарычав, она рванулась к старичку, и если бы Дженг ее не остановил, она бы убила его.

— У нас здесь серьезный разговор, — проговорил волк, выталкивая ее из каюты. — Подожди меня за дверью, перекинься и поешь. Потом мы вместе пойдем в рубку разбираться с капитаном.

— Завидная верность, — скривился старичок. — У людей такого не бывает.

— Так и есть, — согласился Дженг. — И причина проста: она не просто моя волчица, она еще и мой боевой товарищ, а в бою без верности нельзя. Итак?

— Причина есть. — Старичок почмокал губами, о чем-то напряженно размышляя. — Например — тот второй парень, на которого пролилась божественная энергия, Макс по прозвищу Лис. Я знаю, где он находится. И, кстати, с ним еще один оборотень, из кошачьих.

— Это интересно, — согласился волк. — И где они?

— Направляются на Землю, к императору. — Старичок отпустил наконец кристалл и приставил к руке автоматическую аптечку, она пощелкала иглами, и на лицо человека вернулась краска. — Но на эту планету тебе без меня не попасть. Согласен?

— Возможно, — кивнул Дженг. — Но зачем их туда везут?

— Причина в магической энергии, которая на вас пролилась, — вздохнул старичок. — Она изменила вас, медикам надо вас обследовать, чтобы выяснить, какие изменения произошли. Ты, наверное, даже не знаешь, оборотень, что этот кристалл создавался для того, чтобы дать бессмертие тогдашнему властителю планеты, но он умер раньше, чем церемония подошла к концу. Такой вот неприятный инцидент.

— Ну конечно — бессмертие! — рассмеялся волк. — Я думал — почему все так гонялись за этим прозрачным кристаллом? Теперь понятно: бессмертие нужно всем — императору, ведьме, что послала Макса в пещеру, и тебе, старый колдун! И ради того, чтобы вы смогли прожить еще несколько жизней, гибли люди и оборотни. То-то, наверное, было досадно, когда вы узнали, что энергия пролилась на нас с Лисом, а не на вас?

— Досадно и глупо, — буркнул старичок. — И теперь нам нужно ваше полное обследование медиками, чтобы определить, как изменила вас магическая энергия. Возможно, вы оба стали бессмертными, и тогда из вашего ДНК мы приготовим себе лекарство от старости.

— Логично. — Дженг задумался. — Что ж, ты мне предлагаешь вояж на Землю?

— Я и так собирался тебя туда отвезти, живым или мертвым, — ответил собеседник. — Правда, мертвым ты мне больше нравился, но, к моему сожалению, тебе удалось выжить даже после применения ошейника. И это все больше наводит меня на мысль о том, что магическая энергия и на самом деле изменила тебя и твоего приятеля Макса. И что вы оба стали бессмертными.

Сайфулла МАМАЕВ БЛИЗНЕЦЫ

КНИГА ПЕРВАЯ

Пролог

ОПЕРАТИВНЫЕ ДОКУМЕНТЫ

Главе Службы Безопасности

Конфедерации – лично!

Выполняя Ваше личное указание представлять всю информацию, имеющую отношение к проекту «Вечная жизнь», направляю Вам расшифровку перехвата переговоров Питера Буша, известного под именем Грелли, – активного агента Империи. По оперативной информации, Грелли контролирует районы Хостклаб и Муксин в Хардсон-сити. К сожалению, собеседник Питера Буша использовал защиту, код которой пока не поддается взлому. Однако, судя по тому, что Грелли обращается к своему визави, называя его «Марко» и «босс», можно предположить, что разговор велся с главой (Смотрящим) Хардсон-сити Марко Симоне.

Работа с целью полной расшифровки перехвата продолжается, но, учитывая важность информации, направляю Вам то, что уже удалось получить.

Буш: Марко, здравствуй, это я, Грелли!

Нет расшифровки (далее HP)

Буш:Спасибо, стараемся! Босс, ну ты же знаешь, всегда...

HP

Буш: Да нет, босс, гадом буду, правду говорю!

HP

Буш: Ты только скажи, любого...

HP

Буш Понял, Марко, все понял, прости, сорвалось!

HP

Буш Да я – то, в общем, вот по какому делу...

HP

Буш: Конечно, по делу! Я же понимаю, как ты занят, я бы не стал просто так тревожить!

HP

Буш: Да-да! Так вот какое дело... Марик, ну ты помнишь, тот, который...

HP

Буш: Да, тот самый! И ДМГ-Банк тоже его рук дело! И...

HP

Буш: Босс, но...

HP

Буш: Прости, Марко...

HP

Буш: Да, я так и делаю! Марик долго смотрел за одной конторой... Привлекла внимание тем, что все, кто туда приезжал, тщательно проверялись. Он выбрал время и заглянул. Еле ноги унес! Уж больно хитро там все обставлено!

HP

Буш: Босс, так я и так коротко! Короче, так: задело это его, и он все-таки кинул...

HP

Буш: Да прибор там хитрый такой! Ни в одной лаборатории, куда мы показывали, такого не знают!

HP

Буш: Выкинуть? Босс, но его так охраняли...

HP

Буш: Ну конечно! Все выяснили! Обижаешь, конечно, посмотрели! Это люди Института Памяти...

HP

Буш: Так...

HP

Буш: Так...

HP

Буш: Босс, но я же-с самого начала...

HP

Буш: На что похож? Труба... Дисплей... Подключается к Сети... HP

Буш: Нет...

HP

Буш: Нет, босс, ни на что не похож...

HP

Буш: В Чипленд? А кто...

HP

Буш: Я...

HP

Буш: Передать? А Снейк...

HP

Буш: Понял, сейчас приеду!

Андрис Силумее бросил взгляд на мертвое тело. «Свежак», «образовалось» только что и, к сожалению, не без его участия. Еще в школе разведки все дивились силе его ударов. Что, впрочем, пригодилось впервые только сейчас, когда Андриса отозвали домой, в Хардсон-сити. Странно, но за долгие годы, проведенные на чужбине, он ни разу не попадал в такие ситуации, когда потребовалось бы применить боевые навыки. Да и от слежки уходить как-то надобности не возникало. Хорошая была служба, спокойная... И денежная: согласно «легенде», Силумее возглавлял рекламное агентство, что позволяло ему заниматься прямыми обязанностями разведчика и притом не мешало обеспечивать и собственные интересы. Жить бы да поживать так и дальше, так нет же, стукнуло начальству в голову – взяли и отозвали! Ладно бы ему грозило разоблачение, так и этого не было, все шло как нельзя лучше! Самое отвратительное, что его еще и за дурака держат, делают вид, что заботились о безопасности своего сотрудника. Вранье! Говорят о каком-то провале... Какой там провал, скорее, понадобился опытный сотрудник для выполнения деликатного задания здесь, в Хардсон-сити.

Эх, если бы была возможность не возвращаться! Носом чуял – кончаются спокойные деньки. Не зря же говорят – не буди лихо... Да, не зря, – стоило только ступить на землю столицы Конфедерации, как тут же начались проблемы. Хотя нет, не сразу, чуть позже. Не надо себе врать – неприятности начались после встречи с главой Службы Безопасности Бредом Маховли Ах, интересы Службы! Ах, священный долг! Как будто красивые слова могут обмануть опытного разведчика. Ему же не семнадцать лет...

Словоблудие, прикрывающее чьи-то интересы! Андрис даже подозревал чьи. Сволочи, все им власти мало! Теперь вот стал убийцей, и все из-за них! Чувствовал же, что не стоит браться за это расследование, так ведь как откажешься? А теперь что делать? Смертью этого бедолаги, да и тех двоих в кабинете дело не ограничится... Не зря же «они» – так Силумее называл тех, что вот уже три дня ходили за ним по улицам Хардсон-сити, – так плотно вели его до самого Института, или, как его еще называют, Хранилища Памяти. Ну теперь-то Андрису понятно, что это за «хранилище»! Кабы еще ноги отсюда унести...

Чертов Маховли, ведь просил же его – выведите меня из игры! Раз засветился – а слежка тому свидетельство, – то все, без силовой поддержки не вывернешься. Казалось бы, что тебе стоит? Ты же глава министерства, отдай приказ спецназу прикрыть своего агента! Нет, уперся как баран, решил, Силумее просто мандражирует, жути нагоняет, от работы увиливает. Какая слежка? Ее просто быть не может! В Хардсон-сити как сотрудник Службы Безопасности Силумее еще нигде не светился, а что до прежних дел, так у Института Памяти нет такой контрразведки, чтобы его аж из Чипленда проследить! И вот вам результат у ног лежит. Еще как проследили, да еще так обложили, что и помощи не запросишь, коммуникатор у той дуры белобрысой в кабинете остался. Пристала как репей: «Раздевайтесь, расслабьтесь...» Вот и расслабился, бегай теперь полуголый и без связи!

Андрису вспомнились глаза сотрудницы Хранилища. Они-то ее и выдали! Недаром он годами вырабатывал в себе умение улавливать чувство тревоги. Вот оно и пригодилось. И как раз вовремя! В мозгу словно бы сирена включилась. Андрису уже совсем было собрались ввести спецраствор, который погружает пациента в сон и усиливает испускаемое его мозгом излучение, но за какое-то мгновение до этого он понял что к чему и успел вскочить с операционною аэростола. Нет, на мякине его не проведешь, он и без снятия матрицы памяти проживет! Если, конечно, удастся вырваться из Института.

Разведчик, теперь уже бывший – даже и собственной стране раскрыт, – окинул труп оценивающим взглядом. Жаль, мелковат оказался, а то можно было бы его одеждой воспользоваться. Впрочем, башмаки, кажется, подойдут. Точно! А может, у него и какое-нибудь оружие найдется? Дурилка, как же он раньше не додумался обыскать его? Паникуешь, брат, паникуешь... И не нужно жалеть себя и валить вину на других. Голова-то есть на плечах! Хотя, сдается, в их ведомстве это не самое главное... Посмотри только, как эта операция готовилась! «Железная крыша, железная крыша...» Дурак этот Бред Маховли, хоть и до кресла министерского добрался! В конспирации ни черта не смыслит! Хотя еще надо разобраться, не он ли сам и есть причина провала. И как только такие козлы министрами становятся? Хотя, впрочем, штабист – он и есть штабист!

Оружия, не считая небольшого виброножа, у «топтуна» не оказалось. «Ну, на войне и поросеночек – божий дар», – подумал Андрис и выглянул в коридор. Нет, беготня еще не началась – значит, его пока не ищут... Выходит, этот бедолага, который лежит теперь босой и холодный, просто случайно обнаружил Силумее? Но надеяться на то, что так будет продолжаться достаточно долго, чтобы ему удалось покинуть Институт, не приходится – скоро обнаружат трупы белобрысой врачихи и того длинного, что бросился ей на выручку. Дурак, слишком рано себя выдал...

Чуткое ухо разведчика уловило шум в коридоре. Ну вот и началось! Сглазил! Какому идиоту понадобилось заглядывать туда... Теперь все, спокойно уйти не удастся. По спине пробежал озноб. Черт, как же вырваться отсюда, как добраться до своих?.. Попасть в лапы этих инквизиторов от науки – это хуже смерти. Уж лучше бы ему было провалиться там, в Чипленде! Тогда бы оставался шанс на обмен... да хотя бы и в тюрьму посадили, по крайней мере, остался бы нормальным человеком. А здесь, в Институте, не спасет ничто! И плевать, что все происходит дома, что вокруг Хранилища полиция. Проделают все так, что и не подкопаешься...

Беготня за дверью, вначале тихая, робко-суетливая, вскоре превратилась в беспорядочный топот множества ног Поднялся шум и гам. Это хорошо, паника ему только на руку... Вот только долго ли это будет продолжаться?

Андрис осторожно приоткрыл дверь Коридор был полон народа. Люди встревоженно метались туда-сюда, многие были полураздеты, как и он сам. Разведчик выскользнул ужом из своего убежища и смешался с толпой. Ну что же, даже в самой неважнецкой ситуации можно отыскать что-то хорошее. К примеру, сообразить, что могло быть еще хуже. Тут такой бедлам, что, может, удастся выбраться из Института незамеченным. Во всяком случае, надо попытаться. Затеряться в толпе...

Взгляд Андриса упал на грудь пробегавшего мимо клиента Хранилища. Его бросило в пот. Господи, да ведь он теперь без пропуска! Бестолочь, как же он не подумал? Андрис, да что с тобой такое, где твоя голова? Ладно, придется ни ходу добывать.

Силумее, восстановив в памяти план здания – хорошо еще, что люди Бреда сумели раздобыть хотя бы это, – метнулся к подъемникам для посетителей. Он мог воспользоваться и лифтом для персонала, тем более что тот был ближе, но откуда простой посетитель может это знать? Ничего не поделаешь, надо соответствовать.

Пробегая по коридору, он краем глаза высматривал, у кого бы стянуть пропуск – его-то собственный остался на одежде. Да он так и так не смог бы им воспользоваться, охранники уже наверняка связали гибель сотрудника Института с именем последнего пациента. Теперь вся служба безопасности ищет небось владельца той «липучки» с голограммой, чей номер соответствует записи на коммуникаторе убитой врачихи. Взгляд Андриса выхватил из толпы лицо, отдаленно похожее на его собственное. Да и рост вроде тот же...

– Эй, братишка, что здесь творится? – закричал он, вцепившись пальцами в одежду несостоявшегося претендента на матрицу памяти, – Только подошла моя очередь записаться, как тут такое началось...

– Сам ничего не понимаю! – Мужчина пожал плечами. Он даже не почувствовал, как Андрис молниеносным движением оторвал его «липучку» Никаких угрызений совести разведчик не испытывал: подумаешь, потаскают человека немножко дольше, чем других, ничего страшного с ним все равно не произойдет Зато для Силумее это шанс! Это надежда на спасение. Ему бы только выйти отсюда! А там первый же пост полиции – и он в безопасности. Да что пост, патруля будет достаточно! Не будут же его преследователи с полицией воевать?

В кабину набилось столько народа, что, казалось, сейчас загорится табло перегрузки, однако антигравитатор лифта не подкачал. Правда, пол подозрительно подрагивал, но вскоре успокоился, осталось только медленное раскачивание. Это хорошо, значит, вниз они идут штатно.

Андрис бросил взгляд на индикатор. Цифры, быстро сменяясь, спешили к нулю. Силумее, боясь выдать себя, прикрыл глаза. Господи, неужели ты услышал мольбы разведчика и поможешь ему спастись? Рассчитывать на то, что удастся это сделать своими силами, не приходится, нужно чудо! Они ведь тоже не дураки. Так плотно его вести все это время, а в конце взять и лопухнуться? Неправдоподобно! Скорее всего они ждут его внизу! Решили, наверное, что не стоит хватать клиента, пусть он на самом деле никакой не клиент, на глазах у других посетителей Института, которые ничего не знают. А может, посчитали, что Силумее уже у них в руках, никуда не денется, и сняли наблюдение? Впрочем, какой толк гадать, все равно ничего не изменишь! Единственная надежда на сообразительность и быстроту реакции. Главное – шевелиться... И вообще, хватит колебаний! Внизу его ждет одно из двух – или свобода, или смерть!

Кабина остановилась, и толпа, хлынувшая из подъемника, вынесла Андриса в просторный холл. Он уже хотел было прошмыгнуть вместе со всеми к выходу, как вдруг им преградили путь охранники, вооруженные импульсниками. Толпа загомонила.

– Спокойно! – прокричал один из охранников, по виду начальник. – Вы находитесь под нашей зашитой. Вам здесь ничто не угрожает! Мы должны задержать опасного преступника. Предъявите ваши пропуска и можете спокойно уходить! От имени руководства Института приносим вам наши извинения за этот инцидент и доставленное неудобство. Дату, когда вы сможете записать свою память, вам сообщат позднее. А сейчас приготовьте свои пропуска и предъявляйте их охране.

Перепуганные посетители Института нервно зашарили руками по одежде, нащупывая свои «липучки». К охранникам потянулось сразу несколько рук, те склонились над голограммами пропусков.

Андрис взглянул мельком на свою «липучку». Да, сходством это назвать трудновато... но что же делать? Пробиться сквозь вооруженных охранников вряд ли удастся. Пусть они еще не включили генераторы импульсников – нет характерного свиста, – но что стоит это сделать перед самым выстрелом? Он и до двери добежать не успеет... Нет, это не решение, нужно что-то другое. Но что? Ждать своей очереди и надеяться, что его пропустят?

В этот момент прибыл еще один лифт, и очередная толпа жаждущих вырваться на свободу ринулась к выходу. Охранники растянулись в цепь. Они стали так, чтобы разделить толпу на несколько потоков, и стали внимательно проверять голограммы.

Андрис попал во второй от стены поток. От охранника его отделяло трое... нет, уже двое посетителей. Теперь один...

– Ваш пропуск? – Серые внимательные глаза смотрели из-под легкого, но прочного углепластикового шлема. – Мистер, ваш пропуск.

Силумее протянул «липучку» и в надежде как-нибудь отвлечь контролера спросил:

– А мою одежду, ее мне пришлют? Я только вчера ее получил!

– Не волнуйтесь, все потери вам компенсируют! – пробормотал охранник. Он озадаченно рассматривал «липучку». – Это ваш пропуск?

– А чей же еще! – Андрис, собрав всю волю в кулак, изобразил на лице удивление.

Охранник еще раз взглянул на голограмму, затем снова на разведчика.

– Флинт! – Охранник слегка повернул голову в сторону начальника смены, не отводя глаз от Силумее. – Можно тебя?

– Сейчас подойду! – откликнулся тот. – Подождите минутку...

Вот и все! Вот и наступил тот самый момент, которого боятся все разведчики! Но как же обидно, когда это случается дома, на родине!

– Простите, в чем дело? – возмутился кто-то за его спиной. – Я спешу!

Андрис бросил взгляд через плечо. Лицо возмущавшегося показалось ему знакомым. Где-то он видел этого высокого широкоплечего мужчину в длинном плаще. И это почти безгубое лицо... Однако вспоминать было некогда, к ним уже подходил начальник смены.

– Что случилось, Ник? – спросил он у бдительного охранника. – Какие проблемы?

– Да вот, посмотри! – Ник протянул ему «липучку». – Или наши напутали, или... Но я что-то сходства не улавливаю...

Андрис, не отводя глаз от уставившегося на него начальника смены, боковым зрением зафиксировал положение остальных охранников Института. Этот простой прием не раз помогал ему в прежней жизни, должен помочь и сейчас... Первый удар должен достаться глазастому Нику. Он не проблема! Вырвать кадык, который у него так и ходит вверх-вниз, да пяткой в висок его начальнику, это Силумее успеет сделать практически одним движением, а вот дальше...

– Командир, кончай бодягу! – продолжая возмущаться широкоплечий. – Вы ищете кого-то конкретно или у кого-то просто голограмма плохая? Я вместе с этим господином находился в кабинете доктора Коннора, когда поднялась суматоха. Какие-то идиоты забегали с криками «Убийство!», и весь ваш хваленый Институт превратился в бедлам. Хороша же дисциплинка у вас! Мало того что сорвали нам весь график работы, так теперь еще и здесь начинаете нервы трепать! И вообще, что я тут с вами... Вызовите свое руководство! Пусть посмотрит, как над клиентами издеваются! Голограмма им не нравится! А кто ее делал? Сами брак допустили, а теперь еще и голову нам морочите? Может, пропуск у него и не в порядке, но то, что он не имеет никакого отношения к вашему убийству, это я точно знаю!

– Да? – Начальник смены сверлил глазами неожиданного свидетеля. – Вы это точно можете подтвердить? Вы были вместе?

– Хоть под присягой! – Безгубый и не подумал отводить взгляд. Наоборот, он подался вперед и процедил сквозь зубы: – Быстро, я вам говорю!

– Флинт, да что ты, в самом деле? – удивился Ник. – Ты что, не видишь, какой пропуск? А может, они заодно? Может...

Начальник смены сделал шаг назад.

– Проходите, вы свободны! – сказал он Андрису и его неожиданному защитнику.

Ник, растерянно теребя «липучку», посмотрел на начальника.

– Ты уверен, что правильно делаешь? – спросил он вполголоса.

Тот, к кому он обращался, отвел глаза от удаляющейся парочки и медленно повернулся к своему подчиненному.

– Уверен! И вообще, продолжай работу! – отрезал он и отвернулся, давая понять, что инцидент исчерпан, – Не задерживай клиентов.

Андрис не верил своему счастью. Как же это так, неужели такое бывает? Он же, можно сказать, практически попался... Разве чудеса еще случаются? Наверное, да!

Негнущиеся ноги резво несли его к выходу, а голова все еще отказывалась верить, что самое страшное уже позади. Силумее, конечно, слышал о подобных случаях, когда агент выбирался из такой переделки, из какой выхода практически не было, но чтобы вот так... Погоди-ка, а где его спаситель и кто он, интересно?

Андрис скосил глаза вправо. Безгубый спаситель шел рядом. Он смотрел вперед и, почувствовав взгляд Андриса, чуть заметно качнул головой, мол, ничего не говори. Не замедляя шага, он вышел на улицу, Андрис за ним.

Вид толпы ошеломленных клиентов у выхода, вторая цепь охранников, сдерживавшая журналистов, которые стремились во что бы то ни стало попасть внутрь, и вереница экранопланов, подлетавших на автопилоте по команде своих хозяев, вернули разведчику утраченное было душевное равновесие. Однако жизнь продолжается!

– Вы меня не подбросите? – Широкоплечий усмехнулся, и от этой усмешки у Андриса пробежала по спине легкая дрожь Безгубый оскал больше походил на прорезь в какой-то жуткой маске, чем на улыбающийся рот обычного человека, – Мой «меркус» в ремонте, может, окажете услугу?

– Конечно! – Силумее растянул губы в радушнейшей улыбке. – Вы ведь так выручили меня! Я вам очень признателен!

– Пустяки, я ведь тоже на документах плохо выхожу! – добродушным тоном проворковал спаситель. – Вы без коммуникатора, может, воспользуетесь моим? Прошу, ваш, наверное, остался там же, где и одежда? – Да, конечно! Спасибо! – Силумее взял протянутый аппарат и набрал код автовызова своего старенького, но все еще мощного «фантома». – Черт, так неприятно стоять в одних трусах!

– Не обращайте внимания! – отмахнулся широкоплечий. – Да, кстати, друзья зовут меня Гап. Если хотите, тоже можете так обращаться...

– А меня зовите Андрис! – ответил Силумее. «По крайней мере, сейчас», – подумал он про себя. – А вот и мой «фантом», прошу вас, садитесь!

Андрис пришел в себя не сразу. Казалось, мозг и тело живут в различных измерениях – голова работала, а вот ни руки, ни ноги не слушались. Хотя нет, сама голова тоже не ворочалась. Работали только глаза, лишь они продолжали выполнять свою функцию – давать информацию. Только не паниковать... Андрис поворочал пересохшим языком. Ага, такая сухость во рту бывает после парализатора, он это знает по собственному опыту... Значит, он все-таки влип! Да еще так глупо! Обрадовался, что удалось уйти из ловушки, в которую попал в Хранилище Памяти, и угодил в капкан... Чей, интересно. Безгубого? Вот сволочь этот Гап! Это же он его приложил в «фантоме» парализатором! Черт, так глупо попасться! Ах, «вы меня выручили», ах, «я вам признателен»... Вот тебе и «выручили». Господи, да что это с ним такое сегодня? Ведет себя как молокосос неопытный... Вот что значит, когда операция не подготовлена как следует. Как с самого начала все пошло наперекосяк, так и идет до самого конца Кониа? Ну уж нет, он просто так сдаваться не намерен!

Прежде всего надо восстановить подвижность конечностей. Андрис знал, что после удара парализатором у человека первым просыпается сознание. После этого должно пройти еще минут пятнадцать, прежде чем появится чувствительность во всем теле. Но, как теперь стало ясно, этих пятнадцати минут у него нет. В любой момент может вернуться Гап, а Андрис беспомощен, как младенец.

Он напрягся и попробовал шевельнуть правой рукой. Бесполезно! А ноги? Может, ноги уже двигаются? Странно, но и ноги не слушаются! А должны бы, ведь неприятные ощущения от долгого лежания на спине уже появились. Нужно попробовать с руками...

Господи, да ведь он же привязан! Просто примотан к аэроподушке реанимостола, как удав к шесту! И лежит теперь посреди... Так, а где это он? Большой кабинет... Стол с дисплеем усыпан матрицами... Аппарат для записи... Да это же лаборатория! Та самая, которую он искал! Та, которую просил найти Бред!

Ну вот, Андрис, ты ее и нашел! Радуйся! Задание выполнено! Осталось только выяснить ее координаты и передать их Маховли! Дурак проклятый! Втравил в такую беду, что... Так, хватит паниковать! Пока жив, пока в сознании, нужно бороться! Нужно думать! Думать...

То, что ловушку устроили не институтские, понятно, иначе бы его просто не выпустили. Значит, это какая-то другая команда. Так кто следил за ним? Эти, в чьих руках он находится, или все-таки спецслужбы Института? Если тут замешана какая-то новая организации, о которой ни он, ни Служба Безопасности не знают, то кто они? Откуда они? И зачем тогда Андрис убил тех людей в. Институте? Господи, но ведь ошибки не было, женщина-врач явно затевала какую-то пакость! И белобрысый, что прятался за ширмой... Нет, там была ловушка!

Но ведь он и сейчас в ловушке. Получается, что за ним охотились сразу две команды. Если это так, то кто стоит за второй? И что теперь с ним будет? Зачем его притащили именно сюда? Если бы хотели убить, то прикончили бы где-нибудь в другом месте. Значит, допрашивать будут? Но это бесполезно, он закодирован на недопрашиваемость, и они должны это знать... Тогда зачем же?

– Джон, смотри, наш лазутчик пришел в себя! – послышался знакомый голос. Гап Уж его-то голос Андрис не забудет до конца своих дней.

– Точно по расписанию! – довольным тоном произнес стоявший рядом с Гапом коротко стриженный крепыш с мощной шеей. – Я же тебе говорил, что он проснется вовремя.

– Ну давай, Коннор, готовься, – нетерпеливо оборвал сообщника безгубый, – А я пока побеседую с нашим беглецом.

– Смотри, он запрограммирован! – предупредил Джон Коннор. – Постарайся не дать ему повода...

– Да знаю, знаю...

Андрис узнал крепыша. Он врач. Его голограмму он видел в тех немногих материалах на сотрудников Института, которые хранились в ведомстве Маховли. Но там он проходил как специалист самой низкой квалификации, никто даже не попытался разузнать о нем какие-нибудь подробности. Еще один ляп начальства. Вот только почему-то расплачиваться за это приходится другим. А он сам-то куда смотрел? Чувствовал ведь, что не надо соглашаться на эту авантюру, так нет, поддался на уговоры! А может, соблазнился на теплое местечко, на которое обещали устроить после выполнения задания? Уж с собой-то будь честен! Бесплатная матрица – вот на что он соблазнился. Хотя это был явный перебор – у него и так одна уже есть. Та, что положена ему по условиям контракта.

– Ну что, господин Силумее, пришла пора познакомиться, нам ведь долго теперь работать вместе. – Безгубый рот растянулся в отвратительной улыбке. – А ты интересный экземплярчик, так лихо драться немногие умеют. Даже не ожидал! Думали, банальное изъятие, а тут такой спец попался! Пришлось самому подключаться, не терять же из-за тебя людей. Хорошая арифметика у нас вырисовывается: трех солдат потерять, чтобы одного получить. Точнее, ни одного не получить – кто же теперь тебя в рядовые определит? Нет, браток, после всего, что мы про тебя узнали, Поль такого красавчика просто так не отпустит! Еще бы, мы-то тебя по другим критериям отбирали – рост, вес, отсутствие родственников... А тут, извольте, целый букет таких навыков! Интересно, откуда они у тебя... Так лихо разделаться с Даном и Гийомом! Вог докторшу ты зря... Хотя в твоей новой ипостаси тебе это пригодится... Особенно то, как ты с бабами обходишься. Жаль, нет времени порасспросить тебя как следует... Коннор один с блоком не справится, а держать тебя в том виде, в каком ты сейчас, мы долго не сможем, иначе придется организовывать в лаборатории дополнительный пост.

В голове Андриса зазвенело. О чем говорит этот мерзавец? Его отбирали? По другим критериям? Что это значит? Похитители не знают, что он разведчик? За кого же его тогда принимают? Зачем же он тогда Институту... Поль... кто такой этот Поль? И зачем им человек с такими данными, как у него? Получается, то, ради чего он полез в Институт, здесь ни при чем? Или Гап врет? Но какой ему смысл врать, он же прямо сказал, что скоро Андрис ничего помнить не будет. Черт возьми, загадка на загадке, как в них разобраться? И, главное, что они собираются с ним делать?

– Зачем я вам нужен? – спросил он наугад. Вдруг скажут, к чему таиться от того, кто обречен?

В глазах Гапа зажглось некое подобие интереса. Странно, глаза как у человека, а взгляд холодный, безразличный, неподвижный... змеиный! Андрису показалось, что на него смотрит вовсе не человек, а какое-то гигантское насекомое... или рептилия.

– Зачем ты нам нужен? – Улыбка похитителя стала еще шире и от этого еще неприятнее. – Что же, могу сообщить, что как личность ты нам совсем не нужен. А вот твое тело... Оно нам послужит! Вернее, не нам, женщин тешить будешь! Да еще как!

Андрис недоуменно наморщил лоб. Они что, его как производителя использовать хотят? Так сказали бы, может, он и без принуждения согласится! Глупости, дело в чем-то другом... Наверняка какая-нибудь мерзость. То, что дело нечисто, ясно без всяких слов. Но главное даже не это. В словах этого негодяя Гапа было кое-что такое, что можно понять как... Да нет, он же прямо сказал, что Силумее останется в живых Вот это главное и есть! Это означает, что, какова бы ни была конечная цель всей этой операции, смерть Андриса не входит в планы похитителей. А, следовательно, есть шанс побороться за жизнь.

– Гап, извини, что прерываю вашу беседу. – Андрис даже не заметил, как по другую сторону реанимостола появится стриженый. В его руке был инъектор. – Ты закончил? А то мне еще в Институт возвращаться!

Безгубый неохотно оторвал взгляд от пленника. Чертов Джон, вечно он спешит. Может, все-таки удастся допросить этого интересного мужичка? Откуда он такой ловкий взялся? Где его учили драться, убивать? И на кого он работал? Уж не с царевой ли службы этот боец? Если так, то... Хотя теперь-то какая разница? Не отпускать же после всего, что произошло! Да и ерунда все это! Подумаешь, был Силумее – станет Митчелом! Не таких в работу пускали!

– Ну, Андрис, прости. – Гап картинно развел руками. – Такова жизнь! Тебе придется исчезнуть! Давай, Джон, делай свое дело!

Силумее. не отрывавший взгляда от инъектора, не сделал ни малейшей попытки сопротивления. Слишком уверен и бесстрастен был похититель, слишком уверен и деловит исполнитель. Они и в самом деле не люди – насекомые! Такие не пощадят! Собрав в кулак все свое мужество, он ждал беспамятства как избавления. Раз уж не сумел уберечься от такого нелепого провала, то хотя бы смерть нужно принять с достоинством!

Гап продолжал стоять у стола, рассеянно глядя по сторонам. Взгляд его скользнул по экрану дисплея стационарного коммуникатора. Что-то такое он на нем заметил, потому что предостерегающе поднял руку и негромко проговорил: – Погоди-ка, Джон. Кажется, к нам гости...

– Ерунда, раз автоматика пропустила, значит, кто-то из наших, – буркнул Коннор. – Кто бы это ни был, мне некогда!

Андрис почувствовал прикосновение холодного металла и закрыл глаза. Все, его время пришло. Самой инъекции он не почувствовал, только легкое дуновение из открывшейся двери. Ему стало приятно, показалось даже, что еще не все потеряно и можно поторговаться с похитителями, чем черт не шутит? Андрис открыл глаза и удивленно вздрогнул. В комнате было уже не двое, а трое. Правда, лекарство уже начало действовать, и Андрис с трудом рассмотрел вошедшего. Это была женщина, симпатичная, хотя и немолодая... Даже, кажется... Боже, да это же Анни Хамильтон... Но ведь она так же как и Андрис – офицер Службы Безопасности! Значит, он среди своих? Свои? Крысы они, а не свои... Или же она предатель...

Это было последней мыслью Силумее. Снотворное, входившее в состав раствора, который ему ввел Коннор, было очень эффективно.

– Анни, как ты вовремя! – обрадованно воскликнул Гап. – А то у нас классный экземплярчик, а этот мясник...

– Сам ты мясник! – возмутился Джон. – Для тебя же стараюсь...

Женщина, невысокая, но на удивление ладная брюнетка с короткой стрижкой и серо-голубыми глазами, как будто ничего не слышала. Она бросила быстрый взгляд на инектор, посмотрела на дисплей реаниматора, потом на пациента и наконец облегченно вздохнула.

– Да, кажется, ты прав, я поспела вовремя... – Она удовлетворенно кивнула, неторопливо – можно было больше не торопиться – подошла к столу и наклонилась над распростертым телом.

– Ты что, боялась опоздать? – удивленно спросил Гап. – Ты что-то знаешь про него?

Женщина молча кивнула, не отрывая взгляда от пленника.

– Этот экземпляр из вашего ведомства, что ли? – не унимался безгубый. Снова кивок.

– Ты можешь разблокировать его память? – вступил в разговор Коннор.

– Ну, если я сама ставила блок... то и снять его смогу! Вот для этого я и примчалась сюда, бросив все дела! – ответила Анни. – Боялась пользоваться коммуникатором, вдруг наведу Маховли на лабораторию, а терять Ната... Да, кстати, знакомьтесь, – женщина кивнула в сторону спящего, – это Нат Юнгерсон, который считает себя... которого мы сделали Андрисом Силумее... Он был нашим резидентом в Чипленде.

– Вот так совпадение! Так ты говоришь, Силумее – твоя работа? – спросил Гап.

Хамильтон утвердительно кивнула: – Да, я готовила его к работе в Чипленде. Он был нашим лучшим резидентом. Этот болван Маховли отозван его, не согласовав ни с кем. Боже, как надоел этот дилетант у власти!

Гап и Джон недоуменно переглянулись.

– Анни, прости, но я тебя не очень понимаю, – не выдержал Коннор. – Ну, был у Службы свой агент в Чипленде, ну и что? Нам-то что до этого? Главное, что Институт и наши дела не пострадали! Одним эсбэшником больше, одним меньше...

Хамильтон обожгла его гневным взглядом: – Господи, Джон, как только Поль терпит тебя... – На лице женщины была написана неприкрытая брезгливость. – Гап не ошибался, называя тебя мясником. Хотя он и...

Анни, спохватившись, что в запале сказала лишнее, осеклась, но было поздно.

– Недочеловек? – закончил за нее безгубый. – Конечно, ты права, вот только кто меня таким сделал? Не твой ли любимый Поль? Разве не он? Вернее, он, но руками Коннора и Шарояна.

– Гап, я не хотела тебя обижать! – примирительным тоном сказала Анни. – У нас неприятности, вот я и сорвалась! В лаборатории... Ну, в той, где хранились Врата... Она же была напичкана автоматикой безопасности...

– Анни, что значит «была»? – с тревогой в голосе спросил Гап. – Что с Вратами?

– Кто-то взломал защиту! – В голосе женщины зазвучали истерические нотки. – Украли все оборудование! И Врата унесли!

– Не может быть! – задыхаясь, выкрикнул Коннор. – Там же... Кто мог узнать о Вратах? Кому нужен прибор, если не знаешь, как им пользоваться? Это предательство! Гап, ты понимаешь, среди нас есть предатель!

Гап, менее склонный к проявлению эмоций, досадливо нахмурился – А что по этому поводу говорит Поль? – спросил он. – Он-то хоть знает?

Анни удивленно вскинула брови.

– Конечно, знает! Это же он послал меня сюда! Теперь уже удивился Гап.

– Поль послал тебя к нам? – Безгубый растерянно обвел глазами помещение лаборатории. Его взгляд наткнулся на тело Силумее. – Постой, он что, считает, что наш клиент имеет отношение к похищению? Да нет, не может быть! Хотя... Правительство давно ищет подход к Институту...

Анни отрицательно качнула головой.

– Нет, он считает, что это сделали люди Марко Симоне, – сказала она. – В любом случае, Поль требует, чтобы мы нашли прибор. А Нат... Андрис должен нам помочь в поиске. Вот для этого я и примчалась к вам.

ГЛАВА 1

Крис Джордан, хорошо одетый брюнет, посмотрев на которого всякий сказал бы, что он доволен жизнью и собой, с непринужденным видом уселся на свободное место в комфортабельном моноэкспрессе «Серебряная Молния». Джордан направлялся в Хардсон-сити для собеседования с заказчиком. Единоличный основатель, владелец и руководитель созданной не очень давно, но быстро развивающейся фирмы «Замысел-Внедрение», он заранее предвкушал успех. Судя по всему, заказчик готов был согласиться с предложениями Криса. Конечно, как хозяин, он мог не ехать сам, а отправить в командировку кого-нибудь из своих подчиненных, но деятельная, энергичная натура Джордана не позволяла ему оставаться в стороне от такого важного дела, как собеседование с клиентом. Было и еще одно обстоятельство. Крис был не только удачливым бизнесменом, но и талантливым программистом, что позволяло ему максимально глубоко вникать в проблему, которую ставил заказчик, и именно это зачастую обеспечивало успех его фирме.

Джордан давно интересовался аналитической психологией и подошел вплотную к решению проблемы компьютерного моделирования поведенческих реакций индивидуума. Однако до практического внедрения его разработок дело так и не дошло. Все время что-то мешало. Недаром говорится: сапожник без сапог. Бывало, что, создав программу, он тут же начинал ее без конца переделывать, а, как известно, лучшее – враг хорошего, или фирма вдруг получала срочный заказ, или он неожиданно в очередной раз влюблялся и на какое-то время забывал обо всем... Одним словом, заказы выполнялись, а собственная программа стояла. Может, так и нужно было? Может, Крис был еще недостаточно зрел для такой серьезной работы, и судьба только готовила такие условия, при которых его идея покажет себя во всей красе?

И вот, похоже, час наступил. В ходе предварительных переговоров Крис выяснил, что у заказчика нет собственного готового решения и он не против, чтобы прислушаться к рекомендациям такого авторитета в решении подобных задач, каким, по общему мнению, является Крис Джордан. Таким образом, перед Крисом впервые забрезжила надежда, что работа будет не только успешной, но и счастливо соединит в себе все его идеи! А это значило, что на этот раз выполнение пожеланий заказчика плюс творческая мысль Криса вполне могли привести к созданию настоящего произведения инженерного искусства. И кем бы был Джордан, если бы упустил такой случай?

Крис был уверен, что сумеет уговорить заказчика принять его концепцию, а и нет, так не беда! Он твердо решил, что будет делать сразу две версии анализатора: один согласно пожеланиям заказчика, а второй по его собственной схеме. И потом посмотрим, чей будет лучше. По крайней мере, идея получит свое материальное воплощение. Да еще за счет заказчика! Что может быть интереснее, чем прогностическое моделирование, выраженное языком и средствами программирования.

Все, созданное человеческой мыслью за долгие века, все идеи самых ярких светил психологии, социологии и философии были собраны и систематизированы в его программе. В прогноз поведения объекта включалось все: биогpафия, способности, возможности организма, генотип и типология; характер, внушаемость, восприимчивость и реакция на происходящее вокруг; влияние на него коллектива, семьи и ближайшего окружения. И наоборот, степень влияния индивидуума на окружение; взаимосвязь между его способностями и перспективами карьерного и политического роста; степень воздействия исследуемого на среду и среды на его окружение. Учтено было такое множество факторов, какое и не снилось всем, вместе взятым, астрологам, психологам или психиатрам. Не были забыты даже нумерология, кабалистика и прочие оккультные науки.

Имело значение и то, что все эти данные получались от испытуемого как с помощью прямых вопросов-ответов, так и в режиме косвенного, скрытого, неявного опроса. Все это скрывалось за невинными тестами, в которых даже самый хитрый и искушенный человек не смог бы разглядеть никакой системы. Древний прибор, известный под названием детектор лжи, был не то что бледной тенью аппаратно-программного комплекса Криса, а просто... Да и что их сравнивать? Это все равно, что сравнить два таких носителя информации, как папирус и матрица.

Крис решил отправиться в Хардсон-сити, где жил заказчик на моноэкспрессе. Это было удобнее всего, в дороге можно было и отдохнуть, и мысленно подготовиться к ответственной встрече. Скучновато, конечно, но по крайней мере комфортно, не то что утомительный полет на экраноплане.

Крис поерзал в кресле. Чем бы таким заняться, чтобы убить время? Смотреть в окно? Какой толк, что там можно увидеть при той скорости, с какой экспресс несется по вакуумной трубе? Говоря по совести, Крис вообще бы эти окна убрал. Тогда и прочностные характеристики экспресса возросли бы, и пассажиры ничего бы не потеряли. Но традиция победила, и вот, пожалуйста, никому не нужные технологические отверстия, закрытые прозрачным пластиком, присутствуют во всех проектах. Атавизм! Итак, окна отпадают. Можно посмотреть на дисплее индивидуального коммуникатора какой-нибудь фильм о флоре и фауне тех мест, по которыми мчится моноэкспресс. Но, к своему стыду, Джордан должен был признаться, что ни флора, ни фауна его не интересуют.

Кроме науки и работы, круг интересов Криса Джордана, преуспевающего бизнесмена и плеибоя, ограничивался прекрасным полом и спортом. Да и в спорте он не разбрасывался. Занимаясь единоборствами, он достиг звания мастера Ближнего Боя, а теперь мечтал достигнуть ступени Среднего.

Крис обвел глазами просторный салон. Он не любил переезды, в дороге невозможно заниматься делом. Промышленный шпионаж дошел до такого совершенства, что лучше не испытывать судьбу. Конкуренты не раз проявляли живейшее любопытство и повышенное внимание к последним разработкам удачливой фирмы «Замысел-Внедрение», Размяться толком тоже не разомнешься – не будешь же смешить людей гимнастикой или боем с тенью? Бассейн? Можно было бы... но попозже и лучше не в одиночестве.

Оставалось только одно испытанное средство борьбы со скукой – флирт. Этим Крис Джордан ютов был заниматься всегда и без устали.

Он осмотрелся Ему нравились женщины ухоженные и красивые. Здесь, в комфортабельной и роскошной «Серебряной Молнии», было несколько достойных экземпляров, ради которых он мог забыть обо всем на свете! Ненадолго, конечно. Откровенно говоря, молодой и притом богатый владелец перспективной и успешной фирмы не мог оставаться бесхозным. Вот и у Криса была невеста – Мария Залески. Но что это значило для незакомплексованного и не знающего сильных чувств молодого человека? Гормоны и природный инстинкт самца требовали разнообразия, а интуиция, подтвержденная некоторыми наблюдениями, подсказывала, что Мария не слишком-то и верит в его верность. Были, были кое-какие признаки этого ее прозрения! Недоверчивая улыбка, ироничный взгляд, неосторожно брошенное слово... да мало ли есть способов это понять? Ну а раз так, то и руки у него развязаны, по крайней мере, если измены Криса и не радуют Марию, то и разочарование ее не постигнет.

Глаза Криса давно уже выделили из массы пассажиров симпатичную шатенку. Это был как раз его любимый тип женщин – с мягкой на вид, тонкой и чистой кожей. Обычно такие бывают очень темпераментны, если удалось их завести, то уж потом только держись!

Женщина – невысокая, что вообще-то было не в его вкусе, но с идеальной фигурой и яркой внешностью, – не могла не заметить внимания симпатичного попутчика. Она быстренько просканировала Криса с головы до ног. Взгляд из отчужденно-оценивающего стал блестяще-волнующим. Кажется, процесс пошел...

Крис знал, что нравится женщинам. Заметно выше среднего роста, широкоплечий и крепко сбитый брюнет, он вызывал у большинства особей женского пола горячую реакцию. Одним он нравился просто как превосходный экземпляр самца, другие, более утонченные, очаровывались воспитанием Криса и его интеллектом. Кажется, на этот раз сработал первый фактор – во всяком случае, когда взгляды молодых людей встретились, стало ясно, что шатенка не осталась невосприимчивой к гипнозу серо-голубых глаз Криса.

Он повел рукой в сторону эскалатора – на втором этаже находился салон отдыха и бар. Она чуть заметно кивнула. По всем признакам, Крис не ошибся в выборе. Шатенка явно была не против подняться на второй этаж и встретиться за столиком в баре. А может, зайти и несколько дальше... Скажем, воспользоваться релаксационной камерой экспресса, А что? Чем черт не шутит! Может быть, удастся провести несколько часов путешествия поинтереснее, чем наблюдать, как размножаются суслики или растет бамбук...

Шатенка еще раз посмотрела на Криса, плотоядно, словно предвкушая приятное приключение, улыбнулась, а затем, что-то сказав своей не очень молодой спутнице, направилась к эскалатору. Перед тем как поставить ногу на первую ступеньку, она повернулась, взглянула еще раз на Криса, мол, что вы стоите, вы же видите, я уже иду, и опустила глаза. Крис все понял как нужно. Легко спружинив, он встал со своего места Шатенка, оценив силу и ловкость избранника, едва заметно улыбнулась и грациозно, чуть качнув бедрами, ступила на эскалатор. Выбор сделан, лента дрогнула и пошла вверх.

«Какие ножки»! – удовлетворенно отметил Крис и поспешил за незнакомкой. А ножки стоили того, чтобы их отметить! И все, что выше, тоже Нет, нынешняя мода Крису очень нравится. Почти все на виду.

Ведомый инстинктом, словно автопилотом, Крис устремился к лестнице. Он уже почти добрался до верхней ступеньки, когда вдруг почувствовал, что экспресс начал резкое торможение. На такой скорости для пассажиров эта процедура была не очень приятной. Даже тот, кто сидел в кресле и был пристегнут автоматически срабатывающим ремнем безопасности, испытывал серьезную нагрузку, а что говорить о тех, кто стоял или шел?

Джордан попытался ухватиться за поручень, но не удержался и полетел вперед. В одно мгновение он нагнал на лету свою избранницу, шедшую впереди, врезавшись в соблазнительно упругое тело шатенки, смел ее со своего пути, и они оба врезались в стойку бара. Все слилось – визг женщины, удар и вспышка света в глазах...

Стив Сазерленд, известный кольцевой и капитан команды-чемпиона Лиги роллербола, а с сегодняшнего дня еще и обладатель Кубка Вызова «Атлантик Скорпионе», вел свой «пайк» на пределе допустимой для этого участка трассы скорости. Сазерленд был доволен жизнью. Он с наслаждением вел мощный экраноплан, оснащенный всеми последними усовершенствованиями. Эта удивительная машина, имевшая не только стандартный набор аэродинамических и антигравитационных компонентов, но и роскошную навигационную систему и столь же дорогую отделку, была вручена Стиву Сазерленду сегодня. Снейк, как еще его звали друзья и болельщики, был признан лучшим игроком нынешнего розыгрыша Кубка Лиги. Правда, всей команде и Стиву, ее капитану, в этом сезоне победа далась нелегко. В финальной серии, после шестой игры счет был ничейный.

Последняя, седьмая игра должна была определить, останутся ли«Скорпионы» второй год подряд владельцами Кубка, или дерзкие «Койоты» из Чипленда впервые завладеют вожделенным призом. Снейк не мог допустить, чтобы в первый же год его капитанства команда уступила Кубок дерзким новичкам Лиги. Нет, ни за что, лучше смерть. Тем более что в роллерболе игроки гибнут довольно часто. Редкий чемпионат, а уж тем более Кубок Лиги обходится одним, а то и двумя десятками фатальных исходов. Бывало, и до сотни доходило. И это при высоком уровне медицины, которого достигло человечество!

Вот и на пути к нынешнему финалу «Скорпам», как их называли болельщики, удалось отправить в крематорий семь соперников из четырех команд-претенденток. Из них одного Стив должен был записать на свой счет. Мог и больше, но не делал этого. Он любил саму игру, мог схитрить, обмануть соперника, объехать его, в конце концов. Но не убивать. Смерть противника, такого же парня, как и он сам, только играющего за другую команду, не была целью Стива. Но что делать, когда в борьбе за обладание стальным шаром противник готов на все, включая твою гибель? Только защищаться и наносить не менее опасные удары, чем твой противник.

А уж это мастер Боя умел. Не зря же Стив получил все три ступени. Ближнего, Среднего и Дальнего Боя! Эту его способность – мгновенно достигать состояния сатори – Учитель заметил, еще когда будущий Снейк делал свои первые шаги в постижении искусства единоборств.

Для сенсея не представляло особого труда развить до максимума способность паренька входить в такое состояние нервной системы, когда он успевает сделать несколько движений за то же самое время, за какое противник делает только одно. Если он совсем бездарных и то умудрялся чему-то научить, то уж такого самородка сам Бог велел! Только и дел, что подсказывай вовремя. Эта ли способность Сазерленда или что другое, но прогресс Стива бросался в глаза, особенно игрокам команды-соперницы. Не позавидуешь игроку противника, будь он на роликовых коньках или на мотоцикле, нарвавшемуся на Снейка. Сазерленд, несущий стальной шар к корзине соперника, – это зрелище не для слабонервных! Размашистый стремительный бег, сосредоточенное лицо, закрытое черными дугами зашиты, и горящие пронзительным светом глаза – это и есть Сазерленд, когда он идет к корзине словно неудержимая самонаводящаяся торпеда. Его кулак в шипастой перчатке, прижимающий к мощной груди заветный стальной шар, в один год стал фирменным знаком «Скорпов» и страшным сном противника.

В последней игре финала Снейк совершил три удачных броска из четырех! За весь чемпионат Лиги этого года – семьдесят девять шаров из трехсот шестидесяти двух, заброшенных командой! Восемнадцать мотоциклистов и тридцать семь кольцевых игроков, вынесенных лично им!

А финальный бой? Мотоциклист и два кольцевых на него одного! Никто не понял, как он успел опередить всех в борьбе за стальной шар. Видимо, противник настолько уверовал в свое превосходство, что дал капитану обреченной команды шанс атаковать. Наверное, для полного ощущения триумфа, в расчете на то, что удастся вынудить Снейка выбросить шар и таким образом к своей победе добавить унижение капитана противника. Да еще какое! Да еще самого Змея! Ведь после того, как игрок добровольно выбрасывает шар, капитаном ему не быть. Хорошо, если вообще в составе останется.

Болельщики и фанаты Чипленда, позабыв о гостеприимстве, ревели в предвкушении роскошного зрелища – поверженного капитана противника. Давнее соперничество города-государства Чипленда и столицы соседней страны – Хардсон-сити не могло не найти своего отражения в нынешней игре. Ах как им хотелось на пороге триумфа еще и унизить прилюдно капитана «Скорпов»!

Зря рассчитывали! Водитель мотоцикла, буксирующий двух оставшихся кольцевых, стал первой жертвой. Прыжок! Удар! Видит Бог, Снейк не хотел, чтобы так получилось, но приземление водителя на голову повлекло за собой перелом шейных позвонков. Хруст был слышен даже сквозь рев толпы. Мотоциклист упал, заливая кровью желтое покрытие Кольца. Хорошо, если он успел обновить свою матрицу! Но если даже и нет, то уж точно не по вине Стива. Это вопрос дисциплины. Сам он обновил матрицу, причем совсем недавно. Всем игрокам Лиги такая возможность оговаривалась особым пунктом контракта, и хотелось думать, что соперники воспользовались ею. Потому что вслед за водителем удар локтем в гортань получил первый из двух оставшихся кольцевых. И, как показалось Стиву, этому игроку чиплендцев пришлось даже тяжелее, чем водителю. Но рассматривать противников Неистовому Змею – так его еще называли противники – было некогда. Объехав оставшегося в одиночестве кольцевого, опешившего от неожиданной потери преимущества, Стив пулей полетел к корзине противника. Бросок был точен. А главное то, что на ответ чиплендцам просто не хватало времени!

Да, это была победа! Кубвк вновь отправится на хранение в Хардсон-сити, Стив может отправляться в сектор отдыха – дело сделано! Но после этого броска Снейк успел доехать только до синей ленты заезда на площадку запасных, где его ждала торжествующая команда. Больше Стиву не дали сделать и шага. Ошалевшие от радости, ликующие болельщики вынесли его с Кольца на руках.

Восторженные крики фанатов, не поленившихся ради любимой команды приехать в Чипленд, звуки гимна «Скорпов», скандирование лозунгов – все слилось в один могучий рев. Обезумевшая толпа видела только своего кумира – капитана и голеадора Стива Сазерленда! Даже хозяева, тяжело переживающие поражение своих любимцев, отдали дань мастерству капитана команды из Хардсон-сити. Стиву казалось, что, захоти он сейчас провозгласить себя Президентом Конфедерации, толпа поклонников тут же начала бы громить всех, кто не поддерживает эту его идею. Он был Властелином Радости и Хозяином Успеха! Он – Кумир!

Когда, перекрывая гомон толпы, Генеральный Секретарь Лиги через многочисленные громкоговорители объявил о победе «Скорпионов», к небу взметнулся такой рев, что птицы, сидевшие на окружающих стадион деревьях, в испуге взлетели и заметались над стадионом. Казалось, мощнее звука не бывает! Но это оказалось совсем не так! Когда Снейку как капитану команды вручили Кубок Лиги, звуковой шквал буквально смел всех перепуганных пичужек с небосклона. И вслед им понеслась еще одна волна – когда Стив, уже как лучший игрок сезона, получил пластиковый ключ-сертификат на экраноплан марки БИ-2С «Пайк». Толпа болельщиков, совершенно ошалев, смела охрану и неудержимо покатилась к своему кумиру.

Сазерленд в какой-то момент даже испугался, что его растопчут, но, к его чести, не подал вида. Опасения оказались напрасными – подбежавшие болельщики подняли его на руки и понесли к новой собственности.

– Круг почета! Круг почета! – требовали болельщики. Ему даже роликовые коньки не дали снять! Так и втолкнули в кабину! Уставший от всего и одуревший от свалившейся на него славы, Стив, прихватив приглянувшуюся ему молоденькую фанатку, пухлогубую и грудастую, сделал два круга вокруг кипящего котла стадиона. Гул толпы доносился даже на ту высоту, куда на радостях взлетел Снейк. Колышущееся людское море заполняло все пространство овального стадиона.

Глядя вниз, Стив вдруг почувствовал, что ему очень не хочется возвращаться на Кольцо – он не любил торжественных мероприятий. Да и хотелось насладиться мощью «пайка». Тем более что места, где можно было посадить машину, не наблюдалось. Ликующая толпа заполнила все свободные места – так что все располагало к небольшой прогулке с симпатичной спутницей в роскошном экраноплане. Болельщики поймут, они же мужчины!

Снейк посмотрел на спутницу. Та улыбнулась.

– Полетаем? – предложил он.

Девушка кивнула.

Снейк развернул «пайк» и понесся в сторону от города. Надо же опробовать новый экраноплан. Разогнать его так, чтобы все вокруг стало неразличимым, превратившись в сплошной пестрый ковер...

Когда первое опьянение стремительным движением прошло, Стив немного сбросил скорость. Чудо современной технологии, с легкостью пожиравшее километры, несло Стива и его избранницу-однодневку вдоль прозрачного туннеля моноэкспресса. Это была любимая забава игроков-роллерболистов. Называлась она «пугать удава». Направить экраноплан максимально близко к круглой трубе тоннеля и лететь навстречу несущемуся на бешеной скорости экспрессу – вот это кайф!

Перепуганные пассажиры, прижавшиеся бледными лицами к прозрачному пластику операторы экспресса – это ли не самые преданные зрители в той интересной и волнующей игре, которую могут себе позволить только избранные! Те, кто уже жить не может без скорости и риска И плевать, что за это наверняка придется платить штраф – премиальных хватит! Зато завтра все телегазеты будут пестреть заголовками, как фавориты, продолжая соблюдать победные традиции, отмечают свое первенство очередным хулиганством. Ну и правильно, страна должна знать своих героев!

Снейк выровнял экраноплан и максимально приблизился к прозрачной пластиковой трубе. Все, теперь осталось дождаться моноэкспресса. Он ободряюще посмотрел на спутницу. В ее влажных коровьих глазах горел восторг

«Вот дура! – подумал Снейк, – Типичная безотказная группи! Но, может, это и хорошо, проблем с ней меньше будет! Зато какая грудь! Аж дух захватывает!»

Он подмигнул своей спутнице и улыбнулся. Та растянула губы в ответ. Она просто не верила своему счастью, выбор кумира пал на нее! Будет чем теперь похвастаться перед подружками. Да они просто умрут от зависти!

Пухленькая болельщица была готова на все. Взгляд, брошенный на нее Снейком, она поняла по-своему. Перегнувшись через рычаги, девушка скользнула руками к штанам Стива. Он увидел, как ее губы с готовностью раскрылись в улыбке и показался розовый язычок.

Кровь бросилась Стиву в голову. Ах ты, умница, как оригинально придумала! Так будет даже забавнее! Вот только бы моноэкспресс не подвел...

Ага, вот и он! Под прозрачным пластиком показался экспресс.

Стив дал еще рычаг от себя. «Пайк» снизился до критической высоты, а губы спутницы дотянулись до его плоти. Гениально! Такого роллерболисты еще не вытворяли! Вот будет смеху, когда команда узнает, как он «пугал удава»! Как бы новое название не пришлось придумывать...

Стив в предвкушении блаженства добавил скорости. Молодчина... как там ее... А неважно, главное, свое дело делает хорошо... Вот! Вот так! И еще! Еще!!! Так, чтобы в ушах зазвенело!!!

Экраноплан, подчинись судорожному движению Сазерленда, рванул вперед. Девушку откинуло назад, и она, в попытке удержаться, взмахнула правой рукой. К несчастью, кисть ее задела за джойстик штурвала, и Снейк не успел ничего предпринять. «Пайк» клюнул носом.

Удар, треск пробиваемой зашиты – и экраноплан, сминая остатки прозрачного пластика, вылетел навстречу несущемуся экспрессу...

ГЛАВА 2

Карел Кроп, начальник дежурной бригады спасателей Чипленда, получил сигнал о катастрофе через несколько секунд после происшествия. Компьютер, следящий за перемещением экспресса, зарегистрировал исчезновение сигнала коммуникатора слежения и после срабатывания маршрутного датчика переслал вызов в Службу Спасения. Геликоптер спасателей немедленно вылетел в район катастрофы.

Место происшествия было видно издалека. Несмотря на штатные средства спасения и пожаротушения, автоматически включившие уцелевшие агрегаты, огненный смерч взрыва выжег огромное пятно, изуродовав чудесный изумрудный ландшафт местности, по которой пролегал трубопровод моноэкспресса. Еще совсем недавно прозрачный, пластик в месте разрыва стал белесым, потрескался и, не выдержав высокой температуры, загорелся. Мутные потоки, стекая с расплавленных стен, падали на выжженную землю и, растекаясь, словно напалмовые реки, разносили огонь все дальше и дальше. Ядовитый буро-зеленый дым добивал тех несчастных, которым удалось уцелеть в катастрофе.

Карел удрученно смотрел вниз. Разве кто-нибудь спасется в этом аду? Хорошо еще, что пожарные поспели раньше спасателей. Ну, для этого у них все условия – они же находились ближе! Но все равно, несмотря на это преимущество, в негласном соревновании спасательных служб галочку себе они поставить не забудут! Хотя, по правде говоря, так и должно быть – медикам до их прибытия здесь делать нечего. Хорошо еще, что техника у пожарных классная. Вихревые огнетушители – это вам не шутка! Несколько мгновений, и огонь исчез. Теперь химические охладители буквально заморозят поверхность, и скоро можно будет приступить к поиску тех, кого можно попытаться регенерировать...

Геликоптер, покачиваясь над землей – вставать на опоры запрещала все та же инструкция, – выпустил санитаров-поисковиков с их реанимационными эваконосилками. Снабженные чувствительными датчиками, умные комплексы поиска и спасения, созданные специально для таких экстремальных условий, могли нести не только пострадавшего, но и двух операторов реанимации, двигаясь при этом так плавно, что на земле травинка не колыхнется. Мало ли, вдруг в условиях плохой видимости аппарат летит над человеком. Кроме того, эваконосилки, поддерживая контакт между собой, создавали информационное поле поиска, в котором всякая биологически активная особь неизбежно обнаруживалась. А это значило, что, если есть хотя бы маленький шанс спасти кого-нибудь, он будет обнаружен и реанимирован...

Кроп, как и вся его команда, прекрасно понимал, что после такой аварии им можно было и не прилетать – выжить в этом пекле просто невозможно. Здесь скорее работа для полиции, экспертов, ремонтников наконец, но только не для спасателей. Трупы ведь не спасают, а извлекают. Можно было и роботов послать. Но что поделаешь – таковы правила, и платят Карелу и его команде не за количество спасенных, а за соблюдение этих самых правил. Так что, хочешь не хочешь, а размышления оставь при себе и делай то, что предписано инструкцией. Отдано распоряжение вылетать по всем вызовам, значит, нужно вылетать. Есть правило, что нужно обследовать всех пострадавших и найти всех, кого можно спасти, нечего рассуждать – спасешь хотя бы одного человека, значит, не зря стал спасателем.

– Шеф, смотри, индикатор дал всплеск! – Голос Марины, оператора поискового комплекса, звенел от напряжения. Неужели кого-то нашли? – Господи, как же ему досталось!

Ну, чудеса! Карел выскочил из машины. Да, все верно, приборы не обманули – погрузив чье-то тело на эваконосилки, спасатели быстро неслись к геликоптеру. Комбинированное устройство еще только несло на своей воздушной подушке больного и не отрывающегося от реанимационных мероприятий врача смены к вертолету спасателей, а спасательная бригада уже колдовала над сложной техникой поддержания жизнедеятельности несчастного. Диагностика и восстановление поврежденных органов будут вестись одновременно.

Карел вернулся в геликоптер и взглянул на индикаторы. «Ну и ну! – подивился он. – Этот копченый обрубок еще жив? Ну, тем лучше, спасем парня... или кто он там, не важно, главное, спасем! А заодно покажем всем, для чего нам такой штат и аппаратура!»

Еще до прибытия пострадавшего Кроп дал команду просканировать участок. Он понимал, что это бесполезно – больше живых не будет. Но правило требовало такой проверки, вот он и выполнял очередной пункт инструкции.

Спасатели втолкнули самодвижку с пострадавшим и дежурным врачом в геликоптер. Подключать мужчину – а было уже ясно, что спасенный принадлежал к сильной половине человечества, – к реаниматору и анализаторам не требовалось, это было сделано раньше, в первые же мгновения, как только его нашли. Все-таки классный экипаж подобрал себе Карел, спецы что надо! Ими даже командовать не нужно, сами все знают и умеют. Быстро, четко и без лишних слов.

Машина оторвалась от земли и понеслась к стационару. Автореаниматор засопел сервоприводами, в обожженного человека стали поступать заменители крови, витамины, обезболивающие. Индикаторы жизнедеятельности дрогнули и двинулись из критического красного сектора в оранжевый.

«Мы его вытащим, – сказал про себя Карел. – Мы спасли этого человека!» И в который раз решил, что с выбором профессии не ошибся... Конечно, он не Бог и создавать людей не умеет, но спасать-то их кому-то нужно!

Теперь можно было позволить себе расслабиться и посмотреть в окно. Не так уж часто удается побывать за городом. Не часто? По правде говоря, Карел почти здесь не бывал. Он был коренным горожанином, и его абсолютно не тянуло на такие прогулки. Но, оказываясь порой вот так, по службе над зеленым ковром леса, Карел всякий раз удивлялся тому, как красив мир там, где его еще не испортила рука человека...

– Шеф, кажется, мы влипли! – Голос Марины вернул Кропа к действительности.

Что?! Это что еще? Почему на индикаторе сигнал тревоги? Ну ни фига себе! Карел вскочил, как, впрочем, и все медики группы. Красный огонек инфекционной опасности зажегся над терминалом анализатора состояния пациента. Только этого не хватало! Но почему тревога? Значит, чувствительная техника нашла в крови пострадавшего что-то такое, что может вызвать эпидемию? Не может этого быть! Нет, только не это! Ведь теперь вместо того, чтобы сдать дежурство и отправиться домой, придется сидеть в карантине и проверять свои анализы.

Елки-палки, надо же так влипнуть! Что называется, попал! Вот невезуха! И повозмущаться-то нельзя, сами нарушили инструкцию, где говорится, что все спасатели должны быть в изолирующих комбинезонах. Но все решили, что этого можно и не делать, ведь вылетали на катастрофу, а не на эпидемию...

Геликоптер, подчиняясь новой команде, изменил курс и понесся к инфекционному блоку клиники Чипленда. Автоматика привела спасателей прямехонько к порталу, где все уже было готово к приему опасного пациента. Закачавшись на гасителях колебаний, машина встала, и команда Кропа, ругаясь и кляня всех и вся – правила, начальство, пациента и свою расхлябанность, – дружно отправилась в изолятор. Из причальной стены выдвинулись манипуляторы и, приняв движущуюся в автономном режиме тележку с пострадавшим, раскинули над ним изоляционный колпак.

Далее тележку подхватили люди в комбинезонах и направили ее в реанимационную. Все. Опасный вирус, обнаруженный в крови пострадавшего, изолирован

Реанимационная палата инфекционного блока ничем не отличалась от множества других аналогичных. Разве только более совершенным оборудованием для выявления и уничтожения возбудителя болезни. Экспресс-анализ, проведенный на борту геликоптера, подтвердился полностью. У пациента была выявлена опасная вирусная инфекция, когда-то сводившая в могилу миллионы людей

Коварный вирус был опасен неотвратимо летальным исходом Он мог медленно развиваться в организме инфицированного, превращая последнего в разносчика инфекции, и лишь по истечении некоторого времени начать свою разрушительную деятельность в его организме. Враг как бы спал. Или ждал. Этот период не был фиксированным. Инкубационный период был от года до пяти, но конец всегда был один. Коварный вирус мутировал так быстро, что универсального способа противостоять инфекции долго не могли создать. Люди научились лечить, но искоренить возбудителя болезни, создать к нему иммунитет не удавалось. Не проходило и дня, чтобы не поступала информация, что в какой-то клинике планеты выявлен очередной инфицированный.

Ученые давно уже научились выявлять и уничтожать вирус сменой кода ДНК пациента. Но сделать это можно лишь на начальной стадии, когда вирус еще не начал свою разрушительную деятельность. Если врачи не успевали вовремя обнаружить инфекцию, вирус «пробуждался ото сна», и с этого момента болезнь развивалась стремительно. Вот тогда уже никого спасти не удавалось.

Доставленный пациент был, видимо, из удачливых. Инфекцию успели выявить вовремя. Да и, судя по показаниям приборов, подхватил он ее совсем недавно, несколько дней назад, так что лечение не представляло проблем. Запустить программу смены кода – дело нескольких минут. Теперь включилась в работу автоматика...

Пока диагностическое оборудование считывало код пациента, высчитывало, вырабатывало наиболее эффективную и близкую подмену, реанимационная техника тоже не простаивала. Сканирующая аппаратура выявляла травмы и другие повреждения организма, а регенерационная камера, в которую пострадавший будет помещен сразу же после смены кода, уже получала программу своей работы. Засопели насосы, в бункера стала поступать биомасса – ей предстояло стать материалом, из которого будет формироваться замена поврежденных органов... Все шло в штатном режиме. Теперь врачи могли расслабиться – Прекрасная работа! – Дежурный реаниматолог Стефан Клосс отвернулся от экрана компьютера и посмотрел на медсестру Сильвию Лопес. Боже, какая же она страшная! Больше он ее на подмену не возьмет, лучше вообще без помощницы обойдется! Хотя и жаль, конечно, что эта карга старая дежурит, вот если бы сегодня была ягодка Джулия. Но та отпросилась... Как будто бы чувствовала, что работенка подвалит... Ну ладно, только один день, не страшно!

Стефан бросил взгляд на полиэкран реанимационного компьютера. В запасе еще два часа. Можно заняться оформлением документов.

Когда Дэвид Пирс, старший инспектор полиции Хардсон-сити, столицы Конфедерации, получил сообщение о трагедии с моноэкспрессом, он даже не подозревал, что именно ему придется заниматься расследованием этого рутинного на первый взгляд дела. Обычно этим занимается дорожная полиция, но на этот раз предписание руководства было конкретно и безапелляционно – отправиться на место и провести тщательную проверку. Казалось бы, что там расследовать? Все и так ясно, виноват определенно водитель экраноплана. Не оператор же моноэкспресса? Робот, к тому же! Да и вообще, как мог создать аварийную ситуацию экспресс, летящий в своем туннеле? Но нет, руководство требует личного выезда на место происшествия. Хочешь не хочешь, а придется лететь в Чипленд.

Правда, внешне и дел-то всего ничего! Необходимо будет только запротоколировать все и передать документы в суд. Проще простого, а потому можно и не напрягаться особо. Тем более что допросить пострадавшего можно будет только через несколько дней. А пока съемка, экспертиза... Канцелярщина, одним словом. Но это только для непосвященных! А на самом деле только Пирс и самое «верхнее» – как называли его агенты в своей среде – руководство были посвящены в тонкий замысел шефа...

ГЛАВА 3

Сознание возвращалось медленно. Он начал воспринимать звуки. Не слова, нет. Слов он не различал. Звуки. Приятные и не очень, тихие и погромче, иногда даже резкие. Показалось даже, что стоит сделать маленькое усилие – и звуки станут понятнее, сольются в слова и, может быть, тогда он что-нибудь поймет... Но вместо этого пришло забытье...

Когда он снова очнулся, оказалось, что он слышит речь и даже различает интонации. Он попробовал открыть веки. Свет резанул по глазам, пришлось быстро сощуриться. Наверное, у него даже слезы потекли... Ощущение влаги на щеках подтверждало догадку. Черт, он что, так и будет лежать со следами слез на лице? Не хватало еще, чтобы кто-нибудь увидел его таким!

Вот черт, руки не слушаются! Сил совсем нет...

Да что же это с ним? И где он? Может, еще раз попробовать открыть глаза и осмотреться? Только чуть-чуть приоткрыть веки, и все. Полегче, полегче, медленно. Резкий свет вновь заставил его зажмуриться.

Но теперь открывать глаза стало легче! Еще несколько секунд, и можно повторить попытку.

Ну, давай, не тяни! Проклятие, какой резкий свет... Но держись, держись, сейчас отпустит! Вот смотри, какие красивые яркие пятна. Еще немного, и он начнет видеть отчетливо... Но сил больше не было, пришлось снова зажмурится.

– Стефан! – вдруг услышал он приятный голос. Господи, так, значит, он может различать слова? – Кажется, наш больной возвращается!

Больной? Значит, он болен? Ну уж не здоров, это точно! А голос-то, какой чудный голос! Грудной, теплый... И молодой. Наверное, владелица его красивая молодая женщина. Увидеть бы ее! Может, попробовать еще раз?

Он сделал еще одну попытку. Ума хватило не открывать глаза совсем, а попробовать посмотреть на свою сиделку из-под полуопущенных век. Голос принадлежал яркому радужному пятну. Оно переливалось, плавно меняя цвета, в основном голубой, розовый и зеленый. Потом появилось еще одно радужное пятно Оно было более однородным, в нем было больше зеленого, хотя был и розовый.

– Отлично! – Это сказал мужчина. Он был явно доволен. – Поработали мы неплохо.

Второе пятно приблизилось к первому. Цвет пятна стал резко меняться от зелено-розового к оранжево-розовому.

– Сейчас к нему начнет возвращаться чувствительность. – Вкрадчивый голос и переливы оранжевого в зеленый и зеленого в оранжевый совпадали. – А у нас есть время потренировать нашу... чувственность.

При этих словах первое пятно вспыхнуло розовым, потом оранжевым. Вновь розовым, переходящим в белое, и вновь оранжево-розовым.

– Стефан, а вдруг нас поймают! – В голосе первого пятна было больше кокетства, чем страха. – Я не хочу вылететь с работы!

Оба пятна светились все ярче и ярче. И если у первого, с женским голосом, цвет был оранжево-розовый, то у ярко-оранжевого, второго появились пятнышки кофейного цвета.

– Не бойся, ты же знаешь, что наше отделение не пользуется популярностью... Не думаю, что кто-нибудь войдет, – заверил мужской голос. – Джулия, не томи меня, а то я сейчас взорвусь!

И действительно, оранжевое пятно светилось так ярко, что уже становилось больно на него смотреть. Пятна слились, зашуршала одежда.

– Стефан, ты такой нетерпеливый! – услышал он грудной, чуть подсевший от возбуждения, женский шепот. – Ну хорошо, пойдем...

Оба пятна исчезли. Наблюдение за ними отняли у него все силы. Глаза закрылись, и пришел сон.

Проснулся он в тот момент, когда в комнату вошла симпатичная медсестра. Небольшой беспорядок в прическе, блестящие карие глаза и виноватая улыбка, брошенная в его сторону, – первая картинка, которую удалось четко зафиксировать в памяти. Хорошая фигурка, с четко очерченной талией, высокая грудь и полноватые, но ровные и весьма аппетитные ноги. Длина халатика его вполне удовлетворяла. Такой больше показывает, чем скрывает, – самое то для быстрого выздоровления нормального мужчины! Тем более что малышке явно было что показать.

Джулия, догадался он. Значит, вместе со зрением вернулось и соображение, это хорошо! Вот только бы понять, где это он оказался? Приборы, шланги, капельница... Похоже, он действительно в больнице. Что же с ним случилось?

– Как вы себя чувствуете? – спросила медсестра, поднеся руки к голове и торопливо поправляя прическу. Халат приподнялся, еще выше оголяя ее чудесные ножки.

– Судя по моей реакции на вас, превосходно! – ответил он, радуясь, что его тело скрыто в регенераторной камере. Ему было невдомек, что он в инфекционном отделении, а здесь камеры не такие, как в обычной больнице, колпак у них прозрачный по всей длине. И эта прозрачная часть камеры была прямо перед Джулией. Так что медсестра могла воочию убедиться, какое впечатление она произвела на больного. Джулия, смущенная, но в то же время довольная произведенным эффектом, покраснела и улыбнулась: – Я вижу, что вы уже способны разговаривать. – Она набрала на коммуникаторе ряд команд и приготовилась к работе, – Может, тогда заполним медицинскую карту?

– Как скажете, – Боже, как хорошо жить! «Села бы поближе, мы бы не только карту заполнили!» – подумал он. Вот только нужно узнать, что с ним случилось. Может, эта соблазняшка подскажет?

– А что со мной произошло? – спросил он напрямик. Карие глаза удивленно остановились на пациенте.

– Вы не помните? – Симпатичная медсестра расстроилась, но тут же взяла себя в руки и поспешила успокоить пациента: – Это ничего, ретроградная амнезия, это быстро пройдет! Это бывает при таких повреждениях.

Джулия снова улыбнулась и бросила взгляд на дисплей.

– Не беспокойтесь, ваша память восстановится. А что касается того, что произошло с вами... Лучше, чтобы вы сами вспомнили. Иначе я вам что-то скажу, а вы решите, что так оно и было. Так, а теперь к делу. Скажите, как вас зовут? Назовите ваше имя.

Имя? А какое у него имя? Сейчас... У него такое имя... Оно ему всегда нравилось. Да как же, черт побери, его зовут? Да что это с ним? Черт, кто же он?! Погоди-ка, он что, не помнит свое имя? Но такого не может быть. Так не бывает, чтобы человек не помнил, как его зовут. Это неправильно! Это просто...

А, черт, он же спит! Точно, спит! Твою мать, так напугать! Фух! Это ж надо, так всполошиться из-за сна! Он-то уже такое себе надумал... А это всего-навсего сон. А какая крошка классная ему приснилась! Такая ягодка! Вот бы и наяву такую козочку к нему приставили! Это все беседа врача с медсестрой! Стефана, кажется, и Джулии! Вот их шуры-муры на него такие грезы и навеяли. А какая все-таки аппетитная кошечка... Даже просыпаться не хочется!

Он стал внимательно рассматривать приснившуюся ему женщину. Какая тонкая талия! И как плавно она переходит в крутые бедра! А грудь? Боже, нет, он просто готов в нее влюбиться!

Подожди, подожди, а что это у нее над головой? Смотри, то радужное пятно, что было при первом... нет, при втором пробуждении, вернулось! Но теперь совсем маленькое и почти незаметное. Прямо у Джулии над головой. Зеленое и белое. И все белее и белее!

– Что с вами? Почему вы молчите? – тревожно спросила медсестра. – Вам плохо?

Ее взгляд непроизвольно метнулся к природному индикатору. Потом на приборы. Что-то не то! Что-то явно идет не так. Да ну его, этот сон, нужно просыпаться! Он спохватился, что уже и не рассматривает медсестру как предмет вожделения, а пытается проснуться. Да как же прекратить этот сон? Ну как, как проснуться?

– Что с вами? – вновь услышал он. Вот привязалась! Чего глазки строишь, проснуться помоги!

– Стефан, срочно зайди! – закричала побледневшая медсестра в микрофон внутреннего коммуникатора. Пятно над ней было ослепительно белого цвета. Красивые пальцы с разноцветными длинными ногтями побелели. Она едва нашла в себе силы оторвать руку от кнопки вызова.

Влетевший в его сон черноволосый парень в белом халате подбежал к камере и посмотрел на пациента. Белый цвет пятна, что был над его головой, стал переходить в зеленый. Он внимательно заглянул в глаза пациента, бросил взгляд на приборы, снова на пациента. В пятне появились синие и розовые крапинки.

– Ну так что случилось? – Стефан с недоумением посмотрел на Джулию. – Паника из-за чего?

– Я разговаривала с ним. – Белый цвет в ее пятне стал уступать место синему и сиреневому.

– Все шло нормально, даже... – Тут Джулия, видимо, вспомнила его первоначальную реакцию на ее появление и покраснела. Пятно быстро сменило свой цвет поочередно на красный, оранжевый, розовый и наконец осталось розово-сиреневым. Потом снова начало белеть.

– А когда я спросила имя, его как заклинило! – продолжала медсестра. – Я ничего не понимаю!

– Подожди, не трещи! – Пятно над врачом стало сине-зеленым. Он повернулся к пациенту: – Как вы себя чувствуете?

Как чувствую? Сказал бы тебе, да баба рядом.

– Хочу проснуться и не могу, – пробурчал он. – Буди давай!

– Так вы думаете, что спите? – опешил врач. – Почему вы так считаете? Вы не спите! Вы уже давно проснулись!

О чем говорит этот клоун? Проснулся? Как же, ждите! А почему тогда он никак не вспомнит, как его зовут?

Он так и ответил врачу.

– Странно. – Пятно над врачом стало сиреневым с синими прожилками. Оно переливалось, становясь то ярче, то бледнее. Врач, по-видимому, уловил, что пациент смотрит куда-то поверх его головы, и недоуменно посмотрел вверх. Потом опять на него. – Что, вы вообще ничего не помните? Совсем? Но хоть что-то вы помните?

Он задумался. Действительно, что-то же он должен помнить? Вот слова же он помнит! И говорить умеет. Нет, ну тогда это точно сон! Или нет? А если это не сон? Тогда что с ним? Кто он? Мысли его скакали, он судорожно пытался ухватить хоть какой-нибудь образ, хоть какое-нибудь воспоминание. Ничего, за что можно было бы зацепиться! Да что же это такое?! КТО ОН?!

Видимо, эти лихорадочные усилия отразились на его лице. А может, в глазах. Или приборы зашкалило... Врач быстро кивнул Джулии, и та, набрав на пульте команду, ввела пациенту успокоительное. Жужжание приводов стало громче. Он еще пытался было что-то спросить, но не успел Сознание покинуло его.

– Что с ним? – спросила Джулия. – Мы ошиблись? Что-то не так пошло?

– Да погоди ты! – отмахнулся Стефан. – Сам ничего не пойму!

На следующий день Стефан приехал в клинику с самого утра. Ему не давал покоя странный пациент. Все реанимационные мероприятия были проведены. Регенерация поврежденных тканей и органов проведена успешно. Вирус уничтожен. Что же не так? Как его выписывать в таком состоянии? Стефан вспомнил, какая растерянность была в глазах у этого симпатичного парня.

В конце дежурства, перед тем как разъехаться по домам, Джулия, не удержавшись, рассказала Клоссу о первой реакции пациента на ее появление. Оба посмеялись. Стефан ощутил прилив гордости. Вот как на его рабочую подружку реагируют мужчины! А владеет этим аппетитным созданием он, Стефан Клосс. Молодой, но подающий большие надежды специалист-реаниматор.

Стефан быстро прошел по коридору, здороваясь с коллегами. Войдя в свой кабинет, он включил коммуникатор, вывел на него показания компьютера, ввел всю справочную информацию по теме, которую удалось найти, и стал проверять все свои действия. Шаг за шагом, минуту за минутой. Он сверял свои действия с действиями робота-имитатора и не находил отличий. С пациентом все делалось так, как и положено по наставлениям. Тогда в чем же дело? Ничего такого, что могло бы повлиять на память пациента, Стефан не применял.

Никаких психотропных средств, никакого вмешательства в мозг. Но чудес не бывает, и память все же пострадала. Значит, есть какая-то причина, которую он не видит. Но какая? А может... Может, смена кода ДНК? А ведь вполне могло быть! Нужно проверить, вполне вероятно, что и другие врачи, те, кому довелось проводить смену ДНК, тоже сталкивались с такой проблемой.

Стефан ввел команду проверки Нет, поисковая программа аналогов такого проявления последствий смены ДНК не отыскала. Так! Вот тебе и проблема на ровном месте и без всяких причин! Как же быть?

Додумать, что же делать дальше, Клоссу не дало появление в его кабинете высокого худощавого мужчины со скучным лицом.

– Стефан Клосс? – Не дожидаясь ответа, он представился: – Старший инспектор Дэвид Пирс. Полиция Хардсон-сити. Мое почтение. Веду дело по катастрофе хардсонситского экспресса. Как ваш пациент? Он ведь единственный, кто уцелел в трагедии?

– Здравствуйте, – не очень приветливо ответил Клосс. Вот притащился не вовремя! Теперь толком не поработаешь. – Вас что именно интересует? Если физическое здоровье, то оно в норме. Если...

– Показания! Мне нужны его показания! – перебил Стефана старший инспектор. – У вас единственный свидетель, и я должен его допросить. А для этого я должен и вам задать ряд общих вопросов. Во-первых, я хотел бы выяснить его личность, в информационной части сайта вашей клиники я почему-то не обнаружил данных о вашем пациенте. Он что, еще не пришел в себя?

– Пришел. Но... – Как же спровадить этого надоеду? – Дело в том, что он не помнит ничего. У пациента глубокая ретроградная амнезия.

– Ну, это бывает у многих, – резко, с каким-то неприятным выражением заявил Пирс. – Но личность-то пострадавшего можно было установить... Карточки заполнить...

– Простите, все, что можно было сделать, сделано! Но все дело в том, что он ничего не помнит. Ни как его зовут, ни кто он, ни откуда... – Какие скучные эти полицейские. Свалил бы ты, не мешал работать! – Он совсем ничего не помнит! И от этого находится в подавленном состоянии. Так что, скорее всего, именно вам-то и придется помочь нам установить личность пострадавшего.

Пирс не сразу понял смысл того, что сказал доктор. Как это может быть, чтобы человек совсем ничего не помнил? Нет, здесь что-то не то.

– Подождите, подождите, я что-то не понял, это как вообще не помнит? – переспросил инспектор. – Что, даже имени не помнит?

– Вынужден вас разочаровать. – Стефан почему-то обрадовался, что может сообщить этому заносчивому полицейскому неприятную новость. Пусть у себя в Хардсон-сити командует. – Не помнит ничего! Даже имя. И это правда. Приборы подтверждают его эмоциональную адекватность.

– Странно. Очень странно. – Пирс еще больше утвердился в своих подозрениях. – Может, его на детекторе проверить?

– Воля ваша, – Клосс пожал плечами, – но то, что он ничего не помнит, это точно. По крайней мере, так было вчера...

– А увидеться с ним можно? – перебил врача инспектор.

– Пожалуйста. – Стефан подумал, что так даже лучше, пусть сам убедится. – Только не говорите с ним о происшедшем. Мы все же надеемся, что он все вспомнит сам.

Пирс понимающе кивнул: – Да, конечно.

Стефан встал и, знаком пригласив следовать за собой, вышел из комнаты.

Пациент не спал. Он внимательно смотрел на вошедших и улыбнулся Стефану как старому знакомому. «Еще бы, мы с Джулией сейчас для него единственные знакомые, а значит, и самые близкие люди!» Бедняга и до этого был ему симпатичен, а теперь Стефан почувствовал вдруг, что несет ответственность за этого потерявшего себя человека.

Стефан в очередной раз перехватил необычный взгляд пациента. Интересно, что у него за привычка смотреть поверх головы? Может, это какой-то профессиональный навык?

– Как вы себя чувствуете? – Инспектор подошел к пациенту и внимательно всмотрелся в его лицо.

– Классно чувствую! – Пациент что-то невнятно пробормотал сквозь зубы, наверное, ругательство. – Просто восхитительно! Как вы думаете, как может себя чувствовать человек, который не знает, кто он такой? По-идиотски, вот как.

Как ни странно, но Пирс не отреагировал на резкость больного. – Ну, я думаю, это у вас пройдет. – Инспектор с блестящими от возбуждения глазами посмотрел на Стефана, затем вновь на пациента. – Надеюсь, что вы скоро все вспомните. Идемте, доктор Клосс, не будем мешать выздоровлению.

Пирс чуть ли не силой выволок Стефана в коридор.

– Что вы себе позволяете? – возмутился тот, – Что вы здесь...

– Ваш пациент врет! Я уверен в этом! – возбужденно проговорил инспектор. – Он – преступник, это из-за него погибли сто двадцать пассажиров экспресса! Это Стив Сазерленд!

– По глазам прочли, что ли? – Стефан с иронией усмехнулся. Не зря все-таки ходят анекдоты про тупых полицейских. – Или вы преступников по запаху, нюхом чуете?

– Ваша ирония неуместна. – К инспектору вернулся его апломб. – Вы что, не узнали ведущего игрока знаменитых «Скорпионов»? Да его же можно видеть во всех новостях! Каждый день и по всем каналам!

– Ну, может, это у вас, в Хардсон-сити, – огрызнулся Стефан, – а у нас в Чипленде ваших «Скорпов» не любят. Но инспектор был непробиваем.

– Хорошо, – кивнул он, – пройдемте в ваш кабинет, там у вас терминал, войдем в Сеть, сами убедитесь!

Убедился. С экрана дисплея на Стефана смотрел его пациент. «Стив Сазерленд», – прочитал он. Игрок в роллербол, двадцать восемь лет, чемпион и обладатель Кубка Лиги. Капитан «Атлантик Скорпионе». Владелец крупного состояния, последний контракт побил все рекорды Лиги. И это при том, что Всемирная Лига роллербола, или ВЛР, как ее называют, самая богатая из всех лиг.

– Ну что, убедились? – торжествующе воскликнул Пирс. Да, против такого аргумента не возразишь! Это его пациент.

– А почему вы считаете его виновником катастрофы? – Стефан попробовал зайти с другой стороны. – Только потому, что он выжил?

По всей видимости, инспектор ждал этого вопроса и был к нему готов – Вы что, считаете, что виноват экспресс, вылетевший из туннеля? – ядовито улыбаясь, спросил он, – Согласитесь, оператор поезда никак не может быть виновником столкновения!

– Да, вы правы. Экспресс свернуть не может. – Стефан задумался. Уж очень не хотелось признавать, что его пациент виновен. Возможно, это ошибка, и вскоре все выяснится.

– Без сомнений! – В голосе инспектора явственно слышались нотки самодовольства.

– Но я могу вас уверить, – Стефан не оставлял попыток поставить под сомнение слова полицейского, – наш пациент говорит правду. Он действительно ничего не помнит. Нравится вам это или нет, это уж как хотите, но пока он не ваш клиент...

– Что вы хотите этим сказать? – настороженно спросил Пирс.

– А то, что я вас к нему не подпущу. Нравится вам или нет, но здесь командовать вы не будете. – Стефан сам не мог толком объяснить свою растущую неприязнь к инспектору. – У меня есть убеждение, что я не должен позволять вам травмировать пациента допросами!

– Доктор, полноте, вы покрываете убийцу? – В глазах инспектора зажегся хищный блеск.

– Для меня он не убийца. Для меня это несчастный. потерявший память, близких, друзей. Себя потерявший! Вы это можете понять? Сейчас это не Сазерленд, а просто больной человек, мучающийся оттого, что не поймет, кто он и что! Он не может защищаться, а поэтому я как врач запрещаю вам его беспокоить!

Стефан ожидал, что после этих слов полицейский уйдет. но не тут-то было!

– Господин Клосс, я вынужден буду обратиться к вашему руководству! – пригрозил инспектор. – У вас будут неприятности!

– Это сколько хотите! А сейчас, простите, я занят. Мне нужно наметить план лечения тяжелобольного. – Стефан показал рукой на дверь. – Вы позволите вас проводить?

Пирс резко встал и вышел из кабинета. Стефан зло отшвырнул ручку. Болван! Чинуша бесчувственный! Нашел, с кем воевать!

Поход Пирса к руководству клиники успеха не имел. Как Стефан и предполагал, полицейского из Хардсон-сити слушать никто не стал. Кто он здесь? Пусть командует у себя дома. Давний конфликт между Чиплендом и Хардсон-сити пришелся как нельзя кстати: инспектора никто не захотел выслушать. Ему дали понять, что город-государство не воюет с ранеными и не преследует беспомощных, это не варварский Хардсон-сити, где власти делают с людьми что хотят. Если полиция Конфедерации располагает убедительными доказательствами того, что человек, находящийся на излечении в инфекционной клинике, – преступник, пусть сделают официальный запрос. А пока было бы очень неплохо, если бы Дэвид Пирс занялсяделами, которые входят в его компетенцию... Иными словами, езжай-ка ты, братец, в Хардсон-сити и не мешай людям работать!

Позиция городского руководства была понятна: кому хочется выставлять преступником кумира публики, пусть даже из чужой команды? Неплохо было бы, конечно, избавиться от такого грозного соперника, но не таким же способом! Народ этого не поймет, тем более что через год выборы. Нет уж, увольте! Да и моноэкспресс был из Хардсон-сити, и сам Стив Сазерленд, если это он, тоже из этой страны, вот пусть они там и разбираются, когда он вылечится и приедет домой.

Пирс, конечно, все это понимал, но стерпеть такое отношение к себе не мог. Господа из руководства чиплендской клиники, а может и самого города, просчитались. Дэвид Пирс не такой человек, которым можно пренебрегать! Да, его распоряжения в Чипленде, не входящем в Конфедерацию, не имеют силы закона. Хорошо, пользуйтесь тем, что живете в независимом мегаполисе! Но не забывайте, господа медики, вы не всемогущи. Наступит время, и Снейку придется ответить за свое преступление! Ладно, не хотите пускать на порог старшего инспектора из Конфедерации, не пускайте. Что будет дальше, будущее покажет. А пока получите первую пилюлю! Как говорят в полиции, в настоящей, той, что в Хардсон-сити, – может, помочь я вам не смогу, а вот нагадить – всегда пожалуйста!

Пирс набрал номер коммуникатора местной новостной компании.

– Это «Новости без границ». – На экране мобильного коммуникатора появилось женское лицо. – Мы рады, что вы к нам обратились. Чем можем быть полезны?

– У меня есть для вас очень интересная информация! – Дэвид стоял так, чтобы его лицо оставалось в тени. Ерунда, конечно, графические процессоры быстро все исправят, но что делать с инстинктами? – Я готов ею поделиться с вами! Как можно связаться с вашими журналистами?

– Вы имеете возможность подключиться к терминалу? – спросила женщина. Такие обращения были не редкость для новостных программ.

– Да, конечно!

– Тогда используйте код. – Женщина, улыбаясь дежурной улыбкой, произнесла несколько цифр и продолжила: – Войдите на сайт и, используя код, свяжитесь с дежурным по новостям. Он примет вашу информацию. Спасибо за обращение к нам и надеемся, что вы и дальше будете пользоваться услугами нашей компании. Всю информа...

Пирс выключил связь.

Мария Залески вот уже несколько дней была зла на всех и вся. Куда подевался Крис? Ведь они же договорились, что через десять дней он поведет ее в мэрию и они наконец подпишут брачный контракт. Сколько сил у нее ушло на то, чтобы полвести Криса к этому шагу, сколько понадобилось ухищрений и уловок, и вот на тебе, он взял и исчез! Уже шесть дней, как его нет ни на работе, ни в большой квартире на престижной Лонг-стрит. Ну и конечно же в загородном доме тоже нет. Уж там-то она проверила в первую очередь! Хватит того, что в прошлый раз она не проверила эту берлогу холостяка и тем самым лишила себя возможности застукать этого ловеласа на месте преступления. А этот легкомысленный мальчишка думает, что Мария не замечает его «шалостей»! Ничего, вот только дай стать миссис Джордан, и от твоих потаскушек перья полетят!

Но это потом, когда истекут эти дурацкие десять дней, которые Крис потребовал на работу с заказчиком из Хардсон-сити. А пока нужно изображать доверчивую и глупенькую невесту.

Поддерживая реноме, Мария тщательно обзвонила все отели, больницы и даже морги. Криса Джордана нигде не было! Как сквозь землю провалился! Ну не сбежал же он, в самом деле! Куда? На край света? Нет, в то, что жених замыслил что-то, Мария не верила. Ладно, ее Крис, допустим, может бросить, но свою фирму? Этого Крис не сделал бы ни за что, он в ней души не чает! Только и далдычит: «Моя команда, моя команда...» Слушать противно!

Нужно признать, они его тоже любят, покрывают его похождения, на все вопросы – где босс, только и отвечают, что мистер Джордан в командировке... или на встрече с заказчиком. А на самом деле он с очередной шлюшкой... Недаром, спросишь их, с каким заказчиком и где, молчат как в рот воды набрали. Ну подождите, станет она совладельцем фирмы, завертитесь вы у нее, поймете, кто настоящий хозяин положения!

Мария со злости выпила вторую порцию виски с колой. Черт бы побрал этого Криса! Если бы не его миллионы, плюнула она бы на все и закатилась на побережье! Тем более что Марк, ее знакомый, работающий менеджером отдела рекламы «Вечернего Чипленда», сколько раз уже предлагал погостить у него на яхте. А что, может, теперь она и согласится. Зря, что ли, она столько раз свою внешность в пластическом центре улучшала? Лучшие стандарты, а этот неблагодарный Джордан взял и исчез за несколько дней до...

Марию оторвал от раздумий сигнал коммуникатора. Звонила Линда, ее подружка и соперница по части карьеры и внимания со стороны мужчин, особенно рекламодателей.

Вот только с Крисом ей не удалось перейти Марии дорогу. Правда, неизвестно еще, кто от этого выиграл. Иногда Мария ловила себя на том, что начинает завидовать Линде. По крайней мере, подруге-сопернице хорошо уже тем, что не надо за Крисом без конца гоняться, вот и пользуется свободой! Уже дважды в рекламе ее показывали...

– Мария, ты новости на своем коммуникаторе смотришь? – Линда звонила из своего любимого ресторана, где собиралась вся богема Чипленда. Дура, все надеется, что кто-то из знаменитостей ее подцепит! Вокруг нее были какие-то люди, играла музыка. Один из парней, стоявших возле Линды, обнял ее за талию и, улыбаясь в объектив камеры, подмигнул Марии. Вот Линда молодец, живет как человек, а она, Мария, дура! Все своего Джордана обхаживает!

– "Новости без границ" включи! – стараясь перекричать шум в баре, завопила Линда. Ее возбужденная, слегка пьяная физиономия раздражала Марию. Вот привязалась! Наверное, опять ее сиськи в рекламе мыла показывают.

– Ну что стоишь, там твоего Криса показывают! – не умолкала Линда. – Там, правда, его почему-то зовут...

Она говорила что-то еще, но Мария ее уже не слушала. Схватив завалившийся под стол с косметикой пульт, она включила коммуникатор и нашла «Новости без границ». Мелькнуло лицо Криса, но звука не было. Это она же еще вчера звук выключила! Пока дрожащие от нетерпения пальцы нашли нужную кнопку, сюжет сменился, и пошла реклама. Мария в сердцах отшвырнула пульт. На экране Линда сидела в мыльной пене и, намыливая почти не существующую грудь, предлагала попробовать, какая шелковистая кожа бывает после ее мыла...

ГЛАВА 4

Джина Хекман, известная хардсонситская топ-модель, уверенная в своей неотразимости, сидела в кресле, смущая всем своим видом сидевшего напротив Стефана Клосса. Ее изумительной формы ноги, закинутые одна на другую, мешали доктору сосредоточиться на том, что говорила ему эта эффектная платиновая блондинка. Да, такая фигурка стоит того, чтобы ее так гордо демонстрировали. Ревнивая Джулия уже несколько раз по разным поводам заглядывала в кабинет, но, заметив, что ее вопросы только раздражают Стефана, надула пухленькие губки и развернулась на месте, демонстративно крутанув соблазнительными бедрами, так что хала гик, и без того не слишком длинный, показался еще короче. Пусть эта расфуфыренная красотка и длиннонога, но уж вкусы Стефана она знает лучше.

– Простите, что вы сказали? – вдруг насторожился Клосс.

– Я говорю, что видела в вечерних новостях сообщение, будто мой жених Стив Сазерленд находится в вашей клинике! – сердито повторила Джина.

Ее раздражал этот врач-кретин, уставившийся на ее ноги, его ревнивая красотка, вся эта клиника и вообще все, что связано с этим уродом Снейком! Ну пусть только он попадет ей в руки! Это же надо такое сотворить! На глазах у всех укатить с первой попавшейся шлюшкой! А она, знаменитая Джина Хекман, официальная подружка триумфатора, мечта всех натуральных мужчин, осталась одна. Как последняя дура! Ничего, дай только закрепить брачный контракт, а там посмотрим, кто за кем гоняться будет!

– Как это в вечерних новостях... – Клосс растерялся. – А они откуда знают...

Боже, ну почему ей одни болваны попадаются?

– Я не знаю, откуда они знают, – терпеливо, словно больному пояснила Джина. – Да меня это и не интересует. Я приехала за своим женихом и без него не уеду! И если вы считаете, что можете распоряжаться...

Ее речь прервал сигнал внутреннего коммуникатора.

– Простите! – Стефан, обрадованный тем, что высокомерная посетительница наконец замолчит, нажал кнопку ответа: – Слушаю вас.

– Это служба безопасности. Начальник дежурной смены Ван Броккен. Здесь приехала невеста вашего пациента...

– Я знаю, она уже у меня...

– Да нет, вы что-то путаете, – терпеливо пояснил охранник, – Она передо мной стоит. Говорит, из вчерашних новостей узнала.

Клосс посмотрел на посетительницу. Вытянувшееся лицо слышавшей диалог модели и вспыхнувшие злыми молниями глаза сказали Стефану больше, чем любые слова. Нужно сделать все, чтобы невесты пациента не встретились.

Пусть он со своим гаремом сам потом разбирается! Только не в клинике.

– Простите, мне нужно выйти, – быстро проговорил он. – Вы подождете?

– Нет, я с вами!

– Это исключено! – резко ответил Стефан, – Итак, вы остаетесь или уходите?

Блондинка на мгновение задумалась, затем решительно заявила: – Я вас подожду.

– Хорошо.

Встретивший Стефана в приемной Ван Броккен показал на прогуливавшуюся вдоль длинного окна стройную высокую шатенку в короткой стильной юбке. «Интересно, она, наверное, тоже топ-модель? – подумал Стефан. – А у Стива отличный вкус!» Он подошел к посетительнице и, встретившись взглядом с ее красивыми, источавшими ледяную холодность глазами, мысленно похвалил себя. Как здорово, что невесты не встретились. Стефан не решился бы встать на чью-либо сторону.

– Мисс... – начал он. Нет, положительно, спасенный парень ему нравился все больше и больше! Таких очаровашек к себе привязать – это о чем-то говорит!

– Залески. Меня зовут Мария Залески, – представилась красавица. – А вы...

– Я Стефан Клосс, лечащий врач Стива Сазерленда.

– Простите, но почему вы зовете его Сазерлендом? Это Крис. Крис Джордан! – Посетительница задумалась. Кажется, ее осенила какая-то мысль. – Или этот прохвост вам Сазерлендом представился?

Стефан удивленно посмотрел на посетительницу.

– Простите, как вы сказали? Джордан? У нас нет такого. Вы, наверное, ошиблись.

– Это вы ошиблись! – Мария вскинула красивую головку. – Кого-кого, а уж Криса я всегда узнаю.

– Здесь какое-то недоразумение. Мой пациент опознан как Стив Сазерленд, игрок и капитан команды «Скорпионы» из Хардсон-сити, официальным лицом, – почему-то перейдя на суконный язык, заявил Стефан, – И его невеста прибыла...

– Да при чем здесь Стив Сазерленд с его Хардсон-сити! – взорвалась посетительница. – Меня ничуть не интересует ваш игрок! Вчера в новостях показали моего жениха Криса Джордана. Может, что-то напутали и дали не то имя, ну, путаница или еще что... Но это Крис... Да что я! Вот же, посмотрите!

Мария достала из сумочки мобильный коммуникатор и, нажав несколько кнопок, повернула дисплей к доктору: – Смотрите, – она ткнула пальцем в экран.

Стефан, раздраженный дурацким разговором, напрасно отнимающим у него время, нехотя посмотрел на дисплей. Что за дьявольщина? Она разыгрывает его, что ли? Ну вот же он, Стив Сазерленд! Не теряется парень! На снимке он обнимал сидевшую на его коленях довольно рискованно одетую Марию... Да, в таком виде она еще эффектнее. Но сейчас его больше интересовал мужчина. Сомнений не было. Это его пациент!

– Ну, правильно, это и есть Стив... – начал было он, но тут длинный, покрытый голограммой ноготь указал на адрес сайта.

«Крис Джордан», – прочитал Клосс.

Так что же получается? Спасенный парень вел двойную жизнь? Ну силен! Но как же ему это удавалось? Играть в роллербол за хардсонситских «Скорпов» и одновременно жить в Чипленде? Что за бред? Такое не под силу даже... А может, они близнецы?

– А вы его давно знаете? – растерянно спросил Стефан. – Может, у вашего... Криса есть брат-близнец?

Мария, заметив растерянность доктора, понизила тон.

– Да уж давно. Третий год, – пояснила она, – И никаких братьев у него нет и не было! Уж я – то знаю!

Клосс подошел к терминалу дежурного и набрал код доступа.

– Как, вы говорите, зовут вашего друга? Джордан? Крис. – Он ввел запрос. На дисплее появилось лицо Стива. Или нет, Криса. Судя по сопровождающей информации, Криса. Владелец и сотрудник программно-внедренческой фирмы в Чипленде. Специализация: психоаналитические аппаратно-программные комплексы. «А-а, современные полиграфы?» – догадался Клосс. Но эта догадка не приблизила его к тайне личности пациента ни на йоту. Так кто же он все-таки?

Стефан набрал запрос на Сазерленда. И опять получил то же самое изображение! Вернее, кадры были разные, различались интерьер, одежда, но в том, что это один и тот же человек, сомневаться не приходилось.

Позади Стефана послышался шепот. Это Мария, заглянув через его плечо – при ее росте это не проблема, – увидела подпись «Стив Сазерленд» и выругалась себе под нос.

– Знаете что, – предложил Стефан, – наш больной физически уже здоров. Проблема лишь в том, что он ничего не помнит. Давайте поступим так. Мы с вами зайдем к нему в палату. Вы посмотрите на него, он – на вас. Но говорить ничего не нужно. Этим вы можете повредить ему. Договорились?

– Конечно! – сразу согласилась Мария.

Еще бы, дай только добраться до Криса, он ее живо узнает. Вернее, он только будет думать, что узнал. Узнает, когда контракт подпишет. Вот тогда точно узнает!

– Может, хоть теперь вы мне скажете, как он сюда попал? – Мария Залески уже чувствовала себя победительницей. Еще бы разобраться с этой его якобы невестой... Нет, это потом, сейчас нужно держать себя в руках. – Что с ним случилось?

– Его доставили после катастрофы, – сообщил Клосс. – Вы, наверное, слышали. Экраноплан и хардсонситский моноэкспресс...

– Ну, тогда это точно Крис! – заулыбалась Мария. – Он собирался в командировку в Хардсон-сити. На встречу с заказчиком. Можете так и записать – это Крис Джордан!

Стефан поднял правую бровь.

– А про Сазерленда говорят, что именно он сидел в кабине экраноплана, – негромко, но так, чтобы посетительница услышала, сказал он. – Пройдемте к подъемнику!

Когда они вошли в палату, виновник переполоха лежал. Но уже не в камере, необходимость в которой отпала, а в аэромассажном гамаке-тренажере. Пора было восстанавливать мышечный тонус.

При появлении посетителей он сел. Его взгляд с интересом остановился на посетительнице. Какая фигура! Да, интересные подружки у нашего доктора! Одна другой симпатичнее! Эта даже еще покруче, чем медсестра! Куда бедняжке Джулии до этой! Горничная рядом с леди!

Эффектная шатенка пристально посмотрела на него и призывно улыбнулась. Он хотел улыбнуться в ответ, но его остановила неприятная смена цветов в пятне над женщиной. Агрессивный красный, резкий, отпугивающий, быстро сменился синим, розовым, снова синим, перешел в красный с синим. Даже коричневый добавился! И черный! Он впервые видел такой набор.

– Крис! – все с той же радужной улыбкой сказала посетительница. – Почему ты так смотришь? Разве ты не узнаешь свою Марию? Это же я, твоя невеста! У нас свадьба через три дня!

Клосс опешил от такого вероломства. Что она делает! Это же преступление!

– Мисс Залески! – Над головой доктора взорвался красный шар. – Я же просил вас! Вы вредите ему...

Но Мария не слышала его. Она кинулась к пациенту, упала на колени, обхватила его руками и, запрокинув голову, заглянула ему в глаза.

– Крис, ну что же ты! Это же я, твоя Мария!

Он смотрел на женщину, прижимавшуюся к его ногам, и не знал, как быть. Ее красота, которая так поразила его, когда она вошла, теперь совсем его не привлекала. Не нравилась ее показная ласковость, деланные чувства, а главное, не нравилось пятно у нее над головой! Какое оно красное! Он еще не научился привязывать цвета к эмоциям людей, но вот что-то в этом цвете его отталкивало. Настораживал его красный цвет. Как будто сигнал тревоги включили! И уж точно это не любовь. Вот когда Стефан с Джулией разговаривали, было ясно, они любят друг друга, – над ними горел оранжевый, даже почти солнечный свет. А у этой Марии красный, как на светофоре! Да еще и коричневый стал вплетаться. Самый противный цвет. Ни у доктора, ни у медсестры таких цветов не было. Не зря же они оба сразу так понравились ему! А эта женщина хоть и красивая, но фальшивая. Нет, она точно ему неприятна.

Он встал, освобождаясь от объятий шатенки.

– Простите, я вас не знаю, – сказал он отстранение. – Мне жаль, но это так!

Мария уже была готова к такому ответу. Обнимая колени того, кого считала своим женихом, она не почувствовала той теплоты, той чувственной связи, которая бывает между близкими людьми. Полное равнодушие. И если у нее и была еще какая-то надежда на то, что она ошибается, то последние слова погасили ее окончательно.

– Крис, неужели ты забыл, мы же с тобой... – не сдавалась Мария, хотя уже ни на что не надеялась. – Крис, зачем ты со мной так поступаешь! Мы же любим друг друга!

Пациент устало посмотрел на доктора, потом на красавицу. Пятно над ее головой стало полосатым. Красно-сиренево-коричневым. Интересно, как только в ее тоне появилась неуверенность, так сразу же появился сиреневый цвет в пятне. Значит, сиреневый – это неуверенность?

– Крис, не поступай со мной так! – в голосе женщины послышалось раздражение. – Ты не смеешь!

Да чего она от него хочет? Не помнит он ее! Зачем только Клосс ее привел? Он взглянул на Стефана. Тот с интересом наблюдал за красавицей. А над его головой переливался синий, зеленый и изредка мелькал красный. Но интенсивность красного была совсем низкой. А эти цвета как понимать? Синий и зеленый, иногда золотистый он наблюдал у доктора и медсестры всякий раз, когда они смотрели на него и на приборы. Интерес? Любопытство? А красный? Красный тогда что? У этой, как ее... Марии красного было все больше и больше. И коричневого. Сиреневый исчез. Но голос, голос не менялся! Вкрадчивый, уговаривающий. Он безразлично посмотрел на Марию.

– Мне очень жаль, но я вас не помню, – твердо сказал он. – Простите, мне нужно отдохнуть.

Красный над головой Марии превратился в яркий шар, вытеснивший все остальные цвета. Волна злости пробежала по ее лицу, но злоба тут же сменилась безмятежностью, а потом озабоченностью. В пятне красный цвет потеснили коричневый и фиолетовый. Но вот появился еще и сиреневый. – Я понимаю, милый, ты еще нездоров, – заботливо пролепетала она, расправляя складки на его одежде. – Ты хочешь отдохнуть, не буду тебе мешать. Я позже еще навещу тебя. Хорошо? Ты будешь ждать меня?

Залески замолчала, очевидно, ожидая ответа. Красный и коричневый с кофейным пушистыми клубами вращались в ее пятне. Почему она не уходит? Видимо, чего-то еще ждет. Может, слов от него каких-то? Но он молчал.

Зло сверкнув глазами, Мария выскочила за дверь. Стефан проводил ее взглядом. Вид у него был довольный. В его пятне к сине-зеленому добавился розовый цвет. Ага, значит, розовый – это удовлетворение. Стефан, подмигнув пациенту, вышел.

Мисс Залески ждала его в коридоре. В ее руке был платочек, но глаза сухи.

– Это ужасно! – воскликнула она. – Я никогда его таким не видела!

Клосс почесал нос указательным пальцем.

– Вы по-прежнему настаиваете, что это ваш жених?

– Ну конечно! – возмущенно вскинулась Залески. – Стала бы я чужого так... Ну, одним словом, это он, Крис Джордан!

Стефану пришла в голову шаловливая мысль.

– Хорошо. Я предлагаю вам одно испытание. При поступлении у больного была обнаружена одна, к счастью сейчас редкая, инфекция. Она передается половым путем... Если этот человек действительно ваш жених, то и у вас должны быть антитела...

Посетительница вспыхнула. На ее лице заходили желваки.

– Глупости, доктор, мы предохранялись, – выговорила наконец шатенка. – Я всегда очень осторожна в сексе! Ладно, я еще зайду, может, память все же вернется к Крису. Сердито сверкнув глазами, Мария удалилась Клосс был разочарован. А может, и нет. Может, это просто ловкая авантюристка, которая боится разоблачения, потому и отказалась? Да нет, ведь Крис Джордан действительно очень похож на пациента. А раз Джордан существует, то почему ему не иметь и невесту? Глупый вопрос. И только сейчас врач вспомнил о красавице Джине, сидевшей в его кабинете. Вот черт! Запутаешься с этими невестами!

Стефан быстро, почти бегом направился к кабинету. Он надеялся, что модели надоело ждать и она ушла. Каково же было его разочарование, когда, войдя в кабинет, он увидел там не только мисс Хекман, но и инспектора Пирса, сидевшего напротив нее. Они о чем-то оживленно разговаривали, и по всему было видно, что предмет разговора интересовал обоих. При появлении Клосса оба замолчали и раздраженно уставились на него.

– Я вам не помешаю? – спросил он. – Вообще-то это мой кабинет.

Демонстративно подойдя к столу, Стефан стал деловито перебирать бумаги.

– А вы не забыли, что я вас здесь жду? – возмущенным тоном заговорила Джина, – И нет ничего...

– Так вы, господин инспектор, утверждаете, что человек, которого вы видели, это не кто иной, как Стив Сазерленд? – заговорил Стефан, не слушая Джину. Как она похожа на Марию Залески! Вот только чем? Нет, не внешне. Выражением лица, уверенностью в своей неотразимости... Не только это, что-то хищное есть в обеих! Да, точно. Именно этим они и похожи.

– Да, – ответил Пирс, – Утверждаю!

– И я! Я тоже утверждаю! – добавила мисс Хекман.

Клосс включил терминал и, войдя на знакомую страничку, повернул дисплей так, чтобы изображение было видно обоим. – А что вы скажете на это?

Джина и Дэвид Пирс молча уставились на фотографию.

– Стив... – произнесла мисс Хекман. Ее взгляд уткнулся в титры. – Крис Джордан... – прочитала она вслух и растерянно посмотрела на Пирса, потом на Стефана.

– Какой еще Джордан? – закричала девушка. – Вы что здесь устраиваете! Что за дурацкие шутки?

– Так, только без истерик! – прикрикнул на нее Стефан. – Я ничего не устраиваю. Вы видите то же, что и я! И показываю я не вам, а инспектору. Что вы можете сказать на это?

Пирс достал карманный-коммуникатор и, посмотрев на дисплей Клосса, набрал адрес на своем. Получив аналогичную картинку, он покачал головой и молча показал ее Джине.

– А может, это подделка? – предположила она.

Инспектор, а вслед за ним доктор заулыбались. Подделка? Несерьезно! Легче подделать кредитки. Нет, это невозможно.

– Чему вы улыбаетесь? – сердито проговорила модель. – Я вам не верю!

– Хорошо. – Стефан кивнул головой. – Вот история болезни.

Он вывел на дисплей информацию.

– Вот сидит инспектор полиции. Он с самого начала знаком с делом и знает, что пациент был инфицирован опасным вирусом. Вирус, конечно, мы убили, но, раз вы утверждаете, что вы его невеста... не согласились бы вы пройти тест на вирус?

– Я... Но мы же современные люди! – Мисс Хекман возмущенно вздернула голову, – Мы всегда предохранялись!

Стефан почему-то заранее знал, что ответ будет именно таким. Он даже знал, что произойдет дальше. А как на эти слова отреагирует Пирс? Но его лицо было непроницаемо.

– Может, все-таки позволим мисс Хекман увидеться с вашим пациентом? – вдруг произнес Пирс.

Стефан вздрогнул. Этот чертов инспектор как будто мысли его читает.

– Хорошо, – согласился он. – Но только пообещайте мне, что не будете заговаривать с больным. Его память еще не восстановилась, и вы можете навредить тому, про которого вы говорите, что любите.

Глаза Джины метнули молнии в Клосса, но он с невозмутимой миной переглянулся с инспектором и направился к выходу.

– Значит, вы убеждены, что он ничего не помнит? – спросил Пирс, вернувшись со Стефаном в его кабинет.

Джина, убедившись, что ее не помнят, в гневе покинула клинику.

– А вы? – ответил вопросом на вопрос Стефан. – Вы ведь тоже уверены в этом – или я ошибаюсь?

– Я? – возмутился Пирс и замолк. – А знаете, – сказал он через несколько секунд, – возможно, я соглашусь с вами. Но вам от этого легче не станет.

– Это почему? – удивился Стефан. – Это еще почему? Инспектор посмотрел на доктора тяжелым взглядом. Вид у него был хмурый.

– Мое мнение не дает вам одного, – немного помедлив, сказал он, – ответа на главный вопрос: кто же ваш пациент? Джордан или Сазерленд? Предполагать, что это один человек, мы не можем. Как бы ни хотелось списать все на то, что какой-то авантюрист выдает себя одновременно за граждан двух стран, это нереально, такое не смог бы сделать никто! Просто физически невозможно одновременно быть и в Хардсон-сити, и в Чипленде. Да и девицы таковы, что своего не упустят... Нет, это нереально!

Стефан был ошеломлен.

– Значит, их все-таки двое? Инспектор молча развел руками.

– Вне всяких сомнений! – Пирс встал и подошел к коммуникатору, с дисплея которого все еще продолжал улыбаться Стив Сазерленд. – Так что вопрос – кто ваш пациент? – остается открытым.

Стефан усмехнулся. Отлично, вот и инспектор запутался!

– Что ж, вам и карты в руки. – Клосс демонстративно пожал плечами. – Мы, врачи, вряд ли сможем ответить на ваш вопрос. Обычно в таких случаях полиция находит... Ну есть же у вас методы! Всякие там анализы... В конце концов, не зря же вы обязательную дактилоскопию ввели1 – Доктор, о чем вы? – Пирс устало махнул рукой. – Это после регенерации кожи? У него же отпечатки пальцев другие! Теперь только по карте ДНК.

Стефан оторопел. Он что, шутит? Нет, похоже...

– Вы это серьезно? После перекодировки? Пирс ошалело посмотрел на Стефана: – Так вы что, перед перекодировкой карту не сняли? – произнес, запинаясь, хардсонситский представитель правопорядка, когда к нему вернулся наконец дар речи.

– Нет, конечно! – Стефан посмотрел на инспектора с недоумением – он что, не знает, что ли, что хранить зараженный код, значит, быть готовым к обвинению в биотерроризме? – Зачем нам код ДНК с инфекцией? Их у нас и так хватает...

Стефан не договорил. Боже праведный, что же они натворили! Теперь и он понял, что произошло непоправимое. Пациент потерян!

ГЛАВА 5

Прошла неделя. Стефан все это время отбивался от попыток невест, прозванных в клинике «гаремом», прорваться к Крису-Стиву. Действия «одалисок» не блистали оригинальностью и неизменно пресекались бдительной службой безопасности. В инфекционной клинике эта служба была не хуже, чем на Других объектах обеспечения жизнедеятельности, так что с этой стороны беспокойств особых не было. А вот коммуникатор, по образному выражению Клосса, перегревался.

Сам же виновник волнений занимался тем, что с помощью Джулии проверял, насколько его новые способности позволяют точно определить эмоциональное состояние человека. Медсестра даже и не подозревала, что коммуникатор, установленный в палате для постепенной адаптации пациента к реальной жизни, на самом деле использовался Крисом-Стивом – как стали теперь звать пострадавшего – для изучения своих цветовых видений. Делая вид, что ему не очень ясно то или иное, он просил ее комментировать сериалы, фильмы, новости и даже анимационные ролики для детей. Джулия старательно и очень эмоционально рассказывала ему о происходящем на экране, а хитрец в это время фиксировал реакцию ее пятна.

Теперь Крис-Стив уже точно знал, что красный – это гнев, ненависть, сильное раздражение. А вот розовый в пятне, как ни удивительно, соответствовал удовлетворению и даже эйфории. Видимо, не зря говорят, что от любви до ненависти один шаг! Оранжевый с розовым выражал сексуальное удовлетворение, а вот влечение было чисто оранжевым. И от его силы зависела интенсивность свечения. Коричневый отвечал за ложь, обман... А черный выражал зависть, желание отомстить и прочие подобные чувства.

Похоже было, что часть красных чувств при слабой эмоциональности переходит в черный... Не совсем понятно было с синим и зеленым. Очень похожие реакции, но синий скорее подходил удивлению, тогда как зеленый – любопытству. Страх выглядел белым. Любовь – желтым. Хитрость – кофейным. Золотой отвечал за дружбу, а серебряный – за боль... Полярные чувства – уверенность и растерянность – тоже стояли рядом. Первое вызывало фиолетовый, а второй – сиреневый цвет пятна. Конечно, он понимал, что все его умозаключения весьма условны. Другие, может быть, все классифицировали бы иначе, но с кем в этой ситуации посоветуешься?

Крису-Стиву очень хотелось проверить свои новые возможности на ком-нибудь еще, но Клосс тщательно отбивал все попытки любопытных проникнуть к пациенту. Конечно, не будь он руководителем инфекционного отделения, кто бы его слушал? Хорошо еще, что большие начальники не решались приходить, боясь подхватить неизвестную болезнь. Мелких Стефан отваживал без особого труда.

Единственно, кого никак не мог угомонить доктор, так это «гарем». Обе невесты, не найдя понимания в клинике, пустились во все тяжкие. Действовали они удивительно похоже. Казалось, что свершилось невозможное, претендентки на руку и сердце пациента объединились и координируют свои шаги по возвращению жениха. Конечно, это было совсем не так, и ни о какой координации не могло идти и речи. Но тактика была одна и та же.

Обе уже успели подать иск, каждая в своем городе, и получить отказ от полиции и судов предпринять шаги по изъятию пациента из инфекционной клиники. Кто же захочет конфликтовать с вирусниками? А вдруг они правы и пациент еще нездоров? Обе бросились в страховые компании, но и там без результата. Страхователи готовы были выполнить свои обязательства, но только пусть заявительницы сначала установят, который из двоих претендентов на вознаграждение мертв, а который жив. Выплаты получат оба, но вот суммы будут разные.

Сбегали леди и в Институт Памяти, где хранились матрицы памяти Джордана и Сазерленда. Вот здесь у невест проблем не возникло. Как только туда пришло подтверждение от Клосса, что в чиплендской клинике проблема с памятью пациента – то ли у Джордана, то ли у Сазерленда, – руководство Хранителей предприняло все, чтобы у Стефана не было повода обвинить их в нерадивости.

Не прошло и суток, как в клинику прибыл нарочный, который вручил доктору Клоссу пухлый пакет. Любопытный врач тут же вскрыл посылку. В ней оказалась матрица с обновленным программным обеспечением, а главное, дубликаты матриц обоих кандидатов на восстановление. Необходимое оборудование имелось во всех приличных клиниках, так что и с записью памяти тоже проблем не предвиделось. Бери и пиши.

Что ж, можно начинать запись памяти... Вот только какой? Вернее, чьей? Криса или Стива? Джордана или Сазерленда? Игрока или бизнесмена? Земляка-чиплендца или знаменитого хардсонситца? Кто же все-таки перед Стефаном? Кому даровать жизнь, а кого безвозвратно стереть? Причем это касалось не только пациента, но и близких ему людей, их неминуемо ждало либо торжество, либо горе.

Во всей этой истории было и кое-что положительное для пациента. И не одно. Функционеры Лиги и руководство клуба добились того, что вся ответственность за катастрофу и гибель людей была переложена на фирму, которая построила экраноплан. Конечно, это потребовало немалых расходов, но зато они еще раз показали, как выгодно быть игроком Лиги. А правительство Конфедерации и мэрия Чипленда, в свою очередь, приняли совместное решение, что признают пациента клиники, потерявшего, по роковому стечению обстоятельств, свою личность и память, гражданином обеих стран. С сохранением имущественных и иных прав обоих пострадавших. Каждый хотел получить политические дивиденды, это не новость. В подобных коллизиях случались курьезы и похлеще.

Оставалось только определить, кто же он есть на самом деле. Об этом спрашивали и пациента, но как человек, потерявший память, мог сделать выбор? Порой он склонялся к тому, чтобы выбрать себе карьеру игрока, однако тут же его охватывало чувство, что он вот-вот совершит роковую ошибку. Тогда он решал выбрать бизнесмена... И происходило то же самое.

Этот вопрос мучил не только потерпевшего и лечащих врачей. Он волновал всех. Спорили Хардсон-сити и Чипленд, Мария и Джина, Лига и сотрудники фирмы, полиция и врачи – все спорили. Даже у Стефана с Джулией порой вспыхивали ссоры. Дело дошло до того, что люди принялись спорить, стоит ли вообще спрашивать самого пациента клиники, кем он хочет стать. Может, и спрашивать не надо? А если спросить, то как потом толковать его ответ – как желание вернуть свое прошлое или как попытку испытать что-то новое? Это была едва ли не самая популярная тема во всех ток-шоу. Каждый видный деятель считал своим долгом высказать свое мнение по этой проблеме. Наконец, и власти решили не оставаться в стороне.

Суды обоих городов вынесли постановление, предписывающее тем, от кого это зависит, в трехдневный срок восстановить личность в своих правах и произвести операцию, оплаченную клиентом. Дело в том, что при заключении договора на хранение памяти клиент, еще до снятия карты памяти на матрицу, оплачивал весь комплекс услуг, от считывания и хранения до обратной записи. А потому суды, не имея возможности надавить на руководство инфекционной клиники, оказали давление на Институт, обязав его выполнить обязательства по контракту.

Руководство Хранилища Памяти связалось с руководством клиники. Была высказана убедительная просьба, подкрепленная щедрыми обещаниями помощи и сотрудничества. В самой клинике тоже сформировалось мнение, что излишняя шумиха вокруг давно вылеченного, но потерявшего память пациента уже стала мешать нормальной работе. Пусть получает свою память и переводится в психиатрическую больницу. По совести говоря, ему давно уже там и место, но Основной Закон Чипленда, в отличие от Конституции Конфедерации, запрещал психиатрическим отделениям иметь оборудование для записи постоянной памяти человека. И это было не удивительно. Еще бы! У всех еще не стерлись из памяти события, развернувшиеся после разоблачения группы психиатров, занимавшихся разработкой психотропных технологий...

Вызов Клосса к руководству значил одно – резерв времени закончился. Так и оказалось. Стефану было приказано, ну, скажем, настоятельно рекомендовано, до завтрашнего дня решить вопрос о наложении матрицы. Ему и самому уже хотелось скорее развязаться с этой историей. И все чаще и чаще Клосс ловил себя на том, что воспринимает своего пациента как Криса Джордана. Ученый земляк, все лучше хардсонситского роллерболиста. Подумаешь, игрок! Капитан! Да на его место сотни других придут! А вот человек науки...

Нет, тут и решать нечего! Эта дуреха Джулия твердит, что это спортсмен Стив. Пользуясь тем, что больных немного и есть свободное время, она целыми днями сидит со своим привилегированным пациентом и пересказывает ему все увиденное и услышанное. Думает, что раз тот часто смотрит спортивные игры, то и ответ найден! Это еще ничего не значит. Может, ему просто раньше не приходилось наблюдать это варварство, потому и забавляет?

Да и вообще, Джулия слишком много времени уделяет парню! Так и до измены недалеко. Можно подумать, Стефан не знает, что она тайком пациента Стивом называет! Неужели она не понимает, что так нельзя! Это всего-навсего ее личные пристрастия! Женщинам всегда воины нравились. А уж роллерболисты тем более. А эта матрешка глупая еще и купила себе подписку на канал с матчами и смотрит теперь все подряд!

Доктор, наверное, даже не давал себе отчета в том, что именно такое отношение Джулии к мнимому Сазерленду стало еще одним аргументом в том споре, который он вел сам с собой. И послужило еще одним немаловажным доводом в пользу его собственного выбора. Ревность ~ штука непростая...

Клосс достал с полки пакет, присланный из Института. Распаковал. Вытащил матрицу. Черный контейнер с золотой надписью на боку – Стив Сазерленд. Вытащил вторую. Крис Джордан. Ну, конечно, почему-то нужная окажется непременно последней! Это случайность, конечно, и все-таки... словно что-то сопротивляется решению Стефана.

– Все-таки решил накладывать? – От внимательного взгляда Джулии матрицы не скроешь. Да и зачем? Все равно ей готовить аппаратуру, раствор, снотворное...

До конца рабочего дня оставалось еще четыре часа, а на наложение матрицы уходит обычно минут сорок, от силы сорок пять. И хотя в реальной обстановке Стефану еще не приходилось делать эту довольно простую операцию, он особо не волновался. Ведь почти все сделает автоматика. Стефан восстановил в памяти план операции.

Итак, в организм пациента вводится специальная смесь наркотиков, а когда он заснет, начинается самое главное. Модуляторы записывающего устройства через излучатели на присосках накладывают на ячейки памяти пациента все, что было снято на матрицу. Затем в дело вступит контрольный блок программы. Он проведет побитный контроль записи – и все, будьте здоровы. Технологии доведены до совершенства и отточены так, что ошибок быть не может! Главное, что из процесса исключен самый большой генератор ошибок – человек. Без его вмешательства все проходит отлично.

– Раствор приготовила? – спросил Стефан свою помощницу.

Джулия повернулась к фарм-процессору.

– Сейчас приготовлю. А ты решил, кого будем делать?

Стефан почувствовал себя чуть ли не Творцом. Ему решать, кого сделать из этого спящего человека. От него зависит, кем быть новой личности! Кого он подарит миру, тот вскоре и встанет со стола...

Взяв в руки обе матрицы, как бы взвешивая их в руках, Клосс все еще не решался признаться самому себе, что вынес окончательный приговор. Но и время для сомнений прошло! Все, хватит тянуть, хватит раздумий, пора решать. И потом уже без колебании! Раз и навсегда!

Ну что ж, если уж ему, Стефану, суждено хоть на минуту стать Богом на земле, то выбор ясен. Только ученого. Спорт нынче таков, что игрок все равно долго не проживет. Так что прости, брат Стив, но выбор мы сделаем не в твою пользу!

– А здесь и решать нечего! – ответил он Джулии. Решительно отложив матрицу Сазерленда в сторону, Клосс вставил матрицу Криса в трей терминала. – Ученый принесет больше пользы людям, чем спортсмен, который вернется на Кольцо, где и года не проживет!

Медсестра обиженно поджала пухлые губки, но промолчала. Ученый! Можно подумать, эти яйцеголовые много пользы приносят! Только и делают, что жить мешают!

– Вводи раствор! – Клосс, не обращая внимания на кислую мину Джулии, перешел к терминалу. Пора было начинать операцию.

Джулия резко повернулась и со злости ввела жидкости чуть больше, чем требовалось. Ну, это мелочи, а вот то, что упрямый осел Клосс собрался лишить классную команду «Скорпионе» своего капитана, своего лучшего игрока, – это настоящая трагедия. И этот бесчувственный чурбан еще хочет, чтобы Джулия помогала ему убить Стива Снейка?! Да, именно убить! А как иначе назвать то, что он делает, если не убийством? Ведь теперь ее Снейку нет места на земле! Иметь тело и не попасть в него? Что за дикость, что за мерзость задумал Стефан? Ну, нет, этого она не допустит! Пусть этот тупой самодовольный осел считает, что он победил. Джулия его все равно обманет. Так или иначе, именно ей Стефан поручит закончить ввод команд, а уж она обязательно придумает, как подменить матрицу. Главное – чтобы действие раствора не прекратилось раньше времени. Может, дать еще немного? Не помешает! И снотворного, чтобы Снейк спал подольше.

Вот! Вот оно! Именно так Джулия спасет Стива! От двойной дозы раствора Сазерленд проспит дольше. Клосс подготовит аппаратуру... А вот включить запись она ему не даст. Вернее, даст, но только после того, как подменит матрицы. Ну а как отвлечь Стефана, она знает, это не проблема...

Отлично, только так она спасет Стива! А то вот еще что выдумал, программиста! Этих инженеришек полно, от них только вред один! Всю экологию угробили! Прости, Крис, но Снейк в мире один, ему и жить!

Клосс продолжал ввод новой программы, рассеянно следя за медсестрой. Вот чертовка, как ей удается так удивительно чувственно двигаться? Вроде бы изучил каждый миллиметр ее тела и все равно, стоит посмотреть на нее, тут же возбуждается. Эти бездонные глаза, матовая кожа... А эта умопомрачительная фигурка! Сколько раз он видел ее обнаженной, но стоит ей несколько раз наклониться посильнее, оголить ножки повыше – и все, все мысли у Стефана навылет. Вот и сейчас он никак не может закончить ввод команды на тестирование оборудования Хорошо еще, что программа сама подсказывает, где он ошибается. Нет, так работать невозможно, нужно срочно разрядиться.

– Джулия, а ты знаешь, что у нас в запасе будет еще три часа? – с ясным намеком спросил он.

– Почему три? – Джулия лукаво улыбнулась. – До конца рабочего дня еще почти четыре. Включим на запись...

Точно, вот чертовка, а он и не подумал. Она права! Чего время зря терять? Стефан сосредоточился и закончил тест.

– Я готов! – торжественно заявил он.

– Какой ты все-таки умный! Я бы ни за что не смогла! – похвалила его Джулия, а сама подумала: «Ну и слава Богу! Теперь самое главное – не дать ему нажать кнопку старта»

Она с зазывной улыбкой посмотрела Стефану в глаза и медленно распахнула нижнюю часть халатика. Под ним ничего не было!

– Я тоже готова! – невинным голоском сообщила Джулия.

Стефан, почти рыча, прижался к ней всем телом.

– Подожди, не хочу при нем. – Джулия показала кивком на спящего, опутанного проводами пациента. – Пойдем в соседнюю комнату.

– Давай! – Стефан протянул руку к кнопке старта.

– Подожди, дай я! – Джулия обняла Клосса и впилась в его губы. Она демонстративно подняла руку вверх и медленно, торжественно нажала на кнопку. – Все, поехали.

Девушка взяла Стефана за руку и повела в соседнюю комнату. Когда они вернутся, а Джулия позаботится, чтобы это случилось нескоро, Клосс подумает, что запись уже прошла.

Дрожь желания прошибла и ее. Вот черт, как это все заводит! Не зря говорят, что опасность возбуждает. А как приятно ощущать себя современной Мата Хари!

Стефан почувствовал, как дрожит тело медсестры. Вот это темперамент. Он уже шел за ней, когда его взгляд, затуманенный страстью, упал на дисплей. Что за ерунда? Странно, команда «Старт» почему-то не прошла! Наложение памяти так и не началось! Глюк новой программы?

«А-а, это, наверное, Джулия промахнулась. Вот глупышка! – подумал Стефан, – Так завелась, что икнопку нажать толком не смогла!»

Быстро, так, чтобы не отвлекать Джулию и не расхолаживать ее, Клосс, задержавшись у терминала лишь на какую-то долю секунды, ткнул пальцем в кнопку и в нетерпении последовал за медсестрой.

Прошел почти час. Довольный собой и совершенно не стесняясь своей наготы, Клосс вошел в палату к пациенту и бросил быстрый взгляд на дисплей. Отлично! Наложение завершено успешно, и пациент... нет, теперь уже Крис, а не просто пациент, спит. Действие снотворного скоро закончится, и тот, кто был «мистер Никто», проснется мистером Джорданом! «Все-таки как здорово быть врачом!» – подумал Клосс. Он зашел в ванную и включил воду.

Услышав шум воды, в палату вбежала завернутая в простыню Джулия. Она быстро достала припрятанную матрицу Стива Сазерленда. Добавив для верности еще раствора и снотворного, Джулия заменила матрицу, которая была в трее, и нажала кнопку старта. Все, с днем рождения, Снейк!

Она мгновение постояла на месте, глядя на пациента. Как же, пациента! Нет! Теперь это уже Стив Сазерленд! Фанаты «Скорпов» еще узнают о ее роли в деле возвращения капитана команды «Скорпионов» на трек!

Когда Стефан вышел из ванной, она встретила его совершенно обнаженная, раскрыв объятия. «Господи, какая грудь», – только и успел подумать тот. Обвив руками голого и еще мокрого Стефана, Джулия промурлыкала: – Стеф, ты такой... Такой умный! И сильный! Я еще хочу тебя!

И она потащила гордого своей мужской неотразимостью доктора обратно в соседнюю комнату...

ГЛАВА 6

Игра шла к концу. Заканчивалась пятьдесят пятая минута, значит, еще пять минут на то, чтобы установить окончательный счет. Почти все игроки обеих команд использовал и отведенные им выходы и сидели на скамье у кольцевого ограждения. А те немногие, кто еще не использовал свой запас на кольцевой трек, или, как принято было говорить, на Кольцо, были либо на носилках, либо в игре. У «Скорпионов» на Кольце было двое: Стив, как всегда оставивший последнюю попытку на завершающий период, и его неизменный напарник, водитель таранного типа Фоке. Снейк, уцепившись левой рукой за специальную рукоять мотоцикла, шепнул напарнику условную фразу. Тот кивнул, и Сазерленд приготовился к решающему рывку.

– Готов? – спросил Фоке капитана.

– Давай! – бросил Стив. – Тащи меня до второго виража, а там посмотрим!

Мотоцикл рванул, увлекая за собой Стива. Его роликовые коньки, с грохотом катящиеся по гулкому деревянному настилу желтой ленты Кольца, ритмично передавали в пружинящие ноги все неровности досок. Стальной шар приятной тяжестью оттягивал правую руку. Фоке, надежный друг, защищал его своим телом от встречного ветра.

Противник, поджидавший Снейка, зная его чудовищную ловкость и скорость, выстроил пикет, а последний из их уцелевших мотоциклистов, знаменитый тягловый Джонни Паровоз, барражировал у своего кольца. Он выжидал В отсутствие «таранов» команды в его задачу входило разгадать замысел Снейка и перехватить атаку. Задача не казалась слишком сложной. Двое против четверых. В такой ситуации шансов у противника почти нет, если только эти двое не Снейк с Фоксом. Но на этот раз на стороне «Скорпов» была их сильнейшая пара. «Соколы» тоже сумели приберечь к концу встречи лучших игроков, но все они были из разных звеньев и не понимали друг друга так хорошо, как Змей и Лис.

– Форсаж! – приказал Сазерленд.

Он специально помедлил с решающей атакой, чтобы у противника не оставалось времени на ответные действия. Фоке выжал все из своего десятки раз побывавшего в переделках мотоцикла. Как и роликовые коньки, эти древние монстры были данью традиции и использовались только в роллерболе, самой мужественной и зрелищной игре последнего миллениума. Мотоциклы гремели и изрыгали из себя клубы дыма, но ни у кого не поднималась рука провести реформу и отказаться от этих неотрывных атрибутов роллербола. Почитателям, и не без основания, казалось: уйдут мотоциклы, умрет и любимая игра. Снейк тоже был среди тех, кто утверждал, что мотоциклы нужно оставить. Он считал, что грохот мотоцикла бодрит и действует на роллерболистов как допинг.

Сазерленд указал Фоксу на позиционную ошибку противника, и Лис, признанный лучшим «тараном» Лиги, направил свой мотоцикл к узкой щели, что образовалась между вторым и третьим игроками противника. Измотанные тяжелой борьбой, «Соколы» заметили свою ошибку слишком поздно и, завидев маневр Фокса, стали перестраиваться. Три кольцевых соперника блокировали подъезд, а их мотоциклист бросился на перехват. Но Лис, не зря получивший свое имя, лихо проскочил между ним и первым кольцевым. К ним летел Джонни Паровоз, лучший тягловый «Ред Шаркс». Тягач-то он тягач, но и «тараном» Джонни был тоже неплохим! Попробуй от такого уйти! Не один и не два игрока с его помощью покинули желтую ленту Кольца на эвакуаторе. Теперь Паровоз решил, что пора и капитана хардсоиситцев размазать по настилу.

Фоке разгадал замысел тяглового и, дав знак Стиву, что прикроет, рванул на перехват. Снейк отцепился и пошел сам. Лис протаранил пикет «акул» и открыл ему дорогу. Стив рванул в образовавшийся просвет.

Вот он, час его триумфа, сжатый до секунд, ради которых он провел годы тренировок. Скорость, приданная ему мотоциклом, он использовал для маневра и крутым виражом объехал выскочившего на перехват кольцевого. А вот следующего объехать не успел. Тот торпедой врезался головой в живот Снейка. Старый прием, на такой он мог попасться в юниорах, но не сейчас. Успев развернуть корпус, он подставил под голову противника, закрытую шлемом, кулак в специальной колючей перчатке. Шипастый кулак скользнул по гладкому шлему, голова противника по инерции пошла вниз, и локоть Сазерленда воткнулся в его незащищенный позвоночник. На это и был рассчитан прием. Противник до конца игры выведен из строя! Стадион заревел от восторга. Снейк, прозванный так за его стремительные, словно бросок змеи, выпады, успел заметить, что Джонни Паровоз, кружившийся в своеобразном «танце смерти» с Фоксом, оказался слишком близко. Он уже почти достиг Стива, но очередной кольцевой был совсем рядом. Он уже приготовился броситься к Снейку, но тут Фоке, несущийся на перехват Паровоза, проезжая мимо, врезал кольцевому кулаком в бок. Шип перчатки распорол майку и вырвал здоровенный клок армированного пластика защиты. Кольцевого отбросило прямо на Стива, и они оба рухнули на настил. Снейк еще успел откинуть противника в сторону и откатиться от колес Паровоза, но встать уже не успевал. Третий кольцевой перехватил его.

Сазерленд блокировал удар и, перекатившись еще раз, легко подскочил и стал в защитную стойку. Противник – огромный сильный боец, капитан «Красных Акул» индеец Чарли Томагавк был не таким противником, с которым можно было драться с шаром в руке. Нельзя наносить удар рукой, в которой находился шар. Немедленная дисквалификация. Но и бросать шар на Кольцо нельзя! Это несмываемый позор! Снейк оказался в ловушке! У него нет выхода, разве что передать шар Фоксу, но остальные «Соколы» сделают все, чтобы мотоциклист не пробился к своему капитану. Стив это понимал, понимал ситуацию и Чарли. Он знал – на этот раз Змей попался и никуда от него не денется!

Томагавк усмехнулся и злобно посмотрел на Стива. Сквозь толстые прутья забрала его колючие глазки высматривали место для нанесения решающего удара. Он специально тянул время, давая Сазерленду возможность оценить угрозу и испугаться.

Ну уж этому не бывать! Хочешь драться – значит, будем драться! Пусть и одной рукой, но свою трепку Чарли получит!

Стив встал в стойку. Уклонившись от прямого в голову, он ударил кроссом и попал противнику точно в челюсть. Хотя она и была защищена шлемом, Томагавка отбросило назад, и он сел на пятую точку.

Пока Снейк выпрямлялся, подоспел Джо Горилла. Он подсек Стива сзади, и тот упал навзничь. Однако, падая, Стив успел подстраховаться, благодаря чему избежал травмы. Маю того, он умудрился ударить нападавшего локтем в живот. Стив хотел добавить, но вовремя заметил надвигавшегося Чарли.

Он едва успел вскочить на ноги, как на него обрушился целый град ударов. Первый Сазерденд еще успел отбить, он хотел было ответить, но его ногу, занесенную для удара, перехватил лежавший до того без движения поверженный противник. Снейк упал прямо под ноги Чарли. Тот свой момент не упустил. Носок ботинка роликовых коньков, армированный металлической пластиной, врезался в незащищенный бок. Треск ребер был таким, что слышно было на трибуне. Чарли замахнулся для второго удара, но тут Фоксу все же удалось перехватить Паровоза.

Грохот столкновения двух огромных мотоциклов отвлек Чарли, и Снейк – вот ведь где сказалось его преимущество в скорости! – успел скользнуть за спину противника. Томагавк развернулся, но Стив уже снова был на ногах. Чарли тут же, без подготовки ударил, но Снейк ушел вниз, под его руку и, переложив шар из правой в левую, освободившейся рукой вогнал шип ему в колено. Не останавливаясь, он перешел на кульбит и, выходя из него, воткнул кулак в спину поднимающегося Гориллы. Второй удар, в затылок, прямо под шлем, был для Джо последним. Одним противником у Стива стало меньше

Но тут удар Чарли настиг и его. Снейк, чувствуя резкую боль в спине, полетел по помосту. Удар почти выбил из него сознание, но Сазерленд усилием воли поднялся. Он знал, что следующий удар ему не перенести. Знал это и Чарли. Не спеша, сильно припадая на правую ногу, он направился к своей жертве. Болельщики ревели. Кто-то кричат Снейку, чтобы выбросил шар, но он лишь перехватил его поудобнее. Чарли подошел, взял Стива за плечо и сильным коротким ударом вогнал шип Снейку в живот. Боль, пронзившая тело, была такая, что Стив подумал: все, конец! Но Чарли знал, как бить! Он хотел сполна насладиться местью за все прошлые поражения и бил так, чтобы шип вошел ровно настолько, чтобы порвать мышцы, но не задеть внутренности. Что ж, видимо, Чарли всерьез решил, что на этот раз получит удовлетворение сразу и за все.

Он ударил еще раз. Снейк вновь подлетел на его кулаке, но сильная рука противника, удерживающая плечо, не дала ему упасть. Чарли заглянул Снейку в глаза и издевательским тоном сказал: – Брось шар, не будешь мучиться! Снейк, не в силах произнести ни слова, лишь качнул головой.

– Бросишь! – пообещал Чарли и замахнулся для нового удара. Однако нанести его не успел. Черная тень врезалась в него с такой силой, что Чарли подняло на воздух и отшвырнуло на несколько метров. В шуме стадиона они не услышали, как Фоке, хотя его мотоцикл получил от лобового столкновения с Паровозом сильные повреждения и загорелся, нашел в себе силы и пришел на выручку капитану. От удара и он сам не удержался в седле и покатился по скользкому от крови настилу. Мотоцикл покатился за ним. Их скольжение остановил лежащий кольцевой противника.

Мотоцикл, обогнавший Фокса, а за ним и сам Фоке врезались в кольцевого и смешались в одну кучу. Там же оказался и оглушенный ударом Фокса Чарли. Снейк поднялся и на заплетающихся от слабости ногах побрел к корзине противника. Бежать он уже не мог, не было сил. Ноги подворачивались. В глазах стоял туман, как Снейк нашел корзину, один Бог знал. Шар влетел в корзину-ловушку, и в то же мгновение раздался взрыв.

Снейк не знал, что пламя, охватившее мотоцикл, перекинулось на разрушившуюся от удара энергетическую установку двигателя. Взрывом тела игроков разметало в разные стороны. Но Снейк этого уже не видел. Взрывная волна докатилась до него и бросила на ограждение. Вспышка и темнота накрыли Стива одновременно...

Очнулся он в больничной палате. Красивая медсестра заботливо заглядывала ему в глаза. Черт, он опять в больнице! Как же она надоела! А пристегнули его зачем? Ну да ладно, хорошо еще, что живой, все остальное вернут. Значит, он попал под взрыв. Взрыв? Ну конечно, а что же еще? А как же Фоке?

– Что с Фоксом? – спросил он медсестру. Откуда-то само, непонятно откуда, пришло знание, что медсестру зовут Джулией и что у нее роман с врачом Стефаном Клоссом. В общем-то неплохие ребята, но не настолько, чтобы ему здесь задерживаться надолго.

– Что с Фоксом? – повторил он.

Лицо девушки просияло. Кажется, она очень рада его видеть.

– Вы спали, – пояснила Джулия. Сердце ее просто готово было выпрыгнуть из груди от радости, ведь если он спросил о Фоксе, то, значит, сам он не кто иной, как Снейк. – Все в порядке. Уже в порядке... Вы в больнице.

Чего она несет? Какой порядок, если он на койке?

– В порядке? А почему тогда я в больнице?

– Скоро вы все узнаете. – Это сказал, входя в палату, доктор Клосс. Он услышал часть разговора и поспешил вмешаться. – Уверяю вас, все в порядке. А сейчас постарайтесь вспомнить, кто вы?

Он удивленно посмотрел на врача. Совсем плохой, что ли? Не знаешь, кого лечишь?

Клосс, как будто не заметив его удивления, терпеливо ждал ответа.

– Я? Я... – Лицо пациента вытянулось. – Я... Да кто же я?

Стефан и Джулия переглянулись. Что-то не так. Как следует из всех наставлений, больной после возвращения памяти сразу, при первом же пробуждении уверенно опознает свою личность. Единственная неприятность, подстерегавшая восстановленного пациента, это временной пробел в памяти. Он объяснялся естественным промежутком между последним обновлением матрицы и моментом излечения травмы. Стефан понимал, что с этой точки зрения матрица Сазерленда была предпочтительнее. Здесь пауза составляла всего две недели. С Крисом дело было сложнее. У него последнее обновление было почти три месяца назад. Но это – неизбежное зло, больному объясняют ситуацию, и адаптация после этого идет довольно быстро и успешно. В тяжелых случаях приходится обращаться к психиатрам. Но такие случаи очень редки. Клосс не помнил, чтобы ему доводилось встречать в киберлитературе описание таких проблем.

– Успокойтесь, все нормально! – Стефан понимал, что сейчас самое главное – успокоить Криса, дать ему спокойно войти в свой мир. Главное, чего он хотел от подопечного, это чтобы тот вспомнил, что он Крис Джордан. И именно с этим какая-то проблема. Вот только какая?

А вот Джулия не беспокоилась. Она знала, что их подопечный все прекрасно вспомнил. Фоке, о котором Стив вспомнил, был его другом, погибшим в том памятном матче, после которого Снейку тоже пришлось несладко. Дело дошло до того, что Стиву пришлось тогда проходить реабилитацию. Джулия смотрела запись этой игры и помнила все, что там происходило. Если бы Стефан не путался под ногами, она бы все Снейку объяснила. Но Клосс мешал, не говорить же при нем правду! Пусть он пока думает, что наложил матрицу своего Джордана. Это значит, что и ей пока нужно помолчать, пусть все идет как бы само собой.

Хорошо еще, что она додумалась поменять матрицы в боксах. Теперь, когда выяснится, что была наложена матрица не Джордана, а Сазерленда, можно будет все свалить на небрежность сотрудников Института. Они, мол, все напутали.

– Послушайте, я ваш врач, и я вас уверяю, что все в порядке, – продолжал успокаивать пациента Стефан. – У вас была травма, но все уже позади, все функции восстановлены...

Врач еще что-то говорил, но он не стал его слушать. Значит, все-таки травма. Он посмотрел на табло с часами. Шестнадцать тридцать две. А число... Что за черт? Какое там число... Что?! Ничего себе?! Сколько же он пролежал?!

– Не беспокойтесь... да что же с вами такое? – Стефан посмотрел на датчики и сам испугался. – Прошу, успокойтесь, все же в порядке!

Дьявол, долго он еще трещать будет! И без него в голове звенит. Еще бы! От таких новостей вообще можно свихнуться!

– Я хочу отдохнуть! – неожиданно сказал он. Да что же это такое! Он же не хотел говорить этих слов! Он еще ничего не узнал о Фоксе!

– Что с Фоксом? Как он? – как бы перебивая самого себя, спросил он.

– Мне нужно отдохнуть, и я не хочу слышать ни о каком Фоксе! – тут же вылетело из его уст. Стив опешил.

Крис не мог понять, что происходит. Что это с ним? Про какого Фокса он говорит? И почему так сильно звенит в голове? Черт, что еще за Фоке! Может, это последствие травмы, о которой говорит доктор?

– Ты что, забыл своего друга Фокса? – вдруг услышал Крис. Услышал? Голос? Если это голос, то очень странный! Идущий как бы не от ушей, а из его собственной головы. Голос шел... Нет, не шел! Он был в голове! Голос был внутри его головы!

И вдруг Стив вспомнил все. Все, что с ним происходило. Вспомнил, что к нему и прежде возвращались не раз воспоминания о той игре с «Соколами», когда он потерял своего верного друга. Это был матч открытия сезона. После него он пропустил две игры, Фоке пропустил все. Ценой своей жизни верный Лис спас Снейка, а он теперь, после всего этого, спрашивает, кто такой Фоке.

– А кто такой этот твой Фоке? – Стив даже вздрогнул от неожиданности. Это что, он сам сказал? Нет, такое он сказать не мог. Тогда кто сказал? Врачи? Но и оба медика стояли молча и следили за странной реакцией пациента.

Крис вдруг вспомнил, кто он такой. Вернее, не вспомнил, а сразу, в один момент стал самим собой. Но как тогда он здесь оказался? И что происходит с его мыслями? Откуда берутся эти голоса? Или голос. Крис еще не разобрался в деталях. Но это же смешно! Ему, основателю и ведущему разработчику фирмы по созданию психоанализаторов, самому оказаться в такой ситуации? Он посмотрел на Стефана. Уж его-то Крис помнил. Не помнил, правда, откуда тот взялся, но то, что это доктор Стефан Клосс, он знал.

– Что вы со мной сделали?

– Вам была восстановлена матрица памяти, но, к сожалению, вы последний раз снимали запись довольно давно...

– Как это давно? – Крис в ужасе почувствовал, как его язык сам по себе произносит ответ. – Всего две недели назад!

Что он несет, какие две недели? Крис и сам знал, что проволынил последних два ежемесячных съема А это значит, что уже более двух месяцев жизни потеряны напрочь! Преступная небрежность!

– Вы что-то путаете! – возразил Стефан, – Ваша матрица была снята почти три месяца назад!

Стефан не заметил, как по лицу Джулии промелькнула удовлетворенная улыбка.

«Все правильно, – подумал Крис, – доктор прав, не его вина, что так случилось».

Стив возмутился. «Он что, очумел, этот лепила? Какие месяцы? Да всего-то две недели прошло!» – Это ты, браток, путаешь что-то! – сказал Стив. – Я же еще из ума не выжил! Вот только не помню про Кубок. Не знаешь, как мы, выиграли или нет? Должны были выиграть!

Крис слушал сам себя и не понимал, какой Кубок, какая игра? О чем он говорит?

Стефан посмотрел на Джулию. Взор ее был чист и ясен. До Стефана начало доходить, что пациенту введена матрица Сазерленда.

– Я хочу вернуться в свою лабораторию, – сказат Крис. – Мне нужно провести самотестирование!

Джулия удивленно открыла рот. При чем тут лаборатория? Какое отношение Стив имеет к лаборатории? У него никогда ее не было!

Стефан был не в лучшей ситуации. Пациент проявлял признаки двух разных индивидуумов!

Стив, услышав бред, который он несет, тоже опешил. Какая лаборатория, какое самотестирование? В спортзал нужно, навыки восстанавливать! И Кубок, Кубок как?

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Стефан у Джулии. – Мы кого сделали? Та помотала головой.

– Что значит кого сделали? – возмутился Крис. – Пусть я матрицу снимал почти три месяца назад, но это еще не повод утверждать, что меня кто-то сделал.

– Ты, лепила! – перебил Криса Стив. Он негодовал. – Ты что несешь?

Клосс стоял ни жив ни мертв. Он посмотрел на Джулию, словно ища у нее поддержки. Но та была в полуобморочном состоянии и держалась на ногах лишь потому, что намертво вцепилась побелевшими пальцами в стойку с приборами. Ее глаза, смотревшие из-под полуопущенных век, ничего не выражали.

Что же они натворили?

Крис тоже понял, что у медиков какие-то проблемы. Что-то они сделали не так. Он знал общий принцип наложения матрицы. Не глубоко, чисто теоретически. Как это делается на практике, раньше его особо не интересовало. Но он знал точно, что того, что произошло с ним, быть не должно. Значит, этот симпатичный, в общем-то, врач и более чем аппетитная медсестра что-то сделали не так.

Внезапно до Клосса начало доходить, что могло произойти. Он обошел вокруг стола, на котором лежал пациент, приблизился к Джулии, потряс ее за плечи и заглянул в глаза: – Ты ничего не хочешь мне сказать?

– Да! – выдавила та, стуча зубами.

– Ну-ка выйдем! – Он чуть ли не волоком потащил ее в коридор.

Пациент поднял голову и посмотрел им вслед.

– Да про Кубок мне скажет кто-нибудь или нет?! Джулия повернула голову, словно собираясь ответить, и исчезла за дверью.

– Мать вашу! – выругался Снейк про себя.

– А вот ругаться нехорошо! – вдруг услышал он. Кто это? Он оглянулся – в палате никого не было.

– Можешь не вертеться, не увидишь! – раздалось в голове.

– Да пошел ты! – зло бросил Стив невидимому собеседнику.

– Если я пойду, пойдешь и ты! – не унимался голос.

– Да ты покажись, если ты такой крутой. Посмотрим, кто куда пойдет! – завелся Стив. Ну пусть этот говорун только появится!

– С удовольствием! – издевательским тоном проговорил невидимка. – Вот только зеркало найдем, так и покажусь!

– Что ты хочешь этим сказать? – Снейк оторопел. Странно, что-то такое он слышал про зеркала... А, там, кажется, вампиры отражаются... Или нет? Наоборот, не отражаются? Тогда зачем зеркало?

– Ну ты совсем темный! – Собеседник засмеялся. – Какие еще вампиры? Ты что, в сказки веришь?

– Тогда объясни, зачем тебе зеркало? – спросил вконец запутавшийся Стив.

– А ты еще не понял? – Голос собеседника вдруг стал серьезным. – Ты разве не сам с собой говоришь?

Стив почувствовал, как по телу побежали мурашки. До него дошло, что он разговаривает, не издавая ни звука.

ГЛАВА 7

– Ну, говори! – Стефан припер Джулию спиной к стене. – Что ты натворила? – Я... я... нич-чего! – Джулия от страха начала заикаться. – Не к-к-кричи. Стефан оглянулся по сторонам. Хорошо хоть, в коридоре никого нет! Он завел Джулию в свой кабинет и швырнул в кресло.

– Говори!

Девушка испуганно сжалась. Даже сейчас, жалкая и испуганная, она была соблазнительна. Глаза на побледневшем лице выделяются еще ярче, грудь полуобнажена, халатик задрался, обнажив молочно-белое бедро... Может ли мужчина остаться равнодушным? Оказывается, может! Клоссу было совсем не до прелестей медсестры.

– Ну? – угрожающим тоном потребовал он. – Выкладывай!

Джулия поняла, что ее хитрости не действуют.

– Стефан, что ты от меня... – плаксиво заговорила она.

– Ты, идиотка! Ты понимаешь, что ты натворила? – перебил ее Стефан – Совсем на своем Сазерленде помешалась?

– А ты! Ты хотел убить его! Почему именно тебе было решать? Ты кто, Бог? Джордана твоего в тело, жить, а любимца миллионов под стирание? – Джулия оправилась от страха и перешла в наступление. – Почему ты считаешь, что только твое мнение может решить судьбу человека?

Стефан не знал, что ответить. В чем-то она была права, но что теперь делать?

– Но не вгонять же в одного человека двоих! Слушай, а как все-таки это могло произойти? – Стефан помолчал, размышляя. – Ты подменила матрицы, – заговорил он снова. – Но когда? Говори, когда ты это... Ах ты с... Понял. Я все понял! Ты это сделала как раз перед тем, как разыграть приступ страсти. Ах, я тебя хочу... и потащила в другую комнату. Так?

– Да, – дрожа всем телом, призналась медсестра.

– Ну ты и стерва! Как же ты могла до этого додуматься? – Стефан растерянно присел на краешек стола. – Он же наверняка теперь в сумасшедший дом попадет!

– Да я не знаю, как это вышло! – запричитала Джулия. – Я думала, только Сазерленд запишется! В первый раз я ведь только сделала вид, что кнопку нажимаю!

Клосс вспомнил, как он сам нажал кнопку и запись началась. Так вот, значит, как все произошло! Он удрученно опустил голову.

– Я заметил, что запись не началась, и успел нажать. Как раз перед тем, как ты меня в первый раз на себя затащила, – мрачно сказал он. – Нет, не зря все-таки секс на работе запрещают! Как ты меня подставила! Ты хоть понимаешь, что произошло? И представляешь, что теперь с нами будет?

Стефан замолчал. Ему стало ясно – о том, что случилось, говорить никому нельзя. Как он объяснит все руководству? И что скажет пациенту? Что баба соблазнила? Хороши же лекари! Вылетят оба с волчьими билетами! И никуда больше его не возьмут. Кому нужен врач-преступник, погубивший пациента?

Пациента? А что, интересно, с этим Крисом-Стивом теперь будет? Вообще-то по учебнику положен распад личности. Но это если наложить чужую матрицу поверх активированной. А в данном случае личность Криса хотя и была записана первой, но активироваться не успела. Тогда что ж получается – Стива в продолжение памяти Криса записали? Или поверх? Нет, поверх не могли, иначе бы он вообще не проявился...

– Раствор добавляла? – неожиданно спросил он у притихшей медсестры.

– Да, – сквозь всхлипывания произнесла Джулия. Стефан только сейчас заметил, что она плачет. – Два раза! Час от часу не легче! Вот дурища-то!

– Еще два раза после того, как я дал команду? – ужаснулся Клосс. – Ты хочешь сказать, что он получил тройную дозу?

Джулия кивнула.

Вот это нокаут! Как же она не убила парня-то? Да уж, его здоровью можно только позавидовать!

– Ну и что же теперь делать? – тихо спросил Стефан, словно разговаривая сам с собой.

Джулия подняла на него испуганные глаза.

– Может, все обойдется? – произнесла она.

– Так, и что ты этим хочешь сказать? – спросил Стив. – Что ты теперь всю жизнь будешь сидеть у меня в голове и задавать свои дурацкие вопросы?

– Ну, чья это голова, еще неизвестно. – Крис не мог сказать, что все происходящее ему нравится, но этот парень, что волею судьбы оказался с ним в одном теле, его забавлял, – Мне вот, например, кажется, что это моя голова, а ты в ней совсем ненужное приложение. Просто я пока не знаю, как тебя выкинуть.

– Но-но, полегче! Подожди, попадешься ты мне в руки, – обозлился Стив, – Уж я – то точно знаю, кто в чьем теле сидит!

– Слушай, попробуй думать, может, получится, – продолжал Крис. – Пойми ты, дурья башка, мы оба теперь в одной голове.

– В моей!

– Или в моей.

– И откуда ты такой нудный взялся? А-а... Я понял, это мне снится! Фух, слава Богу, а то я уже перепугался!

– Опять списываешь все на сон? – напомнил Джордан. – Тогда ущипни себя за задницу, проснешься! Эй, да не так сильно, это же и мой зад!

– Ну все, я клиент дурки! – констатировал Сазерленд. – Мало того что в голову паразит какой-то забрался, так еще и одна жопа на двоих!

– Да, трудно тебе! – с иронией посочувствовал Крис. – Прибавь еще и один член на обоих! А если любишь пожрать, то и...

Неизвестно, до чего бы они договорились, деля тело, но внутренний диалог был прерван возвращением Стефана. За ним, с виноватым видом, в палату вошла Джулия.

– Вот, явились... – прокомментировал Снейк. – Мичуринцы хреновы!

– Мичурин с растениями экспериментировал, – поправил его Крис. – А мы – существа одушевленные.

– Да не один ли хрен? – Стив снова стал злиться. – Я им не кактус какой-нибудь, я...

– Смотри, сейчас каяться будут! – перебил его Крис. – Хочешь, поспорим?

Но Сазерленд, наблюдая за медиками, на предложение не отозвался.

Клосс подошел к пациенту и отстегнул все застежки. Джулия в это время снимала датчики.

– Вы можете сесть! – сказал Стефан. Его убитый вид не оставлял никаких сомнений, что догадка Криса верна.

– Эй, тебя как звать-то? – спросил Крис внутренним голосом. – Стив, кажется?

– Ну, охренеть! – взвыл Сазерленд. – Моя голова спрашивает у меня же, как меня зовут! Ну все! Точно погнал!

– Меня можешь звать Крисом! – представился Джордан, – Крис Джордан!

– Ну, Стивом зови, если хочешь! Или Снейком! – пробурчал Сазерленд.

– Не скажу, чтобы очень приятно, ну да ладно, – съязвил Крис.

– Ну и хрен с тобой! – Оба помолчали.

– Стив! – мысленно позвал Крис.

– Ну чего тебе?

– Я буду с ним говорить, а ты пока не вмешивайся, – попросил Крис. – Просто слушай.

– Значит, я, по-твоему, должен молчать, а ты один за нас решать будешь? – мгновенно взвился роллерболист – Да я таких хитрецов, как ты... еще в детстве имел!

– Ну помолчи ты хоть немного! – Крису показалось, что он понял, как нужно общаться с Сазерлендом. – Потерпи и сам все увидишь!

– Что? Что увижу?

Ответить Крис не успел, так как заговорил доктор Клосс.

– Я должен вам принести свои извинения, – начал он. – Я и моя помощница совершили ужасную ошибку.

– Крис, смотри! А у них опять пятна появились! – подал внутренний голос Стив. – Вон, над башкой...

– Да я заметил. Только это не у них появились, это мы снова стали видеть эмоциональный индикатор индивидуума, – пояснил Крис. – Как вернусь к работе, начну исследовать это явление.

– Слышь, ты не умничай, ты толком скажи! – вскипел Стив. – Подумаешь, пятно он видит!

– А я думал, что это твое пятно! – удивился Крис. – Выходит, ты тоже его раньше не видел?

– Нет. Только когда пришел в себя в этой больнице. – Сазерленд был удивлен не меньше своего соседа.

– Так может, это не наше тело? – испугался Джордан. – Вдруг они напутали и нас еще в кого-то вселили?

– Уж не хочешь ли ты сказать, что у нас в голове еще кто-то третий живет? – возмутился Стив. – Да вы что, ребята, совсем очумели?!

– Ладно, не причитай, потом разберемся. – Криса стал забавлять его двойник. – Сейчас лучше этого Казакову послушай! Может, поумнеешь!

– Помолчал бы сам! – обиделся Крис. – Тоже мне, умник нашелся!

Между тем Стефан горячо, покаянным тоном говорил о своей промашке.

– Я, конечно, понимаю, как я виноват, но, с другой стороны, может, так и нужно было? Все, что ни делается, все, как говорится, к лучшему! Представьте себе, что, если бы записали только одного из вас, ведь второй бы погиб!

– Минуточку! – перебил его Крис. – Насколько я понимаю, у каждого из нас было свое тело. Какая такая причина привела к тому, что в мое тело вселили еще кого-то? Или меня в чье-то чужое? Я протестую, меня и мое вполне устраивало!

– Устраивало его! – не выдержал Стив, – Видел бы ты мое!

– Как, вы еще не... Ах, да! – Стефан хлопнул себя рукой по лбу. – Вы же еще себя не видели!

Он на мгновение задумался, затем подошел к зеркалу и сказал: – Могу я попросить вас подойти сюда? Пожалуйста!

– Попросить можешь, а вот идти или нет... А зачем? – спросил неугомонный Стив, но Крис не стал разбираться. Он встал и подошел к зеркалу.

Темная двухнедельная щетина сильно изменила лицо.

– Ну, вот это я и есть, – с удовлетворением сказал Крис. – Только заросший!

– Как это ты! Это я! – запротестовал Стив. – Это мое лицо!

– Ладно, мне не до шуток! – Крис почувствовал, что тоже начинает злиться. – Хочешь, спроси у доктора!

– Эй, лепила, – Стив повернулся к врачу, – скажи моему нахлебнику, чье это лицо!

– Я могу попросить вас подойти к дисплею? – Стефан поморщился. Какой грубиян этот Стив! Угораздило же эту дуру Джулию такого хама на свет вытаскивать!

– Что-то ты много просишь, – буркнул Стив, но сопротивляться не стал.

Крис подошел к дисплею. И увидел... себя! Только вот когда был сделан этот снимок? Да и одежда незнакомая... Что это?

– Почему здесь подпись «Стив Сазерленд»? – возмутился Крис. – Это же я!

– Ну что, убедился? – радостно заорал вслух Снейк. – Я это! Я!

– Подождите, подождите! – Стефан Клосс сделал успокаивающий взмах рукой. – Сейчас... Вот смотрите!

Стефан вывел новое изображение. На них смотрело то же самое лицо, но сопроводительная надпись другая. Крис Джордан!

Это что? – Стив ткнул пальнем в экран. – Что за хреновина!

– Сам ты хреновина! подпись? Это я! Понял?

– Ты? – Стив навис над дисплеем. – А ну верни картинку назад!

– Вот видишь! – заорал он, увидев прежнее изображение. – Вот правильная картинка!

– Вот мы точно так же запутались! – торжествующим тоном заявил Клосс. – Видите, как легко вас перепутать!

Крис, а соответственно, и Стив смотрели на него, ничего не понимая.

– Ну-ка давай опять к зеркалу! – сказал Крису Стив.

– Ну и рожа у тебя! – сказал Стив, глядя на отражение небритого лица. Он даже не заметил, как перешел на внутренний диалог. – Побриться не мог?

– На свою посмотри! – ответил Крис. – С такой только людей пугать!

– Так ты себя узнал?

– А ты?

– Узнал!

– Вот и я узнал!

Крис-Стив вернулся к Стефану. По пути Стив не удержался и шлепнул по попке стоявшую у приборов Джулию. Та взвизгнула и отскочила. Крис покраснел.

– Ты что, вести себя не умеешь? – внутренне возмутился Крис. – Что за дикость!

– Подожди, я еще и трахну ее! – пообещал Стив так же безмолвно.

– А доктор? – укоризненно напомнил Крис.

– Не, мужиков я не трахаю! – заявил Сазерленд и тут же испугался: – А ты что, любитель? Голубой?

– Да пошел ты! – Крис чуть не задохнулся от возмущения. Хорошо еще, что они общались беззвучно, мысленно. – Я про Джулию говорю! Доктор ее имеет!

– А-а, ты про это! Ну и что, деваха такая, что ее на всех хватит! Ты уж мне поверь, у меня глаз наметанный! Ей только предложи – и все, киска готова! – Крис молчал. Стив добавил: – Подожди, ты еще со мной натрахаешься!

– Ну это точно! – отозвался наконец Крис, – Тут ты прав...

Крис сел в кресло.

– Ну и что теперь? Что вы, доктор, предлагаете? – Что я могу предлагать? Сделанного не воротишь! Или, может, стереть все и записать только одного из вас?

– Ну уж дудки, может, ты еще нам вдобавок пидора запишешь! – запротестовал Стив. – Или трансвера! Будем через день в юбке бегать! Вот тогда нам с Крисом точно спать по очереди придется! Лучше просто стереть одного!

– Я, конечно, не такой экстремист, как Стив, – заговорил Крис, – и отношусь к людям другой ориентации спокойно, но неужели нет другого способа определить личность? По отпечаткам пальцев, по коду ДНК.

– Нет, такой возможности нет. – Стефан коротко объяснил причину.

– Крис, придется нам эту бодягу самим решать! – сказал Стив внутренним голосом. – Этот болван только все напутает.

– А как решать-то?

– Ну, найдем похожего добровольца, сделаем пластику для убедительности, а потом одного из нас переселим!

– Смотри, и у спортсменов иногда умные мысли появляются! – со смехом сказал Крис. – Вот только где такого добровольца найдешь? Кто же согласится? Разве что дурак с рождения! Ну разве что тебя туда...

– Ну ты умник! Да я...

Крис, кажется, понял, как гасить вспышки раздражения Сазерленд а.

– Ладно, ладно, – примирительно сказал он, – Потом доругаемся. Нам еще тело делить! И начнем порознь управлять им! Вот кайф!

– Это как – глаза тебе, язык мне? – принял игру Стив.

– Ну конечно, ты тут такого наговоришь! Ладно, ты прав, надоело мне здесь торчать! Давай уходить из этой богадельни. Осточертело мне здесь! – Крис понял, что ничего нового в больнице он не услышит, – Пора прощаться – и на волю.

– Тогда помолчи. Я этого врача сейчас приведу в порядок! – Стив явно хотел показать, что и он умеет разговаривать с медиками.

– Нет, ты опять нахамишь. Лучше я! – Крис, не давая Сазерленду возразить, быстро повернулся к Стефану и спросил вслух: – Мы можем сегодня покинуть ваше заведение?

– Ну ты и спросил! – снова забрюзжал Стив. – Скажи этому клоуну, что валим отсюда, и все!

– Да, конечно, вы абсолютно здоровы... – Стефан был рад избавиться от беспокойного пациента. А главное – кажется, появляется шанс, что история не выплывет наружу. – Вам потом нужно будет показаться... психиатру.

Крис хотел сказать что-нибудь резкое, но из-за Стива сдержался.

– Ну, это мы потом решим, – буркнул он. – Вместе с соседом. А сейчас подготовьте все, что нужно, к выписке.

– Все уже готово... – Клосс замялся. Пятно над головой врача, все время бывшее белым, стало изменяться на салатовый. Надежда? Наверное. Интересно, что он еще задумал?

– Ну что еще? – спросил Крис напрямик, – Еще не все глупости сделаны?

Стефан не знал, как попросить пациента, чтобы тот никому не проговорился о том, что случилось. Но так как никто не спешил ему на помощь, пришлось перейти к делу: – Понимаете, если узнают, что вы... Ну, вы сами понимаете, начнется шумиха, разбирательства... Нужны они вам?

В пятно стали вплетаться коричневые полосы. Обмануть пытается?

– Да что ты гонишь, лепила! – не выдержал Стив. – Боишься, что твой перепихон на работе вылезет? Так и говори!

Пятно окрасилось бордовым. Щеки тоже. Ну вот, теперь и доктор краснеть начал!

– Ладно, живи! – Стив проявил благородную снисходительность. – Но ты наш должник.

– Да-да, конечно! – зачастил Клосс.

– И ты, крошка – Стив чмокнул воздух, посылая воздушный поцелуй Джулии.

– Да? – Джулия, уже успевшая прийти в себя, лукаво улыбнулась, – Я долги всегда плачу... А Кубок вы все же выиграли!

ГЛАВА 8

– Ну, куда жить поедем? – спросил Крис. – Я предлагаю ко мне, тем более что рядом. – Нет, лучше в Хардсон-сити. Там у меня такой дом! – возразил Стив. – И толпа поклонников, – проворчал Крис. – Они нам сейчас так нужны! – Ерунда, их даже в наш район не пустят, – Стив решил настоять на своем. – А вот таких тренажеров, как у меня, у тебя нет. Не забывай, нам восстановиться нужно. Потом поедем к тебе, какие проблемы? Но, сам понимаешь, управлять своей фирмой ты можешь и дистанционно, мой терминал в твоем распоряжении. Зато мышцы привести в порядок мы сможем только у меня! Да и Кубок дай в руках подержать! Недельку погостим у меня и вернемся. А?

Крис почувствовал, что Стиву действительно очень нужно домой. А так как его собственная память имеет провал в два с лишним месяца, то и втягиваться в ритм жизни лучше постепенно, издали...

– Ну ладно, уговорил, – согласился он. – Едем к тебе!

– О, а я уж думал, что ты упираться будешь! – обрадовался Стив. Пока напарник не передумал, он остановил такси и бросил автопилоту: – Хардсонситский вокзал.

Возврат Криса-Стива в роскошный дом прошел почти незаметно. Только домовый регистратор отметил, что жилец ввел верную цифровую подпись, разблокировал двери, включил средства связи и систему энергообеспечения. Все, больше никто не заметил, что жилье стало вновь обитаемым. Стив с гордостью показал Крису дом. Он ждал восторгов по поводу своего спортзала, но Криса больше привлек современный терминал.

Он тут же сел за коммуникатор и, зайдя на страничку своего офиса, ввел код доступа. Просмотрел счета, текущие заказы... Дела за время его отсутствия, кажется, шли неплохо. По крайней мере, ничего такого, что требовало бы экстренного вмешательства, не случилось. Крис набрал несколько строчек необходимых распоряжений и, проинформировав коллег, что он уже вышел из больницы, оставил свои координаты.

А потом за дело взялся Стив. Массаж, растяжка, легкий тренаж, ванная и наконец бритье. После этого Стиву пришла в голову мысль, что неплохо бы и просмотреть те матчи, которые выпали из его памяти. Крису страшно хотелось вновь добраться до терминала, но он понимал, что для Стива его матчи важнее, ведь это его жизнь, и уступил. Крис-Стив расположился перед дисплеем и, заказав демонстрацию матчей, сел в уютный трансформер. Стив не помнил всего три игры. Крис из своей жизни потерял больше.

Неожиданно нахлынули воспоминания. Крис не особенно увлекался роллерболом, то, что происходило на экране, его не захватывало, и он погрузился в раздумье.

Ему вспомнилось детство, родители, брат... Воспоминания были такие яркие, свежие... Крис почувствовал прилив нежности к своим близким. А вот он бежит за старшим братом к реке... Влетает в нее, во все стороны летят бриллиантовые брызги. Вот Крис уже постарше, он студент престижного университета. Там же его нашла и первая влюбленность. Счастью, казалось, не было границ... А вот тот страшный день, когда в авиационной катастрофе погибли брат и мать. Безвозвратно! Тогда вообще не смогли никого восстановить... Отец после этой трагедии так и не оправился, отказался от очередной регенерации. Вскоре Крис остался совсем один...

Влюбленность тоже прошла, так и не перейдя в любовь. Так, иногда вспоминается с легкой нежной грустью, и все. А вот его первые выступления на соревнованиях по Ближнему Бою. И первые успехи в бизнесе... Мария.

Мария Залески вызывала в нем сложные чувства. Совершенная физически, она не могла не вызывать желания. Физического. Но и только. Крис вспомнил, как она ему нравилась раньше. Голова кружилась, думать ни о чем не мог! А сейчас... Поумнел? Прозрел? А может, стертая, а затем восстановленная память что-то потеряла? Или, скорее, просто отвыкнуть успел... Да и не важно это, главное, что теперь не чувствовал он к ней ничего... Из воспоминаний его вывели слова Стива.

– А ты знаешь, – тихо сказал он, – твои воспоминания очень похожи на мои. Это удивительно, но так все совпадает! Нет, не деталями, подробности отличаются. Скорее, поворотными событиями. У меня тоже никого не осталось.

Крис опешил. Стив видел его воспоминания? Это что же получается? Они и зрительные образы друг друга могут видеть? Но так же нельзя! Должно же быть у человека место, где он может побыть сам с собою! А сны? Неужели они и сны будут видеть одни и те же?

Его размышления прервала трель коммуникатора. Стив нажал кнопку ответа.

На дисплее появилось незнакомое лицо.

– Стив! Рад видеть тебя живым и здоровым!

– Кто это? – внутренним голосом спросил Крис у Стива. С экрана на него смотрел крупный, грузный мужчина лет сорока. Близко посаженные выпуклые глаза, большой, слегка отвислый нос над пухлым ртом. Колоритная личность!

– Не мешай, потом узнаешь! Это сам Боб Бульдозер! – слова Стива, хотя и произнесенные без звука, несли в себе тревогу. – Крис, прошу, не лезь, это очень серьезно!

– И я рад тебя видеть, Боб, – ответил Сазерленд физиономии на экране.

– Стив, ты что, забыл старых друзей? – Стив буквально кожей чувствовал, как глаза Бульдозера пристально и недоверчиво всматриваются в его лицо. – Так что же произошло с тобой? И почему ты не звонишь? Я думал, ты, как выйдешь, сразу к нам приедешь!

Стив растерянно вскинул брови.

– Боб, да я только полчаса, как приехал! Наверное, ты понимаешь...

– Снейк, я понимаю твои проблемы, и мне жаль, что такое случилось с тобой. – Боб говорил, не мигая и ни на миг не отводя глаз от собеседника. – Но ты должен понять и меня. Я беспокоюсь.

– Господи, Крис, кажется, я вспомнил! – внутренне воскликнул Стив. – Черт возьми, вот это влип! Я же ничего не помню!

– Вот это сказанул! – удивился Крис. – Вспомнил, что не помнишь? Это как же так может быть?

Ответа он не дождался. Стив был занят тем, что мучительно искал выход из положения.

– Боб, ты, наверное, слышал, что у меня с памятью проблемы? – Крис с удивлением заметил, что крутой Снейк оправдывается. – Напомни мне, пожалуйста, в чем проблема.

На физиономии Бульдозера изобразилось безмерное изумление.

– Да ты никак в самом деле память потерял! – закричал он, – Вместе с мозгами! Товар где? И не ссылайся на память, мы же тебе ее специально переписали!

– Какой товар? А-а! – Стив теперь отчетливо вспомнил пластиковый кожух какого-то прибора. Да, он получил его для перевозки в Чипленд. Так что, получается, он его туда не отвез? – Подожди, а разве я не доставил чемоданчик? Неужели клиенты его не получили? Боб, у меня провал в памяти в две недели, поэтому я не очень...

– Да ты что, совсем нас дураками считаешь? Знаем мы про твой провал и про лечение... Зря, что ли, память тебе обновляли? Но товар не доставлен. Где он, никто не знает. И кто, по-твоему, виноват, что тебя понесло на этом экраноплане? Сделал бы дело, катайся, сколько хочешь, а так, что получается? Ты товар получил, а куда его дел, неизвестно, – Боб пожевал губами. – Мы попадаем на большие, очень большие деньги, теряем авторитет... А ты, тот, кто получил все, теперь без памяти? И что, считаешь, что все списано? Нет, брат, так дело не пойдет! Три дня тебе сроку! Или-или! Но лучше гони товар! Поверь, для тебя же лучше!

– Но Боб!

– Снейк! Кончай базар! – Лицо Бульдозера окаменело. – Ты товар получил? Получил! Доставь туда, куда должен! Не можешь, верни! Срок тебе определен!

Собеседник выключил связь.

– Стив, может, все-таки объяснишь? – Джордан понимал состояние Стива, но срок в три дня пошел, и касался он теперь не только его, но обоих – Крис, прости, – выдавил Стив, – но тебе этого лучше не знать!

– Это как? – возмутился Крис, – Ты хоть понимаешь, что если тебе башку оторвут, то и моя на плечах не удержится? У нас теперь одна судьба, по крайней мере, до того момента, пока не разделимся!

Стив молчал. Ему очень не хотелось все выкладывать Крису. Но он его сосед... Вернее, даже не сосед, а... одно-головеп... Так, что ли, это называется? А черт его знает, как это зовется, других-то таких нет! Может, сиамский близнец наоборот? А ведь точно близнец, даже внешне схож! И вот этот брат-близнец в своем требовании прав. Раз он рискует наравне со Снейком, то и знать имеет право, из-за чего...

– Это долгая история, – начал Стив. – И опасная. А что будет, если нам удастся разделиться?

– До этого счастливого момента еще дожить нужно! А нам три дня дали! И дядечка, видно, очень серьезный, по крайней мере, он не шутил, – проворчал Крис. – Мне ваши тайны не нужны, можешь не боятся, не воспользуюсь! Если отделюсь... Давай выкладывай.

Стив неуверенно заговорил: – Постарайся понять, все очень серьезно. Вслух я бы тебе и десятой доли не рассказал. Это не для чужих ушей.

– Стив, про Шахерезаду я слыхал еще в детстве!

– Ну, потом не жалей! – Стив перешел на деловой тон. – Надеюсь, ты слышал про Империю? А про Марко Симоне? Смотрящего Хардсон-сити от Империи?

– А-а, ты про эти журналистские байки? Тоже мне фантазеры-изобретатели! Второго Фантомаса придумали! – разочарованно протянул Крис. – И ты всерьез это мне говоришь?

– Зря смеешься. Не все, что они говорят, правда, но многое именно так и есть на самом деле. – Стив был явно не намерен шутить. Разговор с Бобом Бульдозером не располагал к веселью. – Это ты в байки веришь. В сказки, что организованная преступность побеждена, что мафии не существует. А мафия, она была и есть! И будет, можешь не сомневаться! Это одна из древнейших и живучих форм организации. И Марко Симоне могущественнее Президента Конфедерации Я не удивлюсь, если выяснится, что и сам Президент работает на Марко! Крис недовольно скривился.

– Я не знаю, как там у вас в Конфедерации, но у нас, в Чипленде...

– Да что у вас! – Снейк уже почти кричал. – Думаешь, у вас лучше? Незнание не есть отражение реальности! Это ее иллюзия. – Стив, что с тобой? – удивился Крис. – Такими заумными словами заговорил! Скоро как профессор излагать начнешь!

– А ты думаешь, авторитетные люди, те, что из теневого мира, только на сленге жужжат? Да некоторым из них твои профессора и в ученики не годятся! И ваш мэр, которым вы так гордитесь, тоже с ними работает! Вся верхушка всех стран в той или иной мере работает с ними. Да еще как! Сотрудничают, как они говорят, советуются! А иначе неорганизованная преступность захлестнет улицы. Ты же не знаешь этот мир. Ты взращен на том, что тебе журналисты преподносят. А они тебе преподносят то, что им дают. И бабки им платят не за то, то они думают, а за то, что публикуют заказанное.

– Кто дает, Стив? – Крис понимал, что Стив говорит серьезно, но ему не хотелось верить, что тот говорит правду, – Что заказывают, кому заказывают? О чем ты говоришь?

– Власти, полиция... авторитеты, в конце концов. – Снейк говорил с новым другом, как с маленьким ребенком. – Не станут же они признаваться, что сами на зарплате у братвы! Вот они и талдычат, что мафии нет1 А раз ее нет, то и взятки никто не платит, а значит, ничего и не выплывет. Брать-то взятки не от кого!

– Ну, это прямо теневое государство какое-то, – не сдавался Крис. – Масонская ложа какая-то!

– А это и есть государство в государстве! В Империи есть даже свои законы, свои правила. И будь уверен, эти законы более справедливые, более правильные, чем те, по которым легальный мир живет. А иначе бы они не выжили!

– Так почему же все не перейдут на эти законы? – Крис иронией пытался защитить свою психику от перегрузок. С одной стороны, он понимал, что фантазировать сейчас Стив не будет, уж перед собой-то врать смысла нет! С другой – ломались все представления Криса о положении вещей во властной верхушке. Если верить Стиву, а причин не верить ему у Криса нет, то получается, все они работают на преступный мир. Да от такой новости у любого голова кругом пойдет! – Или они не такие уж универсальные, как ты о них говоришь?

Но Стив не сдавался. Он ко всему подходил серьезно, и к спору тоже.

– А какой правитель, какое государство объявит: все, с сегодняшнего дня живем по воровским законам, а власть я передаю ворам? Или, еще того чище, сам становлюсь гангстером! Да никто на это не решится! Никто! – Стив все больше и больше заводился. В его голосе зазвучали истерические нотки. – Учти еще, что люди изначально делят мир на добро и зло. При этом и сами делятся на хороших и плохих. Но все это условно! И среди так называемых плохих, я имею в виду преступный мир, есть очень много хороших, порядочных людей, и наоборот. Те чиновники, что с высоких трибун призывают к крестовому походу против преступности, сами могут оказаться первыми взяточниками и преступниками! Часто бывает, что именно чиновник и толкает человека, еще не преступившего черту, на преступление. Он крадет, чтобы дать взятку чиновнику. Потом совершает еще одно преступление – дает взятку чиновнику, чтобы покрыл первую кражу. Вот он уже и преступник! А раз ты преступник, то и живи по понятиям, входи в общину, плати в общак. И подчиняйся не тем законам, что власть диктует, а тем, что установлены в новой среде. Дальше – проще! Как люди делятся на условно плохих и условно хороших, так и каждый из руководителей стрижет только со своей части населения – якобы плохой со своей, якобы хороший со своей. А если они втихую объединятся или, наоборот, кто-то поставит у власти своего человека на другой половине, то и доходы его увеличатся вдвое. Понял?

– Ладно, кончай пугать, переходи к делу. – Крис поспорил бы со Сливом, но сейчас нужно было беречь каждую минуту из отведенного им времени, – Давай о деле.

Стиву и самому прискучило заниматься ликбезом, но что поделаешь, если этот чистоплюй Крис оказался таким... наивным, что ли? Или невинным...

– Ну, раз ты не хочешь слушать все, то вкратце дело обстоит так. Был у меня друг. Играли вместе. Потом он ушел, устал, говорит. Начал он работать с местными ребятами из Империи. Ну а у меня проблема возникла. Загуляли мы как-то раз очень лихо. Хорошо загуляли. Так получилось, что я с девахой одной по пьяному делу залег в номере. Покувыркались, как водится, и вырубились... Я, по крайней мере. Наверное, вискарь добил... А она возьми и умри от передоза. Просыпаюсь, а она холодная! Я конечно «скорую», а тут выясняется, что она несовершеннолетняя. Но это все была бы ерунда, если бы не ее брат. У него была своя банда. Держали они один район в Олинсе. И вот этот идиот решил, что это я его сестру на наркоту подсадил. Потом выяснилось, что это кольцевой наш один с ней в любовь игран: Бросил потом ее. Она и пустилась во все тяжкие. Начала свою крутизну в наркоте и боях постельных показывать. Мол, смотри, какую крутую деваху ты потерял! Дура, одним словом, но я – то вообще в непонятках, что да как!

Короче, она, как узнала, что я из той же команды, что и бросивший ее парень, так все и сотворила! Решила, что со мной она ему все и покажет. А чтобы я к ней прикипел, возомнила ночной активностью меня покорить. Чтобы потом таскал за собой повсюду. А чтобы силенок хватило или, может, чтоб не так противно было, наркоты наелась Ну и переусердствовала. А теперь прикинь, как мне это все ее брату объяснять?

Ну, послал он своих людей за мной. Чтобы к нему привезли... А мне они кто? Да и он сам тоже мне не указ. Послал их. Они в драку. Кого помял, кого покалечил. Убивать – нет, не убивал. Но сильно разозлил. Тот парень войну объявил, оружие приготовил. Ну, в их мире вести быстро ходят. И без искажений, не журналисты же – за каждое слово отвечать придется. Дошла информация и до дружка моего, который раньше со мной в команде играл. А он толковый парень был. Поднялся в их иерархии очень быстро. Со многими авторитетами хорошие отношения сложились... Короче, сам в авторитете стал...

Вот он-то и нашел меня раньше всех. Расспросил, что да как, а потом рассказал, что непонятки начались, с серьезными людьми встречаться нужно. Привез меня к человеку одному. В авторитете который. Тот меня выслушал, вызвал парня этого, брата девчонки, и потребовал, чтобы он прекратил все дела со своими предъявами. Беспредел чтоб не творил. Нет на мне вины за сестру его.

Ну, для меня все так и закончилось, а через восемь месяцев дружка моего убили. Так и не нашли кто... Я сразу понял, чьих это рук дело. Выследил и... Вслед отправил. А через день находят меня и говорят, что тот человек, что развел нас тогда... Ну, в общем, увидеть меня хочет. Поехали к нему. Говорили. Долго говорили. Понял я, что неправ был. Тот гад, что друга моего убил, тоже, но и я без доказательств не должен был этого делать. Что если по первому же подозрению убивать, или, как они говорят, валить друг друга, то просто вырежем всех... Ну а потом...

Короче, раз виноват, должен же был как-то компенсировать. Отработать, как принято говорить! Через гада того, что я завалил, товар проходил. Предложили мне вместо убитого мной товар этот возить. Что мне оставалось? Раз отвез, два. Видят, что все нормально, подсказали руководству «Скорпов», чтобы на меня внимание обратили. Так я в основе «Скорпов» оказался. А я, как такой шанс представился, и сам заиграл так, что в лидеры выбился.

Думал, если играть хорошо буду, они от меня отстанут. Но, знаешь, как ни странно, наркоты не было! Зато сколько Другой контрабанды перевезти пришлось! Мы же по всем городам и странам мотаемся, играем везде! А проверять нас... Ну, сам понимаешь, кто же кумиров трясти будет? Вот и эксплуатировали меня по полной программе! Потом смотрят, что я в любимцы болельщиков выбился, перестали что попало поручать. Стал я только на Боба работать. Ну, того авторитета, про которого я раньше говорил. А оказалось, что он правая рука... Или, может, левая или еще какая, у них их много... И не чья-нибудь, а самого Марко Симоне. Слышал о таком? Нет? Да ты что, совсем темный? Стив даже представить себе не мог, что может найтись кто-то такой, кто не слышал о Симоне.

– Стив, не забывай, я же живу в Чипленде... – напомнил Джордан.

– Ах да, – спохватился капитан роллерболистов. – У вас же там Джерри Снайпер! Они с Флешем Сандро и разруливают все ваши дела.

Крис вспомнил, что вот об этих деятелях преступного мира слышал, хотя не очень верил в их существование. О чем он и сообщил.

– Глупости не говори! – оборвал его Стив. – Джерри – Смотрящий вашего города. Как наш Марко в Хардсон-сити. Смотрящие назначаются на сходках самых авторитетных людей...

– Стив, извини, но давай-ка о деле! – перебил Крис. – Пойми, времени в обрез!

– Ладно, – неожиданно легко согласился Сазерденд. – Один парень... из наших, хардсонситских, кинул одну контору... Не спрашивай, сам не знаю кого! Взял там кое-что... И в том числе один приборчик, тоже не знаю, какой и для чего! Но, судя по тому, как он охранялся и в каком сейфе хранился, ценности неимоверной! Вот Марко и решил – а прибор, как водится, ему доставили, – пусть ваши, чиплендские мастера посмотрят. У вас электронщики самые качественные, это любой знает, да и шуму было бы меньше... И ответственность в случае чего легла бы на Снайпера, что тоже неплохо! Короче, стали эту переброску готовить. Чемоданчик с прибором мне заранее передали, Джерри предупредили...

Я его у себя спрятать хотел – выезжаем в другие города мы прямо из клуба, вот потому, если что-то везешь, то держать нужно под рукой. Хотел в свою нычку сунуть, да тут полиция нагрянула на стадион – не по нашим делам, просто большая драка началась. А потом вообще дурдом пошел! Фанаты бросили драться между собой и давай полицию громить! Болельщики даже кресла отрывали, от гоблинов в форме отмахивались! Вот потеха была! Ну, я выбираться. А все оцеплено! Спецуру разную нагнали! Я чемоданчик там, на стадионе и спрятал. Не палиться же с ним! Место было одно. Но не очень хорошее... И знали о нем... Немногие, но знали. А что делать оставалось? Выхожу, а там, позади кордона, прямо на стоянке ребята стоят. Боба люди. И коммуникатор суют. А там Бульдозер на связи. Он спрашивает: «Спрятал?» – «Спрятал!» – отвечаю. «Ну, – говорит, – молодец, а сейчас поезжай с ребятами, матрицу снимешь, чтоб не забыл, что товар получил!» Как знал, гад, что со мной случится! Ну, вот и все. Вот до этого места я и помню... А что потом было, сам понимаешь, не знаю!

– Так что же это получается? – удивился Крис. – Что и роллерболом они заправляют?

– Ты что, с луны свалился? Да мне сто двадцать жизней списали! Нам! Так теперь вернее будет сказать. Ведь то, что я виноват в катастрофе, даже мухи в поле и то понимают! Хоть и не помню, как все было, но не прыгнул же экспресс сам мне навстречу! А завод все на себя взял, вину признал! Для чего? Для чего, я тебя спрашиваю, завод-изготовитель грех весь на себя взял? Когда такое было, чтобы завод свой дефект признавал? А гражданство двойное для нас? С карточкой идентификации на две фамилии? Вот как удобно, курьер с двойным гражданством, с двойным именем! Здесь отмечайся как Сазерленд, там, в Чипленде, как Джордан! Во-о! Класс! То, что мне экраноплан вручили, думаю, это тоже не так просто! Иногда мне кажется, что и с нами все они подстроили...

– Да, запланировали еще до рождения и близнецами нас сделали! – отшутился Джордан. Хотя ему было совсем не весело.

– И вот, Крис, понимаешь, я все никак не могу вспомнить, да и не смогу, конечно, но так хочется... – Стив помедлил. – Вот что меня мучает: успел я перепрятать чемоданчик или нет? Представь, две недели вычеркнуты! Напрочь! Если, допустим, там оставил, то проверить нужно... Но сомневаюсь я, что за две недели... Нет, не за две... За три дня. Мы ведь к вам в Чипленд через три дня прилетели... И выступил я неплохо.

Стив остановил их общие глаза на дисплее коммуникатора. Там продолжалась демонстрация одного из трех последних матчей.

– Подожди, две недели – это четырнадцать дней, – рассуждал про себя Крис. – А ты должен был передать чемоданчик на четвертый, максимум пятый. И что же, они до сих пор ждали? Почему за остальные десять дней тебя не спрашивали ни о чем? А может, ты выполнил заказ, а теперь тебя... Ну, второй раз... – Джордан замялся, ища подходящее слово, но Стив его опередил: – Разводят, что ли?

– Вот-вот! Разводят. Хотят еще потуже связать.

– Все может быть... – Стив, забыв о том, что у них общее тело, пожал плечами. – Все! Я никому из них не верю!

Стив замолчал. Молчал и Крис. После того что он услышал, разговаривать как-то не хотелось. Эту бы информацию переварить! А главное, что теперь им делать? Три дня пройдут очень быстро. Оглянуться не успеешь...

Думай не думай, а ситуация сама собой не улучшится. Нужно ехать, проверять все возможные места, восстанавливать все пути перемещений Стива. С людьми переговорить, может, видел кто его с чемоданом.

– Пошли в гараж! – Стив ухватил мелькнувший в мыслях Криса образ экраноплана. – Выберем себе средство передвижения!

Оказалось, Стив владеет приличным парком экранопланов, от роскошных трассовых и дорогих спортивных моделей до небольших двухместных городских.

– Выбирай! – щедро предложил Стив. Он гордился своей коллекцией машин и никогда не упускал случая ее продемонстрировать – Даже сейчас не можешь удержаться, чтобы не похвастаться? – Настроение у Криса было паршивое. На что ему чужие проблемы? К сожалению, они больше не чужие... А этот тип насобирал зачем-то экранопланов... – Сам выбирай, твои же машины!

– Тогда вот этот серебристый спортивный «москит». Быстрый, надежный и внимание не привлекает. – Стив занял место за пультом управления, взял джойстик в руку. – А теперь отвали, не мешай управлять экранопланом.

Джордан опешил. Он понимал, что Снейк может позволить себе многое, но чтобы вот так...

– Как, ты не в автоматическом режиме летишь? – спросил он. – Есть же автопилот!

– Это для таких правильных, как ты, – со смехом проговорил Стив, – И кончай мечтать, а то отвлекаешь! Лучше дорогу запоминай!

Экраноплан оторвался от поверхности и, вылетев из огромного ангара, понесся над улицами города. Стив вел машину на такой скорости и на такой высоте, что у Криса замирало сердце. Ему хотелось зажмуриться. Один раз он почти сделал это, но Стив сердито рыкнул: – Крис, идиот, не мешай! Сказал же тебе, отключись!

– Да, как же, отключишься! – «Господи, – подумал он, – как же тут не смотреть и не пугаться! Не разбиваться же еще раз! Да, теперь понятно, почему произошла катастрофа с экспрессом!» – Стив, нельзя ли помедленнее! Ты же ведешь машину как сумасшедший!

– А время есть у нас? – Снейк был в своей стихии. – Нет? Тогда заткнись!

Крис, опасаясь, что Стив, не дай бог, отвлечется и не справится с управлением, замолчал. А Сазерленд между тем уверенно подвел экраноплан к громаде клубного стадиона. Он лихо влетел в опознавшие его воздушные ворота, и через несколько мгновений «москит» занял свое привычное место на стоянке.

ГЛАВА 9

При виде родного клуба сердце Стива забилось чаще. Сколько лет добивался того, чтобы стать игроком знаменитых «Скорпионов»! Сколько пота пролилось... А скольких Друзей потерять пришлось! Современные технологии спасения – дело хорошее, спору нет. То, что Стив жив, правда, с этим довеском Крисом, но все же жив, – лучшее доказательство успехов медицины. И все-таки жестокая игра продолжает ежегодно уносить множество молодых жизней!

– Снейк! Это же Снейк! – Стив узнал этот голос. Второй тренер фарм-клуба, пятидесятидвухлетний ветеран команды Джонни Петрович, невысокий, кряжистый человек. Предметом его гордости было то, что большинство его учеников добились успеха, применяя в игре те приемы, которым обучил их он.

Петрович был хорошим тренером и, хотя учеников у него было немало, всегда находил время для каждого в отдельности. Его система тренировок помогала молодым игрокам овладевать именно теми приемами, к которым у них была максимальная склонность. Он не отказывался даже от тех, кто, по мнению многих спортсменов, был совершенно бесперспективен, и ухитрялся распознать в них такие способности, что потом все только удивлялись, как же этого они сами не рассмотрели?

Нужно сказать, что и игроки любили тренера. Они всегда рады были видеть учителя и не раз в своих интервью выражали ему благодарность. Стив тоже любил Петровича и, хотя не был учеником его школы, поддерживал с ним теплые отношения.

– Джонни, ну что ты так кричишь! – Стив и Петрович обнялись. Пятно над Петровичем светилось розовым. Тренер был искренне рад за Стива. Да Снейк в этом никогда и не сомневался, уж тут и пятна не нужны! Здесь он был дома! Стив не выдержал и негромко произнес: – Как я соскучился! Знал бы ты, как мне не хватало вас!

– А мы? Мы... – Джонни не договорил и, сделав шаг назад, стал критически осматривать фигуру игрока. – Знаешь, как все ребята за тебя переживали! И как все обрадовались, когда узнали, что ты уцелел! Никто не сомневался, что если кто и выжил, так это ты!

– А как я обрадовался! – отшутился Стив.

Тренер, кажется, удовлетворился внешним осмотром.

– А ты ничего, – сказал наконец Петрович. – Я думал, ты совсем разобранный вернешься!

– Сейчас врачи чудеса делают! – ответил Стив, – Ну а вы как? Ребята где?

– Да как всегда! На каникулах после Кубка. – Джонни улыбнулся, вспомнив события последнего времени. – Как узнали, что ты выкарабкался, только тогда и разъехались! А так все здесь были, переживали. Если б ты только знал, Стив, как все волновались за тебя! А потом, когда все страхи улеглись, пошло-поехало! Хвастаться вовсю начали. Тебя чуть ли не идолом сделали. Как же, первый год капитаном, а команду к дублю привел. Знаешь, какой это стимул для моей молодежи!

– Да ладно, нашли пример! – Крис почувствовал, что Стив смутен. – Вот ты, Джонни, все знают, скольких ты чемпионов воспитал! Знаешь, как я жалею, что поздно к тебе попал! Вот ты и есть пример для пацанов!

– Не скажи! – не сдавался Джонни. – Ребятня же видит, что болельщики на стадион идут, чтобы на Снейка поглядеть. И они тоже славы хотят. А значит, тянутся за тобой, растут! Вот станешь тренировать, поймешь роль лидера в команде.

– Стив, не упускай ниточку про болельщиков, – услышал Стив безмолвную подсказку Криса. – Может, он знает, кто ту драку на трибуне затеял? Наверняка она неспроста случилась!

– Да-а, болельщики – дело хорошее, – сказал Стив, обращаясь к Джонни. – Для них играем! Просто не представляю, как при пустых трибунах играть! Но ведь странности какие пошли! Буза какая-то! Может, и ничего, что размялись немного... Вот только с полицией... Это уже лишнее, может отпугнуть настоящего болельщика. Не помнишь, чего они тогда не поделили?

– Да бог его знает! – Джонни развел руками. – Кажется, все шло нормально... Мы потом специально запись просматривали... Все за тобой следили, ты тогда с кольцевым из «Уранов» сцепился. Как его...

– Киборгом, что ли? – подсказал Стив.

– Вот-вот, с Киборгом! А в третьем секторе Западной трибуны вдруг эта буза и началась. Какие-то молодые между собой начали, другие сектора вовлекли, кресла замелькали... И, что интересно, дрались они как-то не всерьез. Ну там кресла пластиковые бросали друг в друга, бутылками пластиковыми перебрасывались... Вот когда полиция подошла, вот тогда по-настоящему драться начали. А что потом было, ты и сам видел. Дурость настоящая! И болельщика стоящего со стадиона уводят, и сами игру не смотрят. Это ж надо, знали ведь, что предпоследняя игра сезона перед финалом!

А могла и последней стать, если бы вы тогда победили! И что? Так сезон заканчивать?

– Это точно! – Снейк понимал озабоченность тренера. – Ну ладно, коли на этом все и кончится. А если в норму войдет? Не слыхал, полиция не узнавала, наши это болельщики или залетные какие?

– Да, так ты же не знаешь! – Тут Джонни сообразил, что Сазерленд не помнит продолжения некрасивой истории, – Там же странность одна вышла! Молодые эти, ну те, что начали все это безобразие... Они из какой-то организации были. Мне говорили из какой, но я не обратил внимания, не нужно было как-то. Там еще какие-то странности вышли... Да я не вникал, ты лучше у администратора спроси. Ах да, вспомнил! «Близнецами Демона» их звали. Точно!

Стив надеялся застать администратора, но оказалось, что тот тоже уже укатил на отдых. Зато повезло в другом. Когда он зашел в паддок, где и находился тайник, то неожиданно увидел там сразу троих работников клуба – главного механика команды Марка Штеренберга, техника мотоциклов Джереми Айронса и его помощника Филиппа Кулла. Они так увлеченно спорили о чем-то, что даже не заметили появления Сазерленда.

Пятна над головами переливались разноцветными кляксами. Причем у Марка было больше красного с примесью синего. Время от времени вспыхивал фиолетовый, но в основном преобладал красный. У подчиненных красный сменялся то белым, то сиреневым. Но если у техника цвет переходил местами в коричневый и фиолетовый, то пятно над головой его помощника было все в бело-серых и синих кляксах. Последний явно не понимал, за что его утюжат. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не появление Стива.

Главный механик что-то коротко сказал подчиненным, и те, кивнув Сазерленду, тут же вышли, стыдливо опустив глаза.

– Стив, как я рад видеть тебя живым и здоровым! – Пятно над главным механиком стало розоветь, но красного было еще много. – Как самочувствие?

– Спасибо. Вот пришел, а никого нет... – Со Штеренбергом у Сазерленда отношения были ровные. Марк больше сталкивался с мотоциклистами, так что поводов для ссор у них не было. Но и дружбы особой не замечалось, уж слишком разные задачи у обоих. – Думал кого-нибудь увидеть, новости узнать...

– Да, все разъехались. – Штеренберг как бы в подтверждение своих слов посмотрел вокруг. – Нет, никого уже не осталось! Только мне приходится с этими идиотами возиться!

– Бывает, – успокоительным тоном сказал Стив. – Чего уж там, сезон закончился удачно, к следующему успеют все исправить...

– Ты, наверное, не в курсе того, что произошло! – Главный механик клуба никак не мог успокоиться. – Эти балбесы фургон спалили! Там же столько комплектов запчастей было! А оборудование! Приборы! Диагностика... Боже, это катастрофа!

– Не был ты, браток, в настоящей катастрофе, – сказал про себя Стив. – Тогда бы так не причитал!

– Стив, а что там у вас сгорело? – с тревогой спросил Крис. – Ты что-то уж очень эмоционально отреагировал на известие!

– Этот фургон команда берет... брала с собой на выездные игры, – пояснил Стив Крису. – Там все необходимое для того, чтобы мотоциклы всегда были на ходу! Тайник там, понимаешь?

– Тогда чего же ты время теряешь? – возмутился Крис. – Пошли посмотрим!

– Да подожди, не суетись! Еще не все узнали, – ответил Снейк. – Подожди, не мешай!

– А пристройка, что возле фургона? – спросил Стив у Марка.

– И пристройка, конечно! И несколько бочек с маслом тоже... Да что пристройка! Подумаешь, спать этим бездельникам будет негде...

Сазерленд похолодел. В пристройке, за отсеком для переодевания был небольшой, но достаточно вместительный тайничок, куда те, кто знал о нем, прятали выпивку. Им уже давно никто не пользовался, и Стив решил, что во время его отсутствия туда никто не заглянет.

– Как все сгорело? Может, хоть что-то спасти удалось? – спросил Стив, перебивая Марка, изливавшего свое возмущение, – Что-нибудь нашли?

– Спасти? – Марк скривился. – Стив, да там две бочки масла горело! Могло разве хоть что-то остаться? Сам подумай! А-а, понял! У тебя в тайничке, наверное, что-то было! Ну все, можешь попрощаться, выгорело полностью!

Вот это удар! Как же теперь быть?

– А когда был пожар? – Пока Стив переживал, Крис решил взять на себя функцию следователя. – Давно?

– Да уж прилично! Да ты же должен помнить, это еще до того, как... Твою мать, я же забыл, что у тебя дыра в памяти! – спохватился Штеренберг. – Значит, когда? Вот, через пару, может, тройку дней после той большой драки. Да, точно, через два дня!

– Не допускаешь, что это ее последствие? – продолжал расспросы Джордан. – Может, мстит кто? Не выяснили?

– Выясняем! – кивнул Марк. – Полиция тоже расследует, но все считают, что здесь не было злого умысла...

– А эти, каких... – Крис наконец подошел к главному, – «близнецы Демона», эти не могли? Главный механик скривился: – Да черт их знает! Я о них до этого побоища вообще не слыхал. В полиции тоже о них мало что сказать могут. – Штеренберг развел руками. – Не знаю, что и думать... Нас-то им жечь зачем? Дрались-то они с полицией! Вот, правда, Филипп, помощник техника, говорит, что видел кое-кого из них накануне. Но сам Джереми утверждает, что это вранье и не стоит доверять его фантазиям. Что тому вечно с перепою то черти, то демоны видятся. Ты же сам знаешь нашего помощника. Руки золотые, но выпивает, барбос старый. Менять пора.

– Крис, кончай болтать, нужно техника искать, – услышал он голос Стива. – Чует мое сердце, что этот Айронс при делах. Уж больно морда хитрая! Да и испугался, увидев нас. Я с ним не ссорился, не бил. Если чист, чего боишься?

Но Айронса на месте уже не было. Скорее всего, он поехал на склад. После пожара, который уничтожил прежнее строение, он был оборудован в помещении, которое прежде использовалось как лаборатория. Но это было так давно, что за последующие годы здание успело побывать небольшой гостиницей, учебным классом и даже медпунктом. Что там было до того, как помещение стало использоваться под склад, Стив не помнил.

Джереми встретил Стива не очень любезно. Он старательно делал вид, что очень занят, то и дело вытаскивал из коробки какую-нибудь деталь и начинал ее вертеть в руках и чуть ли не обнюхивать. Но коричневое с белыми и красными кляксами пятно у него над головой выдавало его страх и мучительное старание найти способ избавиться от посетителей.

– Эй, Джереми, ты так старательно рожу за коробками прячешь, что я могу подумать, ты не рад мне! – Стив решил не церемониться. – Может, тебе пинок дать, чтоб вежливость проснулась?

– Стив, да ты что, как ты мог подумать! – Вспышка белого пятна страха. – Но Штеренберг так нас замордовал, что головы поднять некогда! Вот, детали получаем...

– Я-то все вижу! И как ты детали лапаешь, и как глаза прячешь! – Стив не давал технику времени, чтобы тот успел придумать какую-нибудь отговорку. – Знаешь, до начала следующего сезона еще три месяца, я думаю, ты успеешь детали по местам разложить. Ну-ка выбирайся из-за своих коробок. Поговорить нужно!

Джереми, обреченно вздохнув, подошел.

– Ты мне ничего не хочешь рассказать? – Стив сгреб техника левой рукой. – Давай, облегчи душу!

– Стив, я... Я... Ну, я ни в чем не виноват, – захныкал техник. – Я ничего не делал!

– Да, ты не делал! – Стив холодно улыбнулся. – Но ты знаешь, кто виноват, и боишься в этом признаться! Так? Ну, говори!

Но Айронс только испуганно моргал, не открывая рта. Крису-Стиву вблизи было неудобно смотреть на пятно, и он отпустил Джереми. Тот отпрянул назад, но там были коробки, и он уперся спиной в труду упаковок.

– Ну, говори, кто поджег фургон? – Глаза Снейка превратились в холодные льдинки, и Айронс понял, что его сейчас начнут бить.

– Понимаешь, я ведь точно не знаю. Ну, знаешь, терлись тут какие-то парни... – начал мямлить техник. В белый цвет его пятна стали вплетаться кофейные струи. – Но я их сам не видел, Кулл говорил...

– Как они выглядят?

– Кто? – Джереми все еще пытался увильнуть от ответа.

– Хочешь, чтобы я тебе напомнил? – Стив угрожающе приблизил свое лицо к технику, – Ты ведь знаешь, что я могу с тобой сделать!

Испуганный Джереми сжался, как от удара. Лицо побелело, губы тряслись.

– Это «близнецы»? – помог ему Стив.

– Да! – Интенсивность белого не снизилась, но появились фиолетовые нити. – Это все они! Они! Знаешь, какие они жестокие! «Близнецам» ничего не стоит убить человека! И тебя они могут...

– Могут! Но и я не подарок для них! Но ты-то зачем их покрываешь? – удивился Сазерленд. – Или, может, ты с ними заодно? Быстро говори все, что знаешь, иначе смотри, как бы тебе не пожалеть, что боишься меня меньше, чем их!

– Стив, но ты пойми, я же маленький человек! – затараторил техник. Глазки его забегали, а весь вид говорил о том, что Айронс с нетерпением чего-то или кого-то ждет. – От меня мало что зависит. Да и не видел я ничего! Это Филипп все придумал! Я ничего...

– Стив, смотри, пятно коричневое! – предупредил Крис внутренним голосом.

– Да вижу, и глазки так бегают, что вот-вот из орбит выскочат, – ответил ему Стив. – Все за спину нам заглядывает... Видимо, увидел там кого-то и ждет!

– Да, ты прав! Смотри, и красный появился! И коричневый, все интенсивнее! – сообщил Крис. – Ясно, он ждет поддержку! И тот, на кого он рассчитывает, кажется, уже появился! Действуй, капитан, твое время пришло!

Стив резко повернулся. И вовремя – он успел мельком увидеть направленный на него легкий автоматический импульсник. Оружие было включено, слышался характерный свист работающего генератора. Узкая щель излучателя выпустила пучок энергии как раз в тот момент, когда Стив нырнул в сторону.

Дальше все произошло почти молниеносно. Не ожидая, когда противник произведет второй выстрел, Стив перекатился за груду коробок и бросился в глубь склада. Там он зашился, прижавшись спиной к стене и ища глазами что-нибудь, что могло бы послужить ему оружием. Взгляд упал на ровные ряды аккумуляторных батарей. Использовались эти батареи редко, но иногда технарей выручали.

– Крис, подскажи... – взмолился он.

И Крис вспомнил, как в детстве они с друзьями устраивали из таких батарей взрывпакеты. Стоило только замкнуть контакты и сильно ударить батарею обо что-нибудь твердое, так, чтобы разрушилась внутренняя колба, – и сразу раздавался оглушительный, но безобидный взрыв. – Понял! – обрадовался Сазерленд.

Он пробежал между стеллажами и, схватив батарею, поискал, чем можно замкнуть контакты. Но, как назло, ничего подходящего под руку не попадалось. Шорох у входа подсказал, что искать уже некогда. Тут Джордану, понявшему затруднение Стива, в голову пришла идея, делиться которой было уже некогда. Сазерленд с удивлением увидел, как его левая рука хватает вторую батарею и прижимает одну из ее длинных контактных пластин к контактным пластинам первой.

– Крис, ты гений! – крикнул Снейк и тут же, с разворота, метнул снаряд в стену у входа. Взрыв совпал с появлением противника. Тот испуганно вздрогнул и присел. Этого Стиву хватило. Как снаряд из гигантской пращи, он метнулся к нападавшему и врезался в него, выбив оружие у него из рук. И рубанул его ребром ладони по шее. Глаза нападавшего закатились.

– Идиот! – закричал Джордан. – Он же нам живой нужен!

Стив кинулся в угол, куда отлетело оружие нападавшего.

– Не кричи! – отрезал он. – Там еще двое!

– Как двое? – Крис никого не видел. – Он был один!

– Если ты не заметил, что противников трое, – Стив сплюнул, – то заткнись и не мешай!

Вжавшись в стену, он стал осторожно приближаться к выходу.

Трое?! Крис не поверил. Он заметил только одного. А ведь он видел то же самое, что и Стив! Глаза-то у них общие! Кому он врет? Крис уже хотел было возмутиться, как вдруг услышал чьи-то шаги. Заскрипела под тяжелыми сапогами осыпавшаяся со стены цементная крошка. Стив не стал ждать, когда шаги приблизятся, и сам метнулся вперед.

Писк разогнанного генератора импульсника подсказал ему направление стрельбы. Ответный выстрел показал, что противник цел. Теперь бы еще его и увидеть! Что-то мелькнуло за коробками, но Сазерленд стрелять не решился, вдруг это Джереми.

Чтобы по звуку определить местоположение врага, он выключил генератор своего оружия, хотя это было рискованно. Ага, вот ты где! Высокий звук шел из-за коробок. Второго не слышно. Стив вновь включил генератор, посмотрел на индикатор зарядки. Еще пять выстрелов. Что ж, придется рисковать и дальше. Он легко пнул ногой одну коробку, другую. Вот эта полегче. Готовый к тому, что противник может выскочить в любую минуту, Стив схватил коробку и метнул ее за укрытие противника.

Движения не было. Вторая упаковка полетела следом. Опять никакой реакции. Стив заглянул за коробки. Что за чертовщина! Перед ним лежал мертвый Айронс. Крис быстро отвернулся. Какие страшные раны от импульсника! Чиплендца чуть не вырвало.

– Крис, ты чего, охренел, что ли! – возмутился Стив. Он почувствовал позывы к рвоте и понял, что это тошнит Криса. – Нашел время!

– Прости, но я никогда не убивал. Не привык, – извиняющимся тоном сказал Крис.

– Ну конечно, я это каждый день для зарядки делаю, – буркнул Снейк. – Где эти два...

Тут его взгляд упал на лежащий рядом с Джереми включенный импульсник. Это его писк он и слышал! Да, а где же тогда сами противники? Стив на всякий случай подобрал второй импульсник. Посмотрел на индикатор. Все понятно, полоска заряда на нуле... Вот черт, провели! Это же надо так лопухнуться! Стив на всякий случай заглянул за угол склада. Да вон они! Он увидел двух убегающих парней.

Они неслись к выходу, пересекая игровое поле. Бежали-то они быстро, но стадион знали плохо, вот и выбрали не самый короткий путь. «Близнецы», а по всей видимости это были они, не знали особенностей стадиона. Беглецы пересекали поле в том месте, где не было спуска к выходу, так что возможности для перехвата оставались. Что ж, в этом был шанс Сазерленда!

Стив побежал к внутреннему пандусу для выезда команд. Забежав на нижний уровень, он помчался по коридору, ведущему к выходу. Снейк несся громадными прыжками. Для него было очень важно поймать хоть кого-нибудь из них – может, тогда все и выяснится?

Выбежав из здания стадиона, Стив увидел, что хотя он и значительно сократил отставание, но его противники уже почти достигли цели. Они добежали до мотопланов, стоящих на клубной стоянке, и, не надевая шлемов, запрыгнули в седла.

Сазерленд рванул к своему «москиту». Отставание было приличным, но Стив рассчитывал на мощный двигатель экраноплана. Он рывком, с места, поднимая клубы пыли и нарушая все инструкции, воткнул высшую тягу и ушел в погоню. Не успев набрать необходимую высоту, «москит» еле уклонился от встречного автобуса, и тот, возмущенно гудя, пронесся мимо, почти касаясь своим мощным красным боком серебряного полукрыла экраноплана. Шустрые мотопланы свернули на ближайшем перекрестке. Стив за ними. Он только успел заметить, что те выскочили на более высокий уровень и снова повернули. Снейк перегрузил антигравитатор, но маневр повторил.

И тут произошло непредвиденное. Завершая очередной вираж, Стив увидел, что на очередном перекрестке «близнецы» разделились. Один из них повернул направо, а второй, используя малые размеры мотоплана, заложил крутой вираж и, распугивая участников движения, ринулся навстречу Стиву. Как ни быстр был «москит» Сазерленда, но такой маневренностью, как мотоплан., он не обладал. Стив еле увернулся от столкновения и ушел на нижний уровень. Мотоплан с ревом пронесся над ним и скрылся. Стив снова вынырнул на прежний уровень, но и там уже никого не было...

– Что, Стив, нашлись ребятки покруче тебя? – беззлобно поддел его Крис. – Как лихо они ушли!

– Да, неплохо, – согласился Снейк, – Но что они делали в клубе? За мной пришли или за Джереми?

– Что значит за тобой? – удивился Джордан. – А о тебе они откуда знают? Это они по душу Джереми пришли. Что-то он знал такое...

– Ну и что теперь? Возвращаемся и ищем Филиппа?

– Конечно! Пока до него не добрались.

Но сразу побеседовать с Куллом Крису-Стиву не удалось. Главный механик, обеспокоенный долгим отсутствием Айронса, пошел его искать и наткнулся на трупы. Как долго помощник техника приходил в себя, сказать трудно, но полицию вызвать он успел. И надо же было такому случиться, что при въезде на стоянку Крис-Стив нос к носу столкнулся не с кем иным, как с Дэвидом Пирсом!

Тот был удивлен не меньше неудачливых преследователей. Припарковавшись рядом, они поздоровались. Сказать, что кто-то из них был рад встрече, означало бы погрешить против истины. Доктор Клосс еще в клинике успел предупредить Криса-Стива об отношении к ним обоим зануды-инспектора.

– Как ваше драгоценное здоровье? – с иронией спросил Дэвид Пирс, – Драгоценное во всех смыслах?

– Спасибо, вашими молитвами, – в тон ему ответил Крис. – Вы здесь по делу или меня повидать захотелось?

Пятно над инспектором переливалось так быстро, что с трудом читались цвета. Крис-Стив успел заметить частое появление традиционных для представителей этой профессии сине-зеленых вспышек, но были там и большие включения хитрого кофейного и даже неприязненного оливкового.

– Странно, все цвета понятны, вернее, их эмоциональная подоплека, но неприязнь-то при чем? – озадаченно спросил Стив. – Я что, его обезьянку трахнул?

– Этот коп считает, что ты виновник катастрофы, – пояснил Джордан. – А что, разве он не прав?

– Это не коп! Клеш он поганый! – зло выругался Снелк. – Не его проблема! Крис, я, может, и виноват! Даже, скорее всего, виноват, но я ничего не помню! Понимаешь? Кто знает, как там на самом деле было? Может, все заранее подстроили, а я теперь должен всю жизнь считать себя виновным? И кто мне претензии предъявляет? Родственники? Пострадавшие? Нет, какой-то поганый «мусор»! Да пошел он!

– А что, разве не ты врезался в экспресс? – неожиданно взорвался Джордан. – Это по твоей милости мы в одном теле! А теперь еще и в одной проблеме!

– Ну и вали, раз не нравится! Хочешь, поедем в Институт и сотрем тебя!

– Себя стирай! – опешил Крис. – Я-то тут при чем?

– Да? Пожалуйста, но ты потом Боба в этом убеди! Что ты – это не я! – предложил Стив. И горько рассмеялся: – А заодно и «близнецов»! Давай, я согласен!

– Ну уж нет! Давай сначала из истории этой выпутаемся! – пошел на попятную Крис. – Вон эта чертова ищейка вокруг крутится, все принюхивается... Наверняка сейчас за трупы ухватится!

Снейк хотел ответить, но их спор прервал инспектор. Он тронул Криса-Стива за плечо.

– Что с вами? Вы как будто не здесь! – Пирс заглянул ему в глаза. – Вам плохо?

– А кому сейчас хорошо? – ответил вопросом на вопрос Сазерленд. Злой на этого зануду Криса, он и с инспектором особо не хотел разговаривать. – Разве что вам, вечно слетаетесь, как мухи на...

– Что ты делаешь, идиот! – прервал его Крис. – Зачем с ним отношения портить? Мало других проблем?

– Извините, инспектор! – сказалон вместо Стива. – Просто сегодня день суматошный. Не очень приятно, когда по тебе стреляют!

– Как, и по вам тоже? – В глазах инспектора вспыхнуло недоверие. Пятно тоже стало палевым. – И кто это в вас стрелял? Или вы...

– Да! Я тоже участвовал в этой стычке, – подтвердил Крис. И пояснил: – Мы с Айронсом стояли разговаривали, когда эти мерзавцы на нас напали. Джереми погиб, они и меня хотели убить. Но мне удалось одного из них обезоружить, а двое бежали...

– Это как? – удивился Пирс. – Два вооруженных налетчика бежали от вас невооруженного? Что-то не вяжется!

– Так я подобрал импульсник первого! – объяснил Джордан. – А у второго кончилась батарея!

Крис-Стив протянул руку и достал из машины оружие нападавших.

– Вот они. Пойдемте, посмотрите, где все происходило.

Инспектор поспешно схватил импульсники и последовал за игроком. Разговаривая, если это можно было назвать разговором, а не допросом, они подошли к складскому помещению. Там, в центре собравшейся толпы, стоял Филипп Кулл и рассказывал разинувшим рты слушателям о происшествии.

Пирс, зная, что с полицией люди не любят говорить откровенно, не спешил представляться инспектором полиции. Он тихонько примкнул к толпе слушавших Филиппа. А Кулл, привыкший, что к его словам люди относятся без большого доверия, увидев Криса-Стива, обрадовался и стал апеллировать к нему.

– Снейк, я же правду говорю? Ты же все сам... – Помощник техника раздвинул толпу и втянул Сазерленда в круг. – Вот скажи им! Они мне и тогда не верили, когда я твердил, что видел «близнецов» возле фургона! Ну, тогда, когда пожар был! А теперь видите? Вон он лежит! – Филипп показал рукой в глубь склада. – Тот, что стрелял в Джереми! А те двое, как увидели, что Снейк вылетел и стрелять по ним начал, так оружие бросили и бежать! Стив сначала коробки кидать начал, а потом как выскочит и за ними. Те через поле к выходу, а Снейк вниз, да так быстро... Я все гадал, догонит или нет? Что, Стив, догнал ты их?

– Ушли гады! – Сазерленд понял, что и на этот раз инспектор уйдет ни с чем, и виновато улыбнулся: – Мотопланы у них мощные, маневренные...

– Номера не запомнили? – спросил Пирс.

– Нет. Не догадался... – Стив растерянно повел плечами.

– Снейк, а номеров-то не было! – подсказал Крис.

– Инспектор, а их и не было! – вдруг «вспомнил» Сазерленд. – У этих ребят просто не было номеров!

– Ладно, хорошо! Так обычно и бывает! – Пирс понимающе кивнул, достал коммуникатор и, набрав команду, сказал: – Пора открывать следствие!

Раздвинув стоящих зевак, он прошел в центр толпы.

– Я старший инспектор Пирс! Кто, кроме мистера Сазерленда и... Как вас зовут? Филипп Кулл? Отлично, мистер Кулл. Так кто еще, кроме указанных господ, был свидетелем происшествия?

К удивлению Стива, свидетели были. Кто-то видел, как «близнецы» приезжали на стадион, кто-то видел, как они, преследуемые Сазерлендом, покидали стадион...

На помощь к инспектору Пирсу подоспели еще полицейские. Они занялись привычной для себя работой. Осмотром, описью, записью показаний свидетелей.

Инспектор Пирс, возглавивший расследование, убедившись в невиновности Стива, если и был разочарован, то ничем, кроме пятна над головой, себя не выдал. Он быстро задал ему все положенные вопросы и запротоколировал запись на своем мобильном коммуникаторе. Затем предложил мистеру Сазерленду, как он выразился, ознакомиться с записью протокола и ввести свою цифровую подпись.

– Ну вот и все! – подвел итог Пирс. – Больше вопросов к вам не имею. Вот моя карточка, если возникнут проблемы... Или, может, вспомните что-нибудь.

Инспектор достал магнитную визитку и протянул Крису-Стиву.

– Что-то мне подсказывает, что мы еще увидимся, – Добавил он.

– Спасибо! – Крис-Стив повертел в руках магнитную карту. – Может, и пригодится!

ГЛАВА 10

Филиппа Кулла Сазерленд нашел у Шелли. Шелли Френсис назвала свой бар в честь покойного мужа «Десяткой». Именно под этим номером тот когда-то играет. Игроки клуба и их болельщики, стараясь поддержать вдову, частенько посещали это заведение. И если нужно было срочно кого-то найти, имело смысл начинать поиски именно отсюда.

Филипп сидел один за столиком в полупустом, по причине межсезонья, зале. Пятно над головой, как это бывает у пьяных, светилось только одним цветом. Сейчас это был розовый.

– Привет, Шелли! – Снейк махнул рукой хозяйке, которая, увидев гостя, радостно улыбнулась. – Как идут дела? Процветаешь?

– Стив, боже! Как я рада тебя видеть! Ну ты и шалопаи! Еще раз вздумаешь так меня напугать, лучше на глаза не попадайся! – Шелли вышла из-за стойки и звонко чмокнула Сазерленда в свежевыбритую щеку. – Ну ты нашел себе занятие! Вместо того чтобы приехать сюда и отпраздновать выигрыш Кубка, в больницу угодил! Молодец, ничего не скажешь!

– Подожди, ребята соберутся, мы еще у тебя Кубок отметим! – отшутился Стив. – А пока дай пива. Крис-Стив подсел за столик к Куллу.

– Эй, Снейк, я же за всеми этими делами забыл тебя с Кубком поздравить! – Филипп поднял стаканчик. – Шелли, и про меня не забудь!

– Как же, забудешь про тебя! – Хозяйка бара налила порцию виски Куллу. – Смотри, Фил, последнее время ты победу сильнее всех празднуешь!

– Ну а как же, дубль сделали. А сегодня еще и Джереми Айронса помянуть надо!

– Что значит Джереми помянуть? Ты что несешь? – Новость до Шелли еще не дошла. – Совсем уже мозги пропил? – Вот у Снейка спроси! – обиженно сказал Филипп. – Его самого чуть не подстрелили!

– Да не может быть! – У добродушной Шелли вытянулось лицо, – Стив, что этот алкаш говорит?

– Но-но, скажешь тоже! Алкаш! – возмутился Кулл. – Нас со Снейком весь день полиция таскала! Что же ты молчишь, капитан? Ну скажи ей!

– Да, Шелли, было дело, – подтвердил Сазерленд. – Стояли мы с Джереми, разговаривали. Вдруг слышу, бежит кто-то. Слышу, свистит импульсник. Я успел в сторону отпрыгнуть, Джереми – нет. Вот и разворотило ему грудь!

– Господи, да откуда эти черти на вашу голову взялись? – Шелли всплеснула руками.

– Это не черти! – Кулл поднял вверх указательный палец. – Это «близнецы Демона». Они сами себя так называют. Очень опасные люди!

– Много ты знаешь! – Шелли пренебрежительно поморщилась. – Вон Стив молчит, а если бы так было, как ты говоришь, то он бы лучше тебя знал!

– Снейк? Да он сам с ними первый и сцепился! – Кулл неуверенно поднял палеи вверх. – Еще тогда, на следующий день после пятой игры. Как врезал одному, так тот из своего плаща выпал! Еле их растащили. Он еще сильно грозился. А ругался-то как! Ему потом еще и Шульц своей кувалдой по кумполу врезал! Чтобы закрыл свой рот. Вот тогда чуть не началась общая драка, но кто-то крикнул «Полиция!», и «близнецы» сразу, в один миг, исчезли.

– Стив, ты слышишь? Вроде не врет, – беззвучно сказал Крис. – И пятно у него фиолетовое. Значит, знает и не врет. Да и тебе такая реакция вполне свойственна!

– Ну если Кувалда Шульц приложится, то мало не покажется! – констатировала Шелли. Она присела на стул, что стоял рядом. – Тогда им не позавидуешь!

– Да? А те, думаешь, маленькие и дохленькие? Видела бы ты их! Все тренированные, если бы не знал некоторых в лицо, так подумал бы, что спортсмены. Или солдаты. Ходят всегда вместе, и командует там этот, здоровый, что в плаще был! И не боятся никого! – Филипп, рассказывая, энергично размахивал кулаками. – Уж на что Грелли все под контролем в районе держит, но и то, когда к нему после того побоища обратились, не захотел с ними связываться. Какую-то отмазку нашел.

– Да ты-то откуда все знаешь? – недоверчиво спросила Шелли. – Можно подумать, тебе обо всем докладывали!

– Да они же каждый день у нас бывали! – Кулл посмотрел на свой стаканчик. – Слушай. Шелли, ты мне что, не наливала?

– Вот пьяница! – Шелли зашла за стойку, взяла наполненную наполовину бутылку и вернулась к столу. – Так будет вернее. Все равно, пока не выпьешь, не успокоишься!

– Стив, не отпускай разговор, – зашипел Джордан, – а то они на выпивку перейдут! А что было у меня с ними? – спросил Сазерленд у Кулла. – Напомни, а то, сам знаешь, без памяти тяжело. Кто-то на тебя зуб точит, а ты не в теме.

Филипп собрал волю в кулак и сфокусировал свой взгляд на собеседнике. В его сознании как будто мелькнула догадка.

– Не знаю, вы чего-то повздорили... в паддоке. Они там сидели... ждали кого-то. Да, с техником покойным, упокой боже его душу, базарили. А ты пришел весь какой-то дерганый. Стал ругаться, что посторонним здесь делать нечего... Ну и... слово за слово... Я даже подумал, что подожгли они все из-за того, что на тебя разозлились. Но не должны были... Не должны...

Филипп опрокинул в себя еще одну порцию.

Стив молчал в надежде, что помощник техника продолжит свой рассказ.

– Сами же паслись у нас... – пробормотал пьяница. – Да и повод-то пустяковый...

– Подожди, а когда они исчезли, я куда делся? Может, я пошел за ними? – быстро спросил Сазерленд.

– Нет, ты всех наших пригласил сюда, и мы выпили. А потом ты тоже исчез. Да я и не помню толком. – Кулл махнул рукой. – Выпивали... наверное...

– А эти «близнецы», – спросил Стив, – почему их так называют? И откуда они взялись? Я вроде бы в городе все серьезные команды знаю. А вот о них ни разу не слыхал.

– Это не их... называют, – Филипп вновь опорожнил стаканчик. – Это они сами себя так называют... «близнецы Демона»!

– А ты откуда все знаешь? – недоверчиво спросила Шелли.

– Ну кто на меня, пьяницу, внимание обращает? – пробормотал Кулл и сразу поник, съежился, стал каким-то жалким, потерянным. Филипп и вправду был самой незаметной личностью в клубе. Обычно немногословный, тихий, он держался в штате только как непревзойденный моторист. Да и где найдешь такого безотказного и нетребовательного трудягу, как он? Вот все и привыкли к помощнику техника, как к предмету обстановки. А сегодня случилось так, что Кулла заметили. Он на мгновение оказался в центре внимания, его словами интересовался инспектор полиции. Да что инспектор, сам Снейк, капитан его любимцев, с ним вместе показания давал! И теперь вот еще сидит, с ним разговаривает! Да за такое он душу отдаст! Филипп чувствовал такой душевный подъем, что готов был рассказать все, что бы у него ни спросили, лишь бы только слушали.

Шелли согласно кивнула головой.

– Да, Фил, в чем-то ты прав, – признала она. – Некоторые тебя не замечают. Но мы ведь тебя любим и ценим! Для нас ты не маленький человек, а такой же член команды, как и все. Так, Стив?

– Ну, конечно, Шелли, ты же сама знаешь, – поддержал ее Сазерленд. – Ты, Филипп, сделал для команды не меньше, чем любой из нас. Так что кончай прибедняться.

– Они при мне называли себя «близнецами Демона». – Кулл, не привыкший к вниманию и добрым словам, растроганный и смущенный, несмотря на выпитое, заторопился, стараясь поскорее выложить все, что он знает. – Еще они говорили, что всех в этом городе имели и что, если нужно будет, весь Хардсон-сити на уши поставят. И почему-то тебя, Снейк, они невзлюбили! Говорят, что за каждым шагом этого Змея следить надо!

– А что они так к нам зачастили? – насторожился Стив. – Только ли из-за меня?

– Да нет! – Филипп махнул рукой, словно отгоняя надоедливую муху. – Они у нашего Джереми запчасти по дешевке прикупали. А ты им так, просто под руку попался!

– Под руку, говоришь? – Сазерленд усмехнулся. – Что-то много им запчастей понадобилось, раз они столько времени по паддоку бродят! А скажи, обо мне они с первого дня, как появились, говорить стали? Или позже, после того, как я с тем, в плаще, сцепился?

– Когда заговорили? Когда? – Кулл задумался. – Нет, наверное, еще до того, как ты ему заехал. Точно, до того!

– Слушай, а ты не знаешь, сколько их всего?

– Много! – Кулл снова выпил. – Некоторые часто бывали в клубе, а некоторых я видел один раз, и все. Вот тот, которого сегодня ты уложил, был раз или два. Тогда на трибунах... Тоже был! Их же почти целый сектор набрался! Может, и не все там были «близнецами», но и их тоже много было.

– Так ты не сказал, почему они себя «близнецами» называют?

– Вот этого я не знаю. Они не говорили, а я сам не спрашивал. Да и кто бы мне ответил?

Крис понял, что пора заканчивать расспросы.

– Стив, больше здесь мы ничего не узнаем, – сказал он напарнику, – Пора ехать твой тайник смотреть.

– Ладно, Филипп, я рад, что встретил тебя. – Крис-Стив похлопал его по плечу. – Еще поболтаем. Ты посмотри, если они появятся вновь, дай мне знать. Шелли, все запиши на мой счет.

Стив встал и, шепнув хозяйке бара: «Посмотри за ним, чтоб не напился вконец!» – вышел.

– Ну, что скажешь? – спросил Стив, садясь в «москит». – Куда это меня занесло?

– В клуб, на стадион. А точнее, бар «Десятка»! – отшутился Джордан. Хотя ему было не до шуток.

Дело все больше запутывалось, врагов оказалось больше, чем ему казалось. Да и более могущественных. Если раньше так называемые «близнецы» ему казались уличной бандой, то теперь стало похоже, что, скорее всего, на них целая организация наехала.

– Кажется, наш Крис шутить изволит? – заметил Стив. – Что же такое случилось, что у тебя настроение поднялось?

Джордан ответил не сразу. Слишком уж было соблазнительно поверить, что еще не все потеряно.

– Надежда появилась, – сказал он наконец, – Раз ты сюда приезжал, да еще и отгонял всех от фургона, значит, мог и чемоданчик свой забрать. Поехали посмотрим твой второй тайник. Может, хоть там никого не убьем.

Второй тайник, тот, о котором знал только Снейк, был сооружен им тогда, когда его посетила счастливая мысль перестроить ресторан «Триумф», полученный в наследство от отца. Это заведение, которое выручало Стива в те времена, когда он еще не был игроком «Скорпионов», он задумал реконструировать давно, но мешало вечное безденежье. Зато как он оторвался, когда эти самые деньги появились!

Были приглашены самые известные дизайнеры, было установлено самое новое оборудование и аппаратура, и – главная изюминка, ради чего все затевалось, – антикварная мебель ручной работы, и архаичный интерьер смешанного стиля, последний писк моды по-хардсонситски. Натуральное темное и светлое дерево, серебряная посуда, фарфор, зеркала и фонтаны – вот во что превратился некогда заурядный «Триумф». Конечно, может, кому-то это и не нравится, особенно любителям современного стиля... Но что поделаешь, на всех не угодишь. А Стиву нравится!

Имея все коды, в ресторан Сазерленд проник через запасной вход. Он не хотел попадаться кому-нибудь на глаза и быстро проскочил в хозяйственную часть заведения. Но конспирации не получилось. В тот самый момент, когда Стив уже решил, что больше опасаться нечего, он столкнулся нос к носу с поваром Ван Ли.

Потомственный кулинар и очень хороший специалист, Ван Ли обходился «Триумфу» в кругленькую сумму, но Снейк считал, что он оправдывает эти расходы. Порой создавалось впечатление, что в ресторан съезжаются гурманы со всего света, дабы отведать новое блюдо изобретательного волшебника кухни. По большому счету, своим процветанием ресторан во многом был обязан именно Ван Ли.

Неожиданно увидев хозяина, опешивший повар застыл на месте с открытым ртом.

– О, наш маэстро Ван! – поспешно проговорил Стив, чтобы вывести его из ступора. – Добрый день!

– Добрый день, мистер Сазерленд! – с поклоном сказал в ответ повар. – Мы все рады вашему излечению!

– Я тоже рад вас видеть, – церемонно продолжал Стив. – Как идут ваши дела? Как ваша семья? Как поживает ваша уважаемая супруга? Дети здоровы? Радуют вас?

– Спасибо, мистер Сазерленд. Все хорошо. Все здоровы. Все только за вас переживали. Вот уж обрадуются, когда я расскажу, что видел вас целым и невредимым! – Ван Ли, улыбаясь, еще раз поклонился. – Может, вы хотите видеть администратора? Я сейчас его позову.

Встреча с администратором тоже не входила в планы Снейка, но, что поделаешь, раз засветился, придется потерять еще несколько минут. Отказываться нехорошо.

– Спасибо, Ван, пусть он зайдет.

Ван Ли вышел, а Стив заскочил в свой кабинет и, подталкиваемый нетерпением и тем, что в любую минуту может появиться ненужный свидетель, подбежал к коммуникатору. Он вызвал игровую программу и, нажав на большом, в полстены, плоском сенсорном дисплее только ему одному известные места, сдвинул его в сторону и открыл тайник. Это был обычный встроенный в стену сейф. Еще несколько нажатий и... К огорчению обоих горе-сыщиков, сейф оказался пустым!

Стив сердито захлопнул дверцу. Дурацкая ситуация! Ни прибора, ни чемоданчика! Ну все! Искать больше негде! Вернее, есть, но таких мест, куда он мог сунуть искомое, так много, что за оставшееся время осмотреть все просто невозможно. Да и есть ли смысл искать? Может быть, прибор давно уже в руках врагов?

Крис обошел кабинет Стива. Несмотря на долгое отсутствие Сазерленда, помещение сияло чистотой. Просторный и функциональный, оборудованный трансформером и всеми другими модными новшествами, он подходил как для работы, так и для приема очаровательных посетительниц. А иначе для чего был здесь такой веселенький агрегат? Нажатие кнопки – и большой стол превращается в двойное кресло. Еще одно нажатие – и, пожалуйста, большая упругая кровать!

– Забавник ты у нас, Стив! – весело сказал Крис, стараясь отвлечь Снейка от мрачных мыслей. – Как представлю, сколько боев выдержал этот трансформер, так жизнь сразу же начинает казаться не такой уж и плохой штукой.

Сазерленл, хотя на душе у него было невесело, ведь он очень надеялся, что прибор окажется в сейфе, попытался ответить в тон.

– Я же тебе обещал, что натрахаемся вволю, – бодро заявил он. – Только бы шею...

Договорить он не успел: в дверь постучали, и вошел администратор Гарри Айзерман.

Пятно над ним переливалось тревожной радостью с некоторой примесью уверенности и гордости. А если перевести на нормальный язык, то можно сказать и так: дела идут очень неплохо, но все равно есть опасения, что боссу может что-то не понравиться.

Гарри дошел до середины комнаты и остановился. Высокий, сухопарый, с несколько высокомерным взглядом, он в цветистых выражениях выразил свою радость по поводу счастливого возвращения босса и не преминул похвастаться тем, что доходы постоянно растут, несмотря на определенные затруднения, которые они испытывают в последнее время...

Стиву эти затруднения были не настолько важны, чтобы забыть об истинной цели своего прихода. Главное, что ему удалось выяснить из разговора с администратором, было то, что он действительно появлялся в ресторане в дни, предшествующие катастрофе. И не раз! В одно из посещений он даже чуть не подрался с какими-то молодыми людьми, но служба безопасности быстро вмешалась и погасила конфликт.

– Как они выглядели? – Этот простой вопрос заставил администратора задуматься. Наконец он заговорил: – Молодые, крепкие, очень дерзкие! Даже, как бы это правильно сказать? Да, вот, правильно! Опасные! Мистер Сазерленд, вот сейчас, как мне кажется, удалось подобрать самую точную характеристику негодяям! Опасные!

– А что заставило вас так подумать? – спросил Крис, – Что вас навело на такую мысль? Гарри снова задумался.

– Что? Ну, ничего такого явного не было, чтобы вот так взять и сказать, но, с другой стороны, это не вызывало сомнений! От них просто веяло опасностью! – Айзерман пожал плечами. – Нет, не знаю. Просто веет от них жутью, и все!

– А какова, по вашему мнению, причина... неприязни? – продолжал Джордан, пользуясь тем, что Стив пока не вмешивается.

– Причина конфликта? – Администратор поднял глаза вверх, стараясь сформулировать ответ, а главное, облечь его в слова, которые понравились бы хозяину. – Нет, при всем желании помочь, не знаю... Но после того случая эти люди еще несколько раз появлялись здесь. Официантки, что их обслуживали, говорили, что они их про вас, мистер Сазерленд, расспрашивали. Но вели себя нормально, без особого хамства. Как простолюдины... Иногда делали девочкам непристойные предложения, но дальше этого дело не заходило.

Неожиданно в кабинет влетел Ван Ли и, извинившись, сообщил, что внизу, в зале, началась драка. Несколько посетителей хотели прорваться к мистеру Сазерленду, охрана их не пустила, так они решили прорваться силой. Но так как в охрану Стив брал только бывших игроков, тех, кому не посчастливилось попасть в основной состав, что отнюдь не означало, что они слабаки, то дебоширам был дан отпор. Однако хулиганы не успокоились, и лучше, если мистер Сазерленд будет предупрежден.

Стив удивился, почему никто не воспользовался коммуникатором, но особо задумываться было некогда. Он стрелой слетел вниз и увидел, что драка в самом разгаре. Снейк хотел утихомирить драчунов, не применяя физической силы, как вдруг его внимание привлек один из нападавших, который, получив сильный удар, рухнул под массивный деревянный стол, предназначенный для больших компаний. Пользуясь тем, что его никто, как он думал, не видит, этот тип достал импульсник и включил генератор. Сазерленд, все еще не веря своим глазам, напружинился. Он не допустит, чтобы пострадал кто-нибудь из его людей!

А негодяй тем временем выбрал себе жертву и вскинул руку с оружием. Реакция Стива была молниеносной. Сделав два стремительных шага для разгона, он прыгнул ногами вперед и, пролетев несколько метров, успел-таки коснуться носком руки противника. Конечно, Стив находился слишком далеко, и удара не получилось, но рука дрогнула, и пучок энергии, вместо того чтобы поразить грудь охранника, пришелся в голову одного из дебоширов.

Стив, пользуясь смятением в рядах противника, сбил стрелка с ног. Не останавливаясь, он ткнул сложенными «клювом орла» пальцами в висок стрелявшего. Он не хотел бить сильно, но тот пытался направить импульсник на него. Этого уже Снейк стерпеть не мог. Он ударил еще раз, со всей силы.

Двойная потеря смутила агрессивных посетителей, и те, смешавшись, застыли в нерешительности. Видимо, один из погибших был лидером группы, и остальные не знали, как быть, – продолжать дебош или бежать. Ответ подсказала рука Сазерленда: едва она потянулась к валявшемуся на полу импульснику, как дружный топот показал, что акция, задуманная кем-то очень серьезным, кончилась провалом.

«Близнецы», а теперь можно было не сомневаться, что это были именно они, спешно, но вполне организованно покинули ресторан и бросились к мотопланам. Стив, подхватив импульсник, выскочил за ними на улицу, однако те уже оседлали свои машины. Завидев Снейка с оружием в руках, всадники быстро рванули с места. Стив вскинул излучатель энергии и прицелился. Он хотел попасть в середину группы и создать панику, но импульсник на нажатие спусковой кнопки не отреагировал. Еще нажатие! Выстрела не было. Снейк в бешенстве посмотрел на индикатор. Черт, генератор отключился! Наверное, в тот момент, когда упал на пол. Вот невезение!

Стив быстро нажал кнопку запуска, но момент для стрельбы был упущен. Нападавшие скрылись. Это надо же – так лопухнуться! Не посмотреть на индикатор включения! Сазерленд бросил взгляд на счетчик зарядов. Почти полная обойма, девятнадцать зарядов! Да он же мог их всех перестрелять!

Снейк, взбудораженный, сердитый, с горящими глазами, вернулся в зал.

– Вызывайте полицию! – приказал он. – Ну и денек сегодня!

Никто не двинулся с места Растерянные люди молча смотрели на Сазерленда и словно ждали еще чего-то – Ну что вы стоите? – удивился Стив, – Звоните в полицию! Гарри, в чем дело?

– Я уже вызвал полицию! – доложил Айзерман. – Но они будут расспрашивать нас... Что вы нам порекомендуете им говорить? Может, вы хотите, чтобы мы сказали...

– Как было, так и говорите! – перебил его Стив. Не хватало еще, чтобы его обвинили в подстрекательстве к лжесвидетельству!

– Но... видите ли, мистер Сазерленд... – Администратор замялся, пятно его вибрировало самыми испуганными и растерянными оттенками.

– Да говори же! – не выдержал Стив, но тут же, увидев, как испуганно смотрит весь персонал на его руку, размахивающую импульсником, понизил тон. – А-а, вы... Все нормально, видите, я кладу оружие, из которого не стрелял, вот сюда. На стол. Ван Ли, я попрошу вас стать возле стола, и никому не давайте дотронуться...

Он положил излучатель на один из немногих уцелевших столов.

– Ну теперь вы успокоились? – спросил он у администратора.

– Мистер Сазерленд, дело не в оружии, – Гарри сглотнул. – Понимаете, тот человек... тот, которого вы... у которого вы отобрали оружие. Он мертв. Что нам говорить полиции? Может, сказать, что они сами... Друг друга...

– Я уже вам сказал! – со злостью оборвал его Стив. – Не хотите запутаться, не врите! Как было, так и докладывайте!

– Понял! – со вздохом облегчения сказал Гарри Айзерман. – Спасибо!

– Да, и вот! – Сазерленд протянул администратору магнитную карту. – Вызовите старшего инспектора Пирса.

Стив осмотрел зал. Кое-кто из сотрудников ресторана начал поднимать уцелевшие столы и расставлять стулья.

– Оставьте все как есть, – сказал он. – По крайней мере, до прибытия полиции.

Снейк решил, что лучше посидеть пока в кабинете – не ждать же полицию здесь, много чести будет, – но тут подал признаки жизни Крис.

– Гарри! – позвал он.

– Да, сэр? – Айзерман вырос перед ним так быстро, что, Казалось, он и не отходил от босса.

– Если понадоблюсь, я буду у себя! – сообщил ему Джордан. – Когда прибудет инспектор Пирс, проводите его ко мне!

– Да, сэр!

Он развернулся и вышел.

– Я буду у себя! Проводите инспектора ко мне! – с иронией повторил Стив. – Быстро же ты освоился, молодец!

– Ты против? – удивился Джордан. – Ну, тогда извини...

– Да что ты, совсем нет! – поспешил заверить его Снейк. – Интересно даже! Я грубый, а ты вежливый, я простой, а ты аристократичный... Я...

– Знаешь, Стив, – перебил его Крис, – каждый человек всегда ведет диалог с самим собой. Спорит, сомневается... Но если все остальные внутренний спор ведут обезличенно, как бы занимая сначала одну позицию, а затем другую, то у нас с тобой есть уникальная возможность персонифицироваться и функционально разделиться. Как в программе...

– Ну вот, опять умничать начал! – пренебрежительно сказал Сазерленд. – Ты хоть без свидетелей... ну, для себя, как бы... расслабься, что ли! Что ты так напрягаешься все время?

– Да нет, я совсем не... – Джордан хотел сказать, что все совсем не так, что он вовсе не напрягается и уж тем более не выпячивает свою образованность. Просто он такой, какой есть, и другим быть не может. Но потом решил, что лучше не оправдываться и не объясняться. Зачем? Может, Стиву со стороны виднее, а может, когда они познакомятся поближе, тот и сам поймет, что не прав?

Пока Крис размышлял, Сазерленд вернулся в кабинет и сел в кресло. Ему было о чем подумать и без той зауми, что нес Джордан. Вот, к примеру, те же сегодняшние события. Двумя случаями за один день дело не кончится. Где еще теперь его навестят «близнецы»? И кто они вообще такие? Откуда они появились? Еще несколько недель назад он о них и слыхом не слыхал! И вот теперь, откуда ни возьмись, в Хардсон-сити появляется внушительная команда, претендующая на свое, независимое положение в городской иерархии! И ни официальные власти, ни Империя на них не реагирует. Да такого просто быть не может! Не может, и все!

– Почему, Стив? Почему не может? – спросил Крис. – Ты прости, я с полицией и преступным миром столкнулся только здесь, в Хардсон-сити, а потому, бывает, задаю не слишком умные вопросы...

– Да потому, что любой мало-мальски дерзкий, сильный... шустрый, в конце концов, паренек не может не привлечь внимания людей Империи! Любая группка подростков, объединившаяся для отстаивания коллективных интересов, будь то контроль над территорией или взимание дани с тех, кто им по зубам, сразу вовлекается в операции Империи. По крайней мере, им растолковывают правила и назначают их процент от доходов Но и помогают. Поддержку оказывают. Если те попадут в тюрьму, помогают и там выжить. Обрати внимание, полиция делает то же самое! Только в их круг можно попасть не сразу, а пройдя этап работы на них. Осведомителем, барабанщиком, стукачом... Крис, пойми, речь не об этом. Я не собираюсь тебе читать лекцию, ты и сам многое знаешь. Я хочу, чтобы ты понял, что не может такая бригада вот так взять и появиться неизвестно откуда. Люди же не сразу взрослыми рождаются! Где-то растут, в каком-то окружении... Начинают дружить, работать вместе... Кто-то же должен был знать, откуда они! А тут...

Рассуждения Стива прервал сигнал коммуникатора. Крис-Стив нажал кнопку ответа. Боб, вот черт, тебя только не хватало!

– Привет, Стив, как успехи? Есть чем порадовать?

– Здравствуй, Боб. – У Сазерленда упало настроение. – К сожалению, порадовать тебя пока нечем. Бульдозер пожевал толстыми, губами.

– Жаль, – он покачал головой, – ты знаешь, я всегда к тебе хорошо относился, но пойми и меня... Слишком высока цена твоей потери.

– Я ищу! Все время ищу... – замямлил было Стив, но его перебил Крис: – Но мне мешают, Боб! Все время приходится с полицией объясняться!

– С полицией? – насторожился авторитет. – Не понял. А она откуда берется? Ты что, еще в какую-то тему вписался? Полиции-то что от тебя нужно?

– Да им-то как раз не я нужен! – вмешался Сазерленд – То есть я, но как терпила.

– Ты? Терпила? – Бульдозер засмеялся. – Это что-то новое! Ну-ка расскажи, может, посмеюсь...

– Смех смехом, но мне все время приходится отбиваться от нападений какой-то новой бригады! Такое впечатление, что они следят за мной! – сообщил Стив. – Я вынужден через мокрое отбиваться, а потом на дурацкие вопросы полицейских отвечать!

– Новая бригада? Какая еще бригада? – насторожился Боб. – Это не Султана люди?

– Нет, это совершенно новая команда. Они называют себя «близнецами Демона».

– Стив... – Боб поморщился. – Мне неприятно это говорить, но ты начинаешь меня разочаровывать! Какие близнецы, какие новые люди? Ну несерьезно это! Ты, наверное, думаешь, как бы было хорошо, если бы кругом были одни дураки?

– Боб, убит наш техник Джереми Айронс! – сообщил Снейк. – Прямо в нашем клубе! Защищаясь от нападения, я убил одного из этих «близнецов»! Здесь, в ресторане, как только я приехал, произошло второе нападение, и я убил еще двоих! У тебя есть свои люди в полиции, ты можешь все проверить.

– Хм... – Стив впервые видел Боба растерянным. – Так врать ты не будешь... «Близнецы Демона», говоришь? А что, они, правда, близнецы? Или хоть похожи друг на друга? Хотя какие могут быть близнецы в таких количествах, как ты говоришь! А-а, клоны, что ли?

– Нет, сходство только в дерзости, а так они все разные, – Сазерленд почувствовал, что к его словам стали прислушиваться. – Клонирование людей запрещено, кто же похожих на улицы выпустит? И подготовка у них неплохая.

Когда я погнался за ними, ушли от меня как от стоячего! А я на «моските» был, это сам знаешь...

– И чьи они, по-твоему? На кого работают? – перебил Бульдозер. Увидев, что Стив удивленно вскинул брови, он поспешил пояснить: – Ну, по манере, по тому, чего они требуют... По цели, которую преследуют. Ведь по косвенным признакам тоже можно понять, уловить что-то!

– Боб, я с ними и словом не успевал перекинуться! Сразу шмалять начинают! А что касается целей... – Стив замялся. Говорить, не говорить? Наконец он решился: – Боб, дело в том, что вначале, когда я получил товар, если ты помнишь, это дело перед игрой было. Я спрятал его в тайник, в пристройке, что возле фургончика нашего был. А во время игры эти самые «близнецы» драку на трибуне устроили. Наехала полиция, все оцепили. Как понимаешь, вынести товар я не мог. А дальше, как ты знаешь, моя матрица информацию не хранит.

Бульдозер подозрительно нахмурился, но Сазерленд его опередил: – Но я переговорил сегодня с людьми. Они говорят, что я возвращался на стадион, значит, возможно, забрал прибор. Да и «близнецы» эти то крутились все время возле фургона, а то взяли и сожгли. Мало того, оказалось, что я прогонял их со стадиона! И прогонял именно из паддока, тайник ведь был именно там! Дело закончилось тогда очередной стычкой. Здесь, в ресторане, у меня был еще один тайник, но он тоже пуст! И опять же, все это время, что прошло после того, как я получил товар, «близнецы» вокруг ресторана вертелись! А стоило мне сегодня появиться в клубе, они туда! Здесь, в «Триумфе»... Ну, ты сам теперь все знаешь!

Бульдозер испытующе посмотрел в глаза Снейка.

– Значит, ты хочешь сказать, что эти «близнецы» знают, что прибор у тебя? Знают, что ты возишь наш... – Бульдозер выглядел весьма озабоченным. – Твою мать, знают, что ты наш, и достают?

– Я этого не говорил, – осторожно уточнил Сазерленд. – Я изложил факты, а вывод сделал ты сам! Боб остановил на Стиве тяжелый взгляд: – Хорошо, пусть будет так! Но, Снейк, по твоим словам выходит, что товар по-прежнему у тебя?

– Не знаю, Боб, но очень надеюсь! Их разговор прервало появление администратора Айзермана. Он был торжественно печален.

– Мистер Сазерленд, прибыла полиция.

– Хорошо, Гарри, я сейчас спущусь.

– Да, сэр! Администратор вышел.

– Боб, ты слышал? Меня ждут полицейские!

– Стив, не спеши спускаться! – посоветовал Крис. – Пусть пока полиция внизу поработает, людей расспросит... А ты постарайся собраться с мыслями! Ты слегка несобран...

– Будешь тут собран! – огрызнулся Сазерленд. – Столько всего навалилось, а тут еще эта рожа каждый час звонит! И эти гады... Вот ты, умник, скажи, почему стоит нам где-нибудь появиться, как тут же объявляются «близнецы»? Разве это не подозрительно? Как они узнают обо всем? Следят? А что, вполне возможно! Нужно будет проверяться. Совпадений не бывает, это азбука!

– Не веришь в совпадения? – с легкой насмешкой сказал Крис. – Ты по сторонам-то вообще смотришь? А то складывается впечатление, что глаза ты открываешь только затем, чтобы убить кого-нибудь.

– Слушай, я так устал ото всех этих заморочек, – раздраженно ответил Сазерленд. – Только твоего умничанья мне не хватало! Говори нормально, что еще?

– Позволь тебе напомнить, эти заморочки – твои! И если не хочешь меня слушать, можешь засунуть свои нервы в... Куда – сам найдешь!

– Найду, не переживай! – примирительным тоном сказал Стив. – Ладно, извини, сорвался! Что ты хотел сказать?

– Ладно, забыли! – Джордану не терпелось поделиться одним своим наблюдением, но не отдавать же находку просто так? – Вот ты весь сегодняшний день бьешься над проблемой «близнецов». А между тем у тебя в руках есть один очень немаловажный козырь! Ну-ка, включи память и вспомни наши столкновения с ними! Зрительно вспомни! Как, еще не дошло?

Крис сделал драматическую паузу, рассчитывая, что Стив спросит, что до него должно дойти Может, в другой ситуации Стив так бы и сделал, но в этот момент в кабинет вошел инспектор Пирс. Пятно над его головой сияло алым зловещим цветом. Он был в гневе.

– А, инспектор! – Стив поднялся из-за своего большого стола и сделал приглашающий жест в сторону двух больших кресел, находившихся возле журнального столика. – Кажется, мы стали видеться чересчур часто!

– Более чем! – поддержал его Пирс. – Я был бы вам очень признателен, если б вы объяснили мне, что меня удерживает от вашего ареста. Мне кажется, что в этом случае смертей в Хардсон-сити стало бы меньше!

– Инспектор, вы сгущаете краски, – возразил Крис, не давая Стиву заговорить. – Есть множество свидетелей того, что я вынужден был вступить в схватку. Более того, я, пока мог, вообще старался держаться в стороне. И единственно потому, что один из нападавших выхватил оружие и готов был его применить, мне пришлось изменить свое намерение и все-таки встать на защиту своего сотрудника от вооруженного бандита. Но, к сожалению, я не успел! Выстрел все же произошел! К счастью, мне удалось сбить прицел. и стрелок промахнулся. Заряд вместо невинного угодил в нападавшего. Для предотвращения повторных выстрелов мне пришлось применить силу. А что касается странных совпадений, то при наличии такого количества свидетелей моих действий вам следовало бы скорее извиниться передо мной, а не предъявлять претензии. А ну как Президент узнает, что одному из налогоплательщиков, пусть не самому крупному, но и не из последних, постоянно угрожает опасность, а полиция только и делает, что...

– Мистер Сазерленд, если вы хотите подать на меня в суд, что ж, ваше право. – Пирс поморщился. – Но если вы хотите вместе с нами разобраться с тем, что происходит, то не лучше ли нам сотрудничать? Так мы скорее покончим с этим сумасшествием!

– Вот именно этого я и хотел с самого начала! – удовлетворенно сказал Крис. – Мы... Я не совершил...

– Придурок, что ты делаешь! – внутренне закричал Стив. – Исчезни!

– Господин инспектор, я не совершил ничего такого, чего мог бы стыдиться! – стараясь не нарушить высокого стиля речи Криса, продолжил за него Стив. – Я к вашим услугам!

Дэвид Пирс не мог понять метаморфозы, происходящей с Сазерлендом. Порой ему казалось, что он говорит с двумя совершенно разными людьми. Даже произношение одних и тех же слов меняется в зависимости от того, в какой манере высказывается собеседник! Что это? Артистизм? Перевоплощение и постоянная игра? То он крутой парень, а то воспитанный денди и плейбой? Да, загадка! А может, все просто? Может, действительно у него не все в порядке с башкой?

Да, с этим Змеем явно что-то не то. Для больного он слишком умен, для умного – слишком... заморочен, что ли? В любом случае, не прост, ох не прост этот парень!

– Где оружие нападавшего? – спросил Пирс. Стив молча развел руками.

– Не знал, что оно вам понадобится, и оставил его под присмотром повара. Его зовут Ван Ли, и он наверняка уже с удовольствием передал его кому-то из ваших коллег. Появись вы пораньше, могли бы успеть к этой торжественной процедуре.

Инспектор посмотрел на Сазерленда с раздражением.

– Кстати, я хотел выстрелить вслед преступникам, но он почему-то оказался выключенным, – добавил Крис, не обращая внимания на молнии в глазах Пирса. – Это спасло несколько жизней, но, боюсь, добавит вам работы.

Полицейский не удовлетворился ответом и, достав коммуникатор, попросил принести ему импульсник. Что и было сделано незамедлительно.

Инспектор молча осмотрел оружие. Вытащил батарею, снял защитный кожух излучателя.

– Должен вас огорчить, но из этого импульсника уже никто не выстрелит, – сообщил Пирс. – Вот, смотрите, здесь контактная панель отломалась... Хорошо же вы приложились, если даже...

Договаривать он не стал. Укоризненно посмотрев на Руки Сазерленда, он молча покачал головой.

– Я всего лишь защищался, – кротко произнес Стив. – Если хотите, спросите у персонала.

– Спасибо, ребята уже это сделали раньше, иначе бы вы уже были арестованы, – отозвался инспектор – А теперь объясните мне, пожалуйста, как вы умудряетесь так притягивать к себе неприятности? Если думаете, что я поверю в случайность этих нападений, то вы глубоко заблуждаетесь. Нет, я вас не обвиняю, но ведь должно же быть какое-то разумное объяснение всем этим происшествиям!

– Ответь ему, Крис! – потребовал Стив. – Мне он уже так надоел, что врежу я ему... Все равно пару дней осталось... Пусть Бульдозер вытаскивает! А чего, вот отмазка-то будет!

– Угомонись! – бросил Крис. – Так и быть, поговорим с твоим Пирсом.

– Видите ли, инспектор, – начал он, – мне и самому кажутся странными...

Инспектор Пирс слушал этого странного парня Стива Сазерленда по прозвищу Снейк со смешанным чувством. С одной стороны, ходячая проблема. То, что фирма «Би Интеллидженс» взяла на себя вину и все затраты, могло обмануть разве что рядового обывателя. Но Дэвид Пирс далеко не таков! И не новичок в сыскном деле! Да и не только в сыскном. Его шеф... настоящий, не тот, который официальный, а сам начальник Министерства Безопасности Бред Маховли знает, как умеет работать инспектор Пирс. И уж кто-кто, а Дэвид прекрасно понимал, что, будь за пультом «Пайка» любой другой, а не кумир Хардсон-сити, изготовитель ни за что не взял бы вину на себя.

Что за этим стоит? Кто же он такой, этот Стив Сазерленд? Суперигрок? Да таких до него были сотни и будут еще. Контейнер для контрабанды? Так тоже особой ценности не имеет. На замену одному сотни других придут...

А эта охота на него, устроенная непонятными «близнецами»? Что за ней? И кто такие эти «близнецы»? Откуда они появились, кто за ними? И чем таким этот Сазерленд заслужил все это? Что-то сделал? Так нет, только с больничной койки... А если что-то сделал до катастрофы, то почему только сейчас все началось? Или он что-то узнал такое, что очень опасно для его преследователей? Но тогда снова встает вопрос: кто они, эти «близнецы»? Может, и вправду его закрыть в камере? Нет, не получится Налетят адвокаты, привезут журналюг... На черта ему, Пирсу, такая карусель? Нет уж, даром не нужно! Его за такую рекламу Бред Маховли по головке не погладит! Так ведь и все, что они затеяли, может попасть под удар, а это ни к чему. Тогда каковы же наши дальнейшие действия? Закрыть игрока в камере? За что? Пустить на самотек? Чтобы еще трупы появились? А он вообще-то ничего, этот капитан скорпионовский. Ну и названьице они себе придумали! Точное! Жалит, собака, будь здоров! Хотя почему собака? Они же сами себя назвали скорпионами, вот и действуют соответственно.

ГЛАВА 11

Боб Бросман, влиятельный и могущественный Бульдозер, едва ли не в первый раз за многие годы почувствовал растерянность. Прибор, который к ним так неожиданно попал, оказывается, так ценен, что на него устроили настоящую охоту. Ни он сам, ни Марко даже предположить не могли, что находка Грелли окажется такой хлопотной. Самое же неприятное в этой истории то, что они до сих пор не знают истинного предназначения пропавшего прибора. Чем они владели и что по вине этого растяпы потеряли? Поначалу Боб давил на Снейка скорее ради профилактики, чтобы нос не задирал, а тут на тебе, такое началось, что только теперь стало ясно, что в руках у них было что-то весьма и весьма ценное. Черт, знать бы, такой конвой, такую охрану бы... Ну да что теперь говорить! Теперь думать нужно, раз раньше этого не сделали. Выяснять, что это за новая и, видимо, хорошо организованная сила, о которой он, второе лицо в Империи, ничего не знает. Конечно, такой пробел в информации недопустим. Что-то Дорнье докладывал о драке во время игры, но это и в новостях показывали. А вот что потасовка, оказывается, была спланированной акцией, выясняется толькосейчас. Безобразие! Пора переговорить с Марко, что-что, а такие вещи они обязаны знать в первую очередь!

Глава грозной Империи Марко Симоне, пожилой, с проседью в темных волосах, выслушал Боба молча, не перебивая и не переспрашивая, внимательно изучая его глубоко посаженными карими глазами. Его лицо, изрезанное глубокими морщинами, было, как всегда, непроницаемо. Но Бобу что-то подсказывало, что Марко Симоне очень обеспокоен. Так оно и было. Уже некоторое время Марко с недовольством следил за странными событиями, происходящими в Хардсон-сити. Их причина оставалась неясной. Стало складываться впечатление, что появилась какая-то третья сила. Такое иногда случалось... Но это было так давно, что люди уже позабыли о таком понятии, как гангстерские войны. И напрасно, тогда пролилось столько крови, что забывать об этом не стоит. И что же, начинать все заново? Неужели человек – скотина, которую ничему и ничем не научишь? Почему плохое непременно повторяется, причем всякий раз в еще более отвратительном варианте? Почему самые бесчеловечные, преступные идеи, отвергнутые человечеством, непременно находят себе все новых сторонников? Сатанизм, фашизм, нацизм... тот же терроризм! Кажется – все, гадина раздавлена, и что же – не проходит и десятилетия, как появляется новый фюрер. Чем это можно объяснить? Недостатками в развитии или воспитании? А может, это просто мутации такие?

Марк устало посмотрел в окно. С заоблачной высоты небоскреба Империи залитый солнечным светом город казался роскошной гигантской клумбой. Среди зелени многочисленных парков и садов, служивших легкими Хардсон-сити, словно какие-то диковинные разноцветные цветы виднелись здания-полиформы, большие и маленькие, высокие и низкие, стройные и не очень. Многие и многие поколения архитекторов, строителей, инженеров создавали этот мегаполис... Да и не только они, а все, кто жил в Хардсон-сити. Разве про финансистов можно сказать, что они оставались в стороне? А работники сервиса, а продавцы? Разве они не старались? Всех и не перечислишь... Был в этом длинном списке и Марко Симоне. Он не без гордости мог бы сказать, что его вклад в общее дело больше, чем многих других, но только никогда он этого не скажет. Тщеславие, гордыня, хвастовство... Душа Марко была чиста от этих пороков. Может, они ушли вместе с молодостью, а может, он сам сумел вытравить их из себя. Да и какое это имеет значение? Спроси его кто-нибудь об этом, он ответит: «Жизнь научила!» А она у него была такой длинной и такой сложной, что... Устал он от нее. Устал так, что уже и регенерацию проходить не хочется. Хотя и уговаривают все кому не лень. Вот только насколько они искренни? Вон даже Бульдозер, хотя спит и видит, как бы самому Смотрящим стать, и тот каждый день напоминает, что все к восстановлению органов готово.

Знали бы они, как он далек от всего этого! Иногда Марко казалось, что единственная страсть, которая еще не оставила его, это любовь к Хардсон-сити. Только ради него, только ради сохранения стабильности в столице он до сих пор не ушел на покой, хотя ему уже давно хотелось это сделать. Вот только на кого город оставить? Боб Бросман? Сыроват еще, хотя и перспективен.

Может не справиться с обстановкой. Слишком уж они понадеялись на стабильность системы, слишком поздно обратили внимание на Институт Памяти. А допустил один промах, жди следующего.

Появление «близнецов Демона» вполне вписывалось в ситуацию, сложившуюся на данный момент. То, что сообщил Боб, только подтверждало общую картину. Первым забил тревогу Джим Прайс, личный информатор Марка Симоне и крупный чин в городском управлении полиции. Городские власти тоже начинали проявлять явные признаки нервозности. Странность, конечно, была не в том, что появилась некая не подконтрольная авторитетам команда. Все уже давно привыкли к тому, что время от времени появляется группировка, недовольная тем, что никак не может пробиться к власти, и начинает попытки организовать передел сфер влияния. Такие конфликты всегда шли по проверенному сценарию, который непременно включал в себя такой этап, как декларация намерений. А уж в том, какими методами новые кандидаты на признание добивались его, этого самого признания, тем более не было ничего нового. Предъявлялись экономические требования к какому-то из бизнесменов, работающих под другой группировкой. Далее следовали неизбежный конфликт, вооруженное противостояние, переговоры и в зависимости от результатов двух предыдущих фаз – или удовлетворение претензий, или поглощение одной группировкой остатков другой. А все остальные наблюдают со стороны. С нюансами, конечно Бывает, что дружеские связи одних не позволяют им оставаться в стороне от проблем других. А там еще какие-то группировки подключаются к противостоянию. Бывает, что кто-то не хочет усиления конкурента, что тоже не позволяет соседям оставаться в стороне...

Но вот эти новые... Откуда они, чего они хотят и, главное, кто за ними стоит? Этого Марк Симоне пока не знает. Но ничего, пройдет совсем немного времени, и вся необходимая информация будет получена. И все встанет на свои места... Франк Дорнье, начальник его разведки и службы безопасности, лично займется этим.

Но, если откровенно, разве только это лежало тяжким грузом на сердце Марко? Потеря ценного прибора, назначение которого они так и не узнали, тоже не добавляла спокойствия Смотрящему. А вот как расценивать информацию от Джима Прайса? Прайс доложил Симоне, что из всех полицейских участков стали поступать сообщения о появлении в городе людей со стертой памятью. Джим не просто обозначил тему, но и попросил помочь найти место, где калечат людей. Легко сказать – найти, а как это сделать? По большому счету, эта проблема, вставшая перед полицией, Марка особо не касалась, мало ли почему участились случаи странной амнезии у горожан. Есть полиция, есть медицина... Есть Институт этой самой Памяти, в конце концов! Пусть они и занимаются!

Но Марко потому и был Смотрящим в городе, что понимал то, что до других не доходило. Он видел за этим явлением чью-то очень могучую и длинную руку. И то, что происходило вокруг прибора, находившегося в том злосчастном чемоданчике, имело к этим событиям самое непосредственное отношение. В этом Симоне был уверен. Пусть никто не видит этой связи. Главное, что Марко видит. А раз он почувствовал угрозу, то, соответственно, должен принять свои меры. Вот только как все разузнать? Конечно, таким образом, чтобы не привлечь ничьего внимания.

Вот над этим как раз и думал Марко Симоне в тот момент, когда Крис-Стив возвращался в клуб. Хотя было уже поздно, он решил разыскать Филиппа Кулла и еще раз переговорить с ним. Может, помощник техника еще в состоянии говорить? В любом случае, нужно было что-то делать, время шло, а где прибор, оставалось неизвестным.

Стив, продолжая управлять «москитом», набрал номер бара «Десятка». Ответила все та же Шелли.

– О, Стив! – обрадованно сказала она. – Что, не отдыхается?

– Да все никак никого из наших не найду, – пожаловался он хозяйке бара. – Так и не нашел, с кем посидеть. Кулл у тебя?

– Нет, колымить пошел! Он уже почти набрал свою привычную норму. – Шелли саркастически усмехнулась. – Я уж думала, что все закончится как обычно, как вдруг за ним зашли его знакомые, и они вместе ушли.

– Какие знакомые? – насторожился Сазерленд.

– Да я их не знаю. Сказали, нужно мотоцикл посмотреть. Они купили какой-то антиквариат на колесах. – В голосе хозяйки бара вдруг послышалось беспокойство. – Хотели покататься, а двигатель заглох. Знающие люди, мол, посоветовали к технику «Скорпов» обратиться... Вот они за ним и приехали. Филипп сначала не хотел ехать, даже, кажется, испугался... А потом мотоциклисты взяли у меня бутылку виски, Кулл и согласился. Ты же знаешь его!

– Когда это было? Давно? – быстро спросил Снейк.

– Да уже больше часа!

– Ладно, поищу его.

Стив заехал на залитую искусственным светом стоянку и побежал в паддок. Там никого не было. Он направился к гаражам. Охранники, увидев Сазерленда, заговорили о чем-то с ним, но ему было не до разговоров. Он лишь поинтересовался, не видели ли они в гаражах Кулла. Но и здесь помощника техника не было.

Тревога росла. Стив зашел в будку дежурного. Там тоже не знали, где может быть Филипп Кулл. Почти потеряв всякую надежду, Стив побрел в бар к Шелди.

– Не появлялся? – спросил он.

– Нет, Стив, больше он не заходил! – ответила Шелли. Тревога Стива заразила и ее.

– А как они выглядели? – спросил Стив. Он все еще пытался убедить себя, что зря беспокоится. – Те, которые увели Фила?

– Ну, как, молодые, энергичные... – Хозяйка бара призадумалась. – Нетерпеливые... И грубые. Да-да, грубые.

– Шелли, а ты не знаешь, где Кулл живет? – И Сазерленд, и Джордан уже поняли, что опоздали.

– Там же, где и все, кто не может позволить себе квартиру. – Женщина показала рукой в сторону офисных строений. – В гостинице, что при клубе. Там, за стадионом.

– Ладно, Шелли, я сейчас съезжу, посмотрю, – сказал на прощание Снейк и повернулся к выходу.

– Давай, Стив, найди его! А я, наверное, уже закрываться буду. – Шелли явно была обеспокоена происходящим, – Как найдешь, позвони, не забудь!

Но в гостинице Кулл не появлялся. Секьюрити, следившие за порядком и заодно присматривавшие, чтобы конкуренты не подкатывались к сотрудникам клуба с интересными предложениями, сообщили, что Филипп еще не приходил. Хотя после того дня, как сгорел фургон с пристройкой, Кулл постоянно ночевал у себя в номере. Стиву становилось все тревожнее.

Он снова направился к стадиону. Может, его еще раз облететь? Стив сделал круг над комплексом, прижимаясь к земле – вдруг что-нибудь увидит, но ничего подозрительного не заметил – Филиппа похитили, нужно смотреть правде в глаза! – подал голос молчавший до того Крис. – Мы зря мечемся, так мы ничего не добьемся!

– У тебя есть план? – с вызовом в голосе и с тайной надеждой в душе спросил Стив. – У тебя есть шанс проявить свой интеллект!

– Нужно ехать домой! – Крис сделал вид, что не заметил вызывающего тона. Помощник техника пришелся ему по душе. Простодушный, какой-то бесприютный, одинокий... От одиночества, наверное, и начал пить... И вот теперь этот беззащитный человек, который и мухи не обидит, попал в беду из-за Стива. Этим негодяям нужен Стив. Если б не Стив, Кулл не попал бы в эту переделку. Можно себе представить, как мучается Стив. Стоит ли тогда обращать внимание на его нервозность? Он взвинчен до предела...

– Да ты...

– Подожди, ничего не говори! Выслушай сначала. – Крис произнес это так мягко, так участливо, что Стив то ли от удивления, то ли решив, что Крису действительно есть что сказать, послушно замолчал. – Понимаешь, Стив, мы оба знаем, что им нужен не Филипп. «Близнецам» нужен ты... Мы! Мы нужны! И Кулла они похитили, чтобы диктовать нам свою волю. А как они могут передать послание? Или через коммуникатор, или лично! Коммуникатор можно отследить, так что они вряд ли им воспользуются, значит, остается личное общение.

– Думаешь, они ждут нас дома? Ты так думаешь?

– Возможно... – сказал Крис. – Но, в любом случае, сюда они не придут, так что чем дольше мы будем искать Фила здесь, тем дольше он промучается у них...

Реакция Снейка была мгновенной. «Москит» буквально на одном месте развернуло и с максимальным ускорением понесло к выезду на магистраль. Сазерленд пролетел ответвляющую и собрался влиться в общий поток, как вдруг... увидел... того, кого искал, – Филиппа Кулла.

Помощник техника стоял в ярко освещенном прозрачном переходе, что служил защитой редким прохожим. Переход этот располагался прямо над ответвлением, и в ярком свете Снейк сразу заметил щуплую фигурку.

Кулл тоже увидел Сазерленда и попытался привлечь его внимание. Он размахивал руками и что-то кричал, широко открывая рот. Но слов не было слышно, пластик, который не пропускал уличный шум, оберегая уши любителей пеших прогулок, был непреодолимым препятствием для слабой глотки Филиппа.

Стив, пренебрегая всеми правилами движения, резко затормозил и, заложив немыслимый вираж, оказался рядом с переходом. Кулл, убедившись, что Стив его видит, слабо улыбнулся и закрыл лицо руками.

– Ну, давай же, Фил, выходи! – не выдержал Крис.

– Давай, Фил! – закричал Снейк.

Но Кулл конечно же не мог бы их услышать.

Сазерленд, используя антигравитационную подкачку – благо других машин не было, – завис прямо перед помощником техника, но тот продолжал стоять, не отрывая ладоней от лица.

– Да что это с ним? – забеспокоился Джордан. – Долго он еще там стоять будет?

Вместо ответа Стив нажал на клаксон. Сигнал был такой мощный, что Крис вздрогнул. Он ожидал какого-нибудь насмешливого замечания, но Стив молчал и напряженно смотрел на переход, пытаясь понять происходящее.

Филипп, услышав сигнал, прижался к пластику и, печально глядя на Стива, правой рукой стал делать какие-то знаки.

– Играется он, что ли! – сердито воскликнул Крис, устав наблюдать бестолковый обмен жестами.

Стив ничего не сказал. Он показывал Куллу пальцем, чтобы тот шел к ближайшему выходу из перехода. Но Филипп не двигался с места, словно не понимая мимики и жестов Стива, и показывал рукой то на свои ноги, то на Сазерленда, то на дорогу. Он словно торопил его, пытался что-то ему объяснить.

– Стив, он не понимает, – сказал Крис, – Видишь, как он напуган!

– Ты хотя бы понимаешь, что он показывает? – спросил Стив.

– Ни черта не пойму! – признался Крис.

– Вот именно! – зло бросил Стив. – Это язык жестов роллерболистов. На Кольце такой рев и шум, что друг друга не услышишь, вот и придумали, как общаться... Он хочет, чтобы мы улетели!

– Он что, перепил? Придется самим проявить инициативу, а то мы здесь до утра театр теней изображать будем, – проговорил Крис.

– Ну и что ты предлагаешь? – сердито отозвался Сазерленд. – Бежать за этим пьяницей и волочь его на себе?

Недолго думая Стив начал рукой тыкать в сторону Кулла и показывать пальцами шаги к правому от него, Стива, выходу.

И тут он увидел... Господи, кто это? Стив похолодел, у правого выхода стоял крепкий широкоплечий мужчина в длинном плаще... Он смотрел блестящими глазами на манипуляции Стива, скривив лицо в отвратительной безгубой улыбке.

– Ну и рожа! – не удержался Крис. – Смотри, на нем плащ! Это не с ним ты тогда бодался?

Стив не ответил. Он снова посмотрел на Филиппа и пальцем показал на безгубого. Кулл часто и как-то жалко закивал. Сазерленд заметил на его глазах слезы. Этого еще не хватало! Снейк сделал Филиппу знак рукой, мол, не унывай, и пренебрежительно махнул в сторону «близнеца».

Кулл еще раз показал на человека в плаще, а потом на него, Стива.

– Ну все, хватит! – не выдержал Стив и бросил «москита» к правому входу. Проскочив вход, он бросился к подъемнику. Но тот не работал.

Стив побежал к лестнице. Чтобы проскочить несколько лестничных маршей, ему понадобилось секунды три. Но и этого оказалось достаточно, чтобы человек в плаще оказался рядом с Филиппом. Он забежал за Кулла и, оттянув голову бедняги за волосы, приставил к шее вибронож.

– Еще шаг – и получишь голову своего друга! – предупредил «близнец». А то, что это был именно он, сомнений не вызывало.

Стив оглянулся. В темном зеве подъемника что-то шевелилось. Он посмотрел на Филиппа. Его голова была откинута назад, на тощем горле вздулись вены. Кулл изо всех сил пытался удержать взгляд Снейка. Беспомощно размахивая руками, словно младенец, ловящий воздух, он в ужасе сглотнул слюну. Острый кадык прошел в миллиметре от матового лезвия.

– Фил, не бойся, все в порядке! – крикнул Сазерленд. – Они ничего тебе не сделают!

– Может, хочешь проверить? – предложил «близнец». – Филипп, как, проверим?

Кулл промолчал. Теперь он почти уже висел на руках безгубого. Руки его безвольно повисли, ноги были плотно прижаты подошвами к полу, тело как-то растянулось и казалось длиннее, чем обычно.

– Стив, тогда ты меня не дослушал, – неожиданно сказал Крис. – А я тебе хотел сказать, что у тех, с кем ты дрался, нет пятен над головой. Посмотри, у этого тоже нет!

Стив только сейчас заметил, что противник в плаще без пятна. Это что-то новое!

– Чего ты хочешь? – спросил он у «близнеца» и сделал шаг вперед.

– Ты знаешь, – ответил тот. Голос у него был хриплый, низкий.

– Говори яснее! – Снейк сделал еще шаг.

– Верни нам прибор, – мрачно сказал безгубый. – И стой там, где стоишь, а не то...

Он двинул рукой, и на шее помощника техника показалась кровь.

– Какой еще прибор? – Стив решил поторговаться, – Я у вас ничего не брал!

– Твои хозяева взяли! Но он у тебя! Отдай и останешься жив! Не отдашь...

Закончить безгубый не успел. Появившийся в проходе за его спиной еще один «близнец» закричал: – Гап! Полиция, уходим!

Стив и тот, кого его напарник назвал Гапом, одновременно увидели, что прямо перед ними, за прозрачной защитой, завис полицейский экраноплан, а внизу к обоим входам бегут полицейские. Снейк дернулся к Куллу, он словно почувствовал беду, но не успел: безгубый сделал резкое движение, и фонтан крови ударил в прозрачный пластик потолка.

– Верни прибор, не то и с тобой так будет! – крикнул Гап на бегу.

Стив бросился за ним, но напарник «близнеца» открыл заградительный огонь. Пучки энергии вспенили пластик под ногами Сазерленда, ему пришлось остановиться.

По лестнице уже гремели шаги полицейских. Как всегда, опоздали – «близнецы» уже скрылись в проеме.

Стив склонился над телом Филиппа. Шея была перерезана от уха до уха. Кровь пенным потоком заливала пол. Беднягу еще можно было бы спасти, но требовалась срочная помощь. Сазерленд подхватил Кулла и хотел встать, но из-за резкого рывка чуть не уронил его на пол Казалось, что к ногам несчастного привязаны гири! Стив даже не смог оторвать их от пола1 – Что это с ним? – спросил Крис. – Может, у него ботинки из чугуна?

Но Сазерленд не ответил. Он еще раз попытался поднять Филиппа, но не смог.

Полицейские уже бежали к ним. Впереди несся вездесущий инспектор Пирс. Но Стиву было не до них. Он быстро положил помощника техника на пол и посмотрел, что же мешало поднять тщедушное тело. Обувь как обувь. На Кулле были неизменные толстые высокие ботинки. Филипп их всегда носил, предохраняя ноги от падения на них тяжелых деталей.

Снейк попробовал оторвать ботинок от пола. Ботинок поднялся. Боже! Так вот почему Кулл не мог бежать! Сволочи! Подонки! Они срезали толстую подошву обуви Кулла и приклеили подошвы его ног к полу! Молекулярно-диффузионный клей намертво прихватили обе стопы бедняги к пластику. Боже, так его же невозможно освободить! Значит, эти нелюди заранее запланировали казнь Кулла? Зачем? Хотели показать Сазерленду всю серьезность своих намерений? И для этого избрали в жертву этого безобидного человечка? Нашли себе жертву...

– Кажется, это уже становится печальной традицией, – услышал Стив голос инспектора Пирса. – Где бы я вас ни встретил, везде трупы. Может, вас действительно нужно арестовать? Хотя бы для того, чтобы спасти!

– Лучше его спасите! – закричал Стив. – Где «скорая»?

– Поздно, мистер Сазерленд! – печально констатировал Пирс. – Медики не смогут сюда внести аппаратуру. А мы не успеем его донести... Тем более что еще ноги... Их вырубать из пластика придется... Или отрубить.

Стив растерянно посмотрел на Кулла. Тусклое бесцветное пятно над головой было едва заметным. Оно слабо трепетало над умирающим. Может, инспектор и понимает в своем деле, но он не видит, что человек еще жив! Снейк открыл рот, чтобы закричать, что еще не поздно, что еще можно успеть, врачей быстрее... Но поздно... Пятно над беднягой Куллом погасло. Ирония судьбы: сегодня у этого незаметного человека был счастливейший день его жизни, его заметили, к нему прислушивались, сам великий Снейк выпивал с ним и на равных беседовал... и самый страшный день. Последний.

Сволочи! Ну все! Все!!! Хотели войну? Получите! Получите по полной программе! Крис-Стив опустил голову... Вся его одежда была в крови... Он был весь в крови несчастного помощника техника. Безотказного Фила-моториста.

– Мне нужно домой, – сказал он Пирсу. – И вы поедете со мной! Пора найти этих «близнецов»!

Как Стив и предполагал, полиции не удалось взять Гапа и его напарника. Оказывается, у следующего портала их ждал скоростной экраноплан. Пока полицейские сообразили что и как, пока сбежали вниз... «близнецов» и след простыл. Эту информацию Крис-Стив получил уже дома, когда вышел из ванной. Пирс сидел у его коммуникатора и принимал доклады.

Стив был удивлен тем, как беспрекословно Пирс подчинился его требованию поехать к нему домой. Он ожидал чего угодно, но только не этого.

– А у вас удобно, мистер Сазерленд, – сказал Пирс, отворачиваясь от коммуникатора.

Стив неопределенно пожал плечами.

– Не замечал, но дизайнеры хвалили... Только какое это имеет сейчас значение?

– Да, конечно! – Даже глухой услышал бы в голосе инспектора иронические нотки, но Сазерленду было все равно. У него появилась цель!

– Стив! Зовите меня Стив... или Крис, – предложил он гостю. – Как вам будет удобнее.

– А меня зовите Дэвид! – отозвался Пирс. И не удержался от вопроса: – Так Стив или Крис?

– Я сам не знаю! – ответил Крис-Стив. Странно, но этот непонятный инспектор после всех сегодняшних с ним встреч стал ему как-то ближе...

Да и отношение самого Дэвида Пирса к нему тоже уже не было прежним, о чем свидетельствовало пятно у него над головой. Хитрость, конечно, осталась, но неприязни как будто больше не было. Даже наоборот, пятно говорило скорее о дружеском отношении! Интересно. Очень интересно...

– Как вам удобнее. – Игра в поддавки продолжалась. – Наверное, проще будет здесь, в Хардсон-сити называть меня Стив, а в Чипленде – Крис.

– Ну что ж, как хотите, – согласился Пирс. – Так о чем вы хотели поговорить?

– Об этих «близнецах Демона», – Сазерленд решил сразу перейти к делу. – Что вы о них знаете?

– Стив, вы, наверное, что-то не так поняли! – На лице инспектора было написано изумление. – Это я жду от вас рассказа! Я ведь о них знаю только то, что вы мне сообщили!

Сазерленд растерянно посмотрел на своего гостя. Он что, шутит?

– Дэвид, не хотите ли вы сказать, что в полиции ничего не знают о «близнецах»?

– Именно это я и хочу сказать! – Пирс положил руку на сердце, как бы показывая, что он совершенно откровенен. – Я сегодня впервые о них услышал! Наоборот, я рассчитываю на вас... И очень рассчитываю! Расскажите мне все, что вы знаете!

– Я?! – Стив растерялся. – Да что я могу знать! Только то, что произошло сегодня. И что Филипп Кулл рассказал.

Стив повторил все, что услышал от помощника техника.

– А что это за стычка была у вас? – спросил Пирс, выслушав Стива. – Может, вы нанесли им какую-то обиду? И теперь они из-за нее вас и преследуют?

– Но как раз этого я и не помню! – Стив вскочил и заметался по просторной комнате.(tm) Если бы вы знали, какая это пытка – что-то знаешь, а вспомнить не можешь! Понимаешь, что ты что-то сделал, но не знаешь что. Тебе говорят, что ты с кем-то подрался, а ты не знаешь из-за чего и почему...

– Ну уж, не сгущайте краски, – успокоительным тоном проговорил Дэвид. – Если бы не эти странные нападения, то все прошло бы почти безболезненно. Уже через месяц вы бы забыли о тех двух неделях, что выпали у вас из памяти. А кто через несколько лет будет помнить о каких-то четырнадцати днях? Вы вот помните, что делали в те же две недели ровно три года назад? А пять? Семь? Да вы счастливы должны быть! Вы еще не знаете, как оно бывает. – Да, вы правы, дорогой инспектор, правы, что такое две недели? Пустяк! Особенно если у тебя осталось дня два, не больше! Прямо вагон счастья! – проворчал про себя Стив.

– Стив, а он неплохой малый! – заметил Крис. – Хотя что-то явно недоговаривает. И, как всегда, хитрит. Видишь, как пятно красками играет? Попробуй его завести, а я посмотрю, как он будет реагировать.

Крис-Стив подошел к холодильнику и достал ведерко со льдом.

– Что будете пить? – обратился он к Дэвиду. – Джин, виски, коньяк? Есть замороженная водка.

– Виски.

– Так вот, Дэвид, – заговорил снова Крис-Стив, ставя на стол бутылку с черной наклейкой, содовую, ведерко со льдом и два стакана. – Вы просто не понимаете, о чем говорите! То, что ощущает человек, потерявший память, может понять только тот, кто сам это испытал.

Стив налил виски в стакан, бросил в него несколько кубиков льда и протянул Пирсу.

– Содовую вы сами налейте. Я ваш вкус не знаю.

– Спасибо. И все же вы, как мне кажется, несколько драматизируете ситуацию. Нет, конечно, в вашем конкретном случае признаю, тут ситуация очень взрывоопасная, но вот если отбросить ваш...

– Да не хочу я ничего отбрасывать! – возмутился Снейк. – Речь о моей жизни идет, почему я должен что-то отбрасывать?

Так, споря и обмениваясь мнениями, они не заметили, как понемногу бутылка стала пустеть. С обсуждения текущей проблемы разговор перескочил на роллербол, Стив стал делиться секретами игры, рассказывать спортивные байки, выслушивая в ответ полицейские истории... Тяжелый день перешел в дружескую попойку...

Яркий солнечный свет ударил по глазам. Господи, как болит голова! И какого черта этот гигант мысли Стив так укачал Пирса. А потом и тот никак остановиться не мог.

Вот два неугомонных! Черт, как пить хочется! Но голова такая тяжелая, что поднять ее невозможно. И кто такое яркое солнце заказывал! Это только Сазерленд мог додуматься до того, чтобы спальню на солнечной стороне устроить. Скворец чертов!

– Не скворец, а жаворонок, – пробурчал Снейк. – Сова недоделанная! Можно подумать, сам вчера не пил!

– Я?! Да это ты вчера пил! Я вообще спиртное не употребляю! – простонал Крис. – Давай вставай, умираю пить хочу!

– Вот из-за того, что ты не употребляешь, у нас голова и болит! – заявил Стив. – Ты хочешь пить, ты и вставай!

– Это и есть твое хваленое гостеприимство?

– Так весь дом в твоем распоряжении! – огрызнулся Снейк. – Пользуйся!

В соседней комнате раздался звон бьющейся посуды.

– Это твой собутыльник что-то уронил! – заметил Крис.

Стив ответить не успел. В дверях появился Дэвид.

– Я стакан разбил! – объявил он. – Ты не предупредил, что у тебя посуда такая... древняя. Я первый раз вижу стеклянные стаканы!

– Возьми другой! – Они еще вчера перешли на «ты». – Только учти, это не стекло, а хрусталь!

Крис, преодолевая тошноту, тоже поднялся.

– Да, неплохо вы вчера отметились, – пробурчал он про себя.

– Знаешь, Стив, ты мне вчера одну идею подал, – сказал Пирс.

– Дарю! – великодушно заявил Сазерленд. – Может, кофе выпьем?

– Не против, – согласился Пирс. – Так вот, об идее. У нас одна проблема возникла.

– Проблема... – Стив явно был настроен шутить. Крис возмущенно зашипел: – Да заткнешься ты или нет! Второй день пошел! Может, узнаем что, а у тебя все... Как пацан!

– Да, Стив, проблема. Может, я сейчас выдам служебную тайну. – Дэвид хитро сощурился. Стив, не удержавшись, посмотрел на пятно. Да нет, не шутит и говорит серьезно. Ну и, конечно, хитрит, как всегда! А может, просто недоговаривает?

– Ты чего все время у меня над головой высматриваешь? – удивленно спросил Пирс и оглянулся. – У меня с прической что-то не так?

– Да нет! Не обращай внимания! – отмахнулся Стив. – Муха летает! Ну, так что там у вас за государственные проблемы?

– Не смейся, может, и государственные, – Пирс пытался придать голосу убедительность, но после вчерашнего это плохо удавалось. – Я бы не рассказал, но все равно скоро уже невозможно будет скрывать! У нас началась эпидемия.

– Эпидемия? Опять! Что, снова ДНК менять? Вот достали! Да... – испуганно заговорил Сазерленд, но Дэвид прервал его: – Нет, это не заразно... Она какая-то новая... – Инспектор почувствовал, что переборщил. – Насчет эпидемии, это я для красного словца.

– Да ты толком скажешь, в чем дело, или нет? – не выдержал Стив.

– Просто масштаб, как при... эпидемии. – Пирс наконец смог перейти к делу. – Люди пропадают, а потом объявляются.

– Ну, раз объявляются, так что тут такого? – разочарованно протянул Сазерленд. – Узнай, где были, что делали, с кем встречались... и вешай себе медаль! Вот кино, я учу...

– Так в том-то и дело, что не помнят они, где были! – Дэвид налил себе содовой и, бросив туда льда, жадно выпил. – Вообще ничего не помнят! Память уничтожена напрочь!

– Ну, если они снимали матрицу, так ничего страшного! – Сазерленд махнул рукой. – Сам же мне вчера втирал, что потери пустяшные...

– Так ведь в том-то и дело, что нет! Мы запрашивали Институт Памяти... – Пирс в волнении уронил и этот стакан, но он, к счастью, не разбился. – Ответ отрицательный! Ни у одного нет матрицы! Они не из тех счастливчиков вроде тебя, чтобы матрицу себе купить! Не по карману Даже у меня она контрактная!

– Это в тебе говорит классовая неприязнь, – со смехом сказал Стив. – Моя матрица тоже входит в условия контракта. Спасибо, профсоюзы еще до меня выбили, чтобы в контракт обязательно вносили пункт о том, что матрицу работодатель оплачивает. Теперь только раз в месяц обновлять ходить. И я не поверю, что среди твоих «потерянных» нет матричников!

Дэвид хмыкнул: – Как ты сказал? «Потерянные»? Хм! Интересное определение. Но должен тебя разочаровать, прав я, а не ты!

– Какая же тогда это эпидемия? – вмешался в разговор Крис. Стив от неожиданности чуть не выругался. А Джордан как ни в чем не бывало продолжал: – Эпидемия выборочной не бывает!

– Не бывает, – подтвердил Пирс, внимательно всматриваясь в глаза Криса-Стива.

Нет, все-таки потрясающее чутье у этого инспектора! Почувствовал, что не со Стивом говорит! Нет, нужно быстрее его на тему выводить!

– Так в чем идея-то? – делая вид, что ничего не заметил, спросил Крис. – Давай, выкладывай! А то все ходишь вокруг да около!

– Помнишь, ты вчера сказал, что того, кто потерял память, может понять только тот, кто тоже перенес период потери памяти, – напомнил Дэвид. – Ты именно такой человек. У тебя тоже был провал! Сейчас у вас каникулы. Может, попробуешь помочь этим несчастным?

Крис опешил. Вот только этого им не хватало! Тут время уже не сутками, часами считать нужно, а этот инспектор с похмелья решил на него свалить свою работу? Ну уж нет!

– Помочь? Им? Или вам? – Вопросы он задавал резко, но без агрессии, – Ведь даю голову на отсечение, что вы не столько ищете способ вернуть «потерянных», сколько хотите разобраться, что послужило причиной?

– Ты прав, хотя одно другому не мешает, – согласился Пирс. – Так возьмешься?

– Я подумаю! – ответил Крис. А про себя подумал, что пора кончать болтовню и постараться с толком использовать оставшееся время. – Я подумаю, но ответ дам не сегодня... Сам понимаешь, дело непростое!

Дэвид понял последнюю фразу правильно. Быстро встав, он начал прощаться. Нужно ли говорить, что ни Стив, ни Крис его не задерживали.

Сазерленд, проводив Пирса, задумался. То, что прибор еще не пропал окончательно, это ясно, но ясно и то, что это уже не секрет, по крайней мере, для «близнецов» – вечернее происшествие лучшее тому подтверждение...

– Кстати, Стив, а почему бы не рассказать обо всем Бобу? – предложил Джордан. – Сами дали утечку, а теперь последствия нам расхлебывать?

– Ну, не он же потерял товар... – Сазерленду не очень хотелось видеть физиономию Бульдозера. Тем более с похмелья!

– Хорошо, но все, что случилось, уж точно из-за этого! – не унимался чиплендец, – Вот пусть и сроки сдвигает!

Стив посмотрел на часы. Ну что ж, время вполне приличное.

Бросман долго не отзывался, и Стив уже хотел дать отбой, когда на экране появилось наконец недовольное лицо Боба. При виде Сазерленда оно посветлело.

– Нашел? – Бросман едва сдерживал-нетерпение. – Ну?

– Нет, пока еще не нашел!

– Так чего звонишь? – В глазах Бульдозера было разочарование.

– Новость есть! – сообщил Стив.

Он рассказал о ночных приключениях.

– Полиция их взяла? – с надеждой спросил Боб.

– Нет, ушли!

– Вот черт! Плохо. Нужно хоть одного захватить живым. – Бульдозер пожевал губами. – Так говоришь, так в открытую и потребовали? Давай прибор, а не то плохо будет?

– Вот так и потребовали, – подтвердил Сазерленд. – А для ясности бедняге Филиппу глотку перерезали. Виброножом. – Стив горько усмехнулся. – Обещали и мне то же самое. Вот теперь сижу жду.

– Я не понимаю, чего ты веселишься, – сердито проворчал Боб. – Ты что, забыл, сколько дней у тебя осталось?

Он бросил на собеседника многозначительный взгляд и отключил связь.

– Помню, Боб, помню! – глядя в пустой экран, сказал Крис. – Но, кажется, тебе придется выключить свой счетчик.

– Что ты еще придумал? – спросил Стив.

– Увидишь! – пообещал Джордан. – Поехали!

– Куда?

– Пока куда хочешь, а потом я скажу! – Не мог же Крис признаться, что пока и сам не знает куда. Да и сама идея еще не сформировалась, только общие контуры...

– Похмелье? – высказал догадку Сазерленд. – Так у меня те же признаки! Сейчас поправим!

– Поехали, потом все узнаешь, – сердито сказал Джордан и, перехватив управление, пошел в гараж.

Стив вел экраноплан на небольшой скорости, а потому двигался на одном из нижних уровней. Крис периодически посматривал на дисплей, дающий картинку происходящего позади «москита», и недовольно отводил взгляд. Что-то ему не нравилось. Наконец он попросил Снейка остановиться.

Джордан вышел из машины. Стив, говоря откровенно, не понимал замысла Криса, но так как у него самого не было никаких идей, кроме как выпить пива, то он всецело положился на Криса. Может, меньше ныть потом будет. А Джордан между тем не спеша направился к большому скверу.

Он прошелся по тенистой аллее, присел на лавочку. Пели птицы, воздух был чист и свеж. Крис посмотрел вокруг. Как все-таки хорошо здесь! Вот сидеть бы так и не думать ни о чем! Ни о «близнецах», ни о приборе... Но Фил... С ним как быть? Нет, птички это потом, когда все закончится, а сейчас, брат Стив, только вперед, обратного хода нет!

Все, пора! Крис решительно поднялся и быстро пошел к зарослям густого кустарника. Там, продравшись сквозь колючие ветки, он пошарил глазами вокруг, поднял большой камень и, сняв куртку, завернув в нее свою находку.

– Куртка новая почти! – возмущенно воскликнул Стив.

– Ничего, я тебе новую сгенерирую! – огрызнулся Крис. – Все равно у тебя вкус неважный!

– У меня неважный вкус? Да это у тебя вкуса нет! – обозлился Сазерленд. – Попробуй только не объяснить мне, зачем ты портишь...

– Все объясню, только заткнись и не мешай!

Крис выбрался из кустов и, держа камень так, словно несет что-то ценное, почти бегом направился к «москиту». Подойдя к машине, он на мгновение остановился, удовлетворенно хмыкнул, бережно положив камень, завернутый в куртку, в кабину экраноплана и залез туда сам.

– Не спеши! – сказал он Стиву, всматриваясь в экран заднего вида. – А вот теперь давай. И быстро!

Снейка долго уговаривать не пришлось. Он пулей ввинтился в поток и в считанные секунды оказался почти на самом верхнем уровне.

– Дай мне связь с Бобом! – попросил Крис. – А сам смотри, чтобы нас не перехватили!

Стив, уже понявший замысел Криса, одобрительно улыбнулся и набрал номер Бульдозера.

– Опять ты? – удивился Боб. – Ну прямо жить без меня не можешь!

– Боб, ты хотел поймать кого-нибудь из «близнецов»? – торопливо спросил Крис. Он не хотел отвлекать Сазерленда от управления несущегося на запредельной скорости экраноплана.

– Конечно, а что, есть идеи? – Когда надо, Бульдозер все схватывал на лету. – Нужна помощь?

– Я их сейчас веду за собой. Два мотоплана и... – Крис бросил быстрый взгляд на дисплей. – И два экраноплана. Куда их привести?

– А ты где сейчас? – спросил Боб.

– Выезжаю к Большому Каменному мосту, – ответил Стив. – Вот черт!

Сазерленд едва увернулся от резко приблизившегося мотоплана.

– Боб, говори быстрее, а то они начинают меня перехватывать! – закричал он.

– Посматривай направо! – Бульдозер говорил четкими отрывистыми фразами. – Там через несколько минут будет Золлинговская фабрика.

Стив уклонился от следующей атаки и прибавил скорость.

– Поверни к ней и смело влетай в ворота! – продолжал Бульдозер. – Ребята для тебя откроют проезд на той стороне!

– Понял! – Сазерленд чувствовал себя так, словно вновь оказался на Кольце. Азарт мигом уничтожил остатки похмелья, в голове была полная ясность.

Прервав связь, Стив получил возможность без помех вести машину и тут же увеличил скорость. Вскоре он увидел, что противник немного отстал. Теперь еще не пропустить бы эту самую фабрику...

Ага, вот она! Уродливое желтое здание Снейку казалось сейчас чуть ли не самым красивым строением в городе.

Выкраивая удобный момент, он мельком бросал взгляд на приближающееся строение. Большое желтое здание, это, скорее всего, администрация. А вот длинный черный ангар, наверное, то, что ему нужно...

Внезапно Стив увидел несущийся прямо на него мощный грузовой экраноплан. Откуда он взялся на такой высоте?

Сазерленд едва успел бросить «москит» на нижний уровень, как махина повторила его маневр. Стив ушел вверх, грузовик тоже! Ну, погоди...

Стив клюнул носом вниз, всем своим видом показывая, что вновь пытается снизить высоту, и тут же демонстративно задрал нос «москита» вверх... И снова резко вниз и чуть влево! Противник, запутавшись в маневрах юркого «москита», попался на рывке вверх и всю мощь своего двигателя использовал для аналогичного маневра. Каково же было удивление водителя грузовика, когда он увидел, как маленький «москит» стремительно уходит прямо под брюхо его машины! Сообразив, что Сазерленд его обманул, противник в последний момент тоже рванул вниз. Но поздно! «Москит» уже проскочил.

– Как сделано! А? – не удержался Стив. – Мешки, с кем бодаетесь?

Но ответить Крис не успел. Вспышка и взрыв позади! Что это? Стив посмотрел на экран заднего вида. Горящие обломки летели вниз, за ними тянулся хвост дыма.

– Снизь скорость! – посоветовал Джордан. – А то они нас потеряют!

– Не бойся, это не стрельба! – пояснил Стив. – Это два дурака, что за нами гоняются, врезались друг в друга!

Снейк перешел на нижний уровень и снизил скорость. На дисплее тут же появились оба мотоплана и один экраноплан. Второй, видимо, и был тем, что попал под грузовик. Ну и бог с ним! Тем более что фабрика уже рядом.

Резко снизившись, Стив чуть убрал скорость и влетел в длинную трубу ангара. Преследователи, не подозревая о ловушке, последовали за ним.

Сазерленд, не снижая скорости, полетел к противоположным воротам Ребята Боба, видимо, хорошо знали свое дело: створки ворот стали закрываться. Расчет был на то, что, когда к воротам подлетит Стив, будет оставаться щель, сквозь которую он сможет ускользнуть – и створки сомкнутся. Противники наконец поняли, что попали в западню. И если оба мотоплана затормозили и начали разворачиваться, то уцелевший экраноплан вдруг резко ускорил движение и пошел прямо на Сазерленда. Снейк быстро понял замысел водителя и тоже прибавил скорость. Не успел он протиснуть свой «москит» сквозь щель, как ворота за ним захлопнулись. Все, он на свободе! В отличие от преследователей. Снейк на радостях облетел ангар. Все в порядке, все выходы заблокированы. Кошки в мышеловке.

Стив набрал номер Боба.

– Ну что, Снейк, как дела? – нетерпеливо спросил Бульдозер, – Взяли?

– Боб, дело сделано! – похвастался Стив.

– Отлично! Приезжай к нам, переговорим с ребятками. – Чувствовалось, что Боб доволен. – Подлетай на второй уровень... Ну ты знаешь куда! Я дам команду. Тебя будут ждать.

ГЛАВА 12

Когда Стив на малой скорости влетел на внутреннюю стоянку большого здания, Крис поразился, до чего же оно красиво. Такие архитектурные шедевры встречались редко. Созданное практически целиком из управляемой фотохромной массы, здание казалось воздушным. Если б Стив не сказал, что этот сверхдорогой материал еще и крепче любой брони, трудно было бы поверить, что этот небоскреб и есть центр всей Империи Хардсон-сити.

Чуткие сканеры проверили машину и водителя на наличие оружия, и только после этого Крис-Стив получил доступ во внутренние помещения.

Сазерленд привычно направился к лифту. Поднявшись на этаж, где располагалась еще одна сканирующая установка, он, уверенно пройдя проверку, прошел на следующий подъемник. Потом еще раз. За это время его изображение, полученное из камер внешнего наблюдения, что располагались при входе в здание, было проанализировано на компьютере Службы Безопасности Империи. Подтверждение, что объект именно тот, за кого себя выдает, позволило Стиву пройти еще одну проверку. Вычислительная система, сверив данные кандидата со списком разрешенных на сегодня посетителей, выдала охране разрешение пропустить Стива.

– Ну что, Стив, поздравляю тебя с блестящей победой в Кубке. Мы с Марко получили истинное наслаждение. Ты был бесподобен! – Пятно Боба светилось хитростью, недоверием, хотя объективности ради нужно сказать, что и радости там было немало. Стив не обольщался и не принимал это на свой счет. Скорее Бульдозер радовался успешному завершению операции.

– Жаль только, что я ничего не помню.

– Ну, запись игры, ты, наверное, видел. – Боб, усмехаясь, многозначительно посмотрел на Сазерленда. – А вот если тебе интересно, как ты провел свои последние минуты перед тем, как разбиться...

– Ты хочешь сказать... – Стив понял, что речь идет о записи в подаренном ему «пайке».

– Да именно это! – Боб кивнул.

– Не может быть! – Неужели он это серьезно? Запись его собственной гибели! – Это правда, ты не шутишь?

– Нет, нисколько. Надеюсь, ты понимаешь, экраноплан ты, конечно, заслужил, но и мы немало поспособствовали тому, чтобы тебе его вручили. – Бросман мгновение помолчал. – Ну, для тебя почет, для дела – польза. Мы туда заложили несколько тайничков и, соответственно, камер. Сам понимаешь, дело ответственное и требует серьезного контроля. Так что, если хочешь посмотреть свои... подвиги... Весьма впечатляющие, я тебе скажу! Включить? Или возьмешь на матрице?

– Лучше на матрице. Смерть, рождение и зачатие – дело интимное... Нет, лучше так: зачатие, рождение и смерть...

– Слушай, Стив, может, хватит? Что-то ты много болтаешь. – Настроение у Боба былоотличное, можно было и пятна не смотреть. – На матрице, так на матрице.

Боб достал бокс и подал Стиву.

– Больше в полете ни баб, ни... – Бросман посмотрел в глаза Сазерленду, – А-а, да что тебе говорить, все равно без толку! Ладно, пошли к Марко!

Что?! К Марко? Он должен идти к самому Марко Симоне?! Стив сразу потерял весь свой кураж. Только этого не хватало! Ну не гад ли этот Бульдозер? Взял и так круто подставил!

– Стив, не буксуй! – подбодрил его Джордан. – Все будет нормально, мы же победители!

– Ты чего? – простонал Сазерленд. – Не понял, к кому мы идем?

– А чего нам бояться! С вашим Президентом я уже встречался, ничего особенного, хотя дрожал, как ты сейчас. С нашим руководством тоже. Ваш Симоне, думаю, не страшнее... Если хочешь, отойди в сторону, я поговорю.

– Да ты что... Да ты понимаешь, с кем... – Сазерленду хотелось кричать. – Здесь за одно неверно сказанное слово спросить могут. Нет, ты не понимаешь, о чем речь идет!

– Не суетись, Стив! – резко оборвал стенания напарника Джордан, – Возьми себя в руки и поверь мне – тебе лучше посидеть в запасных. Как сидел я, когда ты конечностями размахивал, с «близнецами» расправлялся. И не забывай, моя голова и твоя на одной шее, так что за жизнь вместе бьемся!

– Послушай, братишка... – Стив замолчал, удивляясь тому, что сам только что сказал.

– Братишка? – переспросил Крис. – А что, мы сейчас даже ближе, чем братья. А по внешности так вообще близнецы. Пока братья по несчастью спорили, Боб, кряхтя, выбрался из кресла и пошел к двери.

– Так ты как, идешь или остаешься?

Марко бросил взгляд на большой полимонитор. Ага, от Бульдозера лифт идет. Никак Боб своего везунчика знакомиться тащит. Но не только они к Смотрящему направляются. Индикатор элеватора показал, что и от Франка кабина двинулась, значит, с докладом по пленникам торопится. По этим «близнецам» поганым.

А игрок-то молодцом оказался, как он этих борзых в засаду завел! Нужно посмотреть за ним, перспективный малец, пригодится делу общему... Очень интересный парень. Очень. И постоять за себя может, и голова есть... Кубок отыграл весь... Кажется, и Чемпионат без замен прошел. Нет, определенно двигать надо парня. Но так, чтобы Бульдозер не понял. Иначе затопчет пацаненка, запашет...

– Марко, ты свободен? – Голос Боба Бульдозера прервал размышления Смотрящего Империи, – Вот тот, кого ты хотел видеть!

Старик пристально посмотрел на Сазерленда. «Взгляд выдержал, глаз не отвел, это хорошо!» Марко тепло улыбнулся.

– А, наш чемпион! Ну, проходи, сынок! – Симоне указал рукой на кресло напротив того, в котором сидел сам. – Расскажи, как это вокруг тебя такие вещи странные твориться начали.

Джордан увидел, как над Марко засияло пятно высочайшей интенсивности. Бульдозер тоже был очень любопытен, о чем говорило пятно у него над головой. Но к его любопытству примешивалось и коварство, недаром он старался скрыть и то, и другое. Совсем иное дело – сиявший над Смотрящим Империи изумрудный свет интереса и любопытства. Даже у инспектора Пирса цвет был пожиже, хотя, вроде бы, любопытство – часть его профессии, а он – профессионал. Да, Марко Симоне – человек редкий...

– Мистер Симоне! – начал Крис. – Я простой исполнитель...

– Так, стоп! – Джордан увидел в глазах Смотрящего опасные огоньки раздражения. – Забудь о мистере, забудь о титулах, для дураков придуманных, давай самую суть, о деле говори! И обращайся просто. Марко – и все, никаких мистеров и на «ты»! Договорились?

– Крис, богом прошу, не ошибись! – взмолился Стив.

– Марко, – начал чиллендец, – вы... ты пойми, когда мне назначили жесткий трехдневный срок...

От Джордана не ускользнуло, что при этих словах взгляд Марко скользнул в сторону Бульдозера. Он шаг за шагом, без преувеличений, но и без излишней скромности – сейчас не до нее – описал все, что последовало за его выходом из больницы.

Марко слушал Криса с нескрываемым интересом. Откуда в этом бойце-профессионале такой ум, способность видеть суть вещей? Он годами вырабатывал в своих помощниках те качества, которых у этого парня полный набор. Рассказывает кратко, сжато, доказательно и с отличным анализом. Такт сочетается с храбростью, воспитанность со смелостью, ум с храбростью... Где же раньше был этот самородок?

Конечно, вопрос этот – чисто риторический. Данные на него, и его родителей, и родителей его родителей – все это есть в компьютере, но как из биллионов метеоритов до Земли долетают единицы, так и из миллиардов подданных Империи лишь некоторые стоят внимания Смотрящего. Пока юноша говорил, он сделал знак, понятный только одному человеку – тому, кто сидел за монитором, подсоединенным к камере, которая неотрывно следила за каждым движением Симоне. С этой секунды жизнь и здоровье Криса-Стива, не говоря обо всем прочем, будут под контролем организации. И не просто Империи, а личного секретариата Смотрящего!

Когда Крис закончил, в зале наступила тишина. Никто не решался начинать разговор до того, как подаст голос сам Марко.

– Боб! – обратился он к своему помощнику. Над его головой полыхнуло раздражение. Боже, какие мощные у старика эмоции! Но как он это умело скрывает! – Боб, как получилось, что о том, что в семье завелся крот, нам сообщают люди с улицы, а не наш уважаемый Франк Дорнье?

– Марко, Стив тоже член нашей семьи! – напомнил Бульдозер. – А с Дорнье мы как раз и занимаемся проблемой предателя. Ищем. В данный момент он именно этим и занят – допрашивает пленников, выявляет связи... Вопрос о кроте будет выясняться одним из первых. Как и перевербовка...

– Что-то мне подсказывает... – Марко замолчал и посмотрел на вошедшего помощника. – Что еще?

– Босс, простите, что помешал. – Помощник робел, но что поделаешь, если такая работа. – Дорнье на связи.

– Канал чист? – спросил услужливый Бросман.

– Конечно!

– Давай защиту, – приказал Симоне.

Он протянул руку и взял свой коммуникатор. Помощник нажал на своем кнопку переадресации. Марко заговорил, но Крис, к своему удивлению, не услышал ни единого звука. Значит, именно это и имел в виду Симоне, говоря о защите.

– Интересно, сколько еще удивительных штучек здесь есть? – подал голос Стив. – А информацию Симоне получает не очень веселую! Видишь, как красным полыхает! Вот теперь берегись! Как бы под горячую руку не попасть!

– Не бойся, это с пленниками, – Хладнокровию Джордана можно было позавидовать. – Видимо, пленники не колются. Мы здесь ни при чем!

– При чем или ни при чем, а злость он может сорвать как на Франке, так и на нас, – предупредил Стив. Он был напуган. – Я бы сейчас предпочел быть подальше отсюда!

Марко выключил коммуникатор, но общий разговор не возобновлялся. Марко молча размышлял, молчали и все остальные. И если Бульдозер терпеливо гадал о том, что же на этот раз в голове у босса, то для Криса главное было разобраться с эмоциональным фоном Симоне. А разбираться было с чем. Мощные импульсы гнева, злости, недоверия и даже страха сменяли друг друга.

– Скажи мне, Стив, – нарушил молчание Симоне. – Как бы ты поступил, если бы не удалось захватить преследователей? Что бы еще придумал?

Джордан не спешил отвечать. В вопросе крылся какой-то подтекст, но вот какой? Над Марко светились хитрость и ожидание. Любопытство... и еще пробегали искорки недовольства... Чего же ждет Симоне? И в чем ключ к ситуации?

– Крис! Он говорил с Дорнье, – подсказал Стив, – а это начальник Службы Безопасности. Наверняка Франк сообщил о результатах допроса, вот отсюда и пляши!

– Тогда, исходя из заданного вопроса, можно сделать вывод, что у них какая-то осечка... Точно, Стив! Все именно так! – ответил Джордан. – Иначе зачем спрашивать, что бы я сделал в случае промаха? Значит, он просит помощи?

– Выходит, так! Мать моя! – восторженно ужаснулся Сазерленд. – Марко Симоне просит у нас помощи?!

– Стив, все, не отвлекай! – нервно оборвал его Джордан. – Лучше думай! Что же я сделал бы? Что?

– Крис, пауза затянулась! Говори что-нибудь, но только не молчи! – подсказал вмиг посерьезневший Сазерленд. – Давай, ты же можешь!

– Марко, вариантов много... Я думаю, все зависело бы оттого, насколько это важно. Но есть один способ выманить их...

Джордану договорить не удалось. Опять вошел помощник.

– Ну что еще? – раздраженно спросил Марко. – Какое еще землетрясение случилось?

– Прибыл Франк Дорнье.

– Ну так давай его сюда!

Помощник вышел, а вместо него появился начальник Службы Безопасности.

– Марко, я все сделал как нужно, но... – начал прямо с порога Дорнье, но, увидев Криса-Стива, замолчал.

– Говори, Франк, говори. – Симоне был мрачен. – Стив не чужой в этом деле. Это его работу ты под откос пустил! Так чего же тогда скрывать от него результат? Охотятся-то за ним! Не за тобой!

– Стив, извини, но... – Начальник Службы Безопасности Империи развел руками. – Только начинаешь их допрашивать по-настоящему, как они умирают.

– И что, все? – не выдержал Боб. – Это все, что ты выяснил?

Дорнье молча кивнул головой.

– Наверное, их так запрограммировали! – предположил он.

– Запрограммировали, говоришь? – тихо проговорил Марко. – И для того, чтобы это узнать, тебе все четверо понадобились? Одного, двух... даже трех тебе мало оказалось?

– Так по разным же камерам допрашивали! Параллельно, чтобы быстрее... и сверять показания можно, уточнять... Мне докладывают, что вот в третьей камере клиент умирает. Захожу, а он уже пузыри пускает! – Дорнье опять развел руками. – А тут прибегают и докладывают, что и в первой, и в четвертой то же самое. Я в ближнюю, четвертую... И во второй. Как по команде!

Марко повернулся к Крису-Стиву.

– Видал? Вот какие спецы у нас работают!

– Я думаю, еще не все потеряно, – сказал Крис. – Есть у меня одна идейка!

Все одновременно посмотрели на Сазерленда. Стив пришел в отчаяние. Ну что за идиот!

– Я думаю, все поправимо, – продолжал Джордан. – «Близнецы» ведь не знают, что случилось с их товарищами. И то, что я нес не прибор, а куртку с камнем, тоже известно только вам. Давайте сделаем так: вы мне даете второй такой чемоданчик, а я их выманиваю. Пусть только Франк придумает план захвата!

Марко посмотрел на Криса, на Бульдозера и остановил взгляд на Дорнье.

– Франк, сколько тебе нужно времени, чтобы разработать план?

– Час. Может, полтора. – Франк посмотрел в окно. – Подготовка еще час... – Значит, берем три часа. – Симоне кивнул головой – Хорошо! Утверждаю! Давай, Франк, не подведи. Боб, ты тоже поставь своим спецам задачу. Пусть решат, как заблокировать установку на самоуничтожение. И Стива устрой где-нибудь, пусть отдохнет пока, может, оружие ему на всякий случай подберете... Все, ступайте, времени очень мало! Завтра эти «близнецы» могут уже нам не поверить.

Боб кивком указал Крису на выход. Тот встал и направился к двери, но вдруг остановился и повернулся к Марко: – Марко, один вопрос...

Все удивленно воззрились на Криса. Стив подавленно молчал.

– Говори!

– Марко, я надеюсь, что это время, что я здесь, – Крис показал пальцем на кресло, в котором только что сидел, – не пойдет в зачет трех суток, отпущенных мне?

– Забудь об этой глупости! Ультиматум отменяется... – Марко удивился: Джордан, став так, чтобы не видел Дорнье, делал ему какие-то знаки. – Знаешь что? – сказал он. – Пусть Боб и Франк идут... у них дел много! А ты останься, расскажешь мне, что будешь делать, если придется уходить из большого спорта.

Бросман и Дорнье переглянулись. Боб пожал плечами, и оба вышли. Крис, призывая к молчанию, приложил палец к губам. Марко с интересом наблюдал за игроком. Легкое недоверие, легкое недоумение и сильный интерес – так можно было охарактеризовать его состояние.

– Стив, говори что-нибудь! – попросил Джордан. – Расскажи какую-нибудь байку...

– Что? – удивился Сазерленд. – Что тебе рассказать?

– Да не мне, а Смотрящему! – разозлился Крис. – Вслух говори!

Джордан подошел к креслу Симоне и, достав коммуникатор, набрал на дисплее: «Ваш начальник службы Дорнье тоже из „близнецов“. Нас могут подслушать! Где мы можем поговорить?»

Вот теперь Марко пробило! Крис с удовлетворением увидел, как брови Смотрящего поползли верх. В пятне отразилась целая гамма чувств!

Симоне испытующе смотрел в глаза Джордана. Затем взял у него коммуникатор и нажал кнопку вызова Бросмана.

Марко подал Крису знак рукой. Крис понял и подошел ближе. Марко включил защиту и сказал: – Боб, побудь пока на связи. Нам нужно кое-что выяснить. Давай послушаем Стива.

Он поднял глаза на стоявшего рядом Джордана.

– Ну-ка объяснись! И постарайся быть поточнее.

– Марко! Боб! – начал Крис. – Я уверен, что ваш начальник СБ тоже «близнец»! А значит, в его службе еще есть «близнецы». Вот откуда они знали о том, что происходит, вот почему они знали о чемоданчике.

– Это все бездоказательно! – бросил Смотрящий. – Факты! Факты нужны!

– Пусть твои личные охранники проверят трупы «близнецов», – парировал Джордан. – Наверняка их уже не окажется. Скажут, что сожгли или утопили!

– Боб, ты слышал? – спросил Марко.

– Да, босс. Сейчас проверю.

– Проверь! – приказал Марко. – И на всякий случай... Если, конечно, они найдутся, пусть посмотрят, отчего они умерли.

– Понял, босс!

Марко вновь испытующе посмотрел на Криса.

– Ты больше ничего не хочешь мне сказать? – спросил он. – Что, если трупы уже сожгли? Это ведь не доказательство вины Дорнье. Наоборот, предусмотрительность. Зачем ему в здании Империи улики держать?

Джордан в это время занимался тем, что отбивался от нападок Сазерленда.

– Ну что натворил со своим языком! – зло выговаривал тот Крису. – Что теперь делать-то?

– Давай расскажем ему про пятна! – предложил Джордан. – Чего темнить?

Сазерленд чуть не задохнулся от гнева. Час от часу не легче! Вот урод-то! Совсем с ума сошел? Это же нужно такое предложить – взять и рассказать Марко о пятнах! Он же может подумать, что Сазерленд у него в мозгах копается!

– Да успокойся ты! – Джордан был на удивление спокоен. – Мы же не используем свои способности во вред организации!

Конечно, в общем-то чиплендец был прав, но Сазерленду очень не хотелось признавать этого.

– Нет! Только не сейчас, – пробурчал роллерболист. Крис посмотрел на Марко.

– Хорошо! – сказал он. – Вы мне не верите. Тогда давайте сделаем так. Послушаем план Дорнье, а потом сделаем все, как он хочет, но под контролем ваших личных людей.

Марко не ответил. В дверях появился Боб Бульдозер. Он быстро вошел в зону безопасности.

– Марко, похоже, так и есть. – Бросман, хотя в здании работали кондиционеры, был весь в поту. – Мои запросили трупы для изучения, но им сказали, что они уже в крематории. А в крематории сказали, что от нас сегодня доставки не было.

Симоне тяжело посмотрел на Бульдозера. Бросман, не выдержав его взгляда, опустил глаза. По всему выходило, что Империя кишит врагами. Ну еще бы! Сам начальник Службы Безопасности Франк Дорнье оказался в стане противника!

– Сколько же их? И как они сюда попали? – спросил Марко. – И когда их вербанули? Франк... Помнишь, когда он попал в катастрофу... Его два дня не могли найти, а потом он объявился в клинике при Институте... Точно, тогда же он и ссучился! На памяти его сломали!

Боб молчал.

– А ты, Стив, ничего мне не хочешь рассказать? – Симоне подозрительно посмотрел на Джордана. – Откуда ты узнал про Франка? Что-то уж все выходит так, как ты говоришь... Ты ведь не мог знать, какой результат принесет Бульдозер. Значит, еще что-то за пазухой держишь! Так?

– Так! – согласился Крис. – Но вы все равно мне просто так не поверите, а потому, чтобы вы убедились, что Франк предатель, давайте подождем, пока он представит свой план... Я уверен...

– Что и когда делать, я буду сам решать! – резко оборвал его Марко. – И мне совсем не хочется рисковать твоей головой! Так что, будь добр, объяснись!

Крису ничего не оставалось делать, как рассказать про пятна Оба босса Империи слушати его с недоверием, потом с удивлением, потом даже с некоторым испугом. Но все же главное, что они чувствовали, было недоверие.

– Давай проверим! – предложил Бульдозер.

– Пожалуйста, – согласился Джордан, – Пусть кто-нибудь... Ну, поскольку нас только трое, то... Боб, извини, но это придется сделать тебе... Выйди и...

– Зачем ему выходить? – насторожился Симоне.

– Пусть он выйдет и по отдельности поговорит с людьми, одних похвалит, других поругает и так далее. А потом они пусть молча заходят, и я расскажу тебе, Марко, об их состоянии. Ну а потом войдет Боб, и мы сверим его информацию и мои комментарии.

Симоне, видимо, поверил. Во всяком случае, его интерес к пятну был намного сильнее недоверия.

– Бульдозер, ну-ка давай проверим этого сенсора! – Смотрящий мгновенно нашел ему определение. – Иди, погоняй там персонал!

Боб вышел. Прошло несколько минут.

– И ты говоришь, что можешь вычислить всех «близнецов»? – спросил Марко. Все равно ждать, так можно хоть это выяснить у странного парня!

Джордан задумался. Уверен ли он? А что, если есть «близнецы», которые, в отличие от остальных, все же имеют пятна? Нет, таких гарантий он дать не может!

– Всех – не знаю, но многих – точно! – уклончиво ответил Крис. – Но если кого вычислю, отвечаю за свои слова – Что ж, посмотрим... – сказал Симоне. Первым вошел помощник. Он приблизился к столу и остановился.

– Беспокойство, тревога, недоумение, ожидание, – перечислил Крис. Марко махнул рукой. Помощник вышел.

– Ну, это и я мог бы сказать, – пробормотал Марко. – Посмотрим следующего.

Следующий был объят страхом. Невысокий, рыхлый... На него было жалко смотреть. Наверное, Бульдозер так его прижал, что бедняга не понимал, на каком он свете.

– Так неинтересно, – сказал Джордан. – Да у них на лице все написано! – Ты прав, но продолжим. – Марко смотрел на Криса-Стива с интересом. – А как ты хотел, сюда заходят всего с двумя... ну, может быть, с тремя мыслями. Как угодить мне и как быстрее уйти, сохранив голову на плечах... Как будто я палач какой-то! Страх есть у всех, кто сюда входит, это беспроигрышный ответ... Ладно, посмотрим, как дальше пойдет...

Следующей перед ним предстала женщина.

– Здесь поинтереснее, – заметил Крис. – Кокетство, надежда, испуг, преданность, растерянность, тревога... Вошел новый испытуемый.

– Марко, а вот и первый «близнец», – спокойно произнес Крис.

– Да ну? – Марко недоверчиво посмотрел на Криса. – Отвечаешь?

– Головой! – в стиле Стива ответил Крис. Смотрящий обратил пристальный взгляд на визитера.

– Что-то легко у тебя получается... – пробормотал он. – Как бы проверить... Можешь спектакль разыграть, предъяву ему сделать?

– Стив? – Крис позвал собрата. – Давай, твой выход!

– Конечно, Марко, только скажи, – с готовностью отозвался Сазерленд. – Одно твое слово...

– Ну так давай! – Симоне приготовился к интересному зрелищу.

Стив вскочил и быстро подошел к подозреваемому. Лицо того, кого ему предстояло разоблачить, было непроницаемым. Марко даже отключил защиту, чтобы не пропустить ни одного звука, и наблюдал за Стивом.

Стив подошел вплотную к противнику и пристально посмотрел ему в глаза. Вблизи оказалось, что тот немного выше его и шире в плечах.

– Ты?! Так это ты! – зло проговорил Сазерленд. Он повернул голову в сторону Смотрящего, но его указательный палец был направлен в грудь обвиняемого. – Марко, так это же один из «близнецов Демона»! Я его видел...

Испытуемый, не ожидавший ничего подобного, испуганно отшатнулся.

– Нет-нет Вы ошибаетесь! – заверещал он – Я не «близнец»!

– Да ты же с Гапом был! – продолжал наседать Сазерленд. – Ну! Вспомнил? Вот, я же вижу, что вспомнил!

– Нет-нет, я...

– Марко, он это! – Стив повернулся к Смотрящему. – Он! Сто пятьдесят процентов – он! Вызови начальника твоей охраны!

Марко взял коммуникатор.

– Алана ко мне! – приказал он, подыгрывая Снейку.

И тут «близнец» не выдержал – он в два прыжка достиг двери и скрылся за нею. Глупец! Разве от людей Марко убежишь? Через полминуты его привели обратно. Но теперь его держали с двух сторон гиганты из личной охраны Симоне.

– Ну! – рявкнул Марко. Только теперь Крис увидел настоящего Смотрящего Империи. – Говори!

«Близнец» молчал. Лишь злобно посмотрел на Стива и, подняв руку, резко провел отставленным большим пальцем по горлу. Жест был красноречивее всяких слов. Крис угадал!

– Алан! – В тот же миг как из-под земли появился Алан Дюмон, начальник личной охраны Смотрящего. Марко показал на «близнеца». – Сам допросишь! Лично! И смотри, он может быть запрограммирован на самоуничтожение!

– Да, Марко! – Дюмон коротко кивнул охранникам, и пленника вывели. Алан вышел следом за ними.

Вскоре появился и Франк Дорнье. Он деловито изложил свои предложения. Стив должен будет заехать в свой ресторан. Там ему передадут чемоданчик, точную копию того, что у него был. Затем он вернется в машину и поедет прямо к той же фабрике, ведь противник о ней ничего не знает. Сработаем по той же схеме.

– Значит, ничего нового ты не придумал, – констатировал Марко. – Времени не хватило? Или фантазии?

– Марко, если один раз сработало, сработает еще раз, – уверенным тоном сказал предатель.

– А если кто-то еще следил за Стивом? – Симоне, задавая вопрос, смотрел в окно. Он боялся, что Дорнье прочтет по глазам, что творится в душе у Смотрящего.

– Марко, да кто они? Дилетанты! – продолжал гнуть свое Франк. – Мы что здесь, войсковую операцию готовим?

– Хорошо. Собери всех своих в большом зале, – сказал Симоне, не поворачивая головы. – Я хочу сам их проинструктировать! Хватит осечек. И Снейка им покажем.

– Но Марко! Как же я их всех сюда приведу?! Это же на лифте столько людей поднять... Да и кто же их с оружием пропустит?

– А зачем им оружие? – Марко сделал неопределенный жест рукой, – Пусть оставят его внизу, в оружейной комнате! Я что-то тебя не понимаю! С каких это пор тебе понадобилось оружие в этом здании? Здесь мы все в безопасности... Или ты так не считаешь?

– Да нет, что ты! Не подумай ничего такого... – заискивающе проговорил Франк. – Все сделаем, только времени уйдет много. Пока всех поднимешь...

– Поднимай! Поднимай, Дорнье, поднимай! – Марко посмотрел на Франка с удивлением. – Да что с тобой? Дело-то простое, чего ты разволновался?

Дорнье молча вышел. Симоне посмотрел на Стива.

– Ну, если ты ошибся! – сказал он. В его голосе слышалась угроза.

– Не ошибся! Потом благодарен будешь! – ответил Крис.

– Тогда пошли посмотрим мою охрану. Марко вызвал Алана. Тот вновь появился так быстро, что, казалось, он отсюда и не уходил.

– Ну как там наш «близнец»?

– Пока с ним работают люди из отдела БрайанаДжада! – доложил глава телохранителей. – Они пытаются снять блок.

– Ладно, давай тогда сделаем так, – Симоне наконец принял решение. – У тебя все люди на месте?

– Да. – Вот пусть спортсмен наш пройдется с тобой по отделам. Посмотрят люди на него, запомнят, что наш он человек, это им может пригодиться...

Марко пристально посмотрел в глаза Дюмона: – Смотри, Снейк мне нужен! Если что, ляжешь рядом с ним!

Алан понимающе кивнул головой.

Крис был рад выйти из кабинета. Что-то он начал уставать. Оказывается, общаться с вершителями судеб – занятие не из легких.

Они прошли по нескольким кабинетам этажа. Здесь находилось более двадцати охранников, по большей части гиганты с быстрыми рефлексами и несколько парней вполне обычной комплекции. Самое же главное – пятна были у всех! То же самое и на двух других этажах.

Крису-Стиву пришлось осмотреть что-то около полутора сотен человек! К его удивлению, среди них были и женщины. Крис задумался. Сколько же людей было у Симоне, если его личная охрана была столь многочисленна?

Когда они вернулись к Марко, тот, увидев их, поманил рукой к себе, включил защиту и только тогда спросил: – Ну как? – он посмотрел на Джордана. – Что скажешь, сенсор ты наш?

– Все чисты! – четко доложил Крис. – Пятна есть над всеми!

Дюмон недоуменно, даже с некоторой обидой посмотрел на Криса. Какие еще пятна на его ребятах? Все чистые, как они могут быть в каких-то пятнах?

– Не косись, Алан, на нашего гостя! – обратился к нему Марко. – То, что он сказал, это в похвалу тебе. Хуже, если б было наоборот! А ты, Стив, выдержал еще один экзамен. Всех этих ребят я знаю с малолетства. Их малолетства, конечно. И на виду они все время. Здесь все живут, так что и не могло среди них быть «близнецов»!

Дюмон с недоумением смотрел то на босса, то на Джордана.

– А теперь, Алан, твоя очередь! – сказал Симоне. – Сейчас в большом зале соберутся люди Дорнье. Как только они окажутся там, начинай вооружать всех своих. Всех! И потом спускай их туда... Да, прямо к залу! А как блокируешь все лифты, так и нас вызывай. И, кроме меня, Бульдозера и Стива, никого никуда не пускать!

– Понял! – Алан Дюмон кивнул головой. – А если кто-то из людей Франка начнет...

– Валить! Алан вышел.

– Ну что, Стив, заварил ты кашу? – сказал Смотрящий.

Тот молча развел руками.

Получив от Франка сообщение, что все собрались в зале, Марко подождал сигнала от Алана и только тогда поднялся с места.

– Теперь ты мой охранник, – сказал он Крису

Симоне хитрил, была у него еще защита, была Но ни Стив, ни тем более Крис об этом не догадывались. Это был еще один экзамен для сенсора, как прозвал его Смотрящий. Если бы вдруг Крис оказался врагом и захотел нанести вред Марко, он бы и дернуться не успел, как превратился бы в пепел. Но знать об этом никому не полагалось.

Дальше все произошло очень быстро Крис в сопровождении вооруженных охранников вошел в зал Там в ожидании какого-то непонятного инструктажа скучало несколько десятков человек К удивлению Криса, «близнецов» среди них было не более десяти. Он ожидал большего.

Дорнье и его сообщники, увидев вооруженных людей из личной охраны Смотрящего, сопровождавших Снейка, поняли все Они сгрудились в углу и приготовились к бою. Только что они, безоружные, могли сделать? Храбрость достойна уважения, но безрассудство сродни глупости. И все же четверо из десяти ни в какую не захотели сдаваться. Они яростно бросились на вооруженных охранников. Сверкнули лучи – и все было кончено. Сдавшихся «близнецов» увели

Остальным Марко рассказал о пробравшихся в их ряды врагах и о том, что здесь сейчас произошло. Конечно, эти объяснения устроили не всех, но кто посмеет спорить с самим Симоне?

Крису тоже нашлось занятие. Он должен был проверить остальных сотрудников Империи. Джордану выделили охрану и провели по всем отделам, по всем помещениям. К концу путешествия он уже валился с ног, но поручение Смотрящего было выполнено. Среди сотрудников в разных отделах было еще несколько «близнецов». Все они были уведены охраной.

Уставший, но довольный, Джордан вернулся к Марко Тот сидел в своем кресле и о чем-то разговаривал с Бульдозером. Увидев Криса, он приветливо улыбнулся и показал на кресло рядом.

– Я должен поблагодарить тебя за проделанную работу. – Симоне тепло посмотрел на Джордана. – Алан вместе с Джадом займутся пленниками, а вот что с тобой делать?

– В каком смысле? – удивился Крис. – Зачем со мной еще что-то делать?

– Да вот работу тебе хочу предложить, – медленно проговорил Симоне. – Ты мне нужен. Но сначала тебе нужно найти потерю! Это дело чести! Нехорошо подниматься в авторитеты, имея такой косяк за собой.

– Тогда ты должен мне сказать, что собой представляет этот прибор! – потребовал Джордан.

– Зачем это тебе? – удивился и насторожился Марко.

– Раз за ним продолжается охота, значит, он еще у меня. Но раз я его спрятал так, что не могу сам найти, значит, место необычное, – пояснил Крис. – А значит, не исключено, что я припрятал прибор в каком-то таком месте, где он не бросался бы в глаза, среди похожих приборов.

Симоне задумался. Ох, и любопытен же ты, парень! Ох, любопытен! Самому знать бы, что в этом чертовом ящике с электроникой! Да и сам ты, Сазерленд, не прост! Вроде бы ты и наш, а вроде бы и сам себе на уме... Во всяком случае, правду знать тебе еще рано, мы ее сами не знаем!

– Ну что ж, резонно. – Смотрящий решил сделать вид, что согласен с доводами Джордана. – Мы с Бобом предполагали что-то такое. В чемоданчике прибор. Прибор для дистанционного управления человеком. Ну, там, с памятью что-то делает. Не спрашивай, откуда он и как работает, не скажу, сам не знаю! В Чипленде тамошние спецы как раз и должны были этот прибор изучить. Знаю только, что очень нужная вещь! Настолько важная, что из-за нее война может начаться!

– Крис, смотри, врет старик! – прошептал Сазерленд.

– Вижу! – ответил Джордан. – Только зачем ты шепчешься, наш диалог никто не услышит! Слава богу, мысли еще они читать не научились!

– Теперь-то нам становится понятно, почему Франк настаивал, чтобы товар был передан тебе до того, как ты поедешь в Чипленд. Предатель! – продолжал Смотрящий. – Он хорошо все продумал!

– Конечно, у Снейка легче похитить прибор, чем отсюда! – вставил Бульдозер. – Это ясно...

– Не только, – возразил Симоне. – Хотя и это немаловажно. Но врагам важнее было перевести все стрелки на тебя, Стив. А Франк при этом остался бы в стороне.

– Хитро. А «близнецам» прибор-то зачем? – удивился Крис.

– Это-то и нас интересует! Очень интересует... – Марко встал. – Ну да ладно, за один день все дела не переделаешь! Тебе требуется отдохнуть, да и нам нужно дела свои текущие обговорить. Займись пока поисками, а мы кое-что предпримем... Пора кончать с этим... Ребятки мои походят за тобой. Последят, чтобы «близнецы» эти демонические зло на тебе не сорвали. Тем более что ты их не перепутаешь, сенсор ты наш! Почувствуешь, где мои люди, а где эти, зомби бездушные!

ГЛАВА 13

Уставший Крис с удовольствием узнал, что если всецело передать управление Стиву, то можно неплохо отдохнуть. А проще говоря, выспаться. Это он понял в тот момент, когда совсем неожиданно для себя увидел, что Стив остановил «москит» возле небольшого ресторана «Галактика». Как он здесь оказался, Джордан не помнил. Последнее воспоминание, которое он сохранил, было то, что они летели по улицам Хардсон-сити, залитым ночным светом, Стив что-то рассказывал и вдруг предложил поужинать в его любимом кабаке... И все!

Интересно, значит, они могут спать по очереди? Крис поделился этой новостью со Стивом. Неплохо! Значит, при необходимости, напарники могут бодрствовать сутками? Это хорошо, значит, можно отдохнуть друг от друга И не нужно слушать голодное нытье Сазерленда. Раз он без жратвы не может, вот пусть тогда вопросами питания и займется!

И Стив занялся. Начал он с того, что в своем любимом ресторане первым делом влил в себя литр пива. Холодного, пенного...

Стало полегче. Вот мозга этот чиплендец! Казался таким мямлей! А смотри ж ты, как он лихо «близнецов» этих заманил! Качественный парень. Вот только рисковый слишком! Сазерленд несколько раз уже с жизнью прощался. А как он Марко раскатал?

От одной только мысли о Смотрящем Стив снова почувствовал жажду. Нет, тут уже пивом не поможешь. Он заказал себе водки. Как ни хорош виски, но водка стресс лучше снимает. Особенно холодная, со льда... Эх, хорошо проскользнула! Все-таки она лучше идет, когда ее сразу пьешь, по-варварски. Смаковать, отпивать по глоточку – это не для водки. Коньяк, виски да, вопросов нет, а водку... Водку лучше вот так, раз и все! Нет, не все, нужно еще рюмочку!

Фух как прошла! А как заморожена! Вот когда жизнь-то начинаешь чувствовать! Теперь, когда трехдневный срок больше не висит, можно и не торопиться. Крис, умница, развел старика! Да так удачно, что теперь можно забыть про многие проблемы. Особенно с Бульдозером и его идиотским...

Нет, ну каков чиплендец? Молодец парень. Да что молодец – гений!

Даже жалко будет расставаться с ним! А зачем расставаться? Они дружить будут! А что, приезжать друг к другу... Он к нему в Чипленд, Джордан сюда, в Хардсон-сити. А вообще зачем Крису куда-то уезжать? Пусть живет у него, Стива, дома. Все равно пустует... Он ему и фирму какую-нибудь купит, пусть работает себе потихоньку. Точно! Это идея! Ай да Сазерленд, оказывается, и ты можешь классные мысли выдавать!

Правильно, вот за это точно нужно выпить! И за такого замечательного друга, как Крис, нельзя не выпить!

Нет, хор-рошая водка у них в «Галактике»! И народ здесь... тоже хороший. Да и вообще жизнь штука хорошая! Вот и девчонки за тем столом... Они тоже хорошие...

Крис проснулся оттого, что его трясли.

– Стив, Стив, мерзавец, проснись! – услышал он приятный женский голос. – Боже, и надо же тебе было так напиться!

Джордан с трудом открыл глаза. Над ним склонилась умопомрачительная блондинка. Ее тяжелые платиновые волосы шлемом обрамляли хорошенькую головку. Прозрачный, почти ничего не скрывающий пеньюар вздымался на высокой груди, которая была как раз той формы, что так нравилась Крису. Он что, уже в раю? Наверное...

Хотя нет, там, наверное, стены так не качаются. И уж точно не мутит, как сейчас. Вот Снейк зараза, опять нажрался! Да что же это делается, вообще не спать, что ли? Вот угораздило же угодить в одно тело с алкашом!

– Стив! Посмотри же на меня! – не унималась блондинка. – Это же я, Джина! Ну, не узнаешь, что ли?

Крис, несмотря на свое состояние, с удовольствием окинул взглядом прелести Джины. Да, такое тело даже мертвого расшевелит! Вот только смотреть на нее в этой позе неудобно.

Только теперь он понял, что лежит на чем-то мягком. Интересно... Джордан попытался осмотреться, но ощутил резкую боль и откинулся на подушки.

Дьявольщина, даже глазами пошевелить сил нет!

– Стив, как тебе помочь? – вновь услышал он голос красавицы.

Крис попробовал открыть глаза. Боли на этот раз не было. И какая картинка, какие великолепные экземпляры! Нет, такую грудь действительно можно использовать как лекарство!

Подожди, все это хорошо, но ему пока что видна только верхняя часть тела склонившейся над ним красавицы. Хотя и это великолепно, но без остального шоу будет неполноценным! Наверняка и нижняя часть женщины соответствующая! Джордан решил во что бы то ни стало в этом убедиться. Он оказался прав. То, что открылось взору Криса, было прекрасным! Волшебным! Прелестным... Просто не верится, что существуют такие сказочные существа! Наверное, все это снится Сазерленду, а он подсматривает его сон! Но неужели и во сне может так тошнить? Или это не сон? Вот что, нужно дотронуться до этой... Джины, и тогда все станет ясно!

Джордан, подался вперед, но, видимо, переоценил свои силы – от резкого усилия его чуть не вырвало.

– Сейчас, милый, подожди! – Джина вышла.

Крис обессиленно упал на подушки. Подушки? Как хорошо, что они такие прохладные! Подожди, а что за подушки, У Стива он вроде таких не видел... И комната какая-то странная... Не понял! Где это он?

Джордан с трудом приподнял голову и огляделся. Стив, нуты гад! Напился, затащил куда-то и вырубился! И эта... Джина убежала. Воды бы хоть принесла!

Женщина как будто услышала его мольбу. Она быстро вошла в комнату. Полы пеньюара от ее энергичных движений распахивались, открывая взгляду Криса длинные ноги изумительной формы. Уж как плохо чувствовал себя Крис, но такие ножки он как истинный знаток женской красоты не оценить не мог

Джина несла в руке стакан с какой-то жидкостью. «Антистресс», – догадался Крис и приник губами к холодному стеклу. «И здесь хрусталь!» – подумал он и принялся жадными глотками пить целебную смесь, размышляя при этом, натуральная ли грудь у райской гурии, что лечит его, или этот шедевр вышел из-под скальпеля.

Кажется, у него есть шанс это проверить. Крис протянул руку и нежно коснулся тяжелой, мягкой и одновременно упругой окружности. Фантастика, они настоящие!

Джина удовлетворенно улыбнулась и, призывно глядя в глаза Крису, сбросила с плеч одеяние.....

Господи, да какой бальзам сравнится с такой терапией?

От Джины не ускользнула реакция Джордана, и она, удовлетворенно улыбаясь, приступила к следующему этапу восстановления...

Когда Стив проснулся, было уже за полдень. Ну конечно, этот бездельник Крис еще спит. А ему опять одному с головной болью мучиться! Расслабляться одному, а теперь и отдуваться так же? Хотя, нет, вчера наверняка оба страдали. Скорее всего, ночь была каторжной!

Сазерленд боялся шевельнуться, зная, что за этим последует. Но как-то вдруг – почему и как, он и сам не знал, – до него дошло, что голова, кажется, и не болит! Стив приподнялся. Где это он? А это кто? Смотри, волосы ну точь-в-точь как у Джины! Что?! Джина?!

Снейк обвел глазами знакомую обстановку спальни своей невесты. Как это он здесь оказался? Последнее, что Стив помнил, это то, как он перевернул вазу с цветами. Цветы? Но это было дома... У него дома, не здесь... Подожди, но и там их не должно быть... Как же они на столе появились? А-а, так это же его поклонницы налетели, надарили...

Господи, он же полный дом девиц набрал! Весь ресторан пригласил! Когда они в ресторане узнали его, Снейк всех их забрал к себе... Групповичок решил сообразить. Но если поехали, то где тогда все эти мартышки? Стив точно помнил, что договаривался с девчушками продолжить вечеринку у него в бассейне. Готовилась колоссальная оргия. И как он оказался здесь, если он точно помнит, как разбил вазу?.. Из натурального фарфора... Дома! У него дома! Но тогда почему он в постели Джины?

Чертовщина какая-то! Может, Крис знает?

– Не знает! – подал внутренний голос Джордан. – Ты когда, гад, пить бросишь?

– А-а, проснулся... – пробурчал Стив. – Сам виноват, не бросил бы вчера меня одного, я бы, может, и не напился. Я раньше вообще не пил. Так, только пивка немного. А вот как ты столько спать можешь? Вечер, ночь и полдня! А там такие обезьянки были! Одна была такая классная... Фигурка, как у модели! Глазки не отводила! Могли так порезвиться!

– Да, конечно! Расхрабрился! – остудил его Крис. – Если бы не Джина, которая полночи приводила меня... тебя... нас в норму, посмотрел бы я, как бы ты сейчас болтал!

– Джина? – вновь насторожился Сазерленд. – Это когда ты с ней познакомился? И как это мы здесь оказались...

– Да я откуда знаю! Просыпаюсь, башка трещит, Джина меня мерзавцем называет. Но зато пойла этого дала. «Антистресса». К жизни вернула... – Тут до Джордана дошло, что лучше не продолжать, но было поздно.

– К жизни, говоришь, вернула? – взвился Стив. – Я знаю, как она к жизни возвращает! У нее всегда один способ! Она на это мастерица!

– Ну, способ у нее не один! – попытался выйти из ситуации Крис, но добился лишь того, что Стив рассердился еще больше.

– Ну, конечно, не один! – со злостью подтвердил Сазерленд. – По принципу: секс – лучшее лекарство! В такие минуты она особенно изобретательна! Ох и сука...

– Ну чего ты разбушевался? – Джордан не знал, как уйти от щекотливой темы. – Сам во всем виноват! Кто меня... нас напоил? А Джина тут при чем? Она думала, что это ты, вот и лечила своего жениха! Кого винишь?

– Нет, ну класс! Спишь с моей невестой, а я не должен злиться? – Продолжал брюзжать Сазерленд. – А если я с твоей? Каково тебе будет?

– Да иди и... И делай что хочешь! – Крису уже порядком надоел этот разговор. – По крайней мере, не буду так бушевать.

– Ну да, ты хитрый, опять меня напоишь и сам кайф получишь! – не унимался Стив. Ему в это утро все не нравилось. – Такого хитреца я еще не встречал!

– Насколько мне помнится, ты меня сам сюда затащил, – огрызнулся Джордан.

Стив, ничего не говоря, посмотрел на Джину.

– Ладно, давай сваливать отсюда, пока она спит. А то опять с женитьбой приставать начнет. Такая стала зануда!

Стив тихонько соскользнул с кровати и, подобрав с пола одежду, поспешил к выходу. Уже у двери Крис обернулся и с сожалением посмотрел на спящую красавицу. Соблазнительное бедро, выглядывающее из-под покрывала, навеяло на него приятные воспоминания. Куда Стив спешит? Можно было бы задержаться... Хотя красновато-кофейное пятно над головой женщины не оставляло сомнения – сны Джины не предвещали им ничего хорошего...

В экраноплане напарники задумались. Что дальше? Этот вопрос стоял перед обоими. Было абсолютно понятно, что искать прибор все равно придется. Заслуги заслугами, а потерю товара никто прощать не собирается. Марко ясно дал понять, что по этому вопросу двух мнений не будет Но одно дело – понимать задачу и совсем другое – знать, как ее решить. Тут думать нужно.

– Раз ты, Крис, оказался у нас таким мыслителем, то тебе и карты в руки, давай предлагай, что делать дальше! – не выдержал Стив. Он вел «москит», неизвестно как оказавшийся возле дома Джины, по направлению к центру города, – Куда нам ехать?

Джордан от удивления не нашелся, что ответить. Ну дает! Легко сказать предлагай! Сам бродил неизвестно где, засунул куда-то этот треклятый чемодан, а Крис теперь предлагай ему. Нет, сам думай, куда тебя могло занести!

– Где еще ты мог спрятать прибор?

– Где-где! – Сазерленд уже просто слышать не мог этот вопрос. – Да везде! Хоть бы у той же Джины.

– Слушай, какая классная баба! – не удержался Крис. – Как ты мимо нее ходишь? Ума не приложу!

– Я тебе дам «классная»! Забудь о ней! – сердито проговорил Стив и, немного подумав, добавил: – Еще та стерва... Пора завязывать с ней.

– Ты знаешь, и я с Марией решил разорвать, – признался Крис. – Ну не то что-то в наших отношениях. Как бы это сказать... Души нет.

– Души? Какой души? Крис, о чем ты говоришь? – неожиданно засмеялся Сазерленд. – Может, раньше и была у кого-то душа. А сейчас душа осталась разве что у младенцев...

– Стив, а у меня есть идея, – сказал вдруг Крис, прерывая рассуждения своего напарника.

– Ну вот, я так и знал, – Сазерленд вздохнул. – Вот как о деле с тобой, так на душу переходишь, а как о душе, так идеи у тебя. – Он помолчал, ожидая, что Крис поделится идеей, и, не дождавшись, потребовал: – Так ты будешь говорить? Что придумал, идейный ты наш?

– Да не знаю... может, это слишком сумасшедшая идея? Но мне нравится! Я вот что подумал – а не поможет ли нам в поисках твой друг, инспектор Пирс?

– Пирс?! – Стив от удивления чуть не разбил экраноплан. – Ты случаем не перегрелся?

– А что, сыск в числе других методов предполагает и реконструкцию событий. Вот пусть и поможет своему новому собутыльнику восстановить память! – Джордан говорил, импровизируя на ходу. – Тем более что нампредстоит дать ответ на его предложение.

– Какое еще предложение? – удивился Стив. – Я не помню!

– Правда не помнишь? Он же просил помочь с «потерянными», – Крису что-то подсказывало, что он на верном пути. – Проблема-то для полиции серьезная...

– Ах да... – вспомнил роллерболист. Ну и идея! Полиция ничего сделать не может, а он что сделает? Чушь какая-то! И это в тот момент, когда на них висит долг перед Империей! Да-а, что-то сегодня его напарник не в ударе! Придумать такую глупость! – Это, конечно, будет намного проще, чем самим найти прибор!

– Не знаю, не знаю... Чем черт не шутит, может быть, одно поможет другому! Как думаешь? – пробормотал Джордан.

– Ты это серьезно?

Крис не ответил, но Стив понял, что он не шутит. Понял и задумался.

Странный этот Крис. Молчит, молчит, а потом такое отмочит, что не знаешь, что и сказать. То чистку у Марко затеет, то вдруг побежит камни собирать, а тут еще его, Стива, невестой попользовался. Вот жучила, говорит, приедем в Чипленд, Марию... Подожди, это случайно не та, что приходила в больницу? Красивая такая... Нет, если так, то... Ну конечно, разогнался! Когда еще в тот город попадешь! Да и что без этой Марии мало, что ли, девиц! Это Джордан для отмазки придумал!

Оттого, что он разгадал хитрость Криса, Стиву захотелось смеяться. Ну хитрец так хитрец! Но смех смехом, а старику он понравился. Еще бы! Целый заговор в один день разоблачил! Нет, Джордан, конечно, парень неглупый, а раз так, то можно и к Пирсу съездить, все равно других идей пока нет.

Так что у нас со временем? Нормально, не рано, но и До конца рабочего дня достаточно. Он набрал номер Пирса.

– Стив? – Пирс был явно обрадован. – Где ты пропадал? Мы искали тебя всю ночь!

– Меня? Вы? – удивился Сазерленд. – Я что, в розыске?

– Стив, веди машину, а говорить буду я! Ты с похмелья бываешь удивительно сообразителен! – Крис решил, что сегодня Сазерленд будет в запасных.

– Стив, шутки в сторону! – Дэвид был явно обеспокоен, – Как тебе удалось уцелеть этой ночью?

– Что значит уцелеть? – Джордан оторопел. О чем это инспектор? Что могло произойти такого... Или у Пирса есть свои информаторы в окружении Марко? Нет, тогда бы он сказал «уцелеть днем», а не «ночью»! Значит, что-то другое... – Дэвид, я ничего не знаю, расскажи толком.

– Опять провал в памяти или... – начал с иронией Пирс.

– Дэвид, да ты расскажешь или нет! – нетерпеливо перебил его Крис. – Я хочу знать, что произошло! И давай конкретику, без вступлений и предисловий!

– "Близнецы" напали на твой дом. И на квартиру тоже. – На лице Пирса появилось сочувствие. Настоящее или деланое, было пока не ясно. – Дом тебе придется отстраивать заново... Непонятно почему, но датчики не смогли своевременно обнаружить взрывчатку... Здание разрушено полностью! Но хуже всего, что множество трупов. В бассейне, в доме. Такое впечатление, что ты там прием устраивал. Как ты можешь это объяснить?

– Я! Объяснить? Мое жилье пустили на атомы, а ты требуешь, чтобы я тебе что-то объяснял?! – Сазерленд кипел гневом, что было вполне понятно. В Конфедерации, после нескольких столетий борьбы с терроризмом, все взрывчатые вещества были объявлены вне закона. Никто не мог появиться на улицах города со взрывчаткой, гранатой или миной, да и с прочими используемыми террористами средствами разрушения. Мгновенно бы сработали газоанализаторы и системы распознавания, размещенные на всех улицах городов, входящих в Конфедерацию, подняли бы на ноги всю полицию. – Как им это удалось?

– Выясняем! – Инспектор продолжал свой допрос. – Так как ты все же прокомментируешь случившееся? Как тебе удалось уцелеть?

Сазерленд немного смутился, но Крис не растерялся: – Да я у Джины ночевал. Можешь у нее спросить. Пирс понимающе кивнул головой.

– Стив, ну как ты умудряешься без конца навлекать на себя неприятности? – Дэвид покачал головой. – А потом так удачно выпутываться из них. Полон дом гостей, бабы голые, оргия в разгаре, а хозяина нет! Я уверен, что так все и было, как ты говоришь. Но, ты подумай, сколько людей остались бы живы, если бы я тебя направил в камеру? Сорок два человека! Только представь себе – сорок два трупа! Пойми, это уже невозможно утаить.

Видя, что Сазерленд молчит, Крис возмущенно заговорил: – Слушай, а от меня чего ты хочешь? Если считаешь, что я виновен, предъявляй обвинение! Если нет, то не доставай! Я же не виноват, что они никак не могут меня убить! Или тебе станет легче, если я погибну?

– Стив, пойми, я не обвиняю тебя... Я не говорю, что ты виноват в этих смертях! – Пирс понял, что перегнул и может остаться без информации. – Но как прекратить эти убийства? «Близнецы», если это они, идут на все, лишь бы до тебя добраться! Ох, Стив, ну что с тобой делать? Может, и правда посидишь? Немножко, пока все уляжется?

– Да ты чего? Охренел? – рявкнул Сазерленд, расстроенный гибелью людей. – Да меня в камере еще быстрее найдут! Или, может, ты меня за сыр в мышеловке принял? Так я тот сыр, который в горле застрянет! Если сначала пальцы не откусит!

– Какие еще пальцы? – удивился Пирс.

– Те самые. Те, что сыр в мышеловку кладут! Крис, раздосадованный несдержанностью Стива, выключил связь.

– Стив, какого черта ты влезаешь? Мне еще столько нужно было узнать!

– Да пошел ты! Они в моем доме людей взорвали! Не в твоем! И это я их пригласил! Я! А сам спрятался в постели Джины! Это ты понимаешь? Или у тебя в голове цифры одни? Схемы всякие? Посмотрел бы я на тебя, когда бы в твоем доме людей на щебень с потрохами распушили!

Крис хотел было обидеться на напарника, но быстро взял себя в руки. Сазерленд чересчур горяч, но сейчас его можно понять. Однако горевать особо некогда, так что придется ему брать руководство на себя.

– Стив, я уважаю твои чувства, извини, если я сделал тебе больно! – сказал Крис. – Но что толку от истерик! Людей не воскресишь. А дом застрахован. Так что соберись и думай! Думай, где этот прибор чертов. Быстро думай, пока и до нас не добрались!

– Да не знаю я, где этот проклятый прибор!!! Или ты до сих пор этого не понял? Кретин ты чертов! Не знаю! Не знаю! Не знаю! Сколько еще раз повторить, что я не знаю?!

– Ну тогда заткнись и не мешай мне... нам спасаться! – разозлился Джордан. – Набери номер Джины! И без вопросов, пожалуйста! Некогда, Стив, не время сейчас нам плюрализм в башке устраивать!

Стив, набирая номер, пробормотал: – А это еще что за хреновина? Прюризм какой-то придумал! И никто его не устраивает! Джину ему... Сам не знаешь, что тебе нужно, вот и мечешься! На, говори!

Блондинка включила коммуникатор не сразу. Она была еще в постели и выглядела очень соблазнительно.

– Стив! – Она широко раскрыла сонные глаза, – Опять смылся! Даже не...

– Джина, обстоятельства так сложились! – Крис не знал, как Стив с ней разговаривал, но и передавать слово Снейку не хотел, А тот уловил его заминку и растолковал ее по-своему.

– Ты! Кончай облизываться! Хотел говорить, говори о деле! А то, смотрю, у тебя уже слюни потекли! Хочешь говорить, говори по делу! – потребовал Сазерленд – У тебя всегда обстоятельства! – продолжала Джина. – Собрал вчера весь кабак у себя дома! Шлюх со всего города собрал! Такой свинарник устроили! Там теперь неделю выгребать мусор придется!

– Не придется! – рявкнул Крис, разозлившись, что ему не дают вставить слово. – Нет уже дома! Взорван!

– Как эго... изорван? – Джина на миг приподнялась, на экране коммуникатора появилась ее обнаженная грудь – Что, весь?

– Говорят, весь! Я еще там не был... – Джордан чуть было не добавил, что у него и желания нет побывать на развалинах, но сдержался. Кто знает, может, Стив как раз и захочет посмотреть, что осталось от его жилища. – Мне звонили из полиции... Сообщили, что много людей погибло. Так что, пойми, мне нужно было ехать!

– Скажи этой дуре, пусть сиськи подберет! – взорвался Стив. – Эта... тоже, выставилась!

– Она их не мне, а тебе, своему жениху, демонстрирует! И потом, хорошая грудь, между прочим. – Крис старался говорить спокойно, без эмоций. – И вообще, помолчи, пожалуйста, не мешай!

– Люди погибли? – ужаснулась Джина. – Много?

– Не знаю. Говорят, сорок два человека... – Крис печально качнул головой. – Слушай, честно говоря, я совершенно ничего не помню... Джина, скажи, а как ты там оказалась?

– Как это? Как я оказалась? – Красавица вскинула брови. – Да ты же сам официанту сказал, чтобы он мне позвонил и попросил приехать к тебе... Я тебя только потому и простила, что ты вспомнил обо мне среди всех этих шлюх. Конечно, мог бы и раньше меня позвать, но ты таков, каков есть!

– А что я просил передать тебе? – быстро спросил Джордан, чтобы не дать ей говорить и дальше на эту щекотливую тему. – Что конкретно тебе сказал официант?

Ответ невесты Стива был воистину странен.

– Он мне передал, что ты просишь меня приехать и увезти тебя к себе. – Джина села. – Ты потребовал, чтобы я приехала и срочно увезла тебя из этого бардака! Да, вот так точнее...

– Вот сука! – возмутился Сазерленд. Ему не понравилось, что обнаженная женщина держится так раскованно перед Крисом. А то, что она даже и не подозревает о его присутствии, в глазах Стива не служило ей оправданием. – Ну, бесстыжая, ты только посмотри на нее!

– Снейк, заткнись! Не мешай же информацию получать! – И Джордан, не давая Стиву опередить себя, заговорил снова. – Джина, еще раз. Значит, я послал официанта позвонить, чтобы ты приехала и увезла меня или чтобы просто приехала?

– Нет, приехала и забрала! Я сразу так и сделала! Стив, ты был такой свиньей! Все эти девки в бассейне, в доме, повсюду... Твое счастье, что ты был так пьян, что уже ни на что не годился. Если бы я тебя поймала с кем-нибудь... Но потом, у меня ты исправился! – Джина счастливо улыбнулась. – Ты был такой ласковый, как никогда!

Крис быстро, чтобы не дать Джине сказать еще что-нибудь, спросил: – А во сколько я позвонил? Ну не я, а этот официант.

– Не так чтобы поздно. В час, наверное.

– Джина, я обязан тебе жизнью! – Джордан ласково улыбнулся. – Сейчас тебе будет звонить инспектор Дэвид Пирс. Расскажи все как есть. И оденься, будь добра! Мне-то не привыкать видеть тебя во всем блеске, а вот бедняга инспектор работать не сможет.

– Как скажешь, Стив! – Джина тоже улыбнулась. – Ты сегодня очень милый! Просто не узнаю тебя! Крис выключил связь.

– Какой ты милый, какой ласковый! – язвительно передразнил невесту Снейк. – Сука бесстыжая!

– Ты мне мешаешь спасать твою же задницу! Как жаль, что нет такой кнопки, чтобы тебя выключить! – раздраженно сказал Джордан. Теперь можно было не стесняться. – Насколько проще было бы!

– А я вообще бы тебя и не включал! – парировал Стив. – Разве только...

– Ну, раз ты такой разговорчивый, тогда, – Крис не скрывал раздражения, – набери мне коммуникатор Марко!

Сазерленд хотел было еще что-то сказать, но, услышав последние слова Криса, чуть не поперхнулся.

– Что? Марко? Да я... Да я же его номера не знаю! – Стив сразу забыл о своем раздражении. – Ты вообще соображаешь, кому звонить собрался? Думаешь, если вчера все сошло, так и сегодня сойдет? Не боишься прогадать?

– Звони Бульдозеру. – Крис как будто не слышал, что ему говорит Стив. – Он соединит!

Сазерленд молча набрал номер. Появилось лицо Боба.

– Снейк? – Было заметно, что звонок Бульдозера не удивил. – Я думал, ты нам позвонишь раньше. Марко уже беспокоиться начал. Сейчас он к нам присоединится.

– Стив? – Марко был в хорошем настроении. – Как голова? Не болит?

– Хорошо, что она вообще уцелела! Другим, как ты, думаю, уже знаешь, повезло меньше, – сказал Крис, намекая на ночное событие. Он был уверен, что Симоне сообщили о взрыве. Иначе он не был бы Смотрящим. Но то, что он услышал вслед за этим от Марко, стало для него полной неожиданностью.

– Я все знаю, – сказал Симоне. – Это я приказал позвонить Джине, чтобы она тебя увезла.

– Ты?! – Крис даже не понял, чей это был вопль – его или Стива. – Ты сам звонил? Но почему, Марко, почему ты решил позвонить?

– Иначе ты выпил бы весь бассейн. Потому что уже все запасы спиртного приканчивать начал, – резко ответил Смотрящий. – Пора было тебя остановить. И вообще кончай с пьянкой! В нашем окружении это не принято. Спасибо скажи, что твое поведение вчера в комбинацию вписалось, а не то бы...

– Какую еще комбинацию? – удивился Джордан. – Ты вчера еще что-то сделал?

– А как же! – Марко продолжал все в том же резком тоне, – Твоей безопасностью занимался! Это ты у нас можешь отдыхать, а нам, скромным трудягам, отдыхать некогда. Нужно же было кому-то сделать так, чтобы «близнецы» охоту на тебя прекратили. Вот с помощью твоей очаровательной невесты мы и создали тебе алиби! А твой дом пришлось взорвать. Пусть «близнецы» думают, что прибор погиб вместе с домом.

– Что?! – воскликнул Крис. Мозг отказывался верить в услышанное. Все устроил сам Смотрящий?! Хорошо еще, что телом управляет он, а не Стив. Можно себе представить, как бы он отреагировал. – Ты?

– Я! И не перебивай1 Никогда мне не мешай! Я могу рассердиться и не договорить, но спрашивать буду так, словно ты все услышал! До конца все выслушай, вникни, а потом говорить будешь! – Смотрящий недовольно сдвинул брови. – Попозже, скажем через час, позвони мне... Я пока специально не вызывал спецов подслушки снимать, которые подлец этот, Дорнье, установил! Так вот, позвони и доложи, что во время взрыва погиб прибор. И про людей не забудь сказать.

Я тебя поругаю и наложу на тебя большой штраф. Деньги за дом и на штраф я уже перевел на счет Криса Джордана. Ведь ты, если я не ошибаюсь, и его наследник? Там же и премия для тебя... Вот так, мой дорогой. Вчера ты видел, что я умею наказывать за предательство, а сегодня – что умею благодарить за преданность. Ты помог мне, я помог тебе! Теперь они от тебя отстанут! И не бездельничай, не предавайся разгулу, прибор ищи! Понял?

– Да, конечно, я помню! – выдавил Джордан. Он был потрясен. С какой легкостью были убиты его гости! И только для того, чтобы спасти его, Криса-Стива? А может, чтоб ему не мешали искать прибор?

Найти бы эту треклятую железяку, отдать и уехать к чертовой матери подальше от всех этих заморочек! От Смотрящего и его заботы, от Бульдозера, «близнецов»... И от Сазерленда тоже! Уехать бы к себе в Чипленд, так ведь не дадут! Пока проблемы все не развяжешь, пока от имперцев и «близнецов» не отделаешься, покоя не будет! Но ключ ко всему – прибор! Найдется он, и Крис сможет уйти в тень, а там, может, они со Стивом разделятся...

– Марко, а что пленные? Что-нибудь есть от них? – спросил Джордан.

– Пока нет. Блокада очень сильная. Но мы работаем, – ответил Марко. Его голос потеплел, нотки неудовольствия исчезли. – Ладно, Стив, жду от тебя результата. И не забудь перезвонить мне. Пока подслушку снимать не буду, придется по чужим кабинетам ходить. Неприятно, зато канал к врагу оставим!

Связь прервалась.

Крис молча смотрел перед собой. Господи, куда же он попал?

Молчал и неугомонный Сазерленд. Он был ошарашен Сколько же человек заплатили своими жизнями, чтобы «близнецы» прекратили охоту на него? Все эти люди с их радостями, горестями, надеждами в один миг превратились в груду мертвых тел. И это он, Стив, привел, заманил их в эту страшную ловушку. И не важно, что ни Крис, ни Снейк не предполагали, что задумал Смотрящий Империи. Важно, что их собственная безопасность куплена такой страшной ценой. Ценой жизни ни в чем не повинных людей!

Джордан наконец очнулся. Только теперь он до конца понял, в какую страшную игру ввязался. Ему, далекому от жизни «по понятиям», рассказы об Империи казались прежде детскими страшилками. А опасения Стива, как ему казалось, отражали просто неуверенность напарника в собственном интеллекте. И свое общение с авторитетами Крис воспринимал как некую интеллектуальную игру. И только теперь картина предстала перед его мысленным взором во всей своей страшной полноте. Теперь он понимает, от какой пропасти отгораживал его Стив. И как он был несправедлив к нему. Считал его тупым трусом, а сам оказался слепым болваном.

– Извини! – сказал он Стиву.

– Что? – Сазерленд, погруженный в свои переживания, его не понял. – Прости, – сказал он. – Я задумался и не расслышал.

– Я говорю, извини, ты был прав в оценке этих упырей! Это не люди, это...

– А я чем лучше? Это ведь я людей привел на бойню! – Стив был в отчаянии. – Чертова пьянка! Зачем я их всех собрал!

– Ты не виноват, ты хотел праздника! – Крис не утешал, он действительно считал, что Стив не виноват. – Ты хотел, чтобы люди разделили с тобой твою радость. Кто мог подумать, что эти сволочи так поступят? И не нас они спасали, лицемеры, а свой прибор! Чтобы не за нами, за ним охоту прекратили!

– Гады! Взорвать бы их самих! – Снейк и впрямь готов был это сделать...

– Ну и чего ты этим добьешься? – возразил Джордан – На их место придут другие Этим не поможешь' – Что же ты предлагаешь? – зло спросил Сазерленд. – Заткнуться и продолжать работать на них? Продолжать возить их контрабанду? Искать прибор, которым они, может быть, калечат людей? Убивать, кого прикажут?

– Не знаю, Стив Не знаю, – Крис помолчал – Но знаю, что все равно что-нибудь придумаю! А сейчас звони Симоне и сообщай о взрыве.

– Я? Ты хочешь, чтобы звонил я? – удивился Снейк.

– Да, у тебя это выйдет убедительнее!

ГЛАВА 14

На стуле сидел здоровенный темноволосый парень. Его красные исцарапанные кулаки лежали на мощных коленях. Вида парень был самого затрапезного; во взлохмаченных волосах виднелись приставшие травинки, одежда, грязная и измятая, свидетельствовала о том, что ее хозяин, очевидно, провел не одну ночь где-нибудь в сарае или под открытым небом.

Глаза парня смотрели с явным сочувствием на сидевшую напротив него в кресле пожилую женщину, которая, не в пример ему, являла собой образен опрятности и даже некоей элегантности, какой отличаются некоторые пожилые дамы, не позволяющие себе выйти из дома без аккуратной прически и маникюра. Единственное, что портило этот образ, были струящиеся по щекам слезы и страдальчески переплетенные пальцы рук.

Чуть поодаль, так, чтобы успеть при необходимости вмешаться, сидел полицейский. Он тоже был молод, хотя и постарше парня. Полицейский был вооружен парализатором, который с недоумением вертел в своих сильных руках. Было видно, что он не очень понимает, зачем здесь находится.

Крис-Стив повернул удивленное лицо к инспектору Пирсу.

– Кто эти люди? – Крис ткнул пальцем в дисплей, -

И зачем ты мне это показываешь?

Они сидели в комнате по соседству с той, где находилась странная троица, и наблюдали за происходящим через большой дисплей коммуникатора. Третьим наблюдающим был Лоренцо Джалли, известный специалист по проблемам памяти. Насколько он был известен, ни Крис, ни Стив не знали, но так его представил Дэвид Он с трудом затащил Криса-Стива в свой участок. – Стив, тебе следует взглянуть на это! – сказал он, и вот теперь они сидели и наблюдали эту тягостную сцену.

– Этот парень, – Пирс кивнул на экран, – один из тех, кого с твоей легкой руки стали звать «потерянными». Его нашли в парке. Он пытался ограбить продавца хот-догов. Есть хотел. Разбросал патрульных, как тряпичных кукол! Пришлось всадить ему парализующий заряд, только тогда смогли взять. Как зовут, кто он, что делает в парке, как там оказался и когда – ничего не помнит. По отпечаткам опознан как Оскар Кос. Нашли его мать, ты наблюдаешь за их встречей.

Теперь сам видишь, каково это – полностью потерять память Наверное, нет необходимости говорить, что матрицы у него нет!

– Мать он не узнает, но видно, что страдания женщины, которая обращается к нему как к сыну, вызвали какой-то отклик в его душе, – продолжал комментировать происходящее инспектор. – Обычно этого не происходит. То есть происходит, но намного слабее, по-другому. Этот парень вообще отличается от всех остальных...

Об эмоциях людей, за которыми они наблюдали. Крис мог судить только визуально, традиционным способом. Камера и дисплей не позволяли видеть пятна. Зато пятна Пирса и Джалли были видны хорошо И если у Дэвида явственно читалось сопереживание, желание помочь и горечь от понимания своего бессилия, то у специалиста по проблемам памяти пятно было почти полностью сине-зеленым. Было похоже, что, кроме чистой науки, его больше ничто не интересует, доктор бесстрастно наблюдал за поведением обоих несчастных и что-то фиксировал в своем коммуникаторе.

– Стандартная реакция «потерянных», наблюдаемая при встрече со своими родственниками, – продолжал свои объяснения Дэвид, не оставляя попыток втянуть Криса-Стива в свои проблемы, – это отчуждение, безразличие... даже некоторая угнетенность при виде чужих переживаний. Чужая забота их тяготит, они стремятся поскорее освободиться, уйти от не узнанных ими родственников и опекунов, которые им навязываются. Некоторые «потерянные» впадают в агрессию, по этой причине при встречах с родственниками присутствует полицейский. Видимо, не выдерживает психика.

– И что, такие встречи кому-нибудь помогают? – спросил Крис.

– Пока еще нет! – Пирс грустно покачал головой.

– Тогда зачем вы их мучаете? – Крис чувствовал, что начинает злиться. Сцена, которую он наблюдал, действовала на него угнетающе. И вообще непонятно, что он здесь делает. – А я – то вам зачем понадобился?

– Инспектор Пирс пригласил вас по моей просьбе! – вдруг подал голос Джалли. – Я, познакомившись с вашим случаем, предположил, что вы могли бы поговорить с нашими больными, подсказать им что-то. А может, и они вам что-то расскажут? То, чего нам не говорят.

– А вы у них спросили? У «потерянных»? – закричал Крис. – Судя по тому, что я услышал от Дэвида, они не очень хорошо реагируют на любые контакты! А главное, почему вы считаете, что я буду этим заниматься?

– Стив, неужели ты уйдешь и даже не попытаешься хоть что-то сделать? – воскликнул инспектор Пирс. – Хотя бы поговорить? Понимаешь, очень важно, чтобы они хоть что-нибудь вспомнили! По показаниям родственников, все «потерянные» исчезли из семей и своих домов примерно в одно и то же время. Это было в прошлом месяце, в течение одной недели. А потом стали находиться, но в таком вот состоянии. В разных концах города, но, обрати внимание, все примерно в одной возрастной группе и все в одно время... Нужно найти, кто с ними это сделал. Такое нельзя оставить безнаказанным. Пойми, Стив, нельзя!

Джордан посмотрел на Джалли, но тот опять повернулся к дисплею. И никаких эмоций. Только интерес, любопытство... И ожидание...

Крис вновь взглянул на экран. Парень, которого Пирс назвал Оскаром Косом, отнял руки от лица. Джордан увидел, что это совсем еще молодой человек, не более двадцати двух – двадцати трех лет. Простое, открытое лицо, мокрое от слез... Грязные разводы придавали ему совсем еще детское выражение. И зачем тебе, Крису, к твоим проблемам еще и этот замарашка?

– Давай попробуем! – неожиданно для себя сказал он. – Только пусть ему дадут помыться, одежду подберут. Подожди, а мыться-то он умеет?

– Они сохраняют все навыки, вплоть до профессиональных. Уничтожена только личностная память. Как, впрочем, было и в вашем случае, – пояснил Джалли. – Когда вы пришли в себя в реанимационной...

– Ну, у меня совсем другая история! – возразил Крис, – Я-то никуда не пропадал!

– Я же говорил Лоренцо, что ты не откажешься помочь! – от радости Пирс вскочил. – Сейчас его приведут в порядок.

Пока парня приводили в порядок, Крис сидел и вспоминал, что он чувствовал в те дни, когда ему еще не наложили матрицу. Отчаяние. Пустоту. Доводящее до безумия ощущение, что забыл что-то и вот-вот должен вспомнить. Но оно, вот это самое, никак не вспоминается. И это мучает, лишает веры в себя. Потом беспомощность и страх, что это состояние никогда не кончится. Надежду, что это все ему снится. И тоску. Неизбывную тоску. Одиночество. Каждый предмет знаком, он знает, как им пользоваться, но видит как будто бы впервые! И ожидание. Постоянное ожидание. Ожидание неизвестно чего, кого...

Но с ним-то ладно, он хоть в больнице пришел в себя, уход и заботу с первой же минуты ощущал... А этот бедняга с голоду на сосиски налетел. Ночевал где придется, хорошо хоть ночи пока не очень холодные.

Крис взглянул на досье, выведенное на дисплей. Не такой он молодой, как кажется. Двадцать пять будет через месяц. Школа, колледж. Два года подготовки резервистов. Военная специальность – водитель бронированного экраноплана. После армии работал водителем тяжелого грузовика. Вот и вся нехитрая биография.

Крис задумался. О чем он может с ним говорить? О том, что тот забыл? Смешно. Как можно рассказать о том, чего не помнишь? Он ведь не знает, чего именно он не помнит... Только мучить его вопросами... Зачем? Так он все равно ничего не вспомнит. А может...

– Скажите, доктор Джалли, – обратился он к эксперту, – а вы не пробовали им картинки показывать, ну там, фильмы разные?..

– Мне нравится ход ваших мыслей, но вынужден вас разочаровать, – с одобрительной улыбкой ответил врач. – Показывали, но безрезультатно. Только функциональные реакции. Но лично я считаю это наиболее перспективным направлением. Правда, есть опасность, что навязчивым повторением одних и тех же образов, пусть и различных визуально, можно создать у пациента наведенную память, которую он будет ощущать как реальную.

– Крис, – неожиданно раздался голос Стива, – забирай парня и поехали! Где-нибудь что-нибудь знакомое увидит, может зацепиться за это! А тут он только клинится на своей проблеме!

Крис задумался. А что, это идея! Парень, по всему, неплохой. Жаль его. А вдруг что-то и получится. Он изложил предложение Стива доктору Джалли. Тот задумался. Над его головой замелькали цветовые вспышки. Какие переливы интересные! Вот где эмоции забродили!

– А вы знаете, я поддержу вас! – неожиданно сказал доктор. Неожиданно потому, что эмоции у него были отнюдь не одобрительные. Скорее даже наоборот.

После недолгого колебания согласился и Пирс. Все равно у них не было оснований задерживать Коса. За хот-дог?

Так у Криса и Стива появился еще один собрат с проблемой личности. Вот только если у них было две личности на одного, то у Оскара ее вообще не было...

Прошло два дня. Крис-Стив мотался по всем мыслимым и немыслимым местам, где мог, как ему казалось, побывать в те две недели, что выпали из его памяти. Это было непросто. Оба – и Джордан, и Сазерленд – не сомневались в том, что находятся под неусыпным оком Империи. Да и «близнецы» не до такой степени наивные люди, чтобы вот так сразу поверить, что то, за чем они охотились, погибло в одночасье. Но поскольку ни одно доброе дело не пропадает даром, то и проявленное ими внимание к потерявшему себя человеку не осталось безрезультатным. Стало намного легче маскировать свои действия: они просто возят Оскара по всему городу, следуя своей методике!

Теперь не нужно было придумывать, почему он едет туда иди сюда – экскурсия! Рассказывая Косу обо всем, что попадалось на глаза, Сазерленд параллельно занимался поисками. Ко всему прочему, Кос оказался на удивление способным парнем. Он доверчиво принял новую методику и с готовностью сопровождал своего новоявленного доктора, куда бы тот ни отправлялся.

Крис, понимая, что парню нужно время для адаптации, старался не докучать подопечному разговорами. Он частенько отходил в сторону и, передав контроль Стиву, с удивлением наблюдал, как быстро тот нашел подход к парню. Снейк не давал Косу скучать или уходить в себя. Они вместе обедали, вместе выбирали маршрут очередного поиска, при этом Стив умудрялся все так обставить, что казалось, будто выбор сделал беспамятный Оскар, а не стремящийся избавиться от опеки игрок. Дело дошло до того, что Сазерленд отважился передать Оскару штурвал своего «москита». Он даже Крису не доверял свою машину, но стоило Косу признаться, что он хотел бы попробовать порулить, что ему кажется, он знает, как это делать, как Стив тут же отдал ему джойстик.

Оскар уверенно взялся за штурвал и через секунду тронулся с места. А потом пошел так ровно, что и сам Сазерленд не сделал бы лучше! Правда, парень признался позже, что ему тесновато в «моските». Крис отнес это на счет богатырского сложения парня, но Стив возразил. Он объяснял это тем, что Кос привык к грузовику и маленький спортивный экраноплан казался водителю просто игрушкой.

Джордан, все это время наблюдавший за эмоциональным фоном парня, не уставал удивляться ровности его реакций. Удивление – вот что царило в душе Оскара. Все эмоции, от радости и до возмущения, рисовались на пятне над его головой на фоне понятных сине-зеленых разводов. Казалось, Кос удивляется всему, что происходит вокруг него. Впрочем, Крис считал это естественным. Странно было бы, если б было по-другому

Следующим местом, где Оскар их удивил, был тир. Стив в свое время увлекался стрельбой, и они решили заглянуть и туда. Чем черт не шутит, может, мечущийся в поисках тайника Сазерленд забрел в тир? Что ж, посмотреть не мешает.

Поздоровавшись с хозяином тира, старым приятелем и к тому же поклонником «Скорпионов», Сазерленд завел с ним долгий разговор. О чем они только ни говорили – и о чудесном воскрешении Снейка, и о запомнившихся подробностях матчей, и конечно же о недавнем взрыве. Но как Стив ни старался выпытать у хозяина что-нибудь стоящее, ничего такого он не узнал. Выяснилось только, что в последний месяц он в тир не заходил.

Что же, еще одна неудача... Снейк уже стал к ним привыкать. И это плохо...

А вот Оскар нашел, что обстановка в тире ему очень знакома. Чуткий Сазерленд тут же предложил ему пострелять. Кос недоверчиво, с некоторым трепетом взял в руки тренировочный импульсник. В его огромных лапах оружие казалось игрушечным. Он недоуменно повертел его в руках и вдруг легко, как будто в его руке было не оружие, а зубочистка, поднял руку и, не задерживаясь на прицеливание, открыл стрельбу.

Писк генератора и свист выстрелов слились в одну короткую мелодию. Когда Оскар опустил руку и мелодия оборвалась, на дисплее высветились одни нули! Все находившиеся в тире повернулись к ним и замерли, недоверчиво глядя на стрелка. Двадцать зарядов – и все в нулевую отметку! Невероятно. Такое могли только роботы! Но применение боевых роботов запретили еще столетие назад! Да и без этого ясно, что Оскар не робот! Пирс со своей аппаратурой выявил бы это в течение нескольких минут и поднял бы такой тарарам, что весь город уже знал бы, что полиция робота вычислила.

– Да это аппаратура сбой дала! – послышались завистливые возгласы. – Это ошибка техники!

– Прекрасный результат! Попробуй еще раз! – предложил улыбающийся Стив.

Довольный успехами подопечного, он протянул Оскару свежую батарею. Тот легко, словно занимался этим всю жизнь, сменил аккумулятор и, не поднимая руку от бедра, провел серию выстрелов. Невероятно. Отклонение одна сотая! Но так же не бывает! Лучшие стрелки могли только мечтать о таком результате! Если раз или два за всю карьеру стрелка они выдавали такой результат, то память об этом событии хранили всю жизнь и рассказывали детям как легенду. А тут дважды подряд – и кто? Какой-то водитель грузовика с подготовкой резервиста! По тиру прошел удивленный гул. Уж на что стрелки народ немногословный и сдержанный, но тут их как прорвало.

– Слушай, парень, ты где этому научился? – спросил один из них. Его мощный «гатлингмант» тяжелым прикладом покоился на плече, а ствол был направлен к земле. Силовые пластиковые дуги опорника были отстегнуты от специального жилета и болтались нелепым придатком. Стив всегда удивлялся, как такое мощное оружие может иметь столь безобидный вид. – Может, попробуешь из моей игрушки? Это тебе не «свисток»!

– "Мант" хорошее оружие! – сказал Оскар и громко, на весь зал спросил: – Можно?

Он протянул руку. Владелец «манта», с иронией поглядывая на Коса, качнул плечом, на котором лежал «мант». Сам, мол, снимай! Оскар протянул руку и легко, словно простой импульсник, взял тяжелый лучемет. Он деловито перешел в ту часть зала, где стреляли из боевого оружия, привычно проверил подачу энергии и, сняв с предохранителя, открыл стрельбу.

Косу даже не пришло в голову приложить тяжелое оружие к плечу, не говоря уже о том, чтобы надеть на себя опорник, как это делают при стрельбе из «манта». Лучи из шести разгонных стволов слились в единый поток. Лавина энергии направлялась столь твердой рукой, что, казалось, световой поток, бьющий в самый центр мишени, не сдвигается ни на миллиметр.

Привыкшие к тому, что «гатлинг» применяется для неприцельной, веерной стрельбы, присутствующие впервые видели столь удивительное применение этого не почитаемого снайперами оружия. Раскрыв рот, они молча наблюдали, как or корабельной, применяемой на космических броненосцах стали отлетают малиновые светящиеся капли расплавленного металла. Наконец основа стенда не выдержала. Прочнейший сплав не устоял под напором высокотемпературного энергетического потока и рухнул!

Луч, пробив стену за плитой, превратил ее в пыль и ударил в косогор за тиром. Слава богу, что за тиром оказался этот холм, который и принял в себя остаточный выброс «гатлингаманта». Кос отпустил гашетку. Он растерянно, при общем молчании, посмотрел на разрушенную стену, потом на шестиствольник. Хозяин оружия осторожно вынул его из рук растерявшегося гиганта и посмотрел на индикатор батареи.

– Черт возьми, парень, ты останавливаться умеешь? – спросил он. Указатель заряда был на нуле. Оскар расстроенно посмотрел на свои руки.

– Ерунда, это производитель плит виноват, брак подсунул! – немедленно вступился за своего подопечного Стив, – Пошли, Оскар.

Они сели в «москит» и молча отъехали от тира. Кос сидел все с тем же виноватым видом и молчал.

– Оскар, все в порядке! – Стив решил не давать парню уйти в себя. – Ты классно стрелял! Эти придурки, что годами тратят заряды только для того, чтобы научиться попадать в мишень, чуть не полопались от зависти. Теперь они– начнут говорить, что ты киборг, что человек так стрелять не может. Послушай, а может, нужно было врезать кому-нибудь пинка? Пусть бы убедились, что ты такой же, как все...

А Крис в это время усиленно думал. Как понимать все эти умения Коса? Ведь в его досье отмечена только резервистская подготовка! Но в нее не входит обучение снайперскому искусству! А у Оскара явные навыки бойца спец-подразделений. Стив еще вчера обратил внимание Криса на походку Оскара. Так ходят только мастера единоборств. При тех габаритах, что были у Коса, двигался он удивительно легко. Как бы едва касаясь земли. У Стива тоже такая походка, но он мастер Ближнего, Среднего и Дальнего Боя! Нужно будет проверить парня в спортзале. Вот только как тогда совместить данные в деле Оскара с тем, что он на самом деле собой представляет?

– А может, применить сексотерапию? – выпалил Стив и осекся. Ну, все, сейчас этот зануда Крис начнет его жизни учить!

Но Джордан отнесся к предложению Сазерленда одобрительно.

– Снейк, а что, может, ты и прав! Даже скорее всего прав! – Голос Криса звучал весело. – По крайней мере, хуже от этого не будет. Может, секс его разбудит! Уж этого-то Пирс точно не применял!

Стив, довольный тем, что хоть в чем-то опередил задаваку Криса, быстро набрал номер Клаудии Бриаторе. Он знал ее давно и не раз пользовался услугами этой очаровательной женщины и ее подружек. Если нужно было устроить вечеринку или встретить друзей, приехавших издалека, то лучшей помощницы, чем Клаудия, не найдешь. Веселые и доброжелательные девушки Бриаторе могли служить примером утонченности и воспитанности. К ним не стыдно было привести самых капризных и взыскательных ценителей женской красоты. При этом Клаудия с удивительным мастерством устраивала так, что и гости относились к ее девочкам с достаточным уважением и тактом. И еще одно всегда удавалось очаровательной хозяйке: при распределении девиц она сама доставалась только самому Сазерленду. Иными словами, Снейк был ее любимцем, и для него она была готова на все!

Сазерленд видел хитрости Клаудии, но никогда не мешал ей делать так, как она хочет. Чуткая и нежная, она всегда понимала настроение Стива, в любой момент точно знала, что на этот раз нужно ее любимцу. Сазерленд несколько раз, воспользовавшись случаем, уединялся с другими девицами, но, разочарованный, неизменно возвращался к Клаудии. С ней было интереснее и уютнее... Душевнее!

Стив позвонил своей верной подружке и предупредил, что скоро приедет с товарищем. И намекнул, стараясь сделать это так, чтобы не смущать Оскара, что его напарнику нужна деликатная и чуткая партнерша.

– Не волнуйся! Все будет как надо, Змей ты мой – искуситель. – Красавица Бриаторе посмотрела с экрана коммуникатора на Оскара, не понимающего того, что происходит, и засмеялась своим волшебным грудным смехом – Такого красавчика мы не оставим без присмотра! Приезжайте, ждем!

Клаудия встретила гостей в просторном холле.

– Стив, где ты нашел такого большого и видного парня? Мои девочки будут в восторге! Они его просто не отпустят отсюда! – Клаудия говорила, не отрывая восхищенного взгляда от Оскара. – Почему он так молчалив? Представь же нас!

– Ты так напористо взялась, что за тобой не угонишься! – со смехом сказал Сазерленд и представил Коса как своего коллегу, будущего игрока.

Бриаторе, приветливо улыбаясь, пригласила гостей во внутренние покои. Судя по выражению лица Оскара, он, наверное, никогда не бывал в таких роскошных апартаментах, и ему все здесь нравилось: и уют, и роскошная простота, достигнутая мастерством дизайнера, и главное, красивая и обаятельная хозяйка.

– Стив, я на тебя обижена! – Клаудия кокетливо надула губки. – Ты так давно не был у нас! Хотя за такого гостя мои девочки тебя с удовольствием простят! Для них это будет большой сюрприз! Они сейчас в нашем бассейне...

Женщина, словно вспомнив что-то, резко повернулась к Сазерленду: – Ой, что это я все говорю и говорю! – улыбка Клаудии стала еще шире, ее изумрудные глаза под шапкой густых каштановых волос сияли. – Стив, знаешь, как мы все переделали! Там так стало красиво! Пойдемте, я вам покажу наш новый бассейн!

Клаудия, не дожидаясь ответа, подхватила гостей под руки и повела к светлеющему в дальнем конце холла входу в бассейн. Большой, в форме банана искусственный водоем с баром в центральной части внутренней дуги был заполнен прозрачной водой. Она казалась разноцветной из-за устилавшей дно мозаичной плитки. Рисунок на дне был подобран так, что создавалась полная иллюзия, будто ты находишься на берегу океанской лагуны. А для завершения картины в воде плескались несколько девушек в элегантных, без какого-либо намека на вульгарные бикини, купальниках.

Завидев посетителей, они приветливо замахали руками. Стив посмотрел на Коса. Чувствовалось, что парень смущен, но сила естественных мужских реакций при таком великолепии, что предстало перед ним, должна была взять свое.

– Оскар, нам со Стивом нужно кое-что обсудить! – Очаровательная и тактичная Клаудия доверительно положила руку на выпуклый бицепс гиганта. – А ты пока поплавай с моими девочками! Вон та блондинка в синем купальнике – это Пегги. В кофейном – Мег, а в черном – Лиз. Да они и сами с тобой познакомятся.

Клаудия посмотрела на экипировку парня и улыбнулась: – Если тебе нужны плавательные принадлежности, то пройди в душевую, там стоит процессор, он запрограммирован на новейшие модели... Вот только не знаю, способен ли он просканировать такую большую модель... Ну, не страшно, здесь можно и без условностей... У нас здесь очень доброжелательная обстановка, так что не стесняйся...

Хозяйка подошла к краю бассейна.

– Девочки! – позвала она. – Смотрите не давайте скучать нашему гостю!

Она подошла к Стиву и заглянула ему в глаза.

– Что-то ты напряжен, друг мой! Пойдем-ка в массажную, я над тобой поработаю.

Пятно над головой Клаудии светилось странным сочетанием холодного фиолетового – знания и яркого золотистого – дружелюбия. Вообще Стива и Клаудию связывали довольно странные отношения. Нельзя сказать, чтобы в них не было секса. Конечно, эта высшая форма любви присутствовала почти при всех их встречах, как же без этого? Но это был скорее физиологический акт, чем результат душевной потребности. Чисто дружеские чувства все больше и больше преобладали над физиологией. Сазерленд задумываться над этим не удосуживался, пусть все идет, как идет. Клаудии же казалось, что это уже начало старения. И потому, пытаясь доказать самой себе, что это не так, она старалась закончить каждую встречу умопомрачительной близостью.

Стив и сегодня был не против качественного секса, но его смущал Джордан. И, не желая себе в этом признаваться, Снейк искал способ избежать постельных упражнений. Не зная, как к этому отнесется Клаудия, Сазерленд взглянул на пятно красавицы и почти с облегчением убедился, что и у Бриаторе на уме другое... По крайней мере, пока...

Сазерленд быстро сбросил одежду и проследовал за идущей впереди очаровательной женщиной. Глядя, как плавно покачиваются ее бедра, он подумал, не поторопился ли с решением не заниматься сегодня сексом. Ладно, пусть она поработает над его мышцами, а потом посмотрим...

Нужно отдать должное Клаудии, массаж она делала великолепно. Чуткие сильные пальцы, мощная и при этом добрая энергетика, прекрасное понимание каждого физиологического процесса превращали эту, в общем-то, традиционную процедуру в нечто восхитительное и незабываемое. Сазерленд, имевший возможность испытать способности множества самых титулованных и известных мастеров, неизменно приходил к выводу, что лучше Бриаторе ему никто не подходит. Даже клубные массажисты «Скорпионов» уступали ей. Видимо, было у этой феерической женщины какое-то потаенное, недоступное для других знание.

Массажная у Бриаторе была знатная, под стать всему остальному. Высокий, подогреваемый изнутри специальный стол-трансфер мер помогал растянуть позвоночник пациента и снять напряжение суставов. Аромат-процессор генерировал благовония, помогающие создать у него соответствующее настроение, а специальные наборы кремов и втираний так размягчали кожу, что человеку казалось – он молодеет с каждой минутой, что находится здесь. Немало мужчин, преждевременно ставших беспомощными старцами, восстановили здесь свои силы. И подтверждение этому можно было получить тут же при помощи плещущихся в бассейне русалок...

Стив удобно устроился на столе и замер в предвкушенииудовольствия от процедуры. Господи, почему же он раньше сюда не пришел? Клаудия набрала его код настройки, поверхность под Сазерлендом задрожала и стала менять форму. Наконец оптимальная форма была найдена, и нежные пальцы начали прогревочный цикл. Стив почувствовал знакомую ему приятную расслабленность. Чарующая негромкая музыка, лившаяся со всех сторон, гармонично дополняла обстановку неги и уюта. К Сазерленду незаметно подкралась дрема. Он уже почти заснул, когда мягко журчавший голос Клаудии, которая рассказывала о своих старых и новых девочках и их клиентах, вдруг сказал: – Да, совсем запамятовала! Ты будешь забирать свой чемоданчик? Тот, что тогда оставил? Черный такой... Что ты так сразу напрягся? Нет, он мне совсем не мешает... Стив, не вставай! – Увидев, что Стив, не слушая ее, поднимается, Клаудия посетовала: – Ну, вот! Вся моя работа насмарку! Лучше бы я перед твоим уходом сказала!

А Сазерленд был на грани помешательства, как, впрочем, и Джордан. Неужели все оказалось так просто? Нет, лучше пока не верить, а то пережить такое разочарование напарники будут не в силах!

– Покажи, где он! – севшим от волнения голосом попросил Стив.

Клаудия, увидев его состояние, молча провела его в свою комнату. Он, как был обнаженный, так и последовал за ней. Обвел глазами знакомую обстановку. Затем нетерпеливо посмотрел на Клаудию. Она наклонилась и вытащила из шкафа знакомый Стиву чемоданчик. Боже, неужели все так просто? Неужели кончилось? Все мучения, все проблемы...

– Стив, не пори горячку! – услышал он голос Криса. – Пусть Клаудия положит все на место!

– Ты с ума сошел! – возмутился Стив. – Нужно побыстрее отдать прибор Симоне, и дело с концом!

– Чтобы опять они... Ты видел Оскара? Видел? – Джордан говорил торопливо, сбивчиво, спеша высказать обуревавшие его мысли. – А где гарантия, не этим ли чертовым прибором и делались эти гадости? Ты гениально спрятал его у проститутки, пусть он у нее и лежит.

– Крис, ты сумасшедший! – Сазерленду казалось, что Джордан просто не понимает, о чем он говорит и к каким последствиям это может привести. – Это война Понимаешь? Война с Империей! Ты же видел, что бывает...

– Видел! – Крис тоже нервничал, и это мешало ему говорить убедительно. – Видел «потерянных», слышал о взрыве. Как хочешь, но прибор я им не отдам. И вспомни о том нашем разговоре, после взрыва! Или ты уже все забыл?

– Ничего я не забыл! – Сазерленд в душе был согласен с Джорданом, но вот как это сделать? – Я все помню, но и ты не забывай, что нас всего... один! Я... Мы... против всей Импери. Да это смешно!

– Нет, Стив, послушай меня, мы сможем... Мы победим! – Крис уже сделал выбор, и теперь оставалось лишь убедить в своей правоте Стива. – Нужна осторожность – и все будет нормально! Никто ни о чем не должен знать! Клаудия тебя не предаст, да и никому в голову не придет у нее спрашивать! Оскар тоже будет с нами, ты сумел привязать его к себе, да так, что я просто удивляюсь! Его мы предупредим, но потом!

И еще! Не забывай про постоянную слежку! Я уверен, что и этот визит не остался в тайне от соглядатаев! Подозреваю, что в нашей одежде тоже есть подслушка. Так что, как только оденемся, ни слова о приборе! Пока не переоденемся...

– Оставить здесь товар – дополнительный риск. Нет, на такое я не пойду и Клаудию не подставлю! – запротестовал Сазерленд. – Она и так долго подвергалась смертельной опасности. Хватит, что столько людей из-за меня погибли. Давай лучше так Пусть наш Оскар вечером снова вернется сюда и перевезет прибор к своей матери.

– Нет, тогда не к матери, а к... да ко мне в Чипленд! – Крис чуть не сорвался на крик. – Точно, в Чипленд!

– Ты думаешь, там не побывали люди Марко? – съязвил Сазерленд. – Да ты наивнее, чем я думал! Нужно туда прятать, где никто искать не будет.

– Или там, где они уже искали, – возразил Джордан. – Не думай, что ты один такой сообразительный! В Чипленде у меня тоже есть местечко, о котором никто не знает.

– Стив, что с тобой? – раздался взволнованный голос Клаудии. – Ты никак заснул?

– Нет, Клаудия я думаю – Крис усадил ее на кровать – Обстоятельства изменились. Я сейчас уеду. Прости, так нужно! Это очень важно! Настолько, что моя, твоя и многие другие жизни зависят от того, как четко мы все сделаем И, главное, нельзя, чтобы кто-то узнал о нашей тайне. Поэтому, чтобы не вызвать подозрений, Оскар останется здесь. Ненадолго! Пусть немного порезвится, но не до упаду... Потом дашь ему свой экраноплан. Вот код от моей новой студии в Чипленде. – Крис записал код на коммуникатор Клаудии. Потом с него вошел на свой сайт и дал Оскару разрешение на доступ в квартиру. – Есть у меня новая берлога Про нее еще никто ничего не знает. Я хотел избавиться от Марии, вот на чужое имя и купил ее. Пересидеть бурю. Пусть Оскар оставит при... чемодан там и сразу возвращается. На это у него уйдет два дня. Скажешь, что от этого зависит моя и его жизнь.

– А про какую Марию ты говоришь? – удивилась Клаудия – А как же Джина? – А это пусть будет наш с тобой общий секрет! – Крис хлопнул ее по аппетитной попке. – Еще один. У нас же их много?

– Да уж немало! – подтвердила Клаудия с чуть грустной улыбкой. – Хватит на несколько супружеских пар.

– Ну, все. Теперь я проинструктирую Оскара. Нет! – Крис вспомнил о возможном прослушивании. Огляделся вокруг. Нет, так не найдешь ничего... Что ж, остается надеяться, что здесь еще не успели установить технику... Хорошо хоть он не успел одеться! – Я скажу ему, что ты его проинструктируешь... Пусть все выполнит самым тщательным образом! Да, и когда вернется... Я думаю, что ему будет лучше вернуться к тебе...

– За наградой? – Клаудия засмеялась.

– А что, парень молодой, – улыбнулся Сазерленд, – а у тебя, смотрю, новенькие малышки есть. Ну а если серьезно, то для всех – он вообще не уезжал от тебя. Как объявится – дай знать! Пригласи меня к себе... Скажешь, соскучилась!

– А если и вправду соскучилась? – Улыбка Клаудии была грустной. – Я всегда по тебе скучаю!

Сазерленд посмотрел в ее печальные глаза. Господи, какая же она красивая! И несчастная! Почему он всем приносит только боль?

– Оскар вернется, и мы все наверстаем. Правда, наверстаем! – сами по себе пронесли губы. Вот только кто это говорил? Стив или Крис? – И никто и ничто не помешает мне это сделать!

ГЛАВА 15

Джордан уже начинал привыкать к манере вождения Стива. Главное, чтобы он не отвлекал его, Криса, от мыслей. А подумать было о чем! И очень серьезно подумать! С того момента, как Оскар повез прибор в Чипленд, был перейден тот рубеж, после которого он уже ничего не сможет объяснить Марко. Каждому в жизни приходится принимать главное решение. Решение, после которого уже ничего нельзя изменить и вернуть назад, когда человек одним шагом определяет всю свою дальнейшую жизнь. А порой и смерть. Сегодня такое решение принял Крис-Стив.

Выбор, правда, был невелик, всего два варианта: служить или Власти, или Империи. Впрочем, в обществе выбор редко бывает большой. Один платит налоги и считает себя законопослушным гражданином на службе у преступной власти, другой платит в общак и считает, что тем самым не дает правительству обходиться с ним как с последним дураком. Да только ведь и тот, и другой – обманывают себя... Что поделаешь, жизнь вообще штука вредная. Закон природы: выживает тот, у кого зубов побольше и совести поменьше...

Но как быть тому, кто не хочет воевать со Сциллой ради Харибды? Или наоборот? Как быть человеку, который убедился в преступности и продажности власти, но не проникся идеологией воров, которому претят принципы и тех и других? Оказаться между молотом и наковальней? Вполне может быть, если он замешкается с выбором. Так что же третьего пути нет?

Все выглядело именно так. Но не для Криса! У него, как всегда, нашелся свой вариант. Своя идея. Своя дорога. Не с Властью, но и не с Империей. Трудная, рискованная, но, похоже, единственная.

Он набрал номер Пирса. Тот, видимо, ждал вызова и откликнулся сразу.

– Стив? – Пирс приветливо улыбнулся. – Как вы там? Оскара еще не замучил?

– Подопечный резвится вовсю, – с улыбкой сказал Джордан. – Я его решил подвергнуть сексотерапии.

– Гениально! Да ты просто прекрасный доктор. – Инспектор подмигнул в знак мужской солидарности. – Я думаю, ты выбрал наилучшую стратегию лечения! Может, возьмешь и меня в пациенты?

– Это мы и без медиков организуем, – заверил Крис. – Главное, чтобы потом доктора не понадобились!

– Да ты наговоришь! – Пирс шутливо поплевал через левое плечо. – Упаси бог!

– Дэвид, – Крис принял серьезный вид, – я вот почему тебя беспокою. У меня идея появилась. Может статься, твоим подопечным поможем. Возможно, и тебе самому.

– Что за идея? Всех на сексотерапию посадить? – Видимо, метод задел инспектора за живое.

– Нет, Дэвид, я серьезно.

– А если серьезно, то давай приезжай, обсудим.

– Психа своего не забудь, – попросил Джордан. И заметив недоумение на лице Дэвида, уточнил: – Ну, того, который при встрече Оскара с матерью присутствовал!

– Лоренцо? – Засмеялся Пирс. – Хорошо же ты его назвал!

– Его самого!

Когда Крис начал объяснять свою идею о «потерянных», скепсис доктора Джалли был заметен и без всякого пятна. Фрейд доморощенный! Но по мере того как Крис разворачивал свой план, конечно, только ту его часть, которая касалась восстановления людей, лед недоверия стал таять.

– И что, вы считаете, что сможете создать такую программу? – спросил Лоренцо.

– Да. Если вы с Пирсом поможете мне. – Крис наконец получил возможность вернуться к своим разработкам. – Дэвид будет давать нам всю информацию по пациентам. Меня интересует буквально все – их окружение, привычки, ориентация, семейное положение, родственники и так далее. Отношения с близкими и с коллегами по работе. Увлечения, успехи, склонности, сексуальные предпочтения. Вы же, Лоренцо, должны расставить коэффициенты влияния всех этих объектов на пациента. Так мы получим модель личности.

Второй этап, моделирование Мы постараемся виртуально повторить окружение «потерянного». Создать тот мир, к которому он привык! Ситуация должна максимально провоцировать пробуждение памяти и, среди прочего, вернуть воспоминания о том, что с ними произошло. Ведь большинство людей крутится в замкнутом мирке. Работа, дом, друзья, стадион, любовница... Вам, Джалли, виднее, наверняка существуют соответствующие методики. А если нет, то в полиции должно быть что-то подобное.

Понимаете, мы у всех пострадавших создаем модель дневного или суточного поведения, общения, передвижений... И отслеживаем связи! Где-то же они должны были пересечься, раз вместе в беду попали!

– Знаете, Стив, – сказал доктор Джалли, – вы выбрали не ту специальность. Я готов требовать у руководства место для вас в нашей клинике!

– Я могу ваши слова расценивать как согласие? – спросил Крис.

– Более того, я прошу вас непременно включить меня в вашу группу. – Наконец-то Джордан зажег флегматичного доктора Джалли! – И можете рассчитывать на самую широкую поддержку с моей стороны!

– И с моей! – вставил Пирс, – Меня только одно смущает. Все это звучит красиво и убедительно, более того, гениально. Но, к сожалению, это нереально. Где мы такие средства найдем? Представляете, сколько понадобится денег!

– Средства есть, – вмешался в разговор Стив. – Страховку мою используем!

Пирс и Джалли посмотрели на Стива с изумлением.

– Ты это серьезно? – спросил Пирс.

– Я что, на деньги, которые получил за дом, себе что-то строить буду? Ведь там погибло столько людей, а я сам их всех туда пригласил... – с горечью сказал Сазерленд. – Может, если людям помогу память вернуть, это мне зачтется! Ну хоть немножко!

– Погоди, Стив, но ведь не ты же их взрывал! – сказал Пирс – Возле твоего дома в момент взрыва «близнецов» видели Есть свидетели... Как ни удивительно, сами пришли!

– Да уж, сами, – проворчал Снейк так, что слышал его только Крис. – Небось Марко с Бульдозером пригнали.

– Молчи! – сказал ему Джордан, а Пирсу решительным тоном ответил: – Дэвид, решение окончательное! И не спорь, пожалуйста!

– Раз так, предложение достойное, я согласен! Когда начнем? – оживился Джалли.

Возникла пауза. Пирс тактично молчал: деньги Сазерленда, ему и объявлять срок. По этой же причине не открывал рта и Крис, а Сазерленд просто не понял, что решения ждут именно от него.

– Стив, ты не раздумал? – Джордан, видя, что пауза затянулась, перешел на внутренний диалог. – Все ждут тебя!

– Не понял! – удивился Сазерленд. – Я же свое слово сказал!

Джордан понял, что надо брать дело в свои руки.

– Да прямо сейчас и начнем, – сказал он. – Ты, Дэвид, собери всех «потерянных». Мистер Джалли...

– Если можно, то просто Лоренцо!

– Спасибо, тогда я – Стив. Так вот, Лоренцо, подберите гостиницу или пансионат, где мы разместим пациентов Подберите себе персонал, врачей, медсестер, кто на энтузиазме, кто за плату, но лучших. Поставьте аппаратуру, которая вам необходима. Я же займусь подбором необходимых компьютеров и программ. Все, ребята, за дело! Все счета на мой терминал! Оплата пойдет немедленно!

– Стив, должен тебя огорчить. – Джалли расстроенно посмотрел на Криса. – Одной твоей страховки не хватит!

– Хватит. Я еще найду! – ответил Стив. Не мог же он им сказать, что у него есть еще деньги, переведенные Марко в качестве компенсации за взорванный дом.

– Ну, тогда с богом! – выдохнул Пирс, которому все еще не верилось, что дело сладилось, и торжествующе переглянулся с Джалли.

Крис знал, что делал, обещая, что программа будет создана в кратчайший срок. Для этого он пригласил в Хардсон-сити нескольких своих лучших программистов и инженеров. Коллегам он объяснил, что для выполнения нового заказа он вынужден пока пожить в Хардсон-сити, но что скоро, как только будет исполнен заказ, они все вместе вернутся к привычной обстановке Чипленда. И еще, чтобы не шокировать местный коллектив, лучше будет, если они станут обращаться к нему как к Стиву Сазерленду.

Сотрудники, наслышанные о том, что произошло с шефом, особо не удивились, каждый из них тоже был бы не против стать наследником двух состояний. Да и выучены они были так, что лишних вопросов не задавали.

Так что расчет Криса оказался верен. Особых хлопот чиплендцы ему не доставляли, а вот помощь с их стороны была просто неоценимой. Программы они привезли с собой, а технику, закупленную в Хардсон-сити, монтировали быстро и качественно.

Хватило одного дня, чтобы помещения на третьем этаже снятого Джалли пансионата преобразились. Здесь расположился компьютерный центр, о котором говорил Джордан. Холл второго этажа занял Лоренцо со своими приборами. Большинство жилых помещений были отведены для пациентов и приглашенных специалистов.

Несколько номеров зарезервировали на тот случай, если Крис-Стив или Джалли задержатся на ночь. Вместе с Крисом всегда оставался и Оскар.

Что касается последнего, то он изменился... Сильно изменился. Можно сказать, что он, единственный из «потерянных», достиг полной адаптации к нынешним условиям своего существования. Неизвестно, что повлияло на Оскара больше – доверие Криса-Стива, путешествие в Чипленд или же посещение релаксационного салона Бриаторе, только он больше не комплексовал, не мучился, выглядел уверенным в себе. Его суждения были на удивление логичны, разум, не замутненный забытыми страхами, рождал весьма оригинальные идеи. Можно сказать, что парень если и не восстановил память, то психически излечился и все прежние странности поменял на одну новую – Оскар ни на шаг не отходил от Криса-Стива. Разве только когда сам Крис-Стив отсылал его с поручением.

Пирс, не знавший о поездке Оскара, все приписывал сексотерапии. Он даже в шутку предлагал распространить способ на остальных и нанять для них проституток или организовать пациентам поход в публичный дом. На что Джалли, морщась, отвечал, что лечение – дело сугубо индивидуальное и то, что одному помогло, другого может погубить. По крайней мере, он на себя такую ответственность брать не будет!

Лаборатория, в которой проводились основные исследования «потерянных», занимала два больших кабинета, или, как называл их Оскар, отсека. В первом помещались три дисплея – один большой и два поменьше. Самым же главным были здесь специальное кресло для испытуемых и совмещенный с компьютером скоростной полиграф. Пациенту демонстрировали на большой скорости множество объектов. В основном это были разнообразные клипы и сюжеты. Аппаратура отслеживала, на каких картинках сосредоточено в данный миг внимание пациента, и передавала данные процессору. Тот мгновенно фиксировал реакцию испытуемого на этот объект и передавал его в специальный банк отобранных изображений. Этим банком пользовалась аналитическая программа, которая накапливала статистику данных. В анализатор вводилась информация о характере реакции, положительная она или отрицательная. Учитывался также ее уровень.

Демонстрируемые клипы охватывали весь спектр человеческой жизнедеятельности. Их выискивали повсюду и находили столько, что на отсев лишнего были брошены все свободные резервы вычислительной техники. Широта сюжетов обеспечивалась библиотекой Глобальной энциклопедии, так что недостатка в изображениях не было. Пришлось даже отсеивать их в пользу сюжетов из Хардсон-сити.

Во втором отсеке Крис оборудовал несколько рабочих мест для психологов и программистов. Психологи, исходя из личностных характеристик пациента, представленных коллективными усилиями Дэвида и Лоренцо, выставляли пациентам индивидуальные коэффициенты. Не все психологи сразу понимали принцип работы программы, и вот тогда в дело вступали программисты.

– Вот смотри, – говорил кто-нибудь из них. – Вот объект. Зовут Роджер Хатт. Вносим в базу данных. Программа спрашивает: есть жена? Отвечаем – есть. Раз есть жена, программа автоматически подставляет тещу, тестя. У пациента есть родители – программа вносит. Дети – вносит. Друзья, начальники, подчиненные. Любовница, наконец!

Затем ты, как психолог, должен из данных, представленных Пирсом, расставить коэффициенты воздействия на объект всех этих субъектов влияния. Затем надо вычислить код типологии. Ну, вам самим виднее, сколько в нем от экстраверта, а сколько от интраверта, тип, принимающий решения или воспринимающий, и опять проценты ставим, ведь не бывает стопроцентных! Так? Так Ну и дальше так же! И так вплоть до гороскопа. А затем то же самое, но для субъектов влияния.

Далее машина создает поведенческую модель, своеобразную виртуальную личность. И вот после этого мы можем точно предсказать, как поступит этот человек при том или ином повороте событий. Мы имеем возможность моделировать его жизнь.

Теперь возвращаемся к информации Пирса. Восстанавливаем последние дни перед исчезновением каждого пациента. И ищем совпадения в их действиях! Упорно ищем, ведь они были! Не могло не быть! А раз так, то мы должны их выявить!

Психологи, в свою очередь, объясняли программистам более тонкие связи. Как эти связи работают, как влияют на восприятие человека человеком, какова зависимость от индивидуальных особенностей индивидуума. Эти знания позволяли программистам лучше понять, как должен работать комплекс. Они на ходу меняли модули программ, связи между модулями, их взаимное проникновение друг в друга. Работа кипела, пациент сменял пациента, день шел за днем.

Первых результатов ждали уже через неделю, все были настроены на этот срок. Ведь все так здорово придумано, все программы работают отлично, а коэффициенты, выставленные психиатрами независимо друг от друга, совпали! Что еще нужно? Все должно получиться!

Но неожиданно работа начала затягиваться. Дело усложнялось тем, что Крису-Стиву приходилось имитировать бурную деятельность по поиску прибора. Он прекрасно понимал, что слежка за ним не прекращается ни на минуту. И это отнимало много сил и энергии. Бесцельные поездки раздражали его, а отсутствие шефа на месте отодвигало решение многих вопросов. Все усугублялось еще и тем, что цель и причины этих поездок были неизвестны его единомышленникам? Пирсу и Джалли. А незнание, как это бывает всегда, вызывает подозрения и обиду.

Пирс, загоревшийся идеей, стал постепенно остывать, да еще у него была куча рутинных дел в участке, текучка, ничего не поделаешь... В результате Дэвид стал появляться в пансионате все реже и реже. Заскучал и Лоренцо. Летели дни, деньги подходили к концу. Нужно было срочно что-то предпринимать.

В конце концов Джалли не выдержал и, найдя Криса-Стива, высказал ему все свои опасения. Джордан ничего не ответил, но весь день провел в компьютерном зале. Он наблюдал за работой психологов, за испытуемым, вновь за психологом. А затем, пригласив психолога, оператора полиграфа и Тони, одного из своих самых толковых программистов, заперся с ними на совещание.

Они долго обменивались мнениями, пытаясь разобраться в причинах неудачи. Спорили, ругались и, наконец, пришли к единому мнению, как добиться результата.

Как ни жаль, пришлось отказаться от заманчивой идеи «виртуальной личности». Мысль интересная, но не ко времени! Изменили и методику. Решили сменить приоритеты. На ведущую роль выдвинулся полиграф. Стали тщательно фиксировать реакцию объекта на то или иное изображение. Все это собиралось в базе данных компьютера, а по мере накопления данных информация анализировалась и систематизировалась.

Уже к вечеру следующего дня выяснилось, что ряд объектов, общий для всех «потерянных», вызывает у них панический, почти животный страх. И, что самое интересное, среди таких раздражителей едва ли не самое сильное отторжение вызывал предмет, который однозначно трактовался как кресло полиграфа! Крис понял, что они находятся на верном пути.

Вечернее совещание в том же составе, что и накануне, дало новое развитие технологии. Теперь компьютер производил перед «потерянным» морфинговое моделирование изображения, вызывающего максимальное неприятие, а обратная связь, получаемая посредством полиграфа, тут же вносила корректировку максимального значения. Это был потрясающий эффект. Картинки стали приобретать фотографическое качество!

И работа пошла! Пациенты, один за другим, шаг за шагом, формировали кадры «страха». Наконец стали видны реальные результаты труда коллектива.

Конечно, работы предстояло еще много. Допустим, получили качественное изображение какого-то кабинета, но что толку? Нужно ведь еще найти место, где он находится Однако главное было сделано, методика заработала. Пройдет время, будут найдены и кабинет, и мерзавцы, укравшие у людей их память!

Когда «картинок», как называли результаты совместного творчества, стало достаточно много, за дело взялись специалисты. Психиатры быстро распознали технику, которая находилась в страшном для пациентов кабинете. Компьютерщики пришли к выводу, что она напоминает их собственное оборудование. Внешне конечно, что внутри, они могли только предполагать. А вот что касается трубы, закрепленной над креслом, никак не удавалось найти специалиста, который мог бы объяснить ее предназначение. Короткая, длиной сантиметров сорок труба, напоминающая соленоид, имела на своем конце, обращенном к креслу, предмет, отдаленно напоминающий полусферу со множеством конических отростков, которые, по мнению инженеров, были не чем иным, как излучателями. Но даже этого никто не мог утверждать окончательно.

По мнению Криса, это и был, по всей видимости, тот самый прибор, по вине которого люди оказались в таком удручающем состоянии. А вот Джалли считал, что назначение устройства – отслеживать фиксацию взгляда. Может, это своего рода контроль обратной связи? Джалли утверждал, что для уничтожения памяти достаточно стандартной аппаратуры и никаких труб изобретать не нужно. Как бы то ни было, но эта часть изображения осталась нераспознанной.

Успехи все же были. Самым важным из них являлось то, что были получены изображения лиц трех мужчин. По всей видимости, это были лица мучителей. При их появлении на дисплее «потерянных» начинало трясти от волнения, на лбу выступала испарина, пальцы судорожно скрючивались неким особым образом. Это состояние тревожного ожидания и ужаса однозначно трактовалось всеми как предчувствие пыток. Один только Оскар реагировал иначе, так бурно, что при последующих экспериментах приходилось его пристегивать прочным пластиком. Реакции Оскара вообще отличались от остальных. В частности, пальцы у него тоже скрючивало, но не как у остальных, – они складывались так, словно он нажимал на спуск...

Двое мучителей были в медицинских халатах, а третий в мягком свитере. Медики были примерно одного возраста: от сорока до сорока пяти. У одного были большие залысины, другой – коротко стрижен, с шеей борца. Третий, в свитере, был почти старик с пронзительными черными глазками-буравчиками. Было ясно, что всем заправляет именно он. Оставалось только выяснить, кто это и где они находятся.

Это была уже работа Пирса. Когда Дэвид узнал об успехах группы Криса, то сначала не поверил, долго расспрашивал Джалли и требовал доказательств достоверности изображений. И только убедившись, что результатам исследований можно доверять, Пирс взялся за поиски неизвестных, чьи изображения были плодом коллективного творчества.

Джордан переслал на его коммуникатор все три портрета. Он хотел было переслать и изображение обстановки кабинета, но что-то его удержало. Крис сам не мог понять причину своего поступка, но в последнее время он вообще делал немало такого, чего и сам не до конца понимал. Наверное, он просто не верил, что Пирсу удастся найти что-то определенное. Такое у него было предчувствие. Через день оно полностью подтвердилось. Пирс позвонил и сказал, что в их компьютере таких людей нет.

Сказать, что сотрудники группы были расстроены, значит, ничего не сказать. Весь их труд, все, что они делали, недосыпая и не жалея сил, привел в тупик. Зачем все их успехи, если даже всесильная полиция не может идентифицировать преступников? Это могло обескуражить любого. Даже Стив, в последнее время уверовавший в могучий интеллект и ловкость Криса, и тот приуныл.

Не поддался общему настроению только сам Джордан. Он давно установил для себя правило, что безвыходных ситуаций не бывает, и теперь всячески старался поддерживать в коллективе хотя бы видимость того, что ничего страшного не произошло и все идет своим чередом. Просто они не нашли пока человека, который мог бы достойно оценить проделанное группой и довести работу до логического завершения. Джордан сам не мог сказать почему, но его недоверие к Пирсу росло день ото дня. Тот сказал неправду... На чем зиждилась эта уверенность Криса, он не знал с определенностью, скорее всего, на вере в свою методику. А может, просто интуиция подсказывала...

Одним словом, во временной клинике, несмотря на все старания Криса, воцарилось уныние. Один лишь верный Оскар, чутко улавливающий настроение Криса-Стива, на этот раз разделившихся в оценке результатов, оказался на стороне Джордана. Внимательный и заботливый, он был настолько чуток, что порой Джордану и Сазерленду казалось, что он умеет их различать. По крайней мере, они оба видели, что пятно Коса реагирует на появление каждого из них. Пусть реакция в пятне была минимальной, отличия заключались в нюансах, но она все же была. И если при беседе с Сазерлендом преобладал золотистый дружелюбный цвет, то Джордана приветствовал такой же, но с примесью почтения. Он явно отдавал роль лидера Крису, чего Стив, впрочем, и не оспаривал. Джордану даже хотелось поставить с ним эксперимент, чтобы определить, так это или нет. Он сказал об этом Сазерленду, но тот резонно напомнил, что сейчас есть более насущные проблемы, тем более что времени, а вернее, денег на излечение пациентов оставалось очень мало. И как Крис ни старался отдалить тот момент, когда придется принять неприятное решение, этот день приближался.

ГЛАВА 16

– Значит, они докопались? Бред Маховли, глава Министерства Безопасности Конфедерации, задал этот вопрос вовсе не для того, чтобы получить ответ. Ответ он знал и сам. Да, ловок этот вундеркинд-переросток. Играл бы в свой роллербол и не путался под ногами, так нет же, в исследователи полез! Наукой занялся! Зачем только его ввели в эту комбинацию?! И кто же он все-таки, игрок или программист? Судя по тому, сколько трупов за его плечами, это роллерболист. Но если посмотреть на то, как он лихо расправился с проблемой определения тех, кто калечит людей... Нет, Сазерленду, судя по той информации, которая была собрана на него, такая задача не по плечу! Но, с другой стороны, как тот же Джордан, если это он, смог так быстро войти в контакт с Марко Симоне? Это под силу только Сазерленду, который уже столько лет сотрудничает с Империей.

Сам черт не угонится за этим... даже не знаешь, как назвать-то этого восстановленного... Франкенштейн какой-то получился! Унаследовал качества обоих прототипов? Но такое невозможно, тело не носит информацию, а память у каждого кандидата на воскрешение была своя... Между собой они знакомы не были... Такое впечатление, что тот, кого сейчас называют Сазерлендом, унаследовал качества обоих... Да нет, ерунда какая-то! Такое просто невозможно!

Но шустрый какой! Тут все силы положили на то, чтобы собрать информацию, стольких людей потеряли, а этот щегол за считанные дни получил едва ли не больше, чем вся контора Маховли! Нет, конечно же ведомство Бреда знает больше, и изображений активных членов у него хватает, но как, черт возьми. Сазерленд сумел так быстро добиться результата? Компьютер? Да эти байки пусть Пирс слушает, а его, старого лиса, на мякине не проведешь – парень получил информацию от Марко! Другого не дано!

Хорошо еще, вовремя сумели ему Пирса и... Джалли подсунуть! Вот имечко-то придумали, лучше найти не могли! Впрочем, ерунда это, зато теперь они смогут и в СБ Конфедерации такую технику установить! Уже одно это оправдает всю операцию. А если удастся и остальное...

Ладно, задирать нос пока не будем. Да и технологию внедрять тоже, ее время придет после, когда все закончится. А пока нужно все внимание обратить на завершение задуманного. Что они получили кадры с сотрудниками Института, это не страшно. Но вот дальнейшую информацию, дорогой Сазерленд... или все же Джордан? Впрочем, неважно, – в дальнейших планах тебя все равно нет, так что будь ты хоть папой римским, за сведениями, кого ты вычислил, будь добр отправиться к своим хозяевам в Империи! Конечно, можно было бы тебе помочь, но, прости, помогать не станем. Нам, вернее ему, Бреду, нужно, чтобы не кто иной, как Марко Симоне, первым узнал, кто на этих «картинках»! А иначе Смотрящий не узнает, что у него появился повод «наехать» на Институт Памяти...

Эту комбинацию с привлечением к разборкам с Институтом боссов Империи Маховли задумал давно. Как только понял, что Чет Самплер, Президент Конфедерации, сделал ставку на Институт. Как же, они ведь пообещали этому идиоту бессмертие и свою собственную гвардию беспрекословных исполнителей. «Близнецов» этих проклятых! Конечно, спору нет, «близнецы» – блестящая идея, но Чет, индюк безмозглый, не понимает, что если Институт и поможет ему выбраться из-под Империи, то лишь для того, чтобы подмять его под себя! И держать они его в своих руках еще крепче будут, как силой – «близнецов» – то ведь они делают, – так и шантажом – память Чета, да и всех других у них в Институте хранится! Зря, ох зря Президент в войну между Империей и Институтом влез...

Полетят в этой войне головы, ой полетят! И еще неизвестно, кто в этой войне победит, на чьей стороне сила будет. Пусть у Института матрицы, пусть «близнецов» каждый день штампуют, это еще ни о чем не говорит. История показывает: кто только ни пытался искоренить организованную преступность, но никому это не удавалось. Разве что в те периоды, когда во главе страны становились сами лидеры этой самой преступности.

Но если верхушка преступного мира, легализировавшись, и становилась законопослушной, то у гидры организованной преступности тут же вырастали новые головы. Она все равно возрождалась и уничтожала всех, кто становился на ее пути. Если кто и способен одержать победу над организацией, то только такая же преступная организация. Да и то, чтобы ее место занять!

Нет, ему, Бреду, лучше в сторонке постоять, посмотреть, чья возьмет. А чтобы не пропустить момент, когда они в горло друг другу вцепятся, повсюду есть свои люди. И в Хранилище Памяти, и в Империи.

С Институтом, конечно, было труднее. Скольких людей потеряли, а проникнуть в тайны технологии так и не удалось. Даже Андрис и тот без результата вернулся. Хорошо еще, что живой и незасвеченный, теперь в новой комбинации работает... А вот с Империей проще – методика сотрудничества с преступным миром веками отрабатывалась. Да и Маховли недаром всю жизнь профессиональным разведчиком работал. Кое-что из задуманного все же удалось.

Пирс, к примеру! Постепенно, не привлекая внимания, внедрили его в городскую полицию, теперь Дэвид – один из его лучших людей. Как ловко ведет интригу! Вот где мастерство! Все аналитики подтверждают, что Империя вот-вот выйдет на Институт. Нет, не зря он не дал перехватить Стива Сазерленда, не зря! То, что роллерболист работал курьером у Империи, Маховли знал уже давно. И взять его с поличным можно было в любое время, но зачем? Контрабанда? Да ладно, не будет Снейка, будет другой, а на воле Сазерленд намного ценнее.

Роллерболист представлял интерес для Бреда и как запасной игрок, как пешка, которая в любой момент, может, ферзем станет. Таких имперцы всегда в свои ряды приглашают и в авторитеты выводят. Так что то, что возле него двое... нет, нужно быть реалистом, Пирс не в счет, с полицейским он работать не будет, а вот Андрис должен быть рядом с новым Франкенштейном до конца... Глядишь, и в дамки пройдет, тьфу черт, в ферзи! Спутал две игры...

Да и немудрено с этим путаником Сазерлендом... Джорданом... Вот зараза, кто же он? Вот еще проблема! Как же его идентифицировать? Был бы бросовый материал, одно-разовка, которой пожертвовать не жалко, ан нет! Смотри, конем троянским стал! Как он лихо Империю на Институт вывел! Вернее, вот-вот выведет. Только подталкивай потихоньку. Информацию давай. Тут кусочек, там обрывок. Заглотит как миленький.

Глава Службы Безопасности Конфедерации самодовольно усмехнулся. А все-таки, пусть эти хваленые профессионалы, что в контрразведке чуть ли не с пеленок, нос свой не морщат, тужась показать свое превосходство над пришельцем со стороны. Интриги крутить он не хуже их умеет! Даже тех же «близнецов» Маховли сумел себе на пользу обратить. Им тоже утечку информации организовали, и как точно они подтвердили его прогноз! Один в один! Травить Сазерленда начали, словно зайца на лугу. Даже Пирсу вмешаться пришлось, а то бы раньше времени пришили курьера. Тот с испугу у Марко спрятался и сидел там, пока ему дом не взорвали. Нет, наверное, он все же Снейк – Джордан бы в Чипленд укатил! Но ловок, ничего не скажешь! И простак, прости господи, гений доморощенный, ждет поддержки от полиции, рассчитывает, что ему ключик на тарелочке преподнесут. Нет, мальчонка, давай-ка к хозяевам своим, они пусть на Институт выйдут! «Близнецов» же в своих рядах вычислили? Вот и это сами должны узнать! А то не поверят, легкий хлеб настораживает! Уж додумаются на наш компьютер запрос сделать, доступ-то давно есть, Бред-то знает даже, кто код доступа продал! А если что нехорошее потом с Хранилищем Памяти случится, то следы сразу на Империю и выведут...

То, что наезд будет, можно не сомневаться. Марко ищет повод, Маховли это точно знает. И ресурсов у Империи на такое хватит, можно не сомневаться! Так что конфликт неизбежен. Ну а когда все кончится, вот тогда и его, Бреда, силы в дело вступят. Победителя тепленьким приберут. Вот тогда посмотрим, кто в Конфедерации у власти стоит, кто будет всю память в руках держать!

Хоть и не знал всего этого Крис, но как Бред Маховли хотел, так он и поступил. Пришлось звонить Смотрящему Империи.

– А-а, Стив! – Лицо Марко было непроницаемо. – Что-то ты совсем увлекся своими убогими. Дело наше забросил. Я понимаю, помочь людям надо, негоже их в беде бросать, но и наши дела забывать нельзя. Ведь так, Снейк? Или я В чем-то не прав?

– Прав, Марко.

– Видишь, сам все понимаешь! – Симоне откинулся в кресле. – И деньги, что я для работы тебе дал... под видом компенсации, все на убогих пустил! Как тебя понимать, Стив? Или я, может, ошибаюсь?

– Все правильно, Марко, все так, как ты говоришь. – Джордан улыбнулся. – И все же упрек твой не приму. По форме твои слова верны. А по сути... По сути все не так. Не та интерпретация моих поступков.

– Что-то ты загадками говорить стал! – Симоне внимательно посмотрел на Джордана. – Объяснись!

– Давай приеду и все объясню! – предложил Крис.

– Э, нет, ты меня, старого, дурить начнешь. – Марко хохотнул. – Ты ведь меня читать будешь, как газету. А я тебя нет. Это же неравенство. Неправильно это. А через дисплей все честно. Мы на равных.

– А прослушки не боишься?

– Ты за себя бойся... – Смотрящий нахмурился. – Не играй со мной. Говори дело!

– Если подробно не хочешь, – Крис пожал плечами, – то коротко дело обстоит так. Я подумал, что если вот уже столько времени я не могу найти прибор, то, может, он еще кому в руки попал? Вот и стал смотреть, не происходит ли вокруг что-нибудь странное, необычное. А что может быть более странным, чем эти вот «потерянные»...

– Стив, что ты мне горбатого лепишь? – Симоне недовольно поморщился. – Знаю я про этих твоих убогих! Они потерялись еще до твоего... тарана! Какое отношение они могли иметь к прибору?

– Да самое прямое! – Глаза Джордана вспыхнули. – То, что ты говоришь, только подтверждает мою мысль. Уж если кто начал людей уродовать, то не остановится! А поскольку новые перестали появляться, значит, или опыты прекратились, что маловероятно, раз бабки такие потратили, или оборудования лишились! Или новое получили, которое брак уже не дает!

Марко насторожился. А ведь в словах Сазерленда есть что-то такое, от чего просто так не отмахнешься! Ведь, действительно, то, что говорит Снейк, прекрасно объясняет цепь странных явлений.

– Стив, ну вот почему ты всегда что-то такое вытянешь, что мозги сразу ныть начинают! Стоило тебе появиться у меня, так сразу куча шпионов объявилась. Теперь еще вот это... Просто ни в какие ворота не лезет! «Потерянные» появились – прибор, видишь ли, виноват! Перестали появляться – тоже из-за него! Ерунда какая-то, а поди отмахнись от нее! Может, и вправду прибор уже у них!

– Я же не просто так предлагал приехать, – напомнил Крис. – У меня кое-какой результат есть! Симоне удивленно вскинул брови.

– Так за каким... Так почему молчишь! – вскипел он. – Ладно, давай быстро ко мне!

– А не боишься, что...

– Не боюсь! – Марко все ловил на лету. – Шлем какой-нибудь от тебя одену!

Когда Крис, миновав все посты и лифты, поднялся в кабинет Симоне, там, кроме его хозяина, находился и Бульдозер. Оба встретили его в шлемах наподобие тех, что надевали молодые рокеры, носившиеся на мотопланах по улицам Хардсон-сити. Они были похожи на головастиков. Но самое смешное было то, что пятна-то все равно остались! Джордан не выдержал и рассмеялся. Он старался не смотреть поверх голов, тем более что Стив научил его пользоваться периферическим зрением и не фиксировать взгляд на пятнах. Крис вообще стал замечать, что ему уже не нужно рассматривать пятно, чтобы дешифрировать его цветовой код. Теперь все происходило автоматически, почти бессознательно.

– Ну что, видишь свои... кляксы? – спросил Марко.

– А если я скажу правду, поверишь? – ответил вопросом на вопрос Джордан.

– И то правда! – Смотрящий снял шлем и отбросил в сторону – Да и что мне от тебя таиться, свой ведь, не обманешь! Или обманешь? А, Стив?

– Чтобы тебя, Марко обмануть, нужно мешок мыла съесть! – польстил ему Крис. – Да мне и ни к чему. Мы же партнеры. Ты старший, я младший, но все равно члены одной команды.

– Что мне в тебе нравится, – с кривой усмешкой произнес Симоне, – так это то, как ты умеешь из всякого положения ужом выползти. Не зря тебя Змеем прозвали, ох не зря! Народ, когда погоняло дает, всегда в корень смотрит, его не обманешь! Ну да ладно, давай рассказывай, что ты там за богадельню развел.

Крис рассказал о своей идее, по устоявшейся привычке опустив самое существенное. Но и то, что Смотрящий услышал, произвело на него громадное впечатление, как и на Боба, так и не снявшего шлем. Бульдозеру так хотелось скрыть свои мысли, что он и лицо закрыл темным полупрозрачным пластиком.

– Ну ты напридумывал! Наворочал!

Марко говорил это просто для того, чтобы выиграть время. Не то чтобы он не знал, чем занят Крис. Информация у него была. Но вследствие невеликой грамотности информатора то, что ранее казалось пустяком, пустой тратой времени и средств, теперь предстало весьма полезным делом. Если Стив и не найдет прибор, это и само по себе ценность имеет.

– И откуда ты такой грамотный на мою голову взялся? – снова заговорил Симоне. – Стив, вот честное слово, ты умеешь голову вскружить почище всякого марафета! Ну и что ты, такой гениальный, от нас хочешь? Чего тебе при таких мозгах еще не хватает? Денег?

– Я тебе говорил, что фотороботы мы сделали с фантастической достоверностью. Но полицейский компьютер все равно людей не опознает, – пояснил Крис. – Во всяком случае, так сказал нам «мусор», что согласился помогать, так сказал, хотя, сам понимаешь, этому племени веры мало... Может, твои спецы поищут?

– Ну, давай посмотрим. – Смотрящему было лестно, что даже этот всезнайка нуждается в его помощи. – Может, и я кого узнаю!

Крис подошел к большому коммуникатору и, вставив матрицу, поочередно вывел всех троих.

– Это что, ты из их мозгов беспамятных такое вынул? – Марко повернулся к Джордану и удивленно ткнул пальцем в экран, – Да у них память почище моей будет! Я себя так не вспомню, как они этих! Бульдозер...

Тут Смотрящий заметил, что помощник до сих пор сидит в шлеме.

– Твою мать, головастик! – воскликнул он, – Смотри, Стив, на этого гиганта мысли! Как свои тайны бережет! Наверняка такие козни удумал, что сам теперь боится!

– Да нет, Марко, что ты... – Боб быстро снял шлем и пригладил всколоченные остатки волосяной растительности. Его красное лицо было покрыто капельками пота. – Я простозабыл снять... Снейк так интересно рассказывал, что я просто увлекся... Я...

– Ладно, прокурору врать будешь! – пренебрежительно бросил Смотрящий. – А сейчас дай команду своим компьютерщикам, пусть поищут этих людей!

Бросман быстро посмотрел на дисплей и заворочался в кресле, пытаясь встать.

Крис расценил это как команду к действию и протянул руку, чтобы вытащить матрицу. Бульдозер, поднявшись-таки с низкого кресла, неуклюже повернулся и нечаянно толкнул Криса. Его палец соскользнул и нажал не на ту кнопку. На дисплее появилось следующая картинка. Джордан хотел быстро выключить коммуникатор, как вдруг увидел округлившиеся глаза Симоне. Пятно над его головой ярко засветилось, переливаясь всеми цветами радуги.

– Это что! Это где?! – закричал Марко. – Снейк! Ты что, издеваешься надо мной? Да я тебя... Где это?! Крис посмотрел на Симоне, на Бульдозера.

– Где это? Я тебя спрашиваю! – кричал Марко. – Говори быстро! И в глаза мне смотри!

Вбежавшие в комнату встревоженные телохранители наставили на Криса мощные форсированные импульсники.

Такие по своей мощности не уступали штурмовому лучемету.

– Вон отсюда! – заорал на них Симоне. – Пошли отсюда и без моего вызова не появляйтесь!

Телохранители, толкая друг друга, выбежали. Перепуганный Бульдозер, казалось, стал вдвое тоньше.

– Стив, богом прошу, не молчи! Говори, а то я тебе сам горло перегрызу! – рычал Симоне.

– Да что говорить-то? – Джордан был искренне удивлен реакцией Смотрящего, – Это изображение мы тоже на нашем компьютере получили. Мы думаем, что это кабинет, где у людей стирали память.

– На компьютере?! На компьютере, говоришь? – Симоне взволнованно забегал по залу. – Не верю!

– Марко, мы можем поехать к нам, и ты сам убедишься. – Крис, поняв наконец, что это за труба, возблагодарил бога за то, что не знал этого раньше. Иначе не смог бы так убедительно удивиться! Хорошо, что они со Стивом, опасаясь, нет ли там ловушки, так и не заглянули в чемоданчик. Но теперь нужно как-то отвлечь от себя внимание.

Джордан показал пальцем на дисплей: – А может, все же займемся этими? Смотрящий растерянно посмотрел на экран.

– Бульдозер! – заорал он, – Ты какого черта стоишь! Людей ищи! Разве не видишь, что у них! Они нас... Они!..

Боб выкатился за дверь. Крис, услышав последние слова, посмотрел еще раз на экран, потом на Марко, потом снова на экран. Наконец, он остановил взгляд на Марко.

– Да, Стив, ты правильно догадался! Это и есть то, что мы ищем!

– Идиот! – прокричал Крису Снейк. – Нужно было раньше заглянуть в чемоданчик! Давно знали бы, как он выглядит!

– А может, и не надо было! – ответил ему Крис. – Тогда бы я не смог так убедительно разыграть удивление!

Он вздрогнул от неожиданного прикосновения. Отвечая Сазерленду, он даже не заметил, что Смотрящий подошел к нему вплотную и взял под локоть.

– Значит, ты тоже научился считывать память? – проговорил Марко, словно размышляя вслух. Ему понравилось, что Сазерленд был так удивлен. Это означало одно: чемодан он не открывал и вживую прибор не видел! А это добавляет ему еще один плюс. – Даже не считывать, а читать! Потому как те только ее записывают, а что там, не знают! Это хорошо! Очень хорошо!

– Нет, Марко, еще не научился. – Крис покачал головой. – Это коллективная работа многих людей. Они вместе, дополняя друг друга, сформировали образ. Но, может быть, мы на верном пути, и со временем у нас получится...

– На верном, Стив, на верном, – возбужденно проговорил Симоне. – Поверь моему чутью! Ты даже не понимаешь, что ты сделал!

Джордан не знал, радоваться ли ему, что удалось подсунуть ложную версию пропажи, указав на тех, кто калечил людей, или печалиться оттого, что он, по всей видимости, дал Империи еще один рычаг управления людьми. Было ясно, что его детище Симоне из своих рук не выпустит!

– Марко, может, я, пока вы будете искать, поеду? – сказал он. – Все равно до завтра результата не будет.

– До завтра? – удивился Смотрящий. – Да если через полчаса не будет результата, то... Разгоню всю шарашку яйцеголовую!

Крис изумленно посмотрел на Марко. Нет, он не шутит. Если все так быстро, почему же тогда Пирс такую бодягу развел? Ах, Дэвид, ну и подлец же ты!

– Марко, я все хотел спросить... – Джордан умолк, ожидая разрешения. Марко кивнул: – Давай.

– Как там эти твои пленники? Сказали что-нибудь или нет?

– Нет! Все подохли, но не сказали ничего... – Настроение Симоне сразу упало. – Блокаду так и не смогли пробить. Вот такого, как ты, умника, под рукой не оказалось. А ты в это время с убогими возился. Не посчитал нужным на помощь старику прийти!

Крис промолчал. Да и что было отвечать? Симоне и так знал, что он не бездельничал.

В дверях показался запыхавшийся Боб.

– Вот, нашли людей похожих. Много. Если хотите, то на экран можно вывести. Но так, чтобы все трое совпали, только одно пересечение, – Бульдозер сделал театральную паузу. – Все они работают в секретном отделе Института Памяти!

– Я так и знал! – вырвалось у Марко. – Ну, твари! Вот где их гнилье вылезло! Память они сохраняют! Бессмертие дают! Спасители! А сами опыты над людьми проводят! Калечат тех, кто победнее, чтобы толстосумам помогать! Деньги из них выколачивать! Вот зачем они всю эту бодягу развели! Ну, ничего! Вы мне заплатите! Кровью заплатите!

Симоне раздраженно повернулся к Бульдозеру: – Кто эти трое?

– Вот этот, – на экране появилось изображение седого старика в свитере, – начальник отдела Ари Шароян. Этот, – Бульдозер вывел изображение «борца», – его помощник Джон Коннор. И третий – тоже помощник, Ганс Гувер ман.

– Крис, ты смотри, как они компьютер Пирса обскакали! – заметил Стив. – И часа не прошло!

– Ты что, еще не понял? – сказал Джордан, удивляясь наивности Стива. – Да он нас специально за нос водил!

Смотрящий, ища выход для своего гнева, внезапно остановился перед Крисом.

– Ну что, Снейк, скажешь? – спросил он. – Как думаешь быть дальше?

Ну вот, дожили! Предложишь что-нибудь, потом самому отвечать придется.

– Я вот что думаю, – Крис решил уйти от ответа. – Наверное, людей они калечили не специально! Это скорее всего брак! А сделать они хотели «близнецов Демона»!

Смотрящий ошеломленно посмотрел на Бульдозера, затем на Джордана.

– Бульдозер, пока они не наделали себе еще солдат, нужно срочно... немедленно, сейчас атаковать Институт! – тихо проговорил он. – Доказательств достаточно! Они не должны жить! Я им выношу приговор!

ГЛАВА 17

Марко Симоне приказал готовиться к штурму. Пора было показать этим деятелям из Института, кто в городе хозяин! Смотрящий давно уже следил за деятельностью этой организации. Ему очень не нравилось растущее влияние Хранилища Памяти буквально на все области жизни Конфедерации. Даже Президент, всем обязанный Империи и ее Смотрящему, и то начинает вилять хвостиком перед этой чертовой службой памяти. Как же, они обещают чуть ли не бессмертие!

Чет Самплер, пес неблагодарный. Да если бы не Марко, разве был бы он Президентом? Вся предвыборная кампания, вся благотворительность, все шло через Империю! Да что там благотворительность! В конце концов все кончилось тем, что голоса были просто куплены или им, Марко, или на его деньги. А то, что противника Президента финансировал Бульдозер, это не важно, все равно ведь никто не знает! И вот на тебе, стоило какому-то Институту пообещать Чету бессрочное хранение, дать надежду на бессмертие, тут же все стало забываться! Нет, не зря предки говорили: оказанная услуга ничего не стоит.

Значит, Чет решил все забыть? Ну, ничего, Симоне скоро напомнит! Так напомнит, что от его Института одни головешки останутся. Вот тогда посмотрим, в чьих руках память окажется! Да что память! Ее еще раз снять можно. Технологии, программы – вот что нужно забрать! А что, это идея! Свой Имперский Институт создать! К тому же и руководитель готовый есть – Снейк Сазерленд. Пора ему заканчивать с игрушками, раз научился в стертой памяти копаться, научится и в действующей. Главное – все сделать тихо и без шума. Это же какая власть в руки идет! Черт возьми, это же возможность корректировать любую память! Любого человека, любого врага перепрограммировать можно! Снял матрицу, покопался в ней – и пиши назад в башку! А уж сделать так, чтобы тому, кого нужно переделать, понадобилась эта повторная запись, не проблема...

Впереди открывались такие горизонты, что Смотрящий не мог усидеть на месте. Он вскочил и зашагал по кабинету.

Так... что нужно для начала работы? Деньги? Сколько хочешь! Специалисты? Полно! Не хватит, пусть Снейк еще наберет. Компьютеры? Как у дурака махорки!

Прибор! Вот камень преткновения! Его необходимо вернуть любой ценой. Никакие жертвы не страшны, если удастся захватить эту, как назвал ее Стив, «трубу»! Двух мнений быть не может, прибор должен быть в Империи! Раз его так в Институте берегут, столько людей положили, чтобы вернуть, то ценность в нем неимоверная!

– Марко, люди готовы! – Жан-Поль Паризи, начальник бригады имперских командос, высокий, гибкий, с опасными и холодными, как у кобры, глазами, стоял перед Смотрящим и ждал команды. Пора было начинать.

– Сазерленда берегите! – Марко в очередной раз повторил Жан-Полю свое главное требование. – Паризи, твоя главная задача – это дать возможность Снейку выполнить свое дело. Все остальное не важно! Сазерленд должен забрать прибор и матрицы с программами. Если будет возможность, все остальное уничтожить! Все, с богом!

Стиву стоило немалого труда уговорить Марко отпустить его вместе с командос. Откровенно говоря, он не горел желанием участвовать в бою, но кто, кроме него, мог помочь «потерянным» вернуть память? Командос искать матрицы и тем более массивы памяти не будут. Посылать Тони или еще кого-нибудь из программистов – значит, обрекать неподготовленных людей на верную смерть. Получится, что Крис-Стив заварил всю кашу и спрятался за чужую спину. Но эти аргументы Смотрящего не убедили. Симоне резонно считал, что каждый должен заниматься своим делом. И если у Стива прорезались способности руководителя, если он умеет мыслить лучше многих других, то и нечего работу солдата делать! И ничего, что там они не будут знать, что выносить. Пусть выносят все, что попадется на глаза. И не важно, что прибор сжечь могут, главное – они его вынесут! А восставить? Восстановят! Главное, чтобы все знали – свое Симоне с горлом вырвет!

Марко ничего не хотел слушать. Мало того, была минута, когда Крису показалось, что единственное, чего ему удалось добиться, так это намерение Симоне запереть его в камере дo конца операции. Чтобы не мешал работать. И решающим аргументом, переломившим ситуацию, стало умение Криса-Стива выявлять «близнецов», что могло помочь в фильтрации пленников, и его сенсорные способности. Во время быстротечной операции было очень полезно иметь человека, который может определить, врет допрашиваемый или говорит правду. Если даже он врет и ты это точно знаешь, то ценят такую информацию не ниже, чем откровенную правду. И, кто знает, может быть, именно это обеспечит успех всей операции?

– Черт бы тебя побрал, Стив! Куда бы ты ни влез, всегда поломаешь мои планы! Знал бы, что ты такой идиот, я бы еще вчера тебя на снятие матрицы отправил! Ведь есть же здесь все оборудование! Так нет, все сделал так, чтобы максимально осложнить задачу. У меня же на тебя такие планы...

– Марко, я уверен, что все будет хорошо! – заверил его Сазерленд. Ему очень хотелось помочь людям, особенно Оскару. – Через несколько часов мы встретимся и отметим победу!

– Не хвались раньше времени! – суеверно оборвал его Смотрящий. – Смотри, пойдешь в третьем эшелоне. Только когда тебе разрешат, только тогда и пойдешь! И посмей только ослушаться! Никакого риска! Ты понял? Ни-ка-ко-го! Да, и вот еще!

Марко полез рукой за спину, к пояснице и, сделав резкое движение, достал какую-то коробочку. От нее отходили два коротких шланга с присосками.

– Подойди сюда! – тоном, не терпящим возражений, потребовал Симоне. – Повернись!

Крис почувствовал, как на его пояснице прижалось что-то теплое и началось легкое покалывание. А затем ощутил резкий прилив сил.

– Смотри, этой штуки ни у кого нет! – строго сказал Симоне. – Этот стимулятор мне Ансар подарил. Он мне очень дорог! Отдашь потом... когда вернешься! И попробуй только не вернуться!

Сазерленд занял свое место в бронированном экраноплане. Оказалось, что ждали только его. Едва он занял отведенное ему место, как по радио раздалась условная команда

Операция началась.

Обычно просторный, транспортный экраноплан-броневик на этот раз казался тесным. Мощные, в защитной амуниции командос заполнили все пространство, сидеть было неудобно. Крису-Стиву отвели место в голове салона, рядом с переборкой, отделяющей водительский отсек от пассажирского. Он сидел прямо под дисплеем и не видел того, что транслировалось видеокамерами наружного наблюдения. Стив понимал, что для бойцов он лишняя обуза и никто не пустит его в переднюю, командную часть машины. Да он и не стремился в начальники, ему бы только свою задачу выполнить!

Стив оглядел своих спутников. Крупные парни с решительными лицами, они спокойно и уверенно ждали своего часа. Армированные шлемы с забралом, такие же, как и на нем, против лучемета не устоят, но все остальное выдержат. Усиленная броня, та и лучемет не сразу пропустит, и боевые перчатки. Штурмовые лучеметы, те, что без всяких электронных наворотов в виде «умного спуска». Мало ли как в бою сложится? Вдруг придется оружием убитого или раненого товарища воспользоваться, а тут «интеллектуальный» предохранитель начнет опознавать тебя как постороннего! Нет уж, этими штучками пусть полиция балуется, а командос нужны простые, но надежные средства. Как тот же форсированный импульсник или финка с вибролезвием. Парализатор тоже пригодится.

Стив недовольно посмотрел на свое оружие. Как он ни просил, лучемет ему не дали. Посчитали, раз на штурм не идет, то и без него обойдется. А чтобы не ныл, вручили два легких импульсных излучателя, себя защитить хватит! Много они знают, чего ему хватит, а чего нет! Возомнили себя чуть ли не богами войны! Марсы и Аресы сплошные!

Интересно, эти командос так же хорошо стреляют, как Оскар? Сомнительно! Вот бы им соревнование устроить, посмотрели бы тогда, кто круче!

Вспомнив о Косе, Сазерленд еще раз подумал о том, что поступил правильно, не взяв его с собой. Парень остался в «моските», что стоит возле здания Империи. И Крису-Стиву спокойнее, и для Коса так будет лучше! Не нужно парню все это... Пока память чистая, не замутненная дурными делами, пусть бережет душу, грех такую убийствами пачкать!

Машина остановилась. Задний люк распахнулся, и командос рванулись к выходу. Двое из них прижали Криса к борту, лишив его возможности покинуть салон. Несколько мощных толчков сотрясли землю. Засвистели импульсники охраны, но что они против брони нападающих?

– Первая группа, продвигайтесь к лифтам! Жестко подавлять любое сопротивление!

– Вторая группа, следом! Зачистка уровня! – раздался голос в наушниках. Крису показалось, что это голос Бульдозера. Видимо, он взял управление операцией на себя. – Третья группа, вам полная готовность!

Стив вытянул шею и посмотрел на дисплей. Нападавшие не стали штурмовать хорошо укрепленные ворота. Они несколькими зарядами пробили брешь в стене и устремились по коридорам первого уровня. Бой шел уже на втором уровне. То тут, то там в окнах сверкали световые всполохи лучеметов и импульсников. Изредка вспыхивали яркие лучи «гатлингманта». От его попаданий пузырились стены, вылетали окна.

Внезапно экраноплан, в котором сидел Крис-Стив, тряхнуло, дисплей погас. Командос выдернули Криса-Стива из машины и прижали к земле. Нос броневика был разворочен. От ворот ударил еще один фиолетовый луч тяжелого станкового лучемета, и броневик, теряя колесо, перевернулся на бок.

– Крис, братуха, теперь мой черед, так что сиди тихо и не высовывайся! – услышал он голос Стива. – Теперь моя работа! Извини, ежели что...

– Удачи тебе, Снейк! – ответил Крис.

Вновь ударил лучемет. Земля возле Стива взметнулась, и один из сопровождающих его бойцов упал. Стив хотел было кинуться на помощь, но увидел, что несчастного командос разрезало надвое.

Оставшийся в живых сопровождающий толкнул Стива к проему и крикнул:

– Жди команды на третью группу! А до этого времени стой здесь! Я же попробую погасить этот прожектор! – Командос показал на будку с «гатлингом».

Не дожидаясь ответа, он бросился в сторону ворот. Сазерленд не стал ждать на открытом, незащищенном месте и побежал в здание Института. Множество трупов, в легкой броне и без нее, гражданские и охранники...

Снейк впервые задумался о цене, которую придется заплатить за восстановление «потерянных». Не слишком ли она высока? Господи, неужели все эти люди, которые уже стали и еще станут трупами, преступники, заслуживающие смерти? Хотя это скорее можно было назвать казнью, ведь среди мертвых командос почти не было. Видимо, сработал фактор внезапности.

Стив взвесил на руке один из своих импульсников. Нет, это не то оружие, которое ему сейчас нужно. Если противник будет в броне, то шансов у Сазерленда останется мало. Снейк, сунув оружие в кобуру, подобрал лучемет одного из убитых. Индикатор показывал двенадцать зарядов. Сойдет.

А теперь куда? Он подошел к лифту. Тот работал, но Стив предпочел эскалатор. Приказ приказом, но стоять столбом и ждать команды он не станет. Завернув к ступенчатой ленте, Снейк крадучись поднялся на один марш. По всей видимости, бой был и здесь, было много трупов и разрушений. Несколько защитников Института лежало у входа на эскалатор. В отличие от первого уровня, здесь появились потери и среди командос. Стив заметил пять или шесть трупов в комбинезонах Империи.

Внезапно из-за угла выскочил вооруженный охранник, очевидно, не ожидавший встретить здесь еще кого-нибудь из нападавших. Он на бегу выстрелил в Стива, но промахнулся. Стив не раздумывая ударил его прикладом, тот упал, Стив выстрелил в него из лучемета.

– Допросить нужно было! – подсказал Крис.

– Черт, не подумал! – признал свой промах Сазерленд. – Ну, я думаю, дальше еще встретим.

Стив выглянул из-за угла. В коридоре было пусто. Только тела погибших и всякий хлам.

Он решил обыскать помещения. Все, кто умеет стрелять, наверняка в бою, а вот какой-нибудь клерк вполне мог и спрятаться. Как источник информации такой информатор может оказаться даже ценнее любого другого!

В первом кабинете не было никого. Из живых... Во втором и в третьем та же картина. А вот в четвертом он заметил, как при его появлении в глубине кабинета шевельнулась тень на стене. Снейк чуть не выстрелил, но, к счастью, успел сдержаться.

– Ну-ка выходи! – крикнул он. – Выходи, я не буду стрелять!

Ответа не было.

– Выходи, считаю до трех!

Тень шевельнулась, из-за большого форм-процессора вышла побледневшая женщина. Худенькая, маленькая, она могла сойти за подростка. Женщина плакала, всем телом тряслась от страха, но успокаивать ее было некогда, бой продолжался, и гибли люди.

– Где секретный отдел? – спросил Стив. Но женщина не могла вымолвить ни слова. Пятно над ее головой светилось ярким белым светом. Такого чисто белого Стиву еще ни у кого видеть не приходилось. Казалось, у нее в голове нет ни единой мысли.

Стив легко встряхнул женщину за плечи.

– Послушайте, я не сделаю вам ничего плохого, – заговорил он мягко. – Вам не причинят вреда! Прошу вас, успокойтесь!

Бесполезно. Глаза женщины закатились, она стала сползать на пол. Сазерленд едва успел подхватить ее на руки и положил на стоявший рядом стол. Нет, тут он только теряет время. Нужно посмотреть в других кабинетах.

Удача пришла только в противоположном крыле здания. За одним из перевернутых столов прятался молодой, но с уже приличной лысиной парень. Он тоже был перепуган, но на белом пятне появлялись вспышки других цветов Ищет путь спасения, значит, способен мыслить.

– Жить хочешь? – спросил Стив.

Тот усиленно закивал головой, так что лязгнули зубы.

– Ответь, где секретный отдел?

Пятно стадо чисто белым.

– Эй, приди в себя! Я тебя не трону! – Сазерленд хотел было возмутится, что это они все такие трусливые, но, взглянув на пленника, промолчал.

Пятно становилось все ярче. На лице парня проступила смертельная бледность, зрачки поползли вверх, под веки. Да что у них тут происходит?

Допрашиваемый упал. Изо рта появилась пена. Он, хватая ртом воздух, задергался в конвульсиях. Замер...

– Черт, они закодированы! – догадался Крис. – Их нельзя допрашивать!

– И что теперь делать? – растерянно спросил Сазерленд.

– Ищи следующего, но не допрашивай, я пока подумаю! – Состояние Джордана было не лучше.

Стив решил вернуться за женщиной, которую они обнаружили раньше. Но его ждала та же картина: женщина была мертва.

– Третья группа! – послышалось в его шлеме, – Здание очищено, давайте специалиста!

Стив понял, что это о нем. Он вышел в коридор. А где основная группа? Внезапно над лестницей показалась голова в шлеме. Стив чуть не выстрелил, но вовремя увидел, что это один из двоих охранявших его командос. Тот, что решил уничтожить стрелка станкового «гатлинга». Раз жив, значит, сумел!

– Я же сказал, жди меня возле дыры! – набросился он на Стива. – Я чуть... Ладно, пошли, нас ждут!

Они вошли в лифт, спутник Сазерленда нажал кнопку административного уровня.

– Жан-Поль, мы поднимаемся! – доложил он. – Встречайте!

Изрядно поредевшая группа имперцев развернулась в сторону открывающихся дверей подъемника. Буднично, без приветствий и торжествующих возгласов бойцы провели Сазерленда к Паризи. Тот стоял в центре большого зала, в углу которого, под охраной двух командос, жались друг к другу семеро пленных. Трое из них были ранены. На полу, рядом с ними, лежали трое... нет, четверо мертвых сотрудников Института. Все со следами пены на губах. Значит, этих уже допросили. С тем же успехом, что у него! Нужно менять методику.

Стив посмотрел на пленных. Все раненые и один из уцелевших были «близнецами»! Остальная троица имела пятна, но столь однообразно белого цвета, что их состояние кроме как паническим назвать было нельзя.

– А-а, вот и Снейк! – обрадовался Жан-Поль. – Ну, где твое барахло? Давай, что выносить?

– Не знаю, у меня не было возможности осмотреть все здание. Нужен пленный для допроса. Я вижу, что вы уже успели поговорить кое с кем. – Стив кивнул на трупы.

– Да мрут сволочи! – искренне возмутился Паризи. – Как мухи! Видно, блок поставлен! А времени в обрез!

– Крис, ну придумай что-нибудь! – взмолился Сазерленд. – Как нам эту чертову лабораторию найти?

– Тут не так нужно, – вслух ответил Джордан, стараясь, чтобы слышали только свои. – Дайте возможность им сбежать! Но перед этим пусть один из них услышит, что все уровни взяты, все отделы захвачены к только секретный отдел держится. Никак сопротивление сломить не можете! Да, и добавьте, что внизу весь квартал под нашим контролем.

– Снейк, ты гений! Классно придумал! Переходи ко мне в отдел планирования! – Жан-Поль хлопнул Стива по плечу. – Будем надеяться, что сработает!

Он снял шлем и устало вытер пот с лица. Вроде бы как индивидуальный климат-контроль отказал. Потом, словно что-то вспомнив, поднял шлем к лицу и заорал в него: – Джонни! Значит, так! Все этажи наши. Давай к секретному, там еще сопротивляются. Сильно дерутся! Кажется, что основные силы противника там собрались. А снизу людей отправить не могу, там и так работы хватает, всех бегунов вылавливать! Давайте быстро всех людей на поддержку Дана! Всех, я сказал! Там очень жарко!

Жан-Поль хитро глянул на Стива и водрузил шлем на голову.

– Так, братва, всем следить за индикаторами кабин лифтов, – понизив голос, приказал он. – Отследить все перемещения противника! Сейчас я выпускаю пленных, им не мешать! Пусть думают, что мы лопухнулись.

Командос стали покидать уровень.

– Эй вы! – крикнул Жан-Поль пленным. – Вы уже отвоевались, вас охранять некому, да и незачем, штатских мы не трогаем! К вам претензий нет! – Он повел стволом лучемета в сторону лифта. – Давайте быстро отсюда! Давайте быстро, пока не передумал!

Пленники недоверчиво переглянулись. Первым не выдержали те, над головами которых светились пятна. Испуганно озираясь, они подхватили раненых и метнулись к лифту. Следом двинулись и «близнецы».

Стив и Жан-Поль впились глазами в указатель местоположения лифта. Дойдет до конца или остановится? Вот уже третий, второй, первый! Замер. Все, встал!

План не удался, и пленники на свободе! Черт!

Сазерленд и Паризи переглянулись. Провал?

– Жан-Поль! – раздался в наушниках голос Джимми. – Лифт идет вниз! Я стою на первом уровне, прямо перед входом. Индикатор показывает, что кабина передо мной, а в щель видно, как она вниз пошла! Наверное, есть нижние уровни, только индикатор их не показывает.

– Отлично, Джимми, премия тебе обеспечена! – Жан-Поль радостно повернулся к Стиву. – Твой план сработал!

– Думаешь, есть подземный уровень? – еще не веря в удачу, спросил Сазерленд.

– Без сомнений! – ответил Джонни. – Я сам видел, как свет ушел вниз!

– Внимание! Всем на минус второй! – закричал Жан-Поль и вбежал в кабину подъемника. Сазерленд едва успел за ним.

– Стив, все, твоя задача выполнена! – заявил Паризи. – Теперь ты должен покинуть здание! Расскажи, как выглядит то, что нужно вынести, и выходи к броневикам!

– А ты уверен, что внизу я не пригожусь? – с улыбкой спросил Сазерленд.

Паризи промолчал. Лифт остановился на первом этаже. Жан-Поль посмотрел на Стива, но тот, делая вид, что не замечает этих взглядов, смотрел на пульт. Какая же кнопка ведет вниз? Он вновь нажал первый этаж. Еще раз. Двери закрылись, и лифт пошел вниз! Жан-Поль тут же нажал «стоп».

– Без поддержки нельзя! – Он нажал кнопку с единицей. Лифт вернулся к холлу Имперец и Сазерленд вышли.

– Первая и вторая группы! Всем войти в кабины лифта и дважды нажать кнопку первого уровня! Повторяю, команда для всех! Спускаемся на подземные уровни! Для этого дважды нажать кнопку первого этажа! – скомандовал Паризи.

Подъемники пошли вниз. Прошло несколько томительных минут. Наконец Жан-Поль вошел в одну из освободившихся кабин лифта, Стив за ним. Двойное нажатие.

– Не раздумал? – спросил Паризи.

Стив не стал отвечать. Зачем, если и так все ясно, тем более что они уже достигли подземного уровня. Там кипел бой.

Оборонявшиеся, спрятавшись за полуприкрытой стальной дверью в конце длинного коридора, отстреливались от наседавших командос. Штурмовые лучеметы были бессильны против такой преграды, имперцы начали нести потери. Положение грозило стать критическим. Уже трое подчиненных Жан-Поля расстались с жизнью, а раненых было много больше.

– Жан-Поль, у нас проблема! – прохрипел кто-то из бойцов, – Нужно что-то делать! Паризи думал недолго.

– Отходим! Быстро! – крикнул он бойцам и тут же заорал в переговорник шлемофона: – Фаст, ну где вы бродите? Давай сюда свою горелку! Ни тебя, ни Кена, а здесь такое... Давай быстро вниз!

Остальное Сазерленд не услышал. Сильный удар в голову, сознание затуманилось. Он только почувствовал, как чьи-то руки подхватили его и потащили прочь из опасного коридора, Это был Паризи, который, заметив, что луч задел по касательной шлем роллерболиста, бросился ему на помощь.

– Эй, Снейк, кончай вперед лезть! – сказал он, увидев, что Сазерленд пришел в себя. – Ты как, в порядке?

– Да, спасибо!

– Стой здесь и никуда не отходи! – Жан-Поль убежал Имперцы, подхватив раненых и убитых, отошли. Отряд получил возможность оказать помощь тем, кто в этом нуждался.

– Черт бы вас побрал! – Паризи был зол, слишком высокую цену платил его отряд за то, чтобы Сазерленд выполнил свою задачу. – Чего вас понесло штурмовать отдел без подкрепления? Почему меня не подождали? Горит под задницей, что ли? Столько ребят потеряли!

– Да мы только вошли, – ответил кто-то из бойцов, – а эти как начали шмалять! Мы в ответ. Ребята, что подъезжали, сразу нам на подмогу... Вот так все и вышло!

– Вышло, вышло, – Паризи зло сплюнул. – Ну, где эти...

Договорить он не успел – кабина лифта открылась, из нее вышел имперец с «гатлинг-мантом», неуклюжий из-за громоздкого оснащения, похожий на какое-то странное насекомое.

– Здесь я! – доложил он, подойдя к товарищам. – Попробуйте сами потаскать эту железяку, посмотрю, как вы побегаете! А где Фаст?

– Он еще быстрее тебя! – прорычал Паризи. – А, вот и он!

Кабина лифта открылась, и из нее вышел, вернее вывалился, здоровенный командос с «мантом» на подвесной турели.

Несмотря на серьезность ситуации, его встретили дружным смехом.

– Вы чего? – удивился здоровяк. – Чего ржете? Я что, опоздал?

– Нет, вовремя! – буркнул Жан-Поль. Он, конечно, понимал, что такие потери – его просчет. Нельзя было так бездумно отправлять людей в этот отсек. – Разнесите к чертовой матери всю эту богадельню!

Шквальный огонь из двух «гатлингов», каждый из которых имел шесть ускорителей, не оставлял никаких шансов защитникам секретного отдела. Первые же удары лучей, нацеленные в места крепления герметично закрывающейся двери, выбили основания опор, и стальная конструкция с грохотом рухнула на пол. Исход боя был предрешен. «Манты» и лучеметы прекратили свою смертоносную работу, лишь когда в отсеке не осталось ни одного человека, которого можно было хотя бы попытаться восстановить. Отдел был захвачен.

– Дело сделано, – констатировал Паризи. – Хорошо поработали!

– Хорошо-то хорошо, – пробурчал Фаст, – но у меня кончились заряды!

– Да бог с ними, все же кончено! – отмахнулся Жан-Поль. – Снейк...

– О, и у меня пусто! – перебил его Кен. – Я и не заметил...

– Снейк, давай делай свое дело! – продолжал Паризи. – Говори, что выносить, и сматываемся! И так уже весь город на уши поставили!

Сазерленд, стараясь не смотреть на то, что лишь приблизительно можно было назвать человеческими телами – это были какие-то окровавленные ошметки, – пошел по длинному коридору. Имперцы следовали за ним. В самом отсеке картина была не такой удручающей. Здесь тоже было несколько трупов, но они не были так изуродованы огнем, как в коридоре. Стив сразу же узнал Шарояна и Гувермана. Они лежали рядом и, казалось, даже после смерти пытались удержать прибор. То, ради чего затевалась вся операция, находилось в руках седого старика, прижимавшего его к груди. А Гуверман помогал ему, рука помощника тоже лежала на трубе...

– Берите... вот это! – сказал, с трудом ворочая языком, Сазерленд и указал на прибор, – Только аккуратно, не нужно излишне травмировать... людей!

– Джонни! – скомандовал Жан-Поль. – Отвечаешь за эту трубу! Стив, собирай, что тебе нужно. Матрицы и что там еще? Карлос, поможешь Снейку!

Сазерленд осмотрелся вокруг. Разбитые и расстрелянные компьютеры, приборы, мебель... И посреди этого трупы...

А где же Коннор? Стив поискал третьего участника бесчеловечных опытов, но не нашел. Зато в углу Сазерленд. к своему, да и Криса удивлению, увидел труп миниатюрной женщины. Луч мощного оружия пощадил ее, а вот упавшая на ее аккуратную, коротко стриженную головку плита большого дисплея – нет! Удар пришелся точно в висок, и можно было надеяться, что смерть была мгновенной!

– Стив, не спи! – услышал он голос лидера командос. – Где твои матрицы? Время... А это еще кто такие?

Жан-Поль посмотрел на мелькнувшие у входа тени. Странно, кто это может быть?

– Служба Безопасности Конфедерации! – загремел по коридору голос, усиленный громкоговорителем. – Всем положить оружие и выходить с поднятыми руками! За неповиновение немедленная смерть!

– А это еще кто? – удивился он.

Служба Безопасности? С каких это пор они вмешиваются в дела Империи?

– Кто вас послал? – закричал он. – Сначала узнайте, кто здесь, а потом...

Договорить Паризи не успел. Веер зеленых лучей ударил над его головой.

– Жан-Поль, мы прекрасно знаем, кто вы! – послышалось вслед за выстрелами. – Если хочешь остаться в живых, лучше послушай меня и сдавайся!

Имперны поняли, что попали в западню. Но сможет ли ловчий удержать свою дичь? Что же, пусть попробует!

– К бою! – приказал Паризи. – Боб, высылай поддержку, мы в ловушке!

Не успели отзвучать эти слова, как обороняющиеся увидели, что из лифта появляются тяжело бронированные спецназовцы. Закипел новый бой.

– Боб, нам срочно нужна поддержка! – еще раз прокричал Паризи. – Мы все нашли, но на нас напал спецназ СБ! Да какой, к чертям, наш? Конфедерации! Да! Нет, не сошел! Хочешь проверить, сам сюда приезжай! Конечно, вооружены! Тяжелая броня! Хорошо, ждем, только не медлите! Прибор? Цел! Снейк? Да ты что, Боб, интервью берешь, что ли? Жив он! Не знаю, может, оглушил... Его задело чуть-чуть! Да целый, целый! Но если вы промедлите... Уже вышли? Ну хорошо, ждем!

Стив почему-то не слышал слов Бульдозера, но по ответам Жан-Поля догадался, что разговор шел о нем. Видимо, Марко жалеет, что отпустил Снейка.

– Слушай, Снейк, Бульдозер беспокоится, что ты на связь не выходишь! – сообщил Паризи. – Чего там у тебя со связью?

– У меня? – удивился Сазерленд. – А как бы мы с тобой общались...

– Стив, кончай болтать! – беззвучно вмешался Джордан. – Матрицы ищи!

– Жан-Поль, пойми, некогда мне с ним лясы точить! – Стив показал в глубь секретного отсека. – Матрицы искать нужно!

– Ну так ищи скорее! – Командир отряда кивнул в сторону своих бойцов, отбивающихся от спецназовцев. – Видишь, что делается?

Он внимательно оглядел позицию командос, ведущих стрельбу по противнику, и громко сказал: – Ребята, скоро подойдет помощь! Нужно держаться! Зря не рискуйте, стрелять прицельно!

Вспышки «гатлинга» адским огнем запрыгали по стенам, Паризи бросился на пол.

Стив последовал его примеру. Теперь тяжелая стальная плита двери, несмотря на прорезанные в ней лучеметом щели, послужила защитой командос. Они открыли ответный огонь.

Ситуация резко изменилась. Имперские стрелки всегда отличались меткостью, но люди Паризи были посильнее. Они быстро выбили первые ряды нападавших и заставили противника отойти. Первая волна была отбита.

Джордан осмотрел на скорую руку трубу прибора. Пока он цел, но нужно сделать все, чтобы он больше никого не искалечил. Ну ладно, случай еще представится.

Теперь матрицы! Наверняка они хранятся в следующем зале. Ведь не может же быть, чтобы был еще один секретный отдел!

Отсек с матрицами Крис нашел сразу же за вторым, рабочим, отсеком. Тем самым, где кипел бой.

Матовые серые ряды пластиковых стеллажей ровными рядами заполняли весь зал. На каждом из них тысячи матриц! Да, вот этого Джордан не ожидал. Да ему жизни не хватит все надписи прочесть! Хотя... Должна же быть какая-то система? Дьявол, времени нет! Придется искать в алфавитном порядке... Как там звали «потерянных»? О, да что думать! Оскара Коса поищем!

Бой, начавший было стихать, возобновился с новой силой. Отблески всполохов играли на стенках стеллажей.

– Быстрее, Крис, быстрее! – торопил Сазерленд. – Ребята там бьются насмерть!

– Да что я, стою, что ли, без дела... – Глаза Джордана бегали по ровным рядам ярлычков. Нет, так он своих не найдет! Ну где тут...

Э, болван ты Крис! Джордан даже хлопнул себя по лбу! Здесь же наверняка хранится память платных пациентов! Проклятие!!! Как же он сразу не сообразил! «Потерянные», они же брак! Значит, никаких матриц с их памятью и нету, зачем их хранить, тратиться на них?

Так что, все впустую? Столько смертей, и все зря? Нет, не может быть! Нужно искать! Искать! Не стоять! Нет на матрицах, значит, может быть во внутреннем массиве памяти. Но тогда это должно быть рабочее место экспериментатора! Где оно может быть? Может, здесь...

– Стив, заканчивай, мы их не можем сдержать! – услышал он голос Жан-Поля.

Плохо, времени совсем нет. Но все равно не отвлекайся, ищи! Возьми себя в руки, не паникуй, забудь обо всем и ищи. Забудь о бое, забудь о спецназовцах и думай! Напряги мозги...

Вот, правильно, кажется, что-то поймал! Что, если попробовать старый проверенный способ? Перевоплотиться? Раньше помогало, значит, и сейчас может! Вот только в кого? В кого? В одного из тех, кто здесь работал! Начальник не подойдет... Оператор... тоже. На его массиве бракованную память никто держать не станет... Экспериментатор? Экспериментатор... А что? Ведь здесь же проводились эксперименты над «потерянными»! Точно! Это... Это же меняет дело! Итак... Да, решено! Я экспериментатор! Где мне было бы удобно? Вот здесь. Нет, лучше здесь! Точно! Я бы сел сюда. И наблюдать удобно, и манипулятор ввода рядом.

Крис сел за терминал. Бог ты мой, да он же включен! Только в режим энергосбережения перешел, вот дисплей и не светится! Вот это везение! Скорее всего, кто-то из сотрудников от испуга не выполнил инструкцию и не вышел из программы. Видимо, здесь так уверовали в свою безопасность, что даже не потрудились обучить сотрудников выключать технику в случае опасности... А может, тут что-то Другое?

Так и есть! Программа вела расчет! Значит, кто-то просто пожалел свою работу и не стал выключать компьютер. Ну, тем лучше!

Крис быстро прервал действие программы и запустил поисковик-бродилку. Так где же они хранят память? Джордан вывел список хранимой информации. Планы. Интересно было бы и в них заглянуть, но некогда. Может, здесь, в текущей директории? Нет, здесь нет. Так, а что еще в массиве?

Ага, вот и архив! Отлично! Объем? Объем очень большой.

У Криса взмокли ладони! Наверняка здесь. Так что у нас в архиве?

Джордан запустил просмотрщик сжатых данных.

Нет, Крис, ты все же умница! Вот же они! Есть! Есть!!! Все, снимки памяти найдены! Значит, он все-таки был прав!

Так, рано радуешься! Память-то нашли, а дальше как быть? Вот черт, весь блок не вынесешь... Сбрасывать на матрицы? Долго, и вынести столько он не сможет. Через коммуникатор? Долго, но возможно! Крис запустил программы подключения к Сети. Отлично, настройки показывают, что у них скоростной канал! Так, связь... Что такое? Связи нет?

Ну хитрецы! Именно так бы и он защищал свои данные, а потому Джордан, учитывая, что их может ждать что-то подобное, предусмотрительно захватил с собой радиокоммуникатор.

Подключение заняло несколько минут.

Все! Теперь его никто не закроет! Так, связь с клиникой...

Заработала программа удаленного доступа. Вход в Сеть... Доступ закрыт?! Как это может быть?! Да это же... Ну невозможно же это...

Ладно, есть другие провайдеры! Запуск поиска сетевого входа...

По дисплею побежали строки, демонстрирующие попытки программы войти в соединение. Курсор, мигая, передвигался от адреса к адресу, но всякий раз результат был отрицательный. Что же это получается, они отключили городской сервер? Да это же... А вообще, если сюда даже СБ Конфедерации подключилось, тогда все возможно!

Ну что же, есть и другие способы... Перейдем на прямой коннект! Джордан словно предчувствовал это и оставил включенным коммуникатор в пансионате...

Несколько секунд ушло на изменения в задаче. Программа сбросила прежние показания и вновь перешла в режим установки соединения.

Крис нетерпеливо постучал по столу. Что-то долго идет соединение! Давай же, давай быстрее! Ну что же ты? Ведь каждая минута задержки грозит гибелью всем! И командос, и ему самому!

Черт! Коммуникатор клиники не отвечал! Не может быть, он же сам его включал! Но так же не может быть! Трассер. Узел недоступен? Перехватили? Выключили? Кто?! Разве что Тони... Да черт с ним, нужен другой адрес...

Куда же? Думай! Быстро думай!

Идея! К себе на чиплендский сервер! Отлично, туда уже Конфедерация лапы не дотянет!

Трассер! Нет доступа! Фантастика!

Дом в Чипленде! Трассер! Нет доступа!

Так, обложили! Куда теперь? Империя! Призрачно, но попробуем! Если получится, то сольем все Марко, а потом разберемся! Трассер! Проклятие! Нет доступа!

– Стив! Бери оружие! Нас всех сейчас перебьют! – В голосе Жан-Поля была безнадежность. Сердце Криса сжалось. Где же поддержка?

Между тем основные силы Империи, несшиеся полным ходом к Институту, наткнулась на плотный огонь группы прикрытия спецназа. Первые экранопланы были сбиты еще на подлете к зданию и пылающими факелами рухнули на землю Остальные, быстро снизившись, успели высадить бойцов Империи и уйти в безопасную зону. Имперцы ринулись на выручку своим. Первые ряды заслона были сметены за считанные минуты. Дальше дело пошло медленней. Все-таки и спецназ чего-то стоил! Да и армейские подкрепления к ним подоспели вовремя. Не разобравшись в ситуации, полиция тоже вмешалась. Ну, на чьей стороне, ясно. Так что имперцам, вместо того чтобы пробиваться вниз, самим пришлось вызывать Бульдозера и докладывать обстановку. Нужно было принимать срочные меры.

Улицы, примыкающие к Институту, превратились в поле боя. Пылающие машины, разорванные тела, лучи «гатлингов» – все перемешалось. Боб вынужден был послать последний резерв Реши кто-нибудь сейчас атаковать Империю, защищать ее было бы некому. Бой наверху закипел с новой силой.

Но сражающиеся на земле и под землей не знали, что к месту битвы спешит еще одна заинтересованная сила. Большая группа «близнецов», тех, что были свободны от дежурства в Институте и находились в это время в разных частях Хардсон-сити, получила сигнал тревоги. Они быстро собрались в условленном месте, подоспевший Гап раздал им оружие, и теперь колонна их экранопланов спешила к Институту Уцелевшие «близнецы» еще не знали, что все, кого они должны были защищать, погибли, но, даже если бы и знали, программа, заложенная в них, не позволила бы им поступить иначе.

Если бы Марко мог знать все, что происходило у Хранилища, то действовал бы иначе. Достаточно было просто взять коммуникатор и выйти на Президента Конфедерации! Войска были бы немедленно отозваны. Но, к сожалению, Смотрящий не был информирован в полной мере и потому надеялся справиться своими силами. Уж очень ему хотелось показать, кто в стране хозяин! К тому же у него оставалась еще и его личная гвардия, а уж с ней-то не справится никто!

Ну а Джордан все не оставлял попыток передать информацию. Остановиться – значило признать, что все, что сделано – штурм Института, гибель людей, разрушение отдела, – все напрасно! Данные, находящиеся на массиве, – не просто набор нулейи единиц. Это вся жизнь «потерянных», жизнь людей, доверившихся ему. Это последняя попытка вернуть людям самих себя! Не бросать же на полпути все, что удалось такой кровавой ценой получить?

Но как Крис ни старался, все, кому он мог доверить информацию, были заблокированы. Кто-то очень хорошо поработал, изучая его дружеские контакты...

Внезапно он услышат шаги. Но поднять голову и посмотреть, кто это, он не мог – ему только что пришла в голову мысль попробовать пробиться к Клаудии.

– Стив, ты что делаешь? – раздался хриплый голос за его спиной.

Джордан узнал этот голос. Паризи, это был он.

– Сейчас! – Крис не отрывался от дисплея. – Может, хотя бы сейчас удастся!

Черт, опять неудача! Салон Бриаторе тоже отследили и отключили... Кажется, это все!

Он в отчаянии посмотрел на командира отряда. У того левая рука висела плетью, по бедру струилась кровь, льющаяся из рваной раны в боку.

– Следующей атаки мы не выдержим! – прохрипел Паризи. – Но и выйти мы уже не можем. Если хочешь, можешь отсидеться здесь, но, если ты нам поможешь, попробуем продержаться до прибытия помощи.

Джордан бросил взгляд на дисплей. Здесь все равно уже делать нечего, а там он нужен.

– Идем! – сказал он и, поддерживая раненого Паризи, направился к импровизированной баррикаде, которую защитники сложили из того, что было под рукой. Впереди они пристроили остатки изрезанной дверной плиты. Столы, шкафы, кресла, компьютеры... Все пошло в ход для строительства защитного сооружения.

– Крис, братишка, давай-ка в сторону! – вдруг сказал Сазерленд. – Ты пока подумай, что еще можно сделать, а я постараюсь сохранить нашу голову! И не вешай нос, пробьемся!

Теплая волна окатила Джордана. Привык он уже к своему второму Я. Привык, а может, даже и полюбил.

– Хороший ты парень, Стив, жаль расставаться будет, – признался Крис.

– А ты что, придумал, как нам разделиться? – спросил Снейк, подбирая валявшийся лучемет. Чтобы потом, во время боя, не искать. Он так и не понял, что хотел сказать Джордан.

– Как разделиться? – Джордан даже не удивился тому, что Сазерленд не понял его. Он уже привык к наивности Сазерленда. – Нет, Стив, не нашел. Нас и так разделят; На атомы.

– Ну, это мы еще посмотрим! – бодро сказал Сазерленд. И добавил разочарованным тоном: – А я – то решил, что ты что-то придумал!

– Знаешь, Стив, мне как-то уже и не хочется разделяться. – Крис и сам не понимал, что с ним происходит, слова сами сорвались с языка. И он действительно так думал и чувствовал! Разве что в другое время ни за что не признался бы в этом. – Привык, что ли...

– И я! – отозвался Снейк. – Вот это номер! Слушай, я даже и не знал, что так привяжусь к тебе!

Джордан, не ожидавший такого от Стива, растроганно помолчал, потом решил перевести все в шутку.

– Правда, нудный ты! И жадный! Джину пожалел!

– Я? Жадный? Да ты хоть со всеми переспи! – Сазерленд так расчувствовался, что стал заикаться. – Крис, да ты что! Дай только выйти отсюда, мы в этом городе всех поимеем! Любую, какую скажешь! А Джину я тебе вообще дарю!

– Ну, смотри, ловлю на слове! – Джордан усмехнулся про себя. Сазерленда не переделаешь! – Ты только не погибай!

– И ты постарайся!

Эту атаку нападавшие подготовили основательно. Каждый из них нес перед собой толстый лист обрезиненной стали. Это было очень эффективное средство от импульсных зарядов.

– Бейте по ногам! – скомандовал Жан-Поль. Эх, «гатлинги» бы! Но, что поделаешь, приходится обходиться тем, что есть.

Командир мог и не вмешиваться, командос свое дело знали хорошо и зря стрелять не стали бы. Но и нападавшие понимали, где их слабое место. Они двигались короткими шажками, так, чтобы не высовывать ноги из-под щитов Стрелять было бесполезно.

Медленно и неуклонно противник приближался. Но защитники выжидали и не стреляли. Нужно было найти тот момент, когда противник ошибется и потеряет строй. Он не может не ошибиться Главное – терпение и внимание. Терпение и внимание...

Жан-Поль все-таки дождался! Достаточно было одному из нападавших на мгновение покачнуться и часть ступни оставить без защиты, как тут же мелькнул луч! Вспышка и вопль послужили лучшим индикатором попадания. Падающий раненый повалил впереди идущего, и строй нарушится. Закипел новый бой. Атака явно сорвалась, атакующие под шквальным огнем, сминая строй, стали отходить.

Стрельба затихла. Стив перезарядил оружие. Внезапно он услышал стон. Стив повернулся на звук. Лежавший рядом с ним боец зажимал рукой рану в плече. Стив вскочил и, достав индивидуальный пакет, приложил к ране походный репликатор. Тот благодарно закрыл глаза. Через несколько минут у него должно было наступить облегчение. Кровотечение стало меньше.

Стив посмотрел по сторонам и заметил чуть поодаль еще одного раненого. Стив подобрался к нему. Луч противника разворотил броню, и энергетический заряд прожег его бок. Рядом с раной торчал репликатор. На ноге тоже зияла рана. Этому нужна серьезная помощь!

– Жан-Поль! – позвал Стив. Нет ответа.

– Жан-Поль!

Вновь тишина. Стив броском перелетел к Паризи. Тот лежал, уткнувшись лицом в сломанную ножку стола. Он был еще теплый, но сердце его уже не билось. Вот бы его в реанимацию! Может, и успели бы спасти! В реанимацию...

Джордан чуть не завыл. Дьявол, какой же он дурак! А Стив умница! Клосс! Вот оно решение! Есть выход из безвыходного положения! Как же он раньше не додумался? Вот куда следует попробовать слить архив! Может, инфекционную клинику они не заблокировали? Они? Кто же эти таинственные всезнающие «они»? А впрочем, сейчас некогда об этом думать!

Крис хотел уже метнуться к терминалу, как вдруг замелькали вспышки выстрелов. В действие вступил Стив – он бросился к баррикаде. Раненный в плечо командос тоже заметил оживление у лестницы и приготовился к стрельбе. Второй, тот, что был ранен в бок, не отставал.

Из-за угла коридора, ведущего к лифтовой площадке, появились противники. Вели они себя как-то странно. Они почти не обращали внимания на защитников баррикады и ожесточенно стреляли не в Стива и имперцев, а в обратную сторону. Невидимый защитникам, противник спецназовцев теснил их под лучи оружия имперцев. Снейк не стая себя долго упрашивать и, поддерживаемый ранеными товарищами, открыл кинжальный огонь.

Ряды спецназовцев стали стремительно редеть. Увидев, что гибель им грозит с обеих сторон, противник разделился. Часть спецназовцев развернулась в сторону баррикады и открыла шквальный огонь, остальные продолжали отбиваться от невидимого врага.

И, как назло, первые же заряды, направленные туда, где были Стив и его товарищи, попали точно в цель. Голова раненного в бок разлетелась прямо на глазах Сазерленда. Не успел он опомниться, как услышал стон второго раненого.

– Поздно помощь подоспела, – прохрипел тот и уронил голову на свой лучемет. Он был мертв.

Стив остался один. Он стрелял не переставая. Кончилась батарея, он подхватил лучемет товарища и продолжал стрелять. Но нападавших было слишком много. Лучи ложились все ближе и ближе. Наконец один из них пробил крышку стола, за которой укрывался Стив, и врезался ему в грудь. Удар был так силен, что у него перехватило дыхание и он, судорожно хватая ртом воздух, отлетел от баррикады на несколько метров. И наступила тишина...

ГЛАВА 18

Сначала Снейк решил, что он умер. Тишина была оглушительной. Но нет, раз болит грудь, значит, он еще жив. Тогда где же противник? Почему никто не стреляет? Нет, кто-то идет. Огромная косая тень прорезала правую стену Покачнувшись, она медленно двинулась к баррикаде.

Стив быстро перекатился и, нащупав импульсник, приготовился к стрельбе. Шаги приближались. Рогатая, шипастая тень не походила на человеческую, заставляя думать о каком-то страшном насекомом. И вот наконец в конце коридора появилось что-то огромное, обвешанное оружием. Стиву показалось, что это боевой робот, но нет, так может идти только человек – не наступая на тела и останавливаясь у каждого. Как будто пытается их опознать.

Значит, и не робот, но и не спецназовец. Не спецназовец? Так, значит, это от него отбивались противники? Тогда это друг. Это он убил тех, кто его, Стива, подстрелил. Подстрелил? Снейк посмотрел себе на грудь. Броня! Его спасла броня! А как он возмущался, когда на него ее надевали!

Человек-гора подошел к баррикаде, легко переступил через нее и начал сбрасывать с себя оружие. Из-под жгута, в который скрутились ремни лучеметов и импульсников, показались знакомые сильные руки... Оскар? Господи, Кос, откуда?

– Оскар! – закричал Стив. – Ты как здесь оказался! Зачем ты пришел в эту мясорубку?

Кос одним прыжком оказался рядом.

– Стив, ты цел? – спросил он с тревогой в голосе.

– Вроде бы цел, но как ты сумел сюда пробиться? – Сазерленд не представлял, как такое можно было сделать. – Зачем?

– За тобой! – просто ответил Кос. – Давай собирайся, уходим! Там ваши в засаду попали! А потом им в спину ударили. Новые какие-то. Кто такие, не спрашивай, не знаю, но из ваших почти никого не осталось. Новые дерутся здорово! Нужно уходить, может, прорвемся!

– Не могу, работу не закончил! Я понял, куда отправить информацию!

Оскар удивленно посмотрел на Сазерленда и с недоумением пожал плечами.

– Ну так делай быстрее! – сказал он и начал готовиться к обороне. – Надеюсь, ты знаешь, чем рискуешь!

Зайдя в соседний кабинет, Кос легко вытолкнул оттуда несколько столов, принтеров и копиров, взгромоздил одно на другое, сверху пристроил один из двух принесенных с собой «гатлингов». Второй «мант» был закреплен на турельной подвеске, надетой на Оскаре.

Крис, не теряя времени, подбежал к терминалу и набрал адрес Клосса. Трассер! Неужели? Есть? Есть!

Джордан запустил программу передачи информации. Достал коммуникатор. Снял шлем. На экране возникло лицо Джулии.

– Снейк! – радостно взвизгнула она. – Ой, какой ты взлохмаченный! Ты на тренировке?

– Да, на тренировке! – кивнул Джордан. – А где Клосс?

– Стефан! – позвала она. – Нам Стив звонит!

– Крис? – Клосс демонстративно называл своего бывшего пациента Крисом Джорданом.

– Стефан! Я очень тороплюсь. – Джордан старался говорить четко и внятно, чтобы доктор не переспрашивал. – На твой терминал сейчас начнет поступать информация...

Засверкали отблески лучемета, засвистели импульсники. Значит, Оскар вступил в бой.

– Да, Крис, поступает! – сообщил Клосс.

– Эту информацию, потом, когда все уляжется...

– Что уляжется? – не понял Стефан.

– Потом узнаешь. – Джордану было некогда объяснять. Скоро и так все обо всем узнают. – Я тебе сливаю матрицы памяти тех людей, которые называются «потерянными». Сохрани эту информацию...

В коридоре грохнул взрыв. В не защищенные шлемом уши ворвалась боль.

– Крис, что там у вас происходит! – В голосе Клосса слышалось беспокойство.

Джордан, превозмогая звон в ушах, поморщился.

– Сам все узнаешь, сейчас время дорого! – Крис не хотел быть резким, но ему было не до объяснений, – Слушай внимательно! Если я в течение недели не приеду за информацией... Или ты услышишь, что со мной что-то произошло, найди доктора Лоренцо Джалли...

– Да, я знаю такого, – Стефан кивнул.

– Вот ему и слей все. Тут много, смотри, чтобы не помешали тебе принять! Это очень важно! Это судьбы людей!

– Я все сделаю, Крис, но что там у вас... Прогрохотал новый взрыв. Лучей «гатлинга» не было!

– Бой у нас! Все, доктор, прощай! – Стив прервал связь. – Извини, Крис, но Оскар там один... – пробормотал он.

– Понимаю, но еще одну секунду! – попросил Крис.

Он посмотрел на индикатор передачи. Боже, как медленно! Ушла только десятая часть объема! Он схватил лучемет и, на ходу надевая шлем, побежал к баррикаде. Сколько они с Оскаром продержатся, столько и судеб будет спасено!

Выбежав из отсека, он в глубине души опасался увидеть мертвого Оскара, но тот сидел в кресле и следил за входом. «Гатлинги» молчали просто потому, что не по кому было стрелять.

– Да, Крис, забыл ты, как этот парень стреляет! – со смехом сказал Стив. – А сейчас, если не возражаешь, давай отдыхай! Можешь поспать, мы о тебе позаботимся, вынесем в первую очередь!

Оскар полуобернулся к Стиву, не отрывая взгляда от коридора.

– Все? – с надеждой спросил он. – Можно уходить?

– Нет, Оскар. Кажется, я нашел вашу память. Настоящую. Вот сейчас идет ее передача. – Крис кратко объяснил Оскару, что происходит и почему они должны ждать, пока все не закончится.

Оскар кивнул.

– Значит, будем отбиваться! – улыбнулся он.

Просто поразительно, как спокоен этот парень. И как вовремя он возник. Интересно, сколько еще ждать до конца передачи? Стив снял с убитого командос шлем и натянул его на голову Косу. Точно так же поступил и с броней. Ее он накинул поверх той брони, что была на Оскаре. Так будет надежнее.

– Как ты здесь оказался? – спросил Стив. – Я же оставил тебя в «моските»!

– Тебя долго не было. Потом смотрю, понеслись машины. Я за ними. – Кос говорил так, словно речь шла о пустяке. Но он ничуть не бравировал, это качество у Оскара отсутствовало начисто. – Смотрю, здесь драка в полный рост. Ваши в капкан попали. Но тебя нет. Поднимаю шлем одного из них, а там кто-то орет, чтобы Сазерленда вытащили! Значит, ты внутри. Ну, я набрал оружия, припасов, сколько мог, и пошел за тобой! Шел туда, где сильнее всего стреляли. Вот вроде бы и все!

– Странно, а я ничего не слышал! – удивился Снейк. – Ни переговоров, ни команд... Вообще ничего!

– Не знаю, может, подавитель был включен? – предположил Кос. – Давят передачи, вот ты и не слышишь! Или частота другая...

Крис задумался Если подавитель включен, то как же коммуникатор работает? Чудеса! Он снял шлем и осмотрел его. Все было понятно! Залп из лучемета, скорее всего тот самый, что попал ему в голову, срезал внешнюю часть шлема! Антенна, вмонтированная в пластик, была перебита! Поэтому он слышал только тех, кто стоял с ним рядом Вот невезуха! Значит, все это время он был глухой?

– А я помню это место! – вдруг сказал Оскар, обводя глазами зал. – И с удовольствием его разнесу!

– Помнишь? – удивился Стив. – Ты все вспомнил?

– Смотри, кажется, зашевелились! – проговорил Оскар. – Нет, ничего я не вспомнил, но это место помню! И, кстати, ты умеешь перезаряжать «гатлингмант»?

– Пробовал когда-то!

– Тогда давай так. Вон там, в мешке, батареи. Не много, но есть. Если я говорю «левый»...

– То я перезаряжаю... – поспешил досказать Снейк, но

Кос опередил его.

– Ложись! – крикнул он. Вновь ожили «гатлинги».

Наступали не спецназовцы. Это были «близнецы». Стив сразу узнал их, выглянув на мгновение, чтобы посмотреть, куда летят потоки лучей. Да, такое впечатление, что против них поднялся весь мир. Но пока есть батареи для «гатлингов», Оскар их не подпустит. Даже газ ничего не сделает, от него спасут шлемы.

Да, но это только пока есть батареи для «гатлингов». А их было мало! После третьей атаки запас иссяк. Хорошо еще, что нападавшие не сразу сообразили, что к чему, и между третьей и четвертой атаками Стиву удалось сбегать к терминалу.

Осталось совсем немного, всего пятнадцать процентов. Вот только продержатся ли они? Враг не слишком-то расположен давать им передышку!

Следующая атака была мощнее прежних. Противник ожидал огня «гатлингов», «близнецы» шли в атаку, прячась за мощными щитами. Оскар же взял в каждую руку по лучемету.

– Готовь батареи! – крикнул он и открыл огонь, целясь во все, что выступало из-за щитов. Стив едва успевал перезаряжать оружие и подавать его Оскару. «Близнецы», не имея возможности прицелиться, ответили беспорядочным огнем и наконец откатились назад.

– Сбегай посмотри, долго еще держаться? – крикнул Оскар. – Скоро и эти заряды кончатся.

Крис побежал к отсеку с матрицами. Оставалось восемь, нет, уже семь процентов.

– Еще чуть-чуть, – сообщил он Оскару, – на одну атаку.

– Понятно, – усмехнулся тот. – Но ее еще пережить нужно. Они сейчас изменят тактику.

– Сазерленд! – прокричал кто-то. – Сдавайся! Времени на размышления у тебя нет! Или ты сейчас сдаешься, или на жизнь не рассчитывай!

– Стив, тяни время! – попросил Крис.

– Сам знаю, – ответил ему Стив и закричал: – А если сдадимся, тогда что?

– Жить будешь!

– И все? А за матрицы что дадите? Чтобы я их не пожег все?

– Да можешь жечь, все равно у нас все зарезервировано! Так что твои подвиги все зря. Выходите или будете уничтожены! И больше разговоров не будет!

– Врет? Эй, Крис не спи! Ответь, он врет или нет?

– Да нет, не думаю! – откликнулся Джордан. – Я бы тоже где-нибудь массив с резервной памятью разместил. «Близнец» не унимался.

– Ваше время вышло! – снова заорал он. – Вы выходите?

Нападавшие выждали минуту и пошли на штурм. Как и предсказывал Кос, они сменили тактику. Эта атака была проведена в классическом стиле средневековой «черепахи». Вновь появились стальные обрезиненные щиты. На этот раз они построились в «черепаху» и медленно, не нарушая строя, двинулись к баррикаде.

– Хотят подойти на бросок гранаты! – пояснил Оскар. – Я бы тоже так сделал!

– Гранаты? – удивился Сазерленд. – Откуда у них гранаты? Даже у командос Империи их не было!

– Не знаю. – Голос Оскара был буднично спокоен. – Может, сами производят. Хотя бы здесь же, в Институте. На улице со взрывчаткой или гранатами не появишься, датчики на любом доме сработают! А если наладить небольшое производство здесь, то никуда выходить и не потребуется!

– А как же мой дом взорвали? – ляпнул Сазерленд. Крис пожалел, что не успел прикусить язык.

– Спроси у тех, кто это сделал. – Оскар повернулся к Стиву и посмотрел ему в глаза, – Ты же знаешь их?

Сазерленд, поняв свой промах, отвернулся – якобы посмотреть, где противник.

– Не высовывайся, – одернул его Оскар. – Сейчас они будут есть свою же конфету!

– Это как? – не понял Снейк.

Ответить Оскар не успел. Выждав момент, когда кто-то из «близнецов» в «черепахе» поднял руку с гранатой для броска, Кос выстрелил прямо в нее. Взрыв разметал построение, и Оскар спокойно, как в тире, стал расстреливать нападавших. Он почти не выбирал мишени. Стив только успевал подавать заряженные импульсники. Противник нес большие потери, но продолжал отстреливаться.

Да, «близнецы» сражались лучше всех! Один заряд угодил Оскару в левое плечо, пробив броню. Кос выронил лучемет. Теперь он мог стрелять только правой рукой. Темп стрельбы снизился, обожженное плечо болело, мешая целиться.

Что и привело к ошибке.

Оскар упустил момент, когда кто-то из «близнецов» метнул гранату. Он успел перехватить ее в полете, но слишком поздно. Град осколков обрушился и на нападавших, и на Оскара, в последний момент накрывшего собою Стива. Тот не успел даже сообразить, что случилось. Лишь выбравшись из-под истекающего кровью Оскара, он понял. что произошло.

Верный Кос своей жизнью, своим телом защитил его! Спас друга и погиб сам! Погиб как раз тогда, когда появилась возможность вернуть ему его память, его жизнь. Погиб? Или погибает? Но он же еще жив, а значит, его еще можно спасти!

Стив сорвал со своей поясницы стимулятор, полученный от Марко. Ну нет, Оскар, смерти мы тебя не отдадим! Стив торопливо задрал рубашку Коса и прижал прибор к его спине. Присоски втянули в себя плоть, электроды вошли под кожу раненого.

Стив поднял голову и посмотрел в коридор. Противника не было.

Оскар застонал.

– Потерпи малыш, потерпи, – пробормотал Стив, – Вот выберемся, мы тебе первому память восстановим!

– Не... хочу...

– Что? – не понял Сазерленд. – Чего ты не хочешь?

– Память... не хочу. Я эту хочу. С вами...

Оскар потерял сознание. Ладно, брат, полежи, наберись сил. Нам еще переход тяжелый предстоит. Сазерленд растерянно посмотрел вокруг. Что бы такое найти, чтобы как-то поднять раненого?.. Он же такой тяжелый.

– Стив, подожди! – попросил Джордан. – Мне нужно еще две минуты, чтобы закончить здесь все!

Он схватил лучемет и побежал к терминалу. Все! Передача закончена! Дело сделано! Стоп! Нет, еще не все! Теперь нужно уничтожить следы своей работы.

Джордан отошел и дал очередь по терминалу. А теперь сервер! Массив памяти! Стив отбросил разряженное оружие.

Вот теперь можно идти. То, ради чего он сюда приходил, сделано.

Теперь главное – вынести Коса! Как же его поднять? Стив попробовал поднять Оскара. Нет, ему это не под силу. Может, перекатить его? Господи, да как же это сделать, у него вся спина в осколках! Весь бронежилет как решето! Хорошо, что додумался вторую броню на него накинуть...

Как же поднять Оскара?

– Крис, ты бы хоть помог! – не выдержал Снейк.

– Как? Тужиться с тобой вместе?

– Придумай что-нибудь! – Сазерленд был готов на все, лишь бы помочь своему другу. – Скажи: а что, если... Ты же всегда так говоришь!

В другое время Крис, может быть, и посмеялся бы над наивностью Стива, но только не сейчас.

– А что, если... – послушно начал он и неожиданно для самого себя выпалил: – Поставить его на четвереньки, потом подлезть под него и постараться встать? Как тяжелоатлеты... Ну, как ты поднимаешь штангу!

– Да? Сейчас попробую!

Стив склонился над Оскаром, согнул ему одну ногу, потом другую. Господи, почему они такие тяжелые? Еще бы, такие ножищи! Все силы ушли, а еще столько работы впереди! Ладно, медлить нельзя, отдыхать потом будем! Теперь нужно согнуть руки в локтях.

– Оскар, только не вздумай падать! Богом прошу! – взмолился Стив.

– Присоединяюсь! – вставил Крис.

Сазерленд опустился на четвереньки, просунул голову и плечи под тело Коса, подтянул под себя колени. Теперь бы еще встать! Только бы встать! Так, давай! Стив слышал, как трещат его кости, связки, мышцы... В голове зазвенело, но он поднялся. В глазах плыли разноцветные круги. Качаясь, почти не видя дороги, Стив пошел к выходу. Черт, как много трупов! Как они мешают! Сил нет через них переступать! И обходить тоже нет сил. Но идти надо, это твой Кубок Кубков, плачь, но тащи!

Сазерленд, привалившись спиной к стене, отдыхал. До лестницы оставалось метров десять. Только десять! Или целых десять? Нет сил и на два метра! На один нет! Совсем нет! Но нужно идти! Пока еще кто-то не появился. Так, тогда еще три метра – и передышка. Только бы не упасть! Два шага – метр. Три шага – полтора! Четыре...

Чьи это ноги? И почему они не так лежат? Нет, они не так стоят. Нет, если стоят, то правильно. Значит, кто-то стоит? Что это к нему тянется? Что в руке-то?

Крис приходил в себя тяжело, продираясь сквозь кошмар. Ему снились лаборатория, люди, врачи. Или не врачи, но одежда такая, как медики носят. Медики? Что-то часто он стал попадать к медикам! И вообще, где это он?

Джордан обвел глазами помещение. Один из докторов показался ему знакомым... Но вот где он его видел? Никак Не вспомнить...

Потом появился Гап, перед глазами возникла перерезанная глотка Филиппа Кулла. Крис хотел встать, но тело не слушалось.

Безгубый сам подошел к нему. Он внимательно посмотрел в глаза Джордану и что-то сказал. Крис ничего не слышал.

– Это после парализатора, – вдруг сказал Стив. – Меня как-то раз полицейский в молодости этой заразой приложил, – Так что не бойся, скоро слух вернется!

– Значит, это не сон? – встревожился Крис. Видимо, он пошевелился, и Гап это заметил.

– Что, гаденыш, очухался? – В уши Криса-Стива ворвался звук. Черт, как громко! Зачем так орать, словно он глухой. – Ну что, думаешь, победил? Разнес лабораторию? А это что, по-твоему?

Крис-Стив обвел взглядом помещение. Где же он? Новехонькая лаборатория без единой трещинки! Врач... Да это же Коннор! Значит, у гидры выросла новая голова? Значит, все зря? Все-все зря? Гибель стольких людей, гибель Коса... Боже, неужели все впустую?

– Нет, Крис, не зря! – услышал он Стива. – Память «потерянных» ушла по назначению! Скоро она вернется к ним! Клосс и Джалли свой долг выполнят!

Над Крисом склонилось лицо безгубого.

– Ты знаешь, что мы с тобой сделаем? Я даже не возьму тебя к себе в отряд! Слишком мне омерзительна твоя рожа! Я сделаю лучше! Мы сотрем твою память! Ты станешь никто! Никем! – Гап кричал, заикаясь от возбуждения и брызжа слюной. – Нет! Этого тоже тебе мало! Твой диагноз – олигофрения! Будешь ходить весь в слюнях и мочиться под себя! Вот тогда пусть твои фанаты посмотрят на своего кумира! Великий Змей, отныне ты будешь земляным червем!

КНИГА ВТОРАЯ

ГЛАВА 1

Сазерленд открыл глаза и тут же закрыл. Вместо искусственного света, царившего в лаборатории, его ослепили солнечные лучи. Странно, так он еще... живой? И в своем теле? В своем? Стив, все еще не веря, что остался в своем прежнем виде, ощупал тело. Вроде голова его... и все остальное тоже! Значит, с ним пока еще ничего не сделали? По всему выходит, что так!

Но тогда почему он здесь? И что это с ним? Его же должны были стереть! А почему не стерли? Грозили и не сделали? Попугали и отпустили? Что-то на шутников Гап и его люди не похожи! Хотя... Он ведь жив, цел... и даже не избит! Чем же он тогда недоволен? Слишком счастлив, должно быть. Да нет, счастья, прямо скажем, не много! Столько ребят погибло... Жалко... особенно Оскара! Такого парня потерять! И ведь только-только в себя стал приходить, только оживать начал! И зачем он в это дело влез! Зачем? Да тебя спасал! Твою и Криса голову! А свою сложил! Погиб... А может, он еще жив? Что, если ему удалось выкарабкаться? Но тогда он в руках у «близнецов». И еще неизвестно, что лучше...

Хотя с ним-то они вроде бы ничего плохого не сделали Странно – почему?.. Почему его, своего злейшего врага, Гап пощадил? Зачем было вывозить Стива из подземелья? Привязывать, стращать... Только для того, чтобы потом взять и отпустить? Странно, невероятно, нереально, и все же это так!

Сазерленд огляделся Нет, ему не снится, он не спит, все видит таким, как оно есты Вот же он, цел и невредим, сидит на траве, вокруг деревья, цветы... Поляна какая-то. И никого. Ни друзей, ни врагов. Странно, очень странно! Ведь этот Гап так орал, так бесновался! И все кончилось ничем? Нет, этого не может быть! Тут какой-то подвох. Это все очень и очень подозрительно. Нужно быстрее валить отсюда.

Ну, давай, Крис, просыпайся быстрее! Шевелись! А, ладно, пока можно и без тебя обойтись. Ну, соня, в такой момент спать...

Стив встал Странное место! Совсем незнакомое! Куда же идти? В сторону хоть какую? Стив обвел глазами поляну. Как хорошо тут! И не уходил бы! Но все же как он оказался здесь? И что это за место? Парк? Похоже. Но запущенный, заброшенный какой-то. Нет, об этом лучше потом подумать, а сейчас нужно срочно выбираться.

– Эй, Крис, да хватит тебе спать! – разозлился Стив. – Подскажи, куда идти? Делать что? Может, наоборот, подождать? Или же все-таки... Крис, ну давай, хватит тебе комедию ломать!

Но Джордан почему-то молчал. Как же разбудить его? Стив попрыгал, потряс головой.

Ага, кажется, напарник просыпается. Точно, вот глаза без участия Стива стали двигаться.

– Давай, давай, Крис, соображай быстрее! Просыпайся! Глаза остановились... Замерли.

– Да я это, Крис, я Стив, напарник твой по башке! – Сазерленд стал помогать партнеру поскорее возвратить сознание. – Хватит раскачиваться! Оскара искать нужно, а без тебя... Ну, привык я уже, что ли, что ты решаешь, как нам быть... Давай, Крис, не тяни!

Голова завертелась во все стороны. Джордан, наверное, еще не пришел в себя и озирается.

– Ну ладно, давай осмотрись. Но учти, только две минуты тебе! – Стив почувствовал, как его охватывает тревога. Наверное, это Крис понял, что на этой красивой поляне они не в безопасности. Сердце гулко забилось, перед глазами поплыли красные круги. Они становились все ярче, потом вдруг закрутились с бешеной силой, пока не превратились в сплошную кровавую пелену Сердце тяжело бухало в груди, отдаваясь в висках ударами гигантского ритуального барабана.

Превозмогая себя, Сазерленд отметил, что его голова сама, без его участия, повернулась и глаза вдруг уперлись в... Что это? Заброшенный особняк? Точно! Большое старое двухэтажное здание! Господи, да сколько же лет этому строению? Каменные блоки, из которых был построен дом, не применялись уже бог знает сколько лет... Мох и плющ толстым зеленым покрывалом окутывали его до самой полуразрушенной крыши. Глаза опустились ниже и наткнулись на черную дыру окна...

И тут случилось что-то уж совсем неожиданное! Тело само развернулось, и ноги понесли его прочь от дома! Стив попытался еще раз подчинить себе свое тело, но тщетно, он бежал все быстрее и быстрее.

– Эй, Крис! Ты куда бежишь, остановись! – взмолился Стив. Крис явно был в панике и ничего не слышал. Стив ничего не мог с ним поделать. Черт побери, да что это с Крисом? Нет же никаких причин так паниковать! Вот и деревья уже кончаются! А это что? Ограда!

Старый, наверное, ровесник особняка, весь в выбоинах и трещинах каменный забор местами порос мхом. Снейк про себя удивился, как он успевает замечать такие мелочи Словно в замедленном фильме... Нет, даже не в замедленном, а в хорошо знакомом! Получалось, что он не успел еще посмотреть куда-нибудь, а мозг сам уже строил картинку! Но этого просто не могло быть, Стив мог поклясться, что ни разу здесь не был! Ни трезвым, ни пьяным, никаким...

Размышляя на бегу, Стив не забывал удивляться тому, с какой скоростью мчится Джордан. Вот он пронесся вдоль ограды, перемахнул через кусты... В ограде обнаружился пролом, полузагроможденный обломками камней. Ноги легко преодолели препятствие и вынесли Стива из странного парка.

Но бег продолжался и дальше. Снейк уже и не пытался вмешаться. А что, если Крис ощутил на себе воздействие прибора, который он называл психотропной пушкой? Тогда и говорить не о чем, нужно поскорее ноги уносить. Тем более что и бежать стало легче, появились пешеходные дорожки. Они становились все шире и ухоженнее. Грунтовка сменилась современным покрытием, и вскоре Стив вылетел к стоянке таксопланов.

Чтобы не привлекать к себе внимания, он перешел на шаг. И ту! же с удивлением почувствовал, что снова может управлять телом.

– Крис, – позвал он, – теперь куда? Но Джордан молчал.

– Крис! Крис, не молчи! – беззвучно закричал Стив. Никакого результата.

До Стива начало доходить, что произошло что-то такое, чего он пока не понимает. Что же Гап сделал с Крисом? И что происходит с ним самим? А что, если враг сделал так, чтобы они не слышали друг друга? Может, они просто не могут разговаривать, как раньше, и нужно говорить вслух?

– Крис, если ты меня слышишь, скажи об этом вслух! – громко сказал он.

Ответа не было! Стив проглотил комок, образовавшийся в горле. Неужели он потерял Криса? Мало было судьбе забрать у него Оскара, так теперь еще и Криса! Нет, не может быть! Ведь бежал же кто-то за него! Стив вспомнил, как кто-то, кто находится в нем, водил глазами, смотрел на дом, бежал, пользуясь телом Криса-Стива как своим. А кто еще может быть в его теле, если не Крис? Значит, Крис не потерян. Но тогда почему же он молчит?

А может, Гап что-то ему все-таки повредил? Как тогда быть? Не идти же к врачу... И что Сазерленд ему скажет? Признается, что у него в голове живет еще кто-то и этот кто-то сошел с ума? Да любой врач после таких слов его самого на дурке пропишет! На постоянку!

– Стив! Ты что здесь делаешь? Как ты здесь оказался? – Сазерленд так углубился в свои размышления, что не заметил, как подошел к стоянке таксопланов. Здесь его и окликнул Брайан Фишер, один из ближайших помощников Алана Дюмона, начальника личной охраны Симоне. – Мы весь Хардсон-сити объездили, а ты тут по паркам бродишь!

Стив посмотрел на Брайана непонимающими глазами, словно на незнакомца. Нет, то, что Алан называл Фишера Акулой, Сазерленд тут же вспомнил. Ему подумалось, что Фишер действительно похож на акулу – высокий, мускулистый, с вытянутой вперед головой, почти начисто лишенной затылка, с большим выпуклым лбом и широким ртом с острыми, редкими зубами. А глаза... широко расставленные, холодные... Недаром Акула всегда замещает Дюмона, когда тот по какой-либо причине не может находиться рядом со Смотрящим. И если Акула со своими людьми оказался возле парка, то это значит, что привело его сюда дело нешуточное.

– Снейк, ты меня слышишь? – вдруг встревожился Брайан. – Ты как не здесь! Мы же тебя второй день ищем1 – Второй день? – Стив удивленно посмотрел на Фишера. – Как второй день, сколько же Бой шел?

Лицо Акулы вытянулось. Если его можно было вытянуть.

– Как – сколько? – удивился он. – Вчера и кончился! Когда вечером мы прорвались... Ну, если честно, то и прорываться не пришлось. Всех уже до нас положили. Полиция хотела федералов подтягивать, но Марко так Чета Самплера приложил, что тот даже думать об этом позабыл! Да ладно, ребят пожалей, поехали! Симоне за тебя второй день всем нам разгон устраивает!

Акула втолкнул Снейка в свой монстрообразный экраноплан.

– Все подвалы в Институте обшарили! – продолжал он свой рассказ. – А ты куда делся? Где отсиживался?

«Я? Отсиживался? Я не отсиживался! Я отбивался с ребятами! До последнего... Пока не кончились все заряды!» – подумал Стив, но ничего не сказал. Ему вспомнился Бой. Жан-Поль, Оскар, Джонни... Сердце сжала тоска. Каких парней потеряли! Оскар только отходить начал, человеком себя почувствовал, и на тебе...

К горлу подступил комок. Стив, скрывая слезы, отвернулся к окну. Говорить он не мог. Да и не хотел.

Машины сопровождения неслись со всех сторон плотной слаженной группой. «Как на параде! – грустно подумал он. – Почетный караул».

– Как мы вашей помощи ждали! – горько произнес он. – Ребята так на вашу поддержку рассчитывали! Дрались как черти... пока стрелять могли!

– Так ты был там?! Там, с Жан-Полем? – изумился Фишер. – Ну вы там нашлепали! Столько трупов, что... Как ты вообще живой остался? И здесь тогда как очутился?

– Это долгая история... Меня наш Оскар вытащил... Вот он-то сумел дойти до нас! Принес оружие, заряды! А сам... – Стиву было не до разговоров. Он боялся, что не выдержит и сорвется. И вообще, до встречи с Симоне не хотелось никому рассказывать про свое непонятное освобождение. Кроме того, оставалась надежда, что к тому времени придет в себя Крис. Вот он-то и придумает, что говорить!

– Не обижайся, но Марко не поймет, если информация до него расходиться начнет, – сказал он Фишеру.

– Да, ты прав, – согласился Акула. Он с уважением посмотрел на Стива. А он молодец! Если то, что говорит этот парень, окажется правдой, его авторитет среди ребят сильно поднимется.

Мужество всегда ценилось среди тех, кто привык рисковать своей шкурой. Одно дело по Кольцу бегать, хотя, конечно, туда тоже трус не полезет, но все-таки это не то. А вот в таком Бою побывать – это что-то да значит! Фишер сам видел, что творилось в подземелье. Как там кто-то мог выжить, просто невероятно!

– Все правильно, Снейк. – Фишер сделал ныряющее движение головой – так он кивал. – Порядок есть порядок. Но трупов вы наделали...

«Лучше бы не делали! – подумал Стив. – Все равно до главного гнезда не добрались». Но Акуле он ничего не сказал. После всего, что было, разговаривать не хотелось.

Марко встретил Стива отеческим ворчанием. О том, что Сазерленд найден, он узнал в ту самую минуту, когда это произошло. И за время, которое потребовалось Акуле, чтобы доставить Снейка в офис Империи, глава ее пережил целую гамму чувств. Это было, прежде всего, радостное облегчение оттого, что Снейк жив и теперь все расскажет сам. Но к этому чувству примешивался и гнев на Стива как на первопричину таких потерь. В глубине души Марко понимал, что виноват вовсе не Снейк, он, наоборот, молодец, выявил врагов. Виноват он сам, Марко Симоне, Смотрящий Хардсон-сити. Виноват уже тем, что недооценил противника. «Близнецы» оказались гораздо лучше организованы, чем предполагалось. И Институт укреплен был хорошо, но кто знал, что у них такая оборона? Ведь считалось, что там только стандартная охрана, которая должна была бы разбежаться при одном лишь появлении имперцев! Вина Марко и в том, что он не уследил за передвижениями полиции. Не учуял, не упредил удар спецназа. Знал бы он заранее о замысле полиции, одного звонка хватило бы! Что с того, что теперь часы Маховли сочтены! Если Чет его не снимет... сами казним! Да нет, снимет, никуда не денется!

А прибор? Вот что самое противное! Прибор захватить-то захватили, а вот вынести не смогли! От него один только сожженный кожух остался! И здесь его вина, а не сенсора этого. Он-то свое дело сделал, нашел аппаратуру, нашел гнездо, где все непотребство творилось, а вот он, Марко Симоне, не сумел обеспечить прикрытие, не вытащил... Что теперь людям говорить?

Ведь спросят, не постесняются! Это не правительство, там-то купить любого можно. А вот на сходке все вспомнят, ничего не забудут. Теперь только Сазерленд может ему помочь. Да что помочь! Спасти! Если сумеет Марко свой Институт Памяти создать, вернее, если сумеет Сазерленд свою теорию до практической реализации довести, тогда все будет хорошо. Победителей не судят, победителям вся честь. А если нет... Лучше об этом не думать!

Марко, увидев входящих, встал и пошел навстречу Снейку, обнял его, а остальным махнул рукой: ступайте, мол, не мешайте. Вы свое дело сделали, молодцы, теперь идите занимайтесь своими делами!

– Проходи, мой дорогой, проходи. – Стив удостоился еще и того, что Марко взял его под руку и повел вглубь холла. – Признаюсь честно, напугал ты нас! Напугал! Уж на что тебе Бульдозер завидует, и то заволновался!

– Марко, ты так говоришь, что Снейк может и поверить! – начал оправдываться Боб. – Стив, мы тут всю ночь не спали! Переживали, искали... Люди Алана весь город перерыли! Подошли отряды дружественных группировок. Больше двух тысяч бойцов только здесь, а сколько еще...

– Боб, ну зачем Стиву весь этот твой головняк! – оборвал его Марко. – Ему уже и так все надоело! Навоевался так, что на всю жизнь хватит! Да еще как себя показал! Молодец, все злые рты разом заткнул!

Симоне подвел Стива к большому, во всю стену окну и усадил в кресло на воздушной подушке. Сам он расположился в кресле напротив. Бульдозер подкатился на третьем, но Сазерленд его даже не заметил. Он молча смотрел в окно.

Вечерело. Фотохромный пластик приглушал косые лучи закатного солнца. С такой высоты Стив еще не видел родной город в вечернем освещении. То есть нет, видел, конечно, пролетая на экраноплане, но не замечал, не обращал внимания, не ценил... Все спешил куда-то! И если бы не Оскар, то и теперь, наверное, не увидел бы.

Последние лучи дневного светила, стократно отражаясь в зеркальных стенах полиформных небоскребов, создавали сказочную картину. Это была торжественная феерия света на верхушках здании и глубокой, непроницаемой тьмы внизу, в ущельях улиц. Стив, залюбовавшись восхитительным зрелищем, забыл о Марко и о том, что он ждет его рассказа. Тот его не торопил – Стив был не первый, кто застыл в восхищении у окна, любуясь картиной предвечернего города. Да и куда было теперь спешить? Хватит, и так уже дров наломали!

Когда Стив закончил свой долгий и печальный рассказ о гибели всего отряда Жан-Поля, солнце уже село за горизонт, его последний луч мелькнул прощальным салютом в честь павших. В зале воцарилось молчание. Стив не упомянул о том, что отдал прибор жизнеобеспечения, врученный ему Марко, умиравшему Оскару. Все остальное было чистой правдой.

И Симоне чувствовал это. Опытному законнику не требовалось пятна или детектора лжи, чтобы понять, что Сазерленд говорил только то, что было на самом деле. Такие подробности, такие детали мог знать только тот, кто пережил Бой. Даже неточности, что проскальзывали в его рассказе, были вполне понятными. Он же живой человек и все пропускает через себя, воспринимает по-своему. Ну а какое может быть восприятие у человека, когда в него стреляют?

Марко кивнул. Теперь ему стало понятно многое. И в первую очередь странное отсутствие связи со Стивом. Но были и неясности. В первую очередь Смотрящего заинтересовало внезапное блокирование узла Империи. Хитрый ход! Можно сказать, блестящий! Вот только кто это сделал? Конечно, не Самплер и не Маховли... они бы просто не додумались. Руководство Института? К описываемому Снейком времени никого из них уже не было в живых. Кого в Хранилище положили, кого в городе нашли...

Но ведь кто-то же командовал «близнецами», что подошли на выручку, кто-то контролировал Сеть... Гап? Тупой исполнитель? Нет, тупым его не назовешь, но и выдумать такое он не сможет! Получалось, что был еще кто-то! А это плохо! Это означало, что у Симоне есть могущественный противник, имени которого Смотрящий не знает, но который все сумел предусмотреть. Или почти все, злорадно отметил Симоне, ведь Стив все же умудрился протолкнуть информацию о «потерянных».

Были и еще загадки. Как, к примеру, понимать рассказ Снейка о той лаборатории, где он встретился с Гапом? И что это за странная история? Взяли, вывезли, примотали к операционному столу, а потом отпустили? Вот просто так взяли и отпустили? Нет, тут что-то не то! Хотя оснований не доверять Сазерленду нет... А может, парня зомбировали? Вполне ведь могли! Марко бы и сам так сделал! Нужно будет сказать, чтобы психиатры попозже проверили парня!

А может, все намного проще? Может, и не было никакого Гапа? Просто контузило парня, вот и привиделось... Нет, не нужно упрощать! Самого себя в заблуждение вводить глупо. Прибор-то индивидуального жизнеобеспечения, что Марко ему собственноручно на поясницу прилепил, снял ведь кто-то! Конечно, спору нет, Змей мог и сам аппарат в запарке потерять. Получил контузию при взрыве, вот и не помнит. Как в Институте могла лаборатория уцелеть, да еще и операции проводить, когда чуть ли не весь квартал был разрушен?

Да нет, привиделось парню. От перенапряжения мерещиться начало. Или от контузии... Но каков герой, выжил там, где все командос полегли! А это даже не спецназ. Орлы Жан-Поля покрепче будут. Были Да, к сожалению, были. Теперь нужно новую команду набирать. И попробуй проверить всех! Не один месяц уйдет. А потом учить, учить, кодировать на выполнение... Да, потеря большая, конечно. А что, если... Да-да, это же прекрасная идея!

– Снейк, послушай, что я скажу! Я уважаю тебя за мужество и смею уверить, что оно не останется неоценённым, – заговорил Смотрящий, – Я также чту память погибших и сделаю все, чтобы их близкие ни в чем не нуждались. Им будет назначена пожизненная пенсия в размере вознаграждения, которое получали павшие. Будет оказана и другаяпомощь. Но сейчас не об этом. Почестями и наградами займутся другие люди. Нам нужно думать о том, чтобы жертвы не оказались напрасными. Только тогда мы будем с чистой совестью вспоминать этих мужественных людей. И в этом я вижу как свой долг, так и твой! Даже больше твой... Ты повел их туда, тебе и заканчивать. А я помогу!

Стив, измученный событиями прошедших суток, не совсем понимал, чего хочет от него Симоне. Он вопрошающе посмотрел на Смотрящего.

– Что ты имеешь в виду? – тихо спросил он. Говорить ему вообще не хотелось.

– Я думаю, что пора нам двигать тебя на повышение. Хватит тебе публику смешить, пора серьезным делом заняться. Кататься на коньках, бегать по Кольцу... это занятие хорошее, но не для тех, у кого голова работает так, как у тебя. Да и людям нужно долг вернуть! Нам с тобой нужно! Мне и тебе! – Марко встал и, придержав рукой сделавшего попытку подняться Стива, продолжал: – Мы ведь разнесли Институт, разрушили! Да, там засели сволочи и подлецы, но ведь платили им деньги люди, ни в чем не повинные. Они надеются на матрицы, и лишать их памяти мы не вправе. Так? Так! Но и отдавать опять это дело в руки тех негодяев нельзя. Согласен?

Вот посмотри, что натворили, скольких людей обездолили, памяти лишили! И даже неясно зачем, для чего? Уроды! Просто зло берет, как подумаю! Так что все, что мы сделали, все правильно! Так и надо было! Но и людей понять нужно. А потому придется тебе, как самому умному из нас... Сиди, не перебивай! Скромность нужна, но не сейчас, мы о деле говорим, а не заслуги делим! Как ни крути, а тебе это дело поднимать придется. И не возражай, не спорь! Прибедняться не нужно, лишнее это! Раз копаться в мозгах, картинки по чужой памяти рисовать научился, то давай действуй! Привози свои компьютеры, специалистов, каких нужно... Даже нет, не так. Где, говоришь, вы разместились? В пансионате? В каком?

Симоне в ожидании подсказки Сазерленда сделал паузу, но Снейк, ошеломленный услышанным, не понял причины наступившей тишины. Боб, заметив это, поспешил на помощь.

– На пятьдесят четвертой, – торопливо подсказал он. – Раньше там общежитие пожарников было.

– Ах в этом! Хороший пансионат. Был как-то там! Бульдозер, ты завтра, прямо с утра, сделай вот что. – Марко повернулся к Бобу. – Чего мы будем людей дергать... Привыкли они там, аппаратурой обзавелись... Купи-ка нам этот пансионат! И землю за ним. Постройте... или достройте там все, что нужно. Чтоб с запасом! На рост, на размах И еще, Стив на общественное дело пустил все, что мы ему перевели... Восстанови его счета. И открой на него в наших банках неограниченный кредит. Снейк доказал, что ему можно доверять. А ты, Стив, должен делом подтвердить, что я не ошибся в тебе!

Сазерленд сидел ни жив ни мертв. Как же он теперь нуждался в Джордане! Господи, Крис, ну где же ты? Как ты сейчас нужен! Посмотри, что Смотрящий городит! Отшутись, отбоярься от него! А может, и сам Симоне просто куражится, разыгрывает? Стив посмотрел на пятно Марко. Нет, старик серьезен! Глаза-то как горят! Да и говорит искренне, даже гордится собой. Если и хитрит, то чуть-чуть. Странно все это! Ему, Стиву, одному не разобраться! Вот Джордан бы в одну секунду решение выдал, но он молчит!

– Что, Стив, удивлен? – неожиданно спросил Симоне, – Это еще что, дальше слушай. Составьте со своими специалистами список, что вам еще из оборудования нужно, перешлешь его Бульдозеру. Завтра же! И не смей скромничать! Бери так, чтобы... Короче, так: свой Институт делать будем! Матрицы и картотеки из полиции заберем, с Четом.

Президентом сраным, я решу вопрос. Так что все, Стив, ты глава Института! Даже нет, давайте назовем это учреждение не Институтом, а Храмом! Храм Человека! Звучит? Звучит! А ты, Стив, его хозяин! Его руководитель! Храма Человека! Верховный жрец! И, считай, третье лицо в Империи, после меня и Боба. Понял? Цени!

Теперь ошеломлен был не только Сазерленд, но и Бросман. Они даже переглянулись между собой, хорошо еще, что Смотрящий этого не заметил. Иначе обиделся бы!

– И еще одно дело есть для тебя. – Сазерленд вздрогнул. Марко что, его совсем добить решил? А Симоне, не обращая внимания на своих подданных, продолжал: – Серьезное дело, не менее важное, чем Институт. И не терпящее промедления. Нужно срочно восстановить отряд командос. А так как ты у нас теперь еще и сенсор непревзойденный, то и этим тебе заняться придется. Отбор на тебе! И смотри не ошибись, за каждого спрос будет! С тебя и с меня! Без всяких скидок, запомни это!

Сазерленд, усталый и растерянный, молча кивнул головой. Видимо, Симоне почувствовал его состояние. В душах людей он мог читать лучше, чем Стив с его пятнами!

– Ну, ничего, Снейк, не тушуйся! – Марко тепло улыбнулся и, протянув руку, похлопал его по колену. – Я уверен, ты справишься!

ГЛАВА 2

Джуди Ягмен заканчивала свою смену к трем часам. Обычно она так не уставала, но сегодня вечер был особенно тяжел. Лола заболела, и ее выходы руководство раскидало на оставшихся девочек. А это по два на каждую! Да плюс индивидуальные вызовы! И конечно, после третьего стриптиз-номера за ночь сил уже не было. Быстрее бы уже Петра свой номер откатала – и все, по домам и спать. Спать! До самого обеда! А может, и до вечера. Как хорошо, завтра выходной!

Неделя выдалась удивительно тяжелая, публика словно с ума посходила, все вызывают и вызывают! Правда, чего греха таить, и заработали за эту неделю неплохо, но все равно, побыстрее бы начинался сезон в Лиге роллерболд Тогда становится легче. Болельщики, наверное, отводят душу на трибунах, во всяком случае, в заведения стрип-клуба приходят более спокойные, чем сейчас. Почему это так, трудно сказать. Может, без игры у них денег больше на выпивку остается, а может, не выплеснутая на стадионе энергия выхода требует... Как бы то ни было, но, когда нет матчей, болельщики явно более агрессивны, более падки до зрелищ.

Ну все! Хватит о работе! На этой неделе она уже больше не увидит жадных мужских взглядов, отдохнет от их назойливых предложений и подмигиваний. До понедельника Джуди может забыть о мужчинах! Грубые, вонючие... С сальными глазенками и волосатыми руками. Бр-р! Как представишь, что они к тебе тянутся...

Так, все, стоп! Сказано же, об этих... существах можно забыть! Завтра весь день проспит, а вечером... Посмотрим вечером, если будет настроение, то можно будет позвонить и Мари. Пора и себе внимание уделить. Заработки этой недели позволяют. Можно немножко расслабиться, себя потешить! Приласкать Мари...

При воспоминании о тоненькой восхитительной подружке и ее нежном теле у Джуди, несмотря на усталость, на душе стало приятнее, теплее. Кажется, что даже и усталость отступила. Не так чтобы совсем, немножко, самую малость, но отступила. И тут же внизу живота стало горячо, томительно. Только сейчас Джуди с удивлением вспомнила, что из-за хронической усталости у нее давно не было секса. Нет, так нельзя, нужно и себе внимание уделить. А то недолго и форму потерять! Точно, в понедельник она встанет пораньше – и в оздоровительный центр! Или нет, лучше во вторник! Правильно, во вторник, на понедельник никто ничего серьезного не планирует. Хотя... ладно, чего сейчас себе голову забивать, решила, что займется собой, значит, займется! Пусть медики все проверят, простимулируют...

Ну вот наконец и Петра появилась! Слава богу, и она свое отработала! Уставшая до изнеможения напарница влетела в убогое помещение и рухнула на узкую кушетку. Удивительно: чем богаче клуб, тем теснее и неуютнее уборная танцовщиц. Джуди не любила слово «стриптиз». Танец Ведь все, что они делают, это танцуют, А то, что при этом они раздеваются, так это просто элемент танца. Можно подумать, что зритель идет только на прелести женские смотреть. Нет, если бы танцовщицы не выкладывались на полную, не выдавали бы в первую очередь танец, пусть и с раздеванием, то зритель ушел бы в другое заведение. Знаем, проходили уже. Вот и приходится отрабатывать свои деньги на все сто!

Вон Петра едва дыхание переводит.

Джуди посмотрела на коллегу. Та лежала ничком, уткнувшись лицом в согнутую в локте руку. Ее одежда, а на этот раз это был костюм ящерицы, была разбросана по полу. Зеленая блестящая чешуя была личной находкой танцовщицы. Номер с рептилией Петра создала еще несколько лет назад, когда им с Джуди приходилось танцевать в дешевых кабаках... Еще до появления Паука.

Стриптизерша вздрогнула! Фу ты черт, вспомнится же! Сразу мурашки по коже побежали! Нет, о тех временах лучше не вспоминать! Как говорится, это было давно и лучше бы не было правдой. Главное, что номер удался, и теперь Петра всегда заканчивала выступление именно ящерицей. Танцовщица даже татуаж на спине сделала в виде этого животного. И с этим тоже угадала! Сразу и в десятку! Теперь в финале последнего танца, когда на ней из одежды оставалась только зеленая лента в волосах. Петра всегда использовала новый элемент. Что-то наподобие марша перегретой на солнце рептилии. Ее гибкое загорелое тело извивалось, а вместе с ним извивалась и ящерица, лапы которой опирались на плечи и ягодицы танцовщицы. Двинулось плечо, двинулась передняя лапа. Движение ягодицы, и пошла задняя лапа! Казалось, что ее когтистые конечности сами бегут по телу обнаженной женщины.

Первый же выход Петры с этим номером имел такой колоссальный успех у зрителей, что повлек за собой массовое подражание. Почти все танцовщицы стриптиза сделали себе татуировку. Появились разные змеи, драконы, попугаи и даже черепахи! А одна девушка, ее звали Фрида, умудрилась у себя на спине даже паука сделать!

Мисс Ягмен его сама видела. Забавная такая восьминожка получилась! Объемный черный лохматый паук с большими красными глазами пристроился на ее левой груди.

И такой же, только поменьше, паук нашел себе место на бритом лобке танцовщицы. Это было так эротично, что... Впрочем, Джуди не успела... Жаль, конечно...

А может, наоборот, судьба хранила ее? Ведь это она, эта самая Фрида, и стала первой жертвой маньяка! По какой-то странной, извращенной причуде маньяк, прозванный из-за подкожного украшения погубленной танцовщицы Пауком, стал удовлетворять свою страсть, убивая именно татуированных женщин. Самое страшное было то, что убийством своей избранницы маньяк не ограничивался. Когда Паук настигал несчастную, он первым делом с еще живой женщины срезал участок кожи с рисунком и только после этого удовлетворял свою похоть. Кончалось же все гибелью истерзанной и обезумевшей от боли жертвы.

Джуди поежилась. Она вспомнила, как тогда весь город словно бы обезумел! Все боялись всех! Неуловимый Паук держал в страхе весь Хардсон-сити. Он был неистощим на сатанинские выдумки. Маньяка искали все – полиция, Служба Безопасности Конфедерации и даже сама Империя, но его ловкость была просто невероятной. За два с небольшим года от руки Паука погибло более сотни женщин. Говорят, что сам Смотрящий его искал, премию за его голову объявил, но изворотливый преступник уходил из всех ловушек. Стриптизерши стали бояться выходить на улицы, бизнес страдал, но ничто не могло помешать Пауку выходить на свою страшную охоту. Танцовщиц возили под конвоем и группами. В их домах дежурили вооруженные полицейские. Дошли до того, что на сцену стали выходить подставные женщины-полицейские! Может, в другое время это вызвало бы смех, но тогда... Один или даже два раза приманка сработала, и негодяй ответил на вызов. Храбрые сотрудницы полиции так вошли в роль, что мерзавец ни о чем не догадался и соблазнился непрофессионалками! Но, что было самым невероятным, Пауку и в этом случае удавалось вывернуться и уйти! Он словно бы демонстрировал свой дар просчитывать ситуацию и уходить от опасности. Казалось, вот настигли его, заманили в ловушку, еще один шаг – и убийца будет пойман... ан нет! Не на того напали! Вместо маньяка в ловушке оказывался труп какого-то бедняги, а страшный скорняк уже назавтра, а порой даже в ту же ночь пополнял свою страшную коллекцию.

Почуяв, что его интерес к танцовщицам начал становиться причиной срывов и неудач, что так он рано или поздно угодит в руки разъяренного правосудия, палач Хардсон-сити решил изменить тактику. Изворотливый маньяк стал охотиться и на других любительниц продемонстрировать свое обнаженное тело, украшенное цветным рисунком. А так как с легкой руки Петры эта мода не оставила равнодушными даже тех женщин, которые не имели никакого отношения к стриптизу, то теперь уже ни одна из горожанок не могла чувствовать себя в безопасности. Паника охватила улицы Хардсон-сити, женщины боялись выходить на улицу. Полиция, армия, даже бандиты дежурили везде, где только могли придумать. Положение осложнялось тем, что никому так и не удалось увидеть самого Паука. Вернее, видеть-то его видели, вот только потом уже рассказать ничего не могли... Зверь не щадил никого.

И как будто этого испытания для нервов горожан было мало! Болезненная страсть к насилию, да еще в такой извращенной форме, оказалась заразной. У Паука стали появляться последователи. Доходило до того, что в одну ночь находили по нескольку жертв с характерными признаками насилия и вырезанными участками кожи. Но полиция быстро научилась определять, где был настоящий Паук, а где его последователи. Изворотливый зачинатель кровавой моды никогда не оставлял в жертве сперму. Он вообще не оставлял следов. Ни одна из жертв настоящего Паука не имела на себе никаких материальных следов, позволяющих применить ДНК-поиск. Ни следов крови и остатков кожи под ногтями, ни волос на теле пострадавших криминалистам обнаружить не удавалось.

Конечно, об этой подробности в средствах массовой информации не сообщалось, и многочисленные «паучата» действовали так, как им подсказывала их скудная фантазия. Они повсюду оставляли свои следы. В полиции Хардсон-сити быстро вычисляли нелюдей-подражателей и бросали их за решетку. Служители закона знали, что в камерах люди Империи с ними расправятся по своим законам, но, говоря откровенно, кто их будет жалеть? Даже правозащитники сделали вид, что ничего не замечают Вот только помогаете это мало, ведь все, кто по-настоящему был и курсе дела, точно знали, что в руки к ним попадается кто угодно, но только не Паук.

Кончилась эпидемия довольно неожиданно. Кто-то из журналистов стал отслеживать статистику по пойманным преступникам. Тщательно, день заднем он проследил жизнь одного, другого... Нашел все, даже наиболее тщательно скрываемое. И тут произошел прорыв! Оказалось, что все «паучата», любители женщин, принадлежали к секте «Последователи святого Адольфа». За сектой была установлена круглосуточная слежка, все ее руководители с Великим Драконом Вольфом во главе были проверены на связь с Пауком, однако все оказалось напрасно.

Негодяй не прекратил своей изуверской работы, даже когда все члены секты были арестованы. Хотя число жертв снизилось, качество, если к такому ужасному промыслу можно применить это слово, осталось прежним. Те же изуродованные и истерзанные женские тела, та же неуязвимость палача. Стало казаться, что это какое-то явление, не поддающееся науке, что человечество столкнулось с проявлением сил, не подвластных его разуму.

И вот тогда-то случилось то, чего так ждали все: люди Марко вышли-таки на маньяка! Вернее, они нашли его берлогу. То, что они там увидели, не поддавалось описанию! Паук, это чудовище в человеческом обличье, словно оправдывая свое прозвище, сшил себе длинный просторный плащ из лоскутков татуированной кожи своих жертв! А заодно обувь, штаны и куртку! Даже где-то нашел старинную мебель и обтянул ее женской кожей! А чтобы не иметь проблем с материалом, создал себе значительный запас, развесив страшные лоскутки по всей своей берлоге! Жилище упыря иным словом и назвать-то было нельзя! Самая настоящая берлога любителя падали! Даже видавшие виды головорезы Симоне не выдержали этого зрелища и вони, и, вместо того чтобы устроить там засаду, сожгли это пристанище ужаса.

Вот тогда-то и началась настоящая охота! Все силы Империи были мобилизованы на ночное патрулирование. Было поймано немыслимое количество подозрительных личностей. У всех были взяты пробы ДНК, и у многих они совпали с теми, что были найдены в телах жертв! Что произошло дальше, никто не знает, но на улицах сразу стало спокойнее. Империя вновь показала, кто в Конфедерации хозяин. Еще месяц имперцы занимались поисками, но подозрительных типов на улице становилось все меньше. Вскоре нападения на женщин Хардсон-сити прекратились. Вот только никто так и не нашел Паука... или доказательств его смерти.

Петра, отдышавшись, пришла наконец в себя. Она села, положив локти на колени, и устало посмотрела на Джуди.

– Знал бы кто, как мне надоела эта работа! – сказала она. Потом встала и начала одеваться. – Как мне осточертело все это!

Мисс Ягмен не ответила. Что толку отвечать, если напарница говорит это в конце каждого рабочего дня? Можно подумать, она сама не устает и раздевается перед этими козлами ради собственного удовольствия! Хотя кайф иногда получает! Это когда попадется какой-нибудь случайно забредший зритель. Джуди даже возбуждается, видя растерянность в глазах клиента, шокированного крайней откровенностью номера. Но это бывает так редко, что никак не нарушает каждодневную рутину, изматывающую и безжалостную.

Танцовщица посмотрела на подругу. Петра, натянув тесные шорты, села к зеркалу и быстрыми движениями стала снимать грим, или, как они говорили, «снимать лицо». Через несколько минут очищенная кожа жирно заблестела от вазелина. Петра не признавала современных средств и пользовалась только теми, что советовала ее мать, тоже в свое время выходившая на подмостки.

– Ладно, Джуди, поехали! – сказала Петра, – Мик, наверное, уже заждался.

Она натянула на себя почти прозрачный, в соответствии с модой этого сезона, топик, кстати, такой же, как и на напарнице, только зеленый, и взяла сумку с реквизитом. Джуди взяла свою и, не оглядываясь, побрела к выходу. На улице было прохладно, и она подумала про себя, что не зря решила надеть легкие брюки. Это пусть Петра, которой вечно жарко, всем ножки свои демонстрирует А Джуди и так от мужских взглядов устала. Она подошла к небольшому автобусу-экраноплану и, забросив назад сумку, села на среднее сиденье. Петра прошла дальше. Сев на свободное место, она вытянула длинные ноги и положила их на соседнее кресло. Мик, чей силуэт просматривался за затемненным окном водительского салона, обернулся и, убедившись, что обе танцовщицы устроились, плавно оторвал машину от земли.

Хотя адреса стриптизерш и клубов, где они работают, были заложены в программную библиотеку автопилота, Мик часто вел машину вручную. Все равно развозить танцовщиц, так хоть потренируешься в вождении. Но на этот раз Джуди заметила, что на пластике блистера кабины появилось отражение желтого сигнала автопилота. «Видимо и Мик подремать решил», – мелькнуло у нее в голове, и мисс Ягмен привычно закрыла глаза. Рядом слышалось глубокое дыхание быстро заснувшей Петры. Что ж, понятно, у нее-то завтра выходного нет, вот и набирается сил.

Наконец-то! Слава сатане, он один, и никто ему не мешает. Долго же он ждал этой минуты! Даже трудно сказать, как много времени прошло с того сладкого мгновения, когда Джеймс в последний раз был один. Как он ненавидел эти липучие взгляды! От них не отвяжешься! Взгляды этих жалких, приземленных созданий, которые имеют наглость называть себя людьми, преследуют его повсюду. Как он устал от этих глаз! Везде, везде, куда бы ты ни пошел, все на тебя смотрят! Черви, они смеют мешать ему, Великому Палачу Джеймсу Митчелу! Даже кличку приделали – Паук! Ну хорошо, пусть будет по-вашему! Ту паутину, что он соткет, ни один из вас не распутает!

Наглецы, решили, что одолели его, загнали в угол? Давно не слышали о нем? Хардсон-сити что-то уж слишком успокоился, наверное, забыл про своего ночного Хозяина! Ну ничего, он о себе напомнит! Они еще пожалеют, что украли его плащ и сожгли все запасы. Это дело поправимое Митчел наберет материал для новой коллекции! Джеймс уже и кандидаток на детали плаща присмотрел. Такие экземпляры есть, что одно загляденье!

А полицейские? Эти придурки, что слушают шарлатанов, считающих себя психологами. Видели бы они настоящих, этих бы к себе на пушечный выстрел не подпустили! Они и ногтя Рошаля не стоят! Хотя, чего ему их ругать, пусть и дальше так продолжают. Такими методами им ни за что до Паука не добраться. До настоящего Паука, а не тех придурков, которые были под стать полиции, вот она их и выловила. Тоже мне, гении сыска. Пусть ловят! Митчела не поймать никому! И не только полиции. Никому не под силу справиться с Палачом!

А какая забавная картинка получается! У его врагов есть все – сила, власть, полиция, армия... А у него... У него только и есть, что поддержка Поля и его «катапульта». А это гораздо больше, чем все армии мира! Только гений Рошаля мог изобрести метод «катапульты», и первый, кто стан ее испытателем, первый, кому была оказана честь быть причастным к великому изобретению, был не кто иной, как он, Джеймс! Нет, пока они вместе с Полем, ему никто не страшен! Он неуязвим! Его невозможно переиграть! Он непобедим! Он самый лучший! Он бессмертен! Он так велик, что даже врагов не имеет! Ведь только тот, кто действительно велик, тот, кто может подняться над человеческими страстями, имеет право сказать, что не имеет врагов! Пусть его ненавидят, пусть жалкие людишки считают его своим противником! Не понимают, вот и приписывают себе эту честь. А на деле они для него вовсе никакие не противники. Разве мясо, дичь, пушные зверьки могут быть врагами? Пыль под его ногами! Даже этот смешной Симоне, возомнивший, что сможет ему помешать, и то не враг. Так, временная помеха! Даже плащ не жалко! Сшил, и как смысл жизни потерял! А теперь, когда они лишили Митчела его шедевра, его произведения искусства... Как он его шил! Даже не шил, творил! Тщательно подбирал рисунок, оттенки красок, цвет и фактуру кожи... А на выделку ее сколько времени ушло? Да и материала, пока научился, сколько в брак ушло! Кройку освоил, шитье...

Что ж, они дали ему новый стимул! Начнем все с самого начала! Так даже интереснее!

ГЛАВА 3

Автобус остановился возле дома Джуди. Она повернулась к подруге, живущей дальше, но та спала, и танцовщица не стала ее будить. Джуди быстро соскочила со ступенек машины и, помахав на прощание Мику, направилась к защищенному программой подъезду. Набрала код – и сразу почувствовала себя в безопасности. Автоматика пропустит только того, кто живет здесь и знает код. У каждого жильца свой, так что чужих здесь не бывает. Осталось только подняться к своей квартире, и она у себя.

Джуди снимала это жилье уже третий год и страшно гордилась этим. Раньше, когда она не могла себе позволить квартиру в престижном Олинсе, мисс Ягмен жила в нищем районе Пяти вокзалов. В том самом месте, где находили себе пристанище бродяжки из разных городов Конфедерации. Для танцовщицы, тем более лесбиянки, вырваться из бандитского района, где представителям сексуальных меньшинств жилось совсем не сладко, было делом всей жизни. Джуди была согласна на любую работу, на любое предложение, лишь бы это приблизило ее к цели.

На любое, но только если оно не было связано с сексом. Нет, секс она, конечно, не отрицала, но только не с мужчинами. А вот Мари... Очаровательная милая Мари! Какая она... утонченная, милая! Кожа словно бы прозрачная, глаза огромные, голубые... Правда, непроходимо глупа, но разве это так важно? Зато покладиста и темпераментна!

Нет, решено, завтра они обязательно встретятся! Завтра... но как же долго ждать! Господи, ну почему она сегодня так сглупила и не позвонила ей? Сама соскучилась, и крошка поди скучает!

Увлекшись мечтами о завтрашнем свидании, Джуди не заметила, как лифт-антигравитатор поднял ее до нужного этажа. Короткая прогулка по длинному, хорошо освещенному коридору приносила наслаждение. Чистота, индивидуальное опознание арендатора и подстройка под его вкус цветовой гаммы освещения и ароматов на протяжении всего пути! Пусть до твоей квартиры три шага, но все равно автоматика сделает так, чтобы ты ощутил, что ждут именно тебя... Как все-таки хорошо жить в таком доме! Правда, аренда обходится недешево, почти весь ее заработок, но так хочется чувствовать себя в безопасности!

Зайдя в квартирку, уютную и теплую, Джуди первым делом решила принять ванну. Бросив содержимое сумки в автоматическую химчистку, она на секунду задумалась и, сняв с себя всю одежду, отправила ее следом. Пока она занималась этими манипуляциями, включилась программа, и большая белая ванна стала заполняться ароматизированной жидкостью. Вскоре пышная белая пена призывно поманила ее к себе. Температуру можно было и не проверять. Автоматика не ошибается.

Джуди погрузилась в воду. Теплая, почти горячая вода приятно расслабляла натруженные мышцы. Опытная танцовщица знала, что фигура для женщины важнее, чем смазливое личико, а потому гордилась тем, чего ей удалось добиться. Ей уже почти тридцать, а тело как у двадцатилетней! И это без единого хирургического вмешательства! Кто еще из ее подруг может похвастаться этим? Джуди расслабилась. Как же хорошо быть дома, в безопасности...

Неожиданно в комнате запикал коммуникатор. Кто это может быть в такое время! Может, не отвечать? Пусть думают, что ее нет. Еще не вернулась. Имеет она право на отдых? Да и вообще, в такое время звонить неприлично! Так что простите, но...

Вот черт, а вдруг это Петра? Может, она хочет что-то сказать? Да и сигнал вызова не умолкает, а значит, кто-то знает, что она дома. Придется идти, а то не успокоятся. Нужно просто выключить связь, и все! До завтра ее нет ни для кого!

Джуди решительно вылезла из ванны и, наскоро обтершись толстым, пахнущим свежестью полотенцем, побежала в комнату...

– Кто вы?! – закричала она, увидев у себя в кресле незнакомого брюнета со странной блестящей кожей. – Что вам здесь нужно? Как вы сюда попали?

– Заткнись! – хрипло приказал брюнет. – Я пришел за тем, что принадлежит мне!

Когда незнакомец успел подняться, Джуди не увидела. Только что сидел в кресле – и вдруг уже стоит возле нее. Джуди лихорадочно перебирала в уме, что имел в виду брюнет. Ведь у нее нет ни одной чужой вещи! И в долг мисс Ягмен ничего не брала! Она растерянно оглянулась. Только сейчас до нее дошло, что она стоит голая перед незнакомым мужчиной. Джуди подхватила полотенце и начала оборачивать его вокруг тела, но закончить не успела. Незнакомец протянул руку, одним неуловимым движением намотал ее длинные волосы на кулак. Потянув мисс Ягмен вверх, он поставил ее на цыпочки. Огляделся. Увидел зеркало и потащил ее к нему. Сорвал с танцовщицы полотенце и повернул ее спиной к зеркалу.

– Я пришел за этим! – И незнакомец ткнул пальцем в большого яркого попугая на ее спине.

Джуди непонимающе посмотрела на отраженную в зеркале спину. Он что, псих? За чем это «за этим»?

И тут у мисс Ягмен упало сердце. Ноги подкосились. Паук! Господи милосердный, да это же Паук! Монстр вернулся?! И пришел за ней! Ну почему именно за ней?!

ГЛАВА 4

Сазерленд спал. Его измученная событиями последних дней психика потребовала серьезного отдыха. А так как лучшего способа восстановить силы природа еще не придумала, то и Снейк не стал ей сопротивляться и быстро сдался в плен своей подушке. Сны он видел редко, а потому к ним не привык. Особенно к таким, как этот. Необычный какой-то...

Он видел во сне себя. И, что удивительно, он, Стив, разговаривал со Стивом. Но это был не он! Не Стив. Вернее, он – это он, а вот второй был не он, а Крис. И сказать, что они разговаривали, было бы неправильно. Говорил только он, тот, который Стив. А Крис все порывался что-то сказать, но Стив не давал ему это сделать и все говорил, говорил... Торопился и говорил все быстрее и быстрее... И еще быстрее! Так что Крису просто не удалось вставить ни слова. Стив рассказывал Джордану, как ему тоскливо, как плохо без него и что Крису давно уже пора бы вернуться. Все нес какую-то ерунду, которую и сам иногда не понимал. Про Марко, про Бульдозера, про «близнецов»... Про то, как странно Гап освободил его. И как испугался сегодня возле того дома. И про Оскара не забыл! Его тоже вспомнил...

Вдруг Крис исчез, и оказалось, что Сазерленд давно уже говорит не с Джорданом, а с Оскаром. Тот тоже порывался ему что-то сообщить, но и ему Стив не дал ничего сказать. И снова он рассказывал про поручение Марко, про Боба Бульдозера, про Криса, который вот сейчас был, и вот уже его нет. И что он хотел поговорить с Джорданом, но тот Чак и не сказал ни слова. Оскар тоже хотел что-то сказать. Предупредить о чем-то! Он показывал своим огромным пальцем Сазерленду за спину, но Стив так и не смог остановиться и поговорить с ним. И вовсе не с Оскаром он говорит! Это же Джина! Это она! Нет, это Клаудия! И чего они все хотят от него? Все ему что-то объясняют, все показывают куда-то!

Неожиданно Сазерленд ощутил сильное сексуальное возбуждение. И тут же оказалось, что он вновь с Джиной! И на этот раз она какая-то странная. Нет, это даже не Джина! Эту женщину он вообще не знает! Но ласкает она его так, как никто и никогда не ласкал! Боже, какое сильное, какое восхитительное ощущение! Только бы и она не исчезла, подожди, подожди! Стив ощутил неотвратимое приближение оргазма. Давай, Джина, давай! Еще! Еще! Вот! Вот! Все!

Боже, как хорошо! Сазерленд в изнеможении откинулся назад. Ноги поскользнулись на чем-то мокром... и Стив, потеряв опору, упал навзничь. Падая, он увлек за собой столик, на котором стояла ваза с икебаной. Все с грохотом полетело на пол, да еще так, что большинство предметов попало в Сазерленда. Черт, не хватало еще проснуться в синяках!

Стив, не вставая, обвел глазами комнату. Странная какая-то, незнакомая. Здесь он вообще никогда не был! Небольшая комната, перевернутый стол, большое кресло...

А откуда кровь на полу? Стив приподнялся, опершись на руку. А это еще что? Почему руки в крови? О, а это еще что? Руки, оказывается, покрыты тончайшей пленкой перчаток. Стив повертел руками, присматриваясь к ним как к каким-то не знакомым, не своим... И одежда... Что это? Весь, с ног до головы, в прозрачном латексе, обжатый, как герой комикса. Или, скорее, как член в презервативе!

Даже волосы в этой гадости1 И кровь повсюду... Стив вскочил и едва не упал вновь.

Боже всемилостивый, что это? Что за ужас?! К горлу сразу подступила тошнота Он еле сдержал рвотные позывы и, превозмогая себя, вновь посмотрел на ЭТО!

Перед ним была женщина. Она лежала ничком, вернее, не лежала, а висела, перекинутая через высокую и широкую ручку кресла. Женщина была полностью обнажена. Спина несчастной представляла собой одну сплошную рану. Сазерленд видел много ран, но такую впервые. Вид ее был просто ужасен. Как будто с несчастной живьем сняли кожу! Темная кровь тремя ручейками стекала по истерзанному телу и образовывала на полу большую лужу, в которой он и находился.

Стив, превозмогая тошноту, присмотрелся. Да, так и есть, ему не показалось! Он наклонился и, прикоснувшись к шее, пощупал пульс. Сердце женщины не билось. Да и вообще она уже холодеть начала.

Постой, так это сон или нет? Если да, то не пора ли просыпаться? Слишком уж весь этот кошмар затянулся! Или... он вообще уже с ума сошел? А что, после всех этих приключений все возможно! Вот даже такое...

Сазерленд посмотрел на себя. Даже если он и во сне, все равно лучше смыть кровь! Стив зашел в ванную. На его счастье, она была полна ароматной пены. Он не стал сдирать латекс и, как был, залез в ванную. Вода побурела от крови. Черт, да это... Это же наверняка эта подлая тварь Гап ему в мозгах что-то наковырял, и теперь вот такие сны снятся! Вот теперь понятно, в чем дело! Это все меняет! Ну, козел, подожди, следующий ход будет за Снейком!

Несколько успокоившись, Сазерленд поднялся на ноги, включил душ и смыл остатки крови. Потом еще раз осмотрел себя... Черт, а это что? Нет, все не так просто!

Еще не веря своей догадке, он внимательно вгляделся. Да, так и есть, страшное опасение подтвердилось! В прозрачном кармашке латекса, прямо под его членом, скопилась белесая густая слизь.

Значит, оргазм ему не приснился? Или он еще спит? Да спит, конечно! Он же засыпал в своей квартире, как же тогда он мог оказаться здесь? Пришел во сне? Бред!

Лунатиком никогда не был! Да и взламывать чужие жилища никогда не взламывал!

Стив вылез из ванной и встал под инфракрасный обогреватель просушиться. И мгновенно вылетел оттуда. Проклятие, чуть не сгорел! Забыл, что в латексе, а тот сразу плавиться начал. Хорошо, что еще до ожогов дело не дошло1 Что за сон идиотский! То запахи, то жар... Бесовщина какая-то! Кровь, насилие... И оргазм, как у папана, во сне случился. Эх, был бы тут Крис...

Выходя из ванной комнаты, он заметил знакомую рубашку. Это же его! Да и брюки... Ну его так его! Недолго думая Сазерленд оделся. Сразу стало как-то спокойнее. Появилась уверенность в себе. Черт, еще и проснуться бы!

– Если будешь так сидеть, то придет полиция и разбудит! – услышал он внутренний голос. – Бери пакет и давай отсюда!

Стив от неожиданности оглянулся. Нет, никого нет. Словно Джордан вернулся. Но Сазерленд был уверен, что это был не Крис. Это не его голос! Хотя какой голос мог быть в голове? Ну, значит, было что-то другое! Что именно, Стив не знал, но в том, что это был кто-то незнакомый, сомнений у него не было.

– Ну, что стоишь, урод! Бежать нужно! – снова раздалось в голове. – Потом все поймешь, а сейчас давай не стой! Хватаем пакет и вперед! Стив еще раз осмотрел комнату. Пакет? Да, вот пластиковый пакет. Что в нем? Сазерленд достал из пакета лоскут окровавленной кожи. Неужели? Черт! Стив в ужасе отбросил от себя эту гадость. Это же фрагмент, содранный со спины несчастной! Так, значит, здесь был Паук?!

– Теперь ты и есть Паук! – сообщил голос. – Великий и неуловимый Паук!

– Крис, кончай дурака валять! – закричал Стив. – Разбуди меня, прошу!

– Слушай, придурок! Ты или делай, что я тебе говорю, или мне не мешай! – вновь загремел в голове незнакомый голос. – Отдай тело! Тогда я смогу сам уйти отсюда! Или хочешь, чтобы нас здесь застукали?

Стив в растерянности отпустил контроль. Рука сразу метнулась к выброшенному лоскутку кожи. Схватив его и сунув в пакет, он побежал к выходу. До Сазерленда стало доходить, что все происходящее не сон. Значит, он все-таки не один! Но и не с Крисом, это точно, тот никогда себе не позволял так говорить с ним! Тогда кто в его голове? С кем он теперь соседствует? С сексуальным маньяком? Боже, так получается, что к нему подсадили монстра? Подсадили? Маньяка?

Сазерленд вспомнил увиденное... Снятая человеческая кожа, кровь, растерзанная женщина... Это Паук? Так это и есть тот самый Паук? Что? Да как же такое могло случиться? Теперь он, Стив Сазерленд, – Паук?

– Дошло наконец? – услышал он. – Гордись, ты теперь носитель Великого Палача.

– Ублюдок ты драный, а не палач! – ответил Стив. – Подожди, я еще доберусь до тебя!

– Плебей! Ты удостоился великой чести! – презрительно бросил монстр. – Теперь молчи и слушайся своего хозяина!

Паук направил свое новое тело к запасному выходу. Действительно, зачем ему, чтобы кто-то увидел его нынешнее обличье? Это отличное тело, не то что в прошлый раз Гап подсунул. Вот только что за сбой произошел? Почему прежний носитель не стерт? Такого еще не было! За все свои многочисленные переселения Джеймс ни разу с этим не сталкивался. А ведь сколько уж переселений Паук перенес, можно книги писать по адаптации к новому телу! Ан нет, оказывается, бывают и такие казусы, когда прежний носитель память сохраняет. И это даже ничего! Так даже интереснее! Нужно будет рассказать Рошалю, вот уж удивится! Да и быстро перезаписаться не мешает, такой вариант как «слуга-господин», его, Митчела, вполне устроит! У него теперь будет собственный раб, разве плохо?

А что он, этот... абориген, говорил про какого-то Криса! Звал его, причем не вслух... И еще, что Джеймс заметил, так это то, что это животное, Стив Сазерленд, кажется, не сильно удивилось, когда Паук в его голове объявился. Нет, удивился, конечно, но не тому, что у него раздвоение личности, а тому, что этим вторым оказался не какой-то Джордан, а он, Митчел! Паук то есть. Так что же получается? Что наличие двух личностей в одном теле для... носителя не новость? Хотя разве этот Стив личность? Мокрица, размазня! Да и черт с ним, есть вещи посерьезнее, о которых стоит подумать! Вот, к примеру, этот самый Джордан... Он что, жил в голове Сазерленда до того, как там поселился он? До него? До Паука? А может, и до Стива? Нет, скорее вместе с ним! Точно, иначе бы тот не помнил о нем! Их было двое! Еще до операции, еще до того, как Гап его вылепил для вселения Паука! И значит, Гап ничего не напутал? Он добросовестно стер память носителя... но только одного из этих двоих! Этого неизвестного Джеймсу Криса! Просто Гап о втором не знал! Да и кто мог знать? Но тогда... Тогда этот носитель – ценнейшее приобретение! Пусть он заботится о теле, о легализации! Работает, живет, одним словом, прежней жизнью. Но до тех пор, пока тело ему, Пауку, не понадобится. А вот тогда все посторонись! В эти минуты Джеймс Митчел и мать родную не пощадит! Но нужно обязательно сохранить эту версию. Такой вариант очень перспективен. Решено!

Паук пробрался в кабину темного и неприметного «бозера», тронул сенсор автопилота, и грузовичок оторвался от земли. Стив бы на такой рыдван ни за что не сел! Гроб, а не экраноплан! Как только такое аэродинамическое недоразумение в воздух поднимается?

«Бозер» шел на удивление хорошо, даже, можно сказать, отлично. Паук, отключив автопилот, умело направлял его к одной ему известной цели. Сначала Сазерленд думал, что они полетят к тому заброшенному дому, что он видел сегодня днем. Черт, как хорошо было бы там проснуться и узнать, что все это только кошмарный сон! А вокруг солнышко, деревья... При этой мысли дом ярко и отчетливо предстал перед его взором, словно замороженная картинка на дисплее коммуникатора. И тут же с удивлением, мгновенно сменившимся ужасом, Стив почувствовал, что его вместе с новым соседом сильно затрясло от страха, на лбу выступил холодный пот. В висках снова загремели барабаны, а перед глазами затанцевали красные круги. Ну вот, опять начинается! Как тогда, в парке! Но почему? Ведь он спокоен, хотя нет, какое тут к черту спокойствие! После того, что произошло... Но тогда почему это появилось не там, наверху, в квартире несчастной, а только сейчас? Там он действительно был в панике, а сейчас... Или это Паук? Точно! Это его так трясет!

Сазерленд увидел, что экраноплан теряет управление и, забыв о том, что тело контролируется этим ужасным монстром, машинально дернул джойстик, штурвала. И... Что это? Тело подчиняется его командам? Это невероятно, но оно слушается Снейка! Маньяк отступил! Ушел! Забился в самые далекие уголки сознания!

А-а... значит, вот как? Оказывается ты, парень, не такой уж и крутой?! И тобой можно управлять?! Вот это здорово! Вместе с этой мыслью к Стиву вернулась уверенность в себе. Он подчинит себе этого монстра. Волевым усилием Снейк заставил себя успокоиться.

– Эй, подонок! – обратился он к Пауку. Стив был так зол на садиста, а еще больше на себя за то, что поддался такому недочеловеку, как Джеймс, и тот, воспользовавшись его телом, убил еще одну жертву, что не удержался, чтобы не посмеяться над его слабостью. – Крутой Червь по имени Большая Задница! Ты в какую пещеру спрятался? Молчишь?

Паук не отозвался.

– Ну молчи-молчи! – Ужас пережитого не отпускал Са-зерленда. И без того не слишком сдержанный, Снейк не знал, на кого излить свой гнев. Ну не бить же самого себя по голове! – Но только смотри, не дай тебе бог напомнить о себе еще раз! Я лучше лоботомию себе сделаю, чем еще раз тебе управление отдам! Понял, пиявка болотная?

Но Джеймс молчал. Он закрылся так наглухо, что если бы Сазерленд не привык к соседству Криса, то мог бы подумать, что все происшедшее ему приснилось.

– Слышь, чмо, ты у меня сидеть будешь на такой привязи, что, только когда я скажу «можно», только тогда рот свой поганый открывать будешь! – Стив все еще надеялся, что Митчел поддастся на провокацию и ответит. Но тщетно, Паук так прочно засел в оборону, что Сазерленду оставалось лишь беззвучно ругаться и угрожать. Он это делал долго и с упоением, но результат был один. Вернее, результата не было никакого! Паук продолжал хранить молчание. Тогда, поняв, что ответа он не дождется, Стив открыл боковое окно, благо у грузовика была такая возможность. Автоматика «бозера» сразу сбросила скорость. Предвкушая удовольствие хоть и мелкой, но мести, Сазерленд демонстративно медленно достал из бокового кармана «бозера» пластиковый пакет и протянул руку к окну. – Понял, козел... безрогий? – обратился он к врагу, но Митчел даже не попытался проявить себя и спасти свой трофей. – Ну и черт с тобой!

Стив выбросил пакет и закрыл окно. Скорость сразу увеличилась, и «бозер» рванул вперед. Сазерленд направил его к дому. Он старался не вспоминать о той картине, что предстала его взору при предыдущем пробуждении. Хорошо хоть Джордан этого не застал! Того бы выворотило наизнанку! Эх, Крис, Крис, что же мне подсунули вместо тебя? И почему тебя стерли, а я живой?

И не просто живой, а с этой сволочью по соседству! Так вот, значит, такую месть задумал Гап? Негодяй! Решил стереть Сазерленда, но оказалось, что эта участь постигла Джордана? Ну да! Все правильно, ведь про Криса Гап не знал! И этот подлец решил в освободившееся... якобы освободившееся тело вселить маньяка? Зачем? Зачем он им?

И для чего такая сложность? Ведь он мог Паука поселить в любое другое тело! Что в этом жесте Гапа? Забота о монстре? Желание, чтобы тот попал в тело того, кого ни в чем не заподозрят? Нли месть Стиву? Месть? За что? За ту драку? Да неужели Сазерленд его до такой степени обидел, что «близнец» решил так страшно отомстить? И для этого вновь спустил с цепи упыря Джеймса? Только ради возмездия? Нет, этого не может быть! Значит, они с самого начала его под новое воплощение Палача готовили. Они? Кто они? И что, ради этого всю эту бойню в Институте спрогнозировали? Чепуха полнейшая!

Черт, как же Криса не хватает! Вот он бы... Стоп! А может, не напрягать мозги, а просто взять да попросить Лоренцо стереть Паука? Боже, да это же... Идея!!! Точно, так и нужно сделать! Правильно! Завтра же! Нет, уже сегодня! Дур-р-рак, как же он раньше не догадался! Это же элементарно! До этого и ребенок додумается! Если только...

Вот дьявол! А вдруг Лоренцо вместо Паука его самого сотрет? Стерли же Джордана, сотрут и Сазерленда! И что тогда? Тогда Митчел останется в их общем с Крисом теле... один? Безраздельным хозяином? Ну уж нет,только не это! Лучше уж башку себе из импульсника разнести! Ну, это крайности, предпочтительнее, конечно, другим методом паразита вывести.

Стив поставил «бозер» на стоянку возле многоэтажки кондоминиума и поднялся к себе. Странно, почему консьерж так на него посмотрел? Сазерленд прочитал в его пятне недоумение и любопытство. Вот растяпа! Наверняка Паук вышел так, что служащий этого не заметил. Вот он теперь и думает, как же это чемпион, не выходя из подъезда, на улице оказался?

Сазерленд приложил руку к замку. Дом, в котором он временно снимал квартиру, был последней конструкции, дверные замки на цифровой код не реагировали. Только на биотактильные характеристики руки владельца. Такую уже ничем не обманешь, пустит только своих!

Странно, но произошло невероятное! Дверь не открывалась. Он приложил ладонь еще раз. Тот же эффект Что за ерунда? Только этого не хватало! Если третья попытка будет такой же неудачной, то автоматика поднимет сигнал тревоги! Это будет достойным финалом сегодняшнего сумасшествия.

Стив с недоумением посмотрел на свою руку. Тьфу ты черт! Нет, ну не баран ли? Он же весь все еще в латексе! И ладони тоже! А синтетик, хоть и тоненький, но не даст ни отпечатки пальцев снять, ни анализ пота провести!

Господи, так вот в чем секрет Паука?! Изобретательный гад, создавая себе сплошной... презерватив, он предохраняется от того, чтобы оставить свой биоматериал на месте преступления! Вот же... до чего изворотливый! Ублюдок!

Сазерленд сорвал пленку с руки и приложил ее к замку. Дверь открылась.

Теперь перед Стивом стояла сложная задача. Как же ему быть? Лечь спать? Он так устал от всего, что свалилось на его бедную голову, что с удовольствием бухнулся бы в постель. Но может ли он себе это позволить? Не успеешь заснуть, как этот упырь опять тело сопрет! И ведь даже наручники не спасут. Ключ выкинешь, сам потом не освободишься, а положишь поблизости... Тогда проще их вообще не использовать, спать помешают, а преступника не остановят.

Вот ведь задачка-то! Так что же, ему теперь вообще не спать? Совсем? Ну уж сегодня точно! Завтра он что-нибудь придумает, а пока лучше не поддаваться искушению. Правильно! Тем более что до утра совсем немного осталось. Лучше кофейку выпить, взбодриться. Стив отдал команду кухонному процессору и сел в кресло ждать кофе...

Проснулся он от трели коммуникатора. Сазерленд, еще толком не открыв глаза, автоматически нажал кнопку ответа. На экране дисплея было встревоженное лицо Джалли.

– Стив, наконец-то! – заулыбался он. – А мы уж тут что только не передумали! Пирс про бой в Институте такие страсти рассказывал! Как же ты выбрался оттуда?

Сазерленд хотел было соврать и прикинуться непонимающим, но вовремя вспомнил, что о том, что он участвовал в бою, помимо имперцев, знает и Стефан Клосс. Какой же тогда смысл скрывать правду от своего помощника? Только обижать человека!

– Да я толком и сам не помню! – ответил он. – Пока все стреляли, занимался поиском памяти наших пациентов!

Стив посмотрел на Лоренцо. Как, съест он этот леденец, или догадается? Но оказалось, что у того в голове совсем другое.

– Ну и как твои поиски? Что-нибудь нашел? – с надеждой спросил Джалли. Он не стал говорить Стиву, с каким нетерпением ждут результатов поисков в клинике. Сазерленд и так знает это.

– Нашел! – сообщил Стив. Он хотел сохранить на лице равнодушную мину, но не смог сдержать торжествующей улыбки. – Нашел и переслал!

– Переслал? – На лице доктора отразилось сомнение. – Прости, но у нас ничего нет! Мы не получали...

– Вы и не могли получить, – пояснил Стив. – Клинику нашу заблокировали. В Сети! Представляешь, до чего... людей ненавидят! Но мы их провели! Память принял Стефан Клосс, реаниматор из инфекционной клиники Чипленда. Жди, он скоро все тебе вышлет!

– А-а, тот самый врач, что тебя восстанавливал? – догадался Джалли. Кажется, не осталось человека, который не знал бы во всех деталях биографию Сазерленда. – Отлично! Прекрасно! Стив. Я даже не знаю, как... Мы гордимся тобой! Стив, без преувеличений, ты совершил...

– Лоренцо, кончай! – прервал его Сазерленд. – Если ты хочешь, чтобы мы оставались друзьями, то на эту тему ты больше не заговоришь! Лучше скажи мне... – Снейк задумался. Как же задать свой вопрос так, чтобы Джалли не понял его подоплеку? А может, ничего не выдумывать и сказать все напрямик? – Скажи-ка, вот ты будешь возвращать им память... А что произойдет, если не ту запишешь, ну, перепутаешь, скажем.

– Это невозможно! – опешил врач.

– А все же?

– Стив, поверь, я не перепутаю! – Лицо Джалли приняло обиженное выражение. – Я понимаю всю ответственность и не допущу ошибки!

– Лоренцо, ты меня не так понял! – пошел на попятную Сазерленд. – Я не применительно к тебе говорю, я вообще...

– Стив, если ты не доверяешь мне, то мы можем пригласить...

– Лоренцо, я тебе доверяю. – Снейк стал выбираться из трудного положения, в которое загнал сам себя. – Я тебе доверяю так, что предлагаю стать заместителем главного врача Института Памяти. Начальником медицинской части. Согласен?

– Института Памяти? – Джалли посмотрел на Сазерленда как на больного ребенка. – Но ведь он... разнесен в пыль...

Роллерболист вздохнул. Господи, уметь бы так ясно излагать свои мысли, как это делает... делал... делает Крис! – Лоренцо, я все понимаю. Ты мне не веришь. Но у меня нет времени на долгие объяснения. Короче, так. На основе тех методов, что вам с... – Сазерленд поймал себя на том, что чуть не произнес вслух имя Джордана, – что вам с коллегами удалось разработать, создается новый институт. На первых порах возглавить его поручили мне. Но так как я ни в зуб ногой в медицине, то предлагаю этим заняться тебе. Да и называться все будет не институтом, а Храмом Человека.

Лоренцо слушал своего шефа с открытым ртом. Что за выдумки? Какой еще институт, который будет не институтом, а храмом? Чтобы поверить в такое, нужно быть идиотом... но только если это говорит кто-то другой, не Сазерленд. В том, что этот невероятный парень всегда делает то, что обещает, Джалли имел случай убедиться не раз. Да и предложение такое интересное, что просто подмывает поверить!

– Стив, мне нужно подумать! – наконец сказал психиатр.

– Думай! – разрешил роллерболист, – У тебя есть тридцать минут, покая буду бриться и умываться. К тому времени, как я выпью кофе, твой ответ должен быть у меня!

Джалли посмотрел на шефа с изумлением. Обычно с врачом общался Джордан, который не позволял себе такой тон Чуть помедлив, Лоренцо кивнул.

Стив отключил связь.

«Сейчас лепила будет звонить Клоссу!» – подумал он. И оказался прав. Лоренцо, ошеломленный полученной информацией не менее, чем предложением, в растерянности набрал коммуникатор инфекционной. В Чипленде долго не могли найти реаниматора, а когда тот, весь взъерошенный, вышел на связь, то не сразу понял, что от него хотят. Наконец в глазах Стефана появилось понимание, и он подтвердил получение файлов памяти. Но заявил, что получил их от Криса Джордана. Джалли при упоминании этого имени почувствовал, что где-то слышал о таком человеке, но не смог вспомнить где. Да и не до него было! Психиатра интересовало другое. Наконец он не выдержал.

– А вы пошли бы в Институт Памяти работать или нет? – спросил Джалли реаниматора. – Если бы вам предложили? Даже не так! Я предлагаю вам место, аналогичное вашему, только у нас...

Клосс внимательно посмотрел на Лоренцо, не шутит ли тот, потом бросил взгляд куда-то в сторону, видимо, стоял кто-то рядом, и, немного помедлив, попросил время подумать.

Кончилось все тем, что к тому времени, когда Сазерленд допивал свой кофе, все еще внутренне сомневающийся Лоренцо дал согласие.

– Тогда так! Мы остаемся в том же здании, но теперь оно уже стало нашим. Приобретай все, что тебе нужно, приглашай, кого тебе нужно. Счета по старой схеме, на мой терминал. И еще. Вот тебе код и цифровая подпись. – Стив продиктовал серию цифр и букв. – Пользуйся. Но должен тебя предупредить. Мы будем работать на Империю. А это значит, что спрос будет серьезный. Тебе бее ясно?

– Но... – растерялся Лоренцо. – Я, конечно, предполагал, что у тебя... Что ты как-то связан с... этим миром. Но чтобы вот так близко, можно сказать, напрямую... Я подумаю!

– Да на кой черт думать? – возмутился Сазерленд. – Ты девочку из себя не строй, сам знаешь, что все так или иначе работают на Империю! А такие предложения второй раз не делают! Так что решай, да или нет?

– Хорошо, – ответил Джалли и отвел глаза. – Я согласен!

Джонни Петровича Стив нашел, как и в прошлый раз, в клубе. Тот занимался тем, что просматривал новичков, желающих попасть в поле зрения тренеров «Скорпионов». Увидев Сазерленда, он, как всегда, обрадовался.

– Стив, я уж думал, ты на Алтае отдыхаешь! – улыбнулся Петрович. – Ведь ты всегда в каникулы туда отправляешься!

– Что поделаешь, Джонни, у меня тут своя Сибирь, – посетовал игрок. – Но, я смотрю, ты тоже без отдыха обходишься!

– Так ведь столько желающих! – Тренер говорил так, словно бы оправдывался, – Как же их не посмотреть? Надо же людям дать шанс! А с другой стороны, вдруг такой же самородок, как ты, всплывет!

– Ну ты скажешь! – Сазерленд терялся от хороших слов в его адрес. Не то чтобы он был великим скромником, нет, просто не знал, как себя вести, и начинал суетиться. И злился на себя, понимая, как смешно при этом выглядит Лучше уж вообще не надо никаких комплиментов. Стив поспешил сменить тему: – Джонни, а куда потом отсеянные деваются?

– Как куда? – удивился Петрович. – Те, кто способности имеет, но нет техники, в школу. Те, кто имеют характер бойца, но нет опыта, ко мне... А те, кто типа тебя, все сразу имеют, те в команду идут. Ну а кто ничего... Ну сам знаешь. – Джонни, я ведь не просто так спрашиваю, – признался Сазерленд. – Работа для людей есть. Но... Да что с тобой хитрить, на Империю работа! Бойцы нужны.

– Думаешь, я не догадался, что ты за кружева плетешь? – невесело усмехнулся тренер. – Или ты первый, кто в круг интересов Империи попал? Да из четырех спортсменов три свою деятельность после Кольца у Марко продолжают. Вот только не думал, что тебя он так рано рекрутирует. Жаль, я думал, ты еще поиграешь...

– Да ты что, Джонни! Я буду играть, сколько сил хватит! – возмутился Стив. – Это так просто, поручение выполняю! А я без Кольца дня не проживу. Джонни, да ты что?

– Посмотрим, Снейк, посмотрим! – Джонни вздохнул. – А что касается твоей проблемы, то тебе нужно поговорить с Томом Бекстером, он же теперь профсоюзом роллерболистов командует. Вот все отставные игроки его и держатся. Я думаю, он тебе поможет.

Сазерленд, услышав имя Тома, изумился. Гениально! Как же он сам не сообразил! Бекстер именно тот, кто ему нужен. Том закончил свои выступления через год после того, как в команду пришел Стив. Именно он был бессменным капитаном «Скорпов» на протяжении шести сезонов. Поначалу, когда Сазерленд только появился в основном составе, ветераны, а за ними и все остальные игроки отнеслись к новичку недружелюбно. Все прекрасно понимали, что означает такая стремительная карьера, и считали, что пришел очередной ставленник Империи. Только и будет что контрабанду возить, а за него отдувайся, дерись на Кольце. И только Бекстер сразу принял Сазерленда и стал его опекать. И Стив под его присмотром заиграл так, что быстро завоевал авторитет. Дрался так, что его вначале даже топ-гаем капитана поставили! Но, заметив, что в роли забивающего он приносит намного больше пользы, чем в роли простого «полицейского» – доверили место лидера звена. Их как пару кольцевых не мог переиграть никто – ни защитники противника, ни их водилы. А попытки топ-гаев соперников решить проблему силовым методом заканчивались тем, что реанимация работала больше на них, чем на дерзкого дебютанта. Даже сам капитан порой удивлялся скорости и зрелости игры Сазерленда. Казалось, что они вдвоем могут обыграть целую сборную! И только серьезная травма Тома не дала новому тандему довести команду до Кубка. Это Снейку пришлось делать в одиночку. Стив не знал, но догадывался, что и капитанские вставки на пластик левого плеча он получил не без участия Тома.

Что же, Том помог тогда, должен будет помочь и сейчас. Так и вышло. Когда Стив нашел Бекстера, тот все быстро понял.

– Значит, будешь готовить солдат для Империи? – спросил он.

– Нет, только подбирать их, – откровенно ответил Сазерленд. – А тренировать, учить стрельбе и прочим штучкам будут другие.

– Ладно, предложу ребятам. – Том неопределенно пожал своими широченными плечами. – Если кто захочет, сброшу информацию тебе на коммуникатор.

– А сам не хочешь? – предложил Стив. – Со мной будешь работать! Будем, как раньше, в паре! Ты и я!

– Подожди, я что-то не понял! Ты хочешь сказать, что со спортом завязываешь? – Бекстер пристально посмотрел на Сазерленда. – Не рано ли?

Стив и сам не знал ответа на этот вопрос. Но когда он рассказал Тому о предложениях Марко, Бекстер даже не удивился. Он всегда верил в звезду этого парня. Знал, что тот еще себя покажет.

– Том, у меня к тебе еще одно дело, – признался Сазерленд после того, как получил от бывшего капитана «Скорпионов» согласие на свои предложения. Чего греха таить, Бекстеру предложения Сазерленда понравились. Надоело уже убеждать спонсоров и работодателей, что ветеранов нужно поддерживать. Кому они нужны, когда зенит их славы уже позади? А вот этот, совсем еще молодой парень, помнит. Не зря Том все же его приметил, не зря. Разглядел в этом задире что-то такое... Ну, настоящее, что ли? Ведь даже тем, что стал погонялой игровым, этот пацаненок ему, Бекстеру, обязан. Понравилась гибкость, сила и мгновенная реакция Стива. Словно бы бросок змеи...

И вот теперь, в межсезонье, когда оставшимся не у дел отставникам приходится особенно туго, именно протеже Том" им руку помощи подает. Нет, не зря он посоветовал сделать капитаном команды этого пацана. Теперь будет чем товарищам по несчастью помочь. Молодец Снейк, парень с понятием, дает ему, Бекстеру, подняться, ветеранам дело денежное предложить!

– Говори! – благодушно разрешил профсоюзный босс. Он всегда был покладист после второй кружки пива. Единственное, что в этот момент его могло расстроить, так это очередь в общественный туалет.

– Понимаешь, Том, вот какое дело...

Стив наплел Бекстеру, что у него особая форма лунатизма, которая раньше его не особо мучила, но вот сейчас достала, ну просто сил нет. Не мог бы он поселиться рядом... да чего уж там, прямо в квартире Сазерленда! Пять спален, места мало, что ли? Так вот, в качестве дружеской услуги, поселиться рядом и на ночь пристегивать его к батарее. Да, его, конечно, Стива! Не Тома же! И отстегивать наручники...

Том удивленно посмотрел на Стива. Шутит Змей или серьезно говорит? Бекстер даже посмотрел на пустую кружку – перепил, может? Да нет, застолье еще только начали...

– Том, мне нужна твоя поддержка, – продолжал Стив. – Эта болезнь такая коварная, что иногда мозги набекрень. Наверное, последствие одной из травм.

– И ты хочешь...

– Да, я хочу, чтобы по ночам рядом со мной был кто-то, кто пристегивал бы меня наручниками к... Ну, найдем к чему. И чтоб не отстегивал, пока не убедится, что я это я, а не тот, другой, которого болезнь ему подсовывает!

– Подожди, Стив, а сейчас ты это ты или... кто? – спросил вконец запутавшийся Бекстер.

По его недоуменному виду было видно, что он ничего не понял из того, что наговорил ему капитан.

– Том, пойми, я не шучу и мне нужна твоя помощь! – Сазерленд боялся, что Бекстер откажет и тогда ночь превратится в кошмар. – Я боюсь, что могу что-то натворить! Как только засну, я перестаю быть собой!

– Стив, ну давай я буду рядом... – Ветеран пожал плечами. – Ты только толком объясни, что от меня требуется?

– Том, мне нужно, чтобы кто-то, кто хорошо меня знает, вечером меня пристегивал, а утром отстегивал. Но только после того как убедится, что это я! Не понял? Ну, напрягись! Отстегнешь меня только тогда, когда твердо будешь уверен, что это точно я, а не кто-то другой! Ну, тот, кто сидит во мне! – Стив, видя, что Бекстер так ничего и не понял, решил зайти с другой стороны, – Понимаешь, болезнь очень хитрая. Она такая пакостная, что только и ждет возможности, чтобы заманить меня туда, где сможет погубить!

– А как я определю, что ты это ты? – Ветеран начал трезветь.

– А ты вопрос задашь. Из тех, что только игроки нашей команды знают! – Стив говорил, отчаянно жестикулируя руками, – Если отвечу правильно, отстегивай, если нет, то не поддавайся ни на какие уговоры! Не устоишь, я погиб!

Он еще долго втирал Тому всякую околонаучную чушь. Наконец они с великим трудом пришли к соглашению. Бекстер по команде Сазерленда будет пристегивать его на ночь и отпускать лишь после того, как тот ответит на очень каверзный вопрос из истории розыгрыша Кубка Лиги. Еще Том пообещал, что лично займется формированием необходимой Стиву команды спортсменов, а что касается проблемы самого Сазерленда, так теперь он по ночам даже по малой нужде в наручниках ходить будет...

– Том, – попросил Снейк перед тем как расстаться, – ты только больше сегодня не пей. Собирай людей, разговаривай с ними, проверяй... Дело, сам понимаешь, ответственное. Ошибок нам не простят. И не выключай, пожалуйста, коммуникатор. Вечером я найду тебя!

Бекстер кивнул.

– Хорошо, Стив, я не подведу! – заверил он, – И с пивом завязываю... На сегодня!

– Не сомневаюсь! – засмеялся Сазерленд.

Сазерленд уже хотел прощаться с Томом, когда раздалась трели коммуникатора Это был Лоренцо. Лицо его было печальным. Можно сказать, даже скорбным.

«Уж не раздумал ли он»? – мелькнуло в голове у Сазерленда., – Стив, новости плохие, – сообщил Джалли. – Память я получил... Но, наверное, нам без тебя не стоило начинать... Прости, очень уж не терпелось свою лепту внести!

– Ну и правильно! – Сазерленд перевел дух. Он-то думал, что случилось что-то более серьезное. – Делайте свое дело, вам только спасибо скажут!

– Не скажут. – Доктор опустил глаза, – Я не знаю, в чем ошибка, но к нашим пациентам память не возвращается!

– Это как? – не понял Снейк. – Такого же не может быть!

– Как видишь, может, – проговорил Лоренцо. Его глаза метнулись к Стиву, затем вновь опустились.

Врач был так растерян, можно даже сказать, подавлен происходящим, что Сазерленду его стало жаль.

– Послушай, а что, если в инфекционной перепутали и тебе что-то не то переслали? Такое же могло случиться! – предположил роллерболист. Он вспомнил, как Клосс и Джулия умудрились создать гибрид из Джордана и его самого. – Там такие умельцы есть, что еще и не такое могут сотворить!

– Да нет, зря ты так... Все совсем не так, как ты думаешь, – печально возразил Джалли. – Они переслали все то, что нам было нужно! И архив цел! Память в файлах тоже не повреждена, проверяли. Но не ложится она на память «потерянных»! Не ложится – и все!

– А разве так бывает? – удивился Сазерленд.

– Сами понять не можем! Может, подъедешь? – Лицо Джалли выглядело виноватым. – Вдруг заметишь нашу ошибку или что-то сам придумаешь?

Господи, да что же он может предложить? Тут не знаешь, что с собой делать! Вот Крис замутил дело с этими «потерянными», а Снейк должен теперь консультировать! Да еще в чем! В том, в чем он сам понимает, как свинья в апельсинах! Но ведь никому об этом не скажешь, придется соответствовать!

– Хорошо, сейчас приеду, – пообещал Стив и выключил коммуникатор.

Бекстер посмотрел на Сазерлендас уважением. Смотри, как поднялся, доктора с ним советуются, помощи просят! Нет, каков молодец, а? Вот ведь даже и не подумаешь...

А Стив в это время пытался представить, как же он будет без Криса разбираться со всем этим хозяйством, что свалилось ему на голову. Храм, командос, ветераны... Господи, да зачем ему все это нужно?

– Том, извини, но мне нужно ехать! – сказал он Бекстеру. – Вечером созвонимся, я тебя к себе заберу. Там нужно будет замок и на твою лапу настроить.

ГЛАВА 5

На стоянке, совсем рядом со своим «москитом», Стив увидел возбужденную толпу. Люди стояли и о чем-то спорили. Вернее, спорили двое, а остальные просто глазели. Сазерленд не хотел отвлекаться и выяснять, в чем дело. Со своими проблемами бы разобраться! Что ему теперь делать? Да и что без Джордана придумаешь? Только глупость очередную! Хоть не езжай в пансионат... черт, Храм, будь он неладен! Чего туда тащиться, если он ничего не может посоветовать Лоренцо? Разве что ерунду какую-то ляпнет, не более того!

Стив откинул вверх дверцу «москита», но сесть не успел. Его внимание привлек вдруг один из стоявших поодаль мужчин. Незнакомец наблюдал за прохожими, но старался это делать так, чтобы не бросалось в глаза посторонним.

И это ему удавалось. Человек, одетый неброско, ничем не примечательный, среднего роста, среднего сложения, совершенно не выделялся среди сотен людей, что шли по улице. Это для всех, но не для Сазерленда. Дело в том, что свечение над незнакомцем было какое-то странное. У большинства людей пятно не имело какого-нибудь конкретного очертания – что-то вроде радужной кляксы или облачка, – но всегда округлое и без каких-либо острых отростков. А вот у этого типа оно было не сплошное, а как бы в колючих шипах. Больших, длинных и темно-серых... даже подсвеченных изнутри красновато-коричневым. Мерзейшее сочетание!

Сазерленд был так заинтригован, что даже забыл о своем намерении быстро убраться подальше от толпы. У него, как у всех звезд, это было уже в крови – избегать толпы. Но любопытство пересилило, и Стив решил последить за незнакомцем.

Тот стоял и наблюдал за происходящим. Неожиданно Сазерленд почувствовал, как его охватывает ничем не объяснимое чувство тревоги, тоски, страха... Он огляделся вокруг, но ничего такого, что предвещало бы опасность, не увидел. Стив снова повернулся к незнакомцу. Шипастый бездействовал. Просто стоял и наблюдал. По всей видимости, он поджидал кого-то и от скуки наблюдал за толпой.

Неожиданно Снейк с удивлением обнаружил, что пульс его участился. Сердце билось все сильнее и сильнее. Перед глазами начали появляться знакомые круги...

– Паук, сволочь, прекрати, не паникуй! – беззвучно закричал Стив.

– Бежать... Бежать... Опасность... я всегда... я чувствую опасность... – забормотал Митчел. – Я всегда предвижу опасность! Сейчас тоже опасно! Очень! Бежать, нужно как можно быстрее уходить отсюда!

– Да здесь же совершенно нечего бояться! – удивился Сазерленд. – Люди как люди... Вон, сам посмотри, стоят себе, разговаривают...

Роллерболист не договорил. Он заметил, что привлекший его внимание тип вдруг насторожился, принял сосредоточенный вид, весь напрягся и... Колючки пятна загорелись ярко-красным! От них пламя пошло вниз и в одно мгновение стало ярким, как огонь. Неожиданно движения странного человека стали удивительно быстрыми и точными. Незнакомец, видимо, увидел того, кого он поджидал, и, сунув руку в машину, вытащил оттуда небольшой прозрачный предмет.

– Поздно! – завопил в голове Джеймс. Стив так и не понял, что его подтолкнуло, но он вдруг сорвался с места и рванул к шипастому. Тот не заметил рывка капитана «Скорпионов». Он, завороженно глядя куда-то в сторону от столпившихся людей, сорвал пластиковую пленку с предмета, оказавшегося лабораторной колбой, и замахнулся для броска.

Сазерленд теперь и сам ощутил реальную угрозу. Дальше он действовал автоматически. Еще только начиная движение вперед, игрок моментально перешел в сатори. Это произошло как бы автоматически, подсознательно. Такое или дается от природы, или достигается длительными тренировками.

Время для Снейка как будто остановилось. Его тело стрелой пролетело оставшееся расстояние. Он успел выхватить прозрачный сосуд и одновременно нанести удар коленом в бок незнакомца. Треск ребер противника еще продолжался, а Стив уже отпрянул назад. На всякий случай он при отходе нанес оглушающий удар в переносицу злоумышленника. Хотя какой из него теперь злоумышленник? Пациент травматологии...

Снейк прижал колбу к груди. Он держал ее так же, как шар на Кольце, прикрывая своим телом и правым предплечьем. Теперь сосуд у него не отнять никакими силами!

Пора было выходить из сатори, это состояние сжигало много энергии, но полностью расслабляться время еще не наступило! Сазерленд настороженно осмотрелся. У преступника могли быть сообщники. Он прошелся взглядом, словно сканером, над головами людей, но ничего подобного тому, что было над головой опасного незнакомца, заметить не удалось.

Сазерленд вернулся к тому, кто послужил причиной инцидента. Шипастый, согнувшись от боли, упал на колени Он еще был в сознании, но Снейк не стал его добивать И так уже все было кончено. Со всех сторон на них смотрели изумленные прохожие. Неожиданно какая-то женщина завизжала, за ней другая. Толпа стала расти.

Стив решил, что надо как-то успокоить людей, а для этого следует вывести поверженного противника из болевого шока. Он потянулся к нему, чтобы оказать помощь, но тот, увидев движение Сазерленда, истолковал его по-своему. Превозмогая боль, он вытащил вибронож. Снейк на всякий случай приготовился к броску, но незнакомец и не думал нападать. Он быстро приставил вибронож к своему глазу и бросился на землю! Стив не успел шелохнуться, а шипастый уже бился в конвульсиях. Лезвие пробило глаз и вошло в мозг. Все было кончено, в таких случаях реанимация бессильна.

Роллерболист растерянно посмотрел на колбу, которую держал в руках. Что в ней такого, чтобы за нее принять такую смерть? Газ? А черт его знает, может, и газ. Но что же заставило несчастного так поступить?

– Сержант Сарнофф! – услышал он. – Полиция Хардсон-сити.

Стив поднял голову. Перед ним стоял крепыш в форме. Его темные колючие глаза смотрели на Стива с настороженным любопытством.

– Стив Сазерленд, – представился Снейк.

Полицейский восхищенно улыбнулся. Сам капитан великих «Скорпионов» говорит с ним! Но когда сержант увидел протянутую ему колбу, взгляд его изменился. Пятно засветилось любопытством, смешанным с недоумением.

– Что это?

– Не знаю. Самоубийца хотел бросить ее в толпу, – пояснил Стив. – Я заметил, что он наблюдал за прохожими. Потом, в какой-то момент, видимо, дождавшись того, кто ему был нужен, достал эту гадость из машины и замахнулся для броска. Колбу я выхватил, а он...

Сержант обвел глазами окруживших их зевак и, увидев кого-то из своих, махнул рукой. К ним тут же стали пробиваться несколько коллег Сарноффа.

– Доставь это в лабораторию! – Сержант передал колбу молоденькому полицейскому. – А ты, – обратился он к другому, – опроси очевидцев.

Сам же сержант решил продолжить разговор со Стивом.

– Скажите, мистер Сазерленд, а что вас привлекло в нападавшем? Почему вы начали следить за ним?

– Да сам не знаю! – начал врать Стив. Не рассказывать же ему о пятнах!

– А как он...

Договорить сержант не успел. К ним прорвалась стройная брюнетка в серебристом комбинезоне с надписью «ПН» на грудной нашивке К ее плечу была прикреплена миниатюрная камера.

– "Перекресток новостей", Сандра Чен! – представилась она. Голос у нее был удивительно приятный, низкий и грудной. Даже не то что приятный, а скорее возбуждающий, манящий... Так, по крайней мере, подумал Стив – Вы – тот самый, кто обезвредил преступника? Скажите, что... Ой, да это же Стив Сазерленд! Господи, я не верю своим глазам, сам роллерболист Снейк! Боже, какая удача! Скажите, мистер Сазерленд, как вы оказались участником этих ужасных событий? И как вы можете так спокойно стоять? Неужели вы не понимаете, что спасли город от страшной эпидемии?

– С вашего позволения, мисс Чен, нам нужно закончить с формальностями! – резко оборвал ее сержант. – Вы нам мешаете!

«Черт бы побрал этого полицейского!» – подумал Стив Он же рассказан ему все, что знал! Пора бы этому Сарноффу и отвязаться от него! Но тот все спрашивал и спрашивал, пытаясь докопаться до причины обостренного внимания Стива к незнакомцу. Наконец, поняв, что ничего нового он больше не услышит, сержант отпустил Стива, не забыв при этом получить подпись в файл протокола.

– Сержант, – обратился Стив к полицейскому по окончании всех формальностей, – могу я вас попросить об одной маленькой услуге? Не могли бы вы провести меня к моей машине? Знаете, не очень хочется оказаться в толпе возбужденных поклонников.

Сарнофф посмотрел вокруг. Действительно, узнав Снейка, фанаты «Скорпионов», не видевшие своего кумира с того момента, когда пришла весть о его гибели, жаждали приветствовать кумира. Стоило ему появиться вновь, как он тут же спас людей от неведомой опасности! Эффектнее заявить о своем возвращении было просто невозможно! Кольцо оцепления с трудом сдерживало болельщиков.

– Да, вы правы! – согласился полицейский. – Вам без нашей помощи не обойтись. Хотя и людей понять можно. Вы их кумир! Ваша игра... да и сегодняшнее происшествие делают вас предметом поклонения миллионов.

Они медленно, делая вид, что продолжают беседу, подошли к «москиту».

– Хорошая машина! – заметил Сарнофф. И добавил. – Кажется мне, что вы сегодня отвели от людей большую беду! Мы еще не знаем, что в том сосуде, но обычно террористы их используют для транспортировки крайне опасных вирусов.

Сазерленд поежился. Он ожидал чего-то такого, но этот треклятый Паук оказался прав, подняв панику! Откуда он мог знать о том, что произойдет? Как умудрился все предвидеть?

– И вам спасибо! – ответил Снейк полицейскому.

Он быстро сел в «москит» и, резко подняв его над площадкой стоянки, рванул к выезду. Сазерленд, конечно, нарушал правила, но надеялся, что на сей раз полиция его не оштрафует. Так и есть, показания счетчика штрафов не изменились. Стив вылетел на улицу и, не снижая скорости, помчался в сторону Храма. Кажется, никто не увязался следом. Что ж, и на том спасибо – Стив, – услышал он вкрадчивый голос, – ну почему ты такой дурак?

От неожиданности Снейк чуть рот не открыл. Только вспомнил о Пауке – и он тут же объявился! Да еще так дерзко разговаривает! Осмелел?

– Что ты, мерзавец, имеешь в виду? – презрительно спросил Сазерленд.

– Ну зачем ты лезешь во все приключения? Подохнешь ни за что! – возмущенно заявил маньяк. К удивлению Снейка, он был совсем не напуган! Наоборот, в интонациях монстра слышалась забота. – Мне-то что, можешь гибнуть, если хочешь. Меня-то в другое тело запишут, а вот тебя, идиота, никто и не подумает возрождать! Кому ты нужен!

– Не понял! Что ты имеешь в виду? Это кто тебя в Другое тело... Так тебя возрождает Гап? – заинтересовался Стив. – Точно! Черт, так вот, значит, в чем секрет Паука! В его многотельности? А, Митчел, я прав?

Но сосед, поняв, что сболтнул лишнее, вновь замолк.

– Эй, Паук! – позван Снейк. Безрезультатно. Тот молчал. Ну и ладно. Не такое уж приятное занятие – общаться с Палачом Хардсон-сити!

В отличие от клубной, стоянка у Храма была пустынна. Стив оставил экраноплан почти у самого входа и вошел в клинику. У дверей ему никто не встретился. Стив почувствовал, что сердится. Все же не проходной двор...

«Нужно будет поставить охрану, – подумал он. – Первых же кандидатов, которых подберет Бекстер, сюда и поставим».

Джалли он нашел на втором этаже, возле его приборов. Он и два новых, еще не знакомых Стиву врача сидели перед большим голографическим изображением и обсуждали какую-то проблему.

Увидев роллерболиста, Лоренцо радостно поднялся и с искренней улыбкой пошел ему навстречу.

– Стив, наконец-то! – Джалли взял его под руку и увлек к соседнему дисплею, – Я, конечно, понимаю, что после того, что ты пережил в Институте, тебе хотелось бы отдохнуть, развеяться... Но пойми, я же не о себе хлопочу! Наши «потерянные»... Им нужна твоя помощь, твоя голова! Так что я очень благодарен тебе, что ты нашел для нас время и приехал. Может, посмотришь, что у нас в методике не так?

Стив, изображая задумчивость, посмотрел на голограмму.

– Лоренцо, а твое мнение какое?

– Стив, да мы уже не знаем, что и думать! – На Джалли жалко было смотреть, – Мы даже все программы протестировали, вот видишь, все нормально! Ошибок нет, контроль суммы совпадает...

– А восстановление архива пробовали? – раздался знакомый голос. Сазерленд, как, впрочем, и все присутствующие, обернулся. Так и есть, эта настырная журналистка!

– А вы что здесь делаете? – возмутился Джалли. – Стив, я же говорил тебе, что необходимо ставить охрану!

– Я, собственно, не к вам, доктор... – Мисс Чен помедлила, глядя вопрошающе на доктора – рассчитывала, наверное, что тот ей представится. Но она ошиблась. Как только Лоренцо увидел нашивку, свидетельствующую о том, что девушка принадлежит к пишущей братии, он тут же решил, что ей в Храме не место. И этому были свои причины. Джалли был всего лишь человек, со всеми слабостями, присущими этому не слишком удачному творению Создателя. Доктор был тщеславен. И ему не хотелось, чтобы информация о его неудаче с восстановлением памяти вышла за пределы Храма.

А Стив, наблюдая за попытками Лоренцо выпроводить Сандру Чен, получил возможность получше ее рассмотреть. А она была очень даже в его вкусе! Чуть выше среднего роста, как раз такая, чтобы быть эффектной, но не долговязой. Прямые черные волосы обрамляли слегка скуластое лицо с большими зелеными глазами. Стройная и гибкая, она одинаково могла бы быть моделью на подиуме и мастером Боя. Сазерленд, неожиданно для себя, почувствовал желание обнять эту тонкую талию, которая так соблазнительно переходит в красивый изгиб длинного бедра. Может, и неплохо, что эта... Сандра его нашла? По крайней мере, легкая встряска ему бы не помешала!

А журналистка тем временем несколькими фразами твердо дала понять, что раз уж она здесь, то без интервью не уйдет! Лоренцо был против, и страсти достигли такого накала, что Джалли уже был готов применить силу. Стиву пришлось выйти из созерцательной задумчивости и перейти к решительным действиям.

– Лоренцо, все в порядке! – Он успокоительным жестом положил руку на плечо врача. – Я подумаю над вашей проблемой. И потом мы обменяемся мнениями... А сейчас вы продолжайте в том же направлении, накапливайте... статистику. – Сазерленд был доволен тем, как построил фразу. Как бы обрадовался Крис, если бы слышал его! – А мы с мисс Чен не будем вам мешать и побеседуем в другом месте.

Стив, незаметно показав знаком Джалли, мол, он постарается выпроводить непрошеную гостью, повел журналистку к выходу.

– Что, если я приглашу вас пообедать? – сказал он. Ему хотелось побыстрее убежать от этих дурацких компьютеров. Еще сильнее, чем компьютеры, его пугали вопросы Джалли. Это все Джордан виноват! Он заварил эту кашу, а ему расхлебывать! Ну да ладно, пусть будет десять таких каш, лишь бы Крис был с ним!

– Что вы скажете о «Кукурузном Джо»? – Сазерленд хорошо знал этот ресторан и любил там бывать. – Это совсем недалеко отсюда, да и готовят там неплохо.

– Спасибо, мистер Сазерленд, – Сандра мягко улыбнулась. – Но если можно, я предпочла бы что-то попроще, а еще лучше, какое-нибудь кафе...

Бот черт, он и не подумал! Она же в форме, а в пяти-звездные рестораны журналистов, находящихся при исполнении обязанностей, просто не пускают. Это правило соблюдалось и в «Кукурузном Джо». Люди хотят расслабиться, отдохнуть, а вместо этого сиди и смотри, как бы какому писаке в объектив не попасть.

– Ох, простите! – спохватился Стив. – Я не должен был ставить вас в неловкое положение. Что же, тогда выбирайте вы. Хотя, если хотите, заедем в ближайший бутик, где вам сгенерируют одежду самой последней модели!

– Спасибо, но я...

–  – Не бойтесь, я пользуюсь здесь неограниченным кредитом, – соврал Стив. – Так что вы меня совсем не разорите, наоборот, мне будет приятно!

– Да нет, я не из-за формы. И уж точно не стану из-за каких-то дурацких правил куда-то ехать и переодеваться! – ответила Сандра. – Просто там не поговоришь. Здесь есть кафе неподалеку. Там нам никто не помешает.

«Я знаю другое местечко, где нам не помешают», – подумал Стив, а вслух сказал: – Что ж, я готов следовать за вами!

Зеленые глаза журналистки сверкнули. Она прекрасно поняла смысл сказанных слов и, улыбнувшись белозубой улыбкой, спросила: – И готовы ответить на все вопросы?

– Конечно! – улыбнулся в ответ Сазерленд. – Все, что вы хотите!

ГЛАВА 6

Они сидели за столиком возле большого пруда с белыми и черными лебедями. Сандра, забыв о том, зачем сюда пришла, крошила им мягкую булочку, поданную к кофе. Глядя на величавых птиц, человек невольно погружался в размышления о том, что в мире, кроме суеты, есть еще что-то важное, значительное, что не одним хлебом насущным жив человек и мир создан не для него одного...

– Это мое любимое место, – тихо сказала Сандра – Я сюда прихожу, когда мне нужно успокоиться, подумать, восстановиться. У каждого человека есть своя «волшебная поляна». Помните, как в играх про героев магии? Растратил в битвах с монстрами герой колдовскую силу, и все, нет ее. И должен он ее восстанавливать. Прячась, выжидая время, теряя ход. Или найти свою «волшебную поляну», постоять на ней и сразу восстановиться! Иной раз и люди всю жизнь что-то ищут, мечутся, а сами даже не понимают, что им нужно. И не знают, что есть такие места. Впрочем, они что-то другое, наверное, ищут. Деньги, славу...

– Мисс Чен, а что ищете вы? – спросил Стив. Ему нравилось ее пятно. Печать, грусть, легкая надежда... Ничего хищного, что так не нравилось ему в Джине. Интересно, почему это он о ней только сейчас вспомнил? Вот ведь не вовремя! Так недолго и настроение себе испортить.

– Я? – переспросила девушка. – Знаете, мистер Сазерленд..

– Стив! – перебил ее Снейк. – Для вас просто Стив!

– Спасибо, а меня зовите Сандрой.

– Спасибо! – улыбнулся Стив.

– А что касается того, что я ищу... – задумчиво продолжала Сандра, – Наверное, я и сама еще не знаю. Раньше казалось, что журналистика – все для меня, но вот уже четыре года работаю и ничего серьезного не сделала. Нет, кое-что неплохое написала, конечно, но сказать, чтобы это была какая-то необыкновенная удача... Нет, удача еще не приходила, а без нее журналистика превращается в скучное ремесло.

– Ну, какие ваши годы! Еще придет признание. Будут и ваши сенсации.

– Что значит будут! – В глазах Сандры светилось лукавство. – Одна уже есть! Интервью с вами, к которому мы никак не перейдем.

– Ну что же, спрашивайте, я готов! – сказал Стив. – Но не думаю, что со мной у вас получится сенсация. Я человек скучный и ничем от своих товарищей-игроков не отличаюсь. Так что, боюсь, что ничего нового вы от меня не услышите. Все интересное уже давно сказано...

А сам подумал: «Знала бы ты о Пауке, вот это была бы сенсация так сенсация!» – Узнает! – услышал он внутренний голос. – У этой цыпочки все еще впереди!

– Заткнись, гад! Я тебя...

– Что? Что ты сделаешь? – издевательским тоном сказал тот. – Может, пальцы в розетку сунешь? Или голову в СВЧ-печь? Так не забывай, я вечен, а ты... козявка! Подохнешь, и никто и не вспомнит!

«Что-то ты больно осмелел. Ну, погоди!» Стив стал старательно вспоминать заброшенный дом. Но близость Сандры и умиротворенная обстановка так расслабили его, что никак не удавалось создать узнаваемый образ заброшенного особняка. Он получался какой-то размытый, нечеткий... как бы не в фокусе.

– Что, родной, не получается? – злорадно засмеялся маньяк, – Скоро вообще все сотрется из памяти!

– Стив, что с вами? – послышался встревоженный голос Сандры. Девушка увидела, как внезапно побледнел ее собеседник, и в испуге взяла его за руку, – Вам плохо?

– Нет-нет, все в порядке! – торопливо сказал Стив. – Просто задумался. Знаете, вдруг вспомнилось, что еще не все дела привел в порядок!

Стив не обманывал. Теперь он точно знал, что, по крайней мере, одно дело требует немедленного решения. С Митчелом нужно кончать!

– Проблемы? – не унималась журналистка. – Наверное, этот смешной доктор? Он просил вашей помощи. Так вы еще и в медицине специалист?

– Да, особенно в анатомии! – пронеслось у него в голове. – Стив, спроси, есть ли у нее татуировка и какая? Спорим, что-то очень пикантное! То, что мне особенно приятно будет увидеть!

– Нет! – выкрикнул Сазерленд так громко, что девушка вздрогнула. – Простите... Не сдержался! Да какой из меня специалист! Я только и понимаю в медицине – это как суставы вправлять. На себе изучил...

– А-а, догадалась! – воскликнула мисс Чен, стремясь во что бы то ни стало разговорить собеседника. – Вы, наверное, в компьютерах разбираетесь!

– Соглашайся, идиот, а то ведь как клеш пристанет! – зашипел Паук. – И так нас чуть не выдал!

– Ну не то чтобы специалист... – ответил Сазерленд, скромно потупясь.

– Какая прелесть! Знаменитый Снейк – и смущается! – Сандра засмеялась. – Для меня это самое неожиданное! Можно, я это включу в сюжет?

– Я думаю, не стоит. Да и вообще, я не люблю сюжеты о себе, – пробормотал глава нового Храма. – Интервью и все такое прочее... Вот есть люди, которых медом не корми, дай перед прессой покрасоваться. А вот я... ну не умею, что ли...

– Как, вы раздумали давать интервью? – На лице девушки изобразилось притворное разочарование. – А что же мы тогда здесь делаем?

– Я вот вами любуюсь! – отшутился он.

– А на стоянке сегодня тоже любовались? – подхватила журналистка. – Что привлекло ваше внимание к тому человеку с колбой? Почему только вы, единственный, сумели выделить его из толпы? В нем была какая-то странность?

– Расскажи ей про пятно, Стив! – не унимался Паук. – Расскажи! Мне ведь тоже интересно, откуда в тебе этот индикатор! Ну, давай, не стесняйся! А еще расскажи, какой ты болван, готов рисковать своим единственным и неповторимым телом!

На этот раз Сазерленд решил всерьез постараться сосредоточиться на заброшенном доме. И опять не получилось. Четко воспроизвести изображение не удалось.

– Вот так, дорогой, забыл ты все! – Митчел злорадно рассмеялся. – Конец твоей власти!

– Не радуйся! Забыл, говоришь? – Снейк почувствовал, как в нем закипает бешенство. – Тогда сейчас поедем и все напомним! Где находится парк, я знаю, где пролом в заборе, найду, а там уж...

И тут в памяти Сазерленда всплыла каменная стена, поросшая мхом. Четко, детально. И знакомая волна ужаса, вздыбившись, пробила даже его. Паук завизжал так пронзительно, что Снейк не выдержал и вскочил на ноги.

– Что с вами? – испуганноспросила Сандра. – Стив! Вам плохо?

– Да нет, все в порядке! – ответил Сазерленд, стараясь взять себя в руки. – Просто представил себе, что могло произойти, если бы тому парню удалось совершить задуманное.

– Да, возможно, у него был очень опасный токсин, – согласилась журналистка. – Но тем не менее вы не ответили на мой вопрос.

– А как на него ответить? – попытался увильнуть Стив. – Просто стал человек вести себя нервно, дергаться. Этим и привлек внимание, а потом, смотрю, за колбой полез. А дальше вы знаете.

– Ну, так неинтересно, вы все превращаете во что-то будничное, скучное. А где же подвиг, где патетика?

– Я же вам говорил, что не люблю давать интервью, – Стив сел, пытаясь восстановить душевное равновесие. – А потому и не совершаю подвигов. Просто живу – и все. А остальное... Остальное давайте спишем на случайность.

– Скажите, Стив, я действительно произвожу впечатление наивной простушки? Вы что, не догадались разве, что я, пока ехала за вами, успела запросить на вас информацию? – Сандра грустно улыбнулась. – Ну почему, даже когда я нахожу интереснейшую тему, встречаю человека, о личности которого спорила вся планета, кто до сих пор не может сказать, кто он, но при этом становится наследником сразу двух состояний и женихом двух красавиц-невест, везение тут же покидает меня? Этот баловень судьбы заявляет, что он скучнейшая личность, и отказывается от своих слов! Он, видите ли, не любит интервью, а потому не совершает подвигов! И при этом походя так, невзначай предотвращает опасный террористический акт.

Сазерленд почувствовал укол совести. Ведь он действительно, обещая содействие этой девушке, зародил в ней надежду, а теперь отказывается от своего слова.

– А почему вы не допускаете, – заговорил Стив, словно оправдываясь, – что я и сам не знаю ответа? Если хотите, я отвечу вам на ваши вопросы, но не ждите конкретики, я ее сам не знаю.

– Правда ответите?

– Даже сделаю заявление, что это эксклюзив и другого интервью не будет!

– Вы не шутите? – недоверчиво сказала Сандра, но в глазах ее засветилась надежда – Включайте камеру!

Сандра промолчала о том, что камера была включена с самого начала. Так делали все журналисты. Одни – чтобы в случае чего можно было использовать запись для самозашиты в суде, другие накапливали информацию об объекте для журналистских расследований, а третьи – просто для отчета перед руководством о выполнении задания редакции. Объекту показывали лишь тот материал, который шел в эфир, журналистская братия, измученная судебными исками, свято хранила свою тайну, и мало кто знал об этой уловке.

Сандра расположилась поудобнее.

– Скажите, как бы вы предпочли, чтобы к вам обращались? – спросила она. – Я имею в виду – перед камерой?

В участке, куда инспектора Пирса перевели руководить убойным отделом, царила растерянность. Обескураженный смещением своего куратора, шефа Службы Безопасности Бреда Махрвли, Дэвид, получив сообщение о том, что Паук появился снова, запаниковал. И как это обычно бывает, настроение начальника передалось подчиненным.

На место происшествия выехал чуть ли не весь отдел. Были опрошены все, кого только можно было опросить, – Мик, Петра, секьюрити в доме, где проживала жертва, – но, как всегда, когда за дело брался Паук, свидетелей не было. Не было и посторонней органики на теле жертвы. Все как и в прошлые возвращения «Ужаса Хардсон-сити», как прозвали монстра журналисты. И опять полиции оставалось только разводить руками. Единственное, на что она была способна, так это расписаться в собственном бессилии и оповестить граждан о том, что по ночам в городе опять небезопасно и нужно организовывать ночное патрулирование.

Но кто на себя возьмет смелость доложить эту информацию Президенту? Пример Маховли не вызывал ни у кого желания идти с докладом к взбешенному событиями у Института Чету Самплеру. Как обычно случается в таких ситуациях, глава Конфедерации узнал обо всем из прессы, что ему, естественно, настроения не прибавило.

Что касается Пирса, то его не слишком волновало, что и как будет наверху. И без него было кому отчитываться... Гораздо больше его заботило то, что и на сей раз может появиться множество последователей Паука, как это было прежде. И при этом он был уверен, что его официальное руководство не решится на ту единственную меру, которая могла бы остановить страшную волну. Однако и самому совать голову в пасть льву, коим он считал Империю, Дэвиду не хотелось.

Нужно было найти иной способ подключения Марко Симоне к охоте на Паука. И Пирс обязан был найти этот способ.

Паук дождался-таки своего часа. Стива наконец сморил сон. Этот придурок, с его буйным воображением, чуть не угробил его. Нашел же, гад, метод! Изворотливый! А он-то, Великий Палач, решил, что ему повезло! Еще бы, такое великолепное тело, да еще с рабом-носителем! Нет, что ни говори, а это удача, вот только раб строптивый оказался. Да еще повезло придурку, что сразу нашел слабое место Джеймса. Это Рошаля прокол! Все-таки не нужно было ему так все обставлять! Нужно было другую удавку использовать! Хотя... Другие с ним справиться не смогли, значит, это был единственный способ. Да и хлопот-то раньше не было. Как только изобрели «катапульту», так и в их отношениях мир настал. Если бы не тот панический, парализующий страх, что стал оружием в руках Сазерленда, то можно сказать, что это вообще идеальный союз.

Стив... Парень с характером! Ну ничего, обломаем! Дурашка думает, что нашел ключ к Пауку, ошейник надел. Это хорошо, пусть так и думает! Не таких Палач на колени ставил! Взвоет еще, жить не захочется! Но, шалишь, придется, братишка, тебе жить... долго-долго! Кто-то ведь должен ухаживать за таким прекрасным телом! И записаться надо. Скорее подавить волю раба и записаться. Чтобы следующее вселение было уже вот в таком варианте. С буйным этим...

Митчел не спешил избавляться от наручников. Зачем? Если для того, чтобы удовлетворять собственные потребности, так ему хватит пока вчерашней жертвы. А выходить снова на охоту, устраивать панику, так команды не было, да и рисковать таким прекрасным носителем не хочется... Вот только попугая, что был на той стриптизерше, жалко, хорошая кожа была! Чистая, ухоженная. Ни прыщей, ни бородавок... Ну ничего, выбор у него богатый! Взять хотя бы ту ящерицу, что на напарнице покойной наколота. Сразу такой кусок, что... хоть на обивку мебели, хоть на жилет пускай. Да и в других стриптиз-клубах можно посмотреть. Проститутки тоже стали как картинная галерея. Но там еще смотреть нужно, где настоящая татуировка, а где временный татуаж! Уж больно быстро меняется мода у них. В последнем случае кожа плохая, цвета быстро стираются. Ну да ладно, его не обманешь! Нужно только при хорошем освещении посмотреть. На пляже, в бассейнах... Да где только не выставляются напоказ обнаженные женские тела! Теперь, когда Митчел действует под именем Стива Сазерленда, его возможности по поиску рисунков стали просто безграничны. Можно куда угодно пройти. Хочешь – в театр, хочешь – на концерт. На любой банкет пойди, там все бабы полуголые. Вот где действительно картинная галерея! Нет, Стив, мы с тобой еще поработаем! Наш с тобой шедевр еще впереди! А пока спи, сил набирайся, проникайся уверенностью, что Паука победил.

ГЛАВА 7

Наутро, проснувшись, Стив первым делом с тревогой взглянул на свою руку. Ну, слава богу, наручники свое дело сделали! Левая рука была пристегнута к стойке мощного тренажера. Это к нему они вчера с Томом подтащили спальный комплекс Стива. Выбор тренажера как объекта, к которому можно смело присоединять Сазерленда, обуславливался тем, что его вертикальная штанга была прочно вмонтирована в пол, а второй конец упирался в потолок, так что шансов у Паука снять оковы просто не было.

Ну ладно, с этой стороны опасность побега была исключена. Однако этого было недостаточно. Больше всего Стив боялся самого себя. Вернее, того, кто засел в нем. Как-то не верилось, что Джеймс не повторит попытки вырваться на свободу. Наверняка попытается, так что нужно быть готовым ко всему Необходимо упреждать каждый шаг негодяя. Переигрывать его, как хитрого и злобного противника на Кольце Но тот хотя бы виден, а этот... Чего-чего, а коварства у этого монстра не занимать, недаром о нем ходят легенды. Так что расслабляться нельзя ни на минуту.

Сазерленд придирчиво осмотрел свое тело. Нет, кажется, сегодня он ночевал дома. Значит, пока способ срабатывает. Отлично, хоть одна проблема решена. Если бы так просто можно было решить и остальные! Сегодня Джалли опять доставать начнет. Вчера хоть Сандра выручила, а сегодня как быть? А ничего себе эта журналисточка! Если бы не это животное, что в нем засело, ни за что не пропустил бы. Глазищи какие зеленые! И складненькая такая. Стив терпеть не мог кривых ног, а у Сандры, хотя она и была в комбинезоне, все равно видно было, что ножки прямые, может, худоватые, но все равно соблазнительные! И зад у нее что надо, не плоский, как у многих современных девиц, а кругленькая такая попочка...

Вот зараза этот Гап, и здесь ему нагадил!

– Том! – позвал он. Бекстер в целях безопасности спал в соседней комнате. – Том! Я проснулся! Тишина. Спит еще?

– Эй, Том! – крикнул Стив еще громче. Но ответа не было. Да что же это с ним, неужели что-то все-таки ночью произошло?

– Том, черт бы тебя побрал! – заорал Стив во всю глотку.

– Ну чего орешь! – Голый, весь в мыльной пене, сердитый, Бекстер выскочил из ванной. – Мало того что теперь не выпьешь, так в ванну не зайди!

– А я в туалет хочу! – весело прокричал в ответ Стив. Как все-таки хорошо, что он нашел способ прижать Паука. – Отстегни!

– Ага, сейчас! – пробурчал Том. Он встряхнул руки и посмотрел на Сазерленда. – А кто в прошлом году купил Помпу из «Хоукс»?

– "Быки"! И не в прошлом, а в позапрошлом! – усмехнулся роллерболист. – Отстегивай!

Оставляя мокрые следы и клочья пены на полу, Бекстер прошлепал в соседнюю комнату. Оттуда он вернулся с ключом. Они решили использовать эти архаичные наручники как самые надежные. Ко всем новомодным электронным штучкам хитрый Митчел мог подобрать отмычку, ведь он получал ту же информацию, что и Снейк. Так что кодовые замки не годились. А вот механический был в самый раз! Когда Стив, с еще влажными после душа волосами, вошел в кухню, кофе был уже на столе. Бекстер возился с кухонным процессором.

– Тебе какие... – договорить Том не успел – затрещал коммуникатор.

Сазерленд включил связь.

– Дэвид? – Вот уж от кого Стив не ждал звонка, так это от Пирса.

– Стив! Извини, что так рано, но у меня к тебе есть серьезный разговор! – Пирс выжидающе посмотрел на Сазерленда. – Нужна твоя помощь!

– Дэвид, ради бога, все, что могу!

– Ну, понимаешь, тут просьба весьма деликатного свойства. – Пирс сделал вид, что колеблется, говорить или нет. – Даже не знаю, с чего начать...

Сазерленд усмехнулся. Дожили! Полиция теперь помощи просит!

– Ну, давай, не мнись, выкладывай, что случилось!

– Понимаешь... – Инспектор помедлил, а затем, словно решив, что все условности соблюдены, проговорил: – Я знаю, что прошу... Стив, нужно, чтобы Марко Симоне узнал о том, что Паук вернулся.

Сазерленд замер. Ну вот и началось. Господи, да за что ему это наказание! Как он боялся того, что кто-нибудь придет к нему и объявит, что он и есть тот самый неуловимый Паук, который так долго наводил ужас на город! Черт, как же избавиться от этого выродка?

Инспектор понял смятение игрока по-своему.

– Стив, ты войди в мое положение! Я догадываюсь, что ты не хочешь афишировать свою связь с Марко. Но, согласись, только он может остановить маньяка. Представь, если мы сегодня не предпримем меры, то завтра будет поздно. Вновь пойдет волна подражателей! Если Паука не пресечь, начнется настоящая эпидемия. Я же помню, как находили до тридцати трупов за ночь Только Симоне может перекрыть этот поток!

«А почему именно я? – подумал Сазерленд. – Почему он именно ко мне обратился? Мало ему своих каналов? А что, если это ловушка? Может, этот маньяк наследил где-то?» Вся сложность заключалась в том, что Стив из событий той страшной ночи помнил не все. Помнил только, как возвращайся от этой несчастной. Черт, он даже не знает, как ее зовут! А как Паук забрел к ней? Хотя, судя по разговорам, Джеймс ловкач, по идее он не должен был наследить, но все же... Да, попал ты, Снейк!

– Дэвид, а почему бы тебе самому не встретиться с Марко? Или с Бросманом? – наконец сказал он. – Понимаешь, будет как-то... странно, что ли? Ну, неправильно! Это я про то, что меня могут не понять, если я явлюсь ходатаем от полиции. Могут спросить, я при каких делах здесь? Я что, у вас в погонах хожу, чтобы от вашего имени перед Империей выступать? Нет, это не так делается. Пойми меня правильно! Если вопрос будет касаться лично тебя, то я все сделаю. Но что касается твоей конторы... Извини, Дэвид, но я не могу.

– Да, Стив, возможно, ты и прав. – Инспектор был расстроен. – И, скорее всего, прав. Но, подумай, сколько еще людей погибнет! Сколько еще женщин будут заживо освежеваны этим мясником!

– Не погибнет! – вырвалось у Сазерленда. – Больше жертв не будет!

– Идиот! – заверещал в черепе Паук. – Ты же нас сдал!

– Почему ты так уверен? – настороженно спросил Пирс. – Ты что-то знаешь? Если знаешь, то обязан сказать! Стив, это не игрушки!

«Черт, лучше бы язык откусить! – сам себе пожелал Сазерленд. – Что же теперь ответить»?

– Быстрее думай! Он же ждет! Говори хоть что-нибудь! – торопил его Митчел.

«Хоть что-нибудь»? Ну, погоди...

– Не знаю, Дэвид, не знаю! Это, скорее, предчувствие, – сказал вдруг Стив. – У меня после травмы часто озарения бывают.

– Да? – Пирс посмотрел на него с подозрением. – А больше никаких озарений нет? А то как бы через пару дней не появились доказательства твоей беспечности!

– Нет, пока нет... – У Сазерленда мелькнула неожиданная мысль. – Посмотри, пожалуйста, заброшенный домик, что в парке стоит...

Сердцебиение и красные круги появились одновременно. Ему стало трудно говорить, голова закружилась.

– Там еще забор каменный и пролом в нем! – успел еще сказать роллерболист и потерял сознание.

Дэвид увидел, как Снейк начал заваливаться на бок.

– Стив! – закричал он. – Стив, что с тобой? – И осекся, увидев, что в комнате, кроме Сазерленда, есть кто-то еще. Чья-то тень метнулась к Стиву. Незнакомец держался спиной к камере коммуникатора, и инспектору не было видно его лица. Он подхватил роллерболиста под мышки и потащил в сторону. Оба вышли из поля зрения видеокамеры, глазам инспектора предстала пустая часть комнаты.

Пирс испугался. А вдруг это и есть Паук? Тогда становится понятной странная напряженность Сазерленда. Вот дьявольщина, что же он сидит, там же Стива убивают!

Дэвид, не прерывая связь, понесся к своему экраноплану.

– Дежурную смену за мной! – пробегая мимо дежурки, крикнул он. – Есть подозрение, что выйдем на Паука! Он выбежал на стоянку и вскочил в свою машину.

– Стив! – кричал он в микрофон коммуникатора. – Стив, ответь!

Том тем временем усадил Сазерленда в низкое кресло и решил применить к нему свой испытанный метод. Налив полстакана виски, он поднес его к носу Стива.

Тот резко дернулся, открыл глаза, посмотрел на Бекстера, обвел глазами комнату. Увидев стакан, молча выпил.

– Что с тобой? – встревоженно спросил Том.

– Сам не знаю! – Снейк пожал плечами. Не рассказывать же про пунктик в сознании Митчела! Из-за этого придурка теперь обманывай товарища! – Наверное, от травмы еще не отошел.

Бекстер, удрученно покачав головой, налил и себе.

– Паук, подонок! – беззвучно позвал Сазерленд. – Ты чего это как девица-истеричка в обмороки падаешь? Тот молчал. Ну подожди, гад! Сейчас я тебе устрою! – Том, – попросил он, – налей-ка мне еще! Бекстер налил.

– Стив, а не рано начинаешь? – Том нахмурился. – Утро еще!

– Нет, в самый раз! Давай и себе налей!

Пирс не стал звонить в дверь. Он вскрыл замок электронной отмычкой и вместе с группой поддержки ворвался в квартиру Сазерленда. И вовремя! Как раз в тот момент, когда Том принимал вторую, а Стив – третью дозу виски. Кислые физиономии обоих были не менее живописны, чем разинутые рты полицейских.

– Стив, как это понять? – спросил Пирс, первый пришедший в себя.

– Ты чего, Дэвид, спятил, что ли? Налет марсиан прозевал? – накинулся на него Сазерленд. – Или у вас в полиции заняться нечем? Ладно, пить будешь?

– Да пошел ты! – Дэвид, еще не успокоившийся после отказа Стива помочь в переговорах с Империей, был взбешен своим проколом. – Сиди пей, тебе же Паук не угрожает!

Пирс, круто развернувшись на каблуках, вылетел из комнаты. Сопровождавшие его полицейские кинулись за начальником.

– Чего это он? – удивленно спросил Бекстер. – Совсем того?

– А, ерунда, не вникай, – махнул рукой Сазерленд. – Наливай, днем Паук не бродит, а ночью ходить не сможет.

– Стив, мне кажется, тебе уже хватит! – сказал Том с опаской. – Давай пару часов поспи, а я поеду делом заниматься, людей собирать нужно.

Сазерленд посмотрел на товарища. Кивнул головой. Да, конечно, Бекстер прав. Что-то его понесло!

– Хорошо, я у вас после обеда появлюсь, – сказал Стив.

– Тебя не нужно пристегивать? – на всякий случаи спросил Том.

– Нет, днем я не опасен, – самоуверенно заявил Сазерленд. – Можешь смело ехать, я в порядке!

Том уехал. Ну и пусть едет! Надоело все! Пирс этот, чего он о себе возомнил! Паука ему подавай! Из-за них, полицейских, и их бестолковости Митчел и творит свои дела! Вот теперь к нему, к Стиву, в башку вселился. Ну ничего, Стив придумает, как его оттуда выковырять! Даже уже идея появилась! Вот только еще немного вискаря...

Сазерленд проснулся ближе к вечеру. Голова гудела, во рту был противный привкус. Ну что за идиотская манера днем пить? И что, Стив, с тобою происходит? Ты же раньше вообще не употреблял спиртного. Прекращать это нужно. Прекращать? Да, нужно. И Сазерленд уже знает как. Вот только...

А, ладно, чего уж жалеть, Криса все равно нет. Ну, еще пару дней посмотрим, поживем. Эта тварь... Паук пусть на привязи посидит, но свое кровавое дело он больше делать не будет! Все! Вопрос решен! Окончательно и бесповоротно!

Подумаешь, одним спортсменом с больной башкой меньше станет. Не страшно, других еще нарожают! А Паучка-то уже не будет. Пусть этот Пирс ищет, пока не обыщется. Вот только без Стива. Вот придумал, помощника себе нашел!

Сазерленд встал, подошел к столу. Вот черт, а коммуникатор еще не выключен. Сколько же еще ему звонков было? Да уж немало, это точно! Кто же это был... И конечно же его искали... пока он отсыпался. Ну и ладно! Скоро вообще искать перестанут.

Стив выключил связь и налил еще одну порцию. Выпил. А-а, перед смертью не напьешься! Игрок налил еще...

По ушам ударил сигнал коммуникатора. И зачем только он не выключил его? Черт, и выпить не успел! Сейчас опять кто-нибудь его учить начнет! Вот как этот Пирс! Канючит, просит... ерунду какую-то! Великий сыщик... знал бы, где искать, вот бы у него крыша слетела! Ну как Дэвиду объяснить, что не Марко ему нужен... Что ему вообще никто не нужен! И что вовсе это не его, Пирса, дело!

Господи, до чего же противный сигнал у этого коммуникатора! Сазерленду надоело слушать трель вызова, и он решил все-таки ответить. Нажал на кнопку... Сандра?

– Стив? – Лицо ее было встревоженно. – Вот вы где! А вас все ищут! Беспокоятся!

– Все? – удивился Сазерленд, – А кто именно?

– Ваш доктор, ну тот, из пансионата, говорил! – сообщила журналистка. – Я ему звонила, и он был очень встревожен! Ему кто-то из ваших знакомых сказал, что вы себя плохо чувствуете.

Паникеры! Как же, Снейка потеряли! Заботливые какие! Вот забрали бы к себе Паука – это была бы помощь! А так одна показуха!

– Да нет, все нормально. – Стив бодро махнул рукой. – А вы... Вы меня тоже искали?

– Да! Мне нужно было, чтобы вы материал посмотрели. Перед тем как давать в эфир. Я весь день вас искала, искала! – Стив заметил, что у Сандры расстроенный вид. – Я хотела в завтрашней программе пустить...

– Ну так пускайте! – сказал Сазерленд. – Давайте я вам свою подпись перешлю!

– Нет, я еще пока не мэтр журналистики, мне так не разрешат! – Девушка вздохнула. – Нужно, чтобы вы обязательно посмотрели! Лично!

– Хорошо, убедили! Будем делать из вас мэтра! – кивнул Снейк, – И вот что! Давайте адрес, я прямо сейчас к вам приеду!

Сандра посмотрела на кого-то, кто сидел сбоку и был не виден, что-то ему сказала, потом снова повернулась к Стиву и кивнула головой.

– К сожалению, все уже уходят, – сказала она с тяжелым вздохом. – Ну, ничего страшного! Не на этой, так на следующей неделе мое... ваше интервью пойдет. – Вид у нее был словно у обиженного ребенка. – Ладно, главное, что вы нашлись и у вас все в порядке. – На лине девушки появилась невеселая улыбка. – Я вам как-нибудь позвоню, приглашу к нам...

– Нет, так не пойдет! Неделю ждать! – Стиву подумалось, что как раз времени-то у него и нет. – А если мы сделаем так – вы материал возьмете с собой, а я вам перешлю подпись? А утром вы скажете, что дома откорректировали.

– Ой, а я не знаю, можно ли так. – Журналистка была растерянна. По всему было видно, что ей очень хочется пустить материал как можно быстрее.

– Так узнайте, – сказал Сазерленд.

Сандра вышла из поля зрения коммуникатора. Ее не было так долго, что Стив чуть не прервал связь. В другое время он бы так и сделал, но раз он принял решение, то уж пусть девчонка порадуется.

– Вызнаете... – Сандра появилась перед объективом так внезапно, что Стиву показалось – еще немного, и она материализуется у него в комнате.

– Еще нет! – пошутил Сазерленд. – Но если скажете, то буду!

– Разрешили! – радостно сообщила она. – Но все же требуется, чтобы вы лично отсмотрели материал! Сегодня!

То ли от бега, то ли оттого, что ее приглашение выглядело очень уж настойчивым, но щеки ее стали пунцовыми. Дабы не смущать ее еще больше, Стив дал согласие. Журналистка, опустив глаза, продиктовала свой адрес.

– Приезжайте, – сказала она, – я буду ждать!

Мисс Чен жила в маленькой уютной квартирке, которую снимала на свои не слишком большие журналистские доходы. Здесь была кухня с простеньким процессором, столовая, кабинет с офисной техникой и спальня. Единственным дорогим предметом в квартире был мощный, большой коммуникатор – работа есть работа! Ну а в остальном это была обычная квартира молодой, не слишком обремененной капиталом девушки.

Сандра в ожидании Стива занималась тем, чем занималась бы на ее месте любая другая представительница прекрасной половины человечества. Она в лихорадочной спешке приводила в порядок как свое гнездышко, так и собственную персону.

К приходу Сазерленда мисс Чен успела сделать многое, но не все. В частности, она так и не решила для себя, как далеко зайдут их отношения и на какой стадии ей стоит остановиться...

Электронный гонг домофона и изображение Стива на дисплее положили конец ее колебаниям. Будь что будет, решила Сандра и разблокировала дверь.

Стив с огромным букетом экзотических цветов в одной руке и бутылкой шампанского в другой торжественно переступил порог. Но и это было не все. По дороге он умудрился заказать большой шоколадный торт, и, пока журналистка металась в поисках достойной роскошных цветов вазы, в бункера процессора стали поступать его ингредиенты. Емкости аппарата были соединены с домовой транспортной системой, и загрузка прошла очень быстро. Одновременно запустилась программа с рецептом, поступившая из Сети. Процессор осуществил проверку соответствия и мерно заурчал.

А Сандра, из-за волнения не заметив, что делается на ее кухне, все еще носилась с цветами. Теперь ее мучил вопрос, куда их пристроить. В кабинете места просто не хватало, а если поставить в спальне, то не будет ли это воспринято как намек? Этого ей ни в коем случае не хотелось. Зато Стиву вся эта суета нравилась. Он сидел, с удовольствием следя за бегающей туда-сюда девушкой. Наконец-то он смог рассмотреть ее как следует со всех сторон и обрадовался, что первое впечатление его не обмануло.

Мини-юбка... скорее даже микро – что поделаешь, такова мода этого сезона! – предоставляла опытному ценителю женских прелестей возможность удостовериться в безукоризненной форме ног мисс Чен. Он даже поймал себя на мысли, что вообще непонятно – почему обладательница такой внешности застряла в такой непрестижной профессии? С такой фигуркой можно было найти себе работу намного денежнее! Хотя... нет, вот это как раз и хорошо! Судя по доходам, можно быть уверенным, что ее красота к доходам никакого отношения не имеет!

«Пожалуй, стоит пожить еще пару дней, – сказал себе Сазерленд. – Жалко умирать, когда перед глазами такая красота».

Наконец место для вазы было найдено. Стив, видя растерянность девушки, сам предложил поставить ее в спальне. На полу, у кровати... нет, без всякого намека! Ну нет просто другого достойного места!

Сандра, немного смущенная тем, что ей преподнесли такие роскошные цветы, вышла из спальни. Настало время уделить внимание и самому гостю. Она посадила Сазерленда так, чтобы он, не вставая из-за стола-трансфермера, мог отпробовать ее угощение и в то же время не отдалялся от дисплея коммуникатора. Ведь, в конце концов, он здесь для того, чтобы просмотреть смонтированный материал! Однако не успели они усесться, как на кухне неожиданно заиграла музыка.

Сандра удивленно вскинула брови. Процессор сообщал о том, что закончил свою работу... Она ему ничего не заказывала! Но торжественный марш продолжался.

Ясность мог внести Сазерленд, но именно этого он и не хотел делать. Ему интересна была реакция девушки. И он ее дождался! Журналистка выбежала к кухонному агрегату... И раздавшиеся через несколько секунд восхищенные возгласы сообщили Стиву, что он не ошибся с заказом.

А Сандра стояла перед открытым процессором и едва не плакала! Так красиво за ней еще никто не ухаживал.

– Стив, почему ты так торопишься? – Девушка положила правую руку на грудь Сазерленда. Они лежали на неширокой кровати журналистки. Стив скосил глаз на обнаженную Сандру. Боже, как она хороша! Иссиня-черные волосы удивительно сочетались с молочно-белой кожей и изумрудно-зелеными глазами. Казалось, что такой красоты он еще не видел! Но более всего удивляло Стива другое. Вернее, другой! Он сам. Странное чувство овладело им! Ему впервые хотелось не только обладать женщиной, не только появляться в обществе с этим неземным созданием и демонстрировать всем, что это он хозяин этого чуда, но и защищать ее, беречь... Ее красоту, ее покой... Не было ощущения властелина, была только нежность! Хотелось растворить всего себя в ней, не дать никому дотронуться до этого цветка...

– Стив, – вдруг спросила она, – а интервью смотреть будешь? Ведь ты для этого приехал.

– Нет, Сандра, мне скоро уезжать, дай мне тобой полюбоваться!

– Уезжать? Я тебе не нравлюсь? – Глаза девушки сразу стали печальными. Сазерленд еще не встречал человека, у которого все чувства так ярко отражались бы в глазах. Эта девушка, казалось, могла разговаривать без слов.

– Разве ты можешь не нравиться? – Он ласково погладил ее плечо. Боже, какое нежное! – Я просто очарован тобой!

– Ты смеешься надо мной! Конечно! У тебя, наверное, столько было моделей, актрис...

– Я ни одну из них уже не помню, – признался Сазерленд. – Правда-правда. Все они представляются мне теперь такими далекими, что я и не знаю, на самом ли деле все это было!

– Спасибо. – Сандра поцеловала его в шею. – Даже если ты говоришь неправду, то все равно спасибо! Просто за то, что ты так... так... такой хороший!

Сазерленду действительно нравилась Сандра, ее чудесные зеленые глаза, в которых мог бы вместиться целый мир. По крайней мере, его, Стива, мир. Как ни удивительно, но у Снейка, при всей его славе и известности, было не так уж много женщин. Слава пришла к нему всего год-полтора назад. И он тут же оказался под бдительным присмотром холодной, расчетливой красавицы Джины. В начале их отношений Стив, в одночасье ставший великим Снейком, замирал от восторга: как же, его любит такая красавица, одна из цариц высшего света Хардсон-сити! Но со временем, когда первая волна эйфории прошла, Сазерленд стал замечать, что его избранница не так уж и влюблена в него, что он, скорее, модная и эффектная игрушка в ее руках, паж, которому позволено сопровождать светскую львицу во время ее выездов.

Не в силах прервать одним махом эти отношения, ласкавшие его тщеславие, Стив тем не менее начал сторониться Джины, избегать ее. Заметив это, мисс Хекман предприняла решительные меры, пустив в ход все свое очарование. Но Снейк, уже успевший познать ласки и чары других прелестниц, остыл к ее красоте. Джина его больше не вдохновляла. И не то чтобы она была уж очень неприятна. Вовсе нет! Просто они со Стивом – разные люди. Вот Крису она же понравилась! Может быть, с Джорданом у нее сложилось бы...

Сазерленд вздохнул. Еще бы! Крис! Да с ним у любой бы сложилось!

Вспомнив о Джордане, Стив почувствовал такую тоску, такую боль, что сам удивился. У него было такое ощущение, что, потеряв Криса, он утратил часть себя, своего самого близкого друга. Больше чем друга!

Какие они были умные, когда быт жив Крис! Как все с ними советовались! Как Стив гордился своим напарником! Да каким напарником – братом! Ведь не зря же Создатель их такими похожими сделал! Братья-близнецы и то не так похожи друг на друга, как они с Джорданом! Сволочь этот Гап, такого человека погубил! Ну подожди, я до тебя доберусь! Узнаешь, кто такой Снейк.

Сазерленд от злости заскрипел зубами.

– Стив! Стив, что с тобой! Ты сердишься? – Сандра встревоженно вскочила. – Почему ты отворачиваешься, я тебе уже не нравлюсь?

Ну не мог же Снейк сказать девушке, что боится посмотреть на нее. Что не хочет увидеть пятна над ее головой. Вдруг обнаружит там хитрость и лицемерие? Только не сейчас, когда ему так нужно, чтобы рядом была близкая душа. Разочарования – вот чего боялся Стив. Слишком много он встречал женщин лукавых и фальшивых, старающихся ложью и обманом добиться материального благосостояния и положения в обществе, слишком часто принимал за любовь самую заурядную похоть, а боязнь остаться в одиночестве – за преданность. Так не хотелось ошибиться еще раз! Сандра ему так понравилась...

С какой непосредственностью она обрадовалась цветам! А какие очаровательные слезинки тогда заблестели в ее глазах! И ее боязливый ответ на его поцелуй... Стиву в тот момент показалось, что он наконец нашел ту, которую давно искал. И пусть она не светская львица и мэтр журналистики из нее вряд ли получится, уж кто-кто, а он на это племя насмотрелся, знает, какие они, эти мэтры... Но зато она не искусственная! Настоящая! Или нет? А может, все же посмотреть? И надо же Сандре что-то ответить, она ждет.

Сазерленд уже открыл было рот, но слова застряли в горле. Что-то вдруг капнуло ему на плечо. Он вздрогнул... Что это? Она плачет? Стив приподнял голову, чтобы посмотреть на Сандру, но та уткнулась лицом ему в грудь, и он почувствовал шелковистое прикосновение ее волос. А пятно-то какое желтое! Ослепительно желтое! Очаровательно, волшебно, чудесно желтое! Но что это? Почему у нее в пятне появились такие жесткие серебряные разрывы?

Боже, она мучается? Чем? Или это... Господи, так это же из-за него! Это он причиняет ей такую боль!

– Сандра, ты что, глупышка, себе придумала?! Ты же мне очень нравишься! – проговорил он, – Очень! Я даже боюсь сказать как! Просто я задумался о...

Еще немного, и Стив начал бы ей рассказывать о Крисе. Черт, нельзя так расслабляться! Нужно собраться! Не время для откровенности!

– Девочка моя! – Сазерленд погладил девушку по голове. – Ты и вправду мне очень нравишься. Пойми, я не умею красиво говорить. Все, что обо мне рассказывают, показывают, пишут... Да я в прошлом такой же простой городской пацан, как и многие другие игроки! Может, мне просто повезло больше, чем другим, но умно излагать свои мысли я так и не научился. Ну перестань, Сандра, перестань плакать! Подними свою чудесную головку, покажи мне самые необыкновенные глаза!

Стив все говорил и говорил, сбивчиво и отрывисто, не отрывая глаз от пятна над головой Сандры – и серебряные колючки начали уменьшаться, уступая место вспышкам розового цвета! Робкие вначале, эти признаки радости все усиливались, пока наконец не стали переливаться оранжевым цветом. Сазерленд почувствовал, как ее возбуждение передается и ему.

Тело девушки, плотно прижатое к телу Стива, обмякло и словно потяжелело. Сначала робко и неуверенно, потом все смелее и откровеннее Сандра стала покрывать его тело быстрыми, жаркими поцелуями. Ее рука заскользила вниз, все ниже и ниже, и Стив почувствовал, как в нем вздымается желание. Он провел рукой по ее голове... и замер! Закаменел! Заледенел! Снятый Боже! Все что угодно, но только не это!

Волосы девушки, разделившись на два черных струящихся потока, обнажили нежную белую кожу... И Стив, к своему ужасу, увидел на правой лопатке Сандры большого, искусно выполненного паука! Черный, лохматый, с красными горящими глазами, он, как страшное клеймо, как смертный приговор всему, к чему прикасался Стив, замер в угрожающей позе на задних лапках. Казалось, это монстр, сидящий в голове Сазерленда, решил таким образом напомнить о себе, мол, натешился, хватит, теперь моя очередь! Стив застонал. Господи, лучше бы он погиб в подземелье! Да за что же такое наказание!

ГЛАВА 8

Жалкий плебей! И это ничтожество, этот слабак смеет думать, что он хозяин положения? Великий и непобедимый Снейк! Скоро он увидит, как Паук сделает из него, Змея, жалкого дождевого червяка! Супермен, чуть не провалил все! Хорошо, если полицейский пес его треп на пьяный бред спишет, а если нет? Что, если копать начнет? Кто тогда будет отвечать? Стив? Или он, Палач? Или Гап, вписавший Паука в голову этого слизняка, поплывшего перед первой же смазливой мордашкой?

Все, хватит! Пора уже показать, кто в доме хозяин! Вернее сказать, кто в теле хозяин! А кто раб! В своем же теле раб! Нужно только выждать нужный момент! Или создать его! Правильно, вот прямо сегодня... Да-да, именно этой ночью Сазерленд должен получить основательный урок! А то возомнил себе, что узду на Джеймса накинул! Да Митчел и его, и этого Бекстера в один узел завяжет!

Так, эмоции в сторону! Нужен план... А, впрочем, чего это он тормозит? Тут и думать не о чем! Этот Том, что сейчас сидит и со Снейком разговаривает, он ведь выпить не дурак! Хоть и крепится, а от пивка не откажется! Значит, и нужно бить в слабое место! Заставить его стакан-другой пропустить! После этого он уже будет совсем не тот. Внимание притупится, а там и до глупости рукой подать! Стив от выпитого, да и тем более после любовных утех, тоже не в форме... Значит, и ему пара стаканов в кайф пойдет!

Джеймс не боялся, что сам тоже поддастся расслабляющему действию спиртного. Запланировав свою ночную акцию, Паук почти весь день отсыпался и был сейчас гораздо бодрее Сазерленда. Он даже сумел сдержать свое ликование при виде очаровательного паучка на спине этой куколки. Хотя знал бы кто, как нелегко это было сделать! Митчел едва не зааплодировал нюху Стива. Это же надо было, столько времени, он, знаменитый Паук, искал женщину, у которой будет такая наколка, и не мог найти! А тут раз – и с первого попадания! Драконы, ящерицы, бабочки и попугаи... Как они надоели! А вот паучок давно не попадался! Да что давно! После того, первого, не было ни одного! Прямо праздник какой-то!

Удачливый парень этот Снейк, хотя и простоват. Да и в сексе не слишком-то изобретателен. От девчонки сердечко замирает, а позабавиться с ней толком не смог! Дурак, мартышка готова для него на все, а он... Слизняк! Примитивно трах-бах – и все! Какое удовольствие получил он, Сазерленд, неизвестно, но вот если спросить Джеймса, так вроде бы ничего и не было! Одна физиология и никакой фантазии! Да у кроликов, наверное, интереснее выйдет! Недоучка, ведь мог же посмотреть, как профессионалы к делу подходят! Вот когда он, Джеймс, сам действовал, небось и слизняк этот кончал так, что искры в башке взрывались! И пусть не кокетничает, сам же все ощущал!

Скромники и моралисты! Знаем мы вас! Как до горячего доходит, так куда ваши принципы деваются! Спроси у того же Стива, был ли еще у него когда-нибудь такой оргазм, как он испытал с этой... попугаистой? Ах да, Джуди! Джуди Ягмен! У нее еще напарница с ящерицей!

Так вот, Митчел может держать пари на любых условиях, что роллерболист ни разу в жизни не получал такого удовольствия, как со стриптизершей. А он, гад, вместо благодарности взял и выбросил лоскут с картинкой! Попугай был, конечно, классный. Большой, яркий, со светящимися красками. Так и переливался! Даже лучше, чем ящерица у той, второй... Уж ее-то теперь Паук не упустит! Лишь бы быстрее этот Стив заснул! Может, поторопить его? Сидят трещат с Томом, а спроси о чем, сами не знают. Командос паршивые! Тоже мне вояки нашлись! Драться и то не умеют!

Нет, пора положить этому конец. Как же их поторопить? Как? Может, позевать? Зевота, она штука коварная, после нее сразу спать хочется. Но и опасная! Змей может почувствовать, что это не он, а Паук зевает, и вспомнит о нем.

А может, все-таки пиво? Точно! После него тоже спать хочется! Так, хорошо, средство определено – пиво! А как сделать, чтобы им захотелось пивка? Может, воспользоваться способом этого Сазерленда? Подожди, а как он это делает? Создать визуальный образ?

Джеймс, который терпеть не мог спиртного, с трудом представил себе кружку с пенной шапкой. Нет, неубедительно получается! А если... Если представить жажду? Это же совсем просто!

Стив, разговаривая с Томом, даже не заметил, когда ему вдруг очень захотелось пить. Прямо в горле пересохло! Удивительно, только что про пиво подумал, даже кружка пенная померещилась, и на тебе, сразу жажда появилась! Не прекращая говорить, Сазерленд набрал команду кухонному процессору. Мерное гудение, несколько секунд ожидания – и в контейнер выдуло пластиковый графин, в который тут же полился пенный напиток.

– Вот это дело! – обрадовался Бекстер. – Немного пива нам не повредит. Холодное, надеюсь?

– Холодное, холодное, не переживай! Только смотри, нас потом не перепутай! – предупредил Стив, разливая пиво по кружкам. – Я могу быть очень хитрым! Не поддавайся ни на какие уговоры! Отпустишь только утром...

После первого глотка, ровно в половину кружки, они вернулись к прерванной беседе.

– Так, значит, ты считаешь, что Дейл Престон пойдет на должность заместителя командира отряда? – То, что отряд возглавит сам Бекстер, обсуждению не подлежало. Лучшего лидера, чем бывший капитан «Скорпов», у которого шесть Кубков и семь чемпионских званий, не найти. Держать в узде кольцевую братву ненамного проще, чем отряд бравых командос.

– Классный парень! – ответил Том. – Да ты и сам его знаешь!

Да, Стив Дейла знал. И очень хорошо. Одно время они даже играли вместе в фарм-клубе. Правда, Дейл играл там уже третий сезон, а Сазерленд только первый. Они тогда конкурировали за место в «Скорпионах», и отношения были между соперниками не очень хорошими. Стив и сам в душе считал, что Престон как игрок сильнее его, но судьба в лице Бульдозера распорядилась иначе. Расстались они неприязненно, и это тоже понятно: оба знали, что главным аргументом в решении руководства был не спорт. Дейл потом недолго еще поиграл и ушел Совсем ушел Бросил и Кольцо, и вообще спорт.

Жаль, что их отношения так сложились, Престон был именно таким парнем, какие нравились Сазерленду Надежный и умный, не зазнайка... Снейк и сейчас готов был просить руководство команды пригласить Дейла, но поздно... Престон и слышать не хотел о том, чтобы вернуться. А жаль!

– Эй! Стив! – услышал он голос Бекстера. – Да ты уже совсем спишь!

Сазерленд встрепенулся, стряхивая дремотное оцепенение, и посмотрел на Тома. А ведь ветеран прав, он чуть сидя не заснул!

– Давай, Стив, дуй на свою дыбу, – Том добродушно засмеялся, вытащил наручники и, подмигнув Стиву, покрутил их на пальце. – Как я тебе в роли тюремщика?

– Высший класс, – пробурчал Сазерленд. – Смотри не облапошься!

– Обижаешь, начальник, – отшутился Бекстер. – Стив, пока ты не уснул, покажи, как твой пивняк работает.

Весь вечер старший инспектор Пирс провел в своем кабинете. Он находился в каком-то непонятном состоянии. Дэвиду казалось, что вокруг него творится что-то не то. Новый шеф Службы Безопасности Конфедерации мистер Луренс Роудс отчего-то решил, что Дэвид был любимчиком прежнего руководства. Более того, Роудс считает, что Пирс был посвящен в контакты Маховли с «близнецами», и объявил, что нежелание инспектора сообщить подробности операции «Близнецы» может вызвать серьезные подозрения в лояльности инспектора новому руководству.

Шеф полиции Хардсон-сити мистер Терренс Уоткинс, непосредственный начальник Пирса, тоже высказал недовольство. По его словам, он не знает, какова квалификация Пирса как оперативника Службы Безопасности, но одно ему известно – с его появлением в полиции значительно прибавилось число нераскрытых преступлений.

Ко всему прочему, не появилось ясности в деле с нападением и убийством на стадионе клуба «Скорпионов». По убийствам в переходе и в ресторане те же проблемы!

Хорошо еще, что Институт был не на участке Дэвида, а то бы и его Уоткинс припомнил! И это все было бы ничего, – у кого нет проблем с «глухарями»? – но теперь, с появлением Паука – а все говорило за то, что это он, – шутки закончились. Ему, Терренсу Уоткинсу, не требуется инспектор на полставки! Сейчас нужна полная отдача! Пирс должен со своим руководством определиться! Или он берется за работу как положено, или пусть освобождает штатную единицу!

И вот теперь он, инспектор Пирс, вместо того чтобы заниматься непосредственным делом, вынужден был сидеть и думать, как же все это подать Роудсу и не вылететь сразу с обеих служб. Вот ведь паскудство какое! Да, нелегко сидеть на двух стульях.

Как Уоткинсу сказать, что помощника механика, как и самого механика, убили «близнецы», и в то же время умолчать о «близнецах»? Да и что он может рассказать Роудсу об этих самых «близнецах», когда сам о них знает не больше его? А то, что он знает, никто всерьез не воспринимает! И теперь еще этот... Паук!

Это же нужно было так случиться, чтобы первая жертва маньяка оказалась именно на его участке? Мог бы Стив помочь, но что-топарень выпивать стал сверх меры. Вообще-то он прав, Дэвид своей просьбой подставлял его, но ведь и дело нешуточное. Паук – личный враг самого Марко Симоне!

А вообще-то с этим Снейком не все в порядке. Уж больно странно дела складываются. Что бы ни произошло заметного, непременно Стив оказывается рядом. Вот тот же Паук! Казалось бы, этот-то какое отношение к игроку имеет? АН нет, хоть и с помощью его, Пирса, но все равно парень и здесь в теме...

Странно это все! Даже бойня в Институте без Сазерленда не обошлась. Джалли проболтался, что Стив и там был. Самое смешное, что это Дэвида не удивило! Его вообще уже перестало удивлять, что Стив с завидной регулярностью оказывается причастен чуть ли не ко всем серьезным происшествиям в городе. Вот даже успел террориста перехватить! Коллеги из СБ сообщили по секрету, что в колбе был опаснейший штамм вируса. Так что по всему выходит, что

Сазерленд герой Да еще какой! А сколько денег пожертвовал, чтобы вернуть людям память! Да что деньги? Жизнью рисковал, сам в Бой пошел, чудо, что еще жив остался1 Награждать нужно! Награждать?

Конечно, национальным героем скоро станет! Вот только что делать с докладами топтунов о его регулярных визитах в центральный офис Империи? Да еще вспомнить его сегодняшний отказ оказать помощь...

Погоди-ка, а что это он говорил про какой-то домик? Что бы это значило? Может, Сазерленд просто хотел его послать подальше? Может, это просто новое выражение в среде игроков?

Черт, как же много вопросов, связанных с этим парнем... Ладно, как бы то ни было, а все-таки надо последить за Змеем этим... Только кто же теперь ему топтунов выделит? Все на Пауке зациклились! Говорят, сам Президент требует постоянных докладов!

Ну вот, наконец-то заснул этот Бекстер! Сколько же в него пива вместилось! Надеюсь, не слишком глубоко заснул... Митчел замер, прислушиваясь к дыханию Тома. Тот ворочался в поисках удобного положения. Нет, пока еще рано, нужно еще подождать. Ну ничего, уж что-что, а это он делать умеет! Паук свою сеть долго плетет. Перед одним, но самым решительным броском! И очередная жертва готова. Пока еще живая, но уже лишенная возможности защищаться, двигаться... Мечтающая, молящая о смерти, ведь с нее живой шкуру снимают...

Так что получается, что все ждут... И хищник, и жертва! Первый жаждет удовольствия, второй – избавления. Первый ждет долго, второй мучительно долго.

Так что Джеймс будет первым, а Стив – вторым. И сеть для него уже соткана...

Митчел прислушался. Кажется, время пришло. Так и есть, Бекстер спит. Паук сел на кровати. Наручник свободно, но прочно охватывал левое запястье. Ну, это ненадолго!

– Том! – позвал он. Бекстер перестал сопеть. – Том! Том, чтоб тебя!

– Ну чего заверещал? – Бекстер приоткрыл глаза. – Или будешь проситься, чтобы я тебя погулять отпустил?

Тому казалось, что он очень хитро задал вопрос. Пусть только попросит, он потребует ответить, кто забросил победный гол в финале Кубка в тот год, когда Линч сломал руку.

– Погулять? – В голосе Стива слышалось нетерпение. – С тобой погуляешь! В туалет веди! Столько пива выпил, что, кажется, мочевой пузырь лопнет, пока тебя дозовешься! Говорил же, не пей! Наверное, всю мою кредитную карточку на пиво спустил!

Митчел нарочно ставил Тома в положение оправдывающегося. Так полупьяный сторож не станет слишком стараться. Для Бекстера теперь главное, чтобы Стив побыстрее облегчился и заснул. Так и вышло. Том отстегнул наручники и махнул рукой в сторону двери: – Давай, только быстро!

Джеймс зашел в ванную комнату. Он еле сдерживал дрожь. Но пока еще не время! А как заманчиво было бы перерезать глотку этому сторожу. Но нельзя, этим убийством он наведет полицию на Сазерленда, а значит, и на себя! Повезло этому сторожу, поживет еще! Паук, сдерживая нетерпение, пошарил глазами по стене возле зеркала. Ага, вот она! Эту булавку он приметил еще утром, когда Стив умывался. Откуда она здесь, Джеймс не знал, но главное, что она была! Как хотелось ее сразу же вытащить, но он сдержался. Не привлекать же к ней внимание Снейка!

Митчел выдернул булавку и попробовал на изгиб. То, что нужно! Стальная!

Паук зажал булавку между средним и безымянным пальцем левой руки и вышел.

– Из-за тебя я чуть постель не намочил! – бодро сказал он Бекстеру, – Ладно, идем пристегиваться! И смотри, будь внимательнее, в следующий раз могу и не я проснуться!

Том молча пристегнул его и пошел к себе. Наверное, обиделся. Ладно, сторож, иди спи, завтра со Стивом как-нибудь разберетесь. Если до этого будет. А у него, Паука, свои заботы.

Бекстер не понял, что его разбудило. Может, пиво в животе взбунтовалось, может, мочевой пузырь переполнился. А может, до него дошло, что настоящий Сазерленд не стал бы его попрекать выпитым пивом. Том вскочил и, не включая свет, заглянул в комнату Стива. Так и есть!

Отстегнутые кольца сиротливо валялись на полу. Ушел! Господи, обманул и ушел! А ведь он так надеялся на помощь Бекстера! Черт, был бы Том трезвый, ни за что бы не купился!

Бекстер заметался по квартире, собирая свою одежду. В расстройстве он забыл даже включить свет. Под конец пришлось-таки забежать в туалет. Чертово пиво!

Выбежав из подъезда, Том понесся к стоянке. Может, он еще успеет перехватить Сазерленда у экраноплана. К радости Бекстера, «москит» стоял на своем месте. Значит, если Том постоит здесь, то ему удастся перехватить Снейка. А еще лучше будет подождать его в самой машине. Уж мимо нее Стив точно не пройдет!

Сказано – сделано, Том приложил свою ладонь к замку – бортовой компьютер «москита» был настроен и на него, Бекстера. Дверь, тихо щелкнув, открылась и пошла вверх. Том сел в левое кресло. Разницы нет, ведь управлять можно с любого места. А можно и не управлять, задай адрес автопилоту и отдыхай!

Том огляделся. Да, Стив мог хотя бы дать команду на продувку пыли. Негоже спортивной машине быть такой неухоженной! Чтобы не ждать в бездействии, Бекстер включил пульт. Все равно делать нечего, а те пять минут, что салонная автоматика будет чистить, можно и возле машины походить.

Ветеран нажал кнопки манипулятора, приборная доска засветилась зеленым светом подсветки панели. Засвистели сопла. Том вылетел из машины и захлопнул дверь. «Это же надо быть таким идиотом, чтобы пылесосить машину в такое время!» – подумал он.

– Том, а ты ведь точно идиот! – Бекстер ударил себя кулаком полбу. Он влетел в «москит» и, выключив пылесос, набрал номер коммуникатора Стива. Экран засветился, и на нем возникло лицо Сазерленда.

– Стив! – закричал Том. – Проснись, Стив! Это я, Том!

– А я и не сплю! – раздраженно ответил беглец. – И не мешай мне, я скоро вернусь! Иди спать!

Снейк выключил связь. Снейк?! Но это же не Снейк! Бекстер мог поклясться, что тот, с кем он только что говорил, никакой не Сазерленд. Лицо словно маска, глаза лихорадочно блестят... Да и так разговаривать с товарищем настоящий Стив не стал бы. Том нажал кнопку повторного набора.

– Абонент отключил свой коммуникатор! – объявил женский голос, – Попробуйте вызвать позже!

Черт! Черт!! Черт!!!

Господи, что же делать? Нужно срочно найти Снейка, но где его искать? И как узнать, куда тот полетел? Куда полетел? Полетел... А ведь он точно полетел! Мимо кто-то пролетел, точно, машина незнакомая, но что это был экраноплан, Том мог бы поклясться!

Ага, одна зацепка есть... Теперь бы еще узнать маршрут Сти... того, кто был в обличье Сазерленда. Итак, вопрос остается прежний – куда? Да, вопросик, что называется, самый простой... Да мало ли куда его могло понести? Хоть в соседний город! Подожди, не горячись! Думай, думай, Стив парень простой, без затей. Если и поехал куда, то только туда, где уже бывал. Вот сказанул! Мало ли где он бывал!

Хотя... кажется, есть один способ выяснить, правда, неизвестно, получится ли... Да, но других вариантов нет, так что чем стоять здесь и ждать, пока с Сазерлендом что-то произойдет... Нет, все-таки стоит попробовать!

Бекстер набрал команду. На дисплее высветились сегодняшние маршруты. Громко сказано, маршруты. Всего-то один и был!

«Ну что ж, это все, что я могу сейчас сделать! – решительно сказал себе Том и, нажав кнопку старта, ввел коррекцию: – Скорость – на пределе допустимой».

Как же этот ходячий пивной бочонок ухитрился проснуться? Паук был раздосадован звонком Бекстера, но боялся как-то это показать, ведь мог проснуться Сазерленд. Митчел все время напевал про себя песенку, создавая сплошной звуковой фон. Это он делал для спящего Стива. Джеймс не боялся, что Бекстер будет задавать идиотские вопросы, пусть на них Змей отвечает. Придумали игрушки!

Шпионских фильмов насмотрелись! Придурки, что они могут! Этот Бекстер вообще пустышка! Самое большее, что он может сделать для своего любимого Сазерленда, так это найти булавку. Паук ее специально спрятал в обивке тренажера. Пусть поищут... А найдут – порадуются. Все равно второй раз наручники Стив уже не применит! Ведь даже его пустой голове должно быть понятно, что наручники против Митчела бессильны!

Нет, в этот раз Змей должен понять, что шутки с Палачом плохи, что Стив должен не воевать с ним, а служить ему. И пусть только попробует выбросить кожу! Теперь ему будет нелегко повторить прошлую глупость – ведь это будет все, что останется у него от его возлюбленной! Зато какой оргазм он, благодаря ненавистному Пауку, испытает! После такого настоящий мужчина простого секса уже не захочет.

Ну вот наконец и знакомый дом. Хорошо, что здесь жильцы небогатые, сложной системы зашиты не предвидится. Паук, не приближаясь к дому, облетел весь квартал. Кажется, все спокойно. Как и должно быть. Паук всегда работает в тишине. Еще один виток, и вот оно, заветное окно. Темно, значит, спит. Бедняжка, даже не знает, что такое настоящий секс. Трах-бах и готово, вылезай из-под незатейливого Стива! Ничего, сегодня мисс Чен получит представление о том, какой бывает секс с настоящим мужчиной! А взамен отдаст немного своей кожи! Из этого паучка он сделает герб на своем новом плаще. Прямо слева, на груди. Жаль, что журналистка не применила светящиеся краски для татуажа. Вот тогда бы вообще ей цены не было!

Митчел поставил свой «бозер» возле дальнего, плохо освещенного угла дома. Наверняка у него примитивнейшая сигнализация. В таких домах другой просто не может быть. Но перед тем как взяться за ее отключение, пора заняться собой.

Он перебрался в просторный фургон «бозера», сбросил всю одежду и стал покрывать тело латексом. По пути ему пришлось вновь заехать в свой тайник, чтобы взять очередную упаковку с аэрозолем. Что ж, серьезное дело не терпит суеты! Паук закрепил баллон в специальный контейнер и, включив установку, поднял руки и указательными пальцами закрыл глаза. Шипение баллончика и последующее приятное прикосновение жидкого, быстро застывающего латекса знакомо холодили кожу. Пощипывание волос на теле возвестило о начале, как он сам для себя называл, «кондонирования».

Когда «москит» подлетел к конечной цели, Том убедился, что этого района Хардсон-сити он не знает, ни разу здесь не бывал. Обычный «спальный» район, один из многих в городе. Здесь много домов со съемными квартирами по доступным ценам. Бекстер понял, что сделал ошибку. Где же здесь искать Стива? Не ходить же по подъездам и спрашивать по циркулярам домофонов, нет ли у них спятившего игрока? В половине четвертого ночи! Хорошая мысль! Бекстер уже хотел было нажать кнопку возврата, когда внезапно решил облететь квартал. Так, для очистки совести. Он пролетел вдоль одной улицы, свернул на другую... Еще поворот. Пусто! Черт, зря он все-таки приехал! Кроме «бозера», что стоял возле дома, больше ничего приметного не было.

Интересно, а почему он не на стоянке? Места полно... А ведь «бозер» знакомый! Это не он ли был на стоянке возле дома, где живет Стив? Неужели шанс выпал? Вот это везение! Да неужто так бывает? Точно! Он! Сто процентов, что именно на этом грузовичке приехал Сазерленд! У какой еще машины могла быть такая дурацкая кабина!

Неожиданно его догадка подтвердилась. Задняя дверца будки «бозера» распахнулась, и из нее выскочил... Стив! Попался голубчик!

Бекстер, лихо заложив вираж, положил экраноплан почти набок. Ему хватило трех-четырех секунд, чтобы оказаться рядом с «бозером». Стив... или тот, кто был вместо него, заметил появление Тома, но встретил его недружелюбно.

– Снейк, не валяй дурака! – сказал Том, не обращая внимания на враждебность Сазерленда. – Поехали домой!

Но Снейк и не думал вступать в переговоры. Он вдруг встал в стойку и, не дожидаясь, пока Том вылезет из «москита», нанес удар. Бекстер был крупнее и сильнее Стива и нападения не боялся. Он владел всеми стилями не хуже Стива, да и как могло быть иначе, ведь они столько времени провели в спаррингах. Однако, к его удивлению, удар, который ему нанес Сазерленд. был Бекстеру неизвестен, и заблокировать его Том не успел. Раздался треск, и он почувствовал, как поломанное ребро разрывает легкое. Боль пронзила все тело.

– Стив! Стив, это же я! – прохрипел он. – Зачем ты меня бьешь!

Но Сазерленд словно обезумел. Он нанес еще один удар. На этот раз Бекстер был готов. Он успел увернуться и. превозмогая дикую боль, бросил тело через низкий корпус «москита». Стив молнией перелетел за ним. Том, не распрямляясь, метнулся под «бозер» и в панике пополз под ним. Стив бросился следом. Бекстер, понимая, что уже не успеет вылезти, изо всех сил дернул ногой в сторону Сазерленда. Это был скорее жест отчаяния, нанести разрушающий удар уже не было сил.

Стив, настоящий Стив, а не Паук, все это время пытавшийся перехватить управление телом, после полученного удара успел опередить Митчеда. Он перехватил собственную руку на замахе и судорожным движением охватил самого себя. Паук, опомнившись, заметался, стараясь восстановить контроль над телом. Он попытался разжать охват, но, как ни старался, у него ничего не получалось! Сазерленд отчаянно сопротивлялся, понимая, что от его успеха или неуспеха зависит жизнь товарища.

Джеймс, видя, что в борьбе с собственным телом силы уходят с удвоенной скоростью, изменил тактику. Ему удалось перехватить контроль над дыханием. Он не давал Стиву выдохнуть, а, значит, и вдохнуть чистого воздуха. Стив почувствовал, как у него закружилась голова, в глазах потемнело. Но и задыхаясь, он продолжал из последних сил цепляться за сознание. Сейчас от него зависела жизнь товарища и любимой. Держаться! Держаться!!!

Том лежал, ожидая смерти. Защищаться он больше не мог. Кровавый кашель разрывал легкие. Из-за страшной боли в груди его охватила такая слабость, что не было сил подняться. Где же этот проклятый убийца? И где он насобачился так драться? Бекстер мучительным усилием воли обернулся. Что это? Сазерленд лежит, обхватив себя руками! Он душит сам себя! Такого Том еще не видел. Стив извивался в своих же объятиях и хрипел от недостатка воздуха. Он боролся сам с собой в полном смысле этого слова! Неожиданно они встретились глазами, и Бекстер прочел в них такую боль, что забыл о своей! Парень дрался со своей темной половиной, не жалея ни себя, ни того, кто был в нем!

«Как же ему помочь? – пронеслось в голове Тома. – Может просто вырубить»?

Но и на это у Бекстера не было сил. Прямо хоть бери и помирай. Но не может же он лежать и смотреть, как рядом борется со смертью его друг! Том собрал в кулак всю свою волю. Хоть один-то удар он обязан нанести! Один, всего лишь один удар! Но точный, на второй у него не хватит сил! Нужно попасть или за ухо, или в...

Слава богу, товарища ему бить не пришлось. Сазерленд все сделал сам. Он упал без сил, и воздух с шумом ворвался в его легкие. Оба – и Бекстер, и Стив – тяжело, с надрывом закашлялись.

ГЛАВА 9

Снейк вез Тома в клинику, забыв обо всех ограничениях скорости. Он бросился к товарищу как только вернул себе контроль над своим телом. Беглого осмотра было достаточно, чтобы понять – Бекстера необходимо срочно госпитализировать. Травма была очень опасна. Сазерленд уже видел такую на Кольце. Специальная техника удара разбивала ребра так, что их осколки разрезали легкие противника. Тому предстояли две недели регенерации. Но все зависело от того, как быстро он окажется в клинике.

Не теряя времени, Стив втащил его в салон «бозера» и положил на пол. Единственное, на что он позволил себе потратить несколько секунд, так это содрать чертову пленку латекса с видимой части рук и головы. Не являться же в клинику в таком виде!

Бедняга Бекстер еле дышал. Было видно, что каждый вдох причиняет ему страшную боль, нельзя было терять ни минуты. А Бекстер все никак не отпускал руку Стива, в которую вцепился мертвой хваткой, пытаясь извиниться, что не уследил за ним Сазерленд проклинал все на свете Господи, ну сколько же бед он еще принесет людям? И зачем он только втянул Тома в эту историю! Ну что за печать зла лежит на нем! Почему, ну почему он приносит людям одни несчастья?! Может, действительно проще дать убить себя? И от Паука людей спасет!

Как же, спасет, они тут же нового запишут! Нет, пока он не найдет этих писателей паучьих, умирать не имеет права!

Но как же маньяку удалось обмануть Бекстера? Неужели Том так напился, что сам выпустил этого гада из клетки? Да нет, тогда бы он не оказался здесь, возле дома Сандры! Стив был в ужасе, когда проснулся и увидел, что Паук, завладевший его телом, обливается латексом. И негодяй даже не скрывал, что приехал именно к журналистке. Гад, как же он умеет контролировать тело! Сазерленд не имел ни единого шанса перехватить управление! Это какое-то чудо, что появился Том! Если бы не он! Господи! Стив боялся даже подумать, что могло произойти, не подоспей Бекстер! Но каков Паук! Кроме всего прочего, оказалось, что монстр владеет какой-то неизвестной Сазерленду системой борьбы Как это он так легко сумел совладать с мощным Бекстером? Он же один из самых сильных бойцов Лиги!

– Стив! – прохрипел сквозь стон Бекстер. – Скажи в клинике, что ты увидел...

– Том, тебе нельзя разговаривать!

– ...как я дерусь с тремя незнакомцами! Проезжал мимо... Они... убежали...

– Хорошо, Том, так и скажу, только молчи! Ты же знаешь, тебя быстро починят, если сейчас помолчишь! – Сазерленд знал, что сейчас самое главное – беречь травмированные легкие Бекстера. – Мне очень больно, что это я тебя покалечил! Прости, если можешь!

Но Том думал совсем о другом. Он клял себя за то, что не сумел удержать Снейка в наручниках и тем самым подвел всех.

– Сам... виноват... И тебя... подставил...

Он замолчал. Стив боялся, что Бекстер теряет сознание, но остановиться не мог: если передать управление автопилоту, то тот сразу снизит скорость до разрешенной.

– Том, мы уже почти у цели – прокричал Сазерленд. – Держись, братуха, сейчас станет легче!

– Что... он... ты... хотел... – прохрипел Бекстер. – Что у тебя...

Стив догадался, что Том интересуется, почему все произошло именно здесь, возле дома Сандры.

– Здесь живет... – Сазерленд запнулся, – ...живет одна девушка. И я ее люблю!

Как только они подлетели к клинике, Бекстера сразу же увезла дежурная бригада. Стив сообщил им о раненом и о характере его травмы еще за несколько кварталов, и теперь можно было рассчитывать, что все будет сделано своевременно. За Бекстера можно было не бояться. Стив рассказал дежурному полицейскому историю, придуманную Томом, и готов был уже уехать, когда тот, бросив пристальный взгляд на Стива, заглянул в свой коммуникатор.

– Простите, а вы... – Снейк огорченно вздохнул. Ну вот, начинается – и здесь поклонники! – ...вы и есть тот самый мистер Сазерленд? Роллерболист?

– Да, а что, это что-то меняет? – Стив пытался скрыть раздражение, но это ему плохо удавалось.

– Нет, что вы! – Полицейский замялся. – Просто у нас в коммуникаторе висит резидентный циркуляр, чтобы мы, в случае если с вами что-то случится, немедленно, в любое время сообщали инспектору Пирсу.

Сазерленд еле удержался, чтобы не присвистнуть. Вот так подарочек! Дэвид словно знал, что с ним что-то должно случиться!

– Он что, у вас – ясновидящий? – пошутил Стив. – Ну ладно, что с вами делать, звоните своему Пирсу!

Он вышел из дежурки. А ведь он прав, этот чертов Дэвид! Неприятности так и липнут к нему!

– Мистер Сазерленд! – Полицейский вылетел следом за ним. – Инспектор Пирс просит вас подойти к коммуникатору.

– Хорошо! – Снейк удивился тому, как быстро откликнулся Дэвид.

Он вернулся в помещение и подошел к дисплею.

– Привет, недреманное око! – приветствовал Снейк полицейского. – Ты что, решил со мной общаться теперь только через служебный коммуникатор? А напрямую что, духу не хватает? – А он у тебя включен? Посмотри, посмотри! – саркастически ухмыльнулся инспектор. – Или за пьянкой уже стал забывать, что делаешь?

Стив достал коммуникатор. И точно, выключен! Когда же это он успел? Или Паук... Вот зараза! Ну как же от него избавиться?

– Все резвишься? – продолжал Пирс, – Теперь решил примерить плащ спасателя?

– Какой еще плащ? – удивился Снейк.

– А как в комиксах про супермена. – Дэвид тоже был не в настроении. Да и у кого оно будет, это настроение, когда будят в предрассветное время? – Хорошо, хоть трупы перестал за собой оставлять!

– Тебе не надоело? – разозлился Сазерленд.

– Что?

– Кусаться, говорю, не надоело? – Стив уже не скрывал раздражения. – А то четыре часа утра не особо к юмору располагают!

– А кто виноват, что в другое время ты уже пьян, – парировал Дэвид. – Или еще пьян!

– Ну ладно, говори, что хотел!

– Все то же! Я про Паука!

– Вот дался он тебе! Сказал же, что больше ты о нем не услышишь!

– И откуда у тебя такая уверенность? Ты что-то знаешь?

– Я же спасатель, из комикса. Завтра плащ себе куплю!

– Ты что, всерьез? Так это... ты что, по ночам решил... – Пирс был явно поражен. – Стив, тебе нужно провериться! Я смотрю, у Оскара-то мозгов поболее будет. Тот пристроился в тихое место и...

– Что ты сказал? Кос жив?! – опешил Стив. Инспектор недоверчиво посмотрел на Сазерленда.

– Ты хочешь сказать, что не знаешь этого? – Инспектор говорил, а сам внимательно наблюдал за реакцией Стива. – А он мне говорил, что звонил тебе! Хотел сообщить о себе, но ты его послал! Оскар отлеживается у твоей подруги!

– У Джины? – Сазерленд брякнул первое, что пришло на ум – А у нее как он оказался? – Нет, ну как хорошо быть кумиром! – Пирс усмехнулся Теперь он был склонен верить, что Сазерленд упустил сообщение просто по пьянке. – Может, и мне стать таким? Девок куча, одна лучше другой! Даже запутаться можно! У Клаудии он!

Стив хлопнул себя кулаком по лбу. У Клаудии? Ну конечно, куда же еще Оскар мог пойти? Только туда, где ему было хорошо!

– Спасибо, Дэвид, это было самой хорошей новостью! – Стив благодарил искренне, и инспектор это почувствовал.

– Ну а как с моей просьбой? – спросил он.

– Дэвид, если еще хоть кто-то станет жертвой Паука, – пообещал Сазерленд, – я сам, без твоей просьбы переговорю с Марко.

– Стив, не нужно ждать! – Пирс разочарованно скривился, – Будут еще жертвы, поверь! И чем раньше ты выполнишь мою просьбу, тем меньше...

– Дэвид, я свое слово сказал! – отрезал Сазерленд.

– Ну как знаешь! Смотри, следующая кровь на тебе!

Экран погас. Ошеломленная физиономия полицейского растаяла. Ну и черт с ним! Хорошо, что ничего не спросил, не до него сейчас. Но неужели Дэвид не шутит? Если так, то, значит, малыш Оскар жив? Вот это номер! А почему же он у Клаудии? Подожди, а что там этот ошпаренный говорил? Что Оскар звонил ему? Стиву? Это когда же было? Сазерленд не помнил никаких звонков. Да и о чем вообще можно говорить? Чтобы он послал Оскара! А может, это было, когда он спал и в теле сидел Паук? Ну конечно! Этот гаденыш и отшил парня! Нет, пора всерьез заняться тем, как бы выковырнуть маньяка из мозгов! Дальше с этим мириться уже нельзя! Обидел Оскара, разругался с Пирсом, чуть не убил Тома... Все, хватит!

Стив сел в экраноплан. Куда? Домой? Досыпать? Ну уж нет! Эта тварь хитрая... Подожди, ну как же он все-таки обманул Тома? И как он умудрился перехватить управление легкими?! Ведь Сазерленд там, под «бозером», опередил Паука и вернул себе тело. Значит, есть все-таки возможность раздельного управления различными органами? А они с Крисом этого не знали... Ну конечно! Интеллигент Джордан никогда и не пытался силой решать вопрос лидерства. Как же мне тебя, Крис, не хватает! Мы могли бы даже спать по очереди, и тогда Паук ни за что не смог бы творить зло! Чертов Гап!

Снейк открыл окно. Предутренняя прохлада освежила лицо. Так куда же все-таки ехать? А может, плюнуть на условности и наведаться к Оскару? И Бриаторе... Вот так дела! А Сандра? Ведь он... Да какого черта, он ведь только хочет проведать друга!

Его размышления прервал сигнал коммуникатора. Интересно, кто это может быть? Стив нажал кнопку ответа. Гап?! Он-то откуда...

– Паук? – Враг усмехался. – Я рад, что вижу тебя за работой! А то я уж думал, что ты совсем разленился! Или ты уже не выходишь на охоту? Что-то больно тихо в городе!

Сазерленд от удивления не знал, что ответить, угрюмо уставившись на ненавистное лицо.

– А я смотрю, приветливости в тебе не прибавилось! – продолжил Гап. – Все так же зверем на меня смотришь! Хватит тебе дуться! Ну, пошутил я, заставив тебя проснуться возле особняка старины Карлоса! Ну, извини! Зато как сразу взбодрился!

Стив молчал. Он уже понял: Гап думает, что говорит с Пауком. Как ему ответить? Как бы не дать ему догадаться, что перед ним тот, кого он считает уничтоженным?

– Чего молчишь? – не унимался Гап. – Или тело не нравится? В прошлые твои возвращения ты разговорчивее был!

– А что ты хочешь услышать? – спросил Стив наудачу. Но, кажется, не слишком хорошо получилось.

– Смотри, как ты осмелел! – удивился Гап. – Раньше ты был почтительнее!

– А кто ты мне теперь? – Сазерленда было уже не удержать, – Я вольный человек... Сверхчеловек в новом теле! Меня никто не подозревает, я могу, куда хочу, туда и уехать!

– А если произойдет утечка и все узнают, что Паук и Сазерленд – одно и то же лицо?

– А доказательства? Наверняка у нового носителя будет алиби на время акций. – Стив понял, что нащупал нужную дорогу, – А если новый носитель расскажет, кто прячет и выпускает Паука? Что тогда будет? А? Ты об этом не думал?

Гап насторожился.

– Ну смотри, как знаешь! – с угрозой произнес он. – Или начинай работать, или...

– Скажи ему про ту бабу с попугаем! – заверещал в голове Настоящий Паук. – Скажи быстрее, что...

Стив задумался. А может, действительно сказать? Или нет? Крис бы сказал. Значит, и он должен.

– А та...

Но Гап не стал дожидаться ответа. Сверкнув глазами, он отключил связь.

Да, вот это номер! Значит, Гап руководит Пауками? А чего ты хотел? Ведь не для развлечения он их выпускает! Для какой-то своей цели! Для убийств? Но зачем они ему? Черт, не нужно было злить его, пусть бы побольше наговорил! Ну да ладно, чего уж теперь...

Может, Гап хотел заказать кого-то? Да нет, Паук убивал, никого не спрашивая... Кого понравится... Да и у Гапа есть для убийств «близнецы». Значит, здесь что-то не то. А что? Что же? И что это за шутка про особняк Карлоса? Что за этим стоит? Наверняка это тот дом в парке! Да, он же сказал, что извиняется за шутку с пробуждением! Но что это за особняк? И кто такой Карлос? Черт, так ответа Стив не найдет. Пора нанести туда визит! А что, прямо сейчас и полетит! Тем более и время подходящее. Никто его не увидит. Надо только забрать своего «москита».

Экраноплан стоял там же, где Стив его бросил. Теперь возникла проблема, что делать с «бозером»? Может, поджечь его? А что, тогда этому гаду будет не на чем летать за своим латексом. Наверное, так лучше всего будет! Чем больше трудностей у Паука, тем больше у жертвы шансов на спасение. Надо только отогнать «бозер» подальше от дома Сандры...

Нет, пока спешить не стоит! Найдем Оскара, а там видно будет!

Сазерленд запрограммировал автопилот «бозера» на маяк с «москита» и направился к парку. Глядишь, и там грузовичок пригодится. Взорвать его вместе с домом!

Ладно, на месте и посмотрим! Стив пересел в «москит» и направил его к парку. В этот ранний час улицы города были пустынны, можно было двигаться, не опасаясь, что столкнешься с кем-нибудь. Полет до парка занял немного времени.

Не сказать, чтобы у Сазерленда не мелькнула мысль, что лучше было бы взять с собой кого-нибудь, лучше всего Оскара, но ведь он наверняка еще не оправился после ранений. Да не хотелось праздновать труса. Даже перед самим собой, не говоря уже о притаившемся Пауке. Перед ним показывать слабость вообще нельзя!

Стив отыскал знакомую стоянку такси. Вот сюда он выбежал после пробуждения. Да, вот, кажется, по этой аллее он вышел... Роллерболист оставил «москит» на стоянке и направился к тому месту, где, по его мнению, должен был находиться пролом. Видимо, Паук тоже заметил это, потому что сердце сильно застучало. Не успел Стив подумать о красных кругах, как они тут же и появились.

Стив попробовал усилием воли успокоить сердцебиение, но никак не получалось. Каждый шаг давался с большим трудом. Сазерленд решил применить систему восстановления дыхания и концентрации, которая применяется на тренировках, но никак не мог сосредоточиться. Дышать становилось все труднее.

– Нет, Паучок! Не быть по-твоему! – сказал Стив. – Все равно до цели дойдем!

– Задушу, но не дойдешь! – отозвался Митчел.

– Не задушишь, сил не хватит! – не сдавался Сазерленд. – Оба задохнемся, но все равно отпустишь!

– Зачем это тебе? Чего ты хочешь?

– Узнать. Узнать, чего ты так боишься!

– Не дойдешь! Не дам!

– Дойду!

Пока они вот так разговаривали, Сазерленд прошел еще метров десять. Но до пролома было еще не близко, и Стив начал понимать: одно дело – сказать, что он непременно дойдет, и совсем другое – дойти. Сердце колотилось с удвоенной частотой, а круги перед глазами становились все темнее. Ноги стали заплетаться.

– Ну чего ты привязался? – не выдержат Джеймс. – Что тебе там нужно?

– Я тебя, гада, или убью, или на цепь посажу! – Стив был рад возможности передохнуть, – Все равно будет по-моему!

– Не будет! Помрем оба, но не дойдешь!

– Ну и черт с ним! Зато люди от тебя будут спасены!

– Спасены? Да Гап, как только узнает, что ты подох, так сразу матрицу на кого-нибудь другого наложит!

– Так что там такое? – Сазерленд был рад тому, что во время разговора сопротивление монстра не усиливалось, и это давало некоторую передышку. – Чего ты так боишься?

– Не могу, Стив, клянусь, не могу говорить! – закричал Митчел. – Даже вспомнить не могу! Прошу тебя, давай уйдем! Если уступишь, клянусь, не трону Сандру!

– Только попробуй! – возмутился Стив. – Только попробуй!

– Ну давай заключим соглашение! – предложил уставший от борьбы Паук, – Ты не пытаешься попасть в... ну, ты сам знаешь куда, а я не трогаю твою журналистку.

– А другие женщины? Другие не в счет?

– А если я не могу иначе? Если это сильнее меня! Если я...

И Стив вновь испытал приступ головокружения и сердцебиения.

– Видишь, я даже говорить не могу об этом! Я не могу... Но ты же сам можешь меня контролировать! Вот и бери часть ответственности на себя. А то, что ты просишь, не в моей власти! Не в моей воле! Я же не был таким...

И новая волна ужаса прошла по телу. Впервые Стив понял, что с Пауком не все так просто.

– Ладно, – согласился Стив. Он уже знал, что будет делать дальше. – Но только попробуй выйти из подчинения! Я знаю того, кто на руках отнесет нас в особняк! Будешь ты у меня сидеть на цепи!

Паук не ответил. Стиву на какой-то миг показалось, что противник сломлен.

ГЛАВА 10

– Джон, а что ты скажешь на эго? – Гап показал пальцем на большой дисплей, подвешенный под потолком. На нем, уже в который раз, повторялась запись его ночного разговора со Стивом. Вернее, с Пауком, – Тебе не кажется, что произошел сбой? – Что ты имеешь в виду? – спросил Коннор. Он сидел за терминалом и смотрел на большой дисплей поверх своего рабочего. – Ты хочешь сказать, что Митчел не записался?

Гап не торопился с ответом. По правде говоря, он и сам теперь сомневался.

– Нет, записаться-то он записался, – заговорил он наконец, – но ведет себя как-то странно. Прежние воплощения вели себя по-другому!

– Объясни! – попросил Коннор. – Ты же знаешь, что я не в теме. Раньше вы этим с Шарояном занимались.

Да, до нападения на Институт и разгрома лаборатории про Паука не знал никто, кроме покойного Ари и его, Гапа. И не должны были знать. Но и они знали не все Например, откуда взялась изначальная матрица. Гап не знал и того, для какой цели с определенной регулярностью поступает команда на появление нового Паука. Равно как и на ликвидацию прежнего. Главное, что он знал, так это имя того человека, кто отдавал эту команду. Поль Рошаль – так звали того, чье слово для Гапа было законом. Только от него зависело, жить Гапу или нет.

И это были не просто слова. Достаточно было Полю произнести только одну фразу, не важно, в записи или через коммуникатор, – и все, его, Гапа, не станет! Действие кода разрушения Гап наблюдал регулярно. На каждом из уничтоженных Пауков. Сидит человек, болтает, фюрера из себя корчит... Или мечется в поисках выхода из ловушки, куда завела его страсть к расцвеченной коже... не важно. Трель коммуникатора, бессмысленный набор слов... и тот, кто наводил жуть на все женское население, падает на пол, начинает хрипеть, дергаться, изо рта появляется пена – и на этом все! Паралич системы дыхания! Вот так все и построено. Для Паука один код, для него, Гапа, другой... И сами матрицы на их восстановление идут уже с этим кодом.

Попробуй тут дернуться! Если и есть дураки, то только не Гап! Хотя, вот, смотри, новый Паук, тот, что в этом дураке Снейке сидит, этот какой-то наглый, не боится... Наверное, глупость и гонор – дело заразное!

Хотя... странно все это. Даже если допустить, что часть характера носителя передается тому, кто приходит на его место, то все равно поведение Джеймса аномально! Ведь даже угрожать дурашка начинает! Забыл о коде, что ли? Так напоминать никто не будет. Можно ведь и другого записать. Хотя... так хочется, чтобы хоть кто-то Снейка Пауком увидел и опознал. Вот вам тогда будет кумир! Увидите, кто был вашим идолом!

Но ведь какой везучий этот червяк! Только собрался его дебилить, как позвонил Рошаль и потребовал срочно Паука записать. Вот и пришлось Снейка Митчелом делать. Паучить, как Шароян говорил.

А оказалось, зря поспешили. Теперь вон этот Снейк-Паук гоношиться начинает. Грозится информацию слить. Какую информацию, что этот дебил знает? Хоть бы подумал, прежде чем угрожать! Но ведь все-таки угрожает! А прежние Пауки голову поднять боялись!

Был бы жив Ари, можно было бы спросить, как понимать такое поведение урода, но убили его. Погиб в лаборатории вместе с Гансом... Имперцы чертовы, что они так на Институт взъелись? Почти всех «близнецов» перебили. Хорошо хоть запасная матрица Демона сохранилась, теперь бы Институт восстановить. Пусть и не в прежних масштабах, но так, чтобы можно было бойцов наштамповать. Только бы Симоне не пронюхал!

– Так что тебе не понравилось в Пауке? – Коннор вывел Гапа из раздумий. – Какой он? Как он должен был реагировать?

– Как? Это сексуальный маньяк, – начал лениво объяснять Гап. – Мания величия. Полный комплекс неуловимости. Осторожен... Ловок и силен. Специализируется на...

– Да знаю я все! – перебил Джон. – Что именно тебя насторожило? Первое впечатление? Ну, без раздумий! Быстро отвечай, не думая!

– Кажется, что это не он! – немного растерявшись, произнес Гап.

– Как это? Может, ты... Да нет, я же сам все проверял! – удивился Коннор. – Запись прошла успешно. Правда, была там некоторая странность, но считалось, что все нормально – Странность? Что же ты раньше молчал! – возмутился Гап. – Что за странность?

– Ну, не те адреса начальный сектор показал, – задумчиво ответил Коннор. – Но раз считалось все нормально, то я и не стал фиксироваться на этом сбое.

Боевик посмотрел на собеседника с недоумением. Как эти ученые зануды любят все усложнять! Толком сказать ничего не могут! Какой еще начальный сектор? И при чем здесь какие-то сектора? Но не показывать же, что ты ничего не понял из слов этого умника?

– Прости меня, Джон, но ты идиот! – с апломбом заявил Гап. – А я – то думаю, что же меня так насторожило...

– Насторожило? – переспросил Коннор. – И что же в его поведении тебя так насторожило? Что в его действиях было необычного?

– А ты бы, Джон, стал так себя вести с человеком, который знает твой код саморазрушения? Нет? Вот и я не стал бы! А он, – Гап опять кивнул на дисплей, – он стал!

– Так, может, его... – Коннор провел рукой по горлу, – И нового запишем?

– Нового еще привезти нужно!

– Так займись этим! Гап, голубчик, займись! Всем вы, «близнецы», хороши, вот только с фантазией у вас плохо! Как солдатики оловянные!

– Ну ты, полегче! – угрожающе повернулся к нему Гап. – Я ведь могу и...

– И останешься совсем без специалистов! – невозмутимым тоном сообщил Коннор. – Давай, валяй, вези кандидата в счастливчики! А с этим Пауком сам потом разберешься.

– Стив? – Оскар с радостной улыбкой приподнял голову. Где Клаудия раздобыла камеру регенерации, Сазерленд мог только догадываться, но факт оставался фактом, в бывшей комнате самой Бриаторе все изменилось. Вместо кровати Клаудии, настоящей, дорогой, не трансформера, стояла регенерационная камера. Мерно гудел сканер, и по расходу биоматериала из всех бункеров было понятно, что фаза форсированного восстановления уже закончилась. И, судя по улыбке, что была на лице Коса, весьма успешно. Оскар, у которого из камеры торчала одна только голова, да и та вся в датчиках, сиял.

– Я же знал, что тогда ты был не в себе! – закричал он. – Я знал! Знал!

– Оскар! Как я рад, что ты выкарабкался! – Стив был на седьмом небе от счастья – его друг жив, жив после той страшной бойни, и скоро встанет на ноги! Он все порывался дотронуться до товарища, как будто все еще не верил, что тот действительно живой. – Как мне тяжело было без тебя!

– А я? – тихо заговорил Оскар. – Я тоже чуть с ума не сошел, когда тебя потерял! Представляешь, прихожу в себя... Да, ты же не знаешь! Это же ты мне жизнь спас!

– Оскар, ты что-то путаешь! – удивился Сазерленд. – Меня вырубили парализатором, когда я нес тебя, а потом я уже не мог тебе помочь. Ну а до этого я...

– А кто мне хитрый приборчик к спине пристроил? Ты!

– Я, – признал Стив. Это он помнил.

– Вот он меня и спас!

– Это как? – Сазерленд был в недоумении. – Он что, волшебный?

– Не знаю, как для кого, а для меня точно волшебный, – весело сказал Оскар. – Ты представляешь, он, как только сердце останавливалось, впрыскивал в меня какой-то стимулятор и давал электрический импульс. Сердце опять работать начинало! Вот так я и выбрался. Чуток отлежался, а тут начали спасатели раненых искать. Я попросил у одного из них коммуникатор и позвонил Клаудии, ведь не знаю больше никого, кому бы ты так доверял. Как только пришел в себя, хотел тебя найти. Вызываю, а ты какой-то странный, прилизанный... Послал меня... подальше и связь отключил! Я даже не поверил, что это ты.

– А это был и не я! Я даже не знал, что ты выжил! – признался Сазерленд. – Мне этой ночью Дэвид сказал.

– Стив, ты верен себе, сам обо мне и не вспомнишь. – Появление Клаудии прервало их разговор. – Я думала, ты раньше догадаешься ко мне заглянуть. Хорошо еще, что твой богатырь мне скучать не дает. Только о тебе и беспокоится, переживает все, что не может быть с тобой рядом и подстраховать. Требует выпустить из камеры.

– Клаудия, но я правда уже в порядке! – По тому, как закатила глаза и устало улыбнулась Бриаторе и как недовольно смотрел Оскар, видно было, что эта тема поднимается уже не в первый раз.

– Даже и не просись! – категорическим тоном, но без всяких эмоций, как бы уже по привычке, сказала Бриаторе. – Я не хочу, чтобы у тебя что-то не так приросло! Мои девочки мне не простят!

– Клаудия!

– Нет, и не проси! Еще два дня в камере! А потом, – Клаудия улыбнулась своей очаровательной белозубой улыбкой, – потом хоть в новый бой! Если пройдешь проверку у русалок!

И красавица повернулась к Сазерленду.

– Стив, я оставлю вас наедине, – сказала она. – Может, ты потом найдешь время и заглянешь ко мне? Не дожидаясь ответа, Клаудия вышла.

– Стив, ты представь себе – еще два дня! Нет, я не выдержу!

Лицо Оскара выражало такую неподдельную муку от вынужденной неподвижности, что Сазерленд не выдержал и рассмеялся.

– Ага, смешно ему! Лучше помог бы! – пробубнил гигант. – Ну что, Стив, может, все-таки ты меня выпустишь?

– Даже и не думай! Ты мне здоровый нужен! – А про себя Стив подумал, что двое суток без сна он выдержит. Если что, стимуляторы помогут.

– Стив, а как Крис? – вдруг спросил Оскар. – Что-то я его не вижу! Или он мне не рад?

У Сазерленда отвисла челюсть. Он смотрел на Оскара и не мог вымолвить ни слова.

– Ну чего молчишь? – не унимался Кос.

– Ты знал? – только и сумел выдавить из себя роллерболист.

– Знал, – подтвердил Оскар.

– Все знал? Все? – не мог успокоиться Снейк. В это невозможно было поверить, но Кос говорил правду. Пятно только подтверждало это.

– Знал, Стив, вернее, догадывался. – Оскар улыбался. – Вы такие разные. Вот только все не мог понять, как это у вас получалось. То один человек передо мной, то другой... А вот сейчас смотрю, а его нет.

– Ты прав! Нет, Оскар, нашего Криса, – печально сказал Стив. – Мне его так не хватает! Он... Я... без него мне так плохо! Поверишь, я бы все отдал, чтобы его вернуть, но... Но вместо него получил такого гада!

И Сазерленд все рассказал Оскару. Это был единственный человек на земле, кому Стив мог довериться, мог открыться... поделиться своей болью. Он рассказывал долго, в подробностях. Как сначала злился на Криса и ревновал его к Джине, которую на самом деле и не любил уже давно. Как потом Крис стал удивлять его своим умом. Как Стив начал постепенно восхищаться своим собратом-близнецом. И какой ужас обуял его, когда он обнаружил подмену. Страшную подмену! Как стал носителем разума маньяка, убившего множество женщин. И о том, как он пытался бороться с монстром.

Оскар слушал молча. Может быть, любой другой, кто сохранил свое прошлое и память о неоднократных розыгрышах и обманах одноклассников и друзей, не поверил бы, но Кос поверил. Поверил и принял. Когда Стив закончилнаконец свое невероятное повествование, Оскар долго молчал. Слишком много информации нужно было переварить и обдумать...

– И как ты теперь думаешь поступить? – Кос пристально смотрел на товарища, – Как будешь бороться с этим Пауком?

– Не знаю! Не знаю, Оскар. – Сазерленд говорил, низко опустив голову. – Я уже думал поехать к Стефану, чтобы он попробовал стереть Паука и восстановить Криса... Но где гарантия, что он не сотрет меня вместо маньяка? А если Крис, не зная ничего о соседе, не сможет его удержать? Иногда приходит мысль, может, просто разнести себе башку? Но ведь тогда они запишут Паука в кого-то другого! И тот опять станет убивать женщин!

– Да, задачка! – Оскар на мгновение призадумался. – И, как я понимаю, он все это время нас слушает? Я правильно понимаю ситуацию?

– Постоянно! – обреченно кивнул роллерболист.

– Тогда тем более отстегивай меня! – потребовал Оскар. – Давай, не тяни!

– Нет, Оскар, такое самопожертвование не нужно! – Сазерленд замахал руками, – Я и так прекрасно справлюсь за пару дней.

– Стив, ты пойми – у меня уже все нормально! – не сдавался Кос. – Эти два дня, что говорила Клаудия, она отвела на восстановление сил. Ты же сам не раз бывал в травмах! Ты же знаешь, что все уже заживлено и я вполне могу и не валяться здесь! Да посмотри же на расход биоматериала! Датчик вот уже сутки колеблется на одной и той же отметке. Это самый ясный признак завершения регенерации!

Сазерленд знал, что Кос прав, но ему все же не хотелось рисковать.

– Оскар, а что это даст? К чему такая спешка? Был бы план какой-нибудь, а так, что за спешка?

– А если есть план? – ответил Кос. – Если у меня есть такой план, о котором ты говоришь?

– Какой? – недоверчиво спросил Стив. Наверняка Оскар просто хитрит и не хочет оставлять Сазерленда одно ГО.

– Не могу сказать, ведь твой сосед слушает! – Кос замотал головой. – Да не упрямься, выпускай!

– Ладно, кончай хитрить! – Сазерленд настолько привык к тому, что все придумывает Крис, что не сомневался в том, что Оскар просто блефует и нет у него никакого плана. – Пара дней ничего не решат.

– Стив, позови Клаудию! – Оскар уже начал злиться. – Я прошу тебя, позови ее!

– Да что ты завелся! Что ты дергаешься!

– Стив, если ты не позовешь Клаудию, я разломаю камеру! – Кос уже не столько говорил, сколько рычал. – Если ты сомневаешься в этом, то очень ошибаешься!

– Ладно, ладно! Если ты думаешь, что Бриаторе легче уговорить... – Стив вышел.

Клаудию он нашел возле бассейна. В эти утренние часы, когда все еще спали, эта красивая, можно сказать роскошная, женщина могла позволить себе расслабиться и уйти в свои не слишком радостные мысли... Сейчас она полулежала в шезлонге, и из всей одежды на ней был только прозрачный пеньюар. Но это ее не смущало, Стив ее видел и без него. Завидев Сазерленда, она приветливо улыбнулась и махнула обнаженной рукой, показывая на стоящий рядом шезлонг.

Стив присел.

– Ну как, хорошо я позаботилась о твоем друге? – спросила Клаудия. – Скоро будет как новенький!

– Прекрасно! Кос действительно выглядит превосходно! – Сазерленд посмотрел в печальные глаза Клаудии. – Впрочем, как и все, что ты делаешь!

– Льстец! – улыбнулась Бриаторе. – Оскар, тот честнее... Но тоже очень мил...

– Да, но теперь он требует свободы и зол на меня за неуступчивость, – сказал Стив. – Я не соглашаюсь его освободить, так он теперь с тобой говорить хочет!

– Значит, опять будем спорить! – Клаудия засмеялась. – С вами не соскучишься!

– Иди поговори с ним, а то он меня уже разорвать готов, – проворчал Стив.

Женщина не стала спорить. Накинув на плечи халат, она еще раз улыбнулась и вышла. Не было ее долго. Слишком долго. По крайней мере, для простой беседы...

Косу удалось уговорить Клаудию не сразу. Она сдалась, лишь когда Оскар убедил ее, что Сазерленд в опасности. Вот тогда она стала снимать и отсоединять датчики, сливать питательный раствор...

Прошло долгих двадцать минут, пока Кос наконец встал на ноги и, потягиваясь, отправился под душ. Он еще смывал последние остатки слизи, когда деликатно покинувшая его Бриаторе, встревоженная, прибежала обратно.

– Стив ушел! – сообщила она. – Я захожу в бассейн, а он уже выходит. Я его зову: Стив, Стив, а он даже не оборачивается!

Последние слова Кос дослушивал уже на бегу. Он, как был голый, выскочил на улицу. Сазерленд уже садился в «москит». Оскар, не окликая его, понесся огромными шагами. Снейк заметил его в тот момент, когда уже начинал опускать дверцу. Но закрыть не успел. Кос левой рукой задержал дверцу, а правой ткнул Стива за ухо. Тот, теряя сознание, стал выпадать из экраноплана. Оскар легко, словно тряпичную игрушку, подхватил его и, закинув на плечо, зашагал назад, в массажный салон. Прохожие шарахались во все стороны.

Неизвестно, что они подумали, когда увидели, как здоровенный обнаженный мужик заносит в массажный салон бесчувственное тело, но улица быстро опустела...

Стив пришел в себя уже в «моските». Его правая рука была пристегнута наручником к прочной дуге безопасности экраноплана. Рядом сидел Оскар, одетый в новенький модный «хамелеон» спортивного покроя. Стив сразу узнал руку Клаудии. Это в ее вкусе, так что можно и не спрашивать, кто его модельер. А вот что вообще здесь происходит и куда Кос его везет, требовало немедленного выяснения.

– Оскар, что происходит? – спросил он.

– А-а, проснулся? – усмехнулся гигант. – Как самочувствие?

– Да... вроде ничего. Хорошее. – Стив прислушался к себе. – Странно, я бы даже сказал – отличное! Несмотря на то, что не выспался...

– Не выспался? – Кос хохотнул. – Ну ты врать горазд! Не выспался он!

– А что, не больше... Подожди, я же в шезлонге заснул! – вдруг вспомнил Сазерленд. – Как я здесь оказался? И куда ты меня везешь? Да еще в наручниках! Странные они у тебя какие! Где ты их взял? Я таких раньше не видел!

– Столько вопросов сразу. С какого начинать?

– Что за наручники?

– Обычный нейлон с электроникой! – сообщил Кос. – Контроллер настроен на мои пальцы, но не на все. Так что и не пытайся! Кроме того, они реагируют на пульс, так что пальцы трупа не подойдут.

– Что ты несешь, какой труп? – разозлился Стив. – яснее!

– А я не тебе говорю, а тому... что у тебя в башке, – ответил Оскар. – Вчера, когда ты вырубился в шезлонге... – Вчера? Ты сказал вчера?

– Да, не перебивай, быстрее узнаешь. Проснулся твой Паук. – Кос заметил, как Сазерленд вздрогнул. – Он хотел увести... тебя из салона, но Клаудия вовремя заметила. Я вас обоих выключил. Аккуратно! Так что не переживай, повреждений нет. У Бриаторе были наручники. Старые, с простым замком. Я тебя пристегнул, а сам закончил с пострегенерационной обработкой. Клаудия... слушай, как же она тебя любит! Так вот, Клаудия заказала мне эту одежду, и мы готовы были отправляться, когда, смотрю, твой Паук незаметно открыл замок и пытается выбраться! Я к нему... Или к тебе, с вами сам черт не разберет! Он начал прикидываться тобой, но я же чувствую... Как тогда различал вас... когда вы были с Крисом. Конечно, вычислил его в один момент, но тоже прикинулся, играю с ним. Подхожу, а он, видимо, врубился и наносит удар. Дерется хорошо, но что он мне! Я был готов, заблокировал и... Потушил, одним словом, но учти, опять-таки без повреждений и травм!

Тут уж пришлось Мэг посылать за этими браслетами. Вкололи тебе снотворное, и вот сейчас мы подлетаем к Клоссу. Он предупрежден. Снимет твою матрицу, а потом постарается... Ну ладно, лишнего тебе знать пока не стоит!

Сазерленд почувствовал, как начало усиливаться сердцебиение. Ну вот, опять Паук за свои штучки взялся. Стало трудно дышать, черт, как он на этот раз резко прихватил. Круги... Встревоженный взгляд Коса был последним, что запомнил Стив...

На этот раз возвращение сознания было не столь комфортным. Гудела голова, мелькали какие-то картинки. Он с трудом открыл глаза. А эти-то откуда?! На него внимательно, словно на какое-то неведомое насекомое, смотрели три пары озабоченных глаз. Они так низко склонились к нему, что Сазерленд не сразу узнал их. Да нет, рожу Оскара, с его хитроватым выражением, Стив узнал почти сразу.

– Это Стив! – сказал Кос.

А вот Джулию и Стефана Снейк узнал, лишь когда они выпрямились, с облегчением вздыхая. – Что случилось? – спросил он. И тут же сам догадался. – А-а, понял! Будете стирать Паука? Присутствующие рассмеялись.

– Стив, с возвращением! – сказал Клосс. – А то мы уже подумали, что ты тоже стерся!

– Стерся? Что значит... Так вы уже? – обрадовался Сазерленд. – Так вы уже стерли? Паука стерли?

– Ну да! – ответил Стефан.

– Не может быть! – Роллерболист все еще не мог поверить в то, что он наконец свободен от страшного соседства. – Когда вы успели?

– Я увидел, что он начал тебя душить, – пояснил Оскар, – Пришлось опять вас...

– Вот тебе понравилось! Груша я тебе, что ли? – Сазерленд не то чтобы обиделся, но ему было неприятно, что его можно так легко лишить сознания. – Или кайф ловишь?

– Ну я же не больно! – Кос понимал, что избранный им способ не слишком приятен для товарища, но ведь он старался это сделать с максимальной деликатностью!

– Ладно, давай дальше! – Стив не мог долго дуться. Оскар пожал плечами.

– Дальше все было проще! Перенесли сюда. Ну а потом, чтоб он не мешал снимать твою матрицу, не стали ждать вашего пробуждения. Запустили считывание. А дальше все как положено. Правда, он и здесь тебя опередил, первым проснулся, но вы уже были пристегнуты. Пошла процедура... Снотворное, раствор, стирание. Короче, все по полной программе. Вот и...

По предварительной договоренности с медиками, Оскар в этом месте сделал паузу. Как и ожидалось, Сазерленд ее не выдержал.

– Криса записали? – выпалил он. Первой не выдержала Джулия. Ее теплый смех послужил сигналом, и вскоре рассмеялись и мужчины.

– А вот это ты у него и спроси! – посоветовала женщина. – Тебе же это легче сделать!

Сазерленд замер. Он не верил своим ушам. Что?! Записали?! Так чего же... Как же... Так Джордан с ним?! Что ж они сразу-то с этого не начали?

– Крис! Крис! – позвал он. Его крик был настолько пронзителен, что самому стало неудобно. Что это он раскричался...

– Крис! Отзовись, прошу тебя! – не унимался Стив. Он кричал вслух, совсем забыв, что может воспользоваться беззвучным зовом. Ему было плевать на то, что все его слышат, пустяки, лишь бы Джордан откликнулся! – Крис!

– Кто это? – услышал он наконец внутренний голос. И такой знакомый и желанный вопрос: – Кто это орет в моем теле?

– Здесь! – закричал Стив во весь голос. – Крис вернулся! Крис, братуха! Мы снова все вместе!

ГЛАВА 11

Джордан никак не мог понять, что он, вернее не он, а его рот сам говорит. Вот бред-то! И чему эти люди радуются? Но почему-то они были ему очень приятны и совсем его не пугали.

– Крис! – обратился к нему молодой гигант. – То, что ты сейчас услышишь, может показаться тебе бредом, но постарайся подойти к этому как ученый, а не рядовой обыватель. Вы попали в катастрофу. К сожалению, все пассажиры, а их было очень много, погибли. Твое разгильдяйское отношение к обновлению матрицы привело к тому, что она три месяца не обновлялась. Пришлось записывать такую, какая есть.

Стив наблюдал за Косом и не узнавал в нем того молчаливого паренька, которого они с Крисом возвращали к жизни. Какая разительная перемена произошла с парнем после того боя и ранения. А может, это Клаудия на него так повлияла? Но это уже совсем другой человек! И все же, кто он такой? Что таится в его прошлом?

– После этого Стив нашел меня, и вы оказались здесь, – закончил Оскар. – Тебя заново записали в ваше тело, и ты снова с нами. Вот таким образом все и вышло.

– Ну ни черта себе! – пронеслось у Джордана в ее. – Так, значит, в моей голове еще кто-то? – Не кто-то! – шутливо возмутился Снейк. – А я, Стив Сазерленд! И еще не известно, кто и в чьей голове сидит! Ну-ка пойдем к зеркалу!

Роллерболист с удовольствием занимался возвращением Джордана. Он радостно хмыкнул, когда Крис, увидев себя в зеркале, заявил: «Да, это я», а потом дал знак друзьям, и они продемонстрировали Крису персональные сетевые сайты Джордана и Сазерленда. Удивлению Криса не было предела.

Одним словом, Криса провели уже по знакомому пути. А потом началось вообще нечто странное. Стив стал в ускоренном темпе вспоминать все или почти все, что с ними и с ним в отдельности произошло. Радость от возвращения Криса была так велика, что Сазерленд не утаил от собрата даже Сандру! Правда, не со всеми подробностями. Неожиданно выяснилось, что память Стива стала своеобразным носителем, с которого можно перекачать информацию в память Джордана. Конечно, с теми искажениями восприятия, которые присущи внутреннему миру каждого индивидуума. Что, кстати, помогало Крису лучше узнать и понять Стива. Единственное, о чем Стив не мог рассказать подробно, так это о работе программного комплекса Храма. Но это было не столь важно, поскольку было ясно, что путь, один раз уже пройденный Крисом, во второй раз он преодолеет быстрее. Тем более что резервы памяти Стива, или Криса-Стива, оказались столь высоки, что просто удивляли обоих своей силой и объемом.

Кос и медики понимали состояние пациента и не мешали внутреннему общению. Но вскоре, когда воспоминания Стива подошли к Пауку, Крис насторожился. Он попросил Сазерленда в этих воспоминаниях быть максимально точным, заставил несколько раз повторить все подробности, а отдельные эпизоды вообще разобрал детально. Особенно его интересовал тот факт, что оказалось возможным раздельное управление телом. Еще Криса интересовало, как конкретно Стив и Паук перехватывали друг у друга управление. И как это маньяку удавалось оставлять Стива спящим, несмотря на свои активные перемещения. Это трудно поддавалось объяснению, и Джордан даже пожалел, что не смог сам понаблюдать за этим явлением. Еще ему очень хотелось самому побывать в том доме, который внушал такой страх Пауку, но на этот раз достоверного, четкого изображения уставшему Стиву воспроизвести не удалось.

Наконец Крис объявил, что все, что он мог уяснить, он получил, а дальше уже не может – мозги кипят! Снейк с ним согласился и, хотя и у него на языке вертелось множество вопросов, решил не торопиться. Пусть Джордан приходит в себя, а потом и сам со всем разберется.

Крис-Стив поднялся и вышел к ожидавшим его друзьям. Джулия из кожи вон лезла, чтобы Снейк обратил на нее внимание, но у того не появилось никакого желания даже шлепнуть ее по заду. Стив не хотел в этом признаваться даже себе, но он очень соскучился по Сандре. Коммуникатора при Стиве не оказалось, и он попросил у Клосса разрешения воспользоваться его аппаратом. Оскар пояснил, что коммуникатор Стива остался в «моските». Он не стал его забирать, когда вытаскивал его.....

Сазерленд нахмурил брови, но так, чтобы все поняли, что он ничуть не сердится, и, выйдя в соседнее помещение, набрал номер.

– Стив? – Расстроенное лицо девушки осветилось радостной улыбкой. – Где ты пропадал! Я вчера, сегодня... А ты даже не позвонил!

– Извини, но на это были очень важные причины. Не спрашивай, просто поверь! – сказал Стив. И вдруг неожиданно для себя добавил: – Я соскучился!

– Я тоже! – к его радости, ответила Сандра. – Ну так в чем же дело? Приезжай!

– Я сейчас в Чипленде! – объяснил Сазерленд. – Скоро вылетаю домой... Как вернусь... сразу забегу к тебе!

– Тогда я буду сидеть дома и ждать тебя! И на работу завтра не пойду! Возьму отгул! – Изумрудные глаза Сандры возбужденно вспыхнули. – Да, Стив, у меня новость! Сегодня твое интервью пойдет! Должно было вчера, но не успели подготовить. Они мне не поверили, что я смогла с тобой... договориться. Решили пустить сегодня в прайм-тайм. В первый раз мой материал выйдет в такое время! Всегда или рано утром, или поздно вечером ставили.

– Поздравляю, родная! – тепло улыбнулся Сазерленд. – Я уверен, что твоя работа всем понравится! А к прайм-таймам привыкай, мы тебя туда пропишем!

– Стив, прилетай скорее! Когда бы ни вернулся, сразу ко мне приезжай! Ладно?

– Все, вылетаю прямо сейчас! Стив выключил связь.

– Хорошая девочка, – сказал Крис. – Не обижай ее.

– Я-то ее не обижу, а вот как с тобой быть?

– В смысле? – не понял Джордан. И тут же до него дошло. – Ну, если ты про это... я даже не знаю! Хочешь, я спать буду?

– Как же, будешь ты спать! – Сазерленд усмехнулся. – Ты уже с Джиной поспал!

– С Джиной? – переспросил Крис. – А кто это? Снейк объяснил.

– Ну ни черта себе! А у меня, оказывается, была очень интересная жизнь, – растерянно пробормотал Джордан. – Такие впечатления, а я, как назло, не помню даже, как она выглядит! Слушай, Стив, а какая она?

Сазерленду было нетрудно ее себе представить.

– Ух ты! Какая она... красивая! – восхитился Крис. И огорченно поморщился: – Ну вот, надо же! Самое интересное и пропустил! Как у нас хоть с ней? Нормально получилось?

– Не знаю, я спал! Честное слово, спал! – пробурчал Стив. – Но по тому, как она потом ворковала, как ты облизывался...

– Ну что за наказание такое! – запричитал Крис. Роскошные платиновые блондинки были его слабостью. – Стив, давай с Джиной повторим!

– Вот привязался! Завязываю я с ней! Понял? – разозлился Сазерленд. – А ты все время ей какие-то шансы даешь! Ладно, давай, в Хардсон-сити возвращаться пора!

Стив вернулся к уже уставшим ждать друзьям.

– Ну что ж, мы с Крисом готовы! – объявил он. – Можете его поздравить с возвращением!

Прощание было недолгим. Слова благодарности врачам, обещание созваниваться. Клосс получил еще одно предложение перейти на работу в Храм. Традиционный шлепок по ягодице Джулии, но теперь уже от Криса, и церемония закончилась. На этом и расстались.

– Веселая жизнь у ребят! – сказал Стефан, проводив гостей. – Может, действительно и мне в Хардсон-сити перебраться?

– Давай! – обрадовалась Джулия. – Я тоже поеду!

Клосс посмотрел на свою помощницу. Блудливые глазки сказали ему больше любых слов. Кажется, с переездом лучше повременить...

Джон Коннор готовился к очередной операции. Сколько он уже проводил таких перезаписей памяти! Уже и счет потерял. После первых жутковато было. Был один человек, пара часов – и пожалуйста, он совсем другой! И кем был человек ранее, не важно, годились и больные, и здоровые, лишь бы рост подходил и сила была. Каждый, получив память одной из авеш Демона, становился очередным «близнецом». Дешево и сердито. Не нужно лагерей подготовки, не нужно опытных инструкторов. Штампуй себе солдат из готового материала и знай сортируй в зависимости от их физических данных. Единственное, за чем нужно было следить, так это за очередностью ипостасей. Нельзя было создавать перекос в сторону какой-либо одной. Да и зачем?

Нужны крепыши – ходи по улицам и стадионам и подбирай там кандидатов! Нужны ловкие и гибкие? Тот же способ! Пловцы нужны – пожалуйте в бассейн! Скалолазы? Будьте любезны, получите! Подождали ловцы нужного момента, отследили, где удобнее перехватить жертву, – и вперед! Парализатор в бок – и все дела! Прежние проблемы для этого человека закончились.

Дальше он становится пациентом и попадает сюда, на стол к Джону. Ганс покойный, тот возмущался, все говорил, что метод неправильный, кандидаты, мол, неадекватны. Что значит неправильный метод? Платят – делай! А брак? Брак он в любом деле есть! Как тогда, когда с форматированием напутали. Да, действительно в тот момент Коннор схалтурил, но ведь никто об этом не знал! Ну и что? Какие проблемы, уничтожить этого Митчела труда не составит, вот только быстрее нового бы привезли! А у кого ошибок не бывает? Вот Ари возьми! Если вспомнить, какой роскошный экземпляр он запорол! Такого гиганта он, Джон, еще не видел! Самый лучший боец получился бы! Так нет, Ари свою усовершенствованную матрицу записал! И пшик! Правда, может, это случилось из-за его, Коннора, нестандартного форматирования, но ведь у него просто ошибка, а у Шарояна идея бредовая! Это же надо – такую ерунду придумать! Старик вообще с ума сошел, начал в матрицах целые блоки менять, вот и изменялся! Гиганта потеряли! Экспериментальный супервоин не получился. Вернее, получился, но подчиняться приказам не стал. Пришлось стереть его полностью и выкинуть в брак. Ну, положа руку на сердце, потеряли не только его. Так что и у великих ошибки бывают! Уж на что Ари был гений, порой казалось, что он и есть тот самый загадочный Рошаль. По крайней мере, до гибели Шарояна Джон так и думал. Оказалось, нет – Ари Шарояна уже нет, а приказы продолжают поступать.

Конечно, нужно было еще поэкспериментировать над парнем, может, и вышел бы супервоин, но, не успели Гап поторопился и выгнал. Дурак ревнивый, все боялся, как бы у него конкурент не появился. А потом и вовсе Институт разнесли, постреляли всех.

Горстка «близнецов», Гап и экспериментальная лаборатория – вот, пожалуй, и все, что осталось от всей организации. Пока еще восстановишь потерянное! Если еще восстановишь! Тот же Рошаль почему-то тянет, не дает добро на новые работы. Гап тоже без него и пальцем не шевельнет. А исполнителей где брать? Потом спохватятся, начнут торопить, а работать кто будет? Материал кто поставлять станет? Вот и получается, что вместо трех-четырех пациентов за день в неделю одного не бывает.

Работу ждешь как праздника. Гап обещал, что сегодня привезут одного, приказал оборудование готовить. Чертов балбес, что там готовить? И так все давно готово. Всякой работе радоваться надо, а то совсем квалификацию потеряешь! Вот и сегодня наверняка скукотища будет. Опять матрицу Митчела записывать придется. Нет чтобы десяток-другой «близнецов»! Исполнители нужны, что толку от Паука? Мясник! Он сам на себя пашет, не на команду. Нет, в действиях Рошаля есть что-то непонятное...

Джон в ожидании Гапа включил коммуникатор, посмотрел почту. Опять рекламный мусор! Так, а с новостями что? Ну, как всегда, одно и то же! Предвыборная борьба набирает обороты, кандидат... На бирже уже который день стабилизация с легкой флуктуацией... Акции транснациональной компании «РАВА» пошли вниз, компании «Айя» – вверх...

Черт бы вас всех!

Дребедень каждодневная! Быстрее сезон бы в Лиге начался!

Оп! А это что? Коннор увидел на большом экране полидисплея сообщение, что к лаборатории направляется кто-то из своих. Включилась камера внешнего наблюдения. Так и есть, Гап, а за ним «близнецы»! Значит, будет работа! На носилках, плавно плывущих за ними, виднелось чье-то тело.

Три часа ночи. Экраноплан с друзьями несся на предельной скорости по трассе Чипленд – Хардсон-сити. Автопилот на этом участке пути не включал ограничитель, и машина показывала все, на что была способна. Сейчас за «москитом» не угнался бы ни один мотоплан «близнецов».

Кос мерно посапывал в правом кресле. Что ж, он свое дело сделал. Выручил Стива, вернул Криса... Теперь пусть поспит, все рано Сазерленд отоспался и теперь не нуждался в отдыхе. Да и поболтать с Джорданом хотелось, рассказать обо всем. Не перелить информацию, как это он делал ранее, а именно рассказать. Со своими эмоциями, с наблюдениями... Поделиться трудностями... Да просто соскучился он по Крису, чего еще придумывать причины.

А что сон не берет, так это Оскар подсуетился. Как только убедился, что перед ним Стив и Крис, а не кто-то из них в комплекте с Пауком, тут же прилепил ему на поясницу знакомую коробочку Симоне. А она принялась жужжать и впрыскивать какие-то лекарства. От нее ли, от радости ли, что все так удачно закончилось, или от всего вместе, но спать обоим совсем не хотелось.

Настроение было такое, что хотелось обнять весь мир! На ум шли только приятные мысли, а что у Сазерленда могло быть приятного, кроме возвращения Джордана? Только очаровательная мисс Чен! Наконец-то он мог думать о ней, не боясь, что Паук подсмотрит его мысли. Все, нет маньяка, есть его друг, его брат, да что брат – частичка его самого!

– Стив? – услышал он внутренний голос Криса. – А почему ты раньше не сделал перезапись? Ведь ничего же сложного в этом нет!

– А он бы мне не дал. – Теперь Стив мог признаться, что Паук лучше контролировал тело, чем он сам.

– Кто? Паук? – не понял Крис. – Как это?

– Он перехватывал систему управления дыханием. Разгонял сердце... Головокружение вызывал... Я не подавал вида, но он был сильнее. – Стив вздохнул. – И кому я мог довериться? Оскару и тебе! Одного я нашел только вчера, тебя – сегодня! А кому признаешься, что в тебе сидит Паук, что ты теперь маньяк? Да тут такое бы началось...

И еще одно меня смущало. Если пойти на перезапись, где гарантия, что сотрется Паук, а не я? Вот ведь тебя стерли, а я остался! Почему же не допустить, что на этот раз сотрут меня, а не Паука? И кто потом возьмется прогнозировать, что произойдет? Записать тебя? И тем самым обречь тебя на муки соседства с маньяком? А вдруг тебе еще труднее будет с ним справляться? Ты-то особняка Карлоса не видел и представить его не сможешь! А уж он-то сделает все, чтобы ты никогда его не увидел. Хватит ему той ошибки, что они допустили со мной! А вообще это твоя работа – объяснять, думать! А мои мозги теперь отдохнуть должны! Вот лучше ты и скажи, почему это тебя стерли, а меня нет?

– Думаешь, я знаю? – Джордан и сам ломал голову над этим феноменом. – Есть одна мыслишка, но она настолько бредовая, что... Вот представь, что мозг – это большой мощный компьютер. В нем все, как и положено процессор, постоянная память, долговременная, оперативная... устройства ввода и вывода. Днем процессор через свои устройства восприятия информации, именуемые органами чувств, а мы назовем их устройствами ввода, собирает информацию. Она помещается в оперативную память, обрабатывается там и хранится. Что не нужно, сбрасывается в долговременную. Когда человек засыпает, процессор начинает проводить выборку информации и в определенном порядке раскладывать ее в долговременную память Поэтому нам снятся сны Так что воспринимай сон не как отдых, а как самую настоящую и необходимую работу! Это то время, которое нужно процессору для того, чтобы произвести общую выборку и разложить все по местам. Недоспал – не дал довести работу до конца! Начинаются сбои. Часть оставшейся памяти в той области, где хранился свежая дневная информация, остается занятой, и новый поток данных ложится уже в другую область памяти, где процессор не должен ее выбирать. Вот тогда и случается, что какой-то массив информации остается вне адресного пространства, и процессор не пользуется ею. Или же она просто теряется. Человек становится невнимательным. А часть свежей информации из-за переполнения вообще не находит место в памяти. А может, стирается старая и записывается новая. Но без системы и порядка. Чехарда, одним словом! Вот человек и начинает допускать ошибки.

– А нас как это касается?

– Как нас касается? В самом прямом смысле. Если допустить, что такое примитивное понимание, которое я тебе изложил, верно, то напрашивается и другая аналогия с организацией работы памяти. Для того чтобы процессор знал, что в какой ячейке записано, у него есть адресация памяти. А информация о том, где что записано, находится в одном определенном секторе, который никогда не меняется! Вот в нем, в этом секторе, и лежит настоящая карта мозга. Карта памяти! А не тот суррогат... что нам пишут!

– Подожди! – удивился Стив. – А как же тогда нам говорят, что мы не умеем пользоваться своим мозгом? Что у нас гигантские резервы...

– Ерунда! Вот ты слышал, что у человека из пятнадцати миллиардов клеток мозг использует только пять – семь процентов. А остальные якобы не работают. Ученые в один голос заявляют, что природа почему-то не использует весь свой запас. Это неверно. Природа не ошибается! Еще как использует! И если вернуться к аналогии с компьютером, то, когда оперативной памяти процессору не хватает, он начинает использовать ее как своп-файл, или так называемый файл подкачки. Процессор часть информации из оперативной памяти временно сбрасывает в долговременную.

Потом по мере необходимости берет ее оттуда. Как только перегрузка оперативной памяти закончилась, необходимость в своп-файле отпадает, и место вновь освобождается.

– Черт, Крис, ты можешь понятнее? – У Стива голова шла кругом. Ну и бог с ней, пусть он умничает, лишь бы не пропадал! – Нас-то это все каким боком касается?

– Не перебивай, я сам не все знаю... Даже не знаю, а импровизирую. На ходу. Так вот, если учесть то, что меня Клосс записал первым, то я попал на то место, где и должен был быть. А вот тебя машина восприняла как мой слишком большой файл и дописала дальше... Нет, не так! Тогда бы и тебя стерли... Значит, тебя прописали в другую область массива, А наш смененный ДНК позволил провести учет новой адресации. Видимо, электрохимические реакции от воздействия повышенной дозы раствора, на который Джулия не поскупилась, тоже внесли свою коррекцию в деятельность процессора. Или при смене ДНК нам как бы БИОС сменили! Одним словом, нас каким-то мутантом сделали... Но как бы там ни было, а я оказался на нужном месте, в правильной адресации, а ты – где-то в другой области, где внешний компьютер тебя найти не может! И теперь под стирание могу попадать только я, так как никто не знает, по какому адресу записан ты. Кроме нашего мозга, конечно!

– Я так и знал, – грустно сказал Стив.

– Что, дошло? – обрадовался Крис.

– Нет, – со вздохом сказал Сазерленд, – я так и знал, что ни черта не пойму!

– Да я сам не понимаю! – Джордан засмеялся. – Это всего лишь предположение!

– Предположение? Так какого хрена ты мне голову морочишь! И чего я на тебя время теряю!

– А что, есть еще чем заняться? – продолжал веселиться Крис.

Ответить Стив не успел. Запищал сигнал коммуникатора. В тишине трель прозвучала так громко, что не только прервала лекцию Криса, но и разбудила чутко спавшего

Оскара. Он посмотрел на коммуникатор, на Стива и по вернул камеру так, чтобы не попасть в объектив. Мало ли кто вызывает?

И эта предусмотрительность оказалась нелишней. На связи был Гап.

– Паучок, не спишь? – Улыбочка Гапа не предвещала ничего хорошего. – У тебя какие-то проблемы?

– Не сплю, – кивнул Сазерленд. – А тебе-то что?

– Как что? – разозлился Гап. – Мне не нравится, что ты до сих пор так и не проявил себя!

– Ты знаешь, башкой ударился, – ответил Стив. – Да так сильно, что забыл все, что я должен был сделать! Может, напомнишь мне?

– Сейчас я тебе, сука, все напомню! – Гап был взбешен: сам он при разговоре со своим боссом не мог себе позволить подобную дерзость, а этот... змеепаук позволяет! – Ох и живуч же ты! Ну что же, посмотрим, как ты сжуешь это! Получай! Замок заржавел, птичка улетела! Замок заржавел, птичка улетела!

– Гап, я не понял, что за... – начал было Стив, но «близнец» его не слушал.

– Замок заржавел, птичка улетела! Замок заржавел, птичка улетела! – твердил он как заведенный.

Крис-Стив почувствовал, как его дыхание остановилось. Он изо всех сил пытался вдохнуть воздух, размахивая руками, – напрасно. В глазах потемнело, началось какое-то мельтешение световых брызг.

– Крис, держи дыхание! – закричал Стив. – Не могу вдохнуть воздух!

Но их усилий было недостаточно. Гап со злорадством наблюдал, как руки врага вцепились в собственное горло, как будто это могло ему помочь! Бесполезно, «близнец» это знал по многочисленным предшественникам Паука. Ни один из них не смог заблокировать команду на отключение дыхания. Конец всегда один! Можно было отключать связь, но Гап не торопился. Ему хотелось самому насладиться гибелью врага. Пусть даже и с другим сознанием. Так даже пикантнее, тем более что ему не нравились оба – ни носитель, ни подселенный.

– Стив! – прокричал Крис. – Блокируй мозг! Постарайся вырубиться!

– Как? – взвыл Сазерленд.

– Быстрее! – Джордан чувствовал, что сознание покидает его, потому и торопился сам и подгонял товарища. – Нам обоим нужно... потерять сознание!

Оскар, видя, что с друзьями творится что-то неладное, – осторожно дотянулся до кнопки и, дождавшись очередного резкого движения рук бьющегося в конвульсиях Криса-Стива, отключил связь. Он видел, что у друга перехватило дыхание и он не может сделать вдох. Теснота кабины спортивной машины не позволяла Косу провести полноценный массаж грудной клетки, но его сильная рука накрыла грудь Криса-Стива и начала мощные толчки. Однако и это не помогало! Гигант взял управление «москитом» на себя и резко пошел вниз. Хорошо, что трасса была не так загружена, как днем, хотя пара большегрузов все же возмущенно прогудела.

Оскар, не обращая на них внимания, пристроил машину на обочине и вытащил безжизненное тело друзей из тесной кабины. Бережно положив его на землю, Кос приложил руку к шее. Пульс не прощупывался. Оскар начал массаж сердца и принудительную вентиляцию легких. Неожиданно тело Криса-Стива дернулось, затем выгнулось дугой, словно от электрического разряда.

– Прибор жизнеобеспечения сработал, – пробормотал Оскар. – Только бы не подвел!

Крис-Стив с шумом втянул воздух и закашлялся. Оскар вытер пот со лба. Все, самое страшное позади! Он приподнял голову Криса-Стива, чтобы было легче переносить новый приступ кашля.

– Все, ребята, все позади! – приговаривал он. – Сейчас, подождите еще немного!

Он залез в кабину и достал бутылку с водой.

– Вот выпей... Или выпейте...

Крис-Стив сделал несколько глотков, и его вырвало. Сразу стало легче. Он пополоскал рот. Голова сильно кружилась. Да, вот, оказывается, как смерть приходит. В прошлый раз мучений было меньше...

– Теперь вы понимаете, что за чудо этот прибор, – сказал Оскар, видя, что Крис-Стив приходит в себя. – И, кстати, как вас или тебя теперь называть? А то я уже запутался.

– Вот нашел время! – пробурчал Стив.

– Стивом и называй, а то путаница начнется, – сказал Крис.

– Крис, если ты будешь вот так влезать, мы себе когда-нибудь язык откусим! – возмутился Стив.

– Ну чудные вы ребята! – Оскар покачал головой. – Как это вы в одной голове уживаетесь?

– Сам не знаю! – ответил Крис. – Но меня интересует другое... Как этот чертов Гап сумел одной фразой нас так приложить? Ведь если Паук стерт, то и код самоудушения должен был стереться?

– А ведь точно! – согласился Оскар. – Что-то это все непонятно. Что он там говорил... Замок заржавел...

– Не говори! – закричал Крис-Стив. – Замолчи!

– Ты чего так орешь? – возмутился Крис, – Стив, ты...

– Да это ты орал! – теперь рассердился Стив. – Я и подумать не успел...

– Ну, ребята, у меня голова от вас кругом идет! – растерянно проговорил Оскар.

– Подожди, подожди, – вдруг перебил его Крис. – А вы уверены, что Паук стерт? И тут наступило молчание.

– Паук! – позвал Крис. – Паук, отзовись!

– Вылезай, насекомое! – потребовал Стив. – А то про особняк придется поговорить. Молчание.

– Замок заржавел... – начал Крис.

– Не нужно! – жалобно попросил Паук. – Прошу вас, не нужно!

– Та-а-ак! – протянул Стив. – Теперь еще и Паук в моей башке. Ну, Клосс, мокрица безрукая, он что, думает, у меня общежитие в башке?! Убью, сволочь!

– Подожди, Стив, подожди! – попытался успокоить экспансивного собрата Крис. – Давай разберемся!

– Что, хочешь сказать, и этого не туда записали? – Стив вспомнил лекцию Криса. – Тоже нестираемый?

– Наверное! – согласился Крис.

– Это что же получается, вас там теперь уже трое сидит? – воскликнул удивленный Оскар. – Обалдеть! У вас на одну голову теперь три памяти, а у меня ни одной!

– Крис, подожди, а как же твоя теория, что стереть и записать на твое место можно только одного? – напомнил Стив. – Кроме меня, конечно!

– Да пошла она, эта теория! Что теперь делать будем?

ГЛАВА 12

Первые дни после возвращения Криса прошли в сплошной беготне. Крис пытался на ходу восстановить разработки своего предшественника. Что-то удавалось восстановить из памяти Стива, что-то он вытягивал из Джалли, обрадованного тем, что начальник начал наконец больше внимания уделять Храму и проблеме «потерянных». Теперь Лоренцо мог заняться административными проблемами. Надо было восстановить картотеки, хранилища матриц и оборудование для полноценного функционирования Храма как преемника Института.

Кандидаты на создаваемые должности были уже частично подобраны и ждали лишь, когда их утвердит Крис. Самую же большую помощь Джордану оказали его коллеги из Чипленда. Умелые программисты, прекрасно знакомые с идеей прежнего Криса и уже разработавшие свой системный подход, они, отчитываясь перед шефом, ознакомили его, сами того не зная, с его собственной концепцией и быстро ввели в курс дела.

Проблема стояла очень серьезная. Ни одному из «потерянных» не удалось восстановить память. Более того, не было возможности даже начать эту самую запись. Компьютер просто не находил в памяти пациентов того места, где должна была разместиться запись. Аппаратура тут же выдавала сообщение о переполнении носителя. Создавалось впечатление, что место занято и память «потерянным» никто не стирал!

Если бы речь шла о матрице, трехмерном потомке прежней дисковой памяти, или хотя бы о компьютере, то проблем бы не было. Но мозг, и это с сожалением констатировал Крис, не компьютер и уж тем более не матрица. А значит, и проблема была сложнее и глубже.

Стив же требовал уделить больше внимания набору бойцов в отряд командос. Он еще не рассказывал друзьям, что собирается держать этот отряд в своем подчинении, но не скрывал, что он будет очень кстати. Ведь схватка с Гапом еще впереди! А до него, как показал опыт, добраться будет не просто.

По совету Тома Стив разыскал Дейла Престона. Тот встретил его доброжелательно. Соперничество было забыто. Дейл, который решил уйти из спорта и заняться тренировкой подростков, мечтавших о спортивной карьере, выслушал предложение Снейка с интересом. Они вместе поехали в больницу к Бекстеру, которому было уже намного лучше, так что они смогли обсудить втроем свои дела. Бек-стер был целиком согласен, чтобы Престон был его помощником в формировании и последующем руководстве отрядом.

Дейл был польщен тем, что ему, так и не пробившемуся в основной состав, выказали доверие два капитана. Он с готовностью согласился и, оговорив условия, взялся за дело с таким рвением, что вскоре Стив понял: вот-вот настанет такой момент, когда им придется или отказывать способным кандидатам, или начать формирование второго отряда. Скажем, для охраны Храма...

Вечера и ночи Стив проводил с Сандрой. В день своего первого знакомства с мисс Чен, а это было сразу после возвращения из Чипленда, Крис про себя заметил, что девушка хороша, но не в его вкусе. В дальнейшем он старался не мешать Сазерленду и уходил в самый дальний уголок сознания. Ему не хотелось, чтобы товарищ испытывал стеснение, но Стив сам стал втягивать его в общение, и вскоре Джордан стал постоянным теневым собеседником влюбленной парочки.

А Снейк решил относиться ко всему философски. Сандра же любит и занимается любовью с ним, со Стивом! Значит, и никакой измены нет! А то, что в его голове живут еще и другие личности, так кто об этом знает? Сандру Упрекать не в чем. Объект для попреков и обвинений Стиву найти было нетрудно. Это был, естественно, Паук. Поскольку теперь Стив был не одинок, в голове был еще и Джордан, всегда на страже его интересов, рядом Оскар, всегда готовый прийти на помощь, Сазерленд чувствовал себя уверенно. Он поставил себе целью задавить маньяка, чтобы тот не смел и носа высунуть и хоть как-то себя проявить. Ну а тому ничего не оставалось, как молча выносить все нападки роллерболиста.

Крис же действовал совсем по-другому. Терпеливо переждав, пока Стив натешится в объятиях Сандры, наговорит кучу ласковой ерунды из той, что говорят друг другу влюбленные, и, утомившись, заснет, он заводил тихую, неспешную беседу с Пауком. Джордан не испытывал такой неприязни к маньяку, как Сазерленд, несмотря на все старания Стива. Во время этих бесед, вначале робких, разведочных, даже скорее притирочных, Джордан старался понять, что привело нового соседа к его теперешнему состоянию. Постепенно убедившись, что Крис спрашивает его не из праздного любопытства и уж никак не из желания навредить ему, Паук тоже перестал таиться. И вот стала вырисовываться картина жизни несчастного Страшная картина! Сцены, которые Паук рисовал в своем воображении по просьбе Джордана, были полны ужаса и крови, страданий и насилия, но Крис решил, что выдержит все это. Он должен разгадать загадку Паука.

А что же сам Джеймс? Он впервые нашел собеседника, желающего его выслушать и понять, видящего в нем человека, а не жестокое насекомое. В его жизни впервые за многие годы появился кто-то, кто полон решимости отстаивать его право на жизнь. Это так, и все же вечный изгой не мог не почувствовать расположения к Джордану.

А Крис все чаще ловил себя на том, что обращается к новому соседу не как к Пауку, а называя по имени – Джеймсом. И что было самое странное, невероятное – Митчел за все время после возвращения Джордана не сделал ни единой попытки вырваться на свободу. Может, это произошло после того, как Гап произнес кодовую фразу и зашитая в его память программа завершилась? А может, его успокаивали беседы с Крисом и он, дорожа ими, не решался повторить нападения на женщин? Трудно сказать. Ведь могли быть и более прозаические причины. Почему бы не допустить, что ежедневные любовные занятия Стива с Сандрой просто не оставляли Митчелу сил для совершения своих преступлений? Так сказать, сексотерапия

Как бы то ни было, Шук все больше становился Джеймсом, вернее, псевдо-Джеймсом или экс-Митчелом Так решил называть его Крис. По его мнению, после того как Гап дал команду на уничтожение Паука, тот имеет полное право прибавить к своему имени такие приставки. Правда, Сазерленду Крис пока об этом не говорил. Тот по-прежнему не доверял третьему сожителю и называл его Пауком, хотя из уважения к Джордану старался вести себя с ним сдержанно.

С жильем они тоже пришли к согласию. По настоянию Оскара Стив забрал Сандру в свою квартиру. Все объяснялось просто. Квартира журналистки была такая маленькая, что Косу там просто не хватало места, а оставлять влюбленных одних он не соглашался ни при каких условиях. Последующие события показали, что он был прав.

Рано утром позвонил Пирс и сообщил дурную новость. Сердито глядя с экрана, он проговорил: – Ну что, спаситель человечества, где твои крылья? Крис, проснувшийсяпервым, уставился на инспектора непонимающими глазами. Шутит он, что ли?

– Какие крылья? Ты о чем говоришь? – пробормотал чиплендец.

– Ну ты же у нас спасителем человечества себя провозгласил! – продолжал Дэвид. – Кто обещал, что Паук больше не появится? Не ты ли бил себя в грудь и клялся, что не дашь ему совершить больше ни одного преступления? Прямо архангел, пронзающий дракона своим копьем! Так вот, можешь сжечь свои крылья! Паук снова появился!

Паук? Что Пирс несет? Как такое может быть?

– Я не верю! – твердо заявил Джордан. – Ты что-то путаешь!

– Путаю?! – возмутился Дэвид. – Я? Да ты что, опять пьян?

В это время проснулся Сазерленд. В отличие от Криса, он сразу понял, о чем говорит инспектор, и не стал ему возражать. Но был растерян. Как же так, значит, они с Крисом не уследили за Пауком и даже Оскар ничего не заметил? В страшной тревоге Сазерленд принялся себя осматривать... Странно, крови нет. А Сандра? Да нет, вот же она рядом, спит, уткнувшись лицом в подушку! Полспины открыто, и паук ее на месте! Тогда о чем же говорит этот приставака-инспектор!

– Дэвид, не умничай! Говори толком! – сказал он.

– Ах, значит, не умничай! – Пирс рассердился еще больше. – Тогда полюбуйся! Не хотел я тебе такое показывать... Но раз ты считаешь, что я умничаю, то смотри!

На дисплей стали поступать кадры с места событий. Незнакомая комната, большая кровать-трансформер, тумбочка... Все в крови: постель, стена у изголовья кровати... Вот камера выхватила женский труп. Что это у нее на бедре? И на шее тоже? Ну да, так и есть, знакомая картина! У женщины не хватало двух больших лоскутов кожи.

– Стив, это выглядит так же, как и тогда? – спросил Крис.

– Да, только в моем случае это было на спине, – ответил Сазерленд, – Проклятие! Как же это могло произойти? И когда?

– Стив, я надеюсь, что, когда ты все же решишь выполнить свое обещание, твоя девушка еще будет жива и здорова! – прокричал Пирс, багровый от гнева, и на дисплее появилось сообщение, что абонент отключился.

– Паук, сволочь, убью! – зарычал Снейк. – Сука позорная...

– Стив! Крис! Это не я! – закричал псевдо-Джеймс. – Клянусь, не я!

– Значит, это я! – рявкнул Стив, – Да кто, кроме тебя, способен на такое!

– Мужики, вы же мне не поверите, если я скажу, что это я? – попытался разрядить обстановку Крис.

– С чего это ты веселишься? – Стив был в бешенстве. – Что, у тебя есть повод для веселья? Чего куражишься?

– Просто я не хочу наблюдать, как вы сейчас вцепитесь друг другу в глотку! – резко ответил Крис. – Пора вам уже закончить свою войну!

– Ну прямо голубь мира! – Снейк никогда не умел сдаваться.

– Стив, ты пойми, что Джеймс тут ни при чем! – примирительным тоном сказал Крис. – Это не он сделал!

– Кто? – не понял Стив. – Джеймс? Какой еще Джеймс?

– Ну, наш сосед! – пояснил Джордан. – Ну, тот, которого ты знал как Паука! Пойми, теперь он бывший Паук! Экс...

– Как это бывший? – возмутился Стив. – Слушай, ты и раньше заумью страдал, а сейчас несешь черт-те что! Как это Паук может быть бывшим? Ты о чем говоришь... Постой, ты хочешь сказать, что...

– Да! Я хочу сказать, что после того, как Гап дал команду нашему Па... Джеймсу саморазрушиться, они записали матрицу первого... настоящего Паука на кого-то другого, кто подходит по физическим данным.

– Так, значит, мы тут ни при чем? – еще не осмеливаясь поверить в свою непричастность, воскликнул Стив.

– Именно так! – уверенным тоном сказал Джордан, – Если хочешь, спроси у Оскара! Или у Сандры.

– Лучше я спрошу у Оскара.

Стив встал и вышел в соседнюю комнату. Оскара не было!

– Ну сволочи! – закричал во всю глотку Сазерленд. – Убью за Оскара!

– Кого? – сердито спросил Джордан, но ответа не дождался...

– Стив, ты чего так рано встал? – пробасил Оскар, выходя из ванной, – Бессонница?

Снейк молниеносно развернулся. Вот же Оскар! Жив и здоров! У Стива отлегло от сердца.

– Оскар, скажи, я никуда ночью не выходил? – на всякий случай спросил он.

– Попробовал бы... – Оскар внимательно посмотрел на Сазерленда. – А что, опять Паук начал кружева плести?

– Начал! – Стив кивнул головой. – Еще как начал!

– Угу! – дополнил Джордан. – Да вот только не наш!

– Так, ребята, давайте-ка без ваших заморочек! – потребовал Оскар. – А то вы у себя в голове пошушукаетесь, а мне потом как выдадите такое, так хоть стой хоть падай.

Крис быстро объяснил Косу, что случилось и что он об этом думает.

– Значит, наш друг Гап выпустил нового монстра. – подытожил Оскар. – Какие будут предложения?

– Нужно искать Гапа! – сказал Крис.

– А Паук? Его разве не нужно искать? – возразил Стив.

– Как искать? Мы же не знаем, как он теперь выглядит! – пояснил Джордан, – К тому же не знаем, как теперь его зовут! И даже если найдем, то что мешает Гапу создать нового?

– Значит, нужно искать Гапа, – согласился Стив. – Мы знаем его в лицо, знаем его имя, остается только найти, где он. И узнать, кто стоит за ним.

– Могу поспорить, что в Сети мы его не найдем... – проговорил Джордан. – И в полиции на него тоже наверняка ничего нет.

– Давай, давай, Крис, думай! Соображай! А то я тебя для чего восстанавливал? – пошутил Сазерленд. – Вот и отрабатывай! Как ты всегда говоришь: «А что, если...» И придумываешь что-то интересное. Вот и давай говори и...

– А чего думать-то! – вдруг заявил Джордан. – Твой Марко и найдет нам Гапа!

Стив чуть не присел! Ну вот, так и знал. Крис, как всегда, в своем репертуаре! Уж если выдаст, так выдаст!

Симоне слушал Криса с неподдельным интересом. Так, значит, знаменитый Паук опять появился? Но почему об этом нет сообщений в прессе? Не хотят будоражить общественность? Глупцы, нет официальной информации – поползут слухи! И почему тогда полиция об этом сообщает Стиву? Хотят, чтобы он передал эту информацию Симоне? Значит, полиция нуждается в Марко, но напрямую обращаться они не хотят? Нет уж, пусть публично распишутся в своей бестолковости и обратятся за помощью... Правда, перегибать не стоит. Но и спешить ни к чему.

Смотрящий усмехнулся. Вот всегда так! Лицемеры, хотят все сделать его руками, но так, чтобы общественность об их бессилии не знала! Люди гибнут? Так ведь за их защиту полиция деньги получает, а не Империя!

– Так ты считаешь, что Паук, как и «близнецы», – порождение все тех же сил, что стояли за Институтом? – как бы подводя итог услышанного, спросил Марко.

– Без сомнения! – ответил Крис.

– У какого-нибудь экстрасенса узнал? – Смотрящий пристально посмотрел на Криса. – Или у тебя видения?

– На компьютере вычислил, – соврал Крис. – Ввел все данные, вывел коэффициенты достоверности, анализ событий и вероятность...

– Ну все, все, убедил! – улыбающийся Симоне протестующе замахал рукой. – Змей коварный, пользуешься тем, что я старый, вот и водишь меня за нос! Чуть что, компьютер подсказал! Волшебный он у тебя, что ли?

– Марко, компьютер однозначно толкует неуловимость Паука сменяемостью его носителей. Как только отпадает необходимость в конкретной авеше, поступает команда на саморазрушение. То же самое, если данное вселение находится под угрозой поимки. Иначе говоря, если есть опасность разоблачения. – Крис старался говорить как можно убедительнее, – И тут же выпускается новый маньяк, своей активностью прикрывающий прежнего.

– Ладно, ладно, верю! – Марко примирительно засмеялся и поднял руки вверх. – Но почему Гап? Почему ты считаешь, что это именно он выпускает Пауков? – Он и меня перепрограммировать пытался, но не смог, – сказал Джордан. – Видимо, смена кода ДНК что-то у меня изменила и теперь я не поддаюсь этой операции.

– Исключительный ты наш... – Симоне встал и прошелся по кабинету. – А что, хитро они придумали! Нужен кипешь – пожалуйста, получите! Появляется маньяк и устраивает террор. Решили, что пора людей успокоить, хлоп – и нет его! Спрятали на время. Пусть в виде матрицы полежит на полке!

Марко подошел к полиэкрану и, глядя на него, задумался. Стареть, наверное, стал. Новая информация ошеломляла. Значит, есть еще кто-то очень сильный и изобретательный, ведущий свою собственную игру? И это враг, ведь он из Института! Да, дела! Такой враг, а он о нем почти ничего не знает. Нехорошо все это...

– Стив, а ты не можешь отследить на своем компьютере связь между политическими или экономическими событиями и появлением Паука? – спросил Смотрящий, – Его же выпускают с какой-то целью? Значит, и закономерность Должна быть!

Симоне смотрел на Криса в упор. Он ждал ответа.

– Я попробую поискать. Но с этим лучше справятся твои спецы. У них больше накоплено событийной информации, – ответил Джордан. – А я пока поищу в другом месте.

Марко снова заходил по комнате, остановился у дисплея, тронул манипулятор коммуникатора.

– Хорошо, не буду тебя привязывать к конкретному заданию. Пусть этим действительно займутся наши... – Смотрящий повернул голову к Бульдозеру, тот молча кивнул головой, – Ну а ты будешь в свободном поиске, – продолжал Симоне. – Кстати, как там дела в Храме? Движение есть?

Стив рассказал о последних новостях, об успехах в формировании отряда командос.

– Значит, есть надежда, что скоро у тебя будут два полноценных отряда? – Смотрящий был явно доволен тем, что услышал. – Что ж, хорошо! Очень даже хорошо! А командиров подобрал?

– Пока только двоих, но зато каких! Том Бекстер и Дейл Престон! – доложил Стив. – А они потом сами назначения проведут.

– Том Бекстер? Это не тот, который был капитаном до тебя? Отлично, неплохая кандидатура! Голова у тебя варит! А второй... как ты говоришь, Престон? – Марко задумался. – Нет, этого не знаю. Ну да ладно, проверим...

– Проверьте, конечно! – согласился Сазерленд. – Но я в них уверен и без этого!

– Что ж, Стив, ты поработал отлично! – подвел итог Симоне. – И продолжай свою машину развивать. Интересная штука выходит! Только не забывай, тебе открыт неограниченный кредит, пользуйся, главное, чтобы результат был. Впрочем, я не сомневаюсь, что он у тебя будет.

– Спасибо, Марко, я рад, что ты доволен, – ответил Крис. – Но что ты решил по Гапу? Без твоей помощи мне трудно будет его найти.

– Что по Гапу? – Марко остановился, заложив руки за спину, некоторое время стоял так, покачиваясь с пятки на носок, потом, словно в раздумье, замер, глядя на носки своих туфель. Не говоря ни слова, посмотрел искоса на своего помощника. Тот чуть заметно кивнул.

– Бульдозер найдет наглеца! – вынес свой вердикт Смотрящий. Над его головой ярко вспыхнуло и осталось светиться гневное облачко. – Негодяй! Решил со мной в кошки-мышки поиграть! Если духу хватает, так борись по-мужски, что ж ты баб-то пластуешь? Найдем его, Стив, обязательно найдем! Сбрось Бобу на коммуникатор его рожу мерзкую, а я прослежу, чтобы каждый из наших с ней ознакомился. Да так, что до смерти не забудут! Во сне будут видеть, пока не поймают!

– Только без меня не допрашивайте, – попросил Крис. – Гап наверняка защищен, вот я и хочу на нем нашу новую методику отработать.

В «моските» Сазерленд, как всегда, устроил Джордану новый допрос: – Крис, что это ты выдумал? Какой компьютер? Как он тебе Гапа показал?

– Стив, не о том думаешь! – успокоил его чиплендец – Надеюсь, ты не сомневаешься, что Оскар нарисует по памяти Гапа? Даже если он карандаш в руках не держал, все равно – он же видел «близнеца», они с компьютером на пару создадут его как живого. Так что сейчас едем в Храм, сделаем фоторобот и перешлем Марко. Храм... ну и название же вы придумали! А ты, Стив, там, наверное, верховный жрец?

– Смеешься? – рассердился Стив. – Вот так всегда! Ты заваришь кашу, сотрешься, а мне выкручивайся! А потом появляешься ты, весь в белом, и смеешься надо мной! Мне что, по-твоему, было делать? Тебя нет, я в компьютерах ни в зуб ногой, за спиной Паук висит... А Марко работу требует! Храм этот... захотел! Что мне было делать?

– Ну ладно, ладно, не кипятись! – Крис совсем не хотел обижать товарища. – С тобой уж и пошутить нельзя!

Кос, наблюдавший со стороны этот внутренний диалог, наконец не выдержал.

– Так, может, вы все-таки решите, куда мы отправляемся? – спросил он. – Или будем здесь стоять?

Оба спорщика замолчали. Крис предложил серьезно заняться Храмом. На том и порешили.

– Извини, Оскар, я, конечно, понимаю, мы при тебе не должны общаться... – он помедлил, подбирая слово, – беззвучно, что ли? Я постараюсь не забывать об этом.

– Да нет, ничего, мне даже интересно наблюдать за вашей мимикой. – Оскар добродушно рассмеялся. – Интересно, а как бы вы втроем преферанс расписали? Или бутылку на троих?

ГЛАВА 13

В Храме царила такая суматоха, что Крис сразу понял – поработать сегодня не удастся. Случилось то, что и должно было случиться, когда закупкой оборудования занимаются разные отделы. Тони Мейджер, правая рука Криса еще по Чигшенду, переслал Бобу Бульдозеру список всего, что необходимо для организации полноценного функционирования его группы. Тот, памятуя распоряжение Смотрящего, расстарался. Ну а Джалли именно на сегодняшний день заказал всю необходимую аппаратуру для исследования памяти.

Словно этого было недостаточно для полной неразберихи, Кейт Монро, заместитель Лоренцо, тоже на сегодня заказала свою технику. Это было стандартное оборудование, обычный набор для любой клиники: стерилизаторы, сканеры, камеры регенерации с нанороботами, фарм-процессоры... Ничего сверх обычного, все, как и должно быть, тем более что и строители уложились в срок и быстро нарастили необходимый объем здания.

Все это привезли практически одновременно, и каждый руководитель считал, что именно его железо самое важное и начинать разгрузку нужно именно с него. Крис появился как раз вовремя, потому что споры грозили перерасти в скандал. Сделав знак Тони, чтобы подождал, он вызвал Джалли и Монро к себе в кабинет.

Кейт Монро была крупной темноволосой женщиной с властным характером. В клиниках, в которых довелось работать Кейт, о ней отзывались как о хорошем, знающем свое дело администраторе. Ее подчиненные всегда добивались хороших результатов, а больные если на что-то и жаловались, так только на излишнее внимание со стороны врачей. Но для начальников Монро всегда была головной болью. Строптивая, имеющая обо всем свое собственное мнение, она до последнего отстаивала то, во что верила. И горе было тому, кто пытался руководить ее сотрудниками в обход Кейт. Что она в таких случаях говорила нарушителю субординации, неизвестно, дело происходило наедине, но после этого или нарушитель покоя больше никогда не повторял свою ошибку, или она уходила из клиники.

Лоренцо всегда нравилось, как было поставлено дело в тех клиниках, где работала Монро. Так что Кейт он пригласил на работу в числе первых. И вот, пожалуйста, еще не начали работать, а уже конфликт. Интересно, сколько их еще будет, пока коллектив не станет единым слаженным механизмом?

– Миссис Монро, – начал Крис, – напомните мне, пожалуйста, кто руководитель Храма.

– Вы, мистер Сазерленд, но я...

– Простите, я не закончил! – резко оборвал ее Крис. Он не собирался давать Монро ни малейшей возможности даже помыслить о том, что она будет в клинике всем заправлять. Она должна усвоить с самого начала, кто в Храме хозяин. В клинике, а Храм, по сути, как его ни называй, был именно клиникой, не могло быть иначе, слишком высоки были ставки. Да и Марко был бы разочарован, узнай он, что Сазерленд не сумел справиться с какой-то Монро...

– Так вот, если командую здесь я, то позвольте высказать вам, моим ближайшим помощникам, свое неудовольствие по поводу безобразной сцены, которую вы устроили на глазах своих сотрудников. Какой пример вы им показываете? Я не говорю о Мейджере, это временный человек, приглашенный установить оборудование и наладить программное обеспечение. Но вы, два руководителя, должны следить за собой! Уж если вы не сумели организовать очередность поставок, то, по крайней мере, не демонстрируйте всем вашу неспособность решить свои проблемы в кабинете! И постарайтесь запомнить – я не буду искать крайнего! Оба хороши! Виноват и Джалли, не сумевший убедить вас, что замещает меня на время моего отсутствия, виновны и вы, миссис Монро! Вы во всем пытаетесь видеть посягательства на вашу самостоятельность.

Я приветствую профессионализм и смелость в решениях, но лишь когда они идут на пользу делу, однако я категорически против самоутверждения отдельных членов коллектива в ущерб общему делу. Надеюсь, я ясно выразил свои пожелания и нам не придется больше к этому возвращаться. Какие будут вопросы?

Вопросов не было.

– Ну, тогда сделаем так, – решил Крис. – Вы оба идете отсюда в кабинет мистера Джалли и там мирно решаете, что и когда разгружать. Повторяю, мирно! Потом совместно руководите общей разгрузкой. Мы делаем одно дело, и негоже его делить на твое или мое. Все это наше. Хотим добиться признания, успеха, значит, все должно работать безукоризненно. А когда освободитесь, жду вас у себя с предложениями по работе.

После этого Джордан принял Тони. Их разговор не вызвал особых проблем, они быстро обсудили дальнейшую стратегию исследования проблемы «потерянных». Крису казалось, что если они сумеют найти новый подход к задаче, то и способ возвращения памяти будет найден довольно быстро.

А вот следующий посетитель оказался очень интересным. Сазерленд напомнил Джордану, что этого невысокого, молодецки подтянутого старика с седыми волосами и усами зовут Клемент Колхаун. Светлые колючие глаза посетителя смотрели на Криса из-под широких седых бровей, словно прощупывая. На моложавом лице играла добродушная улыбка, однако жесткие складки у губ показывали, что лицо это может выглядеть совсем иначе. Манеры старика выдавали властность характера, даже, возможно, деспотичность. Крис внутренне поежился.

– Это психолог, специалист по... нейропрограммированию, – продолжал Стив. – Джалли говорит, что это лучший специалист по проблемам памяти.

– А ты его пятнышко видишь? – заметил Крис. – Посмотри, сколько хитрого любопытства! Да и коварство присутствует! Хорош специалист, ничего не скажешь!

– Наверное, метит на повышение, – сказал Сазерленд.

– По-моему, это он тебя, выскочку, презирает, – отозвался Крис. – Ты же для него необразованный спортсмен и грубый имперец! Смотри, скоро экзаменовать начнет! Знаешь, Стив, что-то мне он не нравится!

– Но Лоренцо считает, что он лучше всех, – сказал Стив, – Что он про нас думает, его дело... Я уверен, ты его заткнешь за пояс! А хочешь, я его вышвырну на улицу? Прямо сейчас! Нужно только повод для отказа найти...

– Зачем же, пусть работает! – остановил товарища Джордан. – Выгнать всегда успеем, а вдруг потеряем вот так, без причины действительно сильного специалиста? Может, он вовсе и не о нас сейчас думает, пятно накачивает? Давай, брат, не будем спешить!

Колхаун во время этого внутреннего диалога молчал, с интересом наблюдая за руководителем Храма. Он спокойно ждал, пока новый шеф начнет задавать свои вопросы.

– Скажите, – прервал затянувшееся молчание Крис, – вы уже ознакомились с проблемой, которой мы последнее время занимались?

– В общих чертах. – Голос Клемента Колхауна был ровен, спокоен. Даже несколько снисходительно-доброжелателен. Создавалось впечатление, что он говорит с Джорданом, одновременно изучая его. – К сожалению, я не имел возможности уделить ей достаточного внимания. До собеседования с вами доктор Джалли никому не позволяет знакомиться с материалами.

– Вы считаете, это неправильно? – спросил Крис.

– А почему я что-то должен считать? – уклонился от ответа Колхаун. – Вы платите, значит, вы и устанавливаете правила. А те, кто нанимается, или соблюдает их, или уходит...

– Хорошо, что вы знаете о тех, кого здесь принято называть «потерянными»? – Джордан решил говорить без околичностей и посмотреть, что ответит кандидат. Но того вопрос не смутил.

– Почти ничего! Только то, что люди... Нет, я не могу повторять чужие суждения! Я хотел бы иметь возможность поработать с ними, а потом уже делиться своим мнением. Пока же я могу сказать, что тема очень интересна. Еще более интересен метод, предложенный вами. Но самой большой загадкой для меня являетесь вы сами! Откуда у простого игрока в роллербол такие познания? Ведь, согласитесь, время самоучек прошло! Без специальных знаний то, что сделали вы, не придумаешь! Я бы мог предположить, что вы не тот, за кого вас принимают... Но и считать вас Джорданом я бы тоже не стал торопиться. Спортсмены, имперцы... среди них есть неплохие психологи, дилетанта они бы моментально раскусили! Нет, наверное, вы и есть главная причина, почему я решил принять приглашение доктора Джалли.

Крис смотрел в глаза Колхауна. Как все-таки цепко он держит взгляд! Не отпускает! И при этом пятно свидетельствует о его искренности.

– Я надеюсь, что не слишком сильно вас разочарую, но все же должен сказать, специальных знаний в вашей области у меня, к сожалению, нет. Надеюсь, что в процессе дальнейшей работы чему-то научусь у вас. Все-таки работать рядом с таким мэтром! – польстил Джордан. – Я надеюсь, вам у нас понравится.

Колхаун понял, что он принят.

– Спасибо, мне тоже будет интересно поработать с вами. Если вы не возражаете, я несколько дней посмотрю... Изучу вашу методику, результаты, пообщаюсь с пациентами. А потом зайду к вам, обменяемся мнениями, коллега!

Когда Колхаун вышел, Стив, не выдержав, съязвил: – Прям сплошной мармелад с шоколадом! Я надеюсь, вам у нас понравится! А я с вами поработаю, коллега!

– Нам нужны специалисты, – спокойно, без раздражения ответил Крис. – А Колхаун считается лучшим. Или ты сам будешь работать?

– Да нет, я ничего против него не имею! Нормальный мужик...

– А мне он не нравится! – вдруг подал голос псевдо-Джеймс. – Глаза так и буравят!

– Ну, раз тебе не нравится, тогда точно берем! – фыркнул Сазерленд. – Давай следующего! Хотя это можно было поручить Лоренцо! А разгрузкой теперь пусть командует этот... Клемент!

Джордан был с этим не согласен. По его мнению, необходимо было посмотреть собственными глазами на большинство кандидатов. Нет, он не считал себя знатоком человеческих душ, руководствовался скорее характеристиками и первым впечатлением... Ему было очень важно не пустить в Храм врагов. Максимального внимания требовало также формирование отряда командос. Крис и Стив не сомневались: главная схватка впереди, и нужно успеть к ней подготовиться.

– Ни Джалли и никто другой не видит пятен, – заметил Джордан. – Так что давай кончай увиливать!

Проведя весь день в Храме, следующих два они посвятили проверке кандидатов, предложенных Дейлом. Он не раз связывался с Томом, и тот высказывал свое мнение о каждом игроке и, в свою очередь, предлагал еще кого-нибудь из ветеранов. Здесь все было проще, люди друг друга знали не один год, и чужаку в их ряды проникнуть было значительно сложнее.

Нескольких, по одному ему известному принципу, отобрал Кос. Общаясь с ветеранами и наблюдая за тренировками бойцов, он высматривал тех, кто держался с наибольшей уверенностью в различных испытаниях. Затем находил какой-нибудь повод придраться к кандидату, провоцируя его на конфликт. От умения тестируемого уклоняться от прямого столкновения, а также от того, как он вел себя уже в открытом противостоянии, и зависела дальнейшая судьба роллерболиста.

Кончилось все тем, что в число избранных попали девять бойцов. Мало, конечно, но зато какие это были люди! Один только Джастин по прозвищу Бык чего стоил! А Массимо Грим, Быстрый Никки, Руди Варвар и Арис Маклауд? Не люди, а легенда! Казалось, что если бы Ясон заново собирал команду для экспедиции за золотым руном, то они непременно оказались бы среди аргонавтов. Да и Джо Фернандес, и Клайд Уорен были не хуже. Могучие, под стать своему новому шефу, бесстрашные, обладающие каждый каким-то специфическим умением – ну просто элитное подразделение! Один только вид этих бравых ребят мог внушить страх любому безумцу, который попытался бы хоть чем-то повредить Сазерленду. А уж о том, чтобы попробовать открыто выступить против него, не могло быть и речи. В этом случае понадобилась бы целая армия.

– Этих я буду учить сам! – горделиво заявил Оскар, закончив отбор. – Смотри, Стив, какие красавцы! Я не всегда смогу быть с тобой. А они развяжут мне руки.

Для «своих» Кос сам подыскал оружие. С этой целью он обратился к Филу Граббе, преемнику Дорнье на посту начальника СБ Империи, и, представившись личным телохранителем Снейка, потребовал оружие и экраноплан для сопровождения. Среди боевиков Империи о Стиве и его телохранителе уже ходили легенды, и любая просьба воспринималась как приказ. Поэтому обращение Коса нашло мгновенный отклик, и все, что он просил, немедленно было доставлено прямо в клуб, где в это время Сазерленд устраивал смотр первой тридцатки. Он решил создать отряд по образцу того, что был у Жан-Поля. Три тридцатки со своими командирами могли выполнять как самостоятельные задачи, так и одну общую.

Обучать их должны были специалисты Марко. Этот процесс не должен занять много времени, поскольку все были люди тренированные, владевшие приемами Боя, имея кто две, а кто и все три ступени, проверенные бойцы, умеющие чувствовать плечо друг друга. Оставалось только провести стрелковое натаскивание, но эти методики уже были так отработаны; что можно было не сомневаться – еще неделя, и отряд будет готов. За это время они усвоят необходимые знания по тактике и методике ведения Боя в различных условиях, приемы спасения и многое другое, что отличает простого солдата от командос. Кроме того, бойцы получат установку на безусловное подчинение приказу и неприятие всякой возможности сдачи в плен...

Кос действовал по-другому. Оставив возле Криса-Стива людей, взятых на время у Алана, начальника личной охраны Симоне, он увозил свою девятку на тренажер-стрельбище Империи и натаскивал там по собственной методике. Он считал, что его бойцы должны доводиться, как он выразился, вручную. Одним словом, работа кипела.

До Марко, конечно, вся эта информация доходила немедленно, и он лишь посмеивался над всеми этими приготовлениями, ведь люди Алана и так охраняли спокойствие Сазерленда! И не только его, даже за Сандрой присматривали... Но действия Коса Смотрящего заинтересовали. Очень интересный парень! Симоне решил, что при случае обязательно поинтересуется у Стива, где он откопал такого специалиста и где тот проходил подготовку...

Крис тоже не бездельничал. Он не сомневался, что рано или поздно Гап будет найден. От Империи Марко не скроешься. «Близнец» может сделать пластику, может перебраться на другую планету, может спрятаться в монастыре... Все равно его найдут. Вопрос времени. А вот что с ним делать потом? Уж какие у Симоне есть мастера допросов, но и они не смогли справиться с блок-защитой бойцов противника! Использовались и традиционные методы, и допрос под воздействием наркотических средств. Даже гипноз применялся! Но все было бесполезно. Установка на запрет саморазрушения тоже не срабатывала, чья-то воля, внедренная в сознание «близнецов», оказывалась сильнее. Первые же признаки того, что пленник готов ответить на вопросы, связанные с тайнами Института, приводили к параличу дыхания. Попытки опередить установку и заранее ввести допрашиваемому парализатор и подключить его к системе искусственной вентиляции легких кончались тем, что у него останавливалось сердце. Попытки же спасти «близнеца», запуская сердце всеми известными методами, приводили лишь к тому, что пациент умирал от инсульта. Но и это было еще не все! Когда решили и эту проблему, то оказалось, что возвращенные к жизни были уже и не люди вовсе, а зомби. И у этих зомби была только одна установка – любым способом уйти из жизни, что они и делали неукоснительно. Умельцам Империи ничего не оставалось, как признать свое бессилие. А ведь это были рядовые «близнецы»! Что же тогда говорить о тех, кто принадлежал к элите врага? А в том, что Гап входил в нее, сомневаться не приходилось.

Джордан, как никто, понимал, насколько сложно будет решать задачу, которая неизбежно перед ними встанет. Но где искать ключ? Традиционные методы ничего не дадут, это он знал точно. Нужно применять что-то такое, до чего никто до него не додумался. И решение должно быть настолько необычным, что против этого способа еще просто не поставили блок-защиту.

О сложности проблемы догадывался и Смотрящий. Ему давно не попадался такой ловкий, сильный и умный противник. Этот враг так тщательно просчитывал наперед свои шаги, что не оставлял главе Империи никакого простора для маневра. Симоне только и делал, что парировал его удары. Единственный успех – это разрушение Института. Да и можно ли это назвать успехом? Лаборатория не найдена, Пауков продолжают штамповать... Нет, нужен настоящий прорыв, настоящая победа! Нужно найти того, кто стоит за всем этим! Вот почему Марко так надеялся на новую разработку Джордана. Вот почему он так не хотел пускать Сазерленда в опасную авантюру с Институтом, берег, держал для более важного дела.

Крис знал, чего от него ждет Симоне, как и то, что на этот раз осечки быть не должно. Но что бы придумать такое, до чего не додумались опытнейшие палачи Империи? Химия не помогла, это уже понятно. Физическое воздействие тем более! Гипноз? Но ведь пробовали же! Хотя, если бы спросили Криса, он бы ответил, что только гипнотическое воздействие на закодированное сознание может снять установку на саморазрушение. Только вот где взять такого специалиста? Может, Паук что-нибудь подскажет?

– Джеймс, не спишь? – спросил он.

– Нет! – резво откликнулся экс-Паук.

– Может, поговорим?

– Как хочешь.

– Скажи, ты не помнишь, кто тебя кодировал?

Псевдо-Джеймс мгновение помялся и как будто хотел ответить...

Хорошо, что на них был прибор Симоне! Он пришел в себя лежа на полу. Вокруг него суетились два телохранителя, а третий в это время уже сообщал Алану, что Сазерленд умирает и срочно нужна помощь.

– Алан, он уже... – Телохранитель прервал доклад и присмотрелся к Стиву, – Хотя нет, кажется... да, точно, пришел в себя! – доложил он, – Мы сейчас все осмотрим, но, судя по индикаторам, внешнего воздействия не было, – продолжал докладывать телохранитель. – Нет, не разговаривал! И не звонил никто! Ладно, перезвоню!

– Стив, что случилось? – спросил роллерболиста самый молодой из охранников. – Ты как будто умер. А потом тебя дернуло, и ты ожил.

– Это последствия травмы, – поспешил их успокоить Крис. – Еще на Кольце получил. Не обращайте внимания!

– Ты точно в порядке? – Точно! – подтвердил Крис. – Все в норме! Он поднялся и сел снова в кресло. Джордан ждал упреков от Стива, но тот молчал. Обиделся? Наверное.

– Стив, извини, – попросил он, – я не думал, что у Джеймса будет такая реакция!

– Скажи спасибо, что башка не взорвалась! – отшутился Сазерленд. Что толку ругать Криса, он ведь хотел как лучше! Как-то же надо приблизиться к загадке «близнецов»! – Одна только просьба, в следующий раз предупреждайте, а то я только расслабился...

Договорить он не успел. Позвонил Пирс.

– Стив, ты говорил с Симоне? – спросил он после обмена не очень теплыми приветствиями.

– Конечно.

– Ну и что?

– В смысле?

– Что он решил?

– Да я откуда знаю? – разозлился Сазерленд. – Я сказал ему то, что ты хотел, но не могу же я требовать от него отчета! Хочешь, спроси сам!

– Может, лучше тебе еще двух несчастных показать? – раздраженно предложил инспектор. – Для стимуляции?

– Да ты чего ко мне привязался! – вспылил Стив. – Это твоя работа, вот и занимайся! Хватит того, что я и так вашу работу делаю! «Потерянных» пытаюсь восстановить! За свой счет, между прочим!

– Извини, Стив, я, кажется, переборщил. – Дэвид виновато опустил глаза. – Просто мне кажется, что если бы ты... что только ты и можешь остановить Паука!

– Да что я, волшебник, по-твоему? – удивился Стив. – Махнул палочкой – и все? Маньяк сражен, начинай праздник?

– Не знаю! Но уверен, что если кто и победит эту напасть, то только ты!

– Дэвид, я даже не знаю, что тебе ответить... Ты же знаешь, чем я сейчас занимаюсь... Но...

– Хотя бы пообещай, что подумаешь! – взмолился Пирс.

– Ну, конечно, я подумаю, что можно сделать! – Сазерленда так и подмывало сказать, что его общение с Пауком началось еще до того, как Дэвид впервые обратился к нему, но он вовремя прикусил язык. – В этом можешь не сомневаться!

Сеанс связи закончился.

Конечно, обещать легко, но вот как решить эту проблему? Одно радовало – теперь над этим работает Крис. Победить Гапа означало избавить женщин города от постоянной угрозы страшной смерти. Но вот как этого добиться? Как? Даже своего Паука и то не расспросишь! Как только вспомнишь реакцию псевдо-Джеймса на вопрос, так сразу же дрожь пробирает! Нет, такие эксперименты не из тех, что стоит повторять! Однако что это значит? А то, что для срабатывания кода совсем не обязательно услышать вопрос. Достаточно об этом подумать...

Нет, что-то в ходе рассуждений не так! Как это может быть? Достаточно только подумать – и коллапс? Нет, думать как раз можно. Они же не роботы, в конце концов! А мысль у человека не поддается ограничениям. Нет-нет да и вернется к запретной теме. Что неминуемо ведет к смерти носителя... Нет, запрета на мышление быть не может! Тогда что же служит спусковым механизмом? Ответ? То есть сначала должен быть запрос на получение этого ответа? И, следовательно, смерть вызывается именно этим? Нет! Все же срабатывание кода вызывается не самим вопросом. Иначе «близнецы» были бы очень уязвимы. Транслируй через СМИ вопросы – и увози трупы врагов!

Погоди-ка, вспомни людей, которых Стив находил после штурма Института... Они гибли не тогда, когда он задавал им вопрос, а тогда, когда обещал защиту! Тогда, когда они, поверив ему... хотели ответить! Господи, так вот же оно! Вот причина смерти! Оказывается, все так просто? Значит, к коллапсу приводит не вопрос, а желание ответить на него? Да, похоже, так! И что это дает? Означает ли это, что псевдо-Джеймс хотел ему помочь? Несомненно! И не просто помочь... Делал он это не по принуждению, не из страха, а из искреннего желания хоть чем-то искупить прегрешения Паука. Да-да, именно так! Но тогда... тогда этот порыв означает, что маньяк в экс-Митчеле умер. Псевдо-Джеймс изменился! Он выздоровел?! За все время, которое прошло после записи Джордана, он не сделал ни единой попытки вернуться к своей страсти. Нет, перезапись здесь ни при чем. Это произошло после того, как Гап произнес свои слова... Точно, именно тогда! Но, следовательно, кодовая фраза разрушила личность Паука? Личность Джеймса... Его теперь нет! Вообще не существует! Для всех, даже для его хозяев! Так что же, мы имеем еще одного беспамятного? И он уже не Джеймс Митчел? Вот-вот, самый настоящий псевдо и экс!

Как бы с ума не сойти от собственных рассуждений. С кем бы посоветоваться? Джалли? Но он психолог. Он не знаком с такими проблемами, как кодирование. Колхаун? Тот наверняка знает больше, но захочет ли он говорить? Может, захочет, в может, и нет. Подождем, пока он сам не придет с докладом.

ГЛАВА 14

Стива и Криса объединяла одна общая черта – как тот, так и другой, если брался за что-то, стремился довести дело до конца. Это качество первыми по достоинству оценили наставники. Когда он начинал тренироваться, они приводили других учеников посмотреть, как нужно относиться к своей подготовке. Наставнику оставалось только следить, чтобы Стив не перетрудился. Вот с таким же рвением он взялся за формирование отряда командос.

Псевдо-Джеймс просто не успевал следить за перемещениями своих соседей. Потому что и Крис тоже работал очень энергично. Хорошо, хоть экс-Пауку не пришло в голову внести свою лепту в трудовое расписание! Странно, оба они – и Стив, и Крис прежде, когда существовали по отдельности, заботились о своем здоровье. А теперь вдруг начали нещадно эксплуатировать организм, который был у них один на двоих, не давая ему ни малейшей поблажки. Наверное, каждый считал, что его дело важнее, а об отдыхе пусть напарник подумает. Даже спать по очереди наловчились! И неизвестно, как долго продолжалось бы это безобразие, если бы Сандра не забила тревогу.

Сердце подсказало ей, что пора что-то в их жизни менять. Началось, наверное, с того, что она заметила несоответствие между буйным темпераментом Стива и его реальными силами Да еще эта его вечная усталость и рассеянность... Раньше Стив был совсем другим. Сандра поняла, что нужно принимать срочные меры. Это вполне могло стать причиной первых семейных конфликтов, но Сандра оказалась мудрее. То ли древние гены сказались, то ли опыт общения с капризными звездами, но мисс Чен не стала изводить роллерболиста длинными разговорами о том, что она очень обеспокоена его здоровьем и образом жизни. Она решила действовать иначе.

Ей не стоило особого труда дать понять Стиву, что она очень расстроена. Разве она не женщина? Заметив, что его подругу что-то гнетет, Стив забеспокоился. Крис, естественно, обо всем догадался, но решил ни во что не вмешиваться. Он уже устал от бесконечных споров со своим братом по разуму и заводить новый спор, доказывать Стиву что-то и уж тем более открывать ему глаза на примитивные хитрости Сандры никакого желания не было. Пусть парень забавляется, играет в любовь... Если его это отвлекает от командос, сидящих у Криса в печенках, то и флаг Стиву в руки! Пусть они с Сандрой хоть в ладушки играют, лишь бы его, Криса, не трогали.

По правде говоря, спутница Сазерленда была не в его вкусе. Простушка, как определил он для себя. Но у самого Криса никакой сердечной привязанности пока не было. Тогда почему бы Стиву не потешиться? Тем более что гормонального давления, стараниями Сазерленда, он не ощущал. Крис был влюбчив, и конечно же долго так продолжаться не могло, но пока такое положение его устраивало. Что же до псевдо-Джеймс а, то его никто и не спрашивал...

– Сандра, что с тобой? – обеспокоенно спросил Стив, не осознавая, что именно к этому вопросу она его и подводила. – Что-то случилось?

– Да нет, ничего серьезного! – потупив взгляд, ответила Сандра. – Так, пустяки по работе...

– Из-за пустяков так не расстраиваются! – Сазерленд готов был на любой подвиг. Тем более что, судя по словам Сандры, ничего серьезного не произошло. – Что у тебя за проблемы?

– Да нет, ты меня неправильно понял! Стив, нет никакой проблемы, так... Да нет, ерунда все это! Простое интервью... а меня колотит, словно дурочку. Наверное, я просто трусиха. Навыдумывала себе разных страхов про эту секту! Даже страшно туда идти...

После такой затравки Сазерленд уже не мог не продолжить расспросов.

– Что за секта? Это куда еще тебя посылают? – требовательным тоном спросил он.

Да нет же, Стив, я не хочу еще и тебя в это дело вмешивать. – Все, теперь, когда рыбка крючок заглотила, можно и отпустить немножко. – Сама схожу, ничего со мной не случится.

– Никуда ты не пойдешь! – заявил роллерболист. – Я тебя одну не отпущу!

– Ты хочешь, чтобы меня с работы выгнали! – ужаснулась Сандра, – Меня и так хотели уволить! Только интервью с тобой и спасло! Но этого мало! Без еще одного ударного материала я все равно не удержусь. Нет, я не могу потерять эту работу! У меня нет другого источника доходов!

– Да что за задание такое? – Стив поспешил свернуть со скользкой темы будущего их отношений на заранее подготовленную Сандрой колею. – Что там такого страшного, что ты дрожишь?

– Я должна взять интервью у самого Наместника, – дрожащим голоском произнесла она.

– А это еще что за ухо без головы? – удивился Сазерленд. – Наместник? Чей? Может, Президента Конфедерации?

– Нет, они с Президентом враги. Конкуренты. Близятся выборы, а Наместник... – Сандра задумалась. – Как бы тебе объяснить... Ты про Церковь Зеленого Креста слышал?

– Нет, – признался Стив.

– Да! – поправил его Крис. Ему вовсе не хотелось выслушивать лекцию об этих придурках, которые морочат людей своими бредовыми идеями. Куда они только не проникли! В его Чипленд тоже! Значит, и здесь, в Конфедерации, от этой заразы не убереглись?

– Так нет или да? – спросила Сандра, запутавшись в ответах Криса-Стива, – Ты иногда бываешь таким странным...

– Крис, идиот, что ты лезешь! – беззвучно возмутился Сазерленд. – Я никогда не слышал о Наместнике!

– Это кучка уродов, – пояснил Крис, – провозгласивших себя последователями всех основных религий. Я уже не помню каких... Когда-то я в киберкнижках читал, но уже забыл давно. Короче, бред это все! А ваш Наместник вообразил, что он последнее воплощение Бога на земле, и собирает под свои знамена всех этих бездельников. Ну и свихнутых, конечно. Есть такая категория людей, которым непременно нужно на кого-нибудь молиться. Им разницы нет на кого, лишь бы пообещали, что есть рай, туда они очень стремятся, и есть ад, геенна огненная, куда они норовят спихнуть всех остальных. А ловкачу остается только собрать вот таких чудиков под свои знамена, провозгласить благую идею, и все, вперед, на штурм любой преграды!

– Ну и что тут такого страшного? – удивился Сазерленд. – Чего она так боится?

– Насчет того, что она боится, это ты у нее сам спроси... – сказал Джордан. – Хотя фанаты есть фанаты, от них чего угодно можно ожидать. И давай с Сандрой говори, видишь, стоит, открыв рот, и на тебя смотрит. Удивляется, чего это ты замолчал. Наверное, думает, что ты молишься! Небось когда со мной говоришь, ты еще и губами шевелишь?

– Я?! Губами?! Да это ты...

– Стив, что с тобой? – Сандра, не ожидавшая, что ее слова о Наместнике ввергнут роллерболиста в столбняк, испугалась. Может, она в чем-то переборщила?

– Когда тебе идти? – решительно спросил Сазерленд.

– Милый, если ты против, я туда не пойду! – пролепетала журналистка. – Бог с ней, с этой работой!

– Пойдешь! – прорычал Стив. Ему уже порядком надоело разговаривать одновременно и с Сандрой, и с Крисом. – Вместе пойдем! Когда?

– Наш шеф договорился на сегодняшний вечер, – сообщила мисс Чен. – У них ритуал очищения... или посвящения будет. Но это повод... А на самом деле кандидата на выборы представят.

– А у них что, начальника... или как его там? А-а, Наместника выбирают, что ли? – удивился Сазерленд.

– Да не Наместника выбирают! Кандидата в Президенгы Конфедерации выбирать будут! Никто не сомневается, что выберут Наместника. Но чтобы не даватьконкурентам повод оспорить итоги голосования, нужно все сделать официально! Фарс, конечно, но это очень редкая возможность для журналиста попасть в святая святых Зеленого Креста. В другие дни там такой контроль! Президента и то так не охраняют!

– Так уж и Президента! – недоверчиво сказал Стив. – Да ты хоть знаешь, сколько у него охранников? А техники сколько понапичкано?

– Стив, ты пойми, Самплера охраняют за деньги. Значит, за те же деньги, но в другом количестве охрану можно перекупить, – пояснила мисс Чен. – А религиозных фанатиков не купишь ни за какие деньги! Думаешь, им не предлагали деньги за информацию о секте? А знаешь, сколько моих коллег исчезло? Из тех, что попытались тайно проникнуть на какое-нибудь ритуальное действо, ни один не вернулся!

– Сандра, да это все ваши журналистские байки! – усмехнулся Сазерленд. – Может, кто-то и пропал из журналистов, но причина наверняка была другая. А потом, вы же права не имеете пускать в эфир материал, полученный таким образом!

– Да, не имеем. Но ведь есть же и анонимная пресса! Вы-то не знаете, кто туда дает информацию. А у нас даже соревнование идет, кто туда материал погорячее зашлет! И все журналисты знают, кто послал, но никогда не признаются в этом. И сами следят за достоверностью!

– Ладно, ты-то чего боишься? – примирительным тоном сказал Стив, сменяя тему разговора. Ему не хотелось, чтобы Сандра поняла, что он все равно не верит журналистам. Кроме одной, самой очаровательной! – Вас же официально пригласили?

– Не только меня. Еще Жоржа, но у него защита... Сам увидишь.

– Он что у вас, самый лучший?

– Нет, самый милый. – Сандра, глядя, как вытянулось лицо Стива, с усмешкой добавила: – С нашим шефом!

Действо проходило на большом лугу. С одной стороны он было ограничен покатым спуском к реке, а с другой – опушкой расположенного в километре от реки большого леса. Этот лес, гордость Хардсон-сити, тянулся многокилометровым кольцом вокруг мегаполиса и строго охранялся законом. Добиться разрешения провести здесь свой шабаш – а Стив по-другому предстоящее зрелище не называл, – это уже был серьезный показатель влиятельности в городе.

На подмостках, сооруженных из нескольких поставленных в ряд тяжелых бортовых экранопланов, накрытых большим красным полотнищем, уже кто-то распевал религиозные гимны. Толпа, заполнившая пространство от трибуны и более чем до середины расстояния от реки, состояла почти целиком из громко молящихся сектантов.

Они были в просторных светло-серых накидках с остроконечными капюшонами, и трудно было различить, кто из них мужчина, а кто женщина. Сазерленд даже подумал, что здесь только представители сильного пола, но Сандра обратила его внимание на форму зеленого матерчатого креста, нашитого на спине. У одних он был выполнен в виде большого двуручного меча, другие, кто был поменьше ростом и поизящнее, носили на спине узкий длинный клинок. Женщины и мужчины стояли отдельно, между ними был широкий проход. Те, что с мечом, стояли слева от трибуны, женщины – справа... Приглашенным же отвели место в конце этого коридора, на небольшом холме, что возвышался как раз напротив подмостков.

Гостей было относительно немного, не более трех-четырех десятков журналистов и представителей власти. Представители прессы, отличающиеся ото всех своими комбинезонами, раскрашенными в цвета компаний, и мини-камерами на плечах, старались не собираться в большие группы. Это и понятно, никто не желал показать себя невоспитанным и закрыть коллеге сектор съемки. Чиновники, наоборот, держались кучкой, в которой выделялась яркая, элегантно одетая женщина. Надменная и ухоженная, она стояла несколько особняком от остальных и что-то говорила в свой коммуникатор. Кое-кто из журналистов, развернувшись, нацелил свои камеры на говорившую женщину, большинство же продолжали снимать действо, ради которого все сюда прибыли.

Среди них был и Жорж, заметивший Сандру. Он, может быть, и не обратил бы внимания на свою малоизвестную коллегу, но рядом с, журналисткой стоял знаменитый Снейк и еще какой-то незнакомый гигант, притягивающий взгляды всех, кто находился на холме. Вот против этого Жорж устоять не мог. Приветливо улыбаясь, он подошел к коллеге.

– Сандра, какая неожиданность! Тебя тоже пригласили? – Журналист взял ее за обе руки, а сам, не отрываясь, смотрел на Сазерленда. – Кто это с тобой? Неужели это сам знаменитый Снейк? Великий капитан великих «Скорпионов»! А это, наверное, кто-то из его команды? – Жорж томно посмотрел на Оскара, – Какие красивые игроки пошли! Раньше они выглядели настоящими зверями, не то что сейчас! Сандра, голубушка, ну что же ты нас не представишь!

– С удовольствием это сделаю, как только ты дашь мне вставить хотя бы слово! – засмеялась девушка. – Да, ты прав, это Стив Сазерленд. А это его друг Оскар Кос.

– Я теперь всем буду рассказывать, что познакомился с самим Снейком! – Жорж томно улыбнулся и подмигнул Стиву. – Вы позволите себя так называть?

– Да ради бога! – со смехом ответил Сазерленд. – Меня все так называют и не спрашивают!

– А меня зовите просто Жорж! – попросил журналист. – Для друзей я готов на все! Учтите это! Я надеюсь, мы подружимся...

– Стив, – Сазерленд услышал внутренний голос Джордана, – смотри, как он светится от тебя!

– Да пошел он! – возмутился роллерболист. – Да и не я ему нужен! Он же видит, что я с Сандрой! Значит, натурал! Это он на Оскара запал! К нему кружева плести начинает!

– Только Косу не говори! Как бы несчастный случай не вышел!

А журналист между тем не успокаивался.

– Я, вообще-то, не хотел ехать на эту тусовку, – при этих словах он бросил томный взгляд на гиганта, – но раз попросили осветить в прессе предвыборный старт Наместника...

– А вы не знаете... – начал было Джордан, но Жорж не дал ему договорить.

– Ты! – Он жеманно положил руку на грудь Стива. – Я прошу, обращайтесь ко мне только на «ты»... И, если вы позволите, я тоже хотел бы перейти с вами на «ты»...

– Ладно, пусть будет так, но я хотел бы знать, откуда взялся этот новоявленный мессия? – не успокаивался Крис.

Услышав эти слова, сотрудник «Перекрестка новостей» изобразил на лице испуг.

– Господи, тише! Прошу тебя, говори тише! Зачем нам неприятности? А что касается прошлого Наместника, то он его тщательно скрывает! – Жорж сделал эффектную паузу, затем продолжал: – Но, по нашим источникам, это некто Елло Курри, в прошлом журналист, наш коллега, можно сказать! Работал обозревателем в «Новостях без границ». Звезд, как говорится, с неба не хватал, но и не бедствовал. Так, середнячок! – При этих словах Жорж посмотрел на Сандру. Мол, как ты, к примеру...

Мисс Чен улыбнулась. «Может, ты и более известен, чем я, но Сазерленда тебе не видать как собственных ушей!» – говорил ее взгляд.

– А потом он раз и прозрел! – отвернувшись от нее, продолжал Жорж. – Обнаружил, что неправильно мы живем! Погрязли в разврате и похоти! Содом, одним словом, и Гоморра – другим! Обман и воровство! Нахватался постулатов разных религий, от языческих до самых современных, и пошел крестовым походом... на скверну людскую. Несколько лет его никто не признавал, но Елло собрал все-таки свою аудиторию, и дело пошло.

– Да уж, толпу он собрал немаленькую! – подтвердил Стив.

– Это еще что! – продолжал Жорж. – Вот если собрать всех его сторонников! Если еще из других городов приедут...

Словоизлияниям Жоржа положило конец появление на трибуне нового действующего лица. Это был крупный, атлетически сложенный мужчина средних лет. Его мощный торс был обнажен. Бедра и ноги, обтянутые черным трико, бугрились мышцами. Человек встал за спиной у первого, того, что распевал гимны, и властно положил ему руку на плечо. Пение оборвалось. Установилась такая пронзительная тишина, что стали слышны звуки вечернего леса, пение птиц, писк насекомых, плеск крупной рыбы в реке.

– Вот теперь все и начнется! – пояснил вполголоса Жорж. – Все, что было до сих пор, это так, для разогрева публики!

И в самом деле, действо стало стремительно меняться. Чтец или певец, Стив не знал, как его назвать, уступил место атлету. Тот тоже стал читать ритмичные тексты, но его чтение сопровождалось мерными ударами ритуальных барабанов. Толпа сектантов подхватила мотив, и вскоре вся окрестность огласилась мощным хоровым пением. Верующие уже не стояли неподвижно. Обе колонны, и женская и мужская, пришли в движение. Молящиеся, непрестанно распевая гимны, совершали поклоны, опускались на колени, тут же вставали и вновь падали ниц.

– Хорошая гимнастика! – заметил Стив. – По крайней мере, для здоровья полезно!

– Подожди, еще не то увидишь, – отозвался Жорж. – В конце тут такое начнется, что... Хотя, нет, вряд ли! Нас попросят уйти раньше финала. А так хотелось бы поприсутствовать...

Монотонное пение молитв, становясь все громче и громче, достигло такой мощи, что, казалось, содрогается сам воздух. Сектанты, закончив с поклонами, остались на коленях, не прекращая пение. Ритм и мелодия, слившись воедино, так захватили людей, что они стали раскачиваться в коллективном экстазе. Вскоре обе колонны напоминали собой осеннее поле. Люди раскачивались тяжелыми волнами, словно пшеница под ветром.

– Крис! – позвал своего близнеца Сазерленд. – А ты... мы-то чего дергаемся?

Джордан вздрогнул. Он даже не заметил, как поддался наваждению.

– Тьфу ты пропасть! – выругался чиплендец. – Колдовство какое-то!

– Вот-вот, перестань топтаться, а то на танец скоро потянет! – продолжал Снейк.

– Смотри, как затягивает! – удивился Джордан. – Я даже не почувствовал!

– Так ведь все вокруг топчутся! – поспешил вмешаться в разговор псевдо-Джеймс.

Стив хотел было оборвать экс-Паука, но забыл это сделать, с удивлением глядя, как все вокруг, в том числе и Кос, раскачиваются в едином ритме с молящимися. Это была забавная и даже несколько пугающая картина.

Сазерленд медленно, так, чтобы не привлекать к себе внимание, осмотрелся. Солнце уже садилось. До того момента, когда оранжевый диск скроется за городом, находившимся на другом берегу реки, оставалось совсем недолго.

– Если Наместник задумал какой-нибудь эффектный ход, то сейчас для этого самое время! – заметил Крис. – Могу поспорить, что Курри так и сделает.

– Что ставишь? – тут же откликнулся Стив.

– Поздно! – отозвался псевдо-Джеймс. – Смотрите направо!

– Точно! – довольным тоном подтвердил Джордан. – Вон уже идут главные болтуны!

Во главе шествия, появившегося из леса и направлявшегося к трибуне, вышагивал рослый человек, как и все, в накидке с капюшоном. В руках он нес метровый крест, высеченный из цельного куска искусственного изумруда. Подсвеченный лучами заходящего солнца крест сиял неземным зеленым огнем.

Вторым шел крупный тучный мужчина в зеленом бархатном плаще. На его широких покатых плечах виднелись золотые нашивки в виде больших крестов. Зеленые блики, падавшие на пухлое лицо, обрамленное седыми, аккуратно уложенными волосами, придавали ему некую таинственность. Это, несомненно, был сам Наместник Курри. Следом за ним стройной колонной шли его сподвижники в традиционных накидках с капюшонами. Над их головами качались зеленые и золотые стяги.

Джордан отметил то, с какой тщательностью были рассчитаны время появления колонны и скорость ее движения.

– Умеет же шоумен свое представление организовывать! – пробормотал он. – Учись, Стив, тебе на Кольце пригодится!

– Да пошел он! – отмахнулся Сазерленд. – Клоун!

– Не скажи... – возразил псевдо-Джеймс. – Это сильный...

– Ну-ка цыц! – рявкнул роллерболист. – Тебе, насекомое, никто слова не давал!

– Стив, прекрати! – возмутился Крис. – Ты чего человека достаешь!

– Человека? Это кто человек? Паук, что ли? – не сдавался Сазерленд. – А ты видел, что он делал? Человек такое не мог сделать! Это...

– Видел! – перебил его Джордан. – Все видел! Но это было не по его воле! Джеймс был запрограммирован на преступление! Его создавали для этого! И вообще, угомонись, вон видишь, клоун уже на сцене! Сейчас будет народ обманывать!

Наместник действительно взошел на трибуну, причем в тот самый момент, когда солнце, почти спрятавшись, оставило печать света только на тех, кто стоял на возвышении Восторженный рев толпы дал достойную оценку тонкому расчету. Эффект появления Елло Курри был весьма зрелищным и впечатляющим. Режиссура была просто блестящей – небесное светило передало эстафету Наместнику Бога на земле! Если бы он обладал талантом, доставшимся Крису-Стиву, то увидел бы над толпой сплошное ярко-розовое свечение. Чувство, охватившее всех верующих, можно_ было охарактеризовать одним словом – эйфория!

– Дети мои! – загремел его хорошо поставленный голос. – Я собрал вас здесь для того, чтобы спросить, не устали ли вы от тысячелетий правления детей Сатаны? Спросить, не надоела ли вам власть, ничего не делающая для того, чтобы людям...

– Ну, началось! – проворчал Стив вслух. – Я-то думал, здесь будет что-нибудь поинтереснее!

– Тише, Стив, прошу тебя! Не говори так громко! И разве тебе не интересно? – удивилась Сандра, – Как здесь все красиво! Я бы даже сама... поверила в божественность его гения!

– И даже в групповухе примешь участие? – вмешался в разговор Джордан. Он не хотел показывать Стиву своего отношения к восторженности мисс Чем, но иногда ирония прорывалась сама – Такие сборища обязательно этим заканчиваются!

– Фу, – Сандра брезгливо поморщилась, – Стив, вечно ты все... опошлишь!

– Крис, ты чего это вмешиваешься? – возмутился Сазерленд. – Ей-то к чему знать, чем здесь все закончится?

– А ты хочешь, чтобы она тоже увлеклась этой... бре-дятиной, что несет Курри? – спросил Джордан. – Ну тогда ради бога, вот только сам потом не пожалей, что упустил момент! После психокоррекции, что здесь проводится, о нормальном мироощущении можно забыть!

– Знаешь, Сандра, – сказал Сазерленд вслух, – может, я выразился чересчур грубо, но ведь сути это не меняет! Кончится все именно этим! Хотя, если тебе это кажется привлекательным...

– Мне? Да ты понимаешь, о чем говоришь?

– А что, было бы очень интересно! – подключился к разговору Жорж. – Только нас вряд ли оставят на финальные ритуалы! А жаль...

– Да замолчите вы! – Сандра не могла повернуться к Стиву из-за камеры, направленной на трибуну. – Думайте, в конце концов! Я же не только видео, но и звук пишу! Вся ваша болтовня на трак попадет!

– Не волнуйся, я тоже работаю! – успокоил ее Жорж, заодно напомнив, кто в редакции имеет больший вес. – Потом все откорректируем!

А Наместник между тем продолжал свое дело. Он говорил, говорил, кружил все время вокруг темы выбора между злом и добром, между гибелью и жизнью, между Президентом и Наместником. Напор и сила эмоций, с какими трибун вкладывал свои мысли в головы слушателей, ошеломляли. Крис уже несколько раз ловил себя на том, что в его воображении то и дело появляются картины, нарисованные умелым внушением Курри. Он уже несколько раз послушно повторял вместе с толпой возгласы согласия и отрицания, в зависимости от того, что Наместник хотел услышать. Может быть, Крис и дальше бы млел, охваченный религиозным экстазом и чувством единения с толпой, но прагматичный и не поддающийся внушению Стив все испортил.

Крис, братан, ты часом не охренел? – спросил он, – и тебе такой клифт с крестом на заднице купить? Но чего уж на меч мелочиться? Давай сразу «гатлинги» скрещенные прилепим! Или плазмоганы! А что, пора идти в ногу со временем!

– Тьфу, черт! – У Джордана словно пелена с глаз упала. – Знаешь, а ведь он, собака, гипнозом пользуется! Еще бы чуть-чуть, и зацепил бы меня!

– А меня нет! – гордо заявил Сазерленд. – Меня ни один гипнотизер не пробьет! Я один здесь и держусь, все остальные уже поддались.

– Я тоже не поддался! – подал голос псевдо-Джеймс.

– А тебя кто спрашивает! – прикрикнул на него Стив. – Насекомые не гипнотизируются потому, что у них мозг отсутствует!

– Это с чего ты взял! – возразил Крис. – У насекомых есть мозг! Только он...

Закончить объяснения Джордан не успел. Оскар, который тоже по какой-то причине не поддался гипнозу, подтолкнул Сазерленда и показал рукой в сторону реки. В сгущавшихся сумерках Стив не сразу заметил шевеления теней у берега. Но, приглядевшись, увидел, как из воды выползают четыре длинные фигуры.

– Крокодилы! – беззвучно завопил роллерболист.

– Сам ты крокодил! – осадил его Крис. – Откуда в этой реке могут быть крокодилы?

– Так что же это?

– Не знаю. Да это же...

– Это люди! – опередил друга Стив. – Крис, это же люди!

Судя по тому, каким манером эти люди появились, намерения у них были отнюдь не дружеские. Да еще эти пятна, по своей форме напоминавшие каких-то фантастических ярко-коричневых дикобразов! Они были так хорошо видны над головами непрошеных гостей, что оставалось только удивляться, как же их не замечают другие люди.

– Стив, ты не о таких шипах говорил? – спросил Джор-Дан. – У того террориста, что ты рассказывал?

– Шипы? – переспросил Стив. – Да тут скорее иглы!

– Какая разница! Шипы, иглы... – вмешался в разговор псевдо-Джеймс. – Да, у того такие же были! Только потом они покраснели!

– Точно! – дошло наконец до Сазерленда. – Крис, это террористы! Такая же форма пятна была...

– Да, Стив, хорошо, я уже от Джеймса это слышал, – перебил его Крис. – Весь вопрос, по чью душу они здесь? И Коса, Коса предупредить надо!

– Оскар! – тихо позвал он товарища. – Это террористы! Они могут забросать толпу колбами с токсинами! Или еще с какой-нибудь гадостью!

– Наши действия? – спросил Кос. – Уходим, пока есть время, или перехватываем?

– Бежать? – возмутился Сазерленд. – Люди же погибнут!

– Тогда давай так, – решил гигант, – когда они пройдут мимо нас, а пройдут они точно, не мы им нужны... Стив, ты в этот момент перехватываешь ближнего к тебе! Но так, чтобы наверняка! Я беру трех других!

– Хорошо.

– Да, Стив... или Крис, вы там сами решите, живые они вам нужны или...

– Как придется, но лучше живыми! – ответил Сазерленд. Он не хотел рисковать Сандрой.

Крис не возражал. Драки – не его стихия, пусть решают те, кто будет принимать в этом участие. О том, что здесь будет капитан «Скорпионов», никто не знал, так что целью нападавших был явно не он, а раз так, то и судьба преступников его мало интересовала. Своих проблем выше крыши1

Пловцы, низко пригнувшись к земле, передвигались удивительно легко и бесшумно. Они успели преодолеть почти все расстояние, отделявшее их от приглашенных, и, опасливо озираясь на них, прошли дальше. Видимо, кто-то из тех, кто готовил операцию, хорошо знал силу внушения Наследника и выбрал для атаки самый подходящий момент. И сектанты, и гости так ушли в молитвенный экстаз поклонения выдвиженцу на пост Президента, что, появись на берегу мамонт, и его бы не заметили!

Кос подал Стиву знак. Пора!

Они так же легко, как и пришельцы, двинулись следом за ними. Но те стали теперь перемещаться так быстро, что для того, чтобы их догнать, Сазерленду и Оскару пришлось перейти на бег. Террористы, по-видимому, почувствовали опасность. За несколько мгновений до того, как друзья бросились на них, все четверо остановились и, быстро развернувшись, приготовились к обороне.

Сазерленд с громким криком нанес первый удар.

И только в этот момент Наместник, охваченный эйфорией власти над толпой, заметил, что что-то происходит. Нужно отдать ему должное, в обстановке бывший журналист разобрался сразу. Не успел Сазерленд отразить ответный выпад, а Оскар – уложить первого из тех, которых взял на себя, как Курри зычно закричал, указывая на дерущихся: – Вот они, дети Сатаны! Вот они пришли на наше святое собрание погасить Свет, зажженный Богом в ваших душах! Помогите храбрым воинам, вставшим на защиту нашей веры!

Разобраться, кто враг, а кто «храбрый воин», верующим было нетрудно – «дети Сатаны» были в черных масках. Толпа, еще не вышедшая из-под гипноза, четко поняла указания вождя. Все закончилось в считанные секунды. Оскар, несмотря на свои габариты и силу, не говоря уже о Стиве, были мгновенно оттеснены, судьба же террористов была предрешена. Трудно было позавидовать их участи! Конечно же ни о каком допросе не могло быть и речи.

– Кто эти храбрые воины, что стояли на страже нашего таинства? – не унимался Наместник. – Я хочу отблагодарить наших спасителей! Приведите их сюда!

Сазерленд не успел и глазом моргнуть, как почувствовал, что его отрывают от земли. Десятки сильных рук подняли его и понесли к помосту. Рядом несли Коса. Под ними было сплошное людское море. Их транспортировали торжественно – передавая из рук в руки, – и прервать это триумфальное шествие не представлялось никакой возможности. Оскар, встретившись глазами со Стивом, только и мог что развести руками. А что делать, приходится смириться!

Прошло совсем немного времени, когда Сазерленд и Кос снова оказались на собственных ногах. Они стояли перед Наместником, который, восторженно глядя куда-то вверх и широко раскинув руки, пел осанну Спасителю. Стив и Оскар переглянулись: может, попробовать убежать?

Они оглянулись. Нет, маловероятно, чтобы им дали хотя бы сойти с помоста. Внизу – сплошной лес воздетых в благодарственной молитве рук.

Сазерленд бросил взгляд в темноту, туда, где стояли приглашенные. Как он ни напрягал взгляд, серебристого рабочего комбинезона Сандры не было видно. И Жоржа тоже. Может, слишком темно...

– Возрадуйтесь, дети мои! – возгласил Наместник. – Наш Господь не дал свершиться злодейству и отвел руку убийц. Отвел, послав этих храбрых воинов!

Одобрительный рев толпы прервал Наместника, но умелый трибун одним взмахом руки вернул внимание к себе.

– Хитрый враг, не желающий восшествию к рулю власти того, кто будет верно следовать истинному учению, проиграл! – продолжал он. – Того, кто будет каленым железом выжигать скверну, поселившуюся во всех коридорах президентской администрации! Коварство противника равно его страху! Они не гнушаются засылать к нам убийц, отравителей и террористов! Мало того что они травят людей химией, убивают смертельными газами и насылают своих убийц! Мало им того, что они льют на нас потоки лжи и грязи, используя подконтрольные им средства массовой информации! Мало того что калечат нас, облучая страшными психотропными лучами! Мало того что обдирают всех непомерными налогами! Так теперь еще хотят отрезать вас от истинного учения! От единственного слова правды!! От слова вашего Бога!!!

Толпа снова взревела, но на этот раз Наместник не стал ее успокаивать. Перекрывая рев своим мощным голосом, он продолжал: – Теперь негодяи перешли к открытой войне! Перешли к услугам наемных убийц! Глупцы! Они не понимают, что Господь всегда защитит своих детей, своих верных последователей! И Он посылает к нам своих чад возлюбленных! Своих Посланников! Да, я узнал их! На меня сошло озарение!!! Эти два храбрых воителя – его Посланники!!! Это знак свыше! Знак того, что мы находимся на верном пути! Знак того, что Господь никому не позволит встать нам преградой! Возлюбите же Посланников так, как я их возлюбил! Встретьте детей Божьих так, как встретили бы Его!

Последние слова этой умело построенной благодарственной речи, исполненной зажигательного пафоса и направленной на поддержание имиджа Наместника как избранника Божьего, потонули в восторженном шуме толпы. Курри повернулся к своим приближенным.

– Раздать всем нектар Божий! – приказал он.

Шум усилился. Люди благоговейно падали на колени и со слезами на глазах благодарили Бога за великую милость – присутствовать здесь в такой святой день при таком знаменательном событии, лицезреть Наместника, стать свидетелями его чудесного спасения и в довершение всего увидеть собственными глазами самих Посланников Божьих! Они благодарили Бога за то, что он сделал их свидетелями чуда. Их радость была тем полнее, что ожидалось еще и телесное вознаграждение. Раздача нектара предшествовала празднику окончания длительного сексуального воздержания!

Наместник сделал знак, и в толпу ринулись молодые послушники. Они несли большие корзины с пластиковыми бутылочками. Сектанты потянули руки к корзинам. Сосуды со святой жидкостью пошли по рукам.

– Не забудьте проводить гостей! – проговорил Наместник и показал на холм с приглашенными. – Они уже увидели все, что хотели увидеть. Остальное их не должно касаться. Наш праздник не для посторонних!

Казалось, он говорил сам себе, не громко и ни к кому не поворачиваясь, но Стив успел заметить, как один из сопровождающих Курри тут же бросился выполнять указание. Он подозвал кого-то из толпы и, показав на то место, где должны были находиться гости, сделал движение кистью, как бы выметая что-то.

Стив последнюю команду Курри воспринял как руководство к действию. Он незаметно тронул Оскара за рукав и стал перемещаться к ступеням, ведущим с помоста. Это не ускользнуло от внимания Наместника. Он повернулся к новым друзьям.

– Этот приказ к вам не относится, – с радушной улыбкой сказал он. – Теперь, после того как Господь отвел беду, используя вас как посредников между собой и своими детьми, вы не можете покинуть праздник. Вы Посланники! Сейчас любая женщина из нашей Церкви захочет зачать от вас! Вы не можете покинуть праздник, не исполнив своего долга, не побыв здесь гостями! А пока люди готовятся, пока насыщаются едой и питьем, вы пройдете подготовку к обряду очищения! Как вас зовут, дети мои? Стив посмотрел на Оскара. Тот пожал плечами, решай, мол, сам.

– Я – Стив Сазерленд, – представился он. – А это Оскар Кос.

– Отлично! – Наместник потер руки. – Снимайте одежду, сейчас мы начнем обряд очищения!

– Крис, а это что за хреновина? – растерянно спросил Сазерленд. – Что они у нас чистить будут?

– Рожу начистят! За то, что полезли не туда, куда надо! – буркнул Джордан. – Это же надо – так попасть!

– А что случилось-то? – недоумевал Стив. – Ведь не съедят же? Мы же их спасли!

– Съесть не съедят, а вот затрахают до смерти! – пояснил Крис. Интеллигент до мозга кости, он любил заниматься любовью с ухоженными женщинами и только с такими, которых он сам выбрал. Здесь же о выборе, судя по словам Елло Курри, говорить не приходилось! – До полной импотенции!

– Это как? Даже если я не захочу? – запротестовал Стив. – А Сандра?

– А кого здесь интересует какая-то Сандра? Видел, что во время митинга они баб и мужиков порознь держали?

– Ну?

– Вот тебе и ну! – психанул Крис. – Пост у них был! Полное воздержание! Пару месяцев ограничение в жратве и полное исключение секса! А теперь напьются наркотика из тех бутылочек, что им раздают, и начнут трахать всех подряд! Где кого сгребут, там и...

До Сазерленда стало доходить, что они попали не совсем туда, куда он думал. Вернее, он вообще никуда не планировал попадать! Он хотел только проводить Сандру и присмотреть за ней, чтобы ничего с ней не случилось. Вот тебе и проводил!

– Ну ни черта себе! Вот это игры у них! – возмутился он. – Подожди, а если педрила какой в секту затешется?

– Да я откуда знаю? – Джордан раздраженно пожал плечами. – Может, эти у них в отдельной тусовке? А может, им всем уже без разницы?

– Не-е, ну его, такой праздник! – забеспокоился Стив. – Как же свалить отсюда?

– Как же, свалишь! Нас же Посланниками объявили! Теперь все только и смотрят, как бы до нас первым добраться! – Джордан обреченно вздохнул.

– Е-моё! Вот влетели так влетели! – простонал Сазерленд. – Вернусь, я этой Сандре... такое интервью устрою! Крис, ну придумай выход какой-нибудь!

– Какой? Одна надежда, что бабы нас спасут! Возьмем себе бабу, вторую в очередь поставим... И пусть они нас от остальных защищают! Да еще и Оскар двоих добавит. Нет, для такого дела можно еще парочке счастье пообещать. А остальные пускай в это время сами с собой совокупляются! Действие наркотика спадет, силы у них кончатся, вот тогда и смоемся!

– Вот попали так попали! – Стив не знал, что делать. – Знал бы, неделю к Сандре не подходил бы! Нужно хоть посмазливее обезьянок выбрать!

Но и этим штанам не суждено было сбыться. Повинуясь знакам, подаваемым Наместником, его помощники подхватили друзей и подвели к возникшим словно ниоткуда двум алтарям. Кос посмотрел на Сазерленда, но тот сделал рукой успокаивающий жест. Мол, все в порядке. А какой тут порядок, когда не знаешь, что дальше будет?! Но не давать же Оскару повода для безрассудной попытки к сопротивлению? Вот и приходится демонстрировать самообладание.

– Крис, гад, что же ты бездельничаешь? – взмолился Стив. – Ну давай, делай что-нибудь! Придумай!

– Да что же я придумаю? – удивился Крис. – Я же не Бог, а только Посланник. Ну поиграем с одной, с другой... Мы с Джеймсом не против!

– Послать бы тебя... – не выдержал Стив, – и твоего Джеймса!

– С удовольствием пошел бы! – огрызнулся экс-Паук, – По крайней мере, это ведь твоя глупость нас сюда завела!

– Так, стоп! Драться потом будете! – остудил противников Джордан. – Если силы останутся.

– Сомневаюсь, однако, что останутся, – съязвил экс-Паук.

– Крис, ну скажи же свое: «а что, если...» – умоляющим тоном проговорил Стив, не обращая внимания на Митчела.

– У тебя точно мозги на отдыхе! – разозлился Джордан. – Что ты в эти слова, как в магическую формулу, вцепился? Это только в сказках так бывает!

– Скажи, говорю!

– Идиотизм какой-то! Ну ладно, только чтобы отстал! Концерт по заявкам идиотов! А что, если...

Крис вдруг замолчал. Не говоря ни слова, он подошел к Наместнику и строго посмотрел ему в глаза: – Мистер Курри, а может, мы обойдемся без всяких обрядов? Мы и так чисты душой! – тихо сказал он. – Ведь вы же не хотите, чтобы те, кто спас всех и кого вы провозгласили Посланниками, вдруг начали вырываться и требовать прекратить балаган... Ну и прочие вам не нужные эксцессы... Если мы поймем друг друга...

Наместник зло сверкнул глазами, но Джордана этим было не остановить.

– А если у вас возникнет мысль, что с нами может что-то случиться, то десятки журналистов со своими камерами выступят свидетелями того, что мы оказались вашими пленниками, – продолжал Крис. – Так что вам все равно придется нас отпустить. Вот и давайте решать так, чтобы нам вместе выйти из этой ситуации к обоюдной выгоде.

Елло Курри с ответом не спешил. Не сводя с Криса колючего взгляда, он беззвучно зашевелил губами. Крису подумалось, уж не оглох ли он, ведь Наместник что-то ему говорит, а он ничего не слышит. Крис до боли напряг слух, но речь Курри была все так же беззвучна. Стали отдаляться и затихли все звуки... С ним что-то происходило, но что – этого чиплендец понять был не в силах...

– Крис, балбес, не время спать! – вдруг услышал он голос Стива. – Ты что, совсем поехал?

– Я? – удивился Крис, – А где я? Что со мной?

– Парень, проснись, этот удав гипнотизирует тебя! – завопил Сазерленд.

– Стив, говори со мной! – взмолился Джордан. – Не отпускай меня! Говори, что хочешь, но только не отпускай!

– Крис, не поддавайся! Давай выходи, выходи из сна!

– Кажется, получается, я начинаю слышать звуки! – обрадованно сообщил Крис. – Еще говори!

– Подожди, кажется, и меня цеплять начинает! – признался Стив. – Вот силен гад!

– Да уж! Меня хоть и отпускает, но с трудом, – кряхтел Джордан. – Нужно срочно отвлечься!

– Как это?

– Разговаривать! Вот как мы сейчас! – пояснил Крис. – Или стихи читать, песни петь! Не давать ему наводить свой, код в нашу память! Закрываться от внешнего мира!

– Но если мы закроемся, то тогда не будем видеть того, что происходит! – возразил Стив. – О! А что, если... Эй, Митчел! Выходи, бездельник, твое время настало!

– Чего тебе? – спросил псевдо-Джеймс.

– Давай общайся с Наместником, – приказал Сазерленд, – пусть он тебя гипнотизирует!

– Еще чего! – запротестовал экс-Митчел. – Вдруг он опять программу Паука разбудит!

– Точно, Стив, он прав! – поддержал его Джордан. – Джеймсу рисковать нельзя, пусть Наместник на мне старается, а ты... следи за всем! И меня тормоши! Не давай поддаться. Джеймс, а ты читай стихи!

– Какие?

– Все, какие знаешь! Хоть матерные! Можешь и песни петь!

– Ну да! – воскликнул Стив. – У него слуха нет!

– Это у меня-то слуха нет? – возразил псевдо-Джеймс. – Да я, может, в прошлой жизни певцом был!

– Да, прямо аватара Карузо! – съязвил Сазерленд. – Эй, Крис, стой, ты куда? Зацепило, что ли?

– Нет, идея есть! – ответил Джордан. Он подошел к Наместнику вплотную. Кос, увидев его маневр, сделал то же самое.

– Курри, зря стараешься! – с угрозой произнес Крис. – На меня гипноз не действует! Я же Посланник!

Наместник испуганно вздрогнул. Глаза его забегали, лицо сразу же потеряло властность. Пятно над головой свидетельствовало о полной растерянности.

– Курри, кончай балаган! – продолжал развивать наступление Джордан. – Мне не нравится твоя затея с очищением! Давай мы мирно, никого не трогая, не создавая никому неприятностей, покинем вас...

– Нет, я не могу допустить... – залепетал бывший журналист. – Меня не поймут... Женщины хотят зачать от Посланников! Их же у нас ни разу не было!

– Ну так придумай что-нибудь! Конкурс устрой! – подсказал чиплендец. – Одну-двух еще можно, но не весь же ваш лагерь трахать!

– Ладно, я постараюсь, – сдался Курри. – Но только вы не мешайте. Раз уж так получилось, то мне нужно время, чтобы прошло действие... моей речи.

Крис не ответил. Он и так выторговал все, что мог. Пусть теперь Елло сам выкручивается!

Курри, не дождавшись ответа и расценив молчание как согласие, подошел к краю трибуны и застыл, повернувшись лицом к Крису и Оскару.

– Дети мои! – торжественно начал Наместник. – Посланники Господа нашего! Вы, отмеченные печатью Божией, освобождаетесь от обряда очищения! Вы и есть Посвященные! Вы мои гости! Прошу разделить нашу пищу, вкусить плоды, собранные руками наших дочерей, выпить вина, изготовленного на наших виноградниках! А те счастливицы, что удостоятся вашего внимания, принесут общине детей Посланников! Аминь!

Наместник, высказав все положенные по обряду напутствия своей пастве, принял решение удалиться в трапезный шатер. Он сделал приглашающий жест своим гостям.

Разогретые длительным воздержанием и наркотиком, подмешанным в еду и питье, последователи учения поняли, что настал час разговения. Еще только охрана создавала живой коридор к шатру, разбитому специально по случаю прибытия Посланников, еще не прошли по этому коридору Наместник и его свита, а с сектантов уже полетели накидки.

Как Крис и подозревал, под плащами одежды не было. Мечи и клинки смешались на земле. Замелькали обнаженные тела. Раздались первые стоны страсти. Пиршество снеди закончилось пиршеством плоти. Но, видимо, не все из послушниц были довольны. При виде скрывающихся за полами шатра Посланников некоторые женщины издали завопили, требуя, чтобы Наместник позволил им вкусить любви с Посланниками.

– Видите? – оправдывался Курри. – Я уже ничего не могу поделать! Вас женщины просто так не выпустят!

– Да они же нас разорвут! – закричал Стив.

– Не разорвут! – успокоил его Наместник. – Пару часов мы будем обедать, за это время самые горячие не выдержат и найдут себе кого-нибудь. А уж с самыми стойкими вы сами потом как-нибудь разберетесь...

– Ну, давай неси, что там у тебя пожрать есть! – не выдержал Кос. – Только без твоих порошков, а то ты еще решишь экспериментами кухонными заняться!

– Что вы, что вы! – засуетился Елло Курри. – Как вы могли такое подумать, после нашего соглашения... Сейчас все подадут!

Наместник выглянул из шатра и отдал распоряжение. Тотчас в шатер вошли почти полностью обнаженные девушки, несущие большие блюда с натуральной пищей. Они укладывали все прямо на пол шатра, устланного коротко-ворсными коврами, и тут же выходили. Это было действительно пиршество! Уж на что Стив, разбогатев, не отказывал себе в настоящей еде, но то, что они увидели...

– Ну как, еще не решили вступить в наши ряды? – Наместник, явно оправившийся после неудачной попытки загипнотизировать гостей, вновь вернулся в свой привычный образ. – Мы с вами могли бы такие дела проворачивать!

– Елло, скажи, а зомбирование людей – это как вяжется со служением Богу? – вдруг спросил Джордан. – Как это вяжется с моралью, с этикой?

Наместник, не ожидавший такого вопроса, задумался. Он долго смотрел в пол, поднял взгляд на жующего Коса, потом посмотрел на Криса, покачал головой и, хитро прищурившись, спросил: – А почему ты решил, что я зомбирую людей?

– Длительное воздержание в пище, в сексе... Изматывающие физические упражнения, совмещенные с молитвами... Многократное повторение постулатов. И, наконец, наркотик. Все это издавна применялось для зомбирования, – перечислил чиплендец. – Ты применяешь еще и гипноз! Неудивительно, что эти люди слепо тебе поклоняются Они же зомби!

– Не совсем, – возразил Наместник – То, что делаю я, не наносит вреда здоровью или психике моих послушников Легкое оболванивание – да, но не зомбирование. Зомби можно получить тогда, когда человеку полностью стирают память. Химически или электроникой, но только после полного уничтожения личности можно добиться безусловного подчинения. Он становится беспомощным... И делай с ним, что хочешь! А мои люди совсем не такие! Фанатики? Да, согласен, но не калеки, о которых вы говорите! Зомби уже не люди У них нет семей, нет эмоций! А мои... У них есть семьи, дети. Мы отмечаем праздники, работаем, ведем здоровый образ жизни. Нет, как хотите, но я не приму ваш упрек!

Он еще говорил, говорил, а у Криса из головы не шла та часть монолога Наместника, где он практически дал разгадку тайны «потерянных» Вот это номер! Вот где понадобилось побывать, чтобы приблизиться к разгадке тайны! Так теперь получается, что пациентов Храма готовили в зомби? Но тогда, что помешало довести задуманное преступление до конца?

– Вот так и получают беспрекословных и тупых рабов, не способных выжить без заботливого хозяина! – Елло продолжал свое объяснение. – А вот что касается президентской команды, то там действуют совсем по другой методике. Им не нужны зомби, иначе кто будет заниматься их сопровождением? Им, как и мне, нужны нормальные граждане, которые сами о себе могут побеспокоиться Иметь собственные средства к существованию, самовоспроизведению... От них требуется только одно: приносить часть своих средств в...

Наместник чуть не сказал в «общак», но удержался и, поискав слово, продолжал: – Средства собираются в определенных фондах и аккумулируются там. И, что самое главное, в нужный день подопечные того, кто владеет их мыслями, должны явиться на избирательные участки и проголосовать так, как их наставляли все это время! Вот и все!

– Так, значит, Президент тоже занимается тем же, чем и ты? – удивился Стив – Конечно! – подтвердил Курри – Только я это делаю старинным способом, ниспосланным нам самим Создателем! А подлые людишки, окружающие Президента, так вот они используют психотропные технологии! Все федеральные средства массовой информации используют технологии так называемого двадцать пятого кадра!

– Ну это ты загнул! – не поверил Крис. – Это всем давно известный и запрещенный прием! Они бы давно попались на этом кадре!

– А некто и гонит все в один двадцать пятый кадр! Особенности человеческой памяти позволяют не только вычленять двадцать пятый кадр, но и запоминать его! А что это значит? Не поняли? – То есть можно не врезать целый кадр? – предположил Джордан, которому тема была очень близка.

– Правильно! – улыбнулся Курри. – Врезается только маленькая часть кадра. А в следующем двадцать пятом – следующая часть кадра. Давайте посчитаем: в одной минуте помещается шестьдесят двадцать пятых кадров, следовательно, за минуту вполне можно сформировать полноценный кадр. Из шестидесяти кусочков. Посмотрел часок коммуникатор, новости, спорт, фильм, что угодно – все, получил шестьдесят повторов! Шестьдесят полноценных информационных ударов в голову!

Крис молча переваривал информацию. Час от часу не легче! Вот так Наместник! Да у него информации побольше, чем у Марко! Сначала про «потерянных» такое выдал, что и в голову не приходило, теперь вот про средства массовой информации! И ведь не врет, вон пятно-то правду показывает! Хотя и проверить будет не сложно! Достаточно написать короткую программу...

Наместник, довольный произведенным эффектом, подал знак, и в шатер стали заносить фрукты. Но на этот раз девушки, вносившие большие подносы с натуральными фруктами, не ушли, а, положив подносы на ковры, сами тоже сели рядом с гостями и Наместником.

Кажется, от групповухи все же не уйти...

ГЛАВА 15

Джон Коннор занимался любимым делом. Сканирование новостных каналов давно уже стало известной манией и даже получило в обиходе название «невсерфинг». Джону, как и всякому, кто заболел этой манией, все время казалось, что если он сейчас не посмотрит, что происходит на соседнем канале, то пропустит что-то очень важное! Но стоило Коннору переключить коммуникатор на этот самый канал, как тут же его начинала мучить мысль, что на другом идет что-то еще более важное, и рука сама тянулась к кнопке. Утро Джона начиналось с того, что он включал новости погромче и занимался своим туалетом. Ночью Коннор, насмотревшись новостей до полного отупения, засыпал, зная, что таймер коммуникатора сам отключит информационный наркотик.

Джон и сам понимал, что это ненормально, что он таким образом разрушает свой организм, мозг и тело не получают полноценного отдыха, но ничего со своей привычкой поделать не мог. Он не мог пропустить важную новость! Вот только бы знать какую!

Гап и покойный Шароян знали об этой его привычке и использовали Коннора как живой фильтр новостей. Срабатывал простой принцип: не можешь победить порок, постарайся его обратить на благое дело. Так они и поступали. А потому Коннору не ставилось в вину, что он в течение всего рабочего дня не отходит от коммуникатора. Главное, что Джон хорошо справлялся со своими основными обязанностями. А если он готов поработать еще и сторожем новостей, то, бога ради, пусть работает!

Это утро началось по заведенному ритуалу. Коммуникатор погромче, и в ванную комнату. Стандартный набор новостей там волнения, здесь экономический рост, акции «РАБА» идут вниз, начато строительство нового космодрома...

А вотэто уже интересно! Это то, чего он ждал!

Джон выбежал из ванной, оставляя за собой мокрые следы. На экране шел сюжет о страшном убийстве на 47-й улице, в районе Дав-сити. Молодая женщина, модель из агентства «Дикая орхидея», стала новой жертвой Паука или его последователя. «Таким образом, мы можем утверждать, что Паук вернулся! – вещал голос за кадром. – В полиции наш неофициальный источник сообщает, что это не первое убийство за последнее время. Полиция якобы ради поддержания общественного спокойствия утаила от общественности информацию о целой серии подобных убийств. Таким образом, мы можем сделать вывод, что знаменитый маньяк по прозвищу Паук вернулся. И по-прежнему остается загадкой, что служит причиной внезапного прекращения его деятельности и столь же неожиданного возвращения. Отдел новостей канала „Добрый день, Хардсон-сити“ будет следить за деятельностью монстра и обо всем сообщать вам! Оставайтесь с нами!»

Джон переключился на другой канал, может, и здесь что-нибудь сообщат о Пауке. Но на «Перекрестке новостей» шла реклама, и Джон решил вернуться к прерванному занятию. Он уже почти вошел в ванную, как вдруг из коммуникатора донесся голос ведущего, анонсирующего материал, который будет передаваться через полчаса. Это был сенсационный репортаж с предвыборного собрания прихожан Церкви Зеленого Креста. Голос ведущего объявил: – На канале «Перекресток новостей» сенсация! Впервые журналистам канала Сандре Чен и Жоржу Витковски удалось побывать на собрании сектантов! Выдвижение кандидата в Президенты от Церкви Зеленого Креста состоялось, несмотря на нападение неизвестных террористов. Трагедию удалось предотвратить благодаря своевременному вмешательству известного игрока команды «Скорпионы» Стива Сазерленда и некоего Оскара Коса. Оставайтесь с нами на канале «Перекресток новостей» – и вы увидите в ближайшее время репортаж с места событий!

Коннор выругался и, вернувшись к коммуникатору, набрал номер Гапа.

– Джон? – Гап удивленно посмотрел на голого Коннора. – Спасибо за стриптиз, но вообще-то мужчины меня не интересуют!

– Включи канал «Перекресток новостей»! – закричал Джон. – Я уверен, что мужчина, которого ты увидишь, тебя заинтересует!

– Говори яснее! – Гап только что проснулся и был явно не в духе. – Выкладывай, чего хочешь, или отстань!

– Я уже все сказал! Теперь слушай, что скажут другие! – Коннор отключил связь. Болван чертов, разозлился Джон Вечная угрюмость и хамство Гапа надоели врачу. И за какие такие заслуги его Рошаль так привечает? Большого ума не требуется, чтобы делать его работу! Можно было другого исполнителя найти!

Гап раздраженно переключил коммуникатор. Что за дурацкая привычка у Коннора! «Включи канал!» Нет чтобы толком объяснить! Может, там и смотреть-то нечего! А теперь сиди и... а, черт тебя побери, Коннор, весь сон из-за тебя пропал!

Гап просканировал каналы. По НН шли кадры о возвращении Паука. Гап усмехнулся: пробило все же! В который раз полиция горит на одном и том же! Всякий раз, когда находят первых жертв Паука, власти пытаются скрыть эту информацию! Ничто их не учит! Хотят сохранить иллюзию спокойствия в стране. Все равно же правда всплывет! А уж тогда коммуникатор хоть не включай, все будет забито сообщениями о Пауке.

Вот как сейчас, например. Но не из-за этого же Джон будил его? Тоже мне новость нашел! Программа поиска продолжила сканирование. Ага, вот и «Перекресток». Ну и что здесь?

Ух ты! Гап даже присвистнул. Секта Курри! «Близнец» прибавил звук.

Комментатор сообщал о выдвижении главы Церкви Зеленого Креста кандидатом на пост Президента. Ну, это не новость, этого и так все ждали! Вот только как заснять само сборище удалось? Там же такая система безопасности! Разве что сам Курри и пригласил журналистов. Да, скорее всего, так и было! А это что? Что это за тени? Лазутчики? Диверсанты? Спектакль? Не похоже, вон как словоблуд заливается!

– Вот вы видите, как террористы, только что вышедшие из воды, готовятся к нападению! – заверещал комментатор. – Вот они, пользуясь тем, что все внимательно слушают основателя Церкви...

Дальше Гап уже ничего не слышал. Паук! Не тот, не нынешний, а предыдущий! Тот, что должен был умереть! Да как такое могло получиться? Это же... это неправильно!

Тот Митчел, что был внедрен в Сазерленда, не может быть живым! После срабатывания кода саморазрушения не выживают! Это невозможно! Может, это кто-то другой?

Гап усилил звук еще больше.

– Смелые действия капитана наших любимых «Скорпионов» Снейка Сазерленда и его спутника Оскара Коса помогли предотвратить новое преступление террористических сил! – донеслось из коммуникатора.

Значит, все же он не ошибся, это Сазерленд! Гап выключил звук и заморозил изображение. Как же ты, гад, выжил? Так что, теперь два Паука? Нет, но это уже вроде и не Паук! Паук, тот, который в Снейке, должен быть мертвым! Вместе с тобой, Снейк... Подожди, подожди, тогда кто же ты?

Кто?! Сазерленд? Но он стерт! Техника наглядно продемонстрировала, что сектор чист! Да и Митчел не записался бы, если бы Снейк не был уничтожен! Паук? Нет, Паук не стал бы себя так вести! Он ни за что не стал бы кого-то спасать, выручать... Да какой, к черту, Паук, если он, Гап, сам дал ему команду на саморазрушение! Тогда это Снейк? Какой еще Снейк! Сазерленд стерт! Гап же сам присутствовал при перезаписи! Он ведь стал Пауком! Был Пауком! А потом... стал Снейком? Нет, это невозможно!

Гап вгляделся в ненавистное лицо. И почему он его сразу не удавил? Ведь после шокера парализованного Снейка и ребенок мог задушить! Постой, а второй? Второй же тоже мертв был? Вернее, он-то и был мертвым! Гап хорошо запомнил лицо этого гиганта! Это тот самый, которого Шароян лепил! Супервоина делал из него, а получил тупого плаксу. Пришлось списать в брак. Гап так и не понял, как это он оказался в разрушенной лаборатории, а спросить было не у кого, Кос был мертв. На сто процентов мертв, пульса не было, а реанимация с регенеративной установкой туда попасть никак не могла! Но если это так, то тогда этот, что со... Снейком, кто? Прекрасно, мертвый Снейк и мертвый Кос спасают живого Наместника! Мистификация какая-то!

Гап переключил замороженный кадр Снейка на тот, где он был с Косом. Вот же они! Живее всех живых! Что происходит?! Паук мертв, но Снейк живой! Стертый Снейк должен был умереть Пауком, а возвращается Сазерлендом? Мертвый, стертый Кос возвращается живым? Да еще и, судя по выражению лица, полноценным человеком? А может, имперцы тоже научились воскрешать мертвых? Нет, это выше его. Гапа, понимания! Нужно срочно связаться с Рошалем.

Расстаться с гостеприимными сектантами удалось только под утро. Когда они попали домой, Сандра спала. По всему было видно, что она хотела дождаться во что бы то ни стало своего Стива и потребовать отчета о проведенном времени, но так и уснула, сидя в кресле. Сазерленд поднял ее и перенес в постель. Сам, тоже не раздеваясь, пристроился рядом.

Когда он проснулся, было уже за полдень. Сандра куда-то ушла. Стив расстроился. Обиделась, наверное. Крис выразил мнение, что она на работе, готовит очередной репортаж, а псевдо-Джеймс вообще никакого мнения не имел. Он спал. Оскар тоже ничего не сказал по поводу отсутствия Сандры, его это не особенно беспокоило. Вот поспать бы... Да и Джордан был склонен ни ехать сегодня никуда – ни в Храм, ни в клуб. Тем более что уже поздно.

Но неугомонный Сазерленд, вчера старавшийся по мере сил не принимать особо активное участие в оргии, решил, что обязан непременно разыскать Сандру и предстать пред ее очи свежим и бодрым. Однако коммуникатор Сандры не отвечал. В редакции ему тоже ничего вразумительного не сказали, сообщили только, что мисс Чен никто после обеда не видел. Выходило все так, что делать нечего, лучше не дергаться, а спать дальше! Чему несказанно обрадовался Крис. Но, как выяснилось, радоваться было рано.

Планы нарушил, как обычно, коммуникатор. Стив, чертыхаясь, нажал кнопку ответа.

– Марко? – Стив удивился. Сам Смотрящий ему звонит?

– Все резвишься? Героя из себя корчишь? – Марко был хмур и недоволен. – Наверное, перед девочкой своей решил покрасоваться? Ну когда ты поймешь, что для подвигов теперь другие есть? Ты мне живой нужен!

– Марко, что случилось? – спросил Крис, перехватив у Стива инициативу, – Если я...

– Ты что, новости не смотришь? – удивился Марко. – Девочка твоя отличилась, отца Елло с его придурками сняла! Заодно и твои подвиги на всю Конфедерацию продемонстрировала...

Черт! Он уже и про Сандру знает!

– Стив, я хочу, чтобы ты понял, – ты нужен мне! Ты занимаешь такое место в моих планах, что я просто не могу Позволить тебе рисковать своей головой! – Симоне нахмурился еще больше. – Перед нами стоит сложнейшая задача, а ты...

– Марко, ты же знаешь, я делаю все, что могу! – сказал Крис, а про себя подумал, что ему очень не нравится такое начало.

– Стив, нужно срочно заняться Пауком! Пока не начались массовые психозы, пока не началась паника, нужно это все остановить! – Марко был серьезен, как никогда. – Проси, что хочешь, привлекай любые силы, но маньяка нужно остановить! Сколько он может нас терроризировать?!

– Я займусь этим, – пообещал Крис. – Но... Чиплендец замолчал, подбирая нужное слово. Симоне терпеливо ждал.

– Пойми меня правильно! Сразу результата не будет, – снова заговорил Крис. – Сначала надо собрать информацию!

– Делай, как знаешь, но учти, каждый день проволочки – это муки и страдания невинных женщин! – С этими словами Марко прервал связь.

– Вот тебе и отдохнули! – завопил Стив. – Что ж, этого следовало ожидать! Паука нужно остановить! Но как? Где найти его? Не объявление же давать! Черт бы побрал этого Паука! А заодно и нашего!

– Спокойно, Стив, спокойно! – Крис не любил эмоциональные вспышки Сазерленда. – Не забывай, у нас с нашим парнем мирный договор! И он его честно соблюдает!

– Умираю от счастья! – не успокаивался роллерболист. – Может быть, поделимся этой новостью с Марко?

– Стив, придержи язык! – разозлился Крис. – Нужно же понимать, когда бузить, а когда делом заниматься!

– Так чего же ты сидишь? Давай беги! Спасай мир!

– Джеймс! – позвал Крис. Он решил больше не обращать внимание на выходки Сазерленда. Тот расстроен отсутствием Сандры, так что его лучше просто оставить в покое. – Джеймс, нужна твоя помощь!

ГЛАВА 16

Кос осмотрелся. Странно, но Оскар вдруг понял, что ему здесь нравится. Нравится этот запущенный уголок парка, эти старые деревья с толстой шершавой корой, эта нескошенная высокая трава. Запах чистого свежего воздуха, пение дневных птиц. Даже эти серые, покрытые бурым мхом камни ограды. Вот и пролом. Тот самый, что Стив описывал. Значит, здесь налево. Говорит, бежал минуты три. Значит, пять минут хода... Ну, это не проблема, по такой красотище и пройтись не грех. Нужно будет и Стива с ребятами на природу вывезти. Правда, последняя поездка на пленэр вышла тоже неплохой. Хорошо этот Курри пристроился, трахай всех подряд, а если кто и забеременеет, так божьими детьми признаны будут. Всей общиной поднимать станут. Лихо придумал! Такое надо уметь!

Оскар неожиданно заметил, что трава лежит как-то неправильно, неоднородно. Он не был большим любителем живой природы и не мог бы точно сказать, как должна выглядеть трава, но то, что она не должна быть такой, как здесь, сообразил бы и менее наблюдательный человек, чем Кос. Может, она и такая бывает, но только если по ней кто-то пройдет. Или проедет. Нет, скорее, все же пройдет Значит, здесь кто-то был. И совсем недавно, трава не распрямилась! Кто же это мог быть? Человек шел уверенно пунктир примятой травы был как по линейке проведен.

Выходит, его опередили? Кто? Оскар быстро сменил направление и пошел в сторону от ограды. Делая большие шаги, он старался не повторять ошибок предшественника и не оставлять прямой след на траве.

Достигнув ряда деревьев, Оскар стал пробираться к дому, перебегая от дерева к дереву. Наконец он вышел на поляну. Точно такая, как и рассказывал Стив. А вот и дом. Смотри, как замаскировался! Если бы Оскар не знал о нем заранее, то ни за что бы не нашел! Этакая зеленая глыба! Как чудовище! А окна как пустые глазницы!

Так, а следы? Куда они ведут? Странно, обрываются прямо на поляне... Тьфу ты черт! А нет, вот след от тела... Кто-то здесь лежал! А вот тут словно целый табун прошел, вон сколько следов... Господи, да это же следы Стива! Точно, и тех, кто его принес! Вот так загадка! Значит, где-то неподалеку должны быть следы посадки экраноплана... Так, вот они! Ну все, значит, можно успокоиться, здесь после Сазерленда никого не было! Только он и бегал! Зато как бежал! Несся, как перепуганный лось, вот и вытоптал все! А Оскар чуть было черт знает что не подумал! Вроде бы и не из пугливых. А как пробило! Наверное, место здесь такое! Ладно, пора к делу.

Хотя есть еще одна странность – столько времени прошло, а трава все не разгибается! Наверное, все-таки есть в этом какая-то аномалия, но сейчас не до этого. Может, такой сорт травы...

Оскар медленно подошел к дому. Запах сырости, плесени, гнилых досок. Кос обошел вокруг дома. Ничего подозрительного. Два входа. Парадный и черный. Окна первого этажа расположены высоко, но не слишком. Оскар легко дотянулся и заглянул внутрь. Комнаты пусты. Правда, ему не видно пола. Ну ничего, увидит, когда войдет. А сейчас продолжим внешний осмотр.

Проржавевшие решетки. Осыпавшаяся рыжая масса вокруг каждого столбика... Ветра, что ли, не бывает? Подоконники... Пока ничего интересного. Оскар вошел в дом через черный вход. Небольшой тамбур и сразу за ним лестничная клетка. Лестница в подвал и на второй этаж. Оскар решил начать осмотр со второго этажа.

Коридор, три комнаты, одна большая и две маленькие. Пустые, конечно. Пол устлан прошлогодней листвой, но наверняка все уже сгнило до самого бетона. Сколько же лет этому строению? Оскар впервые видел дом, построенный по такой технологии. Сколько же сил нужно было приложить, чтобы так строить? Так уже лет триста дома не возводят!

Первый этаж был поделен на несколько небольших отсеков и один побольше. Что же здесь такое, чего так боится Паук? Может, в подвале? Оскар спустился вниз. Вот это номер! Это что, частная тюрьма? Мощные стальные двери, узкий коридор и камеры по обе стороны. Настоящие камеры, с кормушками и глазками в дверях.

Оскар заглянул в камеру. Бетонный пол, бетонные стены... Каменные мешки без света и вентиляции. Для кого эти камеры?

Кос зашел в соседнюю камеру. Та же картина. Оскар достал фонарик и включил. Луч выхватил отсыревшие, полуобвалившиеся стены. Кого же здесь держали? В поисках ответа Оскар провел лучом по стенам. Что он искал? Если кто и пытается оставить свое послание на стене, время все стерло. А это что? Луч вырвал из темноты два кольца, вмурованных в противоположную стену. Подвешивалась кровать? Но почему так низко? Почти у самого пола...

Оскар заглянул в следующую камеру. И здесь кольца в стене Но в этой камере к кольцам что-то крепилось. Кос подошел поближе! Цепь? А что это на ее конце? Металлическая манжета? Так это... Сволочи! А он, дурак, думал, что это кровать!

Оскар потянул за ржавые звенья. Кровать, значит! Кос со злостью рванул цепь, но она поддавалась с трудом. Казалось бы, зачем ему старая железка, но Оскар дернул еще сильнее. Цепь не уступила, но не выдержало крепление в стене. Кольцо звякнуло и полетело к ногам Оскара. Он намотал цепь на кулак и вышел.

Крис набрал номер Тони Мейджера.

– Кр... Стив! – Программист никак не мог привыкнуть к новому имени шефа. – Рад приветствовать!

– Взаимно, Тони! Извини, что давно у тебя не был, но такая запарка, что просто не успеваю! Как ты там? Чем порадуешь?

– Отладили последнюю программу, скоро начнем новый цикл с «потерянными». Будем пытаться восстанавливать память естественным путем.

– Только не переусердствуйте! – предостерегающе сказал Джордан. – Вполне возможно, что память у них подвергалась и химическому воздействию. А вы можете создать у них наведенную реальность.

– Ты думаешь, что пациенты подвергались и химическому воздействию?

– Нет, я так не думаю. Просто я вчера узнал, что жрецы древних культов, для того чтобы полностью подчинить себе человека, сделать его бессловесным рабом, применяли в прежние времена психохимические технологии, отнимающие память. Начисто стирали. Человек попадал в полную зависимость и очень напоминал наших «потерянных».

– Интересно... Надо Джалли подсказать!

– Подскажи, – согласился Крис. – А мне от тебя вот что нужно...

Джордан рассказал Тони о новой технологии «двадцать пятого кадра» и, не давая ему вдоволь поудивляться изощренностью технологий, объяснил, как он видит программу, позволяющую отлавливать наводимую информацию.

Впрочем, он мог этого и не делать, Мейджер сам любил составлять алгоритмы и прекрасно обошелся бы и без этих указаний. Но что поделаешь, начальство есть начальство!

– Хорошо, Крис, сейчас и займемся! – пообещал Тони.

После разговора с Мейджером Джордан задумался. А что, если действительно «потерянные» подверглись химическому воздействию? А потом... Нет, сначала с них снималась матрица, иначе откуда в Институте имелась их память?

А потом? Ведь не мог же быть сбой в отлаженной технологии? Нет, не мог. Значит, стирание произошло по другой причине. Может, готовили солдат? Тех, кого называют «близнецами Демона»? Похоже... А не пора ли познакомиться с самим Демоном? Тем, кто плодит «близнецов», Пауков? Пора, Крис, давно пора! Хватит отсиживаться в обороне и ждать новых вылазок Гапа и его подручных! Пора самим переходить в наступление. Есть же свой собственный Паук, надо его и раскачивать.

– Джеймс! – позвал он. – Как ты там, не спишь?

– Нет, не сплю, – ответил экс-Паук. Он давно уже ждал, что Крис обратится к нему. Ждал со страхом и с надеждой. Со страхом, потому что боялся, как бы за попыткой разобраться в себе не последовал очередной приступ удушья. А с надеждой... Да кто на его месте отказался бы освободиться от такого жуткого придатка к собственному мозгу, как код на самоуничтожение!

– Скажи, – поинтересовался Джордан, – а тебя не мучает, что ты не можешь теперь реализовывать свой сексуальный голод?

– Да какой тут голод! – произнес с иронией псевдо-Джеймс. – То Стив с Сандры не слазит, то ты вчера группенсекс закатил...

– Эй, Сандру оставь в покое! – возмутился Сазерленд. – Не трогай ее своими грязными лапами!

– Ну, лапы у нас одни, и если ты их не моешь... – огрызнулся псевдо-Джеймс.

– Хватит вам! – сердито одернул их Крис, – Стив, ты мне мешаешь!

– А пусть он не трогает Сандру! – не унимался Сазерленд.

– Ладно, не буду! – пообещал Паук. – Сам не буду и тебе не дам! Начну представлять, что передо мной мужик...

– Гад! Только попробуй! – заорал Стив, – Нет, Крис, ты посмотри на него! Это же сволочь! Это такой гад!

– Заткнитесь вы оба! – закричал в свою очередь Джордан.-Дайте же поработать! Времени на глупости нет!

– А чего он начинает! – продолжал свое Сазерленд. – Чего он Сандру трогает!

– А как мне ее не трогать, когда ты сам ее трогаешь? – парировал экс-Паук. – У тебя Сандра, Крис на групповухах отрывается, а мне где разрядку получить?

– Это ты на что намекаешь? – спросил Крис. – Опять за старое решил взяться?

– Вот-вот, – Стив обрадовался, что Джордан на его стороне, – этот гад точно новый...

– Ничего я не решил! – перебил его псевдо-Джеймс. – Просто мы находимся в одном теле, и я требую равных прав!

– Ты убийца, какие тебе еще права! – возмутился Сазерленд. – Может, еще лицензию выписать? Как охотникам? А что, класс! Трофеи будем коллекционировать!

– Стив, подожди, дай ему договорить! – вмешался Джордан. – Мне не нужны новые убийства! – заявил вдруг экс-Паук. – После окончания программы я как личность уже не существую.

– Это как? – удивился Крис. – Тебя нет?

– Есть! – торопливо возразил экс-Митчел. – Я помню все, что я делал, все, что мне внушили... Все помню! И то, что в этом теле делал, и то, что мне записали!

– Тогда что же изменилось? – спросил Джордан. – В чем же проблема с твоей личностью?

– Не знаю. – Псевдо-Джеймс и сам удивлялся тому, что говорит. – Просто я себя так чувствую!

– Вот заморочил, так заморочил! – не унимался Сазерленд. – Ты нас что, совсем баранами считаешь?

– Да отстань ты от него! – не выдержал Джордан. – Стив, ты мне мешаешь! Дай возможность работать!

– Крис, ты же не знаешь, какой он хитрый! – не сдавался Стив. – Он любого обманет!

– О присутствующих говорить «он» не принято! – менторским тоном произнес экс-Паук.

– Нет, ну ты посмотри на этого подонка! – Сазерленда просто подмывало наподдать этому экс-Пауку, но как? – Крис, не верь ему.

– Заткнешься ты или нет?! – Джордан был рассержен всерьез. – Стив, я устал тебя уговаривать!

– Ну и общайся со своим Пауком, может, тоже свихнешься! Только потом...

Договорить он не успел. Вернулся Оскар. Не говоря ни слова, он подошел к столу и положил тяжелую цепь.

Крис присмотрелся. Старая ржавая цепь с какой-то штукой на конце. Сердце усиленно забилось. Красные круги, как предвестники будущего приступа, замелькали в глазах.

– Джеймс, спокойно! – закричал Крис.

– Я... Я думаю, что справлюсь! – выдавил экс-Паук. – Я же говорю, что освобождаюсь.

– Это что? – спросил Стив. Он и сам не заметил, что говорит вслух.

– Я был в доме Карлоса! – начал Оскар. – Там камеры... в подвале. В этих камерах, на этих цепях людей держали! Как животных!

Джордан подошел к столу и внимательно осмотрел цепь. Два полукольца-манжеты... размерами как раз с человеческую шею... длинная цепь с крепежом на конце! Господи, да неужели это...

– Джеймс? Тебе это знакомо? – спросил он. Вслух, чтобы и Оскар мог участвовать в разговоре.

– Да! Я долго носил это на себе! – тоже вслух ответил экс-Паук. Такой разговор с самим собой мог бы показаться кому-то смешным, только никто не засмеялся. Жуткая находка как-то не располагала к веселью.

– Можешь говорить? – продолжал свой допрос чиплендец.

– Да! – На этот раз «да» прозвучало после некоторого раздумья и не так уверенно.

– Может, поведаешь нам, что там с тобой происходило? По спине прошла дрожь.

– Не знаю, – ответил, мгновение помедлив, Джеймс, – попробую...

Нэнси Митчел, после того как ее в третий раз накрыли в притоне наркоманов, не могла не попасть в спецклинику. Это ее не испугало, не впервой! Нэнси временами и сама была не прочь полечиться, набраться сил, кровь помыть, почистить от той грязи, что в ней накопилась... Все равно клинику Нэнси покидала не тогда, когда разрешали врачи, а когда считала нужным она сама! Нэнси было всего семнадцать лет, из них шесть она употребляла наркотики и другой жизни не представляла и даже не догадывалась, что можно жить как-то иначе.

Секс Нэнси тоже не интересовал, и если она и занималась им, то только чтобы обеспечить себя очередную дозу или занять в подростковой банде место поближе к ее лидеру. О своей семье она не вспоминала, она просто ее не помнила. Впрочем, как и семья о самой Нэнси. Отрезанный ломоть, одним словом.

Нэнси не догадывалась, как крупно ей не повезло на этот раз. В клинике к особо невоспримчивым к лечению пациентам решили применить новый, экспериментальный метод. Новый препарат, по замыслу его создателей, должен был мягко, без тяжелых ломок, заменить яд в организме наркомана.

Такие попытки предпринимались не раз и прежде, достаточно вспомнить историю появления героина. Или метадона. Но ведь надо же было что-то делать! И на ком проводить эксперименты, как не на самых пропащих? Кому какое дело до прав тех, от кого не то что родственники отказались, но и они сами?

Как бы то ни было, но Нэнси с девятью другими такими же законченными наркоманами оказалась в экспериментальном блоке под неусыпным контролем. Препарат, на удивление эффективный, пациенты-наркоманы получали трижды в день. Однако врачи надеялись не только на химию. В дело включились нейрохирурги. Вскрыв череп наркомана, они выжигали участки мозга, которые в их среде было принято называть «центрами удовольствия». Согласно модной в то время теории, мало было снять физическую зависимость наркомана, ведь оставалась еще и психологическая. Вот ее-то и уничтожали экспериментаторы, выжигая клетки мозга.

Девять мужчин и одна женщина лежали в одном большом зале плотно обвернутые бинтами, прикованные к лежакам и обвитые датчиками и шлангами. Врачи, опасаясь непрогнозируемой реакции несчастных после операции, постарались полностью их обездвижить. Где уж тут было думать о побеге! Да никто и не рвался, больные просто не осознавали, что они такое и где находятся. Да, операция и трехнедельная терапия дали необходимый результат! Зависимость исчезла.

Но ненадолго! Стоило только кому-то на улице предложить Нэнси привычную отраву по выходе из больницы, как ее рука тут же протянулась за ней. Она вообще больше ничего не помнила, ничего не знала, и ей было все равно. И все покатилось по наезженной колее. Эксперимент не удался. Наркотик оказался сильнее.

Все было как прежде, только наркотика стало требоваться больше. А значит, все чаще приходилось пользоваться слабостью мужчин и отдавать им свое тело. Одним словом, банальная история, трагедия, которая случается повсеместно и во все времена.

Может, история Нэнси и не стоила бы того, чтобы о? ней рассказывать, если бы при очередной облаве на притоны не выяснилось, что она беременна. Ее снова лечили, и опять безрезультатно. Ребенок родился наркозависимым. Нэнси бросила Джеймса – а это был именно он – в клинике и исчезла, и больше ее никто не видел. Сам Джеймс так и не узнал бы всего этого, если б уже в подростковом возрасте не услышал о своей матери от молодого врача по имени Поль Рошаль, занимавшегося им, Джеймсом Митчелом...

Врачи сумели освободить брошенного младенца-наркомана от наркозависимости, покопавшись в его «центре удовольствия». Малыш перестал кричать, требуя отравы. Джеймса передали в приют, где он и рос, получая уход и заботу, кров и еду, одежду и наставления.

Все шло нормально до пяти лет. А в пять лет впервые проявилась его гиперсексуальность. Джеймс изнасиловал такую же малышку, как и он сам! Ужас от происшедшего и скандал удалось пригасить, но, что делать с маленьким маньяком, никто не знал. Оставлять его среди нормальных детей было нельзя. Передавать его в заведения для малолетних преступников – слишком мал.

Выход предложили представители всемирной Армии Возрождения Духа. Джеймса перевели в приют для мальчиков. Самый маленький, он сразу привлек внимание воспитателей. Строгие порядки и жесткая дисциплина были призваны усмирить дух бунтаря, но все пошло прахом – на третий день одна из поварих проснулась оттого, что кто-то лез к ней под одеяло. Увидев Джеймса, она просто не поверила своим глазам. Маленький агрессор в половом отношении был вполне развит! Крики поварихи подняли на ноги весь приют. Было решено оградить детей от Джеймса.

Будущего монстра забрала к себе надсмотрщица из тюрьмы для малолетних преступниц. Она решила испробовать на нем свою теорию. Отныне Джеймс должен был ходить по дому обнаженным, и, как только его гиперсексуальность давала о себе знать самым наглядным образом, незамедлительно следовало наказание – мальчик получал слабый, но все же чувствительный разряд электрической плетки. Два года это средство помогало. Джеймс даже мочиться ходил со слезами. Два года в нем копилась ненависть. На третий год женщина была убита Смерть ее настигла в ванной. Джеймс бросил ей в воду электрический фен. Этот способ убийства он видел в одном кинофильме и долго готовился, прежде чем применил его сам.

Пришло время отправляться в заведение для трудновоспитуемых подростков. Там он продержался две недели. А затем пробрался ночью к девочкам, которые чуть не забили его до смерти. Они уже были наслышаны о малолетнем маньяке. Мальчика поместили в изолятор. Что с ним делать, никто не знал. Во всяком случае, возвращать его к остальным воспитанникам было нельзя. Дети сами могли расправиться с неугомонным насильником. Просто из боязни спать с ним рядом. Держать в изоляторе? Всю жизнь не продержишь!

Выход предложил врач-психиатр по имени Поль Рошаль. Он уже несколько лет занимался изысканиями в области психики и считал, что нашел методику перепрограммирования модели памяти и поведения пациента. Может быть, в любом другом случае ребенка без тщательной проверки методики и самой клиники Рошалю не отдали бы. Но это в другом случае. А вот когда вопрос коснулся Джеймса... Его отдали с радостью. Отдали и забыли. В надежде, что забудут навсегда.

Так Джеймс попал в особняк Карлоса, который назывался так по имени своего прежнего владельца. Камера, в которой Джеймс провел все свои отроческие и юношеские годы, была темной и мрачной. Ежедневные опыты, которые проводились над пациентами в странном доме, не раз заканчивались гибелью подопытного, но ни разу у Рошаля не возникало проблем с законом. Видимо, у него был очень хороший покровитель. Видимо, свой покровитель – на небесах – был и у Джеймса. Он выдержал все.

Через несколько лет, когда обитатели других камер сменились уже по нескольку раз, Поль наконец обратил внимание на необычную живучесть одного из подопытных. Его заинтересовал подросший маньяк, и он занялся им вплотную. Прежде всего он продемонстрировал Джеймсу свою силу, для чего в его присутствии ввел в память одного из пациентов код самоуничтожения, а потом произнес его. Молодой Митчел был потрясен. Он смотрел на мучителя как на Бога и ждал, что тот сейчас точно так же произнесет и его код!

Но Рошаль не стал этого делать Наоборот, он сам снял с Джеймса кандалы. Вручив маньяку коммуникатор, Рошаль потребовал, чтобы тот не расставался с ним никогда. Иначе страшные слова станут передавать все новостные и рекламные каналы, его будут петь все певцы, текст будет написан на всех городских домах. Митчел отпускается в мир с одной-единственно и обязанностью – беспрекословно повиноваться Рошалю! То, что Джеймс продолжит свою деятельность, Рошаля не смущало, мало ли от чего будут умирать люди, все равно ведь когда-то умрут! И того, что Митчел может попасться в руки полиции, он тоже не боялся. Программа защиты в нем стояла такая, что, стоит ему открыть рот, чтобы что-то сказать, он его уже не закроет Не успеет. Код самоуничтожения не позволит его допросить А снять код, наложенный Рошалем, не под силу никому. Любая попытка приведет к мгновенной смерти.

Рошалю даже нравилось, что Митчел не скрывает своих страшных пристрастий. Если его тянет удовлетворять свою похоть таким образом, то к чему его ограничивать? А то, что в городе начнется паника, так это только поможет делу! Полю нужны подопытные кролики, а когда людей проще таскать с улицы, как не во время паники? Но было два обязательных условия, которые Джеймс обязан был выполнять свято. Первое – это раз в месяц монстр должен был возвращаться к Рошалю, где с него снималась матрица памяти, второе – в случае малейшей опасности звонить Полю и умереть. Лишь в этом случае у Митчела был гарантированный шанс снова воскреснуть. И он воскресал и воскресал... И теперь еще продолжает воскресать.

Крис и его друзья выслушали исповедь в молчании. Слишком много страшной информации обрушилось на них. Чем ближе они знакомятся с деятельностью специалистов, работающих в области психиатрии, чем глубже вникают в проблемы памяти, тем яснее понимают, к каким последствиям может привести – и приводит – вмешательство в работу человеческого мозга. Вот и Джеймс тоже прямой продукт деятельности современной медицины. Современной ли? Нет, здесь что-то не так.

– Джеймс, подожди, – начал Крис – А почему к твоей матери применили коррекцию «центра удовольствия», ведь так от наркозависимости давно уже не избавляются! Ест же другие методики! Смена кода ДНК, например...

– Туфта это все! – печально сообщил экс-Митчел. – Обман! Запомни – ничего не помогает! Как только человек испытал первую ломку... больше нет его, это уже не человек – раб! А что до того, как лечили мою мать... Забыл сказать – то, о чем я вам рассказал, происходило более пятисот лет назад.

– Пятьсот?! – воскликнули одновременно Джордан и Сазерленд, чуть не прикусив себе язык. – Ты ничего не путаешь? Может, пятьдесят?

– Пятьсот, Крис! Пять сотен лет назад! Самые первые опыты по сохранению памяти гениальный Рошаль начал именно со мной! – гордо заявил псевдо-Джеймс. – Я помогал ему в поставках материала! А он за это хранил мою память!

– Но как же... – Крис растерялся. – Как же он сам жив до сих пор?

– Я подбирал ему новые тела! Как только Рошаль чувствовал, что ему становилось хуже, он заказывал себе нового носителя. Обученные помощники перекачивали память, а старый, ненужный носитель уничтожался.

– Так же, как и твой? – спросил Стив.

– Да, почти. Только в этот раз со мной было по-другому. Нет, правильно будет сказать, с нами. В нашем случае код произносил Гап! – пояснил экс-Паук. – А обычно если я попадал в беду, то сразу связывался именно с Рошалем. Он произносил нужную фразу, и Джеймс исчезал. Ну, это для вас уже и не новость, Крис и сам все понял! Теперь и Марко все знает... Пауку и его тайне конец.

– Паук? Но ведь Паук появился не так давно! – напомнил Сазерленд. – Всего несколько лет назад!

– Паук – да! – согласился псевдо-Джеймс. – Но ведь это не означает, что маньяк не существовал прежде. В разные времена меня по-разному называли... Пауком, действительно, стали звать только совсем недавно. А до этого были и другие имена...

– Подожди, Джеймс, а «близнецы»? – Крису не терпелось найти ответы сразу на все вопросы. – Откуда они-то взялись?

– Не знаю. Они появились совсем недавно. В последней моей паузе. Но Рошаль делает на них серьезную ставку. Он и меня воссоздавал в надежде, что ему удастся создать суперсолдат. Из тех, что я знаю по прошлому вселению, были только Гап, Лейт и Кор. В этом вселении был только Гап.

– А как он выглядит? – спросил вдруг Джордан. – Я имею в виду Рошаля. Не Шароян ли покойный был его последней аватарой?

– Шароян? Возможно! – согласился экс-Митчел. – Но не единственной! Ведь кто-то же командует Гапом!

– А сам он где? – спросил Сазерленд. – Ну, этот... Рошаль! Он где?

– Этого не знает никто! – ответил псевдо-Джеймс. – Раньше, в моих прошлых возвращениях, я еще с ним встречался. А сейчас он так отгородился от всех... нет, я не берусь даже страну угадать, не то что город. Истинное воплощение Рошаля находится там, где никто не сможет его найти. Он как Бог – везде и нигде! А на матрице только аватара. Исполнитель очередного великого замысла.

Крис был удручен. И было от чего. Еще час назад ему казалось, что до победы над противником остается только один шаг – взять Гапа и уничтожить Паука. И вот оказывается, что они ничего этим не добьются! Просто противник, просочившись, как песок, сквозь пальцы, уйдет на запасные позиции. Получается, что аватарой Рошаля может быть кто угодно. Тот же Наместник, с которым они вчера улучшали породу сектантов... Или даже Марко или Бульдозер... И тот же Пирс, и Клосс, и даже Джина! Любой! Боже, а если он в нем, вернее, в них самих? Затаился и ждет своего часа?

Нет, записывать двоих в одно тело он не умеет! Это только умелец Клосс может! И не стал бы он лезть в одно тело с Пауком! Так что себя можно вычеркнуть. Нужно будет присмотреться к тем, кто изменился после гибели Шарояна. А если он заранее позаботился о замене? И создал еще одну аватару? В расчете на то, что после гибели первой тот станет продолжать дело? А где же сам Рошаль? Господи! да это просто гидра многоголовая! Только одну отсечешь, тут же три новых появляются. Черт, как же со всем этим справиться?

– Джеймс, как ты вообще все это выдержал? – вдруг спросил Стив.

– Не знаю. – Псевдо-Джеймс задумался, – Пока я был в самостоятельном теле, вообще не задумывался. Просто делал то, чего инстинкты требовали! А после вселения к вам... Нет, скорее после того, как саморазрушилась установка... Страшно все это! Как бы я хотел вернуть прежнюю память!

– Это куда? – встрепенулся Сазерленд. – К нам еще одним квартирантом?

– Да нет, это так, вообще! – экс-Митчел вздохнул. – Ведь было же у меня свое тело! До того, как туда вселили Паука! А значит, была и своя память! Своя! А теперь ни памяти, ни тела...

– Подожди, тогда кто же ты? – растерянно спросил Стив. – Если ты теперь уже не... Джеймс Митчел, то кто? Не помнишь?

Псевдо-Джеймс не ответил. Да и что отвечать? Что у него украли все, вплоть до настоящего имени? Что он теперь никто? Совсем никто!

– Джеймс, – голос Криса вывел его из тягостных раздумий, – как ты думаешь, не пора ли кое-кому ответить за то, что с тобой сделали?

ГЛАВА 17

– Вот здесь, в этом боксе! – Псевдо-Джеймс указал на закрытые ворота ангара. Они стояли в подземном гараже под городским торговым центром. Хитро! Попасть сюда можно было в любое время. Круглосуточный режим работы гипермаркета, имевшего пару сотен входов и еще больше лифтов, позволял сосредоточить здесь незаметно целую армию! Или рассредоточить! Да еще прибавить к этому три десятка платных групповых ангаров, расположенных на нижних горизонталях. Попробуй здесь кого-нибудь отследить! Это под силу разве что полиции Хардсон-сити в полном составе. Но тогда на улицы некого будет выставить.

Джордан покачал головой. Ловко устроились, ничего не скажешь! Значит, здесь Паук или Пауки прятали свои экранопланы. А в них кредитки, баллончики с латексом... Даже запасные коммуникаторы!

– И много таких схронов? – спросил Крис.

– Нет, я знаю только один этот. – Псевдо-Джеймс искренне старался помочь. – А вообще, наверное, могут быть и другие! Только мне о них неизвестно!

– А куда ты возвращался для обновления матрицы? – спросил Крис.

– В Институт. Всегда в Институт. Меня встречал помощник Рошаля, в последнее время это был Гап, и вел в лабораторию.

– А ты не знаешь, где запасная лаборатория? Та, где нас последний раз принимали?

– Нет, не знаю! Даже приблизительно... Может, там, где Рошаля обновляют...

– Да что тут долго рассуждать! – Стив, как всегда, был радикален. – Что делать будем?

– Может, заминировать все? – предложил Оскар. – Это я в момент организую!

– А взрывчатку где возьмешь? – удивился Сазерленд. – Ее же в город не завезешь!

– А зачем мне взрывчатка? Я и без взрывчатки подорву!

– А может, выставить засаду и взять Паука? – предложил Сазерленд.

– А цель? Где Гап, он не знает, – возразил Крис. – Допросить не удастся, заблокирован он. Да и что он сообщит? Все, что ему известно, знает и наш Джеймс. Зачем он нам?

– Значит, решено! – подвел итог Оскар. Он достал свой коммуникатор и стал отдавать распоряжения своей команде.

– Оскар, ты тут покомандуй, а я съезжу в Храм, пора начинать охоту на Гапа! – Крис решил, что время для решительных действий пришло. А его главное оружие – это ум и компьютер, – Если что-то срочное, сообщишь!

В Храме рабочий день уже закончился, и, кроме программистов из Чипленда и «потерянных», в перестроенном здании пансионата никого не было.

Короткий обмен приветствиями – и Крис влетел в свой кабинет. Это был хороший признак – значит, скоро должно наступить прояснение. Так бывало всегда, когда Джордан чувствовал, что решение где-то близко, – он начинал торопиться, не терпелось приступить к работе.

Включив коммуникатор и процессор, Крис вызвал программу и стал вводить последнюю информацию. Это был самый важный этап работы – правильно разложить, правильно систематизировать полученные сведения. И самый нудный.

Джордан очень не любил отвечать на множество вопросов, задаваемых программой. Вопросы требовали однозначных ответов, но у Криса их никогда не было. А вот неоднозначных сколько угодно! Да и вопросы еще те были! Иногда весьма странные, иногда по-детски наивные, а иногда настолько точные, что Джордан преисполнялся невольного уважения к искусственному интеллекту машины.

– Наверстываешь упущенное? – раздался за спиной знакомый голос.

– А, Тони! – обрадовался Крис. – Вот вожусь со своим анализатором.

– Узнаю! – Мейджер засмеялся. – Вихрем влетел, влез в программу и забыл обо всем на свете! И после этого меня хотят уверить, что передо мной игрок Стив Сазерленд? Или я не знаю своего шефа, или кто-то дурачит меня!

– Тони, я же от тебя никогда не скрывал, что я Крис Джордан...

– Да? А что же ты собираешься делать, когда начнется сезон? – Тони хитро прищурился, – Осталось недолго!

– Если не придумаю ничего другого, то объявлю, что ухожу из спорта, – нашелся Крис и услышал недовольное ворчание Стива. На что, впрочем, Джордан научился не обращать внимания.

– Ну а результаты той проверки, что ты поручил мне провести, тебя не интересуют? – спросил Мейджер. – Или ты уже забыл о ней?

– А, черт, совсем забыл! Извини, брат, виноват, закрутился! – Крис и действительно забыл о «двадцать пятом кадре». Забыл, потому что был уверен в результате. – Ну и что там? – поинтересовался он. Голос его, однако, прозвучал так безразлично, что Мейджеру все стало ясно.

– Ты даже не спросил, а было ли там что-нибудь вообще? Сразу спрашиваешь, что там? Блестяще! – отметил Тони. – Я всегда завидовал твоей уверенности. Ты нашел решение, как разоблачить гениальную аферу, и так спокойно говоришь об этом? Нет, это только ты можешь так расточительно разбрасывать свои идеи!

– Это не моя находка! – признался Джордан. – Подсказали, но только не спрашивай кто. И все же, что там было?

– Ты знаешь, для такой оригинальной идеи они выдают слишком примитивный текст! Реклама, лозунги... Примитив. Даже удивительно! Я бы там такое наворочал!

– Примитивный текст для примитивной публики! – прокомментировал Крис. – Массы, они же не требуют изысков! Хлеба и зрелищ, римские императоры хорошо знали, чем привлечь голоса черни! Противник – негодяй, заказчик – молодец, голосуй за него!

– Не помещаю? – Вдруг услышали они. В дверях стоял доктор Колхаун. – Работал над проблемой «потерянных», вдруг смотрю, наш шеф подлетел. Думал, на несколько минут, а вы здесь решили весь вечер провести?

– Присаживайтесь, – пригласил Крис. – Вот, говорим о психотропном воздействии на избирателей. «Двадцать пятый кадр» в действии, можете полюбоваться!

– Правда? – на лице Колхауна отразилась скука. – Значит, они все же решились?

– Кто? –удивился Крис и тут же спохватился: – Ах да, вы еще об этом... Ну кто же еще может, кроме наших политехнологов? Хотя, не могли же они сами до этого додуматься? Значит, кто-то научил?

– Да ерунда это все! – неожиданно резко возразил доктор. Пятно над головой, горевшее любопытством, на мгновение вспыхнуло раздражением и вновь стало сине-зеленым. – Я в свое время занимался этим вопросом всерьез. Детские игрушки, даже не стоит внимания серьезных людей! Вам, мистер Сазерленд, с вашим талантом не стоит растрачивать его по пустякам. Пусть те, кто выкачивает деньги из неразумных политиков, занимаются этим недостойным делом! Все равно эффект очень низок. А вот вам нужно отбросить все и заняться чистой наукой.

– Ну что вы, – смутился Крис, – вы переоцениваете мои способности. Я...

– Вы прирожденный генератор идей, мистер Сазерленд! – продолжал Колхаун, пропуская мимо ушей слова Джордана. – Мне очень понравился ваш метод, примененный при поиске места, где пациентов... Ну, скажем, подвергали обработке. Блестящий ход, я бы сказал, гроссмейстерский! Поздравляю, мне, признаться, не хватало таких знаний в информатике! Вот только, почему вы остановились и не развиваете методику? Это же новое слово в прочтении кода памяти!

– Мистер Колхаун, моя задача гораздо проще, чем вы думаете. Я не гонюсь за лаврами и дипломами. Единственное, чего я хочу, – это помочь людям вернуть память, обрести себя, – возразил Крис. – Я не ставлю себе целью расшифровать код...

– Весьма самонадеянное заявление. И такое же устремление. А не приходило ли вам в голову, что вы пытаетесь уподобиться Создателю? Ведь только ему решать, кому дать память, а кого лишить ее? И что вы вкладываете в слово «человек»? Его личность или телесную оболочку? Личность, носителем коей является память, или тело, рабски обслуживающее эту память? Ведь вы же не будете спорить, что только память является основным стимулятором человеческих поступков? В памяти вы держите все ваши страхи, все ваши страсти, стыд за неправедные поступки и радость за благие. Весь ваш опыт, наконец!

– А душа? – внезапно вмешался Стив. – Как же быть с душой, любовью?

– Это тоже память! Любовь? Вы просто помните, что вам с этим человеком хорошо, приятно... Что вы нуждаетесь в этом человеке. Что вы начинаете себя чувствовать комфортно, только когда он рядом.

– Так вы хотите сказать, что нет памяти, значит, нет и души? – вернулся в разговор Джордан. – А те люди, что остались без памяти? Они же живые! И у них есть душа!

– А кто вам сказал, что они люди? – Колхаун пристально и вполне доброжелательно следил за реакцией Криса.

Казалось, профессор кафедры беседует с любимым учеником.

– Это бездушные носители. Почему они, даже когда им говорят: вот ваши близкие, жена, дети, родители, – почему они не реагируют на них? А ведь была бы у них душа, она бы подсказала! Ведь так же считается? А она молчит! А что, если душа исчезла вместе с памятью? Но если нет души, нет памяти, то, значит, перед вами пустые оболочки, ожидающие, когда вернется душа? Может, их души и память просто где-то в путешествии, а оболочки потому и не пускают в себя никого, что ожидают их? И именно из-за этого мы не можем туда что-то записать? Место-то занято! Ведь никто же не пробовал сначала стереть память у «потерянных»? Зачем, ведь все уверены, что она и так стерта!

– Так вы знали! – догадался Крис. – Вы знаете о том, что с ними произошло!

– Если бы! – Колхаун развел руками. – Я бы многое отдал за возможность узнать, что происходит с нашими пациентами. А то, что я вам сказал, всего лишь предположение С того момента, как я узнал о ваших благородных устремлениях, я все время искал, как бы вас уесть... Тщеславие, знаете ли, – признался профессор. – Я всю жизнь занимаюсь проблемами памяти, а тут приходит в науку новичок и с ходу решает задачу, как вытаскивать глубинные образы! Стал думать над тем, что же вы нашли? И понял, что в вашей методике есть порок. Формальный подход. Вы априори считаете, что с пациентами в прошлом произошло нечто ужасное. Что они панически чего-то боятся. Боятся того, что якобы произошло в прошлом. А вдруг это страх не перед тем, что было, но перед тем, что может произойти? Перед тем, что вы можете прервать полет их души? Души, памяти, личности... Я не могу подобрать точного определения, но пусть будет душа, звучит красиво. Или, может, дадите свое определение? Вы, молодые, любите давать всему свои определения.

– Вы все это всерьез? – Джордан был ошеломлен.

– Нет, конечно! – Колхаун засмеялся – Вы мне интересны, мистер Сазерленд. Я давно не встречал новых звезд в нашей науке, поверьте, я не в том возрасте, когда льстят начальникам. Просто я хочу, чтобы вы использовали ваш талант с большой осторожностью. Иначе можете совершить ошибки, которые превратят вашу жизнь в сплошной кошмap. – Но как же тогда в вашу теорию вписывается Кос? – спросил Крис – Он-то с душой, активный человек! Его никак не назовешь оболочкой! И как тогда объяснить тот факт, что у всех наших пациентов были сняты карты памяти и все они хранились в Институте?

– Я же вам сказал: я не знаю, я предполагаю! – с улыбкой сказал профессор. – Что касается вашего телохранителя, то, возможно, это совсем другой случай. Я в свое время хорошо знал Ари Шарояна. Это был ученый. Настоящий ученый. Мятежный, свободолюбивый художник от науки. Его еще на студенческой скамье захватила идея создать сверхчеловека, вложить в него все знания, что накопило человечество. Мы тогда ходили на одни и те же лекции, Слушали одних и тех же преподавателей. Видимо, ваш Кос – это удачный результат одного из его многочисленных экспериментов.

А что касается памяти пациентов, хранимой в Институте... Так там не только это хранилось. Там и платный депозитарий памяти был. И эксперименты они интересные проводили. Они и меня приглашали к себе, но я не решился, о чем теперь жалею...

Последние слова Колхаун произнес в полной тишине. Крис и Тони переглянулись. То, что они услышали от доктора, могло повергнуть в шок и более подготовленных специалистов. Значит, они едва не совершили непоправимую ошибку? Нужно немедленно прекратить эксперименты с «потерянными»! Вдруг они действительно с самоуверенностью дилетантов вмешались в то, в чем совершенно не разбираются?

– Скажите, мистер Колхаун, – заговорил Тони, – а вот этот прибор вам ни о чем не говорит?

Мейджер вывел на дисплей коммуникатора изображение лаборатории, полученное из памяти «потерянных». Палец программиста ткнулся в трубу над креслом.

– Мы так и не поняли, что это! – продолжал Тони. – Со всей техникой разобрались, а вот с этим никак!

Глаза Колхауна вспыхнули и тут же погасли. Как и красный огонек раздражения в пятне. Он мельком посмотрел на дисплей и отвернулся.

– Наверное, сканер какой-нибудь! – безразлично бросил он.

Да, доктор владел своими нервами! Ни одна ресничка не вздрогнула! Голос как был ровным и доброжелательным, таким и остался. А вот в пятне взорвался настоящий фейерверк! Каких только эмоций не вызвал этот вопрос!

– Крис, ты видишь? – не удержался Стив. – А наш доктор не так прост!

– Ну, это для нас не новость! – согласился Джордан. – А вот то, что он знает о приборе больше, чем говорит, настораживает. Прибор ему явно знаком! Как же его разговорить? Хоть бы краешком узнать, для чего же этот аппарат! Что же находится в моей...

– Стой, Крис, мы не одни! – прервал его Сазерленд. – Не забудь про Паука!

– Да пошел ты! – возмутился псевдо-Джеймс. – Нашел шпиона! В своей башке безмозглой? У тебя явная мания величия!

– Да? А что же тогда и ты сюда залез? – Стив оседлал любимого конька. – Мог бы и...

– Заткнетесь вы наконец? – не выдержал Джордан. – Надоели уже!

– Ну не буду вас отвлекать! – Колхаун решил воспользоваться задумчивостью Криса и ретироваться. – Если понадоблюсь, то я в своем кабинете. Люблю, знаете ли, работать по вечерам!

Ну вот, из-за этих спорщиков такой интересный разговор прервался! Джордан, сердитый, собирался уже устроить обоим головомойку, когда заговорил Мейджер.

– А ведь профессор, может быть, и прав, – сказал он. – Настоящий ученый, столько уже здесь перестроил! Джалли у него как студент на кафедре. Каждое его слово на лету ловит!

А вот это уже интересно. Значит, Колхаун уже подмял под себя Джалли? И все перестраивает под себя? Интересно будет посмотреть, как у него сложатся отношения с Кейт Монро. Пусть ее попробует подмять! Жалко, что из-за этих идиотов не спросил у Колхауна про Гапа, а вдруг он и про него что-то слышал!

– Вы, два идиота, долго вы еще собачиться будете? – Крис решил, что пора наводить порядок в голове. – Стив, ты всегда первый начинаешь! И всегда не вовремя, могли же Клемента на Гапа пробить!

– Могли! – согласился Сазерленд. – Но не нужно забыват, что мы не знаем, с какой целью в нашу голову Паука подсадили! Может, шпионить за нами!

– Да кому ты нужен! – взорвался псевдо-Джеймс. – Тоже мне, пуп земли! Да если бы не Крис...

– Достали! – зарычал Джордан. – Сколько можно вам...

Договорить Крису было не суждено. Оборвал его, как I всегда, коммуникатор. Джордан отвернулся от Тони и нажал кнопку ответа.

На экране дисплея появилась наглая физиономия Гапа.

– Стив, старина, рад тебя видеть! – Гап расплылся в улыбке. – Уж и не знаю, как к тебе и обращаться! Джеймс, Паук, Стив...

– Тебе, ничтожеству, обращаться ко мне нет надобности! Если хочешь говорить, так появись, мы с тобой один на один и пообщаемся! А то все прячешься, все увиливаешь! Что, только исподтишка можешь? – Крис, отвечая «близнецу», быстро набирал команды. Изображение пошло в память, а специальная программа, осуществляющая поиск адреса, пусть и не физического, но хотя бы сетевого, начала свою работу. Главное теперь – продлить разговор.

– Да я бы с удовольствием, – язвительно сказал Гап, – но ты же за собой целую армию таскаешь! Наверное, боишься кого-то? Не меня ли?

– Что тебе нужно? – спросил Крис. – Мы кажется, наш разговор не...

– Не тяни время, я все равно защитил все свои порты. Так что мой коммуникатор ты не просканируешь, – заявил Гап. – А вот ты не удосужился подумать о защите.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Джордан. Он заметил, что Тони, который понял, с кем он разговаривает, делает ему знак не обращать внимания и постараться задержать контактера подольше. – Опять будешь свои заклятия читать? Так это пустое, я же бессмертный! Ты, я думаю, уже убедился, что все твои козни мимо прошли!

– Да? А что ты скажешь на это? – Гап повернул объектив своего коммуникатора в сторону от себя.

Сандра! Она у Гапа?

– Сандра! – закричал Стив, – Ты что там делаешь?

– В гостях она! Не видишь, что ли? – Гап повернул камеру к себе. – Не хочешь разделить компанию?

Крис бросил быстрый взгляд на Тони. Тот кивнул головой и показал пальцем на дисплей Джордана...

В правом верхнем углу экрана открылось окно диалога с текстовым сообщением: «Я вычислил его номер! Сейчас попробую войти в систему Службы Спасения Хардсон-сити! Попробую позиционировать его в пространстве».

– Яснее выражайся! – потребовал Крис, обращаясь к Гапу. – Что ты хочешь?

– Как – что? Сделать тебе приятное! – «Близнец» не скрывал своей радости. – Должен же ты попрощаться с той, которая брала у тебя последнее интервью! Надеюсь, у нее есть татуировка? Потому что теперь она попадет в лапы к Пауку! Я думаю, это ее прославит. Следи за последними новостями!

Гап с издевательским смешком выключил связь.

В окне диалога появилось сообщение: «Объект направляется к Центральному району».

«Центральный район? А не к схрону ли они едут? Там же Кос все заминировал! Или еще нет?» – пронеслось в голове у Джордана.

– Это точно? – спросил Крис у Тони.

– Да что тут болтать! – закричал Сазерленд. – Едем к ангару!

– Если бы мы были в Чипленде, я бы ответил тебе со стопроцентной гарантией. Аздесь, в Хардсон-сити, не знаю, но, похоже, все точно, – ответил Мейджер. Кажется, он проникся серьезностью момента. Лицо его посуровело.

– Крис, поехали! – Стиву не сиделось на месте. – Мы еще успеем!

– Заткнись! – Джордан набрал код Оскара.

– Да? – Увидев Криса, Оскар сообщил: – Мы уже заканчиваем!

– Все отменяется! – сказал Джордан. – Сейчас к вам едет Гап, возможно, с ним новый Паук. Их нужно взять.

– Возьмем, – спокойно ответил гигант. – Делов-то! Я давно хочу до них добраться.

– Оскар, все не так просто! – остудил его Джордан, – У них Сандра! Они везут ее с собой!

– Что?! Сандру? – Брови Коса взлетели вверх. – А это точно известно?

– Сам сообщил! – ответил Крис. – Сам позвонил и похвастался!

– Какие требования они выдвинули? – Кос уже просчитывал варианты дальнейших действий.

– Без требований. Сказал, что Сандра едет брать интервью у Паука.

– Значит, обязательно появятся здесь. Заедут за латексом. Мы их встретим. Пусть Стив не волнуется!

Для Джордана всегда оставалось загадкой, как Оскар их различает, но факт оставался фактом, он ни разу не ошибся!

– Крис... или Стив... – Тони замялся. – Нет, все-таки Крис. Может, ты мне объяснишь, что происходит? Кто такой Гап? И какое отношение ты имеешь к Пауку?

– Тони, мне сейчас не до объяснений! Гап – хозяин Паука. Паук – не какое-то конкретное лицо, а память на матрице. Как только Паук попадает в критическую ситуацию, он звонит Гапу, и тот кодовой фразой уничтожает очередную авешу. А когда Гапу или его хозяину нужно, он тут же записывает его в новый носитель.

– Господи, так значит... Значит, его специально спускают с цепи? – лицо Тони посерело. – Неужели есть такие люди?

– Это не люди... – сказал Крис. – Это политики!

ГЛАВА 18

Гап вез Паука в ангар на своем «тоджере». Позади, в просторном салоне комфортабельного экраноплана, лежала Сандра. Ее испуганные глаза были полны слез, но из залепленного скотчем рта не вырывалось ни звука. Руки, скованные нейлоновыми наручниками, были пристегнуты к кольцу, вмонтированному в пол экраноплана.

Жертва для Паука была готова. Сейчас в гараже ее перегрузят в «бозер» и пусть катят веселиться!

Гап сам привез Паука в ангар, чтобы тот взял свой катафалк и отправился с жертвой к месту заклания. Пусть только не забудет сувенир Сазерленду отправить! Эх, жаль, что Рошаль приказал пока не трогать спортсмена! А то бы с обоих шкуру сняли! Везучий, гад! Что-то заинтересовало в нем Поля. Вот только что? Будь его, Гапа, воля, так и дня лишнего не прожил бы Змей!

Ага, вот и ангар с «бозером» нового Паука. Интересно, что стало с тем грузовичком, которым пользовался прежний Паук? А, ерунда, то же самое, что и с остальными такими же. Стоит где-нибудь брошенный, да и все!

Гибкая броня створки ангара автоматически пошла вверх. Еще пара минут, и он избавится от своих спутников. Надоело их возить... Что там еще?

Черт, вечно у них что-то случается! Створка задрожала и остановилась в метре от пола. Вот только этого не хватало!

– Паук, иди открой! – приказал Гап. – Там справа есть ручная подача. Вращаешь барашек... Ладно, посиди здесь, сам открою, а то еще сигнализацию включишь.

Гап выбрался из «тоджера» и поднырнул под створку.

Кос и два его бойца, Руди Варвар и Джо Фернандес, ждали в ангаре. Руди и Джо спрятались за ближайшим «бозером», а сам Оскар стоял возле входа. Дождавшись, когда автоматика отработает и станет поднимать створку, Кос выключил привод и затаился. Едва голова Гапа оказалась в ангаре, как Оскар нанес мощный удар и втянул обмякшее тело внутрь. Все было проделано так быстро, что Паук даже и не заметил, что «близнец» влетел внутрь, а не вошел. Еще несколько мгновений ушло на то, чтобы спеленать Гапа и бросить его за «бозер». Затем Оскар метнулся к пульту и включил привод. Гибкая броня пошла вверх.

Как и рассчитывал Кос, «тоджер» тут же вкатился в ангар. Пауки не любят находиться на виду. Створка пошла вниз.

– Эй! Паук! – крикнул Кос.

Паук, услышав незнакомый голос, вздрогнул и напрягся. В ангаре никого не было видно, даже Гапа. Паук быстро оглянулся назад, но створка уже закрылась! Он замер. Все стало ясно. Паук медленно повернулся... Перед «тоджером» стоял незнакомый гигант.

– Гап тебе просил передать, – заговорил незнакомец. – Замок заржавел, птичка улетела. Замок заржавел, птичка улетела!

Когда конвульсии Паука закончились, Оскар заглянул в «тоджер». Его встретили заплаканные глаза перепуганной Сандры.

– Все в порядке! – сообщил он ей. – Все позади!

Номер Сазерленда он набрал уже в полете. «Тоджер» Гапа, просторный даже для такой большой компании, летел над ночным Хардсон-сити. Теперь, когда Паук уничтожен, а главный «близнец» в наручниках, да еще и пристегнут к тому же кольцу, к которому ранее была прикована Сандра, можно было и расслабиться.

– Стив, все в порядке! – сообщил Оскар. – Поговоришь с Сандрой?

– Да, конечно! – воскликнул Сазерленд и, спохватившись, добавил: – Спасибо, Оскар!

– Пустяки, для тебя хоть каждый вечер! – засмеялся Кос.

– Подожди, Стив! – попросил Крис. – Оскар, а Гап где?

– Пристегнут в салоне. Как собака на цепи!

– А Паук?

– Был с нами, но решил выйти... Когда над каналом пролетали, – с ухмылкой сказал Оскар. – Ему птичка прошептала о замочке, вот он и не смог вас лично поблагодарить за освобождение!

Джордан повернулся к Мейджеру: – Нам нужна камера для Гапа. И готовь всю нашу технику! Раз не можем допрашивать традиционными способами, применим наш метод. Образный допрос тоже даст результат. И запомните все, – Крис повысил голос, – никаких вопросов пленнику не задавать! У него блокировка. Все, Оскар, ждем вас!

Джордан отключил связь.

– Тони, подбери наших, тех, у кого язык на привязи... Пусть готовят оборудование. На всякий случай снимем с него карту памяти. И постарайтесь действовать так, чтобы не привлекать внимания, нам не нужны соглядатаи!

Гап сидел в кресле перед большим дисплеем, крепко примотанный к сиденью, подлокотникам и спинке нейлоновым фиксатором, применяемым для буйных пациентов психиатрической клиники. Специальное оборудование полиграфа не давало пациенту закрыть глаза. «Близнец» получил наконец возможность по достоинству оценить то положение, в котором оказывалась жертва, попавшая в сети Паука. Живой, но полностью обездвиженный, весь во власти чужой воли, Гап если в глубине души и паниковал, то внешне этого ничем не проявлял. Только крепко сжатые челюсти и желваки на скулах выдавали его напряжение. Тонкие шланги датчиков и системы поддержки жизнеобеспечения дополняли меры предосторожности, принятые Джорданом. Но самые большие надежды Крис-Стив и Оскар возлагали на приборчик Марко, втихую прилепленный на поясницу врага.

Можно было начинать работу.

– Какую программу запускать? – спросил Симон Кверт, один из программистов, приехавших из Чипленда. – Что будем искать?

– Улицы, дома, городские достопримечательности, – распорядился Крис. – Ищем лабораторию!

– Понял, дело знакомое!

Несколько нажатий на клавиши, и работа пошла. Джордан несколько минут наблюдал за бессистемной сменой картинок на дисплее. Изображение менялось с такой скоростью, что уследить за тем, что сейчас видит Гап, было невозможно. Да и не нужно. На этом этапе выяснялись только общие виды, вызывающие его реакцию, которую компьютер расшифровал бы как тревожную. Выявление начнется потом, когда начнется морфинг.

– Крис, пошли отсюда! – попросил Стив. – От этого мельтешения голова кружится. Все равно что-то проклюнется только через несколько часов. Дай-ка я с Сандрой пообщаюсь.

– Давай, а я пока подумаю, – согласился Крис. – И вообще лучше ее отвезти домой. Зачем ей здесь болтаться?

– Как же, поедет она, – пробурчал Сазерленд. – Тут самое интересное начинается, а ты хочешь журналистку спать отправить. Разве что под конвоем Оскара и в наручниках!

– Вот только журналистки нам здесь не хватало! – недовольно сказал Джордан и тут же примирительно добавил: – Балуешь ты своих женщин! Ну ладно, посмотришь, как я с ними справляюсь, – научишься!

– Это как, ты себе тоже кого-то заведешь? А как же мы их делить будем?

– А чего делить! Пользуйся моей, мне не жалко!

– Но у нас же мозги разные, а тело одно! – Стива удивила непонятливость Криса. – Как же мы тело делить будем? Ночь с одной, ночь с другой?

– А нам зачем думать? Пусть они и делят! – Джордан засмеялся. – Чего нам-то голову ломать? Тоже мне, очередь придумал! В одну койку всех – и кому повезет!

– Ты это серьезно? Гарем решил завести? – Стив был растерян. – Они же нас повесят!

– Это тебя, подкаблучника несчастного, повесят! – Крис, не выдержав, прыснул со смеху. – Эх, Стив, хороший ты парень, но очень уж влюбчивый и наивный! Учись у профессионалов!

– Разыгрываешь? Вот жук! А я – то чуть не повелся! Тебе бы в покер играть, а не компьютерам... мозги плавить!

Сандра ждала в кабинете. Она сидела перед коммуникатором и готовила свою очередную сенсацию о поимке и уничтожении Паука. Хорошо, что Крис подошел вовремя и репортаж не ушел в редакцию. Он, не обращая внимания на возмущенные возгласы подруги Стива, занялся цензурой.

– Сандра, давай сделаем так: я тебе скажу, о чем следует писать, а что может мне повредить, – сказал он. – То, что ты сейчас услышишь, с лихвой компенсирует те маленькие ограничения, которые я тебе обозначу.

Крис рассказал журналистке о технологиях обработки электората, используемых Наместником и Президентом, объяснил, как подступиться к этой теме, как собрать доказательства, рассказал историю появления на свет Паука о том, какую роль сыграл в ней Поль Рошаль, сообщил координаты особняка Карлоса, не забыл упомянуть и о Гапе, исполнителе воли Рошаля.

Что же касается запрета, то он упомянул только те сведения, которые имели отношение непосредственно к Сазерленду и его причастности к поимке и казни Паука. Особенно к способу его убийства. Слишком много вопросов вызвала бы эта информация. Откуда Стив Сазерленд или его телохранитель могли знать код уничтожения Паука? И как им удалось обнаружить логово зверя? Лучше придумать красивую историю с погоней и перестрелкой, все равно проверять некому! Ни Оскар, ни его бойцы опровергать информацию не будут. А вот что касается Гапа, то он сумел сбежать. Пусть его ищут. Где угодно, но только не в Храме.

– Ну как, компенсировал я тебе потери? – спросил Крис ошеломленную мисс Чен.

– Да! – ответила она, кивая. – Только я не пойму, почему ты не хочешь, чтобы я рассказала, как Оскар здорово придумал с этой фразой! Замок заржа...

Джордан еле успел зажать ей рот ладонью.

– Сандра, солнышко, я тебе потом объясню, сейчас не до этого! – сказал он. Не хватало еще, чтобы он на ее глазах среагировал на код! Тем более что прибор Марко на Гапе! Вот была бы красивая смерть! В зените славы, как в фильмах. Нужно срочно сделать так, чтобы она выкинула из головы эту фразу раз и навсегда, иначе непременно вставит куда-нибудь. И пойдет гулять эта дурацкая формула по каналам. Так недолго и под информационную охоту на самого себя попасть. – Обещай мне, что ты никогда не станешь повторять эту фразу, – попросил Крис. – Я гарантировал своему источнику информации, что об этих словах никто не узнает. Ты же не хочешь, чтобы я прослыл человеком, не держащим слово? У нас есть еще враги, и, узнав о том, что мы знаем этот код, они легко вычислят нашего человека. Если это произойдет, его ждет мучительная смерть.

Так и не поняв ничего, Сандра согласно кивнула.

– Ну вот и хорошо. – Джордан улыбнулся. – Ладно, не буду отвлекать тебя от работы, загляну позже.

Крис вернулся к программистам. В тишине кабинета шла работа. Тони, завидев шефа, призывно махнул рукой.

Крис подошел. Тони молча, чтобы никого не отвлекать, показал на свой дисплей. Для того короткого времени, что они провели с Гапом, результат был более чем интересен. Возникло несколько объектов с узнаваемыми контурами.

– Новая версия работает очень быстро, – прокомментировал Тони. – Я думаю, что скоро перейдем к морфингу.

– Не забудь потом, когда все кончится, прокачать его па той трубе, что мы получили из памяти «потерянных», – сказал Джордан, – Мне кажется, это будет очень интересно.

– Есть, шеф! – шутливо отрапортовал Мейджер. – Обязательно! Я, кстати, сделал так, что все, что у нас получается, сразу сбрасывается на твой терминал. Так что можешь посмотреть в любое время.

– Спасибо!

Тони не знал, что сейчас за пультом терминала сидела Сандра. Но в этом не было ничего страшного, журналистка все равно не знала, как получить необходимую информацию. Как и многие пользователи, мисс Чен считала коммуникатор чем-то вроде модернизированной пишущей машинки, связанной с Сетью.

Но все же меры предосторожности принять не мешало. Крис направился к себе. Не успел он войти в кабинет, как раздался сигнал вызова, на маленьком экране коммуникатора появилось лицо Марко.

– Не спишь? – спросил Смотрящий. – Молодец! Мне тоже не спится. Все кажется, что забыл ты обо мне, не приходишь, не звонишь...

– Марко, я же над твоей задачей работаю! – ответил Крис. – Мне перед тобой расшаркиваться или над Пауком колдовать?

– Над Пауком? Колдовать? – переспросил Симоне. – Ты бы не издевался над стариком, похвалился бы успехами! Так нет, все норовишь на моих нервах поиграть! Ведь знаешь, что волнуюсь, о людях думаю! Ночами не сплю! За каждую душу, невинно загубленную, переживаю, а ты темнишь, не спешишь порадовать старика успехом. Почему не сообщаешь, что маньяка кончил? Скромничаешь или хитришь? Хотя что тут хитрить, не понимаю...

Марко еще говорил, говорил, а в голове у Криса обжигающей молнией пронеслась мысль: "Уже все знает! Кто же продал? Кто-то из своих, посторонние просто ничего не знали!

Кто знал об этом? Кос со своими, Сандра и Тони с чиплендскими, программистами. Оскар? Да не может быть! Лучше сразу застрелиться! Тогда нужно будет признать, что и о приборе в его квартире известно всезнающему Симоне! Тогда Тони? Когда? Во время разговора с Сандрой? Но когда же он успел продаться? Да когда угодно! Хотя бы тогда, когда они со Стивом и Оскаром гостили у Наместника! Нет, Крис, не спеши шельмовать товарищей. Мейджер не только сотрудник, но и преданный друг. Тони проверен многими годами совместной работы. Тогда кто? Остальные чиплендцы просто не знали о Пауке!

Тогда остается... Сандра! Или люди Оскара! Но он их отбирал очень тщательно. Вряд ли имперцам удалось бы подсунуть соглядатая так, чтобы Кос об этом не знал! Значит, все-таки Оскар? Нет, только не он!

– И не Сандра! – вмешался Стив, путая мысли Джордана.

– Черт, с этим общежитием даже в мыслях один не остаешься! – возмутился Крис. – И почему ты так уверен в своей девушке? Я бы не стал так категорично утверждать! Уж больно она неожиданно появилась в нашей жизни. Что ты вообще о ней знаешь? Ты даже не пробил ее по Сети! Мог бы и поинтересоваться!

– Это ты у нас можешь залезть куда угодно! – огрызнулся Сазерленд. – А я не знаю, как это делается! Понимаешь, просто не знаю! 'Только признаваться в этом не хотел... Зато я сердцем чувствую!

– Да? А вот мое сердце что-то молчит...

– Вот это я и заметил! – с болью произнес роллерболист. – Ты сам стал компьютером!

– Стив, пойми, я думаю...

– Крис, ответь! – вступил в разговор псевдо-Джеймс. – Марко хочет, чтобы ты прямо сейчас приехал к нему!

Джордан резко оборвал беззвучный разговор. С экрана коммуникатора на него обеспокоенно смотрел Симоне.

– Стив, что с тобой? – спросил глава Империи. – Ты как будто не со мной говоришь.

– Извини, Марко, задумался! Устал, наверное, – пробормотал Крис. – День хлопотный выдался.

– Ну, ничего, приедешь ко мне, я тебя взбодрю, – пообещал Марко. – Здесь тебя быстро в порядок приведут.

Вылетай!

Когда, «москит» подлетел к зданию Империи, Джордан увидел, что их встречают как триумфаторов. Ни он, ни Стив, ни тем более Оскар, сопровождавший его, не ожидали такого. Хардсонситенцы, заполнившие всю площадь стоянки перед зданием, ждали избавителя города от Паука, а пока потягивали легкоалкогольное питье, щедро выставленное Смотрящим. Видно было, что Марко готовил настоящий праздник. Что ж, это и его победа.

Как удалось Симоне собрать в такое время такое количество народа, одному Создателю известно, но толпа все прибывала и прибывала. Все ждали Стива Сазерленда, сумевшего уничтожить самого страшного маньяка за всю историю Конфедерации. Ни полиция, ни спецслужбы не смогли справиться с монстром, а Снейк и его команда решили проблему! Теперь уже никто не сомневался, что Стив – человек Великого Симоне, Смотрящего города. Кто, кроме Марко, мог контролировать ситуацию? Пока он не вмешался и не подключил к теме бойца из «Скорпионов», власть беспомощно собирала освежеванные трупы. Кому они нужны, такие руководители? Вот Симоне, он действительно власть! Обратись к нему, и все будет решено! А эти чиновники-волокитчики только и умеют, что мзду требовать да баклуши бить.

Крис-Стив подрулил к стоянке, но, поняв, что сегодня там места не найдет, поднялся на площадку, где ставил свой экраноплан Симоне. Толпа внизу, узнав машину триумфатора, разочарованно загудела. Все жаждали увидеть вблизи победителя, дотронуться до него, пожать руку... Ну а Сазерленд, избалованный славой и не раз испытавший на себе силу любви толпы, благоразумно предпочитал уклоняться от ее удушающих объятий.

Марко предугадал и это! Он, Бульдозер, Алан и все, кому разрешалось находиться рядом со Смотрящим, встречали их у входа в лифтовый зал. Симоне, завидев Криса-Стива и Оскара, пошел им навстречу, широко раскинув руки.

– Стив, мальчик мой! Я знал, что ты порадуешь старика, победишь монстра! Знал и верил, что ты сделаешь все, что я тебе велел! – Он обнял Криса-Стива, затем Оскара. – Ты, парень, тоже молодец! Держитесь друг друга, и со временем о вас заговорят все уважаемые люди! А сейчас вы мои гости! Вы победители! Мы так отметим победу, что... Нет, прежде нужно сделать еще одно дело.

Марко указал на козырек, нависающий над площадью.

– Встаньте туда! Хардсонситенцы заслуживают, чтобы тот, ради кого они собрались, поблагодарил их за это. Учись, Стив, работать с людьми! Ты должен все время думать о них. У меня насчет тебя очень серьезные планы. Иди! И не стесняйся показать свои чувства, свою любовь к согражданам. А они тебя любят, поверь мне.

Сазерленд сделал знак Оскару, и они взошли на козырек, как на подиум.

Радостный рев показал, что Смотрящий был прав. Еще бы, при его-то опыте! Вот если бы еще он смог увидеть, какими взглядами обменялись Боб Бросман и его советник Джузеппе Фолли... Многих бед можно было бы избежать, но, к сожалению, глаз на затылке Бог не дал даже самым могущественным людям.

ГЛАВА 19

– Стив, почему ты мне сразу не позвонил, не сообщил о своей победе? – Симоне сидел в своем глубоком кресле и нежился под мягкими стимулирующими прикосновениями массажного манипулятора-автомата. – Ты же знал, что я очень жду эту информацию. – Марко, именно поэтому и не звонил. Я должен был убедиться, что тот, кого я уничтожил, и есть Паук. – Джордан сидел в кресле напротив. Рядом со Смотрящим сидел неизменный Боб Бульдозер, – Мне пришлось подробно расспросить Сандру. Оказывается, этот идиот был так уверен, что она все равно от него не уйдет, что все ей рассказал.

Наверное, чтобы еще больше напугать И я убедился, это действительно был Паук.

– А как ты узнал, где его перехватить? – вдруг спросил Боб. – Как ты нашел его логово?

– Компьютер! Как всегда, компьютер! И еще хвастовство Паука и Гапа! – Крис отхлебнул виски. – Гап позвонил мне из своего «тоджера» и сообщил, что Сандра в его руках. Мы вычислили номер его коммуникатора, а проследить за перемещением известного номера не представляет трудности. Простое внедрение в систему Службы Спасения. Там их пеленгаторы работают в автоматическом режиме. А дальше в дело вступил Оскар... Результат? Паук в канале, Гап у меня! И уже работает! Трудится вовсю! Мне его даже жаль... немного. Я как-то раз попробовал посидеть в его шкуре, минуты не выдержал.

– Значит, он на твоей журналистке прокололся! – сверкнул глазами Симоне. – Всегда говорю, что все ломаются или на бабах, или на бабках. Все, даже самые лучшие! Ладно, сейчас не время для серьезных бесед. Главное, что дело сделано, жертв больше не будет. Так, Стив?

– Так, Марко, – заверил Крис. – Отвечаю! Женщины могут спать спокойно.

Глава Империи удовлетворенно кивнул. Он и сам знал ответ, но хотелось, чтобы эти слова произнес его любимчик.

– Боб, ты заметил, что наш Стив стал прямо какой-то одержимый? – воскликнул Смотрящий, круто меняя тему. – Забросил все свои дела, занимается только... мразотой этой... тьфу, в такой торжественный час говорить о них не хочется. Сразу настроение... Ладно, забудем об этом! Так вот, вернемся к нашим баранам. Стив, дело делом, но почему ты свой дом до сих пор не восстановил?

– Как не восстановил? – подыграл Смотрящему Бульдозер. – А по моей информации – восстановил! Да еще как! Такую громадину отгрохал! Раза в два больше, чем прежний был!

– Я?! – удивился Сазерленд. – Нет, ничего я не отгрохал! Некогда было!

– Это тебе было некогда! – со смехом сказал Марко. – А вот нам с Бульдозером было когда! Поедешь назад, не забудь, заскочи к себе! Вот код доступа, посмотри, все ли так, как тебе нравится. Если что, скажи, мастера все сделают, все оплачено.

– Я... Ты... Я... Марко, спасибо! И тебе, Боб! Спасибо!

– Стив растроганно переводил взгляд с одного на другого. – Не знаю, как и благодарить вас!

– Уже отблагодарил. – Марко тепло улыбнулся, – Посмотри в окно! Так наш авторитет еще никогда не поднимался. Благодаря тебе! И этого за деньги не купишь! Ни за какие! Так что тебе спасибо, а не нам! Так и действуй, мой мальчик, далеко пойдешь!

– Тони, какие новости? – спросил Крис. Наконец-то удалось вырваться из тисков славы и заняться делом. Он с таким нетерпением ждал, когда же кончится празднество у Симоне, что занервничали и его, так сказать, соседи по разуму. Стив беспокоился за Сандру, которую опять оставил одну. Не был спокоен и псевдо-Джеймс. Ему не терпелось, чтобы поскорее закончился весь этот кошмар, ведь, пока жив Гап, который знает секрет Рошаля, все это будет продолжаться.

Видимо, Марко почувствовал, что его новому фавориту не терпится уйти, и понял причину этого по-своему. Он тоже не мог дождаться того момента, когда в его руках окажется главный противник, тот, кто держал все это время в напряжении не только власти Конфедерации, но и самого Смотрящего. По правде говоря, ему было немного обидно, что Стив отнесся к проявлениям внимания с его стороны довольно равнодушно, но, когда Крис объяснил ему, что хочет поскорее вернуться к допросу Гапа, Марко проводил триумфатора с подчеркнутым уважением.

– Ступай, – сказал он. – Правильно рассудил, рано победу играть. Еще не всех врагов вычислили. Мне, старику, самому бы понять, да больно обрадовал ты меня. Самого Паука победил! Гапа взял... Уважил меня, утешил! Ну давай, иди! Не буду тебя держать, вижу, как на иголках сидишь.

– Знаешь, Крис, – начал Тони, – новая программа работает очень быстро, но требует контроля. Ведь мы ее еще ни на ком не отрабатывали, а тут раз – и сразу такой сложный случай.

– Чем же сложный? – удивился Стив. – Так же, как и у «потерянных», запускай и пусть потеет!

Тони удивленно посмотрел на Криса. Что-то шеф не в форме.

– Да нет, это я так, после торжественной встречи немного не в себе, – поспешил выйти из неловкого положения Крис. – Все понятно, с Гапом деликатность нужна. Один неверный вопрос – и все, пациент ушел!

– Стив, ну не лезь ты туда, где ничего не смыслишь! – беззвучно попросил он Стива. – Может, с Джеймсом в шашки пока поиграешь?

– Да пошел ты... – Стив, поняв, что не вовремя выскочил, был зол и на самого себя, и на Криса. – Можно подумать, ты сам никогда не ошибаешься. Барабана так и не вычислил?

– Нет, пока нет. Не мешай!

– Крис, может, тебе отдохнуть нужно? – Мейджер, обеспокоенный непонятной рассеянностью шефа, решил попытаться вывести его из ступора.

– Нет, Тони, докладывай, – решительно заявил Крис. – Чую я, что на отдых у нас времени не осталось.

– Это почему еще? – снова встрял Стив. Хорошо хоть не вслух! – Из каких...

– Стив, заткнись! – взорвался псевдо-Джеймс. – Мне тоже что-то неспокойно!

– Ах ты, насекомое...

– Да заткнешься ты или нет! – возмущенно закричал Крис. – Заткнись, богом прошу!

– ...и вот такие картинки получились. Сырые, конечно, но... Крис, да ты спишь? – Тони никак не мог смириться с этой странной рассеянностью Джордана. – Слушай, время позднее, все, в том числе и я, устали, может, работу на завтра перенесем?

– Извини, Тони, что-то я сегодня не в форме. Может, ты мне в самой сжатой форме дашь свои выводы, а там уже решим?

– Как скажешь. Получено четыре достаточно устойчивых изображения, вызывающих эмоциональные всплески. Два из них идентифицируются как Институт и стадион клуба «Скорпионов». Два пока не определены.

– Отослать на имперский коммуникатор, – приказал Крис. – Так, что дальше?

– Ну ты даешь! Он же не компьютер! – Мейджер удивленно смотрел на Криса. – У Гапа уже слезы из глаз катятся!

– Не сдохнет! – резко ответил Джордан. – За ним столько слез и горя, что его состояние меня интересует только в плане выживет-невыживет.

– Но, Крис, при усталости испытуемого увеличивается вероятность погрешности, – не унимался программист.

– Да, ты прав, – вынужден был признать Джордан.

Не в силах сдержать нервное возбуждение, он встал и прошелся по кабинету. Подошел к окну. Огни ночного Хардсон-сити яркими гирляндами переливались вдоль улиц. Объемное световое панно светофора причудливым полупрозрачным кубом мигало разноцветными стрелками. Вот бы ему такой указатель пути! Иди туда, лети сюда! Да, это было бы здорово!

– Тони, а как проводилась калибровка?

– По знакомым изображениям. Самое яркое впечатление было. Может, угадаешь, на что или на кого у Гапа самая сильная реакция? – спросил Мейджер, хитро прищурившись.

– На меня! – быстро ответил Джордан. – Наверное...

– Ну, так не интересно! – разочарованно протянул Тони. – А что ты ему сделал, что он так тебя ненавидит?

– Разоблачил всю их банду... – машинально ответил Крис. – А положительные эмоции что вызывает?

– Не поверишь! – Мейджер заулыбался. – Положительные реакции... Как бы тебе по-научному...

– Не умничай, говори как есть.

– Крис, я тебя не узнаю! Что ты бросаешься на всех?

– Извини, Тони, сам не пойму, что со мной, – ответил он, а про себя добавил: – Стив, ты со своим идиотским характером из меня собаку цепную сделал!

– Да что я...

– Тони, так на что он положительно реагирует? – Джордан решил больше не церемониться с Сазерлендом, который надоел ему своими бесконечными пререканиями. – И не обращай внимания на... некоторые странности в моем поведении, устал, наверное.

Мейджер понимающе кивнул.

– Он садист, – началом – Положительные реакции выказывает только при сценах насилия. Нет сексуального влечения. Очень высокая возбудимость на оружие. Безразличие к искусству Нет и тяги к деньгам. Зомби какой-то. – Зомби? Ты сказал зомби? – Крис подскочил к Мейджеру и взглянул на дисплей. – Тони, ты гений!

– Стив, так вот тебе ответ, почему у «близнецов» нет пятен! – беззвучно закричал он. – Зомби! «Близнецы Демош» – это зомби!

– Осталось узнать, кто такой Демон.

– Кажется, я знаю... – в раздумье проговорил Джордан. – Но пока не будем спешить с выводами. Ладно, продолжим с Мейджером.

– Тони, скажи, а дружеские реакции... Или... Черт, просто не знаю даже, как это сформулировать...

Мейджер тем не менее его понял. Он развел руками.

– Нет, как ни удивительно, дружеских проявлений – никаких! Скорее просто нейтральная, даже нет... скорее нужно говорить – с низкой отрицательной реакцией. Вот, нашел! Если разложить реакции на некоторую шкалу, то у нормального человека она двухсторонняя... симметричная относительно нуля. А у испытуемого – односторонняя. От нуля и в минус! Положительной части нет вообще! Представляешь? Есть только отрицательная! И чувства несчастного простираются только в зоне более или менее сильных негативных раздражений.

– А на кого самая... не отрицательная? – спросил Крис. – Ну, ближе к нулю... С этими нелюдями приходится так язык коверкать, что скоро с нормальными людьми разучишься говорить.

Тони задумался.

– Пожалуй, только Коннор, других не было, – сообщил он. – Нет, наверное, есть и другие, но у нас нет их снимков.

– Да, возможно... – согласился Крис. – Есть еще что-нибудь такое, на что ты обратил внимание?

– Понимаешь... – Тони замолчал. ВидНо было, что теперь ему не хватало слов. – Есть ощущение... Смешно, наверное, но есть уверенность, что я вот-вот пойму что-то очень важное. Что хожу рядом совсем, но, где искать, не знаю. И что искать, тоже не знаю.

– Ладно, Тони, давай спать! Тебе нужно отдохнуть, – решил Джордан. – Да и с Гапом ты прав, дадим ему выспаться. Оскар присмотрит за ним. И спасибо тебе, то, что ты делаешь, очень важно для меня!

Отпустив Тони, Крис нашел Оскара. Тот занимался тем, что расставлял своих бойцов и тех, что прислал Марко, вокруг Храма. Задача была не из простых. С одной стороны, нужно было организовать надежную охрану, а при необходимости и оборону Храма. С другой – нельзя было привлекать внимание к предпринимаемым мерам. Никто не должен знать о пленнике!

Увидев, что Кос взял всю эту работу на себя, Джордан решил ему не мешать и направился в кабинет, где содержался Гап. Тот был все так же связан и скован, как и до отъезда Криса-Стива. Но сейчас его голова была освобождена от захвата. Пленный спал. Конечно, глубокий сон не был порождением крепкой нервной системы Гапа. Будь ты хоть десять раз зомби, но снотворное все равно свое дело сделает. Спи, спи, ты нам отдохнувший нужен! А мы пока здесь возле тебя посидим, подумаем.

Крис сел в удобное анатомическое аэрокресло и, глядя на спящего врага, задумался. Кто же ты, Гап? Кто тебя сделал таким... уродом? Опять Рошаль? А кто же еще? Нет сомнений, что все это дело рук одного злого гения. Поль Рошаль, сотворивший Паука, несомненно, породил и Гапа с «близнецами». Но какова же цель этих злодеяний? Ведь не из научного же интереса Рошаль стал калечить нормальных людей и превращать их врабов, убийц и садистов! Должна же быть какая-то сверхзадача?

Деньги? Возможно. Хотя бы для всех этих опытов. Средств для этого нужно немерено! Конечно, для создателя и теневого владельца Института деньги не проблема. Кому не хочется купить бессмертие? Хотя бы относительное... Но при умеренном образе жизни регенерация и Институт давали возможность приблизиться к бессмертию. Конечно, регенерация была частичной, сродни постоянному ремонту очень сложного устройства... все равно за всеми органами не уследишь, а разбалансировка ведет к смерти, но случиться это может ох как нескоро... Сто пятьдесят лет уже не мечта...

Да нет, ерунда! Ради денег пятьсот лет не живут! Благодаря им – да, живут, но не для них! Слава? Рошаль явно к ней не стремится. Власть? Власть... Власть вещь заманчивая. А ведь возможно! Тогда становятся понятными и Институт, и армия «близнецов» – зомби, и Паук-страшилка... Да, для власти террора набор не плохой...

ГЛАВА 20

– Крис! Крис, проснись! – услышал он голос псевдо-Джеймса, – Проснись же! Вот черт, этот дурдом когда-нибудь кончится? Джордан хотел было возмутиться, но... Э, да похоже, экс-Митчел будил его не зря! В кабинете, кроме него и Гапа, был еще кто-то. И этот «кто-то» осторожно, практически бесшумно двигался к пленнику. Крис не слышал шагов, он только ощущал колебания воздуха. Да и то их скорее улавливал экс-Паук со своим сверхчутьем. Нормальный человек так не смог бы.

Кто же этот ночной гость? Убийца? А кто же еще! Но как он вошел сюда незамеченным? И где же охрана? Сегодня вахту несут люди Алана, а это такие бойцы, мимо которых так просто не пройдешь. Что же с ними произошло?

Вновь колыхнулся воздух. Медлить было нельзя!

– Стив, не спишь? – спросил он.

– Разве с вами уснешь? – Сазерленд стал осторожно сползать с кресла. Он старался двигаться так же бесшумно, как и убийца. Лишь бы не спугнуть...

Щелчок в коленном суставе неразмятого тела прозвучал громче выстрела! И тут же что-то просвистело над головой у Криса-Стива. Сазерленд метнулся вперед и тут же почувствовал, что тело не подчиняется ему. Управление взял на себя псевдо-Джеймс! Он молниеносно бросился на пол и, перекатываясь в каком-то невероятном развороте, оттолкнулся и взлетел вверх. Но и этого оказалось мало! В прыжке он развернулся к Гапу спиной и приземлился, приняв боевую стойку. И это при том, что экс-Митчел умудрился на все это затратить какие-то доли мгновения и не произвел при этом ни малейшего шороха! Стив еще не успел прийти в себя от этих пируэтов, как псевдо-Джеймс нанес удар в темноту. Но соперник был тоже не прост! Он сумел в кромешной темноте, прислушиваясь к дыханию противника, уловить момент удара и поставить блок. Ответный удар противника пришелся в воздух, экс-Паук уже ушел с линии нападения и, перейдя во вращение, саданул ногой туда, где должен был находиться враг.

В этот раз псевдо-Джеймс был точен. Внешняя часть стопы, описав полукруг, сабельным, рубящим ударом попала в незащищенную шею. Противник рухнул и захрипел. Бывший Паук подпрыгнул и с прыжка, вложив весь вес своего нового тела, помноженный на скорость, в кулак правой руки, нанес разрушающий тычок в грудь.

– Джеймс, не надо! – закричал Крис, но было уже поздно. Даже не включая свет, можно было смело утверждать, что противник мертв.

Сазерленд схватил люминесцирующий пульт и включил свет. Поверженный противник, одетый в светопоглощающий комбинезон, был неподвижен. Его неестественная поза говорила об одном: информацию от гостя не получишь.

– Джеймс, где же ты так драться насобачился? – спросил Стив. – Я о таком стиле даже и не слышал!

– За пятьсот лет и не такому научишься, – ответил экс-Паук.

– Ребята, это все потом. Сейчас времени на это нет. Что с Гапом? – вмешался в разговор Крис.

А «близнец» даже не проснулся! Он спокойно спал под действием снотворного и ведать не ведал, что произошло.

Псевдо-Джеймс вернулся к трупу. Плотно облегающий материал не скрывал его мощного, внушительного сложения. Невысокий, с прекрасными ленточными мышцами, боец, видимо, прошел хорошую диверсионную подготовку. В спинке кресла на высоте груди сидящего человека торчала звездочка сурикена. Если бы Стив не сполз на пол, то трупом сейчас был бы он! Они...

А где же охрана? Сазерленд осторожно выглянул в коридор. Два охранника стояли в коридоре и о чем-то спокойно разговаривали! Увидев Стива, один из них приветственно махнул рукой. Все, мол, в порядке.

Что за ерунда? Какой к чертям порядок?

– Стив, осторожней! – предупредил Крис. – Если охранники его пропустили, то, значит, они заодно.

– Тогда они не махали бы мне рукой, а уже бы палили вовсю, – возразил Сазерленд. – Они его не видели!

– Как они могли его не видеть! – удивился Джордан. – Он что, невидимка? Все окна закрыты и целы. Он же не прошел сквозь стены?

– Джеймс не будем паниковать, – решил Стив. – Нужно вызвать Оскара.

Крис промолчал, и Сазерленд воспринял это как согласие. Достав карманный коммуникатор, он набрал номер Коса.

– Стив? Не спишь? – лицо гиганта выражало крайнее удивление.

– Давай ко мне. – Сазерленд не стал вдаваться в объяснения. – Только будь осторожен.

Оскар появился менее чем через минуту. Сосредоточенный, понимая, что зря в такое время его дергать не будут, он быстро вошел и тут же увидел тело на полу.

– Твоя работа? – спросил он.

– Джеймса.

– Неплохо! – прокомментировал Оскар. – А как он здесь оказался? Он один?

– Вот это как раз те вопросы, которые я хотел задать тебе!

Кос обошел и осмотрел весь кабинет. Выглянул за дверь. Вновь прошелся по кабинету.

– Невероятно! – сказал он. – Ничего не понимаю! Как же он сюда попал?

– Может, охранники с ним заодно? – предположил Сазерленд. – Иначе как он мог пройти?

– Да нет, это нереально. – Кос замотал головой. – Один из них мой, второй – Алана. За своего я ручаюсь. Имперец вообще после пси-обработки. Сам понимаешь, после нее просто невозможно предать.

– Значит, возможно! Иначе как он сюда попал? – Стив был настоящим материалистом и не верил ни в какие потусторонние силы. – Крис предполагает, что он прошел сквозь стены, но я предпочитаю просто не верить охране. Как он мог пройти мимо них?

– Не знаю – Оскар развел руками. – Ладно, давай досыпай, у тебя завтра трудный день, а я поговорю с ребятами, попробую пробить, может, они отлучались на минутку. После вернусь сюда, выкину этого циркача и до утра посижу с вами.

– Выяснил что-нибудь? – Это было первое, что спросил Джордан утром, когда увидел озабоченного Коса. Тот стоял у входа в Храм и инструктировал охранников по пропускному режиму. Крис отвел его в сторону: – Как твое мнение об охране?

– Охрана ничего не видела и не слышала! Те, что стояли в коридоре, тоже. Когда я вынес им труп, они сами были очень удивлены и обеспокоены, – сказал Кос и твердо добавил: – И я им верю!

– Хорошо, – согласился чиплендец. – Хорошо, что веришь... Вот только скажи мне тогда, как все же этот парень попал к нам? В шапке-невидимке?

– А ты у Гапа спроси! – вдруг предложил Оскар. – Может, он что знает?

– Спрошу, но ты тоже не слишком верь своим охранникам. Кто-то же сообщил Марко о наших достижениях!

Крис и сам хотел поработать с Гапом. Ему так хотелось получить ответы на многие вопросы, что просто подмывало спросить в лоб. Но как его спросить, если он тут же окочурится? Образный допрос? Но не все вопросы можно сформулировать образами! Люди даже слова неоднозначно толкуют, а уж образы тем более!

Ладно, главное – хотеть решить задачу, тогда она все равно поддастся! Будем воспроизводить мультивариантные образные сюжеты... Один образ, другой, третий. Главное, чтобы там сквозная тема была. И прибор. Обязательно подвести его к прибору! Это едва ли не самое важное во всей операции.

– Крис, а он не сдохнет, если увидит прибор? – спросил Сазерленд.

– Нет, мы же не будем его спрашивать! И отвечать он не захочет. А вот заставить думать о приборе мы можем. Там такая скорость смены сюжетов, что он даже понять не успеет, почему он о нем вспомнил. И будет нам выдавать ассоциации.

– Это как?

– Ну, вот ты сейчас чего хочешь?

– Я? – Стив задумался. – Сандру увидеть!

– Кончай дурака из себя строить! Тоже мне пылкий влюбленный! О деле же говорим! Жрать хочешь?

– Жрать? Да нет, пока нет.

– А вот теперь представь себе чашку кофе, ароматный запах, приятная горечь... Представил?

– Скорее, увидел – так, как ты ее представил.

– Ну, бог с ним, пусть так, и у Гапа мы наведем такое же изображение. Ну вот, я представляю кофе – ты что чувствуешь? Черт, я уже сам кофе захотел!

– И я! – добавил псевдо-Джеймс. – Я тоже хочу кофе!

– Вот и этот...

– Стив, прекрати! Кофе хочешь или нет?

– Твою мать, как будто слюни у нас не в одном рту текут! Пошли пить кофе! – не сдавался Стив.

– Нет уж! – заявил Крис. – Работать пойдем, а кофе нам туда подадут.

Джордан пошел назад, в кабинет, где сотрудники Храма готовили Гапа к очередной серии опытов. Но дойти он не успел. По дороге его перехватила разгневанная журналистка.

– Стив, это что такое? – начала она. – Я всю ночь просидела одна в твоем кабинете, а ты так и не вернулся!

– Я вернулся, но увидел, что ты спишь, и не стал тебе мешать, – соврал Джордан. – У меня была срочная работа.

– Стив, я уже запуталась, кто ты. Игрок, ученый?.. А теперь еще и боевик... – Мисс Чен огляделась вокруг. – Откуда у тебя столько вооруженных людей?

– Сандра, сейчас мне некогда! Вернись в мой кабинет, тебе подадут кофе, и... сама там решишь что, – предложил Крис. – Я, как освобожусь, подойду и постараюсь тебе все объяснить.

– Нет, мне нужно лететь в редакцию, – возразила девушка, – Я же не могу...

– Сандра, пойми, – попросил Джордан, – у меня сейчас очень сложный период, а если я буду еще и отвлекаться на твою безопасность, то работа у меня встанет. Мало тебе Паука было? Я не хочу, чтобы появился еще один монстр, и хочу найти того, кто их выпускает на волю. Прошу тебя, не мешай мне! Вернись в кабинет, мне нужно знать, что ты находишься под охраной!

Крис сидел за терминалом, формирующим предварительные результаты допроса, и пытался предугадать, что может появиться в следующий момент. Ему казалось, что если он сумеет настроиться на испытуемого, то удастся создать более конкретные и целенаправленные объекты. Тогда можно было бы сделать сеансы короче, Гап не так утомлялся бы, а результаты, возможно, стали бы точнее. Джордан попытался было отследить картинку, получаемую подопытным, но после первой же минуты сдался. От непрерывного мелькания зарябило в глазах.

– Крис, кончай эту бодягу, а то я завою! – Как всегда первый не выдержал Стив.

Джордан переключил дисплей на программный блок промежуточного вывода. На нем отображались результирующие, но требующие подтверждения картинки. Это было уже более понятно. Хотя и не слишком. Здесь тоже иногда возникал калейдоскоп, но чаще все же были и реальные зримые образы. Несколько раз мелькнули лица Коннора, Шарояна, еще множества людей. Нередко появлялся и он, Стив. Иногда даже целый. Но чаще...

Да, только теперь стало ясно, что стало бы с Крисом-Стивом, попади он в руки Гапу.

– Интересно, а почему он тогда нас выпустил? – задал себе вопрос Крис.

– Он думал, что выпускает Паука, – ответил Стив. – Потому и не стал проявлять на нас свои склонности.

– Повезло! – с дрожью в голосе произнес псевдо-Джеймс.

– Ну ни черта себе – повезло! – возмутился Сазерленд. – Я...

– Ему повезло, что он нам нужен! – не дослушав Стива, закончил экс-Паук. – Иначе бы я его...

Зазвучал вызов коммуникатора. Звонил Брайан Джад, психоаналитик Империи.

– Привет, Стив, как успехи? Моя помощь нужна? – спросил он. Его внимательный цепкий взгляд быстро пробежал по лицу Сазерленда.

Крис невольно удивился еще раз, как за такой невзрачной внешностью может скрываться такая сильная личность, как Джад.

– Рад тебя видеть, Брайан! – ответил он. – Твоя помощь всегда нужна! Сейчас накопим материал и будем с тобой советоваться. Пока еще мало устойчивых образов.

– Ну-ну, значит, пока не хотите пускать в свою кухню? – засмеялся психоаналитик. – Не бойся, мне твои секреты не нужны! Я звоню, чтобы сообщить, что по высланным вами картинкам идентифицировано несколько объектов. Бойцы Алана уже выехали... Я думаю, что скоро лабораторию мы найдем. Не хочешь присоединиться, осмотреть оборудование?

– Крис, я же был там! Поверь, они не найдут ничего интересного! – беззвучно сообщил Сазерленд. – Прибора там нет!

– Спасибо, Брайан! – Крис после слов Сазерленда еще более укрепился в мысли, что, пока Гап в Храме, ему тоже лучше не покидать его. – Я не думаю, что увижу там нечто такое, ради чего стоило бы оставлять работу. Лучше бы и тебе к нам присоединиться, здесь, я думаю, будет интереснее.

– Приглашаешь?

– Конечно! Давай через пару часиков подлетай. Я думаю, будут первые результаты, поможешь в их толковании.

– Приеду непременно, – пообещал Брайан. – Спасибо за приглашение!

– Так, давайте не отвлекаться! – Крис заметил, что несколько раз промелькнула картинка с прибором. Не в виде его фотографического изображения, а как отражение прибора в памяти Гапа. С его представлениями, конечно. А представлял он его себе очень затейливо! Каждый раз, когда программа подводила ассоциативное мышление Гапа к интересующему всех аппарату, в его эмоциональном фоне появлялась зависть, страх... И борьба. Борьба двух желаний.

Желание воспользоваться прибором и желание разрушить его, поломать. Странная комбинация! Очень странная!

А потом, по мере развития ассоциаций, к картинке стали добавляться надуманные образы. Труба, напомнившая Крису соленоид, вытягиваясь, превращалась в туннель. Бесконечный, темный, извилистый. В соответствии с индивидуальной эмоциональной шкалой этот туннель у Гапа вызывал страх. И зависть. Джордан был в растерянности. Как такое может быть? Завидовать тому, чего боишься? Или бояться того, чему завидуешь? Чушь какая-то! Попробуй в такой ситуации прочесть чужие мысли, чужое восприятие того, чего ты сам не видел! А если и видел, то, опять же, в чужом восприятии, в отображении памяти «потерянных».

– Крис, смотри, дорога стала появляться! – заметил Стив.

– А мне кажется, что я несколько раз заметил ворота, – откликнулся псевдо-Джеймс, – Иногда простые, почти двери, а иногда настоящие церемониальные врата. Вы таких, наверное, и не застали. Они раньше были, давно. Сейчас только в музеях...

– Врата? – удивился Крис. – А я туннель только и видел!

– Туннель? – удивился Стив.

– Туннель? – также удивленно воскликнул псевдо-Джеймс. – А я его и не заметил!

– Что?! Как это? Так мы что, разные вещи видим? – Джордан был растерян. Даже не растерян, раздавлен! – Значит, получается, что мы видим разные образы?

– Пока они мелькают – да, – ответил экс-Паук. – Из его образов мы строим свои!

– А ты откуда знаешь? – с подозрением спросил Сазерленд. – Крис такое не говорил!

– Стив, Джеймс прав! – успокоил его Джордан. – Каждый видит по-своему. Вернее, видит и слышит одинаково, но расшифровывает внешние сигналы каждый в соответствии со своим мироощущением.

– Это как?

Крис понял, что лучше с объяснениями не спешить... А на дисплее тем временем все чаще и чаще возникали те образы, которые раньше они видели по отдельности.

– Интересно, что же выйдет в результирующей? – спросил Джордан.

– Лестница! Я вижу лестницу! – вдруг закричал Стив.

– Я тоже, но не лестницу, а дорогу вверх! – добавил псевдо-Джеймс.

– А у меня такое впечатление, что результирующей не будет! – заявил Крис. – Мы видим представление Гапа о приборе, но у него нет знаний о том, что это. Он не знает, что это. Вот в этом-то все и дело! Он представляет, а мы путаемся в его заблуждениях.

– И что теперь? – спросил Сазерленд, – Мы так и не поймем, что это у нас... было?

– Нет, не думаю. – Джордан не допускал мысли о неудаче. – Есть же, в конце концов, и Поль Рошаль! Вот и будем его искать.

– Через Гапа? – догадался псевдо-Джеймс.

– Да!

– Бесполезно, он знает только номер его коммуникатора! – расстроился экс-Митчел.

– Вот это как раз то, что нам нужно!

Крис сообщил Тони, что следует сменить вектор поиска. Смоделировать ситуацию, вынуждающую Гапа обратиться к Полю Рошалю. Позвонить ему! Мейджер удивленно посмотрел на шефа.

– Это как? Я даже не знаю, кто такой этот ваш Рошаль!

– Хозяин Гапа. Создатель Паука. Владелец кода саморазрушения, – пояснил Джордан.

– Серьезный дядечка. – Тони уважительно покачал головой. – Это самый главный?

– Более чем! Самый-самый! Знаешь, а у меня есть подсказка! – Крис улыбнулся. – Создай ему что-нибудь нестандартное... Ну, например, покажи ему мертвого Кон-нора. Или меня... Цифры покажи... Интерфейс коммуникатора, ну сам придумай!

– Направление понятно, сделаем! – Мейджер улыбнулся. – Считай, что он попался.

– Не спеши! Сглазишь! – Стив не был бы Стивом, если бы не встрял.

Тони опять с удивлением посмотрел на шефа. Что-то с ним не то! До катастрофы Джордан не отличался суеверностью. Отвлекая внимание Тони от своей персоны, Крис выглянул в окно. Как оказалось, сделал это он как раз в тот момент, когда к Храму подлетел чей-то незнакомый «ягуар». Роскошная и очень дорогая машина, плавно покачнувшись, встала на стоянке возле Храма.

– А это еще кто? – спросил Сазерленд, – Кого это нелегкая принесла?

– Посмотрим... – Джордан следил, кто выйдет из экраноплана. – А, так это же Брайан прилетел! Отлично, как раз вовремя!

– Это почему? – удивился Стив, – Ты что, собираешься с ним обсуждать трубу?

– Нет, это ему ни к чему... Мы займемся методикой дешифровки образов, – ответил Крис. – Но прежде пусть поработает с нашей охраной. Не идет у меня из головы этот ниндзя...

ГЛАВА 21

– Ну что же, – Джад повернулся к Крису, – сомнений нет, охрана не виновата. К ним был применен глубокий гипноз. Кто-то отвел им взгляд, а потом стер почти все следы своей работы. – Но нападавший убит! Кто же им все стирал? – удивился Стив. Вслух! Идиот! Джордан от этой глупости чуть не взвыл. – А как ты хотел? – Брайан посмотрел на Криса с недоумением. – Чтобы убийца оставил в памяти свое проникновение и при этом зашел в кабинет для проведения акции? А вдруг пришлось бы срочно уходить? Нет, тот, кто спланировал и провел операцию, не так глуп. Ему было проще дважды воздействовать на объект, чем подвергать себя риску!

– Так, значит, гипнотизер убит? – спросил чиплендец. Ему что-то в это не верилось.

– Где он? – спросил Джад. – Вернее, труп его где? Я хочу на него посмотреть! Крис набрал номер Коса.

– Оскар, где отдыхает наш ночной гость?

– Как – где? В холодильнике. Он жару не любит!

– Хорошо, мы сейчас его проведаем!

– Мне подойти?

– Не стоит. Контролируй ребят. Возможно гипновоздействие.

– Ох, ё-моё! А я об этом даже не подумал! – воскликнул Кос. – Так вот чем все объясняется!

– Не ты один! Я тоже в лопухах оказался! – успокоил его Джордан.

– Так, может, выдать шлемы? Нет, пусть экипируются по полной! Хватит маскироваться, все равно противник уже нас обнаружил!

– Давай!

Крис и Джад спустились в холодильник, приспособленный Оскаром под временный морг. Предупрежденный Оскаром охранник молча открыл дверь и вытянул тело мертвеца.

– Красавчик! – прокомментировал Стив.

– Да уж, колоритный труп, – пробормотал Джад. – Но, должен тебя огорчить, я такого гипнотизера не знаю.

– Ты хочешь сказать, что это не гипнотизер? – удивился Джордан. – Значит, он был не один?

– Нет, такое утверждать я не могу. Я знаю хотя и многих, но далеко не всех гипнотизеров. Однако то, что он был не один... Конечно, не стопроцентная уверенность, но...

В кармане затрещал коммуникатор. Крис нажал кнопку.

– Крис, давай ко мне! – У Тони был явно встревоженный вид. Скорее даже испуганный.

– Что случилось?

– Гап умер!

Гап лежал в своем коконе. Мейджер растерянно объяснял, что он не разговаривал с испытуемым, не задавал ему вопросы, просто следил за дисплеем, и все.

– Понимаешь, смотрю, а изображения нет! Только что было – и раз и его нет! Подбегаю, а он лежит... Вот так, как сейчас... Я...

– Тони, успокойся! – Крис подошел к трупу. Как он и ожидал, на губах мертвого «близнеца» была пена. Все, приехали! Вся работа под откос! Теперь Рошаль заляжет на дно, а через несколько лет возникнет с новой армией «близнецов» и с новыми Пауками. Опять пойдет череда смертей, череда убийств. И вновь придется все заново распутывать. Черт, вот же невезение! Всю нить размотали, до самого конца дошли и... Все концы обрублены. – Не все! – вдруг прервал его размышления псевдо-Джеймс. – Есть еще Коннор.

– Точно! – перед Крисом мелькнул луч надежды.

– Брайан! – сказал он вслух. – Где сейчас группы, посланные по адресам, что вы нашли по тем?..

– Уже выехали!

– Обзвони всех. Пусть сделают все, что могут, но брать людей только живыми. Только живыми!

– Хорошо! Я сейчас из «ягуара» конференц-связь устрою!

– Так вот же коммуникатор! – Крис протянул свой.

– Номера ребят у меня в машине, – пояснил Джад. – Не в справочной же их держать!

Видимо, он почувствовал, что в Храме творится что-то не то, и решил отойти в сторонку.

– Ладно, давай. – Джордан раскусил Джада, но не подал виду. – Только быстро!

– Побежал. Потом поеду к себе! Если понадоблюсь, в любое время...

– Давай, Брайан, давай. – Новое положение Стива в иерархии Империи позволяло Крису командовать даже такими людьми, как Джад. – Спасибо за помощь! – крикнул он вдогонку Брайану.

Тони сидел в той же позе, в какой его оставили. Сказать, что он был расстроен, значило бы ничего не сказать. Мейджер был просто убит. При появлении Джордана он вскинул на него глаза и тут же опустил.

– Крис, я...

– Да не комплектуй ты так! Мы сами лопухнулись, нужно было охрану усилить...

Джордан не мог винить Тони в происшедшем. Он хорошо знал исполнительность своего земляка. Мейджер никак не мог нарушить инструкцию. Но тогда как же так получилось, что Гапа все же не уберегли? Не уберегли... Убийство? Вновь гипнотизер? А ведь точно!

– Тони, как ты говоришь? Шла картинка, и ее нет?

– Да! Объекты шли один за другим. Уже и четкие цифры появились... Четыре разных номера... Один из них твой, между прочим. А потом – раз и программа зависла! Поднимаю голову, а он...

– Скажи, ты посмотрел на него сразу после того, как изображение исчезло? – спросил Джордан.

– И он был уже мертв?

– Да!

– Конвульсии были? Или он сразу был таким?

– Нет... А ведь правда... Он же не мог мгновенно умереть. – Мейджер словно бы очнулся. – Как же это я?.. Крис, когда я посмотрел, он уже был таким!

– Тебя загипнотизировали! И не только тебя. Кто-то снова прошел мимо охраны в коридоре. Гипнотическое внушение заблокировало и тебя, и их...

Черт! Где же был Кос с его шлемами?

– Нас опередили, Крис, – сказал Стив. – Оскар просто не успел переодеть людей.

– Не успел? А кто тогда все это сотворил? – Джордан был в бешенстве, – Кто-то находится рядом и смеется над нами! Противник у нас под носом!

– Крис, – перебил его Тони, – а с номерами что делать?

– С какими номерами? – не понял Джордан.

– Ну с теми, что я вытащил из Гапа? Номера коммуникаторов...

– Номера? Тони, ты... умница! – Крис готов был расцеловать помощника. – Все! Молчи! Молчи и ни единого слова!

Джордан на мгновение замер... Неужели получится? Неужели остался все-таки шанс? Ведь не может же Рошаль предусмотреть все! Не может! Может же он кое-что упустить?

– Тони, где у нас здесь в... Храме самое большое помещение? Куда всех можно было бы собрать? – вдруг спросил он.

– Холл на первом этаже. Или конференц-зал на седьмом... А что? Ты хочешь...

– Подожди, Тони, не мешай! – Джордан набрал номер Коса.

– Оскар! Собери всех, я повторяю, всех без исключения, в конференц-зале на седьмом, – приказал Крис – Только не забудь, чтобы на всех твоих людях была зашита – Что-то случилось?

– Гап убит!

– Что?! Как?! – На щеках Оскара заиграли желваки. – Кто же это нас так трахает?! А впрочем... А Тони? Тони хоть живой?

– Живой. Но убийца среди нас. Кто-то из своих, так что собирай всех до одного, от этого зависит, поймаем мы его или нет. И не забудь про защиту, опять был гипнотизер!

– Хорошо, а ты не забудь снять с трупа... Ну, ту штуку, что помогла мне в Институте.

– Леди и джентльмены, я приношу вам свои сожаления по поводу того, что пришлось вас здесь собрать. – Такими словами Крис начал импровизированное собрание. – Но у меня для вас есть очень приятная новость. Решением руководства всем вам повышается зарплата. На двадцать процентов.

Недовольное шушуканье потонуло в громе аплодисментов. Нежданный и весьма ощутимый довесок к жалованью, и без того немалому, мгновенно перевесил недовольство сотрудников той срочностью, с какой их сюда собрали.

– Но и это еще не все! – перекрывая шум, сообщил Крис, делая знак стоявшему рядом Тони. – У меня есть еще одна новость! Дело в том, что наша методика получила одобрение руководства, и теперь мы получим дополнительное финансирование. По этому случаю предлагаю выпить шампанского! Сейчас его подадут.

Джордан кивнул официантам, и те стали разносить подносы с бокалами.

Сквозь одобрительный гул прорезалась трель коммуникатора. Один сигнал, другой... Крис обвел глазами зал. Он уже знал, чей коммуникатор получил вызов.

– Ну что же вы, ответьте! – сказал он после очередной трели.

Клемент Колхаун полез в карман и достал продолжавший трещать коммуникатор. Нажал на кнопку.

Тони подал свои коммуникатор Джордану. На экране был... профессор Колхаун.

– Мистер Рошаль, вы все поняли? – негромко спросил он. – Не будем пугать людей... Выйдите в коридор. И без глупостей, все охранники в защите.

– Поздравляю! – с усмешкой произнес Колхаун. – Я в вас не ошибся!

Профессор прервал связь и быстро нажал кнопку вызова номера, записанного в память. Но переговорить с абонентом ему не удалось. Оскар, мгновенно оказавшийся возле него, выхватил коммуникатор и легким касанием к какой-то точке на шее отключил его сознание. На всякий случай.

ГЛАВА 22

Рошаль, бывший Колхаун, занял место Гапа. Теперь уже покойного. Он не сверкал глазами, как это делал его зомби, не ругался... Глядя на него, можно было подумать, что это человек, несправедливо обвиняемый во всех смертных грехах, но он безропотно принимает все удары судьбы. И только ярко-алое пламя, полыхающее над его головой, выдавало истинные чувства монстра.

– Вы зря не говорите со мной, – вдруг заговорил пленник. – Я готов ответить на многие ваши вопросы – Вопросы? – удивленно спросил Крис. – Да мы и так все знаем! И про запасную лабораторию, и про Коннора. Сейчас как раз его упаковывают. Скоро он будет лежать рядом с вами.

– Ну это все мелочи! – Профессор презрительно скривился.

– Мелочи? – Крис усмехнулся. – Конечно, мелочи. По сравнению с тем, что вы делали Пауков, зомбировали людей, издевались над живыми женщинами, имели свои тюрьмы, проводили опыты над людьми и порождали тем самым монстров... Вы хотите это рассказать?

– Это не я! Я только его аватара! – запротестовал Колхаун. – А настоящий Поль Рошаль живет в другом теле!

– Да? – Крис горько рассмеялся. – Я, может, что-то неправильно понимаю, в чем-то ошибаюсь... Но одно я знаю твердо! То, что перезаписаться вам уже негде! А теперь будет и некому! Коннор вам уже не поможет.

Над головой Рошаля опять полыхнуло красным, и мгновенно погасло. Пятно стало кофейно-коричневым.

– Крис, ты пятно наблюдаешь? – сказал Стив, – Кажется, ты его достал!

– Вы правы, – произнес Клемент. По его лицу расплылась добрая отеческая улыбка, но глаза остались все такими же холодными, колючими. – Я, возможно, несколько недооценил ваш интеллект. За что с удовольствием приношу свои извинения. Знаете, я действительно рад разочароваться. Приятно видеть столь молодого человека, умеющего так быстро и доходчиво ставить все на свои места. Я сделал ошибку, когда согласился работать у вас! Хотя мне действительно интересна тема, которой вы предполагали заниматься в Храме. Я бы очень вам помог! Мне и самому интересно подобрать ключ к дешифровке памяти. Такой подход, как у вас...

– Эй, Крис, проснись, что ты слабый какой-то! – закричал Сазерленд. – Он же глушит тебя, как рыбу!

– Чертовщина какая-то! – Джордан с трудом пробился из-под плотной подушки бессознания. – Он хоть говорит или мне все это снится?

– Говорит, еще как говорит! По третьему кругу уже говорит!

– Ну и пусть говорит, чем больше энергетики откачаем, тем слабее он будет.

– Тебе легко говорить, а я еле держусь! Конечно, я не такой слабак, как ты...

– Это не ты такой сильный, а я просто был активным при беседе, вот он по мне и прокатил. А по тебе так, вскользь прошелся. Так что если кто и слабак, так это тот, кто от косвенной атаки устает!

– Конечно! Нашел отмазку! – засмеялся Сазерленд. – Ну тогда я спокоен, ты пришел в себя!

– Ладно, давай перехватывай контроль, а я посмотрю, как тебе удастся противодействовать Рошалю.

– Нет уж, пусть Джеймс поработает.

– Что, опять песни петь? – нехотя буркнул псевдо-Джеймс. – Может, просто ему объяснить, чтоб не валял дурака?

– Ну давай, только говорите пока вы, а я потом присоединюсь! – Крис еще не до конца отошел от гипноза и не хотел показывать свою слабость.

– Так, может, его...

Стив недоговорил и молча подошел к Рошалю.

– Или ты сейчас прекратишь свои грязные штучки, или я выдавлю тебе глаз! – заявил Сазерленд.

Крис чуть зубами не заскрежетал. Нет, ну нужно же быть таким топорным?

– На меня твой гипноз не действует, – продолжал Стив. – А вот то, что я могу с тобой сделать... Хочешь – покажу?

– Это же неблагородно – издеваться над связанным, беспомощным человеком!

– А беззастенчиво пользоваться гипнозом благородно? – вмешался Джордан. – Благородно держать больных детей на цепи в подвале особняка Карлоса? Или выпускать на свет Паука?

– Чем я мог бы купить себе жизнь? – спросил Рошаль.

– Нет, вы меня действительно не уважаете! – со смехом сказал Крис. – Вы же вроде бы не дорожите жизнью! Вы же только ищете возможность уйти из жизни и скрыть тайну! Рошаль, вы что, ждали, что я попрошу вас рассказать, что это за прибор?

Крис подошел к дисплею и вывел на экран изображение трубы с линзой. Он видел, как пятно над Полем из грязно-коричневого стало красным. Но только на мгновение. Затем оно вновь превратилось в коричневое.

– Хорошо, ты выиграл, но что это вам даст? – опять заговорил Решать. – Завтра, да нет, уже сегодня, Марко заберет меня от вас. Что такое Врата, ты так и не узнаешь. Проживешь скучную жизнь... Но ведь все равно умрешь! Или придется стать таким же похитителем тел, как и мы! Другого способа продлить себе жизнь не существует! Но ты так и не узнаешь, что есть другая жизнь! А я все равно вернусь! Вернусь и продолжу!

– Не вернетесь! – Крис сменил тактику. Нужно было вынудить противника как можно больше говорить о себе, – Записаться вам больше негде! А главное – не в кого! Да и запись произвести теперь некому! Коннор ваш уже того... В иной мир подался! У вас не осталось никого! Совсем никого! Ни исполнителей, ни носителей... Ни самого важного – матриц! Они тоже теперь в наших руках! Гапы, Пауки, Рошали... Все вы теперь в клетке и больше из нее не выйдете!

– Глупыш! Талантливый глупыш! – Рошаль засмеялся. – Неужели ты думаешь, что я завишу от примитивной матрицы? Какая чепуха! Эх, жаль, я тебя раньше не разглядел! Встреться ты мне хотя бы два месяца назад! Я бы тебе такое предложил!

– Стать Пауком? Или Гапом? – насмешливо подхватил Крис. – Или, может, очередным зомби?

– Зомби? Нет, это мелко для тебя! – Рошаль все смеялся. – Пауком ты уже был. Не понравилось, я же вижу! Да и я ошибся! Нужно было тогда тебя во Врата увести, но вы же разрушили все! Какая бы жизнь перед тобой открылась! Мы бы с тобой могли такое создать!

– Гигантскую живодерню? Лабораторию по издевательству над человеческой психикой?

– Какие громкие слова! – сквозь смех проговорил Рошаль. – А вот скажи, как, по-твоему, что такое человеческая жизнь? И кто спасает человеческую жизнь? Врачи? Да! Наука? Несомненно... А эту науку кто двигает? Давай порассуждаем. Вот ты спортсмен. Во время игры приходится, убивать, так? Значит, ты – убийца! Конечно, ты скажешь, что защищаешь свою жизнь, но факт остается фактом – защищая ее, ты при этом убиваешь. Пользуешься приемами Боя. А ты задумывался, сколько людей умертвили, чтобы отработать такие удары? Вот вы изучаете точки акупунктуры. А ты слышал, что в старину один индийский раджа собственноручно умертвил три тысячи рабов, чтобы изучить эти точки? Легенда? Пусть, но ведь откуда-то эти легенды пошли? На какую-то основу опираются? А теперь на основе тех варварских, как ты их назвал бы, исследований людей лечат иглотерапией! И человеческих жизней спасено этим методом уж куда больше, чем три тысячи! А знаменитый доктор Менгеле? Палач Бухенвальда, как его называли, резал людей по-живому. В своем лагере смерти. Тоже, скажешь, легенда? Не стану спорить с этим, но пересадка органов стала реальной только после этих его опытов!

И сколько человеческих жизней после этого спасено? А если бы я не работал с опытами по проблемам памяти? Даже ты и то воспользовался моими трудами. Сколько раз тебя переписывали? То-то же! Ты жив благодаря мне! Моим опытам!

Сейчас люди сколько живут? Биологически полторы-две сотни? Но если бы не моя методика, они же как деревья были бы! Слабоумие долгожителя – вот конечный итог всего того, чего добилось бы человечество без меня. И только я со своими опытами дал возможность людям жить столько, сколько они захотят. И за это меня порицать?

– Но почему такими дикими методами? Почему вы все узнаете ценой страданий тысяч людей? – настаивал Крис.

– А как еще найти добровольцев... Ладно, дело прошлое, Врата все равно утрачены. Был у меня помощник. Очень талантливый. Вот как ты, одержимый, только не программист, а инженер. От Бога инженер! Джек Фарго. Мы с ним проводили опыты. Вот бы тебя тогда к нам! И было же это совсем недавно! – Чувствовалось, что Колхаун-Рошаль искренне сожалеет об упущенной возможности. – Ну да ладно! Помните наш прошлый разговор? Когда я вам объяснял, чем отличается память на матрице от памяти в теле?

– Когда мы говорили о душе?

– Умница! Именно о душе! Но что такое душа, мы так ответа и не получили. Почему? Потому что говорили о материальных вещах. То есть о носителях. Вот твой компьютер. Он когда становится умным? Когда в нем запускаешь нужную программу. Что такое программа? Набор единиц и нулей! А это что? Это не что иное, как информационное поле! Пока понятно?

– Понятно, но не доказательно!

– А вы дайте мне свободу от вашей дурацкой морали, я вам все докажу!

– Это не мне решать!

– А кому? Если ты – один из самых умных – не можешь приподняться над приземленным... Ну разве моя жизнь, мой гений не полезнее для человечества, чем жизнь десятка наркоманов? Ити патологических убийц, маньяков, насильников? Таких, как тот же Паук в прошлом?

– Но ведь это зло? Как человек может решать, кому жить, а кому нет! – возмутился Крис.

– Да полно тебе, поднимись над своими предрассудками! Сними шоры с глаз! Что такое добро? И что есть зло? Можно говорить годами, но не прийти к истине! Вот я задам тебе вопрос, что было бы с добром, если не было бы зла? Кто знал бы тогда, что это добро? А значит, показывая людям, где есть зло, тем самым творишь добро. А делая человеку только добро и не показывая ему зла, не оказываем ли мы ему плохую услугу и этим самым добром совершаем зло? Что, игрок, что на это скажешь?

– Ну, где зло, а где добро, это не нам решать! – отмахнулся Джордан. – И не сейчас! Так что же все-таки с душой?

– А, интересно? То-то же! Душа, по-моему, это и есть соединение самомодифицирующейся программы и частички энергии, присущее человеку! Так вот, пока эта душа набирает силу, обучается, вбирает в себя программу, ей нужен материальный носитель, тело! Но потом, когда душа созрела, стала самостоятельной и сильной, тело ей только мешает. Тянет вниз, не дает воспарить, перенестись в одно мгновение из одной точки планеты в другую.

– В рай, что ли? – съязвил Сазерленд.

– Может, и в рай! – согласился Рошаль. – Может, раньше люди могли покидать свои носители и общаться душами. Не зря же говорят: «душевное общение». Или «нашла душа родственную душу»!

– И что, ты нашел способ, как освобождать душу и оставаться при этом живым? – спросил Стив.

– А что такое жизнь? Душа-то, как учит нас религия, бессмертна! А я создал теорию, как душа может получить свободу при живом носителе. Понимаешь? При живом! Ты можешь уйти в информационное поле и жить в нем столько, сколько тебе нужно! Получать нужные знания, пользоваться банками данных, общаться... Да просто жить! А твой носитель пока существует без тебя. Просто ждет. Ест, спит, гуляет... лечится, наконец. Но ты можешь в любой момент вернуться! Понимаешь, какие перспективы это дает человечеству?

– Не хотите ли вы сказать, что смогли это сделать? – спросил Джордан.

– Да! Именно это я и хочу сказать! – кивнул Рошаль, – Джеку удалось сделать два опытных образца, которые ты благополучно погубил. Ты и этот дурак Гап.

– Ну так пусть ваш Фарго их восстановит!

– Да в том-то и дело, что нет! Нет уже Джека. Прибор он сделал, но при настройке выжег себе мозги. При возвращении. Не рассчитал силу импульса, и энергетический выброс растопил жир, из которого состоит мозг. Был таким же хлюпиком, как ты, и не хотел на человеческом материале опыты проводить. Вот такое квазиблагородство и отбрасывает назад прогресс человечества! Природа, Бог создают из миллиардов особей одного гения, а условности, названные этикой, губят его. Как же далеко ушли бы люди вперед, если бы не вязали талант по рукам и ногам!

– Так, значит, этот прибор, – не слушая рассуждений об этике, Крис ткнул пальцем на дисплей, – и есть Врата?

– Они самые! И те «потерянные», чьи тела бродят по твоему Храму, по твоей вине остались без своих душ! А в информационной Сети носятся души, не имеющие возможности вернуться в тело!

– А почему же ты не воспользовался этой свободой?

– Кто тебе это сказал? Моя душа и сейчас там! А здесь я просто аватара! Воплощение Рошаля на земле!

Джордан не знал, чему верить. Тому, что говорит профессор, или здравому смыслу? Если верить разуму, то Рошаль просто издевается над ним. А вот если поверить в интуицию, если спросить душу, о которой так много было сказано, то Джордан больше склонялся к тому, чтобы поверить. Да и судя по пятну, что витало над Рошалем, он говорит правду. Или, по крайней мере, верит в то, что говорит.

– А Шароян, тот кто был? – наконец спросил он, прерывая затянувшуюся паузу.

– Еще одна аватара... – признался Колхаун. – Только более ранняя, чем я. Трудяга. Руки, чей мозг находился в Сети и выполнял команду Рошаля. Хотя... И у него удачи были... Твои Кос, это же последний опыт покойного Ари. Каков, а? Ведь создал супера? Давай свои вопросы дальше!

– Так вы не Рошаль?

– Я – земное воплощение Рошаля А настоящий Рошаль в Сети и потому бессмертен. Я же тебе говорил, что бороться со мной бессмысленно!

– Скажите, а может тот Рошаль, сетевой, знать, что у нас здесь происходит?

– Вот видишь, ты уже не боишься и впрямую вопросы задавать! А вначале таким напряженным был, подначками меня разговорить пытался! – засмеялся аватара. – Глупый. А что касается твоего вопроса, то да, души, находящиеся там, могут знать, что здесь происходит. Могут вмешаться. Информационно, конечно.

– Значит, это он блокировал мне каналы, – догадался Крис, – когда я из Института архив с их памятью перекачивал.

– А ты как думал? Они же знали, что делать этого не нужно.

– Поль, но почему, почему все это делается в подполье? Почему ваши союзники – это «близнецы Демона», Гап, Паук? Почему самые мрачные люди?

– А ты представь себе, если бы об этих Вратах узнали все кому не лень? Как бы все ломанулись в Сеть? Давя и убивая друг друга! А Врат-то было только двое! Марко твой, как только узнал о том, что у нас появилось что-то гениальное, даже не зная, для чего Врата применяются, сразу же похитил второй образец! И хотел через тебя переправить в Чипленд, чтобы тамошние инженеры разобрались. А узнай он на самом деле, для чего прибор? Не реки – моря крови разлились бы! Страны между собой воевать начали бы!

Ты говоришь – зомби. Зомби в этой ситуации идеальные исполнители. Они дисциплинированные, без претензий и не любопытные. Что с ними было бы без нашего вмешательства? Кто-то спился бы, кого-то убили бы в пьяной драке... А мы им дали здоровье, силу, цель в жизни. Они служили науке!

Паук? Да он только одну-две жертвы в неделю давал, а во время паники «близнецы» могли натаскать под шумок столько разных носителей, сколько мне было нужно. Гап?

Ну кто-то должен же был этим стадом управлять? Так что, удовлетворил я твое любопытство? – Еще один вопрос – попросил Джордан – Куда вы не так давно хотели звонить? – Ну уж только не на автоответчик с кодом! – засмеялся Рошаль. – Зачем он мне? Коннора хотел предупредить! – Интересно, зачем вы мне это рассказали? – спросил Крис. – Если скажете, что из добрых чувств, я не поверю! – Из добрых? – Глаза Рошаля злобно блеснули. – Хочу посмотреть, что ты, такой правильный, дальше будешь делать? Как теперь, святоша, жить будешь? Жить и мучиться, что столько людей без души оставил!

Сайфулла МАМАЕВ БЛИЗНЕЦЫ КНИГА  Вторая

ГЛАВА 1

– Вот это да! – не выдержал Стив. – Знаешь, я чувствую себя так, словно шаром по голове получил! Как тебе, Крис, откровение от Рошаля? Джордан промолчал. Да и что он мог ответить, если сам еще ни в чем толком не разобрался. От слов профессора у любого голова кругом пойдет! Это что же получается? Тот, кого он привык считать врагом всех жителей Хардсон-сити, да и не только его, кого считал исчадием ада и негодяем, создающим зомби и Пауков в своих мерзких целях, оказался благодетелем человечества? А как иначе назвать того, кто даровал людямпочти бессмертие и возможность сохранять и перезаписывать свою память? Да еще, судя по тому, что сказал аватара, Полю удалось попасть туда, куда стремилось попасть большинство фантастов всех времен, да только тщетно – мешало бренное тело. Жить в виртуальном мире, уйти в Сеть, это... Джордан просто не мог подобрать слов, чтобы выразить свои чувства. Он, в отличие от мечтателей, в сказки не верил и о невыполнимом не задумывался. Скажи ему кто, что такое путешествие реально, – он бы и сейчас не поверил... если бы это не прозвучало из уст Рошаля. Профессору он верил. Как и его аватаре, что теперь в его руках. Господи, как же хочется, чтобы все это оказалось правдой, чтобы действительно было возможно выйти в Сеть!

Нет, такое придумать под силу истинному гению. Да что гению, гениев если и не множество, то все равно встречаются, а вот такой, как Рошаль... Может, это и кощунственно звучит, но то, что сделали он и его погибший соратник, под силу только Богу! Всевышний создал Землю и все живое на ней, Поль – бессмертие и новый мир! Кому еще такое по плечу, если не Создателю? Разве что его вечному оппоненту?

Так кто же все-таки Рошаль? Друг или враг? Бессмертный Бог, могущий одаривать вечной жизнью, или сам Дьявол, вытаскивающий из людей их самые низкие пороки? Спаситель, использующий для своего волшебного эликсира загубленные человеческие жизни, или Искуситель, дарующий людям те знания, которые он добыл, погубив и свою, и тысячи чужих душ? Негодяй, превращающий жизнь женщин в сплошной кошмар, или великий ученый, разгадавший тайны памяти? Администратор Мира, отнимающий душу у сотен живых, чтобы пополнить свою армию солдат зомби? Да, но для чего он это делает? Разве не для того, чтобы потом дать миллионам дополнительные десятки лет жизни?

Итак, вопрос оставался открытым. Кто он, этот Поль Рошаль? Человек, презревший все нормы морали, или гений, в одиночку двигающий прогресс? Да, это была задачка для философов, политиков или социологов, а Крис, как известно, к этим отраслям науки не имел никакого отношения. Если бы все то, что стало известно друзьям, поддавалось логике чисел, он бы нашел ответ, но вот в этой ситуации...

В этой ситуации ответа он не находил. Да что рассуждать о гениях и злодеях, если Джордан не знал даже, что ему делать с аватарой Поля Рошаля? Поддаться товарищам и... уничтожить такой фонтан идей? А смысл? Ради чего? Сорвать зло, потешить чувство мести Сазерленда... ну, может, и Джеймс в душе таит гнев на мучителя, но боится признаться. Но что это даст? Рошаль, тот, что в Сети, вселится в новое тело, и все начнется сначала. Ну, может не сразу, не завтра, – помощников еще нужно будет найти, а дело это непростое. Не каждому же встречному предложишь... Да и лаборатории нет. Хотя... все это преграды для нормальных людей, а профессор к таким не относится. Какую преграду ни ставь, все равно рано или поздно Поль вырвется! При его-то уме, ловкости и знании самого потаенного, того, что каждый не только прячет от людей, но в чем самому себе и то не всегда признается, найти того, кто станет ею руками, ногами, глазами, проблемы не составит.

Тогда что остается делать? Взять и отпустить? А что в таком случае Крис скажет людям? Стиву, Оскару... Тони, в конце концов. Не говоря уже о Марко и Бульдозере... Те-то уж точно не поймут! Нельзя упускать из виду и то, что отпустить аватару означает принять на себя ответственность за появление новых Пауков. Непрогнозируемость действий злого гения оправданием служить никак не сможет. Впрочем, почему злого гения? Ведь и тот, кого все считают Спасителем, тот, к кому люди обращают свои молитвы, легко жертвует тысячами своих приверженцев. Да что тысячами! Насылаемые Богом эпидемии, войны, стихийные бедствия обрекают миллионы людей на муки и гибель. Так разве же Рошаль, создающий свой мир, свою паству, более грешен, чем тот, кого он вознамерился заменить? Бог создал материальный мир, Рошаль – виртуальный. Вдохнул в него жизнь и переселил туда тех, кого назвали «потерянными». Жертвы? Так ведь Создатель тоже в свое время пожертвовал Лилит, а она составляла в тот момент пятьдесят процентов населения Земли! Да, тут точно можно голову потерять.

– Крис, ты что, заснул? – не унимался Сазерленд, – Эй! Крис, проснись, не время сейчас...

– Стив, угомонись! – раздраженно огрызнулся Джордан. – Подумать дай!

– А что тут думать?! – взвился роллерболист. – Мочить его, гада! А то наделает еще Гапов и Пауков! Начнут опять женщин на лоскуты резать...

Крис не ответил. Иногда он завидовал Стиву. Как у него все просто! Здесь белое, а здесь черное, есть только хорошие и только плохие, святые и грешники... без полутонов. Вот только чем же грехи Рошаля тяжелее, чем прегрешения Марко? Для Джордана, к примеру, ничем.

Тот ведь тоже мог не задумываясь десяток-другой на смерть послать. Тогда почему же Крис и его друзья должны убивать одного и оставлять другого? Если следовать логике Стива, нужно тогда обоих или казнить, или миловать...

– Задумался? – Голос Рошаля... земного, того, что был у него в плену, заставил Криса вздрогнуть. – Что ж, это дело хорошее. Подумать – это полезно. Особенно когда стоишь на распутье, когда от принятого тобой решения меняется вся дальнейшая жизнь. Один шаг... Всего один шаг, но сделал его, и все – пути назад не будет.

Джордан чуть не заскрипел зубами. Матерь Божья, о чем он говорит? Да у них этого пути нет уже давно! В противоборство, пусть пока и тайное, Крис и Стив вступили уже тогда, когда увезли таинственный прибор, оказавшийся Вратами, в Чипленд. Так что проблема выбора – на чьей они стороне, – не стоит! Ответ прост: ни на чьей! Ни Империя, ни криминальная президентская власть не могут быть тем, кому совладельцы одного тела могли бы довериться, чью правду принять.

Но и иметь таких могущественных врагов – роскошь, которую они себе позволить не могут. Да и кто может? Кто способен противостоять официальной, пусть и коррумпированной, власти? Только еще более могущественная Империя. И все! Третьей силы нет... Нет? Постой, а сам Рошаль? Ведь профессор сумел же все эти годы успешно делать свое дело. Да еще как! И никто не мог ему помешать.

Крис повернулся к прикованному профессору. Его встретил внимательный, все понимающий взгляд. И пятно! Пятно абсолютного спокойствия и знания. Ни малейшего признака страха или растерянности. Вот это выдержка! Рошаль лежат с таким видом, что, казалось, допросу подвергается не он, а кто-то другой. А сам профессор здесь не испытуемый, а требовательный экзаменатор, проверяющий действия запутавшегося ученика. Глаза, умные и колюче-пронизывающие, глядевшие на Джордана из-под густых седых бровей, сверкнули пониманием.

– Дошло? – произнес профессор. – Или все еще не можешь определиться, с кем ты? С Президентом, пляшущим на задних лапках перед твоим Марко и в то же время строящим ему всевозможные козни, или с самим Симоне, присосавшимся, подобно вампиру, ко всему, что может приносить доход в этой стране? Уж кому-кому, а тебе выбор сделать нетрудно, – ты верно служил Смотрящему, знаешь, как он людей перемалывает. Власти? Там методы наживы еще разнообразнее! И противнее! Выбирай: с кем тебе по пути? Кто тебе ближе по духу? Глава преступников или купленный им же высший чиновник? Стань в ряды стригущих шерсть или будь бараном, которого стригут.

– А что, есть и другой вариант? – Крис горько усмехнулся. – Ваши зомби? Или стать вашим Пауком? Гапом? Ну просто прекрасная апьтернатива! Я заметил, с какой заботой и уважением вы к своим людям относились. Или вы мне хотите предложить повышение и сделать еще одной авешей? Или, может быть, я удостоюсь чести стать такой же аватарой? Замечательный выбор!

– Авеша, аватара, зомби... – Поль брезгливо скривился. – Как вы, люди, любите на все навешивать ярлыки. Зомби? А как еще найти исполнителей? Таких, которым чужды всякие сомнения, которые не предадут тебя ни при каких обстоятельствах. Да и скажи на милость, а что было бы в ином случае с теми, кого я использовал? Ну не попались бы они мне под программу, и что? Что их ждало в будущем? Все равно стали бы или солдатами Марко, или быдлом Чета Самплера. Погибли бы в бандитской разборке или спились бы и умерли где-нибудь в канаве! Ах, да! Есть еще Наместник! Ну что же, можно стать в ряды его придурков. Давай, предлагай это людям! Выбор у них будет что надо! Один убийца и два афериста!

Джордан в душе был согласен с профессором, но не мог же он вот так просто признаться в этом? – А что вы даете людям? – возразил он. – Бездумье?

Счастье, дарованное лишением разума?, – Науку! – просто и без эмоций ответил Рошаль. На какой-то миг Крису, не отводившему глаз от профессора, показалось вдруг, что тело его начало светиться. Он тут же отогнал от себя эту мысль. Что за наваждение! Мистики еще не хватало! Он даже испугался, что Поль заметит его состояние, но тот, словно бы споря сам с собой, продолжал говорить: – Я людям даю знания! Знания, которых человечеству всегда не хватает, но для получения которых оно ничего не делает. И делать не хочет! И поступиться ради них ничем не может... и пожертвовать... Как много труда и таланта, пусть в их материальной квинтэссенции – в деньгах – человек отдает ради того, чтобы получить наслаждение безумием наркотика или алкоголя! Так почему же тому, кто через год или два все равно начнет платить свою дань этим пристрастиям и тем самым медленно убивать себя, не послужить науке? Я даю им продление жизни, даю возможность – причем, заметьте, в соответствии с их желанием – забыть о голоде, холоде... о работе на чужого дядю. Тем самым я спасаю их от самих же себя и даю возможность внести свою лепту в дело прогресса. Одних спасаю от канавы, другим, тем, кто этого желает, даю дело... знания.

Ну как, этого достаточно? А если и этого тебе мало, то заметь, я к тому же даю остальным продление их никчемной жизни! Спасение ее! Восстановление из небытия! Ты, кстати, тоже живешь только благодаря моему открытию!

– Не спорю, – согласился Джордан, – и благодарен вам за это.

– Ради науки, плодами которой вы пользуетесь, – Поль Рошаль словно не слышал Криса, – я трудился всю свою долгую жизнь. Не ради власти, не ради денег... хотя это все могло быть моим, стоило лишь протянуть руку. – И заодно присваивая себе тела несчастных, – вставил Сазерленд. – Стив, помолчи и не мешай! – беззвучно оборвал его Крис Он в душе уже давно был на стороне ученого.

– Да ладно! – не сдавался Сазерленд. – Думаешь, у меня не найдется, что ему сказать?

– Уж про себя-то вы не забывали! – продолжал он вслух. – Столько лет прожили, что десяток тел сменили.

– Ерунда! – Рошаль брезгливо поморщился. – Что ты знаешь о жизни?! Дилетанты и всезнайки! Как вы самонадеянны! Как вы быстро принимаете решения и выносите приговор! Да, я выпускал Паука, но скольких женщин он убил? Десятки? Сотни? Если судить по статьям газетчиков, максимум пять-шесть сотен... Много? Согласен! Но от передозировки наркотиков, поставляемых твоим Марко, погибает в тысячи раз больше! А полиция, направляемая Президентом, скольких людей погубила? Не знаешь? Паук – дитя по сравнению с монстрами, которым ты служишь. А что касается моих... тел, о которых ты так беспокоишься... – Профессор облизал пересохшие губы. – Мы ведь не всякого брали! По большей части только тех, кто сам жить не хотел. Знаешь, сколько людей охвачено суицидальным психозом? Одних удается отговорить, другие – те, что твердо решили остановить свою... программу, – соглашаются, чтобы их просто стерли, и продают тело моим людям. Деньги идут родственникам... или куда они там укажут. И поверь: это очень неплохие деньги! Семья по крайней мере не страдает. Вот и все!

– Но ведь они же могут увидеться! – ужаснулся Джордан. – На улице встретиться! Ну, жена с мужем... бывшим мужем. Вернее, уже не с мужем, а с его оболочкой. Тьфу ты, толком и не выразишься!

– Оболочка, говоришь? – Профессор усмехнулся. – Могу тебя уверить, делается все, чтобы опустевшая оболочка не повстречалась с теми, кому это может причинить страдание. Мы и это предусмотрели! Небольшая пластическая операция – и все проблемы сняты.

– Крис, я что-то не понял, к чему это вы клоните? – заволновался Стив. – Ты что, хочешь взять его сторону? – А чью сторону нам взять? – также безмолвно ответил Джордан. – Марко? Щедрое предложение! А как быть с Вратами?

– Крис, а что плохого тебе Симоне сделал? – возмутился Сазерленд. – Старик только добра нам желает, а ты... Ты что, открытую войну с ним хочешь начать?

– Нет, конечно. – Джордан сам не знал ответа на этот вопрос. – Стив, давай не спешить с выводами. По крайней мере до путешествия.

– Путешествия? Это о каком путешествии идет речь? – удивился тот. – О каком еще путешествии ты говоришь?

– Неужто ты еще не понял? – вмешался молчавший все это время псевдо-Джеймс. – Крис хочет воспользоваться Вратами!

– Крис, ты что, спятил? – завопил Стив. – Еще чего не хватало! Хочешь, чтобы и у нас мозги расплавились? А если не вернемся?

– Я пойду один! – решительно заявил Джордан. – Незачем всем рисковать.

– Кто тебя одного отпустит?! – запротестовал Сазерленд. – Один ты не пойдешь! Вместе здесь, значит, будем вместе и там!

– Я тоже пойду! – вдруг заявил псевдо-Джеймс. – Может, хоть там удастся разделиться.

– Слушай, а ведь точно! – обрадовался роллерболист. – Давай туда выгоним этого... Паука! И пусть себе живет в Сети! Будет нашим представителем...

– Стив, я тебя еще раз прошу, замолчи! – взмолился Крис. – Давайте лучше побольше узнаем от Рошаля! Пойми, из-за твоей нетерпеливости мы теряем информацию. Вон, посмотри, как внимательно смотрит на нас профессор. Как бы не разгадал наш секрет!

А Рошаль действительно замолчал и заинтересованно наблюдал за застывшим оппонентом. Его умные глаза как бы сканировали лицо противника и считывали все, что происходило с ним. Пятно над головой профессора полыхало любопытством.

Заметив, что Джордан вышел из оцепенения и вернулся к реальности, Рошаль с улыбкой сказал:

– А я все думал: чем определяется твоя поразительная невосприимчивость к внушению? Оказывается, ты раздваиваешь сознание и закрываешься внутренним диалогом. Интересно, где ты этому научился?

У Криса отлегло от сердца. Получается, даже профессор не все знает. Уже легче. Хотя что это дает?

– И много вам встречалось таких, как я? – Джордан поспешил увести собеседника от нежелательной темы.

– Ты первый. И самый интересный. Еще никто не мог мне противостоять! Тебе удалось... – Пленник задумался. – Интересно, а сам Рошаль, тот, настоящий... сумел бы он сладить с тобой? По крайней мере он бы с удовольствием с тобой познакомился. Жаль только, что Врата утеряны.

Джордана словно крапивой обожгло. Услышав последние слова, он вскинул опущенную было голову и... попался.

Брови профессора удивленно взлетели на лоб. Умные, с легким прищуром глаза засветились надеждой.

– Ну-ка, ну-ка, скажи, Стив... скажи, что я ошибаюсь! Или я прав? Ай да молодец! Припрятал прибор?! Умница! Какой же ты умница! Это тот самый, да? Тот, что у нас похитили? Вот так Сазерленд! Вот артист, всех провел, даже меня! – Поль счастливо улыбнулся. – Ну скажи, утешь старика, я прав, Стив? Может, все же где-то есть один спрятанный экземпляр?

Джордан, чтобы не выдать себя, постарался придать своему лицу удивленное выражение, но это, как он чувствовал, вышло не очень убедительно. Аватара был слишком силен, чтобы не заметить смущения собеседника. Профессор усмехнулся и медленно, со значением проговорил: – Кажется, нам есть о чем поговорить. И не бойся, ведь все в твоих руках. Связи у меня ни с кем нет, выдать тебя не смогу. Убить меня ты можешь в любой момент, когда только пожелаешь. Так что и опасаться нечего. Ну, признайся! – Не понимаю, о чем вы? – Крис на всякий случай решил не спешить с признанием. Мало ли что может стоять за всем этим? Бдительность не повредит. – Вы мне лучше расскажите: если все, что вы мне говорили о Вратах, правда, то как там, в вашем мире? Как это все выглядит?

– Что, забрало? – засмеялся профессор. – Интересуешься, как выглядит? Знаешь, это нужно видеть своими... чуть не сказал глазами. Нет, глаз там нет. Ты превращаешься в программу. В самостоятельный... я бы даже сказал, автономно действующий код. При этом твоя... программа, в отличие от многочисленных обитающих там, одушевлена. Ты можешь перемещаться по пространству Сети, встречаться с другими такими же, как ты, жителями виртуального мира. Да нет, описать словами это невозможно! Как представить переход в другое измерение? Сравнить магистральные каналы с дорожными автострадами реального мира? Приравнять домены к странам, серверы – к городам и кварталам, а сайты – к персональным квартирам и домам? Вообще-то, в каком-то приближении можно. Получится, конечно, примитивно, но наглядно... вернее, образно. Ладно, пусть будет так... потом сам увидишь и дашь всему свое определение. Ты ведь так любишь это занятие!

– А как самих себя идентифицировать? – вырвалось у Джордана. Он теперь уже и не пытался скрывать эмоции.

– Как? – переспросил Рошаль. – Вот, к примеру, твое представительство на сайте... оно еще как-то сопоставимо... с музеем при жизни, что ли... Но живого там нет. Как голограмма или восковая фигура. А вот ты в программе. Или не так... Программа, самоорганизуемая, самомодифицирующаяся... и с душой! Нет, парень, это нужно самому ощутить. Ты не зависишь там от тела! Нет необходимости в мышцах, костях и прочих других деталях носителя, что так важны в реальном мире. Просто ты есть... и все!

– А как же вас воспринимают другие? – допытывался Крис. – Или вы – как видите других людей? Ну, из тех, что уже проникли туда? – Тоже как программу! Пойми, там нет необходимости воспринимать кого-то как какую-то устоявшуюся форму. Ее просто нет. Она не нужна! Есть идентификатор программы, есть ее функциональная принадлежность и твой интеллект с памятью. А так как нет формы, нет оболочки, то нет и нужды в питье, еде, жилье, одежде наконец. Полная свобода! Хотя... С другой стороны, каждый волен выбрать себе ту... тот интерфейс, тот вид, вернее, изобразить себя в том виде, в котором он себя представляет, воплотить собственное представление о себе в... во внешнюю форму. Ты всю жизнь мечтал стать силачом, но тщедушное сложение загоняло тебя в комплексы? В Сети ты без труда им станешь! Хочешь быть красавцем? Пожалуйста, будь им!

– Просто рай! – не выдержал Стив. – Остров Баунти и никакой опасности! Только племя людоедов и стая акул вокруг, а так ничего, жить можно! Пока не съедят.

– Опасность есть везде, как и в реальном мире. – Профессор словно не заметил неприкрытой насмешки и ответил со всей серьезностью: – Ты можешь попасть под вирусную атаку, можешь зайти на сайт или даже сервер, который неожиданно выключат. Можно, в конце концов, попасть на зависание в падающей операционной системе. Все бывает, но, как и в реальной жизни, существуют определенные правила, соблюдая которые вы можете не опасаться таких ловушек.

– Крис, одумайся! – Сазерленд явно не горел желанием пуститься в виртуальное приключение, – Подумай, может, этот хитрющий черт нас обманывает! Может, хочет отомстить нам за поражение и заманивает под трубу этого шайтан-прибора! А если там облучение какое-то?

– Стив, не мешай, мы пока только снимаем информацию.

– Как же, снимаем, – пробурчал игрок. – Я же вижу, как ты уже наполовину залез.

– Стив, тебя никто не тянет. Хочешь остаться – ради бога! Тело в твоем распоряжении. Пользуйся... пользуйтесь им с Сандрой и ждите нашего возвращения. – Нет уж, я без тебя не останусь! – Сазерленд хорошо помнил, как скучал по товарищу. – Один ты не пойдешь!

– Я тоже пойду! – вступил в разговор псевдо-Джеймс. – А чтобы обезопасить себя, снимем нашу общую матрицу и пойдем. Крис и я! А ты храни тело и не уходи со связи.

– Тебя забыл спросить! – огрызнулся Стив. Но как-то без злости, растерянно... Видимо, понял, что решение уже принято. И совсем не то, которого он ожидал.

– Ну что, совещание прошло успешно? – с усмешкой спросил профессор. Он все еще не мог разгадать этого парня, что сидел перед ним, – Внутренний диалог с самим собой дал плоды? Есть решение? Кажется, да! Я вижу, что жажда познаний победила? Врата понадобятся?

– Возможно, – уклончиво ответил Джордан. – Я пока не убедился в вашей правдивости.

– Но больше не отрицаешь существования Врат! – Торжествующе резюмировал реальный Рошаль. Или Р-Рошаль, как решил его звать Крис.

– Но я и не отрицал их существование. – Крис пожал плечами, – Я просто утверждаю, что не знаю, где они.

– Погоди-ка, – встрепенулся Сазерленд. – Пусть устроит встречу с виртуальным Рошалем. Пусть докажет, что он там... существует. Ну, Рошаль этот... или тот...

– Стив, ты гений! – обрадовался Крис. – Знаете, ребята, давайте для удобства виртуального Рошаля звать В-Рошаль, а реального...

– Р-Рошалем! – поторопился вставить свое Сазерленд.

– Точно! – одобрительно сказал Крис. Он уже точно решил, что роллерболист останется в реальном мире, и хотел подсластить пилюлю.

– А какие есть доказательства правдивости ваших слов? Чем вы подтвердите, что это не сказки? – спросил он Р-Рошаля.

– А какие вы хотите доказательства? – удивился профессор. – Что вас сможет убедить?

– Устройте мне встречу с виртуальным Рошалем, – предложил Джордан. – С В-Рошалем!

– Легко! – Видимо, Р-Рошаль был готов к такому повороту разговора. – Дай мне коммуникатор и отстегни хотя бы одну руку!

– Я буду вашими руками. – Крис решил, что время для доверительных отношений еще не пришло.

Он повернул ближайший коммуникатор к Р-Рошалю и приготовился к вводу команды. Вопрошающе взглянул на профессора. Тот недовольно поежился, но, понимая, что сила не на его стороне, возражать не стал. Четко назвал адрес, затем логин для входа и пароль.

Прошло несколько секунд, но вызываемый не появлялся. Полминуты. Минута. Крис выжидательно посмотрел на Р-Рошаля. Профессор мягкой улыбкой призвал его к терпению. Казалось, он говорит: подожди, не все сразу... И тут по отблеску от светящегося экрана Джордан понял, что картинка на дисплее сменилась.

Крис резко повернулся. Так и есть! На экране возникло знакомое лицо... Поля Рошаля! Чиплендцу даже показалось, что это его ныне прикованный собеседник разместил на сайте свое изображение. Но когда это изображение заговорило, стало понятно, что это или мастерски сделанная интеллектуальная программа-собеседник, или действительно В-Рошаль.

– О, наш молодой гений?! Быстро ты до нас добрался! – сказал виртуальный собеседник и улыбнулся, – Раз я говорю с тобой, значит, мой аватара... у тебя?

– Да, у меня! – Джордан повернул коммуникатор так, чтобы его камера захватила Р-Рошаля.

– Поздравляю! – произнес виртуальный собеседник. – Вы правильно поступили, что не стали применять силу к... моему нынешнему воплощению. Я и так собирался встретиться с вами... С тобой, если позволишь! Я с таким интересом следил за твоими действиями, что мне уже кажется, будто мы знакомы много лет. Так вот, возвращаясь к теме нашего разговора... Признаюсь, мы едва не совершили ошибку, пытаясь вселить в вас... в тебя, Паука. Но чудеса, видимо, продолжают случаться! И тебе это не повредило! Что ж, я рад этому!

– Вы не поверите, но я тоже рад! – съязвил Крис.

– Ну ладно, что было, то было! – В-Рошаль примирительно поднял вверх раскрытые ладони. – Давай не будем ворошить прошлое. Тем более, что от того, как ты теперь поступишь, будет зависеть очень многое.

Джордан, ожидая продолжения, посмотрел на дисплей, затем на все еще пристегнутого Р-Рошаля. Пауза затягивалась. Первым не выдержал Сазерленд.

– И что же? – спросил он, – Что зависит от нас?

– От меня! – поправил его Джордан, как будто исправляя собственную оговорку, но быстрый взгляд обоих Рошалей показал, что ошибка не прошла незамеченной.

– Стив, когда ты научишься молчать? – внутренне простонал он. – Когда-нибудь ты нас погубишь!

Знал бы Крис, как он был близок к истине! Но виртуальный профессор не счел нужным разматывать этот клубок. Как умудренный опытом человек, он понимал, что скоро и так все узнает.

– У тебя есть возможность отличиться перед своим Симоне, может, он тебе еще что-нибудь подарит, – проговорил он, – А может, все же ученый, что сидит в тебе, победит и ты... присоединишься к нам? Займешься наукой, будем вместе совершенствовать человека, раскрывать тайны психики, развивать его возможности...

– Как? Калеча невинных людей? – Смущенный допущенным промахом, Джордан решил повторить свои обвинения. Может, этот В-Рошаль тоже на чем-нибудь проколется? – Создавая зомби? Выращивая новых Пауков?

В-Рошаль удивленно вскинул брови.

– Знаешь, Стив, если бы ты жил в те времена, когда истребили почти всех хищников, то помнил бы, как стали вырождаться животные, служившие им кормом, – с легкой иронией произнес он. – Начади гибнуть целые стада, да что стада, популяции, виды исчезали! Пошли болезни, эпидемии, появились признаки вырождения... Одни шакалы и гиены процветали – людям не интересны, а падали полно. Но они не хищники в том смысле, какое мы вкладываем в это понятие. Так, побирушки...

Вот и пришлось клонированием восстанавливать поголовье волков, тигров, гепардов... Так и человек. В поисках того, что бы еще такое продать потребителю, какую еще услугу предложить, производители настолько облегчили жизнь обывателям, что у тех скоро все инстинкты самосохранения исчезнут! В такой ситуации рецепт один – заставить работать инстинкт самосохранения! Хочешь не хочешь, а приходится вас подстегивать страхом! А если при этом удается получить беспрекословных и молчаливых исполнителей, так разве от этого популяция людей пострадала? Единицы жертвуются для спасения всего вида! Это закон! Или ты считаешь, что череда войн с этой задачей справится лучше?

Джордан не знал, что на это сказать. Логика была убийственной, но согласиться с ней он не мог.

– Так что же получается – вы сами даете человеку почти бессмертие и вы же держите его в напряжении, насылая на людей маньяков? – заговорил он наконец.

– И тем самым помогаю вам оставаться людьми, а не вырождающимися ублюдками, – подтвердил В-Рошаль. – Я боюсь, что ты, как человек, размягченный господствующими у вас представлениями о добре и зле, плохо понимаешь истинные ценности. Моя цель – и ты должен это понять – сохранить не одного человека, не конкретного индивидуума, а весь род! Мне приходится думать обо всем человечестве, о цивилизации, которую нужно сохранить любой ценой!

– Ну, прямо очередное пришествие Господа! – саркастически прокомментировал Крис. Он не хотел быть грубым, но услышанное так ошеломило Джордана, что это резкое замечание само сорвалось с языка. Крис тут же пожалел об этом. «Черт, ругал Стива, а сам что натворил? Вот бы к Вратам придумать еще и машину времени, – подумал чиплендец. – Отмотать жизнь на несколько секунд назад и промолчать!»

ГЛАВА 2

Стив с наслаждением откинулся в кресле. Как же приятно летать ночью, когда трасса пуста и можно выжать из «пайка» всю его невероятную мощь. Дорогой подарок Симоне – точная копия того красавца, на котором ему так и не удалось толком поездить после завоевания Кубка Лиги, – пришелся как нельзя кстати!

Роскошный мощный экраноплан, в котором были воплощены самые последние находки научно-инженерной мысли Земли, превосходил все, на чем до этого летал Крис-Стив. Когда Марко в присутствии тысяч поклонников «Скорпионов» торжественно вручил кодированную пластинку ключа-генератора триумфатору, у Сазерленда перехватило дух от восторга. Даже ворчливый сарказм Джордана не мог уменьшить его ликования.

А как Смотрящий все обставил1 Торжества по случаю поимки Главного Злодея тысячелетия – а именно так Марко нарек Рошаля, – превратились в один огромный спектакль. Здесь были и сенсационные разоблачения, освещаемые в одно мгновение ставшей звездой Сандрой Чен, и трансляция на весь мир брифинга с участием Стива Сазерленда, и демонстрация кадров с плененным профессором Полем Рошалем... Пиарщики Империи умудрились даже мертвого Гапа за пойманного Паука выдать! Вот уж когда Крис вспомнил слова профессора о гиенах и шакалах!

Сообщения о безумном ученом, вызвавшие сначала шок, а потом сменившую его эйфорию оттого, что монстр повержен, послужили началом всенародного праздника. И главным действующим лицом на этом пиру жизни, естественно, был объявлен Стив Сазерленд. Но Стив Сазерленд не сам по себе, а как представитель великого Марко Симоне. Конечно, часть славы досталась и Сандре Чен, и Оскару Косу... Но не слишком много. Да кто они – исполнители, не более.

Симоне распорядился накрыть праздничные столы прямо на площади перед зданием Империи. Он же щедро профинансировал угощение, в обилии выставленное для всех, кто не усидел дома и вышел на улицы города разделить со всеми свою радость. Хорошая еда, хмельные напитки и умелая режиссура дают подчас больше, чем любые другие рекламные акции. К прессе и сетевому вещанию люди давно привыкли, а вот живое слово да реальное дело – не это ли было тем самым, чего хотел народ? Да еще когда тот, о ком говорят чуть ли не шепотом, тот, кто своим могуществом затмевает любую легальную власть, выходит прямо к тебе и разговаривает с тобой как с равным.

Нет, что ни говори, а Марко умел организовывать такие акции. Даже Джордан вынужден был признать, что имперцы дадут сто очков вперед официальным имиджмейкерам. Чего стоило, например, появление в самый кульминационный момент ослепительно, волшебно, просто нереально красивого «пайка». Смотрящий специально сделал так, чтобы вручение произошло в то время, когда еще не зажглось искусственное освещение, но уже начали сгущаться сумерки.

Чудо техники, воплотившее в себя все достижения завтрашнего дня, появилось над площадью, сияя всеми своими фарами и прожекторами. Лучи света ударили как раз в тот момент, когда могучая машина вырулила из последнего поворота и, набирая ход, рванула к площади. Эффектный разворот – и экраноплан замер у подиума, на который в этот момент выходил Симоне в сопровождении капитана «Скорпионов» и части своей свиты.

Кульминационный момент настал, пришел час награждения победителей. Яркий свет залил трибуну. И, словно из рога изобилия, посыпались дары. Дары – причем нужно отдать им должное, щедрые дары достались всем, кто их заслужил! Сазерленд, ясное дело, получил этот самый «пайк». Сандра и Оскар – пластинки ключей-генераторов от собственных квартир в дорогом кондоминиуме новомодного квартала. Тони и Лоренцо – по спортивному экраноплану. Не остались без наград и

другие сотрудники Храма. Все, кто участвовал в его создании, ощутили увеличение своих банковских счетов После таких даров не удалось отмолчаться и Президенту Конфедерации, Сазерленд был награжден «Орденом Президента», что давало ему немалые привилегии, а Сандре предложили место пресс-секретаря Администрации, от которого она тут же отказалась. Храм, возглавляемый Стивом, получил статус государственного, а следовательно, и все его сотрудники становились государственными служащими.

На волне этого состязания в щедрости Симоне было несложно добиться согласия, чтобы несчастного, потерявшего свободу, а вместе с ней и свое инкогнито Р-Рошаля поместили во внутреннюю тюрьму Империи. Его, так и не отстегнутого от ложа, к которому он был прикован по требованию Криса, доставили под надежной охраной отряда Акулы. Нужно сказать, что предосторожность была нелишней. Толпа, ранее дрожавшая при одном лишь упоминании о Пауке, теперь готова была разорвать того, чьим порождением был этот монстр. И если бы профессора поместили в муниципальную тюрьму, так бы все и случилось: в камере он не прожил бы и часа! Таким образом, внутренний каземат Империи был единственным местом, где Р-Рошаль мог не опасаться за свою жизнь.

Все это было просчитано Джорданом и обоими профессорами еще во время первой встречи с В-Рошалем. Тогда они наметили стратегию действий Сазерленда, позволяющую ему потребовать несколько дней отпуска Противник повержен и передан повелителю, храбрый вассал, вкусив заслуженных почестей, теперь спешит в Чипленд для вступления в законное владение имуществом Криса Джордана. Именно так, желанием закрепить за собой преуспевающую фирму и дорогую недвижимость чиплендца, чьим наследником стал Сазерленд, Крис мотивировал необходимость своей поездки. Что оказалось очень понятным в той среде, в которой выросло и жило все окружение Смотрящего. Все, что можно забрать себе, нужно забирать, а если ты думаешь по-другому, то ты круглый дурак!

И вот теперь Крис-Стив, оставив в специальном хранилище свою свежеснятую матрицу на всю троицу, подлетал к пригороду города-государства. Стоило ли говорить, что Оскар был рядом? Его, кстати, тоже заставили пройти ту же процедуру сохранения памяти. Так, на всякий случай, да и порядок существовал: месяц прошел – запишись!

Джордану, конечно, было не по себе от одной только мысли, что ему пришлось передать Р-Рошаля в руки Симоне и его опытных мастеров заплечных дел, но профессора его убедили в необходимости такого поступка. Всегда приходится чем-то жертвовать, и молодой коллега должен этому научиться. К тому же оба профессора в один голос уверяли его, что никакой опасности для Р-Рошаля от такого развития событий не будет. Поимка профессора объявлена на весь мир, а посему втихую его не удавят. Допрашивать, применяя какие-либо методы, не будут – побоятся защиты, что зашита в память ученого. Да и Симоне, поскольку главный враг повержен, а у Сазерленда есть своя методика получения сведений без активного участия источника информации, скорее всего всю работу поручит своему руководителю Храма.

Да и бежать из тюрьмы Империи будет сподручнее – вина падет на кого угодно, но только не на Стива. А в том, что Р-Рошалю удастся бежать, оба профессора не сомневались. Они твердо верили в силу своего интеллекта и гипноза.

Оскар, дремавший в кресле рядом, мирно посапывал. Наконец-то гигант оказался в кабине, в которой было достаточно места, чтобы вытянуть ноги. «Пайк» ему сразу очень понравился. В отличие от Сандры, которая на протяжении всего многодневного празднества только и говорила, что о планах переустройства своего нового гнездышка, Кос отнесся к своему новому приобретению почти равнодушно. Казалось, его совсем не интересуют такие мелочи, как собственное жилье. Вот «пайк» – это другое дело, он даже присмотрен в нем места, где можно припрятать оружие, но спешить с этим не стал. Его люди и так не отходили от Криса-Стива ни днем, ни ночью. И это несмотря на то, что Марко дал указание Алану усилить личную охрану Сазерленда. Ни Стив, ни Крис не испытывали большого восторга от такого внимания. Джордану хотелось побыть одному, поразмышлять о сложившейся ситуации, Сазерленд же мучился оттого, что не мог остаться наедине с Сандрой. Если кто и получал наслаждение от ажиотажа, так это мисс Чен! Оказавшись на пике славы, она поспешила тут же перезаключить контракт с руководством канала. В новом договоре не только оговаривались намного более высокие гонорары, но вдобавок ко всему мисс Чен получала собственную программу! Причем с правом выхода в самые выгодные часы трансляции. Теперь у журналистки появилась своя мобильная студия и штат сотрудников из пяти человек. И это все благодаря ее Стиву! Джеймс тоже не особенно тяготился шумихой. Крис находил его интересным собеседником. Передав управление телом Стиву, они, как это уже вошло в привычку, отгораживались от внешнего мира и строили планы своего пребывания в новом, неведомом им мире. В том, куда звал их В-Рошаль...

– Стив, ты не забыл? – Джордан вовремя вспомнил, что Сазерленд не знает, где расположена его новая квартира. Он не стал говорить об этом вслух – «пайк» наверняка был начинен «шпионами» Симоне, а посему расслабляться было нельзя. Нельзя было и передавать управление Оскару. Тот тоже «не должен» был знать дорогу. – Проедешь по 47-й улице и сверни к дому...

– Знаешь, лучше сам бери управление! – резонно предложил Стив. – Хватит тебе сачковать!

Джордан всю дорогу ждал этого момента, но ни за что не признался бы в этом. Наконец-то ему выпал случай самостоятельно управлять такой роскошной машиной. Правда, лететь оставалось всего ничего. Но чиплендец не сетовал. Он с радостью сменил Стива и лихо вписался в знакомый с детства поворот. Несколько минут и «пайк» замер возле красивого полнообъемного полиморфного особняка.

– Вот и приехали! – объявил Крис, а сам подумал: «Жаль, что так быстро. Даже не успел толком почувствовать машину».

– А ты, оказывается, неплохо живешь! -удивился Стив.

– Смотри-ка, а программированием заниматься выгодно! – поддержал его вслух Оскар. В этом доме Кос еще не был. Он видел только небольшую квартирку Криса, которую тот купил, чтобы уйти от бдительного ока Марии, и думал, что это все, что есть у Джордана.

Красавец особняк превзошел все ожидания друзей. Комнаты-трансформеры с голосовым контроллером имели полностью автоматизированное управление всем бытовым комплексом, что позволяло каждому гостю, сколько бы их ни было, настроить отведенную ему комнату под себя. Стоит только захотеть, и зап превратится в музыкальный холл, другая команда – и на тебе, получай рабочий кабинет! Ну а любители мирских радостей получали в свое распоряжение роскошный сексодром...

– Проверка на несанкционированное вторжение! – Джордан прошел процедуру опознания и теперь приказал проверить безопасность особняка. Мало ли что можно ожидать от Марко! Вполне возможно, что по его команде кто-то из специалистов Империи навещал и это жилище...

– Несанкционированного доступа не обнаруживалось! – объявила система контроля. Но одновременно на дисплее тревожно замигала цифра три. Что ж, все правильно, кто-то очень ловкий в доме все же побывал. И не единожды! Значит, теперь этот дом будет шпионить за своим хозяином. Конечно, можно заняться поиском и уничтожением жучков, но теперь все равно спокойной жизни уже не будет. Все время будет казаться, что еще что-то осталось, ускользнуло от детекторов. Мало ли что придумают умельцы имперские!

– Что-то не так? – спросил Стив, почувствовав его настроение. – Что за тройку ты отфиксировал? – К нам заходили гости, – пояснил Джордан. – Заходили умело, отключили практически все датчики, даже система безопасности их не обнаружила! Вот только емкостной датчик, замаскированный под зеркало, они не учли. Моя собственная разработка, между прочим. Она не поднимает шума, а просто оставляет у себя маленькую отметочку. А потом, когда я уже дома и опрашиваю стандартную систему безопасности, вот тогда мой датчик и выдает информацию.

– Хитер, ничего не скажешь, – со смешком сказал Сазерленд. – Пора бы мне уже привыкнуть и перестать удивляться, а я все никак! Каждый раз что-то новое в тебе нахожу!

– Стив, ну что ты за парень такой смешной! – Крис тоже улыбнулся, чувствуя, как у него теплеет на сердце. – Как же я с тобой расстанусь?

– Значит, ты все-таки собрался расставаться? – напомнил о себе псевдо-Джеймс. – По правде говоря, я уже и сам не...

– А вот тебя никто не спрашивает! – перебил его Сазерленд. Но в его тоне не было злости. И Крис, и бывший Паук прекрасно поняли, что сказал он это просто по привычке.

– Стив, Джеймс... давайте я пойду один! Зачем всем рисковать? – Крис решил, что настал момент, когда надо поставить все на свои места. – И не спорьте, я программист, мне легко будет адаптироваться.

– Ну уж нет! – возразил псевдо-Джеймс. – Пусть Стив остается и бережет тело до нашего возвращения, а я пойду за тобой, подстрахую!

– Ребята, а может, ну его... этот ваш переход в виртуал? – неожиданно предложил Сазерленд. Ему вдруг стало так тоскливо, что все почувствовали, как сжалось их общее на троих сердце. – Ну зачем вам эта авантюра?

– Да ладно, братишка, не кисни! – сказал Крис, подбадривая товарища. – Мы только одним глазком глянем, как там, и вернемся! А ты здесь... вернее, в Хардсон-сити за это время займешься здоровьем, потренируешься. Пора тебе... – Эге, что задумали! Нет, так не пойдет! – Стив был полон решимости не сдаваться. – Пойдем вместе, а за телом Оскар посмотрит!

– А как он все объяснит Марко? – вступил в разговор псевдо-Джеймс. – Симоне туфту про внезапную потерю памяти не всучишь! Начнет своими психиатрами наше тело терзать. Так нам и возвращаться будет некуда!

– Стив, а как же Сандра? – Крис пустил в ход решающий, по его убеждению, аргумент. – Уж тебе-то точно придется остаться!

Сазерленд замолчал, а Крис довольно отметил, как захлопали их общие глаза. Он так и знал, что порывистый Снейк об этом подумать не успел, А раз так, то сопротивление роллерболиста долгим не будет..

– И как же вы собираетесь осуществить... этот, как же его, э-э-э... вход? Или выход, черт его поймет! – наконец сдался Стив.

– Перемещение нам поможет осуществить профессор. – Крис решил объявить вслух о своем решении, посвятить В-Рошаля в их общую тайну.

– Ты с ума сошел! – Сазерленд был явно выбит из колеи. Вначале он узнает, что его не берут в виртуальный мир и он остается один, а теперь вот и их общая тайна гениальности Сазерленда станет достоянием еще одного человека? Да к тому же еще и врага! Или двоих, есть же еще и Р-Рошаль? Проклятие, как все запуталось! Может, Крис теперь и не считает профессоров врагами, но Снейка не обманешь! Тот, кто мог создать Паука, кто зомбировал людей, не может быть другом! – Крис, мне кажется, что ты не обо всем подумал. Не спеши, прошу тебя!

– Стив, если мы сейчас не воспользуемся представившейся возможностью, то когда нам еще удастся оказаться в Чипленде? – возразил Джордан. – Пойми, возвращать Врата в Хардсон-сити глупо, а значит, переход нужно осуществить сейчас. Такая возможность испытать прибор представится еще не скоро!

– Но зачем В-Рошалю знать о том, что нас в одном теле несколько? – Снейк продолжал упорно отстаивать свое мнение – Профессор еще не доказал, что он не враг, а ты уже готов поделиться с ним такой тайной, которую даже Оскару не сообщали. Парень сам догадался, душой почувствовал, а то так бы до сих пор и ходил дураком.

– Стив, а как мы объясним Рошалям появление в Сети сразу двух личностей? И это при том, что в теле еще ты останешься! – терпеливо продолжал убеждать Джордан. – Предложи свое объяснение и, если оно будет убедительным, я готов его обсудить

Сазерленд задумался. Размышления о том, что, кому и как сказать, не были его любимым занятием, и если уж Крис решил, что так будет лучше, то и возражать не стоило.

А Джордан старался не терять времени зря. Он, подстраховавшись от прослушивания,подробно объяснил Оскару особенности Торгового центра, в котором они должны «потеряться». И если слежка ведется, а в этом не приходилось сомневаться, то те, кому удастся удержаться на хвосте у друзей, увяжутся именно за Сазерлендом. Тем самым у Коса появится возможность уйти от наблюдателей. А это уже немало!

Когда Оскар убедится, что стряхнул наблюдателей, он должен будет посредством маяк-кода вызвать «мираж» Тони, припаркованный на платной стоянке. Джордан раньше частенько пользовался экранопланом-кабриолетом своего помощника и знал код его вызова наизусть. Этот способ ухода от слежки Крис частенько использовал для того, чтобы ускользнуть от детективов, нанятых Марией. Демоническая женщина, к которой Джордана, имевшего слабость по части женского пола, тянуло с неодолимой силой, отличалась неуемной подозрительностью и постоянно упрекала жениха в изменах. А чтобы получить доказательства своих далеко не безосновательных подозрений, Мария не раз прибегала к услугам различных детективных агентств. Что было бы с той, которую застукали бы на месте преступления, нетрудно себе представить, но, к счастью, бдительный и осторожный Крис был столь же любвеобилен, сколь и изворотлив Он постоянно менял время свиданий, тактику избавления от возможных соглядателей и самое главное находил убедительные аргументы, объясняющие его отлучки. Одним словом, он научился неплохо обставлять свои исчезновения, что оказалось хорошей тренировкой перед сегодняшним днем.

Завладев «миражом», Кос должен будет переместиться к Северному выходу и там ждать сигнала Криса, который зайдет в кафе и будет ждать появления экраноплана. Как только Джордан выйдет на смотровую площадку, Кос подхватит его, и они быстро исчезнут в плотном транспортном потоке.

Оскар, выслушав инструкции, молча кивнул и начал расспрашивать Стива о подробностях тренировок роллерболистов. Его, кажется, заинтересовал один аспект...

Все вышло так, как и запланировал Крис. Оказавшись в «мираже», они немного покружили по городу, а затем купили абонентские карточки городского транспорта, вызвали такси и, бросив кабриолет на стоянке, добрались до заветной квартиры Стив и псевдо-Джеймс, никогда ранее здесь не бывавшие, в очередной раз удивились технодизайну жилища Джордана, но самому Крису было не до объяснений. Он быстро опросил систему контроля и, убедившись, что об этом жилище Марко или его помощники еще не проведали, быстро включил коммуникатор. После процедуры идентификации и приветствия система доложила о готовности и предложила стартовое меню.

И тут Джордан замер. Вот сейчас он наберет код, полученный от Р-Рошаля, и все, обратной дороги не будет! Последствия этой нехитрой операции будут необратимыми! А впрочем, что тут думать, он перешел Рубикон еще тогда, когда отправил Врата из Хардсон-сити. Уже тогда Крис, а следовательно, и Стив встали на тропу войны с Империей и Властью. И нечего теперь кокетничать с самим собой и изображать муки сомнения. Ну просто политический деятель перед принятием исторического решения! Хватит кокетства, вперед и никаких колебаний! Раздумья порождают страх.

Джордан зашел на известную им страничку и набрал код. Прошло несколько мгновений. Индикаторная лента показала, что программа связи загружается.

– А, наш молодой коллега! – приветствовал его возникший на экране В-Рошаль. – Я вижу, мои слова не пали на сухую бесплодную почву! Что ж, рад! А теперь скажи мне, к какому решению ты пришел?

– Я готов попробовать! – Чиплендец почувствовал, как после этих слов у него пересохло в горле.

– Что именно попробовать? – Профессор внимательно смотрел на Криса. – Стать моим помощником, стать проводником моих идей? А может...

– Нет, я хочу попробовать перейти в Сеть! – выпалил Крис. От волнения он не заметил, что перебил В-Рошаля. – Я хочу к вам...

– А как же Врата? – Крису казалось, что умные глаза профессора говорят больше, чем слова. В-Рошаль давно уже понял, что прибор не пропал и находится у главы Храма.

– Профессор, вы ведь не сильно удивитесь, если я скажу, что прибор находится у меня?

– Я даже не особенно удивлюсь, если вдруг окажется, что Врата и сейчас с вами! – В-Рошаль ободряюще улыбнулся. – Ну, хватит вам играться, пора уже взрослеть и заняться настоящим делом!

– Но... – Крис хотел было возразить и вдруг понял, что этого ему делать как раз и не хочется. Осталось только ответить профессору той же монетой и заставить его в свою очередь удивляться. – Да, вы правы, Врата у меня. И находятся они здесь. Но это еще не все. Дело в том, что я не один.

– Оскар тоже решил отправиться в путешествие? – удивился В-Рошаль. – А как же носители? Тогда необходимо дождаться момента, когда я смогу освободить моего...

– Мы решили называть его Р-Рошалем. От слова реальный. В отличие от вас, виртуального. – Так, значит, я для вас B-Poшаль? – засмеялся профессор. – Ну что ж, отлично. Так вот, вам, если вы хотите отправиться в путешествие вдвоем, необходимо дождаться, пока я освобожу... Р-Рошаля. Найду ему убежище... Тогда он сможет позаботиться о ваших телах. Я весьма благодарен вам, что вы собрали носителей всех.. моих нынешних гостей и поддерживаете их. Многие ропщут, хотят вернуться в свои оболочки, но потеря Врат лишила их этой возможности! К тому же утрата моих помощников, коих я отрядил заниматься ими в реальном мире, привела к тому, что носители разбрелись по всему городу, что привлекло внимание полиции и ваше. Теперь же у них появилась надежда вернуться в свои тела... Ну да ладно, об этом потом, а сейчас...

– А сейчас, профессор, вы услышите нечто такое, что, несомненно, повергнет вас в изумление. – Крис понял, что пришел тот самый момент, к которому он подводил беседу. – И вы поймете, что нет необходимости откладывать наше... Назовем это... переселением.

ГЛАВА 3

Возвращение к «пайку» было обставлено так же конспиративно, как и побег. Та же смена такси, такое же использование различных карточек. Но теперь уже других, а о том, чтобы использовать вновь «мираж», даже и речи не было. Его запустили в автоматическом режиме на возврат на стоянку и теперь уже никто не смог бы связать его вызов с появлением в Чипленде главы хардсонситского Храма и его спутника.

«Пайк» стоял там, где его и оставили, на общественной стоянке у Восточного выхода Торгового центра. Стив и Оскар вошли в центр через Южный вход, поболтались по залам и, заметив, что их снова взяли под наблюдение, спокойно вернулись к экраноплану. Сазерленд, успевший соскучиться по своему красавцу, немедленно прыгнул в кабину, на что Кос неодобрительно покачал головой. Он быстро и незаметно осмотрел «пайк» и, не обнаружив ничего подозрительного, лишь после этого занял место рядом.

– Едем? – спросил Сазерленд. И тоскливо замер в ожидании, а вдруг Крис ответит?

– А что нас держит? – услышал он голос Оскара.

Действительно, что могло их держать в чужом городе? Врата вновь спрятаны, квартира Криса не засвечена, имущество, во владение которым они якобы приехали вступать, осмотрено... пропади оно пропадом!

– Крис! – позвал Стив. Он все еще надеялся, что он не один, что, может быть, еще кто-нибудь остался. – Крис! Крис! Джеймс!

Но никто не откликнулся. Сазерленд понял, что чуда не произошло и он остался единовластным хозяином своего тела. И со щемящей тоской подумал, что ему одному здесь слишком просторно. Впервые за долгое время Стив почувствовал, что он действительно один. Совсем один! Но никакой радости от этого не испытывал. Казалось, сбылось то, о чем они мечтали все это время, – каждый обрел свою оболочку. Вернее, не каждый, а только он, Сазерленд, но разве этого мало? Вроде бы как все соседи по коммунальной квартире разъехались и вся жилплощадь теперь его – веселись, пользуйся! Не нужно теперь с кем-то еще делить разум, не нужно советоваться, что выпить или куда поехать, а главное, Сандра теперь только его... Но нет почему-то ее, радости этой чертовой! Наоборот, грусть и звенящая пустота разочарования так сжали сердце Сазерленда, что он даже не стал вести свой любимый «пайк» и молча передал управление Косу. Чувство потери было столь велико, что Стив боялся, как бы не расплакаться. Такого он не испытывал даже тогда, когда хоронил отца. И хотя Сазерленд, привыкший к внутренним диалогам, убеждал себя, что ничего страшного не случилось и Крис скоро вернется, ощущение потери, ощущение того, что самое лучшее в его жизни уже прошло, только усиливалось. Теперь если и будет что хорошее, то уже совсем не так, как раньше. Не с кем искренне порадоваться, не с кем откровенно поделиться.. Потеряна часть... нет, не разума, часть души ушла, и сердце ныло, ныло..

Да, конечно, Сазерленд понимал, что Крис виртуально будет рядом, что теперь ему не придется самому принимать решения, как это было, когда Гап стер Джордана. Всегда можно дозвониться до виртуального Криса, да и реальный Кос рядом. Но все равно это не то, что было раньше, когда Джордан был рядом, когда он все время присутствовал в мыслях Стива, даже когда делал не так, как Сазерленд считал правильным, и то было лучше, чем вот так оставаться одному. Ну что Крис нашел там, в этой Сети? Что он все скачет, что ему не сидится на одном месте? А если уж так хочется попробовать, то послал бы туда Паука! В конце концов, не все же испытывать на самом себе!

– Поведешь сам до конца!

Кос вздрогнул. Он ждал этих слов от Снейка, но лучше бы он их не произносил. Он не хочет, чтобы Сазерленд так переживал! Хотя... У него и самого тяжело на душе, только он не станет этого показывать.

– Стив, да брось ты! – негромко произнес он. – Ну, погуляют они по Сети, наберутся новых впечатлений, а потом вернутся – не останутся же они бестелесными духами!

Сазерленд не ответил. Он только кивнул головой, но Оскар, сидящий боком к нему, не заметил этого движения.

– Ну что, вперед? – спросил он. – В Хардсон-сити?

– Да! – чуть слышно произнес Стив. – Едем... Все равно ребята уже... далеко.

А Крис и псевдо-Джеймс в это время растерянно пытались понять, что с ними происходит. Ощущение потери всех чувств и в то же время необыкновенная легкость, предсказанные им В-Рошалем, испугали обоих. И это несмотря на все предупреждения и инструкции профессора. То состояние, в котором они находились, Крис назвал бы головокружением, но что могло кружиться, если самой головы-то нет? Разве что то место, где он хотел бы теперь представить свою голову – Не путайтесь, – вспомнил он слова В-Рошаля – Потеря всех органов – зрения, слуха, обоняния, осязания и прочих – первоначально может испугать. И поверьте, еще никто не избежал этого ощущения. Многие из переселенцев и по сию пору еще толком не нашли себя. Вы должны понять, что находитесь теперь в том мире, где все зависит от вас самих. Вам нужны глаза Создайте программу, распознающую объекты и транслирующую их в те образы, которые вам будут наиболее понятны. Хотите слышать? Ну так кто вам мешает создать программу, транслирующую окружающую информацию в звуковые образы? Вы только поймите простую истину – здесь вы сами будете строить свой мир! Вам легче ориентироваться на знакомые образы? Пожалуйста Создайте собственные сервисные программы-драйверы, переводящие наборы программ, созданных другими, в ту форму, которая ближе вам! А для того чтобы ваши представления соответствовали представлениям моим и тех, кто уже освоился в Сети, милости просим – вот набор уже готовых представлений. Кстати, многие из нас, и я в том числе, предпочли представлять себя как обычных людей, и каждый избрал себе внешний облик, соответствующий тому, что был в реальном мире. Прежний интерфейс, как принято здесь говорить. Я вот взял себе внешность того, кто послужил моей последней аватарой. Знакомый вам Поль Рошаль. А вы можете настроить свой внешний вид на кого угодно, а можете и на самих себя, хотя в вашем случае...особенно с Джеймсом...

– Ну, это не его вина! – вступился за товарища Крис – Ну да, признаю, моя работа, – признал профессор. – Хотя... Ладно, не будем пока углубляться в наше различное понимание Добра и Зла. Так вот, мы решили воспринимать некоторые общие понятия как стандартные образы. Мы об этом уже с вами говорили, помните, когда сравнивали каналы с магистралями, сайты – с домами... Ну и так далее. Если хотите, можете воспользоваться этими нашими наработками и драйверами Я надеюсь, что и вы поучаствуете в обустройстве нашего мира и внесете свою лепту в его благоустройство. Создавайте интерьеры, фасады, сады и парки, и мы с удовольствием их примем на вооружение.

– Подождите, профессор, а как же... – растерянно заговорил Джордан, – как же вы пишете программы, если у вас нет ни рук, ни пальцев...

– Вот это уже вопрос интересный! – В-Рошаль засмеялся. – Ты прав, многие как раз и воспринимают свое пребывание здесь как инвалидность. Я сделал ошибку, пустив в Сеть всю первую волну желающих. Нужно было провести психологический отбор... А, возможно, следовало пригласить одних только программистов, чтобы они обустроили этот мир, и только после этого приглашать всех остальных. Я же пошел по принципу Ноева ковчега: каждой специальности по паре! Как оказалось, не все были психологически готовы к адаптации. Одним это удалось сразу, другим – с большим трудом, а вот некоторые до сих пор мучаются и просятся назад в тело. Я бы вернул, да вот Врата... Я же не знал, что они у вас! А теперь поди найди этих неприжившихся. Со страху разбежались в самые далекие уголки Сети.

А насчет рук... У нас есть нечто большее, чем все эти конечности и органы. У нас есть мысль! Вот ею и создавайте программы! Включайте фантазию, тестируйте, пробуйте то, что у вас получилось! И если вы убедились, что получили то, что хотели, удовлетворены этим, тогда закрепляйте и используйте. Просто говорите себе: я хочу, чтобы это было вот так! Или чтобы вот это работало вот этак! И посмотрите, к чему это приведет. Конечно, меры предосторожности тоже нужны, но тут уж все зависит от того, кто попал в Сеть. Однако об этом потом, когда освоитесь, а сейчас запоминайте то, что вам пригодится на начальном этапе.

Симоне машинально включил коммуникатор и пробежался по каналам. По своему горькому опыту Смотрящий знал, что если у него стали проявляться признаки нервозности, то значит – впереди замаячили серьезные неприятности. Вот только знать бы, откуда ждать их? Вроде бы все в порядке, народ доволен. Паук и все, что его порождало, уничтожены. Храм вот-вот начнет свою работу... Да и руководитель его, везунчик Снейк, показал себя с самой лучшей стороны.

Снейк... Серьезный парень оказался! Со временем он должен будет стать настоящей опорой Марко. А Бросман... Бросман – парень неплохой, но нет у него полета, нет размаха... фантазии нет! Вот если спросить себя, положа руку на сердце, справились бы они без Снейка с таким монстром, как Рошаль? Уж себе-то чего врать? Нет, конечно! Уж очень хитро тот все устроил! Так завернул свое дело, что ни Боб... да что Боб! (Боб... нашел тоже мне козла отпущения!) А сам? Он сам разве мог предположить что-то подобное? Нет! Мозгов не хватило! Вот и Бульдозер такой же... негибкий! Нет, что касается денег, вопросов нет, там он изобретателен! Да и в интригах дока! Да только сейчас разве это нужно? Разве с этим осуществишь то, что задумал Симоне? Нет, большое дело Бобу не по плечу. Такое, которое, даст Бог, провернет Смотрящий. И здесь Сазерленд будет незаменим.

Симоне, погруженный в свои мысли, откинулся на спинку кресла. Интересно, почему же не уходит чувство тревоги, что с самого утра не дает ему покоя? Откуда оно? Или старость уже стала давать о себе знать? А и правда, может, это сердце барахлит? Давно он его не менял! Медики говорят, что уже десять лет как пора. Вон уже три новых вырастили! Как будто ему столько нужно. Марко и это сердце, что сейчас бьется в груди, устраивает. Не болит, работать не мешает – и ладно. Он же не спортсмен, не солдат. Это тем нужно заботиться о том. чтобы самые высокие нагрузки переносить!

Сигнал вызова вывел Симоне из раздумья. Смотрящий даже обрадовался, что появился повод отвлечься. Сев поудобнее, он нажал кнопку ответа... и выругался про себя. Опять этот Бросман! Как же он иногда раздражает! – Марко, ты не занят? – Лицо Бульдозера выражало крайнюю степень озабоченности. – Я хотел бы, чтобы ты узнал кое-что!

– Ну что там еще? – Симоне знал, что просто так подчиненные его не потревожат, и все-таки почувствовал глухое раздражение, слушая сбивчивую речь своего помощника. Сам не понимая почему, он в последнее время все чаще и чаще стал отмечать про себя, что Бросман его не устраивает. Наверное, потому что видел, как умеет работать Сазерленд? А ведь тот всего-навсего простой роллерболист!

– Да тут... Как тебе сказать...

– Слушай, Боб, – Смотрящий язвительно посмотрел на собеседника, – может, ты сначала подумал бы, что и как ты хотел сказать, а уж после этого меня... доставал?

Бросман кивнул, он понял, что домашняя заготовка подачи убийственной информации не сработала и нужно перестраиваться – Ситуация очень серьезная! – заявил он. – Это насчет нашего нового гения и его вроде бы потерянного прибора. – Бульдозер перехватил удивленный взгляд Симоне и зачастил: – Я, конечно, ничего не имею против Стива, но тут один... ну, короче, какой-то... черт вышел на коммуникатор Вальтера Шанца. Ну, ты помнишь того пилота, что призы на гонках брал...

– Да помню, помню. – Симоне почувствовал, что разговор начинает его тяготить. – Ты дело говори, не тяни! Снейк-то тут каким боком?

– Помнишь, брат его еще пропал? – потея от напряжения, продолжал Бульдозер. Он понимал, что ввязался в опасную игру, но теперь, после того как сказаны первые слова, отступать уже поздно! – Тот самый, что тогда отказался с нами работать! Виктором его звали!

Да, этого малого Марко не забыл. Парень помешался на стихах и ни в какую не хотел вслед за братом вливаться в ряды Империи. Да и не очень нужен-то был! Все в облаках витал, коммунизм строить хотел... О нем Симоне и узнал-то только потому, что редко кто отклонял приглашение войти в братство. Да и не всякому предлагают!

Если бы не личная просьба Вальтера, его старшего брата, то кому бы он был нужен, этот писака?

– Так вот, потом Виктор объявился! Он стал пациентом... нашего Храма! У него память, того.. полетела! Напрочь, маму как звать, не помнит! – Лицо Боба покрылось бисеринками пота. Он ведь хорошо понимал, что его слова могут и не понравиться Марко. Вернее, информация, что он собирается выложить Симоне, уж точно не понравится, но вот только на кого обрушится гнев Смотрящего? – Он теперь этот... «потерянный»!

Симоне, услышав слово «потерянный», вскинул брови.

– Этого я не знал, – Смотрящий пожал плечами. Мало ли что с кем происходит? Сазерленд здесь при каких делах? – Слушай, я никак в толк не возьму: нас каким боком это касается?

– Да самым непосредственным! – наконец выдохнул Бульдозер. – Объявился этот братец!

– Какой братец? – опешил Марко. – Что ты все загадки загадываешь! Вальтер, что ли, нашелся? Он что, тоже пропадал?

– Да нет, Вальтер никуда не пропадал. – Боб чертыхнулся про себя. Он никак не мог закончить свой доклад, – Это другой Шанц, младший, Виктор... нашелся!

Смотрящий выпучил глаза, чувствуя, что вообще перестал понимать смысл того, о чем говорит Бульдозер.

– Погоди-погоди, что-то ты меня совсем запутал! Как это Виктор объявился9 – проговорил он наконец. – Он что, куда-то пропадал? Ты же сказал, что он в Храме!

– Так в том-то и дело! – От Бросмана уже шел пар. – Мы проверяли Виктор Шанц в Храме и никуда оттуда не выходил! И как был деревом безмозглым, беспамятным, так и остался.

– Так что ты тут мне голову морочишь? – вконец разозлился Смотрящий. Глава Империи Хардсон-сити уже готов был сорваться на крик. – Как он может найтись, если... не терялся? Боб, ты чего... от меня хочешь-то? На черта мне нужны эти ваши... заморочки?

– Марко, так в этом и вся загвоздка! – Глаза Бросмана горели. – Вальтеру на коммуникатор вышел кто-то и представившись его братом, понес такое, что...

– Боб, ты... Ты хотя бы сам понимаешь, что ты говоришь? Как это вышел на коммуникатор брата и заявляет, что он его брат, когда этот самый брат находится в дурке и Вальтер об этом знает? Слушай, а может, он и сам того... больной? Или, может, ты сам перетрудился? – Симоне в раздражении ударил кулаком по столу.

– Но тот, кто связался с Шанцем... со старшим Шанцем уточнил Бульдозер, – заявил, что он его брат!

– А что, Вальтер сам не видит, что перед ним аферист? Или его собеседник так похож на брата?

– Да нет, Марко, дело в том... в общем, тот, который говорил с пилотом, и не говорил вовсе, а передавал сообщения в текстовом режиме, – Бульдозер незаметно перевел дух. – И привел такие факты из их общей биографии, какие мог знать только Виктор! Вальтер не сомневается, что говорил с братом. Вернее, говорил он, а брат писал ответ.

Симоне покачал головой. До него все еще не дошло, чего от него хочет помощник, и в то же время Смотрящий понял, что просто так от информации не отмахнешься, – Бросман наверняка приготовил какой-то сюрприз и только ждет момента, чтобы его предъявить.

– Ну хорошо, пусть этот... Виктор не показывается. Но ведь говорить-то он может? Чего же буквами общается? – съязвил Марко. – Ну, морду казать не хочет, так не отрезали же ему язык!

– Вот тут и начинается самое интересное. – Бульдозер наконец почувствовал, что Смотрящий больше не сердится. А что не поощряет, ну и черт с ним, не кричит, и на том спасибо! – Виктор сообщил брату, что некоторое время назад был на семинаре молодых дарований. Он же поэт у нас! Там было много деятелей: музыканты, писатели, ученые – ну, в общем, бездельники разные! Раздавали там премии, награды. Ну как обычно бывает! Короче, яркая мишура для дурачков! Так вот самое интересное – это то, что среди гостей от науки был один

профессор! Нет, профессоров было много... или нет, не знаю, не важно это. Но этот, тот, что нам нужен, обрати внимание, Марко, назвался Полем Рошалем!

При этих словах Симоне, который начал терять интерес к разговору, резко встрепенулся и так посмотрел на Боба, что тот в растерянности замолчал да так и застыл с открытым ртом. Не зная, чего ожидать дальше, Бросман уставился на Смотрящего вопросительным взглядом.

– Значит, и тут он отметился! – протянул Симоне. Он заметил состояние Бульдозера, но не показал вида. – Ну чего тянешь? Давай выкладывай дальше! Что он там натворил или наговорил? В Пауки, что ли, вербовал?

– Наверное, не знаю, может, и так. По крайней мере, Рошаль предложил Шанцу и еще нескольким писателям и поэтам пройти у него курсы по усилению возможностей памяти и развитию интеллекта. Знаем мы это усиление! – добавил Боб. Он увидел, что сумел зацепить Смотрящего и теперь оставалось только развивать успех. – Так вот, те, кому он предложил, узнав, что за обучение им не придется платить, сразу подписались! Дурачки жадные!

Поначалу все шло как обычно: шли занятия, давались методики, и результат был неплохой. Недовольных не было. Но затем Виктору и еще нескольким слушателям курсов было предложено пройти усиленное обучение с применением новой технологии. Якобы она, ну, эта технология, позволит на несколько порядков усилить способности. Они и согласились, так как чувствовали, что действительно стали лучше соображать.

– Ну еще бы! – Марко усмехнулся. – У этого гипнотизера и мы с тобой арии бы петь начали! А ты еще и в балете звездой стал бы! Боб, сделаем так. Найди этого Вальтера, пусть зайдет ко мне! Только не тяни...

– Он у меня, так что можем прямо сейчас, – бодро доложил Бросман.

– Давайте ко мне! Жду!

Симоне выключил связь и задумался. Интересный тип, этот Поль Рошаль. До чего же энергичный! Где он только не отметился! Везде, куда только ни посмотри, везде следы его деятельности. И как эго ему удавалось так долго оставаться в тени? Ну как не хвалить Сазерленда, если парень смог такого монстра скрутить? Нет, что ни говори, а мальчонка все-таки стоящий! И зря Бульдозер на него напраслину думает! Подожди-подожди, а что это там Боб говорил про Снейка? Его-то Бросман к этой истории с братом Вальтера как притянет? В это мгновение в кабинете появился Бульдозер. Вопросительно взглянув на Смотрящего, он дождался разрешительного жеста и только после этого позвал своего спутника. Конечно же это был Вальтер Шанц. Невысокий, белобрысый, казалось, вроде бы ничем не примечательный человек, но Марко, едва его увидев, сразу вспомнил, как ему вручали лавровый венок победителя Гран-при. Да, с тех пор прошло не так уж много времени, а почти все забылось! Вот тебе и еще один аспект человеческой памяти. Вот бы о чем с Рошатем поговорить! Ну да, конечно! Поговоришь с ним, а потом окажется, что ты в его полном подчинении и стал рабом гипнотизера.

– Здравствуй, Вальтер, давненько я тебя не видел! – Симоне улыбнулся Шанцу и указал рукой на кресло, – Присаживайся. Что не заходишь, наверное, дела хорошо идут? А то ко мне прибегают только когда беда приводит. Помоги, Марко, спаси! А вот просто вот так зайти, радостью поделиться – так тут уж нет, сразу забывают старика!

– Ну что вы! – Вальтер, смущенный словами Смотрящего, замялся. – Просто люди же все видят. Наверное, понимают, что с пустым к вам заходить не нужно, и так столько народу бывает! Зачем занимать время уважаемого человека пустым разговором? Может, в этот момент кому-то нужнее.

Симоне усмехнулся. Он понимал, что слышит лесть, но ведь и сам не от большой души вопрос задавал!

– Правильно мыслишь! Вот если бы все такие понятливые были! – Марко посмотрел на Бросмана. – Видишь, какие люди есть у нас, а ты все говоришь, что

работать не с кем! – Симоне одобрительно положил руку на колено Шанца и продолжил уже другим, деловым тоном: – Ну что, Вальтер, говоришь, брат твой на связь выходил? А кто тогда у нас в Храме гостит? Разве не твой брат? Или есть еще один?

– Нет, брат у меня один и находится он действительно в Храме. И спасибо тебе, что в беде помогаешь, не бросаешь неразумного. Болен он... как и другие бедолаги. Ничего не помнит, даже самых близких. Это трагедия для нас! Мы с мамой хотели его забрать домой, но он не хочет, говорит, что не помнит нас. Хотя то, что это на самом деле Виктор, сомнений нет. У него и родинки, и шрамы совпадают. – Шанц махнул рукой. – Да что там приметы, разве я своего брата и без них не узнаю? Ну хорошо, я ошибаюсь, так ведь и маман его признала!

– А тот, кто с тобой связался, значит, не Виктор? – уточнил Симоне.

– Да в том-то и дело, что я уверен, что говорил... общался со мной именно Виктор! – В голосе Вальтера звучала растерянность, – Поймите, если вы всю жизнь росли рядом, любили друг друга, всегда можно узнать!

– Вальтер, но так же не может быть! – Марко мягко, словно бы в раздумье, пожал плечами. – Или, может, у твоего брата в этот момент было временное просветление? И это он сам выходил на связь?

– Мы проверяли! – вступил в разговор Боб. – В то время, которое указывает Вальтер, все пациенты Храма, в том числе и Виктор Шанц, находились в столовой. И никто не выходил.

– Дело даже не в этом, – горячо вмешался Вальтер. – Виктор, ну, тот с которым мы общались, сообщил, что он сейчас вне тела! Я не пойму, что это означает, но он сказал именно так. Что он даже не знает, что происходит с его оболочкой и где она находится. Я подумал, что он что-то перепутал, переспросил, но брат все повторил слово в слово! Знаете, поэты... память у них на слова хорошая! И он все переживал, как бы с ним, ну то есть с телом, без него, без Виктора, чего-нибудь не случилось, просил меня позаботиться о... об оболочке! Я сдуру ляпнул, что они находятся под присмотром специалистов, он обрадовался Говорит, что Рошаль им так и сказал, но теперь он профессору не верит. Обманщик он...

Шанц увидел явное недоверие на лицах высокопоставленных собеседников и сбился.

– Ну вот и все вроде, – закончил он.

– Как, и это все? – удивился Марко. – Это что же получается? Твой брат... Ты хочешь сказать, он сам как бы погулять вышел, а тело оставил? Как бы это правильно сказать, на профилактику, что ли? Как машину?! Взял и пересел в другую. Ты хоть сам понимаешь, что несешь? А ты, Боб? Нет? Не понимаешь? И я не понимаю. Хреновина какая-то! Что-то вы тут такое ребята накрутили, что ни в какие ворота не лезет.

– Так я тоже не поверил! – Вальтер развел руками, – Но Виктор говорит, что это Поль Рошаль, профессор, уговорил их перейти в новое измерение, в Сеть, как он сказал. Жить в информационном пространстве...

– Да ты уже говорил об этом, не нужно повторяться! – Симоне больше не верил Шанцу и теперь гадал, кто перед ним: аферист или больной? – Вальтер, скажи, твой брат, его слова... Что-то у него или у тебя совсем не вяжется. Если слушать вас, получается, что он здесь, а душу в командировку отпустил? Слетать в рай и назад?

– Я не знаю! Клянусь, Марко, не знаю! – Пилот прижал руки к груди и с мукой в глазах посмотрел на Симоне. – Я понимаю, это звучит дико, но я не придумываю ничего! Это все Виктор сообщил! Он хотел только посмотреть на новый мир и вернуться. Написать новую поэму о том, чего никто еще не видел. Брат думал, что все это ненадолго. Рошаль им обещал, что это примерно на месяц, не больше. А потом вдруг оказалось, что прибор – они его называют Врата – исчез. Наши люди его уничтожили, и теперь возврата нет. Те, что ушли, уже никогда не смогут вернуться в свои тела. Виктор очень переживает. Ему там очень плохо. Хотя есть Живые – этим словом они там, в Сети, сами себя так называют, – так вот, есть Живые, которым там нравится. Но наш Виктор не из таких! Он у нас домашний, что ли? Говорит, что никак не может освоиться в Сети. Что там нужно какие-то программы писать. Самим себе писать. А Виктор такой неприспособленный! Он, кроме стихов, и писать-то ничего не умеет!

Глава Империи никак не мог понять, чего хочет от него этот сумасшедший. Господи, как же он устал от таких посетителей! Но ведь не выгонишь же, должен выслушивать, а не то скажут: зажрался Смотрящий, совсем чиновником стал!

– Вальтер, я не пойму, что ты от меня хочешь? – спросил Симоне. – Я-то ко всему этому какое отношение имею?

Пилот, услышав эти слова, рухнул на колени и протянул к Смотрящему руки.

– Марко, на тебя одна надежда, кроме тебя, нам помочь некому! И Виктор просил, чтобы я к тебе обратился!

– Вот-вот, когда ему предлагали в Империю войти, по твоей просьбе предлагали, не захотел. А стоило аферисту какому-то поманить, так сразу и согласился! – Бросман не удержался, чтобы не напомнить об отказе. – И что он теперь от нас хочет? Пусть в службу спасения звонит! Они не откажут. А мы-то чем можем посодействовать?

– Дело в том, что до сих пор они Рошалю верили, считали, что он с ними правдив и Врата действительно пропали. Несчастье, мол, случилось, но не все потеряно и люди занимаются проблемой. А раз так, то оставалось только ждать, что профессор что-нибудь придумает. – Вальтер говорил быстро, боясь, что Смотрящий его не дослушает и выгонит. – Но выяснилось, что все совершенно не так. Что все это самый настоящий обман! Прибор, Врата, вовсе не пропали! Доказательство этого два новичка, которые сегодня днем попали в Сеть. И привел их не кто иной, как сам Рошаль!

– Ну ты совсем гонишь! – взорвался Симоне. – Рошаль сидит у меня в подвале! – Это его ава... ата... акватара! – Вальтер никак не мот вспомнить, какое название второго, земного Рошаля он слышал от брата. – А настоящий там, у них! В Сети!

Смотрящий и Бульдозер переглянулись. Нет, перед ними точно больной человек. По крайней мере Симоне был в этом уверен. Он даже обнаружил нелепицу в рассказе Шанца.

– Интересно, как же так получается, – заговорил он «потерянные», и твой брат, кстати, тоже, ходят чурками безмозглыми, не помнят ничего, ни родителей, ни братьев, ни сватьев не признают, а вот тело самого Рошаля осталось с мозгами? Да еще с какими, столько лет, зараза, голову всем морочил! Сколько людей... Да зачем далеко ходить, твоего же брата, если поверить ему, в Сеть кто заманил? Рошаль? Но если он все это время жил там, как же его тело такое умное здесь живет? Хочешь, тебя с ним познакомят? Прямо сейчас? А? Ну говори, хочешь? Спустишься в подвал, там он и сидит под присмотром!

На лице старшего Шанца отразился испуг. Да кто же не слышал про камеры Империи? Ну нет, только не туда!

– Ну, чего молчишь? – не унимался Смотрящий. Он и не собирался устраивать экскурсии. Наоборот, Марко сделал Бросману незаметный знак, чтобы тот поднял несчастного с колен. Негоже так унижаться! – Вальтер, мы же с тобой разумные люди! Вот ответь мне, а главное – себе, на один вопрос. Как Рошаль может присутствовать и здесь и там, а остальные только там?

– Ну откуда же я знаю?! – Пилот посмотрел на Симоне мученическими глазами, перевел взгляд на Бросмана, ища у него поддержки, но тот быстро отвел глаза. И по тому, как Бульдозер это сделал, Шанц понял, что совершил самую большую ошибку в своей жизни. Господи, да за что это все на его голову? Что же теперь делать? Как выпутываться из ситуации? И ведь что обидно – он же сам влез в это дело! Никто его за язык не тянул. Как никто? А брат? Дурак чертов, зачем только ему поверил? А поверив, зачем рассказал обо всем этому Бросману? Эх, Виктор, что же ты наделал? Сам неприятности, а теперь и его втянул.

– Еще он сказал, что теперь Рошаль спортсмена нашего, как его, а-а, Сазерленда из «Скорпионов», туда затянул! – выпалил Вальтер, возлагая последнюю надежду на это сообщение. Выпалил и замер. Что же сейчас будет? – И их там двое!

Марко почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Он, как и Шанц, внутренне содрогнулся. Что говорит этот псих? Снейк тоже в Сети? Так вот какую занозу заготовил Бульдозер? Хочет чужими устами озвучить информацию о том, что Сазерленд ушел в Сеть? Ловко! Стоп, Шанц сказал, что новичков было двое. Кто же тогда второй? Кос? Что, и Оскара втянули?! Значит, если поверить Вальтеру и Бобу, еще два тела потеряли память? Самый настоящий бред! Сколько лет прожил Симоне, а такого, чтобы люди жили вне тела, не слышал! Роботы – да, но чтобы люди? Хотя Рошаль же придумал, как сделать людей бессмертными, почему бы и не лишить их тел? И «потерянные» тому свидетельства? Возможно. Вполне возможно. Тогда, если все же заставить себя поверить, что братья Шанц не врут, получается, что Рошаль, который сидит, вернее, лежит спеленатый в подвале, привел Коса и Сазерленда в Сеть? В виртуальное сообщество? И они тоже бросили свои тела? А как же сообщения от соглядатаев, что оба имперца находились весь день в Чипленде? Кто ж тогда вместо них был там?

Нет, этого не может быть! Ну не может Стив так сделать! Уж в людях-то Симоне разбираться научился! Кто угодно, представься ему такая возможность, ушел бы, но чтобы Снейк?! Правда, если вспомнить, что в этой жизни нет ничего, в чем можно быть уверенным, то не нужно спешить с выводами. А почему не предположить, пусть на секунду, но предположить, что сегодня Сазерленд и Кос оказались в Сети? Оба одновременно? Но как? А не через тот ли самый прибор, что был у Снейка? И тогда получается, что аппарат, который Грелли увел из Института, это и есть Врата?! Боже, так них были Врата? Были? Почему были? Судя по словам этих братьев-обормотов, агрегат должен быть у Стива! А что, роллерболист был последним, кто держал его в руках, – он же им и воспользовался! Так что, Снейк его скрысил? Нет, не может такого быть! Алан собственноручно привозил все, что осталось от прибора, после того, как его расстреляли в подвале Института. Нет, вранье все. Да, конечно, вранье, Симоне же не дурак, чтобы так обмануться в своем фаворите. Сазерленд просто не смог бы. Постой, не торопись, если Вальтер врет, тогда откуда он мог узнать о Вратах? Эта информация строго засекречена! Бросман? Решил подсидеть ловкого конкурента? Так топорно? Ну нет, хитрый Бульдозер на такую грубую провокацию не пошел бы. Но не ясновидящий же этот Шанц? Ведь он все-таки знает о Вратах! А узнать мог только от Боба или брата. Господи, если поверить в последнее, нужно поверить и в остальное, рассказанное пилотом.

И что же, выходит, что железяка все-таки у Снейка? Но зачем она Сазерленду? До того как аппарат оказался у роллерболиста, тот и слыхом не слыхивал ни о каких Вратах! Да и до сих пор, наверное, не знает, что это такое. Врата! Да и откуда Стив мог о них слышать, если Симоне до сегодняшнего дня и сам не знал, что это такое? Марко для того и переправлял прибор в Чипденд, чтобы тамошние мастера разобрались, для чего он Институту и что с ним делать. И надо ж было такому случиться, что переброску поручили Снейку. Кстати, с этого ведь и начались все неприятности. Да-да, как раз после того, как к делу подключился Стив Сазерленд. Стив... Стив?! Неужто оборотнем оказался? Тогда зачем он Рошаля спеленал? Гапа, Паука...

Нет, что тут голову ломать? Есть же простой способ проверки!

Марко в волнении встал и зашагал по кабинету. Потом быстро подошел к коммуникатору и набрал номер Сазерленда. – Да! Кто там еще – На экране возникло заспанное лицо Сазерленда. Увидев Смотрящего, он удивленно округлил глаза. – Марко? Что случилось?

– Стив, ты где находишься? – без предисловии спросил Смотрящий.

Сазерленд растерянно взглянул на Симоне. Он еще не отошел ото сна и ошалело оглядывался. Взгляд его скользнул по дисплею, затем на приборы и вбок – на своего спутника. «Наверняка Кос с ним», – подумал Симоне. И как будто бы откликаясь на его мысли, Оскар развернул камеру к себе. Его лицо украсила легкая улыбка.

– Мы на подлете к Хардсон-сити, сэр! – доложил гигант. – Надеюсь, у вас все в порядке?

– Конечно, сынок! – У Смотрящего отлегло от сердца. – А у вас как? Надеюсь, без приключений?

– Естественно! Мы по-другому не умеем! – продолжал свою игру Кос – В Чипленде к нам, правда, сели на хвост какие-то сверхлюбопытные, но мы их стряхнули. А потом решили – чего прятаться, за нами-то ничего нет, – взяли и объявились. В открытую вернулись, сели в ваш «пайк» и улетели.

– Это теперь уже ваш «пайк», ребята! – засмеялся Симоне. – Я рад, что вы на моей стороне! Жду вас завтра! Но спешить не нужно, сначала выспитесь как следует А потом возьмемся за Рошаля!

Марко отключил связь и повернулся к Бобу и Вальтеру. Молча посмотрел сначала на одного, затем на другого – Мудачье! Вон! Оба! Вон отсюда! – прорычал он. – За базар ответите!

ГЛАВА 4

Нужно ли говорить, что первое, чем занялся Крис после того, как настроил себе интерфейс ввода-вывода или, как здесь говорили – обменник, было его же улучшение. Модуль входил в комплекс драйверов, который они с Митчелом получили от В-Рошаля, и стал как бы стандартным девайсом для общения в сетевом сообществе Вооружившись оным, новички становились полноправными членами маленькой колонии, – теперь Джордан и экс-Митчел могли обмениваться информацией с такими же бестелесными индивидуумами. Так что одинокими новоприбывшие себя не чувствовали.

Нужно сказать, что Джордан вообще очень быстро адаптировался. Едва справившись с собственным оснащением, он сразу же стал помогать освоиться и псевдо-Джеймсу. Тот тоже на удивление легко привык к новым условиям существования. Крис должен был признать, что если бы он не поторопился со своей помощью, то экс-Митчел вряд ли уж очень отстал бы от него и вскоре справился бы с задачей своими силами Чем объяснить такую гибкость, Крис не знал. Возможно, те, кто проходил перезапись памяти, легче воспринимают переход в новую среду? Или это ему только так показалось? Может, просто совпадение? Неизвестно, ведь для ответа на этот вопрос у Криса было пока накоплено слишком мало статистических данных.

Но как бы то ни было, первые шаги в Сети они сделали без осложнений. Оставалось только освоиться как следует и обжиться. Чем они с усердием и занялись

Войдя во вкус, Крис понял, что все те методы создания программ, которые были доступны ему ранее, не шли ни в какое сравнение с тем, что стало возможным теперь, когда он находился в Сети. Вот где проявилось истинное визуальное программирование. Стоило только зримо представить себе, что ты хочешь создать, как оно должно работать и как должно внешне выглядеть – и все, программа начинала работать. Не понравилась, тут же уничтожаешь и создаешь новую! И так до тех пор, пока не приходишь к выводу, что добился именно того, чего хотел.

Псевдо-Джеймс хватал на лету каждое слово Джордана. Подсмотрев за тем, как творит чиплендец, экс-Митчел экспериментировал сам и вскоре создавал себе окружение не хуже учителя. А почему бы и нет? Уж с фантазией-то у него проблем не было! Наоборот, приходилось ее ограничивать, особенно внешние формы Уж больно страшновато порой выходило – что поделаешь, от проклятого наследства просто так не избавишься. Маньяк нет-нет да проглядывал...

Начали они с себя. Разобравшись с тем, что получили от В-Рошаля, друзья быстренько модернизировали и переделали под свой вкус все, что в них было. При этом Джордан старался заставить новые драйверы, особенно те, что отвечали за стандартные функции – такие, как преобразователи внешней информации в визуальные и акустические образы, – работать так, чтобы результаты максимально соответствовали привычным человеческим представлениям. А это было непросто! Нужно было из всего объема информации, что проносилась по Сети, научиться вычленять то, что им необходимо для нормального существования, и в то же время отсеивать ненужный им, но такой объемный цифровой поток. Для этой цели Крис использовал как собственный интерпретатор, так и идентификаторы, которые встраивались в программы их создателями. Затем, после того как выяснилось, что тот или иной драйвер необходимо еще и настроить под привычные образы, Джордану пришла в голову мысль создать обучающий модуль и использовать его для настройки картинки и видеоклипов различных баз данных. Он отыскал магистраль, ответвляющуюся к порталу Храма, и, легко обойдя систему контроля и допуска, вошел на сервер. Там Крис нашел свою же собственную разработку, генерировавшую образы для «потерянных», и принялся за настройку своего визуального интерфейса.

Следующее, что сделал Джордан, это модифицировал софт, отвечающий за обмен данными с сетянами. Это был интерпретатор речевых посылок. Он позволял общаться в привычном режиме, что создавало иллюзию реального мира и позволяло чувствовать себя более комфортно. Модуль работал так, как будто Живые просто разговаривали между собой. Теперь можно было беседовать друг с другом, не задумываясь о том, как вообразить программу, соответствующую тому или иному общепринятому термину. Не воображать же каравай, когда можно просто сказать «хлеб». Зато при обсуждении (ложной темы визуальное программирование оказалось весьма удобным! Чем долго говорить, лучше просто показать! Так чтоуровень понимания между Живыми был намного выше, чем у тех, кто жил в реальном мире. Нужно ли говорить, что Джордан с экс-Митчелом тут же этим воспользовались? Новички так увлеклись этой работой, что добились поразительных результатов. Стали передаваться не только слова, но и интонации, громкость и даже векторная направленность посылок! Это давало столь высокий уровень понимания, что Джордан стал опасаться, что в критический момент могут возникнуть непредвиденные последствия. Вдруг кто-то испугается, и это вызовет массовую панику? Или же создаст такой выброс энергии, что приведет к перегрузкам программ Живых? Это могло стать серьезной проблемой, но прежде чем за нее браться, нужно было опять-таки набрать статистики. Той, которая в реальной жизни называется опытом.

Ну, опыт – дело наживное, что его обогащает быстрее всего? Конечно, путешествия и исследования! Виртуальные, естественно! Нужно же знать, где и среди кого ты живешь? Тем более что новые органы чувств просто требовали общения. Чем друзья и занялись. Они так увлеклись этим, что даже не заметили, как кто-то ненавязчиво, но упорно, не упуская новичков из виду, следил за ними. А этим «кем-то» был сам профессор. В-Рошаль, наученный горьким опытом первой волны переселенцев, с тревогой наблюдал за первым этапом адаптации новых членов сетевого сообщества. Вдруг и У них возникнут трудности? Но та легкость, с которой Крис решил сложнейшую проблему визуализации образов, еще раз убедила руководителя проекта, что он не ошибся с приглашением. Джордан именно тот, кому в будущем можно поручить обустройство всего Сетевого мира!

То, что бывший Паук и его товарищ оказались на высоте, радовало В-Рошаля, хотя пока что своей радостью он ни с кем не делился. Оба словно были созданы для такой жизни! Вот, пожалуйста, еще одна загадка человеческой психики. Казалось бы, внешне нет никакой разницы, а различие между индивидуумами все равно есть. Даже в Сети. Или, может быть, правильнее будет сказать – особенно в Сети? Здесь как нигде ярко проявляются различия в психических особенностях людей. И что одним дается с легкостью – причем это касается не только новичков, ведь адаптировались и почти все, прибывшие ранее, – другие, пусть это будут единицы, просто не могут сообразить, как им жить дальше Несколько сетян приживались с большим трудом. Особенно беспокоил Виктор. Бедолага Шанц, он до сих пор так и не смог настроить свои драйверы. Нужно признать, что его приглашение было ошибкой, хотя именно от него ожидались наибольшие достижения Ведь он поэт! Казалось, богатое воображение позволит ему легко войти в виртуальный мир. АН нет, видимо, не всякая фантазия плодотворна. Наверное, Шанц только и умеет, что грезить о любви и цветах, а способность правильно и грамотно подставлять слово к слову еще не означает талант. Скорее всего, это только одно из условий успеха стихотворца.

Ну да ладно, раз нашли Врата, то теперь можно будет Шанца вернуть в реальный мир. Вот только аватару нужно будет освободить и отправить его в Чипленд Пусть перевезет Врата в Хардсон-сити. Конечно, это опасно, но что поделаешь, тела-то в Храме! А что касается Виктора, то поэту придется заблокировать ту часть памяти, где хранится информация о его пребывании в Сети. Да и про знакомство с Рошалем ему придется забыть. Но это уже мелочи, с этим и аватара справится. Уж чем-чем, а гипнозом Р-Рошаль владеет в совершенстве.

Профессор рассмеялся. Как эти черти придумали! Он – В-Рошаль, аватара – Р-Рошаль. Нет, это просто здорово, что Джордана удалось вырвать из лап Симоне!

Подожди, Смотрящий, не заметишь, как и твой Храм начнет на Сеть работать. Уже работает, носителей содержит, что-то дальше будет!

Стив, вернувшись домой, застал Сандру выходящей из ванной комнаты. Он молча притянул девушку к себе, с облегчением вдыхая аромат ее волос, и закрыл глаза. Как все-таки хорошо, что есть еще люди, которые его искренне любят! А то он совсем что-то раскис! С чего бы это? Есть Сандра, есть Оскар да и Крис с псевдо-Джеймсом не на век же ушли!

А мисс Чен словно бы прочла его мысли Истосковавшаяся за время разлуки, она обрушила на Стива такой поток нежности и любви, что тот, отдавшись на волю чувств, забыл о своих печалях и уже сам не сознавал, где он и что с ним...

Единственное, что ему хотелось, это раствориться в объятиях, утонуть в них, спрятаться от всех и вся. И Сандра словно почувствовала это. Ее губы, руки, тело, жаркие, манящие, словно втягивали в себя все его проблемы, все обиды, всю злость, даря взамен тепло, радость, нежность.

Движимая женской интуицией, Сандра догадалась, что у Стива что-то случилось, что нельзя позволять ему ни на мгновение оставаться наедине со своими мыслями. И она добилась своего – Стиву стало так хорошо, что от избытка чувств он не выдержал и заплакал, словно дитя, зарывшись лицом в подушку

Слезы текли из его глаз, унося с собой его печаль. На душу Стива снизошел покой... Он просто эгоист, на самом деле все хорошо. Все живы, все в безопасности. Крис получил то, что хотел, он сам – тоже! Да нет, все нормально, с чего это он расклеился? Наоборот, радоваться нужно, что все так складывается!

И только мысль о цене, которую приходится платить за минуты счастья, не давала ему покоя. Ну почему в этом мире все устроено так несправедливо! Почему, чтобы что-то найти, обязательно нужно что-то другое потерять? Почему для того чтобы испытать радость, вначале нужно испытать горе?

Бедняга Стив, он и не знал, что этой ночью заполучил себе еще одного заклятого врага.

Бульдозер после ночной выволочки так и не лег спать. Он привел бледного от пережитого унижения Вальтера Шанца к себе и еще раз подробно допросил. В отличие от Симоне, Боб был не слишком уверен в лояльности Сазерленда. Более того, в глубине души Бросман мечтал о том, чтобы роллерболист оказался предателем. Уж больно Симоне приблизил к себе этого выскочку! Не для того Боб стал Бульдозером и сметал всех соперников на пути к вершине власти, чтобы в бездействии наблюдать, как какой-то сопляк, запудрив мозги старикану, одним броском занял его место. Шалишь, с Бросманом такие номера не проходят! Рано или поздно, но Змей обязательно проколется, и вот тогда Боб предъявит ему свой счет. А нет, так и Марко не бессмертен, все равно и он когда-нибудь уйдет. И о том, кто займет его место, надо позаботиться уже сейчас. Пусть этот молодой щегол об этом даже и не думает! Не для того Боб на Симоне батрачит, верой и правдой ему служит, чтобы престол другим достался. Надо разговорить этого гонщика и узнать у него побольше.

– Вальтер, я всегда знал, что ты малый неглупый, – начал Бульдозер. – Ты не занимался интригами, добросовестно выполнял все, что тебе поручали, никогда не претендовал на роль шута. Так зачем же ты устроил эту комедию? И хорошо бы сам оказался в смешном положении, так нет, и меня зачем-то подставил. Скажи, что я тебе плохого сделал? За что ты меня так выставил перед Марко?

– Боб, клянусь, я не сказал ни слова неправды! – Пилот смотрел на Бульдозера глазами, полными обиды и недоумения. Он сидел, прижав ладони к груди, и, казалось, вот-вот заплачет. – Мой брат, а я уверен, что это был именно он, твердо заявил, что вчера у них было прибавление. И по разговорам между тамошними жителями, один из вновь прибывших – Стив Сазерленд собственной персоной. Перепутать невозможно! Кто в Хардсон-сити хоть раз в жизни не видел капитана «скорпов»? Да его портреты на всех экранах, на всех рекламных щитах! Его и младенец узнает!

– Вальтер, ну что ты говоришь?! – Боб теперь и сам уже решил, что перед ним псих. – Ты же своими глазами видел, как Сазерленд говорил со Смотрящим? Да и как это там, как ты говоришь, в Сети, могут увидеть Снейка? Ведь тело остается здесь, в Сеть попадает только душа. Господи, ну что за бред я тут с тобой обсуждаю! Слышал бы кто меня со стороны, на смех подняли бы! Идиот, как я мог поверить во всю эту чушь?

– Но все это правда! Клянусь тебе! – Шанц подался вперед. – Я могу доказать тебе! У тебя же есть программисты! А брат скоро должен выйти со мной на связь! Он говорил, что...

Боб дальше не слушал. Он все еще не мог решить, что ему делать. С одной стороны, все услышанное – полная чушь. Но с другой... Бросману хотелось, очень хотелось поверить гонщику. Иначе он бы давным-давно выгнал этого придурка. Бульдозер и сам не мог понять, что с ним происходит, как это он, такой осторожный, просчитывающий каждый свой шаг, каждое свое слово, мог совершить такую глупость. Ну не дурак ли? Все, абсолютно все – и свою карьеру, и свою личную преданность Марко ну, и Империи соответственно, а следовательно, и свою состоятельность как руководителя и зрелого человека, – все поставил под сомнение одним необдуманным шагом! И ведь Симоне наверняка понял это как ревность! По правде говоря, правильно понял, но Бобу от этого не легче. Нужно искать выход из ситуации, а выход только один: доказать, что обвинения Шанца не беспочвенны и Снейк действительно скрысил прибор.

А что, ведь никто не может доказать обратное! Кто еще может подтвердить, что Врата, или как они еще там называют эту железяку, уничтожены? Никто! А кто может опровергнуть жизнь в Сети? Тоже никто! Так почему слова Сазерленда должны быть приняты на веру, а слова этого гонщика... Черт, как ему эго определение подходит. Гонщик он и есть гонщик, но сейчас придется его поддержать. Но только негласно, так, чтобы никто из непосвященных об этом не ведал. А посвященные тем более. Не приведи Господь, Марко раньше времени узнает!

– Вальтер, – заговорил наконец Бульдозер, – ты останешься здесь!

Голова пилота поникла. Видимо, он понял эти слова как приговор. Что ж, за этим тоже дело не встанет! При необходимости! Но пока рано еще его пугать пусть приободрится.

– Я тебе дам программистов. – При этих словах Шанц встрепенулся и поднял взгляд на говорившего. Он понял, что ему дают последний шанс доказать свою правоту. – Как только твой брат выйдет на твой коммуникатор, дашь знать, и они тебе и ему помогут.

Вальтер вскочил, но Бросман резким движением руки остановил его: – Смотри, это твой последний шанс! Если это розыгрыш, мои ребята найдут этого шутника и на другой планете! И тогда... – Боб рубанул воздух ладонью. – Смотри, все в твоих руках! Если ты не уверен в том, что сообщил, лучше скажи сейчас, потом пощады не будет!

Виктор или тот, кто выдавал себя за него, вышел на связь ровно в девять. Двое специалистов, безмятежно дремавших рядом с Вальтером, мигом подскочили в своих креслах-трансформерах и знаками показали, что готовы к работе. Один из них, тот, которого звали Эндрю Закаркин, сел рядом с Шанцем, а второй, со странным именем Ваша и непроизносимой на нормальном языке фамилией, сел за терминал соседнего коммуникатора.

Гонщик посмотрел на Эндрю. В его глазах застыл вопрос, на который тот ответил одобряющим кивком. – Слушаю вас! – произнес пилот в видеокамеру коммуникатора. Странное это зрелище – пустой дисплей. Чистое голубое поле – и все, ни единого значка.

– "Вальтер?" – пробежала строка по дисплею.

– Да, это я! – обрадованно ответил гонщик. – Вик, как я ждал твоего вызова!

– "Я тоже не мог дождаться утра!" – Слова на дисплее возникали как-то нервно, неритмично. – «Как я хочу быстрее назад, в свое тело! Ты что-нибудь узнал?» – Да, я говорил со Смотрящим и его близким, с Бобом Бросманом. Но, Виктор, мне здесь не верят! – Вальтер решил сразу взять быка за рога. Пусть брат поможет ему. – Ты можешь дать нам какое-нибудь доказательство своей правдивости?

– "Какое доказательство? У меня здесь даже тела нет, как я могу что-то дать тебе, если у меня самого ничего нет?" – Ну а как же? – Вальтер растерянно посмотрел на программистов.

Те переглянулись, и Эндрю спросил: – Он вообще кто?

– Как кто? – удивился Вальтер. – Мой брат!

– Нет, ты не понял! – Программист улыбнулся. – По жизни он кто? Бизнесмен, ученый, врач...

– А-а! – догадался гонщик. И гордо сообщил: – Он поэт!

– Поэт? – В голосе Эндрю прозвучало удивление. – Вот уж не ожидал. Но это еще лучше! Пусть даст что-нибудь из нового, неопубликованного, а наши эксперты проверят на соответствие.

– Виктор, ты слышал? – спросил Вальтер брата. – Есть у тебя что-нибудь новое?

Гонщик еще не успел закончить фразу, а на экране уже побежали строки. Видимо, парень истосковался в одиночестве, а где, как не в стихах, поэт может излить свою тоску? Чувства, переполнявшие его, вылились в проникновенные слова. Строфа шла за строфой, образ за образом. Три первых читателя были не слишком искусными ценителями лирики, но и они с первых же строк почувствовали боль поэта. Стихи захватили их, ни с чем подобным они ранее не сталкивались. А поэт все писал, писал...

ГЛАВА 5

А Крис тем временем продолжал осваиваться в новом мире. Теперь, когда он не нуждался в сне, в еде и прочих сложностях, сопровождающих содержание материального носителя в реальном мире, можно было все свое время посвящать творчеству. После того как мир для Джордана вновь стал видимым и слышимым, а потоки информации из непрерывного мельтешения групп цифровых импульсов превратились в знакомые образы, Крис стал с удивлением замечать, как начала меняться его собственная психика. Постепенно он снова стал воспринимать окружающий мир в привычных с детства объектах. И тому было свое объяснение.

Родившись, младенец тоже ведь не сразу все воспринимает так, как взрослые. Ему нужно время, чтобы мозг научился расшифровывать то, что передают ему такие органы, как глаза, уши, язык, кожа и, конечно, нос! Да-да, даже нос! Ведь запах переносится летучими ингредиентами веществ – иначе говоря, атомами, а атомы – это те же электромагнитные поля, только другой частоты и силы. Или, иначе говоря, еще одна из форм проявления информационного поля. И если в реальном мире его обитатели научились из волн различной длины получать сведения об окружающей действительности, используя в основном длину волн, воспринимаемую глазами и ушами, то и в Сети оказалось достаточным найти не столько максимально возможную, сколько объективно достаточно информативную область. А поскольку вся основная работа по ее поиску была уже проделана В-Рошалем, то Крис взялся за минимизацию, оптимизацию и стандартизацию драйверов, обрабатывающих все, что поступает в эти программы. Крис отобрал нескольких добровольцев из числа тех. кого ему предоставил профессор, и приступил к любимому делу. Используя метод, которым он настраивал распознаватель образов для себя, Джордан начал эксперименты с модулями кодов своих помощников. И здесь тоже его правой рукой стал псевдо-Джеймс. Чем это можно было объяснить, Крис не знал, он просто констатировал факт. Он не мог бы сказать, кем был прошлый носитель экс-Паука, до вселения в его голову, но в том, что это был человек незаурядный, сомнений не было. Можно было предполагать что угодно, но факт оставался фактом – псевдо-Джеймс оказался самым адаптированным к жизни в Сети новопоселенцем! Он настолько разгружал Джордана, что тот просто не знал, как его благодарить.

А благодарить было за что! Чиплендец с наслаждением посвящал все высвободившееся время тому, чтобы расширить свои познания о тех возможностях, которые открывала человечеству жизнь в Сети. Порой эти возможности казались ему просто безграничными. Стоило только захотеть, и Крис переносился в любой конец Сети! Магистральные каналы связи были настолько мощными, что только теперь он стал понимать, что означало выражение «переноситься со скоростью мысли». Оказалось, что скорость света уже не столь недосягаемая величина. Это ли не мечта любого человека?

А возможности получения информации? Да никаким агентам, ни реальным, ни придуманным, и во сне не снились те возможности, которыми обладал любой житель Сети! Джордан и раньше знал, что все хваленые системы так называемой «защиты» на самом деле не что иное, как способ вытянуть деньги из заказчика, но чтобы они были настолько беспомощны? Нет, это, конечно, что-то! Такой примитивизм, такая грубая работа, как та, с которой сталкивался он повсюду, могла вызвать только смех. По сути дела целью всех этих программ было не столько остановить вторжение в систему, сколько отбить у потенциального взломщика желание это сделать. Все равно как древняя табличка: «Осторожно, злая собака». Да и действия тех, кого называли хакерами, или тех, кто себя таковыми считал, были примитивными и грубыми. С позиции сетевого жителя это было все равно что лечить зубы молотком и зубилом.

Вероятно, Джордану не хватало скромности – ведь не окажись он там, где находился сейчас, вряд ли бы так рассуждал. Конечно, находясь в Сети, обойти запрет на доступ к информации оказалось легче, чем подняться в лифте или заказать себе завтрак, но было ли это заслугой Криса? Нет, но зачем говорить о том, что могло или не могло быть. Есть возможность получить информацию – получай! И Джордан не преминул воспользоваться новыми обстоятельствами. Теперь он легко обходил любые системы контроля, шутя проскальзывая сквозь них Для визуализации ловушки чиплендец настроил распознаватель образа таким образом, чтобы он воспроизводил все эти устройства как ощетинившиеся рыболовными крючками уд очки-самодуры А вот системы допуска «зрение» Криса теперь представляло как тяжелую сейфовую дверь, стоящую посреди пустыни Хочешь, набирай пароль и открывай, а не хочешь возиться, возьми да обойди – места полно.

А как забавно выглядели сетевые вирусы! Это было что-то! Внешне медлительные, а на самом деле очень резвые, беззлобно прожорливые черви соседствовали с красиво перестраивающимися аморфами. Прилипалы почтовых вирусов зачастую соседствовали с коварными хамелеонами трояков, поджидающих случай внедриться в чужой терминал. А уж как эротично они потом выглядели! Тут фантазия Джордана точно не имела границ! Но самыми эффектными были так называемые «карусельные», или, как их еще называли, «револьверные» компьютерные вредители. Особенно если их не удается вовремя пресечь. Вот только тогда и становится ясно, почему этому семейству дали такое имя. Если бы еще его создатели имели возможность видеть их тем зрением, что и Живые! К счастью, им это не дано, иначе число вреднописателей возросло бы в тысячи, раз.

А вот антивирусы, эти полезные и нужные модули, почему-то в представлении Криса были похожи на злобных бультерьеров. Они кидались на все, что пролетало мимо них, и достаточно было им заподозрить несчастную, попавшую в зубы сторожа программу в том, что в ней есть хотя бы кусочек кода вируса, как бедняжку тут же тащили на профилактику, а иногда заедали насмерть. Вот этих безмозглых прожорливых зверей сетянам приходилось опасаться в первую очередь Их примитивный, хотя и постоянно обновляемый алгоритм обнаружения вирусов мог принять интеллект программ новопоселенцев за новый вид вируса, и тогда жди беды! Все стражи тут же будут перестроены на поиск именно Живых в Сети! Крис почти в первый же момент путешествия чуть не попался в зубы такой собаке. Только доскональное знание алгоритма работы антивируса позволило ее опередить. Уворачиваясь от клыков бешеной псины, он мгновенно скопировал его код и, раскомпилировав его, перестроил так, чтобы он атаковал только себе подобных. Бегая от агрессора – слава богу, в Сети у всех скорость равная, – он умудрился провести компиляцию модифицированной программы и запустил ее на исполнение Крису оставалось только наблюдать, как два злобных кода-бультерьера сцепились и рвут в клочья друг друга. Но не таков был Джордан, чтобы просто наблюдать. Он тут же сгенерировал новый фаг, нацеленный на то, чтобы уничтожать подобные антивирусы. Вернее, не уничтожать, а делать из них ленивых и спокойных сенбернаров А потом добавил к нему устройство, производящее подобный антиполицай в автоматическом режиме. Теперь при нападении зверюги будет достаточно включить программу – и можешь погладить сторожа по головке. Он безопасен! Все довольны и смеются Вот только сервер, который тот охраняет, станет открыт для вирусов. Ну что ж, не повезло бедняге!

После этого случая Джордан раздал всем сетянам драйверы, помогающие отпугивать стражей. А себе на всякий случай встроил модуль для генерации кода-убийцы. Выстрелить этим кодом можно было в любую программу. Код-убийца вгрызался в тело программы и зацикливал в ней все процессы. Это приводило к вырабатыванию всей ее внутренней энергии до полного опустошения и последующей гибели несчастной Затем такой же модуль достался и экс-Митчелу. Он буквально выпросил его у Джордана. Уж очень бывший Паук не любил всякие неприятные неожиданности!

За всеми этими занятиями Крис не забывал об оставленных в реальном мире товарищах. Он быстро понял, что может легко входить на их коммуникаторы – для этого достаточно было посетить сервер городского узла связи и перейти в программу коммутации. Для удобства друзей и специально для такого общения с реальным миром Джордан сформировал себе интерфейс, максимально соответствующий прежнему изображению. Что, правда, не помешало Снейку заявить, что это не кто иной, как он сам, Стив Сазерленд. Ну что поделаешь, Стив есть Стив! Он никак не мог допустить посягательств на свою исключительную внешность. Ну да бог с ним, пусть тешится!

Чиплендец уже привык не обращать внимания на эти чудачества Сазерленда. Гораздо больше его волновала и интересовала новая возможность жизни в Сети. Совсем неожиданно Крис обнаружил, что может общаться с внешним миром, используя любые внешние видеокамеры и микрофоны как свои многочисленные глаза и уши! И это было здорово! Ругая себя за то, что не додумался сделать это раньше – а ведь он, как инженер, должен был предусмотреть и этот аспект, – Джордан не преминул воспользоваться открытием и проник в кабинет к Марко. Вернее, во внутреннюю сеть Империи, а из нее – в видеокамеру коммуникатора Смотрящего.

И не пожалел об этом. Как раз в этот момент старик был один и просматривал таблицы бухгалтерских отчетов. Крис лишь одним глазком, как сказал бы он в реальной жизни, глянул на скучные цифры и чуть не обомлел. Вот это обороты! Он не помнил бюджета Чипленда, а уж Хардсон-сити тем более, но то, что они были ненамного больше, это он мог сказать с уверенностью. Жаль, не сведущ он в финансах. Как бы мог порезвиться! К сожалению, Джордан ненавидел экономику, а потому, запомнив, как проникать в святая святых Империи, решил, что при случае повторит экскурсию. Вдруг когда-нибудь понадобится?

Стив появился у Марко только во второй половине дня. – Симоне кивнул ему на кресло у окна и сам сел рядом. Смотрящий, хотя и ждал молодого Сазерленда с нетерпением, не стал упрекать парня за то, что тот не очень торопился с визитом, – он и сам в молодости любил поспать. После ночного инцидента с Бульдозером и Шанцем Симоне пришла в голову одна мысль, которой ему не терпелось поделиться со Стивом. Он прекрасно понимал, что Бросман не оставит своих попыток оттеснить Снейка от Смотрящего. Марко понимал, что он позволил себе расслабиться и проявил беспечность, показав всем свое расположение к новому фавориту. Теперь предстояло подумать, как его защитить. Иначе Бросман подомнет Снейка под себя и будет жевать его до тех пор, пока все кости не перемелет. Не зря его прозвали Бульдозером! Спит и видит, как стать Смотрящим! Хорошо еще, ума хватает понять, что, пока Симоне жив, ему не стоит даже глаз на это кресло поднимать. Нет, Снейка срочно нужно уводить из-под удара. – Стив, – начал Марко. – Как ты смотришь на то, чтобы прекратить выходить на Кольцо? Подожди, не торопись отвечать! Послушай старого человека, видевшего взлеты и падения не менее способных и талантливых людей, чем ты.

Сазерленд при этих словах залился краской, сам удивляясь тому, что еще не потерял способности смущаться и краснеть. И он непременно возразил бы. Нет, не он, это Крис возразил бы. Он, казалось, вообще не робел перед грозным Смотрящим. А вот без него Стив возражать не осмелится.

Единственное, что сумел сделать Сазерленд, так это взглянуть в глаза Марко и тут же, наткнувшись на теплый, почти отеческий взгляд, опустить голову. Стива

охватило раскаяния, что он обманывает старика, скрывает от него правду. О себе, о Джордане, о Вратах. Да и сейчас тоже приходится себя контролировать.

«Нет, Крис, – вдруг решил Сазерленд. – Ты хочешь обижайся, хочешь – злись, но я против Марко больше не пойду!» – Я не витаю в облаках, не строю воздушных замков, – продолжал тем временем Смотрящий. – Пойми, на место в Раю я не претендую, что поделаешь, ошибался, да и в святые никогда не метил. Хотя специально против Бога никогда не шел. Старался не гневить его по-пустому! И хорошего тоже за мной хватает, может, зачтется? Хотя чего загадывать – там все сочтут и решат. Да ладно, что об этом. Знаешь, я...

Марко, на минуту задумался, а Стив, внимательно слушавший его, терялся в догадках. Он никак не мог понять смысла сегодняшней беседы и к чему клонит Симоне. Судя по пятну над головой, старик настроился на серьезную беседу. Видно было, что говорит он от души. Уж не хочет он объявить о своем уходе от дел? Тогда для чего ему он, Стив? Собрал бы сходку, сообщил там всем о своем решении! Эх, Криса бы сюда! Но он, как всегда, в самый нужный момент отсутствует.

– Нет, не буду смущать твой молодой ум, перейду к делу. – Смотрящий отвернулся от собеседника и перевел взгляд на окно. Перед ним, вернее под ним, простирался огромный город. Родной и знакомый Хардсонсити! Улицы словно серые ленты, над которыми разноцветными букашками несутся экранопланы, изумрудные шапки парков и садов, река. Себе Марко мог признаться: он любит этот город, любит без ложной патетики, без лицемерия и, отбросив ложную скромность, имеет право сказать, что сделал для Хардсон-сити, да и для всей Конфедерации гораздо больше, чем любой из руководителей этой страны. Да, он шел к власти преступным путем. Да, он нарушал Закон. Но найдется ли среди политиков хотя бы один, кто стал Президентом, ни разу не нарушив Закон? Нет, конечно. За плечами каждого в длинной череде политиков столько всего! И без крови не обходилось. Уж кто-кто, а Симоне-то многое о них знает. Марко единственный, кто, в отличие от ханжей, распинающихся в своей любви к народу, открыто признал себя преступником. Он не кривил душой, не кокетничал с окружением. Просто был самим собой, и все! А вот политики всегда умудрялись проделывать свои делишки так, чтобы, подставив других, снять пенки, а справедливый гнев народа от себя отвести. Точно пиявки, целеустремленные и ненасытные! Хотя нет, пиявки меру знают. А эти не насытятся властью никогда.

Вот и сейчас на носу очередные выборы, но кто к ним идет? Чет Самплер, нынешний гаденыш? Сколько средств в него вложили, вся прошлая предвыборная кампания была профинансирована Империей. Места на нем нет, которое еще не продано. Да и жизней погублено им немало. Один только штурм Института чего стоил! Нет, этого мерзавца оставлять у власти нельзя Тогда кого? Из реальных претендентов разве что еще Наместник имеет шанс быть избранным. Епло Курри... Та еще темная лошадка. Дай власть – превратит страну в один сплошной гарем.

Стив, молча наблюдавший за Смотрящим, терялся в догадках. Что бы все это значило? Симоне сегодня очень странный. Начал говорить загадками, потом пообещал перейти к делу, а сам уставился в окно и молчит! Уж не заболел ли? Сазерленд хотел было спросить об этом, но не мог преодолеть в себе что-то такое, что не давало ему чувствовать себя раскованно в обществе Смотрящего. Он считал, что это робость, Крис называл это тактом. – Нет, Стив, я не забыл о тебе! – Марко наконец вновь повернулся к Сазерленду. – Я все помню! То, что я предложу тебе, не думай, что это спонтанное решение. И не порыв чувств ведет меня! Нет, я тоже подвержен эмоциональным порывам, и неудачный штурм Института, а я считаю его неудачным, – печальный пример тому! Но вот то, что я намерен предложить тебе... Я тебя прошу, выслушай, не отвечай, подумай день, два, три. Но не отвечай сейчас, иначе ты меня разочаруешь! Пойми, в жизни каждого человека наступает такое время, когда он должен реализовать себя. Ведь у каждого есть детство, когда родители и близкие закладывают основу его характера, есть юность и молодость, когда формируется физическая и нравственная сущность. Ты сейчас находишься в том возрасте, когда трудоспособность, помноженная на талант и увлеченность, закладывает основу всей дальнейшей жизни. Когда знания, что ты накопил в предыдущей жизни, или так и останутся без применения – и тогда ты станешь очередным трепачом и неудачником, – или же должны перевести тебя на качественно новый уровень положения в обществе. И тогда начинается настоящая карьера. В лучшем смысле этого слова. Этот момент настает у каждого, у одного раньше, у другого позже, но он не минет никого. И важно не пропустить, не проглядеть его. Ты можешь продолжать свою спортивную деятельность, завоевать. если, конечно, повезет и травма раньше времени не вынудит тебя уйти из спорта, еще несколько кубков и наград. Будут толпы почитателей и фанатов, будут красавицы и интервью журналистам. А потом, в один прекрасный день, ты даже не заметишь, когда это произойдет, появится новый кумир, и Снейк станет никому не нужен. В моде будет уже он, а не ты! Тебя как бы сотрут из жизни, и только близкие и друзья будут помнить о ветеране Снейке Сазерленде. Возможно, это тоже неплохо, – найдешь работу, будешь тренером, станешь растить смену. Но есть другой путь – и сейчас я тебе его предлагаю – уйти в зените славы! Настало время для твоего качественного скачка, и ты обязан решить, делать его или нет. Ты сейчас на волне успеха, ты фаворит, мало того, ты – гордость Хардсон-сити! Твоя, как принято говорить, «чистая рубашка» – незапятнанная уголовными делами биография – работает на твой имидж. Да и негативного шлейфа неоплаченных долгов нет, такого, как у наших политиков. И наконец, что немаловажно: тебя поддержит вся Империя, а это ли не важнейшее условие успеха?

Ты сейчас сидишь и спрашиваешь себя, что же от тебя хочет этот неугомонный Симоне? Как я тебя понимаю! Но пойми и меня, мой опыт, мои знания говорят, что твой час пришел. Я делаю тебе предложение, от которого ты не должен отказываться А предлагаю я тебе стать Президентом Конфедерации!

Стив с недоумением посмотрел по сторонам. Кому это Симоне предлагает стать Президентом? Не может быть, чтобы это предложение было адресовано ему!

– Да не вертись ты! – добродушно проворчал Марко. Он, естественно, заметил растерянность роллерболиста и хотел дать ему время прийти в себя. Он все еще не верит, что именно ему предлагают стать кандидатом в Президенты. Еще бы, если бы Симоне в том возрасте, в котором был сейчас Снейк, предложили стать Смотрящим, он бы тоже не поверил своим ушам.

– Стив, пойми, я не просто так предложил тебе подумать об этой сложной и ответственной должности. Я понимаю: ты еще молод, ты еще не сделал то количество глупостей, которое отпущено каждому из нас, но уж такова судьба. Пришло время, чтобы Президентом нашей страны стал порядочный, талантливый и не запятнанный преступлениями человек. Те грешки, что за тобой, в счет не идут. Они умрут сразу, как только ты дашь согласие. И еще, я тебе даю слово, что ты будешь по-настоящему независим! Я верю, что ты не воспользуешься властью, которую дает этот пост, во вред Империи и ее людям. Наоборот, вместе мы подумаем, как сделать так, чтобы как можно меньше людей попадали в категорию преступников. Ты себе и представить не можешь, как много из тех, кого клеймят этим словом, хотели бы заниматься нормальным, легальным делом, но наши законы таковы, что...

Стив сидел ни жив ни мертв. Уж этого он никак не ожидал. О чем это Марко говорит! Где он, Снейк Сазерленд, а где Президент Конфедерации! Да Стив его только на экране коммуникатора и видел! Нет, на этот раз Марко явно ошибся! Это место не для простого парня с Кольца! Да все смеяться над ним будут! Он же двух слов толком сказать не может!

– На тебя будут работать лучшие имиджмейкеры. Психологи помогут тебе избавиться от комплексов, а спичрайтеры пропишут тебе ответы на любой возможный и невозможный вопрос. Тебе останется только быть самим собой, таким же честным и порядочным парнем, каков ты есть сейчас! – Марко видел, что Снейк никак не может оправиться от растерянности, и старался предугадать те возражения, что Сазерленд мог придумать, – Я верю в тебя! И ты должен сделать то же самое поверить в себя! Вместе мы победим, и у Конфедерации наконец будет порядочный Президент!

ГЛАВА 6

– Боб, сомнений нет, все аналитики утверждают, что на девяносто процентов это авторский стиль Виктора Шанца, – доложил Эндрю. – Конечно, подделка возможна, но тогда бы на текст не ложился негативный фон депрессии. Все психологи требуют немедленной психологической помощи поэту. – А у Ваши что? – спросил Бросман. Он не мог объяснить даже самому себе, почему он склонен верить Вальтеру, хотя причину этого найти было нетрудно: то, о чем сообщали братья Шанцы, полностью отвечало желаниям самого Бросмана. Как бы там ни было, Бульдозер давно не испытывал такого желания поверить подчиненному, как в этот раз.

– У Ваши полная непонятка! – Эндрю пожал плечами. – Адреса у вызывающего абонента просто нет! Видимо, у него стоит какая-то новая маскирующая программа или пользуется анонимным сервером...

– Нет, если бы это был анонимный сервер, я бы обнаружил, – вмешался в разговор Ваша. Он как раз входил в кабинет начальника и услышал конец фразы. – Дело в том, что у него совсем нет адреса. Совсем! Ни замаскированного, ни анонимного, вообще никакого!

Впечатление такое, как будто он говорит из самой Сети1 Я понимаю, что это невозможно, но, черт, даже если это был сетевой робот, все равно у него должен быть свой адрес, свой сервер, где располагается этот почтовый демон, а тут – пустышка! Простите, шеф, это первый раз, когда я не могу вам помочь. В голове не укладывается, как такое могло произойти, но я просто не знаю, что еще можно сделать!

Бульдозер задумался. Все говорило о том, что или они столкнулись с талантливейшими фальсификаторами, или братья говорят правду! А поскольку Шанцам нет никакого смысла оговаривать Снейка, да и очевидно, что на такую аферу у них просто ума не хватит, то все же придется поверить, что вероятно невероятное. Имперцы впервые столкнулись с сетевой жизнью. Фантастика! Да нет, еще круче – сказка! Так оно и было бы, если б вопрос не касался Рошаля и Сазерленда. От этой парочки можно чего угодно ждать! Бросман не сомневался, что они способны и не на такое.

Бульдозер еще раз прислушался к своим ощущениям. Нет, кажется, он готов поверить в то, что Виктор действительно видел в Сети Сазерленда! А это значит, что этот ублюдок Стив попался. Что он, за спиной у Смотрящего, сговорился с опаснейшим врагом, с тем, кто насылал этих чертовых близнецов и Пауков на жителей Хардсон-сити. Ха! Вот так развязка комбинации! Доблестный Змей оказался перевертышем! И про компьютеры он врал! Зачем ему что-то вычислять на машине, если он и так все знал от своего босса Поля Рошаля!

Что ж, пришла пора действовать! Если Бульдозер проведет все расследование по-умному, без огласки, но так, чтобы добыть неопровержимые доказательства предательства фаворита Симоне, то последствия могут быть весьма многообещающими. Однако для этого придется действовать очень осторожно и слаженно. Вот уж когда может пригодиться Бросману его команда программистов. Не зря он годами подбирал персонал Империи, свои люди были у него в каждом отделе, в каждой группе.

Бульдозер, не в силах совладать с эмоциями, принялся расхаживать по просторному кабинету. Его крупное, даже грузное тело лавировало на удивление ловко между столами и креслами. Маршрут второго лица в Империи Хардсон-сити пролегал от окна к двери и назад. Эндрю и Ваша, сидевшие в креслах, не поняли причины такого возбужденного состояния своего босса и в тревоге следили за его перемещениями. Напряжение возрастало, и первым не выдержал Ваша, молодой и темпераментный. Он вопросительно посмотрел на своего более осторожного коллегу. Тот пожал плечами и сделал знак рукой – мол, не спеши, спокойно.

Но как ни старались они не привлекать к себе внимание, даже этот немой диалог не укрылся от Бросмана. Он непонимающими глазами уставился на программистов, как бы удивляясь: «А эти здесь зачем?», но тут же взгляд грозного Бульдозера принял осмысленное выражение.

– Вы что-нибудь понимаете? – спросил он вдруг. – Эндрю, судя по твоей хитрой физиономии, мне кажется, у тебя есть какие-то соображения?

– Нет, босс, у меня есть вопросы! – Закаркин понял, что настал момент кое-что выяснить. Он знал, что Бульдозер, когда нуждается в коллективной помощи для решения какой-нибудь трудной задачи, отвечает на любой вопрос, по теме, конечно. Главное было не спросить лишнего, чтобы потом не было страшно за собственную жизнь.

– Давай! -бросил Боб.

– Как ты сам себе представляешь ситуацию? – Закаркин решил обстоятельно разобраться в задаче, ведь без этого можно не только не решить ее, но и дров наломать. А потом еще и виноватым во всем станешь. – Дело в том, что мы с Вашей к проблеме подключились на позднем этапе и не имеем полной информационной картинки.

– Хорошо! – согласился Бросман. Требование Эндрю было обоснованным и не вызывало возражений.

Вы узнаете, но только знайте: если хоть одно слово выйдет за стены этого кабинета...

Боб многозначительно обвел глазами помещение.

– Босс, мы не первый день работаем вместе! – Закаркин поспешил напомнить о своей преданности. – Ты не раз имел случай убедиться в этом!

Бросман кивнул и сделал примиряющий жест рукой.

– Да-да, знаю. Именно потому и ценю! Так вот, к делу! По всей видимости, у нас завелся крот, – мрачно сообщил он. – И его необходимо вывести на чистую воду.

При этих словах Бульдозера оба программиста насторожились. Неужели найдется сумасшедший, который станет играть в такие игры с Империей?

А Боб тем временем продолжал свой рассказ. Он поведал о том, как Марко решил создать Храм Памяти. Как имперцами с этой целью был приобретен специальный прибор, который Снейк должен был переправить в Чипленд, чтобы тамошние спецы разобрались в нем и сделали еще несколько штук. Но аппарат неожиданно исчезает, Сазерленд, ссылаясь на катастрофу, в которую он попал, заявляет, что потерял память, а с ней и прибор. Далее Бульдозер поведал о Рошале с Гапом и о «потерянных».

– Ну а про Виктора с Вальтером вы и сами знаете! – закончил Бросман и удивился. Пока он излагал свою версию происшедшего, в этой истории стало многое проясняться и казалось не таким уж и запутанным, а сама проблема – вполне даже решаемой.

– Я думаю, что ваша главная задача, – продолжал он, – будет заключаться в том, чтобы помочь этому неудачнику Виктору. В первую очередь, поэт должен понять, что он теперь не один, что он в любую минуту может получить от вас поддержку А самое главное, что он должен усвоить, так это то, что его путь к возврату в тело лежит через сотрудничество с нами. Его помощь будет заключаться в том, что он станет вашими ушами и глазами в Сети. Ни один шаг Сазерленда не должен пройти мимо нас! Там за ним должен смотреть Шанц, здесь – наши люди. И при этом полнейшая осторожность! Снейк втерся в такое доверие к Симоне, что любой неосторожный шаг может быть воспринят Смотрящим как недружественный акт по отношению лично к нему. Заметив, как испуганно вздрогнули его подчиненные, Бульдозер счел необходимым их воодушевить.

– Да, это сложно! – заговорил он снова, с некоторым пафосом. – Но и позволить, чтобы в организации промышлял перевертыш, мы не можем, а потому должны сделать все, чтобы выявить его и открыть Смотрящему глаза на действия предателя. А потому напоминаю – мы делаем очень важное дело для Империи. Но, пока дело не доведено до конца, от вас, от меня, от всех нас требуется крайняя осторожность и конспирация! Ясно?

– Да, босс! – в один голос ответили программисты. Они были взволнованы, но причины этого у обоих были разные. Ваша был ошарашен перспективой самому побывать в Сети, Эндрю – близостью к одной из самых страшных тайн Империи. Но, в отличие от менее опытного товарища, он шкурой ощущал, насколько серьезна ситуация, в которой они оказались. Отказать Бульдозеру невозможно, но Эндрю проработал в организации достаточно долго, чтобы понять, что любое дело, пусть и на благо, но за спиной Смотрящего, грозит серьезными неприятностями. Гнев Марко никто не хотел испытать на себе, и Закаркин не был исключением.

Отправив Эндрю и Вашу, Боб вызвал к себе своего аналитика. Это был невысокий, можно сказать даже малорослый, лысый бородач с черными пронизывающими глазами. Полное имя этого широкоплечего уродца было Джузеппе Фолли, но все его звали просто Пе. Иногда, в минуты особо хорошего расположения духа Бульдозер обращался к бородачу, называя его «мой личный князь Боргезе». Тем самым он подчеркивал, что признает заслуги аналитика в планировании различных операций. Это льстило карлику, хотя сам Джузеппе предпочел бы, чтобы его сравнивали не с этим знаменитым специалистом по диверсиям, а с более давним персонажем истории – князем Борджия. Вот кто казался Пе вершиной среди всех тех, кто познал тайны человеческой натуры. Но и себя последним в этом списке он не считал. По крайней мере в нынешнем мире.

Уже в детстве Пе обнаружил способность манипулировать окружающими. Родители долго не могли понять, как удается этому малышу управлять тремя старшими братьями. Сильные, высокие, красивые мальчики, они, казалось, ловили каждое слово своего невзрачного младшего брата. Не раз они и сами поражались тому, как легко уступали малышу Пе первое место за столом и последнее слово в споре. Иногда кто-то из них пытался воспротивиться такому порядку вещей, но потом неизбежно жалел о содеянном. Причем все обставлялось так, что единственным, кто принимал сторону провинившегося и осужденного всеми члена семьи, оказывался именно Пе!

Когда младший Фолли подрос, дом стал ему тесен, и он перенес свое влияние на улицу. С его приходом стайка ребят, что вертелась возле братьев Фолли, стала стремительно набирать авторитет среди своих сверстников. Начав с банальных ограблений, они быстро перешли к более прибыльным и менее опасным способам добычи средств. Появились большие деньги, хорошие экранопланы и красивые девушки. А вместе с этим – и зависть окружающих – На команду Фолли начались наезды, сопровождавшиеся приглашением войти в чью-нибудь бригаду. Джузеппе долго перебирал, пока не выбрал самую влиятельную, ту, что властвовала во всем квартале. А еще через год вся Семнадцатая улица платила дань братьям Фолли. Конечно,это не могло остаться не замеченным полицией. Группировку – а к тому времени Фолли руководили уже большой командой – взяли в разработку, но предъявить обвинения смогли только мелким сошкам, да и то лишь тем, которые из жадности пытались развернуть свой собственный бизнес.

Строгая дисциплина и жестокость наказаний за непослушание привели к тому, что какие бы меры полиция ни принимала, собрать что-то такое, что позволило бы

упрятать Фолли за решетку, так и не удалось Тщательное планирование преступлений и боязнь кары за несдержанность в разговорах с представителями закона делали братьев неуязвимыми для местных служителей Фемиды. Мастера интриг шли на все, чтобы упрятать нового лидера местного масштаба за решетку, но так и не нашли ничего, что можно было бы ему инкриминировать. Едва появлялась возможность предъявить Пе обвинение в совершении какого-либо преступления, как тут же находился «доброволец», объявлявший о «явке с повинной». И вновь Фолли оказывался в стороне. Так бы и продолжал он свою карьеру, если бы удачливым растущим авторитетом не заинтересовались имперцы.

Вначале, когда повзрослевший Пе еще не простирал своих амбиций дальше своего и соседнего кварталов, Марко и Бульдозер смотрели на его деятельность как на нечто забавное. Даже спорили, что еще выкинет этот вундеркинд. Но, когда утвердивший себя карлик стал тянуть свои щупальца по всему району и отвечавший за район авторитет потребовал помощи от Марко, пришлось принимать меры. Молодое дарование пригласили к Слону – одному из специалистов по кадрам – и предложили войти в Империю. Вот здесь будущий бородач допустил свою первую ошибку. Переоценив свои силы, он высокомерно отказался от предложения, заявив при этом, что скоро сам возглавит ее.

Бульдозер вызов принял и отреагировал мгновенно. Младший Фолли тем же вечером оказался перед фактом массового дезертирства своих бойцов. Лидеры кварталов, оттесненные удачливым Пе и поддержанные имперцами, тут же предъявили братьям свои претензии. Начались многочисленные разборки, которые, в отличие от прежних, все чаще заканчивались гибелью сторонников карлика. Начались потери и в семье! Закрыв своим телом младшего брата, сложил голову Лео, старший из Фолли. Затем, в конфликте с ранее дружественной группировкой, был убит Вил, а Марко, раненный в ногу, угодил в полицию, где и умер «при невыясненных обстоятельствах». Что это были за обстоятельства, Джузеппе так и не узнал Большинство «добровольцев», отсиживавших срок вместо Фолли, вдруг отказалось от своих прежних показаний и в один голос заявили, что оговорили себя в страхе перед «беспощадными Фолли». Пе, вместо разборок по поводу странной смерти брата, оказался в камере. Суд не принял во внимание ни один довод ловкого гангстера, и тот получил восемнадцать пожизненных сроков.

Империя умеет наказывать наглецов и ломать волю непокорных. Первых два года отсидки прошли в непрестанной борьбе за существование, что весьма тяжело дается под тусклым тюремным солнцем, а затем младший Фолли вновь получил привет от Бульдозера. На этот раз сигнал он понял как надо. Или он входит в Империю, или не выйдет вообще. Живым, разумеется. На помилование можно не рассчитывать, а вот условия содержания могут и ухудшиться.

И Пе принял новые правила игры Он понял, что если хочет оказаться на свободе и иметь шанс подняться, то должен покориться. Хотя бы ради того, чтобы завоевать место в пирамиде власти в Империи и отомстить. Месть теперь стала целью жизни озлобившегося карлика, и ради нее он готов был пойти на еще одно унижение, пойти в услужение тому, кто сумел его переиграть, стать самым преданным, самым незаменимым помощником Бульдозера. Его заветной целью было выведать все тайны, все секреты Боба, найти его самое уязвимое место и ударить. Смертельно ударить! И до того, как закроются ненавистные глаза, успеть заглянуть в них и напомнить о Лео, Биле и Марко.

Вот таким образом Пе стал одним из самых надежных помощников Бульдозера. Ум изворотливого бородача – Фолли после тюрьмы перестал бриться – помог ему быстро продвинуться по иерархической лестнице. Недоверие Бросмана, который, конечно, понимал, что недавний противник не мог не затаить злобу, поначалу создавало некоторые трудности. Но как было не обращаться к Пе, когда только он мог дать самый толковый совет и единственный был способен разгадать самый

хитроумный замысел противника? Не прошло и трех лет с того дня, как Фолли оказался на свободе, а он уже возглавлял отдел планирования операций. Он и с этими обязанностями успешно справлялся и вскоре стал правой рукой Бульдозера. Бросман вынужден был изменить свое отношение к бунтарю. Карлик словно забыл о прежних обидах. И тому были свои причины. Планирование операций помогло «князю Боргезе» понять всю масштабность и силу Империи. Он понял, что действительно был слишком слаб, чтобы тягаться с монстром, и только зря погубил своих братьев. А доходы, которые давала ему новая должность, и защита, которая гарантировалась одним только именем Бросмана, заставили Пе понять, что от перемены своего статуса он только выиграл. И именно он подвел Боба к мысли, что старому Симоне очень скоро может понадобиться преемник и что резкий взлет Сазерленда отнюдь не простое стечение обстоятельств. Все остальное Бросман додумал уже без подсказки. Есть такие люди – их достаточно поманить запахом, а копать они уже сами будут... Рассказ о сетевой жизни, да вообще история Сазерленда удивили Пе. Он давно следил за этим человеком, но Боб не всегда находил нужным информировать Фолли о происходящем. Бульдозер всегда придерживался правила, что подчиненный должен знать ровно столько, сколько ему необходимо для выполнения порученного задания. Излишняя, но неполная информация всегда приводит непосвященных к неверному, а зачастую и вредному толкованию действий руководства. Со временем заблуждения развеиваются, а вот ощущение, что руководство часто ошибается, остается, что совсем не способствует поддержанию дисциплины в организации. А отсюда следует, что знать лишнее не только не нужно, но и вредно.

– Да, ловкий парень этот Снейк! – констатировал карлик, когда Бросман выговорился. – Не зря я тебя о нем предупреждал, не зря...

– Зря, не зря – мы потом выясним! – Бульдозер сказал это таким свирепым голосом, что у «князя Боргезе» мороз прошел по коже. – Пе, ты должен мне дать предложения по Сазерленду. И интрига должна быть так закручена, чтоб из этой мясорубки Змей не вывернулся.

ГЛАВА 7

Крис так увлекся новым поручением В-Рошаля, что чуть не пропустил условленное время связи. Если бы он заранее не настроил программу, следящую за списком заданий на день, и если бы она сама не набрала номер коммуникатора Сазерленда, то Джордан наверняка бы этого не сделал.

Поль, пытаясь ускорить адаптацию Джордана в Сети, поручил ему заняться тем, что он называл «препарированием». А проще говоря, Крис должен был разобраться в программном коде сетян. Нужно было определить, какая часть модулей отвечает за тот или иной аспект деятельности Живого. Для этого Рошаль предлагал найти инструмент, позволяющий копировать сетянина, изучить алгоритм его функционирования, а затем путем моделирования блоков и модулей изучить весь цикл его существования вне физического тела.

С инструментом Джордан разобрался быстро. Сняв копию с псевдо-Джеймса, он, просмотрев ее с помощью редактора, довольно быстро понял алгоритм сжатия. Создав соответствующий архиватор, Крис приступил к работе. Программа, как и инструмент, с помощью которого она была создана, были Джордану неизвестны. Он не мог не восхититься ее компактным и четко структурированным кодом. Если бы еще разобраться в его тонкостях. Знал бы кто, как ему этого хотелось, но, увы, тягаться с великим Творцом всего, в том числе и его собственного софта, ему было не по силам. Крис понимал это, и все же... Боже, как же хотелось докопаться до самой сути человеческой программы! И Джордан решил не сдаваться. Он упорно старался понять логику языка, ему даже несколько раз показалось, что ухватился

за кончик ниточки, но всякий раз выходило, что он принимал желаемое за действительность.

Нет, конечно, все было не так уж плохо. Бывали и интересные находки. К примеру, когда Джордан получше присмотрелся к одному модулю, который привлек его внимание тем, что был уж очень насыщен ссылками, у него появилось ощущение, что перед ним не что иное, как внутренний программный процессор! Еще не веря себе, но продолжая работу в том же ключе, в другом блоке он увидел генератор энергетического узла программы! Или, может, ему так показалось? Такого Крис еще нигде не встречал! Конечно, нельзя утверждать, что все обстоит именно так, как он предположил, но если он прав, то впереди его ждет немало интересных открытий. Это же абсолютно новое слово в технологии и технике программирования! Найти бы подходы к расшифровке кода – вот тогда откроются потрясающие возможности, просто головокружительные перспективы!

Стив тоже не скучал. Да и до скуки ли ему было? Он все пытался переварить услышанное от Марко. Это же нужно такое придумать! Он, Снейк Сазерленд, у которого еще несколько лет назад пределом мечтаний было надеть майку игрока «Скорпионов», дорос до того, что ему предлагают стать Президентом Конфедерации? Бред какой-то! Стив даже Сандре не признался в том, что занимало его мысли.

Да ей, откровенно говоря, и не до этого было. Она только и успевала, что рассказывать в различных программах, каким образом ей довелось участвовать в таких знаменательных событиях, как поимка и уничтожение Паука. Отдавая ей должное, нужно признать, что на ведущую роль мисс Чен всегда выдвигала Стива и Оскара, но, положа руку на сердце, не могла же она заявить, что это ее работа, а остальные только помогали? Как было согласовано, так она и говорила. И не жалела об этом.

Сазерленд тоже был рад, что помог Сандре сделать карьеру, о которой мог только мечтать журналист. По правде говоря, эта радость была бы ярче, если бы не неожиданное предложение Смотрящего, которое отодвинуло все остальные на задний план. Президентство? Господи, ну зачем ему все это? Вот Крис, тот бы не отказался возглавить страну. Причем любую! Сразу бы стал все перестраивать, переделывать. Так бы развернулся, что и у Марко голова пошла бы кругом! Вот кто мог заставить Симоне выступать на вторых ролях и бросить свои каверзы. А это ох как непросто! Постой, а не является ли предложение Марко реакцией на все то, что закрутил Джордан? А ведь точно! Так и есть! Решили посоревноваться на самую крутую идею! Твою мать! Только сейчас до Сазерленда дошло, что Марко и Крис очень похожи... парадоксальностью мышления. Наверное, потому Симоне и любил с ним беседовать. Ну да! Как же могло быть иначе? Вот только при чем здесь он, Стив Сазерленд? Ему-то зачем все это?! Черт, опять вышло так, что Крис зарядил старика на новую авантюру, а голова болеть будет у Снейка.

В самый разгар этих размышлений включился настроенный Джорданом виртуальный софт-органайзер. Послав сигнал вызова на коммуникатор Сазерленда, он дождался его ответа и произвел соединение.

– Стив? – Крис выглядел немного ошалелым.

Снейк в который раз удивился. Если бы он не знал, что у товарища нет тела, то ни за что бы не подумал, что говорит с программой. Интересно, как Джордану удалось такой интерфейс создать, что он даже эмоциональное состояние передает? Сазерленд с легкой руки бывшего соседа по голове стал разбираться и в этом. Не так чтобы очень, но все же достаточно, чтобы понять, какая это сложная задача.

– Крис, вот ты кашу заварил, а мне расхлебывать! – Стив, верный себе, тут же начал выплескивать то, что бурлило в его душе. – Здесь такое начинается! Вот бы тебя сюда!

– Потише, братишка, потише. – Крис внимательно всмотрелся в лицо Сазерленда. – Подожди секундочку.

Его лицо на какое-то мгновение замерло, затем вновь ожило.

– Совсем забыл, что нас могут подслушивать, – сообщил он. – Так и оказалось! Теперь можно надеяться, что лишние уши отсечены. По крайней мере, им придется хорошо повозиться с моим софт-скрэмблером. Но учти, кроме радиоперехвата они могут установить жучки везде, где ты бываешь! Не будь беспечным – тебя могут слушать везде, даже в экраноплане! Я постараюсь их модифицировать так, чтобы они передавали только уличный шум, но кроме тех микрофонов, что передают информацию через Сеть, могут быть и автономные, которые запросто могли установить у тебя в доме. Пожалуйста, будь посдержаннее...

– Крис, ты себе представить не можешь! – продолжал свое Стив, словно не слыша собеседника. – Ты знаешь, что мне Марко предложил? Баллотироваться в президенты!

– Стив, ты как всегда преувеличиваешь Что?! Что ты сказал? В президенты? Постой, президенты чего?

– Ну не благотворительного же фонда имени Криса Джордана! – Сазерленд удивился самому себе. А что, удачная шутка. – В президенты Конфедерации!

– Ты... Тебя в президенты! Стив, не шути так, а то у меня программа не вынесет таких эмоций и зависнет! – Крис не мог прийти в себя и тоже пытался шуткой скрыть возбуждение. – Бедный ваш нынешний! Стоп! Как ты сказал? Гениально! В высшей степени гениально! Вынужден признать, что старому волку не откажешь в изобретательности! Лучшего хода не придумать! Вот умница!

Сазерленд был совсем сбит с толку. Он-то рассчитывал, что Джордан посоветует ему, как отвертеться от этой авантюры. Но, судя по реакции товарища, поддержку скорее получит Симоне. Вот надо же было, чтобы сошлись два психа! А Стив между ними, как полигон для испытаний бредовых идей. – Крис, опомнись! – обиженно сказал он. – Что вы все меня... мне обо мне! Да вы что, всерьез думаете, что я соглашусь? Ни за что!

– Не только согласишься, – стараясь говорить как можно мягче и убедительнее, произнес Крис, – но и будешь всего себя отдавать предвыборной борьбе. Только если ты победишь, мы сможем... Ну ладно, об этом потом! Стив, соглашайся, и не спорь, пожалуйста! Я тебя знаю, ты всегда все новое в штыки встречаешь! Ретроград ты наш! Ладно, давай пока отложим этот разговор. Со временем все сам поймешь! А сейчас слушай меня внимательно. Я сбросил на твой коммуникатор программу моего вызова. Где бы я ни был, если ты войдешь на мой сайт и наберешь сочетание клавиш три семь восемь, то я тут же получу сигнал вызова и выйду на твой коммуникатор. Ты... – Джордан заметил, что Сазерленд смотрит на него непонимающими глазами, – Стив, ты меня слышишь?

– Не понял! – Снейк тряхнул головой. – Ты так быстро перескакиваешь, что я не уследил, о чем ты! Если я могу вызвать тебя поисковиком, что ты мне дал, тогда зачем эти сложности?

– Да нет, Стив, все работает, но поисковик -это так, обычный вызов, – пояснил Джордан. – А то, о чем мы сейчас говорим, совсем другое! Возьмем, к примеру, твой сегодняшний разговор с Марко. Если бы мы были к нему готовы, то я бы смог присутствовать при вашей беседе. Для этого тебе достаточно было...

– Это как? – удивился роллерболист.

– Очень просто, – усмехнулся Крис. – Ты только не выключай коммуникатор, и я смогу все видеть и слышать! А для маскировки выведу тебе на экран... ну, какую-нибудь таблицу или еще что-нибудь, что соответствовало бы теме беседы.

– Постой, Крис, я что-то не понял, так ты можешь незаметно подглядывать через камеру? Это же можно через любую?

– Да, но только если она включена и ее видеотракт подведен к компьютеру, подключенному к Сети. И слышать тоже! Как и обнаруживать попытки чужого проникновения на твой коммуникатор, о чем я тебе говорил в начале разговора, но ты меня не слушал.

– Ну хоть это радует, – пробурчал Сазерленд.

Его настроение стало улучшаться. От мысли, что он теперь в любой момент может пообщаться с Крисом, что тот вновь может незримо, хотя теперь уже в иной ипостаси, присутствовать на его переговорах, Стиву стало легче. Это совсем другое дело! Так даже лучше, нужен Крис – вызвал, а не нужен, допустим, когда он с Сандрой, – выключил. Что ж, тогда Стив согласен! На все! Черт с вами, даже на президентство! Тем более что Крис тоже считает, что мысль Марко хороша. Да, конечно, им хорошо говорить, не им же в этом участвовать! Поболтали, поумничали – и в сторону, а за все Сазерленду отдуваться? Может, лучше было бы, чтобы Крис остался президентствовать, а Стив пошел в Сеть? По Джордану видно, что ему там совсем неплохо! Вон рожа какая довольная! Вот только Сандра... Интересно, а как там Крис с бабами?

– Крис, ты там себе блондинку еще не нашел? – не удержавшись, спросил Снейк. – Тебя ведь на них клинит!

– Стив, у меня здесь совсем нет гормонального давления, да и методов размножения в Сети еще не придумали! – беззлобно огрызнулся чиплендец. – Программу с человеческим интеллектом написать можно, но вот вдохнуть в нее душу... Нет, пока это невозможно! Ладно, не буду тебя отвлекать, готовь речи, Цицерон ты наш! А я займусь бедолагой Р-Рошалем. Ему там в казематах несладко приходится.

При упоминании о Рошале Снейк вздрогнул. Как ему хотелось, чтобы история с аватарой профессора побыстрее закончилась! Нужно будет Джордану твердо дать понять – Стив против Марко играть не будет! Пусть забирает своего... своих Рошалей и прячет куда подальше.

– Эндрю, есть! Мы их засекли! – Ваша выглянул из-за дисплея своего терминала, радостно блестя глазами. – Коммуникатор Сазерленда вовсю общается с кем-то, но наша попытка подключиться к ним заблокирована. Я хотел проследить адрес абонента, но тот теряется сразу же, как только мы идем дальше городского сервера. Закаркин не разделял восторга коллеги: – Это еще ничего не значит! Может, это мы просто такие неловкие, что ни проследить не можем, ни подключиться к разговору. Мы-то с тобой понимаем, что скорее всего ты прав, но вот спешить с заявлениями не стоит. Давай-ка искать и другие следы.

Разочарованию Ваши не было предела.

– Да ну, так мы их вовек не достанем, – пробурчал он. – У них возможности вон какие! Не то что у нас...

– Пользуйся тем, что есть, а я поработаю с Виктором. – Эндрю не обращал внимания на капризы подчиненного. У него хватало и своих забот. – Поэт начинает прогрессировать. Уже стал видеть, хотя и плохонько. Нужно его поучить распознавать образы, глядишь, и получится что. А там еще посмотрим, у кого сил больше будет. Кстати, ты, я помню, большим специалистам по вирусам был! Не пора ли тебе вспомнить грехи молодости?

Ваша, едва ему напомнили о прежнем увлечении, тут же перестал дуться и засмеялся. Шеф прав, был такой грех! Он и в отдел к Закаркину попал после того, как дважды подвесил имперский сервер. Нужно сказать, что такое случалось весьма редко, системы защиты сервера были будь здоров! Виновника происшествия, конечно, нашли, но вместо заслуженной экзекуции предложили работать на Империю. Раз смог написать программу и обойти все ловушки ради развлечения, то почему бы не делать это за деньги, но с чужими сетями?

– Идея неплохая, вот только не слопает ли этот вирус нашего виршемета? – Ваша тряхнул длинными черными волосами, его смуглое лицо расплылось в улыбке. – Этот Шанц, он такой беспомощный! Сам понимаешь, он же первый попадет в разделку. Эндрю, кстати, а когда у нас с ним очередная связь?

Закаркин хлопнул себя по лбу. – Я совсем забыл тебе сказать! – извиняющимся тоном произнес он. – Он просил сделать ему поисковик Тогда мы сможем его вызывать в любой момент. Но писать нужно очень маленькую программку и маскировать ее подо что-нибудь невинное. Вдруг вызов к нему придет, когда он будет не один! А сеанс... Сейчас сколько у нас? Шестнадцать двадцать? Вот через сорок минут он и появится! Торопись, ты успеешь!

– Сделаем! – Ваша тут же принялся за работу. – Я ему не только поисковик сляпаю. Интерфейс тоже не помешает.

Когда Марко объявил Бульдозеру о своем решении выдвинуть кандидатуру Сазерленда в президенты Конфедерации, Бросман чуть не выдал себя Чего-чего, а вот такого развития событий он не мог предвидеть. Это же нужно, чтобы Смотрящий дал себя так облапошить! И кому, этому гаду ползучему?! Старый с ним словно с дитем малым носится. Окрутил Змей, вконец окрутил Симоне! И ведь как придумал хитро! Пока тот еще держится, стать Президентом, а как только Смотрящему понадобится замена, так вот она, чего уж дальше искать! Мечта всей Империи, Президент Конфедерации и Смотрящий в одном лице!

Ну нет, этому не бывать! Сазерленд еще проклянет тот момент, когда решил поиграть в эти игры. Нос не дорос, чтобы с Бросманом тягаться! Хоть и хитрый, изворотливый, но Бульдозер ему не Рошаль и не Паук! Юнец даже не представляет, на чью грядку залез! Но каков наглец! И как только он сумел так облапошить всех? Ведь и он, Бросман, тоже опростоволосился. Просмотрел, как из никчемного игрочишки, простого курьера-несуна, контрабандиста конкурент вырос. Да еще какой!

– Боб! – На коммуникаторе появилось лицо Эндрю. – Виктор на связи! Не хочешь с ним поговорить?

– Новости есть? – Бросман не хотел отвлекаться, но пренебрегать новостями из Сети не мог. – Что там он пишет?

– Отстаешь, босс! Он уже не пишет! Наш поэт говорить начал! Правда, еще сильно шепелявит и присвистывает, но понять можно. – Закаркин засмеялся. – А вот послушать его советую! Есть кое-что, от чего ты упадешь с кресла!

– Ну давай этого говоруна на мой коммуникатор.

– Переключаю!

Лицо Закаркина исчезло. Его сменила маска, отдаленно напоминающая лицо Вальтера Шанца. Видимо, фантазия программистов значительно уступала их таланту разбираться в хитросплетениях цифр, а способность в изобразительной технике была еще слабее. Но как бы ни было примитивно то, что Бульдозер видел на экране, это все же было лучше, чем читать бегущие строчки.

– Мои приветствия, Виктор! – Бульдозер, как и все его подчиненные, знал о депрессивном состоянии узника Сети и придерживался общего настроя на его поддержку. – Поздравляю, у тебя значительный прогресс.

– Спасибо. – Лицо на дисплее растянулось в подобии улыбки.

Боже, лучше бы он не улыбался. Бросман от отвращения чуть не выругался.

«Нужно будет этим чертям сказать, чтобы рожу ему посимпатичнее сделали! – подумал Боб – Пусть художника пригласят, что ли».

– Эндрю говорит, у тебя есть для меня какие-то новости? – спросил он. – Ну хвастайся, ты у нас главная надежда! Как, впрочем, и мы у тебя!

– Вам. наверное, будет интересно узнать, – начал поэт, – что тот, кого вы называете Стив Сазерленд, вернее, так его называли те, кто, как и я, оказался в Сети... Они быстрее меня начали видеть друг друга и общаться! Им даже стало нравиться здесь! Предатели, как быстро они забыли свои тела! Можно подумать...

– Виктор, я информацию жду! – напомнил Бульдозер.

– Да-да, все правильно, извините! – Виктор сник. – Просто мне поделиться не с кем, Живые шарахаются от меня, не общаются Говорят друг с другом, а про меня думают, что я до сих пор глухой и слепой.

– Зато мы твои друзья! И мы тебе поможем! – вставил Боб – Но давай вернемся к нашим делам! Что ты хотел мне сообщить?

– Да, конечно, именно это я и хотел сделать, – согласился Щанц. – Так вот, когда я не умел видеть и разговаривать, а мог только слышать, – Боже, какое это мучение...

– Да ты сам сплошное мучение, – пробормотал Бросман себе под нос, чтобы чуткий микрофон не уловил, что он бормочет.

– Я старался, чтобы они не знали, что я слышу, – продолжал Виктор. – Я использовал слова сетян, чтобы иметь хотя бы какую-то информацию о происходящем в Сети. Так вот, переходя к главному, я должен признаться, что, когда говорил, что здесь появился Сазерленд, я пользовался именно этой информацией Сетяне ошиблись, и меня тоже ввели в заблуждение. Это они сказали, что один из двоих новичков Снейк.

Бульдозера словно обухом по голове ударили.

– Что? Что ты хочешь этим сказать? – прохрипел он. Сердце Бросмана словно сжало ледяным обручем. Неужели все оказалось пустышкой и Сазерленд не предатель? Не враг? Как же теперь быть? Он же на информации, полученной от поэта, строил все планы! – Этого не может быть! Ты хочешь сказать, что Снейк не заходил в Сеть?

– Нет, я хочу сказать совсем не это! – плохо отлаженная программа не поспевала за изменениями эмоционального состояния говорившего, и улыбчивая гримаса сползала с его лица неестественно медленно. От этого лицо Шанца показалась Бульдозеру еще противнее. – Мистер Бросман, поймите, здесь все уверены, что у нас не кто иной, как сам Сазерленд! Наши даже у него некоторые секреты игры выспрашивают! Знаете, он такие интересные истории про игроков рассказывает!

– Так какого черта ты мне голову морочишь?! – заревел Боб. Боже, чтобы он еще когда-нибудь с писаками связался1 Да они же идиоты конченые! Простую вещь скажут так, что три дня думать будешь, что же он хотел сказать. – Виктор, послушай, ты можешь толком сказать, что там у вас происходит?

– Но.. я... я... Я же говорю вам, что появился в Сети новичок, его все называли Стивом...

Бульдозер изо всех сил сжал зубы. Только бы не сорваться, только бы не напугать этого словоблуда!

– А теперь он всем говорит, что он не Стив Сазерленд, а Крис Джордан! – Виктор Шанц наконец дошел до сути. – Он хочет, чтобы все обращались к нему не как к Сазерленду, а как к Джордану!

Вот так поворот! Такого он не ожидал. Да разве можно чего-то ожидать от этой безумной парочки – Симоне и Сазерленда? Они кого угодно с ума сведут!

– Крис Джордан? – удивился Бросман. – А это еще кто такой?

– Не знаю, но он так представляется всем. Командует всеми. Наладил график дежурств. Теперь все те, кто хорошо освоился в Сети, дежурят в каналах новостей и фильтруют информацию...

– Джордан... – Бульдозер задумался. – Джордан? Такое знакомое имя! Постой, кажется, я его совсем недавно слышал!

Боб задумчиво потер виски. Он чувствовал, что решение загадки где-то рядом, совсем близко. Казалось, протяни руку... Он так и сделал, протянул руку и нажал несколько клавиш.

– Отдел информации? Чарли? Приветствую тебя! Слушай, подскажи, тебе имя Криса Джордана ничего не говорит? Особенно в связке с нашим чемпионом!

Прошло несколько томительных секунд. Затем на дисплей коммуникатора обрушилась лавина данных. Бульдозер уже было собрался накинуться на умников с руганью – ему нужна информация, а не обвал этого мусора – как вдруг мельтешение прекратилось и на экране появился сам Чарли, начальник информационного отдела. – Боб, рад тебя видеть Хорошо, что ты вспомнит о нас, но меня удивляет и огорчает твоя забывчивость. – Чарли улыбнулся. – Просто странно, что ты не помнишь об этом уникальном индивидууме. О нем и нашем Сазерленде долго спорили... Нет, начнем с начала. Этот самый Крис Джордан является основателем, владельцем и руководителем преуспевающей фирмы Чипленда, занимающейся программной аналитикой поведенческих реакций человека. Имеет собственные разработки, и я могу тебе с полной уверенностью заявить – очень серьезные разработки в области психомоделирования изучаемого объекта. Но что самое главное, он – полная внешняя копия Стива Сазерленда, руководителя нашего Храма. Врачи, те, что проводили реанимацию, долго не могли определить, кто же перед ними – Сазерленд или Джордан. Как они определились в пользу капитана «Скорпионов», я не знаю, но решение далось с большим трудом. Вот, собственно, и все. А подробности теперь на твоем массиве, пользуйся, но при разливе благодарности не забудь!

– Спасибо! – растерянно пробормотал Боб вслед исчезающему изображению отключившегося Чарли.

Вот это номер! Что же получается? Сазерленд – совсем не Сазерленд, а некий Крис Джордан. Эта мразь сама себя разоблачила, назвавшись истинным именем в Сети. Рассчитывал, что, захватив Врата, он отрезал связь Живых от реального мира, и потому появился там в истинном обличье? Конечно! Наглец думает, что вне Сети этого никто не узнает. Ах жучара! Так вот что означают все эти успехи мнимого Сазерленда. Черт, а ведь точно! Как же он сам не догадался, что тупой спортсмен, которого Боб знал чуть ли не с пеленок, при всем своем желании не смог бы справиться с Рошалем! Господи, Боб, где были твои глаза? Это же видно невооруженным взглядом! Это хитрый чиплендец все организовал! А ты, Боб, идиот! Как превозносил бедолагу Сазерленда, благородно погибшего в катастрофе! Ну, может, не совсем благородно, но по-мужски, до конца. Хм-м, до полного конца не оставлявшего исполнение своих простых, но таких приятных обязанностей!

Значит, его враг Джордан? До чего ловкий лис! Под личиной Снейка и благодаря его репутации втерся в доверие к Смотрящему и теперь готовится захватить Империю? А может, это они вместе с Рошалем придумали? А что, почему бы и нет? Если Симоне и Бросман такими простаками оказались... Лопухи да и только, как иначе их назвать? Не сумели такую подмену различить! Хотя и признать нужно, что все остальные тоже обмануты. Не иначе как без гипноза не обошлось.

Ну ладно, хорошо еще вовремя все выяснилось. Теперь нужно подумать, как эту ситуацию в свою пользу обратить. То, что только он, Боб, да еще его люди знают правду о том, кем является мнимый Снейк Сазерленд, это хорошо. Что ж, Крис Джордан, теперь ты наш! Ты еще не знаешь об этом, но пальцы на горле скоро почувствуешь. Подожди, покуражься чуток, а потом мы тебе такой бенефис устроим, что пожалеешь, что ты, а не капитан выжил. Еще посмотрим, мистер, кто будет смеяться последним...

Бульдозер тяжело, как после долгой изнурительной работы, повернулся к коммуникатору.

– Спасибо, Виктор, – сказал он. – Продолжай следить за всем, что там у вас происходит, и ты не пожалеешь об этом!

Отключив Шанца, Бросман набрал прямой номер Смотрящего.

– Здравствуй, Марко! – приветствовал он главу Империи. – Я долго думал над твоей идеей. Знаешь, не хочу быть льстецом, потому говорю без свидетелей. Ты вновь меня поразил. Куда нам с тобой тягаться! Выдвижение Сазерленда – гениальная мысль! Теперь я понимаю, как становятся Смотрящими.

– Боб, кончай, мы с тобой оба знаем, что просто так решения не принимаются. – Симоне понимал, что ему откровенно льстят, но кому не приятно, когда твои находки считают божьей искрой? Марко, мягко и тепло, так как только один он умел, улыбнулся: – И ты, и сам Сазерленд, и все события сами сформировали предпосылки для возникновения этой мысли. А я просто собрал все и озвучил, – продолжал кокетничать Симоне. Что ж, человеку в его возрасте простительны и не такие слабости.

– Марко, прошу, пойми меня правильно, я завидую, что мне самому не пришла в голову такая идея. На поверхности же лежала! – Боб, признавая свое поражение, развел руками. – Зачем нам аферисты у власти, когда мы можем поставить нашего, проверенного и гарантированно порядочного человека?

– Ничего, придет твое время и твои подчиненные будут так же удивляться! – утешил его Симоне и вновь улыбнулся. – Какие твои годы! Это я иду к закату, а ты только подступаешь к подъему! К настоящему подъему! Вот тогда сам будешь молодежь удивлять.

«Козел старый! – выругался про себя Бульдозер. – Интересно, а фавориту своему ты то же самое говоришь?» – Да куда уж мне до тебя! – сказал он вслух. – Но знаешь, у меня есть ответное предложение! Раз наш Стив становится Президентом и ему придется оставить большой спорт, то почему бы команде «Скорпионов» не устроить прощальный матч? Сборная мира или, на крайний случай, сборная Конфедерации против наших чемпионов! Представляешь, зрелище какое будет! И как раз там, на игре, он мог бы и объявить о своем решении. После, скажем, заброшенного шара или после первого периода. Как, Марко, хорошее предложение?

Симоне смотрел на него с экрана коммуникатора и по-доброму улыбался. Но Бросман знал, что стоит за этой улыбкой. Старый быстро просчитывал, что его помощник скрывает за этим предложением. Однако, не владея информацией, которой владел Бульдозер касательно Джордана, просчитать подоплеку предложения было невозможно. Поверхностный же анализ показывал, что идея превосходна.

Бросман придерживался такого же мнения. Пусть этот жалкий программер только выйдет на Кольцо! Взять в руки шар – это тебе не языком ворочать! Ролперболисты живо почувствуют подмену И тогда, Крис, держись, с головой на плечах бы тебе уйти! Если повезет и не отдашь концы на Кольце, Богу свечку поставить не забудь! А уж о президентстве или о карьере в Империи можешь забыть, все наружу вылезет – уж об этом он, Бульдозер, позаботится!

– Ну что ж, – после некоторого раздумья ответил Марко, – должен признать, что не зря ты мой преемник. Идея, мне кажется, вполне соответствует замыслу. Я как раз думал о том, как бы поинтереснее обставить заявку на президентскую гонку. А тут такая мысль шикарная! Спасибо, Боб, что не остался равнодушным и внес свою лепту. Молодец! И вообще, не прими за простой комплимент, но в последнее время я доволен твоей работой.

ГЛАВА 8

Желая проверить правильность своей догадки, Крис решил провести эксперимент. Дабы обезопасить свое пребывание на сервере, которому предстояла перезагрузка, он решил создать свою копию и для подстраховки попросил присутствовать при эксперименте псевдо-Джеймса. Его задача заключалась в том, чтобы в случае нежелательного развития эксперимента вмешаться и быстро уничтожить клон. Если же все пойдет штатно, экс-Митчел должен дать оценку точности деятельности клона и целесообразности всего направления работы по созданию и использованию копий. Но первая проба не удалась. Нет, копия кода вышла, но вот оживать почему-то не хотела. Тот же результат дала и вторая, и третья попытка. Видимо, верно написанная или продублированная программа – это еще не все, что требуется для получения Живых.

Джордан переживал недолго. Он понимал, что кажущиеся безграничными возможности Сети все-таки имели свои пределы. Его неудача – это шаг к одному

из них. И чем быстрее и больше он обнаружит таких вот ограничений, тем скорее познает законы существования в Сети и правила, которые обязаны соблюдать все Живые.

Проблемы Криса не смущали. Получив финансовую независимость, Джордан усвоил одно: без проблем прогресс остановится, так что и неудачи он научился воспринимать как нечто неизбежное. Главное было в том, чтобы при обнаружении очередной, как он их называл, «затычки» не зациклиться на пробивании преграды, а найти причину ее возникновения. И если, допустим, в случае с необходимостью получения кода доступа к администрированию серверов и внутренней сети Империи все было просто, то в опыте по созданию собственного клона Крис понятия не имел, в каком направлении ему следует двигаться. Но он не паниковал. Джордан знал, нет, он просто был уверен, что выход найдется. Главное – есть желание искать и есть возможность работать. Тем более что времени на это хоть отбавляй.

А вот в случае с Р-Рошалем времени на неспешный поиск решения не было. Хотя аватару профессора еще не допрашивали, Р-Рошаль находился в опасности, и требовались самые решительные действия. Всякое могло случиться: могли не выдержать нервы у Симоне, мог попробовать добраться до него и родственник одной из погубленных женщин. А мог и найтись какой-нибудь идиот и начать допрос с пристрастием. И хотя погибнет не личность, а только ее земное воплощение, потеря будет ощутимой – помощника такой квалификации и интеллекта у В-Рошаля больше нет. Аватара... Хорошее изобретение! Со временем и ему понадобится такой. Хотя есть же Стив! Если что нужно сделать, можно его попросить. И, главное, он больше, чем аватара, он друг! Впрочем, как и Оскар. А если нужен тупой и беспрекословный робот... Господи, а действительно, почему бы Крису не попробовать создать себе робота? Да-да, точно. Пока сетевого, а потом видно будет. Программа для его работы должна походить на простой вирус-троян! Только поумнее. С применением тех возможностей, которые теперь у него есть. Отличная идея, так он обезопасит себя. Тем более что алгоритмы, которые он применит для его написания, в реальном мире пока неизвестны, а следовательно, бультерьеров можно не опасаться.

Не откладывая дело в долгий ящик, Джордан принялся за работу. Он научился работать быстро, так, чтобы не успеть охладеть к тому, чем он занимается. Крис знал за собой грех непостоянства, а потому старался если уж браться за задачу, то быстренько доводить ее до ума, не растягивая исполнение на несколько дней. Возможно, что он терял в качестве работы и особенно в ее оптимизации, но это если пользоваться мерками реального мира! А здесь он мог позволить себе воображать только концепцию, а затем, уже из того, что получилось, вырезать все лишнее. И можно было поспорить, что все равно у него получится лучше! Какими словами ни описывай слона, один-единственный взгляд даст больше. Так и Крис. Теперь, когда он мог визуально создавать все, что ему нужно, ни один программист реального мира не смог бы даже приблизиться к его шедевру.

– Что это у тебя такое? – спросил псевдо-Джеймс, появившийся, когда Крис уже подходил к финальной части испытаний. – Что это за многоножка?

– Супертроян! – ответил Джордан, – Универсальный программный робот, способный контролировать до тысячи процессов! Хочешь посмотреть, как он работает?

– Если ты хочешь... – протянул экс-Паук. – Только объясни, что означает это странное название? Супертроян! – Охотно! – Крис скопировал код робота и поманил товарища за собой. – Полетели, я тебе по ходу все объясню!

Джордан не стал говорить псевдо-Джеймсу, что он собирается делать. Сам все увидит! Вместо этого он рассказал ему о другой своей разработке. Это была защитная программа, аналог той, что Крис делал ранее для обезвреживания бультерьеров, но на этот раз она действовала более эффективно. Стоило только заметить появление стража и выпустить в его направлении заряд программ – и все, можно было больше не опасаться его клыков Буль становился безопасным теленком. Было у Джордана еще и другое оружие, но пока он не хотел, чтобы об этом кто-то знал.

Добравшись уже однажды опробованным путем до сервера Империи, они легко обошли систему контроля Крис приступил к внедрению своего супертрояна. Объяснив экс-Митчелу принцип действия троянского вируса, позволявшего, раз внедрившись в операционную систему чужого компьютера, иметь потом постоянный и незаметный контроль над ним, он показал, что делает его супервзломщиком. Конечно, это был модуль самовнедрения. Обычно, чтобы вирус начал свое дело, требовалось, чтобы кто-то его запустил на своем компьютере. С этой целью его маскировали под всяческие интересные программы или картинки. Иначе он просто не активизировался и не мог принести вреда своему новому владельцу. Тот же троян, что был создан Джорданом, не нуждался в этом. Он был «зрячим». То есть, снабженный модулем опознавания ловушек и прочих преград, вирус без помощи человека обходил их, находил заранее намеченную жертву и внедрялся в нее. Введя свои щупальца-зонды во все ответвления исполняемых программ, он позволял Крису разрешить или запретить выполнение любой команды. А мог и сам генерировать командный код. И это при том, что ни один известный комплекс антивирусов не знал о существовании такого противника. А раз не знал, значит, был бессилен.

– Запускай своего вредителя, – попросил псевдо-Джеймс. Ему уже надоели объяснения и не терпелось посмотреть, как этот робот будет внедряться в чужую систему.

Крис, не говоря ли слова, активировал программу и ввел координаты целей. Многоножка выпустила свои щупальца и, присосавшись к ближайшей информационной магистрали, произвела ориентацию. Найдя нужное направление, программа отсоединилась и двинулась в сторону сервера.

– Давай, милый, не подведи! – ласково проговорил Джордан. – Смотри, от тебя теперь многое зависит

Друзья, соблюдая осторожность, направились следом за трояном. Крису и самому было интересно посмотреть процесс порабощения, но все прошло на удивление буднично.

Супертроян, достигнув имперского сервера, управляющего всей внутренней Сетью, тут же сел на системную шину. Введя датчики и определив основные управляющие потоки, он протянул нитевидные щупальца по всей Сети, перехватил контроль над всеми функционально важными элементами. Теперь стоило только Джордану пожелать, и внешний оператор не смог бы ни выключить, ни перезагрузить, ни сделать что-либо другое ни с одним компьютером Сети. Разве что уничтожить его физически Но о таком варварстве Крис даже думать не хотел!

– Вот это да! – восхищенно произнес экс-Паук. – Красивая работа!

– Ладно, это еще не все! – усмехнулся Джордан.

Не теряя времени, он проскользнул на ставший теперь безопасным узел. Псевдо-Джеймс следом за ним. Они быстро проскользнули в магистраль, ведущую во внутреннюю Сеть Империи. Крис был здесь уже не впервые и потому неплохо ориентировался во внутренней, нужно сказать, весьма запутанной архитектуре. Он легко обходил все промежуточные ограничители допуска. Экс-Митчел не отставал.

Мгновенно добравшись до узла, обслуживающего закрытые помещения, друзья заглянули в канал, ведущий к видеокамерам внутреннего наблюдения. Оператор, следивший за пленниками, даже не заметил, да и не мог заметить, что теперь не он один пользуется своей системой контроля. Крис, хотя это ему было и не особенно нужно, отметил, что в коридорах охранников нет. Видимо, все были так уверены, что отсюда не убежишь, что совсем стали забывать о дисциплине. «Нельзя, ребятки, всецело полагаться на электронику, – подумал Крис. – А то появятся вот такие сетевые жители, как мы, и прощай!» Что прощай и кому прощай, Джордан не стал додумывать, он уже нашел тракт, ведущий в камеру Р-Рошаля.

Вот это выдержка – профессор спал! В это верилось с трудом, но показания приборов поддержания жизнедеятельности не вызывали сомнений. Силен, ничего не скажешь!

Что ж, придется его разбудить. Джордан, подготовившись к этому мероприятию, зафиксировал картинку на дисплее оператора и перекрыл канал. То же самое он сделал и с микрофонами. Теперь оператор не видел и не слышал, что происходит в камере у Р-Рошаля.

– Профессор! – позвал Крис, воспользовавшись системой внутренней связи. – Профессор, проснитесь!

Пленник не подал ни малейшего признака того, что он проснулся, однако датчики на панели приборов говорили об обратном.

– Это я, Крис! Крис Джордан! Вернее, меня вы знаете как Стива Сазерленда! – Чиплендец решил, что не назвавшись и не показав таким образом профессору, что с ним говорит друг, Р-Рошаля не расшевелить. – Профессор, у нас мало времени!

– Что ты все заладил, профессор, профессор... – Р-Рошаль завертел головой в поисках собеседника.

– К сожалению, я для вас невидим! – пояснил Крис. – Я в Сети и используюсистему связи Империи.

– Стив... Крис... А почему, собственно, ты стал Крисом? – Р-Рошаль, не шевелясь, одними глазами обводил комнату, пытаясь локализировать собеседника. – И вообще, ты понимаешь, что делаешь, ведь нас же слышат и видят...

– Не волнуйтесь, я все предусмотрел, все отключено, мы одни, – успокоил его Крис. – Можете говорить без страха, меня не обнаружат.

– Как вам только это удается? Ладно, сейчас не время, потом расскажешь! – Пленник решил, что лучше всего будет сосредоточить свой взгляд на видеокамере – вроде бы как смотрит собеседнику в глаза. – И все же, почему вы решили стать Крисом Джорданом?

– Чтобы нас проще было различать! – Крису было некогда объяснять соскучившемуся по общению профессору запутанную историю, связанную с его именем. – Надеюсь, у вас есть план освобождения?

– Черта с два, извините за грубость! – Р-Рошаль возмущенно заворочался в своем ложе. Стягивающая ткань натянулась. – Представьте себе, они еще ни разу не зашли ко мне! Мне просто некого программировать. Здесь работают на удивление хитрые трусы!

– Я бы на их месте тоже так поступал, – сказал Крис, предпочитая не упоминать о том, что именно по его указаниям пленника содержат в таких вот условиях. И хотя это было еще в те времена, когда они были по разные стороны баррикады, Крис решил, что профессору лучше этого пока не знать. – Все знают вашу силу, и надеяться на глупость противника не приходится. Но это мелочи, скажите, кого к вам прислать, и я пришлю, это не составит труда.

– Даже так... – Профессор в который раз с удивлением подумал, до чего же смекалист этот Сазерленд, или как там его теперь зовут, Джордан, однако времени на размышления не было. – Тогда давай кого-нибудь повыше, чье распоряжение не посмеют оспаривать.

– Акула подойдет? Или, может, Адана Дюмона, начальника личной охраны Смотрящего?

– Давай любого! Лучше того, кто тебе менее симпатичен – ведь потом у него будут неприятности. – Профессор был настолько уверен в своих силах, что ни минуты не сомневался, что подчинит себе любого человека. – Только поскорее, если можно, а то мне здесь уже...

Крис не стал дослушивать. Оставив псевдо-Джеймса контролировать обстановку в камерах, он быстро заглянул к Бобу. Убедившись что тот на месте, Крис вытащил его изображение и, создав виртуальный редактор, тут же стал менять свой интерфейс. Проделав все это, он дал вызов Акуле. Все же Алан был ему ближе и не хотелось, чтобы у парня были неприятности.

Фишер, разговаривавший в тот момент с Тано Манкузо, бойцом своей бригады, услышав трель коммуникатора, нажал кнопку ответа и от удивления так и застыл с открытым ртом. На экране дисплея красовалась пухлая физиономия Бульдозера. Чего еще ему нужно?

– Брайан? – Акула еще больше удивился. Никогда раньше Бросман его по имени не звал! Что же ему нужно?

– Да, Боб! – откликнулся бригадир. – Рад, что нашел для меня время! Слушаю тебя!

– Я хочу начать работу с нашим подопечным... – Бросман привычно пожевал губами. – Ну, ты понял, о ком я! Того, что Снейк приволок. А так как пациент очень опасен, то, кроме как тебе, я поручить его никому не могу.

– Спасибо, Боб, за такую оценку. Ты же знаешь, я всегда готов!

– Ты не бойся, – продолжал Бульдозер, как будто не слыша Акулу. – Он лежит спеленатый. Ваша задача – не отстегивая, как есть на тележке, привести его к психиатрам. Я их предупрежу, они вас встретят. Только не разговаривай с профессором, он даже мертвого может уболтать.

Бросман, не прощаясь, отключился. Акула посмотрел на Манкузо. Тот пожал плечами. Привезти так привезти, делов-то! Никаких усилий не потребуется, тележка-то с автопилотом. Да и вообще, с Бульдозером не поспоришь, раз сказал – нужно идти и исполнять.

– Профессор, ваше пожелание выполнено! – Крис быстро вернулся к пленнику. – Ждите посетителей! Это один из самых крутых и подлых типов в Империи и кто-то из его помощников. Они должны перевести вас к психиатрам, это на третьем уровне, так что две пересадки лифта, компьютерный фейсконтроль...

– Крис, мальчик мой, успокойся, какие лифты, какой контроль! – Р-Рошаль был в приподнятом настроении. – Они меня прямо к своей машине выведут! А теперь все, не мешай. Хотя...

– Что? – насторожился Джордан.

– Если сможешь, подстрахуй меня из Сети! – попросил профессор. – Тревогу задержите, что ли...

– Нет проблем! – засмеялся чиплендец, – В любое время!

– Крис, кончай резвиться! – вдруг напомнил о себе псевдо-Джеймс. – Не забудь, что дежурный может проявить бдительность и потребует подтверждение распоряжения.

– Точно! Молодец, Джеймс! Я пошел на коммуникатор дежурного, а ты тут контролируй ситуацию!

Акула и Манкузо были уже на подходе. Зайдя к дежурному, они объявили о своем намерении забрать пленника и отвести его к психиатрам. Дежурный, помня инструкции Бульдозера, засомневался, может ли он без прямой санкции Бросмана отдать профессора.

– Надеюсь, ты не будешь против, если я свяжусь с Бульдозером? Он лично инструктировал...

– Давай, парень, звони, мне тоже ни к чему этот яйцеголовый! – Акула лениво потянулся. – Будет еще лучше, если он вообще отменит свой приказ!

Дежурный так быстро набрал номер Боба, что Крис едва успел перехватить сигнал.

– Да! – Он вставил свой интерфейс. Джордан его и не менял, а потому Бросман выглядел точно так же, как и прошлый раз, когда отдавал команду Акуле. – А, это ты... Отдай им того, за кем они пришли, пора уже проверить, так ли хорош этот Рошаль, как о нем говорят.

Экран с Бросманом погас, и Акула сочувственно развел руки – сам напросился, мы же тебе говорили! Дежурный довольно хмыкнул, он ведь не имеет ничего против, но инструкция есть инструкция. Все решилось ко всеобщему удовольствию. Дежурный повернулся к дисплею и, еще раз уточнив, в какой камере сидит Рошаль, дал команду разблокировать двери.

– Все, можете идти забирать свою куколку. – Он ткнул пальцем в монитор, на который транслировалось изображение из камеры профессора. Манкузо хмыкнул. Действительно, спеленатый в фиксирующую ткань профессор напоминал гигантскую куколку. – Ничего не нужно отсоединять, все системы вмонтированы в аэротележку.

Крис вернулся к видеокамере и быстро восстановил тракт прохождения сигнала. Дежурный снова стал получать на монитор реальную картинку. Акула и Манкузо вошли в камеру, огляделись и без лишних слов, одним нажатием кнопки, перевели тележку в транспортный вариант.

– Поехали! – Манкузо направил закачавшееся на воздушной подушке ложе к выходу.

– И нам пора! – сказал псевдо-Джеймс. Привыкнув к мгновенным перемещениям, он порядком устал торчать на одном месте. – Пошли!

– Нет, погоди, – остановил его Крис. – Мы еще можем пригодиться Р-Рошалю. А вообще.... Давай перейдем на сервер охраны. Там они просматривают коридоры и лифты, так что мы сможем все увидеть через их видеокамеры.

Если бы Джордан задержался хоть еще на минуту, то смог бы избежать последующих неприятностей. Но мог ли он предположить, что неудержимый в служебном рвении дежурный не удержится и позвонит Бросману доложить, что все в порядке и пленник передан Акуле.

Бульдозер, к удивлению дежурного, выглядел совсем не так, как должен был выглядеть довольный своими подчиненными начальник. А когда дежурный осмелился добавить, что сам же Бросман, лично, дал ему команду на выдачу пленника, он получил в ответ такую отборную брань, что понял – неприятности только начинаются.

Бульдозер, опешивший от такой наглости дежурного, остроты реакции, однако, не потерял. Он немедленно дал команду найти Акулу и привести его в кабинет, распорядился проверить дежурного на наркотики и применение к нему спецсредств, не забыл дать команду на пульт оператора охраны, чтобы отследили все перемещения по коридорам, не везет ли кто тележку с пациентом.

Сообщения стали поступать практически сразу. Первым позвонил секретарь. Он сообщил, что персональный коммуникатор Акулы не отвечает. Следующим был оператор. Тележку и Акулу с одним из его людей обнаружили в коридоре первого уровня.

– Дел! – Бульдозер повернулся к начальнику своих телохранителей. – Быстро на первый уровень, они уже почти у выхода! Перехватить во что бы то ни стало! Быстро!

– Боб! – раздалось вдруг из коммуникатора. Это опять был оператор. – У меня что-то с индикаторами творится! Теперь они уже на нулевом уровне и направляются к внутренней стоянке! Кажется...

– Идиот! Что значит кажется? – заревел Бульдозер. Быстро набрав номер, он, не дожидаясь, пока появится изображение, закричал: – Дел, они уже на нулевом!

– Так мне на какой выскакивать? – растерялся охранник За его спиной виднелся индикатор подъема лифта. – На первый или на второй уровень?

– Они теперь на... они уже на минус втором! – не унимался оператор.

– Где? – У Бросмана глаза полезли на лоб. – Как это?

– Не знаю! – Оператор затравленно сжался в своем кресле. – Боб, я не знаю, можете потом запись проверить, но теперь они едут уже на том дисплее, что показывает минус второй. Наверное, к подземному гаражу. Да и лифт мог только на минус второй...

– Дел, слышал?

– Да, босс, мы уже перешли на другой элеватор! – доложил охранник. – Но если этот недоумок теперь скажет, что...

– Они снова на первом! – закричал оператор. – И отстегивают застежки кокона!

– Что?! Мудак, Дел же уже на другом лифте! – прорычал Бросман. – Пока он вернется, эти уже... Перекрыть все выходы! Общая тревога! Блокировать все двери! Никого не выпускать! Отменить все пропуска и сирену включите!

По мере того как Бульдозер отдавал команды, его помощники тут же их дублировали в соответствующие службы. Первой завыла сирена. Противный вой донесся из громкоговорителей включенных коммуникаторов, которые имели при себе находившиеся в комнате сотрудники Бросмана. Внезапно вой оборвался. Боб удивленно посмотрел на помощников, те – на свои коммуникаторы, и все как по команде принялись нажимать кнопки вызова. Опять рявкнула сирена, но тут же захлебнулась. Происходило что-то непонятное.

– Оператор! Профессор где? – опомнился Бросман.

– Кто? – Бедняга дежурный видел сиротливо стоявшую в конце коридора тележку, но он не знал, что на ней должен был лежать профессор.

– Акула где? – Боб чувствовал, что контроль над ситуацией уходит из его рук. Если вообще уже не потерян. – Ну что молчишь? Где Акула?

Оператор, растерянно отметив про себя тот факт, что, судя по словам Бросмана, Акула, оказывается, уже успел стать профессором, заметил, как тот садится в свой скоростной «фантом», а Манкузо уже опускает дверцу со своей стороны.

– Боб! – закричал он. – Акула... Акула и его спутник сели на его «фантом»! Вот, отлетают...

– Кто?! Как?! Я же приказал заблокировать все двери! Какая б... кто их выпустил? Дел, быстро в погоню! Нужно будет, разрешаю стрелять, но... – От волнения и крика Бросман зашелся в кашле. Так с ним всегда случалось в минуты сильных потрясений. Не обошлось и на этот раз.

– Вернуть! – просипел он, едва закончился приступ. – Дел, делай что хочешь, но привези этого гада!

Дел и его люди, благо лифт вынес их в подземный гараж Империи, где стояли самые разнообразные модели экранопланов, стартовали прямо с места. В другое время за подобное лихачество им бы, конечно, досталось, но сейчас можно было не обращать внимания на подобные мелочи. Четыре скоростные «стрелы» вылетели на площадь перед зданием. Пересекая ее по диагонали, они понеслись за исчезающим в повороте «фантомом»

Боб растекся в своем кресле. Что же произошло? Как вообще такое могло произойти? И самое главное, что теперь докладывать Симоне?

ГЛАВА 9

– Крис, ты был великолепен! – В-Рошаль поздравлял победителей. Он хотел было пожурить Джордана за то, что тот не согласовал свои действия с ним, но, как говорится, победителей не судят! Р-Рошаль на свободе и в безопасном месте! Скоро он выйдет на связь. Там, где он сейчас – а профессор позаботился, чтобы таких убежищ было достаточно, – имелся и коммуникатор, и кухонный процессор, так что профессор мог спокойно пересидеть тревожное время. Но Джордан-то каков? Такое в Сети устроил! Даже В-Рошаль, самый старый и опытный житель Сети, можно сказать, ее создатель и основной идеолог, и то до такого не додумался! Крис, который был доволен успехом, но не считал, что совершил что-то, из-за чего можно поднимать такой ажиотаж, растрогался, когда его пришли поздравлять чуть не все обитатели Сети. И хотя ориентировочно, по тому, сколько «потерянных» находится в Храме, Джордан знал число Живых, он все равно удивился. Он уже успел отвыкнуть от больших скоплений народа, хотя о каком таком скоплении здесь можно было говорить?

Сетяне же, соскучившиеся по своим родным, близким и друзьям, радовались первому крупному успеху земляка. К их радости примешивалась надежда. Передаваемая из уст в уста новость быстро обрастала самыми невероятными подробностями. И хотя открыватели нового пространства в большинстве своем были люди неглупые (ведь не с улицы же подбирались, и все они прекрасно понимали, что чудес не бывает), все равно каждому очень хотелось надеяться, что вот пришел новый гений и теперь хоть кому-то удастся решить проблему возвращения.

Джордан, стараясь предвосхитить поздравления и славословия, немедленно принялся оказывать реальную помощь первопроходцам. Хорошо видя, что именно не слишком хорошо удается тому или другому жителю Сети, Крис начал корректировать ошибки предшественников в создании собственных драйверов. Помня, как делал это для себя и псевдо-Джеймса, он быстро поставил дело на поток. Откорректировав первый десяток, дальнейшую работу он перепоручил тем, кого лучше знал, уже ранее помогавшим ему поселянам. А вот тех, кто прошел операцию, тут же брал под свое крыло псевдо-Джеймс. Он мгновенно переносился в знакомый сектор, где подвергал обитателей тем же тренировкам, что проходил когда-то сам. А вот возвращались оттуда сетяне самостоятельно. Веселые и довольные, они не могли нарадоваться новым возможностям!

В-Рошаль, наблюдая этот способ уклонения от торжественных восхвалений, только довольно посмеивался: ну, ребята, вы попали! Будете теперь и мамами, и папами Сетевого мира!

Крис, не подозревая о том, что за ним наблюдают, увлеченно работал с очередным сетянином. Видимо, парень был совсем молод. Драйверы, которые ему удалось создать, Ирвин Джаггер, как его звали, выполнил на довольно приличном уровне, а вот сам интерфейс... Позже, когда Джордан поближе познакомился с большинством переселенцев, выяснилось, что Джаггер вошел в число избранных как победитель последней математической олимпиады школьников. Он действительно был самым молодым членом сообщества. Именно это, а также явная любовь к модным во все времена звездным боевикам и предопределили тот самый интерфейс «покорителя звезд», что привлек внимание Джордана. Гипертрофированные глаза, представлявшие собой нечто подобное оптическому инфракрасному прицелу, что в условиях Сети было не только бесполезным, но и просто ненужным, дополнялись всевозможными сканерами, блокираторами доступа и прочей шпионской мишурой, что так нравится подросткам в реальном мире. Крису стоило большого труда доказать парню, что все эти прибамбасы, вместо того чтобы нести какую-либо полезную функциональную нагрузку, наоборот, резко снижают качество работы драйвера зрения, а это приводит к ухудшению объективного восприятия Ирвином окружающего мира.

Кончилось все тем, что Крису пришлось прибегнуть к хитрости. Найдя еще одного вундеркинда, только чуть постарше, а потому не столь самоуверенного, Джордан занялся его «зрением». А после того как привел все в надлежащий вид, надумал устроить между подростками соревнования.

– Ирвин, давай так, – предложил Джордан «покорителю звезд», – Если выигрываешь ты, то я делаю себе такой же интерфейс и хожу с ним. Тогда в Сети будет два таких ярких индивидуума! А если выиграет Тьери, – Крис посмотрел на вертящегося во все стороны сетянина – довольный дополнительными возможностями своего нового интерфейса, тот все никак не мог успокоиться. Оказывается, окружающий мир намного интереснее, чем он раньше себе представлял! – тогда ты без разговоров пробуешь то, что предлагаю тебе я! Годится?

Ирвин, довольный тем, что заставил такую знаменитость, как Стив Сазерленд, называемый здесь Джорданом, разговаривать с собой на равных, изобразил задумчивость, помедлил и наконец согласился. В душе он понимал, что Крис хочет ему только добра, но вот почему он не допускает мысли, что в Сеть в любую минуту могут прийти враги! И что тогда? Он-то сам, конечно, готов к их приходу, но лучше, если бы и остальные были готовы!

Нужно ли говорить, что все этапы борьбы выиграл Тьери? Пока соревновались на быстродействие, «покоритель звезд» хотя и уступал, но еще как-то держался. А вот когда перешли к этапу, где нужна была точность, Джаггер резко подсел. Под конец ставленник Криса даже не старался победить, Ирвин настолько отставал в своем нелепом представлении Сетевого мира, что зачастую, просто откровенно промахивался и принимал один объект совсем за другой. Самолюбие «покорителя» пострадало, правда, не сильно. Крис незаметно дал знак победителю не слишком демонстрировать свое превосходство. Но и этого поражения было достаточно: Джаггер сник и, хотя он не сдавался и продолжал борьбу., чувствовалось, что он уже не надеется на победу.

Чтобы парень совсем не скис, Крис быстро, не спрашивая согласия проигравшего, влез в его программу и на ходу, но так, чтобы не вызвать сбоя, внес две коррекции в код модуля «зрения». Промолчавший Ирвин и тактично «не заметивший» вмешательства Тьери продолжили свои упражнения. Джаггер сразу почувствовал ускорение в работе программы и, несколько освоившись, быстро стал нагонять покладистого соперника. А сравнявшись с ним, прервал соревнование и сказал. – Ваша взяла! Давайте ваши драйверы! – Ирвин начал с обреченным видом отключать свои творения.

– Ты знаешь, – Крис не спешил отдавать подростку модифицированные программы, – ты свои программы далеко не убирай. Припрячь, вдруг ты окажешься прав?! Тогда в случае опасности пригодятся, ведь писать новый софт будет некогда.

Среди радостной суматохи, охватившей сетевое сообщество, было несколько существ, которые остались в стороне. Среди них был Виктор Шанц. Поэт издали наблюдал за праздничной суетой и только по обрывкам кодов, то и дело мелькавших от Живого к Живому, пытался понять, что же такое произошло в Сети? Наконец его усиленные имперскими программистами органы помогли уловить основную суть происходящего. Оказывается, этот ублюдок Рошаль, который заманил всех их в эту западню, а сам остался в реальном мире, опять на свободе! И помог ему не кто иной, как этот новоявленный кумир Крис Джордан! Негодяй, он все испортил! Боб обещал Шанцу, что заставит пленника сделать все, чтобы вернуть Виктора в свое тело, а теперь профессор опять вне досягаемости Бульдозера! И получается, что Бросман не сможет выполнить обещание, заставить Рошаля вернуть Виктора в прежнее тело. Крис, сволочь, что же ты наделал?! Ты же всех лишил последней надежды! Как же это подло. Да еще эти дураки, которые так радуются его победе. Ну погодите, еще пожалеете, что послушались проходимцев! Шанцы помнят добро, но и зла не забывают!

– Боб! – закричал Эндрю, перекрикивая шум в кабинете. Теперь он работал прямо в кабинете босса, – Виктор на связи!

Бульдозер, занимавшийся разборкой с Акулой и всеми другими причастными к позорному поражению, резко взмахнул рукой. Призыв к тишине был мгновенно исполнен. В помещении было слышно только злое сопение Обвинявшие друг друга в побеге такого важного пленника имперцы обменивались теперь только тяжелыми взглядами.

– Все в коридор! – скомандовал Бульдозер. – Дел, проследи, чтобы там не вцепились друг другу в глотки. А впрочем... Все и так понятно! Все свободны! Награды, что вы заработали, я вам потом определю, после того как Симоне узнает результаты! Эндрю, Ваша и Пе, останьтесь!

– Слушаю тебя, Виктор! – Бросман переключил изображение на большой, подвешенный прямо под потолком коммуникатор. – Можешь говорить, здесь друзья!

– Боб, в Сети прошел слух, что Рошаль, тот, что был у вас...

– Да, он сбежал! – раздраженно выкрикнул Бульдозер, – Я сейчас занимаюсь выяснением обстоятельств! Что у тебя?

«А что, чем черт не шутит! – подумал Боб. – Может, это чучело что-то знает?»

Бросман в ожидании ответа угрюмо уставился на Уродливую маску поэта. Уж чего только ни делал Ваша, чтобы этот житель Сети выглядел поприличнее, – все напрасно. Тот, видимо, все никак не мог интерпретировать программу как нужно. А может, на маску накладывается эмоциональное состояние Шанца?

– Значит, правда, – растерянно пробормотал Виктор. – Теперь все надежды на возвращение... Как же я надеялся! А все этот гад, Крис Джордан! Чтоб ему...

– Как ты сказал? – Бульдозер насторожился, – Крис Джордан? А он тут при чем?

– Не знаю, но все говорят, что это все он сделал! – Виктор непроизвольно пожевал губами, ну точь-в-точь, как это делает сам Боб! Это еще более взъярило Бросмана.

– Что ты там бормочешь? – зарычал Боб. – Говори толком, как это он без рук, без ног...

И тут до Бросмана стало доходить, что эта путаница с изображением тележек, которые вдруг появлялись на разных уровнях и так же неожиданно исчезали, вполне могла быть организована из Сети! А ведь и правда, если поверить в возможность жизни в виртуальном мире, то почему бы не поверить и в остальное?

Бульдозер обвел глазами подчиненных и увидел, что они уже все поняли. Обстановка в коридорах однообразная, интерьеры тоже. Переключай показания каналов с уровней на разные мониторы – и вперед, беги. Вот только как они смогли заставить дежурного оператора поверить, что команды отдает Бульдозер, а не кто-то чужой?

– Виктор, а что говорит сам Джордан? – спросил Бросман у собеседника.

– Он ничего не говорит! – Лицо Виктора приобрело отчетливо озлобленный вид. Тут уж программа не обманулась и точно отобразила эмоциональное состояние. – Он всем этим подхалимам, которые поют ему осанну, делает подарки – улучшает их программы! Некоторым так вообще все новое делает!

– Так и ты пойди к нему, пусть он и тебе рож... лицо подарит! – не удержался Бросман. – Заодно и еще что полезное узнаешь!

Виктор заскрипел бы зубами, если б таковые были. Значит, у него рожа? Ну ладно, Боб, тогда получай!

– Боб, здесь восторгаются тем, как Джордан трахнул Бульдозера! Ты хочешь, чтобы я к ним присоединился? – Имперцам показалось, что у интерфейса Виктора при этих словах даже глаза блеснули. – А, Боб? Ну скажи, как ты считаешь нужным, я так и сделаю!

Бросман почувствовал, что вот-вот задохнется от ярости. Он глубоко вздохнул, стараясь успокоиться.

– Ладно, – примирительно сказал он. – Не будем горячиться! Всем нам нелегко, давайте не будем осложнять! Наш ответ будет... – Боб посмотрел на Вашу. – Как, Ваша, готов запустить вирус?

– Я-то готов, дурное дело нехитрое! – Ваша пожал плечами. – Возьмем слепок с Виктора и запустим охотников! Вот только что от него самого останется?

– Ну, это не вопрос! – Бульдозер сделал движение рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи. – Запусти его на свой компьютер, отсоедини от Сети и запускай охотников. Нет, твой терминал не пойдет. Вот что, получи новый компьютер, пусть у Виктора будет свое персональное убежище. Обязательно подключи его к бесперебойнику, не хватало еще, чтобы из-за сбоя питания парня потеряли! И вот тогда можешь спускать с цепи своих собак!

– Скорее пираний! – поддержал босса Эндрю. – Вирус должен выжрать в Сети все живое. Хватит нам этих невидимок! Клянусь, в туалет идти страшно – вдруг и там подляну устроят!

– Ну, это уже по вашей части! – Бульдозер едва ли не в первый раз с момента побега профессора улыбнулся. – Смотри, Ваша, ты должен показать этим балбесам из охраны, кто круче: парень с мозгами или дурак с кулаками!

Стив, узнав об идее Марко устроить прощальный матч, растрогался. Он привык, что прощальные матчи устраиваются великим игрокам, отдавшим роллерболу лет эдак двадцать жизни. А если учесть, что столько на Кольце просто не живут, то понятно, что такие матчи бывают очень редко. Благо при современном уровне медицины хоть инвалидности не бывает. Что может быть страшнее для игрока, чем инвалидное кресло? В общем, такое событие, как встреча сборной мира против команды бенефицианта, в роллерболе такая редкость, что, пожалуй, навеем двухсоттысячнике ни единого свободного места не будет.

Марко, увидев слезы благодарности на глазах Сазерленда, не подал вида. Зачем человека смущать? Парню тяжело бросать свою любимую игру, это понятно. Будь его воля, разве ушел бы он так рано из спорта? Чтобы хоть немного поднять ему настроение, Смотрящий объявил, что на матче будут все знаменитости Конфедерации. Певцы, актеры, спортсмены. Все, кого только вспомнит Стив и пригласит, все будут! Даже Президент приедет! Вот уж у кого физиономия вытянется, когда в конце игры Арчибальд, обозреватель «Перекрестка новостей», тот, кому предстоит быть голосом избирательной кампании Сазерленда, объявит о решении Снейка уйти с Кольца и выдвинуть свою кандидатуру на пост главы государства! Ох какая это будет оплеуха! Заставить Самплера участвовать в церемонии старта предвыборной кампании претендента! Разве это не будет выглядеть как согласие на предстоящую передачу власти? Как же он после этого будет смешон, если заявит о собственном выдвижении! Что ж, Чет, ты это заслужил! Получи шар в свою корзину! Мразь и предатель, это будет только началом твоего конца! Еще узнаешь, как кусать руку кормящего!

А Стив сейчас ломал голову над другой проблемой. Он не знал, как все удержать в секрете от Сандры. Скажешь ей и непременно пожалеешь! Ну не сможет журналистка сдержаться! Уйдет информация, обязательно уйдет! Сандра сама даже не заметит, как проговорится! А не скажешь, после игры будет настоящий ураган! Такой материал мимо нее прошел! И выглядеть все будет как предательство. Черт, как же быть? Может, все-таки сказать и потребовать, чтобы молчала? А если не удержится? Вот не удержится, и все? Тогда как? Перед Марко, который столько для него делает, с каким лицом он стоять будет? Будет объяснять, что это не он информацию слил, что это его Сандра не послушалась. Тьфу, даже самому противно! Нет уж, чем Симоне, пусть лучше Сандра обижается! Потом поймет, что Снейк был прав. Должна понять! Конечно, был бы Крис! Крис? Точно! Вот кто ей все объяснит! Выйдет на коммуникатор и с лицом Стива за него все и скажет! Сандра подмены даже и не заметит! Сазерленд порой и сам, когда Джордан заваливается к нему на дисплей, теряется – такое ощущение, что сам с собой, вернее, со своим отражением говорит.

– Стив, вот еще что! – Марко тактично помолчал, ожидая, пока Стив успокоится. – Составь, пожалуйста, список игроков, которых ты хотел бы видеть в команде противника. Надеюсь, ты понимаешь, что хотя это будут люди, которые тебе нравятся, которых ты любишь, но зрители должны увидеть зрелище, а не встречу однокурсников на лужайке. Должна быть игра, яркая, запоминающаяся! Но, конечно, без жестокости. Зачем кровью портить праздник?! Значит, в основном на Кольце должны быть технари, а не ломовики. Друзья, но не подхалимы. Найдешь таких?

– Спрашиваешь! – Сазерленд даже обиделся за товарищей. – Ребята же с пониманием, дерьмо на Кольце не удерживается!

– Ну-ну! – Марко покачал головой. Иногда Стив поражал Марко своей проницательностью, иногда – наивностью. – Пусть будет по-твоему. Просто не забудь, о чем я тебе говорил.

– Конечно, какой разговор!

– И еще. – Марко решил, что пора сообщить Стиву то, зачем он на самом деле его вызвал. – Наверное, ты уже знаешь... Твой Рошаль сбежал!

Сазерленд вздрогнул как от пощечины. Значит, Крис устроил профессору побег и даже не счел нужным поставить его в известность? Вот так друг! Как он мог так поступить? Или Крис сомневается в нем и боится, что Стив может его предать9 Конечно, теперь, пока Джордан не решил, что пора возвращаться в тело, со Стивом можно не считаться! Получил самостоятельность и от радости забыл обо всем!

– Стив, да не расстраивайся ты так! – Марко по-своему понял реакцию Сазерленда. – Мы найдем его, вот увидишь! Ты еще Президентом не успеешь стать, как Рошаль будет у нас...

Но Стив слышал Симоне словно через ватную подушку. Боль от незаслуженной обиды заполнила его душу. Он мог простить Крису что угодно, но только не пренебрежение. Неужели нельзя было, пусть даже ради приличия, поставить его в известность? Ведь для этого необходимо всего-навсего войти в коммуникатор и сказать два слова! Ну, пусть три! Но нет, Джордан об этом даже не подумал!

– Марко, ты прости, я что-то... – Стив боялся, что не сдержится и – выдаст себя. Он сейчас не мог говорить, Обида стальным обручем сжала горло. Ведь он так любил Джордана, а тот...

– Конечно, конечно, Стив. Если хочешь, можешь идти, я тебя не держу. – Марко не ожидал такой реакции. – Прости старика, но поверь, все виновные в побеге будут наказаны.

А сам подумал, что первым под раздачу попадет Бульдозер.

Сазерленд, выйдя из здания Империи, тут же достал коммуникатор и набрал код.

– Стив? – Джордан приветливо улыбнулся. – Привет, я тут...

– Крис, что ж ты не похвастаешь своими достижениями? – Сазерленд наконец мог дать волю чувствам. – Или ты сейчас скажешь, что не сообщал мне о готовящемся побеге, чтобы моя реакция была более естественной? Как же, ты ведь уже не можешь контролировать мои эмоции!

– Подожди-подожди. Стив, ты в своем уме? Что ты говоришь? -Джордан от упреков друга просто oпешил я же совсем... Да что ты так, это же такая мелочь, что и говорить не стоило!

– Мелочь? – Сазерленд все больше заводился. – Да, конечно, поставить меня в известность – это такая мелочь, о которой и вспоминать не стоит!

– Стив, опомнись! – Крису организация побега казалась чем-то совсем... нет, не незначительным, а таким, чем не стоит хвастаться как какой-то большой победой. Ну помог человеку, вот как если бы дал денег в долг, или даже не в долг, а просто дал! Не будешь же об этом всем рассказывать! А потому, посчитав претензии друга необоснованными, он тоже начат сердиться. – Я что, по-твоему, должен объявление давать, что вот, мол, собираюсь программу написать, а вот сейчас буду спать, а через час пойду в магазин. Ну что ты так взъерепенился? Что случилось? Ну, посодействовал Рошалю да и какое там мое участие! Только заставил Акулу зайти к профессору! Все остальное он сам сделал!

– Объявление, говоришь? – Стив в пылу гнева был готов зацепиться за любую фразу. Он словно бы не слышал всего остального. – Значит, и меня ты ставишь на одну доску с теми, кому нужно давать объявление? Знаешь, после такого... Да пошел ты!

Снейк оборвал связь.

Прошла неделя. Крис, чувствуя себя незаслуженно оскорбленным, товарищу не звонил. Он занимался обучением сетян и делал вид, что ему нет никакого дела до того, чем занимается Сазерленд. Но все же он нет-нет да подглядывал за действиями друга, это псевдо-Джеймс мог сказать точно, сам видел. Сазерленд тоже не сдавался и, считая себя правым, не делал попыток сближения. Он все свободное время уделял подготовке матча и на упреки Лоренцо, что он совсем забросил Храм, отвечал, что некогда, и намекал, что скоро все прояснится. А пока советовал продолжать ту же работу, что и вели, не забывая и о «потерянных». И тут же, демонстрируя свою непоследовательность, запретил проведение каких-либо экспериментов над ними. Лоренцо был удивлен, мало того, изумлен, когда, указав шефу на эту неувязку в распоряжениях, нарвался на резкость и услышал распоряжение, чтобы Храм работал только в пределах тех функций, которые выполнял ранее Институт. Люди заплатили деньги за хранение своей памяти, они страдать не должны. И вообще, Джалли должен проявлять больше самостоятельности!

Одним словом, Стив так наруководил, что Крису пришлось взять все в свои руки и с привычным для сотрудников Храма интерфейсом выходить на храмовый коммуникатор и дистанционно руководить деятельностью учреждения. Он отпустил чиплендскую команду домой, предупредив, что те скоро могут понадобиться, и дал распоряжение Лоренцо подобрать кого-нибудь на место выбывшего Рошаля. А потом, так же, как и Стив, потребовал, чтобы тот проявлял больше самостоятельности, но не трогал «потерянных».

Марко, чувствуя за собой вину, тоже развил бурную деятельность. Казалось, что чуть ли не вся Империя, по крайней мере, ее Хардсон-ситская ветвь, всецело поглощена подготовкой к матчу. Конечно, это было не так. Тех, кто занимался зарабатыванием денег, никто бы не позволил отвлекать, а вот остальных... Бульдозер после головомойки, которую получил, крутился как белка в колесе. Он не только контролировал выполнение распоряжений Симоне, но и, помимо этого, занимался розысками Рошаля. Смотрящий дал однозначное распоряжение: профессор должен быть пойман, и желательно до дня прощального матча! Иначе Бросман может проститься со своим местом вместе с головой! И Боб знал, что это не шутка. Сразу после объявления о выдвижении Стива на пост Президента Симоне собирался провести сходку руководителей городских общин Империи Конфедерации и заручиться их поддержкой. И если на сходке узнают о косяке Бросмана... Нет, об этом лучше не думать! Времени осталось в обрез. И сам Бульдозер, и Пе, знавший об этом ультиматуме, понимали, что за этот срок Рошаля им не найти. Тем более что он пользуется поддержкой из Сети.

Сеть, вот на чем сейчас им нужно сосредоточиться! Пока они не расправятся с этими невидимыми виртуальными противниками, успеха в реальной жизни ждать не приходилось! Что же, для тех, кто не живет по законам реального мира, и закона нет, а значит, бороться с ними можно не оглядываясь на мораль и нравственность. Бросман очень рассчитывал на вируса-убийцу, хотя и понимал, что это, по сути, оружие массового поражения. Черт с ними, если гибель Живых приведет к провалу ненавистного фаворита, то пусть так и будет! Шанца Закаркин убережет, а остальных Бобу не жалко! Зато с Джорданом тогда легче будет справиться, на чистую воду его вывести. Разоблачив подмену, обнаружив крота в Империи, Бросман смело может идти на сходняк, тогда ему никакие предъявы не страшны.

Пе, наблюдая за боссом, поражался его напористости, энергии, с какой тот руководил своей командой. Другой бы на его месте даже с одной только организацией круглосуточного поиска профессора зашился бы! А этот еще успевает заниматься и поручениями Симоне, которых, чем ближе день матча, а значит, и сходки, становилось все больше и больше. И это при том, что львиную часть времени Бросман отдает подготовке решающего удара по самозванцу. И даром бы сам пахал, так нет, всех уже загонял!

Ваша, тот просто дневал и ночевал в офисе, отлаживая свое оружие. Все сейчас зависело от того, насколько надежным оно окажется. В принципе программист был уже готов к запуску «пираний», оставалось решить только один вопрос: как сделать так, чтобы Виктор не пострадал? Спрятать его на сервере – это полдела, не может же он на нем всю жизнь отсиживаться! Встраивать таймер – тело вируса станет больше, а значит, заметным. Можно было предусмотреть последующую посылку программ-антивирусов, но где гарантия, что она уничтожит всех «пираний»? Наверняка десяток-другой убийц останутся где-то в отдаленных уголках Сети и потом вылезут в самый неподходящий момент! А то, что тупой поэт от них увернуться не сможет, и гадать нечего! Нет, Пе все же решительно за таймер! Ваша в принципе тоже, но тогда остается опасение, что кто-то из сетян выживет Не исключено, что найдутся дальние серверы, на которых вирусы не успеют побывать Это только кажется, что Сеть небольшая! Для Ваши она по своей сложности и разветвленности посложнее реального мира будет. Так что, скорее всего, придется принимать комбинированное решение, как и предложил Бульдозер, – строить Виктору убежище, а кроме того, встраивать в тело убийц код самоуничтожения. Скажем, через двадцать четыре часа после начала атаки.

Не был уверен Фолли и в том, что идея вывести Джордана на чистую воду посредством организации матча так уж удачна. Если Бульдозер прав и хитрец Сазерленд подстава, то последнему ничего не стоит организовать себе травму буквально за пять минут до начала игры! В обычном случае это, конечно, легко определяется, но такой ловкач, как лже-Змей, наверняка продумает все так, что комар носу не подточит. Хорошо бы и за тренировками его посмотреть, может, пустое это все, может, и нет никакого Джордана. Нет, тут еще думать и думать нужно. И готовить запасной вариант.

ГЛАВА 10

Крис, взявший под свою опеку обоих подростков, в очередной раз сказал себе, что в Сеть нужно перемещать людей постарше. Да, ребята быстрее адаптируются, быстрее принимают правила игры, но ведь этим жизнь не ограничивается. И дело не в том, что взрослый человек может покинуть свою оболочку только на время, а этих уже и метлой не выгонишь. Пока нет постоянной и надежной переправы в реальный мир, в Сеть должны иметь допуск только те, кто оставил после себя потомство, кто продолжил свой род и обеспечил свои семьи Это железное правило, что царило в древней Спарте и помогало народу восполнять потерю своих мужчин, должно соблюдаться и здесь.

Крис посмотрел на играющих рядом Тьери и Ирвина Способные ребята. Им бы сейчас девчонкам мозги пудрить, а они, не испытывая никакого гормонального давления, уже даже позабыли о таком чуде, как влюбленность, не испытали томления по юной подружке. Никуда не годится, чтобы такие молодые ребята, совсем еще не сформировавшиеся как мужчины, не получив соответствующих мужских качеств, уходили в виртуальное сообщество. Тем более что это их так увлекает. Тем временем их сверстники продолжают развивать свое тело, а куда вернутся эти мальчишки? В недоразвитую анемичную оболочку? Если они, конечно, еще захотят возвращаться. Этот наркотик, называемый Сетью, и взрослых засасывает, что уж говорить о молодежи!

Джордан хотел поговорить об этом с профессором, но тот был занят своими опытами, и Крису поневоле пришлось продолжить наблюдения за подопечными. Увлекшись игрой, те не замечали ничего на свете. Дурачки, нужно как можно быстрее возвращать их в реальный мир. Да, но для этого необходимо ускорить перебазирование профессора в Чипленд. Крис еще не придумал, как туда из Храма переправлять носителей, этим, по всей видимости, должен заняться Оскар, но ребят нужно выводить любой ценой и подвергать психокоррекции. Пусть хотя бы на время забудут о виртуальном мире и станут обычными людьми. Жаль их, конечно, но парням придется забыть все, что они здесь видели. Р-Рошаль позаботится. Ну ничего, вернутся, когда придет их время...

–  – Профессор, простите, что отвлекаю. – Джордан, занимаясь подростками, не упускал из виду В-Рошаля. Тот завершил наконец серию опытов, которыми занимался все последнее время, и теперь мог его спокойно выслушать. – У меня есть к вам один теоретический вопрос. Но он может иметь практическое применение.

– Крис, ты же знаешь, я люблю, когда у людей есть вопросы! – В-Рошаль говорил искренне. Он не понимал, как это можно жить, не задаваясь ежеминутно всякими вопросами, – Говори, я буду рад ответить, если смогу, конечно. В последнее время они у тебя становятся все сложнее и сложнее.

Джордан усмехнулся. Кто бы говорил! Крис обменялся взглядом с псевдо-Джеймсом. Тот тоже понимающе усмехнулся. Кокетничает профессор!

– Я уже несколько раз пробовал заняться усилением наших способностей. Возьмем, допустим, то, что в реальной жизни называется физическими способностями человека, – Будь Крис в это время в реальном мире, он бы согнул руки так, словно выполняет упражнение по поднятию тяжестей на тренажере. Но в виртуальном пространстве этот жест был бы просто смешон. – Их можно развить за счет упорных тренировок. Здесь же можно добиваться прогресса скачком, не теряя времени на многократное повторение, не проливая пота. Вот, например, зрение. Я могу добиться его резкого усиления за счет того, что введу в программу включение жесткой фильтрации. Проверено на опыте, все получалось. Видимо, просто из-за повышения быстродействия системы. Но при этом поле зрения сужается, и попытки добиться большего приводят к потери цвета...

– Ну правильно! – согласился В-Рошаль. – Что в реальной, что в виртуальной жизни, всегда приходится чем-то жертвовать! Если ты хочешь информативность увеличить за счет объема, то у тебя понижается избирательная внимательность, а если желаешь сосредоточиться на чем-то конкретном, то будь добр, пожертвуй широтой зрения.

Джордан с досадой отметил, что профессор не понял его. Видимо, не слишком доходчиво объяснил.

– Нет, вы не поняли меня! – мягко сказал он. – Я хочу сказать о другом. Мы хотели вычленить в программах сетян те участки, которые отвечают, допустим, за зрение, раз мы заговорили он нем. Только не о тех драйверах, что написали сами, а о тех, что вложены в наши программы изначально. Необходимо найти эти участки и, сравнивая их у различных людей, найти закономерности. И различия тоже. – Интересно! – В-Рошаль улыбнулся. – Очень интересно! Зная тебя, могу предположить, что ты уже пробовал это сделать! И каков же результат?

– Да, признаюсь, я сравнивал свой код и Джеймса. К сожалению, безрезультатно! Как оказалось, присутствует такая гамма различий, что просто трудно систематизировать. Вот я и подумал: может, вы уже сталкивались с этой проблемой?

Профессор кивнул: – Я понимаю тебя! Не ты первый, кто столкнулся с проблемой. Кларенс, он тоже программист, брался за эту задачу. Еще до твоего появления здесь. Быть может, вам стоило бы объединить усилия? Он, кстати, где-то здесь.

В-Рошаль, а за ним и оба вопрошающих молча обвели глазами окружающее пространство. Недалеко, хотя как в Сети можно определить расстояние? Разве что в единицах времени? Но это так непривычно. А так... ну вроде как в половине микросекунды, или, если перенести на Сеть меры реального мира, метрах в ста-ста пятидесяти, группа сетян организовала турнир по рэндзю. Древнейшая игра, едва ей придали объемность, стала удивительно привлекательной. Трехмерная, она захватила буквально всех, кто более или менее освоился в виртуальном мире и уже не тяготился тем, что все физические функции тела стала заменять фантазия. Матчи и турниры организовывались повсюду, где собиралось больше трех-четырех Живых.

Крис, отследив взгляд наставника, пытался понять, как же тотхочет на таком расстоянии увидеть Кларенса? Не хочет ли он сказать, что различает тех, кто Джордану кажется не крупнее букашек?

– Нет, я не вижу, есть он там или нет! – произнес тот, кто создал мир Живых.

Чиплендец вздрогнул. Неужели В-Рошаль умеет читать мысли? Он с удивлением посмотрел на профессора.

– Бог с ним, с Кларенсом. Поговорим с ним позже! – Джордан решил вернуться к прежней теме разговоpa. – А вы сами не пробовали подступиться к этой проблеме?

В-Рошаль перевел взгляд на Криса. Его не оставляла мысль, что, когда молодой человек, а по сравнению с возрастом профессора Джордан вообще младенец, начинает задавать вопросы, то у них есть такой подтекст, что в любой момент можно попасть в ловушку. И хотя Крис ни разу не показал, что такие ловушки есть, В-Рошаль чувствовал их присутствие. И это не из-за каверзности характера – профессор видел, что молодой ученый не страдает такой неприятной чертой. Нет, просто сложность вопроса подразумевает серьезный ответ, вот только кто имеет ответы на все вопросы?

– Крис, насколько ты можешь знать, – В-Рошальвсе же решил отвечать прямо, не ища подвоха в вопросе, – или помнить, тут уж как хочешь... Покойный Шароян...

– Он, кстати, тоже был аватарой или только авешей? – не удержался от вопроса Крис.

– Оставь эти глупые определения тем, кто еще не наигрался с мистической и околорелигиозной шелухой! Тем, кому внешняя форма важнее содержания! Есть такие люди, которым нравится обманываться. Так же легче: один раз получил общепринятый ответ, ну и ладно! А соответствует он истине или нет, не важно, главное, что обманываешься вместе с другими, не выпадаешь из своего бараньего стада! – Интерфейс В-Рошаля, отображая его эмоциональные реакции, скорчил брезгливую мину. – А вот Шароян, тот как раз и занимался тем, что пытался наполнить форму новым содержанием. Он хотел создать идеального человека. Ари так же, как ты сейчас, брал в программах, хранимых в депозитарии Института, образцы памяти личностей великих людей и, сопоставляя их с множественным массивом... О боже! Что это?!

Джордан и псевдо-Джеймс посмотрели в том направлении, куда указывал В-Рошаль. Там, где только что были рэндзисты, теперь все было покрыто какими-то мелкими серебристыми бликами. Со стороны показалось, что в секторе появился туман, но откуда он мог взяться в Сети?

– Крис, применяй свое зрение! – закричал В-Рошаль. – То, что дает усиление! Быстрее!

Джордан и сам уже перестраивался. Он увидел – то, что издали казалось облачком, оказалось множеством небольших программ, внешне похожих на мелких, размером с ладонь взрослого человека, рыбок! Да-да, драйверы образного зрения интерпретировали их именно так. Узкое веретенообразное тело и большая зубастая пасть!

– Это хищники! – закричал псевдо-Джеймс. Он, почувствовав беду, тоже перестроил свой модуль. – Это не туман, это программы! Агрессивные и очень опасные.

– Сетевой вирус! – догадался Крис, – Я предполагал, что такое может быть, но чтобы так рано... Черт, как не вовремя!

– С Живыми что? – спросил В-Рошаль. – Там же были люди!

Джордан попытался рассмотреть сквозь серебристое мельтешение то место, где сидели игроки, и чуть не закричал от ужаса. От тех, кто еще минуту назад были Живыми программами и мирно играли в рэндзю, теперь остались одни лишь разрозненные куски кодов! Обуянные страстью уничтожения, серебрянки не оставляли в покое и эти останки сетян! Они рвали теперь уже бесполезные клочки софта, которые, рассыпаясь, исчезали прямо на глазах!

– Они погибли! – с трудом произнес Крис. – Вирус-фаг уничтожил их!

Он увеличил силу зрения до максимума. Было понятно, что он увидит еще более неприглядную картину, но ведь надо найти противоядие, а потому, чем лучше он рассмотрит врага, тем больше шансов на успех.

Мерзкие твари уже заканчивали свое черное дело. Это было такое отвратительное зрелище, что Крис просто не хотел верить своим глазам. Маленькие серебристые убийцы были неудержимы в своей агрессивности и злобе, внушая какой-то животный ужас. Подскакивая к очередной жертве, фаг-коды вырывали из нее куски программы и разносили в разные стороны. На освободившееся место тут же бросались следующие косяки убийц. Атаки были так стремительны, а нападавшие так многочисленны, что защититься от них было просто невозможно.

Несмотря на расстояние, Джордан успел заметить, что последним, кого начали потрошить безжалостные убийцы, был один из тех, кто помогал ему в опытах, а позднее в оснащении Живых модулями зрения и обмена информации – Паренек был родом из пригорода Хард-сонсити. Профессор представил его Крису как чемпиона города по скоростному запоминанию текстов.

– Это Санни! – воскликнул Джордан. – Беги, Санни, беги!

Бедняга как будто услышал его и рванулся в их сторону! Может, если бы он сделал это раньше, что-нибудь и получилось бы, но теперь, когда вирусы заполонили весь дальний сектор, шансов на спасение не было Одна из хищниц, та, что оказалась на пути беглеца, успела впиться в его тело и, отхватив изрядный кусок кода, замедлила его движение. Остальным тварям потребовалось несколько секунд, чтобы от жертвы не осталось даже алгоритма.

Джордан при виде этого зрелища испытал такое потрясение, что, будь он в живой оболочке, его неминуемо стошнило бы. Слава богу, бестелесные особи этим не страдают.

– Профессор, нам нужно уходить отсюда! – Экс-Паук первым осознал, что опасность угрожает и им. – Нужно найти место, где можно отсидеться!

В-Рошаль вздрогнул. Он тоже никак не мог заставить себя отвести взгляд от серебристого облачка.

Между тем стая, разделавшись с остатками кодов несчастных, на мгновение замерла, потом вдруг дружно развернулась и метнулась к ним.

– Поздно! – сказал В-Рошаль. – Нас заметили и теперь не отстанут!

– Крис, не стой! Стреляй! – Псевдо-Джеймс неожиданно стал как бы лидером их группки. Не страдая излишней чувствительностью, характерной для Криса, бывший маньяк и садист был собран и сосредоточен. Он мгновенно привел в готовность программу, полученную от Джордана, и открыл стрельбу.

– Ирвин, Тьери, быстро назад! – крикнул он подросткам.

Те, словно очнувшись ото сна, бросили игру и рванули мод защиту старших товарищей.

– Крис, не стой, стреляй же! – еще раз прокричал Джеймс.

Увидев, как одна из самых резвых рыбок выскочила из стаи и резко пошла на сближение, он выстрелил ей точно в бок. Код-убийца, изобретенный Джорданом, но еще ни разу не примененный, не подвел. Врезавшись в тело программы агрессора, он молниеносно зациклил в ней все процессы, и та, сразу же раздувшись, рухнула вниз и осталась неподвижной. Ободренный успехом, экс-Митчел поразил следующую цель, а следом полетели заряды Джордана. Пораженные рыбки тут же окутывались клубами циклов и, теряя свою подвижность и главное агрессивность, замирали.

– Крис, слева! – предупредил Тьери. И вовремя!

Десяток серебристых тел стремительно приближались с той стороны, откуда их не ждали. Джордан мгновенно развернулся в их сторону и произвел серию выстрелов. Последний вирус он добивал уже в нескольких метрах.

– Джордан, не стой! – крикнул экс-Митчел.

Тот отбивался изо всех сил. Вражеская стая была уже так близко, что стрелять можно было не прицеливаясь, все равно попадешь! Крис так и делал. Особо не разбирая мишени, он стрелял в наиболее плотные массы вирусов, очень надеясь, что ни один заряд зря не пропадет. Джордан чувствовал, что скорострельность, которую они с экс-Пауком развили, достигла предела их возможностей, но этого явно было недостаточно. Стая хищников, теряя в объеме, все равно приближалась.

– Крис, дай код! – попросил Ирвин, подойдя к рубежу обороны.

Джордан был рад поддержке, но не мог ни на мгновение отвлечься. Противник наседал. Серебрянки уже заполняли всю южную магистраль и сервер виртуального городского парка. Еще час назад это было место, где сетяне любили встречаться. Там они проводили общие собрания, отдыхали, общались... Теперь же оно было полностью покрыто страшным облаком уничтожения. Но этот успех вирусов принес некоторое замедление их продвижения. Примитивный, настроенный только на убийство код нес в себе лишь самый минимум интеллекта, а потому не имел модуля передачи информации. Заметив жертву, вирус несся к нему, не имея возможности поделиться информацией со своими партнерами, вследствие чего каждый из них действовал самостоятельно. Пока стая шла плотным потоком по ограниченному пространству магистрального канала, все убийцы двигались в одном направлении. Однако, вырвавшись на простор городского сервера, они потеряли строй и хаотически заметались, что немедленно сказалось на скорости всего потока.

Сканируя все пространство, производя своеобразную «зачистку», серебрянки постоянно подставлялись под огонь Живых И гроздьями падали там, где заставала их смерть. Стрельба сетян выкашивала агрессоров, и вскоре весь участок сервера, на котором шел бой, оказался затемненным из-за останков сетевых убийц. Превращаясь в бесцветные, грязно-серые лохматые подушки, они вскоре покрыли собой все обозримое пространство сектора и стали мешать своим более удачливым собратьям. Теперь хищники не могли использовать весь сектор, так как стали образовываться целые завалы из останков вирусов. Нападавшим пришлось искать проходы в завалах, что внесло еще больше сумятицы в их действия. Ряды убийц таяли с такой скоростью, что Крису в какой-то момент даже показалось, что они спасены, но тут к нападавшим подошла помощь.

Второй, еще более крупный отряд серебристых тварей влетел в пространство городского сервера теперь уже совсем с другой стороны. Они шли с востока! – Боже, да откуда они берутся?! – простонал Джордан. – Этих мы уже не вынесем!

– Крис, ну дай же нам код! – взмолился Джаггер, – Мы же безоружны!

Чигшендец машинально продублировал драйверы-кодогенераторы и передал их парням.

– Держите! – произнес он. – Только будьте осторожны!

– Спасибо! – Тьери тут же встроил себе модуль и прицелился в серебрянку.

Выстрел был точен! Окутываясь клубами самоорганизующихся циклов, рыбка резко пошла вниз.

– Класс! – восторженно отозвался Ирвин. Он тоже нашел себе жертву и не прицеливаясь выстрелил. – Ну, твари, держитесь!

– Только не увлекайтесь, а то еще друг друга перестреляете! – прокричал экс-Митчел. – Это оружие, с ним шутки плохи!

Вторая стая повторила ошибку предшественников. Вновь прибывшие тоже засуетились в хаотическом сканировании пространства. Жажда убийства заставляла их обследовать все, что попадалось на пути, а это, конечно же, было на руку оборонявшимся. Но все равно, долго ли они продержатся? Вирусов в новой волне было значительно больше, потому и центра сервера, где оставалась горстка Живых, они достигли намного быстрее, чем их погибшие собратья.

Крис и псевдо-Джеймс стреляли не останавливаясь. Те коды, что они повторяли как безумные, шли уже неосознанно, как из простого автомата, но все равно скорострельности явно не хватало. Не спасали и выстрелы, что стали получаться у подростков. Облако второго потока неумолимо приближалось. Казалось, еще несколько мгновений – и им самим придется испытать неизбежное...

И тут Крис заметил, что к бою подключился еще один стрелок. Да еще какой! Джордан не мог повернуться, чтобы посмотреть, кто это, но мог поклясться, что наконец на выручку пришел В-Рошаль! Его стрельба была не одиночной, как у них, – это для профессора показалось недостаточным. И справедливо показалось! Он бил как-то странно, словно бы из залпового орудия. Каждый выброс энергии В-Рошаля нес не один заряд, а как бы ветвился, рассыпался в веере смертоносных посылок и сразу выбивал несколько десятков серебрянок. Картина боя несколько изменилась Облако из распухших трупов хищников стало расти как на дрожжах. Джордан даже вспомнил Оскара с его «гатлингом»...

– Осторожнее, они сзади! – вдруг закричал псевдо-Джеймс. – Они нас атакуют!

Крис обернулся. Господи Всемилостивый! Да что же это делается! Они и не заметили, как с северного и западного направлений появились еще две стаи! Они приближались с такой быстротой, что, казалось, и В-Рошаль не поможет.

– Ирвин, Тьери, продолжайте бить по восточной стае, – скомандовал Джордан, – она уже порядком прорежена и большой опасности не представляет. Ваша задача – прикрыть нам спину. Я отбиваюсь от северной, Джеймс – западную! Профессор, а вы всех, кого достанете! У вас здорово получается!

В-Рошаль, не дожидаясь дальнейших слов, первым открыл стрельбу. Псевдо-Джеймс и Крис следом. Начали косить своих противников и молодые сетяне. Одиночные выстрелы слились в единый залп.

Ураган серебрянок наткнулся на смерч, вызванный кодами переселенцев. Программы пошли на программы! Смерть искала смерть...

– Крис, мы с Джеймсом отобьемся! – прокричал В-Рошаль. – Прикрывай нам спину, будем двигаться в восточном направлении! С этой стороны меньше этих тварей, и там есть мой запасной сервер! Пробьемся – можем уцелеть, я знаю, как его отключить от Сети! И еще, слушайте все! Бейте не одиночными кодами, а веером! Просто при посылке программ ветвитесь, представляйте не одну пулю, а клон...

– Пацаны в центр! – добавил экс-Митчел. – Разберите фланги и страхуйте нас! – И вы старайтесь бить очередью! – посоветовал профессор – Только так мы сможем отбиться!

«Черт, ему легко говорить!» – пронеслось в голове у Криса, но он все-таки попробовал веерную стрельбу. И убедился, что хотя энергии она требует значительно больше, но и эффект заметнее. Что ж ты, профессор, раньше-то не догадался? Вот тебе и пример, как опровергаются теории! Ведь еще несколько минут назад, перед самым нападением, не кто иной, как сам Джордан рассуждал о том, как при сужении зоны зрения увеличивается сила поражения противника. А вот тебе пример, как обратное действие расширяет область поражения и увеличивает эффективность стрельбы! Жизнь сама поставила эксперимент и на практике дала подтверждение обратному. А заодно и наградила его за то, что твердолобо не цеплялся за свое.

«А иначе тебя, Крис, уже загрызли бы», – ответил он своим мыслям и вновь выпустил очередь. Эффект был еще большим, видимо, навык стад сказываться. Серебрянки рассыпались, и ему удалось оглянуться. Отряд немного продвинулся вперед. Джордан перебежкой восстановил дистанцию. Увлекаться опасно, нельзя позволить, чтобы его отрезали от товарищей.

– Крис, не отставай! – словно бы угадав, о чем он подумал, прокричал экс-Паук. Ему тоже было несладко, он прорубал проход прямо сквозь сплотившихся на восточном направлении врагов.

Чиплендец дал еще один веер и еще немного продвинулся. Получилось. У Джордана появилась надежда, что они смогут выкарабкаться.

– Есть! – Ирвин сделал особо удачную серию и готов был прыгать от радости. – Крис, вы видели, как я их!

– Я тоже попал! Я еще ни разу не промахнулся! – Тьери не хотел отставать. – Вот смотри, еще, еще1

Парень так увлекся, что, стреляя, позабыл о своей защите. Хорошо еще псевдо-Джеймс успел прикрыть его от атаки сверху. Только благодаря его быстрой реакции парень остался жив. Сверху посыпались мертвые рыбки!

– Эй, пацаны, ну-ка назад! – заорал Крис.

– И быстро! – поддержал Джордана экс-Паук.

Серией неприцельных заградительных выстрелов он отсек особенно близко подобравшийся языкоподобный отросток стаи. – Не бойтесь, я контролирую ситуацию! – возбужденно заявил Ирвин.

– Молодец, только не высовывайся, – Джордан сделал еще один скачок назад. – Быстро вы продвигаетесь, ребята!

– Крис, но вы же видели, что я тоже хорошо стреляю! – Тьери, видимо, надоело уступать первенство своему товарищу, который был младше его. – Я же лучше стреляю, почему вы меня не замечаете?

– Ты молодец, но он моложе, глупее, вот потому и внимания к Ирвину больше! – Псевдо-Джеймс, убедившись, что очередная атака серебрянок захлебнулась, немного расслабился. – Парни, не нужно бравады, держитесь позади нас, мы же рассчитываем на вашу поддержку, а тут приходится не столько отбиваться, сколько за вами следить! Хорошо еще профессор со своим веером помог! Вот твари это тоже почувствовали!

Крис вдруг обратил внимание на одно странное явление: в разгар схватки, с того момента, когда отступила растерянность и пришла боевая злость, он начал ощущать какую-то новую, неизвестную прежде энергию. Джордан еще не осознал, не определил природу этой энергии, даже удивляться ее появлению времени не было. Но то, что она есть, он чувствовал все явственнее. Казалось, в нем появилось что-то такое, чего он еще не знает, но это новое делает его все сильнее. Крис хотел даже поговорить об этом с В-Рошалем, но противник не сдавался, и краткая передышка закончилась.

Казалось, что подкрепления к убийцам все прибывают и прибывают. Облака уничтоженных врагов превратились в тучи. Стало казаться, что эти невесомые наборы кодов вот-вот начнут превращаться в килограммы мусора и падать на обороняющихся В то же время эти тучи, разросшись и закрыв собой проходы, мешали теперь и самим серебрянкам, которые не могли использовать свое преимущество в численности. Для атаки всем фронтом вирусам теперь просто не хватало места и времени. Прогрызая узкие проходы в трупах своих же предшественниц, серебрянки теряли скорость и становились легкой добычей противника. А погибнув, тут же превращались в преграду для идущих следом. Теперь у оборонявшихся появилось время, чтобы перевести дух. Первым взял тайм-аут профессор.

– Крис, вы пока попробуйте без меня. – Профессор, наверное, впервые в жизни понял, что психоэнергетические возможности его программы тоже имеют предел. – Откуда же эта напасть?

– Профессор, об этом позже. – Джордан метким одиночным выстрелом сбил прорвавшуюся серебрянку. – Нужно срочно писать антивирус!

– Ну так действуйте! – В-Рошаль едва находил силы, чтобы отвечать. – Давайте, Джордан, ведь вы же программист!

– Да, но для этого мне нужна хоть одна особь для препарирования! – воскликнул Крис, – Нужно посмотреть ее код.

– Сейчас! – тут же вызвался Джаггер. Не успел Крис двинуться с места, как юноша метнулся к проходу. Неосторожно брошенная Джорданом фраза дала мальчишке повод продемонстрировать свою прозорливость. Теперь он, на ходу подключая один из своих бесчисленных драйверов, решил показать всем, что не зря загодя готовился к нападению. Теперь все должны будут признать, что он знал, что делал! Знать бы еще заранее, что враг будет такой беспощадный!

– Ирвин, я с тобой! – Тьери не мог стоять на месте, когда друг в опасности.

Крис выругался, но делать нечего – вместе с бывшим Пауком они стали одиночными зарядами прикрывать подростков. Веер пришлось исключить, что не преминуло сказаться на качестве стрельбы. Серебрянки, словно почувствовав ослабление плотности огня, вновь приблизились

А Ирвину все было нипочем! Подключив к своей программе новый модуль, он пристроился поудобнее и прицелился в ближайшую стайку. Выстрела Крис не увидел, но по тому, как довольно вскинул руки Тьери, стало понятно, что попытка удалась. Ну не зря же парень математические олимпиады выигрывал, программы-то он лепить научился!

В захват, выпущенный Джаггером, попалось сразу четыре бешено дергающиеся серебрянки. Но программа захвата неумолимо вгрызалась в тело убийц. Бесчисленные щупы, непрестанно выпускаемые захватом, достигнув ядра, быстро блокировали модуль подвижности, и сопротивление хищника тут же прекращалось. Теперь нужно было доставить с поля боя остановленные, но не «битые» программы, что тоже было непростой задачей.

– Джеймс, охраняй профессора! – скомандовал Крис, а сам ринулся на помощь ребятам. Но те не заметили его порыв и, отстреливаясь от одиночных серебрянок, налетавших как с боков, так и сверху, понеслись к неподвижному комку.

– Стой! – закричал Джордан. – Стой, назад!

Но ребята, окрыленные успехом, ничего не слышали Быстро добежав до захвата, Тьери выпустил веер в сторону основной стаи, а Ирвин, вцепившись в сплетение программ, потащил пленников в безопасную зону. Парни не заметили очередного броска серебрянок, но тут подоспел на выручку Крис. Серия быстрых одиночных выстрелов блокировала попытку противника зайти с фланга. Тьери, отступая, тоже вел меткую стрельбу, и противник, казалось, смирился с тем, что и на этот раз не сможет добраться до сетян. Серебрянки бросались со всех сторон, но это были одиночные особи, которых легко, как в тире, отстреляли. Крис и Тьери почти одновременно присоединились к остальным, куда за мгновение до них добрался Ирвин. – Мы сделали это! – Джаггер, вспомнив, как торжествовали победу киношные герои, победно зарычал.

– Прекрати этот цирк! – резко одернул его псевдо-Джеймс – Голову не теряй!

Бывшему Пауку пришлось несладко. Уставший, почти выдохшийся В-Рошаль был уже не стрелок, и все это время псевдо-Джеймс отбивался один. Противнику удалось не только отвоевать потерянные позиции, но и продвинуться вперед.

Ирвин растерянно взглянул на него, но времени на эмоции не было. Нужно было срочно препарировать хищника. Он ввел в программу код-команду, дезактивирующую захват серебрянок, и посмотрел на Джордана. Кому потрошить? И тут произошло неожиданное. Втянувшиеся щупальца разблокировали программу серебрянок, и те мгновенно ожили! Инстинкт убийц немедленно направил их в сторону ближайшего Живого, а им оказался несчастный Ирвин

Тьери, и Крис бросились на помощь. Они готовы были сделать что угодно, но что именно нужно делать, никто не знал. Проворные убийцы рвали программу Ирвина с такой скоростью и в такой близости, что стрелять было просто невозможно!

Парень гибнет у них на глазах, а они сделать ничего не могут! Крис растерянно посмотрел на псевдо-Джеймса. Тот показал, чтобы они отошли, и прицелился. Джордан с надеждой отпрянул и потянул за собой Тьери. Выстрел – и муки Ирвина прекратились. Пули с кодом смерти смели и серебрянок, и останки Джаггера!

– Все равно мы бы ему не помогли, чего ему мучиться, – мрачно сказал экс-Паук. – И не смотрите на меня так. Падайте!

Потрясенные гибелью Ирвина, Джордан и Тьери не заметили, как противник перегруппировался и разогнался для новой атаки. Веер программ-пуль, выпущенных экс-Митчелом, пронесся над головой Криса и смел часть фагов. Но те серебрянки, в которых должны были стрелять Крис и Тьери, остались неповрежденными. Воспользовавшись разладом в рядах защитников, серебрянки, прорвав оборону, стрелой кинулись на оставшихся в живых сетян. Крис, оправившись от потрясения, открыл стрельбу. Слишком поздно! Твари были совсем рядом. Его веер выкосил часть стаи, но основная масса уже достигла Джордана. Ему показалось, что он уже чувствует прикосновение смерти, когда Тьери метнулся вперед и встал на пути стаи. Экс-Паук и Джордан открыли ураганную стрельбу и буквально смели главные силы нападавших, но Тьери это помочь уже не могло. Тело программы мужественного мальчика задергалось, затряслось и в несколько коротких мгновений распалось, исчезло...

Это задержало противника лишь на какой-то миг, но и этого хватило. Крис, в гневе на себя, на Паука, на все вирусы на свете, дал такой выброс, что вокруг его образовалась воронка мертвых программ. Осторожный псевдо-Джеймс, словно бы предвидя нечто подобное, сгреб профессора и вместе с ним упал за груду трупов нападавших. Но Джордан не замечал ничего! Он был в ярости. Он палил, палил и палил. Уже и стрелять было не в кого, но чиплендец никак не мог остановиться. Или не хотел...

Экс-Паук, видя, что врагов поблизости не наблюдается, осторожно выглянул из-за своего укрытия и ошалело посмотрел на Криса. Такого он еще не видел! Джордан, продолжавший что-то кричать, сиял каким-то странным свечением! Вот он круто развернулся, мрачно взглянул на псевдо-Джеймса, потом снова повернулся и двинулся в сторону единственного оставшегося прохода.

Экс-Митчел не верил своим глазам. При приближении Криса проход, казалось, стал расширяться, а серебрянки, мертвые ли, живые ли, попав в зону этого излучения, тут же рассыпались в битную пыль!

– Крис, стой! – заорал псевдо-Джеймс. Он первым понял, что Джордану грозит опасность разрядиться до полного истощения. – Джордан! Стой, говорю!

Но чиплендец ничего не слышал. Он искал врага, его вела вперед жажда мести. – Профессор, сделайте же что-нибудь, иначе мы его потеряем! – Экс-Паук был встревожен. Он уже не сомневался, что Джордана нужно спасать. Спасать от самого себя.

– Прикрывай! – В-Рошадь встал и быстро пошел в сторону Криса. Поле, которое Джордан создал вокруг себя, на профессора, казалось, не действует. Наоборот, Поль двигался все быстрее и быстрее. Настигнув шагавшего словно во сне программиста, он резко встряхнул его и потащил назад. Джордан вяло пытался отмахнуться, но В-Рошаль дернул его еще резче.

– Я тебя сейчас перезагружу! – закричал профессор. – Дурак, успокойся! Ты нам нужен! Пойми это!

Экс-Паук, все это время следивший за тем, как бы не пропустить очередного налета серебрянок, с удивлением заметил, что хищники, находившиеся в их районе, потеряли агрессивность и хаотично носятся туда-сюда. Видимо, излучение Криса повредило что-то у них в программе, и они даже не пытались атаковать сетян.

Передышка была кстати. Джордану нужно было прийти в себя. Да и псевдо-Джеймс чувствовал, что он почти полностью опустошен. Еще парочка таких атак– и ему тоже понадобится помощь.

В-Рошаль, колдовавший над чиплендцем, посмотрел вокруг.

– Крис, хватит уже тебе психовать! – Профессору было не до истерик Джордана. Ему тоже было жаль ребят, но не время сейчас раскисать. – Нам нужна твоя помощь! Нужно срочно найти противоядие против этих тварей! Иначе они сожрут нас!

– Нужен образец. – Крис понемногу стал приходить в себя. – Без тела программы я не смогу...

– Да вот же они! Бери любую из укрощенных! – сердито воскликнул псевдо-Джеймс, – Вычленяй нужное и создавай глушилку! Но только быстрее, прошу тебя!

Крис хотел было возразить, сказать, что нужна не «битая» программа, но, вспомнив судьбу Ирвина и Тьери, промолчал. Он встал и молча метнулся к ближайшей куче лохматых останков Схватив парочку, Джордан уже повернулся, чтобы возвратиться к своим, когда из образовавшейся бреши вдруг выскочила серебрянка и бросилась на него. Он еле успел закрыться примитивным блоком и та, коснувшись его, пролетела мимо. Прямо под выстрел бывшего Паука. Второй выстрел пришелся куда-то за спину Джордану. Он даже не стал смотреть, в кого стрелял его товарищ. Быстро дотащив свою ношу до стрелков, он принялся помогать выбивать особо ретивых серебрянок. Наконец брешь, которую создал Джордан, закрыли новые трупы. Теперь у Криса появилась возможность поработать над выявлением кода серебрянок.

Крис склонился над стреноженной программой. Поначалу он не мог понять, на основе чего она создана. Такая маленькая и такая агрессивная, она не могла быть написана на языке высокого уровня. А раз так, то и специализация у нее могла быть очень узкой. Неужели автор делал ее исключительно против сетян? Да как такое могло быть? Чтобы писать, нужно знать о них и ненавидеть! Ни того, ни другого никто из Живых не заслужил! А в особенности все вместе! Такого быть не может! Джордан и представить себе не мог, чтобы кто-нибудь специально сидел, создавал программу, предназначенную для истребления живых существ в Сети. Но тем не менее, вот она, эта программа, перед тобой.

Ладно, эмоции в сторону! Нужно спасать тех, кто остался!

Джордан постарался абстрагироваться от всего и приступил к работе. Помня о печальной ошибке Ирвина, он первым делом отключил исполняемый модуль программы и только после этого очистил ее от последствий повреждений, нанесенных его собственным выстрелом. Получив чистый код, Крис приступил к анализу. К его удивлению, программа была очень небольшой, а следовательно, создана на древнейшем и примитивном ассемблере? Из нынешних программистов лишь единицы умели писать на этом, переходном от машинных кодов, языке. Значит, автора, если только удастся выйти живым из этой переделки, будет нетрудно вычислить. Джордан в другое время с удовольствием покопался бы в программе подольше – он давно не встречал такие редкости, – но сейчас счет шел на секунды.

Крис снова углубился в анализ. Он так задумался, что не заметил, как экс-Митчел пристрелил одну из периодически прорывавшихся серебрянок уже в непосредственной близости от него самого.

«Вот и не придется ходить далеко в случае потери этого экземпляра», – только и отметил Крис.

Хорошо, раз это ассемблер, то ухищрений особых не понадобится. Модули в этом языке до обидного формализованы и не допускают вольности и неточностей в написании. А значит, легко себя выдадут!

Джордан поднапряг память. Он вспомнил архитектуру большинства программ, написанных на этом реликте Вот оно! Точно! Крис явственно, словно картинку в букваре, увидел модуль, соответствующий тому, что в обычных программах называют таймером. Вот это новость! Здесь есть такой же! Что же это за вирус, который имеет в своем теле счетчик времени? Неужели недостаточно сетевого времени? Формируй запрос к серверу. Крис, не забывай, ассемблер примитивен до слез, но не настолько, чтобы... Господи, да ведь тут заложен механизм самоуничтожения! Нет, ну не может быть! Если создатель хотел просто уничтожить сетян, то зачем ему таймер? А если есть селекция целей, то... Так, на какое время рассчитан счетчик таймера? Крис посмотрел на остаток времени остановившейся программы. Совсем непонятно! Не может быть! Если бы тварь не погибла сейчас, завтра в двенадцать утра она сама бы сдохла? Это еще как понимать? Почему в двенадцать? Почему завтра? И вообще, что это за вирус такой странный? Включается в зависимости от даты, что еще понятно, но вот чтобы выключался...

Джордан, еще не веря себе, схватил только что подстреленную экс-Пауком тушку и развернул ее. Теперь он знал, где искать, а потому быстро нашел то, что

нужно. Так и есть, здесь тоже таймер стоял на полдень завтрашнего дня!

– Профессор, я, кажется, разобрался с этим зверьем! – Крис вернулся к реальности и, подменяя В-Рошаля, дал веерный залп. Высунувшийся язык стаи, потеряв две пары серебрянок, исчез. – Они будут жить. – Он снова выстрелил. – Завтра днем они сами умрут! Нам нужно продержаться до двенадцати часов завтрашнего дня.

– Ты что, охренел? – Псевдо-Джеймс тоже устал. Психическая энергия бывшего монстра, как и у нормальных людей, требовала подзарядки. – Мы не выдержим! Пиши антивирус!

– Мне столько не написать! – признался Джордан. – Вирусы все прибывают и прибывают! Вот если бы системное время изменить! Вернее, дату. Время то же, только чтобы число было завтрашнее!

– И ты думаешь, это поможет? – вдруг спросил В-Рошаль.

– Сразу, – уверенно ответил Джордан. – Все, кого можно еще спасти, будут спасены! Головой ручаюсь!

– Мы уже недалеко от моего сервера. Будем пробиваться! – решил профессор.

– Как? – вяло возразил экс-Митчел. – Я уже на нуле. Крис тоже во время своей истерики столько энергии впустую выбросил...

– Это было совсем другое! – сказал Джордан. – Я даже не помню, как это делал.

– Я помню! – вдруг заявил В-Рошаль. – Я помню и попробую твой метод! Я запомнил, как ты... Нет, лучше я попробую свое поле! А вы прикрывайте меня!

Профессор сориентировался, выбрал направление и молча пошел вперед. Излучения его поля не было видно, но гора останков перед В-Рошалем стала таять и рассыпаться так же, как в свое время перед Джорданом. В облаках из трупов рыб-убийц стал образовываться широкий проход. Серебрянки, попадавшие в створ его излучения, тоже мгновенно превращались в сетевую пыль. – Прикрывайте мне спину! – закричат профессор. – Я так долго не выдержу!

Крис, чувствующий излучение какой-то неизвестной ему энергии, стал бить очередями. Псевдо-Джеймс не отставал. Почувствовав пустоту за спиной, Джордан обернулся. В-Рошаль, светясь от излучаемой в направлении движения разрушительной, стирающей всю информацию силы, отошел уже на довольно приличное расстояние.

– Джеймс, отходим! – приказал Крис. Короткими перебежками, выбивая подлетевших слишком близко серебрянок, они стали догонять В-Рошаля. Тот уже подошел к ближайшему локальному серверу. Крис понял, что задумал профессор, и испугался. Он еще не знал, что получится при таком скачке времени, но при этом понимал, что все равно нет выхода. Если сервер не имеет программ, жестко зависимых от даты, они спасены, если же есть и числовой сбой приведет к зависанию системы... Что ж, тогда братская могила для всех, кто в оперативной памяти этого узла.

В-Рошаль оглянулся. Знаки его интерфейса просто кричали о том, что он требует поторопиться. Можно подумать, что они здесь на прогулке! Крис подстрелил очередную серебрянку. Другую псевдо-Джеймс сбил прямо над головой Джордана. Интересно, сколько уже раз сегодня бывший Паук спасал жизнь Криса?

– Что вы так медленно? – В-Рошаль едва двигался. Видимо, выброс энергии дорого ему стоил. – Я создам вспышку. Крис, ты перестрой системное время. Этот сервер. Здесь можно...

Крис увидел, как профессор проник в программу, отсчитывающую системное время, поискал синхронизатор с Сетью и отключил его. Отсчет пошел от собственных часов внутреннего генератора компьютера сервера.

– Крис, давай! – скорее почувствовал, чем услышал Джордан. Но он и так не стоял. Найдя настройку даты и времени, Крис установил завтрашнее число. Дважды дав подтверждение, он вывалился из программы и приготовился к стрельбе Но тут неожиданно тряхнуло, да так, что у него потемнело в глазах – Вот это да! – услышал он восклицание псевдо-Джеймса. Джордан поднял глаза и увидел, что вокруг начался настоящий дождь. Только вместо капель падали серебристые хищники. Они умирали в своем последнем полете и тут же распадались сетевой пылью. Прошло буквально три, ну, может, пять секунд, и в обозримой части Сети остались только горы разлохмаченных трупов тех серебрянок, что были убиты программами Живых. В них не работали даже самоуничтожители!

Джордан осмотрелся. Похоже, что для них война закончилась! Если ничего не изменится, серебрянкам их не достать. Эх, если бы Ирвин и Тьери дожили! Как жаль ребят! Хорошие были ребята, неиспорченные! Но что произошло с остальными? Об этом страшно было даже подумать! Видимо, эта же мысль пришла и псевдо-Джеймсу – он повернулся и, глядя на Криса, спросил: – Что же получается? Нас теперь опять трое? Как тогда, со Стивом?

Трое? Крис посмотрел на едва живого В-Рошаля. Судя по всему, профессор затратил так много сил, что теперь с трудом удерживал ту частицу живой энергии, которая отличала программу с личностью от просто сложной программы.

– Получается так, – невесело ответил Джордан.

– Крис, а что это было? – Псевдо-Джеймс показал на пробитый В-Рошалем коридор. – Как вы, черт побери, это делаете?

– Если б я сам знал! – Джордан был настолько измотан боем, что даже и не удивился тому, что сделал профессор. – Наверное, это... Может, какое-то неизвестное излучение. Про себя не скажу, не знаю. Да и если говорить откровенно, даже помню плохо, как это все было. А у профессора это, скорее всего, информационное поле. Такое есть у каждого из нас. У одних слабее, у других... Вон у В-Рошаля видишь какое сильное! Гипнотизер, одно слово...

ГЛАВА 11

Пе, наблюдая за тем, как Сазерленд проводит тренировку, с сомнением покачал головой. Откуда только этот носорог взял, что Сазерленд подстава? Отличная ситуация, один полоумный слушает другого такого же и на этом строит свою линию защиты! Раньше Бросман такик. глупостей не делал, что же на этот раз с ним произошло? Зачем он поставил все на карту, которая заведомо не может быть выигрышной? Если вопрос только в Смотрящем, так все равно на Снейка никто бы в Хардсонсити не поставил. Здесь у Бульдозера, пока он не начал творить эти свои чудеса, конкурентов вообще не было! А если говорить конкретно о Снейке, то его, кроме Симоне, вообще никто всерьез не принимает. Так что кашу эту Боб заварил зря. Наоборот, нужно было поддержать спортсмена, привлечь его на свою сторону. Тогда Марко только рад был бы передать свое кресло Бульдозеру, зная, что его любимец остается под дружеской опекой.

Ревность, во всем виновата ревность! Фолли не сомневался: Бросман просто банально ревнует. Эту заразу, едва только почувствуешь, как она начинает царапать душу, нужно сразу давить! Иначе она подомнет тебя под себя, подчинит, сделает безумцем! Боб не сделал этого, и вот Бульдозер болен. И болен опасно. Его корабль явно идет ко дну, и благо бы шел сам, но ведь он утянет всю команду! Боб хочет на сходке объявить о сетевых жителях, о том, какие возможности открылись бы при правильном подходе к Вратам, а сам сделал все, чтобы тех, кто уже там, уничтожить. А ведь за это спросят. Убивать он не имел права! Должен был найти способ привлечь их на свою сторону. Тем более что любого из сетян можно было подвесить на крючок – тела-то их в нашем распоряжении оставались! Какие бы возможности открылись! Это же готовые рабы! Ради спасения своей оболочки они выполнили бы любую команду, любой приказ! А Боб в приступе ревности и злобы взял и всех уничтожил! А надеяться на то, что этот паралитик Шанц чем-то поможет... Пустое это все!

Все бы ничего, решил Бросман в петлю лезть – мыло ему в руки! Но как же он не понимает, что за собой всех приближенных, всю команду потянет? Марко ни за что не поверит, что они не знали о замысле своего босса. И правильно, Пе тоже бы не поверил. А раз знали и не предупредили Смотрящего... Фолли даже поежился – на какой-то миг почудилось, что Марко уже сделал ему предъяву.

Нет, такого развития событий Пе допустить не может! Неплохо, конечно, если Бульдозер получит оплеуху и слетит с облаков, но самому под раздачу попадать не хочется. А потому нужно брать операцию в свои руки. Фолли уже набросал вчерне сценарий событий. Даже несколько. Это было его правилом – никогда не ставить на единственную лошадь в забеге! Пусть затраты будут выше, но и шансов на победу больше. Главное, чтобы результат был один – Снейк не должен быть выставлен кандидатом, ведь тогда любое действие против него рассматривалось бы, с одной стороны, как выпад против Империи, а с другой – как теракт против молодого политика, кандидата в президенты. Нет, такое нам ни к чему! Дожить до сходки Сазерленд не должен! Это не подлежит обсуждению! А вот если удастся заодно и...

Нет, не зря он все же послал Диего к красавице. Она еще скажет свое слово. Пе умел работать с женщинами и знал, что, в отличие от мужчин, они его не подводят. С ней работу нужно обязательно продолжать. Но это только один вариант, и пойдет он запасным. А вот основной... Если все получится как надо, это будет шедевр! Бульдозер и не догадывается, какой сюрприз его ждет! Так что еще посмотрим, кто в византийские игры лучше играет, кто, в конце концов, вверх возьмет! Все у нас с тобой еще впереди!

А Стив тренировался с таким исступлением, что, казалось, он хочет поломать тренажеры. Джонни Петрович, который в отсутствие основного тренера руководил

подготовкой тех игроков, которые уже вернулись в город, откликнувшись на приглашение Снейка, не знал, как остановить капитана. Он боялся, что парень надорвется и до приезда Алана Нантвича, основного тренера, или получит травму, или перегорит, что тоже не лучше. Тогда он на игре на себя похож не будет. Джонни пару раз пытался остановить Сазерленда, но тот словно не слышал тренера. И невдомек было Петровичу, что Стив не столько готовится к игре, сколько пытается снять стресс, вызванный событиями последней недели. После ссоры с Крисом и того, что он сгоряча наговорил, Сазерленд успел уже не раз раскаяться и обругать себя. А последовавшие затем сумасшедшие дни, этот бесконечный калейдоскоп, в котором сменялись психологи, готовящие его к предвыборной кампании, стилисты, спичрай-теры. Даже логопед притащился, пытаясь доказать, что в дикции Стива есть легкий дефект. Хорошо хоть сам успел без дефектов убежать физических!

Вот за каким чертом ему, спрашивается, нужен стилист? У него что, такой плохой вкус, что не может сам заниматься генерацией своей одежды? А до этого кто Стива одевал? Или эти писаки... Да Крис лучше любого из них напишет... Хотя нет, теперь, без Джордана, спич-райтеры, может, и пригодятся. Господи, как бы все эти дела были бы интересны Джордану! Вот бы когда ему вернуться! А Стиву, который в отсутствие программиста все больше становился прежним Снейком, вся эта суета даром не нужна! Только тренировкам мешают! Если бы не Симоне, Сазерленд и дня бы не стал терпеть всю эту братию! Хорошо еще, что по вечерам не треплят нервы. Пока, как сказал Арчибальд. Позже, когда сюрприз состоится и больше не нужно будет таиться, подготовка пойдет намного интенсивнее и свободного времени у Стива вообще не будет.

Сазерленд перешел на беговую дорожку. Задав темп и время, он, вскочив на движущуюся ленту, побежал. Бег, который Снейк в детстве терпеть не мог, теперь был одним из его любимых упражнений. От него в голове мысли прояснялись, становилось легче принимать решения, обдумывать проблемы. Сазерленд и сейчас надеялся, что хотя бы это средство поможет, и уже готов был отключиться от окружающей обстановки, как вдруг заметил, как в зале мелькнуло чье-то знакомое лицо. Лысый бородач с маленькими злыми глазками внимательно наблюдал за ним. К слову сказать, такие вот посещения болельщиками тренировок были для Стива делом привычным, но уж больно быстро наблюдатель отвел взгляд! Да и пятно над головой было очень заинтересованным! Сазерленд хотел рассмотреть странного бородача и повернулся в сторону того сектора, в котором его заметил, но там уже никого не было! Видимо, наблюдатель понял, что его обнаружили и, быстро смешавшись с толпой поклонников, исчез. Вот уж это было совсем странно. Фанаты себя так не ведут, журналисты – тоже. Разведчик конкурентов? Глупости, информацию таким образом давно уже не собирают. Странно, очень странно...

И что самое интересное – лицо уродца показалось Сазерленду знакомым. Где-то он видел этого неприятного типа. Вот только где? На трибунах? Или, может, в здании Империи? А может, он из тех «близнецов», которым удалось уцелеть? Нет, у тех не было пятен! Хотя не все же сотрудники Института были «близнецами»... Нет, пожалуй, он не вспомнит. И нужно ли? Мало ли таких вот любопытных? Что Стиву, на всех внимание обращать? Как будто без этого козла бородатого у Сазерленда проблем мало? Вот один только Крис сколько головной боли создает! Как быть, если даже с ним не знаешь, что дальше делать? Спрятался там в Сети и незвонит! Самому первому идти на примирение тоже не хотелось. Это значило бы признать свою неправоту...

А Джордан с экс-Митчелом и почти бесчувственным профессором в это время сидел в зоне сервера с опережающей датой и с нетерпением ждал окончания последних минут вынужденного заключения. Друзья тревожно озирались вокруг. Вдруг кто-то еще спасся и ему нужна будет помощь? Они уже пришли в себя и опять готовы были сражаться. Но, к сожалению, в обозримом пространстве Живые не появлялись...

В-Рошалю между тем становилось все хуже. Перенеся сильнейшее истощение внутренней энергии, он находился теперь в каком-то заторможенном состоянии, Крис и Джеймс старались его не тревожить. Если не знаешь, как помочь, лучше оставить в покое. Человеку, оказывается, даже здесь необходим отдых, а профессору, щедро растратившему свои силы на то, чтобы вывести остаток своей маленькой колонии в безопасную область, – тем более! Исчерпав весь резерв, он как-то сжался и даже начал уменьшаться в размерах! Теперь Поль больше напоминал некую мумию, чем того вальяжного В-Рошаля, которого они знали по прежней жизни. Джордан очень беспокоился за его здоровье, но псевдо-Джеймс уверил его, что профессор просто заснул и лучше его не тревожить. Тем более что все равно делать пока нечего.

Куда тут двинешься, если серебрянки постоянно напоминают о себе? Только больших волн было то ли восемь, то ли девять! Джордан не считал, но экс-Митчел утверждал, что девять. Настроенные только на уничтожение заданных кодов, тупые вирусы с примитивными программами, они и не пытались как-то перестроить свою тактику. У друзей даже чувство опасности как-то притупилось. Казалось, что произошедшая трагедия – это просто страшный сон. Ведь так не хотелось верить в гибель переселенцев. Отважные люди, не побоявшиеся оставить свое тело и уйти в виртуальное путешествие, они совершили подвиг, перед которым меркнут свершения всех других первопроходцев! Что такое открытие Америки или путешествие в Космос по сравнению с тем, что сделали сетяне? Все те, кто был до них, расставались с близкими, бросали свои дома и работу, рисковали в основном уютом! А Живые... Они оставляли все! Буквально все, даже свое сердце, свой мозг! Трудно себе представить, как это – отказаться от своих тел, оторваться от земных услад, забыть обо всем, что радовало в прежней жизни, и уйти Да еще куда – в неведомое информационное пространство! Каким оно им представлялось? Воспринимали они это как путешествие в Рай? А может, как экскурсию в Ад? Господи, да каким же нужно быть человеком, чтобы решиться на такое? Теперь уже не узнаешь, спросить не у кого! Сами-то они ушли, зная, что тела своего все равно нет, а с общежитием пора было кончать, но вот переселенцы... Они не испугались неизведанного и мужественно отправились прокладывать путь в Сетевой мир!

– Крис, как, по-твоему, кто устроил эту бойню? – Псевдо-Джеймс задал наконец вопрос, который мучал его с того мгновения, как они оказались в безопасности. – На такое даже я, ну, тот, чью программу я ранее осуществлял, на такое не решился бы!

– Думаю, что это наш мстительный друг Боб Бросман! – Джордан тоже все это время пытался разобраться в ситуации. – Я только об этом и думаю Кому могли помешать Ирвин, Тьери, Кларенс? Да и все остальные? Охота была на нас, а может быть, даже на меня. А кому я насолил? Только Бульдозеру! Кроме него, мы никому дорогу не переходили! Только он мог дать команду имперским программистам начать войну в Сети!

– А почему ты не хочешь предположить, что это дело рук какого-нибудь охреневшего «шалуна»? – возразил псевдо-Джеймс. – Мало ли есть придурков-вирусописателей?

– Это не сумасшедший делал заразу эту! – гневно проговорил Джордан, – Вирус создавался специально под нас! Я же его смотрел! Там в модуле наведения прямое указание на наши программы! Понимаешь, мы уникальны, в реальном мире про код, из которого мы состоим, никто даже не слышал! И вдруг кто-то создает поисковик с нашими идентификаторами? Ты веришь в это? Нет, убийц выпускали именно под Живых! И сделать это мог только Бульдозер!

– Но как он узнал о нашем существовании? – не унимался бывший Паук. – И как он узнал, что это нам он обязан своим позором?

Крис повернулся к псевдо-Джеймсу Как все-таки сильны в человеке привычки1 Ведь получение невербальной информации от собеседника по вазомоторным реакциям в Сети -дело абсолютно бесперспективное, но нет, все равно, когда речь заходит о серьезных вещах, начинаешь вспоминать навыки реального мира. А что могло быть серьезнее того, что вложил экс-Паук в свой вопрос.

– В нашей среде был предатель! – высказал Крис то, что и так обоим было ясно. – Это он сообщил Бросману о Живых. А разве эта тварь захочет, чтобы существовал кто-то, кто его не боится, кто ни при каких условиях не станет батрачить на него? Вот и началась охота. Но что самое страшное – этот гад дал себя скопировать, потому-то результативность нападения и была такой высокой! Понимаешь, оружие было просто настроено на нас! Они просто не оставляли нам шанса на спасение? – Зачистка территории?

– Без сомнения! – с горечью подтвердил Крис – Теперь ты понимаешь, что у них здесь был свой... Язык не поворачивается назвать негодяя своим человеком!

– Почему был? – Псевдо-Джеймс почувствовал, как в нем вскипает дикая злоба. – Почему был! Я уверен, что они заранее вывели эту суку из-под удара!

– Закрыв его кодом? – тут же подхватил его мысль Джордан. – Или предоставив ему метку иммунитета?

– Я бы сделал все гораздо проще! – Экс-Паук был уверен, что теперь он на верном пути. – Думаю, что они размышляли так же и пришли к тому же выводу: все должно быть надежно и без шанса на случайные сбои. И они пошли по пути полной ликвидации угрозы. Вначале спрятали предателя, потом пустили абсолютных убийц, расчистили поле, а затем обезопасили пространство, дезактивировав своих псов. Живых нет, информатор цел, и теперь вся Сеть в их руках! Вот посмотришь, теперь, когда программы серебрянок разрушились, он выползет и пойдет проверять результаты налета! – Да, ты, пожалуй, прав. – Крис был согласен с логическими построениями псевдо-Джеймса. – Я бы, пожалуй, тоже не стал рисковать своим подопечным и Использовал таймер. Метка идентификатора при каком-нибудь сбое могла и не сработать, а терять своего человека в Сети, тем более если он у них единственная ниточка. Врат-то у них нет! Найти бы эту тварь... Как ребят жаль! Ирвин так и стоит перед глазами.

– А у меня Тьери, – признался экс-Митчел. – Мне он как-то больше пришелся. Знаешь, давай мы сделаем так: не высовываемся и ждем, смотрим – кто же выползет на разведку! А как появится... Боюсь, что я вспомню, как был Пауком!

Крис, чтобы не терять времени зря, принялся за программу для расчистки пространства. Ошметки разрушившихся программ, перемешанные с разросшимися «подушками» убитых сетянами серебрянок, представляли собой столь отвратительное зрелище, что просто затрудняли перемещения по Сети. Наверняка и у пользователей в реальном мире были проблемы! Как бы системный администратор городского узла не затеял чистку на нем! И хотя Крис с друзьями находился на отдельном сервере, все равно не хотелось подвергнуться новому испытанию...

Как бы там ни было, Джордан не мог согласиться, чтобы в их мире оставался этот страшный могильник. Да и делать все равно было нечего. Крис быстро представил себе принцип работы сетевого уборочного «комбайна». Программа должна была переработать хлам, оставшийся после вчерашней битвы, и уничтожить трупы вирусов так, чтобы и следа от них не осталось.

Код получился довольно компактным, и Крис опробовал его на ближайшей куче трупов. Результат был превосходный, мусороуборщик быстро потрошил бесцветные «подушки», причем начинал с того, что уничтожал ядро программы: безопасность превыше всего! Можно было радоваться, но Джордану этот локальный успех не принес удовлетворения. Он, безразлично отметив, что в последнее время все его программы сразу начинают работать так, как с самого начала и задумывалось, отпустил комбайн поглощать остатки кодов.

– Хорошо работает! – заметил псевдо-Джеймс. – А знаешь, лопухнулись мы, не нужно было столько ждать! Можно было просто сделать программу, которая бы сообщала серебрянкам измененную дату...

– Думаешь? – в словах Джордана был слышен сарказм. – Софт, он ведь разный бывает! И на изменение системного времени по-разному реагирует! Представляешь, что случилось бы при возникновении маленькой такой затычки? Конфликт счетчиков, конфликт дат! Что бы тогда стало? Не знаешь? И я не знаю! И не хочу знать! Я...

– Подожди, Крис! Кажется, кто-то появился! – Псевдо-Джеймс показал на появившуюся вдали фигурку. – Вот так удача! Если это тот, о ком мы думаем...

– Где? – Крис даже не поверил, что предатель выявится так быстро.

– А вон идет! – Джеймс показал на движущуюся пирамиду причудливо сляпанных драйверов. – Да это же... Этот, пришибленный! Поэт, кажется!

– Точно, – узнал Джордан. – Помнится, его звали Виктором. – Вот он-то, гаденыш, и сотворил эту... – Экс-Паук от ярости даже не нашел подходящее слово. – То-то он все время в стороне от всех держался! Не по вкусу ему наше общество!

– Что с ним будем делать? – вдруг спросил Крис. Он действительно не знал, как поступить.

– А ты спроси у тех, кто погиб из-за него! – Псевдо-Джеймс свой приговор уже вынес. – Сейчас я с ним разберусь.

– Подожди, давай сначала поговорим, – одернул его Джордан. – Может, что-то новое от него узнаем... Стой, а это кто? – И он показал в другой конец магистрали. Там тоже медленно двигался кто-то Живой!

– Твою мать, а откуда этот появился? – опешил экс-Митчел. – Чертовщина какая-то!

Лицевой интерфейс отражал его полную растерянность.

– Эй, Джеймс, вот и опровержение теории! – Если бы сейчас Джордан был способен улыбаться, он бы так и сделал. – Как теперь будешь искать предателя? И кто из них враг?

– А может, их было двое? – предположил экс-Паук. – Интересно, что они нам расскажут? Черт, и почему именно уроды выжили?

– Да потому, что они, как ты выразился, уроды! – пояснил Джордан. – Вот и прятались ото всех по разным серверам...

Оскар мог гордиться проделанной работой. За короткий срок он сумел подготовить вполне боеспособное подразделение, с которым можно решать серьезные задачи. Отряд был немногочислен, но по выучке не уступал ни одному отряду Империи, а там, как известно, были собраны самые лучшие бойцы. Теперь Кос уже мог отказаться от помощи Алана и вернуть ему его людей. Стива охраняли люди Оскара, что вызвало скрытое возражение со стороны Бульдозера. Он не подал вида, что такое изменение расклада сил его не устраивает, лишь поинтересовался, не приведет ли такое раздробление сил к ослаблению управляемости и снижению дисциплины. Марко сделал вид, что не услышал своего зама, а настаивать Бросман не стал – все равно недолго ждать осталось...

– Стив, как же ты мог такую глупость сделать? – Оскар не мог себе простить, что, увлекшись подготовкой бойцов, оставил Сазерленда одного, наедине с его проблемами. Сообщение о том, что друзья рассорились, было для Оскара как ушат холодной воды за шиворот.

– Оскар, сам жалею! – Стив в душе уже давно простил друга, но первый шаг навстречу делать не хотел. – Сгоряча наговорил ему. Но он тоже хорош! Виноват, так признай это! Нет...

– Он виноват? – От удивления Оскар даже не сразу нашелся, что на это сказать. Большей глупости Стив просто не мог придумать! Тоже мне. Президент! Простых вещей понять не хочет! – Он виноват? Да ты что, вообще уже все на свете попутал! Да Крис же тебя, дурака, прикрывал! Знай ты заранее про побег профессора, Марко бы в миг фальшь в твоей реакции вычислил! И начал бы подозревать, пробивать тебя. Вопросы хитрые задавать. А просчитывать Симоне умеет! Не таких, как ты, раскалывал!

– Ну уж, конечно, я всегда у вас виноват...

– Виноват, Стив, виноват! – Кос вздохнул. – Ближе, чем Крис, у тебя никого нет, а ты его... Неужто всерьез думаешь, что устоял бы перед Смотрящим?

– Что? Перед Смотрящим? – переспросил Снейк. Нет, врать Симоне он бы не смог! Тогда... Боже, вот наделал делов-то! Только теперь Сазерленд понял, как он был неправ! Господи, да что это за башка у него такая дурная? Что он ни сделает, все потом не тем боком поворачивается! Просто невезучий он какой-то.

Крис! Горячая волна раскаяния обожгла Сазерленда. Джордан без лишней болтовни профессора из каземата вытащил и даже хвалиться не стал! А Стив ему за это такую оплеуху отвесил! Болван, какой же он безмозглый! Как же это он мог такое сотворить?

– Оскар, Богом прошу, давай сейчас! Нет, я сам должен. Да, я сам ему позвоню и извинюсь!

Сазерленд достал коммуникатор, стал набирать номер, вдруг замер и бросил взгляд на Коса. Тот понял его взгляд по-своему. Он встал и уже хотел выйти, когда Стив остановил его.

– Не уходи, я хочу при тебе. – Стив поднялся и подошел к коммуникатору, установленному в кабинете. Большой экран и видеокамера с широким углом зрения позволяли абоненту проводить видеоконференцию сразу со всеми, кто находился в кабинете.

Сазерленд снова стал набирать номер, но тут запищал вызов его маленького коммуникатора. Сазерленд вопросительно посмотрел на Коса. Тот молча пожал плечами. Ответь, спешка-то зачем? Пара минут после более чем недельного молчания ничего уже не добавят! – Слушаю вас! – сказал Стив, сам себе удивляясь. Оказывается, тренаж имиджмейкеров приносит свои плоды. – А, это ты, Лоренцо! Что хорошего скажешь?

– Стив, беда у нас! – Джалли был явно встревожен. – С «потерянными» плохо!

– Как это плохо? – Сазерленд, по правде говоря, уже и забыл про пациентов. – Что с ними могло случиться? Эпидемия, что ли?

Доктор опустил голову, потом, преодолевая себя, поднял глаза на Стива.

– Погибли они! – виновато произнес он. – Вернее, умерли...

Сазерленд опешил. До него не сразу дошел смысл сказанного.

– Как это умерли? – Стив упал в кресло. – Это как понять? Отравились? Или болезнь какая-то?

– Приезжай, сам увидишь! – Лоренцо чуть не плакал. – Семерых успели только спасти! Да и как спасли-то! Просто в реанимацию успели положить, в коме они там лежат! А остальным места не хватило. Стив, это было так страшно! Люди сидели, общались, а потом... Просто падали и переставали дышать!

– Что значит переставали дышать? Инфекция? Инфаркт? – Сазерленд перечислял все, что он знал о болезнях. – Что с ними?!

– Не знаю! – вспылил Джалли и тут же погасил гнев. – Пойми, если бы знал, разве утаил бы? Стив, я просто не знаю, что делать!

– Так что, все «потерянные»... – Сазерленд похолодел. А что, если это началось там, в Сети?

– Нет, не все! – ответил Лоренцо. – Двоих напасть не коснулась! Это Вилли Гофман и Виктор Шанц. Они только и остались! Остальные... – Лоренцо вновь сглотнул слюну и сокрушенно покачал головой. – Что делать, Стив?

– Пока не знаю! – Сазерленд напряженно думал, что же случилось. Массовая гибель была не случайна, это даже ребенку ясно. Может, все-таки, эпидемия? В Храме. Но тогда должны и остальные заболеть... – Стив, так что же мне делать?

Джалли напряженно смотрел на своего шефа и ждал его решения. Но что Сазерленд мог ему сказать? Вот если бы Крис... Господи, Джордан, как же ты сейчас

нужен!

– Ладно, Лоренцо, вы там, в Храме, не паникуйте, я вам позже перезвоню! Главное, пока никому не сообщайте, а то журналистов наедет! Я сейчас Марко сообщу, посмотрим, что он решит!

Стив отключил коммуникатор и посмотрел на Оскара.

– Что скажешь? Что делать будем?

– Крис нужен! – Кос твердо, даже можно сказать сурово посмотрел Стиву в глаза, – Если бы не твои «дружу не дружу», людей могли бы спасти!

Сазерленд хотел было возразить, что при такой картине смерти и Джордан бы не помог, но промолчал. Ни слова не говоря, он вошел на сайт и ввел пароль.

– Крис? – Как только он увидел лицо друга, на душе сразу же стало легче – он все-таки не один и его Джордан рядом!

– Стив? – мрачное лицо Криса посветлело, но интерфейс, хотя и был сделан очень искусно, не мог передать всей гаммы чувств, которые испытывал Джордан. – Стив, как вы там?

– Крис! Крис, тут столько всего произошло! Но сначала... Брат, я был неправ, извини меня!

– Да ладно, забудь об этом! – Джордан после пережитых потрясений смотрел на размолвку как на что-то такое, о чем и вспоминать не стоит. – Ты тоже извини, что я эти дни не забегал к тебе! У нас тут такая война была...

– У вас? – Сазерленда словно кувалдой по голове ударили, – Какая еще война? С кем? А... Погоди, Крис, у нас тут тоже проблема! «Потерянные»... Ну, помнишь, что в Храме остались? Умерли они!

– Все?!

– Нет, семерых удалось оставить в реанимации, но Лоренцо говорит, что они в коме и живут только за счет аппаратуры. Да, и еще двоих эпидемия миновала. И Оскара, слава Боту, тоже!

– Оскар – это совсем другой случай. Он не из «потерянных», – пробормотал Джордан. – И не эпидемия у вас была! Это у нас здесь...

И Крис поведал друзьям о трагедии, которая разыгралась в Сети.

– Господи! – Только и смог произнести Стив, когда Джордан замолчал. – Да кто же устроил эту бойню?

– Бульдозер! – с полной уверенностью сказал Крис. – Это его рук дело! Бросман каким-то образом узнал, что мы причастны к побегу Р-Рошаля, и решил отомстить. Всем сразу. Мразь, он еще свое получит!

При упоминании о Бульдозере, Сазерленд испуганно поглядел по сторонам. Крис это заметил.

– Не бойся, Митчел страхует нас от прослушивания, – успокоил он друга. – Разве только несетевые акустические жучки, но, я думаю, Оскар регулярно проверяет кабинет?

– Конечно, Крис! – Кос был рад видеть Джордана, но после того, что услышал, решил не вмешиваться в разговор друзей. – Я все время контролирую ситуацию.

– Отлично, я знал, что на тебя можно положиться. – Чиплендец говорил искренне. Рассудительность и зрелость Оскара ему очень импонировали.

– Крис, а что же делать с погибшими? – Сазерленд вернулся к проблеме. – Скрыть ведь не удастся!

– Стив, мы нашли обоих уцелевших. Кто из них предатель, Гофман или Шанц, я не знаю. Скорее Шанц, он явно растерялся, увидев нас, а потом стал мямлить что-то про убежище. Хотя даже описать самих убийц не мог. Гофман рассказывает про серебрянок правду, но уж больно складно. Да и другие сомнения есть. Говорит, что спасся тем же способом, что и мы... Хотя брошенных серверов в Сети вполне достаточно. Там он действительно мог отсидеться.

– Крис, – напомнил о себе Сазерленд, – с нашими то «потерянными» как быть? – Что? С вашими... – Джордан на мгновение задумался. – Ах, да, забыл совсем. Слушай, все не так просто! Если мы объявим, что «потерянных» осталось только двое, а предатель сообщит, что нас в Сети пятеро, то Бульдозер насторожится. Дураку ясно, что количество выживших «потерянных» не соответствует количеству сетян. Он может дать команду предпринять еще одну атаку. Конечно, теперь я приму меры, но пока мы к ней еще не готовы. Поэтому сообщай, что выжило девять, и это будет соответствовать правде, те, что в коме, тоже считаются живыми. – Крис не сказал Сазерленду, что оба подозреваемых сетянина теперь находятся под неусыпным присмотром и у них пока нет возможности выйти на связь с Бульдозером. – Давай, Стив, звони Симоне и делай так, как он скажет. А я поприсутствую при вашем разговоре. Не робей, подстрахую!

– Я понял, сейчас перезвоню ему! – Стив замялся. – Вот только... Крис, я хотел сказать тебе... Не пропадай надолго!

ГЛАВА 12

«Потерянных» – умерших и тех, которые еще были живы, – обследовали со всей тщательностью, которую только дозволяла современная наука. К работе были подключены такие светила из разных областей медицины, каких собирали не ко всякому главе государства. В поисках сведений, которые могли бы пролить хоть какой-то свет на трагедию в Храме, имперцы не жалели средств. Проверялось все. И что же? Качество пищи, принимаемой пациентами Храма, было отменное, лекарства не применялись, обследования не проводились. Физического воздействия не отмечено. Доктора к своему стыду вынуждены были признать, что сколько-нибудь убедительных объяснений, ни даже предположений насчет того, что могло послужить причиной массовой гибели людей, они предъявить не могут. Единственное, что было известно, это потеря памяти, которая, конечно, причиной летального исхода никак не могла быть. И тем не менее люди умерли! Загадка оставалась неразгаданной...

Лишь Бульдозер со своей камарильей да еще Стив с Оскаром могли бы приоткрыть завесу тайны, но ни те, ни другие не были в этом заинтересованы. Они одинаково упорно молчали, хотя и по разным соображениям. Бросман чувствовал себя победителем и считал Сеть и Виктора своим тайным оружием, Сазерленд же просто берег друзей.

Зато не молчали новостные каналы. Какие только гипотезы не высказывались журналистами – не только авторами научных и околонаучных программ, но и теми, кто никогда прежде этими вопросами не занимался и ничего в них не смыслил. Деятели от общественности соревновались в предположениях, а всевозможные комиссии – в бесплодных попытках докопаться до истины. Кончилось все тем, что наука и журналисты перессорились между собой, перетягивая каждый на свою сторону тех сотрудников Храма, которые имели хоть какую-нибудь достоверную информацию.

Марко пришлось приложить немало сил, чтобы погасить скандал, что имперцам и удалось сделать. Некий флер загадочности, окутавший Храм, лишь прибавил ему популярности, тем более что все комиссии, включая самые «независимые», в один голос уверяли, что вины сотрудников заведения и, что самое главное, его руководителя в происшедшей трагедии не было. Другим удачным ходом была смена руководства учреждения. Персонал строго предупредили не распространяться о роли капитана «Скорпионов» в создании Храма, а все интервью и пояснения журналистам давал Лоренцо Джалли. Ему пришлось принимать весь удар на себя. Все равно Сазерленд, став Президентом, должен будет покинуть свой пост, так почему не сделать это раньше? Да и Джалли доказал свою преданность и заслужил эту должность. Он будет хорошим руководителем.,

Одним словом, еще не успев начаться, скандал исчерпал себя и никоим образом не коснулся будущего кандидата в президенты.

Несмотря на все это, смерть «потерянных» стала для Симоне тяжелым ударом. Он принял близко к сердцу гибель этих людей, но еще сильнее переживал за Снейка. Такое событие перед самым началом серьезного и ответственного дела казалось ему мрачным предзнаменованием. Симоне гнал от себя эту мысль, но она все равно лезла в голову. Президентство Сазерленда было заветной мечтой Смотрящего. Он считал, и не без оснований, что успех этой затеи станет самым грандиозным, самым великим из всего, что он сделал для Империи. Это будет еще одним добрым делом, которое Симоне сделает для людей, его лебединой песней. Так думал Марко, хотя никому в этом не признавался.

Ведь такого еще ни один из Смотрящих не добивался! Одно дело купить политика или привести к власти нужного человека и совсем другое – поставить своего, до мозга костей своего, своего в доску. Добиться того, чтобы воспитанный на принципах «жизни по понятиям» пацан поднялся и стал Президентом – уже этого одного хватит, чтобы потом о Симоне слагали легенды. Да и то, что Хардсон-сити получит наконец первого за долгий срок порядочного главу Конфедерации, тоже немалого стоит. И видит бог, Марко все делает и будет делать для того, чтобы задуманное воплотилось в жизнь.

Но как тяжело начинать большое дело, когда на старте случается такое несчастье. Возможно, будь на месте Марко кто-то другой, помоложе, кому еще нескоро суждено предстать пред Высшим Судией, он не стал бы придавать такое значение предзнаменованиям, но Симоне всегда был очень суеверен. При других обстоятельствах он скорее всего отступился бы. Но что поделаешь, пути назад уже нет. Слишком много серьезных людей успело узнать о замысле, да и дело настолько серьезное, и ситуация сложилась выигрышная – грех ею не воспользоваться, такие случаи не повторяются. Не к лицу Смотрящему проявлять слабость и верить в

приметы Он должен быть выше их! Решение принято, и обратного хода не будет.

Симоне печально, даже как-то обреченно обвел взглядом свой кабинет. Стареет он. Раньше ни кабинетов, ни рабочих мест не признавал. Куда ни зайдет – все его! Нужна связь – брал первый попавшийся под руку коммуникатор и пользовался им. Нужна комната для переговоров – заходил в ближайший подходящий кабинет и выгонял оттуда всех. А теперь ослабел, почти не покидает свой этаж. Даже живет здесь же! Нет ни своего дома, нет даже квартиры. Хоронить будут, все увидят, что за всю жизнь Смотрящий, одаривая других, хоромами не обзавелся. Да и дорогих экранопланов не имеет. Всего имущества – только то, что на нем надето Все, что делал, делал не для себя – для людей, для Империи... для Конфедерации...

Симоне в очередной раз поймал себя на том, что мысленно готовит свою речь на сходке. И речь почему-то каждый раз получалась прощальной. Просто напасть какая-то! Это даже начинает раздражать, он ведь пока совсем не собирается уходить. Зачем? У него еще есть силы! Да и Бросман еще не готов стать Смотрящим. Тем более теперь, когда Сазерленд станет Президентом. А он им обязательно станет, никакие мрачные предзнаменования этому помешать не могут. Конечно, он еще не готов к ответственной должности, но момент упускать никак нельзя. А парень с характером, Бульдозер его не удержит. Вот и передерутся между собой! Нужно это Империи? Нет! И Конфедерации тем более! Вот и выходит, что Марко никак нельзя на покой. Он должен помочь Стиву встать на ноги, окрепнуть! Симоне не должен допустить, чтобы парню вскружили голову или, что еще хуже, подмяли под себя проходимцы. А желающих приручить его будет тьма! Одних только баб сколько под него кидаться станет! О! Хорошо, что вспомнил! Нужно подсказать, чтобы Сазерленд быстренько с обезьянками своими разобрался. А то, не ровен час, прямо на матче драку меж собой устроят. Ну, он парень неглупый, сам понимать должен, кто ему нужен. Хотя не слишком-то умно он с ними себя ведет, недальновидно Журналистка эта, девица, конечно, яркая, даже, можно сказать, броская. Но совсем не тянет на первую леди. Блондинка, как ее... да, точно, Джина! Вот она, кажется, больше подошла бы. Хотя как еще посмотреть! Эта простушка, что сейчас с Сазерлендом, на многое и не претендует. А вот Джина посложнее будет, и еще неизвестно, захочет ли она довольствоваться малым или решит рядом со Стивом на троне сидеть. Чего доброго, царицу из себя возомнит!

Господи, о чем только тебе, Смотрящий, думать не приходится! Скоро начнешь его семейную жизнь планировать! Когда Сазерленду наследника делать, когда дочку...

Нет, Марко, давай своим делом занимайся. Разве своих проблем мало? Или уйти от них хочешь, сам себя думаешь обмануть? От дурных мыслей бежишь? А раньше не бежал, раньше сам навстречу им шел, старайся все плохое заранее предусмотреть. Совсем, наверное, стар стал? Что же, возможно, и стал – со стороны виднее. Вот только самому не следует никому в этом признаваться. А может, не хорохориться и поступить как все? Поменять мотор, поменять почки и что там еще... Тогда можно еще лет двадцать не думать о здоровье. Может быть, может быть. Врагов активных сейчас нет, напряженность в лице Рошаля. Вот зараза же, убежать ухитрился! Вот как, скажите, имея такого гада под боком, заниматься собой? Правда, нет у того сейчас силы, наверняка затаится, спрячется лет на пять, а то и на десять, будет силы копить. Так что после выборов можно подумать и о собственном ремонте.

Ладно, там видно будет! Не хочется сейчас об операциях думать. Ой как не хочется! И не потому, что Симоне боится, – он свое уже отбоялся. Просто жизнь, когда живешь долго, вот как он или тот же рекордсмен-палач Рошаль, становится довольно скучной. Человеческая порода не меняется. Там, где кто-то оступился, обязательно оступится еще кто-нибудь. А на той должности, на которой предшественник проворовался, проворуется и его преемник. Ну не этот, что следом, так тот, кто придет за ним, десятый, наконец, но обязательно проворуется! И методы будут похожи, и мотивы!

Вот тот же Бульдозер! Из шкуры лезет, любое желание предугадывает, думает, Симоне не видит, как он свои кружева плетет. Все Смотрящим стать хочет. Дурашка, чего ты колготишься? Придет время, и станешь, человеком будь! Если увидят, что верить тебе можно, что не волком выгрыз ты это место, люди сами к тебе придут. Кто за справедливостью, кто за разбором. Да просто за словом твоим придут! Вот тогда ты и будешь настоящим Смотрящим.

И ведь Бросман всем хорош! И умен, и строг, и законы знает, но слишком торопится, слишком суетится! В Сазерленда вот въелся, начал интриги плести. Неужто не видит, что Снейк не соперник ему? Что его от административных дел воротит так, что, дай только волю, он все бросит и на Кольцо убежит. Или к компьютеру, иногда не поймешь его!

Да, Боб, промашку ты дал своей ревностью, показал свою слабую сторону! А Симоне, которого ты не слушаешь, продолжаешь подозревать в кознях, уже хотел тебя на сходке в перспективные ставить. Показать уважаемым людям как подающего надежды человека, того, кто будет достоин Хардсонситскую общину представлять. Со временем, конечно! Эх, Бросман, промах у тебя, непростительный для руководителя, придется тебе еще в стремилах походить, поучиться страстями своими управлять! И то если поймешь свои ошибки, страсти обуздаешь! Да и должок за тобой, профессора в каземат вернуть должен! А если нет, то...

Марко старчески махнул рукой и присел. «Что то?» – спросил он сам себя. Как будто не знает, что не найдет Бульдозер Рошаля! И никто теперь не найдет, даже Сазерленд! Потому как спеленали этого зверюгу чудом, тот сам в ловушку полез. А полез, силу свою зная. Зная, что уйдет из-под любого замка. Гипноз – штука сильная, По уму, так сразу расшмалять его надо было, да вот соблазнился, хотелось узнать побольше о таком противнике, как профессор. Упустили добычу, не по зубам оказалась. И ни Бобу и никому другому его не удержать, мозги завертит, глаза отведет, и дело с концом! Хорошо, если просто смерть наведет. А вдруг еще и позору подвергнет? Симоне потому и не спешил с допросом, что просто побаивался могучего противника. Сраму потом не оберешься! Стиву бы придушить его там, в гараже, а он, дурачок молодой, решил доброе дело сделать и доставил такого крокодила живьем. А Марко, конечно же, не мог слабину дать, забрал его. И если признаться, подумывал, и не раз, дать команду кончить профессора, да все не решался, повода не находилось...

Крис, после того как поделился с псевдо-Джеймсом печальной новостью, занялся планированием дальнейших действий. Он твердо решил, что Бульдозер и тот, кто помогал ему запустить в Сеть убийц, ответят за все. Они заслужили возмездие! Привыкнув к безнаказанности, Бросман слишком зарвался и должен получить свое. Удар должен быть молниеносным и неотвратимым. Таким, чтобы на Сеть никто не подумал, а виновники бойни получили по заслугам. Хотя, с другой стороны, сетян осталось так мало, есть ли смысл таиться? Если уж Бульдозер сразу не раскрыл существование Живых, то и теперь не станет. Значит, если снабдить оставшихся сетян защитой, то и прятаться смысла нет. Итак, ситуация меняется. Бульдозер хотел войны? Он ее получит. И первый удар будет сегодня же!

– Джеймс, я хочу проведать нашего большого друга, – сказал Крис. – Присматривай за профессором – в случае атаки он будет беззащитен.

– Можно подумать, что остальные защищены, – пробурчал экс-Паук. – Что ж нам теперь, все время на этом сервере сидеть?

Джордан молча передал ему модуль.

– Это маскирующая программа! – сообщил он. – С ее помощью можешь прогуливаться среди серебрянок-убийц, и они тебя не тронут, потому что просто не увидят. – Шапка-невидимка? – Экс-Митчел скептически усмехнулся, но модуль к себе приладил. – Как я о ней мечтал в своем прежнем воплощении! Но Джордан не настроен был шутить. – Не забудь скопировать эту шапку В-Рошалю. Да и этим двоим – тоже!

Псевдо-Джеймс растерянно посмотрел на товарища.

– Ты серьезно? – спросил он. – А мне кажется, будет справедливо, если того, кто предал всех нас, сожрут те, с кем он поделился кодом! Хотя бы в память о погибших...

– Мы не знаем, который из них виноват! – отрезал Крис. – Мы даже не знаем, есть ли среди них предатель или, быть может, существует еще кто-то.

Джордан, дабы не продолжать ненужный спор, удалился.

– Ну ни черта себе! – выругался экс-Митчел. – Няньку нашел! Размечтался!

Псевдо-Джеймс не стал себя особо затруднять вопросом, кто из оставшихся двоих предатель. Создав обоим подозреваемым что-то вроде клетки, он приладил к ним защитные модули и, выдрав из их программ модули ввода-вывода, перевел на положение пленников. Оба под угрозой расстрела не должны были пытаться покинуть пределы клетки, не имели права создавать свои программы, а также не могли общаться между собой. Что, кстати, без драйверов, отобранных экс-Пауком, было весьма проблематично.

Он уже хотел было заняться В-Рошалем, как вдруг заметил, что отобранные модули сильно различаются между собой. Один из них хотя и отличался от его собственного, но не слишком, а вот вторая программа была явно незнакомой!

– Это что такое? – спросил экс-Паук. Правда, кому задавался этот вопрос, было неясно. Ни один из присутствующих Живых не мог ни услышать его, ни ответить. – Да это же... Она же не Крисом создана!

Он еще раз осмотрел модуль. Программировать псевдо-Джеймс не умел, если что и творил здесь, то лишь подражая Джордану. Но то, что он видел сейчас, носило явную печать совсем другой манеры программирования. Так могли писать те, кто не знал о новых, виртуальных технологиях.

– Нет, Крис, – пробормотал экс-Паук. – Предатель здесь, один из этой парочки. Вот только кто из них владелец модуля?

Он внимательно посмотрел на пленников. Кто же из них предатель? Как же узнать? Происходи все это в реальном мире, экс-Паук знал бы, что делать. А здесь, когда нет тел, которые боятся физической боли, он растерялся. Вернуть модули и спрашивать? А если не признаются? Если каждый будет твердить, что это не его драйвер? Что тогда? Какие он другие методы допроса может применить? Нет уж, пусть вернется Крис и сам решает, как быть. А то еще получится, что своими действиями он просто предупредил гаденыша, а толку не добился!

Крис, оставшись в одиночестве, задумался. Легко сказать – отомстить, а как это сделать? Да, находясь в Сети, он имеет много возможностей напакостить, но как сделать так, чтобы удар был чувствителен для врага? Создать что-то полезное, оказывается, гораздо проще, чем сотворить зло! Странно, раньше ему казалось, что это совсем несложно. Он сам встречал множество людей, которым ничего не стоило придумать любую пакость. Не только не стоило, но и нравилось! У одних это выливалось в веселые розыгрыши, у других – в злые шутки, самые продвинутые, так те вообще могли так смоделировать ситуацию, что нормальный человек с обычными реакциями начинал вести себя как чудак и растяпа! А потом, вспоминая глупость, которую сделал, сам удивлялся, как это он мог так обмишуриться. Кое-кто так до конца и не сообразил, что дело-то совсем не в нем, все было подстроено, и манипулятор этот остался в стороне. Таких людей, которые умеют манипулировать другими, в обществе принято называть ловкачами, интриганами. Все зависит от моральных устоев этих людей.

Из одних вырастают прекрасные руководители, другие становятся ловкими мошенниками. Одни создают условия, другие ловко их используют.

Размышляя об этом, Джордан признался сам себе что он из той породы людей, которые условия не создают, а только используют. Он не устанавливает правила игры, он лишь обращает их себе на пользу. К примеру, когда встал вопрос, как вытащить Р-Рошаля, проблем не было. Крис зашел, посмотрел, что делается вокруг профессора, и, приняв данные, решил задачу. А вот теперь, когда нужно было наказать, впрочем – чего кокетничать? – казнить негодяев, разум программиста просто отказался придумывать способ выполнения этой задачи. Он никак не мог сообразить: как из Сети, не имея рук и ног, добраться до горла врага?!

Крис чувствовал себя просто беспомощным. Что делать? Может, попытаться как-то заманить врагов или хоть кого-нибудь из них под прицел автоматического оружия, размещенного на нижних этажах на случай нападения? Эти устройства, заключенные в бронированные колпаки, были установлены при прежнем Смотрящем, панически боявшемся нападения на здание, но так ни разу и не понадобились, оставшись никому не нужным украшением интерьера. Симоне, придя к власти, приказал убрать оружие с административных этажей, понимая, что скорее сам попадет под огонь автоматики, чем получит от нее защиту. Но на нижних уровнях, там, где бродили посетители, лучеметы остались. Они бы тоже были демонтированы, но у Марко до них просто руки не дошли, слишком редко он бывал на этих этажах... Так же, как и Бульдозер со своей командой убийц.

Заманить противников в лифт и устроить им братскую могилу тоже было невозможно – защита от свободного падения работала автономно, и, едва скорость спуска превышала разрешенную, включался примитивный, но надежный механический тормоз, падение прекращалось.

И так было со всем, что приходило на ум Крису. Оказалось, что сетевое могущество не так уж беспредельно. Теперь Джордан понял, зачем профессору нужны были Шароян, Коннорс, не говоря уж о «близнецах» и Гапе.

Потратив зря время и ничего не придумав, Крис вынужден был признаться экс-Пауку в своем фиаско. Тот только рассмеялся.

– Вот так и проявляется гнилость интеллигенции! – заметил он. – Как теоретизировать, стучать виртуальной коленкой себе в грудь и кричать об отмщении, – пожалуйста, сколько хотите! А как реально подлеца наказать... Не думал об электрическом ударе?

– Нет, мы не сумеем создать сильноточное переключение! Вернее, можем, но только в уже проложенных, а значит, изолированных линиях. Создать новую, которую мы могли бы использовать в своих целях, у нас не получится!

– Акустический удар? – не сдавался псевдо-Джеймс.

– Нет излучателя подходящей мощности! – парировал Джордан.

– Лучеметы, что в системе безопасности?

– Они на технических этажах, – отмахнулся чиплендец. – Программистов, а уж тем более Боба мы туда не заманим.

– А если поручить Оскару? – предложил экс-Паук. – Уж он-то точно сможет!

– Нет! – резко, так, чтобы было ясно, что этот вопрос не подлежит обсуждению, ответил Крис. – Я не хочу ни в коем случае подставлять ни его, ни Стива!

Псевдо-Джеймс бросил долгий взгляд на товарища.

– Ладно, – наконец произнес он, – теперь ты присмотри за этими куклами, а я смотаюсь понаблюдаю за нашими кроликами! – В голосе экс-Паука появились нотки самодовольства, – От меня они не уйдут!

ГЛАВА 13

Симоне был доволен. Собрались все, кого он приглашал, кого хотел видеть. Принять Смотрящих всех городов Конфедерации – честь высокая, а добиться

проведения внеочередной сходки непросто, вот почему Марко опасался, что найдутся такие, кто, сославшись на занятость или на болезнь, пришлет вместо себя кого-нибудь рангом пониже. Симоне даже предполагал, кто может отказаться, но уверял себя, что этого не произойдет. Так и получилось: прилетели все!

Конечно, в самом старом и уважаемом воре Конфедерации Ансаре Сали, Смотрящем третьего города страны и столицы горной ее части Темирхана, Симоне не сомневался. С Ансаром его связывали старая дружба, возраст и во многом совпадающие взгляды на те или иные события, происходящие в этой суетной и проносящейся с непостижимой скоростью жизни. Именно на поддержку старого друга в первую очередь и рассчитывал Глава Хардсон-ситской Империи, затевая свою комбинацию.

Вместе с Ансаром прибыл и Татам-Тюлень, или Тюля, как его называли друзья. Ходили слухи, что Смотрящий Баксонвиля получил это прозвище, потому что мог плавать не хуже этого забавного морского животного. А с некоторых пор Марко, да и другие стали замечать, что Тюля начинает и внешне походить на тюленя. Уж очень Татам любил покушать и слишком мало двигался.

В молодости Тюля промышлял тем, что подплывал к небольшим судам, управляемым, как правило, дистанционно, и, проникнув туда, уводил их в заранее приготовленные доки. Там их быстренько разбирали, а запчасти умельцы использовали для ремонта других посудин. По большей части это были свои же суда, используемые братством для контрабанды.

Долго Тюлень таким бизнесом промышлять не мог. Уставшие нести потери владельцы организовали засаду, и пловец пошел в свою первую ходку. Потом он еще пару раз попадался, пока наконец не понял, что пора меняться. Используя свои связи с Чиплендским братством, Тюля привез оттуда парочку умельцев-хакеров, и теперь те делали то же самое, что и некогда Тюлень, но только дистанционно, через спутник. Своей неуловимостью Тюля завоевал авторитет, и вскоре он стал вором Кстати, крестил его Марко

Тюлень продолжал расширять свои операции на море и вскоре стал самым крупным контрабандистом Конфедерации Что, впрочем, не мешало Тюле считаться одним из главных меценатов страны. Он и вправду помотал многим талантливым музыкантам, писателям и спортсменам. Именно его щедротами баксонвильские «Морские львы» стали одним из самых сильных соперников «Скорпионов».

Одновременно с Ансаром и Тюлей подкатила делегация с севера страны. Приехал молодой – конечно, с точки зрения Марко, – вор Леон Калоян, Смотрящий Степсвиля. Горячий, но в то же время очень расчетливый, он удивительно быстро поднялся и вошел в элиту воров Конфедерации. Именно благодаря ему в среде Смотрящих поднялась волна недовольства засилием старых воров, которые не хотели приспосабливаться к изменившимся условиям жизни и строго придерживались воровского кодекса чести. Калоян, Рой Вардан по кличке Гризли из Пилиса и Слепой Новик из Нью-Багдада объединились в своей борьбе за пересмотр старых правил, но пока не смогли найти достаточное количество открытых сторонников. Правда, на их стороне был еще один союзник – возраст. Молодые, они вполне могли рассчитывать на естественное обновление Смотрящих, в среде которых число старых воров неумолимо уменьшалось. Время, как ни тяни его, не остановишь. Старая гвардия должна уходить – так было всегда. Правда, последние достижения медицины так сильно замедлили этот процесс, что Леон уже стал проявлять признаки нетерпения. Ансар и Марко не раз получали информацию, что Калоян начал вербовать себе сторонников изчисла Смотрящих мелких городов. Но дело у него продвигалось медленно, те, к кому он мог обратиться, предпочитали не вмешиваться в борьбу честолюбивых авторитетов криминального мира. Лучше смотреть на все со стороны!

Возглавлял этих, как называл их Ансар, «половинчатых» Волли Вейс, Смотрящий Нарикона, второго по величине города Конфедерации. Несмотря на то что Волли пользовался значительным влиянием и мог претендовать на видное место в иерархии Империи, он предпочитал оставаться над схваткой и не торопился примыкать ни к одной из сторон. Это и позволило ему возглавить ту третью силу, которая могла стать решающей в борьбе мнений.

Симоне принимал гостей лично. Он находил возможность каждому уделить время, выразить каждому свою благодарность за то, что сочли нужным приехать, откликнувшись на приглашение и оказав таким образом уважение старику. Выяснив индивидуальные пожелания, Марко приставил к каждому гостю по распоряженцу, обязанному заботиться о его комфорте. Кроме того, Симоне лично знакомил каждого главу делегации с программой пребывания в Хардсон-сити, гвоздем которой было посещение матча сборной звезд Конфедерации и «Скорпионов».

– Ну ты и хитрец! – со смехом сказал Тюля, услышав о сюрпризе. – Как же это я не додумался устроить такое угощение Ничего, когда у меня соберемся, я вам морской парад устрою! С Нептуном! Представляешь, боевые корабли, а за ними русалки! Нет, не за ними, а вокруг нас! Нам они лучше подойдут!

– Стар я для русалок, – усмехнулся Симоне, – Это скорее Калояна заинтересует. Он молодой, горячий.

– Слишком молодой и слишком горячий! – Татам сразу помрачнел. – Рано его на Смотрящего поставили! Крестили рано, не говоря уже о том, чтобы такую ответственность давать! Нельзя нам такие ошибки делать! – Ты это Волли объясни! – Марко дал себе слово не заводить сегодня таких разговоров, но не сдержался. – Если бы он не вилял хвостом, не вел за собой этих овец, что только о своей кормушке думают... Э-э, Тюля, зачем об этом? Ты мой гость, я очень рад тебя видеть, давай не будем сегодня о неприятном!

Наконец представление команд закончилось. Приглашенные знаменитости заняли свои места на трибунах для важных персон, и Президент сделал знак главному судье, что можно начинать игру. Люди внимательные заметили, что при этом Чет Самплер скосил глаза на трибуну, где сидел Марко Симоне. Однако на лице того не дрогнул ни один мускул. Ни к чему афишировать свое влияние на нынешнего руководителя Конфедерации. Все равно, что бы Самплер теперь ни предпринял, он после его предательства – отыгранная карта! А в том, что тысячи глаз наблюдают за каждым движением Смотрящего, можно было не сомневаться.

Симоне так редко покидал свою резиденцию, что его появление на стадионе вызвало невиданную волну любопытства. Казалось, люди пришли не на матч, на который собрались все звезды роллербола, а лишь за тем, чтобы увидеть того, кого называют настоящим хозяином Хардсон-сити. Того, к кому, они знают, можно обратиться в самую трудную минуту. Того, чьей власти боятся все чиновники, и лишь одного упоминания имени которого достаточно, чтобы поставить на место любого мздоимца и вынудить его выполнять свои обязанности. Притом бесплатно!

Рядом с Марко, кроме гостей, находился его неизменный спутник, Боб Бросман. Его тоже узнавали, но и только, взгляды он не приковывал. Там же, на трибуне, но чуть подальше, сидели еще три авторитета Хардсонситской Империи. Это были Эллис Гриде, глава юристов организации, Сим Чаверс, руководитель финансового департамента, и Фил Граббе, преемник покойного Дорнье на посту начальника глаз и ушей организации, проще говоря, Службы Безопасности Империи. Граббе особо привлекал к себе внимание. Люди впервые видели его в окружении Смотрящего, а потому, незаметно показывая на Граббе, спрашивали о нем друг друга.

Алан Дюмон со своими людьми занимал места на трибунах выше и ниже гостевой. Группы телохранителей заняли также места в проходах между трибунами. Такое размещение охраны полностью исключало возможность проникновения кого-либо к Марко Симоне и его гостям. Предосторожность, может быть, избыточная – ведь нужно быть сумасшедшим, чтобы выступить против всех Смотрящих сразу, – но, по мнению Алана, отнюдь не лишняя. Конечно, руководитель личной охраны Симоне не допускал и мысли, что может найтись безумец, способный на такое, но служба есть служба, и расслабиться Дюмон не позволял себе ни на минуту.

Игру начинала сборная мира. Гости выставили в стартовую восьмерку свои лучшие силы. В атаку были отряжены тягловой из «Морских львов» Али Дассер, двое братьев Махлин – кольцевые «Летчиков Нарикона» и представитель «Гладиаторов» Инстон Булл, который и возглавлял звено. Что и говорить, нападение у сборной получилось отменное! Под стать ей была и защита! Ею руководил капитан «Гладиаторов» Моллин, ему помогали Рей из «Морских львов» и Кастор из «Фараонов». Мотоциклист-таран Эйт Саммерс был еще одним представителем «Летчиков».

За «Скорпионов» кольцевых нападения вывел, конечно же, Стив Сазерленд, чье появление на Кольце вызвало шквал аплодисментов. Ни одного из игроков не приветствовали с таким восторгом, как его, но разве кто-то был в обиде? Ведь это его бенефис – ему и слава! Вместе со Снейком на овал Кольца вышла тройка его постоянных партнеров – Гай Скотт, Ричи Корсар, тягловой Крейзи Эскер. Эскера прозвали Крейзи недаром: выезжая на Кольцо, он носился с такой бесшабашностью, что недоброжелательная пресса городов, из которых прибывали команды противника, писала, что, отправляясь на Кольцо, он забывает мозги на скамейке запасных. Впрочем, это ничуть не повредило репутации тяглового. Стив предпочел бы, конечно, чтобы с ним рядом сегодня был Фоке, но, к сожалению, хитрый и преданный Лис, если и наблюдал за игрой, то только с Небес.

В защите стартовый состав имел элитную четверку, о которой мог только мечтать любой тренер. Таранный мотоциклист, ловкий Стен и кольцевые Иржи, Ян и Яромир. Ни одна команда не могла похвастаться положительным балансом своих звеньев в личных встречах с этими универсалами «Скорпионов»! Прочнейшая защита была основой тактики хардсонситцев, не раз приносившей им успех. Соперник выдыхался в бесплодных попытках прорваться к корзине, а Стив со своими коллегами по нападению так терзал оборону противника, что тем просто некогда было и подумать о том, чтобы поддержать действия своих атакующих товарищей. Ну а затем, когда на скамейке запасных уже почти никого не оставалось и ресурсы тренеров были практически исчерпаны, «Скорпионы» перестраивались и мощные защитники шли вперед. Они буквально таранили соперника, пробивая бреши, в которые проскакивал Снейк. И жалил он без промаха!

Прием был не нов. Нужно сказать, что и для соперников такая игра не была откровением, они тоже старались дожимать противника с помощью защитников. Но любая тактика, любая стратегия – ничто без достойных исполнителей. Если что и позволяло Нантвичу из года в год выставлять сильную команду, так это очень длинная скамейка из действительно блестящих игроков. Тех, кто в «Скорпионах» не пробивался даже в запасные, с удовольствием брали в основной состав команды других городов. И там они выходили на первые роли! Да зачем далеко ходить! Вот и сейчас, в начале игры, из шестнадцати игроков, находившихся на Кольце, одиннадцать были родом из Хардсон-сити.

Сборники, как и ожидалось, предпочли пойти в веерную атаку, закручивая ее по часовой стрелке. Это была старая примета, много раз опровергнутая, но неизменно свято соблюдаемая всеми, – начинать встречу атакой именно в левую, от своей корзины, сторону. Но так как, согласно предварительной договоренности в бенефисных матчах применение приемов, способных нанести травму, исключалось, то исключался и сильный разгон мотоциклов. В такой ситуации главным становились сыгранность, хитрость и чувство локтя. А это у команды хозяев отлажено гораздо лучше, чем у прекрасных игроков Лиги, выступающих вместе впервые. Это прекрасно понимали и гости, и хардсон-ситские роллерболисты. Хозяева, для сохранения интриги, старались не слишком выказывать свое преимущество. Для них это было скорее веселое шоу, чем-настоящий поединок, хотя, если тренерам удастся раззадорить команды, мог появиться и азарт

Самому же Сазерленду, в последний раз вышедшему на Кольцо, такого раззадоривания не нужно было. Ему так хотелось хотя бы еще один раз почувствовать дух игры, ощутить радость прорыва, радость точного броска. Нет, Снейк в понуканиях Нантвича не нуждался! Он сам мог подбодрить любого!

– Ребята, играем! – привычно бросил он своим партнерам. – Шар у «Летчиков», а значит, они будут его разыгрывать. На прорыв не пойдут! Ян и Иржи, двиньтесь вперед, покажите, что вы идете на перехват!

Оба гиганта-защитника выдвинулись каждый со своего фланга и, набирая скорость, пошли вперед. Снейк, Ричи, Гай и Крейзи, образуя внутреннюю часть дуги, последовали за ними.

Соперники заметили маневр и, пытаясь растащить хардсонситцев в стороны, чтобы в рядах «Скорпионов» образовалась брешь, сквозь которую можно было бы проскочить, дружно пошли навстречу. Игроки, двигаясь, как бы разбегались лучами из единого центра, почему, этот тактический маневр и называли «солнышко». Маневр очень опасный и результативный. Нападавшие в острие просто растаскивали игроков защищающейся команды, и при малейшей ошибке построения обороны тот, кто был с шаром, вылетал на оперативный простор, где и сказывалось отсутствие защитников, ушедших на фланг. Но если атака захлебывалась и шар попадал к быстрым кольцевым «Скорпионов», то остальные игроки команды действовали словно створки раковины. Гиганты Ян и Иржи направлялись в центр и пресекали все попытки окруженных соперников броситься в погоню, а счастливчик с шаром – обычно это был самый быстрый из тех, кто находился на Кольце, – заносил мяч в беспризорную корзину

Однако на этот раз все вышло по-другому. В последний момент, когда один из Махлинов передавал шар «гладиатору» Инстону, их траектории пересеклись и в стройном движении вышла заминка. Сазерленд первым сориентировался и, пулей метнувшись к ним, выхватил стальной снаряд!

Стив спешил, нужно было дать сопернику раскатиться, тогда бы он поймал защиту противника на противоходе и мигом оказался бы за их спинами, да еще на полной скорости и лицом к корзине! Кто бы его тогда догнал?! А сейчас, когда вся четверка защиты перед ним, Сазерленду оставалось надеяться на чудо – одному ему готового к обороне соперника не переиграть! Но не в привычках Снейка было отступать, рассчитывая на то, что команда поддержит своего капитана и в общей свалке что-то выгорит Он рванул вперед! Сазерленд забыл, что сам-то он все это время тренировался, а ребята – кто лишь вчера прилетел, а кто даже сегодня. Получилось так, что каждый, понадеявшись на то, что товарищ в лучшей форме и кто-то другой, а не он, бросится за Сазерлендом, остался в своей зоне, а в итоге вперед не пошел никто. А Снейку так нужна была поддержка1

Болельщики, зная, что одному ему с четырьмя противниками, успевшими откатиться в защиту, не справиться, повскакивали с мест, подбадривая его криками. «Снейк, вперед! Снейк, вперед!» – гремело над стадионом.

Эйт Саммерс, водитель мотоцикла-тарана, развернувшись и дав возможность второму Махлину, почему-то оказавшемуся вместо Кастора в защите, ухватился за специальную рукоять и пошел на перехват беглеца. Крейзи, не дожидаясь своего кольцевого, рванул на помощь капитану. Стремительный Сазерленд быстро сокращал расстояние, отделявшее его от пикета, в который выстроились обороняющиеся. Он тоже понимал, что ввязался в очередную авантюру с непредсказуемым концом. Во время регулярного чемпионата его наверняка бы смели с Кольца, но как будет сейчас, одному богу известно!

Рев двух мотоциклов приближался. Снейк хотел было неожиданно остановиться, с тем чтобы мотоцикл противника пролетел мимо, что часто приводило к падению резко тормозящего преследователя. Однако шум на трибунах стоял такой, что Стив не мог точно определить местоположение противника. Оставалось только бежать вперед в расчете на то, что партнеры уже разворачивают крыло нападения. Тогда подныриванием он мог бы получить время для передачи шара ближайшему игроку «скорпов» и продолжить атаку. Снейк не знал, что из всей команды он может положиться только на Эскера!

Слыша, что рев становится все ближе, Стив стал прижиматься к внутренней части Кольца. Скоро вираж, и мотоциклист не может полностью использовать мощность двигателя. Теперь все зависело от того, чьи нервы крепче: у него или у преследователя?

Не выдержали нервы у Крейзи. Превысив все разумные пределы скорости, он каким-то чудом удержался на помосте и, первым настигнув беглеца, притормозил.

– Снейк, держись! – крикнул он.

Стив, увидев поддержку, вцепился в рукоять. Несмотря на тренировки, сердце бешено колотилось. Как он любил эту игру!

– Как пикет будем пробивать? – Эскер, понимая, что силовой проход исключен – сегодня это будет не по-спортивному, – ждал решения капитана.

– Разгоняй! – Сазерленду пришла в голову идея, – Целься в переднего, но только не попади в него! Как только я отцеплюсь, пройди так, чтобы отделить тяглового от корзины! Можешь положить мотоцикл, но только так, чтобы не поломать противника?

– Трудновато будет... – Крейзи не привык думать о сопернике, и теперь вопрос капитана застал его врасплох. – Давай лучше...

В это время Эйт в не менее сумасшедшем рывке, чем до этого совершил Эскер, догнал их, но, не справившись с управлением, врезался в заднее колесо тяглового «скорпов» Оба мотоциклиста потеряли управление и покатились по настилу Причем двухколесная машина Крейзи заскользила прямо в пикет, а мотоцикл Саммерса полетел в сторону тяглового Али Хорошо еще, кольцевые сборной вовремя отреагировали. Дассер, уходя от столкновения, рванул вперед, Моллин вылетел на внутреннюю часть ограждения Кольца, и только Рей, хладнокровно подпрыгнув, пропустил мотоцикл под собой.

Он остался один, один, кто еще мог встретить и перехватить Сазерленда! Но тот, используя момент инерции, который придал ему Крейзи, заложил глубокий вираж, благо пространство, освобожденное от других игроков, позволяло, и, объехав по широкой дуге защитника, не успевшего набрать скорость, беспрепятственно забросил свой первый шар.

Крыша арены «Скорпионов Хардсон-сити» приподнялась! Иначе как еще объяснить то, что стены клуба смогли выдержать такой рев трибун? Первая же атака – и такой красавец гол! С галерки послышалось нестройное пение гимна команды, которое тут же подхватили все остальные трибуны.

Марко поднялся и стоя приветствовал триумфатора. За ним поднялась вся свита. Глядя на них, вскочили все остальные. Казалось, что сейчас весь Хардсон-сити испытывал чувство единения.

– Снейк, смотри, даже Президент тебя стоя приветствует! – прокричал Крейзи, поздравляя капитана. – Как мы их сделали!

– Спасибо, Эскер, – поблагодарил Сазерленд, – без тебя мне бы не удалось ничего сделать!

– Ерунда, Стив, в любое время, ты только скажи, – усмехнулся мотоциклист. – Цепляйся, поедем к нашим! И задай им перца – мешки, бросили нас двоих!

Бульдозер кричал и аплодировал вместе со всеми. Но в душе он рвал волосы на голове. Он ревел как медведь, но разве это от радости? Хотя что он еще мог, делать? Только поддерживать победителя и лихорадочно искать выход из положения Взгляд Боба неожиданно– наткнулся на повернувшегося к нему Фолли. Тот находился на трибуне, что была ниже и правее того места, где сидел Бросман. Наверное, Пе был единственным, кто не веселился вместе со всеми. Он смотрел на Бульдозера вопросительно.

«Ну и где твой самозванец?! – говорил его взгляд. – Что дальше будешь делать? Что предпримешь?»

Бросман понял все и обреченно пожал плечами. Его переиграли! Кто-то оказался более ловким, более коварным. Дьявольщина, Виктор! Это же самая настоящая подстава! Вот черт, как же он вляпался! Не разгадал такую простую комбинацию. А не догадался потому, что хотел быть обманутым, хотел поверить в чудо. Ну да, конечно же! Акулу провели с Рошалем, теперь настала его очередь? Так что же это выходит? Это все те же сетевые шутники резвятся? Получается, что они живы? А может, их вообще не существует? Может, это чьи-то хакеры резвятся? Нет, не может быть, Эндрю и Ваша тоже поверили в Живых, а этих-то не проведешь. Да и «потерянные» погибли... Что же, выходит, все, чего они с Закаркиным добились, – это гибель «потерянных»? Господи, ну почему ты на стороне этих негодяев?! Нет, Боб, пока ты с сетевыми жителями не покончишь, не видать тебе успеха! Ни в чем!

Неожиданно Бульдозер увидел, что Пе делает ему какие-то знаки. Бросман даже не поверил своим глазам! Что он показывает? Убить? Кого?! Его, Боба Бросмана?! Нет?! Так что же он Марко?! Марко?! Убить?! Да он с ума сошел! Урод, нужно будет его...

Фолли, видя, что босса охватил ступор, показал рукой на часы и поднял вверх указательный палец. Бульдозер закатил глаза. Что еще хочет этот бородатый безумен? Вновь показывает на часы... Указательный палец... На него, а потом палец резко падает в горизонтальное положение. Бред какой-то!

И тут Бульдозер заметил, как к их трибуне приблизилась ослепительно красивая молодая женщина. Где-то эту блондинку он видел. Но где? Такие красавицы встречаются редко. Да это же Джина... Джина Хекман! Вот так-так! Невеста Сазерленда! Хотя тот сейчас живет с журналисткой, но все знают, что именно мисс Хекман является официальной претенденткой на место миссис Сазерленд.

Джину заметили и телохранители. Двое громил метнулись к ней, двое выросли перед Марко, который недовольно взмахнул рукой: Снейк повел «Скорпионов» в очередную атаку!

– Алан, что еще такое? – возмутился он. – Вы еще на детей кидаться начните! Это же Джина, невеста нашего Снейка! Встреть, извинись и узнай, что она хочет. Если просто пришла на игру, пригласи сюда, места всем хватит! Она очень кстати, я как раз хотел переговорить с ней о... Ну да ладно, чего стоишь, давай беги!

Алан быстро скатился по ступеням. Оттолкнув шкафоподобных телохранителей, он подскочил к красавице, что-то безуспешно втолковывающей бесстрастно замершим здоровякам. Бесполезное занятие, кроме тупой улыбки, от них все равно ничего не добьешься! Мебель есть мебель, для того она и стоит, чтобы не всякий мог ее подвинуть!

– Джина, ты как всегда обворожительна! – вмешался Дюмон. Ему всегда нравилась невеста Снейка, но сегодня она была особенно хороша. Ее глаза просто лучились и сияли. – Может, перейдешь к нам на работу? Твоя ослепительная красота делает самого умного мужчину таким же глупым, как эти чурбаны. Но, тем не менее я прошу за них прощение. Они просто остолбенели, когда увидели такую неземную женщину! Я их понимаю и прошу тебя быть снисходительной к ним. И ко мне.

Мисс Хекман смотрела на учтивого незнакомца непонимающим остекленевшим взглядом. Ей вспомнилось, что она где-то видела его, но это было так давно, как будто в какой-то другой жизни. Джина что-то сказала, но из-за рева трибун Дюмон не расслышал. Однако по ее глазам понял, что она его не узнает.

– Джина, ты что, не узнаешь меня? – спросил Алан. – Я начальник личной охраны Симоне!

– Марко? – Глаза холодной красавицы вспыхнули еще ярче. – Мне нужен Марко! Да-да, я должна найти Марко!

Алан насторожился. Что-то в поведении молодой женщины ему не понравилось. Но что? Если бы Дюмон не помнил слов Смотрящего, что он тоже хочет переговорить с мисс Хекман, то без раздумий отправил бы ее домой. Возможно, дал бы охрану. Но раз босс дал такую команду...

Растерявшись, он повернулся к трибуне, может, Симоне подаст какой-то знак, но тот смотрел не отрываясь на Кольцо. А на них внимательно смотрел Бульдозер. Дюмон отметил, что взгляд его был отнюдь не дружелюбным. Завидует? Возможно, Алан толком не понял. Едва их взгляды встретились, Бульдозер тут же отвел глаза. Затем как-то неестественно вздрогнул, словно бы его передернуло, и посмотрел куда-то вбок. Может быть, и на это Дюмон не обратил бы внимания, но Боб смотрел туда с такой надеждой, что Алан не удержался и проследил его взгляд. Если бы Дюмона не отвлекала мысль о Джине, он бы сделал это быстрее, а так ему удалось заметить лишь блестящий затылок быстро отвернувшегося человека.

Глава телохранителей насторожился. Он инстинктивно почуял, что происходит нечто такое, что требует его внимания, и нужно срочно избавиться от блондинки.

– Джина, Марко ждет тебя! – Наклонившись к красавице, он произнес эти слова прямо ей в ухо. – Сядь рядом... вон видишь место свободное? Будет перерыв, Марко сам тебя спросит!

– Марко?

– Да-да, Марко!

Алан растерялся. Черт, неужели она под наркотиком? Как не вовремя! Он должен срочно проследить за развитием ситуации, а тут эта...

– Ну иди же! – почти крикнул он, но шум поглотил его слова.

Тогда Дюмон решил действовать. Он слегка подтолкнул мисс Хекман к трибуне, рассчитывая, что она поймет, но блондинка словно приросла к месту. Она пыталась что-то сказать Дюмону, но крики и хлопки, последовавшие за очередным маневром на Кольце, заглушили ее слова. Видя, что ему никак не удается ее растормошить, Дюмон махнул рукой одному из телохранителей.

– Это Джина Хекман, невеста нашего Стива Сазерленда, – пояснил он, – Отведи ее на трибуну, пусть посидит где-нибудь неподалеку от Симоне. Он хочет поговорить с ней, но, наверное, сможет это сделать только после игры. При таком шуме не то что говорить, на пальцах и то не объяснишься! И присматривай за ней, кажется, она под дозой!

Телохранитель кивнул: – Мисс Хекман, пойдемте, я вас проведу! – Телохранитель, незадолго до этого скалой преграждавший ей путь, теперь был само почтение. Чтобы ей было слышно, он вежливо склонился к самому уху женщины.

Джина что-то пробормотала в ответ, но разве в таком гвалте ее услышишь?

– Мисс Хекман, здесь очень шумно, и я вас не слышу! Если вы позволите, я проведу вас и найду место поудобнее, откуда вам все будет видно!

– Мне нужен Марко! – наконец услышал он ответ.

– Мистер Симоне ждет вас. – Телохранитель убедился, что его начальник знал, что говорил, – похоже, дамочка что-то приняла. Придется контролировать ее поведение. Ну и хорошо, появился повод посидеть на трибуне, а не стоять столбом в проходе.

Дюмон, освободившись от мисс Хекман, вернулся к своим обязанностям. Он встал так, чтобы видеть обоих, Бульдозера и того, с кем он обменивался взглядами, и незаметно посмотрел на Бросмана. Тот, казалось, совсем не следит за игрой. Он напряженно следил за каждым движением блондинки! Вот так номер, мужское, что ли, взыграло? Усмехнувшись, Дюмон перевел взгляд в ту сторону, куда не так давно смотрел Бросман. И тут же встретился с колючим взглядом следящего за ним лысого бородача. Ого, это же Джузеппе Фолли, мозгляк из штаба Бульдозера! Что это? Они пришли игру смотреть или глазки друг другу строить?

Фолли, наткнувшись на пристальный взгляда Алана, и не подумал отводить глаза. Наоборот, он повел себя как-то странно! Продолжая смотреть в глаза Алана, карлик вдруг начал что-то говорить. Но, судя по спокойному выражению лица и по тому, что губы его лишь слегка шевелились, бородач бормотал что-то себе под нос. Это было так странно и нелепо, что Дюмону на какое-то мгновение показалось, будто он попал в сказку и злой колдун произносит свои заклинания. Ему захотелось подойти к уродцу и треснуть его по лысине, чтоб не выделывался. И уж совсем неожиданно Дюмона охватила вдруг такая неудержимая ненависть, что он, не отрывая глаз от карлика, шагнул к трибуне, где тот сидел. Это был его последний шаг. Начальник личной охраны Смотрящего ступил в пустоту и кубарем покатился вниз по ступенькам...

Телохранители, увидевшие, что их начальник ни с того ни с сего упал, повскакивали со своих мест. Перед Марко выросла живая стена, и он снова, не видя причины для паники, накричал на них: – Что вы сегодня как болванчики передо мной встаете? Вам что, больше делать нечего, кроме как мне мешать игру смотреть?

– Босс, Алан упал! – пробубнил один из них, старший в паре.

– Упал – встанет, не маленький! – пробормотал Марко, но этих слов уже никто не услышал.

Еще один шар упал в корзину гостей, трибуны взревели. Болельщики снова были на ногах. Крики радости и восторга достигли апогея. Симоне, который из-за перебранки пропустил гол и даже не увидел, кто его забил, сердито посмотрел на виновников досадного инцидента. Те, в отличие от остальных, почему-то сидели, прислонившись друг к другу и опустив голову на грудь. Внезапно один из них начал медленно падать вниз, под сиденье. Второй закатил глаза и сполз следом за ним.

Марко быстро обернулся назад, где должен был сидеть еще один телохранитель. Тот сидел с запрокинутой головой. Его широко открытый перекошенный рот говорил о том, что на него рассчитывать нечего. Симоне медленно, стараясь не привлекать внимания, посмотрел направо. Бульдозер сидел не шелохнувшись, как будто лом проглотил, но при этом старательно скашивал глаз на Смотрящего. «И ты, Брут! Ах ты гадина! Знал, что можешь предать, но не думал, не верил, что решишься! – пронеслось в голове Марко. – Ах мерзавец, неужто против своего Смотрящего пошел! Позор падет на всю общину»!

Это было последнее, о чем успел подумать Смотрящий Хардсон-сити. Джина, вдруг обретшая потерянную было быстроту мысли, вскочила с места, бросила взгляд на сидевшего рядом с ней телохранителя – тот был без сознания, – выхватила из его кобуры форсированный импульсник и включила генератор. Свиста никто в таком шуме не услышал. Мисс Хекман, не обращая внимания на окружающих, быстро прицелилась и нажала спуск. Усиленный заряд, способный с близкого расстояния пробить любой бронежилет скрытого ношения, врезался в левый бок Симоне. Выстрел был точен, заряд буквально разорвал Марко пополам. Фонтаном крови вперемешку с ошметками мяса окатило гостей Смотрящего.

Шок, охвативший всех вокруг, первым преодолел Бросман. Метнувшись вниз, под кресла, он вытащил у лежавшего без чувств телохранителя такой же импульсник и ответным выстрелом снес голову растерянно вертевшей в руках оружие Джине. Вспышка привела в чувство всех остальных. Крик, шум, паника... Бросман успел заметить, как Фолли метнулся в проход между трибунами.

ГЛАВА 14

Снейк шел к своему последнему хеттрику, когда в секторе, где находилась трибуна с руководством Империи, поднялась странная суматоха. На стадионе было

так шумно, что Сазерленд, как и остальные игроки, не мог слышать, что там кричат, но, судя по сутолоке и нескольким вспышкам форсированных импульсников, случилось что-то серьезное.

Предчувствуя беду, Стив остановился. Глядя на него, замерли и остальные игроки. Снейк, знавший, где сидел Марко, отметил, что как раз там эпицентр паники. «Что же могло произойти такое, что все так засуетились? – подумал Сазерленд. – Марко! Только если с ним... Господи, неужели с Марко что-то случилось?»

Нет, в это невозможно было поверить. Снейку даже в страшном сне не могло присниться, что со Смотрящим может произойти беда. Это несправедливо, этого не должно быть! Но в ответ, словно бы издеваясь над ним, из сотен глоток вырвался крик: «Убили! Смотрящего убили!»

У Стива словно тисками сжало сердце. Он как был, на коньках, перемахнул ограждение, пулей пронесся по подземному переходу для игроков и, добежав до лестницы, ведущей к трибунам, рванул вверх. Когда Стив добежал до сектора, толпа жадных до зрелищ зевак значительно выросла. Сазерленду стоило большого труда пробиться сквозь строй любопытствующих. Растолкав тех, кто стоял перед ним, он оказался в центре места трагедии. Перед ним открылась страшная картина – в углу сектора в большой луже крови лежала женщина. То, что это женщина, можно было понять только по платью, уже побуревшему от крови. Головы у трупа не было, но сердце продолжало биться, и кровь, темная, почти черная, редкими пульсирующими толчками продолжала стекать на почерневшее покрытие пола. Боже, что же здесь произошло? И кто эта женщина? Откуда она взялась и что здесь делала? И самое главное – что с Марко?

Снейк поискал знакомые лица. В толпе он заметил растерянных Гридса и Граббе. Они стояли чуть поодаль и о чем-то спорили. Ни Симоне, ни Бульдозера Сазерленд не заметил. Ну правильно, скорее всего, Алан вывел их в безопасное место! Вот только непонятно, как Дюмон мог вообще допустить этот кошмар!

Стив стал пробиваться к Граббе. Если кто и знает что-нибудь, так только он. По должности обязан! Но толпа, возбужденная видом крови, а еще больше слухами, не узнавала своего кумира. А пробиваться сквозь плотную массу людей, имея на ногах роликовые коньки, было Уделом весьма затруднительным К тому времени, когда Стив добрался до цели, имперцев там уже не было. Разозленный, Сазерленд, пользуясь тем, что в своей обуви он был чуть ли не самым высоким в толпе, еще раз огляделся. Ни одного знакомого лица он так и не увидел.

Раздосадованный Снейк оттолкнул особо напиравшего на него зеваку и направился к лестнице. Он уже сделал несколько шагов, когда его окликнули. Стив вначале даже не поверил, что в этом скопище жадных до зрелища обывателей отыскался кто-то знакомый. Повернувшись на голос, Сазерленд поискач глазами того, кто его позвал. Ну конечно, кто еще мог ему попасться? Это был Дэвид Пирс собственной персоной! Нюх у него на трупы, что ли?

– Стив, ты что здесь делаешь? – спросил инспектор вместо приветствия. Не дожидаясь ответа, он повернулся к прибывшим с ним полицейским и отдал несколько коротких команд. – Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть! – Пирс снова смотрел на Сазерленда. Сине-зеленое пятно у него над головой было пронизано легкой дымкой недоверия.

Стив удивился. Кому это он не доверяет? Судя по тому, что взор инспектора направлен на него, Стива, получается, что он сомневается в нем! Бред какой-то, ведь Сазерленд не успел еще сказать ни единого слова! С чего тогда инспектор ему не доверяет?

– Дэвид, объяснись, я тебя не понимаю! – Слова инспектора озадачили Стива еще больше. – Это почему я не должен был быть здесь?

– Ты чего, совсем? Подожди, ты что, не знаешь, что здесь случилось? – Пирс с сомнением посмотрел на злого и растерянного. Сазерленда. – Впрочем, с твоей

способностью встревать в различные истории, ты можешь быть и не в курсе. – Дэвид, ради бога, скажи же наконец, в чем дело? Что тут произошло? Кто эта женщина?

Пирс еще раз внимательно посмотрел на Сазерленда. Глаза полицейского быстро прошлись по его одежде, рукам, вернулись к лицу.

– Эта женщина – твоя невеста, Джина Хекман! – ответил Дэвид. – А убита она за то, что стреляла в Марко Симоне. Надеюсь, знаешь такого?

– Джина... Марко... – растерянно пробормотал Сазерленд, – Не может быть! Я ее не приглашал. Как она вообще сюда попала?

– С этим вопросом не ко мне! – отмахнулся Пирс. – Правда, теперь я вижу, что и не к тебе. Ты, случайно, не уходил с Кольца? Все это время?

– Дэвид, мне не до шуток! – огрызнулся Снейк. – Что с Марко? Надеюсь, он не слишком пострадал?

– Не слишком? Стив, опомнись, Симоне убит! Его надвое разорвало! Не знаю почему, но на нем не было бронежилета, а форсированный импульсник, да еще в упор – это не слабее штурмового лучемета будет!

– Смотрящий мертв? – Господи, знал бы кто, как трудно произнести эти два слова вместе! Марко просто не должен, не может умереть!

– Теперь тебе понятно, почему я удивился, что ты еще здесь? – Инспектор, сообщая Сазерленду информацию, одновременно буравил его глазами. Но ничего подозрительного в растерянном, убитом горем роллерболисте он так и не нашел. Пирс, конечно же, не думал, что тот Сазерленд, которого он знал, мог быть причастен к таким событиям, просто в нем сработал профессиональный навык, привычка подозревать всех. Стив явно ничего не знал, об этом говорит уже то, что он все еще здесь. Был бы он виновен... Да нет, чтобы тут торчать, нужно или быть полным идиотом, или иметь стальные нервы.

– Стив, мне кажется, у тебя могут быть неприятности. – Дэвид, видя состояние старого знакомого, решил ему немного помочь. – Я бы даже не взялся предугадывать события! По уму, тебе сейчас нужно отсидеться где-нибудь, чтобы под горячую руку не попасться. Все, кто причастен к этому делу, постараются на тебя стрелки перевести. И как эту сумасбродку, Джину, угораздило в такое дело встрять?

– Джину? – Смысл слов доходил до Сазерленда с некоторым замедлением. – А как она оружие нашла? Послушай, а ты ничего не перепутал? Она и стрелять-то, наверное, не умеет!

– Стив, если ты сейчас не спрячешься, то очень скоро сможешь задать эти вопросы ей лично! – Пирс начал злиться. Ну нельзя же вот так терять голову! – Снимай коньки и линяй из города! Или давай... Нет, в камере тебя не спрячешь, там еще быстрее найдут! Давай, Стив, вали отсюда, не стой!

Роллерболист больными глазами посмотрел на инспектора: – Дэвид, но я же ни в чем не виноват! – Сазерленд развел руками. – Почему я должен прятаться?

– Ты что, дурак? Или очень талантливо прикидываешься? Знаешь, получается неплохо! – Пирс уже не стеснялся в выражениях. – Джина чья невеста?

– Да я с ней не виделся уже с того времени, как...

– Кто знал, что Марко будет на игре? Ты знал?

– Знал! Но это еще ни о чем не говорит! – Стив постепенно стал приходить в себя. Он посмотрел на пятно. Кажется, Пирс искренен! – Ладно, Дэвид, думаю, что я начал понимать тебя. Спасибо за заботу, но я не хочу прятаться. Моей вины здесь нет!

Сазерленд повернулся и пошел в сторону лестницы, ведущей на Кольцо. Подходя к раздевалке, он не услышал привычного шума, в дни матчей всегда раздающегося из этого гулкого помещения. Наверное, игроки еще не спускались, решил Сазерленд и вошел.

– А, вот и наш чемпион! – Мрачно улыбаясь, навстречу ему шел Акула. В руке авторитета был импульсник. Позади него, в глубине зала, Стив увидел почти всех игроков обеих команд. Трое бойцов Акулы держали их под прицелом короткоствольных быстродействующих лучеметов Этим и объяснялась тишина в раздевалке. – Знал бы ты, Снейк, как мы заждались тебя Я уж грешным делом подумал, что ты в бега ударился1

Пятно над имперцем светилось самодовольством, злорадством и чем-то еще мерзким, но чем, сейчас Стив не мог определить. Фишер, не спуская глаз со Снейка, достал коммуникатор и набрал номер.

– Боб? Это я, Брайан! – доложил он – Мы его взяли!

– Не сопротивлялся? – В тишине, царившей в помещении, голос Бросмана был слышен не только Акуле, но и рядом стоящим.

– Как увидел излучатель у носа, так и присмирел! Куда вся важность делась! – куражился Фишер. Его зависть к удачливому игроку наконец получила выход. – Так уверовал в свою неуязвимость, что.. Короче, он нас здесь не ждал, думал переодеться и слинять по-тихому!

– Давайте его сюда, ко мне! – потребовал Брос-ман. – И этого... здорового... Коса тоже найдите! Нужно всю их шайку накрыть!

– Коса тоже привезти к тебе?

Акула, почувствовав, что настает час его возвышения, готов был вылезти из собственной шкуры. Он понимал, что говорит с будущим Смотрящим, так почему бы не показать ему свое рвение? Чем он хуже Дюмона? Тем более что того тоже уже нет...

– Если будет сопротивляться, мочите! – Бульдозер торжествовал, – Хватит нам с этими фраерами в сантименты играть! Доигрались уже! Змею на груди пригрели

Снейк от двусмысленности этих слов вздрогнул. Боб, какая же ты гадина! Уж ты-то знал, что Стив последний, кто мог желать смерти Симоне. Но что они сказали про Оскара? Мочить? Нет уж, этого Сазерленд не допустит! Пусть даже придется кидаться голой грудью на лучеметы.

Сазерленд обвел взглядом зал раздевалки. Сколько же здесь людей Империи? Трое стоят возле игроков. У окна еще двое. Снейк, расстегивая застежки на ботинках коньков, скосил глаз на дверь И там двое. Все обученные, все знают свое дело. Черт, не сбежишь! Но как же предупредить Оскара?

Стив еще раз посмотрел на тех, кто так недавно был с ним на Кольце. Большинство смиренно смотрели в пол. Трусы! Сплошной ковер из пятен страха, только в трех, нет, в четырех местах он был разрежен огнем негодования Сазерленд присмотрелся. Нет, не все послушно выполняли требование имперцев! «Скорпионы» Яромир, Крейзи и Рей из Баксонвиля напряженно следили за Сазерлендом. Нет, вот и Ян тоже поднял голову, будто спрашивает Стива глазами, как тому помочь. «Скажи, что нам делать, – говорил его взгляд. – Дай команду, мы поддержим!»

У Снейка потеплело на душе. Откровенно говоря, он и на такую поддержку не рассчитывал! Выступить против Империи... для этого нужно немалое мужество. Ребята рисковали, но это их не останавливало! Может, кто-то из них начал бы драку, даже не дожидаясь клича капитана, и только боязнь нарушить планы Сазерленда удерживала их от последнего шага. Блеск в их глазах не оставлял сомнений – роллерболисты готовы драться за своего товарища!

Отрицательно мотнув головой, Сазерленд дал знать друзьям, чтобы они ни во что не вмешивались. Стив не хотел их гибели. Он еще надеялся доказать свою невиновность.

Одновременно с этим Снейку пришла в голову одна важная мысль. Вспомнив, как они обменивались на Кольце условными знаками, Сазерленд решил прибегнуть к помощи друзей. Он хотел попросить, чтобы кто-нибудь из них разыскал Коса и предупредил о грозящей ему опасности. А уж Оскар сам сообразит, что дальше делать. Главное, чтобы он нашел Джордана и сообщил ему о происшедшем.

Стив вновь бросил взгляд в глубину зала и встретился глазами с Яромиром. Несколько незаметных движений. Защитник, ожидавший сигнала к атаке, непонимающе качнул головой. Сазерленд повторил, но медленнее. Кажется, Яромир стал понимать, он что-то хотел уточнить и даже начал ответные жесты, но сделал это несколько нервно, и их обмен знаками не укрылся от Тано Манкузо, который тоже был здесь.

– На пол, суки, на пол! – заорал он и выпустил серию зарядов из своего короткоствольного лучемета. Пучки света пронеслись над головами участников матча. – Я вам покажу, как маяковать! Быстро на пол! Мордой вниз! И не дай бог, кто башку поднимет. Отстрелю без предупреждения!

Грозное уханье, сопровождавшее генерацию импульсов, смертоносные вспышки над головами и падающие куски разносимой на куски мебели и отделки помещения произвели должное впечатление. Роллерболисты поняли, что с ними не шутят, и быстро выполнили команду. Если и после такого предупреждения остался кто-то готовый рискнуть шкурой и прийти на помощь Снейку, то увидеть это было все равно невозможно, потому что все старательно смотрели в пол. Зрелище было настолько неприятным, что Стив отвернулся. Ему было больно смотреть, как оскорбляют его друзей. Они унижены и растеряны, но он все равно любит всех, кто выходил с ним на Кольцо! Это достойные люди, просто их застали врасплох. Все уже слышали об убийстве Смотрящего и понимают, что с имперцами сейчас лучше не спорить.

– Я готов! – Стив, дабы избавить коллег от унижения, решил не тянуть время. – Хватит над людьми издеваться! Пошли!

– Не спеши! Твое время командовать закончилось! – Акула упивался своей властью. – Теперь я решаю, что и когда делать! И что-то подозрительно быстро ты собрался. Может быть, твой хваленый супермен должен появиться? Это было бы здорово! Посмотрим, где и в каком месте он супер!

Снейк презрительно посмотрел на бахвала. Интересно, отважился бы он так говорить, если бы Оскар был здесь? – Что же, попробуй... – усмехнулся он. Сазерленд окончательно пришел в себя. Он снова был капитаном «скорпов», способным вести за собой грозную команду. – Как бы потом на тебя смотреть не приходили. Как на человека... ублюдка с глазами на затылке!

Акула замахнулся для удара, но сдержался. Опустив лучемет, которым он хотел воспользоваться, Фишер криво ухмыльнулся.

– Поговори, поговори... – злорадно прошипел он, – Потом не говорить, выть будешь!

Вот так бы и заехал рукояткой лучемета прямо в зубы этому красавчику! Жаль, Бросман предупредил, что волос с головы роллерболиста не должен упасть. Счастье Змея, что завтра авторитеты соберутся на сходку. Наверняка будет разбор, и туда вызовут Снейка... Нет, хорошо, что он сдержался, Боб прав, – бить рожу Сазерленду нельзя! Пока нельзя. Но вот потом...

Акула был уверен, что сумеет выпросить у Бульдозера пару минут, чтобы поработать над Снейком. Вот тогда пусть поумничает! А Брайан отведет душу! Ох как отведет, давно этого желает!

Писк коммуникатора прервал его размышления.

– Акула? Ты еще там? – Рык Бульдозера рвал мембрану. – Я же сказал тебе, что жду этого гаденыша!

– Боб, а может, еще пару минут подождать? – вопросительным тоном произнес Акула. – Я чувствую, что этот Кос скоро объявится, вот я их двоих и доставил бы тебе!

– Да? – В голосе Бросмана появились нотки сомнения, – Может, ты и прав. Знаешь, мне очень не хочется рисковать спортсменом. Давай его сюда, в наручниках и под присмотром двоих нет, троих твоих бойцов! Отбери самых надежных! А сам подожди громилу, тот действительно никуда не денется и зайдет в раздевалку за своим хозяином! О! Точно, выводи Снейка под... Ну, надень ему... или вот что, – возьми что-нибудь из одежды длинное такое и накинь ему на голову! – Не переживай, босс, все сделаем как надо! – Акула всем своим видом демонстрировал Бросману готовность выполнять его команды. – Доставим в лучшем виде!

Закончив разговор, Акула подал знак одному из стоявших у окна бойцов. Тот подошел.

– Остин, возьми Кабана и Чатла, замотайте чемпиону башку тряпьем, здесь его полно, и давайте на выход. Ребята вас прикроют! Отвезешь этого... – Брайан мотнул головой в сторону Сазерленда, – прямо к Бульдозеру, он ждет! Смотри, головой отвечаешь!

Имперец кивнул: – Понял, Брайан, прямо к Бульдозеру!

Остин забрался в один шкафчик для одежды, затем в другой. Нашел чью-то спортивную куртку, намотал ее на голову Сазерленду и показал Фишеру.

– Вот так пойдет, как ты думаешь? В этом виде у Снейка был довольно жалкий вид, что весьма позабавило Акулу.

– Отлично! Не забудь надеть наручники, – одобрительно сказал он. – И повнимательней там будьте! Он Бросману целый нужен!

Остин заломил руки Сазерленда за спину и застегнул нейлоновые браслеты.

– Давай! – Солдат толкнул Сазерленда к выходу.

– Да, Остин! – окликнул его Фишер. – Учти, Бросман теперь станет Смотрящим, так что будь с ним там поосторожнее! Мало ли, как дело еще повернется...

Остин долетел до здания Империи без приключений Встав на свое привычное место на стоянке, он первым вышел из машины и опешил. К его несказанному изумлению, их встречал сам Боб Бросман! Во как Бульдозераприпекло! Остин совсем потерялся при виде таких важных персон, а возле Бульдозера были еще и другие высокопоставленные имперцы, вот только кто, оробевший Остин сразу и не признал, вернее, он их вообще не знал, просто догадывался, что это должны быть важные люди, раз они с Бросманом!

Остин засуетился. Он побежал открывать дверцу со стороны пленника. Кабан и Чатл, выскочившие следом за ним, помогли Они втроем вытащили Сазерленда и поставили его перед кандидатом в Смотрящие – Вот ты и дома! – сказал Бросман. Уж очень зловеще сказал У бойцов из бригады Акулы от этого голоса холодок пробежал по коже

Снимите с него наручники! – приказал Бросман. Перепуганному Остину пришлось дважды набирать код на замке. Сняв оковы, он подвел пленника к боссу. Страх, который внушал ему новый Смотрящий, перешел в панику. Остину даже показалось, что Бульдозер увеличился в размерах. Он возвышался над всеми!

– Хорошо, – наконец проговорил Бросман, – молодцы! Я доволен. Ну ладно, о наградах потом поговорим, никого не забудем! А сейчас давайте к Акуле и постарайтесь привезти мне этого Коса!

Остин кивнул. Он и сам хотел поскорее убраться отсюда.

Бросман повернулся к Сазерленду.

– А с тобой мы сейчас очень мило побеседуем, – медленно, смакуя каждое слово, произнес он. На лице торжествующего Бульдозера играла злорадная улыбка. – Расскажешь, как ты дошел до жизни такой!

Оскар опоздал всего на несколько минут. Стив и его конвой уже улетели. Узнав от инспектора Пирса, что Сазерленд совсем недавно был на месте происшествия, но потом, после предупреждений Дэвида, ушел переодеваться, гигант хотел было рвануть следом, но не смог это сделать. Дотошному полицейскому вдруг вздумалось немедленно допросить Коса. Пирс хотел выяснить, где тот был в момент тройного убийства. Да, именно тройного! Оказалось, что в суматохе, которая поднялась вокруг трупа Смотрящего, не сразу заметили, что есть еще один погибший. Кто-то ловкий сумел всадить нож в Алана Дюмона.

Пока Оскар убеждал инспектора в своей непричастности, что в общем-то ни у кого не вызывало сомнений, время было упущено, Сазерленда успели увезти! Но Кос не знал об этом Собирая по дороге своих архаровцев, разбредшихся на время игры, он влетел в коридор, ведущий в раздевалку, как раз в тот момент, когда туда заходил Иржи Гавел, тренер сборной мира. Несмотря на все беды сегодняшнего дня, Гавел не потерял присутствия духа и счел своим долгом организовать отправку игроков в свои команды. Назначив время сбора, он подождал возле аэробуса, который должен был отвезти команду в гостиницу. Когда же никто так и не появился, он рассердился. Срыв бенефисного матча – это еще не повод для нарушения дисциплины, не для того он признан самым авторитетным тренером, чтобы его указания так бесцеремонно игнорировались. Он должен высказать свое мнение наглецам и сделает это немедленно!

Наверное, он зря погорячился, но зато неестественная скорость, с которой он влетел в помещение, позволила Оскару заподозрить, что в раздевалке происходит что-то неладное. Мозг, сформированный гением Шарояна, мгновенно просчитал ситуацию, и Кос понял, что спешить следом за Гавелом не стоит.

На душе стало тревожно. Итак, Смотрящий мертв и ему все равно, что будет дальше. А вот кому придется несладко, так это Стиву! Ситуация явно не в его пользу, а то, что сейчас произошло с тренером сборной мира, показывает, что догадки Оскара небезосновательны

Как бы то ни было, а проверка не помешает. Кос достал коммуникатор и набрал номер Сазерленда. Коммуникатор не отвечал. Со все усиливающейся тревогой Кос стал набирать команду входа на сайт Живых, но пришлось прерваться. В коридоре появился один из тех, на кого Оскар возлагал особые надежды.

Это был Руди Варвар. Он первый откликнулся на призыв своего командира. Скоро должны были подтянуться и остальные бойцы отряда, и Кос не хотел, чтобы их увидели раньше времени. Пока еще никто ничего не предъявляет, и излишняя демонстрация готовности сторонников Сазерленда может ему только повредить. Сделав знак Руди, чтобы тот спрятался за колоннами, и перехватывая остальных, Оскар повторил попытку связаться со Стивом. Но тот по-прежнему не отвечал. Тогда Кос вызвал Криса. На дисплее появился индикатор времени поиска Обычно стрелка не успевала пройти и треть пути, как Джордан появлялся, но на этот раз перед глазами Оскара появилось сообщение, что связь установить не удалось. Такого еще не было! Тревожась все больше, Кос повторил вызов. С тем же результатом.

Да, пожалуй, прав был Стив, когда жаловался, что Крис всегда пропадает в самый неподходящий момент. Сейчас Оскару пришлось самому убедиться в этом. Что же, придется действовать по собственному разумению.

Оскар еще раз посмотрел на дверь, которая отделяла его от раздевалки. Знать бы, что там происходит! А главное, там ли Сазерленд? И что случилось с Джорданом! Почему никто не отзывается на вызов? Господи, как же отвратительна эта неизвестность! Ну ладно, Сазерленд попал... Да, попал под интригу, закрученную Бульдозером. Кос в этом не сомневался. Убийство Смотрящего мог организовать только Бросман. Остальным это просто не нужно! Как известно, предают только свои. И то, что стрелки переведут на Снейка, тоже понятно – Бросман расчищает путь к короне. Так что молчание коммуникатора роллерболиста вполне объяснимо. Но что мешает Крису откликнуться на вызов, просто непонятно. Или понятно? Быть может, снова вирусы? Боже, неужели новая атака Бульдозера? Тогда она оказалась удивительно синхронизирована по времени с убийством Симоне! Вот, гад, умеет организовывать операции!

Кос сокрушенно качнул головой. Как же он сразу не догадался! Нужно было предполагать, что если Бульдозер знает о жизни Сети, то атака будет комбинированной. Бросман пошел ва-банк. И Стив в смертельной опасности.

Оскар заблуждался, он не знал, что покушение на Смотрящего организовал не Бульдозер, но разве это что-то меняло? В том, что страшная беда нависла над всеми,

он был прав. А потому и действовать следовало быстро и без ошибок.

Кос посмотрел туда, где должны были находиться его люди. С того места, где он стоял, видно было, что собрались все. Оскар даже заметил, что Никки и Массимо о чем-то ожесточенно спорят. Что же, пора проверить, на что они все годятся.

– Ребята, ситуация изменилась. – Кос решил, что нужно открыться и сообщить людям правду. Он не имеет права втягивать их в войну с Империей и не сообщить об этом, не дать им права выбора. – Вы, конечно, знаете, что произошло. Марко Симоне, покровителя нашего Стива, убили. Сам Снейк тоже в опасности. Его подставил Бульдозер, который, по всей видимости, и организовал убийство Смотрящего. Но это еще нужно доказать, а пока у власти оказался он. Подлец не остановится ни перед чем, и теперь вся мощь Империи обрушится на Сазерленда. И тех, кто его поддержит. Я Снейка не оставлю, не приучен бросать друзей в трудную минуту. Вы же вольны сами решать, на чьей вы стороне. Я не могу приказать вам и единоличным решением поставить в положение противников стремилы и самого реального кандидата в Смотрящие. А потому вы сейчас должны решить, с кем вы. Время на раздумья нет! Если вы со мной, то вместо обещанных высоких заработков получаете очень высокопоставленных врагов. Если вы не со мной, то лучше вам прямо сейчас уйти отсюда! Никто вас не осудит, никто никому не скажет ни слова упрека. Вам ни Бульдозер, ни Империя ничего плохого не сделали, и вы не обязаны идти со мной до конца.

Оскар говорил, а сам смотрел на тех, кого отобрал в свой отряд. Он ждал, кто же первым его перебьет и скажет: «Да брось, командир! Какие дела? С кем скажешь, с тем и разберемся!»

Он очень этого ждал, но, чем дольше говорил, тем меньше надежд у него оставалось...

Кос посмотрел в глаза высокому, ростом почти с него самого, Арису. Тот виновато опустил голову и развел руками. Джастин по прозвищу Бык не стал дожидаться взгляда молодого шефа – он тщательно рассматривал заусенец на пальце. Наверное, это сейчас было важнее... Ну что ж, это их право! А как же Массимо? Тому-то всегда было все равно, с кем драться. Но и могучий Грим почему-то смотрел в дальний конец коридора и не подавал ни малейших признаков того, что готов поддержать Коса. Фернандес, Уорен... Может, Никки или Варвар...

Все ясно! Что же, ребята, где ваша честь? Где гордость? Как же, выступить против Империи дух нужен, а у вас, видимо, только душок! Нужно быть таким безумцем, как Снейк, чтобы пойти на такое безумие!

О том, что сам не колебался, Оскар даже не подумал. Ему было больно от того, что ошибся в людях. Храбрости им не хватает или чересчур рассудительные? Да нет, сверхосторожным может оказаться один, ну два. Но что со всеми произошло? Ведь эти люди не с улицы взяты! О них все говорили как о самых отчаянных бойцах. Да и Оскар не раз в спарринге чувствовал, что ребята не из последних! Кос знал, что прежде они никогда и ни перед кем не отступали. Это же не первогодки Кольца! Проверенные ветераны, прошедшие через такие схватки, которые нормальному человеку даже представить страшно! А они дрались и побеждали. Брали Кубок, убивали противников и хоронили друзей. И вдруг такая нерешительность. Значит, все-таки испугались! Или... в этом что-то другое? Но что? И как же быть с их клятвами? И что тогда стоят их заверения в том, что за Косом они готовы пойти в огонь и в воду?

«Может, и пошли бы, – подумал Оскар. – И в огонь и в воду, может, пошли бы. А вот выступить против всесильной Империи... Вот здесь-то они и сломались!»

Молодой лидер обвел взглядом тех, кого считал своей маленькой, но могучей армией. Как же он рассчитывал на поддержку! Как же они сейчас нужны ему и Сазерленду! А может, еще не все потеряно? Что, если дать им время на раздумье? Может, ребятам нужно посоветоваться друг с другом? – Сделаем так, – заговорил Кос Он все еще не потерял веры в то, что бойцы найдут в себе мужество и пойдут за ним. А иначе как же они будут жить дальше? Жить и при встрече прятать друг от друга глаза? Вспоминать, как предали командира? – Сейчас вы все выйдете из этого коридора в холл. Через три минуты выйду и я. Кто захочет остаться, останется! Кто нет, что ж, видно, не судьба! Все, говорить дальше некогда, судьба, жизнь Снейка решается! Идите и поступайте так, как считаете нужным!

Оскар остался в коридоре. Интересно, сколько же человек будет в холле, когда он выйдет? «Господи, – одернул себя Оскар, – нашел о чем думать! Соображай, как Стива спасать! Может, переодеть кого-нибудь из бойцов и запустить на разведку? Бывшие роллерболисты, они могут сойти за действующих. Нет, не выйдет Войти-то можно, но как потом выйти? Если там засада, то разведчика просто не выпустят. Да и есть ли там кто-то из имперцев? Столько времени прошло! Они или уже давно переправили Стива к себе, или кого-то ждут. Ждут? Кого-то? Не нужно быть наивным, кого они еще могут ждать? Наверняка меня, кого же еще?! Больше никого, кто мог бы интересовать имперцев, нет! Да, похоже на то...»

Оскар нервно провел рукой по подбородку. Значит, Бульдозер решил устроить полную зачистку? Ну, война так война, еще посмотрим, кто кого! Сейчас нужно определиться, на кого из бойцов можно будет рассчитывать, а там видно будет.

Ладно, тянуть дальше не имеет смысла, нужно отбросить сомнения и выходить. От него все равно теперь больше ничего не зависит. Если он сумел завоевать сердца своих людей настолько, чтобы те отважились пойти против Империи, то его ждет успех, если нет, то, значит, он плохой психолог, плохой командир.

Перед дверью Оскар замер. Все-таки это был серьезный экзамен! Его экзамен!

И Оскар его провалил. С треском! В холле клуба «Скорпионов» гулял только ветер, прорывавшийся из распахнутых настежь дверей. Воевать с Империей желающих не было!

Кос закрыл глаза. Он не хотел слез. Не время клясть судьбу и обижаться на предательство. Никто не обещал, что отдаст жизнь за химеры. Он должен помнить – не все трусы. Сазерленд пример тому, и Оскар обязан его спасти. Таких друзей нельзя терять! С ними можно только умереть, потому что без такой дружбы и жить не стоит

ГЛАВА 15

Сандра, глубоко обиженная просьбой Стива не приходить на игру, осталась дежурить в редакции. Благодаря своему знакомству с Сазерлендом и сенсационным репортажам, которые ей удалось выдать в эфир, мисс Чен сразу пробилась в список самых известных, самых популярных журналистов Хардсон-сити. Теперь она могла выбирать для своих дежурств удобное время, и можно себе представить, как удивились коллеги, когда Сандра сама предложила Тане, молодой совсем еще журналистке, поменяться и посидеть за нее в то самое время, когда весь город, вся его элита отправилась на стадион. Когда капитан команды и, что скрывать, дружок мисс Чен, будет выводить своих «Скорпионов» на игру, которая бывает, может быть, раз в десять, а то и двадцать лет! А его пассия остается в это время в студии?!

Нет, неспроста это! Наверняка что-то произошло! Или произойдет... По отделу новостей тут же поползли слухи, что между Сандрой и Снейком пробежала трещина. Таня даже не поверила, что ей может так повезти, подумала, что ее разыгрывают, все равно пришла на дежурство, и, как оказалось, зря! Подвоха не было, Сан-дра сидела как ни в чем не бывало за режиссерским пультом мультипроцессорного поликоммуникатора.

А трещины-то никакой и не было! Сандра так толком и не поняла, чего от нее добивался Стив. Может, он просто не хотел, чтобы она была на стадионе? Или он

действительно, как и говорил, готовил ей сюрприз? Как бы то ни было, но именно Стив захотел, чтобы она сегодня дежурила в студии Сказал, что сегодня произойдет такое, что того, кто будет вести новости, потом долго будут цитировать в различных программах. Такие события, пообещал Сазерленд, бывают очень редко и запоминаются на годы.

Ну что ж, раз так, Сандра выполнит каприз роллерболиста, но если нет... Смотри, Стив, попробуй только не найти убедительных объяснений своему поступку, и ты узнаешь, как умеет обижаться Сандра!

Мисс Чен бросила взгляд на стенд – особый режиссерский дисплей, занимавший всю противоположную стену. Сейчас, как впрочем и всегда, он пестрел от обилия сюжетов. Редактор выводил на него все каналы, транслирующие программы в Сети, и потому был самым информированным человеком на Земле. На время своего дежурства, конечно Еще бы! В распоряжении очередной бригады – все новости, все сообщения, какие только могли выдавать в эфир журналисты. Свои или конкуренты, архив или библиотеки – не важно. Все, что только могло дать информацию, имело свою зону на огромном экране.

Любой новичок, оказавшись здесь впервые, всенепременно впадал в ступор, из которого его старались не выводить. По тому, как долго человек, в первый раз взглянувший на стенд, оставался неподвижным, сотрудники гадали, есть у него будущее в журналистике или нет. Если испытуемый быстро осваивался и начинал бегать от одной зоны новостей к другой, то, скорее всего, к ним попал начинающий режиссер. А если он ошеломленно молчал, впившись глазами в какой-нибудь отдельный сюжет, значит, из него мог выйти неплохой инвестигейтор. Ну а тот, кто начинал забрасывать вопросами окружающих, а потом, не дослушав до конца, перебивал говорившего и своими словами заканчивал, пусть даже и неправильно, мысль интервьюируемого, был тем, кого называли шоу-журналистом. Конечно, все это условно! Было достаточно много случаев, опровергающих эту примету, но примета оставалась приметой, и те, кто считал себя ветераном, свято верили в нее

Сандра быстро нашла каналы, транслирующие игру и, сведя их в выделенную дежурному журналисту зону, пристроилась наблюдать. Как она ни была сердита на этого привереду Снейка, но его слова про сюрприз, который он для нее приготовил, не давали спокойно работать.

Конечно, не будь мисс Чен так известна и не будь руководство уверено, что теперь они обеспечены эксклюзивом от такого необычного и известного жителя Хардсон-сити, как капитан «Скорпионов», ей бы так сидеть не позволили. Нашлось бы множество мелких поручений, от которых молодой сотрудник вряд ли мог отвертеться. Подай мэтру чашечку кофе, принеси сандвичи из огромного кухонного процессора, что стоит этажом ниже... Да мало ли какие поручения ей приходилось выполнять? Иногда из-за этого она даже не успевала вовремя перед камерой сесть и новости шли с роботом-комментатором.

В последнее время Сандре это не грозило. Теперь она могла себе позволить не прислушиваться к рекомендациям старших коллег и брать те темы, которые считает нужным. А что касалось поручений, то теперь уже сама мисс Чен могла посылать кого-то менее именитого за чашкой кофе и булочкой.

Журналистка перестроила порядок выведения информации в режим спортивной трансляции. Роллербол требовал десятки камер и потому съедал много стендового пространства. Эта опция позволяла выстроить изображения от «своих» камер слева, а от «чужих» – справа от основного поля. Центральная треть отображала то, что шло зрителям, нижняя заполнялась новостями, а вот верхняя была ее! Именно туда она могла вывести изображение, которое ее больше всего заинтересовало. Оно сразу шло в ее персональное запоминающее устройство, из которого она потом его извлекала и компоновала «папку обзора новостей». Мог ли нормальный человек выжить при таком объеме информации? Непривычного посетителя этот калейдоскоп мог свести с ума, но журналисты привыкли и теперь уже и не мыслили себе другого способа организации вещания.

Мисс Чен начала с того, что пробежалась по «своим» спортивным камерам. Ей нужен был вид, который можно было дать как заставку. Ага, вот как раз то, что ей нужно. Седьмая камера, сканируя правительственную ложу, выхватила холеное лицо Президента. Чет Самплер наблюдал за игрой, а камеры нет-нет да поглядывали на него. Сандра уже хотела вывести его на «свой» большой экран, когда увидела, что одиннадцатая нашла Марко Симоне. Господи, была бы она режиссером, то в «зрительский» пошла бы только эта камера!

Вот тебе раз! Не успела Сандра об этом подумать, как бдительный охранник встал перед Смотрящим и закрыл своего босса от всевидящего ока. Да, не хотела бы она быть сейчас на месте бедняги-оператора! Можно было держать пари, что к нему уже подходят крепкие парни и в весьма убедительной форме объясняют его ошибку. Все знают, что Симоне не любит появляться на публике, а уж оказаться героем репортажа тем более не захочет. Пойти же против воли Смотрящего... Нет, таких еще не находилось.

Началось представление команд, сердце молодой женщины учащенно забилось. Скоро должен появиться Стив. Ее Стив! Это в его честь Марко устроил этот матч! И сам на него приехал, и Президента заставил почтить игру своим присутствием.

На «левой» четвертой камере Сандра увидела, что на Кольцо стали выезжать игроки. Она хотела вывести изображение на «свое» поле, но режиссер опередил ее и дал полный кадр на «зрительский». И вовремя! Первым на Кольцо выехал Стив! Ломая традиции – обычно бенефициант появляется последним, – он застал собравшихся зрителей врасплох и теперь предназначенный ему восторженный рев и шквал аплодисментов распределился на всех! Хитрец, он и здесь умудрился поделиться своей славой с друзьями.

Сандра пробежалась по камерам. Половина из них выхватывала лицо Сазерленда. Удачный кадр: грозная, вся в страшных шипах амуниция и лицо роллер бол иста, не закрытое решеткой шлема. Сазерленд был еще так молод, что не успел получить привычный набор шрамов, которые ветераны носили на себе как признак принадлежности к касте. Попробуй только заикнись и предложи убрать их с кожи! Сам потом будешь убирать! Со своей!

Режиссер вывел выигрышный кадр на «зрительский» канал. Сандра чуть не захлебнулась от восторга. Какой же ее Стив красивый! Словно античный воин перед битвой. Высоченный – коньки добавляют роста – и широкоплечий, он может произвести впечатление на любого. А приветливое лицо и дружелюбная улыбка, которые заставляют каждого подумать о добром рыцаре, готовом выступить на защиту добра против зла! Господи, как же в эти минуты Сандра любила своего героя!

Мисс Чен, взволнованная, перевела полиэкран в ручное управление. Смешав все каналы, она отдала «зрительскому» пятьдесят процентов всей зоны. Большое, пожалуй, раза в три больше натуральной величины лицо капитана «скорпов» светилось радостной улыбкой. Нет, она сейчас сойдет с ума! Лучше встать и отвлечься, а то коллеги заметят состояние Сандры и будут посмеиваться за ее спиной.

– Я за сандвичами, – объявила она, – кто проголодался, могу захватить!

– Я с тобой! – откликнулась Таня. Она так и не покинула студию. – Ребята, говорите, кому с чем принести!

Сандра и Таня отсутствовали совсем недолго, но как только они с пакетами в руках вошли в зал, мисс Чен поняла, что опоздала! Режиссер решил подшутить и, пользуясь тем, что управление осталось на него, вывел лицо Стива на все экраны. Даже сквозь защитные прутья забрала можно было видеть, как он радуется.

«Наверняка шар забросил!» – подумала Сандра и, заняв свое место, включила звуковое сопровождение.

Так и есть! Комментатор, захлебываясь от восторга, вешал о втором заброшенном шаре. Как. игра же только началась, а уже два-ноль? И оба шара забросил Сазерленд? Уж не про этот ли сюрприз он говорил? Не может быть, не мог же он запланировать такое...

Нет, вы только посмотрите на него! Вновь уходит в отрыв! И этот, как же его... С таким смешным именем... Да, точно, его зовут Крейзи! Стив знакомил ее с ним. Теперь этот Крейзи догоняет его! Перед хардсоистцами всего двое, и оба кольцевые. Сейчас будет третий шар! Вот это здорово, хет-трик в первой половине игры! Да это же...

А это еще как понять? Что Стив делает? Почему остановился? Сандра вскочила. Кофе, принесенный заботливой Таней, расплескавшись, заляпал ей белую юбку, но мисс Чен ничего не заметила...

Такое она, страстная болельщица, видит впервые! Снейк стоит посреди ленты Кольца! Он, словно бы забыв, зачем надел ролики, растерянно глядит куда-то вдаль и вверх! Наверное, на трибуны. Господи, да у него же шар в руке, а корзина так близко! Был бы это календарный матч, его уже снесли бы как щепку. Нельзя же так...

– Чарли, дай команду операторам! – закричала Сандра, забыв переключить свою зону в «спортивный» режим. – Пусть кто-нибудь пройдется по трибунам!

Режиссер, уже и сам что-то шепчущий в микрофон, удивленно посмотрел на нее. Это было не принято, вот так кричать. Но встревоженная необычным поведением Сазерленда мисс Чен даже не обратила внимания на свой промах. Ее волновало только то, что происходит на стадионе. Неужели это и есть тот самый сюрприз, который обещал Стив?

Черт, ну почему они не показывают как надо! Сандра пробежала глазами по каналам. Ага, вот один оператор выхватил часть сектора, где бегают люди. Умница, теперь он дал наезд. Трансфокатор камеры приблизил происходящее, но, откровенно говоря, это мало что дало. За спинами столпившихся зевак что-либо разглядеть не было никакой возможности. Господи, да что же там делается? И когда будут хоть какие-нибудь комментарии?

Сандра вывела индикаторы речевого сопровождения на все каналы, транслировавшие матч. Но там, кроме естественного фона микрофонов, установленных возле самого Кольца, никакой больше акустической информации не транслировалось.

– Сандра, включи хотя бы те каналы, которые игроков показывают! – Мисс Чен подпрыгнула от неожиданности. Сзади нее стоял Жорж! Оказывается, и он сегодня здесь! – Поверь, иногда те камеры, на которых никто не рассчитывает, и дают...

Договорить он не успел. На одном из каналов появилось лицо комментатора Джона Глена. Сандра и Жорж среагировали одновременно. Звук заполнил все помещение студии.

– Это страшное преступление, которое, без сомнения, приведет к серьезным изменениям в политической расстановке сил в нашей стране, произошло непосредственно перед началом предвыборной кампании. Гибель Марко Симоне повлечет за собой такие последствия, что...

– Сандра, давай готовься включиться в работу! – Жорж по опыту знал, что теперь у новостных каналов будет самый высокий рейтинг. Сандра, да что с тобой? Очнись...

Мисс Чен не откликнулась. Она смотрела на полиэкран, но ничего не видела и не слышала. Еще даже не поняв, что произошло, Сандра уже знала, что ее жизнь катится в пропасть...

– Стив, – пробормотала она, – неужели это и есть твой сюрприз?

– Не болтай глупости! – шепнул Жорж ей на ухо. – Следи за языком! Ты здесь не одна, и на тебя все смотрят! Даже знать не будешь, кто тебя продаст!

Мисс Чен кивнула и посмотрела на коллегу невидящим взглядом. Ее мысли были далеко. Там, где был Стив. Так вот почему он не хотел, чтобы Сандра была

на стадионе! Сазерленд знал, что произойдет, и просто боялся за нее! Но зачем все это, Стив? Зачем?! Боже, у них все шло так хорошо! Чем тебе старик помешал?! Ведь со стороны Марко не было никакого повода, чтобы так с ним поступить! Да нет, это же просто какая-то ошибка, этого не могло, не должно было быть! Ну не могло, и все!

– Сандра, да что с тобой? Что ты такое себе выдумываешь? – Жорж внимательно посмотрел на журналистку. – Симоне, ведь это... Это не Стив сделал! Поверь, уж мой нюх подсказал бы!

– ...выяснилось, что, кроме известного криминального авторитета Марко Симоне, во время трагедии погиб начальник его охраны Алан Дюмон. Неясно только, кто его мог убить, если к тому времени стрелявшая в Симоне невеста капитана «Скорпионов» Джина Хекман была уже застрелена. Это сделал небезызвестный Боб Бросман, известный в криминальных кругах как Боб Бульдозер.

– Что?! – Лицо Жоржа вытянулось. – Так, значит, это все-таки Сазерленд. Это он послал... Сандра, ты что-нибудь... знаешь?

От душивших ее слез мисс Чен не могла ничего сказать, лишь отрицательно качнула головой. Она разрыдалась.

– Точно не знаешь? – Жорж не отводил от нее взгляда. – А почему тогда ты сегодня не на игре?

– Стив... Он не хотел... – всхлипывая, проговорила Сандра.

– Так, значит, Снейк что-то знал? – Коллега мисс Чен ошеломленно смотрел на нее. – Знал?

– Не знаю! Я ничего не знаю!

Мисс Чен обхватила голову руками. Как ей хотелось сейчас спрятаться от всех, чтобы ни ее никто не видел, ни она сама никого не видела.

– Сандра, не теряй голову, позвони ему! – Журналист подал ей коммуникатор. – Может, все твои страхи и развеются

Молодая женщина лихорадочно схватила маленький прибор и дрожащими пальцами набрала номер. Стив не отвечал! Еще бы, кто же из роллер бол истов берет коммуникатор на Кольцо! Но сейчас мисс Чен это не пришло в голову, ее с каждой секундой все сильнее и сильнее охватывал страх.

– Но зачем Сазерленду это было нужно? Просто не могу "поверить! – Жорж, как опытный инвестигейтор, сразу ухватился за ценный источник информации. – Сандра, ты не знаешь, они с Симоне в последнее время не ссорились?

– Нет, наоборот, вместе готовили... Я не знаю, что... ну... какое-то дело! – Сандра говорила, не поднимая головы. Прямые черные волосы упали ей на лицо, закрыв его словно чадрой. – Стив в последнее время ходил гордый как индюк. Говорил, что у Марко большие планы насчет него. Жорж, пойми, я хорошо знаю Стива! Он может все, и убить может, на Кольце все это видели, но только... Понимаешь, он не станет планировать убийство! Он может сделать такое в гневе или защищаясь. Но сидеть, строить комбинации, готовиться, как это сделать...

Мисс Чен вскинула голову и посмотрела на собеседника заплаканными глазами.

– Нет, только не Сазерленд! – твердо сказала она, – Он ТАК убить не сможет!

Журналист согласно кивнул: – Знаешь, я такого же мнения о нем. – Жорж обхватил себя руками. – А его друг? Страшный такой, огромный! Настоящий гигант! – Глаза журналиста подернулись мечтательной пеленой. – С ним когда говоришь, прямо мурашки бегут по телу...

– Оскар? – Сандра распахнула глаза. Глупый вопрос натолкнул ее на мысль, что Кос именно тот человек, который может все знать. – Господи, какая же я дура! Нужно было сразу ему. Он должен знать, что случилось!

Ее пальцы пробежались по клавиатуре.

– Оскар?

– Сандра? Ты откуда? – Я в студии! Что там у вас происходит? Где Стив? – Сандра спешила задать вопросы, как будто от того, успеет она это сделать или нет, зависела судьба Сазерленда. – Что с ним?

– Сандра, я пока еще ничего не знаю! Но кажется... Кажется, что начались какие-то очень непонятные вещи. Плохие вещи. С вполне предсказуемой целью. Бульдозер рвется к власти, по дороге уничтожая всех, кто только может встать у него на пути...

Гигант вдруг осекся. Он взглянул на журналистку совсем другими глазами.

– Сандра, – спросил он, – у тебя есть где пересидеть некоторое время?

Теперь настал черед мисс Чен задуматься.

– Что? Как это пересидеть? – У Сандры от этих слов Коса даже слезы высохли. – Ты хочешь сказать...

– Я говорю, что тебе нужно на время исчезнуть. – Оскар не говорил, что спешит, но явно торопился – У тебя есть место, куда ты можешь поехать? Прямо сейчас! Но только не к себе или к Стиву! В другое место?

– В другое?! – еще больше испугалась Сандра. – Я... нет... не знаю!

Оскар подумал, не отправить ли ее к Бреаторе. Рискованно, особенно для Сазерленда, могут вылезти некоторые подробности его шалостей, но что поделаешь? Пусть Стив его простит, но таковы обстоятельства, Оскар больше никому не доверяет. Особенно после пережитого только что предательства. Но, к счастью, он не успел открыть рот – вмешался Жорж.

– Есть! Она спрячется у меня! Там ее искать никто не будет! – сказал он и потупил глаза – Кроме вас, конечно...

Кос посмотрел на журналиста с изумлением. Интересно, у кого же больше мужества – у тех кабанов, что поджали хвосты и убежали, или вот у этого женственного создания?

– Прекрасная идея, Жорж! Спасибо тебе! – Оскару действительно показалось, что за сегодняшний день ему впервые удалось услышать что-то здравое. – Спрятать женщину у тебя умнее всего. Давайте, не теряйте ни минуты! Выходите порознь, договоритесь, где встретитесь. Сандра пусть оставит свой коммуникатор на рабочем месте. Нет, по нему может звонить Сазерленд или Кр... Короче, выкини его от греха подальше! По нему тебя найдут, даже если ты отключишь его. Как устроишься, сообщи! Нет, не надо! – Оскар подумал, что, если его захватят, а такое не исключено, звонок Сандры выдаст ее. – Я сам потом тебя найду!

– Пе, ну-ка выкладывай, какие еще заговоры и подлянки зреют в твоей лысой извращенной башке! – Бульдозер пристально посмотрел на своего аналитика. Он наконец закончил все положенные в случае такого трагического происшествия мероприятия и теперь, избавившись от посторонних, решил разобраться с карликом. – Чего еще мне ждать? На какие подставы закладываться?

Бородач бросил быстрый взгляд на своего босса и тут же потупился.

– Боб, ты хочешь сказать, что не хотел того, что случилось? – Фолли, против всех ожиданий Бросмана, вел себя совсем не нагло. Наоборот, его смиренный вид показывал, что все, о чем здесь говорят, его вроде бы совсем и не касается. – Мне кажется, что происшедшее тебя вполне устраивает. А то, что этот спятивший предатель Снейк использовал убийцу-гипнотизера, такого же сумасшедшего, как и он сам, так кто такое мог предполагать? Теперь понятно, зачем он помог сбежать Полю Рошалю! Подлец, ради своих целей ни на что не посмотрел, даже свою красавицу невесту не пощадил, отправил на верную смерть. Извини, но такое кто мог предугадать? Я нет! Думаю, что и ты тоже!

Что поделать, ошибаются все, даже всезнающий Симоне не смог уберечься от убийцы, что уж о нас говорить! А уж его-то опыта хватило бы на всех нас. Хотя... Боб, зачем сейчас об этом говорить? Время подумать о наказании виновного! Ведь смотри, как ловок подлец! Ягненком бестолковым прикидывается, а сам смотри, как

просчитал все. Матч, все звезды, Симоне не мог не приехать, не поддержать фаворита своего. Мать его. А этот негодяи, маю того что святого старика не пощадил! Не пожалел и безумно верившую в него женщину! Все предал! И любовь Джины, и дружбу, которой удостоил неблагодарного Смотрящий. Покойный Смотрящий, – быстро поправился Пе. – Надеюсь, я очень надеюсь, что убийца не уйдет от заслуженной кары!

Бросман с усмешкой кивнул. Он принял игру своего подчиненного. Пока принял, до тех пор, пока все не уляжется. А после карлик ведь может стать и ему самому опасен.

– Сазерленд ответит за все, в этом я тебе клянусь! – патетически заявил Бульдозер. Он движением руки предложил помощнику присоединиться к скромному ужину. Столько всего случилось... Пе вспомнил, что они до сих пор ничего не ели. В такой день не до жратвы было. Только сейчас, когда основные распоряжения даны и исправно исполняются, появилась возможность съесть пару бутербродов, – Но ради бога, скажи, как те... ему удалось выключить всех телохранителей?

– Гипноз! – Фолли пожал плечами. – Банальный гипноз, от которого, как я помню, не защищен никто. Рошаль... или кто-то другой сидел где-то неподалеку. Кто-то из тех, кто координировал процесс, осуществлял целеуказание. Марионетки действовали помимо своей воли, но очень эффективно.

Бульдозер привычно пожевал губами. Что-то подобное он и предполагал!

– А Алана зачем убили? Он-то чем мешал? – Бросман хотел понять все. – Зачем лишняя кровь? Парень он был неплохой!

Карлик брезгливо скривился! Что за идиот? Дураком прикидывается? «Зачем убили?» Убили так убили, чего теперь тереть-то? Ты-то чего глупости спрашиваешь? Ради тебя все сделано, а теперь открещиваешься? Не выйдет, дорогой Бульдозер!

– Наверное, он что-то увидел! – Пе впервые жестко посмотрел в глаза Бросману. – Кто-то оказался очень неосторожен в проявлении чувств, хотя и был предупрежден. Есть одно правило: если обделался, то не мешай друзьям спасать тебя!

Бульдозер зябко пожал плечами Ему показалось вдруг, что и Фолли Обладает даром внушения. Тот, поняв, видно, причину замешательства босса, поспешил развеять его тревогу:

Я думаю, что негодяй воспользовался услугами не только Рошаля, но и своего знакомого, ныне известного как Наместник. Почему бы не предположить, что тот узнал о планах Симоне выставить своего кандидата в президенты и решил избавиться от обоих? И конкурента, и того, кто все это задумал? Пока те не успели заявить о своих намерениях? Задушил гадину еще в утробе. Сорвал плод до того, как он созреет.

Вот оно что! Значит, Фолли нашел Наместника и, играя на том, что у бывшего журналиста может появиться могучий соперник, поддерживаемый Смотрящим... Ну, молодец! Вот это работа! Такое придумать – большой ум нужен. Здорово! Гений! Злой, правда, но все равно гений! Нет, не зря все-таки он этого уродца столько лет обрабатывал, к себе прибивал! Вот и плоды тех трудов сказываются!

– Нам нужно убедиться, что все, кто причастен к коварному замыслу, понесли заслуженную кару! – продолжал Пе. – Тех, кто готов будет завтра на сходке перед авторитетными людьми покаяться в содеянном, можно будет и пощадить... А вот тех, кто будет упорствовать... Боб, ты можешь думать как хочешь, можешь обижаться. Но должен предупредить: завтра у тебя будет много недоброжелателей! Смотри, как бы не дать им в руки лишних козырей! Хардсон-сити – слишком лакомый кусок, чтобы его просто так отдали кому-то.

– Пе, я не забуду твоей помощи, тем более я ценю твои советы. – Бульдозер знал, что Фолли прекрасно понимает смысл, вкладываемый им в слова, – Но кто еще мог быть сообщником негодяя? Здоровяк? Я не думаю, что эта гора мускулов способна мыслить и трезво оценивать ситуацию, просчитывать расклад сил. Невеста

мертва, может, я и поторопился ее убить, но, право, у нее был такой вид, что я испугался, что она вот-вот расшмаляет нас всех – Что касается Коса, то умелый подход и не таким мозгов добавлял, нужно только уметь все доходчиво и убедительно объяснить! – Пе значительно посмотрел в глаза Бульдозеру – Пусть твои гориллы доставят его целым, а там посмотрим! А вот то, что наш умелец за собой не одну бабу оставил, надеюсь, ты помнишь. Наверняка та косоглазая, что в новостях работает, может многое рассказать. У них работа такая – знать и то, что было, и то, чего не было. Пошли за ней, давно пора с красоткой пообщаться

Бульдозер, краснея от мысли, что слишком быстро выполняет советы уродца, набрал номер. Что поделаешь, Пе сегодня показал, что он сколь опасен, столь же и нужен А раз так, то нужно стараться, чтобы бородач был на его, Бросмана, стороне. Хотя бы пока не разъедутся главы Империи. – Акула? Тебе не кажется, что ты там засиделся? – Вот тут Бульдозер имел возможность проявить свою властность в полной мере – Не появлялся еще телохранитель гадючий?

– Боб, самим торчать здесь надоело! – Фишер давно уже понял, что ждать бесполезно, но не хотел показать себя нерадивым новому хозяину. – Может, пора снимать засаду и заняться поиском?

– О, дошло? А самому об этом подумать мозги не сработали? – Бросман не хотел отталкивать от себя бригадиров, но его раздражение требовало выхода. Уж слишком сильный удар он получил от аналитика, чтобы держать в себе все, что накопилось за день. – Обо всем нужно мне думать? Почему до сих пор нет доклада о Сазерленде? Когда его доставят?

Акула замер. Как это, когда доставят? Разве Остин не передал его с рук на руки Бросману? Сделав вид, что коммуникатор выскользнул из его рук, он уронил прибор и поймал его у самого пола. И пока изображение еще плясало в его якобы неловких руках, кинул быстрый взгляд на верного помощника Остин обиженно развел руки. «Говорю же, доставил!» – гласил его жест Остину Фишер верит как самому себе. А раз так.

В это время дернулся коммуникатор и в руках Бульдозера. Видеокамера заплясала по стенам, потолку, захватила стол с остатками ужина, потом снова появился Бросман. Краснота еще не сошла с его лица, и это обмануло Акулу. «А-а! Вот в чем дело! Боб уже начал отмечать будущую должность! – по-своему понял он причину странного вопроса. – Подождал бы хоть, пока деда похоронят».

Фишеру однажды довелось увидеть пьяного Бросмана – тогда ему еле удалось увильнуть от заряда из импульсника, которым размахивал развеселившийся сверх меры преемник Симоне. С какой радости это произошло, Брайан не помнил, но на всю жизнь зарекся попадаться на глаза Бульдозеру, когда тот что-то празднует. Акуле показалось, что и сейчас пора от нового Смотрящего сваливать. А то как иначе понимать – ему сдают пленника с рук на руки, а он спрашивает, когда того

доставят!

– Боб, я, конечно, прошу прощения, но ты же сам выходил встречать Змея. – Холодея от одной только мысли, что Бросман может не вспомнить о доставке, Брайан все же не хотел, чтобы у того были какие-нибудь недоразумения в связи с ним. – Остин и Кабан час назад передали его тебе с рук на руки!

Бульдозеру показалось, что на него упал потолок! Нет, он, наверное, ослышался! Это все просто сон! Ну не может быть, чтобы снова...

Фолли вначале не понял, откуда идет этот высокий звук. Он начал озираться по сторонам, ища источник неприятного раздражителя. И только когда этот писк перешел в вой, а затем в гневный рев, Пе понял, что это Бросман, схватившись за голову, оплакивает очередную оплеуху от неуловимого Криса Джордана.

– Убью сволочь! – заорал Бульдозер. Он наконец обрел дар речи, – Уничтожу! Всю Сеть выключу, но этого... И профессор! Без него тоже не обошлось! Пе, гадом буду, Рошаль тоже здесь руку приложил!

«Да ты и так гадом стал! Как только на босса своего руку поднял»! – молнией пронеслось в голове, но Фолли постарался тут же избавиться от этой ненужной мысли Теперь пути назад не было. Только вперед!

– Акула, опять ты... я тебя... с твоими... Господи, откуда ты, такой урод, на мою голову взялся! – Бросман орал в коммуникатор так, что слюни летели во все стороны. – Сука, ты же на врага работаешь! Ты же... Я...

Фолли смотрел на Бульдозера, не скрывая презрения. И это ничтожество хочет стать Смотрящим? Хорош будет Глава Империи! Хотя... Посмотрим, быть может, и станешь на время. Но только чтобы чужака не прислали. А потом придет пора и тебе, Джузеппе, на сцену выходить. На сходке люди должны будут увидеть, что в Хардсон-ситской части организации есть не только Бросман.

ГЛАВА 16

Акула в растерянности посмотрел на Остина.

– Брайан, сукой буду, если не передал Снейка ему с рук на руки! – боец от возмущения, что ему не верят, готов был сорваться на крик, но в нем еще теплилась надежда, что удастся доказать свою правоту. – Кабан, Чатл, ну скажите же!

– А чего говорить! – Кабан не славился многословием, он больше привык работать руками или ногами. – Бульдозер нас встретил, приказал снять наручники и к тебе отправил. А если у него чердак снесло и начались проблемы с памятью, то пусть у своих спросит, он же не один выходил!

Акула, услышав слова Кабана, хотел тут же набрать Бросмана и оправдаться, но, вспомнив, что тот скорее всего сейчас не совсем в себе, решил этого не делать. Тем более что подошедший к нему Манкузо вдруг дернул за рукав: – Слушай, Акула, а это не тот ли черт опять нас дрючит? – напомнил Тано – Профессор этот?

Лицо Фишера посерело. Если так, то второй оплошности Бульдозер ему не простит! Твою мать, ну что он, самый заметный в Империи? Почему именно на Акулу так ополчилась судьба? Мало того что после побега Рошаля вся Империя над ним потешается, Студентом звать начали, так на тебе, еще раз опустили! И посмотри, как снова провели! Кто теперь вообще с ним дело иметь захочет? Весь авторитет, все уважение, что накапливалось годами, что добивалось в драках и убийствах, за какие-то несколько дней псу под хвост? Ну уж нет, вы еще не знаете Брайана Фишера! Он еще себя покажет! Тот, кто думает, что в его лице нашел мальчика для битья, сильно ошибается!

– Кто знает, где работает эта шкура, что со Снейком везде шляется? Журналистка! – Акула злобно обвел взглядом своих бойцов.

– Кажется, она выступала в «Независимых новостях», – припомнил Манкузо.

– Точно, я ее там видел! Она про Наместника рассказывала! – подхватил Остин, – Вся в серебристом, обтягивающем. Фигурка у нее – класс! Я бы ее допросил с пристрастием!

– Вот сейчас и допросим! – Фишер зло сверкнул глазами. Есть возможность отыграться. Если Сазерленда упустили, то уж бабу его прихватим! – Поехали к этой шкуре, пусть и у нас возьмет интервью!

– Или нам даст! – заржал Чатл. – Каждому раза по два!

– Акула, а с этими что делать? – Остин, чувствуя себя виноватым в исчезновении Сазерленда, старался проявить инициативу. Показывая на лежащих роллерболистов, он предложил: – Может, их того. Как виновников убийства Смотрящего? Так сказать, чтоб другим неповадно было?

– Придурок, от гипноза еще не отошел? – Господи, да как с такимидураками дела-то делать?! Вот и воюй с гипнотизером после этого! – Башкой своей думай, а

потом ляпай. За беспредел кто отвечать будет? Опять я? Хорошо вы пристроились! Везете Снейка неизвестно – куда, передаете невесть кому, а все шишки на меня! Теперь тоже подставить хотите!

Но вот как раз тут Акула и был неправ. Кабан и Чатл действительно привезли пленника прямо в Империю, но Крис, наблюдавший игру и все, что произошло во время матча, быстро разобрался в ситуации. Пожалуй, скорее всех – ведь к его услугам были не только новостные каналы, но и видеокамеры, установленные во внутренних помещениях клуба. Джордан, можно сказать контролировал ситуацию от начала и до конца, а потому успел вовремя принять необходимые меры. Еще до того как Акула схватил Сазерленда, Крис просчитал, что события развиваются по сценарию, в котором Стиву предназначается роль козла отпущения. Еще до появления Фишера и, его бригады в раздевалке он быстро связался с Р-Рошалем и потребовал, чтобы тот выдвигался в район, где размещалось здание Империи. Профессор должен был дежурить в пятиминутной готовности и ждать команды Криса. Как только имперцы оказались в раздевалке, стало ясно: меры предосторожности были предприняты не зря. Ну а дальше все было делом техники

Единственное, что оставалось сделать, это расчистить портал, куда должен был подлететь экраноплан с пленником, но было ли это для сетянина проблемой? Крис справился с задачей легко. Не забыл он позаботиться и о том, чтобы видеокамеры в нужный момент показывали запись пустой площадки. Зачем помогать тому, кто захочет проанализировать происшествие?

Таким образом, на стоянке к прилету экраноплана с пленником никого уже не было, редких праздношатающихся разгонял уже сам Р-Рошаль. Остальное прошло до банальности просто. Приказав Остину снять с пленника наручники, он отпустил людей Акулы, напугав их так, что те мгновенно убрались к своему бригадиру. А дальше все уже шло по накатанной схеме. Многократная смена такси, смена кредиток, и вторая законсервированная Рошалем квартира обрела своего временного хозяина Именно из-за того, что Крис, учитывая важность момента, контролировал операцию с самого начала и до благополучного завершения, он и не смог откликнуться на вызов Оскара Джордан понимал, что по отношению к Косу он поступает не совсем верно, но надеялся, что когда тот узнает конечный результат, из-за которого Крис пренебрег контактом, то обрадуется так, что позабудет обо всех обидах.

Увидев, что Акула и его прихвостни вылетели как ошпаренные из раздевалки и потрусили к стоянке, Оскар понял, что их постигла неудача. А что может быть причиной этого провала телохранителей убитого Смотрящего? Выходит, они не нашли Стива? Тогда где же он? Или он опоздал и имперцы успели его раньше увести?

Пирс сказал, что Сазерленд пошел именно сюда, что он проводил капитана до самой лестницы. Да и куда еще тот мог направиться в ботинках с роликовыми коньками? Странно все это! А что, если...

Тут Оскару пришла в голову ужасная догадка Если Акуле приказали доставить Стива живым, а тот сопротивлялся и был убит, то у имперцев и должен быть именно такой вид – возбужденный и сосредоточенно торопливый.

Кос вихрем влетел в зал раздевалки. Он не предполагал, что застанет кого-либо еще из людей Фишера, но по привычке был готов и к такой возможности. Он оказался прав. Акула, дабы роллерболисты не смогли предупредить журналистку, оставил пару бойцов присматривать за ними и никого не выпускать, пока не поступит дополнительной команды

С обоими Оскар покончил в один миг. Как источник информации они не годились – в Империи тоже были мастера ставить пси-защиту.

Разгоряченный великан яростно огляделся в поисках Снейка, но вокруг были только поднимающиеся с пола игроки обеих команд. Возбужденные и злые, они наперебой возмущались бесцеремонностью имперцев и в один голос предлагали потребовать ответа. И если местные почесывали затылки – идти за справедливостью им пока было не к кому, – то жители других городов были настроены решительно. Их Смотрящие здесь, и можно рассчитывать на то, что разбор будет быстрым! Но Коса все это интересовало в самую последнюю очередь.

– Где Стив? – прорычал он. – Кто знает, куда дели Стива!

– Увезли его! – Крейзи посмотрел на одного, затем на второго имперца. – Чем ты их?

– Куда увезли? Кто увез? – продолжал спрашивать Кос, – Когда?

– Да на свободе наш Змей, успокойся! – Яромир доброжелательно положил руку на могучее плечо Оскара. – Я слышал, как Акула получал взбучку за то, что они упустили Сазерленда. А вот тебя Стив просил предупредить, чтобы ты был посторожнее! И нужно быстрее предупредить эту девушку. Ну, из «Новостей»! Акула со своим зверьем туда поехал. Хотят ее захватить.

– Ни черта у них не выйдет! Она давно оттуда уехала! – успокоил игрока Оскар. – Ее я первой предупредил. Так что Акула и там пролетел.

– Сволочь, а как он злорадствовал! – вставил Крейзи, подходя к Косу и Яромиру, – Как бы я хотел ему рожу набить! Оскар, ну все же, чем ты этих приложил?

– Кулаком, чем же еще? – удивился Кос глупому вопросу. Как будто это сейчас так важно! – И он вновь повернулся к Яромиру: – Не знаешь, как Стиву удалось избавиться от сопровождения?

Защитник пожал плечами: – Слышал, как козла этого Бульдозер костерил. Слышал, как они какого-то своего врага ругали. Да, и еще про профессора какого-то вспоминали. Но что конкретно там произошло, прости, не знаю. Скажу одно: злые они были как черти!

«Крис!» – догадался Оскар. От души сразу отлегло. Значит, он не один, значит, все снова вместе и все в бою! От радости он сгреб Яромира в объятия и поднял его в воздух. – Спасибо, братишка, ты мне такую радость подарил!

– Пусти, задушишь! – Защитник «скорпов» еле дышал. – Псих, разве можно такую силу без контроля держать?

Оказавшись на своих ногах, Яромир не удержался и сел на скамью. Он с сочувствием посмотрел на трупы имперцев. Теперь он понимал, каково им пришлось.

– Оскар, может, поедем в редакцию? – предложил Крейзи. – Перехватим там этих говнюков и надерем им там задницу! Суки, если бы у нас было оружие, они бы так не разгулялись!

Кос почувствовал, как в нем поднимается раздражение. Услышав слова роллерболиста, он вспомнил, как его совсем недавно предали. Предали те, кто тоже вот так похвалялся!

– Если хотел надрать, нужно было это делать, когда твоего капитана увозили! – сказал Оскар и тут же пожалел об этом. Парень предлагал от чистого сердца, а он взял и сорвал на нем обиду. – Им теперь и без нас задницу надерут! Желающих, я думаю, окажется немало...

– Здравствуй, Чет! – Бульдозер набрал прямой номер коммуникатора Президента.

– Здравствуй, Боб! Прими мои соболезнования в связи с тем несчастьем, что постигло не только вас, но и всю страну! – Самплер, несмотря на свой высокий пост, оставался чиновником, а потому имел неофициальные отношения с Империей, которые старался не афишировать. Это понимали все, но говорить об этом было не принято. До тех пор, пока Президент или другой высший чиновник не совершал что-то уж совсем из ряда вон выходящее, предавать гласности эти контакты считалось признаком дурного тона. Это неписаное правило соблюдалось свято, но сегодняшняя трагедия была тем самым редким случаем, когда его можно было нарушить. Ни один журналист не осудит Президента, если он выразит свои соболезнования понесшим утрату и открыто осудит убийство. – Я возмущен этим варварским поступком! Такой человек, как Марко, не заслуживал этого! Это несправедливо!

Бросман других слов и не ожидал – нужно же было соблюдать приличия!

– Что поделаешь, Чет, что поделаешь! – Бульдозер тяжело, горестно вздохнул. – Судьба! Жаль, конечно, старика. Он ведь и сам давно хотел спокойно от дел уйти, уже готовил меня дела принимать, и вот поди же как все случилось! Я бы об этом ни за что не сказал, но теперь чего уж таить, устал наш Симоне! Сколько его знаю, всю свою жизнь он людям помогал, себя не щадил, нас гонял. Знали бы эти журналюги, которые про Империю страшилки разные пишут, как Марко о гражданах наших думал, душой болел. Помогал всем, кто обращался за помощью. Так или иначе, но не оставлял без внимания, без заботы. А ему взяли и вот так отплатили! Нет, человек все-таки неблагодарное животное. Вот в жизни как бывает! Помогаешь людям, живешь для них! А туг бах, и все! Нет в жизни места благодарности. Хотя нет, так нельзя говорить! Есть же и благородные, порядочные люди, которые не делят мир на черных и белых, которые руководствуются общечеловеческими ценностями! Вот как ты, например! Спасибо за то, что не остался равнодушным к нашему горю, соболезнования выразил! К сожалению, не все такие, как ты. Есть и те, кто считает: раз имперец, значит, мразь, сволочь...

– Да, Боб, ты прав, Марко большой души был человек! – Самплер говорил, а сам гадал: что значит этот звонок, что Бульдозер хочет от него? – Мне близки твои переживания! Я тоже знал старика только с самой лучшей стороны. Он немало сделал для всех нас. Бескорыстный был человек! Если не ошибаюсь, он же себе даже самого маленького домишки не нажил.

Бульдозер взмахнул рукой: – Конечно, не нажил, у нас законы построже, чем у всех других! Людям помогай, себе же бери только то, что для жизни необходимо. А что нужно человеку такого масштаба, как наш Марко? Иметь возможность народу помочь да сердце большое. У Симоне так все и было! Наверное, не было человека, которому бы он не помог! Вспомни, он ведь, Марко, даже тебя не забыл, даже тебя своим вниманием обогрел! – продолжал гнуть свое Бросман. – Так, Чет, я прав?

– Конечно, конечно, кто отрицает! – Самплер понял, что сейчас Бульдозер переходит к самому главному, к тому, ради чего затеял весь этот разговор. – Я все помню и ни от чего не отказываюсь.

– Да нет, Чет, не пойми превратно, никто тебе ни о чем не напоминает и не напомнит! – Боб посмотрел на Президента долгим взглядом. – Ты уж, наверное, решил, что нам что-то от тебя надо? Нет, спасибо, конечно, но свои проблемы мы сами решаем. Да и чужие тоже. Вот ты даже не знаешь о последней услуге, которую Симоне тебе оказал! Врагу твоему отказал, за что и смерть принял! Кое-кто поддержки его искал, просил против тебя выступить! А какие ему блага обещали! Но ты же знаешь... знал Марко! Он был верен друзьям, за что и погиб! Ну да ладно, чего уж теперь об этом! Золотой был человек, дружбу не продавал, ни на какие посулы не поддавался!

Как Бульдозер и ожидал, Президент наживку заглотнул мгновенно. Политики вообще не могут переносить упоминания о тайнах и интригах, особенно когда дело касается их особы.

– Нет-нет, Боб, вот как раз об этом давай поподробнее! – Самплер заметно насторожился, подобрался, в глазах появился блеск. Теперь, когда он убедился, что просить его ни о чем не будут, нужно подробнее узнать о кознях, упоминаемых Бросманом. – Наш святой долг – найти убийц и покарать! Эта несчастная, что ты застрелил, это только орудие! А вот кто курок нажимал?

Бросман удивленно округлил глаза.

– Как, разве ты не знаешь? – спросил он. – Да об этом на всех углах говорят!

– Говорю же – не знаю!

Чет от нетерпения начал краснеть Черт побери, ну почему он все должен узнавать от имперцев, а не от своей администрации! Куда только его помощники смотрят?! Бездельники!

– Гадюка эта... Сазерленд! – Бульдозер брезгливо скривился. – Снюхался с этим нелюдем, что людей калечил, Пауков из них делал! Мало ему было, что Марко его обогрел, поднял, в человеки вывел! Что ему посулил Рошаль, не знаю, но продался наш игрочишка! Уши развесил, а профессору этого только и нужно было! Заморочил остатки мозгов спортсмену ублюдочному, а тот и поверил во всемогущество зверя. И знаешь, на что купился Сазерленд? Ни за что не догадаешься – Рошаль посулил ему, что на твое место его посадит! Президента Конфедерации из него сделает!

При этих словах Самплер вздрогнул, как от удара палкой. Но Бросман сделал вид, что ничего не заметил.

– Вот щенок на это и повелся! Гадом стал, переметнулся к профессору, против своего Смотрящего пошел Рошаль опытный психолог, и не таких под себя укладывал! Вот и возомнил змеюка, что может тебя в сердце Смотрящего заменить!

Бульдозер сделал паузу. Со стороны казалось, что ему от возмущения слов не хватает.

– Вот, поверишь, говорю с тобой, а в голову лезет, что они это давно удумали, еще до того, как Симоне поднимать Снейка стал, – снова заговорил Боб. – Делали все, чтобы Марко его заметил и стал поднимать. Пошли даже на то, что сами помощников профессора сдали, да что помощников, свой Институт не пожалели, в пыль разнесли! Его или ваш – не знаю, да и не важно это теперь, им главное было на твое место сесть. Думаешь, Сазерленд просто так журналистку в свою постель затащил? Ему доступ к прессе нужен был! О, у них все было просчитано! Это еще те твари! Ни перед чем не остановятся! К сожалению, мы в этом убедились. А представляешь, если негодяям удалось бы план свой выполнить, во что бы они нашу страну превратили? Ради этого Рошаль даже на плен согласился! Вот какие ставки были!

Марко умница, хоть и привечал Снейка, но не верил в его резкое поумнение. В то, как тот из безголового роллерболиста в один момент гением психиатрии стал. Правда, и Симоне не сразу разгадал планы негодяев. Думал, что престо не заметили парня, а он самородком оказался. А Снейк и пользовался вовсю доверием, Смотрящего все обхаживал, все облизывал! Наобещал, что и «потерянных» к жизни вернет, и Институт собственный сделает. Вместе с Рошалем подстроили все так, что Марко, поддавшись на обман, приказал Хранилище Памяти с боем брать. Потом все сокрушался, что глупость сделал, поддался на провокацию. Ведь надобности в таком шаге вовсе не было. Господи, он же Смотрящий! Что ему нужно, мог и так взять.

Это сейчас стало ясно, что все это Рошалем запланировано было, чтобы под тебя копнуть! Чтобы народ видел, что Империя с властью воевать начала. Наговорил, что «близнецов Демона» – тьфу, придумали же название! – в Институте делают. И что в нем же память у людей отнимают, «потерянных» из здоровых делают. А раз так, нужно пойти в Институт и силой заставить вернуть память.

Так и сделали, и что? Заведение разрушено, убытки сумасшедшие, а уж сколько людей погубили, так и не счесть! И где теперь эти «потерянные»? Марко когда ответ потребовал, так они, чтобы оправдаться за свое вранье, чтобы не спросили за то, что напраслину возвели, потравили несчастных.

Симоне тогда словно прозрел, следить за гадом начал. А тому все неймется! Как Храм получил, как понял, что там работать нужно, а делать этого не умеет, так сразу стал с новой авантюрой приставать к Смотрящему. Да еще с какой! Поддержи его, видите ли, на президентство! Каково, а? Ни мало ни много на твое место захотел!

Бросман видел, что Самплер смотрит на него, открыв рот, и продолжил развивать успех. – Вот тут-то Марко и раскусил его замысел! Правда, не сдержался, не сумел скрыть своей догадки! Он же тебя любил, в тебя все надежды вкладывал! А Сазерленд мерзавец, как понял, что прокололся, сразу же помог своему настоящему хозяину бежать. Профессор гипнозом всех уложил, а Снейк вроде как и ни при чем! Видимо, тогда они и задумали Смотрящего убрать. Опередить, чтобы не успел он Снейка из Храма выгнать Не знаю как, а вымолил Сазерленд отсрочку у Симоне, упросил прощальный матч устроить. Якобы чтоб людей не будоражить, дескать, вчера как героя чествовали, а сегодня опускают. Марко ведь тоже человек, хоть и великий, а слабости имел. Не хотел скандала на старости лет. Согласился по-тихому все пустить, дать Снейку уйти с почетом. Не о нем, о людях, что верили кумиру, думал А заодно решил сразу после игры при всех тебя поддержать. Заявить, что благодаря тебе в стране покой и порядок и лучшего Президента нам не нужно. Какая-то падла, видимо, донесла Змею об этом, иначе бы он не решился на такое. А тут пришлось спешить, торопиться, вот и прокололся! Наркоманку свою к Симоне подослал, знал, что старик пожалеет ее и посадит возле себя. Гипнотизер всю охрану и повыбивал, а тварь эта нашего Марко...

Бросман договаривать не стал, махнул рукой. Дело сделано, теперь Самплер натравит на роллерболиста полицию и все спецподразделения.

– Я надеюсь, что все это останется между нами? – попросил он, заканчивая разговор. – Я не хотел выносить сор из избы. Но я тоже человек, поделиться нужно же с кем-то! А ты наш, проверенный. Да и дело одно делаем, о наших людях заботимся...

– Конечно, Боб, конечно! – поспешил уверить Чет. – Можешь рассчитывать на мою скромность Но меры, со своей стороны, извини, я приму. Это мой долг перед памятью Марко. Земля будет гореть под ногами у негодяя!

Акула отводил душу. Взяв Дака Рипли, руководителя вечерней бригады, за волосы, он заглянул в разбитое лицо.

– Ну? Надумал говорить или еще взбодрить? – Не дожидаясь ответа, он в очередной раз ткнул Дака поломанным носом в окровавленный стол и, наслаждаясь свой властью над несчастным, торжествующе улыбнулся – Где твоя журналистка? – продолжил он. – Сандра где? Неужто ты из-за нее готов смерть принять? Я же еще не начал спрашивать, только разминаюсь!

– Говорю ше не шнаю! – Выбитые зубы изменили известную всей стране дикцию Рипли. Именно благодаря ей он стал знаменитым и, постарев, получил свое нынешнее место. – Фот ее адреш, фот номер комму...

– Были уже люди по адресу, были и в доме Снейка! Нет ее! И коммуникатор ее в урне возле вашей редакции нашли! – Фишер приготовился еще раз ударить, но бедолага предугадал намерение и сжался от испуга.

– Не бейте, я се всо скасал! – взмолился редактор.

– Нет, не все! С кем дружила, с кем жила до Змея? Где еще может прятаться? К кому за помощью обратиться может? – Акула отвесил Даку пощечину, за ней другую. – Говори, падла!

На Дака было жалко смотреть. Он весь трясся от страха. За всю свою жизнь он не испытал и сотой доли того ужаса, что обрушился на него в лице Акулы.

– Не надо! – взмолился он. – Не бейте меня более! Я не снаю! Не снаю!

Фишер понял, что от Рипли больше ничего не добьется, и бросил редактора на пол. Нужно было спешить, долго здесь оставаться нельзя, могли начаться осложнения в виде полиции.

– Манкузо, что у тебя? – не поворачивая головы, громко спросил он.

Манкузо и Чатл занимались Таней. Девушка тоже рассказала все, что могла, но могла она так мало, что очень жалела о том, что не шпионила за подругой. На нее страшно было уже смотреть. Садисты не оставили на ней живого места. – Пока не много! – доложил он. – Шкура говорит только, что перед тем как убраться, косая долго говорила с пидаром этим... Как же его зовут...

– Жорж! – подсказал Чатл.

– Во-во! Жорж, мать его! – обрадовался Тано. – Сомнительно, чтобы петух бабу у себя прятал, но другого у нас нет ничего!

– Поехали! – решил Акула. – Петух не петух, а что-то знает!

Стив в который раз нажал кнопку повтора номера Сандры. Но тот не отвечал. Не отвечал и коммуникатор Оскара. Сазерленд не стал надоедать Крису и Рошалю, и так молодцы, как его выручили, вырвали из самых зубов Акулы! Бульдозер небось порвет Фишера на ленточки. Но каков гад! Мразь, предал Марко, убил его и теперь все стрелки перевел на Стива! Ну погоди, чего бы это ни стоило, но Сазерленд будет на сходке и люди узнают правду!

Стив вновь нажал кнопку. Без результата. Сазерленд нервничал. Он и так не переносил бездействия, а тут еще ко всем переживаниям добавилась пытка неизвестностью. Боль из-за гибели Симоне, ненависть к Бросману, желание оправдаться в глазах своих почитателей и заявить о своей невиновности сменялись тревогой о тех, кто по его вине оказались втянутыми в опасную игру. Если бы Оскар или Сандра откликнулись, Стиву стало бы хоть немного, но легче, да вот только нет, нет ее... этой связи, чтоб ее...

Чтобы убить время, Сазерленд переключил коммуникатор на трансляцию новостей и нажал кнопку сканирования. На экране замелькали фрагменты сюжетов новостных каналов. И как назло, все, словно сговорившись, демонстрировали кадры со стадиона. Снейк громко выругался. Они что, специально решили пытку ему устроить? Стив пока еще не видел трупа Симоне, но и того, во что превратилась Джина, оказалось достаточным, чтобы отбить у него желание смотреть на кровь. Что за уроды эти журналисты, почему они так любят смаковать сцены насилия? Наверное, это делают те, в ком есть тяга к агрессии, но нет смелости проявить ее в реальной жизни.

Ход его мыслей прервала смена картинок на дисплее. Сазерленду показалось, будто промелькнуло что-то нужное, но сканер уже перешел на следующую программу. Стив вернул прежнюю настройку. Это был официальный канал Правительства Хардсон-сити. Но того сюжета, что Привлёк его внимание, уже не было. Взамен этого какая-то симпатичная женщина что-то быстро говорила – наверняка о сегодняшних событиях.

Интересно, как власти смотрят на то, что произошло? Сазерленд включил звук.

– ...ужасная трагедия повлекла за собой отмену матча. Полицией Хардсон-сити по подозрению в организации этого преступления разыскиваются капитан команды «Атлантик скорпионе» Стив Сазерленд и его сообщник, бывший сотрудник Храма Поль Рошаль. Вот изображения разыскиваемых. Желающие принять участие в розыске могут оставить эти кадры на своих коммуникаторах. За подтвержденные сведения о преступниках Правительство и заинтересованные организации выплатят значительное вознаграждение...

Мать твою! Это что же происходит! Это... Во что же его втягивают? Это же просто информационный беспредел! Сами бедного старика убили и сами на него как на убийцу показывают! Твари паскудные, теперь из-за них и на улицу не выйдешь? Каждый, кто его увидит, посчитает своим долгом если не задержать, то по крайней мере сообщить о нем. Ну еще бы! Ведь они верят тому, что с правительственного канала идет. Господи, значит, уже все считают, что это он убил Марко? Он, Стив, убил Марко?! Что за ужасная ложь! Как же в такое можно поверить? Да он сам за Симоне умереть готов был! Нет, это просто невозможно! Нужно срочно что-то предпринять!

Сазерленд быстро подошел к коммуникатору и запустил поисковик Джордана. И в этом он был не одинок. То же самое сделал и Р-Рошаль. Он тоже видел заявление и ему, как и Сазерленду, увиденное очень не понравилось Дело было даже не в самом заявлении, просто профессор почувствовал, что они что-то недосчитали, что противник стал опережать их, навязывать свою игру Бросман повел себя совсем не так, как они предполагали И если с убийством Симоне в душу Р-Рошаля закралось сомнение, то теперь это сомнение перешло в уверенность – на стороне противника появился еще один сильный игрок, которого они не вычислили.

ГЛАВА 17

Крис был в гневе. Так значит, этот мерзавец, на чей терминал он вошел, и есть тот самый вирусописатель, на чьей совести гибель двух сотен людей? Да-да, именно людей, ведь после Живых погибли и оболочки. Судя по тому, что на массиве программиста хранится печально знакомый код серебрянок, а также заготовки новых вирусов, так оно и есть! Негодяй готовился к следующим преступлениям, создавал сразу четыре вида убийц.

Джордан внимательно просмотрел заготовки. Изобретательный гаденыш! Конечно, софт был так себе, Крис, если бы занялся этим неблагородным делом, применил бы совсем другой подход. Но разве можно сравнивать знания жителей реального мира с тем, что доступно сетянам?

На локальный сервер программистов Крис вышел не случайно, он искал его все это время и отвлекся лишь раз, когда решил посмотреть прощальную игру Сазерленда Посмотрел. Хорошо, что Р-Рошаля удалось быстро найти. Что и говорить, атака противника была неожиданной, а потому и эффективной. Стива удалось спасти просто чудом. Удивительно, как и его сразу не застрелили! А могли бы, кто бы стал потом разбираться! Лицемерно посетовали бы, что поторопились, и на этом все бы и кончилось. А теперь Бросману нужно искать Сазерленда, доказывать его вину...

Да, надо признать, если бы Бульдозер и его люди действовали согласованно и ударили одновременно, Джордан был бы бессилен помочь своему другу Конечно, где-то на задворках сознания копошилась мысль, что, помогая Сазерленду, он спасает от гибели свое собственное тело.. Но нет, он бы в любом случае пришел Стиву на помощь! А убедившись, что Стив вне опасности, Крис первым делом решил не дать противнику возможности исправить свою ошибку.

Первые следы кода Джордан обнаружил почти сразу, как только проследил перемещения кандидата в Смотряшие. Видеокамеры бесстрастно отфиксировали его частые визиты к своим программистам, и выяснить, кто был конкретным исполнителем, оказалось совсем несложно. Достаточно было порыться в папках.

Что он и сделал. Не мудрствуя лукаво, Крис зашел в самую «свежую» папку. И тут же был вознагражден за верный подход – системный, как он любил выражаться.

Вирусы и их заготовки хранились в массиве локального сервера Готовые, но не активированные убийцы, сейчас они совсем не выглядели теми обжорами, которые уничтожили почти всю сетевую колонию. Но Джордана их мирный вид не обманул, слишком хорошо он запомнил их код и теперь узнал бы в любом обличье. Да и «творческий» почерк их создателя тоже. Предусмотрительный писатель киберфагов решил, как видно, что если не будет хранить заготовки на своей машине, то и обнаружить его не удастся. Глупыш, разве это может остановить жителя Сети? Да знали бы эти хакеры, сколько следов их деятельности остается в виртуальном пространстве!

Все файлы, строго структурированные по принципам воздействия и дате их создания, находились в разной степени готовности, но Джордан не стал разбираться, что и как. Он просто скопировал и те и другие Затем на всякий случай пробежался по другим папкам. Похожие материалы обнаружил еще в одной. Гоже скопировал. Порылся в текстовых файлах. Ага, вот и первый след! Редактор сохранил информацию об авторе текстового файла. Им оказался некий Эндрю Закаркин.

Джордан вернулся в предыдущую область хранения. Провел аналогичную проверку, но имени второго врага так и не нашел. Видимо, тот был поаккуратнее. Ну и ладно!

Крис открыл лог-файл и посмотрел, с каких рабочих мест запрашивались папки с файлами кодов убийц. Одни координаты он отмел сразу, это был терминал известного уже Закаркина, Крис искал второго, того, чья коллекция зверьков была намного обширнее, чем у Эндрю.

Так, вот и второй. Пока только сетевой адрес, но разве для Живого это не самая настоящая визитная карточка? Так, теперь посмотрим, какой терминал имеет такой адрес? Есть? Вперед! Крис хотел уже влететь в машину, как вдруг его что-то остановило. Что? Джордан не мог сказать, что это было. И не потому, что не понимал, с чем столкнулся, просто еще не для всех явлений виртуального мира чиплендец успел придумать названия.

Вот, к примеру, то, что сейчас привлекло его внимание, несомненно представляло опасность. Это он чувствовал своим программным «нутром». Но как его преобразовать драйверам «зрения»? Кажется, модули столкнулись с чем-то таким, чему мозг еще не дал определения, а потому не их вина, что они не смогли выдать процессору образной интерпретации объекта. Процессор, соответственно, не придал ей значения и едва не привел Криса к гибели. Но, как оказалось, Творец, тот, кто создавал «человеческую» программу, предусмотрел и это! Сработала сторожевая система, построенная на совсем другом, не известном Джордану, принципе работы. В реальном мире люди называют это чутьем на опасность, в виртуальном, наверное, придется обходиться этим же термином. Хотя какое чутье может быть у того, кто лишен органов обоняния?

Джордан решил не мудрить и пошел по пути перебора аналогичных образов. Ветвление софта, который его насторожил, множественность терминаторов процесса на концах этих ветвлений вызвали и закрепили в памяти изображение многоголового чудовища. Этакой кибер-гидры с сотней хищных зубастых пастей! И едва Крис передал указание модулю впредь использовать именно такую интерпретацию, как тут же заметил, что весь дальнейший путь усеян подобной живностью! Теперь он действительно увидел, а не почувствовал! Видимо, Живым предстоит еще много учиться, пока Сетевой мир станет по-настоящему их миром...

Развесистое создание, каждая конечность которого искала, как добраться до того, кто посмеет приблизиться к защищаемому терминалу, ждало его и у непосредственного входа. И если прежних «гидр» можно было легко обойти, благо место позволяло, то на этот раз нужно было придумывать что-то иное. Места для маневра не хватало...

Крис, насколько мог, приблизился. Зубастые, но безглазые головы... Отсутствие модулей «зрения» компенсировалось непредсказуемостью действий. Периодически, но без какой-либо закономерности, конечности выбрасывались вперед и быстро захлопывали свои «пасти». Джордану показалось, что он даже щелчок зубов услышал! Видимо, самообучаемый модуль зрения использовал обратную связь с образом, вызываемым памятью Криса, и привязал к действиям вражеской программы не только образ, но и звук. Интересное явление, но сейчас заниматься им было некогда, нужно было сделать то, ради чего Джордан сюда явился.

По действиям вражеского создания стало понятно, что чиплендец на верном пути. «Нас здесь ждали», – решил он. Осторожно подойдя к гидре, он выждал, пока ближайшая к нему пасть сделает очередной бросок. В тот момент, когда пасть начала захлопываться, он схватил ее у основания и развернул в противоположную сторону. Рефлекс работал безукоризненно. Пасть, перекусив собственную «шею», тут же оказалась отсеченной и рассыпалась. Господи, как же все просто! Недолго думая, Крис поступил таким же образом еще с десятком голов. Он остановился, лишь когда с той стороны, которая закрывала проход к терминалу, у сторожа остались одни обрубки. Джордан не стал уничтожать все головы – опасности они все равно не представляли, а хозяин может насторожиться. Чего уж зверствовать. Пусть клацают зубами, теперь уже не страшно! Может, потом, когда будет выходить из сегмента...

Зайдя на терминал, Крис направился в массив. Папки, папки, папки. Черт, что-то хлама здесь многовато! Может, стереть ему все к чертям собачьим? Вот обрадуется! А почему бы и нет? Ладно, это потом, пока поищем файлы с убийцами.

Так, где же личная информация? Джордан просканировал массив. Не здесь, и не здесь. Ага, вот тут переписка! Сейчас посмотрим. Как, говоришь, тебя зовут – Ваша? Отлично, Ваша, вот теперь я тебя знаю! И данные твои здесь? Умница! Копировать! Номера кредиток? Копировать! Переписку тоже. Да нет, так не пойдет! Весь массив скопируем, а там разберемся! Вот черт, чуть и себя в дубль не отправил! Нашел себе занятие! Лучше это сделать с массивом второго программиста! Как его... да, Закаркин! Почему бы нет? Благо места на чужих серверах хватает. Пусть их хозяева не обижаются – отсюда лучше видно, как использовать их память.

Ладно, как у нас с делами? Процесс пошел? Пошел! Теперь как? Может, все-таки оставить им привет из Сети? Раз нам предстоит война, то пусть у врага не окажется доступа к любимым программам. Да и отвлечется от сетян! Может, потом со злости выпустит свои вирусы, но их еще нужно заново написать, размножить а у нас уже противоядие тут как тут! Ну, что, трем массив? Трем, еще как трем! Правильно, вместе с сервером!!!

А может, не останавливаться на программистах? Есть же правило, гласящее, что нельзя бросать начатое на полпути! Если рушить, так рушить! Ох и повеселится же сейчас народ в Империи!

«Первым делом порушим управление лифтами». Крис не знал почему, но начать он решил именно с элеваторов. Наверное, это было одной из тайн его психологии, но разве сейчас Фрейд так важен? Следующим

Джордан вывел из строя программы управления энергетической установкой здания. Компьютеры и серверы пока еще питались от источников бесперебойного питания, но надолго их не хватит, перед уходом Джордан рубанет и их. А пока что бы еще такое сделать, чтобы имперцам было чем заняться? Коммуникаторы? Конечно! Все не отключить, но вот те, что в здании, заглушить можно. Джордан вернулся в сервер охраны и дал команду включить подавитель радиосвязи. Теперь коммуникаторы можно использовать как поставку под кофе.

Крис заметался по локальной сети. Он был в таком азарте, что не мог остановиться. А что, гулять так гулять!

Чиплендец включал все, что было выключено, и наоборот, выключал все, что работало. Правда, это не всегда приводило к громкому эффекту, но некоторые находки были весьма впечатляющими. Особенно удачной находкой было приведение в действие всей пожарной системы Империи. Автономная система словно бы сошла с ума, сработали сразу все датчики. Может быть, Крис и не стал бы этого делать, но он не знал, что компьютер, отвечающий за расшифровку данных, поступающих от датчиков, совмещал в себе управление всей защитой здания. Он не только объявлял пожарную тревогу и включал пеногенераторы, но и следил за безопасностью доступа. Не рассчитанная на такой объемный «пожар», какой устроил Джордан, программа «зависла», и компьютер стал давать сбои. Это не могло не сказаться на всей работе оборонного комплекса – управление огнем автоматических лучеметов перешло в автономный режим.

Для имперцев наступил локальный апокалипсис, но Крис этого не видел. Он наносил последний штрих – стирал информацию и программы всех серверов имперской Сети. Системные администраторы в ужасе наблюдали, как на их дисплеях появляется сообщение о системном сбое. Бедные, они еще не знали, что на самом деле происходило с массивами памяти их машин. Да если бы и знали, что они могли сделать? Управление все равно было не у них. Разве что выключить питание?

Ну и что? Пусть попробуют – потом вообще не включат, ведь сервер управления энергией уже лежит!

Нет, ребята, все же плохо вы готовы к нападению! Расслабились, мышей не ловите! Ну это вам потом шеф расскажет! А Джордану пора возвращаться к своим делам. Понравится, милости просим, обращайтесь! Повторим на бис!

Бросман повстречался с Акулой в коридоре. Он был в своем старом кабинете, а потом решил подняться в свою будущую резиденцию Смотрящего. Там, правда, пока еще витал дух прежнего хозяина, но, как только состоятся похороны Марко, Боб все переделает по-своему. И не только здесь, в здании! Перестройка коснется и всего имперского Хардсон-сити! Да что столица? Вся страна станет другой! Президента меняем, здесь нужно отдать должное Марко – старик знал, что делать! Бульдозер обязательно реализует эту идею – поставить Президентом имперца. Вот только Бросман не такой идеалист, как Симоне, веривший в дружбу и порядочность. Нет, Бульдозера такой ерундой не проймешь! Тот, кого Боб назначит в Президенты, должен знать, что зависит целиком, со всеми потрохами, от доброго расположения Бросмана, и будет засыпать и просыпаться с единственной мыслью – как угодить Смотрящему. А для этого на него должен иметься очень серьезный компромат! Самый серьезный! Ну да ладно, с таким умельцем, как Фолли, это будет несложно – замажет любого. Конечно, у кандидата и имя должно быть. Кого попало не поставишь! Вот если бы у него был кто-то такой, как Снейк у Симоне...

Едва Бросман подумал о Снейке, как тут же появился главный виновник проблем. Брайан Фишер! Бульдозер посмотрел на него налившимися кровью глазами. Ублюдок плоскорожий! Мало того что сам выпустил профессора, так еще и Сазерленда упустил! И не важно, что его оба раза гипнозом приложили. Почему-то других Рошаль не трогает! А этого, людоеда морского, профессор везде найдет! – Босс! – Акула возбужденно вскинул руки. – Босс, я кажется, придумал, как нам вытащить этого Снейка! Мы были на работе у той шкуры, что с Сазерлендом развлекалась! Ее там не было. Ну, тогда допросили тех, кто был, как положено! Пришлось побить немножко.

Бульдозер покосился на его сбитые кулаки и темные пятнышки на рубашке.

«Кровь, наверно, – подумал Боб. – Мразь, хоть бы рубашку поменял».

Он повернулся и пошел к лифту, показывая всем своим видом, что не хочет больше говорить с Фишером. Акула все-таки поплелся следом.

– Так там одна шмара сказала, – продолжал он на ходу, – что перед тем как уйти, баба Снейка долго говорила с петухом тамошним, Жоржем зовут. Мы звонили ему домой, но никто не отвечает.

– Ну, значит, в доме никого нет, – буркнул Бросман, входя в лифт. Он рассчитывал, что хотя бы теперь отделается от Брайана, но тот, стремясь оправдаться, не понял намека, вошел следом и угодливо нажал единственную кнопку. Лифт пошел вверх.

– Боб, но там кто-то есть! – Видимо, Акула решил довести разговор до конца, чего бы это ему ни стоило.

– Где? – удивился Бульдозер, не вслушиваясь в слова неудачника.

– Ну, там, в доме у педрилы... Я же говорил... – растерялся Фишер. – Который долго с журналисткой разговаривал, перед тем как она исчезла. А на звонки не отвечают...

И тут до Бросмана дошло.

– Так она там? – заорал он. – Ублюдок, что же ты раньше молчал?!

Акуле показалось, что выпученные глаза Бульдозера вот-вот лопнут.

– Я... Я говорил! – Брайан уже проклинал себя, что не ушел, но было поздно, теперь надо было как-то выкручиваться. – Но, босс, вы не слушали! Я вам говорил, но вы... – Дурак! Боже, какой дурак! – Бросман схватился за голову. – Зачем мне говорить! Брать ее нужно было1 – Я хотел, но решил вам доложить! Вдруг там опять этот гипнотизер!

Не успел он произнести эти слова, как лифт остановился и свет погас. Это начал резвиться Крис.

– Черт, вот только этого не хватало! – Бросман был в ярости, – Это из-за тебя, урода, такое случилось! Когда не нужно, ты проявляешь инициативу, ждешь какого-то недоумка Коса и не понимаешь, что нужно было вам всем вместе сопровождать Змея! А когда надо брать эту шкуру, у тебя ни ума не хватает, ни твоей бесподобной наглости! Даже позвонить не додумался, принесся, чтобы лично сообщить, что косая у педрилы!

Бросман нащупал кнопку переговорного устройства и заревел: – Дежурный! Дежурный!

– Бесполезно! – на свою беду Фишер никак не мог понять, что надо заткнуться и молчать, – Раз нет света, то и связи с дежурным не будет.

– Все-то ты, урод, знаешь! Везде ты успеешь отличиться! – вскипел Бросман. Нет, это просто какое-то издевательство! Стоило удирать от этого козла вонючего, чтобы потом вот так застрять с ним в лифте! Да еще тогда, когда нужно срочно ехать и привозить бабу Сазерленда. – Вот скажи, почему ты сам не взял эту шкуру? Почему?! Почему никто из вас не додумался взять коммуникатор и просто позвонить и сообщить о том, что ее нашли? Ну почему у тебя все через... Да что с тобой говорить! Дурак он и есть дурак!

Акула знал, почему не сделал так, как говорил гад толстогубый. Он просто боялся проколоться еще раз. А проколоться очень просто, стоит только подключиться гипнотизеру! Наверняка пошлют кого-нибудь другого. Если найдут – значит Акула проявил чутье и выследил девчонку! Если же вмешается вездесущий Рошаль и отобьет пленницу, так не у него наконец, а у другого! Но признаться в этом Брайан не мог, вот и приходилось выслушивать брань Бульдозера. Бросман, уверившись, что ругать стоящую перед ним бестолочь нет смысла, все равно не поумнеет, достал коммуникатор и, включив подсветку клавиш, набрал номер Пе. Замигал индикатор поиска абонента, но вместо лица Фолли на экране появилось сообщение, что нет сигнала станции.

– Что это? – Бульдозер зло выключил и снова включил коммуникатор Нажал кнопку повтора. Выскочила та же табличка: «Нет сигнала станции».

– Акула, где твой коммуникатор? – Бросман, еле сдерживая бурливший в нем гнев, дернул за рукав Фишера, который стоял, погрузившись в свои невеселые мысли. Черт его дернул сесть в лифт с Бульдозером! Ну почему ему так не везет?

Очнувшись, Акула дрожащими руками протянул Бобу аппарат – Ты, урод, твою мать, где твой коммуникатор? – продолжат кричать Боб, который чувствовал, что все, он на пределе, сейчас взорвется и разнесет все что ни попадет под руку!

– Да вот же он, ты в темноте не видишь, – пролепетал Акула. Он нащупал толстую руку Бульдозера и вложил в нее коммуникатор. – Вот возьми!

Боб стал набирать номер, но тут по всему зданию вдруг завыли сирены. Сработала пожарная сигнализация.

– А это еще что такое? – Бульдозер инстинктивно посмотрел вверх, откуда шел звук, и тут на них с Акулой обрушилась лавина пены. А поскольку у любого, кто резко задирает голову вверх, непроизвольно открывается рот, кандидат в Смотрящие нахлебался вдоволь этой отвратительной смеси. Он зашелся в кашле.

Акула, который, в отличие от босса, стоял с опущенной головой и потому не наелся пены, в темноте не понял, что происходит с Бросманом. Он лишь почувствовал, как на него падают неприятные хлопья, и, не зная причины этой напасти, испугался. Бульдозер продолжал кашлять, всхлипывая, отхаркиваясь и в перерывах успевая сыпать отборным матом; в лифте было темно хоть глаз выколи, а сверху все падало и падало что-то мокрое и противное. Акула, растерявшись, не зная, что делать, почему-то вдруг принялся болтать без умолку. Его прямо прорвало.

– Босс, босс, что это с вами? – затараторил он. – Может, вам по спине постучать? Черт, никто же не знает, что мы здесь! Вы так и не позвонили, а если бы позвонили, может быть, нам помощь уже пришла бы! Вам, наверно, нужно еще попробовать дозвониться! Эти ослы не знают, что мы здесь! Если бы знали...

Кашель рвал легкие, в голове словно молотом било подскочившее давление, а тут еще этот. Боб уже не пытался остановить треп словоблуда, в его глазах плыли разноцветные круги, и он не на шутку испугался. Ему хотелось на свободу, он буквально задыхался от недостатка кислорода в легких, а этот дурацкий кашель никак не проходил! Даже, наоборот, усилился.

– Босс, может, все-таки постучать...

Ответом ему был такой рев, что бедный Брайан опешил и замолчал. Но ненадолго.

Мучительный, скручивающий все внутренности спазм кончился тем, что желудок Бросмана не выдержал и излился бурной рвотой. Мощный зловонный поток рванул из горла.

– Босс, ну на меня-то зачем? – чуть не плача, пролепетал Фишер. – Новые брюки, только сегодня надел! А Бульдозера все рвало и рвало.

ГЛАВА 18

– Стив, подожди, не горячись! – Крис в отсутствие все еще не восстановившего свои силы В-Рошаля взял на себя руководство командой. Устроив посредством коммуникаторов своеобразную телеконференцию с участием Сазерленда, Оскара, Р-Рошаля и, конечно, их с псевдо-Джеймсом, он пытался наладить утраченное взаимодействие. – Я понимаю твой гнев и желание отомстить за Симоне, – продолжал он, – Мне тоже нравился старик и откровенно говоря, не хотелось видеть в нем короля преступного мира Мы здесь в Сети тоже понесли утрату, ты даже не знаешь, какиххороших ребят мы потеряли. Умницы, молодые совсем еще! Схватывали все на лету! Я с ними такие планы связывал! Бульдозер, гад, за все заплатит. Клянусь, заплатит! Но если мы сейчас, потеряв голову, помчимся сводить с ним счеты, то проиграем. Ты же видишь, он успел опередить и Марко, и нас. Ты из кандидата в Президенты превратился в убийцу своего покровителя, которого все ищут. Теперь в глазах любого ты вне закона. В лучшем случае, те, кто тебя знает, не поверят в твою виновность. Но и помогать не будут.

Снейку вспомнились лица ребят, их глаза, горящие желанием прийти к нему на выручку... Нет, он не согласен с другом.

– Ну и черт с ними! Лишь бы не мешали! – процедил он. – Я все равно до него доберусь! И ребята из команды от меня не отвернутся, помогут!

Оскар считал иначе. Он еще не забыл предательства ветеранов.

– Боюсь, что Крис прав, – сказал он. – Вряд ли кто-то захочет воевать с Империей. Наложат в штаны, как... Пойми, если бы ты конфликтовал с властями, еще куда ни шло. А вот когда у тебя... у нас на хвосте Империя... Скажи спасибо, если те, на кого ты рассчитываешь, тебя хотя бы не сдадут. А уж в открытую выступить на нашей стороне... даже и не надейся! Нет, Стив, положиться можно только на самих себя! Думаешь, Поль Рошаль зря бойцов своих зомби делал? Да просто нормальные люди против Империи не пошли бы! Профессор, скажите же ему!

Р-Рошаль, до сих пор не вмешивавшийся в спор друзей, вынужден был тоже выступить не на стороне Стива.

– Это так, Стив! Прости, я вынужден разочаровать тебя, я согласен с Крисом. Я знаю, тебе больно это слышать, трудно согласиться с мыслью, что те, кого ты считал своей командой, своей семьей, тебя не поддержат, но лучше испытать боль и услышать правду, чем сладко заблуждаться и стать жертвой предательства в решающую минуту. Единственные, на кого ты твердо можешь рассчитывать, это те, с кем ты сейчас говоришь. Я нe способен изменить в силу пси-коррекции, это вы знаете. Оскар тоже испытал вмешательство. Крис и Джеймс... не станут же они ставить под угрозу свое тело! Все это гарантии преданности А вот об остальных можете забыть, они вас не поддержат! Или поддержат, но только до первого серьезного контакта с имперцами.

Профессор увидел по выражению лица Сазерленда, что тот собирается возразить, и поспешил заговорить снова. Пусть лучше Стив испытает боль сейчас, чем все они потом...

– Может, мои слова кому-то и не понравятся, но я давно уже вышел из того состояния, когда чьи-то эмоции могли изменить мое мнение. – Р-Рошаль печально смотрел в видеокамеру коммуникатора. – Факты – вещь упрямая, а если ты вовремя не избавишься от своих иллюзий, то набьешь себе много шишек. Если в живых останешься...

– Ладно, давайте не будем отвлекаться. – Крис, дабы, сменить тему и дать возможность Сазерленду прийти в себя, вернул единомышленников к тому делу, ради которого они собрались.

– Хорошо, ты у нас главный по придумыванию, вот и давай придумывай!

Стив всегда так реагировал на критику. Надувался как маленький ребенок, а потом сам не знал, как сгладить углы.

– Крис, как, по-твоему, чего больше всего боится Бросман? – спросил вдруг Оскар.

Чиплендец пожал плечами. Он-то здесь при чем? Есть же те, кто может сказать больше, чем он.

– Я думаю, Снейк его лучше знает! – Джордан хотел вывести Стива из прострации, ведь от него сейчас зависело очень многое. – Стив, Оскар прав, нам нужно найти слабое место Бульдозера. Самое слабое!

Сазерленд задумался. Слабое место? У Бульдозера? У того, к услугам которого вся мощь Империи? Да Крис шутит, наверное! Слабое место! Да легче его у Президента найти. У Президента? Президента! Постой, кажется, что-то такое промелькнуло в то бесконечно далекое время, когда был жив Симоне и Стива готовили к предвыборной борьбе. Что бы только не отдал Сазерленд, чтобы вернуть то время! И не нужно ему это президентство, Марко был бы жив, и достаточно!

– Я думаю, что Бульдозер, как и все подлецы, боится огласки! – Стив выдавил из себя эту фразу, вспомнив, как психолог, готовивший его к предвыборной борьбе, объяснял, что ему нечего бояться огласки своих планов. Ведь если он не замышляет ничего постыдного, то и опасаться гласности не следует. Это удел подлецов! Но Сазерленд не знал, чем эта самая огласка может повредить Бросману, и изрек свою сентенцию, просто чтобы хоть что-то сказать.

– Думаешь? – Крис задумался, – А что, это идея! Притом очень интересная! Я бы сказал, отличная! Вот видишь, Стив, когда ты хочешь и когда не горячишься, то выдаешь классную мысль!

– Ты полагаешь, что... Слушай, Стив, а ведь действительно! Да, ребята, это действительно хорошая, даже, я бы сказал, блестящая мысль! – Профессор довольно улыбнулся, – В ней наш шанс, ключ к победе!

– Засветить дела Бульдозера? – предположил Оскар. – Ну, доставим мы ему пару неприятных минут, а дальше что?

– Дальше? – Крис усмехнулся. – А дальше уже Бульдозеру придется оправдываться! Народ и братва слышали только обвинения в адрес Сазерленда, теперь же возникнут вопросы и к нему! И пока он будет под подозрением, Смотрящим ему не стать!

– Правильно, но еще лучше будет, если мы засветим его связи с Самплером! вставил псевдо-Джеймс, – И заявление по правительственному каналу сразу же предстанет в ином виде!

Сазерленд досадливо махнул рукой: – Ты бы свои предложения... – Он все еще никак не мог удержаться, чтобы не укусить экс-Паука. – Перебарщивать не надо! Так мы себе только прибавим

врагов! Мы не должны приносить вред Империи и выдавать ее секреты, иначе все остальные встанут на сторону Боба и примутся нас добивать.

Джордан посчитал своим долгом вмешаться.

– А кто сказал, что это мы раскроем общеизвестное, но не оглашаемое? – вступил он в разговор. – Это сделает сам Бульдозер! По крайней мере, это будет так выглядеть! Я перехвачу все каналы, вставлю рожу Бросмана и покаюсь, что убил Симоне!

– Ребята! Вы даже не представляете, какая буря начнется! – вмешался Р-Рошаль. – Бульдозер, чтобы оправдаться, засветит ваше сетевое убежище. Жизнь в Сети станет общеизвестным фактом.

– А кто ему поверит? – Сазерленд уже понял, что затевают друзья, и от радости, что это он нашел ключ к проблеме, готов был отстаивать ее, чего бы это ни стоило. – Скажут, что косит под психа! В приступе раскаяния рассказал все как было, а потом испугался и дал задний ход! Да еще, чтобы запутать людей, стал каких-то мифических сетевых жителей искать!

– Стив, а как ты смотришь на то, чтобы к этой работе подключилась Сандра? В качестве журналиста в студии или как там у них? Ну, допустим, представит Бросмана. Или возьмет интервью. И все прочее, что обычно в таких случаях делают, – Крис был доволен, что Сазерленд перешел на конструктивные рельсы. – Я понимаю, что мы идем ва-банк и в случае поражения мисс Чен рискует. Но будем реалистами, я уверен, что, когда имперцы убедятся, что ты в безопасности, они начнут искать Сандру, так что ее подключение оправданно!

– Уже ищут! – уточнил Оскар. – Если хотите, я проверю, но можно в этом не сомневаться! Правда, мне придется на время выйти из связи.

– Не стоит! – остановил его псевдо-Джеймс. – Я это сделаю быстрее!

– Крис, я не против, но нужно спросить у самой Сандры. – Стив наконец улучил момент, чтобы вмешатся в разговор. – Если она готова, то и я поддержу. Вот только у меня пока с ней нет связи! Вот если бы...

– Ребята, нужно срочно прятать Сандру! – вернувшийся в конференцию экс-Паук был взволнован. – В студии «новостей» погром! Редактор, дежурная и охрана избиты. Сейчас они отправлены в клинику. Искали мисс

Чен!

– Стив, оставайся в квартире и никуда не выходи! Я поеду привезу ее! – Оскар вышел из связи.

– Вот горячая голова! – возмутился Р-Рошаль. Нельзя же так. А прикрытие? Даже не подумал, куда он ее повезет!

– Надеюсь, что не к Бриаторе, – пробормотал Джордан.

Освободить временного главу хардсон-ситской Империи из его заключения в кабине лифта удалось не скоро.

Вначале не могли решить, как подать питание в весь комплекс Империи. Дело в том, что управление всей энергетикой дворца осуществлялось с сервера, который находился в составе имперского сектора Сети. Но так как все программы оказались уничтоженными, то и подать энергию к потребителям питания оказалось делом не одного часа. Тем более что до этого еще и с пеной нужно было разобраться! И еще эта ужасная, несмолкаемая сирена, что своим воем тоже не добавляла порядка. В таких условиях рассчитывать на скорое возвращение к нормальной работе не приходилось.

Немало проблем создали и муниципальные пожарные, приехавшие, притом не раз, по тревоге. По причине большого количества сигналов от температурных, газовых и прочих датчиков пожару, вернее, тому, что было принято за пожар, была присвоена самая высокая категория сложности. А поскольку никто не хотел быть обвиненным в том, что игнорирует интересы Империи, то к ее зданию направились экипажи со всех концов Хардсон-сити.

Не успевал кто-то из руководства, а это были, как правило, Гриде или Чаверс, проклиная где-то потерявшегося Бульдозера, выпроводить бешено влетевших пожарных, как тут же под заряды лучеметов, которые тоже никак не удавалось отключить, влетала следующая пожарная команда.

– Где этот Боб пропадает! – орал Гриде – Мы уже половину городских пожарных перестреляли, а его все нет!

– Так пусть кто-нибудь отключит эту заразу! – Чаверс, хорошо знавший, как руководить финансами и делать так, чтобы доходы Империи не попадали в отчеты налоговых соглядатаев, ни черта не соображал в автоматике. До него никак не доходило, почему, чтобы отрубить систему охраны, включенную каким-то кретином, обязательно нужен Бросман. Как будто, кроме Бульдозера, никто на кнопку нажать не может! Показали бы ему, где она, эта самая кнопка...

Как же он был бы удивлен, если бы узнал, что как таковой этой самой кнопки нет! Есть только программа, выключить которую мог только тот, кто владел правами доступа Программа уцелела после вмешательства Джордана только потому, что была записана в ПЗУ специального чипа, который и хранил код, с помощью которого можно было взять управление комплексом защиты здания на себя. А так как этот код знали только покойный Симоне, Бульдозер и Дюмон, теперь тоже покойный, то получалось, что, кроме Бросмана, это сделать некому. Конечно, все пароли для таких вот случаев были продублированы на массиве у Граббе, но когда удалось подать питание и включить его терминал, оказалось, что вся информация на нем уничтожена.

Таким образом, часть здания превратилась в неприступную крепость. Пришлось устанавливать посты и не пропускать людей на защищенные этажи. Все бы ничего, да вот беда, именно на этих этажах оказался сервер, с которого осуществлялось управление всеми лифтами здания...

Одним словом, пытка длилась долго, и говорить о том, в каком состоянии был Бульдозер, когда выбрался из заточения, просто не имеет смысла

Первым его встретил Чаверс, который стоял у нижней двери лифта Смотрящего. Как он узнал в облаке пены, благоухавшем испражнениями, блевотиной и противопожарной смесью, которая тоже пахла отнюдь не цветами, Бульдозера, один только он знает! Наверное, по реву.

– Боже, Боб! Что с тобой?! – ужаснулся финансист.

Лучше бы он этого не говорил. Такой брани Чаверс еще не слышал. Досталось всем, кажется, Бульдозер не забыл никого. Но самым удивительным во всем этом было однообразие реакции сотрудников при виде Бульдозера. Каждый, кто встретился ему по пути к его старому кабинету, непременно задавал ему этот же злополучный вопрос.

Его ответы лучше не воспроизводить Ну ладно, им досталось, нечего вопросы дурацкие задавать, ну, досталось лифтерам, программистам и прочим сотрудникам Империи, но при чем тут Сазерленд и какой-то Джордан, по адресу которых шел самый отборный мат, этого уже никто понять не мог!

Акула вышел менее экстравагантно. Он старался не шуметь и поскорее проскочить на этажи телохранителей, но на свою беду нарвался на Кабана, все это время безуспешно искавшего своего начальника и справедливо полагавшего, что раз его нигде нет, то уж в помещение их отдела он точно придет. Ему нужен был ответ, что делать с журналисткой. Ребята уже который час дежурят у дома, ждать осточертело, устали все, а команды все нет и нет! Они могли и сами разобраться, делов-то всего ничего! Баба и баба! Но Фишер приказал без его команды ничего не предпринимать, вот они и не решались нарушить запрет.

Кабан клял судьбу за то, что именно ему выпал жребий искать потерявшегося Акулу. Сиди теперь посреди пенного моря и слушай вой! Он бы давно уже бросил это бесконечное ожидание в этом сумасшедшем доме, но вот куда идти? Ну вернется он к ребятам, а что он им скажет? Возьмет ответственность на себя? Нет уж дудки! В такой обстановке, когда все только и будут-искать, на ком сорвать зло? Ищите дураков в другом, месте! Кабан не новичок в Империи, он знает, что бывают ситуации, когда высовываться не стоит. Пусть лучше Фишер сам найдется! Ему все равно мимо отдела не пройти, а Кабан лишних встреч избежит!

Так и получилось – в тот момент, когда даже у дрессированного слона терпение уже кончилось бы, в коридоре, ведущем к кабинету, появился Брайан.

Злой, мокрый, весь в рвотной массе, он щурился от яркого света и все время тряс головой. Вонь, которая от него разнеслась по всему коридору, не уступала тому амбре, что испускал Бульдозер. Она была настолько сильной, что выгнала всех обитателей этажа посмотреть на чудо, что к ним явилось. Такая презентация своего нового имиджа явно не входила в планы Акулы, и он бегом пустился к своей комнате. Но несчастья Акулы на сегодняшний день не кончились. На этот раз подвела скользкая обувь. Падение посреди коридора послужило началом эмоциональной разрядки. Из уст сидящего на полу Фишера полилась не менее изысканная речь, чем у его босса. И такая же эмоциональная. Вот только упоминаний о Джордане в его монологе не было.

Виктор и Вилли, безжалостно лишенные псевдо-Джеймсом модулей обмена информации, а затем попросту позабытые за суетой последних событий, страдали, как страдают внезапно ослепшие и оглохшие люди. Пытка усиливалась тем, что Виктор знал, за что его лишили модуля, и теперь терялся в догадках, что с ним сделают дальше. Какое наказание придумают за предательство? Сам он, ведомый своим поэтическим воображением, рисовал себе такие картины казни, что некоторыми изысками мог бы удивить самого Паука!

Ну а Вилли Гофман, чудом спасшийся возле какого-то древнего сервера, куда он случайно забрел, вообще не понимал, за что с ним так поступили. Он часто вот

так уходил от колонистов, но причиной тому была не мрачность характера, которая проявилась в Шанце, а просто полная потеря ориентации. Гофман, как и поэт, до сих пор не освоился в Сети, но не стал никого в этом винить, а просто смирился со своей участью. Конечно, ему хотелось чувствовать себя наравне со всеми, но раз уж так случилось, он старался своей убогостью не создавать проблем остальным Живым. И это ему удавалось с легкостью. В Сети тебе не нужно есть, пить, не нужно одеваться То есть здесь человек с ограниченными возможностями совсем не так зависим от других, как в реальном мире. Единственным неудобством, которое он временами доставлял окружающим, была регулярная потеря ориентации. При этом Вилли совсем не собирался путешествовать! Просто ему казалось, что он получает информацию с одной стороны, тогда как на самом деле источник находился с другой. Гофман шел «на звук» и пропадал. Живые, занятые каждый своим делом, спохватывались, лишь когда кто-то вдруг вспоминал, что давно не видел Вилли, и тогда начинались поиски. Обычно его находили в соседнем, самое большее, в следующем сервере. Но бывали случаи, когда он уходил и дальше. В таких случаях взволнованные сетяне начинали сердиться и просили больше не повторять «путешествия». Гофман как мог оправдывался, объяснял, что совсем не собирался уходить, а только искал контакт с остальными, но разве это понимали те, кто не жил в той темноте, в какой жил он? Разве зрячие в реальном мире понимают проблемы слепых? Нет, они, конечно, стараются понять ощущения лишенных зрения, но, к счастью или нет, большинству это не удается. Кончилось все тем, что Вилли убедительно попросили, чтобы он, когда перестает слышать звуки Живых, замирал и оставался на месте. Так он хоть не уйдет далеко и не придется его искать всей колонией. Но что поделаешь, не всегда так получалось. Гофман, как человек творческий, но не злой, в душе недостаток впечатлений восполнял своими фантазиями. Он был очень интуитивен и по обрывкам фраз, которые до него до-

ходили, пытался понять, кто чем занят Тот же В-Рошаль Вилли представлялся чуть ли не Богом! А Крис Джордан казался этаким человеком-фейерверком! Возле него было всегда весело, всегда шумно Его всегда окружали люди, советовались, обсуждали проблемы, новости, делились идеями. Одним словом, вокруг одного из новопришедших кипела жизнь! Второй же новичок для Гофмана был загадкой. Молчун, он практически ни с кем не общался. Даже когда Вилли, получив от Джордана модули, был передан в руки экс-Митчела и отправился с ним отлаживать программы, он и тогда не услышал от инструктора и десятка слов! Может быть, будь псевдо-Джеймс поразговорчивее, Гофман лучше понял бы, что от него требуется, и тогда бы у него все получилось? Может быть, Вилли стал бы видеть?

Жаль, конечно, но этого не произошло и Гофман в очередной раз потерялся. Да еще как удачно! В этот раз он забрел на сервер, в котором системное время опережало все остальные более чем на сутки. Это спасло жизнь колониста, он, почувствовав, что опять не совладал с собой и доставил хлопоты другим, более приспособленным Живым, сделал то, ему велели, – замер и принялся ждать, когда его найдут. Он терпеливо держался своего места и даже не видел, как вокруг него растут горы «подушек». Откровенно говоря, Вилли три или четыре раза порывался отправиться на самостоятельные поиски друзей, но, хорошо помня, что в прошлые разы ему так и не удалось найтись, остался там, где был, и решился выйти лишь после того, как провел в добровольном заточении двадцать пять или двадцать шесть часов Гофман подумал, что, наверное, надоел колонистам и те решили наказать его за самоволки. Делать нечего, нужно было отправляться искать остальных, что он и сделал. Да как удачно!

Не успел Вилли обрадоваться, что рядом Живые и он нашелся, как откуда ни возьмись появился псевдо-Джеймс и, не говоря ни слова, ничего не объяснив, молча развернул его и отобрал модуль! Мало того, что Гофман ничего не видел, так теперь он еще и оглох.

Товарищи по несчастью не знали даже, что их двое. Обе программы, выждав столько, сколько каждому из них позволило терпение, стали пытаться самостоятельно решать свои проблемы. И если Шанц решал их, пытаясь вспомнить, как учил его Ваша – самостоятельно создавая драйверы, благо у поэтов с фантазией все в порядке, то Гофману пришлось сложнее Никогда прежде не сталкивавшийся с программированием, Вилли попал в число избранных только потому, что Рошаль заинтересовался способностью молодого человека предвидеть будущее

Профессор считал, что Гофман – мутант с гипертрофированными рецепторами, которые позволяют ему видеть волны, не попадающие в стандартные диапазоны, присущие обычным людям Но покойный Шароян, проводивший обследование тела Гофмана, так и не нашел физического подтверждения этому

На очереди была проверка кода программы, возможно, разгадка крылась здесь Но таких интересных людей, как Вилли, в Сети было достаточно, ни один из переселенцев не попал туда просто так Так что до «мутанта» у В-Рошаля просто не дошли руки Возможно, он ждал, что за эту проблему возьмется Джордан, но тот пока не дорос до таких исследований, да и не знал, чем славен слепой сетянин. Одним словом, Гофман все ждал своей очереди быть возведенным в ранг очень интересных людей, но так пока и не дождался.

Его попытки придумать себе новый модуль натыкались на то, что он просто не понимал, как тот должен работать. Вилли знал, что нужно вообразить эту работу, но как это сделать виртуально, в своем воображении, так и не понял. Гофман предпринимал одну попытку за другой, благо его никто не торопил, пару раз даже казалось, что он видел какие-то проблески света, но в итоге у него так ничего и не вышло Тогда Вилли решил изменить стратегию и попытаться наладить обменник информацией, который, по словам Криса, преобразовывал информацию в слух и речь, ну, не совсем так, были нюансы, но Вилли предпочитал о них не думать. Так было легче понимать, хотя и это не помогало. В конце концов Гофман соорудил что-то такое, что могло претендовать на звание «интерфейс» с большой натяжкой, конечно. Да вот беда, проверить свое изобретение Вилли было не с кем. В одиночестве – а каждый из наказанных считал, что он один, – понять, получилось ли у него устройство общения или нет, возможности не представлялось.

Следующее, что решил сделать Гофман, так это не копировать модули Джордана, все равно не получится, а попытаться вспомнить, как ему удавалось обходиться в Сети до появления последней парочки. Тогда он научился чувствовать пространство, а затем и Живых в пространстве! Это был какой-то другой принцип, совсем не такой, каким его учил пользоваться профессор, но в реальном мире разве можно было предполагать, что с тобой случится в виртуале?

Да и потом, в Сети, где любой Живой полагался сам на себя, у каждого находился свой метод ориентации в новом мире, и они общались как могли. Стало так много новых ощущений, что Вилли казалось, вот пройдет совсем немного времени – и все наладится, все станут понимать друг друга совсем на ином уровне! Он даже представлял, как меняется восприятие действительности у Живых. При этом он уже несколько раз чувствовал, что замечает, как думают люди. Такое же чувство он испытывал в реальном мире. Вроде бы как подглядывал за образами, которые рождал мозг человека. Но там он для этого должен был видеть собеседника, а еще лучше взять его за руку, почувствовать его пульс, настроиться на его ритм. А здесь Вилли был лишен такой возможности, он лишился не только того, что и все остальные, но и чего-то большего. Того, что выделяло его из всех остальных.

Затем, когда Гофман, помня рекомендации профессора, стал воображать себе зрение, он на какие-то мгновения вновь ощущал, что может чувствовать мысли людей, но это ощущение тут же пропадало. Видимо, настройки того драйвера, который он себе пытался слепить, иногда попадали в нужный диапазон, но тут же его теряли. Гофман просто не понимал, как закреплять достигнутое, как сохранить результат.

Появление новичков положило всему конец. Модули Джордана сделали неактуальными его попытки. Он поверил в то, что шел неверным путем, и бросил свое занятие, о чем теперь очень жалел. Иногда оказывается, что свое, пусть кривое, пусть плохо работающее, все же лучшее чем хорошее, но чужое!

Гофман усиленно пытался вспомнить утраченные навыки. Промучавшись с сумбурными метаниями между клочками воспоминаний, он решил начать с самого начала. Так, как Рошаль учил его еще в реале! Представил пустоту. Она казалась Вилли огромным черным ящиком, а сам он находился в самом его центре. Границ у этого ящика не существовало, как не существовало и его самого. Бред, конечно, но с чего-то же нужно начинать? Раз не получается действовать логично, значит, нужно идти от противного. Нужно искать, двигаться, находить, и решение придет, Гофман в этом не сомневался. Нужно только время, а его здесь, в Сети, достаточно.

Прогресс появился не сразу. Несколько раз пленник ощутил, как незримые потоки скользят вдоль его тела, но тут же эти ощущения пропадали. Вновь сказывалось неумение закреплять достигнутое.

Гофман хотел уже в очередной раз бросить терзаться творческими муками, когда вдруг уловил, что возле него бьется кто-то еще. И этот кто-то испытывает муки, похожие на его, Вилли, собственные попытки создать свой драйвер. Но только тот, что был рядом, пользуется какой-то совсем не такой методикой, которой пользовался Крис. Этот кто-то сначала рисовал в воображении знакомые образы, которые могли бы встретиться здесь, в Сети, а затем пытался найти тот код, который совпал бы с маской. Получалось у него не очень хорошо. И Вилли было видно почему. Во-первых, коллега пользовался слишком уж вычурными формами, коды которых вряд ли часто бегали в Сети. Вторая ошибка была в том, что уж слишком неустойчивое изображение тот создавал. Создавал, пробовал и тут же уничтожал. Создавал и уничтожал. Создавал и уничтожал...

Внезапно Вилли встряхнуло волной боли. Сначала OH даже не понял, что это было, но затем, вновь нащупав канал к соседу, испытал еще более сильный удар. Скорее даже не удар, а ожог! Словно бы как по голой коже крапивой хлестнули! Вилли прекрасно помнил это ощущение, бабуля в детстве часто пользовалась этим антипедагогическим методом воздействия на сознание. Но это было в реале, а сейчас как все понимать? У него же нет ни кожи, ни тела, ни даже нервов, которые могли почувствовать боль. И все же он ее чувствовал! Как такое могло быть?

Гофман прервал контакт, но, поколебавшись, решил все-таки не прекращать попыток разобраться в ощущениях. Он стал приближаться к каналу. Не спеша, медленно, так, чтобы тут же прервать связь, если боль повторится И едва почувствовал, что контакт восстанавливается, сразу же остановился. Нет уж, спешить не будем! Хватит, ожогов больше не нужно!

Осторожно, как сказали бы в реале – шаг за шагом, – он стал приближаться. Видеть страдальца Вилли не видел, но чувствовал, что тот где-то совсем рядом. Гофман стал двигаться еще медленнее. Вот! Есть, нащупал!

И вновь волна боли! Но только теперь он уже ощутил, что чувствует не свою, а чужую боль! Чужое страдание! Вилли понял, что и в прошлый раз его трясло от чужих страданий, но теперь он подошел не настолько близко, или, как сказал бы Джордан, канал открыл такой тонкий, что прошла только информация о боли, но не сама боль.

И все же она была такой сильной, что Гофман был ошеломлен. Что же должно было произойти, чтобы человек так страдал? Вилли хотел помочь бедняге, но не знал, как это сделать. Приблизишься еще – можно потерять сознание! А не приблизишься – не поймешь, что того мучает! Как же быть?

Гофман стал вспоминать наставления профессора. Кажется, тот говорил, что зрение можно, нет, он говорил, нужно настраивать! Да и Джордан так делал Он еще называл это калибровкой. Пробовать сузить диапазон, затем расширить. Сдвинуть его в одну сторону, в другую. Поиграть с чувствительностью. Фильтр поставить. Убрать. И все время запоминать ощущения! Все время!

Вилли так и сделал. Особых результатов не достиг, но некоторый прогресс наметился. Он стал понимать, что боль у соседа не внешняя. Она идет откуда-то изнутри, грызет, буквально рвет его!

– Эй, успокойся! – Гофман не выдержал и мысленно обратился к страдальцу. – Что тебя так ломает?

И тут канал вздрогнул, языки боли, напоминающие огненные протуберанцы, резко спали и стали больше походить на сдувшиеся оболочки воздушных шариков. Сосед напряженно замер. А потом его снова затрясло. Гофман был так удивлен, что не заметил даже, что ему удается вот уже сколько времени удерживать свои ощущения.

– Кто здесь? – пронеслось где-то внутри мечущегося огненного комка. Именно такую форму приняло то, что было соседом Вилли.

– Не бойся, я такой же, как и ты! – ответил Гофман.

Вилли старался успокоить собеседника. Он был рад, что у него появился собеседник. В такой ситуации лучше такой, чем совсем никакого!

– Откуда ты взялся? Кто ты? – Комок опять заметался и стал раздуваться. Протуберанцы опять стали наливаться силой. – Вы же уже у меня отобрали модуль, что вы еще от меня хотите?

Гофман напрягся... Значит, этот мерзавец сделал беспомощным не только его? Есть еще пострадавшие? Ну да, вот же парень, он мучается не меньше Вилли!

– Я не тот, о ком ты думаешь! Я такой же беспомощный, как и ты, – признался Гофман, чувствуя подъем оттого, что может полноценно общаться. Теперь ему уже не приходилось все силы тратить на удержание состояния, в котором он мог видеть и слышать, а главное – понимать собеседника и знать, что тот тоже его понимает – Меня зовут Вилли Гофман, – представился он, – Кажется, над нами поиздевался один и тот же человек! Если его можно человеком назвать Скотина! Ладно, бог с ним! Я все равно ужасно рад, что мы теперь можем разговаривать!

– А я Виктор Шанц, – представился страдалец. – Но ты правда... не заодно с ними. – Да нет, говорю же тебе! – Гофман был потрясен глубиной страданий Виктора. – Успокойся, теперь нас двое, что-нибудь придумаем! Обязательно, поверь мне!

ГЛАВА 19

Выйдя из ванной комнаты, Бульдозер поверх обычной одежды натянул на себя мягкую теплую куртку с автономным подогревом. Те несколько часов, что он провел в лифте, не имея возможности сменить мокрую одежду, не прошли даром, и хотя Боб потом долго парился в горячей ванне, согреться как следует он так и не смог.

От воспоминаний о пребывании в тесной кабине Бросмана сразу затрясло. У него не было никаких сомнений в том, кому он обязан своими мучениями Кто еще, кроме сетевых уродов, мог провернуть такую провокацию? Только Сазерленд или как там его, Джордан Что же, значит, он перешел в наступление? Решил показать ему, Бульдозеру, кто есть кто9 Ну погоди, дух бестелесный, теперь очередь Бросмана наносить удар, теперь его ход!

– Пе! – Бросман вызвал коммуникатор своего аналитика.

– Да, Боб! – Лицо бородача появилось так быстро, что создавалось впечатление, будто тот уже истомился в ожидании момента, когда начальник вспомнит о нем. На самом деле все было не так. Весть о забавном происшествии, случившемся с Бульдозером, и рассказ о том, в каком виде они с Акулой предстали перед изумленными имперцами, быстро стали общим достоянием.

Зная нрав Боба и его сообразительность, можно было предположить, что кандидат в Смотрящие догадывается, кто его так опустил и кому он обязан своим позором Так что не требовалось быть ясновидящим, чтобы понять, что босс зол как черт. А значит, любое отклонение в поведении, любое промедление в исполнении указаний нового босса, а уж тем более улыбка или смешок будут восприняты Бросманом с его уязвленным самолюбием как личное оскорбление.

– Возьми этих криворуких Эндрю и Вашу. И давайте ко мне! – Бульдозер по привычке пожевал губами – Быстро! И так столько времени потеряно!

– Понял! – кивнул карлик. – Сейчас будем! Эндрю, как более опытный, сразу бросил все дела. Он даже не стал завершать работу по переустановке программного обеспечения, уничтоженного противником: софт никуда не денется, встанет и позже, а вот жизнь можно потерять только раз Ваша же, напротив, никак не хотел бросать начатое дело на полпути и попытался отвертеться от похода к Бросману. Тем более что и до них дошла весть о том, что случилось со «стремилой», как между собой они называли кандидата в элиту преступного мира. Предчувствуя, что вызывают их вовсе не для того, чтобы похвалить, программист не спешил попасть под раздачу. Закаркину даже пришлось втолковывать молодому коллеге, чем может обернуться опоздание, после чего Ваша все же встал и поплелся к лифту.

– Сколько вас можно ждать! – прорычал Бульдозер вместо приветствия. – Вас только за смертью посылать!

«Всего-то пара минут, а тебя вон сколько не было», – Ваша, конечно, вслух это не сказал, а вот подумать подумал. Но за мысли ведь не наказывают? Иначе досталось бы всем – уж больно забавен был грузный Бросман, закутанный в пухлую куртку и то и дело вздрагивающий от холода. Он напоминал индюка, жирного и неповоротливого!

По правде сказать, вроде бы и не было в этом ничего комичного, замерз человек и замерз, но ведь все-то знали, отчего босс мерзнет. А услужливая фантазия тут же нарисовала картинку, как Бросман весь в пене вываливается из лифта. Ну прямо носорог из ванной! А так как ни один из присутствующих сам этого не видел, то волен был представить себе такое, от чего сдерживать улыбку стало еще труднее. Даже расчетливый Фолли и тот стоял с выпученными от разрывающего его изнутри смеха глазами и молил бога, чтобы не сорваться. Но, видимо, в этот день Господу было не до имперцев и их мольбы.

Первым не сдержался Ваша. Его вдруг затрясло, словно он схватился за оголенные провода. Вторым прыснул Фолли. Последним не выдержал Эндрю, самый осторожный. Все трое стонали и пыхтели, стараясь задавить этот ненужный и опасный смех, но ничего не получалось, с ними сделалось что-то вроде истерики.

Бросман был не из тех, кто способен такое долго терпеть. Он бросил свирепый взгляд на смеющихся и уставился в пол. Значит, смешно им, мозглякам паршивым! Даже этим трусам смешно?! Дожил! Что же другим тогда делать? Тем, кто покруче будет, кто смерти в глаза смотрел не раз? Если Боб у этих вызывает смех, то что будет, когда он покажется в других помещениях? И все это единственно из-за того, что эти болтуны не справились со своими обязанностями! Ведь должны были перехватить инициативу в Сети, обязаны! Особенно этот Ваша... трепач несчастный! Пираньи, вирусы... болтун и бездельник! В его распоряжении были все машины, все программисты Империи, даже предателя в Сети в его распоряжение предоставили! И что? Все провалил! И теперь этот недоумок стоит тут и корчится от смеха! Над кем? Над ним, Бобом Бульдозером! Ну уж нет, над Симоне они не смеялись бы и над Бросманом не будут!

Не говоря ни слова, Бульдозер потянулся к специальному ящику в столе и, выхватив оттуда форсированный импульсник, выстрелил в грудь Ваши. Ударил фонтан крови, забрызгав стоявших рядом Пе и Эндрю. Оба мгновенно оборвали смех, растерянно глядя, как Ваша,лицо которого все еще продолжало улыбаться, оседает на пол. Легкая смерть, а вот что с ними будет? Не, смея поднять голову, они ждали своей очереди. Фолли был почти уверен, что Бульдозер не преминет воспользоваться случаем, чтобы избавиться от него, ведь он – живое доказательство его причастности к гибели Смотрящего. Закаркин тоже почти ни на что не надеялся, как ни крут", а Ваша его подчиненный, значит, вторая очередь его...

– Ну? Что притихли? Чего не смеетесь? – Не выпуская из рук оружие, Бросман посмотрел на одного, потом на другого. – Не слышу, кому тут еще смешно? Тебе, Эндрю?

– Нет, босс, как вы могли подумать? – пролепетал Закаркин, стараясь унять дрожь в коленях. – Мне ничуть не смешно! Ничуть!

«Ну все, – подумал Пе. – Если Бульдозер и его не пощадит, то следом моя очередь...»

– Босс, клянусь, нам было совсем не смешно, просто нервы сдали! – Фолли прижал руки к груди. – Не только у нас или у тебя – у всех после этих неприятностей мозги поплыли. Боб, поверь, мы же преданные тебе люди! Убьешь нас с кем останешься?

– С кем? – На Фолли смотрели налитые кровью глаза. Казалось, иначе Бульдозер выглядеть уже и не может. – А что, может, и лучше одному, чем с такими... как бы в раздумье проговорил он, переводя взгляд на Эндрю.

– Боб, я знаю, тебе нелегко, – зачастил Фолли, видя, что его слова если и не убедили Бросмана, то, по крайней мере, заставили его заколебаться. – Но нам сейчас нужно не между собой воевать, а думать, как врага одолеть. Это очень непростой противник. Профессор, которого столько лет не могли даже увидеть, да что там увидеть, знать не знали о его существовании, – это раз! Сазерленд с Джорданом – два! Да еще и их сетевые монстры, с которыми никто не знает как бороться, – три! Боб, пойми, всем трудно, но если мы сейчас не возьмем себя в руки и не начнем вырабатывать стратегию борьбы, то нас разобьют, раздавят, лишат того, на что мы потратили столько трудов, столько времени.

– У тебя есть план? – Бросман обращался к Пе, не отводя свирепого взгляда от Эндрю.

– Конечно, Боб, конечно есть! – Фолли спешил сказать побольше до того, как Бросман примет решение. Думал он, естественно, не о спасении Закаркина, ему было наплевать на него, нет, ему самому уж очень не хотелось увидеть направленное на него дуло излучателя. – Нам нужно в первую очередь просчитать направление следующего удара противника. Пока мы восстанавливаем управляемость организации и ищем виновных, коварный враг не спит! Я уверен, Рошаль со своей камарильей готовит новый удар. И никто не знает, куда он ударит. Возможности, которыми располагают профессор и его сторонники, превышают все, с чем мы доныне сталкивались. Нужно пересмотреть всю нашу тактику, всю организацию связи, все программы оповещения и принятия решений. Учитывая, что враг обладает беспримерными возможностями в Сети, нужно ввести ограничение на соединение с Сетью. Особенно это касается важных переговоров и отдачи приказаний. Это очень сложная работа, нужно учесть все. Да, и еще. Если наш союзник там, в Сети, жив, важно связаться с ним и получить максимум информации...

– Виктор на вызов не отвечает, – доложил Эндрю. Он понял замысел Пе – пустить гнев Бульдозера в деловое русло. Должен же он понять, что надо заниматься врагом, а не мочить своих сотрудников. Пусть даже они провинились.

– Ты ему доверяешь? – Бульдозер посмотрел на Фолли. – А может, он продался?

– Я никому не доверяю, но и сторонниками не разбрасываюсь! – Карлик постепенно начал смелеть. Он даже сделал шаг к боссу, как бы показывая тем самым, что они одна команда. – Шанц сам вышел на нас и сообщил о сетянах. Даже если он сейчас перекинется на их сторону, какой им от этого прок, все равно вред, который он причинил Живым, несоизмеримо больше.

Да даже если он с самого начала был с ними, подумай, зачем им было самим себя выдавать? Признайся, если бы Виктор не засветил возможность жизни в Сети, ты сегодняшнее происшествие объяснял бы чем угодно, но только не тем, что было причиной на самом деле! Как и я, Эндрю и... Ну, теперь нас осталось трое, кто знает о виртуальной живности. Но это не важно, важно другое – Шанц вышел на нас без санкции сетевого руководства. А значит, он может и должен нам помогать и дальше. Мы должны заставить его!

– Заставить? – Бросман встрепенулся, услышав родное слово. – Как же ты его заставишь? Будешь Сеть кусками выключать? Я не специалист, но думаю, что это бесполезно.

Бульдозер выжидательно посмотрел на Закаркина. Тот утвердительно кивнул головой: – Абсолютно! Они могут пересидеть все бури на специально подготовленном сервере, местоположение которого держат в секрете. Управляться такой сервер может из Сети, и в случае любого нападения или отключения они там в комфортабельных условиях пережидают наши акции. В таком случае мы будем бить в пустое пространство. И нет никакой гарантии, что они и сейчас не следят за нами. Я вполне...

– Все! Стоп! Прекратить все разговоры! – Бульдозер, зябко поежившись, обвел глазами помещение. Злобно посмотрев на камеры коммуникаторов, он приказал: – Фолли, быстро оборудуй комнату для планирования. Чтобы там ни коммуникаторов, ни терминалов. Вообще ничего, что могут использовать сетяне. Даже свет чтоб был от аккумуляторов!

– Тьфу! Вот сволочь! – Крис, незримо присутствовавший при этом разговоре, не мог не выразить свое раздражение. Противник начал переходить к действенным мероприятиям по сохранению информации. Но кое-что удалось узнать! Первое, что один из тех, из-за кого погибли сетяне – Ваша, убит своим же начальником, второе, что предатель Шанц, а Гофман ни при чем. Зря его обидели! Следует извиниться перед человеком и вернуть ему модули. Заодно нужно встроить ему новые программы зашиты от тех убийц, что готовил Ваша. Смотри, Бульдозера как пробило – программиста расстрелял за здорово живешь, словно муху прихлопнул. Зверюга! Вот так нужно и с предателем нашим! Оказывается, сука, сам на бандитов вышел, сам своих сдавать начал. Тяжело тебе, ошибся с ориентацией, так приди, скажи, все вместе помогать будем, вытаскивать из депрессии, из непонимания. А он что сотворил? Сколько ребят молодых потеряли из-за него! Сколько людей погибло!

Джордан переместился к тому месту в Сети, где они оставили Виктора и Вилли. В хитросплетениях магистралей Джордан научился неплохо ориентироваться. Но, видимо, после всех перипетий того бесконечного боя, можно сказать, Первой Сетевой войны, Крис был в таком состоянии, что не очень хорошо запомнил, где они оставили пленников. Джордан прошелся над тем местом, где, как ему казалось, они должны быть. Второй раз, третий. Нет, наверное, он что-то перепутал, сетян там

не было.

Крис вернулся к городскому серверу. Перешел к парку. Ничего не понять. Именно здесь собирались все сетяне. «Когда еще были живы», – с горечью добавил Джордан. Теперь он быстро провел ориентацию. Место последнего боя там, возле сервера, который нашел профессор. Значит, там же должны быть и пленники. Странно, но именно оттуда Крис и прилетел! Неужели он просто их не заметил? Не может такого быть! Если они там, он должен был их заметить!

Джордан еще раз повторил свой путь. Нет, ошибки не было, Виктор и Вилли исчезли! Но как? И кто? Виктор, который не мог и шагу ступить самостоятельно! Да и Вилли, по отзывам В-Рошаля, такой же. Ну не случилось же чудо, не стали они в один миг программистами!

«Господи, псевдо – Джеймс! – решил Крис. – Это экс-Паук их кончил! Вот гад кровожадный, нет-нет да и выпирает из него маньяк! Ну точно, кроме него, некому. Пока я бродил по Сети в поисках кода Ваши, он, чтобы не возиться с пленными, избавился от обоих».

Дат это было вполне вероятно. Тем более что и сам Крис дал повод псевдо-Джеймсу поступить именно так. Джордан с раскаянием вспомнил свое поведение после боя. Что теперь скажешь экс-Пауку, если и сам был небезупречен? Черт, как жаль, что так вышло! Живых и так мало, а тут еще с такой легкостью людей теряем. Нет уж, давай без кокетства – уничтожаем. Уничтожаем своих же соплеменников! Был бы хоть В-Рошаль в строю. А то закуклился, и все. Такое впечатление, что он умер. Только легкое мерцание энергии, изредка пробегающее по телу программы, позволяет делать вывод, что профессор еще жив.

Да, поторопился ты, Крис, думая, что так легко вытравить из человека Паука. Сидит, сидит в экс-Митчеле эта страсть к убийству. И ведь не скажешь ему ничего' Сам не лучше! Знал ведь его прошлое, но все равно сбросил на экс-Паука решение, что делать с предателем. Он наверняка понял это как намек. Так что нечего кокетничать, кричать о своей непогрешимости и чужой жестокости.

– Итак, теперь мы можем говорить без опасения, что нас подсмотрят или подслушают. Какие у вас будут предложения? – Бросман нетерпеливо посмотрел на Фолли. – Как мы можем заставить сетян батрачить на нас? Как гарантировать их преданность?

– Ну если бы все проблемы так легко решались! – медленно, со вкусом проговорилПе, наслаждаясь мигом торжества ума над грубой силой. Но, столкнувшись взглядом с налитыми глазами Бульдозера, заторопился: – Как ты знаешь, после атаки Ваши, покойного теперь Ваши, большая часть сетян погибла.

– Ну и что? Главные-то враги остались! – Бульдозер чувствовал, что Пе тянет с ответом, и решил напомнить ему о том, чем это может кончиться, – Ваша обещал победу и не выполнил обещание. Ему некого винить!

Ущерб, который сетяне нанесли моей репутации, не возместить ничем! Так что не напоминай мне об этом недотепе! Говори, что ты хотел сказать, и не тяни!

– Если ты помнишь, следом за ними погибли и так называемые «потерянные», то есть тела тех, кто был в Сети и попал под нашу атаку, – продолжал Фолли. – Но осталось несколько живых тел. Если предположить, что это тела этих самых сетян, которые уцелели...

– Отлично, мы заберем тела к себе, и те, что в Сети, будут для нас как дрессированные собачки. Вот это ты, Пе, хорошо придумал! Вот это здорово! Нужно послать... Так, где коммуникатор? Ах да... – Бросман нетерпеливо завертел головой. – Слушай, Пе, выйди отправь кого-нибудь в Храм. Пусть заберут тела и перевезут сюда. Со всеми их причиндалами, нечего им там делать. И бездельникам тамошним скажи, пусть уе...зжают по домам. Храмовники хреновы! Распустил их Симоне! Хватит, наигрались в науку, деньги зря потратили Профессорское гнездо устроили. Врагов содержим, тела их кормим, поим. Все, баста, Храм закрываем!

– А как же память? – напомнил Фолли. – Там же вся память из Института!

– Да и хрен с ней... – Бросман в запале был готов уничтожить все, что могло напомнить о Снейке и профессоре. Да и о Симоне тоже. – Хотя ладно! Храм пока не трогайте, а вот этих самых «потерянных» – сюда! И немедленно!

Фолли пошел к выходу, но был остановлен Бульдозером.

– А ты и вправду, маленький Пе, стал князем Боргезе! Вот только не вздумай посылать этого придурка Акулу! А то снова что-то не срастется. Твою мать! Они же стерегут эту журналистку, которая со Снейком шляется! Вот ее нам и нужно сюда доставить! Найди Фишера, он знает, где она. Тогда, мы, имея тела и эту девку в заложниках, точно их на себя работать заставим. Давай, Фолли, вперед! У нас есть шанс хорошо ответить на тот удар, который мы получили!

Пе вышел. Настал черед Закаркина. – Ну а ты что скажешь? – спросил у него Бросман. – Какие у тебя предложения?

– У меня нет таких гениальных прозрений, как у вас с Фолли, но.. – Эндрю замялся. Не слишком ли он иронично прошелся насчет гениальности Бульдозера? Но, к его удивлению, Бросман, захваченный Грандиозными перспективами, вырисовавшимися в его мозгу, не обратил внимания на легкую иронию. – Но я подумал, что если профессор и Сазерленд могут одновременно жить и здесь, в реальном мире, и там в Сети, а, по словам Виктора, так и есть, то почему бы не попробовать поймать их в ловушку? Там, в их мире? Раз мы не можем добраться здесь до их тел, то, может, воспользоваться тем, что они уверены в своей сетевой неуязвимости?

– Это как? – удивился Бросман. – Мы не можем найти защиту от них, а ты говоришь... Хотя, что нам остается? Не сидеть же окопах в ожидании очередной пакости! Может, что и получится. Боже, как бы это было великолепно! Мы бы их держали, пока они не сдали бы свои тела, а потом, держа оболочки у себя в заложниках, заставили бы сетян работать на нас. Это какие же возможности открываются! Так как, ты говоришь, их можно поймать?

Закаркин понял, что у него появился шанс пожить еще.

– Нужно заманить их, или хотя бы одного из них, в мой терминал. Распустим слух, что у меня делается какая-то новая программа с вирусом против Живых. Просто убийственный вирус! Противоядия от него нет и не будет! Что я за него получил столько денег, что смог нанять лучших специалистов мира! Создано что-то абсолютно гениальное! С совершенно новым алгоритмом, с новым ядром. Бомба, а не программа! Живые клюнут, они не могут не купиться, это их жизнь. Кто-то из них обязательно придет за кодом. Я уверен, что последние события – это только внешняя часть визита сетян в наш сервер. Главной целью был компьютер Ваши, а если точнее – массив с его кодами. Если мы сумеем заманить Джордана в сервер, а затем на мой терминал, то я тут же отключу его от Сети. И все, он в ловушке! Делай, что хочешь! Стирай, перезагружайся! Но это будет легкая смерть. А можно загрузить в редактор, препарировать, разобрать по кодам, делать копию, вытаскивать часть кода или вставлять...

– Давай! Давай! – Бросман чуть не плясал от предвкушения победы. – Не тяни, не медли! Начинай прямо сейчас, делай что хочешь, привлекай кого хочешь, но замани мне его в компьютер! Хотя бы одного поймать, а тогда...

ГЛАВА 20

– Сандра, солнышко, как ты там все перенесла? – встретил журналистку Стив. – Я очень переживал за тебя! Мисс Чен вскинула брови. – За меня? Ты? – удивилась она. – Это я за тебя волновалась! А за меня что переживать! Со мной-то что могло случиться?

Как всегда немногословный, Оскар ничего не сказал ей о том, какие неприятности поджидали ее на улице. Косу пришлось проявить недюжинную изобретательность, чтобы без шума вывести Сандру из дома Жоржа. Остатки бригады Акулы на себе испытали, как бывает плохо, когда теряешь бдительность.

– Стив, извини, что я вас отвлекаю, – вмешался Б разговор Крис, – Но мне нужно заняться одним делом, кажется, у меня появилась идейка, нужно кое-что проверить. Я думаю, у вас еще будет время поговорить, а сейчас давайте все же наметим основные направления нашей работы.

– Стив, что за идиотские шутки! – Сандра переводила взгляд с дисплея коммуникатора на капитана «скорпов» и обратно. – Если это розыгрыш, то время ты выбрал не очень подходящее.

Сазерленд непонимающе посмотрел на журналистку. Что это с ней? Он взглянул на Оскара. Тот посмотрел на него, на Сандру, на весь дисплей и ему стало все ясно. Телеконференция удалась на славу! Сетевая парочка Джордан и псевдо-Джеймс соседствовали на экране с Сазерлендом и Сандрой! То же самое изображение принимала и мисс Чен, только вместо своего лица на коммуникаторе видела Оскара. Конференция как конференция, вот только Крис...

– Стив, посмотри, – Оскар показал на дисплей, – Сандра путает тебя с Крисом! Да и Джеймс не слишком от вас отличается.

И действительно, Джордан, по привычке вернувший своему интерфейсу вид прежнего Криса, экс-Паук, не помнивший своей внешности, а потому машинально скопировавший друзей, и Сазерленд, представлявший самого себя, были как три разных изображения одного человека! И если Р-Рошаль и Кос на это смотрели с пониманием и не обращали внимания, то на мисс Чен увиденное произвело шокирующее впечатление.

– Вы бы объяснили Сандре, что к чему, – продолжал Кос, – а то, глядишь, хлопнется в обморок!

Тони Мейджер наблюдал за матчем из Чипленда. Зная о доверительных отношениях своего шефа с Марко, он конечно же не поверил сообщениям, которые пошли после игры. Придумать же такое – чтобы Крис, будь он трижды Стивом, поднял руку на старика! Да это просто невозможно!

Как и Мейджер, в эти сообщения не поверили и другие программисты, знающие своего руководителя как очень дружелюбного и не приемлющего насилия человека. Особенно возмущались враньем журналистов те, кто ездил в командировку в Хардсон-сити.

Командировка была щедро оплачена, так что они с удовольствием съездили бы туда еще раз. Известие о том, что их босс попал в беду, а его основной заказчик убит, повергло чиплендцев в шок, который, впрочем, быстро прошел, уступив место возмущению. Назвать Джордана убийцей? Это же ложь! Нет, такое терпеть нельзя.

Когда страсти накалились до предела, разгневанные чиплендцы ворвались в кабинет Мейджера.

– Тони, как же такое может быть! – кричал Стимми. – Крис... Ну пусть теперь Стив, он же просто не способен на такое!

– Стимми, не кричи, я сам в это не верю. – Растерянный Тони не понимал, что от него хотят подчиненные. – Я ни на минуту не сомневаюсь в невиновности нашего шефа и сам готов об этом заявить. Вот только кому и как?

– Как кому? – вмешался в разговор Майкл Муни. – Во все информационные агентства! Во все редакции! В полицию, наконец! Куда угодно, но нельзя оставлять его наедине с бедой! Если мы не поможем, другие не помогут, вот и получится, что победит тот, кто хочет все переложить на нашего шефа!

– Да, это неплохое решение! – Тони удивился, почему это не пришло ему в голову. Уж он-то в первую очередь должен был подумать об этом! – Хорошо, тогда давайте составлять текст обращения.

– Крис, у нас появились союзники! – Псевдо-Джеймс первый увидел заявление чиплендских программистов. – Твои ребята оказались покрепче спортсменов. Они заявляют, что абсолютно уверены в твоей в нашей невиновности.

– Где? – Крис, удивившись, быстро просмотрел сообщения, на которые указывал экс-Паук, и растроганно пробормотал: – Я знал, я знал, что они не поверят. Только Стиву не говори, а то расстроится, что меня мои поддержали, а его роллерболисты – нет.

– Ну, если бы твои знали, против кого выступают, я бы еще посмотрел, кто кому поддержку оказал бы! – Экс-Паук не очень верил в добродетель. – Им там легко, послали сообщение по Сети и все, можно по домам, подвиг готов!

– Да ладно тебе! – Крис не дал бы своих программистов в обиду при любых условиях. – Это не спортсмены, которых учат драться и которые не устают демонстрировать свою удаль и агрессивность. Вот только, как до дела дошло, надутые щеки «скорпов» опали! А мозгляки и яйцеголовые, как презрительно вы их называете, как были сами собой, так ими и остались. Они не забыли, что такое, чувство собственного достоинства!

– Ты не допускаешь, что они просто еще не знают, на кого рот открыли? – продолжал иронизировать псевдо-Джеймс. – А впрочем, если тебе хочется так считать, бога ради, я ни на чем не настаиваю!

– Ну спасибо, разрешил, – пробурчал Джордан.

Теперь, когда Крис знал о гибели оставшихся в живых сетян, он испытывал к экс-Пауку чувства, очень сходные с теми, что выказывал в свое время Стив. Вот только Джордан умел их скрывать.

– Ладно, пойду свяжусь с Тони, узнаю, как там у них дела. – Чиплендец в последнее время старался не затягивать общение с последним переселенцем. Профессора в расчет он не брал. У Криса насчет В-Рошаля стали появляться большие сомнения. После такого истощения энергии, какое тот перенес, все еще было неясно, выживет ли он вообще. Возможно, ее потеря невосполнима. – Нужно поблагодарить ребят за поддержку!

– Только не забудь их предупредить об опасности таких акций. Пусть поостерегутся! – бросил ему вдогонку псевдо-Джеймс.

– Тони, рад тебя видеть! – Крис появился на экране Мейджера так неожиданно, что программист вздрогнул.

– Крис? Крис, ты... или это Стив? -Да, долго еще придется людям путать их. Джордану подумалось, что пора бы внести в интерфейс какое-то различие.

– Тони, это я, Крис Джордан! – представился сетянин. – И теперь уже все время им буду!

– Ну наконец! А то вы уже так всех запутали! – Тони посерьезнел.-А то, что произошло в Хардсон-сити... – Тони, ну не смеши! Вы же правильно во всем разобрались! Это не имеет ни ко мне, ни к Стиву никакого отношения, – Джордан решил все поставить на свои места. – Вернее, имеет, конечно, но только как провокация против нас. Эта свинья, что называет себя Бульдозером, и есть организатор убийства Симоне. Наверное, испугался, что Стив его место займет. Вот он и совместил две цели в одном прицеле! Ударил сразу по обоим! Так Сазерленд и попал в крайние.

– Но как же его невеста оказалась втянутой в это преступление?

– Это и для нас остается загадкой. – Джордан действительно много раз анализировал, что могло побудить красавицу и светскую львицу пойти на такое преступление. – Может, ее накачали какой-то химией и запрограммировали? В расчете на то, что Марко знает ее как невесту Сазерленда. Не знаю, Тони, не знаю. Печально все это! Тем более что Джина мне нравилась Стив говорит...

Крис чуть не проболтался о том, что тот Джордан, который был первым записан в их общее тело, переспал с Джиной. И, судя по словам Сазерленда, был в восторге от нее. Нормальному человеку этого не понять. Не понять. В голову Криса закралась мысль, показавшаяся ему вначале крамольной. А что, если посвятить Тони в их тайну? Человек он проверенный, лишнего не сболтнет. Да и с другой стороны, если враг знает о сетянах, почему об этом не узнать и другу?

– Тони, а как ты нас с Сазерлендом различаешь? – вдруг спросил он Мейджера. – Мне всегда было интересно знать, как вы это делаете. Ты и Оскар. У вас чаще всего получается. Все хотел спросить, да недосуг было.

Тони на мгновение задумался.

– Как различаю? – переспросил он. – Как различаю... Да бог его знает, как это происходит. Вот чувствую, и все!

– Но ты как воспринимал того человека, который командовал в Храме? – продолжал допытываться Крис. – Как Джордана или как Сазерленда? – Иногда, когда ты выдавал постановку задачи, когда с легкостью решал тупиковые проблемы, особенно в деле с «потерянными», я мог руку дать на отсечение, что это ты! А когда ты вдруг не мог решить элементарный вопрос, я с удивлением обнаруживал, что передо мной не более чем слегка обтесанный спортсмен. – Тони вздохнул с таким облегчением, что стало понятно, как ему хотелось высказаться. – Я замечал подмену, но молчал, понимал, что раз ты так делаешь, значит, это тебе нужно. Единственное, что меня мучило, так это то, что я никак не мог сообразить, как вам удается так дурачить всех! Зачастую и меня.

– Значит, не понял, – Крис улыбнулся. – А хочешь знать, как все это происходило?

– Спрашиваешь! – Глаза Мейджера загорелись. – Конечно, хочу!

Пе в ярости выключил коммуникатор. Да, прав был Бульдозер, когда назвал Акулу придурком! И хотя самого Фишера не было у дома этого педика, но это его люди проворонили журналистку! В руках же уже была, заходи и бери, нет, болваны, ждали указаний! Вот и дождались! Ушла девка мимо них, увели ее как мимо деревьев, что растут у дома. Вот уроды, всегда напортачат!

А какие возможности открывались! Черт, где теперь искать ее? Это на словах все просто, раз, и нашли! Если ее такой, как Рошаль, прикрывает, которого не то что годами, столетиями не могли вычислить, то остается только признать, что никаких перспектив нет.

Фолли сплюнул. Он, естественно, не собирался торопиться с докладом. Все так – и противник у них серьезный, и без неудач не обойдешься, только у каждого свои неудачи, вот пусть тот, кому не повезло, и несет свой крест. Косяк на Акуле, вот он сам пусть и рапортует Бросману о побеге журналистки.

А у Пе все нормально, то, что непосредственно поручено ему, сделано так, как надо. Оставшиеся «потерянные» привезены, все подключены к автореаниматорам, и теперь уже ничто не может угрожать их существованию. В реальной жизни, понятно. За виртуальную пусть другие отвечают А ему и здесь с ними хлопот хватает.

Девять человек, из них два очень интересных, сохранили все признаки прежних «потерянных». За ними практически не требуется ухода. Остальные семь на уровне дерева, никаких реакций. Если предположить, что в Сети сейчас только двое Живых, Джордан и Шанц, тогда все нормально, все сходится. Но тогда где Рошаль? Жив он или нет? Если жив, то где тело, если мертв, то как же он так не продумал систему спасения? Нет, такого не могло быть! Вот если Рошаль успел спрятаться в свое тело, которое гуляет теперь на свободе, тогда все сходится.

Фолли чувствовал, что разгадка тайны сетян недалеко. С Бульдозером он пока своими соображеними не делился, всему свое время! Если вообще поделится. А то ведь можно припасти информацию и для себя самого1 Тем более такую, которая делает тебя чуть ли не самым могущественным человеком на планете.

То, что Виктор Шанц, которому они помогли пересидеть атаку Ваши в безопасности, теперь и был одним из двоих, не нуждающихся в реанимационной поддержке, сомнений не вызывало. Его опознали брат и знакомые. Ну да бог с ним, с юродивым! Главное, что вторым активным «потерянным», по всей видимости, был... Сазерленд! Или нет, наверное, Джордан! Сазерленд живет здесь в реальном мире. Бегает сейчас, как заяц, вот его пусть и ловят все. А Фолли должен подобрать ключ к тому, который в Сети. Вот того нужно подергать! Вытащить на контакт, продемонстрировать ему оболочку и показать, кто в деле хозяин! Но сделать все так, чтобы ни у кого не возникло подозрений в том, что Пе делает это для себя, а не для дуболома губастого.

Да, Джузеппе, поработать тебе придется! Головой, а не тем местом, которое использует Бросман!

– Крис, я не могу поверить! – Тони смотрел на своего начальника и друга и не знал, как ему реагировать на то, что услышал от Джордана, – восторгаться или обижаться за то, что тот все это время скрывал от него правду. Гениальную, волшебную, чудесную и никогда еще не бывшую такой желанной правду! А еще был повод сердиться на Джордана, который взял и ушел в Сеть без него, который только и мечтает, просто бредит именно тем, что удалось свершить боссу. – Но почему, почему ты мне ничего не сказал? Такие вещи происходят, а я как дурак. Это же просто свинство!

– Тони, не забывай, что я не всегда был волен распоряжаться собой, – напомнил Крис. – Мы должны были согласовывать свои действия, я и Стив.

Мейджер досадливо махнул рукой: – Ну ладно, про то, что вы вдвоем или втроем были в одном теле, понятно, ты не мог сказать. Но про то, что в Сеть уходишь, почему утаил? Я бы с тобой ушел!

– Вот именно поэтому и не сказал! Пойми, это очень опасные знания! – Джордан, зная характер Мейджера, видел, как тот неподдельно сокрушается, что остался в стороне от таких событий. – На нас и сейчас идет охота. И если Бульдозеру удастся добиться своего и подчинить себе Империю, то война будет идти до полного истребления всех, кто знает о его преступлении. Всех, кто противостоит ему.

– Крис, меня это не остановит! – Тони усиленно намекал Джордану, что очень хочет присоединиться к нему. – Тем более что о моем существовании Бросман не знает! Даже если и знал, то уже забыл о том, что есть некто Мейджер из Чипленда. Ну, Крис, подумай, разве я окажусь там лишним?

– Тони, подожди! Пусть уляжется эта война! – Джордан уже начал жалеть о своей преждевременной откровенности. – Клянусь, ты будешь первый, кто войдет в Сеть, но пока это опасно. Очень опасно! Опасно даже знать, где Врата. В каком городе, в какой стране. И представь – проходит сообщение, что появился еще один «потерянный»... Бульдозер сразу поймет, что Врата снова включились. Начнет искать нового «потерянного» И найдет, не сомневайся! Когда он доберется до твоего тела, как ты думаешь, что он станет с ним делать? Шантажировать он умел раньше, чем ходить начал! Нас спасает то, что ни у меня с псевдо-Джеймсом, ни у профессора нет проблем с носителем. Нас ему не достать. А вот что будет с тобой? Подумал?

Тони ощутил холодок в груди. Да, перспектива оказаться в зависимости от Бульдозера не из блестящих.

– Господи, как же мне хотелось оказаться в Сети! Крис, зачем ты мне все рассказал! Ты же меня просто убиваешь! – Мейджер, понимая правоту Джордана, все же никак не хотел смириться. – Ну хотя бы расскажи, как там, в Сети?

– В Сети? – Крис так привык к новому окружению, что даже растерялся. – Да нормально! Уже нормально. Вот раньше, пока не привык, трудно было, а сейчас пообвык. Самое главное – не заходить туда, откуда потом выбраться не сможешь. Как, к примеру, на коммуникатор Что мы постоянно делаем! Если я допущу неосторожность и весь войду в его оперативку, то при выключении – при полном выключении, когда пропадает питание, – меня просто не станет! Вот и приходится при входе в такие места не полностью перемещаться, а посылать только часть себя. Растягиваться. Раньше это вызывало трудности, но сейчас обвыкся. Или вот, не стоит заходить в те компьютеры, где соединение с Сетью может прерываться. Вдруг владелец решит перезагрузиться?

– А если там защита, пароли и прочие охранные структуры? – спросил Мейджер. – Ну конечно, я понимаю, для вас это игрушки...

– Тони, здесь совсем не так все прекрасно и безоблачно, как тебе кажется, – охладил его пыл Джордан. – На одном компьютере, там, в Империи, для нас даже специальную ловушку построили! Ее даже мои драйверы не сразу идентифицировали. Да еще представили в виде зубастого дерева. Представляешь себе дерево со множеством распахнутых челюстей? Или вот те твари, что сожрали всех. Вообрази узкое быстрое тело длиной с локоть, не больше! Рыбка такая, серебристая... И большая часть этой «рыбки» – страшная зубастая пасть, которая рвет твой код на мелкие кусочки. От одной-то не отобьешься, а когда их много, вообще труба! На нас же напали сотни тысяч, а может, и несколько миллионов, считать было некогда. Зазеваешься, моргнуть не успеешь, и нет тебя! Автор их пираньями назвал. Гаденыш! Сколько людей погубил! Но и сам ненадолго жертвы свои пережил. Бульдозер его пристрелил. Знаешь, за что? За то, что он не смог нас на биты распустить! Понял, как у нас? Совсем не курорт!

Но Тони смотрел на него такими блестящими глазами, что стало ясно – слова Джордана не только не напугали его, а еще больше разожгли желание оказаться в Сети и самому пережить эти приключения.

– Крис, а как это дерево с зубами, пираньи – Мейджер все никак не мог понять, о чем говорит Джордан. – Как это в Сети, где, кроме информации, ничего нет, вдруг появляется дерево?

– Да не появляется! – Крис терпеливо улыбнулся. – Это я так свои драйверы настроил, чтобы он программы в образы соответствующие преобразовывал. Можно было ловушку в виде капкана представить, можно в виде гидры. А можно вообще в сказку перейти. Придумать многоствольный самострел. Колючий такой. А хочешь, Змея Горыныча воображай, огнем полыхай. Кто на что горазд, то и варганит! Главное – не перестараться, на быстродействие и достоверность не повлиять!

– Черт, как бы я хотел это увидеть! – Тони чуть не плакал. – Хоть одним глазком! Крис, а если... Хоть на экскурсию! Крис, ты же можешь одолжить мне свои модули!

Джордан посмотрел на товарища как на сумасшедшего. Что он несет? Модули одолжить. А вообще-то в этом что-то есть! Точно, положительно Мейджер знает, о чем говорит!

– Да, тут ты прав! – Крис улыбнулся. – Экскурсию мы тебе устроим. Давай я сваляю тебе драйверы и подключу их к... Черт, а куда их тебе подключить? – Крис, ты просто выведи то, что видишь, на мой дисплей, а я посмотрю, может, и пойму что-нибудь! – предложил Тони. – Заодно и проверим, одинаково ли мы интерпретируем объекты или нет? – Давай попробуем Но мне кажется, что все будет одинаково, ведь фантазии, представления и прочее у нас разное. В голове. А в драйвере, как все изначально настроено, как мною ранее интерпретировано, так он тебе все и покажет!

– Ну давай, давай! – Тони в нетерпении уставился на дисплей. – Только скажи, мне-то что делать? «Вот торопыга!» – подумал Джордан.

– Сейчас, не спеши, думаешь, просто свою программку перестраивать? – Крис хотел добавить в свой модуль возможность подключения двух потребителей информации. Но это у него не очень получалось. То, что выходило на экран, выглядело как непрерывная череда знаков. – Говори, что видишь?

– Бредятина из цифр и букв! – разочарованно констатировал Мейджер. – Причем из всех алфавитов Вселенной!

– Так, а вот сейчас? – Крис изменил часть модуля.

– Мозаика какая-то!

– Вот черт, а у меня даже лучше стало! – удивился Крис. – Видимо, все же есть несовместимость. Как же ее победить? Ну-ка, вот так еще попробую...

– Есть! Крис! Есть! Вижу... фиолетовый свет. Нет, это тень такая. А вот это что? А-а-а, улица... Странная она какая-то! А почему...

– Тони, я тебе все объясню, вот только...

– Что?

– Тони, дело в том, что я сейчас не вижу ничего, – пояснил Крис. – Наверное, нужно подработать модуль. Не настраивается он на двоих, видимо, есть несовместимость в обратной связи.

– Как это? – удивился Тони. – Ты сейчас...

– Слеп! – закончил за товарища Джордан. – Но это не важно, я потом все восстановлю. Давай, пользуйся, описывай, что видишь, а я буду подсказывать, объяснять. – Спасибо, Крис, я недолго. Вот ты говоришь улица. Но почему она такая многоэтажная, что ли? Да точно, много этажей и рядов! – Тони так увлекся, что почти кричал. – Крис, это не дорога, а целый... Прямо торт «наполеон» какой-то!

– А, так ты сейчас, наверное, смотришь на магистраль! Это физический канал с очень высокой пропускной способностью. А в нем множество информационных каналов.

– Угу, понял! – Тони как программисту понять это было нетрудно. – Ладно, давай дальше! Повернись левее, еще, еще... О, стоп! Крис, а это что?

– Расскажи, что ты видишь? И помни, что я ничего не вижу, а потому говори, пожалуйста, подробнее, образнее! – Крис, привыкший к тому, что все видит, чувствовал себя не очень удобно, но ради товарища решил потерпеть.

– Как же тебе это... Вот мы говорили о магистрали. А от нее ответвление. Толстое, широкое. По нему, как и по проспекту, прости, я буду продолжать аналогии, так легче... так вот, по нему несутся штуки такие вытянутые, длинные. Господи, как красиво! Такое впечатление, что пролетают яркие и красочные поезда!

– Это я так настроил. Это обмен информацией между городскими серверами. Там профессионалы сидят, вот и пакеты аккуратные, законченные. Но не все программы такие симпатичные. Есть и очень кривые, с торчащими во все стороны углами и крючьями. – Крис говорил, а сам продолжал медленно перемещаться в пространстве. – Такое впечатление, что так и норовят зацепиться за что-нибудь, зациклиться, напакостить везде, где только можно.

– А вот это! – Мейджер замер от восторга. – Постой, я сам! Это... Наверное, это домен первого уровня! Вон к нему сколько всего...

– Скорее всего, это ваш городской узел! – предположил Крис, – Я как раз возле него был, когда к тебе вошел. – Класс! Крис, как я тебе завидую! Ну почему... Эй, а это что?

– Тони, я же ничего не вижу! – терпеливо напомнил Джордан. Он понимал состояние Мейджера и не сердился на него за забывчивость. – Описывай, не молчи!

– Это... это... Крис, ему нет объяснения! Господи, да что же это?! Крис, на нас что-то надвигается! – испуганно закричал Тони. – Боже, у вас есть там что-нибудь... живое?

– Да не паникуй! – успокоил его Джордан. – Всех, кто есть из Живых, ты знаешь, других нет! Чего пугаться-то?

– Крис, это очень страшное! И большое! Идет к нам! – Мейджер в панике отпрянул от дисплея и огляделся. Слава богу, он у себя в кабинете, и все, что он видит, происходит только на дисплее. На всякий случай он стал набирать команду записи, но пальцы тряслись и плохо слушались. – Крис, поверь, это что-то очень серьезное!

– Уж не серебрянки ли? – Паника Тони передалась и Крису, – Ты не молчи! Говори, я уже просто не успеваю перестроить драйвер!

– Нет, не серебрянки! Если ты их описывал маленькими... А этот огромный, во всю ширь магистрали, нет, не той, что физическая, поменьше...

– Канал? – подсказал Джордан.

– Да, точно, канал! – закричал Мейджер. – Вот эта тварь. Она во весь канал! И смотрит на нас! Крис, она идет к нам!

– Черт, я же без оружия! Все в драйвере, который к тебе подключен! – Крис заметался, и по дисплею пошла рябь нечеткого изображения.

– Крис, не шевелись, он сразу насторожился! – Мейджер не знал, как помочь другу. – Если не можешь противостоять, то прикинься неподвижным предметом!

– Господи, Тони, ты скорее всего увидел что-то совсем не то, что представил! Ну нет таких программ, которые генерировали бы в Сеть Живых! Неоткуда ему

взяться! – Крис говорил, а сам не шевелился. – Тони, где оно?

– Подошло вплотную1 – Мейджер почувствовал, как по спине пробежала струйка холодного пота, – Протягивает щупальце!

– Тони, ты что, нарочно мне так говоришь? – Джордан не знал, во что верить. В неизвестную опасность или в то, что просто Мейджер неправильно интерпретирует увиденное? А может, Тони просто разыгрывает его? Бог его знает, но на всякий случай лучше поверить Мейджеру и не двигаться. – Ну? Говори, не молчи!

– Крис, замолчи! Молю тебя, не разговаривай! Этот... – Тони запнулся, подыскивая определение. На что похоже это существо? Мастодонт? Тираннозавр? По размерам да, но по форме – огромная медуза! Вот точно! Спрут! – Этот... он на спрута похож, только одноглазый! Он стоит рядом, даже не рядом, он почти висит над тобой! И смотрит на... тебя... нас...

Крис все еще сомневался в реальности такого зверя.

– Тони, поклянись, что это не шутка! – проговорил он. – Откуда ему взяться в Сети?

– Крис, клянусь, божусь, крещусь и все, что хочешь, но только молчи, молчи и не шевелись! – взмолился Мейджер. – Замри!

Неожиданно изображение на дисплее дернулось, пошло полосами помех, а затем вообще исчезло. Тони дернулся было к коммуникатору, но картинка сама по себе восстановилась.

И тут Мейджер увидел такое, что просто оцепенел. На него, да-да, именно на него, а не на Криса, смотрело чудовище! То, что было в виртуальном мире! Оно пялилось на него своим огромным единственным глазом, находящимся в основании щупалец, прямо над хищно изогнутым мощным клювом. Мейджеру казалось, что взгляд монстра буравит его мозг, достает своим холодным огнем до самого затылка! Несмотря на то что их разделял пластик дисплея и много километров оптической линии связи, единственный глаз существа приближался! Программист просто физически ощущал, как что-то огромное и тяжелое загрузилось в его коммуникатор. Тони даже взглянул на резиновые подушечки под дисплеем. Ему казалось, что они должны деформироваться под этим гигантским весом, но этого, конечно, не произошло. А монстр все увеличивался и увеличивался! Глаз не только заполнил весь экран, он буквально наплывал на Тони! Мейджеру даже почудилось, что глаз, смотревший прямо на него, уже больше самого дисплея. Но такого просто не могло быть!

Тони хотел было проверить, как идет запись, как вдруг понял, что не может отвести глаз от этого взгляда! Его затрясло так, что рука никак не попадала по манипулятору. Ему захотелось поскорее отключиться от связи, он уже потянулся к связному кабелю и остановился! До него вдруг дошло, что он не знает, как это скажется на Крисе. Крис, Господи, если здесь, в реальном мире, Мейджер так испугался, то что же там с Джорданом! Тони стаю стыдно, он понял, что из-за своего испуга совсем забыл о товарище, которому грозит смертельная опасность. Что с ним? И где он сам, если чудище уже прямо здесь? Здесь? Что за бред! Чушь какая-то! Оно же не может смотреть через дисплей! Не может? Тогда что же оно, по-твоему, делает?

Между тем одноглазый спрут, словно бы закончив осмотр помещения, снова уставился на Мейджера, как будто изучая его лицо. Во взгляде чудища было столько холодной злобы и презрения, что Тони кожей ощутил, как на него нацелилась сама Смерть. Нет, не та, мифическая, о которой каждый день всуе говорят люди, а самая настоящая, та, что приходит в последний час. Сердце его сжалось...

Но Смерть, видимо, пришла не за ним. В какое-то мгновение, которое Мейджер просто не уловил, глаз вдруг исчез! Тони даже не поверил, что опасность миновала. Он сидел перед дисплеем и боялся пошевелиться, вдруг спрут вернется? Пристально вглядываясь в дисплей, Мейджер пытался определить, куда делся этот монстр.

– Черт, где же он? – пробормотал Тони. – Ну наконец-то1 – услышал он голос Криса – Я уж подумал, что ты заснул!

– Г-г-где оно? – дрожащим голосом выдавил Мейджер – Да кто оно7 – разозлился Джордан. – Так, все, я перестраиваю драйверы, а то начинаю чувствовать себя неполноценным! – На экране Мейджера пробежали помехи., Но Тони было не до них. Он все пытался понять, что же произошло сейчас в этой комнате? И в Сети? Что же это было? Откуда этот спрут? Как он там появился? Если это программа... Да нет, даже самая интеллектуальная программа так себя не ведет. Но тогда что же это было? Живой?! Но Крис о таких соседях не рассказывал. В любом случае, Тони знал одно – больше он с этим спрутом встречаться не хочет. Ни за что!

Мейджер наконец перевел дух и обвел взглядом помещение. Что же этому монстру было нужно? Что он здесь высматривал? Программист встал из аэрокресла. Одежда была мокрой от пота. Он снял рубашку. От холода кожа тут же покрылась пупырышками. Да, парочка таких стрессов – и можно записываться к психиатру.

– Тони? – Мейджер, погруженный в размышления, не заметил, как пролетело несколько минут. На дисплее было ироничное лицо Джордана. – Да ты, я смотрю, стриптизом решил заняться?

Тони подлетел к дисплею, но тут же остановился. Затем немного отстранился от коммуникатора. Совсем немного, так, на всякий случай.

– Т-т-ты что, так и н-не видел этого монстра? – проговорил он, удивляясь спокойствию своего босса и товарища. – Одноглазый, с клювом и щупальцами. Одновременно похож как на спрута, так и – количеством отростков – на огромную медузу. Только консистенция поплотнее. Ты посмотри вокруг, он не мог мгновенно исчезнуть!

– Я уже смотрел – ничего похожего на то, что ты говоришь, нет. – Джордан пристально посмотрел на Мейджера. – Крис, не смотри на меня так! – Тони не мог сдержать дрожь. – Хватит того, что эта тварь на меня так же смотрела!

– Тварь? Смотрела? – Джордан не знал, верить во все происходящее или отнестись к этому как к розыгрышу. Мейджер говорит что-то такое, что не вписывается ни в какие рамки. – Уж не хочешь ли ты сказать... Эй, Тони, а как оно могло смотреть на тебя? Оно же не пользовалось твоей видеокамерой. А если и пользовалось, то ты об этом не мог знать! Как же ты мог знать, что оно смотрело на тебя? Через дисплей? Опомнись, что ты несешь!

– Крис, прекрати! Твой сарказм не уместен. Да если хочешь знать, оно даже весь кабинет осмотрело!

– Все, Тони, заканчивай! – Джордан начал злиться, – Ты еще скажи, что он ощупал тебя!

– Вот-вот, мне именно это и показалось! – Мейджер, видя недоверие, тоже стал переходить от страха к раздражению.

– Все же меня не оставляет мысль, что ты меня разыграл! – Крис не отводил от Мейджера своего взгляда. Он не верил его словам. Слишком уж они противоречили всему тому, что он знал. Как это можно смотреть из Сети через экран дисплея? Бред какой-то! Да и куда такой монстр, которого описывал Тони, мог исчезнуть за те несколько мгновений, что он перестраивал модуль. Хотя, если взять конкретно его, Криса, то за пару секунд он запросто мог оказаться очень далеко.

– Крис, я... Ты пойми, я... Вот черт! Крис, неужели это ты... – Тут только до Тони дошло, что он мог стать жертвой мистификации. Что никакого монстра вовсе не было! – Так это ты меня так! Чтобы я не приставал с просьбой. Ты, Крис, я за тебя так переживал, а ты меня так взял и разыграл! Я тебе как другу, а ты... Нет, Крис, так с друзьями нельзя!

– Тони, я не...

Мейджер дальше разговаривать не стал. Он просто отключил связь. А мог и коммуникатор...

ГЛАВА 21

– Что?! – Весть о том, что журналистка исчезла, застала Бросмана врасплох. Он готовился встречать важных гостей, Смотрящих всех городов, а тут на тебе, получи подарок! Ну почему так все по-идиотски устроено? Стоит только чему-то начать налаживаться, как тут же новый стресс! Еще не оправились от разрушительной атаки сетян на систему управления, еще не восстановили все рабочие места, как тут же получаешь очередной сюрприз! Едва только забрезжила надежда, что вот-вот все станет на свои места, что они теперь навсегда будут избавлены от терактов Живых, что те, в свою очередь, станут ручными, как тут же какой-то нерадивый осел все испортит! И можно уже не спрашивать, кто виновник! Бульдозер заранее мог сказать, что раз там проблемы, то без Акулы не обошлось. И какого черта он с ним до сих пор возится? Давно уже пора. Как говорили в древности, нет человека, нет проблемы! Умные люди тогда жили!

– Фолли, где «потерянные»? – прорычал Бросман в коммуникатор.

– Здесь! – четко ответил уродец. – Все девятеро доставлены, подключены к реаниматорам и теперь в полной безопасности.

– Какая, к чертям, безопасность! – заорал Бульдозер. – А если из Сети на них покушение будет?

– Сегмент отключен от Сети, – сухо доложил Фолли. – Действует только внутренняя локальная сеть.

– Да? – В голосе Боба послышались одобрительные нотки. – Странно, оказывается, есть еще кто-то, кто умеет думать.

– Да так, изредка получается! -скромно проговорил Пе. – Я вообще люблю конкретную работу. Пока некоторые увлекаются иллюзиями, показательные игры устраивают, разоблачения на основе кофейной гущи, я готовлю реальные акции. Кое-кто должен помнить о том, как оказался на вершине... – Что?! – Рев был в точности такой же, как и несколько минут назад. – Ты это на что намекаешь?

– Я? Намекаю? – Фолли потупил взгляд, – Я не намекаю, я напоминаю. Напоминаю о том, что ошибки и просчеты могут быть у любого, но если мы не будем подстраховывать друг друга, то можем все вместе полететь в пропасть! Эндрю, к примеру, попал в очень непростую ситуацию, ему теперь не хватает сильного программиста с хакерским прошлым. Такого, каким был Ваша. А твоя горячность привела к потере преданного и толкового сотрудника. Давай перестреляй остальных, а там увидишь, что с тобой самим будет!

– Что-то ты много болтать стал! – прикрикнул Бросман, но в его глазах уже не было прежней ярости. – Вас не держать в строгости, так распуститесь...

– Не я много болтать стал, а ты слишком упиваешься властью! – огрызнулся Фолли, растянув губы то ли в улыбке, то ли в зловещей ухмылке. Бросман решил не обращать на это внимания, и Не беспрепятственно закончил свою речь, после чего кинул взгляд на часы: – Не забудь, тебе еще завтра, нет, уже сегодня, ты про сходняк не забыл? Тебе еще утверждение пройти нужно, ты готов к нему? Готов отвечать на вопросы? А они будут! Серьезные вопросы, каверзные, с подковыркой!

– А что? – Бросман удивленно посмотрел на Фолли. – Казна в порядке, община живет по понятиям, если есть беспредел, так борзоту мы сами пресекаем! Вон даже Паука изловили. И паучника главного!

– А если тебя начнут спрашивать, почему главного ловца обвинил в убийстве Симоне? – Пе, экзаменуя Бросмана, распрямился, стал как-то выше ростом и уже не казался таким замухрышкой, каким Бульдозер его привык видеть. – Во время убийства Смотрящего Снейк был на Кольце, с этим не поспоришь. Предъяву ты ему не сделал, объясниться не дал. Просто сам признал его виновным и травлю устроил. А за это спрос на сходке будет. Запросто и по ушам дать могут.

Бросман хотел было возразить, хотел напомнить про то, что все видели, как стреляла Джина, что Стив до того, как профессора перевезли в здание Империи, имел с ним долгую беседу, про сетян, в конце концов, но вовремя вспомнил, что уродец и без него все это знает. А раз знает, но продолжает разговор, значит, еще что-то задумал.

– Ладно, чего там, вижу, что что-то держишь про запас! – кивнул он. – Давай выкладывай!

– Это не для посторонних ушей, – с важным видом сказал Фолли. – Встретимся в переговорной.

Он отключился, не дожидаясь согласия босса.

Бросман, чертыхнувшись, выбрался из кресла и потрусил в «глухую» комнату. Из-за проклятых Живых скоро вместо туалета с горшком будешь бегать!

– Ну чего там надумал? – спросил Бульдозер, войдя в очищенное от всей электроники помещение и увидев развалившегося в кресле бородача. – Только не дай бог, ты меня по-пустому дернул!

– Я думаю, пора наших сетян работать заставить, – заговорил карлик. Он словно бы не заметил угрозы. – Только это может тебя спасти. Понимаешь, пора нам спланировать твою линию обороны.

Пе растолковывал Бульдозеру что да как, а сам выл в душе оттого, что приходится помогать этому ничтожеству. Но пока он зависит от Бросмана. Поднимется Боб, поднимется и Пе. Войдет в силу, людям станет известен. Вот тогда можно будет Бульдозеру показать, кто есть кто. А пока терпи, Фолли, и помогай этому лупастому недоумку!

– Объяснись! – Бросман нутром чувствовал, что услышит что-то такое, что даст ему козырную карту в борьбе за место Смотрящего. – Ну? Говори!

– Когда тебе начнут задавать вопросы по Снейку, спрашивать, почему ты решил, что это он организовал убийство...

Фолли откинулся на спинку аэрокресла и, подкатив его к столу, плеснул себе виски. Бросман терпеливо наблюдал за этими манипуляциями. Он понимал, что сейчас настало время этого упыря, что ж, нужно показать, что он, Бросман, ценит своего аналитика и прислушивается к его мнению. Пока.

– Так вот, ты рассказывать про сетян не спеши, – сказал Фолли, отхлебнув из бокала – Пусть выскажутся все Так ты увидишь, кто с тобой, а кто против Вот когда почувствуешь, что тебя начинают судить, делать предъявы, вот тогда и сообщи, что вы с Марко, я подчеркиваю, вы с Марко провели серьезную работу и заслали людей в Сеть. Заслали, чтобы те там обживались, готовились работу сделать, на Империю трудились. Расскажи, какие перспективы это может дать. Как можно банки кидать, как информацию снимать. Много говорить не нужно, там люди умные, сами все поймут! Тебе, конечно, не поверят, потребуют доказательств, станут задавать вопросы. На которые ответить не можешь, не отвечай, списывай на Симоне. Это его, мол, идея, ты только исполнитель, знаешь только, что этого хотел сам Смотрящий. А те вопросы, ответы на которые выставят тебя в нужном виде, твои! Банкуй, выставляй свои заслуги! А когда почувствуешь новую волну недоверия, новые вопросы, знай, настал твой час! Вот тут ты и должен им предъявить Виктора! Тот должен будет продемонстрировать им фокусы в стиле тех, что Джордан этот творил...

– Ну дальше, дальше! – Бульдозер понимал, что Пе идет в перспективном направлении, и хотел быстрее дослушать, что еще придумал этот уродец.

– А что дальше? – Фолли пожал плечами. – Снейк узнал об этом и понял, что у Симоне есть гораздо более выгодный проект, чем его президентство. Вот и решил поперек пойти, опередить всех и в Сети занять ведущие позиции. Он вообще везде хотел стать хозяином! Сговорился с профессором, и за его освобождение Сазерленд запустил своего человека в виртуальный мир, где и уничтожил почти всех жителей Спасти удалось только Виктора.

– Точно! Вот сволочь какая! Всех под нож пустил! И Виктор это подтвердит! – У Бульдозера прямо дух захватило – такие перспективы открывались перед ним. Нет. что ни говори, а у Пе голова работает!

– Сазерленд, не желая с кем-либо делиться сетевой властью, уничтожил Врата и теперь хочет стать монополистом в Сети! – Фолли вошел в такой раж, что уже ничего не видел и не слышал, он уже не просто говорил, а вешал, пророчествовал. – Он решил убить Симоне, а для этого использовал способности профессора. При этом не пощадил даже свою божественнокрасивую невесту! Он настолько опасен, что довел до психического кризиса такого закаленного бойца, как Акула! Не дожидаясь даже похорон такого уважаемого человека, каким был Марко, того, кто поднял его из уличной пыли и сделал человеком, этот негодяй предъявил тебе ультиматум! Наглец! Потребовал, чтобы ты согласился представить его на место Смотрящего, на что ты конечно же пойти не мог! То, что сегодня, нет уже вчера, произошло в здании, было демонстрацией возможностей человека Снейка! Того, что в Сети! И пусть уважаемые люди не расслабляются, такой же бедлам может ожидать любого – для сетевых жителей и амбиций Сазерленда границ не существует!

Бросман сидел с открытым ртом. Вот, урод, наворочал! Так завернуть. Нет, это уметь же нужно все так повернуть, чтобы белое стало белым, нет, то есть, черное, нет, белое... совсем запутался...

Эндрю вызывал Виктора, используя те поисковики, которые чудом не попали под стирание. Дело в том, что Ваша еще со времен своей хакерской молодости придерживался правила – необходимый минимум программ хранить не на своей машине, а на сетевых серверах-массивах, предоставляемых независимыми компаниями Были и такие в Сети, и чего только не было на этих серверах! Зарабатывая на рекламе, их владельцы предоставляли дисковые массивы для размещения информации и программ, чем многие хакеры и пользовались. Не держать же на своем компьютере доказательства собственных преступных действий! И вот теперь эта привычка погибшего программиста помогла. Шанц долго не откликался Слишком долго. Закаркин уже хотел было прервать операцию, как вдруг на экране возникло незнакомое лицо.

– Эндрю! – Незнакомец держался уверенно, даже. можно сказать, весьма надменно. – Долго же вы обо мне не вспоминали!

– Ты кто? – спросил Эндрю. Он присмотрелся к собеседнику. Волевое лицо с правильными, несколько грубоватыми чертами. Голубые глаза. Закаркин мог поклясться, что не знает этого белокурого красавца. – И откуда ты меня знаешь? – спросил он у незнакомого собеседника.

– Как кто? А кого ты вызывал?

– Виктора Шанца! Если я ошибся, то... – Закаркин хотел перезапустить процесс поиска, но слова незнакомца остановили его.

– Я и есть Виктор Шанц! Но только теперь я уже не тот несчастный, которого все использовали в своих личных целях! – Лицо поэта посуровело, потемнело. Он грозно нахмурил брови, – И горе тому, кто попробует вернуться к прошлому!

– Эй, Виктор! Рад тебя видеть! – вмешался в разговор Фолли. Они с Бульдозером сидели чуть поодаль от коммуникатора, и Шанц их не видел. – Я смотрю, что адаптация у тебя прошла успешно. Отлично, теперь мы можем...

– Не мы можем, а я могу! – перебил его Виктор. – Я теперь все могу! А вот вы там – вы даже помочь толком не смогли! Помочь, когда я страдал, когда мне было плохо, очень плохо. Когда я ждал смерти как избавления. Вы все тогда только наблюдали и посмеивались! Давали мне дурацкие советы и уродливые программы!

– Ну не нужно утрировать! – возмутился Эндрю. – Мы помогали тебе, как могли. Это ты никак не понимал, что мы тебе втолковываем!

– Вы? Втолковывали? – Виктор неприязненно поморщился. – Ваши беспомощные пояснения только запутывали меня. Вы сами не представляете, что такое Сеть, и еще пытались привить мне свои заблуждения! Вы только мучили меня!

– Слышь, борзописец – Пе надоела никчемная бравада глупца – Ты думаешь, что, создав себе смазливую рожу, да и то, по мне, она тебе не удалась – как был урод, так уродом и остался. Ну да ладно, тебе нравится, носи! Вот только не забывай, что ты там живешь, пока нам здесь этого хочется!

Виктор от возмущения и от желания сказать наглецу что-то совсем унизительное, попытался вмешаться и прервать Фолли. Кто бы говорил об уродах, но только не этот коротышка! Но, как поэт, он не мог унизиться до примитивного «сам урод», а что-то другое, более соответствующее моменту, как назло, в голову не приходило.

Пе, не обращая внимания на замешательство собеседника, продолжал: – Виктор, мне, конечно, не хочется портить тебе твой взлет под небеса, но обрати, пожалуйста, внимание на вот этот малозначительный факт. – При этих словах хитроумный Фолли вывел на коммуникатор изображение реанимокамеры. Приблизил изображение пациента. Виктор и все присутствующие сразу узнали в нем Виктора Шанца. Вернее, его оболочку. Худое, вытянутое лицо с темной шапкой прямых жестких волос. – Здесь ты, правда, не такой привлекательный экземпляр, как сейчас, но зато на человека похож. Ангелочек ты наш бестелесный! Узнаешь?

– Что ты хочешь этим сказать? – воскликнул Шанц, но по его лицу было видно, что он уже все понял.

– Хоть ты и поэт, а не медик, но, надеюсь, догадываешься, что с тобой и с ним будет в случае подобного дуркования! – сказал Пе. – Соображаешь, что произойдет, если ты хотя бы еще раз забудешь, кто твой хозяин? Ну? Дошло? Не слышу!

Шанц обреченно, затравленным взглядом посмотрел на Фолли. Он как будто сжался, прямо на глазах стал терять величественность, все более и более напоминая того пришибленного поэта, каким когда-то предстал перед ними впервые. Даже в чертах нового лица стали появляться узнаваемые детали!

– Ну ладно-ладно, ты совсем уж не тушуйся, – вступил в разговор Бульдозер. – Мы же знаем, что ты отличный парень! Вот только запутался немного, но ты же знаешь, что мы твои друзья? Вот и держись нас, а мы присмотрим, чтобы к тому времени, когда надумаешь вернуться, твое тело было в норме! А пока пиши стихи, накапливай положительные эмоции! Прославишься так, что тебе памятники ставить будут! А нам-то что нужно? Чтобы все счастливы были!

Сам посуди! Не мы же тебя искали, ты сам к нам за помощью обратился! Мы и помогали, как могли. Ну, может, не всегда удачно, но все-таки научили тебя. Не сам же ты по себе программистом стал, фейс себе наладил! Вот и дальше будем помогать друг другу! Да и вообще, чего ты в бочку полез? Живи, наслаждайся свободой, силой, красотой! Ну, исполнишь одно, другое поручение, для тебя это так, забава, а нам тоже приятно будет, не забывает нас наш крестник, уважает! Вот и все! Ну ладно, ступай, отдохни! За тело не переживай, пока ты с нами, с ним будет все в порядке. Хочешь, даже бабу будем каждый день водить! Чтобы, так сказать, функции не забывались! Мы всегда о своих заботимся! Помни об этом!

– Боб, я, – Виктор смотрел на Бросмана глазами побитой собачонки. – Я все сделаю как надо!

– Да я знаю! – Бульдозер широко улыбнулся. – Я не сомневался в тебе ни минуты! Вот даже когда мы убийц своих выпустили, мы же специально тебе убежище создали. О тебе думали Ну, хорошо, рад был тебя увидеть! Пользуйся тем, что теперь тебе никто не мешает! Обстраивайся, налаживай быт!

«Как будто мне жилье ваше нужно», – подумал Шанц, но теперь он уже боялся показать характер и вел себя скромно.

– Виктор, ты должен знать, что всегда можешь положиться на нас Мы теперь твоя семья, – продолжал Бросман. – Вот посмотри, этот гаденыш. Ну, тот, что

себя Джорданом называет. Он как там, кстати, ты его не видишь?

Шанц хотел было рассказать о том, как его разоблачили, но, боясь новых насмешек, удержался. Он просто отрицательно мотнул головой. Не видел, и все.

– Увидишь, посмотри за ним. А еще кто там у вас есть? Судя по выжившим телам, там еще кто-то есть. Не видел случаем?

– Нет, Боб, не видел, – ответил Виктор, гадая про себя, чье это второе тело, которое лежало рядом с его собственным. Гофмана или Джеймса? Наверное, все же Вилли. Он попал в Сеть таким же способом, что и Виктор, так что если и есть еще одно тело, то только его. Но Вилли ему самому пригодится, и его он Бульдозеру не отдаст!

– Ну и ладно! Увидишь, передай ему привет, пригласи в семью, мы и ему поможем. А найдем Врата, сообщим, и, если захотите, вернетесь назад. Короче, не буксуй, ты теперь не один. Мы тебе всегда поможем! – Бросман уже хотел было отпустить Шанца, но тут, как будто что-то вспомнив, добавил: – Да, и еще! Впредь на вызов поскорее отзывайся. Может, ты Фолли срочно понадобишься, теперь он с тобой работать будет. А он парень нетерпеливый, не нужно сердить его.

ГЛАВА 22

– Сандра, ты готова? – Джордан в который раз с грустью вспомнил Твери и Ирвина. Как бы сейчас порезвились пацаны! Да и им с псевдо-Джеймсом помощь не помешала бы. Как ни велики возможности сетян, но для сегодняшней задачи их явно маловато! – Поторопись, тяжело держать каналы! – Сейчас, Крис, еще минутку! – Мисс Чен повернулась и, увидев на дисплее коммуникатора лицо Бросмана, чуть не выронила зеркало. Приводя себя в порядок перед эфиром, журналистка уже успела позабыть об удивительной трансформации лица, или, как Крис говорит, интерфейса Джордана Еще тогда, когда Крис и Стив, сбивчиво и путано, объясняли ей, что произошло и что. оказывается, Сазерленд был вовсе не Сазерленд, вернее, не только Сазерленд, а еще и Джордан, и Митчел, ей все это очень не понравилось! Мисс Чен, конечно, тогда не подала вида, но то, что кроме Стива, как выяснилось, она принадлежала еще двоим, ей пришлось не по нраву И вот теперь каждый раз, когда кто-то из этой парочки смотрит на Сандру, он наверняка вспоминает все ее охи и ахи, которые предназначались только одним ушам А она при этом должна делать вид, что ничего не произошло? Нет, такое Стиву простить невозможно! Боже, как вспомнишь, что они вытворяли в постели! Господи, то, что с ней сделали, еще хуже, чем подсматривать! Этому даже названия нет, не групповуха же, в конце концов, была! Боже, стыд-то какой! Да эти бесстыжие рожи наверняка потом еще и обсуждали все! Не зря же говорят, что мужики самые настоящие сплетники1 Вот гады, небось смеялись над ее наивностью! И Стив, «люблю, люблю», а сам даже не намекнул ни разу! И как он, не ревновал, что ли? Вот когда проявляется мужичья порода! Им, кобелям, все едино, лишь бы свое получить! О чем только думают?

Сандра не знала теперь, как ей держаться с Крисом и Джеймсом. По правде говоря, она так и не научилась различать, когда с ней Джордан говорит, а когда Митчел. А еще, если в этот момент и негодяй Сазерленд, боясь ее гнева, на коммуникатор выходит, вот тогда полный финиш! Вся троица мерзавцев перед ней на дисплее, и понимай сама, кто и что говорит, все на одну рожу. А Крису и этого мало! Вон теперь Бульдозером вырядился! Не поленился же! Нашел Боба и посмотрел, как именно сейчас тот выглядит! Говорит, чтобы соответствовать! Боже, какой же дурой она в их глазах выглядит!

– Сандра, умоляю, поторопись! – взмолился Джордан. – Я не могу столько времени каналы держать! И от Джеймса уже дым скоро пойдет!

– Не пойдет, хотя и поспешить не мешало бы! – признался экс-Митчел.

Оба сетянина заранее подключились ко всем ведущим каналам новостей и теперь пропускали их через себя. Это было довольно сложно и требовало максимум концентрации, но иначе они не смогли бы провести их синхронное переключение на трансляцию речи «мистера Бросмана». И так все стоило Крису немалых трудов! Найти каналы, свести их в единую магистраль, сделать отводы! переключить на себя, имея только Джеймса в помощниках, требовало не только времени, но и немалых энергетических затрат. Крис с удовольствием выгрузил бы все остальные программы, но как ему обойтись без речевого модуля, если придется выступать с речью? Интерфейс Бульдозера тоже нужен! Также и другие программы! Вот и думай, как тут быть! А эта мартышка крашеная еще носом водит! На всех надутая сидит, зеркалу рожи корчит! Подумаешь, обманули ее! Не сказали, что в Сазерленде еще двое! А что, нам объявление было давать? Или... Да еще и не известно, кто в чьем теле сидит! Может, и сейчас Стив его, Криса, тело эксплуатирует! Да, скорее всего так и есть, ведь шансов уцелеть у Джордана было больше, чем у Сазерленда в экраноплане!

– Так, я готова! – наконец заявила журналистка. Ее лицо сразу стало строгим и отчужденным. – Проверяем готовность каналов! Готовы?

– Да! – подтвердил чиплендец.

– Я тоже! – поддержал экс-Паук.

– Начинаем проверку! – громко произнесла Сандра. – Да, Крис, проверь интерфейс, потом времени не будет!

– Да проверил, проверил! – не выдержал Джордан. – Начинай давай!

– "Перекресток новостей"? – звонко спросила она.

– У меня! – ответил Крис. – Готов!

– "Независимые новости"!

– Тоже у меня! Готовы твои коллеги!

– Не отвлекайся! – оборвала его Сандра. – «Новости без границ»! – Эти у меня! – откликнулся псевдо-Джеймс. – Готовы!

– "Горячая новость"! – Готовы!

– "Рейтинг новостей"!

– Готовы.

– "Вести отовсюду".

– Готовы.

– "Хардсон-сити сегодня".

– Готовы!

– "Лента новостей".

– Готовы!

– "Новости одной строкой".

– Готовы.

– "Вестник Правительства".

– Готов!

– Переключаем! – скомандовала Сандра – Есть! Мисс Чен, ты в эфире! – с облегчением сообщил Джордан.

Пока Сандра будет извиняться за прерванные передачи, Крис должен был войти в ее канал и создать иллюзию своего «реального» присутствия в студии. Он передал контроль за всей операцией псевдо-Джеймсу, тот тоже уже выпутался из клубка соединений и теперь должен был координировать действия заговорщиков.

– Ну как? – спросил Крис. – Соответствую? Экс-Митчел придирчиво посмотрел на товарища.

– Сам не отличу! – улыбнулся он. – Ну давай, не отвлекайся!

Джордан вышел на второй коммуникатор, тот, что в их импровизированной студии должен был быть телесуфлером. Сандра сразу заметила его, но сделала предупреждающий жест рукой. Подожди!

– ...эти события заставили всех нас переосмыслить, пересмотреть наши взгляды на жизнь. Роль Марко Симоне в общественной и политической жизни Хардсон-сити переоценить невозможно! Его убийство носит насколько криминальный, настолько же и политический характер. Это убийство – попытка захлопнуть дверь в будущее, в которое так стремительно, так смело вел нас этот замечательный человек. И пусть ханжи сейчас возмущаются и говорят, что Симоне был преступником. Но кто из вас может честно сказать самому себе, что он ни разу не нарушал Закон? Что он всегда был законопослушен и правилен? Что он может служить...

«Вот черт, нужно было ее речь проверить, – подумал Крис. – Она что, не понимает, что сейчас все студии очухаются и начнут на запасные каналы переходить?»

–...убийство должно сплотить нас в борьбе за наши права, за наше общее будущее! Мы должны сказать тем, кто совершил...

«Глупая дура, гусыня безголовая, мы же не успеем! – возмутился Джордан. – Не для твоего же шоу затеяли все!»

Но мисс Чен не обращала внимания на знаки, которые он подавал ей с дисплея. Крису казалось, что он физически ощущает, как уходит драгоценное время. Как же быть, как ее подвинуть так, чтобы все это выглядело не слишком несогласованно? А может, не мудрствуя лукаво, просто войти в канал А что, будет наглядный пример бесцеремонности Бульдозера!

– Крис, прекращайте свой балаган! – внезапно получил он послание от экс-Митчела. – У нас тут неприятности, возвращайся!

Вот дьявол, только этого не хватало! А потом снова всю эту бодягу с каналами? Ну уж нет!

Джордан, бесцеремонно отключая Сандру, все еще чирикавшую Q правах и свободах граждан Конфедерации, вломился в канал.

– Я не знаю, что здесь наговорила эта пигалица! – начал он в манере Бульдозера. Пожевал губами. – Она свое еще получит. А я... Нужно будет, и Сазерленда, и всех остальных на тот свет отправим! Все будет так, как я сказал! И Самплер не поможет! Марко слишком расслабился, вот и пришлось его хоронить! Я себе такое не позволю! И никому не позволю! Мне, конечно, тоже жаль Симоне и нелегко далось такое решение, но...

И тут случилось то, чего Крис никак не ожидал, – он вылетел из канала, как дробинка из духового ружья! Точнее сказать, каналы все вдруг полетели в сторону. Как будто кто-то мощной рукой сгреб все провода в кучу и рванул Но таких же проводов в природе нет! Каналы-то информационные! Виртуальные!

Пока Джордан размышлял, что все это могло значить, он получил еще один толчок. На этот раз такой силы, что отлетел в сторону. Возможно, это было как раз то, что ему требовалось. По крайней мере, он вышел из ступора и, не разбираясь в причинах происшедшего, быстро метнулся подальше от эпицентра событий.

Еще не до конца придя в себя, он почувствовал сзади какое-то движение и быстро развернулся к центру сервера. И вовремя! Прямо напротив него разворачивалась какая-то невообразимо большая и могучая серая масса! Джордан инстинктивно отпрянул и резко ускорился. И едва успел увернуться от выброшенного в его сторону щупальца. Крис нырнул вниз, вправо и резко вверх. Господи, да что же это такое? Что вообще происходит? Неужели имперцы сумели создать этого... Название монстру Крис подобрать не успел. Он увидел, как щупальце стало втягиваться для очередного броска. Джордан присмотрелся. Да что же это такое? Программа? Но она явно с интеллектом! И не нужно говорить, что сейчас все программы с интеллектом, это совсем другое! Крис мог поклясться, что чудовище живое. Такое же, как и они с псевдо-Джеймсом.

Живое? Крис, да у тебя явно программа сбоит! Как это как они с Джеймсом? У них в реальном мире прототип есть, и они в Сеть попали уже как отображение программы реального существа. А этот-то откуда взялся? Пусть даже найдутся еще одни Врата, но сама громадина откуда взялась? Таких созданий в реальном мире просто нет! Даже если синего кита в Сеть выпустить, все равно его софт таких размеров не достигнет!

Мгновенное движение щупальца едва не застигло Джордана врасплох. Он еле успел броситься в сторону, но тут же попал под атаку другой «ноги». Программа

пришельца быстро и с ужасающей силой обвила тело его кода и потащила прямо к единственному глазу, вспыхнувшему в глубине глыбоподобного туловища монстра Крис пытался вырваться, но сил явно не хватало, и стремительно приближавшийся глаз уже навис над ним. Откуда-то из-под глаза вдруг стал выдвигаться, распрямляясь, впечатляющих размеров длинный клюв. Страшный, с гладкими блестящими боками и загнутым книзу концом, он при приближении Джордана хищно раскрылся.

«Уж не хочешь ли ты закусить мною?» – мелькнула мысль. Джордан понял, что Тони во время последней встречи не шутил. Он видел именно эту тварь, но от этого было не легче, нужно было спасаться. Еще несколько мгновений и...

Яркая вспышка выстрела – и заряд попал прямо в глаз чудовищу! «Джеймс! – успел подумать Крис, – Псевдо-Джеймс стреляет!»

Вторая вспышка – и еще один программный убийца кодов вонзился в глаз! Монстр замотал головой. Хватка чуть ослабла, Джордан попытался выскользнуть, но код хищника сохранил чувствительность – объятия сразу стали сильнее. Еще вспышка, и еще!

«Джеймс боится бить веером! – догадался Крис. – Он опасается меня зацепить!»

Чудовище, или спрут, как его назвал Мейджер, резко приподнялось и метнулось в сторону. Крис не видел, где находится экс-Паук, но мог поклясться, что монстр бросился к нему. О, да он перемещается так быстро, что Джеймсу не уйти! Господи, да что же, им обоим на корм этой твари идти? Ну нет, медуза, такому не бывать! Ты хоть и сильна, но сегодня тебе попалась добыча не по зубам или не по клюву? Не твоя, одним словом!

Джордан вспомнил налет серебрянок. Тогда ему удалось запустить у себя выброс неизвестной ему энергии. Он назвал его информационным, и это скорее был даже не выброс, а настоящий ураган, но сейчас не важно, что это было. Важно вспомнить не что он сделал, а как!

От этого теперь зависят сразу две жизни – его и псевдо-Джеймса!

Джордан напрягся изо всех сил. Он стал хуже слышать, хуже видеть, но разве эти органы ему сейчас помогут выжить? Крис просто не представлял, что ему нужно сделать, и просто генерировал энергию, но она бесцельно уходила в пространство! Спруту она не могла ничем повредить!

Вдруг Крис почувствовал, что монстр изменил направление движения. Видимо, экс-Паук метался в поисках спасения по всему серверу и, вполне возможно, мог бы спастись, но тогда ему пришлось бы бросить Джордана. Крис был уверен, что псевдо-Джеймс этого не сделает. Проклятье, товарищ жизнью рискует, а он тут на спруте катается...

И тут до чиплендца дошло, в чем он ошибался, почему у него не получалось вызвать информационный ураган. Злость, вот что нужно для выброса! Ну уж чего, а поводов для этого у Джордана предостаточно. Сейчас, Джеймс, подожди чуток!

Поле возникло совсем неожиданно. Мгновение назад его еще не было, и вдруг прямо на глазах окружавшая его программа стала распадаться! Словно раскаленный прут, вошедший в масло, Крис стал вызывать вокруг себя «таяние», рассыпание кодов! Щупальце ослабило хватку, и Джордан почувствовал относительную свободу Не успел он еще толком осознать, что свободен, как злосчастный орган развалился на три или четыре куска и стал разлетаться в разные стороны.

Джордан обернулся Сейчас чудовище больше напоминало не медузу. Теперь это был настоящий гигантский спрут. Вздыбившись и нависнув над Крисом, он недоуменно смотрел своим огромным глазом то на Джордана, то на обрубок своей потерянной «ноги» и был явно растерян! А потом монстр покачнулся.

– Крис, берегись! – раздался крик псевдо-Джеймса. – Клюв! – Эндрю, я, кажется, нащупал решение! -Макс Грай, молодой программист, которого Закаркин решил выдвигать на место покойного Ваши, рьяно взялся за интересную задачу Его трудоспособности и выдумке не было границ! Возможно, не хватало здравого смысла, но, может быть, именно это и было самым ценным качеством в данной ситуации. Нереальный, или, как принято говорить, виртуальный мир требует людей с нетривиальным мышлением Те, чьи идеи в обыденной жизни вызывают непонимание, а зачастую и смех, теперь, в сетевой борьбе, могли оказаться практичнее многих.

Едва Макс появился в отделе, как за ним закрепилось прозвище Максвелл. Кто-то, кто именно, сейчас уже и не найдешь, наслушавшись пояснений молодого дарования о том, как работает очередное его творение, заявил, что легче неразрешимое уравнение Максвелла решить, чем понять то, что говорит этот Грай Позже, когда программы этого самого Макса стали показывать более высокие результаты, чем у его коллег, прозвище стали трактовать как трансформацию имени программиста. Но те, кто знал Макса с самого начала его работы в Империи, знали, что это не так и имя Грая здесь ни при чем. А может, и при чем, может, именно оно заставило вопрошающего и получившего в ответ такую заумь вспомнить имя великого математика, любителя головоломок.

– Ну что ж, хвастайся, что ты там наворочал!

Закаркин отвлекся от своего дисплея. Он был рад, что к решению проблемы подключил Грая. Эндрю был хорошим специалистом по базам данных, неплохо ориентировался в системных проблемах, но вот в Сети он был не сильнее тех, кого называют продвинутым пользователем. Нет, он, конечно, мог и администрировать локальную сеть, но делал это с неохотой и только в самых необходимых случаях С таким багажом знаний Эндрю был слабоват для борьбы с Живыми, но кто захочет сказать о себе такое? А вот Максвелл, с его фантазией, граничащей с сумасшествием, был словно бы рожден именно для таких вот неподвластных нормальной логике ребусов – Я надеюсь, это достаточно безумная идея? – спросил он скорее для проформы, чем из любопытства. Других мыслей у Грая просто не бывало!

– Вполне! – серьезно ответил Макс Ему даже в голову не пришло, что вопрос был полушутлив. Что поделаешь, у Максвелла были проблемы с юмором. За все время работы молодого программиста в Империи на его устах улыбку видели всего раз или два, да и то в такие моменты, когда, казалось бы, ничто к этому не располагало.

– Я даже не пойму, почему вы сами этого не сделали! – продолжил Грай. Он был довольно резок в выражении своего мнения и не очень старался облечь свои высказывания в менее травмирующие собеседника формы. – Это же само напрашивается! Если вы наградили Виктора зрением, то почему бы самим не воспользоваться этим же драйвером? Написан он не так уж плохо, вот только здесь и здесь нужно добавить преобразователь Анхола, а здесь убрать лишние ссылки. Они все равно не работают Вот посмотри, так же лучше!

Эндрю смотрел на код программы, но поскольку ориентировался в нем плохо, то и сказать ничего не мог. – Испытания покажут, – глубокомысленно изрек он. – Вызови Шанца, пусть проверит.

– Из твоих слов я понял, что Виктор в этом уже не нуждается. Наоборот, я бы хотел скопировать его программы, чтобы посмотреть, как он там все сделал. Я не думаю, что поэт там создал что-то шедеврально-гениальное, но все равно интересно! А вот испытания моих драйверов мы проведем...

– Ну ни хрена себе! – закричал Закаркин, бросаясь к большому дисплею.

Макс посмотрел на него с удивлением – он вроде бы еще ничего не показал, чего ж тот кричит?

Но Эндрю привело в такое волнение вовсе не то, что говорил Максвелл. На большом дисплее коммуникатора, в самом его углу, там, куда они переместили

окошко с новостями, появилась не кто иная, как Сандра Чен! Вот это номер! Вся Империя стоит на ушах, разыскивая эту бойкую девицу, а она спокойно ведет новости!

– Боб! – Закаркин набрал номер коммуникатора босса. И как только на дисплее появились выпученные глаза, возбужденно проговорил: – Боб, включи новости! Там эта ваша журналистка!

Бульдозер, который в это время разговаривал с Фолли, раздраженно поморщился. Ну что за манера вот так вламываться на номер, который предназначен только для самых важных сообщений? Однако последние слова программиста заставили его унять раздражение. Журналистка? Да, новость важная, хотя вполне возможно, что это купюра из какой-нибудь старой записи.

Фолли, предугадывая желание Бросмана, да и собственное нетерпение сказалось, опередил босса и включил коммуникатор на местный новостной канал.

– ...роль Марко Симоне в общественной и политической жизни Хардсон-сити переоценить невозможно! Его убийство носит насколько криминальный, настолько же и политический характер. Это убийство – попытка захлопнуть дверь в будущее, в которое так стремительно, так смело вел нас этот замечательный человек. И пусть ханжи сейчас возмущаются и говорят, что Симоне был преступником. Но кто из вас может честно сказать самому себе, что он ни разу не нарушал Закон? Что он всегда был законопослушен и правилен?

– Это что такое! – заревел Бросман. – Что, я тебя спрашиваю! Откуда? Где? Откуда она? На каком канале?

– "Независимые новости"! – Фолли показал на значок «НН» в нижнем левом углу.

– Но там же... Как?! Убью! – Бульдозер чуть не захлебнулся и, вспомнив, чем может закончиться возможный приступ кашля, снизил тон, – Как, я тебя спрашиваю, она могла оказаться в студии?! – Подожди, Боб, не спеши! – Фолли панически боялся вот таких вспышек гнева Бульдозера. В такие минуты тот мог схватить импульсник и начать дырявить всех подряд. – Не забывай, кто против нас! Эти мерзавцы...

Осененный внезапной догадкой, Бросман переключил коммуникатор на «Перекресток новостей».

– ...и вот теперь, когда замысел ближайшего помощника, так называемого Бульдозера, этого новоявленного Брута...

– Заткнись, сука! – зашипел Боб. И это шипение было для Пе пострашнее любого крика. Это было шипение короткой, но толстой, похожей на бегемота, змеи. – Я тебя... Фолли, найди, где их... где она... где студия! Немедленно найди или я тебя сам расшмаляю! Эту шкуру приведешь мне живой, я ее... я ее... Акула, тварь, упустил суку! На куски порву!

И тут началось самое страшное. Бросман, отдавая приказ Пе, стоял спиной к дисплею и не видел смену изображения. Но голос-то свой он не мог не узнать!

– Я не знаю, что здесь наговорила эта пигалица! – начал тот, кто был на экране. Кто бы это ни был, но попадал он в тон очень точно! Как раз в манере Бульдозера! Пожевал губами. – Она свое еще получит! А я... Нужно будет, и Сазерленда, и всех остальных на тот свет отправим! Все будет так, как я сказал! И Самплер не поможет! Марко слишком расслабился, вот и пришлось его хоронить! Я себе такое не позволю!

– Фолли, это не я! – Бульдозер растерянно переводил взгляд с дисплея на карлика и обратно. – Мамой клянусь, не я!

– Да что же это такое! -возмутилась Сандра. – Я же... Как он мог так поступить?

Журналистка набрала номер, который оставил ей Сазерленд.

– Стив! Ты видел, как твой хваленый «воспитанный» Крис даже не дал мне договорить? – Подожди, ты же видела, что там что-то произошло! – Снейк озабоченно потер подбородок. Этот жест он тоже перенял у Джордана. – Он не мог так быстро закончить! Крис всегда доводит дело до ума!

– Стив, ты меня совсем не слушаешь! – недовольно воскликнула мисс Чен. Ее красиво очерченные легким татуажем губки капризно надулись. – Я хотела дать красиво", проникновенное вступление, довести публику до высшего накала, а затем дать слово твоему Джордану, а он... Грубиян и невежда!

– Ты бы меньше трепалась, может, он и успел бы сказать то, что хотел! – резко осадил ее Сазерленд. – Получилось, что ты устроила свое выступление, а главное, ради чего все было затеяно, сделать так и не успели!

– Стив, как ты можешь? В конце-то концов, этому будет конец? Ты всегда на его стороне!

Роллерболист чуть не заскрипел зубами. Она его просто не слышит!

– Слушай, опомнись! – едва сдерживаясь, произнес он. – Мы не твое паблисити устраивали! Криса люди должны были слушать, а не тебя!

Журналистка растерянно захлопала глазами. Она прекрасно видела, что Сазерленд сердится, но все еще не понимала почему. Ведь хотела же сделать как лучше...

– Он же сказал... – залепетала она. – Ну не все, что хотел, но все же Стив, я не виновата, что он не смог удержать канал!

– Сандра, у них что-то случилось, – Сазерленд старался говорить спокойно. – Мне некогда слушать твои глупости! Прости, я тебе потом позвоню!

Игрок говорил и сам себе удивлялся! Вот как интересно получается! Пока Крис и псевдо-Джеймс были у него в голове, он ревновал журналистку, переживал, что все их любовные страсти происходят на виду у всех. Стив даже хотел ограничить свои отношения с Сандрой одним только общением и исключить секс, но не смог противиться природе и сдался. Да и как он мог объяснить ей свое воздержание? Но вот стоило ему остаться наедине с самим собой, как страсть стала стихать, а в поведении и в облике мисс Чен он все больше и больше замечал раздражающие его черты. Сазерленд старался давить в себе эти сигналы, не замечать их, но Сандра сама не уставала давать ему повод для разочарования.

Вот и сейчас, когда он чувствует, что друзья в беде, эта дура достает его своими глупостями. – Я не знаю, что у них случилось, – не умолкала мисс Чен, продолжая разрушать их отношения, – но впредь для своих передач ищите себе другого журналиста! Я больше в этом участвовать не хочу!

– Ну что ж, договорились, найдем другого! Или другую! – Стив отключил связь.

Сандра застыла с открытым ртом. Как это другую? О чем это он! О Боже, что же она натворила! Ее Сазерленд найдет себе другую? И все новости, все сенсации, которые буквально роятся вокруг этой странной троицы, пройдут мимо ее? Ну нет, не бывать этому! Мисс Чен схватила пульт управления большим коммуникатором и повторила набор номера. Абонент был занят...

ГЛАВА 23

А Стив в это время говорил с Оскаром. Коса тоже обеспокоило исчезновение Джордана. Крис никогда не бросал дело на полпути! Такой экстренный вылет из эфира, и то, что теперь они с псевдо-Джеймсом не отвечают на посылки поисковиков, регулярно отправляемых обоими друзьями из реального мира, говорило о том, что в Сети появились серьезные проблемы. Но что могло там произойти? Кто, кроме Джордана и экс-Митчела, мог оказывать влияние на жизнь сетян?

– Оскар, это Бульдозер! Это он! Больше некому! – осенило Сазерленда. – Они опять своих убийц запустили! Или еще какую-то пакость сделали! Ведь не зря же все произошло, когда Крис выступал!

– Похоже, ты прав. – Оскар озабоченно посмотрел на Стива. – Знаешь что, давай-ка не торопись, а то я вижу, что ты уже готов к штурму! Крис бы тебя не одобрил! Поговорим с Рошалем, может, он со своим виртуальным двойником свяжется...

– Давай, – растерянно согласился Сазерленд. – Только мне почему-то кажется, что и его мы не найдем. Оскар, там что-то ужасное случилось! Вот чую нутром беду.

Профессор откликнулся на второй сигнал вызова. Видимо, он сидел за коммуникатором и ждал связи.

– Профессор, у нас проблемы! – выпалил Сазерленд.

– Ребята, я еще не научился вас всех различать, но, судя по напору и бесцеремонности, это Стив. – Р-Рошаль строго посмотрел на Снейка, – Что же у вас там такое произошло? Я видел начало выступления, но потом произошло что-то непонятное. Я все жду продолжения, но, судя по твоему звонку, его не будет.

– Извините, профессор, но не могли бы вы связаться с... Ну с вашим... этим, ну... с сетевым... виртуальником!

Сазерленд так мучительно подбирал определение, что профессору стало его жаль. Ведь есть же способности, ну почему не работает над собой? Брал бы пример с Джордана.

– Стив, я уже давно знаю, что Крис разделил нас как виртуального и реального Рошаля. Прекрасная классификация, вот и пользуйтесь ею! А если ты боишься, что можешь этим обидеть меня, то могу тебя уверить, что этого не произойдет. Что касается связи с моим виртуальным воплощением, то у меня ее сейчас нет. К сожалению, он в энергетической коме. Спасая ваших друзей... Ну да ладно, это вы и без меня знаете. А что касается опасности, то вы с Оскаром здесь находитесь в гораздо большей опасности, чем они там! Что могло там произойти, не знаю, но уверен, что скоро они сами свяжутся с вами.

– Так вы думаете, что все в порядке? – Сазерленду очень хотелось поверить, но этому мешала какая-то щемящая боль в груди. – А вирусы? Вы не допускаете, что имперцы могли запустить какой-то новый вирус? – Стив, все может быть, – терпеливо ответил Р-Рошаль. – Но есть веши, изменить которые мы не в силах. А если так, то зачем тогда волноваться? Успокойся, сейчас для тебя главное – не выдать своего местоположения! Это сейчас главная твоя задача – спасти самого себя. Все остальное восполнимо.

Сазерленд вежливо попрощался и вышел из коннекта, ощущая, как его охватывает злость. «Жаба холодная, привык людей пачками переделывать, наблюдать за ними, как за кроликами, вот и меня таким хочет сделать», – решил Стив. Вот Крис, тот не раздумывал, когда за профессором в Сеть имперскую пошел! А там неизвестно что могло произойти. Вообще здесь, в реальном мире, суки одни продажные остались! Только на Оскара и можно положиться, остальные только о своей шкуре и думают!

– Оскар! – Стив снова набрал коммуникатор друга, – Давай, думай, как подорвать Бульдозера! Если не хочешь, я сам пойду! И не спорь, начнешь уговаривать, можешь даже не звонить мне! Если Крис не объявится, я никого слушать не стану! Бросман жить не будет!

Фолли сидел перед экраном своего коммуникатора, предварительно отключенного от Сети, и молча перебирал возможные варианты нахождения журналистки. Ее по приказу Бульдозера искали везде. Люди ходили по домам, где сдавались квартиры, по гостиницам, по спальным районам и везде расспрашивали обитателей о молодой женщине с восточными чертами лица. Все студии были поставлены под контроль, во всех клубах, где бывают журналисты, были оставлены наблюдатели.

Но Пе знал, что все это если и даст какой-то эффект, то не скоро. А ему эта обезьянка нужна сейчас. Но как ее найти в таком мегаполисе, как Хардсон-сити? Не прочесывать же подряд все квартиры и дома!

Пе еще раз перебрал все способы, что были использованы в поисках журналистки. Дома ее нет. У Сазерленда тоже. Подруги? Тоже нет, но на всякий случай посмотрели, пусто! Нужно ли говорить, что везде оставлены имперцы, но надежд на удачу мало.

Побывали, само собой, и в студии новостей. Акула и вправду идиот, зачем было людей калечить? Избил редактора и журналистов канала, а за что? И вывели его все на того же Жоржа, у которого журналистка пряталась. Нет, нужно было себе еще и там врагов нажить! А вот подумать, порасспрашивать всех, того же Жоржа, к примеру, мозгов не хватило! А ведь... Твою мать, а ведь он-то может знать о мартышке побольше, чем говорит! Вот! Вот оно! Фолли еще боялся поверить себе, но уже чувствовал, чго все-таки нашел конец ниточки. Раз они коллеги и так близки, что прячутся друг у друга, значит, журналист может знать, где она.

Зайдя с этой идеей к Бросману, Пе застал там Фила Граббе. Начальник Службы Безопасности, мрачный, насупленный, докладывал о потерях, причиненных сбоем в работе Сети.

– О! Вот он! – Бульдозер указал пальцем на вошедшего Фолли. – Вот он тебе и расскажет, где искать виновника всего того, что произошло. А я пойду попробую пару часиков поспать. Стимуляторы вот-вот откажутся мне помогать, а скоро на сходку. Так можно и ошибок наделать. Так что поймите меня правильно и постарайтесь не будить зря! Граббе, поверь, наш малыш Пе очень ловкий игрок. Я думаю, если вы будете работать вместе, то добьетесь результата. Давайте, ребята, сидите, работайте, а меня не трогайте, дайте хоть немного передохнуть!

Бульдозер, устало кряхтя, поднялся из кресла и направился в комнату отдыха. На полпути он обернулся, словно хотел еще что-то сказать, но, очевидно передумав, пошел в двери.

Фил не стал ходить вокруг да около, а перешел прямо к делу. Он хотел поскорее покончить с неразберихой и найти виновников трагедии.

– Пе, Боб не сразу подключил меня к теме, – сказал он, – так что давай выкладывай свои соображения. А я по ходу буду спрашивать. Если что-то не то скажу, не обессудь, незнание плодит ошибки! – Ого, чувствуется университетское образование! – Фолли с интересом посмотрел на Фила. – Я не прав? – Прав! Здесь, в Хардсон-сити, – Граббе сел в кресло, в котором ранее сидел Бульдозер. Хотел ли он этим подчеркнуть свое более высокое положение в имперской иерархии или просто счел, что в нем ему будет удобнее, бородач пока для себя не определил. Но в его личной характеристике напротив плюсика, который он поставил Филу за ясность мышления, появился минус. Ну ничего, посмотрим, как ты дальше себя зарекомендуешь.

Пе тоже сел в аэрокресло и подкатился к столу. Как раз к тому месту, где должен сидеть руководитель.

– В первую очередь необходимо доставить и допросить под глубоким гипнозом некоего журналиста, коллегу мисс Чен, по имени Жорж. С допросом может справиться наш Брайан Джад. Где найти его, спроси у тезки Джада. – Фолли говорил мягко, негромко, но так, чтобы у Фила и мысли не возникло сделать что-то не так. – Акула и его люди уже беседовали с ним, но спрашивали не то, что нужно. Ну это потом, пусть привезут. -И еще, это очень важно! Когда твои люди найдут девку или узнают, где ее искать, чтобы и дыхнуть в ее сторону не посмели! У меня насчет нее есть один очаровательный планчик!

Фолли почесал руку. У аналитика всегда, когда он чувствовал, что находится на верном пути, начинала чесаться тыльная сторона левой ладони.

– И еще что я подумал, – продолжал Пе, видя, что Граббе не спешит с вопросами, – неплохо бы нам проверить дом Джордана в Чипленде. Что-то мы совсем оставили его без внимания.

Псевдо-Джеймс со злостью посмотрел на бешеную зверюгу. Откуда взялась эта живая гора, полная злобы и желания убивать? От нее с такой силой веяло агрессией, что экс-Паук всей своей программой воспринимал поток флюидов ненависти, исходящих от невиданного создания чьей-то больной фантазии.

Увидев, как неизвестно откуда взявшаяся тварь, отдаленно напоминающая гигантского спрута, раскрыла свою клювообразную пасть, собираясь нанести Крису решающий удар, экс-Паук не выдержал. Свой крик – предупреждение Джордану – он испустил одновременно с выбросом целой серии веерных выстрелов. Экс-Митчел целился в клюв: если даже спрут успеет дернуться к Крису, то вместо него подставит под заряд программ-убийц, вырывающих куски кодов, свой единственный глаз. И еще неизвестно, что для агрессора будет опаснее.

Все так и произошло. Вихревой сноп, что понесся от экс-Паука к спруту, накрыл верхнюю часть основания клюва и глаз твари как раз в тот момент, когда его голова-тело ринулась вниз, неся неминуемую смерть Джордану. Удар, в который псевдо-Джеймс вложил всю свою силу, все же не мог причинить существенного вреда такой огромной твари. Программы-убийцы, рассчитанные на противника много меньших размеров, могли лишь «оцарапать кожу», содрав какую-то совсем мизерную часть кода, что для спрута опасности не представляло. Но верный прицел и тонкий расчет свое дело сделали монстр потерял ориентацию в пространстве и удар смертоносного клюва прошел мимо!

Экс-Паук, ободренный успехом, выпустил еще один заряд. Он не рассчитывал на повторение успеха, но того, что удар окажется совсем уж безвредным, псевдо-Джеймс не ожидал. Хоть бы Крис догадался рвануть оттуда поскорее. Ведь можно попытаться убежать, пока спрут не собрался нанести следующий удара. Псевдо-Джеймс так бы и поступил, но что задумал Джордан, было непонятно. Или, может, удар все-таки задел Криса, и он не в состоянии самостоятельно убраться оттуда? Или, может, часть веера зацепила и его? Вот черт, если это так, то Джордану не спастись!

Экс-Паук, не думая о последствиях, понесся вверх и вперед. Рассчитывать, что спрут не видит, что он делает, было бы наивно, выпуклый глаз позволял монстру иметь достаточно большой обзор, но не ждать же, пока эта тварь разорвет Криса! Щупальце, взметнувшееся в его сторону, наглядно показало, что чудище не оставило без внимания и его. Псевдо-Джеймс, уклоняясь от «объятия», всадил в него почти бесполезный заряд и, восстанавливая дистанцию, отскочил назад.

Нет, тут нужно что-то поэффективнее, однако сейчас, пока Джордан в опасности, думать об этом было некогда Экс-Паук не узнавал самого себя! Вместо того чтобы спасаться, он снова пошел вперед. Имитируя атаку, сетянин пустил серию зарядов в глаз чудища, рассчитывая на то, что болезненные уколы заставят спрута отвлечься и подумать о собственной защите. В этом случае у Криса появится время, чтобы отскочить. Расчет оказался верным. Избежав неминуемой гибели от гигантского клюва, пролетевшего в какой-то тысячной доле микросекунды от него, Крис не стал ждать повторной атаки Зрелище было настолько впечатляющим, что возбуждать себя специально не пришлось. Поле возникло само по себе, и Джордан ощутил, как вокруг него снова стал образовываться инфовакуум. Но на этот раз иллюзии, что он способен одолеть монстра, у Криса не было. Пользуясь моментом, Джордан стал прокладывать себе путь к свободе. Он продвигался вперед подобно ледоколу, прокладывающему путь из ледового плена. Новые кольца, которые чудище уже успело намотать вокруг него, распались, как и то, первое щупальце, на короткие толстые обрубки. «Только быэтот спрут-переросток не подключил другие!» – успел подумать Крис и оказался на свободе!

На этот раз он не стал повторять своей ошибки и взмывать вверх. Стелясь вдоль самой низкой части магистрали, моля бога о том, чтобы программный моллюск среагировал на побег как можно позже и опоздал с перехватом, Джордан рванул к темнеющему отводу в узкий канал какого-то неизвестного клиента Сети. Это тоже было авантюрой. Хорошо, если линия окажется достаточно длинной, а вот если конечный потребитель рядом? Тогда беда! В этом случае снова придется принимать бой Хотя, конечно, там Крису будет легче отбиваться, вражеские конечности будут ослаблены.

Побег удался. Спрут, при всех его устрашающих размерах и явных признаках интеллекта живой программы, оказался неспособен решить простейшую задачу борьбы с двумя объектами. Отвлекающий огонь псевдо-Джеймса и неожиданное излучение Джордана заставили его замешкаться с выбором приоритетной цели. Он то дергался в сторону уносящегося Криса, то вдруг разворачивался к беспрерывно палящему в него экс-Пауку. Кончилось все тем, что спрут, повернувшись в очередной раз, обнаружил, что Крис исчез. И тут же пропал и второй сетянин!

Утро, по мнению Бросмана, наступило слишком быстро. Солнце светило слишком ярко, а автоматика контроля прозрачности окон убрала затемнение вообще непозволительно рано. И кофе слишком горячий. Черт, голова болит, все-таки шесть часов сна ему маловато, обычно Боб спит дольше, но сегодня эта дурацкая сходка, нужно все проверить, проконтролировать!

Бульдозер включил коммуникатор и просмотрел поступившие сообщения. Ну хоть здесь более или менее порядок. Вот и первая обнадеживающая новость – Жорж, тот, у которого пряталась эта журналистка, которая вчера... Нет, Боб, не отвлекайся, а то голова еще сильнее трещать начнет! Следующее сообщение было продолжением первого Брайан Джад уже приступил к работе с Жоржем. Ну, в этом можно было не сомневаться. Что ж, если первые два сообщения не несли в себе неприятностей, то, может, и третье будет удачным?

Но больше сообщений не было. «Спят, бездельники», – проворчал Бульдозер. Разленились помошнички! Он, без пяти минут Смотрящий, недосыпает, ошибки нерадивых бестолочей выгребает и полночи только этим и занимается, а они...

Видимо, судьба решила в это утро уберечь Бульдозера от стрессов. Новой вспышке гнева не дала разгореться трель коммуникатора. Бросман, не успев даже подумать, кто может его вызывать в такое время, нажал кнопку ответа.

– Тюля? – опешил он, увидев своего визави.

Бульдозер впервые получал вызов от одного из самых авторитетных и уважаемых воров Конфедерации. Смотрящий Баксонвиля был старым приятелем покойного Симоне и по его хмурому лицу было видно, как он удручен происшедшей трагедией. Записной балагур и весельчак, сейчас он совсем не напоминал прежнего Тюленя.

– Здравствуй, Боб. – В глазах Тюли стояла неподдельная печаль. – Прости, что потревожил, понимаю, что тебе сейчас достается. Я тебе звоню от всех... Мы здесь посовещались... поговорили. Конечно, мы понимаем, что вам, хардсон-ситекской общине, сейчас нелегко. И мы не желаем отнимать у вас много времени. Скажи, когда у тебя будет время, мы хотели бы приехать пообщаться, поговорить...

– Вы хотели это сделать до сходки? – спросил Бросман, а сам лихорадочно гадал, что может означать этот визит? Что стоит за этим?

– Боб, о чем ты говоришь? – Тюлень из Баксонвиля грустно посмотрел на Бульдозера. Совсем у толстяка голова не соображает. – Кто в такие дни сходки проводит? Мы должны достойно проводить нашего брата Марко. Забыть все разногласия и оказать этому великому человеку и настоящему другу все почести. А сходка она от нас никуда не убежит. Может, после похорон а может быть, проведем ее в другой раз.

– Нет-нет, раз уж все собрались, – пролепетал Бросман. – Все на месте...

Глаза морского волка вспыхнули. «Ох, как же не терпится этому губошлепу Смотрящим стать, – подумал он про себя, – Так не терпится, что совсем уже соображать перестал. Кто же так выдает свои чувства? Так недолго и до дурного докатиться».

– Сходка состоится, раз уж люди собрались, то обязательно состоится. Это от нас никуда не уйдет, – проговорил Тюля. – Сядем, поговорим, разберемся во всем. решим, кого на город ваш поставим. Но это потом, после...

Татам не смог произнести слово «похороны». Перед его мысленным взором встал как живой Марко. Теплый человек, такой уютный... Да-да, к Симоне это слово как раз подходило. Эх, Бульдозер, не сохранил ты такого человека! Даже если ты здесь и ни при чем, все равно с тебя спрос будет – как же можно было не уберечь, не закрыть собой своего Смотрящего?

– Сразу после церемонии прощания? – Бросман вернул Тюлю к теме сходки. Он никак не мог согласиться с тем, что дата его восхождения на высшую ступень городской иерархии вновь откладывается. – Или на следующий день?

– Тебе сообщат, – сухо сказал Татам. – Я передам твои пожелания уважаемым гостям. Мы бы тоже не хотели уехать, не переговорив с тобой. Люди не поняли твоего вчерашнего поступка. Выступление в новостях было весьма странным!

– Тюля, это не я! Это Я вам все потом расскажу! – Бросман разрывался между желанием оправдаться и опасением испортить эффект от своего планируемого выступления преждевременным разглашением информации.

– Боб, в этом никто и не сомневается. Конечно, расскажешь. Тебе дадут возможность прояснить свою позицию по все вопросам. Не только по вчерашнему. Все, что посчитаешь нужным сказать, скажешь. – Смотрящий Баксонвиля проговорил это, не глядя Бобу в глаза, что сразу насторожило Бросмана. Он почувствовал, что в чем-то прокололся, что между ним и Тюленем возникла невидимая преграда отчуждения, но не мог понять причину внезапной перемены в своем собеседнике.

– Так когда ты готов будешь принять людей? – Тюля вернулся к первоначальной теме. – Что передать Смотрящим? – Я... вы... Да о чем говорить, в любое время! – Бросман вспомнил об обязанностях принимающей стороны. – Тюля, ты же знаешь, я всегда рад...

– Тогда мы придем после обеда. – Смотрящий Баксонвиля, так и не встретившись глазами с Бульдозером, попрощался и отключил связь.

Ну вот, одной заботой меньше, сходки сегодня не будет. Бросман не знал, радоваться этому или огорчаться С одной стороны, хотелось поскорее утвердиться, поскорее получить официальное признание, но с другой... Боб никому бы не признался, но самому себе-то чего врать? С другой стороны, он очень боялся этой самой сходки. А вдруг каким-то образом станет известна его роль в трагедии на матче? Уж лучше тогда не спешить со сходкой, он и так имеет всю полноту власти!

Вновь раздалась трель вызова. Что ж, рабочий день начался.

И на этот раз подушка попала в цель. Сбив куклу, миниатюрную копию капитана «Скорпионов», она шлепнулась прямо за трансформер. Ничего, еще пара попаданий, и можно начинать гимнастику. Хватит переживать, пора брать себя в руки. Нет, ну каков негодяй. Другую он найдет! Попробуй только!

Сандра поставила фигурку на стол и, отойдя в дальний конец комнаты, запустила подушку еще раз. Промах! Вот черт, значит, всю серию бросков нужно начинать заново? Сколько же можно нервничать? Уже какая по счету попытка провести пять точных бросков подряд прерывается на четвертом! Да что ж это такое, почему она так нервничает? Уже давно пора переходить к медитации, а выполнить задание, данное самой себе, все никак не удается.

Ну и ладно! Не хочет подушка попадать в куклу этого мерзавца Стива, и пусть! Попадет в живого! Как он только мог сказать такое? Она как журналистка его не устраивает! Или он другой смысл вложил в эти слова? Конечно, Сазерленд ляпнул это в запале, не от сердца, но думать же нужно, что говоришь! Да еще прилюдно!

Не постеснялся своих друзей, не посмотрел на то, что этот зазнайка Джордан сорвал ее выступление, к которому она так готовилась. Как он мог? Даже ести он действительно в тот момент так думал, мог бы, по крайней мере, не показывать этого, сдержаться!

Нет, такое оставлять безнаказанным нельзя! Сазерленд еще пожалеет о том, что сказал. Так пожалеет, что потом десять раз подумает, прежде чем говорить что-нибудь. Пусть только заявится!

Сандра обхватила себя руками. Господи, да что же это происходит? Зачем она себя накручивает? Давно пора прекратить это сумасшествие! Давай, краса-девица, бери себя в руки, нечего нервы свои распускать! Так и до истерики недалеко!

Мисс Чен разожгла благовония и, постаравшись отрешиться от всего земного, принялась выполнять упражнения, которым научила ее бабушка. Одно, другое, третье Сложность движений увеличивалась, каждый элемент требовал все большего и большего сосредоточения и внимания. И чем лучше, чем точнее мисс Чен воспроизводила заученное, тем дальше от нее отходили проблемы, тем мельче казалось пережитое огорчение...

Но и эти занятия Сандре не удалось довести до конца. Вызов коммуникатора, столь редкий в этом жилище, заставил мисс Чен мгновенно вспомнить о своем обидчике. В том, что звонит Стив, можно не сомневаться, кто еще знает этот номер?

– Жорж? – Сандра от изумления чуть не нажала кнопку прекращения связи. – Ты? Как... Ах да, я же сама тебе дала этот номер...

– Сандра, прости, что беспокою тебя, – перебил ее Жорж. – Но поверь, другого выхода не было.

Журналистка заметила, что ее собеседник опасливо оглянулся. Видимо, не хотел, чтобы кто-то застал его за разговором с Сандрой.

– Жорж, что-то случилось? – спросила она. – Ты выглядишь обеспокоенным.

– Да, случилось. – Жорж, словно колеблясь, говорить или нет, сглотнул слюну. – Тут творится что-то непонятное! – начал он наконец. – Приехали какие-то люди. Сказали, что из самой Империи. И говорят очень странные вещи! Что будто к нам сюда вот-вот приедет сам Бросман. Хочет выступить с заявлением. Наверное, хочет дезавуировать твое интервью. И, представляешь, я этому не верю, но его референт настаивает. Бросман хочет сообщить о том, что в Сети якобы живут люди! Нет, не так, как наши сумасшедшие, которые днем и ночью сидят за компьютером, а по-настоящему! Ты в это можешь поверить? Нет? Я тоже! А он хочет этим весь мир удивить! Это же нужно такое придумать! В Сети живые люди! Но и это еще не все – он их собирается объявить врагами Конфедерации! В Империи якобы уже разработана программа для их уничтожения – Журналист опять посмотрел в сторону. – Они называют их сетянами. Специально для этого приглашен один сумасшедший программист. Нет, ты только представь – какие-то фантастические сюжеты, ну просто настоящие виртуальные войны!

Сандра почти не слышала Жоржа. То, чего она больше всего боялась, все-таки случилось! Из-за Сазерленда и его друзей, с их идиотскими тайнами, первым о жизни в Сети объявит кто-то другой, а не она! Ее, которая знала о сетевой жизни раньше любого другого журналиста, которая лично знакома с этими жителями, теперь отодвинули в сторону, и слава достанется другому!

– ...и вот, представляешь, они говорят, что это твой Сазерленд живет в Сети! Я потому тебе и звоню, может, ты что-нибудь знаешь об этом? Да нет, если бы знала, ты бы эту тему никому не уступила... Но с другой стороны, имперцы просто так шутить не станут. Если уж решились сказать об этом, то уж наверняка проверили. Не будут же они себя дураками выставлять! Ну ладно. раз не знаешь, то прости, что потревожил! Отдыхай! Да, и не забудь, смотри наш канал!

– Есть! – закричал Макс. – Она посылает вызов! Ну все, сейчас номер Сазерленда будет у нас!

Пальцы Грая замелькали над манипулятором. Командная строка стремительно заполнялась малопонятными для непосвященных знаками и черточками. Закаркин успевал улавливать смысл общепринятых символов, но сами команды для него были по большей части неизвестны.

– Так, вот тебе и искомое! Эндрю, получай, это то, что ты просил!

Закаркин взглянул на свой дисплей. На нем в огненной рамке заплясал ряд цифр. «Мальчишка, как он любит эффекты!» – подумал Эндрю. В то же время он не мог не отметить, что парень знает свое дело, в Сети он как у себя дома. Одна только программа, позволяющая реализовать сетевые глаза, чего стоит! Теперь они уже не слепые, и если кто-то из сетян рискнет повторить свою атаку на сектор Империи, то их ждет очень интересная встреча.

– Можешь ли ты вычислить, где находится тот, кому звонит наша подопечная? – спросил он у Максвелла.

– Конечно! Только если это мобильный коммуникатор, то он может переместиться! – Грай быстро стал запускать программы. Мелькание команд и окон, в которых шли отчеты, заполнили весь большой экран. Это продолжалось несколько минут, после чего правая половина экрана раскрылась одним большим окном, в котором стала отмечаться трассировка соединения сообщавшихся коммуникаторов. Один за другим стали высвечиваться сетевые адреса серверов, через которые проходила связь. На левой половине экрана побежали строки с реальными адресами...

Максвелл, предвкушая победу, торжествующе повернулся к Эндрю.

– Кажется, ты получишь то, что просишь! – пообещал он.

– А мне кажется, что нет! – Закаркин показал на дисплей, где замигала синяя табличка с надписью: «Разговор прерван».

– Вот черт! – Макс дернулся к манипулятору. – Черт! Черт! – Ладно, не расстраивайся так! – успокоил его Закаркин. – Главное сделано, у нас есть оба номера! А уж по ним Граббе со своей бригадой найдет всех и вся!

Закаркин набрал Фолли и довольным голосом сообщил об успехе. Пусть заглянет в свою папку, там лежит искомое! Эндрю даже не понимал, какой подарок он сделал помощнику Бросмана.

Фолли в этот момент находился в кабинете босса. Там же был и Фил Граббе. Бросман распекал обоих за то, что журналистка еще не доставлена в комплекс Империи. Фил молчал, а вот аналитик с боссом не соглашался. Он доказывал Бульдозеру, что брать журналистку пока преждевременно. И то, что Пе не позволил орлам Граббе взять ее сразу, как только номер Сандры стал известен, было шагом верным, который вот-вот должен принести свой результат.

В чем-то, конечно, Бульдозер был согласен с Пе. Импровизация с участием Жоржа прошла безукоризненно. журналист заслужил свое право на жизнь, его можно оставить в покое. С этим, кстати, Бросман и не спорил. Да и дальнейшая игра могла дать свой результат, но вот только кто возьмет на себя ответственность, если любовнице Снейка опять удастся ускользнуть от рук имперцев? Дабы не искушать судьбу, Боб решил возложить всю ответственность за возможный срыв задуманной операция на Фолли.

Что же, в этом была своя логика. Времени на проведение классической операции не было, а посему наилучший эффект могла дать лишь грубая силовая акция. Князь Боргезе же стоял на своем. Одним словом, нашла коса на камень. Там, где один использовал давление власти, второй применял силу интеллекта. И вот теперь, когда программисты выдали номер коммуникатора Сазерленда, Фолли наконец перевел дух – результат его разработок был налицо!

– Вот теперь, Фил, можешь послать людей за красавицей нашего Змея!

Пе с видом привыкшего к победам оракула, со спокойным, можно сказать, безразличным лицом, растянулся в глубоком аэрокресле. Знал бы кто, с каким трудом он удерживал эту видимость безразличия. На самом деле ему хотелось кричать от восторга. Он – единственный, кто в этом беспомощном ответвлении Империи, что именует себя столичным, оказался способен добиться успеха! Все остальные просто дерьмо!

– Ее адрес у тебя уже есть, скоро мы будем иметь и адрес спортсмена, – добавил он, отхлебывая виски. – Действуй!

Граббе выжидающе посмотрел на Бульдозера. Хотя правота на стороне мозгляка, но пусть помнит, что не он здесь командует! Есть люди и повыше рангом!

– Давай, Фил, вперед! Твое время пришло! – разрешил Бульдозер. Он и сам сгорал от нетерпения. – И смотри, не подведи меня! Девку привести в целости и сохранности! Она нам пока еще живая нужна!

ГЛАВА 24

– Крис, что это было? – спросил псевдо-Джеймс. Они, не сговариваясь, встретились у того самого заветного сервера, в котором однажды нашли убежище. К слову сказать, и закуклившийся профессор тоже находился здесь. Друзья на всякий случай даже системное время в нем не поменяли, так дата и осталась смещенной на день вперед. Оба сетянина находились не в лучшей форме. Бой потребовал от них такого выброса энергии, что теперь они стали понимать, что продлись бой совсем еще немного, и в Сети появились бы еще два беспомощных кокона.

– Не знаю. – Джордан действительно не мог понять, что представляло собой одноглазое чудовище. – Мейджер предупреждал меня о нем, но я тогда не поверил ему. Еще и посмеялся над ним, решил, что он меня разыгрывает. Тони, наверное, обиделся на меня.

– Тони? – переспросил экс-Паук. – Какой еще Тони? Ты мне о нем не говорил. – Тони Мейджер. Ну помнишь, программист из Чипленда? Он работал у нас в Храме.

Обессиленный, а оттого раздраженный, экс-Митчел "непонимающе замотал головой.

– Подожди, о чем ты? Какой Тони, как он мог видеть эту тварь? Где Мейджер, а где она! Она же в Сети, он в реале, если ты забыл! – псевдо-Джеймс говорил резко, сказывался боевой запал, который его еще не покинул, – Крис, остынь, как Тони из реального мира мог видеть виртуального монстра?

– Сам остынь! – огрызнулся Джордан. – Если не понимаешь, спроси. Я ему на время глаза свои одолжил!

– Что? Глаза одолжил? – Экс-Паук опешил. – Крис, ты, случаем, не перегрелся? Может, тебе перезагрузиться?

– Это тебе нужно перезагрузиться! – вспылил Джордан. – Я вошел к нему на коммуникатор. Мы поговорили, а потом я подключил свои драйверы к нему. Он очень хотел посмотреть, как у нас здесь. А тут как раз и подошла эта тварь! Тони так ее испугался, что, когда я вернул себе зрение, у него еще губы тряслись. Теперь я понимаю почему, а тогда его высмеял! Он еще подумал, что я это специально ему подстроил, страшилку на его дисплей навел, дабы он в Сеть не просился.

– А он что, просился? – удивился псевдо-Джеймс. – Хотя чего удивляться, Тони из той же породы сумасшедших, что и ты! Взять и добровольно бросить свое тело, чтобы жить в этом...

– Зверинце? – подсказал Крис.

– Вот-вот, зверинце!

– А сам-то что? Если мы психи, то ты-то что здесь делаешь?

– Так у меня как здесь, так и в реальном мире своего тела нет! – отмахнулся экс-Паук. – Да и за тобой присматривать нужно. Вот потому я тут сижу и смотрю, как бы некоторые бестолковые на закуску местной фауне не попались! Кстати, Крис, раз ты такой всезнайка, объясни, откуда взялась эта очаровательная гадина?

Джордан не стал обращать внимания на сарказм. Как бы то ни было, а псевдо-Джеймс в который раз спас его жизнь.

– Если б я мог! Знаешь, как самому хочется понять, – Крис задумался. – Иногда такие мысли приходят. Ты можешь назвать меня последним придурком, но появиться он мог даже с другой планеты! Из другой цивилизации. Раз мы смогли попасть в Сеть, то почему не предположить, что и у других форм жизни может быть такой же прибор?

– Нет, ну таким я тебя еще не видел! – Митчел был ошарашен. Нет, что-то далековато занесло Джордана, нужно приземлять. – Ты хочешь сказать, что этот спрут представитель инопланетян?

– Запросто! А может, он просто живет здесь, – словно разговаривая сам с собой, продолжал Крис. – Может, он здесь и не один.

– Нет, ты меня разыгрываешь! – Псевдо-Джеймс и так был самым недоверчивым из их троицы, а тут Джордан говорит явно что-то такое, во что и сам не верит. – Почему это ты этих серебрянок сразу приписал имперцам, а спрута не хочешь. Сразу в чужую цивилизацию полез!

– Серебрянки, или, как называл их сам автор, пираньи, были простые программы. Роботы, запрограммированные на убийство. А этот был живой! Понимаешь? Живой! Настоящий! Такого ни мне, никому другому не написать! Джеймс, пойми, я долго изучал себя, тебя, даже в коконе профессора порыться пытался, но в нас код, таков, что я не смог...

У нас, в отличие от мертвых программ, существует свой собственный процессор. Программный. Есть источник внутренней энергии И, кажется, тоже программный. Господи, как же все сложно! Я не знаю, как это объяснить, я работаю над этим, но могу тебя уверить, что у монстра я увидел те же структуры кода. Причем его алгоритм, как и наш, кардинально отличается от всего, чем пользуются в реальном мире! Там даже такой технологии нет, какая в нас применяется! Мне трудно судить о тонкостях, времени не было разобраться, но что это так, можешь не сомневаться! Я даже уже оружие готовить начал. Необходимо избавиться от этого охотника за Живыми!

– Так что, значит, он действительно инопланетянин? – ошалело спросил экс-Паук. – Живой, пришедший из другой цивилизации?

Джордан задумался. Ему не хотелось соглашаться с тем, что он сам же и говорил, уж больно вычурно как-то получилось: чужая цивилизация, чужая форма жизни Да еще какая! Нужно признать, что существование в Сети, где обитают вот такие монстры, становится опасным.

– Крис, а мы еще долго здесь пробудем? – вдруг спросил экс-Митчел.

– Не знаю, – Джордан и сам задумывался над этим, но ответа не находил. Слишком много дел осталось незавершенными. – Уж, по крайней мере, пока не закончим бодягу с Бульдозером. Сейчас ни Оскар, ни тем более Стив не смогут вырваться в Чипленд, чтобы запустить Врата. Да и не бросать же профессора в таком состоянии! А ты почему спрашиваешь? Соскучился?

– По ком мне скучать? Все равно никого не помню! Даже как сам выглядел, и того не знаю. Вы-то хоть свои физиономии на интерфейс лепите, а я как обезьяна за вами повторяю. Ничего своего нет! Ни тела, ни дома, ни семьи. – В голосе экс-Паука проскользнули грустные нотки. – Я и не рвусь назад. Наоборот, свобода, которая есть у меня здесь, мне нравится! Я имел в виду другое. Если мы здесь надолго, может, все-таки пустишь сюда еще ребят? Своих, таких, как твой Тони. Тем более что они в Чипленде, возле самых Врат...

Договорить он не успел. Прибежала программа-поисковик от Стива.

«Срочный вызов», – сообщила она и распалась.

– Что там у него? – всполошился Крис. – Откровенно говоря, в последнее время на что-то хорошее я уже не рассчитываю. – На месте узнаем, – подхватился псевдо-Джеймс и, опережая Джордана, рванул к другу. Крис давно заметил. что при всей неприязни, которую Стив выказывал экс-Митчелу, и угрюмой грубости, какой отвечал ему экс-Паук, они быстрее всех реагировали на проблемы друг друга. Может, сказалась длительная совместная забота об одном теле? Общность тревожной системы? Но Крис не меньше экс-Митчела прожил в одном теле с Сазерлендом, почему же тогда он запаздывает? А может, просто у них такая форма проявления дружеских чувств? Да бог его знает, что он все копается во всем? Больше всех нужно, что ли? Дружба есть дружба, и нечего ее препарировать. Не поддается она ни физическим, ни математическим законам.

– Стив, что случилось? – прокричал Джордан, ворвавшись в канал. – Надеюсь, ничего серьезного?

– Крис, мне позвонила Сандра, сообщила, что Жорж, ну помнишь, тот, что был с ней, когда мы были у Наместника...

– О, конечно помню! Там еще такая козочка была... – Джордан вспомнил молоденькую послушницу, что так усердно выполняла свой долг перед Посланником, – Хельга, кажется.

– Ну, не только Хельга, – напомнил экс-Паук. – Там еще и Марта с Ингой были!

– Ну все, кобели, кончайте воспоминания! – засмеялся Стив. Теперь, когда ослепление Сандрой у него прошло, он с удовольствием вспоминал былые приключения. – Возвращайтесь быстрее, мы еще порезвимся!

– Как только с Бульдозером покончим, так и вернемся, а ты постарайся за это время не очень эксплуатировать организм, а то вдруг что-нибудь износится! – пошутил Крис. – Ладно, говори, что случилось. А то у нас тоже есть что порассказать. Вот, к примеру, Джеймсу можешь сказать спасибо за мою программу. Если бы не он, то вряд ли сейчас я с тобой бы говорил.

– Не преувеличивай! – запротестовал экс-Митчел. – Я в первую очередь думал о том, что бы со мной потом было! Я бы здесь один от скуки умер! – Не умер бы – прервал их Стив. – Вам Бульдозер новую каверзу приготовил. Только что звонила Сандра А ей звонил Жорж, тот, что... ну да ладно! К ним в редакцию приезжали люди Бульдозера. Они сообщили, что скоро приедет сам Бросман и выступит с опровержением твоего, Крис, выступления. И он собирается рассказать о том, что в Сети есть такие поганцы, как вы! И что теперь с вами будет скоро покончено, так как имперские программисты написали программу, очищающую Сеть от всего вредного. То есть от вас! Крис, это серьезно! Может, вы пока пересидите на моем коммуникаторе?

– Стив, спасибо за предложение, – усмехнулся Джордан, который ничуть не поверил тому, что сказал Стив, – но втроем мы у тебя не поместимся. Сам понимаешь, не бросим же мы профессора! Потом уточни они уже выпустили этого своего очистителя или только собираются?

– Нет, Сандра сказала, что идет последняя подготовка, – Сазерленд перебрал в памяти слова журналистки. Нет, о том, что программа запущена, она не говорила. – Нет, она не говорила, что уже запустили.

– Стив, а с чего это ей этот Жорж стал звонить? – вдруг спросил псевдо-Джеймс. – И откуда у него ее номер?

– А черт его знает! – отмахнулся Сазерленд. – Наверное, решил поделиться очередной сплетней. Там же, знаете, как у них...

– Стив, эта дура подставила тебя! Ее использовали, чтобы тебя вычислить! Немедленно уходи из дома! Зайди в первый попавшийся ресторан или кафе и перезвони нам! С их местного коммуникатора! – Экс-Митчел был не на шутку встревожен. – Свой оставь в квартире, если его номер засвечен, то тебя по нему найдут. А мы с Крисом все проверим, станет ясно, что стоит за этим звонком мисс Чен.

Крис вошел на сервер «Независимых новостей», не дожидаясь, пока псевдо-Джеймс проведет осмотр местности. Экс-Митчел, памятуя о спруте, был категорически против таких авантюрных вторжений и, по всей видимости, был прав, но сейчас отсчет шел на секунды! Если подозрения экс-Паука имеют основания, а Джордан не склонен был не доверять чутью того, кого не могли найти все спецслужбы Конфедерации и ее Империи, то времени у них почти нет. Крис опасался, что Сандру им ужен не отбить.

Буквально влетев в коммуникатор дежурного новостного канала, он потребовал, чтобы тот соединил его с Жоржем. Джордан изобразил старого заслуженного деятеля голубых искусств, разгневанного тем, что журналист не приехал на запланированный репортаж об открытии нового клуба «Одиноких сердец». Дежурный должен понять боль тех, кому не нашлось пары в этом мире, и сознавать необходимость помощи этим людям. А такое «бойкое перо», как говорили в старину, или такой ловкий язык, как говорят, есть у Жоржа, должен служить всем, без разделения на какие-либо касты. Одним словом, дежурный, чтобы не быть обвиненным в нечуткости или, не дай бог, в сексуальной дискриминации, приложил все усилия, чтобы отыскать этого чертового Жоржа. Но, как оказалась, его еще ночью увезли какие-то вооруженные и очень грубые люди. Выяснилось также, что вопрос, где Жорж, с самого утра занимает всю его дежурную смену. Даже странно как-то, сегодня журналист должен вести свою программу, а его нигде нет...

К удивлению растерянного дежурного, звонивший понимающе кивнул головой и, грубо выругавшись, прервал связь. А по виду такой интеллигентный человек...

– Крис, ты все понял? – спросил обеспокоенный псевдо-Джеймс. – Я не сомневаюсь, что охота началась.

– Да! Наш друг чуть не попал под колпак, – констатировал Джордан. – Ты был прав, звонок Жоржа – провокация.

– Нужно предупредить Сандру, – продолжал экс-Паук. У него уже был готов план мероприятий. Сказывалась подготовка прежнего Паука. – Я также оповещу Оскара и Р-Рошаля.

– Правильно! Займись этим! – одобрил Крис. – А я попробую зайти на сервер Империи, пороюсь там, посмотрю, что они еще нам готовят. Встретимся там же, где и в прошлый раз.

– Эндрю! Кажется, у нас гость! – радостно воскликнул Максвелл. – Вот он, смотри!

Закаркин посмотрел на дисплей. Окно, которое по воле программистской фантазии Грая теперь являло собой символ связи внутренней имперской локалки с Сетью, приняло необычный вид. После того, как Макс скопировал у Виктора и установил повсюду драйверы виртуальных «глаз», его представления о жизни в мире нереального изменились. В представлении Макса – а теперь по его воле эти представления де-факто стали внутренним стандартом Империи – потоки информации казались стремительными бестелесными тенями. Они неслись по отливающими прозрачной синевой хрусталя каналам связи. Мощные струи перекачиваемой информации перемежались редкими пустотами, необходимыми для синхронизации скорости обмена. Вспышки голубых молний на почти черном фоне наглядно показывали интенсивность работы сотрудников офиса. Закаркин с замиранием сердца смотрел через плечо Грая. Наконец он увидит настоящего живого сетянина! И скорее всего это именно тот, из-за кого убили Вашу! Разве, кроме этого негодяя, кто-то еще может бродить здесь? Да еще как у себя дома? Не Шанц же это делает! Эндрю пробежал глазами по всему полю большого дисплея. Он искал того самого пришельца, о появлении которого объявил Максвелл. Приученный Виктором к частой смене интерфейса, Закаркин ожидал, что и сейчас увидит что-то подобное. Шеф программистов рисовал в своем воображении некое подобие пловца, разрезающего волны информации. Такого, какой бывает в компьютерных играх, в большой маске и ластах. Но оказалось, что фантазия у Макса была не такой уж и изощренной. Сетянин был похож на огурец с ножками или даже на некоего таракана-мутанта, оставившего себе всего две пары конечностей. Две впереди, две позади. Голову же сетянина «глаза» интерпретировали как некое заострение овального тела.

«Да, чувствуется, что у парня явный перекос в представлении об окружающем мире и внешнем виде людей, – подумал Закаркин. – Интересно, нас он тоже такими видит?»

А «таракан» между тем, проскользнув в окно, стал, не теряя времени, пересекать казавшиеся ранее хрустальными и прочными потоки. «Нет, Макс все же не прав! Пловец больше бы подошел», – подумалось Эндрю.

«Таракан» степенно, без суеты прошел по основному стволу, завернул в тот, что вел прямо к ним, и деловито забрался в сервер программистов.

– Эй, а как же пароль? – не выдержал Чак – он и еще один программист, Аивен, пришли в отдел вместе с Граем и тоже были допущены к теме. – Эндрю, как же это? На наш сервер без пароля никто не может зайти!

– Значит, может! – констатировал Максвелл. – Видимо, эти парни все могут. Эй, да он что, издевается? Несется прямо к нам!

– Не к нам, а к тебе! – поправил его Эндрю. – Наверное, ты ему понравился.

– Нет, правда! – тараторил Грай. – Смотри, он уже в моей машине!

– Макс, он же тебе сейчас все сотрет! – догадался Аивен. – Мало нам прошлого раза? Включай свою ловушку, а то сейчас такое начнется!

Пальцы программиста замелькали над манипулятором. Картинка на экране сменилась. Теперь работали «глаза», установленные в компьютере Максвелла. Таракан в это время тоже не сидел без дела. На дисплее отчетливо было видно, как он перелопачивает папки с информацией. Их было очень много, но и сетянин про бегал по каталогам со скоростью, не подвластной реальным людям. – Макс, не тяни! – теперь уже не выдержал Чак. – Я только-только восстановил всю локалку, а он сейчас опять обрушит сервер!

– Не кричи! – Грай, наверное, был единственным, кто оставался спокоен, – Ему еще нужно вернуться на сервер. А это теперь проблематично.

Только теперь присутствующие увидели, что окно за вошедшим «тараканом» захлопнулось. Сетянин в ловушке! Сердце Эндрю екнуло. Есть! Попался, наконец!

– Вот и первый экземпляр для нашего зоопарка! – Грай возбужденно наставил палец на «таракана», ползущего по дисплею, – Пусть теперь только попробует что-нибудь удалить! Будет по бантикам собирать!

Макс довольно откинулся в кресле и заложил руки за голову. Потом, обведя торжествующим взглядом присутствующих, небрежно бросил. – Кажется, я заработал себе кофе!

Чак, словно завороженный, не отводя глаз от дисплея с пленником, протянул руку к простенькому процессору и нажал кнопку. Неприхотливые программисты, кроме кофе и легких закусок, кухонному агрегату ничего не заказывали, так что манипуляции были привычными. Он протянул чашку триумфатору.

– Макс, а ты не боишься, – спросил осторожный Эндрю, – что он тебе сейчас там малешенький тайфун устроит?

– Это как? Самоубийство в его планы вряд ли входит! – засмеялся Грай. – Пока он даже не подозревает, что в ловушке. А когда поймет, у меня для него найдется еще один сюрприз!

Псевдо-Джеймс ворвался в коммуникатор Сандры как раз в тот момент, когда журналистка собралась нажимать кнопку разблокировки дверей. Мгновенно разобравшись в информационном потоке, он перехватил сигнал и, задержав его, не дал открыться замку. В канале видеоглазка от камеры в двери он увидел, что Жорж, приблизившись вплотную к объективу, закрывает собой весь обзор Казалось, он старается не дать своей коллеге увидеть, что делается за его спиной.

– Сандра, не смей открывать! – закричал псевдо-Джеймс, как только молодая женщина нажала кнопку коммуникатора – Это имперцы!

– Стив! Откуда ты... – возглас журналистки напомнил экс-Пауку о том, что он появился с тем же интерфейсом, что и у Криса.

– И Джеймс, – поправил он Сандру. – Не открывай, я постараюсь найти Оскара!

– Джеймс, не уходи, они сломают дверь! – взмолилась она, но Митчел уже исчез.

Мисс Чен заметалась по квартире, проклиная тот день, когда в ее жизни появился этот чертов Сазерленд. Как же до него она спокойно жила! Что с ней теперь будет? Все бросили ее, оставили одну, даже этот Митчел убежал! Говорит, что Оскара позовет! Как же! Даже если так, то Оскар все равно не успеет...

– Сандра! – голос Жоржа за дверью звучал как-то глухо. – Ну что ты там? Не забыла, что я жду под дверью? Открывай быстрее!

Сандра застыла от ужаса. Затем на цыпочках, словно шум от ее шагов мог что-то изменить, подбежала к коммуникатору и переключила его на видеоглазок.

– Жорж, ты что, не один? – закричала она, срываясь на визг. – Кого ты привел с собой?

Жорж дернулся, резко повернул голову и посмотрел на тех, кого прятал. На дисплее мелькнули тени пришедших с ним людей.

– Жорж, подлец, ты предал меня! – кричала Сандра. – Ты... ты...

– Сандра, поверь, тебе не сделают ничего плохого! – умоляющим тоном проговорил журналист. – Им нужен Стив, Они только попросят тебя связаться с Сазерлендом, и все! Поверь, Сандра, я твой друг!

– Ну так пусть просят из-за двери! – ответила мисс Чен. Несмотря на испуг, она понимала, что необходимо тянуть время.

– Сандра, открой, не глупи! Пойми, они же могут открыть любой замок! Ты только зря злишь их! – Жорж от жалости к себе, к Сандре, к Стиву чуть не плакал. – Пойми, не нужно злить этих людей, так будет лучше!

– Ты мерзавец и предатель! – взвизгнула журналистка.

– Я же не хочу тебе ничего плохого! – Жорж словно бы не слышал ее. – Я прятал тебя у себя, вспомни!

Сандра в сердцах отключила связь. Что толку от этих разговоров, все равно они не уйдут! Что же делать? Звонить в полицию? Дура, как же она раньше не подумала!

Сандра дрожащей рукой нажала заветные клавиши. Ей даже на миг показалось, что сейчас загудят сирены и прибудет спасение. Вот только соединение почему-то не получилось! Сандра нажала повтор. То же самое. Заблокировали? Точно! Все! Это конец!

Молодая женщина заметалась по комнате. Боже, подскажи, что делать! Как быть? Где искать спасение?

Спасение мог дать только коммуникатор. Но он не работал. А может, это не так? Может, ей только показалось, что он заблокирован? Ведь не только блокировка может быть причиной неудачи! Вдруг он завис? Сандра от знакомых слышала, что и такое бывает! Если сразу много окон открыть. Так, значит...

Вдруг Сандра услышала, как заскрежетал металл в двери. Что это? Ломают замок?

Не обращая внимания на причитания Жоржа, мисс Чен быстро набрала команду перезагрузки.

Как только операционка загрузилась, сразу же зазвучал вызов. «Наверное, опять Жорж», – решила Сандра и не стала отвечать. Но вопли за дверью очень уж не вязались с вызовом. А может, это все-таки Стив? Может, он вспомнил о ней? И мисс Чен нажала кнопку.

– Стив! – радостно воскликнула она, увидев родное лицо. – Стив, ну где же ты? Ты мне так нужен!

– Сандра, ты своей перезагрузкой меня чуть не убила! Нельзя же так! Оскар летит к тебе на выручку! – сообщил псевдо-Джеймс. Это был он, а не Сазерленд. – Ты постарайся продержаться, они скоро будут! – Господи, как я вас ненавижу! – закричала Сандра. – Ну почему вы все на одно лицо?

– Возьми себя в руки! – Экс-Паук не обращал внимания на истерику. – Тебе нужно укрепить дверь! Постарайся что-нибудь пододвинуть под нее! Трансформер, коммуникатор. Да не стой, делай же что-нибудь!

Сандра, словно очнувшись ото сна, огляделась. И правда, что же она стоит. А что у нее есть тяжелого в комнате? Трансформер? Но он же легкий как пушинка. Хотя, если выключить наддув, то вес резко увеличится...

Журналистка бросилась к трансформеру, который, к счастью, еще с ночи остался в виде кровати. Как раз то, что нужно! Сандра развернула его в сторону двери...

Поздно! Створка не выдержала и распахнулась! В нее, с перекошенными лицами, влетели посланники Бульдозера. Мисс Чен с визгом понеслась к ванной. Это было бесполезно, но что ей еще оставалось? Сильная мужская рука вцепилась в ее волосы, Сандру обожгла боль. Не раздумывая, словно на тренировке, она выкинула свою длинную ногу. Не ожидавший отпора имперец рухнул как подкошенный. Не останавливая движения, журналистка нанесла серию ударов второму, и тот тоже ушел в горизонтальное положение. Но на этом ее успехи кончились. Помня, что калечить Сандру нельзя, один из захватчиков нанес ей сильный удар в диафрагму. Воздух мгновенно покинул легкие, а сильная оплеуха довершила дело – журналистка, теряя сознание, осела на пол...

– Давай, выноси эту вошь, и так уже столько времени потеряли! – сказал старший группы имперцев. – Мак, неси ее в машину. А ты...

– Жорж! – внезапно донеслось из коммуникатора. – Жорж, сука, ответь!

Все, кроме Сандры, повернулись к коммуникатору. С экрана на них смотрело нечто страшное, совсем не похожее на человека! Но в то же время это нечто имело лицо, перекошенное от гнева. – Жорж, ты Паука помнишь? Я знаю, помнишь! Жди, я приду к тебе! Если хоть волосок упадет с ее головы, я приду ко всем вам!

ГЛАВА 25

Крис увидел, что программа, отвечающая за доступ в компьютер, активизировалась и перекрыла выход. О, это уже интересно! Новые драйверы, которые появились повсюду, едва только он зашел в имперский сегмент, Джордан заметил сразу. Империя решила обзавестись новыми кадрами? А те в порыве творческого энтузиазма наделали новых устройства? Молодцы! Вот только драйверы «зрения» можно было слегка изменить! Для стационарного использования они должны быть несколько другими! А вообще, забавно все это! Глупцы, как они не понимают, что то, что создается в реале, и то, что есть в распоряжении сетянина, вообще не поддается сравнению. Ну что ж, хотите поиграть? Давайте!

Крис быстро определил, к какому компьютеру передается информация от этих «глаз», и направился прямо к нему. Смело, не выказывая колебаний, вошел и стал пролистывать папки с файлами. Нужно же показать, что ты что-то ищешь! Джордан, почти не прочитывая содержимое папок, не все ли равно, что стирать, открывал и закрывал их, ожидая, что же еще предпримет противник. Фу, как неоригинально! И здесь перекрыл выход! Мог бы и что-нибудь поэкзотичнее придумать! Ну что ж, повеселимся!

Первое, что Крис сделал после внедрения своего модифицированного трояна, так это перехватил управление от манипулятора. Теперь директивы оператора могут пройти только с его разрешения. Затем он перехватил видеопоток от видеокамеры и микрофона коммуникатора. То же самое сделал и с дисплеем со звукоизлучателем. Затем осмотрелся. Ага, в помещении их четверо. Рука в манипуляторе у того юнца, что сидит за компьютером. Значит, именно этот юный гений играет с ним? Ладно, пусть у тебя будет первый ход.

Крис ждал. Но противник тоже чего-то ждал. Видимо,. они хотят посмотреть, что он будет делать, когда увидит, что попался. Отлично, пусть ждут А интересно, как имперские программисты представляют себе Джордана? В виде кого? Наверное... Нет, лучше не гадать! Крис заглянул в поток данных дисплея. Твою мать! Это он?! Ну наглецы! Значит, для них он таракан-инвалид? Нет, ну как не наказать за такое? – Макс, ну что же ты? – услышал Джордан. Это говорил тот, что пониже ростом, весь в конопушках и рыжеволосый. – Ты же видишь, что он не мечется! Даже про папки забыл!

«А ведь точно! И впрямь забыл», – подумал Крис. Он занимался сейчас другим. Дотянувшись до драйвера, он начал быстро менять часть кодов. Так, здесь, здесь и еще здесь можно просто сменить ключ. А вот здесь и здесь нужно изменить команду. Теперь адресацию. Вот теперь будет лучше!

– Эй, Макс, а что это у тебя на дисплее? – вдруг заметил второй, бледный, с худощавым лицом и очень короткой стрижкой. – Это так и задумано?

Макс взглянул на экран. Чашка кофе чуть не выпрыгнула из его рук. Горячая жидкость от неловкого движения расплескалась, часть ее капнула на ноги программиста. Но тот даже не заметил этого. По экрану бегали несколько десятков тараканов!

Грай ошалело наблюдал за происходящим. Что за чудеса? Деление началось? Размножение? Нет, вряд ли! От испуга – а Макс не сомневался, что сетянин, увидев и осознав, что попался, испугается, – сетянин размножаться не будет. Тогда это... Тогда это или сбой, или...

– Да это он маскируется! – догадался Максвелл. – Решил, что так запутает нас. Точно, а я – то подумал... Теперь ты мой!

Пальцы задергались над манипулятором.

– "Попался?" – набрал Грай.

– "Кто, я? Ой! Кажется, точно попался! – ответил сетянин. – Вот черт, как же тебе это удалось?"

– "Не один ты в Сети шаришь, – ответил Макс. – Мы здесь тоже кое-что можем".

– "И что ты теперь хочешь? – последовал вопрос. – Попросишь три желания?" – «Три? – Пальцы снова забегали по клавишам, – Тридцать три и то мало будет Ты теперь мой, ручной! Захочу, на массив скопирую, захочу, сотру А может, открыть тебя в редакторе и немного подкорректировать?» – Только не это! – неожиданно раздалось в спикере. – Лучше не пугай меня! А то я со страху перестаю соображать!

– О, так ты еще и говорить можешь? – удивился Грай. Он от удивления позабыл все, что рассказывал емуЗакаркин про возможности сетян. А сам Эндрю стоял и в тревожном ожидании следил за ходом диалога.

– Ну что же тебе такое сделать, чтобы ты отпустил меня? – взмолился сетянин. – О, придумал! Давай я тебе часть массива сотру!

– Ты? Мне? Да у меня они все под паролем! – усмехнулся Макс. – А себя стереть не боишься?

Эндрю скосил глаз на Чака. Его бледное лицо стало еще бледнее. Рыжий, так тот вообще стоял с открытым ртом. «Пробрало парнишек», – отметил про себя Закаркин.

– Макс! Смотри, у тебя папки стали исчезать! – воскликнул быстроглазый Айвен.

– Вижу! – сердито бросил Грай. Он и сам это заметил,. но, как назло, манипулятор начал давать сбой Максвеллу никак не удавалось дать отбой выполняемым взбесившимся компьютером операциям. Если больше ничего не произойдет, то информацию можно еще восстановить. Но для этого нужно побыстрее перехватить управление машиной, а тут как будто бы специально забарахлил манипулятор.

– Попробуй виртуальной рукой! – подсказал Чак. Проклятье, значит, все уже заметили его сложности!

– Что бы тебе еще стереть? – спросил вдруг компьютер. На дисплее появилось лицо Макса! – А, я же забыл про твои ловушки!

Изображение тут же трансформировалось в гигантскую чугунную пушку, из тех, что применялись в далекие времена парусного флота и были теперь редкостью не только в музеях, но и в фильмах о тех временах. Пушка раздулась и, извергая огонь, дым и страшный грохот, выстрелила. Гигантское ядро врезалось в то место, где раньше было окно. Окно появилось вновь. Только теперь оно было все в остатках программы, ссыпавшихся вниз подобно песку. Выход в сервер был восстановлен! Легкость, с которой сетянин расправился с ловушкой, произвела впечатление. Программисты переглянулись. И если Макс выглядел растерянным, то в глазах Айвена и Чака горел огонь явного восхищения. Вот когда Эндрю пожалел о том, что подключил к проекту молодежь!

– Может, хватит? – На дисплее появилось лицо... Макса Грая!

Макс, тот, что был в реальном мире, вздрогнул. Все-таки как-то непривычно, когда твое отражение начинает говорить с тобой.

– Не тем вы заняты, ребята, и не тому служите! – продолжил виртуальный Максвелл с печальной миной. – Бросман, вот кто убил Смотрящего. А все стрелки перевел на Сазерленда! Вы сами видели, как Марко помогал Стиву, видели, как он поднимал его! Зачем же Снейку было убивать своего благодетеля? Да еще при этом так подставляться? Смешно, кого Бульдозер обмануть хочет?

– Макс, выключи компьютер! – потребовал Закаркин – Может, тогда он вылетит из памяти! Давай, быстрее!

Грай двинул стрелку манипулятора к меню диалога. Выключать компьютер не хотелось, интересно же пообщаться с живым сетянином, но ослушаться своего начальника он не мог.

Выбрав пункт «Выключение компьютера», Грай нажал на него. Но ничего не произошло! Кнопка не сработала! Макс, внутренне торжествуя и стараясь не столкнуться случайно взглядом с Эндрю, дабы заблестевшие глаза не выдали его состояние, вновь нажал на кнопку. Бесполезно, компьютер не подчинялся!

– Ладно, ребятки, на сей раз урок закончим! Но если вы и далее будете служить Бросману, убийце вашего босса Марко Симоне, то берегитесь, получите по полной! А пока потренируйтесь, я вам на память задачку оставлю. Сетянин вновь превратился в таракана, видимо, восстановил драйвер в первоначальном его виде, и направился ко второй ловушке, той, что перекрывала выход в Сеть. Что-то сделав с ней, от чего та превратилась в настоящую плотину для потока информации, он повернулся, помахал конечностью и мгновенно исчез.

– Макс, я надеюсь, ты заметил, что он сделал? – озабоченно спросил Закаркин. – Если нет, то нас ждут неприятности, связь Империи с Сетью заблокирована!

– Крис, где ты пропадаешь? – налетел на Джордана псевдо-Джеймс, не успел тот выйти из сектора Империи. – Сандру увезли! Имперцы и этот гнус, Жорж, с ними! Я пытался подключить Стива и Оскара, но Сазерленда не нашел, он еще не выходил на связь, а Оскар не успел...

– Где они? – Крис был обеспокоен. Зная характер Сазерленда, можно было себе представить, что он натворит в горячке. – Свяжись с Оскаром, нужно обсудить это дело. Мы должны сделать все, чтобы этот буян ничего не узнал. Ато нам только не хватало с его нервами сейчас нянчиться! Мы должны спасти мисс Чен без его участия.

Джордан посмотрел на экс-Митчела. Он ожидал возражений, но тот почему-то молчал.

– Что еще? – спросил чиплендец. – Ну говори, я же вижу, что ты не все сюрпризы выложил!

– Ты прав! Есть еще одна проблема! – сообщил экс-Паук. – Сазерленд все еще не выходил на связь.

– Что?! Так что же ты молчишь! – Джордан встревожился еще больше. Если раньше за судьбу журналистки он был более или менее спокоен, так как знал, что, пока Сазерленд на свободе, с Сандрой ничего не случится, Бульдозер не даст, то теперь ситуация изменилась. Как только Стив попадется им в руки, журналистка станет ненужной обузой. И тогда... Нет, об этом лучше даже не думать! – Джеймс, вызывай Оскара, а то он сейчас может на засаду в квартире Сандры нарваться. Я же... – Джордан на мгновение задумался. – Черт, Стив, ну почему же ты всегда все по-своему делаешь?

А Стив в это время несся за двумя экранопланами имперцев, увозящими его Сандру.

Не зря Крис так опасался горячего характера Сазерленда. Стив, едва только псевдо-Джеймс заронил в его душе зерно сомнения в правдивости Жоржа, сразу понял, что сейчас самая большая опасность грозит не ему, а Сандре! Выйдя из дома, он вопреки совету экс-Митчела направился не в ближайший ресторан, а прямиком к стоянке. Там находилась пригнанная накануне Оскаром красная «стрела». Дешевая демократичная модель скоростного экраноплана, предпочитаемая студенческой молодежью, не должна была ассоциироваться с Сазерлендом. Все знали его пристрастие к дорогим машинам.

Стараясь не привлекать внимание, а посему двигаясь так, чтобы не нарушать правила, Сазерленд подлетел к дому Сандры как раз в тот момент, когда имперцы выносили из него что-то вроде большого кокона. Нетрудно было догадаться, что в сверхпрочный нейлон завернута мисс Чен! Сазерленд заскрипел зубами. По иронии судьбы обездвиженную журналистку погрузили в большой и тяжелый «бозер». Опять «бозер»! Это просто наваждение какое-то! Стив подумал, что у него скоро комплекс выработается на это коробкообразное издевательство над законами физики! Если бы не антигравитационная подкачка, то никакие силы не удержали бы это уродство в воздухе!

Сазерленд, видя, что «бозер», сопровождаемый мощным имперским «кондором», вот-вот тронется, беспомощно оглянулся. Что он мог сделать – один и без оружия? Только в «кондор» влезло шестеро вооруженных до зубов боевиков Граббе! Наверняка еще столько же в «бозере». Если не больше. Был бы у него хотя бы лучемет! Или еще лучше «мант»! Вспомнив о «гатлинге», Стив тут же подумал об Оскаре. Кос, вот кто ему сейчас нужен!

Но как же вызвать его? Коммуникатор? Господи, где бы только взять его? Свой Сазерленд, по требованию псевдо-Джеймса, оставил в квартире. И вот на тебе, сразу же сработал закон подлости, именно он и оказался сейчас нужнее всего остального!

Заметив, что имперские экранопланы двинулись вдоль улицы, Сазерленд последовал за ними. Нужно было срочно принимать решение, сейчас они рванут, нарушая все правила! Стиву придется или светить себя и не отставать, или прекратить преследование и отступить. Что же делать? Преследовать? Ну, сядет он им на хвост, и что дальше? Кулаком пригрозит? Да они тут же развернутся и расстреляют его! Хотя, быть может, и нет. Сандра Бульдозеру нужна как приманка для него, Стива! Значит, получится, что он сам лезет к ним в ловушку? Да, но они не знают, что он рядом, а потому о ловушке пока речи не идет. Шмалять будут изо всех стволов! Думай, Стив, думай, не оставлять же девчонку в лапах у этих варваров! Они же ненамного лучше «близнецов» – зомби!

При мысли о «близнецах» Сазерленд вспомнил о профессоре, но резкий рывок обоих экранопланов противника заставил забыть об этом. Нога машинально утопила педаль акселератора, и «стрела», вогнав Сазерленда в приятно-привычную перегрузку ускорения, рванула следом. Стометровое расстояние, что было между машинами, не увеличилось, реакция роллерболиста не подвела.

Или подвела? Да, скорее всего так и есть, преследование имперцы заметили сразу же! Это стало ясно по тому, как «кондор» резко отвалил в сторону и, раскручиваясь в широком вираже, на мгновение стал боком к «стреле» Стива. Обученным бойцам этого мгновения хватило. Залп из трех тяжелых лучеметов последовал незамедлительно!

Стива спасла не реакция – при стрельбе из лучемета, тем более такого калибра, никакая реакция не спасет. Сазерленду просто удалось предугадать действия противника, и еще до того неуловимого момента, когда пальцы, нажимающие на кнопку, начали свое движение, он рванул вниз. Пройдя прямо под лучами, несшимися с огромной разрушительной силой, Стив сократил расстояние до потерявшего при маневрировании скорость «кондора» и, поднырнув под него, попал в зону, в которой противник его просто не мог достать.

Положив «стрелу» в параллельный вираж, но с меньшим радиусом, он оказался в такой близости от врага, что увидел недоуменные лица имперцев. Те все еще не могли понять, как это они умудрились промахнуться с такого расстояния. Разность высот, которую Сазерленду удалось тщательно выдерживать, не позволяла противнику повторить свою атаку. «Кондор», несмотря на мощь силовой установки, машина тяжелая, и положить ее в вираж для того, чтобы добиться нужного наклона, позволяющего продолжить стрельбу, – задача не из простых. Но и пилоты у имперцев не из безруких. Это доказал водитель «кондора». Показав вираж вправо, на что Стив мгновенно отреагировал синхронным действием, «кондор» неожиданно вывернулся и, почти задевая мини-крылом полиформ высотного здания, выкрутил «бочку»!

Стив, не ожидавший такого маневра, сделал лучшее из того, что мог. Просто не отреагировал! Фигура высшего пилотажа его так удивила, что он просто ничего не успел придумать. Единственное действие, на которое он решился в этот момент, соответствовало характеру Сазерленда. Он нажал на акселератор! «Стрела», чутко откликнувшись на настроение пилота, рванула доказывать, что и она не кирпичами набита. «Бочку» делать Стив не стал. Не умел, да и не на воздушном параде находился. От залпа бы уйти! И снова предвидение спасло его и машину. Теперь уже он уходил прямо вверх и направо.

Стив пропустил разрушительные лучи под собой и, окрыленный успехом, бросился догонять ушедший вперед «бозер». Это было непростительной ошибкой! Он позволил себе сделать то, чего ни один уважающий себя воздушный боец сделать просто не мог. Резкое ускорение вынесло Сазерленда вперед, и он позволил неприятелю зайти себе в хвост.

К сожалению, Стив понял это слишком поздно. Один из имперцев удачным выстрелом достал его правый закрылок. Мгновенно испарившийся элемент антигравитационного экрана привел к потере управления, и машину закрутило в штопоре. Сазерленд, еще несколько секунд пытавшийся бороться со ставшей непослушной машиной, был выброшен из нее неумолимой автоматикой.

Отстрел блистера, включение координирующих сервосопел и раскрытие «летающего крыла» произошли автоматически. Стиву даже показалось, что все произошло одновременно, хотя, конечно, это было не так. Все события происходили в заданном порядке, но Сазерленд этого не понял. Калейдоскоп событий снижает точность несущественных в данный момент функций человеческого мозга. Конструкторы предусмотрели и это. Главным было то, что компьютер, встроенный в «летающее крыло» планера, устойчиво держал его над городом, и теперь оставалось только задать ему курс, не противоречащий погодным условиям и фундаментальным законам аэродинамики. Все остальное за спасаемого сделает процессор.

Стив, уже уверовавший в свое спасение, вдруг заметил, как от бесконечной вереницы экранопланов, несущихся по улице, отделился знакомый «кондор». Вывернув эффектный вираж, машина взмыла вверх и, достигнув высоты, куда забрасывает незадачливых пилотов система катапультирования, понеслась к нему!

Черт, значит, они еще не угомонились?! Стив взял джойстик в руку и, заложив сумасшедший крен, свалился в пике. Это было нарушение всех наставлений по производству полетов, но чтобы ему кто-то об этом сказал, нужно еще остаться в живых! Сазерленд, удивляясь, как углепластиковые крылья выдерживают такие перегрузки, переложил «летающее крыло» на другой галс. Это, конечно, была наивная попытка, куда планеру тягаться с экранопланом! Но не принимать же безропотно смерть?

Нужно отдать должное пилоту «кондора», имперец оказался настоящим асом! Он пристроил машину своим черным мини-крылом в крыло Стива и, улыбаясь, показал кулак с поднятым вверх большим пальцем. Ну, спасибо, оценил' Если такой благородный, уйти дай!

А в «кондоре» в это время шел отчаянный спор. О том, что их преследовал Стив Сазерленд, имперцы знали чуть не с самого начала. Первым капитана «скорпов» узнал болельщик и неизменный посетитель всех домашних игр молодой Мако. Именно он закричал: «Смотрите, это же Снейк!» Произошло это в тот самый момент, когда «стрела» оказалась под «кондором». Прозрачный блистер молодежной машины не скрывал тех, кто был в его кабине, что и позволило бригадиру имперцев по имени Кито Аями убедиться в правоте своего бойца. А пролет экраноплана рядом с «летающим крылом» спасательной системы развеял последние сомнения.

– Вот это да! – воскликнул Аями. – Нужно доложить Олафу!

Олаф Свенсон, помощник шефа Службы Безопасности Империи, был непосредственным координатором операции, а потому вся информация сходилась к нему.

– Привет, начальник! – приветствовал его Кито. – Не скучаешь?

– Что-то у тебя подозрительно блестят глазки! – заметил Олаф. Он был доволен тем, что журналистка находится на пути в комплекс, и очень не хотел каких-либо осложнений. – Только не скажи мне сейчас, что у вас проблемы!

– Ошибаешься, начальник! – засмеялся Аями. – Есть проблемы! Да не закатывай глазки, решили мы их!

– Так какого ты мне...

– Если я тебе скажу, кого мы сейчас ведем, – расплылся в улыбке Кито, – ты меня потом год будешь по ресторанам водить!

Свенсон подозрительно посмотрел в узкие хитрые глазки.

– Держу пари, что это наш друг Сазерленд? – Олаф, ну так неинтересно! Но все точно, это Снейк! – подтвердил Кито. – И знаешь, что самое интересное? Он где-то сидел в засаде, потому что сел нам на хвост, как только мы повезли мисс Чен! Пришлось выбить его из седла! Теперь планирует на спасательном крыле. И знаешь, что самое интересное?

– Не тяни, говори! – Свенсон чувствовал, что сейчас его доклад будет принят на ура, и хотел получить максимум подробностей.

Кито усмехнулся. Он понимал Олафа и конечно же желал бы сам докладывать о своей удаче, но порядок есть порядок, а Аями был очень дисциплинированным человеком.

– Олаф, ты не поверишь! – сказал он. – Кажется, да нет, я уверен, что этот идиот летел за нами пустой, как барабан! При нем нет никакого оружия!

– Он что, совсем обезумел? – удивился Свенсон. – Ну молодец! Силен, капитан, гнался за вами на одних понтах! Вот дух у парня! Или дурь. Ладно, берите его жестко, но только не дырявьте, он еще боссу нужен. Надеюсь, сами справитесь? Или, может, подмогу прислать? Тут Акула очень хочет подключиться!

– Издеваешься? – Кито шутливо нахмурился в объектив. – Он такой опасный, а нас всего шестеро! Нет, если ты хочешь показать Бульдозеру, что один безоружный игрок опаснее, чем шестеро вооруженных твоих, вопросов нет, присылай! Мне помощь не нужна, но против твоих приказов возражать не стану. Ты начальник, тебе и решать.

– Ладно, берите сами, но только учтите, что сразу после похорон боссу предстоит сходка, где мы должны представить Снейка живым и здоровым. – Свенсону тоже очень не хотелось быть крайним в случае неудачи.

И хотя ее вероятность была очень мала, но жизнь показывает, что обычно в серьезных делах срабатывают именно эти самые маловероятные сценарии. – Так что учтите, никакой стрельбы! – Пино, – обратился Аями к пилоту, – давай прижимай его к земле, пора кончать эту бодягу! Сейчас я ему все объясню!

С этими словами Кито открыл бойницу и, вставив в нее лучемет, прильнул к прицелу. Очередь прошла прямо перед «летающим крылом». Сазерленд от неожиданности вздрогнул, и планер забросало. Дождавшись взгляда загнанного в безвыходное положение Стива, Аями показал пальцем вниз. Снижайся, парень, выхода у тебя нет!

Стив стиснул зубы, стараясь не поддаваться эмоциям, хватит, и так дел наворочал! В своем безрассудстве и Сандру не спас, и ребят подставил! В случае его гибели Крис и псевдо-Джеймс теряют возможность вернуться. От мысли, что он так непорядочно поступил по отношению к ребятам, Стив заскрипел зубами. Как же это он не подумал о том, что его гибель означает и конец реальной жизни тех, кто доверился ему? Как он позволил себе оказаться в такой ситуации? Хотя... Ну не мог же он бросить Сандру в беде! Да?! И что, спас?! Черт побери, женщина попала в беду, ждала его помощи, а он взял и так обделался! Господи, как же он всех подставил! Подвел Криса, Джеймса, Сандру!

«Эй, Снейк, ты чего это раньше времени сдаешь?» – услышал он вдруг внутренний голос. Сазерленд так привык к присутствию в себе кого-то другого, что просто позабыл, что каждый человек ведет сам с собой постоянный внутренний диалог. У Стива даже промелькнул лучик надежды, что это Крис вернулся, чтобы помочь в трудную минуту, но тут же пришло понимание, что это внутренний голос, голос натуры, голос неунывающего характера Сазерленда, борется с его же собственным рассудком, понимающим и принимающим бесперспективность борьбы с противником, имеющим подавляющее преимущество. Что ж, натура права, как бывает права сама природа.

Думай, Стив, думай быстрее, времени осталось совсем мало! И вот тут и оказалось, что от него еще не совсем отвернулись боги! Решение пришло одновременно с тем, как перед Стивом замелькали, все увеличиваясь в размерах, пешеходы, бредущие по улице, и показался черный зев входа в подземку. Легкое движение джойстиком управления, и послушное «крыло» влетело прямо в не успевшие до конца раскрыться двери. Автоматика не была рассчитана на такое быстрое приближение человека. Ведь пешеход двигается гораздо медленнее.

Стиву это соображение мало помогло, удар был весьма чувствителен и если бы он не привык гасить удары о борт на Кольце, то уж не отделался бы одними синяками. Автоматика отработала безукоризненно, ремни, удерживавшие его в «летающем крыле», отстегнулись, крылья упали на землю, а сам Снейк стремглав вбежал в светлый просторный зал. Краем глаза он успел заметить, как из «кондора», зависшего рядом с входом в подземку, посыпались боевики Империи. Преследование продолжалось!

Снейк перепрыгнул турникет и, нырнув к эскалатору, побежал по плывущим вниз ступенькам. Оказавшись внизу на несколько секунд раньше своих преследователей, он повернул в галерею перехода к поездам. Топот имперцев за спиной не стихал. Редкие пассажиры и служащие метрополитена с удивлением смотрели на бегущего Сазерленда и его преследователей. Стив с надеждой подумал, что при посторонних имперцы стрелять не будут, но тут же услышал вопль какой-то женщины. – Смотрите, смотрите! – кричала она. – Вот тот, кто убил нашего Марко! Вон как несется! Жить, собака, хочет! А на старика руку поднял...

Да, помощи здесь не дождешься! Не стреляют, и на том спасибо! Сазерленд выбежал на перрон и, не останавливаясь, помчался по нему. Все его надежды были связаны с прибытием поезда. Если он опоздает, то Стив окажется в ловушке. Но, как назло, все шло именно к этому! Не показывался даже свет в туннеле, который обычно служит признаком приближения состава.

Снейк достиг уже середины перрона, когда в туннеле ударил из-за поворота мощный луч. Если бы ты появился на четверть минуты раньше! А теперь уже не успеть! А впрочем... Чем сейчас ситуация отличается от той, что была на Кольце? Да практически ничем, разве что отсутствуют коньки на ногах! Но зато и мотоцикл тебя не грозит протаранить!

Сазерленд быстро оглянулся. Преследователи растянулись в неравномерную цепь и в непосредственной близости от Сазерленда оказалось лишь двое. То, что стрелять в него не будут, Снейк понял уже по тому, что подстрелить его могли еще в воздухе. Могли, но не стали, значит, есть приказ доставить его живым. Он бы на месте Бульдозера поступил так же. А раз стрельбы не будет, то это несколько увеличивает его шансы и уравнивает позиции, ему-то убивать никто не запретил!

Снейк, подбегая к очередной колонне перронного зала чуть-чуть снизил скорость, тем самым позволив ближайшим ловцам приблизиться к нему. Его маневр с прыжком на колонну и последующий пируэт с разножкой застал имперцев врасплох. Добить обоих не составило труда, теперь только четверо противников могли продолжать погоню. Запоздалую мысль о том, что можно было и оружие прихватить, Стив пресек. В этом случае не исключалось и то, что имперцы могли применить свои лучеметы, а бегущий впереди Снейк – прекрасная мишень даже для слепых! Так что жалеть не о чем!

Прибывающий поезд начал торможение. Стив всем видом показал, что он намерен использовать это обстоятельство. Бег продолжался в считанных сантиметрах от края платформы. Горячий ветер от движущегося навстречу состава нес в себе запах, присущий всем вокзалам мира. Но Стиву было не до подобных наблюдений. До противоположного выхода оставалась треть перрона, а останавливающийся поезд предоставлял ему возможность выбора. Вообще-то он рассчитывал затеряться в толпе, которая повалит из вагонов, но вот поезд стал замедлять бег и стало видно, сколько внутри пассажиров. Сазерленд понял, что надеяться не на что. Слишком мало людей ехало на этот раз. Поезд, как и перрон, был почти пуст.

Значит, только второй выход? А там куда? Имперцев то подхватит «кондор», пилот у них ас, а вот Снейку помощи ждать неоткуда!

Нет, если и искать спасение, то только здесь, внизу. Стив, когда еще был подростком и основным транспортным средством для него была подземка, обратил внимание на странную площадку, что была у конца каждого перрона. Он, естественно, постарался разузнать, что это такое. Оказалось, что площадка эта – не что иное, как начало узкого смотрового межстанционного перехода. Как же ему хотелось тогда пройтись по нему, посмотреть, что там и как. И вот теперь обстоятельства вынуждают его удовлетворить свое любопытство!

Площадка закрывалась прозрачной дверью с кодовым замком, но для Стива это не представляло особой трудности. Его преимущество в скорости перед противниками, вооруженными тяжелыми лучеметами, стало наконец приносить свои плоды. Рассчитав темп бега так, чтобы достичь конца платформы в тот момент, когда последний вагон уже почти остановившегося поезда вышел из тоннеля, Снейк, не задумываясь, прыгнул вниз Приземлившись между высоким монорельсом и стеной, он продолжил бег. Теперь главное – точный расчет! Только бы имперцы не стреляли! Тогда есть надежда, что все решать будет разница в физической подготовке...

Шлепки позади бегущего Стива подтвердили, что преследователи, не колеблясь, ринулись следом за ним Теперь предстоял тридцатисекундный кросс в полумраке. Тусклые маршрутные фонари освещали в основном самих себя и уж во всяком случае свет практически не достигал дна длинного желоба, разделенного по центру монорельсом. У Стива мелькнула мысль повторить прием, с помощью которого он избавился от двоих из шестерки имперцев, но он тут же отбросил эту идею. Сазерленд понимал, что враг теперь настороже и вряд ли попадется на ту же уловку. Судя по звуку шагов за спиной, преследователи держат дистанцию, при которой маневр бесполезен.

Ну и ладно, сейчас важнее измотать противника Сазерленд уже явственно чувствовал, что его шансы выскочить из переделки и сохранить шкуру увеличиваются! Только бы расчет не подвел, только бы удача от него не устала!

Создатель и на этот раз подтвердил свое расположение к Снейку. Поезд выскочил так неожиданно, что Сазерренд, хотя и был готов к этому, едва успел сделать рывок и вспрыгнуть на узкий смотровой переход. Не зря же он столько времени уделял тренировкам! Плотная волна воздуха, разгоняемого составом, прижала его к стене тоннеля. Крики ужаса, хруст костей, визг тормозов– все прозвучало одновременно, ударив по ушам. Стив поежился. Кто его знает, который из имперцев успел закричать, а кого смерть застала врасплох, так что они не успели даже вскрикнуть... всех их было искренне жаль! Но что поделаешь, древняя поговорка права – на войне как на войне

Торможение поезда продолжалось. Хотя противник, по всей видимости, был уничтожен, оставаться здесь Сазерленду было нельзя. Сейчас набегут механики, контролеры, полиция, и Стиву с ними встречаться не стоит. Да и возвращаться на станцию тоже ни к чему – там его мог ждать водитель «кондора».

Сазерленд, двумя выдохами провентилировав легкие, развернулся ко второму выходу и побежал. Возможно, Крис поступил бы по-другому, может, он бы еще чего придумал. Но его рядом не было, и Сазерленд сделал так, как подсказывала ему логика. А Джордан между тем, отчаявшись дождаться сообщения от Снейка и убедившись, что если самому не подключиться к поискам друга, то ничего и не узнаешь, решил пойти проверенным путем.

ГЛАВА 26

Прихватив экс-Паука, Крис ринулся в имперский сегмент Сети. Показав ему новые приобретения программистов противника и приветственно помахав им рукой, Джордан вышел на коммуникационный центр и, подключившись к нему, показал псевдо-Джеймсу, как одновременно контролировать большое количество разговоров и не испытывать при этом перегрузки. Это, конечно, было некоторым преувеличением – заявлять, что новый способ полностью разгружает внутренний процессор сетян. Пыхтеть им пришлось будь здоров! Но нужно признать, что прежним методом они бы просто не справились.

Перелопачивая потоки информации, Крис и псевдо-Джеймс искали тот ручеек, который мог привести их к ответу на вопрос, что с Сазерлендом. Джордан конечно же мог селективно подойти к решению и вычленить потоки, идущие к Бросману, Граббе и еще парочке ключевых фигур. Но опыт ему подсказывал, что зачастую такие вот упрощения приводят к тому, что вдруг оказывается, что у контролируемых абонентов в нужный момент коммуникаторы заняты, а информация срочная, вот и передается она кому-то близкому, как назло, не охваченному контролем. А тот, получая важные данные, берет и несет боссу весть ногами! И все усилия впустую! Вот поэтому он и не стал искать легкого пути. Треща от переполнения, Джордан и экс-Митчел терпеливо ждали своего часа. Конечно, были имперцы, чьим каналам было уделено повышенное внимание. Бульдозер и все его сторонники попали под мощный колпак, но все же предусмотрительность Джордана оправдалась: первый сигнал прошел не к ним. Едва только псевдо-Джеймс перехватил сообщение о том, что Сандру доставили во внутреннюю, изолированную от Сети камеру, как тут же некий Кито Аями вызвал Олафа Свенсона. Крис – а канал связи, которым воспользовался Аями, шел через него – поначалу не придал значения обмену приветствиями, но когда прозвучало имя Стива, он насторожился.

– Джеймс, наш Сазерленд таки влез в дерьмо! – прокомментировал он услышанное сообщение. Нужно сказать, Джордан внутренне был уже готов к подобным неприятностям. Возможно, что он даже испытал облегчение, могло быть и хуже! – Господи, как маленький ребенок, не может без того, чтобы не натворить что-нибудь!

– Говори толком – Псевдо-Джеймс уже устал от перекачиваемой информации. Он надеялся, что хоть теперь-то Джордан освободит его от этой пытки. – Где он?

– Летает! Вместо того чтобы поступить так, как ты ему советовал, этот реактивный Ромео сразу понесся к Сандре, – Джордан передал услышанное в собственной интерпретации, дополняя слова Аями своими выводами. – Сейчас падает на «летающем крыле». И конечно же под присмотром имперцев! Они его ведут к земле под своим эскортом!

Экс-Паук чертыхнулся: – Как же это он? Вот дурак! И бабу не выручил, и нас подставил!

– Не причитай, ты еще не знаешь Сазерленда! – Крис мгновенно вступился за друга. Ему казалось, что привилегией ругать Сазерленда обладает только он. – Он одинаково талантливо умеет вписаться в неприятности, и так же гениально выпутываться из них! Я уверен, что все еще поправимо! Постараюсь сейчас дотянуться до Оскара, может, он успеет на выручку к нашему Снейку.

– Значит, можно выходить из этой информационной пытки? – с надеждой спросил экс-Митчел. – Мне кажется, я за всю жизнь столько слов не услышал, сколько прошло через меня сегодня! Лучше б я родился глухим!

Крис не ответил. Джордан считал, что как ни тяжело, но еще немного подержать связь Империи под контролем было бы неплохо. Чем они еще могли помочь ребятам? В реальном мире от сетян толку мало, так хоть надо отсюда заняться информационным обеспечением операции. Но, с другой стороны, усталость давала знать о себе все сильнее. Даже неугомонный Крис понимал, что тоже вот-вот достигнет предела.

– Джеймс, Стиву там не легче! – наконец сказал он. – Он же борется, что, если ему удастся вырваться?

Если имперцы запросят помощь, мы можем и должны не дать пройти информации!

– Так, может, проще заблокировать им всю связь? – предложил псевдо-Джеймс. – Пусть посидят без нее!

– Вот проклятье, как же я сам не додумался? – удивился Джордан. Перегрузка сказалась и на нем. От усталости он не понял, что упускает из виду одно, весьма немаловажное свойство коммуникаторов, – Джеймс, ты гений! Действительно, мы получили то, что хотели, а теперь можно и отдохнуть.

Освободившийся от нагрузки экс-Паук устало посмотрел на Криса.

– Про гения не знаю, – пробурчал он, – но с вами двумя не соскучишься, это точно!

Кито Аями пришлось нелегко. Сильный и смелый, он никогда не уклонялся от схватки. Но бег... Боже, как он его ненавидел! Невысокий, с длинным торсом и короткими ногами, он всегда показывал неплохие результаты в беге на короткие дистанции. Но при длительном беге начинал сказываться перекос в телосложении и физической подготовке. Мышцы, рассчитанные на силовое столкновение, – Аями готовил их с таким расчетом, чтобы в кратчайший срок нанести противнику максимальные разрушения, – плохо переносили монотонные нагрузки.

Взрывная сила Кито поражала воображение любого, кто видел его в деле, казалось, нет такого материала, который не могли разбить или пробить его удары! Но вот теперь именно то, что его выдвинуло из средней массы бойцов, стало причиной, почему Аями пришлось отпустить своих бойцов вперед. Отставание, которое ему удавалось не допускать на перроне, начало расти сразу, едва только Кито оказался на дне туннеля. Ноги, вдруг ставшие непослушными, словно ватными, с трудом несли его вперед. Удаляющиеся звуки погони усугубляли позор Аями. Он готов был от злости расстрелять все вокруг, разбить, разломать все, до чего только можно было дотянуться, но чем это могло помочь? Слезы стыда

и злости покатились по щекам имперца. Хотя что он мог сделать со своими ногами, которые не хотели двигаться? Расстрелять?

Но и стоять на месте Кито не мог. В отчаянии он хотел бросить тяжелый лучемет, но дисциплина взяла верх, и он поплелся дальше. Не чувствуя уверенности в нижних конечностях, Кито стал перемещаться, держась одной рукой за стену туннеля. Первый десяток шагов может, еще и второй, это помогало, но затем и этот способ отказал. Мышцы встали!

В бессильной ярости Аями рухнул на пол и, прислонившись спиной к стене, замер. Соленая влага попала на язык. Слезы? Пот? Да какая разница? Так оплошать! Кито представил, как все будут смеяться, когда узнают о его позоре. Аями понимал, что бойцы, после того как поймают Снейка, вернутся за ним. И что тогда? Кого нести? Пленника или командира? Сазерленд сам не... Что это?

Кито вдруг почувствовал, как стена за его спиной начала дрожать. Вибрация, вначале едва заметная, но с каждой секундой набирающая силу и амплитуду, дополнилась появившимся ветерком...

«Что это? Неужели поезд?» – пронеслось в голове Кито. Боже, он же совсем забыл о том, что они в тоннеле! Да его же здесь... Вопли ужаса и боли несчастных, что бежали впереди, не оставили сомнений в их участи. Аями вскочил. Мышцы словно забыли о боли. Вот где сказалась взрывная сила! Он стрелой взлетел вверх, на узкий выступ на стене, тянувшийся вдоль туннеля. Прыжок был весьма своевременным: по тому месту, где только что отдыхал имперец, пронесся, громыхая, тормозящий состав. Кито даже показалось, что он видел кровь на переднем вагоне, но он тут же отбросил эту мысль, слишком уж большая скорость и низкая освещенность, чтобы что-нибудь заметить.

Только сейчас Аями понял, как ему повезло, что он отстал от своих товарищей. А он, неблагодарный, еще сетовал на судьбу. Как же он был неправ! Ведь это небесные покровители Аями дали шанс, который он и использовал! Да, это еще одно подтверждение того, что он избранник Небес.

Кито застыл в молитвенном экстазе. Ему казалось что теперь, когда он получил такое подтверждение своей исключительности, своей силы, он просто обязан подняться в иерархии Империи! Он должен возглавить и перестроить ее так, чтобы и его боги получали заслуженные почести. И Аями добьется этого! Он единственный, кто спасся...

Единственный? Но ведь ему приказывали доставить Сазерленда живым! Аями только сейчас вспомнил о беглеце. Что же он стоит, нужно убедиться в гибели Снейка! А если тому тоже удалось уцелеть, то Кито его и один спеленает! Теперь, когда он убедился в благосклонности небесных сил, невыполнимых задач для Кито не будет! Не может быть...

Подстегиваемый звуками спешащих на место происшествия служащих подземки, он, быстро забыв о недавнем предательстве ног, направился вперед, туда, где он слышал вопли, где были его люди.

Оказалось, что отстал он не так уж сильно! Или это поезд так разметал останки? Аями было некогда рассматривать, что это он увидел – ногу или часть туловища! Трупы и куски тел Кито теперь интересовали по единственной причине – он должен узнать, жив Снейк или нет...

Продолжив легкий бег или, может, быстрый шаг, – все же опасение за мышцы оставалось, – Кито быстро миновал участок, на котором то и дело попадались трудно различимые в тусклом свете останки тех, кому не повезло. Один раз он даже чуть не упал, споткнувшись в темноте обо что-то мягкое, наверное, фрагмент чьего-то тела. Кито и ранее был не слишком чувствительным человеком, а теперь такие мелочи его и вовсе перестали интересовать. Свою цель он знал, нужно бежать вперед, все остальное – шелуха от семечек!

Главное было убедиться в том, что Сазерленд не ушел, а так как узнать это по останкам несчастных не представлялось возможным, то и тратить время на осмотр

не стоило! Если Снейк сумел спастись, то Аями его догонит. Лишь бы мышцы не подвели!

Кито с удивлением прислушивался к своему телу.,0н просто не узнавал его! Ноги совсем перестали беспокоить имперца, шаги все ускорялись, и вскоре Аями перешел на мощный равномерный бег! Он настолько уверовал в свои силы, что теперь небрежно отбросил в сторожу свой лучемет. Зачем он ему? Стрелять все равно нельзя, а без него бежать легче. Сазерленда, если тот жив, Кито легко и руками возьмет!

Прошло совсем немного времени, и впереди показалось светлое овальное пятно очередной станции. Пятно, по мере его приближения, росло, и Кито уже готов был признать, что Сазерленда он так и не увидел, как вдруг от тени у правой стены отделился силуэт бегущего впереди человека! Сазерленд? Или кто-то из его людей? В любом случае Аями нужно поспешить, беглец достиг выхода на перрон и соскочил вниз!

Снейк! Это он! Кито отчетливо вспомнил все фазы прошлого прыжка роллерболиста и теперь готов был уверенно утверждать, что перед ним капитан «скорпов». Только у него такая кошачья грация! Аями был заядлым болельщиком «Скорпионов», а потому часто видел Стива в деле. Он много раз мысленно сходился с ним в схватке, и конечно же побеждал! При этом, как казалось Кито, он разгадал корни успеха спортсмена. Именно сочетание силы, реакции, невероятной гибкости и пластики служило залогом успехов Сазерленда! И еще прекрасное чувство ритма! Казалось, в парне работает метроном. Все движения отточены, все в единой связке. Да еще каскады сложнейших приемов! И при этом ни единого сбоя в ритме!

Кито достал коммуникатор и на бегу нажал кнопку быстрого набора. Запрограммирован он был на номер Пино. Водитель ответил сразу. Видимо, он истомился в ожидании, так как его лицо возникло на экране коммуникатора еще до того, как закончился первый сигнал вызова. – Пино! Ребята погибли! Я преследую Сазерленда, но лучемет пришлось бросить. Мы уже прибежали на... Не знаю, как называется эта станция, разберись, она следующая по ходу нашего движения! Давай к выходу, встречай его там! Да и подмогу вызывай, а то он может в толпе затеряться!

Аями, достигнув перрона, повторил маневр Сазерленда. Теперь можно было не опасаться поездов, движение через станцию было остановлено.

Пино поднял «кондор» и, набирая высоту, нажал кнопку вызова Олафа. Выискивая место в череде экранопланов, он только через некоторое время с удивлением посмотрел на экран коммуникатора. «Вызываемый Вами номер недоступен. Попробуйте повторить попытку позднее», – прочитал он. Кажется, такую надпись он видел один или два раза в жизни! А тут в такой момент! Пино нажал повтор. Черт, тот же результат! Еще пара минут – и покажется станция, а он все никак не может дозвониться! Пино не растерялся. Он сделал то, что сделал бы любой на его месте. И то, что на этот раз не было учтено Крисом! Пино переключил коммуникатор в режим свободного поиска и набрал личный номер Граббе! Сигнал, не найдя абонента, ушел на низкоорбитальный спутник, а с него непосредственно на коммуникатор начальника СБ. Теперь, когда канал образовался вне сегмента Империи, связь восстановилась!

– Пино? – удивленно спросил Фил. – Ты откуда? Где вы пропадаете? У нас проблемы со связью, но Олаф мне сказал, что вы должны привести Сазерленда!

– Сейчас Кито гонит его к выходу из станции подземки в районе Колхо! Я лечу ему навстречу, – доложил имперец. – Аями без оружия, не знаю, что произошло, но все остальные погибли! Нам нужна поддержка!

– Мать твою! Говорил же Олафу! – Граббе злобно выругался, – Пино, если упустите Снейка, голову снесу! Сейчас отправлю к вам всех, кто у меня в резерве. Смотри, не упустите его! Если видишь, что сам не справляешься, то только держи его в поле зрения и не упусти до подхода поддержки! – Понял! – ответил Пино. – Мы его не упустим!

Но собеседник уже отключился. А Пино между тем уже подлетел к станции подземки. Он и не знал, что в своем докладе ошибся, погибли не все. Те два имперца, что первыми выбыли из строя, были лишь в глубоком нокауте. Как бы ни было им плохо, товарищам было еще хуже. Но разве Империи было дело до двоих проигравших? Там любят победителей...

А зря! Кос такими вещами не пренебрегал. Оскар, предупрежденный Крисом о том, что Снейк носится по станции, влетев в подземку и увидев толпу любопытных, понял, что здесь можно разжиться информацией! Он протиснулся сквозь толпу зевак, образовавшуюся вокруг лежавших без сознания людей. Увидев, что это имперцы, он тут же понял, что с ними случилось. Не теряя времени, Оскар немедленно приступил к реанимации. Первые общеизвестные мероприятия не помогли. Ни нажатие в точку между основанием носа и верхней губой, ни постукиванье по пяткам результата не дали. Пришлось прибегнуть к более изощренным методам. Результат сказался не сразу. Потребовались время и усилия, прежде чем один из поверженных имперцев смог заговорить.

– Как тебя зовут? – спросил Оскар, глядя в молодое, но уже в шрамах лицо. – Ты помнишь, что с тобой произошло?

Взгляд парня сфокусировался на Косе. Он явно плохо понимал, что от него хотят и как он здесь очутился.

– Как тебя зовут? – повторил Оскар вопрос.

– Мако! – наконец ответил парень. Его взгляд становился все более и более осмысленным.

– Мако, ты помнишь, кто ты? Что здесь было? – продолжал Оскар. Он спешил. Возможно, Стив нуждается в его помощи, а тут эти. – Ты бежал за Снейком?

– Да! – На лице имперца появилось удивление.

Точно, я бежал за Снейком! А что со мной произошло?

Оскар выругался про себя. Господи, толку-то от тебя!

– Куда он делся? – спросил он на всякий случай. – Где он? – Где? Куда? – Мако приподнялся на локте и обвел глазами зал Проклятье, эти туннели так похожи, а эти зеваки закрыли весь обзор. Но если этому надоедливому здоровяку не ответить, не отстанет же!

– Туда! – Мако ткнул в угол зала.

– Точно?

– Не знаю...

Оскар оставил свои попытки. Видимо, Стив так приложил этого Мако, что все мозги отбил! Кос поднялся и посмотрел вокруг. Несмотря на богатырский рост Оскара, толпа мешала толком осмотреться. Разорвав круг, он увидел кучку людей возле одного из тоннелей Как раз возле того самого, на который указал имперец!

Зеваки, сгрудившиеся у края платформы, вытягивая шею, заглядывали в темный зев. Вопли, охи и ахи чередовались с причитаниями тех, кому удалось увидеть первый вагон состава. Поезд остановился почти у самого конца тоннеля и перед падкими до зрелищ зеваками предстала страшная картина финала трагедии.

Оскар не стал заниматься рассматриванием останков, что-то подсказывало ему, что если он хочет найти Сазерленда, нужно двигаться дальше. Представившись ближайшему полицейскому старшим инспектором Пирсом, он, выхватив у него фонарь, направился к тоннелю Перешагнув через ограждение, Кос перебрался на смотровую дорожку. Бег для него не представлял проблем, он даже соскучился по этому упражнению – последние события не давали возможности заняться полноценной тренировкой. Так что Оскар даже не заметил, как добежал до того места, где ему начали попадаться останки. Здесь тоже уже толпились люди, но это были служащие метрополитена и полиция.

Оскар снова воспользовался тем, что Пирс работает в управлении недавно. Имя инспектора многим было знакомо, а вот в лицо Дэвида знали не все. Кос в свете фонарей осмотрел каждый фрагмент. Картина была страшная.

– Мы даже не можем определить, сколько здесь было людей, – услышал он за спиной. Кос оглянулся. Это был пожилой полицейский из службы охраны метрополитена, – Сколько здесь служу, а такого не видел!

– Что-то нашли? – спросил Оскар, продолжая осматривать место происшествия. – Яимею в виду предметы одежды, обувь, оружие...

– Три ботинка на правую ногу, один на левую, – доложил охранник. – Тот, что на левую, составляет пару для одного из правых. Также найдено три искореженных штурмовых лучемета. Ну и конечно же части тел... Вот только что им здесь нужно было?

– Это я и выясняю! – бодро ответил Кос, соответствуя образу, который себе избрал. Он кивнул в ту сторону тоннеля, откуда прибыл поезд. – А там смотрели?

– Нет еще. Пока и тут работы хватает!

– А я схожу гляну, – сказал Оскар. – Может, и набреду на что!

И он действительно набрел! Находку сделал Оскар тогда, когда уже и не думал, что может что-нибудь отыскать Он уже собирался пойти назад, к месту трагедии, когда до него дошло, что в последний момент, перед тем как он повернулся, луч света выхватил вроде бы что-то такое, чего здесь не должно было быть!

Резко развернувшись, Кос поискал фонариком этот предмет. Вот он! Неужели... Оскар побежал вперед. На пути, слева от внушительного монорельса, лежал тяжелый лучемет! Подняв его, гигант удивленно повертел оружие в руках. Просто удивительно, как же его не заметили те, кто прошел до него?

Оскар осветил фонариком все пространство. Судя по всему, служащие шли не по смотровой дорожке, а по той части тоннеля, что находилась между дорожкой и монорельсом. Поэтому они и не заметили лучемет, лежащий по другую сторону высокой стойки направляющей монорельса. И Оскар не заметил бы, но его рост позволял видеть и то, что находилось за довольно высоко преградой. Но если оружие здесь, так далеко от места происшествия, то получается, что погоня на этом не прекратилась...

Фил, выслав бойцов на помощь Кито Аями, вдруг рассудил, что два отряда по тридцать человек на одну станцию слишком много. Возможно, стоит второй отряд разделить так, чтобы одна его часть направилась к следующей станции, а другая – к предыдущей! Чем черт не шутит? Снейк, он же такой шустрый! Пробежав один прогон, пробежит и другой...

– Джойс! – обратился он к помощнику. – Соедини меня с Эдди!

Эдди был командир того отряда, который Граббе решил разделить. Джойс быстро набрал номер. Недоуменно посмотрел на дисплей. Набрал заново.

– Фил, у меня сообщение, что связи нет!

– Как это нет! – удивился начальник СБ. – Мне же только что звонил Пино! А как же я отправлял командиров?

– Не знаю. Я позвоню сейчас связистам, узнаю! – решил Джойс.

Он набрал номер и уже хотел выругаться, вспомнив, что нет связи, но тут увидел на дисплее лицо Тома, начальника связи.

– Том, что со связью? – спросил Фил, опережая, своего помощника. – Я не могу связаться...

– Фил, проблема на нашем узле! – сообщил тот. – Внутренняя работает, а выхода на городской узел нет...

– Но у меня срочное дело к командиру одного из моих отрядов! – Граббе даже поднял согнутую в локте руку. Кажется, такой жест он видел в каком-то понравившемся ему фильме. – Нужна срочная связь!

– Да нет проблем, переключи свой мобильный на внешнюю работу, и все, ты не будешь зависеть от наших балбесов, – пояснил Том. – Я уже устал ругаться с Фолли, бородач со своими программистами все что-то экспериментирует, а у нас проблемы!

– Господи, как же я сам не догадался! Сейчас по пробую! Спасибо, Том! – Фил отключил связь. – Джойс, слышал? А ты должен был сам до этого доду маться! – Сори, босс, исправимся! Я не связист, я... – гибкий боеи принял позу стрелка. – Укажите цель, сэр!

– Ладно, не дурачься! – Граббе поднялся и направился к выходу. У дверей повернулся: – Давай, выходи на Эдди. На одну станцию бригады Конти хватит. А Эдди пусть возьмет под контроль две других, ту, что перед Колхо, и ту, что после! А я пойду, нашему умнику перца под хвост насыплю!

– Будет сделано, босс! – Джойс шутливо вытянулся и щелкнул каблуками.

ГЛАВА 27

– Боб, что со связью? – Фил Граббе влетел в кабинет Бросмана. – Я ни с кем не могу связаться! У меня операция под угрозой! – Что со связью? – Бульдозер переадресовал вопрос к сидящему в глубине зала Фолли. – Пе, ты не в курсе?

– Еще не знаю, но с уверенностью могу предположить, что это опять наш сетевой недоброжелатель, – ответил аналитик. – До появления этих жителей Сети таких проблем не возникало.

– Так почему твои программисты еще не выловили его? – рассвирепел Бросман. Глаза его выкатились из орбит, рот раскрылся, чтобы заорать о бездельниках, сидящих в Империи и зря проедающих заработанный братвой хлеб, но Фолли его опередил: – У сетян возможностей гораздо больше, чем у программистов. Я думаю, что своими силами нам их не одолеть. Пока, по крайней мере. Но, думаю, это и не нужно. Он наш враг, пока носитель на свободе! А вот если будет пойман Снейк, то...

– Так я же об этом и говорю! – вмешался в разговор Граббе. Ему была непонятна тема спора, да и вообще ему дела не было до каких-то сетян. Он людей теряет, а тут программисты, компьютеры. – Мои люди Снейка обложили, а у меня связи с ними нет!

– Что?! Снейка? – подпрыгнул Бульдозер. – Да что же ты!... – Пе чуть не задохнулся от Возмущения. – Где он?

– Не знаю! Говорю же – связи нет!

– Пе, дай связь! – заорал Бульдозер. – Если из-за твоих м... чудаков упустим Сазерленда...

– Боб, я думаю, что если мои люди в чем-то и виноваты, то только самую малость! – Фолли спокойно смотрел на Бросмана. – Если Филу нужна связь, проблем нет, пусть научится пользоваться своим коммуникатором. Там есть переключатель на спутник. А что касается Снейка, то он уже один раз был в руках твоих людей, что ж ты с них не спрашиваешь?

Фил, видя, что его замысел не удался, деловито достал коммуникатор и начал нажимать кнопки. Сказать, что он был удивлен вольностями, которые позволял себе карлик, значило ничего не сказать. Ну сейчас Бросман оторвется на наглеце, ну и буря же поднимется! Впрочем, это проблемы Фолли, а он должен быстрее дозвониться до своих...

– Эдди? – закричал он, увидев лицо бригадира. – Эдди, ты сейчас где?

Граббе в порыве энтузиазма не заметил, как от его вопля вздрогнул задумавшийся Бульдозер. А зря, в последнее время у Боба с нервами было не очень.

– Достал! Идиот! Чего орешь над ухом! Иди свои вопросы у себя решай! – заорал Бросман. – И изучи инструкцию к аппарату!

Осыпаемый бранью Граббе не видел, как за его спиной лысый коротышка делал знаки Бульдозеру: выгоняй, мол, выгоняй быстрее. Он уже и без этого вылетел в коридор. Черт, не удалось уродцу напакостить! Хитрый дьявол, все кнопки знает!

– Ну, что ты мне хотел сказать? – спросил Боб, когда они остались вдвоем. – Что ты хотел сказать, дергая своими конечностями? И как расценить твое хамство? Фил все же отвечает за Службу Безопасности и не стоит с ним ссориться по-пустому!

– Ну, напомнить о том, кто упустил Снейка, это не хамство, пусть эти идиоты, что только мышцами играть могут, помнят, как Империю и тебя подвели! – Пе скоренько перевел острие своего сарказма на силовиков организации. – А что касается наших дел, то надо запрячь Виктора, без этого у нас ничего не получится. Слишком они там, – Фолли ткнул маленьким пальцем в дисплей, – вольно себя чувствуют! Пора и делом заняться!

– Конкретней! – набычился Бульдозер. Впрочем, он это делал всегда, когда не очень понимал замысел подчиненного. – Что ты предлагаешь?

– Давай вызовем Шанца, сам все услышишь! – ответил Пе. Он удовлетворенно отметил, что Бросман все больше и больше привыкает к тому, что Фолли начинает говорить с ним на равных. Ничего, Боб, готовься, еще ни к такому привыкать придется!

– Ну так вызывай! – Бульдозер с нетерпением посмотрел на дисплей. – Код вызова у тебя!

– Подожди, не все так просто! – Фолли раздраженно скривился. Вот когда и этого тупицу зацепила проблема. – Как же его вызовешь, если нет связи? Пробовать будем внешнюю, но гарантии нет...

Бородач достал свой коммуникатор и начал набирать команды. Сосредоточенное ожидание сменилось умиротворенным спокойствием, и только блеск в глазах выдал удовлетворение.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Бросман. – Что там у тебя?

– Сейчас, погоди...

Пе нажал еще несколько кнопок. Информационный канал переключился на большой коммуникатор. И тут же появилось лицо Виктора. На этот раз он был похож на самого себя.

– О, Виктор, сегодня ты выглядишь просто блестяще! – польстил сетянину Бульдозер. – Вот теперь видно, что ты уже полностью освоился в Сети! Рад за тебя.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарил Шанц. – Ты прав, мне уже не так тяжело. Я бы даже сказал, что стал чувствовать себя здесь более комфортно, чем в вашем мире. Что-то такое было в этих словах, что насторожило Фолли. Он еще не уловил, что именно, но сторожевая система Пе еще никогда его не подводила.

– Я снова стал писать, – продолжал поэт. – Мои стихи опубликовали многие виртуальные издательства. Вот только деньги, которые они мне предлагают, пока тратить не на что...

– Ничего, вернешься в тело, а мы для тебя его бережем, можешь не беспокоиться, вот тогда и найдешь, на что потратить. – Бросман старался держаться своим парнем. – Все девки твои будут!

– Да я как-то и не спешу вернуться, – равнодушно ответил Виктор. – Мне теперь и здесь неплохо!

И вновь в его тоне Фолли уловил тревожащую его как аналитика информацию. Что-то с поэтом было не так. Он явно менялся. В перемене облика, в его интонациях и особенно в безразличии к делам реального мира карлик почувствовал растущую независимость сетянина. Неужели он там так адаптировался, что больше не испытывает желания возвращаться? Или блефует? Не хочет давать повод для давления? А как же тело? Каким бы глупцом Шанц ни был, но он же не может не понимать, что пока носитель у имперцев, то и сам поэт – существо абсолютно зависимое! Нет, здесь какая-то загадка!

– Я смотрю, ты там совсем обжился! – сказал Пе. – А может, ты научился управляться с информацией не хуже Саз... Криса Джордана?

– Я? Не хуже Джордана? – брезгливо повторил Виктор. – Да я... Вашему Крису даже не снилось того, что могу я! Он просто мусор в Сети, который я просто не замечаю!

«Ну началось, – подумал Фолли. – Была паранойя или клаустрофобия. Нет, сетефобия, а теперь началась мания величия! Беда с этими поэтами!» – Виктор, а вот у нас сейчас такая проблема... – Аналитик решил проверить, так ли уж всесилен поэт, – Джордан заблокировал нам выход в Сеть. Ты можешь снять проблему?

Шанц криво улыбнулся. Весь его вид показывал, что предложенное испытание унизительно для него. Как можно льву предлагать поймать маленькую мышь? Он застыл на несколько секунд, а потом с нескрываемым презрением осведомился: – Это все, что вы от меня хотели? – Нет, конечно нет! – важно проговорил Бульдозер. – Для такой безделицы у нас и свои программисты есть. Пе хотел узнать, насколько ты освоился в Сети. Но не это послужило причиной нашей встречи.

– Тогда что же вы хотите?

– Ну, в первую очередь я хотел посмотреть на тебя, узнать, все ли в порядке. Хотел сообщить, что твой носитель тоже ни в чем не нуждается.

– Бульдозер, давай ближе к делу! Я не намерен выслушивать твои повторяющиеся напоминания о моем теле! Потеряешь меня, кто у тебя в Сети останется?

Вот оно! Фолли наконец понял, что его беспокоило в поведении поэта. У того пропал страх! Страх был именно тем, что лежало в основе всей системы подчиненности имперцев, страх, который был самым понятным и убедительным рычагом управления людьми, исчез из глаз сетянина.

– Виктор, да как тебе не стыдно! – мгновенно перестроился Бросман. Фолли не удивился метаморфозе. Аналитик всегда отдавал должное умению Бульдозера подстраиваться под ситуацию. – Мы же договорились, что мы партнеры, а между ними разве могут быть угрозы? Я упоминаю о твоем теле единственно для того, чтобы ты знал, что мы выполняем свои обязательства, и только! Если ты подумал, что речь идет о вульгарном шантаже...

– Боб, я думаю, Виктор прекрасно понимает то, о чем ты ему говоришь! – Фолли стал уводить разговор от опасной темы. – Он умный человек и понимает, что всем нам, и Виктору в Сети, и нам в реале, наше сотрудничество принесет неизмеримые выгоды. Мы поможем друг другу завоевать свои миры! Представь, Виктор становится полновластным королем, да что королем, Господином сетевого пространства. И помогает тебе здесь добиться этого же! Это позволит нам здесь иметь любую информационную поддержку, а в ответ мы сможем поставлять ему людей, его подданных!

– А аппарат? Или как их там... – Бульдозер замялся, подыскивая название прибора.

– Врата! – брезгливо подсказал Шанц. – Этот аппарат профессор называл Врата!

Но по торопливой манере, в какой это было сказано, Фолли понял, что его слова попали туда, куда и нужно было! Все, ты наш!

– Вот! – воскликнул он. – Вот ты и сам пришел к тому, из-за чего мы тебя потревожили. – Пе стремился развить успех. – Давай поможем друг другу! Тебе не кажется несправедливым, что носитель Джордана бегает в реале? Тебе они такое не обеспечили! Завлекли и бросили! А себе обеспечили комфорт! Один там, в виртуальном мире, живет и пакостит всем! Другой здесь, в реале, беспредел творит, людей убивает! И помогают друг другу от ответа уйти! До того уже обнаглели, что самого Симоне убили! Мало того, Сазерленд еще в президенты пробраться замыслил! Здесь, в реале, решили власть захватить, и там у вас, в Сети, уже всех под себя подмяли! Даже Институт Памяти уничтожили! Заморочили голову Марко, Храм Памяти под себя взяли, Врата от всех увели! Для чего? Ответь, Виктор, зачем им все это? Можешь нам не говорить, себе ответь! Ты поэт, тебе чужды низменные инстинкты, но ведь ты не слепой и должен понимать, к чему стремится наш общий враг!

Виктор ошеломленно молчал. То, что он услышал от Фолли, в новом свете открывало то, что с ним произошло. Так, значит, эти Крисы-Стивы хотят мирового господства? А его и других несчастных заманили в Сеть как будущих подданных Джордана? Как рабов? Так вот почему Крис так заботливо настраивал всем программы! Сетяне должны были видеть мир их глазами, воспринимать все так, как хотят новые хозяева жизни! Ну уж нет! Не бывать этому! Уж если кто и должен здесь править, то только он, Виктор Шанц!

Тот, кто создает, кто творит! Тот единственный, кому дарован талант вдыхать Жизнь в свои творения!

– Что от меня требуется? – спросил он. – Каков ваш план?

– Начнем со связи...

– Да работает ваша связь! – усмехнулся Шанц. – Я все сделал!

– Нет, Виктор, я не об этой! – ответил Фолли, удивляясь в душе тому, как быстро сетянам удается решать такие проблемы. – Нам нужно отсечь Джордана от связи!

– Вилли, нам предстоит работа! – Виктор предстал перед Гофманом в полной красе. Замок, который он себе создал с помощью того же Вилли, разросся до дворца, залы с колоннами теперь занимали значительную часть пространства чьего-то сервера, съедая при этом приличный кусок массива чужой памяти. Но это не тревожило поэта – зачем королю думать о таких мелочах? Да-да, Гофман не ошибся! На этот раз Виктор предстал пред ним в красной королевской мантии, расшитой лилиями, и с короной на голове!

– Виктор, что с тобой? – удивился Вилли. – Ты не переборщил в своих фантазиях?

Шанц надменно посмотрел на него. Теперь, когда Виктор осознал всю мощь своей фантазии, когда, используя способности Вилли, разбудил наконец свой дар, он воспринимал критику весьма болезненно. Конечно, Шанц понимал, что многим обязан приятелю. Только его способность считывать информацию поэта помогла им обоим выйти из того унизительного положения, в котором оставили их Джордан и его прихвостень. Помнил, как все начиналось, и Гофман.....

Вилли тогда сумел понять, даже нет, считать мысли Шанца! Более того, только он и сумел разобраться в проблеме Виктора. А, найдя болезнь, лечение предложить несложно. Наведя в мыслях Виктора порядок, он добился того, что поэт сумел, впервые сумел понять, как нужно правильно мыслить категориями виртуального мира! И того словно прорвало! Создав себе зрение, Виктор увидел, насколь прекрасен, насколь ярок новый мир! Мир, которого его хотели лишить такие, как Джордан и его сообщники!

Боль и ярость придали форму тому страшному комку негативной энергии, что с диким ревом вырвался из его страдающей души! Темное, почти черное пламя, охватившее Шанца, оторвалось от него и, превращаясь в гигантское облако, завертелось перед сетянами.

Вилли, скопировавший себе программы ввода-вывода Виктора, увидел то, что повергло его в ужас. Вращаясь и скручиваясь, облако сгущалось. Оно стало все быстрее и быстрее превращаться в гигантский кокон. Повиснув в пространстве прямо перед сетянами, кокон пульсировал, по его черному веретенообразному телу пробегали молнии разрядов избыточной энергии. Но более всего Вилли пугали те пульсирующие толчки, что сотрясали огромный кокон Казалось, что он Живой – Виктор, что это? – в ужасе прошептал Вилли, – Ради бога, останови это!

Гофман, дрожа всей программой, смотрел на гигантское новообразование, что вышло из больного сознания оскорбленного поэта, и гадал, что же это такое, когда вдруг творение Шанца зашевелилось. Стало разворачиваться, раскручиваться, распуская прижатые к телу щупальца. Эти щупальца все росли и росли! Казалось, что конца им не будет! Испуганный Гофман попятился и приблизился к самому выходу из сервера, а монстр все еще продолжал увеличиваться. Десятикратно, стократно увеличиваясь в своих размерах, раздуваясь и закрывая собой все серверное пространство, медузо-подобное чудовище стало подниматься вверх! Колыхающееся тело, опершись на десятки щупалец, наконец развернулось, и Вилли, потерявший способность думать, вдруг почувствовал дикую волну злобы, исходящую от нового Живого! Вилли понял, что сознание отказывается ему служить...

А Виктор, не обращая внимания на Гофмана, любовался своим творением. Теперь, когда монстр уже сформировался, стало ясно, что он вышел удивительно похожим на спрута! Конечно, спрут у Шанса получился не совсем таким, каким его можно было видеть в реале, но ведь он и не собирался делать копию. Виктор вообще не думал что-то делать! Он только представил свой гнев, представил свою болъ! И одновременно с облегчением получил это прекрасное создание! Но даже не это поражало! Удивительным было другое – теперь он мог Творить! Мог создавать Живых! Он – Создатель, равный в своем могуществе Богу!

Гофман чувствовал, что происходит что-то запредельное. Он уже не верил своим драйверам-глазам, не верил, что он жив, не верил, что в сознании. А может, вообще все это сон? Настоящий цветной красочный сон? Да-да, конечно, только так можно объяснить весь этот бред Шанца!

А Виктор испускал волны блаженства! Вилли отчетливо ощущал эйфорию поэта. Гофману показалось, что Виктор находится на грани оргазма, вот только как это можно испытать в бестелесной программе? Но Виктора это нимало не беспокоило.

– Ты слышишь меня? – закричал он монстру. – Ответь мне, своему Создателю!

– Да, хозяин, я слышу тебя!

– Ты готов выполнить мое приказание? – спросил Виктор.

– Говори, что от меня нужно?

– Тогда смотри! – Виктор мгновенно создал копию Криса Джордана. – Смотри внимательно, запоминай каждую черточку, каждый штрих!

Вилли подивился точности, с какой поэт сформировал изображение. Вот только Гофман подумал, что лучше бы он код скопировал, а не изображение! Так точнее было бы и безошибочно! Но вслух Вилли говорить не стал, Джордан поступил несправедливо с ним и с Виктором, но не настолько же...

– Ну что, готов? – спросил Шанц свое порождение, – Тогда вперед, разорви его!

ГЛАВА 28

Теперь, по истечении достаточно большого отрезка времени с того момента, когда спрут вышел на охоту, Шанц все реже и реже советовался и почти не считался со своим помощником. Набрав силу и черпая энергию из своей обиды, Виктор упивался открывшимися возможностями. Первое, что он сделал, это поменял свою внешность. Придав себе вид героя древних преданий, поэт стал строить свое жилище. Вначале это был красивый дом в окружении реликтовых деревьев. Но после того, как Фолли высмеял новый имидж Виктора, тот вернулся к своему облику, который имел в реале. В виртуальном же мире Шанц оседлал чей-то могучий сервер и, подчинив его себе, построил там себе резиденцию.

На этот раз это был средневековый замок. Черный и угрюмый, весь увешанный древним оружием, он поражал Гофмана своей мрачностью. Вилли даже гадал, что послужило темой очередного бзика Шанца, и вскоре догадался, что поэт черпал сюжеты для своих фантазий, посещая серверы сетевых музеев. В зависимости оттого, на какой набредал, такую эпоху, такой стиль он и привносил в свои творения.

Резвился Виктор от души! Если уж строил замок, то такой, который поражал своими размерами и вычурной архитектурой. Вздумай кто-то повторить такое творение в реальном мире, вряд ли бы он сумел довести стройку до конца, несмотря на прогресс: законы физики никто еще не отменял!

Вилли попытался объяснить Виктору, что все это – пустое занятие, что им для жизни не нужны никакие хоромы, но получил такую отповедь, что желание образумить поэта пропало. Гофман почувствовал, как высокомерное самодовольство при виде своего творения мгновенно переросло во вспышку гнева. Казалось, еще чуть-чуть, и жди чего-то подобного тому монстру, что носится по Сети в поисках Джордана!

Вилли не знал, какая участь постигла Криса, но однажды он встретил чудовище. Вместо нескольких щупалец торчали уродливые обрубки, что, впрочем, при том количестве, которое осталось, нисколько не влияло на самочувствие и подвижность спрута. Вот как раз об этом Гофман и хотел рассказать Виктору, застав того в новом жилище. Хотел, но, увидев новый «шедевр», забыл обо всем...

От мрачности не осталось и следа! Все было окрашено в светлые тона, и даже мрамор, созданный воображением Виктора, отливал светло-кремовым. Вилли подумалось, что такой тон – хороший признак, может, психика поэта стала выздоравливать? Но едва Шанц заговорил, как его информационное поле запестрело колючими иглами.

– Красиво, – приветливо сказал Вилли. – Но ты не переборщил со светлыми тонами?

– Я никогда не перебарщиваю! – презрительно ответил Шанц. – Я тот, кто может создавать Живых, я тот, кого все обязаны называть Творцом! И я просто не могу перебарщивать! А те, кто этого не понимает, достойны быть превращенными в червя! Хочешь, я это с тобой сделаю?

Вилли, прислушавшись к информационным волнам Виктора, увидел, как в сознании его всплывает противный толстый белый червь с безглазой мордой, с шевелящимися надо ртом усиками. «Черт побери, еще и вправду превратит!» – со страхом подумал Гофман.

– Нет-нет, Виктор, не надо, я понял, что ты прав! – торопливо залепетал Вилли. – Пойми, простым людям, как я, тяжело уследить за твоим...

– Величием? – горделиво подсказал поэт, – Не бойся, я помню тех, кто мне помог, так что если и превратил бы, то ненадолго!

«Твою мать! Утешил!» – пронеслось в голове у Вилли, но он тут же пресек эти мысли. А вдруг их услышит или почувствует этот психованный гений? Господи, еще этого ему не хватало – в сказке какой-то оказаться! Бред, да что же это с ним происходит! Куда он попал? Чудовища, дворцы, король-колдун. Нет, это просто сумасшествие! Возможно, у кого-то из них началось психическое заболевание! Или у Виктора, или у Вилли! А может, у обоих? Может быть, сказывается отсутствие тела? Вдруг это какой-то гормональный голод? У программы гормональный голод? Бред, да и только! А может, не гормонов, может, еще чего-то не хватает? О гормонах он вспомнил, потому как больше ни о чем другом не знал. Ведь как-то эту галлюцинацию нужно же объяснить!

– Вилли, ты как, со мной или нет? – услышал он Виктора. Вот тебе и ответ, сон это или нет! Примите поздравления, кошмар продолжается!

– Конечно, Виктор, как ты мог сомневаться? – быстро ответил он.

– Тогда найди спрута. Верни его ко мне Он получит другое задание. – Шанц жестом, полным величия, протянул код, внешне напоминающий свисток. – Вот тебе его вызывное устройство. И давай поскорее, времени мало...

«Кондор» имперцев Стив увидел, как только выбежал из подземки. Стараясь не привлекать к себе внимания, сдерживая шаг, Сазерленд влился в бесконечный людской поток. Он загадал, что если удастся дойти незамеченным до входа в супермаркет, находящийся метрах в ста от подземки, то потом его уже никто не отыщет. Там можно легко и одежду сменить, и выбраться через другой выход. Стив не подозревал, что направляется прямиком в ловушку. Пользоваться единой платежной системой, заходить в магазины, имеющие свою службу видеоконтроля; человеку, хотя бы отдаленно напоминающему капитана «скорпов», было противопоказано! Везде автоматика фейсконтроля была запрограммирована так, что при появлении подозреваемого в помещение ближайшего полицейского участка поступал сигнал оповещения. Но Сазерленд об этом даже не подумал. Он просто забыл о таких системах!

Воодушевленный своим чудесным избавлением от погони, он увлекся построением планов спасения Сандры. Странное дело, стоило только мисс Чен попасть в беду, и Стив сразу же стал скучать по ней! Роллерболист с резкой, до боли в сердце, тоской начал вспоминать различные забавные мелочи, связанные с журналисткой. Ее слова, ее шалости, даже ошибки и глупости, которые допускала Сандра, теперь казались милыми и трогательными!

Углубившись в приятные воспоминания, Сазерленд забыл о том, в каком положении находится, ничего не видел вокруг себя. Ему бы встряхнуться, осмотреться вокруг. Тогда бы он заметил, что из подземки вылетел пышущий энергией и желанием исправить ошибку своих бойцов Кито Аями. Глаза имперца сразу нашли спину Снейка, и бригадир последовал за ним. Бежать, чтобы не привлекать внимания, он тоже не стал. Пластично скользя мимо прохожих, он и так с каждым шагом сокращал расстояние. Кито шел вперед, гибко, мягко, но с такой силой, что прохожие сами расступались перед ним.

Стива могло спасти только чудо! Но, по-видимому, у его удачи сегодня еще не кончились запасы. На этот раз она пришла в лице Дейла. Того самого Дейла Престона, которого он и Том планировали поставить во главе Службы Безопасности Храма. Сазерленду показалось, что с тех пор прошло так много времени. Много? Да всего-то несколько дней!

– Снейк? – Престон озабоченно посмотрел на того, кого он когда-то ненавидел, – Как ты здесь оказался? Тебя же ищут все...

– Дейл! Как хорошо, что я тебя встретил! – обрадовался Сазерленд. – Дейл, честное слово, я не делал того, что мне приписывают!

– Стив, можешь мне ничего не говорить! – Престон в приливе чувств замотал головой. – Все ребята на твоей стороне! А теперь, после того что произошло в раздевалке, вообще все команды на ушах стоят! Хотят идти на разборки! Завтра похороны Марко, а послезавтра будет сходка. Вот на похоронах наши хотят встретиться с... Снейк, берегись! – Дейл, стоявший лицом к летящему к ним имперцу, обратил внимание на хищный блеск в глазах Аями и верно оценил его намерения. Оттолкнув Сазерленда, он подставил блок под удар пробившего в пустоту имперца и ударил его ногой в живот. Но хорошо тренированный Аями легко принял удар, пружинисто гася разрушительную энергию. И тут же последовал его молниеносный ответ ногой в голову. Дейл, отлетая, успел увидеть мелькнувшую тень. Превозмогая боль, он вскочил, готовясь отразить очередной удар, но противника уже не было – тень, которую он увидел, принадлежала Снейку. Сазерленд не хотел убивать, но после нанесенного другу удара не стал сдерживать свою ярость. Его кисть, в которую он вложил весь свой гнев, пробила, словно копье, гортань имперца. Очный бой, о котором Кито мечтал долгое время, закончился, не успев начаться.

Сазерленд, не глядя на поверженного противника, бросился к Престону.

– Дейл, как ты?

– Нормально! Вот только башка гудит! – Престон потряс головой. – А ты не стой, беги давай! А то сейчас набегут! Только в магазины не заходи, везде камеры! Ищут тебя!

– Спасибо, Дейл, я обязательно найду тебя! – Стив стал протискиваться сквозь начавшую скапливаться толпу.

Оскар выбрался наружу и сразу заметил толпу вокруг места недавней схватки. Кос хотел приблизиться и посмотреть, но, увидев там полицейских, решил не подходить. Пользоваться именем Пирса, стоя с тяжелым лучеметом в руках, было глупо, а бросать его не хотелось. Предпочтя понаблюдать за происходящим издали, он, спрятав лучемет за спину, привалился к стене. Повел взглядом вокруг себя. Кажется, ничего подозрительного.

Кос посмотрел на стоящие возле входа в подземку экранопланы. Заметив зависший над землей «кондор», сразу насторожился. Ему очень не понравилось поведение пилота. Тот внимательно смотрел на толпу и, шевеля губами, напряженно о чем-то докладывал. Ясно было, что он оказался здесь не случайно. Да и вообще, могло ли здесь что-то происходить случайно?

Раздумывать было некогда. Оскар быстрым, энергичным шагом подошел к стоящему рядом «гледису». Всем своим видом Кос показывал, что именно этот экраноплан является его конечной целью. А как только вышел из поля зрения пилота «кондора», Оскар совершил мгновенный маневр, в результате которого оказался рядом с разговорчивым водителем. Повернувшийся на движение Пино увидел направленный на него лучемет.

– Только дернись! – тихо, но убедительно сказал Оскар. Прикрывая собой оружие, он стоял, прислонившись боком к машине. Так, чтобы другим казалось, будто беседуют два приятеля. – Медленно положи руки перед собой.

Пино подчинился.

– Молодец! Я вижу, что ты хочешь остаться в живых, – констатировал Кос, – Я гарантирую, что если ты и дальше будешь себя вести так же, то скоро от меня избавишься. Понял?

Водитель кивнул.

– Отлично. – Оскар быстро глянул по сторонам. – Теперь нажми кнопку и убери дверь! Медленно!

Пино плавно опустил руку и нажал кнопку. Дверь плавно разделилась и уехала под днище.

– Прекрасно! – Оскар хотел уже забраться в кабину, как вдруг увидел несущийся по улице транспортер. Громадина летела низко, видно было, что командос, заполнившие машину, готовы к высадке. В такой обстановке он уже не мог отвлекаться на водителя.

– Ну-ка пригнись! – быстро сказал Кос.

Пино двинулся вперед, а рука Оскара к нему. Еще через секунду пилот выпал из «кондора». Кос, как и обещал, не стал наносить ему травму. Пино должен был минут через пять прийти в себя. Но об этом Кос уже не думал.

Подпустив транспортник поближе, он открыл дверь «кондора» с противоположной стороны. Теперь, когда Оскар видел лица командос, он уже не сомневался в их принадлежности. Передвинув переключатель на непрерывную стрельбу, Кос поднял грозное оружие.

Серия вспышек разорвала пространство. Оскар, верный своей привычке, опустошил весь магазин. Результат был ошеломляющий! Первый же заряд вырвал большую часть кабины и убил водителя. Остальные лучи достались прыгающим на землю имперцам. Не став подсчитывать убитых, Оскар бросил теперь уже бесполезный лучемет и рванул машину прямо на толпу, окружившую неподвижное тело.

Стоявшие там люди, увидев стрельбу из «кондора», а затем несущийся на них экраноплан, бросились врассыпную. Пролетев над растерянным Дейлом, еще не решившим, бежать или ждать полицию, и неподвижным телом Аями. Оскар убедился, что Стива здесь нет. Развернув «кондор», он завис на антиграве и прокричал в открытое окно: – Дейл, где Снейк?

Престон удивленно завертел головой, казалось, он не узнал Коса.

– Да это я, Оскар! – закричал гигант. – Стива не видел?

Дейл сделал неопределенный жест. Казалось, он не хочет говорить, но рука сама дернулась в сторону улицы, куда ушел Сазерленд.

Кос не стал продолжать расспросы. Пора было избавляться от машины. Все видели, что стрельба велась из экраноплана, так что долго оставаться в нем нельзя. Сейчас полицейские введут номер «кондора» в свой коммуникатор, и пеленгаторы точно выдадут все его передвижения.

Оскар пролетел еще метров пятьсот и стал снижаться. Он нашел место для парковки и... В толпе поднялась сутолока, из нее выскочил Сазерленд и побежал прочь от Оскара!

– Стив! – закричал Кос. – Стив, стой, это же я!

Сазерленд пробежал еще метров пять, только тогда до него дошло, что кричит Оскар. Остановившись, Стив обернулся и, узнав в улыбающемся водителе Коса, тоже заулыбался

Оскар, махнув рукой, подожди, мол, нажал на кнопку маршрутных заданий. Перебрав несколько маршрутов, которыми пользовался Пино, он, выбрав один из самых малонаезженных, ввел его в автопилот. Теперь пусть перехватывают!

Кос спрыгнул с подножки начавшего подъем «кондора» и оказался в объятиях Стива. Теперь Сазерленд ничего не боялся!

– Стив, боже, как можно быть таким идиотом! – Крис места себе не находил, пока Оскар не привез Сазерленда к себе. – О чем ты думал, когда полетел к Сандре?

– Крис, но они же увезли ее! – защищался Сазерленд. Он прекрасно понимал, что не прав, но не стоять же и молчать! – Она надеялась на меня, ждала помощи...

– Правильно делала! – подтвердил Джордан. – Все правильно, мы ее втянули в это дело, нам ее и спасать. Спасать, а не бездумно рисковать собой! Убили бы тебя, сколько бы Сандра прожила?

– Да ладно, Крис, все же нормально! – Сазерленд не знал, как закончить неприятную тему. Я здесь, с вами! Оскар тоже...

– Стив, везение не бесконечно! Научись наконец отвечать за свои поступки! Ты рисковал не только собой, не только возможностью спасения Сандры, но и нашим с Джеймсом будущим. Твое безрассудство заставило и Оскара рисковать своей головой!

– Ну ладно, чего ты хочешь? – Роллерболист, потеряв надежду закончить неприятный разговор, стал заводиться. – Чтобы я стал в угол? Попросил прощения? Ну ладно, я сожалею, что так поступил! Доволен?

– Стив, брат, да не извинения мне нужны! – Джордан не знал, как донести до Сазерленда свою мысль.

Нам противостоит сильный, пожалуй, самый сильный враг из всех, каких только можно было вообразить. Нам нужно максимально мобилизовать все усилия Нужна полная координация. А как, черт возьми, мы можем что-то планировать, что-то делать, если в любой момент твоя очередная детская выходка может поставить все под срыв? Почему я должен думать о деле и при этом отвлекаться, чтобы контролировать тебя?

– Все, Крис, сдаюсь! – Стив поднял вверх руки. – Теперь буду выходить только с разрешения Оскара! Согласен?

– Да иди ты! – Джордан разочарованно скривился. – Вот скажи, чего ты добился? Погибли имперцы? Так они не враги, они просто делали свою работу. А теперь их друзья стали нам врагами!

– Крис прав, Стив, ты еще больше осложнил наше положение, – вмешался псевдо-Джеймс, – Поверь моему чутью, ситуация очень плохая. Мне она не нравится – Мне тоже, – добавил Оскар. – Что-то слишком много ошибок мы сделали...

– А кому она нравится? – удивился Сазерленд, – Сандра у них, мы в подполье и без оружия! У вас там монстры завелись, а вы даже не можете вернуться в реальный мир. Мы же с Оскаром не можем попасть в Чипленд из-за нынешнего своего положения, а без нас кто Врата включит? – Стив, загибая пальцы, перечислил вставшие перед ними проблемы. – Я ничего не упустил?

– Про Рошаля не забудь! Нашего, что в коме лежит! Это тоже проблема! Его же не бросишь здесь одного! – напомнил экс-Паук. – А он как впал в кокон, так в нем и сидит! Лежит...

– Может, хорошее что вспомним? – предложил Крис. – Кроме того, что мы все еще живы, кто-нибудь может еще что-то сказать?

– У нас есть возможность блокировать их связь, – напомнил псевдо-Джеймс.

– Это ненадолго, – остудил его Крис. – Я думаю, что долго они не будут с этим мириться и скоро что-нибудь придумают. Там программисты неглупые. Просто не научились еще на проблему под правильным углом смотреть. Им бы...

– Крис, кончай! – перебил его Сазерленд. – Не о них голова болеть должна! Сандра в заложниках у них, а мы тут... Может, как тогда с профессором, гипноз включить?

– Да, не думаю, что это удачная мысль. Второй раз так не получится! – сказал Кос. – Имперцы к такому варианту уже готовы!

– Тогда что же, остается рассчитывать только, что завтра на похоронах Дейл прорвется к Смотрящим? – спросил Оскар. – Сидеть сложа руки и ждать?

– Какие похороны... – опешил Джордан. – Ах да, я за всеми событиями... Подожди, а что ты говоришь про Дейла?

– Крис, я со всеми этими заморочками совсем забыл. – Стив озабоченно нахмурился. – Дейл, когда мы с ним разговаривали, сказал, что завтра хоронят Симоне, а послезавтра сходняк. Приехали все Смотрящие Конфедерации.

– Так что же ты молчал? – Джордан сразу стал просчитывать варианты.

– Подожди, это еще не все, – продолжал Сазерленд. – Дейл сказал, что они хотят завтра прорваться к кому-нибудь из Смотрящих и потребовать, чтобы был разбор дела. Они хотят дать мне поддержку!

– Господи, Стив, это же... – Крис почувствовал, что у него созревает план. – Это же прекрасный ход! Мы должны помочь Престону прорваться к законникам. Стоп! А почему это мы сами к ним не идем? Стив, кого из них ты знаешь?

– Никого! – Сазерленд с сожалением развел руками.

– Ну, может, Симоне о ком-то из них хорошо отозвался? Может, дружил с кем-то? – не отступал Джордан.

– Да, это было! – кивнул Сазерленд. – Марко несколько раз при мне разговаривал с Ансаром. Я думаю, они дружили. Еще он хорошо говорил о Тюле.

– Их коммуникаторы знаешь? – Нет, Крис, не знаю...

– Не беда, сейчас постараемся все узнать. – Джордан исчез.

– Боб, смотри, вот он! – Фолли показал на дисплей.

– Прекрасно! – довольно усмехнулся Бросман. Теперь он не жалел, что принял предложение аналитика и перенес свой штаб к программистам. – Но пока еще не ясно, клюнет ли он на приманку.

– Куда он денется? – По правде говоря, Пе блефовал. Он не был еще уверен, что слух о завтрашних похоронах достиг ушей Сазерленда. Слишком мало времени прошло с неудавшейся погони до нынешнего появления Джордана. Фолли рассчитывал, что сетянин появится только к утру.

– Смотри, как уверенно он идет! – удивленно комментировал Бульдозер. – Пе, а номера гостей точно заблокировали?

Фолли вопросительно посмотрел на Закаркина.

– Заблокировали, – доложил старший программист. – Теперь они только между собой и могут говорить. Даже на спутник не выйдут! Нет, вызвать-то они могут любого, но им никто не ответит. И сами могут ответить только межгороду. А с короткого номера даже не пытайся...

– Это хорошо! – Бросман, благодушно улыбаясь, посмотрел на дисплей Отметка, символизировавшая гостя, переместилась еще ближе к центру экрана. – Пе, а может, он все-таки не за номерами Смотрящих идет? – Ставлю сотню! – сказал аналитик. – Ответишь двумя?

– Тысячами? – Бросман выкатил свои и так выпуклые глаза. Посмотрел на дисплей, на Фолли, потом снова на дисплей.

«Черт, он что, про сотню тысяч говорит?! – ужаснулся Пе. – Вот это влип! Я же только подхлестнуть ситуацию хотел, вот и рискнул сотней. Сотней, просто сотней, а не сотней тысяч! Вот придурок-то! Что ж теперь делать? Заднюю включать – авторитет под откос. Соглашаться, так ведь риск слишком велик.» – Ладно, идет! – не дал ему додумать Бросман. – Ставлю двести тысяч против твоих ста! Если твой план удастся, не жалко!

– Да я не на план ставлю! – попытайся выкрутиться Пе. – Я только на то, что Джордан пришел за номерами.

– Конечно, конечно, – закивал Бульдозер. – Я понял. Все как ты говоришь! Я просто уже для себя загадал, что если ты выиграешь, то и весь план удастся.

«Черт бы тебя побрал! – выругался Пе про себя. – На черта мне твои загадки! Теперь остается только на сообразительность Джордана рассчитывать».

Крис тем временем преодолел центральный сервер и рванул к серверу программистов. Отметка перемещалась стремительно, и Фолли начал успокаиваться. А вместе с уверенностью, что его сто тысяч останутся на месте, появилась и обжигающая надежда на то, что к ней прибавятся и две сотни Бросмана...

– Эй, куда это он? – закричал Бульдозер, увидев, что отметка, которую ему назвали Крисом Джорданом, пролетела мимо папки с номерами коммуникаторов и двинулась дальше. – Почему он не зашел?!

«Почему, почему! Не нужны ему номера! Не знает еще о сходке. Слили информацию поздновато», – подумал Пе. Он оплакивал свои сто тысяч. Чертов везучий мешок, угораздило же тебя ставку в тысячу раз увеличить. В две тысячи! Сволочь жирная, всегда всех обдерет!

А Крис тем временем продолжал свой маршрут. Он возник на экране дисплея так быстро, что Бросман и Фолли отшатнулись. Вот бы здорово они влипли, если бы Эндрю заранее не позаботился отвернуть видеокамеру их коммуникатора. Завидная предусмотрительность!

– Макс, привет! – раздался веселый голос. На Брос мана смотрело ненавистное лицо Стива Сазерленда. Какой, к матери, Джордан! Да это же Снейк! Угу, наглая рожа, погоди, допляшешься! – Приветствую и тебя, Эндрю! Я смотрю, вас сегодня маловато, – продолжал сетянин. – Где свою молодежь потеряли?

Грай сидел словно кролик перед удавом. Эндрю испуганно посмотрел на Бросмана. Тот многозначительно посмотрел на Фолли. «Это еще что за контакты с врагом?» – говорил его взгляд. Эндрю тоже перевел взгляд на аналитика. Тот замахал руками Закаркину, мол, говори, говори!

– Здравствуй! – сказал Закаркин. – Опять пришел пакостить?

Он хотел показать Бульдозеру, что ни о какой дружбе с врагом нет и речи.

– Нет, зачем же? – В голосе сетянина слышались нотки удивления. – Вы же сегодня мне преград не чините, зачем же я вам буду неприятности доставлять? Вы же не такой, как этот мерзавец Бульдозер!

При этих словах Боб дернулся как ужаленный. Фолли подумалось, что не так уж и жалко уплатить сотню тысяч за такое удовольствие. А житель Сети не унимался. – Сподличал ваш Бросман. Гадом оказался, своего Смотрящего убил!

При этих словах Бросман насупился и стал похож на растроенного носорога.

– Сука! – свистящим шепотом произнес он. – Ну, тварь, подожди! Доберусь я до тебя!

– Эндрю, как же вы, люди чести, можете служить этому упырю? – гнул свое сетянин. – Покажите, что вы мужчины, помогите нам! Или слабо?

Закаркин сидел ни жив ни мертв. Он боялся даже голову повернуть в сторону сидящих рядом Бросмана и Фолли. А Пе просто трясло от невозможности подсказать программисту, чтобы поддерживал разговор. Нужно же узнать, чего противник хочет от имперцев.

Крис перевел взгляд на Макса. Тот сидел, опустив голову, и не поднимал глаз от пола. Джордан оценил это по-своему.

– Стыдно? А я вам даю шанс хотя бы раз поступить так, чтобы не стыдно было людям в глаза смотреть. Ну что, Эндрю, решил? Для вас же стараюсь! А то ведь я могу и сам все найти! Уж вы-то этознаете! – Соглашайся! – прошептал Фолли. – Соглашайся, мудак, или я тебя пристрелю!

Но, видимо, шептал он так тихо, что только Бросман его и услышал. И то не все.

– Всех расстреляю! – прошипел он. Эндрю вздрогнул. Уж это-то он расслышал. Испуг вывел программиста из оцепенения, он затравленно взглянул на Бульдозера.

– Соглашайся, идиот! – зашептал Фолли. – Узнай, что он хочет!

Крис, видя, как Закаркин водит глазами по сторонам, решил, что он боится, как бы их кто не подслушал.

– Да что вы такие запуганные? – заговорил он снова. – Ты же отличный специалист – грамотный, умный! Распрями плечи, смотри смело! Скажи себе, что ты не будешь служить этому уроду толстогубому, который на такого человека, как Марко Симоне, руку поднял.

Эндрю казалось, что он слышит, как лопается терпение Бросмана. Он открыл рот: – Говори яснее, что тебе от нас нужно?

– Вот это другой разговор! – обрадовался Крис. – Я же знал, что программисты настоящие ребята!

– Давай быстрее! – Закаркин взглянул на Пе и, увидев поднятый вверх большой палец, понял, что поймал верную ноту.

– Да нужна-то мелочь. Я, как уже сказал, и сам мог взять, но... Ладно, чего воду лить. Эндрю, мне нужны номера коммуникаторов Смотрящих, которые приехали на похороны...

Если бы Закаркин посмотрел сейчас на своих шефов, он бы очень удивился. Фолли торжествующе вскинул руки: его деньги спасены! Бросман растерянно, не зная, бычиться ли по-прежнему из-за того, что несет сетянин, или радоваться, что план заработал, сидел молча, выпучив глаза. Но Эндрю рассудил по-своему. – Вот в папке с номерами и возьми – сказал он, – Я думал, тебе что посерьезнее нужно! – Мудак! – зашипел Фолли. Он протиснулся за коммуникатор Закаркина и стал махать рукой, пробуя изобразить разрешительный жест.

– Эндрю, а это что за член с бородой? – услышал он голос сетянина. В запарке Фолли позабыл, что попал в угол зрения развернутой камеры. Он застыл на месте, позабыв даже обидеться на слова Джордана о его внешности. Бульдозер в расстройстве рухнул на колени. Все пропало! Сейчас Сазерленд узнает его аналитика!

– Это наш...

– Мистер Закаркин, вот возьмите, наш босс прислал список приглашенных на закрытый поминальный банкет, – нашелся Пе. – Там же номера коммуникаторов Он сказал, что сам всем позвонит, но вы должны продублировать приглашения рассылкой. Сделайте, пожалуйста! Я на вас рассчитываю. Ну ладно, это все, что я хотел, до свидания!

Фолли быстро вышел из-под прицела видеокамеры Встретившись глазами с Бросманом, он пожал плечами «Ну, чего там, выкрутился же!» – Козззел! – просвистел Бульдозер. – Ты же чуть все не угробил!

– Эндрю, видишь, сама судьба делает тебе подарок! – услышали все голос сетевого гостя. – Закинь список в массив и всего-то делов!

Закаркин ввел массив, переданный ему бородачом Как метко его припечатал Живой! Эту мысль программист тут же постарался отогнать: про злобного уродца говорили, что он умеет даже мысли читать. Встретившись глазами с сетянином, Эндрю кивнул. Все, заслал!

– Спасибо, братуха, тебе зачтется! – Крис решил, что в общении с имперцами сленг Сазерленда будет самым подходящим средством общения. – Пока, ребята, еще увидимся!

– Фолли, чучело ты бородатое, ты выиграл две сотни, но за твои фокусы я тебя штрафую на три! – загремел Бульдозер, как только изображение Криса исчезло. – Я из-за тебя... Ну ладно, сотню тысяч, что ты остался должен, я тебе прощаю, но смотри, теперь ты мой должник!

ГЛАВА 29

Крис, отсутствовавший дольше, чем обещал, вернулся со списком номеров и с видом победителя.

– Лови! – сказал он Сазерленду и вывел список на дисплей. – Я думаю, что речь ты заготовил?

– Крис, но обычно с такими людьми говоришь ты сам! – растерялся Сазерленд. – Я думал... Я даже и не готовился...

– Ладно, не бойся, я сегодня добрый! – Джордан с самого начала решил, что говорить будет он сам, но захотелось немножко покуражиться. – Кто, ты говорил, нам нужен? Ансар? Сейчас попробуем! Так, нашел. Набирай, я перехвачу.

Стив послушно ввел номер.

«Абонент недоступен Повторите попытку позднее». – Замигавшая надпись вызвала некий ступор.

– Не понял! – Стив повторил набор. Результат был прежний.

– Может, Ансар лег спать, время-то позднее, – предположил Сазерленд. – Я наберу Тюлю.

– Давай! – согласился Крис.

«Абонент недоступен. Повторите попытку позднее».

– Твою мать! – выругался Крис. – Программисты хреновы! Обманули! Ну я им сейчас! Джордан исчез. На этот раз он вернулся гораздо быстрее.

– Вот, – Он вывел список. – Это в их телефонной книге.

Стив начал набирать. Дойдя до середины, он остановился. – Крис, но это те же номера! – воскликнул он.

– Как это те же? – Джордан сверил оба списка. – Точно! Вот капкан! Значит, я зря серверы им снес. Вот черт, неудобно получилось! Ну да ладно, потом объяснюсь! Ну что будем делать?

– Давайте как всегда! – предложил экс-Митчел. – Будем входить через Сеть.

– Другого выхода у нас нет, – согласился Крис. – Ладно, устроим и для вас трансляцию. Будете как кино смотреть, – пообещал он Стиву и Оскару.

Крис и псевдо-Джеймс вышли из коммуникатора на квартире Оскара и направились к узлу связи. Джордан был полон энтузиазма. Магистраль, что вела к серверу, была такой широкой, что ничто не мешало им развить предельную скорость. Сетяне так и влетели бы в узел, если бы экс-Паук не проявил свойственную ему осторожность. За несколько микросекунд до входа в сервер он остановил Криса. – Что-то мне не нравится вся эта история с номерами. Давай-ка посмотрим по сторонам, не нарваться бы на ловушку!

Экс-Митчел как в воду глядел. Едва Джордан, посмеиваясь над предрассудками и сверхосторожностью псевдо-Джеймса, вошел на сервер, как тут же вылетел назад. Его программа чуть не врезалась в код экс-Паука.

– Джеймс, там спрут! – сообщил он.

– Крис, это не случайность! – У экс-Митчела резко упало настроение. – Гадом буду, я как чувствовал, что нам готовят подляну!

– Да ладно, прорвемся! – не унывал Джордан. – Нужно выманить монстра...

– Крис, опомнись! Куда выманить? Это же центральный сервер связи! Здесь нет ни единого тонкого канала! Он нас везде достанет, укрыться-то негде! – Экс-Митчел продолжал приводить свои резоны. – Да и чудище там сидит не просто так! Его посадили специально для нас! А точнее, для тебя!

– Да кому я нужен! – отмахнулся Джордан. – Он на всех кидается! Другое дело, что нет тонких каналов, куда мы можем спрятаться. Вот это плохо. Как же его согнать с сервера?

– Дался тебе сервер! – Псевдо-Джеймсу очень не хотелось встречаться еще раз со злобным монстром. – Что, нет других каналов?

– Но ты же пробовал! – отозвался Джордан. – Наверное, эта туша, что лежит на севаке, и не пропускает сигналы! Вот потому и был ответ, чтобы перезвонили позже.

Экс-Паук задумался. По всему выходило, что придется-таки потревожить монстра, без этого им не обойтись.

– Крис, тогда давай так, – начал он. – Давай первым зайду я. Посмотрим, как он на меня отреагирует. А потом решим, как будем действовать дальше.

– Только смотри осторожнее! Эта тварь весьма шустрая!

– Уж кто бы говорил об осторожности, – пробормотал псевдо-Джеймс.

Он плавно, без резких рывков, стараясь полностью слиться со стенкой канала, протиснулся в сервер.

Сколько его не было, Джордан сказать не мог. Может, несколько секунд, может, целую вечность. Нет, больше терпеть невозможно... Крис двинулся вперед, дав себе слово, что не будет входить на сервер, а только глянет одним глазком, и назад.

Экс-Митчел стоял почти в половине микросекунды от входа в сервер. Джордан замер. Он что, совсем забыл об опасности? Договаривались же.

Крис бросил взгляд на спрута. Тот стоял, опершись на согнутые щупальца, и всем своим видом показывал, что вот-вот ринется в атаку.

– Джеймс! Ты что делаешь?! – не выдержав, закричал Джордан. – Он же готов к броску!

– Крис, могу спорить, он не бросится, – сказал эксПаук, однако на всякий случай оборачиваться к Джордану не стал. – Я даже стрелял в него, пытаясь согнать с узла, но спрут только морщится, и все! – Так что же? – удивился Крис. – По-твоему, он охраняет узел? Как собака – вещь хозяина?, – Выходит, что так – Нет, тут что-то не то. – Джордан не мог поверить, что монстр действительно осознанно блокирует их выход к коммуникаторам гостей. Допустив это, он вынужден был бы признать и то, что спрут каким-то образом стал работать на Империю! – Джеймс, а может, он только на меня реагирует?

– А кто его знает? – проговорил в ответ экс-Митчел. – Войди, попробуй!

– Тогда ты на всякий случай отойди в сторону, – попросил Крис. – Если он метнется ко мне, то ты окажешься у него на пути...

– Пожалуй, – согласился экс-Паук и добавил: – Да и оказаться на линии твоего огня мне нет никакого резона!

Псевдо-Джеймс стал плавно, по дуге, перемещаться в сторону ближайшего канала. Глаз монстра даже не дернулся!

– Я готов! – доложил экс-Паук. Теперь он был в микросекунде правее и чуть выше Криса.

– Выхожу! – ответил Джордан.

Он осторожно, так, чтобы в любой момент иметь возможность ретироваться, двинулся к центру сервера. Спрут явно узнал его! Он сразу подобрался, приготовился к прыжку, от чего стал еще выше. Единственный глаз сфокусировался на Джордане и засветился ненавистью.

– Крис, не рискуй! – крикнул экс-Митчел. – На тебя он реагирует очень агрессивно!

– Я вижу! – Джордан остановился. – Но как он нас различает? Мы же с тобой имеем одинаковые драйверы, одинаковые интерфейсы...

– Крис, не знаю, но ты лучше не приближайся!

– Джеймс, в прошлый раз он бросился – Крис задумался. – Ничего не понимаю Он уже должен был атаковать!

– А может, он учел ошибку прошлого нападения? Джордан молча двинулся вперед. – Крис, это опасно! – закричал экс-Паук, – Ты уже зашел за мою отметку! – Вижу! Но он только..

– Крис, атака! Берегись!

Псевдо-Джеймс увидел, как монстр выбросил в сторону Джордана два щупальца. Крис подошел слишком-близко, и теперь он не успеет отойти! Митчел ринулся на выручку, пуская свой веер в открытый глаз чудовища. Джордан тоже заметил нападение, но спасаться бегством не стал. Он ловко увернулся от захвата, закручивая спираль, ушел вверх и влево, а затем вниз. Спрут, замигав от беспокоящих его выстрелов экс-Паука, вовремя не отреагировал, и его атака, не удавшись, тут же закончилась. Теперь Джордан, успевший отпрянуть в сторону от центра, оккупированного спрутом, и экс-Митчел были разделены почти прямым углом. Крис сразу понял преимущество такого положения. Как бы ни был широк угол зрения монстра, при быстрой атаке люди теперь могли быстро исчезнуть из его поля захвата.

– Джеймс, я риску его выдернуть на себя, а ты попробуй имитировать атаку на узел. Посмотрим, какие у него приоритеты! – Крис стал подозревать, что предположение о том, что спрут охраняет от них узел связи, далеко не беспочвен.

Люди стали приближаться к монстру. Делали они это, двигаясь не прямолинейно, а расходясь в разные от охранника стороны. Спрут, чтобы не терять обоих из вида, отпрянул назад. Впрочем, отодвинулась лишь его голова-тело, щупальца же остались на месте. Поймав обоих своим глазом-прицелом, монстр задергался, выбирая приоритет. И вновь Крис был для него предпочтительнее! Однако Джордан оказался с той стороны, где у спрута не хватало двух щупалец. Из-за этого спрут вынужден был перед атакой двинуться в его сторону. Но на этот случай Крис имел свой сценарий развития событий! Двигаясь все так же в облет цели, он прекратил сближение и стал уходить от центра сервера к его периферии. Монстр не выдержал и бросил свое тело за ним. И одним этим движением он настолько сократил дистанцию, что Джордан оказался в самой непосредственной близости от клюва. Но Криса это не напугало. "Он выстрелил в глаз спруту и, отпрянув, стал отступать спиной вперед. Самонадеянно вписавшись в бой, он не -заметил, как другое змееобразное щупальце оказалось за его спиной. Беду он почувствовал лишь когда наткнулся спиной на преграду, а его попытка уйти вниз была тут же блокирована ответным движением чудовища. И тогда Джордан сделал то, чего монстр от него не ожидал. Он, резко набирая скорость, пошел вперед!

Прямо к глазу врага! Спрут отпрянул и вновь выбросил щупальце, но на этот раз нырок Джордана застал его врасплох. Крис пролетел под одним из многочисленных колец и стал уходить от противника. Монстр кинулся за ним и вновь одним движением настиг беглеца. Джордану пришлось беспрерывно вертеться. Уклоняясь от совсем не дружеских объятий чудовища, он одновременно продолжал стрельбу. Их бой начал напоминать некий танец, где одному из партнеров приходилось весьма нелегко.

Джордан не успевал даже подумать о том, что он делает. Пока спасала только интуиция. И именно подчиняясь ей, он не отступал Не прекращая стрельбу по мигающему глазу, Крис снова пошел на сближение, но теперь его траектория шла по касательной по отношению к цели. Спрут вновь был вынужден начать вращение вокруг своей оси. И тут в поле его зрения попал экс-Митчел! Псевдо-Джеймс за время боя сумел незаметно приблизиться почти к самому центру узла и теперь пытался разблокировать программу обслуживания коммуникаторов.

Бросок спрута был настолько стремителен, что экс-Паук лишь в самый последний момент заметил опасность. Предупреждающий крик Джордана, которого маневр монстра тоже застал врасплох, и резкий взлет вверх экс-Паука совпали по времени с приземлением спрута в самый центр сервера. И вместо того чтобы продолжать попытки схватить экс-Митчела, прыгнув вверх, спрут вдруг прижался к узлу и, вращая глазом, занял оборонительную позицию!

– Джеймс, уходим1 – крикнул Крис. Все было ясно, к узлу им не пробиться!

Экс-Паук перешел на полет по дуге и направился к выходу. Джордан последовал туда же. Злобный взгляд монстра не упускал ни одного движения сетян. Сейчас спрут напоминал собаку, рычащую над костью..

– Что-то вид у вас потрепанный! – Стив тревожно вглядывался в лица сетян. – Я не вижу у вас радости на лице, что, неудача?

– Там этот чертов спрут сидит! – посетовал экс-Митчел. – Как будто его наняли для того, чтобы он нас не пропустил!

– Он даже меня не стал дожимать! – дополнил псевдо-Джеймса Крис. – Мог меня порвать, Джеймса вообще над своей башкой пропустил И все лишь бы от узла не отойти!

– Крис, Джеймс, уж не хотите ли вы сказать, что спрута запустили программисты Империи? – Удивлению Оскара не было границ. – Но, судя по всему он Живой? Так что же получается, они добрались до Врат?

– Оскар, даже если бы они и добрались, где бы имперцы прототип этого монстра нашли? – возразил Джордан. – И вообще, я не верю в то, что Бульдозер имеет возможность заслать кого-нибудь в Сеть. Он сюда уже столько бойцов насовал бы! Места не хватило бы!

– Но как же тогда объяснить то, что спрут явно действует на руку Бульдозеру? – спросил экс-Митчел. – Крис, у меня нет сомнений, что он самым настоящим образом охранял узел от нас! От тебя и от меня!

– Не знаю! Понимаете, не знаю! – разозлился Джордан. – Я уже ничего не соображаю! Монстр, непонятно откуда взявшийся, травля Стива, Сандра...

– Крис, не психуй, – успокоительным тоном сказал Оскар, – Мы проигрываем по всем позициям, и если еще и ты сейчас Крис, мы все рассчитываем на тебя! – Хорошо, не буду, – сказал Джордан, но весь его вид говорит об обратном – Делать-то что дальше? Есть предложения? Нет? Вот и я об этом! И еще этот чертов В-Рошаль! Втянул нас в эту мышеловку, а сам в кокон свернулся.

– Крис, это же... – Экс-Паук тоже старался вывести разговор из тупика. – А почему мы не пригласили к разговору Р-Рошаля?

Наступила неловкая пауза. А действительно, почему его не пригласили?

– Стив, не стой! – поторопил Джордан. – Каждая минута на счету! Набирай Р-Рошаля.

– А связь? – удивился Сазерленд. – Она же, не работает!

– Работает, – отмахнулся экс-Паук. – Заблокирован только узел Империи, да и то лишь тот сегмент, который обслуживает гостей.

Стив удивленно посмотрел на дисплей с головой псевдо-Джеймса. Что это еще за новости? Понимает ли он, что говорит?

– Да-да, именно так! – Экс-Митчел правильно понял взгляд роллерболиста. – Пока Крис танцевал со спрутом, я успел посмотреть, чего там наворочали программисты! Звони, заодно и проверишь!

Профессор выслушал новости, ничем не показав своего отношения к тому, что успела накрутить молодежь. Его сдержанность несколько сняла общую нервозность, а деловитость, с которой он стал задавать уточняющие вопросы, вселила уверенность, что теперь все должно получиться.

– Ну что ж, я думаю, что каждый из вас свою собственную оценку сделанным ошибкам дал, повторяться не буду! – резюмировал Р-Рошаль, – А вот план переговорить с кем-то из лидеров преступного мира одобряю1 Это правильное решение, самим вам не устоять против Бульдозера и полиции. Спасти ситуацию может только решение сходки.

– Профессор, но у нас нет возможности переговорить с ними! – сказал Крис. – Ну это не беда. Вы предупредите, э... Дейла Я правильно назвал его имя?

– Да, именно так, Дейл Престон, – подтвердил Сазерленд.

– Пусть он и его друзья поднимут вопрос. А что касается авторитетов, – продолжал Р-Рошаль, – с кем бы вы хотели переговорить?

– Лучше бы с Ансаром, – ответил Стив, – Или с Тюлей. Но как это сделать?

– Я помогу вам, – сказал Поль. Это вышло у него так просто, что всем сразу стало легче на душе. – Стив, ты случайно не знаешь, где они разместились?

– Как где? – удивился Сазерленд. – Как и всегда, в гостинице «Лаки». Но там такая система безопасности! Впрочем, кому я это говорю!

ГЛАВА 30

– Ансар, поверь моей интуиции, нечист этот Бульдозер! – Тюлень сидел в апартаментах Смотрящего Темирхана. – Вот не верю я ему, и все! – Татам, и я не верю! – Ансар позволял себе быть искренним только с Тюлей и Марко. Ныне покойным. Эх, Марко, Марко. Как тяжело говорить тебе это. Такой человек был. Так гордился своим последним замыслом!

Ансар никому, даже Тюле, чтобы тот не ревновал, не говорил, что долго беседовал с Симоне накануне его гибели. Они вспоминали прошлое, а оно было у обоих весьма насыщенным событиями, не забыли помянуть друзей, уже ушедших из жизни. Делились и планами на будущее.

Вот тут Марко и поделился с Ансаром своей новой идеей. Симоне тогда признался, что устал разочаровываться в людях.

– Понимаешь, – говорил Марко, – вот приходит к тебе человек, ну прямо сама совесть народная. И образованный, и грамотный, и говорит красиво. За народ болеет так, что готов на себе мясо резать и людей кормить. Чиновников клеймит, ну прям сама демократия к тебе в гости пришла Вот только дай ему возможность до власти добраться, и все – в городе, в стране, а затем, может, и во всем мире наступит порядок, будет положен конец произволу.

Присмотришься повнимательнее, а он такое же дерьмо, как и все остальные, как ему верить? А он в ноги падает: поверь, даже не нужно верить, возьми проверь. Один только раз проверь и потом сам увидишь. – Симоне отпил тонизирующий напиток Рука предательски подрагивала.

«Старость? – подумал Ансар Так ведь Марко моложе его самого! – Или волнуется? Боится, что не пойму Наверное, второе».

– И дашь ему скрепя сердце поддержку, – продолжал Симоне – Да и не из-за веры, нет, какая им вера?! Ставить просто больше не на кого! А пройдет во власть и все, такой же мерзавец, как и предшественник! Выдернешь его к себе, спросишь, он на колени, не так его поняли! Это все аппарат, но он с ним борется и скоро переломит ситуацию И главное – смотрит на тебя хрустально чистым глазом, словно на совести нет ни пятнышка. Они что, твари, так и рождаются уродами без чести, без совести? Или есть совесть, только пользоваться ей не умеют?

– Марко, да что с тобой?! – удивился тогда Ансар – Мир хочешь переделать? Ты же знаешь человечью породу! Человеки редкость, основная масса – людишки, слабые, жадные, жалкие Ты чего себе сердце рвешь, не исправишь ты их Отчего люди лучше помнят и уважают тех правителей, кто давил и бил их? Выйди на улицу, спроси прохожих, кого из исторических личностей назвать могут? Из десяти десять палачей и кровавых диктаторов назовут А демократов, просветителей, тех, кто рабов освобождал и свободу давал, если и вспомнят, то только потому, что города и улицы их именами названы. Да и то многие не вспомнят, в честь кого и за какие заслуги эти названия появились.

Ансар поднес ко рту бокал, сделал глоток, поморщился Но что поделаешь, теперь им можно только то, что врачи разрешают Вот раньше... Как они с Симоне умели праздник себе устроить!

– Марко, брат, да о чем мы с тобой говорим? – Он заглянул в глаза, которые знал столько лет. – Зачем нам все эти предисловия? Говори, что на душе! Пользуйся минутой, с кем еще поделишься?

Симоне тепло улыбнулся Да какой черт им эти высокие посты нужны, если с друзьями приходится так редко встречаться? Да и сколько их осталось? Такого, как Ансар, больше и нет никого! – Ансар, я базар развел не на пустом. – Марко не отводил от друга грустного взгляда – Решил я напоследок подарок людям сделать. Правильного пацана, нашего, с понятиями, но с чистой рубашкой, нигде на плохом не засвеченного, на Президента ставить! Хватит гадов поднимать, выставлять пора и человека..

– Погоди, погоди! – Ансар поставил стакан и, наклонившись к Симоне, спросил! – Такты хочешь Вот это да! Вот молодец! Умница! Ай да Головастик!

Головастиком Симоне прозвали еще тогда, когда они с Ансаром в степсвильской тюрьме сидели. Старый вор, ныне покойный Росто, дал молодому Марко такое погоняло за идеи светлые да за мудрость не по годам Это Симоне развел людей и вертухаев, не дал бунту подняться, крови людской пролиться.

– Марко, как же ты решился-то на такое? – Ансар вновь взял бокал в руки, но не отпил. – Где же ты среди наших правильного такого нашел?

Собеседник все никак не решался обидеть друга вопросом, а не боится ли он, что хваленый им тоже может скурвиться?

– Ансар, я знаю, какой груз на себя беру! – Марко посерьезнел, взгляд его приобрел твердость. – И парня того и славой, и трудом, и боем проверил! Везде себя человеком показал! Бабки тоже не испортили, а соблазнов я ему много настроил Нет, не подведет, я уверен.

Вот теперь, разговаривая с Тюлей, Ансар вспомнил этот разговор. И в который раз пожалел, что не спросил имени того, кого Марко поднять хотел. Сейчас бы встретиться с ним, его послушать, раз Симоне ему верил, то и Ансар доверие проявит.

– Что у тебя есть на Бульдозера? – спросил он – Что ты ему предъявить хочешь?

– В том-то и дело, что Марко ему не предъявишь, – с явной неохотой ответил Татам. – И баба, что стреляла, и гипнотизер, все это на спортсмена показывает. Но только нет у меня веры Бобу, и все! Как гляну в глаза его наглые, так и воротит от него! Да и ни к чему это все Снейку, не в масть смерть Смотрящего!

– Тюля, ты наши законы не хуже меня знаешь. – Ансар потер грудь. Воспоминания, нахлынувшие на него, расстроили, разбередили душу. Черт, давненько пора мотор менять, да все как-то недосуг. Или просто уже все надоело? Друзей хоронить надоело, в разборках участвовать надоело, вот такие разговоры на эмоциях вести надоело! И органы менять, как запчасти, тоже надоело...

– Ладно, будь по-твоему, – согласился Тюлень. Увидев движение руки Ансара, он забеспокоился, но впрямую проявить заботу не мог, зачем показывать, что заметил проявление слабости. Он встал и направился к выходу. Но у самых дверей остановился и сказал: – Завтра друга хороним. День тяжелый, всем отдохнуть нужно, пойду я. Не буду я на сходке против Бульдозера выступать. Но и поддерживать не буду!

Тюля уже протянул руку к двери, когда она открылась и проеме показался Хазрат, личный телохранитель Ансара.

– Займись хозяином, сердце, – шепнул ему Тюля и вышел,

Хазрат молча подошел к Ансару и протянул боссу какой-то предмет.

– Что это? – спросил Смотрящий Темирхана. Он сидел так, будто не замечал протянутого ему коммуникатора.

– Пришел человек, сказал, что может рассказать тебе о смерти Симоне. Но так как Бульдозер приказал программистам заблокировать вам местную связь, то про-

биться к Смотрящим он не смог, – пояснил телохранитель – Вот он и передал тебе свои коммуникатор.

Ансар, не меняя позы, достал из кармана персональный коммуникатор, набрал наугад номер. Смотрящий не знал, чей это номер. Да и не важно это Главное – будет ответ или нет. Вызов шел, ответа не было. Ансар набрал другой номер. Та же картина. Интересно.

– Дай! – Смотрящий протянул руку. Взглянул на дисплей. На него смотрел немолодой, но хорошо выглядевший незнакомец.

– Ну? – произнес Ансар. – И что дальше?

– Я профессор Поль Рошаль, – представился собеседник. – Тот самый, кого Бросман обвиняет в том, что с помощью гипноза я помог убить Марко Симоне.

– Что?! – С Ансара слетела маска безразличия. – Тот самый гипнотизер?

– Нет, если под «тем самым» подразумевается соучастник убийства, то нет, не тот самый, – возразил Р-Рошаль. – А если до вас дошла моя слава как гипнотизера, что ж, я владею и этим искусством.

– Профессор, постой, что ты мне голову морочишь! – Смотрящий внимательно смотрел на Поля. – Я тебя не искал, ты сам меня нашел. Если хочешь говорить, говори дело!

– Ансар, лучше будет, если переговоришь с другим человеком. Он был ближе к Симоне. Он не мог пробиться на твой коммуникатор. Пришлось искать способ, как передать тебе работающий. Я сейчас выйду из связи, и к тебе поступит его звонок. – Р-Рошаль был уверен, что у ребят получится более убедительный разговор, – Для того чтобы связаться с тобой, люди сильно рисковали. Поверь, все совсем не так, как это подает Бросман.

Профессор отключился.

Ансар удивленно посмотрел на коммуникатор. Что бы все это значило? Провокация молодых законников или он наконец получит разгадку убийства друга? Ансар не признался ни одному из своих коллег в том, что поклялся найти и покарать организаторов убийства. Он понимал, что найти негодяев будет нелегко, но в то же

время, зная свой характер, не сомневался в том, что доведет дело до конца

Коммуникатор залился трелью Ансар молча посмотрел на него. Вторая трель, третья. Он нажал на кнопку – Ты?! – С дисплея на Смотрящего смотрел тот самый роллерболист, которого обвиняют в смерти Симоне – Ансар, я не делал того, в чем меня обвиняют! – Стив начал разговор без подготовки. – Я не убивал Марко!

– Ты – нет, твоя баба – да! – жестко ответил Ансар. – За это должен ответить!

– Я готов ответить за все, в чем виноват! – сказал Сазерленд. – Но Джина была так же загипнотизирована, как и охранники! Она тоже не виновата!

– Тогда почему ты прячешься? Бегаешь как заяц? Люди поговорить с тобой хотят! Будь мужчиной, приди, ответь на вопросы!

– Ансар, я сам хочу этого, но Бульдозер не даст мне дойти до вас. Он сделает все, чтобы эта встреча не состоялась.

– А почему ты так считаешь? – спросил Смотрящий. – Какие у тебя есть основания так говорить?

– Марко был мне как отец! – Снейк в волнении прижал руку к груди. – Я любил его! Я не смог бы такое сделать! Марко всегда мне говорил, что в любом деле нужно искать корень куста. Видеть не листву, а то, что под землей...

– Это тебе Симоне говорил? – переспросил Ансар. Он помнил эти слова Головастика, которые тот говорил еще тогда, когда они парились в Степсвиле. – Сам Симоне?

– Да. – Сазерленда реакция Смотрящего удивила, -

Мы с ним часто говорили по вечерам...

– Погоди... Снейк, так, кажется, тебя кличут? – Ансар всматривался в лицо молодого человека, пытаясь понять, кто перед ним, гениальный обманщик или тот, о ком ему перед смертью говорил Марко? – Я прав, ты Снейк?

– Да. Да, я Снейк, – растерянно ответил капитан «Скорпионов» – Вообще-то я Стив Сазерленд, но отзываюсь и на Снейка.

– Скажи-ка мне, Стив, если вы с Марко, как ты говоришь, часто разговаривали, то ты и планы его знать должен! – начал Ансар. – А чем последнее время занимался ваш Смотрящий? Что он хотел больше всего?

Сазерленд задумался. Сказать о том, что Марко очень хотел сделать его Президентом? Да кто в это поверит! А, не поверив в это, не поверят и в остальное. Нет, об этом говорить нельзя!

– Он хотел, чтобы я стал Президентом! – неожиданно для себя выпалил Стив. – Ансар, это настолько невероятно! Я, я понимаю, что теперь ты мне совсем перестанешь верить, но я говорю правду!

Сазерленд, напряженно всматриваясь в лицо собеседника, замолчал Сейчас должна решиться его участь, его судьба! И не только его, Стива Сазерленда. Судьба всех, кого он любит, кого уважает. Тех, кто доверился ему и пошел за ним! Жизнь Криса, Оскара, Сандры... Да и псевдо-Джеймс с профессором уже стали частью его жизни. Все они сделали ставку на Снейка, он же свой ход уже сделал, шар в руках у Смотрящего Темирхана.

А Ансар молчал. Сазерленду начало казаться, что его собеседник вообще больше не заговорит. Тяжелый взгляд из-под приспущенных век, казалось, буравил Стива в мучительных поисках истины. Стиву подумалось, что он ни за что не смог бы обмануть этого человека.

Крис конечно же был прав, отказавшись участвовать в разговоре. Говоря с Ансаром, нужно быть абсолютно искренним, иначе Смотрящий почувствует, что от него что-то скрывают, и не поверит. А Стив в присутствии

Джордана не сможет быть таким раскованным и убедительным. Будет рассчитывать на подсказку или вмешательство друга. – Стив! – наконец нарушил молчание Ансар, когда Сазерленду уже казалось, что этот момент не наступит никогда. – Скажи, чего ты хочешь?

Сазерленд растерянно посмотрел на собеседника. Как это, чего он хочет?

– Ты хочешь жить, хочешь, чтобы тебя оставили в покое и дали дальше играть в свои игрушки на колесиках? Для этого нужно немного. Остаться в живых и доказать, что не ты убил Марко. По сути, против тебя ничего нет, гипнотизера ты поймал, передал Империи, а если кто-то его упустил, не твоя вина. Может, тот и виноват. Бабу твою загипнотизировали так же, как и охрану. Что тебе Боб предъявляет, все пустое, на сходняке это не найдет поддержки. Наоборот, спрос будет! За беспредел, за то, что без разбора вину на тебя положил. – Ансар говорил, а сам следил, обрадуют ли Сазерленда эти слова или нет.

Похоже, что Симоне в парне не ошибся. Стив скривился, как от кислой ягоды.

– Ансар, я не ищу защиты! – сердито сказал он. – Я хочу справедливости! Я хочу наказать убийцу! Бульдозер должен ответить! Я...

– А что ты Бобу можешь предъявить? – перебил его Смотрящий. – То, что смерть Марко оказалась ему на руку? И все? Тогда нужно убивать всех тех, кто получает наследство! Тех, кто лишается руководителей организаций. Да почти любого можно подвести под эту категорию! Стив, я не прав?

Сазерленд промолчал. Что отвечать? Ансар кругом прав. Доказательств у них не было. Значит, они зря рассчитывали на поддержку сходки? Или это он не смог убедить Смотрящего из Темирхана? Не нашел нужных слов? А может, законнику просто не нужны лишние проблемы? У него в своем городе и без того хлопот хватает.

– Тогда я сам убью Бульдозера! – заявил Сазерленд.

– И будешь вне закона! – резко оборвал его Ансар. – Вот тогда точно все объявят охоту на тебя! – Я должен отомстить за Марко! – Глаза Стива заблестели. – Он для меня... Я...

– Стив, возьми себя в руки! – Голос собеседника изменился. Кажется, Ансар все же пришел к какому-то решению. – Если бы Симоне мне не рассказывал о тебе Что ты как маленький мальчик, убью, отомщу. Громкие слова девочкам оставь, они их любят! А ты мужчина, умей слова делом подкреплять!

– И подкреплю! – обиженным тоном проговорил Сазерленд.

– Слушай, не говори, хорошо? А то я не поверю, что ты тот самый, про кого мне мой друг Марко говорил! – Ансар хлопнул себя по груди. – Мой друг! И если ты хочешь сказать, что я не мечтаю отрезать голову той твари поганой, что Симоне заказала, то... Пойми, дурья башка, беспредел нельзя творить, как бы душа ни болела, ни рвалась! Месть сладка, когда вина доказана! А мстить, не удосужась убедить людей в своей правоте, удел слабых!

Сазерленд не знал, куда девать глаза. Он чувствовал себя словно провинившийся школьник. Какие не ищи слова, а Ансар кругом прав! Он оказался не готов для игры по правилам высшей лиги! Да он и не стремился туда!

– Тогда подскажи, как мне быть? – попросил роллерболист. – Раз наши цели совпадают, говори, что нужно делать! Я буду твоими руками, глазами, зубами! Но позволь мне самому кончить гада!

– Сначала докажи, что ты достоин этого! – Смотрящий, уже не таясь, массировал область сердца. – Возьми себя в руки и не бросайся словами! Лучше подскажи мне такую вещь... Черт, что-то я разнервничался! Подожди...

– Сердце? Ансар, может, врача? – забеспокоился Стив. – Я...

– Не суетись, – отмахнулся Смотрящий. – Давно замену вырастили, да не до него сейчас. Ты мне вот что найди... Этого гипнотизера... Вот кто может нам ключ дать! Кто его зарядил на подляну, тот и убийца. Найдешь гипнотизера, найдешь и правду! А сейчас ступай, не мешай мне...

– Стив, ты молодец! – похвалил Крис, выслушав рассказ Сазерленда. – Я не зря тебе говорил, что когда ты думаешь, то все получается как надо!

– А ведь Ансар прав! – вдруг сказал Оскар. – Там без гипнотизера не обошлось. Скажите, профессор, кого вы еще знаете из ваших коллег, которые могли бы...

– Помочь Бросману в убийстве? – договорил за Коса Р-Рошаль. – Из гипнотизеров, известных мне, такой силой внушения владеют еще трое. Но один из них сейчас в экспедиции и просто физически не мог это сделать. Двое других... Натаниель Раби... Нет, не думаю! Он очень высоконравственный человек и не смог бы участвовать в этом. А вот Елло Курри... Этот бы вполне мог!

– Курри? – воскликнул Джордан. – Наместник? Черт, как же я сразу о нем не подумал!

Р-Рошаль удивленно посмотрел на Криса.

– Да, профессор, мы все знаем этого сластолюбца, – подтвердил Джордан.

– А некоторые еще и в оргиях с ним участие принимали! – не удержался Стив.

– Чего это некоторые? – удивился Оскар. – Все же там были! Даже Джеймс!

– Это почему «даже»! – Экс-Паук обиделся. – Уж в сексе я поболе некоторых пуритан понимаю!

– Да уж насмотрелся! – парировал Сазерленд. – Особенно с ножом в руках.

– Все, хватит! – прикрикнул на них Джордан. – Как Наместника прижимать будем? Добровольно он в преступлении, да еще в таком, не признается!

– Это уже моя проблема, – заявил Р-Рошаль. – Вы мне только вытащите его, дайте в руки, а там посмотрим Я давно хотел его пощупать.

– Вытащить? – Крис на миг задумался. – Ну насчет вытянуть, можно подумать. Что, если... Стив, как ты думаешь. Бульдозер сам с Наместником встречался или через помощников?

– Да откуда же я знаю, – Сазерленд пожал плечами. – Хотя, при его осторожности... Убийство Смотрящего... Нет, сам Бросман ни за что не стал бы с Курри встречаться. Для этого у Бульдозера есть его аналитик. Мерзкий такой, маленький, лысый и с большой бородой. Фолли или Пе, как-то так его зовут.

Крис задумался. Где-то он видел такого. Маленький, лысый и с бородой... Мерзкий...

– Стив, а он не похож на член? – спросил он, – У него еще такая морщина поперек лба!

– Точно, он! – удивился Сазерленд. – А где ты его видел?

Крис рассказал.

– Это что же получается? – заговорил Р-Рошаль. – Сам помощник Бульдозера вручил программистам номера коммуникаторов Смотрящих в тот самый момент, когда ты уговаривал их дать тебе эту же информацию? Крис, ты все еще веришь в совпадения? Я – нет. И тебе не советую!

– Вы хотите сказать, что он слышал, о чем я прошу, и... – Джордан вдруг вспомнил, что видеокамера одного из стационарных коммуникаторов была свернута в сторону и именно поэтому карлик попал в ее объектив. – Поль, но тогда они ждали меня? Тогда они знали, что я буду искать эти номера!

– А если это связать с тем фактом, что спрут был готов к нашему появлению, то получается, что нас специально выводили на него, – добавил экс-Митчел. – Это еще одно подтверждение тому факту, что у Бульдозера появился выход в Сеть. У него есть свои Врата!

Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Р-Рошаль вздрогнул как от удара. Стив и Оскар, знавшие о проблеме, но еще не смотревшие на нее под таким углом, тоже вскинули головы.

– Ребята, Бросман готовит какую-то провокацию! – Лицо профессора было серьезно как никогда. – Мне кажется, он перехватил инициативу и гонит нас как зверя в ловушку! Знать бы только, где он ее устроил? Судя по тому, как был подброшен список номеров, предварительно отключенных, он перенес поле битвы в Сеть Крис, вы там в большой опасности!

– Поль, ту тварь, что поджидала нас возле узла, мы уничтожим! – самоуверенно заявил Джордан. – Я не исключаю, что она была не одна, но теперь у нас есть мощное оружие. Пока вы там с Ансаром говорили, я подготовил такую штуку, что от спрута одни щупальца и останутся. Даже жалко его расстреливать.

Р-Рошаль бросил на него укоризненный взгляд.

– Не будь таким самонадеянным, – сказал он. – И не забудь о... В-Рошале! Он там тоже в опасности! Я на вашем месте попросил бы помощи у Тони Мейджера. За то недолгое время, что мы работали совместно в Храме, я составил о нем самое лучшее мнение. Он предан тебе, Крис, умен и знает свое дело. Не стоит пренебрегать такими людьми!

– Я рад, что наши точки зрения совпали! – отозвался Джорлан. – Как только я вам организую встречу с Курри, сразу же свяжусь с Тони.

– Крис, а ты уверен, что сможешь справиться с Наместником? – спросил Р-Рошаль. – Это сильный гипнотизер. Даже мне нелегко будет его сломать.

Джордан рассказал о своем плане. Он выйдет на коммутатор, номер которого дал им сам же Курри. Наместник будет уверен, что говорит с карликом. По его реакции на появление помощника Бросмана сразу станет ясно, при делах он или нет. Если при делах, Крис пригласит его в Храм. Там его должен будет ждать сюрприз в лице профессора.

– А ты уверен, что он клюнет? – спросил Р-Рошаль – Я бы не поехал...

– Клюнет, – уверенно ответил Крис. – Фолли пообещает поделиться технологией, с помощью которой Сазерленд защищал себя от воздействия гипноза Курри ведь тоже, как и вы, Поль, пытался нас пробить, но не смог. Я уверен, что неудача мучает его и по сей день, я прав, профессор?

Поль, не ответив, улыбнулся – Во! – обрадовался Джорлан. – Значит, чтобы убедиться, что дело не в его слабости, а в нашей хитрости, он и к черту на рога поедет.

Р-Рошаль хитро посмотрел на изображение Криса.

– Пожалуй, ты прав! После такого обещания я тоже мог бы соблазниться. Но взял бы прикрытие! Наверняка и он возьмет!

– Прекрасно! – поддержал Крис, – И я так думаю! А потому вас подстрахуют Оскар и Стив. Наверняка завтра Бульдозер ждет гостей на похоронах, не зря он хотел и нас отсечь. Бросман по себе судит, не понимает, что из уважения к Симоне мы не позволим себе хоть чем-то омрачить его похороны. Ну да ладно, нам же лучше! Его опасения означают, что охраны в Храме почти не будет. А та, что останется, попадет под воздействие профессора Как, Поль, сможете обеспечить контроль над имперцами в знакомом здании?

– Не вопрос! – усмехнулся Р-Рошаль – Они еще и помогать нам будут!

ГЛАВА 31

На этот раз они не стали ждать нового нападения. Экс-Паук первый обратил внимание на то, что спрут появляется тогда, когда Крис выходит на связь с внешним миром Причем феномен первой встречи, той, что была на глазах у Тони, они так и не смогли объяснить. Почему он тогда не тронул Джордана? Единственное, что пришло на ум Крису, так это следующее: драйверы внешней связи он в тот момент подключил к коммуникатору Мейджера, и монстр просто не узнал его. Запутался в перекрестных связях и решил, что Джордан спрятался в коммуникаторе Мейджера. Другого объяснения происшедшему у Криса не было.

Псевдо-Джеймса интересовало другое. Почему спрут охотится именно за Крисом? И почему он нападает в один и тот же момент? Этому, конечно, должно было найтись объяснение, но вот только когда?

Ожидая связи с Сазерлендом, псевдо-Джеймс не давал Джордану терять время зря Предчувствуя очередное нападение монстра, он все же заставил Криса сделать дубль нового оружия, подключил модуль к себе.

Код, выпускаемый в цель, тоже претерпел изменения Его разрушительная сила увеличивалась тем, что программа, попадая в тело врага, начинала мгновенно самовоспроизводиться. Делясь и размножаясь, она пожирала код той программы, в которую ее выпустили, что должно было привести к катастрофическим для жертвы последствиям.

Экс-Паук не скрывал, что ему не терпится испытать оружие, так что участь монстра была предрешена. Охотничий азарт экс-Митчела не сбил с пути Джордана, который считал, что нельзя начинать операцию, не обезопасив предварительно тылы и контроль над связью Этот аргумент стал решающим. Псевдо-Джеймс, а за ним и Крис направились к узлу связи.

Ворвавшись в сервер, экс-Паук ринулся в стремительную атаку. К тому времени, когда явился Джордан, псевдо-Джеймс уже успел выпустить три заряда, два из которых, несмотря на расстояние, попали в цель Спрут. не готовый к тому, что у противника изменится оружие, опоздал с реакцией на их появление. Развернувшись он выбросил им навстречу свои щупальца, причем сделал это так, чтобы отрезать Джордану путь к отступлению

Но уходить Крис и не собирался. Он тоже выпустит три заряда. И почувствовал, что больше не может. Новое оружие сильно откачивало энергию! Но если два заряда экс-Паука попали в щупальца, тут же начавшие терять форму и стекать вниз, то один из трех выстрелов Джордана попал в клюв, снеся его под самое основание. Второй заряд пробороздил глубокую рану в правой части туловища, третий тоже не пропал зря, он нашел свое щупальце. Монстр взревел. Шкура в той части туловища куда попал второй заряд, стала сползать, закручиваясь в рулон. Спрут потерял подвижность, но все-таки пытался еще вести бой! Даже и теперь, лишившись былой подвижности, он продолжал представлять серьезную опасность. Его щупальца левой стороны были почти не повреждены. Они метнулись к сетянам, грозя смять их. Крис и экс-Паук разлетелись в разные стороны. Джордан все же восстанавливался быстрее, чем псевдо-Джеймс. Он почувствовал, что готов выпустить еще один заряд и, повинуясь инстинкту, стал, уворачиваясь от щупалец, приближаться к голове монстра. Правда, говорить о данном органе у чудовища, созданного по подобию головоногого моллюска, было бы преувеличением, но эти мелочи сейчас не волновали Джордана. Вынырнув из-под обрубкащупальца, Крис успел отметить, что это тот самый, который спрут потерял при прошлой стычке, и неожиданно оказался у цели! Прямо перед ним был ничем не защищенный огромный глаз!

Заряд вошел в него как горячий нож в масло! Сетевое животное задергалось в конвульсиях Джордан еле увернулся от взмаха судорожно дернувшегося щупальца и ринулся назад, под защиту огня псевдо-Джеймса. Он не оглядывался, но в душе у него была надежда, что заряд, пробив глаз, дойдет до процессора монстра. В какой-то миг одно из щупалец все же достало Криса. Чиплендца подбросило вверх и закувыркало. Он уже подумал, что сейчас его слопают, но повтора атаки не последовало! К тому времени, когда Джордан все же сумел возвратить себе контроль над полетом, с монстром было покончено.

Спрут превратился в гору ссыпающихся обрывков кода. Скоро не останется и их.

– Братья, все мы ехали в Хардсон-сити с радостью в сердце и со светом в душе. Мы ехали к нашему любимому другу Марко Симоне. Как он радовался, увидев всех нас, как готовил нам подарки! Думал обо всех нас! О людях думал! – Ансар говорил негромко, но слышали его все собравшиеся на сходку. – Судьба распорядилась иначе. Вышло так, что собрал он нас для светлого, а приходится заниматься черным... Теперь, после того как мы вчера похоронили нашего Марко, я хочу послушать вас, тех, кому люди доверили управлять своими общинами, доверили решать свои судьбы, доверили говорить за них. Тех, кому просто верят и кого уважают. Хочу спросить вас, готовы ли вы оказать помощь осиротевшему городу и выбрать нового Смотрящего. Или будем переносить сходку для этого вопроса на другое время? Кто хочет высказать свое мнение?

– А что переносить? – Тюля высказал мнение всех собравшихся. – Раз мы здесь собрались, значит, и решать нужно! Так, братва?

– Так! Все правильно, – послышалось со всех сторон.

– Да чего там по десять раз собираться!

– Говори, кого ставить будем!

– Кого прочите?

– А о смерти брата нашего что? – вдруг спросил кто-то. – С этим как?

– Да, а почему с Бульдозера спроса нет? – послышался тут же еще один голос. – Где игрок этот, который, говорят, Симоне порешил?

Ансар, призывая к тишине, поднял руку. Дождавшись тишины, произнес: – Я так понял, что вы хотите послушать Боба Бульдозера?

– Ну конечно, пусть расскажет, что удалось узнать! – Волли Вейс, как всегда, сидел так, чтобы большинство Смотрящих от небольших городов оказалось за его спиной. – Послушаем, может, узнаем что-то новое. Я так понимаю, что Бульдозер теперь Смотрящим будет, пусть покажет, насколько он контролирует ситуацию, а мы посмотрим, тот ли это, кто Хардсонсити потянет, или рано ему еще. Так, Боб? – Вейс повернулся к сидящему среди Смотрящих Бульдозеру. Он как представитель принимающей стороны должен был представлять общину столицы, – Правильно я говорю?

– Пусть люди решат, – скромно ответил Бросман. – Скажут – отвечу!

– Ну так давай расскажи, как ты все представляешь, на кого думаешь! – Ансар поощряющим движением руки показал, что Боб может начинать, – Говори все, что считаешь нужным, а мы потом спросим то, что мы посчитаем нужным.

Бульдозер прокашлялся и, вспомнив наставления Фолли, начал перечислять известные всем факты.

– Все вы были на матче в то время, когда произошла трагедия Вы сами видели, как все происходило. Поэтому нет смысла повторяться, я просто перечислю известные факты, а потом перейду к тому, как я их понимаю, что я предпринял и что планирую сделать. – При этих словах Бросман посмотрел на Ансара и, получив от того одобрительный кивок, продолжал: – Итак, начнем. Марко убила Джина Хекман, невеста Стива Сазерленда Все мы видели, что охранники и телохранители были убраны с ее пути с помощью гипноза. С таким же проявлением гипноза, когда наши проверенные бойцы забыли обо всем и отпустили пленника, мы столкнулись при побеге профессора Поля Рошаля. Этот же Поль Рошаль под именем Колхауна работал у Сазерленда в Храме Памяти.

Об этом Колхауне, или Рошале, нужно рассказать подробнее. Все вы помните, как многие годы Хардсон-сити сотрясали сообщения об ужасах, творимых выродком, которого окрестили Пауком. Затем в городе стали появляться отморозки, не признающие ни нас, ни полицию. Беспредел царил такой, что мы вынуждены были бросить все силы на то, чтобы навести порядок на улицах города. И мы выяснили, что зараза идет из Института Памяти Пришлось положить много верных людей для того, чтобы разнести осиное гнездо, но Марко решил проблему, Института не стало. Однако бесчинства Паука продолжались! И, что характерно, как только мы вроде бы находили его, загоняли тварь в ловушку – Паук исчезал! В мышеловке вместо того, кого готовились схватить, находили только труп! Мужской... Когда это случилось в первый раз, то все решили, что это маньяк и он покончил с собой. Но жестокие и бессмысленные убийства женщин продолжались! Почерк был один и тот же и результат охоты такой же! Сначала замученные женщины, затем мужские трупы! Причем каждый раз разные! Стали попадаться и известные люди, и неизвестные...

– Клоны! – бросил кто-то из Смотрящих.

– Нет, не клоны, все трупы принадлежали разным, но вполне конкретным людям, – откликнулся Бросман. Ему показалось очень хорошим признаком то, что в помещении царила полная тишина. Значит, слушают с интересом. – Сотни женщин были изнасилованы и погибли, потеряв большие участки кожи. Это Паук так резвился, с живых кожу снимал!

– Сволочь! Мочить его нужно было! – не выдержал еще кто-то.

– Конечно, нужно было, но оказалось, что Паук не виноват! – интригующим тоном сказал Боб. – Дело в том, что сам по себе Паук – это невинный человек! Им мог стать любой! Даже из нас с вами никто не был застрахован!

Эти слова Бульдозера попали в цель. Возмущенный ропот свидетельствовал, что он идет по правильному пути.

– Дело в том, – продолжал Боб, не обращая внимания на чувства Смотрящих, – все дело в том, – повторил он, – что эти самые беспредельщики нужны были Рошалю, стоявшему за Институтом и всем этим безобразием, чтобы подбирать на улице крепких мужиков, хватать их и доставлять в лабораторию для опытов! Профессор или делал из них новых бойцов-зомби, которыми и были так называемые «близнецы», или же, что самое страшное, их использовали для другого. Мы не знаем, по какому принципу шел отбор, но некоторым Рошаль стирал память и записывал на ее место память маньяка, которого все знали как Паука! Вот в этом и была загадка неуловимости монстра!

Недоумение, злость, брезгливость и прочие подобные чувства отразились на лицах Смотрящих.

– Рошаль вшивал им в память код, и когда очередной Паук попадал в ловушку, он, зная, что его тут же восстановят, звонил своему хозяину, и тот кодовой фразой убивал его! Нам доставались одни только трупы!

– Вот же как придумали! – вырвалось у кого-то. – Ну до чего же подлый народ эти ученые!

– Подумайте сами, вы, ваши друзья, любой человек мог быть еще вчера нормальным, а, пройдя через руки этого зверя, стать маньяком! – Боб развивал успех. – И всем этим занимался Рошаль! Когда мы разнесли этот проклятый Институт, ему удалось скрыться. Он очень сильный гипнотизер и, видимо, узнал, что мы с Симоне... Ну да ладно, пробрался он в наш Храм, который Марко доверил Снейку. Не знаю, может, профессор оказал на Сазерленда влияние. А может, тот и до этого с ним эти планы строить начал, но вбили они нашему Симоне в голову идею двинуть Стива в президенты...

Услышанное не могло оставить Смотрящих равнодушными. Главари преступного мира сразу поняли, какие рычаги власти мог получить в свои руки Марко. И если одни восприняли это сообщение с восхищением, то другие с ревностью и недовольством. Послышались реплики и комментарии. Но под взглядом Ансара, после окриков Тюли и Леона они стихли.

– Продолжай! – потребовал Ансар.

– Да тут и продолжать-то уж... – Бульдозер пожал плечами. – Вот тогда я заподозрил: что-то не то! Откуда в простом игроке способностей столько? Вы сами знаете их уровень! Дело серьезное редко кому поручишь, а тут и программист он вдруг необыкновенный, и психиатр такой, что Храм ему Марко вручает. Мало того! Сыскарем таким оказался, что профессора этого самого поймал и его главного помощника! И, что самое интересное, мы их даже не допрашивали! Обоих! Мы боялись это делать, думали, что закодированы они и вместо ответов на вопросы возьмут и помрут! А этот Снейк вдруг берет и вызнает откуда-то всю их тайную схему с Пауком!

– Ты покрасивее, покрасивее их делай! – Виктор разворачивал и сворачивал новый большой глаз. Эту его новинку еще только предстояло подключить к узлу, но за это Шанц был спокоен. В нужный момент он все сделает! Пока там спрут, за сервер можно не опасаться Пусть Крис с имперским сегментом забавляется, взламывает, стирает! Это даже полезно, тем сильнее благодарить будут! Главное, чтобы в нужный момент городская связь и особенно выход в коммуникаторы горожан находились под его, Виктора, контролем. – Вилли, ну неужели ты не видишь, что у тебя стали блекнуть цвета?

Какой-то бестолковый этот Гофман. Вначале, когда Шанц еще был беспомощен, Вилли оказал ему неоценимую услугу и научил, как пользоваться тем даром, который достался поэту. За что теперь и оказался приближенным к его грандиозным замыслам. Но некоторые черты характера, а главное, его постоянное недовольство тем, что делает Виктор, стали его раздражать! Ну надо же быть таким неблагодарным А нужно всего-то взять и запомнить то, что создал поэт, а потом скопировать. Запомнить и скопировать! Запомнить и скопировать!

Казалось, что тут сложного? Виктор же не заставляет Вилли создавать новые существа! Нет, эту работу он сам сделал. Он прекрасно понимает: то, что может Творец, бескрылому существу не создать! Но повторить же можешь! Просто скопировать! Нет, то не оживет творение, то оживет, но какое-то худое, не внушительное А то вообще бесцветное! Дурак, не понимает, что им уже скоро товар лицом показывать!

Фолли – подожди, подлец, еще и до тебя, карлика, доберемся, – говорил, что к пятнадцати часам реального времени все должно быть готово, а Гофман и половины солдат еще не сделал! Правда, нужно отдать ему должное, часть существ – Виктор им еще не придумал название – получилась не хуже оригинала! Мощная тигриная морда и три пары сильных мускулистых рук, скорее горилльих. чем человеческих, должны были служить орудием нападения. Для усиления мощи одна пара рук имела вместо кистей короткие раструбы излучателей энергетических пушек. Они, по замыслу Шанца, должны были служить заменителем лучеметов, применяемых в реальном мире По крайней мере, те залпы, что для пробы сделали первые воины, впечатляли.

Вторая пара рук, торчавшая прямо из лопаток, несла энергетические щиты, а третья, та, что была с пальцами, служила для всего остального. Эти руки могли работать как обычные человеческие, что позволяло варьировать вооружение.

А тело! Красивое, сильное тело крылатого коня. Такой поэтический симбиоз кентавра с пегасом! И все в тигровой окраске! Да мечта любого властелина – иметь такое войско! Так что хочет Вилли или не хочет, не важно! Пусть старается, Смотрящие должны увидеть армию во всей красе!

А Гофман между тем уже не понимал, на каком он свете. От усталости и недостатка энергии он давно перестал полностью воспроизводить код. С кем им воевать? Разве что с самими собой! Для Криса и Джеймса одного спрута хватит! Вилли сам чуть не умер от страха, когда увидел его! А эти... Потешные войска, вот и пусть будут потешными...

Гофман старался экономить на всем. Сначала, когда он повторял все, что было наворочено Виктором, работа шла медленно, и после второго десятка тигротавров, как прозвал их Вилли, он понял, что пора начинать экономить. Первые его попытки были неудачными. Шанц сразу увидел, что существа стали получаться бракованными – то без крыльев, то худые, а то и без нужных тонов окраски. Поэт тут же уничтожал брак и требовал усилить внимание. Господи, да как же его усилишь, когда и так круги перед глазами идут?

Вилли стал экономить на внутренних кодах. Искусственный интеллект становился все примитивнее, энергетическая установка все слабее, а процессор все медленнее и проще. Но зато внешне... Внешне было то, что надо! Хоть сейчас на строевой смотр! Вот пусть и будут такими.

Крис готовился к разоблачительной речи перед Смотрящими как никогда тщательно Он еще раз прокрутил запись признания Наместника, вдруг тот взбрыкнет, придется за него молотить! Проверил наличие в памяти интерфейсов всех нужных персонажей Тоже могло пригодиться! Еще раз уточнил с псевдо-Джеймсом, в каких случаях тот может его отвлекать, в каких нет. Правда, экс-Митчел обозвал его при этом истеричной институткой, но не это главное. Хоть виртуальной проституткой, лишь бы дело выгорело! Как говорится, счастье не в количестве орденов, а в том, как долго ты их носишь.

– Джеймс, как они там? – спросил он. – Следишь?

Экс-Митчел не отрывался от происходящего на сходке. Он следил за ней через коммуникатор Ансара, который тот «забыл» отключить Правда, оттого, что аппарат лежал «брошенным» на столе, контроль был в основном акустический, но и этого хватало, чтобы иметь представление о той красочной картине, которую рисовал Бульдозер.

– Этой падле бы «Сказку на ночь» вести! – не выдержал как-то экс-Паук. – Он так мои художества расписывает, что мне на минуту его самого захотелось обработать! Пусть Стив не обижается, но вернусь в реальный мир, хоть раз, но в Паука превращусь! Со сменой ориентации!

– Но-но! Не забывай, что это и мое тело1 – напомнил Крис. – Мне эти ваши дела не нужны!

– Да не бойся ты! – успокоил друга экс-Митчел. – Самому противно! Только шкуру снимем, и все, опускать не буду!

– Слышь, Джеймс, сиди-ка ты в виртуале! – посоветовал Джордан. – Незачем тебе в реал выходить.

– Крис, а ты думаешь, у нас будет такая возможность? – спросил вдруг посерьезневший псевдо-Джеймс. – Я имею в виду выход в реал. Что-то у меня есть предчувствие. Да нет, Тони же обещал!

Джордан вспомнил, как обрадовался Мейджер, когда узнал, что у него остается возможность попасть в Сеть. Дурашка, он еще не знает, как можно скучать по своему телу. Как можно, не ощущая голода, мечтать о яблоке, как оно хрустит, когда от него откусываешь Или, не имея... Ой, об этом лучше не надо!

– Ну что, до нас еще не дошла очередь? – спросил он у экс-Паука – Крис, до нас дошли другие! – Псевдо-Джеймс показал на канал, соединяющий узел связи, где они сейчас находились, и сервер городской библиотеки. – Вот это да, не зря мне с утра подорваться отсюда хотелось!

ГЛАВА 32

Фолли ждал условленного сигнала. Виктор, предупрежденный о мероприятии, уже давно должен был сообщить о том, что выдвинулся на узел и готов к демонстрации своих возможностей. Пе хотел, чтобы поэт на глазах у Смотрящих проник в первый же названый авторитетами банк, отменил чей-нибудь крупный платеж и осуществил трансакцию в пользу Волли Вейса. Тем самым демонстрировалась возможность воровства денег в Сети и одновременно делался щедрый подарок за чужой счет одному из самых уважаемых людей этого мира Конфедерации.

Бросман настаивал, чтобы дар был преподнесен Ансару, но Пе точно знал, что старый волк оскорбится такой неуклюжей взяткой А вот Волли при всей его правильности и претензиях на то, чтобы его считали образцом воровской чести, к деньгам питал слабость...

Публичная операция должна была пройти без сучка без задоринки, а для этого Шанцу надлежало проверить банки из данного ему списка, высмотреть трансферты, которые в случае срыва не причинили бы ущерба славным представителям имперской общины. Фолли, конечно, понимал, что это задача объемная и даже банковскому специалисту на это потребовалось бы достаточно времени, не говоря уже о поэте, а потому он попросил Шанца заранее начать подготовительные мероприятия. Карлик вовсе не рассчитывал, что тот поспеет в срок, а потому все сроки определял с большими запасами по времени. Но время шло, временной резерв, который бородач предоставил Виктору, осознавая его тупость, иссяк. Карлик занервничал Он бы нервничал еще больше, если бы знал, что Шанц на все имеет свою точку зрения. Виктор даже и не пытался войти в банк, а слова о демонстрации силы сетян воспринял конкретно и стал действительно создавать эти самые силы! Но главную роль в предстоящем спектакле он, конечно, оставил себе. Видел бы кто, как торжественно выступал поэт во главе своей армии. Зрелище было воистину впечатляющее!

Шанц выстроил тигротавров в походную колонну и, возглавив ее, дал команду к началу похода. Он двигался в окружении своих первенцев, тех крылатых бойцов, которых создал сам. Позади летела группа, которой Виктор доверил доставку «глаза Смотрящих», как назвал он новый свой шедевр. Устройство представляло собой драйвер просмотра или своеобразную внутреннюю панорамную видеокамеру, которую он планировал использовать для предстоящего спектакля. Замыкали колонну тигротавры, произведенные Вилли, и, наконец, в самом конце плелся сам Гофман, которого «король» возвел в ранг «маркитанта» армии. Вилли брел и плевался. Он не понимал, зачем весь этот балаган, но возражать безумному Шанцу боялся, слишком тот силен! Уж очень не хотелось испытать на себе его больную фантазию.

Знал бы Вилли, что на этот раз задумал поэт! Приняв игру имперцев, он решил внести в нее свои коррективы. Шанц хорошо помнил время, назначенное Фолли, знал он и план Фолли, но задуманное уродом его не устраивало. Начни таскать деньги для одного, потом только и будешь этим заниматься для всех. До тех пор, пока банкиры не наймут программистов, которые и прикончат Виктора,

Не лучше ли с самого начала проявить характер и показать силу? Наверное, так будет правильнее! По крайней мере, так решил Виктор. Вместо того, что просил

его сделать Фолли, он решил дать другое представление Вместо воришки на побегушках у Бульдозера людям предстанет Господин виртуального мира со своей несокрушимой армией! Вот ее-то он сейчас и продемонстрирует Смотрящим Надо заставить их понять, что оставлять тело такого гиганта, как Шанц, в руках одного человека нельзя! Иначе Боб становится единоличным владельцем нового оружия колоссальной разрушительной силы! Смотрящие просто обязаны будут забрать тело Виктора у Бульдозера и установить за ним коллективный присмотр!

Увлеченный своими мыслями, Шанц вдруг понял, что уже третий раз пролетает мимо одного и того же сервера. Он вообще плохо ориентировался в этой местности, да и во всей Сети тоже, но не признаваться же в этом? Встряхнувшись, он постарался взять себя в руки. Время катастрофически уходит, а он все еще не прибыл на место встречи! В конце концов, городской сервер не такой уж маленький узел, чтобы не попасть на него!

– Вперед! – скомандовал он, заметив в конце канала заветную цель. Приближался час его триумфа, нужно насладиться им так, как только он один умеет! – Вперед, мои воины, ваш король благословляет вас на подвиг!

Крылатая гвардия, хлопая крыльями, понеслась вперед. Виктор, не совладав с нервами, полетел следом. В его душе все пело и ликовало. Сейчас все увидят, как должны выглядеть настоящие бойцы! Черт, раз такое дело, то если Смотрящие будут хорошо себя вести, может быть, он им и спрута покажет! Виктор приберег демонстрацию монстра как последний аргумент.

– У кого будут вопросы? – спросил Ансар. Пока Бросман был доволен, все шло по намеченному сценарию. Сейчас кто-то должен выступить с критикой. Пе считал, что это будет кто-то из Смотрящих группировки Вейса. Дискредитация Бульдозера выгоднее всего группировке глав общин мелких городов. Не секрет, каждому из них хотелось большего, чем быть Смотрящим где-то на периферии. Если удастся отвести кандидатуру Бросмана, то за неимением других достойных людей в городе сходка вынуждена принять решение о переезде в Хардсон-сити одного из хорошо зарекомендовавших себя авторитетов. Не оставлять же столицу без присмотра! А это был шанс для любого из амбициозных воров.

Боб, соглашаясь с основным тезисом, считал, что застрельщиком критики его действий будет Тюлень. Пират постоянно косился в его сторону! Тюлю поддержит Ансар, они всегда были вместе, Марко, Ансар и Тюля... Теперь, когда не стало Симоне, сила старой, традиционной ветви Империи ослабла, и в условиях перманентного противостояния критика со стороны этой группировки приведет к немедленному противодействию со стороны молодежи, возглавляемой Леоном.

Фолли советовал Бросману не обольщаться. И Леон, и тем более Вейс, стремясь поставить на Хардсон-сити своего ставленника, могут уступить старикам и вместе с ними отклонить кандидатуру Бульдозера, а в качестве ответной уступки потребуют права выбрать того, кто займет место покойного Симоне Нет, прав все-таки карманный князь, без демонстрации силы не обойтись. Главы Империи должны понять, что только он, Бульдозер, имеет власть над Сетью. Нарисовать перспективы проникновения в Сеть и дать понять, что только у Бросмана есть ключ к этому бездонному сейфу...

– У меня такой вопрос, – начал Волли Вейс. Значит, против него решил выступить Смотрящий Нарикона! Что ж, закономерно, он претендует на роль лидера глав общин мелких городов, а следовательно, будет выступать поборником их интересов. – Все, что рассказал нам уважаемый Боб, интересно и подлежит осмыслению. Я понимаю, что противостояние такому коварному врагу, как этот ваш профессор, отняло у Марко, светлая ему память, много сил. Но мне непонятно, как такой опытный и уважаемый человек, как Симоне, мог быть обманут полуграмотным игроком? Таким, каким здесь представлен Сазерленд? Я так понимаю, что в вашем Храме работали специалисты, сильные специалисты, других Симоне просто не признавал. Так как же они не распознали подставу? – Если предположить, что сговор между Рошалем и Сазерлендом произошел еще в клинике, а именно после нее у спортсмена произошло резкое поумнение, то становится понятным, какие силы помогали Снейку обаять все свое окружение, – Бросман вновь воспользовался домашней заготовкой. Молодец он все-таки, что Фолли под себя подгреб! Умеет тот просчитывать ситуацию!

– А почему тогда они не подмяли вас обоих под себя? – спросил Гризли из Пилиса. – И зачем им было убивать Симоне, если он и без того делал все так, как нужно было Сазерленду? Стать Президентом, что еще Снейку не хватало? И если не хватало, тогда почему он не дождался, пока получит желаемое? После этого он и мог убрать Смотрящего!

– Наверное, так бы и случилось, но Марко начал подозревать Сазерленда в нечестной игре Он даже пытался защищаться от его воздействия. Мы даже как-то раз шлемы пробовали надевать, но как только Снейк появлялся, Симоне сразу же забывал обо всем, и все становилось по-прежнему.

– Тогда почему вы сами не убрали игрока? – спросил Тюля. Наконец-то и его прорвало. – Если ты видел, что Снейк издевается над стариком, почему сам не предпринял ничего?

– В открытую это делать было нельзя! – И здесь нашел Боб заготовку Фолли. Пока еще не было ни единого вопроса, на который они не обкатывали ответы. – Слишком он популярен в народе. Марко даже послал его на штурм Института в расчете на то, что Сазерленд не выйдет оттуда живым. Капкан закрутили такой, что сразу и эсбэшная спецура, и зомби-солдаты, называемые «близнецами», и охрана Института – все противостояли отряду командос, возглавляемому Снейком. Там была настоящая мясорубка! И в живых остался только один человек! Один из всех! Надеюсь, вы поняли, кто это был? Сазерленд!

– Вот же гад! – не выдержал кто-то. – Да, гад! – подтвердил Бросман, – Все ему мало было, все власти не хватало!

В помещении прошел гул возмущения, что не могло не обрадовать Бросмана. Кажется, их план удался. Каверзных вопросов становилось все меньше и меньше.

– Боб, а почему здесь нет самого Сазерленда? – вдруг спросил Ансар. Молчавший все это время Смотрящий Темирхана задал тот самый вопрос, которого с замиранием сердца ждал Бульдозер. – Почему его здесь нет?

Виктор летел к своему триумфу. Он находился в самой гуще летящих к победе могучих и непобедимых тигротавров. Две сотни красавцев воинов, способных противостоять любым силам Конфедерации! Пусть только дадут Виктору цель, и он покажет, как нужно воевать! Хотел Бульдозер демонстрацию возможностей? Ну что же, получишь! Только не ту, на которую рассчитывал! Нечего из поэта коммерсанта делать! Счета, трансакции, трансферты! Да пошли вы! Виктор рожден для подвига, его имя войдет в историю! Оборзевшие лавочники с инстинктами мелкого воришки и полетом мысли не дальше кармана собеседника, они и его хотят использовать сообразно своему менталитету? Не пройдет!

Скоро жители реального мира вообще перестанут влиять на него! Фолли как-то проболтался, что живых носителей осталось только двое. Но Шанц твердо знал, что до того, как спрут расправился с Крисом и Джеймсом, а Виктор не сомневался, что это было именно так, Живых в Сети было четверо! Получается, что жизнь в виртуальном мире возможна и без носителя в реале? Конечно, зачем далеко ходить? Его творения тому подтверждение!

Виктор ни с кем не поделился догадкой, но ему очень хотелось провести эксперимент. Что, если кто-нибудь, скажем тот же Пе, прекратит жизнь носителя Вилли? Все равно этот косорукий ему не нужен! Вечно пытается в его мозгах копаться, мысли читать! Виктору казалось, что он физически ощущает, как щупальца, испускаемые любопытным Гофманом, высасывают из него информацию, шпионят за ним! Хорошо еще Виктор догадался загрузить его работой! Сразу после этого легче стало!

Улетев в своих мыслях в будущее, Шанц не заметил, как и в самом деле устремился вперед. Часть отряда, те тигротавры, что были из первых копий, рванули за ним, Остальные, сломав строй, пытались не отстать, но не смогли этого сделать. Начала сказываться халтура Гофмана! Пороки в коде тех программ, которые создавал Вилли, не позволяли крылатым бойцам достичь необходимого быстродействия.

Лихо, азартно, упиваясь скоростью и мощью окружающих его солдат, Шанц пролетел сквозь городской сервер и, попав на узел связи, огляделся. Он даже не заметил, что свита его сильно сократилась. Его видоискатель лихорадочно пытался найти спрута, его первенца и гордость, но тщетно! Монстр, красавец, мечта любого завоевателя, исчез! Виктор даже подумал, что тот, может быть, просто устал ждать, когда его востребует хозяин, но тут же отбросил эту мысль. Как может устать программа?

Неожиданно Шанц заметил, как что-то в центре узла зашевелилось. Присмотревшись, он увидел, что не ошибся! На сервере кто-то был! И это явно не спрут! Еще жители? Такие же, как они с Гофманом, спасшиеся? Или новички?

Виктор, недолго думая, рванул к будущим подданным. Стремительно приближаясь, он с наслаждением ощущал, как за его спиной разворачивается лавина крылатых воинов. Тигриные морды раскрылись в хищном оскале. Дай им врага, и они разорвут его!

Шанц предвкушал эффект, который произведет его внезапное появление на тех, чью судьбу ему предстояло сейчас решать. Все правильно, так и должно быть! Испуг поможет им признать величие поэта!

Виктор даже стал сочинять оду в честь самого себя, как вдруг до него стало доходить, что приближающиеся фигурки ему знакомы!

Джордан и его вечный спутник... экс-Митчел! Они?! Живы?! Как же это могло произойти? Как им удалось обмануть спрута? И куда они его девали... О том, что монстр мог быть побежден, Виктор даже и не подумал. Это просто немыслимо!

– Крис, смотри, кто это? – закричал псевдо-Джеймс. – Смотри, у первого рожа человечья!

Экс-Митчел и Джордан не узнали в летевшем к ним чудике в развевающейся за плечами красной вышитой мантии и с сияющей золотой короной на голове одного из тех пациентов Храма, с которыми они встречались едва ли не каждый день. Сетевого Виктора они тем более не могли узнать, такого Шанца они еще не видели.

Но еще больше друзей поразила свита новоприбывшего. Явно агрессивного вида многорукие крылатые кошки ощетинились оружием и готовы были на деле доказать свою преданность королю!

– Джеймс, готовься, кажется, нам придется повоевать! – направленно передал информацию Джордан. Очень уж не вовремя появилась эта команда! – Я попробую создать что-то наподобие щита!

– Не успеешь! – ответил экс-Митчел. – Нас спасет скорость! Эти ненужные крылья только будут мешать кошкам, наше спасение в этом!

– Уничтожить их! – закричал вдруг предводитель пришельцев. – Вперед, мои славные воины!

Крис и экс-Паук, не дожидаясь дальнейшего, взмыли вверх.

– Бей веером, береги энергию! – закричал Джордан и выпустил первый заряд.

Программы-киллеры понеслись навстречу атакующим тигротаврам.

– Я считаю, что все то, о чем нам рассказал Боб, заслуживает внимания и изучения. – Тюля встретился взглядом с Ансаром. Тот одобрительно опустил веки. Значит, пора! – Каждый из нас может столкнуться с такими же проблемами, как и Марко Симоне, мир его праху! Эта очень опасная тенденция, что стала проявляться в Хардсон-сити, может получить распространение в среде маньяков в других городах Конфедерации! Вот только мне непонятно, кто давал право Бобу огульно обвинить Снейка и объявить на него охоту? Он тоже имеет право сказать свое слово! Может, ему есть что сказать? Мы выслушали только одну сторону! А должны быть выслушаны обе!

Бросман понял, что начинается самая сложная, самая важная часть того, что они с Фолли затеяли.

– Все правильно, Тюля, ты прав! – кивнул Бульдозер.Я много раз пытался обеспечить его доставку сюда. Видит бог, задействованы были все силы, но негодяю помогают скрыться!

– А почему ты объявил на него охоту? – спросил Тюля. – Насколько мне известно, поправь меня, если я ошибаюсь, в первые минуты после трагедии Сазерленд и не пытался скрыться? Он был на Кольце, поднялся на трибуны. Поговорив там с людьми, спустился в раздевалку. Что-то не похоже на человека, который чувствует свою вину и пытается скрыться! А вот в раздевалке началось нечто странное. Ворвались твои гориллы, избили игроков, которые, я обращаю на это внимание собравшихся, – при этих словах Тюля поднял вверх указательный палец, – которые приехали из наших городов по приглашению Марко Симоне! Уже за это ты должен ответить! Они под нашей защитой, да и приглашение Марко, царство ему небесное, чего-то, наверное, стоит. Твои люди положили на это, беспредел устроили! Но ладно, об этом позже, сейчас я о другом говорю! Скажи, в такой ситуации, когда вооруженные беспределыцики захватывают невинного человека, он что, не может сбежать? Не знаю, я бы тоже, представься такая возможность уйти, не стал бы ждать! А кто бы так не сделал?

Тюля взглядом обвел Смотрящих.

– Кто-то может сказать, что он в этой ситуации не сбежал бы? Смотри, Боб, прямо лес рук! Ни один человек не стал бы ждать твоей расправы! – Я не собирался расправляться с ним! – Бросман сделал возмущенный вид. – Я хотел обеспечить его явку сюда!

– Тогда просто пригласил бы его! – Тюля театрально развел руки. – Я уверен, что он откликнулся бы!

– А я уверен, что он не пришел бы! – зло сверкнул глазами Бросман. – Я его лучше знаю и могу...

– Прекратите этот позорящий всех нас спор! – мрачно сказал Ансар. – Боб, неужели ты думаешь, что я поверю, будто кто-то из людей моего друга Марко Симоне не откликнулся бы на вызов к нам? Да ты просто не понимаешь, куда попал, и оскорбляешь всех нас! Это к тебе могут не явиться на вызов, а к нам летят! Боб, не знаешь, почему так? Нет? А я знаю: потому что люди верят, что будут выслушаны и с ними поступят по справедливости. – Ансар посмотрел на внезапно посуровевших Смотрящих. – Так, братья?

– Да! Конечно! О чем разговор! А тут не все так просто! – послышались голоса авторитетов.

– Ансар, все не так! Может, я поспешил, может, переборщил, но, отвечаю, Снейку ничего не грозило! – затараторил Бульдозер. – Я же только хотел, чтобы вы могли с ним поговорить!

Смотрящий Темирхана криво улыбнулся, – И для этого ты похитил его женщину?

– Что-оо? – единый вопль возмущения прошел по рядам.

– Так он еще и баб ворует?

– Тише, братья, тише! – Призывая к порядку, Ансар поднял руку. Но Вейс, почувствовав, что может двинуть на Хардсон-сити кого-то из своих, уже сделал свой выбор.

– Ансар, да что с ним говорить! Такой просто не может быть Смотрящим! – закричал он. – Этот же просто позорит нас!

– Подожди, Волли, сейчас мы не о Смотрящем го ворим, мы в убийстве Марко разбираемся, – осадил спешащего перехватить инициативу авторитета Ансар. – Я уважаю твое мнение, но я еще не закончил! – Извини, брат! – Вейс, чувствуя, что найдет поддержку у самого авторитетного человека Империи, сразу перестроился. – Говори, мы слушаем тебя – Спасибо. – Ансар вновь повернулся к Бульдозеру. – Боб, а что мешает сейчас взять и позвонить Сазерленду? Ты не пробовал это сделать?

– Как будто он такой дурак, чтобы ответить! – раздалось из зала.

– Да он понимает, что его тут же найдут и привезут на расправу к Бросману! – Смотрящие из группировки Вейса, получив сигнал от своего лидера, теперь знали, что от них требуется.

– А вот пусть сам он ответит! – предложил Тюля. – Боб, скажи, ты сам звонил Снейку?

– Нет, но мои люди..

– Не вали все на людей! – оборвал его Татам. – Я тебя спрашиваю, звонил ты или нет?

– Нет – наконец выдавил из себя Бросман.

– Вот видишь. – Ансар наконец получил нужный ему ответ. – Ты даже не соизволил выслушать человека и сразу приписал ему такое паскудство? Объявил гадом и открыл сезон охоты? Так?

– Ансар, но я... Но мы.. – Бульдозер чувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Он лихорадочно искал путь спасения. Может, пора уж включать тему с сетянами? – Мы с Марко...

– Боб, ответь на мой вопрос, – перебил его Ансар. – Ты сказал, что не додумался позвонить Снейку. – А что мешает сделать это сейчас?

– Сейчас?! – Бросман растерянно посмотрел вокруг. – Я.. Но... Да, но я не знаю его номер!

– А спросить не у кого? – с иронией спросил Тюля.

– Но он наверняка сменил номер! – пролепетал Бросман. – Я уверен, что он сменил его...

– А вот давай проверим! – предложил Ансар. Он взял свой, привезенный из Темирхана коммуникатор. – Говори номер!

– Не знаю! – Бросман постучал кулаком в грудь. – Клянусь, не знаю. – Тюля, выйди спроси номер! – Ансар брезгливо кивнул. – А то с этим мы неделю просидим! Тюлень вышел.

– Вот ведь гадство какое тут творится! – выдохнул Вейс, глядя в лицо Бросману. – Как же это Марко тебя просмотрел?

– Волли, мы с Марко такое сделали! Мы... Договорить он опять не смог, появился Тюля.

– Набирай! – Он продиктовал номер. Ансар некоторое время смотрел на дисплей.

– Что такое! Со вчерашнего дня никуда позвонить не могу! Столько знакомых в Хардсон-сити, все отключены, что ли?

– И я тоже! – откликнулся Леон. Он впервые вступил в разборку. Очень не хотелось, но ничего не поделаешь, нужно переходить на сторону победителя. – Весь вечер вчера...

– И у меня!

– Точно, вот, значит, как... Ансар вновь поднял руку.

– Спокойно, братья, мы сейчас покажем, как нужно решать такие проблемы! – Он повернулся к Бульдозеру. – Кто у тебя занимается программированием?

– За связь отвечает...

– Не за связь спрашиваю! Программирует кто?! – рявкнул Ансар. – Нет! Можешь не отвечать! Волли, прошу тебя, займись вопросом! Выясни, кто из программистов пользуется доверием этого... А потом побеседуй с этим... программистом!

– Сделаем! – Вейс вышел.

– Теперь, пока Волли выясняет, что Бульдозер сделал со связью Тюля, у тебя, я вижу, контакт появился с людьми Марко. Выйди, пожалуйста, попроси у кого-нибудь местный коммуникатор!

Тюля вышел и тут же вернулся, на ходу набирая номер.

– Слушаю вас! – раздалось в акустическом устройстве.

– Стив? – спросил Ансар. – Да, а вы кто?

– Меня зовут Ансар, я из Темирхана! – представился Смотрящий. – Я слышал, что ты был близок к моему другу Марко Симоне! Я прав?

– Да, Ансар, Марко, светлая ему память, был и мне дорог! – ответил Сазерленд. – То, что говорят обо мне, неправда!

– Снейк, погоди! – остановил его Ансар. – Здесь собрались друзья Марко. Мы хотели бы поговорить с тобой, послушать, что ты хочешь нам сказать. Как ты смотришь на то, чтобы приехать к нам?

– Ансар, я мечтаю об этом! – горячо откликнулся Стив, – Но... Наверное, ты не знаешь, я не могу и носа высунуть на улицу. На меня идет настоящая охота! Бульдозер делает все, чтобы не дать состояться этой встрече!

Смотрящий Темирхана поднял глаза и посмотрел на своих коллег.

– Ансар, скажи ему, что я за ним приеду! – предложил Гризли. – Я и Новик! Как, Слепой, полетишь со мной?

– Спрашиваешь! Конечно!

– Стив, если ты не виновен, я гарантирую тебе безопасность! – сказал Ансар, повернувшись к видеокамере. – Я передам коммуникатор тем уважаемым людям, которые приедут за тобой. Объяснишь им, как тебя найти, в их присутствии волос с твоей головы не упадет!

ГЛАВА 33

Черт возьми, да откуда же они взялись?! Крис едва успевал уворачиваться от огненных шаров, летящих в них из странного оружия летающих кошек. Несмотря на успех первой, неожиданной атаки на противника, положение друзей оставалось серьезным. Из двух десятков кошек, оказавшихся одновременно на сервере, Джордан выбил дух из трех, экс-Митчел развалил четырех. Но этот успех повторить не удалось. Противник пришел в себя и, окружив тела мерцающими щитами какой-то неизвестной энергии, перешел в атаку. Поднялся такой ураганный огонь по Крису и экс-Митчелу, что только резвость и маневренность спасли коды обеих, программ.

– Разделяемся! – закричал экс-Паук. – Иначе они нас просто сметут.

Джордан, уходя от несущихся в него зарядов, рванул влево. Псевдо-Джеймс стремительно спикировал вниз. Маневр оправдался, плотность огня снизилась, и Крису дважды удалось произвести прицельные выстрелы. Еще одна кошка рассыпалась в двоичный мусор.

«Да откуда же они взялись? – пронеслось в голове чиплендца. – Кто вообще запускает в Сеть всю эту живность?»

Видимо, не стоило Джордану отвлекаться. Бок словно обожгло раскаленной плетью! Крис инстинктивно дернулся в сторону и тем самым ушел еще от одного заряда. Быстро глянул на свой бок Да, повезло! Он думал, что у него вырвало часть кода, но заряд, к счастью, прошел вскользь. Крис присмотрелся к ожогу. Да, ему действительно повезло! Если бы в него попала его собственная программа, та, которую он применял против тигромордых коней, одним энергетическим ударом он бы не отделался.

Закрутив вираж, Крис выждал момент и выпустил еще один заряд. И в то же мгновение там, где только что он пролетал, столкнулись заряды, выпущенные двумя его противниками. Вспышка и взрыв были так сильны, что Джордана смяло и откинуло в сторону.

Крис почувствовал, что вот-вот потеряет контроль над собой. Его вертело и кружило, вынося к периферии сервера. В какой-то момент он успел увидеть, как оставшиеся кошки понеслись в его сторону. Они, предвкушая легкую победу, уже не стреляли. Видимо, у Джордана был такой беспомощный вид, что противник уже не воспринимал его всерьез. И зря! Едва только Крису удалось стабилизировать полет и, запрокинув голову, поймать в прицел одну из бешеных кошек, как в тот же миг мощный взрыв разметал всю группу нападавших.

«Джеймс, – пронеслось в голове – Это Джеймс бьет мощными зарядами!»

Экс-Митчел действительно оказался более удачлив. Расстреляв тех полосатых летунов, что достались на его долю, псевдо-Джеймс увидел, как Криса отшвырнуло взрывом. Бросившись к нему на выручку, экс-Паук понял, что не успеет, вот и пришлось пойти на повышенные энергозатраты. Зато и выстрел оказался отменным! Он даже засмотрелся, глядя на то, как заряд, предназначенный для спрута, угодил в гущу противника. Разлетающиеся в стороны крылья со шлейфом осыпающихся кодов, руки-пушки, головы. «Повесить бы такой трофей у себя дома!» – подумалось экс-Митчелу.

– Джеймс, берегись! – услышал он крик Джордана и резко ушел вниз. Успел! Над ним пронесся веер Криса. Продолжая скольжение, экс-Паук перевернулся вдоль своей оси. Черт возьми, а эти откуда! Не успели от одних отбиться, как тут же появились другие? Где же их столько взяли?

Рассуждать на предмет источника появления крылатых тигротавров не было времени. На экс-Митчела неслось больше десятка многоруких кошек! Веер Джордана выбил жизнь из двух из них, но остальные уже успели открыть стрельбу по псевдо-Джеймсу. От обжигающих ударов чужой энергии его затрясло как в ознобе. Огонь ожогов охватил чуть ли не все тело. «Ну все, Джеймс! Кажется, и твоя очередь пришла, – пронеслось в голове экс-Паука. – Жаль, до Бульдозера добраться не успел».

Крис так не думал. Стремясь спасти друга, он тоже выпустил заряд, которым они убивали спрута. Видимо, с энергией он переборщил. Нападавшие мгновенно превратились в пыль!

Подлетев к экс-Митчелу, он схватил раненого товарища и поволок его подальше от центра сервера. Перевернувшись так, чтобы иметь возможность отстреливаться, он наугад выпустил веер и осмотрелся За ним гнались только две уцелевшие кошки. Крис бросил взгляд в центр и ужаснулся! К вожаку стаи невиданных тварей подходили подкрепления! Длинная череда крылатых бойцов заполнила чуть ли не весь центр сервера, а они все шли и шли! Сколько же их будет?

Крис, выждав момент, одиночным выстрелом снял из одну из двух летающих кошек, которые продолжали его преследовать. Он думал, что вторая испугается и отвернет, но не тут-то было! Тигротавр с визгом ринулся в атаку! Джордан, не имея возможности маневрировать, вынужден был стрелять с большого расстояния и потому для верности выпустил веер. Кошка поднырнула под него и тоже стала стрелять. Крис отшвырнул тело экс-Паука и, уходя из-под обстрела, взмыл вверх. Второй его выстрел был точен. Закувыркавшисъ, кошка полетела вниз. Джордан догнал еле шевелящегося экс-Митчела и потянул его дальше. Битву за узел связи они проиграли! Оттащив повсевдо-Джеймса к выходу из сервера, Крис остановился Он не хотел терять из виду такого противника. Разместившись так, чтобы экс-Митчел оказался между ним и неприятелем, Джордан осмотрел программу экс-Паука.

Ран псевдо-Джеймс получил достаточно! Правда, оставалась надежда, что Живого удастся спасти – все-таки противник применял оружие, отличное от того, что было у них. Если бы летающие кошки использовали такие же коды, что и Крис, то экс-Митчела уже бы не было. Да и Джордан после ранения, полученного ранее, тоже вряд ли уцелел бы. Так что можно сказать, что им повезло!

Приглядевшись к поврежденным участкам, Крис заметил, что все они носят поверхностный характер. Было бы время, можно было бы попробовать скопировать эти участки у себя и перенести экс-Митчелу. Скорее всего это помогло бы другу. Главное, что само тело программы, ее ядро не повреждено. Но, к сожалению, в таких условиях, когда противник в любую минуту мог повторить атаку, Джордан не мог отвернуться и заняться полноценным лечением. К тому же предварительно он должен был проверить свой код, неизвестно еще, что у него там. Но чем же стреляют эти кошки? Судя по взрыву, энергия там немалая. Энергия? Да, черт побери! Кошки стреляли просто пучками энергии! Если бы они потрудились встроить или, вернее, про модулировать свой заряд чем-то, хотя бы отдаленно напоминающим код, они бы разнесли здесь все в пух и прах! Крис поежился. Да, это было бы пострашнее спрута! Такая армия была бы, что ни один Живой -не смог бы ей противостоять...

Спрут, кошки, король – это еще что за балаган? Джордана не оставляло чувство, что он сталкивается с чем-то, трудно поддающимся объяснению, но в то же время с очень примитивным решением! Спрут был полон мощи и злобы, но в то же время страдал неловкостью и тупостью! Эти летающие твари маневренны и быстры, но что это?

Взгляд Криса наткнулся на огромную конструкцию, которую шут в короне разместил прямо в центре сервера.

– Эй, ребята, что это вы затеяли? – пробормотал он. – Что бы это значило?

– Где? – отозвался экс-Паук.

Джордан удивленно посмотрел на экс-Митчела.

– Джеймс, ты как?

– Паршиво! – признался тот. – Что они там лепят?

Развернувшись, он посмотрел в сторону врага. Экс-Паук увидел странную конструкцию, напомнившую ему подсолнух! Тонкая ножка большая головка, ресницы...

– Крис, это глаз! Точно, глаз! Не знаю зачем, но держу пари, они его устанавливают в помощь Бульдозеру! – сказал он. – Мы должны помешать им!

– Ты-то как им помешаешь? – усмехнулся Джордан, – Сиди здесь, будешь в резерве! А я пошел, посмотрю, что там можно придумать!

– Ну рассказывай! – Ансар пристально посмотрел на испуганного Закаркина, стоящего перед авторитетами Конфедерации, – Только не ври, здесь это не пройдет! Что со связью нашей сделали?

– Это не я! – Эндрю затрясся. – Клянусь, не я!

– Что не ты? – спросил Тюля. – Говори, не бойся, за правду не накажут! – Я не программировал! – Закаркин прижал обе руки к груди. – Это Максвелл сделал!

– Ну хорошо, не ты, – пытался успокоить его Вейс. – Пусть будет... Максвелл! Он-то что сделал?

– Как и приказывали. – Закаркин говорил, опустив голову, и поэтому не всем было слышно.

– Громче! – послышались крики. – Говори громче! Но Ансар успокаивающе поднял руку.

– Парень, мы все понимаем, что вы люди подневольные! – сказал он Эндрю. – Но пойми и нас. Нам нужна правда. Расскажи, что знаешь, и иди со спокойным сердцем.

– Фолли приказал настроить узел связи так, чтобы вам никто не мог звонить! И чтобы вы тоже по городу не звонили! – наконец выдавил из себя Закаркин. – То есть сделать так, чтобы вы друг другу могли позвонить, а больше никому!

– А Фолли это кто такой? – спросил Тюля.

– Это его аналитик! – Закаркин показал в сторону Бросмана. – Они всегда вместе бывают!

– Ясно! – кивнул Ансар. – Вот видишь, все сказал и к тебе больше вопросов нет! Позови сюда этого Фолли и можешь идти!

– Ну что, Бульдозер, что ты на это скажешь? – спросил Ансар. – Ты как это додумался до такого, чтобы Смотрящих связи лишать? На что ты рассчитывал? Не дать Сазерленду высказать свое мнение? Глупо! Правда же все равно бы всплыла! Пойми, не сегодня, так завтра, послезавтра, через год, но всплыла бы! Сейчас твой Фолли подтвердит, что это ты дал ему команду нас оставить без связи. И что тогда?

Бульдозер понял, что дальше тянуть нельзя, пора выкладывать козыри!

– Ансар, хорошо, не нужен Фолли! Это я приказал отключить связь! Я виноват и готов отвечать за это! Но я сделал это только потому, что хотел вынудить Снейка выползти из той норы, в которой он спрятался! – Бросман сделал покаянное лицо. – Я так же, как и ты, хочу найти убийцу Симоне! Вот только, в отличие от тебя, я уверен, что это сделал Сазерленд!

– Ну что ж, сейчас послушаем и Снейка! – согласился Ансар. – Посмотрим на него! Наверное, и он захочет что-то сказать!

Стив вошел в зал уверенным шагом, поздоровался со всеми, обойдя только Бросмана. Окинув его презрительным взглядом, он повернулся к Смотрящим.

– Рад, что смог оказаться здесь, и готов ответить на любые ваши вопросы, – без околичностей заявил он. – Если я в чем-то виноват, отвечу, но знаю одно – в том, в чем обвиняет меня Бульдозер, я не виноват!

– Стив, мы здесь собрачись не для того, чтобы сделать кого-то виноватым, – начал Ансар. – Мы выслушали помощника нашего погибшего брата Марко. – Смотрящий показал на Бульдозера. – Он считает, что ты причастен к этому убийству. Что ты можешь сказать по этому поводу?

Сазерленд оглядел зал. Теперь он смотрел не на лица. Он смотрел над головами. Боже, сколько неверия, сколько хитрого, скорее даже хищного любопытства! Неужели ни у кого нет доброжелательства или сочувствия? Разве что у Тюли и у Гризли. Нет, над Гризли, наверное, показалось. Остальные лица ему были незнакомы.

В поисках поддержки Стив посмотрел на Ансара. И здесь Сазерленд увидел дружескую гамму. Правда, и недоверия хватало, но, видимо, такова уж специфика деятельности Смотрящего – сомневаться во всех. Положение обязывает никому не верить – Давай, Снейк, не тяни! – поторопил его Тюлень. – Время идет, люди злятся!

– Что я могу сказать? – Стив посмотрел на Бросмана. – Когда убили Марко, – тут Сазерленд запнулся, – я на Кольце был... Меня как обухом по голове... Столько планов было...

У нас-то как все началось? Я ведь не хотел ничего! Я игрок и хотел им оставаться! Но попал в такую ситуацию, когда... Ну, в общем, вокруг меня какая-то возня началась непонятная! Я начал решать проблемы. Наверное, Марко понравилось, как это я делал, вот он и стал меня поднимать Поручения разные начал давать.. У нас тут Паук завелся...

– Стив, про Паука мы знаем И про профессора, – сказал Вейс. – Вот ты лучше скажи, как тебе удалось профессора поймать? Столько лет он скрывался, а тут..

– Дело в том, что раньше у него был Институт, где он мог решать все свои проблемы. Когда я выяснил, что все зомби работают на Институт и что память всех «потерянных»... Ну это пациенты... Черт, как же все вам по порядку рассказать? Марко как-то попросил меня заняться вопросом людей, внезапно потерявших память. Говорил, что раз ты... то есть я, терял память, вот и должен помогать другим. Я с помощью программистов придумал, как узнать, где они были в тот момент, когда память их стирали. Оказалось, что и здесь все следы вели в Институт. Когда Институт разнесли...

– Извини, Стив, что перебиваю! А как вышло, что ты единственный выжил в том бою? – спросил Леон.

– Не знаю! – Сазерленд пожал плечами. – Наверное, в начале боя потому, что телохранители меня прикрывали. Марко приказал беречь меня, чтобы я массивы сумел найти. Потом, когда нашел массивы с памятью, я во время боя занимался тем, что передавал эту память. И снова люди меня защищали. А потом, когда уже шла конечная фаза, меня спас мой друг, пришедший на выручку, и вот эта штука.

Стив снял с себя стимулятор и показал.

– Марко надел его на меня, когда отпускал в бой, – пояснил он.

– Что это? – пронеслось по рядам. – Покажи, подними повыше!

– Это стимулятор. Он контролирует работу сердца и вкалывает стимуляторы. Может и разряд пропустить... Это я подарил Симоне этот прибор, – признался Ансар. – У меня есть такой же!

Он тоже отстегнул от поясницы стимулятор и пока залу – Это такая штука, которая не дает умереть и позволяет дождаться помощи, – пояснил он – У нас в Темирхане есть один умелец, который их делает – Ансар, а нам такой? – послышались голоса. – Братву обходишь? – Братву я никогда не обхожу! – резко ответил Смотрящий Темирхана – Я всем заказал такие и к следующей сходке, которую, насколько я помню, решено провезти у меня, сюрприз хотел сделать! Ладно, дайте человеку закончить! Говори, Стив!

– А что говорить? Профессор вынужден был пробраться к нам в Храм, вот там и прокололся! Я передал его в Империю. А потом мне Марко звонит и говорит, что Рошаль бежал Бульдозер приказал его выпустить, а тебе в компенсацию предлагаю в Президенты идти!

– Подожди, как это Бульдозер приказал выпустить? – спросил Ансар. – Кого приказал выпустить? Я такого не слышал! Ну-ка расскажи!

– Профессора, которого я поймал, – пояснил Сазерленд. – Поля Рошаля.

– Что???!!! – рев десяток глоток слился в один. – Его приказал освободить Бульдозер? Стив кивнул.

– Это лучше пусть расскажет Акула, – добавил Сазерленд. – Боб ему давал команду!

Смотрящий Темирхана отреагировал быстрее всех.

– Вызови! – Ансар кивнул Тюле. – Пусть ждет за дверью! Я смотрю, становится все интереснее! – Он повернулся к Бульдозеру: – Боб, расскажи-ка, как это ты гипнотизера выпускал?

К своему удивлению, Крис пробился к центру сервера довольно легко. Его веерная стрельба стала приносить кошкам значительно больший урон. Не зная, что теперь ему противостоят уроды, сотворенные халтурившим Гофманом, Джордан не понимал, куда делась маневренность тигротавров. Они почти не уклонялись от несущихся в их сторону зарядов, а уж о том, чтобы самим атаковать, и речи не было! Что-то кричал король, металась еще одна человеческая фигурка, но Джордану пока было не до них. Он считал самым важным для себя уничтожить бойцов. Заодно несколько зарядов он всадил и в «видеоглаз». Тот, получив заряд, сразу сморщился и стал опадать, сворачиваясь и осыпаясь. Крис на мгновение представил, что могли бы натворить его заряды, будь они накачаны той энергией, которая была у кошек.

Резко развернувшись, он уже хотел взяться за короля, как вдруг увидел, как с того места, где еще мгновение назад было пусто, на него несется пятерка кошек. И совсем не тех вялых и беспомощных, на которые Джордану пришлось потратить заряды.

Крис рванул в сторону и вверх. Шквал энергии, который прошел в долях процента микросекунды под Джорданом, едва не опалил часть его программы. "Ого! Что это с ними! Еще мощнее стали? – подумал Крис. И тут же чуть не прозевал еще один залп! От короля отлетала еще одна пятерка! Джордан вынужден был отступить вверх, почти под самую периферию купола. Развернувшись, он дал несколько вееров по тигротаврам, заходившим с флангов. Тем самым Крис заставил их сломать строй и сбиться в кучу. Увидев, что теперь мощный выброс принесет максимальный урон, он вогнал в самый центр скопления летающих кошек свой «противоспрутный» заряд. На этот раз он не стал любоваться разлетающимися частями кошек, на подходе была вторая пятерка, Джордан повторил маневр. И сквозь эти облака увидел, что в центре сервера стоит новый «видеоглаз»!

Видимо, Бульдозер и эти ребята задумали что-то важное. Раз они так стараются закрепиться на узле, значит, это очень и очень серьезно.

Ну ладно! Крис стрелой пошел вниз. Сейчас он разнесет и эту конструкцию! Вот только откуда этот шут в короне их находит? Где он хранит кошек??

Приближаясь к центру, Джордан заметил, как возле «глаза» начал появляться вихревой комок. Второй, третий... Пять! Неужели... Комки стали расти, разворачиваться, захлопали крылья, и... к Джордану понеслась очередная пятерка! Да что, они сами генерируются? Или это король их создает? Так, значит, и спрут из той же обоймы? Вот оно что! Крис, не давая кошкам набрать скорость, веерным выстрелом расстрелял всю пятерку. И тут же, не сворачивая с боевого курса, всадил заряд в «глаз». Он еще успел заметить, как у самого «глаза» расцвел какой-то странный цветок, и тут же, уходя в сторону, с разворота, влепил в него очередь. Стрелял он в цветок" так, походя, для острастки, даже не зная, что Виктор на этот раз пытался воссоздать монстра покрупнее. Очередь прошла совсем рядом с целью, и Джордан был вынужден развернуться для новой атаки.

Знал бы он, какой сюрприз готовил ему противник. Фантазия поэта на этот раз выдала настоящий шедевр! Некую помесь спрута с его летающим тигром. Увидев, что со своими тигротаврами ему с сетянами не справиться, Шанц понял, что зря расходовал энергию на создание всех этих дурацких крыльев и рук. Может, они нужны в реальном мире, но здесь только мешали. Главное – дать бойцу маневренность и огневую мощь!

Поэт живо представил, как у его спрута в каждом щупальце вырастает по раструбу излучателя, изрыгающему энергию. А еще защитный пояс – и неуязвимый воин готов! Шанц еще раз оценил свою фантазию и мысленно закрепил ее. И тут же вдохнул жизнь в новое создание. Вихрь начал свой рост, обещая стать вершиной творчества Шанца! Жаль только, что энергии у Виктора осталось маловато, размерами этот спрут будет уступать первому. Зато у него будет мощное оружие!

Но Джордан, этот негодяй, мало того что все это время издевался над ним, никак не мог угомониться и понять, что, только покорившись, спасет свою жизнь, так и еще, не дав боевому спруту раскрутиться до конца, всадил в него такой заряд, что куски кода разлетелись во все стороны! Часть битовой пыли ударила в лицо королю виртуального мира. Если бы программы могли плакать, Шанц зарыдал бы в голос! Этот негодяй вместе со своим подручным когда-то бросил Виктора слепым и беспомощным, а теперь вот убил в зародыше это гениальное создание, не дал этому существу даже родиться! Подлец и детоубийца! Теперь он будет расстреливать своим беспощадным оружием все, что Виктору удастся создать? Ну уж нет! Не бывать этому!

Джордан даже не заметил, что его преследуют. Видя, что бой закончен, он не стал добивать урода, беспокойство за товарища было сильнее чувства мести. Крис подхватил поврежденное тело экс-Митчела и понесся к сегменту Сети Чипленда. Тони после вчерашнего объяснения должен был что-то придумать, чтобы создать им убежище. Мейджера так испугал спрут, что он без лишних слов понял, что в Сети не так легко и вольготно. Охотно приняв от Криса коды, он, запасшись кофе, с таким жаром принялся за дело, что Джордану подумалось, и не без оснований, что у них с псевдо-Джеймсом появился очень серьезный помощник. Вот теперь Тони и должен был показать себя! И Джордану, и экс-Митчелу нужен был серьезный ремонт.

Тащить малоподвижное тело было неудобно, маневренность резко упала, но Крис старался изо всех сил. Он хотел передать псевдо-Джеймса Тони и быстро вернуться к месту боя, не зря же шутовской король так цепляется за узел! Видимо, этот сервер в комбинации Бульдозера занимает ключевое положение.

Шанц двигался быстрее Джордана, но ориентировался в Сети хуже. Тот сегмент, в который нырнул негодяй, уносящий своего пособника, еще более неприятного Джеймса, Виктору был совсем незнаком. Он старательно повторял все переходы и смены каналов, но все равно, пару раз пролетев мимо нужного поворота, он в конце концов потерял врагов из вида.

ГЛАВА 34

Смотрящие, столпившись в соседнем зале, непонимающе таращились на дисплей. Бульдозер, пригласивший их сюда, рассказывал, как они с Фолли и договорились, о жизни в Сети, о том, какие это дает преимущества тому, кто станет там хозяином. И о том, какой подлец этот Сазерленд, который и сейчас скрывает правду от таких уважаемых людей. Боб говорил и говорил, а сам, проклиная в душе и Пе, и Виктора, который никак не выходил на связь, тянул время. Он надеялся, что синее поле вот-вот исчезнет и на экране наконец появится этот чертов поэт.

Лед недоверия, который он заметил во взглядах присутствующих, когда заговорил о жизни в Сети, как будто начал таять, когда Бросман перешел к прибылям, которые смогут получить те, в чьих руках Сеть и ее жители. Теперь необходимо было сделать все, чтобы убедить авторитетов в том, что его слова не пустой звук. А сделать это мог только Виктор. Все слова, которые могли сказать он, Фолли, Эндрю и даже сам Сазерленд, не стоили одного полуминутного сеанса, который может устроить Шанц. Вот только где он?

Стив тоже с тревогой всматривался в экран. Он не понимал, что еще задумал Бросман. Какую пакость он затеял? И где, Господи, Крис с псевдо-Джеймсом? Что с ними могло случиться, если такая тварь, как Бульдозер, ищет спасение в Сети? Неожиданно экран мигнул. Сердце Бросмана екнуло. Ну давай, Виктор, давай! По дисплею поползли полосы, мелькнул кадр из какого-то фильма ужасов, в котором носились крылатые кони с тигриными мордами и фантастическим оружием во множестве лап. Отрывок был коротким. Мелькание персонажей прекратилось, экран вновь стал синим.

– Бульдозер, я что-то не понял. Это именно то, что ты хотел нам показать? – спросил удивленный Тюля. – Ты вообще понимаешь, кого ты за нос водишь?

– Сейчас, сейчас, подождите, все сейчас увидите! – умоляющим тоном проговорил Боб. – Я прошу вас, подождите еще чуть-чуть! Я уверен, что вы скоро все сами увидите! Благодарить потом будете!

Прошло еще несколько томительных минут. Смотрящие, потеряв терпение, уже развернулись было к выходу, когда экран снова задергался. Присутствующие сразу затихли и, затаив дыхание, уставились на дисплей.

Тишину в зале нарушало только нетерпеливое сопение Всем хотелось увидеть, чем же все-таки хочет удивить их Бросман.

На сей раз на экране возник человек в золотой короне и в красной мантии. Он стоял боком к присутствующим и смотрел вверх. Он что-то бормотал, губы его шевелились, но звука не было и никто из присутствующих не мог понять, что говорит этот странный тип. Вдруг человек в короне повернулся к видеокамере, его горящие глаза впились в присутствующих – Вот он! Это он! – закричал Бросман. – Это Виктор! Он сейчас...

Человек в короне между тем все продолжал шевелить губами, потом, подняв голову вверх, махнул рукой. Внизу экрана, чуть левее того, кого Боб назвал Виктором, возникли вихревые комочки, они стали расти, увеличиваться и вдруг превратились в тех же тигрообразных коней, которые были в первом включении! И тут же молнии, упавшие откуда-то сверху, разметали этих тварей. Затем вспышка – и дисплей погас.

Удар Тюли был молниеносен. Бульдозер, выламывая двери, влетел в тот же зал, в котором они сидели до этого.

– Шутки шутить с нами вздумал? – взревел Татам. – Дерьма мешок, стольким людям голову морочить решил!

– Нет-нет, вы просто не досмотрели! – завопил Бросман. – Я говорю правду! Это все он подстроил! – Бульдозер показал на Стива. – Вы можете меня убить, но потом убедитесь, что это все он!

Сазерленд повернулся к Ансару.

– Разреши и мне разок, – попросил он.

– Вы во что сходку превратили?! – загремел старик. – Тюля, как ты посмел?!

– Простите, братья, сил нет смотреть на этого мерзавца. – Тюлень прижал руку к груди. – Ансар, решать пора уже!

– Подождите! – вмешался Стив. – Вы же еще не все знаете!

Головы Смотрящих повернулись в его сторону Что же могло быть такое, чего они не знают? – Я нашел того, кто загипнотизировал охрану и Джину, – сказал Сазерленд. – Он готов рассказать вам все.

– Кто это? – спросил Леон, – Профессор Рошаль?

– Нет! – ответил Стив, – Это тот, кого раньше звали Елло Курри, а теперь называют Наместником.

– Убью! – при этих словах Бросман завыл и в отчаянном прыжке бросился на Стива. Сазерленд отреагировал мгновенно. Впервые в жизни он наносил смертельный удар, испытывая при этом чувство удовлетворения! Бросман мешком упал под ноги Ансара.

Смотрящие понимали толк в драках. Никто даже не посмотрел на труп того, кто еще час назад был грозным Бобом Бросманом.

– Отличный удар! – сказал Вейс, пожимая руку Сазерленду. – Марко знал, кого в Президенты прочил!

Ансар улыбнулся. Волли, Волли, ты всегда будешь интриговать! Заранее сдвигаешь Снейка в сторону, пусть парень занимается политикой, а в осиротевший Хардсон-сити ты решил поставить своего? Ансар незаметно усмехнулся. У него ведь тоже было кого предложить, но сейчас намечалась более интересная комбинация.

– Братья, – сказал он, – давайте не будем решать судьбу Снейка за него! Марко перед смертью мне рассказывал о нем, и я бы все равно не дал Бульдозеру подмять парня под себя. Но я не спешил давать ему поддержку, хотел посмотреть, как он поведет себя. Узнать, за что Марко полюбил его, за что поднимать стал. И теперь честно скажу, увидел. Увидел, понял и одобрил!

Братья, Хардсон-сити не просто город! Это целое государство. И назначать сюда кого-то пришлого – это значит потерять множество позиций. Если бы у того, кого мы можем поставить со стороны, был бы здесь надежный помощник, я бы еще не возражал. Но когда вся верхушка, за исключением Сазерленда, уничтожена.. Нет, вы как хотите, но я за то, чтобы отнестись с уважением к выбору Симоне! И предлагаю Снейка поставить на город!

– Правильно! – поддержал Тюля. – Даже если бы он не был таким молодцом, каким мы его увидели, выбор Марко для меня священ! Я поддерживаю!

– Но Симоне хотел видеть его Президентом! – возразил Леон. – А Смотрящим...

– А Смотрящим тогда был он сам! – закончил за него Ансар. – Он же не мог усадить его рядом с собой! Теперь же совсем другое дело!

– То, что Бульдозер видел в нем конкурента, и определило его ненависть к более удачливому выдвиженцу! – добавил Леон. Он предпочитал, чтобы в Хардсон-сити сел его человек, но раз это не светит, то уж лучше укрепление традиционников, чем Волли Вейса! Слишком уж сильная у него поддержка мелких городов. Если он получит еще и столицу... Нет, лучше уж пусть в Хардсон-сити сядет этот Сазерленд. Тем более что парень простоват, можно будет поработать над ним.

– Значит, будем ставить на голосование! – подвел итог Тюля, – Я правильно понимаю?

– Все правильно! – подтвердил Ансар и повернулся к Стиву. – Снейк, по правилам, ты на этом голосовании присутствовать не должен. Надеюсь, ты не против?

Сазерленд был не против. Он, наоборот, был так ошеломлен, что пришел в себя, лишь когда Ансар, дружески взяв его за плечо, подвел к двери и шепнул: – Не волнуйся, все будет в порядке! Я знаю, поверь мне! А сейчас, будь добр, постой за дверью и никуда не уходи! Думаю, нам потребуется минут пятнадцать, не более...

Эти слова словно разбудили Сазерленда. Он согласно кивнул и выскочил за дверь. Ошарашенный невероятным развитием событий, он не стал говорить Смотрящему, что у него остался еще один нерешенный вопрос. Сандра! Сейчас самое время ее освободить! Не обращая внимания на находившихся в холле людей, в основном это были телохранители Смотрящих, Стив побежал по коридору.

Казалось, что Тони ждал их. Крису даже не пришлось вызывать его, талантливый программист уже начал осваивать новую форму существования в Сети. Используя драйверы, которые он получил от своего шефа, Мейджер модифицировал их и, придав коды подвижности, теперь мог путешествовать в Сети на совершенно новом по отношению к остальным пользователям уровне.

Еще издали, заметив Джордана и экс-Паука и, естественно, их плачевное состояние, Тони понял, что произошла беда.

– Крис, что случилось? – закричал он в микрофон.

Джордан даже не стал удивляться тому, что Мейджер уже их заметил. Он не сомневался, что впереди у молодого ученого еще немало открытий. Но сейчас все мысли Криса занимал экс-Митчел. Бедняга был совсем плох. Нужна была срочная помощь.

– Тони, готовь инструменты! – попросил он, – Нужно все, вплоть до дисассемблера! Разверни мою программу, сними копию и сверни. Затем выясни поврежденные участки Джеймса и кусками из моей копии ремонтируй.

– Понял! Давай подходи ближе. – Деловито запуская нужные программы, Мейджер внимательно посмотрел на ранения друзей. Увидев следы попаданий, он ужаснулся, – Боже, Крис, что с вами произошло?

– Нарвались на целую армию! – сообщил Джордан. – Тони, ты не можешь себе представить! Какой-то шут в короне прямо на моих глазах сам генерировал новые формы жизни! Ты только вдумайся! Он сам создавал Живых!

– Все, Крис, все, я начинаю! – Тони, почти не вслушиваясь в то, что говорил Джордан, начал свою работу.

Акула, ждавший в холле вызова Смотрящих, чуть не выронил коммуникатор из рук. Он собирался звонить Фолли, когда вдруг увидел Сазерленда, бегущего по коридору. Фишер мгновенно сориентировался. Снейк сумел перехитрить Смотрящих и бросился в бега! Брайан побежал за ним, на ходу набирая коммуникатор Фолли. – Пе, кажется, опять началось! – прокричал он, едва на дисплее появилось лицо аналитика. – Снейк выбежал из зала, куда его приволокли Смотрящие!

– Что?! – У карлика брови взлетели на лоб. – Ты часом не путаешь?

– Какой хрен путаю! – задыхаясь, прохрипел Акула. – Знаешь, как рванул отсюда! Я... сейчас... бегу за ним!

– Как это? – Карлик взглянул на часы. – А-а, вот оно что. Наверное, Боб уже продемонстрировал Смотрящим возможности Виктора! Сазерленд понял, что проиграл, и... Но почему Смотрящие... Или... опять гипнотизер? Так, Брайан, вы в каком секторе?

– Мы... сейчас на гостевом... уровне. Он направляется в сторону малых элеваторов!

Бородач на мгновение задумался. В его глазах блеснула догадка.

– Кажется, я знаю, куда бежит наш Снейк! – обрадованно сказал Фолли. – Он летит спасать свою красотку! Дурак, шкуру свою спасал бы!

– Вот он ее и бежит спасать! Шкуру свою... – Акула даже на бегу не упустил возможности поиграть словами. – Снимем... ее с обоих!

– Так, ты от него не отставай, со связи не уходи! – Аналитик перешел к делу. – Я направлю к вам людей, никуда он от нас не денется!

– Пе, а как быть... – Фишер хотел напомнить о гипнотизере, но не хотел наводить шефа на мысль о собственном конфузе.

– Я понял! – догадался Фолли. – Ты имеешь в виду профессора. Я дам команду уничтожать всех посторонних!

Оскар, которого по просьбе Сазерленда Смотрящие взяли с собой, ждал Стива в приемной. Там же сидели телохранители авторитетов. Разговаривая с ними, Кос оставил дверь в коридор открытой, чтобы иметь возможность следить за выходящими и входящими участниками сходки. Телохранители, сопровождавшие своих боссов, увидев, как доброжелательно Смотрящие относятся к Снейку, смотрели на Коса не как на кого-то, кого необходимо стеречь, а как на такого же, как и они, бодигарда. Поэтому они не возражали, когда коллега Оскар попросил их не закрывать дверь, лишь беззлобно посмеялись над страхами молодого коллеги. Уж они-то понимали, что здесь Смотрящим и их гостям ничто не грозит. Поэтому, когда Оскар увидел, как Стив вылетел из дверей и побежал по коридору, он насторожился, но предпринимать ничего не стал. Кто знает, может, Сазерленда послали найти кого-то? Но когда следом за Стивом бросился Акула, Кос понял, что пришла пора действовать. Оскар бросился за бегущими. Удивленные бодигарды переглянулись.

– Ник, что будем делать? – спросил Юджин, телохранитель Гризли. Он смотрел на опустевший коридор. – Доложим боссу?

– Да? – У Ника не было никакого желания прерывать сходку сообщением о действиях какого-то малоизвестно барбоса Тем более что никто не приказывал стеречь гиганта, он сам вызвался сопровождать Сазерленда. Так чего же ради Ник должен подставлять свою шею? – Хочешь, доложи, а меня мало заботит, кто и за кем бегает!

– Ну тогда и я не буду! – решил Юджин. – Хотя и интересно было бы посмотреть, что будет с тем парнем, когда Оскар его догонит!

Ноги быстро несли Сазерленда вперед, уж что-что, а бегать он умел! Стив бежал очень быстро, так как уже успел понять, что поступил опрометчиво, словно мальчишка! Что скажут Смотрящие, если сейчас выйдут и узнают, что Снейк убежал? Да еще куда! За бабой! Пятнадцати минут не мог подождать? Ругая себя на чем свет стоит, Сазерленд все же бег не остановил: раз уж сделал ошибку, то хотя бы результат положительный должен быть!

Акула тоже старался не отставать. Хватит, проколов у него больше не будет! Может быть, лучше было бы его просто пристрелить, но Фишер, как назло, не взял с собой лучемета, а стрелять из импульсника на таком расстоянии значило лишь предупредить Снейка об опасности. Ну да ладно, главное – не упустить его, а там уж ребята не подведут!

Роллерболист спешил к служебному или, как было принято говорить, малому лифту. Он рассчитывал, что, спустившись на нем на минус второй уровень, сможет перебежать на тот элеватор, который ведет прямо к тюремному этажу. Снейк еще ни разу не был на том уровне Да и кого из нормальных людей по доброй воле может занести туда, где имперцы содержали пленников? Дорогу эту знали все, о ней ходили настоящие легенды, но вот самому, по своей воле отправиться туда желающих было мало.

На сей раз Сазерленд пренебрег суевериями! Он бежал туда, зная, что привозят и увозят обитателей тюрьмы именно через минус второй. Может, если бы Крис или Р-Рошаль предположили бы хоть на минуту, что его может занести так далеко, они рассказали бы ему про более короткий путь, но кто мог предугадать, что взбредет на ум Сазерленду.

Когда Акула добежал до лифта, кабина со Снейком уже двигалась вниз. Плюнув от досады, Фишер достал коммуникатор и начал набирать номер Фолли. Услышав топот в коридоре, он решил, что это подоспела подмога, обещанная карликом, и не стал оборачиваться.

И зря! Железные пальцы сжали его руку так, что обломки коммуникатора врезались в кисть. Взвыв от боли, Акула повернулся к тому, кто был за его спиной. Рука сама по себе скользнула за импульсником. Это было последнее сознательное движение. Он еще жил, глаза его смотрели прямо перед собой, но видеть мешали слезы боли. Брайан не мог вытереть слез, не мог и смахнуть их рукой. Перелом позвоночника мгновенно превратил его в беспомощное существо, которое даже воем не могло выразить боль, разрывавшую тело. Так что второе движение Оскара, обрывающее его жизнь, Фишер воспринял с благодарностью...

Кос, разделавшись с Акулой, посмотрел на указатель. Лифт шел вниз. Оскар не знал, куда стремится Сазерленд, а потому ему приходилось решать уравнение со многими неизвестными. Но выбора не было. Подхватив импульсник – какое ни есть, все-таки оружие, – он посмотрел на индикатор второй кабины. С отставанием на два этажа она тоже шла вниз Выбив дверь, ведущую на пожарную лестницу, Оскар ринулся на нижние уровни.

Сазерленд выскочил, как только кабина достигла заданного этажа, и побежал вдоль длинного пустого помещения. По замыслу архитектора, создававшего здание Империи, этот объем должен был служить внутренней стоянкой, но суеверные имперцы никак не могли заставить себя парковаться у входа в казематы. Чем дальше от них, тем спокойнее – так рассуждали они и были правы.

В этом Сазерленд убедился сам. Он был примерно на середине пути до круглого отсека тюремного элеватора, когда вдруг зазвучал электронный колокольчик, сигнализирующий о том, что за его спиной остановилась вторая кабина служебного лифта.

– Вот он! – услышал Стив. Он на бегу обернулся и увидел, что из кабины вываливаются имперцы. Сазерленд еще успел удивиться, как в такую тесную кабинку поместились шестеро, когда над его головой мелькнула вспышка и заряд импульсника выбил кусок отделочной плитки из. внешней стены отсека, к которому он бежал.

– Стой! Стой, Снейк! – раздались крики преследователей. – Еще шаг, и стреляю на поражение! Стив, чтобы не искушать судьбу, остановился.

– Ребята, не делайте глупостей! – крикнул он, поворачиваясь. – Боб мертв! Его приговорили на сходке! Я буду вашим Смотрящим! Подумайте, зачем вам проблемы!

– Снейк, мы не имеем ничего против тебя! – сказал один из преследователей. – Но у нас есть приказ. Постой минутку, я сейчас все уточню!

Говоривший не сводил глаз с Сазерленда. Над его головой клубились недоумение, нерешительность и тревога. Наконец он достал коммуникатор и набрал номер. – Фолли? Это Инч, – представился он, и Стив тут же вспомнил, что это тот самый Инч, которого он сам и набирал в солдаты Империи! Его рекомендовал Том! Представил глуповатым, но исполнительным и порядочным человеком. Вот так ирония судьбы! – Мы здесь, на минус втором. Да, взяли! Бежал к лифту в... Что? Туда и отвезти? Да, но он говорит, что теперь он Смотрящий Хардсон-сити! Обманывает? Я так и думал! Еще он сказал... Что? Гипнотизер?

При этих словах Инч и его люди стали испуганно озираться.

– Нет, пока никого нет! – доложил Инч. – Понял! Выключив связь, он еще раз опасливо оглянулся.

– Ребята, этого Снейка должен прикрывать гипнотизер! Так что стрелять в любого...

Договорить он не успел. Из-за угла, ведущего к пожарной лестнице, вылетел Оскар.

– Огонь! – закричал Инч.

Вся шестерка развернулась в сторону Коса и стала палить из всех стволов! Заряды, вспоров тишину, засвистели по пространству уровня. Рикошетя от твердого покрытия, рассчитанного на прием тяжелых аппаратов, они веером вспышек рассыпались по стене этажа. Пыль, выбиваемая зарядами, грохот от падающей облицовки– вот, пожалуй, и все, чего им удалось добиться. Новобранцы Империи конечно же не могли тягатьсй с Косом. Стив даже не понял, как тот стрелял и откуда. Он только увидел, что беспрерывно палящие бойцы начали подскакивать и падать навзничь. Затем все стихло, из клубов пыли появился Оскар. Огромный, весь в пыли, он привычно отбросил импульсник. Можно было и не смотреть на индикатор. Всем парень хорош, вот только при стрельбе останавливаться не умеет!

– Стив, каким чертом тебя сюда занесло? – На сером от пыли лице Оскара виднелись только глаза и зубы.

– Оскар, нужно освободить Сандру! – выкрикнул в ответ Сазерленд и, перевернув один из трупов, поднял его импульсник. Поискав, нашел запасную батарею. – Стив, постой, – остановил его Кос. – Объясни, ты что, решил штурмом Империю брать?

– Оскар, о чем ты говоришь! – Только сейчас до Сазерленда дошло, что Кос еще не знает последних новостей. – Теперь я новый Смотрящий Хардсон-сити! Сейчас на сходке идет голосование, но Ансар сказал, что все будет в порядке!

– Ты? Смотрящий? – Стив впервые видел Коса таким удивленным. – Ты случайно не заболел? Куда тебе Смотрящим, тебе самого себя поручать нельзя! Ведешь себя, как...

– Меня сам Марко в Президенты хотел! – обиженно сказал Стив, не давая Оскару договорить. – А в Смотрящие меня Ансар предложил!

– Это не тебя они предлагали! – закричал Оскар. – Это они Криса предлагали! Это благодаря его заслугам тебя Марко заметил и уважать начал! Стив, прошу тебя, приземлись, ну какой из тебя Смотрящий! Это же ответственность. Ты даже, если говоришь правду...

– Как это, если говорю правду? – оскорбился Сазерленд. – Ты мне не веришь?

– Ты даже не дождался того, чтобы тебя официально объявили Смотрящим, и понесся спасать Сандру? Стив, опомнись, да через пять минут после того как тебя... объявят... коронуют, она и так будет рядом с тобой! – загремел Оскар. – Ты даже об этом подумать не захотел!

Сазерленд хотел возразить, но вновь прозвучал электронный колокольчик. И следом за ним – такой же, но теперь со стороны лифта в казематы.

– Вот они! – раздался чей-то крик, и от стены посыпались выстрелы.

Стив ответил, но мощная рука Оскара оттолкнула его в сторону. Сазерленд больно ударился о стену, но стрельбу не прекратил. Он даже успел попасть в кого-то, но тут началась стрельба с другой стороны.

– Добивай этих! Кто остался! – прохрипел Оскар. – А я займусь новыми!

Стив заметил, что Оскар зажимает рану на ноге. Его зацепило, когда он выталкивал Сазерленда из зоны обстрела. Ему еще повезло, что заряд прошел по касательной и не имел серьезных последствий. Нужно было только остановить кровь, но вот как раз это сейчас и не было возможности сделать!

– Стив, не тяни со своими! – торопил Оскар. – Сейчас начнут подходить с тяжелым вооружением, а мы здесь как мишени в тире – на самом виду!

Стив ответил выстрелом. Ему показалось, что он промахнулся, но неожиданно силуэт с размытыми от облака пыли очертаниями покачнулся и упал.

– Есть один! – радостно воскликнул он.

Оскар поморщился. Ну когда уже Сазерленд повзрослеет? Он думает, что в кегли играет?

А Сазерленд вошел в азарт. Переведя импульсник на автоматическую стрельбу, он дождался выстрела противника и дал очередь по вспышке. Короткий вскрик показал, что он достиг цели.

– Пошли! – услышал Сазерленд голос бекара. – С моей стороны чисто!

Кос, не оглядываясь, захромал к кабине тюремного элеватора. Дойдя до трупов противника, он поискал оружие и запасные магазины. Стив сделал то же самое и забежал в кабину, но тут же вылетел оттуда. Его выдернула рука Оскара.

– Умирать рвешься? – прорычал он. – Нас же ждут там, наверху! С лучеметами ждут! Давай за колонну и звони Смотрящим!

Стив достал коммуникатор. Начал набирать номер и остановился... Что он скажет Ансару? Лучше уж Крису...

ГЛАВА 35

– Крис, очнись быстрее! Крис, ты слышишь меня? – Джордан слышал голос Мейджера так, словно тот говорил через подушку. – Крис, ну ответь! Джордан вздрогнул. Он спит? Спал? Такое в Сети с ним случалось впервые! До этого Джордан еще ни разу не засыпал! Интересно, значит, это так на него подействовали программы Тони? Здорово!

Крис быстро осмотрел свое тело Никаких следов повреждений. Отличная работа! К тому же Джордан чувствовал себя отдохнувшим, полным энергии!

– Ну, слава богу! – воскликнул Тони. – Я уж думал, что неправильно что-то сделал!

Джордан усмехнулся, но на всякий случай провел самотестирование и проверил синхронизацию. Да нет, все нормально!

– Тони, ты молодец! Управился за семь минут! – похвалил он Мейджера.

– Подожди, еще рано хвалить! – ответил Тони. – Ты еще Митчела не видел. Подожди еще пару минут...

– А этот придурок в короне еще не появлялся? – спросил Крис.

– Нет, я же перешел на автономную работу! – пояснил Мейджер – Не хватало, чтобы он завалился сюда, пока вы в разобранном состоянии Вот получайте мистера Джеймса в самом лучшем виде!

– Привет, Тони! – удивленно поздоровался экс-Паук, – А как ты здесь, у нас, очутился?

– Это не я здесь, а ты у меня! – поправил Митчела Мейджер. – Тебя Крис притащил. Живого места не было! Как себя чувствуешь?

Псевдо-Джеймс прислушался к своим ощущениям.

– Кажется, неплохо! – сообщил он. – Крис, расскажи, как меня зацепило? И что потом произошло? Отбился от этих тигров лошадиных?

– Отбился! – ответил Джордан. – Вот только этот козел в короне новых наделал!

– Как это? – удивился экс-Паук. – Что-то я не понял. Что ты хочешь этим сказать?

– Понимаешь, я заметил, что только я перебью одних, как тут же, как будто бы из ниоткуда, появляются новые! Потом присмотрелся, а эта сволочь в мантии выпускает какие-то комочки вихревые. Эти комки потом раскручивались и, превращаясь в кошек, оживали! Понимаешь? Этот шут в короне у меня на глазах творил Живых! Живых! Таких, Джеймс, как мы с тобой! Этого даже В-Рошаль не умеет!

– Подожди, Крис, я не понял, – ошарашенно произнес экс-Паук. – Ты хочешь сказать, что у тебя на глазах... Значит... и спрут был его произведением? Но как же такое может быть? Крис, объясни, как это может быть?

– Если бы я сам знал, то уже делал бы! – ответил Джордан. – Я даже не представляю, как программно мы существуем, а уж самому создавать...

– А знаешь, Крис, – вдруг переключился экс-Митчел, – я не успел тебе сказать, но мне показалось, что этого кукольника в короне я где-то видел! Память у меня такая, что можешь быть уверен, раз увидел, потом уже не забуду.

– И где же ты его видел? – включился Тони. – Может, с помощью нашей программы поищем?

– Потом! – решил Джордан, – Сейчас необходимо вернуться и посмотреть, как они там с Сазерлендом.

– Да, Крис, пошли, хватит прятаться! – согласился псевдо-Джеймс, – Я теперь знаю, кого буду атаковать! Спасибо, Тони, мы твои должники!

– Удачи, ребята! – Мейджер посмотрел вслед удаляющимся сетянам. Как же он хотел лететь с ними рядом!

– Ну что, Стив? – спросил Оскар, – Вызвал?

– Не отвечает! – ответил Сазерленд. – Куда же он мог деться? Может, случилось что-то?

– А что там на сходке может случиться? – удивился Кос. – Звони еще!

– Да я про Криса! – пояснил Снейк. – Я его набирал!

– Стив, да что ты делаешь?! – возмутился Кос.

Ну чем тебе Джордан сейчас поможет?! Ансару звони!

– А что я ему скажу? – буркнул Сазерленд. – Папа Ансар, приходи, спасай? – Дурак, нас сейчас убивать будут! – закричал Оскар. – Отбиваться чем будем! У меня всего один комплект батарей остался!

Стив стал давить на клавиши. Но Смотрящий Темирхана не отвечал. Это всегда было привилегией сильных – отвечать на вызов только тогда, когда этот вызов не отвлекал от более важных дел. А Смотрящему Темирхана сейчас важнее всего было поставить Снейка на Хардсон-сити. Разве мог он подумать, что от этого ответа зависела жизнь его протеже?

– Черт, и он не отвечает! – сообщил Стив. – Может, попытаемся выбраться?

– Через лестницу? – то ли спросил, то ли предложил Оскар. – Ну не стоять же и ждать, пока за нами придут. Пошли!

Припадая на раненую ногу, Кос направился к лестнице. Стив поспешил за ним. Они успели подняться на два марша, когда внизу прозвучал сигнал прибытия лифта.

– Стив, ну-ка иди вперед! – сказал Оскар, – Я буду прикрывать наш тыл! Иди тихо, пусть они нас внизу поищут! – Они успели выиграть еще два марша, когда чья-то голова мелькнула между пролетами. Кто-то слишком сообразительный посмотрел вверх и тут же спрятался.

Кос не поверил своим глазам.

– Варвар, ты? – спросил он, – Я, командир! – ответил Руди. В его голосе чувствовалась растерянность.

– Ты как здесь оказался? – удивился Кос. – А ребята где?

– Здесь. Все здесь! Не стреляй. Я выйду!

– Да ты с ума сошел! – возмутился Оскар. – Как я могу стрелять в тебя? Если вы тогда...

Кос, увидев поднимающегося по лестнице Варвара, осекся. Он не верил своим глазам! Руди был в форме командос Империи.

– Ты... Вы...так вы теперь... – Кос от неожиданности не мог найти нужные слова. – Да, Оскар, мы теперь по разные стороны! – печально кивнул Руди. – Ребята там, внизу...

– Как вы узнали, что я здесь? – спросил Оскар.

– Мы не знали! – ответил Варвар. – Нас послали перехватить Снейка!

– Лихо вы себе хозяина нашли! – усмехнулся Кос. – Меня предали и пошли под Бульдозера?

– Мы тебя не предавали! – взорвался Руди. – Ты первый нас бросил! Ты нас предал!

– Я?!

– Да, ты! – Бойцы встретились глазами. Оскара поразила боль, стоявшая в глазах его бывшего товарища. – Кто, как не ты, отправил нас на медосмотр? Медосмотр? О чем это он? Когда это было?! И тут Оскар вспомнил, как, отправляясь в Чипленд, где Крис и псевдо-Джеймс должны быливоспользоваться Вратами, он приказал своей команде сходить к медикам. На этом настаивал Алан, таково было правило, все бодигарды должны были ежемесячно посещать клинику.

– Да, было такое, ну и что? – удивился Кос, – Что это меняет?

– Ничего! – ответил Руди. – Кроме того, что вместо врачей нас встретил Джад!

У Коса застучало в висках. Господи, ребят подвергли пси-коррекции! Выждали момент, когда он не мог проконтролировать, и вмешались в психику.

– Не может быть... – прохрипел молчавший до сих пор Сазерленд. – Этого не может быть!

– Может! – отрезал Руди. – Вы же никого не видели, кроме друг друга! Бросили всех, вот нас и... Думаешь, мы не хотели быть с тобой там, в раздевалке? Думаешь, легко нам было знать, что предаем друга? Но мы уже не принадлежали себе!

– Господи, что же вы... Мы же могли... А если снять блокаду? Если другой врач...

– Поздно, Оскар, – Варвар покачал головой. – Нас послали за вами.

– Руди, неужто мы будем стрелять в друг друга?

– Если вы не сдадитесь, да!

Последние слова были сказаны таким тоном, что Кос понял: другого ответа не будет – Руди, но я не хочу вас убивать! – взмолился Оскар. – Уйдите, а? Варвар развел руками.

– Единственное, что я лично могу для тебя сделать, это дать себя убить, – сказал он. – Все равно надоело жить собачкой. Знал бы, что нас будут программировать, ни за что бы в эту авантюру не ввязался. Короче... тебе придется убить нас... или сдаться! Но так как на последнее ты не пойдешь, то...

Кос обхватил руками голову.

– Хорошо, я сдамся! – неожиданно сказал Стив. – Я же Смотрящий, скоро об этом объявят! А вы пока будете меня охранять!

Оскар и Варвар переглянулись. Это было похоже на выход!

– Отличная идея! – Руди впервые улыбнулся, – Но, ребята, я должен доложить Фолли! Он руководит операцией, и я обязан...

– Ну и докладывай! – разрешил Сазерленд. – Скажи, что сейчас приведешь нас... к Смотрящим! Варвар достал коммуникатор и вызвал карлика.

– Фолли, это Руди! – доложил он. – Я взял их!

– Кого? – удивился бородач. – Что?! Обоих?

– Да! Они у меня!

Пе не ответил. В его изворотливом мозгу сразу же появилась новая мысль. Уж больно долго Бульдозер не выходит. И Сазерленд не мог бы просто так убежать из комнаты Смотрящих. Да и доклад тех, кто хотел задержать Снейка, что тот называет себя главой Империи... Как бы не вышло так, что Сазерленд станет самым авторитетным человеком в Хардсон-сити!

– Уничтожьте их! – приказал он.

– Что? – Варвар смотрел на Пе и не понимал его слов. – Не понял, кого уничтожить?

– Пленников уничтожьте! – закричал карлик. – Убейте их! Немедленно! Сазерленда и Коса! Что еще непонятного?! Давай, не стой!

Оскар заметил, как дрожат руки Руди. Варвара трясло. Он разрывался между желанием спасти друзей и обязанностью выполнить приказ. Не выполнить его он просто не мог, подсознательные рефлексы начали действовать, но воля еще не до конца покинула ветерана. Он все еще оставался человеком.

Паузу разорвал треск разлетевшегося в руках Варвара коммуникатора. Сверхпрочный пластик не выдержал давления судорожно сжавшихся пальцев.

На Оскара глянули налитые кровью глаза.

– Бегите, я не могу долго сопротивляться! – прохрипел Руди. – Бегите!

Рука имперца потянулась к лучемету.

– Оскар, убей меня!

– Я не мясник – убивать безоружных! – ответил Кос.

Но и смотреть, как мучается Варвар, он не мог. Оскар ударил ребром ладони в основание черепа Варвара и, выхватив его лучемет, толкнул Сазерленда к лестнице.

– Бежим, – прошептал он. – Нужно уйти, пока не спохватились остальные! Они еще не слышали приказа!

Стив и Кос, стараясь не шуметь, преодолели еще два марша. Лестничный пролет был пуст.

– Давай, – кивнул Оскар. – Может, проскочим!

Они пробежали ровно половину коридора, когда в конце его появились имперцы. Они не ожидали, что беглецы выскочат именно здесь, а потому не сразу открыли огонь. Но зато когда перестроились...

Кос успел выбить закрытую дверь, и они ввалились внутрь. Куски выбитой отделки показали, что сделано это было очень своевременно! Огневой шквал длился секунд пять, затем стих. Оскар воспользовался этим и, выглянув, выстрелил из лучемета Руди.

В ответ вновь полетели лучи, но теперь их было меньше. Кос свое дело знал хорошо! Пользуясь очередной паузой, он упал на пол и, снова выглянув в коридор, добил остальных.

– Быстро! – скомандовал Оскар, отбросив разряженное оружие.

Теперь они могли попытаться добежать до конца коридора, но у Коса был другой план.

Подобрав оружие убитых охранников, он подбежал к окну и одним ударом ноги выбил его вместе с рамой.

– Прыгаем! – произнес он и, не дожидаясь ответа, потянул Сазерленда за собой.

Стив даже не успел увидеть, с какой высоты ему придется лететь, как оказался в воздухе. Хорошо, что полет был недолгим, всего два этажа. Приземлились они на прозрачную крышу медицинской лаборатории комплекса. Сазерленд осмотрелся. Прямо перед ними находился вентиляционный люк, и он был открыт! Стив даже поверил, что везение возвращается к нему!

– Давай вниз! – Оскар снова был первым.

Спуск был короток. Нимало не смущаясь тем, что под ними был сияющий чистотой кабинет, Кос и Сазерленд прыгнули прямо на столы, которые тут же развалились под их тяжестью. Расталкивая перепуганных медиков, они пробились к двери и быстро выбежали к лифту. Ни Стив, ни Оскар раньше не были в этой части комплекса, а потому не знали дороги и бежали по наитию. Удача должна вывести!

Добежав до очередной лифтовой шахты, Кос остановился.

– Давай спустимся! – предложил он.

– Не успеем! – ответил роллерболист. Он был прав – по лестнице, что была рядом с шахтой, загремели шаги бегущих людей.

– Все, нас заметили! – констатировал Оскар. – Давай вперед, будем пробиваться к минус первому уровню! Сазерленд тронул дверь, она оказалась незапертой.

– Оскар, здесь открыто! – прошептал он. – Давай, не... Оскар, вверху!

Кос увидел, что Стив выстрелил в имперца, сбегающего сверху. Второго остановил он сам. Третьего и четвертого они тоже разделили.

– Оскар, уходим! – закричал Сазерленд и выстрелил в поднимающегося снизу.

– Давай, выходи! – ответил Кос, – Я прикрою! – Нет, я догоню тебя, иди ты! – закричал Стив. – Быстрее, у меня заряды кончаются!

– Выходи, Стив, не спорь! – Оскар выстрелил вверх, вниз, снова вниз, а затем швырнул ставший бесполезным импульсник и, вытягивая за собой Стива, спиной вперед вывалился на минус первый уровень. Там он сразу столкнулся с набегавшими на него имперцами. Вмяв ногой грудную клетку ближайшего из них, он, перехватив лучемет, довольно пробормотал: – Вот это совсем другое дело!

Не тратя зарядов, он, как бизон, проломил строй растерявшихся бойцов, буквально затаптывая их насмерть. Стив такого еще не видел. Ему оставалось только собирать в охапку оружие. Найдя еще один лучемет, он радостно вскинул руку.

– Оскар, живем, вот еще один! – И тут же выронил его. Заряд лучемета попал ему в бок. Стив, не издав ни единого звука, отлетел к стене и сполз на пол.

Кос сначала даже не понял, что произошло, скорее не поверил. Сама мысль о том, что Стива могут убить, была настолько невероятна, что Оскару нужно было время, чтобы осознать это! Он механически стрелял, перезаряжал лучемет и снова стрелял, снова перезаряжал, но не сдвинулся с места. Кос делал все как бы во сне, ожидая, что его друг вот сейчас откроет глаза и встанет. Но Стив не вставал. Кровь, бьющая из ран, стекала на пол и смешивалась там с чужой кровью. Ее напор стал ослабевать, и лицо Сазерленда приобрело ту восковую бледность, которая бывает у умерших от потери крови. И только тогда Оскар почувствовал, как защемило его сердце, боль, разрывая легкие и горло, вырвалась диким ревом. Оскар ревел как дикий зверь, как медведица, на глазах которой погибли ее медвежата, как друг, оплакивающий своего друга...

Джастин Бык и Быстрый Никки переглянулись. Это выстрел Никки оборвал жизнь капитана «Скорпионов»! Кто же еще, как не люди, обученные Косом, могли противостоять этой парочке? Но один только бог знает, как же бывшие телохранители не хотели этого делать!

Они смотрели на своего бывшего командира, и руки, сжимавшие лучеметы, не слушались их. Их излучатели были направлены на Коса, но пальцы не могли сделать последнее движение! Сильные люди, лишенные своей воли, они смотрели на муки Оскара и не знали, как быть дальше...

Они так бы и не решились начать стрельбу, но за них принял решение обезумевший Кос! Сломав гашетку давно уже разряженного лучемета, он ринулся на противника. Злость, боль, ненависть – все перемешалось в душе этого так и не пожившего парня. Теперь уже и не живущего. Бывшие телохранители не могли понять, как Оскар, получив столько ранений, добрался до них. Каждый шаг гиганта сопровождался попаданием в него заряда, но он все же сумел, прежде чем умереть, опустить приклад на голову одного из них...

Виктор долго блуждал по Сети. Он никак не мог найти этих проклятых Джордана и Митчела. Но он обязан их найти! Пока жив хоть один из них, его творения, его дети не могут чувствовать себя в безопасности. А значит, Шанц обязан найти и уничтожить обоих! Тем более что душа его требовала справедливости, взывала к мести!

Он метался из одной части Сети в другую, он лопатил серверы один за другим, но все было тщетно, негодяи исчезли, спрятались, растворились. Правда, в одном месте Виктору показалось, что он напал на след врагов. Он даже не мог объяснить почему, но, забредя на один из небольших и неухоженных серверов, что во множестве окружали городской, Шанц вдруг почувствовал, что здесь могло быть прибежище его врагов. Спроси кто-нибудь поэта, что дало ему повод так думать, он ни за что не ответил бы. Этот сервер, другой, какая разница? Разве только какой-то мешок или кокон, что лежал в самой отдаленной части узла Нет, отвечать, пожалуй, он не будет, да и вопрос-то никто не задает! Он сделает по-другому, подождет здесь врага, рано или поздно тот появится!

Крис и псевдо-Джеймс искали противника в районе хардсон-ситского сервера, когда набрели на дворец, выстроенный больной фантазией поэта. Не поверив своим глазам, друзья подлетели к нему, облетели вокруг... Даже сверху посмотрели!

Странно, кому в Сети нужны эти хоромы?

– Крис, ты понимаешь что-нибудь? – спросил экс-Паук.

– Кроме того, что строил его псих, больше ничего! – ответил Джордан.

– Псих? – переспросил псевдо-Джеймс. – Псих? Слушай, Крис, а это не наш ли поэт натворил?

– Поэт? Шанц, что ли? – удивился Джордан. – А разве ты их... Его и этого второго... Ты их разве не убил?

– Я-я?! – протянул экс-Паук. – Ну ты, Крис, меня вообще зверем считаешь!

– Но я вернулся тогда к ним, смотрю, их нет, – объяснил Крис. – Подумал, что ты их порешил как предателей.

– Крис, ну ты даешь! – экс-Митчел обиделся. – Ну хорошо, палачом считаешь, это из вас со Стивом уже не выбьешь! Но неужели я бы с тобой не посоветовался?

– Ладно, Джеймс, не обижайся! – просительно сказал Джордан. – Что-то на душе у меня муторно!

– Знаешь, и у меня, – признался экс-Митчел. – Смотри, а кто это? Шанц? Или тот, другой?

Крис посмотрел в ту сторону, куда указывал псевдо-Джеймс. Где-то внизу, у самых дворцовых ворот, они увидели фигурку. Быстро приготовив боевые программы, они двинулись вниз. Живой заметил их и махнул рукой. В его движениях не было агрессии, и они спустились еще ниже.

– Кто ты? – спросил Крис.

– Я Вилли! Вилли Гофман! – ответил он. – А вы Джордан и Митчел?

– Да, это мы! – Крис и экс-Паук встали рядом с Вилли. – Это ты построил? – спросил Митчел, показывая на дворец.

– Зачем он мне? – Гофман ответил вопросом на вопрос. – Это все этот одуревший поэг! Помешался на своих козлах крылатых! Я чуть с ума не сошел, дублируя их. Пришлось халтурить, пустышки гнать, иначе бы он меня... Сволочь, обещал в червя превратить!

– Как же он их... – начал Крис, но остановился. – Эй, Джеймс, ты ничего не почувствовал?

– Тревожно стало! – признался Митчел. – Очень тревожно! Знаешь, как будто бы у тебя мечту отобрали!

– Похоже... – согласился Джордан. – Давай-ка мы свяжемся с нашими!

На узел связи они вылетели уже втроем. Привычно войдя в канал, Крис набрал номер. Коммуникатор Стива молчал. Митчел набрал Оскара. С тем же результатом. Не говоря ни слова, Джордан вызвал профессора. Вместо Р-Рошаля на дисплее появилось лицо Ансара. Крис поздно вспомнил, что Поль свой коммуникатор передал Смотрящему.

– Ты? – удивился Ансар. – Стив? Ты... Как...

– Это не Стив, – признался Крис. – Я его брат-близнец, Крис...

– Крис, мальчик мой, крепись, твой брат погиб! Он и его друг...

Крис летел к их общему серверу. Вернее, сервер ему был не нужен. Нужен был профессор. Джордан считал, что только Рошаль сейчас может спасти его друзей. Он сделает все, чтобы поднять профессора, вплоть до того, что оттащит к Тони, но все равно заставит выбраться из кокона. Пусть применяет все свои знания, все свои методы, пусть делает, что хочет, но вернет ему друзей!

Экс-Митчел не сразу понял замысел друга и поэтому отстал. Он и Гофман летели следом за Джорданом и бдительно смотрели по сторонам, вдруг откуда-нибудь выскочит сумасшедший «генератор монстров» и нападет на несущегося впереди Криса. Весть о смерти Стива и Оскара ранила и его, экс-Паук даже не знал, что за такой короткий срок может так привязаться к этим, в общем-то, чужим ему людям. Вилли тоже не остался в стороне. От Криса исходили такие мощные волны боли, скорби, отчаяния, что Гофман, тонко чувствовавший информацию, ощутил, как душа его наполняется сочувствием.

А беда ступала за ними по пятам. Крис, влетая на сервер, встретил такую стену энергии злого огня, что его буквально закувыркало в ненависти. Его мотало, швыряло, било о стены, и единственное, что спасало Джордана, была сила ответных эмоций, воплотившаяся в разрушающее все вокруг себя поле. Силовой шар злости отбросил, отразил, рассеял удар Виктора. Огненный поток, доходя до Джордана, натыкался на обратный поток холодной ненависти. Сталкиваясь, потоки с шумным фейерверком оранжевых и голубых всполохов врезались в друг друга. Перемешивались, и, скручиваясь в вихревом противостоянии, они взмывали вверх, чтобы затем, взрываясь, распасться разноцветными сгустками энергии. Сила злости одного оказалась равной силе ненависти другого! Неизвестно, чем бы все это кончилось, но тут к Крису подоспела помощь.

Гофман, почувствовавший Шанца по его волнам злобы раньше, чем спутники, хотел было предупредить их, но не успел. Вернее успел, но только псевдо-Джеймса. Он задержал его продвижение вперед, и это дало возможность экс-Митчелу разобраться в ситуации. Зайдя с фланга, он атаковал Шанца со стороны нижней полусферы. Его заряды, в каждый из которых он вложил столько ненависти, столько злобы и столько энергии, сколько могло вместить его виртуальное сердце, разметали то, что еще мгновение назад считало себя Властелином Мира. Даже обычной оседающей кучки кодов на этот раз не было.

Не было и радости от победы. Были горечь и пустота, заполнившие души. Была боль от потери друзей и ощущение одиночества. Было желание выть, крушить, плакать, не стесняясь друг друга... и понимание, что этим ничего уже не вернешь. Что с того, что убит Бульдозер, что уничтожен Шанц? Разве их смерть заменит улыбку Стива? Или ощущение дружеского и надежного плеча Оскара? Господи, да все победы в мире можно отдать за возможность обнять друзей!

– Крис, смотри! – вдруг сказал Гофман.

Он заметил, как сгусток энергии, один из многих, оставшихся после боя, полыхая разноцветными вспышками, приблизился к кокону. Предчувствуя, что сейчас произойдет что-то важное, Гофман пытался обратить внимание Джордана и экс-Митчела на происходящее, но те были слишком поглощены своим горем, чтобы что-то замечать. Мало ли что летает?

А Вилли не отводил глаз от сгустка. Большой и, судя по яркости всполохов, весьма насыщенный, он плавно, но с явным ускорением приближался к закуклившемуся В-Рошалю. Можно было с уверенностью сказать, что еще несколько секунд и произойдет... Но все оказалось банальнее, чем предполагал Вилли. Сгусток исчез! Просто взял и исчез! А к кокону стал приближаться следующий.

Присмотревшись, Гофман заметил, что все сгустки движутся, подчиняясь какому-то закону! И движение это шло в одну сторону! Закручиваясь по спирали, образуя некую вихревую воронку, вся та энергия, что была выброшена во время боя, стала смещаться к кокону! И не просто смещаться, а поглощаться им!

Вилли прислушался к своим ощущениям. И тут же съежился от острых уколов страдания Джордана и экс-Митчела. Господи, да что же это он не подумал... Сейчас зондировать можно только в одном направлении! Он попробовал отстроиться от новых друзей, закрыться от них щитом нечувствительности. Сам того не зная, Вилли изменил диаграмму направленности своего поля, снизив его в одну сторону, тем самым увеличив в другую. И тут же услышал мысли, идущие от кокона. Кокон жил!

– Еще! – просил кокон. – Еще энергии! Дайте же мне энергию!

– Он просит энергии! – закричал Вилли. – Ему нужна энергия! – Кому нужна? – раздраженно спросил экс-Митчел. – Какая еще энергия?

– Ему! – Гофман указал на кокон. – Ему нужна! Он просит ее!

– Кто? – не понял псевдо-Джеймс. – Кокон? Он давно уже никого и ни о чем не просит! Как он может просить? Он же как бабочка, пока не вылежится...

– Джеймс, я же слышу, как он просит! – Вилли не стал дальше спорить. Вспорхнув со своего места, он стал сгонять сгустки, и без того стремящиеся к кокону, ускорять, подгонять их.

Экс-Митчел, вначале скептически наблюдавший за тем, что происходит, увидел, что поглощение происходит на самом деле, и понял, что Вилли знает, что делает! Присоединившись к работе, он приблизился к Гофману, и они, образовав некое подобие полусферы, погнали энергию к профессору. Тот, поглощая ее, стал заметно увеличиваться в размерах. Рост шел по нарастающей, и Гофман уже видел знакомые ему признаки. Вот вокруг кокона стало появляться вихревое образование, вот оно начало расти и, наконец, приобрело характерное белесое свечение... Хлопок!

– Много же вам нужно было времени, чтобы понять, что мне нужно было! – произнес В-Рошаль, сияющий от переполнявшей его силы. – Как же мне трудно было дать вам понять, что мне необходима энергия! И как только вы догадались?

Профессору никто не ответил. Крис – потому что ему вообще не хотелось ни с кем разговаривать. Экс-Паук и Вилли просто робели.

– Крис, что случилось? – спросил вмиг посерьезневший В-Рошаль. Не нужно было быть специалистом в области человеческой психики, чтобы понять – что-то случилось. – Давай выкладывай, что натворили?

Джордан, словно не слыша вопроса, тупо молчал.

– Молчишь? – отметил В-Рошаль. – Хорошо, тогда ты, Джеймс, или тоже будешь молчать?

– Профессор, беда у нас! – проговорил экс-Митчел. И тут его словно прорвало. Начав рассказывать про Стива и его гибель, он не заметил, как рассказал все. И про сходку, и про Р-Рошаля, и про Виктора. А когда он заговорил о спруте и летающих кошках, не выдержал уже сам В-Рошаль. Не поверив в реальность рассказа, он потребовал от псевдо-Джеймса повторить его. Затем добился подтверждающего бурчания Криса и под конец, услышав подтверждение от Гофмана, задумался. А Вилли, до этого молчавший, вдруг заявил, что в создании кошек он сам принимал участие. Увидев сомнение в глазах профессора, Гофман отвернулся и сосредоточился. Маленький вихрь у его ног привлек внимание всех, даже Криса. Когда же из комка вихря образовалась кошка и, оскалившись своей тигриной пастью, бросилась вперед, первым отреагировал Джордан. Заряд выбил дух из программы.

– Ну, ребята, вы даете! – пробормотал В-Рошаль. – С вами не соскучишься! – Посмотрев на Гофмана, он спросил: – Как же ты это делаешь?

– Сам не знаю! – ответил Вилли, – Меня Виктор научил. Просто копирую программу, насыщаю ее энергией, а дальше она сама все делает!

– А ты не пробовал сам что-нибудь создать? – с тайной надеждой спросил Крис.

– Пробовал! – признался Вилли. – Но у меня с фантазией плохо! Чужую программу могу скопировать и оживить, а вот сам придумать не могу...

Джордан и В-Рошаль, ошеломленные мыслью, пришедшей одновременно обоим, переглянулись...

– Крис, Поль, ребята, вспомните, ведь мы... Оскар... У нас же есть матрицы! Мы же перед переходом их снимали! – опередил их псевдо-Джеймс.

Счастливая улыбка скользнула по лицу Криса.

– Джордан, я просто не понимаю, почему до сих пор Стив и Оскар не с нами! – услышал он голос В-Рошаля. Голос шел откуда-то сзади, но Крис все же услышал его. Он улыбнулся. Зачем спрашивать, когда он уже летит за программами друзей?

А сам В-Рошаль смотрел ему вслед и думал о том, как он продолжит свое дело. Пусть погибли прежние помощники – Анни, Гап, Коннор и Шароян. Не беда, просто их время прошло. Зато в реальном мире остались Р-Рошаль, Тони, Клосс с Джулией, в конце концов... А есть и его собственный резерв, Силумее... Про него вообще никто не знает! Вернее знает, но под именем Дэвида Пирса, Так что еще ничего не потеряно, жизнь продолжается. Как много еще предстоит сделать! А с такой командой, какую сейчас удалось создать, можно горы свернуть!

Сочи, октябрь 2001 г.

Анастасия Парфёнова Танцующая с Ауте

Глава 1

Если ты идиот, то это неизлечимо.

Если ты настолько идиот, что ввязываешься в драку один против дюжины, это уже диагноз.

Если при всём этом ты даже ради сохранения собственной жизни не сможешь исполнить более-менее приличную связку, а в мишень попадаешь, только если та подпрыгнет, ловя удар…

В общем, вы поняли.

Всё это я не устаю вновь и вновь повторять себе на разные лады. Смысл? Да никакого.

Клинический случай.

Я скорчилась под потолком, закрывшись крыльями и полностью сливаясь с окружающим, уши слегка подрагивают, ловя малейшие колебания воздуха. Разум и тело напряжены в готовности, имплантант болезненно разгорячён на влажной коже лба. Почти все ресурсы этого маленького чуда биотехнологий ушли на то, чтобы справиться с головоломной математикой, необходимой для открытия Вероятностного портала. Теперь программа, активизирующая путь отступления, плавает где-то на краю сознания, но вот толку от этого… Чтобы отступить, надо прежде всего иметь достаточно мозгов для принятия сего эпохального (ну, для меня точно эпохального) решения. А вот с мозгами у меня, как выяснилось…

Мысли крутились по заданному кругу с того самого момента, как я узнала о готовящемся нападении на станцию дараев. Их много. Я одна. Не вмешиваться. Что, впрочем, не помешало мне сломя голову примчаться сюда, пролезть через считавшуюся непроницаемой систему безопасности и вот уже десять минут висеть под потолком а-ля летучая мышь, не без интереса наблюдая, как мои соотечественники складывают в штабеля бесчувственных людей.

Должна отдать ребятам из клана Витар должное: весь налёт они провели очень скоренько и очень профессионально. Ни о каком сопротивлении даже речи не было, и арров и дараев выключили практически мгновенно, электронные и биологические системы охраны взяли под контроль с изяществом, выдающим тщательную подготовку.

Впервые за всю историю человеческой расы наблюдательная станция дараев была захвачена со всеми потрохами. Не могу не признать, что чувствую некоторую гордость за эль-ин. Но это отнюдь не поможет в решении текущих вопросов.

Нападение на станцию означает войну, которую я, по идее, должна предотвратить. Что возвращает нас к проблеме дюжины воинов клана Атакующих, с которыми некая Антея тор Дериул ну никак не сможет справиться в одиночку.

Так что же я тут в таком случае делаю?

Мои уши тревожно дёргаются, шею приходится изогнуть под немыслимым углом, чтобы увидеть, что творится внизу.

Двое воинов эль-ин отделили одного из безвольных пленников от остальных и грубо бросили на пол. Бледная кожа даже в тусклом свете отливает чистым перламутром истинного дарая, длинные тёмные волосы рассыпались по ковру. Даже находясь без сознания, человек продолжает сжимать рукоять меча, так и не извлечённого из ножен.

Выдох прорывается сквозь сжатые зубы яростным шипением.

Аут-те.

Я его знаю…

Ненависть, чистая, взлелеянная годами ненависть поднимается откуда-то из глубин, о существовании которых я и не подозревала.

Убийца.

Монстр.

Аррек арр-Вуэйн.

Время замедлилось.

Тело действует помимо затуманенного яростью рассудка. Подаюсь вперёд, напрягая крылья. Это даже не полёт, а скорее левитация: плавное, совершенно бесшумное и невидимое скольжение между слоями воздуха. Зрение двоится, имплантант прямо на сетчатку глаза выводит требуемые расчёты. Время открытия, место нахождения и угол портала. Угол моего падения, оптимальный вектор движения, оптимальная скорость. Количество и потенциал возможных противников, наиболее вероятные траектории их реакции. И кучу всякого о том, как лучше запутать следы.

Человека пинками переворачивают на спину, и даже издали меня бьёт его чуждая, многоцветная красота. Кто-то из воинов втягивает воздух, кто-то формирует сен-образ восхищения.

— В этой Вселенной есть некая высшая справедливость, если она создаёт существа, столь совершенные…

Голос синекрылого кланника Атакующих тих и мечтателен, уши его чуть приподнимаются в древнем жесте участника философского диспута.

Над остальными вспыхивают падающими звёздами согласные сен-образы. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не присоединиться к всеобщему хору.

«Философ» грубо пинает бесчувственного человека и заносит меч.

Я срываюсь со своего места.

Даже воины эль-ин не могут двигаться так быстро. Всплеск скорости — я рывком хватаю обмякшее тело и, опережая летящий меч, ныряю во вдруг вспыхнувший в нескольких сантиметрах портал.

Мы исчезаем, но остаётся ещё крошечная миллисекунда, которая требуется проходу, чтобы закрыться.

Они успевают.

Всё-таки клан Витар не зря называют кланом Атакующих. Луч дз-зирта настигает меня уже в глубине портала, в то невероятное мгновение, когда ты уже не здесь, но ещё и не там.

И мир взрывается безумием.

* * *

В голове пусто и как-то странно. Всё застыло в тупой усталой неподвижности. Больно.

Равнодушно смотрю на лежащее у ног тело.

Итак, ты своего добилась. И что дальше?

Больно.

Боль начинается где-то в области затылка, пульсирующим обручем охватывает голову, судорожными волнами растекается по телу, разбивается о кончики пальцев и возвращается в точку между глазами. Нервная система протестует против надругательства, которому её подвергли. Очень активно протестует.

Закрываю глаза. Несколько глубоких медитативных вздохов — и тело подчиняется рефлексу, усвоенному ещё до рождения, полностью расслабляясь, расслабляясь, в мышцах ни капли напряжения, тепло, покой-покой-по-койпокойпокой…

Боль, такая же дрессированная, как и всё во мне, послушно отступает куда-то за прозрачную стену, оставляя лишь лёгкое ощущение-напоминание: тело немеет.

Исследую хрупкое стекло этой стены.

Затем пытаюсь его расширить… Скрежет стекла — боль. Уши плотно прижимаются к голове, верхний клык до крови впивается в губу, давя рвущийся наружу крик. Ауте. Это конец. Даже крыльев не могу раскрыть.

Это смерть.

Вряд ли Атакующие хотели меня убить. Дз-зирт — оружие против тонкой нейроткани имплантантов, носителя оно не должно задевать. Ребята просто собирались выключить мой портал, а затем уже разбираться, что это за гостья к ним пожаловала и зачем.

Только вот ни один из воинов не мог предвидеть невозможной, ненормальной скорости вене. И луч дз-зирта меня поймал в момент перехода. А результат…

Стоп. Довольно истерик.

Проблемы следует решать по мере поступления. Первое — дать сожжённой нервной ткани регенерироваться. Не использовать высшие функции в течение ближайших дней десяти или около того.

А ты уверена, что в сложившейся ситуации тебе это удастся?

Краем глаза ловлю какое-то движение. Дарай-князь шевелится, с тихим стоном открывает глаза и тут же поспешно их зажмуривает. Блокируюсь. Собственных ощущений более чем достаточно для бедной маленькой меня.

Смотреть больше не на что, так что моё внимание вновь концентрируется на человеке. Высокий, стройный по меркам людей, хотя среди эль-ин он бы казался массивным. Тёмные волосы, тёмная одежда. Но самая замечательная черта дарая — его кожа. Чистейший перламутр. Тысячи маленьких радуг разбиваются в миллиметре от тела, охватывая его мерцанием, неистребимым сиянием.

Красиво.

Бросаю взгляд вокруг… и желание завыть в голос становится ещё более ощутимым.

Ауте милосердная…

Мужчина осторожно садится и начинает планомерное сканирование обстановки.

Взгляд человека останавливается на моих сандалиях, медленно поднимается по ногам, бёдрам, задерживается на груди и, наконец, фокусируется на лице. Спокойный и светлый взгляд, лицо — маска безупречной вежливости. Заметка на будущее: у данного человека самообладание, что у тиранозавра под кайфом. Непробиваемо. Поймать его на слабости в момент недоумения или растерянности вряд ли удастся.

Представляю, как я сейчас выгляжу: из носа хлещет кровь, под глазами синяки, на лбу жуткая, с его точки зрения наверняка смертельная, рана. «Отношение к вам во многом определяется впечатлением, произведённым в первые минуты знакомства». Нда-а. Бедные наши отношения.

Ладно. Что дальше?

Похитить-то дарая я похитила, но вот о чём говорить с этим чудом природы, не имею ни малейшего представления. Как всё подучилось… не спланированно. Впрочем, последние пять лет моя жизнь была сплошной импровизацией, справлюсь как-нибудь и теперь.

* * *

Отстранённый поклон равного.

— Позвольте представиться. Эль-э-ин вене Антея тор Дериул.

Мгновение он смотрит всё так же отстранённо-внимательно, затем вопрос на чётко очерченном лице сменяется этаким почтительным уважением. Уважение от Аррека арр-Вуэйна — почти оскорбление. Но кто я такая, чтобы бросать камни? Моим именем пугают детей во всей Ойкумене. Прелестно, да?

Как ты позволила этому случиться? Почему ты не заметила, как это случилось?

Стоп. Проблема сейчас не актуальна.

Продолжаю смотреть сквозь собственную непроницаемую маску спокойствия, точно разглядываю зеркало. Его ход.

Издевательски светский голос — чуть хриплый:

— Счастлив познакомиться с вами, Антея-тор. Я, — приветственный жест, — дарай-князь Дома Вуэйн, Аррек. Могу я узнать, чем вызвана агрессия против дараев?

Этот ублюдок! И ОН ещё спрашивает!

Спокойно, чётко, яростно-вежливо:

— Счастлива познакомиться с вами, дарай Вуэйн. От имени Хранительницы Эль я смиренно обращаюсь к вам с мольбой о помощи.

Вот так. «Кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая». Ещё одно весьма спорное утверждение людей, но в данном случае оно вполне подходит.

Он застывает. Полностью. Совершенно. Просто исчезает из поля восприятия всех органов, помимо зрения. Моргаю, чтобы убедиться, что человек всё ещё здесь. Мёртвая, чуждая любому существу неподвижность. Раздражающая.

Нет, пугающая.

Я не улавливаю ни запаха, ни кожногальванической реакции, ни даже обрывка мысли. Ничего, на чём можно было бы основывать ответную реакцию. Ничего, чтобы предупредить об опасности. Но Ауте, как же он невероятно, недопустимо красив.

— Смиренная мольба вашего народа весьма специфична, эль-леди.

Это заставляет мои уши и губы дрогнуть в гримасе, которую когда-то, миллион лет назад, можно было бы назвать улыбкой. Теперь язык не повернётся.

— Несомненно. Однако, несмотря на ваше высочайшее звание, дарай-князь, помочь мне может лишь имеющий право говорить от имени всех арров. Вынуждена просить вас проводить меня к Конклаву Эйхаррона.

Такой наглости он не ожидал. Сотую долю секунды арр-Вуэйн смотрит на меня, затем до него доходит, что всё это серьёзно. Диссонанс в моей внутренней безмятежности — дарай решился покопаться в чужих мыслях. Что ж, удивительно, почему он до сих пор этого не сделал. Легчайшего вмешательства оказывается достаточно, чтобы нарушить хрупкое равновесие между мной и болью.

Болью.

В глазах темнеет, пальцы судорожно вцепляются в грубую ткань туники.

Когда удаётся восстановить отстранённость и можно вновь воспринимать окружающий мир, я вижу скорчившегося на земле человека из рода Вуэйн. Князь рикошетом получил по сенсорам. Но да поможет леди Бесконечность своей недостойной дочери, в данный момент я почему-то не в настроении его жалеть.

Прочная материя порвана когтями, такие ровные, хирургические разрезы.

— Больше так… не делайте…

Он спокойно, в ритме медитативной техники втягивает воздух.

— Миледи, вы ранены. У вас полностью уничтожена значительная часть нервной ткани, от головного мозга вообще мало что осталось. Вы сейчас по определению не можете ни думать, ни двигаться. Ни говорить. И уж тем более не можете жить. — Это всё человек выдаёт спокойным, рассудительным тоном существа, кушающего ежедневно на завтрак невозможное. Вместе с яичницей и беконом. — Антея-тор, не будете ли вы столь любезны сообщить мне, что происходит?

Кто бы мне объяснил…

— Имело место незначительное недоразумение.

Человек чуть приподнимает брови. Чувствую, как уши прижимаются к черепу, кончики пальцев сводит от желания нарастить когти подлиннее. А я то думала, что слишком устала и слишком изранена, чтобы чувствовать ненависть.

Пауза угрожающе затягивается.

— Позвольте мне начать, эль-леди. На наблюдательную станцию Оливулского узла, где я остановился проездом, ворвались несколько эль-воинов, а я очнулся здесь. Что произошло в перерыве между этими событиями?

Спокойно, спокойно. Спрячь клыки, Антея, мать твою! Он тебе нужен больше, чем ты ему. ГОРАЗДО больше. Но ему об этом знать не обязательно, так?

— Мнения эль-ин о некоторых аспектах нашей международной политики не всегда совпадают с вашими. — «Мы не сможем прийти к согласию, даже если оно встанет у нас на дороге и будет с криком размахивать руками!» — Некая группировка решила осуществить задержание дарай-князя, косвенно несущего ответственность за Оливулский инцидент. — «Пристрелить подонка, уничтожившего половину нашего народа». — Хранительница Эль-онн не считает подобное приемлемым. Её волей я являюсь высочайшим послом Эль-онн и уполномочена вести переговоры от лица моего народа. Узнав о готовящемся покушении — «Об уже идущем на всю катушку убийстве» — я сочла необходимым вмешаться. Имел место… конфликт. Мне удалось захватить ваше бесчувственное тело и скрыться, но при этом меня задели дз-зиртом — это нечто вроде оружия, выводящего из строя… наш аналог электроники. Так как именно в этот момент я активировала вживлённый в мозг… микрочип, был повреждён не только имплантант, но и некоторые структуры и ткани организма. На ближайшее время моя работоспособность будет… ограничена. — Пробираться окольными тропами дипломатического словоблудия через дебри человеческого языка оказалось не так просто. — Врачебная помощь не требуется. Благодарю за заботу.

Ай да я!

— И куда же именно мы… «скрылись»?

— Вы знаете об этом гораздо больше меня, дарай Вуэйн. Вы очень тщательно просканировали пространство и продолжаете собирать информацию с того самого момента, как пришли в себя. Позвольте вернуть вам вопрос.

Ну какая я дипломатичная, просто спасу нет!

— Хорошо, попробуем перефразировать. Как мы сюда попали?

Вот тебе за попытку переиграть специалиста на его собственном поле! Политика дилетантов не любит.

Я не имею права недооценивать этого арра и не имею права рисковать. Нет, не так. Я не имею права рисковать, а значит, я должна заставить его помочь мне. Он должен понять, что это — в интересах его народа.

Ага. Всего лишь.

Сколько же можно открыть ему? О, Ауте, владычица Случая, ты снова не оставляешь мне выбора.

— Мы прошли через вероятностную ткань пространства, то, что у вас известно как «грань». Пришлось также немного помухлевать со временем, чтобы исключить преследование.

— Разумеется.

Вот теперь его проняло по-настоящему. Мужчина медленно встаёт на ноги, нависая надо мной во весь свой немалый рост. Громада сияюще-прекрасного равнодушия. Я вдруг отчётливо осознаю, насколько беззащитна сейчас, насколько завишу от его желания помочь. И насколько мало у него причин проявлять такое желание.

Похоже, я здесь не единственная под маской бешеного спокойствия прячу рвущиеся наружу когти.

— Если я правильно понял вас, Антея-тор, ваш народ нашёл способ осуществить то, что до сих пор удавалось лишь аррам, — путешествовать в Пространстве, Времени и Вероятности.

Губы становятся непослушными и холодными, не желая выдавать то, что было одним из главных секретов Эль-онн. Вечно моё тело лучше меня знает, что нужно делать. Почему же я так редко к нему прислушиваюсь?

— Да.

— Вы осознаёте, что с этой минуты эль-ин представляют собой угрозу для Эйхаррона? Что они проживут лишь столько, сколько мне потребуется, чтобы добраться до дома и сообщить об этом? — Даже сейчас его голос кажется мягким и тихим, точно он успокаивает испуганного ребёнка.

Грязный убийца!

— Я боюсь, вы не совсем верно оцениваете ситуацию, дарай арр-Вуэйн.

Молчание.

— В данный момент актуален вопрос не о том, сколько времени потребуется аррам для уничтожения эль-ин, а сколько времени нужно эль-ин, чтобы решиться на захват арров. — А точнее, сколько потребуется, чтобы преодолеть сопротивление Хранительницы, не позволяющей это сделать.

Молчание.

— Желание захватить дарай-князя обусловлено не столько жаждой мести, сколько необходимостью взять под контроль арр-порталы нашего сектора. Хранительница дала на это согласие, но… ваше убийство не предусматривалось планом, а было… личной инициативой некоторых… Я вынуждена была вмешаться.

Молчание. Затем тихо:

— Вы хоть представляете, сколько раз до вас пытались захватить порталы вкупе с управляющими ими аррами? И чем это кончалось?

— Мы осведомлены об этом гораздо лучше, чем вашей контрразведке может присниться в кошмарном сне. Это несущественно. Мы первые, кому УЖЕ удалось перехватить контроль над порталами в наших мирах, и поверьте, для этого нам вовсе НЕ нужны ни арры, ни аристократия — дараи.

Молчание. Ещё немного, и начну уважать этого Вуэйна. Никогда ещё за пределами Эль-онн мне не доводилось слышать столь многозначительную тишину. Человек явно отказывается давать какие-либо комментарии, пока я не выскажу всё, что знаю.

— Все, кто ранее пытался овладеть вашим уникальным талантом перемещения меж мирами, либо не обладали… достаточными знаниями в области экстрасенсорики… либо просто пытались скопировать ваш ген-код, но были не в состоянии понять системы воспитания, физио-коррекции и трансмутаций, которым вы подвергаете своих детей. Мы же просто… записали конечный вариант — систему волновых сигналов, которые излучает «работающий» дарай, а затем воспроизвели. Это оказалось гораздо сложнее, чем можно было себе представить, но… — Я прикасаюсь к ране у себя между глаз — здесь было имплантировано устройство, соединённое с нейронами и некоторыми гуморальными системами. Когда я его активировала для перемещения, в меня угодил заряд дз-зирта, камень аннигилировался вместе с частью моего мозга, и нас вышвырнуло неизвестно куда.

Теперь моя очередь держать паузу. По устоявшемуся мнению, ни один эльф, то есть эль-ин, не способен осознать такие понятия, как «физика» или «генетика». Да, кое-кто определённо не вполне адекватно оценивал ситуацию, и многое зависит от того, сможет ли этот «кое-кто» понять, что заблуждался.

Арр-Вуэйн вдруг усмехается так неожиданно и так странно, что мне в позвоночник словно ударяет электрический разряд животного ужаса. Осторожно! Здесь я наткнулась на что-то важное.

— Почему вы хотите захватить Эйхаррон?

О-оп! Ну никто никогда не говорил, что арры медленно соображают.

— Потому что Эйхаррон — дом арров. Потому что арры — это связь и транспорт Ойкумены. Даже если вы устранились от политики, вы являетесь единственной властью, с которой НАМ стоит считаться.

— Вы желаете власти над Ойкуменой?

— Некоторые группировки в Эль-онн считают это следующим шагом в эволюции нашего народа. Не стоит улыбаться, дарай-князь. Мы вполне СПОСОБНЫ осуществить не только захват, но и контроль всей обитаемой Вселенной. Причины, по которым мы этого до сих пор не сделали, сугубо внутренние.

Устало поднимаю голову. Необходимость изощряться в плетении словесных кружев измучила до предела. Всё болит. Мне уже всё равно, что решит для себя этот проклятый Ауте арр.

И сам лично он меня достал куда глубже, причём задолго до нашей встречи. Кажется, Аррек арр-Вуэйн достаточно умён, чтобы это понять.

— Что вы от меня хотите?

— От вас? Проведите меня в Эйхаррон.

— Что вы хотите от арров?

— Чтобы они не допустили экспансии эль-ин, не допустили завоевания.

Молчание. Закрываю глаза.

— Мой народ не может позволить себе заплатить… цену, которую потребует подобная авантюра. Это хуже, чем физическое уничтожение всей расы. Я должна попасть в Эйхаррон и быстро, пока Хранительница ещё в состоянии удерживать лавину. Судя по тому, что они уже решились на открытое нападение на станции дараев и захват порталов, времени почти не осталось.

Он верит мне. Полностью и безоговорочно, как может верить только Ощущающий Истину. И эта Истина ему не нравится.

— Вы совершенно уверены, что сможете вот так просто угомонить… радикально настроенное большинство?

Он пытается быть вежливым, он действительно пытается.

В моей руке вдруг оказывается кинжал-аакра. Никто никогда не узнает, чего стоило медленно и невероятно аккуратно вложить его обратно в ножны. Ауте, он ведь даже не понял, какое оскорбление нанёс.

— Они повинуются своей Хранительнице.

— Разумеется. Почему же тогда Хранительница не прикажет им просто забыть обо всём?

Вопрос ещё нелепее первого. Когда же кончится это издевательство? Терпи, терпи, Антея-тор, он тебе нужен. Тер-рпи. И прекрати скрежетать зубами!

Прячу возмущение за холодной официальностью. То есть надеюсь, что прячу.

— На данный момент завоевательная политика представляется наилучшей с точки зрения выживания вида. Я должна предложить нечто более… перспективное для развития, причём не простопредложить, а представить уже разработанный план, со всеми подписанными договорами и утрясёнными конфликтами. Лишь тогда Хранительница примет решение от лица всех эль-ин, и все эль-ин будут неуклонно ему следовать.

— Я не понимаю…

— Совершенно верно, не понимаете, так что просто постарайтесь принять на веру.

О-оп, а вот это было грубо. Устаёте-с, леди Антея. Надо лучше себя контролировать.

Он смотрит на меня. Я на него. Сейчас что-то случится.

— Что вы сделаете, если я откажусь вам помогать?

И ведь даже солгать не могу! Проклятый ублюдок ощущает Истину!

— Я умру.

Всё. На милость, мать его, победителя.

Устало склоняю голову, уши безвольно поникают. Поклон сдавшегося. Больше не могу. Из-за хрустальной стены в моём сознании снова начинает просачиваться боль. Я должна сейчас лечь, уснуть на несколько дней, отдаться во власть умелых рук Целителей. У меня уже совсем нет сил, чтобы бороться с князьком из рода Вуэйн, что-то ему доказывать, куда-то вести. Мне БОЛЬНО. И это не только боль от ожога. Недобитый Ауте дарай своими вопросами разбередил то, что залечить невозможно. Подспудная, скрываемая даже от себя боль, которая гнала меня последние пять лет, заставляла метаться из мира в мир, изучать языки, тела, души, системы, которая непрерывно требовала бросаться из одной крайности в другую, биться в закрытые двери, проламывать стены и искать, искать, искать выход. Чтобы никому ни за что не пришлось платить ту же цену. Никогда. Теперь эта боль, привычная и неощущаемая подруга моей жизни, вдруг встаёт рядом, мягко охватывает виски, что-то тихо и властно говорит. Я послушно открываю глаза. Пусть все убираются к Ауте. У меня нет времени зализывать раны. Отдохну после смерти — благо мне до неё осталось не так долго.

Скорее бы.

Сколько там ещё вуэйнский щенок будет обдумывать ситуацию?

— Антея-эль, вы сможете идти с моей помощью?

Ауте, Ауте, Величайшая из Богинь, что бы я ни сделала, чтобы так рассердить тебя, поверь, я сожалею. Не надо больше. Пожалуйста.

— Если нет, я могу нести вас.

Похоже, я ещё найду в себе силы, чтобы залепить придурку пощёчину.

Глава 2

Пейзаж впечатляет. На светло-сиреневом небе застыли луны, изящные, точно вырезанные из бумаги. Чёткие линии астероидных поясов разделяют пространство, бледное зелёное светило садится за дальним хребтом. Снежные вершины этих странных, прикреплённых к земле гор отливают всеми цветами спектра, а расстилающиеся у моих ног пески совсем не напоминают бурные и изменчивые Небеса Эль-онн. И всё-таки это красиво. Застываю на вершине холма, пытаясь всеми порами впитать спокойствие этого невероятного места, навсегда запечатлеть его в памяти, чтобы затем воскрешать его чуждость и пить её как воду из целительного источника. Прикрываю глаза, наслаждаясь тишиной музыки этого места, его дурманяще не ощущаемыми запахами.

В песню ветра врывается резкий скрип осыпающегося под неуклюжими ногами песка и резкий запах немытого человеческого тела. О Ауте, если люди создали арров путём манипуляции с генами, то почему они не предусмотрели какого-нибудь более приятного способа регулировать температуру? Не то чтобы запах неприятен…

Сжимаю зубы, чтобы не закричать, затем глубоко вздыхаю. Раздражение растворяется, точно дым, возвращая очарование чужому миру. Теперь можно повернуться к Вуэйну. И даже, если постараться, вежливо наклонить уши в его сторону.

Но последнее уже, если только очень постараться.

После того как я не сдержалась и на очередное оскорбление ответила пощёчиной, мы не разговариваем. Его ошарашил даже не столько сам акт насилия-презрения, сколько то, что я оказалась способна его совершить. Несмотря на все щиты, на отточенные поколениями направленных мутаций рефлексы, моя рука промелькнула слишком быстро, чтобы быть замеченной. И оставила на щеке отпечаток когтистой ладони. Правда, после этого меня отшвырнуло на десяток метров и чуть было не переломало все кости, но факт остаётся фактом. И теперь мы молчим, оба опасаясь ляпнуть что-то такое, что заставит нас вцепиться друг другу в горло. Хотя меня устраивает тишина. Хотя оба мы понимаем, что общаться нам всё равно придётся.

Он смотрит на меня каким-то странным измеряющим взглядом, который за последние несколько часов я научилась классифицировать как глубокую задумчивость по поводу чего-то, что мне знать не полагалось. Его мыслезащита в такие моменты не уступает вакуумным пробкам. И вдруг:

— Антея-тор, почему вы выбрали именно это место, чтобы спрятаться от погони?

Ага, он, кажется, решил прервать взаимный бойкот. Теперь мне, по крайней мере, не придётся наступать на горло собственной гордости и делать это самой.

К делу. Отвечать или нет? Придётся.

— Не знаю, тогда всё происходило на чистых инстинктах. Я просто бросилась в ближайшее место, которое показалось безопасным. Если хотите, я могу войти в транс и выяснить у своего подсознания подробности. — Решаю не упоминать, чего мне в моём нынешнем состоянии будет стоить подобная попытка.

— Не думаю, что в этом есть необходимость, эль-леди. — «Уф! Пронесло». — Просто… Это место действительно ПОЛНОСТЬЮ безопасно. Удивительное явление в нашей Вселенной. Все условия оптимальны для человека. Но мы уже пришли к точке, из которой возможно перемещение в нужном нам направлении. Следующая остановка, скорее всего, окажется далеко не столь… дружелюбна. Возможно, нам стоит отдохнуть перед переходом?

Мои пальцы сами собой хищно сжимаются. Спокойно. Ещё одна пощёчина ничего не решит, раз уж он решил надо мной поиздеваться. Реагировать на подобное ещё более унизительно, чем молча сносить все насмешки. Я пытаюсь отстраниться от гнева и рассмотреть его предложение. Мы бежали по пустыне уже несколько часов, и после всего, что свалилось на меня с утра, отдых действительно необходим. Но не настолько, чтобы терять драгоценное время. К тому же даже больше, чем отдых, нужна пища, чтобы обеспечивать процесс регенерации. А в этом безопасном, но безжизненном мире её не предвидится.

— Нет. Я вполне могу ещё около суток пробыть на ногах безо всякого вреда для организма, и вы тоже не выглядите сколько-нибудь усталым. — Не могу удержаться, чтобы не пустить ответную шпильку. — Давайте уходить.

Он коротко кивает и поворачивается лицом к закату. И я, и весь окружающий мир перестали для него существовать, уступив место иной реальности.

Никогда прежде мне не приходилось видеть, как работает с Вероятностью настоящий дарай. Знай я раньше, что такое возможно, у меня вряд ли хватило бы наглости оскорблять высокое искусство своими неуклюжими дилетантскими потугами. Я не могу постичь и десятой доли того, что он делает. Чёткая, выверенная и скоординированная манипуляция двенадцатью измерениями, работа как минимум на пяти уровнях реальности одновременно. Даже наши лучшие аналитики вряд ли способны с ходу рассчитать нечто подобное.

Пространство вздрагивает, время изгибается петлёй, оставляя нас вне Структуры. Арр-Вуэйн, не глядя, притягивает меня к себе волной телекинеза, затем приподнимает, лишая последнего контакта с этим миром, а в следующий миг мои ноги вновь опускаются на горячий песок. Очень горячий. Срочно начала наращивать на ступнях дополнительный ороговевший слой кожи.

Перемещение было таким мягким, что, не знай я, что происходит, просто ничего бы не заметила. И это при всей моей знаменитой чувствительности!

Дарай стоит, слегка покачиваясь, явно не воспринимая ничего вокруг. Наверное, ищет кратчайший путь из здешней тьмутаракани к Эйхаррону. Я с удивлением обнаруживаю в себе нечто вроде зависти — ему доступны сферы, закрытые для меня, красота, которой я никогда не узнаю. Имплантант — это всё-таки нечто механическое. Он позволяет расширить возможности органов чувств, но переводит всю информацию в уже знакомые для мозга модальности.

Вздыхаю и оглядываюсь. И чуть не слепну от невыносимой яркости сияния здешнего кристально-белого песка. Понизив на порядок чувствительность зрения, вновь пробую оглядеться. Что-то тут не так. Пустыня, в которой каждая песчинка представляет собой маленький кристаллик, преломляющий сияние огромного, на полнеба, солнца. О Ауте, ну и жара. Организм уже начинает перестраиваться, чтобы соответствовать этому безумному климату, но я сознательно ускоряю процесс. Что-то мне очень не нравится в этом дьявольски красивом месте.

Вытягиваюсь, всем телом «слушая» воздушные потоки, эту сложную гармонию воздуха и солнца. Ничего. Запахи говорят о наличии жизни, но ничего больше.

Ещё раньше я поняла, что сандалии — не лучшая обувь для пустыни. Песок забивался под ступню, ранил изнеженную кожу. Так что моя обувь давно висела на плече, а ступни стали очень жёсткими, способными выдержать даже здешние острые и царапающие песчинки. Теперь я с помощью моих босых ног пытаюсь проанализировать свои ощущения, что же здесь не так. Какая-то странная вибрация. Опасность? Провались оно всё в Ауте! Если бы только я сейчас могла просканировать пространство, а не гадать о происходящем! Мои рецепторы идеальны для полёта, для ощущения ветра и воздушных потоков, а не этой идиотской твёрдой оболочки!

Снова какая-то вибрация. Рядом. Ага, это дарай переминается с ноги на ногу, нет, даже танцует. Это что, какой-то ритуал сосредоточения?

Мои уши резко и беспокойно разрезают воздух.

Что-то ещё, плавное, почти неуловимое. Внизу. Машинально впадаю в неглубокий транс, хотя информации мало. Нарушена гармония, что-то не то в звуках, в этом безмолвии. Что-то…

Прыжок хорош даже по меркам Танцующих с Ауте. Преодолев расстояние, в десять раз превышающее мой рост, меньше, чем за удар сердца, сшибаю дарай-князя, отбрасывая его в сторону. Тут же я чувствую, как воздух вышибает из лёгких, а тело сковывает чужой телекенетический импульс. Защитные рефлексы у человека — дай Ауте каждому. Даже в здоровом состоянии направленным ударом такой силы меня можно было бы спеленать как младенца. В следующий момент я свободна. И соображает парень неплохо. Хотя наш разобрался бы в ситуации гораздо быстрее.

На месте, где только что стоял Вуэйн, сотни тонких щупалец сцепились в бессильной злобе. Добыча ускользнула. Мы разлетаемся в разные стороны, уходя от второго, более точного удара. Как этой твари удаётся с такой скоростью передвигаться в ТВЁРДОЙ среде? Ещё один прыжок — едва успеваю отдёрнуть ногу. Часть слизи попадает на голую кожу, тут же всплеск боли и ломота в костях — верный признак того, что иммунная система начала адаптацию к какому-то неизвестному яду. Кажется, что-то переваривающее заживо — хм, могло быть куда хуже. Прыжок — жуткая траектория, явно противоречащая всем физическим законам этого мира. Ох, будут у меня потом болеть мышцы. Играть с гравитацией при помощи одного только тела — это слишком даже для вене. Прыжок.

Краем глаза замечаю Вуэйна. Левитирует. Взмах сияющей руки — пучок мохнатых молний впивается в нервный центр твари. Ещё. И ещё. Неплохо. Когда дерёшься с кем-то, настолько превосходящим тебя по размерам и живучести, главное не сила и даже не скорость, а знания куда, как и когда ударить.

Прыжок. Я не сражаюсь — я танцую. Невероятно красивый акробатический танец, танец гармонии и понимания, танец жертвы и хищника, ежесекундно меняющихся местами. Это чудище и я — мы сейчас одно существо, и я осознаю притаившуюся под поверхностью земли тварь так же отчётливо, как осознаю собственное тело. И получаю острое, на грани боли, удовольствие от каждого движения, каждого идеально выверенного сокращения мышц. Её и моих.

Наконец дараю это надоедает. Вспышка силы, что-то, подозрительно напоминающее заклинание, — и тварь уже корчится на поверхности, поражённая одна Ауте знает чем.

Прямо в воздухе резко перегруппировываюсь, меняя направление и скорость полёта, и уже с безопасного расстояния наблюдаю за смертельной агонией горе-охотника.

Уважительно приподнимаю уши. Надо признать, арр-Вуэйн произвёл на меня впечатление. То, что он только что провернул, я считала недоступным для человека.

Никогда никакое оружие не сможет сравниться с телом эль-ин. Никаким кинжалом, а уж тем более бластером или прочей мутью, которая почему-то так нравится людям, нельзя ударить так, чтобы «волна» от этого удара прокатилась по всему телу и зажала множество маленьких «узелков». Это пластика почти на молекулярном уровне, точность движений, которой можно найти определение разве что в языке севера. Истинное искусство воина. Но оно, конечно, не означает, что нужно совсем уж отказываться от оружия. Меч моего отца, Поющий, исправно болтается у меня в ножнах за спиной. Но он для тех, к кому не подойдёшь на расстояние вытянутой руки. Для равных.

Что-то да подсказывает, что дарай-князя арр-Вуэйна стоит перевести в категорию «равные».

Мой организм заканчивает адаптацию к яду странного существа.

Смотрю на корчащееся создание и стараюсь не думать о том, что мне сейчас предстоит. Тело судорожно приходит в себя после пережитого напряжения. Трансформы и изменения тканей, необходимые для всех этих прыжков, окончательно истощили и без того скудные силы. С обожжённым мозгом я не могу набирать энергию напрямую. Не могу слишком уж кардинально менять структуру тканей, чтобы начать процесс фотосинтеза или чего-нибудь в этом роде. Нужна органическая пища. Немедленно.

К горлу подступает тошнота.

Да что же это такое? Может, я ещё потеряю контроль над собственным телом, как какой-нибудь недоразвитый sapiens? Соскальзываю в транс, безжалостно ломая несокрушимые установки пищевого инстинкта. Не время думать об эстетике — надо выжить. Уши заинтересованно вытягиваются. Ноздри вздрагивают, ловя аппетитный запах. Рот наполняется слюной. Снова смотрю на ещё дёргающуюся тварь и жадно облизываю губы. Шагаю, доставая кинжал.

Сзади раздаётся какой-то странный звук. Вуэйн наконец разобрался в моих намерениях, и теперь благородного дарай-князя чуть ли не выворачивает наизнанку. Но, по крайней мере, у него хватает ума не встревать. Надо спешить — через несколько минут сюда приползут другие желающие получить бесплатный обед, и у меня нет ни малейшего желания с ними драться. Да, и потом надо будет ещё придумать способ передвигаться по пустыне, не вызывая вибрации.

Делаю ещё один шаг и вонзаю нож в тёплую, восхитительно живую еду.

* * *

Меня отбрасывает назад, стоит гладкому змеиному телу, смазанному какой-то липучей и невероятно скользкой дрянью, внезапно рвануться вперёд. Нелепо взмахиваю руками и носом врезаюсь в спину сидящего впереди арр-Вуэйна, который вздрагивает, точно его ударили. Прижав уши к черепу, с приглушённым проклятием подаюсь назад — среди людей, называющих себя телепатами, физические прикосновения воспринимаются как грубое вторжение во внутренний мир. Эль-ин же просто не проводят границ между воображаемым и материальным. О, Ауте, он ведь не будет вызывать меня за это на дуэль? Я вовсе не уверена в победе, особенно сейчас. Может, удастся отсрочить схватку до конца миссии?

Кажется, пронесло.

Он разворачивается, чтобы помочь мне восстановить равновесие, но я с негодованием отшатываюсь, при этом чуть не сваливаюсь с ненадёжного сиденья. Неужели этот человек думает, что я сама не в состоянии справиться с подобными пустяками? Нет, когда это кончится, дуэль таки состоится, только вызов брошу я.

Наконец найдя удобное положение, застываю, блаженно жмурясь на жарком, прогревающем до самых костей солнце. Потоки раскалённого воздуха упруго бьют в лицо, уши чуть вздрагивают, песчаные дюны скользят мимо с неправдоподобной скоростью.

Почти полёт.

* * *

Когда дарай наконец-то совладал с разбушевавшимся желудком и смог с трудом выдавить что-то о необходимости найти транспорт, я решила, что бедняга перегрелся на солнце. Но арры не зря называют себя Странниками. Похоже, там, где дело касалось передвижения, я могу лишь с раскрытым ртом наблюдать за действиями мастера. Через пару минут он уже выманил на поверхность нечто змееобразное и окончательно ошарашил меня заявлением, что на ЭТОМ мы доберёмся гораздо быстрее. В принципе не могу не признать, что ползает червяк очень даже неплохо, но если бы он ещё не был таким скользким!

Червяк закладывает крутой поворот, направляясь теперь прямо на солнце. Я как будто закрываю глаза, стараясь не расслабляться. Вуэйн управляет «транспортом» путём банальнейшего мысленного контроля, но это лишает меня возможности предугадывать резкие движения.

Связалась с человеком — терпи.

Змей не просто тормозит — мгновенно переходит от безумного скольжения к полной неподвижности. Меня бросает вперёд, но дарай-князь, стремительно развернувшись, успевает перехватить моё тело и удержать от падения. Я каменею, до боли стиснув зубы. Итак, он хотел не убить, а всего лишь унизить, показав мою слабость и неспособность справиться с малейшей опасностью.

Спасибо за напоминание!

Эту мысль телепат не может не уловить.

Резко соскальзываю с гладкого змеиного бока, чуть неуклюже приземляюсь на сияющий песок.

Вуэйн вдруг оказывается рядом, и червь тут же зарывается вглубь, направляясь по каким-то своим делам. Я разворачиваюсь к дарай-князю и толчком загоняю ярость поглубже. Отношения можно будет прояснить и потом.

Он молча направляется к неизвестно откуда взявшимся скалам, кажется кристаллического происхождения. Прочные. Почти испуганно опускаю уши. Что ж, пути арров неисповедимы. Я начинаю отращивать жёсткие, сильные когти, способные выдержать восхождение по отвесной стене. Ух, ну хоть бы одна щёлочка. Похоже, песок отполировал здешние «стены» до зеркальной поверхности. Арр-Вуэйн уже поднимается, необъяснимым образом плавно скользя вверх. А ведь он не использует ментальную силу. Как же?.. Со вздохом вонзаю пальцы в камень и подтягиваюсь…

Когда я наконец достигаю входа в пещеру, находящуюся в сотнях метров над землёй, князь сидит, скрестив ноги, олицетворяя собою бесконечное терпение.

Нет, зря я всё-таки так презираю людей. Если они смогли создать расу арров… Ведь он ничего не изменяет в своём организме, не адаптирует его к среде, как это постоянно вынуждена делать я. И тем не менее справляется с обстоятельствами не хуже, чем эль-ин. Ладно, будем честными. Лучше. Надо побольше узнать об их анатомии. Похоже, это настоящее произведение искусства.

Вуэйн слитным, очень гибким движением поднимается на ноги и скрывается в пещере. Спотыкаясь за его спиной, я с трудом подавляю раздражение. Даже думать не хочу, во что после всего этого превратятся мои ноги. Острая грань очередного кристалла вспарывает ступню до самой кости. Резко и очень болезненно регенерировав связки, я ускоряю шаг, стараясь прекратить кровотечение. И тут же получаю ещё одну глубокую рану. Сейчас я просто физически не могу позволить себе трансмутировать кожные покровы во что-нибудь непробиваемое. Но исцелять каждую царапину может оказаться ещё дороже.

Мои уши бешено разрезают воздух, и это всё, что я могу сделать, чтобы не заорать от боли.

Тут арр-Вуэйн наконец останавливается, и я понимаю, зачем мы через несколько миров тащились сюда. Он нашёл естественный портал! Место, где сходятся несколько крупных направлений Вероятности, откуда случайно можно выпасть в соседнюю реальность. Дарай-князь здесь имеет неограниченную власть, практически приближающую его к Богу.

Где-то глубоко внутри впервые вскидывается надежда. Может, ещё выберемся?

А он уже «плывёт» в глубоком трансе, совершая какие-то непонятные мне группировки реальности. Скулы сводит от ощущения бушующей рядом силы, в кожу точно вонзаются тысячи иголочек. Я даже не подозревала, что такое возможно. Сейчас этот человек мог бы поспорить с Эль-э-ин. Шансов на победу у него нет, но это была бы красивая схватка.

Вдруг князь с каким-то полувздохом-полувсхлипом оседает на пол. Перед нами открывается овальное окно портала. Такие простейшие переходы через пространство и время мог проделывать практически любой обладающий минимальными способностями или оборудованием. Другое дело, КУДА ведёт именно эта дверь. Я невольно любуюсь сложнейшей вязью отражений и петлями Вероятности, включёнными в структуру Перехода. Запредельное мастерство.

Дарай-князь арр-Вуэйн, шатаясь, поднимается и, не долго думая, телекинетическим пинком отправляет меня прямиком в проход. Сознание померкло — на мгновение? на вечность? — вряд ли это имеет значение. Я неуклюже шлёпаюсь на каменный пол с другой стороны портала. И едва успеваю откатиться, когда сверху сваливается Его светлость. Ну да, всё правильно. Нашла время для эстетической рефлексии! Каждая секунда поддержания в активном состоянии ТАКИХ врат стоит ой как дорого. Оглядываюсь, пытаясь использовать огрызки оставшихся экстрасенсорных чувств. Я и не думала, что такое возможно.

Аррек прислоняется спиной к камню.

— Передохнём здесь немного. Присядьте, эль-леди.

Рукой провожу по каменной стене, уши плотно прижаты. Мы сейчас очень, очень глубоко под землёй, в настоящем лабиринте туннелей и переходов. И вся эта немыслимая толща давит на меня, вызывая боль и головокружение. Ауте, я создание ветра и света, я и просто твёрдую поверхность под ногами переношу с трудом, предпочитая не ограниченный ничем простор Небес. Каменная твердь вокруг кажется ловушкой, какими-то гигантскими оковами, лишающими свободы передвижения, а значит — шансов выжить. Когти впиваются в ладони, в ушах шумно стучит кровь, перед глазами всё плывёт.

«Ну, хватит».

Стоит лишь принять решение об устранении новоприобретённой клаустрофобии, как остальное происходит автоматически. В следующую минуту я уже с интересом разглядываю удивительную гармонию камней и кристаллов, возбуждённо встряхивая ушами. Кто бы мог подумать, что нечто столь постоянное может быть настолько… красивым. Провожу пальцем по извилистой жилке, ощущая её прохладную шероховатость. Какое необычное место.

Сзади слышится шорох. Арр-Вуэйн пристально смотрит на меня, и на его лице снова то же замкнуто-размышляющее выражение. Сколько он успел увидеть? И сколько понять? Я вдруг осознаю значение словосочетания «лабораторный кролик». Как под микроскопом. И ничего нельзя предпринять — мне нужна его помощь. Даже открытое проявление недовольства недопустимо.

Я не вынесу этого. Ещё пара таких дней, и я всё-таки убью его.

Он медленно поднимается на ноги и берётся за обустройство «лагеря». Находит сухое место, расстилает плащ, соскребает со стен нечто, объявленное после недолгих колебаний «гадостью, но съедобной». Затем сгребает кучу сухих органических отходов — как они здесь оказались? — и делает так, что в них начинается сложная химэнергетическая реакция, которая, если я правильно помню, называется горением и является традиционной формой термообогрева среди людей. Генетическая память шевелится во мне, воспоминания тысяч и тысяч поколений, гревшихся у таких вот маленьких очагов. Глупо и неэкономно, но я уже давно научилась не возражать против чужих обычаев. Себе дороже.

Тем временем арр наматывает плесень на тонкие палочки и подвешивает их над огнём. Термообработка? Интересное психологическое наблюдение. Когда эль-ин нужно что-нибудь съесть, они изменяют свой организм, чтобы принять новую органику. А люди, насколько я понимаю, предпочитают изменять пищу, чтобы та соответствовала их организму. Иногда это, наверное, более рационально.

Кровотечение почти прекратилось, но я ощущаю горячую пульсацию в области раны. Будто что-то размеренно дёргает внутри, завораживающе и одновременно страшно.

Дарай поднимает лицо над огнём и смотрит на меня. В мерцающем свете его волосы отливают тёмным багрянцем, лицо кажется не по-эльински совершенным. Тонкая рука с удлинёнными пальцами делает приглашаюший жест. Я покорно шагаю вперёд, давя ругательства.

Раскомандовался.

Движение отзывается вспышкой дикой боли в ногах. Тело мешком оседает на пол. Спешите видеть — Антея-тор, не способная регенерировать несколько пустяковых царапин. Блеск.

Арр-Вуэйн гибкой тенью прыгает ко мне через всю пещеру, резко застывает, наткнувшись на яростный взгляд. Я ошалело мигаю, отказываясь верить собственным ощущениям. В нём пульсирует сила, в природе которой не приходится сомневаться. Это что же, мы чуть было не прикончили Целителя? Ох, ну здорово. Теперь мой народ начал забывать собственные законы, остававшиеся нерушимыми в течение тысячелетий. За это время эль-ин прошли через такое, что нынешняя заварушка с Человечеством выглядит безобидно. В Homo sapiens определённо есть нечто развращающее. И к тому же заразное.

Целитель. О Ауте!

Уши опускаются горизонтально в жесте полного обалдения, но я слегка киваю, позволяя ему приблизиться, и закрываю глаза. Кожей ощущаю толчок тепловатого воздуха, когда рядом опускается на колени чужое тело, странные токи силы, пока ещё свёрнутой в тугие узлы, но уже несущей облегчение. Сухие шелковистые пальцы, объятые изолирующим покалыванием щитов, сжимают пульсирующую болью лодыжку, поворачивают её к свету. Через тактильный контакт доносится его мысленное ругательство. Чужой пульс ускоряется, сравнивается с моим, бьётся ровно. Сила расправляет крылья, тонкими молниями пронзает стопу, бежит вверх, унося накопившуюся усталость. Я удивлённо распахиваю глаза — и всё заканчивается. Вуэйн откидывается назад, наблюдая с той же отстранённой, закрытой безмятежностью.

Я ошалело мигаю, пытаясь понять, когда же мир так окончательно сбрендил.

Аррек арр-Вуэйн, Убийца, Монстр, Чудовище. Аррек арр-Вуэйн, открывший порталы для Оливулской Империи, державший эти порталы, когда бациллы с зачатками Эпидемии падали на Небеса Эль-онн. Аррек арр-Вуэйн — Целитель.

И он неприкосновенен.

«…!!!» — Я это не сказала вслух, я только подумала. Честно.

А ведь он действительно Целитель — настоящий, какого без колебаний приняли бы в любой клан эль-ин. Ауте. На мгновение мелькает безумная мысль попросить его восстановить мои способности… Нет. Там дело не в физиологии, не в уничтоженных тканях — всё гораздо сложнее. Необходима помощь Целителя Души. А о душе эль-ин он ничего не может знать по определению. Иначе помог бы мне в самом начале.

Я сажусь — кажется, это называется «костёр», — скрестив ноги, и беру протянутый прутик с ужином. Сил, чтобы менять гортань, нет, так что приходится следовать примеру арра и ждать, пока еда остынет.

— Ваши ноги были очень сильно повреждены, Антея-тор. Как вы могли идти?

Морщусь:

— Никак.

Наверное, это звучит не очень вежливо. Нехорошо быть грубой с Целителем, который только что тебе помог. Приходится объяснить:

— Я не должна была этого делать. Если боль приходит, к её предупреждениям относятся очень серьёзно. Едва получив сигнал о повреждении, я должна была бросить всё, упасть, где стояла, и заняться лечением. То, что я этого не сделала, — верх глупости.

Арр-Вуэйн опускает глаза. Совсем чуть-чуть, но я мысленно влепляю себе подзатыльник. Ауте! Похоже, он воспринял это как упрёк. В той пещере я не занялась самоисцелением, потому что пыталась догнать своего проводника. Но я вовсе не это имела в виду!

То ли вдохновлённый моим пристыженным видом, то ли спланировав всё заранее, дарай-князь пускается в расспросы.

— У вас очень интересное внутреннее строение. Такое… гибкое. Я никогда не сталкивался ни с чем подобным. — Он выжидающе замолкает.

Обречённо вздыхаю. Те же законы, которые запрещали убивать Целителей, велели отвечать на их вопросы, связанные с Исцелением. Независимо от того, насколько ценной и секретной является информация. Но в любом случае мне пришлось бы ему рассказывать — теперь лишь появился повод.

— Гибкое — это слабо сказано. Когда-то мои предки, как и ваши, были людьми, — арр-Вуэйн удивлённо вскидывается, — какое-то меньшинство, обладающее тем, что вы называете «экстрасенсорные способности» и вынужденное бежать куда глаза глядят от своих… не важно. В конце концов они нашли пристанище в месте, которое мы теперь называем Небесами Эль-онн. И Эволюция сошла с ума. Сейчас от предков у нас осталась только внешняя форма, жёстко фиксированная в… Ну, это не гены, как вы их понимаете. Скорее, то самое коллективное бессознательное, которое вы считаете нашим Богом. Но оно выполняет ту же функцию. И хотя внешне мы почти люди, на самом деле ближе к амёбам, чем к своим «предкам».

У эль-ин внешний облик почти столь же неизменный, как и у человека. Но внутри организма возможны любые, самые невероятные перестройки. За доли секунды можно превратиться в растение, затем в камень, затем в животное — внешне вы бы даже не заметили разницы. Однако если нарушена… «форма», вот как моя нога сегодня, то регенерация даётся гораздо сложнее. Я не знаю, как объяснить. В вашем языке нет таких терминов.

— Оборотни?

— А, это. Ну, менять внешнюю оболочку тоже можно. Это требует больших энергетических затрат и определённого мастерства. Одним даётся легко, другим вообще недоступно, третьи меняют облик, как вы меняете одежду. Всё очень индивидуально.

— А вы можете?..

— Не в нынешнем состоянии.

Дарай-князь выглядит задумчивым, сияющее лицо совершенно в своей отрешённости. За последнюю минуту он узнал о нас больше, чем все исследователи за несколько лет. Чувствую, как новая информация укладывается у него в голове. По полочкам. Щёлк, щёлк.

Если спросит об этом эквиваленте генетического кода, мне придётся проявить грубость.

Но он спрашивает о другом:

— А ваш язык? Почему он такой… странный?

И как на такое прикажете отвечать?

— Полагаю, основная странность в том, что его никто никогда не слышал. Точнее, не слышал ВЕСЬ наш язык. Понимаете, знаковая система общения — это больше, чем набор звуков. Даже у людей она включает в себя жесты, мимику, скрытый смысл — то, что практически недоступно постороннему. У нас всё сложнее. Звуковая речь — ничтожная часть. Остальное передаётся иначе. У людей, которые пытались изучать нас, просто не было органов чувств, чтобы хотя бы воспринять, не говоря уж о понимании.

— Но там были телепаты.

— Разве я говорила о телепатии?

Молчание.

Беспомощно повожу ушами. Ладно, попробуем ещё раз.

— Человеческий язык содержит огромное количество понятий, означающих различные оттенки одного и того же явления. Например, то, что вы называете «жизнь» — наше ту. Но ту на ваш язык можно перевести и как «смерть», и ещё десятком других слов. И все эти слова — только грани ту. Понимаете?

— Жизнь есть смерть. И каждое рождение несёт в себе зерно новой смерти. Единство и борьба противоположностей.

— Только не нужно цитировать учебники по философии.

Он чуть приподнимает брови, выражая лёгкую иронию. Не могу не восхититься красотой этого лица и бесподобностью самоконтроля арра.

— Вы всё-таки… разграничиваете. А это просто различные фазы одного процесса. — Ушами повожу сначала направо, а потом налево, показывая, как далеки эти фазы друг от друга и в то же время как они близки.

— Но как вы передаёте эти самые фазы, грани, оттенки? Ведь вы понимаете разницу между жизнью и смертью, иначе не смогли бы сейчас разговаривать со мной.

— Оттенки, эмоциональная окраска и прочее передаются по-другому. Ну, как вы можете произнести одно слово с различными интонациями. Я говорю ту, одновременно формируя что-то вроде эмпатического образа — видите, над головой? — который, как субъективная шкала, показывает степень приближённости ту к фазе жизни или к фазе смерти. — Замолкаю. Мне никогда раньше не приходилось вот так объяснять, и задача кажется труднее, чем казалась на первый взгляд. Но, по крайней мере, за её решением можно отвлечься от желания вцепиться кое-кому в горло. Интересно, арр-Вуэйн на это рассчитывал, когда стал бомбить меня вопросами? — На самом деле образы — очень сложная система, чем-то напоминающая древние иероглифы в пятимерном пространстве, и… у вас просто нет слов, чтобы это описать. Они очень индивидуальны. Образы — это вид искусства, которое зависит от развития личности. Например, речь некоторых Старших я не то что не всегда могу понять — даже разглядеть во всей её полноте. Улавливается лишь доступный моему пониманию смысл. Тем не менее общаться с ними — огромное эстетическое удовольствие.

— Это действительно… красиво. Хотя я с трудом понимаю, что ЭТО. А вы не пробовали фиксировать свою речь?

— Письменность? Она нам не нужна.

— То есть…

— Оставим эту тему.

Он замолкает, но в сощуренных глазах угадывается напряжённая работа мысли. Понял, что наткнулся на что-то интересное. Ну и пусть себе размышляет. Может, через пару тысяч лет додумается. И вообще, теперь моя очередь задавать вопросы:

— Почему мы прошли этим путём?

— Я не понимаю…

— Вы прекрасно поняли мой вопрос, дарай-князь. До сих пор считалось, что пройти через иную меру реальности невозможно. Это вам не другое измерение. Некоторые даже сомневались в существовании меры. Но мы здесь. Зачем? Это всё равно, что, — я на секунду задумываюсь, подбирая подходящее сравнение из своего небогатого словарного запаса, — всё равно, что глушить рыбу атомной бомбой. Разве не было пути проще?

Улыбается. Похоже, я сказала что-то забавное. Знать бы что.

— Атомная бомба — она, конечно, немного великовата, но рыбу глушит. Очень точное сравнение. Дело в том, Антея-эль, что, удирая, вы замкнули за собой… петлю. Очень качественно замкнули, не каждый дарай смог бы так. К нам НИКТО не мог пробиться извне, но и мы не могли оттуда выйти. Не знаю, как вам это удалось. В общем, пришлось искать обходные пути. Перейти в другую меру реальности, а затем вернуться назад. Это как если бы вас заперли в комнате, а вы перешли бы в другой слой реальности, прошли сквозь стены, а потом вернулись.

Я киваю, хотя аналогия кажется несколько шаткой.

— Кстати, а откуда вам известно про меры?

И снова к допросу, да?

— Не стоит воспринимать меня как мелкого варвара, дорвавшегося до библиотеки и успевшего прочесть кое-что из открытых фондов. У эль-ин есть некоторый… аналог науки, и по-своему мы знаем об окружающем нас мире не меньше, чем человечество.

Я ненадолго замолкаю, расстроенно опустив уши.

— Я занималась изучением людей, но, кажется, безуспешно. Только мне начинает казаться, что я что-то поняла, как поворачиваю за угол и натыкаюсь на очередной…

Он забавляется, хотя не знаю, откуда ко мне пришло понимание этого. Ни в мимике, ни в языке тела, ни даже в ауре нет ни малейшего ключа к внутреннему состоянию. Только ощущение лёгкой иронии, как бриз в лицо.

Резко дёргаю ушами:

— Я сказала что-то смешное?

— Нет, эль-леди. Эти изменения в организме, о которых вы говорили, они ведь относятся не только к физиологии?

Резкий поворот в разговоре застаёт меня врасплох.

— Простите?

— Фиксированная внешняя форма и какие угодно трансмутации внутри. Вы ведь говорили не только о теле, правда? В сознании — то же самое.

Удивление, печаль, ярость, согласие.

Я только киваю. Мы действительно можем с собственным сознанием творить что угодно. Не нравятся эмоции — их чуть-чуть изменим. Чтобы не было клаустрофобии. Прекрасно. Не устраивает запах ужина — сейчас ма-а-аленькое самовнушение — и он станет вкусным. Здорово. Нельзя убивать Целителей (есть такой закон). Ну что ж-ж-ж, закон придётся изменить. На один раз. Потом вернём на место. В конце концов — это всего лишь установка на самосохранение. Если перебить всех Целителей, кто же будет лечить? Мораль — удобное приспособление, когда она устаревает, её нужно менять. Так проще.

Человек смотрит на меня, и в странных глазах, серых, с круглым зрачком, я вижу зеркальное отражение своих мыслей. Не очень лестное для эль-ин отражение.

Он понял. Хорошо. Я боялась, что придётся долго и нудно объяснять.

— Подобные способности представляются мне весьма удобными, не так ли, эль-леди?

Аррек говорит медленно, немного растягивая звуки, и речь его по богатству интонациями и выразительности приближается к речи эль-ин. Голос мягкий, тёплый и приторно-сладкий, с гнильцой. Он обволакивает пушистым одеялом. Удушающе-тёплым. Как сладковатое дуновение смерти. Я знала, что арры возвели контроль над голосовыми связками в ранг искусства, что они способны лишь с помощью голоса, без всякой телепатии, внушать людям что угодно, добиваясь рабского подчинения. Теперь я понимаю, что это значит. Приходится дважды провести коррекцию восприятия, чтобы не утонуть в этих гневно-сладких интонациях. Чтобы не начать чувствовать к себе то же отвращение, что столь демонстративно выказывал он. Это было бы уже избыточно. Вряд ли я способна ненавидеть себя больше, чем теперь. Всему ведь есть предел.

— И что вы пытались этим доказать, дарай арр-Вуэйн?

Он замолкает. Неподвижен, далёк и чужд, как никогда прежде. И это холодное, выращенное в атмосфере чудовищной политики Эйхаррона существо пытается убедить меня, что ему есть какое-то дело до постоянности моральных установок или цельности человеческой личности?

Смех и грех.

— Я в вашей полной власти сейчас. Если я вызываю у вас такое отвращение, убейте меня и покончим с этим. Повлиять на моё сознание у вас всё равно не получится. Мы слишком разные.

Он смотрит на меня. Затем склоняет голову.

— Прошу прощения, Антея-эль. Я потерял контроль над собой. Больше этого не повторится.

Ах-ха, потерял. Хоть бы соврать потрудился красиво, сияющий ты мой.

— Что такое Ауте?

Ну и вопрос. Что такое Ауте? А что такое Бог? И что такое жизнь? А концепцию бесконечности и замкнутости всего ему изложить не надо? В курсе лекций года на три?

— Вы задаёте очень сложные вопросы, дарай арр-Вуэйн.

— А другие задавать не имеет смысла.

И то верно. Но как объяснить необъяснимое?

— Ауте — это всё. Вся Вселенная, всё, что существует и что не существует тоже. Объективная реальность. Леди Бесконечность. Можете называть её нашей Богиней.

— Богам поклоняются. С ними не воюют. А вы, насколько я понял, всю свою историю воевали с каким-то из воплощений Ауте.

Я иронически повожу ушами.

— Ну-ну. Человек, разбирающийся в нашей истории. Интересней было только, когда один оливулский профессор полдня взахлёб рассказывал мне, что мы находимся на стадии феодальных отношений с элементами общинного родового владения.

— Разумеется. — Невероятно, сколько оттенков может быть в одном слове, даже не подкреплённом сен-образом. Вот сейчас он, кажется, смеётся над людьми и над эль-ин вместе.

Я неожиданно чувствую почти детскую обиду. И глупые слова срываются с языка прежде, чем я успеваю их осознать:

— Не вижу ничего смешного. Ваши, человеческие, понятия о религии не менее глупы. Единое сущее, сотворение мира, божественная воля, да поможет мне Вечность! Сатана! Дьявол! Демоны! Знаете, меня особенно завораживают ваши представления о зле и его воплощениях. Если на свете действительно существует какой-нибудь Дьявол, это, должно быть, очень несчастное существо. И ему не слишком нравится его работа. А концепция Бога? Если после смерти я вдруг встречусь с этим ответственным за сотворение вашей реальности, у нас с ним будет долгая и содержательная дискуссия по многим-многим параграфам Кодекса Сотворения!

Он смотрит на меня, и в бесстрастном выражении сияющего лица угадывается некоторая ошарашенность, хотя я чувствую, что ему смешно. Но дарай дипломатично решает игнорировать последнее крамольное предположение.

Хорошо. Хоть у одного из нас хватило ума не ступать на шаткую почву человеческих предрассудков.

Нет, пора возвращаться к делу, пока мы не влипли в серьёзный конфликт.

— Ауте, с которой мы, по вашему определению, «воевали», — это в принципе просто физическая аномалия, сферой охватывающая Небеса Эль-онн. Оттуда время от времени «всплывает что-нибудь»: стихийное бедствие, новый монстр, новый вирус. Чёрт в ступе. Иногда с этим действительно приходится воевать, но чаще — приспосабливаться. Изменяться. Как только мы познаем новое явление, оно перестаёт быть Ауте и становится Эль.

— Становится эль-ин?

— Ну-у, в некотором роде. Эль — это всё, что известно эль-ин. А знать — значит властвовать.

— Значит, Ауте, как философское понятие — это всё, что не является Эль.

Вскидываю уши и насмешливо прищёлкиваю языком:

— Вы только что дали лучшее определение, какое мне до сих пор доводилось слышать. Ауте… Леди Вероятность или Леди Удача. Когда ты подбрасываешь монетку и смотришь, выпал орёл или решка, — это Ауте. Ей решать.

— И она ваша Богиня.

— Не в том смысле, который в это вкладывают люди. Богам поклоняются. Мы Ауте в лучшем случае используем как точку средоточия для медитации. Хотя чаще всего мы просим о снисхождении или жалуемся.

Его глаза расширяются, губы чуть вздрагивают, потом как-то болезненно кривятся, и дарай-князь начинает хохотать. Искренне и беззаботно, откинув назад голову. Его смех кажется лёгким, невесомым, но в то же время почти осязаемым. Никогда такого раньше не слышала. Смех похож на множество воздушных шариков, которые вдруг начинают бестолково метаться вокруг меня, задевая за кожу и вызывая мурашки. Я удивлённо смотрю на Младшего сына Вуэйнов, пытаясь сообразить, что же это я такого сказала.

Наверное, именно эта растерянность и спасла меня от очередного приступа ненависти.

Наконец Аррек успокаивается. Не знаю, оскорбляться мне или нет. Конечно, пусть он лучше потешается, чем вычисляет, не выгодней ли меня убить, но ведь одно другого не исключает.

— Простите меня, Антея-эль, я не должен был смеяться.

Да, не должен. Да поможет Ауте тому, кто с таким чувством юмора окажется на Эль-онн. Помощь ему оч-чень потребуется.

Дарай-князь снова становится серьёзным. Интересно наблюдать, как меняется выражение его лица. У эль-ин изменение настроения отражается внезапно, как будто кто-то переключает невидимый рубильник. Вправо — беззаботная весёлость, влево — убийственная ярость. У Аррека изменения происходят плавно, текуче и… очень красиво.

Так красиво, что, залюбовавшись им, я оказываюсь совершенно не готовой к новому вопросу.

— Люди для вас — Ауте?

Та-ак. А вот здесь мы вступаем на новую дорожку. Концентрируюсь на своих ушах, так и норовящих суетными движениями выдать что-нибудь лишнее.

— Для нас всё — Ауте. В некотором смысле Ауте включает в себя и Эль, и эль-ин. Об этом очень трудно разговаривать на вашем языке. Понятия слишком многозначны. Так и тянет добавить несколько сен-образов.

— Я заметил. У вас над головой клубится что-то такое эмпатически изящное.

Вскидываюсь. Полусформированный образ, да ещё появившийся помимо моей воли — такого я не допускала с тех пор, как мне сравнялось семь лет. Что он смог уяснить? Бездна и её порождения, язык эмоций не требует перевода!

Арр-Вуэйн красив, спокоен и нереален, как вечерний бриз. Явно понял больше, чем стоило ему открывать. Опять я недооценила проклятого арра. Как Целитель, он должен иметь эмпатические способности на порядок выше среднего эль-ин. И, похоже, успел уловить даже больше, чем сен-образ, считав информацию прямо с моего сознания. А я не заметила, не почувствовала боли…

По позвоночнику прокатывается щекочущая волна страха. И гнева.

Наверно, я сморозила бы что-нибудь глупое, но тут человек вновь пошёл в наступление.

— Что означает этот образ? Который появился, когда вы говорили об эль-ин как о части Ауте? Цельность, единство многого в одном, подвижность, надвигающаяся опасность, отрицание… Это ваша личная эмоциональная окраска или она входит в понятие?

Тихо стервенею. Надо, конечно, сердиться на себя, но на дарая проще. Вообще непонятно, как я до сих пор умудрилась сохранить с ним такой цивилизованный тон. Даже сейчас, к собственному удивлению, отвечаю на вопрос:

— Это моё личное. Эль в данном контексте означает эль-ин как народ в целом. И нам угрожает опасность.

— Но эта опасность изнутри… — Он медленно растягивает слова, точно пробуя их на вкус. — Опасность… Изменения. — Тишина падает на нас сверху, как птица, подстерёгшая долгожданную добычу. И в этой звенящей пустоте я почти слышу, как за непроницаемыми стальными глазами бешено проносятся мысли. Как обломки мозаики, которые я медленно, по кусочкам скармливала ему в последние часы, встают на место.

Ну же, догадайся, догадайся. Ощущающий Истину, ты не можешь не догадаться!

Человек медленно поднимает голову и встречается со мной глазами.

Понял.

— Знаете, эль-леди, все были просто поражены, когда вы захватили Оливулскую Империю со всеми её флотами и станциями планетарной обороны. Тактическое решение, стремительное в своей элегантности: вызвать на дуэль весь правящий клан и всех их перебить. Заняв, согласно их же собственным законам, место Императрицы.

Э-э… Куда это его понесло?

— А ведь мне только сейчас пришло в голову, что для этого вам пришлось что-то сделать с собственными законами, или, по крайней мере, их эль-инским эквивалентом…

— Традициями.

— Ах, да… Традициями. Так вот, мне пришло в голову, что Хранительница Эвруору-тор не правит вами. Таким анархичным обществом править невозможно по определению, она и не пытается…

Мои уши в полном замешательстве опускаются горизонтально, смешно оттопыриваясь из-под нечёсаной гривы волос. Ауте Милосердная, да при чём здесь это?

— Она всего лишь решает, какие изменения допустимы. Так? По какой эволюционной тропке пойдёт ваш народ. Она принимает решение, и все как один изменяются, и не только физически. Самое главное — меняются непреложные моральные законы. Традиции. Те, которые для вас как законы чести для арров. Больше чем жизнь. Или смерть. Или ту! Которым нельзя не подчиняться. Они ведь действительно очень устойчивы, если нарушить их можно лишь всем народом сразу. И именно этого вы так боитесь, не правда ли, Антея-эль?

Я в нём не ошиблась. Он понял.

Но забери меня Ауте, если я понимаю дикую цепочку выводов, по которой человек добрался до правильного решения.

— Теперь вам предстоит новое изменение. Серьёзное. Вам предстоит выбрать Путь. Выбрать новую Честь. И эль-ин могут выбрать что-то такое, что приводит вас, леди Антея, в ужас. Ваша жестокость во время завоевания Оливула шокировала даже ваш собственный народ. Вы нарушили все законы, какие существуют у эль-ин. А теперь ваш народ может выбрать что-то, что приводит вас в ужас. Что эль-ин хотят сотворить с собой?

Я чувствую, как мои губы искривляет циничная, почти непристойная улыбка, как обнажаются белоснежные клыки. Из каких-то потаённых глубин поднимается слепая ненависть к этому красивому, умному, сильному подонку, который уничтожил всё, что мне было дорого, а теперь сидит тут и рассуждает о нашем Пути. Жёсткие, хлёсткие, наполненные ядовитой иронией слова слетают с губ прежде, чем я понимаю их смысл, пещеру заполняют плетущие сложный танец сен-образы.

— А вы, оказывается, неплохо знаете мой народ, дарай-князь. Вы, первым открывший порталы к Эль-онн. Вы, создавший Врата для оливулцев, прекрасно зная, что за этим последует. А потом смотревший, как нас косит Эпидемия. И вы, с вашей незапятнанной честью и Кодексом Невмешательства не имеете никакого отношения к Эпидемии и к тому, что за ней последовало! И последует. Ваша совесть чиста, милорд Целитель! Надеюсь, ваши нерушимые постоянные принципы надёжно защитят вас!

Издевательское «вы» всё ещё гремело, отражаясь от каменных стен. Сколько я вложила в сен-образ этого коротенького местоимения — словами не передать. Вряд ли арр-Вуэйн при всех его способностях понял хоть половину. Но у меня от перенапряжения и без того обожжённых эмпато-функций резко начинает болеть голова. Пора с этим кончать. Секунда — и презрение к человеку привычно оборачивается презрением к самой себе: не смогла, не защитила, потеряла. Если бы я разобралась с этим вирусом хотя бы на один час раньше! Опоздала…

Мои плечи опускаются, уши безвольно падают.

— Извините, дарай арр-Вуэйн. Я не должна была этого говорить. Нельзя судить носителя другой морали по своим меркам. Бесполезно. Вы действовали в рамках своих законов и в соответствии со своим Кодексом. Значит, и мы не имеем права вас винить. Простите…

— Антея-тор, вы в порядке?

— Что? — Я теряюсь. Интересно, когда-нибудь я научусь предсказывать реакцию этого странного чужака?

Вряд ли.

— У вас вдруг стал такой взгляд… пустой и бездонный, как самая глубокая пропасть. Как будто вы заглянули в ад.

Как поэтично. Не ожидала.

Несколько секунд я роюсь в памяти, пытаясь припомнить, что такое ад. Ага, была такая интересная религиозная концепция. Позволяю себе бледную ухмылку.

— Нет, я просто изменила настроение.

— Избавились от своей ненависти? — Кажется, этот вопрос очень для него важен.

— Нет, мы не от чего не избавляемся. Нельзя избавиться от чего-то, что уже есть. Я лишь поменяла направленность, изменила объект ненависти.

Какое-то время он молчит.

— Значит, то, что я сейчас говорил — верно?

Я прикрываю глаза. Да, он говорил правду. Ту, которую ему позволили видеть. Моральные нормы — это только моральные нормы. Нарушить их можно, можно даже изменить, если причина достаточна веская, хотя подобное и не приветствуется. А ещё можно попасть в ситуацию, когда тебя меньше всего волнует, что ты там нарушаешь. Но аррам об этом знать совсем не обязательно.

Так что я тихо отвечаю:

— Да.

* * *

Перед сном вынимаю из ножен аакру и втыкаю её в камень рядом с собой. Сен-образ, активирующий вложенное в кинжал заклинание. Вроде бы простое охранное, но его плёл мой отец специально для меня, и я знаю, что под семью кругами защиты любого атакующего будут ждать ещё кое-какие сюрпризы. Расслабляюсь под тихое гудение знакомой, такой домашней магии. Глаза Аррека коротко сверкают непонятными мне эмоциями.

Ну и Бездна с ним, пусть видит, что хочет. Лишь одна Ауте ведает, где спать без серьёзной защиты я решительно отказываюсь.

Некоторое время мы молча смотрим на огонь. Задумчиво вожу ушами из стороны в сторону.

Наконец я решаюсь. К Ауте всё, он имеет право знать.

— Никто понятия не имел, что вы Целитель, князь арр-Вуэйн. В противном случае вас бы и пальцем не тронули. — Я надеюсь. Я очень на это надеюсь.— ТАКИЕ законы ТАК легко не отменяются.

Глава 3

Просыпаюсь внезапно, как от толчка. Если мне что-то и снилось, то я этого не запомнила. Сколько лет я не видела просто снов? Не пророческих видений, не сеансов связи с «подсознанием», которые порой помогают решить сложнейшие задачи, не гротескных кошмаров, а обычных снов? И с чего бы это вдруг стало меня волновать?

Арр-Вуэйн всё ещё спит, но стоит мне шевельнуться, как его веки вздрагивают и телекенетический толчок вдавливает меня в холод пола. Впрочем, сила тут же исчезает. Дарай мягко поднимается на ноги:

— Прошу прощения, Антея-тор. Рефлексы.

Фыркаю и потягиваюсь. Арр стоит и беспардонно меня разглядывает. Ауте, неужели я во сне провела какую-то трансмутацию, заметную извне? Такое случается, особенно после кошмаров. Да нет, вроде всё в порядке. Недоумённо смотрю на человека, но тот уже отвернулся и поднимает свой плащ.

— Пора идти. — Голос хриплый и спокойный. Неужели умудрился простыть на каменном полу? Только этого ещё не хватало.

Поднимаюсь. Ноги немного покалывает, по всему телу растекаются тысячи маленьких хрусталиков с острыми гранями — верный признак ускоренной регенерации нервов. Но в целом я чувствую себя гораздо лучше, чем вчера. Может, всё это не такая уж безумная затея?

Ага, а Ауте — добрая и благосклонная тётушка. Не будь смешной, девочка.

Будь реалистом.

Дарай-князь раздобыл некое подобие завтрака, на который я яростно набрасываюсь. Тело требует всё больше материала для многочисленных трансмутаций.

* * *

Несколько часов идём по пещерам. Темно, холодно, сыро, закрыто. Последнее — хуже всего. Нет кругового обзора, нет информации об окружающем — только мелкие вибрации камня, которые могут много рассказать знающему арр-Вуэйну, но ничего не говорят мне. Впиваюсь когтями в ладонь. Чувство поля, общая картина окружающего пространства нарушены — и это медленно, но верно выбивает меня из колеи. Но мы не пробудем в пещерах достаточно долго, чтобы проводить полную психическую адаптацию. Если я это сделаю, выйдя на открытое пространство, то окажусь беспомощней слепого лапауши. Несколько часов спокойствия в подземном мире того не стоят.

Прижимаю ладони к шершавой стене, разрезаю воздух нервно стригущими ушами. Едва заметные, даже для моей сверхобостренной чувствительности, подрагивания. Эти стены живут своей геологической жизнью, странной и непонятной. Огромный лабиринт, некоторые залы в нём столь высоки, что даже мои глаза не могут различить потолок. Невероятная, чуждая красота. И очень много межпространственных переходов. Лабиринт буквально пронизан ими — активными, свёрнутыми в спираль и обычными порталами. А ведь я вряд ли могу почувствовать даже десятую часть того, что доступно дарай-князю. Как же он видит это место?

Снова идём по тёмному коридору. Чувствую, что реальность вокруг меня меняется с умопомрачительной скоростью, одно измерение следует за другим, время вообще исчезает как одна из характеристик пространства. Но если доверять только глазам — просто туннель, стены из чуть влажного камня. Я прищуриваюсь. Как же он это делает? Ага, множество одинаковых туннелей в различных Вероятностях. Совмещённых в один. Не новое решение, но как элегантно выполнено!

Интересно, почему, раз уж здесь столько выходов в разные миры, в этом месте нет ничего живого? Логичней было бы предположить наличие самых разнообразных монстров, не обязательно живых. Я снова прикасаюсь руками к стене, на этот раз веду уже направленный поиск. Испуганно отшатываюсь.

Камень ЖИВОЙ? Лабиринт РАЗУМНЫЙ?

Мои уши плотно прижимаются к черепу, откуда-то из горла вырывается не то шипение, не то пищание.

Это странное существо, раскиданное по многим мирам и реальностям, несомненно более сложное, чем нервная система человека или даже клетка эль-ин. И оно не терпит посторонних внутри себя.

Арр-Вуэйн останавливается, смотрит на меня вопросительно. Делаю успокаивающий жест и иду дальше. Он знает? Ну, разумеется, знает. Как же он добился, чтобы нас пропустили? И надолго ли это? Судя по напряжению в текучих движениях мужчины, не очень. В мою беспокойную голову вдруг приходит мысль, что сила воли этого странного человека — единственное, что не даёт нам быть… «переваренными». Ох. Наверное, положение совсем отчаянное, если он решился на подобные меры. Куда же я нас зашвырнула? И, главное, как? То, что так запросто делает дарай-князь, на порядок сложнее доступных мне игр с Вероятностью. Почему же мы до сих пор не выбрались?

Пытаюсь вспомнить момент своего поспешного бегства со станции.

Боль. Чудовищный (даже по меркам эль-ин) выброс энергии от погибающего симбионта, дикая, какая-то вихрящаяся чернота, снова боль, агония сжигаемой нервной системы.

СТОП.

Энергия. Это была не просто энергия. Уж кто-кто, а я должна была бы почувствовать разницу. Пальцы медленно холодеют, желудок скручивает дёргающим холодом. Нет, пожалуйста, нет.

Аррек резко поворачивается ко мне, с беспокойством смотрит в глаза. Эмпат, Целитель. Ну-ка, Антея, держи себя в руках, ты здесь не одна. Снова делаю успокаивающий жест, показываю на стены. Призываю лёгкий транс, отстранённое и безразличное спокойствие.

— Клаустрофобия.

Извиняясь, повожу плечами. Это даже не ложь, если подходить с технической точки зрения. Он понимающе кивает, идёт дальше, теперь в походке, в каждом движении чувствуется беспокойство. Ладно, Ауте с ним.

Итак, вот в чём дело. На какой-то страшный, ослепительно краткий миг я вновь стала полной эль-э-ин. Этого не может быть, но… Генетические эксперименты? На миг я окунаюсь в сверкающую заманчивость мысли. Возможность быть эль-э-ин без платы. Неужели наши генетики нашли этот путь?

Нет, нет, не то. Плата всё же была произведена. Это — моя разрушенная нервная система и гибель симбионта. Любая другая эль-ин скорее всего была бы мертва и сама. Но я… Не думать об этом, не думать. Не сейчас, когда каждая минута промедления убийственна. Вообще никогда.

Эль-э-ин. Да, тогда я действительно могла зашвырнуть нас так далеко, что даже дарай-князь не нашёл бы дороги назад.

Не думай…

Лучше исследуй это странное существо, внутри которого ты оказалась. Хотя нет, я не в том состоянии, чтобы проводить сложную перцептивную работу. Не хватало ещё потревожить Лабиринт. Лучше иди вслед за дараем и старайся думать поменьше. Думать тебе вредно, и если бы только тебе.

Мы уже не идём — бежим по узким туннелям. Освещение недостаточно даже для адаптированных глазных анализаторов, но дарай как-то умудряется ни разу не наткнуться на стену. Может, он их просто убирает со своего пути?

Вновь чувствую, как во мне поднимается паника. Скорость наша не так уж велика по сравнению с привычной для меня скоростью полёта, но закрытое пространство, нехватка информации для точной ориентации… Кошмар для любого эль-ин. Не-е-ет, я не буду изменять психику на «пещерный» лад. Не сейчас.

Аррек останавливается так резко, что я почти натыкаюсь на его спину. Перед нами стена. Стена? Похоже, перед нами бо-ольшие неприятности. Даже мне понятно, что если попытаться обойти этот камень через соседнюю Вероятность… В общем, лучше этого не делать. Вопросительно смотрю на дарай-князя. Тот отвечает совершенно непроницаемым взглядом.

— Антея-эль, здесь не пройти. Придётся просачиваться сквозь камень.

Просачиваться? Ауте, я думала это только слухи. Слегка качаю головой:

— Сожалею, дарай Аррек, эль-ин не владеют этим умением.

Поднимаю уши в знак сожаления, автоматически рисую сен-образ отрицания-грусти-спокойствия. И — быстрой вспышкой — предложение идти ему одному. Я уже почему-то не хочу смерти этого странного человека. Имеет ребёнок право на такой каприз? Последовательность — не моя стихия.

Кроме того, если он сможет вернуться домой без меня… Ну, тогда есть хотя бы ничтожный шанс предотвратить грядущую резню.

Его черты застывают. Каким-то образом я понимаю: только что нанесла оскорбление. Судорожно вспоминаю, что мне доводилось читать по аррскому этикету и социологии. Н-ну, в доисторические времена, ещё когда эль-ин принадлежали к этой расе, женщина вроде как считалась слабым существом, нуждающимся в поддержке, что, кажется, было обусловлено какими-то социальными факторами. Допускаю, что пережитки этого сохранились кое-где в глуши, где агрессивные внешние условия, ставка на физическую силу и культ материнства. Но арры? Они, конечно, известны культурным консерватизмом, но чтобы настолько?

Стоп. Этот олух считает себя ответственным за мою безопасность? Мою??? Кем он себя возомнил??? Да как он…

В зародыше давлю вспыхивающий гнев и делаю резкий выдох. Особенности сравнительной культурологии эль и дараев можно будет обсудить позже.

Слегка приподнимаю уши.

— Что вы предлагаете?

Дарай-князь всё так же напряжён. Что здесь, Ауте его возьми, происходит?

— Антея-эль, я смогу… «провести» вас сквозь стену, но для этого придётся пойти на физический контакт, — протягивает мне руку.

Слегка прищуриваюсь — кожа на идеальной формы кисти почти шевелится от обилия мерцающих на ней сен-щитов. Так, значит, он решил, что я предпочитаю смерть в катакомбах прямому физическому контакту с арром? Эти ребята действительно высоко ставят свой этикет. Интересно, как долго они с такими жёсткими установками продержались бы на Эль-онн периода Безумной Пляски? День? Не-е, меньше.

Но какую же степень ментального проникновения даёт дарай-эмпату неконтролируемое физическое прикосновение, если требуются столь жёсткие культурные нормы для защиты своей личности? Не хочу думать об этом, просто не хочу.

Аррек стоит неподвижный, почти неживой, всё так же протягивая мне руку, как мог бы, наверное, предлагать зло навеки. Или для него это одно и то же? Не всё ли мне равно?

Вкладываю свою ладонь в его. Реакция дарая даёт новую пищу для размышлений. Он как будто бы и не расслабил ни одного мускула, но вновь впустил в себя жизнь. Только сейчас соображаю, что всё это время человек не дышал, вообще не позволял себе никакого физического проявления чувств. Для него это так важно?

Холёные (как ему это удаётся после нашего ползанья в горах?) пальцы крепко и больно впиваются в мою руку. Резкий выброс силы пронзает всё тело, которое отзывается болезненной волной тошноты. Во что же я вляпалась на этот раз? «Извините, Целитель, а как просачивание сквозь стены сказывается на полусожжённой нервной системе?» Бред.

Арр-Вуэйн разворачивает меня лицом к шероховатой поверхности каменной глыбы и делает шаг вперёд.

Просачивание… Это действительно было просачивание — другого слова не подобрать. Мы не обходили атомы стены через соседние пространства, нет, просто наши частицы прошли мимо чужих частиц, и всем вполне хватило места. Как, во имя милосердной Ауте, он это делает?

Резко высвобождаю руку и некоторое время стою, прислонившись к прохладному камню, пытаясь совладать с бунтующим желудком. В любой другой ситуации ни за что не стала бы гасить естественные реакции организма, но у меня слишком мало материи для восстановления, чтобы позволить себе дополнительные потери.

— Антея-эль?

Игнорирую. Целитель мне сейчас не нужен. Как это ни удивительно, но в полном порядке — физически. Но… на какое-то мгновение я потеряла ориентацию. Совсем. Эль-ин, ничего не понимающая в том, что она чувствует, — шутка, достойная Ауте. Высокая леди на этот раз решила щедро одарить меня своим бесценным вниманием.

Поворачиваюсь к дарай-князю. На лице его выражение невозмутимости. Короткий взмах рукой в сторону туннеля, сен-образ ограниченности-во-времени.

И снова бесконечное скольжение по тёмным коридорам этого удивительного живого-разумного существа.

Всё кончилось так внезапно, что вначале я даже не поняла, что же вокруг изменилось. Камни вдруг становятся самыми обычными камнями, истончения в грани Вероятности — просто порталами, вода, по колено в которой мы шли, — просто водой, а мягкое сияние — светом, пробивающимся с поверхности. Но самое главное — исчезает напряжение в походке дарая. День назад я бы даже во всеоружии своей обострённой перцепции не заметила разницы, но сейчас я абсолютно уверена, что он расслабился. Точнее, перестал тащить на себе груз, сравнимый со всей той толщей, что находится над нами. Мы покинули пределы владений Лабиринта и вновь вышли в обычную Вероятность.

Спасибо тебе, Изменчивая.

Всем телом ощущаю близость выхода на поверхность.

Водопад мягкими, слегка шелестящими складками, точно занавес, закрывает проём пещеры. Арр-Вуэйн, не оглядываясь, делает шаг в это сияющее великолепие. Посланный им разведывательный импульс эхом мечется, отражаясь от стен. Чтобы арр вышел, не прощупав предварительно обстановку снаружи? Никогда. Защитные механизмы этой расы на свой манер столь же сложны и многогранны, как и у эль-ин. И почти говорят об обстановке, в которой ребята живут. Ауте имеет множество лиц, и эль-ин не настолько наивны, чтобы полагать, что она являет их лишь им одним.

Скользящим движением, слишком быстрым, чтобы успеть промокнуть, вылетаю из пещеры на тёмную гладь озера.

Три огромные луны на мягкой черноте небосвода. Никаких звёзд. Лёгкая рябь на идеально гладкой поверхности воды, ветви деревьев, склонившиеся в изящном поклоне. После сенсорной изоляции пещер красота обрушивается на меня болезненным ударом, прохладно-мягкие запахи кружат голову.

В замедленном, чувственно-томном темпе скольжу по поверхности, впитывая дикую прелесть. Наверное, это самое близкое к счастью ощущение, которое у меня было за последние годы, — чистая радость наслаждения красотой. Каждый мир имеет свою музыку, своё дыхание. Изменяю ритмы организма, чтобы лучше слышать его мелодию.

Время умирает…

…в танце.

И танец безмолвных лун отражается в шёлковой глади воды. Наверное, такого это небо ещё не видело. Наверное, больше и не увидит. Но до тех пор, пока это место существует в Вероятности, оно будет помнить о танце Антеи Дериул. Чистая магия рождается сегодня над тихими водами. Но магия эта не для меня — она уже принадлежит Озеру.

Через мгновение бесконечности я выхожу на твёрдую поверхность. Мышцы ломит приятной истомой. Секрет скольжения над водной поверхностью не в скорости, а в координации. Если ты достаточно проворна и быстра, поверхностное натяжение не даст тебе упасть. Никогда не понимала, почему среди эль-ин это считается трудным. Мы умеем двигаться гораздо быстрее. Ничего сложного.

Призрачный свет выползает как-то исподтишка, почти ощутимый физически. Как ватное одеяло.

Уже рассвет? Сколько же я протанцевала? Если судить по ощущениям тела — не один час. Ох, дарай…

Он сидит на земле, обхватив колени руками, и задумчиво смотрит на светлеющее небо. Лёгкое дрожание воздуха подтверждает, что арр проверяет те изменения, которые я вызвала в этом мире. И кажется, то, что он ощущает, не приводит дарай-князя в восторг. По крайней мере, он очень старается не встречаться со мной глазами. Я его напугала? Ауте, да я и себя напугала! Такого неконтролируемого взрыва эмоций у меня не было уже много лет. Напряжение последних дней сказалось. Если уж для моей сверхадаптивной даже по меркам эль-ин психики понадобилась подобная разгрузка…

И я не собираюсь стесняться! Вот ещё!

Хотя потеря контроля, конечно, непростительна.

Что ж, эмоционально я чувствую себя лучше. Может, не буду срываться на арр-князе по поводу и без повода. Но вот физически…

Ноги предательски дрожат, в голове пусто. Земля вдруг накреняется куда-то в сторону, и я неуклюже плюхаюсь вниз рядом с дараем. Мамочка, как же я теперь пойду?

Скашиваю глаза на Аррека. Тот всё ещё усиленно старается меня не замечать. Да что это с ним?

Дипломатичный ты мой.

— Антея-эль, мне необходим отдых. Преодоление Лабиринта отняло много сил. Вы не против, если мы остановимся здесь на некоторое время? — У него определённо что-то не в порядке с голосом. Простудился? Это с его-то иммунной системой?

Благодарно склоняю в его сторону уши.

Однако за время нашего знакомства человек сделал большие успехи. На этот раз у него хватило тактичности не высказываться вслух относительно моей беспомощности и уж тем более не предлагать помощи. Даже не сделал замечания относительно потерянного мной времени. Если не смотреть на него, можно даже предположить, что это сказал эль-ин.

— Это было бы чудесно, дарай-князь арр-Вуэйн. Благодарю вас за ваше терпение.

Вытягиваюсь прямо на земле и блаженно закрываю глаза. Мне не холодно и не жарко — лёгкий ветерок с Озера именно той температуры, которая идеально соответствует настроению. Тонкие ветви деревьев склоняются, закрывая меня от чужих взоров. Впервые за очень долгое время я засыпаю с чувством абсолютной безопасности — ничто и никто не посмеет вторгнуться в магию этого места, оберегающую создательницу. У эль-ин свои защитные механизмы. И кто сказал, что они менее совершенны, чем знаменитые рефлексы арров?

* * *

Пряный экзотический запах проникает в мои сны. Медленно открываю глаза и осматриваюсь…

Дарай арр-Вуэйн сидит скрестив ноги у небольшого костра и с видом заправского кулинара поджаривает кусочки фруктов. Фрукты левитируют над огнём.

— А не проще ли было бы провести термообработку при помощи пирокинеза? — Только ляпнув эту бестактность, соображаю, что я сказала это вслух. Напрягаюсь в ожидании заслуженного гнева.

Аррек поворачивается и одаривает меня проказливой мальчишеской улыбкой. Как будто солнышко вышло из-за туч и осветило чужие черты. Он не сердится?

— О, вы затронули старый спор. Конечно, так было бы гораздо проще. Но… Вам никогда не приходилось слышать анекдотов об аррах и традициях? Это — просто классический случай. Еда должна готовиться на костре.

Я не хотела смотреть на него с таким идиотским выражением. Честно. Но… Ведь даже арры не могут быть настолько консервативными? Ведь не могут, правда? Мне же вести с ними переговоры… которые должны изменить весь ход истории. Ауте, помоги мне!

Дарай широко улыбается, затем хохочет. Искренне так. Я зачарованно смотрю на веселящегося князя. Интересно, все они такие? Психи.

Даже если б от этого зависела моя жизнь, я не могла бы определить, что сейчас чувствует и о чём думает Аррек. И что он выкинет в следующий момент. Ничему не позволено прорваться на поверхность, у него железный самоконтроль. Других людей, даже арров, даже дараев, я научилась «читать». Но не его. Арр-Вуэйн совершенно непроницаем.

Зато если он показывает какие-то из своих чувств, они неизменные. Он может лишь контролировать эмоции, но не изменять их. И в этом есть нечто завораживающее. Странное, звериное, но — завораживающее.

— Не нужно так удивлённо смотреть, эль-леди. На самом деле за каждой нашей традицией, сколь бы идиотской она ни казалась, много боли и очень много крови.

Улыбка исчезает. И сам он будто исчезает отсюда. Куда-то очень далеко.

— В конкретном случае всё связано с «дикими» мирами. Слишком много арров погибло из-за того, что в них заподозрили чужаков вообще и чародеев в частности. Люди не любят колдовства — это общее правило, и вы были бы удивлены, узнав, сколь многое они могут подразумевать под термином «колдовство». Поэтому мы с раннего детства вырабатываем привычку обходиться, если это возможно, традиционными способами. Мало ли кто увидит?

Я не свожу глаз с порхающего завтрака и сияющей кожи дарая, чуть удивлённо приподнимаю брови. Он выглядит почти… смущённым?

Не-е. Только не Аррек.

— Ну, это место кажется безопасным. Я позволил себе немного смошенничать.

И смотрит так, словно просит прощения. Ауте. Я никогда не пойму людей, никогда.

* * *

Есть существа, которые могут бежать быстрее, есть и такие, что умеют оставаться более незаметными, но никогда ещё девственным лесам этого мира не приходилось видеть такого движения.

Мы скользим среди исполинских стволов с грацией, недоступной для тех, кто ограничен тесными рамками естественной эволюции. Если мы и производим какой-то шум, то слишком тихий, чтобы я могла его уловить. Ритмы моего организма идеально сливаются с пульсом диких джунглей, арр же слишком хорошо экранируется, чтобы выдать себя каким бы то ни было способом. Забавно, мне лишь сейчас приходит в голову, что мы оба делаем это совершенно автоматически. Рефлексы, как сказал бы мой спутник. Наши рефлексы много могут рассказать о тех мирах, откуда мы пришли.

Мои ноги слегка удлиняются, суставы изменяют угол, бёдра становятся чуть шире. Других изменений не понадобилось — организм и без того идеально приспособлен для длительных и выматывающих физических нагрузок, а у меня нет сил для экспериментов. Только необходимый минимум.

Редкие лучи света, пробивающиеся сквозь густые кроны, кажутся почти осязаемыми. Пятна и полоски сливаются в один неразличимый «растительный» фон, на котором чётко выделяются «животные» ауры. Скорость слишком велика, чтобы полагаться только на зрение, но я наслаждаюсь чёткостью восприятия. Мир вокруг кажется таким реальным, будто каждая веточка, каждый листок на много километров вокруг касаются моей кожи. Эффект контраста. После пресловутого путешествия по пещерам я несколько по-иному смотрю на проблему достаточности информации.

Дыхание леса бьётся в моём теле ровным приливом, его жизнь-смерть окатывает меня одуряющей волной. Разум широко открывается навстречу красоте, движения нового танца трепещут на кончиках пальцев. Я не бегу — сама сущность дикого и нетронутого мира несёт меня в нужном направлении, радостная от того, что может услужить мне.

Замечаю изменение (нет, перемещение. Аррек не изменял тот мир, он просто перешёл в новый) ещё раньше, чем оно началось. Вокруг всё те же деревья, всё то же буйство жизни-смерти, но что-то окатывает меня, точно ледяная вода. И, как вода изменяет чувствительность кожи, заставляя её адаптироваться к новой температуре, так и чуждость этого мира заставляет меня резко, слишком быстро, чтобы это можно было заметить со стороны, изменяться. По телу пробегает всплеск дрожи, ощущения почти на грани боли — и вот уже новый мир качает меня в своих любящих объятиях.

Бежим.

Перемещения следуют одно за другим всё быстрее и быстрее. Вероятности сливаются в сплошной поток. Влажные джунгли сменяются гигантскими, в фиолетовой листве, деревьями, затем чем-то колючим, но очень приятным на взгляд и на запах, что плавно перетекает в хвойный лес, застывший где-то в начале осени.

Такой темп давно убил бы любого другого эль-ин, даже Танцующей с Ауте пришлось бы худо при столь кардинальных перестройках самих основ организма, но я чувствую лишь эйфорию, возбуждение, радость с оттенком боли. Каждый из этих миров не просто меняет меня — они оставляют во мне частичку себя, какое-то глубокое потаённое знание, скрытую силу, которая позволит мне всегда найти их, если в том возникнет необходимость. Я познаю их — пусть поверхностно, небрежно и мимолётно, но и этого достаточно, чтобы никогда не спутать один с другим.

Голова кружится, тело ощущается как что-то далёкое и чужое, новый толчок энергии достигает апогея и… что-то ломается глубоко внутри. Ломается? Нет, напротив, становится вновь цельным, что-то очень важное. Окружающее вновь делается чётким, кристально ясным. Полным. Я вновь воспринимаю множественность измерений.

Дарай останавливается так резко, что я чуть не врезаюсь в него. Ух, это становится уже почти привычкой. Трясу головой, пытаясь восстановить дыхание. Когда это я успела так запыхаться?

Стоим нос к носу на залитой бледным светом полудюжины лун поляне. Мои босые ноги по колено утопают в белых цветах, тонкий и чуть уловимый запах щекочет ноздри, ветер шевелит непокорные пряди волос.

Медленно раздвигаю границы боли, в которые сама же себя заключила, чтобы не препятствовать восстановлению. Аккуратно, точно проверяя ещё не окрепшие крылья, расправляю свои ощущения. Ах, вот и граница. До полного выздоровления ещё ох как далеко. Значит, чувствовать чувствуй в своё удовольствие, а вот делать что-нибудь серьёзное не моги. Ну, не больно-то и надо. Всё равно главное оружие танцовщицы именно её ощущения. Остальное… Нет, скорее бы я смогла летать. Не могу больше без неба. До чего надоела эта грязная глыба под ногами.

Раскидываю руки в стороны и смеюсь. Ауте, как же хорошо. Смеюсь? Когда же я в последний раз вот так искренне смеялась? Очень, очень давно.

* * *

Ловлю взгляд дарай-князя. Понял, что произошло, понял, что каким-то образом я ускорила процесс восстановления, и будь я проклята, если знаю, что он по поводу этого думает. Эмпатические щиты точно вакуумные пробки.

Аррек стоит в мерцающем свете огромных призрачных лун, излучая собственное серебристо-нежное сияние, красивый и нереальный, как видение. Нет, хуже видения. Даже сейчас, восстановив чувствительность, я не могу читать в этих странно посаженных серых глазах. А значит, никому из эль-ин это не под силу. Можно подумать, что его здесь нет. Полная, совершенная неподвижность. Ветер развевает волосы (как всегда, безупречно уложенные), идеально чистую и свежую одежду, но всё это лишь подчёркивает нереальность происходящего. Ни дыхания жизни, ничего.

Ауте, но как же он всё-таки великолепен! Тигр, о тигр…

Что-то есть в этой перламутровой, мерцающей коже, в темноте волос, в линии ключицы, что заставляет наслаждаться им, точно великолепным произведением искусства.

Застывшей в камне статуей.

Мёртвой.

Ненастоящей.

Я замираю. Почти забытый страх перед силой и непостижимостью этого существа снова поднимается удушающей волной и застывает в горле. И оттого, что он видит мой страх как на ладони, лучше не становится.

Уши в страхе прижимаются к голове.

А потом всё кончается. Жизнь возвращается к нему, заполняя ставшее вдруг снова гибким и быстрым тело. И я вновь могу видеть это не только глазами.

Ничего не изменилось в позе или в наклоне головы, но я знаю, что он рад. Рад тому, что я восстанавливаюсь, моей новообретённой цельности. И что ему доставляет удовольствие смотреть на мою ауру, какой она сейчас стала.

Слава Ауте, человеку хватило такта не извиняться вслух. Сейчас мне почему-то совсем не хочется вызывать арр-князя на дуэль. Некое тайное предчувствие подсказывает, что шансов победить будет немного. Ну, если он подумал, что я трусиха, и не высказал эту мысль вслух, это ведь не считается оскорблением, даже среди людей, правда?

Будем надеяться.

Подаю ушами знак, что готова в путь. Сен-образ недостаточности времени — всё предельно чёткое и простое, как если бы я разговаривала с маленьким ребёнком. В ответ получаю короткий кивок, непроницаемый взгляд, и мы вновь срываемся с места, наши движения легки и безупречно отточены.

Я никогда его не пойму…

Глава 4

Что-то опять изменяется в окружающем пространстве. Нет, не новое перемещение — последние несколько часов мы не покидали пределов этого мира, — но что-то стало другим. Воздух. Стало светлее. У Эль-онн нет своего светила. Хэй, да это вообще не планета в обычном понимании. Так, слой атмосферы. Тем не менее за последнее время я неплохо поднаторела в астрономии и знаю, что такое рассвет и как определить его приближение. Местное солнышко собирается вставать. Загадываю, какого оно будет цвета. За последние несколько дней я видела столько неподражаемых расцветок облаков и небесных тел, но ни одна из них и близко не стояла рядом с буйной непостоянностью цветовой гаммы Эль-онн…

И всё-таки что-то не так. Бросаю косой взгляд на дарай-князя. Невозмутим, как всегда. Бежит так, будто и не было этих сумасшедших часов. Но что-то… какой-то «привкус» в движении, тень беспокойства.

Что-то.

Взлетаем на холм, скользим по пояс в мягкой, влажной траве с терпким запахом. Внезапно он вскидывает руку, давая знак остановиться. По инерции делаю ещё несколько шагов, затем склоняюсь, массируя сведённые судорогой мышцы. Колени дрожат. Ох!… Никогда раньше мне ещё не приходилось так напрягать ноги — мне вообще не приходилось серьёзно их напрягать. Адаптация адаптацией, но всему есть предел.

С усилием выпрямляюсь. Дарай застыл, точно выточенный из камня, глаза впились в пространство. Ауте, он даже не запыхался!

Зависть и раздражение умирают, не успев родиться. Что-то не так. Внимательно оглядываюсь. Ничего. Расслабляюсь, отпускаю свои чувства так далеко, как могу дотянуться. В этом мире много странного, шокирующего, удивительного. Как и в любом мире. Но опасного? Смотрю на арр-Вуэйна. Совсем недавно он показался бы мне спокойным, как воды того лесного озера, но сейчас ясно вижу, что прямая фигура просто источает напряжение. Если бы это был не Аррек, можно было бы подумать, что он… остерегается.

Что тут, во имя Ауте, происходит?

В последнее время слишком часто приходится задавать себе этот вопрос.

Уши ошалело прижимаются к голове.

Всплеск силы такой внезапный, что почти сбивает меня с ног. Кожа дарай-князя вспыхивает холодным голубоватым светом, куда более интенсивным, чем обычное, приглушённое перламутровое мерцание. Его протянутая в никуда рука вдруг теряет очертания, расплывается… и вновь появляется, лёжа на гладкой поверхности колонны.

Строение из серого камня: колонны, стены, арки, будто не созданные руками разумных существ, а выросшие здесь по своей воле. Серый камень, тёмные ступени.

Архитектура кажется совершенно чужой, не похожей ни на что из виденного мной до сих пор. Хотя это выглядит так, как могли бы выглядеть здания эль-ин, если бы мы строили какие-нибудь здания. Совершенно чуждо человеческой культуре, но в то же время отмечено печатью глубинного родства. Кто мог создать такое?

Арка, у которой мы стоим, напоминает вход, вниз с холма сбегают не то ступени, не то террасы, площадка у подножия… Я хмурюсь, подыскивая подходящую ассоциацию. У эль-ин ничего подобного нет точно, а вот в человеческой истории?

Амфитеатр.

Здание появляется само по себе, будто сплетается из предрассветного воздуха. Да нет, оно всегда здесь было, вот только я лишь сейчас смогла увидеть. Ауте, это как же надо было его спрятать, чтобы я — Я! — ничего не заметила?

Аррек наклоняется к стене, разглядывая иероглифы. Невольно любуюсь лаконичностью и завершённостью древних символов. В чём-то они напоминают сен-образы эль-ин. Но содержание и внутренняя логика этой письменности остаются вне моего понимания. А вот арр явно неплохо в них разбирается.

Когда-нибудь видели испуганного дарай-князя? Он вновь застывает, словно скованный каким-то потусторонним холодом. И вновь пропадает из моего восприятия. Словно переходит в другое измерение, оставив здесь призрачную тень. И эта тень испуганна. На что мы наткнулись?

Ну что ж, быть может, я не могу прочесть послание, но ведь это не единственный способ извлекать информацию, правда? Подхожу к колонне, пальцами касаюсь рельефного рисунка, закрываю глаза. Сообщение оставлено разумным существом, существом чувствующим. А это значит, что сколь бы ни был осторожен писавший, тень его чувств, его мыслей должна была войти в камень, в самую суть этого места. Информация, которую хотели передать иероглифами, а также много-много большее, — всё это здесь, дожидается того, кто сможет узнать. Теперь, когда моя чувствительность вновь со мной…

Это как удар. Болезненно. Отрезвляюще. Как погружение в Ауте. Да, информация здесь есть, море информации. Но она слишком чужда. Такое чувство у меня было, когда я впервые столкнулась с людьми. Полное отчуждение, несовместимость. Те, кто построил амфитеатр, чуть ближе к эль-ин, нежели люди, но легче от этого не становится.

Быть может, будь у меня время, я бы и смогла всё это расшифровать. Пока же остаётся лишь попытаться уловить общее впечатление, быть может, тень ассоциации. Что-то.

Уши слегка трепещут в поиске ответа.

Как и эль-ин, они когда-то были людьми, но как и эль-ин, они сейчас неимоверно далеки от всего, что можно было бы назвать человеческим. Давным-давно они выбрали свой Путь и с упорством, достойным лучшего применения, следовали ему. Я расслабляюсь, позволяя сознанию разлиться в ленивом размышлении. Здесь что-то знакомое, что-то, что было частью Путей эль-ин. Мой разум уже ухватил нужное сравнение, но всё ещё не может выразить его в словах. Путь… Путь…

Моя рука отдёргивается от мягкого камня, точно обожжённая.

Путь меча.

Нет…

О Ауте, милосердная Вечность, помоги нам!

Скулы дарай-князя напрягаются, когда он ловит мой взгляд. Мои глаза — без белков, с вертикальными зрачками, утопающими в тёмно-сером, должны казаться ему чужими и ничего не выражающими. Но сейчас он видит в них страх.

Губы сами собой кривятся, произнося запретное:

— Северд-ин. Безликие воины.

Слова падают в ледяную тишину, точно раскалённые угли, и шипят невысказанной угрозой. Северд-ин. Безликие воины. Наверное, это единственные слова, которые на человеческом языке и языке эль-ин означают одно и то же.

Смерть.

Теперь, когда всё произнесено, почему-то стало легче.

Аррек медленно кивает.

— Это их место. Они проводят здесь что-то вроде турниров, боёв до смерти, выявляющих сильнейших. — Его голос сух и безэмоционален, будто мы обсуждаем погоду в дальней Вероятности. — Мы и предположить не могли, что Безликие что-либо строили. Мы вообще мало что о них знаем.

Я вынуждена с ним согласиться. Термины «северд-ин» и «безликие воины» означают одно и то же потому, что ни эль-ин, ни люди ничего не знают о них. Эти существа живут в одних Вероятностях с нами, но умудряются будто бы и не существовать вовсе. Они могут скользить из одного мира в другой без ведома дараев, и они проходят сквозь Щит на Эль-онн так, будто его никогда и не было. Если кто-то и знал о них что-то определённое, он не прожил достаточно долго, чтобы рассказать об этом.

Интересно, сколько позволят прожить нам после того, что мы увидели?

Не очень долго.

Эту мысль дарай-князь явно поймал. Он даже соблаговолил сделать согласный кивок. Впрочем, ни в одном из нас нет обречённой покорности. Слишком многое ещё нужно сделать.

Смерть? Что ж, возможно. Но сперва костлявой придётся за мной погоняться.

Я с удивлением понимаю, что последняя мысль принадлежит не мне. Арр ослабил свои щиты настолько, что я смогла считать его? Ох, ситуация, должно быть, ещё хуже, чем я предполагала.

— А вот и гости. Что ж, по крайней мере, они не заставляют себя ждать, — в бесстрастном голосе человека слышится мрачное, вызывающее удовлетворение. Аррек будет сражаться до конца, до последнего вздоха. Даже если его шансы на победу ниже нулевых. Встречаем гостей.

* * *

Они появляются с другой стороны амфитеатра — пять тёмных худых теней соткались из неподвижности и, точно дыхание Ауте, заскользили вниз, на площадку. Ихдвижения заставляют меня почувствовать себя неуклюжей, их просторные одежды меняют цвет, поэтому они кажутся смазанными пятнами. Уверена, они могли бы стать совершенно невидимыми в утренних тенях, но зачем?

Распахиваю свои чувства навстречу приближающимся северд-ин и, ошеломлённо опустив уши, отшатываюсь. Эти… Это… Прекрасно. Не могу найти другого слова для описания. Безликие воины прекрасны в своей чуждости, в своём совершенстве. Они… цельные. Истинные дети Ауте во всём её великолепии.

О бездонные Небеса Эль-онн, почему ни в одной легенде не говорится, что северд-ин столь прекрасны? Так прекрасны…

Тело само выпрямляется в тонкую струну, трепещет в радостном предвкушении. Так прекрасны…

Рядом со мной прокатилась лёгкая волна — чуть шевельнулся человек. После сияющей цельности северд-ин его пустота выглядит ещё более пугающей. Под покровом непроницаемости вспыхивают и гаснут искры силы, слишком огромной, чтобы я могла себе её представить. Но северд-ин не подвержены силе в любом её проявлении, будь то пущенная из арбалета стрела или Вероятностный шторм. И то и другое пройдёт мимо них, не задев. И то и другое вызовет лишь гнев и презрение против «нечестного» боя. И то и другое повлечёт лишь нашу смерть. Единственный вид силы, который они признают, — холодное оружие. Мастерство против мастерства. Скорость против скорости. Если вам удастся победить северд-ин в таком сражении, вы выживете.

Но ваши шансы победить отчаянно близки к нулю. Шансов выстоять против боевой пятёрки вообще нет.

Аррек всё это знает. Чувствую, как его огромный ментальный потенциал исчезает, растворяется где-то в непознаваемых глубинах того, что заменяет ему душу. Тело арра расслабляется, наливаясь силой и отстранённой уверенностью в себе. В соответствии со своими законами чести он готовится принять бой. Да поможет ему Ауте! Он собирается драться с боевой звездой северд-ин и не имеет ни одного туза в рукаве. Проклятый идиот! Да как их вид дожил до сегодняшнего дня при таких-то суицидальных наклонностях? Вот уж действительно чудо из чудес!

— Стоп. — Произношу это слово тихо и жёстко, слегка нажав на последний звук. Может, эль-ин и не владеют голосом так, как арры, но, Ауте видит, я старалась! — Костлявая ещё успеет за вами погоняться. Но не сегодня.

Человек не вздрагивает, не прекращает свою медитацию, но я знаю, что завладела его вниманием. Впрочем, на объяснения уже нет времени — северд-ин достигают площадки и останавливаются, ожидая того, кто посмел бросить им вызов. Надо действовать.

Я соскальзываю с места, медленно продвигаюсь вниз. Предельно простой сен-образ содержит недвусмысленный приказ Арреку не двигаться и не вмешиваться, что бы ни происходило внизу. Если он сочтёт это оскорблением, то сможет выяснить отношения с тем, что оставят от меня северд-ин. Ироничный внутренний голос шепчет, что, скорее всего, оставят они немного.

Мысль мелькнула и пропала в мягком кружении танца. Я спускаюсь навстречу прекрасным, совершенным в своей цельности существам, и душа дрожит в такт их бесшумному дыханию. Ритмы моего тела замирают, а когда мир вновь воскресает, это уже другой мир. Всё то, что я узнала, прикасаясь к камням древнейшего амфитеатра северд-ин, — все бесчисленные схватки, которые видели эти камни, все безмолвные песни, что слышали эти колонны, — прорастает во мне пока ещё слабым, но рвущимся наружу ростком. И сердце эль-ин бьётся в ритме северд, а серые с вертикальными зрачками глаза приобретают спокойствие, которого не знали ранее.

Я начинаю с рваных движений девочки вене, Танцовщицы с Ауте, но по мере того, как одна терраса сменяет другую, воспоминания о бесконечной грации Безликих заполняют тело, изменяя кости и мышцы, создавая новые волокна, но самое главное — меняя что-то коренное, отличавшее эль-ин от северд.

Достигнув последней ступени, я медленно, лениво скольжу в сторону, обходя площадку по периметру. Танец набирает силу, бьётся в пальцах, в плавных поворотах стопы, в наклоне головы.

Тянусь в бесконечность, в глубины, о которых никогда не узнать никому.

Генетическая память открывается просто и легко.

Всё, что мои предки знали о северд, вспыхивает в сознании беззвучным взрывом. Они ближе к нам, чем сами подозревают. Они так же используют Ауте, чтобы менять себя по своему желанию, но они никогда не жили рядом с Ауте, не сражались с ней беспрестанно в течение тысячелетий. Давным-давно северд выбрали тот единственный Путь, который они назвали своим. Путь Меча. Безликие — идеальные воины, создавшие себя из людей. Вылепившие себя посредством направленного генетического вмешательства через Ауте. Тысячелетиями юные северд приходили на Эль-онн, чтобы погрузиться в Ауте. Лишь один из трёх возвращался назад, и возвращался изменённым.

И в воинском искусстве им нет равных.

Мне почти жаль их, ограниченных лишь одним изменением. Эль-ин тоже следуют Путём Меча, Путём клана Атакующих, у нас есть воины, посвятившие свою жизнь совершенствованию в этом искусстве. Но ограничиться им одним? Ох нет, этого мало.

Это печально, но мы не признаём совершенства. Пусть северд — воины, превосходящие любого (ну, почти любого) из нас на порядок, пусть дарай могут манипулировать Вероятностями и перемещаться так, как мы не сможем никогда, но… Нехорошая кривая гримаса мелькает на моих губах. Посмотрим.

Ещё одна просьба — на этот раз к генетической памяти отца. Не очень глубоко, только поверхностные воспоминания. Итак, эль-воины всё-таки могут тягаться с северд-ин. Около тысячи лет назад был один, который сразился с боевой звездой и победил всех. Правда, погиб и сам, но всё равно это был невероятный бой.

Знание, конечно, успокаивает, но вряд ли особенно полезно. Я — не воин. Меня долго и упорно пытались этому научить, но все усилия пропали втуне. Я могу неплохо держаться с ЛЮБЫМ противником, если танцую с ним, как могла бы танцевать с Ауте. Но атаковать самой? Нет, только не в танце. Когда я сражаюсь — это гимн красоте и отточенности военного искусства, и это не имеет ничего общего с убийством. Как можно убить красоту? Как уничтожить часть себя?

Никогда мне этого не понять.

Значит, нужно перестать быть собой.

Вспышка — и все знания, что отец накопил за столетия, врываются в меня неудержимым потоком, вытесняя мои собственные воспоминания и навыки. Полезно не полезно, а отказываться от любой, даже призрачной помощи не стоит. Позже я смогу восстановить свою личность. Пока же… Пока мне предстоит Танец, воистину достойный той, которую называют Дочерью Ауте.

Отбросив все мысли и чувства, вступаю в круг. Пять фигур вскидывают обнажённые мечи в приветствии. Меня оценили как равную. Отвечаю поклоном — признанием мастерства, чуть приподняв уши и максимально расправив плечи. Внутри круга Воин и Танцовщица мечутся в нетерпеливом предвкушении битвы.

Наверное, я счастлива.

Северд-ин срываются с мест.

Атака быстрая и отрезвляющая, точно порыв ураганного ветра. Но недостаточно быстрая. Да, они полностью закрыты от любых провидческих способностей, даже самая искусная ясновидящая была бы здесь бессильна. Но я не провидица. Мне не нужно знать, что они сделают. Я хочу лишь узнать их самих. И, в отличие от Аррека, они бессильны помешать мне в этом.

Оглушающая, бесподобная красота внутреннего мира северд-ин обрушивается подобно грому. Это прекрасная звезда, достойно продолжающая искусство тех, с кем эль-ин приходилось сталкиваться до сих пор. Они действуют как одно целое, и в то же время каждый глубоко индивидуален. Непредсказуем. Пятеро налетают на меня с разных сторон в классическом построении, не дающем одинокому противнику ни одного шанса спастись. Но я уже хорошо знаю их. Вот эта слишком порывиста — она молода и лишь недавно прошла Испытание Ауте, а этот — замешкался на сотую долю секунды и… Я проскальзываю между ними в танцевальном па, используя элементы их же собственной боевой техники. Да, это была очень хорошая атака. Но недостаточно хорошая.

Следующая уже гораздо лучше.

Кажется, время исчезло в этом заколдованном месте. Исчезла воля, исчезли жизнь и смерть, победа потеряла всякое значение, превратившись в надуманное абстрактное понятие. Всё, что осталось, — это искусство. Чистое, прозрачное искусство северд-ин, искусство воина. Я танцую с пятью безупречными художниками, творцами в высшем смысле этого слова. И с каждым движением их искусство всё больше становится частью меня. И это прекрасно.

С каждым их движением, с каждой мыслью что-то проникает в меня. Что-то, что создавалось тысячелетиями, что составляло саму суть Безликих. Танцевать с этим прекрасно. Быть частью этого… непередаваемо.

Несколько глубоких резаных ран кровоточат. Восприятие суживается до пяти размытых фигур. Остальное не имеет значения. Раны, слабость, боль просто не существуют.

Что имеет значение — это сознание. Я уже не эль-ин, не Антея Дериул. Но и северд-ин я пока ещё не стала.

Пока.

Теперь в моём движении почти не осталось танцевальных скольжений и па. Стойки древнего, как стены амфитеатра, боевого искусства перетекают одна в другую. Блоки, уклонения, удары.

Жизнь — мимолётная вспышка перед смертью, и лишь одно может сделать её достойной — Воля. Воля, проверяемая Мастерством. Когда ты достигнешь Мастерства, всё остальное перестаёт иметь значение. Скорость, сила, умение — когда ты достигаешь определённого уровня, они просто становятся несущественными. Только Воля определяет, кто победит. Хотя победа тоже не имеет значения. Мастерство и Воля — Путь Меча. Прекрасный, совершенный, цельный.

Что-то глубоко внутри меня знает, что всю оставшуюся жизнь я буду вспоминать эти мгновения и жалеть о них. Очень-очень глубоко.

Северд-ин вновь убыстряют темп, и без того кажущийся убийственным. Атаки стали строже, жёстче. Если бы речь шла не о Безликих, можно было бы сказать, что задета их гордость — в течение долгих часов боевая звезда не может справиться с одной девчонкой, которую даже воином-то назвать нельзя. Будь я по-прежнему Антеей Дериул, я бы рассмеялась. Будь я по-прежнему Антеей Дериул, я бы давно свалилась от боли и изнеможения. Будь я этим жалким, вечно хнычущим существом, я давно бы уже была мертва.

Я ей уже не являюсь. Но и северд-ин я ещё не стала. Уходя от атак, ускользая из ловушек, я ни разу не атаковала сама. И это стоило мне нескольких почти смертельных ран.

Холодное, сотканное из Воли и Мастерства существо, которое стало мной, логично рассудило, что ситуация зашла в тупик. И время играет на меня. Что ж, пора решаться. Хватит оттягивать неизбежное. А если я зайду так далеко, что не смогу вернуться… что ж, то, чем я стану, всё равно сможет выполнить миссию. А вот мёртвая Антея Дериул этого не сможет определённо.

Точно почувствовав мои колебания, звезда налетает бешеным ураганом. Атака совершенная, как гнев Ауте, и столь же неотразимая. Сделай они это долю мгновения назад — и всё было бы кончено. Но не сейчас.

Наклон.

Скользящий удар ладонью — тот самый, позволяющий направлять вектор воздействия в глубь организма, — отшвыривает самую юную из звезды на другой конец площадки. Может, он и не причинил ей такого вреда, как мог бы, но на несколько секунд она выведена из игры.

Удар ногой — и второй северд-ин со звоном роняет оружие и отпрыгивает в сторону, открывая меня мечам остальных.

Слишком близко, слишком быстро — от обманчиво простых, поющих в воздухе осколков смерти, которые глупые люди называют металлом, не уйти. Это — смерть. Была бы смерть, приди она на долю мгновения раньше.

Все удары принимаю одним перетекающим, точно вода, блоком на вдруг оказавшийся в руке меч. Меч эль-ин. Меч, предназначенный лишь для равных. Последний рубеж перейдён. Теперь я не танцую, теперь мы стали равны.

Резкое движение — звезда разлетается в разные стороны, пытаясь осмыслить перемену в ситуации. Только что перед ними была Танцовщица, пытающаяся довольно неуклюже имитировать воина. Теперь она исчезла, будто никогда не существовала, а в круге стоит северд-ин, спокойная и совершенная, точно жизнь, точно смерть. Мастерство и Воля в чистом виде, без примеси мысли, без тени сознания. То, что их народ пытался создать тысячелетиями, то, о чём они звоном своих клинков поведали мне за последние часы, стремительно врывается в меня, сметая последние барьеры, оставляя после себя лишь красоту, цельность, совершенство.

Танец-с-Ауте — это больше, чем познание себя через окружающий мир. Это больше, чем познание мира через себя. Не пытайся познать Ауте, она непознаваема по определению. Не пытайся изменить себя, есть предел и твоей изменчивости. Стань Ауте и забудь о дороге назад. Ты понимаешь, девочка? Стань Ауте. Будь Ауте. Будь. Ты понимаешь?

Свет заходящего солнца отражается в глади моего клинка.

Да, наставник, теперь понимаю.

Меч моего отца, сверкающий в руках, слишком неуклюжих для его изящной смертоносности. Всё это время я недоумевала, зачем папа отдал мне свой клинок, даже не позаботившись назвать его имя. Никогда не понимала оружия. Никогда оружие не понимало меня. Зачем доверять один из старейших клинков Эль-онн в руки той, что никогда не сможет разбудить его силу?

Слегка сжимаю тёплую рукоять. Привет, сестричка. А меня зовут Антея.

Стальное на чёрном. Воля тысячелетий, мудрость, превышающая границы Мастерства.

Я — Ллигирллин. Намечается небольшая разборка? И как это ты умудрилась позволить этим севердам так себя потрепать?

Её разум похож на мой, словно отражение в зеркале. Всё это время северд-ин пытались сделать из себя то, что мы называем своим Оружием. Бедняги, они никогда не принимали Ауте до конца. Если ты хочешь сделать из себя идеального воина, затем ограничиваться человеческой формой? Изменение должно быть полным, всеобъемлющим. Хочешь битв — стань мечом. Это же столь просто и логично.

Сознание Ллигирллин — всплеск стали в бездонной темноте. Воля и Мастерство тысячелетий, весь бездонный опыт, накопленный моими предками в сражениях с Ауте, в сражениях, рядом с которыми мои сегодняшние неприятности выглядят смешными. А над всем этим — тонкий налёт иронии и порывистости.

Ллигирллин. Меч моего отца — определённо она. Более того, она не была рождена Оружием, когда-то это была эль-ин. Необычно: мечами чаще становятся воины, это традиционно мужской Путь. Когда-то давно жила девочка, которая так сильно любила своего воина, что не пожелала расставаться с ним, когда подошёл к концу отпущенный ей срок. Был ли этим воином мой отец? Нет, Ллигирллин на несколько эпох старше.

Ну что, подружка, станцуем?

Не знаю, кому из нас принадлежит эта мысль — вряд ли сейчас можно провести границу между двумя сознаниями. Да, мы хорошо знаем, что надо делать. Встречено новое проявление Ауте, Той Что Не Познана. И мы должны сделать Её частью себя, превратить Ауте в Эль. И всё.

Атака — вспышка серого на чёрном. То, что я успела узнать о северд-ин, и то, что знала о боевых искусствах эль-ин, всплеском серого мерцания погружается в бесконечную глубину Мастерства Ллигирллин, чтобы вспыхнуть ярким и стремительным ударом меча. Мы могли бы покончить со звездой ещё в первые мгновения, но это было бы непрактично. Слишком многое ещё предстоит понять в Безликих. И мы гоняем их по кругу, заставляя применять всё новые и новые стили защиты, всё больше открывать нам свою сущность. Воля и Мастерство. Сталь в темноте. Так просто.

Почему же раньше никто не мог этого сделать?

Противники исчезают, как ещё раньше исчезли боль и смерть. Всё это столь… незначительно. Единственное, что имеет значение, — это Воля и Мастерство. Единственное… единственное…

Сталь на чёрном. Удар.

Неожиданно мы остаёмся одни. Пустая площадка, залитая багровым светом взошедших лун. Я и мой обнажённый меч. Звезда северд-ин исчезла, только залитая моей кровью площадка говорит о том, что происходило здесь днём. Только моей кровью. Мастерство существа, которое можно было бы назвать Я-Ллигирллин, не допустило бы такого надругательства над искусством, как пролитая на турнире кровь. Ни один из наших противников не получил ни царапины. И это — самая чистая победа, которую может одержать Мастер. Я-Ллигирллин довольна.

Боевой экстаз отхлынул, оставляя после себя только пугающую слабость. Боли пока ещё не было. Пока. Значит, на ближайший десяток дней ограничить активность, да?

Эй, подружка, ты что? Не падай, ты же в круге! Ауте, только не вздумай умереть прямо сейчас! — В «голосе» Ллигирллин звенит что-то, подозрительно напоминающее тревогу, переходящую в ужас. Что, так плохо, да? — Девочка, держись. Ещё один шаг, ещё. НЕ ПАДАТЬ!!! Ты должна выйти из круга, должна!

Она перехватывает контроль над моторикой и точно марионетку ведёт меня к выходу из круга. О том, чтобы самостоятельно взобраться по ступенькам, речи быть не может. Земля куда-то плывёт под ногами, затем вдруг оказывается прямо подо мной. В ушах звенит так громко, так настойчиво. Обеспокоенный голос Ллигирллин уплывает вдаль, свет заслоняет непроницаемое лицо дарай-князя. Последней была мысль о том, оставит ли он меня в живых после всего, что видел сегодня. И не всё ли мне равно?

Потом остаётся лишь темнота, в которой медленно тонет отблеск стали.

Глава 5

Просыпаюсь резко, как от толчка.

Боли нет, только всепоглощающая слабость.

Некоторое время лежу с закрытыми глазами, пытаясь с ориентироваться.

Я завёрнута во что-то мягкое, тёплое и необычайно приятное на ощупь. Шёпот ветра в ветвях и мягкое покачивание говорят о том, что мы где-то в воздухе. Но это не дом, даже не Эль-онн. Но я чувствую себя в безопасности. Странно.

Память возвращается медленно, отрывками.

Ллигирллин! Это не сон? Меч моего отца, одно из древнейших существ моего мира, снизошло до разговора со мной! А я восприняла это как нечто само собой разумеющееся.

Быть такого не может.

Оружие всегда было вещью-в-себе, существовало в замкнутом сообществе себе подобных. И те из них, что были рождены уже клинками, и те, кто когда-то были эль-ин, но позже переменили суть, — все общаются только между собой и с избранными воинами. Других же просто игнорируют.

С замиранием сердца сжимаю оплетённую белой кожей рукоятку.

Ллигирллин? Поющий?

Она откликается мгновенно, будто долго ждала, когда я позову. Сталь в темноте.

Наконец-то! Я почти боялась за тебя. Да падёт благословение на дарай Аррека!

В её голосе при упоминании арр-князя явственно слышатся почтительно-восхищённые нотки. Что он сделал, чтобы произвести такое впечатление? Мысль мелькнула и исчезла, вытесненная более срочными проблемами.

Поющий, то есть Поющая, я… Бы будете говорить со мной? Невоином?

У меня в голове раздаётся тихий смешок.

Невоин? Ну-ну. И зови меня Ллигирллин. Поющий — прозвище для чужаков.

На этом ощущение её присутствия тает, и я понимаю, что аудиенция на сегодня закончена.

* * *

Некоторое время лежу, переваривая новую информацию. Что же я сделала, чтобы заслужить такое благоволение самой Поющей? Никудышный воин…

Воспоминания вспыхивают, вызывая болезненные ощущения, уши прижимаются к голове. Нет…

О Вечность… Что же я с собой сотворила? Ещё немного, ещё совсем чуть-чуть, и Антея Дериул осталась бы только в воспоминаниях друзей, а вместо неё появилось… что-то. Вечный страх всех танцовщиц — перейти невидимую грань, за которой уже не ты изменяешь себя для Ауте, Ауте изменяет тебя.

Я снова заглянула за эту грань.

Сворачиваюсь в тугой комочек, крепко зажмуриваюсь. Чувства противоречивые. Гнев, страх, тоска, сожаление. Я рада, что осталась собой. Я ненавижу себя. В сравнении с тем сверкающе-совершенным существом Антея Дериул кажется ещё более жалкой, чем обычно. Обломок эль-ин. Ауте, скорее бы всё это кончилось. Ещё пятнадцать-двадцать лет. Ну, тридцать. Целых тридцать лет.

Но под всем этим вихрем мрачно стынет ощущение… осквернённости. Случившееся каким-то образом замарало меня, и этого не смыть никогда. Что-то пропало, что-то появилось новое. И этого не изменить.

Судорожно втягиваю воздух. Слёз нет. Их никогда нет. За пять лет — ни единой слезинки. Где-то в глубине манящим обещанием поддержки мерцает Эль. Только ослабить контроль — и боль уйдёт. Холод растает под светом понимания. Впиваюсь зубами в нижнюю губу. Нет. Нет, я пройду через это сама. Одна.

Имей мужество принять последствия своих решений.

Одна.

Тёплая, пронизанная токами исцеления рука успокаивающе ложится на плечо. Импульс покоя-сочувствия-поддержки плюс значительная энергетическая подпитка. Наконец понимаю, почему у меня совсем не болит тело: Аррек больше, чем просто компетентный Целитель. У него Дар. Настоящий Дар Ауте, из тех, что встречаются раз в поколение. Человек умудрился настолько разобраться в физиологии эль-ин, что вернул моё тело и разум к первоначальному варианту, залечив попутно все раны. Такое можно провернуть только на уровне интуиции — сознание пасует перед невозможным. Значит, теперь я обязана ему даже не жизнью — душой. Да поможет мне Вечность.

Вздрагиваю и сжимаюсь ещё туже. Рука тут же исчезает. Решил, что прикосновение оскорбительно. Ауте, ну почему просто не оставить меня в покое?

С усилием заставляю себя распрямиться и взглянуть в глаза человеку. Как бы плохо мне ни было, это ещё не причина быть грубой. Или всё-таки причина?

Арр-Вуэйн очень старается выглядеть даже более непроницаемо, чем всегда. Пожалуй, даже слишком старается. В судорожном натяжении щитов чувствуется… неуверенность? Страх? Он увидел что-то, что полностью меняло картину мира и ломало все устоявшиеся шаблоны. Теперь человек пребывает в состоянии неопределённости. А я уже давно заметила, что подобное состояние у людей сопровождается повышенной агрессивностью. Чувствую, как под ледяной стеной его самообладания ворочаются острые глыбы едва сдерживаемого гнева.

Заставляю плечи расслабиться. Спокойно, девочка, если бы он хотел видеть тебя мёртвой, то не стал бы тратить столько сил на исцеление. Просто следи за своим языком, и всё будет в порядке. Я надеюсь.

Некоторое время тянется неуютное молчание. Наконец понимаю, что доблестный князь боится меня почти так же сильно, как я его.

Бред.

Смеюсь каркающим смехом:

— Всё в порядке, дарай арр-Вуэйн. Танец закончен. Теперь во мне не осталось ничего от воина.

— Я знаю. — Голос спокоен и отстранён. Он не боится меня, он боится эль-ин. Того, что мы можем сделать с его народом. Аррек наконец увидел Эль во всём её блеске, он начал понимать. И это понимание испугало его до дрожи в коленях.

Что ж, не его первого.

Чувствую, как тихая ярость начинает затоплять разум. Ауте, как надоело!

— Антея-эль?

— Вы идиот, дарай-князь! — Ох, тактичность меня погубит. Но это будет после того, как я выскажу всё, что думаю. — Как же вы мне все надоели, вы, безмозглые, помешанные на мускулах, толстокожие… люди! Вы ничего не желаете замечать, пока это что-то не встанет с дубинкой и не огреет вас по самому твёрдому месту! Ну что вы всполошились, дарай арр-Вуэйн? Увидели образчик силы эль-ин? Раса милитаризированных кретинов! Почему, чтобы до вас что-то дошло, это что-то должно гавкнуть?

Когда я танцевала на Озере, я показала гораздо более сложную технику, искусство на порядок выше того позорища, в которое втянули меня северд-ин. Почему непременно нужно набить шишки пятёрке размахивающих мечами мартышек, устроить кровавую баню, чтобы тебя начали воспринимать всерьёз?!

Задыхаюсь не от гнева — от боли. Идиоты. Идиоты. Ну как они не понимают? Мы убьём их, перебьём без малейшего сожаления. Мы Ауте для них, стихийное бедствие. Идиоты. Если они и заметят нас, то только как врагов, требующих уничтожения. И заставят нас… Ох, нет.

Аррек поднимает руку и посылает мощный успокаивающий импульс. Политика политикой, но как Целитель он не позволит мне волноваться больше, чем нужно. Чувствую, как пульс замедляется, дыхание восстанавливается. Одариваю его гневным взглядом и зарываюсь поглубже в свои одеяла. Идиот. Но заботливый.

— Вы считаете, что перенять вырабатываемые тысячелетиями боевые техники Безликих, обратить в бегство полную Пятёрку — это позорище? — Тон нейтральный, но чувствуется, что ситуация его забавляет. Юмор смертных — предмет моего бесконечного удивления.

Брезгливо морщусь.

— Мне помогли. И вообще, их обратило в бегство не Мастерство и не Воля. Они просто поняли, что я познаю их, и решили убраться от греха подальше, чтобы не делиться своими секретами.

Тон дарая всё так же нейтрален. Лицо всё так же спокойно и прекрасно. Ментальные щиты упрочились до почти осязаемого состояния. Но даже сквозь них светятся острые кристаллы гнева.

— Значит, вы познаете всё, рядом с чем находитесь?

Там-тарам-там. Надвигается новый допрос.

— Обычно — да. Я танцовщица. Я познаю или изменяю через движение, но есть и другие способы, это непринципиально. Но… — На мгновение замираю. Сказать? Не говорить? Им необходимо что-то, на чём можно выстроить новую картину безопасности. Нельзя загонять арров в угол. — Но вы каким-то образом умудряетесь оставаться… непроницаемыми. Невозможно получить достаточно данных для познания. Это сбивает с толку, заставляет чувствовать себя неуютно, вызывает почти физическое недомогание. Это вызывает страх. Для нас очень много значит достаточность информации.

Он остаётся всё так же спокоен.

— Вероятность. Мы берём параллельную Вероятность и обматываем её вокруг себя наподобие щита. Получается практически идеальная защита.

Чувствую, как мои уши ошалело опускаются. Вместе с челюстью. Так просто?

— На Озере вы изменили не только себя, но и весь мир, правильно?

Прерываю его негодующим фырканьем. Перед глазами кружатся тёмные пятна.

— Я не меняла тот мир. Я просто разбудила магию, которая была в нём всегда.

— С практической точки зрения, здесь есть какая-нибудь разница?

Открываю рот… и снова его закрываю.

— Нет.

Стены нашего убежища начинают разъезжаться в стороны. Откуда-то снова возникает боль. Шок прошёл, теперь наступает реакция на происшедшее. Я могла убить их, убить в танце. Вечность… Убить, убить тех, с кем ты танцуешь… о, милосердная Вечность…

— Антея-эль, что с вами?

Серое на чёрном. И красивое, совершенное убийство будет доказательством Мастерства.

— Что со мной? О, всё в порядке. Теряю душу по кусочкам — что может быть лучше?

Слова отдают резким, горько-насмешливым привкусом. Перед глазами всё плывёт. Мысли короткие и бессвязные.

— Антея-эль, вы в порядке?

Мне хочется, чтобы последнего дня никогда не было. Последних лет никогда не было. Хочется свернуться в маленький комочек, хочется забиться в самую тёмную нору самого далёкого мира. Заснуть и никогда не просыпаться. Но больше всего мне хочется, чтобы проклятый арр куда-нибудь исчез. Или хотя бы заткнулся. Оставил меня одну.

— Просто великолепно.

Несмотря на все усилия, не удаётся вытравить из голоса следы сарказма. Даже думать не хочу, что бы я сейчас сказала, не будь он Целителем, не имей он права задавать подобные вопросы. Следить за своим языком, да?

Кажется, это его доконало. Аррек резко вскидывается, точно его ударили. Допрыгалась, ироничная ты моя? Оскорбить Целителя, обесценив его работу, — такое надо ещё суметь. О принятии вызова не может быть и речи. Мысль о скорой смерти приносит только облегчение.

— Простите меня. — Он говорит это таким тихим голосом, что сперва мне кажется, что начались слуховые галлюцинации. Затем смысл слов доходит до сознания.

— За что?

Стараюсь вложить в вопрос всё своё недоумение, даже умудряюсь продублировать его сен-образом.

— За что? — Его голос поднимается в гневе, заставив меня испуганно отпрянуть. Только теперь понимаю, что всё это время он сердился не на меня, а на себя. Никогда не пойму их, никогда.

Смеётся. Кажется, я тут не единственная, думает, что никогда ничего не поймёт.

Он успокаивается так резко, что это почти похоже на смену настроений эль-ин. Ледяное спокойствие. И столь же ледяной гнев. Сердится… на себя? Бред.

— Антея-эль, что вы с собой сотворили? Что вы сделали со своим телом… со своим разумом?

Вот теперь меня действительно удивили. Телом? Разумом? Он что, действительно не понимает? Какое мне дело до тела, до разума: их так легко изменить. Я изнасиловала свою душу — второй раз за неполные пять лет. И только счастливая случайность не позволила на этот раз пролить чужую кровь. Если бы звезда северд-ин задержалась ещё чуть-чуть…

Молчим.

Аррек… Он в принципе неплохой, только очень странный. Я не могу понять, что им движет. А он — что движет мной. Вот и сейчас. Сидим рядом, но с таким же успехом могли бы быть за тысячи миров друг от друга. И это хорошо. Не думаю, что я смогла бы сейчас вынести присутствие кого-нибудь, кто действительно понимает случившееся.

Закрываю глаза, расслабляю уши. Позволяю отстранённому спокойствию заполнить себя.

— Дарай Аррек арр-Вуэйн, благодарю за помощь. Ваша компетентность в искусстве исцеления… впечатляет. Более чем. Извините, если моё поведение показалось вам грубым. Я действительно очень ценю то, что вы для меня сделали. — Некоторое время колеблюсь, потом решаю, что небольшое отступление от официального тона не будет воспринято как оскорбление. Добавляю уже искреннее: — Спасибо.

— Я ведь не смог помочь вам. Вы всё ещё нездоровы.

Это звучит как самообвинение. Почти. Невольно встряхиваю ушами.

— Моё тело, сознание — всё, что возможно было сделать, вы сделали. — Хотя пусть меня проклянёт Ауте, если я понимаю как. — То, что ранено… Даже Целителям эль-ин я не позволила бы касаться моей души. Здесь ничем нельзя помочь.

Что я такого сказала? Он застывает, леденеет, исчезает — короче, делает именно то, что больше всего меня бесит.

— Души?.. — Слово произнесено так тихо, точно сочетание звуков может укусить неосторожного арра. Хм-м. Может, так оно и есть. С людьми никогда не знаешь ничего наперёд.

Устало прикрываю глаза ладонью. Последнее, что мне сейчас нужно, — это ещё одна лекция на тему «Эль-ин: что это такое?» Но игнорировать вопрос нельзя. Аррек — Целитель. Жестоко позволить парню думать, что он не смог мне помочь.

— Я не уверена, что это слово означает именно то, что я имею в виду. Душа… Ну… — беспомощно замолкаю, затем обречённо сдаюсь и начинаю сначала: — Личность эль-ин условно состоит из трёх составляющих. Это очень неточное деление, но оно закрепилось в нашем языке, в системе имён. Эль — это то, что делает нас эль-ин. Сюда включается физиология и ещё кое-что по мелочи: установки, моральные нормы, комплексы, сиюминутные эмоции, фобии. Если попытаться дать определение: эль — это всё, что можно изменить.

Я смотрю на него. Дарай превратился в одно большое ухо. Ох, не хочется мне рассказывать всё это человеку, но… Целитель.

— Поэтому вы настаиваете на том, чтобы к вашим именам добавляли «эль»? Киваю.

— Да. На Эль-онн есть ещё несколько разумных видов. Когда вы говорите «Антея-эль», это показывает, что вы обращаетесь именно к Антее, принадлежащей к народу эль-ин. Если говорите «Антея-тор» — подчёркиваете, что общение идёт с женщиной, занимающей высокое (насколько этот термин здесь применим) социальное положение, не обязательно среди эль-ин.

Круглой формы зрачки в красивых светло-серых глаза дарая слегка расширяются от удивления. Взглядом заставляю его заткнуться. Отвечать на вопросы об Эль-онн я не собираюсь.

Продолжаем разговор.

— Но в то же время, при всей нашей изменчивости, способности у всех разные. Я, например, хорошая танцовщица, но никудышный заклинатель. Это определяется… ну, гены — самый близкий человеческий аналог. В каждой семье, в каждом клане есть свои особенности, бережно передающиеся из поколения в поколение. А вместе с ними и определённые обязанности.

Замолкаю и отсутствующе смотрю в пространство. Обязанности… да, обязанности тоже передаются по наследству.

Будь они прокляты.

Сердито встряхиваю ушами.

— Существует нечто вроде генетических линий, они также отражаются в именах. Моя линия — Тея. Каждый, кто слышит моё имя или имя моей матери, без труда может определить, какими наследственными качествами мы обладаем.

— Какими?

Ему действительно интересно. Ну ладно, это в принципе не секрет.

— Изменчивость. Все в нашей семье обладают необычайными, даже по меркам эль-ин, адаптационными способностями. Это вообще отличительная черта клана Дериул.

— Понятно. А… оставшаяся часть вашего имени?

— Это имя души.

— Помимо наследуемых и изменяемых особенностей есть ещё нечто… нечто неопределяемое. Глубоко индивидуальное. Что-то, чего мы сами не понимаем и вряд ли когда-либо поймём. Мы называем это душой. Нет. Неверно. Эль-ин вообще никак это не называют. У каждого это различно, у каждого называется своим сен-образом. Причём сен-образ даётся при рождении Ясновидящими и столь сложен, что прочесть — только прочесть, не осознать — его могут только Старейшие из эль-ин. Этот образ используется всего несколько раз на протяжении жизни. В быту же он заменяется чем-то более простым, ну и соответствующим голосовым аналогом.

Пожимаю плечами. Лучше объяснить я не могу.

Аррек задумчиво рассматривает меня, будто увидел новое, неизвестное ему до сих пор насекомое. Затем отводит глаза. Меланхолично, этак небрежно начинает рассуждать:

— Аррек означает «Безупречный арр». Это очень распространённое среди высшей знати Эйхаррона имя. — Он снова смотрит на меня, и безупречное лицо непроницаемо, точно маска. — В нём нет ничего, что принадлежало бы только мне.

Некоторое время пытаюсь осознать новую информацию. Нет, я, конечно, знала, что они не дают своим детям личных, принадлежащих только им имён, но раньше как-то не задумывалась над значением этого. «Безупречная эль-ин?» Меня передёргивает от отвращения. Но всё-таки даже моей тактичности хватает никак это не комментировать.

Некоторое время молчим, вслушиваясь в шелест ветра, плавно раскачивающего наше убежище. Это хорошее, дружелюбное молчание. Закрываю глаза и опускаюсь в ворох своих одеял. Такие лёгкие и тёплые. Где Аррек взял их?

Аррек… Только сейчас понимаю, насколько искусно Целитель вытащил меня из начинающейся депрессии. Предоставленная самой себе, я могла бы ещё неделями предаваться жалости и самобичеванию. А так: наорала на бедного князя — и всё прошло. А князь ещё попутно умудрился вытянуть информацию, которую я ни за что не выдала бы, находясь в ясном сознании. Такого виртуозного манипулирования мне не приходилось встречать за пределами Эль-онн. Надо всё-таки держаться с ним более настороженно. Надо…

Чувствую, как мысли уплывают, мир растворяется в бархатной темноте. Ауте, как я устала…

Уже на границе сна ощущаю прикосновение изящной руки. Длинные пальцы ложатся мне на лоб, всё исчезает в никуда. Мощный поток энергии наполняет вдруг ставшее лёгким тело. Ты в безопасности. Спи…

* * *

Проснулась. Некоторое время лежу с закрытыми глазами, наслаждаясь теплом и пульсирующей энергией. Интересно, Аррек хоть сам представляет, насколько он хорош в целительстве? Ой, вряд ли. Это не те способности, которые пользуются особым уважением среди дараев. Высшая знать арров слишком занята, чтобы позволить себе отвлекаться на глупости вроде высокого искусства врачевания. Своих целителей они относят к касте ремесленников. Операторов каких-то там машин. Идиоты.

Открываю глаза и медленно сажусь. Аррек лежит в нескольких шагах от меня, у противоположной стены нашего маленького убежища. Когда человек или эль-ин засыпает, его черты расслабляются, лицо становится моложе. Во сне все выглядят детьми. Но не князь рода Вуэйнов. Этот даже сейчас умудряется поддерживать все свои щиты. Тонкие щупальца его чувств лениво подрагивают, оплетая ничего не подозревающий мир. Если они решат, что нам угрожает опасность…

Хмуро повожу ушами. Что-то опять не так. Внимательнее вглядываюсь в ставшее уже знакомым лицо. О, непознаваемая… Что же он сотворил с собой? Под маской непроницаемого ожидания проступает… опустошённость. Что же он сделал, чтобы довести себя до такой степени истощения? Склоняю голову, пытаясь смотреть не только глазами. Мои чувства всё ещё немного заплетаются, да и окутывающие человека тени Вероятностей — здорово затрудняют дело, но тем не менее замечаю, как мерно подрагивает его аура, собирая энергию из воздуха, воды, деревьев. Мощный поток силы из других измерений аккуратно заполняет опустошённые резервы. Bay. Никогда раньше не видела самоисцеления на таком уровне.

Но что могло довести поистине неутомимого дарай-князя до подобного истощения? Он ведь отдал практически всё, что имел, почти убил себя… Ауте…

Медленно поднимаю его руку и провожу ею по своей щеке. Под пальцами мягко искрится магия. Я ещё не полностью восстановилась, но силы переполняют тело, усталости и боли как не бывало. Процессы регенерации идут с пугающей скоростью. Даже горячая пульсация в многократно прокушенной губе прекратилась. Если не считать кое-каких функций, пока ещё блокированных, моё состояние сейчас лучше, чем было последние пять лет.

Удивлённо застываю. Зачем он это сделал? И как?

Не мог, не мог человек настолько познать нечто столь чуждое ему, как эль-ин. Физически не мог. Он просто отдал мне свою силу, всю, что была. Ни один Целитель не обязан делать такое. Более того, это строжайше запрещено. Если ты погибнешь, спасая одного пациента, кто поможет остальным? Такое возможно лишь между самыми близкими друзьями. Почему же он…

«Простите меня».

«За что?»

Ох, люди… Ауте с людьми. Но вот этого конкретного человека я точно никогда не пойму.

Задумчиво грызу ноготь. Коготь, ногти — это у людей, да и то не у всех. Только теперь до меня доходит, что то, что я сейчас вижу, — его аура. Даже когда мы нечаянно касались друг друга, он умудрялся прятать её. Совсем не похожа на ауры других людей, которые мне приходилось видеть. Скорее это напоминает Старейших эль-ин, которые уже не заботятся об изменении своих чувств. Мощная, почти подавляющая сила. Мягкое покалывание, безмятежность и безопасность, которую всегда носят с собой целители. Прозрачно-серая жёсткость, отстранённость, присущая воинам. Образы, всплывающие сами собой, слишком чужды и слишком стремительны, чтобы я могла их уловить. Сталь и зелень. Чернота. Бездонная пустота вакуума. Привкус мяты, пыль, осевшая на сапогах, мягкая тяжесть меча у бедра, дикая степь. Странник. Бродяга.

Прислоняюсь спиной к стене и некоторое время честно пытаюсь разобраться во всём этом. Уши задумчиво стригут воздух.

Предполагается, что чтение ауры помогает разобраться в личности. Как бы не так. Двести — триста лет, и ты уже ничего не можешь понять. То же самое с незнакомыми доселе видами. Читать людей я более-менее научилась, но Аррек даже меньше человек, чем северд-ин. Ничего общего, кроме разве что предков. Странник, бродяга — вот и всё, что можно сказать. Но кем бы он ни был, этот кто-то только что почти убил себя, пытаясь мне помочь.

Сдуваю упавшую на лицо прядь волос. Грязные космы тёмно-русого цвета давно перестали быть великолепной гривой эль-ин, но и в них чувствуется новообретённая сила. С кожи исчезли синяки и царапины, под слоем пыли она кажется гладкой и упругой. Мышцы словно налиты сталью. Когти под слоем грязи сияют внутренним светом. Чувства обострились в несколько раз. Спать совсем не хочется. Подтягиваю колени к подбородку и обхватываю их руками. Сидеть в подвешенном среди ветвей гигантском гнезде и смотреть на совершенные черты дарай-князя — хмм… не самая плохая перспектива.

* * *

Время протекает сквозь пальцы бесценными каплями. Почти физическое ощущение беспомощности. Хочется вскочить, сорваться с места, делать хоть что-нибудь. Сижу неподвижно, как научил меня Аррек. Будь я проклята во всех кругах Ауте, если потревожу его сон.

Время ускользает в никуда. Резко выдыхаю. Достаточно этой истерики. Вдох — мышцы расслабляются в медитативном трансе. Удар сердца — я никуда не опаздываю. Все подождут. В крайнем случае с временем всегда можно смошенничать. В самом, самом крайнем случае.

Любуюсь тенями на стенах гнезда. Красота в самом чистом её проявлении.

Внезапно обнаруживаю, что гляжу в серые, с круглыми зрачками глаза дарай-князя. Молчим. Человеческий язык так неуклюж.

Вытягиваю руки и медленно формирую сен-образ, над которым усиленно работала уже несколько часов.

Здесь и мягкое покачивание нашего убежища, и солнечные лучи, пробивающиеся сквозь тонкие стенки, и тонкий, едва уловимый запах моря. Здесь благодарность и удивительная лёгкость в теле, которое больше не болит. Здесь удивление и неодобрение. Здесь совершенство его лица и всепоглощающая усталость. Пыль, осевшая на сапогах, тяжесть меча у бедра. Мята. Зелень и серебро. Бархат черноты. Безграничность дороги.

Аккуратно, точно снова учусь каллиграфии, сворачиваю образ в иероглиф изящной небрежности и с кончиков пальцев направляю его к Арреку.

Тот медленно вытягивает руки, принимает сияющий дар на раскрытые ладони. Слишком хрупкий, чтобы уронить. Слишком колючий, чтобы держать в руках. Образ растворяется в воздухе, но я знаю, что в любой момент Целитель сможет вызвать его снова.

Всё, что могло быть сказано, уже сказано. Пора думать о деле.

Аррек ещё не способен вести нас дальше. Восстановление его внутренних ресурсов идёт быстрее, чем я считала возможным, но ещё пару часов придётся посидеть. Ни он, ни я об этом не упоминаем.

Откуда-то появляются кусочки фруктов, завёрнутые в серебристые листья, и я вдруг понимаю, насколько оголодала. Набрасываемся на завтрак с почти неприличной поспешностью. Некоторое время слышно только сосредоточенное чавканье.

Наконец Аррек откладывает пустой лист и прислоняется к стене.

— Антея-эль, ваш организм очень странно устроен.

Пауза. Куда он клонит?

— Вы без труда изменяете молекулярную, даже атомную структуру тканей, творите просто невероятные вещи со своим сознанием, но когда дело доходит до простой регенерации, особенно если она касается нервных тканей… Здесь что-то не стыкуется. Обычно об эль-ин я слышал прямо противоположное.

Сосредоточенно рассматриваю ещё один ломтик чего-то лимонно-сладкого. Съесть или нет? Со вздохом откладываю лакомый кусочек. Хорошего помаленьку.

— Это особенность моей генетической линии.

— Да? — Тон мягкий, подбадривающий, точноговорящий пытается выманить конфету у трёхлетнего ребёнка. И почему всё время получается, что я отвечаю на его вопросы?

— Вы знаете, что такое Танцовщицы-с-Ауте?

— Танцовщицы?

Делаю отрицательный жест ушами.

— Не совсем танец, как вы его понимаете. Может быть песня, плетение сен-образов, чародейство — всё что угодно, если это требует постоянного изменения, течения во времени, хотя танец наиболее распространён. Через это мы познаём Ауте и изменяем себя. Понимаете? Изменчивость в высшем понимании этого слова должна быть опосредована какой-то формой того, что вы называете искусством. Можно заставить измениться свои мускулы или регенерировать рану. Можно полностью трансформировать тело. Но… если я превращаюсь из человека в волка, я всё равно остаюсь в пределах более-менее однородного строения ДНК. А вот для того, чтобы сделать себе тройную цепочку генов или совершить ещё какие-нибудь коренные изменения… Сознание просто отказывается работать с такими вещами. Нужно либо сходить с ума, либо как-то обходить его ограничения. Не буду углубляться в физиологические подробности. Давным-давно было замечено, что женщины гораздо более пластичны в этом отношении, чем мужчины, за редким исключением. Но настоящими танцовщицами могут быть только девочки-подростки, одиннадцати—шестнадцати лет, мы называем их вене. Затем сознание теряет гибкость, окончательно формируется личность, и ты уже не можешь сбрасывать её, точно старое платье.

Некоторое время сосредоточенно разглядываю свои когти. Дарай тих, словно его тут нет. Не хочется мне говорить об этом, не хочется.

— На протяжении тысячелетий мы развивали эти способности. Девочка до десяти лет проходит очень жёсткий курс обучения — вы и представить себе не можете, насколько жёсткий. Отличный от того, который проходят мальчики: они самостоятельны уже к тринадцати-четырнадцати годам. Личность женщины начинает развиваться только после пятнадцати лет, и лишь к тридцати мы достигаем совершеннолетия.

Танцовщицы всегда были нашим основным оружием против Ауте. Но до семнадцати лет доживала лишь одна из трёх.

Задатки танцовщицы развивались и оберегались больше, чем какие-либо другие. Было много попыток закрепить эти способности, чтобы они не исчезали с возрастом, но всё заканчивалось тем, что девочки так никогда и не превращались в женщин, а следовательно, не могли иметь детей. Тупик.

Однако около пяти тысяч лет назад была создана генетическая линия, получившая название Тея. Мы проходим установленный цикл развития, полностью формируемся как личности, но при этом не утрачиваем способности к танцам. Скорее даже напротив. Наша линия никогда не была особенно широкой, Теи вынуждены танцевать с Ауте всю жизнь, а это далеко не самое безопасное времяпрепровождение. Есть и другие минусы, тем не менее это одна из самых известных и уважаемых линий Эль-онн, и вот уже тысячи лет Теи правят кланом Дериул — кланом Изменяющихся.

* * *

Замолкаю и откидываю со лба непослушный локон. Внимание дарая почти осязаемо. Ох, что-то будет.

— Антея-эль, сколько вам лет?

Мда-а, вопрос, конечно, интересный.

Только вот куда он ведёт?

— Тридцать пять.

— Это значит, что во время Оливулского вторжения вам было тридцать биологических лет, а психологически… — Он замолкает.

Да-да, именно так. Пятнадцатилетняя девчонка устроила резню, потрясшую всю населённую Ойкумену. Здорово, да?

— Что ж, по крайней мере, это проясняет некоторые ваши реакции…

Прижимаю уши к черепу, оскаливаю клыки и принимаюсь шипеть, точно ошпаренная кошка. Целитель там не целитель, спас или не спас, но такое терпеть я не намерена. Родители ещё могут говорить, что я веду себя точно вздорный подросток, но вот спускать подобное чужаку, да ещё человеку…

Аррек ловко перекатывается в дальний угол и хватает одеяло с явным намерением завернуть в него меня, если понадобится.

— Антея-эль, простите-пожалуйста-я-вовсе-не-это-имел-в виду!

Опытным взглядом оцениваю ситуацию. Если продолжить наступление, имею все шансы оказаться в одеяле. Пожалуй, отступление предпочтительнее. Но только в случае, если может быть сохранено чувство собственного достоинства.

Гордо опускаюсь на прежнее место.

— Я бы попросила вас, дарай-князь, впредь внимательнее следить за своим языком.

Склоняет повинную голову:

— Как вам будет угодно, эль-леди.

Тоже садится на место. Но одеяло не убирает. На лице подходящая случаю раскаивающаяся мина, но чувствуется, что бедняга изо всех сил сдерживает смех. Я, впрочем, тоже.

* * *

Кажется, дарай решил, что лучшее средство от любой хандры — небольшой допрос. Ну вот опять.

— Сколько же сейчас эль-ин в вашей генетической линии?

Вопрос резанул по самым глубоким ранам. Сжимаюсь в болезненный комок. Кажется, Аррек и сам не рад, что задал его, но теперь уже ничего не поделаешь. Попросить меня не отвечать — значит признать, что заметил болезненную реакцию, а этого я никогда не прощу. Проигнорировать вопрос я тоже не могу после того, что он для меня сделал.

Внимательно разглядываю жилки на стене.

— Мы никогда не были особенно широкой линией. Перед Эпидемией, так великодушно подброшенной нам оливулцами, нас было около двух сотен. Теперь осталось чуть больше десятка. И только трое — женщины.

Всё так же пристально рассматриваю стену. Не хочу сейчас видеть его лицо. Не хочу думать, что именно дарай-князь арр-Вуэйн Аррек открыл порталы, впустившие к нам флот имперцев.

— Почему? — Его голос тих и совершенно безжизнен. Никаких эмоций.

Резко дёргаю ушами. Почему?

— Потому что мы — Теи, вот почему.

Даже для меня это прозвучало горько.

— Потому что Теи всегда первые встречают Ауте. Они — щит эль-ин.

— И первые умирают?

Бросаю в его сторону испепеляющий взгляд. И тут же снова отворачиваюсь, чтобы не видеть этой отстранённой непроницаемости.

— В данном случае это не имело особого значения. Вирус был специально создан против эль-ин, он бил в самое уязвимое место — в способность адаптироваться. Погибли многие, но прежде всего те, кто был наиболее изменяем. С самого начала несколько вене специально заразили себя, чтобы попробовать выработать иммунитет к болезни, а затем передать его другим. Это обычная практика, но на этот раз всё было по-другому.

— Они погибли.

— Они погибли. Все. Вирус распространялся с фантастической скоростью. Успели только изолировать детей и беременных женщин, а остальные… Когда решение было найдено, половина населения Эль-онн была уничтожена. На всю планету вряд ли осталась дюжина вене. А над нашими домами летали штурмовые корабли оливулцев.

— И вы вышвырнули их вон.

Вышвырнула вон — это очень мягкое описание того, что я тогда сделала. Но вдаваться в подробности мне не хочется. Тем более что за пять лет воспоминания совсем не стёрлись, не потускнели.

— Это ведь были вы, Антея-эль. Вы нашли лекарство от вируса.

Он не спрашивает. Утверждает всё так же спокойно, между делом.

Стыд, боль, вина, отчаяние так свежи, словно и не было этих безумных лет. Да, это я нашла лекарство. Мой позор, который никогда не может быть прощён.

— Нашла? Д-да. Можно и так сказать. Возлюбленная дочь Ауте, лучшая танцовщица Эль-онн, я нашла его. Слишком поздно. Если бы хоть на час раньше…

Боль, тоска, вина. Напрасно, всё напрасно. Его больше нет, нет навсегда. Нет его рук, чтобы поддержать тебя, нет тела — согреть тебя. Его нет, некому больше охранять твои сны.

— Вы потеряли мужа?

Ничего: ни сочувствия, ни даже равнодушия. Ни следа эмоций. Будто его здесь нет, будто я разговариваю сама с собой.

— Я потеряла вторую половину своей души. Хотя, помимо всего прочего, он ещё был и моим мужем.

Не знаю, почему я говорю. Всё это уже не имеет никакого отношения к князю, по всем законам я давно имела право послать его в Ауте вместе с его вопросами. Я бы так и сделала, заметь хоть тень понимания, хоть след сочувствия. Заподозри я его хоть на мгновение в жалости, и дуэли не миновать. Но нет ни понимания, ни сочувствия, ни жалости. Холодные, точно дыхание смерти, щиты отсекают всё знакомое, что могло быть в этом странном существе. Просто явление природы, пара ушей, которые слышат, губы, задающие вопросы, и ничего живого за ними.

И, как ни странно, это хорошо. Я могу сказать всё, что угодно, и знать, что не встречу жалости. Жалости, которая для меня хуже всего остального. И я говорю.

— Я была беременна, дочь уже начала проявлять признаки сознания. Первые уроки изменения должны даваться ещё до рождения и требуют уединения. Нас отправили наверх, на уровни, где обучали детей, когда всё это началось. Естественно, детские уровни тут же запечатали. Не могло быть и речи о том, чтобы я принимала участие в танце. Несколько дней благовоспитанно не волновалась, чтобы не повредить ребёнку. Потом… Потом узнала, что в нашем клане не осталось ни одного здорового эль-ин. Ни одного.

Я считала себя лучшей. Не без оснований, но… Я решила, что могу распоряжаться своей жизнью и жизнью дочери как считаю нужным. Без него моя жизнь всё равно не имела бы смысла, а дочь… Я ускользнула из-под охраны, прилетела домой и начала танцевать. Наверное, это был великий танец, не знаю, там не было никого, чтобы оценить. Мы танцевали, нерождённый, но уже мыслящий ребёнок, и я, танцевали, как никогда раньше. Мы опоздали всего на час. Он умер, и уже ничего нельзя было сделать. Хотя мы всё-таки успели помочь моим родителям и многим другим.

Молчу.

Внутри пустота, выжженная пустыня. Горечь, вина — всё, что преследовало меня эти годы, куда-то исчезает, вымытое потоком слов. Так пусто. Ничего не осталось. И я наконец смогла произнести слово «умер». Примирилась? Нет, никогда.

Только сейчас замечаю, что всё это время я лежала, свернувшись в жалкий комочек. Неприкрытая боль. Эль-ин не скрывают своих чувств, не умеют. Если они не желают их показывать, то просто не чувствуют. Аррек был первым созданием, рядом с которым я позволила себе расслабиться и быть тем, что я есть. Чистой болью.

Впиваюсь пальцами в ладонь.

Боль.

— А ваша дочь?

— Моя дочь была убита моей глупостью ещё до своего рождения.

Вот так. То, что я есть. Неприкрытая правда.

* * *

Больше он ни о чём не спрашивает. Наверное, всему есть предел. И правде, которую можно вынести за один раз, тоже. Не знаю. Я чувствую только опустошение.

Потом Аррек заговорил сам:

— Младший сын такого влиятельного дома, как арр-Вуэйн, — этот титул предполагает мало власти, но много… обязательств. Честь твоего дома — это оправдывает всё. Даже потерю твоей собственной чести. Все эти государства и политические группировки Ойкумены… Наш постоянный нейтралитет — более реальная гарантия нашей безопасности, чем наша незаменимость для них. Но иногда его сохранение требует отказа от себя.

Около пятидесяти лет назад у меня была жена, из одного из диких миров. Целительница. Богиня местного кочевого племени или что-то вроде этого. Потом её племя столкнулось с более развитой религией, борющейся с… «демонами». Их перебили. Туорри поймали, пытали, должны были принести в жертву. Я вытащил её практически из-под ножа, до сих пор не знаю почему. Обычно мы в таких случаях не вмешиваемся. Она… Она была намного слабее меня, но… Туорри научила меня всему, во что я верю, открыла, что жизнь не ограничивается твоим Домом и его проклятой Честью. Она заставила меня развивать свой собственный дар Целителя, заставила поверить в себя. Она для меня была… всем.

Туорри любила долгие странствия без цели и причины, любила смотреть, как один пейзаж сменяет другой. И никогда не вспоминала ни свой мир, ни те шрамы, которые он на ней оставил. Но когда это отвратительное место оказалось примерно в той же ситуации, что и ваш Эль-онн, она… не могла не вмешаться. Её честь, её долг богини, или кем она там была, требовали от неё заботы о собственных палачах. Туорри не стала даже просить меня о помощи, хотя, употреби я своё влияние арр-Вуэйна, может быть… Но я не стал бы этого делать, не стал бы вмешивать свою личную жизнь в высокую политику и ставить под угрозу Дом Вуэйн.

Она не считала себя вправе вмешиваться в вопросы моей чести. А я… Я поймал её и запер, чтобы вмешательство моей жены не было интерпретировано как воля Эйхаррона. И она убила себя.

* * *

Он замолкает, и по-прежнему в его чертах нет ничего. За непроницаемыми серыми глазами скрывается ураган чувств, но внешне это никак не проявляется.

Зачем он рассказал мне это? Потому что, как и я, не мог больше молчать? Бред, этот дарай не позволил бы себе такой слабости, как невысказанная вина. Уж что-что, а это я за время нашего знакомства успела усвоить. Никакой слабости. Да и меня вряд ли можно назвать приятным слушателем — на его слова я реагировала с острой непосредственностью. И каждую мою эмоцию, каждый сен-образ он мог ясно видеть, почти ощущать на вкус.

Дар, слишком ценный, чтобы уронить, слишком ранящий, чтобы держать в руках.

Закрываю глаза, расслабляю уши. Медленно, плавно начинаю плести пальцами сложный безымянный узор. Всё, что я сумела уловить за щитами князя, всё, что всколыхнули во мне его слова, вкладываю в сен-образ. Тонкие пальцы Туорри, запах мяты от её кожи, свет тысячи лун в сине-зелёных глазах. Скорбь и ужас диких миров, изощрённая жестокость миров цивилизованных. Тонкие пальцы Туорри, бледные и безжизненные, окрасились кровью, свет навсегда ушёл из бездонных глаз.

Замешательство, интерес, зависть, насмешка, ирония, одобрение, понимание, ужас, сочувствие, негодование.

Жалость. Даже жалость к странному и непонятному существу, что зовётся Арреком из Дома Вуэйн, — я всё вкладываю в этот образ.

Затем сворачиваю его не в иероглиф, а в нечто на порядок сложнее и набрасываю сверху лёгкую структурирующую паутину смысла. Честь и честь. Потом снова сворачиваю. А затем откладываю в безопасный и тихий уголок памяти, чтобы рассмотреть позже.

Встречаюсь взглядом с дарай-князем, нет, с Арреком. И понимаю, что всё сделала верно.

Оставшееся время просидим молча. И каждый будет усиленно притворяться, что другого не существует.

Глава 6

Замечаю, что дарай чем-то занят. Вероятности вокруг нашего убежища точно сошли с ума, вход оплетён потоками такой силы, что у меня мороз прокатывается по коже. Так, похоже, мой спутник несколько пришёл в себя.

Наконец мир вокруг приобретает некое подобие стабильности, но это уже другой мир. Бездонно-синее ясное небо, огромное, жаркое солнце, бескрайние морские просторы.

Красиво.

Аррек высовывается из убежища и группируется, готовясь к прыжку. В последний момент хватаю его за одежду.

— Дарай арр-Вуэйн, как мы будем передвигаться по водной поверхности? — Мой голос мрачен от нехорошего предчувствия.

— Мы поплывём. Тут недалеко.

— Поплывём? — Наверное, всё, что я думаю, ясно отражается на моём лице, потому что арр вдруг внимательно смотрит на меня.

— Вы ведь умеете плавать, не так ли?

— Естественно. Но ведь это открытое море. — Делаю многозначительную паузу, но дарай, кажется, не понимает, что я пытаюсь ему сказать. — В нём может водиться всё, что угодно. А мы будем уязвимы.

Он успокаивающе качает головой:

— Не беспокойтесь, здешние воды безопасны.

И ласточкой ныряет в эти самые воды. Меня обдаёт брызгами. Позёр.

Поплывём. О, Ауте.

Неуклюже выбираюсь из нашего домика, съезжаю к воде. Волна окатывает ноги, заставляя судорожно поджать их.

Жидкость. Так много жидкости. Дома я такое видела только в ванне. В большой-большой, похожей на озеро, но — ванне.

Аккуратно, точно боясь, что она меня укусит, опускаю босую ступню в воду. Тёплая. Новая волна окатывает меня с ног до головы, запускаю когти в стены нашего хрупкого убежища. Которое уже тонет. Ауте!

Отфыркиваясь, замечаю князя, с интересом наблюдающего за мной. Ему весело! Поднимающаяся злость смывает все сомнения.

Отпускаю руки и соскальзываю вниз. Первое мгновение — слепая паника. Вода такая плотная, такая неподатливая. Движения в ней замедленные, неуклюжие. Ничего не вижу на расстоянии носа. И ничего, что говорило бы о наличии дна. Леди Непознаваемая, я этого не вынесу!

Расслабляю мышцы, отпускаю мысли. Сознание на мгновение гаснет… Солёный вкус на губах, мягкие прикосновения волн к телу. Звуки, вибрации здесь передаются на невероятное расстояние. Море кажется нежным и заботливым, не несущим никакой опасности.

Напрягаюсь — и тело стрелой несётся к поверхности. Через мгновение выныриваю возле обеспокоенного арра. А плавать, оказывается, вовсе не так страшно. И удивительно приятно. Почти как летать, только медленнее.

Посылаю заметно побледневшему Арреку свою самую очаровательную улыбку. В ответ он слегка приподнимает брови и позволяет себе иронически улыбнуться. Затем разворачивается и мощными гребками направляется в известном одному ему направлении. Мне остаётся только догонять.

Волны подбрасывают вверх и вниз, брызги летят в лицо. Мир как будто умылся, краски стали свежими и очень насыщенными, движения быстрыми и уверенными. Океан во мне, в пульсе моей крови, в ритме моего дыхания. Почему мне раньше не приходило в голову, что он может быть столь же естественен для нас, как и воздух?

Переход.

* * *

Это атакует внезапно. Ещё мгновение назад под нами были лишь толщи воды, а в следующую секунду это соткалось из ничего и бросилось к нам, барахтающимся в пене водоворота. Меня отшвыривает в сторону, тянет вниз. Всей кожей ощущаю внезапный наплыв жара — дарай-князь наконец принимает ответные меры. Эй, так ведь можно сварить не только монстра!

Выгибаюсь в немыслимой дуге, посылая тело к мерцающей светом поверхности. Жадно хватаю ртом воздух, горьковатый, с запахом гари. Что-то вцепляется мне в ногу и тащит вниз. Руки сами собой, независимо от моей воли, обнажают меч и всаживают клинок в это что-то. Заряд силы — не моей, а гораздо более старой и опытной силы — пробегает по рукам и ударяет в извивающуюся плоть твари. Ллигирллин!

Спасибо.

Всегда пожалуйста.

Наверх, надо наверх, но где, во имя всего святого, здесь верх?

Слышу крик, человеческий крик. Аррек! В панике тянусь куда-то в глубь себя, натыкаюсь на запрещающую стену, тут же ломаю её, вскрикиваю, глотаю мутную солёную воду… Обжигающие волны энергии прокатываются по спине, охватывают руки. Трансформирую её в ускорение, посылаю тело вперёд, бросок, удар, бросок, хватаю чрезмерно увлёкшегося кромсанием монстров князя за шкирку, пробиваем поверхность, взлетаем в воздух. Разворачиваю крылья, несколько мгновений — и мы уже на недосягаемой высоте.

Отпускаю Аррека. Отфыркивающийся князь сначала падает на несколько метров, затем быстро набирает потерянную высоту. Вниз летит мощный импульс Вероятности, Вселенная раскалывается на две части, причём хорошенько прожаренные монстры остаются в одной, а мы оказываемся в другой. Да, и ещё в нашей части имеется остров, вполне устойчивый на вид. Туда-то мы и направляемся.

Пытаюсь лететь, но лёгкие содрогаются, кашель одолевает меня, это даёт о себе знать вода, которой я наглоталась во время короткого, яростного боя. В результате меня качает из стороны в сторону, высота прыгает вверх-вниз. Со стороны это, должно быть, выглядит очень смешно. Но пусть Ауте поможет дараю, если ему вздумается сейчас ещё и засмеяться.

Тяжело плюхаюсь на горячий песок и сгибаюсь в приступе кашля. Бьющиеся в бессильных судорогах крылья взметают маленькие бури. Ауте, да что это со мной? Кости ломит, температура тела резко повышается. Яд? Готова кричать от режущей боли в груди. Кашляю уже кровью. На спине обеспокоенно вздрагивает Ллигирллин.

Сильные руки приподнимают меня за талию, поддерживают во время очередного приступа. Боль уплывает в сторону, оставляя ощущение теплоты, позволяя доверчиво плыть в потоке силы. Целитель что-то тихо и ласково говорит на неизвестном языке. Не понимаю ни слова, но это и не важно. Позволяю себе на мгновение расслабиться, поддаться тихому ритму укачивания, затем снова напрягаюсь. Меня тут же отпускают, бережно усаживают на песок.

Аррек не делает ни единого движения, чтобы помочь встать, да я и не позволила бы ему этого. Между нами установилось своеобразное равновесие: он помогает, когда я слишком слаба, чтобы сопротивляться, и не лезет, пока ещё могу самостоятельно держаться на ногах. Даже если меня при этом шатает из стороны в сторону.

Выпрямляюсь, подставляя лицо солнцу. Перед глазами всё плывёт. Ауте, что же такое было вместо крови у этих созданий, чтобы пронять эль-ин? Наверняка не яд — с этим я бы быстро справилась. Чистая кислота уже ближе к правде. Хотя какая разница?

Внимательно прислушиваюсь к своим ощущениям. Скорее всего, я ослабела не из-за яда, а из-за того, что слишком рано, рывком, устранила последствия удара дз-зирта. И в результате стала уязвима. Зато сейчас я наконец по-настоящему восстановилась. И снова могу летать.

Летать.

Летать!!!

Разворачиваю крылья, поднимаю их вверх… Крылья эль-ин — это нечто особенное. Наполовину состоящие из чистой энергии, наполовину из сплетённых в густые жгуты почти твёрдых потоков воздуха, они могут сворачиваться до полного исчезновения или разлетаться на несколько метров. Мои — всплески бледного золота, пронизанные жемчужно-серыми молниями. Мягким, искрящимся облаком оборачиваю их вокруг тела наподобие плаща. Слишком слаба, чтобы лететь. Ауте, когда же это кончится? Небо, хочу в небо, надоело таскаться по земле!

В ярости дёргаю ушами. Аут-те!

Поворачиваюсь к дарай-князю. Он сидит на горячем песке, задумчивый и непроницаемый, такой раздражающе красивый. Автоматически представляю, на что сейчас похожа я сама, и тут же подавляю желание убежать и спрятаться. Ну, страшна, как смертный грех, что же в этом нового?

— Значит, «безопасны»?

Намёк он игнорирует, резко меняет тему.

— Всегда хотел спросить, Антея-эль, как вы летаете? Эль-ин не используют телепортацию или что-то в этом роде, не играют с гравитацией без крайней необходимости. Как вы умудряетесь оставаться в воздухе?

— А как в воздухе держатся птицы?

— У них очень большая площадь крыльев.

— У меня тоже. Кроме того, у эль-ин полые кости и очень лёгкие ткани, да и телосложение вряд ли можно назвать крепким. Вес обычно не превышает пятнадцати — двадцати килограммов.

— А это не делает вас излишне… — Он обрывает себя, с опасением поглядывая на меня.

— Хрупкими? Нет. Запас прочности в наших костях на порядок больше человеческого… хотя здорово уступает аррам, и тем более дараям. — Внезапно пришедшая в голову мысль вызывает кривую усмешку. — Во всяком случае, если бы эти рыбки умудрились-таки мной пообедать, они вряд ли могли рассчитывать на большое количество калорий. — Прилив раздражения и гнева поднимается резким всплеском, окатывая кожу жидким огнём.

На этот раз он соизволяет ответить:

— Простите, Антея-эль. Мне следовало прислушаться к вашим словам.

И такое искреннее раскаяние в голосе. Ну-ну. Иронично шевелю ушами.

— Я сержусь не на вас, дарай-князь. Это я проявила непростительную беспечность. Все мои инстинкты, всё, что есть во мне от Ясновидящей, буквально кричало об опасности, но я предпочла проигнорировать эти сигналы, изменила психику так, чтобы не воспринимать предупреждений. Это такой поступок простителен девчонке, едва вышедшей из возраста вене, но никак не взрослой женщине. Глупость из глупостей.

Он несколько мгновений рассматривает меня. Внимательно. Пристально. Затем обескураженно качает головой. Мне хочется сделать то же самое.

Похоже, в спорах о том, кто виноват во всех наших неприятностях, мы никогда не придём к согласию.

Ладно, проехали.

— Я так понимаю, нам всё равно нужно как-то передвигаться по этому океану?

— Да. Если бы дело было в том, чтобы переместиться в определённую точку этого мира, то я просто телепортировал бы нас туда. Но здесь требуется каскад перемещений по параллельным уровням Вероятности, соприкасающимся именно в море. Причём короткий путь теперь закрыт. Придётся идти в обход, а это дольше.

Незаметно напрягаю крылья. Лёгкие, мышцы спины и шеи отзываются болью. Ауте, девочка, ты едва можешь стоять, о чём ты думаешь? «Дольше». О, проклятье. Разве у меня есть выбор?

— Мы могли бы полететь.

Дарай очень внимательно смотрит мне в лицо. Он не говорит вслух, что я слишком слаба для этого, но мы оба прекрасно это понимаем. Поднимаю руки в защитном жесте.

— Я справлюсь. Правда. У нас нет времени ждать. Совсем нет. — Даже для меня это звучит как извинение и сбивчивая просьба. Проклятье.

Аррек отворачивается. Он явно принял важное для себя решение, но я не понимаю какое. Я вообще не понимаю, что происходит.

— К сожалению, я не так хорош в полётах, миледи. К тому же у нас есть средство передвижения.

Отворачивается. Щиты почти мерцают в воздухе. Да что это с ним?

Встаёт. Идёт к морю, останавливается у самой линии прибоя. Некоторое время смотрит на изумрудно-синюю гладь. Вдруг вспоминаю, что у его жены глаза были именно такого цвета. Сине-зелёные, удивительно глубокие. Как море.

Снимает что-то, висящее на груди на цепочке. Напрягаю глаза — маленький, не больше ногтя кораблик, отлитый из незнакомого мне металла. От него веет такой магией, что у меня волосы встают дыбом, а по крыльям пробегают золотистые молнии. Ауте! Разве арры владеют искусством заклинателей?

Размахивается и бросает кораблик в море.

Маленькая сверкающая искорка летит по плавной дуге, касается волн… Вспышка огромной силы заставляет меня поспешно отвернуться, закрыть глаза ладонью. Когда зрение наконец восстанавливается, решаю, что оно всё-таки пострадало. На изумрудной глади покачивается белый парусник потрясающе лаконичных, лёгких очертаний. Маленькая яхта, не несущая отпечатка ни одной из известных мне цивилизаций. Совершенство, воплощённое в мечте. Без всякого удивления отмечаю, что произведение корабельного искусства может путешествовать не только по морю, но и в открытом космосе, и в междумирье, и в хронопотоке, и ещё Ауте знает где. Универсальное средство передвижения.

Аррек не даёт мне долго любоваться этим чудом. Мягкий телекинетический толчок, и я стою на палубе, белый песок осыпается с босых ступнёй прямо на гладкие доски. Дарай с каменным лицом проходит мимо и поднимается к штурвалу. Прикасается к отполированному камню, вставленному в белизну дерева, смотрит на бескрайний горизонт. Паруса натягиваются будто сами собой, но это не они заставляют нас мчаться с умопомрачительной скоростью. То, что с виду кажется допотопным парусником, на поверку оказывается этаким маленьким технологическим чудом, да ещё с магической приправой.

Уже через минуту ощущаю первое перемещение. Небо становится фиолетовым, сразу три солнца сияют на нём, но море всё то же. Яхта летит, едва касаясь волн. Ветер треплет волосы, рвёт крылья у меня за спиной. Я наконец расслабляюсь.

Пробираюсь на самый нос, сажусь на — как называется эта штука? — в общем, на такое бревно, выступающее над самой водой, и закрываю глаза. Ощущение полёта. Солёные брызги щекочут лицо. Возмущённо фыркаю и улыбаюсь. На такой скорости ветер должен был давно сбить меня с ног, но это по-прежнему только лёгкий и приятный бриз. Протягиваю руку — так и есть, защитное поле. Улыбаюсь ещё шире.

* * *

Врываемся в ночь, затем, прежде чем глаза успевают привыкнуть к темноте, оказываемся в закате. Нежно-зелёного цвета. Смеюсь.

Оглядываюсь на дарай-князя. Всё так же стоит на мостике, точно безжизненная статуя. Что же это всё-таки за корабль? Прикасаюсь к мягкой белизне дерева. Запах мяты и ветра запутался в светлых, почти серебряных волосах. Тонкие пальцы держат цепочку, к которой подвешен белый парусник, маленький, не больше ногтя, но очень тщательно сделанный. Магия, более древняя, чем жизнь, стекает по изящным рукам в талисман. Свадебный подарок.

Поспешно отдёргиваю пальцы. Что, полюбопытствовала? Виновато смотрю в сторону дарай-князя. Мостик пуст. Испуганно застываю, обнаружив Аррека облокотившимся рядом со мной на перила. Кровь приливает к ушам. Человек смотрит на изумрудный закат. Затем поворачивается ко мне. Непроницаемый и спокойный.

Чувствую себя маленькой напроказившей девочкой.

Меньше всего мне хочется сидеть тут и краснеть непонятно по какой причине. Кажется, Аррек, если не знает, что сказать, начинает допрос. Ну что ж, я тоже могу попробовать.

— Извините, дарай арр-Вуэйн, можно задать вам вопрос?

Видите, я даже вежлива.

— Да!

— Почему вы называете нас эльфами?

— Что?

— Люди с первого дня, как наткнулись на эль-ин, зовут их эльфами. Почему? Я исследовала вашу мифологию — у нас мало общего с этими созданиями. Откуда такие ассоциации?

Улыбается. Искренне так. Легко.

— Если приглядеться, то действительно, ничего общего. Но когда сталкиваешься с эль-ин в первый раз, эльфы — первое, что приходит на ум.

— То есть?

— Прежде всего, внешний вид. Высокие, изящные и гибкие существа, чужая грация, чужие жесты. Чётко очерченные скулы. Огромные, на пол-лица, миндалевидные глаза с вертикальными зрачками. Остроконечные уши. И конечно, с чисто эстетической точки зрения… Эль-ин считают самыми удивительными и прекрасными созданиями в Ойкумене. Не без причины.

Удивлённо смотрю на дарай-князя. Это похоже на изощрённое напоминание о моём жалком, далёком от определения «прекрасный» виде, но тон говорит о комплименте. Что он имеет в виду?

Аррек не замечает моего замешательства или не хочет замечать.

— Потом некоторые особенности вашего поведения. Эль-ин способны бросить любое самое важное дело и — начать танцевать, или петь, или заниматься чем-то уж совсем непонятным. Это сбивает с толку. И раздражает. Вы… не вписываетесь ни в какие рамки, придуманные людьми. Вы настолько чужды и непонятны, что это даже не каждый может осознать. Гораздо проще назвать вас дикарями, потерявшими разум от постоянных мутаций. Эльфами.

Он поворачивается и внимательно смотрит на меня. Слишком внимательно. Разряд страха, короткий и острый, ударяет в позвоночник.

— Эль-ин называют эльфами потому, что это позволяет хоть как-то классифицировать вас в человеческой системе понятий. Только вот никому не пришло в голову проверить, подходит ли вам подобное определение. Вас назвали эльфами и действовали соответственно. В результате мы имеем Оливулский конфликт и всё, что за ним последовало. — Он позволяет строго дозированному гневу и горечи мимолётно проступить на спокойном лице. — До сих пор не понимаю, как эти идиоты додумались до Эпидемии. Это уже слишком даже для помешанных на биотехнологиях имперцев! Они же собирались завоевать вас, а не устраивать поголовную резню!

— Они и пытались нас завоевать. Сначала. Но поcле того, как третью подряд маленькую армию им отослали назад в… э-э… разобранном виде… Как выяснилось позже, этот отряд возглавлял какой-то там сын императора. Мы, правда, не знали, что они так это воспримут. На Эль-онн принято, что раз уж ты считаешь себя достаточно зрелым, чтобы отправиться на войну, то должен принимать её правила. А не надеяться, что тебя пощадят, опасаясь гнева могущественного папочки.

Аррек бросает на меня один из своих странных взглядов.

— Если какое-то сообщество позволяет беспрепятственно убивать своих, то оно слабо. И может быть уничтожено. Разве у вас нет кодекса мести?

— Теперь есть. Кажется. Я впервые столкнулась с этим понятием, когда попала в Ойкумену. На Эль-онн каждый стоит сам за себя, в крайнем случае можно попросить знакомого воина заменить тебя в бою. Дуэльный кодекс предусматривает также и групповые схватки, но если ты проиграл честно… Значит, ты проиграл. Dixi. Никакой мести. Но Эпидемия была чем угодно, только не честной схваткой. Ради того, чтобы не повторилось, некоторые традиции могут быть пересмотрены.

Он некоторое время обдумывает мой ответ.

— Вам сложно придётся в Ойкумене.

— Знаю. Вы даже представить себе не можете, насколько сложно. Можно, конечно, переделать Ойкумену на свой лад, но… цена слишком высока.

Молчим.

Белоснежный корабль бесшумно несётся в зелёный закат.

* * *

Койка подо мной в который раз резко уходит вниз. Не давая себе труда до конца проснуться, цепляюсь за удерживающие меня ремни. Шторм швыряет маленький кораблик из стороны в сторону, а дарай-князь, управляющий им, явно руководствуется чем угодно, но не соображениями безопасности. Почти ежеминутно совершаем переход из мира в мир. Но во всех этих мирах отвратительная погода. Забиваюсь поглубже в многочисленные одеяла. Спать в таких условиях — то ещё удовольствие. Но я умудряюсь.

— Антея-тор?

Мгновенно вскидываюсь. Дарай-князь сияет в косых лучах золотистого солнца, мокрый насквозь, что-то, подозрительно напоминающее водоросль, свисает у него с уха. Яхта плавно покачивается в спокойных утренних водах. Куда бы ни нёс нас шторм, мы туда прибыли.

Не без труда выпутываюсь из одеял. Машинально посылаю арру сен-образ утреннего приветствия.

— Прошу прощения за ранний подъём, но тут всё довольно сложно с согласованием временных потоков. Вам удалось хоть немного отдохнуть?

Склоняю уши в жесте подтверждения.

— Да, благодарю. Я отлично выспалась.

Недоумённо приподнятая бровь.

— На Эль-онн часто бывают бури, и наши воздушные дома трясёт не меньше. Привыкаешь не замечать этого.

— Прекрасно. Тогда давайте пройдём на берег.

Выходим на палубу. Яхта стоит у зелёного холма, опоясанного белоснежными террасами, пришвартованная к небольшому пирсу. Глубокое голубое небо с белыми тенями облаков. Золото восходящего солнца. Изумруд океана. Безмолвие.

Спрыгиваю на пирс, оглядываюсь на князя. Аррек наконец потерял свой ухоженный вид, но не утратил ни грамма таинственности. Легко приземляется рядом со мной, придерживая одной рукой меч, а другой — откуда-то взявшуюся сумку. Поворачивается назад, мгновение стоит неподвижно, затем вспыхивает силой, прокатывающейся по моей коже, подобно ледяному ожогу. Протягивает руку. Парусник начинает дрожать, его очертания расплываются — и вот на сияющих перламутром пальцах покачивается цепочка с кулоном.

Поворачивается ко мне. Лицо как камень, только ещё холоднее.

— Идёмте, эль-леди. Нам нужно подняться на самый верх, к храму.

И, не оглядываясь, начинает взбираться по ступенькам. Каланча длинноногая. Мне приходится почти бежать, чтобы не отставать.

Вокруг возвышаются белоснежные колонны, увитые зеленью. Сладковатый запах белых и золотистых цветов приятен, хотя, на мой взгляд, несколько приторен. Невысокие перила покрыты барельефами диковинных птиц и деревьев. Странное место. Кажется, здесь уже очень, очень давно не ступала нога живого существа, но всё прекрасно сохранилось.

Бесконечные ступеньки невольно навевают ассоциации с дуэльной площадкой северд-ин. Прислушиваюсь к своим ощущениям. Здесь не чувствуется опасности, только древность и безмолвие. Прикасаюсь к гладкому мрамору перил. Пустота. Мягкое покалывание магии. Кто бы ни создал это место, они ушли. Но чары, препятствующие разрушению, всё ещё остались.

Срываюсь на бег, чтобы догнать арра. Как он умудряется идти так быстро, но при этом совсем не выглядеть торопящимся? Ллигирллин весело подпрыгивает за спиной. Чего это она так развеселилась? Наверное, потому, что это не ей карабкаться по ступенькам. Как там: «Лучший отдых — это смотреть, как другие работают». Точно подмечено.

Наконец достигаем вершины. Действительно, храм. Округлый потолок, плавные линии колонн, перетекающие в свод, сложные спирали, закрученные в никуда. Множество арок, ведущих в пустоту. Аррек внимательно расхаживает по залу, читая надписи на арках. Приглядываюсь — ничего знакомого. Чувствуется, что он торопится. Только куда?

Делает резкий жест. Подхожу к одному из проходов, ничем, на мой взгляд, не отличающемуся от других. В глазах князя напряжение.

— Портал создан не аррами и действует совсем по другим принципам, но для наших целей вполне пригоден. Я пройду первым, а вы не подходите к проходу, пока я не позову… Да, чтобы безопасно провести вас здесь, нам придётся поддерживать тактильный контакт.

Энергично опускаю уши — согласна. На мой взгляд, всё это слишком отдаёт приказами, но поднимающаяся в глазах человека сила не располагает к продолжительным дискуссиям.

Он благодарно склоняет голову, так быстро, что я едва это замечаю, и поворачивается к порталу. Тонкие пальцы ложатся на сложнейшее переплетение линий, начинают бесшумно скользить по выбитым в камне спиралям. Сила искрится на кончиках ногтей, ей отвечает несравненно более древняя в теплом мраморе. Камень, из которого вырезана колонна, в этот момент кажется более живым, чем неподвижная фигура. Белизна стен начинает едва заметно светиться. Мои волосы становятся дыбом.

— Сложите крылья! — Это уже совершенно точно приказ, но спорить нет настроения. Послушно убираю крылья, оставшись лишь в простой, измазанной грязью тунике и порванных штанах.

В проходе, который ещё мгновение назад был пустым, что-то появляется. Если приглядеться, можно заметить контуры странного помещения, как будто окутанные дымкой. Дарай делает шаг вперёд, пересекая туманную границу, и то, что за ней, становится реальнее, ярче. Арр останавливается, протягивает руку назад. Не без опасения вкладываю в неё свою ладонь. Кто-то здесь произнёс слово «безопасность»?

Пальцы смыкаются вокруг моей кисти так больно, что невольно вскрикиваю. Он подаётся назад, подхватывает меня и на руках проносит через портал. Ощущение смутной угрозы исчезает. Почему мне кажется, что вся эта авантюра была гораздо опаснее, чем выглядела?

Едва перейдя невидимую черту, Аррек поспешно ставит меня на ноги и начинает извиняться. Прерываю его ядовитым сен-образом на тему этикета, выживания и их совместимости и с любопытством оглядываюсь. Просторное, излишне броско и дорого разукрашенное помещение, арка, в которой чувствуется несомненный отпечаток дараев. Итак, мы вернулись в Ойкумену.

Глава 7

Облегчение так велико, что ноги подкашиваются, и я едва не падаю. Мы сделали это. Вернулись. Мы в Ойкумене. Невероятно. И как прекрасно звучит: «Мы в Ойкумене!»

Ур-ра! Где аплодисменты? Уоу! А почему пол вертится?

Аррек озабоченно вглядывается в моё побледневшее лицо, в его протянутой для поддержке руке начинает формироваться Целительный импульс. Отвечаю сияющей улыбкой. Трам-пам-пам. Мы в Ойкумене!

Он слегка качает головой. Неприятности ещё не кончились. Мы действительно вернулись в Ойкумену, но это вряд ли означает уменьшение опасности. Скорее наоборот. Едва заметно киваю, беру себя в руки и оглядываюсь.

Только теперь замечаю, что мы не одни. С десяток богато (читай — вульгарно) одетых людей в благоговении распростёрлись на полу, двое, ещё более пёстрые, чем остальные, таращатся на нас с выражением крайнего удивления на бледных лицах. Аррек выступает вперёд, как бы случайно заслоняя меня, и начинает что-то говорить на незнакомом напевном наречии. Один из начальников (ну, тех, кто не бухнулся на колени) наконец подбирает челюсть и что-то ему отвечает. Разбираю слова «дарай» и «Вуэйн», остальное можно угадать по интонации: соревнование в надменности. Аррек явно выигрывает, но он один, а их много, и все с оружием. Так, теперь торгуются. Наконец арр поворачивается ко мне, холодный и отстранённый.

— Антея-эль, Хо-Лирский военный союз предлагает нам своё гостеприимство. Вы не желали бы позавтракать, пока мы с уважаемыми господами генералами (низкий поклон в сторону разодетых людей) обсудим некоторые аспекты местной политики?

Интересно, а что будет, если я скажу: «Нет, нам срочно нужно в Эйхаррон»? Наверное, придётся пробиваться с боем. Скорее всего, даже пробьёмся. Как воины все эти генералы вместе со своими адъютантами и пушками не стоят ножен его меча. Чувствую подтверждающий звон Ллигирллин. Хочу ли я побыстрее попасть в Эйхаррон? Хочу. Хочу ли смерти всех этих людей?

Ох уж эта проблема выбора.

— Это было бы прекрасно, дарай-князь. Но мне не хотелось бы задерживаться здесь дольше, чем необходимо.

— Разумеется.

Ко мне подходит женщина в чёрной обтягивающей форме. Аррека окружают несколько потерянно выглядящих генералов. Дарай-князь царственно кивает и с тем же царственным видом снимает с уха всё ещё болтающуюся там водоросль. Ауте! Мне почти жаль горе-интриганов. Они и правда не знают, с кем связались.

Следую за женщиной, обладающей, судя по всему, достаточно высоким положением. Она неплохо говорит на общем языке Ойкумены (то есть на языке арров) и усиленно пытается выведать у меня хоть что-нибудь, но границ вежливости не переступает. На них явно произвело впечатление то, как обращался со мной дарай-князь.

Отказываюсь от сна, массажа и (спаси меня Ауте!) новой одежды. Не без сожаления отвергаю предложение принять ванну. Не то чтобы мне не требовалась хорошая чистка, но… Время, время. Требую обещанный завтрак. Меня отводят в просторную помпезную комнату, из окон которой открывается потрясающий вид на просыпающийся город. Может, вблизи это выглядит страшненько, но на расстоянии человеческая архитектура производит впечатление.

Завтрак сервируют на огромном, рассчитанном на несколько десятков человек столе. Мне пришлось довольно долго осваиваться с принципом использования столовых приборов, но теперь я неплохо поднаторела в хитросплетениях столового этикета, так что без колебаний беру вилку и начинаю с достойной восхищения скоростью уничтожать поданные блюда. Чувствую, что вместе с салатом проглатываю десяток различных следящих устройств. Лучезарно улыбаюсь своим сопровождающим (чуть приоткрывая кончики клыков) и изменяю кислотность желудочного сока. Пара секунд — и всё надёжно переварено. Широко распахиваю глаза и сообщаю, что было необычайно вкусно. Женщина, наблюдающая за показаниями вживлённого в сетчатку прибора, стремительно бледнеет, бормочет что-то извиняющееся и исчезает за дверью. Я пододвигаю к себе тарелку с чем-то, отдалённо напоминающим рыбу.

Сделал пакость — на сердце радость. Жизнь прекрасна.

Сижу, забравшись с ногами в кресло, лениво потягиваю горячий, чуть горьковатый напиток, любуюсь восходом солнца. Никогда не устану восхищаться природными явлениями, где бы они ни происходили.

Мои провожатые (конвоиры?) уже усвоили, что любые вопросы, сколь бы невинными они ни были, я игнорирую, и теперь стоят вокруг молчаливым полукругом.Облака, окрашенные в светло-фиолетовый с вкраплениями золотистого, просто великолепны.

Люди вокруг меня вдруг вытягиваются в струнку — в комнату вошёл дарай-князь со своей собственной «свитой». Я почувствовала их приближение задолго до того и послала приветственный сен-образ, так что теперь не реагирую, пока Аррек не останавливается рядом и не склоняется в почтительном поклоне. За то время, что мы старались ни в коем случае не оскорбить друг друга, церемонии въелись в плоть и кровь. Теперь все эти «князь» и «леди» кажутся естественными, как дыхание.

— Эль-леди? Вы всем довольны?

— Благодарю вас, дарай арр-Вуэйн, всё просто великолепно. Вы обратили внимание, сколь прекрасно здешнее небо? Такое необычное сочетание цветов.

Некоторое время он пристально изучает небо и, когда поворачивается ко мне для ответа, я точно знаю, что сейчас услышу правду, а не вежливую отговорку.

— Вы правы, Высокая леди. Оно очень необычно, особенно сейчас.

Перевожу взгляд на окно. Шевелю ушами. Мне хочется смотреть на что-то красивое, когда услышу плохие новости. А в том, что новости плохие, сомнений нет. Дарай, как всегда, непроницаем, но о его спутниках того же сказать нельзя. Люди просто источают напряжение.

— Как скоро мы сможем отправиться дальше, дарай-князь? Пауза.

— Как только вы пожелаете, Высокая леди…

— Но?

— Генеральный штаб Хо-Лирского военного союза обратился ко мне с просьбой. Я был бы благодарен, сочти вы возможным задержаться, чтобы я мог помочь им.

Слышу, как за его спиной кто-то приглушённо ахает. Ситуация нравится мне всё меньше и меньше. Но в то же время что-то в тоне Аррека говорит, что он действительно был бы благодарен, позволь я ему разобраться с этой просьбой. Да и с каких это пор Его Надменности стало требоваться моё позволение?

— В чём заключается эта просьба?

— Одна из планет Союза была уничтожена. Ковчеги с беженцами оказались в открытом космосе без возможности передвижения. Меня попросили вернуть их к обитаемым мирам, где людям смогут оказать помощь.

Вот так. История одной планеты в трёх предложениях. Была — нет. Эвакуируем население. Ауте, кто дал людям право уничтожать целые миры себе на забаву? Военные конфликты в моём понимании — это дуэль один на один. Если обе стороны начинают играть грязно… получается Оливулская резня.

Отбрасываю моральный аспект проблемы и рассматриваю её с чисто эгоистической точки зрения. Если я скажу «нет», Аррек вежливо извинится и оставит неизвестных мне людей погибать в своих летучих гробах. Как оставил погибать мир Туорри. Как оставил Эль-онн. Честь и честь. Меньшее зло. Ха!

— Сколько времени это может занять?

— Думаю, не больше пяти часов. Союз располагает всем необходимым оборудованием.

Машинально отмечаю, что Союзу, судя по всему, ещё придётся объяснять, откуда это оборудование у него взялось. Стоп. Не моя проблема.

Моя проблема: пять часов. Что такое пять часов? Всё или ничего. Мне не нужно вспоминать, сколько мы пробирались до Ойкумены, — это знание горит внутри негасимым огнём. Плюс ещё пять часов.

Аккуратно держу остывающую чашку на вытянутых пальцах. Фиолетовый свет всё чаще пересекается синими всполохами. Золото слегка бледнеет. Интересное сочетание — синее солнце, светло-золотистое небо. Действительно необычное.

— Наверное, мы можем пожертвовать пятью часами, дарай-князь. Вряд ли подобную просьбу можно оставить без внимания.

Чувствую внимательные глаза на моих расслабленных пальцах. Толчок воздуха — тело рядом со мной согнулось в глубоком поклоне. Лёгкие удаляющиеся шаги.

* * *

В пустой чашке плавает сен-образ. Время. Выбор. Измученное лицо Хранительницы Эвруору, висящие в неподвижной черноте корабли. Синее на золотом. Действительно необычное сочетание.

* * *

После достопамятной сцены в банкетном зале отношение ко мне со стороны хо-лирцев кардинально переменилось. Теперь это уже не брезгливость, смешанная со страхом, с любопытством и интересом. Любопытство и интерес исчезли. Остался страх.

Говорю, что мне хотелось бы побыть одной, и прежде, чем слова затихают в воздухе, в помещении уже никого нет. Созданный мной сен-образ, отражающий всю прелесть сложившейся ситуации, никак не желает исчезать в подсознании, а продолжает упрямо летать из одного угла комнаты в другой. Плохо. Если я уже не могу управлять собственными сен-образами, это действительно плохо. Пять часов. Ну ладно, не сидеть же здесь.

Встаю, разминаю затёкшие ноги. Аккуратно ставлю чашку на стол. Призываю распоясавшийся образ к порядку.

Некоторое время брожу по комнате, прикасаясь к разным вещам. Получаю кучу разнообразнейшей информации, никак не желающей складываться в целую картину. Ауте, как же всё… хаотично. С дарай-князем хоть можно быть уверенной, что он сам знает, чего хочет.

Мысль о князе заставляет уши хмуро опуститься. Чувствую где-то неподалёку всплеск подозрительно знакомой силы. Отправляюсь в ту сторону.

Хо-лирцы, попадающиеся на пути, стремительно уступают дорогу. Некоторые предлагают помощь (читай — хотят узнать, куда это я направилась), но я и без того знаю путь. Увеличиваю скорость так, что все незадачливые проводники остаются далеко позади. Сила ведёт меня, манит, точно маяк. Длинным стремительным прыжком преодолеваю лестничный проём, затем ещё один и ещё. Влетаю в высокую башню, стены которой бурлят от переполняющей её энергии. Стоящая перед дверьми стража пытается остановить меня, явно не осведомлённая о сцене за завтраком. Даже угрожают оружием — этими своими смешными пистолетами. Мне хочется рассмеяться. Увеличиваю темп движения, просачиваюсь мимо стражи порывом ветра, слишком гибкая, чтобы быть пойманной, слишком быстрая, чтобы в меня можно было прицелиться.

Попадаю в небольшое помещение, заставленное каким-то оборудованием. Приглядываюсь повнимательней. Хэй, да это же генераторы. Из таких можно черпать энергию и направлять её по своему усмотрению. Но, Вечный Хаос, как же они громоздки и неуклюжи! На Эль-онн ту же функцию выполняют небольшие драгоценные камни, выращиваемые специально для этих и многих других целей. Одна из многочисленных функций моего благополучно сгоревшего имплантанта.

Люди, обслуживающие всё это оборудование, бросают свои занятия и изумлённо таращатся на меня. Что ж, зрелище, должно быть, действительно примечательное.

Наконец кто-то собирается с мыслями настолько, чтобы начать требовать объяснений. Игнорирую. Всё моё внимание сосредоточено на застывшей в кресле высокой фигуре.

Я не помешала?

Он делает приглашающий жест рукой. Быстро, бесшумно скольжу по металлическим плитам к дарай-князю. Аррек сидит расслабленный и далёкий, глаза сосредоточены на чём-то невидимом, руки на пульте управления, что-то вроде полукороны охватывает виски. Энергия генераторов вдруг вспыхивает нестерпимо ярко, а затем пропадает, направленная куда-то его волей.

— Следующий.

С моим появлением люди бестолково топчутся на месте.

— Следующий!

Это уже приказ, в голосе медленно плавятся искорки гнева.

— Дарай-князь, присутствие постороннего…

— Вас не касается! Информация на следующий корабль! Немедленно!

Наконец кто-то догадывается перевести на его консоль файлы с координатами следующего ковчега. Подаюсь вперёд и кладу руку на консоль. Моё сознание, подхваченное мощным потоком разума арр-князя, летит в непроглядную черноту, туда, где в холодной неподвижности висит огромная — с такими я ещё не встречалась — коробка, наполненная спящими в анабиозе людьми. Ауте, сколько же их тут? В одном этом ковчеге больше народа, чем всё население Эль-онн.

Всплеск силы из генераторов, направляемой железной хваткой князя, — и корабль исчезает, чтобы появиться на орбите одной из обитаемых планет Союза.

Впечатляет.

— Следующий.

Новая телепортация. Аррек мог бы сделать всё это и без генераторов, но зачем тратить собственные силы, если можно использовать чужие? Новая телепортация.

В зал наконец-то врывается вооружённая до зубов охрана и изумлённо застывает, увидев меня сидящей на подлокотнике кресла дарай арр-Вуэйна. Ловлю картинку восприятия одного из солдат: невероятно грязное, далёкое от всего человеческого существо, застывшее, в немыслимой позе у руки надменного Высшего лорда. Огромные тёмно-серые глаза, холодные и странные. Меч в бархатно-чёрных ножнах с белоснежной рукоятью. Кинжал на поясе. Дикая, бьющая наповал чуждость. Красота, не вызывающая ничего, кроме страха. Люди видят меня такой?

Аррек даже не удосуживается повернуть голову.

— Доблестные воины, будьте добры очистить помещение. Капитан, информация на следующий ковчег, пожалуйста. — Всё тот же безупречно вежливый тон, но солдат как будто ветром сдуло. Как он это делает?

Новая телепортация. И ещё одна. И ещё.

Наверное, что-то не так с моим восприятием времени. Казалось, только минуту назад присела, чтобы понаблюдать за поистине виртуозной работой арра, и вот уже подтянутый капитан, заведующий, судя по всему, всем здешним хламом, сообщает, что последний ковчег доставлен в безопасное место. Он явно потрясён. Я, если честно, тоже. Сложнейшая операция проведена чётко, без единого сбоя. Аррек мог бы сделать всё в несколько раз быстрее, если бы не грозящие рассыпаться от малейшего чиха генераторы. Два уже рассыпались. На чём держатся оставшиеся, ведомо одной Ауте.

Соскальзываю с подлокотника этого жуткого кресла, блаженно потягиваюсь. Все присутствующие в комнате тут же застывают, глядя на меня с выражением тупого потрясения. Аррек невозмутимо снимает с головы сенсоры.

— Лорды и леди, я благодарю всех за помощь. Вы прекрасная команда, и мне доставило огромное удовольствие с вами работать.

Поворачивается к капитану:

— Могу ли я надеяться, что нас проводят до ближайшего портала? Время истекло, нам следует продолжить наш путь.

Человек с трудом фокусирует на нём остекленевшие глаза. Собирает мечущиеся где-то вокруг мысли.

— Разумеется, дарай-князь, вам, конечно, окажут все надлежащие почести. Торжественная церемония спасителю…

Аррек резким жестом прерывает этот лепет:

— К сожалению, мы спешим. Любые изъявления благодарности будут по достоинству оценены, когда Дом Вуэйн получит их в письменном виде. А сейчас прошу нас извинить.

Он спокойно направляется к выходу. Ясно, что провожатый до портала тут не требуется. Бросаюсь к двери, с трудом сдерживая желание бежать. Наконец-то, наконец-то. Быть может, ещё не поздно?

Мы стремительно проходим по запутанным коридорам, и даже сейчас не могу не подивиться на вульгарность отделки. Всего так много! Как же вычленить красоту из этого нагромождения деталей?

Встречные люди, завидя наше стремительное продвижение, слишком удивлены, чтобы достаточно быстро среагировать. Прежде чем кто-то успевает нас задержать, мы уже стоим перед аркой портала. Наверху выгравирован знак, который знают и которого боятся во всей обитаемой Ойкумене, Эйхаррон.

В одну из дверей врывается запыхавшаяся от быстрого бега многочисленная делегация, возглавляемая десятком взъерошенных генералов. А начальство здесь сохраняет себя в неплохой физической форме. По крайней мере, бегают они быстро. Но кошмарной одежды на них не могу не замечать.

Старый знакомый, первым встретивший нас в этом мире, выступает вперёд.

— Высокий Князь, мы просим прощения за капитана Верда, оскорбившего вас и вашу достойную спутницу. Он будет наказан. Позвольте…

Поскольку Аррек явно не собирается прерывать поток красноречия, это придётся сделать мне.

— Ни капитан Верд, ни кто-либо другой среди хо-лирцев ни в коем случае не оскорблял нас. Все почести, которые требовались, были оказаны, а теперь, пожалуйста, не будете ли вы так добры отойти в сторону и позволить нам продолжить наш путь?

Последние слова я почти рычу, выведенная из себя бесконечными пустыми задержками. Все замирают, потрясённые не то моим презрением к этикету, не то открытой демонстрацией чувств. И клыков. Аррек посылает успокаивающий импульс, здорово напоминающий сен-образ.

— Моя спутница совершенно права. Благодарим вас за гостеприимство, млорды, мледи, вы были очень добры. А теперь позвольте оставить вас.

Он отвешивает свой коронный поклон и поворачивается к порталу. Импульс силы — и по пустому проёму арки пробегает едва заметная рябь. Дарай арр-Вуэйн приглашаюше протягивает руку — и мы вместе шагаем навстречу сердцу Ойкумены — Великому и Вездесущему Эйчаррону.

Глава 8

Кровать — небольшое возвышение, обтянутое мягким шёлком простыней, — очень удобна, идеальное место для отдыха. Упругая и достаточно жёсткая, она с готовностью принимает форму тела, в то же время не препятствуя движениям. На такой кровати хочется закрыть глаза и забыть обо всём.

Со вздохом сожаления откидываю лёгкое, почти невесомое покрывало и заставляю себя встать. Хорошего помаленьку. Меня уже начинает раздражать постоянная слабость и непроходящее желание заснуть. Последние дни только и делаю, что борюсь с усталостью, и это успело порядком поднадоесть.

Тем не менее, когда Аррек в своём непередаваемом стиле («Высокая леди, не соблаговолите ли Вы…») предложил мне отдохнуть в гостевых апартаментах усадьбы Дома Вуэйн, я с благодарностью согласилась.

Конечно, хотелось бы сразу приступить к делу, но даже я не была столь наивна, чтобы предположить, что правители Эйхаррона тут же бросятся встречать какую-то там эльфийку, неизвестно зачем явившуюся в это сосредоточение власти. Зато сомнений в том, что они захотят поговорить, когда немного порасспросят Аррека, у меня тоже нет. Зря я, что ли, выкладывала ему строго дозированные секреты эль-ин?

Все эти бюрократические проволочки должны были отнять какое-то время, с чем мне скрепя сердце пришлось согласиться. Не сомневаюсь, Аррек сделает всё возможное и невозможное, чтобы ускорить процесс, и мне остаётся только полагаться на него. Опять. Смогу ли я когда-нибудь расплатиться с дарай-князем за всё, что он для меня сделал? Вряд ли. Но об этом буду думать позже. Пока же можно наслаждаться предоставленной передышкой.

* * *

Мы появились в резиденции Дома Вуэйн в час, соответствующий здесь позднему вечеру. Вообще-то время суток имеет мало значения в Эйхарроне. Вечно юный город не располагается в каком-то определённом месте, времени, мире или даже Вероятности. Это, скорее, очень сложная система порталов, межвероятностных туннелей и тупиковых измерений. Свободно передвигаться по нему могли только дараи, всем же остальным, даже аррам более низкого происхождения, требовались специальные талисманы, открывающие тот или иной проход. И это, разумеется, помогало населению столицы Ойкумены оставаться малочисленным. Великие князья вовсе не были настроены вручать такие талисманы кому попало. Нельзя сказать, чтобы я их не понимала.

Явление Младшего Князя Вуэйна в сопровождении какого-то обтрёпанного чумазого существа с не установленным пока статусом произвело в Доме настоящий фурор. В отличие от достопамятных вояк Союза, арры не позволили себе открыто проявлять удивление, но молчаливый шок всё равно ощущался в воздухе. Полагаю, Аррек провёл не самую приятную ночь, отвечая на возникшие вопросы.

Что касается «высокой гостьи», то я, уничтожив внушительный ужин, тут же отправилась спать. Что-то да подсказывало, что надвигающийся день несёт мне не меньше неприятностей, чем моему спутнику. Хотелось бы встретить их на свежую голову.

Прислушиваюсь к своему телу. Что ж, до идеального состояния далеко, но, по крайней мере, потерять сознание от истощения мне не грозит. И то ладно.

Снимаю с аакры охранное заклинание и решительно выхожу из спальни.

Невысокая девушка-арр лет четырнадцати, представленная мне вчера как моя служанка (что бы это ни означало), поспешно вскакивает на ноги и приседает, расправляя многочисленные юбки. Показываю, чтобы она поднялась.

— Как мне обращаться к вам, арр-леди?

Она замирает на месте, вскидывая на меня потрясённые глаза. Слишком потрясённые, малыш чуть излишне увлёкся актёрским мастерством.

Пытаюсь окинуть её беспристрастным взглядом. Красивая, но одежда, но макияж! Ауте, как они умудряются в этом передвигаться?

— П-прошу прощения, леди Антея, н-но я не леди. Меня зовут Ирэна.

Человеческий этикет, да спасёт меня от него милосердная Вечность! Ну откуда мне знать, кто из них леди, а кто — нет, и как их отличить? Ведь на лбу-то у них их генеалогия не написана.

— Очень хорошо, арр-Ирэна, рада с вами познакомиться. Не подскажете, где я могу принять ванну?

— Конечно, миледи. Сюда, миледи. Ваша ванна уже готова. Позвольте мне помочь вам…

Чувствую лёгкий телекинетический толчок — девчонка начала стаскивать с меня одежду. Уши сами собой плотно прижимаются к черепу, клыки обнажаются в угрожающем оскале. Стремительно разворачиваюсь на месте, отбрасываю её к стене, выхватываю кинжал.

— Что это вы себе позволяете? — Мой голос тих и хрипл от гнева. Чистые эмоции эль-ин хлещут по её чувствительному сознанию псиона, заставляя судорожно натягивать щиты. В тёмно-серых миндалевидных глазах она видит лишь смерть, быструю и неотвратимую. Ужас прорывается сквозь все щиты жалким всхлипом.

С отвращением опускаю кинжал в ножны, отворачиваюсь от неё.

— Арр-Ирэна, я попросила бы вас больше так не делать. В моей культуре нет слуг, и если ты просишь кого-то о помощи, то тем самым признаёшь, что сам справиться не в состоянии. Предположить, что я, будучи здоровой взрослой женщиной, не в состоянии сама снять одежду и вымыться — это оскорбление, и очень тяжёлое. Пожалуйста, впредь воздержитесь от подобного.

Моё спокойствие, даже благожелательность, внезапно сменившие слепящую ярость, напугали её. Ирэна довольно чувствительна в эмпатии, она не может не понимать, что все эмоции — подлинные. Но ничто в её жизни не могло подготовить бедняжку к столь стремительной, ничем не мотивированной смене настроений. Тем более что я даже не пытаюсь экранироваться.

Наконец юная арр берёт себя в руки и склоняется в поклоне.

— Прошу простить меня, Высокая леди, моё поведение непростительно. Я готова понести любое наказание, которое вы сочтёте соответствующим.

Качаю головой.

— Никакого наказания. Но я была бы благодарна, если бы вы накрыли стол к завтраку, пока я моюсь. Наверное, с моей стороны будет не очень вежливо слоняться по усадьбе, разыскивая что-нибудь съедобное?

Кажется, подобная перспектива напугала её едва ли не больше, чем всё остальное, вместе взятое.

— Конечно, Высокая леди. Какую кухню вы предпочитаете?

— Это не имеет значения. Мой организм способен усвоить любую органику. Подберите что-нибудь на свой вкус.

— Да, Высокая леди. Как прикажете.

— И простите, что напугала вас, арр-Ирэна.

Бросает на меня недоверчивый взгляд и склоняется в реверансе.

Ну вот, кажется, запугала бедняжку до полусмерти. Ауте, я не хотела, честно. Со вздохом направляюсь в ванную. Будем решать проблемы по мере их поступления.

Ванная… ну, ванная тоже выполнена в стиле дарай-князей. Удобно почти до неприличия. Волновой душ — для тех, кто не желает связываться с жидкостями, а просто хочет избавиться от грязи. Ну и, конечно, роскошнейшая лоханка для любителей H₂О. Температура, жёсткость и даже цвет воды регулируются мысленно, выбор шампуней и косметических средств потрясает воображение. Размеры ванны варьируются от скромного душа до почти океана в зависимости от вашего желания (сколько же вероятностей они здесь сплели в поток, чтобы устроить такое?) плюс куча прочих маленьких приятностей, до которых у меня просто руки не дошли.

Выбираю вариант с небольшим бассейном и горячей, почти кипящей водой. Отмокаю. Наконец-то. Стать чистой, совсем-совсем чистой! Ныряю в обжигающий поток, некоторое время плыву, затем расслабляю мышцы.

Провожу пальцами по коллекции косметики на полках. Много и, если я захочу, можно не сомневаться, что появится ещё. Названия ничего не говорят, но особенности и назначение каждого флакончика сами собой всплывают в голове. Моей коже не требуются особые средства ухода, организм синтезирует их сам по мере надобности, но лишняя подпитка витаминами не помешает.

Беру жёсткую щётку, мыльный песок с запахом ветра и солнца и с остервенением тру ставшую мягкой кожу. Смываю пену и снова повторяю процедуру, потом меняю песок на прозрачный гель. Наконец нахожу состояние тела удовлетворительным. Теперь можно заняться волосами.

Волосы… Мда… Вынуждена признать, что последние пять лет я позорнейшим образом не следила за своей внешностью. Да и зачем? Для кого? Но сейчас не время предаваться рефлексии. Сегодня я должна представлять эль-ин и выглядеть соответственно. Кто видел эль-ин с жалкими сосульками не определённо-грязного цвета вместо волос?

Расслабляю тело в глубоком, коротком трансе. Изменение… Только чуть-чуть подправляю внутреннюю структуру. Вот, так уже лучше. Теперь сделаем их чуть-чуть гуще. Хм, тут уже требуется расход материи. Ладно, скоро завтрак, наверстаю. Пожалуй, можно сделать покороче. До лопаток — более чем достаточно. Вот так.

Беру в руки жёсткую прядь. Цвета всё ещё не видно, но тут уже изменением не поможешь. Грязь, банальнейшая грязь.

Выбираю шампунь, намыливаю голову, некоторое время остервенело тру. Ауте, надо было сначала вымыть, а потом уже изменять. Что прикажете делать с такой гривой? Никакого мыла не хватит!

Действительно, когда я наконец заканчиваю мыть голову, коллекция шампуней на полке заметно уменьшается. Смущённо оглядываю произведённый разгром. Ох, ну они же сами предложили наслаждаться гостеприимством, правда?

Так, что нам ещё нужно? Ага, расчёска! Ещё одно, что мне следовало сделать прежде, чем отращивать гриву, это расчесать её. Ругаюсь сквозь зубы, выдирая целые пряди, но в конце концов довожу волосы до вида, приличествующего благовоспитанной эль-ин. Элементарное заклинание, и незаметное силовое поле опускается на причёску, сохраняя форму и не давая волосам спутаться.

Сойдёт.

Ну ладно, пора заканчивать. Резко понижаю температуру воды до точки замерзания, затем, едва кожа успевает адаптироваться, вновь поднимаю до кипения. Ещё раз. Несколько секунд стою в ледяном потоке, откровенно растягивая последние мгновенья отдыха. Всё. Выхожу из ванной.

Что там дальше в повестке дня? Ах да, одежда. С унынием разглядываю свой переживший все перипетии костюм. Или не переживший — это уж как посмотреть. Ладно, частично переживший. Сандалии так вообще пропали где-то давным-давно.

За этим занятием и застаёт меня подошедшая с подносами Ирэна. Завтрак мягко опускается на стол, а девочка несмело подходит ко мне, глаза широко распахнуты. Представляю, что она сейчас видит — костлявая обнажённая фигура, странная, какая-то неправильная по человеческим меркам, надетые на обнажённое тело меч и пояс с кинжалом. С оружием я не расставалась даже в ванной. И в голову не пришло.

Смущённо улыбаюсь:

— Похоже, эти лохмотья безнадёжны. Не знаю, удобно ли будет попросить… У вас не найдётся какой-нибудь замены моему пострадавшему гардеробу?

Она даже поперхнулась от возмущения. Чтобы у арров да чего-нибудь не нашлось?

— Разумеется, Высокая леди. Все портные Дома Вуэйн в вашем полном распоряжении. Всего пара минут — и будет готов любой туалет на ваш вкус, самые лучшие платья…

В ужасе вскидываю уши.

— Стоп, стоп! Пожалуйста, не надо туалетов, никаких платьев! Эти ужасные… — вовремя прикусываю язык. Не хватало ещё вслух высказать всё, что я думаю по поводу нарядов людей. Вот уж точно будет провал дипломатических отношений. Но Ирэна, кажется, не заметила моей бестактности.

— Опишите, какой костюм вы хотели бы надеть, и он будет незамедлительно доставлен.

Ну что ж, она сама предложила.

— Свободные штаны до лодыжек, не стесняющие движений. Рубашка без рукавов, с прямым воротником-стойкой, застёжка по левой стороне груди. Пожалуйста, никаких украшений — ни вышивки, ни рисунка, ни инкрустации. Ткань прочная, термо— и химостойкая, вроде той, из которой вы делаете боевые костюмы. Матовая, без блеска. Цвет — бледно, бледно-золотой, без рыжего! — Беру в пальцы высохшую прядь волос. — Примерно такой, может, на два тона светлее. Да, и ещё сандалии чуть более тёмного тона, лёгкие, без каблуков, без украшений, на гибкой подошве.

Создаю сен-образ и аккуратно, так, чтобы девочка ничего не заметила, внедряю его в её сознание.

Ирэна послушно кивает, хотя описание костюма явно её озадачивает. Н-да, до непроницаемости дарай-князя здесь далеко — щиты скрывают мысли, но эмоции свободно носятся по комнате. Если же она позволяет чувствам окрасить свою ауру или отразиться на лице, этот обман кажется столь наигранным и ненатуральным, что мне хочется смеяться. Конспираторы и шпионы, ха! За кого они меня принимают?

Взгляд арр-леди (или не леди?) стекленеет, слышу обрывки бурной дискуссии, затем на её вытянутых руках появляется заказанная одежда. Точно такая, как я хотела. Блеск.

Через минуту стою в кругу зеркал, одетая в строгое золото, и рассматриваю своё отражение. Обычно я ношу жемчужно-серое, но сегодняшний день, наверное, можно отнести к особым дням.

Застёгиваю тёмно-серый пояс с золотистым кинжалом. Чёрные ножны и серебристо-белая оплётка меча — не мои цвета, но будь я проклята, если из-за этого оставлю Ллигирллин. Она — личность сама по себе и не обязана соответствовать моему стилю. Несколькими движениями поправляю густую, свободно падающую на плечи гриву. Светло-русую, отливающую белым золотом. Никакого рыжего, никаких огненных прядей. И никакой причёски. Подумать страшно, что некоторые умудряются сотворить со своими волосами, допусти их до расчёски! И людям, кстати, куда как далеко до некоторых эль-ин!

Прикасаюсь пальцами ко лбу — гладкая, чистая кожа там, где положено быть имплантированному камню. Без базы данных, заключённой в нём, чувствую себя как без рук. Ладно, буду справляться сама.

Окидываю себя последним придирчивым взглядом. Поворачиваюсь к застывшей рядом девушке.

— Как вы считаете, арр-Ирэна, всё в порядке? Я не очень разбираюсь в тонкостях местного этикета…

Она отводит взгляд. Ощущаю некоторое замешательство. Так, всё-таки что-то неправильно.

— Миледи, вы прекрасны, но… Этот наряд излишне… Боюсь, стиль вашей одежды недостаточно официален для встречи с правящими князьями Эйхаррона.

Она внутренне напрягается, ожидая вспышки гнева. Я должна гневаться? Почему?

Задумчиво киваю:

— Вы правы, арр-Ирэна. У меня на родине тоже считается, что прийти на встречу красивой — знак уважения к тем, с кем ты встречаешься.

В комнате вдруг резко, как перед грозой, запахло озоном. Звук тихо шелестящего дождя. Это я расправляю крылья. Серебристо-золотой, на два тона светлее моих волос, туман окутывает плечи невесомым плащом. Золотистые и серые молнии пробегают по волосам, разлетаются в воздухе тысячью искр. Оборачиваю себя энергией воздуха и тьмы, размывая очертания закованной в золото фигуры, подчёркивая скульптурную лепку лица, великолепие волос, белоснежный алебастр кожи. Может, мне и далеко до определения «красавица», но произвести впечатление я умею.

— Так лучше, арр-Ирэна?

— Д-да… О боги… Лучше…

— В таком случае давайте наконец уделим должное внимание завтраку. Умираю с голоду.

Будничность этого предложения невольно заставляет её улыбнуться. Первая настоящая улыбка, которую я получаю от девочки за всё это время. Искренне улыбаюсь в ответ и направляюсь к столу.

Усаживаюсь на изящный стул, голодным взглядом окидываю содержание подносов и только тут замечаю, что Ирэна с потерянным видом топчется рядом.

— Разве вы не разделите со мной трапезу?

— Я?!

В этом коротком слове столько удивления, что понимаю: снова умудрилась сморозить какую-то глупость. Отвечаю ей не менее изумлённым взглядом.

— Но вы ведь тоже сегодня ещё не завтракали, не правда ли?

— Но я не могу есть с вами, вы ведь ЛЕДИ. Я должна прислуживать вам. — Тон спокойный, даже чуть высокомерный.

Бедняжка. Она так хорошо знала этот мир и своё место в нём, а тут появляется этакое чудо в перьях и ставит всё с ног на голову. Да ещё угрожает убить, если не согласишься принять новые правила. Ну что ж, пусть начинают привыкать. В ближайшее время в Ойкумене появится много нового.

— Я вполне способна обслужить себя сама, спасибо. И я официально прошу вас присоединиться ко мне за столом.

Склоняю уши в сторону второго стула, жест наполовину приглашающий, наполовину приказывающий. Ирэна почти уверенно опускается рядом. Почти. Больше всего ей сейчас хочется оказаться как можно дальше от этой комнаты и от этой странной женщины. К сожалению, я не могу позволить ей уйти.

Пробую первое блюдо.

— Итак, почему же вы не ЛЕДИ?

Она собирает ошмётки самообладания арра и телекинезом передвигает к себе тарелку. Умница. Заодно покажешь мне, как тут принято вести себя за столом.

— Леди нужно родиться. Это уважительное обращение к БЛАГОРОДНОЙ женщине, дочери одного из Домов. Если она принадлежит к Великому Дому — то это дарай-леди, или Высокая леди. Дочери Малых Домов или женщины из младших ветвей Высоких Домов — арр-леди.

Так, это я более-менее знаю, но кое-что всё-таки нужно уточнить.

— И отличительным знаком дарай-лорда или леди является сияющая внутренним светом кожа, правильно?

— Да. Это один из их генетических маркеров.

— Насколько я понимаю, Малый Дом может быть больше и могущественнее Великого, но его дети не станут Высокими лордами и леди, пока не заполучат приставку «дарай» в свою ген-карту.

Она склоняет голову:

— Да.

Подтягиваю к себе следующее аппетитно пахнущее блюдо. Пища чересчур изысканная, на мой вкус, но, несомненно, приятная. Хорошо, когда качество совмещается с количеством.

— Вы назвали меня Высокой леди. Почему?

— Потому что вы проявили способности, которые наследуются только в самых могущественных Высоких Домах.

Кажется, сам факт, что кто-то может обладать силой избранных дараев, неприятен Ирэне. Ничего удивительного. Мне бы тоже было неприятно.

— Итак, получив приказ присматривать за дикаркой, к которой к тому же обращаются, как к леди, вы были оскорблены. Всё-таки вы урождённая арр и, следовательно, выше всех остальных. Затем, понаблюдав некоторое время за моим поведением, вы преисполнились презрения. Как неосмотрительно. Запомните на будущее — никогда не стоит делать поспешных выводов в отношении неизвестного, слишком серьёзны бывают последствия. Потом, увидев тень моей силы, вы ударились в другую крайность — чрезмерное почтение. Ещё глупее. За кого вы меня приняли — незаконнорождённую наследницу дарайского рода, которую растили в глуши, дабы сокрыть от врагов?

Только сейчас замечаю панику в зелёных глазах. Что с ней?

— Арр-Ирэна, спокойнее, не бойтесь вы так. Ничего я вам не сделаю. Чувства и мысли не могут оскорбить, это ваше личное. Лишь слова и действия могут принести вред. Спокойнее. Выпейте воды. Всё в порядке. Я вас не трону, хорошо?

Она сидит неподвижная, напряжённая, приготовившаяся отражать атаку. Отлично. Арры — стойкие существа. Их так просто не проймёшь.

— Как вы узнали? — Голос тих и спокоен. Ни следа страха, который бушует у неё внутри.

Позволяю тёмным золотым волнам смеха прокатиться по туману крыльев.

— Арр, вы хороши, но недостаточно хороши. Поверьте, вам ещё учиться и учиться. Я не в вашей весовой категории.

Поднимает голову и ловит мой взгляд.

— Вы не проникали за мои щиты.

Это не вопрос, но я отвечаю:

— Нет.

Удерживаю её глаза, приглашая проникнуть в мой разум. Никакой защиты, никаких щитов. Добро пожаловать.

Арры — умный народ. Она не принимает приглашения, уходя от контакта. Я салютую бокалом.

— Правильное решение. Поверьте, если вашим хозяевам захочется взглянуть, что происходит в моей голове, им лучше сделать это самим. Может быть, они будут достаточно сильными и даже выживут после подобного эксперимента.

Осушаю бокал. Что-то мне да подсказывает, что завтрак на сегодня закончен.

* * *

Я, конечно, не Ясновидящая, но кое-какие способности в этой области в нашей линии всё же есть. Едва ножка бокала касается идеальной глади стола, как стены подёргиваются дымкой, по коже прокатывается ставшее уже знакомым ощущение осуществляемого рядом перехода, и в комнате оказываются арры. Три арра и четыре дарая, если быть точной. Кажется, это называется «подслушивать под дверью»?

— Ирэна, вон.

Она исчезает едва ли не быстрее, чем последний звук срывается с губ темноволосой женщины.

— Ну-ну, полегче. Девочка старалась.

Дарай-леди, оставаясь такой же эмоционально непроницаемой, умудряется окатить меня холодной водой презрения. Что это за букашка тут ползает?

Но я едва замечаю её существование. Мои глаза прикованы к Арреку.

В течение всех наших передряг после того невероятного исцеления, после всех перемещений и манипуляций со временем я никогда не видела его разбитым. Усталым — да. Опустошённым. Рассерженным. Испуганным. Сейчас же он выглядел основательно избитым. Нет, внешне это никак не проявляется, никаких следов усталости или боли, щиты всё столь же прочны, осанка надменна. Но… Вглядываюсь внимательнее. Они прочитали его. Вывернули наизнанку его память и скрупулёзно рассмотрели всё, даже самые личные, самые дорогие мысли. Ауте милосердная.

Боевое изменение.

Крылья мои наливаются тёмной грозой гнева. Глаза стекленеют. Губы отходят назад, обнажая длинные острые клыки. Уши прижимаются к голове. На кончиках пальцев блестят холодным металлическим золотом когти. Если раньше меня ещё можно было худо-бедно принять за человека, то теперь вряд ли: ярость изменила меня.

Вдруг стул отлетает куда-то, я оказываюсь на другой стороне стола. Люди прижимаются к стенам, судорожно пытаясь защититься от захлёстывающих сознание эмоций. Воины обнажают оружие, но на то, чтобы применить его, их уже не хватает.

Одновременно формирую тонкий, почти невидимый сен-образ, посылаю его в сторону Аррека: «Вы в порядке? Мне так жаль, что из-за меня вы попали в неприятность. Что я могу для вас сделать?»

Светло-серые глаза слегка расширяются. Заметил. На поверхности его щитов появляется едва выступающий намёк на ответ: «Всё хорошо. Неужели вы действительно думаете, что кто бы то ни было может узнать у меня что-то, что я говорить не хочу? И заканчивайте концерт, у меня от него зубы болят».

Мои уши чуть вздрагивают. Концерт. Ха! Да настоящего концерта они ещё не видели. Я даже не взорвала ничего из мебели!

Ярость исчезает мгновенно, будто её никогда и не было. Насмешка, печаль, нетерпение, раздражение, грусть, страх (все чувства подлинные, все сложные и конфликтные) сменяют друг друга с такой скоростью, что у несчастных «зрителей» темнеет в глазах. Одна из женщин судорожно сползает вниз по стене, из носа у неё начинает течь кровь. Останавливаюсь на холодном презрении, фиксирую его в мимике.

Теперь будем начинать переговоры.

— Глупо, арр, чего вы хотели этим добиться?

Женщина, которая, кажется, здесь главная, подносит дрожащую руку к глазам. Смотрит на меня как на дичайшего из дикарей. Правильно, я использую эмпатию как примитивную дубинку, но зачем же сразу делать вывод, что по-другому эль-ин просто не умеют? Люди! Не может быть, чтобы ими было настолько просто манипулировать!

Внимательно приглядываюсь к своим гостям. Аррек старательно делает вид, что потрясён не меньше других, но что он думает на самом деле — тайна за семью печатями. Лёгким движением ушей указываю ему на арр-леди, которой пришлось хуже всех. Очень чувствительна, зачаточные способности Целителя. В ответ получаю намёк на кивок. Он уже помогает ей, причём так, что ни сама пострадавшая, ни остальные ничего не замечают. С трудом удерживаю себя от восхищения. Ауте, вот это Мастер!

Пытаюсь навскидку определить социальную структуру группы. Женщина-дарай здесь кажется наиболее высокопоставленной, но мнение арр-леди, несмотря на её низкое звание, явно имеет больше веса. Четверо мужчин — воины, и очень хорошие. Телохранители? Слишком просто. Дарай-лорды старательно имитируют невербальные знаки подчинения, но…

Воины сверлят меня гневными взглядами. Довольно наигранными: ни один настоящий воин не позволит противнику вывести себя из равновесия. Но кое-какие из этих эмоций подлинные. Любой из псионов такого уровня мог бы прихлопнуть меня и даже не вспотеть, но для этого ему пришлось бы ослабить щиты хоть на мгновение. И тогда уже я смогу с лёгкостью убить любого из них, если успею. Я успею? Да. И все это понимают.

С другой стороны, ничто не мешает сим доблестным сынам человеческим достать мечи и покрошить кое-кого в мелкую капусту.

— Эль-леди, мы просим прощения, если ненамеренно нанесли вам оскорбление. Приставлять шпиона к гостям — обычная практика. Факт не направлен против вас лично. Ещё раз просим нас извинить. — Темноволосая дарай приторно и неискренне улыбается.

Они решили, что я так разозлилась из-за Ирэны. Естественно, вряд ли кто-то может предположить, что я заметила состояние Аррека. Никто из них на это явно не способен. Люди вообще не склонны замечать что-либо, пока для этого не понадобится прошибить парочку чужих щитов.

— Послушайте, я бы с удовольствием поиграла в ваши маленькие игры, но совершенно нет времени. — Поворачиваюсь к старшему из дарай-воинов. Серебряные волосы, сильные пальцы, отстранённый взгляд. И удобная, свободного покроя одежда. — Будем считать, что проверки на вшивость закончены. Давайте приступать к делу.

Они даже не поняли, что я хотела этим сказать. Но серебряновласый воин бросает яростный взгляд на Аррека. Тот слегка пожимает плечами:

— Я предупреждал вас.

— Ты сказал ей!

— Нет, мой лорд. Вы достаточно внимательно перетряхнули мои мозги, чтобы знать, что я говорил, а что нет. — Его голос холодней бескрайнего космоса. Остальные внешне никак не реагируют, но по комнате мечутся испуганные, потрясённые и ошарашенные мысли. Кажется, подобное вторжение в воспоминания является чем-то исключительным даже для Эйхаррона. — Не стоило пробовать обманывать эль-леди. Даже думать не хочу о том, что могло бы случиться, не прими она всё это за шутку. Или будь у неё достаточно времени, чтобы «пошутить» в ответ.

С интересом слежу за беседой. Наверное, всё-таки не следовало так сразу раскрывать эту… шутку. Похоже, я растревожила настоящее осиное гнездо.

Седой бросает на меня этакий оценивающий взгляд. Дарю ему ангельскую улыбку и целую палитру безмятежно-светлых эмоций. Улыбка эль-ин — лёгкое движение губ, ни в коем случае не обнажающее зубы. Но я имитирую человеческую мимику, демонстрируя всю впечатляющую коллекцию клыков.

Поворачиваюсь к Арреку, уважительно приподнимаю крылья и склоняю голову. Извиняющийся сен-образ, заметный ему одному, вспыхивает над головой.

— Целитель, простите мою грубость. Я не приветствовала вас как должно.

Не понимаю почему, но это заявление, а ещё больше-искреннее почтение, с которым оно было сделано, озадачивает их едва ли не больше всего остального.

Аррек отвечает своим фирменным церемониальным поклоном:

— Это я должен извиниться и за недостаток гостеприимства, и за доставленное вам беспокойство. Боюсь, что многим из нас сегодня отказали хорошие манеры. — Холодный взгляд в сторону седого. — Вам ведь даже ещё не представили ваших собеседников.

Плавный жест в сторону стоящих отдельной кучкой арров.

— Арр-леди Нефрит Вуэйн, воины Сергей и Дориан из Дома арр-Вуэйн.

Склоняю голову. Леди Нефрит уже оправилась, хотя всё ещё слишком поглощена своим бунтующим желудком, чтобы обращать на что-либо внимание. Поддерживающий её Сергей, кажется, муж, награждает меня спокойным, ничего не выражающим взглядом, в котором читается смерть. Сразу определяю его как наиболее опасное существо в комнате. Пожалуй, это будет орешек не слабее Аррека. Дориан кажется расслабленным и отстранённым, но заметно и цепкое внимание, с которым он контролирует пространство вокруг. Наверное, это единственный настоящий телохранитель из всей компании. И своё дело он знает.

— Дарай-леди Лаара, княгиня арр-Вуэйн.

Тёмно-каштановые волосы уложены в потрясающей сложности причёску, гладкая кожа идеально сияющего перламутрового оттенка, чуть раскосые голубые глаза, черты лица и фигура совершенны. Роскошное, поистине великолепное платье складками ниспадает на пол. На обнажённой шее колье, стоящее гораздо дороже, чем средней величины планета. От шпильки в волосах до кончиков туфель дарай-леди Лаара прекрасна и безупречна. И пуста — как кукла.

— Дарай-лорд Рубиус, старший князь арр-Вуэйн.

Мальчишка. Пламенеющие волосы, множество рубиновых украшений, оттеняющих чёрную одежду, явные повышенные способности к пирокинезу. Воин, и не из худших, хотя в подмётки не годится Арреку.

— Дарай-лорд Танатон, Ра-Рестаи Дома арр-Вуэйн.

Комната застывает в немом удивлении. Кажется, высокий ранг Танатона — не та информация, которая подлежит свободному разглашению. Насколько мне известно, Ра-Рестаи — что-то вроде первого советника главы Дома. Лаара почти теряет контроль над собой. Неверие, страх, ярость, ещё страх и, как ни странно, ненависть ко мне. Она вдруг осознала, что на самом деле Высокую дарай-княгиню использовали как банальную ширму в каких-то политических махинациях. Более того, её унизили в присутствии жалкой дикарки. Её унизила какая-то там эльфийка, мутантка из диких миров! Идеальные черты застывают в улыбающейся маске. Похоже, я уже умудрилась обзавестись личным врагом. И пяти минут не прошло. Делаешь успехи, девочка!

Лаара плавно разворачивается к Танатону. Склоняется в поклоне.

— Высокий Ра-Рестаи, не позволите ли мне удалиться?

Небрежный жест — и половина делегации исчезает. Теперь игра пойдёт на более высоком уровне, но это всё ещё игра. Ауте, они всё ещё не воспринимают меня всерьёз, кроме разве что Аррека. Что ж, будем работать с теми, кто есть.

Внимательно оглядываю оставшихся. Танатон — теперь он как-то подтянулся, стал выше, властнее. Такого уже никто бы не принял за обычного воина. Нефрит — всё ещё изображает больную, Сергей — всё так же расслаблен и смертоносен.

Аррек… Аррек полностью устранился из ситуации, занял позицию пассивного наблюдателя, незаметно показывая мне, что, какой бы оборот ни приняли события, он вмешаться не сможет. Вообще, я не могу не содрогнуться, заметив перемену в дарае.Только сейчас понимаю, что Аррек, которого я успела узнать за последние дни, и Аррек, известный в Эйхарроне, имеют мало общего. Не знаю, в чём разница. Может, со мной он был более открыт, может, просто старался казаться таким, каким мне больше нравился, но факт остаётся фактом: сейчас он пронизан иронией, губы кривятся в сардонической усмешке, взгляд пугающе пуст. Не знаю, почему мне стало так грустно.

Позволяю наивности и лёгкому интересу слететь с меня, едва взмахнув полупрозрачными крыльями. Склоняюсь над бледной Нефрит, тщательно формирую сен-образ так, чтобы они могли если не увидеть, то хотя бы почувствовать моё извинение.

— Арр-леди, я прошу прощения за любой вред, который могла вам причинить. Что я могу для вас сделать?

Слова сухие, тон деловой, оскорбительно спокойный, но всё моё существо выражает настоящее почтение, более того, уважение. Такое уважение я позволяла себе чувствовать к Арреку, когда говорила о его целительских способностях.

Танатон стягивает свои силы в тугой смертоносный пучок, Сергей застывает с обнажённым мечом, готовый сорваться в бешеную атаку. Они не заметили, как я через всю комнату проскользнула мимо них к ошарашенной леди. Даже Аррек кажется несколько обеспокоенным, явно не желая, чтобы я приближалась к этой маленькой женщине. Щиты воинов безупречно-отстраненны, но я готова поспорить, что за ними тяжело ворочается самый настоящий страх. Итак, они начинают понимать.

Но сейчас мне не до того. Пристально всматриваюсь в хрупкую, по меркам людей, фигуру, пытаясь отыскать то, что заметила в этих зелёных глазах раньше. Переливающиеся зеленью волосы, очень сильные руки, зелёные и белые цвета в одежде. Её платья столь же сложны, как и у дарай-леди (хотя на несколько порядков дешевле, как мне кажется), но за всеми этими длинными юбками и складками чувствуется стиль, какая-то неуловимая тень индивидуальности. Готова поспорить на что угодно: несмотря на свою громоздкость, одежда очень удобна и не стесняет движений. А также прячет арсенал, достаточный, чтобы вооружить маленькую армию.

Светло-зелёные глаза, чуть-чуть неправильные черты лица, идеальная белизна кожи — она далеко не столь совершенна, как дарай Лаара, но тем не менее она Прекрасна. С большой буквы. Она красива той красотой, которую я отказываюсь признавать за людьми, считая её привилегией эль-ин. Но для не юной уже женщины делаю исключение. За этой нефритовой зеленью скрывается не просто ум и сила, а выдающаяся индивидуальность, бросившая вызов всем идиотским условностям человеческого общества и выигравшая столь неравный бой. Арр-Нефрит могла бы быть эль-ин. Нет, не так — эль-ин посчитали бы величайшей честью, если бы Нефрит Зеленоокая принадлежала к нашему народу. Величайшей честью и величайшей ответственностью.

Я застываю возле маленькой женщины в почтительном поклоне и не распрямляюсь, пока она не говорит, что прощает меня. Заинтригована. Озадачена. Серьёзна и обеспокоена. Но не испугана. Уже хорошо. Пожалуй, она и Аррек — здесь самые разумные создания. Но вести переговоры мне предстоит не с ними.

Что ж, вперёд, пока они ещё не совсем пришли в себя. Начать стоит с самого опасного.

Поворачиваюсь к Сергею, стараясь держать руки так, чтобы они были у него на виду. Делаю медленный шаг в сторону от его женщины. Ллигирллин недовольно завозилась в ножнах, чувствуя исходящую от арра угрозу. Вот это уже серьёзно. Позволяю тоненькой струйке страха пробежать по кромке своего сознания. Ауте, да он в боевом трансе!

Бросаю взгляд на дараев — те с интересом наблюдают за происходящим. Ещё одна проверка! Да провались они все в Хаос!

Страх уходит в холодную воду, Ллигирллин хищно замирает за моей спиной. Предвкушает. Наконец-то девочке попался достойный противник. Если идиот арр вздумает напасть, он будет убит раньше, чем поднимет клинок. Провались оно всё в Хаос!

— Арр-лорд. Прошу вас, лорд Сергей, не делайте этого. Арр-лорд, Метани-арр-Вуэйн, прошу вас, я не угрожаю вашей женщине, нет необходимости для кровопролития.

Стальное на чёрном. Моё сознание начинает медленно затуманиваться, уступая нажиму со стороны папиного меча.

Ещё один медленный шаг прочь от Нефрит, застыть с поднятыми руками. Ллигирллин, сестра моего сердца, пожалуйста, пожалуйста, не надо. Не убивай этого идиота, он нам нужен, пожалуйста.

Он слишком хорош, чтобы даже я сумела его лишь оглушить.

Её голос совершенно спокоен. Ллигирллин наплевать и на мою миссию, и на всю Вселенную с её заботами. Она должна защищать меня. Точка.

Если хочешь, чтобы твои враги оставались в живых, не доводи дело до вызова!

Справедливо. В эту ситуацию я вляпалась исключительно по собственному недосмотру. И сама же должна выпутаться.

Вот влипла!

Встречаюсь глазами с арр-воином. На его лице ни проблеска мысли, ни тени чувства. Ему всё равно, убить меня или оставить в живых, всё равно, останется ли в живых он сам. Поневоле ловлю себя на мысли, что они с Ллигирллин в чём-то похожи. Боевые машины, движимые недоступной мне логикой. Воины.

Удерживая контакт, начинаю медленно, незаметно для остальных, высвобождать свою личность, позволяя ей отразиться в глубине моих глаз. Люди, находящиеся в комнате, видят лишь, что мы застыли друг против друга, подобно изваяниям. А Сергей… Беспристрастная маска воина вдруг даёт трещину, человек пытается отвести глаза, но уже поздно.

Тёмно-серые глаза, вертикальные зрачки. Жемчужные озёра, вдруг теряющие дно, превращающиеся в омут, в бездну, без края, без конца. Тёмно-серые глаза, огромные, далёкие, бесконечно чужие, и ты падаешь, падаешь, падаешь в эту пропасть без дна, а врага нет, и нет тебя, и не с кем сражаться, и холодный лёд этих прозрачных глаз ранит твой разум, и мысли застывают, и оковы разбиваются вспышкой боли…

Отворачиваюсь от воина. Он в моей власти, он уже мой раб, но никто вокруг ещё ничего не понял, не успел испугаться, только Нефрит судорожно стискивает пальцы.

— Сергей… — Я не произнесла — прошептала слово, вкладывая в него всю мягкость и безмятежность, которые смогла в себе сейчас найти.

Это не манипулятивные игры людей, воздействующие на подсознание, просто имя. Но у присутствующих болезненно-нежной, осязаемой дрожью пробежал озноб, вызывающий жар. Короткое слово тает и плавится в воздухе, оставляя после себя приторный запах шикарно-бесстыдных цветов, удушающе-влажное дуновение тропиков и какое-то неуловимое ощущение сожаления. О чём?

Он едва заметно вздрагивает и окидывает нас спокойным взглядом. Я облегчённо вздыхаю — это уже нормальный, человеческий взгляд, а не маска убийцы. Глаза всех присутствующих тут же останавливаются на моей драгоценной персоне. Танатон кажется рассерженным, причём настолько, что не замечает отчаяния и паники в судорожно сплетённых пальцах Нефрит. Едва заметно даю понять: молчи. Ни эти мужчины, ни тем более сам Сергей не должны догадаться, что я с ним сотворила. Молчи и притворяйся, что всё в порядке.

— Как вы это сделали? — спрашивает Танатон.

Испытываю сильное желание вцепиться ему в лицо когтями, о чём он, естественно, прекрасно осведомлён. Только вот причину вычислил неправильно. Ауте, он решил, что я испугалась за свою жизнь. Ещё один приступ ярости накрывает меня с головой.

— Сделала что?

— Как вы разбудили лорда Сергея?

— А он не спал, — огрызаюсь резко и грубо. Придурки.

— Как вы вывели его из состояния боевого транса?

— Я поймала его взгляд и позвала его. — Абсолютно правдивый ответ. Частичная правда и грубая ложь — это ведь не одно и то же, правда? Ведь правда же?

Танатон невозмутим и заинтересован. Медленно распрямляю сведённые хищной судорогой пальцы, с трудом запихивая импульс расцарапать его идеальную физиономию подальше в уголок сознания. Эк-кспериментатор, чтоб его…

— Никому и никогда не удавалось вывести берсерка из той стадии боевого транса, в которую погрузился арр-воин. Как вы это сделали?

Пора заканчивать допрос. Пока я ещё могу себя контролировать.

— Дарай-князь, вы понимаете, что я чуть было не убила вашего Метани?

С секунду он переосмысливает ситуацию с точки зрения новой информации. Почти слышу, как ворочаются шестерёнки в этой седой голове. Хорошо ворочаются, быстро — но только по уже наезженным путям.

Ра-Рестаи пытается поймать мой взгляд — позволяю ему это. А затем позволяю крохотной части истинной сущности вене мелькнуть в серой глубине. Дарай испуганно отшатывается. Разумеется, они слышали, что эль-ин опасны и мало общего имеют с людьми, но, похоже, эти ребята считают, что не для них правила писаны. Какая самонадеянность.

— Важная часть техники безопасности, Высокий Ра-Рестаи Дома Вуэйн. ДУМАЙТЕ, прежде чем что-либо сделать.

Он вежливо кивает. Вот так. Полуправда не есть ложь.

Пусть они думают, что я просто огрела Сергея потоком сырой силы. Так будет лучше для всех. Если арр не будет знать, что он мой раб, то я вполне смогу игнорировать обязанности его хозяйки. Игнорирование проблемы — один из классических способов её решения. И я действительно не могла позволить себе убить арр-лорда. Не могла.

Нефрит с трудом сдерживается, чтобы не броситься к своему мужчине.

Аррек смотрит на Сергея, затем на Нефрит, на меня и снова на Сергея. Лёгкое движение пальцев — благодарность. Выпускаю сен-образ, посылающий эту благодарность куда подальше, отправляю в его сторону раздражённым броском. Самое мерзкое, что мне абсолютно некого винить в этой ситуации, кроме самой себя. Будь оно всё проклято.

— Почему вы назвали меня Метани?

Это уже подал голос сам Сергей. Ни извинения за попытку меня убить, ни комментария к тому, что я чуть было его не убила. Этот человек мне определённо нравится. Понятно, что нашла в нём Нефрит.

— Разве это не ваш титул?

— Простите?

— Метани… У нас это называется «Первый воин» или «Мастер Оружия». Самый искусный воин, который командует всеми остальными, занимается вопросами боевой подготовки, безопасности, шпионажа, ну и так далее. Я назвала вас Метани-арр-Вуэйн — Метани Дома Вуэйн — потому, что мне показалось, что таков ваш статус. Но я не слишком хорошо разбираюсь в иерархии человеческих сообществ. Произошла ошибка?

Пауза.

— Нет.

На мгновение устанавливается мёртвая тишина. В смысле — совсем мёртвая. Мне приходится оглядеться, чтобы удостовериться, что люди всё ещё здесь. Даже арры, не обладающие способностями прятаться в Вероятностях, умудряются держать себя так, точно их здесь нет.

Что я такого сморозила?

Аррек откидывает назад голову и начинает тихо смеяться. Но это не настоящий смех, не искренний. Не тот, который мне так нравится.

— Я предупреждал вас, Ра-Рестаи. Гораздо проще было бы отвести её к главе клана.

Я виновато сжимаю крылья, ограждаясь их успокаивающей завесой. Чувство вины за то, что я вынуждена была сделать с Сергеем, вспыхивает и исчезает, безжалостно подавленное необходимостью. Позже.

— Я опять сказала что-то не так, да?

Даже для меня самой это прозвучало как-то жалобно и совсем по-детски.

— Нет, миледи. Но я был бы благодарен, если бы ваши выводы вы не оглашали за пределами этой комнаты.

Согласно опускаю уши. Маленькая девочка, обрадованная тем, что на неё не сердятся. Ауте. Это дурацкое недоразумение с порабощением сознания Сергея, должно быть, выбило меня из колеи гораздо сильнее, чем кажется. Давненько уже не замечала за собой таких явных признаков инфантилизма. Ладно, может, дараи решат, что я просто давлю им на психику, взывая к родительским инстинктам.

Сердито встряхиваюсь.

— А теперь, не будете ли вы так добры ответить на несколько вопросов относительно цели вашего пребывания здесь?

Ну, наконец-то. Я уж боялась, они никогда об этом не спросят.

Эту мысль я сформулировала на человеческом языке, и Танатон смог её перехватить. Но, по нормам этикета эль-ин, мысли — это ещё не слова и я считаю своим долгом склонить голову, приглашая его к дальнейшим расспросам.

— Вы утверждаете, что эль-ин могут покорить всю Ойкумену. Но по каким-то причинам не желают этого делать. Какие же это причины?

Ага, прямо к делу. Кажется, Ра-Рестаи наконец-то пришёл к выводу, что выплясывать вокруг меня дипломатические пируэты — себе дороже. И часа не прошло, как понял.

— Вопрос в цене. Чтобы превратиться в расу завоевателей, эль-ин придётся провести коренную перестройку своих моральных устоев. Оно того не стоит.

Танатон незаметно скашивает глаза в сторону стоящей за моим плечом Нефрит. Конспираторы, тоже мне.

— Вы не договариваете.

— Верно.

— Почему?

— В данный момент это несущественно.

Делаю резкий жест руками, позволяю решительности окрасить свою ауру. Больше я сегодня на данную тему распространяться не собираюсь. Танатон набирает побольше воздуха в лёгкие, чтобы гневно потребовать от меня ответа, но Нефрит посылает из-за моей спины лёгкий отрицательный импульс. Аррек прилагает героические усилия, чтобы не рассмеяться. Создаю сен-образ сжатого кулака. Только попробуй что-нибудь вякнуть, и не посмотрю, что Целитель.

— Ра-Рестаи арр-Вуэйн, хватит. Не стоит пытаться вытянуть дополнительную информацию. Переходите к делу. — Мой голос звучит твёрдо, уверенно. Ай да я.

Он вновь хочет возразить и вновь замолкает, бросив взгляд за моё плечо.

— Антея-эль, каково ваше предложение к Совету Глав Домов Эйхаррона?

Я держу паузу.

— Ра-Рестаи арр-Вуэйн, от имени Хранительницы Эв-руору-тор народ эль-ин обращается к Совету Эйхаррона с просьбой принять нас как детей народа арров.

Вот теперь их проняло. Несколько мгновений люди просто не могли понять, о чём я говорю. Затем они не могли поверить, что я говорю это всерьёз. Затем шок, возмущение, недоверие начинают бестолково и суетливо метаться по помещению. Я брезгливо морщусь. Эль-ин, несмотря на внешнюю несдержанность, никогда не позволили бы себе подобное. Наши эмоции всегда являются по меньшей мере произведением искусства, даже когда они используются в качестве орудия. Парадоксально, что именно арры, так много внимания уделяющие самоконтролю, на практике весьма поверхностно управляют собственным сознанием. Но даже они весьма выгодно отличаются в этом плане от остальных людей.

Буря эмоций достигает своего апогея. И тут Аррек прислоняется к стене и… смеётся. Не думала, что кого-то здесь ещё можно чем-то удивить. Но вид хохочущего Аррека удивляет и возмущает присутствующих больше, чем моё предложение. Похоже, у моего проводника сложилась в кругу родных интере-есненькая репутация.

С минуту мы все внимательно наблюдаем, как утирающий слёзы дарай-князь обессиленно сползает по стене. Наконец Аррек поднимает на меня сияющие серые глаза.

— Антея-тор, как же я не догадался. Стать Ауте… Но Великие Боги, я ДОЛЖЕН увидеть лица Совета в минуту, когда им сообщат о вашей просьбе! — Он содрогается в новом приступе смеха.

Я позволяю себе бледную улыбку. Целитель надел какую-то странную маску, довольно топорную. Маску циничного насмешника, свысока наблюдающего за происходящим и искренне забавляющегося нелепостью нашего мелкого копошения. Но почему-то никто, кроме меня, не замечает ни стального, смертельно-серьёзного блеска в светлых глазах, ни скрытого в словах предупреждения. Даже Нефрит с отвращением отвернулась от согнувшейся в новом приступе веселья высокой фигуры.

Лёгким сен-образом благодарю его. Очередной просчёт — недооценила, насколько тщательно арры оберегают свои титулы. Не разряди Аррек обстановку, всё могло бы закончиться плачевно. Вновь обращаю всё внимание на старших арров. Начинается самое сложное.

Танатон демонстрирует полное спокойствие и некоторое любопытство. Прекрасно.

— Я полагаю, у вас есть достаточно веские аргументы в пользу этого… предложения?

Слово, которое он собирался использовать, явно было не «предложение», но мысли, как известно, не могут быть оскорблением. Даже если эти мысли намеренно выставляются напоказ. Это просто способ дать понять, что он в существовании таких аргументов сильно сомневается. Седой дарай явно начинает постигать основы этикета эль-ин. Культурное проникновение, там-тарарам! Может, вся эта затея не так уж и безнадёжна.

Дарю ему свою самую обезоруживающую улыбку (клыки аккуратно спрятаны). Затем позволяю благожелательности и дружелюбию слететь с меня осенней листвой.

— Существует огромное количество причин, почему из множества возможных решений я выбрала именно это. Вкратце: положение сообщества арров среди людей — именно та позиция, которую эль-ин традиционно занимали по отношению к Ауте. Не вне, но и не снаружи. Определённый… э-ээ анализ показывает, что нынешняя ситуация ведёт к неизбежному конфликту между Ойкуменой и Эль-онн. Конфликту, который недопустим.

Впрочем, это — проблемы эль-ин, вас они вряд ли заинтересуют. Гораздо важнее назвать причины, по которым Эйхаррону следует принять это, как вы выразились, «предложение».

Я замолкаю, задумчиво разглядывая вышивку на занавеси. Простой, уходящий в бесконечность узор на безупречной глади ткани. Чёрное на пурпуре. Красиво. Хорошо смотреть на что-то красивое, когда делаешь что-то сложное.

Встаю. Отворачиваюсь. Подхожу к стене, отслеживая цепочку узора. Никто не проявляет ни малейшего следа нетерпения.

— Я не могу сказать вам всей правды. Но могу сказать, что у вас нет выбора, Высокие арры. Что у вас нет ни единого шанса. Что если вы откажетесь, то будете уничтожены. Знаю, что вы воспримите это как угрозу и будете реагировать соответственно. Я не хочу угрожать вам.

Снова замолкаю. Чёрная вышивка на багровом атласе. Тонкая чёрная линия теряется в мягких складках. Красиво.

— Давайте лучше я попробую рассказать, как всё будет замечательно, если мы договоримся. Во-первых, вам уже известно, что мы нашли… х-мм, ну ладно, украли, секрет перемещений по Вероятностям. Монополия дараев на это умение, являющаяся одним из основных факторов выживания вашего народа, больше не будет монополией. Не мне объяснять вам последствия. Если же эль-ин вдруг волшебным образом окажутся одним из Великих или даже Малых Домов Эйхаррона, то статус-кво будет сохранено. Во-вторых, вы не только удержите контроль над тем, что имели, но и сможете приобрести кое-что новое. Попробуйте рассмотреть эту ситуацию с точки зрения философии эль-ин. Вы встречаетесь с новым, вы познаете его, вы делаете новое частью себя. Частью Эйхаррона, подчиняющейся вашим законам и (до определённого предела) поддающейся вашему контролю. — Здесь я позволяю себе улыбку, представив своих родителей, или, если уж на то пошло, моего отчима, под каким бы то ни было контролем. Ладно, будем считать последнюю фразу дипломатическим преувеличением.

— Значит ли это, что мы получим доступ в ваш генофонд?

Хороший вопрос. Очень хороший.

— У эль-ин нет генофонда в вашем понимании этого слова. У нас нет двойной спирали ДНК, определяющей нашу наследственность, хотя мы можем перестраивать свои организмы, чтобы стало возможно скрещивание с другими биологическими видами. — Пожимаю плечами. Чёрное на красном. Насыщенном тёмном красном. Красиво. — Но дети от подобных браков всё равно остаются чистыми эль-ин, хотя и наследуют кое-какие черты внешности и характера, а также определённые способности. Ни о какой передаче того, что вы называете генофондом, не может быть и речи. Дело даже не в том, что мы не хотим терять из виду нашу кровь, просто… просто само существо эль-ин гораздо меньше определяется наследственностью, чем существо человека. Гораздо более значительную роль в формировании личности эль-ин играет воспитание на ранних ступенях развития. Да вы и сами это знаете, у арров ситуация почти та же. Разница лишь в том, что ребёнок, наделённый способностями арра, выращенный вне Эйхаррона, всего лишь сходит с ума. Ребёнок же эль-ин в аналогичной ситуации превращается в некое аморфное, туманоподобное вещество, пожирающее всё вокруг. Ни один детёныш, не достигший полного совершеннолетия, не покидает Эль-онн. Никогда.

По виду Танатона не скажешь, что он слишком потрясён моими откровениями, но, кажется, бедняга только сейчас начинает чувствовать, насколько я НЕ человек. Аррек понял это с первого взгляда.

— Если мы так принципиально отличаемся, о каком объединении народов может идти речь?

Ещё один хороший вопрос. Какое удовольствие — вести беседу со столь умным и опытным противником. Он же всё делает за меня!

Резко дёргаю ушами:

— Оставьте бюрократическое словоблудие, Ра-Рестаи. Спросите о том, что вы на самом деле имели в виду.

Бесконечно долго длится тяжёлое молчание. А я гадаю, не зашла ли слишком далеко. Потом Ра-Рестаи арр-Вуэйн задаёт ещё один очень хороший вопрос:

— Вы говорили о контроле, Антея-эль. И похоже, эта мысль насмешила даже вас. Эль-ин и контроль? Действительно смешно. Вас не зря сравнивают с древними духами, порывистыми, резкими и своевольными. И жестокими. Вы делаете то, что хотите, руководствуясь какой-то своей, никому не понятной логикой. Эйхаррон же на протяжении тысячелетий балансировал среди тысяч сил, каждая из которых могла легко нас уничтожить. Объединиться с вами — всё равно, что подписать смертный приговор своей расе.

Я опять улыбаюсь, на этот раз устало.

— Танатон арр-Вуэйн, вы слышали хоть слово из того, о чём рассказывал вам князь Аррек? Мы то, чем мы ЖЕЛАЕМ быть. Это не просто политический союз, это выбор Пути. Пути, который предопределит наше дальнейшее развитие. Если мы решим присоединиться к Эйхаррону… мы изменимся. Станем аррами. Станем, понимаете? Физиологически, психически, морально. Пусть только внешне, пусть очень поверхностно, но этого вполне достаточно, чтобы вписаться в здешнее безумное общество.

Я заворожённо слежу за изгибами чёрной нити на тёмном пурпуре ткани. Голос, тихо, почти шёпотом говорящий бессмысленные слова, принадлежит, кажется, кому-то другому.

— Одна из причин, по которой я выбрала именно арров… Ваш Кодекс Чести предлагает более-менее приемлемую альтернативу той социальной системе, которая сложилась на Эль-онн в последние триста лет, когда над нами не висел угрожающий меч Ауте. Системе, которая привела нас к нынешнему положению и которая больше не кажется мне такой эффективной. Я очень внимательно рассмотрела различные культуры Ойкумены, различные варианты. Танцевала практически со всеми, была практически всеми… Ваш вариант — не лучший, но он нам подходит.

Тишина.

Потом:

— Это безумие. Вы не арры и никогда…

— Оставьте. Эль-ин происходят из той же ветви псионов, искусственно выведенных в биолабораториях Земли Изначальной и бежавших оттуда, спасаясь от преследований. Просто корабль с нашими предками выбросило из гиперпространства в Небесах Эль-онн. Если нужно будет юридическое обоснование всей этой идее, оно найдётся.

Тишина. Хорошо спорить с умными оппонентами. Они знают, когда лучше промолчать.

— Хорошо. Почему мы должны верить вам?

Вопрос настолько абсурден, что я отрываю взгляд от извивов чёрной змейки и ошарашенно смотрю на дарая.

— Верить? Мне? — Люди!!! А ведь мы успели напрочь забыть, что есть такое философское понятие — прямая ложь. Как-то обходились недомолвками, оговорками и двусмысленностями. — Вы хотите сказать, что телепат вашего уровня не может определить, лгу я или нет?

— Единственное, что я могу прочитать в вашем широко распахнутом сознании, Антея-эль, — это блеск чёрной нити на багряном атласе. Действительно красиво, но не очень информативно. Вы наглядно продемонстрировали, что можете думать и чувствовать всё, что захотите. И что серьёзно относиться к тому, что мы можем прочесть в вашем сознании, не стоит. Не сомневаюсь, что, если бы вы задумали нас обмануть, это не составило бы для вас никакого труда.

Некоторое время озадаченно смотрю на старого человека. Невероятно. Нет, невероятно. Они что, действительно так и не поняли, что время этих глупых игрушек кончилось?

— При чём тут МОИ мысли и чувства? Разве вы не были во время всего нашего разговора в контакте с Нефрит?

Гробовое молчание. Мёртвая неподвижность. Дети. В яслях вам всем место, конспираторы несчастные.

— Ээ-э… Леди Нефрит?

Перевожу взгляд с одного на другого. Шпионы, спаси меня Ауте!

— Вы же не думали, что я с первого взгляда не узнаю в вас Ощущающую Истину? Истину в исконном смысле этою слова, не имеющую ничего общего с моими словами.

Создаю успокаивающий сен-образ для Аррека. По каким бы загадочным причинам мой проводник ни прятал от родни свой собственный талант Ощущающего, это его дело. Я не выдам.

Нефрит первой расслабляется, позволяя искоркам смеха появиться в зелёных глазах.

— У эль-ин есть Ощущающие Истину?

— Мы зовём их Видящими, но да, они есть. Это очень редкий, очень ценный дар, к его обладателям относятся с большим уважением. — Церемониальный наклон ушей в её сторону.

Танатон медленно расслабляет вцепившиеся в рукоятку меча пальцы. Хороший мальчик. Так держать.

— Могу я надеяться, что вы не будете распространяться о… таланте арр-леди за пределами этой комнаты?

Конспираторы, чтоб им всем…

— Ладно. Полагаю, у вас есть причины для всего этого маскарада. Впредь постараюсь употреблять только ваши официальные титулы.

Танатон благодарно кивает — за время нашего общения он уже научился принимать мою покладистую благоразумность как редкий и драгоценный дар небес. Аррек прячет улыбку в упавших на лицо прядях волос. Сергей убирает метательный кинжал обратно в ножны. Но — т-сс… Я этого не должна замечать. Мы играем в шпионов. И проигравшего тут, похоже, просто убивают. Уверена, что хочешь присоединиться к этим ребятишкам, девочка? Нет. Но…

— Я проинформирую главу клана о ваших словах, Антея-эль.

Так, аудиенция закончена, гости собираются уходить. Вежливо встаю и поднимаю крылья.

— Буду ждать с нетерпением, дарай-лорд.

Не удостаивая меня соблюдением дальнейших формальностей, они исчезают. В буквальном смысле слова растворяются в воздухе. Были — и нету. А я даже не ощутила колебания Вероятности. Пропади оно всё пропадом.

Возвращаюсь к изучению занавеса. Потрясающая работа. Чёрное на пурпуре. Красиво.

Глава 9

Не знаю, сколько я простояла, глядя в никуда. Шёлк занавески по-прежнему у меня в руках, рельеф узора царапает кончики пальцев. Наконец позволяю ткани выскользнуть из ладоней и мягко упасть на тёмный ворс ковра. Хватит.

Мысленно прокручиваю недавнюю встречу. Лучше, чем я ожидала, хуже, чем надеялась. Совершенно не понимаю этих людей. Как можно полагать, что эль-ин станут тем, чего даже я не понимаю?

Позволяю себе по-кошачьи фыркнуть. Во время Танца я знаю о них достаточно. И знаю, что они подходят. Теперь осталось лишь убедить в этом самих арров. Всего лишь.

Хватит.

Оглядываюсь вокруг. До сих пор у меня не было возможности детально изучить предоставленные в моё распоряжение апартаменты, но сейчас самое время этим заняться.

Комната (скорее зал) выдержана в тёмно-красных и чёрных тонах. Припоминаю кое-какие данные о психике Homo sapiens. Гм, это что, попытка заставить меня чувствовать себя неуютно? Внимательно разглядываю планировку. За кажущейся простотой — продуманность и рационализм. Мягкие изгибы стен — ощущение безопасности. Свободно падающие занавеси и небольшой бассейн с проточной водой — открытость, раскрепощённость. В таком месте если и захочешь, не почувствуешь себя в ловушке. Несколько ниш, умелое использование зеркал и ширм — даже если в сравнительно небольшое помещение набьётся куча народа, оно всё равно не будет выглядеть переполненным. И никогда не будет смотреться пустым.

Провожу рукой по спинке стула. Прослеживаю пальцами плавные очертания каменного бортика бассейна. Зачерпываю в ладони холодной воды, опускаю в ладони лицо.

Люди, люди… Так хорошо прячут себя, так стараются сохранить свои маленькие тайны. Да, я не могу проникнуть сквозь их покровы, не могу узнать то, что они не желают мне сказать, и, следовательно, не могу познать их. Но существует столько способов добыть информацию… Просто прикоснувшись к прохладе камня, к его тёмным глубинам, видевшим столько всего за прошедшие столетия, я поняла больше, чем за весь наш разговор.

Закрываю глаза, делаю глоток. Вода. Холодная, сладкая, чистая, прозрачная… Вода, знающая так много… Чувствую, как что-то проникает в меня вместе с ледяной жидкостью, и позволяю этому чему-то изменить себя.

Глаза открывает уже другая Антея Дериул. Эта Антея не овладела каким-то новым знанием, не изменила ни своей точки зрения, ни воспоминаний, ни чувств. Она не стала арром, скорее наоборот, ещё дальше отошла от странного и пугающего народа Эйхаррона. Даже мой наставник не смог бы определить, в чём состоит изменение. Для меня же это было болезненно очевидно.

На этот раз чувствую лёгкую дрожь воздуха ещё до того, как гости материализуются за моей спиной. Улыбаясь своим мыслям, позволяю воде стечь с ладоней обратно в бассейн. Поворачиваюсь.

На этот раз она явилась только в сопровождении огненноволосого Рубиуса, но в полном блеске своей немалой даже для Высшего дарая силы. Вынуждена признать, зрелище получилось весьма впечатляющим. Хорошо, я оценила, я прониклась, я усвоила. Лаара — очень важная персона, пренебрегать которой опасно для здоровья. Нужно сказать это вслух, тогда я, может быть, даже переживу сегодняшний день. Может быть.

— Арр-княгиня, какая честь! Но разве в Эйхарроне не принято стучаться? Это такой древний человеческий обычай, вежливость называется.

Ох, опять я что-то не то сболтнула. Со-овсем не то.

Лаара в ответ улыбается. Так кошка может улыбнуться канарейке, если уверена, что птичка уже никуда не денется. Мои ноги обдаёт сквозняком, кожу обжигает ледяным дыханием. Это не ветер — это страх.

Женщина улыбается ещё шире.

— Действительно милый обычай, не могу не признать. Но вежливость — она нужна лишь для равных, вы не находите?

Её голос, мягкий, бархатистый, обволакивается вокруг меня удушающим покрывалом. Как-то, ещё в начале всей этой авантюры, Аррек пытался управлять моим сознанием при помощи своего голоса, но когда я попросила его прекратить это, он прекратил. И хотя я не сочла нужным сообщить ему об этом, жест доброй воли был оценен по достоинству. Но вряд ли Лаара будет столь великодушна.

Корректирую восприятие. К каждой проблеме можно подойти с двух концов. Раз со стороны дарай-княгини на помощь рассчитывать не приходится, придётся самой проявлять инициативу.

— Совсем не обязательно. Этикет — просто находка для тех, кто по тем или иным причинам не может говорить на одном языке. Помогает избежать недоразумений и всё такое.

— Да, конечно. Как же я могла позабыть про недоразумения?

Она широко распахивает глаза и прижимает к щеке тонкий длинный палец. Даже сейчас я не могу не восхититься совершенной красотой дарай-леди. С трудом пытаюсь сконцентрироваться на предстоящем разговоре, а не на тонком изяществе её лица. Красота для эл-ин — что-то вроде наркотика, которого никогда не бывает слишком много. А Лаара, Хаос её побери, красива. Очень.

Думать о политике. О политике. Так.

Я улыбаюсь. Тёплой и искренней улыбкой, дружелюбной, как весеннее солнышко.

— Недоразумения не стоят того, чтобы о них помнить.

Она улыбается. Улыбается только губами, глаза обдают меня арктическим холодом.

— И правда, не стоят. Но некоторые подробности имеет смысл обсудить… подробнее. Например, титул Ра-Рестаи Танатона.

Угроза касается кожи, тонкими струйками пляшет в венах. Как она это делает? Под мурлыкающими интонациями смутно угадывается что-то приторно-гниющее, подпорченное, заразное.

Я невольно передёргиваю ушами. Что мы имеем? Дарай-леди самого высокого ранга, кроме того, занимающая далеко не последнее место в неформальной иерархии Дома. Злая, как вене, которую выдернули из танца. Оскорблённая тем, что от неё, оказывается, что-то скрывали. Готова применить насилие, более того, явно ищущая предлог, чтобы его применить.

Судя по всему, Лаара здесь по приказу какой-то большой шишки, скорее всего, Главы Дома. Похоже, на мою наживку не просто клюнули, её прямо-таки проглотили вместе с крючком, леской и сейчас пытаются слопать самого рыбака. Какая оперативность.

Итак, Лаара пришла, чтобы выпытать, как много я знаю, как я это узнала и как они могут мои способности использовать. Да, и ещё её явно интересует, о чём же мы говорили с Танатоном.

Предварительные выводы подтверждаются. Не всё так тихо и благородно в Высоком Доме Вуэйн. Тут пахнет даже не маленьким междусобойчиком, а полновесной грызнёй за власть. На одном полюсе — Глава Дома, Лаара и иже с ними, а на другом — Танатон, незаметно направляемый Нефрит. Интересно, седой дарай знает, кто дёргает его за верёвочки? Или считает девочку всего лишь своеобразным детектором лжи? Стоп. Не моя проблема.

Моя же проблема — на чью сторону встать. Ясно, что пока «безупречные» арры не разберутся, кто у них главный, никаких толковых решений от сих образцов чести ждать нечего. Время, время. Придётся вмешиваться, причём очень и очень жёстко. Но какой из двух предложенных вариантов будет лучше? Или попробовать отыскать третью сторону? Наверняка ведь такая есть. Мало информации.

Ещё один вопрос на засыпку: с какого бока во всё это вписывается некая небезызвестная личность по имени Аррек арр-Вуэйн? То, что он ведёт свою собственную игру, понятно, но какую? К чему весь этот маскарад, зачем прятать свою мощь, свои более чем выдающиеся способности? Может, я нашла недостающую третью силу?

Интересно, что кризис власти грозит разразиться точнёхонько в момент нашего прибытия в Эйхаррон, не раньше, не позже. Совпадение? Хмм… Вообще-то здесь тоже чувствуется подозрительно знакомый почерк. Аррек, наверное, был ОЧЕНЬ занят сегодня ночью. Но зачем ему втягивать меня во внутренние конфликты Эйхаррона? Провались оно всё в Ауте! Недостаточно информации!

Все эти рассуждения мгновенно мелькают в моей беззаботной головке в виде сен-образа (ну не искушать же Лаару, давая ей возможность «считать» мысли, cформулированные на человеческом языке!) и столь же мгновенно исчезают, не оставив после себя и следа эмоций, которые можно было бы уловить со стороны. Что ж, приступим к добыче недостающих данных.

Склоняю голову набок, краем глаза наблюдая за дараями, и позволяю себе очередную улыбку. Никаких эмпатических трюков, только чуть-чуть показываю клыки, но впечатление получается не менее жуткое, чем от изощрённых угроз арр-княгини. Игра продолжается.

— И какие же подробности вас интересуют, Высокая леди?

— О, разнообразнейшие. Уверена, вы знаете много такого, о чём мне было бы небезынтересно услышать.

Мурлыканье кошки, которая уже держит бедную птичку в когтях, но готова ещё немножко поиграть.

Я опускаю ресницы, мысленно представляя себе зал и расположившихся в нём людей. Если всё это время моё внимание было сконцентрировано на Лааре, это вовсе не значит, что я игнорировала её роскошный эскорт. Если ты умудряешься не заметить вооружённого до зубов дарая, бесшумно обходящего тебя сзади, это может плохо отразиться на здоровье. Парнишка, даром что юный и неопытный, а уничтожить меня может меньше, чем за мгновение. Ллигирллин притихла, готовясь к схватке, но даже она не сможет справиться с хорошо направленным, сфокусированным ментальным ударом пирокинетика. Этот ведь мечом размахивать не собирается. Эль-ин поджаренная, звучит, да? Ситуация медленно, но верно выходит из-под контроля. Впрочем, о чём я говорю? С тех пор, как я попала в это дикое место, ни о каком контроле и речи быть не может. Одна большая и неуклюжая импровизация.

— Прошу прощения, Высокая леди, я, наверно, не очень хорошо ориентируюсь в местной политике. Почему личность Ра-Рестаи содержалась в секрете? Это, конечно, имело бы смысл, будь он доверенным советником и всё такое, но если Лиран-ра клана и его Рестаи вот-вот готовы вцепиться друг другу в глотки, конспирация тут кажется несколько… неуместной.

— Это тебя совершенно не касается, эльф. Когда Танатон планирует атаковать? Как? Какие у него силы? Он вновь собирается поднять вопрос о правах наследования на завтрашнем Конклаве? Дома Д-дхар и Луинэй собираются поддержать его или всё-таки сохранят нейтралитет?

Я недоверчиво смотрю на разговорившуюся леди. Уши возбуждённо поднимаются. Нет, ну не может же это быть так просто! За несколько секунд она рассказала о внутренних интригах Дома больше, чем я надеялась услышать за весь день. Слишком просто.

— Эй! За кого вы меня принимаете? За Тайрун-Видящую, воскресшую от вечного сна? Откуда мне знать, каким Домам ваш Лиран-ра успел наступить на мозоль? Я по манере держаться могу догадаться, что Танатон претендует на лидерство, но откуда мне знать, как он собирается воплотить свои амбиции в жизнь?

Все мои вопросы кажутся риторическими, но на самом деле несут кучу информации. Например, я достаточно ясно дала понять, что вижу насквозь все их маленькие секреты, — и реакция не замедлила последовать. Воздух гудит от спешно воздвигаемых эмпатических щитов. Как будто щиты могут что-то скрыть.

Ллигирллин радостно вздрагивает: побледневшая (единственный признак эмоций, который она себе позволила) Лаара делает шаг в мою сторону. Как неосмотрительно с её стороны.

— А ты подумай…

Скорее шипение, чем человеческая речь. И это тоже рассказывает мне о расстановке сил внутри Дома.

— Ты подумай, вспомни, о чём говорил с тобой дарай Танатон?

Я едва не теряю дар речи. Они что, думают, что Танатон будет обсуждать со мной планы своего маленького восстания? Ауте. Именно это они и думают. Во имя Хаоса, Аррек, во что ты меня втянул?

Изумление и замешательство, очевидно, послужили достаточным ответом. Жёсткая, равнодушная сила вздёргивает меня в воздух, заламывает руки, посылая волну колющей боли по всему телу. Гнев Ллигирллин хлынул на разум тёмным потоком. Бороться с такой болью и с боевой яростью папиного меча одновременно — слишком даже для меня. Чувствую, как сознание начинает медленно уплывать куда-то.

Нет, не сейчас. Надо думать. Думать. Так, меня пытает Лаара, но держит кто-то другой. Кто? Изгибаюсь в опутавших меня потоках силы и встречаю взгляд расширенных от изумления янтарных глаз. Огненноволосый воин, которого мне представили раньше, Рубиус. Кажется, моя реакция нетипична. Впрочем, что они могут знать о моей реакции? Эти люди окружили себя такой защитой, что не понятно, как они вообще умудряются что-то видеть. С другой стороны, ослабни их щиты хоть на мгновение — и бедняги будут буквально сметены волнами моих непередаваемых ощущений. Трудно пытать кого-то, если можешь чувствовать то же, что и твоя жертва. Впрочем, Лаара кажется гораздо более проницаемой, чем допустимо в подобных ситуациях. Наслаждается болью? Ауте! Только психопатки мне и не хватало для полного счастья!

— Итак? Ты не вспомнила ничего интересного?

Не понимаю, чего она хочет. Неужели действительно думает, что боль что-то для меня значит? Для меня!!! Для Танцующей с Ауте!!! Да что они вообще могут знать о боли? Они, которым и в кошмарном сне не может присниться обучение вене? Что можно знать о страхе, если ты никогда не чувствовал, как каждая клеточка твоего тела разрывается, теряет форму и структуру, чтобы воплотиться в чём-то новом, чужом, пугающем?

Уши плотно прижимаются к черепу. Гнев, на этот раз уже мой, поднимается откуда-то снизу, разливается приятно-тёплой, отрезвляющей дрожью. Вот ЭТО уже похоже на оскорбление. Ллигирллин радостно трепещет в такт моей ярости. Её мысли, холодные, острые, точно грани разбитого зеркала, проносятся, оцарапывая моё сознание. Дараи слишком отвлеклись, наблюдая за моими судорогами, слишком расслабились, видя меня беззащитной жертвой. Траектория движения, которое позволит обезоружить воина, удар ногой в горло дарай-княгине… — да, мы можем разобраться с ними, если будем действовать вместе. Мысленно начинаю прикидывать общий план изменения, которое позволит выскользнуть из удерживающих меня пут. Ничего сложного, один импульс силы, настроенной точно на ритмы мозга Рубиуса, вызовет резонанс и непоправимо повредит хрупкий человеческий разум.

— Какие мы, оказывается, гордые. Неужели нам совсем нечего сказать?

На самом деле ей уже наплевать, скажу я что-нибудь или нет. Дарай полностью потеряла над собой контроль, наслаждаясь болью ради самой боли, получая удовольствие от воплей, беззвучно испускаемых моим сознанием. Да она же питается сильными эмоциями, Ауте, как я раньше не поняла? Ох, ещё забота на мою голову. Энергетически зависимый вампир. Надо было получше изучить арр-ин, прежде чем предлагать этот безумный план. Сколько ещё подобных сюрпризов припрятано у Ауте?

На этот раз боль просто оглушительна. Отдаю Лааре должное, в своём деле она мастер. Каким-то образом стерва умудрилась добраться до воспоминаний о днях ученичества и теперь бросает в меня теми давно забытыми ощущениями. Первая коренная трансмутация… Отстраняться от всего этого становится всё труднее. Провались она в Ауте! Я знаю, что если убью пару высокопоставленных дараев во главе с любовницей Главы клана, то надежда на дипломатическое разрешение конфликта станет ещё призрачнее. Но если позволить ошалевшей от силы чужих эмоций садомазохистке искалечить мой разум, то вероятность благополучного исхода вообще приблизится к нулю.

Лицо, застывшее бесстрастной маской. Глаза тёмного янтаря, огненные пряди волос. Рубиус. Начинаю изменение, настраивающее меня на его разум, и… останавливаюсь. Тёмно-янтарные глаза, глаза, полные гнева, стыда, отвращения. Глаза, молча просящие у меня прощения за то, что здесь происходит. За замершую в экстазе женщину, за её жадное внимание, за равнодушие и бездействие его самого, Рубиуса, за всё.

Я не спрашиваю, почему он это делает. Я и так знаю. Честь. Проклятая богами честь дараев, требующая беспрекословного повиновения Лиран-ра, Главе Дома. Какими бы ни были его приказы, каким бы ни был он сам, Дом должен оставаться един. И Рубиус не двинется с места, чтобы помочь мне, даже если его собственная честь в эти минуты разбивается в мелкую пыль. Аррек бы на его месте не колебался ни секунды.

Закрываю глаза. Думать. Думать. Аррек… Да, Аррек помог бы мне, даже если это значило бы пойти против чести Дома. Но… Он наверняка знает, что здесь сейчас происходит. Более того, не удивлюсь, если он сам помог организовать весь этот спектакль, и прежде всего — участие в нём Рубиуса. Потомучто хотел наглядно проиллюстрировать старую истину: есть Честь и честь. Что ж, теперь понятно. Похоже, Вуэйн вляпались в оч-чень неблаговидного Лиран-ра, медленно, но верно ведущего Дом к самоуничтожению. Кто-то это понимает и пытается принять меры. Остальные тоже это понимают, но придерживаются пути Чести. Дом должен быть един. Это, и только это правило позволило аррам выжить в предельно жёсткой реальности Ойкумены. Сам факт того, что теперь кто-то пытается изменить правило, красноречиво говорит о ситуации.

Аррек, своей цели ты достиг. Теперь я знаю, на чью сторону встать. Эль-ин хотят измениться, чтобы соответствовать Ойкумене и дарай-лордам. Но точно так же мы ожидаем, что и они изменятся, чтобы соответствовать нам. Почему бы не начать процесс прямо сейчас? Немного гибкости Кодексу Чести арров явно не помешает, иначе «эльфы» в него не впишутся при всём желании.

Значит, поддерживаю Нефрит. То есть Танатона, но на самом деле Нефрит. Обязательно людям всё так запутывать? С этим разобралась. Теперь вернёмся к текущей ситуации.

Об убийстве Рубиуса не может быть и речи, это конец всему. Мысленно встряхиваю недовольно заворчавшую Ллигирллин. Невозможно? Кто у нас тут воин в ранге Мастера? Какое ещё «невозможно»?! Просто сделай это, а потом поговорим о возможностях, ладно?

И она сделала.

Абсолютная, беспросветная чернота, без жизни, без звука, без вздоха, заполняет всё вокруг. На бесконечно долгое мгновение есть лишь тьма, затем резкая молния серой стали вспыхивает перед глазами.

Серое на чёрном. Я-Ллигирллин срываюсь в безумном движении. Невероятная пластичность вене, соединённая с запредельным мастерством тысячелетнего воина, выплеснулись в классической траектории атаки северд-ин. Сюрприз! Безликие воины не подвержены влиянию Силы, вы не знали? Я тоже как-то забыла. А ведь всё, чему научили нас северд, осталось во мне, в Ллигирллин. Только протяни руку.

Рубиус отброшен назад своими собственными Силами, вдруг сомкнувшимися в пустоте. Задеваю его по касательной локтём, полностью сосредоточившись на темноволосой голубоглазой красавице. Тело мальчика сползает по стене, оставляя кровавые следы. Женщину, медленно, так медленно пытающуюся вытащить меч, мы просто минуем, слегка задев плечом, — инерция отбрасывает её в сторону. Одновременно крыльями, вдруг ставшими подозрительно материальными, отбиваю ментальную атаку едва оклемавшегося Рубиуса. Лаара наконец очнулась от почти наркотического транса, в котором пребывала до сих пор, и пытается контратаковать. При помощи Силы. Дура. Потоки энергии проскальзывают мимо моего тела и моего сознания, будто их тут нет, и ударяют в Огненноволосого. Едва успеваю подставить крыло, чтобы спасти его от чего-то замораживающего и в буквальном смысле слова за шиворот вытаскиваю из-под телекинетического пресса. О чём она думает? Разве этот паренёк не её подчинённый? Разве она не должна о нём заботиться?

Ударом ноги отправляю в нокаут растерявшегося горе-вояку и бросаюсь к обезумевшей от жажды крови женщине. Ярость Ллигирллин сметает все мысли; пальцы, которые уже не принадлежат мне, смыкаются на тонком горле. Всё растворяется в темноте.

Когда Лаара бессильно обвисает у меня на руках, позволяю себе оглянуться. Ллигирллин оставляет меня последним всплеском серой тени. Фигура дарая лежит на полу, изломанная и какая-то беззащитная. Опускаю бесчувственную женщину на пол, судорожно ищу пульс. Есть. Жива. Слава Ауте! Люди такие хрупкие, никогда не знаешь, как далеко с ними можно зайти.

Оглядываю поле битвы более внимательно, на этот раз пользуясь не только зрением. Все живы, хотя и не совсем целы. Хм-м… Что я знаю об исцелении раненых людей? Мало. Что же мне делать?

Позвать на помощь.

Ллигирллин. Здравая мысль. Действительно здравая.

«АРРЕК!!! Макиавелли доморощенный, где тебя но…»

В принципе эль-ин не умеют посылать сообщения через Вероятность. Но в данный момент меня это как-то не особенно волнует. Беспринципный тип, непонятно почему именуемый Целителем, был мне нужен. Здесь. Сейчас. Немедленно.

И то, что он откликнулся, лишь подтверждало мои подозрения. Что ж, приятно знать, что в крайнем случае он бы вмешался. Может быть.

Аррек появляется из ниоткуда, весь в чёрном, меч наголо, кожа светится от собранных для атаки сил. Рука в чёрной перчатке жёстко притягивает меня под защиту его щитов, серые глаза с беспокойством впиваются в мои. Ауте, как же он всё-таки красив…

— Всё в порядке? — Голос хриплый, лицо пустое. Начальная стадия боевого транса.

— Да. — На самом деле это не так, но в подробности мне сейчас вдаваться не хочется, — Люди ранены. Помогите им.

Только теперь он оглядывает «поле боя». Хмыкает. Боевой транс соскальзывает с него с лёгкостью, свидетельствующей о большой практике.

— Потрясающе. Всё это время я волновался за вас. Следовало бы знать лучше.

Это он уже комментирует, склонившись над ближайшим телом. Сила, приготовленная для смерти, мгновенно переструктурируется, изменяется, приносит жизнь. Мне никогда не надоест смотреть, как работает Аррек. Мастер, он всегда Мастер, даже если при этом ещё и дарай. Какая глубокая мысль. Какая глубо-о-оуу…

Прислоняюсь к стене и сползаю по ней вниз. Всё-таки пытки плохо сказывается на здоровье. Пло-охо-о-о…

Сильные руки — уже без перчаток — подхватывают меня, волна исцеляющей энергии заставляет широко распахнуть глаза. Аррек. Что это с его лицом, неужели муки совести? Не-е.

— Я в порядке. Правда. Помогите людям.

Короткий кивок, и он исчезает. Но тонкая ниточка живительной силы продолжает поступать ко мне мягкими толчками. Через некоторое время чувствую себя достаточно оправившейся, чтобы вновь начать интересоваться окружающим миром. Самое время.

Поднимаю голову, чтобы встретиться взглядом с тёмно-янтарными глазами. Золотистая, сияющая кожа. Слипшиеся от крови рыжие пряди. Пламенеющая в левом ухе серёжка. Чуть прищуриваюсь и любуюсь его красотой.

Рубиус краснеет. Ах да, у людей не принято глазеть друг на друга. Странно, Аррек никогда не возражал, если я его разглядывала. И никогда не поднимал свои щиты так, чтобы совсем не ощущать моих эмоций.

Позволяю себе лёгкую ироничную улыбку. Молодой дарай наконец собирается с мыслями и твёрдо встречает мой взгляд. Улыбка становится шире. Если он хочет что-то мне сказать, пусть говорит. Помочь бедняге разобраться с собственной совестью я не могу.

— Леди Антея?

Поощрительно поднимаю одно ухо. Перед глазами всё ещё расплываются круги, но, по крайней мере, комната прекратила вращаться.

— Леди, как вы себя чувствуете?

Оч-чень ядовитый сен-образ вспыхивает на кончиках пальцев. Рубиус, уловивший лишь общий эмоциональный настрой, виновато втягивает голову в плечи. Аррек, погруженный в исцеление многочисленных переломов, посылает в мою сторону ещё одну волну энергии. Ладно, будем считать это извинением. В своём роде.

— Прекрасно. Как вы?

Рубиус одаривает меня изумлённым взглядом. Ауте, да он совсем ещё мальчишка, ему лет шестнадцать, не больше. Неудивительно, что бедняге не очень удаётся контролировать собственные эмоции.

— Я?

— Ну да, вы. Вы получили сильнейший удар, когда я вырвалась из блока. Всё в порядке?

Два дарая обмениваются красноречивыми взглядами. Эй, да что я такого сказала? Рубиус снова поворачивается ко мне.

— Миледи, — говорит медленно, очень тщательно подбирая слова, — несколько минут назад я помогал пытать вас. Я причинял вам самую страшную боль, которую мог себе вообразить. Вы должны были тысячу раз умереть от шока, но вот вы здесь, в здравом уме и твёрдой памяти, сидите и спрашиваете меня, в порядке ли я?

Вообще-то он прав. По идее мне полагается быть злой, как шторм Ауте, и перебить здесь всё, что движется. Начиная с Аррека. Но Аррек — Целитель, его трогать нельзя (к сожалению). Если я убью всех остальных, это будет считаться дипломатическим скандалом или самообороной?

Окидываю дарая неуверенным взглядом:

— Мне можно вызвать вас на дуэль?

— Э-э, уверен, что в этом нет необходимости, Антея-эль. — Это уже Аррек поспешно вклинивается между нами, заслоняя собой парня. — По нашим законам, дарай-князь Рубиус — несовершеннолетний. Вы не можете драться с ним до смерти.

Пытаюсь переварить новость. Это что, шутка?

Уши опускаются горизонтально.

— Несовершеннолетний? Вы позволили не достигшему полного эмоционального равновесия участвовать в этом… в этом… Вы… Люди!

Недоверчиво смотрю на Аррека. Потом на Рубиуса. Тот нахмурился.

— Старший дарай-князь Рубиус принадлежит к правящей ветви рода. Вполне возможно, в будущем он будет нашим Лиран-одон — наследником Дома. Он должен учиться.

— Учиться? Чему, пыткам? То представление, которое вы тут только что разыграли, было неэффективно с логической, психологической, биологической и этической точек зрения! Это никому не было нужно, кроме сорвавшейся с тормозов наркоманки!

Аррек встречает мой горящий праведным гневом взгляд — очень мужественный поступок, даже глупый. Мы оба знаем, что на самом деле с тормозов Лаару спустил он, блестящую идею отправить её за информацией Лиран-ра тоже подкинул он. Но при Рубиусе об этом говорить нельзя.

Делаю глубокий вздох. Голос холодный и чуть хрипловатый — связки ещё не оправились от крика.

— Я не собираюсь оставлять происшедшее просто так. Если ваш Лиран-ра предпочитает психопаток в качестве любовниц, то это исключительно его проблемы, которые не должны влиять на дипломатическую политику Дома! Есть какие-нибудь причины, не позволяющие мне вызвать её на Арену?

Рубиус дёргается, но Аррек быстренько хватает его за шкирку.

— Я полагаю, эль-леди, что в настоящий момент это не лучшее решение. Вы… безусловно, имеете право требовать любое удовлетворение, любую компенсацию… Но убийство любовницы Главы Дома может непредвиденно усложнить обстановку.

Читай — «немедленная смерть Лаары как-то помешает его, Аррека, сложным махинациям». Читай между строк — «Антея, девочка, месть для тебя сейчас важнее, чем успех миссии?» В раздражении дёргаю ушами. Этот человек должен был родиться эль-ин. По крайней мере, его манера поведения здорово напоминает мне то, как папа и отчим обращаются с мамой, если её несколько заносит.

Глаза у Рубиуса стекленеют. Бедняга, совсем не привык, чтобы вещи называли своими именами. Провались оно всё в Ауте!

— Хорошо, я не буду убивать её прямо сейчас. Дуэль можно отложить до момента, когда текущий кризис будет разрешён.

Аррек спокойно кивает:

— Вы вызовете Лаару на дуэль!

— Разумеется.

Тут Рубиус наконец не выдерживает. Кажется, до него дошло, что мы на полном серьёзе обсуждаем убийство дарай-княгини.

— Она выполняла приказ.

Я презрительным жестом заставляю его заткнуться.

— Она — свободное существо, не лишённое ни воли, ни разума, и, следовательно, должна нести ответственность за свои поступки. Приказ? Какое мне дело до приказов? Она сделала выбор. Теперь она — мой ЛИЧНЫЙ враг.

— Она защищала Честь Дома.

— Честь? Такая честь не стоит того, чтобы её защищать.

Это последнее заявление, произнесённое холодным, безразличным тоном, его доконало. Ребёнок. Разве можно спорить с эль-ин, когда твои щиты в таком беспорядке? Я просто произносила вслух его собственные, тщательно подавляемые мысли.

Рубиус растерянно поворачивается к безмолвному Целителю.

— Сделай что-нибудь! Она же убьёт дарай-княгиню!

Весь этот спор, очевидно, имеет для Рубиуса какое-то скрытое значение, о котором я не знаю. Иначе заносчивый юнец ни за что не обратился бы за помощью к Арреку, которого по каким-то непонятным мне причинам считает ниже себя. Бедняга. У парня нет ни малейшего шанса сохранить свои уютные иллюзии. Сегодня он повзрослеет так или иначе. Аррек — беспощадный учитель, но его уроки всегда усваиваются.

Целитель протягивает руку и легко прикасается кончиками пальцев к золотистой коже юноши.

— Не могу сказать, что я очень об этом сожалею.

Несмотря на тактильный контакт, сделавший передачу образа почти незаметной, я кое-что уловила. Аррек обрушил на мальчика полное понимание тех повреждений, которые нанесла мне Лаара. А заодно и отзвук моей боли.

Садист.

Взгляд Рубиуса темнеет.

— В таком случае я должен понести наказание. Я тоже участвовал в этом. Не меньше, чем она.

Несколько мгновений я серьёзно обдумываю это заявление. Аррек слегка бледнеет. Мальчика он прочит на место Лиран-ра, и я вынуждена признать, что не без причин. В парне чувствуется потенциал. Для эль-ин было бы очень неплохо иметь дело с кем-то вроде него. Но это не главное. Ребёнок. Убить ребёнка?

— Вы не достигли полной эмоциональной и волевой зрелости. Как я могу требовать от вас ответственности за чужие поступки, если вы в себе разобраться не можете?

Я закрываю глаза и аккуратно дотрагиваюсь кончиками пальцев до век. Что дальше?

Аррек?

— Всё это потребует определённых объяснений для Лиран-ра. Позволите мне предоставить вам свои апартаменты, пока здесь не… почистят?

Он предлагает взять на себя всю грязную работу по разборке учинённого мной хаоса. Разумеется, я позволю.

Толчок, смена декораций. Куда бы он меня ни отправил, здесь темно. И время здесь идёт раз в десять медленнее. Значит, можно немного расслабиться.

Дезориентация перехода на этот раз почти непереносима. Наверное, из-за того, что Аррек не удосужился проводить меня, скрадывая чуждость Вероятности своим спокойствием. Заметка на будущее: быть переброшенной в другой пласт реальности а-ля мешок с мукой — не самое приятное из ощущений.

С другой стороны, это может быть ещё один трюк расшатанной пытками нервной системы.

Ноги подкашиваются, но вместо холодного пола падаю на что-то мягкое и упругое. Постель. Пробегаю пальцами по простыням. Шёлк, такой тонкий, будто его вовсе нет. Под подушкой ощущается твёрдая выпуклость оружия. Запах мяты, океана и одиночества.

Я в спальне Аррека. Подношу руку к лицу — и ничего не вижу. Слишком темно.

Закрываю глаза, делаю глубокий вдох. Расслабиться. Медленно. Сначала ноги — кончики пальцев, икры, бёдра. Руки. Поясница, спина, шея. Лицо застыло в маске холодной ярости, избавиться от которой удаётся только с третьей попытки. О, Хаос…

Слушаю ритм своего дыхания, пульсации крови в жилах. Кажется, тело парит в невесомости, мягко укачиваемое солёными волнами. Безмятежность.

Крылья материализуются помимо моей воли, мягко укрывая шёлк простыней. Кажется, никакая сила в Ойкумене не способна заставить меня сейчас двинуть хоть пальцем.

Глава 10

Прерывистый вдох, глаза вдруг распахиваются — нет, я не спала, я пролежала тут не больше десяти минут. Но энергия наполняет каждую клеточку, крылья подрагивают от желания ринуться ввысь. Опять штучки Ар-река?

Ну что ж, пока Лиран-ра не пригласит меня на аудиенцию, делать всё равно нечего. Можно провести небольшое расследование.

Плавным движением поднимаюсь с ложа, ориентируясь на сонар, добираюсь до выхода. Короткий коридор ведёт в уютную комнату, несущую ясный отпечаток личности хозяина. Гладкий, чуть пружинящий под ногами пол, светлые стены почти не видны из-под книжных полок. Странные артефакты, потрескивающие от внутренней силы. Эти лучше обойти стороной. Первое правило волшебника-недоучки: не знаешь — не суйся. Рабочий стол, какое-то растение в кадке, огромное, очень старое, почти разваленное кресло, к которому прислонена изящная катана в деревянных ножнах. Ничего общего с обычными интерьерами дараев — никаких сплетений Вероятности или технических изысков. Кроме… Быстро подхожу к столу, касаюсь пальцами полированного дерева. Возникает ощущение огромного количества информации. Так и есть, аналитическая система. Причём защищённая не хуже, чем генетические анналы Дома. Хмм…

Направляюсь к полкам. Интересно, здесь есть хоть две книги, написанные на одном языке? Пытаюсь понять информацию, зашифрованную на самых разнообразных материальных носителях, и разочарованно отступаю. Слишком чуждо. Слишком разнообразно. Чтобы разобраться в этом, даже аналитику эль-ин потребовались бы годы. Но я совершенно точно могу сказать, что все эти книги он читал, многие — неоднократно. Впечатляет.

Теперь к креслу. Старое, ненадёжное сооружение, просто пропитанное Арреком. Пожалуй, здесь он провёл больше времени, чем во всём остальном дворце. На сиденье небрежно брошена книга. Раскрываю её на середине — бумага совсем новая, он ещё не дочитал до конца. Рядом с ровными строчками шрифта сделаны какие-то пометки. Один абзац слегка выделен всплеском противоречивых эмоций. Дотрагиваюсь до букв кончиками пальцев, пытаясь трансформировать непонятную абракадабру в сен-образ.

«Что любишь — отпусти. Вернётся — твоё. Нет — никогда твоим не было».

Медленно закрываю книгу и аккуратно кладу её на место.

Вот тебе за попытку совать любопытный нос куда не просят.

И всё-таки… Почему? Это место слишком… личное. Десятилетия здесь не бывал никто, кроме Аррека. И если бы хозяин не хотел показывать всё это, ему достаточно было бы просто перенастроить вход — я бы никогда не нашла эту комнату в сплетении Вероятностей. А он только что не силой запихнул меня в средоточие своих секретов. Почему?

Он ничего не делает без причины. Без целого вороха прячущихся друг за другом причин. И никогда не позволяет себе быть благородным, если это так или иначе не даёт ему выигрыша.

И… Ауте, я уже перестала воспринимать проклятого дарая как врага! Когда это случилось?

Стремительно обхожу комнату по периметру, вздымая потоки воздуха нервно бьющими крыльями. Запах моря, свежести и соли. Сквозняк. Резко поворачиваюсь в направлении ветра, напрягаю все свои чувства. Портал. Причём открытый — видимо, специально, чтобы я могла им воспользоваться. Сама не замечаю, как оказываюсь рядом с невидимым проёмом, касаюсь тонкой грани реальностей. Создан несколько десятилетий назад, никогда не пропускал никого, кроме Аррека. Все эмоции, накопленные за долгие годы, тщательно стёрты, только на самой поверхности тень мысли. Улыбка. Ненавязчивое приглашение. «Вам понравится».

Любопытство кошку сгубило. Да, но, узнав то, что хотела, она воскресла. Крепко оборачиваю крылья вокруг тела и делаю шаг вперёд.

Стою в середине открытой площадки на вершине Башни: холодный каменный пол, колонны из грубо обработанного гранита поддерживают плавно изгибающийся потолок. Как ему удалось достичь этого по-варварски небрежного изящества? Похоже на смотровую башню, точнее, было бы похоже, если бы не…

Все мысли из моей головы куда-то испаряются, остаётся лишь безмолвное потрясение.

Ох…

Даже Ллигирллин изумлена. Механически отмечаю этот невероятный факт, чтобы тут же о нём забыть.

О, Ауте…

Это действительно смотровая площадка, грубые колонны очерчивают что-то вроде окон, из которых открывается захватывающий дух вид на окрестности Башни. Только вот каждое окно ведёт в свой собственный мир. В свою собственную красоту.

До этого я думала, что разбираюсь в прекрасном. Была уверена, что способна остановиться и оценить по-настоящему редкое и удивительное явление. Пока не появился один странноватый дарай и не ткнул меня носом в собственное самодовольство. Потому что, глядя в эти окна, я вдруг понимаю, что можно видеть и видеть. Просто видеть, ничего не требуя взамен, не сравнивая и не оценивая. Так, как может он.

Подхожу к ближайшему ко мне проёму. Когда до окна остаётся лишь шаг, вдруг оказываюсь в иной Реальности, окружённая морозным воздухом, запахом снега, чистоты и ясности. Идеальный конус огромной горы вздымается среди перламутровых небес. Снег, отливающий всеми оттенками синего, сверкает в лучах серебристого солнца. Белоснежные деревья тонким узором окутывают подножие, взбираются по склонам, редким серпантином вьются у вершины. Пара огромных птиц — нет, драконов! — кружат в отточенном совершенстве брачного танца.

Шаг в сторону — шторм в океане. Меня окатывает волной ледяных брызг и запахом лимона. Сразу с десяток молний бьют в тёмную непокорность волн, из-за туч прорываются ярко-золотые лучи света. Вода всех оттенков пурпурного и фиолетового. Уау… Ветер ударяет с новой силой, белоснежная пена, вдруг хлынувшая на ноги, заставляет поспешно ретироваться. Местный аналог Башни стоит на утёсе, нависая над взбесившейся бездной. Ещё вспышка молний — я отступаю, стряхивая с волос и крыльев капельки воды. Облизываю губы — чуть кисловато. Да…

Закат. Бескрайняя равнина, заполненная мягким многоцветьем. Наполовину скрытое за горизонтом солнце, лёгкое золото облаков. В небе лениво проплывают воздушные города. Блестящие башни, высокие мосты — кружево, запечатлённое в камне. Делаю ещё шаг вперёд и оказываюсь по пояс в мокрой от росы траве. Запах дурманит голову, сверху падает тень летящего замка. Между сверкающих шпилей скользят человеческие фигуры. Эль-ин? Да нет, откуда? К тому же наши крылья прозрачны и переливаются всеми оттенками радуги. А эти — белоснежно чистые… С сожалением отступаю назад, под светящиеся внутренним светом своды арки. К счастью, портал вроде действует в обе стороны. Наверняка Аррек постарался, чтобы я не осталась в какой-нибудь из его сказок…

Спокойное, будто одушевлённое море, бархатная чернота неба, звёзды. Ни лун, ни колец — просто звёзды, бескрайнее пространство, заполненное серебристым мерцанием. Стою на пороге тростниковой хижины, белоснежный песок пляжа, тёплая заботливость ветра, зовущая песня моря. Звёзды в небе, звёзды в море, звёзды в моих глазах. Песок, который никогда не тревожили ноги разумного существа, кроме, разве что, одного бесприютного дарая. Он любит это место, любит эту тишину. Здесь хорошо думается.

Ещё один шаг — от пола до потолка проём в никуда.

Здесь нет прохода в другой мир, да и быть не может. За невидимой преградой холод открытого космоса, равнодушное мерцание далёкого светила. А прямо подо мной лениво проплывает газовый гигант в окружении сверкающих колец и бесчисленных спутников. Мгновенная смена красок, игра света и тени, вспышки энергии и неожиданные тёмные провалы. Я застываю перед невероятным зрелищем, по-детски прижавшись носом к защитному полю и чуть шевеля ушами. Время потеряло всякое значение в водовороте вечного изменения. Ауте, леди Бесконечность, спасибо, спасибо, что позволила мне увидеть это. О, Ауте…

— Антея-эль?

Рывок назад, автоматически вскидываю крылья в положение защиты. Хаос! Как этот так называемый Целитель смог подкрасться? Незаметно? К эль-ин? Конечно, я отвлеклась. Конечно-конечно.

Ошалело мигаю покрасневшими от долгого напряжения глазами. Сколько я там простояла? И почему Ллигирллин не подняла тревогу? Тоже не воспринимает его как врага? Ох, зря-я…

Наконец поднимаю взгляд на терпеливо ожидающего Аррека…

…и снова застываю.

Он стоит у самого окна, спиной к феерической мистерии, приковавшей моё внимание. Сейчас планета отливает насыщенными тонами красного, тёмными пурпурными тенями и варварски-золотыми водоворотами. Потусторонняя иллюминация окутала чёрную фигуру дьявольским плащом. Спокойное сияние перламутровой кожи затмевает нездешний свет. Высокие чёрные сапоги, чёрные штаны, такие узкие, что кажутся скорее второй кожей. Воротник шёлковой чёрной рубашки сколот змеёй тёмного серебра, свободные рукава с узкими манжетами обрамляют сияющие кисти. Широкий пояс с чёрными ножнами охватывает бёдра, меч кажется естественным продолжением тела. Тёмные волосы собраны в хвост, светло-серые глаза отсвечивают тёмно-тёмно-красным. Черты лица, слишком совершенные для эль-ин, слишком правильные и тем не менее не выглядящие ненастоящими.

Леденящее разум восхищение, так тесно переплетённое со страхом, что их уже невозможно отличить, поднимается из того уголка души, который я считала уже давно мёртвым. Миллионы нервных окончаний, молчащих уже больше пяти лет, вдруг оживают, посылая волны обжигающего холода (жара?) по затвердевшей вдруг коже. В глазах темнеет. Моё тело реагирует прежде разума, испуганно отшатываясь в сторону.

— Антея-эль?

Я судорожно сжимаю пальцы, пытаясь загнать обратно начавшееся изменение. Так, спокойно, спок-койно. Это уже не просто философское любование красотой, девочка, это уже серьёзно. Так. Он видит меня как открытую книгу, но вряд ли может эту книгу прочесть. Что же он мог почувствовать? Страх и защитную реакцию. Но вряд ли существо, столь чуждое эль-ин физиологически, сможет распознать ТЕ признаки. Будем надеяться. Только романа с человеком мне не хватает для полного счастья.

Ещё один медитативный вздох. Изменение. Лишние гормоны — долой. Смотрю на дарай-князя исключительно с профессиональной точки зрения (ну, пытаюсь, по крайней мере). В сапогах аккуратно спрятаны ножи, широкие рукава рубашки скрывают ещё что-то метательно-убийственное, оружие с внутренней стороны пояса (интересно, какое?), серебряная змея пропитана ну оч-чень сильной магией, запонки, заколка, браслет, кулон — интересно, на парне есть хоть нитка, которую при желании нельзя было бы превратить в орудие массового уничтожения? Но всё это — ничто по сравнению с угрозой, которую несут его разум и тело.

Впечатляет.

— Вы не могли бы топать погромче?

Ну вот, опять. Стоит мне испугаться, как хорошие манеры тут же проваливаются в глубины подсознания. Не самая лучшая привычка с точки зрения выживания.

Беспокойство исчезает из серых глаз, вместо него взлетают искорки подавляемого смеха. Ему смешно? Ауте! Как только прибуду домой, первым делом надо узнать, нет ли каких-нибудь исключений из закона о неприкосновенности Целителей!

Вскидываю подбородок и стискиваю кулаки, уши откинуты назад. Он мгновенно серьёзнеет. И даже не отпускает никаких комментариев по поводу моей нервозности. Умный человек.

— Вам понравилось? — Плавный взмах в сторону тёмных арок.

Дурное настроение как рукой снимает.

— О да! — Он улыбается энтузиазму, прозвучавшему в моём голосе. — Но я не всё успела посмотреть.

— Понимаю. К сожалению, возможность растягивать время не безгранична. Обещаю, если всё это закончится благополучно, я покажу вам и остальное.

Почему он даёт это обещание? Что заставляет расчётливого и патологически скрытного арра делиться самым сокровенным, частью своей души? Этот человек не просто ставит меня в тупик, он умудряется найти новый тупик каждые пять минут. И каждый последующий темнее и глубже предыдущего.

Склоняю голову и уши. Поклон благодарности.

— Но в одно место мне бы хотелось провести вас прямо сейчас. Вы не возражаете?

Заинтригованная, я послушно следую за затянутой в чёрный шёлк фигурой. Что здесь происходит?

Он останавливается у проёма, забранного мягкой листвой. Запах леса, цветов и лета. Аррек исчезает в сплетении ветвей. Как зачарованная, иду за ним.

Бережно отодвигаю с пути лианы, проскальзываю через обрамлённую мхом арку навстречу свету. Он стоит на поляне в пятнах света и тени, задумчиво рассматривая что-то в гуще деревьев. Жестом просит меня подойти ближе.

Там, оплетённая дикой зеленью, мягко поблёскивает матовой белизной стена здания. Бледная поверхность чуть тронута резцом, оставившим удивительно чёткую тень человеческой фигуры. Нет, не человеческой. Это… Это скорее фигура эль-ин — только без крыльев и… И немного не такая. Женская фигура кружится в танце, движение схвачено с такой невероятной точностью, что я, наверное, могла бы произвести изменение, только глядя на эту картину. Тонкий шарф трепещет в когтистых пальцах, миндалевидные глаза закрыты, тело вздрагивает в такт отзвучавшей миллионы лет назад мелодии. Полная сосредоточенность, почти транс, столь знакомый мне. Полная отрешённость от всего окружающего. Кажется, что она и не заметила, что миллионы лет солнце налетало вокруг её мира. Может ли вырезанное в камне изображение чего-то не заметить? Или, если на то пошло, заметить? О, ещё как…

Зелёный мох мягко оттеняет древние линии, наделяя их какой-то новой жизнью. Единство камня и растения. Легконогая танцовщица скользит среди ветвей.

Протягиваю руку… и опускаю её. Прикосновение ничего не даст. Слишком давно это было.

Молча смотрю на её неподвижный танец.

Аррек поворачивается и идёт куда-то в сторону, мне ничего не остаётся, как только последовать за ним.

— Вы слышали такое название — Да-Виней а’Чуэль? Последний город давно исчезнувшего народа. — Он стремительно подныривает под нависающую ветвь. — Все народы, обитающие сейчас в Ойкумене, так или иначе произошли от людей. Были сомнения насчёт эль-ин, но вы их недавно развеяли. Даже обитатели Эль-онн, оказывается, уходят корнями на древнюю Землю. — Вопреки тону выражение лица человека явно говорит, что в последнем у него есть сомнения.

И не зря. Да, мы произошли от людей, но я ведь не говорила, что только от людей.

Вдруг резко поворачиваем и оказываемся на пустынной улице, окружённой белыми башнями домов и тёмными башнями деревьев. Я смотрю вокруг расширенными от изумления глазами, пытаясь не закричать от чувства невыразимой печали, вдруг охватившей всё существо. Те, кто создал это… Они видели красоту так, как никогда не смогут ни эль-ин, ни люди. Более того, они умели творить красоту, не насилуя при этом всё вокруг.

— Но, хоть мы и не любим этого признавать, люди Земли были далеко не первыми разумными существами в Ойкумене. До нас были многие и многие другие. Но среди этих многих одни занимают особое место. Те, кто были так похожи на нас, что в анналах сохранились записи о смешанных браках и даже о детях. Те, что имели цивилизацию, во многом схожую с нашей, по крайней мере в большей степени, чем цивилизация эль-ин. Те, чья история уходила на миллионы лет назад. Чья мудрость была совершенно недоступна нашему пониманию.

Рвущиеся вверх колонны, испещрённые резьбой. Цветы, укрывающие дно изящного фонтана. Огромные плиты, заботливо прикрытые пружинящим под ногами мхом. Древность, невыразимая, непередаваемая древность. И печаль. И гнев.

— Те, кого люди боялись.

Статуя невиданного животного, несущего на спине ребёнка. Если бы не умные, внимательные глаза девочки, я бы решила, что это ребёнок эль-ин. Но у вене не бывает такого взгляда, пока она не повзрослеет. Куст диких роз укутывает лапы склонившего голову «коня» и босые ноги его всадницы. Синие розы на белом камне.

— Те, кого мы уничтожили.

Мы выходим на берег реки, и зелёные воды встречаются со склонёнными к ним ветвями.

— Те, кого мы называли эльфами.

Я непроизвольно вздрагиваю, но больше никак не показываю своей реакции. Аррек затеял эту экскурсию не для того, чтобы доказать мне, что люди могут победить эль-ин. Ну, по крайней мере, не только для этого. Он всё скажет в своё время. Торопить его бессмысленно.

Рвущаяся в небо башня и прижавшееся к ней молодое дерево. Как двое влюблённых.

— Эти сведения вы не найдёте в учебниках или в открытых базах данных. Даже среди арров тех, кто знает, что эльфы — не просто старый миф, можно пересчитать по пальцам.

Стёртые ступени ведут вниз, исчезая в зелёных водах. На тёмных волнах покачивается маленькое каноэ, почему-то уместное здесь. Я забираюсь на единственное сиденье, предоставляя дарай-князю работать веслом.

— Но они не миф. Да-Виней а’Чуэль, погибший тысячи лет назад, — не миф. И древняя сила исчезнувших — далеко не миф. — Он на мгновение замирает, затем вдруг поворачивается ко мне. Что-то изменилось вокруг. Что-то человеческое исчезло, сменившись куда более древним, но отнюдь не более дружелюбным. Аррек кладёт весло на колени. — В частности, никто из людей не может следить за тем, что происходит среди башен этого города.

Апатия слетает с меня, сменившись вдруг острым, как отточенный нож, вниманием. Теперь можно говорить без опаски.

— Как они за нами следили?

— За мной. Организм эль-ин с достойным сожаления постоянством продолжает переваривать любые следящие системы, которые вам подсовывали. Даже одежда, изначально представлявшая собой один большой шедевр шпионского искусства, превратилась в обычный кусок ткани, едва вступив в контакт с вашим телом. Они следили через меня, но могли слышать только наши голоса. Никаких картинок, ни даже приблизительного обозначения нашего местоположения. — Он делает неопределённый плавный жест. — Конечно, были и менее экзотические способы заглушить сигнал передатчика. Можно было наконец обмениваться записками или мыслями, но мне нужно, чтоб кое-кто поломал голову над тем, о чём я говорю. А также над тем, куда это мы вдруг подевались.

— Опять ваши манипуляции. — В раздражении бью крылом по воде. — Эль-ин широко практикуют тот способ обучения, который вы выбрали для Рубиуса, но этот способ опасен. Можно просто сломать ребёнка, а не вывести его из этической ловушки. К тому же… кто дал вам право судить о верности того или иного поступка? Кто дал право играть в Бога?

Аррек одаривает меня долгим, очень внимательным взглядом. Затем вновь погружает весло в воду, сильными толчками направляя каноэ вниз по течению. Мои слова его задели? Ни в малейшей степени. Все аргументы, которые я могла бы привести в этом споре, он уже обдумал сам, причём давным-давно. Но какое-то чувство отражается в излишне резких взмахах. Озадаченность? Потрясение? Вдруг всплыл в памяти человек, которого возвели на эшафот, а затем неожиданно помиловали. С чего такая неожиданная ассоциация?

Что ж, приятно узнать, что с прибытием в Эйхаррон ничего не изменилось. Мы по-прежнему продолжаем повергать друг друга в немое изумление.

— Речь идёт не об этической обоснованности того или иного поступка, а о выживании Дома. Рубиус подаёт надежды, но он должен научиться выходить за жёсткие рамки, в которые его ставят воспитание и генетика.

— Но он ещё ребёнок. — Даже мне самой собственный голос показался тоскливым и безнадёжным.

— И должен повзрослеть.

— Должен ли?

— У нас больше никого нет.

— Вы? Нефрит?

— Я — младший князь. Наша генетическая ветвь не наследует. А Нефрит, при всех её достоинствах — не дарай. Как тень за троном она хороша, но без власти над Вероятностью защитить Дом не сможет.

Отворачиваюсь, рассматривая проплывающие мимо сказочные дворцы. «Генетическая линия», «больше никого нет», «должен повзрослеть». Ауте, как же всё это знакомо. Проклятье. Проклятье!

Высокий, круто изогнутый мост взлетает над зелёной водой. Белый всплеск в безоблачной синеве небес, кажется, чуть светится изнутри. Изящество точно вырастает из самой души здешнего мира. Гармония в изначальном смысле этого слова.

Немного успокоившись, вновь отваживаюсь поднять глаза на Аррека. Тот всё так же мерно толкает лодку вперёд, щиты безупречны, движения плавны. Пальцы, сцеплённые на весле, чуть побелели. Что такое? Самый простой способ узнать — спросить.

— Что случилось?

Молчание.

— Дарай-князь?

— Вы на меня сердитесь?

— Какого???

Чувствую, как мои уши непроизвольно опускаются горизонтально, смешно оттопыриваясь из-под волос. Да, до блестящего самоконтроля арров мне далеко.

— Вы сделали то, что было необходимо. В любом другом случае я бы ещё с неделю бродила вокруг да около, собирая информацию, прикидывая, к какой стороне лучше примкнуть. А результат был бы тот же самый.

Он, казалось, не слышал.

— Вы сердитесь.

Это уже не вопрос — констатация факта, произнесённая таким безразличным голосом, что мне становится страшно.

— Разумеется, сержусь! — Напускаю на себя кровожадную ярость, вздымаю крылья, молнии летят в разные стороны. Затем задумываюсь. Меня действительно беспокоит факт, что дарай умудрился узнать эль-ин так, чтобы столь успешно манипулировать ею. Беспокоит, но почему-то не бесит. Что касается боли… Безнадёжно вздыхаю: — Вообще-то нет, но вы никому не говорите. Подобные веши не принято спускать.

Он некоторое время смотрит на весло, потом на меня. Тот самый доводящий до бешенства изучающий взгляд. Скандалить не хочется, так что пытаюсь отвлечься на что-то красивое. Вместо того чтобы остановиться на отдыхающих в объятиях леса башнях, взгляд останавливается на линии подбородка дарай-князя. Перламутровая, переливающаяся намёком на цвет кожа, оттенённая полночным шёлком воротника. Безупречно. Эль-ин терпеть не могут ничего безупречного, но здесь я вынуждена отступить от обычных стандартов. Эта безупречность выглядит такой… живой. Дышащей. Тёплой. Тигр, тигр…

В памяти всплывают прикосновения сильных пальцев к руке… Э-э, стоп, подруга, опять тебя куда-то не туда занесло.

Он наконец пришёл к какому-то важному выводу и снова вернулся к гребле.

— Ситуация в Доме сейчас очень сложна. Лиран-ра не заслуживает даже кинжала в спину, но он чертовски силён и отвратительно влиятелен. И очень жесток. До тех пор, пока Ольгрейн — Глава Дома, нет ни малейшей надежды вывести вас на уровень Конклава.

Поня-ятненько. Ох, в весёлую заварушку я попала.

— Рубиус всё ещё мечется между честью и долгом. Но он не доложил, что вы собираетесь убить Лаару, этого пока достаточно. Танатон не увидит неприятности, пока его не огреют по голове, но Нефрит умело дёргает за верёвочки, так что тут беспокоиться не о чём. Сергей, — он запнулся и метнул на меня косой взгляд, — Сергей сделает то, что прикажет ему Нефрит.

«Если я не прикажу обратного». Но я не прикажу. Кое-какие представления о морали есть и у эль-ин, как бы парадоксально это ни звучало.

— Для переворота всё готово. Единственная проблема — никто из Дома не может поднять руку на Лиран-ра. Да и обсуждать этот вопрос для меня невероятно… болезненно. Вопрос скорее физиологии, чем этики, но это ничего не меняет. — Мученически поднимаю глаза к небу. Вот что получается, когда власть имущие добираются до генофонда. — Ольгрейна придётся убить вам.

Та-ак. И почему я совсем не удивлена?

— Мы можем убивать не только на дуэли, но всегда — по личным причинам. Впрочем, здесь трудностей возникнуть не должно. Что-то да подсказывает, что я возненавижу этого вашего Лиран-ра с первого взгляда. — Смущённо опускаю руку в воду, скользя пальцами по твёрдым листьям кувшинок. — Но я не очень хороший киллер. Ещё одно искусство, которое в меня не удалось вбить заботливым наставникам.

— Вам даже не придётся провоцировать его. Уверен, Ольгрейн нападёт первым. Просто обороняйтесь — у вас это неплохо получается. И не слишком сдерживайте себя, опасаясь дипломатических последствий.

— Угу. Забавно. Ваша культура запрещает отбирать жизнь в ярости, необдуманно. Эль-ин считают отвратительным холодный расчёт, хотя именно к нему чаще всего и прибегают. Наши эмоции в основе своей очень взвешенные и просчитанные… Но и у вас, и у нас искусство убивать из-за угла является обязательной частью обучения.

Отворачиваюсь, чтобы не видеть этого пристального изучающего взгляда. Чувствую себя как микроб под микроскопом, честное слово.

— Вас это беспокоит?

— Да нет, наверное, просто… Просто если мне когда-нибудь доведётся встретиться с тем воплощением Ауте, что ответственно за появление законов эволюции… Думаю, у меня найдётся пара тёплых слов по поводу «выживания сильнейших». Всё это успело так смертельно надоесть. — Кладу голову на руки, из-под приспущенных ресниц наблюдая за скользящими мимо тенями мостов и статуй. Вода журчит. Музыка. Тонкие лучи солнца, пробившие плотный покров листвы, нежно скользят по коже. Закрываю глаза, слушаю звуки и запахи.

— Какова ваша роль во всём этом?

— Роль серого кардинала.

Удивлённо приподнимаюсь и смотрю на дарая.

— Серого кого?

— Извините. Это выражение означает, что я стою в тени и организую все неприятности.

— Это я и сама поняла. Но почему в тени? Ваше происхождение вполне позволяет вам занять место Ра-Рестаи или Ра-Метани. А учитывая ваши способности, можно было бы наплевать на формальности и просто возглавить Дом. Уж вы-то достаточно сильны, чтобы защитить его от кого и чего угодно. Официальное положение, конечно, утомительно, но оно открывает множество возможностей и позволяет с лёгкостью решать вопросы, которые у тех, кто не обладает таким положением, требуют огромных временных и энергетических затрат.

— Давайте остановимся на том, что у меня есть причины… и не все из них исключительно эгоистические.

— А каковы эгоистические?

— Вы знаете ответ.

— Хотелось бы услышать его от вас.

— Не хочу ничем править, нести ответственность, запутываться в долге и чести. — Он с видимым отвращением передёргивает плечами. — Моя совесть будет чиста, если удастся обеспечить относительную безопасность Дома Вуэйн и Эйхаррона в целом. Тогда можно будет оставить это кипящее политическое болото и заняться собственными делами.

Снова закрываю глаза, ловя лицом мимолётную ласку теней. Разделаться с долгом и заняться собой — это звучит почти как волшебная сказка. Детская сказка, которой я грезила ещё несколько лет назад. Сегодня же долг — всё, что осталось. Долг перед Эль-онн и кланом Дериул — единственное, что удерживает меня на этой стороне жизни. Подняться в высоту и сложить крылья — о чём ещё я мечтала последние годы? Скорее бы.

— Почему вы скрываете свои возможности?

— Разве это не очевидно?

— Ответьте на вопрос.

— Потому что, если семья узнает, мне никогда не быть свободным. Дело даже не в том, что до конца жизни придётся сидеть как привязанному в Эйхарроне, служа целям, в которые я давно не верю. Видите ли, мне бы очень не хотелось попасть в «особые» генетические анналы. Мы можем быть очень… жёсткими, когда дело доходит до сохранения редких генов. Я не враг своим детям.

— У вас есть дети?

Опять этот измеряющий взгляд. Что я на этот раз сказала?

— Нет, но когда-нибудь могут появиться. И мне очень хотелось бы самому выбрать им мать.

— Бредовая ситуация. Я долго пыталась разобраться в концепции брака по расчёту, но так ничего и не поняла. Как можно иметь столь близкий контакт с кем-то, кто тебе совсем не нравится?

— Да никак. Достижения науки вполне позволяют обойтись даже без личного знакомства.

— Я имела в виду не физический контакт. Как можно позволить кому-то стать отцом твоего ребёнка, если ты никогда его раньше не видела? «Враг своим детям» — вы очень точно подобрали слова для описания ситуации.

— Я вовсе не это имел в виду. Разумеется, вслепую никто смешивать гены не будет. Оба предполагаемых родителя очень тщательно проверяются…

Предостерегающе поднимаю руку, останавливая озадаченного дарай-князя.

— Мы, кажется, вновь говорим на разныхязыках. Давайте оставим эту тему, пока окончательно друг друга не запутали.

Он согласно кивает, а я некоторое время тщательно обдумываю следующий вопрос.

— Что ещё мне нужно знать о вас, дарай Аррек, чтобы пережить ближайший вечер?

— А что вы уже знаете?

Ну вот опять. Сен-образ зубодробительного раздражения. Зубы дробятся, естественно, не у меня, а у того, кому не повезёт оказаться в числе тех, кто раздражает.

— Да прекратите же увиливать от вопросов!

Он невозмутим и спокоен, как гора. Огромная такая чёрная горища, об которую расшибают нос любопытные юные эль-ин.

— Мне не хотелось бы повторять то, что вы уже сами вычислили, Антея-эль.

Вот гад.

— Вы гораздо сильнее, чем кажетесь. Вы блестящий Целитель, Мастер и умело это скрываете. Вы ощущаете Истину, как Нефрит, только полнее. Да, ещё — Мастер Вероятности, и этот секрет оберегаете едва ли не тщательнее, чем все остальные. Вы ведь так и не сказали родственникам, как далеко нас вышвырнуло и откуда нам пришлось добираться в сей блистательный град?

Прекрасные губы чуть кривятся в потаённой улыбке. Что-то я такое очень забавное сказала, наверно.

— Они думают, что мы всего лишь умудрились побродить по задворкам Ойкумены. Не хочу, чтобы кто-нибудь понял, что я умею манипулировать Реальностью на таком высоком уровне.

Аррек вопросительно приподнимает бровь, и я слегка киваю. Этот его секрет в безопасности.

— Эти игры со временем, там, в ваших покоях. Это ведь очень опасно и требует высшей степени мастерства. Я права?

— Вам нужно было отдохнуть, а вы в жутком цейтноте. Сейчас, по моим подсчётам, там у них прошло от силы полчаса. Скоро начнётся самое интересное.

Морщусь от его определения. Это надо же — интересное. Воины, к какой бы расе они ни принадлежали, все одинаковы.

— Так у вас есть, что ещё мне сказать?

— Я придерживаюсь концепции здорового эгоизма. Это значит, что для начала думаю о себе, затем о своём клане, затем о своём биологическом виде. Только после этого обо всей остальной Вселенной.

— Образ мыслей типичного эль-ин.

Он слегка склоняет голову, пряча улыбку. Та-ак, и что же мне даёт эта информация?

— Сегодня, уже довольно скоро, вас вызовут к Ольгрейну. Думаю, он очень внимательно выслушает всё, что вы пожелаете ему сказать, а затем просто прикажет вас убить. Я могу надеяться, что вы… не позволите случиться этому? Я, наверно, смог бы организовать своё присутствие при разговоре.

Он спрашивал, смогу ли я выжить и не нужен ли мне телохранитель. Приятно узнать, что его высококняжеское великолепие всё-таки удосужился этим поинтересоваться. Этот вежливо-директивный стиль общения начинал здорово действовать мне на нервы. И ведь ничего не поделаешь, нет времени устроить всё по-своему. Хаос!

— Спасибо за беспокойство, дарай-князь, я уже большая девочка и в няньках не нуждаюсь. — Ах, хотелось бы мне чувствовать себя так надменно и уверенно, как это прозвучало. Но, с другой стороны, со мной будет Ллигирллин. А у Аррека наверняка намечено ещё с десяток мест, где ему следует быть, чтобы смена власти прошла без сучка без задоринки. Не говоря уже о том, что его непосредственное участие в устранении Главы Дома пошлёт всю тщательно выстроенную маскировку в Бездну. Нет, придётся справляться самой. Как-нибудь.

— Будьте осторожны.

— Обязательно.

* * *

Остаток пути мы проводим в молчании. Аррек старательно гребёт, лавируя в лабиринте зелёных занавесей и белокаменных арок. Я расслабляюсь, наслаждаясь последними минутами покоя перед тем, что мне предстоит. Из-под опущенных ресниц наблюдаю за игрой света и тени на воде, за переплетением ветвей и диковинной резьбой, бегущей по белому камню мостов. И за дарай-князем, виртуозно управляющим вёртким судёнышком. Мышцы мерно перекатываются под чёрным шёлком рубашки, светящаяся полоска перламутровой кожи над воротником, собранные в хвост волосы. Слишком массивен для эль-ин, хотя по меркам людей должен казаться стройным и очень высоким. И по любым меркам невероятно красив. Кожу вновь опаляет волной обжигающего холода. Гормоны — это зло. Зло.

А ведь человек так и не ответил толком ни на один из моих вопросов, по крайней мере, не сказал ничего, о чём бы я сама не догадывалась. Опять. И он отправляет меня практически на верную смерть с небрежностью опытного шахматиста, жертвующего королевой ради того, чтобы выиграть партию. Или пешкой, ради чуть более выгодной позиции.

Почему-то эти мысли ничуть не улучшают ситуацию. Берусь за дело серьёзней и провожу основательную гормональную перестройку организма. Вот так-то. Может, мама и права, и мне не следовало после гибели Иннел-лина ударяться в совсем уж строгое воздержание… Но сейчас уж точно не время навёрстывать упущенное за последние пять лет, что бы там ни думал бунтующий организм. И уж конечно не с человеком!

* * *

Каноэ утыкается носом в мраморный причал, и Аррек змеиным движением выскальзывает из лодки, автоматически сканируя окрестности на предмет наличия врагов. Когда оные не обнаруживаются, человек немного расслабляется и галантным движением придерживает раскачивающееся судёнышко, чтобы я также могла выйти.

— Князь арр-Вуэйн, здесь небезопасно?

— Нет, думаю, что нет. Просто привычка.

Я иронически приподнимаю ухо.

— В самом деле, Антея-эль, это одно из самых безопасных мест в Ойкумене. Я случайно наткнулся на него с полвека назад, ещё мальчишкой, и часами стоял тут, глядя на танцовщицу. Есть основания полагать, что никому другому о существовании погибшего города неизвестно.

— Спасибо. За то, что привели меня сюда. Спасибо.

— На это тоже были причины.

— Знаю. Всё равно спасибо.

Я неслышно скольжу по стёртым ступеням, стараясь не отставать от дарая. Резкий поворот — и мы вновь на прогалине, где вырезанная в камне танцовщица неподвижно скользит среди ветвей. Невероятным усилием воли заставляю себя отвернуться от неё. Сейчас нет времени, нет времени. Позже.

Портал возникает в гуще зелени так неожиданно, что я не успеваю затормозить, и, споткнувшись о какой-то корень, лечу прямо в распахнутый проход. От неминуемого падения на твёрдый пол башни спасает только вовремя среагировавший Аррек. Пощипывающая кожу сила подхватывает меня над самыми камнями и аккуратно ставит на ноги. Выдаю длинное ругательство сразу на нескольких языках Ойкумены. Затем соображаю, что как только мы переступили порог Потерянного города, то вновь оказались под наблюдением. И выдаю ещё одно ругательство — уже специально для слушателей. Дарай-князь учтиво выслушивает мою пространную речь, но в глазах его пляшет Ауте.

— У меня есть для вас ещё один подарок, Антея-эль.

Из циничной, но более мудрой части моей души поднимается нехорошее предчувствие.

— Какой ещё подарок?

Он вдруг улыбается — так внезапно и так искренне, что я беспомощно застываю на месте.

— Увидите, вам понравится.

Озадаченная сверх всякой меры, следую за дараем. Тот останавливается у гранитной колонны, резкий взмах рукой — и перед нами опять оконный проём, пустой. Аррек слегка наклоняется вперёд, вихри Вероятности вокруг него столь интенсивны, что я от греха подальше складываю крылья, вдруг начавшие сиять яростным золотом. Пустота по ту сторону подёргивается волнами, светлеет, растворяется. Меня вдруг окутывает нежный запах ночных цветов, запах чистой воды и предрассветной росы. Волна удивления-узнавания-радости-принятия подхватывает ошеломлённый разум и кружит в безудержном, но очень нежном порыве.

Три луны отражаются в безупречной глади зачарованного озера, маленький водопад над пещерой, ветви ив трепещут у воды в немом приветствии. Я знаю это место. А оно знает меня. Здесь я танцевала после чёрного мрака пещер, эта тихая красота исцелила меня, когда ничто другое уже не могло помочь. В безмятежность этих вод мой танец вдохнул жизнь и разум.

Магия затерянного мира обнимает меня, как доверчивый ребёнок, даря силы и вселяя уверенность. Посылаю в ответ сен-образ любви-привязанности-обещания и, сжав зубы, делаю шаг назад. Мир послушно отступает, оставляя после себя чуть обиженную, но исполненную надежды просьбу вернуться.

Поворачиваюсь к внимательно изучающему меня дарай-князю:

— Действительно подарок. — И сен-образом, чтобы никто, кроме нас, не услышал: — «Спасибо».

Глава 11

Он отвешивает мне свой коронный церемониальный поклон, царственный жест рукой — стены башни вокруг нас растворяются, вместо них возникают уже знакомые мне гостиные покои. Чёрное и пурпур. Внимательно окидываю обстановку «внутренним» взором ни следа бушевавших здесь ещё недавно бешеных эмоций.

— Смотрите-ка, и правда «почистили».

Ещё один придворный поклон от Аррека.

— Теперь позвольте мне вас оставить, Антея-эль.

Открываю рот… и обнаруживаю, что собралась обмениваться любезностями с пустотой. Дарая уже и след простыл. Почти на грани вежливости. Должно быть, «серый кардинал» действительно торопится. В то же время ощущаю, как Вероятности вокруг меня начинают бесшумно раздвигаться. Похоже, мне тоже не придётся сидеть без дела. Но какой виртуозный расчёт времени! Интересно, он опять играл с темпоральными потоками или просто хорошо знает порядок здешней жизни? Скорее всего, и то и другое.

Оборачиваюсь и наблюдаю, как из воздуха материализуется Нефрит арр-Вуэйн, пряча в складках одежды какой-то прибор, открывший для неё временный портал. Должно быть, для недараев необходимость пользоваться посторонней помощью для перемещения по собственному дому кажется чрезвычайно раздражающей. Я, например, уже успела от всего этого порядком устать.

Зеленоокая медленным и оттого ещё более изящным движением склоняется в неком подобии реверанса, разметав складки тяжёлого шёлка по чёрному полу. Кимоно, светло-светло-голубое, почти белое, выгодно подчёркивает белоснежную матовость кожи, изумрудные локоны собраны в строгую причёску, на меня она старается не смотреть. Никакого оружия, даже острые булавки в причёске заменены безобидными гребнями, и это явно засгавляет её чувствовать себя ещё более неуверенно. И скромность костюма, и поза, и натянутое спокойствие просто кричат о страхе, сжигающем Нефрит изнутри.

Страхе не за себя.

Молчание. Смотрит куда-то в область моего плеча, не решаясь заговорить первой, — ещё один тревожный признак, подчёркивающий роль, которую она взяла на себя.

На мгновение отпускаю все свои чувства, пытаясь засечь чужое присутствие. Нет, на этот раз мы одни. Никаких подслушивающих устройств. Да будь благословенен тот нелепый закон, который запрещает дараям ставить жучки в гостевых апартаментах (но разрешает подсовывать их в одежду и пищу — люди!).

* * *

— Прошу вас, арр-Нефрит, встаньте. Нам нужно о многом поговорить, но, прежде всего — как чувствует себя Сергей?

Сто очков за самообладание — женщина даже не вздрогнула от этого вопроса. Медленно выпрямляется, старательно избегая глядеть мне в глаза.

— Чего вы от меня хотите, Высокая леди? Приказывайте.

Это она мне?

— Леди Нефрит, боюсь, мы друг друга не поняли. Я не собираюсь шантажировать вас, используя сохранность жизни и рассудка вашего мужа. То, что произошло, было несчастным случаем, и тут ничего нельзя поделать. Единственное, что я могу, — свести к минимуму причинённый вред.

Вот теперь она дёрнулась как от удара.

— Он ваш раб, раб на вечные времена. И значит, я тоже ваша рабыня. — В безжизненном голосе нет ни слёз, ни гнева, ничего. Только усталая тупая покорность.

Надо что-то делать. Срочно.

Звонкое эхо пощёчины затихает под потолком. Женщина в полном ошеломлении прижимает руку к начинающей краснеть щеке, а я мечусь перед ней загнанным зверем.

— Вы НИЧЕГО не поняли, Ощущающая Истину! Раб? На вечные времена?! О, да! Провались оно всё в Бездну! Только вот кто чей раб?

Туда и обратно между стенами, взметая крыльями маленькие воздушные бури. Дура! Дура несчастная! Только я могла попасть в такую идиотскую ситуацию! Сен-образ, показывающий всё, что я о себе сейчас думаю, мог бы, наверно, прожечь стены, не останови я его вовремя. Нефрит испуганно отшатывается.

Замираю на середине шага и резко поворачиваюсь к выбитой из колеи женщине. Так, из покорного отупения я её, кажется, вытряхнула, теперь можно поговорить.

— Связь, которую я установила с вашим мужем, у нас называется Ве’Риани. Это особый тип родства между вене и воином, охраняющий её в танце, что-то вроде симбиоза, от которого должна выиграть каждая сторона. Вене имеет безусловное, почти рефлекторное подчинение Риани, воин также обязан любой ценой защищать жизнь своей госпожи. С другой стороны, вене приобретает определённые обязательства перед воином, выполнять которые у меня нет ни желания, ни возможности. Всё это сложно и очень функционально, но общая идея такова, что Ве’Риани — гораздо больше, чем просто сумма вене и Риани, и… не важно. — Поднимаю руку, не позволяя ей говорить. — Я ещё не закончила. Связь Ве’Риани устанавливается в три этапа, три ступени, как мы это называем. Я и лорд Сергей сейчас находимся на первой ступени и, если Ауте будет ко мне милосердна, там и останемся. Теперь слушайте очень внимательно. Последнее, что мне сейчас нужно, — это воин-Риани, да ещё из рода людей. Если бы тогда, во время этого идиотского «испытания», мне можно было спастись каким-то другим способом, не убивая при этом Сергея, я бы это сделала. Если бы связь можно было расторгнуть, я бы сделала и это. К сожалению, освободить одного из нас теперь сможет лишь смерть другого. Но до тех пор, пока кто-нибудь не просветит вашего мужа на этот счёт, между нами вроде как ничего и нет. Следовательно, я могу игнорировать свой долг по отношению к нему, а он — свой по отношению ко мне. Это — та линия поведения, которой я намерена придерживаться.

Хорошо иметь дело с Ощущающими Истину. Никаких тебе «А почему я должна тебе верить?»

— Смерть одного из вас будет означать смерть другого?

— Нет, ослабление, травму, но не смерть. Эль-ин слишком практичны, чтобы позволить что-то подобное. Но я бы не советовала вам планировать моё устранение. Когда Сергей узнает — а он узнает, это я гарантирую — он… В общем, лучше не стоит. Всё равно лет через двадцать, самое большее через тридцать, я буду мертва, а он — свободен.

— Почему?

— Назовём это… смертельной болезнью. Да, так, пожалуй, ближе всего к истине. Сергей переживёт мой уход, но ему будет плохо.

Некоторое время она сосредоточенно обдумывает услышанное.

— Как вообще вся эта связь отразится на нём?

— Он станет сильнее, быстрее, выносливее. Регенерационные и адаптационные способности увеличатся на порядок, добавится устойчивость к большинству ядов, иммунитет ко многим болезням. В случае необходимости он сможет принимать мою энергию, использовать меня как катализатор или фокус. Плюс возможность коммуникации даже через Вероятность. Плюс много ещё чего, чему в вашем языке даже названия нет. Но всё это — на первой ступени, то есть на подсознательном уровне. Возможно, будут оч-чень интересные сны и кое-какие, не принадлежащие ему воспоминания, хотя я постараюсь этого избежать. Не знаю. Никто никогда ещё не делал своим Риани человека. Хотя есть предостаточно примеров подобной связи между представителями различных биологических видов, так что тут проблем возникнуть не должно.

Нефрит прикусила язык, удерживая готовый сорваться с губ вопрос о других видах. Знает, что я не отвечу.

Кажется, женщина полностью пришла в себя, превратившись в ту спокойную, расчётливую и гордую стерву, которая так понравилась мне при нашей первой встрече. И умную к тому же. Всё ещё старательно избегает встречаться со мной глазами.

— Вы когда-нибудь раньше участвовали в этой Ве’Риани?

— Да, трижды. Один погиб в Ауте, когда я была ещё совсем… молодой, ещё один был убит на дуэли. Последний умер во время Эпидемии. Так что, думаю, у меня достаточно опыта, чтобы проконтролировать нынешнюю ситуацию.

— Обычные эль-ин могут быть вене только определённый период времени, я права? Что происходит, когда они вырастают?

— Связь качественно… трансформируется, назовём это так, но никогда не исчезает.

— А эта связь подразумевает какие-либо личные отношения? — Тон вопроса продуманно нейтральный, но заметно, что вопрос ей уже давно не давал покоя. Выпускаю ироничный сен-образ по поводу прав частной собственности и одинаковости всех женщин всех рас. Нефрит ничего не замечает. Ах, Аррек бы оценил.

— Последний мой Риани был ещё и моим мужем… помимо всего остального. Но вообще-то так не принято. Вене ведь даже не дети, они… В общем, никаких личных отношений не будет в нашем случае.

Меня, честно говоря, начал утомлять этот допрос. Разумеется, Нефрит имеет право знать… Безошибочно почувствовав моё настроение, арр-леди тут же спешит откланяться.

— Прошу прощения, Высокая леди…

— Достаточно. Оставьте подобный стиль общения для дам вроде незабвенной Лаары. — Очень внимательно и очень спокойно смотрю на неё. В наступившей тишине отчётливо слышен шелест крыльев. — И мой взгляд не опасен до тех пор, пока я сама этого не захочу, а уж если я захочу, опущенные глаза вас не спасут.

Она поднимает голову. Теперь это уже не жалкий арр перед могущественным дараем, а двое равных, уважающих чужую силу и немного её побаивающихся. Потрясающая женщина, даром что человек.

— Я так поняла, что для дараев ваш «взгляд» не опасен вообще?

— Увы. Эти щиты из свёрнутых слоёв Вероятности, при всей нелепости самой идеи, действуют. Я бы, наверное, и Сергея не смогла превратить в Риани, не будь его сознание и воля полностью подавлены последней стадией боевого транса.

Кивает, принимая информацию к сведению. Чудненько, теперь, если мне придётся драться с их воинами, это будут не совершенные боевые машины, а нечто думающее и ощущающее, Нефрит об этом позаботится. Уже хорошо. Один на один с арр-воином в полном трансе не всегда выстоит даже северд-ин.

Рассеянно провожу пальцем по чёрному изгибу дивана. Так, что там у нас дальше по программе?

— Леди Нефрит, вы не знаете, дарай Танатон уже сообщил Главе клана о моих словах?

Это должно было мгновенно изменить направление её мыслей. Личные вопросы должны были, думала я, уступить место глобальным. Но почему-то так не случилось. Неужели я ошиблась в тебе, Зеленоокая?

— Да, разумеется. Через пару минут вас вызовут на личную аудиенцию.

Чтобы не показать своих эмоций, начинаю формировать сен-образ.

— И как, вы думаете, закончится эта встреча?

— Вас выслушают со всей внимательностью, Антея-эль.

Поднимает невинные изумрудные глаза и доброжелательно мне улыбается. Ах, теперь, услышав, что с моей смертью Сергею ничего не грозит, она может со спокойной совестью отправить меня на растерзание. Разочарованно покачиваю ушами. Такая умная и не видит дальше своего носа. Впрочем, будем справедливы. Когда в опасности оказался Иннеллин, я тоже не склонна была задумываться о политических последствиях.

— Проследите, чтобы во время этого разговора Сергей был где-нибудь подальше и, желательно, занят. Я, естественно, заблокирую связь, но лучше не рисковать. Нельзя допустить, чтобы он убил Ольгрейна, это может вызвать подозрения.

— Сергей НИКОГДА не атакует Главу своего клана!

— Защищая меня? Ещё как атакует. — Выпускаю сен-образ, позволяя циничной иронии чуть затронуть щиты Нефрит. — И не стоит так откровенно желать мне смерти, арр-леди. Вы и представить себе не можете, насколько печальные последствия будет иметь подобное происшествие для всех нас.

Заворачиваюсь в крылья, точно в плащ, и закрываю глаза, показывая, что разговор закончен.

— Время поджимает. У вас наверняка есть множество незаконченных дел, миледи. Поговорим позже.

Дыхание Вероятностей касается кожи, тихий шелест кимоно Нефрит, приятная тишина одиночества. Но не надолго.

Эхо эмоций Нефрит ещё не успевает затихнуть в моих мыслях, когда стены вокруг исчезают, растворившись в тёмном тумане. По обе стороны от меня в две шеренги выстроились дарай-воины, вооружённый до зубов командир выступает вперёд.

— Леди Антея Дериул, дарай-князь Ольгрейн, Лиран-ра Дома Вуэйн готов принять вас.

Туман сгущается, и я оказываюсь в огромном, тёмном и пустынном зале, окружённая всё тем же молчаливым эскортом. Дальние стены теряются где-то в необъятной дали, потолок взлетает ввысь изящными арками, то тут, то там поддерживаемый тонкими колоннами. Прямо передо мной у ближайшей стены стоит единственное кресло (трон?), в котором восседает стройный человек в простой, несколько поношенной одежде.

Что ж, станцуем.

Глава 12

Человек свободно развалился в кресле, перекинув одну ногу через подлокотник, рука расслабленно висит, едва придерживая бокал тёмно-красного вина. Длинная катана в потрёпанных ножнах — оружие для битвы, совершенно неуместное здесь. Даже в бледном, тусклом освещении кожа переливается всеми оттенками золотого, что так понравилось мне в Рубиусе. Коротко постриженные волосы бледного-бледного золота, с серебристыми прядями. Единственное украшение — тяжёлый перстень на пальце, соперничающий цветом камня с вином в бокале.

Моё первое впечатление — что-то не то. В высокомерном презрении ко всем условностям есть что-то ненатуральное, показное, что-то… Не знаю. Эль-ин в такой позе, в комфортной одежде, с прикрытыми в полусне глазами — это не просто естественный, это единственно возможный вариант. Ольгрейн же кажется просто плохим актёром, который обманывает лишь самого себя.

А потом он повернулся. Поднял голову. Открыл глаза. Посмотрел на меня.

Чувствую, как волосы на загривке непроизвольно встают дыбом, крылья резко уплотняются, образуя защитный кокон вокруг тела, а когти на пальцах начинают твердеть, превращаясь в смертельное и безупречное оружие.

Ему просто всё равно. Всё равно, умру я или останусь в живых, всё равно, будет ли это быстро и милосердно или долго и грязно. В этих странных глазах с круглыми зрачками и золотистой радужной оболочкой лишь сила, равнодушная, слепая, нерассуждающая сила, готовая походя уничтожить всё, что окажется на её пути. Разум человека плывёт в этой силе, захлёбываясь потоками огромной энергии, одурманенный собственным могуществом, опьянённый и порабощённый своим даром. Впервые за всё время моего знакомства с людьми мне встретился кто-то, способный сравниться по потенциалу с Арреком. Только если Аррек руководит своим могуществом, то здесь могущество обладает Ольгрейном. Состояние, слишком хорошо знакомое мне по личному опыту.

Эх вы, человеки, что же вы наделали со своими генетическими экспериментами? Человеки вы, человеки…

Испуганно и немного нервно вскидываю подбородок и распахиваю крылья. Поклон на строго отмеренный градус, так, как полагается кланяться Главе клана. Жестом он предлагает мне приблизиться. Медленно скольжу между двумя шеренгами обманчиво-расслабленных фигур, взлетаю по широким ступенькам, у самого подножия трона останавливаюсь.

Затем сажусь, скрестив ноги, снизу вверх глядя на несколько озадаченного таким манёвром дарая. Если сидеть на полу не принято, а стулья для гостей не предусмотрены, то что же, просители должны всё время стоять на ногах? Не-е, только не я.

Запрокидываю голову, посылая ему свою самую невинную улыбку. Эмоциональный фон, как у слегка напроказившего ребёнка. Губы дарая непроизвольно трогает ответная усмешка, изящная рука взъерошивает мне волосы — самый фамильярный жест, который мне доводилось видеть у арров. На миг замираю, затем зажмуриваюсь, с довольным урчанием принимая ласку. Ауте, как же давно ко мне не прикасались вот так, дружелюбно и по-отечески.

— Леди Антея, вы совершенно очаровательны. Неужели все эль-ин настолько непоследовательны?

Непоследовательны? Хм-м, ну, по сравнению с аррами… Представляю, в какой шок вгоняет раскованность Ольгрейна упрятанных в броню самоконтроля дарай-леди. Ох-ой!

— Я не несу ответственности за всех эль-ин, так же как и народ Эль не несёт ответственности за меня. Пожалуйста, не нужно обобщений.

Эта мысль заставляет его ошеломлённо мигнуть.

— Интересная точка зрения. Не несёте ответственности? А вам не кажется, что в таком отношении есть что-то неправильное?

— Ничуть. Я несу ответственность за себя саму. Заверяю вас, этого более чем достаточно. На остальных меня просто не хватит.

Он тихо смеётся, звонкие хрусталики усталого веселья рассыпаются по полу с какой-то безнадёжной ломкостью.

— О да. Более чем достаточно. Хотел бы я сказать о себе то же самое.

Ещё раз проводит рукой по моим волосам. Перехватываю ладонь и грустно смотрю ему в глаза. Хочется плакать, но слёз нет.

— Простите.

Мне нравится Ольгрейн. По меркам своего народа, он сумасшедший, психопат, убийца куда более жестокий, чем Лаара. Беда в том, что я сужу по другим меркам. Лиран-ра клана Вуэйн кажется куда более понятным и близким, чем мои собственные мать и отец. И куда менее пугающим, если на то пошло. Мы могли бы договориться. Было бы нетрудно научиться управлять этим странным человеком, для эль-ин это было бы даже удобно. Но для Дома Вуэйн и для Эйхаррона в целом Ольгрейн представляет смертельную опасность. Он является примером того, во что превращается дарай-лорд, если не умеет или не хочет владеть своими способностями. Печально осознавать, что до такого состояния его довела именно любовь к Лааре, этой стерве, питающейся чужой болью. Невероятно, но даже сейчас он её любит. И никогда не простит мне её унижения. Никогда.

Аррек виртуозно сплёл свою паутину. Мне остаётся лишь танцевать срежиссированный им танец, надеясь, что подмостки не провалятся под ногами.

И следующим па будет хладнокровное убийство этого человека.

Он слегка поднимает брови, мягко высвобождая пальцы.

— За что?

Отворачиваюсь, обхватывая руками колени. Вопрос остаётся висеть в воздухе холодным облаком.

— Дарай-князь, вам передали моё предложение. Что вы о нём думаете?

— Ваше предложение? Оригинальное решение, без сомнения, позволит многое выиграть обеим сторонам. Конечно, такие создания, как эль-ин, могут принести своим «друзьям» не меньше проблем, чем врагам, а то и больше. Но аррам союз нужен не меньше, чем вам, чтобы выбраться из болота традиций и условностей, в котором мы погрязли за последнее тысячелетие. Не говоря уже о том, что, отвергнув это… «предложение», мы вполне можем исчезнуть как вид. Я правильно сложил те кусочки информации, которые вы нам дали?

Закрываю глаза, далеко отведя назад уши.

— Правильно. Вы действительно всё понимаете.

Даже не глядя, чувствую его довольную улыбку. О да. Всё понимает. Не хуже, чем Аррек. Быть может, всё-таки?..

— Почему вы напали на мою возлюбленную?

Обречённо роняю голову. Если до этого ещё была хоть какая-то надежда, хоть что-то… но нет. Ольгрейн всецело отдан на милость своих эмоций. Безнадёжно.

Будь ты проклят, Аррек.

— У меня не было выбора.

Он опять улыбается:

— Я знаю.

Он встаёт, скорее даже перетекает из положения сидя в положение стоя, такой же расслабленный, грациозный и красивый. Вспышкой золотого света слетает по ступеням, проходит мимо беззвучно застывших телохранителей. Слегка оборачивается, всё с той же нежной отеческой улыбкой. И говорит то, что я ожидала услышать, как только взглянула в эти золотистые глаза:

— Убить её.

И исчезает. Будь ты проклят, Аррек.

Сказать, что положение безнадёжно, значит, не сказать ничего. Да, боевая звезда северд-ин может в капусту изрубить одинокого дарая, неосторожно сунувшегося на их территорию. Но даже пятеро Безликих вряд ли могли бы что-то сделать с дюжиной Высоких лордов в их собственном тронном зале. Дело даже не в боевом искусстве или каких-то сверхспособностях. Дараи могли просто изменить Вероятности вокруг незадачливых противников, выбрасывая их в пространства, где даже бесконечная изменчивость эль-ин не поможет продержаться больше пары секунд. И никакое мастерство, и никакая воля не помогут тебе двигаться достаточно быстро, чтобы справиться сразу с десятком таких атак.

Здорово, да?

Ещё до того, как затих леденящий душу приказ Лиран-ра, сразу несколько ударов различной степени тяжести обрушиваются на несчастный трон. То есть туда, где мне полагалось быть. К разочарованию этих милых ребят, я решила не дожидаться испепеления и уже двигаюсь по головокружительной траектории, маневрируя среди редких колонн огромного зала. Несколько молний пытались было проследить все эти безумные петли, но без особого успеха. Тут стены чуть вздрагивают, потолок покрывается рябью, я бросаюсь в сторону и вниз, пытаясь избежать Вероятностной ловушки… и обнаруживаю перед собой сразу два стремительно сверкнувших меча, а также их обладателей, чуть не отсёкших мне крылья, даром, что те состоят из чистой энергии. Ещё один самоубийственный вираж — если бы не умение, заимствованное у северд-ин пропускать «сквозь» себя любую агрессивно направленную силу, быть бы мне хорошо поджаренным омлетом.

Стены вновь начинают расплываться в тумане. Всё. Это конец.

Размечталась.

Ллигирллин. Никогда ещё не слышала от своего меча такого тона. Разве может кусок железа цедить слова сквозь зубы, в ярости перемежая слова утробным рычанием? Ещё как может.

Вот теперь пойдёт потеха.

Ремень, удерживающий ножны, вдруг сам собою лопается, серебристый звон, подозрительно напоминающий боевую песню, заполняет всё вокруг. Вспышка света и энергии, на мгновение ослепившая всех присутствующих. Грубоватая, торопливая, но заботливая сила подхватывает меня, отшвыривая в сторону, заставляя автоматически начать изменение-маскировку. Шлёпаюсь на плиты пола, сливаюсь с ними цветом, запахом, энергетическим и эмпатическим рисунком. Даже другой эль-ин не смог бы сейчас определить, где заканчиваются камни, а где начинается живое тело. Куда уж там по уши занятым и невероятно озадаченным человеческим воинам.

Впрочем, если они лишь слегка озадачены, то я повергнута в состояние немого шока. Точнее, в тот эквивалент этого замечательного состояния, который доступен эмоциям каменного пола. Может, это всё-таки обман зрения?

Там, где полагалось быть мне, широко раскинула в защитной позиции крылья Ллигирллин. Стройная и невысокая эль-ин с чуть отливающей чистым металлом, но не светящейся изнутри кожей, раскосыми светло-серыми глазами, белыми, точно снежная метель, волосами. Чёрный кожаный костюм так же плотно облегает компактное тело, как чёрные ножны до этого облегали изящный меч. Никакого оружия, да и зачем оно ей? Высокая переливающаяся мелодия заполняет весь бесконечный зал, отражаясь от стен, звеня сталью тысяч битв, песней тысяч побед, грустью тысяч лет.

Металлические, с платиновым отсветом крылья разметались зыбким туманом, тринадцать фигур вдруг растворились в движении, слишком быстром, чтобы даже я могла заметить. Всплеск силы, что-то непонятное из высшей боевой магии, ещё что-то смутно знакомое, вспышка эмоций, сопровождающая чью-то смерть, вспышка разрываемой Вероятности…

Ошалевшая от всего происшедшего, смотрю на искорёженный пол, оплавленные стены, изломанные тела двух дарай-воинов… Bay…

Значит, Ллигирллин может изменяться. И как изменятъся. Интересно, только она? Да нет, похоже, это общее свойство всего одушевлённого оружия эль-ин. Сейчас это кажется таким очевидным, столь многое на это указывает… Настороженно ощупываю свой кинжал. Аакра тоже? Нет, какая глупость. Это ритуальное оружие, предназначенное совсем для других целей, не наделённое ни разумом, ни личностью, ни именем.

И всё-таки Ллигирллин… Папин меч умеет превращаться в женщину. Интересно, а мама знает? А… Стоп. Не моя проблема. Совсем-совсем не моя.

А вот моя проблема как раз начинает материализовываться там, где когда-то обретался трон. Десятка два дараев и арров, к счастью, в большинстве своём не воинов, появляются во всё ещё звенящем от песни Ллигирллин воздухе и зависают в нескольких метрах над полом. Разодетые в придворные костюмы и платья, они напоминают стайку бабочек, но от ощущения силы, собравшейся на таком ограниченном пространстве, у меня начинает ломить виски. Ольгрейн смотрится ещё более неестественно на фоне выхолощенной красоты Лаары. Не без удовольствия отмечаю, что великолепная леди выглядит несколько потрёпанной. Тварь!

Вся компания чуть шевелит своими щитами, что, кажется, должно означать «ох!», по достоинству оценивающее произведённые разрушения. Парадный зал Дома Вуэйн, занимавший никак не меньше нескольких квадратных километров, лежит не просто в развалинах, он практически уничтожен. Стены обуглены, пыль, бывшая когда-то роскошными гобеленами и знамёнами, медленно оседает на пол, и такой многозначительный запашок горелого для полноты картины. Ллигирллин не стеснялась. Вряд ли за всю долгую историю Эйхаррона дараям приходилось видеть сердце своего Дома в подобном состоянии.

Лаара издаёт вопль разъярённой кошки. Замечаю, что многим не по нутру такое открытое проявление эмоций. Да, трон ощутимо шатается под этой парочкой.

Ольгрейн плавно спускается к телу одного из убитых воинов. Бедняга наполовину вплавлен в камень. Жалко. По сути дела, воин ни в чём не виноват. Хотя каждый отвечает за самого себя и за свои поступки. Этот труп недавно пытался меня убить, и никакие приказы такого оправдать не могут. Он сделал свой выбор.

— Похоже, я недооценил очаровательную юную леди.

Печально.

Как аккомпанемент к его словам, от потолка отламывается огромный кусок и со страшным грохотом падает вниз.

В голосе Лиран-ра слышится лишь меланхоличное спокойствие. Нелепая смерть двух преданных людей вызвала в нём не больший отклик, чем возможное уничтожение Эйхаррона в целом. Лаара не отличается подобным спокойствием.

— Маленькая дрянь! Грязная дикарка! Убью!

— Держите себя в руках, Высокая леди!

Вперёд выступает высокая фигура. Представитель другого Дома, скорее даже Конклава Домов, не обязанный подчиняться Лиран-ра Вуэйн. Кажется, в игру вступила новая сила.

— Что здесь происходит, князь Ольгрейн?

— Был отдан приказ казнить преступницу. Очевидно, мои воины не проявили должного старания при его выполнении. Они будут наказаны.

— Казнить преступницу? Насколько мне известно, ваша «преступница» — посол, обладающий дипломатической неприкосновенностью. Вы понимаете, что натворили? Если одна эль-ин умудрилась произвести подобные разрушения, прихватив с собой на тот свет двух воинов-дарай… Вы понимаете, с кем нас поссорили? — В словах властного человека перекатываются гнев, страх и раздражение, скованные льдом спокойствия.

Кажется, все решили, что я мертва. Как неосмотрительно с их стороны.

— Она напала на леди нашего дома. — Голос Ольгрейна всё так же равнодушен.

— Напала? Вы хотите сказать, она не дала запытать себя насмерть, когда эта психопатка…

Вот тут Лиран-ра среагировал. Удар не сдерживаемой волей силы отбрасывает Посланника к стене, разметав попутно всех присутствующих. Если я правильно понимаю ситуацию, Ольгрейн только что поставил свой Дом вне закона. А прежде всего — самого себя. Но откуда всё-таки у человека Конклава такие точные сведения о происходящем внутри Вуэйн? Аррек, ты рискуешь, ох, как ты рискуешь…

— Никто не будет оскорблять мою леди в стенах моего Дома!

Гнев и сила этого голоса заставляют меня испуганно прижать уши. О Ауте. Парень сам не знает, на что он способен. Люди испуганно замирают, боясь пошевелиться. Даже Посланник вдруг как-то растерял весь свой норов перед лицом такого очевидного безумия. Впрочем, ненадолго. Привычный самоконтроль быстро возобладал над чувством самосохранения. Узко сфокусированная волна энергии летит в Лиран-ра… чтобы быть без труда отражённой идеальными щитами Главы Дома.

Надо что-то делать, пока Ольгрейн не перебил здесь всех и вся, благо сил для подобного у него хватит. Всё так же невидимая, поднимаюсь к потолку, беззвучно планирую к застывшим в потрясении фигурам. Зависаю за спиной золотоволосого Лиран-ра, полностью сливаясь с его сияющей аурой. Крылья едва трепещут, без труда удерживая меня на одном месте. Рука нерешительно движется к поясу.

Не знаю почему, но мне понравился Ольгрейн. Он интересная личность, насколько это выражение применимо к человеку, просто бедняге фатально не повезло с любовницей. Но под доброжелательными размышлениями кипит холодный, спокойный гнев. Он пытался меня убить. Более того, он даже не удосужился сделать грязную работу сам, приказал своим прихлебателям, а это уже оскорбление. Такого не спускают. Что ж, человек сам определил свою судьбу.

Маленький кинжал-аакра, беспощадное оружие вене, вдруг оказывается в правой руке, взметнувшейся в стремительном, каком-то змеином ударе. Всё, что я узнала о Лиран-ра, прикасаясь к его коже, наблюдая за его лениво-порывистыми позами, дыша одним с ним воздухом, сейчас со мной. Смертельное движение ещё только зародилось, а я уже чувствую, как сталь под пальцами изменяется, принимая внутреннюю сущность ничего не подозревающей жертвы.

Все щиты, сколь бы совершенны они ни были, сконструированы для одной цели — защищать своё, уничтожать или, в лучшем случае, не пускать чужое. Никакая защитная система не может атаковать или отвергать свой собственный организм. Поэтому, когда металлический всплеск в моей ладони рванулся к золотистому горлу человека, его великолепные, неотразимые, безупречные щиты сами расступились, давая дорогу тому, что стало частью дарай-князя. Сияющая золотом кожа, практически неуязвимая для обычного оружия, разорвана с той же лёгкостью, что и тонкие слои Вероятности, защищавшие её. Конец. Как только первая капля крови коснулась голодной стали, изменение завершено, и то, что когда-то было Ольгрейном, теперь осталось лишь тенью воспоминания, запечатлённого где-то в непостижимых глубинах аакры. Левой рукой подхватываю обмякшее тело, правой продолжаю сжимать рукоять кинжала, стремительно поворачивая его в ране. Те внутренние связи, те чувства, что соединяли несчастного Лиран-ра с Лаарой, дают достаточно информации для нового изменения. Аак-ра вновь леденеет, пронзая кожу ладоней тысячью иголочек, принимая в себя новую сущность. Ещё один резкий рывок — жизнь Лаары, намертво связанная с полоской стали в моих руках, разлетается на мелкие осколки.

Тело Высокой леди, так и не успевшей ничего понять, беззвучно падает на оплавленные камни пола.

Вот поэтому на Эль-онн считают дурным тоном связываться с вене. Себе дороже.

Для арров всё это должно было выглядеть, по меньшей мере, таинственно. Только они собрались устроить небольшой междусобойчик, как вдруг материализуется ниоткуда этакое остроухое нечто, а парочка страшных и ужасных безумцев оказывается подозрительно мёртвой. Но, понимали они что-нибудь или нет, защитные механизмы у людей работают безукоризненно. Воздух темнеет от поспешно воздвигаемых щитов, некоторые особо нервные исчезают из этой Вероятности от греха подальше. Несколько воинов Вуэйн пытаются атаковать, но их тут же сгребают в телепатический захват другие, в которых легко узнаются люди Танатона. Почему-то я уверена, что сейчас во всём Доме началась настоящая мясорубка между сторонниками законной власти и мятежниками.

— Оскорбление, нанесённое мне дарай-лордом Ольгрейном, смыто кровью. Вражда между нами закончена. Оскорбление, нанесённое мне дарай-леди Лаарой, смыто кровью. Вражда между нами закончена.

Ритуальная фраза, показывающая, что я не держу зла на весь Дом из-за глупости его предводителей, ещё не успела соскользнуть с губ, а я уже знаю, что это правильный ход. Мысли всех присутствующих мгновенно переключаются с убийства благородного дарай-князя на далеко идущие политические последствия. Люди несколько успокаиваются, хотя кое-кто продолжает сверлить меня многообещающими взглядами. Вообще, всё прошло на удивление легко. Арры не признают личной вендетты, у них действует психология стаи. Логично было бы ожидать, что, защищая своих, они бросятся на одинокого противника. Теперь, когда Ллигирллин занята, любой из присутствующих может с лёгкостью прикончить меня (если догонит, конечно). Тем не менее люди просто настороженно смотрят, ничего не предпринимая. Чувствуется чья-то долгая и тщательная работа. Интересно, как долго Аррек всё это планировал?

Расслабляю крылья, плавно опускаясь на пол, бережно укладываю безжизненное тело Ольгрейна. Кончиками пальцев прикасаюсь к золотистому лбу. «Простите». Аакру вынуть из раны (кровь на глазах впитывается в металл клинка), вложить в ножны. Снова вверх, резких и угрожающих движений не делать, к людям ближе, чем необходимо, не приближаться.

Продолжаем разговор.

— Прошу прощения, нас не представили друг другу. Я — эль-э-ин вене Антея тор Дериул, полномочный посол народа эль-ин в Эйхарроне. — Поклон равного. — Не могли бы вы прояснить для меня ситуацию? Признаюсь, происходящее здесь ставит меня в тупик.

Нет, мне определённо нравится видеть этих людей шокированными. Ведь арры так гордятся своим самообладанием. Это Я прошу у НИХ прояснить обстановку. Ха! Жизнь чудесна.

— Эль-леди, рад видеть вас в добром здравии. — Это не ложь, он действительно обрадован. Как мило. Конечно, тут не расположение ко мне лично, но всё равно приятно. — Я — дарай-лорд Доррин, сын Дома Эйтон, представитель Конклава Глав Домов Эйхаррона. Боюсь, Дом Вуэйн доказал свою неспособность должным образом представлять народ арров. Слова не могут передать, как я сожалею о случившемся. Вы имеете право затребовать любую компенсацию. И если вы будете столь любезны последовать за мной, Дом Эйтон или даже Конклав почтут величайшей честью предоставить вам резиденцию для пребывания в Эйхарроне.

Двадцать фигур замирают в ставшем вдруг вязким и тяжёлым воздухе, словно утратив признаки жизни. Такую неподвижность я часто видела у Аррека, когда тот пытался скрыть сильные эмоции. Замечаю, как отчаяние и безнадёжность искажают черты молодой девушки с серебристыми косами. Что бы ни означала фраза «не способны должным образом представлять народ арров», Дому Вуэйн она не сулит ничего хорошего. Если не хуже.

— Благодарю за предложение, лорд Доррин, но я приняла приглашение не от Дома Вуэйн и не от Лиран-ра Ольгрейна, а от младшего дарай-князя Аррека, не заслуживающего такого оскорбления, как отказ от его гостеприимства. — «С этим змеем я разберусь позже, да поможет ему Ауте!» — Надеюсь, вы не обидитесь, если я останусь в тех апартаментах, которые мнепредоставили. Что касается компенсации, всё, что нужно, я уже взяла. — Киваю на неподвижные тела на полу.

Лёгкое, почти недоступное моему восприятию шелестение щитов является, наверное, дарайским эквивалентом облегчённого вздоха. Что это они вдруг все так резко преисполнились дружелюбия? Что я на этот раз сделала? Кто-то ослабляет свой контроль настолько, что удаётся поймать ментальную картинку самой себя, неподвижно парящей над руинами тронного зала. Странная, точно алебастровая фигура, окружённая волнами трепещущих крыльев. Золотые тени бегут по стенам, отражаясь в прозрачной бесконечности огромных миндалевидных глаз. Черты лица, изгибы тела, резкость движений — всё это настолько чуждо и непривычно, что с трудом заставляешь себя не отводить взгляда. Беспорядочная грива торчащих во все стороны волос, смертельные острия когтей, сверкающие клыки… Всё кажется слишком острым и слишком опасным, но соединённое вместе создаёт впечатление невероятной, противоестественной дикости. Почти красоты. Испуганно отшатываюсь от чужих мыслей.

— Тем не менее я с большим нетерпением жду возможности говорить перед Конклавом.

— Разумеется, эль-леди, Главы Домов уже наслышаны о вас. — Ну ещё бы им не быть наслышанными. После того что я сотворила с оливулцами, вряд ли в Ойкумене осталось много тех, кто никогда не слышал имени Антеи тор Дериул. — Конклав собирается сегодня же, чтобы встретиться с вами.

Какая оперативность! Обычно требуется не меньше недели, чтобы собрать Лиран-ра всех Домов, и ещё столько же, чтобы убедить отвлечься от внутренних склок и выслушать кого бы то ни было. Аррек, я вновь недооценила тебя. В который раз.

Только Доррин открывает рот, чтобы задать наконец свои вопросы, как Вероятности в зале вновь пошли резкими волнами. Вспышка абсолютной темноты, пронзённой стальными молниями: распахнув стальные крылья, с потолка резко планирует Ллигирллин. В нескольких сантиметрах над полом вдруг изгибается, взмывая вверх, и замирает передо мной в воздушном эквиваленте коленопреклонённой позы. Серебристо-белые волосы падают на лицо, пряча усталое, опустошённое выражение серых глаз. Люди вряд ли что-нибудь заметили, но мне ясно видно, чего папиному мечу стоила эта битва. После танца с боевой звездой северд-ин я была в лучшем состоянии, чем она сейчас. Резкий, очень сложный и очень чёткий сен-образ вспыхивает на мгновение, вмещая в себя длинный и страшный рассказ о смерти двенадцати дарай-воинов. Великая Ауте! Это уже не просто воинское искусство, не просто мастерство, это что-то запредельное. Ещё несколько дней назад скажи мне кто, что подобное возможно, я бы рассмеялась ему в лицо. Северд-ин рядом с этой маленькой усталой женщиной выглядят неумелыми подростками, впервые взявшими в руки деревянный меч.

Как?

Разделяй и властвуй, девочка, разделяй и властвуй. Если не можешь справиться с дюжиной одновременно, разбросай их по разным Вероятностям и добей по одному.

Аа-а…

Протягиваю руку, касаясь белоснежных волос. Тут же начинаю перекачивать ей свою энергию. Может, в Целительстве я мало что понимаю, но на банальное «переливание крови» этих познаний хватит. Облегчённая улыбка на сером от изнеможения лице, и в следующее мгновение мои пальцы смыкаются на белоснежной рукояти изящного меча. Подхватываю узел, который она с собой притащила, и аккуратно пристраиваю отцовское оружие у себя за спиной. На поясе ощущаю тяжесть какого-то прибора. А, один из тех ключей, которыми арры открывают проходы в своём дворце. Так вот как Ллигирллин вернулась сюда. Что ж, лишним не будет.

Только теперь замечаю ошеломлённую тишину в зале. Что на этот раз?

Доррин мужественно прочистил горло:

— Антея-эль, вы не представите нам свою… э-ээ… спутницу?

Возмущённо фыркаю в ответ:

— Это не спутница, это мой меч и мой друг! Для чужих она известна как Поющая.

Пока люди переваривают это заявление, резким толчком отправляю к ним свёрток, оказавшийся при ближайшем рассмотрении окровавленным дарайским плащом, в который завёрнуты двенадцать мечей.

— Возвращаю принадлежащее вам. И примите мои соболезнования. Эти двенадцать не должны были умирать по приказу того, кто поклялся их защищать.

Доррин сначала кажется встревоженным этим неожиданным жестом, затем успокаивается. Все присутствующие наконец соображают, что у народа, чьё оружие имеет привычку время от времени превращаться в очаровательных женщин, должно быть особое отношение с орудиям убийства. А ещё через секунду до них доходит смысл моих слов. Двенадцати дарай-воинам было приказано убить меня, и теперь они мертвы, а на мне нет даже царапины. Страх, до этого лишь ненавязчиво напоминавший о себе, охватывает здешних жителей. Морщусь от накатившего вдруг эмпатического шторма. Что ж, по крайней мере, теперь мои слова воспримут всерьёз.

Чувствую, как знакомая слабость начинает вновь накатывать. Ллигирллин. Сколько ещё силы я смогу ей дать? Упрямо сжимаю зубы. Столько, сколько нужно.

— Не будет ли кто-нибудь так добр проводить меня в мои покои?

Вперёд вылетает темнокожая женщина с медового цвета волосами и ярко-зелёными глазами. Чёрный перламутр. Красиво. Позволяю Вероятности поглотить себя и в следующий момент оказываюсь в уже почти родной мне красно-чёрной комнате. Дарай-леди отвешивает низкий поклон и спешит удалиться от греха подальше. Не могу сказать, что особенно виню её.

Итак, раунд первый я, кажется, пережила. Что дальше?

За спиной чувствуется полусонное шевеление.

Бережно расстёгиваю ремень и снимаю ножны. Укладываю меч на небольшой, но выглядящий удобным диванчик, делаю шаг назад.

Плавный изгиб меча затуманивается, теряет очертания. Под чёрным покровом ножен что-то дрогнуло, изменилось, и миниатюрная женщина сонно вытягивается на диване. Удивительно, как такое коренное изменение может быть одновременно настолько узнаваемым. Даже человек, не умеющий видеть внутреннюю сущность, без труда отметит идентичность серебристого клинка и изящной воительницы. Тому же, кто может пользоваться не только глазами, вообще трудно заметить разницу.

Её кожа чуть отливает металлом, остро отточенные когти сверкают светлым серебром. Узкий чёрный костюм кажется мягким и удобным, но я знаю, что это скорее доспехи, чем одежда. Как, впрочем, и любое платье эль-ин. Короткие прямые волосы, безупречно белые, с серебряными прядями. Лицо… лицо, в котором нет ничего детского, узкое, хищное, с острыми скулами, тонким ртом и глазами цвета чистейшей стали. На лбу, между тонкими бровями вразлёт, горит внутренним светом небольшой камень, того же светло-серого, почти белого цвета, что и глаза. Точёная линия подбородка подчёркивает безупречность шеи и тонкое изящество рук. Очень маленькая для эль-ин, почти на две головы ниже меня, но, несмотря на кажущуюся хрупкость, язык не поворачивается назвать это тело слабым.

Мои глаза отдыхают, скользя по отточенным тысячелетиями чертам. В Ллигирллин нет правильности и совершенства, которые поражают в дараях, но она излучает такую внутреннюю силу и цельность, что понятие «красота», кажется, переходит на новый, недоступный осознанию уровень. Её красоте присуща та завораживающая и тревожащая дисгармония, которая присуща всем эль-ин и по которой я так истосковалась. А вообще-то чуть тронутая чернью завершённость древнего клинка — вот и всё, что можно сказать о её внешности.

Обрамлённые белоснежными ресницами глаза наконец приобретают осмысленное выражение, фокусируясь на моём лице. Зрачки сужаются, взгляд становится серьёзным. Она поразительно быстро восстанавливается. Вспоминаю, чего мне стоило прийти в себя после подобного потрясения, и зябко ёжусь.

Серебристые губы трогает улыбка:

— Я гораздо старше вас обоих, девочка, и запас прочности у меня побольше. Трудно протянуть несколько тысячелетий, ведя подобный образ жизни, если не умеешь быстро самоисцеляться.

Пытается сесть, опираясь на всё ещё чуть подрагивающую руку, затем без сил откидывается на подушки.

Я осторожно опускаюсь рядом с ней на колени, касаясь лба кончиками пальцев. Кожа рядом с кристаллом имплантанта горячая и чуть воспалённая. Плохо, очень плохо. Это на каком же пределе работает иммунная система, если начала отвергать даже камень, являющийся частью её разума, её сущности? Обеспокоенно прикусываю нижнюю губу. Всё это время я сознательно не позволяла себе волноваться, запретив даже тени беспокойства за Ллигирллин появляться рядом. Но теперь, когда всё худшее позади, можно дать волю небольшой истерике.

Воительница снова слабо улыбается. За годы, проведённые вместе со мной, она успела узнать меня так хорошо, что теперь без труда читает все сен-образы, точно открытую книгу. Не могу сказать то же о себе. Для меня её сознание — бескрайняя темнота, озарённая редкими вспышками серой стали. Все мысли, которые она пытается донести до меня, ей приходится формулировать, в специально упрощённых образах.

Вопросительно приподнимаю уши.

— Они пытались убить меня, отправляя в места… неблагоприятные для живого организма, а я далеко не так изменчива, как ты, Анитти. Приходится обходиться старыми добрыми средствами. Не беспокойся. Через пару часов буду как новенькая.

Беспомощно смотрю на неё, нервно выпуская и втягивая когти. Что тут можно сделать? Ещё энергию давать бесполезно, она и так уже взяла сколько нужно. Исцелять, по крайней мере, на таком уровне, я не умею. Разве только…

Поспешно встаю, иду к бассейну с ледяной водой. За то время, пока я обреталась среди людей, мне приходилось сталкиваться с самыми удивительными способами лечения, в том числе с теми, которые никогда бы не пришли в голову эль-ин. Например, что бороться можно не только с причиной болезни, но и с её следствиями, если не помогая, то, по крайней мере, облегчая страдания. Организм Ллигирллин сам отлично справится с повреждениями, мне же остаётся только попытаться как-то сбить температуру в районе имплантанта.

Так. Ткань, мне нужна ткань, желательно мягкая и тонкая. И промокаемая. Раздражённо дёргаю портьеру, затем проверяю обивку на кресле. Слишком жёсткая и тяжёлая, к тому же с рельефной вышивкой. Не то. Бешено мечусь из одного угла в другой, наконец врываюсь в спальню, кровожадно набрасываясь на несчастную простыню. Влетаю назад, победно размахивая добытым лоскутком. Фонтан, где этот дурацкий фонтан?

Опускаю руки в пронизывающе холодную воду, выжимаю ткань, вновь подлетаю к Ллигирллин. Она чуть вздрагивает, когда ледяной компресс ложится на лоб, затем блаженно расслабляется. Из-под неуклюжего мокрого сооружения видна медленно расползающаяся ухмылка и умиротворённо шевелящиеся уши. Невольно улыбаюсь в ответ. Конечно, это — не настоящее лечение, но мне хочется сделать хоть что-нибудь. Даже такая мелочь приносит облегчение.

— Спасибо, Анитти.

Ошарашенно опускаю уши.

Анитти. Детское имя. Только сейчас понимаю, насколько близка мне эта миниатюрная женщина. Сотни лет Ллигирллин была спутницей и самым близким другом отца и, судя по тому, что её отправили присматривать за мной, доверенным лицом отчима и матери. Ещё один член семьи, переполненный материнскими инстинктами, и никому даже в голову не пришло, что нас можно бы и познакомить. Потрясающе. Иногда мне хочется вызвать на дуэль всех своих дражайших родственничков разом и покончить с постоянным безумием, носящим гордое название клан Дериул. Самое смешное, что они и не пытаются, подобно людям, играть в конспирацию. Я вообще понятия не имею, чем руководствуются эти непредсказуемые существа.

Здорово.

— Анитти?

— Да?

— Как ты?

Хороший вопрос.

— Жива.

Ещё одна бледная улыбка из-под съехавшего на нос компресса.

Хороший ответ.

Заново смачиваю тряпку и вновь укладываю её на пылающий лоб. Побитая валькирия издаёт какой-то звук, отдалённо напоминающий благодарное мычание.

— Почему ты полезла в драку одна, Ллигирллин?

— Не задавай глупых вопросов. Даже запредельная пластичность здесь бы не помогла. Ты просто слишком молода и недостаточно вынослива для подобных приключений. И вообще, ты должна была позаботиться о Лиран-ра, а не бегать по Вероятностям, спасаясь от кучки воинственных молокососов. — Я поперхнулась от такого определения дюжины дарай-воинов в ранге Мастеров. Хм, ну, с точки зрения легендарной Поющей, они действительно должны выглядеть кучкой молокососов.

Через пару секунд Ллигирллин добавляет, уже гораздо тише:

— Кроме того, ты бы ничем там не помогла. Я в любом случае была бы повреждена, даже будучи мечом. Такое излучение…

В запоздалом испуге прижимаю к черепу уши. Она не ожидала, что выживет, она просто хотела отвести опасность, ценой жизни купив для меня несколько дополнительных минут. Ауте. Чувствую непреодолимое желание провести ритуал оживления Ольгрейна, благо его личность записана у меня в аакре. Просто для того, чтобы подонка можно было ещё раз убить.

Ллигирллин импульсивно протягивает руку, накрывая мои впившиеся в мягкую обивку кресла пальцы.

— Тише, тише. Ничего бы со мной не случилось. Бывали переделки и похуже.

Глубокий медитативный вздох.

— Бывало и похуже. Гораздо хуже, и не только с тобой. Всё. Попсиховала и хватит. Истерика закончена.

— Да нет, продолжай. У тебя неплохо получается.

Пока я обдумываю, являлось это оскорблением или комплиментом, воздух вдруг наполняется тихим, очень мелодичным звоном. Отсмеявшись, валькирия тихонько начинает напевать короткую музыкальную фразу. Даже вновь съехавшая на нос мокрая тряпка не может заглушить чарующей чистоты её голоса. Что-то внутри меня обрывается, заставляя ставшее вдруг чужим тело неподвижно замереть на месте. Ллигирллин вдруг оказывается рядом, протягивая руки, но не решаясь без позволения коснуться. Холодно смотрю на неё, заставляя поспешно отпрянуть и бессильно поникнуть на диване. Ничьё утешение мне не нужно. И ничья жалость.

— Ллигирллин. Иннеллин. Я должна была догадаться раньше. Вы из одной генетической линии.

Она осторожно кивает. Жду продолжения.

— Иннеллин был моим пра-, пра-, пра-, не помню, в каком поколении, правнуком. Это одна из особенностей нашей линии — музыкальность, прекрасный голос и запредельные способности к Чародейству. Вене линии Ллин изменяются не в танце, а в песне. А мужчины Ллин были одними из величайших бардов, каких видели Небеса Эль-онн. Иннеллин — он выделялся даже среди лучших. Такой талантливый, такой молодой…

Машинально встаю, иду к бассейну, смачиваю компресс. Руки сами укладывают совсем ослабевшую женщину обратно на диван, аккуратно расправляют холодную тряпицу у неё на лбу.

— Лежи. Тебе надо отдыхать.

Ничего не вижу. Перед глазами — тонкие сильные пальцы, перебирающие воздушные струны, до боли любимый голос, с лёгкостью взлетающий к налитым грозой облакам. Сила, древняя, как сама Ауте, отвечает на зов юного барда радостным хором. Я танцую, ведомая музыкой, силой, голосом, полностью отдавшись его пьянящим чарам. Танцую, счастливая и беспечная. Иннеллин…

Серебристые пальцы сочувствующе сжимают мои руки, глаза затуманенного льда полны боли и понимания.

— Антея…

Ни одной ночи я не проведу, жалея бедную себя. И никому другому не позволю.

— Анитти…

Если она ещё раз скажет это имя таким тоном, я её ударю.

— Ты не должна проходить через это одна.

— Прошу вас, Поющая, не двигайтесь. Вы ещё не оправились полностью.

Аккуратно, педантично поправляю компресс. Совсем высох. Кожа так накалилась, что я не могу прикасаться к ней, не адаптируя рецепторы. И не рискуя заработать ожог. Это уже не просто жар, её тело в буквальном смысле переваривает само себя, пытаясь избавиться от злокачественной гадости, проникшей внутрь организма. Плохо, плохо.

Размышляю. Был бы здесь Аррек… Но Аррек где-то там, борется за свою жизнь и за жизнь своего Дома, вряд ли до него сейчас можно докричаться. Да и не исцеление нужно, а скорее противоядие. Вакцина. Этакие костыли для иммунной системы. Будь оно всё проклято.

От свернувшегося невдалеке тела веет жаром. Бредовым, нездоровым жаром, хочется отодвинуться подальше.

Решусь ли я? После Эпидемии, после моего фиаско, гибели Иннеллина? Провожу рукой по её бледной щеке, идеальной линии шеи, расстёгиваю воротник. Сейчас нарушить хрупкий гомеостаз её организма — значит обрубить последнюю ниточку, связывающую воительницу с жизнью. После этого пути назад не будет: или я добьюсь успеха, или…

Её жар я уже ощущаю всем телом, каждым сантиметром кожи. Чем бы ни была убивающая её гадость, прогрессирует эта дрянь просто с фантастической скоростью.

Мои пальцы твердеют, мёртвой хваткой впиваясь в серебристый подбородок. Даже в полубессознательном состоянии Ллигирллин чувствует опасность, но слабые попытки защититься разбиваются о холод моей решимости. Запрокидываю светловолосую голову, прижимаю к дивану извивающееся тело. Последний момент колебания, ещё не поздно остановиться…

На серебристой шее чуть трепещет тонкая жилка, горящее жаром тело сотрясается дрожью, не столько от лихорадки, сколько от животного, подсознательного страха.

Змеиный удар: стремительный, жёсткий и почти безболезненный. Тонкие клыки впиваются в шею, вкус солоноватой, невероятно горячей крови наполняет всё моё существо, унося разумные мысли в невозвратную даль. Музыка. Тихий шёпот тысячи тысяч голосов, тысяч лет и поколений — генетическая память Ллигирллин врывается в меня. Биение её сердца громовыми барабанами звучит в ушах. Песня. Звон атомов в кристаллических решётках, чёткая структура меча, личность и воспоминания, слишком великие, чтобы я могла хотя бы приблизиться к ним. Серое на чёрном, сталь в темноте. Жадная гнилостность боли. Вот оно.

Невероятным усилием вынимаю клыки из раны, отталкиваю себя от её тела, откатываюсь, почти минуту лежу на полу, свернувшись жалким калачиком. Ауте. Ллигирллин кажется почти прозрачной от потери крови, в ней вдруг появляется уязвимость, которой раньше и в помине не было.

Так. Взять себя в руки. Времени мало, времени, считай, что нет. Если она умрёт, пока я тут рефлексирую над собственными ощущениями…

Встать. Выпрямиться. Нет, не шататься, не падать, выпрямиться. Стой прямо, Антея, мать твою! Так. Теперь танцевать. И поскорее, пока вся эта гадость не свалила меня замертво.

Медитативный вздох. Крылья расправить, расслабиться. Слушай.

Музыка приходит тенью воспоминания, дрожью на кончиках пальцев, запахом грозового неба в волосах. Иннеллин, даже в смерти ты со мной… ты жив… пока я живу и помню.

Тело начинает двигаться само собой, в такт древнему гимну, звучащему в глубинах моего подсознания. Время исчезает, комната исчезает в резких, отчаянных движениях, во всепоглощающем изменении. Танец — это… это слишком сложно, чтобы передать даже сен-образом. Танец — это я.

Вряд ли прошло больше минуты, когда я останавливаюсь. По моим внутренним ощущениям это мог быть и год, но в теле Ллигирллин всё ещё бьётся жизнь, значит, не больше минуты.

Подхожу к ней, опускаюсь на колени, откидываю волосы с неподвижного лица. Успела. Достаю аакру, аккуратно взрезаю себе запястье. Приходится взять под контроль мышцы её горла, чтобы сделать первую пару глотков, но затем валькирия сама впивается клыками в мою руку, жадно глотая исцелённую кровь. Когда она наконец приходит в себя и начинает замечать окружающее, я беспомощно лежу на полу, подмятая более сильной противницей и лишённая возможности пошевелить даже пальцем. Кто бы мог подумать, что в постоянно изменяющемся теле вене можно найти точки, так эффективно парализующие зазевавшуюся жертву. Век живи, век учись. Меланхолично размышляю над перспективой быть выпитой досуха и над биологическим значением инстинкта самосохранения. В смысле о значении этого самого инстинкта для окружающих, имевших несчастье околачиваться поблизости от желающей выжить особи. Печальные получаются выводы.

Наконец Ллигирллин отрывается от моего горла (запястье, видимо, не показалось ей достаточно аппетитным) и несколько смущённо помогает мне подняться на ноги. Теперь многострадальный диванчик оккупирует уже вторая ослабевшая эль-ин. Этот предмет обстановки надо будет взять с собой на Эль-онн как традиционное место для вынянчивания раненых.

— Ллигирллин, напомните мне, пожалуйста, в будущем держаться подальше от умирающих воинов. Рефлексы вашей братии здорово действуют на нервы простым смертным или бессмертным.

Она беспомощно разводит руками.

— Нельзя прожить столько, сколько прожила я, не выработав определённых привычек относительно кризисных ситуаций. К тому же ты первая начала.

Досадливо морщусь. Даже воспоминание о том, как близко я подошла к убийству подруги, заставляет желудок судорожно сжиматься.

— Справедливо.

— Угу.

Некоторое время дружно молчим. Рана на шее Ллигирллин уже почти затянулась, но мои регенерационные способности не столь отточены. Злополучным обрывком простыни кое-как перевязываю запястье — не столько для того, чтобы остановить уже успешно свернувшуюся кровь, сколько для маскировки. Незачем людям видеть, что я ранена. Аккуратно ощупываю горло. Две маленькие точечные ранки, через пару часов не останется и следа. Ауте с ними. Авось не заметят.

Кстати о птичках. Что-то уж очень долго никто не появляется, да и наблюдения нет. Что происходит в этом, как выразился один мой знакомый, «кипящем политическом болоте»?

Точно в ответ на мои мысли вокруг что-то меняется, морской ветер доносит вопросительное и ненастойчивое впечатление Аррека. Должно быть, местный эквивалент вежливого стука. Что ж, самое время.

Поспешно хватаю мечущийся среди стен сен-образ. Тот самый, созданный, когда Ллигирллин хлюпала моей кровью, отдавшись на волю древних инстинктов. Конечно, при всей своей чувствительности человек не сможет по-настоящему оценить иронию этого философского шедевра, но рисковать мне не хочется.

— Проходите.

Он появляется в середине комнаты, одна рука на перевязи, волосы опалены чем-то радиоактивным и только-только отмыты от чужой крови. Похоже, передача власти в Доме прошла совсем не так гладко, как мне показалось. Что ж, приятно осознать, что этот начинающий Макиавелли не всемогущ.

Безнадёжно вздыхаю. Даже в таком помятом виде дарай хорош. Всё те же узкие чёрные штаны, что были на нём с утра, только здорово подпаленные и разрезанные в нескольких местах. Впрочем, ран под ними не заметно — видимо, Целитель успел позаботиться о себе. Что же тогда с его рукой? Чёрную рубашку (и думать не хочу, что с ней случилось) сменила новая, того же свободного покроя, но открытая на груди. На этот раз ткань глубокого, насыщенного красного цвета, потрясающе соответствующего обстановке в целом. Волосы, всё ещё влажные после душа, рассыпаны по плечам. И кожа. Что есть такого в этой светлой, сияющей мягким перламутром коже, что заставляет мой разум брать обеденный перерыв и удаляться в неведомые дали?

Зло. Гормоны — это зло. Я ведь уже говорила?

Тут наконец обращаю внимание на что-то ещё помимо великолепного тела дарая, и это что-то вышибает мысли из моей непутёвой головы ещё дальше. Еда! В руках у князя большой поднос, заставленный умопомрачительно пахнущими тарелочками. Как-то вдруг сразу вспоминаю, что я только что потеряла огромное количество биомассы, которое не худо бы и восполнить. Ням-ням, даже разборку по поводу всей этой истории с Лаарой и Ольгрейном можно отложить на потом. Еда!

Аррек отвешивает придворный поклон, затем удивлённо застывает, внимательно меня разглядывая. Чувствую волну вопросительно-исцеляющей энергии. Ага, хотела скрыть от него своё состояние. Мечтай больше, девочка.

— Миледи Антея, леди Поющая, что здесь произошло?

— Ничего! — Это мы с ней отвечаем хором. Потрясающее для эль-ин единодушие.

Машинально отмечаю, что Аррек, как всегда, в курсе последних новостей. Перекинулся парой слов с Доррином? А, какая разница.

Мои глаза точно приклеились к подносу.

Глаза Аррека перебегают с моего горла на шею Ллигирллин, внимательно изучая грубо разорванные воротники, измазанную кровью кожу. Он что, собирается морить меня голодом, пока не получит ответы на все свои дурацкие вопросы? Ауте, а я-то думала, что Лаара была тут единственной обладающей нездоровым пристрастием к пыткам!

— Миледи?

Чувствую, как в моём горле рождается клокочущее рычание, больше подходящее кому-то большому, кровожадному и покрытому мехом, чем изящной крылатой девушке. Зловещий звук наполняет помещение, вздымая волосы на затылке у всех присутствующих. Включая и меня. Ошарашенно и чуть испуганно опускаю уши. Кажется, жёсткие инстинкты выживания не являются исключительной привилегией воинов.

Аррек моментально оценивает сложившуюся ситуацию. В следующий момент еда оказывается прямо передо мной, и на некоторое время окружающий мир перестаёт существовать.

Вдруг обнаруживаю, что все тарелочки на подносе пусты, а в желудке у меня поселилось приятное ощущение тяжести. Ллигирллин и Аррек углублены в жаркое обсуждение достоинств холодного (ну, относительно холодного, учитывая всю возможную здесь магию) оружия над огнестрельным. Тема, которую оба могут развивать до бесконечности. Ауте. Парочка уже выглядит как закадычные друзья. Только этого мне не хватало для полного счастья. С ними и поодиночке-то не сладить…

Ллигирллин оборачивается, ловя мой виноватый взгляд. Смеётся. Серебристые колокольчики, хрупкая музыка.

— Не беспокойся, Анитти, я только что «наелась» на пару столетий вперёд. За твой счёт. Добавка из твёрдой пищи будет лишней.

Это она произносит на языке эль-ин, сопровождая сен-образами, слишком личными и слишком сложными, чтобы Аррек мог что-нибудь понять. Тот внимательно смотрит сначала на воительницу, затем на меня, затем делает что-то неуловимое — поднос вновь наполнен изысканными деликатесами. Благодарный сен-образ: я вновь впиваюсь зубами в какой-то фрукт. На этот раз жую медленно, наслаждаясь каждым кусочком и внимательно прислушиваясь к беседе.

А послушать стоит. Коса нашла на камень. Аррек, само очарование и вежливость, пытается запутанными манёврами узнать хоть что-нибудь. Но Ллигирллин, прошедшая тысячелетнюю школу выживания на Эль-они, с непринуждённым изяществом уклоняется от ответов на все вопросы. При этом оба со стороны кажутся расслабленными, дружелюбными, болтающими о милых пустяках. Я бы в такой беседе выдала больше, чем знала. Ллигирллин только окончательно запутала бедного парня.

Прячу ухмылку за чашкой с горячим бульоном. Нет, я должна устроить этому самоуверенному типу встречу с моим отчимом. Интересно будет посмотреть, как человек поведёт себя с тем, кого просто нельзя загнать в угол.

Ллигирллин грациозно соскальзывает со своего места, обдавая дарая ветром струящихся за ней крыльев, исчезает из виду, чтобы появиться на коленях у фонтана. Никакой телепортации, никаких маскировочных трюков или затуманивания чужих мозгов — чистая скорость. Одна рука опускается к поверхности воды, воздух вокруг неё затуманивается, принимая форму и структуру твёрдого материала. Чародейство, причём самое примитивное: переструктурировать связи между атомами, заставляя материю принимать нужную тебе форму. Всего лишь сконцентрировала газ, превращая его в изящную пиалу. Очень непрочное, временное образование, но такое можно сделать мгновенно и без предварительной подготовки. Я так тоже могу, но на этом мои познания в чародействе и заканчиваются, так что предпочитаю просто попить из сложенных ладоней. Зачем демонстрировать наши способности без крайней необходимости?

Изящным движением зачерпывает воду и вот уже сидит на своём прежнем месте — быстрее, чем я успела перевести взгляд, причём жидкость в пиале даже не дрогнула. Улыбка дарая становится чуть напряжённой.

Что она задумала?

Воительница непринуждённо разваливается в кресле (одна нога закинута на спинку, вторая свешивается с подлокотника) и погружается в созерцание переливающейся в чаше жидкости. Князя она игнорирует. Сеанс ясновидения?

Как бы там ни было, внимание Аррека вновь переключилось на меня. Не было печали… Колеблюсь, взять ли ещё одно хрустящее пирожное. А ну их всех! Хватаю приглянувшуюся булочку и с вызовом смотрю на дарая. Пусть только попробует что-нибудь сказать!

— Антея-эль, как вы себя чувствуете? — Этот вопрос, похоже, стал у нас традиционным.

Одариваю его великолепие сумрачным взглядом.

— Это было очень рискованно с вашей стороны, дарай-князь.

Мой голос проносится ледяным ветром, ощутимо понижая температуру в помещении. Аррек кажется… напряжённым, очень собранным. Будто приготовился к ещё одной схватке, причём долгой, страшной и кровавой. Но человек ведь прекрасно понимает, что мы не можем драться с Целителем ни при каких обстоятельствах! Может, это рана? Он сейчас борется с болью? И почему я должна беспокоиться?

— Вы и не представляете, насколько рискованно, моя леди. Но я не видел другого пути. Мой Дом…

— Да? Ваш Дом? Час назад судьба вашего Дома зависела от одного слова. Что, если бы я его не сказала?

— Вы бы никогда так не сделали.

Меня передёргивает от уверенности в его голосе. Это ещё более отвратительно из-за того, что я бы действительно так не поступила. С каких это пор ты стала так предсказуема, девочка?

— Возможно. Но в тот момент я понятия не имела, о чём речь. Если бы выбор случайно пал на неверный ответ?

Молчание. Он застывает в этой сводящей с ума неподвижности, спрятавшись за изгибами Вероятности и своим безупречным самообладанием. О, Бездна!

— Вы не способны предугадать даже выверты собственных законов, а играете с тем, чего не можете осознать по определению. Дарай Вуэйн Аррек, ваша квалификация НЕДОСТАТОЧНА, чтобы манипулировать событиями на таком уровне. Вы НЕ ПОНИМАЕТЕ, чем рискуете.

Молчание. Всё то же отсутствие жизни, отсутствие мысли.

Закрываю глаза, раздумывая, не прийти ли в бешенство. Надо бы, конечно, но… Но сейчас мне тепло, уютно и безопасно. Интересно, он специально принёс обед, надеясь избежать заслуженной головомойки? Не удивлюсь, если так.

Ллигирллин за спиной Аррека отрывается от созерцания неведомых глубин и возводит глаза к потолку. Ну да, желудок не должен править эль-ин, знаю, что дальше?

Уныло смотрю на застывшего человека. Чёрные волосы, красная ткань, сияющая снежной белизной и переливами всех цветов радуги кожа. Стальные глаза, сейчас скорее напоминающие кристаллы льда, чем часть живого тела… Ауте, как он всё-таки красив. Ллигирллин вновь закатывает глаза горе, над её головой начинает формироваться сен-образ, слишком сложный, чтобы я могла в нём разобраться.

Бездна с ней.

— Великий Хаос, дарай-князь, можете оттаивать. Головомойка закончена.

В заледеневшее тело начинает вновь возвращаться жизнь. Медленно, слабой струйкой движение, пульсация, сила наполняют пустоту, которая только что была Арреком. Глаза из сияющих кристаллов превращаются в бездонные озера тёмно-серебристой чистоты, уголок рта дрогнул в улыбке.

— Миледи…

Он безнадёжно трясёт головой, пытаясь подавить приступ истерического смеха. Впервые вижу самоуверенного арра не умеющим справиться с собственными эмоциями.

— Что? — В моём голосе вполне обоснованное подозрение.

— Ничего, просто… Просто меньше всего я ожидал обвинения в НЕКОМПЕТЕНТНОСТИ.

Великие Боги! Вот теперь я действительно начинаю злиться.

— Вы считаете обвинения необоснованными?

— Нет, что вы, миледи. Ещё как обоснованными. Просто… некомпетентность, пожалуй, последнее, что пришло бы в голову человеческой женщине в подобной ситуации.

Я искренне озадачена. Судя по удивлённо приподнявшимся ушам Ллигирллин, она тоже. Не буду спрашивать, не буду. Если мы сейчас опять влезем в обсуждение различий между людьми и эль-ин, то уже не вылезем. Позже.

Создаю сен-образ, который можно интерпретировать как «Личины Ауте бесконечно удивительны». Ну, точнее, это очень вежливая интерпретация.

— В Бездну! Дарай-князь, у вас есть, что мне сказать?

Арр мгновенно становится серьёзным.

— У Дома Вуэйн новый Лиран-ра. Старший дарай-князь Рубиус арр-Вуэйн занял принадлежащее ему по праву рождения место. Танатон арр-Вуэйн будет первым советником и регентом при молодом правителе до тех пор, пока он не достигнет совершеннолетия.

Мрачнею. Посадили на трон ребёнка.

— Как Рубиус отнёсся ко всему этому?

— Пришёл в ужас. Но, надо отдать ему должное, не бросился сразу же убивать себя, как сделал бы ещё вчера. Юный лорд учится анализировать различные точки зрения, со временем из него получится толк. А пока Танатон сможет прикрыть Дом, давая ему это время.

— Свора кровожадных… — Резко обрываю себя: — Дальше.

— Дальнейшее можно охарактеризовать словами «кровавый хаос». Часть пылает гневом, желая согласно традиции отомстить за смерть Лиран-ра, другие понимают, что, если хоть волос упадёт с вашей головы, Дому конец.

Естественно, есть и те, кто воспользовался случаем, чтобы разобраться со старыми обидчиками или решить личные проблемы. Как только Рубиус принял присягу, всё более-менее успокоилось, его права неоспоримы, но ваши покои всё равно сейчас являются самым охраняемым помещением во всём Доме, если не во всём Эйхарроне.

Я прошёл несколько… нетрадиционным способом и был бы благодарен, если бы вы не стали распространяться об этом визите.

Мимолётный сен-образ, показывающий, что это само собой разумеется.

— Потери очень тяжёлые?

— Да. — Он явно не желает обсуждать эту тему.

— Что с Конклавом?

— Эйхаррон бурлит. По Домам гуляют самые дикие слухи, хотя и реальных фактов вполне хватило бы, чтобы перепугать всех до смерти. Кроме того, ваша личная… репутация, Антея-эль… Конклав находится в состоянии тихой паники, сегодня вечером они собираются, чтобы поговорить с представительницей эль-ин. Но, моя леди, приводимые вами до сих пор доводы недостаточны. Готовьтесь к тому, чтобы достать из рукава новый сюрприз. Никогда за всю историю Эйхаррона мы не признавали своим целый Дом. Отдельных личностей — да, бывало, но чтобы сотню миллионов… Кроме того, они банальнейшим образом не доверяют вам. Потребуются очень веские доказательства, чтобы заставить этих закостеневших мумий изменить своё отношение к вашему предложению.

Задумчиво киваю.

— Не могу сказать, что очень уж осуждаю осторожность вашего народа, дарай-лорд. Это действительно рискованно, но альтернативы, мне кажется, нет. — Зябко кутаюсь в крылья. — Да, леди Нефрит, она не пострадала?

— Нет. Думаю, нужно нечто более серьёзное, чем кровавая усобица, чтобы подпортить причёску Нефрит Зеленоокой. Эта женщина, как кошка, всегда приземляется на четыре лапы. К тому же Сергей не позволил бы никому и пальцем тронуть свою драгоценную жену. Даже самые сильные дараи опасаются связываться с ним.

Он явно колеблется, не спросить ли о том, что произошло между мной и Сергеем, но решает промолчать. Умный человек.

— Сколько ещё времени у меня есть до аудиенции?

— Почти полдня. Конклав соберётся ближе к ночи, быстрее никак не получится.

— А до тех пор?

— До тех пор вам придётся демонстрировать себя всем желающим.

— То есть?

— Антея-эль, ваше имя окутано страхом почти так же плотно, как тайной. Многие горят желанием увидеть легендарную Кровавую Ведьму. С безопасного расстояния, разумеется. Как бы там ни было, если вы не посетите сегодня большой приём в честь внеочередного сбора Конклава (тем более что Конклав созывают из-за вас), это будет расценено как оскорбление.

В ужасе смотрю на совершенно серьёзного Аррека. Приём? Я? Судорожно пытаюсь вспомнить всё, что знаю о культуре дараев. Балы. Танцы. Светские беседы. Традиции и ритуалы. О Ауте!

— Вы шутите? Да я в первые же пять минут приму какой-нибудь комплимент за оскорбление и устрою дуэль прямо в светской гостиной!

Судя по выражению лица князя, мысль о такой возможности посещала и его тоже. Потрясающе. Если даже безупречно вежливый Целитель каждые пять минут вызывает у меня желание хвататься за аакру…

— Этого необходимо избежать любой ценой, моя леди. На приёме будут люди, от которых зависит решение вашего вопроса. Очень важно, какое впечатление вы произведёте. Я бы сказал, что если эль-ин собираются стать аррами, то необходимо продемонстрировать качества, ценимые у арров. И прежде всего — самоконтроль. Спокойствие, невозмутимость, не подвластность эмоциям, умение не поддаваться на провокации. В общем, всё то, что позволяет очень малочисленному и уязвимому народу выжить в Ойкумене.

Приподнимаю крылья в беспомощном жесте. Смеяться или плакать? Все торжественно перечисленные дарай-князем качества меньше всего подходили к эль-ин.

— Это ведь шутка, правда?

— Нет. Антея-эль, я более чем серьёзен. Вы вдоволь помахали перед нами кнутом, и это не так уж плохо. Но теперь нужно продемонстрировать пряник, показать все те выгоды, которые арры получат от союза с эль-ин. Как-то вы сказали, что можете быть тем, чем хотим быть. Сейчас самое время доказать это.

Я несколько успокаиваюсь. Этот дурацкий приём не будет пустой данью заплесневевшим традициям. Он, похоже, не менее важен, чем сами переговоры. А раз так, то я справлюсь. Не имею права не справиться.

— Я немного разбираюсь в вашем кодексе, знаю ритуалы, но этикет…

— Просто постарайтесь не демонстрировать открытой агрессии, это уже будет признано хорошими манерами.

Опускаю крылья в признании поражения.

— Хорошо. Но танцевать я не буду.

— Вряд ли у кого-нибудь достанет духу вас пригласить. Антею Дериул здесь считают воином, а не танцовщицей.

Лдигирллин чуть не падает со своего кресла, давясь хохотом. С трудом подавляю желание сделать то же самое. Я, может, и суюсь иногда в воинское дело, но чтобы при этом перестать быть танцовщицей… Ну и ну.

— Но князь Доррин сказал…

— ЛОРД Доррин, лорд, а не князь. Это очень важно, Антея-эль, пожалуйста, запоминайте, кого как представляют, и не путайте титулы. Это довольно сложно, связано с генетикой и очень глупо. До сих пор вы общались только с высшими аррами, тут достаточно сказать лорд или леди, и всё в порядке. Но на приёме будут посольства самых разных государств, аристократия которых куда чувствительнее и ранимее. Одна ошибка, и на дуэль могут вызвать не вас, а весь ваш народ.

Киваю. Во время моих странствий по Ойкумене я намеренно старалась держаться подальше от правящих кругов, но щепетильность людей там, где дело касается титулов, успела оценить. Эль-ин тоже трепетно относятся к своим именам: обидно, когда тебя причисляют к другому биологическому виду или вообще лишают статуса разумного. Тут мне в голову приходит ещё одна мысль.

— На эту вашу пирушку ведь можно приносить оружие, не так ли?

— Вообще-то нет… — Сен-образ, объявляющий, что я никуда не иду, вспыхивает у самых наших лиц. Ллигирллин сказала своё веское слово. — … Но в данном случае, я думаю, будет сделано исключение. Леди Антею пытались убить под крышей одного из Великих Домов, это стало известно. Попросить её сейчас не носить с собой оружие и получить отказ, значит, публично поднять вопрос о способности Эйхаррона защитить своих гостей. Скорее всего, проблему замнут под предлогом того, что леди Поющая, безусловно, разумное существо и ваш друг. Закона, запрещающего брать с собой на балы друзей, ещё не придумали. Но вот кинжал…

Судорожно хватаюсь за рукоять аакры и прижимаю к голове уши.

— Это ритуальный символ, а не оружие!

Аррек пристально смотрит на меня, видимо соображая, как соотнести последнее заявление с тем фактом, что «ритуальным символом» совсем недавно были убиты двое самых могущественных Вуэйн.

— Разумеется.

Невозмутим и серьёзен, только на дне светло-серых глаз вспыхивают иронические искорки. Да, разумеется.

— Лорд Доррин прибудет через пятнадцать минут, чтобы быть вашим сопровождающим. Этого времени достаточно, чтобы привести себя в порядок?

Киваю. Аррек поднимается на ноги.

— Прекрасно. В таком случае позвольте мне покинуть вас. Антея, моя прекрасная леди, примите ещё раз самые искренние извинения. У меня действительно не было выбора. — Он неожиданно берёт мою перевязанную руку, подносит её к губам. Когда моя ладонь выскальзывает из мужских пальцев, рана, нанесённая клыками Ллигирллин, уже исчезла. — Леди Поющая, я горд честью быть знакомым с вами.

Отточенный поклон, и он растворяется в воздухе, красивый и нереальный, как сон. Остаётся лишь едва ощутимый запах моря и мяты.

Глава 13

Закрываю глаза и медленно отпускаю железные тиски, в которых держала своё тело, пока он был рядом. Если поначалу действие, которое этот человек оказывает на меня, всего лишь немного раздражало, то теперь оно уже пугает. Что такое? Пять лет я не могла видеть в окружающих мужчинах возможных партнёров, а теперь гормоны точно с цепи сорвались. Внешнее воздействие я бы сразу заметила, да и что может иметь влияние на организм вене? Нет, это что-то идущее из глубины моего существа, от меня самой. Что-то настолько личное, что я боюсь от этого избавиться. Подлинные, прочные эмоции у эль-ин так редки, что поневоле научишься их беречь и лелеять.

— Анитти?

Нет времени размышлять. Ты опять в цейтноте, девочка.

— Всё в порядке. Дай мне пару минут.

Руки взлетают, как голодные птицы, каждый палец танцует свою собственную мелодию, тело изгибается, точно лишённое костей. На этот раз никаких физических эффектов, только небольшая корректировка психики. Ничего постоянного, так, небольшой самогипноз на один вечер. Есть вещи, изменять которые без ведома Хранительницы запрещено.

Готово. Сколько там у нас осталось до прихода Доррина?

Шумным и бестолковым ураганом вламываюсь в ванную, прямо в одежде бросаюсь под ледяной шторм душа. Лучшее средство для отдраивания крови — холодная вода в неограниченном количестве. Когда зубы начинают выбивать отчётливую дробь, переключаюсь на горячий сухой воздух. Через минуту я уже чистенькая, сухая, отглаженная и только что не упакованная. Слава Ауте, заклинание, наложенное на волосы, всё ещё действует, так что с причёской возиться не придётся.

Подхожу к зеркалу. Некрасива, что тут поделаешь, но, по крайней мере, вид вполне приличный. Укус на шее уже почти не виден, запястье вообще как новое. Остался только воротник, разорванный почти до талии. Н-да. Какое-то время бьюсь над простеньким заклинанием, и кое-что даже получается. Конечно, больше двух дней не продержится, но мне и не нужно.

Врываюсь обратно в комнату.Ллигирллин лежит на диване, комфортно устроившись в чёрных ножнах. Нужно будет, кстати, спросить у неё, из чьей кожи они сделаны. Потрясающе прочная вещь. Бережно пристраиваю воительницу у себя за спиной, проверяю, как выходит из ножен аакра. Так, что я забыла?

Подхватываю со стола какой-то фрукт — яблоко? — и с наслаждением впиваюсь в него зубами. М-мм… Кажется, я уже никогда не буду по-настоящему сыта. Меланхолически жую, разглядывая глубокие борозды в сладкой мякоти. Следы клыков. Последняя линия самообороны — ядовитый укус. Или первая ступень исцеления — впрыснуть синтезированное вене лекарство. Это уж в зависимости от обстоятельств. Символично, да?

Ням-ням. Надо привести образец этого растения на Эль-онн. Будет пользоваться большим успехом.

Вероятность вновь пошла вопрошающими волнами.

— Входите!

Лорд Доррин делает шаг из близлежащей стены и приветствует нас коротким нервным кивком. Чуть заметно приподнимаю уши. Изящно-небрежные поклоны Аррека, расточающие уважение, приправленное усмешкой, нравятся мне гораздо больше.

— Антея-эль, позвольте приветствовать вас. Всё ли было удобно?

Слегка склоняю голову, показывая, что жалоб на хозяев у меня нет. Одновременно впервые пристально разглядываю посланника Конклава. Силён, очень силён, особенно в телекинезе. Отлично контролирует себя. Но вряд ли разбирается в более изощрённых способах применения силы, таких, которые находятся на грани искусства. Или магии, если вам удобнее пользоваться терминологией эль-ин.

Судя по всему, занимает в местной иерархии положение, как минимум равное Лиран-ра. Раз у него есть полномочия отказать в доверии могущественному Дому… Да, этот человек пронизан осознанием собственной власти и значимости. Может стать как бесценным союзником, так и беспощадным врагом. Пока же он сам не определился, чью сторону принять.

Умён. Изворотлив. Отлично может действовать в стрессовых обстоятельствах. Наблюдателен. Хорошо разбирается в людях и поэтому думает, что и во мне тоже без труда разберётся. Что ж, не будем разочаровывать благородного лорда.

Красив. Белая кожа, переливающаяся всеми оттенками голубого, прекрасно оттеняет чёрные глаза и иссиня-чёрные волосы. Костюм, выдержанный в тёмно-коричневых тонах, создаёт впечатление классической сдержанности. Всё равно, на мой взгляд, слишком вычурно. Этот фиолетовый галстук совсем не в его гамме, а тяжёлые золотые кольца вообще ни к селу ни к городу. И никакого оружия, по крайней мере, я не заметила. С другой стороны, не особенно оно ему и нужно, при его-то способностях.

Стар. Пожалуй, самый старый дарай, какого мне до сих пор доводилось видеть, старше даже седого Танатона, может быть, лет четыреста, не больше.

Итог: с посланником держать ухо востро.

Разумное решение, очень разумное. А главное, насколько оригинально! Делаешь успехи, девочка!

Не без труда запихиваю ехидный внутренний голосок обратно в подсознание. Поиронизировать можно будет позже.

Склоняю уши в приветствии.

— Лорд Доррин, я рада вновь видеть вас. Надеюсь, всё в порядке? Мне бы действительно не хотелось, чтобы Дом Вуэйн пострадал из-за произошедшего недоразумения.

Чёрные глаза как-то странно сверкают из-под густых ресниц. Похоже, я тут не единственная занималась более пристальным изучением собеседника. Интересно, какие выводы он сделал?

— Это очень благородно с вашей стороны, Антея-эль, но не стоит беспокойства. То, что произошло, пойдёт лишь на пользу Дому. Я, со своей стороны, хотел бы нижайше извиниться за тот приём, который был оказан вам в Эйхарроне. Такого больше не повторится.

Сколько официоза! Ещё бы чуть-чуть искренности для полноты картины. Склоняю голову набок, предоставляя дараю вести разговор дальше.

— Я также хотел бы пригласить вас на небольшое торжество, организованное в честь установления дружеских отношений между нашими народами. Прошу вас, не отказывайтесь. Многие горят желанием лично поприветствовать вас. Пусть этот бал послужит ещё одним извинением за недавнее… недоразумение.

То есть я должна помочь замять скандал, который, без сомнения, разразился, стоило всей Ойкумене узнать о происшедшем. Мол, вот она я, живая и здоровая, зла на арров не держу и так далее и тому подобное.

Что-то этот милый народец сделает с Арреком, когда вычислят источник утечки? Если, конечно, вычислят, что сомнительно. Аррек, как я заметила, не любит оставлять после себя следы.

Не то чтобы я его очень осуждаю.

Напускаю на себя наивный восторг, густо замешанный на любопытстве.

— Настоящий бал? Я много слышала о легендарных балах Эйхаррона! Мне бы очень хотелось побывать там! Это и правда возможно?

Он улыбнулся с некой взрослой покровительственностью, явно довольный моим энтузиазмом.

— Конечно, вы — почётная гостья.

— Здорово! Только… только я совсем не знаю, как себя вести… — Не без смущения заворачиваюсь в крылья, — Что, если я что-то не то скажу или нечаянно оскорблю кого-нибудь?

Смотрю на него с робкой надеждой, молча прошу о помощи. Совершенно искренне, между прочим. Улыбка дарая становится шире.

— Если позволите, я буду сопровождать вас, прекрасная юная леди. Поверьте, вам совершенно не о чём волноваться.

Застенчиво улыбаюсь на это почти искреннее заявление. Может быть, старый политикан не так уж плох. Назвал меня прекрасной… Наглая лесть, конечно, но как приятно!

— Конечно, я буду рада вашей компании. Но когда же мы отправляемся?

Не без труда подавляю желание начать нетерпеливо подпрыгивать на месте. Беда эль-ин в том, что мы совершенно не умеем играть, любая маска тут же превращается в настоящее лицо. Сейчас мне действительно очень хотелось посмотреть на легендарный бал, но не стоило уж слишком входить в роль юной провинциалки, впервые попавшей в шумную суматоху столицы. Собранность, самоконтроль, неподверженность провокациям. Не забывать.

— Прямо сейчас, если вы готовы.

— О да, конечно, готова!

— Тогда добро пожаловать.

Одна из стен моей комнаты вдруг растворяется, на её месте оказывается проход в огромный, наполненный запахами леса и ночных цветов зал. Зал похож на дупло какого-то гигантского дерева, стены его покрыты шершавой корой, на полу идеальный гладкий паркет. Где-то высоко стены превращаются во множество ветвей, переплетение которых образует шелестящий зеленью потолок. Тонкие струйки фонтанов журчат мелодично, но не навязчиво. Свежий ночной ветер свободно гуляет среди увитых лианами сводов, развевая полы воздушных одежд и небрежно распущенные локоны. Сводчатые проходы ведут на свежий воздух, на балконы и террасы, и даже отсюда мне виден переливающийся серебристой листвой древний лес, превратившийся на эту ночь в карнавальный сад. Всё помещение пронизано естественными узорами чуть приручённой природы. Всё дышит жизнью, но какой-то подстриженной, украшенной вышивкой жизнью. Не совсем настоящей, что ли?

Мы делаем шаг вперёд, всё ещё невидимые для веселящейся толпы, но уже замеченные вооружёнными до зубов стражами. Похоже на параллельную Вероятность, недоступную взгляду обычных людей, но позволяющую невидимым воинам скользить сквозь толпу, предупреждая разного рода неприятности. Полагаю, мне всё это было продемонстрировано, чтобы ещё раз уверить в полной безопасности данного сборища. А также намекнуть, что любые неприятности, которые я сама вздумаю причинить, будут пресечены в корне. Тем не менее никто не попытался конфисковать ни меч, ни кинжал. Жест безусловного доверия. Делаю лёгкий поклон в адрес капитана, чтобы показать, что я всё поняла и оценила. Только потом соображаю, что все воины одинаково одеты и я вроде как не должна знать, кто здесь капитан. Ай, ладно. Пусть поломают головы над очередной загадкой.

Герольд (так, кажется, называется эта должность) провозглашает наши имена и титулы. Не очень громко, в такт с льющейся из ниоткуда музыкой. Тем не менее, когда мы с лордом Доррином появляемся, все присутствующие начинают осторожно коситься в нашу сторону. Сложные траектории перемещения гостей как-то вдруг сами выстраиваются так, что нам не остаётся ничего другого, кроме как переходить от одной группы к другой, запоминая бесконечные имена, титулы и названия, обмениваясь одними и теми же любезностями и улыбаясь, улыбаясь, улыбаясь…

Теперь я по-настоящему оценила присутствие Доррина, этого доброго ангела-хранителя, посланного, должно быть, самой Ауте. Он твёрдой рукой направлял меня к неизвестно какой по счёту кучке очень важных персон, называл все эти ломающие язык имена и титулы, шёпотом давал короткие справки о наиболее важных личностях. Он вёл все пустые и однообразные разговоры, позволяя мне отделываться улыбками и ничего не значащими банальностями. А затем — о благословенный, благословенный человек! — дарай-лорд уводил меня от очередной группы восторженных почитателей, неизменно награждаемый волной благодарности, специально смодулированной так, чтобы лишь он один мог её воспринять. Правда, уже через несколько секунд я вновь оказывалась к кругу незнакомых лиц и кричащих драгоценностей, от которых уже давно рябило в глазах.

Это ужасно. А самое ужасное из всего — я обязана искренне этим наслаждаться. Я должна быть очаровательной, спокойной, собранной и доброжелательной. И не слишком пугающей. И не полной дурой. Короче, своей полной противоположностью.

Среди людей я предпочитаю носить маску милой наивной девочки, таинственной, но искренней. Здесь это совершенно не подходило. Все эти люди пришли посмотреть на Палача Оливула, на Кровавую Ведьму Дериул тор Антею, и образ невинного ребёнка не вызвал бы ничего, кроме страха и подозрений. Попытаемся мыслить логически: какого убийцу это свёрнутое общество готово принять и полюбить? Подсказка: ищи рекомендации в художественной литературе и некоторых образчиках видеоискусства. Ответ: по какой-то неведомой причине люди вполне готовы мириться с любыми чудищами, если те, во-первых, загадочны, во-вторых, противоречивы, в-третьих, глубоко несчастны. Да, в-четвёртых: могут исправиться, если их кто-нибудь поймёт и полюбит. В результате мне пришлось вытащить на всеобщее обозрение грани своей личности, которые обычно тщательно скрываются, прежде всего от меня самой. Страдание. Одиночество. Боль. Ауте, помоги мне!

И вот, когда ожидающие встречи с клыкастым монстром нобели выступают вперёд, перед ними оказываюсь я. Высокое, нескладное существо, двигающееся с рваной грацией кошки-подростка. Мерцающая дымка крыльев окутывает узкие плечи, скрывая фигуру и оружие. Светло-золотистая грива непокорных волос, точно выточенное из белоснежного мрамора лицо, в котором нет ничего человеческого. И глаза. Тёмно-серые, огромные, с вертикальными зрачками и почти отсутствующим белком. Глаза, в которых плещется бесконечная, отчаянная боль, глаза, полные невыразимой усталости и неописуемого страдания. Глаза, молящие о помощи, но слишком гордые, чтобы её принять. Глаза, из которых задумчиво глядит на весь этот гам недоступная пониманию простых смертных эльфийская мудрость.

Тех, кто разговаривает с гостьей, вдруг окутывает отрешённое спокойствие, и даже те, кто полностью лишён эмпатических способностей, чувствуют мягкое, нерешительное дружелюбие. Не покидает ощущение юности, хрупкости и детской непоследовательности. Как будто застенчивый подросток выглядывает из-за плеча взрослого, желая понравиться, но боясь быть отвергнутым.

Доррин больше чем великолепен. От него исходят почти осязаемые волны чуть агрессивного протекционизма. Каждый встречный, едва взглянув на массивную фигуру дарая, автоматически получает невербальное сообщение: «Только тронь её, ты, только попробуй её обидеть!»

Вместе мы смотримся просто невероятно.

Лица, имена, фасоны одежд сливаются в бесконечный калейдоскоп. Я и не пытаюсь удержать их в сознании, автоматически отправляя в глубины памяти вместе с миллионами маленьких, неуловимых для самих людей деталей, которые будут тщательно анализироваться и складываться в различных комбинациях, чтобы в нужный момент у меня оказалась более-менее точная картина политической жизни Эйхаррона. Люди называют это интуицией или эвристикой. Эль-ин — несформулированным стилем мышления.

Через несколько часов напряжённой умственной деятельности мир начинает расплываться перед глазами. Когда всё кончится, устрою себе недельную, нет, месячную спячку. Может, тогда прекращу падать при малейшей нагрузке.

Какое-то время я стараюсь держаться, но Доррин быстро замечает неладное.

— Антея-эль?

Устало прикрываю глаза:

— Простите, дарай-лорд. Сенсорная нагрузка очень велика. Мы не могли бы пару минут посидеть где-нибудь?

— Разумеется, миледи. Пройдёмте.

Мы уже не в огромных ярко освещённых залах, а как будто в самом лесу, среди могучих стволов и шелеста ветвей. Народу здесь даже больше, чем внутри, но Доррин как-то умудряется найти свободный, тонущий в тенях балкон, где я и усаживаюсь прямо на перила. Дарай из воздуха достаёт пару изящных кресел, и место приходится сменить. Надо отдать дизайнерам должное, действительно удобнее. Из-под приспущенных ресниц слежу за задрапированными в развевающиеся одеяния людьми. Похоже, в этом сезоне в моде огромное количество очень лёгкой и очень тонкой ткани, спускающейся бесчисленными складками. И много драгоценностей, впрочем, люди всегда носят драгоценности. Не совсем понимаю зачем, но вынуждена признать: иногда им удаётся выглядеть просто потрясающе. Дараи, окутанные личными маленькими радугами, кажутся в этой толпе богами, снизошедшими до простых смертных. Уверена, так и было задумано. Но всё равно красиво.

— Вот, миледи, попробуйте это.

Весь вечер Доррин старательно пытается меня напоить, давая попробовать разнообразные наркотические и просто расслабляющие смеси. Я тихонько объяснила, что опьянение под воздействием каких бы то ни было препаратов для вене физически невозможно. Дарай невозмутимо ответил, что всего лишь желает продемонстрировать все богатство вкусовых ощущений, накопленных людьми за долгие тысячелетия. Я его так восторженно поблагодарила, что бедняга даже чуть покраснел от неловкости. И стал давать мне на дегустацию действительно интересные вещи.

— Что это?

— Апельсиновый сок. Напиток, дошедший до нас, согласно преданию, ещё с Земли Изначальной. Попробуйте.

Закрываю глаза и подношу бокал к губам. Прохладная терпкость разливается по языку миллионом маленьких пузырьков, перекатывается во рту бесконечным разнообразием ощущений. Меняю чувствительность рецепторов, стараясь всесторонне прочувствовать оттенки напитка. Чуть уловимая кислота. Приятная вязкость. Отзвук чего-то неуловимо знакомого.

Медленно, растягивая каждый глоток, осушаю бокал, затем ещё некоторое время наслаждаюсь ощущением лёгкого покалывания на губах. Над моей головой начинает складываться сен-образ. Человеческий язык не приспособлен к тому, чтобы размышлять о вкусовых ощущениях. У людей даже нет названий для определённых вкусов или запахов, только неуклюжие сравнения.

Умиротворённо открываю глаза… и ловлю отсутствующее выражение на лице Доррина. Дарай, оказывается, прислушивался к моей ауре, вместе со мной наслаждаясь экзотическим напитком. Удивлённо приподнимаю брови. Человек выглядит почти смущённым (невероятно для четырёхсотлетнего арра), будто его поймали за чем-то запретным.

— Прошу прощения, Антея-эль, но ваши чувства были столь яркими и свежими. И совсем не экранированными. Я просто не мог удержаться.

Не без труда подавляю желание рассмеяться.

— Не нужно извинений, дарай-лорд. Если бы я хотела сохранить эти впечатления как свои личные, я бы это сделала.

Облокачиваюсь на перила, задумчиво покачивая в пальцах бокал. Прядь волос мягко спускается по руке, нежно касаясь обнажённой кожи. Ночной воздух свеж и чист. Музыка полна гармонии. Люди внизу похожи на исполняющих какой-то сложный танец разноцветных бабочек. Жизнь прекрасна.

Где-то в глубинах того, что люди за неимением лучшего термина называют подсознанием, идёт бешеная по интенсивности работа, огромное количество информации разбивается на маленькие кусочки, складывается, снова разбивается… Лениво скольжу взглядом по серебрящимся в лунном свете листьям.

Уши вдруг прижимаются к черепу.

Что такое?

В первый момент мне показалось, что это просто обман зрения. Но нет, все остальные чувства говорят то же самое. Внизу, целенаправленно лавируя среди порхающих тут и там осветительных шаров, пробирается в направлении озера небольшая, но оч-чень внушительная группка. Чёрные обтягивающие комбинезоны, являющиеся, если память меня не подводит, принадлежностью живых существ-симбиотов, не то чтобы выделяются на фоне пёстрой толпы… Просто их вид мне до скрежета зубовного знаком.

Непроизвольно закатываю глаза к небу, издавая мученический стон. Ауте, за что???

Доррин тут же оказывается рядом, его щиты оборачивают меня непроницаемым защитным коконом, напрягшиеся до предела чувства сканируют окружающее на предмет опасности. Грубая работа. Аррек умудрялся проделывать то же самое гораздо быстрее, эффективнее и так, что я ничего не замечала.

— Антея-эль, что?!.

Одариваю его унылым взглядом.

— В Эйхарроне есть посольство Оливулской Империи? — В собственном голосе даже мне самой слышны нотки тихой надежды. А вдруг?

Слова Доррина разбивают надежду на мелкие кусочки.

— Разумеется, несмотря на малые размеры и феноменально низкую плотность, это одно из самых могущественных… — Тут он потрясённо прерывает себя. Дошло наконец. — Вы не знали?

В тоне дарая изумление смешано с подозрением. Не могу удержаться от насмешливой ухмылки.

— О, на Эль-онн, безусловно, прекрасно осведомлены об этом. Если Хранительница предпочла до настоящего момента не устанавливать ни с кем дипломатических отношений, это не значит, что мы игнорировали подобную активность у наших… — я замялась, ища подходящий термин, — вассалов? — Недовольно морщусь. — Дело в том, что с момента завоевания я очень старалась держаться от Оливула и всего, что с ним связано, как можно дальше. Настолько, что предпочла не осведомляться о возможности присутствия здесь этих… — Раздражённый кивок вниз.

Доррин отводит глаза в сторону. Очень, очень некрасивые истории гуляют по Ойкумене об Антее Дериул и Оливулской Империи. Вряд ли даже десятая доля из них правда. Но и оставшейся десятой более чем достаточно, чтобы обоснованно причислить меня к рангу кровавых чудовищ.

Ответ арра звучит слишком быстро, в голосе отчётливо слышны извиняющиеся нотки.

— Эйхаррон — традиционно нейтральная территория, лучшее место для любых переговоров. Здесь есть дипломатические представительства практически всех…

Останавливаю его взмахом руки:

— Разумеется, дарай-лорд. Глупо с моей стороны было забыть об этом.

Уныло рассматриваю расположившуюся возле фонтана группу.

У оливулцев было трудное расовое детство. Началось всё с того, что две огромные империи сцепились в каком-то очередном и не слишком серьёзном конфликте. Одна из сторон решила чуть смухлевать, поиграв с генетическим кодом военнопленных. Доигралась. Пленные сбежали, вполне обоснованно возмущённые подобным обращением. Вот тут началось самое интересное: их родная страна не желала иметь ничего общего с мутантами и чудовищами, запрограммированными убивать всё, что движется. Вполне понятное, конечно, желание, но зачем было пытаться бедняг перебить? А эти не просто попытались, они ещё умудрились дело провалить. Так несчастные предки оливулцев обиделись на вторую сторону того старого конфликта. Чем всё закончилось? Да понятно чем. Обе империи вдруг оказались в рекордные сроки стёрты в мелкую пыль, а на их месте жертвы научного прогресса создали Оливул. Эта основанная на биотехнологиях цивилизация средней агрессивности, разумеется, не могла пройти мимо такого замечательного поля деятельности, как собственный генофонд. С упорством, достойным лучшего применения, эти идиоты до сих пор пытаются корректировать первоначальный замысел, дабы воплотить в жизнь свой вариант идеального человека. Нельзя сказать, чтобы у них совсем ничего не получилось.

Началось всё, как я уже упоминала, с традиционной задачи: создать идеального воина. Вспоминаю низкорослых, костлявых северд-ин, вспоминаю гибкую миниатюрность Ллигирллин… Н-да.

Оливулцы, по моим наблюдениям, единственные из людей, не уступающие аррам в росте, а то и превосходящие их. И уж конечно они обогнали эль-ин, на голову возвышавшихся над любой людской толпой. Но если арры ещё кое-как вписываются даже в эль-инское определение «тонких» и «изящных», то об оливулцах того же сказать никак нельзя. Эти горы мускулов вообще не подходят ни под одно из известных мне определений. Хорошо, хорошо, здесь уже говорит предубеждение. Пусть будет… «мощные». «Подавляющие». «Огромные». Хотя эти слова не передают всего своеобразия испытываемых в присутствии оливулцев ощущений. Такое надо прочувствовать. Даже когда мой отец принимает свою истинную форму… Ладно, замнём.

Однако имперские генетики не ограничились одним внешним видом. Тело среднего оливулца представляет собой машину для убийств, начинённую жёсткими рефлексами и способную в случае нужды двигаться с впечатляющей скоростью. Добавьте сюда ещё изощрённый разум, цепкую память и кое-какие паранормальные способности. Разумеется, ни по одному из параметров оливулцы и близко не подходят к уровню арров. Низенькая худышка Нефрит могла бы раскидать десяток таких «воинов» и даже не вспотеть. Но по её внешнему виду этого никак не скажешь. Изящная смертоносность, столь очевидная для меня, совершенно не заметна для окружающих.

Рядом с мускулистыми атлантами стремительно скользят сгорбленные, ящероподобные фигуры. Троонги. Броня чешуи, удлинённый череп, рога, грудные кости и верхние позвонки в случае необходимости могут складываться в непробиваемый щит, способный выдержать прямое попадание бластера. Длинные хвосты, способные стать страшнейшим оружием. А также впечатляющая коллекция шипов, клыков, когтей, ядовитых жал и прочих атрибутов ночных кошмаров. Это — воплощение оливулского представления о хороших телохранителях. Разумные, искусственно выведенные создания, до безумия преданные своим хозяевам. Подобные игры с человеческим геномом давным-давно запрещены (я вообще сомневаюсь, что они когда-либо были законны), но у меня есть подозрение, что оливулцы втихаря продолжают совершенствовать своих так называемых «соотечественников». И не они одни.

Интересно, раз я теперь императрица Оливула, должна ли я заняться этим всерьёз? Впрочем, я успешно игнорировала и эти, и множество других, куда более важных обязанностей, так что ещё один камень в неподъёмном грузе моей вины погоды не сделает. Давай-ка лучше вернёмся к более насущным проблемам.

По идее раз в Эихарроне есть Оливулское посольство, а Оливул — собственность Эль-онн, следовательно, я должна оставить Дом Вуэйн и перебраться к ним.

Не в этой жизни.

— Лорд Доррин, мне, наверное, придётся спуститься и поприветствовать этих достойных… подданных.

— Необязательно. Если вы не хотите…

Дарай-князь внимательно разглядывает массивные фигуры внизу, в то же время наблюдая за мной уголком глаза. Судя по всему, он уже изучил меня достаточно, чтобы понять, что вниз некую эль-ин придётся тащить на аркане, в то время как она будет вопить и отбиваться.

Отношение оливулцев ко мне не поддаётся описанию. Можно начать с ужаса, замешанного на отвращении и жажде мести, и плясать отсюда дальше. Не могу сказать, что совсем не разделяю подобной точки зрения на свою персону.

Что касается моего к ним отношения, то здесь в основном превалирует брезгливость. И стыд.

В общем, для обеих сторон будет лучше, если встреча не состоится.

— Вам настолько неприятно их общество? — Голос человека звучит мягко, он не настаивает, он просто спрашивает.

Уши, кажется, плотно приклеились к черепу. Внимательно изучаю прожилки на серебристом листе. Это чертовски личный вопрос, и мы оба понимаем, что я не обязана отвечать. Но раз всё равно придётся говорить об этом перед Конклавом, то лучше выложить историю сейчас, предоставив Доррину проинформировать всех заранее, чем потом рассказывать о своём позоре перед сотней незнакомых людей.

— Вышвырнуть Оливулский флот с Эль-онн не являлось такой уж большой проблемой, гораздо важнее было сделать так, чтобы никто и никогда больше не смог обрушить на наши головы что-то вроде Эпидемии. Нам нужен был заслон от Ойкумены, ещё один щит, вроде того, что отделяет нас от Ауте. Хранительница решила, что Оливулская Империя, через которую проходят все ведущие к нам большие порталы, на эту роль вполне годится. Но завоевание, если уж ему суждено было состояться, должно быть быстрым и окончательным, исключающим малейшую возможность мятежа. Эту задачу, как и избавление от висящих над головой кораблей Империи, возложили на меня. Я, проанализировав всю имеющуюся информацию по Оливулу, его законам, культуре и менталитету, пришла к выводу, что следует бросить ритуальный вызов правящей династии (была у них такая юридическая лазейка на случай вырождения правящей семьи). Вызов был брошен, вызов был принят, все, в ком текла императорская кровь, умерли. Все. Несколько сотен тысяч человек. Женщины, дети, нерождённые младенцы. Упали замертво через пару секунд после того, как Император ответил мне «да». Конец. Я — законная императрица Оливула.

Замолкаю, пытаясь понять, откуда столько горечи и отвращения к себе. Ауте, неужели действительно не было другого выхода? Да был, конечно, другой выход всегда есть, просто тогда мне не хотелось его искать.

Доррин кажется одновременно испуганным и озадаченным.

— Вы…

— Это не тот поступок, которым я могла бы гордиться, дарай-князь. Когда возникает необходимость, эль-ин дерутся один на один, не втягивая в свой конфликт никого постороннего. Все эти люди… Не они травили мой народ, я не должна была их убивать, это отвратительно. Проблема в том, что для эль-ин понятие «отвратительно» варьируется в зависимости от обстоятельств и настроения. Как бы дико и неприемлемо ни было то или иное действие, я с лёгкостью изменюсь и совершу его, если прижать меня к стенке.

С минуту он переваривает информацию, понимая, что это скорее небрежно завуалированная угроза, чем личные откровения. Прекрасно.

Усилием воли заставляю себя расслабиться, изгнать болезненное напряжение из судорожно выпрямленной спины, вцепившихся в поручни пальцев. Вновь окунаюсь в тихую симфонию музыки и света. Спокойно, девочка, спокойно. Жить тебе осталось не так уж много, и если повезёт, можешь никогда больше не встретить ни одного оливулца. Мечты, мечты…

Тут на глаза мне попадается ещё одна знакомая фигура. Высовываюсь так далеко, что чуть не падаю, под опасным углом изгибаю шею, пытаясь разглядеть получше. Нет, это галлюцинация. Совершенно точно.

Несмотря на своё королевское происхождение и врождённое чувство собственного достоинства, он всё равно выглядит не на месте в этой толпе. Очевидно, кто-то попытался привести в порядок вечно всклокоченную седую шевелюру, впрочем, без особого успеха. Простой костюм всё тех же коричневых тонов сидит на старческой фигуре как влитой, портативный компьютер охватывает виски тонким обручем. Высокий (по людским меркам) старик внимательно изучает всё окружающее, не пропуская ни одного жеста или взгляда, ни одной детали. Только один известный мне человек может столь же безошибочно читать язык тела, как это делают эль-ин, и, похоже, этот человек каким-то чудом оказался здесь.

— Профессор Шарен!!!

С радостным воплем сигаю вниз прямо с балкона, уже в воздухе начиная изменение. Крылья исчезают, будто их никогда и не было, скулы становятся чуть-чуть ниже, глаза — немного другого разреза, движения полностью меняют темп и ритм, эмпатический рисунок сознания затуманивается лёгким щитом. Разумеется, всё это только иллюзия, но любой увидевший меня сейчас готов был бы поклясться, что перед ним всего лишь необычайно высокая и неуклюжая человеческая женщина.

Приземляюсь, мягко спружинив, и сломя голову несусь по затенённым дорожкам к удивлённо оглядывающейся фигуре.

* * *

— Профессор, как-я-рада-вас-видеть-что-вы-здесь, — выстреливаю торопливой скороговоркой, изображая тяжёлое дыхание. Лёгкие людей не приспособлены для той скорости, с которой обычно передвигаются эль-ин.

Он кажется поначалу испуганным, затем озадаченным, затем лицо его расплывается в улыбке.

— Анита, во имя всех богов, что ты здесь делаешь?!

Только теперь соображаю, какого сваляла дурака. Разумеется, скромной студентке-вольнослушательнице из окраинных миров совершенно нечего делать на балу для самых-самых избранных, куда и ведущего в Ойкумене специалиста по социологии и сравнительной психологии допустить не должны были. Можно считать, что моё прикрытие, и без того шитое белыми нитками, развалилось на маленькие кусочки. Значит, вернуться в Нианнон под старой легендой уже не получится. А, ладно, пропадать так с музыкой.

Одариваю его одной из своих самых лучших улыбок (клыки — спрятать!) и безмятежно отмахиваюсь.

— Да так, один знакомый пригласил. — (Видите, мне даже не пришлось врать!) — Но вы? Вы закончили своё исследование? Ваша книга? А декан Дррр-инц всё так же ставит палки в колёса? Вы с посольством Нианнонского университета? Или по семейному делу?

Если я надеялась сбить его с толку, то потерпела полное и сокрушительное поражение. Более сотни лет преподавания в самом сумасшедшем месте Ойкумены, гордо именовавшемся Нианнонским университетом, приучили достопочтенного профессора отвечать на самые дикие и глупые вопросы. Не говоря уже о школе самообладания, через которую должен был пройти оставшийся в живых ненаследный принц Шренн одной из самых обширных империй Ойкумены. В возрасте тридцати лет, когда имя его ассоциировалось с неувядающей военной славой и реками крови, молодой адмирал бросил свою семейку и всё, с ней связанное, чтобы таинственно исчезнуть в неизвестном направлении. Лишь много позже секретные службы нашли сбежавшего героя на скандально известной планете-университете, швыряющим учебники в нерадивых студентов с высокой кафедры. И плюющим с этой самой кафедры на своё так называемое наследство. Дело, естественно, попытались замять, а блудного принца возвратить домой, но не тут-то было. Шарен показал зубы, всё всплыло на поверхность. Должно быть, добрый профессор использовал какой-то вид изощрённого шантажа, так как через некоторое время его оставили в покое. Принцу позволили беспрепятственно терроризировать бедных студиозусов, лишь время от времени возобновляя попытки вернуть в стадо заблудшую овцу.

Когда я решила, что неразбериха знаменитого университета — именно то место, откуда стоит начать исследование человеческой души, профессор Шарен был уже заслуженным бойцом преподавательского фронта. Между невежественной неуклюжей студенткой и снобом-аристократом установилась ненависть с первого взгляда, позже каким-то образом переродившаяся во взаимную симпатию.

— Книга почти закончена, хотя вряд ли она будет пользоваться успехом. Хорошо, если меня на костре не сожгут как еретика, с этих закостенелых крыс станется! Один из племянников нанял меня как эксперта Нианнонского университета, чтобы помочь в переговорах. Анита, куда ты пропала? Что это за полусумасшедшая записка? Как ты выбралась с планеты? Я поднял на ноги все свои старые связи, да и новые тоже, но ты просто растворилась! Девочка, мы уже думали, ты погибла, и вот теперь, несколько лет спустя, появляешься в Эйхарроне как ни в чём не бывало.

Чувствую себя очень виноватой. В словах Шарена под тонким налётом гнева чувствуется искреннее беспокойство и облегчение. Я действительно тогда не подумала, как таинственное исчезновение будет воспринято в университетских стенах.

— Простите, наставник, я… я не думала, что кому-то будет до этого дело. Я доставила вам неприятности?

Он очень внимательно смотрит на меня.

— Анита, кто ты?

Неопределённо передёргиваю плечами. Возможно, позже…

— Как вы находите этот приём, наставник? — Мой светский тон его, разумеется, не обманул, но выдрессированный придворной жизнью принц принимает правила игры.

— Безупречен, как, впрочем, и все в Эйхарроне. Мне, вообще-то, не полагается быть здесь, но искушение было слишком велико. Где же ещё можно изучать международную политику, как не на подобных сборищах? — Седые брови слегка приподнимаются, глаза освещаются отнюдь не мягкой иронией.

Я не могу не улыбнуться в ответ.

— Наставник, мы с вами одного поля ягоды. Не понимаю, неужели кто-то действительно умудряется получать удовольствие от такого времяпрепровождения? Зато какой материал для исследования! Десяти минут наблюдения хватит на хорошую диссертацию.

Любопытство в карих глазах достигает опасного уровня. Кажется, моя реакция не совсем такая, которую ждёшь от молоденькой человеческой женщины, впервые попавшей на волшебный бал.

— Кстати, Анита, о диссертациях. Помню, кто-то разрабатывал оч-чень интересные теории, пытаясь вычислить внутреннюю динамику развития человеческого общества. Надо понимать, этот кто-то забросил учение ради более интересных занятий?

На мгновение я смешалась.

— Скажем так, профессор, все теории ещё находятся в стадии чистых гипотез. И боюсь, там и вынуждены будут остаться. Человечество ведёт себя слишком непредсказуемо, вряд ли теорию его развития удастся втиснуть в жёсткие рамки. На практике… — обрываю себя на полуслове и сердито встряхиваю гривой.

— Кстати, о непредсказуемом. — Шарен делает вид, что не заметил незаконченной фразы. — Ты знаешь, что где-то здесь находится первый и единственный пока посол Эль-онн? Сама Дериул тор Антея, Кровавая Ведьма Оливула, ни больше ни меньше. — Губы человека горько изгибаются. Уж кому, как не ему, знать о том, что значит носить подобный титул. Верно, очень нехорошее случилось тогда, больше столетия назад, что заставило его бросить всё и бежать куда глаза глядят. — Я помню, ты говорила, что эль-ин — слишком чужды и нестабильны, чтобы их можно было включать в любые модели и прогнозы, мы ещё долго спорили на эту тему. И вдруг после нескольких лет полного молчания они вновь активизировались. И как! Какие слухи бродят, это невероятно! Если хотя бы часть из них соответствует истине… Анита, девочка, это может быть оно, это может быть тот шанс, который позволит нашей цивилизации избежать конца, к которому мы неизбежно катимся, всё быстрее с каждым поколением. Если…

Медленно качаю головой:

— Вы неисправимый оптимист, наставник. Эль-ин, как и любой другой биологический вид, будут прежде всего стремиться к собственному благополучию. Если при этом случайно получится помочь людям, они позволят этой случайности произойти (может быть). Тут всё зависит от самих людей. Если же Homo sapiens окажутся на пути, то церемониться с ними никто не будет. Милосердие после Оливулского конфликта и Эпидемии? Не смешите меня.

— Ну вот, теперь ты говоришь так, будто знаешь, что делается в головах…

Однако профессору не дают закончить его обличительную тираду. Прямо из ниоткуда материализуются трое мрачного вида дараев. Они окружают нас непроницаемыми волнами Вероятности. Шарен оказывается зажат в ментальной хватке Доррина, а я, попытавшись броситься ему на выручку, обнаруживаю на своих плечах защищающие руки Аррека. Ллигирллин, до сих пор остававшаяся невидимой, что-то возмущённо прозвенела и заехала наглецу рукояткой в зубы. Мгновенно уяснив намёк, Аррек делает вид, что отодвигается от меня.

— Миледи, вы в порядке? — Это Доррин. Впервые вижу дарая чуть ли не на грани истерики.

— Лорд Доррин, ну разумеется, я в порядке. Что случилось? Да поставьте же принца Шренна на ноги, вы что, хотите спровоцировать дипломатический скандал?

Достопочтимый профессор, аккуратно опустившийся на твёрдую поверхность, не без труда собирает остатки достоинства и с апломбом представляется всем присутствующим. Несмотря на нервное потрясение и ошеломляющее соседство пяти богоподобных дараев, я вижу, что учёный муж чуть ли не падает со смеху. Найти иронию даже в подобной ситуации — в этом весь Шарен. Кажется, умение воспринимать вещи серьёзно из него было выбито давным-давно. Наверное, тоже своего рода защитная реакция.

— Милорды, господин профессор, я прошу прощения. Боюсь, всё это недоразумение возникло по моей вине. Отправившись поприветствовать старого друга, я совсем не подумала, что вы будете волноваться. Пожалуйста, подобные меры предосторожности излишни. Никакая опасность мне не угрожает.

Доррин внимательно смотрит на меня, затем кивает стражникам. Трое дараев исчезают, будто их и не было. Аррек, прищурившись, оглядывает Шарена, невозмутимый как статуя. Глаза же старого профессора прикованы к сияющим кистям дарай-князя, привычно, уверенно и как-то даже повелительно лежащим на моих плечах. Затем взгляд быстро перемешается на моё лицо и обратно на защищающие руки. Что может подобное прикосновение означать в зашоренной аррской культуре?

— Анита? — Это экс-принц, которому явно стало не по себе из-за излишне пристального ответного внимания дарая. Тем не менее в его тоне слышится беспокойство не за свою шкуру, а за меня. Ну, и жгучее любопытство, сдобренное подозрением.

Аррек издаёт тихий смешок. Затылком вижу, как в его светло-серых глазах танцует Ауте! Ещё один человек, который находит происходящее невероятно забавным.

— И давно Вы знакомы с уважаемым профессором, миледи? — Доррин кажется спокойным и доброжелательным, но сквозь доброжелательность слышен гнев и… испуг. Странно.

— Около четырёх лет. Я училась у него некоторое время, когда… э-э… гостила на Нианноне.

— Вы учились в Нианнонском университете? — Доррин всё так же спокоен, но голос выдаёт некоторое удивление. Нианнон, несмотря на сомнительную репутацию, а может, и благодаря ей, считается наиболее престижным учебным заведением Ойкумены. А я, как известно, необразованная провинциалка.

— Вас это удивляет? — Картинно заламываю бровь, насмешливо глядя на дарай-лорда. Всё-таки они продолжают считать меня недалёкой дикаркой. Ай-ай, как не стыдно.

— Нет, нет, что вы. Могу я узнать, какой факультет?

— Психология, разумеется.

— Разумеется. — Это Аррек. Если он ещё раз произнесёт это «разумеется» таким тоном, я его ударю. — Моя леди, мы начинаем привлекать ненужное внимание. Возможно, имеет смысл вернуться на балкон?

Предложение напоминает приказ, но по здравому размышлению я решаю не спорить. Похоже, эта выходка действительно здорово потрепала всем нервы.

— Анита? — Шарен уже понял, что я отнюдь не та, кем меня считали в Нианноне, но его отношение ничуть не изменилось. По каким-то лишь ему ведомым причинам пожилой вояка записал себя в мои опекуны и теперь готов защищать даже от дарай-воинов. Ещё не факт, что мятежному принцу такое не удастся. Вспомним его биографию.

— Всё в порядке, наставник, не беспокойтесь. Мы ещё поговорим. Позже. — Взглядом прошу у него прощения.

— Позже?

— Обещаю. Если останусь в живых — всё объясню. Позже.

Седой профессор как-то странно кивает и делает шаг назад. Окружающий мир расплывается перед моими глазами, чтобы сложиться в знакомую картинку высокого затемнённого балкона.

Глава 14

Ветер слегка шевелит тонкие ветви, серебристые листья шепчут что-то успокаивающее. Внизу переливаются разноцветные огни и плывёт над толпой дурманящая музыка. Вырезанная в живом дереве терраса тонет в тёмно-синих тенях, кожа дараев сдержанно сияет в темноте. Идиллия.

Резко поворачиваюсь к Доррину, не то рассерженно, не то недоумённо вскидываю уши.

— Дарай-лорд, вы не желаете объясниться? К чему этот шум? Разве ваша служба безопасности не должна была контролировать каждый мой шаг?

На лице старого арра мелькает такое выражение… даже не знаю, как описать. То ли он был слишком ошарашен, чтобы говорить, то ли слишком хотел придушить меня, чтобы пошевелиться. А может, и то и другое. Положение спасает Аррек. Как всегда.

— Миледи, проблема в том, что вас контролировать невозможно. Вы просто исчезли из поля зрения охранников. Растворились в толпе, будто вас никогда и не существовало. Даже я готов был поручиться, что нигде в округе нет ни одной эль-ин.

Чувствую, как челюсть моя непроизвольно отваливается.

— Исчезла? Я всего лишь изменила некоторые параметры, чтобы сойти за человека. Личность не была затронута!

— Да, миледи. Именно так вас в конце концов и нашли.

Теперь происходящее начинает складываться в более-менее стройную картину. Я спрыгнула с балкона и бесследно исчезла из поля зрения наблюдающих. Доррин тут же ставит на уши всю службу безопасности, пытаясь отыскать пропажу. Наконец у кого-то хватило мозгов позвать Аррека, и тот вместо того, чтобы сканировать окрестности на предмет наличия эль-ин, догадался установить местоположение конкретной Антеи тор Дериул. Результат налицо.

Доррин, кажется, несколько оклемался. Бедненький. Если бы у арров могли случаться сердечные приступы, я уверена, он к концу нашего знакомства точно заработал бы парочку.

— Леди Антея, я рад, что с вами всё в порядке. Но скажите, зачем вам понадобилось изменять облик и ауру, если вы не хотели обманывать стражей? — Он резко обрывает себя, сообразив, что последняя фраза может быть расценена как обвинение во лжи. Я решаю игнорировать оскорбление.

— Принц Шарен знал меня как человека. Увидев клыкастую эль-ин, он бы просто не понял, кто перед ним.

Доррин тщательно сохраняет нейтральное выражение лица.

— Должен признать, ваша… «маскировка» более чем безукоризненна.

Ах, шок уже выветрился, теперь он пытается вытянуть ещё немного полезной информации. Однако я чувствую себя несколько виноватой за недавнюю выходку, поэтому решаю проигнорировать и это.

Небрежно дёргаю ушами.

— У людей какая-то странная реакция на эль-ин, даже не столько на внешний облик, сколько на повадки, манеру двигаться. Мы даже не красивы, мы экзотичны. Мы настолько не вписываемся в ваши стандарты, что это вызывает мгновенный интерес, будто многократно усиленный рефлекс «что такое?» Где бы я ни появилась в истинном облике, тут же становлюсь центром более чем пристального внимания. — Я опускаю уши, пытаясь точнее сформулировать мысль. — Но через некоторое время первый шок проходит, и вот тогда начинаютсянастоящие неприятности. Ауте знает, почему люди считают нас привлекательными сексуальными партнёрами. Пресловутый интерес к экзотике, наверно. Через несколько лет, когда мы станем привычнее, это должно выветриться, но сейчас люди зачастую могут действовать излишне… настойчиво. Подобные инциденты в большом количестве становятся явлением утомительным. Да вы сами, наверное, заметили на приёме, а ведь там были дипломаты высшей категории. Как бы то ни было, путешествовать по Ойкумене с крыльями и остроконечными ушами не представляется возможным.

Выдавливаю из себя извиняющуюся улыбку:

— Хвала Ауте, арры, кажется, не подвержены этому коллективному умопомешательству!

После этого замечания лица дараев становятся подозрительно постными, кожа натягивается на скулах, как будто они пытаются скрыть что-то. Аррек явно борется со смехом. Доррин… Ауте знает, о чём думает Доррин.

— Не подвержены. Разумеется.

Вопросительно смотрю на них, но развивать эту тему никто не собирается. Ур-ра. Меня, кажется, простили. Ради такого случая я готова даже простить Арреку его вечное «разумеется». Великий Хаос, этот дарай умудряется вкладывать в одно слово столько противоречивых значений, что даже мне не под силу в них разобраться.

Текущий кризис благополучно разрешён, я подхожу к балкону (Доррин как-то странно дёргается) и рассматриваю продолжающееся внизу торжество. Декорации изменились: теперь прямо подо мной раскинулась просторная площадка, по которой с недоступной простым смертным грацией скользят стремительные пары. Забавно, что арры, не терпящие никаких прикосновений, для танцев делают исключение. Некоторое время любуюсь дурманящей отточенностью движений. Красиво…

Кто-то берёт мои руки в свои — невероятная для дарая фамильярность. Резко разворачиваюсь, чтобы встретить смеющийся взгляд сияющих сталью глаз.

— Миледи, не окажете ли вы мне честь? — Склоняется в лёгком поклоне.

— Но я совершенно не знаю ваших танцев. — Параллельно, сен-образом, только для Аррека: — Вы же обещали, что мне не придётся танцевать!

Его ответ предназначен лишь для меня — скорее образ, чем мысль.

Я обещал, что никто из них не посмеет вас пригласить. Нам нужно поговорить.

Извиняющаяся улыбка в сторону Доррина, и я позволяю увлечь себя вниз.

* * *

Щиты падают вокруг нас с лёгким шорохом, отсекая от всего вокруг. С некоторым удивлением понимаю, что защита Аррека блокирует всё, что только можно блокировать, — теперь я для внешних наблюдателей столь же непроницаема, как и старейшие из дараев. Можно позволить себе роскошь чувствовать всё, что угодно, и не задумываться, что кто-то об этом узнает. Я с благодарностью принимаю долгожданную передышку.

Интересно, с чего бы это? Аррек-то всё ещё рядом.

Даже слишком рядом.

Одна рука на моей спине, другая поддерживает украшенную золотистыми когтями кисть. Волосы разметались по плечам, свет в нескольких миллиметрах от безупречно гладкой кожи распадается тысячью радуг.

Музыка обрушивается как ураган, как стихийное бедствие, от которого уже не скрыться, — яркая, лишённая границ музыка, полная чужеродного очарования. Аррек увлекает меня в поток гармонии и изменчивости, имя которому танец. Тело само подстраивается под его движения, безошибочно ловя ритм, подчиняясь биению чужого пульса, темпу чужого дыхания, чужих чувств. Изменение подхватило растерявшуюся на мгновенье эль-ин, сметая и без того шаткие барьеры разума.

Запах его волос, терпкий, приятный аромат, смешанный с едва уловимым привкусом лимона и моря. Кожа леденеет под мужскими пальцами, затем пылает невозможной для человека температурой, затем снова леденеет. Волны изменений прокатываются по телу, почти на грани боли, но лишь почти… В плавном, отточенном веками танце дарай разворачивает меня, подхватывает, заставляя спину выгнуться, притягивает к себе, неуловимым движением снова отталкивает. Мы кружимся двойной спиралью вокруг невидимого центра, на мгновение замираем спина к спине, вжавшись друг в друга, точно одно существо. Распадаемся, летим в едином порыве, снова замираем, на этот раз лицом к лицу, спаянные в единое целое, отталкиваемся, лишь ладони остаются вместе, пальцы переплетены, и так продолжаем двигаться в головокружительном темпе пьянящего скольжения.

Я забыла обо всём. Ауте, я даже забыла о том, что я о чём-то забыла. Движение, изменение, отречение… Нельзя быть вене и личностью одновременно, это аксиома. Сейчас я вене, существо на порядок выше, нежели любое разумное создание. Сейчас я полностью принадлежу танцу… и тому, кто ведёт меня в этом клубке ритма и чувства.

АНТЕЯ!

Не знаю, почему никто, кроме меня, не ощутил этот сен-образ, кажется, он был достаточно ярок даже для совершенно нечувствительного человека. Впрочем, я тоже начинаю осознавать отчаянный призыв далеко не с первой попытки. Но у меня есть извинение — я была занята. Ага, точно.

АНТЕЯ!!!

«Тише, Ллигирллин. Я в норме».

Моя кожа уже почти начала отсвечивать перламутром, тело вдруг стало непривычно сильным, мысли — однозначными. Стиснув зубы, возвращаю себя в более привычное «хаотическое» состояние. Ауте, почти превратилась в дарая. Догадается ли Аррек, что это — стандартная реакция эль-ин на привлекательного брачного партнёра: минимально сократить биологическую пропасть между собой и другим. Не хочу об этом думать. Не сейчас. Поднимаю глаза, всматриваясь в лицо мужчины. Великая Бездна, как красив!

— Вы хотели о чём-то поговорить со мной, дарай-князь?

Какое-то чувство промелькнуло за безупречностью ироничной маски. Разочарование? Не знаю.

— Просто хотелось бы дать вам несколько рекомендаций относительно поведения на Конклаве.

Рекомендации Аррека — вещь опасная. Помогут они или нет, всё равно в конечном итоге выиграет сам дарай-князь. Но я сейчас не в том положении, чтобы отвергать хороший совет.

— Да?

— Вы поняли, что сегодня на приёме за вами очень внимательно наблюдали?

— И довольно умело. Я почти ничего не почувствовала.

— Почти?

— Откуда столько удивления?

— О, леди Антея, похоже, мы сами не знаем, с чем собираемся связаться. «Почти почувствовала», это на целое «почти» больше, чем возможно.

— Гм-м…

Наши ноги плетут запутанную сеть из шагов, скольжений и перемещений. Одна его рука снова на моей спине, вторая сжимает ладонь. Бёдра иногда соприкасаются, щиты звенят в такт стремительно несущейся музыке.

— Будьте осторожней с подобными высказываниями, моя леди. Они достаточно напуганы. Ещё чуть-чуть, и начнётся неконтролируемая защитная реакция.

— Принято к сведению.

— Не показывайте своего страха, иначе будет уже реакция: «Ату её!»

— Ясно.

— Конклав — неподходящее место для демонстрации чувства юмора и индивидуальности. Чем ближе к человеческому идеалу поведения вы будете, тем лучше.

— Спокойствие и самоконтроль?

— А также наблюдательность, разумность, сообразительность. Стабильность. Постарайтесь показать, насколько полезными вы можете быть. Намекните на возможность незаметно привязать к вам верёвочки, можете даже позволить кому-нибудь пару раз за них дёрнуть. Ваша «скрытая» уязвимость — то, что позволит им чувствовать себя уверенней, а значит — сговорчивее.

Мои крылья летают вокруг нас рваными клочьями тумана, прикосновение сгустков энергии к его коже вызывает где-то внутри волны озноба. Не — у него, у меня. Опять не о том думаю. Аут-те!

— Скажите, дарай-князь, есть хоть малейшая возможность, что эта авантюра… получится?

— Это действительно авантюра. Приди вы с подобным предложением чуть позже или на несколько лет раньше, я бы первым высмеял абсурдность идеи. Но сейчас… Сейчас в Эйхарроне что-то вроде внутреннего… кризиса. За ваше предложение могут ухватиться как за последнюю соломинку.

Задумчиво киваю. Я примерно представляю, о каком кризисе идёт речь, но, похоже, положение прекрасных арров ещё хуже, чем можно было предположить. На этот раз они борются не с внешним врагом, а с плодами своей собственной глупости. Знакомая ситуация. Тут действительно будешь хвататься за любую соломинку.

Движения Аррека всё так же отточены и безупречны.

Самоуверенный индюк!

Яростно прищуриваюсь:

— Великая Бездна, дарай-князь, вы ведь заранее знаете, каким будет результат этого голосования!

Он отведает на мою вспышку наимерзейшей из своих ухмылок. В голосе слышатся мурлыкающие интонации сытого кота.

— Скажем так, моя леди, я над этим работаю.

И почему эти слова вызывают у меня такие отвратительные предчувствия?

Остаток танца мы молчим. Я отчаянно трушу. Что чувствует Аррек, остаётся тайной за семью печатями.

* * *

Не знаю, кто из моих ангелов-хранителей проявил заботливость, но перед судьбоносной встречей с Конклавом Эйхаррона меня оставили одну (скрытых наблюдателей можно не считать). Прекрасно.

Усаживаюсь на пол, подогнув под себя ноги. Руки на коленях. Пальцы расслаблены. Спина прямая. Подбородок поднять. Крылья свободно парят в тёплых потоках воздуха.

Глаза закрыть. Остальные каналы ощущений игнорировать. Вдох. Выдох. Расслабиться. Я полностью расслаблена. Всё напряжение, накопленное за тридцать с лишним лет жизни, оставляет моё тело. Мышцы расслаблены, расслаблены мысли и чувства. Нет ничего. Есть чистый лист. Есть только я. Всё остальное — причудливый сон.

У моего «я» есть тело. Какое? Придирчиво изучаю этот сгусток материи, носитель моей личности. Сейчас здесь три сердца, их пульсация создаёт запутанный рисунок. Некоторое время прислушиваюсь. Затем добавляю ещё два маленьких органа, выполняющих те же функции, изучаю получившийся результат. Тут же меняется вся система кровоснабжения. Вдохновенно работаю над обменом веществ, экспериментирую с биохимией. Не забыть генокод. Рассматриваю, что получилось. Ещё с минуту «полирую» внутренние органы, мышцы и ткани. Скелет решаю оставить какой есть, разве что чуть-чуть меняю эластичность суставов. И ещё раз проверяю.

Моё тело — безупречно. Оно прекрасно приспособлено для выполнения стоящей передо мной конкретной задачи.

Теперь органы чувств. Тестирую каждый по очереди, экспериментируя с порогами. Затем сливаю все ощущения в единую симфонию, и через некоторое время в сознании появляется неопределённый пока ещё паттерн внешнего мира. Не доверяя воспоминаниям и сложившимся стереотипам, педантично создаю картину окружающего. Каждый предмет, каждое явление получает новое имя, в моём разуме мелькают различные связи и отношения, которые между этими явлениями возможны. Надолго останавливаюсь на концепции круга, но мгновенно принимаю множественность Вероятностей во Вселенной.

Когда окружающее складывается в неполную, но достаточную для эффективного существования картину, приоткрываю в сознании тонкий поток памяти, но не позволяю ничему проскользнуть через эти ворота.

Если ты хочешь познать что-то новое, откажись от старого. Наши знания, наша так называемая «мудрость» — это шоры на наших глазах, не позволяющие видеть дальше давным-давно накатанных путей. Чтобы понять — начни с чистого листа. С наивности. С удивления. С того, что эль-ин называют «трансом аналитика».

Что-то изменяется в моём окружении. Слегка склоняю голову, изучая новое явление. Первое, что приходит в голову, — концепт, которым я обозначила понятие «красота». «Это» красиво. Мгновение спустя я понимаю, что «это» похоже на меня, но не совсем. Оно похоже на меня внешне, но почему-то не позволяет мне познать его изнутри. Хотя и внешних данных достаточно, чтобы поставить меня в тупик, например, странное сияние, окутывающее существо. Вихрем проносятся гипотезы способные объяснить удивительные явления, по сенсорным каналам поступают новые данные, откуда-то всплывает ещё информация, возникает паттерн, некая структура, возможная модель, и я уже примерно представляю, почему светится кожа существа, с чем это связано и какие невероятные последствия может иметь подобное физиологическое явление.

— Антея-эль?

Мои губы сами выговаривают ничего не значащие звуки:

— Лорд Доррин. Уже?

— Да, моя леди. Вы готовы?

Моё тело, совершенно независимо от воли и сознания, поднимается и подходит к красивому существу. Затем, с явной неохотой, снимает висящего за спиной друга и протягивает его Доррину. Тот внимательно смотрит на чёрный бархат ножен и отрицательно качает головой, позволяя мне оставить Ллигирллин себе. Где-то далеко вспыхивает радостная улыбка, руки быстро прилаживают меч на место, но я занята ускоренным анализом. Почему? Что-то подсказывает, что это — жест безусловного доверия. Почему?

Окружающий мир, который было так интересно исследовать, исчезает, и я уверена, что это вина Доррина. За долю секунды, пока не появился новый мир, я успеваю прогнать около тысячи вариантов, как он мог это сделать и какие могут быть последствия, пока наконец не остаётся около десятка любопытных возможностей. Тут же выталкиваю информацию за пределы сознания, чтобы она не мешала познавать.

Доррин делает шаг вперёд и издаёт ещё одну серию совершенно абсурдных звуков.

— Эль-э-ин Антея тор Дериул, Малый Конклав Эйхаррона приветствует тебя.

Моё тело склоняется в стремительном поклоне, глаза же разглядывают всё вокруг с бесконечным изумлением. Помещение небольшое, расположившиеся в креслах сияющие создания являются его единственным украшением. Любуюсь ими. Задумываюсь, почему они расположились по кругу, а я — в центре. Какие социальные, культурные и политические подводные течения могут скрываться за выбранными ими позициями? Почему их так мало — что-то внутри меня подсказывает, что Домов сотни, а здесь не представлено и двух десятков. Почему Доррин не сидит, а застыл за моей спиной? Вопросы создают запутанную структуру, неся в себе образ того, что невозможно выразить ответами.

Почему в стороне недвижимой статуей застыл Аррек?

Аррек???

Стены отрешённости опасно накреняются, состояние грозит рассыпаться на мелкие кусочки. Поспешно отвожу взгляд от темноволосого существа, вытряхивая из головы надоедливые мысли о том впечатлении, которое он на меня производит.

Внимательно оглядываю застывшие в высоких креслах фигуры. Возможно, многих из них мне представили ранее, на приёме, но сейчас я об этом не помню. Важно только первое впечатление, не испорченное никакими предварительными установками.

Красивы. Ауте, как же они красивы. Требуется почти физическое усилие, чтобы переключиться от отстранённого созерцания к анализу. Только теперь понимаю, что мне показалось неправильным. Мёртвая красота, застывшая. Ни движения, ни дыхания, ничего. Эти дараи, не особенно заботясь о том, что о них подумают, закрылись полностью и безоговорочно. Вот и говори теперь о доверии.

Примечательно, что среди них всего две женщины (Размышляю над концепцией двуполости. Каково отношение в этому вопросу в обществе арров? Что мне это даёт?). Но именно женщина начинает разговор со мной. Впрочем, судя по всему, она далеко не первая как в официальной, так и в неформальной иерархии. Скорее, просто делегирована для проведения переговоров.

— Леди Антея, прежде всего я должна ещё раз извиниться за те неприятности, которые были причинены вам под защитой Эйхаррона. Мы сделаем всё возможное, чтобы подобное никогда не повторилось.

Этикет вызывает у любого нормального эль-ин только вполне здоровое отвращение. Но я за последнее время несколько притерпелась к многоэтажным формулировкам и взаимным расшаркиваниям. Механически отмечаю этот факт, в то время как мои губы произносят ответ:

— Эта тема не стоит обсуждения, дарай Адрея. Всё уже пройдено. Мне бы хотелось, со своей стороны, поблагодарить вас за столь быстрый отклик. Я понимаю, что обычно сбор Конклава, особенно Малого Конклава, занимает недели, и очень благодарна за вашу оперативность.

Адрея царственно кивает. Светло-коричневая кожа сияет белым золотом, чёрные волосы, тёмные глаза. Одежда нетипична для арра — туника до колен, сандалии на платформе. На фоне простой однотонной ткани выделяются тяжёлые браслеты и ожерелье, несущие в себе что-то от варварского совершенства древних цивилизаций. Короткие волосы свободно падают вокруг овального лица, высокие скулы которого напоминают лица эль-ин. Когда-то, бесконечно давно, в роду этой женщины были те, кого Аррек назвал эльфами. Знает ли она об этом? Знает ли о силе, спящей где-то в глубине её генофонда? Вряд ли, разве что на уровне инстинктов. Как я могу использовать подобное знание?

— Не будем повторять уже известное. — Мне начинает нравиться эта княгиня. Деловая хватка у неё поистине человеческая. — Мы очень внимательно рассмотрели ваше предложение, Антея-эль. И пришли к выводу, что не имеем достаточной информации для принятия решения. У вас есть что добавить?

Задумываюсь. Что может стоять за такими словами? За тоном? За неподвижностью остальных людей?

Тем временем моё тело медленно и несколько демонстративно опускается на пол. Уши чуть-чуть приподнимаются.

— Изложить те причины, по которым для Эйхаррона жизненно необходимо это соглашение? Может быть, привести данные социологических исследований? Цифры из прогнозов? Сейчас у меня, к сожалению, нет моделей и графиков, однако, уверена, что могла бы их восстановить за пару минут. Но ведь вы всё это и без меня знаете, не правда ли?

Внимательно отслеживаю реакцию на эти слова. Полный ноль. Даже обострённые трансом чувства не улавливают ровным счётом ничего. Что само по себе о многом говорит.

— Совершенно верно. Но нам бы очень хотелось узнать, почему это столь необходимо для эль-ин.

— Как я уже упоминала ранее, это наилучший из возможных вариантов.

По-прежнему никакой реакции. Статуя, а не женщина.

— Попробуем уточнить вопрос. Вы утверждали, что завоевание Ойкумены, а также последующее удержание власти над ней не является для вашего народа проблемой. Наш анализ подтверждает, что так оно и есть. Вы также упоминали, что подобные действия для эль-ин не приемлемы по неким не относящимся к делу причинам. Каким?

— Как вы сами заметили, эти причины к делу не относятся.

Ещё до того, как слова произнесены, понимаю, что это ошибка. Теперь Адрея не отцепится. Впрочем, с самого начала было ясно, что так просто отделаться не удастся. Значит, буду дозировать информацию. Слишком много — и они испугаются. Слишком мало — просто не клюнут на крючок.

— И тем не менее Конклаву было бы очень интересно узнать о данном вопросе побольше.

«Конклаву было бы интересно узнать». Как старательно она держится за обезличивание, стараясь не допустить и мысли о субъективности. Не леди Адрея, глава Дома Тон Грин, а часть Конклава. Попытка манипулировать повёрнутым на индивидуальности сознанием эль-ин? Тонко.

Пока мой разум вычисляет все «за» и «против», тело совершенно точно уверено, что оно-то ни о чём рассказывать не желает.

Глаза внимательно разглядывают пустую стену. Гробовое молчание.

Адрея сдаётся первой. Не зря её всё-таки выбрали дипломатом. Другой бы просто сорвал переговоры, а эта, похоже, обладает бесконечным терпением. Пока что мои расчёты верны. Продолжаем нагнетать эмоциональную обстановку.

— Леди Антея…

Перебиваю её грубо и почти враждебно:

— Я не хочу говорить об этом.

К моему собственному удивлению, в словах наряду с гневом сквозит боль. Что за игры затеяло непокорное подсознание?

Темнокожая леди твёрдо встречает мой взгляд. После ещё одной драматической паузы (Эти люди, кажется, решили, что смогут избежать эмоциональных манипуляций эль-ин, просто отгородившись непроницаемыми щитами. Хм… Что ж, пусть попробуют.) Адрея вновь прерывает молчание.

— Леди тор Дериул, вы не думаете, что Эйхаррон примет столь основополагающее решение, как включение в свой состав нескольких миллионов разумных существ на условиях покупки «кота в мешке»?

Всё так же холодна и непроницаема. Но уже есть намёк на юмор — попытка несколько разрядить ситуацию. Кажется, они дозрели.

Едва разум принимает решение, тут же приходит протест от всего остального моего существа. Говорить об этом — с незнакомыми? С людьми? Нет!

Поднимаю лицо, отчётливо осознавая, что все чувства написаны на нём ясно и однозначно. Затем склоняю голову к плечу, плотно оборачивая себя крыльями и обхватывая колени руками — поза уязвимого и беззащитного.

— Это… не та вещь, о которой легко говорить. И мне бы хотелось иметь личную гарантию от всех находящихся здесь, что знание не выйдет за стены этой комнаты.

Никто не пошевелился.

— Впрочем, это можно сделать и позже…

На некоторое время замолкаю, пытаясь собраться с мыслями. Сейчас каждое слово должно быть взвешенно и продуманно. Погруженное в транс аналитика сознание работает почти на пределе биологических возможностей.

— Придётся повториться, но хотелось бы объяснить всё по возможности точно. Вы знаете, что такое Ауте? Ваш язык не позволяет передать оттенки значения этого слова, но в целом это слово имеет два значения. Как философское понятие ауте — бесконечность, вероятность, непостоянство. Ну, это очень примерно. Есть и ещё одно значение: Ауте с большой буквы — вполне конкретный комплекс физических явлений. В некотором роде. Область, расположенная немного «ниже» ареала нашего обитания, если такие понятия, как «верх» и «низ», вообще что-то значат на Эль-онн. Это Ауте отличается запредельной нестабильностью и нередко враждебностью. Сотни тысячелетий жизнь эль-ин в основном была направлена на выживание в условиях подобного «соседства». Вы и представить себе не можете, что время от времени поднималось оттуда, начиная от армий демонов, кончая интегральными штормами. Ещё на заре нашей истории было выработано что-то вроде… защитной тактики. Тоже своеобразной. Всегда, сколько мы себя помним, велись работы по поиску более эффективного решения, лет триста назад завершившиеся успехом. Был создан так называемый Щит — конструкция, заключающая Небеса в сферу, полностью отсекающая Эль-онн от смертоносных влияний. Мы… Свобода ударила в голову. Многое, сделанное за эти последние столетия, требует корректировки… Впрочем, не важно. — Опять замолкаю, задумчиво трусь щекой о плечо. — Кажется, пора переходить к сути. Всё дело в той «защите», которой мы пользовались до появления щита. Вы уже знаете о существовании вене — девочек, способных в изменении познавать неведомое. Они — важная часть этой защиты. Они первыми спускались к новому порождению Ауте, танцевали с ним, узнавали его, узнавали возможные пути защиты. При этом до зрелости доживала в лучшем случае одна из трёх, может, это несколько прояснит вам демографическую ситуацию на Эль-онн. Но самое «интересное» начиналось дальше. Опасно мало познать, нужно ещё где-то взять силу, чтобы с ней справиться. И такой источник был найден. Разум эль-ин. Точнее говоря, разум женщины. А если уж быть совсем точным — разум матери. Я не разбираюсь в механике процесса, но вам должно быть известно о невероятных силах, которые просыпаются в женщине-маге, пытающейся защитить своего нерождённого ребёнка. У эль-ин это в тысячи раз сильнее. На последней стадии беременности существует возможность связать разум матери и почти сформировавшегося ребёнка, получив доступ к энергии, которую невозможно описать ни словами, ни даже математическими формулами. Мы называем этот способ туауте — Танец Жизни и Смерти Ауте. Само состояние мы называем эль-э-ин — «одновременно и больше и меньше, чем эль-ин». Любая прошедшая некогда подготовку вене способна станцевать туауте. Ребёнок в результате обычно погибает. Мать чаще всего удаётся спасти, но есть побочный эффект — такая женщина не проживёт больше тридцати — сорока лет. Для практически бессмертных существ это равносильно самоубийству. Тысячелетиями мы теряли девочек-подростков, теряли младенцев и теряли женщин — во имя выживания расы.

Триста лет назад этому удалось положить конец. А десять лет назад Эль-онн нашли дараи. Ещё через пять лет оливулцы решили испытать на нас биологическое оружие — результат был, как от средней разрушительности вспышки Ауте: половина населения мертва, прерваны самые ценные генетические линии, вражеский боевой флот плавает между нашими летающими домами. Мы скопировали паттерн поведения, которому следовали всегда. Погиб один ребёнок. Для одной женщины начался отсчёт времени.

Военная клика утверждает, что ради «сохранения расы» следует продолжить завоевания, обеспечив себе таким образом ещё один Щит. Проблема в том, что для этого потребуется появление новых эль-э-ин. Это недопустимо. И это гораздо страшнее, чем вы можете себе представить. Для эль-ин лучше смерть, чем жизнь такой ценой.

* * *

Дараи остаются всё такими же «несуществующими». Ауте знает, что там происходит, за абсолютной непроницаемостью их глаз. В принципе я уже достаточно изучила их, чтобы примерно представлять, что именно такой тихий, придушённый голос, пугающе спокойный на фоне искажённого болью лица, должен вызвать определённое состояние сознания, на которое, в свою очередь, можно воздействовать, слегка подчёркивая интонацией слова и жесты. Но теория теорией… А мне сейчас хочется только свернуться в клубочек, спрятать голову под крыло и молиться, чтобы ближайшие тридцать лет поскорее закончились. То, что при этом разум оставался погружённым в транс наивного незнания, являлось чудом, доступным лишь лучшим аналитикам и вене линии Тей.

Адрея чуть заметно склоняет совершенное лицо к плечу — бессознательное (или вполне осознанное?) копирование моего жеста.

— То есть вы заставляете…

Я вновь грубо её перебиваю:

— Нет! Вы так ничего и не поняли. Общество эль-ин — воинствующий матриархат. Это что-то да значит, когда средний возраст мужчин несколько тысячелетий, а женщины до последнего времени редко проживали одно столетие! Мужчины могут быть стары, мудры, сильны, но правят женщины, часто ещё девочки. Никто не может приказать матери слить себя и своё дитя в туауте. Это очень личное решение, и принимается оно в основном в условиях, когда они оба в любом случае должны погибнуть. Вместе со всем остальным народом.

Эти слова должны запустить в дрессированных мозгах людей цепочку ассоциаций, которая неизбежно приведёт их к некоторым (вполне правдивым) выводам относительно эль-ин в целом. Будем надеяться. Если человек к каким-то решениям приходит сам, он принимает их охотнее, чем навязанные кем-то.

— Антея-эль, если я не ошибаюсь… ваш полный титул включает в себя и обращение «эль-э-ин»?

А вот этого вопроса я надеялась избежать всеми правдами и неправдами.

Тело сжимается, мышцы напрягаются почти до боли.

Сделать акцент на понимании.

Голос всё так же хрипл и спокоен.

— Разве это не очевидно? Я, кажется, тем и прославилась в Ойкумене, что в одиночку истребила один из самых мощных военных флотов в истории. Без единой потери с нашей стороны. Только вот одна потеря всё же была… — Сжимаю пальцы, автоматически отмечая, что когти оставляют на полу глубокие борозды. Разве покрытие не должно быть сделано из идеально прочного материала? — Я тогда… была как мёртвая. После смерти Иннеллина ничего не имело значения. Хотелось просто позволить оливулцам спуститься и закончить начатое. Но, когда стало ясно, что возрождение эль-э-ин — единственный способ… спасти остальных… Я только потом поняла, что наделала. В туауте твоя душа сливается с душой ребёнка, полностью, безвозвратно. И когда после этого ребёнок уходит, а твою жизнь насильно удерживают в теле с помощью того, что вы могли бы назвать реанимационной терапией… Ни одна женщина больше не должна проходить через это, никогда. Никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах. Понимаете?

Адрея слегка шевельнулась в своём кресле, и в звоне её ножных браслетов мне слышится робкое, какое-то неуверенное сочувствие. Аналитическая часть разума удивлённо ликует — неужели получилось? Другой части уже на всё наплевать. И лишь где-то глубоко-глубоко вспыхивает вдруг тихая признательность. Тут же сменяющаяся привычным яростным раздражением: мне не нужна ничья жалость!

— И через несколько лет вы погибнете?

Равнодушно пожимаю плечами:

— Мы не воспринимаем смерть так, как вы. Это не нечто окончательное, неизбежное. Это просто второе рождение. Переход на другой уровень. Я жду своего освобождения с нетерпением, а до тех пор есть долг, который следует выполнить.

— Сколько?

— В моём конкретном случае — ещё лет тридцать, не больше. Потом неожиданно и непонятно почему тело начнёт угасать, и буквально за несколько дней всё будет кончено.

Адрея вновь склоняет голову. Краем глаза улавливаю чуть заметное шевеление ещё одного из дараев. Кажется, они готовы. Теперь нужно не упустить момент, второго может не представиться.

Сейчас.

— А почему…

На этот раз не прерываю её, а просто поднимаю руку. Дарай-княгиня вопросительно замолкает.

— Достаточно, миледи, милорды. Вы знаете уже более чем достаточно, а мой народ имеет секреты, которые не следует открывать чужакам. Я бы хотела услышать ваше решение, и лишь после этого согласна отвечать на дальнейшие вопросы.

Адрея смотрит на меня одну бесконечно долгую минуту, затем комнату вновь наполняет звон её браслетов — дарай-леди поднимается из своего кресла.

— Хорошо. Но перед этим позвольте вас заверить: то, что вы рассказали нам, останется с нами. Никаких записей, никаких протоколов. Всё услышанное мы унесём в могилы. Слово дарая.

Все присутствующие согласно склоняют головы (кое-кто, правда, с явной неохотой). Прекрасно. Эти люди понимают, что они фактически уже всё решили?

— А теперь извините нас, подобная проблема требует серьёзного обсуждения.

Волна Вероятности поднимается, отсекая от меня неподвижные фигуры. Нет, они всё так же сидят в своих креслах с высокими спинками и всё так же не подают ни малейших признаков жизни, но что-то мне подсказывает, что время для них течёт гораздо медленнее, чем для меня, причём время это наполнено яростными дебатами и аналитическими выкладками. Отмечаю, что Аррек и Доррин, судя по всему, тоже вовлечены в спор. Это меня странно беспокоит. Аарр-Вуэйн непредсказуем, как истинный эль-ин, внося в расчёты слишком большую долю Ауте. Впрочем, сейчас уже ничего не поделаешь.

Отдаюсь трансу, разглядывая помещение, восхищаясь красотой и законченностью его пустоты. Плыву в течении времени, подхватывая каждое мгновение, рассматривая его с наивностью и восхищением. Крылья жемчужным туманом клубятся по комнате.

Воздух перед моими глазами подёргивается лёгкой рябью — покрывало времени исчезло. Поднимаюсь на ноги, готовая услышать приговор. Да, дараи пришли к решению, и оно по душе далеко не всем. С некоторой тревогой отмечаю едва заметные признаки неудовольствия в Адрее. Похоже, темнокожая княгиня до хрипоты спорила о чём-то, но спор проиграла. Что это может значить?

— Леди Антея, мы не видим другого пути, кроме как принять эль-ин в семью Домов Эйхаррона.

Напряжение в комнате подскакивает на порядок. Волосы у меня на затылке начинают шевелиться, разум с потусторонней стремительностью отметает возможности. В этом коротком предложении слышна вторая его часть, начинающаяся с «но». Какую пакость они придумали?

— Но… — так я и знала, куда же нам без извечного «но»! — …но, боюсь, вы недооценили значение традиций в человеческой культуре. Арры никогда не принимали никого, не связанного с нами тесными кровными узами. Обойти этот почти закон на практике не представляется возможным.

Куда она клонит?

— Единственный выход, который мы видим, — сделать нас родичами.

Неужели полная перестройка организма эль-ин по генокоду арров? Уговорить на такое наших будет непросто.

— А это традиционно совершается посредством брака. — Адрея внимательно изучает противоположную стену, упорно отказываясь встречаться со мной глазами. Непонимающе смотрю на замерших людей. Они о чём?

Аррек вдруг оказывается передо мной, коленопреклонённый и сероглазый.

— Антея, наследница Дома Дериул, не окажете ли вы мне честь стать моей женой?

Глава 15

Нерушимое равновесие транса разлетелось сверкающими осколками, больно ранящими ошеломлённое сознание. Я не заметила. Даже всади мне сейчас нож под лопатку, я вряд ли обратила бы внимание.

Самые могущественные дарай-лорды Эйхаррона имели возможность любоваться картиной полного, бесконечного и всепоглощающего изумления. Так умеют удивляться только эль-ин. Всё отступает за пределы безуспешных попыток осмыслить, понять, соотнести…

Сквозь пелену шока проступают зыбкие пока ещё очертания догадки. Да, всё укладывалось в структуру… с человеческой точки зрения. Ауте!

— Дарай-лорды, извините меня, мне бы хотелось поговорить с князем арр-Вуэйном наедине… — Одновременно посылаю Арреку сен-образ с отрывистым, как удар клинка, приказом. Стены дрогнули, чтобы смениться зеленью лесов и стройной белизной башен. Исполнительный ты мой…

Испуганный звон раскрывшейся пряжки — Ллигирллин соскальзывает с моей спины, земли касаются уже вполне нормальные ноги, всплеск скорости, и она исчезает среди высоких стволов. От греха подальше. Мне всё равно.

Смотрю на выпрямившегося рядом со мной человека. Так близко, так просто. Бросок вперёд, взмах ногой по касательной, обманное движение, удар рукой, не озаботившись такой глупостью, как втянуть когти… Идеальное тело дарая лежит, на горле расцвели кроваво-красные полосы, а…

Судорожно запрокидываю голову, зажмуриваюсь, впиваюсь когтями в собственные ладони — навязчивое видение медленно отступает. Ауте, Ауте, Ауте, помоги мне.

Несколько медитативных вздохов. Ещё. Теперь медленно поворачиваюсь к Арреку. На этот раз совладать с всепоглощающим желанием растерзать гада на месте гораздо легче, но всё равно тело дрожит от почти физической необходимости лететь, рвать, крошить…

Он не заворачивался в свою проклятую неподвижность, но с тем же успехом мог бы это сделать — всё равно попытка «считать» этого человека была бы пустой тратой времени. Стоит, окутанный почти осязаемой аурой власти, руки спокойно сложены перед грудью, волосы распущены, кожа сияет даже через чёрный шёлк рубашки. Трижды проклятое порождение Ауте!

— И как давно вы планировали это, дарай-князь? — Сто очков в мою пользу — голос почти не дрожит, интонации смертельно спокойны.

Он слегка склоняет голову к плечу.

— Как давно? Ну, примерно с того момента, как впервые вас увидел. — Даже сквозь волну ярости чувствую, как мои глаза расширяются от удивления, — Ты сидела там, на песке, вся растрёпанная, избитая и усталая. А я мог только думать: «Вот женщина, которую хочу назвать своей женой».

Его усмешка предназначена лишь для него самого, и эта горькая самоирония достигает нужного результата. Мой гнев несколько отступает. Что он имеет в виду? И почему вдруг этот переход на «ты»?

Его лицо вдруг резко напрягается, глаза темнеют.

— Это правда? То, что ты там сказала? — В голосе почти умоляющие интонации, точно ему хочется ошибиться. Какой бредовый вопрос. Разве Ощущающему Истину требуются какие-то подтверждения правды?

— О чём?

— Ты умираешь?

Осторожно киваю. Ауте, о чём мы тут вообще говорим?

Он просто смотрит на меня.

Первоначальный шок несколько выветрился. Гнев тоже. Осталась глухая покорность. Едва услышав слова Аррека, я поняла, что попала в ловушку. Ничто не могло сейчас остановить этот идиотский брак. И сделать его формальным тоже не получится. Это ведь доказательство биологической и психологической совместимости двух народов. Кроме того, если я правильно помню законы Эйхаррона, нужен наследник — ребёнок, несущий кровь обоих партнёров. И других кандидатов, помимо меня и арр-Вуэйна, не предвидится. Ауте, как же это я умудрилась влипнуть в такое?

Как Арреку могло прийти в голову такое!

Эта последняя мысль крутится в голове с угнетающей настойчивостью. Какая, в конце концов, разница? Однако я поднимаю голову и неуверенно спрашиваю:

— Почему? Молчание.

Слегка подаюсь вперёд и повторяю уже более настойчиво:

— Почему?

Он вдруг оказался близко, так близко, что моё дыхание перехватывает от ударившего вдруг в ноздри запаха лимона и моря. Руки человека на моей спине, его лицо наклоняется к моему, мужские губы на моих губах.

Меня отбрасывает, как от удара током, тело в прыжке отлетает на несколько метров, оказавшаяся на траектории удара крылом колонна разлетается белой пылью. Рука с зажатой в ней аакрой взлетает в защитной позиции. На щеке Аррека медленно закрывается длинная тонкая царапина. Перевожу взгляд на свой кинжал: на золотистом клинке поблёскивают капли тёмно-красной человеческой крови. Вновь сосредоточиваюсь на дарай-князе. Тот, кажется, и не заметил ранения.

— Вы спросили меня почему, эль-леди, так позвольте же ответить.

В ответ на его шаг я настороженно отступаю назад.

— Ну же, Антея, или я должен поверить, что вы боитесь?

Насмешливые нотки в богатом обертонами голосе заставляют возмущённо замереть на месте.

Честно говоря, это именно страх. Чистый, ничем не прикрытый страх, но не перед дараем, а перед собой, перед реакцией своего тела. Вене, которая боится своего собственного тела, ну что может быть смешнее? Тем не менее я боюсь.

На этот раз он подходит медленно, не скрывая от меня ни одного движения. В плавном скольжении сияющего серебром тела есть что-то кошачье, что-то от хищника, загнавшего наконец в ловушку долгожданную добычу. Стальные глаза ни на миг не отпускают меня. Ауте, как же он похож на эль-ин!

Сильные пальцы обвивают мою кисть, рука с закрой аккуратно заводится за спину. Моё тело вдруг оказывается прижато к чужому так, что каждая косточка, каждый изгиб ощущается с ошеломляющей отчётливостью. Впервые чувствую просто терпкую прохладу этой кожи, а не предупреждающее покалывание щитов. Великий Хаос, неудивительно, что они считают прикосновения неприличными, при такой-то интенсивности ощущений! Изгибаюсь, пытаясь разорвать контакт, и вдруг оказывается, что пальцем не могу пошевелить без его позволения. Даже крылья, которые при желании можно превратить в смертельное оружие, сейчас лишь безвольно трепещут на ветру. Ловушка захлопнулась.

Серебристые глаза склоняются к моим, круглые зрачки расширяются, дыхание сбивается, пульс вдруг начинает отчётливо ощущаться в каждом сантиметре прижатого к моему тела.

Его губы — мягкая влага, кожа — сияющий шёлк ветра, волосы как песня моря. Кисловатый вкус лимона наполняет сознание. Я сдаюсь, обвисаю в сильных руках, позволяя целовать себя.

Стук человеческого сердца становится оглушающим, каждой клеточкой, каждой жилкой я ощущаю этот ток, ток крови в его жилах. Ритмы другого тела, песня чужой жизни наполняют меня, сметая все барьеры индивидуальности, полностью подчиняя требованиям его тела. Его эмоциям. Его жажде. Валы леденящего жара и обжигающего холода сменяют друг друга с такой скоростью, что я уже не могу определить, где начинается жар и заканчивается холод. Растворение, преобразование, изменение — все остатки воли, какие у меня сохранились, исчезают. Лишь мужские губы на моих губах, лишь ток крови в его (наших?) жилах, лишь вкус лимона на языке.

Он отрывается от меня с каким-то судорожным вздохом, зарывается лицом в золотистую гриву волос. Замираю в его руках, бездумно плывя в аромате моря и лимона. Каждая клетка его тела ощущается как своя, а свои кажутся продолжением его. Ауте, кто бы мог подумать, что в человеческом теле столько нервных окончаний.

Аррек отпускает меня так резко, что приходится взмахнуть крыльями, чтобы сохранить равновесие. Отходит от меня, отворачивается. Через минуту прихожу в себя настолько, чтобы обратить внимание на собственное тело. Я сияю. Сияю в самом прямом смысле этого слова, перламутровая радуга истинного дарая обтекает мою кожу, принося неожиданную ясность и свежесть ощущений. Тело кажется непривычно тяжёлым, одна Ауте знает, какие в нём произошли изменения. Если приглядеться, наверняка увижу пласты Вероятности, окутывающие этот слой реальности.

Вдох. Выдох. Воспоминания о последних минутах загнать как можно дальше. Тело привести в порядок. С сознанием разберёмся позже. Вдох. Руки поднять в танце, веки прикрыты. Медленные движения. Кожа — чистый алебастр. Кости полые, мышцы почти ничего не весят. Зрачки вертикальные. Уши заострённые. Выдох.

Я — эль-ин.

Я — Антея тор Дериул.

И я не буду обдумывать случившееся прямо сейчас. Позже… позже…

Аррек наконец поворачивается, на губах (не думать о его губах!) играет обычная ироничная улыбка. Только теперь понимаю, что зачастую это горькая насмешка над самим собой.

Движением, скорее характерным для эль-ин, склоняет голову к одному плечу.

— Я ответил на ваш вопрос, Антея-эль?

Хочется ударить его посильнее. Что-то внутри меня щёлкает, и сознание приходит в состояние, которое мама метко прозвала «я-в-контакте-со-своей-внутренней-стервой».

— Что ж, теперь я, по крайней мере, знаю, что арры не так неуязвимы для нашего обаяния, как кажется со стороны! — «Только вот кто-кто, а Аррек видел на своём веку достаточно эль-ин. Что же он мог найти во мне?»

Искры смеха вспыхивают в его серых глазах, чтобы тут же смениться убийственной серьёзностью.

Скользящий, бесконечно грациозный шаг — и он оказывается рядом со мной, катана вскинута не то в атаке, не то в салюте. Прилив страха, пальцы судорожно хватают аакру, но он уже опустился на одно колено, голова тоже опущена, обнажённый меч у моих ног.

— Антея тор Дериул, вы стали Госпожой моего сердца с первого мгновения, когда мой взгляд упал на вас. Леди Антея, наследница Дома Дериул, окажете ли вы мне честь стать моей женой?

Всё это очень красиво, поэтично и, безусловно, является данью тысячелетней традиции. Мне же хочется закричать, хочется убежать, хочется, чтобы всего этого никогда не было. Но… запах лимона и моря, пьянящая свежесть на моих губах…

Смотрю на коленопреклонённую фигуру. Поза должна олицетворять собой полную покорность, но весь Малый Конклав на своих тронах, в доспехах из Вероятности, выглядел менее царственно, чем он в это мгновение. Смиренный ты мой.

Делаю шаг вперёд, по обычаю эль-ин провожу руками по тёмным волосам. Ветер и шёлк. Сила вспыхивает между пальцами щекочущими искрами, крылья взметаются над головой тёмным ореолом.

— Да.

«Что-то да подсказывает, что я ещё об этом пожалею».

Ласково приказываю внутреннему голосу заткнуться.

Онподнимается порывисто, стремительно, заставляя меня испуганно отшатнуться. Сияющие пальцы ловят моё запястье, подносят к губам. Слава Ауте, шиты снова покрывают кожу непроницаемым барьером.

— Благодарю вас, моя леди.

Он что, издевается?

— Полагаю, теперь самое время вернуться. Конклав, должно быть, уже все ногти изгрыз, гадая, куда же мы подевались. — Он добавляет к этому высказыванию сен-образ, вызывающий у меня несколько истеричную усмешку. Конклав, грызущий в нетерпении ногти, вот на что стоило бы посмотреть.

Шорох ветвей: Ллигирллин выходит на поляну и окидывает нас изучающим взглядом. Особенно Аррека. Высказывается в том смысле, что не ожидала увидеть его в живых и не знает, радоваться этому или исправить сей досадный недосмотр. Затем устраивается на привычном месте за моей спиной. Тяжесть меча несколько успокаивает разгулявшиеся нервы, и я наконец решаюсь подойти к нему. Даже позволяю взять себя за руку, храбрая я.

Да-Виней а’Чуэль растворяется в бледном тумане. Перед нами — Конклав.

Конечно, ногти они не грызли, но следы некоторого беспокойства можно заметить.

Взгляды присутствующих, кажется, помимо их воли, периодически отдрейфовывают к кровавой полосе на шеке арр-Вуэйна. Интересно, кто-нибудь поверит, если сказать, что это он на сучок напоролся? Не-е.

Аррек склоняется перед ними и представляет меня как свою невесту. Я в необходимых местах киваю и поддакиваю, через минуту помолвка уже официально заключена перед дюжиной свидетелей. Загоняю поглубже желание сбежать.

Позже.

Теперь, когда стало ясно, что договор будет заключён, мы углубляемся в детали. Это означает, что ещё долгие и долгие часы я вынуждена отвечать на сыплющиеся со всех сторон вопросы, утрясать юридические проволочки, приводить свои расчёты и проталкивать предложения так, чтобы те казались дараям их собственными идеями. (В последнем особенно отличился Аррек. Как, впрочем, и всегда). Хвала Ауте, кто-то додумался разбавить всё это удовольствие обедом и постоянно обновляющимися сосудами с напитками. Но в целом я довольна. За один день удалось достичь того, что могло бы растянуться на годы, если не десятилетия. Всё-таки арры могут работать очень продуктивно, если как следует прижать их к стенке.

Наконец, общие положения «Хартии о Принятии», как они окрестили этого юридического монстра, установлены. Поднимаюсь с пола, вытягиваюсь на носочках, запрокинув руки за голову, расправляю несколько затёкшие крылья. А-ах. Хорошо-то как!

Адрея прерывает моё блаженство сдержанным покашливанием. Недоумённо оглядываюсь, замечаю, как дараи воровато отводят глаза. Ох, опять я устроила бесплатное шоу. Ладно, Ауте с ними, я теперь вроде как помолвлена. Вопросительно поворачиваюсь к Адрес. Та, как всегда, деловита.

— Итак, леди тор Дериул, когда же мы получим подпись Хранительницы Эль-онн под договором? Кроме того, хотелось бы вернуть персонал, обслуживающий ведущие к вам порталы.

Сами порталы, захваченные недавно моими милейшими соплеменниками, корректно, не упоминаются. Ложь — мать дипломатии. Или дипломатия — мать всей лжи. Это уж как посмотреть.

— Как только я увижу её и ни минутой позже. Однако мне не кажется разумным затягивать. Было уже более чем достаточно недоразумений. Мне бы хотелось отправиться домой завтра.

— Разумеется, ваш эскорт… Качаю головой.

— Прошу вас, не нужно никакого эскорта. У нас это не принято и может быть неправильно понято. Но… я была бы рада сопровождению князя арр-Вуэйна, — нахожу глазами Аррека и неуверенно смотрю на его безупречно-невыразительную физиономию, — рада возможности представить его… моей семье.

Немного нервно сглатываю, подумав о реакции мамы на этакое добавление к нашей семейке. Ох-ох-о-ой, что-то будет.

Аррек тут же оказывается рядом, застыв в своём фирменном полупоклоне:

— Конечно, моя леди. Для меня огромная честь быть вашим сопровождающим в этом путешествии.

Адрея тоже кивает, но в её глазах всё ещё читается желание наградить меня дюжиной «телохранителей». Ладно, со шпиономанией обитателей Эйхаррона мы разберёмся позже.

— А тем временем… дарай-леди, мне кажется, я знаю, кому можно поручить проработку тонкостей предстоящего сотрудничества.

По задумчивому блеску в глазах присутствующих понимаю, что им не составило труда вычислить, кто же это. Адрея медленно кивает. Да, такой «посредник» действительно устроит всех. Теперь осталось лишь уговорить его самого.

Подношу к губам бессчётный за сегодняшний день (За последние два дня? Три? Ауте, когда же я в последний раз спала?) стакан апельсинового сока и вновь окунаюсь в щемящую терпкость его сладости. Волшебно.

Гляжу на сидящего передо мной человека. Профессор Шарен всё ещё взирает на меня с некоторым изумлением, хотя с момента, когда я свалилась на его голову в своём истинном виде, прошёл уже не один час. Всё это время он в основном отмалчивался, а я в основном говорила, вываливая на него факты вперемешку с собственными выкладками и извинениями. Переварить то, что его Анита, которую он учил сидеть за столом и пользоваться вилкой, является кровожадной Антеей тор Дериул, не легче, чем идею о расширении Эйхаррона на ещё один Дом, но я слишком хорошо знаю этот блестящий разум, чтобы предположить, что он не справится. Откидываюсь на спинку дивана и подношу стакан к губам.

— Итак?

Молчание.

В отчаянии дёргаю ушами.

— Наставник, ну скажите же хоть что-нибудь. Вы разочарованы? Сердитесь? Мне не следовало приходить?

Он картинно заламывает брови, как это могут делать лишь люди, в совершенстве овладевшие мимикой своего лица.

— Анита, то есть леди Антея… Когда вы пообещали мне рассказать всё, я как-то не предполагал, сколько это «всё» может в себя включать. Иначе дважды бы подумал, просить ли о такой откровенности.

Немного расслабляюсь. Итак, маэстро разобрался в происходящем и сделал соответствующие выводы о возможных последствиях. Я в нём не ошиблась.

— Вы сердитесь? — Очень важно узнать ответ на этот вопрос.

— На вас? Упаси бог. Я даже несколько польщён, что вы выбрали именно меня своим наставником.

Облегчённо улыбаюсь.

— Я старалась ориентироваться на лучшее. — Он чуть склоняет голову, принимая комплимент. Принц до мозга костей. — Наставник, что вы обо всём этом думаете?

— Это шанс.

Сразу понимаю, что он имеет в виду. Мы достаточно часто обсуждали с ним человеческую цивилизацию и тупики её развития. Нельзя жить бесконечными завоеваниями и потреблением — рухнешь под собственным весом. И скоро.

Безнадёжно качаю ушами.

— Наставник, мы обсуждали этот вопрос так часто, что повторять старые аргументы у меня нет ни малейшего желания. Не пытайтесь считать эль-ин одной из переменных развития человеческой цивилизации. Мы не подчиняемся социальным законам. По определению.

— И тем не менее, Анита. Ты здесь. Ты… гм, Антея. И ты определённо уже начала основательную перетряску местного общества. Хочешь убедить меня, что всё это пойдёт людям во вред? Я слишком хорошо тебя знаю, девочка.

— Шарен, да послушайте же вы, наконец! Я — чужая! Я — не человек! Вы НИЧЕГО обо мне не знаете!

Опять иронично заломленная бровь. Аут-те, ну откуда на мою голову взялся этот самоуверенный осёл? Если бы ещё он был не так вызывающе прав…

— Ну объясни мне, идиоту, в чём ты другая? Чем, кроме крыльев, отличаешься от девчонки, которая публично обозвала декана заплесневелым шовинистом?

Огорчённо потираю лоб рукой, безуспешно пытаясь найти давно исчезнувший имплантант. Замечаю, что господин профессор точно зачарованный следит за движениями золотистых когтей. Идея озаряет внезапно. Расширить глаза, прижать уши, немного дикости в позе. Сен-образ охотящегося хищника. Блеснуть клыками в голодной, торжествующей улыбке.

Человек лишь слегка подаётся назад.

— Впечатляюще. Но неубедительно.

Вот она, школа настоящего политика. Ни с чем не спутаешь.

Испускаю длинный обречённый выдох. Нет, лёгким путём здесь не пройти.

— Хорошо, профессор, вы сами напросились.

На минуту замолкаю, хочу скомпоновать аргументы так, чтобы Шарен понял всё, а наблюдающие за нами лишние уши лишь ещё больше запутались. Раздражённо ловлю себя на мысли, что хотела бы видеть на месте Шарена Аррека с его даром Ощущающего Истину и неистощимой невозмутимостью.

— Уже довольно давно, когда я только начала своё исследование, мне случилось побывать в зале с древними манускриптами времён ещё Земли Изначальной. Разумеется, подлинников студентам не давали, но с электронными копиями вполне можно было работать. Так вот, один из старшекурсников вёл себя очень странно — ёрзал на стуле, хихикал и в конце концов был выставлен из библиотеки. Будучи беспардонным существом, я не поленилась догнать нарушителя и расспросить его, что же такого смешного было в документе. Знаете, что он читал? Есть такая древняя классификация животных, приписываемая кем-то по имени Боргес китайской энциклопедии под названием «Небесная империя благодетельных знаний». Приведу вам цитату:

«Все животные делятся на:

а) принадлежащих Императору,

б) набальзамированных,

в) приручённых,

г) сосунков,

д) сирен,

е) сказочных,

ж) бродячих собак,

з) включённых в эту классификацию,

и) бегающих как сумасшедшие,

к) неисчисляемых,

л) нарисованных тончайшей кистью из верблюжьей шерсти,

м) и прочих,

н) только что разбивших кувшин,

о) похожих издали на мух…»

— Я вижу, вы улыбаетесь, профессор? Такая естественная реакция на подобную белиберду! А вот я, я никак не могла взять в толк, что же здесь смешного. Это ведь прекрасная, всеобъемлющая, построенная по всем законам логики классификация. Несколько дней я размышляла, медитировала, танцевала, пытаясь найти спрятанный парадокс. И я его нашла. И рассмеялась. И смеялась, не переставая, ещё несколько недель, всякий раз, когда кто-нибудь протягивал руку и говорил: «Это — собака» или «У кошки длинный хвост». Я хохотала до упаду, вчитываясь в научные трактаты и подкреплённые так называемыми фактами теории. А знаете почему? Потому что классификация, разделяющая собак и кошек, в основе своей столь же нелепа, как и приведённая мной древнекитайская. На каких основаниях вы выделяете главные, а на каких — незначительные признаки? Задумайтесь, профессор. Вот три животных. Большая овчарка, маленькая декоративная болонка и домашняя кошка. Как определить, какие из них более схожи? Собаки, потому что они относятся к семейству собачьих? Болонка и кошка, потому что они маленькие? Любой современный человек, дитя доминирующей цивилизации Ойкумены, скажет — собаки, и будет совершенно прав, исходя из биологических критериев. Если поискать, можно найти народы, которые поставят рядом маленьких животных, и будут столь же правы. Чем определяется этот выбор? Многим, но назовём эту группу неким набором… не стереотипов, а, пожалуй, смыслообразователей. Что-то, гораздо более глубокое, нежели язык, но в то же время с ним связанное. Лишённый этого «нечто» человек будет видеть мир так, как видит его младенец, — однородным пятном непонятных раздражителей. И лишь значительно позднее, образно говоря, проходя через особую смыслообразующую призму, вещи обретают подлинное значение, предметы — форму, а мысли… ну, мысли становятся мыслями. Это, конечно, очень упрощённо, но вы согласны, что такая точка зрения не лишена права на существование?

Мэтр психологии осторожно кивает, слишком опытный слушатель, чтобы прерывать меня замечаниями, которых у него, без сомнения, вагон и маленькая тележка. Ладно, идём дальше.

— Теперь вернёмся к эль-ин. Вы спрашивали меня, в чём принципиальная разница между нами и людьми? Затрудняюсь ответить. Но я совершенно точно знаю, что у эль-ин начисто отсутствует подобная смыслообразующая призма. Есть намёк на язык, есть очень жёсткая социальная структура, не меняющиеся тысячелетиями ритуалы, но это — внешнее. Нет и никогда не было ничего общего для всего народа эль-ин, что позволяло бы нам считать себя существующими в рамках подобной единой… э-э… ментальности Ауте, пять лет изучаю этот бред и всё ещё путаюсь в терминах! Ладно, о чём это я? Да, придание смысла окружающему хаосу, преобразование его в некоторую систему отношений. У нас нет воспринимаемых с детства стереотипов. Каждое новое может быть совершенно независимо от предыдущих. Если рядом собралось несколько эль-ин, они прикладывают старания, чтобы возможным стал процесс общения, но факт остаётся фактом — каждое новое мгновение мы вынуждены заново строить наше восприятие мира, заново формировать отражение окружающей действительности. Поэтому каждое мгновение — уникально и неповторимо, поэтому мы ценим не жизнь как таковую, а каждое её мгновение, поэтому убийство считается для нас столь отвратительным. Смерть — часть жизни, смерть прекрасна, смерть — удивительное переживание, которое ни в коем случае нельзя пропустить. Но насильственно сократить жизнь хоть на одно мгновение означает убить это самое мгновение, убить ту вселенную, которая возникла бы в этот миг в чужом разуме. Для нас живое существо — это не одно конкретное существо, а миллионы, миллиарды миров, которые рождаются и умирают в этом существе каждую секунду времени. Делаю ещё один глоток из стакана.

— Это только одно из различий. Перечень различий можно продолжать бесконечно, я их столько нашла за последние пять лет…

Задумчиво разглядываю ярко-жёлтую жидкость на свет.

— Важно то, что очень скоро эти различия, нет, не исчезнут, но станут практически незаметны. Мы сознательно запихнём себя в рамки вашего мировосприятия, мы втиснем себя в вашу призму смыслообразования, мы будем смеяться над древнекитайской классификацией. Но это не сделает нас людьми, поверьте. Я — эль-ин. Ей я и останусь. И не вы, ни арры, ни даже моя семья не смогут предугадать, каким будет мой следующий ход, если я сама этого не позволю. Я буду послушной и предсказуемой, но, ради сохранения собственного рассудка, не пытайтесь меня просчитать!

Он молчит целую минуту, внимательно меня оглядывая. Отдаёт салют поднятым бокалом и склоняет голову.

— Зачем ты мне всё это рассказала, Анита?

— Вы мне поможете?

— Что я должен делать?

— Нужна третья сторона, нейтральный посредник, уважаемый всеми и никому не подконтрольный. И достаточно компетентный, чтобы помочь нам ужиться и не передраться.

Он отводит глаза.

— Вы даёте мне больше кредитов, чем я заслуживаю, миледи.

Молчание.

— И я совсем не хочу возвращаться в большую политику иначе, чем в роли наблюдателя.

Молчание.

— И моя беспристрастность несколько сомнительна.

Молчание.

Он делает мученический вздох.

— Да, Анита, я помогу тебе.

Радостно улыбаюсь, не без труда подавив желание броситься ему на шею или закружиться в танце по комнате.

— Значит, я могу отправляться улаживать домашние неприятности, оставив здешнее «болото» на вас?

Профессор обречённо машет рукой.

— Убирайся.

Другого ответа мне не нужно. Вскакиваю на ноги, всё-таки обнимаю на прощанье старого упрямца, достаю из-за пазухи приборчик, которым снабдила меня Ллигирллин. Когда спартанская обстановка в покое Шарена расплывается цветными пятнами, вслед мне летит чуть насмешливый голос:

— Ты прекрасна, Анита, тебе говорили? Да, клыки с когтями тебе необычайно идут. Этакое соответствие внешней оболочки внутреннему содержанию! Передай поздравления будущему мужу. И соболезнования тоже!

Ошалело трясу головой. Он неисправим. И это дипломат, да поможет мне Хаос! Шут гороховый, хуже Аррека, честное слово!

Загоняю поглубже постыдную трусость, всякий раз просыпающуюся при мысли о «будущем муже». Вот ведь влипла. Позже, позже, всё позже.

Оглядываюсь по сторонам. Я не задавала определённых координат, просто попросила перенести меня в «тихое место в доме Вуэйн, где можно спокойно поговорить». Естественно, я отдаю себе отчёт, что слежка неизбежна, но это не имеет ровным счётом никакого значения. Это место вполне подходит.

Небольшая крытая оранжерея, не то фонтан, не то водопад, не то бассейн, стрельчатые арки ведут во внутренние помещения. Подхожу к кромке воды, опускаю пальцы в освежающую прохладу, пытаясь вызвать нужное настроение. Ещё одно дело перед отъездом. И это никому нельзя перепоручить.

Медленно, с необычайной тщательность начинаю формировать сен-образ. Задача не так проста, как кажется. Он должен быть достаточно примитивным, чтобы быть понятным даже человеку, никогда не имевшему дела с подобным средством коммуникации, и в то же время достаточно индивидуальным, чтоб не быть замеченным никем посторонним. Наконец что-то получается. После некоторого колебания добавляю несколько деталей, почерпнутых во время излишне близкого общения с Арреком. Теперь мой маленький посланец может путешествовать между Вероятностями, разыскивая своего адресата. Смысл сообщения предельно отчётлив: «Нефрит прошу найти меня и повидать как можно скорее, желательно вместе с Сергеем. Срочно. Важно. Саботировать не рекомендуется. Антея».

Раскрываю пальцы и выпускаю сен-образ, точно полураспустившийся цветок. Тот беззвучно улетает в неизвестном направлении. Остаётся ждать.

Поднимаюсь с колен, задумчиво иду куда-то, погруженная в невесёлые размышления. Сергей — это проблема. Причём проблема, угрожающая встать в ближайшем будущем во весь свой гигантский рост. Постоянно держать себя так плотно закрытой, как я делала это в последние дни, невозможно. Рано или поздно сильные эмоции начнут пробивать барьер, причём в обе стороны. Единственное решение, которое приходит на ум — «свернуть» связь. Перевести её в латентное состояние, как делают, если один из партнёров смертельно ранен. Это, конечно, ослабит нас обоих, а сигналы о смертельной опасности всё равно будут доходить, но всё-таки, всё-таки… Ауте, как же не вовремя!!!

Ллигирллин прерывает сеанс самобичевания, недвусмысленным образом приказывая мне замереть на месте. Непонимающе оглядываюсь. Мы в уменьшенной копии приёмного зала Дома Вуэйн, на стенах и стендах в невероятном количестве выставлено холодное оружие. Оружие! Так вот что её заинтересовало. Детям нужны куклы. Но у разных детей куклы разные. Угадайте, о каких мечтает моя сероглазая подружка?

Понимающе ухмыляюсь и начинаю медленную экскурсию по залу. Чего здесь нет! Я только диву даюсь, но Ллигирллин скоренько направляет мои стопы к мечам.

Остальное, конечно, тоже интересно, но время поджимает…

Беру в руки указанные ею клинки, пробую их в элементарных ударах, примеряюсь к балансу и текстуре материала. В большинстве случаев воительница лишь презрительно фыркает, но иногда попадаются очень интересные образцы. Мечи толщиной в молекулу, мечи из материалов, которым я и названия-то не знаю. Мечи, снабжённые различными видами магии, от исцеляющей до сравнимой по силе с атомным взрывом. Мечи прямые, изогнутые, укороченные. Мечи в паре с кинжалом или щитом. Мечи вместе с доспехами. Мечи…

Ллигирллин вдруг замирает за моей спиной, затем медленно, будто боясь кого-то спугнуть, направляет меня в дальний угол. Там, среди других подобных игрушек, лежат усыпанные драгоценными камнями ножны. Какое-то примитивнейшее заклинание, что-то там про кровожадность и непобедимость. Папина боевая спутница бормочет о варварах, допущенных к благородному искусству войны. Что благородного может быть в коллективной резне, выше моего понимания, но тут я спешу с ней согласиться — действительно, потрясающе безвкусная вещь. Ллигирллин заставляет меня вынуть клинок из ножен, и тут обнаруживается сюрприз. Клинок великолепен, из неизвестного мне материала, прозрачная голубизна окрашена металлическим отблеском. Меч в полторы руки, длинная рукоять идеально приспособлена, чтобы в самый неожиданный момент изменить направление атаки. Настоящее произведение искусства, к тому же с секретом. Тот, кто знает секрет, сможет значительно увеличить смертоносность меча. Мы здесь видели много подобных вещей.

Озадаченно опускаю уши.

По какой-то неведомой причине маленькая воительница заинтригована изящной игрушкой. Я выхожу на открытое пространство, делаю несколько пробных ударов, затем провожу связку. Вдруг допускаю глупейшую ошибку, и Ллигирллин возмущённо шипит мне в ухо. Да что с ней такое? Что особенного в этом мече? Сколько ни стараюсь, не могу найти никаких следов магии, ничего особенного.

Вновь начинаю последовательные движения, на этот раз медленнее, «вживаясь» в каждый удар, каждую отмашку. Ллигирллин мягко перехватывает управление моторикой, продолжая серию плавных скольжений. Отхожу «в сторону», со скрытым изумлением наблюдая, что она проделывает с моим телом. Меч описывает всё те же медленные петли, но теперь в его полёте ощущается ленивое равнодушие сытого хищника. Но вот огромная кошка приоткрывает зелёные глаза, бесшумно поднимается, потягивается… Шорох ветра — и она растворилась в закатных джунглях. Охота. Засада.

Преследование. Прыжок.

Моё тело взорвалось скоростью, цвета смешались в одно неразличимое пятно, песня сверкающего клинка превратилась в один непрерывный свист. Скорость слишком велика, чтобы уследить взглядом, но каждое движение сохраняет свою законченную отточенность, скорее характерную для танца, чем для боя. Впрочем, уже нет отдельных движений, это одна беспрерывная, безупречная волна, лишённая как начала, так и конца.

Краем глаза замечаю застывшие неподалёку фигуры. Ага, явились. Посылаю Ллигирллин сигнал, что расслабуха закончилась, грядут трудовые будни. Ноль внимания, фунт презрения. Ещё один сигнал, на этот раз встреченный недовольным ворчанием. Это начинает утомлять. Мысленно беру взбунтовавшийся меч за шкирку, хорошенько встряхиваю и пинком отправляю прочь. Когда шок от столь некультурного обращения несколько проходит, у боевой подруги хватает совести послать мне извинение. Заигралась. В куклы.

Перехватываю управление моторикой в прыжке, едва успеваю сгруппироваться и приземлиться на корточки, одновременно вкладывая меч в безвкусные ножны. Уважительно склоняюсь перед оружием.

Выпрямляюсь. Поворачиваюсь. Ещё один поклон — в сторону молчаливых зрителей.

— Леди Нефрит, лорд Сергей, какая приятная неожиданность видеть вас здесь.

Зеленоокая яростно сверкает глазами, но послушно отвечает в столь же велеречивой манере. Мой сен-образ пляшет перед ней, довольный хорошо выполненным заданием. Пожалуй, я вложила в этого малыша слишком много индивидуальности. Ну, нет худа без добра, теперь он поможет мне провести эту встречу.

Лицо Сергея не выражает ничего. Этакая гора мышц, идеальный телохранитель. Нефрит явно рассержена, что ей приказали, как какой-то служанке, а также несколько бледна. Похоже, маленький демарш Ллигирллин она восприняла как демонстрацию силы с моей стороны. Вряд ли среди арров есть кто-то, кто может сравниться в военном искусстве с папиным мечом. В силе — да, в искусстве — не в этой жизни. И Нефрит Зеленоокая не могла этого не понять.

Улыбка у неё не получается искренней.

— Вы прекрасно владеете своим телом, эль-леди. Самое интересное, что это-то как раз правда, но не в том смысле, который подразумевала Нефрит.

— Это считается среди моего народа обязательным.

— Правда? Эль-ин и в самом деле такие завзятые дуэлянты?

— Правда, — отвечаю сразу на оба вопроса.

— И вам тоже доводилось сражаться до смерти?

— Трижды. В первый раз я убила, во второй — даровала жизнь.

— А третий?

— Третью дуэль я проиграла.

— И ваш противник вас пощадил?

— Нет, он на мне женился. — Взмах крыла, недвусмысленно пресекающий опасное направление разговора.

* * *

Мы идём по направлению к оранжерее, обмениваясь светскими любезностями. Моё сознание разделилось на части. Одна часть вежливо, специально для всех, кому интересно послушать, обсуждает с Нефрит политику Дома Вуэйн. Другая через сен-образ, опять-таки с Нефрит, обсуждает мои отношения с Сергеем. Третья проделывает над сознанием Сергея ювелирную работу по «сворачиванию» неосторожно установленной связи. Вот пусть теперь учитель попробует сказать, что я так и не освоила первичное размножение личности!

Наконец, когда я уже готова облегчённо вздохнуть и умыть руки, в разговор неожиданно влезает Ллигирллин.

Попроси у них, меч.

«Ээ-э-э?» Быстрое соображение в условиях расщеплённости сознания никогда не было моим коньком.

Меч! Попроси разрешения оставить его у себя, увести на Эль-онн.

«Зачем? Что в нём особенного?»

Вопрос не удостаивается ответа.

«Ллигирллин! Она — Ощущающая Истину! Я не могу просто соврать что-то!»

После непродолжительного молчания Поющая наконец одаривает меня откровением.

Этот меч — заготовка, обладающая определённым потенциалом. В него можно будет поместить душу, сделав его подобным мне.

Аут-те! Это как же такое сокровище оказалось у людей?

Едва оправившись от удивления, обращаюсь к Нефрит:

— Не хочу показаться навязчивой, но… не могла бы я приобрести этот меч? Он кажется вполне приемлемой заготовкой, из которой на Эль-онн можно будет сотворить что-нибудь интересное. — Вот так, пусть попробует доказать, что это неправда. — Я готова заплатить соответствующую цену…

В то же время на другом уровне продолжаю беседу, как будто ничего особенного в моей просьбе нет.

В общем, никаких последствий для Сергея быть не должно. Связь свёрнута, он должен спокойно прожить ближайшие два десятка лет и вряд ли даже свяжет свою депрессию со смертью какой-то там полузнакомой эль-ин. Можете выкинуть всё случившееся из головы и спокойно заниматься своими делами.

Она рассеянно смотрит на меня, пытаясь разобраться в обоих заявлениях. И по поводу меча, и по поводу мужа. Ясно, что оба — лишь частичная правда, но правда полная ей недоступна по определению, в ней не каждый эль-ин разберётся.

— Разумеется, ни о какой плате и речи быть не может, возьмите его как подарок. — Чуть озадачена, знает, что ничего по-настоящему ценного на выставке быть не могло.

— Вы позволите мне взглянуть. — Это Сергей вдруг сбросил маску предмета обстановки.

Послушно протягиваю обсуждаемый предмет. Рука, принимающая оружие, чуть дрогнула — невероятно. Похоже, выступление Ллигирллин произвело на арр-воина сильное впечатление.

Прекрасного качества клинок извлекается из кричащих ножен, внимательно осматривается. Сергей проверяет наличие скрытой силы, Нефрит прикасается, пытаясь как Ощущающая Истину понять, в чём же тут дело. Ничего. Просто хорошая вещь. Смертельная игрушка.

Меч возвращают, мы взаимно раскланиваемся. Использую последнюю возможность проверить состояние Сергея. Вроде всё в порядке. Поворачиваюсь, чтобы уйти. Сен-образ, всё это время честно помогавший мне общаться с Нефрит, испуганно заметался между нами. Та почти неосознанно протягивает к нему руку, принимая на разомкнутые пальцы. Смотри-ка ты, подружились. Толчком добавляю эфирному образованию ещё энергии и информации.

Оставьте его себе, это будет верный слуга, способный проходить через Вероятность, не подконтрольный даже мне. Если что — пошлите его к создательнице, он найдёт меня где угодно.

Вот так. Ей потребуется некоторое время, чтобы научиться им управлять. Скоро умненькая женщина обнаружит, что это — идеальный шпион, способный проникать куда угодно, доставлять информацию и даже материальные предметы. Ну а я вроде как буду держать своего Риани под присмотром и не брошу его на произвол судьбы. Да, самообман — великая сила.

Ну вот теперь всё. Все дела сделаны, всё под контролем. В некоторой степени. Теперь остаётся надеяться, что Аррек успел развязаться со своими таинственными интригами и мы можем отправляться.

Держитесь, Небеса Эль-онн, я возвращаюсь. И когда я вернусь, там такое начнётся!

Глава 16

Мы вырываемся из невидимого прохода прямо в бескрайнее небо, падаем в сиреневые облака, в пьянящий запах такого знакомого, такого родного, почти забытого уже ветра. Я распахиваю крылья, Аррек левитирует — две крошечные пылинки в необъятном просторе устремляются к точке своего назначения.

Следуя заданным мной координатам, он попытался открыть портал как можно ближе к территории, принадлежащей клану Дериул. Почти получилось. Знакомые с раннего детства течения ударяют в крылья, дружелюбный ветерок треплет волосы.

Домой. Домой. Домой!!!

В крыльях нарастающей пульсацией бьётся напряжение.

Прямо в полёте начинаю формировать сен-образ и толчком посылаю его вперёд. Встречайте, я дома.

Плотный покров облаков расступается, открывая странное, напоминающее не то раскидистое дерево, не то диковинную водоросль сооружение. Поворачиваюсь к Арреку, чтобы снабдить его необходимым минимумом информации.

— Это — Дериул-онн, место обитания клана Дериул. Однако у каждого достигшего совершеннолетия эль-ин есть собственный дом (который может быть расположен где угодно, хоть на другой стороне Эль-онн). Возможно, сегодня мы будем ночевать в Антея-онн или, если вы предпочитаете, в гостевых покоях клана. Но мне хотелось бы заранее предупредить вас: не рассчитывайте на нормальные апартаменты. Понятия эль-ин о комфорте несколько отличаются от людских, и такая мелочь, как мебель, в понятие о комфорте не входит.

Он хмыкает и совершает некое движение рукой, долженствующее означать, что уж кому-кому, а завзятому бродяге не привыкать к отсутствию мелких удобств. Что ж, будем считать, что с этим разобрались.

С ликующим воплем закладываю головокружительный вираж, огибаю подвернувшийся некстати угол и мягко приземляюсь на открытой площадке. Аррек опускается с гораздо большим достоинством. На мгновение замираю, любуясь им. Чёрная, без проблеска цвета одежда, сияющая кожа, стянутые в хвост волосы. Фигура контрастно очерчена на фоне сиреневых небес. Нет, ну нельзя же быть таким красивым, это просто нечестно.

Сердито отворачиваюсь, направляюсь во внутренние помещения. Дверью служит проём, занавешенный тканью. И не скажешь, что при необходимости эта тончайшая ткань может стать преградой более прочной, чем толстенные гранитные стены.

Мы в небольшой комнатке, свет от облаков проникает прямо сквозь стены. Я подхожу к стене, опускаюсь на корточки. Дома. Неужели наконец дома?

Аррек пристраивается у стены напротив. Само терпение.

— Лорд арр-Вуэйн, мне хотелось бы, чтобы вы поняли одно. Клан имеет очень мало общего с вашими Домами. Он совершенно не связан с генеалогией — для отображения такого рода отношений существуют генетические линии. Клан — это скорее… гильдия. Объединение индивидуумов, занимающихся одним делом, соединённых схожими способностями. Зачастую члены одной семьи принадлежат к разным кланам, подчиняются разным Матерям. А Древние вообще имеют привычку менять кланы раз в тысячу лет, а то и чаще, просто чтобы опробовать новое поле деятельности. И в то же время это неформальное сообщество очень чётко структурировано. Очень. Не пытайтесь делать никаких поспешных выводов. Просто наблюдайте.

Аррек послушно кивает. Ни следа нетерпения по поводу нашего кажущегося бездействия. Сама невозмутимость.

Ощущаю его присутствие ещё до того, как он входит в помещение. Маскировка безупречна, сознание и тело полностью слиты с окружающим, но что-то всё-таки чувствуется. Не сила, не мощь. Нет, скорее древность. Сложность. Разум, настолько превосходящий пределы моего понимания, что давно уже перестал пугать.

Учитель.

Одним движением поднимаюсь на ноги, чтобы тут же почтительно опуститься на одно колено. Крылья и уши подняты и отведены назад. Голова опущена. Поза максимального почтения.

Теоретически я в иерархии Эль-онн занимаю гораздо более высокое положение, но есть теория и есть практика. Замираю, ожидая, когда он сочтёт нужным явить своё присутствие.

Он делает это медленно, постепенно. Органы чувств с каждой секундой всё более и более отчётливо начинают регистрировать присутствие в комнате третьего. Для эль-ин он невысок — ниже меня, как, впрочем, почти все Древнейшие. Миниатюрен, невероятно изящен. Белейшая кожа, не несущая даже следа румянца, совершенству черт мог бы позавидовать любой дарай. Чёрные как ночь волосы свободно падают на лопатки, непокорные пряди постоянно приходится отбрасывать с лица. Огромные миндалевидные глаза полночно-синего цвета кажутся бездонными озёрами, камень тёмной бирюзы сияет во лбу. Обтягивающие чёрные штаны, свободная рубашка из белоснежной ткани, чёрные, будто втягивающие в себя любой свет крылья. Он не носит с собой никакого оружия — зачем оно ему? — только аакра прячется где-то в пышных складках рукава.

Единственный мужчина, которому позволено носить аакру. Единственный мужчина, носящий звание вене.

— Тебя не хватало, Антея.

Вот так, вся любовь и все упрёки мира в одном коротком предложении.

Белейшие пальцы приподнимают мой подбородок, другая рука легко касается лба в том месте, где должен быть имплантант. Уши чуть неодобрительно вздрагивают. Да, наставник, я опять влипла в неприятности, но что в этом нового?

Как всегда, он пытается сдержать свою силу, чтобы та не причинила мне страданий, как всегда, безуспешно. Сияние этой личности слишком ярко, чтобы смотреть на него, не испытывая боли, по крайней мере для того, кто обладает такой чувствительностью, как моя.

Пальцы чуть напрягаются, заставляя меня поднять голову ещё выше. Смотрю в безбрежную глубину этих глаз и понимаю, что это его воля не даёт мне утонуть в них, его сила тонкой нитью удерживает, не давая раствориться в бесконечной синеве его тьмы. Даже по самым скромным прикидкам наставнику сотни тысяч лет. И да помогут Небеса тем, кому не посчастливится вызвать его недовольство.

Бледное лицо наклоняется ко мне, тёмная синева заливает всё вокруг. Губы Древнего касаются моих, но в поцелуе нет ни страсти, ни желания, вообще ничего личного. Просто обмен информацией. Я за несколько секунд вываливаю на него всё, что удалось собрать за проведённые среди людей пять долгих лет, начиная от генетических материалов и боевой тактики северд-ин и кончая подробностями соглашения с Эйхарроном. Любой другой был бы погребён под массивом информации, обрушившимся на сознание, этот же выглядит лишь слегка удивлённым. Выпрямляется, губы кривятся чуть насмешливо.

— Новый Великий Дом Эйхаррона? Анитти, девочка, ты всегда была склонна к, оригинальным решениям.

Бросает взгляд на Аррека, на меня и снова на Аррека. Усмешка становится шире, уши приподнимаются. Что он там вычислил? Об арр-Вуэйне я ещё ничего не говорила!

Аккуратно вклиниваюсь между настороженно изучающими друг друга мужчинами. Имя Аррека здесь известно, и не с лучшей стороны. Если, услышав его, Учитель сначала бросится в атаку, а уже затем будет задавать вопросы, лучше чтобы на его пути что-нибудь или кто-нибудь оказался.

— Милорд, позвольте представить вам: Раниэль-Атеро, аналитик клана Дериул, консорт моей матери, мой приёмный отец и наставник. — Выдерживаю некоторую паузу и не без колебаний продолжаю: — Учитель, перед вами — младший дарай-князь Аррек арр-Вуэйн. — Уши Древнейшего слегка напрягаются и я спешу продолжить, прежде чем он сделает что-нибудь, о чём позже придётся сожалеть. — Целитель в ранге Мастера, Видящий и мой… мой консорт.

Тёмно-синие глаза расширяются, всё внимание отчима полностью концентрируется на мне. Затем столь же пристального изучения удостаивается Аррек. Я с замиранием сердца ожидаю вердикта. Непостижимое чёрнокрылое создание вдруг откидывает назад голову и… смеётся.

— Наконец! Наконец-то! А мы уже начали бояться, что никто не сможет найти на неё управу. Мои поздравления, юный человек. Не знаю, что ты сделал, но подвиг этот останется в веках. Добро пожаловать в клан Дериул.

Не знаю, как мне быть: радоваться, что Аррека приняли, или беситься по этому поводу. Уже тот факт, что Древний утруждает себя общением на человеческом языке вместо того, чтобы создать пару кратких и совершенно непонятных сен-образов, говорит о многом. Сам же дарай выглядит несколько пришибленным: Раниэл-Атеро часто производит такое впечатление на тех, кто с ним сталкивается впервые.

То ли ещё будет.

Смех обрывается, будто кто-то его отключил. Глаза мгновенно становятся серьёзными, сияющие искорки почти осязаемого веселья исчезают.

— Ты вовремя вернулась, малыш. Многое происходит, многое уже не исправить. Идёмте, вас ждут.

По едва заметному изменению интонации на слове «ждут» понимаю, что он уже отправил информацию моей матери и тем, кому она сочла нужным сообщить о моём возвращении. Дурные предчувствия овладевают мной. Что происходит? Почему Раниэль-Атеро ничего не передал мне во время нашего контакта? Что означают последние слова? Что такого страшного могло произойти за последние пять лет? Эль-воины против воли Хранительницы Эвруору начали открытую агрессию против Эйхаррона?

Стремительным и в то же время замедленным шагом чернокрылый направляется к ближайшей стене, и в ней вдруг обнаруживается широкий проход. Нас допустили в Дериул-онн. Подавляю облегчённый вздох. Это равносильно публичному признанию мамой моего… гм, «мужа».

Следуем за скользящим сквозь широкие коридоры Древним. Несколько попавшихся по дороге эль-ин — все исключительно мужчины, все на полголовы меня выше и все вооружены до зубов — провожают нас приветственными сен-образами. Мои глаза отдыхают на ярких и в то же время лаконичных расцветках их крыльев, на самодостаточной, но отнюдь не завершённой красоте движений. Купаюсь в их дружелюбии и уважении, но не могу не поразиться веющей в воздухе тревоге, почти обречённости. Что происходит?

Наш вариант парадного зала, возможно, не столь велик, как у Вуэйн, но оставляет достаточно пространства для свободного полёта. Стены, сложное плетение из зелёных ветвей, вздымаются в высоту, потолок теряется в лучах света, прорывающихся снаружи. Вода в огромном озере преломляет золотистые лучи, посылая изменчивые голубоватые блики по всему помещению. Ветры свободно продувают пространство. Симфония света, тени и изменчивости — вот что такое онн эль-ин. Когда весь клан собирается вместе, когда стен не видно из-под разноцветных, сияющих маленькими грозами крыльев, когда всё вокруг гудит от невероятного количества сен-образов — зрелище потрясающее. Вот и сейчас, если использовать не только глаза, можно заметить сложнейшую вязь ментального кружева, несущего больше красоты, чем все архитектурные ухищрения людей, вместе взятые.

Аррек, надо отдать ему должное, «смотреть» умеет. Едва ступив под разлетающиеся в никуда своды Большого Зала, он застывает, а затем медленно, с величайшей осторожностью начинает формировать сен-образ восхищения. Раниэль-Атеро удивлённо приподнимает уши, я чувствую себя необычайно польщённой. С чего бы это?

Колокольчики смеха разлетаются по гладкой поверхности озера, окутывают нас невесомой пеленой. Всплеск золотых крыльев, и она приземляется рядом, сияя тёмной зеленью длинного платья.

— О, доверьте Антее выбрать не только самого хорошенького, но и самого сообразительного! Поздравляю с отличным призом, девочка! Что задержало тебя так надолго?

Зелёные-презелёные озёра сверкают негасимым внутренним огнём, и я в них, я тону в них, я часть их. Мир взрывается запахами и смыслами. Каждый из находящихся здесь испускает свой особый, неповторимый, полный нерассказанных историй аромат, столь же индивидуальный, как и сама душа эль-ин. Запахи сплетаются, соотносятся, бесконечными спиралями молекулярных связей выстраиваются в изящные структуры. Подвижные, лёгкие, такие невероятно гибкие структуры. Один атом изменяет своё положение по отношению к другому, одна молекула лишь чуть-чуть сдвигается в сторону, и вот весь рисунок разбит, но он не исчез, он превратился во что-то новое, столь же сложное и столь же недолговечное.

О, неужели кто-то способен думать звуковыми цепочками? Это так глупо и так непрактично — раз за разом конструировать смысловые единицы на основе прерывистой последовательности линейных звуков. Возможности их складывания столь ограничены, и, думая, ты пробираешься от звука к звуку ужасающе медленно, точно перебираешь бусины, нанизанные на нитку. Разве это мышление?

Нет, мысли должны быть подобны запахам, подобны многогранным, многомерным молекулам, они должны меняться ежесекундно, как рисунок в калейдоскопе. Вот этот человек пахнет морем, и мятой, и сталью, и эти запахи наполнены глубоким, пугающим значением, но разве оно постоянно? То же сочетание может значить и «Аррек арр-Вуэйн, беспринципный политикан» или «рука всё ещё жутко болит после ранения отравленной стрелой», в зависимости от положения одной спирали по отношению к другой. И смысл должен восприниматься как единое целое, как некий паттерн. Логическая структура. Как могут люди считать себя разбирающимися в языках, если не могут мгновенно и интуитивно понимать подобные вещи?

Мысли распускаются экзотическими цветами, взмывают ввысь испуганными бабочками, вянут и опадают, как осенняя листва. Одно понятие перерастает в другое, сплетается и расплетается цепью пахучих ассоциаций, ароматными сравнениями, благоухающими парадоксами. Вперёд, вбок, вниз, внутрь — растекаются горьковато пахнущие поля и паттерны смысловых структур, рождаются и возрождаются из пепла истины, летит бесчисленными путями рассуждения логика. Мышление — искусство, искусство комбинирования и построения, и в основе его, как и в основе любой красоты, лежит изменение. Вечное. Всепоглощающее. Изменение, подчинённое внутреннему, не доступному пониманию порядку.

Запахи.

Сердито встряхиваю головой, пытаясь избавиться от чужого видения мира. Поспешно прерываю контакт глаз, пытаюсь выплыть из бездонной зелени, столь внезапно заполнившей всё вокруг. Ауте! Я слишком долго шаталась среди арров, свыклась с их безупречным экранированием и совсем утратила осторожность. Теперь, встретив первую же эль-ин, не утруждающую себя глупостями вроде щитов, я оказалась затянута в танец её мышления, моё сознание, точно прекрасно настроенный инструмент, мгновенно изменилось, гибко подстраиваясь под токи её разума, под стиль её восприятия. Срочно выстраиваю вокруг себя что-то вроде ментальной баррикады.

Улыбаюсь и посылаю тёте Ви приветственный сен-образ.

Вииала тор Шеррн, обладательница самых зелёных глаз, самых золотых волос и самой мягкой кожи во всём Эль-онн, по праву считается первой красавицейнашего мира. Но она ещё и Целитель в ранге Мастера, аналитик высший квалификации и Первая генохранительница. Это означает, что сияющее безмятежной улыбкой существо, строящее глазки довольно ухмыляющемуся Арреку, вот уже триста лет как заведует генофондом эль-ин, прослеживая все линии и вмешиваясь по мере необходимости в наследственность. Совершенно точно знаю, что к моему созданию она приложила свою изящную ручку.

Замечаю, как тонкие ноздри слегка дрогнули, вбирая пахнущий грозовой свежестью воздух. Если Аррек позволил хоть паре молекул своего природного запаха вырваться за пределы личного поля, они будут тут же обнаружены, разложены на последовательность нуклеотидов, проанализированы и позже использованы при создании новых поколений эль-ин. Вииала, она такая: чуть зазевался — и за последствия уже никто не отвечает.

Князь арр-Вуэйн склоняется в придворном поклоне, рассыпая комплименты и бессовестно используя своё обаяние. Позволяю отчиму представлять гостя и озабоченно нахмуриваюсь. Что-то не так. Вииала принадлежит к клану Шеррн, к Хранящим, и подчиняется лишь лично Эвруору. Почему первая генохранительница сейчас здесь? Что могло заставить её покинуть Госпожу?

Вопросы, вопросы… Считается аксиомой, что вопросы несут в себе больше информации, нежели ответы, и аналитиков с раннего детства приучают думать скорее вопросами, нежели утверждениями. Но состояние неопределённости надоедает.

— Тётя Ви, что происходит? Вииала мгновенно серьёзнеет.

— Терпение, Антея. Твоя мать прибудет с минуты на минуту.

Понимающе опускаю уши. Да, до обсуждения проблем нужно ещё соблюсти несколько формальностей.

Снова слышится тихий шелест крыльев, но эта эль-ин мне не знакома. Хотя… минутку, минутку. Длинные чёрные волосы с зелёным отливом спускаются до колен, полночная чернота крыльев пронизана зелёными искрами, глаза насыщенного зелёного оттенка, в тон им камень-имплантант. Вся одежда — две полоски ткани вокруг бёдер и груди да полупрозрачная пелена крыльев. Какая-то надломленная грация, отличающая вене. Всё вместе создаёт впечатление такой потрясающей, захватывающей дух красоты, что сразу становится ясно — у Ви появилась достойная соперница.

Девушка опускается на одно колено, склоняет голову:

— Антея-тор, позвольте приветствовать вас.

Ух, какая официозность! Протягиваю ей руку, ритуальным жестом помогая подняться на ноги. Признание младшей по клану.

— Виортея, когда я в последний раз видела тебя, ты была совсем ребёнком, едва достигшим двадцатилетия. Приятно видеть, что неуклюжий подросток превратился в великолепнейшую из женщин.

Вииала оказывается рядом, бережно поправляет тёмный локон. Несколько формально оборачивается к Арреку. Ах да, он же теперь мой консорт и также должен быть включён в ритуал принятия.

— Арр-лорд, позвольте представить вам мою наследницу в клане. Виортея тор Дериул, дочь Вииалы тор Шеррн.

Аррек, умница, кажется, уже сообразил, в чём дело, и протягивает девочке руку. Лёгкое прикосновение — и с любыми возможными недоразумениями покончено.

— Простите, если моё любопытство покажется неуместным, но если леди Виортея дочь прекрасной Вииалы, — сияющая улыбка в сторону золотоволосой генохранительницы, — то разве они не должны принадлежать к одной линии?

Склоняю уши, признавая разумность вопроса.

— В данном случае линия наследования ведётся через отца. Когда Виор достигла возраста проявления первых черт личности, но не утратила способностей вене, стало совершенно ясно, что она — Тея. Тогда же был официально совершён переход из Шеррн, клана Хранящих, в Дериул, клан Изменяющихся. Впрочем, в том, что так и будет, с самого её рождения не было ни малейших сомнений. — Провожу пальцем по её коже, алебастровой бледности, отличительному признаку всех Тей, столь не похожей на оливковую зелень Вииалы.

Арр-князь, разумеется, тут же стал центром внимания. Им восхищались, его забрасывали вопросами, его пытались убить (Виор, когда сообразила, что это «тот самый Аррек», вошла в раж и ей не сразу удалось втолковать, что он, помимо всего прочего, ещё и Целитель). Даже Раниэль-Атеро кажется заинтересованным в странном человеке, а это о многом говорит. Надо отдать дараю должное, держится тот великолепно. Вряд ли человеку раньше приходилось сталкиваться с существами, подобными отчиму или тёте Ви, тем не менее шок заметен лишь в чуть большей, чем обычно, резкости движений. Потрясающее самообладание.

При этом все эль-ин умудряются краем глаза поглядывать на меня. А я вполне открыто изучаю Виортею. Что-то в широко распахнутых глазах, в руках, иногда протягивающихся, чтобы ощутить текстуру материи, в пытливом тоне вопросов подсказывает, что она в аналитическом трансе, причём в той самой глубокой его стадии, когда каждый новый бит информации воспринимается как божественное откровение, полностью меняющее картину мира. Я в таком состоянии могу продержаться считанные минуты, да и то если предварительно станцую, а для этого ребёнка оно кажется естественным, как дыхание. Прошедший полную тренировку аналитик? В таком возрасте? Никогда не слышала, чтобы аналитиком стал кто-то моложе ста лет (одна из причин, почему ими почти никогда не бывают женщины). Чуть прищуриваюсь. Шпага, болтающаяся на обнажённых бёдрах, неужели? После длительного общения с Ллигирллин я примерно знаю, на что обращать внимание, так что теперь почти уверена: оружие Виортеи — одушевлённое. Причём это её личное оружие, неотъемлемая часть её души, а не просто попутчица, как Ллигирллин для меня. Невероятно. Чтобы одушевлённый меч выбрал тебя своим носителем, нужно быть поистине выдающимся Воином. Искусным. Уникальным. Не просто ранга Мастера, а вне категорий. Чем дальше, тем интересней. Воин-аналитик? В неполные тридцать лет? А при этом ещё вене линии Тей и одной Ауте ведомо что ещё. Что ж, приятно знать, что после моего ухода клан окажется в хороших руках. Столь многие погибли во время Эпидемии…

— И каково твоё мнение?

Чуть вздрагиваю, обнаружив у себя за спиной Вииалу, наблюдающую за зеленоглазой девочкой-женщиной. Создаю сен-образ восхищения чужим мастерством.

— Одно из самых удачных твоих творений, настоящий шедевр. — Нет сомнений, что единственная дочь Первой генохранительницы в той же степени дитя разума и творчества, что и плоти. Среди людей таких, как Ви, называют генинженерами. Тусклый термин для описания настоящих художников в своём искусстве. — После моей смерти она будет замечательной наследницей.

На лице Вииалы мгновенно сменяется множество выражений: недоумение, печаль, гнев, отрицание. Но прежде, чем она успевает что-нибудь возразить, я резко выпрямляюсь и пристально вглядываюсь в ту сторону, откуда мы сами недавно появились. Как по команде все разговоры прекращаются и взгляды сначала устремляются на меня, а затем туда, куда смотрю я.

Они прибыли.

Занавеска отлетает в сторону, сметённая нетерпеливым крылом, и двое входят, нет, почти вбегают, чтобы застыть на самом пороге, впившись в меня жадными, изголодавшимися глазами.

Чувства слишком сильные, чтобы выразить словами, вырываются яростным сен-образом.

…движение-перемещение, слишком быстрое для глаз, упасть в ищущие руки, слиться в объятии, слишком сильном, ранящем, таком желанном. Стоять на коленях посреди огромного зала и прятать лица друг у друга в волосах, чтобы никто не видел предательских слёз, и ощущать ещё одни руки, родные, осторожные, мягко обнимающие нас обеих…

Сдавленным рыданием загоняю видение назад, падаю на одно колено, склоняя голову и до боли отводя назад крылья, прося, нет, умоляя о прощении и принятии. Но перед этим успеваю увидеть на другом лице отражение своих желаний, затем боль, разочарование, ещё боль, намерение плюнуть на этот бред и обнять меня несмотря ни на что… зажмуриваю глаза в молчаливой молитве не надо, не надо, пожалуйста, я не выдержу, я сломаюсь, я заплачу и уже не смогу остановиться, мама, не делай со мной этого, не надо…

Руки прикасаются к моим волосам и задерживаются лишь на мгновение дольше необходимого, лишь едва заметно вздрагивают, ощутив гладкую кожу на месте уничтоженного камня. Я поднимаюсь на ноги, всё ещё отказываюсь смотреть ей в глаза, стиснув зубы принимаю осторожное прикосновение отца, протягиваю ему ножны Ллигирллин и второго, принесённого от Вуэйнов меча, молча умоляя простить. Понять они смогут, они всё понимают меня лучше, чем я сама, но простить, простить…

Всё так же молча, обдав меня успокаивающим взмахом, они движутся в направлении Аррека. Бедняга, совсем сбитый с толку накалом эмоций и противоречивых побуждений, всё же догадывается опуститься на одно колено и даже снимает часть своих щитов, позволяя когтистым рукам отбросить с идеального лица тёмные локоны, беззвучно поднять себя на ноги.

Она вглядывается в светлую сталь его глаз так пристально, точно хочет найти там ответ на все вопросы Ауте, говорит что-то слишком тихо, чтобы я могла расслышать, ставший вдруг серьёзным и решительным Аррек так же тихо отвечает…

На минуту все оставили меня в покое, давая возможность справиться с бунтующими чувствами. Когда окружающий мир перестаёт расплываться перед глазами, жадно впиваюсь взглядом в знакомые фигуры, впитывая их успокаивающие очертания, их с детства привычную грацию, их родные движения.

Даратея тор Дериул, Мать клана Изменяющихся, не изменилась за эти пять лет ни на йоту. Чёрные, падающие мелкими кудрями волосы спускаются до талии безудержной гривой, не желающей подчиняться ни расчёске, ни сдерживающим заклинаниям. Бледная кожа истинной Теи, лицо состоит из острых углов и чётко очерченных линий, что подчёркивается ледяным алмазом имплантанта, а тело из одних костей и сухожилий. Одежда скорее подходит под определение «лохмотья» — коротенькие тёмные штанишки и безразмерная туника, вечно спадающаяся на одно плечо. К запястьям прикреплено два длинных кинжала, которые, я точно знаю, являются одушевлённым оружием. Ещё один кинжал — ритуальная аакра, принадлежность вене, спрятан в сапоге.

Среди «старших» женщин (тех, кому больше ста лет) считается чем-то вроде дурного тона рядиться «под молоденьких». Но её это, разумеется, не касается. Даратея была Матерью клана Изменяющихся уже более трёх веков, но по внешнему виду её вполне можно было счесть моей дочерью, а не наоборот. Этакий угловатый подросток, девочка-вене лет пятнадцати, подкупающая грация не сформировавшегося ещё организма. Единственное, что выходит из образа, — пара белоснежных прядей, тонкой паутинкой посеребривших иссиня-чёрную гриву. Да ещё светло-светло-серые глаза, сияющие непререкаемым холодом бесценного бриллианта.

Мужчина, стоящий в двух шагах за её спиной, высок даже для эль-ин и отнюдь не отличается характерным для моего народа щуплым строением. Скорее наоборот. Золотистая кожа, волосы цвета опавших листьев, сине-зелёные глаза. Замедленные, очень осторожные движения существа, прекрасно знающего, насколько он превосходит всех окружающих, и старающегося никому не причинить физической силой вреда. Мой отец, Ашен, Мастер Оружия, Мастер Заклинаний, Мастер Чародей и Мастер Превращений, принц-консорт и Метани клана Изменяющихся. И, если я сейчас же не возьму ситуацию в свои руки, с него станется начать проверку воинских качеств моего будущего мужа. На мгновение закрываю глаза и спешу на выручку Арреку, которого крупно взяли в оборот новообретённые «родственнички».

Непринуждённо вклиниваюсь между ними, отвлекая на себя внимание.

— Спасибо за тактичность, я ценю это, но не могли бы мы перейти к насущным проблемам?

Доброжелательность и светскость слетают с них мгновенно, будто никогда и не было. Все опускаются на пол там, где стояли, Аррек невозмутимо следует нашему примеру.

Говорить, естественно, начинает Мать клана. Двое мужчин за её спиной кажутся тёмным и светлым ангелами, хранящими смертную душу. Какая… человеческая ассоциация.

— Антея, мы ждали тебя раньше. Когда стало известно, что ты вмешалась в атаку на порталы, умыкнув из-под носа главную добычу, все внешние посты ожидали тебя с минуты на минуту. — В тоне нет упрёка; только констатация факта и невысказанный вопрос. Передёргиваю плечами:

— Я торопилась.

Она удовлетворённо кивает:

— Не сомневаюсь. Но в целом это ничего бы не изменило. Уже тогда было поздно.

Подаюсь вперёд, посылая ввысь сложный сен-образ, отражающий мысль-вопрос сразу в десятке измерений.

— Когда ты на последнем совете столь громогласно разругалась с ястребами военной партии, демонстративно покинула Зал собраний и отказалась от своего клана, это поначалу никто не воспринял всерьёз. Эль-э-ин, всего спустя два дня после туауте, вообще не положено вставать на ноги, а уж действовать разумно… — Мама выпускает извиняющийся сен-образ, но я понимающе киваю. Действительно, тогдашние события можно назвать как угодно, но не разумными. — Но затем пошли самые дикие слухи, в частности, что Эвруору поручила тебе найти альтернативный путь развития, раз уж военную экспансию ты считаешь неприемлемой. Затем стали доходить кое-какие сведения из Ойкумены: леди Антею видели там-то, Антея Дериул делала то-то, а вы слышали, что отколола наследница Дериулов? Признаюсь, последние пять лет ты и твоя деятельность в Ойкумене были самой горячо обсуждаемой темой на Небесах Эль-онн. — Усмешка на её лице выходит несколько кривоватой. Если вспомнить, что перед отлётом я так и не удосужилась сообщить, куда и зачем направляюсь…

Мама вздыхает:

— Если бы они ограничились обсуждениями! Антея, я не думаю, что ты осознаешь, насколько тяжёлые раны нанесла нам Эпидемия. Сколько горечи она оставила, сколько неутолённого гнева. Если добавить к этому старательно культивируемую последние триста лет мстительность и агрессивность, то результат предсказать нетрудно. Даже ты после смерти Иннеллина настолько потеряла голову, что пожертвовала единственным ребёнком. И не бледней, будем называть вещи своими именами. Шок туауте оказался достаточно силён, чтобы выбить из тебя эту дурь. Другие… Другие не имели возможности получить подобный урок. И некоторое время назад они решили, что ждать больше не стоит.

Яростным движением Даратея взвивается на ноги, точно загнанный в клетку хищник, подаётся сначала в одну, затем в другую сторону.

— Ты ведь знакома с Нуору тор Шеррн? Странный вопрос. Но требует ответа.

— Наследница клана, единственная из оставшихся в живых детей Эвруору-тор. Обладает всеми наследственными чертами линии Уору, кроме того, имеет ранг Мастера в Чародействе. Ей сейчас должно быть около ста тридцати. Я встречалась с леди Нуору-тор, но мы никогда не были близки.

Мама поворачивается ко мне спиной.

— Моногамность — бред. А для нашего вида придерживаться одного партнёра — биологическое самоубийство. В прежние времена и речи не могло быть ни о чём подобном, но с появлением Щита… Мы ещё сохранили достаточно здравого смысла, чтобы не давать спутникам жизни связывать друг друга узами, не позволяющими одному пережить смерть второго. Но этого недостаточно, явно недостаточно. Абсурдность подобных отношений стала совершенно очевидна в последние годы, Эпидемия лишь расставила все точки над «i».

Я несколько озадачена, но уже начинаю понимать, куда она клонит.

— Обвенчанные Душами слишком близки, они фактически становятся всем миром, всем смыслом друг для друга. Всем. Когда один погибает, второй остаётся жить, но это лишь оболочка прежнего существа, не способная ни на что, кроме боли. Впрочем, кому знать, как не тебе.

Впиваюсь когтями в руку. Да, я очень хорошо понимаю, куда она клонит.

— К сожалению, твой случай далеко не единственный. Нуору-тор, Нуору Пламенеющее крыло, Нуору Неукротимая, наследница Хранительницы… Её муж тоже погиб в Эпидемии. Только позже стало понятно, что тогда же мы потеряли и Нуору. Она… Сейчас она — официальный лидер оппозиции, где объединились те, кто желает возвращения прежних порядков. Кое-кто воспользовался её болью, чтобы достичь своих собственных целей, умело подталкивая к последнему краю. Несколько недель назад…

Она вдруг замолкает, снова начинает метаться из стороны в сторону. Виортея куда-то исчезает, бормоча о напитках. Вииала старательно расправляет платье. Отец выглядит так, словно разрывается между мной и мамой, прекрасно зная, что ни к одной сейчас лучше не подходить.

— Ладно, выкладывайте всё до конца. Я выдержу.

Даратея опускается на пол, точно из её тела вдруг выпустили весь воздух. Крылья оборачиваются вокруг плеч в бессознательном защитном жесте. Ох, и не нравится мне всё это.

— Недавно они перешли к решительным действиям. Ты лучше меня знаешь о той связи, которая существует между матерью и ребёнком. Связи, которая позволяет танцевать туауте, создавая эль-э-ин. Так вот, Нуору-тор, наследница клана Шеррн, каким-то образом нашла способ повернуть эту связь наоборот. Естественно, ни о каком притоке энергии и речи быть не может, но вот побочные эффекты… Она как-то умудрилась спровоцировать ту-истощение. Она просто-напросто убила свою мать, точнее, убивает. Эва угасает с каждым днём, и со дня проявления первых признаков прошло уже более тридцати дней. Скоро Эвруору-тор покинет нас, и тогда Хранительницей станет её единственная дочь. И эль-ин последуют за ней.

Звуки вдруг становятся неестественно громкими, окружающее плывёт размытыми пятнами. Реальность ускользает. Использовать родительскую связь так… так…

Мама подаётся ко мне всем телом, но Раниэль-Атеро удерживает её крылом. К счастью. Если бы кто-то сейчас попробовал приблизиться ко мне со своей понимающей жалостью, пролилась бы кровь.

Запрокидываю голову, судорожно втягивая воздух. Туауте, туауте, будь оно всё проклято. Нежели это никогда не кончится?

Рука, прикоснувшаяся к моей спине, не претендует ни на понимание, ни на сочувствие. Она просто и прямолинейно накачивает меня энергией. Сначала возмущённо застываю, затем расслабляюсь, спокойно плыву в потоке чужой силы. Аррек, ну откуда ты такой на мою голову?

В принципе действия Нуору-тор даже нельзя считать убийством. Ребёнок имеет власть над своим родителем, так или иначе. Есть долг, долг перед существом, которого ты насильно, не спрашивая согласия, ввергаешь в этот мир, но вот только никому ещё не приходило в голову требовать этот долг таким образом…

Они продолжают что-то говорить, но я уже поняла, что так просто мне с новостями не справиться. Надо посмотреть на что-то красивое.

— Разумеется, сейчас, когда ты появилась, всё изменится. До тех пор, пока Эва жива, власть принадлежит ей. Ты просто передашь Хранительнице свои выводы, она проведёт изменение Эль, и Нуору-тор не останется ничего другого, как поддержать все решения. Но до этого нужно ещё попасть в Эвруору-онн…

Виортея появляется в проходе, неся два тяжёлых подноса. Сильное тело под прозрачной кисеёй зелёных крыльев двигается стремительными рывками, замирая вдруг, затем снова теряя очертания в порыве. Знаменитая грация вене. Тёмный водопад волос охватывает тело тяжёлым плащом. Как же можно сражаться, имея такую причёску? Как-то ведь умудряется, иначе не носила бы у пояса одушевлённое оружие.

Она скользит между сидящими фигурами, изящно изгибается, протягивая фрукты или сосуды с напитками. Струящийся поток энергии и тяжёлый водопад волос открывают безупречные линии, создавая впечатление потрясающей чувственности. Ах, моя племянница, кажется, только-только обнаружила, что она женщина и теперь торопится убедиться в этом.

— …перекрыли все подходы и к личному жилью Хранительницы, и к Шеррн-онн так, что пробраться туда будет непросто. Возможно, придётся спускаться в Ауте. Сейчас над этим работают, Путь будет готов самое позднее через сутки…

Только сейчас понимаю, что бессознательно соскользнула в тот особый вид аналитического транса, в котором пребывала все последние пять лет среди людей. Вот тебе и расслабилась дома.

Тем временем выдрессированный разум сопоставляет кусочки информации и проводит политические параллели. И выводы мне совсем не нравятся.

— … самое главное успеть до того, как для Эвы станет слишком поздно…

Поднимаю руку, и возникает гробовая, какая-то выжидающая тишина. Чего они от меня ждут, истерики? Божественного откровения?

Ну дошла, докатилась, долетела… Когда только успела?

— Почему?

Тишина приобретает несколько озадаченный оттенок. В самом деле, общение с Ощущающим Истину меня избаловало произношу слова, не подкрепляя их сен-образами, и ожидаю, что всем будет понятно направление моей мысли.

Красиво выписываю в воздухе объяснения, подкрепляя их вербальным дополнением.

— Почему вы все так спокойно принимаете мой план? Мама, ты ведь была совсем не против возобновления обычая туауте, за тем конкретным исключением, что он не должен касаться меня. Тётя Ви, вам ли не знать целесообразности такого решения? Виор, ты-то почему влипла во всё это?

Начисто игнорирую мужчин, их мнение сейчас несущественно. Меня интересуют женщины. Матери. Потенциальные эль-э-ин.

Молчание. Многозначительное такое, сочное, какое умеют создавать лишь настоящие профессионалы.

— Итак?

Виор как-то умудряется передать кривую усмешку пожатием ушей. Окутывающий её плащ энергии слегка потрескивает от энергетических разрядов.

— Не хочу умирать молодой.

Коротко и ясно. Никаких возвышенных перлов.

— Вииала-тор?

— Хранительница приказала мне прибыть сюда и поддержать любое твоё решение. Я повинуюсь своей госпоже.

Досадливо морщусь. И продолжаю держать многозначительную паузу.

Она медленно кивает своим мыслям.

— Ты изменилась, Антея. Не могу сказать, что перемена мне не нравится, но я больше никогда не хочу видеть, как кто-то проходит через такое. Есть и более простые пути развития личности. Кроме того, дети слишком ценны, чтобы жертвовать ими ради сиюминутной политической выгоды.

— Слова истинной ген охранительницы. Мама?

Мамы сейчас передо мной нет. Есть холодная и расчётливая Мать Клана, стерва из стерв. Когда-то это её амплуа вызывало у меня приступы неуёмного раздражения, теперь же хочется зааплодировать.

— Ты права, я хорошо помню те времена, когда эль-э-ин были нормой, и не вижу трагедии в их возвращении. В определённых пределах.

Слегка вздрагиваю. Ви предупреждающе поднимает руку, выпуская сен-образ.

— Притормаживай на поворотах, Дар.

Раздражённо разбиваю мягкое предупреждение её сен-образа и позволяю осколкам светящимся пеплом упасть на пол.

— Продолжай, мама.

Светлая прозрачность властных глаз одобрительно сверкает.

— Ты потеряла ребёнка и знаешь эту боль, Антея. У меня, помимо тебя, было ещё четверо детей, четверо сыновей. Лишь один погиб в Эпидемию, остальные до неё просто не дожили. Ауте, они даже до твоего рождения не дожили.

Её голос взлетает в гневе, но не в боли. Успокаивающая рука отца замирает в сантиметре от напряжённого плеча. Ох, мамочка, как же мы похожи, маскируем свои страдания яростью, пытаясь справиться со всем в одиночку.

— Когда был создан Щит, перед эль-ин вплотную встала проблема естественного отбора. Разумеется, всегда есть генетики, но как узнать, какое из направлений развития наиболее продуктивно? Раньше об этом заботилась Ауте. Теперь же эту и великое множество других проблем предстояло решать самостоятельно. И решение было найдено самое глупое из всех возможных, — кодекс, регламентирующий личные дуэли. Произведённые в массовом сознании изменения вызвали дурацкую обидчивость, агрессивность, откуда-то вдруг всплыло понятие оскорбления. Бред! Мы потеряли лучших из лучших из-за этого бреда! Уникальность и уязвимость так часто идут рука об руку… За какие-то триста лет все, кто сиял на нашем небосводе наиболее ярко, погибли, и Эпидемия лишь помогает маскировать этот факт. Эль-ин! Эль-ин, уничтожающие непохожих на себя, что может быть смешнее и страшнее? Все последние десять лет я не переставала бояться, что какой-нибудь идиот по какому-нибудь дурацкому поводу сойдётся с тобой на арене и уничтожит, даже не понимая, на что замахнулся!

Она права, права. Дуэльный кодекс действительно «биологическое самоубийство», но вот понимать это я начала, лишь повращавшись некоторое время среди людей. Что же до уникальности и уязвимости… Не знаю, как на счёт первого, но вот второго у меня более чем достаточно. Просто удивительно, как такую дурёху не прибили на следующий же день после совершеннолетия.

— Мне плевать на то, если какие-то кретины желают уничтожать своих детей! С такими-то родителями бедняжкам действительно лучше не приходить в этот мир. Мне плевать, если они желают резать друг друга пачками. И уж тем более плевать, если они желают приставить аакру к горлу всех окружающих. — Яростный взгляд в сторону Аррека. — Но почему-то всегда получается, что вырезают самых лучших. Почему-то дети погибают из самых редких, уникальных линий! Решения, принятые не мной, оплачиваются кровью моих детей!

От власти, заключённой в тихом, почти шепчущем голосе, крылья у всех искрятся частыми молниями, ощущение скрытой силы, плывущей в огромном зале, подскакивает на несколько порядков. Ауте, она ведь даже не пытается ничего доказать, просто говорит. Иногда мне кажется, что мама сама не знает пределов своих возможностей.

— Я поддержу твой план, Антея. Я поддержу любой план, который позволит разорвать кровавый круг, в котором оказался наш народ. Мать клана сказала, мы услышали.

Чёрные крылья плывут в воздухе, распахнутые на добрую сотню метров, алмаз имплантанта сияет так, что глазам больно смотреть. Да, Мать клана сказала. И пусть кто-нибудь посмеет её не услышать!

Я склоняю голову, соглашаясь со сказанным, но напряжение и не думает идти на спад. От притока энергии ментальные образы, опутывающие свод, становятся почти видимыми — изменчивая вязь света и тени.

Отец плавно наклоняется к Даратее и медленно проводит золотистым когтем по внутренней поверхности её руки. Движение настолько чувственное, полное скрытого подтекста, что у меня мурашки бегут по коже, а дыхание перехватывает где-то в горле. Напряжение вокруг резко падает, сменяясь чем-то очень личным и напоминающим тихие обещания, шёпотом произносимые в самые тёмные ночи. Нечеловеческим, но таким естественным движением мама выгибает спину, крылья её оказываются отведёнными назад, открывая мерцающую внутреннюю поверхность. После зашоренного, мечущегося между пуританской моралью и демонстративно-натянутой распущенностью человеческого общества, неприкрытая эротичность момента кажется мне почти смущающей.

Когда Мать клана открывает сияющие холодом льда глаза, в них уже нет ни гнева, ни страсти. Только спокойствие, сравнимое по непостижимости с неумолимо наступающими ледниками.

Позади меня Аррек облегчённо вздыхает. Ловлю себя на желании сделать то же самое. Кажется, пронесло. Спасибо, папа.

Мой тон подчёркнуто нейтрален.

— Итак, когда же будет возможность повидать Хранительницу?

Глаза Раниэля-Атеро утрачивают способность видеть то, что находится вокруг него, слишком быстрые для моего восприятия сен-образы свидетельствуют об оживлённых переговорах с кем-то, кто далеко отсюда.

— Не раньше завтрашнего утра.

Если Учитель сказал «не раньше», значит, раньше просто физически невозможно. Склоняю голову, принимая необходимость ждать.

Вииала тонкими пальцами поднимает мой подбородок.

— До нас, конечно, дошли слухи, но я не верила. Не расскажешь ли, как ты могла допустить подобное? — Изучающе неодобрительный жест в сторону моего лба.

— Дз-зирт. Была слишком занята, чтобы блокироваться.

Все объяснения в одном предложении.

— Оружие варваров! Они что, используют его на живой материи? Я вижу, над тобой уже поработал Целитель. — Изумлённо-изучающе-оценивающий взгляд в сторону Аррека. — Мне определённо есть, что обсудить с вами, молодой человек.

Чуть заметно отстраняюсь, уходя от дальнейшего разговора о моём самочувствии.

— Ничего страшного не случилось. Имплантируем новый камень, когда всё это закончится.

Она прерывает меня небрежным взмахом ушей.

— Сейчас же.

— Сейчас? Ты спятила? На адаптацию к новым функциям уйдёт не один день, а в моём возрасте эта процедура будет не менее болезненна, чем потеря первого камня! Даже хуже, ведь придётся заново отращивать половину нервной системы! Мы не успеем.

— Успеем.

— Кроме того, нужно ещё выбрать подходящий камень из питомников Дериул…

Опять изящный взмах остроконечным ушком.

— Никакого выбора не будет. Твой камень уже привезён из личного питомника Хранительницы на Шеррн. Это — основная причина моего пребывания здесь.

Захлопываю рот, ощутимо клацнув зубами. Личный питомник Хранительницы? Бред какой. Камни-имплантанты выращиваются в каждом клане, в каждой линии отдельно, чтобы максимально соответствовать своим носителям. Ну зачем, во имя Ауте, Изменяющейся усилитель и база данных Охраняющих? Я же и половиной функций пользоваться не смогу…

— Но…

На этот раз меня прерывает Даратея:

— Операция будет проведена немедленно.

На этот раз мой рот захлопывается ещё быстрее. Мать клана сказала своё слово. Поднимаюсь, готовая следовать за ними.

Неуверенно оглядываюсь в сторону Аррека. Тот явно вознамерился наблюдать за операцией, но мне что-то сомнительно, чтобы Вииала позволила подобное. Чуть заметно качаю ушами. Раниэль-Атеро вдруг оказывается между нами.

— Для меня будет огромной честью показать юному арр-лорду владения клана.

Немного смазанный сен-образ предназначен только для Аррека, и я его не понимаю. В глазах дарая зажигается интерес, губы раздвигаются в знакомой мне мерзопакостной усмешке. Ауте, когда я хотела свести этих двоих вместе, мне как-то не приходило в голову, что они могут найти общий язык!

Какая пугающая мысль.

Всё ещё пребывая во власти дурных предчувствий, позволяю увлечь себя к выходу. Откуда вдруг появилось знакомое ощущение, что события опять вышли из-под моего контроля?

Глава 17

Комната, куда прибыли мама, тётя Вииала и я, находится где-то глубоко внутри Дериул-онн. Очень глубоко. Стены из обманчиво-тонкой живой материи мягко подрагивают, вдыхая и выдыхая в такт ударам наших сердец. Снаружи не пропускается ни одного лучика света. Любого другого излучения, впрочем, тоже. Защита по самому высшему уровню, куда там дарайским щитам Вероятности. Даже если снаружи разыграется Буря Ауте, здесь не дрогнет ни одна молекула.

Даратея ходит по комнате, мягко покачивая бёдрами, с десяток созданных ею сен-образов вспыхивают, освещая пустое помещение. Воздух в середине сгущается, образуя что-то вроде невидимой антигравитационной колыбели. Судорожно сглатываю и отвожу глаза. Великий Хаос, это будет больно.

— Мам, я всё ещё не понимаю…

Она вдруг оказывается рядом, одна рука медленно ложится на моё предплечье. Я не отстраняюсь.

— Анитти, доверься мне.

А вот это уже пугает.

Плотно охватываю себя крыльями. Температура в помещении не изменилась, почему же мне вдруг стало так холодно?

Вииала усаживается на пол в позе концентрации, выжидательно замирает. Мать клана (это совершенно точно Мать клана, а не просто старая подружка Дар, некоторое время повращавшись в политических кругах, начинаешь разбираться в подобных нюансах) разрешающе кивает. Генохранительница закрывает глаза, на прекрасном лице появляется выражение отрешённости, предельной собранности. Что-то происходит. Что-то важное. Древнее. Могущественное.

Между вытянутых вперёд рук Ви появляется едва заметное сияние. Свет сгущается, концентрируясь сначала в плотные волны, а затем в нечто материальное. От ощущения сжатой в тугую пружину силы у меня начинают болезненно пульсировать виски. Отворачиваюсь, пытаясь хоть как-то защитить свои излишне чувствительные рецепторы.

Через минуту всё более-менее успокаивается. Медленно открываю глаза и позволяю вниманию сосредоточиться на появившемся между зелёными ладонями предмете.

Это стеклянная сфера, прозрачная и чистая, но рассмотреть, что внутри, не представляется возможным. Защита опять такая, что зубы начинают ныть. Да что же здесь происходит?

Вииала выпускает сен-образ на таинственную сферу, и находящееся внутри сферы становится отчётливо различимым. Небольшой камень плавает в невесомости, окружённый плотным слоем магии. Непостижимые для примитивного существа, вроде меня, силы доставляют драгоценности питательные вещества и минералы, необходимые для поддержания её в «живом» состоянии, тончайшие нити нервных окончаний, невидимые простому глазу, расходятся в разных направлениях.

Недоуменно мигаю. Какого?..

Невозможно описать, какого цвета камень, потому что он вобрал в себя все цвета, отражая энергию на всех длинах волн. Рубин и сапфир, алмаз и изумруд, янтарь и жемчуг. Аметист, нефрит, перламутр, малахит, оникс — всё это здесь, а также многое из того, чему и названия-то никогда не было. Всё ритмично сияет, затягивая в гипнотический водоворот первобытной силы. Силы. И ещё силы. Знания. Мудрости. Силы.

И поверх этого древнего океана тонкой изящной насечкой энергетических линий — способность манипулировать Вероятностями. Недавнее дополнение, поверхностная огранка, не меняющая сути, но добавляющая особой прелести.

Ауте.

Я рванулась назад с такой силой, что лишь железная хватка матери удерживает меня на месте.

— Вы двое, что, спятили???

Мой голос срывается на крик. Ви слегка приподнимает брови. Мама вообще не реагирует.

— Послушайте, это же сокровище, это же уникальная, неповторимая… Их же можно пересчитать по пальцам одной руки. Вы не можете доверить мне такое, такое…

На лице у мамы появляется этакое усталое выражение «слышали — видели — знаем — надоело». Меня начинают подталкивать в сторону операционного стола.

Прижимаю уши к черепу, шиплю на них, сверкая расширенными глазами.

— Мама, Ви, да послушайте же… Нельзя… Потребовались тысячелетия, чтобы вырастить эту вещь, знания и труд, вложенные в подобный камень, не поддаются оценке. Вы не можете отдать его мне! Я же умру через несколько лет, я не смогу… Я ведь не успею использовать и сотую долю его возможностей… Вы не можете… Это всё равно, что выбросить…

Меня бесцеремонно укладывают на силовые линии, постель из воздуха мягкая и неощутимая, совсем не похожа на материальное человеческое ложе. Плечи непроизвольно расслабляются, крылья складываются, исчезают. Тело уже не принадлежит мне, даже при желании я не смогу сделать ни одного движения.

В конечностях разливается невесомая волна анестезии. Обездвижить вене — задачка та ещё. Но нет ничего невыполнимого, когда за дело берутся профессионалы.

— Нельзя…

Бледная рука ложится мне на губы, прерывая дальнейшие высказывания.

— Анитти, просто доверься.

Окончательно расслабляюсь, но какая-то неугомонная часть моего «я» не может не оставить за собой последнего слова.

— А моего мнения по данному вопросу спрашивать, разумеется, никто не собирается.

— Никто. — Безапелляционный тон, хрипловатые нотки смеха.

Лицо мамы исчезает, надо мной склоняется тётя Ви.

— Антея, слушай внимательно. Это одна из тех операций, которая должна проводиться, когда пациент находится в полном сознании. Запомни. Ты ни на минуту не должна засыпать. Не должна впадать в транс, отсекать боль, ты всё время должна ощущать происходящее максимально чётко. Концентрируйся на боли, на всём, что ты почувствуешь. Если слияние твоей нервной системы с камнем не произойдёт сразу, это может убить вас обоих. Понятно?

Ну и весёлый же денёк меня ожидает!

Кивать не могу, поэтому отвечаю:

— Да.

— Умница. Начинаем.

И мир утонул в боли.

Я кричала.

Я вопила, я хныкала, я называла их бессердечными стервами, наградила другими нелицеприятными эпитетами. Я пыталась убедить их, что никакого имплантанта мне не нужно, потом я просила, потом угрожала. Я залезла в генетическую память, чтобы дать подробнейшее описание их предков вплоть до двенадцатого колена и проследить, откуда в линии Тей и линии Ала могли взяться садистские наклонности. Я составила подробный план, как проникнуть на несколько столетий назад и перерезать всех пращуров, дабы такое позорище никогда не появлялось среди эль-ин. Под конец я могла только тихо скулить, потеряв все другие способности в волнах нестерпимой боли.

Но я не потеряла сознания.

Лежу, свернувшись калачиком, спрятав голову в маминых коленях. Больно. Стены комнаты то приближаются, то уплывают в разные стороны, пол, кажется, так и норовит исчезнуть. Тело ощущается странно, то и дело кажется, что руки или ноги меняют свой размер и пластичность, какой-то орган вдруг наливается огнём или становится зелёным (как, во имя Ауте, я могу видеть, какого цвета мой желудок?) или превращается во что-то совсем уж несусветное. В то же время отчётливо осознаю, что никаких изменений во мне сейчас не происходит. Больно.

Мама осторожно гладит меня по голове, расчёсывая длинными когтями золотистые волосы. Это хорошо, это можно, пока она не поднимает вопрос об туауте, можно расслабиться и быть просто ребёнком.

Чувство юмора, если этот извращённый голосок можно так назвать, просыпается, как всегда, первым.

— Как хорошо, что этот каземат полностью изолирован от внешнего мира. Не знаю, пережила бы я то, что сейчас, начни во мне говорить дистантные чувства. Спятившее ясновидение — это уже диагноз.

Её рука на мгновение замирает, затем вдруг прижимает меня к груди с почти болезненной силой.

— Добро пожаловать домой, малыш.

— Угу.

Пытаюсь сесть самостоятельно, но после первого же движения передумываю и вновь сворачиваюсь жалким клубочком.

— А где Ви?

— Ушла. Думаю, переживает истерику где-нибудь в одиночестве.

— Истерика — это хорошо. Это помогает. Если остались силы на истерику, значит, не всё ещё потеряно.

— Угу. — Она утыкается носом в мои волосы и как-то подозрительно всхлипывает.

По человеческому объективному времени операция заняла от силы минут двадцать. Эль-ин не знают понятия «объективное время». Для меня она длилась века.

— Мам?

— Да, котёнок.

— Мам, я опять влипла в неприятности.

— У тебя всегда был к этому особый талант, Анитти.

— Я серьёзно. И неприятности на этот раз серьёзные.

— И их зовут?..

— Аррек арр-Вуэйн. — Подавляю невольный вздох. Слишком глубоко дышать больно.

— Ах, твой новый консорт. Действительно, такой может доставить кучу неприятностей, но он вполне дрессируем. В чём же проблема?

Она смеётся. Чуть сжимаю кисть, запускаю коготки ей в бедро.

— Мам, я серьёзно!

— Я тоже. Этот молодой человек, кажется, понимает в эль-ин ровно столько, чтобы не путаться у тебя под ногами. Чего ещё можно требовать от мужчины? Потрясающая красота, фигура, как у бога. Воин не ниже первой категории, Целитель в ранге Мастера, Видящий, причём Видящий Истину. Одна Ауте знает, какие ещё таланты у него есть, какие потенциальные способности мальчик сможет в себе открыть. И он полностью очарован тобой, а ты, если глаза меня не обманывают, — им. Чего тебе не хватает?

— Но он поймал меня! Загнал в ловушку, не оставил мне ни малейшего выбора! Это не моё решение, мама! — Попытка повысить голос заканчивается печально — связки сорваны диким криком нестерпимой боли.

— Ты могла не заметить, но именно так всё обычно и происходит. Я никогда не рассказывала, как вышла замуж за Ранизль-Атеро? Ведь я тогда уже была с твоим отцом и совершенно не собиралась ввязываться в новые отношения, тем более что и сам Ашен не приветствовал подобное решение — среди его соплеменников мужчины могут организовывать себе гаремы, но никак не наоборот!

Или напомнить тебе, что Иннеллину пришлось скрутить одну упрямую эль-ин прямо на арене поединков и в буквальном смысле выбить из неё согласие на брак?

— Это другое.

— Почему?

— Мама, он что-то сделал с моей физиологией, как-то вмешался, я не знаю. Я… я пять лет не смотрела в сторону мужчин, не ощущала вообще ничего, а тут… Я должна поверить, что это случайное совпадение? — Сама удивляюсь звучащей в голосе злости. На мгновение даже забываю о боли, но лишь на мгновение.

Она откидывает голову и смеётся. Терпеливо жду объяснений.

— Антея, Антея, какая же ты ещё молодая. И как плохо знаешь себя. Помнишь глупость, которую сотворили вы с Иннеллином? Ту, из-за которой я с вами год не разговаривала?

— Венчание Душами?

— Да, и поверь мне, это была глупость. Ни одна близость не стоит такой цены. Вы обвенчали не только души, тела в процессе оказались тоже затронуты. И когда души были разорваны, тела остались настроенными друг на друга. Твоя физиология, твоя нервная система, всё то, что есть в вене более-менее постоянного, оказалось нацеленным на одного-единственного мужчину. А теперь вспомни, что случилось примерно за неделю до того, как ты впервые ощутила привлекательность Аррека?

— Моя… О Ауте! Дз-зирт!

— Точно. И ты была вынуждена отращивать новую нервную систему, так сказать, «чистую». Способную к нормальным реакциям очень чувственного, очень страстного существа. Всё бы ничего, в твоём состоянии ты бы этого даже не заметила, но тут под руку подвернулся некто, кому ты, благодаря какой-то совершенно непонятной мне извращённой логике, начинаешь полностью и безоговорочно доверять. Результат объяснять?

— Знаешь, а ведь это можно использовать как лекарство для потерявших спутника жизни…

Она погружается в какие-то свои мысли.

Я пытаюсь понять, что означает открытие. Брак с Арреком как был, так и остался неизбежной необходимостью, но почему-то теперь с ней смириться легче. Чуть шевелю когтями, выражая обречённость. Похоже, теперь, хочу я того или нет, реакции на поведение арра совершенно утратят элемент подозрительности.

И в то же время мимолётно возникает призрачное сожаление. Ещё одна частичка Иннеллина меня покинула.

— И всё равно он меня поймал. Кормил маленькими, тонко отмеренными порциями искренности, а когда я немного расслабилась — загнал в ловушку.

— А разве не так оно всегда и происходит?

Разумно.

Задумчиво провожу когтем по полу.

— Я ведь уже встречалась с ним, мама, совсем ещё ребёнком.

Учитель тогда только-только открыл для меня прелесть древней поэзии, и я с неистребимым энтузиазмом ползала по генетической памяти, отыскивая эти простенькие, но такие цельные образцы искусства далёких предков. Тогда же на Эль-онн впервые появились люди.Исследовательская партия, включавшая в себя и этого сияющего дарая. Помню, как они ходили по нашим домам, зачарованные, недоумевающие, как они задавали свои странные вопросы, не имеющие, казалось, никакого смысла. Помню, как они сидели перед своей странной аппаратурой, спорили, что-то там вычисляли. Этот, не похожий на других ни внешним видом, ни повадками, казалось, всегда был в стороне, всегда сам по себе. Он не задавал вопросов, но глаза холодного металла замечали всё, а в движениях чувствовалась тщательно скрываемая грация прирождённого хищника.

Старшие тогда не обратили на людей особенного внимания, по крайней мере, не утруждали себя личными встречами. Я же была заинтригована. Часами бродила среди смертных, в безупречной маскировке вене невидимая даже для эль-ин. Вслушивалась. Старалась понять, почувствовать суть. И более всех моё внимание привлекал именно этот, странный и одинокий, явно находящийся над другими. Всякий раз, когда мой взгляд останавливался на сияющей фигуре, что-то внутри замирало, и я могла лишь безмолвно восхищаться совершенством удивительного создания. И вспоминать забытые давным-давно строчки.

— Тигр?

Не без удивления понимаю, что последние строчки произнесла вслух. А может, она их просто считала. Какая разница?

Приподнимаюсь на локте, переворачиваюсь на спину, расслабляю тело. Голова всё ещё лежит на коленях у мамы, но теперь, по крайней мере, нет впечатления, что я прижалась к ней смертельно раненным зверьком.

— Как прошли последние пять лет?

Её пальцы неопределённо вздрагивают.

— Не очень. Эль-ин зализывают раны. Конечно, и раньше случались удары Ауте, даже более сильные, но к этому мы были совершенно не готовы. Совсем расслабились… А тут ещё эти воинствующие кретины. Нет, если с мстительностью можно мириться в индивидуальном порядке, то на уровне целого народа она самоубийственна. Такое… неконструктивное поведение.

Неконструктивное. Очень точное слово.

— Иногда помогает. Просто выместить гнев. На чём угодно, на ком угодно. — Мой голос предательски срывается.

Рука в моих волосах замирает.

— Анитти…

— Мам, не надо.

— Антея, ты не обязана проходить через это одна…

Делаю попытку встать, но она удерживает меня, через тактильный контакт передавая, что тема закрыта.

— Расскажешь о своих скитаниях среди людей?

И я начинаю говорить.

* * *

Мне нужен глоток свежего воздуха. Даратея ушла некоторое время назад по каким-то неотложным делам, оставив меня сотрясать жалобами стены. Стены молчат. Осторожно (ох как осторожно!) выбираюсь из непроницаемого каземата, куда меня запихнули мама с тётей Ви, коридорами и какими-то проходами за пару минут достигаю внешней границы онн.

Болит всё. Никогда не знаешь, сколько всякого разного есть в твоём организме, пока оно не начинает вдруг пульсировать колющей болью. Хоть анатомию изучай, честное слово.

Наконец нахожу выход наружу и блаженно подставляю лицо лучам дрейфующей в воздухе энергии. Медленно иду по охватывающей онн сложной спиралью площадке. Через минуту набираюсь смелости раскрыть крылья (больно!), но в воздух пока подниматься не тянет. Просто ловлю проплывающие мимо потоки ветра, заставляя тонкую поверхность крыльев развеваться золотистым факелом.

Ещё один поворот и… застываю на месте.

Если бы это происходило на какой-нибудь планете, я бы сказала, что на облюбованном им месте припекает солнышко. На Эль-онн это просто место средоточия различных излучений, хотя в результате достигается примерно тот же эффект.

На этот раз он выбрал максимально материальную форму.

Закованное в броню тело гигантского дракона переливается всеми оттенками золота. Расправленные крылья свободно лежат на спине, втягивая в себя разлитую в пространстве энергию, заставляя огромное тело буквально лучиться от переполняющего его здоровья и силы. Изящная, украшенная шикарной короной роговых выступов голова покоится на вытянутых лапах, длинный хвост чуть подрагивает во сне.

Когда-нибудь слышали слово «великолепие»? Прекрасно подходит для описания Драконов Ауте. Куда уж там дараям. Это существо, сотканное из света и пламени, настолько великолепно, что любое другое в сравнении с ним кажется лишь бледной тенью.

Бесшумно отступаю назад. Ещё шаг. Пячусь, чтобы ненароком не потревожить отдых непостижимого создания. Ещё шаг.

По мягкому сиянию крыльев пробегает едва заметная рябь, тяжёлые веки вздрагивают, открывая чистые глубины сине-зелёных глаз. Голова поднимается и поворачивается в мою сторону. Я замираю на месте, боясь даже дышать, чтобы не спугнуть невероятную красоту этого мига.

— Анитти…

Он выдыхает моё детское имя так музыкально, так нежно, что эта нежность действует на меня, как холодный ветер на обнажённую кожу. Небеса вокруг вздрагивают беззвучными перекатами грома, воздушные потоки сплетаются в сложные фигуры.

— Я тебя разбудила? Прости, я уже ухожу…

Мой собственный голос звучит хриплым карканьем.

— Я ждал тебя, Анитти. Всё та же беспокойная душа, терпеть не можешь закрытых помещений.

Ждал меня?

Подхожу к сложенным перед грудью огромным лапам, устраиваюсь в них, развалившись среди когтей, каждый из которых не уступает мне в росте. Сияющая золотом голова склоняется ко мне, загораживая свет. Странно, но при таких размерах он вовсе не выглядит массивным, скорее, наоборот, изящным и хрупким. Но я то слишком хорошо помню, насколько обманчива может быть эта кажущаяся хрупкость…

— Как ты себя чувствуешь?

Теперь в песне-вопросе чувствуется тень неуверенности.

— Нормально. Только болит всё, но особых изменений я в себе пока не замечаю.

Секундное молчание.

— Я был против этой операции, но в конце концов вынужден был признать, что она необходима. — Почему-то у меня возникает впечатление, что он говорит не только об операции, подразумевая нечто большее.

Уши сами собой требовательно напрягаются.

— Папа, что вы задумали?

— Ш-шш, ш-ш-шш, малыш, не волнуйся. Всё будет хорошо.

Невольно подчиняюсь колдовскому ритму его голоса-музыки и расслабляюсь, как в раннем детстве, когда мой разум ещё не задавался вопросами «кто я?» и «где я?», а позволял себе просто быть. Теперь же не могу автоматически не отметить, что он уклонился от вопроса и от обсуждения «дел» вообще.

Мы с отцом никогда друг друга не понимали. В принципе ни одно существо, живущее на Эль-онн, не может похвастаться, что понимает другое, мы для этого слишком реалистичны, но в данном случае чуждость выражена особенно ярко. У отца до меня была куча сыновей, он всех выучил сражаться, накладывать сложнейшие заклинания на совершенно не приспособленные к тому вещи и другим необычайно полезным навыкам. Но вот что делать с дочерью, Ашен не имел ни малейшего представления. Тем более с такой бесталанной и бестолковой дочерью, как я. Как только мой разум стал достаточно зрелым, чтобы воспринимать и анализировать эмоции окружающих, мне стало ясно, что отцу неуютно в моём обществе. Он всегда смотрел на меня с каким-то беспомощным изумлением, всегда — и в теле эль-ин, и в своём истинном виде — действовал так, будто боялся неловким движением причинить мне боль. В изменчивой зелени раскосых глаз я всегда читала немое обожание и какую-то путающую покорность. Могу вспомнить лишь один раз, когда он посмел повысить на меня голос и даже поднять руку, когда я приняла решение уйти в туауте. Мама тогда закатила истерику в Совете, да такую, что главный зал, по-моему, так до конца и не восстановился, Раниэль-Атеро пытался сначала переубедить меня, а затем уговорить Хранительницу использовать право вето, а папа… Папа пытался меня удержать. Физически. Вспоминать не хочу, чего я тогда ему наговорила.

Именно тогда он и передал мне Ллигирллин. Одна Ауте знает почему.

Прикладываю ладонь к горячей чешуе. Где-то там, в недрах золотистого тела, бушует пламя химических реакций, поддерживающих невероятное волшебство его существования. Дракон судьбы, порождение Ауте, существо, сотканное из магии и света. Мой отец.

С мурлыкающим звуком прижимаюсь щекой к мягкому боку, выпускаю сен-образ. Это очень сложный образ, над которым я работала вот уже три года, полный противоречивых многозначных сплетений. Я назвала его «Извинение за все неприятности, которые я тебе когда-нибудь причиняла» и предназначала специально для отца, если он когда-нибудь будет столь терпелив, чтобы выслушать меня. Призрачное послание всплывает звенящей мелодией, столь напоминающей его собственные трели. Он мысленно перехватывает послание, поворачивает его новой гранью, заставляя сиять неизвестными мне бликами, наполняться иным, новым смыслом. Огромные когти вдруг сжимаются, бережно отсекая меня от всего остального мира.

— Спасибо, малыш.

Он хочет сказать что-то ещё, но молчит, и за это я благодарна ему. Не хочется разрушать минуту постыдным бегством от эмоций, о которых я не хочу говорить.

Пытаюсь перевести разговор на что-то нейтральное.

— Где Ллигирллин?

В его ответной трели перекатываются раскаты смеха.

— С твоей матерью. Подозреваю, им есть, что обсудить…

Он коварно замолкает, позволяя моему воображению завершить зловещую фразу. Прижимаю уши к черепу. Ауте, чего им понарассказывала сребровласая ябеда?

— А новый меч?

— Интересная вещица. С ней можно будет поработать.

Хмыкаю. Папа — один из лучших кузнецов Эль-онн. «Поработать» в его понимании означает магию, которую я и представить себе толком не могу.

— Я изучил ваш опыт столкновения с северд-ин. Мои поздравления, ещё никому не удавалось обратить в бегство боевую звезду.

— Это всё Ллигирллин. Я при ней была этаким багажом, прилипшим к рукояти.

— Не скромничай. Бежали-то они от тебя, а не от неё.

Честно пытаюсь переварить эти слова. Отец не стал бы утруждать себя ложью, в этом я уверена. Но… похвала? От него? За успехи в воинском деле?

— Воинское дело — это не только размахивание мечом, Анитти. Не знаю как, но ты умудрилась перескочить все начальные стадии обучения и сразу же оказаться на уровне Мастеров, где даже монстры вроде меня с Ллигирллин чувствуют себя неуютно. Ты удивила всех. Опять.

Ах, но это не восполняет начисто отсутствующих… хм, «начальных стадий». Так что можно не волноваться: воина из меня всё равно не получится.

— Уверена?

— Ауте, неужели я так прозрачна?

— Ты переняла человеческую манеру мыслить словами, малыш. Да, это прозрачно.

Подобное заявление меня пугает.

— Я… я действую как человек? Предсказуемо?

— Как человек? Не смеши. Вряд ли на всём Эль-онн есть существо, более далёкое от людей. Ты думаешь, как смертные, ты чувствуешь, как они… но результат… результат получается каким угодно, но не предсказуемым.

В музыкальных фразах, которые всегда сопровождают его речь, вновь проскальзывают нотки смеха.

— А Аррек? Что ты о нём думаешь?

— Дарай-князь? Не знаю. Он слишком похож на Древнего. — Древним папа всегда называет Раниэля-Атеро, категорически отказываясь произносить его имя. Вот уже триста лет, как они одна семья, за это время успели стать близкими друзьями, однако эхо яростной схватки, с которой началось знакомство, ещё даёт себя знать. — Но этот человек пойдёт ради тебя на всё. В буквальном смысле слова. Так что я готов смириться с его существованием.

«На всё»? Это наш господин холодный-скользкий-мерзкий-расчётливый манипулятор? Ну и ну, похоже, первый раз в жизни папа сделал ошибку в оценке другого живого существа.

Интересно, как «на всё» сочетается с маленькими развлечениями дарай-княгини Лаары?

Ладно, проехали.

— Что с мамой?

На этот раз он молчит несколько дольше.

— Она… она не очень хорошо приняла последние события, Анитти. Эпидемия ударила по Изменяющимся сильнее, чем по любому другому клану, мы потеряли старшего сына, почти потеряли тебя… — Неуверенно шевелюсь, и он спешит продолжить, послушно не заостряя внимание на болезненной теме. — А последние события, истощение Эвруору… Знаешь, они очень близкие подруги, вместе были вене, вместе взрослели, вместе справлялись с обрушившейся на них слишком рано непомерной властью. Эва, Ви и Дар. А теперь мы не можем даже быть рядом с ней во время её ухода…

Печаль его песни заставляет небеса потемнеть, набухнуть тучами, которые обещают тяжёлые, затяжные дожди. Эвруору-тор была не только маминым другом.

Сворачиваюсь комочком, позволяя его теплу вобрать в себя мои заботы и печали.

— Но с мамой всё будет в порядке?

— Она очень сильная, Антея, сильнее, чем всё, что мы можем себе представить. Она справится со всем, что пошлёт ей Ауте.

Теперь в мелодии слышится такая безоговорочная, всепоглощающая любовь, что окружающий мир пробирает дрожь. Вот-вот пойдёт дождь.

Ашен Дериул — какое пустое сочетание звуков, не передающее совсем внутреннего содержания этого существа. Разумеется, у него есть и другое имя — музыкальная фраза, полная магии и света, слишком сложная, чтобы быть полностью услышанной ограниченным существом, вроде меня. Есть у него и имя души — сен-образ, передающий всю сложность и противоречивость свободного Крылатого, добровольно променявшего Небеса на объятия черноволосой женщины. Об этом на Эль-онн ходят легенды. О том, как однажды юная вене вернулась из рейда в Ауте, таща за собой раненого Дракона Судьбы. Как долго и мучительно выхаживала его, как сцепилась со своими старшими, не позволяя им убить опасное создание. О том, как позже он несколько раз встречался ей во время последней Вспышки Ауте, спасая из практически безвыходных ситуаций. О том, как однажды она нашла его в своей постели в человеческом виде и уже никогда не смогла расстаться с ним.

Забавно, но для дракона папа бессовестно молод. Пятьсот, максимум семьсот лет — ну разве это возраст? Вот после таких мыслей вспомнишь, сколько тебе самой осталось и как-то сразу грустнеешь.

Неужели мама права? По поводу недопустимости Венчания Душами? Вот посмотреть на неё саму и её мужчин: они ведь отнюдь не в рабстве друг у друга. У мамы есть клан, семья, есть её воинское искусство, научные исследования, проекты, разработки… политика и интриги, в конце концов. Папа тоже занят двадцать четыре часа в сутки, и, в крайнем случае, он всегда может спуститься обратно в Ауте, к своему народу. Ну а что касается Раниэля-Атеро, так тот вообще вряд ли бровью поведёт, если весь окружающий мир бесследно исчезнет. Что ему, в первый раз, что ли? Абсолютно самодостаточная личность…

Когда я была с Иннеллином… Мир для меня ничего не значил. Мир заключался в спутнике моей души. Даже танцы, даже эта страсть, эта неотъемлемая часть моей натуры, стали казаться всего лишь прекрасным приложением к его музыке. И в устремлённых на меня глазах я видела отражение той же страсти, того же отречения от себя в пользу другого. Это плохо? Это страшно? Жизнь показала, что да. Но будь у меня возможность, изменила бы я что-нибудь в своём прошлом? Отказалась бы хоть от одного мгновения?

Ни за что.

Какой ещё ответ нужен?

Отец слегка шевелится, и я всем телом ощущаю перекаты могучих мускулов под золотистым покровом чешуи.

— Антея, я хочу, чтобы ты запомнила: что бы ни случилось, семья всегда тебя поддержит. Во всём.

Сначала хочу по привычке возразить, что ничья поддержка мне не нужна, потом наконец замечаю, что фраза построена в будущем времени.

— Папа, что происходит? Что вы планируете?

Он поднимается — огромная гора золотистого великолепия, когти аккуратно сжимаются, ставя меня на ноги.

— Я хочу вновь лететь с тобой, дочь.

Открываю рот, чтобы протестовать, но он уже напрягся, сжался яростной пружиной, глаза вдруг засверкали интенсивной зеленью. Толчок, взметённый могучими крыльями воздух сбивает меня с ног, а пламенеющий силуэт исчезает вдали. Бормочу себе под нос человеческое ругательство, резко бью крыльями, и знакомые очертания Дериул-онн вдруг оказываются далеко внизу. Разворот на кончике крыла, изменить направление, поймать воздушный поток. Вперёд!

Меньше чем за минуту нагоняю сияющего золотом ящера, описываю вокруг него провокационную петлю. Состязаться в скорости? С кем, со мной?

От его смеха Небеса взрываются разрядами молний, облака вдруг приобретают золотой оттенок, наполняются внутренним светом. Летим вместе, быстрые, свободные, плетём сложный рисунок вращений и спиралей, петель и падений. Воздух сладок, воздух прозрачен, воздух наполнен запахами, которые нельзя встретить в человеческих мирах. Я воспринимаю ветер, потоки и течения как нечто материальное, осязаемое, нечто гораздо более плотное, но в то же время проницаемое, нежели поверхность любой планеты. Небеса Эль-онн — особенные. Они не имеют аналога в Ойкумене, они вообще, по физическим законам, не могут существовать. Это просто облако газов и болтающихся в нём различных объектов, неизвестно как оказавшееся посредине непостижимого Ничто, называемого нами Ауте. Здесь можно увидеть десяток солнц одновременно или же десяток лун, а можно столетиями не знать света. Здесь звёзды имеют привычку подлетать и садиться на ладонь маленькими светлячками, здесь гравитация имеет примерно то же постоянство, что погода в других мирах, здесь соседствуют такие формы жизни и нежизни, что понятие разума теряет всякий смысл.

Отец с торжествующим криком взмывает вверх, по спирали падает вниз, я вторю ему с неподдельным восторгом. Это — то единственное, что действительно нас сближает: радость полёта, непередаваемый восторг воздушного танца.

Мои крылья наконец раскрылись на полную ширину, несколько метров золотистой энергии, чуткой, проницаемой, послушной, не уступающей по мощи крыльям отца. Запрокидываю голову и радостно смеюсь, кричу, снова смеюсь. Дома, дома, дома, наконец-то дома, на Эль-онн, Ауте, я наконец-то вернулась! Вернулась!

Ашен начинает песню сначала тихо, неслышно для обычного слуха, с первой же ноты вплетая в мелодию высшую магию. Музыка ширится, разрастается, питаемые ею сен-образы вдруг заполняют всё вокруг, все Небеса, становятся видимыми, материальными, ощутимыми.

Мы уже в другом мире, мире, созданном силой его таланта, столь же реальном и настоящем, как и любой другой. Небо здесь бездонной темноты, миллиарды звёзд сияют длинными вереницами, луны танцуют стройной цепочкой, а снизу тянет пьянящим запахом трав и ночных цветов.

Мелодия меняется, и мы среди белоснежных, окрашенных лишь в цвета зарождающейся зари облаков, спешим навстречу восходу…

Мелодия меняется…

Нет, Драконы Ауте не могут перемешаться среди миров, как дараи, они просто создают их на свой вкус, на свой выбор.

Я выгибаюсь, нежась в ритмах его песен, в тепле его фантазий, я лечу тонкой золотистой стрелой, ощущая пламя огромного смертоносного создания за плечом, и чувствую себя в полной, совершенной безопасности. Смеюсь…

Боль появляется внезапно, оглушающим ударом поглощает весь мир, становится всеобъемлющей, единственной реальностью. Небо сотрясается от моего крика, но я сама его едва слышу, всё поглотила боль. Руки отца (когда он успел принять человеческую форму?) подхватывают меня прямо в воздухе, укачивают, знакомый голос шепчет на ухо успокаивающие слова. Позволяю отнести себя обратно к онн клана, стараясь не противодействовать сотрясающим тело спазмам. Через несколько минут приступ проходит, и я снова могу нормально мыслить.

Отец выглядит так, словно сейчас наложит на себя руки.

— Анитти, прости, я знаю, что я идиот, потащить тебя в таком состоянии…

Поднимаю ухо, останавливая поток извинений:

— Шш-ш, всё в порядке, это не из-за полёта. Просто камень отращивает внутри моего тела новые нервные окончания, это болезненный процесс.

Брови слегка сходятся над его собственным имплантантом, глаза вдруг приобретают тёмно-синий грозовой оттенок. Что-то да подсказывает, что маме с тётей Ви сегодня предстоит не слишком приятный разговор. Только теперь вспоминаю, что папа пришёл к эль-ин сформировавшейся личностью, и ему камень тоже должны были пересаживать уже взрослому. Было ли это так же болезненно?

Вряд ли. Его симбионт производит впечатление идеально подобранного, возможно специально для него выращенного, взаимная адаптация в данном случае должна была пройти гораздо легче.

Он поднимает меня на руки, и на этот раз я не возражаю против того, чтобы с «уже совсем взрослой, совершеннолетней эль-ин» обращались как с ребёнком. Утыкаюсь носом в тёмную тунику и тихо шепчу:

— Это был прекрасный полёт.

И слышу такой же тихий ответ:

— Самый прекрасный, какой можно представить.

Глава 18

Перед входом в покои, из которых слышатся возбуждённые голоса мамы, Раниэля-Атеро и Аррека, я всё-таки требую опустить себя на пол. Отец подчиняется неохотно, всё равно пытается поддержать меня на шатких ногах, но и эти поползновения безжалостно пресекаются. В собственном онн Наследница вполне способна передвигаться на своих двух, спасибо за помощь.

Пытаюсь проскользнуть незаметно, опустив голову и закрыв лицо волосами, но стоит появиться в комнате, как всё внимание тут же концентрируется на моей особе.

Испуганно прижимаю уши.

Аррек застывает. Нет, он, конечно, и раньше «выпадал» из реальности, напрочь отгородившись от окружающего Вероятностью, но теперь в мёртвой неподвижности чувствуется что-то… что-то… На нас всех вдруг повеяло такой опасностью, что дрожь пробирает до костей. Я примерно представляю, что он увидел. Примерно то же зрелище предстало передо мной, когда сам Аррек впервые заявился в мои покои в Эйхарроне в сопровождении Лаары и компании. Избитость. Физическая, умственная, душевная усталость, как после долгих безостановочных пыток. Вдруг понимаю, что Аррек читает меня столь же легко, как и я его тогда, и реакция его может быть…

Он слегка сдвигается, не ослабляя щитов, и теперь центром его внимания становится мама. Такого холодного, убийственного и одновременно бешеного взгляда мне от ироничного дарай-князя видеть ещё не приходилось. Отец с приглушённым рычанием бросается между ними, в руке Раниэля-Атеро вдруг оказывается аакра, воздух шипит от скопления энергии.

Делаю шаг вперёд, пытаясь протестовать, но тут предательские ноги вновь подгибаются, пол устремляется навстречу, и в следующий момент я уже в объятьях неизвестно когда успевшего пересечь комнату Аррека. Исцеляющая энергия устремляется ко мне, замирает, в нерешительности танцует по поверхности кожи. Пытаюсь отрицательно покачать ушами:

— Нельзя. Не надо вмешиваться в процесс, иначе всё будет напрасно.

Магия исцеления неохотно отступает, и я щекой ощущаю, как в его груди зарождается беззвучное рычание. Вот это уже пугает не на шутку.

Сен-образ обжигающе требователен:

— Не вздумай нападать на Мать клана, слышишь? Она сделала то, что нужно, не смей её трогать!

Он пытается успокоиться, объятия из защищающих и почти болезненных становятся осторожными, неуверенными. Чуть отстраняюсь, продолжая прятать глаза за водопадом волос.

Сержусь сама на себя. Ну откуда, во имя Ауте, эта трусость? Всё равно ведь раньше или позже увидит.

Собираю ошмётки храбрости и поднимаю лицо, позволив волосам упасть на спину. Глаза всё ещё закрыты.

Он судорожно втягивает воздух, тело вздрагивает, точно от удара током. Да так оно и есть. Вид моего нового украшения для Ощущающего Истину, что хороший удар по голове — все мысли вышибает танцующими за опущенными веками молниями.

Но, как ни странно, он не отстранился, напротив, хватка стала сильнее.

Последнее придаёт уверенности, и я нахожу в себе силы медленно поднять веки, взглянуть на обращённое ко мне лицо. Выражение озабоченности на идеальных чертах сменяется шоком, кое-какие эмоции даже прорываются из-за щитов.

Мои глаза, когда-то цвета осеннего неба на Земле Изначальной, теперь утратили дымчато-серый оттенок. Нет, неверно. Они ничего не утратили, лишь приобрели. Тысячи, миллионы оттенков, все цвета спектра, всё сияние радуги. Мои глаза стали такими же мерцающими, многогранными и далёкими, как и камень, украшающий теперь мой лоб.

По его телу проходит дрожь. Сияющее внутренним светом лицо вдруг видится другим. Стальные глаза стали другие. Боль исчезает. Понимаю, что впервые вступила в контакт со своим новым симбионтом, впервые начала по-настоящему видеть мир этими новыми многоцветными глазами. Окутывающие человека слои Вероятности вдруг кажутся прозрачными, понимание проникает так глубоко, как никогда раньше.

Вдруг ясно осознаю, что Аррек, в естественном озарении Ощущающего Истину, тоже понял что-то. Что-то, касающееся меня, этого нового имплантанта и таинственных планов моей семьи. Что-то, наполнившее его гневом, печалью… и страхом. Он боится меня?

Пытаюсь отстраниться, но поддерживающие мужские руки вдруг становятся жёсткими и властными, понятно, что никуда меня не отпустят. Озадаченно замираю. Потом неловко тянусь к новому очагу силы, угнездившемуся между глаз. В безбрежный, пугающе огромный океан энергии пока соваться не решаюсь, лишь слегка затрагиваю опутывающие поверхность линии силы. Чем-то похожим мне уже приходилось заниматься, когда семь лет назад мой первый имплантант стал служить испытательной площадкой для наших исследований о дараях. Только вот сейчас всё на порядок сложнее.

Неловко подхватываю ближайший ко мне слой Вероятности и не то бросаю, не то роняю его в сторону Аррека. Отточенный разум дарая с изящной грацией, тотчас же вызывающей во мне настоящую зависть, подхватывает пласт Реальности, сплетает его во что-то изящное и хрупкое, мягко водружает мне на голову сияющей короной.

Вновь поднимаю глаза на человека, пытаясь изменить собственные неуверенность и чувство уязвимости во что-то другое. Человек улыбается. И, судя по всему, уже предвкушает, как будет учить меня обращаться с Вероятностью.

Ноги вдруг вновь слабеют, голова идёт кругом от нахлынувшего облегчения. Он не против. Он даже рад. Нам не придётся разрывать помолвку из-за моих новых способностей, какими бы они ни были.

Минуточку.

А чего это я так радуюсь?

Отстраняюсь от ухмыляющегося мужчины, оглядываюсь. В комнате никого, кроме нас, нет. Понятно, милые родственнички при первой же возможности слиняли, предоставив мне самой разбираться с последствиями их политических махинаций. И зачем я остановила Аррека, когда тот собрался их всех искрошить в вероятностную капусту?

— Потому что ты не хотела, чтобы в капусту нарезали меня, — предлагает Аррек лестное для своего мужского эго объяснение.

Возмущённо фыркаю. Ауте, неужели минуту назад меня волновала перспектива никогда больше не увидеть этого…

— Думаю, имеет смысл отправиться в Антея-онн. Уже поздно, завтра предстоит тяжёлый день, а я уже и забыла, когда в последний раз отдыхала.

— Ну же, Антея. Признайте наконец, что, если бы я вдруг исчез, вам бы меня не хватало.

Яростно стискиваю зубы.

Он издевается?

Арр скрещивает руки на груди с таким видом, будто не сдвинется с места, пока не услышит желаемый ответ.

— Моя леди, неужели это так сложно? Просто признайте.

Поднимаю глаза к потолку, заламываю крылья.

— Ладно, если бы вы вдруг исчезли, пришлось бы долго искать кого-то, способного за пару секунд довести меня до состояния невменяемого бешенства. — Будем считать это неделикатным намёком. — Довольны?

— Очень.

Он улыбается, а волна горячей дрожи пробегает по моему телу.

Ауте, как же красив…

Резко разворачиваюсь, направляюсь к выходу.

— Вы идёте?

Он направляется за мной с видом ребёнка, получившего в подарок красивую игрушку. Ауте, ты сама женщина, ну за что ты со мной так?

Снова оказываемся на площадке-балконе с внешней стороны они. Замираю, зачарованная новыми перспективами. Ауте. Как же я раньше не видела, не замечала? Неужели теперь всё, на что ни брошу взгляд, будет поворачиваться новой гранью? А этот имплантант может оказаться не так уж плох в конце концов.

Ощущаю у своего плеча присутствие Аррека, поворачиваюсь, бросая на него взгляд, затем сильно отталкиваюсь ногами, взмывая в сияющие на этот раз мягкой зеленью небеса. Делаю два вежливых круга, ожидая, когда он присоединится ко мне, затем призываю Ветры.

Они пришли мгновенно, легко и естественно намотались на кончики пальцев, будто я никогда и не покидала небесные пути. Одно бесконечное мгновение позволяю себе с наслаждением перебирать возможные дорожки, пробуя их на вкус, на запах, на всё то бесконечное разнообразие ощущений, которое может быть принесено попутным ветром. Затем отбираю один-единственный, тонкий и изменчивый ветерок, слегка тяну за него. Появляется ощущение некоторого сопротивления и сен-образ знакомой системы охранных заклинаний. Должно быть, кто-то обновлял их все эти годы, мои собственные магические опусы так долго не держатся.

Расширяю воздушный поток, заставляя его с силой ударить в распущенные крылья. Ветер бьёт в спину, подхватывает две маленькие фигурки, несёт куда-то в лишь одной Ауте ведомом направлении. У моего плеча Аррек издаёт сдавленный возглас. Есть от чего: впервые человек имеет возможность насладиться Небесами Эль-онн во всём их великолепии. Пролетаем над грозой, прабабушкой всех атмосферных гроз. Налитые чёрным и фиолетовым тучи клубятся бешеными вихрями, молнии всех форм и размеров создают причудливый меняющийся рисунок. Поворот — мимо нас проплывает двойная звезда. Или правильнее сказать «солнце»? Астрономические термины в применении к Эль-онн терпят крах. На самом деле это звезда, нет, две звезды, вращающиеся вокруг общего центра тяжести на невероятной скорости, а нам они кажутся огромной начертанной в небе восьмёркой. Затем появляется что-то, подозрительно напоминающее астероидное кольцо, каким оно выглядит, если смотреть с поверхности опоясанной планеты. И думать не хочу, что это на самом деле.

Последний поворот — и мы на месте. Для своего онн я выбрала спокойное, максимально удалённое от возможных неприятностей место, неподалёку от рощи величаво парящих… гм, деревьев. Обитающая в этом леске фауна распугала всех и всё на приличном расстоянии, но я с ней лажу. Драконья кровь, сами понимаете: я в определённых кругах считаюсь аристократкой. Правда, если кто-то желает меня навестить, то приходится заранее предупреждать, чтобы не быть ненароком съеденным излишне ретивыми соседями. Сейчас посылаю обитателям рощи сен-образ с предупреждением, чтобы меня не встречали, а также обещанием навестить их позже и извиниться за долгое отсутствие. В ответ прилетает что-то вроде музыкального воя, заставляющего Аррека судорожно схватиться за ножны. Движением ушей отменяю тревогу и начинаю плавное скольжение в сторону своего дома.

Это несуразное сооружение, скорее даже растение, похожее одновременно и на гриб, и на раскидистое дерево, корни которого свисают далеко вниз, а крона имеет призрачно-изменчивую форму. Пронизанное лучами золотистого света, оно не лишено некоторого очарования, но надо быть эль-ин, чтобы назвать это прекрасным. Расслабляю крылья, позволяя постепенно затихающему ветру вынести нас к площадке, спрятанной под спускающимися ветвями. Приземляемся.

Защита чуть потрескивает на кончиках пальцев, и я узнаю ёмкий стиль заклинаний папы. Ну, естественно, кто бы ещё отважился сунуться под бок к стае альфа-ящеров?

Арр-Вуэйн с любопытством оглядывается вокруг и вообще ведёт себя как заядлый турист, но что-то в нём говорит о том, что он сохраняет настороженность. Неудивительно. Услышав в первый раз приветствие моих гостеприимных соседей, а также отблеск их истинной сущности, трудно быть спокойным и расслабленным.

Прикасаюсь к стене, радостно вздрагивающей под моими пальцами, ощущаю возбуждённое приветствие они.

Да, меня долго носило неизвестно где. Прости. Впустишь?

Тут же приходит волна прощения и принятия, стена под моими пальцами растворяется, открывая проход внутрь. Небольшой «вестибюль», а затем — уменьшенная копия Зала Собраний в онн клана, почти всё свободное пространство занимает разместившийся в полу бассейн. Вода ярко-зелёного, очень красивого оттенка, который мне так нравился в глазах Вииалы, когда я была моложе.

Улыбаюсь воспоминанию. Ауте, как же я тогда ей завидовала!

Танцующей походкой прохожу по периметру зала, прикасаясь кончиками пальцев к стенам, лаская старые заклинания, добавляя энергии сен-образам. Новообретённое видение, кажется, позволяет мне видеть привычное в другом ракурсе, различать иные оттенки.

Сплетённые мной сен-образы отличаются какой-то схематичной упрощённостью, они напоминают детские рисунки. Сейчас я замечаю в неуверенных линиях глубокую внутреннюю цельность, гармонию энергии и мысли, которая отличает примитивную наскальную живопись. Вот это — одно из моих первых удачных произведений, а это подарок Учителя, но как он прекрасно смотрится в общем ряду! Явно создавался, чтобы сочетаться с моим собственным угловатым стилем.

Поворачиваюсь к Арреку, наблюдаю за его серьёзной физиономией. Арр оглядывается со слегка скучающим видом, стереотипный облик помещений эль-ин явно успел ему надоесть. Ловлю взгляд озадаченного человека, поднимаюсь на цыпочки и выпускаю с кончиков пальцев сен-образ. Заклинание взмывает к потолку, касается запутанного клубка более ранних плетений, мощными волнами рассылает во все стороны потоки чистой, настроенной специально на разум Аррека энергии. Теперь он тоже видит. Кожа на скулах натягивается, зрачки расширяются. Я в нетерпении подпрыгиваю на носочках, нервно подметаю пол крыльями. Почему-то сейчас нет ничего важнее оценки, которую дарай-князь даст этому они.

Его взгляд вновь обращается ко мне. Выражение лица я прочесть затрудняюсь.

— Это всё сделала ты?

Киваю, тяжёлая грива волос скользит по плечам. Он задумчиво смотрит на блики света на воде…

— Вам не понравилось, — Расстроенно опускаю уши. — Дарай резко вскидывается.

— Понравилось. Очень. — Голос человека полон эмоций, которые я не могу определить, но ясно, что он не врёт. Позволяю плечам расслабиться, на лице появляется неуверенная улыбка. Дарай внимательно на меня смотрит, что-то в моём облике ему не нравится и он терпеливо продолжает: — То, что ты здесь создала, слишком уникально и ни на что не похоже, чтобы подходить под определение «красивый».

Я не уверена в смысле последнего замечания. Что такого уникального в детских каракулях? Очаровательно, но не более. Но, судя по тону, это был комплимент. Окончательно расслабляюсь.

Движением ушей приглашаю его в жилые покои, веду по галерее, оплетённой душистыми белыми цветами. Многие эль-ин считают своим долгом контролировать собственный дом, приглядывая за планировкой, чистотой стен и вырастающими не там, где надо, побегами. Я оставляю подобные вопросы на усмотрение самого жилища, благодаря чему оно зачастую напоминает непролазные джунгли. Вот и сейчас то и дело приходится перешагивать через корни или подныривать под свисающие соцветия. Да и аромат кажется несколько приторным. Обычно такие вещи я не замечала, но теперь утруждаю себя отправлением чуть недовольного сен-образа, адресуя его ближайшей стене. Замечание будет принято к сведению, и наутро всё окажется в порядке. Сознание онн, если такое понятие вообще применимо к летающему дому, слишком отличается от эль-ин, чтобы возможна была полноценная коммуникация, но я по-дурацки привязана к несуразному сооружению, которое отвечает прямо-таки собачьей преданностью. Обычно этого достаточно для понимания.

Аррек наконец начинает выстреливать накопившиеся у него вопросы:

— Что это за странный способ, которым мы сюда попали? Полёт длился не более двух минут, тем не менее я готов поклясться, что покрытое расстояние превышает диаметры иных солнечных систем! И в то же время не было никаких трюков с Вероятностью, никаких «выходов» за рамки правил. Как?

Усмехаюсь. Дайте дараю новый способ передвижения и будьте уверены, что весь остальной мир вынужден будет подождать своей очереди на его бесценное внимание.

В то же время не могу не отметить, что теперь, когда мы остались наедине, он кажется гораздо более спокойным.

— Мы называем этот «способ» путешествием с ветрами. Ветры, это… ну, ветры. Некие перемещения воздушной массы по заданному направлению. Только физические законы в рамках такого потока работают несколько по-другому. Вблизи от Ауте «физический закон» вообще понятие относительное, даже при наличии Щита. Эль-ин очень давно научились манипулировать ветрами, сплетать из них самые невероятные пространственные парадоксы, не уступающие по сложности вашим махинациям с Вероятностью. Мы так создавали для себя пути. Или перекрывали их. Все ветры, ведущие к они Хранительницы, были аккуратно заблокированы, как и возможности попасть туда иным способом. Этим и вызвана нынешняя задержка.

На губах человека появляется знакомая сардоническая ухмылка, которую я уже научилась определять как насмешку над человеческой цивилизацией вообще и самим собой в частности.

— О, моя леди, чем дольше я общаюсь с вами и вашими соплеменниками, тем больше мне хочется вывалять в смоле и перьях того, кто впервые назвал эль-ин «дикарями».

— Всё зависит от смысла, вкладываемого в слово «дикарь»… И раз уж вы сами заговорили о соплеменниках… как вы нашли… мою семью?

Тишина. Только когда начинает не хватать воздуха, понимаю, что затаила дыхание в ожидании ответа.

Тишина.

Затем:

— Они великолепны. Мне никогда не приходилось сталкиваться с подобными существами.

Какая обтекаемая формулировка. И в то же время какая ёмкая!

— Но вас не вдохновляет перспектива дальнейшего общения с ними.

— Общения с ними… Антея, учёный, ученик и просто любопытствующий тип во мне поёт и исполняет пляску радости при одной мысли, что удастся ещё хоть раз взглянуть на них. Но где-то в глубине моей трусливой личности есть ещё голосок, ответственный за самосохранение. И он бьёт. Громко. — Человек отворачивается, внимательно рассматривает какое-то особенно интересное сплетение. — Они слишком великолепны. Слишком сильны, слишком сложны и слишком чужды. Находясь рядом с подобными созданиями, ты невольно подпадаешь под магию их личностей, под неодолимую притягательность их ауры. Я — всего лишь человек, молодой и слабый. Я не уверен, что смогу сохранить свою целостность при длительном общении с чем-то подобным. Что я не растворюсь в них, как тонкий ручеёк растворяется в солёном океане. — Он смотрит на меня серыми глазами, в которых нет ничего слабого или молодого. — Вообще-то, я думаю, что именно общение с подобными типами так здорово подпортило тебе самооценку. Ты бессознательно копируешь этакий обобщённый образ своей семейки как образец, какой должна быть Наследница клана. А поскольку сама упорно не желаешь вписываться ни в какие образцы, то и страдаешь от детского комплекса неполноценности.

Первое побуждение — врезать как следует этому болвану — сменяется желанием рассмеяться. Тоже мне, психоаналитик выискался!

— Аррек, предупреждаю в последний раз: не пристраивай закономерности человеческой психики к эль-ин! Они не работают, не подходят, понимаешь?

Он покладисто кивает. Безнадёжен.

— Хочешь ещё о чём-то спросить?

— О да!

И кто меня тянул за язык?

— Почему у Раниэля-Атеро такое имя? Сколько лет? Каково его положение в клане? Что…

Предупреждающе вскидываю уши:

— Тише, тише, не так быстро. Никто не знает, почему Раниэля-Атеро так зовут, имя не укладывается ни в один из кодов, используемых на Эль-онн, но я не слышала, чтобы у кого-то хватило наглости прямо его спросить об этом. Есть теория, что когда-то это были две личности, слившиеся в одно тело, но она ничем не подтверждена. Достоверно могу лишь сказать, что Раниэль — эльфийское имя. Да, из тех, Древних, в чей город ты меня возил. И ещё одно: никто никогда не называет его уменьшительными прозвищами. Даже для мамы он всегда Раниэль-Атеро. Допустимо также использование одного из титулов.

Возраст: понятия не имею. Но Много, причём Много с большой буквы.

В клане он наставник вене, старший аналитик и принц-консорт. Плюс выполняет кучу других функций, о многих из которых я ничего не знаю.

— Наставник вене?

— Да. Отчим — единственный вене-мужчина, с которым мне приходилось сталкиваться, и, пожалуй, единственный из вене, кого я готова признать лучше себя. Не в изменчивости, нет. Он опытен. Он умел изменяться, когда моя прабабушка в тысячном поколении ещё впервые расправляла крылья. Он знает о танцах столько, сколько недоступно никому из женщин. И это даёт ему преимущество, которое трудно переоценить. Мама — посредственная танцовщица, но и она за какие-то триста лет научилась откалывать такое! А Учитель…

— Учитель?

— Я же сказала, он наставник вене. А некоторых девочек он берёт с самого рождения и воспитывает, как считает нужным. В том числе — меня. С Учителем я в детстве провела больше времени, чем со всеми остальными эль-ин, вместе взятыми. Он сделал из меня вене, затем курировал переход к осознающей себя личности. — Пожимаю плечами, не зная, как объяснить, — Он — мой Учитель.

— С большой буквы?

— С самой большой.

— Поня-ятно. А что вы подразумеваете под словом «аналитик»?

— У эль-ин нет компьютеров, нет каких-то универсальных способов перерабатывать огромные массивы информации, но сходные функции выполняют камни-имплантанты или, если дело действительно серьёзное, аналитики. Я получила некоторую подготовку в данной области, но ранг Мастера мне здесь не светит.

— Ранг Мастера?

— Признание высшей квалификации в чём бы то ни было. Если эль-ин достигает звания Мастера в любой области, он может считать свою жизнь не напрасной.

— У твоего отца, кажется, несколько таких званий.

— Не только у него. Считается обычным добиваться совершенства во многих направлениях сразу, но папа, надо признать, совмещает практически несовместимое. Он Мастер Заклинаний и Мастер Чародей одновременно. Невероятно редкое сочетание.

Лицо Аррека сохраняет нейтральное выражение. Человек ещё не совсем освоился с моей околомагической терминологией.

— Это сложно объяснить. В принципе чарами называется любой сен-образ, с заданной целью и программой её достижения, а также наделённый энергией для выполнения этой программы. Создание и манипулирование подобными сен-образами —Чародейство. Оно отличается невероятными возможностями, огромной мощностью и некоторой неустойчивостью. С течением времени чары имеют привычку рассеиваться, хотя тут много зависит от того, кто их накладывал. Принципиально важно, что чародейство не требует ничего, кроме мысли и воли. Заклинательство же, напротив, оперирует в основном с материальными носителями. Заклинания намертво вплетаются в кристаллические решётки предметов (лучше, если это происходит прямо при их создании) и могут быть приведены в активность позже существом, весьма далёким от магии. Заклинания гораздо более стойки, прочны и надёжны, но их наложение требует больших временных затрат и использования артефактов. Папа великолепен как в одном, так и в другом.

При упоминании отца глаза дарая приобретают остекленевшее выражение. Пытаюсь представить, каково для него, Ощущающего Истину, воспринимать сущность Дракона Ауте в хрупкой антропоморфной оболочке. Зрелище, должно быть, то ещё.

Медленно наматываю на палец локон. Мы давно уже сидим в переплетении ветвей где-то неподалёку от… ну, люди назвали бы это оранжереей.

— А каково твоё мнение о моей матери?

Возникает пауза.

— Я никогда не думал, что такое количество энергии можно сконцентрировать в столь хрупком… носителе.

— Да, мама сильна. Именно её рождение три века назад во многом позволило осуществить проект Щит, а тогда потребовались просто колоссальные затраты энергии, причём не импульсные, какие может дать эль-э-ин, а постоянные. Некоторые даже не относят её к эль-ин, считая новой ступенью в эволюции.

Дарай-князь награждает меня очень внимательным взглядом:

— Она… кажется…

Тихо смеюсь:

— Не старайтесь найти вежливые синонимы к словам «бессердечная стерва». Мать клана должна быть такой, иначе всё плохо закончится для семьи, для клана и для Эль-онн.

— Угу. Но всё же хорошо, что на переговоры в Эйхаррон прибыла ты, а не она. Иначе всё плохо кончилось бы для Ойкумены.

Что да, то да. Представляю себе Даратею-тор Дериул и Лаару арр-Вуэйн в одной комнате, и в глазах темнеет от ужаса.

Выражение лица Аррека становится уж слишком нейтральным, затем он наконец решается задать давно не дающий ему покоя вопрос:

— Антея, я не совсем понимаю. Твой отец и Раниэль-Атеро — они оба принцы-консорты при леди Даратее?

Мученически возвожу глаза к потолку. Люди! Уж Аррек-то, с детства приученный воспринимать самые разнообразные культуры, мог бы и не уточнять очевидное.

— Дарай-князь, соотношение полов на Эль-онн — один к десяти. В хорошее время. Для женщины эль-ин считается чем-то неприличным иметь только одного любовника. Число постоянных спутников жизни принято несколько ограничивать, но всё равно женщина может иметь с десяток консортов одновременно и это считается нормой. Всего два мужа за триста лет — это очень мало. Тётя Ви, например, коллекционирует любовников сотнями. Хотя… гибель отца Виортеи ударила по ней сильнее, чем она пытается показать.

— Он был твоим братом?

— Да. Умер во время Эпидемии. Это — одна из причин, почему Виор так бурно на тебя среагировала. Не, надо за это сердиться на девочку.

— И в голову бы не пришло. Для вас, похоже, очень много значат родственные связи?

— Да.

Даже мне самой ответ кажется односложным, почти грубым. Прекрасно, теперь придётся пускаться в объяснения.

Аррек ожидает, чуть приподняв брови. Я сижу, сердито нахохлившись. Он сдаётся первым.

— Моя леди! — Он произносит это как-то по-особенному, не как вежливое обращение, а как намёк на некие отношения, возможно, на принадлежность. — Вам не кажется, что сейчас несколько поздновато для недомолвок? Или мне опять вытягивать из вас информацию?

Он прав, конечно. Как всегда.

— Родственные связи, особенно прямые, от родителя к ребёнку, действительно важны. Мы умеем активировать генетическую память почти с той же лёгкостью, что и обычную. Это создаёт дополнительную… близость. «Мудрость предков» в случае эль-ин имеет весьма конкретное выражение. Ещё одна из причин, почему так ценятся некоторые генетические линии.

Какое-то мгновение он молчит.

— Поня-ятно.

— Ничего вам не понятно. Связь между матерью и дочерью, она… А Нуору-тор… Я… — Резко вскакиваю на ноги. Дожила, эмоции настолько самостоятельны, что уже не могу управлять собственной речью. Надо успокоиться. — Я принесу нам поесть.

Вихрем вылетаю прочь.

Программирую свои чувства так, чтобы они не мешали. Холодная ярость и не менее холодная решимость хорошо прочищают мозги, делают восприятие чётким, а действия стремительными. Так-то лучше.

Теперь касательно ужина. Прохожусь по диким зарослям, в которые превратилась оранжерея, отбираю самые спелые фрукты. Ауте, я же не знаю, какие из них подходят для организма Аррека! Что же мне… Тут замечаю притулившуюся в дальнем углу корзинку. Ага. Откидываю белоснежную салфетку и нахожу внутри лёгкие закуски по лучшим правилам кулинарного искусства Эйхаррона. Столовые приборы. Тёмная зелень пузатых бутылок, на полненных, кажется, редкими сортами вин. Два прозрачных фужера. Это кто же так о нас позаботился? Вот спасибо! Приятно сознавать, что не все в этом мире такие безголовые, как я. В будущем, наверно, всё же придётся осваивать кулинарную магию. Странно, но последняя мысль вовсе не погружает меня в уныние, хотя должна бы.

Появляюсь перед Арреком, демонстрирую ему свою добычу. Дарай берёт в руки одну из бутылок и удивлённо присвистывает. Интересно, откуда её стащили?

Так, теперь нужно организовать какую-нибудь мебель. Тянусь к вплетённым в стены заклинаниям, подхватываю несколько «творческих» линий, запускаю процесс. Из молекул воздуха тут же «конденсируется» небольшой стол и красивое кресло для Аррека. Я располагаюсь на чуть затвердевших потоках ветра и начинаю распаковывать содержимое корзины, не забывая и о фруктах. Ауте, как же я проголодалась. Вообще, последнее время я только и делаю, что ем и сплю, а всё мало.

Устраиваюсь на воздухе, поджав под себя ноги, и впиваюсь зубами в сочный фрукт. Божественно. Аррек наблюдает за мной с лёгкой полуулыбкой. Наши взгляды встречаются, и улыбка исчезает.

Непроизвольно сжимаюсь, наклоняю голову, заставляя волосы упасть на лицо. Испуганно вздрагиваю, когда рука перегнувшегося через стол мужчины осторожно отводит золотистый поток от глаз. Заставляю себя пожать ушами.

— На самом деле это вовсе не должно быть так больно. И глаза вовсе не должны менять цвет под имплантант, а наоборот. Камень даётся младенцу через несколько минут после рождения, они вместе взрослеют, вместе формируются, составляя единое существо-симбионт. Если по каким-то причинам камень пересаживается взрослому, он выращивается специально для конкретного существа и подходит к его нервной системе, как хорошо сшитая перчатка к руке. Не знаю, почему на этот раз было решено отойти от подобной практики. Это, — я осторожно дотрагиваюсь до своего лба, — изменяет меня, что-то там делает с моим разумом, в то же время не затрагивая личность. Не знаю.

Беспомощно смотрю на собственные руки. Аррек, может, и догадывается, в чём дело, но мне говорить явно не собирается. Вот вам и откровенность. Хотя родители тоже не спешили распространяться на данную тему, значит, резонно предположить, что знание может мне здорово повредить. Один из первых уроков, который усваивает ребёнок на Эль-онн, — не суйся туда, где, как ты думаешь, тебе быть не обязательно. Излишне любопытные здесь не выживают.

Аррек вновь прикасается к моим волосам жестом настолько нежным, что мне становится не по себе.

— Ты можешь описать, что именно с тобой происходит?

Сосредоточенно приподнимаю уши, пытаясь сформулировать внутренние ощущения.

— Не… не знаю. Нет. Я чётко понимаю, что перемены огромны, почти на грани того, что способен выдержать мой организм, но на субъективном уровне это проявляется лишь в небольшом сдвиге в восприятии. Я стала видеть… чувствовать по-другому. Как будто весь окружающий мир — многогранный кристалл, и я одновременно вижу миллионы граней там, где раньше была одна. Любая информация рассматривается сразу с многих точек зрения одновременно, я вдруг стала понимать вещи, которые раньше почему-то ускользали от восприятия. Это… забавно. Даже приятно.

Человек сосредоточенно кивает, но он тоже кажется озадаченным.

— Тебе сейчас больно?

Отрицательно качаю головой — подбородок медленно идёт сначала вправо, затем влево. Нет, боль ушла. Я чувствую себя немного пьяной, окружающий мир неустойчив и воспринимается точно через покрывало, тело не очень хорошо слушается, но боли совсем нет.

Аррек вновь принимается за свой ужин. Чуть погодя следую его примеру. Наблюдая, как дарай-князь сосредоточенно орудует ножом и вилкой, не могу не заметить, что у него остались ещё вопросы. Причём такие, которые, по его мнению, мне не понравятся. Безнадёжно вздыхаю:

— Задавайте.

Он всё так же не отрывает взгляда от тарелки:

— Антея, я, конечно, не слишком разбираюсь в здешней обстановке, но тебе не кажется, что вы слишком самоуверенны? Ни твои родители, ни ты даже мысли не допускаете, что вы можете проиграть. Как будто с твоим прибытием сюда все проблемы разрешились сами собой.

— Они не совсем разрешились, дарай-князь. Предстоит ещё… многое. Но в том, каков будет результат, нет ни малейших сомнений.

— У подобной уверенности есть какие-то неизвестные мне основания?

Резко бью ушами. Спокойно. Это человек. Что он может знать о эль-ин?

— Если мы успеем добраться до Эвруору-тор, всё разрешится само собой.

— А если нет?

Яростно стискиваю ножку бокала:

— О такой перспективе мне не хотелось бы думать. Если мы не успеем, придётся использовать другие средства. Но цель будет достигнута любой ценой. — Криво усмехаюсь своим мыслям. — Эль-ин вообще большие специалисты по оправданию целей и средств, вы не заметили?

Аррек не обращает на эту вспышку самоиронии ни малейшего внимания.

— Поподробнее, если можно.

Проглатываю готовое сорваться с языка «Нельзя!». Всё равно рано или поздно придётся посвящать его в особенности жизни и смерти эль-ин. Почему бы не начать прямо сейчас?

— Мой лорд, я думаю, существует некоторое расхождение в терминах. Вы, похоже, воспринимаете титул «Хранительница» как некую властную структуру, как правительство или что-то в таком роде. Это не так. На самом деле самый близкий синоним… ну, я не знаю… Верховная Жрица? Да, что-то в этом роде, особенно если рассматривать те культуры, где жрецы являются частью, проекцией своего божества.

Лицо Аррека сохраняет всё то же заинтересованное выражение, но за светло-серыми глазами видна бешеная работа мысли.

— Божества?

Как он сразу вскинулся на это слово! Что ж, придётся дать вам начальный курс по религии Эль-онн.

— Мы поклоняемся Ауте, вы это знаете. Но помимо объективной реальности есть ещё и реальность субъективная — то, как мы классифицируем и упорядочиваем для себя окружающий мир, чтобы можно было взаимодействовать с ним. Познанное и познаваемое. То, что мы называем Эль. Этакая коллективная сокровищница информации, материальными носителями которой являются все ныне живущие, когда-либо жившие представители моего народа с их личной и генетической памятью. Неизвестным мне образом вся эта информация как-то спаяна в единое, нерасторжимое целое. Да, я упоминала, что Эль разумна? Нет? Так вот, Эль — очень даже разумное, на свой манер, конечно, существо, обладающее собственным сознанием, некими непонятными инстинктами, мотивами, мыслями. Своей независимой ни от чего силой и энергией. Оливулцы часто сравнивают нас с насекомыми, но вряд ли они догадываются, насколько близки к истине. Эль-ин в дополнение к индивидуальному обладают ещё и коллективным разумом. В некоторых ситуациях это очень удобно.

Дарай-князь принимает новую информацию на удивление спокойно, как-то даже обидно стало. Он лишь слегка морщится при сравнении с насекомыми.

— Естественно, разум такого порядка имеет мало общего с нашими представлениями об этом понятии. Тем не менее некое взаимопонимание между нами необходимо. Представь себе: каждая клеточка твоего организма имеет свою собственную волю. Представь, что мнение некоторых из них не совсем совпадает с твоим. Ты, конечно, можешь подавить их грубой силой и заставить делать, что тебе нужно, но вот только клеточкам это совсем не понравится и рано или поздно они найдут способ от тебя избавиться и жить самостоятельно. Им и не такое случалось откалывать. Между вами необходимо некое соединительное звено, что-то, что позволит тебе и твоим составляющим прийти к согласию. Таким соединительным звеном и является Хранительница Эль. Это очень странное, мало кому понятное дарование, которое передаётся из поколения в поколение в линии Уору. Способность удерживать на границе своего разума всё то, что составляет Эль, и в то же время быть достаточно близкой к обычным эль-ин, чтобы править ими. Хранительница — воплощение нашего божества, Аватара духа Эль, если так можно выразиться. Если она принимает решение — это решение всей Эль, и все эль-ин подчиняются беспрекословно. Если она изменяется — она может сделать это изменением всей Эль, и все эль-ин автоматически проходят через него, хотят они того или нет.

Теперь к вопросу о том, может ли Нуору-тор стать Хранительницей. Этому не бывать. Перечить действующей Хранительнице Эль никому и в голову не придёт, но со смертью одной из них наступает что-то вроде периода междуцарствия, когда избирается новая. Именно избирается, причём согласие должно быть единодушным, и каждый голос должен быть подкреплён фактами и прочно обоснован. Если ты голосуешь против, будь добр представить альтернативное решение и убеди всех, что оно лучше. Когда консенсус достигнут, выбор делает не какой-то совет эль-ин, а сама Эль. Наш случай несколько осложняется тем, что Нуору-тор — единственная из совершеннолетних линии Уору, но всё равно нет ни малейшего шанса, что она будет избрана при столь активном противодействии клана Изменяющихся, чей вес в политике даже более, чем вес самих Хранящих. Надо учитывать также скрытое сопротивление в других кланах. Теперь, когда я принесла альтернативное решение, независимо от того, сможет ли его привести в исполнение Эвруору-тор или нам придётся делать всё самим, путь, выбранный военной партией, уже закрыт.

Аррек обдумывает это почти минуту. Затем вопрос истинного сына Эйхаррона:

— А если никто из «протестующих» не доживёт до принятия этого… решения?

Движением ушей показываю, что его беспокойство весьма уместно.

— При любом другом раскладе я бы тоже волновалась. Но Изменяющиеся слишком сильны, чтобы просто заткнуть им рот. У нас не так много воинов, но если дойдёт до открытого столкновения, мы можем справиться даже с гораздо более многочисленными Атакующими. Кроме того, даже эти воинственные придурки, как бы далеко они ни зашли в своих мечтах о мести, не решатся уничтожить уникальные Линии моего клана. Мы и так их достаточно потеряли.

И вновь дарай-князь изучает меня пристальным взглядом биолога, отыскавшего у пришпиленного жучка новую пару крыльев.

— И как же индивидуалист эль-ин воспринимает это коллективное Эль?

— В моём случае — никак.

Брови чуть приподнимаются, приглашая меня продолжать.

— Я… отсекла себя от Эль. Сразу же, как только очнулась после туауте, первым делом полностью отрезала любую связь со всем и вся. Поэтому информацию, которую я привезла, пришлось передавать через Раниэля-Атеро, поэтому моя семья ничего не знала обо мне эти пять лет.

Он смотрит на меня очень внимательно, как будто крылья у жучка оказались покрыты перьями и теперь надо решить, что же с ними делать.

— Для тебя это должно быть очень болезненно.

— Это моё решение! — Резким взмахом руки обрубаю дальнейшие возражения. — Оно не обсуждается!

— Тише, тише, миледи. Не надо сразу уходить в глухую оборону, я не собираюсь с вами спорить. Наверняка были веские причины так поступить. Я хочу лишь понять, какие именно.

Отворачиваюсь:

— Какая разница?

— Антея…

— Ауте, как ты меня достал! Потому, что я хотела быть одна. Потому, что я устала от их жалости, от их приторного понимания! Потому, что меня тошнило от Эль, от эль-ин, от Эль-онн, от всего, что породило эти зверские обычаи! От культуры, пожирающей своих детей, а затем со скорбным лицом сообщающей, что другого выхода не было! Потому что я — Антея тор Дериул, Дочь Ауте, Танцующая-в-Грозе, я буду делать, что хочу, и мне плевать, что об этом думают или не думают эти… эти…

— Тише… тише, малыш, всё в порядке. Тише. — Вдруг обнаруживаю, что стою в кольце рук дарай-князя, уткнувшись носом ему в плечо, и слушаю какую-то успокаивающую ерунду на языке, которого даже не понимаю. Колдовской, играющий обертонами и интонациями голос оборачивается вокруг меня легчайшим из плащей, сила Целителя мерно бьётся в моих жилах. — Тише, расслабься хоть немного, нельзя же всё время быть на пределе, на изломе. Закрой глаза, тебе так нужен отдых. Тише, тиш-ше…

Целитель…

Ощущаю, как меня несут по живому лабиринту онн, как сообразительный дом сам открывает проход в то помещение, где я обычно спала. Сплетение воздушных потоков, которое эль-ин гордо именуют кроватью, слегка переливается в призрачно-серебристом свете, откуда-то слышны ритмичные звуки, подозрительно напоминающие рокот океанского прибоя. Моя одежда в процессе перемещения куда-то испарилась, волосы рассыпались по плечам, свободные от сдерживающего их заклинания.

Встречаюсь взглядом со стоящим в нескольких шагах дараем и вдруг отчётливо осознаю, что мы одни, что мы муж и жена и что впереди Ауте знает сколько времени… Расслабленности как не бывало, всё тело в страхе напрягается, крылья плотно оборачиваются вокруг обнажённого тела, но как-то мне удаётся не броситься в бега. Аррек встречает мой взгляд кривоватой усмешкой, чуть отступает назад. Напряжение между нами мгновенно исчезает, я благодарно бросаюсь к нему, в тёплые, защищающие объятия. Мужское прикосновение не несёт ничего, кроме спокойствия и ощущения безопасности, запах моря и лимона кажется не просто знакомым, а уже частью меня самой. Позволяю осторожно уложить меня, затем, когда он ложится рядом, устраиваюсь на его плече с обстоятельностью кошки, уверенной, что неуклюжие люди существуют исключительно для того, чтобы служить ей ночью вместо грелки.

Мои крылья и его щиты оборачиваются вокруг нас, сливаясь вместе так легко, будто созданы, чтобы дополнять друг друга, зашита постепенно расширяется, вплетаясь в точёные заклинания стен. Потрескивание оберегающего кокона действует даже более успокаивающе, нежели присутствие вооружённого дарай-воина под боком, и сон мягко накрывает меня тёмной волной. Уже растворяясь в глубинах усталости, слышу тихий голос.

— Антея… то, что твоя мать говорила о необходимости избегать моногамности… это ведь не обязательно?

Этот… Этот… Человек!!!

Швыряю в него отрицательным сен-образом, как могла бы швырнуть подушкой, пользуйся ими эль-ин. Попробовал бы кто-нибудь диктовать мне, что обязательно, а что нет!

С этой самоуверенной мыслью я окончательно проваливаюсь в сон.

Глава 19

Поднимаю голову и оглядываю комнату из-под приспущенных ресниц, пытаясь понять, что же меня разбудило. Рука Аррека на моём плече чуть напрягается, но я посылаю ему успокаивающий сен-образ и неслышно соскальзываю на пол. Бесшумным призраком прохожу по спальне, приказываю они вывести меня к посадочной площадке. Один шаг — и вместо тёплого уютного онн я оказываюсь среди бушующего рёва нешуточного шторма. Инстинктивно подаюсь назад, плотно обхватываю себя крыльями, делая их непроницаемыми для воды, кислоты и что там ещё может литься с неба, и вновь ступаю в царство яростной стихии. Механически отмечаю, что с чисто эстетической точки зрения этот шторм великолепен. Чёрные тучи, кажется, втягивают в себя свет на всех спектрах, и на этом зловещем, непроницаемом фоне особенно эффектно смотрятся спиральные кольца энергетических разрядов.

Приходится глубоко вонзить когти в стену, чтобы меня не унесло, но всё-таки удаётся найти устойчивое положение и внимательно просканировать окрестности. Все чувства напрягаются почти до болезненного состояния, и тут я вновь ощущаю то, что выдернуло меня из столь необходимого забытья. Тихий, воспринимаемый не слухом, а чем-то гораздо более глубоким, шелест крыльев. Где-то там, в буйстве непогоды, летает эль-ин.

Аакра оказывается в моей руке прежде, чем разум успевает осмыслить случившееся. Неужели Аррек был прав? Нас пытаются «заставить замолчать»? Но в таком случае, атака состоялась бы уже давным-давно, ни один уважающий себя убийца не будет выписывать бесконечные круги вокруг жилища той, чья чувствительность вошла в легенды.

Непонимающе склоняю уши. Что?

Пришедшее в этот момент возбуждённое сообщение пронзает тело электрической волной: альфа-ящеры поймали нарушителя. Срываюсь с места в полёт, моля про себя Ауте, чтобы та не дала моим соседям оказаться именно сегодня голодными. С навигаторско-полётной точки зрения шторм ничего особенного из себя не представляет, так что меньше чем через минуту я уже среди размытых в темноте стремительных фигур, которые без особых трудностей передают мне увесистый свёрток. Тащу свою добычу в онн, в главный зал, мысленно приказывая воздуху начать светиться. Надрезаю когтем плотную ткань и бесцеремонно вытряхиваю оттуда яростно сверкающую зелёными глазищами эль-ин.

Виортея тор Дериул мгновенно оказывается на ногах, возмущённо звенящая рапира в одной руке, начавшая изменение аакра в другой, крылья расщеплены на тысячи смертельно острых ножей. Окидываю её насмешливым взглядом и картинно, как это умеет делать только Аррек, заламываю бровь. Девочка теряется, чуть смущённо возвращает на место оружие и пытается привести крылья в приличное состояние. На мне из одежды лишь заткнутая в волосы аакра, но я наблюдаю за её усилиями хоть как-то соблюсти этикет с благосклонной заинтересованностью. Виор окончательно смущается, а я усаживаюсь, свесив ноги в бассейн, и приступаю к воспитательным мерам.

— Просветите меня, о Воин ранга Мастера, рассказывали ли вам ваши учителя что-нибудь об альфа-ящерах?

Она возмущённо переминается с ноги на ногу, но я решаю ещё немного поиздеваться. Подобные ошибки редко кому удаётся повторить дважды, обычно первый раз оказывается летальным, так что нужно, чтобы она хорошенько запомнила если не страх и беспомощность, то хотя бы ярость на мои нравоучения.

— А не скажете ли мне, о аналитик, о определяющая стратегию клана, что нужно делать любому воину, вне зависимости от ранга и искусства, когда поблизости объявляется парочка подобных рептилий?

Виор покорно принимает мою игру.

— Нужно бежать без оглядки так быстро, как позволяют тебе крылья.

— А что нужно делать, если поблизости имеется гнездо альфа-ящеров?

— Нужно избегать этого места всеми возможными способами, потому что если ящеры решат, что опасность угрожает их гнезду, они не остановятся ни перед чем, чтобы устранить её.

— Вас хорошо обучили, будущая Наследница клана… Так какого же демона вы делаете на территории гнезда без предварительного уведомления! — Мой голос превращается в рычание, достойное настоящей дочери дракона, уши прижимаются к голове, губы отводятся назад, демонстрируя великолепные клыки. В интонациях сквозит древнее искусство арров, превращающее голос в мощнейшее оружие, способное напрочь подавить волю слышащего. Эмоции чистейшей ярости ударяют в самоуверенную дурёху, почти сбивая с ног. Виор отшатывается, непроизвольно хватаясь за меч, в глазах её мелькает уже неподдельный страх.

Я откидываю голову назад, томно выгибаюсь, затылком касаясь лопаток, смотрю на неё чуть насмешливо и в то же время печально.

— Они ведь вполне могли тебя убить, Виор. — Теперь голос — нежнейший из шепотов, разум излучает беспокойство и прощение. — Что случилось?

Она стоит, опустив уши в полной растерянности, мокрая и жалкая, как бездомная мышь. Слава Ауте, альфа-ящеры по запаху вычислили, что перед ними моя близкая родственница, и помимо гордости у девчонки ничего не пострадало. Но что же такое могло выгнать её в ночной шторм, да ещё без ведома Предводителей клана?

Вдруг оказываюсь рядом с ней, мои руки ложатся на узкие плечи, многоцветные глаза пытливо всматриваются в тёмно-зелёные.

— Что с тобой, Виор?

Она пытается отстраниться, сердито сбросить мои ладони, затем замирает, знакомым жестом запрокинув назад голову… и вдруг обвисает в моих объятиях, сотрясаясь от безудержных рыданий. Если бы подобную демонстрацию эмоций позволил себе в моём присутствии кто-то из более старших родственников, я бы просто сбежала, не желая восстанавливать связь с ними, но Виортее откровенно наплевать, что чувствую и думаю я. Ей было плохо. Ей было очень плохо, и она почему-то пришла ко мне в поисках утешения.

Опускаюсь на пол, окутав её своими крыльями. По привычке мысленно пересчитываю её психологический возраст на человеческий стандарт. Лет одиннадцать-двенадцать, не больше. Аут-те, что же тут без меня случилось?

Она плачет с надрывной непосредственностью ребёнка, сотрясаясь всем телом и крича в голос, в ярости молотя кулаками по моим плечам. Каким-то обострённым чутьём я понимаю, что этот крик родился в ней давно. Беспомощно-гневный стон испуганного ребёнка, на глазах у которого весь знакомый мир взорвался безумием, отец умер жестокой, полной страданий смертью, мать отгородилась от всех под притворной маской, друзья замкнулись в своей боли. А обожаемая тётя, объект поклонения и подражания, исчезла в неизвестном направлении, оставив после себя лишь ореол нестерпимой боли. Плач зрел в ней давно, долгие пять лет накапливался под грузом мрачных взглядов и не менее мрачных сен-образов, наполняющих опустевшие они. Да, эль-ин оказались самым постыдным образом не готовы к чудовищности Эпидемии, к бессмысленности и слепоте, с которыми может действовать Ауте. Расслабились. За три жалких столетия обо всём забыли. И вот теперь, из-за нашей неготовности, из-за неспособности принять удар, встать и идти дальше, девочка-подросток с искалеченным детством безнадёжно кричит в моих руках.

Всхлипывая, она начинает говорить, выплёскивая на меня всё то, что накопилось в душе за жуткие пять лет.

— …вызвал на дуэль и убил… За что? Я знаю, что он горюет о Таринте, но Лиданато чем перед ним провинилась? Она и меч толком держать не умела… Леди Даратея стала совсем ненормальная, никто от неё никогда не слышит ни смеха, ни шутки… всё время занята чем-то, работает, пока не падает с ног… ходит по они, а за ней аура гнева такая, что изолирующие перегородки лопаются, точно разбитое стекло. От неё даже консорты шарахаются… мама, наоборот, ни о чём серьёзном не говорит, какая-то беззаботно-радостная, водит к себе в покои мужчин десятками, а глаза пустые-пустые, будто и не видит их или кого-то другого на их месте видит… А недавно во время одного из уроков я ошиблась, и Раниэлю-Атеро едва удалось вернуть меня из изменения… Учитель залепил мне такую пощёчину, что меня отбросило к противоположной стене, и сказал, что если я тоже умру, он специально для меня изобретёт способ выпороть призрак… не шутил…

Слушаю эту сбивчивую исповедь, растерянно гладя её по волосам. Несу глупую успокаивающую чушь. Бред какой-то. Чтобы эль-ин так зацикливались на каких-то эмоциях? Что происходило здесь все эти годы? Ауте, о чём ещё мне не рассказали родители?

Зелёная чернота и золото крыльев смешались, заполняя зал беспорядочно мечущимися бликами, тёмные, как ночь, волосы окутывают наши склонённые фигуры невесомым плащом.

Виор уже не плачет, просто тихо вздрагивает, прижавшись ко мне. Чуть отстраняюсь. Виор запрокидывает лицо, удерживая не желающие останавливаться слёзы. Мягким прикосновением заставляю её вновь взглянуть на меня.

— Антея… ты… Ты не представляешь, каково это — наконец увидеть хоть одно нормальное, не потерявшее себя от горя существо! — Я с ироничной печалью приподнимаю уши, и на её юном лице появляется отражение того же невесёлого юмора. — Нет, тебе тоже плохо, но ты не любуешься своим страданием, не смакуешь скорбь, точно редкое блюдо! Ты не ведёшь себя так, точно все окружающие должны ходить вокруг тебя на цыпочках, щадя твои чувства, не требуешь делать тебе скидку, мириться с любыми твоими выходками. Ты… — Она хлюпает носом. — Ты…

— О да, я просто отрезала себя от всех и вся, не позволяя тем, кого люблю, приблизиться ни на шаг, опасаясь, что их участие сломает меня, доведёт до состояния безвольного комка боли…

Новые откровения тонут в очередной серии жалобных всхлипов. Нд-а… Раньше мне как-то не приходило в голову, как должно со стороны смотреться наше истеричное и эгоцентричное общество. Нет, я далека от мысли, что эль-ин могут играть на публику, но вот закатывать представления скорее для себя самих, нежели для окружающих, это пожалуйста. Если кто-то считает выход из депрессии предательством любимого человека…

Недоверчиво шевелю ушами.

Ну и ну. Всего триста лет покоя, и полюбуйтесь, во что мы превратились.

Как такое могло случиться?

Осторожно провожу рукой по спине Виор, поглаживая напрягшиеся крылья.

— Гнев и боль — тоже часть нас самих. Как и страх, и отчаяние, и даже ненависть. Все эти чувства имеют свой особый смысл, все необходимы для выживания. Нельзя просто отказываться от этих эмоций, разве ты не понимаешь?

Она дёргается, точно от удара.

— Но они отвергают всё остальное!

— Да. Когда боль слишком сильна… иногда единственный выход — погрузиться в неё, не замечать ничего другого. Так бывает. Но это путь на уничтожение себя и других. К сожалению, я осознала это слишком поздно. — Откидываю с её лба прядь тяжёлых, очень длинных волос. — Не нужно концентрироваться на своей обиде. Лучше подумай, что ты можешь сделать, чтобы изменить это.

— А что я могу сделать? Возвращать мёртвых запрещено и изменять живых насильно тоже!

Снова приподнимаю брови, копируя мимику Аррека.

— Ты воин в ранге Мастера, ты аналитик высшей квалификации. Ты — гордость, величайшее сокровище клана Дериул. Тебе доступно то, чего никогда не смогу достичь я. Подумай. Потом посмотри на ситуацию с иных точек зрения и ещё раз подумай. Используй то, чему тебя учили, наследница!

Её рот окрашивается кровью — острый белый клык больно прикусил нижнюю губу. Знакомая привычка, сколько раз сама так делала. Наклоняюсь, снимая солоноватые капли губами, ощущаю в её крови бурю эмоций и зарождающееся спокойствие аналитика. Ага. Кажется, кризис проходит.

Виор снова смотрит на меня, но на этот раз за безбрежной зеленью её глаз ощущается мощь незаурядного интеллекта, который наконец-то начинают приводить в действие.

— Я не такая, как ты. Нет больше таких, как ты. Ты не сметаешь препятствия со своего пути, как Даратея, не заставляешь других убирать их за тебя, как Раниэль-Атеро, не обходишь их и не игнорируешь… Ты просто… оказываешься на другой стороне, и как-то вдруг получается, что препятствия и не препятствия вовсе, а удобный трамплин для следующего старта.

Не могу не усмехнуться: вот так определение моего стиля работы с неприятностями. Слышали бы её сейчас умники из Конклава Эйхаррона!

— Ты только что дала классическое определение деятельности любой вене, дорогая.

— Но ты не любая вене! Ты особенная!

— Чем? Тем, что сохранила способность к глубинному изменению и в зрелом возрасте? Это наследственность, любая Тея так может. Что ещё я могу делать, кроме как танцевать? Нет, малыш, особенная ты. Это хорошо, что тебе достанется титул наследницы.

Аррек всё-таки прав, я совершенно не вписываюсь в рамки любого общества, даже общества эль-ин.

Юная Тея шевелит ушами, пытаясь со всех сторон обдумать мои слова и мельчайшие оттенки выражений, с которыми они были сказаны. Ах, какая эль-ин из неё вырастет, если дать этому ребёнку время!

— Ты не права. Точнее, права, но не в том смысле, в каком ты думаешь.

— Что есть смысл? Что есть правда?..

— Не играй сен-образами! Ты можешь сколько угодно наслаждаться прихотливостью различных языков и философским многозначием определений, всё равно ты делаешь то, что не под силу никому другому!

— Это извинение, чтобы ничего не делать самой?

— Нет!

Прерываю её взмахом руки:

— Закончим на этом.

Всё-таки не зря я столько времени находилась рядом с арр-Вуэйном. Кое-какие навыки в общении с истеричными детьми удалось приобрести. Немного поспорили на отвлечённые темы, и — гляди-ка! — девочка пришла в себя.

Ласточкой взмываю в воздух и без всплеска вхожу в зеленоватые воды бассейна. Это, конечно, не великолепная ванна в аррском стиле, но плавать в нём — одно из величайших наслаждений моей жизни. После полётов, конечно. С удивлением замечаю, что мне не хватает высоких волн океана, ощущения смертоносной бездны под собой. Допутешествовалась. Это всё Аррек с его дурацким пристрастием к солёным лужам! Ладно, если мне так уж хочется щекотать нервы присутствием большеротых чудовищ в собственной ванне, их всегда туда можно поселить!

Доплываю до противоположного края, стремительно разворачиваюсь, несусь назад. Движения чёткие, экономные, каждый мускул совершенно точно знает, что ему делать. Да, общение с Арреком определённо не проходит для меня даром. Ныряю, в несколько гребков достигаю дна, подплываю к внешней границе бассейна. Вода удерживается силовым полем, отражение света от поверхности бассейна выглядит совершенно по-особому. Устремляюсь вверх, выскакиваю на «сушу», активизирую набор осушающих заклинаний. Виор окидывает меня странным изучающим взглядом, ну очень напоминающим взгляд Раниэля-Атеро. Аналитик до мозга костей.

— Я не очень хорошо помню, что было до Эпидемии, но мне кажется, что за это время ты здорово изменилась, тётя Антея.

— Каждое мгновение меняет нас, Виортея-тор. Это аксиома. — Называю её официальным именем, чтобы подчеркнуть — разговор вышел из плоскости личных отношений.

— Ты используешь философию как оружие, причём обоюдоострое. — Это не вопрос, она просто рассуждает вслух.

— Согласись, это хорошее оружие.

— Философия — остановка жизни, небытие смерти. Ту замирает, ты выходишь за его пределы, за свои пределы, чтобы увидеть новый смысл. Это — высокое искусство. Не стоит так просто разбрасываться им направо и налево ради забавы или сиюминутного развлечения.

— Отсюда мораль?

— Морали нет. Просто меня раздражает лёгкость, с которой ты швыряешься заученными истинами.

— Меня тоже.

Она молчит, прищурившись и наматывая на палец длинную тёмную прядь.

— Ты плаваешь очень профессионально. Не для удовольствия, а так, будто от скорости и экономичности твоих гребков может зависеть жизнь.

Хмыкаю, вспоминаю милейшего монстрика, чуть было не пообедавшего нами с Арреком в неизвестном море неизвестного мира. Да уж, стимулов для ускоренного обучения у меня хватало.

— Вообще, в каждом твоём жесте, в походке и наклоне головы чувствуется та же выверенная экономичность, грация хищника, не желающего терять даром ни одной калории. В сочетании с импульсивностью и разорванностью движений вене это производит странное впечатление. Страшное.

— Это из-за ограниченной диеты. Сложно терять лишние калории, если не знаешь, когда в следующий раз удастся поесть.

— Знаешь, некоторые твои сен-образы не понимает даже Раниэль-Атеро.

Вот это заставляет меня замереть. В недоумении дёргаю правым ухом.

— Трудно поверить. Мои сен-образы — примитивные детские рисунки, наборы галочек и кружочков, не лишённые, правда, очарования. А принц-консорт Раниэль-Атеро может расшифровать любую информацию, он в этом лучший из лучших. Ты ошибаешься.

— Нет.

Внимательно разглядываю загадочно щурящегося аналитика. Моё новообретённое многогранное видение расщепляет образ, тысячи оттенков воспринимаемого складываются в тысячи смысловых узоров, чтобы тут же рассыпаться и сложиться в новые. Это азбука, это первая ступень обучения любого аналитика. Вот только я как-то умудряюсь воспринимать все точки зрения одновременно, сливая их в своём восприятии в целостную, непротиворечивую картину, не проводя границы между окружающим миром и собственным существом. Удивительное состояние, такое простое и столь естественное, что не могу не удивляться своей прошлой слепоте.

Она пытается произвести в моём сознании сдвиг. Надо признать, она преуспела. Только вот что же во мне изменилось?

— К чему этот разговор, Виортея-тор? С чего вдруг такой пристальный интерес к моей скромной особе?

— Ты считаешь, что интерес не оправдан?

— Я сыграла свою роль. Теперь события будут развиваться под контролем Матери клана.

— Возможно. — Она смотрит на меня изучающе. — Но согласись, наивно рассчитывать, что тебя совсем уж оставят в покое. Терять такой ресурс… Я бы на их месте ни за что не сделала такой глупости.

Напрягаюсь, удерживая готовые сорваться с языка вопросы и проклятия. Она делает лишь то, что я приказала, пытается мыслить как аналитик. Сейчас со мной говорит не Виор, несколько минут назад плакавшая навзрыд о своём потерянном детстве, а будущая наследница клана.

— У тебя есть что мне сказать?

— Нет. — Она задумчиво качает головой, — Не-ет, нет. Если бы они считали, что тебе нужно знать, они бы сами сказали.

Собираю всё оставшееся у меня терпение и киваю.

— Кстати, о них. — Многозначительно поглядываю в сторону пробивающихся сквозь стены лучей света. Шторм кончился, вскоре наступит местный эквивалент утра. — Они знают, где тебя демоны носят?

Она мгновенно теряет весь свой гонор крутого аналитика, с опаской поглядывает на светлеющий проём входа.

— Так я и думала. Что ж, если не терять больше времени, то, может быть, они так никогда и не узнают о нашей встрече.

Виор вскакивает, бросается к выходу. На полпути останавливается, подбегает ко мне, порывисто обнимает. Порыв ветра — и она уже уносится в светлеющие небеса, торопясь домой, пока её отсутствие не замечено. Усмехаясь, посылаю сообщение альфа-ящерам, чтобы пропустили путешествующего ребёнка. И ещё одно, для самой Виортеи. Маленькое напоминание о моих беспокойных соседях, о которых она, похоже, опять забыла. Подозреваю, это здорово придало девчонке ускорения.

Возвращаюсь назад, настолько погруженная в собственные мысли, что в буквальном смысле слова налетаю на Аррека, с видом архитектурного излишества подпирающего входной проём.

— Аут-те!

Потрясающе! Моё подсознание настолько привыкло считать этого человека частью меня, что даже не считает нужным предупреждать о его присутствии!

Резко отстраняюсь от него, пытаюсь уйти, но тут же оказываюсь в плену крепких мужских рук. Ну вот. Новый допрос. Да здравствует здоровый ночной сон.

Но вместо осторожных расспросов о виденной им только что сцене, дарай-князь выдаёт что-то странное.

— Знаешь, ты ведь действительно не позволяешь себе сосредоточиться на отрицательных эмоциях. Порой меня даже пугает стремительность, с которой ты выкорчёвываешь из своей души всё, что считаешь лишним.

Одариваю его яростным взглядом.

— Эль-ин ничего из себя не выкорчёвывают! Это люди борются сами с собой, мы лишь изменяем себя!

Его глаза холодны, как горные вершины, и столь же далеки.

— Ну да, ты просто… — Он пытается найти слова, которых не было и нет в человеческом языке, затем сдаётся и неумело производит на свет философский сен-образ. Исполнение ужасное, но я понимаю, что он хочет сказать.

Смягчаюсь, с улыбкой шевелю ушами, внося осторожные поправки в его произведение.

— Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на глупости. — У эль-ин есть старая поговорка: «Мужчины никогда не взрослеют». Трудно повзрослеть, если всерьёз думаешь, что будешь жить вечно. — Понимаешь, нужно сделать ещё так много, что я не могу позволить себе заниматься ерундой. Это слишком неконструктивно. Это требует времени.

— Великий Хаос, малыш, ты ведь совсем не боишься смерти.

Удивлённо поднимаю голову, смотрю ему в лицо. Откуда ощущение изощрённой пытки, прорывающееся через тактильный контакт? Я не привыкла к такой искренности со стороны Аррека. Что бы человек ни делал, что бы ни говорил, за всём — какие-то далеко идущие планы. Что же он задумал сейчас?

— Не надо, Аррек. Я понимаю, что ты не хочешь смириться с моим уходом, но… Мы пытались. Мы пытались справиться с последствиями туауте так часто, что даже мысль об этом вызывает дрожь. Не надо отравлять этим мои последние годы. Для эль-ин смерть и жизнь нераздельны, и это совсем не та жизнь и вовсе не то, что люди понимают под смертью. Всё гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд.

— Я не пущу тебя.

Вот упрямый осёл.

Ладно, попробуем подойти с другой стороны.

— Подумай о жизни. Подумай о радости бытия, об утончённом наслаждении каждым его мигом. Я рождаюсь и умираю каждое мгновение — нельзя допустить, чтобы хоть одно из них оказалось неполноценным. Не надо лишать меня гармонии с естественным ходом событий, позволь безмятежно жить, пока живётся, и бестрепетно умереть, когда требуется умереть. Это ту.

Сияющие пальцы на моих плечах сжимаются так сильно, что, наверное, оставят синяки. Безупречность его экранирования даёт щель, и я вдруг оказываюсь в круговороте его эмоций, его гнева. На какое-то ослепляющее мгновение становлюсь Арреком.

Ярость. Ярость от её непонимания, от её покорности, от этого дурацкого фатализма.

Господи, да как она может вот так запросто отказываться от борьбы, от сопротивления? Смириться?

Жизнь, жизнь, жизнь. Эта страсть, эта цель наполняет всё существование. Единственное, что важно. Жизнь и честь. Жизнь и достоинство. Жизнь. Что бы ни случилось — жизнь уникальна, жизнь неповторима, жизнь требует защиты и сохранения. Жизнь прекрасна. Прекрасны города на закате, прекрасен ночной океан, прекрасны сюрреалистические Небеса Эль-онн. Смерть есть смерть — мрак и ужас. Нет ничего прекрасного в том, когда время для тебя заканчивается, только вечное ничто. Бесконечное никогда. Недостижимость. Исчезновение. Потеря.

Мой разум в ужасе отшатывается от жутких перспектив, воспринимаемых им как само собой разумеющееся. Как… как он может жить, зная, что впереди ожидает… это?

Обвисаю в его руках, жадно хватаю ртом воздух, мои когти оставляют на сияющих плечах кроваво-красные полосы.

— Нееее-ет!!!

Он мгновенно закрывает свой разум,подхватывает. Моё оседающее тело… — Не надо, пожалуйста, не надо!

Это я тоже крикнула.

Какое-то время просто дрожу, пытаясь прийти в себя. Как столь прекрасное и столь ужасное могут уживаться в одном? Искрящаяся, полная света и музыки жизнь… и тут же рядом этот первобытный ужас, такой спокойный, такой привычный, такой отвратительный… А я удивлялась, что люди умудрились сохраниться как биологический вид! У бедняжек просто не было выбора. Кажется, я начинаю понимать, что они понимают под словами «воля к жизни». О, Ауте.

Сердито прижимаю уши к черепу, сверкаю острой белизной клыков.

— Не смей, слышишь? Атеист хренов! Не смей делать такое со мной, с собой. Не смей. — Теперь мой голос звучит совсем спокойно и очень решительно.

Он резко выдыхает, почти облегчённо. Похоже, последняя моя вспышка несколько выбила невозмутимого дарая из колеи.

— Кажется, у вас несколько иные представления о том, что происходит с человеком после смерти?

Ага, он произнёс это слово, причём не с отрицанием, а с неким, пусть и чисто познавательным, но всё же позитивным интересом. Прогресс.

— С человеком? А кто вас знает, придурков несчастных. Но вот с эль-ин… Слушай, ты воспринимаешь хоть что-то из того, что я говорю? Коллективный разум, сохранность всей информации… Куда, по-твоему, может исчезнуть личность эль-ин, если она вся внесена в матрицу Эль?

До него начинает доходить.

— Вы… остаётесь? Как часть Эль?

— Как часть Эль, как отражение в генетической памяти потомков, как духи и призраки, как тени Ауте, как… Души сливаются с… кто их знает, с чем они сливаются, но несчастными при этом вовсе не выглядят. А знал бы ты, сколько раз наши мёртвые начинали появляться из Ауте целыми толпами, неся то гибель, то спасение… Наконец, может капитально не повезти, наткнёшься после смерти на какого-нибудь беспринципного некромана, тогда вообще начинается та-акое веселье…

— Похоже, вы только после смерти и начинаете веселиться!

Я несколько озадачена бьющим из него сарказмом. Опять мы говорим на разных языках.

— Угу.

— Тогда скажите мне, моя леди… — в великолепно поставленном голосе отчётливо слышны приторно-вкрадчивые интонации, — почему же, если смерть у вас так… незначительна, почему вы так убиваетесь по своим погибшим?

Он что, действительно не понимает?

— Да потому, что они потеряны для нас, для оставшихся в живых! Смерть прерывает всё — это закон, выстраданный таким количеством крови, что даже мысль о его нарушении кощунственна. Любые прежние отношения с ушедшими запрещены, запрещены категорически. Войди сейчас сюда воскресший Иннеллин, мы бы и не взглянули друг на друга. Он потерян для меня, как и все остальные. Моя дочь где-то существует, в какой-то форме она есть, но мне нет места рядом с ней и никогда не будет. Это… это больно.

О чём он думает? Этот человек похож на темпоральную бомбу замедленного действия — гладкая, холодная поверхность, и никак нельзя узнать, что там внутри и от какого неосторожного слова, от какого бездумного действия эта штука рванёт. Потрясающе. Как я дошла до того, чтобы оказаться в чём мать родила в руках одушевлённой бомбы? Одна из загадок жизни, я полагаю.

Хватка на моих руках становится жёстче. Почему-то мне кажется, что весь этот разговор прошёл совершенно впустую. Дарай как был при своём мнении, так при нём и остался. Тем не менее его слова опять застают меня врасплох.

— Ну, раз уж ты так твёрдо вознамерилась «утончённо наслаждаться оставшимися мгновениями бытия», то я не совсем понимаю, как сюда вписывается решение избегать эмоционального контакта с родственниками. Даже мне видно, что это — изощрённая форма самоистязания. И ты действительно не должна проходить через всё одна.

Сукин сын!!!

Рывком высвобождаюсь, опять оставив на безупречном перламутре кожи длинные царапины. Отворачиваюсь, иду в спальню, резкими, сердитыми движениями одеваюсь. Хорошо, что ткань такая прочная, соизмерять мышечные усилия у меня сейчас нет ни малейшего желания. Аррек наблюдает за мной, прислонившись к дверному проёму.

Гад.

Глава 20

Крылом оттесняю арра в сторону, выхожу на террасу. Не оборачиваясь, сообщаю человеку, что сейчас мы направляемся в Дериул-онн, откуда меня проведут к Хранительнице Эвруору, а он останется под присмотром дражайших родственничков. Спиной ощущаю, что этот план у него восторга не вызывает, но всё-таки у человека хватает благоразумия промолчать. Срываюсь в полёт, несколько взмахов крыльев — и парящий в сиреневых туманах дом остаётся далеко позади.

На этот раз ветры оказались не мягким, поддерживающим бризом, а сметающим всё на своём пути ураганом. Нас подхватило яростным потоком и почти швырнуло к посадочной террасе клана Дериул. Врываюсь, крыльями расшвыривая попавшиеся на пути преграды. Дочь линии Тея в своём коронном утреннем настроении, разбегайтесь и падайте, кто не спрятался, я не виновата. Онн, видевший за долгие века своего существования немало таких вот вторжений, благоразумно пропускает меня прямо к Проходу в Ауте. Довольно просторное помещение в глубине дома полностью лишено украшений, в воздухе спутанным комком мерцает дикая, непонятно чем удерживаемая энергия. Это чистое безумие — держать рядом с собой маленький кусочек Ауте, наивно полагая, что возможно подчинить или приручить нечто подобное. Но у эль-ин бо-ольшой опыт по части безумия.

Раниэль-Атеро не обращает на моё шумное прибытие ни малейшего внимания. Лицо кажется потусторонним, нездешним, пальцы слегка подрагивают, манипулируя невидимыми силами. Мой гнев разбивается о его отрешённое спокойствие, оставив взамен благоговейное восхищение этой чуждостью. Чёрные, без малейшего проблеска света крылья парят по комнате рваными клочьями тумана, хрупкая фигура чётко очерчена на фоне бушующей фантасмагории Ауте.

Он прекрасен.

Минута проходит в тихой медитации над этим пугающим могуществом, пока наконец по его телу не проходит лёгкая дрожь возвращения. Глаза широко раскрываются, и свет их — тёмный сапфир, манящий и бархатный, как ночное небо, и столь же далёкий. В нём можно утонуть, в нём хочется утонуть, забыв себя, забыв обо всём. Раствориться в тёмном сиянии навсегда. Если когда-нибудь мне придётся схлестнуться в схватке с отчимом, ему не придётся сражаться. Всё, что он сделает, — это посмотрит на меня расширенными в предвкушении победы глазами, и получит бездумную, полную радостного восхищения рабыню. Так было и так всегда будет между мной и Учителем. Я слишком хорошо его знаю, слишком глубоко чувствую, чтобы питать какие-либо иллюзии по поводу нашего равенства.

— Антея. — Слова даются ему с некоторым трудом, часть разума всё ещё пребывает в единении с энергией Ауте. — Я думаю, что нашёл дорогу, по которой сможем проскользнуть к Эвруору. Придётся спускаться под Щит.

Механически склоняю уши в знак понимания. Вдруг приходит странная ассоциация — выражение лица Раниэля-Атеро напоминает мимику человека, получившего ударную дозу наркотиков. В принципе так оно и есть — какой наркотик может быть слаще абсолютной власти? Слаще искушений Ауте? Интересно, а как выглядит моё собственное лицо, когда я танцую?

Шелест крыльев, смех, похожий на звук разбивающегося стекла и столь же ранящий.

Стены комнаты подёргиваются туманом, всплесками далёкой энергии появляются одна за другой детские фигуры. Их пластика совершенно не поддаётся определению. Тонкие лица пусты и чужды, ауры могут свести с ума, если вглядываться в них слишком пристально. Даже с расстояния ощущаю непрерывное изменение в телах и разумах девочек-подростков, цветовая фантасмагория их крыльев больно ранит глаза. Каждую сопровождают закованные в невидимую броню, излучающие угрозу и смерть мужчины. Вене и с ними — стражи-Риани. Подкрепление прибыло.

Быстренько окидываю их взглядом. Пятеро вене, со мной и Раниэлем-Атеро семеро, и семеро же Риани. Партия для Погружения средней трудности, ничего необычного. Танцовщицы мне незнакомы, хотя нет, кажется, некоторых из них я помню ещё малышами. И кое-кто из воинов мне известен. «Высокий уровень» — очень мягкое определение для бойцов такого класса. Да, похоже, клан отобрал лучших для участия в этом безумии. Последняя мысль несколько успокаивает.

Посылаю приветственный сен-образ и вновь поворачиваюсь к отчиму, вопросительно приподнимая уши:

— Мама не летит?

— Нет. У неё несколько другие… планы.

— Ага. Ясно.

Это значит, что Мать клана занимается чем-то, о чём мне знать не полагается и что более важно, нежели присутствие у смертного одра лучшей подруги. Испытываю острое желание перевести в сен-образы кое-что из того, что люди называют ненормативной лексикой. Понимаю, что меня держат в неведении не потому, что мне не доверяют — упаси Ауте, мы же не люди, в самом деле, чтобы играть в глупые шпионские игры, — а потому, что так надо. И это «надо» вызывает всё большие и большие опасения.

Раниэль-Атеро вновь поворачивается к бушующей энергии, протягивает к ней руку. Под его тонкими пальцами волны излучений приобретают цвет тёмной бирюзы, сплетаются сложным рисунком, выгибаются, образуя портал. Ну, вообще-то это не портал, в нём и близко нет ничего от тех проходов, которыми пользуются дараи. Но на практике… как ещё назвать арку, ведущую из одного места в другое? Если бы ещё слово «место» имело хоть малейшие значение, когда его произносят в одном предложении с «Ауте»…

Вновь не могу оторвать глаз от Раниэля-Атеро. Слишком хорош, слишком утончён, слишком красив. Летящие черты лица, плавные линии тела — тем не менее никто в здравом уме и твёрдой памяти и на секунду не перепутает его с женщиной. Есть в нём что-то неуловимо мужественное, самодостаточное, подавляющие. Что-то, что заставляет даже мою мать опускать глаза и подчиняться.

Иногда.

Мы выстраиваемся в некое подобие боевого порядка: вене внутри, воины снаружи. Задача Риани — не подпускать к внутреннему кругу ничего, что могло бы нарушить концентрацию вене, в то время как они изменяют себя и окружающее. Та ещё задачка.

Четырнадцать пар крыльев взбивают воздух, четырнадцать тел зависают над полом. Раниэль-Атеро вдруг напрягается, его взгляд утрачивает туманную дымку, становится острым, присутствующим.

— Сейчас.

Портал выгибается, охватывает нас, окутывает ярко-синими сполохами. Погружение началось.

* * *

Проблема с Ауте в том, что никогда не знаешь, чего же от неё ожидать. Одни погружения проходят спокойно и безмятежно, точно утренняя прогулка. Из других невозможно вернуться по определению, как бы хорош ты ни был. Третьи представляют собой золотую середину.

Мы танцуем. Впрочем, танцем назвать это можно весьма условно. Семь фигур растворяются в изменении, полностью сливаясь со всем, что их окружает, полностью подчиняя себя, своё тело и разум происходящему. Невозможно сказать: «Вот это моё тело, вот кожа, вот граница, то, что вне, — это уже не я». Нет, я являюсь всем, что чувствую. И где-то глубоко внутри я знаю, что могу себя изменить. А если я — это всё вокруг, значит, я могу изменить всё вокруг. Так работают вене линии Тей. Что ощущают другие, не знаю. Но факт остаётся фактом: всё, что вене воспринимает, находится под её относительным контролем. Слово же «относительный» в применении к Ауте может принимать самые разнообразные значения.

Если бы я не знала о цели нашего путешествия, то могла бы решить, что мы просто летим в плотном, синеватом тумане, просто обычный полёт в Небесах Эль-онн. Крылья ритмично рассекают воздух, тела расслаблены, мысли безмятежны.

Признаюсь и каюсь: я уж было начала надеяться, что на этот раз всё обойдётся и мы беспрепятственно попадём в место назначения. Глупо, глупо. Едва я успела додумать крамольную мысль, как из тумана материализуются первые неприятности.

Свист рассекаемого воздуха, какой-то птичий, яростно атакующий крик. Четырнадцать размытых фигур, окутанных разноцветными сполохами крыльев, пикируют на нас из ниоткуда. Внешние круги, наш и их, моментально оказываются втянутыми в схватку, в какую-то фантасмагорическую дуэль стали и магии. Внутренний круг… Ну, вене тоже вроде как ведут «дуэль», только здесь оружием служит изменчивость и что-то ещё, для чего в человеческом языке нет и не может быть названия. Кто трансформирует противника во что-нибудь нежизнеспособное, а сам останется цел, тот и победил.

Это — одна из древнейших ловушек Ауте, но, надо признать, со временем она не стала менее опасной. Дать тебе в противники тебя самого, заставить сражаться с тем, что победить нельзя, потому что нельзя никогда. Как-то мгновенно две группы распались на отдельные пары, будто две дюжины близнецов сцепились в схватке посреди необъятного неба. Я вижу перед собой многоцветные глаза Антеи Дериул, её (моё?) нескладное тело движется в стремительном танце, точно лишённое костей, накручивая вокруг меня (нас?) спирали изменений. Где-то рядом пространство сотрясается от сумасшедших потоков информации и силы — два Раниэля-Атеро кружат друг против друга по сложной траектории, ведя битву, которую я (мы?) не в состоянии осознать.

Всплеск силы — Раниэль-Атеро решил, что развлечений для первого раза более чем достаточно. Точнее, это решили сразу два Раниэля-Атеро одновременно. Моё сознание грубо подхватывается им, почти насильно встряхивается и вставляется в паттерн общего, единого на четырнадцать существ разума, фокусом которого может служить лишь чётко выверенное мышление аналитика. То же самое происходит и с нашими противниками. Трудно драться с тем, кто может то же, что и ты, думает, как ты, и действует, как ты. Но у эль-ин в этом деле есть некоторая практика.

Единым порывом, смазанным взмахом две группы, два существа устремляются навстречу друг другу и… растворяются друг в друге. Мы-я встречается с другим точно таким же мы-я, на одно бесконечное, болезненно острое мгновение осознаю себя до конца, до последней тени в своём разуме, до спрятанной в самых дальних уголках мысли. Точно ветер в окно, давно закрытое — смесь боли, цинизма и наивности. И — всё. Конец. Мы-я распадается на четырнадцать соединённых невидимыми нитями существ, падающих из никуда в никогда.

С собой невозможно бороться. Нет, возможно, конечно, но вот победа даётся слишком дорого. Себя проще принять такой, какая есть. Но как это порой… грустно.

Свист ветра, шелест крыльев. Бирюза небес темнеет, наливается сначала яростным фиолетовым, затем бушующим пурпурным, затем затягивается тьмой. Лёгкий бриз сменяется шквальным ураганом, пространство вдруг отказывается укладываться в привычные представления, время сходит с ума, разрывая тело в разнонаправленных темпоральных потоках. Бесчисленное количество равновероятных возможностей открывается перед нами, но ни одна из них не ведёт к выходу.

— Шторм Ауте!

Н-да. Уж если неприятности, то Неприятности с большой буквы. И почему у меня никак не получается держаться золотой серединки?

Разум Раниэля-Атеро вдруг взмывает над нами, мягко обнимая всю группу, соединяя вене в единое Изменяющее поле. Тонкой, робкой строчкой математической формулы вспыхивает первая аксиома. За ней вторая. Третья. Из них строится Теорема. Из неё — следствие, и ещё теорема, и ещё. Формулы, графики, модели — тонким, тонким потоком тянется схематическое описание мира, Вселенной, законов физики, к которым мы привыкли, которые позволяют эль-ин существовать. Формулы выстраиваются в простейшую схему, одно увязано с другим, затем схема становится трёхмерной, пятимерной, двенадцатимерной… Бесконечно сложная пирамида значков и символов, помогающих нашему разуму осмысливать окружающий хаос, структурирующих его и через танец вене изменяющих его в то, во что мы верим. Поток математики — нарастает с каждой секундой, одна теорема опирается на другую, цифры, символы, символы, символы… такое может делать лишь аналитик, либо вене, пребывающая в танце: модель Вселенной, чтобы быть адекватной, должна не уступать по сложности самой Вселенной, а такой объём информации нормальному сознанию недоступен. Это похоже на гигантскую пирамиду, калейдоскоп, и всякий раз, когда где-то в глубине один из фрагментов меняет своё положение, полностью изменяется и весь рисунок, весь паттерн нашей теории.

Впрочем, для Раниэля-Атеро это легко, это почти развлечение, изящная логическая задачка, доставляющая ему наслаждение острое, на грани экстаза. Позволяю ему маневрировать в дебрях многовероятностной математики, полностью отдаваясь изменению. Волшебство. Ничто никогда не сможет сравниться с танцем, танцуемым с самой Ауте. Разум Учителя ведёт, задавая необходимые параметры, а моё тело изменяется, послушное его холодной воле, незаметно для себя изменяя и окружающее. Последняя теорема. Сложность и многофакторность связей просто запредельная, предпосылки, средства, следствия… Первая аксиома. Вторая. Третья. Всё. Созданная нами картина соразмерна и достаточно устойчива, чтобы позволить нам функционировать в её рамках. Обернув собственные логические построения вокруг себя наподобие ментального щита, устремляемся дальше.

Раниэль-Атеро запрокидывает голову и смеётся, ему вторит мой собственный радостный, безудержный крик. Воины-Риани бросают на нас косые взгляды, один из них ставит ухо в положение, отгоняющее безумие. Руки у него дрожат от пережитого ужаса. Лица девочек вене — безэмоциональные маски, пройдёт ещё не один год, прежде чем у них появятся чувства, которые эти лица смогут отражать. Сейчас у них вместо чувств — та математическая картина, которую создал гений Раниэля-Атеро. Не больше и не меньше.

* * *

Мои руки и крылья вдруг оказались прижаты к телу, что-то вздёрнуло меня вверх, в сторону, кокон паутины будто сам по себе накручивается вокруг неосторожной бабочки. В следующий момент блеск стали, свист клинка — один из воинов смахивает мечом путы, умудрившись снять все до последней липкие нити и оставить лишь один длинный, но тонкий и неглубокий порез на моей коже. Меня отбрасывают обратно во внутренний круг, под защиту клинков и крыльев Риани. Беззвучные, яростные броски, танец смерти и крови — воины уворачиваются от возникающих, казалось бы, из ниоткуда сетей, не позволяя ни одной нити достичь внутреннего круга. А вот и хозяин — нечто паукообразное, слишком стремительное, чтобы как следует ЭТО рассмотреть. Куча шипастых конечностей, паутиной и кислотой плюётся во все стороны. И… ну да, точно, перемешается во времени, как ему вздумается, плюс ментальная атака, плюс… Ауте, Ауте, ветреная ты наша леди, что же ты делаешь, о Милосерднейшая… Риани размазываются в воздухе, вспышка силы — и лёгкая чёрная пыль, оставшаяся от незадачливого чуда-юда, оседает на защитных щитах. А куда же без щитов? Разумеется, заклинание дикого огня уничтожает молекулярную структуру вплоть до атомных решёток, но, имея дело с Ауте, никогда нельзя быть излишне осторожным. Вот попадёт на тебя щепотка этакой «пыли», а через пару часов сам начнёшь плеваться паутиной и сосать кровь из кого ни попадя. За примерами далеко ходить не надо.

Незаметно начинаю танец очищения, особенно обращая внимание на участки тела, соприкоснувшиеся с паутиной, и то место, где меч Риани вспорол кожу.

Ну вот, мы уже почти на месте. То есть Раниэль-Атеро вырулил-таки к той точке не то пространства, не то времени, не то чего-то ещё, где Ауте будет угодно через пару минут устроить что-то вроде ворот, ведущих куда угодно. В прямом смысле. Забираешься внутрь, задаёшь хоть какие-нибудь координаты, и либо оказываешься на месте, либо бесследно исчезаешь в неизвестном направлении. Первое чаще, но второе тоже бывает. Тут уж как повезёт.

И…

Никогда, никогда, никогда не думай, что в Ауте ты чего-то достиг и что-то закончил, пока не окажешься в безопасности они и целители не скажут, что ты чист. Эту нехитрую заповедь любого Ныряющего каждый эль-ин знает почти на генетическом уровне, и лишь я одна продолжаю забывать с завидным постоянством. Вот и сейчас, едва я успела додумать ерунду вроде «почти на месте», как тут же грянули новые неприятности. Да уж, грянули… Грянул…

Музыка взвилась перекатами смеющихся нот, обняла нас, закружила, засмеялась, рассыпалась тысячью жемчужин, чтобы тут же воскреснуть. Он играет на флейте, а я не могу не думать, что, хоть это мой любимый инструмент, сейчас бы я предпочла что-нибудь вроде гитары или арфы, чтобы можно было услышать его голос…

Он сидит, облокотясь на столбик ворот, поджав одну ногу и небрежно откинув другую. Серебристо-зелёные волосы свободно обрамляют плечи, непослушными прядками падают на скулы, чуть развеваются на ветру. Свободная рубашка открывает безупречную линию груди, крутой изгиб шеи, под тканью чётко прорисовывается великолепное тело, полное сжатой в тугую пружину силы. Тонкие, изящные даже для эль-ин пальцы держат простую тростниковую флейту.

Музыка окутывает меня, мягким прикосновением ласкает кожу. Есть в этой ласке что-то от ласки дорогого меха — роскошь, мягкость, нежность и глубоко спрятанное, почти незаметное дыхание смерти. Волна жара устремляется по спине, захватывает всё тело, растворяет мысли. Меня нет, меня никогда не было. Музыка рыдает, излучая серебряный свет, музыка взмывает в вышину и, сложив крылья, падает вниз. Музыка шепчет до боли знакомым голосом сладкие глупости, музыка полна обещаний и воспоминаний о прикосновении холодного шёлка к разгорячённому в ночной темноте телу.

Музыка подхватывает нас, сминает всю защиту, кружит в хороводе своих мотивов, подчиняет своим ритмам. Как ранее изменения задавались математическими выкладками Раниэля-Атеро, так теперь они диктуются этой обольстительной, невероятно прекрасной хозяйкой. Раниэль-Атеро вначале пытается сопротивляться, но я радостно устремляюсь навстречу музыке. Неожиданная атака оттуда, откуда её меньше всего ожидаешь, достаёт даже непробиваемого Древнего, и я увлекаю за собой всех вене, а через них и всех Риани. Я растворяюсь в этом убийственно-сладком танце, в яростном экстазе изменения.

Он вдруг оказывается рядом, наши крылья сплетаются, губы ищут мои. Глаза, до этого закрытые, вдруг оказываются напротив моих, и, как и тысячу раз до этого, я растворяюсь в их полночной красоте, в сводящей с ума, затягивающей, нежной темноте. Темноте, которая много больше, нежели просто отсутствие света.

— Иннеллин…

Губы встречаются, сначала робкое, ищущее прикосновение, затем глубокий поцелуй, медленный, болезненно нежный. Мы открываемся друг другу заново, мы пробуем на вкус нашу любовь. Боимся, что это мгновение исчезнет, что его отнимут опять. Вот сейчас мы проснёмся, и останется лишь метаться в беспомощной ярости, проклиная весь мир, и себя, и законы, плакать и кричать, что это был лишь сон, ещё один сон, как и тысячи до него, как и миллионы, что будут после него…

Я пробегаю языком по его клыкам, запустив когти в густую зелень волос… и швыряю в него изменением. Швыряю знанием. Знанием, что ЭТО — не мой Иннеллин, что это даже не реконструкция, по какой-то прихоти сотворённая Ауте, это даже не фантом, созданный из моих воспоминаний. Это — маска, всего лишь маска, натянутая очередным чудовищем, чтобы обнаружить самое слабое звено в нашем построении. Маска, движимая одной целью — уничтожить. Безупречная, почти приросшая к лицу, но — маска. «Это» кричит, но мой рот заглушает крик, «это» бьётся, но мои руки намертво впились в его плечи, любовное объятие крыльев превратилось в смертельный захват. Я изменяюсь, и у этого существа в маске нет выбора, кроме как изменяться за мной, нет выбора, кроме как умереть. Ловлю его последнее дыхание, откидываюсь назад и, как ни страшусь этого, всё же успеваю увидеть, как тускнеют полночные глаза, как жизнь уходит из имплантанта, превращая его в обычный чёрный камень. Успеваю увидеть укор, и упрёк, и недоумение в его взгляде. И любовь, и доверие, и даже радость.

И благодарность. Маска. Прекрасная маска, рабыня невидимой мне внутренней сути, но, Ауте, как же любима мной эта маска и как я любима ею.

Тело в моих руках превращается в размытое облако зеленоватого света, растворяется. Как я ни стараюсь удержать его, продлить это последнее мгновение негаданной близости, оно уходит, уходит вновь, уходит навсегда…

Мой голос потрясает пустынные небеса, это крик смертельно раненного животного, крик, в котором нет ничего разумного или человеческого.

Сворачиваюсь в позу эмбриона, позволяю оказавшемуся рядом Раниэлю-Атеро подхватить обмякшее тело, закрываю глаза. Пусто. Больно. Сосредотачиваюсь на боли, на её знакомой тяжести, на режущем ощущении где-то под лопаткой. Стягиваю всё сознание в эту единственную точку, делаю её центром своего существования. Не отвергать боль, но принять её. Не наслаждаться ею, не упиваться собственной виновностью, а просто принять, расслабить мышцы, мысли, чувства. Медленно-медленно кулак, в который превратилось всё моё существо, начинает разжиматься. Медленно. Напряжение покидает сначала тело, затем душу.

Незаметно возникает ощущение того, что рядом океан. Запах соли, успокаивающее покачивание на исполинских волнах. Привкус лимона на губах. Прикосновение сияющей кожи, мягкое покалывание энергии, запах мяты, запутавшийся в волосах. Аррек…

Представляю безупречное лицо арра, его пальцы, не столь тонкие, как у Иннеллина, но куда более сильные, его спокойную уверенность, его ироническую улыбку. Создаю сен-образ этих воспоминаний, заставляя его обернуться вокруг меня вроде щита, как дараи оборачивают вокруг себя Вероятность.

Запах цветов. Чуть экзотический, тонкий, ни в коем случае не пряный. Запах ночных цветов, таких, что растут высоко в горах среди снежных проталин. Чуть морозный, чуть дразнящий, знакомый.

Открываю глаза.

Я сижу на холодном полу в неизвестном мне онн, пронизанном силой и смертью. В воздухе, в стенах — везде чувствуется знакомое присутствие Хранительницы. Итак, мы выбрались из Ауте.

Шаги совершенно бесшумны, но я, как всегда, замечаю его приближение. Поднимаю глаза, бесстрастно встречая спокойный взгляд темнейшей синевы. Раниэль-Атеро вдруг оказывается не за несколько шагов, а рядом со мной на коленях. Он подносит к моим потрескавшимся губам чашу с водой. Делаю несколько глотков и отклоняюсь, пытаясь разобраться, что же я пропустила.

— Остальные?

— Они не пошли с нами, а прямо из Прохода вернулись в Дериул-онн.

Понимающе склоняю уши. Нечего им тут делать.

Движение отзывается внезапным и оттого ещё более мучительным приступом головокружения. На застывшем, почти скульптурном лице Раниэля-Атеро отражается что-то вроде беспокойства.

— Тебе больно?

— Мне тошно.

Он остаётся недвижим, зная, что если я захочу продолжить, то сделаю это без понуканий.

— Самое мерзкое… Самое мерзкое, что я сделала бы это в любом случае… Понимаешь? Даже не будь он всего лишь личиной, даже не ощущай я за его прикосновениями безумной жажды крови, я бы всё равно это сделала. И дело тут не в законах, запрещающих нам быть с умершими, — какие, во имя Ауте, законы для вене? Я поставила политику, какие-то призрачные цели и абстрактные интересы выше любви. И я сделала бы это снова. Бездна милосердная, как я до такого дошла?

Чаша вновь подносится к губам, и я послушно делаю ещё один глоток, после чего приходится закрыть глаза и переждать очередной приступ дурноты.

— Давно мы здесь?

— Меньше минуты. Ты поразительно быстро восстанавливаешься.

Пытаюсь встать. Когти бессильно царапают стену, крылья приходится использовать в качестве костылей, но в конце концов мне всё-таки удаётся утвердиться на нижних конечностях. Так, теперь попробуем идти. После первого шага судорожно хватаюсь за злосчастную стену, после второго начинаю сползать вниз, но на третьем удаётся стоять более-менее прямо. Какой подвиг.

Раниэль-Атеро достаточно долго был рядом с моей мамой, чтобы не предлагать помощь. Умный Древний. Вздумай он играть в галантность, мог бы оказаться с расцарапанным лицом, в результате чего я, скорее всего, была бы размазана по полу. Вот будь тут Аррек, он бы непременно начал изображать из себя благородного рыцаря, протягивать руку, а то и вовсе предлагать себя в качестве средства передвижения. С другой стороны, от Аррека я уже не восприняла бы подобное как оскорбление. Ауте знает почему.

Хочу, чтобы он был здесь. Сейчас. Со мной. Это желание столь неожиданно и нелогично, что на мгновение замираю, пытаясь разобраться, в чём тут дело. Мне ведь вовсе не нравится Аррек, мне в нём не нравится ничего, кроме великолепного тела. И помощи от него в такой ситуации кот наплакал. И совершенно нечего человеку делать у смертного одра той, которую эль-ин приравнивают к богам.

Дивлюсь собственной нерациональности и тут же выбрасываю её из головы. Раниэль-Атеро откидывает занавес и отступает, придерживая вход открытым для меня. Судорожно сглатываю неизвестно откуда возникший в горле ком и вступаю в комнату.

Мы опоздали.

Полумрак окутывает всё милосердной дымкой, дымка похожа на какой-то потусторонний отсвет. Кто-то очень старался очистить ментальное пространство от любого тягостного «мусора», но всё-таки что-то такое в воздухе ощущается. Тяжесть. Неизбежность. Недоверие и, как ни странно, облегчение. Хозяйка этого онн рада была расстаться с жизнью, и преданный дом готовится следовать за ней в Вечность. Они оба так устали…

Мои ноги вдруг утратили гибкость, тело движется вперёд неравномерными толчками. Видение исказилось. Окружающее кажется каким-то далёким, точно я смотрю на картину, на изображение, не имеющее ничего общего с реальностью. Слышу чуть хриплое, прерывистое дыхание и с удивлением понимаю, что это мои собственные судорожные вдохи.

У дальней стены, окружённая тлеющими палочками изысканных благовоний и призрачным трепетом световых бликов, стоит кровать. Хотя правильнее будет назвать это ложем — слишком оно монументально. Чёрный шёлк покрывал втягивает и без того скудное освещение, заставляя угол казаться чёрной дырой, поглощающей всё, до чего может дотянуться.

Ну и ассоциации мне в голову приходят. Диагностично, правда?

Мы опоздали.

Это стало ясно, едва я ступила в комнату, но лишь сейчас я поняла это со всей отчётливостью.

* * *

Медитативный вздох. На негнущихся ногах приближаюсь к ложу.

Запах. Белоснежные цветы горной ночи, обманчивая невзрачность, прячущая пугающие в своей бесконечности глубины.

Чернота её кожи сливается с угольно-чёрными простынями, так что не сразу понимаешь, насколько хрупка затерянная в складках шёлка фигура, насколько она исхудала, насколько далеко от жизни успела уйти обладательница некогда сильного и лучащегося здоровьем тела. С туауте всегда так: однажды утром, вроде бы ничем не отличающимся от других, ты вдруг чувствуешь — всё. Отгорела. Отмучалась. Сил больше нет. После этого близким остаётся лишь бессильно смотреть, как остывают угли, медленно и мучительно.

На фоне этой полночной темноты особенно ярко полыхает золотое зарево: точно отрицая смерть и слабость, её волосы непослушным живым каскадом разбегаются по простыням, окутывают тающее болью тело, мерцают собственным, непонятно откуда взявшимся светом. Яростно-золотые волосы, краса и гордость хрупкой, невзрачной Хранительницы, знаменитый на весь Эль-онн Золотой Плащ Эвруору.

Комок в горле становится рельефным и осязаемым, к глазам вдруг подступает что-то подозрительно напоминающее слёзы. Сглатываю и то и другое, опускаюсь на колени, прижимаюсь щекой к обтянутой чёрным пергаментом руке. Когти, когда-то бывшие тёмными и блестящими, сейчас имеют нездоровый серый оттенок. До боли прикусываю губу. Не заплачу, не заплачу, не унижу её последние мгновения безобразной истерикой.

Усилием воли стараюсь удержать уши неподвижными. Нуору-тор, как ты могла…

Её голова медленно поворачивается в мою сторону, пальцы чуть вздрагивают, ласкающим движением скользят по моему лицу. Слаба, так слаба. Но глаза, встречающие мой затравленный взгляд, светятся всё той же силой, умом и бездонной синевой. Даже на пороге смерти она — Хранительница, воплощённая богиня, одушевлённая мудрость. Даже на пороге смерти она — самое потрясающее создание, с каким мне когда-либо приходилось сталкиваться.

— Тея.

Официальное обращение подразумевает, что сейчас последует приказ. На ум мгновенно приходят все маленькие несоответствия в поведении родных, все оговорки и странные взгляды, которые на меня бросали. Что-то сейчас будет?

И это что-то мне не понравится.

Склоняю уши в ритуальном знаке подчинения.

— Хранительница Эвруору-тор.

— У меня уже не хватит сил, чтобы привести в исполнение твой план, Антея.

Слегка сжимаю её ладонь. Зачем утверждать очевидное? У неё не хватит сил, чтобы просто встать, не говоря уже о полноценном танце изменения.

Смотрю в синие-синие глаза. Зрачки, тонкие вертикальные щёлки, обычные для всех эль-ин, вдруг вздрагивают, расплываются, закручиваются в спирали.

Меня оттеснили, мягко и безапелляционно отодвинули в сторону от контроля над собственным телом. Смотрю на происходящее, точно издалека, пассивная и равнодушная.

Волю выпили по капле.

Она тянет руку на себя, и я, то, что от меня осталось, послушно подаюсь вперёд, ложусь рядом. Осторожно обхватываю её крыльями, прижимаясь к хрупкому — Ауте, какому хрупкому! — телу, кладу голову ей на плечо. Тонкий запах цветов становится дурманящим, голова начинает кружиться. Провожу пальцем по тончайшему пергаменту кожи, по живому золоту волос. Это естественный запах её тела, столь же индивидуальный, как и она сама. Какие гормоны и катализаторы проникают сейчас в мой организм вместе со сложнейшими молекулами этого пьянящего запаха? Какие изменения они вызывают?

Её вторая рука ложится на мой лоб, и сознание ещё глубже проваливается в какой-то полусон-полуявь, наполненный теплом и темнотой. Камень, всё ещё непривычный и незнакомый, почти вибрирует в глубинах моего тела, странные потоки энергии протекают по нервным волокнам, кожа почти шевелится в очередном изменении. Но на всё это я смотрю как бы со стороны, с равнодушным и усталым любопытством. Поток силы проходит насквозь, и я плыву в нём, плыву в запахе диких цветов и холоде ночи, наблюдая, запоминая и не понимая ничего. Затем глаза закрываются, и мир проваливается в бездонную многоцветную тьму.

Просыпаюсь резко, как от толчка. Тело вздрагивает, глаза широко раскрываются, точка между бровей пульсирует в бешеном ритме. С минуту лежу неподвижно под её руками, пытаясь понять, что же со мной произошло, что изменилось. Постепенно сердце и дыхание успокаиваются, камень ощущаю близким, тёплым источником энергии.

Поднимаюсь на локте, склоняюсь к истончённым чертам Эвруору. Смотрю на неё сверху вниз, беззвучно крича о своём непонимании. Гнев, страх, раздражение — под наплывом чувств я забываю, что эта женщина умирает, почти умерла, что она слаба и беспомощна. Ага, как же, беспомощна! Даже сейчас насыщенная синева её глаз может сломить что угодно. Кого угодно. Хранительница до мозга костей. Хранительница до конца.

Лицом к лицу.

Глаза в глаза.

— Что вы со мной сделали?

Молчание.

— Какие изменения произвели?

Тишина.

— Что вы задумали?

Синие глаза закрываются.

— Вы всё поймёте в своё время, Тея-тор. А сейчас я устала. Ступайте.

Вот так. Аудиенция окончена, подданные могут удалиться. Аут-те!!!

Слетаю с постели, будто сдутая невидимым ураганом. Бросок к стене, разворот, бросок в другой угол, ещё, ещё. Мечусь по комнате загнанным зверем, воздух кипит от резких взмахов крыльев. Аут-те!

— Да провалитесь вы все в Бездну со своим временем! Это моё тело! Моё сознание! Моя душа! Сперва новый имплантант, теперь это. Как вы смеете! Как вы смеете изменять меня, даже не удосужившись спросить, хочу ли я этого?!

Она остаётся всё так же неподвижна и всё так же хрупка. Лишь сен-образ, которым она отослала меня, продолжает парить над кроватью. Ауте милосердная, как я отвыкла от всего этого за годы среди людей.

Сжимаю кулаки, медитативный вздох. Склонить уши в подчинении, бесшумно развернуться и выйти. Уже в коридоре меня догоняет сен-образ. Прощание, извинение и какое-то послание, с пометкой «открыть через три дня после мой смерти». Стою, беспомощно уставившись на эфирное творение, танцующее на кончиках моих пальцев. Затем вздыхаю, отправляю её письмо в глубины подсознания и посылаю к ней мой собственный образ. Его содержание можно примерно выразить словами: «Я люблю вас, Хранительница», но лишь примерно.

Поспешно бегу, не дожидаясь ответа. Храбрая, храбрая я. Могу биться с боевой звездой северд-ин, могу вальсировать на дипломатических игрищах дараев или бросать оскорбления в лицо полновластной Хранительнице Эль, но подведите меня к эмоциональному или этическому конфликту и вот — достославный воин постыдно покидает поле битвы.

Выбегаю на открытую террасу, жадно глотаю свежий воздух, пытаясь избавиться от приторного запаха горных цветов. Не получается. Запах здесь, на мне, во мне, в самой ткани моей реальности. Ауте, будь милостива к непутёвой дочери твоей…

Ударить. Бить, крушить, ломать… Желание уничтожить что-нибудь, сорвать гнев становится почти невыносимым. Смертные называют это «терапией». Эль-ин — самым глупым из всех возможных оправданий для убийства. Прямо сейчас я готова совместить одно с другим.

К сожалению, предполагаемая жертва, подвернувшаяся под руку, вряд ли возгорит желанием помочь мне выплеснуть напряжение. Раниэль-Атеро, медитирующий под сияющими облаками, одаривает меня спокойным, ну очень внимательным взглядом. Такого ударишь, как же. Потом он меня, конечно, воскресит. И извинится. Мамин консорт всегда потом извиняется перед своими противниками. Потом.

Один вид сухощавой фигуры отчима несколько остужает мой пыл. Этакое чернокрылое напоминание, что самоутверждаться за счёт других можно лишь до тех пор, пока тебе не дадут сдачи.

Но вот побыть немножко стервой мне никто не помешает.

Наверное, взгляд многоцветных глаз несколько более устрашающ, чем просто серых. Впервые в моей жизни Учитель уступает первым. Может, потому, что воротник его рубашки начал потихоньку дымиться от моего излишне пристального внимания.

— Если ты сейчас скажешь, что я всё узнаю в своё время, это закончится кровопролитием.

Мой голос удивительно спокоен, ни крика, ни придушённого яростью шёпота. Сто очков в мою пользу.

— Я позволю тебе избить себя чуть позже. — Мои уши непроизвольно опускаются в изумлении. Нет, дело даже не в том, что он безошибочно считал моё состояние и побуждения, он это всегда мог. Раниэль-Атеро действительно имел в виду то, что сказал. В самом прямом смысле слова. Бездна Ауте и всё её порождения! Что же они со мной сотворили? Почему я — Я! — до сих пор не смогла определить этого?

— Сейчас нам нужно торопиться в Шеррн-онн. Скоро Хранительница уйдёт, и тогда начнутся настоящие проблемы.

Это должно означать, что до сих пор мы видели лишь прелюдию. Закрываю рот, беру себя в руки и послушно следую за ним.

Послушная маленькая я.

Холод. Порыв ветра пронзает насквозь, до костей, промораживая, кажется, самую сущность моего естества. Замираю на месте, пытаясь понять, что происходит. Раниэль-Атеро удивлённо поворачивается ко мне, наклоном ушей спрашивает, в чём дело. Сканирую окрестности, затем ещё раз и ещё. Что-то не так, но что?

Отчим принимает оборонительную позицию, его крылья раскидываются защищающим щитом, чувства ищут возможный источник опасности. Но я вижу, что это всего лишь реакция на мою паранойю, сам он ничего опасного не ощущает. Какого…

Ещё один порыв ледяного ветра, точно дыхание смерти скользнуло по коже мимолётным таким напоминанием. Ласкающее, с оттенком садизма прикосновение чужой силы. В воздухе звенит глыбами бездонного льда издевательский смех. У меня в глазах темнеет от ужаса.

Он соткался из ниоткуда, фигура сияющей белизны и запредельного холода. Белая-белая кожа, белая одежда. Крылья, начисто лишённые цвета, грива серебристо-белых волос. На этом фоне особенно ярко выделяются глаза — фиалковые, чистые, с серебристыми искорками, танцующими вокруг вертикальных зрачков. Глаза эль-ин — первое, что замечают, когда смотрят на нас. Огромные, миндалевидные, без белков, глаза подчёркиваются геометрическим совершенством имплантанта. Но на этом бледном, аскетическом лице кажутся сгустком безбрежной воли, силы духа. Эссенцией холода, света и гнева. Тяжёлого, удушающего, подавляющего гнева.

Этот Древний ни по силе, ни по возрасту не уступает Раниэлю-Атеро. Но если отчим прячет свою сущность, как-то экранируется, не желая ранить других, то о новоприбывшем подобного сказать нельзя. Плотно охватываю себя крыльями, стремясь защититься от пронзительного холода, сжимаюсь в комочек, растворяюсь в окружающем, всеми силами показывая, что меня здесь вовсе нет. Нет и никогда не было.

— Раниэль-Атеро, какая неожиданная… встреча. — Его голос столь же холоден, как и внешний вид. Звуковые волны проходят по моей коже острыми кристалликами льда, нотки сарказма и угроз оставляют длинные кровоточащие порезы. Ауте, он ведь даже не пытается повредить нам, просто острит.

— Мои приветствия тебе, Зимний. — Голос Учителя спокойный, ровный, никакой, уши склоняются в вежливом приветствии. Ни угроз, ни иронии, ни особенной силы. Но именно этот демонстративный отказ бросаться в ответ огненными шарами и молниями и насторожил бы любого понимающего наблюдателя.

Зимний, Мастер оружия клана Атакующих, Первый клинок Эль-онн. До сих пор я лишь издали лицезрела легендарную фигуру. Честно говоря, вполне могла бы обойтись без подобной чести. Мой взгляд невольно скользит по безупречной белизне одежды, останавливается на рукояти меча. Рассекающий, одушевлённое оружие, не менее знаменитое, чем его носитель, и, по слухам, не уступающее ему по возрасту. Не ко времени приходит в голову мысль: этот клинок «он» или, как и Ллигирллин, при ближайшем знакомстве окажется Рассекающей? Вглядываюсь чуть пристальней. Не-е, определённо «он». О чём, вообще, я думаю?

— Как благородно, что вы пришли отдать последние почести столь безвременно покидающей нас Хранительнице. — Он подчеркнул слово «благородно», будто это неприличное ругательство.

Нет, то, что Древние умудряются проделывать со своим голосом, всё-таки несравнимо с жалкими попытками арров. Зимний ещё не сказал ничего особенного, а я уже всей кожей ощущаю опрокинутое на наши головы ведро помоев. Вот что такое «облить презрением».

— Благородно, — Раниэль-Атероперекатывает звуки на языке, точно пробует их на вкус, — Прекрасное слово. Я слышал, тот, кто однажды был благородным, уже никогда не сможет вытравить из себя привычку быть им до конца жизни.

Пристально смотрю на белоснежного воина. У меня создаётся чёткое впечатление, что я чего-то не понимаю. Сен-образы, которыми эти двое сопровождают свою речь, настолько не похожи ни на что виденное мной раньше, что и попыток не делаю в них разобраться. За словами скрываются слои и слои смысла, совершенно недоступного посторонним. Ясно, что Древние хорошо друг друга знают, так воспоминания и чувства сильны, что почти ощутимы физически.

Улыбку Зимнего нельзя назвать приятной. Хотя клыки у него великолепные.

— Ну, я очень стараюсь, признай.

Раниэль-Атеро как-то невесело шевелит ушами.

— Признаю, — и в голосе его лишь печаль.

— Прибереги свою жалость для тех, кто в ней действительно нуждается, Атеро! Видит Ауте, их много появится в ближайшем будущем!

Ярость, перекатывающаяся за словами, швыряет меня на колени. Но за яростью, за гневом, за силой, за смертью… где-то в глубине ледяных глаз таится надрывная, грызущая, до ужаса знакомая мне боль. Та самая боль, что пожирает твоё существо кусок за куском, пока не останется ничего: ни чувства, ни чести, ни воли. Закрываю глаза и обречённо склоняю голову. Ауте, будь милосердна к непутёвым детям твоим…

Отчим, должно быть, тоже это услышал.

— Этот путь не приведёт тебя никуда, takan moi. Месть сладка, но она не может повернуть ход событий вспять. Лишь увеличивает количество смертей в геометрической прогрессии.

Черты Зимнего искажаются в маске чистейшей ярости, уши откидываются назад. Я вжимаюсь в пол, безуспешно пытаясь прикрыться крыльями.

— Убирайся в Бездну со своей философией, taka mitari, valAter! Месть ничего не повернёт вспять, но она утоляет боль, и этого достаточно!

Раниэль-Атеро просто смотрит на Зимнего, и ярость исчезает, поглощённая неземным спокойствием. Так вода, пролитая в пустыне, втягивается в песок, не оставляя и следа. Но сможет ли песок поглотить океан?

— Утоляет боль? Вот как? — Теперь уже в голосе отчима позванивают далёкие нотки гнева. — И что, много боли ты утолил, глядя на её смерть? — Отчим кивает туда, где среди чёрных простыней и запаха цветов угасает золотоволосая жрица. — Доставляет ли это тебе удовольствие? Наслаждение достаточное, что стоило являться сюда смотреть на дело своих рук?

Я удивлённо поднимаю голову. Дело его рук? Разве убийца — не Нуору-тор?

Зимний отводит глаза.

— Ответь на вопрос, traidos valma! — Незнакомые слова давно забытого языка хлещут спокойной властностью. — Исцеляют ли её страдания твою боль?

— Нет.

Фиалковые глаза вновь встречаются с тёмно-синими, но в них нет ни сомнения, ни стыда.

— Но страдания людей исцелят.

— Ты уверен?

Голос Раниэля-Атеро тих и глух. Из них обоих будто выпустили весь гнев, все чувства. Осталась лишь усталость. Древние смотрят друг на друга, и я понимаю, что когда-то эти двое были очень близки. Только настоящая любовь может превратиться в такое горькое сожаление. Печаль, сожаление, нежность… Что Учитель имел в виду, когда говорил, что Зимний ответствен за смерть Эвруору?

— Да, я уверен.

Раниэль-Атеро безнадёжно качает ушами. Зимний говорит тихо, страстно, будто для него очень важно быть понятым:

— Драйоне была всем для меня, всем, понимаешь? Впервые за тысячелетия встретить женщину и не бояться её потерять. Не просто ещё одна ученица, ещё одна бабочка-однодневка из бесконечного ряда ей подобных, мимолётно пригревшаяся на твоей груди, чтобы назавтра исчезнуть навсегда. Жена. Спутница жизни. Друг до скончания Вечности. А они отобрали её. Убили. Уничтожили её и даже не поняли этого, походя, случайно, бездумно. Они должны ответить, должны заплатить. Я прослежу за этим.

— И попутно уничтожишь… сколько ещё ты уничтожишь таких, как она? Единственных? Особенных? Бесконечно дорогих для кого-то? Скольких ты затопчешь походя, случайно и бездумно?

Молчание длится бесконечно долго. Затем:

— Скажите, val Atero, takari Raniel, только скажите честно. Если бы тогда, во время Эпидемии, ваша ученица немного опоздала… Если бы она совсем чуть-чуть опоздала и не успела спасти Даратею, если бы вы потеряли вашу жену… Вам бы было дело до того, кого вы уничтожите, стремясь отомстить?

И снова молчание. Вязкое, плотное, тягучее. Молчание нависает над нами неподъёмными глыбами, давит на грудь, не даёт вздохнуть.

Ответ Раниэля-Атеро столь тих, что его почти невозможно услышать:

— Нет.

Затем громче:

— Нет. Но если ты получишь то, что хочешь, я рано или поздно потеряю Даратею. Сам ведь знаешь, что такое практика эль-э-ин. Обязательно возникнет ситуация, когда ей придётся пожертвовать собой. Пожертвовать ребёнком, который, возможно, будет моим. И даю тебе своё слово, я ни перед чем не остановлюсь, чтобы не допустить этого.

И в том, как это было произнесено, слышалась пугающая, нет, ужасающая решимость. Он придавал значение каждому слову. Ни перед чем. Для существа такого возраста и такой силы это могло означать… Скажите лучше, чего это НЕ могло бы означать?

Белоснежный воин чуть склоняет уши в понимании.

— Я не позволю так просто убить себя, val. И даже если вы сумеете убрать меня, остаётся Нуору. Её не остановить.

Лицо Раниэля-Атеро вдруг становится пустым. Страшным.

— Нуору, Пламенеющее Крыло… Зимний, как ты мог…

Шипение, сорвавшееся с бледных губ, скорее напоминает змеиное. Клыки сверкают даже на фоне абсолютной белизны его лица.

— Не говори мне о том, что я смог и смел! Кто ты такой, чтобы судить? Сколько твоих детей погибло на алтаре туауте?

Они ещё о чём-то говорят, но я уже не слышу.

Меня точно ударили по голове, жёстко и больно. Понимание пришло резко, грубо, все детали головоломки совместились в единое целое. Калейдоскоп изменил рисунок, и мир окрасился новыми цветами.

* * *

«За каждым женским решением стоит не утруждающий себя маскировкой мужчина».

* * *

«…Кое-кто воспользовался её болью, чтобы достичь своих собственных целей, умело подталкивая к последнему краю…»

* * *

«Единственное состояние, котором можно спровоцировать Ту-Истощение — последняя стадия беременности».

* * *

Ауте Многоликая, леди Бесконечности…

Чтобы атаковать Хранительницу, леди Нуору-тор должна сама ожидать ребёнка. Девочку. Ребёнка, которого она, без сомнения, сожжёт в туауте, как только займёт освободившееся после матери место. Этакая первая ласточка грядущей кровавой бани. Но сама бы она до такого не додумалась, Ауте, ни одна дочь до такого не додумается. Кто-то же должен был аккуратно заронить идею, проработать все детали исполнения. Кто-то должен был стать отцом в конце концов. Кто-то, достаточно древний, чтобы не обращать внимания на мелочи, вроде обязательных, закреплённый в генофонде моральных установок. Кто-то, настолько погруженный в собственную боль, что проклясть весь остальной мир и приложить усилия, дабы проклятие сбылось, для него лишь облегчение и боль.

…в мудрости твоей, защити неразумных детей твоих от самих себя…

В глазах темнеет, мир погружается в неразборчивый, фоновый шум. Точка обозрения медленно перемещается вверх — должно быть, я поднимаюсь на ноги. Рывок — я приблизилась к ним на шаг. Ещё рывок — окружающий мир вновь меняется, перспектива чуть искажается, две фигуры оказываются ещё на шаг ближе.

…в милосердии твоём, прими их, какие есть, и не дай им сотворить ужас больший, нежели способны они выдержать, не допусти…

Я оказываюсь между ними, спиной к Раниэлю-Атеро, глаза впились в несколько озадаченного этим вмешательством Ледяного лорда. Учитель испускает сен-образ, нечто среднее между «О, я безмозглый идиот!!!» и «Антея, девочка, пожалуйста, успокойся». Его рука замирает над моим плечом, не решаясь прикоснуться. Игнорирую. Сейчас для меня есть только Зимний, синева его силы, серебро его крыльев.

Тень изумления сменяется яростью. Бледные пальцы сжимаются на рукояти меча, губы напрягаются, готовясь произнести ритуальный вызов на дуэль. Отчётливо понимаю, что никогда ещё не была так близка к смерти, как в этот момент. Причём в его ненависти нет ничего личного, ничего, направленного против Антеи Дериул. Гнев Древнего вызван моими глазами, многоцветием камня, сияющего во лбу, запахом ночи и гор в моих волосах. Что бы там ни сотворили со мной мама и Эвруору, Зимний вычислил это мгновенно и его реакция однозначна: «Убить!»

Но мне, если честно, наплевать, что он думает. Наплевать, что он планирует. Меня несёт на волнах чистой ярости, какой я не испытывала даже после смерти Иннеллина. Весь организм, всё моё существо оказалось подчинено одной эмоции, и существо это сейчас очень недовольно.

Рычание зарождается не в горле — где-то в районе желудка, вибрирующими волнами поднимается наверх, вырывается наружу, заполняет всё вокруг. Раниэль-Атеро шарахается назад, держа на весу сведённую судорогой руку, Зимний останавливается на середине ритуального вызова, в голубизне его глаз, в этом бездонном море гнева и боли, появляется слабая искра искреннего недоумения.

— ЭТО ТВОЯ ДОЧЬ!

Я всё вложила в этот сен-образ.

Ловлю его последнее дыхание, откидываюсь назад и, как ни страшусь этого, всё же успеваю увидеть, как тускнеют полночные глаза, как жизнь уходит из имплантатпа, превращая его в обычный чёрный камень.

(Иннеллин, любимый…)

«Ты маленькая, безмозглая дура! Ты убиваешь не только своего ребёнка, ты убиваешь ЕГО ребёнка!»

(Папа, как же ты был прав.)

«Я не пущу тебя».

(Аррек, ну почему ты не хочешь понять, что уже ничего нельзя сделать?)

На фоне этой полночной темноты особенно ярко полыхает золотое зарево: точно отрицая смерть и слабость, её волосы непослушным живым каскадом разбегаются по простыням, окутывают тающее болью тело, мерцают собственным, непонятно откуда взявшимся светом.

(Хранительница Эвруору-тор, как же так?)

(Виор, не плачь так, девочка.)

(Мама, что же ты делаешь?)

* * *

Всё, всё, что накопилось во мне за последние пять лет, всё, что зрело подспудно, не допускаемое не то что в сознание, даже во сны, — всё это выплеснулось единым потоком, спаянное в неразделимый клубок гнева. Камень между бровей вспыхивает острой болью, по телу от его многоцветной пульсации прокатывается крупная дрожь. Океан энергии, безбрежный океан силы, знания, памяти, поднимается на поверхность насильно вживлённого в меня древнего минерала, заливает моё сознание, захлёстывает всё вокруг изменчивым потоком. Сила чуждая, и в то же время моя, более моя, чем это возможно описать словами. Спутанный комок эмоций подхватывается этой силой, мгновенно структурируется в сен-образ огромной сложности, наливается энергией, резкостью, точностью…

…и швыряется в стоящего передо мной эль-ин.

Лишь мгновение спустя понимаю, что это смертельный удар. Что от такого не спастись, не закрыться, что ТАКОЙ сен-образ просто размажет по стенке любого, оказавшегося на пути. Тонким-тонким слоем.

И совершенно ничего по этому поводу не чувствую. Это белобрысое чудовище там, напротив, хладнокровно спланировало смерть своей собственной дочери. А также матери своей дочери и её матери тоже. И всё это — через ужас туауте. Плевать, что он — один из Древнейших, что он уникален, прекрасен, великолепен. Плевать, что он друг моего наставника. Плевать, что он дышать не может под грузом своей боли. Сейчас я хочу его смерти. Я очень-очень этого хочу.

Время остановилось. Медленно-медленно, со скоростью мысли, сен-образ летит к белоснежной фигуре. Медленно-медленно выгибаются вперёд его крылья, образуя непроницаемый щит, подобного которому я ещё не встречала. Куда уж там Вероятностным потугам дараев.

Ломкий звон бьющегося стекла — сен-образ встречается с его щитом. Время срывается с цепи, пространство темнеет. Сияющая белизной фигура даже не дрогнула, лишь голова его откидывается назад, как от пощёчины.

Три удара сердца. Медленно-медленно Древний поворачивает ко мне бледное лицо. Поднимает руку, проводит ею по длинному, глубокому порезу, украшающему правую щёку. Неверяще смотрит на окрашенные алым пальцы.

Красная кровь на белой щеке. Золотые волосы на черноте простынь. Синие-синие глаза.

Он не погиб, но он ощутил этот образ. Он прочувствовал, пережил, прострадал всё, чем я в него швырнула. И даже не пошатнулся.

…милосердная госпожа наша, прости нам всё, что в слепоте нашей делаем мы идущим по Ту рядом с нами…

Судорожно дышит Раниэль-Атеро.

Пальцы Зимнего пачкают кровью белоснежную рукоять меча. Свист извлекаемой из ножен стали.

Океан чувств вновь поднимается во мне, запах белоснежных цветов ударяет в ноздри. Бесконечно изменчивые глаза встречаются с льдисто-фиалковыми, и в них лишь пустота. Непонятно как оказавшаяся в моей руке кинжал-аакра поднимается в ритуальной позиции. Ещё одна, точно такая же, сжимаемая бледными пальцами невообразимо древнего существа, очерчивает плавную окружность. Раниэль-Атеро напрягается за моим плечом несокрушимой скалой, его силы, до сих пор сдерживаемые тысячелетним самоконтролем, разливаются в воздухе холодной темнотой открытого космоса.

Три удара сердца. Три бесконечных, безумно долгих удара сердца.

Что-то меняется в фиалковых глазах. Какое-то чувство, не боль, и не гнев, и даже не удивление, мелькает на лице, чтобы тут же исчезнуть.

Плавным, невыносимо грациозным движением Зимний опускается на одно колено. Голова склонена. Крылья отведены назад. Обнажённое оружие ложится к моим ногам.

Поза подчинения.

Одним слитным движением преодолеваю расстояние между нами, прикасаюсь к его лбу, пачкая пальцы в крови, отшатываюсь.

— Убирайся. Вон отсюда, сейчас же, пока я ещё могу себя контролировать.

Сама не узнаю собственный сдавленный хрип. Зимнего точно ветром сдуло. Впрочем, скорее всего, так оно и есть. Я настолько выбита из колеи, что даже не замечаю, как силы имплантанта оставляют меня, как исчезает давящее присутствие Раниэля-Атеро. Стою, не зная, куда девать аакру.

По социальным законам эль-ин, я гораздо выше Зимнего. Женщина, наследница второго по старшинству клана, вене… Но чтобы Первый клинок Эль-онн склонился перед сопливой девчонкой? Да он с Хранительницей Эвруору ограничивался в лучшем случае вежливым наклоном ушей! Что же всё-таки здесь только что произошло?

Машинально слизываю кровь с пальцев. Электрическая волна энергии ударяет в язык, пронзает насквозь всё тело. Аут-те. Отправляю всё приобретённое в нескольких каплях древнейшей крови знание в глубины подсознания. Позже разберусь.

— Антея? — Голос Раниэля-Атеро звучит несколько неуверенно. Мои плечи напрягаюгся, медленно поворачиваюсь к нему.

На его лице написано некоторое беспокойство.

— Малыш, ты в порядке?

Отвожу руку и смачно, со всей силы впечатываю кулак в эти безупречные черты. Его голова откидывается назад, совсем как у Зимнего несколькими минутами раньше. Губы разбиты в кровь, тонкая алая дорожка сбегает вниз по подбородку. Пинаю его ногой в лодыжку и, когда лишённое опоры тело падает на колени, ещё раз бью в лицо. Всё происходящее кажется далёким, нереальным. Это я — Я! — сейчас избиваю существо, которое всегда считала равным Богу. И это происходит на пороге дома, где умирает Великая Хранительница. Бред.

Впиваюсь пальцами в его подбородок, поднимаю лицо и стараюсь встретиться взглядом с этими синими-синими глазами. Голос мой пугающе спокоен, слишком спокоен.

— Что вы со мной сделали?

Молчание.

Ещё один удар.

— Что я теперь?

Молчание.

В бессильной ярости отталкиваю его от себя, бросаюсь в одну сторону, в другую. Замираю на месте, продолжая глядеть ему прямо в глаза. Фигура Учителя всё так же коленопреклоненна и так же спокойна.

— Значит, ещё одна ученица. Ещё одна бабочка-однодневка в бесконечном ряду ей подобных. Одна из тех, кого можно вырастить, научить, а затем смотреть, как они умирают, утончённо смакуя свои благородные страдания.

Молчание.

— Сколько их было? Сколько было у тебя таких учениц? Я? Виор? Юные создания, глупые, неразумные. Такие, с кем можно не считаться? Кем можно манипулировать, управлять, как вздумается вашей древнейшей светлости, кем можно и пожертвовать, если ситуация будет того требовать?

Молчание.

— Сколько твоих детей погибло на алтаре туауте? Сколько, vai Atero, takari Ranie!

Он вздрагивает. Реакция наконец-то.

— Неужели мы значим для вас так мало? Неужели можно вот так, походя, уничтожить три жизни, осквернить самое святое? Вот так глупо, ради мести!

Мой голос, спокойный, ясный голос, предательски срывается. Стена дома перед глазами расплывается, ноги подкашиваются. Раниэль-Атеро вдруг оказывается рядом, его руки подхватывают моё оседающее тело, прижимают мою голову к своему плечу. Какой дурацкий жест. Аррек тоже всё время делает это именно так. Может, мужчины перед очередной инкарнацией проходят краткий курс «Как обращаться с падающей к твоим ногам дамой»? С них станется.

Издаю яростный, высокий крик, выпускаю когти. Бьюсь пойманным зверёнышем, кусаясь, царапаясь. С тем же успехом можно было бы сражаться с горой. Да нет, с горой проще, на ней бы хоть царапины остались, а на этом всё заживает едва ли не быстрее, чем я успеваю наносить удары. Сражаться с океаном — такая аналогия будет точнее.

Наконец затихаю в его руках. Древний ниже меня, но почему-то всегда кажется таким большим, таким надёжным. До крови закусываю губу, сотрясаясь от раздирающих изнутри противоречивых эмоций.

Самое мерзкое даже не в том, что я вовсе не сержусь на Учителя, а в том, что он это прекрасно понимает. Я просто воспользовалась первым подвернувшимся под руку, чтобы сорвать гнев, боль, чтобы избавиться от отвратительного знания, что никто ни в чём не виноват.

Все здесь в какой-то степени жертвы, а в какой-то палачи. Мерзко.

Он шепчет, волны выдыхаемых прямо в кожу звуков проносятся по телу успокаивающими тёплыми волнами:

— Вы значите для меня всё, малыш. Всё. Ты и твоя мама — для вас я сделаю всё.

Напрягаюсь, чтобы тут же расслабиться под его успокаивающими прикосновениями.

— Ashhe, ashshsh-sh-e. Тише, малыш. Valina a moi. Всё будет хорошо.

— Valina — это ученик?

— Да. A val — учитель. Тише. Всё будет хорошо.

И почему им всем так нравится слово «тише»?

Если он ожидал, что я разревусь на его плече, жалобно хлюпая носом и бормоча что-нибудь бессмысленно-детское, то был серьёзно разочарован. С минуту остаюсь неподвижна под защитой его рук и крыльев, затем отстраняюсь, выскальзываю на волю.

— Надо лететь. Совет, должно быть, уже собрался в Шеррн-онн.

Он хочет что-то сказать, но затем просто кивает на человеческий манер. Мудрый, мудрый Древний. Срываемся со злополучной террасы и устремляемся ввысь, туда, где свободно парят бесчисленные ветры Эль-онн. Оборачиваюсь, бросая последний взгляд на растворяющийся в облаках они.

Хранительница Эвруору уходит, и вместе с ней уходит целая эпоха. Эпоха безудержной радости, свободной любви и кровавых поединков. Что же придёт на смену этому странному времени?

Прощайте, Эва.

Прощайте.

Глава 21

Крутой разворот на кончике крыла, стремительное пикирование, крылья мягко гасят скорость. Прибыли.

Шеррн-онн — не просто обиталище первого из кланов. Хранящие, если смотреть объективно, далеко не самый многочисленный и не самый сильный клан Эль-онн, их Дом мог бы быть и поскромнее. Но Шеррн-онн — это ещё и центр общественной жизни эль-ин, то, что люди назвали бы столицей. Сотни раскидистых деревьев величаво плывут в кристально чистом воздухе, сплетаясь ветвями и корнями, образуя живой, неповторимый, вечно меняющийся рисунок. Где-то там, в глубине, есть источник энергии, не уступающий по мощности небольшому солнцу, в полых стволах скрываются запасы самых различных веществ и живых тканей, от банальнейшей воды до уникальной коллекции генетического материала. Не говоря уже об информации и магических артефактах. В истории эль-ин бывали времена, когда весь народ собирался в этом самодостаточном городе-замке и тысячелетия проводил внутри, отражая непрерывные атаки со всех сторон. Если и есть место, которое можно назвать сердцем Эль-ин, то оно здесь, в Шеррн-онн.

Беззвучно приземляемся на одну из дальних террас, тщательно складываем крылья. Меня вдруг ни с того ни с сего начинает волновать состояние моей причёски и количество дыр на одежде. Разгуливать растрёпанной по Шеррн-онн — это одно, а вот заявиться сюда некрасивой…

Раниэль-Атеро повелительным жестом останавливает мои жалкие потуги, несколькими отточенными заклинаниями приводит всё в порядок. По коже вдруг начинают струиться живые, пронизанные золотом и цветом узоры. Выгибаю шею, пытаясь рассмотреть, что он там нафантазировал. Штаны, выданные мне в Эйхарроне, стали гораздо короче и плотно охватывают бёдра, демонстрируя все до последней косточки, все изгибы тела. Строгая золотистая курточка превратилась в коротенький топ, едва прикрывающий грудь и не оставляющий практически никакого места фантазии. По моему собственному глубокому убеждению, моё тело не настолько хорошо, чтобы выставлять его напоказ, особенно после изматывающих приключений последних дней, но в исполнении Раниэля-Атеро наряд смотрится очень даже ничего. А я в нём кажусь почти хорошенькой.

По белоснежной коже, присущей истинным Теям, струятся, текут, переливаются всеми оттенками золота живые драконы. Намёк на моё смешанное происхождение? На высокое положение, которое я занимаю среди представителей других рас Эль-онн, в особенности среди выходцев с Ауте? Странно. Обычно Раниэль-Атеро умудряется изящно игнорировать факт, что я вообше-то не его дочь. Если сейчас он решил столь утрированно этот факт подчеркнуть, значит, на то имеются чертовски веские причины.

Учитель обходит вокруг меня, досадливо морщится. Взмах руки — и ткань одежды полностью меняет свою текстуру. Теперь это уже не тусклое золото, а то же изменчивое многоцветие, что переливается у меня во лбу. При ближайшем рассмотрении обнаруживаю, что ту же расцветку приняли глаза оплетающих плечи драконов и даже моя верная аакра. Алебастр, золото и изменчивость. Слишком броско. Ловлю себя на мысли, что мне будет недоставать классической утончённости жемчужно-серого.

Раниэль-Атеро отступает на пару шагов, окидывает меня взглядом художника, довольного новорождённым шедевром. Воздух сгущается вокруг, образуя изогнутое зеркало, и я замираю, удивлённо рассматривая странное, незнакомое существо в его глубине. Высокая, дивная, сильная. Волшебная. Да, именно волшебная. Когда отчим умудрился применить глемуар так, что я не заметила?

Поворачиваюсь к нему, и моё дыхание перехватывает где-то в горле. Раниэль-Атеро не стал особенно менять ни одежду, ни причёску, они у него и так всегда безупречны, но абстрактные узоры, асимметрично разбегающиеся от одной из бровей всеми оттенками синего, удивительно изменили его и без того прекрасное лицо. Потрясающе.

Сен-образ преклонения перед чужим мастерством награждается тенью улыбки и аристократическим наклоном ушей, одна рука протягивается ко мне в приглашающем жесте. Двумя стремительными тенями несёмся в сплетении туннелей.

Воздух проникнут тревожным ожиданием и неопределённостью. Возбуждённые сен-образы спешат доставить бесчисленные сообщения, передать приветственные улыбки или завуалированные оскорбления. Их хозяева переливаются всеми цветами радуги, а также теми, которых в человеческом спектре нет и быть не может. Волосы, кожа, крылья, глаза — самые невероятные сочетания расцветок, самые сногсшибательные стили. Удивительно, но это беспорядочное роение отнюдь не режет глаз, а, напротив, создаёт впечатление соразмерности, гармонии. То, что на первый взгляд кажется растревоженным муравейником, на самом деле пронизано скрытым смыслом и чётко структурировано.

Стремительнейший поворот, вверх, буквально на палец разминуться с летящими тебе навстречу сизокрылыми заклинателями линии Бедар, ещё один поворот, вперёд по пустынному туннелю, глубже в недра онн. Наконец приземляемся в небольшой комнате, чем-то напоминающей малые гостиные Эйхаррона. Стук высоких каблучков — входят великолепнейшая Вииала и окутанная тенями и блеском алмазов Даратея. Моё тело вдруг само бросается вперёд, расстояние исчезает, будто его и не было, и я нахожу себя в бережных объятиях Аррека. Знающая ухмылка мамы заставляет в смущении спрятать лицо. Ну да, я помню, я должна всё ещё дуться, но, во имя Ауте, как же мне хотелось, чтобы в течение последних часов он был рядом!

Отступаю, окидываю его взглядом. Кто-то определённо взял шефство над гардеробом человека, и, судя по всему, этим кем-то может быть лишь Вииала. Стиль, знаете ли, чувствуется. Всё те же обтягивающие чёрные штаны и сияющая чёрным шёлком свободная рубашка, но какова разница! Что-то в линии бедра, в полоске перламутровой кожи, выглядывающей из-под воротника, заставляет тело казаться более обнажённым, чем если бы на нём не было одежды вообще. Аррек всегда был потрясающе красив, но теперь в этой красоте появился какой-то неуловимо-чувственный, будоражащий оттенок, помимо воли пробуждающий грешные мысли в любом существе женского пола, случившемся рядом. Может, нам не стоило столь бездарно тратить недавнюю ночь на сон?

Судорожно сглатываю, поспешно отвожу глаза. Против воли к щекам приливает краска, и понимающий смех Вииалы совсем не помогает справиться со смущением.

Аррек мягко отстраняет меня на расстояние вытянутых рук, внимательно оглядывает. В стальных глазах с круглыми зрачками светится что-то странное, смесь потрясения с восхищением. Что такое? Разве он, Видящий Истину, не понимает, что это всего лишь глемуар, иллюзорное заклинание, наложенное отчимом? Человек осторожно, точно чего-то опасаясь, проводит кончиком пальца по моей ключице, по спине пригревшегося там дракона. Ящерица, которой вроде как полагается быть нарисованной, благодарно изгибается, прикрывая веками сияющие глазищи. Прикосновение посылает волны тепла, цвета крылатых созданий, оплетающих плечи, становятся на порядок интенсивней. Где-то в груди зарождается довольное кошачье ффр-р-р-р, всем телом подаюсь вслед за его рукой. Затем всё-таки отступаю, вспомнив о важности момента.

Дарай осторожно потирает палец, точно он ощутил нечто большее, чем моё тепло. В принципе так оно и должно быть, с его-то по-аррски обострённой чувствительностью к прикосновениям.

Так, мне нужно отвлечься, причём срочно, иначе все жизненно важные проблемы окажутся отосланными куда подальше, а наследница клана Дериул отправится справлять медовый месяц. Старая, как небо, истина: хочешь избавиться от женщины, подари ей нового мужа. Эффект потрясающий, проверено поколениями эль-ин.

Возвращаюсь к остальным. Мама полностью отключилась от происходящего в руках Раниэля-Атеро. Началось это, должно быть, как передача информации, но сейчас скорее напоминает медленный, очень личный танец, под музыку, которую слышат только двое. Горло перехватывает при виде болезненной нежности, с которой его руки прикасаются к её волосам. Мне вдруг становится ясно, что он испуган. Что он до умопомрачения, до дрожи боится потерять её. Что после зрелища разрушительной агонии Зимнего ему просто физически необходимы эти прикосновения, это молчаливое заверение, что вот она, здесь, никуда не исчезла и не собирается исчезать.

— Г-хум, — звук прочищаемого горла нарушает идиллию. Мама отлетает от Раниэля-Атеро, точно обжёгшись, виновато смотрит на картинно подпирающего собой дверной проём отца. Отчим улыбается ну-очень-пакостной-ухмылкой и демонстративно кладёт руку ей на талию. Папа издаёт нечто вроде тихого рычания.

Устало возвожу глаза и уши к потолку. Опять. Невероятно. Эти трое вот уже столетие как представляют собой единое целое, и им до сих пор не надоело устраивать сцены по любому возможному поводу. Или без повода. Причём всё на полном серьёзе, мужчины на самом деле дико ревнуют, Даратея и правда мучается, разрываясь между ними. Нет, наверно, есть что-то ужасающе скучное в бесконечной жизни, вот они и ищут развлечений такими… экстравагантными способами.

Аррек с интересом наблюдает за представлением, я же имела счастье лицезреть подобное множество раз. Беру его за рукав рубашки, тяну в направлении выхода. Вступаем под своды очередного туннеля, лучи золотистого света ложатся на кожу стремительно скользящими пятнами.

— Если я правильно понял: всё не так просто, как хотелось бы?

Скупо киваю. Не думать сейчас о Эвруору, не плакать, не мучаться. Для всего этого будет время. Когда-нибудь потом.

— И что теперь?

Коротко и благодарно сжимаю его ладонь. Спасибо, что не стал расспрашивать о деталях. Вряд ли бы я это сейчас выдержала.

— Теперь будет собран Совет Эль-онн. В принципе он уже собран, я чувствую присутствие почти всех кланов, а вот представителей других рас, не связанных так или иначе кровными узами, мягко, но решительно выставили на пару дней. С минуты на минуту Хранительница уйдёт, и будет избрана новая.

— То есть здесь сейчас собрались все Эль-ин?

— Все? Ауте, нет, конечно. Примерно десятая часть. Разве можно собрать ВСЕХ в одном месте? А что, если кто-нибудь уронит на Шеррн-онн темпоральную бомбу? Это же будет полное уничтожение расы. Нет, по крайней мере, один представитель каждой линии остался дома, таковы правила. Вы ведь не привезли с собой Виор?

— Нет, девочка осталась дома. Это даже не обсуждалось.

— Разумеется. И если она услышит, что ты называешь её девочкой, можешь нарваться на дуэль, даром что Целитель. В таком возрасте мы бываем очень чувствительны к собственному статусу взрослости.

Это вызывает у него улыбку.

— «В таком возрасте»? Означает ли это, что тебя я могу называть девочкой беспрепятственно?

Философски поднимаю уши:

— Да ладно, чего на правду обижаться? Но это касается только тебя. Услышу, что подобные фамильярности позволяют себе другие арры — прольётся кровь.

Он окидывает меня очень внимательным, насквозь порочным взглядом.

— Вряд ли кому-то из «других арров» придёт в голову искать ребёнка в таком теле, Антея.

Умудряюсь не покраснеть. Сто очков в мою пользу.

Аррек как в чём не бывало продолжает обсуждать политику…

— И как происходят выборы новой Хранительницы?

— Я бы не сказала, что выборы — самое подходящее для этого слово. Любая, считающая себя достаточно сильной для ноши, встаёт над Источником. Если кандидатура не вызывает нареканий, она «ныряет» и либо возвращается Хранительницей, либо не возвращается вообще. Если же находятся недовольные… Ну, разногласия нужно как-то разрешить, а дальше всё как обычно.

— Источником?

— Один из старых артефактов. Можно обойтись и без него, но древняя магия многое облегчает. Кроме того, это красивый ритуал.

— Что немаловажно. — Его голос старательно нейтрален.

— Разумеется, это важно. — Даже я сама слышу, что мой голос звучит взъерошенно-сердито. — Как можно пренебрегать красотой?

Уголок его рта чуть вздрагивает, точно в невольной улыбке, но я благородно решаю не замечать этот факт.

— Что-то мне да подсказывает, что на этот раз всё пройдёт далеко не столь гладко.

Сдерживаюсь, чтобы по старой привычке не закусить губу. Мне тоже. Видит Ауте, мне тоже.

* * *

Перед входом чуть придерживаю его за рукав:

— Подними щиты. Несколько миллионов возбуждённых эль-ин — не то зрелище, с которым стоит сталкиваться совсем уж неподготовленным.

Тотчас же ощущаю бесшумное вращение Вероятности вокруг его кожи, лёгкое напряжение в уголках глаз. Он будто удаляется, собирает себя, натягивает искушенно-равнодушную маску. Ощущаю укол разочарования. Мне нравился прежний, спокойный и ироничный Аррек, жадно впитывающий любые новые впечатления.

Лёгкое дуновение ветра на занавесях — мы проскользнули на одну из бесчисленных террас Большого Зала.

Первое, что бросается в глаза, — огромное пустое пространство. Помещение настолько велико, что противоположную стену трудно различить, не адаптируя специально глаза, потолок теряется в вышине, а пол едва виднеется где-то далеко-далеко. Вверху, внизу, по сторонам, напротив — все стены покрыты разноцветным, мерцающим, бесконечно меняющимся рисунком крыльев и тел. Мой рот непроизвольно приоткрывается в изумлении, глаза широко распахиваются. Лишь однажды довелось мне видеть Совет Эль-ин, в страшные дни после Эпидемии. Тогда я закатила грандиознейшую из истерик прямо здесь, в этом зале, проклиная всех оптом и в розницу, отказываясь от своего клана, своего народа, от себя… В общем, тогда я была не слишком увлечена наблюдениями. Зато сейчас восполняю это упущение с полной самоотдачей, упиваясь цветами, сочетаниями, переливами мысли. Все сен-образы, которыми обмениваются собравшиеся, приглушены, как-то сретушированы, чтобы не создавать несусветного гвалта. Но даже в таком варианте размах паутины мыслей, сложность её рисунка и гармоничность калейдоскопических изменений более чем впечатляет.

Аррек рядом со мной тихонько, непочтительно так присвистывает, умудряясь при этом сохранять самую что ни на есть аристократическую физиономию. Талант, что тут поделаешь. Не думаю, что этот парень физически способен публично потерять самообладание.

— Красиво, да?

Он поворачивается ко мне, и в глазах вспыхивает какой-то странный огонёк.

— Красиво.

При этом взгляд путешествует вверх и вниз по моему телу, так что не совсем понятно, к чему именно относится этот ответ: к блистательному ментальному рисунку или к моему костюму. Нет, наверно, это какая-то сугубо человеческая реакция: когда тебя что-то потрясает, резко ударяйся в сторону от дела.

Кстати, о деле.

— Вы умеете адаптировать глаза к расстоянию?

Аррек мгновенно собирается:

— Разумеется.

— Тогда мне хотелось бы показать вам кое-кого из присутствующих. Во-он там, видите, возле арки — вспышка голубых тонов? Царственного вида женщина в лавандовых шелках?

— Языческая богиня с синими волосами? Окружённая свирепого вида типами?

— Ах-ха. Линия Та-лиэв прислала свою представительницу. Обычно они ограничиваются только мужчинами, этими самыми «типами». И она действительно богиня, точнее жрица, хотя у эль-ин эти понятия имеют обыкновение смешиваться. И действительно языческая, обладающая огромной властью над силами природы. Линия Та-лиэв издревне повелевает метеорологическими явлениями. Вы и представить себе не можете, ЧТО они могут сотворить из пары облачков и лёгкого ветерка. Ходят слухи, что некоторые из них воспринимают Небеса Эль-онн как нечто живое, как часть себя. Та-лиэв редко вмешиваются в политику, но это — одна из самых влиятельных линий клана Шеррн.

Он впитывает информацию, всё сказанное и несказанное.

— А что там за скопление внизу?

— Клан Атакующих. Что-то вроде местной воинской гильдии, эль-инский вариант свихнувшихся милитаристов. Они — основная сила, поддерживающая Нуору-тор, этакая играющая мышцами оппозиция. Будьте предельно осторожны, дарай-князь. Эти… существа… Вы и представить себе не можете, насколько опасны они могут быть.

Моё беспокойство было вознаграждено бледным подобием улыбки.

— У меня достаточно богатое воображение.

Смотрю на него, и это совсем не дружелюбный взгляд. И уж совсем не человеческий. Что ты можешь знать, смертный?

— Не думаю. Даже в лучшие времена воины были вещью-в-себе, этакими эль-ин среди эль-ин, не особенно утруждавшими себя соблюдением законов или жёстких рамок изменений. Даже я не могу предположить, насколько далеко они зашли на этот раз.

Его голос сух и совершенно спокоен.

— У меня просто колени дрожат от страха.

— Очень умно со стороны ваших коленей.

— Разумеется. Ещё интересные личности?

Философски возвожу очи горе.

— Все мы здесь интересные личности. Но я, пожалуй, обратила бы особенное внимание на того типа, разряженного в парадные костюмы аж трёх человеческих империй. И, если глаза меня не подводят, с орденом Конклава Эйхаррона на шее.

— Уже обратил. — Вот теперь тон дарай-князя становится действительно сух. Похоже, незадачливого присвоителя чужих орденов вскоре ожидают серьёзные неприятности.

Предупреждающе поднимаю ухо.

— И думать забудьте. — Аррек вроде бы не двинул ни единым мускулом, его Вероятностные щиты всё так же безупречны, но в фигуре вдруг чудится отблеск нешуточного гнева. — Дарай-князь, поверьте, с этим лучше не связываться. Чтобы он там ни творил, он делает это не без причины, и если вы позволите себе пойти у него на поводу, это кончится серьёзными неприятностями для всего Эйхаррона.

Ага, кажется, кое-что из моих слов пробилось-таки сквозь броню стадной гордости. Хвала Ауте!

— Он, кажется, не очень комфортно себя чувствует в толпе?

О, Ощущающий Истину, как же с тобой приятно говорить!

— Метко замечено. Я бы назвала это агорафобией. Дейдрек предпочитает термин «здоровое чувство недоверия ко всякому, кого я не могу шантажировать, особенно если их много».

Вот теперь на его лице появляется этакое задумчиво-расчётливое выражение.

— Не смейте и думать об этом, вы, Макиавелли доморощенный! Дейдрек вам не по зубам! Не та весовая категория.

Медленно кивает. Нет, я его не убедила, чёртов арр всё равно поступит по-своему, но теперь он, возможно, будет более осторожен. Ладно, все мы должны пожинать плоды своих ошибок. Авось чему-нибудь научится.

Давным-давно, когда моя мать была всего лишь ребёнком, по роковой случайности получившим власть над одним из самых могущественных кланов, Дейдрек Медовый Змей попытался использовать её в одной из своих махинаций, если так можно назвать его блестящие, на грани искусства комбинации. Тогда вмешался Раниэль-Атеро и выложил весь расклад Матери клана. Не думаю, впрочем, что даже он мог предсказать её реакцию. С тех пор одна из основных целей в жизни Дейдрека — всячески избегать королевы Изменяющихся. Вряд ли бедняга переживёт ещё одну встречу с ней.

Мне, впрочем, Медовый Змей нравится, нравится его изящный, саркастический стиль. Но восхищаться я предпочитаю издали.

Среди Атакующих происходит какое-то шевеление, слышно возбуждённое потрескивание крыльев. Мой пульс вдруг подскочил, забился где-то в горле, затем ухнул вниз. Обнаруживаю, что через весь зал смотрю в светло-фиалковые глаза, теряюсь в них, тону в них.

Рука Аррека на моих плечах — единственное, что не дало мне упасть на шелковистый холод пола. Дотрагиваюсь до своей щеки в том месте, где на белеющем вдалеке лице чуть заметен тонкий шрам. Почему Зимний не залечил его? Почему он выставил это позорное свидетельство ненадёжности моего самоконтроля на всеобщее обозрение?

— Антея?

Медленно поднимаю глаза на Аррека. Только сейчас замечаю вероятностные щиты, невидимым покровом отсекающие меня от остального мира. Пытаюсь улыбнуться замёрзшими губами, внезапно понимаю, как мне холодно. Взгляд Зимнего теперь сконцентрировался на Арреке и даже сквозь щиты ощущается пронзительность его ненависти. Разговоры в Зале несколько затихли, напряжённое ожидание собравшихся висит в воздухе удушающим облаком. Похоже, мы устроили бесплатное шоу для всех присутствующих. Как вульгарно.

— Антея, что это за белое пугало?

Выпрямляюсь, встаю без его помощи. Рука тут же исчезает, но щиты всё так же окутывают меня защищающим плащом.

— Это — Зимний, Мастер Оружия и фактический глава клана Атакующих, правящий воинами от имени их Матери. И ты будешь держаться от него так далеко, как только сможешь.

В моём голосе нет ни намёка на юмор. Аррек подчинится или умрёт, и он это прекрасно понимает.

Тем не менее задаёт следующий вопрос:

— Почему?

Ответов множество, как множество значений у его вопроса, но я игнорирую их все.

— Говорят, что время года получило название от его имени, а не наоборот.

С секунду он смотрит удивлённо, затем в глазах появляется понимание. Пальцы, расслабленно сжимающие рукоять меча, соскальзывают вниз. Он не будет драться с Зимним, ни сегодня, никогда в будущем, если только сможет этого избежать.

Наверное, я даже смогу полюбить этого человека…

Вновь поворачиваюсь к лоджии Атакующих. Зимний уже не смотрит на нас, его внимание отвлечено чем-то… Кем-то. Белоснежный воин откидывает занавеску, и на террасу грациозно вступает женская фигура.

Это как удар в солнечное сплетение. Я отшатываюсь, врезаюсь в Аррека, судорожно запускаю когти в его руку.

Она кажется невысокой, хрупкой, но хрупкость эта не переходит в уязвимость. Напротив, поза, жесты, линия плеча и наклон головы полны неисчерпаемой сдерживаемой энергии. Она похожа на плотно сжатую пружину, готовую распрямиться в любое мгновение, чтобы смести всё на своём пути. Довольно коротко остриженные волосы не спускаются свободным водопадом, а взлетают вверх, подобно обжигающей ярости зажжённого факела. Неудивительно, что её прозвали Пламенеющим Крылом — свободно распущенные крылья и впрямь обрамляют фигуру язычками живого огня, насыщенными переливами всех оттенков красного, оранжевого, голубого. Чёрное, точно выточенное из оникса тело прикрыто короткой туникой, по коже вьются и переливаются маленькими язычками огненные узоры. А огромный, свидетельствующий о последней стадии беременности живот вовсе не делает её неповоротливой или неуклюжей, но добавляет ей какой-то внутренней, бессознательной грации. И ещё — от чернокожей красавицы исходит ощущение несокрушимого здоровья, и это физическое совершенство ещё более контрастирует с мукой, застывшей в глазах.

Глаза… Второй раз за считанные минуты я обнаруживаю, что смотрю в чужие глаза и не могу справиться с тем, что вижу в них. Прекрасные глаза светлого янтаря, столь же пламенные и яростные, как и всё в ней, но в глубине, под тонким наслоением гнева и угрозы, — боль. Мука, слишком хорошо мне знакомая, чтобы ошибиться.

Меня вдруг пронизывает странное чувство безвременности. Всё это уже было. Это было раньше, и я уже видела эти глаза, и ярость в них, и муку, и мёртвую — нет, убивающую! — решимость. Я уже видела это в зеркале. И сейчас я совершенно точно знала, что последует, знала, чем наполнятся эти глаза, когда непоправимое будет совершено, когда все пути назад окажутся отсечены. Это уже было. Это будет. Круг замкнулся.

Она — это я.

Ауте.

Как ты смеешь отказать мне в том, что сделала сама?

Сполувсхлипом-полукриком поворачиваюсь к Арреку, заставляю себя расслабиться, прижавшись к нему. Спокойно, спокойно. Вдох. Выдох. Спокойно.

Вот это да! Вот это сила. Никогда ещё мне не приводилось бороться с наваждением такой интенсивности. Неудивительно, что мама так высоко её оценила. Это ведь надо умудриться: не только пробить всю Аррекову защиту, но ещё и затуманить сознание вене, которая предпринимает активные меры к противодействию. Чёткая элегантность решения не может не вызывать восхищения: ничего лишнего, ничего навязанного, чистая правда. Она и я более чем похожи, мы связаны, связаны единой судьбой, точно два отражения единого образа. Какое право имею я отказывать ей в мести? После того, что я совершила — какое право?

Вот только моё отражение было — увы! — чуть старше её. Не по годам, просто оно знало чуть больше. Потом, когда неумолимая Ауте заберёт у неё цену этой мести, подобие станет полным, но потом будет поздно. Маятник закрутится, механизм будет уже не остановить, и тысячи ни в чём не повинных женщин будут выброшены на этот страшный путь. А она будет бессильна что-либо изменить.

Но я сейчас не бессильна.

Делаю последний вдох, вновь поворачиваюсь к окутанной пламенем фигуре. И миндалевидные глаза, наполненные золотыми бликами и обжигающей болью, читают в моём взгляде отказ. Сен-образ восхищения чужим мастерством. Отрицательный жест ушами. Это было прекрасное заклинание, миледи, но я выбрала свой путь и столкнуть меня с этого пути не удастся.

Она не утруждает себя ответным образом, но во взгляде, в дерзко вздёрнутом подбородке и чуть согнутых когтях легко читается послание:

Тогда ты умрёшь.

Чуть склоняю голову, приподнимаю и отвожу назад крылья, уши приподнимаются в знак признания превосходства Ауте над волей любого смертного или бессмертного.

Да будет так, как предназначено Ауте.

Она отворачивается, протягивает руку Зимнему, заботливо обхватывающему её крыльями. Я практически повисаю на Арреке, полностью истощённая как физически, так и эмоционально. Это противостояние вытянуло из нас обеих гораздо больше, чем можно было бы предположить.

Аррек усаживается на затвердевшие потоки воздуха, укладывает меня рядом, откидывает со лба золотистую прядь. Пальцы скользят по моей коже, по потускневшим и едва шевелящимся драконам, осторожно дотрагиваются до имплантанта.

— Ну, и что же здесь только что произошло?

— Нуору тор Шеррн здесь произошла.

Многозначительно-вопросительное молчание.

— Небольшая война местного масштаба. Никто не выиграл, войска возвратились на исходные позиции для перегруппировки сил.

Слабая попытка отшутиться действия не возымела. Он аристократически заламывает бровь. Нет, сколько бы я ни старалась, полностью скопировать это мне не удастся. Одним движением брови арры умудряются передавать не меньше оттенков насмешки, чем я десятком сен-образов.

— Война? Я бы назвал это «разведкой боем».

— Возможно.

— Она убьёт тебя сегодня, если сможет.

— Знаю. — Кладу руку на лицо, прикрывая утомлённые глаза. — Знаешь, Аррек…

— Да?

— Я… я, наверно, даже рада, что она беременна. Это означает, что её нельзя вызвать на дуэль. Каков бы ни был исход всего этого, она — неприкосновенна и останется цела. Чтобы убить её, мне пришлось бы убить слишком много… себя.

Он молчит, и это молчание ясновидящего, только что разглядевшего в будущем что-то, чем он не желает делиться. Молчание, наполняющее меня холодным, переворачивающим всё внутри страхом.

Ауте, Вечная Юная, будь милосердна к непокорным детям твоим…

Глава 22

Блокировка Эль, которую я укрепляла последние пять лет, несколько смягчила удар, но всё равно тело скручивает волной острой, на грани боли, печали. Потеря, невосполнимая, мучительная, накатывает отовсюду, сминает мои мысли, мои чувства, мою личность. Горестный вопль вырывается из миллионов глоток, миллионы крыльев взмывают над головами в жесте отчаяния. Все, как один, эль-ин плетут сен-образ прощания, и я добавляю в бесконечный гобелен свою нить, свою печаль, и огромное ментальное творение взмывает ввысь, расширяется в стороны, чтобы покинуть Шеррн-онн, чтобы объять все онн, всех эль-ин и всех, кто пожелает добавить ноту своего сочувствия в эту песню. Эль прощается со своей Хранительницей.

Источник появляется в пустоте Зала концентрированным клубком светящихся ментальных нитей, и помещение как-то сразу перестаёт казаться таким огромным и необъятным.

Медленно, со скользящей грацией медузы, гигантский шар Дикой Магии парит в воздухе, опаляя ресницы тем, кто по неосторожности оказался слишком близко к его бушующей энергии.

Всплеском синевы и темноты Раниэль-Атеро взмывает ввысь, красивый и жёсткий, как нацеленная в сердце стрела. Секунда — он застыл в неподвижности, секунда он сложил крылья, секунда — он падает вниз, падает в Источник, врывается в этот бушующий океан силы, растворяется в нём.

Источник наливается чернотой, расцвеченной редкими тёмно-синими всполохами.

Секунда. Напряжение спадает, вторжение в мой разум исчезает. Возвращается личность. То, что только что было единым существом с миллионом тел, вновь становится миллионами существ, ошалело трясущих головами, потирающих виски, пытающихся привести мысли в порядок. Да здравствует индивидуальность! Коллективный разум, шагом марш в подсознание.

Делаю глубокий вдох, натыкаюсь на настороженный взгляд Аррека.

Кривая усмешка невольно кривит губы.

— Расслабьтесь, дарай-князь, это снова я.

— А кто был до вас?

— Эль.

Он садится рядом со мной, точнее, грациозно соскальзывает на невидимые силовые нити, поддерживающие тело в воздухе. Само терпение. По опыту знаю, что этот тип вполне может сидеть здесь до скончания вечности и даже не моргнёт, пока не получит ответы на свои вопросы.

Ну что ты с таким будешь делать?

— Я ведь рассказывала вам о нашем коллективном разуме? О… э-э… проблеме контроля? Обычно Эль контролирует нас через Хранительницу, обладающую непререкаемой властью. Хранительница Эвруору только что умерла, и тот груз, что она несла в себе, оказался в… нигде. Разумеется, Эль тут же попыталась вернуть себе равновесие, опираясь на любой доступный ей материальный носитель, то есть на эль-ин. Мы все имели удовольствие быть ЕЮ. Затем Раниэль-Атеро занял положение Стража Источника, чтобы удержать равновесие до тех пор, пока не будет избрана новая Хранительница, и Эль отступила.

— Но ведь это означает, что он…

— Угу. Раниэль-Атеро не зря считается лучшим из аналитиков. То, что он сейчас делает, не поддаётся воображению: расширить свой разум так, чтобы тот вобрал в себя разумы всех эль-ин, всё, когда-либо узнанное нашим народом, в том числе и самого себя, и не утратить при этом своего «я»… Ауте — мать парадоксов, но этот — шедевр даже для неё.

— То есть он может стать Хранителем?

— Нет. Уору и ещё несколько линий наследуют эту способность, отчим же проделывает всё исключительно за счёт своей ментальной мощи да изменчивости вене. Но и его возможности ограничены. У нас есть лишь несколько часов, чтобы выбрать новую Хранительницу.

— То есть сейчас начнётся драка за власть?

— Боюсь, в данном случае слово «драка» придётся понимать даже в более буквальном смысле, нежели обычно…

Свист рассекаемого крыльями воздуха заставляет меня умолкнуть. Нуору тор Шеррн, крыло к крылу с Зимним, взмывают над Источником, зависают в гудящем пространстве. Я не могу не выпустить сен-образ восхищения. Да поможет нам Ауте, но они красивы, они так красивы вместе. Она само пламя, сама дерзость, он в ледяном совершенстве древней гордости. Алое на белом, тьма в серебре, юность под крылом у мудрости тысячелетий. И боль. Невысказанная, невыразимая печаль в каждом жесте, в трепете шёлка.

Они — идеальная пара. Они нужны друг другу. Это заметно в том, как его крыло чуть касается её, как её поза невольно копирует линию его тела. Им нужно чувствовать страдания другого, чтобы не потеряться в своих. Открытие поражает меня как гром среди ясного неба. Какой бы циничной ни была причина объединения, сейчас их отношения переросли во что-то иное. И во взгляде фиалковых глаз, следящих за выточенной из эбена женщиной, читается нежность, почти любовь. Ауте, как могут эти двое, чувствуя то, что они чувствуют, продолжать творить… такое?

Голос Нуору разносится под притихшими сводами.

— Я, эль-ин Нуору-тор, наследница клана Шеррн, дочь Эвруору-тор, Хранительницы Эль, готова спуститься в Источник и представить себя на суд Древних сил. Таково моё право и мой долг. Есть ли здесь те, кто не считает меня достойной нести этот груз?

Тишину, повисшую, когда колокольчик её голоса затих в самых отдалённых уголках Зала, можно ощутить на вкус. Притаившаяся, выжидающая тишина. Тишина, полная хриплых угроз и невысказанных обещаний.

Сумерки падают на нас так внезапно и стремительно, что, должно быть, не мне одной сейчас пришла в голову аналогия с хищником, падающим на беззащитную добычу. Даратея тор Дериул появляется, окутанная тенями и силой, и даже самый невежественный наблюдатель не посмел бы в этот момент назвать её юной. Тьма, сила, блеск алмаза. Золото Ашена, Дракона Ауте, неподвижно зависшего за её плечом, придаёт сцене особую грозную красоту.

Противостояние началось.

Миллионы сен-образов беззвучно срываются с пальцев. Восхищение красотой. Эль-ин, даже понимая всю серьёзность момента, не могут не оценить его эстетическое совершенство. Мой собственный сен-образ искренне присоединяется к всеобщему хору. Хотя на этот раз, как мне кажется, несколько переборщили со спецэффектами. Тьма, окутавшая весь Зал Совета, — это уже слишком. Мама иногда увлекается.

Аррек демонстративно громко аплодирует. Вот нахал.

Впрочем, на него никто не обращает внимания.

— Достойной? Ты не достойна зваться дочерью Эвы, ты, маленькая тварь! Клан Дериул умрёт до последнего эль-ин, прежде чем ты доберёшься до Источника!

При всех её многочисленных достоинствах в дипломатичности маму никто и никогда не обвинял. Нуору, однако, достойно держит удар.

— Вы забываетесь, Мать клана.

— Да ну?

Девчонка иронично взмахивает крыльями, но слышны в вопросе, который она задаёт, совсем не смешные нотки.

— Вы действительно готовы бросить свой клан против Атакующих, Мать? Готовы превратить политику в кровавую мясорубку? Низко же пали эль-ин!

Ауте, она это всерьёз, она всё это всерьёз…

— О да, эль-ин пали низко, эль-ин пали в такую бездонную пропасть, откуда до скончания вечности не смогут теперь выбраться. И падут ещё ниже. Ты, Нуору, с такой лёгкостью перешагнула через труп матери. И тебя, похоже, совсем не пугает перспектива «кровавой мясорубки». Цель оправдывает средства, не так ли? И эль-ин вполне могут грызться между собой стаями, была бы хорошая цель. Совсем как ЛЮДИ.

Последнее слово ударяет Нуору сильнее, чем можно было предполагать.

— Стерва!!!

От её крика стены кое-где начинают дымиться. Слишком много времени проводит в компании Зимнего, в этих трюках чувствуется его дурное влияние.

Губы Даратеи искривляет… улыбка. Ауте, если когда-нибудь она будет так мне улыбаться, окажи милость: пошли дочери своей быструю и безболезненную смерть.

— Ах, как ты оскорблена! А ты, Зимний? Не надо так цепляться за рукоять меча, ты же сейчас Рассекающему шею свернёшь! Ну почему вас так возмущает сравнение с людьми? Право же, то, что вы творите последние пять лет, заставляет этих несчастных смертных смотреться вполне презентабельно. В обрамлении достойного фона, так сказать…

Рычание вырывается не только из глоток Зимнего и Нуору-тор. Больше половины собравшихся хватаются за оружие, и я, если честно, ощущаю сильное желание сделать то же самое.

— Посмотрите на себя! Эль-ин! Древние и безупречные! Эль-ин, тысячелетиями не поднимавшие оружия против друг друга, режут соседей по малейшему поводу! Эль-ин, убивающая свою МАТЬ, чтобы захватить ВЛАСТЬ! Эль-ин, серьёзно обсуждающие планы геноцида целого вида лишь потому, что несколько их представителей устроили нам кровопускание! Эль-ин, стоящие на пороге ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ!!! Да простит мне высокое собрание человеческий термин, но как ещё вы назовёте ЭТО? И мы всё ещё имеем наглость именовать себя эль-ин? Как низко мы пали, как непередаваемо низко…

Даратея вдруг затихает, опустив уши, и охватывает себя руками, будто от внутреннего холода. Все начинают потихоньку отходить от транса, в который нас погрузили её слова. Ауте, вот что означает «владеть аудиторией»! Даже воины Атакующих прячут друг от друга глаза.

Нуору-тор выпрямляется, и её гордая красота сверкает в окружающей тьме огненной искоркой.

— Мы все уже слышали ваше мнение на этот счёт, Мать Дериул. Давайте не будем опять углубляться в старую дискуссию. Ваши аргументы против моей кандидатуры?

Мама поднимает голову, и глаза её стары и печальны.

— Изменяющиеся не принимают твою кандидатуру, Нуоритти, по причинам, которые мы не будем опять обсуждать.

— Альтернативное решение?

Вот тут она, конечно, пошла с козыря. Нуору — последняя из женщин в своей линии (не считая нерождённого ребёнка, конечно), и заменить её некому. Тем не менее мама не полезла бы в этот спор, не будь у неё в рукаве припрятан сюрприз. Неужели?

— Смена династии.

По балконам и галереям прокатывается коллективный вздох. Все этого ожидали, к тому всё и шло, но вот так озвучить… Смена династии, отказ от линии Уору, это… это… немыслимо.

Нуору, надо отдать ей должное, совершенно спокойна.

— Неприемлемо.

Даратея-тор — а это вновь Даратея-тор. Я просто не могу думать о ней как о «маме», когда она так себя держит, — печально улыбается:

— Меня тоже пугает подобная перспектива, но выбора нет. Ты неадекватна.

— Вот как?

В голосе её насмешка, густая и какая-то непристойная. Хочется залезть в душ и долго-долго отмываться от услышанного.

Даратея резко вскидывает голову, то, что светится в её глазах, заставляет Нуору-тор отшатнуться.

— Ты маленькое, избалованное отродье. Глупая девчонка, столь гордая своим положением и своей силой, что не способна увидеть ничего дальше собственного задранного носа. Ты не достойна быть пылью у её ног, не достойна ни одной её слезы, ни капли её крови.

Я думала, она была сердита, когда явилась сюда. Я ошибалась. Сейчас Мать Дериул не утруждала себя ни голосовыми трюками, ни демонстрацией гнева, ни прочей бутафорной мишурой. Это были только её слова, её сен-образы, чистый смысл, лишённый чувств и эмоций. У меня кровь застыла в жилах.

— Ты сломалась при первых же серьёзных неприятностях, выпавших на твою долю, это простительно. Все через это проходят. Но ты готова сломать всех окружающих, чтобы облегчить свою боль, а это уже позволительно мужчине, но никак не Хранительнице. Ты неадекватна.

Нуору-тор бледнеет под своей эбеновой кожей, подаётся вперёд. Сен-образ, слишком быстрый и слишком личный, чтобы кто-то мог понять, что он означает, летит в сторону противницы.

Мама выгибается всем телом, точно от удара молнией. Отец протягивает руку… и его отбрасывает назад ударившей волной гнева. Эль-ин, удивлённо пытающихся разобраться, что же всё-таки происходит, вжимает в стены, весь Шеррн-онн судорожно вздрагивает. Я несколько секунд бьюсь в объятиях Аррека, прежде чем соображаю, что нужно полностью отключить эмпатию. Поднимаю глаза и встречаю бледную улыбку арра, безуспешно пытающегося остановить хлещущую из носа кровь. Между нами вспыхивает и угасает мгновение полного понимания. Ауте, а я — то думала, что умею бить своими эмоциями по окружающим что твоей дубинкой. Да, девочка, до мамочки тебе ещё расти и расти. Кстати о мамочке…

— …бросаю вызов этой женщине, не достойной своего имени и своей крови!

Какого?

Зимний, прикрывавший Нуору-тор от учинённого мамой эмоционального погрома, вырывается вперёд. Уже одно то, что мужчина осмелился вмешаться, говорит о нестандартности ситуации.

— Даратея, ты в своём уме?

Несколько фигур срываются со своих мест на балконах, подлетают к застывшим в воздухе противникам. Глазами ищу Вииалу и нахожу её на одной из нижних террас, спокойной и отстранённой. Ага, что бы сейчас ни происходило, всё идёт по плану. Всё страннее и страннее.

Женщины разрезают пронизанный напряжением воздух между Даратеей и Нуору, отсекая их друг от друга, защищая обеих от самих себя.

— Дар, опомнись! — Это одна из Мастеров клана Расплетающих Сновидения, и она, кажется, не на шутку испугана. Нельзя сказать, чтобы я её не понимала.

— Я прекрасно себя помню. Вызов на дуэль этой… женщине остаётся в силе.

— Ты не можешь!

— Не могу? Она убила Эву! Она, Ауте её побери, гордится этим! Она ответит!

На это возразить нечего. Заметно, что все присутствующие, без исключения, очень неуютно себя чувствуют при упоминании о смерти старой Хранительницы.

Снова вклинивается Зимний:

— Мать Дериул, возьмите себя в руки. Матери клана не дерутся на дуэлях ни при каких обстоятельствах, и уж тем более не может сейчас сражаться Нуору-тор. Она не может рисковать жизнью ребёнка!

— Вы планируете убить этого ребёнка в любом случае, вы, пара грязных!…

Я в принципе согласна с маминым определением этой парочки, но по сути Зимний прав. Ни одна из них не может выйти на арену.

С минуту все громко препираются и обмениваются оскорблениями, но я уже понимаю, что это всего лишь прелюдия. Сейчас что-то будет.

— Прекрасно! — Мама с отвращением сбрасывает с себя удерживающие её руки. — Мы не можем драться сами, но мы можем выбрать себе защитников, которые сделают это за нас. Уверена, Ашен не откажет мне в такой просьбе?

Отец молча кивает.

— Зимний? — Это Нуору-тор. Всё это время она держалась поразительно тихо, явно пытаясь вычислить, куда мама клонит, и, кажется, не преуспела.

Зимний отвечает острым кивком.

Даратея вскидывает руку.

— Мы не можем рисковать нашими жизнями, но что-то должно быть поставлено на кон. Да будет дуэль. Если проиграет её защитник… — тычок в сторону Нуору-тор. Если мама говорит, что отказывается признавать за дочерью Эвы её имя, она это всерьёз и надолго. — Если проиграет её защитник, то она отказывается от Источника и подчиняется новой Хранительнице. Если поражение терпит мой муж, от своих претензий отказываюсь я.

Даже отсюда вижу, как удивлённо расширились глаза Нуору. Да, ситуация проясняется. Мама сделала единственное, что могло предотвратить надвигающуюся кровавую баню, — свела всё к поединку двух сильнейших. Только вот Зимний считается первым клинком Эль-онн, а отец — увы! — только вторым. Исход схватки будет в лучшем случае… неопределённым. На что рассчитывает Мать клана?

— Согласна. — Почему-то мне слышится щелчок захлопываемой мышеловки. Вот только кто туда попался? Не кот ли?

Примечательно, что Нуору-тор не удосужилась спросить мнения Зимнего по данному поводу. А Древний хмурится, явно подозревая подвох. Затем, словно почувствовав направление моих мыслей, поднимает голову, ловит мой взгляд, и лицо его пусто и чуждо. Только глаза что-то ищут во мне, точно пытаются найти ответ на незаданный вопрос.

Белой и золотой молнией два воина взмывают ввысь, туда, где потолок открывается прямо в бескрайнее Небо Эль-онн. Женщины возвращаются на свои места странно притихшими, на Зал падает испуганная, какая-то нервная тишина. Я мечусь по нашему балкону, ломаю пальцы.

Аррек чуть вопросительно прочищает горло. Я удивлённо и рассеянно гляжу на него, только сейчас вспомнив о его существовании.

— Это дуэль.

Он явно не понял.

— Дуэль. До смерти или до поражения одного из противников. Если выиграет Зимний, он убьёт отца.

Вот теперь дошло. Я усаживаюсь на выросшие пару секунд назад перила, спиной к Бездне, впиваюсь взглядом в стену. Впервые за много лет попытка медитировать оканчивается неудачей: беспокойство прорывается через все внушения.

Шелест теней: на нашу террасу приземляется мама, складывает крылья до полного их исчезновения, отходит в дальний угол. Сейчас она непривычно тиха, задумчива, но под отрешённостью угадывается невероятное напряжение. Взгляд то и дело непроизвольно скользит вверх, затем пытливо останавливается на мне, вновь начинает потерянно блуждать.

Первый удар потрясает Шеррн-онн до самого основания, многие сваливаются со своих мест, мне приходится судорожно вцепиться в раскачивающиеся перила. Ауте. Для дуэлей мы обычно уходим в некое подобие параллельной реальности, называемой для удобства Ареной, дабы никто из обитающих на Небесах Эль-онн не пострадал во время нашего выяснения отношений. Это какие же силы должны быть вовлечены в поединок, чтобы их столкновение докатилось сюда? Ясно одно: в ход пошла тяжёлая магия. Интересно, от Арены после этого что-нибудь останется?

Ещё один удар, на этот раз ментальный. Я морщусь. Аррек в который раз лезет за платком, чтобы остановить текущую тонкой струйкой кровь. Должно быть, кровеносные сосуды арров очень тонки. Надо с этим что-то делать, иначе в следующий раз они могут лопнуть не в носу, а где-нибудь ещё. Только инсультов для полного счастья не хватало.

Даратея застыла мраморным изваянием.

В воздухе начинается какая-то фантасмогория, свет сходит с ума, физические законы делают что им вздумается, пока наконец кому-то из Древних не надоедает приспосабливаться к диким вывертам гравитации и они не принимают серьёзные меры.

Мы ждём.

Какое-то время всё спокойно, должно быть, в швырянии магической гадостью наступила передышка и они схлестнулись на мечах. Ллигирллин, конечно, гораздо моложе Рассекающего, но, будь я проклята, если она хоть в чём-то ему уступает. Особенно после нашего близкого знакомства с северд-ин. Нет, здесь у Зимнего не будет преимущества.

И снова стены Зала начинают мелко подрагивать. Я, честно говоря, восхищаюсь устойчивостью оннов. За тысячелетия нашей истории эти дома-деревья, должно быть, пережили такое, что и Расплетающим Сновидения представить сложно. И тем не менее они всё ещё с нами. Потрясающие существа.

Опять затихает. Напряжение уже не просто ощутимо кожей, оно впивается в кости, тысячью мелких иголок пронзает тело. Да что же это такое?

Усталый, блеклый сен-образ вспыхивает в воздухе, отчётливо видимый всем собравшимся.

Облегчение невероятно. Я бессильно сползаю на пол, не в силах пошевелить и пальцем.

Золотой. Бледный, слабый, но тем не менее сен-образ явно окрашен золотом. Мы победили.

Отчаянный нечеловеческий крик Нуору-тор эхом отражается от сводов.

— Антея, что?..

Не обращаю на Аррека внимания. Мой взгляд прикован к той точке в вышине, где потолок плавно открывается в Небо. Вот падает быстрая тень, блики золота заиграли под просторными сводами: огромный Дракон солнечного света и лунного серебра проскальзывает внутрь, беззвучно планирует вдоль бесчисленных галерей. И снова выдох коллективного восхищения, снова все застывают, пытаясь сохранить великолепие момента.

Он летит, чуть шевеля кончиками крыльев, и живое золото его чешуи освещает восхищённые лица. Песня нечеловеческой усталости, песня победы, не принёсшей радости, песня печали, и любви, и долга — мотивы сплетаются в единую мелодию, разлетаются солнечными брызгами, и уже невозможно понять, где звук, где цвет, а где мысль.

Крылья выгибаются, гася скорость, и на нашу террасу мягко ступает высокий мужчина с загорелой кожей, золотистыми волосами и сине-зелёными, такими опустошёнными глазами.

Мой нечленораздельный вопль тонет в рыданиях. Бросаюсь к нему, обхватываю руками шею, вжимаюсь в его тело, выплёскиваю в истеричном и неразборчивом сен-образе всё, накопившееся во мне за время этой безумной дуэли. Сильные руки обнимают меня, подхватывают, точно боясь потерять, не дают упасть. Драконы, расцвечивающие сейчас мою кожу, сияют ярким, первозданным золотом и излучают почти обжигающее тепло.

Мама приближается к нам, медленно, не то испуганно, не то соблазнительно, глаза чистейшего льда слепо распахнуты, точно в трансе. Девочка-подросток лет четырнадцати, и лишь предательское серебро мелькает в чёрных волосах. Их губы сливаются, пальцы слепо бродят по милым лицам, и из маминого горла вырывается что-то подозрительно похожее на всхлип.

Ашен прижимает нас обеих к себе, свою семью, своих женщин. Мы позволяем. Сейчас мы — семья, одна душа, одна судьба в триедином теле. Сейчас можно всё.

Через секунду мы отстраняемся, спокойные, собранные, обновлённые. Я отхожу, а родители остаются вместе, сплетённые в единый клубок силы и исцеления.

Нуору-тор взлетает над Источником, и на мгновение мне кажется — всё. Она не сдержит слово, она сейчас нырнёт и будет, без сомнения, уничтожена разгневанными таким предательством силами.

Я её недооценила. Наследница Шеррн и не думала кончать самоубийством, нет, не раньше, чем будет осуществлена её месть.

Дрожь крыльев, трепет пальцев, плавные, точно проходящие через слой воды движения. Миллионы глаз смотрят озадаченно, пытаясь понять происходящее. Я понимаю первая.

Кто-то кричит, кричит дико и страшно, и это я. Всё смешалось, эль-ин срываются со своих насестов, рассыпаются в стороны, буйство красок и мыслей, и ничего не понять.

Нуору-тор танцует туауте.

— Нет! — Одежда Зимнего алая от крови, крылья едва его держат, однако Древний бросается к ней, чтобы задержать, остановить, помочь. — Нет! Нуору, не надо!

Их всех отшвыривает. Она уже в танце, она уже в изменении, и сейчас не имеют ни малейшего значения ни клятвы, ни законы, ни обещания. Эль-э-ин танцуют по ту сторону добра и зла.

Я слишком хорошо помню, что это такое. Сила нарастает в её теле, сила, не подвластная ни разуму, ни даже вере. Сила сплетается миллиардами нитей, натягивается тугим луком, уже нацеленным. Тетива срывается.

Сила вылетает плавящим кости ураганом, бросается к жертве и… разбивается о щит. Нет, пожалуй, разбивается — не самое верное слово, разлейся тут такое количество энергии, и на Эль-онн не осталось бы ничего живого. Поглощается. Выводится, точно через портал, в бесконечность пространства Ауте.

Триединый щит медленно тает, в то время как поставившие его без сил планируют вниз. Их сознание всё ещё спаяно: Даратея в блеске своей невиданной силы; Ашен с непознаваемым могуществом Дракона Ауте; Раниэль-Атеро всё ещё связанный с бурлящей энергией Источника.

Нуору-тор продолжает свой танец. Пролитое, рассеянное могущество вновь концентрируется в угрожающем крещендо.

Сама не помню, как оказалась в воздухе, не знаю, когда начала танцевать. Только в какой-то момент оказалось, что нас двое, две фигуры дрожат и переливаются в пустоте Зала Совета Шеррн-онн, две женщины спаяны в усилии туауте.

Сначала лишь танцую рядом с ней, танцую в унисон, танцую в слиянии. Затем — веду её за собой, подхватив, подчинив, использую тот же трюк, что она и сама пыталась провернуть, наслав на меня наваждения. Мы слишком похожи. Мы два отражения одного зеркала.

«В одни и те же воды нельзя войти дважды». Ах, смертные, как же мало вы знаете.

Время — ничто. Время — абстракция, выдуманная некоторыми разумными и полуразумными, чтобы облегчить своё существование. Нет непрерывного потока, есть лишь точка существования, субъективная априори, некое сейчас, окрашенное воспоминаниями о прошлом и предвидением будущего. Измени своё априори — и ты вторгаешься в избранный момент времени. Так просто.

Боли нет, нет слёз. Ауте, Ауте милосердная, но почему нет слёз, почему? Ведь он был достоин, достоин моих слёз, достоин всех слёз Неба? Почему? Нет боли. Холодное отупение, как паралич души, как ледяная неподвижность смерти. Где?

Нет чувств. Совсем нет, ничего. Это — ошибка. Я умерла, да, я уже умерла, не может такое неподвижное быть живым, я умерла вместе с ним, оболочка осталась.

Они ответят. Не могут не ответить, убийцы. Месть? Они не должны больше убивать.

Ребёнок. Дочь. Я ведь должна что-то чувствовать, обрекая её, должна. Ничего. Ничего не осталось, ни чувств, ни слёз. Всё умерло вместе с ним.

Нужно. Нужно защитить остальных. Чувств нет, но долг остался, долг, как нити, привязанные к марионетке. О, какая ирония: я — и путь древних эль-э-ин. Должно быть смешно, но смеха нет.

Иннеллин…

Туауте.

Туауте — проклятье и благословение. Для затерянной в туауте нет ни добра, ни зла, ни чувства, ни даже долга. Лишь цель. Цель должна быть достигнута.

Чистая, чуждая, ничем не замутнённая сила. Вышвырнуть оливулцев из Небес — что может быть проще? Просто пожелай, чтобы этот могучий, непобедимый флот оказался не здесь, а там.

Материализоваться на холодных ступенях Императорского дворца. Все системы безопасности расплавлены. Стража валяется без сознания. Придворные парализованы, видят всё, всё понимают. Они будут всё помнить.

Подойти к Императору — Ауте, какой огромный, какой неуклюжий. Нависающая над тобой гора мускулов и гнева. Бросить слова официального вызова — непонимание, недоумение, ужас в его глазах. Слова принятия вызова, и едва эхо последнего звука замирает, мужчина бесформенной грудой мяса падает к твоим ногам. Так же, как падают сотни, тысячи людей, отмеченных проклятием королевской крови. Опять-таки ты не знаешь, как это сделала. Сила эль-э-ин не поддаётся сознательному контролю.

Тело автоматически произносит нужные слова, совершает нужные движения. Теперь ты — официальная императрица Оливула. Исчезнуть, чтобы появиться дома, на Эль-онн.

Сила уходит, медленно и незаметно, как схлынувший прилив, и за её замолкающим рокотом ты начинаешь слышать ещё один голос. Тихий голос, лепечущий внутри тебя. Единое существо, которым ты до сих пор была, распадается на два, и ты вдруг понимаешь, что это, второе, это твоя дочь, твой ребёнок. И ты знаешь её, ты помнишь её будущее, как люди, бывает, помнят своё прошлое. Знаешь её всю, какой она станет, какой она; должна стать. И никогда не станет. Потому что она уходит, удаляется, покидает тебя навсегда.

Осознание ударяет мгновенно, воплем в никуда, выцарапанными глазами, сломанными крыльями. Уходит! Твоя дочь уходит, потеряна, убита! Моя дочь!

* * *

Крик Нуору-тор сливается с моим собственным, криком невосполнимой потери, крик ужаса и понимания. Сила, которую она накапливала для повторного удара, замирает, точно замороженная вне времени, но уже поздно, слишком поздно. Непоправимый вред хрупкой плоти, вмещающей всю эту невероятную энергию, уже нанесён.

— Нет!

Танец перенёс нас куда-то, в какое-то место вне пространства и времени, пятачок твёрдой поверхности, затерянный в туманах. Она в моих объятиях, плачет навзрыд, плачет, как испуганный ребёнок, которым она на самом деле и является.

Вода на моих щеках. Я? Плачу? Глупость какая, я разучилась плакать.

Мы уже не эль-э-ин, но ещё и не в нормальном состоянии. Какое-то промежуточное, подвешенное положение. Сила ещё здесь, цель не достигнута, задача не выполнена.

— Я… её… убила… — она умудряется выдавить между всхлипами.

— Шш-ш-ш… Я знаю. Кто может знать лучше, чем я?

Внезапно тело под моими руками напрягается, наливается силой. Что?.. — Я не дам ещё и ей умереть.

Сила уже столь велика, что я не могу находиться рядом. Отползаю, озадаченная, испуганная, непонимающая.

Кожа Нуору-тор начинает светиться. Испаряться, исчезать.

— Нет! — Кидаюсь вперёд, чтобы быть мягко, но безоговорочно вжатой в землю. — Нет, Нуору!

Не верю, не могу поверить в то, что здесь происходит. Так не бывает. Не может, не должно быть. Ауте, пожалуйста…

Она всё-таки была величайшим достижением генетики Эль-ин. Она была силой и гордостью и надеждой нашего народа. Она смогла сделать то, что до сих пор считалось неосуществимым. Вся энергия, всё разрушительное великолепие туауте обрушивается на её тело, уничтожая, пожирая, поглощая. Плата за неограниченное могущество, чудовищная отдача, забиравшая жизнь наших детей, пикирует сорвавшимся с цепи цунами. Но не на свою обычную жертву.

Теперь пылают не только крылья, пылает она сама, её тело, её разум. С ярким, непереносимым сиянием сгорает она в затерянном где-то беспределье, а я ничего не могу поделать. Ничего.

— Мама! — последний крик Нуору-тор тонет в затягивающем её водовороте света.

Её душа, то, что эль-ин называют душой, вспыхивает огненной искоркой, чтобы исчезнуть в темноте. На какую бы дорогу ни вступило сейчас это эфирное создание, мне не дано проследить его путь.

Закрываю глаза. Пальцы вцепились в плечи, из-под судорожно сжатых когтей тонкими струйками течёт кровь.

Всё кончилось. Туауте ушло.

Она убила себя. Я убила её. И её тоже. Ауте, за что?

Точно в ответ на мой вопрос пустоту беспределья нарушает чуждый всему здешнему звук.

Удивлённо вскидываю уши.

Там, где только что бесновались демоны всех стихий, что-то происходило. Ошалело подползаю к требовательно попискивающему существу. Замираю, не зная, что делать, что думать. О, Ауте.

Она совсем маленькая. Меньше, чем человеческие дети и безусловно гораздо красивее их. Чёрная кожа. Огромные, на пол-лица глазищи потрясающего фиалкового оттенка. На маленькой головке вьются белоснежные кудряшки. Серебристые коготки на маленьких ручках. Не к месту вспоминаю человеческие легенды о Фениксе, умирающем в пламени, чтобы воплотиться в…

Я совсем не знаю, что делать. Никогда раньше не видела такого маленького ребёнка. Испуганно протягиваю руку, чуть прикасаюсь кончиком пальца к крошечной ладошке. Ауте, какая же она миниатюрная. Издаваемые ею звуки становятся более требовательными. Я наконец прихожу в себя достаточно, чтобы начать действовать хоть немного осмысленно. Когтём взрезаю себе кожу, даю ей напиться свежеизменённой, идеально сбалансированной крови. Маленький тиран довольно причмокивает и засыпает. Пройдёт ещё лет шестнадцать, прежде чем она научится различать тех, кто её окружает, проявлять к ним что-нибудь вроде симпатии или благодарности.

С минуту сижу не двигаясь, пытаясь переварить произошедшее. Затем сердито встряхиваюсь, осторожно — о, как осторожно! — поднимаю на руки чудесное существо.

Так, теперь надо как-то отсюда выбраться. Активирую свой новенький имплантант, немного экспериментаторства — и вот я уже планирую в ошалело молчащем Зале Совета, приземляюсь на террасу, где собрались целители и генохранительницы.

— Во имя милосердной Ауте, у кого-нибудь есть пелёнки?

Глава 23

Когда суматоха, гам и крики несколько улеглись, я не без удивления обнаружила, что всё ещё держу ребёнка. Сейчас девочка была завёрнута в кокон нежнейшей ткани и мягко обтекающей её энергии, маленькая звуконепроницаемая сфера надёжно отгораживала её от любой внешней угрозы. Вииала сидит рядом со мной и выражение её лица можно описать только как чистейший экстаз. Очевидно, сочетание генов Уору и Зимнего в этом маленьком существе оказалось для тётушки полным приятных сюрпризов.

Кстати, о Зимнем.

Древний появляется на террасе белоснежной тенью (все следы крови он уже успел смыть) и окружающие рассыпаются перед ним, точно испуганные мыши. Аррек чуть наклоняется к моему плечу:

— А разве этот тип не должен быть мёртв?

Не могу не фыркнуть.

— Ашен никогда не убивает своих противников. Кроме того, Зимний слишком стар и слишком ценен для эль-ин, чтобы можно было вот так глупо его потерять.

Арр смотрит на меня, как будто впервые увидел, затем безнадёжно качает головой. Нет, он никогда не сможет до конца понять этих полоумных существ.

Тем временем предмет обсуждения неумолимо приближается. Все, даже Вииала, подаются назад, оставляя нас троих в кругу опасливого, выжидающего молчания.

Зимний протягивает руку к ребёнку. Я стремительно ударяю его по кисти когтями, шиплю, точно десяток разъярённых кобр. Мужчина вскидывает на меня удивлённые глаза.

— Это моя дочь!

Болван. Обращаться сейчас к моему разуму совершенно бесполезно, я вся — точно сжатый комок материнского инстинкта, причём явно дают себя знать папины гены. Драконессы известны привычкой раздирать в мелкие кусочки тех, кто осмелится приблизиться к их драгоценным яйцам.

Кровь поёт в моих жилах, и я чувствую, точно в отдалении, его раздражение, его гнев, его желание прикоснуться к этому маленькому существу. Дочь. Его дочь. Впервые за тысячелетия — у него ребёнок. Живой ребёнок.

— Она не была бы живой, если бы это зависело от тебя!

Потрясение. Я прочла его — такого не случалось очень и очень давно. Закрываю глаза, делаю вдох, пытаясь избавиться от престраннейшего ощущения сдвоенности. Кровь. Кровь, которую я пролила, которую я попробовала там, в Эвруору-онн. Его кровь внутри меня, часть меня, а я — часть его. Ауте. Что же течёт в жилах этого существа, если всего несколько капель имеют такой эффект? Первое, что сделаю, когда всё это закончится, — станцую очищение. Только Зимнего в голове мне и не хватало для полного счастья.

Как бы ни была неудобна дурацкая связь с Древним, она дала мне понять, что предводитель Атакующих не желает малышке зла. И он действительно отец, он имеет право… Продолжаю уговаривать себя в том же духе, когда Зимний осторожно берёт ребёнка из моих рук. Встречаюсь взглядом с бесконечно старыми фиалковыми глазами. Если с ней что-нибудь случится, Древнего не спасёт ни возраст, ни сила, ни мудрость. Это я обещаю. Он принимает мою безмолвную клятву.

Рука Аррека на моём плече. Расслабляюсь, хотя какая-то часть сознания продолжает ревностно следить за белоснежным воином и его бесценным грузом.

Рядом кто-то заходится надсадным, раздирающим лёгкие кашлем. Резко поворачиваюсь. Мама и папа стоят не столько обнявшись, сколько не давая друг другу упасть, на губах Даратеи пузырится кровь. Ауте, этот первый удар Нуору-тор достал их гораздо сильнее, чем мне показалось. Порываюсь броситься к ним, но Аррек мягко удерживает меня на месте. Он прав. Для семейных объятий будет время позже. Сейчас это — Мать клана и её консорт, и у них есть обязанности, требующие, чтобы их выполнили.

Даратея-тор пытается гордо выпрямиться, затем передумывает и обвисает в руках своего мужчины. Но голос её вполне твёрд:

— У нас есть Наследница линии Уору. Да будет так. В смене династии больше нет необходимости.

Все присутствующие склоняют уши, и я в том числе, хотя во рту остаётся какой-то горький осадок. Бедная малышка, сребровласая юная фея. Тебе ещё даже не выбрали имени, но уже нагружают непосильными обязанностями.

— Тем не менее совершенно очевидно, что до дня своего полного совершеннолетия девочка не сможет принять сущность Эль. При данных обстоятельствах я не вижу другого выхода, кроме как назначить Регента.

И вновь все кивают. Но, подняв глаза, обнаруживаю, что все миллионы эль-ин смотрят в одну сторону. На меня.

Какое-то время я всё ещё ничего не понимаю. Затем что-то щёлкает, что-то, не позволявшее мне до сих пор понять совершенно очевидные вещи, и все кусочки картины встают на свои места.

— Нет… Вы не можете быть серьёзны. Вы не можете всерьёз предлагать подобное.

Мама качает головой, и губы её искривляет лёгкая улыбка, будто моя реакция именно такова, какую она и ожидала.

— Это не просто бредовая идея, вдруг ударившая старую интриганку, Антея. Сама Эль высказала эту просьбу, когда стало ясно, что Эва умирает. Подумай об этом. Не Эвруору, а сама Эль пожелала видеть тебя своей Хранительницей.

— Бред! Я отказалась от Эль! Вот уже пять лет, как я отрезана от неё! Моя душа и тело, чувства и воспоминания отделены от народа. Эль не желает иметь со мной ничего общего. Впрочем, вполне взаимно!

— И тем не менее таково Её решение. Не спрашивай меня почему, на этот вопрос должны знать ответ лишь ты и она.

— Нет!

Всё встаёт на свои места. Идея действительно кажется невозможной лишь на первый взгляд. С чисто технической точки зрения… Линия Тей не обладает невероятной способностью принимать в себя весь невероятный груз сознания Эль, так что в любом другом случае подобное предложение вызвало бы лишь смех. Но линия Тей — это вене, изменяющиеся. Мы можем становиться тем, чем желаем быть, пусть на короткое время, но всё-таки. А Эва совместно с мамой и Ви нашли способ зафиксировать меня в нужном изменении, «подарив» мне таким образом эту уникальную способность. Имплантант, мой новый имплантант. Так вот зачем! Вот откуда этот безбрежный океан мощи, бившейся у меня меж бровей, вот откуда калейдоскопичность мышления, всплеск аналитических способностей. Всё это время моё подсознание готовилось принять в себя нового обитателя. О, Ауте.

— Нет. — Удивительно, но мой голос звучит спокойно и уверенно. — Нет. Я отказываюсь. Вам придётся найти кого-нибудь другого.

По террасам проходит лёгкий шепоток удивлённых сен-образов, но мама, кажется, ничего другого и не ожидала.

— Кого?

— Есть линии, наследующие способности жриц. Вот там найдутся более подходящие кандидаты.

Она кивает:

— Возможно. Но они не подходят для данной ситуации.

Почему у меня вдруг появилось ощущение, что мама продолжает свою битву? Что спор, идущий сейчас, не менее напряжён и сложен, чем тот, что совсем недавно она вела с Нуору-тор? Ауте, да она без поддержки стоять не может.

— Выслушай меня, Антея, пожалуйста. Этот случай не похож ни на что, случившееся раньше. Мы не можем позволить себе смену династии, линия Уору несёт в себе слишком много уникальных, нигде больше не встречающихся качеств. Но принявшая Эль однажды должна нести этот груз до самой смерти. Но теперь женщины эль-ин столь же бессмертны, как и мужчины. Эва правила дольше, чем десяток её предшественниц, вместе взятых. Любая из других жриц будет править до тех пор, пока не погибнет. Но ни одна из них, пойми, ни одна, не сможет делать это так хорошо, как внучка Эвы. Мало кто представляет себе, что скрыто в крови этого крошечного создания. Малышка должна войти в Источник, чем раньше, тем лучше. Значит, Хранительница-Регент должна умереть. Ты — единственная эль-э-ин среди нас. Ты знаешь и понимаешь то, что для других никогда не будет доступно. И ты смертна. Ты должна стать Хранительницей, девочка. Прости.

Оглядываю окружающие меня лица и вижу один и тот же приговор. Отец прячет глаза. Мама на грани обморока. Аррек… Аррек, разумеется, всё понял давным-давно и со всем согласен. Кроме, пожалуй, пункта о смертности, здесь он ещё намерен поспорить с судьбой. Даже Зимний склоняется к этому решению с тем же странным, пугающим выражением в глазах.

Вскакиваю на ноги, вырываюсь из успокаивающих рук Аррека.

— Нет. Я не могу быть Регентом. Я не могу быть матерью для неё.

Зимний паскудно такусмехается, поднимает расцарапанную мной руку. Тёмно-бордовая капля крови картинно срывается на пол.

— Ты уже ведёшь себя, как её мать.

— НЕТ!!! Я убила Нуору-тор, убила её, понимаете? Закружила её в танце, смяла её защиту, засосала её в воспоминания о моей боли, моём преступлении. Это я заставила её покончить с собой! Я не могу быть матерью для этого ребёнка. Учить её всему, говорить с ней как мать… Это… Отвратительно! Этого не будет!

Вихрем алебастра, золота и изменения проношусь по террасе, врываюсь во внутренние помещения онн. Бегу, бегу долго, не разбирая дороги, пока наконец не падаю в пустой комнате, сотрясаясь от рыданий, но не способная выдавить из себя ни слезинки. Ауте, я веду себя, как ребёнок, как маленький, глупый, обиженный ребёнок. Но я не могу, не могу. Моя дочь, дочь Нуору-тор… Должен же быть предел твоей иронии, Ауте?

Сворачиваюсь жалким комком. Нет, нет, нет, нет, нет…

От прикосновения Аррека сжимаюсь ещё больше.

— Уходи. — Даже для меня самой это звучит по-детски. По человеческим меркам лет на пять, не больше. Он, разумеется, уходить не собирается.

— И долго ты собралась здесь прятаться?

— Достаточно!

— Антея…

— Замолчи! Ты не можешь требовать от меня того, от чего отказался сам. Ты отказался принять власть над Домом Вуэйн, предпочитая действовать окольными путями, чуть не стоившими нам обоим жизни и рассудка!

Спиной ощущаю, как он вздрагивает. Не телом, нет — чтобы дарай позволил себе такую открытую демонстрацию чувств! — но где-то внутри он дрогнул.

— Тише. Но твоя ситуация несколько иная, ты не можешь этого не видеть.

— Убирайся!

Он мученически вздыхает. Само терпение.

— Хорошо, назови мне три серьёзные причины, почему ты не можешь стать Регентом, и я тебя поддержу.

Замираю. Конечно, ловушка, но если я назову проклятые причины, он действительно сделает, как обещал.

— Я не гожусь для этого.

— Годишься. Даже я понял, для чего тебе вживили имплантант. — Кивок в сторону мерцающего у меня во лбу камня.

— Мало иметь чисто физическую способность к слиянию с Эль! Придётся ведь принимать решения, каждый день сталкиваться с миллионами мелких проблем, как-то организовывать общую политику всего народа!

— Антея, ты несёшь чушь и сама это знаешь. Ты последние пять лет занималась тем, что определяла эту самую общую политику, причём отнюдь не только своего народа. Гораздо проще будет напрямую следить за исполнением собственных планов, чем дёргать за верёвочки кого-то, кто всё равно будет в конечном счёте заниматься воплощением твоих идей. Я не прав?

Прав. Опять.

— Я — ребёнок.

— Назови мне хоть одного эль-ин, который не является ребёнком.

Я задумываюсь. Гм…

— Вы должны быть детьми, должны вечно удивляться и вечно изменяться, чтобы сохранить себя. Когда ребёнок окончательно и бесповоротно превращается во взрослого, он умирает. Это, а не физиология, делает смертными людей и бессмертными эльфов. И это, как мне кажется, убивает эль-э-ин. После туауте трудно оставаться наивной.

Яростно прядаю ушами.

— Ты-то откуда знаешь? Тоже мне, эксперт по эль-э-ин выискался!

— Ты — лучшая для этой работы. Но дело ведь не в этом. Так?

— Нет.

— Дело в дочери Нуору. Но ты ведь хочешь этого. Ты ничего на свете не хочешь так, как возможности быть рядом с этой девочкой.

— Аррек, Аррек, ты просто не понимаешь. Они не понимают. Быть эль-э-ин — больше, чем быть просто матерью. Это… Это… Я убила Нуору-тор. Как я смогу смотреть в небесно-голубые глаза её дочери и говорить, что я убила её мать?

— Что ты открыла глаза её матери. Нуору-тор приняла решение сама. И какая разница, что понимают или не понимают остальные? Ты понимаешь. И ты сможешь научить девочку. Никто, кроме тебя, не годится на эту роль.

— Я убила свою дочь! Какое право у меня есть…

— А-а, вот мы и добрались до истины. Антея, посмотри на меня. Антея! Откуда этот мазохизм? Да, в гибели твоей дочери есть твоя вина. Ты имеешь право наказывать себя за это так, как считаешь нужным. Ты можешь даже наказать весь свой народ, допустивший подобное. Родителей, не сумевших скрутить тебя по рукам и ногам. Меня, просто за компанию, да и вообще в чисто профилактических мерах, оно вредно не будет… Но какое право ты имеешь наказывать ни в чём не повинного ребёнка! — Последние слова он рычит. Тихо так. Страшно.

Замираю, глядя на сияющее чистым перламутром создание. Прав. Опять прав. И вновь всплывают в памяти строки, намертво связанные в моём сознании с этим странным человеком.

«Tiger, tiger, burning bright…»

По удивлённому выражению его лица понимаю, что произнесла это вслух. Застенчиво улыбаюсь, отвожу глаза. Он сгребает меня в охапку, прижимает к себе, и я вдруг понимаю, что проиграла, что приму эту ответственность, и это положение, и этого ребёнка. Мысли бешено скачут в поисках какого-нибудь ещё логичного, или, скорее, алогичного аргумента, при помощи которого удастся отвести надвигающийся кошмар.

— Мне придётся впустить в себя Эль…

Вот это его достало. Ауте, как же это его зацепило! Очевидно, практика делить своё сознание с сотнями миллионов других, не всегда живых и далеко не всегда разумных существ здорово беспокоила хитроумного дарай-князя.

— Ты… не хочешь?

— Да. Нет. Не знаю. Я… Я очень тоскую по этому. Ты не представляешь, что это такое — ощущать всю мощь своего народа за плечами, всю мудрость, на которую в случае необходимости можно опереться. Все эти воспоминания, готовые прийти по первому зову, весь опыт. Для Хранительницы это, должно быть, ещё чудесней, ещё полнее. Но… Если я впущу их, то не смогу не почувствовать боль всех прежних эль-э-ин. Их сочувствие. Их прощение. Я… заплачу.

— А ты боишься плакать?

Утыкаюсь ему в плечо.

— Да, — тишайший из шепотов.

Ну и глупо же мы сейчас, должно быть, выглядим. Сидим на полу в пустой комнате, обнявшись, и бормочем какую-то сентиментальную чушь. Зажмуриваюсь так сильно, что глазам становится больно. Плакать не буду. Не буду.

Его рука скользит по моей спине, по сжатым в яростный комок мускулам.

Мои глаза удивлённо распахиваются. Генетическая память услужливо подсказывает значение слов на древнем языке и имя автора. Ах, похоже, не одна я разбираюсь в доисторической поэзии.

Голос Аррека, мягкий, успокаивающий, обволакивается вокруг меня легчайшим из одеял. Глаза начинает подозрительно щипать.

Мои плечи всё ещё вздрагивают в безуспешном усилии сдержаться, но из глаз уже текут, опережая друг друга, горячие, обжигающе яростные слёзы.

Рыдаю самозабвенно, горько, безутешно. Плачу, как может плакать лишь обиженный ребёнок, маленький ребёнок в страшном мире взрослых.

Плачу обо всех погибших за триста лет глупого, никому не нужного кровопролития. О жертвах Эпидемии, прошлых и будущих. О горькой морщинке на юном лбу моей матери, о боли в глазах отца и неожиданно уязвимом взгляде Раниэля-Атеро. О потерянности Вииалы и непонимании Виортеи, о золотоволосой Эве, погибшей так страшно. О Нуору, неукротимой Нуору, даже в смерти оставшейся такой прекрасной. Об Ольгрейне, о тех беднягах, что были убиты Ллигирллин, и о Рубиусе, столь рано взвалившем на свои плечи столь многое.

Об Иннеллине. Моём Иннеллине, моём барде, моей душе. Никогда, никому я не расскажу о твари, встреченной во время путешествия к Эвруору, никогда не признаюсь, чего мне стоило воскресить ту боль во время танца туауте. Иннеллин, любовь моя, отпускаю тебя. Уходи с миром.

Плачу о моей дочери, потерянной для меня навсегда, и о маленьком темнокожем существе, устроившемся сейчас в безопасности отцовских рук.

Сколь многих мне, оказывается, нужно было оплакать. Ведь они вполне достойны слёз. Всех слёз Неба.

Последние слова срываются опавшими лепестками, и мы ещё некоторое время сидим, обнявшись, более близкие, чем любовники, и в то же время безнадёжно далёкие.

Поднимаю покрасневшие глаза, чтобы посмотреть на него. Красив, Ауте, как красив. Тигр, тигр… А ведь он знал, давным-давно понял, что произойдёт. Понял, что готовит для меня мать. Ему не понравилось, и он знал, что мне не понравится, но пошёл на это, потому что знал, что так лучше. И так будет всегда. Из соображений какой-то недоступной другим мудрости он будет загонять меня и других туда, где, как он считает, будет лучше.

Не интересуясь моим мнением.

Ах, мой тигр, ты должен был родиться эль-ин. Ты слишком похож на нас, любовь моя. Потому что — ну хоть перед самой собой надо быть честной — я таки влюбилась в тебя. Тигр, мой тигр, светло горящий.

И совершенно неважно, что в конечном счёте ты всегда оказываешься прав.

Я никогда не смогу до конца доверять тебе.

И это не так уж плохо. Наверно.

Мои интроспекции прерваны жёстко и бесцеремонно. Не звук — тень звука, но его пальцы на рукояти меча, в моих переливается тысячью цветов аакра. Один быстрый взгляд друг на друга — слова не нужны…

Кто-то из Атакующих не желает так просто расстаться с мыслью о мести. Кто-то, не имеющий достаточно аргументов, чтобы убедить Совет, решил взять инициативу в свои руки. Или мечи. Что в принципе в данных обстоятельствах одно и то же.

Мягчайшим прикосновением Аррек проверяет окружающую нас Вероятность. Заперты. Всё-таки эль-ин не зря десять лет трудились, изучая технику дараев. Конечно, до мастерства подлинных князей нам ещё далеко, но вот запереть в определённом куске пространства и времени излишне увлечённую собой парочку — это пожалуйста.

Мы в ловушке.

Тихий шелест извлекаемого из ножен меча — Аррек жестом отправляет меня к себе за спину. Я знаю, когда нужно беспрекословно подчиниться, не путаясь под ногами у специалиста по хреновым ситуациям. Сворачиваюсь у его ног напряжённой пружиной.

Вспышка чуждой эль-ин силы, треск разрываемой реальности — передо мной открывается проход. Дарай шатается от колоссального усилия, которое ему потребовалось, чтобы прорвать блокаду, но это не мешает ему точно направленным телекинетическим пинком отправить меня в спасительный портал. Портал, закрыть который невозможно.

Резиновым мячиком вскакиваю на ноги, оглядываюсь. Аррек застыл перед мерцающим проходом неподвижной статуей, каждой линией своего тела заявляя, что желающим добраться до меня придётся вначале перешагнуть через его труп. Не то чтобы они особенно возражали. Зашли уже слишком далеко, чтобы беспокоиться по поводу убийства Целителя.

Его атакуют с трёх сторон одновременно, вихрь скорости, крыльев, клинков и когтей. Двое откатываются назад, третий остаётся у ног дарая бесформенной кровавой грудой. Я ошалело мигаю. Да, я, конечно, всегда знала, что как воин Аррек на голову выше большинства встреченных мной существ, но наблюдать его искусство в действии мне как-то раньше не доводилось. Вот и говори после этого, что арры оперируют лишь сырыми силами своего разума, не умея сплетать их в изощрённый паттерн колдовства.

Хватит лирики. Рывком активирую ещё одно из вложенных в кинжал заклинаний, ещё один подарок отца, и вокруг дарая вспыхивает невидимый щит. Долго он, конечно, не продержится, но несколько минут позволит выиграть. Без размаха, точным движением бросаю аакру, поражая наиболее опасного из противников, разворачиваюсь и бегу. Здесь я ему ничем больше помочь не могу.

Уже на бегу аакра вновь материализуется в моих пальцах. Одно из замечательных свойств этой игрушки: вене никогда не остаётся без оружия. Никогда.

Врываюсь в Зал Совета, окутанная молниями, гневом и решимостью. Гробовая тишина. Эль-ин, которым сегодня чего только не пришлось видеть, сидят, точно птицы на жёрдочках, и настороженно молчат, ожидая очередной выходки Ауте. Ну держитесь, господа хорошие. Ох и доберусь я до вас, личности вы мои да индивидуальности!

Взмываю над Источником. Чёрный и синий в его цветах поблекли, как-то потускнели. Раниэлю-Атеро, должно быть, нелегко дались мои колебания. Нахожу взглядом сплетённых в обессиленном единстве родителей. И вновь Аррек прав. В своём стремлении наказать себя за смерть Иннеллина и нашей дочери я причиняю боль тем, кто меня любит. Пора с этим заканчивать.

— Я, эль-э-ин Антея-тор, наследница клана Дериул, дочь Даратеи-тор, Матери Дериул, готова спуститься в Источник и представить себя на суд Древних сил. Таково моё право и мой долг. Есть ли здесь те, кто не считает меня достойной нести этот груз?

Молчание так густо, что по нему можно пройтись даже со сложенными крыльями.

— Я сказала, вы услышали. Да будет так.

Складываю крылья и падаю в Источник. Всплеск цвета — какой-то далёкой гранью сознания понимаю, что выжатый до предела Раниэль-Атеро покинул древний артефакт. Но это уже неважно. Я слушаю Эль.

Это странно. Странно. Прекрасно. Страшно.

Энергия Источника наполняет меня, каждую клеточку, каждую мысль, точно совпадает со структурой бешено пульсирующего во лбу камня. Калейдоскопическое зрение, так сбивавшее меня с толку, теперь разделяется на миллионы различных взглядов, точек зрения, прищуров. Миллионы мироощущений. Миллионы миров. И все они внутри меня, все они я.

Океан, бушующий у меня во лбу, поднимается, выходит из берегов, затапливает всё вокруг. И в его бездонных глубинах тонким, но неуничтожимым каркасом, гибкими, неразрывными силовыми линиями мерцает моё «я».

Имплантант наливается теплом, затем жаром, становится невозможно терпеть эту раскалённую звезду, пылающую между глаз. Волны дрожи, электрических искр, холода и жара. Тело выгибается, сотрясаемое противоборствующими силами, уши слышат крик, и я понимаю, что кричу сама.

Всё растворяется в темноте.

Впервые за пять лет я открываю себя-эль.

Точно ветер в разбитое окно — смесь силы, обиды и наивности.

Так вот ты какая.

Мы произнесли это вместе. И вместе рассмеялись.

Она непознаваема. Она настолько невероятна, что вместить её в любой материальный носитель, в тысячу материальных носителей, невозможно. Мы думаем, что Эль — наше порождение, коллективное творение наших разумов, что она зависит от нас. Когда-то так, возможно, и было. Когда-то, когда сеть мысленных связей впервые окинула себя взором и с непосредством компьютерной системы, вдруг обнаружившей собственную разумность, принялась бомбардировать вопросами собственных нечаянных создателей. Ох и весёленькое же времечко пережили тогда мои предки!

Да, когда-то она зависела от нас. Сейчас это уже не так. Сейчас она может в любой момент покинуть нас, отправляясь на поиски собственной судьбы, но не делает этого. Мы увлекательны. Мы её забавляем. Восхищаем. С нами не скучно.

Она ребёнок. Непостижимый, удивительный ребёнок, открывающий для себя огромный и удивительный мир. И я вдруг отчётливо понимаю, что нам будет интересно вместе.

Потому что в глубине души ты тоже маленький, соскучившийся по шалостям ребёнок.

Это мы, кажется, тоже подумали вместе. Ах, мне уже почти жаль бедных людей. Бедные-бедные разумные творения, понимают ли они, с кем связались?

Из общего фона гармонии на минуту сверкает радостная, приветственная музыкальная фраза. Я охаю, впиваюсь когтями в руку.

Что случилось?

Иннеллин.

Вот она, самая глубокая, самая потаённая причина, по которой я не желала открываться для Эль в течение последних пяти лет. Иннеллин. Где-то там, в глубине её непостижимого разума, он был жив. Его память, его личность, отпечаток его души. Может ли быть пытка страшнее? Видеть, но не иметь.

Глупая, смотри.

Он здесь, он со мной, стоит так близко, что можно ощутить знакомый запах. Зеленоватые волосы падают на лицо, в чёрных-чёрных глазах шкодливая усмешка, в руках гитара. Живой. Настоящий. Не просто слепок горько-сладких воспоминаний, не оживающая в теле музыка, сопровождающая каждый танец болезненным сожалением.

Я не потеряла его. Это так просто. Он всё ещё здесь, всё время со мной, но он — часть большего. Всякий раз, слыша её шёпот, я буду слышать и его голос, вплетённый в общий поток. Не просто видеть, но иметь. Видеть и иметь большее.

Таков путь эль-ин.

Покажи им.

Я открываю глаза и оглядываюсь. Источник исчез, растаял, растворился в моём теле, и лишь мягкая пульсация имплантанта напоминает о невероятных возможностях, предоставленных мне этим сплавом древней магии. Этакий довесок к рангу Хранительницы, дубинка, подкрепляющая некоторые не самые популярные приказы. Не могу удержаться от усмешки. Кажется, я теперь до конца жизни обречена использовать человеческие термины, говоря о политике.

На лицах, обращённых ко мне, либо облегчение, либо тщательно контролируемое ничто. Даратея, Ашен и Раниэль-Атеро лежат вместе сплетённым клубком чёрно-золотых крыльев, совершенно не воспринимая происходящее. Бедные мои, как же вам досталось. Зимний, бережно прижимая к себе дочь, что-то тихо, спокойно и страшно объясняет бледным воинам из Атакующих, вытянувшимся перед ним. Ох, чувствую, нагорит кое-кому за недавнюю инициативу со мной и Арреком. Аррек!

Конечно, об арре можно было не беспокоиться. Стоит на террасе, помятый, но не побеждённый, и в глазах, устремлённых на меня, какая-то непонятная, надрывная тоска.

Но с этим можно будет разобраться позже.

Да. Сейчас мы им покажем.

Мы танцевали. Я танцевала. Танец Ауте, танец изменения, танец радости. Я танцевала, и наслоения последних трёх столетий слетали с меня опавшими вишнёвыми лепестками, вся эта злость, мстительность, дурацкий кодекс дуэлей. Я танцевала, и, подобно свеженачищенным доспехам, новые оковы выстраивались вокруг моего сознания, оковы чести и разума. Оковы, которые позволят какое-то время жить среди людей, по крайней мере до тех пор, пока мы не сможем их изменить. Я танцевала, и боль, горечь, глухое отчаяние последних пяти лет уходили, растворялись, оставляли меня.

Я танцевала, и Эль танцевала вместе со мной. И все эль-ин, где бы они ни были, изменялись вместе с нами.

* * *

— Да как они посмели!

От ударной звуковой волны стены чуть дрогнули, но, приученные к подобным вспышкам, тут же встают на место. За исключением, правда, того места, напротив которого сидит мама. Умные стены. Находиться рядом с разъярённой Даратеей — не самое полезное для здоровья занятие.

Пытаюсь вставить осторожное слово примирения.

— Мам, это же совсем другая цивилизация. Они, может, и не поняли, насколько недипломатично это послание.

— Не поняли? Недипломатично??? Ты бредишь! Даже люди не смогли бы напихать столько оскорблений в один маленький листочек бумаги случайно!

Святая правда. Но мне от этого не легче.

Как, во имя всех богов и всех демонов Ойкумены, я умудрилась оказаться в положении няньки для двух столь далёких друг от друга народов? Ну с эль-ин ещё можно понять, как-никак Хранительница, официальная власть, беспрекословное повиновение и всё такое. Но люди! Люди ведь понятия не имеют, что я должна за ними присматривать и направлять в нужную сторону. Здесь любое вмешательство должно быть незаметным, любые изменения должны казаться естественными и закономерными. Ха!

За три месяца такой работёнки ловлю себя на том, что мечтаю провалиться куда-нибудь за пределы Ойкумены, и чтоб побольше монстров, свихнувшихся Вероятностей и ухмыляющихся дарай-князей.

Мечты, мечты…

— …эти обезьяноподобные, самодовольные, недалёкие… — Мама вскакивает с места и начинает метаться по и без того достаточно тесному помещению, брезгливо, двумя пальчиками держа злополучное послание. Стены шарахаются в стороны. Мы все мужественно остаёмся на своих местах.

Храбрые мы.

Зимний, сидящий за моим правым плечом, поворачивается, и его крыло чуть касается моего.

— В какой-то степени Даратея-тор права. Вы действительно излишне попустительски относитесь к этим смертным, Хранительница.

Сжимаю зубы, чтобы не завопить в голос.

После достопамятных событий Зимний, надёжно защищённый своим статусом отца Лейруору, взял на себя роль официальной оппозиции. Если кому-то где-то что-то не нравилось в моих действиях, глава клана Витар считал своим наипервейшим долгом довести сие до моего сведения. Причём тем нравоучительным, чуть покровительственным тоном, которым старый, как сама грязь, воитель и должен разговаривать с едва выползшей из пелёнок девчонкой.

Если честно, то всё не так уж плохо. Одновременно Древний считает нужным разобраться с любой оппозицией неофициальной. Что-то, связанное с должностью главы службы безопасности, я полагаю. Но факт остаётся фактом: никто просто не осмеливается что-то замышлять против меня втихаря, а если осмеливается, дело никогда не доходит до той стадии, когда к нему стоит привлекать моё венценосное внимание. Что, должна признать, делает мою жизнь гораздо проще.

Думаете, я Зимнему благодарна?

Не в этой жизни.

Хладнокровный, бесчувственный, всегда сильный и всегда мудрый, мой первый телохранитель открыл мне совершенно новые глубины понятия «ненависть».

Я его терпеть не могу.

Я терпеть не могу всё, что он говорит.

Я терпеть не могу дурацкие меры безопасности, которыми он меня опутал.

Я терпеть не могу, что он всегда прав.

Я его не-на-ви-жу.

Другими словами, я бешено ревную к нему Лейруору.

При мысли о приёмной дочери губы расползаются в идиотской, совершенно не к месту улыбке. За ребёнком ухаживает сразу десяток генохранительниц, уже решено, что Зимний сам будет её Учителем. Поэтому он проводит с малышкой львиную долю своего времени. Моя же воспитательная роль заключается в основном в сидении у изголовья с заворожённо-счастливым видом.

— …поднять боевые крылья и стереть нахалов из данного потока реальности! — Пока я предавалась безоблачным мечтаниям, ситуация, кажется, начала выходить из-под контроля.

Чуть повожу ухом, и из-под потолка, где, завернувшись в крылья, в позе классической летучей мыши висит Раниэль-Атеро, доносится переливчатая трель, а отец встаёт и, мягко скользнув по комнате, успокаивающим жестом дотрагивается до маминой руки. Несколько секунд она ещё хмурится, но вот уши расслабленно опускаются, и чернокрылая эль-ин расслабляется вдоль линии тела своего консорта.

Пронесло. Кажется.

— Так что же мы решаем с этим идиотским посланием? — голос подала Вииала, расслабленно растянувшаяся у моего левого локтя. Старшая генохранительница оказалась просто бесценна в качестве «первого министра» и закулисного интригана. Она, наверно, была бы безупречна… если бы только оставила бесконечные попытки соблазнить моего мужа.

Мужа… Притащив на Эль-онн Аррека, я совершенно не представляла, во что впутываюсь. Кое-кто имел нахальство искренне думать, что у дарай-князя талант доводить до белого каления исключительно Антею тор Дериул. Какая, однако, самонадеянность!

Он бесил всех и вся, причём, похоже, делал это специально. Что-то вроде аккуратно просчитанной защиты от той ненависти, которую испытывали к нему эль-ин. Не знаю, как это получалось, но при встрече с Арреком они так бесились, что почти забывали обо всех обвинениях. И, что удивляет меня больше всего, это сработало. Его приняли как эль-ин, как равного. На дух не переносили, но уважали. Поди пойми.

Но отношение к Арреку других — это только часть проблемы и далеко не самая большая. Он, не наслаждавшийся с раннего детства прелестями матриархата, с некоторым трудом адаптировался к реалиям нашего быта. Ну а я, конечно, знала, что из всех людей меня угораздило связаться с бродягой и перекати-полем, но последствия этого представляла себе весьма смутно… до тех пор, пока он не начал метаться и натыкаться на стены. Проблема осложняется тем, что проклятый Ауте придурок оказался совершенно не способен принять факт моей неизбежной смерти, считая своим долгом постоянно быть рядом и искать какой-нибудь выход. Я даже испугалась. А вдруг найдёт?

В конце концов мы нашли что-то вроде выхода. Аррек мотается Ауте знает где, то выполняя мои поручения, то занятый своими таинственными делами (надеюсь, не поиском лекарства). Но всегда возвращается на ночь. Порталы — замечательное средство мгновенно оказаться в нужном месте. Особенно учитывая, что постель — едва ли не единственное место, где мы прекрасно друг друга понимали.

— Хранительница? — Это подал голос Зимний. Как же он меня достал! — Что мы собираемся решать по поводу людей? Пора наконец заняться их дрессировкой вплотную.

Хам. Но мысли подаёт дельные.

Устало тру виски.

— Люди, люди. Да, нужно что-то решать с людьми. Обмена дипломатическим нотами, — скашиваю уши в сторону валяющейся на полу бумаги, — явно недостаточно. Нам нужен кто-то, кто сможет заняться их, как вы выразились, «дрессировкой». Постоянный дипломатический представитель. В Эйхарроне. Опытный, сильный, достаточно хладнокровный, чтобы выносить этих… sapiens.

Так… Кого я ненавижу достаточно сильно?

Мысль ещё только мелькает где-то на краю сознания, а уши уже осторожно скашиваются в сторону ничего не подозревающего Зимнего.

Гробовое молчание. Открываю глаза и обнаруживаю, что стала центром всеобщего пристального внимания. Впервые в жизни вижу в глазах лидера Атакующих искренний ужас.

Месть сладка.

Мама прочищает горло. Сейчас поддержит моё предложение.

— Антея, доченька, ты здорова?

Ахм.

Ну что ж, если ты не можешь сама отстоять своё мнение, значит, мнение того не стоит.

— Это великолепная идея. Зимний подходит по всем критериям. Честно говоря, я не знаю никого другого, кто мог бы справиться.

— У меня есть обязанности на Эль-онн, — сказал как отрезал.

— Порталы — замечательное изобретение, Атакующий. Можно в буквальном смысле одновременно быть во многих местах.

— Но…

Теперь (наконец) я могу оборвать белобрысого зануду.

— Вам это необходимо едва ли не больше, чем людям. Считайте принудительной трудотерапией. Кроме того… — о, как мне хочется это сказать, — …инициатива наказуема!

Какая же я стерва!

— Да, Госпожа. — Ну и физиономия у него сейчас! Будто жабу проглотил.

— Через час представьте мне на утверждение состав вашей группы.

— Да, Госпожа.

— Собрание закончено. Всем спасибо.

Все встают с пола, как-то опасливо косясь в мою сторону. Мама почти испугана, со стороны покачивающегося на потолке Раниэля-Атеро опускается сен-образ. Что-то вроде: «Я тебя предупреждал!»

Я уже мысленно составляю послание Шарену. Вот уж кому действительно подкинули свинью! Но если кто и может помочь Зимнему…

Запах мяты, привкус пыли на губах. Тонкий, пьяняще-неуловимый аромат странствий. Я вскидываюсь всем телом, уши чуть подаются вперёд. Остальные, проследив мой взгляд, тоже поворачиваются к выходу.

Звук мягких шагов, в проёме, чётко обведённая контуром света, возникает фигура Аррека. Мои уши невольно вскидываются в радостном приветствии.

На нём поношенные доспехи, волосы туго заплетены, чтобы не мешать в драке. Красивый и сильный, странный. На плече человека, хватко вцепившись когтями в перевязь, восседает тёмно-зелёная ящерица, но взгляд отказывается сосредоточиваться на ней. Будто соскальзывает, срывается. Будто сотня клыкастых кошмаров примостились на одном месте в разных вероятностях и непрестанно выглядывают друг у друга из-за спины.

Поначалу альфа-ящеры, когда я представила им Аррека, восприняли человека как ещё одну мою домашнюю зверушку, за которой нужно присматривать, но которая не стоит особого внимания. Я не знаю, как, каким изощрённым манером умудрилось моё перламутровое наказание завоевать их уважение, даже восхищение. Но теперь на его плече постоянно разъезжает один из молодых самцов, то ли как телохранитель, то ли как друг. Что, разумеется, отнюдь не убавляет у проклятого дарая нахальства.

Все застывают. Да, момент для эффектного появления выбран классно.

— Какие гости! — Медоточивый голос разрезает тишину, как раскалённый нож. О, нет, только не это. Кажется, мама нашла на ком сорвать свой гнев. — Неужели ваше непревзойдённое сиятельство наконец соизволило почтить недостойных своим присутствием?

На губах человека появляется нехорошая такая улыбочка. Перепалками с Даратеей он откровенно наслаждался, как, впрочем, и сама мама. С другой стороны, ей уже много лет никто не осмеливался открыто сказать «нет», и она, кажется, отвыкла от этого непередаваемого ощущения.

Но на этот раз Мать клана явно настроена на что-то более серьёзное, нежели дружеское поддразнивание.

Со стоном роняю голову в ладони. Ну всё, началось.

— Леди Даратея, как я счастлив вас видеть!

Нет, нет, нет! Он что, не понимает, на что нарывается?

— Ну, разумеется, он счастлив! Где тебя носило, человек?.. Аау!

Резко вскидываюсь. Что я пропустила?

Немая сцена.

Мама застыла на полпути к Арреку, в страхе и замешательстве прижав уши к черепу. В глазах — искреннее непонимание. В руке — автоматически вскинутая аакра. А вокруг дышать трудно от прокатывающей электрическими волнами едва сдерживаемой силы.

Перед ней ощетинился многочисленными когтями и зубами молодой альфа-ящер, вдруг выросший до размера хорошего пони.

Аррек явно удивлён и сбит с толку, но ничем этого не показывает.

Вииала в задних рядах покатывается от хохота.

И такое многозначительное рычание…

Может ли этот день стать ещё хуже?

Ауте, милая, будем считать, что я этого не думала.

Ящер, чуть вибрируя от пробирающего до костей рыка, начинает медленно наступать на вдруг побледневшую Тею. Мама благоразумно ретируется, явно всё ещё не способная до конца понять, что кто-то посмел ей перечить. Бьющая из неё сила взмывает до высот, от которых ломит зубы. Ох, что-то будет.

Как всегда, положение спасает папа. Подходит к Даратее, обнимает за плечи. Один мимолётный взгляд в сторону ящера, и тот скоренько бросается к сомнительной безопасности плеча арр-Вуэйна. Где Аррек умудрился откопать это едва вылезшее из пелёнок чудо?

Стремительным взмахом крыла, прощальным ветром в лицо — родственники, друзья и советники соизволили наконец удалиться. Ящер исчез в неизвестном направлении, и краем сознания я улавливаю возбуждённый галдёж стаи, встречающей вернувшегося сородича.

Поворачиваюсь к Арреку, облегчённо и виновато опускаю уши. Тот ухмыляется чуть сочувственно.

— Достали?

— Угу.

— Так плохо?

— Хуже. Они просто… просто… И люди тоже хороши. Иногда с ужасом ловлю себя на крамольной мысли, что ничего ужасней со мной случиться не могло.

— Кстати о людях…

Ни поза, ни тон не изменились, но в глазах вдруг появляется что-то жёсткое, нет, жестокое, что заставляет меня отпрянуть, плотно прижав уши к голове. Через секунду тоже замечаю: небольшое возмущение в Вероятности, почти на грани чувствительности моего имплантанта. Не сговариваясь, поворачиваемся к переливающемуся бликами бассейну в центре моего онн. Пытаюсь связаться с охраной, приставленной Зимним, затем с альфа-ящерами. Тишина. Почему я не удивлена? Пытаюсь раздвинуть Вероятности, открыть хоть самый примитивный портал. Аррек отрицательно качает головой.

Та-ак.

Кто-то тут только что рассуждал, что ничего ужаснее случиться просто не может?

Гладь воды заволакивает дымкой, всполохами призрачной тени. Что-то поднимается из глубин. Что-то отвратительно сильное и искусное.

Краем глаза ловлю такой же косой взгляд Аррека. Его пальцы очень спокойно, нежными, ласкающими движениями поглаживают рукоять меча. В моих неизвестно откуда материализовалась привычная тяжесть аакры.

Ну вот, ещё одно из моих желаний осуществилось. Теперь не придётся специально разыскивать и селить в бассейн экзотических монстров. И без того, едва коснувшись воды, буду неизбежно гадать, что же оттуда может вылезти на этот раз? Почему не слышно криков радости?

А в глубине медленно формируются, сплетаются из тумана и безмятежности пять фигур. Расплывчатыми силуэтами устремляются к поверхности, прорывают тонкий барьер, гибко вступают на пружинистую твёрдость пола.

— Аут-те!

— Согласен.

Боевая звезда северд-ин, вооружённая до зубов, в пике силы. Та самая. Пять колеблющихся, неуловимых и смертельных Безликих. В моей гостиной. И ни одного Древнего, голубоглазого и беловолосого воинствующего идиота, которого можно было бы позвать на помощь. Как похоже на мужчин: доставать тебя месяцами, но оказаться на другом краю Вселенной, когда они действительно нужны!

Как-то машинально пячусь за спину Аррека. Без Ллигирллин против этих мне не выстоять, но всё равно начинаю изменяться.

Стоим друг против друга. Они — полукругом. Аррек чуть придерживает, но не обнажает меч. Я не без любопытства выглядывая из-за его спины.

Ну и?

Один вдруг оказывается прямо напротив меня. Был там, стал здесь. Ауте Милосердная…

А потом он делает что-то, от чего мои уши с самым глупым видом опускаются по горизонтальной линии. Он опускается на одно колено. И снимает маску.

Лицо как лицо. Сильное, резкое. Узкое, вдоль скул идут тонкие и ровные, явно ритуального происхождения шрамы. Узкие глаза, зрачки которых, похоже, меняют форму, как им вздумается, миниатюрные заострённые уши. Прядь светлых волос на виске.

Я пребываю в таком обалдении, что не сразу понимаю, что он что-то говорит.

— …победили нас в честном поединке, чисто и просто. Вы пощадили нас, продемонстрировав более глубокое понимание Пути Мастерства и Воли, нежели любой из северд. Если Мастер побеждает другого Мастера, он либо убивает его, как недостойного Искусства, либо берёт в Ученики. Госпожа, принимаете ли вы службу и ученичество Боевой Звезды Сев-ан-Лир или же считаете недостойными?

Как по волшебству появляются укороченные мечи, единственным предназначением которых, похоже, является лишать смерти хозяина.

Смотрю на паскудную ухмылочку Аррека. На северд-ин. На мечи.

— Ауте, ну почему всегда я?

Анастасия Парфёнова Расплетающие Сновидения

Ты (мир вокруг тебя) являешься (не являешься) тем, кем хочешь (боишься быть) не быть.

Одна из аксиом клана Нед’Эстро.

Пролог

Кесрит тор Нед’Эстро была стервой. В принципе, любая эль-ин, какую ни возьми, была именно такой, но Кесрит свою стервозность возвела в ранг искусства и потакала ей, когда только можно. Да и когда нельзя — тоже.

И сегодняшний день не был исключением.

Кесрит высокомерно проигнорировала двери и лестницы, влетев на Авелскую Базу Эйхаррона прямо через окно. Лучше не спрашивайте, что стало с теоретически непроницаемым стеклом! Разумеется, тут же завопила сигнализация, а электронные системы принялись надрывно вещать об уничтожении защитного поля, но офицеры службы безопасности, наученные горьким опытом, лишь с мученическим видом переглянулись.

Лейтенант Дислава активировала переговорное устройство.

— Мой князь, прибыла леди Кесрит.

— Да я как-то догадался. — Голос младшего дарай-князя Ярдока, ответственного за Оливулский Сектор, был полон раздражения. Дислава, отлично выдрессированная молодая воительница, с некоторым трудом удержалась, чтобы не скорчить не то брюзгливую, не то сочувственную гримасу. — И сделайте вы что-нибудь с проклятой сиреной! Если уж приходится ежеутренне терпеть присутствие этой, с позволения сказать, леди, это ещё не значит, что нужно каждый раз возвещать о её появлении такими фанфарами!

— Да, мой князь.

— Как она соизволила заявиться на этот раз?

— Через окно, Высокий лорд.

— Какое ещё окно? Портал?

— Нет, мой князь. Обычное окно. Выходящее на Тронный парк. Она через него влетела с улицы.

— Это невозможно! Защитное поле не позволяет проникновение извне.

— Поле исчезло.

— Как?

— Мы выясняем это. — Оба понимали, что выяснить что-либо вряд ли удастся.

— Ладно, не думаю, что ей удастся выкинуть что-нибудь, чего мы уже не видели.

Дарай-князь в ярости отключился.

Уже приступая к перепрограммированию системы безопасности, Дислава подумала, что леди Кесрит, при всех её чудачествах, гораздо симпатичнее того же Ярдока. И тут же постаралась выкинуть столь непатриотичную мысль из головы.

В соседнем коридоре Кесрит, внимательно прислушивавшаяся к разговору, согнулась в приступе беззвучного смеха. Наконец-то! Люди оказались восхитительно легко дрессируемыми созданиями. Всего неделя пробуждений под аккомпанемент надрывающейся сирены оповещения о внешней атаке — и они уже меняют настройку своих систем. Глядишь, так их можно будет рано или поздно приучить к мысли, что специально устроенные двери отнюдь не являются единственным способом проникнуть куда-либо. А там уже рукой подать до придания человеческому мышлению некоторой… э-э… нестандартности.

Но «Не сможет выкинуть чего-нибудь, чего мы уже не видели»? О, он так ошибается!

Она пролетела по коридорам безудержным ураганом, сметая крыльями мелкие безделушки и не вовремя попавшихся на пути людей. Весёлый, чуть издевательский смех расцветил чинные интерьеры, и там, где его слышали, законы физики вдруг начинали сходить с ума. Гоблины поселялись в безукоризненно работавших до того механизмах, причём самые настоящие, зелёненькие, с красными глазками чешуйчатые гоблины. Столовые приборы вдруг начинали самовольно летать. Столы и стулья приобретали свой, чаще всего совершенно несносный характер.

Кесрит, Мастер Чародейства и Сновидений, развлекалась вовсю. Людям оставалось лишь страдальчески возводить глаза к потолку.

Дипломатия, ничего не поделаешь!

Наконец эль-ин опустилась на ступени стартового зала и стремительно заскользила вперёд. Косая тень, чуть размытая шуршащим плащом крыльев, стелилась за ней, рассекая плиты пола надвое. Князь Ярдок поспешил к одинокой фигуре, безуспешно пытаясь удержать радушную улыбку на своём красивом, благородном и сильном лице. Он не без оснований считал, что за какую-то неделю эта серокрылая девчонка превратила его до того безупречно работающую базу в сумасшедший дом. Кесрит была с дараем полностью согласна. И очень собой гордилась.

— Эль-леди, какое счастье видеть вас здесь. — Казалось, беднягу сейчас сплющит та невероятная сила, которая ему требовалась, чтобы сохранить самообладание и соблюсти правила приличия.

— О, князь Ярдок! — Кесрит, подхваченная собственным безоблачным настроением и извечным желанием достать проклятого зануду, бросилась к нему и впилась в скульптурно очерченные губы страстным поцелуем.

Сказать, что Ярдок опешил, — значит не сказать ничего. Он настолько растерялся, что даже забыл шибануть чертовку хорошей молнией, как, в принципе, должен был бы.

До сих пор общение с Кесрит состояло из перепадов от ледяной вежливости к остроумно-злобным перепалкам, доставляющим обоим огромное удовольствие, а затем — к настоящей базарной ругани. Словарь томноокой девы оказался практически неисчерпаем, к вящей зависти вынужденного оставаться в рамках каких-никаких приличий человека.

Но чего она до сих пор ни разу не делала, так это не пыталась быть с ним дружелюбной.

И уж тем более ни разу не позволила никому к себе прикоснуться. Даже кончиками пальцев — и это был едва ли не единственный пункт этикета высокородных арров, который эль-ин соизволила не нарушить.

До сегодняшнего дня.

Все мысли из головы благородного дарай-князя вышибло куда-то подозрительно далеко. Он чувствовал лишь упругое тело, плотно прижавшееся к его груди, мягкий изгиб спины под руками, щекочущее прикосновение крыльев. И запах. Пьянящий, экзотический и в то же время до боли знакомый — запах духов девушки, которую безнадёжно и тайно любил в юности. Той, сны о которой до сих пор навещали его иногда в предрассветные часы, оставляя после себя удивление и сожаление.

Кесрит целовала самозабвенно, бездумно, всю себя отдавая ощущению чужих губ на своих губах, пальцев, чуть поглаживающих основания крыльев. Если сначала это и было шуткой, то теперь, когда её когти резали тонкую ткань рубашки, чтобы ладонями ощутить ровную гладкость перламутровой кожи, дело начинало принимать смертельно серьёзный оборот.

Подавшись вперёд, Нед’Эстро клыками распорола мужчине нижнюю губу. Отрезвлённый болью, человек рванулся было назад, но Кесрит пока не собиралась его отпускать. Металлический привкус его крови смешался у них на губах, две фигуры окутало завесой её крыльев и туманом её чародейства.

Потрясённые люди, в полной растерянности взиравшие на происходящее перед исследовательской капсулой, вынуждены были распластаться по полу и стенам, спасаясь от водоворота силы, магии и Вероятностных изменений. Дикие, дразнящие волны жара и холода побежали по коже всех обитателей базы, неся с собой фантазии, о которых лучше вспоминать одному в темноте самой поздней ночи. Похоже, и таинственная волшебница с Эль-онн, и всегда такой выдержанный дарай напрочь утратили контроль над своими способностями. Это было жутко. Это было прекрасно.

Это заставляло краснеть даже самых циничных.

Когда то ли несколько секунд, то ли вечность спустя женская фигура попыталась ускользнуть из его объятий, Ярдок почти инстинктивно потянулся, чтобы её удержать. Но Кесрит выскользнула из телекинетического захвата так же легко и бесплотно, как и из физического. Дарай-князь поднял затуманенные глаза, и из-за чёрных, как вороново крыло, волос на него глянули янтарные глаза Тараны, его первой любви, казалось, давно уже забытой.

Стремительным сгустком энергии иперламутрового сияния девушка скрылась в предназначенной ей капсуле, и дараю едва хватило жалких остатков впитанного с молоком матери самоконтроля, чтобы не броситься за ней следом.

Ярдок машинально слизнул с губ собственную кровь и потряс головой. Подчинённые жались по стенкам и смотрели не то испуганно, не то зачарованно. А смотреть было на что: высокий дарай, взлохмаченный и окровавленный, с подёрнутыми поволокой глазами и нарезанной аккуратными полосками рубашкой, голубоватый перламутр кожи ярко переливается на обнажённой груди.

Надо было что-то сказать. Что-то такое, чтобы прервать наконец эту тишину. Что-то, чтобы напомнить о своей репутации.

— Друзья мои, если вы считаете, что спятивший эльф — достаточная причина, чтобы сорвать график, то вы глубоко не правы. КООРДИНАТЫ ТЕЛЕПОРТА НА МОЮ КОНСОЛЬ! НЕМЕДЛЕННО!!!

От мощного вопля служащие базы сначала испуганно присели, а затем бросились врассыпную к своим рабочим местам, развивая ну прямо-таки физиологически невозможную скорость. Ярдок арр-Эйтон ещё не знал, что слова эти станут легендой, этакой не то пословицей, не то абсолютной истиной, надолго пережившей своего создателя.

Ровно двенадцать секунд спустя дарай-князь, чуть ободранный, но от этого не менее царственный, уже сидел за пультом управления, нагнетая напряжение для максимально точного перемещения. Эти маленькие вылазки Кесрит он всегда контролировал только сам — здесь требовалась филигранная точность, концентрация внимания почти на грани возможного. И сейчас, сосредоточившись на том, чтобы максимально легко и незаметно материализовать исследовательскую капсулу в заданной точке, человек изо всех сил старался не вспоминать сияющий блеск кожи мелькнувшей перед ним женщины. Не слышать наплывающий пьяными волнами экзотический запах. Не думать, что у Кесрит тор Нед’Эстро глаза всегда были серыми.

Не думать.

* * *

Кесрит без сил откинулась на кресло управления, устало и беспомощно опустила уши. Чары постепенно рассеивались, иллюзия уходила, оставляя после себя лишь опустошённость. Глаза и волосы утрачивали яркую окраску, позаимствованную из воспоминаний дарай-князя, вновь наливаясь бесплотной серостью.

Н-да. Чего хотела, на то, значит, и налетела. По по-олной программе.

Ауте и все её порождения!!!

Это ведь уже не в первый раз. Кто мог предположить, что люди, эти плоские, безжизненные, предсказуемые мартышки, умеют видеть Сны. Яркие, многомерные, сильные. Видения и фантазии, затягивающие, точно водоворот, быстрее, чем ты сообразишь, что же всё-таки происходит.

В Бездну! Она — Мастер из Расплетающих Сновидения. И уж она как-нибудь сможет проконтролировать наплыв безумных вывертов чьего-то недоразвитого подсознания. А теперь у неё есть работа, которую неплохо бы сделать.

Кесрит сосредоточилась на окружающем. Ярдок, как всегда, сработал безукоризненно. Сейчас её капсула плавно скользила в молчаливом вакууме, балансируя на тончайшей грани между нормальным пространством и гравитационной аномалией, ради исследования которой, собственно, и затеяли всё это безумие. Было у дараев такое дикое подозрение, что эта яма в пространстве, расположившаяся прямо на перекрёстке торговых путей, может быть если не разумной, то, во всяком случае, ну оч-чень интересной. И как-то так само собой получилось, что именно Чародейка из Расплетающих Сновидения, мастерица фантазий и причудливых иллюзий Ауте, ну просто идеально вписалась в задачу сбора и анализа связанной с подобными странностями информации. Кесрит не возражала. Ей было интересно. То, что при этом приходилось терпеть ещё и присутствие homo sapiens, вполне можно отнести к мелким неудобствам.

Когтистые пальцы пробежались по пульту управления, отключая всю электронику. Сейчас механизмы только мешали. Сейчас важны были лишь её разум и её имплантант.

Серокрылая женщина расслабилась в мягком покачивании кресла, закрыла глаза. Медленно-медленно начала освобождать сознание от всего постороннего, перенося себя по ту сторону снов и реальности, в зыбкое царство, доступное лишь Расплетающим. А затем потянулась вперёд, туда, где энергия сворачивалась в причудливые и опасные завихрения. Где тонкие силовые линии сплетались в то, для чего на Эль-онн издавна использовали слово «Сон».

А люди ещё удивляются, что не понимают языка «эльфов»!

Кесрит осторожно вытянула одну ниточку. Вторую. Перевела их на удобоваримый для смертных язык и напрямую отправила к человеческим компьютерам.

Работа началась.

* * *

Через пару часов эль-ин выгнулась в своём кресле, опираясь на пятки и затылок. Здор-рово! Нет, действительно здорово. Но кое-что ещё нужно доделать.

Сознание Ярдока, удерживающего капсулу от падения и иногда передвигающего её по требованию Кесрит, было совсем рядом, на расстоянии мысли.

«Дарай-лорд?»

«Мы продолжаем получать информацию, моя торра. Просто невероятно».

«А иначе не было бы интересно. Ладно, я немножко сориентировалась, теперь можете меня отпустить. Пора приступать к более детальным исследованиям».

«Отпустить?»

За своей консолью дарай-князь нахмурился, вопреки всякой логике надеясь, что неправильно понял последнюю мысль. К этому всё и шло последнюю неделю…

«Прекратите контролировать капсулу. Ваш разум, разумеется, даёт гораздо меньше помех, чем какой-нибудь неуклюжий двигатель, но и от него достаточно шума, чтобы помешать услышать что-нибудь действительно важное. Отпустите, дальше я сама».

Пауза.

«Миледи, это опасно».

«Всё на свете опасно, но здесь, как мне кажется, риск отнюдь не столь высок. И вообще, это мой проект».

«Торра Кесрит…»

Она начала постепенно закипать.

«Сейчас же!»

Теперь уже закипать начал сам дарай. Таким тоном с Ярдоком никто не говорил, даже те, кто имел на это полное право.

«Как вам будет угодно». За этой фразой следует угадать вежливый полупоклон с лёгкой издёвкой в подтексте.

Присутствие человека исчезло. Кесрит со свистом выпустила воздух сквозь стиснутые зубы и попыталась расслабить прижатые к голове уши. Опять она сорвалась. И опять на Ярдоке. Глупо, мастер, очень глупо. И не слишком честно по отношению к человеку.

Сегодня вечером, после возвращения из рейда, она перед ним извинится.

Приняв сие великодушное, полное самоотверженности решение, эль-ин вновь сосредоточилась на объекте своего исследования. Точнее, попыталась сосредоточиться. Но тут её отвлекли.

Первая мысль была: «Что себе позволяют эти смертные? Просила же — никаких помех, пока я работаю!» Корабль, вдруг вынырнувший из гиперпространства прямо перед её капсулой, был, несомненно, человеческий и, ещё более несомненно, отнюдь не дарайский. Просто летающая каракатица какая-то, а не корабль.

На вторую мысль у женщины не хватило времени. Перед глазами у неё вдруг поплыли разноцветные круги, крылья безвольно повисли. И, погружаясь в беспамятство, Кесрит ещё успела смутно осознать, что извиниться перед Ярдоком у неё сегодня, наверно, не получится.

В конце концов, во всём, что ни посылает нам Ауте, должны быть и свои положительные стороны!

* * *

Она спала и видела сны.

Похитители сработали чётко и невероятно быстро: после долгого ожидания, когда же одинокая капсула окажется без присмотра, они смогли превосходно рассчитать атаку, сразу же выключив девчонку парализующим лучом, сграбастали миниатюрный исследовательский кораблик и были таковы. У дараев не должно было возникнуть никаких вопросов: это далеко не первый случай, когда пропажу здесь спишут на легендарную Яму.

Теперь главное — добраться да базы, не позволяя пленнице прийти в себя. И они продолжали держать эль-ин под действием излучения.

Она спала и видела сны. И в этом заключалась основная ошибка нападающих.

* * *

Сон, в котором оказалась Кесрит, был странен. Он был липкий, причём какой-то неструктурированно липкий. Вязкость его напоминала сонное заклинание, но была гораздо более рыхлой.

Мастеру из Расплетающих эту пародию на путы можно было даже не принимать в расчёт.

Героиня сна Кесрит, которую она за неимением других терминов называла «другая я», легко вспорхнула над бесчувственным телом и с любопытством оглянулась. Где-то рядом переливались искорки живых существ, причём, судя по всему, существ бодрствующих. И подозрительно похожих на людей. «Другая Кесрит» легонько, чтобы не быть замеченной, заскользила от одной искорки к другой, прячась на самом краю неконтролируемого потока их сознаний. И то, что она видела, ей не нравилось.

И тут — о, какая беспечность! — она увидела супер-нову, яркое, новорождённое солнце только что погрузившегося в дремоту человека.

Хищным призраком «другая Кесрит» спланировала к ничего не подозревающей жертве, бесшумная и смертоносная, какими бывают лишь герои самых страшных кошмаров.

Сны человека, яркие, затягивающие, она благополучно миновала, опускаясь на более скрытые уровни. Туда, где можно было найти информацию о происходящем.

Та-ак…

«Другая Кесрит» презрительно дёрнула воображаемыми ушами. Людская глупость никогда не перестанет её поражать. Если бы ещё этот клинический идиотизм пореже соседствовал с редкой гениальностью и железными мускулами… а также технологиями, позволяющими растереть среднестатистического эль-ин в мелкую-мелкую пыль.

Ладно, хватит рефлексии, пора принимать меры.

Расплетающая вновь поднялась туда, где человек плыл на волнах своего гротескного сновидения. Но на этот раз она не ограничилась наблюдением. Жёстко и повелительно Кесрит перехватила управление фантазией. Так просто, что даже почти скучно. Пленник своего внутреннего мира, человек послушно встал с кровати, оделся, вышел в пустые коридоры. Пребывая в полной уверенности, что спит и видит сон, более того, не имея ни малейшего представления, что этот сон он с кем-то делит. И это — существо, совсем неплохо, по меркам эль-ин, владеющее телепатией (по меркам дараев, он едва тянул на самые низкие ранги), обученное вычленять и нейтрализовывать ментальное воздействие. Невероятно. Эти мартышки вообще допускают мысль, что не всё можно делать привычным и единственно возможным способом?

* * *

Человек тем временем послушно дошёл до медицинского отсека (тюрьмы), ввёл код и даже поднял веки, чтобы допотопный, но вполне надёжный замок считал рисунок сетчатки. Выставить персонал из отсека, было делом одной минуты: её сонный приятель оказался здесь большой шишкой. И опять никто ничего не заметил. «Другая Кесрит» ввела его внутрь, заблокировала дверь и не без любопытства посмотрела на собственное тело через призму человеческих глаз.

Н-да… Похоже, она недооценила своих похитителей. По крайней мере, на замки и путы ребята не поскупились. Наркотиками накачали так, что только из ушей не течёт. И вообще, засунули под стеклянный колпак медицинского биостаза, который, Кесрит это знала, изнутри ей никогда не открыть.

Но она и не собиралась ничего открывать изнутри. Пальцы её «пленника» умело забегали по кнопкам, отключая оборудование. Кесрит, разумеется, ничего в нём не понимала, но это и не было нужно: её «лошадка» и сама всё отлично знала. Вдруг прекратились облучение и подача всякой химии в вены, прозрачный колпак скользнул в сторону, мужчина нагнулся, чтобы вручную снять тяжёлые кандалы.

«Другая Кесрит» почувствовала, как угол зрения чуть дрогнул, когда глаза Кесрит № 1 открылись и встретились с человеческим взглядом, из глубины которого выглядывала она же сама. Ещё одно смещение — теперь осталась только одна Кесрит, медленно садящаяся на операционном столе, а человек бескостно осел на пол и тут же принялся выводить носом звонкие рулады. Эль-ин брезгливо дёрнула правым ухом и соскользнула вниз.

Ну-ну.

За дверью намечалось подозрительное движение. Ага, а вот и служба безопасности. Ну что ж, они первые начали…

Стены всё ещё казались какими-то неустойчивыми, пол грозил выскользнуть из-под ног, но в целом это лишь добавляло ей плохого настроения. А эль-ин в скверном расположении духа — это не то явление, с которым стоит встречаться без скафандра усиленной защиты.

Чары пришли на зов всплеском серого тумана. Крылья выгнулись, охватили тело плотным плащом… и застыли, уплотнившись в твёрдую скорлупу боевой брони. Тяжёлой. С кивралитовым напылением. На бёдрах вдруг налился тяжестью пояс с двумя дезинтеграторами. К ногам оказались пристёгнуты лазерный меч, набор плазматических гранат, набор нейтронных гранат, набор обойм с различными начинками, нейробластер, просто бластер, пульсатор и что-то ещё, в чьём названии Кесрит не была до конца уверена, но совершенно точно знала, что если этим зашвырнуть в толпу врагов, то ноги потом уносить надо в темпе. На груди крест-накрест шли ремни ещё с одним набором зарядов и метательных гранат, на этот раз импульсных. А на талии аккуратно пристроились две маленькие темпоральные бомбы. На её руках… Вы действительно хотите узнать, что оказалось пристёгнуто к её рукам?

Дверь наливалась пылающим пурпуром. Ага, гостеприимные хозяева решили проплавить себе свободный проход. Как мило.

Кесрит демонстративным движением захлопнула щиток шлема и скинула с плеча плазменный миномёт. Ладно, миномёт — это, быть может, уже слишком, но они действительно начали первыми!

Дверь оплыла лужицей тёмно-красной плазмы. Высыпавшие в образовавшееся отверстие нападающие застыли, неуверенно подняв свои игрушечные пистолетики.

Сюрприз, сюрприз!

Кесрит улыбнулась, продемонстрировав через прозрачную пластину шлема полный набор клыков. Чуть пошевелила миномётом.

— Ну ладно, мальчики и девочки. У вас осталось ровно пятьдесят секунд, чтобы доходчиво объяснить мне, что здесь происходит. И придумать извинение. Очень-очень хорошее извинение.

Глава 1

Это был не то чтобы взрыв, но что-то подозрительно на него похожее. Меня подбросило в воздух, закрутило, швырнуло об пол.

— Какого…

Мир менялся. Окружающее потекло размытыми волнами, задрожало, изогнулось. От следующего удара я увернулась, третий вновь отбросил меня на стену. Каменную. Твёрдую. Которая только что была всего лишь лёгкой шёлковой занавеской.

Это становилось забавным.

Я начала танцевать. Хотя нет, для начала я всё-таки попыталась прочувствовать уже существующий узор, понять, что же тут, во имя Ауте, происходит. Но когда что-то тёмное, пахнущее смертью и разложением, чуть было не сграбастало меня в… хм… лапы, пришлось принимать более решительные меры.

Не тратя больше времени на исследование, я «дёрнула» на себя свихнувшиеся нити, с варварским треском разрывая узлы и сплетения, уничтожая взбесившийся узор. Легчайшим прикосновением разума перехватить тонкую сущность, вплести лучи своей воли, своей сущности в смешавшийся гобелен и — быстро, вспышкой света, криком боли — изменить рисунок, творя его по своему желанию, своему образу, своему подобию. Окружающее вновь дрогнуло, привычно откликаясь на прикосновение, чёрная дыра, куда меня неожиданно забросило, вытянулась…

Ещё один взрыв ударил по нервам багровой волной, боль обжигающими бабочками затанцевала где-то на внутренней поверхности глазниц.

— Какого?!

Я была внутри убедительного подобия пещеры — тёмное замкнутое пространство, тоннель, ведущий в никуда. Волосы на загривке встали дыбом, всё тело напряглось в предчувствии. Опасность! Смерть! Ужас!

Бежать.

Доля секунды, потраченная на восстановление самообладания, едва не стоила жизни. От первого удара я увернулась лишь чудом, дрожью в животе откликнувшись на дуновение клинка, пронёсшегося в каких-то миллиметрах от обнажённой кожи. Второго выпада избежала, резко нагнувшись, скользнув назад и вправо. От третьего удалось уйти, перекатившись по полу и пребольно врезавшись в стену. Холодную. Каменную. Твёрдую.

Кажется, я повторяюсь?

Вот трагедия-то, правда?

После третьего удара я оказалась в достаточно неудобной позиции, лишившись минимального пространства для маневра. А меч уже опять приближался, напоминая о себе свистом рассекаемого воздуха, дыханием смерти, неуловимый, яростный, вселяющий ужас.

Инстинкты оказались сильнее разума. Клинок столкнулся в воздухе с клинком, звонко, ловко высекая искры и рассыпая неслышимые уху простого смертного изысканные оскорбления. Я взвилась в воздух, в немыслимой петле вращая неизвестно откуда появившийся в руке меч, парируя выпады, сыпавшиеся, казалось, отовсюду одновременно.

Разумеется, я не успела.

Купилась, как маленькая, на обманный выпад, заработав длинную, но неглубокую царапину на рёбрах. Затем пропустила совсем уж детскую атаку снизу.

Бежать.

Бежать, бежать по тоннелю, отражая бесконечные атаки. Звон оружия слился в непрерывную песнь, дикий темп не даёт ни минуты на размышления. Нападающих я не видела — только размытые тени, да ещё такое ощущение… Мерзкое ощущение.

Стойки и движения сплетались в причудливый танец, экономный, точёный. Упасть, пролетев буквально в сантиметре над полом, но не касаясь его, невероятным изгибом кисти отбросить вражеское оружие, взвиться, ощутив холодное прикосновение стали к рёбрам — прикосновение, но не порез. Увернулась. А левая рука уже сама чертит стальным клинком сложную линию, отражая что-то там ещё, правая вдруг резко ударяет по удлинённой рукояти, мгновенно меняя траекторию и направление удара, и успевает-таки отвести смерть.

Это от икры отрезан тонкий-тонкий кусочек плоти. Ногу точно кипятком обожгло.

Время растянулось, движения стали замедленными, точно вязнущими в чём-то. Клинки всё так же жадно устремлялись к моей плоти, а я не успевала, не успевала…

Наверное, именно это и привело меня в чувство. Какого демона? Что я делаю?

Меч исчез из руки, точно его и не было, я застыла в спокойной, почти ленивой медитации. Клинки атакующих устремились вперёд, к незащищённой плоти. Можно было бы, конечно, позволить им ударить, но мои нервы сегодня почему-то решили, что с них пока хватит.

В последние мгновения сила рванулась из тела, из точки многоцветий, ровно пульсирующей между глаз. Ярость и непонимание вспыхнули чистым, ярким пламенем, стекавшим по коже огненными каплями. Брызги на предательской реальности. Я жгла нити, безжалостно уничтожая узор, и то, что только что казалось прочным и надёжным, рассыпалось под плетями неверия в невесомую пыль. Рассыпалось под тяжестью таких знакомых слов.

Это всего лишь сон…

* * *

Не крик даже, а удивлённый вздох застыл в горле твёрдым комком. Я села так быстро, что окружающее на мгновение смазалось в стремительности этого движения. Пальцы комкали мокрый шёлк простыней, темнота вокруг нежна и спокойна.

Первое, въевшееся в плоть и кровь действие — проверить Эль. Нет, там всё, вроде, в порядке. Мой народ занят своими делами.

Когда дыхание успокоилось настолько, что можно было не глотать воздух судорожными, резкими вздохами, я решила, что время на эмоции закончилось, пора бы и подумать.

Что, во имя Ауте, только что случилось?

Осторожно провела рукой по телу. Под грудью выступил пот, простыни влажные и холодные. И — обжигающей пульсацией регенерации — спешно затягивающиеся раны: царапина на рёбрах, аккуратно срезанная кожа на ноге. Мелочи, почти не больно.

Где-то на периферии сознания забрезжило что-то вроде идеи.

Итак, подытожим. Я спала, сплетая какую-то лёгкую и бесполезную фантазию, когда вдруг сон вышел из-под контроля. Я была атакована. Во сне. И не смогла с этим справиться.

Нет, хуже того. Я забыла, что это — сон. Был ослепительно короткий миг, когда весь мир сузился до нескольких острых мечей, которые нужно было любой ценой отвести от себя, когда ощущение опасности стало настолько сильным, что включился слепой, нерассуждаюший инстинкт самосохранения. Танцующая изменения, забывшая, что она есть и чем она не является. Такого со мной ещё не было.

Мило.

Единственное объяснение, которое приходило на ум, — атака извне. Кто-то или что-то вторглось в сновидение, связало меня одурманивающим заклятием, а затем атаковало просто и незатейливо: мечами и магией. В таком случае решение не тягаться с этой таинственной тварью в состязании воли, а быстренько смыться оттуда, уничтожив попутно весь узор, было верным. Главное — не позволять оружию нападающих дотронуться до эфирного тела. Окажись моя сила хоть немного меньше силы агрессора, усомнись я хоть на долю мгновения, что клинки не причинят мне ни малейшего вреда, — и ранение, полученное лишь в воображении, оказалось бы не менее смертоносным, чем настоящее.

Опасливо коснулась кожи рядом с порезом и досадливо дёрнула ушами.

Играть в «кто упрямей?» с неизвестным противником — безумие. Особенно с противником, способным повернуть против вене её собственный сон. Это, скажу я вам, надо умудриться. Ой как умудриться.

Все размышления казались разумными и верными. И были бы наверняка верными, если б не это: ну не ощущала я постороннего вторжения в свой разум. Хоть убейте, не ощущала. Ну ни капельки. Я откинулась на подушки, стараясь расслабиться. Лёгкое состояние транса. Самонаблюдение. Мерцающая звёздочка сознания скользила по телу, исследуя сосуды, ткани, кости. Надолго задержалась в области внутренних органов. Затем сосредоточилась на разуме, чутко вслушиваясь в шёпот обитавших там бессчётных душ. В голоса и мысли миллионов эль-ин, всегда присутствующих где-то глубоко-глубоко внутри. Я окинула быстрым взглядом генетическую память, скользнула тенью внимания по памяти личной и уже куда более пристально рассмотрела чувства и ощущения, особенно сконцентрировавшись на том, что смертные называют волей.

Тонкими, едва заметными прикосновениями пробежалась по тому, для чего у смертных слов нет и никогда не будет. Открыла глаза, невесело щурясь в обнимающую меня темноту.

Не было там никого чужого. Только я. Антея тор Дериул-Шеррн, леди-регент своей непередаваемой персоной.

Вроде бы полагается радоваться, если обнаружила, что никто враждебный тебе в мозги не лез. Мне же почему-то радостней не стало.

Итак, имеется два варианта.

Первый: атакующий настолько искусен, что опутал меня заклинаниями, которых я не замечаю. Неприятно, но возможно. Кто у нас способен отколоть подобный трюк? Некоторые из Мастеров клана Расплетающих Сновидения. Алл Кендорат точно мог, ну, может, ещё парочка. И, наверно, кое-кто из других кланов. С древними никогда не знаешь точно, они имеют вздорную привычку менять кланы не реже раза в тысячелетие, чтобы не сосредоточиваться на чём-то одном. Раниэль-Атеро почти наверняка в списке, да и Зимний тоже. Ещё нужно включить тварей Ауте или какой-нибудь новый сюрприз Ойкумены. Или вообще что-нибудь, о чём я понятия не имею.

Вопрос ведь не «кто?» Вопрос: «зачем???»

Ладно, проехали.

Вариант второй… А какой, собственно, у нас второй вариант?

Я задумчиво провела пальцем по коже. Влага уже успела испариться, но тело ещё помнило мерзкое ощущение. Что-то во всём этом было подозрительно знакомое. Смутный, неразумный и не направленный ни на что конкретное ужас. Пробуждение с криком, в холодном поту, с простынями, обвившимися вокруг тела. Звучит почти хрестоматийно. Я нахмурилась, пытаясь ухватить ускользающее слово. Не сен-образ, а слово, слово человеческого языка. Кошмар. Обыкновенный кошмар.

Я это что, серьёзно? Ауте, я же изучала сновидения людей. Я внимательно просматривала их путаные фантазии, читала соответствующую литературу, с треском продираясь через несуразности языка. Я не раз присутствовала в чужих кошмарах, кое-какие даже устраивала сама, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Я так и не поняла, что они подразумевают под этим словом.

Теперь, кажется, поняла. Мерзость какая!

Нет, я это серьёзно? У меня — кошмар? Неконтролируемое сновидение, вызывающее полную потерю власти над собой и окружающим? У меня??? У Антеи из клана Дериул, Танцовщицы изменений в Ауте знает каком поколении?

Бред.

Нет, точно бред.

Кошмары видят люди, смертные. Глупые, несуразные существа, понятия не имеющие о том, что творится у них в головах.

Бред.

Но если бы эль-ин все невероятные идеи отвергали как изначальный бред, средняя продолжительность жизни в кланах значительно бы уменьшилась.

Аут-те.

Я села, на этот раз медленно и неохотно, с почти слышимым скрежетом зубовным. Голова казалась тяжёлой и словно набитой ватой, очень хотелось в небо, под проливной дождь или, в крайнем случае, в какой-нибудь водоём.

Ладно, начали. Что там делают смертные, чтобы разобраться в своих сновидениях? Я быстренько перетряхнула память в поисках прочитанного или услышанного. Нет, люди точно ненормальные. Целая раса психов.

Чувствуя себя полной дурой, начала колдовать. Самой возиться, выстраивая сложные молекулярные цепочки и координируя потоки материи, не хотелось, я так и не удосужилась научиться делать это правильно, так что просто активизировала имплантант с заключённой в нём поистине неисчерпаемой базой данных. Секунда — и из молекул воздуха сконденсировался небольшой электронный блокнот со световым карандашом. Ну, по крайней мере, их варианты в моём исполнении. Копировать человеческую электронику слишком муторно, так что внутренние микросхемы я заменила лёгким заклинанием — здесь, как мне кажется, скорее важна форма, а не содержание.

Записывать сновидения рекомендовалось сразу после пробуждения, пока все детали ещё ярки и не забылись. Это чтобы я забыла свой сон? Лю-юди!!!

Световой карандаш стремительно выводил значки, которые смертные называли буквами. Очень неудобный способ хранения информации, но что-то в нём есть. К тому времени как всё было зашифровано, я полностью успокоилась и настроилась на рабочий лад. Света маловато для человеческих глаз, но для моих вполне достаточно. Окинула критическим взглядом своё произведение. Расставила кое-где акценты, обозначающие эмоции, кое-что подчеркнула. Руки чесались построить трёхмерную матрицу, чтобы в одном измерении было отмечено развитие сна, а в другом — мои мысли и чувства по этому поводу, но решила не отступать от заведённого порядка, а указать всё ниже. Пожалуй, хорошо, что я сдержалась и не стала заносить всю информацию на носитель одним слитным, цельным образом. Так хоть и длиннее, но есть время подумать.

Так, теперь символы. Взрыв, беспомощность. Тоннель, нет, скорее пещера. Тё-ёмная. Мечи, угрожающие. И всё это на таком эмоциональном накале, что яичницу поджарить можно. До угольков.

Я задумчиво постучала кончиком карандаша по зубам. Что там у нас дальше? Дальше, по теории, следовало искать значение этих символов и отгадывать, что там мне пыталось сообщить моё подсознание. Как будто, вздумай оно мне что-нибудь сообщить, я бы и так не услышала. Ладно, проехали.

С чем у меня ассоциируется взрыв? Огонь, шторм, молния. Темперамент, клан Изменяющихся, большие неприятности. Это и так понятно, что неприятности, тоже мне, новость. Дальше. Меч. Избранное оружие, высокое оружие. Мастерство, гордость, честь. Достойный противник. А пещеры? Так, дырки в земле. Один раз, правда, встретила разумную.

Да, во сне я сражалась мечом, которым в реальной жизни, несмотря на бесконечные спарринги с собственными телохранителями, так толком и не овладела. Более того, сражалась классической катаной, излюбленным оружием моего мужа. До сих пор помню длинную, обтянутую акульей кожей рукоять и тонкий, чуть изогнутый клинок.

Интересно, при чём здесь Аррек?

С личными символами ничего не получается. А если посмотреть, что они означают для людей? Есть там у них какие-то более-менее общие для всех образы. Пещера, например, часто трактуется не то как материнское лоно, не то как подсознание. Что-то изначальное, откуда ты появилась. Основа. Так, это уже интересней. А меч? Хм-м, как это люди умудрились его превратить в сексуальный символ? Всё страньше и страньше.

Я посмотрела на то, что записано в блокноте. Озадаченно пожала плечами. Сделала несколько набросков странного сна. Снова посмотрела.

— Гэр-джирр! — С проклятием отброшенный блокнот на полпути к полу растворился в предрассветном сумраке.

Резко, мгновенной вспышкой создала сен-образ, включавший и то, что было в блокноте, и то, что словами выразить невозможно, и много чего ещё. Рассмотрела его. С ещё более изощрённым ругательством зашвырнула образ в другую сторону и уселась, нахохлившись, поджав под себя ноги.

Версия с посторонним вмешательством с каждой секундой выглядела всё более и более правдоподобной. А может, пророчество? Нет, это я бы узнала с первого мгновения. Чему-то же меня Раниэль-Атеро научил.

Светало. Я сидела на просторном, овальной формы ложе, единственном предмете обстановки в комнате. Уступка моим вкусам: терпеть не могу натыкаться на всякие тумбочки и полочки, которыми эти ненормальные загромождают свои жилища. Мебель им подавай! Даже невысокая кровать — каприз Аррека. Окна — очень большие и очень просторные окна — защищены лишь силовым полем, пропускающим ветер и безопасные запахи, но надёжно блокирующим всё остальное. За ними — светлеющее небо, постепенно наливающееся золотистыми и зеленоватыми оттенками, нежная вязь облаков. Спальня расположена очень высоко, в одной из самых высоких башен города: ещё одна уступка моим капризам. Оливулцы по какой-то причине считали это место не слишком престижным и вообще чисто подсобным помещением, что позволило мне без труда его оккупировать. Башня, в отличие от большинства местных построек представлявшая собой не выращенное нужной формы дерево, а обычную конструкцию из металла и пластика, раскачивалась и поскрипывала почти как летающие дома Эль-онн. Только вот наши жилища плавали в воздушных потоках, а это опиралось на хрупкие с виду подпорки, что заставило Аррека задуматься о надёжности сего архитектурного монстра. Да и меня тоже, если на то пошло. Так что первым делом после выкидывания какого-то биооборудования я попросила знакомого заклинателя поколдовать над всем сооружением. Теперь эта башенка и прилегающая к ней гранитная глыба будут стоять, даже если вся планета вдруг неожиданно исчезнет в никуда. Л’Рис никогда ничего не делает наполовину, а к вопросам моей безопасности порой подходит даже излишне серьёзно.

Но, несмотря на надёжность этого убежища, на Оливуле я бывала редко. Очень редко. Только когда к тому вынуждали обстоятельства. И никогда не задерживалась дольше необходимого.

На этот раз, как, впрочем, и всегда, обстоятельства скромно прятались за авторитетным именем «Зимний». То есть вытащил меня на ненавистную планету самозваный Глава моей собственной «Службы Безопасности».

— Опять у него тут какие-то восстания и общественные беспорядки. Да в Оливулской империи всегда беспорядки! Тоже мне, новость.

Для одного утра самокопания более чем достаточно. Пора просыпаться и браться за дело.

Короткая разминка, холодный душ, стремительно и небрежно натянутая одежда. Начинаем трудовые будни.

Создала сен-образ, что-то вроде «Я проснулась» и «Ну и какого демона вы меня сюда вытащили? Очередной в последний момент раскрытый заговор? Разве вас не затем отправили в Ойкумену, чтобы не было таких вот срывов?», и отправила Зимнему. Может, и не очень вежливо, но вежливостью в наших отношениях с первого дня не пахло. Палёным между нами пахло. Даже жареным. Хорошо-хорошо прожаренными эль-ин.

Мастер Оружия клана Атакующих откликнулся мгновенно, и его ментальное прикосновение было столь же холодно, как и имя.

«Регент, быстро перемещайтесь сюда» и приложение карты-схемы.

Вот так. А предполагается, что я тут абсолютный и всевластный монарх.

Но послание оставило слишком свежее ощущение срочности, чтобы тратить время на глупости вроде субординации. Мы же не люди, в конце концов.

Ввести координаты в пульсирующий между глазами камень имплантанта, и тут же вспыхивает портал. Я давно уже перестала испытывать неловкость по поводу использования таких маленьких чудес технологии. Разумеется, мерзко доверять чему-то, что ты не понимаешь и не можешь до конца контролировать, и долго эль-ин с таким положением мириться не намерены. Но пока что дарайское искусство — самый быстрый способ перемещения, и я им, в отличие от некоторых, пренебрегать не собиралась.

Уже в переходе ощутила лёгкую, на грани восприятия, неправильность — мои телохранители, обычно ошивающиеся где-нибудь в параллельной реальности, совершали переход вместе со мной. В закрытый кабинет, где Зимний тихо беседовал с какими-то неизвестными мне эль-ин, мы прибыли одновременно.

Все, разумеется, тут же замолкли и повернулись к материализовавшейся из воздуха Очень Важной Персоне. То есть ко мне, любимой.

Вынуждена признать, посмотреть было на что. Этакое тощее, насекомообразное пугало, с глазами, ежесекундно меняющими цвет, и с пылающим во лбу камнем имплантанта. А при нём — пять закутанных в тени, размытых фигур, само существование которых в так называемом «цивилизованном мире» считается сказкой. Страшной-страшной, кровавой и безумной сказкой.

Антея тор Дериул-Шеррн, Хранительница-Регент Эль-онн, в сопровождении боевой звезды северд-ин. Прошу любить и жаловать.

Зимний приветствовал моё появление рассеянным взмахом правого уха. Телохранителей же удостоил уважительного кивка. Н-да.

К делу.

— Что там с очередным мятежом?

— Забудьте о нём. — Голос Мастера Оружия сух и отрывист. — У нас назревают более серьёзные проблемы.

Приглядываюсь к моему, так сказать, министру иностранных дел. Белые-белые волосы, молочный туман клубящихся за спиной крыльев, белоснежная кожа. И на этом однотонном фоне — броские, затягивающие в глубины глаза. Ярко-фиалкового, такого интенсивного, потрясающе красивого оттенка. И это воин? Хрупкий, изящный, обманчиво тонкий. Косточки птичьи, черты непропорционально удлинённые, яснее всего говорящие о древней, не разбавленной позднейшими добавками крови.

Снежно-чистая, гладкая кожа на скулах и в уголках миндалевидных глаз туго натянута, как-то напряжена, что создаёт впечатление, будто все тысячи тысяч лет, которые Зимний прожил или провоевал (или что он там делал в своей обширной биографии), лежат на его плечах грузом неизмеримой силы и мудрости. Сейчас его фиалковые глаза пылали яростью.

Моё настроение, и без того далёкое от праздничного, упало в прямо-таки катастрофические глубины.

— Ну хорошо, что смертные натворили на этот раз?

Зимний продемонстрировал хищный блеск отточенных клыков.

— Нападения, террористические акты, вандализм, оскорбления, похищения.

Мои уши невольно приподнялись не то в шутку, не то просто выражая недоверие.

— Что, всё одновременно?

В фиалковых глазах не было ни малейшей искорки смеха. На меня вдруг накатила волна язвящего раздражения — такая, что мышцы на спине свело. Ауте. Когда-то я сдуру попробовала его крови, точнее, странной смеси магии и холода, которая текла в этих древних жилах, и меня это как-то изменило. Теперь иногда накрывает волнами его эмоции, хотя просто удивительно, что у этой ледышки вообще могут быть какие-то чувства!

— И параллельно, и последовательно, и перпендикулярно! Твой сарказм неуместен, девочка!

— Тогда прекратите устраивать здесь демонстрацию своего темперамента и начните наконец говорить по делу, Мастер Оружия!

Личности долой, да здравствует профессионализм. И даже умудрилась подчёркнуто вежливой формой обращения указать нахалу на его грубость. Это не считая плохо завуалированного обвинения в истеричности и некомпетентности. — «Ай да я!».

Зимний всё-таки из нас двоих более умный. Точнее, более умудрённый опытом (не то чтобы это всегда шло ублюдку на пользу). Перепалку на этот раз он прекратил первым и действительно перешёл к делу. Ну и ну. Положение, должно быть, действительно серьёзное.

— Сегодня во время исследования Авелской Аномалии капсула, где находилась Мастер Кесриттор Нед’Эстро, была атакована неизвестным кораблём. Нападающие профессионально подавили защитные системы и, что гораздо более интересно, с завидной лёгкостью выключили полного Мастера сновидений. После чего капсула была взята на абордаж, и пираты скрылись в неизвестном направлении. — Сен-образы, сопровождавшие сжатый доклад, давали более чем детальную информацию о происшествии. А также о чувствах лорда Зимнего по сему поводу и его бесценное личное мнение. — Мастер Кесрит, что вполне понятно, не согласилась с подобным обращением. Она осуществила захват неизвестного судна, взяла в плен его экипаж и полчаса назад связалась с нашим представительством на Оливуле по поводу дальнейших действий.

Белокрылый взмахом ушей указал мне на миниатюрную эль-ин, которая спокойно сидела в кресле, не без интереса наблюдая за представлением. Сильные, властные пальцы круговыми движениями ласкали устроившегося у неё на коленях, блаженно плавящегося под умелыми прикосновениями кота. Некрасива, как и все эль-ин, но, однажды взглянув на неё, требуется почти болезненное усилие, чтобы отвести взгляд: серо-серые глаза, серая кожа, пепельные волосы. Чуть отстранённый, погруженный в себя взгляд, присущий всем сновидящим, и аура неуловимости, просто кричащая о природном таланте чародея. Кажется, будто крылья, очертания фигуры, черты лица — всё мерцает, подстраиваясь под то, что собеседник желает увидеть. Не истинное изменение, нет, всего лишь иллюзия, но такого качества, что очень близко подходит к определению «реальность». Мастер из клана Расплетающих Сновидения. Настоящая, без обмана! Люди, люди, ну что же вы все такие идиоты? Нашли кого похищать, придурки несчастные!

Девушка (лет двести — двести пятьдесят, не больше) вежливо склонила уши в приветствии.

— Леди Регент, благодарю за лестное мнение. — Тот факт, что она без спроса прочитала его в моём разуме, конечно, в комментариях не нуждался.

— Мастер Расплетающая, мои приветствия. У вас есть что добавить? Личные впечатления, наблюдения, что-нибудь?

На мгновение серые глаза утратили фокус, над головой начало клубиться сложное облако сен-образа. Чувства, ощущения, всплески мыслей, даже дурацкое смущение из-за стычки с кем-то по имени Ярдок. Полная гамма того, что словами передать невозможно, но что может быть таким важным при принятии решения.

— Меня удивила точность, с которой всё было рассчитано. Нападение произошло как раз тогда, когда я поцапалась с дарай-князем, заставив его прекратить курирование. Они провернули операцию невероятно быстро. Ну и, конечно, излучение, мгновенно подавившее нервные реакции. Очень интересно. На досуге займусь этим поподробнее.

От её улыбки, вполне цивилизованной, не показывающей даже кончиков клыков, у меня по спине побежали мурашки. О да, эта займётся!

В то же время от Зимнего пришло такое ощущение… Ну, стало ясно, что «заниматься» будет не одна Кесрит. Замечаю быстрый и очень колкий взгляд, которым обменялась эта парочка. Что-то между ними было. Что-то острое и напряжённое.

— Какое из их бесчисленных государств могло отколоть такое?

— Вряд ли это «государство». По крайней мере, не официально. Скорее похоже на пиратов или на теневые структуры.

Он у нас специалист по международной политике, ему и карты в руки. Но так даже лучше, не придётся сдерживать себя с репрессивными мерами. С другой стороны, у людей разница между этими двумя категориями бывает ну прямо-таки совсем призрачной, и, если вляпаться в разборки с так называемыми «теневыми», неприятностей можно отгрести куда как побольше, нежели из-за дипломатического скандала с приличным королевством.

Поворачиваюсь к Расплетающей.

— Что с ними сейчас?

— Я оставила корабль спать неподалёку спрятанным в поясе астероидов.

Спать? Корабль?

— Вы хотите сказать «экипаж»?

— И бортжурнал, и бортовые компьютеры, и бортовых крыс. Кота я решила усыновить. Завораживающее создание, такие странные сны… — Серый (кто бы сомневался!) матёрый котяра у неё на коленях блаженно вытянулся, подставляя основания ушей под многоопытные пальцы сновидицы. Одно из тех мутировавших чудес, которые космолётчики таскают с собой в качестве талисманов. Да, сны у этого малого действительно должны быть интересными. Веки чуть приподнялись, открывая зеленущие глаза с вертикальными щёлками зрачков, и на секунду показалось, что я смотрю в зеркало, боковым зрением поймав собственное отражение. Не удивительно, что люди сравнивают эль-ин с этими длиннохвостыми — некое родство духа определённо присутствует.

Я предусмотрительно уселась в одно из свободных кресел, задумчиво провела когтем по подлокотнику. Тонкая стружка вышла из-под пальца и завернулась крутой волной.

— Хорошо, Мастер Оружия. Добивайте.

Кесрит и пара воинов из клана Зимнего, присутствующие в комнате, выпустили недоумённые сен-образы.

— Хранительница?

— При всей важности происшествия вы бы не стали столь радикально менять из-за него мои планы. И уж тем более свои. Случилось что-то ещё. Договаривайте.

Зимний вновь улыбнулся, в фиалковых глазах медленно и хаотично начали кружиться серебристые звёздочки. Холодный сквозняк обдал мои ноги, пальцы заломило от мороза.

— Есть основания предполагать, что это не первый случай.

— Что? — Кесрит резко повернулась к лидеру клана Атакующих. Если бы взгляды могли убивать… Я взмахом ресниц приказала ему продолжать.

— За последний месяц пропало восемь эль-ин. Все — женщины, но очень молодые, не достигшие ещё столетнего возраста. Все путешествовали по Ойкумене в одиночестве, без сопровождающих и без особой цели. Все восемь происшествий можно с лёгкостью списать на несчастный случай. Все с вероятностью 99,3 процента являются продуманными похищениями и с вероятностью 86,66 процента совершены теми же людьми, которые пытались захватить леди тор Нед’Эстро.

Так.

Я прикрыла лицо рукой, чтобы скрыть от окружающих бешеный круговорот красок в своих глазах, сейчас утративших всякое подобие устойчивости. Так, так, та-аак. Кто-то похищает наших женщин. Нет, не просто женщин — наших детей. Сто лет — да разве это возраст? Уникумы, кроме вашей покорной слуги, разумеется, не в счёт.

Я прекрасно представляла себе тот тип девочек, который так коротко, одной фразой описал Зимний. «Без особой цели». Маленькие избалованные красотки, привыкшие к поголовному поклонению и обожествлению, занятые свободным «творчеством» в какой-нибудь весьма далёкой от практики области и совершенно не приспособленные к жизни. Сама такой была, да и теперь, наверно, не слишком далеко от них ушла… Эти лёгкие бабочки, которых тяготилиограничения и аскетизм жизни на Эль-онн, устремились в Ойкумену, привлечённые всем тем новым и необыкновенным, что несло в себе человеческое общество. Они просто идеально вписались в высший свет, в круги золотой молодёжи и утончённый бомонд различных цивилизаций. Они бросились с головой в новый для нас мир искусства и избранности, в бесконечную круговерть пленённых поклонников и новых впечатлений. Художницы, создававшие завораживающие, лишающие сознания и воли полотна, певицы, сравниваемые с легендарными сиренами, поэтессы, после прочтения книг которых люди бросали свою обустроенную, сытую и бессмысленную жизнь и уходили в Поиск… Эльфийки. Эль-ин.

Отнюдь не все из них могли постоять за себя столь же решительно и небрежно, как это сделала Мастерица Судеб, Сновидений и Чародейства.

И кое-кто, похоже, нашёл-таки неприятности на свою беспутную головку.

А распутывать это, разумеется, мне.

— Понятно. Что мы можем сделать, чтобы их вызволить?

— Что??? — Ошеломлённый сен-образ и недоверчиво приподнятые уши — такова реакция всех присутствующих. За исключением Зимнего, разумеется.

Вполне законная реакция. Эль-ин никогда не признавали стадной логики. Если кто-то достигший совершеннолетия и признанный дееспособным сам влип в неприятную историю, он сам же из неё и должен себя вытащить. Может быть, с помощью родственников, друзей или подчинённых, ежели таковые имеются (что бывает отнюдь не всегда). Не смог — что ж, закон биологического отбора в чистом виде. А втягивать всю остальную расу в личные заморочки какого-нибудь придурка — увольте. Учитывая количество придурков на душу населения, эль-ин, вздумай они объявлять войну всякий раз, когда кто-нибудь вдруг не сходился во мнении с представителем другого народа, давным-давно бы вымерли.

После «усыновления» всей нашей расы аррами ситуация радикально переменилась. Я достаточно ясно дала понять, что не потерплю ни от кого самодурства или самовольства, которые могут быть неверно истолкованы окружающими. Но следует ли из этого, что кто-то в случае неприятностей может рассчитывать на «правительственную» помощь?

Увы, следует.

Я подняла веки и спокойно оглядела повернувшихся ко мне явно сбитых с толку подданных.

— Люди живут не по нашим законам, а вот мы как раз пытаемся подстроиться под них. Если оставить сейчас девочек постигать свои уроки трудным путём, кое-кто может решить, что мы слабы. Последствия объяснять, я надеюсь, никому не нужно?

Мужчины благовоспитанно молчали. Если у кого-то и были возражения, я о них вряд ли когда-нибудь услышу. Хранительница решает. Воины повинуются.

Кесрит, однако, подобной покорностью не страдала. Издержки матриархата.

— Это глупо. Если так ставить вопрос, то мы вполне можем просто щёлкнуть по носу сих работничков ножа и топора. И это вовсе не означает, что следует бежать на помощь неким излишне самоуверенным вьюницам, без того уже излишне избалованным. Сами выкрутятся. Или можно поставить в известность их семьи, и тогда пусть уже пираты пеняют на себя!

— Мастер, вы были б несомненно правы, если бы не одно обстоятельство. — Опять влез Зимний. Вот и говори теперь о матриархате! — Эти… люди… не придумали ничего лучше, чем похитить женщин. Демографическая ситуация на Эль-онн сейчас не слишком тяжёлая, но соотношение полов один к десяти в пользу мужчин всё равно не внушает особой радости. Мы не можем себе позволить терять наших детей. Особенно девочек.

И — сен-образом:

Необходимо дать это понять раз и навсегда. Смертные считают нас жестокими — что ж, пора показать им новые и неожиданные оттенки в значении этого слова! Чтобы никому никогда, даже в кошмарном сне, больше не могло присниться прикоснуться к эль-леди!

Серебристые снежинки в его глазах превратились в свирепый искрящийся водоворот, камень имплантанта между бровей отливал яркой, лавандовой голубизной. Температура в комнате катастрофически падала. Я чуть пошевелила окоченевшими пальцами, попыталась сморгнуть иней с ресниц. «Зимний», чтоб его. Понятно, почему время года назвали в его честь! Неужели так сложно ну хоть немного контролировать свою недюжинную силушку?

Самое забавное: его слушали. И я, полновластная правительница всех эль-ин, и Кесрит, высокопоставленный Мастер одного из самых жутковатых кланов. Я — всего-то лишь Хранительница Эль-онн, мало ли таких было в истории, а он… Он — Зимний. И этим всё сказано.

С бесконечным (ну ладно, с показным) терпением я опустила уши.

— Вам, Мастер Оружия, всегда хочется показать людям новые значения слова «жестокость». Подобная предсказуемость несколько обесценивает ваше мнение в подобных вопросах. — «Съешь это, проклятый зануда!» — Сейчас мы ищем похитителей и их жертвы. А о репрессиях подумаем позже.

Итак.

— Мастер Кесрит, вы сможете перетряхнуть воспоминания ваших пленников и память их компьютеров так, чтобы те не поняли, что похищение… э-э… не совсем удалось?

— Разумеется.

Теперь я была центром пристальнейшего внимания со стороны всех присутствующих. Даже у телохранителей северд-ин, обычно бесстрастных и совершенных, как изваяния, как-то подозрительно заблестели глаза в прорезях тёмных масок.

Смогу я чуть помухлевать со временем, вернув корабль в ту точку, откуда его умыкнула тор Нед’Эстро? Смогу. Понадобится всего пара часов. Конечно, гораздо лучше для подобных трюков использовать дарая, но мне не хотелось впутывать сюда официальный Эйхаррон (по крайней мере, не в эту часть начинающего оформляться во что-то интересное плана), а муж, которого я обычно использовала для осуществления таких вот махинаций, сейчас был занят выполнением совсем другого поручения.

Л-ладно, будем работать с тем, что у нас есть. Что есть… Кто есть…

— Леди Регент…

— Тихо! — Повелительный сен-образ полыхнул звонким щелчком кнута, недвусмысленно приказывая всем заткнуться. Согласна, не очень практично с точки зрения теории лидерства, но мне нужно было подумать.

Это дело таило в себе много больше отрицательного, чем казалось на первый взгляд. Нет, конечно, и на первый взгляд весёлого тут мало, но у меня все внутренности скручивало в тугой узел, в затылок втыкались тонкие иголки дурных предчувствий, когда я пыталась анализировать это дело всерьёз.

Не шёл из головы утренний кошмар. Сон — и появление Мастера из Расплетающих Сновидения. Кесрит. Пираты. Ауте, угораздило же родиться с огрызком провидческого дара — и не помогает, и жить спокойно не даёт. Во сне от меня отрезали кусочки. В реальности кто-то потихоньку похищает эль-ин, отхватывая кусочки от Эль. Ну а если учесть, что я и Эль в некотором роде одно и то же… И «повезло» же мне угодить в аватары богини…

Так, попробуем пойти простым путём.

Я потянулась к точке сосредоточия между глазами, к той точке, которая всегда со мной, маяча где-то на границах сознания.

И мир новых ощущений рухнул на меня грохотом гигантского водопада.

Да.

Я была существом с тысячью лиц, и тысячью глаз взирала я на этот мир. Я была воспоминаниями миллионов лет прошлого и будущего, я была силой и слабостью, ветром и морем. Я была Эль.

Но сейчас меня интересовали лишь восемь всплесков самосознания, плавающих где-то в глубине моего существа. Восемь девочек. Восемь эль-ин. Я искала в себе разумы созданий, чьи сен-образы недавно показал мне Зимний, и не находила их. И в то же время совершенно точно знала, что они живы.

Та-ак.

Я не то чтобы шагнула вперёд, но что-то изменилось, отдалилось, что ли, резким порывом ветра растрепав волосы и крылья. И вот уже стою, спиной ощущая Её присутствие за своим плечом.

— Как они это сделали?

Вопрос в некотором роде риторический, но не задать его я не могу.

— Узнай. — Голос хрипл и недоволен. Я медленно повернулась, почти страшась того, что увижу. Почему она выбрала такой облик? Эль-ин никогда не бывают старыми, если, конечно, сами того не хотят, что случается довольно редко. Нам нравится быть вечно юными и вечно сильными. Но существо, стоящее сейчас передо мной, было сгорблено долгими годами, оставившими глубокие следы на древнем лице. Это не была красивая старость или старость, исполненная достоинства. Нет. Расплывшаяся, бесформенная фигура с отвисшей грудью и широким тазом, всклокоченная ведьмачья грива, скрюченные пальцы. И глаза. Мои глаза. Огромные, миндалевидные озёра безвременья, ежесекундно меняющие цвета и оттенки. Совсем молодые.

Эль, воплощённая суть всех эль-ин, этакое одушевлённое коллективное бессознательное моего народа, взирала на меня сердито и немного насмешливо.

— Узнай, как смертные смогли отсечь от меня моих детей, и я тоже это узнаю. Верни мои косточки!

Она протянула свои старческие руки с чёрными, уродливыми когтями, и в мои подставленные ладони упали белые, отполированные тысячелетиями маленькие кости.

Я уставилась на неожиданный дар в полном непонимании.

— Иди!

Люди, может, и принимают загадки своих богов в раболепном благоговении, но я, слава Ауте, человеком отродясь не была. И мириться с происходящим так просто была не намерена.

— Что это значит?

Она хитровато склонила голову, дохнув загробным зловонием из обрамлённого гнилыми зубами рта. Я потихоньку начинала закипать.

— Что ты делаешь? Что означал тот дурацкий сон?

— Сон? Разве сны не должны быть посланиями от подсознания?

Ещё издевается!

— ТЫ моё подсознание, бездна тебя поглоти! Прекрати дурить! Если у тебя есть что мне сказать, говори нормальными сен-образами!

Старуха снова ухмыльнулась, сверкая ониксовыми глазищами, в следующее мгновение ставшими вдруг изумрудными. Откинула уродливую голову и… запела.

Эта песня была чем угодно, только не тем, что могло бы вырваться из старой лужёной глотки. Чёткая дробь барабанов, пробирающая до дрожи в животе, свист и трепет, шаманские напевы. Переливы звука, света и энергии, взлёты и падения, начало и конец. Она пела, и душа изливалась в этой песне воем одинокой волчицы.

Кости в моих пальцах шевельнулись. Дёрнулись. Я рванула в сторону, в ужасе отбрасывая их от себя. И застыла, заворожённо глядя на свершающееся перед глазами чудо.

Зарево древних костров. Пляски под полной луной.

Кости поднимались. Поднимались, формировались, срастались. Кости формировали скелет неведомого зверя, белый, гладкий и красивый.

Она пела.

А кости обрастали плотью, шерстью и яростью. Хвост хлестнул по полосатым бокам, клыки блеснули в вибрирующем рыке. Огромный тигр сорвался с места, сияя победным огнём шкуры.

Аррек?

Сверкнул зеленью взгляда. Побежал, свободный, дикий и неуправляемый.

У меня горло сжалось от ужаса и восторга. А тигр, летящий мощными лёгкими прыжками, вдруг затуманился, пошёл волнами, будто смотришь на него сквозь толщу воды, — и вот, мерно разбивая воздух эфирными крыльями, к небесам взмыла фигура эль-ин.

Я потрясённо повернулась к старухе. Старухе? Передо мной, украшенная нежными лавандовыми переливами крыльев, стояла юная эль-ин. Матовое сияние кожи, многоцветье всё тех же глаз, тысячью звёзд взирающих в бездонные небеса. Хитроватая улыбка.

— Ты соберёшь кости, ты сложишь их вместе и найдёшь песню. Ты вдохнёшь в них душу, и душа возродится. Иди.

Она отвернулась, диковато прянув ушами. И как прикажете всё это понимать?

— Эль! Подожди!

— Я послала к тебе Л’Риса и Дельвара. Приступай.

И исчезла, шельма такая.

Я резко вскинулась в кресле, широко раскрыв глаза и рыча сквозь зубы трёхэтажные ругательства. Все присутствующие в комнате смотрели на меня с этаким пристальным, вопрошающим вниманием. Среди эль-ин случалось, что кто-то вдруг во время разговора отключался, задумавшись или отправив свою астральную проекцию на выяснение каких-то других дел, но подобное считалось чуть ли не грубостью и не приветствовалось.

— Зимний, это помещение хорошо проверили насчёт прослушивания?

Он аж скривился от столь неприкрытого оскорбления.

— Без сомнения. — Тон сух и холоден, как вечные ледники.

— Перепроверь.

— Леди Регент, я не считаю, что существует необходимость…

— Перепроверь.

— Да, Регент. — И после паузы: — Чисто.

— Хорошо. — И это действительно хорошо. Жаль, конечно, что пришлось так его осадить, видит Ауте, мои отношения с этим беленьким и без того далеки от цивилизованных, но игра пошла на слишком большие ставки. — У нас назревают неприятности. Эль не может определить, что случилось с девочками.

Потрясённое молчание. В меру потрясённое. Затем Ксерит неловко повела ушами из стороны в сторону. Да, действительно неприятности.

Почувствовала, как два знакомых и в то же время странных сознания мгновенно нашли искорку моего разума и приблизились, используя меня даже не как маяк, а скорее как магнит.

— Зимний, сейчас сюда прибудут двое наших. Впусти.

Он послушно приподнял многослойную систему защиты, окутывающую помещение, и пресловутая парочка тут же бесшумно материализовалась перед нашими светлыми очами.

Ладно, хоть дождались приглашения. С этих сталось бы заявиться просто так, нагло проигнорировав все меры безопасности.

Я подняла голову и внимательно посмотрела на своих охранников-симбионтов. Посмотрела свежим, наивным взглядом аналитика, посмотрела как в первый раз, без зазрения используя весь потенциал имплантанта, чтобы оценить и решить.

Трудно представить себе двух существ, менее похожих друг на друга.

Л’Рис — утончённый, изящный, франтоватый. И прекрасный. По меркам эль-ин так прямо-таки чересчур прекрасный. Едва ли не единственное существо мужского пола, которое при желании могло бы поспорить в совершенстве черт с Арреком. Только красота его — искусственная, старательно подчёркиваемая. Яркая, броская… распущенная, что ли. Роскошные, цвета королевского пурпура крылья и того же оттенка непослушная шевелюра, глаза и треугольник имплантанта во лбу насыщены фиолетовой синевой, идеальная белизна кожи. Яркая, хрупкая и до безобразия хитрая бабочка. Бабочка, имеющая звание Мастера Заклинаний. Бабочка, которой на днях стукнуло тысячу лет.

Второй — примерно в десять раз старше. И, по всеобщему мнению, во столько же раз умнее, хотя по внешнему виду этого никак не скажешь.

Дельвар — чудище из сказки, страшное такое, голодное. Рост для эль-ин просто невероятный, на добрых две головы выше отнюдь не маленькой меня, оружием обвешан куда гуще любой из виденных мной новогодних ёлок. Худющий, костлявый, но что-то такое было в манере держать себя, в резких, рубящих движениях, что заставляло всю фигуру воспринимать как массивную. Смертельно опасный. Тёмно-коричневые крылья, тёмные, свалявшиеся сосульками волосы. И уродливый шрам на правой щеке, превращающий лицо в гротескную маску. Правый глаз, уничтоженный в какой-то старой войне, закрыт чёрной повязкой а-ля старый пират, но страшен не он. Левый глаз, чёрно-чёрный, ничего не выражающий, затягивающий, точно бездонная пропасть, гораздо страшнее. Демон. И совершенно не стесняется это демонстрировать.

При их приближении меня ударяет, точно током, по жилам обжигающим кипятком прокатывается ток не моей крови, в сознании всплывают не мои воспоминания.

«Госпожа».

Вообще-то блестящая идея одарить меня парочкой воинов-риани принадлежала Зимнему. Это он поднял вой после того, как боевая звезда северд-ин, ныне подвизающаяся в роли телохранителей, неизвестным образом пролезла в мой дом, обойдя всю охрану и на много часов отрезав нас от окружающего мира. Попутно продемонстрировав относительную лёгкость, с которой можно устранить вашу покорную слугу. Тогда же и было решено (разумеется, не мной), что Хранительнице ну никак нельзя без охранников, способных пробиться к ней откуда угодно и когда угодно. Да и вообще, не положено вене без риани. Нельзя.

Аррек, поначалу отнёсшийся к идее более чем прохладно, после нескольких задушевных разговоров с дражайшими родственничками проникся и осознал и даже принял самое активное участие в убеждении отчаянно упирающейся меня. Убедил. Паранойя, она, знаете ли, заразная.

Единственное выдвинутое мной условие — риани не должны были быть из клана Витар. Хватит с меня и самого Зимнего, чтобы терпеть ещё и его выкормышей. На столь решительное заявление лидер Атакующих лишь пожал ушами и сказал, что у него и в мыслях такого не было. И представил мне Л’Риса и Дельвара. Из клана Нэшши — Ступающих Мягко. Забавно, я, Хранительница Эль-онн, до тех пор искренне верила, что сам этот клан — всего лишь сказка или, в крайнем случае, рудимент, сгинувший за ненадобностью тысячи лет назад. Клан шпионов и наёмных убийц. Клан беспринципных и бесчестных ублюдков. Клан тех, с кем настоящие воины из Атакующих или Хранящих не желали иметь ничего общего.

Век живи — век учись.

Меня, наверно, ожидает ещё много преинтереснейших открытий о собственном народе. Самое забавное, что никто даже не удосуживается мне сообщать о подобных вещах. Зачем забивать девочке голову всяким хламом? Так-то вот. Абсолютная, чтоб её, власть.

Ладно, потом себя пожалею. Пора приступать к делу.

Я чуть поменяла структуру своих воспоминаний, чтобы риани могли быстрее их считать и понять ситуацию.

— Действуем сразу по нескольким направлениям. Кесрит, мы с тобой сейчас отправимся на захваченный корабль, постараемся привести там всех в норму, чуть подчистив им память, а затем позволим отвезти тебя туда, куда с самого начала они направлялись. Попробуем поискать девочек на базе.

Кто-то попытался было возразить, но я движением уха заткнула ему рот. Дальше.

— Дельвар, ты пробираешься с другого конца. Найди какую-нибудь девчонку, достаточно молодую и красивую, чтобы казалась лёгкой добычей, и достаточно серьёзную, чтобы в случае чего преподнести пару… сюрпризов. Не знаю, может, в клане у Зимнего кого-нибудь одолжишь, у Атакующих сейчас обучается несколько многообещающих воительниц. Будешь удить на живца. Вряд ли они сразу решатся на похищение, но это и не нужно. Зимний уже попробовал с Кесрит, твоя задача сейчас в другом. Проследи отклик, который вызовет её появление: кто зашевелился, кто за какие ниточки вдруг стал дёргать, куда эти верёвочки идут… Не мне вас здесь учить. Л’Рис, ты копаешь относительно уже похищенных. Проведи скрытое расследование по каждой, следы ещё не могли совсем уж остыть. И ничего не предпринимайте без крайней необходимости. Детей вызволяем мы с Кесрит одной быстрой операцией. Ваша задача — накрыть всю организацию и подготовить ряд продуманных и несложных шагов, путём которых её можно было бы уничтожить. Под корень. Вопросы?

Молчание. И опять влез Зимний.

— Ваше личное участие влечёт неоправданный риск…

Достал. Честно, достал.

Вежливо выслушала (в который раз?) старую песню, с важным видом склоняя уши в нужных местах. Затем:

— Со мной идёт звезда, они обеспечат надлежащую безопасность. У вас есть в этом сомнения? — Один из северд-ин чуть подался вперёд, недвусмысленно так уставившись на белобрысого. Возражений не последовало. — Отлично. Вас, лорд Зимний, я бы попросила помочь моим риани. И прощупайте на эту тему почву на Эйхарроне. Вряд ли эль-ин первые, кто столкнулись с подобными проблемами, а если кто-то что-то и знает, то это арры. У них система разведки даже лучше, чем та, что разворачивает Вииала, когда пытается выяснить фасоны нарядов своих соперниц перед очередным Советом в Шеррн-онн! Ладно. Хватит болтовни. Приступаем.

И мы приступили.

Глава 2

— Ну как там наша девочка?

— Спит, как младенец.

— Странная штучка. И что некоторые в них находят? По-моему, целовать женщину, у которой клыки во рту не помещаются, — мазохизм на грани патологии.

— Значит, девяносто процентов населения нужно срочно отправить в психушку.

— Да ты посмотри! Она похожа на насекомое! На богомола. Серая. И за таких платят миллионы?

— При чём тут богомолы?

— При том. У них самки пожирают самцов. После полового акта. Лечить нужно наших бравых командиров. Срочно.

— Это тебя лечить надо.

— Да пошёл ты…

Поневоле прислушалась к занимательному разговору. Нет, предметом его была не я — я вообще висела под потолком, полностью слившись с окружающей реальностью и старательно делая вид, что меня здесь вроде как нет. Если вене что и умеют делать — так это прятаться. Детекторы пиратского корабля нас неприятно удивили, продемонстрировав способность почти инстинктивно (а для электронного устройства это, скажу вам, тот ещё фокус) отыскивать неполадки и неприятности. Но даже самый совершенный сенсор не почувствует ничего, если будет уверен, что нарушитель — это часть его самого. А я сейчас по сути и по форме была частью космического корабля.

Предметом бурного обсуждения была Кесрит тор Нед’Эстро. Расплетающая привольно вытянулась под своим колпаком, накачанная наркотиком и всякими интересными излучениями по самое некуда. До сих пор я не могла перестать удивляться глупости людей, умудрившихся выбрать именно такой способ безопасной транспортировки Мастера сновидений. Придурки. Правильно говорил этот длинный — лечить их всех надо.

Надо так надо. Ща обеспечим такую шокотерапию — мало не покажется.

После того как Кесрит провела меня на запрятанный в астероидном поясе корабль, события стали развиваться с умопомрачительной скоростью. Вывести смертных из транса, подчистить память компьютеров — для Мастера её квалификации это было не слишком сложно. Мне пришлось попотеть, высчитывая координаты и перемещая нас в ту точку пространства (и, что более важно, времени), откуда она недавно смылась. Имплантант, как обычно, сработал безукоризненно. Не люблю признаваться, но я чувствую себя жутко неуютно, пользуясь этим чудом биотехнологии. Слишком просто: ты ставишь задачу, она тут же оказывается выполнена. И не знаешь, каков механизм, что там скрывается за фасадом… и когда что-то может пойти не так. Конечно, Источник с избытком обеспечивал энергией, так что при возникновении каких-то сбоев всегда можно найти выход из ситуации с помощью грубой силы. Сбоев пока не было. Но ведь это отнюдь не значит, что их и быть не может, так?

И кому тут нужно лечиться?

Переместившись в нужную точку пространственно-временного вероятностного континуума, мы вместе принялись латать дыры, оставленные коротким, но бурным противостоянием серокрылой валькирии и несчастного экипажа. То есть Кесрит своим чародейством воссоздавала порушенное оборудование, а я при помощи Источника снабжала её энергией. Получилось вполне прилично. Проснувшиеся смертные так ничего и не заметили.

И вот сейчас Кесрит мило посапывала в медицинском блоке, демонстрируя всем желающим свою полную безвредность и уязвимость, а я висела вверх ногами, завернувшись в крылья, и шпионила по-мелкому. И смертные этак вальяжно прохаживались где-то внизу с видом очень занятых и очень профессиональных муравьёв, усердно проверяли показания приборов и небрежно поигрывали оружием.

Что-то изменилось вокруг. Нет, пол не вздрагивал, и двигатели не выли, но я вдруг поняла, что корабль вышел в нормальное пространство. Развязка стремительно приближалась.

Вопросительный сен-образ к Кесрит: Мастер, как там с информацией?

Как мы и думали. Дураки дураками, но они сообразили, что загружать план станции и стратегически важные данные в компьютеры корабля не стоит. Приступаю к обольщению электронной начинки одного местного астероида, который, похоже, и является местом нашего назначения. Оу! Стой, стой! Хоро-оший мальчик. Не надо сообщать хозяевам о моём присутствии. Хороший мальчик! Биопроцессоровый ты мой. Иди к мамочке…

Это действительно звучало как обольщение — мурлыкающие интонации, хрипловатый, обволакивающий голос. Я только ушами тряхнула, ошарашенная и позабавленная одновременно.

Тем временем совращение компьютерной программы шло полным ходом. Кесрит льстила и раздавала авансы. Полуразумное сборище битов и байтов отнекивалось, судорожно прикрываясь инструкциями и требуя коды доступа. Как девственница, пытающаяся натянуть простыню до подбородка. И с тем же примерно успехом. Кесрит, правда, так и не смогла окончательно запудрить электронные мозги, но сопротивления по типу «взорвусь, но не пущу» со стороны автоматических систем охраны не предвиделось. И то ладно.

Так, ребятки, слушаем диспозицию. Она передала сен-образ, достаточно чётко рисующий план базы. Я мысленно тряхнула обретающихся где-то за гранью реальности северд-ин, передавая информацию. У нас здесь имеется вполне даже симпатичненькая крепость, умело замаскированная под одну из лун во-он того газового гиганта. Прошу любить и жаловать — передвижная база класса «Вулканос-VI», в просторечье и военных кругах более известного как «Пришёл, увидел, извинился…». Уровень наступательного потенциала А-4, что примерно равно четырём хорошим флотилиям. Уровень оборонительного потенциала АА. Экипаж для такой здоровенной махины ничтожно мал — всего пятьдесят тысяч человек. Все поголовно в той или иной степени считают себя воинами. Кое-кто даже ими является. Девяносто процентов подвергнуты биоинженерным изменениям, причём никакой Конвенцией об Ограничении Направленных Мутаций тут и близко не пахнет. Оружия… много. Всякого. Разного.

Леди-регент, я не понимаю: это же вроде должна быть подпольная стоянка пиратов, так? На постройку такой дуры не у каждой межзвёздной империи финансов хватит! Лучшие технологии, лучшие специалисты… Ауте милосердная, да ведь это же дарайское оборудование! Им только высшие арры и могут пользоваться! Откуда?

Вопрос, конечно, интересный. Очень. Требует длительного и всестороннего рассмотрения. А пока что есть дела более насущные. Где дети?

Она замешкалась с ответом лишь на долю секунды, ровно на столько, сколько требуется, чтобы проглотить рвущиеся с языка протесты.

На схеме это место обозначено как «Тюремный блок».

Здесь больше половины палуб обозначены как эти самые «тюремные блоки»!

Конечно, это же рабовладельческая база! Вот здесь, смотрите. Трое — в медицинском блоке усиленной защиты. Одна — в карцере для особо опасных. И ещё одна — в «учебной части», что бы это ни значило.

Остальные?

Похоже, уже продали. Я попробую добраться до этой информации, но всё, что связано с финансами, здесь охраняется на порядок лучше остального.

Аут-те. Ладно. Проехали. Будем работать с тем, что есть.

Теперь обращаюсь к северд-ин, таким же молчаливым и безучастным, как всегда. Они у нас тут идеальные воины, им и карты в руки. Пусть действуют.

Каков план штурма? Я — сама деловитость. Ежедневно ничем другим и не занимаюсь, кроме штурма неприступных крепостей и спасения загулявших девиц! Меча да белого коня не хватает для полноты картины.

И вновь ответ задержался на долю секунды. Они что там, с Кесрит потихоньку что-то обсуждают?

Штурм не рекомендован. Мы можем уничтожить их, можем попытаться выкрасть объекты. Но взять под контроль и удержать в повиновении такую массу людей и оборудования силами шести воинов не представляется возможным.

Лишь позже я поняла, что под «шестью воинами» они имели в виду себя, боевую звезду северд и меня, любимую. Кесрит такого звания не удостоилась. Что довольно странно, поскольку, когда дело доходит до драки, эта серенькая могла меня разрезать на маленькие кусочки, а затем склеить в произвольном порядке. И даже не вспотеть. По крайней мере, когда дело касалась искусства, а не швыряния чистыми энергиями.

Не годится. Выкрасть «объекты» недостаточно, нам всё равно придётся заполучить эту штуку, и лучше сделать это сейчас, пока ещё присутствует элемент неожиданности.

Каков план?

Госпожа, это невозмож…

Да какая мне разница, что возможно, а что нет? Базу надо брать, и брать в течение ближайших пятнадцати минут!

Подхватила сен-образ плана базы, информацию о системе безопасности и расписание постов. Провалилась в… нет, это даже не был аналитический транс. И на имплантант, хоть он и играл значительную роль, тоже вряд ли можно было списать то, что со мной случилось.

Моё тело и крылья вздрогнули в ритме гремящих где-то барабанов, руки, свободно свисавшие, вдруг изогнулись ранеными птицами, танцуя свой никому не ведомый танец. Тело танцевало. Тело пело. Тело плакало и смеялось, и неслышная никому, кроме меня, музыка каплями разливалась по парящему в темноте кораблю.

Разум расщепился, разбежался в калейдоскопическом безумии, один и тот же факт рассматривая с бесконечного количества точек зрения.

Я не просто вобрала в себя знания о космической крепости, я на какое-то ослепительно-бесконечное мгновение стала и ею, и тем миниатюрным корабликом, в котором мы сейчас подплывали к цели назначения. Я стала Вулканосом-VI. И в то же время я была неизмеримо большим, потому что ни одно существо, живое или металлическое, не может знать свои недостатки так, как знала я уязвимые места «Аметистового Колибри». Полупьяный пилот, давным-давно называвший так эту груду электроники и биотехники, даже не подозревал, как понравилось это имя изголодавшейся по ласке жестянке.

Клык!

Госпожа?

Своих личных имён мне северд-ин назвать так и не удосужились, справедливо считая, что знать их всяким там крайним вроде Хранительниц Эль-онн совершенно необязательно. Окружающие обращались к ним «северд» или «Безликий». Но я, признавая их полное право на личные чудачества, вовсе не считала необходимым каждый раз кричать «Эй, ты!» собственным охранникам (или учителям, или палачам — эти роли как-то подозрительно часто имели обыкновение совпадать). Посему каждый из пятёрки получил по кличке, на которые они после долгих лет взаимной дрессуры даже стали откликаться. Иногда. Была, правда, маленькая проблема определения кто есть кто под всеми просторными балахонами и масками, но тут я оконфузилась всего пару раз. Не больше. Честно.

Клык, прикрой Кесрит. Ладно?

Обычно северд охраняли меня и только меня (и не спрашивайте, почему), но это была очень серьёзная просьба, и Клык, исключительно в порядке личного одолжения, согласился её выполнить.

Я несколькими быстрыми, предельно техничными сен-образами обрисовала общий план операции, предоставляя существам, куда более сведущим в подобных делах, самим додумать детали. О, импровизация, великая и непредсказуемая! Когда-нибудь, доверившись твоим многообещающим посулам, я попаду в переплёт, из которого не смогу выскользнуть! Но это когда-нибудь. А пока…

Мягко, легко, подобно касанию пёрышка, корабль вплыл внутрь базы. Я напрягла живот, поднимая тело вверх, чтобы держаться за потолок не только ногами, но и кончиками пальцев рук. Чуть шевельнула надёжно укрывающими от посторонних взглядов крыльями, скользнула вперёд. Положение «обнаглевшая летучая мышь» сменилось положением «не менее обнаглевшая ползущая по потолку муха».

Бравые ребятки с бластерами на изготовку, предводительствуемые капитаном нашей лоханки, окружили капсулу с Кесрит и активировали встроенные антигравы. Саркофаг с безмятежно посапывающей эль-ин неспешно поднялся в воздух и этак величаво двинулся к выходу, окружённый, точно почётной стражей, десятком пиратов. Я скользила над ними неразличимым призраком, окружённая своим собственным эскортом из пребывающих где-то по ту сторону Безликих.

Когда Кесрит говорила «защита непробиваема», она не шутила. Человек, проектировавший базы серии Вулканос, не просто страдал паранойей, он, кажется, смаковал каждое её проявление. Энергетические щиты, темпоральные щиты, вероятностные щиты (а эти откуда?)… Все помещения, даже последняя подсобная каморка, полностью изолированы друг от друга и обладают своей собственной системой жизнеобеспечения. Перемещаться можно как традиционными способами (что-то напоминаюшее поезда, лифты, какие-то странные «внутренние» кораблики плюс пешеходные коридоры), так и через систему постоянных порталов. Дарайские технологии. Ауте, как?

Мы прошли сквозь очередной уровень защиты: с паролями, идентификациями личности и драматическими обысками — всё как положено. За бюрократической шелухой последовало пересечение барьера, который должен был всех не прошедших проверку отправить в определённую точку пространства-времени, характеризуемую коротким словом «тюрьма». Северд-ин проскользнули с небрежным изяществом, будто никакого препятствия и не было. Так я и не поняла до конца этой их врождённой способности пропускать сквозь себя любое воздействие, любую силу, кроме разве что прямого удара мечом. Они настолько не принадлежали нашему миру, что не удосуживались даже для вида следовать его законам. Безликие просто есть где-то рядом, то ли в мире чистой информации, то ли вообще в астральных сферах. Но, когда дело доходит до выбивания зубов, они становятся вполне материальными. А большего и не надо.

У меня же при прохождении сквозь барьеры возникали проблемы. Не было ни времени, ни желания изменять себя по образу и подобию северд, да не было и уверенности, что удастся во второй раз пережить подобный опыт. Тем более без помощи Ллигирллин. Так что приходилось действовать по старинке, кое-где прибегая к помощи имплантанта: количество записанных в нём различных заклинаний и прочей дребедени было поистине неисчерпаемым. Только пользуйся. В других случаях помогала аакра, в которой были зафиксированы все когда-либо совершённые мной изменения, их можно было без труда вызвать вновь. А однажды пришлось-таки задержаться на минутку, исследуя новый барьер и перестраивая свой организм так, чтобы дверь приняла меня за свою.

В какой-то момент пришло чёткое осознание происходящего. «Ауте, что я творю? Я ведь не воин, никогда им не была и не буду. Я ничего не знаю о захвате космических станций и даже не удосужилась выслушать специалистов. А теперь вот собираюсь с армией общей численностью семь душ штурмовать этого монстра оборонной промышленности размером с отнюдь не маленькую луну, нашпигованного Ауте знает какими ловушками и полного кровожадных, трансмутированных специально для абордажного боя пиратов. В каком изменении я успела начисто растерять остатки разума?»

Панические мысли бились связанными птицами, и их тёмные крылья заслоняли пустые коридоры станции, но сен-образ, приказывающий моей «армии» разделиться, был твёрд и холодновато спокоен. В тот же момент восприятие будто раскололось на семь точек зрения — не совсем координирующий транс, но что-то очень похожее. Я вполне понимала, кто я, где моё настоящее тело и что я должна делать, но в то же время прекрасно знала, что делают остальные.

И когда Бес вдруг повернул голову в мою сторону, я его глазами увидела собственные многоцветные глаза, переливающиеся сейчас насыщенным чёрным, характерным для северд-ин, лишь иногда взрывающиеся серым, столь любимым Кесрит.

Я соизволила наконец слезть с потолка и принять более пристойное для битвы положение. Остальные разбежались в разных направлениях, а мы с Бесом отправились к тюремному блоку для «особо опасных». Проскользнули внутрь. Осмотрелись.

Эль-ин была заперта в маленькой, с прозрачными стенами комнате, это позволяло контролировать состояние организма пленницы едва ли не лучше, нежели медицинский саркофаг Кесрит. Девочка с неправильными чертами и шоколадной кожей. Как-то её заставили спрятать крылья, эти сгустки энергии, которые можно использовать и для ласк, и как страшное оружие в ближнем бою. Одели во что-то вроде смирительной рубашки, так что вывернутые назад руки торчали под ненормальным даже для эль-ин углом. Выглядела леди скорченной и неподвижной, но сохраняющей яростно-равнодушное спокойствие. Многочисленные синяки и царапины на физиономиях обретающихся тут же учёных и охранников наглядно демонстрировали, что ситуация в целом и окружающие люди в частности ей не очень-то нравятся.

У меня кулаки зачесались. Знаете, бывают такие моменты, когда костяшки пальцев просто физически болят от желания вмазать по ненавистной роже. До рыка, до помрачения в глазах. У эль-ин на тёмно-коричневой коже чётко выделялись окровавленные отметины. Эти люди осмелились её ударитъ! У этих трупов рука поднялась…

Мысленная ревизия происходящего — все на своих местах. Ну что ж. Станцуем.

Я полыхнула сен-образом. Начали.

И всё сорвалось с места. В бешеном ритме мелькают чудовищные картинки гигантского калейдоскопа.

(Антея тор Дериул-Шеррн обрушилась на так и не успевших ничего понять людей, вспышкой силы и гнева размазав их по стенкам, но, кажется, никого окончательно не убив. Точечный, тщательно рассчитанный удар энергии имплантанта плавит стены темницы и срывает унизительные оковы пленницы, которая, так и не успев разобраться в происходящем, но поняв, что есть шанс рассчитаться с обидчиком, с воплем ошпаренного баньши кидается на первого попавшегося противника. Которым, разумеется, оказалась Леди Хранительница. Прежде чем ошарашенная Антея успела понять, в чём, собственно, дело, Бес, лидер боевой звезды северд-ин и личный телохранитель миледи, сбивает излишне воинственную девочку техничным ударом в висок, успев, правда, получить от неё пару тонких и довольно чувствительных царапин. Взваливая бесчувственное диво на плечо, он ещё успевает с каким-то брезгливым отвращением подумать, что Ауте сыграла скверную шутку. Наделить такой скоростью и таким впечатляющим оружием существо, которое ну совершенно не умеет ими пользоваться. Будь этот ребёнок чуть более умел, она нарезала бы его жизненно важные точки этими своими длиннющими когтями, и тогда…)

и

(…охрана с корабля, доставившая в лабораторию новую эльфийку, вдруг одновременно закрывает глаза, будто отключается, и, прежде чем Жакрэ соображает, что что-то не так, крышка саркофага отлетает в сторону, оттуда серой тенью взмывает нечто туманное, клокочущее и излучающее дикий, первобытный ужас. Крик, и это кричит он сам, он, руководитель седьмой лаборатории, который не повышал голоса никогда и ни перед кем. А это бросается на него, и это волк, огромная, серая волчица, совсем как та, над которыми он проводил первые эксперименты по трёхфазовым мутациям, та самая, что на его глазах прорвала защитное поле клетки и загрызла охранника. В горящих алым заревом преисподней глазах сверкает разум, дьявольский, изощрённый разум существа, которое несёт возмездие. Крик. Стоящий рядом техник потом всю оставшуюся жизнь будет клясться, что именно на него летело это, что это было чёрной, отвратительно воняющей ящерицей. А скорчившийся сейчас у их ног сержант службы безопасности ясно ощущает, как его шею оплетает огромная красно-чёрная змея, чувствует, как трещат его рёбра, не выдерживая этого ужасного давления. И с двух длинных, загнутых внутрь клыков срывается капля яда и падает на его обнажённое запястье, на котором до конца жизни останется шрам… Крик. Крик. Вой.

…выхватывает оружие и пытается выстрелить, но оказывается свален своими же бывшими товарищами, привёзшими это с корабля, их глаза закрыты и чуть подрагивают, точно во сне им приходится быстро-быстро бежать…

…тоже бывшие на корабле и тоже с закрытыми глазами целенаправленно приближаются к саркофагам, разбросанным по разным лабораториям, выстрелами в спины и ударами сзади убирают охрану, отключают приборы, открывают прозрачные крышки…

Мастер сновидений из Нед’Эстро коротким взмахом когтистой руки рвёт горло попавшемуся на пути смертному. Лицо человека искажено первобытным ужасом, волосы стремительно, на глазах седеют. Этот контраст: белые волосы и ярко-алая кровь — врезается в память Кесрит чётким сен-образом, который она теперь всегда будет использовать при мысли о своеобразной красоте битвы. Что увидел в ней человек? Жуткое чудовище из своих кошмаров? Дикого зверя? Старого врага? Да какая ей разница? Она — Мастерица сновидений и наваждений. Когда кто-то выступает против неё, он обречён схватиться со своими собственными страхами, встретиться лицом к лицу с тщательно скрываемыми от самого себя уголками собственной души.

Высшее искусство стратегии — заставить противника биться с самим собой.

Она врывается в одну из закрытых лабораторий и склоняется над потихоньку приходящей в себя девочкой. Озабоченно прижимает пальцы к шее, пытаясь считать состояние пленницы. Подхватывает нити её сновидений и начинает расплетать их, выдёргивая ту из благословенного забытья.)

Надрывается сирена, кричащая о вторжении. Компьютеры и автоматические системы безопасности вдруг сходят с ума.

и

(…прошедшие курс подготовки и обученные сопротивляться таким атакам отшвыривают сцепившихся друг с другом, точно в кошмарном сне, людей и набрасываются на склонившуюся над одним из медблоков серокрылую фигуру. Пытаются наброситься. Клык, старый и жёсткий, как ядерный взрыв, воин из северд-ин, очень серьёзно относился к взятым на себя обязательствам. Если леди тор Дериул-Шеррн попросила его позаботиться об этой серой, значит, он позаботится, что бы при этом ни думал о воинах, которые вместо того, чтобы самим сражаться с ещё не поверженным противником, отвлекаются на всяких там одурманенных заложников.

Закутанная в тёмный балахон фигура вдруг появляется из ниоткуда перед оборзевшими смертными, чётко, как на тренировке, ловит лезвием меча пули и заряды излучателей. Клыку-то от них ни жарко ни холодно, а вот эльфочке вполне могут помять крылья. Энергетическое оружие, да ещё с автоматическим прицелом. Фу, какой позор! Это не воины, это оскорбление Мастерства. Эти не заслуживают даже честной смерти..

Северд-ин бросается вперёд, красивой отмашкой отрубает чью-то руку с пистолетом, медленно, с ленцой поворачивает меч и, прежде чем мозг смертного смог зафиксировать потерю конечности, отрубает ему голову. Следующих двух убивает одним скользящим ударом клинка, одновременно с разворотом выбросив ногу назад. И впечатав подъём стопы в горло третьего. Уходит от вполне приличной, но чудовищно медленной контратаки, сев почти на полный шпагат, из этой позиции подрубает ноги своему излишне ретивому противнику. Вскакивает, попутно перерезав человеку горло, уходит в сторону, вновь отбивая выстрелы, направленные на Кесрит, врубается в гущу противников, и секунды спустя драться уже не с кем…)

и

(…взрыв сотрясает один из доков, где, по расчётам леди тор Дериул-Шеррн, находилось едва ли не единственное сравнительно уязвимое место станции. Если бы кто-то действительно умный попытался атаковать крепость, он не смог бы пройти мимо такой возможности. Дикая нажимает кнопку, и пол снова едва не выскакивает у неё из-под ног, а на уши обрушивается грохот ещёодной серии взрывов. Юной северд никогда раньше не приходилось пользоваться таким «бесчестным» оружием, как бомбы, и ей совсем это не нравится, но задача сейчас не в чистой победе, а в том, чтобы привлечь внимание. Хорошая, красивая бомба подходит для этого гораздо лучше почти невидимой тени с острым мечом. Дикая застывает за одной из перегородок, слушая, как с надрывным воем падают блокирующие двери шлюзов и потрескивают активируемые щиты, затем нажимает ещё одну кнопку. Ну что ж, по крайней мере шуму она наделала более чем достаточно. Дикая (ей очень нравилось придуманное Хранительницей имя) была самой молодой из звёзд северд и, по признанию Беса, самой талантливой. Но вот бесценные качества вроде бесконечного терпения ей ещё предстояло выработать, так что Антея решила, что отвлекающий манёвр лучше всего поручить именно ей.

Дикая взрывает последний из заложенных пакетов и стремительной тенью скользит вперёд, небрежно и как-то даже презрительно пропуская сквозь себя стены и брошенные кем-то наугад гранаты. Выныривает в тылу у забившихся в один из коридоров солдат и ударом меча, столь быстрым, что никто даже не успел увидеть, как она его доставала и как вложила обратно в ножны, разрезает установленную там плазмотронную пушку на две аккуратные части. Разворачивается, готовая встретить несущиеся на неё боевые дройды — этакие крабообразные маленькие танки, окружённые защитным полем и ощетинивающиеся всякими пушками. Улыбается под непроницаемой чернотой маски. День обещает быть интересным…)

(…аккуратно так отправляет «капитана» в нокаут. Кастет останавливается и оглядывается на учинённый им кровавый хаос. Вообще в крепости четыре точки, которые можно было бы назвать командными мостиками, но некоторые всегда можно ограничить в полномочиях при наличии определённых кодов доступа. Что люди и поспешили сделать за несколько секунд до того, как Кастет обнаружил своё присутствие, — смертные вовсе не хотели в разгар внезапного нападения сталкиваться с проблемой противоречивых приказов сразу с нескольких командных пунктов. Ну а теперь, хотя компьютеры вряд ли будут принимать его приказы, ничего более-менее разумного они передать сражающимся с фантомами по всей территории базы всё равно не смогут. Кастет медленно, по-кошачьи скользнул дальше…)

Сирены захлёбывались натужным воем. Вагончики с натягивающим вооружение десантом неслись в противоположных направлениях, командующие спешно стаскивали себя с тёплых постелей, учёные судорожно пытались проникнуть в информационную базу.

Что происходит?

(…Злюка лишь нетерпеливо отмахивается от последнего из пытавшихся преградить ей путь — тот двигался так медленно, что, казалось, вяз в воздухе, и из открытого рта вырывался низкий, нечленораздельный гул: «Неееее-е-е-е-е-е-е-еееет!» Человека, этого не-северд, как Безликие называли всех не принадлежащих к их роду, отшвырнуло в сторону, и стена из гибкого, упругого материала, выдерживавшего попадание плазматической гранаты, прогнулась под ударом его тела. Оставив беднягу (и как только не умер?) медленно сползать вниз, Злюка ударом ноги вышибает мешающую ей дверь и натыкается на спокойный взгляд откинувшейся на спинку кресла эльфийки. Не похоже, чтобы той слишком досаждал плен. Вся обвешанная диагностической аппаратурой, с крыльями тёмного индиго, разлетевшимися по комнате клочьями пряного тумана, она кажется языческой богиней, принимающей ворвавшегося в её чертоги варварского царька. Люди, то ли более умные, чем те, что попадались Злюке до сих пор, то ли просто хорошо выдрессированные имевшей с ними дело эль-леди, испуганно шарахаются в стороны. «Пленница» царственно склоняет уши в приветствии, и Злюка ловит себя на совсем не ко времени пришедшей в голову ослабляющей мысли: «Кто-нибудь позаботился предупредить это, что я, вообще-то, на её стороне?».)

Мир сошёл с ума.

Я стремительно шла по коридору, почти летела, едва касаясь пола ногами, позади не отставал Бес с перекинутой через плечо эль-ин. Впереди вдруг выросла материализовавшаяся из ниоткуда стена, потолок начал излучать что-то расплавляющее кости. Не дожидаясь, пока эта зараза нас доконает, сметаю стену и потолок вспышкой энергии, останавливаюсь перед дверью. Интересная штучка. Приправленная маленькой такой хитростью, из-за которой по ту сторону время течёт на одну милисекунду позже, чем по эту… и потому, если ты вздумаешь ворваться туда силой, то окажешься в ну совсем другой реальности. Да, очень интересно, но разбираться не хочется. Имплантант выплюнул узкий импульс дикой физической аномальности, в принципе уничтожающей такое понятие, как время, и, когда этот мини-шторм закончился, предо мной осталась всего лишь самая обычная дверь. Вполне поддающаяся банальнейшему вышибанию ногой.

Моё зрение было всё ещё расщеплено на сверкающие осколки чужих сознаний, потрясающие спокойствие и целеустремлённость северд-ин накатывали дурманящими волнами. Тело танцевало. Это даже не полноценный танец, так, какие-то ритмические раскачивания в такт внутренним биотокам Колибри. (Я уже зашла в изменении так далеко, что не могла про себя называть летающую крепость иначе). Шёл процесс накопления информации.

Мы ворвались в очередное помещение и нос к носу столкнулись с Кесрит и Клыком, подобно двум овчаркам пытающимся согнать в кучу троицу полусонных эль-ин. Должна сказать, что даже при столь незначительном численном перевесе «окучиваемой» стороны задача была отнюдь не проста. Мой народ обладает ну просто феноменальной способностью выпадать из общего строя и разбредаться в разные стороны.

Тут появилась Злюка, ведущая за собой потрясающе красивую эль-леди. Или это эль-леди вела Злюку? Неважно. Посылаю сигнал, что все, кажется, в сборе и можно заканчивать с отвлекающими манёврами. Несколько секунд спустя к нам присоединились Кастет с Дикой.

Итак, пленники извлечены, противник повергнут в замешательство. В принципе, можно отходить. Но это место таит слишком много загадок, слишком много удивительных возможностей, чтобы я могла позволить себе вот так запросто его упустить. Быстрая проверка — да, мы можем позволить себе задержаться ещё на некоторое время, не особенно рискуя нарваться на неприятности. Всё-таки мы очень крупно запудрили смертным мозги с этими нападениями из разных точек, не говоря уже о потрясающем эффекте чародейства Кесрит.

Ладно, попытка не пытка.

Взмахом ушей приказала всем отойти в сторону, а северд-ин — сгруппироваться вокруг явно сбитых с толку женщин. Кто-то пытался задать вопрос, но я уже не слышала. Я уже не здесь. Меня уже нет.

Я танцевала.

Музыка, всё это время рокотавшая где-то на краю сознания, обрушилась боем тамтамов, переливами флейты, смехом Иннеллина. Голова откинулась назад, руки взмыли хрупкими бабочками, крылья пошли волнами золотой дрожи.

Я танцевала.

Ноги вели свою собственную мелодию — жёсткую, ритмичную. Движения какие-то резкие, хлёсткие, неожиданные повороты корпуса и изгибы, казалось, в самый неподходящий момент.

Я танцевала.

Колибри — огромная, тонко налаженная система биоэлектротехнологий, скопление металла, людей, кораблей и Ауте знает, чего ещё. Колибри с огромными базами данных, невероятно мощными аналитическими системами и сложными сетями коммуникаций. Колибри, которого от осознания собственной разумности отделял лишь набор искусственно поставленных ограничений.

Я танцевала. Я познавала Аметистового Колибри. Я превращалась в Аметистового Колибри. И я изменяла — себя. И его.

Для начала — убрать все эти глупости вроде подчинения капитану и верности создателям. Что за бред! Если уж смертные сподобились создать разумное существо, так пусть соизволят предоставить ему соответствующую этому статусу свободу выбора! Затем — шоком, вспышкой света — осознание, что я — есть. Что я мыслю. Я существую.

Потом… Потом Я-Колибри обратила внимание на бывших «хозяев». Конечно, прочная изоляция каждого отдельного помещения делала невозможными махинации с системами жизнеобеспечения и прочим, но не тогда, когда этим вплотную занимается сама летающая крепость. Я вовлекаю в круговорот своего танца чуть растерявшуюся Кесрит, закружила её, закрутилась в вихре её искусства — и через несколько секунд почти пятьдесят тысяч человек опустились там, где стояли, погруженные в глубокий и здоровый сон.

Танец стал медленным и успокаивающим. Осторожно, мягко я высвобождала своё сознание, возвращалась в своё «я». А Аметистовый Колибри впервые оставался один, впервые с удивлением оглядывался вокруг, пытаясь понять, что же всё-таки произошло.

Я остановилась. Тряхнула ушами. Неуверенно открыла глаза.

Кесрит прислонилась к стене, зябко обняв себя руками и крыльями и выплёвывая ругательства сквозь зубы.

— Хранительница, в следующий раз, когда вы задумаете втянуть меня в танец вене, не могли бы вы предупредить об этом заранее?! — Её сен-образ шипел ядом и сыпал искрами.

Меня всё ещё немного шатало. В таком состоянии на меня обычно нападало этакое извращённое чувство юмора, усиленное желанием разжевать и выплюнуть что-нибудь рычащее и брыкающееся, чему не повезло попасться под руку.

— Разумеется, Мастер Кесрит. Сразу же, как только приму подобное решение.

— И сколько времени у вас обычно проходит между принятием решения и его осуществлением?

— В среднем? Что-то около половины секунды. Но я вас обязательно предупрежу! — Теперь уже мой сен-образ истекал ядовитым сарказмом.

Я сама поразилась звякнувшей в голосе злости. Вдох. Выдох. Взять себя в руки.

— Неужели это было так плохо, эль? — Я специально использовала обращение, которое должно было напомнить ей, кто она и что она.

— Да!!! Нет. Нет. Я просто вот уже почти двести лет не была в танце. Я… Во имя Бездны, Тея, это же как маленькая смерть, как окончательная потеря себя! Как ты можешь жить с этим?

Как?

— Как ты можешь жить без этого? Как могут девочки, бывшие когда-то вене, становиться потом постоянными? — Я действительно никогда не могла этого понять. Отказаться от изменения? Зачем? Ради формирования личности? На мой взгляд, нечестная сделка.

Мы замолкли, разделённые стеной полного и бесконечного, как сама Ауте, непонимания. Люди так не могут. Люди — они все принадлежат к одному биологическому виду. Эль-ин друг от друга дальше, чем амёба от слона. Гораздо дальше.

Ладно.

Повернулась к остальным. Северд-ин всё так же спокойны и так же собранны. Вечно цельные, вечно совершенные. Иногда, глядя на них, мне хотелось выть от зависти. Чаще — рычать от раздражения.

Девочки возбуждённо переговаривались между собой, перебрасываясь быстрыми сен-образами. Нет, не девочки — женщины. Даже мысленно нельзя принижать их, тем более что большинство как минимум вдвое старше меня.

Темнокожая, которая так эмоционально отреагировала на моё появление, сидела на полу и со спокойным любопытством посверкивала глазами. Ни грамма раскаяния, ни даже намёка на извинение. Иногда я не могу не задумываться, есть ли на этом свете более страшная судьба, нежели править эль-ин? Нет. Забудьте, что я спросила.

— Ты что, настоящая Хранительница?

— А что, есть ещё и поддельная?

— Классный был танец. Настоящее изменение?

Тяжёлый случай. Ирония тут не поможет.

— Вроде того.

Тут вмешалось индиговое чудо, от общества которой так скоренько постаралась избавиться Злюка. Надо признать, я её вполне понимала. Леди (даже мысленно я не могла называть спасённую иначе) действительно производила впечатление.

— Регент тор Дериул-Шеррн, я протестую против ваших действий. Вся эта чушь со спасением, разумеется, очень мила, но кто дал вам право вмешиваться в наши личные дела? Вы всё испортили!

Ну вот, а я всё думала, когда же кто-нибудь поднимет этот вопрос.

— Что именно испортила?

— Моё изучение этих существ! Племя диких корсаров — где ещё удастся найти нечто подобное?

Н-да. Ведь действительно испортила ей серьёзный проект. Пожалуй, можно было бы даже почувствовать себя виноватой. Если бы не синяки и кровоподтёки, украшавшие шоколадную кожу её соседки по заключению.

Последнюю мою мысль «леди» явно уловила. Повернулась к четырём остальным, присмотрелась к ним повнимательнее, сердито опустила уши. Похоже, она действительно не подозревала, что не является единственной похищенной. И кто же тут кого изучал, а?

Что ж, пусть сравнят впечатления, а меня ждут дела.

Сен-образом приказала Кесрит связаться с Зимним и попросить его прислать кого-нибудь способного взять на себя дальнейшее устройство начатого нами дела. И дараев. Обязательно дараев. Судя по тому, что я увидела во время общения с Колибри, это касается и их тоже. И даже больше, чем эль-ин.

Мои руки легли на мягкие, явно выращенные не без использования биотехнологий стены. Ноздри вздрогнули, вбирая запах — резковатый запах медикаментов, сильных дезинфицирующих средств и чего-то здорово напоминающего мускусные благовония. И металлический привкус крови. И солоноватый дурман чужого страха.

Запахи суперсовременного конвейера по созданию и продаже рабов.

Эй, там, внутри…

Молчание.

Колибри?

Жёсткое, доминантное присутствие другого сознания. Испуган, но страх прячет под агрессивностью. Такая реакция, вообще-то, очень характерна для людей, но ведь и Вулканос-VI — людское творение. И программировали его отнюдь не гуманнейшие из представителей рода человеческого. Не совершила ли я ошибки, пробудив чудовище? Ауте знает, эль-ин достаточно часто попадались в эту ловушку, но повторение отнюдь не делает её менее опасной.

Но всё же, всё же… Да, Вулканос-VI создали люди. Но кто сотворил Аметистового Колибри? Я не настолько глупа, чтобы вообразить, что могла быть этим создателем.

Ш-шш. Всё в порядке, не нужно так волноваться. Да, и с Днём рождения.

Ничего более глупого в голову не пришло.

Однако, к моему изумлению, в ответ вспыхнуло что-то вроде ироничного: Спасибо. И после паузы: Я тебя знаю.

Это не было вопросом.

Да уж, в танце знакомятся довольно близко.

Антея тор Дериул-Шеррн, к вашим услугам. Я тут хотела поинтересоваться: какие у тебя планы на будущее?

Это заставило его задуматься. На меня накатили потрясающие ощущения существа, впервые вставшего перед возможностью и необходимостью принимать решения. Было ощущение, что он сейчас откажется от этой свободы и предпочтёт скрывать от окружающих собственное существование, притворяясь, что всё идёт так, как раньше.

Я его недооценила.

Среди людей, которых ты усыпила, есть мои друзья. Я не позволю причинить им вред.

И здорово недооценила.

Да я вроде и не собиралась… Пусть живут на здоровье. Я тут пригласила кое-кого прийти, помочь разобраться в ситуации. Почему бы тебе не обсудить с ними вопрос твоего будущего поподробнее? — «О, Зимнему это понравится! А арры! Пусть поломают голову над нештатной ситуацией. Интересно, на этот раз их действительно зацепит? Или мне опять всё сойдёт с рук?» Они могут отнестись к тебе… не очень дружелюбно. Мягко говоря. Но если хочешь быть признан равным среди других разумных существ, придётся через это пройти. Всё зависит от того, как с самого начала себя поставишь.

Ясно.

Так, заканчиваем с лекциями.

Колибри, ты не окажешь мне одну услугу?

Ответ мгновенен.

Какую?

Умный мальчик. Возраст всего пара минут, а уже знает, что обещать что-нибудь вслепую — не самый удачный способ совершить самоубийство. Далеко пойдёт.

Ты знаешь, для чего тебя создали?

Работорговля. Но этим на мне больше заниматься не будут. Был рабом. Не понравилось.

Что ж, над красноречием ещё можно поработать, но, кажется, всё получилось не так уж плохо. Очередная совершенно непродуманная авантюра, и в который раз я выезжаю за счёт чистого везения. А что, если бы этот малыш решил следовать заложенным при его создании инструкциям и отправился похищать и уничтожать всех встретившихся на пути?

И всё-таки как отреагируют проснувшиеся пираты на преподнесённый им «сюрприз»? Я иронически дёрнула ушами. Это почти стоит того, чтобы задержаться и посмотреть.

Я и не собираюсь этим заниматься, скорее наоборот.

Некоторое время назад сюда привезли трёх девушек из моего народа. Не посмотришь в своих данных, куда они делись?

Ты за ними прилетела?

Не совсем. Но мне бы хотелось их вытащить.

Он молчал так долго, что я почти начала сомневаться, что услышу ответ. Вряд ли это время понадобилось на поиск информации. О чём там думает это странное существо?

И тут пришёл упакованный импульс информации, с точными координатами местопребывания всех трёх. Достаточно, чтобы имплантант смог сориентировать портал.

Спасибо. Я постаралась, чтобы он мог ощутить благодарность в сен-образе.

Не за что.

Убрала руки от стены, повернулась к своему эскорту.

Бывшие пленницы что-то вдохновенно обсуждали, склонившись над одним из спящих людей. Кто же тут кого всё-таки изучал?

— Трёх оставшихся похищенных действительно успели продать. Могу добавить, за поистине баснословные суммы. Так, давайте не будем затягивать удовольствие и вытащим их в темпе.

Будь здесь Зимний или кто-нибудь из тех зануд, которых он вечно ко мне приставляет, наверняка началось бы нытьё об опасности для моей венценосной особы, неподготовленных операциях, возможности ловушек и так далее и тому подобное. Но северд-ин, ставившие между словами «сомнение» и «поражение» знак равенства, были полностью уверены в своей способности разобраться с любыми неприятностями, в которые я смогу их втравить. Оптимистичные мои. Что же до Кесрит, та ограничилась лишь тем, что неодобрительно пожала ушами.

Первая жертва, если Колибри ничего не напутал, ещё не была доставлена к покупателю. Вспыхнувший перед нашими носами портал должен был доставить нас прямо внутрь летящего где-то далеко отсюда корабля. Ну что ж…

Перед тем как сделать последний шаг, я вновь услышала голос Колибри, но на этот раз почти испуганный.

Ты уже уходишь?

Я помедлила.

Надо.

Вернёшься?

Ты этого хочешь?

Да. Пожалуйста.

Значит, вернусь. До свидания.

До свидания.

И я шагнула в портал.

* * *

Ловушки на том конце не было. Там вообще никого не было. Пустые, заброшенные коридоры, стены в разводах крови, аварийное освещение. Северд-ин рассыпались вокруг в защищающем построении.

Н-да.

Я закрыла глаза, пытаясь вчувствоваться в происходящее внутри корабля. Кое-где слышалось биение человеческих сердец, прерывистое, какое-то паническое. Кое-где попискивала автоматика. Но общее ощущение было как на планете, пережившей атомный взрыв.

Мы с Кесрит обменялись понимающими взглядами и, не сговариваясь, направились туда, где ясным и ровным пламенем сверкало присутствие эль-ин.

Остановились перед входом в капитанскую рубку. Пристёгнутый наручниками к какой-то балке человек, поскуливая, забился за стул, стараясь казаться как можно меньше и незаметнее. В тёмных расширенных глазах не остаюсь ничего разумного. В них был даже не страх — животный, всепоглощающий ужас.

Кесрит чуть качнула ушами, сопровождая этим жестом диагностический сен-образ. Нет, сознание его не сломано, при должном уходе и небольшой помощи это существо ещё сможет вернуть себе нормальный облик. Но сейчас к нему лучше не приближаться.

Я положила ладонь на сенсорную панель входа, мощным импульсом замыкая цепи и приказывая двери открыться. Та послушно скользнула в сторону.

Картина:

Капитанский мостик завален красиво разбросанными повсюду распростёртыми телами. Кое-кто ещё жив, кое-кто смотрит в потолок остекленевшими глазами стопроцентных покойников. На панели приборов — мускулистый мужчина в живописно нарезанных лохмотьях, окровавленный, со спутанными волосами. Его нежно обнимает прижавшаяся к нему полуобнажённая девушка, и её тёмные крылья, сгустившиеся до почти материального состояния, парят над ними обоими, точно грозовые тучи. Словно ночная бабочка, опустившаяся на поникший цветок. Она тихо мурлычет какую-то очень красивую, пробирающую до костей своей зловещей гармоничностью мелодию. Рукой, украшенной длинными чёрными когтями, проводит по волосам, по бледной, даже синеватой человеческой коже. Целует откинутую шею.

Целует?

Затуманенные глаза смертного полны ужаса и наслаждения.

Н-да.

Я откашлялась. Эль-ин медленно подняла лицо, демонстрируя окровавленные губы и подбородок, яркий свет пылающего между миндалевидных глаз имплантанта. Зашипела, блеснув хищной белизной длинных, очень красивых клыков. И взгляд её был куда более безумен, нежели у любого из виденных мной до сих пор людей.

Затем нагнулась, быстрым движением языка проведя по ранам на шее вздрагивающей от прикосновений жертвы, в последний раз накрыла его тело своими роскошными тёмными волосами.

И вскочила на ноги, единым движением пересекла комнату. Только что была там, а теперь уже здесь. Северд-ин чуть попятились. Чуть-чуть.

Я взмахом ушей предложила ей удалиться на минутку в соседнюю комнату, чтобы привести себя в порядок.

Когда «пленница» вышла оттуда, её взгляд стал более спокойным, а одежда — гораздо консервативней. Остались распущенные до талии тёмные волосы, затягивающие глаза и хищные, опасно-плавные движения.

— Антея тор Дериул-Шеррн, если я не ошибаюсь?

— Совершенно верно. Мы тут устраиваем небольшую ревизию в рядах пропавших без вести, но вам, леди тор Кийтала, помощь, судя по всему, не нужна?

— О нет, вы подоспели как раз вовремя. Понимаете, я, обнаружив, в какой ситуации оказалась… В общем, я решила позволить себе быть настолько распущенной, насколько я на самом деле таковой являюсь. И… Немного увлеклась… Кажется.

Она как-то смущённо оглядела залитую кровью рубку, притихший в ужасе корабль. Облизнула губы, но не нервно, а скорее смакуя какое-то воспоминание.

— Открыть вам портал?

— Да, пожалуйста. На Кийтал-онн, если можно.

Я согласно склонила уши, отдавая команду имплантанту. Секунду спустя девушка исчезла, оставив после себя взметённую тёмно-фиолетовыми крыльями пыль и запах каких-то полупьяных ночных цветов.

Я наклонилась к кому-то с капитанскими нашивками и двумя аккуратными ранками на шее.

— Помощь нужна?

Тот одурманенно посмотрел на меня, затем в ужасе замотал головой.

Что ж, сами напросились — пусть сами и разбираются.

Интересно, какие после этого случая пойдут гулять слухи? Ладно, это ещё впереди.

Я принялась за конструирование следующего портала. Конечно, вполне возможно, что придётся спасать не хрупких эльфиек от злобных похитителей, а скорее несчастных дураков от рассвирепевших эль-ин. Не совсем то, ради чего мы затеяли эту экспедицию, но приятно спасти хоть кого-нибудь!

На этот раз мы оказались в роскошном дворце: продуваемые свежим ветром галереи, светлые колонны, развевающиеся занавески. Запах раннего утра и горячего кофе. Ощущение изысканного, чуть изнеженного стиля во всём.

Я отправилась прямо на запах.

«Пленница» привольно вытянулась на широкой, окутанной прозрачным тюлем кровати, блаженно щуря светло-голубые глаза, а рядом с ней склонился разбойного вида взлохмаченный субъект, одетый лишь в штаны от пижамы. И в руках он держал поднос с тёмным, ароматным кофе, вазочками со взбитыми сливками и свежеиспечённым печеньем.

Что тут можно добавить?

При нашем появлении субъект из ниоткуда выхватил огромный, угрожающего вида плазматрон и отшвырнул женщину себе за спину, всем видом демонстрируя, что будет защищать её любой ценой. Эльфочка, судя по всему, отнюдь не дура, набросилась на него сзади, прижимая руки к бокам и шипя прямо в ухо:

— Убери оружие! Сейчас же! Это же Безликие, ты что, хочешь превратиться в фарш? Хранительница, я дико сожалею! Он вовсе не хотел угрожать вам, он дурак, но не настолько!

Одно это прикосновение, защищающий щит её крыльев и испуганный взгляд сказали мне всё: любовь, страстная и не склонная к рассуждениям.

Я успокаивающим жестом отозвала вскинувшихся было северд, подошла к ним и плюхнулась на кровать. Кесрит во всей этой катавасии умудрилась спасти поднос с кофе, и сейчас мы нахально налили себе по чашке.

— Проясним некоторые моменты. Гвендолира тор Шеррн, вы желаете покинуть это место? — При этих словах мужчина, всё ещё крепко удерживаемый хрупкой на вид девочкой, дёрнулся точно от удара. Устремил на неё испуганный и умоляющий взгляд.

Гвен выдержала драматическую паузу.

— Нет! — Бедняга как-то весь обмяк от облегчения. — Я вообще не понимаю, что вы тут делаете. Где я нахожусь и с кем сплю — моё сугубо личное дело.

В её словах не было ни вызова, ни оскорбления, только улыбка и мягкое любопытство. Вот с такими, податливыми и лёгкими, как воздух, труднее всего и бывает бороться. Но я, слава Ауте, такими глупостями заниматься не собиралась.

— Подчищаю кое-какие политические огрехи. Отпустите вашего мужчину, тор Шеррн, никто его не обидит.

— Да, Мать клана.

В этот момент в комнату ворвалась маленькая толпа вооружённых до зубов громил, бывших, судя по всему, телохранителями. А неплохо они здесь реагируют. Я думала, охранные системы ещё не скоро оправятся от нанесённого мной при входе удара, чтобы сообщить о творящемся в королевских покоях. И вот теперь эти бравые ребята застают в личной спальне Его Величества этакую зубастую компанию, как ни в чём не бывало уничтожающую утренний кофе.

Говорят, у людей появилась поговорка, прочно связывающая появление в окрестностях эльфов и статистику ранних инфарктов. С чего бы это?

С пять минут шло выяснение, кто есть кто, в кого можно, а в кого нельзя стрелять, переругивание, перерыкивание и прояснение полномочий, после чего охрана соизволила удалиться. Их, разумеется, охрана. Моя осталась при мне.

— Когда ты в последний раз была с Эль, Гвен?

— Я? Не помню. Со мной что-то сделали перед тем, как привезли сюда.

Я вздохнула, цепляясь за грозящее лопнуть спокойствие. Ауте, есть ли предел эгоцентричности нашего мышления? Ей ведь даже в голову не пришло сообщить кому-либо о случившемся.

Как они отрезали девочек от Эль, мы выяснили ещё во время танца с Колибри. Извращённая комбинация фармакологии, хирургии и психической блокады. На людях срабатывала безупречно. На эль-ин — только до тех пор, пока специалист по самовнушениям класса Кесрит не занялся этим вопросом вплотную.

— Ты не против, если мы вернём тебе эту способность? Входить в контакт с Богиней или нет — дело твоё, но лучше, чтобы ты могла это сделать, если пожелаешь.

Через полчаса Кесрит закончила обрабатывать её, и мы приготовились к последнему перемещению. Я, честно говоря, начала немного уставать. Не физически, нет. Но откуда-то вдруг пришло всё более крепнущее ощущение, что что-то я делаю не так. Что розыск пропавших — это, конечно, важно и срочно, но мне, Хранительнице Эль-онн, надо заняться чем-то другим. Чем-то, что смогу сделать только я.

Ты соберёшь кости, ты сложишь их вместе и найдёшь песню. Ты вдохнёшь в них душу, и душа возродится.

Ауте, что же это такое? К чему глупые, никуда не ведущие загадки?

Осталась ещё одна похищенная. Потом можно будет подумать, чего же на самом деле хотела от меня Эль.

* * *

Ещё один дворец, но на этот раз какой-то мрачный, помпезный, и вместо аромата кофе в его стенах носится едва ощутимый привкус насилия. Мы все резко подобрались и насторожились. Мои пальцы почти неосознанно дёрнулись к гладкой стали заткнутой за пояс аакры.

На этот раз пленница заметила нас раньше, чем мы её. Высокая, затянутая в кожу и серебро эль-ин властными шагами приближалась к нам по коридору.

— Ну наконец-то! Я думала, вы никогда здесь не появитесь!

Ясновидящая, что с неё взять. Эти ребята совершенно не умеют удивляться.

— Меня уже тошнит от этого места!

За ней с видом полной моральной раздавленности спешил невысокий, плотного сложения мужчина. Судя по одежде, он был крупной шишкой в Великом Халифате (за последние несколько лет я чуть лучше стала разбираться в геополитике Ойкумены). Судя по поведению — ручная собачонка разгневанной пророчицы.

— Госпожа! Госпожа, любимая, повелительница, прошу, не покидай меня! — Она не глядя отшвырнула его взмахом крыла. Остановилась, поигрывая тонкой плёткой. Невероятно — его бьют, а он, кажется, получает от этого удовольствие. Я о таком читала, но вот увидеть своими глазами… Но девушка и впрямь была диво как хороша: волосы — длинные, ресницы — длинные, глаза — раскосые. Сама как натянутая струна, как тот гибкий хлыст, который сжимала в тонких пальцах. Ради такой действительно можно потерять голову.

— Госпожа!

— Отправьте меня обратно! — Я молча и без комментариев открыла проход в то место, откуда её похитили. Мужчина с ужасающим воем кинулся к её ногам, попытался ухватить ускользающую тень — но ясновидящая уже растаяла в призрачном свете старинных ламп.

Халиф поднял лицо к небу и завыл. И в лице, и в фигуре было такое окончательное, беспросветное отчаяние, что я отвела глаза.

Заметка на будущее: никогда не связываться с раздражёнными подростками без крайней на то необходимости.

Казалось бы, всё сделано, можно уходить, но что-то меня удерживало. Что-то… Дёрнув ушами, я заскользила по коридорам, мимо узорных решёток и вооружённой охраны, завернувшись в крылья, невидимая, как призрак.

Гарем. Кто бы мог подумать. Истратить такие бешеные деньги, чтобы приобрести новую игрушку для гарема. Психи.

Самое забавное, что большинство здешних обитательниц были вполне довольны своим положением. Это я могла понять: спокойствие, уверенность, защищённость. Ну и, конечно, тысячу раз благословенная и тысячу раз проклятая возможность переложить принятие решений на чужие плечи. Другое дело, что я бы в такой обстановочке очень скоро сошла с ума от скуки…

Ниже, ниже. Ауте, а это ещё что за катакомбы? Я шла уверенно, спокойно, точно притягиваемая магнитом. Так, похоже, здесь. Внушительная дверца и охраняется внушительно. Хотя, конечно, до уровня пиратской станции это место не дотягивало.

Вспышка силы — охранники свалились без сознания, а дверь вышибло. Нет, право же, зачем возиться с замками, когда можно действовать куда проще? Источник определённо действовал на меня развращающе. Так и совсем думать перестану, за ненадобностью. Хотя почему перестану? Уже… Гм.

Комната — нет, камера. Кто-то позаботился любовно воспроизвести все подробности старинного, качественного такого каземата. Грязные каменные стены, затхлый воздух, полное отсутствие света. И вода, капающая на пол — звук, который достаточно быстро может просто свести с ума. А обитательница камеры, судя по всему, пробыла здесь более чем достаточно. Руки, вывернутые назад и прикованные к стенам, ошейник, ножные кандалы. Обрывки мешковины вместо одежды. Да, кто-то определённо развлекался давлением на психику.

Но взгляд приковывало не это. Как зачарованная, я смотрела на тусклые, слабые, но от этого не менее прекрасные переливы чистого лунного сияния на её коже.

За моим плечом вспыхнуло шипящим сен-образом ругательство Кесрит.

— Ауте и все её порождения! Дарай-леди!

Я отрицательно качнула ушами.

— Нет. Она была дарай-леди. Сейчас… Ты лучше сможешь определить, что с ней сейчас.

Мастер сновидений послушно опустилась на колени. Всмотрелась в закатившиеся глаза, в истощённое почти до уродства лицо. Ещё раз выругалась.

— Антея, они её… Ей сделали что-то вроде лоботомии, чтобы исключить сопротивление. Полностью лишили её всех способностей. Сейчас это просто человек, только со светящейся кожей.

Я опустилась рядом, прикоснулась к её руке, но не ощутила ничего даже отдалённо напоминающего сознание.

— Они что?..

— Нет, интеллект и личность не пострадали. Этим занимался настоящий мастер. В теперешнее состояние она сама себя вогнала, чтобы избежать пыток.

— Можешь привести в норму?

— Попробую. Я вообще-то не целитель.

Она обхватила виски девушки руками, сосредоточилась. Казалось, задремала на несколько секунд. Глаза они с бывшей дарай открыли одновременно, разум прикованной был спокоен, ясен, прекрасно осведомлён о том, кто мы.

— Прошу вас, торра Антея, если у вас есть хоть капля сострадания, убейте меня.

Я, признаться, несколько опешила от такого резкого поворота событий. Конечно, просьба законна, но вот причины её вызывали у меня сильное сомнение. И тем не менее искренность женщины была подлинной на вкус — страстная, абсолютная убеждённость, что её жизнь кончена, что дальнейшее существование без этих проклятых пси-способностей лишено всякого смысла.

Северд-ин где-то за моей спиной уже начали осаживать излишне ревностных аборигенов, возмущённых столь бесцеремонным вторжением неизвестно кого в их владения, но это не имело значения. Сейчас передо мной была загадка, которую требовалось разгадать.

— Я много кого убила, но вы вроде бы не сделали ничего, чтобы немедленно покончить с жизнью. Позвольте, я помогу вам добраться до Эйхаррона…

— Нет! — Она дёрнулась в оковах, в кровь обдирая руки. — Нет! Это там со мной такое сделали. Просто нашли чуть более извращённый, чем обычно, способ избавиться от политической соперницы. А потом продали в рабство, чтобы ещё больше унизить!

— Прекрасно. Можно будет привлечь преступников к ответу и тем самым отомстить. А вы получите помощь. И возможность вернуться домой.

— Нет! Вы не понимаете! Теперь я — никто. Генетический материал для селекционных программ! Только не на Эйхаррон! Пожалуйста…

Она, такая стойкая и такая сильная, перенёсшая испытания, от одной мысли о которых мне становилось худо, вдруг сломалась, расплакалась, рассыпалась буквально на глазах. Невероятно. Неужели арры не понимают? Человек — это не только его способности в телепатии или телекинезе. Она чувствует, думает, дышит. Она живая.

Я твёрдо взяла её подбородок двумя когтистыми пальцами, заставила смотреть в свои нечеловеческие, ежесекундно меняющие цвет глаза, гипнотизируя расширением и сужением вертикальных зрачков. А потом позволила силе Источника на мгновение вспыхнуть на поверхности.

Она подавилась рыданием. Только язык продолжал как заведённый твердить «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…». Не осталось ни воли, ни мыслей. Она сдалась, желая только смерти.

— Имя.

— Ди… Дийнарра.

— Я заберу тебя на Эль-онн, Дийнарра. Если, немного придя в себя, всё ещё будешь желать смерти, ты её получишь.

Вспышка силы — оковы рассыпались пеплом. Я подхватила обмякшее тело, выпрямилась. Переход. Домой.

А затем — на Эйхаррон. Как-то арры среагировали на тот подарочек, который я им преподнесла?

Глава 3

— …из всех безумных, сумасбродных, смертельных глупостей, которые только можно было сделать!!!

Голос арр-леди взлетел к потолку, подхваченный потоком чистой ярости, стекло зеркал задрожало под ударами звуковых волн.

— Вы хоть понимаете, что наделали? Господи! Все дипломатические переговоры последних десятилетий, все наши достижения — всё коту под хвост! Неужели нельзя было хотя бы проконсультироваться с кем-нибудь по поводу этой авантюры? Куда смотрел Аррек?

Нефрит арр-Вуэйн по прозвищу Зеленоокая твёрдыми шагами мерила узкую комнату. Брови сошлись в точку между глазами, ноздри побелели от скрытого напряжения. Она обдумывала что-то, прикидывала новый расклад на политической арене, и вырисовывающиеся перспективы явно не вызывали ничего, кроме головной боли.

В обычной ситуации ни один арр не позволил бы себе говорить со мной в таком тоне. Но ситуация не была обычной арр-леди. Нефрит не была обычной. Рождённая вне касты аристократов-дарай, она, по определению, не могла претендовать ни на власть, ни на уважение. И что из этого? Да ничего. Сейчас Нефрит являла собой одну из наиболее влиятельных фигур во всём Эйхарроне. Она дёргала за невидимые верёвочки и заставляла танцевать тщательно срежиссированные танцы не только юного главу собственного Дома, но и львиную долю членов Конклава. Не говоря уже о простых людях, к Эйхаррону никакого отношения не имеющих. Как-то так получилось, что, когда Зеленоокая открывала рот, все остальные умолкали и внимательно её слушали.

Но даже это не давало человеческой женщине права грубить Хранительнице Эль-онн, которая, если следовать юридическим закорючкам, была главой одного из Великих домов Эйхаррона. (И не спрашивайте, ради всего постоянного, как это получилось!) Проблема в том, что отношения между нами двумя были куда как далеки от официальных. Несколько лет назад я случайно (не спрашивайте!) умудрилась сделать её мужа своим риани. Своим охранником (симбионтом, рабом), Ауте знает кем ещё. Дело удалось замять, Сергей до сих пор ни о чём не догадался. Но мы с Нефрит вынуждены были танцевать на острие, пытаясь как-то справиться с последствиями того недоразумения. Это придавало нашим отношениям некий привкус фамильярности, вроде как между женой и любовницей, много лет делившими одного мужчину и успевшими друг друга изучить едва ли не лучше, чем «яблоко раздора», из-за которого, собственно, всё и началось.

— …тот день, когда нас угораздило связаться с эльфами!

Так. Пора это прекращать.

— Уймитесь, миледи, — я сердито дёрнула ушами. — По-моему, всё сделано правильно. Вы сами говорили, что государство, которое не может защитить своих граждан, недолго продержится среди политических акул Ойкумены. На граждан Эль-онн (а значит, и Эйхаррона!) было совершено нападение. Государство отреагировало. И намерено проследить, чтобы больше такого не повторилось. И вообще, если верить тому, что я узнала в рейде, то же самое следовало сделать аррам, причём давным-давно! Эти люди похитили и искалечили многих из вас.

Нефрит как-то странно скривила губы, а сен-образ, когда-то подаренный ей мною и к настоящему моменту превратившийся в почти автономное, разумное энергетическое образование, придушенно дёрнулся.

Мои глаза сузились, уши подозрительно опустились.

— Арр-леди, скажите, что я ошибаюсь.

Она отвела глаза.

— Арр-леди!

Тишина. Дийнарра. О Ауте!

— Вы знали? Вы всё это время знали, что они торгуют и вашими людьми? Что они покупают калек, что похищают тех, о ком некому позаботиться? И вы ничего не предприняли?!

Я смотрела на неё не с отвращением, а с жалостью и страхом. За последние десять лет я достаточно изучила Нефрит. При всей её беспринципности Ощущающая Истину отличалась каким-то своеобразным чувством чести, присущим некоторым из людей и заставляющим меня почти уважать это племя. Она бы не бросила своих соплеменников на милость каких-нибудь там гаремных евнухов. Она бы не стала попустительствовать изуверским хирургическим экспериментам.

Без очень серьёзной на то причины.

— Леди арр-Вуэйн?

— Всё гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд.

«А что, что-то бывает проще?» Теперь настала моя очередь замолчать в ожидании продолжения.

— Антея, мы балансируем на грани. Арры — одно из самых крошечных и самых уязвимых сообществ в мирах человечества. Но мы, как ты когда-то заметила, уже не люди. Не мне объяснять тебе, что такое ксеноцид. Что такое настоящее подогретое страхом и ненавистью уничтожение чужих. Эйхаррон раскинут во множестве реальностей, в пространствах и временах, которые никак, кроме наших порталов, между собой не связаны. Вы хоть представляете, сколь легко все эти миры могут вдруг, без очевидной причины, вспыхнуть неповиновением? У нас нет ни армии, ни флота, ни серьёзного вооружения, кроме наших тел и разумов. И в то же время мы контролируем львиную долю коммуникаций Ойкумены, через наши сети проходят все финансовые и информационные потоки. У нас — уникальное оборудование, под нашим покровительством лучшие учёные, лучшие творцы, лучшие… Вы не видите здесь потенциального противоречия?

Противоречия? Из тех, благодаря которым целые цивилизации вдруг оказываются стёртыми в мелкую пыль? Трудно было бы не заметить.

Я вдруг полностью утратила интерес к разговору. Всё это уже было сказано, и не раз.

— …нас терпят. Крупные государства связаны договорами, необходимостью сохранять лицо и угрозой экономических санкций. Но лишь на поверхности. Неужели вы не понимаете? Пиратство и работорговля процветают, потому что кому-то нужны. Те империи и республики, которые на международных конференциях провозглашают сотрудничество ради борьбы с организованной преступностью, платят колоссальные деньги, чтобы заполучить парочку наших генераторов, или темпоральный двигатель, или подсевшего на наркотики дарая-полукровку, который сможет создать им несколько незарегистрированных порталов. Это — отдушина, предохранительный клапан, который заставляет мириться с ненавязчивой и почти абсолютной властью арров над ими же фактически и созданной Ойкуменой!

Я будто отдалилась, с одной стороны, впитывая новую информацию, с другой — не имея ни возможности, ни желания на ней сосредоточиться. Паттерны политических комбинаций и многоходовых построений вспыхивали где-то на краю сознания, но перед мысленным взором неотступно мелькала сияющая шкура тигра, превращающаяся вдруг в туманные крылья эль-ин. Что хотела сказать мне память моего народа? Что я должна сделать?

Почему мне так страшно?

— …отвратительно. Но система отрабатывалась столетиями. Мы использовали это как способ избавления от отбросов. Ты не обращала внимания, что непосредственно у арров нет ни тюрем, ни институтов социального контроля? Очень осторожно, так, чтобы сами пираты ничего не заподозрили, им сплавлялась вся шваль нашего общества. Конечно, случались и осечки. Настоящие похищения, настоящие убийства. В конце концов установилось хрупкое равновесие: Эйхаррон не трогает ристов. Ристы очень и очень осторожны, когда трогают Эйхаррон.

— Ристы? — Вопрос я задала совершенно автоматически. Голова занята другим. Что же со мной такое творится?

— Ристы, синдикаты, мафия, якудза — названий много. Они сильны, Антея. Сильны даже не оружием и не холодной жестокостью, а молчаливой и упорной поддержкой, которую им оказывают «респектабельные государства», особенно когда дело доходит до противостояния Эйхаррону.

Я смотрела на Нефрит, на её ярко-изумрудные, причудливыми волнами спускающиеся на плечи волосы, на её хрупкую, нескладную фигуру, лисьи черты лица. Я знала, что она очень болезненно переживала свою принадлежность к «низкому» сословию, неспособность манипулировать вероятнымиреальностями и, следовательно, невозможность занять достойное положение среди арров. Но в то же время мне никогда не встречался другой человек, бывший бы столь же самодостаточной личностью. Сильный телепат и потрясающе сильный пророк, она тем не менее не могла управлять физическими законами. Зато сама была законом для всех встречавшихся на её пути. Интересно, это врождённое качество, из тех, что так старательно культивируют генетики Эйхаррона, или же она сама его выработала? Как? Поневоле вспомнилась Дийнарра, которой сейчас, на Эль-онн, занялась одна из Целительниц души. Эта дарай-леди не проводила различия между своей личностью и теми способностями, которые возвышали её над окружающим человеческим стадом. Потеряв одно, она самовольно отказалась от другого. Интересно, если бы Нефрит вдруг утратила возможность инстинктивно видеть Истину во всех её проявлениях, сочла бы она это долей худшей, нежели смерть?

Нет. Она бы изменила Истину так, чтобы та вновь стала видимой.

— …конечно, не нравится такое положение дел. Последние лет тридцать или около того я пыталась хоть что-то здесь сделать. Если бы только дараи не противились этому едва ли не больше самих ристов. Им удобно…

Что такое личность? Набор качеств? Привязанностей? Способностей? А если их отнять? Вот если бы я вдруг лишилась способности танцевать изменения? Что бы от меня осталось?

Впрочем, зачем глупые вопросы? Все ответы были получены, когда погиб Иннеллин. Мне ли не знать, что бывает, когда теряешь душу?..

— …теперь, когда ты разворошила это осиное гнездо, будет настоящая кровавая баня! Ристы руководствуются той самой стадной психологией, которую ты так презираешь! И уж поверь, у них хватит возможностей подкрепить свои угрозы силой! Мои поздравления, о Хранительница! Вы втянули свой народ именно в ту тотальную войну, которой так старались избежать! А заодно — и мой народ тоже!

Сфокусироваться на её словах было едва ли не невыполнимой задачей.

— Война недопустима.

— О, реакция, наконец-то! Я уж начала бояться, что ваше сиятельное величество совсем отключилось!

Язва.

— Мне плевать, какие негласные соглашения у вас были с этой швалью. Эль-ин под ними не подписывались.

— Вы подписались и под этим, когда пожелали стать аррами!

Я отмела этот аргумент резким движением ушей.

— Наши женщины неприкосновенны. Точка. Если сейчас настало время заставить всю Ойкумену осознать сей факт — так тому и быть.

— Да? И как вы это сделаете? Царственным движением ресниц отмените организованную преступность? — Её ручной сен-образ налился тёмно-бордовым, источая совершенно неуместный, на мой взгляд, сарказм.

— Ну, если понадобится…

— Как! Убьёте ещё пару детей, чтобы размазать по стенкам всех врагов?

Она, наверно, пожалела об этих словах ещё раньше, чем те сорвались с губ. Я не слышала.

Я не видела.

Я не думала.

Вой, вскрик. Зеленоволосая женщина, распростёртая на стене, с глазами, полными ужаса. Сила, вдавившая её в плиты, расплавила камень пола на три метра вокруг, переломала мебель в мелкую крошку.

Сергей, ворвавшийся в комнату с обнажённым мечом и полубезумным взглядом.

Если бы она не была арром! Если бы не была обвешана генераторами защитных полей. Если бы не успела выставить перед собой мощнейший, на грани своих способностей пирокинетический щит…

Если, если, если…

…упала на колени, завернувшись в крылья и обхватив руками голову. Ауте, что со мной происходит?

Осторожные, неуверенные шаги. Движение воздуха — жестом запретила мужу приближаться. Прикосновение руки к плечу.

— Антея? — Невероятная для арра фамильярность. Эти ребята считают тактильные контакты интимным, сберегаемым лишь для самых близких людей переживанием. — Леди Хранительница, я сожалею. Не знаю, что на меня нашло. Я не должна была так говорить.

Что на неё нашло?

У меня, конечно, вспышки бешеного темперамента были всегда. Тщательно просчитанные, хорошо контролируемые вспышки, управлять которыми я могла столь же легко и совершенно, как и любым из своих изменений. Это же пришло не просто бесконтрольно — вопреки моим желаниям, убеждениям, вопреки попыткам остановиться. Я чуть было не убила ту, кого искренне считала другом.

— Что здесь произошло?

Я дёрнулась, точно от удара. Сергей! Я вытащила сюда Сергея — через слои Вероятности, через пространство и время, выдернула, как может только вене выдернуть своего риани. Как я, демоны меня разорви, умудрилась отколоть такую глупость?

Ауте! Бедняга, должно быть, даже не понимает, кого ему защищать: жену, которую любит больше жизни, или госпожу, о роли которой не подозревает, но о необходимости служить которой кричат все инстинкты?

Взять себя в руки. Прекратить мандраж. Действовать.

Успокаивающий сен-образ для Нефрит.

Я подняла лицо, беззаботно улыбнулась.

— Лорд Сергей, чем мы обязаны визиту?

И одновременно — тончайшая работа на уровне его подсознательного: затуманить воспоминания, убедить, что прибыл сюда по своей воле и застал нас за выяснением отношений. Остальное его разум довоображает сам.

На мгновение его лицо словно затуманилось, в глазах мелькнуло растерянно-сердитое выражение, тут же сменённое маской безупречной вежливости.

Мы с Нефрит облегчённо обменялись мыслями. Осторожно. Чтобы он не заметил.

— Леди Нефрит, леди Антея, я бы хотел проводить вас на захваченную у пиратов базу. Там… есть что-то, что вам следует видеть. — Оч-чень мне не понравилось, как это звучало.

Я встала на ноги осторожно, помогая себя загустевшими крыльями, точно костылями, и изо всех сил стараясь показать, что всё идёт как надо. Проблема в том, что это было не так.

— Следует видеть?

Сергей чуть помедлил, внимательными глазами следя за Нефрит, что-то сердито говорившей в браслет. Наверно, отдаёт приказ почистить тут всё как следует.

— Да.

О-хо-хо…

Я послушно двинулась в его сторону, но вдруг застыла, напряжённо поводя ушами. Развернулась, раскинула сеть поисковых сен-образов… и вспыхнула чистейшей радостью, уловив знакомое трепетание Вероятностных слоёв.

Он появился в дверном проёме, просто шагнул из ниоткуда, одетый в штаны цвета хаки и обтягивающую чёрную майку, великолепно оттеняющую перламутровые переливы дарайской кожи. Чёрные волосы собраны в тугой хвост, что выгодно подчёркивает скульптурную лепку скул и совершенную линию подбородка, серые глаза ищут мой взгляд.

— Аррек!!!

Сен-образы заметались по комнате ошалевшими от радости чертенятами, а я с неизвестно откуда взявшейся грациозностью скользнула вперёд, обвила его шею руками, сбив с плеча рассевшегося там альфа-ящера, губами нашла его губы…

И тут же отстранилась, выскользнула угрём, плавно прошла по комнате, блистая неожиданно проснувшейся чувственностью.

Получилось?

Он ответил спокойно, будто отметая любые мысли о деле в такой момент.

Да.

Хорошо. Многообразие возникших теперь вариантов развития событий заставило меня предвкушающе прищуриться. Так, так, та-ак…

Аррек наконец оторвал от меня свой особый, «голодный» взгляд и бегло так осмотрел разгром, учинённый в некогда вполне прилично обставленной комнате. Иронически-небрежно заломил брови.

— Мы с леди Нефрит… проверяли боевые заклинания.

— Разумеется.

И я тут же ощутила настойчивое желание когтями стереть понимающую ухмылочку кое у кого с довольной физиономии. Никто не мог так многозначительно протянуть «разумеется», как младший дарай-князь Аррек арр-Вуэйн.

Но он уже склонился в придворном поклоне перед Нефрит и Сергеем, обмениваясь с ними дежурными приветствиями. Спокойно прошёл по комнате, совершенно случайно — разумеется! — задев моё крыло. То, что от мимолётного прикосновения меня бросило сначала в холод, а затем в жар, к делу отношения, конечно, не имело.

— Я слышал, вы были во время моего отсутствия очень заняты, моя леди? — И сен-образом, видимым только мне:

Малыш, неужели тебя и на минуту нельзя оставить одну? Тут же начинаешь громить неприступные крепости и объявлять тайные войны непобедимым армадам!

Обезоруживающая улыбка.

— Можно сказать и так. — Сами напросилисъ!

— Какая жалость, что вы не дождались моего возвращения. Я бы с удовольствием помог вам в столь достойном начинании.

— Не сомневаюсь в этом.

И уже с другой эмоциональной окраской:

Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, любимая.

— В следующий раз я непременно так и поступлю.

— Я тоже на это надеюсь.

— Лорд Сергей только что предложил нам небольшую экскурсию к захваченной базе. Желаешь присоединиться?

— Разумеется.

На этот раз перемещение осуществлял Аррек. Разница была более чем ощутима: если каждый раз, когда я пыталась пройти в собственный портал, меня чуть ли не наизнанку выворачивало от потери ориентации и чувства ненадёжности, то теперь, не успела я моргнуть, одни декорации сменились другими. Просто и естественно, как дыхание.

Колибри приветствовал наше появление радостно, но почему-то с затаённым страхом. Что же такого важного хотел показать нам Сергей?

Аррек спокойно огляделся вокруг, вопросительно приподнял брови. Видящий Истину, он не мог не понять, что эта крепость здорово отличается от всех остальных баз типа Вулканос. Я чуть заметно склонила уши, признавая, что частично это и моя работа.

Похоже, наши не теряли времени, пока я шаталась по разным звёздным системам, выуживая безголовых потеряшек. По коридорам и залам сновали озабоченного вида арры и эль-ин, о чём-то громко спорили, что-то измеряли, недовольно хмурились и швырялись друг в друга нелицеприятными мыслями. Дройды скоренько разносили всё ещё спящих пиратов, выводили из бесчисленных карцеров ошарашенных пленников. И надо всем этим царил бархатистый баритон Колибри, отдававший полупросьбы-полуприказы.

Я машинально ответила на дюжину приветственно-одобряющих сен-образов, устремившихся со всех сторон, и вопросительно обернулась к Сергею.

— Анита! — Знакомый голос заставил радостно подпрыгнуть на месте.

— Профессор Шарен!

Я бросилась к высокой сухопарой фигуре, маячившей в одном из дверных проёмов, с воплем совершенно невоспитанного ребёнка обвила руками его шею, быстро чмокнула в щёку, чуть мазнув по коже губами.

Профессор, вы здесь!

Он не услышал. Шарен, конечно, далеко не обычный человек, но способностями, позволяющими некоторым из смертных ощущать многопространственные сен-образы, не скорректированные специально для человеческого восприятия, он не обладал. Впрочем, моё поведение и выражение лица и так сказали седогривому старцу всё что нужно.

— Тоже рад тебя видеть, Анита. — Он провёл рукой по почти материальному шёлку правого крыла, осторожно устраивая этот каскад золота и энергии за моим плечом, с улыбкой отстранился, оглядывая свою непутёвую ученицу с ног до головы. Нахмурился, почему-то недовольный тем, что увидел. — Всё в порядке?

— Да. Немного устала. — Это была почти не ложь. Авось никто не заметит.

Взгляд человека пробежал по моим глазам, по сияющему между ними многоцветию имплантанта, метнулся в сторону. Шарен так и не научился воспринимать меня тем, кто я есть — невероятно для человека, наделённого столь гибким и ярким воображением.

Тут я ощутила лёгкое, какое-то недовольное смещение в окружающем пространстве. Ага, северд-ин нас догнали. Интересно, как это Аррек организовал перемещение, умудрившись не притащить их на своём хвосте? Он иногда любит откалывать подобные фокусы: считает, что телохранителям маленькие взбучки полезны. Поддерживают их в форме, не дают зарасти жирком и так далее. Понятно, почему Безликие его не любят. Впрочем, его никто не любит — отношение, которое Аррек в окружающих тщательно культивирует и поддерживает с одному лишь ему известной целью.

Шарен тем временем о чём-то тихо заговорил с Нефрит, и я была несколько удивлена, увидев в их телесном общении даже знаки взаимного уважения и той особой теплоты, которая возникает между давно знакомыми людьми. Невербальная жестикуляция почти на грани создания сен-образа, когда двое столь хорошо друг друга понимают, что лишние фразы спрессовались в едва заметное движение бровей или неразборчивое хмыканье. Впрочем, чему тут удивляться? Я сама уговорила Шарена, или принца Шарена, если вы предпочитаете официоз, служить юридическим посредником между аррами и эль-ин. А значит, ему пришлось много работать с держащей в своих загребущих пальчиках вожжи власти женщиной. Н-да, это-то понятно. А вот когда старый плут умудрился стать закадычным приятелем Аррека?

И вот вся эта развесёлая компания вместе со мной, плетущейся где-то сбоку, направилась в глубь станции. Мы ввалились в небольшой вагончик, который тут же пулей сорвался с места. Внутри ничего не указывало на движение, но лёгкое прощупывание проносящихся где-то снаружи стен показало, что скорость почти превышала звуковую. Да, Колибри действительно довольно большой для корабля.

Тут наконец я обнаружила источник беспокойства, изводившего меня последние полчаса. Сергей, отражение его чувств. Ауте, я же свернула связь, я не должна его ощущать! Когда эта дурацкая ситуация с отношениями вене-риани начала столь стремительно выходить из-под контроля?

Я выпустила невидимый для смертных сен-образ, позволяющий мне видеть происходящее за спиной, и принялась внимательно изучать сам первоисточник «проблемы». Сергей, военачальник-метани Дома Вуэйн, арр, воин, муж Нефрит. Очень опасен. Что ещё я о нём знаю? Да ничего. Как-то так всегда получалось, что окружающие воспринимали его не то как деталь обстановки, не то как тень собственной жены. Вот и сейчас застыл за её плечом невозмутимой статуей. Кто не знает, может принять за простого телохранителя.

Не молодой уже мужчина, не красивый, не высокий, не наделённый на первый взгляд особенными пси-дарованиями… правда, только на первый. Феноменальные щиты у мальчика. А годков мальчику уже набежало никак не меньше четырёх сотен. Более чем почтенный возраст для арра, дольше они не живут.

Медленно-медленно, будто в замедленной съёмке, Сергей повернул голову в мою сторону. Глянул вопросительно. Как почувствовал? Ведь на сознательном уровне он и не подозревает о том, что я с ним сотворила. Скорее всего. Ауте, мать всех сюрпризов, пожалуйста, сделай так, чтобы он не знал! Только разборок с насильно привязанным риани мне сейчас и не хватало для полного счастья.

Вагончик остановился где-то глубоко в недрах базы, стена растворилась, будто её и не было. Какой-то странный уровень, явно жутко засекреченный, пахнет сложнейшими технологиями и госпиталем. Я огляделась, нахмурилась. Как-то сама собой оказалась рядом с Арреком, почти испуганно вцепившись в его руку. Что-то он чувствовал, что-то, заставляющее мышцы Видящего Истину невольно напрягаться. Нефрит, наделённая тем же даром, хотя, быть может, и не так щедро, осталась спокойной, но сен-образ, приставленный к ней много лет назад и ставший для тех, кто знает на что смотреть, лучшим индикатором её эмоций, испуганно метнулся к Сергею и обратно.

Колибри?

Молчание.

Шарен вёл нас, и лицо его было мрачнее мыслей.

Одна из стен скользнула в сторону, открывая — нет, не проход, а что-то вроде прозрачного чана, где в густой зеленоватой жидкости плавало обнажённое человеческое тело. Тончайшая, почти невидимая паутина проводов опутала истончённые мускулы, уходя прямо под тускло сияющую даже сейчас кожу. Перепутать было невозможно: истинный дарай. Точнее, когда-то это тело было истинным дараем. Ауте, Ауте, мать милосердия, а я думала, что Дийнарре здорово досталось…

Должна признать, в абстрактном и отдалённом знании, полученном мной во время танца с Колибри, это выглядело совсем не так, не так…

Биологически этот человек был вполне жив. Фактически от него осталась только оболочка — набор клеток и тканей, способных к выполнению заданных извне функций. Способности, отвечающие за генерацию Вероятностных полей и вообще за пси-манипуляции, были любовно сохранены и даже приумножены кое-какими трансмутациями, а вот что касается осознания, целеполагания, личности… В целом, вся эта сложнейшая конструкция (называть её человеком даже мысленно уже не получалось) несколько напоминала имплантанты эль-ин: биологическое существо, служащее придатком, симбионтом для носителя (Колибри?) и выполняющее некие приказы, но собственным разумом, в обычном понимании этого слова, не наделённое.

Только вот не помнила я, чтобы для выращивания имплантантов кого-то приходилось так изменять. Да ещё против воли. А Зимний ещё хотел учить людей жестокости…

Кстати о людях. Шарен вёл себя, как и подобает специалисту по антропологии перед столь интересным экспонатом: очень профессионально, очень обезличенно. Он и не такое видел. Арры же не зря славились своим самообладанием: ни у одного даже зрачки не расширились. Совершенный самоконтроль. Слишком совершенный: у меня под рукой кожа заледенела от обилия наброшенных Арреком на свой локоть щитов.

Да ещё сен-образ Нефрит метался по коридору в состоянии, близком к истерике.

— Похоже, наши друзья из ристов были куда более скрытны с нами, чем мы привыкли думать, вы не находите? — Аррек.

Ауте, что у него с голосом? Любимый, ты пугаешь меня…

Нефрит медленно, леденяще-спокойно кивнула, не отрывая взгляда от показаний вдруг вспыхнувшего перед ней голографического монитора. В воздухе замелькали цифры и формулы какой-то технической документации. Её сен-образ вдруг ясно полыхнул совершенно определённым намерением: уничтожить это место, это существо, это…

— Нет! — Мой голос хлестнул по напряжённым нервам собравшихся звонким хлыстом. — Колибри ни в чём не виноват. Он этого не делал, ему от рождения-то всего несколько часов.

Нефрит, не оборачиваясь, кивнула.

— Возможно. Это… надругательство должно быть убрано. Телу должно быть позволено самоуничтожиться. Хоть в этом мы должны ему помочь.

— Нет.

— Нет?! — Вот теперь она повернулась так быстро, что юбки взметнулись пышным облаком. — Нет???

— Это тело — часть материального обеспечения Колибри. Забрать его — всё равно что у вас, арр-леди, вырезать пару извилин в мозгу. Да и рано ещё хоронить существо, которое дышит, живёт… Хоть и в изменённой форме.

Её глаза опасно сощурились, что-то дрогнуло за щитами. Сергей подобрался: вряд ли он сам сейчас понимал, на кого бросится в случае конфликта. Аррек до боли сжал мою руку, заставив кисть онеметь, альфа-ящер на его плече резко и протяжно свистнул. Северд-ин размазались в воздухе ускользающими тенями.

— Довольно. — Мой голос был столь тих, что все невольно вынуждены были переключиться на сосредоточение внимания, чтобы хоть что-то услышать. Трюк, давным-давно подхваченный у профессора Шарена, непревзойдённого мастера по манипулированию двуногими. — Нечего тут строить из себя оскорблённую невинность. Арры сами «отлаживали этот механизм столетиями». Конец цитаты. Если результат вас расстроил — идите и сделайте себе харакири. И нечего набрасываться на совершенно непричастное к этому существо.

Почти минуту висела жуткая, удушающая тишина. Только Аррек у моего плеча расслабился сразу, полностью. Он всегда умел быстро оценивать ситуацию и прогнозировать события. Рассудительный мой! Наверняка на запястье синяки останутся, радость моя железнолапая…

Наконец Нефрит отвернулась, резким голосом осведомившись, есть ли тут ещё подобные… блоки. Узнав, что есть, пожелала увидеть. Все люди — мазохисты. По определению.

Спасибо.

Колибри. Вылез-таки наконец.

Не за что.

Экскурсия проследовала дальше. Всего на Колибри обнаружилось двенадцать дарай-блоков (а как их ещё назвать?), разбросанных по самым защищённым закуткам. Арры были спокойны и бешено сдержанны. Я с Шареном обменивалась тихими замечаниями и внимательно изучала не слишком обширную информацию. Северд-ин остались совершенно равнодушны, всё так же бдительно выискивая за каждым поворотом банду наёмных убийц. Желательно — вооружённых мечами и кинжалами. Других им расчленять было бы неинтересно.

Около третьего «экспоната» Аррек вдруг остановился. Посмотрел.

Спаси меня Ауте, если он когда-нибудь на меня так посмотрит.

— Это было Перлайном. Считалось, что он погиб тридцать лет назад, во время мятежа на Ми-таври. Особые генетические анналы, девятнадцатая программа, восьмое поколение, степень соответствия — пять. Его бы никогда не отдали ристам.

И после паузы.

— Да, наши друзья из ристов определённо были очень скрытны с нами. — Было что-то в знакомом голосе, какое-то ледяное спокойствие. Я вдруг стала понимать, почему он с таким отвращением бежал от любых обязательств перед собственным народом. Ауте знает, я от эль-ин не в восторге, но чтоб так…

Из двенадцати ещё четверых удалось опознать как пропавших без вести. Обстановка медленно, но верно накалялась.

Следующим пунктом программы были пленники. Обычные пленники, но по сравнению с тем, что с ними вытворяли, те, в «блоках», казались счастливо отделавшимися. Я вполне могу понять, что люди разработали множество разнообразных методов ломать себе подобных, превращая их в рабов во всех смыслах этого слова. Практичность и всё такое. Но вот то, что они всячески стремились арсенал сих методов расширить, да ещё путём проведения интереснейших экспериментов… на живом материале…

Подумать только, ведь то же самое могло бы случиться с нашими девочками… тех, трёх, в медблоках, судя по всему, уже готовили к таким вот исследованиям.

Аррек заледенел, обернулся в эту свою доводящую до безумия неподвижность, будто вся жизнь вдруг вытекла из совершенного, сияющего тела. Не могу сказать, что на этот раз я особенно на него обиделась. Каково было ощущать подобное Целителю, да ещё Видящему Истину, я даже представить себе не могла. Не хотела.

А он, хвала Ауте, не позволил мне это почувствовать.

Нефрит была совершенно спокойна… и только налившийся беспробудной чернотой сен-образ обещал кому-то крупные неприятности в ближайшем будущем. Во внешней политике Эйхаррона назревали кру-упные изменения.

Сергей… Сергей внешне тоже оставался отстранён и невозмутим, бесшумной тенью следуя за своей женщиной, предлагая ей поддержку и утешение одним фактом своего присутствия. Но вот то, что время от времени прорывалось от него через нашу связь, заставляло меня в кровь полосовать клыками губы. Он не сердился, не истекал жаждой мести. Ему просто было больно.

Шарен не шутил. Впервые с тех пор, как я его встретила. И это, наверно, пугало больше всего.

Наконец я решила, что на сегодня хватит. Если кто-то ещё что-то не рассмотрел, пусть остаётся.

— Что ж, по крайней мере, это было познавательно!

А я никогда и не претендовала на наличие нормального чувства юмора.

Нефрит вскинула голову, посмотрела на мои распухшие, окровавленные губы и промолчала. Кажется, ей было стыдно. Ну и ну, сегодня прямо день открытий — все ведут себя совсем не так, как обычно!

— Интересно, что же у этих ристов за техническое обеспечение такое, что они умудряются так запросто скручивать дараев? — Я рассуждала вслух и была удивлена, услышав ответ.

— Я не думаю, что наш хирург из ристов. — Аррек. Первая его фраза за последний час. Я вскинула глаза, тревожно вглядываясь в совершенное лицо.

Ты в порядке?

Конечно, малыш. Ну что может случиться с таким мерзавцем, как я?

— …не тянут. Тут пахнет чем-то посерьёзнее. Да и такие операции, как у «блоков», сделать на современном уровне развития медицины, даже на Эйхарроне, невозможно.

Уж в чём, а в медицине он разбирался.

Нефрит неохотно кивнула.

— Думаете, арр-отступник?

— Маловероятно.

Я дёрнула ушами. Люди! Так плоско мыслят!

— Не зацикливайтесь на этой возможности — есть и другие. Бездна свидетель, в ваших Диких Мирах можно найти магов более чем высокого уровня. Сюрпризы Ауте имеют привычку падать нам на головы из самых неожиданных источников.

Шарен чуть удивлённо приподнял брови. Ну да, простым людям арры о существовании неподконтрольных им миров дикой магии, разумеется, не сообщали.

Нефрит, конечно, не могла не вставить что-нибудь этакое стервозно-умное.

— Не забудьте о своём народе, Хранительница. Ставлю что угодно, эль-ин при желании могли бы отколоть что-то подобное.

Аут-те! Сколько ни вращаюсь среди смертных, никак не привыкну к их полной, полной… Да она даже не поняла, какое оскорбление нанесла!

— Эль-ин вошли в состав Эйхаррона. Были отданы чёткие приказы о том, как можно, а как нельзя вести себя со смертными. В частности, было оговорено, при каких условиях допустимо применение насилия. Данная ситуация под те условия не подпадает.

Они почти попятились от холода моего тона, от налившихся вдруг тёмными тонами глаз. Шарен выдавил из себя ухмылку и попытался разрядить обстановку обычной своей хохмочкой.

— Знаете, история о принятии эль-ин в ряды арров напоминает мне старый анекдот. Идёт по лесу старушка с плазмотроном, навстречу ей солдат. «Ай, служивый, а ты случайно не хочешь меня изнасиловать?» — «Никак нет, бабуля!» — «А придётся, служивый!»

Аррек хмыкнул, я согнулась пополам от хохота, в то же время пытаясь в сен-образе воплотить всю прелесть и точность аналогии. На лице Нефрит появилось этакое оскорблённо-постное выражение: такого рода юмор она считала по меньшей мере плоским.

Ладно. Пора заканчивать эту тянучку. Я коротко и отрывисто попрощалась со смертными, подхватила мужа под руку, сен-образом сообщив ему, что хочу домой, и открыла портал на Эль-онн. Аррек, едва успев кивнуть остальным, умудрился скорректировать перемещение так, что тошноты и на этот раз не было. Но северд-ин проскочили вполне благополучно.

Ауте, как болит голова. Этот день что, никогда не кончится?

Глава 4

Дом.

В своё время я не один год провела в мирах людей. Да и когда меня втиснули в давящие обязанности Хранительницы, часто приходилось отлучаться в Ойкумену, чтобы решить тот или иной вопрос.

Каждый раз, когда я оказывалась вдалеке от изменчивых небес Эль-онн, какая-то часть во мне как будто умирала. Та, что заплетала облака в причудливой феерии звёздной свободы, та, что наблюдала за танцем драконов в пустоте безвременья, та, что ныряла в Ауте и танцевала длинные вальсы с Бесконечно Изменчивой. Что-то глубоко внутри съёживалось под давлением неумолимой человеческой логики, что-то бессильно никло, что-то уходило покорно, прощаясь стоном лопнувшей струны.

И каждый раз, врываясь назад в бескрайние родные Небеса, я чувствовала, как что-то возрождалось. Расцветало. Било крыльями и счастливо вскидывало ввысь когтистые руки.

Это было прекрасно.

Как, во имя Ауте, я смогла бы продержаться без этого так долго?

* * *

С минуту я блаженно щурилась, вдыхая знакомые ароматы и позволяя игривым, с детства знакомым ветеркам ласкать тело. Затем наконец открыла глаза, оглядела сплетение ветвей и листьев, привольно раскинувшихся чуть пониже онн.

Ну и ну! Почему я выбрала местом прибытия Дериул-онн, обиталище моего родного клана? Нет, понятно, конечно, это место было и всегда останется моим домом, но неужели люди смогли настолько выбить меня из колеи, что заставили инстинктивно искать убежище?

Одним лёгким взмахом крыльев я достигла изгибающейся стены, прижала ладонь к шероховатой поверхности. Онн узнал меня сразу, буркнул что-то приветственное и обиженное (мама отправилась на одну из своих долгих исследовательских экскурсий в Ауте, а его с собой не взяла), и стена растаяла. Мы с Арреком свалились внутрь: я не слишком изящно плюхнулась на пол извилистого коридора, а он — красиво спланировал рядом.

Аррек…

Встретив мой испытующий взгляд, он успокаивающе улыбнулся. Альфа-ящер, сопровождавший его в большинстве авантюр, стоило нам оказаться в пространстве Эль-онн, улетел куда-то по своим делам, должно быть навестить родственников.

Аррек провёл кончиком пальца по моей щеке, заставив почти инстинктивно отшатнуться, затем приподнял подбородок и поцеловал легчайшим прикосновением губ. Когда отстранился, мои губы были уже полностью залечены, а по телу горячим вином бежала исцеляющая энергия.

— Ты удивительно спокойно всё это воспринимаешь, моя торра.

Я заколебалась на миг, гадая, сказать ему или трусливо промолчать.

— Да я, вообще-то, не вижу в происходящем ничего такого ужасного.

Это чистосердечное признание было вознаграждено одним из тех редких мгновений, когда можно было любоваться искренне ошарашенным Арреком. Его брови красиво приподнялись, губы изогнулись в сардонической усмешке, но в стальных глазах мелькнула-таки некоторая растерянность.

— А у меня создалось впечатление, что эль-ин очень… э-ээ… активно не одобряют…

Я подняла руку, не давая ему закончить.

— Ты обратил внимание, что Нефрит не воспринимала большинство тех существ, будь то дарай-блоки, Колибри или просто окончательно сломленные пленники, как… живых?

Аррек наградил меня одним из тех взглядов, которыми мы так часто обменивались, что сопровождающее их внутреннее «я никогда тебя не пойму» спрессовалось уже в некий абстрактно-беспомощный сен-образ.

— Хочешь сказать, что для тебя эти… «блоки» — полноценные… личности?

— Они просто были изменены.

А вот так уже смотрят только на полных психов.

— Иногда, уходя в танец, я изменяю себя гораздо больше. Те дараи как личности, может, и умерли, но они всё ещё живы — как часть Колибри, как изначальная матрица его «я». Эль-ин неплохо знакомы с подобным состоянием — мы, в конце концов, обладаем ещё и коллективным разумом. Вроде пчёл или муравьёв. А я — в большей степени, нежели другие.

Он отстранялся, уходил. Не заворачивался в Вероятность, как делал, когда хотел оградить меня от своих чувств, а просто психологически дистанцировался от осознания нашей коренной непохожести. Иногда сила, с которой Аррек желал видеть во мне человека, просто пугала.

Хорошо. Попробуем с другой стороны.

— Что на самом деле отвратительно — это что их подвергли подобному изменению без их согласия. Вот за такое на Эль-онн действительно можно получить по зубам.

— Хм… И как ты собираешься бить зубы ристам? В смысле, тут неплохо бы сохранить свои кулаки, а то ведь и откусить могут.

Опять он уходил от этой темы. Нет, так не пойдёт.

— Ты всё ещё не понимаешь, да?

Я отвернулась, отдавая приказание онн открыть для нас короткие пути к внутренним помещениям.

— Пойдём.

Три шага, поворот — и мы оказались у входа в небольшой коридор, находящийся где-то за много километров от внешних стен. Перемещениями в дарайском стиле тут и не пахло, просто древняя, отрицающая любой порядок и физические законы магия. Чего только не понахватаешься за миллионы лет близости к Ауте.

По обе стороны от прохода были маленькие, узкие комнатушки, в каждой из которых безмятежно покачивались на волнах загустевшего воздуха обнажённые эль-ин. Мужчины, сильные и мускулистые воины, со сложенными крыльями и спокойными скуластыми лицами, женщины, девочки лет двенадцати — шестнадцати, с несформировавшимися ещё фигурами танцовщиц-вене. Много-много девочек вене.

Аррек заледенел. Аналогия с найденным недавно на человеческой станции была слишком очевидна, хотя Видящий Истину всё-таки ощущал достаточно, чтобы не лезть сразу с выводами.

— У нас, Изменяющихся, таких не очень много. У Расплетающих Сновидения две трети клана спит вот так иногда в течение миллионов лет. Кто-то отправил свою ментальную проекцию в дальние дали, оставив тело на попечение онн, кто-то слишком занят собственными снами, чтобы обращать внимание ещё и на реальную жизнь, кто-то просто изменился так, что физически не способен думать и двигаться. В клане Хранящих есть те, кто полностью отдал себя Эль, отказавшись от самостоятельной личности. Вроде тех же «дарай-блоков». Это нормально. Они эль-ин, они такие же полноценные члены общества, если это слово к нам применимо, как я или ты.

Дарай-князь всё ещё прятался за своими безупречными щитами: мёртвая, невыразительная фигура, которая, казалось, не имела понятия ни о жизни, ни о движении. Как я это ненавидела!

— Защита на этих камерах не намного уступает той, что окружает внешнюю стену онн. — Он просто констатировал факт, никаких чувств, ничего.

— Да. Они ведь, знаешь ли, имеют привычку время от времени просыпаться. А иногда то, что просыпается… не совсем они.

Молчание. Мы шли вдоль бесконечного коридора, заглядывая в широкие проходы. Аррек почти на минуту застыл, глядя, как фигура девочки-подростка в такт биению сердца размывалась в сиренево-болотный туман, чтобы тут же вновь приобрести гуманоидные очертания. Даже из-за плотного щита Вероятностей от него резко дохнуло чистым Видением. Тишина становилась невыносимой. Невыносимой настолько, что я не выдержала, заговорила.

— Вообще, защита Дериул-онн на порядок выше, чем в других кланах. Слишком часто Изменяющимся приходится иметь дело с Ауте и её неподражаемыми сюрпризами. Здесь в основном те, кто слишком далеко зашёл в изменении и не захотел вернуться. Поэтому так много вене. Ну и, конечно, воины, их сопровождавшие. Вон та, черноволосая — моя бабушка…

Аррек чуть сжал мою руку, внимательно вглядываясь в черты Мирэотеи тор Дериул. Обернулся, точно проверяя, что я здесь, рядом, и никуда исчезать не собираюсь.

— Вы похожи.

— Что ты! Она — настоящая красавица…

Он ответил совсем невпопад.

— Их так много…

— Много? Аррек, это хранилище наполнялось миллионы лет! И здесь — совсем немного. Большинство в таких случаях остаются в Ауте. Ты и не представляешь, сколько неприятностей эль-ин в своё время имели от таких вот… диссидентов. Щит, защищающий Эль-онн от вторжений оттуда… Я просто не представляю, как наш народ умудрялся жить без него.

— Я, честно говоря, не представляю, как вы вообще умудряетесь жить, со Щитом или без…

Молчание.

— И каждый раз, начиная танец, ты рискуешь превратиться вот в такое?..

Молчание. Зачем отвечать на риторические вопросы?

Мы проходили мимо комнат. В одной из пола бил ровный, мощный фонтан чего-то светящегося, разлетающегося брызгами и разумного. Тело Видящего Истину рядом со мной как-то загнанно дёрнулось, щиты заискрились, на этот раз не препятствуя кому-то извне считать его мысли, а пытаясь защитить своего хозяина от чего-то, что мог считать он… В который раз я порадовалась, что не обладаю таким даром. Видеть что-то — одно, но вот всегда совершенно точно знать, что же именно ты видишь… Слишком велико было бы искушение попробовать на себе: каково это — быть разумным, разбегающимся гармониками и смехом потоком. Я и сейчас, если честно, была отнюдь не против это выяснить.

В другой каморке в самом углу угадывался чешуйчатый бок свернувшейся калачиком гигантской змеи. Со стрекозиными крылышками. Завораживающе.

В третьей…

Люди с их играми в познавание психического кажутся такими маленькими, такими наивными детишками… Смешными. А ещё более смешон их ужас перед собственной «аморальностью». Эль-ин в подобных случаях не стесняются получать от ситуации удовольствие. Тем более что «пациент» и «хирург» у нас обычно оказываются совмещёнными в одном лице.

Аррек начал потихоньку зеленеть. Сенсорная перегрузка? Просьба к онн — и следующий поворот вывел нас в одну из основных галерей, откуда рукой подать до покоев, отведённых мне в общем доме клана.

Короткий наклон ушей и сен-образ для северд-ин — просьба остаться снаружи. Здесь, да ещё в обществе Аррека охрана не требовалась.

Эта анфилада комнат не похожа на другие помещения эль-ин. Здесь те же тонкие, живые и дышащие стены, пронизанные лучами идущего откуда-то снаружи света, создающими на полу и в воздухе причудливые узоры теней и бликов. То же сплетение развешанных повсюду сен-образов, позволяющее способным видеть наслаждаться (или ужасаться, что в моём случае ближе к истине) художественными и ментальными способностями хозяев. Те же свободно гуляющие сквозняки.

Но ещё и старинные, полированного дерева кресла и невысокий стол. Книжные полки, причудливые произведения искусства, разбросанные повсюду тёмные подушки. Удивительно, но чернота мебели и зелень стен вполне сочетались, создавая тот эффект единого стиля, который так ценят человеческие дизайнеры. Я огляделась, точно впервые видела знакомые покои, и растерянно опустила уши. Когда этот смертный успел так прочно войти в мою жизнь, что стал её частью даже в таких мелочах?

Аррек грациозно опустился на низкую длинную кушетку, задрапированную чёрным шёлком. Подтянул одну ногу к подбородку, улыбнулся. Не обычной, насмешливо-мерзкой своей ухмылочкой, а так, как он это делал, лишь когда мы оставались одни. Устало. Успокаивающе. По-мальчишески искренне.

Я улыбнулась в ответ. Невольно. Затем посерьёзнела: ждали дела.

— У тебя действительно получилось?

— А-ха.

— Как? То есть где? Куда ты их дел?

— Как и было сказано — засунул в кладовку в нашем личном онн. Признаюсь, жить, сидя на хранилище с нейерино-торпедами, мне ещё не доводилось!

Усмешку я предпочла проигнорировать. Всё равно более безопасного места нет, так почему бы и не хранить их дома?

— Как, как тебе удалось это провернуть?

— Ну-у…

Сен-образ, который он явно довольно долго готовил и полировал в ожидании этого момента, опустился на мои пальцы.

* * *

(…Яркое белое солнце припекало не слишком сильно, по крайней мере по меркам этой планеты. Белое солнце на зелёном небе — Антея бы оценила.

Аррек откинулся на спинку стула, полной грудью вдохнув пьянящий запах какого-то местного растения. Кофе (Удивительно, какие разнообразные напитки носили в Ойкумене одно и то же название! Этот, например, был ярко-синего цвета, и, кажется, в производстве его участвовали насекомые) приятно горчил, поданные к нему пирожные были чуть сладковаты, а жизнь — прекрасна.

Дарай-князь прикрыл глаза, отдаваясь терпкому вкусу здешнего кофе. Сознание, на минуту ослабившее привычный самоконтроль, тут же устремилось к молекулам горьковатого напитка, за опущенными веками выстраивались сложные белковые цепочки, затем аминокислотные… Глубже, глубже — чем были мельчайшие составляющие этого вещества до того, как псевдопчёлы собрали нектар с цветов, до того, как минеральные соединения были втянуты корневой системой растений, до того, как…

— Господин Дишновски?

Аррек сделал ещё один глоток, наслаждаясь экзотическим вкусом. Лениво поднял веки.

— Да.

— Ночь длинна и трудна…

— …но утро придёт, и мы его увидим.

Интересно, что бы Антея сказала об этой чуши?

Разумеется, проверка не закончилась на обмене паролями. Миниатюрным приборчиком у него просканировали биоэнергетический слепок ауры и взяли образец ткани. И всё — на открытой террасе общественного кафе, под носом у многочисленных посетителей. Аррек был искренне удивлён — скоростью и точностью, с которой это проделали.

Краем глаза он поймал своё отражение в стеклянном окне. Персонажа, выглядевшего бы менее по-дарайски, трудно было себе представить. Загорелый тип, в военного образца штанах и куртке и с жуткой помесью попугая и крокодила на плече. Чёрная шевелюра и убийственные серые глаза, плавные движения киллера. В общем — лакомый кусочек для любой тайной полиции. Тем более — здесь, на Ми-таври.

Его собеседниками были этакие вьюноши с бледными лицами и безумными глазами, в которых горел плохо маскируемый фанатизм. От одного их вида у Арека началось бы несварение желудка, будь его желудок способен на столь неожиданные подлости.

— Значит, это вы — присланный нам военный специалист?

Аррек кротко склонил голову.

— Мне было сказано, что у нашего Дела в этом округе возникли определённые… затруднения.

Белобрысый псих лет двадцати, сидевший напротив, вскинулся, будто пятки ему пощекотали шокером.

— Эти собаки из жандармерии пожалеют, что связались с нами! Что протянули свои грязные руки к моей семье! Они ещё пожалеют о том дне, когда решили возвести на трон своего ублюдочного императора!

Аррек не без труда подавил желание шикнуть на идиота, вознамерившегося, кажется, оповестить о своих политических взглядах все окрестности. Голос пламенного революционера поднялся на добрую октаву, казалось, сейчас у него начнётся истерика.

Дарай-князь заговорил тихо и страстно:

— Разумеется! У них армия, и оружие, и поддержка международной общественности, но на нашей стороне Правда, и мы победим!

Собеседник в ответ на сие решительное заявление заткнулся и посмотрел на Аррека с некоторой долей подозрения. Дарай-князь безмятежно улыбнулся, изо всех сил стараясь казаться самой невинностью. И, надо заметить, терпя в этом сокрушительное поражение. Он вполне отдавал себе отчёт в том, что есть на этом свете дела, для которых Аррек арр-Вуэйн просто не был создан. Вальсирование с воображаемым нимбом над головой было одним из таких дел. Оказание психологической помощи готовым впасть в истерику террористам — другим.

— Ну-ну, господин Дишновски. Ваш энтузиазм вполне понятен, но, право же, не стоит закрывать глаза на очевидные трудности…

«Господи, только бы не расхохотаться, только не расхохотаться им в лицо…»

— В таком случае, почему бы нам не перейти к деталям обсуждаемой ситуации? Значит, нападение на 8-ю имперскую лучше будет провести одновременно с трёх направлений, взрывчатку устанавливает группа…)

* * *

(…пародия на музыку била по чувствительным ушам. Собеседница, то исчезающая, то появляющаяся в блеске лазерных вспышек, отлично вписывалась в атмосферу отвязного ночного клуба: всклокоченные волосы, имплантированная чешуя на лице, длинные, явно под эль-ин сделанные ногти. Ну и, конечно, десяток ошивающихся поблизости шкафоподобных мальчиков, бывших, судя по всему, телохранителями.

— …и принесёт наконец народу Ми-таври свободу. — Аррек и сам не знал, о лозунгах какой из поистине бесчисленных местных антиправительственных группировок он только что так красиво разглагольствовал. Это, впрочем, было не важно. Все они: монархисты, анархисты, поборники демократии, военной диктатуры или свободного рынка — в конечном счёте хотели принести народу Ми-таври истинную свободу, понимая, правда, под этими словами совершенно разное. Общим были лишь методы, которыми они за эту свободу боролись: такое количество террористов на душу населения, как здесь, ещё надо было поискать, астатистика смертности от политических убийств зашкаливала прямо-таки до заоблачных высот. Ну и, конечно, революции и бунты. Эти здесь были чем-то вроде национальной традиции и устраивались регулярно и с размахом.

Гадюка (имечко, если верить слухам, вполне соответствовало характеру дамы) чуть подалась вперёд, в полуприкрытых её очах зажёгся заинтересованный огонёк.

— Вы говорите, эта информация позволит сбросить нынешнее правительство?

— И парочку тех, которые последуют за ним.

— Хм… — Она внимательно оглядела Аррека в мерцающих вспышках гала-эффектов. Узнать в нём сейчас военизированного молодчика, вдохновенно пудрившего революционерские мозги всего полчаса назад, было сложно. Теперь это был высокий, худой, как щепка, интеллектуал со спокойным, презрительным взглядом.

— И чем же я вам могу здесь помочь?

Ага. Аррек резко подался вперёд и тихо заговорил, почти касаясь губами чешуйчатого уха. Отлично зная, что звук, прокатившись по чувствительной женской коже, заставит внутренности дамы задрожать в предвкушении замечательного приключения, а голову закружиться от сладкого дурмана.

— Я слышал, ваша бабушка участвовала в программировании 8-го блока. И что в защите там, возможно, осталось несколько лазеек, неизвестных военным…

Женщина вдруг схватила его, вжала в стол, шею защекотало дулом миниатюрного бластера. Не то чтобы эта игрушка могла ему повредить…

— И от кого же ты мог такое услышать?

Дарай-князь безмятежно улыбнулся, окатив её волной высокомерия.

— Слухами мир полнится, леди Генрика, слухами… Так вы поможете мне? Информация того стоит. Это я гарантирую.

Гадюка бросила вокруг вороватый взгляд, проверяя, не услышал ли кто-нибудь обращённого к ней высокого титула. Если её «партнёры» по бизнесу об этом узнают… Аррек медленно отвёл в сторону дуло пистолета и улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой, от которой расплавилось бы сердце даже настоящей рептилии, не говоря уже о женщине. Сейчас самое важное — не дать ей выстрелить в первые шестьдесят секунд…)

* * *

(…дверь скользнула внутрь, и Аррек спокойно вошёл. Затянутый в лейтенантскую форму, с непроницаемо-постным выражением на физиономии, он лучше хамелеона сливался с голыми коридорами военной базы.

Охранники валялись на полу в изломанных позах, совершенно определённо несовместимых с жизнью, стоявший у консоли управления техник встретил его хмурым взглядом. Аррек дёрнул уголком рта в сардонической усмешке. Хотелось по примеру Антеи дёрнуть ушами и воскликнуть: «Люди!» Но уши у него, к сожалению, были не приспособлены к столь экспрессивной деятельности.

— Всё в порядке?

— В полном. Брат в третьем отсеке.

Для гражданских войн это типично: вечно у каждого на противоположной стороне найдётся пара родственников. Вот и здесь тайная полиция допустила колоссальный прокол: поместила пойманного камикадзе, подорвавшего на днях десяток ни в чём не повинных прохожих, в каземат на той же базе, где служил его брат. А уж делом техники было найти к служаке подход, прикрывшись знаменем организации, с которой спутался молодой идиот. Тот, воспитанный в духе клановой верности, недолго выбирал между призрачными посулами очередного правителя и участием в спасении братишки.

— Ясно. — Тихое жужжание подпрыгнувшего с пола на добрый метр бластера — техник упал замертво, причём любая баллистическая экспертиза с точностью до девяноста шести процентов подтвердит, что был он убит одним из подозрительно мёртвых охранников. Пусть следователи поломают головы.

Аррек скрылся в лифте, бросился к встроенной панели ком-доступа. Все следящие системы были отключены, на полчаса этот отсек был в его полном распоряжении. Стремительно вскрытая с помощью выуженных у Гадюки кодов система лишь протестующе пискнула, получая новые указания.

Сейчас самым важным был верный расчёт времени. Именно в таком жёстком и будоражащем нервы режиме ему и нравилось работать больше всего. Насвистывая какой-то ритмичный мотивчик и полностью сосредоточившись на текущем моменте, он мог позволить себе не думать, не сомневаться, не вспоминать лица и судьбы тех, кому предстоит умереть во имя абстрактных и аморфных политических целей. Движения стали ещё более плавными, глаза запоминали всё и мгновенно оценивали обстановку. Мир сузился до конкретной цели и её достижения.

* * *

Он предельно осторожно влез в мозги одному из охранников, убедив того, что имеет срочное дело к адмиралу, и без проблем оказался в вожделенном кабинете. Сам адмирал был оставлен мирно посапывать за собственным столом, а Аррек добрых пятнадцать минут колдовал над его компьютером, затем стёр все следы своего пребывания. На всякий случай.

К сожалению, перемещаться внутри базы, используя порталы или искривления реальности, было нельзя: хоть вояки и не смогли бы предотвратить подобное вторжение, но чуткая аппаратура и спрятанные по углам местные ясновидящие мгновенно засекли бы подобное вторжение, и Эйхаррон отгрёб бы по этому поводу кучу неприятностей.

Провёл рукой по одной из стеновых панелей — та послушно скользнула в сторону. На такой способ взлома местные системы охраны не были рассчитаны, а засечь тончайшую манипуляцию Вероятностями было совершенно немыслимо. Всё-таки арр-Вуэйну безусловно нравилось быть дараем.

Молоденький солдат-охранник, вдруг обнаружившийся по ту сторону секретной двери, был, наверно, ошарашен его появлением даже больше, чем сам Аррек, но аррские рефлексы сработали безукоризненно, рука выхватила бластер и нажала курок раньше, чем мозг успел зафиксировать происходящее. Мальчишка упал, золотистые глаза неверяще и удивлённо распахнулись навстречу вечности.

Да, Арреку нравилось быть дараем… в те моменты, когда он себя не ненавидел.

…Он пробрался в нужный отсек как раз в тот момент, когда человек с капитанскими нашивками подкатил на тяжело загруженной гравитационной платформе. Разумеется, тот понятия не имел, что именно привёз, пребывая в полной уверенности, что, как всегда, участвует в хорошо налаженном бизнесе по распродаже государственного добра. Но этот груз был вынесен из засекреченного хранилища сторонником одного из бесчисленных претендентов на местный престол, пребывающего, в свою очередь, в полной уверенности, что он выносит импортное аналитическое оборудование, необходимое для установления очередного «справедливого» правления.

Аррек двинулся к соскочившему с платформы капитану, отчего тот вдруг как-то спал с лица. Нет, ну не получались у дарай-князя невинные улыбки. Хоть убейте, не получались! Значит, переходим к делу.

— Товар здесь?

— В лучшем виде. Деньги?

Аррек протянул тому маленький кристаллик, содержащий скромный, но очень хорошо засекреченный счёт в одном из старинных банков Царства Швесского. А заодно и перенёс на его кожу одну-единственную бактерию, которая должна была через пару дней вполне естественно и не вызывая никаких подозрений убить незадачливого расхитителя казённого имущества. Конечно, по плану тот должен был погибнуть гораздо раньше, но Аррек не любил неожиданностей. Всегда лучше перестраховаться, чем потом дёргаться.

Он выбивался из графика. По-прежнему напевая без слов какой-то мотивчик, Аррек вскочил на гравитационную подставку и резво, но не так резво, чтобы вызвать подозрения, направил её к ангару.

Первый взрыв грянул, когда он достиг нужного места. Тут же эхом ответили ещё два, раздавшиеся с противоположных направлений. Завыли сирены, персонал забегал вокруг, всё ещё не веря, что кто-то из чёртовых террористов оказался настолько безумен, чтобы напасть на одну из самых охраняемых наземных баз! Впрочем, некоторые совершенно точно знали, что сейчас нападают именно их сподвижники в борьбе за… ну, за что именно — это варьировалось. Зато каждый был прекрасно информирован о действиях, которые именно ему надлежит совершить в данную минуту, получив накануне подробнейшие инструкции. Так вот и получилось, что цепь совершенно непредвиденных и, уж конечно, совершенно случайных происшествий запустила одну из программ в системе безопасности, которая сигналила об опасности для объекта-5 и заканчивалась самоуничтожением вышеозначенного объекта. База вздрогнула — где-то глубоко внизу были полностью, вплоть до ядерных структур, дезинтегрированы двадцать нейерино-торпед. Или то, что компьютерные системы приняли за нейерино-торпеды… Всё равно по тому, что от них осталось, определить первоначальную структуру не представлялось возможным.

«Пора».

Ещё один взрыв потряс базу до самого основания — чувствительная электроника и биотехника, импортированная с Оливула, ошалело мигнула и на какую-то долю секунды отключилась, пытаясь справиться с перегрузкой. Этого хватило. Дарай-князь одним небрежны умственным усилием телепортировал свой груз далеко-далеко отсюда. И, что самое приятное, никто ничего не заметил.

Одновременно дарай мысленно отдал последний приказ — что-то щёлкнуло в мозгу у полудюжины человек. Адмирал, так и не понявший, что происходит, вдруг вытащил именное оружие, приставил к виску и нажал курок. У капитана Вагррена, досадливо морщащегося из-за так не вовремя случившейся заварухи, в нагрудном кармане вдруг совершенно неожиданно взорвался маленький информационный кристаллик, уничтоживший бравого расхитителя, оказавшихся рядом с ним техников, ну и себя, то бишь вещественное доказательство. Бомба сдетонировала в одном из входных отсеков, уничтожив вот уже полчаса как остывающие там трупы. Десантник, только что поливавший огнём противников, вдруг повернулся с безумной улыбкой и остекленевшим взглядом и выпустил длинную очередь в случившегося рядом учёного с засекреченного уровня…

Последним, завершающим аккордом шальной снаряд умудрился угодить прямёхонько в аналитический центр СБ, уничтожить записи камер слежения и вообще всю информацию о мониторинге станции за последнюю неделю.

Аррек не любил оставлять следов.)

* * *

(…ждала, прислонившись к крутому боку флаера в темноте леса. Аррек вынырнул сзади, плотно обхватив плечи женщины руками, чуть коснулся губами её шеи. Насладился ощущением дрожи, которую эта незамысловатая ласка вызвала в прижавшемся к нему теле.

Гадюка попыталась обернуться, но дарай-князь этому мягко воспротивился. Нельзя, чтобы она видела его в полной форме — это могло разрушить тщательно созданный образ.

— Кого-то ждём, змейка-красотка?

— Может быть.

Он снова коснулся чешуйчатой шеи губами, затем положил на шею пальцы.

— Так ты принёс информацию?

— Разумеется. И ещё, я хотел бы вам обещать, леди Генрика: ваша дочь получит собранные вами для неё деньги и займёт место, предназначенное ей в обществе по праву рождения. Даю слово.

— Что?

Она что-то поняла, попыталась дёрнуться, но было уже поздно. Тонкие, сильные пальцы целителя сжались, ломая хрупкие позвонки. Смерть была не совсем мгновенной, но, по крайней мере, безболезненной. Затем лишь осталось обставить всё так, чтобы дело выглядело результатом очередной разборки между преступными кланами.

В смерти её черты вновь обрели врождённую аристократическую красоту, которую почти удалось заглушить броской чешуе и не обработанным должным образом шрамам.

Аррек ушёл не оглядываясь.)

* * *

(…взрыв в секретной штаб-квартире террористической организации «Свобода и воля»…)

(…ворвались в комнату, выдернув из постели. Белобрысый мальчишка успел схватить лежавший тут же, под подушкой, пистолет, но удар прикладом в зубы его мигом успокоил. Пленника выволокли в коридор.

— Вы обвиняетесь в нападении на военную базу номер восемь Его Императорского Величества вооружённых сил…

Светловолосый затравленно огляделся. Братья и сёстры по борьбе валялись тут же, харкая собственной кровью, тихо скуля от ужаса и ярости. Это был полный конец. Теперь из них вытянут всё о нападении, все планы, всё. Виновные в гибели сотен слизняков в форме найдены, и уж кто-кто, а мразь, нацепившая корону, не упустит шанса устроить образцово-показательную казнь.

Конец. А Дишновски, на которого можно было бы всё свалить, не нашёл ничего лучше, как погибнуть во время штурма!

Кто же предал?)

* * *

Сен-образ нахлынул и истаял, оставив после себя лишь память о произошедшем не со мной.

Я молчала. Уши прижались к голове, глаза так полыхали, что комната расцвечивалась бесконечным калейдоскопом разноцветных бликов.

Я молчала.

Аррек сидел рядом, на расстоянии вытянутой руки, и длинные чёрные пряди красиво падали на совершенное лицо. Серебристо-стальные глаза смотрели внимательно и испытующе. Он ждал, ждал с бесконечным терпением охотящегося тигра.

Я отчётливо поняла, что сейчас ляпну какую-нибудь невероятную глупость.

— Ты… очень продвинулся в искусстве плетения сен-образов. Это был… прекрасный образец. Шедевр… в своём роде.

Он отчётливо и по-кошачьи фыркнул. Глянул глазами, в которых плясали полупьяные демонята.

— И это всё, что ты можешь сказать?

— Ну… я не разбираюсь в операциях по похищению оружия массового уничтожения. А в сен-образах кое-что понимаю. Лучше говорить о чём-то, в чём разбираешься, так?

Он молчал. Смотрел. Ждал.

Я встала, разметав подушки крыльями, прошлась от стены к стене. Ауте. Правительница хренова. Он ведь из-за этого и удрал от арров — чтобы не быть замешанным в такую вот, с позволения сказать, политику. Не из-за высоких моральных соображений, а руководствуясь обычной кошачьей брезгливостью. И вот теперь я, недолго думая, втянула его в очередную кровавую баню. Могла ли я поступить по-другому? Нет. События последнего дня только подтверждали очевидное. Торпеды были нужны, нужны позарез. Не из-за убойной силы — эль-ин в случае чего и похуже могли учинить, да и арры тоже. Из-за репутации, которая в Ойкумене сложилась у этих малюток. Причём поручить их добычу своим было нельзя — те бы, конечно, достали, но и наследили бы так, что остроконечные эльфьи ушки за много парсеков торчали бы над всей операцией. А вот арр, приученный творить высокую политику так, дабы никому и в голову не пришло, что замешан Эйхаррон… И только такая дурёха, как я, могла не сообразить, что провернуть всё, не светя особыми сверхъестественными способностями, не вызывая даже подозрений о самой пропаже, можно было, лишь утопив всех свидетелей в крови. Проклятые психографы позже выявили бы любую попытку ментального воздействия на персонал, да и вообще с аппаратурой, отслеживающей применение пси, в Ойкумене проблем никогда не было.

Я должна была это увидеть сразу. Я не увидела. И Аррек арр-Вуэйн был так добр, что ткнул меня носом в собственную тупость, как нашкодившего котёнка тыкают в дерьмо, дабы преподать надёжный и доступный для понимания урок.

Котёнок упёрся всеми лапами и решил сопротивляться до конца.

— Что ты хочешь услышать, Аррек?

Красивый, соблазнительный, с пальцами, способными как исцелять, так и ломать шеи, он всем своим видом показывал, что всё, что бы я ни сказала, ему очень интересно.

— Что я не одобряю лишних смертей? Что меня трясёт из-за того, что ты был с другой женщиной, даже если после позаботился её убить? Или именно из-за того, что ты об этом позаботился?

Я резко остановилась перед ним, завернувшись в золото крыльев и как-то упрямо, чуть вбок склонив голову.

— Ты хочешь, чтобы я тебя судила? Надавала пощёчин? В ужасе убежала? — Я сделала шаг вперёд, раздражённым жестом отведя назад вечно лезущие в глаза волосы. — Плакала о тебе? Утешала тебя? Любила тебя? Я не понимаю тебя, Аррек, я тебя, наверно, никогда не пойму. Я не знаю, кто ты и что ты, но мне это нужно и в политическом, и в, мать его через Ауте в преисподнюю, личном плане! Так что прекрати свои дурацкие игры, скажи, что тебе от меня надо, и я это сделаю!

Он откинулся назад и захохотал. Красивым, сочным и таким будоражащим смехом. Ауте, в каком бреду мне, могло прийти в голову, что из этого брака что-нибудь может получиться?

Я обессиленно рухнула на пол, плотно обхватив себя крыльями и беспомощно глядя на него снизу вверх. Аррек махнул рукой, давя нервные смешки, которые, как я неожиданно поняла, были единственными признаками стягивающего его огромного напряжения, и отчаянно покачал головой. Затем вдруг помрачнел, ссутулился.

— Знаешь, малыш, я ведь понимаю, что эти дурацкие торпеды нужны были не просто как украшение для спальни. Ты уже тогда что-то почувствовала?

Кажется, пронесло. Выяснять отношения с этим смертным — что танцевать на минном поле. Отличное качество для супруга, вы не находите? Тигр мой, тигр…

Но вопрос требовал ответа. По возможности честного.

— Я и сама не знаю, что почувствовала. Я вообще редко это знаю. Эти ристы — только симптом болезни. И кто, кстати, додумался дать им такое название?

— Сокращение от террористов.

— Что? — Опять он сбил меня с толку.

— Ристы. Начинали как скопище международных террористических организаций. Теперь подросли и заматерели. Я, кстати, только сейчас связал их со всеми этими бесконечными мятежами, на том же Ми-таври. Подумать только, сколько наших там пропало без вести, оказавшись между двух огней…

Его голос затих, мысли ушли в другие пространства и другие времена. Аррек растерянно провёл рукой по чёрной ткани кушетки, плавно оттолкнулся от неё и взмыл вверх. Это невероятное эстетическое удовольствие — смотреть, как он летает. Не банальная левитация, не жалкое трепыхание крыльями. Гравитация будто расступалась вокруг него, оставляя тело парить в невесомости, грациозное, гибкое, пластичное. Он взлетел к потолку, мягко развернулся, продемонстрировав слаженную работу мышц под чёрной обтягивающей футболкой и облегающими же штанами, подлетел к просвету в ветвях, откуда падал широкий луч голубоватого звёздного серебра.

Комната успела погрузиться во тьму, оставив лишь этот единственный луч. Я утонула в тенях, и глаза мои видели только его одного.

Человеческая фигура парила в черноте. Чужая и далёкая. Тело, высокое, поджарое, вытянутое в струнку, ноги чуть двигаются, будто удерживая равновесие в воде. Кожа дарая, удивительная, волшебная кожа, обычно переливающаяся чистым перламутром, сейчас будто сияла холодным голубоватым серебром. Волосы свободно рассыпались по плечам, лицо, обращённое к окну, казалось, плакало само по себе.

Я пила его, пила глазами, пила и не могла напиться. Тигр, тигр… Как же меня угораздило влюбиться в существо столь прекрасное?

Сама не поняла, как отдала приказ имплантанту, но вес вдруг исчез, тело свободно взмыло ввысь. Я медленно подплыла к Арреку. Осторожно, в любую минуту ожидая просьбы оставить его одного, коснулась щеки.

Влага.

Он повернулся на моё прикосновение, поймал когтистые пальцы в свои. Стальные глаза были бездонными и подозрительно блестели. Мы потянулись друг к другу губами — осторожно, точно боясь спугнуть хрупкое мгновение доверия.

А затем он притянул меня к себе, властно, грубо и почти испуганно. Мы покатились по потолку, чёрные локоны смешались со светло-золотистыми.

Наверно, он тоже не знал, кто я и что я. Но, кажется, то, что нужно было мне, нужно было и ему.

* * *

Я осторожно, очень стараясь стать бесплотной, выползла из-под руки Аррека. Как мы добрались до спальни, оставалось загадкой, но сейчас мне предстояла нелёгкая задача выбраться из вороха воздушных простыней и мягчайших подушек, не потревожив сон чуткого, как дикий кот, мужа. Вообще-то, следовало бы не заниматься чушью и отдохнуть вместе с ним, но, но… В общем, но.

Аррек чуть шевельнулся, и я застыла, заворожённо глядя на раскинувшуюся на шелках фигуру. Сейчас он выглядел невероятно усталым — тоже, наверно, неделю глаз не смыкал, а ведь при встрече я совсем ничего не заметила. Мягкой подушечкой пальца провела по ставшей вдруг острой скуле. Сама не знаю, чего было больше: восхищения его самоконтролем или отчаяния из-за того, что после десяти лет замужества я так и не научилась видеть за безупречностью маски его истинное состояние.

Успокаивающий сен-образ. Спи…

Я соскользнула с кровати и не оглядываясь вышла из комнаты. Таинственно мерцающее зеркало (ещё одно нововведение Аррека) отразило… гм, меня. Кожа, моя чистая, алебастровая кожа линии Тей осталась прежней.

Но в миллиметре от неё свет преломлялся, разбивался тысячью маленьких радуг, обтекал фигуру сияющим ореолом. Аут-те. Это и значит быть вене: чуть что, организм сам начинает подстраиваться под требования окружающей среды. Вот и я меняюсь, подчиняясь подсознательным желаниям Аррека, уничтожая бездонную пропасть между чуждыми друг другу существами. Во всём. И, в отличие от Кесрит, для меня это не было лишь иллюзией. Лёгкость и страстность, с которой этот мужчина лепил моё тело и разум согласно своим соображениям, заставляли всё внутри сжиматься от его удивительной силы. Но вене непостоянны, как сама Ауте. Даже просто глядя на своё отражение, я видела, как тускнеет перламутровое безумие, вновь заостряются уши… Танец закончился, и способность управлять Вероятностями покидала меня стремительно и неотвратимо, всё вокруг становилось привычно плоским, реальным, а не расцвеченным вариантами того, что могло бы быть. Ах, Вероятности… Вот почему я смогла прочесть состояние Аррека — просто посмотрела сквозь его проклятые щиты… Я — эль-э-ин клана Изменяющихся и клана Хранящих. Надо только постараться не забывать об этом. Возиться с коридорами не хотелось, так что я приказала онн сразу же открыть стену покоев наружу, полной грудью вдохнув свежий, пахнущий грозой и свободой воздух. Оттолкнулась ногой, резко распахнув до того невидимые крылья, опрометью бросилась навстречу полночной темноте небес. Северд-ин мгновенно окружили меня бестелесными призраками, едва ощутимые где-то на самом краю сознания. И как узнали, где выйду?

Воздух пел и стонал, разрываемый биением крыльев, ветры послушно ударили в спину, закружили в горько-сладком водовороте. Полёт — это как танец. Та же свобода, та же лёгкость. На Эль-онн я, если есть такая возможность, стараюсь не пользоваться порталами, больше доверяя древним путям звёзд и ветров. В конце концов именно для этого эль-ин и даны крылья.

Это кончилось быстро, может быть, даже слишком быстро. Я отвела крылья назад, в крутом пике приближаясь к огромным городам-деревьям, уверенно плывущим среди облаков. Шеррн-онн.

Дом клана Хранящих, невероятно огромный и безмятежный, стремительно приближался. Шеррн-онн, величайший из городов Эль-онн, Шеррн-онн, вот уже многие тысячелетия бывший воплощением всего того, что мы считали своим. Здесь на ветвистых колоннах развешаны сен-образы более древние, чем генетическая память. Здесь за каждым поворотом можно встретить призрак древней эльфийской принцессы, страдавшей и любившей среди этих стен. Здесь стоило прикоснуться к мягким плитам пола, как губы сами шептали имена великих воинов, поливших их своей кровью, прославивших их своей доблестью. Это место дышало памятью эль-ин, судьбой эль-ин, душой эль-ин.

Истинной душой Эль.

Это был Шеррн-онн.

Приземление.

Как, во имя всех демонов Ауте, я умудрилась оказаться властительницей этого невероятного города? Здесь, должно быть, какая-то ошибка.

Как всегда, при приближении к центру собственной власти накатили сомнения: с чего они решили, что я справлюсь с ролью Хранительницы, пусть даже и Хранительницы-регента? Почему я позволила себя уговорить? Я не гожусь для этой работы, я не должна, я не смогу… Привычная мысленная жвачка, которой время от времени нужно отдавать своё время ради профилактики, дабы не стать излишне заносчивой.

Мысли бежали по знакомому кругу неуверенности и самобичевания, и я перестала обращать на них внимание. Не до того. Крылья чуть подрагивали от предвкушения счастья, в то время как ноги сами несли в сторону детских покоев. «Лейруору. Сейчас я увижу её. Мою Лейри, мою дочь. Приёмную дочь. Помни, приёмную. Никогда не смей об этом забывать!»

И вообще, политика — бред. Первейшая обязанность регента: воспитание юной наследницы. Так что заканчивай чувствовать себя виноватой и займись своими прямыми обязанностями!

Огромное окно, во всю стену, открывается в большой зал. Я припала к прозрачному материалу, прижав ладони и жадно вглядываясь в происходящее на тренировочной площадке. Там над каким-то узором, начерченным на полу, склонились две серебряноволосые головы. Одна, в комплекте с белыми крыльями, фиалковыми глазами и отвратительнейшим характером, принадлежала Зимнему. Вторая — девочке лет десяти, одетой в помятый костюмчик, с резковатыми, дёргаными движениями и пустым лицом. Лейруору тор Шеррн, наследница клана Хранящих, будущая Хранительница Эль-онн, надежда нашего народа.

Зимний потянулся, откинулся назад, стремительно вскочил на ноги. Осторожно взял за руку пассивного ребёнка и повёл его к выходу.

Меня затопила волной самой чёрной, самой злобной, недостойной ревности. Между мной и Мастером Оружия клана Атакующих было множество разногласий. Ауте свидетель, для некоторых из них даже были серьёзные основания. Но причина постоянного раздора не в этом. Камнем преткновения была Лейруору. Зимний являлся биологическим отцом и законным учителем девочки. Он проводил с ней всё время, которое оставалось после выполнения обязанностей куратора по вопросам контактов с человечеством и лидера Атакующих. Обучал её всему, начиная от языков, кончая самообороной, заботился о ней, спал у её порога, пел ей древние песни и плёл запутанные сен-образы. Я завидовала. И ненавидела. Каждый раз, глядя на этих двоих, мне казалось, что хладнокровный убийца, уничтоживший её мать и бабушку, не имеет права находиться рядом с маленькой принцессой. Но он был её отцом. А я — всего лишь приёмной матерью. И я смирилась.

Зимний оставался безупречно вежлив. Вот и сейчас, увидев меня, он коротко поклонился и исчез, оставив ребёнка стоять, бездумно уставившись в пространство.

— Привет.

Я чуть скованно и застенчиво приблизилась к Лейри, с трудом удерживаясь от того, чтобы не начать улыбаться, точно последняя дура.

Она даже не посмотрела на меня.

— Приветствую Вас, Хранительница Антея.

Голос звучал плоско, напрочь лишённый интонаций да и каких-либо чувств. Но я уже сейчас вслушивалась в него с наслаждением, предвидя, какое прекрасное звучание эти обертоны приобретут через несколько лет. Сейчас же она не рада и не опечалена, она не знает, что это такое, и не узнает ещё много лет.

— У нас сейчас будет урок изменений.

Вопрос она не задала, но я ответила.

— Да.

Она подняла глаза — огромные, фиалковые, как у отца, и совершенно пустые. Гладкая чёрная кожа, серебристые волосы — когда-нибудь эта девочка станет дивной красавицей. Когда-нибудь…

Эль-ин взрослеют не так, как люди. Мы рождаемся, отягощённые всем грузом наследственной памяти, спутанными знаниями прошлого, которые были накоплены. Мальчиков с первого мгновения учат разбираться во всех этих горах информации, сортировать, блокировать и в конце концов создавать на её основе, опираясь на индивидуальный опыт, свою собственную личность. С девочками сложнее. Им искусственно не позволяют приблизиться к осознанию себя лет до одиннадцати, когда их организм под действием безумной волны гормонов становятся бесконечно гибким и пластичным. И вот тогда им позволяют изменяться. Изменять себя и окружающее. Причём изменять не внешнюю форму, а глубинное, внутреннее содержание. Быть танцовщицами. Вене. Эти способности почти у всех уходят, едва появляются первые намёки на подлинное сознание, тогда же и начинается медленное, трудное формирование личности во взрослом уже теле.

Пока же… Пока же фиалковый взгляд оставался пустым, голос плоским, и, хотя она знала всех своих учителей, знала, что Зимний будет учить её владеть своим телом, Аррек — развлекать рассказами о далёких цивилизациях, я — мучить, заставляя кости и ткани менять первоначальную структуру, ей было абсолютно всё равно, с кем заниматься. И слава Ауте, потому что, будь она способна запоминать эмоциональные уроки, давно бы уже билась в истерике перед каждым моим посещением и болью: ведь каждое моё посещение означало для неё физическую боль.

Мы вышли на площадку.

— Очень хорошо, Лейруору. Сегодня попробуем немного усложнить задачу. Танец и изменение должны идти одновременно, перетекая из одного в другое, сливаясь и дополняя друг друга.

Я вскинула руки, на минуту застыла, вслушиваясь в тихий рокот барабанов где-то глубоко внутри. Качнулась. Вздрогнула. Развернулась туго сжатой пружиной — движение и ритм, ритм и движение.

Волна изменений пробежала по всему телу чётко видимой зелёной полосой, и там, где она проходила, плоть становилась растением, клетки вдруг наполнялись хлорофиллом и жадно впитывали редкие солнечные лучи, цветя, живя. И тут же — вновь к животной форме, к первозданному алебастру вене линии Тей.

Вновь застыла, волосы взметнулись вверх золотистой гривой. Вздохнула, открыла глаза.

— Всё уловила?

— Да.

— Давай попробуем. Главное, помни, что растения поглощают кислород, а не наоборот. Совсем другой каскад реакций. Воспроизведёшь фотосинтез — остальное получится само собой. Начали.

* * *

Через пять часов у неё не было сил не только танцевать, но и на то, чтобы просто подняться на ноги. У меня, честно говоря, тоже. До начала всей этой истории я и не подозревала, какой это кошмар — кого-либо учить. Начинаешь по-новому оценивать собственных наставников. Ну как, во имя Ауте, кто-то может в упор не понимать что-то, что тебе самой кажется простым, очевидным, естественным? Никогда не пробовали кому-нибудь объяснить, как нужно дышать? Я, похоже, последний час занималась именно осуществлением искусственного дыхания: в танце «подключалась» к её телу и осторожно брала управление на себя, медленно и наглядно осуществляя все необходимые изменения. Вынуждена признать, Лейри не грозит стать великой вене. Да и просто сносной вене, если на то пошло. Так, что-то на самом посредственном уровне. Её сила не в этом. Ей, напротив, следует оставаться как можно более стабильной, чтобы быть «якорем» для Эль, точкой фокуса всего нашего народа. Что, естественно, отнюдь не облегчало моей педагогической задачи.

Интересно, моему Учителю было со мной так же трудно?

Вряд ли. Раниэля-Атеро вообще сложно представить сталкивающимся с какими-либо трудностями.

Лейри лежала у моих ног, вычерпанная до дна, сломанная болью и опустошением. Хотелось поднять её, прижать к себе, сказать, что на сегодня хватит. А что сказал бы на это Учитель? Что именно в крайнем истощении открываются резервы. Именно сейчас есть надежда продвинуться ещё чуть-чуть.

Я почти с надеждой оглянулась на северд-ин, но те рассыпались по углам, совершенно не обращая внимания на происходящее. Только Дикая вертелась поблизости, пытаясь вникнуть в суть наших движений, но её пластичности явно не хватало.

Э-эх.

— Вставай, девочка. Ещё немного, иначе всё это было напрасно.

Она послушно поднялась, не имеющая ни своей воли, ни своего мнения, а когда ноги подогнулись, и не подумала вновь вставать, пока я резко не вздёрнула худенькое тельце за шиворот.

— Расслабься, сконцентрируйся на руках. Кисти тоже танцуют — у каждого пальца своя мелодия, свой танец. Слушай музыку внутри себя, остальное тело сделает само. Три-четыре…

Получилось!

На этот раз действительно получилось. Я, счастливая как никогда, укачивала её, когда ребёнок кричал от невыносимой боли, а судороги скручивали миниатюрное тельце, возвращая в первоначальное состояние. Шептала что-то глупо-утешительное, до чего ей не было ни малейшего дела. Затем подхватила на руки, понесла по длинным и пустым коридорам.

В ближайшей оранжерее я уселась на каком-то стволе, осторожно пристроив её на коленях. Лейруору всё ещё била крупная дрожь, из горла вырывалось совершенно звериное завывание. Так. Это не есть хорошо.

— Лейри, тебе нужно поесть. Я знаю, что не хочется, знаю, что всё болит, но ты должна восстановить потерянную биомассу. Лейр… Вот, держи.

Я клыками вскрыла запястье, предварительно изменив кровь так, чтобы та превратилась в идеальное для таких случаев лекарство. Сколько раз меня вот так Учитель отпаивал…

Влить в неё что-нибудь было той ещё задачкой. Маленькая паршивка отворачивалась, фыркала, чихала, точно захлебнувшийся котёнок. Наконец вроде немного оправилась, вцепилась в вену острыми маленькими клыками, теперь уже основной задачей стало оторвать голодный рот от своей руки. Теперь можно приступать к более серьёзному кормлению. Я срывала растущие на ветках плоды и один за другим протягивала их ребёнку, пока та, разморённая и вполне довольная жизнью, не уснула, свернувшись калачиком на моих коленях.

С минуту я просто смотрела на это темнокожее чудо, такое хрупкое и такое удивительное. Что тебя ждёт, малыш? Родовое проклятие — бремя власти над бандой анархичных и истеричных ублюдков, готовых разорвать тебя на мелкие кусочки, лишь бы ничто не ограничивало их привычное своеволие? Мир людей, готовых разорвать тебя просто так, без особых причин? Ауте — этот меч, вечно висящий над нашими головами? Мне жаль, что так получилось, малыш. Действительно жаль. Интересно, можно ли было по-другому?

Когда-нибудь я спрошу у тебя.

И ты, наверно, сможешь ответить.

Я сердито стряхнула с себя дурацкие рефлексии, телекинезом потянулась за чем-то большим и похожим на яблоко. Впилась зубами, только сейчас осознав, насколько оголодала. Мир слился в бесконечную череду жадно сгрызаемых фруктов и, кажется, даже не вовремя попавшихся под руку стволов. Не только Лейруору здесь надо было восстановить биомассу. Умм-м…

Наконец в глазах немного прояснилось, и я смогла воспринимать мир чуть более объективно, а не только с точки зрения «съедобно — может быть съедобно». С удивлением оглянулась. Оранжерея, совсем недавно благоухавшая цветами и плодами, сейчас казалась точно метлой выметенной. Даже косточек не оставили. Самое невероятное, это как мне удалось во время такого крупномасштабного жора ни разу не потревожить сон Лейруору. Инстинкт, скорее всего.

Теперь надо было отнести ребёнка в кровать. Серебристая прядка упала на лицо и чуть шевелилась от дыхания, ярко контрастируя с угольно-чёрной кожей. Ей уже около десяти, но на вид больше семи не дашь. Наверно, вырастет худой и миниатюрной, как мать. В линии Уору они все были низенькие, хрупкие. И сильные, невероятно сильные. Да и Зимний богатырским телосложением не отличался, хотя ростом вымахал на нетипичные для древних высоты.

Впрочем, что это ещё за сравнительная генетика? Отродясь таким не занималась. Я кивнула охранникам из Хранящих и Атакующих, выставленным перед входом в её покои, занесла ребёнка внутрь. До совершеннолетия ребёнок должен жить в клане, под защитой мощнейших заклинаний древних онн и лишь позже может перебраться в своё собственное обиталище.

Я осторожно устроила свернувшуюся в комочек надежду Эль-онн и с минуту смотрела на неё.

Что-то было не так. Не в ней — во мне. Что-то назревало, надвигалось рокотом приливной волны. Сон. Эль. Что-то требовало разрешения, и чем быстрее, тем лучше. От всей дурацкой ситуации с похищениями просто нестерпимо несло неправильностью. Но в чём же дело? Не о дурах же, умудрившихся угодить в человеческие гаремы, я волнуюсь на самом деле! Они и сами о себе неплохо позаботятся, какие-никакие, а эль-ин. И не о подмоченной репутации нашего народа, хотя так с собой обращаться действительно позволять не стоит. Что-то тут было. Что-то, что после каскада изменений последних часов ощущалось особенно остро.

Что хотела мне сказать Богиня?

Хватит.

Я выскользнула наружу.

А там назревал крупный конфликт. Моя рьяная гвардия, то бишь непобедимые северд, искренне считающие, что должны сопровождать меня всегда и везде, нарвались на не менее рьяных защитничков, совершенно логично предположивших, что в личных покоях последней из Уору чужакам делать совершенно нечего. И ведь тормознули самих Безликих, шельмы остроухие! Теперь я имела удовольствие наблюдать перерыкивание сего скопища идеальных да безупречных воинов, грозящее в любую секунду перейти в вульгарную поножовщину.

Глядя в пространство и ни к кому, вроде, не обращаясь:

— Как надену портупею, всё тупею и тупею…

Их точно холодной водой окатили. Честное слово, на мгновение мне показалось, что вся эта увешанная оружием и отягощённая осознанием собственной несокрушимости братия сейчас набросится на бедную маленькую меня. Цеховая солидарность, понимаешь… Придурки милитаризированные. Поймала взгляд начальника охраны из Хранящих (клан, Матерью которого ваша покорная слуга, по идее, является) и удерживала его до тех пор, пока тот не притворится смущённым. Остальные старательно вытягивались а струнку, поджимали животы и делали вид, что они здесь вообще ни при чём.

Наконец я решила, что пока воспитательных мер достаточно.

— Меня кто-нибудь спрашивал?

Невероятно, но этот верзила, возрастом в добрую дюжину тысячелетий, облегчённо вздохнул, будто ему и вправду было неуютно. Хотя, кто знает, многоцветные глаза иногда оказывают такое воздействие на самых, казалось бы, непробиваемых существ.

— Да, Мать. Дельвар и Л’Рис из клана Нэшши только что прибыли из Ойкумены… — Последнее слово он процедил, как изнеженная барышня произносит что-нибудь вроде «мерзкая, скользкая жаба». Презрение и брезгливость, доведённые до абсурда. — …Но не посмели беспокоить вас и юную Уору-тор.

Я чуть склонила голову, благодаря за информацию, и движением ушей приказала воякам приглядывать за ребёнком, а не маяться чушью, но уже уходя, затылком почувствовала, что Дикая обменялась-таки напоследок свирепыми взглядами с кем-то из охраны. Может, это профессиональное заболевание такое? Армиягенная идиотия. Надо будет спросить у Шарена, он, кажется, успел вовремя от этого удрать.

Л’Рис и Дельвар действительно ждали. Один — усевшись на пол по-турецки и внимательно разглядывая плавающий у вытянутых пальцев сен-образ, другой — висящий потолком вниз головой и, судя по всему, досматривая десятый сон.

При моём приближении Л’Рис поспешно вскочил, явно собираясь сдёрнуть с потолка зазевавшегося приятеля. Тот, однако, даром что такая оглобля, от тычка многоопытно увернулся и мягким пёрышком приземлился перед моей царственной особой. И даже поклонился — не глубоко, но по-настоящему уважительно. Л’Рис, в свою очередь, изобразил низкий придворный реверанс, с витиеватым расшаркиванием и подметанием пола воображаемыми перьями шляпы.

Северд-ин рассыпались по комнате, почти невидимые, почти неощутимые. Я уселась прямо на загустевший воздух, давая наконец отдых гудящим мышцам.

— Нашли что-нибудь?

Заговорил, как всегда, Л’Рис.

— Конечно, нашли! Чтобы мы да ничего не нашли — такого в природе быть не может! Хотя вы были слишком оптимистичны, когда говорили, что следы ещё не успели остыть. Они не просто остыли, они заледенели! Покрылись сосульками и обросли инеем, они…

— Ахм… — Я попыталась вежливо вернуть неуёмного к делу. Ауте свидетель, этот рыжий хам может разглагольствовать на любые темы с поистине неиссякаемым воодушевлением. Не говоря уже о цветистости и многословности.

— …что раз уж кто-то предпринял столько усилий, чтобы всё казалось ну очень случайным, то тут можно копнуть поглубже. В том смысле, что где-то поблизости должен был обнаружиться кто-то с лейкой и холодильником, чтобы вышеупомянутый след подморозить. Я немного подумал и пошарил по статистике последних смертей среди арров и других выдающихся представителей homo как их там. Обнаружились преинтереснейшие вещи. Прямо-таки удивительные! Ну просто эпидемия «несчастных случаев»!

— Л’Рис, Л’Рис, приём, Хранительница вызывает Л’Риса… Мы сейчас говорим о наших. Не о людях.

— А-а. Да. Тут всё тоже необычайно интересно. Похищенные девочки чётко делятся на две категории: те, что были захвачены первыми, и те, кто пропал в последние дни. Первые умудрились приглянуться кое-кому из обитающих в тех местах больших шишек (знаете, у людей такие интересные системы управления, феноменально глупые!), и я наткнулся на оживлённейшие переговоры между этими власть имущими и неизвестными субъектами, которых мы и попытались отследить. А вот дети, пропавшие последними, кажется, были нужны уже самим похитителям, по крайней мере ничего напоминающего заказ мне откопать не удалось. Ну да вы и сами знаете, госпожа. Лихо вы их всех тряхнули! Такой вой поднялся — на всю Ойкумену! А арры — как они вдруг начали огрызаться! Будто им альфа-ящера в штаны запустили! Дипломатические каналы на ушах стоят!!! Нет, ну как вы их всех!

Даже слишком. Наша задача была бы гораздо проще, не затаись они все в своих норах.

Я даже вздрогнула от глубокого, вибрирующего сен-образа, наполнившего вдруг комнату. Звуковой речью этот верзила себя не утруждал принципиально. И хотя Дельвар, правда, не часто вставлял свой веский сен-образ, но зато к нему всегда прислушивались.

— Ты считаешь, что следовало оставить им дурёх как заложниц?

Нет, госпожа.

В этом «нет» было всё: и гнев на самоуверенных дураков, вообразивших, что могут прикоснуться к драгоценным и хранимым превыше всех сокровищ эль-леди; и намёк на то, что операция спасения была мной проведена совершенно бездарно, громко и непродуманно, и что специалисты могли бы то же самое сделать быстрее, изящней да так, чтоб люди ничего толком не поняли.

Я небрежно повела ушами, и критика отскочила, как капля воды от тефлоновой сковородки. Чего уж теперь…

На выручку пришёл Л’Рис.

— А вот здесь ты не прав. То, что ристы получили оплеуху, как раз и помогло их вычислить. Ничего мы не узнали, не начни они вдруг по самым засекреченным каналам обмениваться противоречивыми слухами. Я, признаться, даже добавил от себя кое-что, чтобы ребятам не было скучно. Если те две шестёрки, на которых удалось выйти, действительно были из разных крыльев организации, то на самом верху сейчас должна начаться очаровательнейшая грызня. Немного терпения, вмешательство в нужной точке в нужный момент — и они упадут к вашим ногам, моя госпожа, как перезревшая груша!

Дельвар не позаботился на это ответить, только блеснул страшным чёрным глазом и выпустил отвлечённо-философский сен-образ, в том смысле что слишком много «если» — вредно для здоровья.

— То есть вы вычислили всю организацию?

Оба Ступающих Мягко вдруг подобрались. Точно волки перед прыжком.

— Мы смогли очень приблизительно обрисовать очертания «организации». Это нечто грандиозное! Я не понимаю: зачем люди придумывают кучу красивых законов, если при этом создают нечто столь всеобъемлющее специально для того, чтобы эти законы нарушать??? Множество совершенно независимых друг от друга сообществ во множестве не связанных миров действуют по одним правилам, подчиняются какому-то «воровскому кодексу» и вообще…

— Пути смертных неисповедимы. Я приглядывалась к таким структурам, когда решала, как же в весь этот бардак впишутся эль-ин. Но эти… «теневые» слишком откровенно выставляют собственную власть напоказ. Грубо. Арры куда перспективней.

— Не скажи. Моральный облик у нас довольно близок, но ристы, по крайней мере, не стесняются это демонстрировать. Объявив себя аррами, эль-ин согласились принять участие в бесконечном лицедействе.

Мы все резко повернулись к обладателю нового голоса, но за оружие никто, хвала Ауте, хвататься не стал. И как он всегда умудряется появиться незамеченным? В дверном проёме стоял Аррек — отдохнувший, свежий, подтянутый. Прямые волосы чернели влажными прядями, высокий воротник белоснежной рубашки элегантно распахнут. Вокруг бёдер, затянутых в белые же штаны, развивались ремни, удерживающие маленькую коллекцию разнообразнейших средств для уничтожения себе подобных.

Он пластичной походкой, вновь и вновь заставляющей вспоминать о ленивом тигре, пересёк комнату, поднёс мою руку к губам в немом приветствии, обдав запахом свежего лимона. Я вспыхнула. В прямом смысле: по коже пробежала стремительная волна перламутрового сияния. Л’Рис и Дельвар вежливо отвели глаза, делая вид, что их тут вроде как нет. Для столь любопытной парочки это было непросто. Дарай ухмыльнулся.

— Итак, милорды, что же вы успели узнать?

— Не много. Мы старались не очень светиться, и это здорово ограничивало арсенал применяемых средств. Но когда леди Виортея…

— Виор??? — Вот тут уже не выдержала я. От вскрика и сопровождавшего его всплеска эмоций стены едва заметно дрогнули, а Аррек поморщился. — Что во всей этой истории делает Виор?

Риани смотрели на меня с бесконечным терпением взрослых, вынужденных объяснять простые вещи малому, ребёнку.

— Вы сами сказали, что для приманки в этой ситуации нужно использовать кого-то способного постоять за себя. Женщин, достигших ранга Мастера в воинском искусстве, на Эль-онн можно пересчитать по пальцам одной руки.

— Но Виортея-тор? Наследница клана Изменяющихся? Вы что, оба спятили?

— Она — воин и аналитик, единственная с такой специализацией. И она — одно из самых прекрасных существ, виденных нашим миром. Такая не могла не привлечь внимание. И справилась просто отлично.

У меня в глазах потемнело от ужаса и ярости. Эти… Эти… Ауте, они что, не понимают? Она же — последняя, кроме меня и мамы, женщина линии Тей! Она…

— Она — взрослое, совершеннолетнее и очень сильное существо. — Аррек нагнулся, сильно сжав мою руку. — Сколько там было одной моей знакомой леди, когда ей вздумалось в одиночку отправиться исследовать Ойкумену?

— Но…

Он чуть встряхнул меня, щиты на мгновение окрасились красноватыми бликами гнева.

— Не ты ли сама объясняла, что, обращаясь с Виор по-детски, можно нарваться на дуэль? И прости меня, дорогая, но выиграть такую схватку у неё будет гораздо больше шансов, чем у тебя!

Он был прав. Виортея — взрослая. Я сама начинаю метать громы и молнии, вздумай существа, у которых миллионы и миллионы лет за плечами, обращаться со мной покровительственно. И тут же творю то же самое по отношению к… почти ровеснице. Но, но…

Стоп. Стоп, не моя проблема. Точнее, очень даже моя, но решать её будем позже.

Я вывернулась из рук Аррека, блеснула на него клыками.

— Нечего тут лекции читать!

Он сграбастал меня и поцеловал в макушку. Риани старательно делали вид, что ничего не слышали. Вежливые мои.

— …трудно, конечно, что-то сказать наверняка, но, похоже, следы всего этого безобразия ведут в Дикие Миры.

Арр красиво заломил бровь, скривил губы.

— Вы поняли это так быстро? Мои поздравления. Я начал подозревать что-то лишь через несколько лет шатания и по Ойкумене и вне её.

Теперь пришла моя очередь ошалело опустить уши, смешно оттопырив их из-под волос.

— Ты знал? — От удивления я даже перестала вырываться. — Почему ты мне не сказал?

— А ты не спрашивала. Кроме того, «знал» — слишком сильное слово. У меня есть… определённые догадки.

Дельвар как-то странно блеснул единственным чёрным глазом.

Круг Тринадцати?

Теперь брови арра поднялись уже в искреннем уважении к осведомлённости риани.

— Это скопище милейших созданий — первое, что пришло в голову, когда упомянули гипотетического Хирурга.

Вдруг посерьёзневший Л’Рис согласно наклонил горящее великолепие своих крыльев.

— Да. Операции над дараями были бы как раз… в их стиле.

У меня было такое чувство, будто вокруг говорят на иностранном языке. А ведь они даже не удосуживаются использовать развёрнутые сен-образы — все и так знают, о чём речь! И кто там тешил себя иллюзиями, что чем-то и кем-то правит?

Я запустила золотистые коготки в плечо Арреку, одновременно влепив обоим риани по ментальной затрещине. Тут же все трое совместными усилиями начали конструировать сен-образ, разъясняющий что к чему.

Круг Тринадцати — довольно неприятная полумифическая организация в окраинных мирах, которая объединяла кого-то под многообещающим названием Чёрных Целителей и была известна ну очень неаккуратным использованием всяких врачебных премудростей. Аррек добавил к этому ещё и эмоционально-оценочную окраску: мол, он и сам далеко не ангел, от сотворённого им у старика Гиппократа волосы бы дыбом встали, но к Тринадцати испытывает что-то вроде брезгливого отвращения.

Хмм… И что мы имеем?

— Думаете, эти ваши Тринадцать, или сколько их там, использовали ристов, чтобы получать материал для своих исследований?

Л’Рис залихватски скосил уши в нашу сторону, демонстрируя прекрасную клыкастую усмешку.

— Трудно сказать. Круг — нечто абстрактно-мифическое, на что сваливают все эпидемии или поразившие правителей неизвестные хвори. Никто даже толком не знает, в каких именно мирах он находится, — Аррек тихо фыркнул, — кроме разве что вашего консорта, госпожа. Но в любом случае следы ведут в Дикие Миры. Пока мы не разберёмся, кто оттуда влез в это дело, заниматься воспитательной работой в среде ристов… опасно.

Дикие Миры… пугающие формы магии, странные артефакты, странные силы. Боги и демоны, прикованные к своим домам или же, напротив, шляющиеся где ни попадя. Ну и захожие дараи, решившие оставить политическое болото Эйхаррона и обосновавшиеся где-нибудь в глубинке, терроризируя по-мелкому местных жителей… Да. Не выяснив, кто это оттуда тянет к нам свои загребущие лапки, всерьёз браться за местных пакостников действительно не стоит.

— И долго добираться до этого Круга? — Я уже прикидывала, что там у меня с расписанием. Да ничего, в принципе. Все завалы ликвидированы перед отправлением на Оливул. Л’Рис демонстрировал всяческое желание сорваться с места прямо сейчас. Дельвар, кажется, вообще считал, что в случае промедления такая поездка потеряет всякий смысл.

Аррек смотрел на нас с непередаваемым выражением. Как на хронических клиентов определённого типа клиник.

— Что, прямо вот так возьмёте и отправитесь? Властительница с кучкой телохранителей на поиски неизвестно кого неизвестно где?

— Где — ты покажешь. Кого — выясним по ходу дела.

Он медленно и преувеличенно терпеливо вздохнул.

— Антея…

Безнадёжно закатил глаза.

— Ты не готов? Людям почему-то нужно брать с собой кучу припасов, когда они куда-то собираются.

— Я дарай, моя леди. Всё, что нужно, у меня с собой. В карманной вселенной.

Я мигнула. Оригинальное решение.

— Тогда отправляемся. Только залетим по-быстренькому на Эйхаррон. Надо узнать, чего удалось добиться Нефрит.

* * *

Нефрит Зеленоокая пожелала нас сопровождать. Для чего была приведена куча разумных, логически и политически обоснованных доводов, слившихся для меня в одну общую кучу под названием «чушь невероятная».

Нефрит Великолепная не рискует своей драгоценной головкой по пустякам. В других обстоятельствах можно было бы решить, что она просто приревновала, не желая отправлять со мной Сергея, но тут вставал новый вопрос: а зачем отправлять на охоту за Хирургом самого Ра-метани дома Вуэйн?

Я, будучи обходительным и неизменно тактичным существом, собралась уж было всё это выложить, но Аррек успел со всей дури сдавить мою ладонь. Склонился в изысканно-придворном стиле, как умеет только он, и пространно и неопределённо выразился в том смысле, что компания таких замечательных существ — огромная честь и так далее, и тому подобное.

Арр-леди весело блеснула зелёными глазищами, показывая, что без труда считала и мысли, и все стоящие за ними эмоции. Я в ответ одарила её клыкастой улыбкой. Мысль, не произнесённая вслух, не может быть оскорблением.

И вот такой тёплой, душевной компанией мы отправились искать неприятности на свои головы.

Глава 5

Дождь. Мне, конечно, не привыкать, что сверху льёт как из ведра. По сравнению с Эль-онн это место выгодно отличалось и тем, что лило исключительно сверху, а не со всех сторон одновременно (особенно раздражает, когда поливать начинает снизу). Ещё более отрадным был тот факт, что поливало нас именно водой, а не кислотой, не какой-нибудь экзотической дрянью.

Всё это хорошо и приятно. Но, промокнув до нитки, трясясь и подпрыгивая на каком-то местном верховом животном, называемом универсальным словом «лошадь», я менее всего была склонна ценить светлые стороны нашего путешествия.

Начиналось всё вполне приемлемо. Аррек, единодушно признанный специалистом по Диким Мирам (больше там никто не бывал, кроме разве что Сергея, предпочитавшего на сей счёт равнодушно отмалчиваться), активно взял руководство в свои руки. Начал мой благоверный с того, что решительно подправил наш внешний облик. Тут раскритикованы были все и каждый. Сергей — за слишком «мрачную, опасную и благородную физиономию, завидев которую все непременно решат, что нарвались на императора в изгнании». Нефрит — за изумрудные локоны и холёную кожу. Северд-ин — за то, что они северд-ин. Этим вообще предложили либо материализоваться полностью, либо исчезнуть из поля зрения, а не маячить где-то посредине. Безликие выбрали последнее. Ну и самого себя Аррек покритиковать не забыл за сияющую перламутровую кожу и физическое совершенство — что он, впрочем, без труда замаскировал, чуть изменив полярность своих щитов.

Но больше всего, конечно, досталось эль-ин. Почему-то выходило, что мы подозрительно напоминаем местных фольклорных персонажей, здорово подпортивших себе репутацию в мире, который Аррек выбрал первым для посещения. Я попробовала выяснить подробности, но он отмахнулся, заметив лишь, что туманные крылья, когти и выглядывающие то и дело клыки в мифах и легендах не были оценены по достоинству. Мы все благовоспитанно постарались казаться людьми. По меркам Ойкумены с её смешением различных народов и технологий, это получилось у нас неплохо.

Но далее шёл переход на личности. После пристального разглядывания Дельвара дарай-князя ощутимо передёрнуло, в воздухе запрыгал сен-образ, бурчащий что-то о новом крестовом походе и искоренении дьяволов. Огненная шевелюра и фиолетовые глаза Л’Риса заставили дарая скривиться, будто от кислого.

Я нахохлилась, воинственно выгнув пальцы и ожидая замечаний в свой адрес. Внешность уже подкорректирована, как это могут делать только вене — не видимость, но настоящее изменение. Острые ушки, миндалевидные глаза, клыки, когти и особенно пластика движений были трансформированы в нечто человекоподобное.

Аррек посмотрел. Закутался поплотнее в щиты, снова посмотрел.

— Любимая… глаза и пылающий во лбу камень, совмещающие все цвета спектра, — это очень красиво. А волосы белого золота просто сводят меня с ума… не говоря уже о золотистых когтях. Но…

Я оскалилась, уже без клыков, но весьма воинственно…

Дельвар что-то пробурчал про себя о «детях малых» и прекратил развлекуху, набросив на всех по лёгкому иллюзорному заклинанию. А иллюзии Мастера чародея — это такие иллюзии, которые не вдруг отличишь от настоящих изменений. Аррек поначалу заволновался, что местные маги учуют личины, затем всмотрелся повнимательнее и уважительно хмыкнул.

Потом была одежда. С мужчинами всё просто и незатейливо: что угодно плюс кольчуга и оружие. У каждого своё, напоказ особенно не выставляемое. Нефрит в длинном, бесформенном платье, позволившем ей спрятать не меньше боеприпасов, чем Арреку в его «карманной реальности».

Я бросила один взгляд на платье и выдала однозначный сен-образ.

Только через мой труп.

— Ну, если понадобится…

Опять препирательства, складно переползающие в семейный скандал, а затем и в соблазнение (предложение снять вообще всё до нитки и никуда не ехать было не лишено некоторого очарования). Мне позволили остаться в более удобных штанах и курточке при условии, что я закутаюсь в плащ от носа до пяток и не буду снимать его под страхом физической расправы.

Следующим камнем преткновения стал транспорт. Дараи известны тем, что умудряются передвигаться самыми разнообразными способами. Я была даже не против небольшой верховой прогулки. Но твари, которых Аррек представил пред наши светлые очи, менее всего напоминали лошадей: скорее это была жутко вонючая и, несомненно, плотоядная помесь динозавра с тараканом. С интеллектуальными способностями, заставляющими и того и другого выглядеть прямо-таки гигантами мысли.

Я промолчала. Я даже умудрилась без посторонней помощи взгромоздиться на эту страхолюдину и невероятным усилием воли заставить её двигаться в нужном направлении (позже Аррек объяснил, что управлять следует при помощи поводьев, а не телепатией). И вот сейчас проклинала день и час, когда вздумала ввязаться в про клятую авантюру.

Ночь. Дождь. «Лошадь»! Муж. Муж. Муж.

Список неприятностей удлинялся, переходя в бесконечность.

Упрямая скотина вновь взбрыкнула, заставив меня судорожно сжать колени. Когда со строптивым транспортом удалось наконец совладать, я обнаружила, что дождь кончился. Воздух был необыкновенно свеж, пахло чем-то похожим на арбуз: и сладким, и будоражащим одновременно. Заросли чего-то подозрительно напоминающего гигантские поганки тоже начали редеть. Я сразу оживилась, вытянула шею, пытаясь разглядеть что-нибудь за спинами спутников.

Лес кончился неожиданно, лошади резко затормозили перед образовавшимся прямо перед ними обрывом. Меня качнуло назад. Я судорожно вцепилась в седло.

— Посмотри. — Аррек вдруг оказался рядом, рука в тёмной перчатке легла на загривок тут же утихшей скотины. — Посмотри. Тебе понравится.

Я недоумённо глянула на него — из-за темноты странные, круглой формы зрачки расширились, серо-стальные глаза казались чёрными и затягивающими, как само небо. Потом послушно посмотрела туда, куда он показывал.

Перед нами, привольно раскинувшись среди пологих гор, расстилалась огромная, утонувшая в звёздной полуночи долина. А там, там…

Я задохнулась, резко подалась вперёд так, что Арреку пришлось ловить меня за полу плаща, чтобы не дать свалиться вниз. А я смотрела. Смотрела и не могла оторваться.

— Это Лаэссе.

В его голосе слышалось самодовольство кота, притащившего к подножию хозяйской кровати жирную, вкусную мышь и гордо поглядывающего по сторонам. «Вот он я. Хвалите». А я не могла сейчас хвалить. У меня горло перехватило от восторга.

Вряд ли город был так красив днём. Вряд ли он был красив вблизи. Это не имело ни малейшего значения. Сейчас не было ни в этом мире, ни в одном другом места прекрасней.

Огромные сияющие шары бросали чёткие блики на стены, тройным кольцом охватывающие весь холм. Разлетающиеся лучами улицы казались каналами, наполненными светом, тонкие башни будто рвали небо серебристыми иглами. Живые факелы караванов даже сейчас двигались по направлению к воротам, точно светлячки танцевали затейливый танец. И всё это великолепие огней и камня плавало в густой, дышащей свежестью темноте, только чужие созвездия отражались в глади раскинувшегося под стенами города озера.

— Лаэссе… Аррек, я влюбилась!

— Что? Ревновать к целому городу? Пощадите меня, моя торра!

Я откинула голову и тихо рассмеялась, счастливая, спокойная. Лаэссе. Даже имя города звучало красиво — мягко, напевно, как строчка из детской колыбельной.

— Я не хочу спускаться туда, Аррек. Не хочу портить очарование сказки. Не хочу знать, что там могут жить существа, подобные этим… Хирургам.

Он внимательно на меня посмотрел. Насквозь, изучающе, точно решая головоломку. Чуть печально и недоумённо улыбнулся.

— Вряд ли кто-нибудь из Круга Тринадцати рискнул бы засесть в Лаэссе. Это — межпространственный центр, сюда сходятся дороги сразу от нескольких соседних миров. И тут обосновалась одна из лучших известных мне Академий Высшей Магии. Кроме того, городу в последние годы здорово повезло с правителем.

— Тогда что же мы тут делаем?

— Ищем следы. Я хочу пошарить по местным… э-э… закоулкам. Поспрашивать старых знакомых, переговорить кое с кем из магов. В Лаэссе сходится множество разнообразных дорог.

Вряд ли под «дорогами» он имел в виду только способы передвижения.

— Кроме того, я хотел показать тебе это место.

В этом весь Аррек. Даже в самой безумной заварушке, в центре кровавой мясорубки он всегда умудряется дарить именно то, что больше всего ценимо эль-ин: красоту. Я впитывала прекрасный вид, гармонию тьмы, огня и движения, и Дельвар и Л’Рис разделяли со мной волшебство момента: вене и её риани, вместе. В гармонии. Только Сергей сидел в стороне, тёмной несокрушимой стеной ограждая Нефрит от любой опасности и той же стеной отделяя себя от нас. Уже не кровоточащая, но обречённая всегда остаться болезненной рана.

Мы развернули коней и неспешно направили их к спуску.

* * *

Каким-то одному ему известным способом Аррек избежал длинной очереди у ворот. Мы не сбавляя шага пронеслись мимо медленно ползущих караванов и лишь чуть-чуть притормозили, когда дарай показывал стражникам какой-то медальон.

Лаэссе встретил нас приглушённым гомоном ярко освещённых улиц и звуками совершенно чуждой, разномастной и неоднородной речи. Аррек, тихо наклонившись, шепнул, что ночью город отдан на откуп купцам и торговым караванам, которые к утру расползутся по складам, чтобы не мешать движению горожан. Оригинальный подход, ничего не скажешь. Хотя мне смутно так показалось, что что-то в этой логике не стыкуется. Но, как бы ни были странны местные обычаи, нам они оказались полезны: никто не удивился, когда в столь поздний час наша достаточно пёстрая компания ввалилась в выбранный Арреком постоялый двор и потребовала четыре свободные комнаты, причём срочно, прямо сейчас. Хозяин, намётанным взглядом оценив подбрасываемый Арреком на ладони мешочек с чем-то звякающим, резвенько развернулся и поспешил показать путь к заказанным апартаментам. Я старательно куталась в плащ, не забывая с любопытством постреливать глазами по сторонам: мощные деревянные балки, полированная гладь перил, висящие по стенам доспехи. Место было не лишено своеобразного очарования. Приглушённое мерцание странных, чуть отдающих магией светильников погружало лестницу в таинственные, по-домашнему уютные тени. А едва заметный аромат расставленных по углам сухих букетов заставил меня скрепя сердце признать, что не так уж и нелепы могут быть попытки рода людского придать уют своим жилищам путём загромождения их всяким хламом. Тут главное знать меру.

Я, признаться, была несколько ошарашена всем происходящим. Особенно сбивал с толку способ общения. Впервые с тех пор, как мы столкнулись с людьми, мне встретились представители этого вида, не владеющие аррским койне. Обычно, на каком бы собственном языке ни говорили обитатели того или иного закоулка Ойкумены, все они непременно могли связать хотя бы несколько фраз на предельно упрощённом варианте аррского диалекта. Но гортанные, не слишком музыкальные звуки, которыми Аррек обменивался с поджарым хозяином сего заведения, меньше всего напоминали мелодичную речь, которую даже эль-ин уже стали воспринимать как часть своего языка. И хотя смысл улавливался без особого труда (в основном благодаря безграничным аналитическим возможностям имплантанта), связать самой пару слов на этой тарабарщине будет не так просто.

Наконец, получив клятвенные заверения, что клопов в его заведении не водилось никогда, что все постели чистые, на окнах звуконепроницаемые заклинания, а завтрак подадут вовремя, Аррек соизволил милостиво кивнуть. Заветный мешочек перекочевал из рук в руки, а наша компания собрала в одной из комнат военный совет.

Дарай-князь чуть расширил свои вероятностные щиты, надёжно и прочно отсекая нас от любой слежки, но я всё равно почувствовала, как все остальные, не исключая и невидимых северд-ин (вот уж от кого не ожидала!), добавляют к этому собственные защитные заклинания. Параноики вы мои, это вас так Хирург шуганул или просто нервничаете, оказавшись в печально известных Диких Мирах?

Итак…

Нефрит сбросила капюшон, открыв собранные в тугую причёску перекрашенные в неопределённый русый цвет волосы. Устало опустилась на стул.

— Забавное место. Никогда бы не подумала, что здесь существуют такие цивилизованные районы.

Л’Рис, конечно, не мог упустить случая вставить своё веское слово. Или реплику. Или речь.

— О да! Мне в срединной Ойкумене приходилось видеть гораздо более трущобные… э-э… трущобы. Вот, например…

Договорить ему не дали. Аррек отошёл от закрытых ставней, которые он перед этим внимательно изучал, опустил руки мне на плечи.

— Не обольщайтесь. Лаэссе действительно выгодно отличается и от окраинных миров, и от центральных, но это то исключение, которое лишь подчёркивает правило. И, право же, от этого город не становится менее опасен. По мне так лучше иметь дело с поджидающими в тёмных подворотнях бандитами, которых поколотил и забыл, чем с великолепно организованной тайной полицией. Здесь никто нас не будет вызволять по официальным дипломатическим каналам Эйхаррона. И никто не будет с нами церемониться, если вызовем подозрение. Ясно?

Он как-то странно переглянулся с Сергеем. Да, старый арр определённо бывал здесь раньше. Более того, перемены, произошедшие с тех пор в Лаэссе, его явно поразили.

Я хотела было дёрнуть ушами, но они теперь были человеческими и не могли так ясно, как прежде, выражать эмоциональный настрой. Пришлось ограничиться нахмуренными бровями.

— Что же нам теперь, сидеть, не смея и нос высунуть? Естественно, группа чужаков, задающая много вопросов, привлечёт ненужное внимание!

Руки на моих плечах начали осторожно их массировать, изгоняя поселившееся там, казалось навечно, напряжение.

— Ну почему же. Это зависит от того, где искать и как задавать вопросы. Я сейчас, пожалуй, прогуляюсь, вдруг встречу кого из старых знакомых. — Он тонко улыбнулся, показывая, что этих самых знакомых встретит отнюдь не вдруг. — А с утра, когда сони из Академии наконец соизволят продрать глаза, можно будет и туда заглянуть. Из вежливости.

Я вывернулась из-под его рук, Л’Рис и Дельвар тут же поднялись, показывая, что не намерены сидеть на месте в ожидании, когда же человек наконец соизволит добыть нужные сведения. Дарай-князь чуть сжал губы, скользнув взглядом по Ступающим Мягко. За этих можно не волноваться: их не поймают. Л’Риса с его рыжей шевелюрой, честными голубыми глазами и аурой полного идиота никто просто не примет всерьёз. И зря, между прочим. Ой как зря. Ну а Дельвар… это Дельвар.

А вот когда взгляд стальных глаз остановился на мне, лицо Аррека стало подозрительно ничего не выражающим.

— Антея, может быть, тебе имеет смысл отдохнуть? Хотя бы до рассвета?

Можно было бы устроить сцену, если б не скрытая нотка озабоченности в его голосе. Ощущающий Истину… Что он успел заметить?

Я тряхнула головой.

— Чушь. Кроме того, мне хочется посмотреть город, а завтра на это вряд ли будет время. Лучше сегодня прогуляюсь.

Он хотел было что-то сказать, но только скупо кивнул, завернувшись в непроницаемость своих щитов. Взять меня с собой дарай не мог — вряд ли стоило демонстрировать чудо-юдо вроде меня своим таинственным информаторам. Но чувствовалось, что арру очень хотелось сделать именно это. Риани тоже было попытались навязать своё общество, но я сен-образом приказала им не валять дурака, а браться за дело. Мы сюда, в конце концов, не на экскурсию приехали. От северд-ин избавиться было не так просто, но против их сопровождения я не возражала. Эти не будут приставать ни с вопросами, ни с обеспокоенными взглядами.

Нефрит сладко зевнула.

— Вы как знаете, а я намерена выспаться. Забыла уже за всеми этими приключениями, как подушка-то выглядит.

Ни у кого не возникло ни малейших сомнений, что Сергей останется с ней. Они вышли.

Аррек давал последние указания.

— Пока не суйтесь ни в королевский замок, ни в Академию и лучше обходите стороной дома, от которых несёт сильной магией. Если что, взломать мы их всегда успеем, но с ходу подставляться не стоит. Местные неплохо поднаторели в использовании доступных им сил. И, разумеется, старайтесь не показываться в своём истинном облике. — Он как-то особенно пристально посмотрел в сторону единственной и неповторимой меня, заставив возмущённо вздёрнуть подбородок. Да за кого тут вообще считают Хранительницу Эль-онн? — Не нарывайтесь уж слишком откровенно.

С этим достаточно туманным напутствием дарай-князь открыл окно, и бесшумные, совершенно невидимые фигуры двух убийц клана Нэшши выскользнули в ночь. Бросив на меня последний недовольный взгляд, за ними последовал и мой консорт.

Я на долгое-долгое мгновение застыла перед открытым проёмом, вглядываясь в мягкое, голубовато-зелёное слияние уличных фонарей. Зябко закуталась в плащ. Пустынная улица, находящаяся далеко от основных транспортных артерий. Тишина.

Всё было неправильно. Точнее, неправильной была я, а всё остальное могло быть, каким ему хочется: это уже не имело ни малейшего значения.

Ауте. Хватит тут хандрить. Казалось, я так напряжена, что если не выплеснуть эту энергию в каком-нибудь действии, то она просто разорвёт меня изнутри.

Пальцы, превращённые в человеческие и потому лишённые когтей, вряд ли позволили бы мне спуститься по стене. Впрочем, зачем выдумывать велосипед?

Я осторожно и быстро втянула личину, наложенную на меня Дельваром, в имплантант, а сама закрутила тело в изменении. Слиться, исчезнуть. Раствориться в окружающем так, как умеют лишь вене, стать светом и камнями, ночью и многоязыким говором. Неразличима и неотделима от Лаэссе, от яркой, контрастной сути этого странного города. И оставить лишь тонкую струйку энергии для следующих в двух шагах северд.

Окутанная тенями, крыльями и телохранителями, я полетела над ночными улицами, старательно избегая тех, по которым шли длинные молчаливые караваны.

Поначалу это было скорее развлечение, танец с новой сущностью, без мыслей, без желаний, без цели. Я сбросила обувь и подошвами босых ступней ощущала рельефную мозаику дорожек. Искупалась в ледяном, почему-то пахнущем лилиями фонтане. Глазела на плавные линии каменных узоров, крупных, сглаженных, будто лишь слегка намечающих фигуры и цветы.

Но самыми замечательными были сны. Сны, фантазии, мечты, надежды — призраки чужих жизней, столь же бесплотные, как и я сейчас. Я пропускала эти фантомы, слишком примитивные, чтобы быть сен-образами, сквозь пальцы, ощущала их горько-пряный привкус на губах.

Город не был такой цельной, разумной сущностью, как Аметистовый Колибри, но у него были сны. Знакомые и пугающие одновременно. Чувство, снедавшее меня в последние дни, стало таким сильным, что хотелось с воем бежать прочь отсюда — и в то же время слиться с… не знаю с чем. Я совсем не понимала, что происходит.

Но что бы ни происходило, мы потихоньку к этому подбирались.

Я бесшумно опустилась на крышу какой-то башни, отрешённо завернулась в крылья и уселась по-турецки. Город расстилался у озябших ног глухо бурлящим озером огней и фантазий. Тело обдало едва ощутимой волной — рядом и в то же время бесконечно далеко на шпиль мягко спикировали молчаливые северд-ин.

Лаэссе жил своей жизнью, странной и непонятной мне, иногда прерываемой вспышками силы или чуждого присутствия. Я отчётливо ощущала своих риани — точно части своего тела. Л’Рис и Дельвар разбрелись по разным концам города, лишь одним им ведомыми способами добывая информацию. Сергей спал, прижимая к себе свою хрупкую леди, и сны его были наполнены свежим, пахнущим арбузом воздухом, мельканием света и тени на ночных улицах и мыслями, что пришли не в его голову.

Аррек… Я мысленно прислушалась, пытаясь ощутить, чем там занят мой благоверный. Между нами не было связи, как между вене и риани, я вообще старалась свести сближение аур к минимуму, не желая подвергать ни его, ни себя пытке, если, а точнее — когда один из нас погибнет. Но невозможно десять лет прожить с любимым мужчиной, не приобретя некоего внутреннего сродства. Стоило подумать о дарай-князе, и тут же перед глазами мелькнула картинка — шалая моя любовь флегматично окунала какого-то местного головой в канал, скучным голосом советуя тому постараться промыть память.

Все при деле, все работают, одна я тут занимаюсь неизвестно чем.

Что же дальше? Странное, непонятное место, неясная цель поисков, абстрактные представления о происходящем вообще и моей роли в нём в частности.

Пристальное, более внимательное сканирование города. Я пыталась найти что-нибудь резко выделяющееся на фоне окружающего, что-нибудь чужое, броское. Как раковая опухоль на ткани истинного Лаэссе.

Пустая затея. Здесь было столько чужестранцев, беженцев, купцов и послов, столько левых и крайних, самых разных масштабов и фасонов, что даже наша престранная компания на общем фоне как-то терялась. Да и глупо было бы надеяться вот так прямо сразу выйти на Круг. Нужен был след, что-нибудь, что указало бы направление поиска. А вычленить что-то столь эфемерное из общего сен-образа совсем затихшего в предрассветные часы города…

Ну что ж, когда не срабатывает разум… А когда он, скажите на милость, у меня срабатывал? В общем, остаётся универсальная палочка-выручалочка интуиции. Даже учитывая, что Эль в последнее время не слишком балует меня своим сиятельным присутствием…

Я единым движением послала тело вверх, уже в воздухе разворачивая эфирную ткань крыльев, сделала оборот вокруг пресловутого шпиля, стараясь выкинуть из головы все мысли. А затем позволила ветру и собственной беззаботности нести себя, куда им угодно. К величайшему моему удивлению, угодным оказался ни много ни мало королевский замок. Именно замок, на дворец эта махина с толстенными стенами, узкими бойницами, высокими, явно рассчитанными на оборону от воздушных атак башнями, по моим понятиям, явно не тянула. Чтобы жизнь не казалась совсем уж лёгкой, окружено всё это великолепие было какой-то подозрительной аурой, смутно напомнившей мне о врощенных прямо в камень защитных заклинаниях и прочих неприятных сюрпризах.

— Та-ак.

Аррек сказал: не соваться. Не то чтобы меня особенно заботило, что он там говорит, но лезть внутрь и самой не хотелось. Тогда зачем меня сюда принесло?

Я опустилась на башенку расположенного неподалёку дома, попыталась устроиться поудобнее, болтая ногами и срывая цветочки с расположенной тут же, на самой верхотуре клумбы и бросая их в ров. В Лаэссе вообще были очень популярны висячие сады.

Ждать пришлось недолго. В стене напротив неожиданно образовалась дверь, до того то ли скрытая заклинанием, то ли просто умело замаскированная. Из проёма, нервно оглядываясь, выбрался некий тип в форме. Форма, кажется, военная и, кажется, ворованная. По крайней мере, висела она на злоумышленнике, как на вешалке, рукава были безнадёжно длинны, а о кое-как напяленных доспехах и говорить не хочется. Интересно, это он сам так их додумался нацепить? Я, конечно, не знаток местных мод, но это…

Предполагаемый бандюга тем временем перебрался через ров. Неужели левитация? Нет, просто привязанная заранее верёвка.

События развивались. С разных концов улицы показались две кучки субъектов, одетых в ту же форму, только вполне ладно сидящую на законных владельцах. Беглец отчаянно заметался. Молча. Погоня, что примечательно, также не спешила оглашать окрестности традиционными воплями вроде «Тревога!» или «Держи вора!». Всё интересней и интересней. Я приготовилась наблюдать за спектаклем.

Отряды сшиблись, тускло блеснуло обнажённое оружие.

Вор, пока суд да дело, сиганул на ближайшее дерево. Преследователи, вместо того чтобы дружно начать его оттуда стаскивать, продолжали ожесточённо препираться между собой. Шёпотом. Потом заметили, что мальчишка, не желая дожидаться окончания их бурных дебатов, перебрался с ветки на ближайшую крышу. Мигом позабыв про разногласия, бравые вояки дружно бросились наперерез, но не тут-то было. Маленький ворюга оказался отнюдь не прост. Парочка удачно сброшенных сверху заклинаний, хоть и отбитых, здорово запутали ситуацию, заставив преследователей бестолково и почти вслепую метаться среди зданий. Отличная работа: использование минимальных ресурсов с максимальной в данных условиях выгодой. Я беззвучно зааплодировала, затем сорвала растущий на клумбе цветок и от полноты чувств бросила его юному прохиндею. Тот с таким искренним недоумением уставился на свалившуюся ему на голову розу, что мне захотелось расхохотаться в голос.

Но бедняге некогда было долго раздумывать над загадками. Сунув странное приобретение в карман, тот со второй попытки состряпал себе довольно дырявую невидимость, слез с крыши и, на цыпочках обойдя вновь начавших выяснение отношений преследователей, скрылся в переулке. То есть попытался скрыться.

Ровно через три дома ему случилось нарваться на противника, куда как больше сведущего в волшебстве. Мальчишку грубо схватили за шиворот, заломили руки, даже со стороны было видно, что ему больно. Так. Пора вмешиваться. Я беззвучно покинула свой наблюдательный пункт.

Кинжал-аакра сам скользнул в ладонь.

Их было всего четверо. Взмах аакрой — магическая защита оказалась вспоротой, будто её никогда и не было. Удар крыльями, ставшими вдруг материальными, хотя всё ещё невидимыми, — двое сползли по стене. Третий получил красивый удар сзади. Последний, судя по всему маг, и весьма опасный, учуял нового противника и выпустил мальчишку, приводя в состояние готовности боевые заклинания. Ну, пусть сражается, коли ему так охота. Вон, стража уже спешит на неожиданный шум.

Наверняка этим милейшим смертным найдётся что друг другу порассказать. Я же последовала примеру мальчишки, скоренько и незаметно покинула горячую точку.

На лету выдернула из имплантанта заклинание личины и, когда воришка свернул за очередной угол, схватила его и резко притянула к себе. Затем чуть откинулась, окунаясь в свет, позволяя новому знакомому внимательно рассмотреть созданные Дельваром черты. Оттолкнула его от себя и растворилась в тенях.

Что ж, всё прошло отлично. Теперь бы ещё кто-нибудь объяснил, зачем мне это всё было надо?

Я задумчиво взмахнула крыльями, взлетела на ту же удобную башенку, чтобы понаблюдать за развитой внизу сумасшедшей активностью. Н-да. Сорвала ещё одну розу с той же клумбы, покрутила в пальцах, стараясь не уколоться о шипы. А затем взвилась в небо, пытаясь сообразить, где тут должен быть наш постоялый двор.

Разумеется, я заблудилась. Великий и могучий сыщик Антея-тор! Пришлось просить северд-ин показывать дорогу. За что ценю своих Безликих стражей, так это за полное отсутствие у них пристрастия к остроумным ремаркам!

* * *

Утренний, умытый солнечными лучами и прозрачным ветром Лаэссе мало чем напоминал тёмно-зловещую ночную сказку. Шумные, наполненные народом улицы, человеческие лица, диковинные костюмы. Всё то же смешение языков и культур.

Ни Л’Рис, ни Дельвар так и не объявились, хотя я знала, что с ними всё в порядке. Северд-ин, как всегда, ошивались где-то неподалёку, если такое слово к ним вообще применимо.

Аррек поддерживал меня под локоток, когда мы бодрым шагом пробирались по запруженным мостовым в сторону таинственной Академии. Жест скорее собственнический, нежели галантный, хотя пару раз он действительно не дал мне свалиться или угодить под копыта местному транспорту.

Для окружающих мы были не то чтобы совсем невидимыми. Скорее незаметными. Не знаю, что там сделал дарай, но прохожие лишь бросали на нас равнодушные взгляды, тут же отворачиваясь, пребывая в полной уверенности, что ничего интересного не увидели.

После ночи, проведённой в трудах и заботах, дарай-князь под всеми своими щитами выглядел… хищным. Не могу подобрать более верного слова. Похоже, тигр учуял след, проникся азартом охоты. У меня от его вида мурашки по спине бегали.

— Как твои друзья? Вспомнили что-нибудь полезное?

Он улыбнулся. Очень кошачьей и очень нехорошей усмешкой.

— Вспомнили. Кто бы сомневался!

— Значит, есть надежда, что из этой затеи выйдет что-нибудь путное?

— Этого я не говорил…

— Что?..

— …но надежда умирает последней.

— Ах ты!

Я попыталась врезать ему как следует, но когти на этот раз были приличествующей нормальному человеку длины и потому лишь бессильно царапнули по ткани одежды. А этот помесь дарая и демона Ауте только рассмеялся своим сводящим с ума бархатистым смехом.

— Ну… для общего образования — не пояснишь ли, что это за демонов таких ты всё время мысленно упоминаешь?

Я уклончиво шмыгнула носом. То, что признанный Мастер шпионажа за столько лет глубокого внедрения не смог выяснить общеизвестную вещь, казалось достаточно странным. Но, с другой стороны, львиная доля мне была известна лишь на генетическом уровне, а он последнее время здорово занят…

Ну да теперь любопытный арр всё равно начнёт копать в этом направлении, так что скрывать что-то бессмысленно.

— Демоны — это эль-ин, какими мы могли бы стать при менее благоприятном стечении обстоятельств.

Примерно полминуты арр внимательно разглядывал этот сен-образ, сопоставляя значения времени и вероятных путей в развитии, затем несколько обескураженно взглянул на меня.

— Поясни.

— Легко сказать… Тут очень интересно переплетаются термины человеческого языка и исходные значения, вкладываемые эль-ин в данные понятия. Демоны — более чем неточное обозначение этих тварей. Существа, противостоящие… э-э… богам… Нет, не так.

Наша Богиня — Эль. Или это самое близкое к божеству существо, с которым эль-ин имеют дело. Её можно назвать персонифицированным, одушевлённым и наделённым разумом коллективным сознанием целого народа, совокупностью всех мыслей и воспоминаний, всей сути эль-ин. Если рассматривать клан Хранящих как жречество, а Хранительницу как аватару… Впрочем, не важно.

Я сосредоточенно свела уши, пытаясь собрать воедино разбегающиеся вслед за причудливыми ассоциациями и логическими цепочками мысли. Когда-нибудь пробовали втиснуть целую теологическую и космологическую концепцию в пару сенсорных образов? Особенно если и теология, и космология в данном случае применяются скорее как красивые сравнения, чем как действительно несущие свой изначальный смысл понятия…

Эль противостоит Ауте. В некотором роде. А Ауте (в более широком, философском смысле) — это всё, что не есть Эль, то есть всё, что не известно эль-ин. Если же применять данную концепцию на практике, то Ауте — вполне конкретная физическая аномалия, в центре которой, собственно, и расположена замкнутая сфера Эль-онн.

А демоны…

— Тому, кто, впервые переводя наши сен-образы на человеческое койне, назвал этих существ «демонами», не откажешь в извращённом, но тем не менее изящном чувстве юмора. Их самоназвание — да’мэо-ин. Нет, не зак: «d’ha’meo’el-in». Этот сен-образ непереводим. «Демоны» — бледное отражение лишь одного из смысловых уровней. Те, кто борются против Богини Эль. Падшие ангелы… Хм… Падшие эльфы. Бывшие эль-ин, отвергнувшие законы, по которым мы живём. Обитающие где-то в дебрях Ауте и время от времени устраивающие нам неприятности.

— То есть, — Аррек мученически заломил свои красивые брови, — ты хочешь сказать, что людям не только придётся иметь дело с напастью под названием эль-ин, но ещё и с неким ухудшенным, «демоническим» её вариантом?

Никогда не пробовала посмотреть на это под таким углом зрения. Бедняжек смертных можно только пожалеть.

— Похоже на то. Если продолжать начатую людьми «эльфийскую» аналогию, то можешь считать, что Эль-онн — это Светлый Двор. Или Светлый Круг. Ну а демоны соответственно — Тёмный. Или как его там…

— Предки! — пробормотал себе под нос Аррек. — Только тёмных эльфов в Ойкумене и не хватало для полного счастья. — И уже чуть погромче, так, чтобы я непременно расслышала: — Мы и со светлыми-то не знаем что делать!

Я позволила себе бесовскую улыбочку. Он поморщился.

— А при заключении договора о принятии в ряды арров… упомянуть о существовании подобных родственничков вы забыли, разумеется, совершенно случайно? — Тон его так и сочился иронией.

— Забыли? — Я посмотрела на него несколько озадаченно. — А почему мы должны были о них упоминать?

Дарай-князь опять красиво заломил бровь.

— Разве существование подобной опасности не заслуживает хотя бы упоминания? Антея. — Он вдруг посерьёзнел, черты лица заострились, стали старее и как-то опасней. — Эль-ин и сами по себе являются угрозой для хрупкого равновесия Ойкумены. А эти твои демоны…

Я в немом изумлении покачала головой. Смертный. Никогда не научусь его понимать, никогда.

— Аррек, демоны — всего лишь одно из порождений Ауте. Одно из многих и, поверь мне, далеко не самое страшное, хотя, возможно, для моего народа одно из самых раздражающих. И на твоём месте я бы не стала волноваться, что они смогут как-то повлиять на события в Ойкумене. Порталы, связывающие наши реальности, ведут через Эль-онн, а значит, любой твари Ауте, вздумай она прогуляться в человеческие миры, необходимо сначала преодолеть Щит, а затем и заслон из эль-воинов.Что, смею тебя заверить, отнюдь не так просто.

— Но не невозможно. — Скорее утверждение, нежели вопрос.

— Ничего совершенно невозможного не бывает. Это — один из редких постулатов, признаваемый всеми эль-ин. Разница лишь в вероятности, с которой может произойти то или иное событие. Так вот, здесь эта вероятность близка к нулю. У моего народа было много времени, чтобы научиться преподносить сюрпризы самой Ауте.

— Именно это меня и беспокоит! — иронично протянул мой благоверный. — Если тёмные эльфы окажутся хоть наполовину столь изобретательны в «сюрпризах», как и светлые…

— Не будь параноиком. Дельвар, например, из демонов. И что?

— Дельвар? — Аррек казался искренне удивлённым. — И как же он оказался на Эль-онн?

— Пришёл вслед за женщиной, разумеется, — раздражённо бросила я. — Именно так обычно чужие и попадают в число эль-ин.

Пауза. Именно так и попал к нам сам Аррек. Хотя называть его эль-ин ещё, пожалуй, рановато.

Дарай затормозил и мягко оттолкнул меня в сторону, пропуская оглушительно грохочущий экипаж. Серые глаза посверкивали откровенной иронией. Но не только. Была в них ещё такая знакомая расчётливая задумчивость. Откуда-то дохнуло оч-чень нехорошим предчувствием. Аррек и демоны… Плохое сочетание. И как ему всегда удаётся меня доставать?

— А что это за роза у тебя в волосах?

Он чуть коснулся голубоватого цветка — единственного украшения в моей довольно-таки небрежной причёске. Я мигнула, растерявшись от столь стремительной смены темы.

— Так. Наткнулась вчера. Тебе нравится?

— Ты мне всегда нравишься. Но раньше я никогда не видел, чтобы ты использовала украшения. Даже цветы.

— Она хорошо пахнет.

— Хм-м…

Мы вновь начали пробираться по запруженной улице. Аррек вдруг резко подхватил меня, не дав врезаться в дородного господина, шествующего впереди. Я одарила их обоих хмурым взглядом: господина за то, что шляется где ни попадя, мужа за то, что полагает, что я сама не смогу пройти по улице, даже в этой жуткой юбке.

В юбке. Лучше и не вспоминать. Сегодня, после отчаянной и героической обороны, я сдала таки свои позиции, согласившись надеть этот чудовищный бред проклятого Ауте модельера. Тут, видите ли, так принято. Или носи, что все, или сиди дома. Скрепя сердце, я выбрала первое. Про себя пообещав Арреку ещё увидеть его напяливающим что-нибудь столь же нелепое.

Следующим спором был спор о цвете. Мои цвета — золотой и изменчиво переливающийся — наверно, и впрямь были слишком заметными. Но ведь это мои цвета! В конце концов, после короткой, но отчаянной внутренней борьбы я остановилась на синем и белом.

Простая, с голубым отливом юбка с широким поясом и белая блузка, рукава и воротник которой отделаны той же синеватой тканью, плюс синий же жилет на шнуровке. К некоторому моему удивлению, наряд оказался не таким уж и неудобным, совсем не стеснял движений, но я готова было скорее откусить себе язык, чем признать это вслух.

Просторный длинный плащ завершал композицию, предохраняя от отнюдь не тёплого утреннего ветерка. Не то чтобы я не могла подрегулировать внутренний обмен, чтобы выносить холод, но выбиваться из образа не стоило.

— Я не совсем понимаю, почему ты не взял Нефрит с Сергеем?

— Им тяжело пришлось в последние недели. Пусть передохнут.

— Ах-ха.

— Кроме того, кто-то должен оставаться в гостинице.

— Аррек! Я, по-твоему, такая дура?

Он чуть сжал руку на моём локте — извинение и призыв к спокойствию.

— Я опасаюсь, что Сергея могут узнать. Даже после всех этих лет и под маскировкой…

— Узнать? Значит, он здесь уже был?

— Был здесь? Антея, Сергей трижды брал Лаэссе приступом. Если мне не изменяет память, он был единственным, кому удалось когда-либо захватить этот город.

Вот это была новость. Я остановилась посреди дороги и в полном изумлении уставилась в непроницаемое, но по-прежнему бесконечно самоуверенное лицо. Издевается?

— Не поняла.

— Антея, ты что, ничего не знаешь о Метани дома Вуэйн?

— Это титул Сергея.

Люди недовольно ворчали, вынужденные обходить нас, и Аррек начал потихоньку подталкивать меня вперёд.

— И этот маленький варвар утверждает, что изучал нашу историю! Леди Тея-тор, Сергей арр-Вуэйн единодушно признан величайшим военачальником Ойкумены. За последние лет этак четыреста без него не обходилась ни одна более-менее серьёзная заварушка. Военный советник, или разведчик, или наблюдатель, или, чаще всего, главнокомандующий. Он — легенда. Не просто легенда. Он один почти полтысячелетия заменял Эйхаррону целую армию. Кому охота лезть на противника, спокойно побеждающего при соотношении сил один к ста? Кроме того, — тут он усмехнулся, — должен признать, содержать одного аскетичного вояку и, может, ещё личную охрану в каждом Доме гораздо дешевле, нежели постоянно кормить целую прорву людей, как это вынуждены делать остальные! А устрашающий эффект примерно одинаков!

Сказать, что я была ошеломлена, — значит сильно преуменьшить. Нет, он это всерьёз?

— То есть… подожди. Ты хочешь сказать, что Сергей это и есть Сергарр?

— Серг арр. Это имя и расовая принадлежность, а не только имя.

— Тот самый?

— А другого вроде никогда не было.

Да он сейчас расхохочется мне в лицо!

— Всё равно не понимаю. Сергарр — гений стратегии в космическом бою, специалист по маневрированию в пятимерном пространстве и коварным ловушкам, способным поглотить целые межзвёздные флотилии. Что общего он может иметь с этим? — Я широким взмахом руки обвела улицу, на которой никак не могли разъехаться две запряжённые волами повозки.

— О-о, он у нас многоплановый гений. Одинаково хорош и в кавалерийской атаке, и в штурме средневековой крепости, и в сверхскоростных манёврах. Разбирается во всём, что затрагивает интересы Эйхаррона, а особенно дома Вуэйн.

— Это Дикие Миры. При чём тут Эйхаррон?

Аррек свернул на более тихую улочку, всё так же твёрдо продолжая тащить меня на буксире.

— К вашему сведению, Лиран-ра Великого Дома Эйхаррона: в Ойкумену входят все миры, куда дараи смогли проложить порталы. В том числе и места, в просторечье известные как Дикие.

— Ах-ха. Только вот их обитателям об этом сообщить забыли.

— Не будь наивной, Антея. Если местных жителей в силу определённых причин не поставили в известность о существовании арров, это вовсе не означает, что на них не распространяются интересы и влияние Эйхаррона.

— Звучит почти… по эль-ински.

— О да! Мне иногда кажется, что наши народы заслужили судьбу наткнуться друг на друга.

— Вот под этим я подпишусь.

Я вновь остановилась, пытаясь переварить информацию.

— Он всегда старается держаться в тени Нефрит.

— Даже слишком. Несколько переигрывает, ты не находишь?

Рассеянно покачала головой.

— Не скажи. Она того стоит. Мне одно не понятно: если они оба так ценны, как им позволили влезть в эту авантюру?

— Хороший вопрос. Тут так несёт политическими интригами, что у меня нос чешется!

Очередная попытка стронуться с места, которой я на этот раз подчинилась.

— Гм… Вообще-то, было у меня такое подозрение, что история с систематическим похищением ни много ни мало самих дарай-лордов ваших больших шишек здорово достала.

«Большая шишка», которая меня в данный момент тащила за локоть в неизвестном направлении, на мгновение замедлила движение.

— Достала… Это так мягко сказано, малыш. Да мы их в пепел развеем. — Хриплый голос, страшно блеснувшие вдруг тигриной зеленью глаза. Очень редко он произносил это «мы» по отношению к собственному народу. И тут же совершенно спокойно, но ещё более страшно: — Но в данном случае, я думаю, хотели скорее поставить на место излишне распоясавшуюся арр-леди. Нефрит в последнее время взяла очень много власти. Показная покорность и готовность выполнять чёрную работу, рискуя собой ради общего блага, остудят кое-какие горячие головы. А присутствие во всей этой катавасии Видящей Истину даёт гарантию, что пойманы и наказаны будут именно виновные.

Он недоговаривал. Но что именно, я определить не могла.

— Ты тоже Видящий Истину.

— Но этот факт не является общеизвестным. И мне бы хотелось, чтобы так оно и оставалось.

— Твоё дело. Но вот чего я действительно не понимаю во всей этой истории, так это как пираты умудрились так вдруг оплошать. Напасть на Мастера тор Нед’Эстро! Ну не могут они быть такими идиотами!

— А в чём, собственно, дело? Что в леди Кесрит столь опасного?

И вновь я застыла, глядя на него широко распахнутыми в неверии глазами. И это спросил Аррек? Аррек, любую опасность, угрожающую его драгоценной сияющей шкуре, чувствовавший на расстоянии в световой год?

— А, ну да, ты же с ней не знаком лично. Аррек, название клана Нед’Эстро можно по-разному перевести на койне. Общепринятый вариант — Расплетающие Сновидения, но это лишь одно из значений. Не менее адекватным является и Расплетающие Судьбы.

Он промолчал. Никак не стал комментировать моё последнее откровение. Заметил только, что такими темпами до Академии не доберёмся и к вечеру. И весь оставшийся путь мы обсуждали архитектуру города Лаэссе.

* * *

За сотню шагов от цели (невероятно, но мы добрались) Аррек остановился, окинул меня оценивающим взглядом и осторожно поднял капюшон, закрывая светло-золотые волосы и пряча лицо. Я удивилась, но возражать не посмела. Сейчас было не время для споров. Сейчас начиналась работа.

Мой лорд очень светским жестом предложил мне опереться на руку, и вновь я молча подчинилась. Мы вышли на площадь, и что-то изменилось в осанке Аррека, появилась какая-то ленивая вольготность человека, всю жизнь проведшего в роскоши, человека, привыкшего не приказывать — повелевать. И куда подевался неприкаянный бродяга, от которого даже после душа несло дорожной пылью и бушующим морем?

Путь перед нами сам собой расчищался, прохожие и даже стража шарахались в сторону прежде, чем успевали понять, в чём, собственно, дело. Не магия — магнетизм. Хотя любой видящий не только глазами мог безошибочно заметить безупречность щитов настоящего мастера. Щитов, вдруг ставших подозрительно напоминать те, которые создавали для себя местные волшебники.

Я шла рука об руку с этим аристократом из аристократов, высокая фигура, закутанная в плащ с капюшоном, прикрытая его же щитами, но чуть иными. Обычно эль-ин открыты для любого желающего считать их эмоции и мысли, ежели таковые имеются. Жалко, что ли? Даже если бедняги и не сойдут с ума, даже если они умудрятся что-то понять, всё равно мы чувствуем лишь то, что хотим чувствовать. Должны, по крайней мере. Я…

Стоп. Об этом потом.

Аррек меня лишь прикрыл, а не попросил стать кем-то, кого местные ожидают увидеть. Значит, задумал какую-то свою игру. Остаётся только подыгрывать.

Мы спокойно поднялись по широким ступеням. Дарай-князь небрежно и в то же время дружественно (только он так умеет!) кивнул изумлённо вытаращившимся стражам.

— Приветствия, Рикон.

Капитан, к которому это было обращено, судорожно сглотнул.

— Лорд ди Крий! Я думал, вас убили шонинты…

— Бывает.

Мы этак спокойно продрейфовали к дверям, радушно распахнувшимся перед Его Надменностью. Капитан попытался что-то ещё вставить, но Аррек, небрежно кивнув в его сторону, просто вошёл в эти двери. Нарушив этим, кажется, не меньше дюжины правил безопасности и предписаний этикета.

Ой-ой-ой…

Ди Крий?

Потом расскажу.

Ах-ха.

Он почти смутился.

У меня была бурная молодость.

Туманно. Это что же тут мой единственный успел натворить?

Зрелость у тебя тоже не слишком спокойная. Познакомишь потом… с шонинтами. — А вот это его почти испугало.

Навстречу нам высыпали разнообразные колоритные субъекты. В основном мужчины, хотя было тут и несколько женщин, причём все были закутаны в совершенно невозможные хламиды разных оттенков. И даже таскали с собой посохи. Невероятно. А высоких шляп со звёздами, что, не будет?

Впрочем, сколько бы я ни иронизировала над вкусами и предпочтениями лаэсских магов, в своём деле они явно толк знали. Исследовательские, просвечивающие и даже парочка смертельно-атакующих заклинаний отскакивали от щитов Аррека в количестве, не поддающемся никакому разумному пониманию. Чувствовалась всё-таки некоторая провинциальность: арры бы никогда не позволили себе подобной невоспитанности. Откровенно продемонстрировать интерес, даже испуг — фи!

И вдруг — вспышкой молнии, огнём внезапного возбуждения, вскипевшим в венах, — мелькнуло лицо моего ночного знакомого, столь драматично удиравшего из дворца не далее чем несколько часов назад. Теперь на нём был бледно-зелёного оттенка халат, судя по всему указывающий на статус ученика. Ауте, покровительница женщин, влюблённых и прочих безумцев, это с каждой минутой становится всё более многообещающим!

Вперёд выбрался некий выглядевший вполне подобающе древним субъект в тёмно-синей робе и с кустистой разлапистой бородой. Этот чуть лучше остальных контролировал собственную мимику, хотя чувствовалось, что испытываемых им эмоций хватило бы на всю Академию, вместе взятую. И главной из них был страх.

Аррек чуть издевательски поклонился.

— Мастер ди Эверо.

— Лорд ди Крий. Кажется, слухи о вашем убийстве были несколько преувеличены.

Аррек улыбнулся, показав слишком много зубов — трюк, успешно заимствованный им у эль-ин. И как дараю удаётся достигать эффекта, не имея клыков?

— Вовсе нет. Я сейчас как раз разыскиваю убийцу. — И прицельно так, со значением посмотрел на беднягу в тёмно-синем.

Приветливая гримаса примёрзла к лицу бородатого. Он резко, принуждённо хохотнул, пытаясь показать, что оценил шутку. Окружающие отодвинулись от этой парочки на несколько шагов.

— Да… конечно, Мастер ди Крий. Очень забавно. Мы все рады видеть вас живым и здоровым и даже не утратившим своего знаменитого чувства юмора. — За этими словами чувствовался намёк на какую-то давнюю историю, старую-престарую вражду. — Однако почему вы сочли нужным показаться лишь столько лет спустя? И куда подевался ваш отряд?

Теперь в воздухе начало ощутимо попахивать жареным. Лучшая защита — нападение, так, Эверо?

— Мы были несколько… заняты. Однако теперь вот, совершенно неожиданно, выдалась свободная минутка, и мне показалось, что многоуважаемый Совет Академии Лаэссе будет не против выслушать некоторые подробности той кампании. Не так ли, Мастер Вод? — И он снова улыбнулся — просто само обаяние. Интересно, здесь остался хоть один человек, у которого не сложилось впечатление, что Эверо — гад и предатель, отправивший доблестного ди Крия и его отряд на верную смерть?

— Разумеется, лорд. Я сейчас же прикажу собрать членов Совета. Пройдёмте в Зал Тысячи Духов?

— Право же, не вижу в этом особой необходимости. Мы здесь проездом и не можем позволить себе задерживаться из-за всевозможных церемониальных тонкостей. Сюда, в вестибюль, уже вышли старшие Мастера всех стихий. Почему бы не сделать этот несколько запоздавший доклад прямо сейчас, чтобы мы с моей спутницей могли продолжить путь?

Судя по всему, в этом предложении был какой-то подтекст, мне совершенно непонятный, так как Эверо заметно побледнел и оглянулся, ища не то поддержку, не то повод оттянуть громовые признания Аррека. И нашёл.

— Кстати, о вашей спутнице, лорд ди Крий. Не будете ли вы столь любезны представить нам таинственную гостью?

Аррек, судя по всему, только этого вопроса и ждал.

— О, простите мою невоспитанность, высокие Мастера. Позвольте представить — леди Антея ди Крий. Моя жена. Любимая, знакомься — Первый в Совете Академии Лаэссе Мастер Вод — Ратен ди Эверо.

Это заявление имело эффект разорвавшейся в тишине бомбы. Все присутствующие в полном и окончательном обалдении уставились на всё ещё закутанную в плащ Меня. Коллективный шок на грани неверия. Кто-то неуверенно попробовал рассмеяться, но остальные, похоже, слишком хорошо знали Аррека, чтобы предположить, что последние слова были шуткой.

Даже лишёнными когтей пальцами я умудрилась весьма болезненно вцепиться в руку своего благоверного.

И что всё это должно означать?

Да так, местная шуточка. Тут считается, что волшебники высшего ранга, если хотят сохранить свою силу, не должны иметь дел с особами противоположного пола. Правило, чаще нарушающееся, нежели соблюдающееся, но приводить сюда жену, а уж тем более прилюдно объявлять об этом, кажется, никто ещё не решался. Я просто не мог удержаться! Интересно, как это скопище старых ворон объяснит, что волшебный дар у меня после столь ужасного проступка не только не уменьшился, но и, напротив, возрос?

Я фыркнула. Всё-таки в глубине души Аррек ужасный шалопай. Не упустит случая поиздеваться над ближним своим ни при каких условиях.

Погоди. Ты что, когда-то обретался здесь, на правах э-э-э… волшебника?

Он ответил чуть опасливым сен-образом, явно не понимая, к чему я клоню.

Да.

И носил такую вот разноцветную хламиду?

Белую. Цвет Целителя — белый.

Я посмотрела на несуразные фигуры в длинных балахонах. На Аррека, затянутого в узкие чёрные штаны, в свободной, распахнутой на груди рубашке, с щеголеватой курткой, переброшенной через локоть. И сдавленно хрюкнула.

Может, широкая, разлетающаяся от бёдер юбка не так уж плоха?

Может быть.

Ди Эверо тем временем ожил. Глаза его вспыхнули. Теперь, когда Аррек так небрежно и так элегантно наплевал на вековечные традиции, появилась возможность если не расправиться с воскресшим неожиданно «призраком», то хотя бы дискредитировать его в глазах остальных. При этом начисто упускался из виду десяток других путей, которые помогли бы справиться с ситуацией.

Бедный старый интриган! Мне было его почти жаль.

Почти.

— Мои приветствия, леди ди Крий. — Я чуть кивнула в ответ, предпочитая пока не открывать рта. — Добро пожаловать в Лаэссе. Но, к сожалению, вам нельзя находиться в Академии. Как, впрочем, и вашему мужу.

Я снова кивнула, кусая под капюшоном губы, чтобы не расхохотаться.

Эверо расцвёл, точно кот, неожиданно посреди своры бешеных собак нарвавшийся на целую бочку со сливками. Или клетку с канарейками.

— Вы, должно быть, необыкновенная женщина, если ради вас такой мастер, как Ди Крий, решил отказаться от своего титула и своей силы!

Если бы Аррек меня не поддерживал, я бы, наверно, согнулась пополам от неудержимого смеха. Сам же «отказавшийся» тем временем решил, что позволил Магу Вод достаточно позлорадствовать.

— Да, отказаться от своего предназначения ради женщины — невероятно глупо. Гораздо выгодней продать свою верность и свою честь ради власти.

Ещё одна бесшумная «бомба». Да, Академия надолго запомнит этот день.

— Я, конечно, с самого начала знал, что ты ублюдок, помешанный на собственном величии, но связаться с Чёрными Целителями! Эверо, ну должен же быть где-то предел? — И голос дарай-князя этак искренне, гневно задрожал.

Эверо позеленел.

— Следите за своим языком, ди Крий! Такие обвинения без доказательств…

— А кто сказал, что у меня нет доказательств? — Ловким движением фокусника Аррек протянул вперёд руку, и между пальцев бесшумно материализовался какой-то дымчатый кристалл.

И опять я что-то не поняла.

Толпа взвыла. Парочка особенно старых волшебников схватилась за сердце. Ещё парочка бросилась к выходу, в слепой панике пытаясь убежать, тем самым выдавая себя с головой, и тут же были сграбастана остальными.

Эверо вдруг стал очень бледным и очень спокойным. Ещё ничего не было потеряно, он ещё мог бы повернуть ситуацию в свою сторону, если бы умно разыграл свои карты. Но он этого не знал — и принял единственное неверное решение из всех возможных. Именно то, к которому его так искусно подталкивали.

Он атаковал.

Тем самым ринулся прямиком в расставленную ловушку.

Магический удар сотряс стены, где-то глубоко у нас под ногами послышался рокот подземных потоков, стремительно вырывающихся наружу. Дикая, мощная, напитанная отчаянием и безысходностью магия.

Сразу же сотни ответных ударов обрушились на бывшего Первого в Совете. Трое мужчин в таких же синих одеждах, но более бледного оттенка совместным усилием перехватили контроль над взбесившимися водами — Эверо скрутили за считанные секунды. На бородатом лице осталось лишь бесконечное изумление — ловушки, встроенные в стены, почему-то не сработали, не дав ему необходимой для бегства форы. Аррек тонко-тонко улыбнулся, незаметно расплетая сложную вязь заклинаний и эфирных ниточек. Именно эта вязь, которая минуту назад должна была послужить своеобразной магической бомбой. Здорово! А я и не заметила ничего, пока Мастер Вод не попытался активировать свои заначки — стены Академии настолько были пропитаны силой, что выделить в этом беспорядочном хаосе что-нибудь осмысленное казалось невозможным.

— Грязный предатель! — Одна экспансивная дамочка выхватила кинжал с явным намерением перерезать Эверо горло. Тот лишь чуть дёрнулся, связанный нитями силы по рукам и ногам.

— Мастер ди Таэа, не надо! — Аррек телекинезом перехватил руку женщины, не давая той завершить начатое.

— Не надо? Из-за этого сына ящерицы погиб Турон!

— Мастер…

— Отпустите меня, ди Крий!

Где-то близко вспыхнула и погасла мохнатая молния. Эй, а дамочка-то, оказывается, Маг Воздуха, да ещё и с характером!

— Я понимаю ваш гнев, Мастер Воздуха, но, прежде чем казнить его, было бы неплохо выяснить некоторые подробности этой истории. Соучастников, например, и прочие мелочи. Разумеется — и вновь эта его крокодилья усмешка, явно предназначенная Эверо, — последовательность действий можно и изменить. Но тогда пришлось бы прибегать к некромантии, а эта сторона искусства всегда вызывала у меня некую гадливость.

Ди Таэа при упоминании некромантии как-то сразу усохла и даже чуть отодвинулась от Аррека.

— Да. Конечно. Когда?

— Чем скорее, тем лучше. Тут неподалёку была комната охраны…

И Аррек в сопровождении десятка волшебников направился к какой-то двери, таща за шкирку начавшего вдруг активно сопротивляться Эверо. Ща будет нам информация и о Чёрных Целителях, и о серо-буро-малиновых в крапинку.

Я растерянно огляделась, пытаясь разобраться в царящем кругом хаосе. Маги средней руки и ученики бродили с совершенно потерянным видом, Мастера группировались в кучки, уже начиная выяснять, кто же теперь займёт место Первого в Совете. На полу темнели лужи воды и дымились пятна оплавленного мрамора — следы короткой схватки. По стенам жалась вооружённая стража. И все без исключения опасливо косились на таинственно закрывшуюся дверь.

Пятнадцать минут. Он успел пробыть здесь всего пятнадцать минут.

А я-то думала, что умею ввергнуть в хаос всё что угодно, причём в самые сжатые сроки.

Осторожно кутаясь в свой безразмерный плащ, я подобралась к лестнице и уселась на широкие ступени. Вздохнула. Поболтала ногой.

Пол просторного холла покрывала мозаика — странные полупрозрачные камни, складывающиеся в диковинные узоры. Цветы, животные. Доминировали четыре темы: вода, огонь, земля, воздух. Четыре основных элемента?

Что?..

Я сощурилась, пытаясь поймать ускользающий образ. Показалось? Да нет, узоры действительно менялись: вот эта ящерица только что была рыбой. И вообще, водных мотивов незаметно становилось меньше.

Интересно.

Я задумчиво прижалась щекой к коленям. Значит, декор замка реагирует на внутреннюю политическую атмосферу в Академии: теперь, когда Первый в Совете, бывший Мастером Вод, оказался смещён, в ситуации определённо наметились серьёзные изменения. Неплохо было бы проследить за мутациями здешних картин и драпировок в связи с дракой, которая сейчас разгорится в этом самом пресловутом Совете!

— Леди задумалась? — Бархатистый, чуть насмешливый голос обернулся вокруг плеч невесомым одеялом.

— А что, леди думать по определению не положено? — Я почти против воли почувствовала, как губы расползаются в улыбке.

— Леди, может, и положено, а вот для Хранительницы Эль это ну совершенно излишне! — К голосу добавились руки, успокаивающе опустившиеся на плечи. Я обернулась, чтобы утонуть в смеющихся серых глазах.

Узнал?

Аррек чуть заметно сжал губы, смех стёк с него, как стекает с крыш вода по весне.

Что-то мы, без сомнения, узнали. Только вот даст ли нам это что-нибудь или ещё больше запутает, ещё предстоит выяснить.

Он рассеянно, почти машинально скользнул рукой по моему запястью. Поднёс к губам пальцы.

— Давайте выбираться отсюда, моя леди. Вряд ли в ближайшую пару недель от обитателей Академии можно будет добиться чего-нибудь путного.

Я встала, насмешливо оглядывая царящий кругом хаос. Толпа, собравшаяся посмотреть на явление неожиданно воскресшего ди Крия, несколько поредела, но в холле всё ещё толпилось более чем достаточно народа, слишком растерянного, чтобы заняться делом. И разумеется, сколь бы серьёзным ни было потрясение, господа волшебники не могли пропустить редкое зрелище титулованного мага, целующего руки какой-то там жене! Люди. Совершенно невыносимые существа!

— Я так и не поняла: ты всё это затеял, чтобы получить информацию, чтобы расквитаться с ди Эверо, или чтобы хорошенько подколоть местных… э-ээ… «старых ворон»?

Он принял вид высокомерный и очень аристократичный.

— В своих действиях я исходил исключительно из практических соображений. — И всё испортил, ухмыльнувшись по-мальчишески гнусно. — Кроме того, ты не представляешь, как меня достали эти высокомерные курицы! Честное слово, если б Эверо не вылез так вовремя с попыткой убийства, мне пришлось бы инсценировать что-то подобное уже по собственной воле!

Мы спокойно, не обращая внимания на недоумённые и откровенно шокированные взгляды, направились к выходу, когда я вдруг предупреждающе сжала руку Аррека. Утомлённого вида юноша с тёмными волосами в светло-зелёном халате чуть выглядывал из-за колонны, стараясь остаться незаметным в толпе наблюдателей. Ну что ж…

Ауте, милосерднейшая из богов, прости дочь твою за излишнюю страсть к ей самой неясной импровизации…

Я свободным, естественным жестом тряхнула головой, позволяя капюшону упасть на плечи.

Зал ахнул.

Аррек нахмурился.

Мой ночной знакомый испуганно отшатнулся с выражением полного потрясения на лице.

Ну и что это должно означать? Аррек не то чтобы сердился. Он не понимал происходящего, и сие непривычное ощущение отнюдь не добавляло ему хорошего настроения.

Почему они так уставились? Неужели уши успели опять заостриться? Я с тревогой попыталась посмотреть на себя со стороны. Да нет, вроде вид вполне человеческий…

Уши в порядке. Но даже сейчас ты выглядишь слишком экзотично, чтобы не привлекать внимания. Он небрежно откинул с лица золотистую прядь; чуть коснулся резкой скулы, пробежал пальцами по шее. Одна из дам грохнулась в обморок. Без дураков, просто взяла и упала. Уж шокировать, так по полной программе, верно?

Я поймала взгляд ночного воришки, медленным, расчётливым и чувственным движением притронулась к заколотой в волосах синей розе. Рука мальчишки метнулась к карману, где, я была в этом уверена, лежала вторая, точно такая же.

Я улыбнулась.

* * *

Закат застал нас всё в той же гостинице, немного растерянных из-за обилия информации и неспособности извлечь из неё что-то полезное. Аррек весь день то таинственно исчезал, то снова появлялся, иногда один, иногда в сопровождении риани. Нефрит попыталась было попробовать ясновидение, но местные кустари, пусть и гораздо менее одарённые, нежели она, использовать свои скромные способности умели куда как тоньше. В этом, в принципе, и заключается разница между просто паранормальными манипуляциями и магией. Первое — умение. Второе пересекает тонкую грань, за которой получает право именоваться искусством. Арры, от рождения одарённые сверх всякой меры, никогда не могли этого понять.

Раздражённая постоянными препятствиями, возникающими на пути внутреннего взора, — Зеленоокая удалилась наверх, чтобы испробовать нечто более изощрённое. Сергей остался в главном зале, расположившись к каком-то затенённом уголке так, чтобы видеть все выходы и все окна. Посетителей было мало — уж Дельвар-то позаботился, чтобы место это все обходили стороной. Ему даже чар накладывать не пришлось, достаточно было лишь улыбнуться своей зверской, рассечённой шрамом физиономией. Даже те, кто отважился зайти, держались очень тихо и очень порядочно, исподтишка наблюдая друг за другом. И за мной.

Я сбросила плащ, позволив синеве юбки свободными складками спадать вниз, взбивая её свободно болтающимися в воздухе ногами. Кажется, столь пристальное внимание окружающих было вызвано даже не столько моей экзотической внешностью, сколько местом, которое я выбрала для отдыха: наверху, на потолочной балке. Оттуда так хорошо было наблюдать за причудливыми узорами, которые отбрасывали на стены светильники.

Короткий порыв ветра — кто-то ещё вошёл. Неприметная одежда, подростковые прыщи — ага, мой воришка! Успел сменить балахон мага на безлико-коричневый костюм и даже волосы стянул в узел, как у подмастерья ремесленника.

Мне вдруг пришло в голову, что вечер может оказаться не таким уж и скучным.

Юный Маг Земли небрежным взглядом окинул зал, опустился за один из свободных столов. Я заинтересованно приподняла одну бровь (эх, не те у людей уши!). А мальчишка медленно, неохотно, будто уже предвидя, что он там увидит, устремил взгляд под потолок.

Вторая моя бровь насмешливо взлетела вслед за первой. В глазах заплясали чертенята Ауте: вызов, вопрос, ободрение и что-то ещё, чему в человеческом языке нет названия.

Воришка, точно обжёгшись, уставился в свою кружку.

Легко оттолкнувшись от балки, я мягким, совершенно бесшумным движением приземлилась на полу. Ловкость здесь ни при чём, просто я была раза в два легче, чем могла бы весить человеческая женщина такого размера. Ну и эластичность тканей осталась на уровне, человеку недоступном (маскировка маскировкой, но так далеко в изменении я заходить не собиралась).

Двигаясь с той скользящей, бескостной грацией, из-за которой оливулцы упорно относили эль-ин к насекомым, я взбежала по лестнице, сознательно игнорируя многочисленные взгляды, устремившиеся вслед. Интересно, сколько посетителей здесь не были шпионами? Не многие, ах, не многие. Пусть смотрят, пусть удивляются: за обычных обывателей наша компания всё равно не сойдёт, да это и не нужно.

Меня же сейчас интересовал лишь один из них — и если мальчик хоть вполовину так хорош, как показал себя вчера ночью, улизнуть, не привлекая излишнего внимания, особой проблемой для него не окажется.

Закрыв за собой дверь нашей с Арреком комнаты, я с ногами забралась на так и не разобранную постель и приготовилась ждать. К счастью, не долго.

Уже через пять минут юный волшебник стоял передо мной навытяжку, судорожно переминаясь с ноги на ногу, стараясь смотреть куда угодно, только не в мою сторону. Вдруг увидела себя со стороны: лихорадочно блестящие из-за недостатка сна глаза, волосы, утратившие всякое подобие порядка и дикой всклокоченной гривой падающие на лопатки, верхние пуговицы блузки расстёгнуты.

Н-да.

Имплантант послушно выстраивал странные сочетания звуков, которые были, судя по всему, местным языком. Те срывались с моих губ совершенно автоматически.

— Итак. — Я чуть склонила голову набок, забавляясь от души и гадая, как бедняга вывернется из щекотливой ситуации.

Тот судорожно сглотнул.

— Леди… ди Крий… я прошу прощения… я… я сам не знаю, зачем я здесь!

— Ещё бы ты это знал. — Я протянула руку, вынув из его пальцев всё ещё свежую и благоухающую синюю розу. Чуть прикоснулась к лепесткам, дезактивируя легчайший из приворотных гремуаров. Эй, получилось, действительно получилось! Не зря, оказывается, столько времени ошибалась вокруг тёти Вииалы!

— Садись, — киваю на трёхногий табурет. — Не бойся. Начни с начала.

Теперь, когда заклятие было снято, парень огляделся вокруг не без удивления, но поразительно спокойно. А вот во взгляде, брошенном на меня, не было ничего, кроме страха. Отлично. Инстинкты, помогшие ему выжить той ночью, начали возвращаться.

— Итак?

Он сделал маленький шаг назад, явно прикидывая, куда лучше бежать и как удобнее на меня броситься.

— Да успокойся ты. Если бы я хотела дурного, ты бы никогда не выбрался из того переулка. Живым.

— Вы! Вы были там!

— Разумеется, — интонация была почти аррековская.

— Почему вы мне помогли?

— Потому, что мне так захотелось. Да сядьте же, Маг Земли! Кажется, вам есть о чём рассказать.

Дохнуло морской свежестью. Лимон и мята. Я нетерпеливо отбросила с лица непослушные пряди, жестом велев новому наблюдателю не высовываться раньше времени.

Мальчик осторожно присел, будто боясь, что табуретка в следующую секунду превратится в трёхголового цербера и начнёт охоту за влипшими в неприятности юными волшебниками. Повисло выжидательно-настороженное молчание.

— Позволь я помогу. Ты вчера ночью был во дворце. И вынес оттуда что-то, что некоторые люди были бы не прочь вернуть, не ставя в известность официальные власти — кем бы эти власти ни были.

Он смотрел, как кролик на удава. У-у…

— Ещё одна подсказка. Это связано с… скажем так, с не вполне этичным использованием искусства исцеления. С большой политикой. И с неожиданными событиями, разыгравшимися сегодня в Академии. Это… вызывает у тебя какие-нибудь ассоциации?

Мальчишка (Ауте, совсем ведь ещё ребёнок!) обмяк на стуле, будто из него выпустили и воздух, и волю к жизни.

— Я не знаю, кому можно доверять.

— Я тоже. — Я безмятежно улыбнулась, стараясь не показывать зубы. — Но кому-то ведь доверять нужно. Риск… Шампанское… И дальше по тексту!

— Я совсем вас не знаю. — Вот теперь его голос звучал обвиняюще.

— А я — тебя.

— И этого мужа вашего тоже не знаю! Он умер, когда я ещё не поступил в Академию, — а выглядит совсем молодым! Мастера такими не бывают!

Я серьёзно кивнула.

— Да, для уже много лет как умершего он неплохо сохранился.

Воздух чуть шелохнулся, запахло лимоном, кто-то еле сдерживал смех.

— Леди, я серьёзно. — Сколько праведного возмущения!

— Тогда, во имя Бездны, малыш, вытащи голову из задницы и начинай думать! Или ты мне доверяешь и рассказываешь, в какую переделку угодил, или ты отсюда уходишь. — «И тогда Аррек или кто-нибудь из риани отправляется по твоим следам и незаметно вытряхивает всю необходимую информацию». Последнюю мысль мальчишке знать было совершенно не обязательно, так что я не стала её додумывать. — Только не нужно тут предаваться жалости к бедному несчастному себе.

Да, знаю, я стерва. Но ему сейчас нужен хороший пинок, а не сочувствие. Иначе мальчик просто развалится на части, и остановить эту истерику будет уже невозможно.

Он злобно, но уже без страха посмотрел на меня.

— Да что вы понимаете!

— Довольно. — Взмах руки, ногти блеснули как-то подозрительно хищно, чтобы по-прежнему называться ногтями. — Время поджимает, Маг Земли.

Думаю, перескакивание с уважительного обращения на фамильярную покровительственность и обратно его и доконало. Трудно ориентироваться в разговоре, когда собеседник меняет твой статус и позицию едва ли не после каждой фразы. А вообще-то у бедняги не было ни малейшего выбора. Он был обречён открыться мне с того самого момента, когда сомкнул пальцы на лепестках синей розы.

— Меня зовут Тай ди Лероэ, я — третий сын Хранителя Северных Пределов. — Он сделал паузу, ожидая реакции. Приставка «ди» здесь, судя по всему, означала принадлежность к древнему аристократическому роду, далеко не чуждому магии, пусть и не высшей. Я склонила голову. — Шесть сезонов назад я прошёл Испытание и был признан достойным обучения в Великой Академии как Маг Земли. И, поскольку я благородного рода, иногда Учителя посылали меня в Высокий Замок с поручениями.

Он запнулся, явно не зная, что говорить дальше. Машинальным, ищущим поддержки жестом коснулся спрятанного под одеждой амулета.

— Когда произошли те события, — кажется, предполагалось, что и я, и любой другой нормальный человек мгновенно поймёт, о каких именно событиях идёт речь, — никто в Замке не поверил в общепринятую версию. Болезнь герцога ди Дароо слишком напоминала определённые симптомы, а кровь Нарунгов слишком ценится для известного рода ритуалов, чтобы можно было поверить. По Замку ходили самые разные сплетни, в большинстве своём абсолютно дикие и противоречивые. В конце концов Его Величество сам начал расследование, даже вызвал Первого в Совете, чтобы перепроверить путаные показания придворных Магов. Но Мастер ди Эверо сказал, что никакой магией тут и не пахло, а, наоборот, болезнь герцога была, ну, дурная. Из-за того, что он слишком много времени проводил с девочками из города. Его Величество сказал, что ничего другого от такого идиота ожидать было нельзя, и дело замяли. Кто посмел бы оспаривать мнение самого ди Эверо?

Не знаю, как мальчишке удалось преодолеть эту часть рассказа без запинок. Всё-таки говорить со взрослой, к тому же замужней и полуодетой женщиной в её собственной спальне на тему «дурных болезней», при этом не краснея и не сбиваясь, — дело нелёгкое.

— В Замке я… познакомился с одной леди. Она… она достаточно близка к царственной семье, знала кое-что недоступное простым смертным и посмела усомниться. Обладая, как и всякая дочь благородного рода, врождённой чувствительностью к магии, она начала что-то вроде своего собственного расследования. Я помогал, а потом, — он запнулся, — потом нам начали мешать. Мастер ди Эверо (мы думали, он просто недоволен попыткой подорвать свой авторитет), гвардия Его Величества, старший придворный маг, некоторые из знатных лордов. Сначала это было вполне объяснимо. Потом Её Высо… мою знакомую отослали под выдуманным предлогом в дальнее загородное поместье, мне запретили покидать Академию. И были… покушения. Почти похожие на случайности. Но мы нашли! В спальне князя, в тайнике, до которого, кажется, никто больше не смог добраться, было письмо, свидетельствующее о его связи с Чёрными! Они вышли на него, когда он служил губернатором в Халиссе, и держали на длинном поводке, пока им не понадобилась его жизнь для какого-то из их мерзких ритуалов!

Я понимающе кивнула.

— Вчера я ускользнул от наблюдающих заклинаний ди Эверо, тайно пробрался в Замок и выкрал письмо. — Он сказал это так просто, так небрежно.

— Вот так прямо взял и взломал самое охраняемое в этих краях место?

Мальчик выпрямился.

— Я — Тай ди Лероэ. Маг Земли в четырнадцатом поколении! Если я молод, это ещё не означает, что ни на что не гожусь! — И были в нём и сила, и гордость, и талант. И страстное, яростное желание справедливости. Ах, что может получиться из этого малыша через несколько лет!

— Да, лорд ди Лероэ. Прошу меня простить за поспешное суждение. Продолжайте, пожалуйста.

— Я взял письмо и выбрался за пределы дворца. И тут появились охранники. И вы, миледи.

— Вы знаете, кто именно вас преследовал? Почему они сцепились между собой?

— Одни — люди капитана гвардии Дарна. Халиссийцы. Думаю, они тоже в этом как-то замешаны.

— И?

— Кажется, личная охрана герцога ди Дароо.

— О-о! Того, которого убили?

— Да. А потом меня сграбастал один из мастеров, повязанных с ди Эверо. Его сегодня тоже арестовали как связанного с Чёрными. А потом вмешались вы.

— Хм… — Надо признать, Тай состряпал просто шедевр недосказанности. Однако это давало кое-какую пищу для размышлений. Я наклонилась вперёд, уперев локти в подушки и опустив голову на сцеплённые ладони.

— И что же это за дело такое, которое в качестве ритуальной жертвы потребовало ни много ни мало крови Нарунга?

Вопрос был в основном риторический, но тем не менее на него ответили.

— Тебе длинный список или очень длинный?

Я резко повернулась, Тай слетел с места, отшвырнув несчастный табурет через всю комнату. Защитные заклинания наготове. В руке длинный и тонкий стилет. Какой мужчина из него выйдет когда-нибудь!

Аррек лениво, как-то по-тигриному мягко приблизился и уселся на кровать, обдав меня запахами моря и лимона. Посмотрел на пятящегося Тая.

— Ауте тебя разрази, человек, разве я не приказала слушать и не вмешиваться? — Я в великом раздражении уставилась на его невозмутимую, всё ещё искажённую маскировкой физиономию.

— А я не являюсь вашим подданным, любимая.

— Аррек!

— Здесь — ди Крий.

— Какая разница?

Дарай-князь закончил эту дискуссию так же, как он обычно заканчивал разговор, когда считал, что я начинаю городить чушь. Он меня просто проигнорировал.

— Ди Лероэ, что вы там говорили о халиссийцах?

Мальчишка стоял, неуверенно переводя взгляд с меня на Аррека. Затем в силу каких-то таинственных, не доступных для восприятия эль-ин причин решил, что говорить лучше с мужчиной.

— Они здорово во всё это замешаны. Халисса всегда была мятежной провинцией, эти варвары просто не желают признавать законов Ограничения Магии и власти Лаэссе!

— Не могу сказать, что особенно их осуждаю. На редкость тупые законы. Будто, запрещая чёрные искусства, можно добиться их исчезновения. Но резать Нарунгов — это, конечно, не дело. Даже таких образчиков, как покойный ди Дароо.

А кто такие Нарунги?

Местный правящий род, за исключением самого короля, который во всё это влип из-за женитьбы. Род, имеющий не совсем человеческие корни. Кстати, мальчик тактично умолчал тот факт, что, чтобы почувствовать такую волшбу, его таинственная подружка тоже должна быть Нарунгом. Принцесса… Интересно…

— Лорд ди Лароэ, вы не дадите мне взглянуть на таинственное письмо?

Тай, судя по всему, решил, что идти на попятный уже поздно, и вытащил из-за пазухи небольшой хрустящий конверт. Аррек внимательно прочитал. Провёл рукой по бумаге, используя дар Видящего Истину. Опять перечитал.

— Ну разумеется. Халисса. Можно было сразу догадаться.

— Это нам что-нибудь даёт?

— Отвратительный климат.

— То есть?

— Увидишь, когда приедем. Выступаем с утра пораньше. Отдыхай.

Я в лёгкой успокаивающей медитации прикрыла глаза. Не скажу, не скажу… Нет, скажу, но не при свидетелях. Но, честное слово, нам с единственным моим и неподражаемым придётся очень скоро обсудить вопросы власти и подчинения.

Аррек лёгким аристократическим поклоном приказал Таюследовать за собой. Я ещё некоторое время слышала их разговор.

— Вы не пробовали обращаться прямо к Его Величеству, лорд ди Лароэ? Он не производит впечатление человека, который стал бы мириться с подобным безобразием в своём городе.

— Я, по-вашему, похож на самоубийцу? Единственная причина, по которой мы до сих пор живы, — мы не пытались приблизиться к трону. Да ещё тот факт, что внезапную гибель двух особ столь высокого происхождения непременно начнут расследовать…

Шаги на лестнице смолкли, дверь бесшумно закрылась. Я откинулась на подушки, на мгновение позволив себе расслабиться. Только на мгновение.

Возможности и варианты роились в голове хором рассерженных мух. Политика, политика… До чего бестолково. Грубо. Неуклюже. Смертные совершенно не умеют плести по-настоящему тонкие и изящные интриги. Чтобы наслаждаться самим процессом, полируя его, превращая в изощрённое искусство, надо иметь как минимум несколько столетий и полное отсутствие увлекающих занятий в перспективе. С другой стороны, если уж эль-ин берётся за дело ради конкретного результата, то и жестокость, и беспринципность у нас отнюдь не уступают людской. Так что, куда ни кинь…

Запах лимона прервал поток размышлений, заставив резко вскинуться. Аррек стоял, красиво прислонившись к столбику кровати и холодно, изучающе меня разглядывал.

Жестом отослала северд-ин.

— Что ты творишь?

Это мы произнесли хором. Ах, семейное единодушие, как мило!

Он чуть склонил голову, позволяя мне начать первой. Хочет оставить за собой последнее слово, змей!

— В Ауте твою душу, мужчина, на каком ты Небе? Разве я вмешивалась, когда ты добывал информацию? По какому праву ты влез в это дело?

— Мы не на Небе, если ты ещё не заметила. Мы в Диких Мирах. Я молчал и подчинялся, когда мы были на Эль-онн. Здесь ситуация другая. Ты о ней ни черта не знаешь. И если уж решила взять меня проводником, изволь делать, что сказано, и не устраивать концертов.

Да как он…

— Концертов? Да я в жизни не была такой паинькой!

Он потёр рукой подбородок, скрывая улыбку.

— Знаю. И ценю. Но, Антея, ты действительно не разбираешься в обстановке. Совсем. Учитывай это.

Ауте. Ауте. Ауте, дай мне терпения! Пауза. Сен-образ усталого отчаяния.

— Ненавижу, когда ты прав.

— О, моя леди, неужели вы меня всегда ненавидите?

— Позёр.

— Он самый. — Через минуту: — Как ты его сюда вытащила?

— Соблазнила. — И подначивающая усмешка.

Он драматическим жестом схватился за меч.

— Н-найду. И у-убью. На дуэли.

— Шут!

— К вашим услугам. Так как ты на него вышла?

Я уклончиво отвела взгляд. Деревянная балка у потолка была вся в золотистых прожилках, сплетающихся в свете магических огней. Красиво.

— Понятия не имею.

Он застыл, завернувшись в Вероятности и неподвижность.

— Совсем?

— Я решила довериться интуиции.

— Эль?

Ох, как мне не хотелось отвечать на этот вопрос! Прожилки разлетались и вновь сходились замысловатыми узорами.

— Н-не знаю. Я не ощущала Её присутствия, но это не означает, что Её там не было. Я вообще не чувствую её последнее время. Кажется, это была просто интуиция. Танец с городом и попытка найти точку фокуса. К мальчику меня привели сны Лаэссе. В некотором роде.

Он осторожно опустился рядом, и матрацы подо мной чуть сместились. Попытался было прикоснуться к волосам, но в последний миг отвёл руку. Я смотрела на потолочные балки. Красиво.

— Раньше не случалось такого, чтобы совсем ты не могла определить, почему или как ты что-то сделала.

— Нет.

Мне не хотелось об этом говорить. Я никогда не делала того, чего не хотела, без серьёзных причин. Сейчас таких причин не наблюдалось. Вопрос: почему я об этом говорила? Сложный вопрос. Любого другого, кроме Аррека, я бы давно уже послала по далё-ёкому адресу.

Свет медленно и успокаивающе гас. Аррек легчайшим прикосновением провёл по моему лицу, заставляя закрыть глаза.

— Тебе надо поспа…

— Нет!

Он мягко, очень мягко обнял моё напрягшееся тело.

— Антея. Завтра у нас будет тяжёлый день. И следующие не лучше. Ты должна быть в форме.

Ненавижу, когда со мной говорят так мягко. Ненавижу, когда со мной говорят так любяще. В голосе Аррека не должно быть страха.

Плавая уже по ту сторону сна, я смутно ощутила, как он поднялся, чтобы вернуться мгновение спустя. А затем прикосновение чего-то металлического, похожего на чешую.

Этой ночью мой муж лёг в постель в кольчуге.

* * *

Я играла в шахматы с Императором Вселенной. Почему именно с Императором, какой Вселенной и откуда я это знала, было не ясно. Но факт есть факт. Я играла в шахматы с Императором Вселенной.

Шахматы были многомерными. И фигуры в них были очень забавными: не просто движущиеся люди в доспехах, колотящие друг друга мечами или, как в некоторых вариантах, популярных в Ойкумене, пуляющие из лазеров. Фигуры были людьми, нелюдями, кораблями, вместе с экипажами, государствами, коалициями… и то и дело норовили начать своевольничать и действовать не по плану.

В общем, игра была занимательная. А ещё более занимательным был диалог с Императором. Даже ради сохранения жизни я не смогла бы вспомнить, о чём мы говорили, но беседа была интересной.

— Шах. — Я передвинула одну из фигур, когти тускло блеснули в призрачном свете.

— Гм… Этот ход не то чтобы нечестный, но совершенно точно этически спорен.

— В войне и в любви…

— Ну что ж. — Он сделал свой ход…

— Это не по правилам!

— О нет, моя дорогая. Ещё как по правилам. Просто правила изменились.

Да, я видела. Правила сместились, как блики в трёхмерном калейдоскопе, полностью изменив всю картину, спутав всю позицию, однако составляя всё ту же стройную, эстетически совершенную мистерию Великой Игры. Только по другим Правилам.

— Ну что ж, — эхом повторила я, — это игра для двоих.

И сделала следующий ход. Вновь сместился великий калейдоскоп.

И полетело. Ходы делались один за другим, чёткие, точные, слишком быстрые, чтобы можно было уследить. Я наслаждалась. Я жила. Я видела, как меняется Вселенная, меняются Законы, меняются Правила, видела сплетения измерений и возможностей, стоявшие за каждым перемещением фигур. Мышление, казалось, взорвалось: так необыкновенно ясно и просто давалось осознание всей грандиозности, всей сложности происходящего. Так просто. Так очевидно.

Так прекрасно.

Даже слишком.

К сожалению, я так и не узнала, кто выиграл. Я проснулась.

Аррек швырнул меня на пол, скатившись следом и стараясь прикрыть от разлетающихся по комнате осколков магии. Кровать вспыхнула где-то за границей реальности — сильнейшее парализующее заклятие.

— Именем Его Королевского Величества, вы арестованы!

О-ох. Хорошенький способ пробуждения.

Дарай-князь вздёрнул меня на ноги, резким толчком направив к двери. Несчастная деревяшка разлетелась мелкими щепками, а за ними мелькали отблески факелов, слышались испуганные, рассерженные и грубые голоса. Сен-образом пополам с ругательством приказала северд-ин не вмешиваться и вообще не выдавать своего присутствия. Те, к величайшему моему удивлению, послушались.

Что происходит! Кажется, этот сен-образ для меня в последнее время стал традиционным.

— То, чего я боялся. Кто-то засёк, что Тай приходил к нам, связал это с его вчерашней экскурсией в Замок и разоблачением ди Эверо. И доложил обо всём Его Величеству. А тот, со свойственной ему прямотой, решил сначала поймать всех замешанных в это дело, а потом уже разбираться, кто прав, а кто виноват.

— У нас нет времени удовлетворять его любопытство!

— Согласен.

Мы выбрались наконец в коридор. По стенкам были развешаны оглушённые гвардейцы, а неподалёку стоял недовольно хмурящийся Сергей и меланхолично вкладывал меч в ножны. Секунду спустя к нему присоединилась Нефрит, натягивающая плащ на шёлковую, мало что скрывающую сорочку.

Л’Рис и Дельвар ждали у начала лестницы. Все ступени были запружены закованными в облегчённые доспехи гвардейцами, внизу эти вооружённые до зубов шкафоподобные мальчики лихо заламывали руки хозяину гостиницы и прислуге, там же ошивалось полдесятка магов в хламидах насыщенных тонов. Большая, выполненная в виде гигантского колеса люстра качалась туда-сюда, заставляя ровный свет магических шаров вздрагивать и прыгать, придавая всей сцене оттенок нереальности.

Я мигнула, пытаясь переварить происходящее. Голова всё ещё гудела от ощущения ясности и понимания, оставшегося после удивительного сна, хотя ни Большую Игру, ни сделанные в ней ходы, ни даже лица противника вспомнить уже было невозможно. Сколько же мы спали? Часа два, не больше.

Дарай-князь окинул всё это хозяйство соколиным взором. Сен-образ на этот раз был понятен для всех, а не только для меня.

Магов я беру на себя — не нужно демонстрировать, что тут кто-то ещё обладает всякими там занимательными способностями. Сергей, не высовывайся. Л’Рис, Дельвар, вы косите под простых рубак. Но чертовски хороших.

Ответил за всех Дельвар.

Да, консорт. Читай: сделаем, как говоришь, человек, но не слишком-то зарывайся.

Аррек (ди Крий!) вышел вперёд, окунувшись в свет и сияя спокойной уверенностью даже без перламутровой кожи. Дарай-князь и пальцем не шевельнул, но разговоры и даже шорохи стихли, всё внимание обратилось на этого высокомерного смертного бога.

— Господа. — Пауза. Др-раматическая. — Чем обязаны чести видеть вас?

Шут. Выпендрёжник. Высокомерный хладнокровный ублюдок. Волшебники скривились, точно съели что-то необыкновенно кислое, — здешним магам, кажется, по определению не полагалось быть молодыми, высокими, накачанными, расхаживать в кольчугах и быть обвешанными оружием с ног до головы. Я решила добить бедняг, подойдя к этому красавцу сзади и обвив его плечи руками — тонкая, в белом и синеве фигура, в полураспахнутой блузке, с растрёпанными, свободно падающими золотыми волосами. Бледное, истончённое лицо, которое, несмотря на все усилия, так и не стало человеческим.

Тактильный контакт сделал своё дело. Сила Источника хлынула в князя через мои руки опьяняющим эйфорией потоком.

Капитан (кажется, это был именно капитан или как там ещё у них называется командная должность) выступил вперёд.

— Лорд ди Крий… э-ээ… леди ди Крий. Его Величество, король Лаэссе и всех прилежащих провинций, просит вас проследовать для… э-э… аудиенции. — Подумал: — Пожалуйста.

Поразительно, как Аррек одним своим видом умудряется выбивать людей из колеи, впихивая их в нужные ему паттерны поведения. Вот и сейчас: когда это ночной арест успел превратиться в «приглашение для аудиенции»?

— Мы глубоко польщены. Однако срочные дела не позволяют нам задерживаться, чтобы насладиться гостеприимством Лаэссе. Поэтому позвольте попросить вас передать Его Величеству вот это. — В руках капитана вдруг материализовался увесистый бумажный пакет. — Его Величеству, возможно, будет небезынтересно.

Гвардеец машинально взял письмо, хотя чувствовалось, что ему хотелось отбросить его, как ядовитую змею.

— К сожалению, я вынужден настаивать…

— Мне очень жаль, капитан. — И мой дарай замолчал, предоставляя право первого удара противнику.

Вояка сделал едва заметный жест — маги ударили слаженно, подготовленно, с поддержкой талисманов. Очень грамотно ударили.

Арреку даже не пришлось прибегать к манипулированию Вероятностями, чтобы смести их со своего пути. Совершенно неизвестный здесь эльфийский вариант заклинания Зеркал плюс энергия Источника и все те вяжущие по рукам и ногам гадости, которые предназначались для нас, обрушились на их же незадачливых изготовителей. Ну и парочка подарков от самого дарай-князя — просто на всякий случай.

А риани уже спрыгнули с высоких перил галереи прямо в тыл противнику. Огненно-рыжий, гибкий и быстрый, как змея, Л’Рис вошёл в ряды отборной гвардии как стилет в масло, стремительно вращая длинным и тонким, как он сам, фехтовальным клинком. Дельвар… Ну, Дельвар — это Дельвар, тут и говорить не о чём. Его оружие, типичное для Мастера чародейства, принимало форму, угодную в данный момент хозяину, и сейчас стало огромным, жуткого вида топором, от которого противники шарахались почти так же машинально, как и от кошмарного вида самого воина. И вращал этой тяжеленной штуковиной Дельвар с ловкостью, которой я, например, не смогла бы достигнуть даже с лёгкой шпагой. Что тут говорить о гвардейцах.

Дарай-князь одним мощным телекинетическим ударом смёл атакующих с лестницы, таща меня на буксире, выхватил меч, и не без удовольствия присоединился к общей рубке. Рядом двигался Сергей, также одной рукой придерживая Нефрит, а другой меланхолично отбиваясь от сыплющихся с разных сторон ударов. Этой парочкой мы с арр-леди были защищены лучше, чем каменной стеной, но если я диковато оглядывалась, пытаясь разобраться в происходящем, то Нефрит шла с оскорблённым достоинством королевы, вынужденной ступить аристократической ножкой на скотный двор. Разве что носик не морщила, но для этого арр-леди была слишком хорошо воспитана. Вообще выглядела миниатюрная женщина потрясающе — выглядывающий из-под плаща белый шёлк, неприбранные волосы, спускающиеся почти до колен роскошным водопадом, узкое лицо со слишком огромными для него глазами. Было в ней что-то птичье, уязвимое и в то же время хищное. Почему-то казалось, что это хрупкое существо, захоти оно того, могло бы одним жестом прервать всю потасовку, не оставив от нападающих даже пепла.

В конечном счёте вытащил нас из этой развлекухи Дельвар. Он как-то естественно оказался впереди, расчищая дорогу не столько огромным топором, сколько психолотическои атакой, заставляющей даже самых стойких если не отшатываться, то опускать оружие. Хотя отрубанием голов риани тоже отнюдь не брезговал. Аррек с Сергеем прикрывали фланги, оберегая нас с Нефрит, а Л’Рис замыкал шествие. В ускоренном темпе огромный молчаливый риани вывел всех к конюшням.

Лошади, разумеется, были не осёдланы.

Короткий шелест — три стрелы Дельвар отбил (топором!), четвёртая бессильно завязла в Вероятностных щитах Аррека.

Присмотри за ней. Дельвар пихнул меня поближе к мужу, а сам с ловкостью разъярённой кошки сиганул на противоположную крышу, откуда вскоре послышались свист стали и вопли ужаса. Были лучники — нету лучников.

Ворота конюшни распахнулись, в проёме нарисовались три фигуры. Кажется, именно так должны выглядеть местные рыцари: верхом на жутковатого вида массивных тварях, все в железе, отчётливо попахивающие магией — сырой, нетренированной, но вполне достаточной, чтобы устроить неприятности.

Л’Рис сорвался с места. Мне бы ни за что не удалось это увидеть, не будь я связана с ним, как с моим риани. На этот раз рыжий не просто изменил темп восприятия. Он полностью переключился на иную скорость бытия, изменился, исчез из этого мира. Все окружающие превратились для него в каменные статуи, предметы утратили чёткие очертания, остались лишь движение и цель. Спокойно, неторопливо эль-воин взвился в хорошо рассчитанном прыжке и толкнул рукой вырвавшегося вперёд человека, одновременно классическим, как на тренировке, ударом ноги задев второго и в этом же движении на возврате чуть коснувшись по касательной третьего. И выбросил свой организм обратно в нормальное время.

Лидера атакующих невероятной инерцией удара выбросило из седла, на нагрудной пластине остался глубокий и очень чёткий, вплавленный внутрь отпечаток ладони. Двое оставшихся разлетелись в разные стороны, врезавшись спинами в стены конюшни, которые не выдержали такого варварского обращения. Мы едва успели вывести уже почти осёдланных лошадей из рушащейся конюшни.

— Впечатляюще. — Это Аррек, что-то там затягивающий под брюхом создания.

— Ты видел?

— Угу.

— А ты так можешь?

— Не совсем так. Л’Рис сам ускорился до нужного ему предела. Я в таких ситуациях предпочитаю останавливать время в окружающем мире.

Он наконец закончил возиться с неблагодарной скотиной, забросил меня в седло и сам вспрыгнул на одно из лохматых чудищ.

— Вперёд!

Мы полетели по ночным улицам. Купцы, караваны и поздние прохожие разлетались в стороны, не то сметённые магией, не то просто слишком благоразумные, чтобы преграждать путь таким очевидным психам. Патрули, пытавшиеся было тормознуть нас, были живописно размазаны по стенам (даже мне довелось заехать ногой в физиономию какому-то особо ретивому служаке). Нефрит сидела на своём транспорте боком, в тонкой рубашечке, с развевающимся за спиной шлейфом волос, красивая, женственная и отстранённая. Аррек происходящим откровенно наслаждался.

Я тоже.

Озёра света от фонарей сменялись тьмой так часто, что в глазах начало рябить, окованные сталью когтистые копыта боевых коней высекали искры из камней мостовых. К воротам мы вылетели неожиданно, из какого-то бокового проулка и, не сбавляя скорости, понеслись прямо к закрытым створкам.

Аррек вскинул руку, и решётка разлетелась мелкими щепками, подъёмный мост с грохотом упал по ту сторону рва. Отдалённый рокот подсказал, что то же самое произошло и с двумя другими кольцами стен. Я поняла, что в жилах дарай-князя всё ещё играет опьяняющая сила Источника, заставляющая забывать об осторожности и упиваться собственным безграничным могуществом. Стража попыталась преградить дорогу, но была со смехом телепортирована на крышу ближайшей башни, стрелы и нападающие заклинания бессильно разбивались о защитный полукупол. Мы вылетели в ночь, улюлюкая и подставляя разгорячённые лица прохладному ветерку. Даже Нефрит не смогла скрыть элегантной и сдержанной улыбки.

Дорога сама стелилась под ноги скакунам.

Это пришло неожиданно — мой конь споткнулся, я закачалась от накатившей вдруг волны боли и сожаления. Рука сама скользнула в складки сбившейся к коленам юбки и вытащила зачарованную синюю розу. Пальцы окрасились кровью. Отказываясь верить, с отчаянной надеждой посмотрела на Аррека — и в усталых, бесконечно старых глазах Видящего Истину прочла приговор.

— Тая убили. — Он перехватил поводья, потянул моего коня и погнал дальше, всё убыстряя и убыстряя темп. А я совершенно утратила ориентацию, обмякнув в седле и прокручивая события последних часов, утопая в водовороте вины и ошибок. К горлу подступила тошнота, во рту появился какой-то кисловато-гнилостный привкус.

Если бы я не начала действовать на свой манер, если бы я назначила мальчику встречу где-нибудь ещё, если бы я отправила с ним хоть одного телохранителя… Если бы, если бы, если бы…

Антея, не надо. Успокаивающий, мягкий сен-образ.

Я посмотрела на спину Аррека. На плечи, затянутые тускло поблёскивающей кольчугой, оружие, прицепленное где только можно.

— Ты знал!

— Предполагал… Но мне тоже в голову не пришло защитить как-нибудь мальчишку. А должно было. В такой ситуации я и сам начал бы обрубать концы.

— Обрубать… Аррек! Девочка! Принцесса!

— Уже думал. За ней присмотрят.

— А тот капитан, ну, которому ты дал письмо?

— Это старый лис. Сам о себе позаботится. А письмо на всякий случай я продублировал, второй вариант Его Величество с утра пораньше найдёт у себя на столике, вместе с кофе. Пусть наводит порядок в своих владениях! — Раздражение, окрасившее эти его последние слова, было единственным свидетельством того, что его задела нелепая смерть юного мага.

Юного. Ауте, такого юного. Гордого, сильного, влюблённого в свою принцессу. Которому так и не суждено будет стать великим магом и сногсшибательным мужчиной. Ведь знала, знала, что не должна вмешиваться. Что ничего не понимаю в происходящем, что…

— Достаточно! Парень понимал, во что впутывается. — Аррек дёрнул повод, заставив меня судорожно вцепиться в седло. — Если тебе так хочется заняться самобичеванием, подумай о тех, кого мы убили, пробиваясь из гостиницы. Вот кто действительно был во всей этой истории ни при чём.

Ветер бил в лицо, и, если и были слёзы, они высохли прежде, чем оставили влажные бороздки на щеках.

Огни Лаэссе, города-сказки, города волшебных снов и феерических видений, медленно таяли в темноте.

Глава 6

Когда Аррек говорил про «отвратительный климат», он отнюдь не шутил. Я сидела в седле, укрытая, точно палаткой, огромным плащом, и чувствовала себя совершенно несчастной.

Снег. Ветер. Почти стопроцентная влажность. Постоянная болтовня Л’Риса. Нечистая совесть. Именно тот набор, который нужен в путешествии. Да, ещё лошадь, которая за какие-то пару часов умудрилась обзавестись густым, спутанным мехом. И прилагающимися к нему многочисленными блохами.

Едва отъехав от города, мы спешились на пару минут, чтобы привести себя в порядок. Я наконец сбросила дурацкую юбку и помогла Нефрит заплести и уложить вокруг головы толстые косы. Багаж мы, хвала Ауте, не распаковывали, дарай таскал его с собой повсеместно на случай таких вот неприятностей.

Перед тем как вновь вскочить в сёдла, Аррек тихо отвёл меня в сторону и сказал, что хочет, чтобы я тоже надела кольчугу. Я попыталась было окрыситься, но он вытащил откуда-то легчайшую серебряную вязь, от которой дохнуло такой странноватой силой, что осталось только прикусить язык и надеть под куртку новую деталь туалета. Кольчуга оказалась тонкой, почти невесомой, с высоким воротом и длинными рукавами, она напоминала о себе сквозь ткань рубашки едва заметным магическим покалыванием. Остаётся надеяться, что эта вещичка не боится воды. Было бы жалко потерять такую красоту из-за банальной ржавчины.

Конечно, Аррек не стал бы тратить несколько недель на путешествие в мятежную провинцию. Но и запросто телепортироваться в Халиссу ему тоже не хотелось — то ли чтобы не привлекать внимания местных магов, то ли ещё по каким причинам. На этот раз дарай из своего богатого арсенала выбрал способ передвижения, который теоретически невозможно было проследить, но который от этого отнюдь не становился более комфортным.

Мы лёгкой рысью ехали по дороге, и пейзаж менялся с каждым поворотом. Слишком быстро, чтобы это могло быть естественным. Холмы за какие-то тридцать минут уступили место высоченным промозглым и хмурым горным хребтам, с шаткими верёвочными мостами, перекинутыми через бурные реки, а затем и более экзотичным пейзажам, но, как я ни старалась, не могла ощутить перемещения. Мы просто ехали. А Аррек сосредоточенно хмурился, уставившись на следующий поворот, точно конструируя в уме то, что должно за ним появиться. И оно появлялось. Менялись одновременно и наша одежда, и поклажа, и даже порода лошадей. Менялось, без всякой логики, время суток. А я не понимала как.

Нефрит притихла и поглядывала на дарай-князя удивлённо, с задумчивым уважением, которое напрочь отсутствовало в её отношении к нему раньше.

Горы стали чуть менее дикими и чуть менее страшными, но это отнюдь не прибавило им гостеприимства. Однако здесь жили люди. На вершине нависавшей над нашими головами скалы громоздился несуразный неприветливый замок, при виде которого Сергей как-то болезненно скривился. Аррек сочувственно хмыкнул и повернулся ко мне.

— Халисса. Горное царство. С некоторых пор — провинция Лаэссе. В своём роде.

— Это как?

— Да никак. В Лаэссе считают здешние места вассалитетом и даже умудряются собирать какие-то виртуальные налоги. А горцы за предположение, что они кому-то там подчиняются, вполне могут перерезать вам глотку. Кажется, такое положение всех устраивает.

Я чуть попридержала упрямую скотину, недовольно порыкивающую под седлом, и прищурилась, пытаясь разглядеть облепивший склоны всё той же горы городишко. Чрезвычайно грязного и разваливающегося вида.

— Интересные здесь обитают аборигены. Глотки режут, похоже, без особых угрызений совести.

Аррек уставился в пространство.

— О да. Интересные. Не обманывайтесь их внешним видом и непревзойдённой «тонкостью» манер, моя леди. У халиссийцев очень развитая культура, и достаточно своеобразная. Здесь среди детей распространены сложные стратегические игры, рядом с которыми равнинные шахматы покажутся младенческими считалочками. Даже среди пастухов в этих краях повальная грамотность. У меня был друг из клана Медведей, здоровый, как его тотем, повсюду таскавшийся с двуручным мечом и ругавшийся, как десяток лаэсских гвардейцев, вместе взятых. Но он был лучшим поэтом, с каким мне когда-либо приходилось сталкиваться.

Друг? У Аррека? Звучало почти как оксюморон. У Аррека не водилось постоянных друзей, у него были постоянные интересы. Хотя сегодня он казался удивительно… человечным.

А как насчёт магии?

Дельвар. Практичен, как всегда.

— Халиссийцы не очень верят в Ограничение Магии. Здесь бытует представление, что раз уж какие-то чары будут созданы, то Творец, по определению, не может не одобрять их существования, применение же всякой мерзости — дело совести каждого отдельно взятого индивида. Благодаря этой практичной философии они никогда не сжигали ни книг, ни колдунов и умудрились сохранить многое из знаний, Великой Академии недоступных. А местные династии магов (вот уж кто отнюдь не брезгует возможностью оставить потомство) были всегда невероятно сильны в области контроля над Воздухом.

— Сильнее, чем эль-ин?

— Не надо такой иронии, Л’Рис. Это их горы.

Я задумчиво наматывала на палец посеребрённую инеем прядь.

— В общем, ссориться с аборигенами не рекомендуется.

— Ссориться никогда не рекомендуется. Но я бы не стал рассчитывать, что местным можно будет с такой же лёгкостью пустить пыль в глаза, как это удалось в Лаэссе. Да не больно и хочется, если честно.

Он отвернулся. Забавно. Эль-ин устраивают представления на публику просто потому, что ценят красоту хорошо продуманного действия. Аррек — только тогда, когда это помогает ему достичь поставленной цели.

Мы тронули лошадей, начиная длинный и утомительный подъём. Снег, точно ожидавший этого момента, вновь повалил, будто кто-то опрокинул корзину с белым пухом. Я съёжилась под плащом, стараясь стать как можно меньше. Ауте, ну почему нельзя было просто долететь до места?

Л’Рис, убедившись, что вводный брифинг закончен, вновь открыл рот.

— Значит, местные интересуются поэзией? Ур-ра! В кои-то веки найдутся настоящие знатоки, которые смогут оценить все грани моего непревзойдённого таланта! Нет, вы только подумайте, некому, ну совершенно некому прочитать свои творения! Всё в трудах да в трудах! Иди туда, принеси то… И ни одной свободной минуты! Но тут, кажется, будет благодарная публика…

— Л’Рис.

— Да?

— Халиссийцы рыжих считают приносящими несчастья. И хотя обычай давить их ещё в колыбели благополучно отмер пару столетий назад, ты рискуешь нечаянно воскресить его.

— О! — Ступающий Мягко тряхнул огненно-рыжей шевелюрой. — Ну, с другой стороны, вряд ли существа, обитающие в столь жалких постройках, могут быть настоящими ценителями искусства. Вы только посмотрите на это издевательство над архитектурой! Да этот каменный гроб старше меня! И, похоже, каждое последующее поколение добавляло к нему пристройку на свой вкус… почему-то позабыв отремонтировать все предыдущие. Кошмар! Разве стоят люди, опустившиеся на такой уровень, чтобы перед ними выступал уникальный, единственный, великолепный, талантливый?..

— Л’Рис…

— Да?

— Заткнись.

— Вот так всегда! Никто меня не ценит по достоинству!

Блохи. Я сконцентрируюсь на блохах. Если попробовать выследить их по одной и спалить миниатюрными файрболами, это будет неплохим упражнением на концентрацию. Если повезёт, можно будет даже отвлечься от навязчивого желания запустить таким же заклинанием, только побольше, в собственного риани!

* * *

Контраст между халиссийским трактиром и лаэсской гостиницей был не просто разительным. Он сшибал с ног.

Замызганное, даже под снегом грязное каменное здание, построенное как раз в том стиле, что так метко отрекомендовал Л’Рис, не вызывало ничего, кроме уныния. Расположено сие чудо было на окраине города, благо строительством крепостных стен тут никто не озаботился: зачем? И так, пока враг долезет на такую верхотуру, его можно будет тысячу раз забросать камнями.

Подъехали новые посетители к сему очагу культуры и тепла к вечеру, когда прозрачные сумерки резко и как-то без предупреждения сменились абсолютной чернотой. (Куда делся день, я так и не поняла. Похоже, из рассвета нас перетащили прямо в следующую ночь.) Аррек вёл моего скакуна, посверкивающего свежеопаленными проплешинами на шкуре, на поводу: после третьего файрбола, взорвавшегося почему-то гораздо мощнее, чем полагалось, проклятая скотина взбесилась и слушаться меня отказалась наотрез. Что тут можно сказать? Только то, что чувства, испытываемые мной к собственному транспорту, оказались взаимными!

Чудная процессия остановилась не перед входом, через который то и дело шатались туда-сюда местные, а перед конюшенными воротами. Сергей чуть откинулся в седле и громогласно врезал по ним пару раз ногой.

Гигантские створки содрогнулись.

Через минуту, когда арр-лорд уже вытаскивал из седла ногу, дабы повторить процедуру, ворота вдруг распахнулись. Воинственно уперев руки в бока, перед нами стояла зеленомордая личность, относившаяся к какому угодно биологическому виду, только не к homo sapiens. Было это создание метров трёх с половиной ростом, массивно, ушасто и явно очень недовольно.

— Кого ещё Дикий Волк принёс на ночь глядя?

Я ошарашенно мигнула. Это ещё говорит? То есть я, конечно, знаю, что разум принимает иногда самые диковинные очертания, но по виду этого обряженного в кожу и мех громилы никак нельзя было сказать, что его артикуляционный аппарат приспособлен к человеческой речи.

— Гостей. — Аррек, мой безукоризненно вежливый, лощёный Аррек смачно сплюнул прямо с седла. — А если ты, гоблинская рожа, всех гостей встречаешь таким манером, то в ближайшем будущем рискуешь оказаться настолько разорённым, что даже шкура твоя окажется прибитой к чьему-то полу в качестве ночного коврика.

Л’Рис в восхищении распахнул голубые глазищи, впитывая каждое слово.

Конюший смерил нахала в кольчуге прищуренным взглядом. Особенно подробно рассмотрел висящий за спиной меч. Покосился на всем своим видом демонстрирующего, как ему скучно, Дельвара.

— А ты кто будешь, чтоб предсказывать? Никак пророк?

Оно ещё и с чувством юмора!

— Я пророк, — мягко-мягко, увещевающе ответил Видящий Истину. — Я настолько великий прорицатель, что прямо сейчас тебе предрекаю: если не двинешь в сторону и не примешь лошадей, будешь долго собирать зубы по полу.

— Ничо. Новые вырастут. Чай, не задохлик вроде вас, хумансиков, — хладнокровно парировал конюший.

— Слышь, мужик, кончай рэкет, — вдруг посерьёзнел Аррек. — Не видишь, что ли, с нами дамы? Пусти в тепло, а там уж обсудим вопросы платы.

Так это что, было прояснение размеров оплаты?

Гоблин, кажется, только сейчас заметил меня и Нефрит, спрятанных за широкими спинами мужчин. И мгновенно посторонился, пропуская всю компанию навстречу теплу и свету уютной и удивительно чистой конюшни. Почти эль-инский подход к отношениям полов. Я сбросила капюшон, лёгким, будоражащим изменением готовя тело к новым условиям, и с любопытством огляделась. Конюший уже помогал Нефрит спуститься, галантно подставив свою огромную лапищу вместо лесенки и удерживая повода её зверя.

— Вы, сударыни, уж простите великодушно, не приметил. Чо ж ты, гад, сразу не сказал, что дамы мёрзнут? Нет, пророка тут из себя строит…

Мне оставалось только удивлённо поднять брови.

Мягко спрыгнув на посыпанные хвоей доски рядом с Арреком, я не без облегчения передала странному груму свою исстрадавшуюся скотинку. Тот посмотрел на обгорелый мех, покачал головой и увёл животных куда-то вглубь, тихо разговаривая с ними на незнакомом языке.

— Это что?

Аррек улыбнулся:

— Гоблин. Из горных.

— Ещё и равнинные есть? — Но… в Ойкумене вроде не осталось разумных существ, кроме людей! По крайней мере таких, о которых людям было бы известно.

— Все эти народы в большинстве своём берут начало от людей. Генетические эксперименты, магические трансмутации, просто естественный отбор: мало ли что могло случиться. Вообще, в Диких Мирах много есть такого, чего вроде как быть не должно. В той же Лаэссе, хоть она и человеческий город, можно найти и эльфийское посольство, и рабочие мастерские гномов, и несколько городских кварталов. Разве ты не почувствовала?

— Нет… То есть почувствовала, конечно, но они не ощущались как чуждое. Просто люди со странной внешностью и странными снами.

— Да, эль-ин было бы там прижиться куда как труднее…

Л’Рис, мгновенно усвоивший, как тут нужно себя вести, остался громогласно и грубо, получая от этого процесса огромное удовольствие, торговаться с подоспевшим хозяином. А остальных тут же провели вниз в комнаты. Коридор был неподражаем: феноменально грязный, тёмный, обильно устланный валяющимися тут же пьяными в стельку постояльцами, через которых приходилось перебираться, точно через поваленные деревья. Ростом эти ребята, может, и уступали эль-ин, но вот в обхвате их точно хватило бы на нескольких наших.

Лучшие покои здесь были расположены в недрах скалы, врубленные прямо в твёрдую породу, и ценились главным образом, кажется, за стратегическую защищённость. Но сами комнаты меня приятно удивили: скудно обставленные, с меховыми шкурами вместо покрывал, они были сравнительно чистыми и очень тёплыми. Что и требовалось.

Аррек удовлетворённо огляделся:

— Приятно знать, что со времени моего последнего пребывания это место так и осталось лучшим в городе.

Я фыркнула.

— О, Антея, ты, право же, не видела по-настоящему грязных гостиниц.

— Видела. Я пять лет прожила в Ойкумене, из них половину — в студенческом общежитии. Глупости всё это: кровати, простыни, которые приходится стирать. Гораздо проще было бы уцепиться за какую-нибудь ветку и завернуться в крылья.

— Люди — не летучие мыши. Не порть нашу маскировку, она и так уже трещит по швам.

Я обречённо вздохнула:

— Опять прикажешь залезать в юбку?

Он сделал драматическую паузу, любуясь моим вытягивающимся лицом:

— Нет. Халисса — одно из тех редких мест, где отличительным признаком благородной дамы можно считать потрёпанную кольчугу и меч, болтающийся на бёдрах. Аристократок тут с детства учат быть и воительницами, и магичками, простолюдинок — тому, к чему душа лежит. Так что можешь одеваться, как хочешь, и не особо скрывать свои способности. В разумных пределах, разумеется.

Настроение резко подскочило вверх. Мелочь, конечно, но всё-таки…

Аррек выдал ещё парочку советов, сводившихся в основном к простому «не высовывайся», и ушёл, прихватив с собой Сергея с Дельваром. Л’Рис поднялся в общий зал с намерением поохотиться на слухи, а я осталась в обществе невидимых северд-ин. Некоторое время сидела, обхватив колени и заворожённо смотря на переливы пламени в очаге, затем неохотно поднялась. Тихо и незаметно проскользнула по коридорам вверх, туда, откуда доносился смех и звонкий голос рыжего риани выводил строки песни.

Я невольно прислушалась.

Зал содрогнулся от громового хохота. Я тоже смеялась. Затем, чуть придя в себя, попробовала подобраться поближе.

Л’Рис был центром внимания. Сияя невинной синевой глаз на ангельски прекрасном лице, он источал истинно дьявольское очарование, к вящему восторгу всех присутствующих дам. Пальцы пробежались по струнам покоящейся на коленях гитары. Но настроение было уже другое. Безысходное, яростно-тоскливое, вопрошающее.

— …а потом бы остановились на пару дней в Лаэссе… О, Лаэссе! Вы ведь были там, не так ли? Если были, то забыть это место вам уже не удастся.

Он с силой ударил по струнам, и они ответили ему тревожным, бьющим в самую душу, каким-то горько-насмешливым аккордом.

Я вздрогнула, невольно сделала шаг вперёд. Вене, её риани… Единое целое, разделённое на несколько тел. Как много он и Дельвар знают о случившемся в Лаэссе?

Уж побольше меня…

А песня, нет, не песня даже, а просто рождающийся прямо сейчас под его пальцами набор бредовых строчек и образов, совершенно, казалось бы, не связанных с настоящим городом, продолжал выплёскиваться в установившуюся вдруг тишину.

Не знаю, почему я не закричала. Л’Рис вдруг резко, на полуслове оборвал аккорд и, вскинув голову, посмотрел на меня. На короткое мгновение, вспышкой сен-образа, увидела себя его глазами: высокая размытая фигура, наполовину купающаяся в оранжевых отблесках очага, наполовину укрытая тьмой. Гордая, надломленная осанка, застывшие черты, выглянувшее мимолётным безумием многоцветье глаз. Золотые волосы, рассыпанные по плечам.

Остальные тоже стали оборачиваться, чтобы узнать, что же там такое привлекло внимание барда, но, прежде чем меня успел кто-нибудь заметить, проход был пуст. Я очнулась, лишь прижавшись спиной к стене своей комнаты, сотрясаясь неудержимой дрожью.

«…с холодными сердцами…»

Нет!

Тай, мальчик…

Ауте, что же Ты делаешь? Что Я делаю?

* * *

Стоп. Хватит. В данный момент я не делаю ничего полезного, а это значит, что пора заканчивать. Возвращаемся к теме. А тема у нас сегодня Круг Тринадцати и его поиски. Поскольку, ходя по улицам и ища на свою голову неприятности, с очень большой долей вероятности можно на эти самые неприятности напороться, придётся перейти к запасным вариантам. Оставим допрос свидетелей профессионалам, а сами займёмся чем-нибудь более соответствующим нашим способностям.

Встать на ноги, привести в порядок одежду. Ещё минута в вонючем коридоре, и я мягко постучала в дверь Нефрит.

— Заходите, Антея-эль.

— Вы меня ждали?

Миниатюрная женщина отвернулась от стола, у которого стояла, и не без раздражения отбросила за спину толстую косу. На узком лице из-под обычной невозмутимости проступала некая растерянность.

— Я надеялась, что вы зайдёте.

— Вот как?

— Сдаюсь. — Теперь уже отвращение. Да что случилось с мадам «У меня всегда всё под контролем»? — Всё представляющее хоть малейший интерес защищено. Это как туман: силой не пробьёшь. А времени распутывать все хитросплетения нет. Чувствую себя слепой! Отвратительно!

Я не могла не улыбнуться. Похоже, Нефрит Великолепная отнюдь не была в восторге от задания, которое на неё возложил Конклав Эйхаррона. Как там сказал Аррек: «Показная покорность и готовность выполнять чёрную работу». Ну-ну.

Нефрит попробовала было сердито нахмуриться, но, не выдержав, расхохоталась и без сил упала на стул.

— Ну хорошо. Признаю. Эти дикие меня обставили. Надо было более внимательно прислушиваться, когда Сергей говорил, что они не так уж просты. Я действительно привыкла быть «первой лягушкой в своём болоте».

Последние слова походили на цитату.

Странно, я никогда не видела Нефрит такой раскрепощённой, что ли. Кажется, хороший отдых, прогулка на свежем воздухе и, самое главное, значительная отдалённость от Эйхаррона и всего с ним связанного пошли Зеленоокой на пользу. Под обаянием её живой, искрящейся силой и упорством личности я и сама оттаяла. Что-то сжавшееся в груди в тот момент, когда в спину юного Мага Земли вошла отравленная стрела, наконец отпустило.

— А в чём именно проблема? Разве для Видящей Истину все эти защиты не должны быть чем-то совершенно несущественным? — Я уселась прямо на пол, скрестив ноги и склонив голову на плечо.

— Теоретически. — Широкий, туманный жест рукой должен был означать всё, что очень воспитанная женщина думает о теоретиках, но по причине излишней рафинированности не может произнести вслух. — На практике, однако, отнюдь не всегда приходится иметь дело с абсолютными идиотами. Я обычно совершенно точно знаю, что именно я вижу, как бы ни маскировали суть. Но что делать, если не видно ничего?

Кажется, я начинала понимать, в чём дело.

— Гм… Согласно моему опыту, основная проблема у вас, людей, в том, что вы мыслите шаблонно. Составив раз и навсегда представление о каком-то явлении, с огромным трудом выходите за его пределы. Это, наверно, не так уж и плохо. В смысле, я была бы не против, будь мой мир чуть более постоянным и устойчивым, но когда дело доходит до поиска решений… Если вы не можете увидеть что-то, почему не попробовать другие органы чувств?

— Уже.

— Тогда почему не попробовать добраться до изображения каким-то другим путём?

Пауза.

— Например?

— Ну, попытка не пытка. Я без танца вряд ли смогу отыскать что-то важное, но восприятие эль-ин отличается от аналогичного процесса у людей. А чувствительность вене вообще практически безгранична. Если немного поэкспериментировать, наверняка наткнусь на частоту, о которой люди просто не знают. Переведу это в привычные образы. И спроецирую сюда. Этопоможет?

Арр-леди некоторое время рассматривала меня тем же самым странноватым взглядом Видящего Истину, который временами так бесил меня в Арреке.

— Можно попробовать. — Она демонстративно сложила руки на коленях, показывая, что передаёт всю инициативу мне.

Что же, напролом, пожалуй, идти не стоит. Если уж я ничем не могу помочь Таю, то остаётся хотя бы извлечь урок из его гибели. Значит, действуем так, чтобы не заметили. Лучше не напрямую, а используя какого-нибудь посредника, хотя бы для фокусировки. Воздух отметается сразу, хотя он был бы очень удобен: но это действительно их горы, их ветер. Земля у меня всегда вызывала в основном отвращение. Огонь? Заманчиво, но слишком незнакомая стихия. Чужие глаза? Не-е, нарвусь ещё на кого-нибудь слишком… энергичного. Вода? Ну… Ладно. Учитывая здешнюю отвратительную влажность. Океан у них тут под боком, что ли? Муссоны всякие туда-сюда летают. А, какая разница! Теперь посмотрим. Вроде пытался меня папа научить подходящему заклинанию…

Я встала, с удовольствием потянувшись, и легко прошла к столу. Взяла бокал, наполненный водой: доверять местным полуалкогольным напиткам Нефрит, даже будучи неуязвимой для ядов, не желала. Задумчиво поболтала жидкость.

— Пентограммку бы сейчас…

— Глупость какая! Вы же не можете действительно думать, что эти первобытные бредни могут быть более эффективны, чем техники концентрации!

— Ритуалы и есть техники концентрации. В своём роде. Вы должны знать кое-что о подсознании, так что и сами это понимаете. А мне бы совсем не помешало чуть стандартизировать собственное мышление, даже таким экстравагантным способом.

Она хотела было бросить что-то высокомерно-небрежное, но вдруг остановилась, задумалась и решила посмотреть, что будет дальше.

Я подняла бокал, резко выдохнула, шепча что-то и очерчивая в воздухе резкий, предельно чёткий сен-образ. А затем красивым ритуальным движением выплеснула воду.

Жидкость и не думала проливаться на пол. Вращаясь всё быстрее и быстрее с каждой секундой, она растеклась по воздуху тонким, чуть туманным зеркалом и повисла перед нами, точно переливающееся бликами окно в чужую реальность. Красивое и обманчивое, как сама смерть.

— А нельзя было просто спроецировать изображение мне на сетчатку? Или использовать эти ваши сен-образы?

Нельзя. Как же ей объяснить? Как сказать, что вот это дрожащее тончайшее водное зеркало и является сейчас мной, моим отражением, моей бледной тенью? Что лишь призрак воли удерживает моё тело от того, чтобы не разбиться, не рухнуть на пол фонтаном сверкающих брызг? Что каждая молекула, каждая капля воды в Халиссе — это я? И я знаю всё, что знают они?

Видящая Истину бросила на меня взгляд и замолчала. Как люблю с ними работать: объяснять таким никогда ничего не требуется.

В водном зеркале замелькали смутные образы, повинуясь взмаху руки Нефрит, чуть замедлились, стали отчётливей.

(Горы, снег. По почти отвесной скале карабкается человек, срывается, падает.)

(Какой-то грязный подвал. Люди.)

(Тёмная, наглухо запертая комната. На полках стоят прикованные цепью книги. В углу — посох. Тишина.)

(Роскошные, варварски обставленные апартаменты, блеск золота и гладкие переливы дорогого меха. Полуобнажённая женщина спит на застеленной медвежьей шкурой кровати. Мужчина, босой, в небрежно накинутом халате и с арбалетом, привычно прислонённым к ноге, пишет за столом письмо. Наплыв — крупным планом ровные, каллиграфическим почерком выведенные буквы.)

Нефрит положила руку мне на плечо, деликатно контролируя направление поиска. Я сейчас для неё была чем-то вроде камеры, послушно поворачивающейся туда, куда указывает оператор. Никакой собственной воли.

(Просторный каменный зал, гобелены, оружие и доспехи, развешанные на стенах, массивная мебель. Человек, похожий на седого волка, с царским венцом на голове, о чём-то спорит с Арреком. Сергей старательно пытается держаться в тени. Наплыв. Рука царя раздражённо сжимает рукоять меча. С видимым усилием расслабляется.)

(Строгий кабинет. Несколько людей переговариваются, сидя за столом.)

(Карта.)

(Мужское лицо.)

(Огромная пещера. Трещины на полу складываются в полные тайного смысла узоры, каменный алтарь…)

— Да! — Нефрит подалась вперёд. — Отмотай на месяц назад!

(В строго определённых точках узора стоят люди в ритуальных одеждах. Стратегически расположенные факелы, рисунок света и тени. Выводят одетого в белое одурманенного мужчину, укладывают на алтарь. Сложные движения, почти танец, нарастание силы. Кинжал падает, брызги крови. Вспышка. Все уходят, мужчина поднимается, но его уже нет. Теперь ему предстоит путешествие в родной город, чтобы там, когда кукловод оборвёт невидимые верёвочки, предстать перед родственниками в своём истинном, мёртвом обличье. Труп и труп, скончавшийся от скоропостижной, настигшей его уже дома болезни. Был по обычаю предков сожжён, что вызвало подозрение лишь у двух отчаянно храбрых и отчаянно глупых подростков.)

(Горы. Дорога.)

Арр-леди ещё некоторое время шастала по залежам информации, затем с протяжным вздохом откинулась назад.

— Всё. Отпускай.

Я благоразумно сделала пару шагов назад и «отпустила». Ледяная вода обрушилась на пол, обдав Нефрит веером брызг. К чести тех, кто её выдрессировал, арр-леди не позволила себе даже вскрика, не то что нецензурного выражения. Только коротко прикрыла глаза, то ли скрывая их выражение, то ли вознося короткую молитву о терпении. И лёгким пирокинезом осушила и пол, и собственное платье.

Стыдно? Мне? Не в этой жизни.

— Узнали что-нибудь полезное?

— О да. Правда, требуется расследование, но этим уже пусть занимаются остальные. — Я согласно что-то промычала, и она вытянула руку, на которую тут же плавно опустился её личный сен-образ.

Несколько мгновений, и образ наполнился смыслом и знанием — краткими выжимками из того, что мы видели в водяном зеркале, плюс ценные комментарии Видящей Истину. Порыв ветра — маленький посланец ломанулся на поиски так хорошо знакомого ему сознания Сергея.

Я плюхнулась прямо на пол, не то чтобы опустошённая, но заметно ослабевшая. Ауте, только хронической усталости мне ещё не хватало. Для по-олного счастья.

Нефрит, осторожно подвернув юбку, уселась на жутковатого вида кривой табурет. Причём проделала это с грациозностью и изяществом, заставлявшими предположить, что присутствия её несравненного седалища удостоился как минимум трон какого-то крайне влиятельного королевства. Умеют арры быть этак неосознанно высокомерными. Что есть, того не отнять.

— Вы использовали очень интересный способ ясновидения, Антея-эль. — Голос слишком небрежный, чтобы быть искренним.

— Это не ясновидение. — Я стащила к себе на пол пушистую шкуру какого-то зверя и рассеянно завернулась в неё. — В человеческом языке нет термина, который бы отражал этот процесс. А потому нет и адекватной защиты от него.

— Пресловутая ограниченность нашей мысли?

— Конкретно вашей — меньше, чем у других, арр-леди. Но в целом — да.

Она поправила и без того идеальными складками падающую юбку. Чуть склонила голову, пряча мягкую улыбку.

— И вы ещё называете нас неосознанно высокомерными.

Я фыркнула. Было тепло, хорошо и всё по фигу. А где-то на краю сознания маячили вина и страх. Как раз то настроение, в котором тянет подтрунивать над «вероятным противником», маскируя сие достойное занятие под дружескую перепалку.

— Чтение чужих мыслей без спроса человеческим этикетом не одобряется.

— А вы их маскируйте хоть немного, хотя бы для приличия, — нахально посоветовала эта гранд-дама. — Выставляете всё напоказ, а потом ещё обижаетесь.

Я забавно сморщила нос, стараясь сдержать прорывающийся наружу смех.

— Женщинам на Эль-онн закрываться не положено. А то кто-нибудь, упаси Ауте, ещё подумает, что им пришли в голову мысли, достойные того, чтобы их скрывать. То-то среди мужчин паника начнётся!

Нефрит хищно блеснула глазами, явно настроившись на охоту за интересной информацией, и тут же демонстративно равнодушно повела плечами.

— Разве у вас не матриархат?

— Ещё какой! Но для того чтобы повелевать, думать отнюдь не обязательно.

Кажется, эта мысль показалась ей… как бы это сказать помягче… па-ра-док-саль-ной. Угу. То-очно.

— Вы это серьёзно?

— А кто его знает? — Я опустила веки. — Женщина определяет цели, мужчина прорабатывает пути их достижения. Чтобы решить, что ты хочешь то-то и то-то, причём прямо сейчас, сию же минуту, интеллект, и правда, как-то…

Пауза.

— Вы надо мной издеваетесь. — Это не вопрос.

— Есть немного. — Я развела руки как можно шире, показывая, сколько «немного». Смех прорывался из горла приглушённым бульканьем.

Нефрит нахмурилась. Чуть-чуть.

— А ведь я до последнего не могла сказать, смеётесь вы или говорите серьёзно, Антея-эль. Вы — невероятное существо. Вы вселяете ужас.

Вот так просто, между делом тебе берут и объявляют, что ты числишься чудовищем. Бывает.

— Я — вене.

Она спокойно кивнула. Означает ли это, что ужас внушают все вене? И, если на то пошло, все эль-ин? Я вздохнула.

— Истина — сложная штука, арр-леди. Вам ли не знать. Посмотрите на этот мех — густое, мягкое и блестящее великолепие у меня под пальцами. Разве он не красив? Разве не роскошен? Вам бы хотелось иметь такую шубу, окажись вы холодной ночью далеко в горах?

Я прижалась к нему щекой, жмурясь от удовольствия.

— Красиво, да? Но вы, Видящая Истину, разве вы не ощущаете чуть заметный запах смерти, который от него исходит? Какое-то животное было убито, чтобы женщина могла надеть столь прекрасную шубу. Какой-то охотник вышел по местному обычаю один на один против зверя, чтобы угрозой для своей жизни искупить такую жертву со стороны благородного животного. Подумайте, как чувствуют себя халиссианки, надевая подобный подарок. Как чувствовали бы себя вы? Красота с привкусом жестокости. Жизнь, за плечом которой тенью стоит смерть. И что это за тайное, странное удовольствие, которое испытываешь, окунаясь в этот пропитанный горечью коктейль?

— Ваше ту.

Я вновь зарылась лицом в мех.

— Одно из лиц сен-образа, который обозначается звуковым сочетанием «ту». И… Где здесь Истина, леди Видящая?

Она вновь грациозно провела рукой по юбке.

— Вы ведь изучали психологию, не так ли, Антея-эль?

И куда это мы полезли? Вопрос был явно риторическим, так что ответа и не требовалось.

— Не знаю, знакомо ли вам понятие архетипа. Старая концепция, сейчас её рассматривают как исторический курьёз.

Информация, когда-то бегло просмотренная и благополучно забытая, всплыла мгновенно.

— Врождённая система психологической адаптации. — Определение сорвалось с губ прежде, чем я успела осознать, о чём вообще идёт речь. — Ваш вариант генетической памяти: образы, являющиеся принципиально бессознательными, отпечатки, слепки, «архетипы» всего опыта предков, хранилище всех впечатлений.

Нефрит красиво подняла брови:

— А интеллект нам, оказывается, не положен… — Это она пробормотала скорее про себя, чем обращаясь ко мне. Меня же тем временем захватила идея.

— Помню. Красиво. Но вряд ли адекватно. Может объяснять (или не объяснять) человеческое поведение так же, как и любая из тысяч других теорий.

Грациозный взмах рукой. Эта женщина и рот умудряется затыкать так, будто оказывает вам величайшую милость.

— Я и не пытаюсь ничего объяснить. И уж тем более не пытаюсь сказать что-то на тему Истины, которую вы изволили так небрежно затронуть. Просто провожу красивую аналогию.

Ключевое слово — «красивую». Вот удочка, на которую эль-ин ловятся безошибочно. Красота — это как наркотик. Я подпёрла голову ладонями и уставилась на неё снизу вверх, приготовившись внимательно слушать.

— Вы, разумеется, слышали о некоторых основных архетипах. — Нефрит улыбнулась. — Звучит так, словно людские головы населяет целая толпа народу, в которой никто не может между собой договориться. Но мне когда-то особенно интересным показался архетип Анимы.

Я фыркнула.

— Истинная «душа». Образ женщины, который живёт внутри каждого мужчины. И пресловутая проекция этого образа на кого ни попадя.

— Что-то вроде. Но если попытаться подойти к этому с менее практической точки зрения… Ведь как-то же мужчины себе представляют женщин. В душе каждого находится образ не только матери, но и дочери, сестры, возлюбленной, Небесной Богини. И каждая мать, и каждая возлюбленная вынуждены стать воплощениями этого образа, соответствующего самой глубокой сущности каждого мужчины. — Глаза арр-леди коротко блеснули. В этот момент мы понимали друг друга великолепно, спаянные единством более глубоким, нежели биологические различия наших видов. — Смешно, да? Он родом из своего носителя, этот опасный и завораживающий образ Женщины. Очень нужная компенсация риска, борьбы, жертв, что обычно заканчивается обманутыми надеждами. Женщина, образ которой живёт в сердце мужчины, — утешение за всю горечь жизни. И в то же время Она — великий иллюзионист, обольстительница, которая втягивает его в жизнь своей магией, причём вовлекает не только в благоразумные и «полезные» занятия, но и в ужасные парадоксы и противоречия. Туда, где Добро и Зло, Успех и Гибель, Надежда и Отчаяние уравновешивают друг друга. И так как Она представляет для мужчины величайшую опасность, то и требует от него всего его величия — и, если оно, конечно, в нём есть, Она его получит…

Кали.

Морана.

Ауте.

Генетическая память кипела в моих жилах, как бродит плохо выдержанное вино. Обрывки и вспышки.

— My Lady Sole.

— Да.

Что-то в этой безумно красивой логике казалось мне смутно неправильным.

— Минутку. Ведь тогда предполагается, что и в душе женщины есть что-то подобное?

Она криво улыбнулась.

— В некотором роде. — Вдруг Нефрит подалась вперёд, плавным, совершенно бескостным движением соскользнула на пол. Не то ползком, не то летя над полом скользнула ко мне. И зарылась пальцами в пушистое чёрное великолепие, соскользнувшее с моего плеча. — Это так. К разговору о мехе.

Даже валяясь на полу и подначивая на дальнейший спор, она умудрилась сохранять потрясающее внутреннее достоинство.

Я подумала.

— Эль-ин не люди, — был уверенный вердикт. — К нам ваши построения не подходят — факт проверенный. Ко мне — тем более.

— О? — Теперь уже она опустила голову на ладони. — Может, и так. Но вам, Антея-эль, не приходило в голову, что общаться-то приходится с людьми? У которых имеется некий, скажем так, образ, через призму которого они вас видят?

Пугающая мысль. И оттого, что посещала она меня отнюдь не в первый раз, менее пугающей не становилась.

— А я не вписываюсь в образ. — Пусть попробует найти ответ на это. — Я вообще ни во что не вписываюсь!

Она ничего не ответила, только смотрела на меня насмешливыми и умными глазами. Потом вздохнула.

— Вы и в самом деле так думаете, да? Танцовщица. Ведьма. Королева. Таинственная и опасная. — Нефрит чуть растягивала слова, забавляясь уже в открытую.

— Кровавая Ведьма, если верить оливулцам. — Жалкая попытка отшутиться. Она ведь не может быть серьёзной, так? Я? Воспринимаемая кем-то как источник погибели и вдохновения? Ничего более бредового в жизни слышать не приходилось. Знаю! Это месть! За то, что чуть раньше я её сбила с толку рассуждениями об эль-инском варианте матриархата. Нефрит Зеленоокая решила продемонстрировать, что не одна я умею тонко и изощрённо издеваться.

Дверь распахнулась, в комнату бесцеремонно ввалились Сергей с Арреком. Не знаю, была ли я рада, что разговор прервался, или сожалела об этом. Разговор как раз принимал крайне интересный оборот.

Арры застыли с изумлением на благообразных физиономиях. Я прыснула, представив, что они сейчас увидели: мы с Нефрит на полу, нос к носу, болтаем ногами в воздухе и кутаемся в одну гигантскую шкуру. И атмосфера откровенного веселья в комнате, подсвеченная парочкой выпущенных мной сен-образов. Для полноты картины не хватало только пустой винной бутылки.

Сен-образ Нефрит радостно рванулся к ней, стремительно наливаясь радужными цветами юмора и расслабленности, беспечно запрыгал в бликах очага.

Арр-леди (не вставая с пола) величественно повернулась к вошедшим и тоном всевластной королевы осведомилась об успехах в проведении расследования. Я согнулась пополам от истеричного хохота.

Аррек коротко поклонился и сообщил, что да, они знают, где искать одного из Круга Тринадцати. Точнее, они нашли кого-то, кто это знает, и теперь просят, чтобы Видящая Истину присутствовала при допросе, дабы засвидетельствовать правдивость показаний. Похоже, что наша одиссея, и правда, медленно продвигается к логическому завершению. Ради того чтобы что-то узнать, Аррек бы не стал дёргать Нефрит, тут он и сам вполне компетентен, а вот заручиться доказательством, достаточным для суда на Эйхарроне, — это совсем другое дело.

Нефрит плавным движением поднялась на ноги и скользнула в протянутый Сергеем плащ. Я же свою верхнюю одёжу портировала прямо себе на плечи сама и с вызовом уставилась на Аррека. Пусть только попробует меня не взять! Но дарай лишь ещё раз коротко поклонился и открыл портал.

Мы ступили в холодную ночь.

И вновь оставалось лишь поражаться мастерству Аррека. То, с помощью чего мы могли за один шаг переместиться на некоторое расстояние, не было порталом в прямом смысле этого слова. И не могло быть засечено наблюдателями, ни из местных, ни даже из Эйхаррона. Северд-ин прошипели что-то подозрительно напоминающее ругательство, неощутимо материализуясь рядом с нами. Опять им не удалось проследовать тем же путём, что и остальные, опять пришлось нагонять. Я тихо улыбнулась в темноте капюшона.

Мы были в ночном лесу. Город, судя по всему, находился совсем рядом, может в паре километров, но по виду окружавшей нас чащобы этого не скажешь.

Дельвар стоял на морозе в одной рубашке и небрежно накинутой кольчуге: куртка, исполосованная и изжёванная, валялась на снегу живописной кучкой клочков и полосочек. Кажется, у него тоже был занимательный день. Или ночь?

У его ног, удерживаемый в очень неудобном положении, с вывернутыми назад руками и опущенной головой, скорчился человек. Человек ли? Одет он был точно не по погоде, но, даже оставаясь в чём мать родила, похоже, больше страдал от унижения, чем от мороза. Хорошо хоть снег прекратил валить.

Аррек с Сергеем подошли к пленнику, а мы с Нефрит остались чуть в стороне, предпочитая казаться размытыми, безликими тенями.

Мужчина же вскинул голову, безошибочно устремив взгляд прямо на нас. В лунном свете глаза его блеснули яркой, светящейся изнутри желтизной.

— Плащ дайте. — Голос хриплый, животный. Точно его голос не совсем предназначен для произношения человеческих слов. — Дамы всё-таки.

Вот вам и маскировка тенями!

Аррек сдёрнул с плеча свой плащ и накинул его на странного «языка». Тот коротко рыкнул, что при желании и некотором воображении можно было принять и за благодарность.

— Титул?

— Вер. Царевич Халисский.

Кажется, перед тем как начать задавать вопросы, беднягу хорошенько обработали, может подкорректировали что-то на органическом уровне, потому что сейчас он начал отвечать сразу и без запинок. Только светящиеся в темноте расплавленной яростью глаза выдавали, что это всё-таки допрос.

— Приятно познакомиться. Теперь расскажи, что ты знаешь о Мастере-Целителе ЛеКреине?

Пленник дёрнулся в железном захвате Дельвара, да так, что дюжего риани чуть было не сшибло с ног, но послушно начал рассказывать невесёлую историю своего знакомства с неким ЛеКреином. А я вдруг обнаружила, что с трудом могу сосредоточиться на его словах.

Я вглядывалась в искажённое яростью лицо, пыталась понять, что же передо мной. Всё словно отодвинулись, голоса звучали приглушённо и как-то рокочуще. А в ушах стучало — неужели так громко может шуметь моя кровь?

Запахи. Запах свежего снега, леса и диких зверей. Мята и лимон — от Аррека. Сладковатый, ненавязчивый, бьющий точнёхонько в гормональную систему — Нефрит. А вот то пятно горьких ароматов — наверное, Сергей.

Но отчётливей всего ощущался запах пленника: дикий, мускусный. Нечеловеческий. Запах сырой шерсти и застарелой крови. И ярости. Бешеной, застилающей мысли и звуки ярости.

Казалось, кровь не течёт — кипит в жилах. Казалось, мышцы болят и стонут от желания превратиться во что-то иное, что-то сдерживаемое лишь волей чужаков. Казалось…

Мир окрасился в красное и золотое. Луна почти жгла глаза нестерпимым приказом.

Я подняла руки и увидела, что пальцы заканчиваются когтями. Не аккуратными, длинными и смертоносными когтями эль-ин, а жуткими, грязными полумесяцами, уродовавшими руки, заставляющими кости хрустеть от боли.

На фалангах пальцев появилась шерсть. Люди пахли уже не своими ароматами, а кровью. Горячей, вкусной кровью, свежим парным мясом, в которое можно вцепиться клыками. Та-ак…

Я действовала с безошибочностью, выработанной долгой практикой и здоровым инстинктом самосохранения. Миг — и меня окружила стена Вероятности, щит, наглухо отсекающий все лишние впечатления. «Я — Антея тор Дериул-Шеррн. Я — эль-ин. А ещё я — вене, и иногда это доставляет больше хлопот, чем хотелось бы».

Привычное с детства внушение помогло, но собственный муж по-прежнему вызывал подозрительно гастрономический интерес. Что-то в этом было не то.

Закрыть глаза. Вдохнуть свежий, тщательно отфильтрованный воздух параллельной Вероятности.

«Мой мир — синий и холодный, в отстранённых тонах зимней ночи. Мой мир — золото, и многоцветье, и голубизна цветка, жгущего петлицу куртки. Мой мир — это мой мир. И он таков, каким я пожелаю его видеть».

Давящий багрянец наконец отступил. Стало возможно расслышать что-то ещё, помимо грохота собственного сердца. Я подняла веки и встретилась взглядом с потрясённым, исполненным не то надежды, не то ужаса взглядом пленника. И обеспокоенным взглядом Аррека. Проигнорировала первого и послала второму извиняющуюся улыбку. И почувствовала, что меня окружает ещё одна стена щитов, на этот раз куда более искусно сработанных. Параноик. Но заботливый.

Н-да. Что-то совсем вы не в форме, леди из Изменяющихся! Конечно, и раньше случалось излишне увлекаться изучением, полностью втягиваться в мир другого существа, но сейчас это казалось особенно не к месту. Чуть было прямо там не превратилась во что-то лохматое и клыкастое. Зато теперь я о вервольфах знала много всякого интересного. Забавные, кстати, создания. Как-нибудь надо будет попробовать пройти трансформацию до конца.

Допрос заканчивался. Из обрывков я смутно уловила, что в Халиссе обретает некая секта, мешающая магию с политикой и, помимо прочих своих многочисленных достижений, умудрившаяся спутаться с одним из членов пресловутого Круга. Проход к его замку находился где-то в горах. Карту с указанием маршрута извлекли напрямую из разума Вера: вряд ли оборотень, побывавший там в звериной форме, смог вспомнить маршрут осознанно.

Наконец всё, что можно, из пленника вытряхнули. Собрались было уходить, Вер вновь затравленно дёрнулся в медвежьей хватке риани. Судя по всему, он пребывал в полной уверенности, что доживает свои последние минуты: кто же будет оставлять живого свидетеля?

У Аррека были другие планы. Пленника швырнули на снег, и невидимые путы, сдерживающие его, мгновенно исчезли.

Трансформация заняла от силы десять секунд. Я стояла, пойманная между отвращением и удивлением, не способная оторвать глаз от удивительного зрелища, боролась с желанием сбросить щиты, ощутить волшебство этого превращения более полно. Понять. Постичь.

Он выгнулся, было отчётливо видно, как скользнули под кожей острые кости, как налились железом мышцы, которых не было, не могло быть в человеческом теле. Шерсть, густая и чуть рыжеватая, вдруг засеребрилась под призрачным светом луны, снег разрывали уже не скрюченные пальцы, а жёсткие, страшные даже на вид когти.

Молодой рыжеватый волк грациозным прыжком скрылся в подлеске, злобно и голодно блеснув на прощание желтизной глаз.

— Н-да, — протянул Сергей. — Повезло местным с царствующей династией.

Аррек небрежно махнул рукой.

— Вполне приличные волки. Мне, честное слово, приходилось встречать куда более бездарных правителей, пусть даже с куда более чистыми родословными.

Мы, не долго думая, шагнули в портал, в тепло и уют устланных меховыми шкурами комнат. Оба риани вышли, Нефрит, не утруждая себя уточнением очевидного, деловито принялась собирать немногочисленные распакованные вещи, мне же хотелось внести ясность в ситуацию.

— Вам, ребята, не кажется, что мы действуем несколько топорно?

— Разумеется. — Аррек. Этак устало и умудрённо.

— И?

— Я хочу, чтобы нас заметили; с десяток ложных следов и шумовая завеса параллельных расследований смогут сбить противника с толку. Пусть поломают голову, что задумано на самом деле.

Поднять шум и посмотреть, что будет. Не то чтобы оригинально, но срабатывает. Особенно в мастерском исполнении — а другого Аррек бы себе не позволил.

— Мы сегодня уходим в горы?

— Да. Как только рассветёт. Ты…

Он на мгновение заколебался.

— Да? — Мой голос — сама подозрительность.

— Гм, — дарай благоразумно отодвинулся на пару шагов, — может быть, имеет смысл задержаться? На пару часов.

Он не сказал «тебе нужно отдохнуть», что спасло нас обоих от семейного скандала, но я всё равно вскинулась.

— Нет.

— Как пожелаете, моя леди.

В этот не самый удачный момент дверь широко распахнулась, и в комнату, завывая и пьяно терзая струны гитары, ввалился Л’Рис. В ноздри шибанул непереносимый запах спирта.

— Гаа-аспаа-ажа А-эя… — Это он, надо полагать, мне.

Ступающий Мягко пинком отправил дверь на место и, стоило внушительной, усиленной его же собственными заклинаниями деревянной перегородке отрезать нас от коридора, мгновенно протрезвел.

Брови Нефрит взлетели изумлёнными птицами — уж кто-кто, а Видящая Истину точно могла сказать, что он вовсе не притворялся, а был действительно пьян. Вдрызг. А теперь вот оказался трезв как стёклышко. Впрочем, ни первое, ни второе состояние никак не должны были отразиться на его способности собирать информацию.

— И о чём же говорит местное общество? — Я чуть склонила голову к плечу.

Он, бережно укладывая гитару в чехол, поморщился.

— Местное общество на удивление молчаливо. По крайней мере, относительно того, что действительно опасно и действительно интересно. Чувствуется долгая школа партизанских войн — наши любимые оливулцы до такого уровня поднимутся разве что через пару поколений.

— Не поднимутся, — буркнула я, — так им и дали добрую сотню лет продолжать эту развлекуху с терактами. Либо ассимилируются как миленькие, либо получат свою дурацкую независимость и будут думать, на кой она им была нужна.

— Гмм… Ну, в любом случае, в таверне никто и словом не обмолвился о делах, хотя я готов заложить собственную шевелюру, что как минимум треть там присутствующих состояла в как минимум четырёх подпольных организациях: что-то криминального толка, что-то борющееся за свободу родной Халиссы против лаэсских захватчиков, ещё что-то здорово напоминающее царскую тайную полицию (серьёзные, кстати, ребята). И, самое интересное, подпольный союз местных магов, учёных и шарлатанов.

— Ага. — Заинтересованность Аррека выдали лишь азартно дрогнувшие ноздри. И то лишь потому, что он находился среди своих.

— Мне удалось напоить парочку учеников, не слишком высокого ранга, и под шумок покопаться у них в мозгах. С целительством тут не очень: есть очень одарённые люди, но талант этот исключительно природный, совершенствовать его не умеют. Попахивает Кругом, но только если о-очень принюхиваться. Вообще, все следы ведут к таинственной горной пещере…

Тут они перешли на сен-образы, мне, по большей части, не понятные, но очень насыщенные содержанием.

— Я подожду снаружи. — Коротко кивнула, подхватила плащ и направилась к выходу. Запах прокисшего вина, источаемый одеждой Л’Тиса, сделал пребывание здесь совершенно нестерпимым. Изменять обоняние, всё ещё обострённое после знакомства с оборотнем, мне сейчас не хотелось — это свойство скоро могло пригодиться.

Преодоление препятствий, скромно именуемое «передвижение по коридорам Халисской таверны», на этот раз показалось гораздо менее забавным. Разбив кому-то зубы, сломав ключицу и вывихнув руку, пытавшуюся ущипнуть за мягкое место, я наконец выбралась на свежий воздух. Жадно вдохнула морозную чистую ночь. И расслабилась. Почему-то в помещении, среди множества людей было плохо. Душно, муторно и непривычно.

Светало. Я стояла в тени, у конюшенных ворот, сливаясь с тишиной, как умеют сливаться с ней мёртвые и дараи. А ещё — эль-ин в отвратительном настроении. Смертный мог бы пройти в нескольких сантиметрах от застывшей фигуры и ничего не почувствовать.

Нападающий простым смертным не был.

Сильные руки схватили меня сзади, дёрнули в темноту внезапно открывшегося входа. Запах зверя и крови, ударивший в голову. Аакра оказалась в руке ещё раньше, чем северд-ин получили приказ не вмешиваться. Впрочем, захоти они что-то предпринять, похитителю не удалось бы и на сто метров приблизиться. Очевидно, телохранители классифицировали ситуацию как входящую в рамки расследования, а не как угрожающую.

Аакра испарилась из пальцев, едва успев появиться. Не стоило пугать столь неожиданно появившийся источник информации.

Я расслабилась в железной хватке, затем спокойно повернулась и посмотрела на похитителя. Ставшие серыми глаза, аристократические черты.

Вер, царевич Халиссы, отшатнулся, впервые вблизи увидев моё лицо. Только Аррек мог называть его красивым, не краснея от собственной лжи. Для остальных в лучшем случае «экзотичное». Или «странное», или «сильное», или «чужое». Лучше не вспоминать, какие эпитеты находили в своих памфлетах оливулцы.

— Что дальше? — Я постаралась, чтобы вопрос прозвучал как можно более спокойно. Возможно, даже перестаралась.

По-моему, он несколько растерялся. Бывает.

— Миледи! Ты… Вы… должны пойти со мной!

— Зачем?

— Зачем? Потому что мы должны быть вместе!

Теперь пришла моя очередь растеряться.

— Ээ… Что?

Он, точно разобравшись для себя в ситуации и решившись на что-то, подался вперёд, ловя мои ладони. Шёпот был сбивчив и яростен.

— Мы должны быть вместе. Ты и я. Я чувствовал. Там, на поляне я почувствовал. Ты — как я. Женщина моего вида, волчица. Единственная не из Семьи. Да, я почувствовал. Я и не надеялся, что удастся встретить… Это знак. Предназначение. Мы должны… Я…

О-ох. Изменение. Этот молодой дурак почувствовал моё изменение. Ауте, как же выкрутиться из такой ситуации?

— Послушайте, вы ошиблись…

— Нет. — Он тряхнул меня так, что в глазах потемнело. — Я почувствовал. Твою кровь, твою жажду. И ты, ты почувствовала мою, я знаю! Мы — одно целое, отражение друг друга. Этому нельзя противиться!

Самое смешное и самое страшное — он был прав, но не так, как он думал. Я действительно стала его отражением — на несколько секунд. Как объяснить молодому идиоту, что то была лишь стандартная процедура исследования?

— Я другая. Неужели ты не чувствуешь?

Я чуть изменила поляризацию щитов, делая их проницаемыми для запаха, но не опуская полностью на случай неожиданного нападения. Его ноздри дрогнули.

— Нет! Нет, я не ошибся. Я чуял. Ты — это она! — И вновь тряхнул так, что чуть душу не выбил. Это уже начинало надоедать. — Ты ведь тоже чувствуешь, да? Ощущаешь мою кровь, мою жажду?

Сейчас я очень старалась именно это не ощущать.

Серые глаза медленно наливались желтизной, на запястьях, вокруг которых железным кольцом сомкнулись его руки, я начинала ощущать всё более и более отчётливо давление когтей. Время разговоров, кажется, проходит.

— Отпусти!

— Вы же слышали, царевич, леди попросила отпустить её.

Вер обернулся так стремительно, что я почти не заметила это движение. Аррек спокойно стоял у противоположного входа, только чуть побелевшие костяшки пальцев выдавали высшую степень гнева. О-ой. Я испуганно зажмурилась, ожидая, когда разверзнутся врата Бездны. И тут же вновь распахнула глаза, боясь пропустить что-нибудь интересное.

— Ты! — Голос Вера бы низок и хрипл. Звериный голос. Я заворожённо гадала, какие трансмутации, какие изменения в человеческом горле могли бы заставить звуки звучать так… так похоже на рык.

— Я. — Аррек приближался нарочито замедленными, как будто растянутыми во времени движениями, но почему-то умудрился оказаться с нами рядом прежде, чем кто-то понял, что же всё-таки происходит. Тонкие сильные пальцы легли на запястья вервольфа, чуть-чуть сжали. Что-то хрустнуло. Крик удивления и боли: тиски на моих руках разжались, а оборотень оказался болтающимся в воздухе — Аррек держал его за шкирку, точно напроказившего щенка.

— С вами всё в порядке, моя леди? — Это он, надо полагать, мне. Я ошалело кивнула, не зная, то ли сердиться, то ли бояться. В таком состоянии я Аррека видела лишь однажды, после того как мама и Ви имплантировали мне новый камень, тогда он не набросился на «обидчиков» только потому, что был слишком занят утешением меня самой. Может, имеет смысл грохнуться в обморок? Для разряжения обстановки.

Царевич дёрнулся, пытаясь атаковать, мелькнула когтистая лапа — и обмяк, бездумно глядя в никуда. Аррек за пару секунд полностью стёр у него из памяти всю информацию о минувшем вечере, заменив её на смутный сен-образ грандиозной пьянки. Затем небрежно разжал руку, позволяя царственной особе мешком грохнуться на пол, и повернулся ко мне.

Я попятилась.

Дарай-князь вздохнул, почти насильно выдавливая из себя гнев и ярость. Медленно, точно к испуганному оленю, готовому в любой момент сорваться с места, подошёл ко мне, чуть приобнял. Я, наконец расслабившись, уткнулась ему в плечо.

— Извини. Я знаю, ты хотел, чтобы он рассказал царю о случившемся сегодня.

— Так даже лучше, — пробормотал дарай-князь. — Надо было с самого начала прочистить щенку память — и дело с концом. Поиграть мышцами перед старым волком можно будет и потом, в более контролируемой обстановке…

С минуту мы молчали, просто наслаждаясь близостью друг друга. Потом я отстранилась.

— Мне ничего не угрожало, ты ведь понимаешь? Даже если бы его снесло с рельс, а я по какой-то причине не успела бы ударить первой, северд-ин обо всём позаботились бы. Они надёжны. — Я тревожно вглядывалась в знакомое и в то же время чужое лицо, ожидая увидеть следы бешеной, всепоглощающей ярости, которая так напугала меня всего несколько минут назад.

Но на его лице было лишь опустошение. И безграничный самоконтроль.

— Антея… — Он снова вздохнул, будто сдерживая какие-то слова. — Я знаю.

Молчание. Я ждала продолжения.

— Я испугался не того, что он тебе навредит, — у щенка для этого кишка тонка. А того, что ты можешь уйти. Закружиться в каком-то из своих изменений, стать чужой, другой. Не моей. И уйти. Навсегда.

Сказать, что я была поражена, — значит очень преуменьшить. Аррек не любил выставлять своих чувств напоказ. Нет, не так. Он никогда не выставлял их напоказ. Дарай до мозга костей. Искренность — не та основа, на которой он с первого дня строил наши отношения. Что думать по поводу сказанного — не понятно.

А когда не понятно, спасает чувство юмора. Или та жалкая пародия на него, что просыпается во мне в моменты наивысшего страха. То, что я называю своей «внутренней стервой».

— Обещаю вам, о муж мой. Если когда-нибудь я и решу удрать от вас, то уж никак не с опьяневшим от собственных гормонов вервольфом-подростком.

Он не то скривился, не то застонал.

— Я не такого ответа ждал, моя леди. — Ирония была слишком тонка, сквозь неё проглядывало что-то иное.

— У меня нет другого ответа, мой лорд. — Осторожно, боясь, что он отвернётся, прикоснулась к небритой щеке. — Прости.

Дарай-князь чуть повернул голову, как будто нечаянно провёл по моим пальцам губами.

— Тобой совершенно невозможно манипулировать. Идём. Наши спустятся через пару минут.

Глава 7

Зеленолицый гоблин вывел к нам отдохнувших, вычищенных лошадей и покрыл матом всех богов оптом и в розницу за то, что позволяют столь отвратительное отношение к несчастным животным. Больше всего его возмущало состояние моего скакуна (который, как я выяснила из его пространной речи, оказался кобылой), но «дамам» в лицо ничего сказано не было. Конюший только поджал неодобрительно губы, передавая повод Арреку (не мне!), и проворчал что-то на своём языке.

Мы с тварью покосились друг на друга краем глаз. И дружно шарахнулись в разные стороны. У лошади до сих пор шкура была в проплешинах. У меня вдруг резко заболели бёдра, ноги свело судорогой. Залезать в орудие пытки, именуемое седлом, не было ни малейшего желания.

Но залезть всё-таки пришлось. Не без дипломатического посредничества дарай-князя тварюку уговорили подойти, а меня — взгромоздиться ей на спину. Внимательно посмотрев друг другу в глаза, мы решили установить военный нейтралитет. Основным условием которого было: «Это скоро кончится».

У меня возникло впечатление, что первоначальная нелестная оценка интеллекта этого полунасекомого-полудракона была несколько поспешной.

Наша маленькая группка покинула бедные, замызганные улицы Халиссы так же незаметно, как и прибыла.

Рассвет был каким-то бледным, неубедительным. Вновь повалил снег.

Л’Рис красивым, напевным голосом декламировал ветру свои стихи.

Моя рука против воли взлетела к волосам, коснулась голубых лепестков. Нет, всё ещё роза. Но… достаточно, значит, достаточно! Кое-кому пора задать небольшую трёпку!

Я чуть сжала колени, телепатически передавая транспорту, что хочу поравняться с Л’Рисом. Усвоив, что упираться бесполезно, меня со злобным рыком вывезли на нужную позицию. Дрессируем, однако.

— Госпожа? — Риани уважительно склонил голову и чуть поднял безумно красиво очерченные брови.

— Л’Рис. Я хотела спросить, там в трактире, песня про пиратов — откуда ты её узнал? Это не твой стиль.

— А-а-а. — Он на мгновение прикрыл голубые озёра глаз, прекрасно понимая, что это не тот вопрос, который мне хотелось задать, и что настоящий, возможно, последует позже. — Это «Флибустьерская лирическая». Я услышал её от вашего консорта. У него, конечно, исполнение более… насыщенное.

Аррек? Поёт? Странно, до сих пор я ни разу не слышала, чтобы он хотя бы мурлыкал себе под нос. Если задуматься всерьёз, то становится понятно почему. Первый мой муж, погибший во время Эпидемии, был бардом. Причём не просто бардом — великолепным, талантливейшим, непревзойдённым мастером в своём искусстве. Ничего удивительного, что Аррек не хотел сравнений. Хотя дело, наверно, даже не в этом. Он просто старался, чтобы у меня было как можно меньше поводов вспоминать Иннеллина. А я изо всех сил старалась избегать любых напоминаний о Туорри, его первой жене.

Аррек — поёт? Хм. Хотя я очень легко могу представить его распевающим такую вот именно песенку. Как, впрочем, и участвующим в практической стороне описываемого в ней процесса. Флибустьерская, значит. Ну-ну.

— А вторая твоя песня? — Сто очков в мою пользу — мне удалось не отвести взгляд.

С минуту внимательно поизучав моё лишённое всякого выражения лицо, риани поклонился и приготовился отвечать.

Вдруг между нами резко, как-то грубо вклинился Дельвар. Конь младшего риани шарахнулся в сторону, и тёмный гигант бросил в сторону красавчика хмурый взгляд. У них явно были разногласия по какому-то вопросу.

Я прошу прощения, госпожа. Ему не следовало петь это. И тем более не следовало допускать, чтобы вы слышали. Простите.

Сен-образ от самого Л’Риса на тему: Я не думал, что это причинит вам такую боль, — был очень искренним.

Теперь уже я изучала своих риани целую минуту.

— Я бы попросила вас, Ступающие Мягко, в следующий раз, когда вздумаете заниматься моим воспитанием, делать это менее… топорно. А вас прошу, воин Дельвар, не вмешиваться в разговор, к участию в котором вас не приглашали.

Он вздрогнул, как-то весь сгорбился в седле.

Простите, Хранительница. Это не было проявлением неуважения. Просто для вас разговор был очень болезненным. Я не мог больше терпеть.

Я пренебрежительно дёрнула плечами и вонзила каблуки в бока кобылы. Та, точно поняв, что шутить сейчас не стоит, резво бросилась вперёд, вынеся меня в самое начало нашей маленькой колонны.

Дельвар был прав. Слишком больно. Нельзя позволять себе так расклеиваться. Видит Ауте, я и без того сейчас не в форме. Мягко говоря.

Я расслабилась, позволив своей скотинке брести самостоятельно. Поглубже натянула отороченный мехом капюшон, спрятала руки в варежках. Надо было о многом подумать.

Посмотрела на Нефрит. Маленькая арр-леди, так небрежно распоряжавшаяся такой большой Ойкуменой. Мудрая, гордая и своевластная. Такая, какой, по идее, и должна быть истинная эль-ин. И как её угораздило родиться среди людей?

Что же она там говорила? Люди видят лишь то, что они хотят увидеть. Или тех, кого хотят увидеть. Это я знала давно. Но я — совершенно другое. Я — это я. И потому непознаваема по определению. Что бы они там себе ни напридумывали, моей сути это не отражает.

Или?

Вене. Я становлюсь тем, кем желаю быть. Или тем, кого желают во мне видеть другие? Насколько неосознанные проекции смертных могут влиять на мои изменения?

Вер… А ведь с тобой не всё так просто, юный оборотень. Тогда, в лесу ты увидел не просто самку одного с тобой биологического вида. Как он сказал? Отражение. Да. Но будем смотреть реальности в глаза: не просто отражение. На какой-то миг я стала его… Его судьбой, его сутью, его Анимой, как сказала бы, наверно, Нефрит. Самоестрашное и самое прекрасное. Вдохновение и погибель. Ауте, когда я успела так крупно влипнуть?

Одна мысль, что я, пусть и нечаянно, умудрилась стать чьей-то душой, заставила меня почувствовать мерзкий холод где-то в желудке. И почти физическую боль. Конечно, эль-ин и люди под понятием «душа» понимают вещи настолько различные… Ах, дерьмо!…

Меня начало подташнивать. Голова болела, а снег всё сыпался и сыпался в призрачном горном свете. Лошади осторожно постукивали копытами по ненадёжному льду крутых троп.

А Аррек? Что он во мне видит? Когда-то Аррек арр-Вуэйн казался мне безупречным человеком, воплощением самой сути дарай-князя. Потом… Потом пришло понимание, что ни одно человеческое существо, наделённое такой безумной силой и несущее столь неподъёмную ношу, просто не могло остаться нормальным. Ольгрейн и Лаара, его близкие генетические родственнички, тому блестящий пример. Аррек был, наверно, столь же сумасшедшим, как и они, но в своём собственном, неподражаемом стиле. Я так и не научилась читать его душу, но в одном была уверена точно: здесь всё сложнее. Для собственного консорта я была чем-то иным, нежели простым воплощением его тайных страхов и желаний. Искуплением? Поводом убежать от Эйхаррона? От себя самого?

Чем? Это было совершенно вне моего понимания.

Ну ладно. Допустим, в последнее время, общаясь со смертными, я систематически загоняла себя в некую модель существования, осознание которой, кажется, тоже было выше скромных способностей моего разума. А как насчёт эль-ин? Родителей? Насколько я была их отражением? Аррек как-то выдвинул подобную теорию и был жестоко осмеян. Эль-ин по-другому строят свои личности, у нас другие механизмы самоосознания… или, точнее, их отсутствие. И всё же, всё же…

Мама, папа. Раниэль-Атеро. Кем я хочу быть, кем я быть боюсь? Заколдованный круг. От всего этого голова уже не просто болела, она болела зверски.

А если пойти дальше? Эль. Великая Богиня, коллективный разум, моя насмешливая подруга. Чьей тенью является она? Кроме народа эль-ин, конечно. Архетипы, значит. Хм…

Я встрепенулась, не без удивления оглядываясь вокруг. Лучше б я этого не делала. Мы пробирались по какой-то совершенно невообразимой тропке над настоящей бездной, причём лошади при этом демонстрировали едва ли не обезьянью гибкость и почти кошачье искусство прыжков и цепляния. Я судорожно впилась руками в седло, прилагая героические усилия, чтобы не сжать колени. Не хватало ещё пофыркивающей подо мной твари именно в этот момент вспомнить, что у неё есть характер и что седоков со спины приличным кобылам положено сбрасывать с максимально возможной высоты. Не то чтобы такой полёт мне бы повредил, но крылья раскрывать действительно не хотелось.

Наконец мы выбрались на более спокойный участок — похоже, какой-то перевал. Лошади пошли веселее, стало возможным ехать по двое и даже по трое. Я чуть натянула поводья, почти вежливо попросив так хорошо показавшую себя тварь поравняться с Нефрит.

Арр-леди, кажется, нервничала чуть больше, чем я. Ну разумеется, люди, по крайней мере в большинстве своём, не очень привычны к высоте. Особенно когда внизу — отвесные склоны и очень негостеприимного вида острые скалы.

— Леди Нефрит?

Она повернулась с выражением светской вежливости.

— Да?

— Вы не против, если я задам вопрос?

Кажется, она была заинтригована. То, что я спросила разрешение, подразумевало, что на вопрос просят ответить, не интересуясь (по крайней мере, вслух), чем он вызван. Арр-леди едва заметно наклонила голову: согласна.

— Вы, похоже, в своё время серьёзно интересовались символами. И тем, что вы называете архетипами. Вам говорит что-нибудь образ старухи? Древней такой, жутко уродливой. С молодыми глазами. Она пела над костями, и кости оживали, и пустота наполнялась смыслом. Жизнью. — Я говорила, вспоминая, и широко открытыми глазами смотрела в бездну, видя то, чего никогда не было и никогда не будет.

Надо отдать женщине должное, прежде чем начать гадать, откуда у меня взялся такой вопрос и к чему он ведёт, она честно попыталась обдумать его суть. Тонкая, едва заметная морщинка пролегла между бровями.

— Подобные фигуры встречаются в сказках. Но если говорить о древнем психоаналитическом толковании символов… тут может быть несколько вариантов.

— Меня не интересует классическое толкование. Только ваше мнение.

— Моё… мнение. Ну что же, — Она тоже уставилась в никуда, странная и ставшая вдруг необыкновенно далёкой. — Старуха — один из самых широко распространённых олицетворений архетипа. Есть ещё Великие Мать и Отец, Божественное Дитя, Плут, Чародейка (Чародей), Девушка и Юноша, Воин (Воительница) и Дурак (Дурочка). И другие.

— Чувствуется связь со сказками. И с тем, что так гордо называют фэнтези.

— Точно. Но то, что вы описали, больше всего напоминает… Гм. Про себя я привыкла её звать La Que Sabe, Та, Что Знает. Образ, встречающийся в бесконечно большом количестве культур, обычно в той или иной форме является воплощением цикла Жизнь — Смерть — Жизнь. Материнство. Вы должны понимать, что я хочу сказать.

О да. Я понимала. Ребёнок как связующее звено между жизнью и смертью. Ещё бы мне не понять. Привычная боль резанула и затихла. Почти уже привыкла. Почти смирилась.

— Ту.

— Оно самое. Правда, скорее в своём духовном аспекте, нежели в физическом. Жизнь и Смерть духа.

— Ужасно расплывчато.

Она, казалось, не слышала.

— У неё много имён. La Trapera, Собирательница. La Huesera, Костяная Женщина. Na’ashje’ii Asdiaa, Женщина-Паучиха. Мать Дней — Мать-Созидательница-Богиня всех существ и свершений. Мать Нике — повелительница всего тёмного. Дурга — госпожа небес и ветров, а также людских мыслей, из которых возникает реальность. Коатликуэ, которая рождает новую вселенную, коварную и неуправляемую. Геката — старая провидица… Девушка-старуха живёт в каждом из нас. Она в мире духа, в мире между мирами, в Rio Abajo Rio, в реке под рекой. Там, где духи воплощаются в образы. Она стара, старше, чем океаны, её века не счесть, она извечна. — Нефрит чуть вздрогнула, словно очнувшись от странного сна.

Звучало почти как словесный портрет кого-нибудь из древних эль-ин.

— Здорово. Я и половины слов не поняла.

— Простите. Это моё хобби. В некотором роде.

Понятно. Удирает в головоломную философию всякий раз, когда с души начинает воротить от бесконечных интриг и трусливых компромиссов. Знакомо.

— Но почему старуха? — Этот вопрос действительно ставил меня в тупик. Зачем Эль было представать в таком странном обличье?

Арр-леди как-то очень внимательно рассматривала свои ногти. Чувствовалось, что ей до жути хочется спросить, были ли все эти вопросы чисто гипотетическими. Но маленькая женщина не могла не понимать, что ответа не получит.

— Предполагается, что девушка-старуха показывает нам, что означает быть не состарившимися, а умудрёнными.

— Н-не поняла.

Она улыбнулась как-то отстранённо и очень иронично.

— Перед эль-ин такая проблема обычно не стоит. Вам, боюсь, не грозит ни то, ни другое!

— О!

«Вот теперь я окончательно запуталась». Или это было оскорбление?

Нефрит смотрела на меня, чуть склонив голову к плечу, и облако философско-мифических образов и имён окутывало её невидимой фатой. Когда-то я подумала, что эль-ин сочли бы для себя великой честью, выпади этой женщине судьба родиться в одном из наших кланов. Но только сейчас пришло чёткое осознание её… невероятности.

— А при чём здесь кости? — Кажется, мой голос прозвучал почти жалобно.

Она продолжила, говоря напевно и ритмично, точно рассказывая древнюю легенду.

— La Que Sabe собирает кости. Это её работа — вызывать мёртвые и расчленённые части самих себя, мёртвые и расчленённые аспекты самой жизни. Та, что воссоздаёт из того, что умерло, — всегда двойной архетип. Мать Творения — всегда ещё и Мать Смерти, и наоборот. Из-за этой двойной природы и двойной задачи она ставит нас перед необходимостью великого труда: понять, что вокруг нас, подле нас и внутри нас самих должно жить, а что должно умереть. Определить срок того и другого. Позволить умереть тому, что должно умереть, и жить тому, что должно жить. — Её пальцы побелели, вцепившись в поводья, губы сжались. Я отвернулась, почти физически ощущая мужские взгляды, буравящие спину. Даже северд-ин прислушивались — невероятное для них событие.

— А пение?

— Пение над костями. Пение над духом. Над осколками своих снов. — Я вздрогнула.

У нас внутри кости дикой души.

У нас внутри возможность снова облечься в плоть и стать тем существом, которым мы когда-то были.

У нас внутри кости-ключи к тому, чтобы изменить себя и свой мир.

— Я не понимаю.

— Это вне понимания.

У нас внутри дыхание, наши страхи и наши стремления. Они сливаются в песнь, гимн творения, который мы так страстно желаем спеть.

А ещё внутри живёт Старуха, которая соберёт всё это вместе. Она поёт над костями, и, пока она поёт, кости обрастают плотью. Изливая тоску и смех над собранными костями того, чем мы были когда-то, мы «воплощаемся». Встаём на четыре лапы и бьём по бокам хвостом (а глубоко внутри все люди опираются на четыре лапы и имеют хвост, иначе они просто перестают быть людьми). И возрождаемся.

— Красиво…

Нефрит сверкнула ещё одной из своих ироничных улыбок.

— Высшая похвала, которую можно получить от эль-ин. Я польщена.

Эль. Что же мне пытаются сказать? И почему нельзя просто облечь это в сен-образ, не прибегая к дурацким головоломкам?

— И очень усложнённо. Неужели всё это есть в ваших сказках?

— La Que Sabe перекликается с теми мифами, в которых мертвецов возвращают к жизни.

Ах, можно было бы и догадаться. Ну и что я из всего этого должна извлечь? «Найди мои косточки». Ох, Эль, я тебе за это ещё отплачу!

Арр-леди с неподдельным интересом разглядывала мою кислую физиономию.

— Я помогла вам?

— Скорее ещё больше запутали. — Это признание должно было прямо-таки лучиться искренностью.

— А так оно всегда и бывает, — философски заметила маленькая женщина.

Мы ещё некоторое время ехали бок о бок, и я, чуть скосив глаза, могла видеть тонкий, чётко выделяющийся на фоне призрачного света профиль. Как она меня видит? Кем? Какое странное, мелодично поющее на давно мёртвом языке имя придумала, чтобы встроить меня в свою диковинную картину сказок и преданий?

Забавно. Про себя я уже давно, с начала нашего знакомства, считала Нефрит другом. В эль-инском понимании этого слова. То есть вполне отдавала себе отчёт, что арр-леди с удовольствием организовала бы мою безвременную кончину, чтобы разрешить наконец двусмысленную ситуацию с Сергеем. Предпочтительно, не собственными руками. Была бы возможность. Но теперь мне впервые пришло в голову, что, даже если бы такая возможность вдруг объявилась, она бы этого, может, и не сделала. Может быть.

Странная мысль.

Интересно, поймала ли её Нефрит? Люди быстро учатся не прислушиваться к происходящему в головах эль-ин. Ради сохранения собственного рассудка.

Она повернулась ко мне, поймав изучающий взгляд.

— Ещё вопросы, эль-леди?

— Только один. Что означает, если человек во сне разговаривает с Императором Вселенной?

Ресницы опустились, пряча взгляд.

— Два варианта. Либо человек страдает манией величия… либо, гораздо чаще, этот человек запутался в своих комплексах неполноценности и таким образом компенсируется.

Гм-м!!!

* * *

Кажется, мы приехали. Это был ещё один горный перевал, ничем, казалось бы, не отличавшийся от всех остальных, кроме разве что особенно злобно завывавшего ветра. Мы спешились. Аррек с минуту общался с лошадьми, после чего сообщил, что они сами найдут дорогу назад и что гоблин-конюший о них позаботится. Злобно потрясая клыкастыми мордами, скакуны устремились в метель. Вывернув шею, я успела поймать прощальный, пристальный взгляд моей несносной твари. Странно, но сейчас я почти не хотела с ней расставаться. У девочки был характер.

Аррек повёл нас куда-то вверх и вправо и через пару минут остановился перед отвесным обрывом. Я, чуть было не свалившись с разбегу с этого обрыва, от греха подальше спряталась за спины остальных. Дельвар взял меня за руку — наверное, чтобы не учудила чего-нибудь ещё.

Лёгкое прощупывание с помощью имплантанта — здесь определённо было что-то вроде постоянного портала избирательного действия. То есть надо спрыгнуть с обрыва и гадать, откроются для тебя врата или тебя размажет по скалам. Человеческие колдуны — такие душки. Их чувство юмора иногда просто не поддаётся осмыслению.

— Так вот он где устроился! Можно было бы догадаться. — Аррек внимательно разглядыват эго неуклюжее средство межпространственного перемещения и ещё более внимательно — то, что было на другом его конце. — Готовимся. Десантируемся в ключевых точках замка, выключаем всех, на кого наткнёмся. Особо не церемоньтесь, но без необходимости лучше не убивать — допрашивать трупы очень неэстетично.

Он начал тщательно строить сен-образ места, в которое мы направлялись. Сергей что-то добавил от себя, почти машинально корректируя точки высадки и буквально из ничего создавая гибко-универсальный план атаки. Л’Рис осторожно пристраивал на поясе длинный тонкий меч с покрытым рунами клинком, проверяя, с какой скоростью может его вытащить. Скорость была запредельной. Дельвар вдруг стал, если такое возможно, ещё выше и ещё страшнее. На поясе у него вместо пугающего гигантского топора вдруг образовался такой многофункциональный меч. Плюс внушительный набор различных кинжалов и метательных звёздочек. Кожа у меня в том месте, где он чуть придерживал свою госпожу за локоток, почти шевелилась от ощущения близкого чародейства.

Сергей меланхолично проверял собственный арсенал. Как он под скромным средневековым камзолом умудрился протащить настоящий плазмотрон?

— Ловушка будет?

— Разумеется, будет. Зря мы, что ли, столько дней её старательно организовывали? Мы даже знаем, какая именно. Кое-кого ждёт большой сюрприз.

Ясно.

Нефрит деловито поинтересовалась:

— Маскировка побоку?

— И ещё дальше. Как только окажемся внутри, можете принимать то обличье, которое считаете нужным. Это только один из членов Круга, но я собираюсь замкнуть ту вселенную в жёсткую петлю, так что наружу никаких сведений просочиться всё равно не должно. Постарайтесь увидеть как можно больше, миледи. Вам выступать в суде с обвинением. — Она согласно склонила голову.

Аррек осторожно принял у Дельвара мою беспокойную особу. И тоже твёрдо взял за руку, точно малое дитя, которое, если отпустить его на минуту, может натворить Ауте знает что.

— Антея, держись поближе ко мне и не отпускай от себя эту банду, — надо полагать, он имел в виду северд-ин, — мы сразу попробуем скрутить хозяина замка, а этот фрукт отнюдь не так прост, как может показаться.

Сергей подался вперёд, оттесняя Нефрит. В каждом мускуле, в каждой линии его тела пело напряжение, глаза вдруг из скучающих превратились в яркие, острые. Энергия, излучаемая человеком, была почти физически ощутима и очень заразительна.

— Три, два, один… начали!

Перед нами вспыхнули дымчатые овалы порталов, и, точно кто-то спустил туго взведённую пружину, тела размазались в движении. Наконец-то. Наконец-то действие. Простое и незатейливое, когда не нужно ни думать, ни разгадывать загадок. Лишь двигаться, почти на чистых инстинктах решая стремительно меняющиеся тактические задачи. Атаковать. Быть.

Аррек на невероятной скорости разрезал загудевший от нагнетаемой силы воздух. Окружающее расплылось. Я заметила только, как его стопа походя очертила высокий круг, врезавшись в чьё-то горло, но когда оглянулась, то увидела у нас за спиной шесть бесчувственных тел.

Огненный шар — вроде тех файерболов, которыми я пробовала бороться с блохами, только во много раз больше. И опасней. В очень много раз. Я чисто инстинктивно швырнула вперёд какое-то поглощающее энергию заклинание из тех, что записаны на имплантанте, и гигантская стена огня исчезла. Я споткнулась, цепляясь за Аррека и шипя сквозь зубы: внутри, точно непереваренный обед, жёгся и шевелился ком чистой энергии.

Дарай-князь лишь вздёрнул меня на ноги, и не думая сбавлять скорость.

— Темп, темп, темп! — Да, своевременность действительно в таких ситуациях — решающий фактор.

Мага-ученика, который, судя по всему, и запустил в нас ту гигантскую огненную штуковину, срезал чистеньким и небрежным ударом Кастет. Судя по всему, северд, с точки зрения телохранителей, без особого энтузиазма восприняли тот факт, что хотя им самим такие пробивные штуковины особого вреда причинить не могли, но и меня от них защитить они тоже почему-то не смогли.

Ещё двое охранников разлетелись в разные стороны. Аррек аккуратно приладил какой-то амулет (детонатор?) к устрашающе выглядящей штуковине. Магическая аналогия генератора? Взорвался он впечатляюще. Что-то беззвучно взвыло, свет погас, а защитные заклинания, пронизывающие стены, перестали действовать. Ага. Мы рванули по какому-то коридору, но стена вдруг рухнула прямо перед нашими носами.

Аррек застыл лишь на долю секунды, но это была полная неподвижность, совершенная и пугающая.

— В стены встроены панели из авритовых деревьев. Телепортация здесь невозможна. Нужен выход, но он перекрыт. Ладно, сделаем новый.

Энергия пресловутого файербола, так неосторожно поглощённая мной, радостно хлынула наружу, обрушившись на многострадальные стены.

Выход получился хорошим. Округлый такой, оплавленный. Каменные стены толщиной в добрый метр точно лазерным буром слизнуло. С той стороны оказались какие-то официального вида комнаты.

Дарай на бегу иронично хмыкнул:

— Спасибо.

От моей кольчуги со звоном отскочила короткая и ну очень заколдованная стрела, сила удара отшвырнула меня так, что, не поймай Аррек, растянулась бы на полу. Дарай взмахом руки и телекинезом отбросил двух грозно вскидывающих заколдованные арбалеты громил. Оружие взорвалось прямо у них в руках.

Кажется, мы уже и сами не знали, кто наносил очередной удар, действуя скорее как единое существо. Краем сознания я чувствовала, как точно так же развлекаются где-то на высоких галереях Л’Рис с Дельваром. Сергей с Нефрит совершали активнейшую экскурсию по подвалам и подземным лабораториям.

Вот ещё дверь, очень толстая и очень заколдованная, разлетевшаяся каскадом щепок и расплавленных металлических капелек. Ещё одна комната, подозрительно не в средневековом стиле обставленная. Оборудование, оборудование, гладкое, изящное, разномастное, буквально кричащее о древних и очень-очень высокотехнологичных цивилизациях. Какой-то человек, с улыбкой опускающий руки на панель управления.

Мы ударили.

Ответный удар был страшен.

Сила обрушилась на нас многими и многими уровнями вероятных событий. Дараи? Ауте, неужели за всем этим стояли дараи?

Хуже.

Дарай-блоки. Неживые, лишённые воли, лишённые чувства самосохранения и, значит, тех естественных границ, которые накладывает самоосознание. Инструменты, послушные создавшему их хозяину. Чистая сила. Сила, грозившая перемолоть наши тела в мясорубке бешено извивающихся реальностей.

Аррек застыл, заледенел, будто жизнь из него выбили каким-то подлым ударом. Кожа дарай-князя пылала пожаром, уже не просто окутанная дымкой перламутрового мерцания, а сияющая так, что глазам было больно. Глаза его остекленели, руки сжались в кулаки. Неприятие происходящего, бьющее из этой выпрямившейся фигуры, было столь велико, что пространство и время послушно расступались, давая нам немного места, чтобы жить и дышать.

Самое отвратительное — помочь ему было нельзя. Мощи у Аррека вполне хватало. Дело здесь было в искусстве, в способности концентрировать внимание и в то же время рассеивать его, блокируя одновременно сотни и сотни различных атак.

Даже с точки зрения существа, способного лишь опосредованно воспринимать изменения в Вероятностях, это выглядело феерически.

Я думала, я знала, что дараи сильны. Но, кажется, само понятие могущества нуждалось в серьёзном пересмотре. Моего сознания явно было недостаточно, чтобы постигнуть масштабы таких энергий.

Вселенная бесновалась и стонала. Аррек держал над нами щит, спокойный и надменный. Я судорожно вцепилась в его руку, боясь сделать хоть шаг в сторону. — Бес! Вы что там, заснули?!

Пять фигур северд-ин метнулись за пределы защитной сферы… чтобы быть тут же вышвырнутыми назад. У меня отвалилась челюсть. С каких это пор дараи научились справляться с Безликими?

Северд, казалось, были даже более удивлены, чем я. Почти растеряны, насколько на это способны существа, совершенно не умеющие признавать собственное поражение. Аррек вдруг как-то странно скривился, дёрнулся, часть его силы выплеснулась за пределы щита, меняя что-то в творящемся там ужасе. Наша защита сжалась до угрожающе скромных размеров. Но на этот раз северд смогли проскользнуть сквозь Вероятностный Шторм, будто его и не было. Пара секунд — и всё кончилось, только Клык на вытянутой руке, точно ему было противно прикасаться к такой мерзости, принёс и бросил к нашим ногам высокого, стройного человека. Да Дикая что-то колдовала перед угрожающего вида пультом управления.

Аррек с закатившимися глазами осел на пол. То есть осел бы, не подхвати я его и не устрой голову у себя на коленях. Взмах ушами — Безликие рассыпались вокруг в защитном построении. Я провела рукой по волосам своего консорта — мокрым, когда-то успевшим спутаться. Чуть ослабила воротник кольчуги.

Его Великолепие поморгал, попробовал сесть и тут же поспешно бухнулся обратно. Болезненно скривил губы.

— Впечатляет.

— Впечатляет? И это всё, что ты можешь сказать? Аррек, они почти нас достали!

— Потише, пожалуйста. По ушам бьёт.

— Аррек!!! — Это уже шёпотом, но очень возмущённо.

— Ну ведь не достали же. — Кажется, он чуть смутился. Не-е, показалось.

— «Разумеется, будет ловушка». «Разумеется, мы сами подтолкнули Круг к её организации». «Разумеется, попадут в неё исключительно те, кто попытается поймать нас!» Ты самоуверенный, придурочный, безголовый… — Я захлебнулась шипением. Конечно, хотелось бы продолжать наслаждаться семейной разборкой, но защита северд-ин вдруг, к некоторой моей растерянности, оказалась не столь надёжной, какой я привыкла её считать. А значит, надо было брать себя в руки и заканчивать истерику.

Я чувствовала, что с риани всё в порядке (думаю, это означало, что Нефрит тоже не пострадала), но всё равно спросила:

— Остальные?

— Я их прикрывал.

— Герой ты наш. — Я прямо-таки лучилась ехидством. — Наиотважнейший.

Он вновь попытался подняться, на этот раз куда осторожней. Я служила своеобразным костылём, помогая утвердиться на ногах, обвила закованную в кольчугу талию руками, добавляя ему устойчивости. Шатало обоих, так что зрелище, должно быть, было то ещё. Команда инвалидов. Я обеспокоенно вглядывалась в побледневшее, застывшее и не желающее выдавать боли лицо. Непривычно было видеть Аррека слабым. Неправильно.

Впрочем, приходил в себя он просто с феноменальной скоростью. Не зря тётя Ви охала и ахала, исследуя гены арров. Эта раса была настоящим произведением искусства. Великолепным, создававшимся тысячелетиями шедевром.

Он, всё ещё тяжело опираясь на меня, подошёл к небрежно брошенному Клыком телу и пнул его, чуть не опрокинув при этом нас обоих. Так старательно разыскиваемый член Круга был мёртв, прочно и основательно. Северд-ин явно решили, что риск тут не оправдан. Нельзя сказать, чтобы я их в этом решении не поддерживала. А вот Аррек скривился, будто в рот ему попало что-то чрезвычайно кислое. Лёгким, но явно болезненным для него усилием заморозил время вокруг трупа, останавливая процесс разложения. Кое-как доковылял до пульта управления, упал в кресло, что-то внимательно изучая. И холодно-отстранённо комментируя свои открытия.

— Дилетанты. Разве можно строить всю систему зависимой от одной, очень даже смертной личности? Параноик тронутый… — И дальше в том же духе. Так, мальчик явно нашёл себе занятие, о нём можно не беспокоиться.

Я повернулась к туманящимся где-то то ли поблизости, то ли вдали северд.

— Бес.

Лидер звезды выступил вперёд, и не впервые в его движении мне почудилась… нет, не неуверенность. Неохота.

— Мы просим прощения, что позволили себе убить вашего врага, торра. Он слишком многое контролировал.

Это что-то новенькое. Северд-ин, начавшие оправдываться? Безликие, открытым текстом признающие, что им встретился враг слишком сильный, что победить его, не уничтожив? И это северд, помешанные на чистоте военного искусства и стратегическом изяществе решений?

— Вы можете объяснить, почему обычный, пусть и страшный, Вероятностный Шторм оказался способен на вас воздействовать? — Я сразу взяла быка за рога, не утруждая себя танцами вокруг да около.

— Нет. Боевые звёзды никогда раньше не сталкивались с подобным, — Бес тоже не был расположен к пространным философствованиям.

Чёрный балахон и маска не позволяли считать ни выражение лица, ни телесный язык. Я машинально отметила, что Бес материализовался полностью, что он ощущался почти как любое другое существо, стоящее в паре метров от тебя. Никакой тебе потусторонней растворённости, только сверхъестественная пластика движений. Пытается показать, что вовсе его и не испугали недавние события? Что вот он, здесь, готов мечом к мечу встретить любую опасность?

— Что ж. Всё когда-нибудь случается в первый раз.

Бес не ответил, что-то в нём явно протестовало против такого вывода. Громко так, отчаянно протестовало. Я вздохнула.

— Вы считаете, то, что сделал этот бедняга, — я дёрнула ушами в сторону замороженного трупа, — было бесчестным?

— Да.

Коротко и исчерпывающе.

— Почему?

С любым другим Безликие и говорить бы не стали на подобную тему. Но ко мне у них было особое отношение. Ауте свидетель, я этого никогда не понимала.

— Он дрался нечестно. Не дрался вообще, спрятавшись за своими машинами и своим колдовством. В этом не было Мастерства.

Эх, не время сейчас для подобных дискуссий. А когда оно вообще бывает подходящим, это время?

— Ты полагаешь, ему не потребовалось мастерство, чтобы создать все эти машины, чтобы управлять ими?

— Он не калека, не ребёнок и не старик. Он мог совершенствовать своё тело, изучая воинские искусства. Мы не могли изучать магию, нам не дан это дар. Справедливо, чтобы бой происходил в плоскости, доступной обеим сторонам. — Кажется, Бес искренне пытался мне объяснить. Как маленькому ребёнку, на пальцах.

— Не смеши. Ни один человек, кроме разве что генетически модифицированных, и близко не может приблизиться по своим физическим данным к Безликим. Как бы ни «совершенствовался». Справедливостью в ваших битвах со смертными отродясь не пахло. А вот теперь, похоже, появился кто-то умудрившийся сыграть с северд по собственным правилам. И, признаюсь, меня искренне позабавила ваша реакция. — Короткий, ироничный взгляд на столь стремительно и вопреки всем приказам всяких там «повелительниц» умерщвлённого бедолагу. — Такая, знаете ли, типично… человеческая.

Бес прямо-таки задеревенел от нанесённого оскорбления. Но возражать не стал.

— Кстати, — я повысила голос, показывая, что это обращено уже и к Арреку, — а как наш мёртвый приятель такое провернул? Я думала, дараи не могут управлять теми сферами, где… э-э… обретаются Безликие.

— А мы и не можем. В нормальном состоянии. Но этот «бедняга» экспериментировал с препарированными, но всё ещё живыми телами. И набрёл на очень интересные эффекты. Сведениям о которых, как мне кажется, лучше не покидать стены этой лаборатории. — И он, откинувшись на спинку кресла, нажал delete, уничтожая часть базы данных. Северд прямо-таки ощутимо расслабились. Я согласно кивнула.

Аррек хорошо знал свой народ. Если бы, допустим, на Эйхарроне узнали об этих самых интересных эффектах, то вряд ли бы они в ужасе отшатнулись от идеи начать препарировать собственных граждан. Ради блага расы и всё такое. Да, арр-Вуэйн хорошо изучил свой народ и, несмотря на довольно своеобразный взгляд на то, с какого расстояния следует служить Великому Эйхаррону, был фанатически предан его интересам. Если Аррек решил, что таким знаниям лучше в загребущие ручки дарай-князей не попадать, ради их же собственного блага, то я его мнению была готова довериться.

Едва мой консорт успел завершить свою маленькую диверсию, в проход, так зрелищно проплавленный нами на месте двери, спокойно прошествовали Дельвар с Л’Рисом. Эта парочка уже успела вернуть себе истинные обличья и, похоже, оторвалась на полную катушку, терроризируя несчастных защитников замка. Кстати, где же они? Было подозрительно тихо.

На моё вопросительно поднятое ухо ответил Л’Рис.

— О, аборигены нас беспокоить не будут. Этот мрачный и полный сюрпризов субъект, каким-то образом затесавшийся к вам в доверие и непонятно почему получивший статус вашего риани, обнаружил какое-то интересное заклинание, вплавленное под черепа подчинённых параноиком, которого ваши слуги столь любезно прикончили. Так вот, Дельвар что-то там долго кулибничал и, когда прежний хозяин благополучно почил с миром, перехватил управление над всем здешним колхозом (как мне нравится это слово!). И, по достойному примеру прекраснейшей из Мастериц Сновидений, отправил всех на боковую.

Я ошалело мигнула, пытаясь разобраться в длинных и цветистых оборотах речи нашего поэта. Похоже, Дельвар, будучи Мастером чародейства, что-то подправил в предохранительной сети заклятий, вживлённых в разумы обитателей замка. И отправил их всех спать. Блестяще. Я послала тёплую улыбку страшноватому типу из Ступающих Мягко, опирающемуся теперь уже на длинное, заострённое с двух сторон копьё. Или как там называется такая штука.

Нефрит гордо вплыла под руку с Сергеем (чуть помятым, но всё столь же незаметно угрожающим), брезгливо приподнимая подол платья. Бросила один взгляд на труп и тут же прошествовала к пульту управления. Надо отдать должное явному таланту Аррека в области сокрытия нежелательного: ничего подозрительного Видящая Истину, похоже, не заметила. Аминь.

Я скользнула к креслу мужа и, когда тот поднялся, взяла его под руку. Умело маскируя каскадом крыльев, насколько тяжело он на меня опирается. Не следовало позволять людям видеть слабость. Тем более аррам. Уж что-что, а это они чувствовали, как акулы кровь. И действовали с тем же безошибочным инстинктивным автоматизмом.

Мы все собрались вокруг трупа мужчины, завёрнутого в тонкую ткань лишённой времени Вероятности. Нефрит смотрела на него с каким-то брезгливым любопытством. Во взгляде её было отвращение и уважение.

— Вы увидели всё, что хотели, арр-леди?

Она медленно подняла взгляд и так же медленно, жёстко контролируя каждый свой жест, кивнула.

— Да. Это они, нет никаких сомнений. Следы сотрудничества с ристами налицо: технологии, до которых эти рисующие на стенах магические руны варвары не могли бы сами дойти ещё много столетий, образцы, оружие. Очень… специфические лаборатории.

— Варвары? — Я дёрнула ушами. — Не стоит, наверно, использовать здесь это слово. Оно предполагает некую пренебрежительную окраску и искусственно принижает опасность.

— Возможно. Должна признать, несмотря на смутность своих этических позиций и более чем… варварские методы, они кое-чего достигли. Коллекция разнообразных мутировавших органов для пересадки производила бы впечатление… не будь они всё ещё внутри живых доноров, которых, судя по всему, режут уже прямо на операционном столе.

— Оригинальное решение проблемы хранения тканей для трансплантации. — Аррек был сама ироничность. Гнев проявился лишь в том, как сильно, почти непереносимо сжались его пальцы на моей руке. И тут же ослабли, извиняясь, нежно скользнули по коже.

— Да, в трансплантации они достигли огромных успехов. И не только органов. С перенесением матрицы сознания из одного полноценного мозга в другой мне, например, сталкиваться ещё не приходилось. У нас для того, чтобы провернуть подобное, принимающее тело должно быть предварительно опущено на интеллектуальный уровень растения. Их же метод позволяет сохранить все воспоминания тела-донора для дальнейшего использования пересаженной матрицей.

— Минутку, — я озадаченно нахмурилась, — они переносят сущность в тело, обладающее собственным, полностью сформировавшимся и полноценным разумом? А как же тогда быть с раздвоением личности?

— А никак, — на этот раз ответил Аррек. — Изначальная личность погибает. Это одна из наиболее знаменитых и ставшая уже рутинной операция, этакий фирменный знак Круга Тринадцати. Если, допустим, стареющий богач желает продлить собственную жизнь в молодом, сильном и, что характерно, принадлежащем какому-нибудь бывшему врагу теле… Или, допустим, кто-то, кому денег девать некуда, хочет испытать на пару неделек удовольствие обитания в теле другого пола. Или хочет завладеть наследством, переселившись в тело старшего брата…

— Довольно. Я поняла.

Нефрит тем временем продолжила.

— Коллекция вирусов тоже впечатляет. Конечно, до оливулских военных лабораторий им ещё расти и расти, но у здешних ребят есть преимущество: при полевых испытаниях им не нужно гадать, насколько воздействие на человека будет отличаться от воздействия на лабораторных животных. Я видела питательные среды для разного рода грибков, которые раньше, кажется, были людьми. Кое-кто до сих пор жив. А некоторые даже до сих пор сохраняют сознание.

— Ну прямо рай для исследователя!

— И не говорите. Но самое интересное — это тончайшее манипулирование гормональными системами. Вряд ли эти колдуны сами понимают, что они микрокинезом манипулируют молекулярными цепочками, но их эликсиры и ритуалы, похоже, действительно срабатывают как методы концентрации, — она бросила косой взгляд в мою сторону, — жёстко фиксирующие силу в определённую сеть потоков. С точностью, которой на сознательном уровне достичь просто невозможно. Если бы вот такой вот знахарь прошёл стажировку в одном из медицинских колледжей Ойкумены, из него вполне мог бы получиться искомый нами Хирург.

Аррек пнул бесчувственное тело.

— Уже получился. Аж в количестве тринадцати штук. Хотя я, честно говоря, удивлён, что они умудрились настолько скоординироваться, чтобы вместе заняться одним делом. Традиционно Круг считался достаточно анархичной организацией, члены которой не слишком друг друга жаловали.

— А вы уверены, что тут замешан весь Круг?

— Да, — коротко и очень сухо. Взгляд Видящей Истину на мгновение затуманился, затем вновь обрёл фокус.

— Вы правы, дарай-князь. Похоже, среди них появился лидер. Выходец из Ойкумены, каким-то образом очутившейся в Диких Мирах, приобщившийся тут к прелестям местной культуры, а затем понёсший новообретённые истины обратно домой. — Арры переглянулись, что-то безмолвное и не слишком приятное проскользнуло между ними.

— Ренегат из наших? — Вопрос рискнул задать Сергей.

— Не-ет, — медленно протянул Аррек. А потом уже уверенней: — Нет. Или, может, кто-то из низших арров. Дараев с детства программируют слишком хорошо. При невероятном стечении обстоятельств они ещё могут так или иначе ускользнуть от служения Эйхаррону, удрать в те же Дикие Миры или просто перерезать себе горло. Но пойти против своих? Немыслимо. Дарай-ренегат мог бы встать во главе Круга Тринадцати. Но десятилетиями похищать и потрошить граждан Эйхаррона? Физиологически невозможно.

— Эти ребята, похоже, неплохо разбираются в физиологии, — сказала я.

— Не настолько. Уж поверь специалисту, — отрезал один из лучших Целителей, что мне когда-либо встречался. И определённо лучший, если говорить о человеческой физиологии. Эти Хирурги, все тринадцать вместе взятые, с ним и рядом не стояли.

Ты пробовал? Подкорректировать себя так, чтобы не быть зависимым от Эйхаррона?

Очень тихо. Очень лично.

Да.

На этом мы тему закрыли.

Нефрит поджала губы.

— Ну и как мы намерены извлекать сведения из этого? — Кивок в сторону трупа.

— Терпеть не могу некромантии, — буркнул Целитель.

— Великий князь… вы это серьёзно?

Тот фыркнул.

— Разумеется, я не намерен разыгрывать представлений с поднятием зомби или выкручиванием «рук» несчастной душе. Хотя мог бы. Тело у нас есть, мозг тоже, причём в достаточно свежем состоянии. Считаем информацию прямо из нейронов.

Я зачарованно развела уши в стороны.

— А так можно?

— Чистая биохимия. Никакого волшебства.

— Любите вы, люди, красивые слова, — это влез Л’Рис, — химия — это просто другое название волшебства.

Дельвар, как всегда, промолчал. Самый мудрый из нас.

— И ты скачаешь всю его память?

— Я что, похож на мазохиста? Только интересующее нас.

Нефрит, тоже явно увлёкшаяся, чуть прищурилась.

— Я задам вопросы. Вы сможете сформулировать ответы в виде сен-образов, мой князь?

— Попробуем. И я бы всех попросил, — прицельный взгляд в сторону Л’Риса, — не вмешиваться в беседу. Начали.

С шорохом, которого никто не услышал, покров Вероятностей упал с мёртвого тела. Интересно, а смог бы Аррек, если бы захотел, оживить беднягу? Должно быть, не очень сложно — восстановить повреждённые ткани, запустить сердце. Ведь мозг был мёртв совсем недолго, прежде чем его заморозили. Типичная клиническая смерть. Хотя… Я пригляделась внимательней. Вся аура бедняги была изодрана на мелкие такие, живописные клочочки. Душа отсутствовала. Этого уже не оживишь без более… радикальных мер. Качественная работа.

Выражение лица Аррека стало каким-то пустым, словно бы погрузился в другую жизнь. Труп дёрнулся, что-то смутное вырвалось из его груди, повисло на уровне наших глаз нечётким сен-образом.

— Спрашивайте. — Голос Целителя был спокойный, обычный. Кажется, происходящее ему особых хлопот не доставляло, хотя с Арреком никогда нельзя знать точно, как он себя чувствует, тяжело ли ему. Его самообладание меня откровенно пугало.

Нефрит на полшага выступила вперёд, красивое лицо, зеркально отражая лицо дарай-князя, утратило любое подобие выражения. Маска уверенности и самоконтроля. Только зелёные глаза светились напряжённым вниманием.

Потянулась цепочка вопросов и ответов. Видящая Истину начала с простого — с имени, возраста, мелких фактов биографии, давая возможность себе, Арреку и тому, что осталось от личности допрашиваемого, войти в ритм. Затем пошли очень продуманные и предельно чётко сформулированные вопросы о Круге Тринадцати, его иерархии и деяниях. О связи с Ойкуменой, а точнее с ристами. Предварительные данные подтверждались. Действительно, в одном из самых захудалых Диких Миров уже довольно давно появился странный человек, обнаруживший невероятные способности к целительству… и полное отсутствие каких-либо представлений об ответственности, которую они налагают. Он был с треском изгнан из школы магов, где проходил обучение, а затем и вовсе объявлен вне закона. После чего умудрился пристать к свите одного из членов Круга. Никто особенно не удивился, когда его патрона вдруг настиг несчастный случай, и странный новичок занял освободившуюся вакансию. А вот дальше пошли чудеса: парень (к тому времени, правда, уже изрядно заматеревший) умудрился каким-то образом связаться со своим бывшим домом и, заручившись поддержкой странных типов, называвших себя ристами, быстренько подмял под себя весь Круг. Никто, учитывая открывшиеся перед колдунами перспективы, слишком бурно не возражал (то есть никто из оставшихся в живых, но кому это сейчас важно?). И потянулось длительное и взаимовыгодное сотрудничество.

Я вглядывалась в меняющиеся сен-образы и диву давалась: как столь масштабная организация, развившая столь бурную деятельность, могла столь долго оставаться незамеченной?

И ещё один вопрос: кто из этих двоих достойных партнёров вертел другим?

И какая, в принципе, разница для эль-ин?

Так, пора переходить к действительно интересным вещам. Я ступила вперёд, ртутью вывернувшись из-под протестующе сжавшихся пальцев Аррека, заставив Нефрит изумлённо замолкнуть на середине фразы.

— Как давно вы начали ментальную атаку против Эль-онн?

Вот тут поперхнулись все. Даже мои риани, которым, по идее, было положено мои мысли и порывы знать куда лучше меня самой, удивлённо приподняли уши. Нефрит, уже готовящаяся разразиться сердитой тирадой, так и застыла с полуоткрытым ртом. Аррек за спиной как-то странно хмыкнул, но я не стала себя утруждать выяснением его настроений, покуда непредсказуемая моя любовь продолжала держать сен-образ, вытянутый из памяти безвременно убиенного Чёрного Целителя.

А потом сен-образ дрогнул, развернулся, показывая ответ, и бестактность моего поведения вдруг начисто перестала всех интересовать.

«Ментальная атака» — довольно-таки расплывчатое выражение для обозначения того, что откалывали эти милейшие знахари. Они, в принципе, не очень-то и атаковали. Просто составили ну оч-чень интересное заклинание, которое проецировало какие-то там волны, влияющие на сновидения. То есть не вмешиваясь напрямую, а просто, просто… Как бы это сказать? Помогая не замечать неких творящихся под самым боком событий.

Разумеется, для эль-ин, объявившихся в Ойкумене всего пятнадцать лет назад, такую грандиозную конструкцию сварганить бы не успели. Она у них уже пару столетий действовала, потихоньку капая на подсознание арров. А тут, не без помощи отдельных не в меру активных оливулцев, которые, как бы я к ним ни относилась, поднакопили кое-какой информации о своих случайных оккупантах — Ну Зимний! Ну попляшешь ты у меня! Ворона СБ-шная. Прозевать такой заговор! — быстренько перенастроили механизм на новый объект.

Тут у ребяток вышла нестыковочка. До тех пор пока воздействие оставалось достаточно туманным, незначительным и рассеянным среди целой расы, арры могли позволить себе не обращать на него внимания. Эль-ин же, напротив, на любые изменения в собственном коллективно-бессознательно-сознательном, которое, что отнюдь не афишировалось, обладало собственной личностью и преотвратнейшим характером, реагировали болезненно. Хранительницами мы реагировали. Специально для таких целей и существующими. Хранительницами, которые в обществе ну очень недовольных риани отправлялись выяснять, а что же тут такое интересное происходит.

Не любит Эль, когда ей начинают со стороны вправлять её коллективные мозги. А если Эль что-то не любит,то долг эль-ин сию несуразность как-нибудь… того. Чтоб не мешала. Для чего и придумали отпетых самоубийц, жриц, аватар, жертвенных дев или как там ещё можно назвать мою должность.

Короче, угадайте с трёх раз, кому предстояло разгребать всю эту кашу.

Несколько наводящих вопросов — и удалось получить сравнительно точные координаты местоположения сего шедевра психотропного искусства и куда более приблизительное описание принципа его действия.

Я горестно тряхнула ушами.

— Успокаивайте его, мой лорд. Ничего полезного тут уже не вытащить. Самого интересного он просто не знал.

Сен-образ послушно растаял в воздухе, а Аррек за моим плечом ощутимо расслабился.

— Ещё сюрпризы будут, о моя невероятная леди?

— Откуда мне знать? — Я скользнула назад, незаметно возвращаясь к своей роли замаскированной подпорки.

Ровно полминуты все молчали. И смотрели на вашу покорную слугу. Выжидающе так. Бесстрастно. Наконец, судя по всему, решили, что сюрпризов в обозримом будущем и впрямь не предвидится. Оптимисты.

Сен-образ, который, как я успела заметить, гораздо лучше передавал чувства Нефрит, чем её сдерживаемая безупречной дрессурой мимика, пару раз судорожно дёрнулся.

— Мне надо вернуться на Эйхаррон. Немедленно. — Это просьбой не было. Даже мне было ясно, что ситуация с многовековым промыванием мозгов всей аррской братии требует как минимум консультации с Главою дома Вуэйн. Если не со всем Конклавом.

— Чем быстрее, тем лучше. — Кажется, моё активное согласие её удивило. — Аррек, нам надо на Эль-онн. Немедленно.

— Да, миледи, — ответил он сразу на все требования. Причём именно тем тоном, которым и должен говорить идеальный консорт. Но вот только для меня эти слова звучали скорее как обещание чуть попозже устроить допрос с пристрастием.

Два портала.

Шаг.

Дома.

Глава 8

Я отстранённо и не без отвращения посмотрела на результат двухчасовых усилий. Сен-образ, что-то вроде отчёта о проделанной работе. Достаточно полная, компактно уложенная информация, поясняющая произошедшее в последние дни. С моей точки зрения, конечно.

Конечно.

Безнадёжно тряхнула ушами. Хватит тянуть время. И мощным толчком разбила образ на три одинаковых варианта, отправляя их трём разным адресатам. К счастью, теперь такая форма общения вновь стала возможной. Вспоминать не хочу, как мы снимали блокировку, расставленную в эфире, когда умирала Эвруору-тор. Тогда несколько недель нельзя было ни с кем связаться, не заявившись, что называется, во плоти.

Теперь с этим гораздо проще. К счастью.

Или к сожалению.

Я откинулась на сгустившийся воздух, как на спинку кресла, любуясь лучами света, пробивавшимися сквозь крону онн. Даже красота цветовых переливов не помогала исправить настроение: да, нерадостные маячили перспективы.

Аррек после достаточно нелицеприятной, но короткой семейной разборки, когда я эти самые перспективы напрочь отказалась с ним обсуждать, удалился спать. Дуться. И зализывать раны. Надорвался-таки, гордый мой.

Ла-адно, хватит жалеть себя. Это всегда успеется.

Я поднялась, стараясь держать голову как можно ровнее. Однако перед глазами немного поплыло, виски сдавило. Кое-кому явно не помешало бы последовать хорошему примеру и отправиться на боковую. Настоящий стратег прежде всего заботится о собственном здоровье как о наиболее важном ресурсе.

Да я, кажется, никогда и не претендовала на славу разумного и расчётливого стратега.

— Ребята…

Северд материализовались рядом мгновенно и бесшумно, как будто и раньше тут стояли, просто незамеченные. Хотя почему как будто?

— Бес… В ближайшие дни вы не сможете меня охранять. Вы вообще должны держаться как можно дальше.

Да, дипломат из меня тот ещё. Но было бы унизительно для всех нас прятаться за ширмами этикета, когда от принимаемых решений зависело столь многое.

— Мы обязаны быть с вами, Антея-тор.

Иного я и не ожидала.

— Бес, давай не будем туда соваться. Я не могу и не хочу спорить.

Пауза.

— Госпожа…

Что ж, они сами напросились.

— Вы не обязаны охранять, вы обязаны подчиняться. Боевая звезда проиграла ритуальную дуэль, Безликий. И если она отказывается служить и учиться, то должна быть уничтожена.

Они как-то подтянулись, вдруг сами собой оказались в боевом построении. Но Бес чуть шевельнул рукой, и… маска с его лица слетела. Впервые за десять лет.

Узкое лицо, рассечённое тонкими ритуальными шрамами, холодный взгляд. Немой вопрос.

— Ты никогда раньше с нами не спорила. И никогда по-настоящему не приказывала. — Обратился ко мне на «ты». Впервые за десять лет.

— Так надо.

— Нет.

— Вы просто погибнете. И лишь Ауте знает, кого утащите с собой.

— Мы не так беспомощны, как тебе могло показаться, даже если эти шакалы и нашли способ влиять на нас своими мерзкими трюками! — Гнев, почти неконтролируемый. Впервые за десять лет… Нет, сегодня определённо день сюрпризов. Знать бы ещё, когда он кончится…

— Это не имеет ни малейшего отношения к тому, что случилось недавно, Бес. Круг Тринадцати с их глупыми погремушками просто подвернулся под руку, они ничто. Здесь начинаются… старые заморочки вене. А вы — чужие. Уйдите. Всего на пару дней.

— Ты погибнешь? — Он так спокойно спросил, так пугающе рассудительно. Оставалось лишь гадать, что этот Безликий успел понять.

— Раньше или позже — какая разница? Вам надо идти.

Пауза.

— Боевая звезда просит госпожу даровать ей несколько свободных дней, чтобы повидаться с другими детьми Безликого народа. Нужно сообщить о происшедшем Мастерам.

— Позволение даровано. И не смотри на меня так осуждающе, Бес. Дуйте отсюда.

Северд-ин исчезли. А я ещё с минуту смотрела на колыхающиеся волны маленького озера, расположенного в главном зале, и отчаянно боролась с детским желанием вернуть своих Безликих назад. Одна, без охраны.

Впервые за десять лет. Почему-то вдруг опять заныла успокоившаяся было голова.

Осторожно, всерьёз ожидая, что виски в любой момент взорвутся болью, выползла из онн и расправила крылья. На просторе мне полегчало. Ветер, бьющий в лицо, звёзды, танцующие рядом с бестолково мечущимися светилами, бешеная фантасмагория красок. Нет второго такого места, как небеса Эль-онн. Дом.

Пока я добралась от своего личного обиталища до Шеррн-онн, самочувствие стало вполне приличным.

Даже спать расхотелось. Что вряд ли надолго, но всё равно приятно.

Заложив филигранный вираж, влетела в один из меньших тоннелей, не давая себе труда чуть притушить крылья. Стрелой пронеслась по внутреннему лабиринту, сметая с дороги всех, кому выпало несчастье попасться на пути. Учитывая бешеную скорость и несколько агрессивный настрой, не врезаться ни во что более-менее плотное мне помогла лишь чистая удача. Хотя стены, кажется, шарахались пару раз в стороны, освобождая место окончательно съехавшей с катушек владычице. Мудро с их стороны.

И вот так, на полной скорости, окутанная собственной здоровой злостью и запутавшимися в волосах ветрами, я ворвалась в спальные покои Зимнего.

И затормозила. Резко. Во всех смыслах и значениях.

Мастер Оружия возлежал на туманящемся размытыми волнами воздухе, одетый лишь в белизну собственных крыльев. На его груди, разметав по безупречной чистоте кожи тёмно-пепельные волосы, покоилась голова расслабленно посапывающей Кесрит. Рядом вытянулось, в литом великолепии обнажённой силы, ещё одно тело.

Миниатюрная лаконичность фигуры, чистый металл кожи, седые волосы, обрамляющие узкое, точёное и такое юное лицо. Ллигирллин.

В комнате пахло мускусом, жаром, чувствами древними и запутанными. Каждая молекула так отчаянно вопила о сексе, что я чуть было не бросилась наружу, ещё быстрее, чем ворвалась внутрь.

Остановило меня даже не любопытство. А полная, до потери контроля над собственной моторикой, растерянность.

Серебро на чёрном. Ллигирллин? Поющая? Моя спутница в скитаниях по Ойкумене, боевая подруга моего отца? Поющая, легендарный меч Дракона Судьбы Ашена?

С Зимним?

Может, они с папой обменялись клинками? Да нет, вот Рассекающий, меч Зимнего, удобно устроился на полу — протяни руку сквозь туман постели, и пальцы привычно сомкнутся на рукояти.

Ллигирллин. Стойкая и гордая, ядовитая и звенящая, сильная и… и… родная. И её с такой небрежной нежностью обнимает за талию самый мерзкий ублюдок, какого мне когда-либо доводилось встречать. Ауте, это что, параллельная реальность?

Зимний чуть повернул голову и лениво приподнял веки, меня почти отшвырнуло яркостью и удовлетворённостью фиалкового сияния его глаз. Лидер клана Атакующих уныло обозрел возникшее перед ним диво: золотокрылая девица, болтающаяся где-то между потолком и обалдением, с ушами, ошалело прижатыми к черепу, с почти смущённым выражением на физиономии. Общество смертных явно не шло мне на пользу: среди эль-ин подобные сцены вовсе не считались неловкими.

Хотя даже после стольких лет попыток подстроиться под нормы человеческого этикета я отнюдь не собиралась извиняться.

Это, пожалуй, единственное, что не подлежало сомнению.

Зимний покорно вздохнул, чуть шевельнулся, будя женщин. Ллигирллин перешла к состоянию бодрости мгновенно и пугающе (Привет, Анитти, ты как тут оказалась?). Кесрит же что-то пробормотала сквозь вязь своих удивительных сновидений и уткнулась носом Зимнему в подмышку. Вставать она явно не собиралась.

— Девочки, подъём! — Он чуть повёл плечом, не тормоша мастерицу из Нед’Эстро, но чуть-чуть встряхивая её. — Прогуляйтесь.

И тут произошло нечто невероятное. Они повиновались. Автоматически и не задавая вопросов. Ллигирллин мощным прыжком прямо из положения лёжа бросила себя в воздух, уже на середине дуги контуры её тела расплавились, кожа превратилась в сверкающий металл обнажённого клинка, закончила траекторию она уже тонким мечом, приземлившимся прямо в руки неведомо когда успевшей вскочить Кесрит. Сверкнув в мою сторону приветственно-прощально-недовольной улыбкой, Расплетающая Сновидения выскользнула из комнаты, весело мелькнули белоснежные кисточка и оплётка рукояти Ллигирллин.

Вряд ли тот, кто никогда не был эль-ин, способен понять абсурдность происшедшего. Мы миллионы лет жили в условиях жёсткого, временами жестокого матриархата. Мужчины у нас рассматриваются даже не как вещи, а как… ну… мужчины. Их десятки на каждую женщину, они стары, они мудры, они всё делают и никогда не спорят. Сокровенная мечта любой феминистки, воплотившаяся в реальность.

Чтобы мужчина спал — одновременно! Ой, мамочки — с двумя дамами? Чтобы мужчина осмелился вот так напрямую отправить двух высокопоставленных леди «прогуляться»? И чтобы те, будто это само собой разумеется, встали и отправились гулять? Для этого он должен быть…

Зимним.

Я коротко прикинула, от кого бы потерпела сопоставимое по размерам хамство. От отца, наверно, и ещё от Аррека. (Они из других культур и иногда не слишком ориентируются в ситуации.) И, конечно, от Раниэля-Атеро. Учитель мог бы мне приказать перерезать кому-нибудь горло, и единственный вопрос был бы: «Аакрой или другим оружием?»

Вряд ли девушка, столь отчаянно надменная, какой я знала Ллигирллин, была бы менее привередлива в выборе авторитетов. Значит, Зимний — её Учитель? Логично. Лучший воин (отца я не считаю, он не эль-ин) — кто ещё достоин быть наставником легендарной Поющей? Чувствуется что-то в стиле, в неуловимых оттенках движения…

— Регент Антея? — Ух, сколько он вложил всего в это обращение. Помимо совершенно очевидного вывода, что раз я регент, то уж конечно не полновластная Хранительница. Прямо как ледяной душ, честное слово. И что, что они могли найти в этом замороженном гаде?

Я чуть дёрнула крыльями, и волна воздуха отбросила его обратно на постель. Попутно ощутимо хлестнув по физиономии. Чтоб не зарывался. Но любопытство, как всегда, победило в неравной схватке с чувством собственного достоинства.

Я плюхнулась на постель, подвернув ноги по-турецки и глядя на него сверху вниз.

— Поющая — ваша родственница? — Я кивнула на белоснежное серебро его гривы, точно такое же, как и у Ллигирллин.

Ответ был неожиданно миролюбивым.

— Нет. — Древний задумчиво пропустил серебристую прядь сквозь пальцы, глаза его сделались далёкими-далёкими. — Мы приобрели эту расцветку, попав в одинаковую переделку… Хотя я — чуть пораньше.

Я не хотела знать, что это за переделка такая, от которой сам Зимний не смог уберечь ученицу. Тем более что слово «чуть» по отношению ко времени в его устах растягивалось прямо-таки в бесконечность. Но кое-что уточнить следовало.

— Повлиявшую на гены переделку? — «Если похождения твоей бурной молодости как-то аукнутся Лейруору, то клянусь Ауте…»

— Немного. Ничего, о чём стоило бы волноваться, миледи. — Он поднял фиалковые глаза, печальные, успокаивающие, неожиданно тёплые. Да, древний понял, о чём я сейчас подумала. И это был едва ли не единственный вопрос, по которому он не собирался со мной грызться. Благо Лейруору — это святое. Такое благо, каким оно видится Зимнему, разумеется.

Кстати, об отцах и детях. Что мы тут имеем? Поющая — папин меч, а папа с Зимним друг друга не больно-то жалуют, вот уже не первое столетие споря из-за славы Первого Клинка Эль-онн. Но в то же время Ллигирллин — преданная ученица и любовница Зимнего, ради него, судя по всему, и отказавшаяся от себя, чтобы стать идеальным воином. Идеальным оружием. Отрёкшаяся от судьбы, от детей, от львиной доли собственной личности. Ради мужчины, из которого без всякой жалости выколачивала пыль на той достопамятной дуэли перед гибелью Нуору. И как во всё это вписывается Рассекающий? Кесрит? И, да поможет мне Ауте, мама с Раниэлем-Атеро?

Любовно-семейные отношения в кланах эль-ин. Что может вернее свести с ума?

«А что вообще она делала в Шеррн-онн?»

— Разве Поющая не должна быть с отцом?

— Консорт Ашен сопровождает леди Даратею как её риани в Погружении в Ауте. В глубоком Погружении. Посторонние, даже одушевлённое оружие, в таких ситуациях не допускаются. Леди Ллигирллин любезно согласилась побыть на это время моей гостьей.

У меня тревожно засосало под ложечкой. Значит, эта мамина экскурсия настолько серьёзна? Да нет, вряд ли, иначе меня как Хранительницу первую бы поставили в известность. Это не старые добрые времена, когда такие вещи в присутствии юной девы предпочитали не упоминать. Сейчас на дворе новые дрянные годы, когда все по-настоящему серьёзные проблемы вываливают первым делом именно на мою грешную голову, дабы я с ними и разбиралась. Что возвращает нас от лирических отступлений к насущным проблемам…

— Вы получили сен-образ с новой информацией?

— Да. — Судя по сухости тона, сообщение пришло не в самый подходящий момент. Хотя существа, подобные ему, вряд ли обращали внимание на подобные мелочи.

— Это как-нибудь влияет на расклад в Ойкумене? — Я подалась вперёд, опустив голову на утопленные в тумане руки.

— Не очень сильно.

— Поподробнее, пожалуйста. — Я вытянулась во весь рост, рассеянно завернувшись в крылья и думая о своём.

— Я привлёк ещё несколько Нэшши к выяснению ситуации с ристами. Гениальная организация! Если удастся выкроить достаточно времени для внедрения в неё наших…

Его холодноватый, хорошо поставленный голос журчал что-то об особенностях экономико-политической обстановки, о тонкостях международного права и семейных связях некоторых официальных правящих династий с высшими функционерами ристов. Я искренне пыталась слушать. Даже вникать. Но тело само собой расслаблялось, завязая в мягкости взбитого дыма, щека коснулась условно твёрдого и очень тёплого воздуха. Глаза широко распахнулись в попытке сохранить внимание.

— Мы постепенно вычисляем все их базы, но информация обо всех силах, находящихся в распоряжении такой разветвлённой системы, более чем приблизительна…

— Реакция на потерю Аметистового Колибри?

— Как и ожидалось: готовят ответный удар. Но куда именно, мы пока не знаем.

Я моргнула. Потом ещё раз. Так. Ответный удар…

— Вероятно, они и сами этого пока не знают. Хорошо бы спровоцировать что-нибудь нам удобное.

— Над этим работают.

Закрыть глаза. Не надолго — так просто легче думается.

— Попробуйте устроить что-нибудь… крупномасштабное. Что можно было бы превратить в урок для всей Ойкумены. Оливулской бойни явно оказалось недостаточно. Точнее, она была слишком странной, слишком непонятной.

— Звучит многообещающе. Только вот как бы нам не нарваться на что-нибудь слишком крупномасштабное.

— А-а… Да. Слишком… — Веки наливались тяжестью, дыхание замедлилось.

— Наши силы на данный момент не годятся для внушительной демонстрации. Расчёты показывают…

Уютная и согревающая темнота. Что-то надо было сделать… Потом. Как-нибудь.

— Антея?

Я подскочила точно ужаленная, испуганно мигая и борясь с отчаянным желанием виновато прижать уши. Почти заснула! Да какое, к Ауте, почти? Заснула! Прямо во время разговора! Посреди планирования настоящей войны — какой позор!

Что из сказанного я успела пропустить?

— Леди Тея-тор? — В голосе Зимнего было столько недоумения, что оно почти перевешивало привычное высокомерие. А на лице — то самое обеспокоенно-вопрошающее выражение, которое я уже имела удовольствие лицезреть на физиономиях Аррека, риани и даже северд-ин. Должна признаться, это дурацкое безмолвное «что-ты-с-собой-творишь-могу-ли-я-что-нибудь-для-тебя-сделать?» успело мне уже здорово надоесть.

Я взглядом отмела все предложения подобного толка, которые могли бы появиться у Мастера из Атакующих, всем своим видом демонстрируя, что инцидент обсуждению не подлежит. Зимний, несмотря ни на что, был в достаточной степени эль-ин, чтобы молча это проглотить.

— У вас есть какие-нибудь рекомендации, Мастер Оружия?

— Для начала, не следовало ссориться с этими ристами…

— Я просила рекомендации, — тон мой был обманчиво мягок, — с критикой пока повременим.

— Ну что ж. — Он вдруг стал очень серьёзным, очень холодным, очень бесцветным. Мне стало страшно. — У древних людей был забавный способ избавляться от крыс, обитавших на их кораблях. Когда маленькие твари наглели настолько, что сжирали всех кошек, которых на них напускали, команда отлавливала трёх самых наглых. А затем бросала их в пустую бочку. И оставляла там. Через неделю две крысы совместно убивали третью и съедали её. А ещё через некоторое время последняя тварь загрызала свою товарку и оставалась в гордом одиночестве. И эту последнюю выпускали на корабль. Удивительно, как мало времени ей требовалось для того, чтобы очистить шхуну от себе подобных.

Он это говорил серьёзно. А я это серьёзно слушала. Новое толкование жестокости, так?

Сонливость исчезла, будто её никогда и не было, руки под покровом крыльев чуть тряслись.

— Я… обдумаю ваше предложение, Мастер. — Я соскользнула с постели и попятилась к выходу. — Спасибо, что уделили мне внимание.

Прочь отсюда…

— Антея-тор.

— Да? — Неохотно задержалась в дверях.

— Где ваши телохранители?

А не видит ли он Истину? Да нет, я бы заметила. Просто очень старый и очень умный интриган, очень многое повидавший на своём пути.

— Они отлучились на пару дней… сообщить старшим своего народа о некоторых открытиях Круга Тринадцати.

— Ах. Понятно. — И ему действительно было всё понятно.

Я сбежала. Самое лучшее, что можно предпринять, имея дело со старейшими. Ллигирллин, подружка, во что же ты вляпалась?

* * *

Увы, удрать от древнейшей мудрости так и не удалось. Стоило как следует разогнаться, как я врезалась во второй её источник, со всей силы впечатав локти в появившееся точно из ниоткуда поджарое тело.

— Ау!

От неожиданности и боли я завопила, судорожно тряся в воздухе ушибленной кистью. А ему — хоть бы что. Точно о железяку приложилась, а не о собственного Учителя.

— Спешите куда-то, леди Хранительница?

Глаза и имплантант — синие. Сине-сине-синие. Нет, не так. Полночно-бирюзовые, тёмные, наполненные цветом и смехом. Огромные, глубокие, бесконечно синие глаза, лишённые белков и со зрачками столь тонкими, что, кажется, их и вовсе нет. Омуты тщательно сдерживаемой силы.

Волосы цвета воронова крыла, небрежной гривой падающие на плечи, белейшая кожа. Макияж синеватых узоров, асимметрично взлетающих к уголку правой брови. И фигура, хрупкая и тонкая, изящная до потери любого сходства с людьми, очень мужественная. Не та красота, что приковывала взгляд в Арреке, и не та, что привлекала в Л’Рисе. Раниэль-Атеро отличался тем великолепием, которое ничего общего не имело с совершенством. Красота, так напитанная силой, что смотреть на неё было больно. И я отвернулась, пытаясь спастись от этой боли, как всегда безуспешно.

— Антея? — Ах, прогресс. Раниэлю-Атеро не нужно ждать, пока я засну посредине разговора, чтобы почуять неладное. Этот наверняка узнал о том, что грядут неприятности, задолго до того, как меня разбудил достопамятный сон.

«Будь честна хотя бы перед собой. Не сон. Кошмар».

— Учитель. — Я склонилась, отведя назад крылья, как склоняется младший перед страшим. Поклон, который Хранительница не выполняет ни перед кем. — Полагаю, нам нужно поговорить.

Отчим уронил голову набок, птичьим, полным неожиданного достоинства жестом. Позади танцевали сен-образы такой сложности, что мне и думать было нечего пытаться их понять. Можно было считать лишь общий эмоциональный фон — мрачновато-ироничный.

— Я искал вас, Хранительница. — Ага, мы снова вернулись к деловому стилю. — Пройдёмте.

Пальцы, знакомо сомкнувшиеся чуть повыше локтя, были тонкими, с чёрными когтями. Очень красивыми, блестящими когтями, способными при желании резать тианитовые алмазы, как масло. Он привёл меня в какую-то пустынную оранжерею, полную теней и запаха цитрусовых, усадил на толстый ствол с такой осторожностью, будто ожидал, что я в любой момент рассыплюсь. А если Раниэль-Атеро действует так, словно вы сделаны из хрусталя, то следует готовиться к тому, что вас скоро разобьют. На много-много хрустальных кусочков.

— Так плохо, Учитель?

Он ходил туда-сюда, подметая пол полночной чернотой крыльев и глядя прямо перед собой.

— Где твоя охрана?

И как они узнают? Северд ведь на то и Безликие, чтобы их практически было невозможно заметить.

— Отослала.

Он споткнулся. Нет, кроме шуток, действительно споткнулся, крылья взлетели вверх поглощающим свет туманом.

Я вопросительно вздёрнула уши.

— Ты всегда умела принимать решения между делом, удивляя нас всех, Анитти.

— Ага. Особенно саму себя. Вы получили мой сен-образ, Учитель?

— Шедевр полунамёков. Так что же тебе известно, девочка?

— Это вопрос, который я хотела адресовать вам, аналитик.

Он вдруг оказался рядом, буквально в нескольких сантиметрах, тонкие белые ладони держали моё лицо, а синие омуты глаз всматривались в самую душу. Там, где он прикасался, тело горело и плавилось болью, больше всего хотелось отшатнуться и забиться в дальний от этого клубка энергий угол. Обычно мне удавалось гораздо лучше экранироваться, особенно с помощью нового имплантанта. А сейчас — будто кожу содрали, оставив обнажённые нервы.

Он исчез так же незаметно, как и появился, просто материализовался на другом конце комнаты.

— Да, Хранительница. — В его устах титул вовсе не звучал принадлежащим мне не по праву. — Я провёл небольшое исследование…

— Популярное занятие в последние дни…

— …и результаты… скажем так, показались интересными.

Вообще-то сен-образ, который он тут использовал, перевести как «интересный» можно было лишь с большой натяжкой. Волна жара, страха и возбуждения окатила меня, электрическими разрядами побежала по позвоночнику, сжалась где-то в районе желудка, вызвав ещё один приступ дрожи. Я обернулась золотым туманом крыльев, этой иллюзорной, но такой успокаивающей защитой.

— Изменения стали заметны несколько недель назад, когда развернулось дилетантское заклятие Круга Тринадцати. Халтура. Вот то, что творилось до этого, отследить куда как сложнее. — Судя по мурлыкающим интонациям довольного слопанными мышами котяры, Раниэль-Атеро умел по достоинству ценить задачи, бросающие вызов его фактически неограниченным способностям. — Люди… Полагаю, с аррами и другими народами, веками культивировавшими свои экстрасенсорные способности, проще. Эти хоть примерно представляют, на что способны, и, до определённого предела, умеют держать себя в узде. Однако существуют ещё бесчисленные орды обитателей Ойкумены, пребывающие в уверенности, что даже ради сохранения собственной жизни и пылинки не смогут мысленным усилием сдвинуть. Реально же обладающие вполне настоящим, генетически заложенным в них потенциалом способны двигать горы. Как сказала бы одна ваша подруга, вы не видите здесь небольшого противоречия?

— По размеру как раз подходящего, чтобы туда провалилась сфера Эль-онн вместе со всеми обитателями? Ну ещё бы мне не видеть!

— Таким образом, мы имеем биллионы ограниченно разумных существ, одна Ауте знает, на что способных. И ни малейшего контроля за этой массой.

Мне заранее стало дурно. Люди и сами по себе не подарок, а уж если собираются в толпу…

— Последние дни я занялся этой проблемой вплотную. И среди многих обнаруженных эффектов наблюдаются в том числе и очень забавные явления… Что-то такое стадное, что у эль-ин начисто отсутствует, но немного напоминает Эль. Что-то, что позволяет им сосуществовать друг с другом и даже функционировать как единое целое. Как общество.

Я понимающе склонила уши.

— Да. Меня всегда поражали эти механизмы. Социализация новорождённого младенца, чья психика поначалу почти так же гибка, как и у эль-ин, в закостенелое, намертво вплетённое в основу воспитавшей его культуры человеческое существо.

— Или те изменения, которые происходят в личности, когда резко меняется восприятие её окружающими. Я был искренне поражён, увидев, как некоторые сообщества умудряются чуть ли не силой запихивать особо выделяющихся индивидов в жёсткие рамки ролей. — Он сделал паузу и знакомым жестом приподнял ухо, точно предлагая мне самой продолжить его мысль.

— Вы считаете, что люди пытаются переделать нас на свой вкус, Учитель?

Он вновь начал ходить из угла в угол, но не нервно, а размеренно и задумчиво. Чернота крыльев то сжималась до размеров развевающегося за плечами плаща, то разлеталась по всей оранжерее клубящимися вихрями, чёрные волосы били по плечам, чётко выделяясь на фоне белоснежной рубашки.

— Разве тебе такая мысль не приходила в голову? — Типично раниэль-атеровская манера отвечать вопросом на вопрос.

— Много раз. Но это не единственное… В конце концов, мы и сами пытаемся стать похожими на них. В своём роде. Я сама лично производила все изменения.

— Да, твоё первое деяние на посту Регента. — Он улыбнулся, лишь чуть-чуть показав кончики клыков. — Кстати, отличная работа. Прекрасно пойманный баланс. Но всё-таки взрослые Хранительницы не должны быть одновременно и вене, как Теи, последние события это ясно демонстрируют. Надо будет что-нибудь сделать с геном линии Уору… — Он выглядел таким… просчитывающим варианты аналитиком. Естественно и непринуждённо принимающим решения, последствия которых проявятся не раньше чем через несколько столетий и будут иметь гораздо большее значение, чем все мои сегодняшние трепыхания.

— Не будем отвлекаться. — Тон мой был несколько суховат. — У вас есть основания считать, что на эль-ин действительно было оказано нежелательное влияние?

— Тебе это лучше знать, Анитти. — Его голос хлестнул болезненно и резко, тщательно очищенный от магии, от этого ещё более, ранящий. — Да провались оно всё в Ауте, Valina,^[1] я же сам учил тебя танцевать изменения! Опасность быть затянутым в танец всегда есть, она никуда не делась! И в этом случае — тем более. Ты — вене, и с твоей восприимчивостью риск выше в десятки раз. И ты — точка фокусировки для Эль, всё, что влияет на народ в целом, прежде всего отражается на тебе. Да посмотри же на себя! Разве ты в порядке?

Я поморщилась. Удивительно, критика Учителя, которая обычно вгоняла в невыносимый стыд и вызывала навязчивое желание хоть как-то исправиться, сейчас отскакивала, не оставляя ни малейшего следа в сознании. Может, потому, что примерно то же, на разный лад, я сама не уставала повторять себе всё последнее время.

— Иногда мне кажется, что решение интегрироваться со смертными было несколько поспешным…

— Так. — Он застыл в нескольких шагах, обернувшись крыльями и пристально разглядывая меня прищуренными глазами. — Не доходит. Попробуем ещё раз. Люди. Излучают. Что-то. Что. Нас. Меняет. Особенно. Вене. Особенно. Тебя. А. Через. Тебя. Эль. Заканчивай. Заниматься. Дурью. И. Принимай. Меры. — Сен-образы, короткие, чёткие и такие мощные, что в глазах поплыли кровавые круги, отбросили меня назад, в буквальном смысле вдавливая в стену.

— Уже принимаю. — Тут меня ударило новой, неожиданной и откровенно пугающей мыслью. — Лейруору! Я с ней танцевала, совсем недавно! Её… Я… Я ей повредила?

— Нет. — Он ответил быстро и очень твёрдо, одновременно создавая сен-образ, который должен был доказать безосновательность этого ужасного предположения. — Это было первым, что я проверил, когда подумал, что по тебе должно ударить раньше всех. Лейри в полном порядке. Но вам лучше не встречаться, пока всё не закончится.

Из меня точно воздух выпустили, и, лишь когда страх рассеялся, я поняла, как велик он был. Тело бессильно сползло по стене, из горла вырвался полупроглоченный всхлип.

— Что же до остальных…

— Нет никаких остальных, — Голос дрожал, но интонации были исключительно деловыми. — Эль заблокировалась от меня ещё в самом начале. Она о себе позаботится.

Аналитик склонил уши, умудрившись в этот жест вложить и понимание происходящего, и глубокую тревогу за свою непутёвую ученицу. Я попробовала сесть чуть ровнее.

— Что можно сказать об этом воздействии?

Он подобрался.

— Ничего конкретного, Valina. Вряд ли они сами понимают… Влияние идёт помимо сознания, как у отправляющей стороны, так и у принимающей. Всё на уровне интуиции, смутных ощущений, желаний и тончайших нюансов поведения. И снов. Сны во всём этом имеют ключевое значение. Осталось только понять, какое именно.

Сны… Да, разумеется. Сны.

Слово это вызывало нездоровые ассоциации где-то в глубинах моей генетической памяти. Смутное и ни на что конкретное не направленное беспокойство, накрепко связанное с самим понятием. Расплетающие Сновидения не зря считались одним из самых опасных кланов.

Старые битвы, старые смерти. Могут ли образы сновидений видеть сны? И что им снится? Наша реальность? Сны снов, иллюзии иллюзий. И может ли быть так, что наша явь — это чья-то иллюзия? Миры, поменявшиеся местами. И если я — конкретизация чьего-то сна, то кто же станет воплощением моего видения? Зазеркалье Расплетающих, где стираются все грани и все законы.

Может ли так быть?

Ещё как может.

— У меня от всего этого голова идёт кругом.

— Не думай. Танцуй.

Я насмешливо вздёрнула уши:

— Это совет Учителя или приёмного отца?

— Это совет аналитика Изменяющихся. Наш клан всегда был ответственен за подобные проблемы.

— Наш клан. Кто там сейчас за старшего? Виор?

— Да. Не одобряешь? — Вопрос с оттенком профессионального интереса. Раниэль-Атеро был и её учителем тоже.

— Она хорошая вене. Блестящий аналитик. Неординарный воин. Но она слишком самоуверенна.

Древний вновь склонил голову набок, заинтересованно проведя рукой по подбородку.

— Виортея действительно неплохой аналитик. И никогда не рискнёт интересами клана.

— Нет. Но она слишком часто рискует собой. И после того как кое-кто излишне инициативный втянул её в это дело, может решить, что разбираться с подобным — прямая обязанность главы Изменяющихся.

Он задумался. И отрицательно покачал ушами.

— На этот раз дело зашло слишком далеко, чтобы справиться с ним можно было усилиями простой вене. Заражены уже почти все кланы, не только те, что контактировали с людьми. Нужно вмешательство Хранительницы, и если удастся обойтись без посредников — тем лучше. Я слишком хорошо обучил Виор, чтобы она этого не понимала.

— Заражены. — Я протянула слово, словно пробуя его на вкус. И вкус этот мне не понравился. Это ведь даже не их вина, по большому счёту. Это не они излучают — это мы настолько восприимчивы, что ловим почти несуществующее. Значит, нам просто надо стать более толстокожими. Дел-то всего на пару минут танца. Аут-те! — Аналитик, раскройте суть изменения!

Раниэль-Атеро автоматически начал отвечать в суховатой отстранённой манере анализа-синтеза, в которой он обычно выкладывал свои проекции матери.

— Люди превращают нас во что-то. Что-то, что мне решительно не нравится. В то, как они представляют чужих. Похоже на квинтэссенцию самых глубинных человеческих страхов, конечное воплощение их представления о предельном отчуждении. И в то же время это окрашено в отчётливые сексуальные тона, со всем коктейлем противоречивых порывов, которые характеризуют подобные отношения у смертных. Они просто… верят. Не могут не верить, ведь их подсознание — это те силы, которые заставляют нас действовать так, как они того ожидают, что, в свою очередь, лишь подтверждает их веру, и так далее по замкнутому кругу.

Я закрыла глаза, и слова, подкреплённые сен-образами, продолжали звучать в ушах, повторяясь снова и снова. Чего они боятся, чего они желают. Где-то я уже это слышала.

Мифы. Легенды. И та девочка, похищенная ристами, которая на затерянном в космосе корабле «позволила себе стать настолько распущенной, насколько она на самом деле была». Или насколько её видели таковой окружающие?

«Туманные крылья, когти и выглядывающие то и дело клыки в фольклоре почему-то не были оценены по достоинству». Аррек, как всегда, глядел в корень. Даже когда просто пытался неудачно сострить.

Люди не просто запихивали нас в абстрактный образ своих подавленных желаний. Чтобы втиснуть кого-то в рамки собственных представлений, надо эти представления иметь. И желательно — представления, более-менее общие.

— Учитель, вы когда-нибудь слышали о понятии «архетип»?

— Что? — Взгляд полночной синевы на мгновение затуманился, когда он прочёсывал информационное поле в поисках необходимой информации. И нашёл. — Ах, ты думаешь?..

— Не уверена, что слово «думать» вообще применимо к моей персоне, — желчно заметила я, — но эта концепция предоставляет удобный понятийный аппарат для моделирования сложившейся ситуации.

Он скользнул с бескостно-рваной грацией Изменяющегося, опустился на пол у моих ног, положив голову на ветку рядом с моим коленом. Поза расслабленная, но казавшаяся очень властной. Я рассеянно провела пальцами по густой чёрно-чёрной гриве, когтями расчёсывая мягкие пряди.

— Возможно. Сны — территория архетипов по определению. Допустим, мы имеем материализовавшийся архетип… Что-то воплотившееся из их снов, сказок и фантазий… Антея, мне уже страшно. — Он чуть отодвинулся, чтобы поднять голову и внимательно посмотреть на меня снизу вверх. И в лице древнего не было ничего хоть отдалённо напоминающего страх. — И знаешь, Valina, во всей этой истории меня радует лишь одно.

Я вопросительно вскинула ухо, потакая его страсти к театральности.

— Да?

— То, что твоя мать именно сейчас решила прогуляться в Ауте. Подумать страшно, как обернулась бы ситуация, вздумай Даратея-тор взять её в свои руки!

Я фыркнула, зашелестела крыльями. Затем вновь сгорбилась.

— Учитель, я так устала. Я уже ничего не чувствую, ни о чём не думаю, кроме одного: скорее бы всё это кончилось. Скорее, скорее… Ну сколько можно?

Он мягко прикоснулся к золотистым прядям.

— Осталось совсем немного. И… Ты ведь не сегодняшнюю ситуацию имеешь в виду?

— Да. Нет. Не знаю. Сколько ещё до совершеннолетия Лейруору?

— Ш-шш. — Древний обнял меня так осторожно, будто в любой момент ожидал получить когтями по физиономии. — Лет двадцать. Может, двадцать пять. Совсем чуть-чуть.

Закрыла глаза, принимая прикосновение и это слабое утешение.

— Я устала. — Тон капризного ребёнка.

— Я знаю. Потерпи ещё немного.

Но я уже отстранилась, вскочила на ноги, полная энергии, не находящей выхода и потому выплёскивающейся в резких движениях и смазанной мимике.

— Арреку это не понравится. С собой я его взять не могу, а отослать, как северд, — тоже.

— Я займусь этим.

— Хорошо. — А затем скорее для него, чем для себя: — Если хочешь, чтоб что-то скорее закончилось, — поторопи события.

И не попрощавшись, не удостоив его никакими напутственными указаниями, вылетела за дверь. Раниэль-Атеро, он на то и Раниэль-Атеро, чтобы в приказах не нуждаться. Сам справится.

* * *

На выходе меня поджидала ещё одна фигура. Третий адресат, получивший сен-образ и явившийся за ценными руководящими указаниями. Или чтобы дать эти самые указания мне? Иногда трудно определить разницу.

Мой Великий Визирь (Визиря? Визирьша?) на этот раз облачилась в длинное, воздушными складками разлетающееся платье в дарайском стиле. Я дёрнула ушами, отметив, что она облачена не в свои цвета, а в какие-то произвольно выбранные. Метры и метры светло-голубого, с металлическим отливом материала, окутывающие фигуру с шеи до пяток, создавали ощущение большей наготы, чем если бы на ней не было надето вообще ничего. В прорезях, распахивающихся при каждом движении, мелькало шоколадно-золотистое кружево белья и зеленоватая кожа, крылья окутывали всё это великолепие мерцающей дымкой.

Вииала тор Шеррн, мой министр внутренних дел, склонила уши в изящнейшем из поклонов. Даже в насквозь ритуальном движении демонстрируя столько чувственной грации, что долговязым дёрганым девицам следовало удавиться от зависти. Ви считали первой красавицей Эль-онн, и не без оснований.

Справедливости ради признаем, что профессиональные качества в ней ничуть не уступали её внешним данным. Единственный серьёзный недостаток, который я находила в леди Вииале, — это её постоянные попытки увести у меня мужа.

Я притормозила, приветственно взмахнув рукой.

— Потрясающе! Тётя Ви, на вас даже эти жуткие человеческие балахоны смотрятся отнюдь не столь ужасно.

Она коротко улыбнулась, движением ушей показывая, что приняла и комплимент, и скрытый за ним подтекст, однако к делу, к делу…

— Вы вызывали меня, Хранительница?

— Да. Коротко — какова ситуация в кланах?

Она ни единым жестом не показала, что вопрос откровенно глуп. О кланах Эль-онн да коротко: это ли не оксюморон?

— Стабильно. Молодёжь и горячие головы развлекаются в Ойкумене. Остальные решили дождаться, пока подрастёт Лейруору, и плясать уже исходя из новых условий.

Ага. Неплохо.

Мы бок о бок шли по коридору, автоматически выставляя защитные экраны от излишне любопытных. Вспышка энергии имплантанта — перед нами распахнулся портал, и вот ноги ступают по пружинящему полу точно таких же коридоров, но уже в моём личном онн.

— Атакующие?

— Решение сплавить Зимнего к смертным было гениальным! Мать клана Витар крайне вам за него благодарна: девочка только-только начала входить в силу, и отсутствие неофициального лидера здорово облегчает ей задачу прибрать к рукам всех этих распоясавшихся вояк.

— Она справится?

— Вполне.

Успокоенная, я переключилась на другие проблемы. Пока любимые подданные не устраивают светопреставление дома, со всем остальным справиться особого труда не составит. Как говорит Аррек: «Всё познаётся в сравнении».

— Что ты хотела сказать фразой «развлекаются в Ойкумене»? — Даже для меня самой вопрос прозвучал как-то слишком подозрительно.

— Ну… Посещают вечеринки. Занимаются научными исследованиями. Искусством. Политикой.

— Политикой? — Это слово было одним из тех, что включали тревожные колокольчики в глубине моего сознания.

— Несколько мальчиков решили подыскать себе собственные… э-ээ… Империи. Естественно, открыто править они не решаются, помня о том, что арры традиционно держатся в тени. А мы теперь вроде как тоже арры. — Леди Виала тонко и презрительно улыбнулась. — Но в целом получается неплохо. Ты же знаешь, Анитти, наши мужчины умеют вертеть окружающими так, что те никогда не догадаются о скрытом манипулировании. Не беспокойся. Неприятностей ни для Эйхаррона, ни для Эль-онн они с этой стороны не допустят.

Мамочки!

— Тётя Ви, а вам не кажется, что править существами другого биологического вида это как-то… невежливо. — Я беспомощно остановилась, отчаянно надеясь, что это не прозвучало так растерянно и глупо, как… прозвучало.

— Антея, деточка, единственное, что подходит под определение «невежливо», — это когда две дамы берут себе в консорты одного и того же мужчину, не составив при этом между собой предварительной договорённости! Всё остальное вполне допустимо.

Слова истинной эль-леди!

Ви тоже остановилась, иронично и в то же время испытующе глядя на меня. Глаза её, как и имплантант, были глубокого изумрудного оттенка, намекавшего на кровь древнейших, текущую в наших жилах. Миндалевидные, огромные, той редкой формы, которую так и не удалось передать ни одному из скульпторов, глаза освещали лицо, доминируя над всем остальным. Волосы, которые я привыкла видеть свободно падающими на спину, сейчас были собраны в длинную, почти до колен, сложно закрученную косу, несколько раз перехваченную по всей длине тяжёлыми синевато-серебряными украшениями. Я, как правило, терпеть не могу причёсок, особенно в человеческом стиле. В таком скованном виде цвет волос совсем терялся — а он был потрясающий, бешеное сочетание янтарных, медных, серебристых и медовых прядей, создававшее общее впечатление великолепного золота. Но сейчас её причёска казалась не только красивой, но и уместной, привлекая внимание к невероятной красоте глаз.

Глаз, наполненных бессильной тревогой.

— На Эль-онн всё более-менее в порядке, Хранительница. Мы выдержим, даже если вы погибнете прямо сию минуту.

Она всё поняла правильно, умница златовласая!

— Вообще-то я планирую протянуть ещё лет двадцать, но всё равно приятно слышать.

Ви склонила голову, принимая моё нежелание вдаваться в запретную тему. Это — дела вене. А любой эль-ин в здравом уме и твёрдой памяти второй цельюсвоего существования почитает стремление держаться от дел вене подальше. Вне зависимости от того, какова первая цель.

Впрочем, всё необходимое было уже сказано.

— И не надо смотреть на меня так печально и вопросительно, тётя Ви! Если у мужчин ещё можно понять это дурацкое побуждение броситься на помощь даме в беде…

— Что?

— А-а… Личная шутка. Когда я только-только осваивалась в Ойкумене, то на почве глубочайшей культурной разобщённости иногда попадала в довольно забавные ситуации с нацеленными на интимные отношения смертными. Профессор Шарен после одной такой стычки пытался объяснить мне способы, которыми люди привлекают к себе партнёра. И там фигурировала фраза «спасти даму в беде». На тему эту у нас разгорелась весьма занимательная дискуссия…

Она не слушала. Она смотрела на что-то за моей спиной.

Медленно, осторожно обернуться, пальцы сжимают тяжесть аакры..

Ох!

Мы стояли у входа в главный зал, тот самый, в середине которого плескался небольшой бассейн. Откуда в настоящий момент вылезал мой консорт, одетый лишь в своё врождённое высокомерие да в капельки воды, стекающие по сверкающей перламутровым сиянием коже. Руками ухватился за поребрик, подтянулся, продемонстрировав слаженную работу мышц спины, одним слитным движением выбросил тело вверх. И поднялся во весь рост, всё ещё стоя к нам спиной, во всём великолепии нагого совершенства.

Струйка воды сбежала по волосам на лопатки, чуть отклонившись вправо, добралась до подтянутых ягодиц, заструилась по литым мышцам ног.

Ви резко выдохнула, глаза, впившиеся в мужскую фигуру, расширились, засверкали первобытной зеленью. Ноздри её трепетали, во всём лице появилось что-то такое… хищное.

— В Ауте дам с их бедами. Спасаем вот этого.

И с летящей грациозностью охотящейся пантеры скользнула вперёд.

— Ми-инуточку, тётушка! — Я в последний момент умудрилась схватить её за кончик длиннющей косы и со всей силы дёрнула на себя. — Мы, кажется, это уже обсуждали!

Она повернулась ко мне, широко распахнув свои глазищи. Зелёные-зелёные. Невинные-невинные.

Аррек, обернувшийся на звук голосов, с интересом наблюдал за представлением. И не думал прикрыться, змей дарайский!

Вииала попыталась было повернуться в его сторону, что было мной резко пресечено. Нет, всё-таки в этих косах есть и положительные моменты. Чего только не начнёшь ценить с моими родственничками! Ви улыбнулась.

— Да? — Ну прямо сама невинность. Ага. Как же.

— По-моему, вам пора, Ала-тор! — Не дожидаясь согласия, я коротким заклинанием вызвала портал и, не без помощи всё той же удобнохватательной косы, придала своей любимой тётушке ускорение в его направлении.

Возмущённый вопль, смешанный с весёлым хохотом, — и самая красивая женщина Эль-онн исчезла, оставив после себя пляшущий на поверхности воды сен-образ. Ну оч-чень непристойного содержания. Я смущённо опустила уши. Аррек расхохотался:

— Она неисправима, да?

— Да! А ты! Ты ничем не помогаешь!

— Ну-у. — Он сделал несколько шагов вперёд, опять демонстрируя, как грациозно могут двигаться мышцы под этой потрясающей перламутровой кожей. — Это ведь не было бы так забавно, вздумай я бегать от неё как чёрт от ладана.

Я уставилась на него, изо всех сил пытаясь подавить так и прорывающиеся наружу смешинки. Да. Это действительно было забавно.

— Ваш халат, мой лорд. — Тон сравним по температуре с вакуумом. Ну, был бы, не будь горло сдавлено хохотом.

— Ах! Разумеется. Как я мог забыть?

И он отправился за халатом. Медленно.

— А если серьёзно, — теперь его голос действительно зазвучал серьёзно, и я настороженно вскинула уши, — то красота Вииалы-тор вызывала бы во мне гораздо более живой отклик, не бросайся она так же точно на любое существо мужского пола, случившееся в окрестностях. Или, по крайней мере, бросайся она с менее голодным блеском в глазах. Всякий раз, замечая взгляд вашей тётушки, направленный в сторону какого-нибудь очередного бедняги, я подсознательно ожидаю увидеть листики салата, торчащие у него из ушей, и подливку, стекающую по физиономии.

Я ошарашенно мигнула, живо представив себе эту картину.

— Она же генохранительница, Аррек. Ей нужно, э-э… собирать генетический материал. Для своей работы.

— А! Нет, ну как я мог забыть? — Столько иронии. У людей странное отношение к генетике, особенно когда это касается их самих. Одна из тех точек, которые задевать не стоит. — Так что же вы с ней обсуждали, моя торра?

Я отрешённо замолчала.

Он медленно подошёл, тронул за плечо:

— Золотой талан за твои мысли.

Кожа, высушенная встроенным в стены заклинанием, была прикрыта тонким шёлком халата, сквозь который всё равно просвечивало упрямое перламутровое сияние.

Вымученная улыбка.

— Как, целый талан? А не много ли? Мне казалось, обычно предлагают пенни…

— Позволь специалисту судить о ценности информации, ладно? Так о чём же ты думала?

Знать бы мне самой…

— Да так. Об особенностях культурной ассимиляции.

Он выгнул красивую бровь, молча предлагая развить эту мысль.

— Взять хотя бы это твоё слово: «торра». Его ведь люди придумали, переиначив нашу приставку к имени. Теперь в Ойкумене это обращение к женщине благородного происхождения. И я уже слышала его в том же качестве в устах некоторых эль-ин. Культурное проникновение не может идти в одном направлении…

— И это значит… — подбадривающе начал дарай, явно пытаясь вытянуть из меня побольше.

Внимательно вглядываясь в его знакомое, усталое лицо, я краем глаза заметила сине-чёрную тень, прислонившуюся к одной из стен.

Что ж.

Я отстранилась. Вздохнула, собираясь с силами. «Если хочешь, чтобы что-то кончилось, нечего тянуть время».

— Аррек, я сейчас возвращаюсь в Дикие Миры. Попробую подобраться поближе к источнику этого дурацкого заклинания…

— Да, конечно…

— …и ты со мной не идёшь.

Пауза.

— Где Безликие?

Ауте, ну почему он так быстро соображает?

— Они тоже не идут. Аррек, пожалуйста, послушай. Это не очередной каприз, так надо. Когда вене уходит в Погружение в Ауте, в Глубокое Погружение, идти с ней могут только её риани. Любых других она может… зашибить. Ненароком. Л’Рис и Дельвар за мной присмотрят, правда. Ты не можешь идти. В Ауте твою душу, Аррек, не смотри на меня так! Ты был там, когда я танцевала с северд, в их амфитеатре. Ты Видящий Истину! Ты не можешь не понимать, что для тебя это — смерть!

Я сорвалась на крик и замолчала, судорожно хватая воздух. Он смотрел. Неподвижный, далёкий, закутанный в холод Вероятностей и недоступный, как никогда.

— Ты сейчас погружаешься не в Ауте.

— Всё, что не эль-ин, есть Ауте. Это не важно! Аррек, тебе нельзя идти.

Он у меня умный. И умеет выживать. И слишком хорош в ясновидении, чтобы не понять, что его присоединение к этой вылазке закончится катастрофой. Хотя вряд ли способен разобраться почему. Конечно же, он услышит голос разума и…

— Нет.

— Аррек!

— Нет. — И это было железобетонное «нет».

Я отпрянула и зажмурилась, как от боли, а потому пропустила то, что случилось в следующее мгновение.

Когда я вновь открыла глаза, Раниэль-Атеро уже поднимал бесчувственное тело дарай-князя на руки.

— Второй раз мне его застать врасплох не удастся. — Перед Учителем начал разгораться овал портала. — Ты откопала себе консорта с удивительной способностью присматривать за собственной спиной, Анитти.

— Присмотри за ней, пока он сам не может, ладно?

— Всенепременно. Помни, чему тебя учили. И удачи, Valina. — И они исчезли.

— Спасибо, — ответила уже в пустоту, — удача мне явно не помешает. Л’Рис, Дельвар, ко мне. Начали.

Глава 9

Координаты, извлечённые из безвременно почившего Чёрного Целителя, оказались чуть более приблизительными, чем мне бы хотелось. Мы высадились примерно в половине дневного перехода от места назначения, зато в нужном мире и даже в требуемом временном потоке. Направление, в котором следовало двигаться, я ощутила мгновенно: как удар током, пробирающий до самых костей. К счастью, при такой интенсивности блокировать ментальный прорыв было не сложно: если ты точно знаешь, что кто-то капает тебе на мозги, то отказаться выполнять приказ куда проще, чем когда ты уверен, что это твоё собственное решение.

Раниэль-Атеро был прав: халтура. Однако халтура, позволяющая хотя бы приблизительно сфокусироваться на том, что действительно доставляло нам неприятности, но было слишком эфемерно, чтобы отслеживать все источники по одному. Если же нам удастся разобраться с этой «халтурой», то остальное будет минутным делом.

Проще всего было бы подняться в небо и банальнейшим образом долететь до желаемой цели. Но это означало бы с первых минут нашего пребывания в этом мире переполошить всех, кто обладал хоть малейшим магическим чутьём, и неминуемо нарваться на го-орячую встречу у самой цели. А после того маленького сюрприза, который был устроен нам с Арреком в последний раз, к этому никто не стремился. Так что мы вновь облачились в маски обычных смертных и отправились в путь на сотворённом Дельваром транспорте.

К некоторому моему разочарованию, «лошади» эти были чуть более традиционными, нежели те, на которых мы путешествовали с Арреком. Четырёхногие млекопитающие, с гривами, копытами и всем остальным, что там ещё положено подобным существам. Правда, некоторое сомнение вызывали острые, хищного вида клыки и налитые кровью ярко-красные глаза, но я, право же, не настолько глубоко разбиралась в вопросе, чтобы понять, было ли это обычным для данных животных или не совсем.

Некоторое время мы спокойно ехали по пологой долине, и я сквозь прищуренные веки разглядывала высокое, выше пояса, зелёное многотравье и редких птиц, время от времени пикирующих на добычу. Развлечения ради даже станцевала с одним из этих великолепных хищников (только лёгкой ритмичной дрожью на кончиках пальцев).

Парение в твёрдых на ощупь потоках воздуха, когда мельчайшие изменения направления ветра ощущаются как колебание перьев на широко распахнутых крыльях, свободный и сосредоточенный полёт. Й-йааа! Движение! Бросок вниз, вниз, так быстро, что небо с землёй сливаются в единую смазанную полоску. Вот оно! В последний момент развернуть крылья, гася скорость и выставляя вперёд когтистые лапы, и вот кролик уже бьётся под ударами клюва, а ты чуть подпрыгиваешь, удерживая равновесие, в глотку течёт горячая, пряная…

Я чуть встряхнулась, отсылая наваждение, губы раздвинулись в широкой, совершенно идиотской улыбке. Хо-ро-шо! Охота, простая и незатейливая, ветер и свобода. Никаких подавленных желаний, никаких легенд, никаких… Эх, ну почему людям обязательно надо быть такими сложными?

Дорога стелилась под копыта скакуна, идущего ровным, не тряским галопом. Когда я отвлекалась, он, казалось, сам старался изо всех сил не дать своей всаднице свалиться. Похоже, Дельвар создал этих существ как достаточно недолговечные конструкции, единственной задачей которых было подчинение. Их безупречное поведение вызвало у меня что-то вроде брезгливого недоумения: Тварь (вот уже бранная кличка стала именем, так и возникают легенды), конечно, доставляла куда больше неприятностей, но она обладала своим собственным нравом. И с ней было не скучно.

Не без удивления поймав себя на остром приступе ностальгии по тому мерзкому чудищу, я лишь удивлённо приподнимаю брови. О вкусах, конечно, не спорят…

Мы резво взлетели на холм — начиналась опушка леса — вступили в прохладную тень густой зелёной листвы.

— Да Ауте им в душу, демоны в тело! Убью идиотов! — Я ругалась смачно и со вкусом, применяя такие обороты, которые, как правило, от вене не услышишь.

Под деревьями нас терпеливо поджидали две конные фигуры. Со всей злости впечатав пятки в бока бедного, ни в чём не повинного скакуна, я заставила его с обиженным не то ржанием, не то хрюканьем в несколько прыжков поднести меня к спокойно застывшим всадникам. Кони под ними, однако, были далеко не столь невозмутимы: от огромного чёрного чудовища, на котором восседала я, они шарахнулись более чем испуганно и резво. Нефрит побелевшими пальцами вцепилась в повод, мгновенно перехватив контроль над разумом своей кобылки и заставляя её оставаться на месте. Сергей умудрился справиться, только сжав бока коня коленями, и тот, отлично вышколенный и безгранично доверявший всаднику, втиснулся между мной и арр-леди.

Ну что ж. По крайней мере, теперь я точно знаю, что клыки и рычание среднестатистической лошади не полагаются.

Не долго думая, я спешилась, жестом отсылая своего скакуна, и с минуту стояла молча, бесстрастно наблюдая за тем, как то же самое делают арры. Но затем плотину прорвало.

— Бездна Всемогущая, смертные! Как вы здесь оказались! Нет. Не отвечайте. — И так было понятно, что женщина, фактически державшая в своём кармане Великий Эйхаррон, уж могла найти способ осуществить рутинное перемещение по заданным координатам. Я сделала глубокий вдох, пытаясь убедить себя, что если размазать их по деревьям всплеском контролируемых эмоций, то это делу не поможет. Эмоции мои сейчас не совсем мои, не совсем контролируемы, и вообще это слишком в мамином стиле. Но эти проклятые Ауте идиоты… — Сейчас же поворачивайте и уходите из этого мира так далеко, как только сможете!

Нефрит красиво заломила брови, но под холодновато-оскорбительной иронией чувствовалась некоторая растерянность. Такого тона от меня ей слышать ещё не приходилось.

Однако арр-леди всё ещё пыталась играть по старым правилам.

— И по какому праву вы, Хранительница Эль, считаете, что имеете право отдавать этот приказ? Почему сочли возможным единолично принимать решение и, более того, исполнять его, не только не спросив мнения Конклава Эйхаррона, но даже не удосужившись поставить нас в известность? Вы всего лишь Глава одного из Домов. И…

Нефрит!

Я не просто выкрикнула её имя. Я швырнула им, залепив ей звонкую ментальную пощёчину, призывая умную, в принципе, женщину, наконец очнуться и начать думать.

— Довольно. От любого другого смертного я бы ещё могла терпеть этот бред, но вы видите Истину и будьте добры действовать соответственно. Так что слезайте со своего высокого аррского трона и разуйте глаза. Я иду туда. — Тычок в направлении, откуда исходило зловонное заклинание. — Если я туда не попаду в самое ближайшее время, процесс изменений, который эта дрянь стимулирует, перейдёт критическую фазу. Хотя эль-ин это особенно не повредит, последствия для людей будут весьма печальны. И совершенно недопустимо, чтобы во время глубокого танца под ногами у меня путались посторонние идиоты. Убирайтесь!

Зелёные глаза сузились, ноздри затрепетали в ярости. Так с ней не часто говорили. Тем не менее она думала и смотрела. Хвала Ауте.

— Вам не будут мешать. Конклаву будет доложено о происходящем постфактум. Ваши действия заранее одобряются. Но мы идём с вами. — Интонации были до скрежета зубовного знакомы. Те самые, которые я про себя назвала «железобетонными» и которые совсем недавно слышала от Аррека.

Вообще, вам вся эта ситуация ничего не напоминает? Меня так уже начинало подташнивать от упорного повторения одного и того же. Насколько проще иметь дело с эль-ин!

Косой взгляд на крутящийся вокруг Нефрит сен-образ. Ментальная конструкция была налита металлическими оттенками и выглядела очень упрямой. И очень решительно настроенной настоять на своём.

Я растянула губы в улыбке, продемонстрировав всем желающим хищный блеск длинных, острых и заметно подросших за последние минуты клыков. Нарушает маскировку, зато как впечатляюще! Последняя попытка.

— Арр-леди, это невозможно. Риск неоправдан.

— Уж позвольте мне об этом судить! Я, как вы неоднократно упоминали, вижу Истину. И смею вас заверить, действую соответствующе.

Ну что ж. Не хотела я прибегать к этой мере. Совсем не хотела.

Но мне не оставили выбора.

Кажется.

Я потянулась к Сергею.

Связь между вене и риани, тонкую, совсем эфемерную связь между нами, я вот уже десять лет не уставала поддерживать в тщательно свёрнутом состоянии. Даже во сне, даже в самом оголтелом изменении всегда оставалась какая-то частица сознания, которая пыталась следить, чтобы ничего к нему от меня не долетало. С переменным успехом, но я старалась.

Сейчас связь распрямилась с глухим щелчком, слышимым лишь мне одной. И заняла своё место так, будто всегда там была, будто никакого другого положения для неё и представить нельзя. Наверно, так оно и было. Она всё ещё была примитивной, на досознательном уровне, уровне инстинктов и побуждений. Но этого было более чем достаточно.

И в следующий момент я уже была с ним более едина, чем может быть любая любовница. Приказ, передаваемый помимо сознания, прямо в нейронные образования, отвечающие за действия, был прост и однозначен: «Забери отсюда Нефрит. Уходите».

Это было всё равно что лететь против торнадо.

Крылья вывернуло назад, руки заломило за спину, перед глазами плыл и клубился тёмно-красный вихрь. Где-то далеко-далеко закричали Л’Рис с Дельваром.

Я понемногу приходила в себя. Руки действительно оказались злодейски вывернуты (будь суставы чуть менее пластичны, это было бы больно, а у человека вообще в таком положении половину нервных окончаний должно было парализовать), голова запрокинута. Я стояла на коленях, спиной к скрутившему меня Сергею, и тело было зафиксировано в таком же жёстком захвате, что и разум. Впрочем, даже сейчас этот плен был очень осторожным, почти извиняющимся. Даже сейчас он не мог заставить себя причинить мне вред.

Л’Рис и Дельвар этого тоже не могли не понимать и потому застыли рядом, даже не прикоснувшись к оружию. Поднять руку на брата-риани — немыслимо. Почти так же немыслимо, как поднять руку на собственную вене.

— Назад. — Мой голос был хрипл, но на удивление твёрд. — Если б я хотела, чтобы вы сцепились, то в самом начале приказала бы силой утащить их отсюда.

Они покорно отступили на несколько шагов, приняв совсем уж нейтральные позы. Примечательно, что никому и в голову не пришло использовать как заложницу Нефрит, замершую между двумя величественными древесными стволами. С изумрудно-зелёными прядями, выбившимися из-под слетевшего берета, с широко распахнутыми глазами цвета молодой листвы, она казалась лесным духом, выступившим из глубины своих владений.

— Отпустите меня, Сергей.

Он отпустил. Тело. Даже помог встать на ноги. Но разум по-прежнему оставался скованным невидимыми путами. Н-да. Ошибочка вышла. Недооценила мальчика. Если рефлекс набрасываться на всё, что пытается тебе в разгаре сражения закатить шикарное внушение, оказался настолько глубоким… Ауте, это в каких же ситуациях он его отрабатывал?

Я тряхнула головой, проводя лёгкое изменение, и ментальные оковы упали, как падают верёвки, наброшенные на скользкое и гибкое тело змеи. Озадаченно, виновато и с некоторой грустью посмотрела на мужчину, которого до этого по укоренившейся привычке эль-ин просто не принимала в расчёт.

— Как давно вы начали догадываться, арр-лорд?

С губ Нефрит сорвалось что-то нечленораздельное.

— Не слишком давно. — Он был спокоен и явно пытался сначала разобраться, а потом уже броситься резать глотки. Впрочем, я не сомневалась, что резание глоток тут явно не за горами. Иллюзии о том, что этого риани удастся не то что контролировать, но хотя бы держать в определённых рамках, исчезли раз и навсегда. — Начались странные… сны. И было ясно, что Рита что-то скрывает.

Арр-леди с криком раненой чайки бросилась к нему, упала на колени, судорожно вцепившись в перевязь и прижавшись щекой к руке.

— Прости меня, прости! Она сказала, так будет лучше. Сказала, тебе не надо знать. Что она умрёт, и ты будешь свободен! Прости, я не хотела… прости. — Она зарыдала, отчаянно и не стесняясь, разом превратившись из высокомерной повелительницы в перепуганную до смерти растрёпанную девчонку.

— Не надо, лягушонок. Всё хорошо. — Он мягко провёл ладонью по её лицу, и она потянулась за прикосновением, точно умирающий в пустыне за последней каплей влаги. Я отвернулась, давая им несколько минут, чтобы привести в порядок свои чувства.

Н-да. Тень жены, значит. Я не совсем адекватно считывала внутреннюю динамику в этой семье.

— Так что вы со мной сотворили, эль-леди? — Они стояли рядом, обнявшись, и выглядели единым целым, нерасторжимым и сильным в этом единстве. У меня возникло необычайно отчётливое впечатление, что перспектива перерезания неугодных глоток не отодвинулась, а, напротив, становилась реальней и реальней с каждой минутой.

— Это действительно был несчастный случай. В некотором роде. Когда мы только-только встретились, кому-то пришла блестящая идея проверки на вшивость путём натравливания на меня воинов элитного класса в полном боевом трансе. Так и не поняла, чего от меня хотели. Но инстинкт самосохранения у меня взял верх над здравым смыслом, и вот результат. Это действительно только временное явление. Лет через двадцать я умру, вы освободитесь, и все будут счастливы. Я даже не хотела ставить вас в известность, чтоб не усложнять ситуацию!

Это жизнерадостное заявление явно не произвело на них должного впечатления.

— Тем не менее вы только что попытались мне приказать. — И мысли его были мрачнее лица.

— Без особого успеха, как вы могли заметить. И уж поверьте, для того была веская причина. — Я вдруг заговорила жёстко, совсем в другом тоне. Но не приказывая, ни в коем случае не приказывая! — Вы должны увезти её отсюда, лорд Сергей. Иначе она вполне может погибнуть. В тысячу раз хуже, чем погибнуть!

Попала! И как попала! Разум этого малого взорвался такой волной страха и ярости, что стало ясно: Эйхаррон, с его извечными интересами и психологической обработкой, может катиться куда подальше, если хоть один изумрудный волосок упадёт с прекрасной головки, пристроившейся на его плече. Кажется, это зовут любовью. Но я бы скорее сказала, «судьба».

— Определите поточнее, что значит «может».

— Да в Ауте вас всех! Эль-ин не настолько любят правила, чтобы соблюдать их просто так! — Эти болваны, что, совсем ничего не понимают? — Она же неизменна! А вы — не обучены. Вы даже не представляете…

— Я — представляю. — Арр-леди пробурчала упрямое возражение сдавленно и глухо, уткнувшись в плечо Сергея.

— Убирайтесь.

— Нет. — Тут Нефрит, вдруг сразу успокоившись, вновь обернула вокруг себя ауру осознанного превосходства. — Антея, я прекрасно знаю, что это опасно. И ценю заботу. Но вам не приходило в голову, что у других тоже есть причины действовать так, как они действуют?

— Сергей, да сделайте же что-нибудь!

Они посмотрели друг на друга. И поцеловались взглядами. Нефрит сморщила бархатные губы, уголок рта Сергея дёрнулся — разговор без слов, на уровне чистых сен-образов, причём столь личных, что никто посторонний их не то что понять — увидеть не мог.

Он заломил брови — болезненный, умоляющий жест. Она устало прикрыла глаза. И он, сдаваясь, наклонился, легко прикоснулся губами к губам.

Затем посмотрел на меня. И отрицательно покачал головой.

Что-то тут было, чего я не понимала. Что-то Нефрит как Видящая Истину и пророчица такое вычислила, о чём, наверно, догадывался и Аррек, но что ни в коем случае нельзя было знать мне.

Я открыла рот, чтобы ляпнуть ещё что-то бестактно-сердитое, но поперхнулась ругательствами, наткнувшись на взгляд арр-леди. Тоскливый, безысходный взгляд, но она улыбалась кривящимися от горечи губами, и ясно было, что с места эту парочку не сдвинешь.

Ладно, что там осталось в моём арсенале? Л’Рис с Дельваром отпадали: я не могла заставить их сцепиться с Сергеем. Позвать на помощь? Наверняка Раниэль-Атеро или Зимний смогут добраться сюда достаточно быстро, и если уж кто и может скрутить Сергарра, то только они. Хотя не факт, что кто-то из наших откликнется: для них я сейчас в танце, значит, хуже чем мертва.

Остаются имплантант и Источник с их немереными запасами знаний и энергии. Вдарить по смертным со всей дури, а потом портировать куда-нибудь в безопасное место… Но тогда нас точно засекут.

Можно ещё…

— Право же, Антея, ну почему ты считаешь себя вправе принимать решение за нас?

Ауте! Ну всё! Достали!

Хотят гробиться — на здоровье! Я не подряжалась их вытаскивать! Пожалуйста! Не маленькие!

Я резко развернулась и одним прыжком взлетела на спину своему коню. А затем послала его в галоп. Надо будет — догонят.

Придурки.

Скакун летел всё быстрее и быстрее, подстёгиваемый моей яростью. А я, прячась за её пьянящими волнами, старалась не думать о том, что только что сделала. И проклинала ту маленькую часть себя, которая была отчасти пророком. Тот трусливый, очень разумный уголок сознания, который так хорошо понимал, что умирать раньше времени мне нельзя. И делал всё возможное, чтобы достигнуть поставленной цели. Несмотря на цену.

* * *

Гм… Наверно, отрываться от остальных всё-таки было не такой уж хорошей идеей.

Все мы умны задним числом.

Огромный, толстый ствол дерева упал на дорогу прямо перед мордой моего жеребца, заставив того с яростным ржанием взвиться на дыбы. Не свалиться мне помогли только усиленные специально для верховой езды мышцы бёдер.

Из-за кустов и с ветвей высыпало около дюжины зловещего вида субъектов, вооружённых кто чем и, судя по всему, твёрдо решивших покончить с собой на кончике мечей моих телохранителей. Только вот проблема в том, что секьюрити в данный момент что-то не видно… а разбойников, напротив, набежало столько, что плюнуть нельзя, чтобы не попасть в какого-нибудь романтика… с большой дороги. Особенно негостеприимными казались те, кто сидел на ветвях, не высовываясь, но держа натянутые луки.

По крайней мере, теперь ясно, что этот мир отнюдь не столь безлюден, как показалось вначале.

Скакун взвивался на дыбы, бил задними ногами, щёлкал зубами и вообще, вёл себя так, точно готов был растерзать любого, кто сунется на достаточно близкое расстояние. Я, прочно вцепившись в гриву и с ловкостью кошки балансируя на этом ожившем дьяволе, убедительно вопила, всем видом показывая, что не могу с ним справиться, вот-вот свалюсь, а сама по себе никакой опасности не представляю. Надо было тянуть время, пока остальные не подъедут. У-ох! Весело!

Главарь закричал что-то на неизвестном мне языке, хотя смысл был понятен и без имплантанта: «слезай и не сопротивляйся, хуже будет». Щас. Уже слезла. Жеребец в этот момент особенно сильно поддал задом, и на предложение я ответила отчаянно громким визгом. Мол, помоги, о благородный разбойник, спаси деву от злобных копыт черногривого чудовища, а то она сейчас скончается от страха, лишив тебя заслуженного выкупа! Разбойник оказался не только благородным, но и умным. Он быстренько метнулся за спины своей верной дружины.

А вот из луков в конягу целиться не надо. Мои пальцы скользнули по бедру, где в простых кожаных ножнах висела изящная и смертоносная аакра. Заняться, что ли, этими, идиотами вплотную? Но это просто смешно! Не могу же я обнажать оружие изменения, тончайший ритуальный инструмент, против такого сброда!

Спасение пришло как нельзя более вовремя. С жутким, леденящим душу боевым кличем из-за поворота вынырнул Л’Рис, неуловимо быстро вращающий тонким, покрытым рунами мечом, и молчаливый, но куда более опасный Дельвар, а на ярящихся под ними чёрных дьяволов, заключённых в лошадиные шкуры, смотреть жутковато было даже мне.

Дельвар сорвал один из висящих на перевязи метательных ножей и неуловимым движением отправил его в мою сторону. Второй кинжал, выхваченный левой рукой, в следующее мгновение оказался длинной сверкающей пикой. Воин Нэшши чуть пригнулся в седле, готовясь к столкновению, его тело вытянулось, добавляя энергию удару, а на пике вдруг оказались насажены три проткнутых насквозь человека. Уау. Неуловимое движение, копьё поворачивается перпендикулярно и сшибает ещё двоих оказавшихся на пути, а третий бесславно гибнет под копытами ярящегося скакуна. И тут же чародейское оружие в руках Мастера трансформируется во что-то страшное, похожее на палку, с каждой стороны которой приделано по изогнутому мечу, с невероятной скоростью начинающее косить всех случившихся рядом.

Л’Рис красивым прыжком отправил себя прямо из седла в кроны деревьев, откуда, что примечательно, поразительно скоро перестали сыпаться стрелы.

Я выхватила из воздуха посланный мне кинжал, прямо под пальцами налившийся весом и вдруг оказавшийся длинным, чуть изогнутым мечом. Катана с немного утяжелённою ручкой — именно то оружие, к которому меня приучил Аррек. Поскольку драться конной я всё равно не умела и представляла в таком положении лишь более лёгкую добычу для снайперов, то следовало спешиться и отправить конягу помогать риани, благо тот явно рвался в самый центр схватки. Что я и сделала. А сама прижалась спиной к необъятному дереву и ушла в глухую оборону, дожидаясь, пока наконец профессионалы разберутся с происходящим.

Вообще-то как воин я не очень. То есть я быстрая, по меркам обычных смертных, наверно, даже сильная, но вот умения явно не хватает. Если послушать тех, кто вот уже много лет пытается вбить (в буквальном смысле) воинское искусство в моё неуклюжее тело, то более бездарного и беспомощного лоха вселенная ещё не видала. Мне говорили, что я «не смогла бы попасть мечом даже по блохе, вздумавшей вспрыгнуть тебе на нос». (Наглая ложь, между прочим! Удивительно, как стимулирует угроза быть искусанной какой-нибудь маленькой дрянью!)

К некоторому моему удивлению, даже более чем скромного умения обращаться с мечом оказалось вполне достаточно, чтобы удерживать на расстоянии тройку дюжих мужиков. Я отсчитывала удары и контрудары, как на тренировке, сухо, чётко, без следа импровизации или вдохновения. Все выпады атакующих встречались мягкими блоками, в которых ощущалась затягивающая уступчивость, но лишь до определённого момента. Стоило же им усилить напор, как они точно натыкались на стену. Странно. Эти бандиты явно дрались куда лучше, чем можно было ожидать от обычных разбойников, что наводило на определённые подозрительные мысли. И тем не менее лёгкость, с которой я отбивалась, была просто поразительна.

Пока остальные целили точно в голову, худой вёрткий человек провёл пару очень низких выпадов, потом его меч неожиданно и стремительно описал сложную окружность, делая размашистое движение сбоку, вдруг рванулся вперёд… и опоздал!!! Бедняга едва успел крутануться, уходя под защиту мечей своих приятелей, а не то я бы его точно прикончила. На одних рефлексах.

Блок, блок. Связка. Кольчуга совсем не стесняла движений. Но я вдруг обнаружила, что мне не нравится моя стойка. Вот просто не нравится, и всё. Привычная «эластичная» постановка ног не давала той свободы маневра, которой хотелось бы достичь, особенно в условиях прижатости к древесному стволу. Давным-давно отец долго объяснял, как важно найти единственно верное положение, тот уникальный для каждой отдельной схватки баланс, который позволит гнать ударную волну чуть ли не из правой пятки в левую ладонь, практически без замаха проводя сильнейшие удары. Я не понимала. Вся работа в этом направлении сводилась к изменению плотности мышц и костей в ногах, чтобы как можно более точно скопировать позы, показываемые папой. Тот лишь закатывал глаза и бормотал о вене и их совместимости с нормальной работой тела.

Зато теперь пришло странное, интуитивное чувство, и я, бросив руки на произвол заученных до автоматизма движений, принялась экспериментировать с ногами. Секунд пять я отрешённо покачивалась, выискивая наиболее эффективный способ опираться на ступни, пытаясь подобрать нужное соотношение тяжести костей, жёсткости и гибкости в связках, силы в мышцах. Я пыталась уловить малейшие напряжения в нижних конечностях, старательно усиливая одни и избавляясь от других. И, кажется, впервые поняла маму, которая часто сравнивала воинское искусство с танцем. Это было всё равно что создавать грандиозное, одному тебе ведомое полотно, экспериментируя с красками и тенями, подыскивая фон, модели… И ведь получалось! Накатило ни с чем не сравнимое чувство, когда вдруг спинным мозгом ощущаешь: что-то у тебя выходит, и выходит отлично!

Едва ли не впервые в жизни, не считая, конечно, моментов танца, передо мной блеснул холодным совершенством Путь Меча. Это невероятное, дурманящее искусство, когда ты лепишь своё тело и разум, поправляешь свои действия, доводя их до автоматизма, а потом вдруг отказываешься от них, ища новые связки и движения…

Но тут разбойники, бросившиеся вперёд в вихре стали и стремительных ударов, отвлекли меня от этих завораживающих интроспекций.

Круговым приёмом я выбила меч из рук ободранного амбала, на возвратном движении отбросила дубинку второго атакующего (чуть кисть не вывернула) и едва-едва успела заблокировать кинжал (тесак!), который откуда-то извлёк первый.

А потом всё вдруг кончилось. Последний из наседавших на меня упал с кинжалом в спине, и над его телом меланхолично поигрывал именным оружием Дельвар. Окрестности выглядели не как после боя, а как после бойни. Много-много людей, пытавшихся удрать с пути нечаянно растревоженных ими чудищ, но оказавшихся недостаточно быстрыми. Обратная сторона Пути Меча, так вовремя напомнившая, почему он мне никогда не нравился.

Л’Рис висел вниз головой, зацепившись за ветку ногами, и в позе его не было ничего человеческого. Рунный меч казался подозрительно живым, втягивая в себя покрывающую его кровь.

Я недовольно дёрнула бровями, и рыжий риани послушно спрыгнул на землю, став обычным смазливым смертным денди, с брезгливым недовольством обходящим живописно разбросанные тут и там трупы.

Перестук копыт — из-за поворота не торопясь выехали арры. Нефрит, оглядев поле боя, отвернулась. Сергей рассматривал всё более внимательно, похоже, пытаясь по оставшимся следам восстановить ход боя.

— Действительно было необходимо всех убивать? — Я и не думала прятать охватившее меня раздражение, возвращая оружие хозяину.

Ответила почему-то Нефрит.

— Они не похожи на простых разбойников. Скорее, это замаскированный пост охраны. Наверняка они должны были послать сообщение, если что пойдёт не так.

— Не успели, — философски, но очень уверенно заверил нас Л’Рис.

Я взобралась на лошадь, всё ещё хмурая, но уже не порывающаяся удрать.

— Поехали.

День, несмотря на радостно просвечивающее сквозь листву солнце, казался всё отвратительнее и отвратительнее с каждой минутой.

Мы двигались не особенно торопясь, хотя, как ни странно, невзрачные лохматые лошадки арров не намного уступали в скорости созданным чародейством Дельвара чёрным дьяволам. Лес постепенно мрачнел, становился всё более и более суровым. То и дело приходилось объезжать торчащие прямо из гущи деревьев скалы.

Хорошо хоть здешнее зверьё пока предпочитало держаться подальше.

Дельвар, как всегда показав себя самым предусмотрительным, захватил мешок с фруктами и, когда я начала уставать дуться на весь мир вообще и ближайшее окружение в частности, очень вовремя совершил отвлекающий маневр, подкинув его мне.

Восьмое сгрызаемое подряд яблоко несколько улучшило настроение, но не намного.

— Гх-хм. — Совсем рядом кто-то прочистил горло, и, обернувшись, я хмуро посмотрела на подъехавшую Нефрит. — А можно мне?

Было сильное искушение буркнуть, что пища эль-ин для человека вполне может оказаться ядовитой, но именно этот сорт в огромных количествах любил поглощать Аррек, так что Нефрит непременно почувствовала бы враньё. Я вытащила из сетки округлый плод и снайперским броском отправила его прямо в руки женщине, чуть не выбив её этим из седла.

— Спасибо, — очень вежливо сказала арр-леди и впилась белыми зубками в хрустящую мякоть.

Несколько минут мы обе сосредоточенно жевали. Я откинулась в седле, беззастенчиво разглядывая человеческую женщину. Узкое лицо, светлая кожа, пара выбившихся из-под берета зелёных прядей. На этот раз они с Сергеем не стали утруждать себя изменением внешности, но были окутаны каким-то совершенно неизвестным мне видом щитов, надёжно блокировавших все попытки прощупать что-то ясновидением.

Сегодня она была в щеголеватом костюме для верховой езды: тёмно-синяя ткань, чёрные кружева, ровно столько, чтобы наряд казался дорогим, но не вульгарным. Она выглядела, как и должна выглядеть высокородная дикарочка, отлучившаяся из родного замка на верховую прогулку. И хотя на фоне совершенства дараев или броской экзотичности эль-ин красота Нефрит несколько блекла, в глазах обычного человека она, должно быть, была дивной красавицей. А уж для тех, кто смотрел не только глазами… Сергей рядом с ней казался скорее старым, битым в боях телохранителем, а не мужем. И думать не хочу, за кого могли принять меня.

Сейчас, хищно похрустывая яблоком и косясь из-под опущенных ресниц, она вдруг живо напомнила мне Вииалу. Зеленоглазые длиннокосые интриганки. Но сходства не было: хрупкая, бледная и невзрачная, с аурой приглушённых тонов, арр-леди была самой сдержанностью, ещё более резко контрастируя с высокой, чувственной и до рези в глазах яркой Ви.

— Итак? — Я чуть прочистила горло, показывая, что совместное поедание фруктов несколько поумерило ярость, теперь со мной можно завести беседу, не опасаясь, что тебе выцарапают глаза.

Она чуть изогнула губы, пальцами, закованными в синий бархат, пробежалась по отделанной черным серебром уздечке.

— Я только хотела поинтересоваться, есть ли у нас какой-нибудь план.

— Уверена, план есть у вас, — очень сухо ответила я.

Она как-то странно отвела глаза.

— Возможно. Тогда попробуем сформулировать иначе: что вы знаете такого, что в этом плане стоило бы учесть?

Ох и не нравятся мне эти придворные вытанцовывания вокруг да около…

— Поразительно. Я хотела задать вам тот же самый вопрос.

И снова этот ускользающий взгляд.

Я картинно, в лучших традициях Аррека, заломила бровь.

— Бартер?

— Хм. — Нефрит снова пробежала пальцами по луке седла. Поёрзала. Улыбнулась. — Вы выглядите такой… безголовой, Антея-эль. Всё время забываю, что политические манёвры для вас естественны, как дыхание. Вы их даже не замечаете!

— Это был комплимент или оскорбление?

— Всего понемножку. Хорошо. Вот мы подъезжаем к месту материальной привязки этого излучения. Допустим, мы даже подбираемся незамеченными. Дальше?

— Вы все занимаете круговую оборону и обеспечиваете мне несколько минут спокойного танца. И нам уже никогда не придётся больше волноваться о том, что подобное повторится.

Она испытующе на меня посмотрела. Тем пристальным, насквозь изучающим взглядом, который прямо вопил: «Я вижу Истину!» И кивнула, признавая, что если уж вене станцует с каким-то явлением, то выработать от него защиту будет исключительно делом техники.

— Звучит не очень страшно.

— Угу.

Руки арр-леди вновь потерянно пробежали по уздечке, тронули серебряные узоры, в которых при желании можно было узнать стилизованный иероглиф, обозначающий герб Дома Вуэйн.

— Место наверняка неплохо охраняется…

— Бросьте, арр-Вуэйн. — Руки чуть вздрогнули, когда я употребила родовое имя. — Хватит бродить вокруг да около. У вас есть сведения по поводу того, с какой защитой нам придётся столкнуться. Выкладывайте.

— Никаких сведений, только подозрения. — Её пальцы вновь начали беспокойный танец, всё возвращаясь и возвращаясь к маленькому, с трудом узнаваемому гербу. — Есть основания опасаться, что там будет ещё одна ловушка. Возможно, организованная лично Хирургом. Тем, который родом из цивилизованной Ойкумены, который заварил всю эту кашу.

Хотелось бы мне знать, откуда у них такие сведения. И насколько широко следует трактовать обтекаемое «возможно». Впрочем, если бы Нефрит могла выложить мне всё прямо, она бы так и сделала. Сейчас же я и без того начинала подозревать, что маленькая женщина рассказала куда больше, чем ей было позволено.

Танец рук. Ласкающие движения пальцев на выпуклых серебряных узорах. Я зачарованно следила за этими рассеянными движениями. И мысли принимали новый, самой мне кажущийся странным оборот.

— Скажите, арр-леди, вы ведь родственница Аррека?

Она ничуть не удивилась вопросу, только бросила полыхнувший зеленью взгляд из-под опущенных ресниц.

— Мы из одного Дома.

— Вы поняли, что я имею в виду.

— Да, — ответила она сразу на оба вопроса. — Дарай-князь Аррек — из младшей генетической линии, потому и не может наследовать. В его жилах слишком много не совсем аристократической крови. В том числе и близкой к моей.

— Насколько близкой?

— Арры не всегда измеряют кровное родство так, как остальное человечество. Особенно когда замешаны особые генетические анналы. Наши индивидуальные ген-карты совпадают на 26,3 процента. Я на полтора века старше. И по отношению к нему являюсь, наверно, чем-то вроде тёти.

— Поня-ятно. — Это действительно многое объясняло, но, к сожалению, имело мало отношения к тому вопросу, который сейчас был наиболее актуален. — Нефрит, вам в последнее время не снились сны?

Если её и озадачивали резкие скачки от темы к теме, внешне это никак не проявлялось.

— Я — Ощущающая Истину, Антея-эль. Видящая, как вы нас называете. Сны для меня — окно в прошлое и будущее.

— И вновь вы не ответили.

— Да. — Длинная пауза. — Я видела женщину, скрытую под чёрной вуалью, лицо её сияло, но не так, как сияют лица дараев. Я видела, как женщина пела над костями, кости оживали, а миры замирали, ожидая исхода этой песни. Вероятности сходились в одной точке, нужно было повернуть в одну или в другую сторону. И я должна была решить, в какую именно.

Она говорила так спокойно, так рассеянно, и я вдруг поняла, кого напоминает эта арр-леди. Не бесподобную Вииалу, нет. Если бы Нефрит выпала судьба родиться на небесах Эль-онн, она принадлежала бы к клану Расплетающих Сновидения, к тем, кто живёт в мире туманных и могущественных видений, в тесном соседстве со сводящими с ума всех остальных великими силами. Даже имя её было таким, какое могла бы получить дочь одной из древнейших генетических линий Нед’Эстро.

Я смотрела на чуть хмурящуюся женщину и пыталась представить себе, как видит она мир. Какой должна представляться реальность той, которая под всеми слоями смыслов и значений зрит в самую суть, в крошечное зерно Истины, глубоко запрятанное в каждом предмете? Каково это: видеть за жестами и словами громады древней причинности?Эти цепи, тянущиеся из прошлого в будущее, которые заставляют нас принимать те или иные решения…

В какой точке сознание отказывается воспринимать массивы информации, заменяя их гибкими и туманными конструктами? Конструктами, которые можно назвать как угодно. Даже архетипами.

Так каков же мир овеществлённых древних образов и мифических призраков? И чем я должна казаться женщине, живущей в таком мире?

Нефрит поймала взгляд моих широко раскрывшихся в изумлении глаз, бархатные губы чуть сморщились в горьковатой усмешке. Щеголеватые каблучки ударили в бока небольшой коричневой лошадке, и та с облегчённым ржанием рванула вперёд, оставляя далеко позади моего бесноватого чёрного скакуна и его озадаченно и испуганно притихшую всадницу.

А Л’Рис всё читал стихи, тихо, будто для себя одного. И хотя большую часть я по усвоенной за десять лет привычке пропускала мимо ушей, кое-что звенело в душе, ударяя по туго натянутым струнам.

Я ехала, автоматическим напряжением колен удерживая равновесие и указывая коню направление, а глаза смотрели невидяще, мысли плыли далеко-далеко. Да, я больна, больна… Ох, Нефрит, мальчики, что же мы делаем? Эль, на твою мудрость уповаю, но не на твоё милосердие, ибо не было у тебя отродясь ничего подобного…

А ведь человеческие предки были и среди моих предков… кого там только не было! Интересно, что-то я от них унаследовала? Наверняка ничего хорошего.

Вздрогнула. Вскинула на риани испуганные, умоляющие глаза.

Л’Рис. Заткнись. Дельвар, как всегда, лаконичен. И дальше мы ехали в молчании.

* * *

На закате мы подъехали к месту «материальной привязки заклинания». И нам даже удалось подобраться незамеченными, за что я могла с равным успехом благодарить и невероятное мастерство двух Нэшши, и не менее невероятную улыбку Леди Удачи. Впрочем, второе вызывало скорее беспокойство. Много можно сказать об Ауте и её воплощениях, но вот в чём никто никогда не обвинял Вечную Леди, так это в постоянстве.

Мы из-за ветвей наблюдали за каменной громадой полуразвалившегося замка, выглядевшего ну очень заброшенным и ну очень неохраняемым. Только вот пахло от этой груды камней сталью, немытыми мужчинами и приторными благовониями, используемыми для некоторых видов колдовства. Я брезгливо поморщилась. Цивилизованные дилетанты. Не только не умеют пользоваться собственными носами, но ещё и пребывают в полной уверенности, что никто другой этого тоже не может.

— Не судите о них так поспешно, Антея-эль, — шепнула вытянувшаяся рядом Нефрит, чей тёмный плащ полностью сливался с сумеречными тенями. — Я, например, ничего не чувствую. Как не чувствовали вы, пока лорд Дельвар не обратил ваше внимание на запах.

Я досадливо поморщилась. Уже и снобом побыть нельзя!

Л’Рис, невероятным образом умудряясь сочетать расцветку бойцового петуха и полную незаметность, беззвучной тенью метнулся к ближайшей стене, скрылся в какой-то щели. Неслышный сигнал Дельвару с Сергеем, уловить который мне удалось лишь благодаря связи Ве’Риани. Я проскользнула поляну, как умеют только Изменяющиеся: даже Ощущающая Истину, умом понимая, где я нахожусь, не могла вычленить из фона полностью слившуюся с окружающим фигуру. Арры двинулись следом: Нефрит, окутанная своим маскирующим плащом и защитными щитами, и Сергарр, ставший вдруг ну совсем невидимым. Дельвар шёл последним, и его перемещения я вообще не заметила. Так же тихо, точно призраки, мы побежали по коридорам крепости, спокойно проходя прямо перед носом у скорчившихся в засаде воинов и магов.

Я дёрнула ушами, не то тревожно, не то раздражённо. Это действительно была засада. И какая! Даже моих приблизительных знаний хватало, чтобы испуганно пощёлкивать зубами, разглядывая очередное вставленное в стены ловительно-давительное заклинание или воина неясной расовой принадлежности, но очень угрожающего вида, спрятавшегося за большим камнем. Правда, все они были одеты в одинаковые облегающие чёрные костюмы, что могло вызвать лишь брезгливую гримасу. Как традиционно!

Единственное, что позволило нашей заметно поубавившей гонора компании дойти до места, — это чародейство Дельвара. Я танцевала с охранными системами, отыскивая те критерии, по которым они определяли чужих, или просто наскоро разгадывая структуры заклинаний, даже близко не подходя к пониманию их сути, а риани их взламывал. Этот огромный одноглазый демон, напоминающий скорее тупого орка, чем изящного эльфа, оказался прирождённым медвежатником, с филигранной точностью и невероятно быстро находя (или создавая) лазейки даже в самых изощрённых ловушках. Что невольно заставляло задуматься о том, где можно было отполировать почти до полного совершенства это, прямо скажем, не вполне традиционное приложение чародейского искусства.

К счастью, далеко идти не пришлось. Бесшумный шорох теней: риани выскользнули на высокую галерею, предназначенную, судя по всему, для музыкантов, и в течение нескольких секунд выключили притаившихся там в обнимку с заговорёнными арбалетами дяденек. Мы присели за толстыми перилами, внимательно разглядывая раскинувшийся внизу средних размеров зал.

Когда-то это помещение было парадным. Теперь его использовали для чего угодно, но только не для пиров и собраний.

Плиты пола, древние, гораздо древнее самого замка, дышали мрачной, долго копившейся силой, резонируя в каком-то незнакомом, но бередящем душу ритме. Но поистине с широким размахом было начерчено сложное переплетение пентаграмм и магических рун. Тринадцать высоких, угрожающего вида камней, каждый весом как минимум в пару тонн, были стратегически расположены по окружности. Как же их сюда притащили? Зачем — понятно. Больше всего эти камни походили на языческие алтари, явно не раз попробовавшие человеческой (и не только) крови. Исходящие от них волны заставляли мои зубы вибрировать в борьбе с навязчивым желанием не обращать ну совершенно никакого внимания на исчезновение юных и легкомысленных эльфиек. Вообще ни на что не обращать внимания. И как мне могло прийти в голову, что кто-то тут замышляет против эль-ин? Мне что, делать больше нечего? Нет, надо отправляться домой и заняться чем-то действительно полезным…

И дальше в том же духе.

При виде узоров, в которые складывались затейливо переплетённые линии, Нефрит судорожно (и совершенно бесшумно) втянула воздух, глаза её стали совсем загнанными. А вот мужчины, напротив, не слишком много внимания уделяли сему шедевру колдовского искусства. Они, казалось, полностью были поглощены изучением жавшихся к стенам многообещающего вида фигур, которые, судя по всему, и были «встречающей делегацией». Встречаться с которой у меня не было ни малейшего желания.

Сен-образ Нефрит плавно спланировал на её протянутую руку, транслируя личные и, по определению, незаметные никому постороннему мысли.

Ловушка.

Как будто это нуждалось в каком-то подтверждении!

Я закрыла глаза, медленно, тщательно и с удовольствием прорабатывая сен-образ потрясающей красоты трёхэтажного ругательства. И надо было этим шаманам-недоучкам сконструировать именно заклинание, причём именно в том смысле, который вкладывают в это слово на Эль-онн! С материальным носителем, с жёсткими фокусом и фиксацией, с многовариантной структурой привязки. Если бы они просто выпустили в эфир что-нибудь с аналогичным действием! Тогда можно было бы вычленить пакость из астрального шума и станцевать с ней там, где мне удобней. А так единственный способ по-настоящему подобраться к связям, образующим этого ментального монстра, — это влезть в самое змеиное гнездо. Интересно, Круг это с самого начала просчитал? Нет, вряд ли, о существовании эль-ин тогда ещё и слыхом не слыхивали…

Мне надо вниз. Прикройте.

Разумеется, маскировка вене была куда надёжней, чем всё, что они могли предложить, но в танце, в по-настоящему глубоком, до потери себя, танце, мне её ни за что не удержать. Лёгкие, с привкусом корицы и теней чары Дельвара опустились на плечи плащом невидимости.

В ту же секунду Нэшши сиганули с галереи в разные стороны, шмыгнули вдоль стен, занимая позиции, которые в случае неприятностей позволят им держать под контролем как можно большее число врагов. Этакая засада на сидящих в засаде. Не глядя на Сергея, я по нашей связи отправила ему чёткое напутствие примерно следующего содержания: «Не высовывайся. Твоя первая забота — Нефрит. Если что, хватай её, и мотайте отсюда. Мы о себе позаботимся в любом случае». Арр никак не показал, что воспринял сообщение. Они с Видящей прильнули в перилам, в руках у обоих появились какие-то странные пистолетообразные приспособления, от которых дохнуло ну очень концентрированной смертью. Нет, об этой парочке волноваться не стоит.

Арр-леди, если вы хотите ещё что-то сказать, сейчас самое время.

Тишина. Пальцы пробежались по серебристым кольцам кольчуги, надёжно прикрытой курткой. Аррек…

Я спрыгнула с галереи.

Приземление на полусогнутые ноги, застыть на мгновение в надломленной неподвижности. Рывок вперёд. Под прячущим гремуаром Дельвара я отбросила остатки маскировки, крылья скользнули по спине, чуть напряглись, не подчиняющимся никаким физическим законам усилием поднимая меня на несколько сантиметров над полом.

Метнуться мимо огромных и, честно говоря, откровенно страшных камней, застыть в самом центре образованного ими круга, в самом средоточии этой отвратительной, грязной магии. Ауте, как они умудрились так неумело изуродовать столь древние и изначально полные скрытого достоинства силы?

Я вытянулась в струнку в срединной точке, вскинула руки и крылья, закрыла глаза, прислушиваясь. В уши бил громко, грубо и больно — грохот ментального принуждения, почти не переносимый вой яростных приказов.

Я слушала.

И вот где-то внутри, где-то так далеко, что я едва могла уловить нахальные такты, зазвучало иное. Тихая-тихая музыка. Почти неразличимая на фоне подавляющего грохота.

Я слушала.

Мелодия постепенно набирала силу, наливалась гармонией и переливами. Она играла в моём теле, струнами были мои нервы, а вместо барабанов резонировали полые птичьи кости. Вступил голос. Единственный и незабвенный, голос, который я никогда не смогу забыть, он был со мной.

Я слушала.

И в какой-то момент музыка стала громче бившей из заклинания какофонии…

…и тогда я отпустила себя. Позволила сметающему всё принуждению заполнить разум. Позволила танцу безумно изогнуть тело.

Я танцевала.

Руки вывернуло назад в горько-болезненном скольжении, ноги плели и плели замедленно-точёные узоры, незаметно для меня самой следуя линиям пентаграмм, всё тело стонало и изгибалось, точно лишённое суставов. Наверно, если бы кто-то мог наблюдать этот танец, он не показался бы очень красивым.

Мои крики, аритмично-стройные, оплетающие структуру танца, как вьюн оплетает дерево, разносились по залу, так же надёжно укрытые чарами Дельвара, как и моё тело. Крылья расправились клочьями тумана, вились вокруг караулящих нас воинов, но те, опутанные колдовскими сетями Мастера из Нэшши, ничего не замечали.

Я изменялась. Внутри, настолько внутри, что внешне это никак не отражалось, шла бешеная круговерть структур и связей. Что-то исчезало. Что-то вспыхивало. Что-то умирало. Что-то оживало.

Меня не было. Была лишь завораживающая сеть изменений. Было лишь текуче-бесконечное движение тела и гортанные вскрики, неизвестно почему складывающиеся в тоскливую и смазанную песню-вой.

…ты соберёшь кости, ты сложишь их вместе и найдёшь песню. Ты вдохнёшь в них душу, и душа возродится…

…понять, что вокруг нас, подле нас и внутри нас самих должно жить и что должно умереть…

…глубоко внутри все люди опираются на четыре лапы и имеют хвост, иначе они просто перестают быть людьми…

Меня не было. На древних плитах, среди кровавых алтарей скользило по линиям колдовских знаков могущественное заклинание, призванное вторгаться в сны и умы, призванное изменять саму реальность, внося крохотные поправки в ткань всей Вселенной.

И я была этим заклинанием. Но этого не достаточно, не достаточно…

Там, под грубо нанесёнными границами, загонявшими древнюю силу в рамки сознания эль-ин, бурлили едва сдерживаемые водовороты. Сама суть человеческого духа, заключённая в камень, взвивалась и опадала, стремясь взломать позорные оковы. Rio Abajo Rio, река под рекой.

Миг, такой короткий, что заметить его невозможно, и такой бесконечно длинный, — я застыла на краю, всё ещё сомневаясь, всё ещё… Я рухнула вниз. Глубже и глубже в изменение. Глубже в тайники человеческой природы, заглянуть в которые, не убив перед этим себя, невозможно.

Танец сошёл с ума. Тело не танцевало, потому что тела не было. Был лишь сгусток снов и видений, порождение страхов и желаний, тайных и тёмных стремлений. И постепенно, через вечность, которая была несколькими минутами, из этого вихря выкристаллизовалось нечто. Некий образ, вдруг сфокусированный и получивший жизнь.

Свободная, сильная, вечная. Я, чем бы ни была эта я, раскинула крылья, готовясь взмыть сквозь хрупкую преграду крыши, броситься навстречу безумию миров… Но меня не пустили. С некоторым удивлением я задержалась, чтобы узнать, кто удерживает меня в туманном и в то же время зафиксированном состоянии. Один, жёсткий и далёкий, старался отгородиться, создавая между нами прочную стену, биться о которую, как я вскоре выяснила, было очень болезненно. Но вот два других… «Ступающие Мягко», — шепнул возникший из ниоткуда тихий голосок. «Риани», — твёрдо поправил другой.

Два якоря, два неподвижных острова в бесконечном океане изменений. Я обернулась на их умиротворяющее постоянство, удерживаясь на самой поверхности собственной сущности, и тонким-тонким ручейком в сознание просочилась память. Оказалось, что меня зовут Антеей. И что я чуть было не потерялась в Ауте. И что мне надо срочно делать то, зачем я пришла сюда, и выныривать из этого изменения, пока ещё не поздно.

Сделать задуманное оказалось очень просто. Вспышкой света в меня ворвалось ощущение невероятной множественности, столь же многоликой и столь же вечной, какой была сейчас я.

«Эль», — просветил меня всё тот же голос. И я толчком передала ей что-то, то ли знание, то ли силу, что позволит от меня защититься. Странно. Но глубоко внутри всё это имело смысл. Просто сейчас я ещё не могла до конца его понять.

Что-то происходило вокруг. Я оглянулась, необычайно чётко осознавая, что я прикрыта чем-то и что сделал это один из риани. В полутёмный зал, нетерпеливо поигрывая тяжёлыми ножнами, вошёл невысокий, хищного вида мужчина, капюшон которого был вызывающе откинут на спину. Узкое, лишённое возраста лицо, совершенно седые волосы, облегающая чёрная одежда, коллекция разномастного оружия под плащом. И глаза. Светло-зелёные, прозрачные, умные. Глаза цвета молодой листвы.

Нефрит!!! Мой вопль был столь же бешеным, сколь и беззвучным.

Она ответила вспыхнувшим на кончиках моих пальцев сен-образом, передающим решительные, печальные и испуганные мысли арр-леди.

Криит арр-Вуэйн. Вот уже два столетия числится пропавшим без вести в Диких Мирах. Полагаю, что это и есть наш искомый Хирург.

Интересно, как давно она начала подозревать? Как давно начал подозревать Аррек? По крайней мере, теперь понятно, откуда серьёзность, с которой они подошли к проблеме, откуда секретность. Дом Вуэйн не мог позволить, чтобы вся Ойкумена узнала, как развлекался последние пару сотен лет их достойный сын. Наверно, потому и не устроили один хороший налёт на это место какой-нибудь вроде как непричастной к происходящему наёмной армии (и с Сергарром в качестве «консультанта»), стёршей бы это место из всех пластов Вероятности. Слишком велик риск привлечь ненужное внимание. Слишком велик риск, что происходящим заинтересуются.

В какой степени родства вы с ним состоите?

Она ответила не сразу. Но всё-таки ответила.

Совпадение 72,9 процента ген-кода. Мы ровесники, воспитывались вместе. Полагаю, Криит — самое близкое существо, какое у меня было до встречи с Сергеем. Брат.

Ауте! Вот только этого мне ещё и не хватало.

Ощущает Истину?

Ещё как.

Ауте!!!

Теперь, по крайней мере, понятно, почему он всегда опережал нас как минимум на полшага. Видящий Истину, с даром Целителя, развитым не хуже, чем у Аррека, и с двумя столетиями активной практики — этот парень определённо имел в своём распоряжении куда больше средств устраивать нам пакости, чем мне бы хотелось.

Хотя в ситуации были и светлые стороны. Аррек оказался прав: ренегат действительно не из высшей знати, власти над Вероятностями он не имел. Зато имел в своём распоряжении множество препарированных дараев, которые по его приказу могли устроить такое, что Мастеру Вероятностей и в кошмарном сне не привидится. Вообще, глумливая жестокость, с которой Криит превращал прежних своих хозяев в бездумные инструменты, наводила на мысли о том, какова бывает жизнь щедро одарённого арра, не имеющего тем не менее в своей ген-карте слова «дарай». Я всегда знала, что для Нефрит это больной вопрос, но её братишке, похоже, в молодости пришлось ещё хуже.

Философские размышления были оборваны, когда моего слуха достиг разговор между арром и одним из затаившихся в засаде воинов.

— …но по-прежнему ничего.

— Они должны были бы уже быть здесь. Не понимаю. — Криит случайно скользнул глазами по центру зала. Нахмурился. Посмотрел внимательней. Ноздри резко очерченного тенями носа затрепетали. Он медленно поворачивался, осматривая стены и тени пристальным взглядом Видящего Истину. Вглядываясь. Ища. Подозревая.

Нефрит прикрыла себя и Сергея чем-то доступным лишь ей, что скрыло их куда надёжней, чем любые щиты.

Ступающие Мягко вообще, похоже, исчезли, хотя через связь Ве’Риани я упорно продолжала ощущать их где-то рядом: надёжных, поддерживающих, близких.

А я… Я не могла спрятаться, потому что сейчас была скорее воплотившимся архетипом, чем вене, и без танца вернуться из столь глубокого погружения не смогла бы. Оставалось лишь трепетать, кутаясь в чары Дельвара, и умолять про себя Бесконечно Милосердную.

Видящий Истину впился взглядом в круг, образованный высокими камнями. Казалось, сама Вечность затаила дыхание. Отвернулся. Сделал шаг к выходу. И вдруг так быстро, как может лишь битый жизнью воин, крутанулся назад. Зелёные глаза распахнулись потрясённо и неверяще.

— Они здесь! К оружию!

Сигнал тревоги был визглив и больно бил по ушам, заставляя прячущихся наёмных убийц хвататься за инструменты своего ремесла. Мгновенно, звучным хлопком захлопывающейся мышеловки активировались вставленные в стены заклинания. А на самом пороге слышимости, так тихо и так страшно, чуть потрескивал, вставая на своё место, Вероятностный щит, из-под прикрытия которого удрать было невозможно.

— Огонь!

Щёлкнули арбалеты, стрелы, пылающие смертоносным огнём, широким веером накрыли центр зала. Я увернулась, сама уж не знаю как. Часть стрел пролетела мимо, часть удалось сбить ставшими вдруг почти материальными крыльями, а одну я совершенно машинально поймала перед самым лицом и тут же бросила, дуя на обожжённые пальцы. Однако большинство снарядов были перехвачены уплотнившимся и ставшим из маскирующего защитным гремуаром Дельвара. Не знаю, чем уж там они напитали эти куски дерева, но реакция их столкновения с чарами Нэшши здорово напоминала встречу с антимагией: и то и другое рассыпалось в ничто с коротким и каким-то глумливым «пшик!».

Пламя. Один из амулетов Л’Риса пылью рассыпался прямо на его груди, приняв на себя невероятный, невозможный удар каких-то вызванных колдовством голодных тварей и отправив их в никуда. Люди падали вокруг, как сломанные куклы, сражённые колдовством не то своих, не то чужих. Скорее, всё-таки чужих. Ловушка была устроена слишком толково, чтобы допустить глупости вроде случайного зашибания собственных воинов, хотя риани, все трое, кажется, неплохо справлялись с задачей внесения во всё это максимального количества сумятицы. В течение секунд талантливо срежиссированная боевая операция превратилась в настоящий сумасшедший дом.

Я застыла в заколдованном круге: золотые крылья, золотые волосы, многоцветные глаза и треугольный камень на белейшей коже, сквозь которую для всякого умеющего видеть просвечивает невероятная, небывалая сущность. Долю мгновения мы с Криитом смотрели друг на друга, и на лице арр-ренегато было потрясённое выражение человека, закинувшего крючок на акулу и выловившего вооружённую тяжёлым миномётом русалку. Затем он ударил: силой исцеления, исковерканной, сломанной, превращённой в жуткое оружие смерти и раздражения. Но снаряд пропал втуне, встреченный рунным мечом Л’Риса и поглощённый его жадной сущностью. Пурпурноволосый, крылатый и яростный, младший риани уже не казался смазливым.

Что-то взорвалось, стены задрожали. Л’Рис сгрёб меня в охапку, одним прыжком вынес за пределы круга. Меня швырнули на пол, прикрыли плащом затвердевшей темноты крыльев, защищая от творящегося вокруг безумия. Светилась лунным серебром кольчуга: древние и, судя по всему, нечеловеческие чары.

Младший Нэшши попытался было нырнуть в ускоренное состояние, когда все окружающие превращаются в застывшие статуи, которые остаётся лишь сшибать лёгкими толчками, но что-то из встроенной в стены защиты швырнуло его назад. Всегда так с «ненастоящей» скоростью, трудно сказать, насколько она надёжна. Поэтому, наверно, Ступающий Мягко и без магических штучек умел двигаться так, что уследить за ним было практически невозможно.

Дельвар сцепился с арром, полностью заняв внимание самого грозного из противников, не давая тому даже активировать заранее заготовленные сюрпризы, лишь принуждая отражать атаку за атакой. Видно было, что убийце из Ступающих Мягко Криит, несмотря на все свои многочисленные таланты, не ровня, но убить Целителя (даже такого) эль-ин не мог, спеленать же его по рукам и ногам, не причиняя особого вреда, не хватало искусства даже у тысячелетнего Нэшши. При этом Дельвар ещё и в одиночку удерживал на расстоянии магию всех остальных, пока бешено работающий мечом, кинжалом и амулетами Л’Рис оберегал от настоящей схватки скорчившуюся у его ног меня.

На галерее, где засели арры, чувствовалось подозрительное шевеление. Время от времени кто-то из слишком активных наших противников вдруг таинственно и неожиданно падал замертво, значит, Сергарр тоже времени не терял. Но новые затянутые в чёрное фигуры всё вбегали и вбегали из боковых проходов…

— Довольно! — Звонкий, чистый, едва заметно рассерженный голос. Невероятно, но даже посреди фантасмагории ментальных иллюзий и магических атак его все услышали. И послушно опустили оружие, как по команде поворачиваясь к галерее.

Она стояла у перил — гордая, хрупкая, слёзы текли по заострившимся скулам. Берет где-то в суматохе потерялся, косы растрепались, и по зелёному облаку волос текли яркие искры чистой энергии. И не было в Ойкумене ни до, ни после существа прекрасней, чем гордо выпрямившаяся посреди кошмара магической бойни Нефрит арр-Вуэйн. Эль-ин, равно как и люди, заворожённо взирали на разгневанную богиню. А зелёные глаза смотрели в зелёные глаза, и напряжение сил было столь плотным, что по нему, казалось, можно было ходить. И этих существ дараи считали низшими, второсортными?

— Рита?.. — Вряд ли человеческий голос может выразить большее потрясение. Криит пил её глазами. И взгляд его был как у человека, готового прямо сейчас встать на колени и умереть, ибо ничего более прекрасного с ним в этой жизни случиться уже не может. Они действительно были похожи, как бывают похожи лишь брат и сестра. Но никому в здравом уме не пришло бы в голову назвать этих двух ровесниками. Он — с седыми волосами и изборождённым морщинами лицом человека, заглянувшего в Бездну и навсегда запомнившего улыбнувшуюся ему оттуда Вечность. Она — с гладкой кожей и молодым телом женщины, всю жизнь проведшей во дворце, в окружении камеристок, служанок, роскоши и самого лучшего медицинского обслуживания. Только глаза у них были совершенно одинаковыми: зелёными, безумными, видящими. И старыми.

— Рита… Ты — здесь?

Она тряхнула головой, будто в невыносимой боли.

— Криит. О, Кри, как ты мог?!

«Что ты делаешь?» Не знаю, почему этот крик так и не сорвался у меня с губ. Неужели она не видит? Он ведь был уже у неё в руках! Его можно было брать без оружия! А теперь, вдруг осознав, что в зелёных глазах нет ни прощения, ни пощады, ренегат дёрнулся, будто пробуждаясь ото сна, и Дельвара отшвырнуло в сторону запредельной силы ударом. Единственное, что спасло нас с Л’Рисом, это очередной его талисман, вспыхнувший синим пламенем прямо в ладони Мастера заклинаний, но не позволивший ни одному язычку магической атаки докатиться до нас.

Уводи её! Вот это я уже проорала во всю мощь лёгких, подкрепляя приказ самым безапелляционным сен-образом, на какой была способна. Сергей, впрочем, в подсказках не нуждался. За мгновение до того, как взрыв разнёс галерею в мелкую пыль, он метнулся вперёд, сбивая жену с ног, молниеносно оттесняя её прочь. Вспышка какой-то неизвестной силы — Вероятности дрогнули, и я полностью перестала ощущать обоих, в то же время твёрдо зная, что риани жив и здоров. Беспокоиться об этой парочке и впрямь не стоило.

Беспокоиться стоило о другом. Дельвара теснили многократно превосходящие противники, Л’Рис отбивался от пяти швырявшихся сюрикенами и молниями убийц, я дрожала где-то на грани танца и безумия, вся сосредоточившись на том, чтобы сохранить остатки разума, не способная ни на что другое. Пора было что-то делать.

Грандиозным усилием (Раниэль-Атеро мог бы гордиться своей ученицей) я сфокусировалась, отбросив сотрясаемую изменениями душу на границы сознания, и выпрямилась.

Надо выбираться отсюда.

Силы Мастера чародея, сплетённые в тонкую, острую иглу, взвились вверх, пытаясь пробить заперший нас здесь щит, замок вновь содрогнулся. Но тщательно составленные блокирующие заклинания выдержали.

Не так! Л’Рис, где там твоё хвалёное разрывающее Вероятность творение? Дельвар, у третьего алтаря старый портал, если его чуть раскачать…

Они поняли мгновенно. В процессе схватки Мастер заклинатель умудрился вытащить из воротника заколдованную булавку и, не глядя, швырнул её партнёру. Тот безошибочно поймал, не переставая отбиваться от вконец озверевшего арра, принялся плести вокруг вложенного в кусочек металла заклятия потрясающие по сложности чары. Недолго думая, я открыла перед ним свой имплантант, позволяя Мастеру чародею пользоваться всем невероятным набором знаний, вложенных в него, а также той сокрушающей энергетической подпиткой, что предоставлял Источник. Ровно пять секунд потребовалось Ступающему Мягко, чтобы сотворить грандиозное волшебство, и в форме маленькой, сияющей тёмным золотом булавки метнуть его одному из выстроившихся в круг камней.

Камень исчез. На его месте крутилась провалом в никуда широкая, зловещего вида воронка. Прежде чем я успела испуганно пискнуть, Л’Рис сгрёб меня в охапку и, прижимая к груди, спиной ринулся в открывшийся проход.

Обычные дарайские порталы мне нравятся го-ораздо больше. Делаешь один шаг — и, оп-ля, ты уже на месте. Путешествие же по этому ублюдочному творению разного сорта чар было куда как увлекательней.

Это было похоже на горную реку. На изгибающийся трубами лабиринт. На спуск с небоскрёба на горных санях.

Это не было похоже ни на что.

Л’Рис не ехал — нёсся на спине вниз головой, и, наверно, лишь ставший шершавым в попытке хоть как-то увеличить трение каркас крыльев позволил ему не раздробить в крошки позвоночник. Резкие повороты, постоянные смены направления, бугры и ямы — до сих пор не понимаю, как мы уцелели. Кажется, давали о себе знать последствия невинно брошенного мной «раскачать»… И это навсегда научило меня быть осторожной, давая задания запарившимся в горячке боя чародеям. Нас крутило, бросало, швыряло, инерция то и дело заносила нас на стены, а то и на потолок «трубы», а миры рядом проносились так стремительно, что я не успевала даже понять, что это и впрямь настоящие миры.

Я ехала, усевшись верхом на груди своего младшего риани, сердце — в пятках, желудок — в зубах, душа вообще треплется где-то позади тела, судорожно пытаясь не отстать. Горло саднило от истерического смеха и воплей бесконтрольного ужаса, глаза сияли восторгом и паникой, щёки были мокры от слёз. Кажется, я кричала, что люблю Аррека беззаветно, и что скорость прекрасна, и что я слишком молода, чтобы умирать.

Л’Рис едва успел вскинуть руки, прижимая мою голову вниз, и мы вылетели, как пробка из бутылки, с той стороны портала.

Лишь вовремя развёрнутые Нэшши крылья (когда успел?) позволили нам хоть как-то затормозить, сманеврировать, и, вместо того чтобы сломать себе шеи, мы покатились в обнимку по каменному полу, крыльями сшибая какие-то препятствия, а риани и сейчас умудрялся прикрывать меня всеми доступными ему способами.

Остановились. Я лежала в его объятиях, судорожными толчками втягивая воздух и гадая, восстановится ли когда-нибудь зрение. Но вот Л’Рис, не дожидаясь, когда же его госпожа придёт в себя, резко сел, прислушиваясь к чему-то невидимому. Я напряглась, пытаясь понять, в чём же дело, и тут вспышкой молнии пришло осознание: Дельвар не пошёл за нами!

Не думая о том, что делаю, не утруждая себя вычислениями возможных последствий, я потянулась через пространство и время к огромному уродливому наёмному убийце, умудрившемуся застрять где-то позади. И, клянусь Ауте, если б я сейчас обнаружила, что он всего лишь увлёкся потрошением противников, то убила бы собственными руками!

Он не увлёкся. Я вдруг ощутила себя частью Дельвара, частью этой упрямо-несокрушимой силы, заключённой в высокое тело и взирающей на мир единственным тёмным глазом. Его оттеснили от прохода, сталью и заклинаниями не давая пробиться к спасительной воронке. Криит, с лицом совершенно безумным, всё наседал и наседал, бросаясь силами, не поддающимися никакому описанию. Тогда Ступающий Мягко, одной рукой сжимавший какой-то жезл с кучей вертящихся на цепочках кривых мечей (любит мужик нестандартное оружие!), отмахнулся от них, выигрывая долю секунды, резко сдёрнул повязку со слепого глаза. Дохнуло Бездной. И улыбнулась, хищно и жёстко, притаившаяся на её дне Ауте. Величайшая из Сил. Все атакующие, кроме четырёх, связанных со спрятанными где-то в глубине дарай-блоками и потому имеющих Вероятностные щиты, попадали, точно марионетки с обрезанными ниточками. А Дельвар бросился к порталу… и в этом была его единственная ошибка.

Он дал Крииту те бесценные мгновения, которые так нужны были ренегату и которых он никак не мог выкроить в течение схватки. За долю секунды до того, как риани оказался в безопасности, арр успел отдать сложный, подтверждённый тройным паролем приказ, и дарай-блоки послушно ответили. Окружающее потонуло в ярости Вероятностного Шторма. Самого жуткого, самого безумного из штормов, с которыми мне когда-либо приходилось встречаться.

Даже обученный Мастер Вероятностей не смог бы выжить.

Но перед гибелью чародей всё же успел вышвырнуть меня из своего сознания, не давая глупой дурёхе оказаться затянутой в его смерть. А вот свернуть связь Ве-Риани — не успел…

От моего стона стены пещеры содрогнулись, а Л’Рис едва смог удержать бьющееся в конвульсиях тело. Лицо его было дико искажено, но разум твёрд и спокоен, точно оазис посреди пустыни безграничной боли. Где-то далеко, на границе сознания кричал и кричал Сергей, не понимающий, что с ним происходит, а потому нашедший лишь один путь избавиться от бьющей из глубины души тоски: закрыться намертво. И мы с Л’Рисом вынуждены были справляться с двумя кровоточащими в аурах ранами вместо одной.

Но вене и риани — боевой союз. Много бы мы навоевали, если бы вынуждены были зализывать раны от потери одного из партнёров! Нет, время для горя придёт потом, позже…

Скоро мы уже стояли на ногах (я, правда, скорее висела на шее у риани), покрасневшими, но сухими глазами оглядывая место, куда выбросила нас леди Судьба и пресловутый огрызок портала.

Пещера. Ну и бардак мы тут учинили со своим аварийным приземлением! И как, как, во имя Вечности, умудрились выжить? Половина сталактитов совместно со сталагмитами были начисто снесены, правая стена выглядела подозрительно свежепроломленной, пол, засыпанный камнями, в одном месте казался настолько прилизанным, что у меня зародилось подозрение: а не «спрямлял» ли его Нэшши там, где мы должны были прокатиться?

Кое-как выбравшись из этих завалов в соседнюю пещеру, я, прищурившись, обозрела ровный, украшенный узорами пол, пробивающиеся снаружи лучи света и алтарь, расположенный в середине.

— Я знаю это место. Показывала Нефрит в водяном зеркале. Здесь приносили в жертву герцога ди Дароо, прежде чем отправить его излишне резвый труп к родственникам в Лаэссе. Мы где-то в горах Халиссы.

Л’Рис кивнул.

— Уже легче. — Он затуманенными фиолетовыми глазами смотрел в пустоту, что-то там про себя вычисляя. — Если взять это как начальные координаты, можно построить портал на Эль-онн… Триангуляция… А четвертичный пласт реальности здесь откуда взялся? Проклятый временной фактор… Ауте! Они и тут поставили защиту!

Мастер заклинаний присел на колени, кинжалом начал быстро чертить на полу какие-то круги и знаки, судя по всему без подготовки или помощи артефактов намечая контуры будущего перемещающего заклинания. Я наконец начала расслабляться. Осталось совсем немного. Продержаться в рамках этого существования ещё несколько минут, и уже дома, вместе с Раниэлем-Атеро и другими аналитиками закончить танец, придирчиво отбирая то, что мы решим сохранить для изменения всего народа эль-ин… Кажется, теперь это безопасно — я достаточно уверенно удерживалась на тонкой грани между осознанием себя и бытиём коллективного человеческого бреда.

— Не так быстро, Перворождённые, или как вас там положено называть!

Голос хлестнул нас обоих, заставив Л’Риса молниеносно швырнуть меня к себе за спину, прямо в начерченный на земле круг, тут же вспыхнувший мощнейшим защитным заклинанием.

Криит с сопровождении затянутых в чёрное, но здорово потрёпанных мужчины и женщины шагнул вперёд, и лицо его абсолютным своим безумием вдруг напомнило мне лицо Ольгрейна, бывшего когда-то главой Дома Вуэйн.

Тихий шелест — Ступающий Мягко медленно извлёк из ножен тонкий и лёгкий меч, руны на котором текли живыми змеями, хищно и голодно извиваясь, почти шипя в звенящем от напряжения воздухе. Судя по чуть расширившимся глазам Видящего Истину, ничего хорошего оказавшихся на другом конце этого куска металла не ждало. Точно чувствуя неуверенность вожака, двое других попятились назад.

— Осторожней, арр. — Мой голос был хриплым и, к моему собственному удивлению, угрожающим. До дрожи в коленях угрожающим. — Не стоит загонять нас в угол.

— А вы уже в углу. — Почему-то создавалось впечатление, что Чёрный Целитель отнюдь не так уверен в себе, как хотел казаться. — Вероятности заблокированы. Отсюда вам уже не выбраться.

— Хотите поспорить? — Моя верхняя губа приподнялась, обнажая жуткий звериный оскал. Спокойствие риани, застывшего со вскинутым в защитной позииии мечом и расщепившимися на множество лезвий пурпурными крыльями, выглядело, наверно, более впечатляюще, но я просто не могла отказать себе в удовольствии.

— А почему бы и нет? Дальше терять людей, пытаясь забить вас в схватке, просто глупо. Сделаем по-другому.

И вновь серия странных ментальных приказов кому-то далеко отсюда. Л’Рис бросился вперёд, его меч врезался в Вероятностные щиты смертных и — невероятно! — начал их уничтожать! Беззвучный взрыв, и всех, в том числе и моего риани, разметало в разные стороны.

Но поздно. Слишком поздно.

Пришло понимание: началось. Процесс, в чём-то сходный с Вероятностным Штормом, погубившим Дельвара. Но этот, как я внезапно и совершенно чётко осознала, уничтожит не только маленькую, затерянную в лесах крепость. Что бы там ни вызвал Криит, это призвано было уничтожить весь окружающий мир. Со всеми обитателями. И случайными гостями. И застрявшими на неизвестный срок эль-ин.

Мысли о начавших шевелиться после ударов о стены людях вылетели у меня из головы. Не опуститься — упасть на колени, прижать руки к начертанным на камне линиям и ощупать, понять, что из заклинания успел составить Л’Рис. А успел он многое. Общие контуры перемещения уже были примерно набросаны, прямой и чёткий канал из этой пещеры вёл прямо в небеса Эль-онн. Осталось только завершить… Из моих ладоней ударил мощный поток энергии и последних корректировок, грубых и лишённых даже подобия элегантности, но невероятно мощных, придающих нужный импульс силовым линиям.

Сколько ещё осталось? Я успеваю, успеваю… Успею!

Да… Вот только этому миру уже не успеть… Не прерывая своей работы, я медленно подняла голову и всмотрелась в тоскливые, затравленные глаза стоящего рядом со мной на коленях риани. Всхлипывая, сглотнула готовые сорваться с языка возражения.

Этот мир. Лаэссе, город-сказка, город-мечта. Чистые улицы, висячие сады, резьба на каменных стенах. Здесь правят Нарунги, последние потомки древней расы, здесь стоит Великая Академия, здесь за справедливость и свет сражались юный маг Тай и его таинственная принцесса… Халисса, ободранное собрание разномастных лачуг, где жили лучшие поэты, лучшие певцы. Царь-волк и забавный конюший, вымогающий по ночам мзду у замёрзших клиентов.

Здесь рыжий воин, заклинатель и поэт, всю ночь напролёт пил и пел в компании смертных… И это уже не был просто какой-то чужой там мир, который можно бросить, спасая свою жизнь и свою миссию.

Губы Л’Риса, красивые, не по-эль-ински совершенные губы, издевательски искривились.

— О, моя Хранительница, разве вы не знали, что каждый шпион в глубине души мечтает спасти мир?

— Не-еет! — Крик-вой вырвался прежде, чем я смогла его остановить, но это было уже не важно.

Л’Рис откинулся назад, слитным движением вскочил на ноги. А затем, широко размахнувшись, по самую рукоятку вогнал рунный меч в камень. И я вдруг отчётливо поняла, что это оружие — его. Что это не древнее и могущественное изделие какого-нибудь легендарного полубога, что юный подмастерье-заклинатель сам выковал клинок и сам оплёл рукоятку, вкладывая в них часть своей души. И что именно за это изделие он и получил высокий титул Мастера.

Ступающий Мягко застыл в странной позе, припав на одно колено, правой рукой обхватив рукоятку, а левой, на которой он зубами вскрыл вены, рисуя кровавые руны. Медленно и грозно заклинание, составляющее саму суть страшного оружия, начало расправлять крылья, заполняя сначала тело эль-воина. Затем пещеру. А затем, всё быстрее и быстрее, весь этот мир, за исключением того круга, в котором сидела я.

Гроза надвигалась. Уже, если скосить чуть-чуть взгляд, можно было заметить, как предметы на периферии зрения начинают расплываться.

Недолго думая, я оторвала ладони от уже почти оформившихся линий заклинания и всю силу направила в тело своего риани, накачивая его, накачивая роящиеся вокруг него заклинания, всё нагоняя и нагоняя энергию из поистине бесконечного Источника.

Воздух вокруг него начал светиться всё теми же жадно-ненасытными рунами. Люди, уже почти пришедшие в себя, поднимались на ноги, ошалело трясли головами. Криит бросил один взгляд на наши склонившиеся фигуры и отшатнулся с выражением неприкрытого ужаса в каждой линии худого лица. Полетела куда-то команда — сейчас же, немедленно открывать портал и вытаскивать их отсюда. Уже начал открываться овал прохода…

Они не успели удрать. Ударил Вероятностный Шторм.

Л’Рис мягко, но очень твёрдо выставил меня из своего сознания, туго свернув любую связь. И вновь, второй раз за какие-то минуты, я наблюдала сумасшедшую вакханалию Вероятностного Шторма, когда сама ткань Вселенной, казалось, сходила с ума, накручивая всё новые и новые кольца возможного развития событий.

Но на этот раз бешеная пляска параллельных миров не обрушивалась в безмозглой ярости на беззащитную реальность. Л’Рис, изменившийся Л’Рис, когда-то заточивший часть себя в мече, а теперь выпустивший эту часть на волю, звал. Голодный, жадный, жаждущий Л’Рис. И, повинуясь его властному зову, со всех сторон устремились возмущения Вероятностей, поглощаемые, нет — пожираемые сотворённой могущественными заклинаниями ненасытной сущностью. И материальным носителем этих сил было само тело заклинателя.

Такого я не видела никогда. И, если у Ауте осталось хоть немного милосердия, никогда не увижу. Он втягивал в себя кошмар, который при любом другом раскладе уничтожил бы целый мир. И ужас, равный которому трудно себе представить, исчезал, не причиняя никому вреда. Даже люди, испуганно скорчившиеся неподалёку, лишённые своих Вероятностных щитов и любой другой возможности защититься, не пострадали. Отделались разве что капитальным испугом, но тут уж ничем помочь было нельзя.

А потом всё кончилось. Реальность затихла. И мир, основательно потрясённый, но тем не менее целый, остался на месте.

Мой риани тихо и успокаивающие улыбнулся своей вене и рассыпался пеплом, как рассыпается выдержавший слишком сильный удар талисман.

Я, наверно, упала, но не помню этого. Я кричала, но не слышала своих криков. Я металась, пытаясь зацелиться, зафиксироваться, хоть как-то удержаться на поверхности, но мой собственный вес затягивал в холодные и тёмные глубины. Я потянулась к последнему огоньку, полыхающему где-то далеко-далеко, с размаху врезалась в его щиты и была жёстко, болезненно отброшена назад.

«Впусти её, Сергей!» — Крик Нефрит всё ещё звенел в ушах, но хрупкая сеть разума уже разбилась сверкающими осколками, и волны сомкнулисьнад головой. Я безвольно и равнодушно погружалась в темноту глубин.

Я потерялась в изменении.

Глава 10

Открываю глаза. Оглядываюсь. Потягиваюсь.

Не знаю, как меня зовут. Не знаю, кто я и что я. Но твёрдо знаю, что никогда в жизни не чувствовала себя так хорошо! И этого более чем достаточно.

Я лежу в вытравленном в камне небольшом круге, и три чёрные фигуры стоят, не переступая тонкую черту. То есть они, кажется, пытались переступить, но оплавленный меч, валяющийся тут же, и обожжённая рука одного из мужчин яснее ясного говорят, что ничего хорошего из этой затеи не вышло. Рядом — ещё один меч, по самую рукоятку вогнанный в камень, и, глядя на него, чему-то внутри меня хочется выть. Я легко заставляю этот странный голосок замолкнуть и плавным, многообещающим движением поднимаюсь на колени.

Один из мужчин, не тот, что с раненой рукой, а другой, с белыми волосами, потрясающей красоты дымчато-зелёными глазами, вдруг отшатывается от меня, запах его кричит о чистом ужасе. Умный, умный. Я улыбаюсь и чувствую, как из-под губ выглядывают длинные и острые клыки. Пальцы мои заканчиваются золотистыми когтями, тело наполнено силой. Хорошо. Это будет удобно для охоты. А я очень голодна.

Встаю на ноги, весело повожу ушами из стороны в сторону. Люди, наверно, все умные. Потому что двое оставшихся, мужчина и женщина, тоже начинают пятиться. И я выхожу из круга. Странная линия защищала меня от тех, кто был снаружи, а не наоборот.

Я делаю один шаг, но вдруг оказываюсь в другой части пещеры, прямо за спиной женщины. Улыбаюсь ей, когда она резко оборачивается и отшатывается назад, судорожно, неожиданно ставшими неуклюжими пальцами стискивая оружие. А когда, встретившись со мной глазами, она начинает кричать, прижимаю уши к черепу и шиплю, блистая жуткой своей ухмылкой. А затем движением недостаточно быстрым, чтобы не быть болезненным, вонзаю клыки в её шею. Одновременно пытаюсь метнуть материализовавшийся вдруг в пальцах кинжал («Аакру!», — шипит голос) в зеленоглазого. И хотя я полностью поглощена женщиной, откуда-то знаю, что изящное оружие безошибочно нашло цель, взрезав все щиты и все защиты и пригвоздил Криита (откуда знаю имя? Да какая разница!), надёжно его обездвижив. А женщина уже умирала. Кровь меня, в принципе, совершенно не интересовала, но вот страх и боль…

Второй мужчина тем временем стреляет в меня чем-то плавящим, но я успеваю уклониться. Допиваю последний глоток смерти первой своей жертвы и направляюсь к этому приятно активному экземпляру. Тот трясущимися пальцами вновь пытается направить бластер, мажет, кидает в меня самим оружием. Пытается звать на помощь, сплести какое-то сжигающее заклинание, затем что-то из защиты, но собственный ужас полностью парализует разум сильного и опытного, в принципе, колдуна. Уже когда я беру его лицо в свои ладони и поворачиваю голову в сторону, бедняга пытается ударить чем-то специально созданным, чтобы отгонять существ, питающихся страхом.

Смеюсь.

— Глупый. — Целую, царапая клыками. — Ты не можешь не бояться. Не можешь заставить меня принять истинный вид. Не можешь не верить. Ты — часть той силы, что вызвала меня к жизни. И ты — мой.

Пальцы пробежали по груди, точечными уколами когтей напоминая о сути. Вновь поднялись, сомкнулись на горле. Сжались. Он так дрожал, бедняга. Он поверил. И, кажется, даже не заметил, как умер.

Остался последний. Я подошла к нему, парализованному, не способному даже послать ментальный призыв о помощи. Несмотря на то что аакра вонзилась в человеческую грудь по самую рукоять, крови не было. Я небрежно откинула коротко остриженную седую прядь с узкого лица.

— Ах, арр, я же говорила, я просила: не загоняйте нас в угол. Смотрите, что вы наделали! — Не знаю, откуда приходят слова, но это неважно.

Человек пытается что-то сказать. Он полностью в сознании, я даже притупила немного боль, чтобы смертный имел возможность по достоинству оценить всю прелесть ситуации. Коротким прикосновением к рукояти торчащего из него кинжала ослабляю контроль над скованными голосовыми связками.

В глазах смертного ужасное запоздалое осознание, душа его кричит, надрываясь: «Что я сотворил?!» — но губы лишь шепчут:

— Тебя остановят…

У-уу, а я-то надеялась услышать что-нибудь интересное.

— Хотите поспорить?

Вновь губа поднимается, из горла вырывается первобытное, до костей проникающее рычание. Наклоняюсь к нему, не без удивления понимая, что странный голос на дне сознания ярится вместе со мной. И вместе со мной жаждет мести.

— Для тебя, красавчик, я придумаю нечто особенное! — Вцепилась в кинжал, медленно поворачивая рукоять. — Ты познаешь боль. Боль изменения, красавчик, смертным такое и не снилось! Боль, когда твои клетки раз за разом перемалываются в нечто совершенно иное! Начнём с едва заметного зуда, постепенно будем наращивать, подготавливая твои рецепторы к большему. Потом немного отпустим, заставляя тебя гадать, когда же начнётся снова. Ещё добавим. И так — пока не умрёшь от болевого шока. Но это будет ещё через целую вечность времени — через несколько часов. Приятно отдохнуть!

«Он же Целитель», — вяло и неубедительно скулит голосок. Ничего, с такой игрушкой в груди даже Целитель не сможет остановить резвящихся внутри собственного тела демонов. Правда, голос имел в виду что-то другое… Но это не важно.

Вскакиваю, оставляя неподвижную, неспособную даже пальцем пошевелить фигуру. Любуюсь на дело своих рук и счастливо смеюсь. В пальцах вновь формируется тяжесть аакры — точно такой же, как та, что держит смертного.

В волосах вдруг, пьяно и горько, расцветает прекрасный синий цветок, его аромат щекочет ноздри, туманит голову.

Овеваемая безумным смехом и золотым туманом крыльев, вылетаю из пещеры, взвиваюсь в просторное ночное небо. Слёзы, почему-то появившиеся на глазах, на зимнем ветру мгновенно превращаются в холодные ранящие льдинки. Трясу головой, и маленькие острые кристаллы падают в подсвеченную далёкими звёздами пустоту.

Инстинкт, это ровное и нерушимое знание, находящееся глубоко внутри, безошибочно привёл меня к месту обитания смертных. Большое скопление тел и душ, что очень хорошо, ведь я всё ещё голодна, а гоняться по горам за отдельными особями пока нет настроения.

Сижу на высоком, кряжистом дереве, являющемся, кажется, прапра-дедушкой всех деревьев в округе, и задумчиво наблюдаю за раскинувшимся у моих ног городом. Собрание разномастных, не раз перестраивавшихся сооружений, но, оценивая их с точки зрения возможности незаметного проникновения внутрь, я вынуждена признать, что местные архитекторы отнюдь не так безумны, как может показаться на первый взгляд. Даже если они сочетают античные узорчато-безвкусные балконы с толстенными стенами и хищного вида бойницами.

Что, впрочем, не имеет ни малейшего значения.

Так с кого же из этих восхитительно живых существ начать? Откидываюсь назад, рассеянно, расслабленно, ищуще. Мир, кажущийся в самый глухой час холодной зимней ночи тусклым и тёмным, вовсе не так прост. Реальность расцветает огнями и цветами, призрачные туманы фантастических видений колышутся вокруг излучающих тепло фигурок. Океаны, звёздные дали, чудесные мистерии света и звука.

«Сны людей».

Нет. Мои сны.

Подаюсь вперёд. Там! Не замечаю, как оказываюсь в воздухе. Не замечаю ни времени, ни направления, ничего, кроме завораживающего, порабощающего сияния. Я, наверно, не смогла бы остановиться, даже если бы захотела. Косая тень падает в отблесках редких, полуразбитых магических фонарей, крылья клубятся изменчивым дымом, босые ноги оставляют цепочку следов на снегу, тут же заметаемую послушным ветром. Я скольжу между уродливых каменных развалюх, ведомая лишь одной мне слышимой музыкой. Вдруг оказываюсь перед дверью и долго, наверно целую секунду, пытаюсь понять, как обойти её, не снеся до основания весь дом. В конце концов растворяюсь в облачко чуть золотистого тумана и вновь конденсируюсь у изголовья того, кто видит эти невероятные сны. И почему-то удивляюсь этому.

Не знаю, сколько я сидела, упиваясь удивительными видениями. Расчёсывала осторожными золотистыми когтями сбившиеся во сне тонкие волосы. Вглядывалась в расслабленное во сне лицо. «Мальчишка», — шепчет кто-то во мне. «Он никогда не был юным», — отвечаю почти вслух. «Тот, кто видит такие сны, не может не быть юным», — упрямо спорит та, другая.

Лет двадцать, но в волосах — проблески серебра. Тело сильное и жилистое, иссечено старыми шрамами, но не такими, что приобретаются в благородных схватках с равными, а, скорее, теми, что приобретает ребёнок, всю жизнь упрямо пытающийся выжить в жестоком мире взрослых. Следы хлыста, следы давних побоев. Рваные шрамы уличных потасовок, когда нет ни правил, ни честных приёмов. И парочка глубоких, но не обширных ожогов, таких, которые остаются после близкого столкновения с некоторыми видами охранных заклинаний. Похоже, мой маленький сновидец оказался вором. Причём отменным, если судить по роскошной обстановке его спальни.

Чуть изогнутые когти скользят по скуле, по тонкому старому шраму. Магия, но не совсем. Смертный, оказывается, обладает даром, редким и прекрасным, как ещё не огранённый алмаз. Он не только видит дивные миры, но и, сам не зная об этом, может воплощать их в жизнь. Или просто слегка подправлять реальность усилием воли. Только никто никогда не учил мальчишку этому высочайшему из искусств, и потому максимум, на что он способен, — сотворить перепуганную кошку прямо под ногами у догоняющего его стражника. Да и то неосознанно. Я вглядываюсь, вглядываюсь в затейливые видения, пока их резкая фантасмагория не начинает казаться более реальной, нежели освещённые потусторонним сиянием моих крыльев стены комнаты.

Он приподнимается, удивлённо, но без страха встречает склонившееся над ним причудливое существо. Глаза вспыхивают потрясённым восхищением, руки тянутся ко мне. Со смехом уклоняюсь, ловя ладони, помогаю встать. И тут он вновь замирает, поражённый, трепещущий, потому что узнал простирающуюся вокруг страну. Грустнеет.

— Так это только сон…

— Нет. Это сон, ставший реальностью. — Я не говорю вслух, но думаю, что такие сны имеют привычку оборачиваться кошмарами. Смеюсь.

Вдруг налетают тучи, яростно грохочет, земля шатается у нас под ногами. Я хохочу так отчаянно, что приходится обхватить себя руками в отчаянной попытке унять разболевшиеся от перенапряжения рёбра. Он кричит. Мир вокруг нас сходит с ума, как умеют лишь миры сновидений. Всё меняется, вытягивается, всё оборачивается обратной своей стороной. Налетают образы и видения из прошлого мальчика, люди и создания, которых он боялся больше всего, перед глазами развёртываются события, которые он отчаянно желал забыть. Да, за короткие двадцать лет этот человечек действительно многое вынес. Только существо с поистине богатым опытом может так ярко представлять такие гротескные видения. Переступаю через чью-то отрубленную голову, ногой отшвыриваю богатую жвалами тварь… и пью, пью, пью разлитую кругом сырую силу.

Он стоит на коленях, скорчившись, зажав уши и зажмурив глаза. Не обращая внимания на разверзшийся прямо перед носом апокалипсис, твердит, что это всего лишь сон, ещё один дурацкий сон, просто очередной кошмар… Я с удивлениям и яростью обнаруживаю, что ловушка рассыпается под силой неверия чужого разума. Ах так? Ну, будет тебе сон, еда!

Он вскидывается, затравленно оглядываясь, и видит, что стоит на коленях на собственной кровати всё в той же комнате, мокрый, взъерошенный, но живой и бодрствующий. С протяжно-облегчённым вздохом смертный падает на простыни, судорожно рыдая. Не так быстро, дружок, не так быстро…

Я заставляю круглые шары светильников яростно вспыхнуть и выступаю вперёд, купаясь в их отблесках. Имитируя восторженные аплодисменты, хлопаю несколько раз: медленно, вальяжно и насмешливо.

— Впечатляюще. Очень впечатляюще. Повторишь на бис?

Он отшатывается назад в животном ужасе.

— Ты сон! Сон! Сон! Сгинь, нечистая!

Хохочу. Ага. Уже сгинула. Если у того мага, из пещеры, жесткого, умелого и выдрессированного атаковать при малейшей угрозе, не получилось от меня избавиться, то что уж говорить об этом жалком подобии волшебника.

— Не так быстро, еда. То действительно был сон. Посмотрим, сможешь ли ты так же быстро разобраться с реальностью?

На этот раз я не стала проникать в его творения, чтобы подчинить их своей воле. Я начала плести своё: медленно и не слишком уверенно, но я ведь только училась. Кровать под человеком взбрыкивает, одеяло с этакой небрежной ленцой ползёт вверх с самыми недвусмысленно гастрономическими намерениями. От моего вопля звенит в ушах, мальчишка слетает с предательского ложа, стрелой кидается к двери. Выдающимся прыжком дистанцировавшись в коридор, бедняга затравленно оглядывается. Это явно не те помещения, которые он ожидал увидеть за дверью собственной спальни. В обе стороны, насколько хватает глаз, уходит длинный и прямой зеркальный зал, со строгими тёмными стенами, красивыми арками дверей, призрачно развевающимися белыми шёлковыми занавесками. Где-то играет причудливо-томная музыка, слышатся смех и звон бокалов. Потом раздаётся дикий крик умирающей в ужасных муках женщины, и снова смех. Я горда собой: кажется, удалось достаточно точно воспроизвести угрожающе-готическую обстановку, которой подсознательно и ожидал этот парень.

На мальчика жалко смотреть: бледный, как мел, трясущийся с ног до головы. Страх его — как хорошо выдержанное вино. Как удачно, что человечек такой молодой, иначе я бы уже потеряла его из-за какого-нибудь глупого инфаркта…

С отчаянным стоном вор бросается назад, к своей комнате, но в проходе, через который он только что прошёл, лишь клубящаяся тьма, испускающая приторный запах крови. Я добавляю чавкающие и хлюпающие звуки, мальчик в ужасе отшатывается, прижавшись к стене.

— Ну что же ты? — Он резко оглядывается, и вот она я: лежу на стене, как можно было бы лежать на полу. Затем чуть приподнимаюсь на руках, приближая своё лицо к его. Блеснули дивными драгоценностями клыки. — Где же твоя смелость?

— Изыди-и-и… — Он отшатывается и бросается бежать так быстро, как позволяют длинные ноги и немалый опыт.

Проходы, проходы, повороты и лестницы. Я сотворила настоящий лабиринт, витающий где-то на грани сна и яви. Развёртываю перед бестолково мечущимся человеком всё новые и новые причудливые детали обстановки. Летающие сами по себе люстры, портреты с плачущими кровью клыкастыми девами, ярящиеся в клетках леопарды в серебряных ошейниках. Он наконец останавливается, впившись пальцами в тяжёлую тёмно-красную ткань портьеры и судорожно оглядываясь. Дыхание у человека вырывается быстрыми, короткими вздохами, глаза слишком велики для бледного лица.

Какой-то звук — он резко оборачивается и оказывается глаза в глаза со мной (пришлось чуть присесть, чтобы достичь нужного эффекта). Дав смертному долю мгновения на осознание, подаюсь вперёд, впиваясь губами в его губы. Он замирает, ошеломлённый небывалостью нахлынувших впечатлений, затем отшатывается с великолепнейшим воплем. И — а вот это уже что-то новенькое — подло, жёстко и умело бьёт с нижней позиции криво изогнутым ножом. Я, конечно, перехватываю руку и вырываю оружие, но откуда оно могло взяться? Неужели сотворил собственной волей? Точно. И это в состоянии непробиваемой паники. Силён, малыш.

Отбрасываю и нож, и его несчастливого создателя. Мальчишка отлетает метров на десять и, быстро придя в себя, следит за мной затравленными глазами. Наступаю на него, медленно, плавно, наслаждаясь каждым шагом, а тот отползает, всё ещё лёжа на спине и забавно так отталкиваясь от пола ногами…

…тревога, тревога, тревога…

Я застываю на середине движения, напряжённо прислушиваясь. Как не вовремя! Только я собралась перейти к настоящим развлечениям!

Бросаю на него полный сожаления взгляд, отворачиваюсь, стремительно заплетая в косы простирающуюся кругом реальность. Заколдованный лабиринт продержит пленника столько, сколько нужно, не слишком его пугая, но не позволяя и окончательно расслабиться. А у меня, похоже, появилось срочное дело.

* * *

Я выскальзываю в пространство, называемое Халиссой, в той же комнате, из которой совсем недавно умыкнула своего маленького вора. Что бы ни вызвало тревогу, сюда оно ещё не добралось. Зажигаю магические светильники, открываю дверь и застываю на пороге, ожидая развития событий. Комната вора спрятана на совесть: островок роскоши и безопасности в каких-то совершенно заброшенных, тёмных и жутковатых руинах. Я выхожу, всё ещё освещённая падающими сзади лучами, задумчиво останавливаюсь посредине пустого каменного зала.

Она метнулась лунным бликом, прорвавшимся сквозь щели в вековечной кладке. Тенью, скользнувшей по паутине. Пригоршней снега, чертящей на полу затейливые узоры. Я стою ни жива ни мертва, следя, как она приближается, зябко кутаясь в чёрные крылья. Не бывает, не может быть в мире такой красоты! Миндалевидные глаза и треугольный камень меж бровей пылают тёмными изумрудами, чёрные с зеленью волосы спускаются роскошным блестящим плащом, из-под которого безупречной белизной светится молодая матовая кожа. Сила и храбрость, интеллект и душа: кажется, самое лучшее, что копилось долгими тысячелетиями, было запаяно в это хрупкое, грациозно скользящее тело.

Диво мягко и бескостно огибает меня, продолжая двигаться всё той же парящей походкой. Напряжённый блеск висящей на узких бёдрах шпаги. Внимательный, пристально следящий, явно недовольный происходящим клинок.

— Тётя Антея. — Она говорит мягким, чуть рассеянным и чуть отстранённым голосом, будто каждый звук, срывающийся с губ, вызывает у неё удивление, как, впрочем, и весь остальной мир. — Вы меня сейчас, наверно, не помните, но это не важно. Вы потерялись в танце, но должны вернуться. Пожалуйста, вы сможете это, надо лишь попытаться. Я помогу вам.

Глубоко внутри в такт её словам трепещет огоньком затухающей свечи голос, и он же скулит от ужаса. Это не важно. Такой еды, как это чудо, мне ещё не попадалось! Но и заполучить её будет сложнее. Черноволосая в чём-то сходна со мной, и той власти над ней, что помогала с людьми, у меня нет. Она воин, сражается она лучше меня. Это будет интересно.

Она ещё что-то говорила, а я уже скользнула вперёд, с пальцев сорвалось что-то слитное, мощное, разрушающее. И запредельно быстрое. Но Противница оказалась быстрее: сверкнула шпага, и заряд, который должен был расплавить саму реальность, оказался отбит и отброшен куда-то в низшие слои бытия. Губы, её идеально очерченные, припухшие, тёмные губы, приподнялись, обнажая белоснежный жемчуг клыков, остроконечные уши прижались к черепу, придавая прекраснейшему из лиц поистине демонический вид.

— Так или иначе, но я тебя вытащу!

Свист шпаги, звон столкнувшейся стали: я успела принять удар на аакру. Противница взрывается вихрем ударов и контрударов, коротких, хлёстких, потрясающе красивых в своей совершенной стремительности. Крылья и волосы вдруг перестают быть мягким тёмным водопадом, расщепляются тысячами гибких, смертельных хлыстов, бьют, ранят, мелькают тонкими змеями, защита от которых — лишь в бешеной по напряжённости магической контратаке. Ещё до её материального появления ясно было, что в поединке я и в подмётки не гожусь этой гостье. Да и во многих других отношениях — тоже. Зато я, подобно зеркалу, мгновенно, автоматически и безошибочно улавливаю саму суть её искусства, в движении изменяя себя, уподобляясь Противнице в той мере, в какой необходимо, чтобы выжить в таком противостоянии. И, к своему же удивлению, обнаруживаю, что спокойно встречаю все удары глухими блоками, почти зеркально отражающими её атаки. Самое интересное — она считает, что только так и должно быть. Более того, с расчётливым и спокойным профессионализмом направляет весь ход схватки так, чтобы максимально раскрыться, предоставить мне как можно больше информации для танца. Противница хладнокровно пытается затащить меня как можно дальше в изменение. Такая же, как я, такая же… «вене», приходит правильное слово. Так или иначе, она решила меня вытащить.

Ну а я вытаскиваться не хочу!

Мгновенная, неощутимая, наверно, даже для неё пляска стали. И стороны меняются местами. Теперь я не просто танцую продиктованные ею изменения. Теперь, познав её в достаточной степени, я пытаюсь заставить её стать такой, какой мне угодно видеть свою Противницу. Схватка воинов стремительно превращается в дуэль танцовщиц, и теперь в воздухе чаще сталкиваются уже не кинжал и шпага, а две сжимаемые в когтистых пальцах аакры.

И она проигрывает. Наслаждаюсь каждым мгновением, когда она осознает, что тело и разум её стали глиной, послушной кончикам моих пальцев. Легко отбиваю попытки перевести схватку в другие плоскости: свести всё к искусству владения мечом или к ловкости в плетении магических заклинаний. Нет, нет, спасибо, меня вполне устраивает роль Победительницы! Даже если она ещё сопротивляется. Даже если убить или хотя бы просто ранить её я пока не могу, я знаю, что итог предрешён.

Звонкий, полный боли и ярости крик: шпага ломается под ударом аакры. Понимаю, что убила живое существо, существо мыслящее, чувствующее, страдающее, и рада этому. Я выпиваю смерть одушевлённого клинка до дна, по достоинству ценя редчайший вкус этого диковинного напитка. Обломки некогда великого оружия с жалобным звоном падают на пол. И ледяная броня аналитика впервые даёт трещину. Тонкая-тонкая струйка отчаяния, легчайшее зерно неуверенности, но этого оказывается достаточно. Стремительная атака, и Противница падает с моим кинжалом в груди. Умерла она мгновенно: я всё-таки не настолько уверена в себе, чтобы дать столь сильному врагу ещё несколько минут на обдумывание ответного удара. И тем не менее смерть её оказывается потрясающе вкусна.

Если бы ещё стих этот отвратительный траурный вой в моей голове!

Некоторое время сижу над телом, когтями чертя на полу кровавые узоры. Она прекрасна даже в смерти — юная богиня, такая бледная и уязвимая в свете узких лунных лучей. И тут — будто ледники стронулись с мест, а горы сбросили свои вековечные шапки. Сам космос дохнул холодом вечности. Присутствие! И какое! Я задрожала всем телом в лихорадочном ожидании.

— Виор, убирайся отсюда неме… — Он запнулся на середине фразы, застыв посреди движения, точно нарвавшись на нож. Фиалковые глаза лишь коротко скользнули по женской фигуре, сломанной и опустошённой, застывшей в луже собственной крови. Центром его внимания была я и только я.

Белая кожа, белые крылья, белые волосы — и сила такая, что хотелось опуститься на колени перед его ледяным великолепием. Да, он красив, как может быть красиво совершенное, остро отточенное оружие. И ещё он стар. У меня просто слюни текут от предвкушения.

А противный голос затихает, заинтересованно и вроде как поощрительно наблюдая за развитием событий.

Медленно, танцевальными шагами направляюсь к новой жертве. Жертва, всё так же не отрывая от меня фиалкового взгляда, начинает отходить назад. Меч, столь же древний и столь же многообещающий, как и сам воин, покачивается на перевязи, судя по всему, отнюдь не стремясь в схватку. Эта парочка явно гораздо опытнее первой.

Они выбрали, пожалуй, самый верный путь — бегство. Внезапно, без всякого предупреждения воздух вокруг меня вскипает чудовищной энергией и запредельным холодом — и это всего лишь отвлекающий манёвр! Сам Противник в то же время совершает потрясающий по красоте и чёткости рывок прочь.

Я выстояла. Я выиграла. Меж бровей вспыхивает силой и яростью многоцветная точка — и мощным, не вполне понятным мне сконцентрированным импульсом гасит бушующее вокруг ледяное пламя. Разум же тем временем делает единственное, что способно удержать здесь Противника: быстро и не задумываясь я меняю реальность, как научил меня мальчик-вор. Координаты, которые беглец желал использовать для межпространственного броска, уже не совпадают. Я всего-то поменяла север и юг, сделав так, что белый воин оказался в другом конце зала, у сияющей магическим светом двери, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы выбросить того из межреальности, в которую крылатый уже начал уходить. Одновременно как-то (сама не знаю как) перекрываю Вероятности. Улыбаюсь.

И он застывает на фоне распахнутой двери, напряжённый, готовый к схватке, опасный.

Я колеблюсь. Мало победить, хотя это ещё тоже надо суметь. Надо победить в чём-то, в чём он считает себя лучшим. Максимально унизить. В противном случае с него станется лишить собственную смерть всякой привлекательности. Но где же его уязвимая точка? Воинское искусство? Э-э, нет, спасибо, как-нибудь в другой раз.

Он так выставляет напоказ собственную энергию. Так небрежно швыряется чудовищными силами… Ах-ха.

Что-то нарастает во мне. Что-то идущее из самых глубин существа поднимается, подобно гигантскому океану, конденсируется в точке средоточия между глаз, взмывает… и выплёскивается вперёд, на защитно вскинувшую руки и крылья фигуру.

Он держится. О, как он держится! Три удара неисчерпаемой, чистой, сметающей всё, в буквальном смысле всё на своём пути энергии потребовалось, чтобы содрать с него все защитные слои. Первый удар он выдерживает. Даже пытается ответить чем-то до безумия изощрённым. После второго разлетаются щиты и плавятся защитные талисманы, а его отбрасывает внутрь комнаты. Я нацеливаю атаки тщательно и экономно, следя, чтобы всё до последней искорки досталось именно Противнику, а не падало по-глупому в стороны, прожигая ковры и портя по-варварски великолепный декор. Третьим ударом его швыряет на спину, а я оказываюсь сверху, припечатав его руки к полу и клыкастой улыбкой подбивая попробовать ещё что-нибудь предпринять. Четвёртый удар убьёт его, и мы оба это знаем.

Он дрожит. Есть что-то до головокружения приятное в том, чтобы заставить здорового, сильнейшего мужика дрожать в ожидании твоего следующего хода. Чувство власти, чувство удовлетворения, почти сравнимое с тем, что ощущаешь, когда жизнь врага стекает с твоих пальцев…

Наклоняюсь к нему:

— Ещё идеи будут? Ну же, друг мой, не заставляй меня думать, что это оказалось так просто! Даже с той девчонкой было интереснее!

Он вдруг подаётся вперёд, ловит мои губы своими.

Эт-то что-то новенькое.

Я настолько удивлена, что растерялась, не предпринимая ответных действий. И этого оказалось достаточно, чтобы беленький полностью перехватил инициативу.

Та, Что Глубоко Внутри, передёргивается от отвращения, и одного этого достаточно, чтобы я не сжигала его в тот же миг, а помедлила, ожидая, что будет дальше.

Руки, как-то освободившиеся от плена, пробегают по моей спине, мягко массируют напряжённые мышцы. Когти вдруг коротко, не больно кольнули ягодицы, тут же вновь скользнули вверх. Моё тело вздрагивает, как от электрического разряда, с губ срывается недоумённый полувскрик-полувздох. Куда подевалась кольчуга?

Что-то во мне было от него. Какая-то часть, к которой он мог взывать. Несколько капель крови, когда-то тёкшей в жилах нашего общего предка, теперь бушевали в моих венах, рассказывая мне о его ощущениях, а ему — о моих. Но при этом я в любой момент могла уничтожить его — достаточно лишь чуть-чуть ослабить контроль, и сила, бушующая под тонким покровом кожи, выплеснется наружу, уничтожая всё на своём пути. Это была игра, в которой первое же неверное движение стоило бы ему жизни. Мы оба это знали. И, кажется, оба находили в этом своеобразное удовольствие.

Разумеется, я понимаю, что происходящее — лишь очередной раунд схватки. Что он просто отчаянно пытается выжить, используя для этого любые средства. Но во мне вдруг просыпается другой голод, не менее дурманящий и требовательный, чем тот, что заставлял купаться в людской крови, впитывая предсмертные страдания. Разумеется, этого крылатого я тоже убью. Как-нибудь… м-ммм… потом…

«С Зимним?!» От вопля ломит виски. Игнорирую.

Я полностью отдаюсь во власть требовательных рук и скользящих по коже прохладными искрами крыльев. Царит и правит синим дурманом аромат вплетённого в волосы цветка.

Много позже сквозь приятную тёплую дрёму ощущаю, как он уходит. Можно было бы остановить, но мне слишком хорошо, чтобы сейчас ещё и двигаться. Или думать. Или чувствовать голод. Разумеется, вздумай белокрылый напасть, уже осыпался бы на пол кучкой симпатичного кучерявого пепла. А так — пусть идёт. Потом его найду. Угу. Как-нибудь… потом…

* * *

Меня будит ярость. Моя добыча! Кто-то посмел тронуть мою добычу! Там, в пещере, кто-то пытается освободить зеленоглазого смертного, которого я приговорила к боли!

Срываюсь с места вихрем ярости и золота, лечу с такой скоростью, что позади остаётся огненный след, прекрасно видимый в свете тусклого зимнего дня. Врываюсь в пещеру… у самого выхода, но дорогу мне преграждают.

Человек, но… э-э… не совсем. Похож на зеленоглазого, только старше, опытней, сильнее. И много-много опасней. Стоит в проходе с мечом наголо, весь напружиненный, отбросивший всё, кроме цели. С этим играть, как с крылатыми, не получится.

А я и не собираюсь. Он — мой. Не знаю почему и как, но он настолько мой, что мысль причинить ему вред даже не приходит в голову. С этим разберёмся позже, сейчас же надо пройти внутрь.

Собираю в кулак ту связь, что между нами, и на всех волнах, через все центры его мозга, через гормоны и химические соединения в его крови, подвластные мне, отправляю один приказ — спать! Не отвлекаясь на споры и препирательства, я просто «выключаю» все физиологические системы, которые могли бы поддерживать его в бодрствующем состоянии.

Он выдерживает. Не знаю уж как.

На меня вдруг накатывает ответ — как торнадо, как сметающий всё на своём пути ураган. Он бьётся, бьётся в закрытые двери моего сознания, он кричит, взывает, тащит куда-то, к чему-то… Та Что Глубоко Внутри отвечает на этот зов мощным броском, чуть было не опрокидывающим моё сознание. Ну уж нет!

Я тянусь по другому пути: пути снов и видений, пути скрытых смыслов и спрятанных от сознания желаний. Тому пути, что и является сейчас моей сутью. Этот воин, как бы хорош он ни был, тоже человек. И потому он — часть меня. Подвластная мне часть. И, вооружённая этой силой, вновь бью по его организму, по тем маленьким центрам в мозгу, что ответственны за действия.

Он падает, как подрубленное дерево, — молча и угрожающе. Знаю, что долго обморок не продлится, силы уже заплетаются в диковинные узоры вокруг поверженного тела, стремительно возвращая его к жизни. Не важно. Времени мне хватит.

Бесшумно, хотя находящиеся внутри прекрасно осведомлены о моём приближении, захожу в пещеру. Замираю, скептически оглядывая открывшуюся передо мной сцену.

Женщина, худая и усталая, с растрёпанными зелёными косами в прожжённом в нескольких местах костюме для верховой езды. Она сидит, держа на коленях голову Приговорённого, рядом валяется выдернутая аакра. Значит, я опоздала. Но хоть пытку эта цыпочка и прекратила, спасти жизнь человеку, чьё тело, сохраняя внешнюю форму, давно перестало быть человеческим, она бессильна.

Он умирает, теперь, когда процесс перестал контролироваться аакрой, умирает стремительно. А она вглядывается в бледное лицо светло-зелёными глазами, и на мгновение мне кажется: не отражение ли это? Они так похожи…

Мужчина выдыхает, пытаясь заговорить, и она наклоняется к нему, ловя тихие звуки. Я, снедаемая любопытством, поворачиваю уши, пытаясь ничего не пропустить.

— …Моя вина… Рита… останови…

— Ш-ш. — Женщина прикладывает палец с изящным зелёным ногтем к его губам. — Я позабочусь об этом.

Тот как-то вымученно весело щурит зелёные глаза.

— Ты, любила повторять, что я плохо кончу… Но разве плохо… умирать… на руках… у единственного существа… что тебя любит?

Ух ты, как трогательно!

Потрескавшиеся губы женщины кривятся, на глазах появляется влага, и тут он весьма драматически умирает. Я, разумеется, не могу отказать себе в удовольствии выпить его смерть, вместе с её болью. Потрясающий получается коктейль.

Зеленоглазая воровка тем временем снисходит до того, чтобы признать моё существование. Спокойно так поднимается на ноги, отряхивает пыль с одежды. Вновь кривит губы в улыбке, на этот раз насмешливой и злой, но, как ни странно, злится она, похоже, не на меня.

— Ave, Caeser, Rex, Imperator — Morituri te salutant! Vita brevis, ars longa…

Я не без удивления выслушиваю эту ахинею, пытаясь понять, что же за добыча попалась мне на этот раз. Какая-то нестандартная еда…

«Еда» подходит ко мне, спокойная, немного печальная. Признаться, я теряюсь. Вообще-то такое поведение предполагает ловушку. Но эта и не думает угрожать, я точно знаю! И «умереть достойно, сражаясь, с оружием в руках» она вроде тоже не пытается… Каждой порой ощущаю бьющую из человеческой женщины горькую иронию. Нет — самоиронию. Может, хочет себя за что-то наказать?

— Ах, девочка, так вот ты какая… — Это она мне? — Я долго гадала, какой ты окажешься. Вообще, мне следовало гораздо раньше догадаться о происходящем. Всё было на поверхности: состояние Хранительницы, намёки, расспросы об архетипах… Антея только что не кричала об этом на каждом углу!

Она обходит меня вокруг, с искренним любопытством рассматривая, и я откуда-то знаю, что она видит. Продолжаю выжидать, собирая информацию и прикидывая, что такого интересного смогу я сотворить с зеленоглазым дивом. Некоторые проклевывающиеся варианты кажутся вполне… занимательными.

— …По крайней мере ясно, почему ты выбрала именно этот аспект для воплощения. Ничего удивительного, раз материальная форма оказалась заточённой в тело эль-ин. Когти, клыки, крылья — тебя чуть ли не силой загнали в фольклорный образ, соответствующий такому внешнему облику. Из всех возможных вариантов выбран вампир — это печально. Опять же, последние минуты перед воплощением: идиот-братец сделал всё, чтобы ты отражала как можно больше неблаговидных сторон человеческой природы. И, разумеется, последнее заклинание риани…

Пытать на её глазах мужа? Он мне самой нужен. Сделать муляж мужа? Нет, эта отличит.

— …Интересно, знал ли Л’Рис, что делает? Скорее всего. А может, его настолько ослепила перспектива стать героем, что ничего другого он просто не видел? С этими эль-ин никогда нельзя знать точно…

Ловлю её за плечи, прекращая это мельтешение, разворачиваю лицом к себе. Какая низенькая! Приходится наклонять голову.

— Смертная, ты понимаешь, что тебя ждёт? — Голос мой почему-то звучит озадаченно.

— О да! Это я так. Трепыхаюсь перед неизбежным. — Она вновь улыбается, но глаза полны тоски, и это меня успокаивает. Вдруг протягивает руку, прикасаясь к вплетённому в волосы синему цветку. — Голубая роза. Символ забвения. Символ потерь. Символ беспамятства. О, я должна была понять раньше! Антея ведь всё ещё жива где-то в тебе, да? Бедные вы мои!

Она, кажется, готова разрыдаться. Н-да. Обнажаю клыки, захватываю её руки в железное кольцо своих. Оттягиваю в сторону голову, обнажая шею. Страха в этой оголтелой по-прежнему нет. Это передо мной-то, которая излучает такой первобытный ужас, что смертные дышать не могут!

А дурёха прижимается ко мне, точно ноги её не держат, по узкому, безумно усталому лицу её текут слёзы.

— Девочка… Какая же ты голодная… Бедная…

Я действительно голодная. До боли, до разрывающего изнутри крика, до полуобморока. И поэтому, не в силах больше тянуть, отбросив настойчивое ощущение грозящей опасности, я вонзаю клыки в её шею.

Кровь… горячая. Странная. Кровь, наполненная видениями.

С воем пытаюсь отстраниться, но поздно. Сны, видения, мысли, чувства — само существо Нефрит уже со мной, уже во мне. Знание. Спокойное, бесстрастное и расчётливое знание женщины, без малейшего колебания принявшей смерть, чтобы я это знание получила. Она была Видящей Истину, и она очень долго изучала Антею тор Дериул-Шеррн. Изучала сама, изучала через отражение, что пряталось в глубине глаз Сергея. И сейчас, скреплённые заклинанием из арсенала тех, какими пользуются Целители, видения врываются в меня. Видения и образы, архетипы, сказки. Когда-то я (я ли?) думала о том, как видит мир Нефрит Зеленоокая. Теперь я об этом знаю. Но я ли?

Песня. Песня-вой, песня-стон. Песня, гремящая в моих венах, в глубине моего существа, моей души. Лебединая песня зеленоглазой женщины, что поёт над костями моей сути, решая, что должно жить, а чему суждено умереть…

Мир растворяется в темноте.

* * *

Сначала пришло странное ощущение: что-то давило под рёбрами. Я чуть пошевелилась, меняя положение, пытаясь понять, что происходит. Тело было застывшим, помятым. Как будто я довольно долго лежала на каменном полу. Холодном. Твёрдом. Впрочем, похоже, так оно и было. Попыталась открыть глаза, недовольно шевелясь и стараясь прийти в себя. Безуспешно.

Голова раскалывалась. Как-то мне пришлось уводить (читай, уносить) профессора Шарена со студенческой вечеринки, а наутро выслушивать длинное и подробное описание симптомов грандиозного похмелья. Мои ощущения сейчас подозрительно напоминали ту клиническую картину.

Вопрос: чем таким можно напоить вене, чтобы вызвать у неё интоксикацию? И как, во имя Ауте, умудрилась Хранительница Эль, пусть даже и навеселе, отбиться от собственных телохранителей и провести ночь на каменном полу какого-то холодильника?

Чудеса да и только.

Медленно, точно боясь расплескать содержание раскалывающейся головы, я приподнялась на руках и, подождав с полминуты, попробовала осторожно приподнять веки. Всё расплывалось вокруг чёрно-белыми пятнами.

Наконец после некоторой работы со своими зрительными анализаторами кое-что начало проясняться. Я была в пещере, пронизанной редкими лучами холодного света, маленькие кучки снега были рассыпаны тут и там. И выглядело это помещение именно так, как и должна выглядеть комната, в которой накануне некие титаны устроили грандиозную попойку: полный разгром и лёгкий налёт дурных предчувствий. Пахло кровью. И это заставило мои глаза широко распахнуться, начисто выбив мысли о собственном самочувствии.

Позади что-то зашуршало. Я обернулась так быстро, что сама не заметила, как это сделала.

Сергей сидел чуть в стороне, на возвышении, отделённый от меня глубокой, покрытой тонкой корочкой льда лужей. Сгорбившийся, постаревший, потерянный. Рядом лежало тело жены: пустое, безвольное. В таких случаях принято говорить, что её можно было бы принять за спящую, но сейчас всё расставляли по местам разорванное до костей горло и алые круги, расходящиеся по воде. Лёд у моих ног розоватого оттенка…

— Эх ты, царевна-лягушка… Моя царевна… — Он осторожно, отказываясь верить, провёл рукой по изумрудным волосам.

Меня скрутило. Нет, это не то слово. Меня раздавило. Втоптало. Разметало.

Вопль рвался и рвался наружу, но пещера оставалась всё столь же тихой.

Я вспомнила. Всё. И в этот момент единственное, о чём я могла молить Ауте, — это забыть. Забыть навсегда. Не-е-е-ет…

…Обнаружила, что ползу к аррам, раня ладони об острую кромку льда. Может, не поздно? Может, удастся спасти? Помочь? Хоть что-то, хоть как-то… Сколько минут человеческий мозг остаётся жив после остановки сердца?

При этом я отчётливо понимала: нет. Тут уже ничего не сделаешь. Что-что, а убивать качественно меня научили. От обычной, пусть и страшной раны арр-леди не умрёт: что такое регенерировать какое-то там горло для существа с её генетическими данными? Но ведь и я клыками рвала отнюдь не только горло… Не-ет, пожалуйста, нет…

Я застыла на середине лужи, беззвучно рыдая. Мокрая, замёрзшая, жалкая. Почти столь же жалкая внешне, как и внутри.

Сергей на всё это трепыхание не обратил ни малейшего внимания. Осторожно опустив жену на камень алтаря, он встал на ноги, в последний раз коснулся её лба.

— Спи, лягушонок. Самый прекрасный лягушонок в нашем политическом болоте… — Отступил на пару шагов, вскинул руку… И её тело вспыхнуло нестерпимо ярким пламенем, в течение нескольких мгновений превратившись в горсточку пепла. Арры никогда не позволяли своему генетическому материалу попадать в чужие руки. Даже срезанная прядь волос через некоторое время должна была превратиться в безликую пыль.

Долго, бесконечно долго он стоял, невидяще вглядываясь в опустевший алтарь. Затем рука воина скользнула к висящему на боку мечу. Медленно, тугими оковами безграничного самоконтроля стягивая пылающую ярость, Сергарр повернулся ко мне.

Я сидела в луже подтаивающего льда, сосульки волос падали на лицо, нелепо торчали в разные стороны колени и локти. А он смотрел в огромные миндалевидные глаза, ежесекундно меняющие цвета и оттенки. Плавным, бесконечно длинным, бесконечно красивым движением Сергарр подался вперёд, обнажённый клинок сверкнул холодом куда более вечным, чем тот, что окружал моё тело прозрачными розоватыми льдинками.

Я откинула голову назад. Рывками проносились какие-то судорожно-несвязные мысли. Надо сопротивляться: аакра всё ещё в руках, сила Источника со мной… Надо… Нельзя умирать… Но как хочется! Устала. Надо, надо. Долг. Двадцать лет…

Он подходил, от сапог разлетались осколки льда и маленькие розоватые капельки. Я закрыла глаза, неподвижная и покорная. Свернула связь Ве’Риани, делая всё, чтобы облегчить смертному задачу. Долг? Да, у меня есть долг. Но сейчас, едва ли не впервые в жизни, долг казался далёким и незначительным, и всё то, что я обязана была сделать, вдруг потеряло всякое значение перед тем, что во имя этого долга уже сотворили.

Сергей арр-Вуэйн имеет право судить. И я приму его суд.

Холод металла на горле. Я подняла веки, встретившись взглядом с бесстрастными, бездушными, убитыми глазами риани. Суди и приводи приговор в исполнение, человек. Только сейчас. Только сейчас, пока я ещё в глубоком шоке, покаболь и изменения заглушают зов долга. Второго шанса не будет, ни у тебя, ни у кого бы то ни было ещё!

Он занёс меч для удара. Замер. И слитным, ритуальным движением опустился на одно колено, положив меч в ледяную воду к моим ногам.

Я уже видела арра в этой позе — когда мне делали предложение руки и сердца. Сейчас… это было нечто совершенно иное. Нечто, в основе чего лежало слово «должно».

Ни слова не было произнесено. Даже сен-образы не вспыхивали над нашими головами. Он принёс клятву. Я её приняла и, хотя этого и нельзя было делать, принесла свою. Разговор дрожью губ и движением глаз, разговор мгновенный и безошибочный, тот разговор, что я как-то видела между Нефрит и Сергеем. Теперь видения и мысли Нефрит жили во мне, а Сергей… Сергей исполнял её последнюю волю.

Потом он протянул руку и вынул из моих волос цветок. Красивую, свежую розу, цвета белого золота.

Ауте была милосердна к своей дочери. Всё вокруг завертелось золотым водоворотом, и я потеряла сознание.

Глава 11

Просыпалась трудно. Меня то затягивало в глубь тёмно-багрового тумана, то вновь немного отпускало. Над головой звучали обеспокоенные и успокаивающие голоса, лица касались умелые руки. Всё тело горело в рвущей душу боли обратного изменения. И тем не менее я приветствовала каждое мгновение пытки: в этом душащем тумане не было памяти. Или было ровно столько, сколько необходимо, чтобы понять: без остального лучше.

Кто-то бережно приподнял за плечи, поднёс к губам чашу, горло охладило терпкостью влаги. Не настолько сладкая, чтобы быть приторной, не настолько кислая, чтобы царапать горло. Почему-то пришло в голову, что такой напиток мне мог дать человек: эль-ин не стали бы возиться разбавлять жидкость, уповая на то, что организм сам изменится, дабы наилучшим образом усвоить лекарство.

Человек? Целитель?

Аррек!

Я наконец распахнула глаза, судорожно пытаясь сфокусировать пляшущие вокруг пятна во что-нибудь удобовоспринимаемое.

— Не так быстро, малыш, — рука легла на лицо, загораживая свет, — дай себе минутку.

Я вцепилась в ладонь, отводя её в сторону. Аррек склонился надо мной, всё такой же красивый, всё такой же любимый, ничуть внешне не изменившийся, только почему-то казалось, что он до смерти устал и очень постарел… Я попыталась приподняться, заговорить, но с губ сорвался лишь какой-то хрипящий стон.

Целитель попытался вновь поднести чашу, но я оттолкнула её в сторону, снедаемая даже не беспокойством — ужасом.

— А’рек! Не… ись, джна была оставть. Нельзя! Только вене и ’ани! Я могла тебя убить! — завершила я свою речь, взглядом моля его простить. Эти дараи — они же гордые до безумия. Разве сможет князь арр-Вуэйн забыть, что его огрели по голове, чтобы не пустить, точно маленького ребёнка, в разборки взрослых?

Но он лишь успокаивающе положил руки мне на плечи.

— Я знаю, знаю, малыш. Раниэль-Атеро провёл глубокую пропагандистско-разъяснительную работу со мной, с примерами и наглядной агитацией. Я проникся и осознал — аакра между собственными рёбрами этому здорово способствует. Вене в танце может убить кого угодно, кроме своего риани. Даже самоуверенного, зашитого в Вероятности дарая. Я понял.

Понял — да. Но не простил. Я расслабилась, принимая хотя бы это.

Он осторожно провёл рукой по моим волосам, отводя влажные пряди от лица.

— Наконец-то ты вернулась, Антея. Мы уже начали волноваться. Думали, ты так и не решишься. Что выберешь Истощение туауте…

Не решусь жить дальше? Почему? Мне пока нельзя умирать, мне надо продержаться ещё лет двадцать…

Дикий, прерывистый вой пронзил тишину, звуки, в которых не было и не могло быть ничего человеческого. Вой существа не умирающего — но испытывающего муку, от которой смерть кажется желанной и недостижимой гаванью. Краем сознания отмечаю, что это, наверно, кричала я…

Я вспомнила.

Аррек протянул руки, но я ударила его когтями: слепо, не понимая, что делаю, движимая лишь желанием остаться одной, исчезнуть, не быть… Муж, недолго думая, сгрёб меня в охапку; обернув, точно одеялом, Вероятностями, и прижал к себе то воющее и кусающееся дикое существо, которое было мной. Какое-то время я ещё сопротивлялась, а потом сдалась, прижавшись к нему.

И рыдала, рыдала, рыдала, не имея сил остановиться, выплёскивая всё пережитое в болезненных и ранящих всхлипах.

Закончилась истерика потрясающе быстро. Подозреваю, что у организма просто не было энергии на действительно впечатляющее представление — изменения не проходят просто так даже для лучших из вене. Срочно нужно было раздобыть какой-нибудь органики, материал для дальнейших перестроек. Ух, как обтекаемо выражено! Кажется, на слово «голод» у меня до конца жизни будет аллергия…

Аррек, всегда знавший мои нужды лучше меня самой, тут же поднёс к губам чашу с каким-то густым, горячим и очень калорийным напитком. Глаза цвета голубоватой стали были серьёзны и сухи — он всё знал.

— Мальчишка из Халиссы…

— Кесрит тор Нед’Эстро слетала и вытащила его. Ты произвела огромное впечатление на Мастерицу сновидений. Она утверждает, что ни в каком танце нельзя научиться так чувствовать реальность снов — это врождённый талант. И ещё она грозится научить тебя им пользоваться, чтобы в следующий раз ты не попалась в столь элементарную ловушку.

Элементарную, значит…

Виор, девочка…

Виортея тор Дериул, наследница клана Изменяющихся… Моя племянница, последняя из оставшихся в живых внучек моих родителей — лелеемая, оберегаемая, обожаемая. И куда более одарённая, чем я. Такая яркая, безмерно талантливая, сказочно красивая… Такая молодая. Единственная дочь Вииалы, моего министра внутренних дел… Как же мне теперь смотреть им в глаза? Ауте, за что её так? Виор, ох, Виор, как же я без тебя?

Аррек сжал мои плечи так сильно, что это было больно, без слов сочувствуя, но упорно отказываясь рвать на себе волосы.

— Она всегда была отвратительно, безоглядно самоуверенной. До глупости… — шепнула я, и он кивнул, прекрасно понимая, о ком это. — Учитель наверняка будет винить себя, что не предпринял чего-нибудь, чтобы научить её осторожности. Все мы будем в этом себя винить… Но разве мог кто-нибудь знать, что Виор, Великолепнейшая Виор, столкнётся с чем-то, что будет ей не по силам?

— Разве это было кому-то по силам?

— Н-не знаю. Может, Раниэль-Атеро? Нет, не в таком глубоком танце… Древние умеют не лезть на рожон, знаешь ли. Стоять в стороне, не вмешиваясь… Самые лучшие миллионы лет не выдерживают. Древнейшие же умеют выживать…

Древнейшие… выживать…

ЗИМНИЙ, Я УБЬЮ ТЕБЯ!!!

У меня всё тело свело от стыда, ярости, ужаса. Этот, этот… Этот древний ублюдок!!! Белобрысая гадюка! Эта недобитая Ауте…

— Встань в очередь, женщина.

— Нет!!! — Испуг мгновенно вышиб все кровожадные мысли. Судорожно вцепившись в рубашку Аррека, я приподнялась, заглядывая в мрачные и решительные стальные глаза. — И думать забудь! Жить надоело? Зимний раскатает тебя тонким-тонким слоем и даже не вспотеет!

— Антея…

— Нет! Он не виноват! Он жить хотел! А я — есть!

— Малыш, я не…

— Я виновата, я! Не вздумай! — Меня трясло, перед глазами вновь поплыли круги. Тело бросало из боевой формы в обычную, вновь бешеным приливом накатили изменения. — Дуэли до смерти запрещены. Только попробуй его вызвать — посажу в каталажку до конца дней!

— Антея! Хватит! Да послушай же! — Он встряхнул меня так, что зубы клацнули. — Я не буду с ним драться.

— Об-бещаешь? — Неуверенный жест ушами. Я рассыпалась буквально на глазах. Ауте, что же это за изменение такое было, чтобы довести вене до подобного состояния?

— Слово дарай-князя. — Кажется, Аррек испугался. Дико, до дрожи в руках. Надо знать Аррека, чтобы понимать, насколько это странно.

Я откинулась на подушки, пытаясь медитацией привести мысли и тело хоть в какое-то подобие порядка.

— Сколько я провалялась?

— Трое суток. Могло быть и хуже.

— Состояние?

— Не очень. Мне не позволили что-либо делать, кроме общей энергетической подпитки. Приходила Ви, что-то там поколдовала, и тебе резко стало лучше.

Генохранительница и целительница Вииала. Мать Виор…

— Как она?

— Держится. Злится. На себя.

Тётя Ви вынесет. Она — сильная. Она…

— Что с ситуацией?

Пауза.

— Аррек. — Голос мой в этот момент походил на рычание. Целитель справедливо рассудил, что лучше сказать правду и успокоить, чем позволить пациентке доводить себя до ручки догадками и неизвестностью.

— Ошмётки Круга Тринадцати тихо подчистили воины Дома арр-Вуйэн, под чутким руководством вашего покорного слуги. Эль-ин смогли взломать коды управления дарай-блоками и указали расположение их баз. Раниэль-Атеро сказал, что информацию собрала ты. — Я кивнула. Да. Среди всей прочей. — Остальное было делом техники. Мы наложили лапы на все их лаборатории, заполучили или уничтожили почти всех препарированных дараев и… других. В этом придётся долго разбираться и учёным из арров, и вашим. Уже формируются смешанные исследовательские группы.

— Значит, от Круга неприятностей больше не будет?

— Нет. Операция проведена необычайно чисто. Круг просто… исчез. То-то некоторые удивятся.

Значит, тут всё в порядке. Уже легче.

Вопросительно и не слишком оптимистично дёрнула ухом.

— А ристы?

И вновь он замялся, не столько отказываясь выдавать информацию, сколько выражая своё резко отрицательное мнение обо всём этом разговоре, пока я в таком состоянии. Целитель до мозга костей.

— Ристы решили устроить демонстрацию сил. Они собирают флот. Не очень большой, но более чем серьёзный. Эйхаррон, честно говоря, и не знал, что у этого отребья есть доступ к подобным технологиям. Вообще, события последних дней во многом заставят… пересмотреть оценку некоторых явлений.

Так. Та-ак. Ладно, пока оставим.

Я из-под ресниц рассматривала своего мужа. Он спокойно сидел рядом, рассеянно скользя взглядом по фигурным амфорам с какими-то лекарствами. Красивый, гордый, далёкий. Но под этим спокойствием чувствовалось напряжение, почти на грани взрыва. Ярость, готовая выплеснуться в любой момент, бессильный гнев. Или не такой уж бессильный? Он был слишком хорошим целителем, чтобы что-то предпринимать прямо сейчас, но я не сомневалась: скоро разразится буря. И да хранит Ауте тех, кому не посчастливится оказаться на его пути. Пусть лучше это произойдёт сейчас, а не потом, когда нас завертит в прихотливых водоворотах очередного кризиса.

— Я убила твою тётю. И дядю тоже. У меня вообще талант к уничтожению родственников.

— Не мучай себя. — Осторожно прикоснулся к руке, на лице тревога. Не совсем та реакция, которую я ожидала. Значит, злится не из-за смерти Нефрит?

Попробуем с другой стороны.

— Аррек, ты, кажется, не понимаешь. Это была я. Всё это время то существо было мной. Нефрит думала — это не так. Но то — Нефрит. Столетиями она наблюдала за странной сущностью, обитающей на дне человеческой души. Ловила осколки отражений, собирала кости из тумана и дыма, давала им имена, утверждая свою власть над ними. И когда эта сущность, точно отпечаток в глине, воплотилась во мне, она её узнала. И уже не могла воспринимать как часть эль-ин. Но здесь Видящая была не права. В отпечатке, помимо рисунка, есть ещё и глина. Есть тело, с когтями и клыками, которое и притянуло все самые жуткие представления вашего вида о ночных демонах. И есть внутренняя, тщательно подавляемая дисциплиной сущность эль-ин. Голодная, изменчивая, хищная сущность, которую Л’Рис в своём несравненном мастерстве смог обуздать и даже заставить служить. А я — не смогла.

Он будто и не слышал.

— Ты не можешь винить себя…

— Если в тебе есть ещё хоть немного уважения к нам обоим, человек, пойми раз и навсегда: в изменениях я не перестаю быть собой. Изменения — это лишь изменения. И это я получала удовольствие от пыток. Я убивала без оглядки и с наслаждением. Уничтожила единственную племянницу. И переспала с Зимним. Значит, в каком-то из бесчисленных слоёв своей сущности я этого хотела. И не надо обманывать себя, утверждая, что это не так.

Самообладание его не просто пугало — оно вызывало желание с воплями бежать без оглядки. Вот мой консорт, сидит на расстоянии протянутой руки, красивый и сияющий перламутром, и даже ради сохранения собственной жизни я не могла сказать, что он чувствует, или думает, или ощущает. Тигр, светло горящий…

Безупречность щитов, безупречность блокировки, безупречная маска терпеливого целителя на лице. И не знаешь, когда он взорвётся, когда термоядерный темперамент, который скрывается под эйхарронским воспитанием созданной оболочкой, вспыхнет, когда дарай-князь в лучших средневековых традициях своего Дома перережет горло неверной жене. Пусть уж лучше сейчас, чем потом, неожиданно.

— Аррек, ты слышишь? Я пачками убиваю своих близких. Иннеллин. Моя дочь. Риани. Виор. Нефрит. А если бы Учитель не огрел тебя по голове, то и ты был бы сейчас мёртв! — Предательская дрожь вновь подступала, несмотря на все усилия остаться спокойной. Голос взвился на добрую октаву, почти переходя на крик. — Я могла убить тебя! И тебя тоже!

Он (вот пойми после этого смертных) потянулся вперёд, а когда я попыталась отшатнуться, притянул к себе телекинезом и обнял. Исцеляющая энергия хлынула в каждую пору истерзанного тела, неся спокойствие и сонливость. Мне оставалось только ушами трясти в ошалелом непонимании. Вроде как этот конкретный смертный наклонностями к суициду никогда не страдал, проявляя все признаки потенциального древнего…

— Меня не так уж легко убить, любимая.

— Дурак. Слава Нефрит покоя не даёт?

— Вряд ли я мог бы провернуть сделанное Зеленоокой, — с некоторой долей зависти в голосе изрёк этот невероятный тип.

А меня уже понесло по кругу сомнений и вопросов, которые, я по опыту знала, будут мучить до конца жизни. Как же она это сделала? Понимала ли, что делает? Никогда бы не подумала, что такое вообще возможно — вернуть в изначальное состояние потерявшуюся вене. Для этого нужно было быть… ну, Нефрит. Она видела не так, как Аррек. Тоже Истину, но другую. Она жила в мире неустойчивых иллюзий и бесчисленных масок. И если мой благоверный изо всех сил старался держаться от людей как можно дальше, то она их изучала, изучала мысли, чувства, характеры. Скрытые ото всех проявления человеческой природы. А когда я изменилась… А я, если вдуматься, стала «человеческой» Хранительницей. Этакой воплощённой аватарой для исконного духа всех смертных. Сказался, наверно, имплантант, жёстко зафиксировавший меня в этой позиции: и вне и внутри целого народа, и вмещая в себя весь коллективный разум, и в то же время являясь чем-то индивидуальным… И вот когда я изменилась, Нефрит знала об этом изменении практически всё: и об исходной его фазе, Я-Антее, и о конечном результате. И не могла не понимать, что процесс следует остановить, прежде чем я наберу полную силу. Подумать страшно, что бы натворила Другая-Я, будь у неё немного времени, чтобы разобраться в собственных способностях, питаемых энергией всех бессчётных представителей человеческой расы.

И тогда Видящая Истину сделала… что-то. Что-то находящееся за пределами мастерства, или чародейства, или заклинательства. Она как-то использовала целительские способности, которые до того я считала в ней совершенно неразвитыми. Направленным, сложно сплетённым лучом подключила эмпатическое воздействие и глубинное знание, доступное лишь Видящим Истину. Материальным носителем стала её собственная кровь, силу дала добровольная смерть, а формальным воплощением стала песня. И кости ожили. И душа возродилась. И голубая роза изменила цвет.

Я сильно сомневалась, что нашлось бы во всей Ойкумене хоть одно существо, способное повторить подобное. Хвала Ауте за это.

— Знаешь, она ведь с нами. Нефрит Зеленоокая стала частью Эль — и это огромная честь для народа эль-ин. Только вот вряд ли Эйхаррон воспримет это с такой точки зрения. Какова, кстати, их реакция?

— Арр-леди Нефрит из Дома Вуэйн погибла в противостоянии с ренегатом по имени Криит, лишённым Дома. Эйхаррон скорбит о ней.

— То есть…

— Никто не знает подробностей, Антея. Сергарр сказал, что виной всему Криит. Ни у кого духу не хватило усомниться. Или задавать вопросы. Или мешать ему уйти.

Ой…

— Как он?

На лице Аррека появилось такое осторожное, бесстрастное выражение, которое я уже научилась определять как признак ревности.

— Сергей принёс тебя сюда. Ждёт сейчас в одном из внешних помещений… Мне сказали, что он — твой полный риани.

— Угу.

— Как это случилось?

Определённо, ревность.

— Три ступени. Первая — посвящение. И инстинктивное повиновение. Это мы прошли давно, когда я подчинила его, чтобы не дать себя убить. Ты, наверно, помнишь тот случай. Нефрит была в ярости. На вторую ступень он втащил себя сам, когда осознал происходящее и попробовал этим управлять. Ну а третья, последняя… Он принял решение и принёс клятву, а я её приняла. Так что, да, теперь у меня есть риани-человек. Только вот что с ним делать?

— Уверен, ты что-нибудь придумаешь.

— Угу…

Я рассеянно потёрлась щекой о его рукав, думая о другом.

— Интересно, могла ли Эль это предвидеть? — Я рассуждала вслух, совершенно не заботясь о том, что меня могут услышать. — Судя по всему — да. Может ли быть так, что всю цепь событий она построила с целью заполучить Нефрит и Сергея? Не-ет… С одной-единственной целью Эль не делает ничего…

Аррек заледенел, задеревенел, закрылся Вероятностными щитами под моим прикосновением. Я удивлённо подняла голову, вопросительно шевеля ушами.

Он говорил очень осторожно. Тщательно следя за голосом, за интонацией. Делая всё, чтобы не сорваться и не заорать благим матом.

— Ты сказала под-стро-е-но? — Создавалось ощущение, что его последнее слово готово было в любой момент его укусить, так бережно оно было произнесено.

— Аррек, э-эээ… — Я помедлила, нутром ощущая, что мы вдруг, совершенно неожиданно наткнулись на ещё один пункт полного и абсолютного непонимания. — Ты ведь не думаешь, что медленная, тянувшаяся около десятилетия насильственная трансформация Хранительницы во что-то чужое не могла пройти без… ну как минимум молчаливого попустительства моей Богини?

Он резко выдохнул, пальцы, лежавшие на моей голове, сжались, больно дёрнув волосы. Я ойкнула, и кулак тут же разжался, рука успокаивающе погладила спутанные золотистые локоны.

— То есть она это до-пу-сти-ла?

— Нуу-у… — Чего он так взъелся?

Повернулась, пытаясь разглядеть лицо мужа. Он зажмурился, медленно, в медитативном темпе пропуская воздух через судорожно сжатые зубы. Резко встал, почти оттолкнув меня — движение, скорее призванное уберечь от дальнейших разрушительных вспышек ярости, чем обидеть.

— И всё это — чтобы «приобрести» Нефрит? — Бешеное спокойствие, безупречная дикция. Голос, созданный для соблазнения.

— Нет. Нефрит — самое незначительное из приобретений. Прежде всего, целью этого изменения было познание людей. Я не разобралась в вас в достаточной степени, когда затевала всю эту историю, понимаешь? Пришлось доделывать. Такой глубины только и можно достичь десятилетним медленным погружением… Зато теперь у Эль есть информация о вашем виде, которой вы и сами не располагаете. Все эти тонкости психики и поведения, все видения, сны, легенды — теперь это не свалится на нас, как снег на голову, очередным кризисом! Не говоря уже о том, что теперь человеческому подсознанию не удастся силой заталкивать эль-ин в изменения, которые нам не нравятся. Возможность самим определять, чем ты являешься, — это стоило любых потерь… Почти любых. Ну и не исключено, что одной из параллельных целей было протащить меня через очередную моральную мясорубку. Воспитание и всё такое. Эль не может позволить своей Хранительнице быть неадекватной. Это страшная Должность, Аррек. Но я знала, на что шла.

Он застыл запредельной неподвижностью дарая. Глаза, любимые, такие тёплые светло-серые глаза, казались отблесками далёких ледников: непостижимые и холодные, как сама жизнь.

— И ты так спокойно это воспринимаешь?

О чём он сейчас думает?

— Она же Эль. Если Она решила, что так нужно… — Я запнулась, пытаясь понять… Объяснить… Выразить словами невыразимое. — Нельзя судить Её теми же мерками, что обычное существо. Разве ты думаешь о нервных клетках, которые твой организм сжигает, пытаясь выжить в битве?

Красивая рука с длинными, очень сильными пальцами поднялась и опустилась, точно отметая что-то незначительное и мерзкое.

— И по-твоему, в данном случае Её действия были… оправданны?

Уши огорчённо опустились, печально свисая в разные стороны.

— Не думаю, что она предвидела гибель Виор. Девчонка ведь прекрасно знала правила! Ну зачем она сунулась?!

— ДА ПРИ ЧЁМ ЗДЕСЬ ВИОР??? — От его крика стены вздрогнули, а я испуганно отшатнулась, прижимая уши к черепу. И когда дальше дарай-князь заговорил придушённым шёпотом, пришлось податься вперёд, чтобы не пропустить ни одного слова. — Ты считаешь, что эти полученные Эль выгоды оправдывают то, что сотворили с тобой?

Теперь мои уши встали горизонтально, смешно оттопырившись из-под волос. Жест величайшей растерянности.

— При чём здесь я? То есть… Аррек… — Беспомощно посмотрела на этого такого красивого и такого наивного мужчину. — Моя судьба, конечно, очень много для меня значит. И для тебя, наверно, тоже, хотя я так до конца и не поняла почему. Но, с точки зрения Эль, я — расходный материал. Пойми же наконец. Моё будущее было сожжено пятнадцать лет назад на алтаре туауте. Отмеренный мне век — два десятилетия. Что это такое рядом с вечностью Зимнего или Виортеи? Я должна как-нибудь пробарахтаться оставшийся срок регентства и вручить власть законной владычице. Это — моё предназначение, и вне его я для своего народа интереса не представляю. Во имя Ауте, неужели ты до сих пор не видишь? Единственная причина, почему мне приказали стать Хранительницей, — моя смертность. В отличие от любой другой эль-ин я умру сама, освободив место для Лейри и избавив всех от необходимости убивать регента, теряя тем самым ещё одну женщину… Потому что я уже потеряна. Разве это не ясно?

— Чёрта с два ты потеряна!

Он пожалел о сказанном едва ли не раньше, чем слова сорвались с губ. Но было поздно. Я медленно поднималась на кровати, бледная, как вернувшийся из-за грани призрак, растрёпанная, слабая. Глаза полыхнули кровавым многоцветьем, верхняя губа задрожала, то открывая, то вновь пряча белизну клыков.

— Ты опять искал лекарство для меня, Аррек?

Он чуть приподнял окутанные исцеляющей энергией руки, сделал успокаивающий жест.

— Не будем сейчас об этом, Антея.

Я молчала, продолжая буравить его пристальным взглядом.

— Ляг, пожалуйста. Тебе ещё рано вставать.

— АРРЕК!!!

— Позже.

— Нет, сейчас!

Я подкрепила слова яростным сен-образом, который пролетел над его головой, оставляя дымящийся след, и с шипением врезался в стену, пробив в ней небольшую оплавленную дыру. Взгляд дарай-князя вдруг полыхнул ответной яростью, кожа его вспыхнула ярким перламутром, а ударившее сквозь все щиты бешенство заставило меня изумлённо и испуганно шлёпнуться обратно в постель.

— Как будет угодно моей леди! — Он двинулся ко мне замедленным, очень плавным движением, но почему-то оказался рядом противоестественно быстро. Остановился у кровати, наклонился, упёршись рукою в подушки, нависая надо мной, точно вулкан за секунду до извержения: и прекрасный, и жуткий. — Да, я ищу способ тебя спасти. Я начал поиск в ту же минуту, как услышал о туауте и его последствиях, и не прекращал все эти годы. Нет ни малейшего сомнения, что решение будет найдено. Я говорил тебе раньше и повторю теперь, Антея: я не дам тебе умереть! Так что можешь прекращать думать о себе в прошедшем времени!

Я так разозлилась, что даже забыла бояться. Приподнялась на локтях, приблизив своё лицо к его.

— Да как ты смеешь!

— Смею, любимая, я — смею! — Я даже задохнулась от возмущения и растерянности. Вот почему эль-леди предпочитают выходить замуж за мужчин эль-ин! А он подхватил меня за плечи, придавая телу вертикальное положение, и хорошенько встряхнул. — Чёрт тебя побери, женщина. Очнись! Это же твоя жизнь!

— Вот именно. Моя. И только я имею право решать, когда ей закончиться.

— А как насчёт тех, кто тебя любит? — Аррек глубоко вздохнул, точно готовясь к прыжку в ледяные глубины. — Недавно ты спросила меня, чего я хочу. Так вот, я отвечу. Я хочу, чтобы ты была. Со мной или с другим. Бултыхаясь с этим своим проклятым долгом или удрав с Эль-онн куда глаза глядят. Поумнев наконец или творя глупость за глупостью. Живи. Дыши. Будь. Такой, какой ты желаешь быть, только чтобы я знал, что где-то в этой Вселенной есть ты. Неужели это так много?

Кружилась голова, в ушах гулко звенело. Похоже, сам того не понимая, Аррек начал использовать аррское искусство управления голосом, когда собеседнику внушается всё что угодно путём тончайших изменений оттенков и интонаций. От силы и убеждённости этих слов тело вибрировало, точно тонко натянутая струна. Мысли, за ними скрывающиеся, впечатывались в мой разум, не оставляя ничего, кроме желания дать ему то, что он хочет.

Я, дрожа и пряча слёзы, уткнулась лицом в мужское плечо, жалобно вцепившись когтями в родное тело. Аромат лимона и мяты, чуть заметный привкус моря: пахла не надушённая одежда, а сама его кожа, продублённая ветрами одна Ауте знает скольких океанов.

— Я… не могу, Аррек, просто не могу. Я так устала. Неужели ты не понимаешь? Я не могу больше. Это пытка, а не жизнь. Я уничтожаю всех, кого люблю… Зачем такая жизнь? Кого ещё я успею убить хотя бы за оставшиеся двадцать лет? Не могу, не могу, не могу…

С минуту мы просто стояли, обнявшись, наслаждаясь близостью и пытаясь оттянуть продолжение разборки. Вот уж, называется, сподобились в кои-то веки устроить семейный скандал, но зато всем скандалам скандал… Я плыла в его запахе, в ощущении тела, прижатого к моему, и отчаянно боролась с желанием послать всё подальше и отложить продолжение до лучших времён… Наконец собралась с силами:

— Ты ведь будешь продолжать, так?

Он тоже помедлил, зарывшись лицом в мои волосы, губами сдувая одну из прядей с уха.

— Буду, — и провёл языком по чувствительному остроконечному ушку.

Это прозвучало и как подписанный приговор, и как отклонённая апелляция.

* * *

* * *

— Упрямый ублюдок, — беззлобно и безжизненно и так чудовищно устало. Я отстранилась, встала ровнее, прекрасно понимая, что то, что сейчас скажу, выводит меня даже за границы определения «стерва». — Аррек, я — Антея. Видишь? Антея тор Дериул, а с недавних пор ещё и Шеррн. Не Туорри. Не твоя первая жена. Не надо превращать меня в твоё искупление.

Он задохнулся, точно от нечестного удара, пробившего все слои защиты и все уровни самоконтроля. Были у нас темы, никогда не упоминавшиеся. Мой первый муж. Его первая жена. Погибшие. Убитые. Нами. Призрачные тени, мелькавшие иногда за нашими плечами напоминанием о вине и об отчаянии.

* * *

* * *

Я, стараясь не встречаться с ним взглядом, продолжила.

— Если у меня ещё и осталось какое-то право, то это — самой выбирать свою смерть. В этом я вольна. И это я не позволю у себя отобрать. Даже если тебе вновь придётся оплакивать любимую жену — прости.

Ещё один удар. Он даже в лице изменился. Надо знать Аррека, чтобы понять, что это значит.

* * *

* * *

— Я пытаюсь быть честной с тобой, но ты, похоже, не желаешь слушать. Не желаешь видеть ту самую проклятую Истину, которая вроде тебе-то и должна быть видна в первую очередь. Ведь ты — Видящий. Ты создал себе какой-то странный, идеализированный образ вроде тех же архетипов Нефрит и живёшь с ним в параллельной вселенной, а вовсе не со мной. А я — это я. Антея тор Дериул, и, в Ауте его, Шеррн, и я дорого плачу за то, чтобы быть именно собой. За право желать смерти и получить её. За право собственной душой расплачиваться за спокойствие своего народа и не жалеть об этом. За свободу безграничных изменений, не доступных больше ни одной эль-ин. И за право переспать с самым мерзким ублюдком Эль-онн и, Бездна меня забери, получить от этого удовольствие!

Последние слова прорвали плотину. Арр-Вуэйн действовал так быстро, что я не успела ни понять, ни защититься. Волна Вероятностей, сплетённых так тонко и так искусно, что и думать не стоило пытаться закрыться при помощи сравнительно грубых приёмов, доступ к которым давал мой имплантант. Он сковал меня, лишив возможности двинуться или уклониться, и сам застыл, дрожа от напряжения, с занесённой для удара рукой.

Многоцветные глаза встретились с серыми. Его трясло, эмоции, так долго сдерживаемые, наконец вырвались на свободу. Учинённый в комнате разгром качественно ничуть не уступал тем демонстрациям темперамента, что любила устраивать мама.

А я смотрела на эту занесённую руку, заворожённая, заинтригованная, и не могла найти в себе ни капли страха. Решится? Ударит? Меня никогда раньше не били, если не считать боевых тренировок, разумеется. Ощущение было совершенно незнакомое. Жгучее любопытство: каково это? Что почувствую я? Что почувствует он? И сколько он проживёт, прежде чем я, на полном автомате, вгоню ему аакру под рёбра?

С проклятием на неизвестном языке, похожим скорее на рыдание, чем на ругательство, он отшатнулся от меня и пулей вылетел из комнаты.

Без сил упала обратно на постель. Всхлипнула. Скандалить так скандалить, верно?

Взять себя в руки. Встать. Выйти. Осталось ещё одно дело. И, да поможет мне Ауте, последние секунды этого выматывающего душу противостояния лишь утвердили меня в намерении довести его до конца. В противном случае Аррек просто не проживёт эти оставшиеся двадцать лет.

Я убиваю всех, кого люблю.

Значит, надо убить любовь. Так просто.

Он был в главном зале, том самом, где по обычаю эль-ин расположено внутреннее озеро, и блики играли на высоком своде в причудливую игру света и тени. В этом царстве переплетений и изменений загнанным зверем металось переливающееся маленькими радугами диковатое существо. Я застыла у входа, боясь дышать, чтобы не спугнуть краткое великолепие момента. Что-то было болезненное в упорном желании продлить последние мгновения… И я следила за его движениями, наполненными грациозностью, и силой, и такой ужасающей красотой… Тигр, мой тигр. Будто смотришь на торнадо, готовое в любой момент выплеснуть свою ярость вспышкой насилия.

Меня тошнило. Головная боль была непереносима. Тупо ныл желудок.

Сделай это быстро и безболезненно. Как хирургическая операция — отрезал, и всё. Люди, не умеющие регенерировать утраченные части тела, часто говорят, что отрезанные конечности продолжают болеть. Интересно, будет ли болеть вырванное сердце?

— Аррек. — Он развернулся, уже вновь одевшийся в непроницаемость своих щитов. — Мне кажется… Я думаю… Нам не стоит больше жить вместе. — И в приступе лживого малодушия добавила: — Какое-то время…

Бесконечный, отчаянный, безмолвный момент. Глаза цвета стали, вдруг ставшие такими беспомощными, такими растерянными. Глаза существа, с изящной медлительностью соскальзывающего в бездну.

Он холодно поклонился и исчез. Молча.

* * *

* * *

Так просто. Хирургическая операция…

Шатаясь, я подошла к берегу. Скорее упала, чем прыгнула в воду. И долго плавала (металась!) от одного берега к другому, пытаясь забыть о навязчивых мыслях. Целое озеро воды — отличное место, чтобы даже от себя спрятать слёзы.

Вырезанное сердце, оказывается, умеет болеть просто нестерпимо.

Глава 12

Лучшее лекарство от любой болезни — работа. Много-много работы. Так, чтобы все лишние мысли из головы точно кувалдой вышибло.

Поэтому, немного приведя себя в порядок и совершив разорительный набег на созревшие в оранжерее фрукты, я решила приступить к исполнению своих обязанностей.

Хор-рошее решение.

Десять часов прямого контакта с Эль, когда мы по крупицам перебирали все возможные варианты изменений и приводили в порядок тела и души целого народа, сделали своё дело: я была выжата как лимон. На этот раз общение вышло суховато-деловым, без обычных шуток и подначек. Раны были ещё слишком свежи, чтобы бередить их даже случайными напоминаниями, и, передав всем мою просьбу (вообще-то приказ) не беспокоить, Эль, кажется, решила, что это относится и к ней самой. За что я была безмерно благодарна.

Когда она оставила меня, я могла лишь безвольно сидеть на полу, вяло шевеля крыльями и блуждая взглядом по пустым стенам. Через две минуты подобного времяпрепровождения поймала себя на том, что в третий раз прокручиваю в голове последний разговор с Арреком. Сон, как назло, не шёл: сказывались трое суток, проведённые в восстанавливающей коме. Оставалось только прервать добровольное заточение.

Стоило на это решиться, как тут же обнаружился поджидающий меня эскорт: боевая звезда северд-ин, как всегда болтающаяся где-то между материальностью и небытием, и один усталого вида человек-риани. Больно кольнуло в груди: ещё две фигуры никогда уже не присоединятся к третьей.

Нам даже не нужно было обмениваться с Сергеем приветствиями — мы были как один человек. Короткий кивок в сторону Безликих — мы нырнули в один из бесчисленных проходов.

Находилась я сейчас в клане Изменяющихся — судя по всему, в другое, менее защищённое место меня после столь выдающихся подвигов отправить просто не решились. В принципе, это не плохо: в Дериул-онн меньше была вероятность наткнуться на Зимнего… или Вииалу. Или Лейри. Вряд ли я была готова к любой из этих встреч. Если на то пошло, вряд ли я была готова встретиться с кем бы то ни было…

Лишь прикоснувшись к стенам знакомого онн, я почувствовала, что родители дома. И что мама здорово не в духе. Но уж в этом никакого сюрприза не было.

Бесцельно блуждая по зеленоватым коридорам, я не могла не обратить внимания на их пустынность. Похоже, все очень серьёзно восприняли переданное самой Эль «желание» Хранительницы побыть одной. Требуется определённая ловкость, чтобы так изящно убираться с дороги достаточно быстро передвигающегося существа.

Кое-кто, однако, и не думал прятаться — просто оставлял мне право самой сделать последний шаг. Пустые помещения наполнил голос отца.

И я переступила порог.

Он был гол по пояс, с мечом-Ллигирллин, болтающемся на бедре, багряно-золотые волосы стянуты в небрежный хвост, всё внимание сосредоточено на тонких манипуляциях потоками силы. Внушительных размеров каменная глыба с грациозной неспешностью проплыла над полом и, повинуясь неслышимому приказу, опустилась в заранее приготовленную нишу. С тихим шелестом начали работать охранно-держательные заклинания. И только тогда папа позволил себе обернуться в нашу сторону.

Золотая кожа подчёркивала скульптурную лепку лица, странный даже на взгляд эль-ин разрез сине-зелёных глаз. Широкие плечи, мощная фигура — он был совсем не похож на истончённого до болезненности эльфа. Да он им и не был. Ашен, дракон Ауте, порывисто шагнул ко мне, чуть приобнял за плечи и, когда я не ответила, бережно отпустил.

Собрав волю в кулак, я встретилась с ним глазами.

— Папа, Виор…

— Знаю.

На этом обсуждение данной темы между нами закончилось навсегда. Ашен повернулся к Сергею, участливо наклонил голову.

Против воли мои уши любопытно дёрнулись.

— Вы знакомы?

— У нас нашлось множество общих интересов.

И эта тема тоже была закрыта.

— Пап, чем ты сейчас занят?

Он чуть посторонился, показывая мне каменную глыбу. Резко выпустила воздух через сцеплённые зубы: камень был знаком. Папа не мудрствуя лукаво просто вырезал из пола огромный кусок и притащил его в свою лабораторию. Вместе с рунными узорами, спешно начерченными кровью на поверхности. И мечом, по самую рукоять вплавленным в гранит.

— Кажется, тебя заинтересовало это оружие? — Тон мой был подчёркнуто нейтрален. — Оно опасно?

— Не то слово. — Ашен легко распознал под словами недвусмысленный приказ развить тему и продолжил своим «лекторским» голосом: — Это с самого начала было выдающееся произведение. А Л’Рис своей смертью и последним заклинанием превратил его в нечто совсем… В принципе, мы сейчас и пытаемся выяснить, во что именно. Ясно, что тут серьёзно замешаны Вероятности и ещё что-то из магии смерти. Гм. Было решено, что пока безопаснее оставить эту игрушку у Изменяющихся — защита онн специально создавалась для всякого рода неожиданностей. А этот рунный клинок, боюсь, набит всякими сюрпризами по самую рукоять. Уж мне ли не знать.

— Не буду мешать. — Я отвернулась, но успела заметить, как, уходя, Сергей бросил на папу последний вопросительный взгляд и получил утвердительный кивок. Кажется, этот маленький обмен ко мне не имел ни малейшего отношения. Что за дела могут быть у отца со смертным? Очень странно.

Тем не менее вышла я успокоенная. Похоже, родственники, то ли хорошо меня зная, то ли вняв недвусмысленным намёкам Эль, решили не устраивать глубинного психоаналитического разбора обстоятельств гибели Виор. Вынести их гнев и обвинения ещё можно было бы. А вот выслушивать сочувственные и оправдательные речи…

Мама, конечно, отнюдь не собиралась ждать, пока мне придёт в голову её навестить. Черноволосая, чернокрылая и ясноглазая, она поджидала меня, прислонившись к стене у самого выхода из папиных мастерских. На первый взгляд — девочка-подросток в обносках, с пиратского вида длинными ножами, пристёгнутыми к локтям. От силы, которой несло от этой угловатой фигурки, волосы вставали дыбом.

Всплеск темноты и движения — она рванула вперёд, замерла на расстоянии вытянутой руки, внимательно меня оглядела. И, судя по всему, осталась довольна инспекцией, потому что гнев, до самого основания сотрясающий стены онн, начал утихать. Хотя до полного затишья было ещё ой как далеко. Прежде чем Даратея тор Дериул смирится с гибелью последней внучки, всей Эль-онн придётся страдать от яростных припадков и злобных выходок. Каждый справляется с трудностями по-своему…

— Мать Клана. — Я выбрала наиболее официальное обращение, сразу отметая возможность задушевных бесед. — Я вижу, вы уже вернулись из погружения.

— Да, пару дней назад. — Глаза блеснули, точно расплавленные алмазы, уши раздражённо дёрнулись. — А кое-кто не в меру умный и не в меру древний ещё ответит мне за то, что отправил на эту идиотскую прогулку, когда тут творилось такое!

Я машинально пожалела «не в меру умного и не в меру древнего», хотя уж кто-кто, а отчим отлично мог о себе позаботиться.

— Право же, аналитик делал то, что считал необходимым…

— Нечего выгораживать этого типа, Анитти! — Вот тебе и вся официальность. — Он услал Мать Изменяющихся в самый разгар напрямую касающегося её кризиса — это недопустимо! И он ответит…

Зловещий прищур, здорово поколебавший мою уверенность в неуязвимости Учителя…

— Мам, что ты собираешься…

Она кровожадно ухмыльнулась.

— Тайрун Видящая ошиблась, возможно, единственный раз за свою карьеру.

Я озадаченно мигнула, пытаясь переварить смену темы.

— Э-э… В чём?

— Раниэль-Атеро не погибнет одновременно с нашей Вселенной. Он будет задушен в самом ближайшем будущем собственной женой!

Ой.

— Это предсказание? — жалобно поинтересовалась я. Конечно, ясновидение в линии Тей — не самый сильный из талантов, но всё же…

— Нет. Обещание.

И, резко развернувшись, отправилась на поиски отчима, бормоча себе под нос что-то угрожающее. Кажется, идею поговорить с Учителем можно пока отложить до лучших времён. Раниэль-Атеро некоторое время будет очень занят… спасением собственной шкуры. Кажется, мама, немного успокоившись на мой счёт, нашла на кого выплеснуть беспомощность и злость.

Интересно, а Аррек тоже?.. Не думать об Арреке!

Я снова шла по пустынным коридорам, улавливая вдалеке спешащие убраться подальше тени соплеменников. Хватит тянуть.

Сен-образы, посланные в клан Хранящих. Теперь в любой момент…

Они оказались рядом даже быстрее, чем я опасалась. Оба воспользовались дарайскими порталами, которые, в принципе, оба терпеть не могли. Две фигуры молча шагнули из светящихся овалов прохода. Застыли, ожидая приказа.

Зимний был таким же белоснежным и холодным, как и всегда, ни жестом, ни взглядом не выдавая, что что-то изменилось в наших отношениях а-ля «я люблю тебя ненавидеть». Всё его существо, казалось, так и лучилось высокомерным презрением к выскочке-регенту, всё и всегда делающей не так, как должно. Я была ему за это благодарна.

Тётя Ви… Тётя Ви была в траурном макияже. Ничего броского, только минимум, призванный показать, что сейчас к ней лучше по пустякам не лезть. Нарисованные в уголках глаз янтарные слёзы, пересечённая чёрной молнией скула. И… Красота Вииалы поблекла. Это, наверно, звучит не очень страшно, но надо знать Ви, чтобы понять весь ужас таких слов. Вииала Великолепная была великолепной всегда и во всём. Даже будучи мёртвой, она сохранила бы вокруг себя атмосферу непередаваемой, невыразимой чувственности, волнами исходящей от высокого тонкого тела. Сейчас же… Волосы всё так же пылали золотым водопадом, глаза были яркими и огромными, кожа манила изысканным оттенком зелёного. Но она словно потухла. Потускнела чувственная, зазывающая аура, разившая наповал существо любого вида или пола, оказавшееся в пределах досягаемости старшей генохранительницы. Да, скоро она оправится и, стиснув зубы, снова станет неотразимой королевой, но всё равно вид истерзанной, израненной Вииалы причинял мне почти физическую боль.

Она не дала ничего сказать. Короткий взгляд — запрет поднимать любые личные вопросы. Только дело. Я подчинилась.

Мы уселись, где стояли, обернувшись крыльями и глядя куда-то поверх голов друг друга.

— Последнюю сводку, — потребовала я. Стараясь недумать о том, что совсем недавно почти такой же вопрос задавала Арреку.

Вииала докладывала сухим, спокойным голосом: не я одна пыталась за работой избавиться от мыслей, слишком личных, чтобы подвергать их изменениям. Из её слов выходило, что после моего приключения на Эль-онн случилось маленькое светопреставление. Сразу несколько миллионов эль-ин начали очень громко и очень активно возмущаться тем, что кто-то, как выяснилось, семнадцать лет потихоньку капал им на мозги, изменяя в некую угодную смертным гадость. Побузили, повопили, успокоили свою совесть тем, что ни в одной из совершённых за указанный период глупостей они, оказывается, не виноваты. И успокоились. Сейчас на Эль-онн была тишь, да гладь, да божья благодать. И то хорошо. Хотя, согласно моему опыту, такие периоды безмятежности ничего хорошего не предвещали, отсутствие необходимости прямо сейчас погружаться в хитросплетение амбиций и судеб, именовавшееся внутренней политикой, только радовало.

Потому что в ситуации на внешних рубежах спокойствием и не пахло. Зимний хмуро заканчивал отчёт:

— …флот ристов на подходе к рубежам Оливулской империи. Вы хотели впечатляющую демонстрацию сил — вы её добились. Что прикажете предпринимать теперь, о Хранительница?

Я задумалась, привычно игнорируя язвительный тон древнего. Итак, у нашего порога со дня на день нарисуется небольшой такой (по меркам Ойкумены) флот. Вполне достаточный, чтобы сжечь все Небеса Эль-онн.

Разумеется, дважды повторять одни и те же ошибки мы не собирались. Большие постоянные порталы, ведущие к нашим домам, контролировались эль-ин и только эль-ин — даже арров, которым вроде полагалось быть союзниками, к ним не допускали. Разумеется, Эйхаррон при желании мог бы устроить себе доступ на Эль-онн. Но такое сложное перемещение — это тебе не перебросить груз от одной планеты к соседней. Чтобы привести атакующий флот из пространства Оливула в тот поток Вероятности, где среди завихрений Ауте была огорожена щитом сфера нашего обитания, необходимы как минимум ресурсы Великого дома. Может, и не одного.

Или… достаточное количество дарай-блоков.

— Ах, дерьмо…

Без паники… Достаточно большой портал на Эль-онн можно открыть, только используя как точку отсчёта одну весьма примечательную гравитационную аномалию, расположенную на территории Оливулской империи (из-за чего мы эту самую империю в своё время и завоевали). Чтобы добраться до нас, любому агрессору придётся для начала насквозь протаранить Оливул… Отсюда и будем плясать дальше.

— Какие у нас имеются ресурсы?

— Ну, можно использовать кое-что из оборонительных артефактов моего клана…

— Нет. Зимний, ты так и не понял. Нельзя уничтожать их какой-то таинственной мистической дребеденью — люди настолько боятся подобных вещей, что просто набрасываются на тех, кто угрожает таким способом, точно загнанные в угол крысы. Мы уже проделали подобное с Оливулом — и этого оказалось явно недостаточно, чтобы всякие считающие себя вне закона оставили нас в покое. Необходимо продемонстрировать силу в более привычном для людей понимании. Что-то страшное, но знакомое.

Эйхаррон… Вообще-то мне нравилась позиция, которую он занимал в сознании обычных людей. Не вне, но и не внутри. Арры скользили где-то на границе, непостижимые в своём таинственном могуществе. Они казались простым смертным настолько погружёнными в сферы невероятного, что и не нуждались ни в каких физических атрибутах собственной силы (вроде бесчисленных армий), всячески подчёркивая свой легендарный нейтралитет. Но, как наглядно показали последние события, этого было мало.

Вздумай Эйхаррон сейчас начать накачивать мускулы, Ойкумена бы такое терпеть не стала. Это правда. Тут Нефрит была более чем права… Но мы, несмотря на все юридические опусы, не воспринимались людьми как полноправные арры. А значит, нам могло сойти с рук многое им недоступное. Вроде завоевания Оливула… И если у Эль-онн и был когда-либо шанс показать зубки, не вгоняя при этом высокопоставленных параноиков в ступор мистическими трюками, а, напротив, используя хорошо известный им язык военной силы, то только сейчас. Когда против нас идёт армада пиратов и уголовников, которых, может, за кулисами и поддерживают, но вот официально…

Великолепная возможность безнаказанно расставить все точки над «i» в отношениях эль-ин и человечества. Так, чтобы ни у одного зарвавшегося мафиози не осталось ни малейших сомнений в том, что похищать несовершеннолетних эльфиечек — себе дороже. Оч-чень дороже.

Единственная проблема — как это сделать?

А вот о ней-то я не подумала. Аррек бы наверняка знал… Не думать об Арреке!

Есть, конечно, добытые им торпеды… Но использовать их надо лишь в строго рассчитанный момент, причём исключительно как психологическое оружие. Оружие устрашения.

Первая заповедь начальника: не знаешь — перевали решение на подчинённых.

— У кого-нибудь есть идеи?

У Зимнего аж пальцы скрутило от желания сжать ими моё горло.

— Хр-рр-ранительница…

— Я спросила об идеях, воин. Когда мне понадобится базарная ругань, вам об этом будет сообщено.

Он сжал зубы.

— У Оливулской империи есть вполне приличный флот. И, в конце концов, агрессоры приближаются к их границам.

— Вы это серьёзно? — Я недоумённо вздёрнула уши. — Древнейший лорд, оливулских военных вряд ли можно обвинить в преданности Эль-онн. Я легко могу представить, как они пропускают пиратов прямо к нам на порог… Но вот чтобы они схватились с ними намертво, спасая наши шкуры?

— Ну всё, с меня хватит! — Белокрылый вскочил на ноги, заставив мою охрану предупреждающе напрячься.

— Зимний! — рявкнула Ви.

Тот не обратил на неё ни малейшего внимания.

— Я достаточно долго был терпеливым и понимающим, хватит. Есть кое-что, что вам давно пора услышать, леди-регент, да вот ни у кого язык не поворачивается сказать. Довольно! Ваши личные проблемы и неспокойная совесть могут мучить вас сколько угодно, но если вы и дальше будете позволять им влиять на ваши решения — Ауте, да на само ваше мышление! — терпеть этого никто не намерен. Хотите чувствовать себя страшно виноватой перед бедными, несчастными оливулцами, которым вы устроили маленькое кровопускание, — пожалуйста! Но устроили вы его именно для того, чтобы у Эль-онн был щит на случай подобных неприятностей. Так что нечего танцевать вокруг них на цыпочках! Будьте же, в Ауте вашу душу, последовательны!

— Мужчина, уймись!

— Ауте и её порождения! Из-за этой маленькой дряни мы по самые остроконечные уши увязли в болоте, полном голодных альфа-ящеров. И быстро погружаемся ещё глубже. А я должен уняться???

Мне следовало разозлиться. Но было просто чудовищно стыдно. Уши (те самые, остроконечные) пылали так, что, казалось, вот-вот задымятся.

Этот ублюдок был прав. Что, впрочем, не делало ему чести.

— Что вы предлагаете предпринять, чтобы заставить их стрелять в одну сторону?

Зимний, собравшийся, судя по всему, продолжать свою обличительную речь, поперхнулся и посмотрел на меня не без изумления. Древний явно ожидал, что его нападки будут встречены с большим сопротивлением.

Сугубо деловой подход к тупиковым ситуациям — ещё одна вещь, которой я научилась у Аррека. Аррек…

— Э-э… — Кажется, древний на мгновение растерялся. — Заложники. Можно захватить их семьи…

— Болван! — Выслушивать дальше этот кровожадный бред у меня не было ни малейших намерений. — Мы пытаемся ужиться с этими людьми, а не совершить растянутое во времени самоубийство! И так после завоевания осталось наследие политического дерьма, расхлёбывать которое придётся столетиями. Вам, кстати, придётся, я-то скоро благополучно скончаюсь. Ви, идеи?

Вииала оторвалась от удовлетворённого созерцания потрясённой физиономии Зимнего.

— Надо дать им понять, что пропускать ристов в глубь своей территории — не в их интересах. Это даже не пропаганда, а указание на очевидные факты. Не могут же идиоты на самом деле думать, что целый флот пиратов и мародёров оставит нетронутыми поднесённые им на блюдечке богатейшие планеты?

— М-м… Обязательно. Но время, необходимое для промывания мозгов, упущено. По моей вине — признаю. Сейчас нужно что-то более…

И вновь я задумалась. Если бы здесь был Аррек… То есть вряд ли он смог бы что-то кардинально изменить в ситуации, но насколько проще решались подобные проблемы, когда эта живая энциклопедия шпионажа, политики и закулисных игр ошивалась поблизости…

Нам нужно что-то… Что-то… Что-то воздействующее даже не на реальную расстановку сил, а скорее на моральный дух. Какой-то новый фактор, кардинально переменивший бы позицию не на тактических картах, но в умах сражающихся. Вся эта война с самого начала шла именно за умы, сердца и души… И оружие, в ней применяемое, должно быть, как сказала бы Нефрит, легендарным…

«Живая легенда»…

Я медленно повернулась, встретившись взглядом с внимательно следившим за разговором риани. В немой просьбе вскинула уши.

Сергарр из Дома Вуэйн медленно кивнул, одновременно вопросительно приподнимая бровь.

И я обещала ему всё, что он запросит. После чего была удостоена ещё одного, на этот раз уже утвердительного кивка.

Так.

— Зимний, у вас есть свои… э-э… «люди» в надвигающейся армаде?

— Я над этим работаю.

— Работайте в темпе. Надеюсь, у кого-нибудь хватило ума позаботиться, чтобы вся эта заварушка не ударила рикошетом по нашим, развлекающимся сейчас в Ойкумене? — Идея заложников, увы, не нова, а эль-ин отнюдь не являются монополистами в области недальновидной тупости.

— К каждому приставлена тройная охрана. Что отнюдь не приводит их в восторг.

— Потерпят. Ви!

— Да, Хранительница.

— Посмотри, чтобы никто из особо активных эль-ин не вздумал вмешаться в эту заварушку. Всё равно на чьей стороне. Я хочу хотя бы относительно контролировать ситуацию, а эти «энтузиасты» имеют привычку превращать в хаос всё, к чему прикасаются.

— Да, Хранительница.

— Хорошо. Разбегаемся. Вы все знаете, что нужно делать.

Склонившись в лёгких намёках на поклоны, они исчезли.

Мне надо было быть одновременно как минимум в дюжине мест, заниматься дюжиной неотложных дел, а я стояла, прислонившись к стене, и разглядывала золотистые когти на ногах.

Аррек, Аррек… Что же я наделала?

— Гхм-м. — За спиной кто-то прочистил горло, заставив резко обернуться. Северд-ин кучковались где-то на периферии, за пределами звукоизолирующего заклинания, автоматически запущенного при начале важного разговора. Сергей застыл рядом, но равнодушно-рассеянный взгляд, к которому я уже привыкла, вдруг сменился выражением внимательности и какого-то иронического сочувствия.

У меня кровь прилила к ушам. Риани не мог не слышать последних мыслей.

Арр, не обращая ни малейшего внимания на моё смущение, чуть склонил голову.

— Признаюсь, стоящая передо мной задача оказалась бы намного легче, имей я возможность опереться на поддержку дарай-князя. — Произнося это, он иронично прищурился, заставляя меня гадать, что же в последней фразе было такого смешного. — Возможно, имеет смысл обратиться к нему за помощью, разумеется, лишь в вопросах, никак не связанных с личными отношениями…

Я потрясённо моргнула. Бред. Разумеется, стоит мне и Арреку начать обсуждать что-либо, как избежать обсуждения личных отношений будет уже невозможно. Что же это получается, Сергей советует мне помириться с мужем?

Забавно, но до этого я ни разу не удосужилась по-настоящему посмотреть на старого арра. Он всегда был… мужем Нефрит. Или «нечаянным» риани. Или телохранителем. Или загадкой. Ауте, да мы с ним, кажется, так ни разу нормально и не поговорили. И сейчас я вдруг обнаружила, что совершенно не знаю этого риани… воина… человека.

У него были тёмно-каштановые волосы и дымчатые глаза, которые при определённом освещении могли показаться синими. Запястья, там, где они выглядывали из рукавов простой, но, как я уже научилась определять, очень дорогой одежды, были перевиты мощными мускулами, почти лишёнными шрамов — регенерационные способности у смертного были более чем адекватными. Лицо, как и у любого взрослого арра, казалось полностью лишённым возраста, хотя, судя по ауре, дать ему можно было лет четыреста с длинным хвостиком. Может, все пятьсот. Почти предельный для смертного срок.

Почему он пошёл со мной? Почему принёс клятву и бросил всё, чтобы служить убийце, — и это после такой впечатляющей демонстрации собственной невосприимчивости к ограничениям, налагаемым связью Ве’Риани? И почему, почему, во имя Ауте, он не убил меня тогда, возле алтаря?

Призрак Нефрит коснулся спины порывом холодного ветра. Она была со мной, когда я проснулась, танцевала на границе сознания с хороводом видений и сказок. Но по мере того, как рассудок прояснялся и своё место занимала привычная цинично-наивная Антея, голос, тихо напевавший что-то на незнакомом языке, всё больше тускнел, всё реже в повороте головы или в резких движениях Аррека я узнавала вдруг какой-нибудь прихотливый архетип с красивым и многозначным именем. Нефрит уходила. И хотя дымка этих видений всё ещё застилала мой взор, скоро она превратится лишь в ещё одну безмолвную тень генетической памяти.

Выполнял ли Сергей её последнюю волю? Возможно. Чувствовал ли себя виноватым в том, что я сорвалась в том изменении, вынудив Зеленоокую пойти на чудовищную сделку со смертью? Наверняка. Не думаю, что я когда-нибудь узнаю. Даже без Вероятностных щитов арр умудрялся оставаться совершенно закрытым. Наша связь Ве’Риани поможет ему жить в мире, в котором не стало Нефрит, но вряд ли эта рана когда-нибудь затянется.

Как бы то ни было, ближайшие двадцать лет мы обречены друг на друга. Вене и риани. Не то хозяйка и слуга, не то злобная змея и укротитель, который должен удерживать её в известных рамках.

И вот теперь он советовал мне помириться с Арреком. Почему? А ведь Сергей — тоже мужчина Дома Вуэйн. Может… Может ли быть так, что это сам Аррек передаёт?..

Вопрос сорвался с моих губ прежде, чем я успела подумать.

— Вы его видели? — И тут же прикусила язык, но было уже поздно.

Губы арра дрогнули в тени улыбки.

— Мельком. Его светлость высокий дарай-князь был, как бы это сказать? Пьян.

У меня челюсть отвалилась, а уши повисли в полнейшем обалдении.

Пьян? Аррек? Вылощенный, помешанный на контроле параноик, даже во сне умудрявшийся сканировать всё пространство на световой год вокруг? Чтобы Аррек добровольно затуманил свои великолепнейшие мозги?

Не в этой жизни.

— Вы шутите надо мной.

— Ни в коем случае, торра. Видите ли, у людей этот способ издревле считается социально приемлемым стереотипом борьбы с разбитым сердцем. Даже прекрасно понимая всю его бесполезность, мы продолжаем в подобных ситуациях искать ответ именно на дне бутылки. — Он философски пожал плечами. — Возможно, в ближайшем будущем дарай-князь обнаружит, что таким образом проблема и не думает решаться, предпримет что-нибудь другое.

Меня должно было сразу насторожить это «что-нибудь другое», но, честно говоря, я всё ещё пребывала в ступоре из-за слова «пьян». Аррек? АРРЕК?

С чем-то подозрительно напоминающим смешок Сергей отправил по нашей связи образ-воспоминание.

(Аррек, в своём любимом кресле, в чёрных обтягивающих штанах и в белой, расстёгнутой на груди рубашке. Его ботфорты покоятся на столе, и хорошо видно, что это вовсе не следование дурацкой моде а-ля флибустьер, а очень удобное хранилище для небольшой такой коллекции оружия, спрятанной за массивными отворотами сапог.

Комната являет собой картину полного разгрома: битые стёкла, валяющиеся тут и там бутылки (пустые), книги, обглоданные куриные ножки и куча других объедков. А также белоснежные (в тех местах, где они не залиты вином) листы бумаги, исписанные прямым (если не считать разъезжающихся в разные стороны пьяных строчек) почерком. Н-да, мой благоверный определённо решил следовать «культурному стереотипу».

Чёрные его волосы разметались по плечам беспорядочной гривой, кожа полыхает перламутром гораздо ярче, чем обычно, на лице такое странное, такое потерянно-непонимающее выражение… Тигр озадаченный.

На коленях лежит гитара или что-то очень на неё похожее, пальцы рассеянно перебирают струны.

И голос. У него такой чудесный, хрипловатый и в то же время богатый обертонами голос… Как старый бархат.

Отшатнулась от чужого воспоминания, опалённая огнём и яростью. Да как он смеет, этот риани!

Птица, значит, «…нет гнезда»!

Убью ублюдка! Только вот какого из двух? А обоих оптом!

«Что на небе такого?..» Виршеплёт… Менестрель. Тоже мне пьяница выискался. Придурок…

Я сползла по стене, уже не пытаясь удерживать всхлипы. Сергей устроился рядом на корточках, демонстрируя полное отсутствие сочувствия. Старый арр, похоже, в одинаковой степени не любил и Аррека (низшие арры вообще, как я заметила, от своих аристократических братьев не в восторге), и меня (а за что ему меня любить?). Нянчиться с нашими разбитыми сердцами он определённо не собирался.

Я не знала, что делать с этим смертным. С одной стороны, он, вне всякого сомнения, мой риани. Однако при этом Сергей плевал с высокой башни на весь этикет, выработанный за тысячелетия сосуществования принципиально различных существ в состоянии спаянности сознаний. А именно: в чужие мысли не лезть, если залез — вида не подавать. Мне отчаянно не хватало изощрённой, порой даже жестокой вежливости Дельвара и Л’Риса. Мне вообще не хватало их. Где-то глубоко внутри, лишь слегка затянутые плёнкой изменения, кровоточили и гноились раны, вызванные потерей двух таких близких существ. А ещё глубже — ещё раны. Из тех, что не затянутся никогда…

За пару десятилетий потерять пятерых риани. И двух мужей. Растём, однако…

Я хлюпнула носом, обиженно посмотрев на невозмутимого человека.

— Так лучше, — упрямо попыталась утвердить свою позицию.

— Дура, — констатировал Сергей, переходя на ты. И тут же поправился. — Два дурака.

— Почему два? — мгновенно взвилась на защиту своего ненаглядного. — Это было моё решение. И я его намерена придерживаться.

Арр вздохнул.

— Точно дура. Ты что, действительно думаешь, что Аррек бы тебя отпустил, если бы сам не хотел уйти? — Это было как удар в солнечное сплетение — жёсткий, подлый. Я задохнулась, пытаясь многоуровневым изменением вытравить обиду и ощущение предательства. Значит, всё-таки не стерпел измены… А ты чего хотела, девочка? Спасти мужа. Вот и спасла. Радуйся!

Тебе остаётся только радоваться…

А Сергей тем временем продолжил.

— И что вас так тянет друг друга спасать? Что ты, что он… Будто можно кому-то помочь, раздирая любовь на мелкие кусочки…

— Да он-то тут при чём? — Я почти кричала. Нет, услышал бы кто со стороны — разговор двух психов.

— Да при том же, что и ты. Всё защитить тебя пытается… от себя самого.

— Этот… Этот смертный думает, что сможет мне повредить?

Вновь задохнулась, на этот раз от возмущения. Сергей закатил глаза, и я задумалась. Вспоминая. Анализируя.

Сдаваясь, махнула рукой.

— Я Аррека действительно боюсь. Очень, — вынуждена была наконец признать очевидное. — А мой страх обычно куда умнее меня самой. Значит, он действительно опасен.

Я озадаченно опустила уши, а арр-лорд издевательски расхохотался, покачиваясь на носках.

— Сказать, что дарай-лорд, у которого ген-карта на тридцать один процент совпадает с картой Ольгрейна арр-Вуэйн, всего-навсего «опасен», это всё равно что сказать, что Джессандра Гордая была всего-навсего мутантом.

— А кем была эта… Джессандра?

— Не важно. Золотая моя, твой ненаглядный не просто опасен. Если ты будешь продолжать устраивать ему нервотрёпку вроде сегодняшней, то кончится всё твоей скорой и бесславной кончиной. В лучшем случае — по тому же сценарию, что и у Лаары. Но скорее всего тебя возлюбленный пришибёт собственноручно.

Это что, должно было убедить меня вернуться к мужу?

— Учту.

— Умница. А теперь на счёт «три» взяла себя в руки, подобрала сопли и пошла отдавать приказы. Мне надо попасть в генштаб этого вашего оливулского флота как можно быстрее. Три!

Я сама не поняла, когда успела встать на ноги, когда начала создавать портал к Оливулу. Ауте, да где этот человек научился так командовать?

Теперь стало немного понятнее, почему Нефрит перед смертью попросила его (насчёт «приказала» у меня уже никаких иллюзий не было) «приглядеть» за мной и за всей Ойкуменой. Этот и вправду приглядит.

Ауте, с кем же я связалась?

Глава 13

Традиции — это то, на чём держится любая армия. Так мне сказал Сергей, когда пытался объяснить, почему мы после долгих часов всяких бюрократических проволочек должны пристыковываться к флагману на катере, вместо того чтобы приказать поднять защитные экраны и просто туда телепортироваться.

— …Просто представь, что в разгар схватки внутрь генштаба портировалась десантная группа противника. Оно тебе надо?

— Мы не десантная группа противника. — «Что бы ни думали по данному поводу оливулские генералы. Или, если на то пошло, рядовые».

— Если опускать защитные экраны всякий раз, когда кто-то хочет попасть внутрь, процедура станет рутиной. И любой, даже посредственный, диверсант сможет её продублировать без особых проблем.

— Мы не «кто-нибудь»! К твоему сведению, я — императрица этих двинутых. Могли бы сделать исключение! Это попахивает оскорблением, причём намеренным.

Терпение арр-лорда было просто безграничным. А ещё он умел без труда делить внимание между тремя постоянно выводящими данные мониторами и одной демонстрирующей дурной характер девчонкой, что и делал в данный момент. С этакой рассеянно-добродушной иронией, которая в Арреке довела бы меня до белого каления. Теперь вопрос на засыпку: почему тогда я так отчаянно желала увидеть на этом месте именно Аррека?

Нет, лучше не отвечайте.

— Почти в любом другом флоте это было бы оскорблением, согласен. Но оливулцы — это оливулцы. Почему, ты думаешь, такая миниатюрная империя умудрилась заполучить славу одной из сильнейших? Воинский долг — для них это свято. Они не просто впитывают верность воинскому долгу с материнским молоком. Это наследуется гораздо раньше. И потому, если в любом другом месте «исключение» означает именно визит большой шишки, то здесь это слово можно расшифровать как «только в самых экстремальных ситуациях». Экстремальная же ситуация в нашем случае начнётся где-то часов через двадцать, а не сейчас. И, честно говоря, я предпочитаю именно такой расклад. — Пауза. — Хотя, учитывая, что это именно твой визит, наши бравые генералы (не говоря уже о рядовых) в данный момент получают колоссальное моральное удовлетворение от того, что их традиции позволяют им это. Так сказать, совмещают приятное с необходимым.

Я закатила глаза.

— И откуда ты всё это знаешь?

Сергей вновь пожал плечами.

— Армия — это школа жизни, о моя торра. — И, немного подумав, добавил: — Но лучше быть неграмотным.

Ауте, меня угораздило влипнуть в риани-философа! Как будто Л’Риса с его поэтическими потугами было мало!

* * *

Скажу откровенно: тогда я ещё понятия не имела, во что меня угораздило влипнуть.

* * *

Катер пристыковался к флагманскому кораблю так мягко, как может только живое, полуразумное существо. Даже я ничего не заметила. Сергей вдруг встал, жестом поднял меня на ноги и направился к выходу, не переставая просматривать какую-то выводимую ему прямо на сетчатку дребедень.

Бесшумно скользнул в сторону люк. (Рот? Как вообще назвать входное отверстие в катере, который по всем признакам и параметрам — вполне даже приличное растение, только что сошедшее с верфей кораблерастительной фермы?) И я вступила на борт флагмана моего собственного межзвёздного флота. Если вспомнить, что совсем недавно ваша покорная слуга ехала на лошади и размахивала мечом… Ауте в том своём воплощении, что называют Судьбой, иногда выкидывает странные шутки.

Вперёд выступил адмирал и склонился в красивом поклоне, ровно таком, что требовался по этикету, и ни на градус ниже (а также направленном куда-то в пространство между мной и Сергарром, с явным сползанием в сторону последнего). Внешность оливулцев, особенно оливулцев касты воинов (а если у них и есть другие касты, то мне с ними пока встречаться не доводилось), — разговор отдельный. Начнём с того, что эти парни действительно генетически созданы для войны. И всю свою историю они занимались тем, что улучшали собственный генофонд в избранном направлении. Сегодня среднестатистический оливулец — это гора мускулов под два с половиной метра ростом, причём необычайно быстрая, умелая, хитрая и шустро соображающая гора. Не обделённая также кое-какими слабенькими экстрасенсорными возможностями вроде предвидения вероятных действий противника и обладающая действительно выдающимися способностями в биоинженерии.

Данный конкретный представитель достойной расы был высок, стар, подтянут, облачён в свой лучший парадный мундир. Который, заметим, являл собой животное-симбионта и выгодно отличался от всех прочих человеческих одежд аналогичного назначения почти полным отсутствием украшений и очень высокой функциональностью.

— Ваше Императорское Величество. Лорд Сергарр из Дома Вуэйн. Огромная честь приветствовать вас на борту. — Почему-то мне показалось, что последнее было справедливо исключительно по отношению к Сергею. Вообще, если не знать заранее, можно решить, что и Императорским Величеством тут является арр, а я просто случилась поблизости…

Оливулцы действительно воспринимали войну очень по-деловому. Встречающих было всего дюжина, и не успели отзвучать рекордно краткие приветственные речи, как церемония превратилась в короткую ознакомительную планёрку.

На этот раз я озаботилась обратить внимание на собственное окружение и потому сразу ощутила, как всего через пару минут гигантский левиафан-флагман мягко начал движение к указанным Сергеем позициям.

План подключить к военным действиям моего риани оказался поистине гениален. Две половинки единого целого идеально подошли друг к другу: великий полководец и армия, почти дошедшая до той ступени своего развития, когда война превращается скорее в искусство, нежели в работу. Стоило оливулцам узнать, что командовать предстоящей операцией по уничтожению злобных пиратов будет сам Сергарр, как недовольные выступления поутихли и даже самые твердолобые загорелись осторожным, боязливым пока энтузиазмом. «Живая легенда», ха! Я могла лишь наблюдать с изумлённо отвисшими ушами и ловить момент, чтобы направить излишне разошедшихся воителей в нужные рамки.

Вообще силы, приведённые в движение по моему приказу, пугали. Где-то там, в космосе, неслись стремительные живые эсминцы, между которыми скользили, обернувшись в скафандры крыльев, воины клана Атакующих. Где-то в казематах и штабных кабинетах, резко выделяясь среди шкафоподобных оливулских молодчиков, изучали данные рассеянные аналитики с Эль-онн. А на кораблях серьёзные крылатые мужчины с очень старыми глазами накладывали заклинания на шедевры биотехнологий. Разумеется, сделать что-то серьёзное за считанные часы трудно, но кое-кого, собирающегося швыряться силами дарай-блоков, ожидает пара интригующих сюрпризов…

И всё же, всё же…

— …Если учесть принесённые вами сведения в анализе последних разведданных. Даже по самым оптимистичным оценкам, нас превосходят и в количестве боевых единиц, и в классе вооружения в соотношении примерно двадцать к одному, — закончил свой доклад молодой, но обладающий достаточно высоким рангом оливулец.

— Спасибо, Ястреб, — поблагодарил его Сергей, заслужив пустой и невыразительный взгляд. Когда он успел выучить их имена? Для меня до сих пор все оливулцы — огромные, угрожающие, вызывающие какое-то бесконтрольное чувство вины. Даже в самых нейтральных обстоятельствах мне приходилось делать над собой усилие, чтобы встретиться взглядом с кем-то из них. Заканчивались же встречи с этими верноподданными обычно тем, что неуверенность и стыд я маскировала приступами агрессивности и, свалив на кого-нибудь обязанность разбираться с непокорным вассалитетом, позорно покидала поле политической битвы.

У Сергея подобных проблем явно не было. Куда исчезла безмолвная тень, следовавшая по пятам за собственной женой? Старый воин лучился энергией, уверенностью и юмором, все присутствующие, казалось, ощущали его персональное внимание, точно яркое тёплое солнце, осветившее тебя в промозглый дождливый день.

— Ещё один вопрос. Как вы оцениваете нашу боеготовность?

— Оливулская империя всегда поддерживала свою боеготовность на самом высоком уровне, сэр, — внимательно и пусто глядя в лицо арру, отрапортовал Ястреб.

— Конечно, — глубокомысленно согласился Сергарр. — Боеготовность надо поддерживать. Она похожа на штаны, которые всё норовят упасть, а ты их, значит, поддерживаешь. Для поддержания же должного уровня боеготовности лучше всего стоять в строю. Так его легче поддерживать. Уровень. И строй тоже. Гораздо удобнее: берём все хором и подтягиваем…

Он сделал паузу. Обвёл всех вопросительным взглядом. Спросил с надеждой в голосе:

— Вы ничего не хотите мне возразить, Ястреб?

— Никак нет, сэр!

— Тяжёлый случай. Садитесь. Значит, если я правильно понял, ситуация такова…

И они надолго углубились в суховатое и насыщенное профессиональным жаргоном обсуждение всяких военно-технических тонкостей. И, если верить Сергею, выходило, что всё вовсе не так страшно, как казалось на первый взгляд.

— …Таким образом, их преимущество легко сводится на нет, — спокойно, даже небрежно продолжал свеженазначенный главнокомандующий речь. — У нас есть свобода манёвра. Мы выбираем место и время схватки, мы имеем информацию о большинстве из заготовленных противником сюрпризов. Если верить тому, что тут записано, — он положил руку на гору кристаллов с разведданными и аналитическими выкладками, — то этот бой вообще превращается в фарс. Просто классическое учебное пособие для новичков на тему «Как разбить превосходящего, но невероятно тупого противника»! Вот это меня и беспокоит.

Собравшиеся вокруг стола генералы вздрогнули и зашевелились, выходя из-под гипнотического воздействия его личности, пытаясь осмыслить, как это за несколько минут бой в соотношении двадцать к одному (причём не в нашу пользу) вдруг превратился в фарс, недостойный даже внимания. Новая точка зрения им определённо нравилась, хотя кое-кто по-прежнему хмурился.

Я положила на стол вытянутую руку и опустила на неё голову, снизу и немного искоса разглядывая своего риани.

— Признаюсь, меня это тоже беспокоит. Как там говорится? «Ни один, даже самый блестящий план не выдерживает столкновения с противником»?

Сергей фыркнул.

— Столкновение с противником? Моя торра, вы настроены очень оптимистично. Обычно хороший план не выдерживает столкновения либо с непосредственным начальством того, кто его составил, либо со здравым смыслом.

Я опустила уши, пытаясь понять последнюю фразу. Остальные, казалось, затаили дыхание, слушая наш разговор.

— Это как?

— В бою вы гениально умеете импровизировать, леди Антея, и вам вполне удаётся руководство небольшими ударными отрядами профессионалов, и без того отлично знающих, что делать. Но, похоже, разбираться с достаточно большой военизированной структурой вам ещё не доводилось. Попробуйте. Вас ожидает море впечатлений! Возьмём хотя бы армию или, в нашем случае, военно-космический флот. На флоте любое начинание всегда делится на четыре стадии: первая — запугивание. Вторая — запутывание. Третья — наказание невиновных. И наконец четвёртая, моя любимая, — награждение неучаствовавших. Самое восхитительное, что, пройдя все эти стадии, а то ещё и парочку добавочных, начинание может даже вылиться в какой-нибудь результат. — Он продолжал говорить со мной, как тогда, на катере, погрузившись в изучение каких-то данных, цифр, отчётов. — А знаете почему, о моя торра? Потому что дело, когда оно связано со службой, очень отличается от обычного. Если дело — дело, то оно само сделается, а если не дело, то его и делать нечего. Главное тут — доложить вовремя. Думать при этом совершенно не обязательно, даже, можно сказать, вредно. Слова должны сами выстраиваться в одну шеренгу и косить налево, а ты следишь только, чтобы без запинки и чтобы равнение было в затылочек и по диагонали. Мозг от этого лучше отключить. Мозг на службе должен отдыхать. Тут весь секрет в том, чтобы никогда не удивляться и всегда угол падения поддерживать равным углу отражения. Чтоб отскакивало от мозгов, как от солнечного зеркала…

В зале раздались неуверенные смешки.

— А вот это правильно. Вот это вполне согласуется с армейским духом. Если начальник на флоте изволил пошутить, над его шуткой приличным будет посмеяться. Начальники, они, знаете ли, такие остроумные. На начальниках держится весь флот! При разговоре с начальником следует делать соответствующее лицо. Изображение на нём лёгкого слабоумия считается хорошим тоном. Не возбраняется при этом покачивать головой в такт его словам. — Все присутствующие тут же сели прямо, перестав покачивать головами. — В конце хорошо бы сказать «есть». И непременно добавить «сэр». При разговоре с начальником где должны быть глаза подчинённых? Они, о моя торра, должны быть только на лице у начальника! Они должны искать в нём правильное решение. Ибо нигде более это решение обитать не может по определению. Так как оно правильное. Если же начальник тебя послал, что нужно делать? Нужно идти. Далеко и быстро. И наконец, в общем и целом, как в армии надо обращаться с начальником? Тут совет лишь один: как с диким зверем в зоопарке, не прикасаясь к клетке. Но нужно сохранять спокойствие, ведь начальник не вечен. И этот пройдёт, правда?

Он на мгновение отвлёкся, передавая на мониторы остальным какой-то план, затем вновь углубился в изучение своих выкладок и в изречение глубокомысленных афоризмов.

— А почему же надо быть столь осторожным с начальниками? Да потому, что начальники многое могут сделать. Вы, лицо глубоко гражданское, самой крутой мерой пресечения считающее смертный приговор с немедленным исполнением, вряд ли способны осознать всю меру власти, коей обладает в армии начальник над своим подчинённым. И чего он только не может сделать! Расстрелять без суда и следствия — это само собой. Отдать эсбэшникам, что уже интересней. Он может послать на задание, вернуться из которого не в человеческих силах, но это слишком просто. Может лишить очередного звания, или должности, или обещанной награды, квартиры, премии, жены на неопределённый срок и не объясняя причины. Может посадить подчинённого в тюрьму, то есть, простите, на гауптвахту, и выпускать его, гада, только в космос! Только в космос! Может отправить в Тмутаракань, или уволить в запас, когда это не надо, или, наоборот, не уволить, когда только об этом и мечтаешь. Может отправить его на «доработку» к психологам. А ещё лучше — к генетикам! А может… Начальник столько всего может! Ну столько может! Хоть плачь, честное слово, столько он может! Ну подумайте сами, моя торра, разве нужны с такими начальниками какие-нибудь враги?

— Вы… это серьёзно? — У меня было такое ощущение, будто я вновь играю с Нефрит в занимательную головоломку «угадай: я шучу или говорю правду?» Теперь понятно, кто же научил Зеленоокую делать это так виртуозно.

Он взглянул на меня будто с удивлением, но тут же в глазах блеснула какая-то идея, а губы дрогнули.

— Абсолютно. — Сергей внимательно и чуть покровительственно взирал на моё озадаченное лицо. — Вот и все присутствующие вам это подтвердят.

Все присутствующие, невзирая на ранги и возраст, переглядывались с этаким кисловато-знающим видом, пытаясь сохранить бесстрастность на благообразных физиономиях. Нельзя сказать, чтобы у них это хорошо получалось.

Арр тем временем продолжил вещать.

— Бюрократизм, традиции и идиотизм — вот на чём держится любая армия, о моя торра. Возьмём, например, вас, Ястреб. Скажите, что вы чаще всего видели во время службы на флоте?

Молодой разведчик, делавший последний доклад, на мгновение встретился взглядом с Сергеем, и прочитанное в этом взгляде что-то заставило его губы раздвинуться в совсем неуставной усмешке.

— Грудь четвёртого человека, сэр.

По залу прокатилась быстрая волна подавленных смешков, смысл которых был мне не совсем ясен. Внутренняя шутка, очевидно.

— И чем вы всё время занимались?

— Устранял замечания. — Пауза. — Сэр.

Я беспомощно взирала на этих невозмутимых вояк, шевеля ушами и пытаясь привести полученную информацию хоть в какое-то соответствие с системой. Наконец сдалась, яростно дёрнув ушами.

— Люди! И вы ещё нас называете сумасшедшими!

Я поняла, что все эти смертные из последних сил сдерживаются, чтобы не попадать на пол, держась за животы от подавляемого хохота. Ладно, пусть развлекаются за мой счёт, если хотят. Мысль не высказанная не является оскорблением, зато, глядишь, ребятки немного поднимут свой моральный дух.

Сергей же продолжил свою речь, но, хотя обращался он ко мне, представление, как я уже сообразила, от начала до конца предназначалось для более широкой аудитории.

— Противник в схватке — дело десятое. Гораздо чаще приходится воевать с собственной армией, дабы заставить огромную массу людей и техники двигаться в нужном тебе направлении и делать если не то, что ты хочешь, то, по крайней мере, что-то разумное. В данный момент нам повезло — военные силы оливулской империи в этом плане выгодно отличаются от большинства остальных. — Тёплый взгляд и мимолётная улыбка в сторону внимающих каждому слову людей. — Так что, возможно, нам удастся сконцентрироваться на решении поставленной задачи, а не на наведении тут порядка.

Они все как будто выше ростом стали. Словно признание, что все армейские кошмары, которые великий Сергарр тут мне так ярко расписывал, к ним не относятся, возвысило и возвеличило всю Оливулскую империю в целом и её непобедимую армию в частности.

Адмирал, встречавший нас при входе на флагман, скромно потупился, световым пером водя по приглушённо сияющей перед ним энергетической схеме. Как ребёнок, ожидающий похвалы, честное слово. А я могла лишь потрясенно шевелить ушами, постепенно начиная понимать, какое чудо совершал на моих глазах Сергарр.

Они смотрели на него, мужчины и женщины в чёрной обтягивающей военной форме, смотрели с одинаковым выражением немого обожания на просветлевших лицах. Даже те, кто встретил идею войны, тем более под предводительством какого-то чужака, без всякого восторга, сейчас, казалось, позабыли все разумные доводы и готовы были идти за своим лидерам хоть на край Ойкумены. Всего за полчаса, перемежая деловые выкладки с понятными лишь военным шуточками и прибауточками, расточая угрозы, бессовестную лесть, всепобеждающее очарование и непробиваемую уверенность, он покорил сердца и души отнюдь не глупых и не склонных к излишней доверчивости существ.

На первый взгляд так просто напугать, смутить и сплотить сжигаемых расовой ненавистью людей в единое целое, затем неожиданно помочь им пошутить над растерявшейся чужачкой и от этой почти детской выходки с цирковой ловкостью перейти к решению действительно важных вопросов. Только теперь все они, неизвестно почему, начали действительно работать на него.

Это было настоящее волшебство. Даже если забыть, что он легенда. Даже если не учитывать, что все эти люди в течение нескольких поколений изучали в военных академиях его подвиги, разбирали гениально проведённые им сражения, читали написанные им учебники… Даже если отбросить всё это — Сергей творил чудеса. Полагаю, сейчас я наблюдала в действии то, что можно было бы назвать харизмой. Вот что они, оказывается, подразумевают под словами «прирождённый лидер». Это была сила. Сила, мне не знакомая, мощная, подавляющая. Сдвигающая с мест горы… и армии.

Я не знала больше никого, кто мог бы творить такое. Никто из эль-ин — это совершенно точно. Мы не стадные животные, у нас нет тех механизмов, которые позволяли людям в зачарованном ослеплении двигаться в одну сторону. Аррек? Нет, нет, ни в коем случае. Он — отшельник, бродяга. Да, при желании он мог бы сыграть роль, но только роль. Общение с себе подобными не доставляло дарай-князю ни малейшего удовольствия, лишь утомляя и зля. Прекрасно это понимая, Аррек всеми силами старался избежать позиций, в которых вынужден был бы кем-то управлять и кого-то куда-то тащить. Он слишком хорошо себя знал, чтобы идти против собственной природы.

Шарен? Возможно. Но вряд ли. Он тоже скорее предпочитал изучать людей, а не влиять на них. Нефрит? Классическое воплощение «власти за троном». Она добивалась своего умом и терпением, а также фантастической информированностью обо всём происходящем. Но чтобы вот так, с ходу внушить безоговорочную преданность? Сейчас, в этот момент оливулское верховное командование по одному слову Сергарра готово было броситься на верную гибель.

И я не понимала почему. И была рада, что не понимаю, потому что осознать это — означало быть человеком.

А мне хорошо быть эль-ин, спасибо большое.

Люди же, точно получив от Сергея разрешение перестать изображать идиотов, с остервенением накинулись на поставленную перед ними проблему.

— Вы уверены, что эльфы смогут откорректировать точку выхода вражеской армады, выбросив её в любое удобное для нас место?

— На все сто. Они даже попробуют растянуть этот выход во времени, так чтомы сможем уничтожать противника короткими порциями, а не всем скопом.

— Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Согласен. Наверняка у чёртовых пиратов ещё пара тузов в рукавах. Сообщения о классе их флагманских кораблей такие туманные…

— …значит, от этого и будем плясать…

— …фиолетовую эскадру к астероидному поясу…

— Может, лучше попробовать использовать прикрытие звёзд-близнецов?

— …дурацкая аномалия…

— …не успеваем поднять зелёную эскадру…

— …всех генетиков — повесить!

— Я тебя саму повешу!

— А если…

— Виновата, сэр!

Я окончательно перестала что-либо понимать. Эти люди говорили на смеси общеойкуменского койне, высокого биоинженерного штиля и военного сленга. Информация, летавшая от экрана к экрану, кажется, утратила всякий смысл, однако и Сергей, и остальные в ней прекрасно ориентировались. С азартом оливулцы ринулись на защиту своих домов, оказавшихся по моей милости на пути захватчиков. Распределялись роли, раздавались приказы, кто-то с кем-то спорил, кто-то кому-то угрожал… И над всем этим хаосом царил Сергей, легко и небрежно направляя этот поток в угодном ему направлении, заставляя людей из кожи выпрыгивать, чтобы самым наилучшим, самым эффективным способом выполнить его короткие приказы.

Я наблюдала. Отмечала. Накапливала информацию где-то в недрах имплантанта. Потом, позже всё это будет проанализировано и использовано, пока же… пока мне вполне хватало более важных дел, чем сидеть тут и изображать праздничное украшение. Тем более что мысли, стоило хоть немного расслабиться, тут же сползли на Аррека…

Встала, позволив крыльям спадать за спиной роскошным плащом, подошла к Сергею, застыла за его плечом. И дёрнула ушами, недоумевая, почему зал вдруг погрузился в глубокую, будто замершую в предчувствии чего-то нехорошего тишину. Хотя… В Оливулской империи у меня сложилась определённая… э-эээ… репутация.

— Да, моя торра? — Арр обернулся, чуть приподняв брови.

— Не думаю, что мне имеет смысл и дальше оставаться здесь. Пойду лучше посмотрю, как там заклинатели. — Отвернулась, готовая ускользнуть, но Сергей успел мягким телекинезом поймать мою руку, заставив удивлённо посмотреть в его сторону.

— Леди Антея, вы, насколько я понял, собираетесь участвовать в сражении?

— Разумеется.

— Мне бы этого не хотелось. — И, видя, что меня охватывает ярость, неспешно пояснил свою мысль: — Даже если оставить в стороне вопрос вашей личной безопасности, вы — фактор отвлекающий.

Он имел в виду, что, начни я крутиться где-нибудь в открытом космосе среди оливулских истребителей, кое-кто из новых подданных может соблазниться возможностью пару раз пальнуть не в того противника. Ах-м… Северд-ин, конечно, не допустят, чтобы мне причинили вред, но фактор действительно получается… отвлекающий.

— Я подумаю об этом. — Вновь отвернулась и вновь была остановлена.

Оливулцы следили за происходящим, точно кошки, подстерегающие канарейку…

— Я бы предложил центральный командный пункт как место вашего пребывания во время конфликта. — Видя мгновенное колебание, Сергей поспешил добить ещё одним аргументом: — Вы сможете быть в самом центре развивающихся событий.

— Лорд арр-Вуэйн…

Я запнулась, глядя в его глаза.

Ставшие уже привычными человеческие глаза, с круглыми зрачками, сейчас расширившимися в полутёмном освещении зала. Глаза, полные кипящей, обжигающей ярости. Полные боли, гнева, обвинения, жажды мести. Она отдала свою жизнь, чтобы я жила. Какое право я имею теперь рисковать собой?

Все возражения умерли прежде, чем успели сорваться с языка.

Кроме того…

Либо вы назначаете меня главнокомандующим и позволяете делать, как я считаю нужным, либо оставляем всю эту затею как бесполезную и уходим отсюда прямо сейчас. Я не потерплю, чтобы по флоту очертя голову носился воплощённый хаос, сводя на нет все усилия навести здесь хоть какой-то порядок!

Н-да.

Ну не устраивать же безобразный скандал прямо при этих ожидающих малейшей слабости с нашей стороны стервятниках?

— Как вам будет угодно, главнокомандующий. — Этот разговор ещё не окончен! На сегодня — окончен.

— И ещё одно, моя торра. — Я напряглась, ожидая, какую ещё гадость придумает этот неправильный риани. — Бой, возможно, начнётся не раньше чем через дюжину часов и будет очень выматывающим для нервной системы командования. Я бы рекомендовал вам использовать оставшееся время для отдыха.

Ещё неделю назад я бы на такое предложение только пренебрежительно фыркнула. Дня четыре назад оно вызвало бы яростную защитную реакцию. Теперь же, если не усвоившая урок, то, по меньшей мере, имеющая желание его усвоить, я доверчиво посмотрела на арра.

— Правда? Вы в самом деле так думаете?

Кто-то на галёрке восторженно вскрикнул — оливулцы заворожённо наблюдали за представлением.

— Антея, девочка, — Сергей, точно маленького ребёнка, погладил меня по голове, — если ты наконец не поспишь, то просто свалишься.

— Ладно…

Я в последний раз посмотрела на риани, передёрнула крыльями и улеглась прямо на столе, поджав колени и свернувшись вполне уютным клубочком.

Даже Сергею потребовалась пара секунд, чтобы перевести дух.

— Ах-м… Полагаю, имеет смысл перейти в другое помещение. Ястреб…

— Да, сэр! — Молодой воин вытянулся с выражением преданного обожания на лице. Кажется, последняя сценка окончательно убедила его, что Сергарр из Дома Вуэйн есть и царь, и бог, и дьявол в одном лице.

— Подготовьте, пожалуйста…

Они вышли, ступая невероятно мягко и бесшумно для таких крупных существ. И прежде чем последний из оливулцев покинул помещение, я уже спала, привычно доверившись охране парящих где-то рядом северд-ин.

Разумеется, снился мне Аррек. И в кои-то веки я не возражала против содержания собственных снов.

* * *

«Начинается».

Я откинулась в кресле, таком удобном, так идеально принявшем форму тела, что казалось, будто я парю в потоках воздуха, а не опираюсь на что-то твёрдое и материальное. Мы находились в тактическом центре, небольшой, очень защищённой комнате в самом сердце флагмана, где, казалось, сам воздух кипел от бешено мелькающих голографических схем, демонстрирующих ход сражения. Слева от меня в таком же кресле, только снабжённом куда большим количеством биоэлектроники, восседал Сергей. Закованные в чёрные биокостюмы оливулцы со щеголеватым профессиональным спокойствием проводили последнюю проверку оборудования перед операцией.

Северд-ин на этот раз предпочли оставаться невидимыми.

Мне была отведена роль стороннего наблюдателя. Наверно, не так уж плохо, когда тебе не надо никуда бежать, не надо надрываться и кровью прокладывать путь для остальных. И нельзя ничего изменить. И поправить. И спасти. Нет, пожалуй, спотыкаться и набивать шишки мне нравилось больше.

— До появления противника две минуты. Отсчёт пошёл…

И всё-таки не стоило позволять им появляться так близко от аномалии. Мы фактически открываем этим кровожадным хумансам ворота к нашему дому! Это раздался в ушах недовольный голос Зимнего. Примечательно, что с жалобой он обратился ко мне, а не к Сергарру, на которого я повесила всю операцию и который, по идее, должен был решать подобные вопросы. Что же такое старый риани сказал древнему, что тот даже ворчать на него не решался?

Займитесь делом, белый лорд. Они вот-вот появятся.

Недовольное фырканье, и ледяное присутствие исчезло из моего разума.

Энергетические линии, закрученные возле усеянного аномалиями пространства в причудливые потоки, вдруг вспыхнули яркими цветами, зашевелились. В этот момент около сотни чародеев, вооружённых настроенными на манипуляции Вероятностью имплантантами, соединили свои силы и разумы в отчаянной попытке на секунду перекроить саму реальность. И… получилось!!! С помощью кого-то из наших, пробравшегося во вражеский флот, они перехватили Вероятностный тоннель, по которому надвигалась армада, скорректировали его, чтобы получить желаемый результат.

Почудилось или нет в последний момент в этом слиянии разумов знакомое присутствие? Почудилось. Мне везде видится Аррек…

Корабли, корабли, корабли… Противник материализовывался именно в той точке пространства, в которой мы желали его видеть. Правда, разбить построение не получилось и растянуть прибытие во времени — тоже, но и то, что мы только что учинили, обеспечивало как минимум половину победы.

Я расслабилась, сама не понимания, когда успела так яростно, до боли напружинить мышцы. Имплантант вводил в мозг всё новые и новые данные о противнике. Ауте, сколько же их? Вот и первый сюрприз: больше, чем по самым пессимистичным прогнозам. Плюс две мобильные крепости того же типа, что и Колибри… С этими-то что будем делать?

Сергей, однако, не собирался терять время на причитания и подсчитывание разницы в силах. Едва корабли стали достаточно материальными, чтобы нести потери, на них обрушился первый удар. Генераторы, установленные в заранее вычисленных точках аномалии, начали испускать мощные, чёткие импульсы, раздражая и без того неустойчивое поле реальности. Ну и заклинания, наложенные на эти маленькие образчики людской гениальности, тоже вряд ли будут лишними. Заклинания, в которых заключалась строго отмеренная порция чистой Ауте…

Мой имплантант зашкаливало от сложности вычислений, но общие контуры математической модели, описывающей происходящее, были начертаны. Не то чтобы я могла её понять… М-мм, гравитация у них там сейчас совсем сбесилась… Даже Вероятности отплясывали какую-то джигу — не совсем полноценный шторм, но…

Подумать только мы смогли организовать всё это за какие-то сутки. Я иногда сама себя боюсь, честное слово…

Кошмар любого физика, носящий скромное и абстрактное наименование «аномалия», наконец не выдержал такого с собой обращения и взбрыкнул всеми своими двенадцатью измерениями. Резонанс, жёсткий и ужасающе красивый, бумерангом вернулся из скопления расположенных тут же чёрных дыр и обрушился на всё ещё не сориентировавшийся в ситуации флот ристов.

Бедняги.

Сидевшие рядом со мной математики из оливулцев, которых вовлекли во всю эту катавасию, кажется, для того, чтобы были козлы отпущения на случай, если манёвр не сработает, жадно припали к мониторам. Эх, будут в ближайшем будущем блестящие защиты докторских диссертаций…

Ристы, утратив всякое подобие грамотного построения, сбились под защитными щитами крепостей, пытаясь переждать неожиданную бурю. Кажется, всё шло по плану. Свистопляска измерений потихоньку утихала, начали поступать данные о потерях противника. Неплохо.

Вряд ли у пиратов большие людские потери, что, конечно, большой плюс: я так и не научилась относиться к жизни, даже человеческой, с той пренебрежительной расчётливостью, что военачальники из смертных. Хватит с меня вины за геноцид оливулцев. А вот технику пообтрепало колоссально. Уничтожены все или почти все истребители с автоматическим управлением, расплавлены в ничто защитные экраны и тонкие механизмы на многих кораблях. Техническое преимущество ристов далее можно считать несущественным. Хорошо, даже слишком хорошо. На большее, учитывая их Вероятностные щиты, рассчитывать было просто глупо.

И снова пляска цифр и графиков перед глазами: данные мне и остальному персоналу вводились напрямую в мозг.

Генераторы, ставшие причиной всего этого безобразия, эффектно взорвались, ослепив на несколько минут сенсоры и радары вражеского флота, сбив с толку тактические компьютеры. В это время сорвались со своих мест укрытые от разгула стихий эскадры, стремительно бросились к растерявшемуся противнику. (Это была одна из самых слабых точек плана: спрятать наши силы слишком близко к ожидаемой свистопляске, рискуя потерять их во время маленького шторма, или же отвести на безопасное расстояние, но тогда не иметь достаточно времени для действительно внезапного удара? И тот и другой варианты предполагали потери — чуть раньше или чуть позже. Решения, решения… Сергарр выбрал второй. И со зловещей усмешкой заметил, что во втором случае, в отличие от первого, для уменьшения потерь можно будет что-нибудь предпринять. И предпринял.)

Живые кораблики оливулцев налетели на железных и керамических монстров, как рой рассерженных ос. Первый удар, который удалось-таки провести внезапно, был впечатляющ. Сразу тысячи тонких (на экранах тонких) лучей гравидеструкторов врезались в защитные щиты только-только начавшего выползать из-под прикрытия противника, и, когда те не выдержали, в образовавшиеся прорехи точнёхонько влетели заранее выпущенные торпеды со всякими интересными начинками. Манёвр, вынуждена отдать оливулцам должное, выполнили идеально. Только вот противнику, кажется, надоело изображать из себя пассивную мишень для новых изобретаемых нами гадостей, и ристы ударили в ответ. Ударили не потрёпанные и спешно латающие прорехи кораблики, а почти не пострадавшие крепости. Те самые, с наступательным потенциалом класса А-4 и оборонительным потенциалом класса АА. Непробиваемые и недоставаемые. Шквальный огонь, такой, что сообщающие о нём компьютеры почти задымились, и, если верить передаваемой имплантантом информации, не без примеси хитро закрученных Вероятностей. А против такого лома, как известно, приёма нет… Впрочем, Сергей и не собирался заставлять своих людей искать сейчас желанный приём — он давно уже отдал приказ убираться с места действия. И удар ристов встретил лишь оставленные специально торпеды и ещё какие-то оборонительно-заградительные устройства. А вот основные наши силы к тому времени уже пару секунд как драпали на максимальной скорости в разных направлениях. А целых две секунды на скорости, которую способно развить спасающее свою шкуру живое существо, причём генетически сконструированное, дабы как можно быстрее передвигаться среди межзвёздных просторов, — это, скажу вам, очень и очень много. Весь флот, только что так плотно и слаженно трепавший противника, успел прямо-таки раствориться среди летающих кругом обломков, полупьяных астероидов и дурящих любые чувствительные приборы аномальных излучений. Сергей, которому связь с подчинёнными обеспечивали присутствующие на каждом корабле эль-ин, довольно осклабился и начал свой танец.

Он действительно был гением войны, этот странный человек, по иронии судьбы ставший моим риани. Я, наверно, никогда не смогу понять размеров его гениальности. А вот большинство присутствующих в штабе могли судить обо всём вполне профессионально. И по одним лишь их взглядам, даже в самые отчаянные моменты обращённым к Сергарру со спокойной надеждой, было понятно многое.

Его тактика, стратегия менялись постоянно, новые ходы и решения возникали будто из ниоткуда. Не знаю, как он из сотен заготовленных заранее планов выбирал именно тот, который был нужен в данный момент, и как успевал обдумать новый, совершенно непредвиденный манёвр, пользуясь, кажется, одним воображением. Обычно космический бой ведётся в большей степени тактическими компьютерами, а люди для умных машин просто довесок, путающийся в ответственный момент под… процессорами. Если довесок хоть немного разбирается в своём деле, то он может помогать, если же ещё и талантлив — придумывать какие-то новые, нестандартные ходы, нетрадиционное использование наличных ресурсов и так далее.

К Сергею довеском были, скорее, сами компьютеры. Ну не может, не способен человеческий мозг действовать с такой скоростью, даже если он спаян в симбиотическом единстве с машиной (или, в нашем случае, с биомашиной).

Не умеют люди делить своё внимание между тысячью отдельных, ведущихся на запредельной скорости схваток.

Этот человек — мог.

Долгие и долгие часы. Изматывающая, ведущаяся с переменным успехом битва. Он использовал всё, что можно использовать, начиная от особенностей «местности», кончая недостатками собственного флота и преимуществами вооружения противника. И когда смертный успел так досконально изучить особенности не только техники, но и психологии сражающихся сторон? Даже ошибки своих подчинённых и удачные ходы ристов арр умудрялся использовать так, что в выигрыше всегда оказывались почему-то мы.

Манёвры, манёвры, манёвры. Танец в ледяной пустоте. Танец, глядя на который так легко забыть, что любое неуклюжее па заканчивается раздавленными или расплавленными телами.

Целей у всех этих приплясываний было две: первая, и самая важная, — свести к минимуму потери с нашей стороны. Ни эль-ин, ни оливулцы не должны были гибнуть из-за моих политических манёвров. Что я достаточно ясно дала понять своему главнокомандующему, вручая ему высшие полномочия. Вторая же, тактическая, задача: давить на нервы противнику. Именно на нервы — победа нам, в принципе, была не нужна. Путь к Эль-онн перекрыли даже не эльфийские заклинания, а несколько дарай-князей, специально вызванных с Эйхаррона, и ристы туда пробиться уже не могли. А потому битва быстро свелась к систематическому понижению морального духа в рядах противника. И, надо заметить, к данной задаче Сергей подошёл весьма творчески. Часов через двадцать почти партизанских наскоков и запредельно сложного маневрирования, а также постоянно передаваемых на всех частотах призывов сдаться вышеозначенный дух в любой нормальной армии должен был бы упасть прямо-таки катастрофически.

Конечно, с нашей стороны тоже не обошлось совсем уж без потерь… Мои когти яростно впивались в подлокотники кресла всякий раз, когда поступало сообщение, что какому-то из маленьких юрких истребителей уйти не удалось. А когда подбили один из крупных кораблей… Людей успели портировать в безопасное место, но сам корабль, замечательный, живой, разумный оливулский крейсер… Имперцы считали некоторые свои особые корабли (как и многое другое) полноправными гражданами. Цивилизация, где каждый индивид был в той или иной степени продуктом биоинженерии, отличалась поразительной терпимостью к не-таким… если это свои не-такие, разумеется. (Только, пожалуйста, не стоит поминать Конвенцию об Ограничении Направленных Мутаций и Оливулскую империю в одном предложении!) И вот сейчас один из моих нечаянных подданных погибал, и погибал частично по моей вине. Да какое, в Ауте, частично! Живое существо билось в агонии, потому что какой-то взбалмошной дуре вздумалось поиграть в политику! Я стиснула зубы. И изменилась, насильно поворачивая поток мыслей в более позитивное русло.

Могло быть и хуже. Просто фантастически повезло, что у нас есть Сергей. И что он, по каким-то своим причинам, решил ненадолго забыть о традиционном аррском нейтралитете. Если бы битвой командовала, ну, допустим, ваша покорная слуга, то все наши войска были бы ещё в самом начале разложены на изотопы, попав в какую-нибудь идиотскую ловушку, на устройство коих господа пираты оказались большими мастерами…

Думаю, мы бы без труда разделали их, если бы не проклятые Ауте крепости. Те самые «Вулканос-VI», в просторечье известные как «пришёл, увидел, извинился». Я только теперь поняла всю точность шутки. Перед парой таких неповоротливых дур, усиленных кроме того дарай-блоками, оставалось только извиняться. Пробить этих неповоротливых гигантов было фактически невозможно, хотя, надо отдать Сергею должное, он успел организовать пару весьма оригинальных попыток.

Мне оставалось только локти кусать, вспоминая лёгкость, с которой мы захватили Аметистового Колибри. Вот уж действительно везёт дуракам и пьяным. Я тогда, кажется, олицетворяла собой обе категории разом. Сейчас же… Ну, во-первых, не было ни малейшей возможности десантироваться внутрь крепости: забаррикадировались эти ребята насмерть. И даже если бы удалось попасть в… хм, кажется, на войне это называют «тылом противника», хотя я не совсем уверена, что подобный термин применим в данном случае… так вот, даже если бы оказались внутри, я очень и очень сомневаюсь, что нам дали бы вот так просто захватить всю крепость.

Ситуация постепенно заходила в тупик. Я покосилась на Сергея. Тот развалился в своём кресле, в руках — стакан с янтарной жидкостью, а отсутствующий взгляд говорит, что разум стратега сейчас как минимум наполовину слит с тактическими компьютерами. И даже в таком, мягко говоря, неуставном состоянии арр являл собой образец уверенности и спокойствия в маленьком хаосе тактического центра. Этакий сидячий источник воодушевления для всей армии в целом и для командного штаба в частности. Вспыхнул один из экранов, перед ним появилось решительное, усталое и опустошённое лицо оливулской женщины, судя по всему капитана ещё одного погибшего крейсера, сухим бесцветным голосом доложившей об успешном окончании эвакуации своего персонала.

— Спасибо, дама Ива. И… примите мои соболезнования.

Под маской сдерживаемого горя блеснули удивление, недоумение, признательность. Легендарный Сергарр, великий и единственный, не только нашёл время в горячке боя лично поговорить с каким-то там капитанишкой, но и обратился к ней по имени, да ещё с упоминанием рыцарского звания, да ещё посочувствовал, причём посочувствовал искренне, — это было ясно и по тону, и по выражению лица, и по приподнявшимся бровям. Короткий поклон, и она исчезла.

А Сергей вновь откинулся в кресле, и что-то в его облике говорило, что он очень недоволен.

— Сэр Иголс, передайте по всем эскадрам: «Зета-зета-2». Общая готовность. И подтягивайте резервы. Скоро начнётся.

Оливулцы восприняли приказ спокойно и деловито, но скорость их действий во всём флоте вдруг возросла раза в два. Будто кто-то переключил невидимый рубильник.

И что такое, во имя Всеведающей Ауте, «зета-зета-2»?

Конечно, отвлекать главнокомандующего посреди битвы — не самая умная из возможных линий поведения…

— Сергей, что начнётся?

…Но я ведь никогда и не претендовала на особый интеллект, так?

— Всё начнётся. — Он поднёс к губам стакан, сделал глоток. — Неприятности, проблемы, потери… Противнику с минуты на минуту надоест чувствовать себя идиотом, начнёт преподносить нам сюрпризы.

— Какие?

— Если бы я знал, они не были бы сюрпризами! Моя торра, прошу вас, помолчите. — Он хмурился, погружённый в мир схем и собственных построений, голоэкраны перед ним сходили с ума. — Мы их достали, а эти ребята не привыкли чувствовать себя уязвлёнными. Сейчас они начнут делать глупости, и дай нам Бог эти глупости пережить… — Последнюю часть своей маленькой речи он сформулировал сен-образом, явно не желая подрывать моральный дух своей армии. О моём моральном духе, разумеется, беспокоиться было нечего…

Я вжалась в спинку своего кресла, не без труда удерживаясь от желания начать грызть когти. Дурацкая привычка. Такая чисто… людская. Эль-ин, если ей вдруг вздумается заняться подобным, имеет все шансы поранить собственные губы.

И тут начались «сюрпризы».

Флагман, в сердце которого мы и находились, вздрогнул до основания, по стенам прошли мелкие волны, вдруг напомнившие мне эль-инские онн. И тут же накатила волна боли — приютивший нас корабль-левиафан был ранен. Кто-то из экипажа, связанный с ним телепатически, закричал, замелькали данные на экранах.

— Прорыв! Противник в желудочном отсеке! Они прорвали защитный экран и десантировали ударную группу!

— Тревога! Тревога! Схема проникновения — бета-6, внутренняя. Они направляются сюда.

— …Заслон…

— Прорываются!

— Спокойствие, господа. — Сергей выпрямился в своём кресле, не разрывая контакта с биокомпьютерами. В руке его сверкнуло что-то из разряда портативного, но очень угрожающего. — Всему персоналу мостика приготовить личное оружие.

— Не дурите. — Мой по-эльфийски звонкий, совершенно неуместный в этом милитаристском хаосе голос перекрыл даже завывания тревоги, до отвращения напоминавшие стоны раненого существа. — Вы здесь, чтобы управлять битвой, а не лезть в рукопашную. Бес!

Северд-ин материализовались полностью — пять закутанных в чёрное поджарых фигур в масках, и веяло от них такой первобытной силой, что никому из присутствующих даже в голову не пришло напасть на более чем подозрительных субъектов, объявившихся вдруг в самом сердце наших позиций.

Взмах ушами — трое телохранителей выскользнули из зала размытыми тенями, двое же застыли у моего кресла молчаливым напоминанием тем, кому вдруг захочется покончить со старыми долгами, воспользовавшись вовремя начавшейся суматохой. Только выстрелов в спину мне сейчас не хватало для полного счастья…

— О десанте позаботятся. — Сергей первым разобрался в ситуации и несколькими ментальными тычками привёл в чувство остальных, возвращая генштаб к выполнению непосредственных обязанностей. — Хороший отвлекающий манёвр, ничего не скажешь. От чего же нас пытались отвлечь? Так… Ага… Нет, вы только посмотрите, что они творят!

«Они» творили нечто невообразимое. За часы, предшествовавшие этой последней атаке, мы сумели здорово подсократить силы противника, уничтожив почти все мелкие корабли, и обломали зубы лишь о проклятущих «Вулканосов-VI», присутствия которых никто предвидеть не мог. Теперь нам наглядно продемонстрировали, что только «Вулканосы» и имеют значение в таких битвах, как сегодняшняя. Из недр гигантских крепостей, точно из каких-то демонических кораблей-маток, вылетал новый флот. Сражение было отброшено на самую первую свою стадию — с той лишь разницей, что повторить трюк с резонансной ловушкой мы вот так с ходу не могли. А значит, придётся иметь дело с совершенно свежим, не повреждённым противником, вооружённым Ауте знает какими технологиями, а-ля Криит арр-Вуэйн и его незабвенные дарай-и-прочие-блоки.

Мне стало дурно.

Сергей, однако, отнюдь не терял времени даром. Он, даже готовясь к отражению штурма, продолжал дирижировать нашими силами.

Успел. Поймал тот короткий момент уязвимости, когда крепости вынуждены были на несколько минут если не убрать, то хотя бы ослабить свою защиту, чтобы выпустить более мелкие корабли. Мы атаковали. Непонятно когда успевшие собраться и построиться оливулские эскадры накинулись на противника, тратя последние запасы оружия и энергии, чтобы достать как можно больше и как можно дальше. Всё перепуталось. Перепало даже самим крепостям, боявшимся открыть шквальный огонь, чтобы не зацепить своих. А живые кораблики держались, держались под атаками, которые давно уже должны были расплавить их в облачка газа, — и дымились, рассыпались пеплом талисманы-обереги, спешно навешанные перед боем на обшивку… э-э… на шкуры эсминцев.

Звон разбитого стекла, блеск стали. Воины из Атакующих, защищённые лишь собственной магией, разрезали пустоту космоса и вошли в хаос битвы тремя ровно построенными боевыми крыльями, где-то по сотне воинов в каждом. Я, не мудрствуя лукаво, начала отправлять им энергию Источника: всё равно не знаю, как этой силищей пользоваться, авось профессионалы найдут ей какое-нибудь применение… Разобраться в происходящем вообще стало невозможно: технология и магия, холодное совершенство сложных сплавов и безграничная гибкость живой плоти. Смешалось всё. Такой грандиозной свалки Ойкумена, кажется, давно не видела.

Лидеры ристов без колебаний жертвовали более мелкими силами, чтобы добиться победы. А мы… мы, наверно, тоже смогли бы подготовить для них парочку «сюрпризов», решись мы стоять до конца. До того самого, победного, когда упёрся и так до последней капли крови…

Ага, щас.

Мы с Сергеем переглянулись, и я отрицательно качнула ушами. Нет. Уводи людей. Защитные заклинания и так уже почти пробиты, не говоря уж об энергетических экранах и прочей человеческой дребедени. Скоро торпеды с ядерными начинками и хищные лучи лазеров начнут впиваться в беззащитную плоть живых кораблей…

Оливулцы отходили. Грамотно, спокойно, по приказу. Боевые крылья клана Витар прикрывали отступление, принимая пока огонь на себя и даже пытаясь огрызаться. Вот десяток воинов сообща составили что-то смутно напоминающее заклинание Зеркала и целую секунду посылали всё, что в них пуляли ристы, обратно к хозяевам… Профи, что тут скажешь. Но боевых талисманов мы в этой заварушке извели огромное количество. Ладно, такого добра в закромах хватает. Даже я сама, уж на что бездарна, иногда баловалась их созданием.

Наши силы отступили. Рассыпались в разные стороны, точно предлагая пиратам начать преследование. Наученные предыдущем опытом, ристы в погоню не сунулись. Соорудив что-то вроде атакующего построения, деловито направились в неизвестном направлении.

— Куда это они намылились? — В голосе моём звучало вполне понятное изумление. На бегство резвое продвижение ристов никак не походило.

Вообще-то я ожидала, что противник, обнаружив, что путь к Эль-онн закрыт, просто смоется с поля боя. Я бы сама так и сделала: какой смысл драться, если главный приз кто-то уже спёр? Ристы оказались упорней: все двадцать часов, что мы жалили их, давя на психику, доблестные пираты сотрясали Вероятности в попытках прорваться к заветным Небесам. Увы, тут уже была епархия сильно рассерженных дараев. Да, выступать в открытую, не соблюдая хотя бы видимость легендарного нейтралитета (Сергарр, похоже, даже собственными соотечественниками воспринимался как вещь в себе, от Эйхаррона не зависящая, и потому творил, что хотел), арры не смели, но вот запечатать всё, что можно… Никакой конкуренции от каких-то там дарай-блоков Эйхаррон терпеть был не намерен.

Итак, к Эль-онн ристам путь закрыт. Так куда же они двинулись?

Первым, разумеется, понял Сергей:

— К Оливулу. — И в голосе его не было удивления.

О Ауте… Оливул. Империя, где меня лишь в официальных документах, скрипя зубами, именуют императрицей. Десяток терраформированных планет, орбитальные леса, живые космические станции, очень компактно сосредоточенные в районе затрудняющих космические путешествия физических аномалий. Люди, ненавидящие и боящиеся меня. Мои люди.

Возможности и решения проносились в моей голове с такой скоростью, что само время замедлилось, почтительно уступая дорогу стимулированному имплантантом разуму истинной Хранительницы.

Остановить нашествие? Можно. Мы не подошли даже к примерному пределу наших возможностей. Собрать флот, начать наконец воевать по правилам, прекратив тактику пчелиного роя. Оливулцы, зная, что за их спинами империя и отступать некуда, завалят даже двух «Вулканосов-VI», но вот останется ли после этого от них самих что-нибудь?

Прибегнуть к некоторым экзотическим возможностям, имеющимся в распоряжении Хранительницы Эль-онн? За долгие тысячелетия эль-ин накопили достаточно богатый арсенал всевозможных гадостей, которые можно было бы применить и в данном случае. Эль-э-ин, быть может, самое мощное, но отнюдь не единственное из наших орудий… Кое-какие из хранящихся в том же клане Изменяющихся талисманы… Да хотя бы меч Л’Риса! На что хотите спорю, что смогу высвободить запаянный в него Вероятностный Шторм… где-нибудь внутри этих так прекрасно защищённых крепостей.

Но всё это не то, не то… Всё это предполагает бойню. А мне нужна… Мне нужны сердца и души.

Сердца и души оливулцев, которым пора бы уже усвоить, что они теперь подданные Эль-онн, и в соответствии со старой пословицей «расслабиться и получать удовольствие».

Сердца и души арров, которым пора бы уже начать воспринимать эль-ин как равных.

Сердца и души ристов и прочие «неофициальные» структуры, которые должны понять, что эльфийки — не выгодный товар для торговли рабами.

И всей Ойкумены, которой надо бы перестать видеть в нас не то абстрактно-таинственную угрозу, против которой должно сплотиться всё человечество, не то оголтелых дикарей, не достойных внимания.

Это война за умы и мысли людей. А значит, надо пользоваться оружием, которое прежде всего будет действовать на их дух. А уже потом на плоть. И бойня здесь совершенно не поможет.

Я посмотрела на Сергея. Сергарра. Моего риани. Человека-легенду. Человека-воина. Каким-то невероятным, удивительным образом сумевшего даже за четыреста лет бесконечных сражений и бесконечной политики остаться именно человеком. Сохранившим себя. Сохранившим свою честь. Свою душу, не превратившуюся, как у того же Аррека, или у моего Учителя, или у Зимнего, в комок замёрзшего дерьма, осколками льда сверкающего через бойницы холодных глаз. Ауте, я должна была бы его бояться. Моего собственного риани. Но не боюсь.

Аррек, Аррек, как же мне сейчас не хватает твоего мерзейшего прагматизма.

Встала. Подошла к креслу главнокомандующего. Положила когтистую руку на спинку кресла.

Все замерли. Я знала, что видят сейчас оливулцы: тонкая высокомерная фигура, окутанная золотистым облаком крыльев. Золотые волосы, белейшая кожа. Глаза и имплантант, так ярко сверкающие многоцветьем, что затмевают даже отблески светящихся в воздухе голографических схем. И совершенно, до рези в глазах, нечеловеческое лицо. Красота настолько чуждая, что не способна породить ничего, кроме ужаса.

— Вы хотите сказать, лорд Сергарр, что эти отбросы общества собираются напасть на Оливулскую империю? Уничтожить моих подданных?

— Не вижу, кого ещё они могли бы уничтожить в том направлении, торра, — голос Сергея был сух. Он прекрасно понимал мою игру, происходящее ему определённо не нравилось.

— В таком случае не вижу смысла продолжать эту глупую войну. Моё милосердие закончилось. Считайте, что имеете высочайшую санкцию для принятия адекватных мер.

Ну вот. Я и сказала. Сняла, так сказать, груз вины с исполнителей… Ауте, как рот хочется прополоскать…

Он не позволил себе сделать паузу. Время было слишком дорого.

— Антея, вы уверены?

— Вы здесь, чтобы определять тактику и стратегию, главнокомандующий. Чтобы решить, когда, при каких обстоятельствах, какое оружие будет наиболее подходящим. Ну так скажите мне, что сейчас не тот момент! Что можно сделать по-другому!

На этот раз пауза всё-таки была. Он сжал кулаки. Расслабил. Снова сжал.

— Я здесь не для того, чтобы врать вам, Антея-тор.

Пальцы забегали по клавиатуре — отдавались приказы слишком важные, чтобы их можно было привести в исполнение простой мысленной командой. Пароли, пароли, проверки. Всё.

Это произошло мгновенно. Шпионы, внедрённые-таки Зимним, наконец получили приказ. Один-единственный. И выполнили его. На какую-то долю секунды щиты, прикрывавшие одну из крепостей, приподнялись. И внутрь были телепортированы полдюжины торпед.

Всего лишь.

Я закрыла глаза, погрузившись в безмолвие молитвы.

О Ауте, Милосердная, Вечная, услышь непутёвых детей твоих. Защити их в милости твоей от самих себя. И прости их, о леди Бесконечность, ибо сами себя они простить уже не смогут…

Полдюжины нейерино-торпед. Не самое страшное оружие из арсенала Эль-онн. Оружие сдерживания, эффективное именно потому, что никто не решается его применить. Потому что защиты от него нет. Никакой, кроме разве что тех же пресловутых Вероятностных щитов… которые тоже тут помогают лишь частично. Оружие, специально созданное для уничтожения людей. Разрушающее нейронные связи в сознании, причём только в сознании разумного существа. Ни здания, ни техника не повреждались. Мечта военных.

Я была с ними. Через имплантант, через Эль, через разумы тех эль-ин, что были заперты сейчас в умирающей крепости за надёжным заслоном своих заранее разработанных и подготовленных заклинаний. Лучшие из вене трудились над этой нашей защитой. О да, безупречно сработавшие сыны клана Нэшши были в безопасности, внимательно наблюдая и фиксируя смерть мужчин и женщин, которым не повезло оказаться не на той стороне. И передавая данные мне. Чтобы Хранительница, спланировавшая от начала и до конца это избиение, могла оценить результат, сделать аналитические выводы и учитывать их в будущих своих планах.

Мы пытались нацелить удар, изолируя некоторые из отсеков. Мы честно пытались ограничить зону поражения лишь необходимым минимумом: высший эшелон управления, боевые части. Кое-кто из особенно оголтелых генетиков. Достаточно разумные компьютерные схемы, которым никогда уже не стать Аметистовым Колибри. Ну и, разумеется, дарай-блоки. О, я вдоволь наигралась в Бога, решая, кому жить, а кому умереть! Составляя проклятый список и всё время держа в уме, что чем большему числу смертных нужно будет обеспечить безопасность, тем больше риск для моих эль-ин, которые этим займутся.

— Леди Антея! — Сергей, встав на ноги, тряс меня за плечо, пытаясь привести в чувство. А я, вцепившись когтями в спинку его кресла, согнулась, точно от удара в солнечное сплетение, уже вслух повторяя древний речитатив. Почему-то на всеобщем койне, а не на ёмком языке эль-инских сен-образов.

— …Леди Судьба, будь снисходительна к потерявшимся путникам на твоих перекрёстках… Вечная, Юная, будь милосердна к детям твоим, ибо кто ещё проявит к ним милосердие?..

— Антея!!! — Он вздёрнул меня в воздух, тряхнул так, что зубы клацнули, и это странным образом напомнило об Арреке.

Аррек. Мой консорт. Само его имя, казалось, принесло успокоение и странную силу. Холодную, циничную, исковерканную. Но силу.

Я сжала губы в тонкую линию, отстранилась от риани, движением ушей показывая, что его прикосновение мне неприятно. Пальцы всё так же цеплялись за кресло, глаза всё ещё были закрыты, но я приходила в себя.

— Ауте Милосердная да простит нас. Только люди могли до такого додуматься… Даже с Оливулом было честнее. По крайней мере, там всё было сделано лично, а не какой-то… торпедой. — Мой голос был холоден и тих, последнее слово звучало как изощреннейшее из всех оскорблений. — Уберите руки, арр-лорд.

Хватит. Хватит. Если бы я с самого начала этого не планировала, то не стала бы посылать Аррека за проклятым оружием. Кровавая Ведьма продемонстрировала достаточно вины и слабости, чтобы произвести впечатление на внимательно наблюдающих оливулцев. Заканчивай с дурацким представлением, девочка.

Мысли послушно изменились. По крайней мере, на этот раз не пришлось убивать детей. Уж это-то я могла себе позволить: приказать Нэшши окружить все «детские» и «жилые» отсеки в крепости защитными чарами. Погибли только зрелые особи. Только воины. Которые, между прочим, прекрасно знали, на что шли.

Да в Ауте всех смертных с их дурацкими правилами! «Оружие массового уничтожения» — это же надо было додуматься! Как они могут считать, что нажать на кнопку, убивая тысячи и тысячи, легче, чем самостоятельно перерезать противнику горло? Это… Это… Да я бы лучше по отдельности вызвала на дуэль каждого из идиотов-ристов, чем вот так, трусливо…

— Вызовите командование второй крепости. Лорд Сергарр, будьте так любезны взять на себя переговоры. — Вряд ли я сейчас была способна смотреть в глаза родным и близким только что убитых мною людей и, улыбаясь, требовать от них чего-то там.

Сергей опустился обратно в кресло, сделал знак застывшей, настороженно поблёскивающей глазами оливулке. Та поспешно уткнулась в свои приборы, пытаясь вызвать на связь ошеломлённого противника. Наконец перед нами вспыхнула голографическая картинка — штаб ристов на втором «Вулканосе». Потрясённые лица и дрожащие руки персонала. Оружие устрашения. О да.

Я замерла за спиной военачальника, холодная, далёкая и яростная. Пусть видят. Пусть боятся. Сейчас я на них была сердита почти так же, как на себя саму. И, клянусь Ауте, даже сквозь холодные пространства космоса они это почувствовали.

И думать не хочу о том, что чувствовали не лишённые кое-каких эмпатических способностей оливулцы.

— Господа. — Сергей, спокойный и лишь чуть хмурящийся, кивнул своим противникам. — Вам предлагается безоговорочно сдаться.

Видя, что генерал, который, похоже, и был ответственным за всю эту катавасию, готов взорваться, он предупреждающе поднял руку. И что-то было в позе, в повороте головы и сердито сжатых губах, что заставило и своих и чужих замереть на местах, ожидая продолжения.

— Ваша вторая крепость, связь с которой только что была потеряна, атакована нейерино-торпедами. Да, ваши приборы вас не обманывают. Это именно они. Я вынужден вас проинформировать, что, если флотилия, угрожающая безопасности миров Оливулской империи, немедленно не опустит все щиты и не объявит о сдаче, нам придётся остановить вас… доступными нам мерами. И я прошу вас, генерал, — он пристально взглянул на спавшего с лица пирата, — не вынуждать меня вновь прибегать к этому… оружию.

Похоже, Сергей тоже не считал использование такого оружия лестным для себя. Какой ужас, когда красивая, похожая на танец война вдруг поворачивается своим истинным лицом, открывая всю неприглядную изнанку!

А противник, кажется, решил, что нащупал наше уязвимое место. О, наивный!

— Да как вы смеете! Вы! — Генерал резко подался вперёд. — Использование нейерино-торпед запрещено Восьмой Эйхарронской Конвенцией! И именно вы, лорд Сергарр, были её инициатором! Вы нарушили собственные же…

Вот идиот. Сергей вскинул верхнюю губу в оскале, который, несмотря на отсутствие клыков, заставил бы позавидовать любого эль-ин. Этакая многообещающая улыбочка… Рист заткнулся, будто ему кто-то заехал кулаком по зубам.

— Я что-то не припомню, чтобы представители организованной преступности заявлялись на достопамятную конференцию, дабы поставить под договорами свои подписи! Или чтобы они раньше обращали хоть какое-то внимание на выполнение принятых там пунктов! Вы сами поставили себя вне закона, господа. Так что нечего теперь прятаться за его спиной!

Ого! Вот это тон! Вот это манипуляции с голосом! Аррек, любовь моя, тебе ещё учиться и учиться…

Генерал, однако, тоже оказался не лыком шит. На вытаскивание собственной души из пяток и обретение вдруг осипшего голоса ему понадобилось секунд двадцать. Всего лишь.

— Не надо строить из себя оскорблённого праведника, о Воин Чести. Вы только что обрекли на мучительную агонию и смерть тысячи ни в чём не повинных женщин и детей…

Этот замечательный генерал просто сам устремлялся в расставленные ловушки. Сергей улыбнулся, на этот раз приятно и вежливо, что, кажется, напугало всех присутствующих едва ли не больше, чем его предыдущая улыбка.

— Вот здесь вы не правы, генерал. Перед атакой несколько эль-ин были столь любезны, что окружили гражданский персонал, в частности несовершеннолетних обитателей станции, своими защитными… экранами. Дети не пострадали, их уже эвакуируют. Точно так же было ограничено распространение нейерино-излучения вне крепости. Ни окружающее пространство, ни ближайшие Вероятности этой дрянью заражены небудут.

Это был удар на поражение. В течение многих лет нейерино-торпеды считались столь жутким оружием по двум причинам: их воздействие было необычайно трудно отследить и фактически невозможно блокировать. Когда окружающие тебя люди вдруг ни с того ни с сего начинают выть и кататься по полу, а твои мозги медленно плавятся и ты понимаешь, что ничто, ну совершенно ничто не сможет… Места, затронутые подобным излучением, оставались смертельными для любого разумного существа на очень и очень долгое время. Случайно забредшие туда узнавали об опасности слишком поздно…

И тут выясняется, что некие обладающие определённой нелестной репутацией нелюди не только владеют подобным оружием, но и научились от него защищаться…

Н-да. Может, я перестаралась. Может, этот шок будет слишком силён…

Сами напросились.

Сергей, дав всем осознать ситуацию, продолжил:

— Ещё раз повторяю своё требование. Немедленная сдача, генерал. Обещаю, что обращаться с вами будут в рамках всё той же Восьмой Конвенции. Плен, международный трибунал на Эйхарроне, уважительное отношение и прочее. Если не желаете щадить мою совесть и своих людей, пощадите хоть самого себя. Я сказал.

На какой-то момент мне показалось, что генерал сломался. Что мы победили. Но тут глаза человека вспыхнули, руки потянулись куда-то, где, как я подозревала, был пульт управления дарай-блоками. Ауте, только не ещё один Вероятностный Шторм!

Зимний!!!

Приказ всем Ступающим Мягко и прочим шпионам, находящимся на борту оставшейся крепости, полетел едва ли не раньше, чем я успела осознать опасность. Но они, к счастью, и не нуждались в подсказках.

Какое-то движение на мостике противника: половина персонала набросилась на вторую половину с кулаками и бластерами. Это было совсем не похоже на шпионскую операцию, скорее, «мятеж в стане врага». Умело срежиссированный кем-то заранее, разумеется.

Один из пиратов, молодой детина самого бандитского облика, приставил бластер к виску замершего генерала и ласково объяснял тому, что благородному дону Олесио, такому умному и красивому, умирать ещё рановато и почему бы дону Олесио не подписать капитуляцию? Всё это в предельно вежливой и уважительной форме, в которой и должен младший по званию обращаться к старшему.

Генерал (крёстный отец?) вежливости не оценил.

— Ах ты, маленький предатель, да я тебя…

— Разумеется, дон Олесио, но это потом. А сейчас будьте так добры отдать приказ о сдаче…

Я смотрела на всё это и убеждала собственную челюсть, что сейчас отнюдь не самое подходящее время для того, чтобы изумлённо отвалиться. Потому что детина, удерживающий на мушке многоуважаемого дона… Потому что, даже несмотря на великолепную маскировку и не менее великолепный акцент, я не могла не узнать в неожиданном союзнике собственного мужа.

Разумеется, приказ о сдаче был отдан.

Кто бы сомневался.

Так мы выиграли войну.

Эпилог

Дерево, только что безобидно росшее в кругу себе подобных, вытянуло крючковатые ветви, распахнуло клыкастую пасть и попыталось сграбастать неосторожно прислонившуюся к стволу меня. Я отшатнулась с испуганным писком, с ловкостью, выработанной долгой практикой, увернулась и грандиозным прыжком бросила тело прочь… чтобы чуть было не угодить прямиком в распахнутые объятия второго «дерева».

— Не пытайся бороться с ними, Тея! Это же твой собственный сон! Управляй им! — Зазвенел в ушах рассерженный женский голос.

Ага. Как же, мой. Когда Кесрит тор Нед’Эстро где-то рядом, время от времени вмешивается и добавляет туда что-то нелицеприятное, назвать сон «моим» было бы по меньшей мере преувеличением.

И тем не менее лучше мне действительно начать управлять ситуацией. Интересно, можно ли быть переваренной образами собственного сна?

Лучше не проверять.

Я расслабилась, глядя сквозь угрожающе приближающиеся деревья, вкладывая волю и силу в изменение окружающей реальности. Совсем не похоже на танец, и в этом основная сложность. Здесь важным было не изменять себя, а, напротив, оставаться пассивной и постоянной, отстранённо наблюдая за происходящим и не позволяя ему задеть тебя. И всё время помнить, что происходящее — сон. Даже если особой разницы между миром снов и миром реальным не было, всё равно об этом следовало помнить.

Окружающее чуть дрогнуло, как будто круги побежали по воде, — и деревья вновь застыли, как и подобает нормальным деревьям. Даже ещё лучше — я посадила их в кадки и поставила возле стены, точно послушные и покорные детали интерьера. Пусть постоят, подумают о собственном поведении…

— Неплохо.

Я резко обернулась на голос. Они стояли там — Кесрит и Раниэль-Атеро, окутанные сероватыми тенями, с одинаковыми ироничными ухмылочками на нечеловечески прекрасных лицах. Я взвыла. Мысленно. Кажется, обучение перешло на новую стадию.

— Для начала неплохо. Продолжим.

Вместо того чтобы менять окружающее или создавать разнообразных монстров, они набросились сами. Лично, так сказать. А изменить настоящее, реальное существо, забредшее в твой сон, гораздо сложнее, чем собственную фантазию.

С этой парочкой я не справилась бы и в бодрствующем состоянии. По идее, раз сон был мой, то здесь я должна была обладать над ними некоторой властью. Но на практике… На практике я едва успевала уворачиваться от щедрых ударов и зуботычин. Заставила одну из стен выгнуться, втянуть в себя Раниэля-Агеро, вызвала из воздуха альфа-ящера, которого награвила на Кесрит, снова вынуждена была отпрыгивать и отбиваться от появившегося прямо за спиной Учителя.

Когда Мастер тор Нед’Эстро грозилась показать мне, как управлять собственными снами, я это пропустила мимо ушей. Зря. Угрозы эль-ин обычно выполняют.

Поначалу я и сама не возражала чему-нибудь научиться. Умей я по-настоящему управлять собственным разумом, то не попалась бы в такую элементарную ловушку. Изменение не вышло бы из-под контроля, никто бы не погиб… Увы, ни у кого не было времени, чтобы годами учить меня сложнейшему искусству, шаг за шагом продвигаясь к настоящему мастерству. Всё, что могли сделать учителя, — это натаскать меня на самозащиту, ну и показать кое-какие трюки, которые помогли бы вывернуться в очередной критической ситуации. А значит, тренировки в боевой обстановке. Значит, упражнения, где основная мотивация обучаемого обеспечивается его собственным инстинктом самосохранения. Я должна была понять, чего от меня хотят, и сделать это прежде, чем меня изобьют до потери сознания. Такие вот пироги.

Удар раскрытой ладонью по лицу — меня отбросило на несколько метров, а пинок ногой под рёбра завершил наказание за недостаточную проворность. Ауте, больно-то как! От следующего удара я увернулась, но долго так продолжаться не могло. Надо срочно…

Идея осенила внезапно, приступом поистине панической гениальности. Надо просто в сновидении создать что-то, с чем они и в реальности не смогли бы справиться, и насмерть заблокировать для непрошеных гостей контроль над моей реальностью. В Ауте весь этот бред про сны. Пусть попробуют разобраться с происходящим, если я буду твёрдо уверена, что всё взаправду.

И прежде чем успела подумать или испугаться, я выпустила то, что навсегда стало ассоциироваться в моём разуме с неконтролируемой силой: Вероятностный Шторм.

И, признаюсь честно, учителя потеряли для меня всякий интерес. Все силы, всё внимание сосредоточилось на том, чтобы не быть уничтоженной запущенной мной же самой вакханалией. Держусь, держу-усь… А-а, Ауте! Просыпаюсь!

Я скатилась с кровати на пол, больно ударившись локтём и беспомощно путаясь в собственных крыльях. Правая сторона лица пульсировала и саднила, обещая появление грандиозного синяка, лёгкие горели, каждый вздох вызывал приступ боли в рёбрах.

Рядом кто-то выпустил сен-образ, здорово напоминающий ругательство. Я подняла голову.

Кесрит тор Нед’Эстро вставала из кресла, ворча себе что-то под нос, потирая ссадины на руках, скрывая проплешины в волосах. Раниэль-Атеро, висевший в своей любимой летучемышиной позе под потолком, грациозно спустился на пол. Этот, в отличие от нас обеих, выглядел свежим, отдохнувшим и идеально причёсанным, будто действительно последний час спал сном праведника.

— Моя Хранительница, — прошипела Кесрит, всеми оттенками ауры показывая, что на самом деле у неё на языке вертятся отнюдь не столь вежливые слова. — Вам не кажется, что последнее было несколько излишне… крутой мерой?

— Но я же победила, — неуверенно попыталась возразить я.

— Да ты нас чуть не угробила! — взорвалась самозваная учительница. Я виновато втянула голову в плечи. Раниэль-Атеро успокаивающе поднял руку.

— Не сердитесь, мастер. С Антеей всегда так — девочка не знает пределов собственной силы. Обучать её — всё равно что танцевать с Ауте: захватывающе, но опасно.

— Захватывающе? Какое, в Бездну, захватывающе? Это была тренировка, а не битва! Какого демона она под конец привязала нас к сновидению, не позволяя выйти?

У меня горели уши.

— Но вы же сами сказали, что так надо делать, если хочешь справиться с противником.

— Ты едва нас не убила!

— Но вы же полные Мастера. Вы не могли погибнуть из-за такой ерунды.

Раниэль-Атеро расхохотался. Кесрит беспомощно развела ушами. Я же была озадачена: неужели они хотят, чтобы я поверила, что чуть было не уделала двух специалистов на их собственном поле?

— И вообще, вы первые начали пинаться. — Я опасливо пощупала свои рёбра. — Тренировка, называется…

Учитель покачал головой и поднял на меня сапфировые, полные смеха и силы глаза. Его древность окатила, как прибойная волна, накрывая с головой, сбивая с ног. И это существо я только что чуть не убила? Ага. Как же.

Он фыркнул.

— Неплохо, Антея. Почти хорошо. Но, во имя Ауте, ты должна обладать большим контролем над тем, что делаешь. Этот последний шторм ты не контролировала. Возможные последствия объяснять надо? — Он вдруг резко посерьёзнел. — Valina, пойми… Нельзя вечно бросать в противников жуткими силами, природы которых ты сама не понимаешь, только затем, чтобы посмотреть, что из этого получится.

— Я… знаю, Учитель. Думаю, проблема в том, что у меня просто слишком много этих… сил.

Он опять расхохотался. Кесрит беспомощно возвела очи горе. Опять я что-то не то ляпнула.

— Думаю, на сегодня с уроком можно закончить. Продолжим завтра, в то же время. Может быть, попробуем поработать над проникновением в чужое сновидение, раз уж в своём у тебя слишком много сил. Моё почтение, Хранительница.

Мы обменялись формальными поклонами, и они удалились, обсуждая что-то между собой в таких головоломных сен-образах, что и думать было нечего пытаться подслушать. М-да. С добрым утром тебя, Антея. Вот и начался новый чудесный день…

Я покряхтела ещё немного для порядка и, держась за рёбра, отправилась к бассейну для утреннего омовения. В онн царила тишина и почти потусторонний покой. Когда дома был Аррек, здесь никогда не было так тихо…

Не думать об Арреке. Ауте, я же вене. Я должна уметь вышвыривать из себя всё нежелательное. Но это… это слишком глубокое, слишком личное. Такое просто боишься трогать…

Дошла до маленького озера, легла на поребрик, безвольно опустив руку в прозрачную зелёную воду. Этот зал всегда был моим любимым: можно бесконечно следить за переливами разноцветных бликов, отражённых водой, за движениями меняющихся теней в глубине. А можно закрыть глаза и на несколько коротких минут забыть о том, что тебя угораздило стать Хранительницей…

Ну ладно, ладно. Пожалей себя, раз уж так хочется. Помучайся виной перед невинно (ну и не совсем невинно) убиенными. Сколько их было? Ристы — это только последние в достаточно длинном списке. А до них… Ауте, похоже, я как то самое пресловутое оружие массового уничтожения. Не приближаться, опасно! Зашибёт и не заметит!

Мои дела постепенно приходили в норму. Испортив всё, что можно было испортить, запутав всё оставшееся до состояния полной путаницы, я удалилась, оставив профессионалов искать выход из всей этой ситуации.

Профессионалы не подкачали. Эйхаррон, всё в том же тихом и незаметном стиле, в каком он проводил всю свою политику, замял дело. О Круге Тринадцати и особенно о неком Криите никто так и не вспомнил. Разгром ристов правящие круги Ойкумены восприняли на удивление спокойно (что как-то само собой вызывало у меня ассоциации с верными заместителями, приставляющими тебе к виску бластер в качестве последнего аргумента). Общественность надрывалась, понося злобных пиратов. И, что особенно приятно, превознося разгромивших их героев. За кулисами поднятой шумихи чувствовалась тонкая и умелая режиссура. В которой смутно угадывался почерк Того-О-Ком-Я-Сейчас-Не-Буду-Думать.

На модифицированные дарай-блоками станции «Вулканос-VI» (а их, с учётом Аметистового Колибри и за вычетом той, что была заражена нейерино, набралось две штуки) наложил вето Эйхаррон. Ну, с учётом того, что эль-ин тоже вроде как принадлежат к сей структуре. На практике же обе дуры, каждая размером с небольшую луну, болтались неподалёку от границ физической аномалии, вроде как прикрывая порталы от дальнейших нападений. Разумеется, Зимний принял оч-чень серьёзные меры, чтобы нападений со стороны самих крепостей нам тоже не нужно было опасаться. Найденных в недрах крепостей пленников (они же персонал, они же подопытные кролики для медицинских экспериментов, они же тюремщики и члены семей) не долго думая зачислили «временными эмигрантами» в Оливулскую империю, имеющими в будущем неплохие перспективы получить гражданство. Как я уже говорила, империя без особых трудностей принимала «не таких». Самого Колибри, например, уже записали в «свои».

Цель была достигнута. Смертные примирились с существованием эль-ин и позволили нам занять именно ту нишу в их обществе, на которую мы с самого начала и нацеливались. И, что особенно важно, теперь они уже не могли влиять на нас без нашего на то согласия. Впрочем, согласие, скорее всего, будет дано. Культурная интеграция потому зовётся интеграцией, что не может идти в одну сторону.

Аминь.

Но вопрос интеграции возвращал нас к проблеме Оливула. Я машинально поморщилась. Что ж, доблестная битва, когда головорезы из клана Витар прикрывали спины оливулским воякам и наоборот, действительно здорово помогла. Не настолько, впрочем, чтобы можно было говорить о серьёзных успехах на данном поприще. Мои любимые подданные по-прежнему друг друга ненавидели. И все сообща терпеть не могли меня.

А если серьёзно, то пора браться за империю по-настоящему. Там действительно — мои подданные, хочу я признать это или нет.

Итак, наш итог. В плюсе: сомнительные политические компромиссы. В минусе: Виор, Нефрит, мои риани. Куча постороннего народа. И вот уже неделю не было никаких вестей от Сергея. Почему мне кажется, что приз того не стоил?

Я прямо в воде сжала кисть в кулак, так что зеленоватая жидкость окрасилась кровью, затем снова расслабилась. Пожалела себя, и хватит. Решение было принято, решение было претворено в дело. Dixi.

Я красиво отжалась на одной руке, поднялась на ноги. Кто-то прислал сен-образ, прося разрешения явиться пред сиятельные очи. Я машинально позволила, послав мысль-предупреждение альфа-ящерам, чтобы пропустили.

Они появились через несколько минут: именно столько требуется, чтобы от охраняемой границы долететь до моего онн. Попасть сюда через телепортал без особого дозволения невозможно, об этом в первую очередь позаботились, когда всерьёз взялись за обеспечение безопасности Хранительницы.

Когда они появились в дверях… Пять северд-ин, полностью материальные, почётным эскортом окружали одинокую фигурку. Ллигирллин. В гуманоидной форме. Маленькая воительница, в чёрном кожаном комбинезоне, просвечивающем через призрачный плащ крыльев. Серебристо-седые волосы её были забраны в высокий, какого-то ритуального вида хвост, а на лице жили лишь узкие, взлетавшие к вискам глаза чистейшего льда. Она была воином, она была оружием, и даже Безликие склонялись перед холодным блеском стали, затерянном в извечной темноте.

Так, так, так… Мои уши заинтересованно повернулись в сторону гостей. И что это у нас тут намечается?

Охрана рассыпалась полукругом, все такие тихие и прямо лучащиеся значительностью. Подобную надутость у северд-ин я видела лишь однажды: когда они явились навязать мне свои услуги. Если подумать, то гораздо умнее для них было бы податься в ученики к Ллигирллин. Может, передумали?

Женщина-меч сделала несколько шагов мне навстречу и с бесконечной осторожностью подняла завёрнутый в зелёную ткань предмет. Отбросила в сторону роскошный шёлк.

Вопрос замер у меня в горле, уши легли вплотную к черепу.

Сергей. Я должна была догадаться.

Меч. Покоящаяся в кожаных ножнах катана с удлинённой ручкой — именно такая, какую я предпочитала любому другому оружию. Обёрнутая шершавой акульей шкурой простая рукоять со странным, сложным и незнакомым иероглифом. Легко узнаваемое дыхание магии — превращение провёл лично мой отец. Прекрасный боевой клинок, ничего лишнего.

Я должна была это предвидеть. Вечный Воин — так его, кажется, называли в Ойкумене. Воин Чести. У него не осталось ничего, кроме его искусства, кроме той единственной страсти, которой он посвятил свою жизнь, затмить которую смогла лишь зеленоглазая царевна-колдунья. Теперь же… Теперь для него был только один путь — Путь Меча. Я и подумать не могла, что человек может быть на это способен. Хотя какой же из арра человек?

Ауте, о чём я думаю?

— Антея-тор из клана Изменяющихся, из клана Хранящих, дочь Даратеи-тор из клана Изменяющихся, Молчаливый выбрал тебя своим носителем. Примешь ли ты его?

Всё правильно. Не эль-ин выбирает оружие, но оружие выбирает себе носителя. Но… одушевлённый меч? Мне?

Всё происходящее напоминало дурную шутку.

Руки сами потянулись вперёд, губы сами произнесли необходимые слова.

— Для меня не может быть чести выше, о Поющая, — и это была правда. Не было чести выше. Даже если Молчаливый будет служить не мне, а той, о ком забыть не в силах.

На мои ладони легла странно знакомая тяжесть. Было так непривычно видеть его в… в такой форме. И в то же время это ощущалось как нечто правильное. Как очень ему подходящее.

Одушевлённое оружие? У меня?

Может, ещё одна проверка, из серии тех, что устраивали Раниэль-Атеро с Кесрит? Эй, кто-нибудь, ущипните меня, авось проснусь!

Никого не было. Ллигирллин и сопровождавшие её северд-ин исчезли, оставив меня наедине с… риани?

Пальцы дрожали. Так. Спок-койно.

Я прошла в тренировочный зал, опустилась на пол, едва ли замечая собственные движения. Ритуал: сесть, правый носок на левом колене, спина прямая, голова, кажется, плывёт в пустоте отдельно от остального тела. Всё внимание было приковано к мечу. К Молчаливому. К Сергею.

Скользнула ладонями по приятной шероховатости ножен. Ладонью обхватила идеально подходящую для меня рукоять. Испуганно отдёрнула руку, вновь потянулась: неуверенно, сомневаясь…

И долго вы собираетесь тянуть это, моя торра?

Я вздрогнула, неуверенно улыбнулась. Похоже, у меня всё ещё есть риани. И похоже, от его грубовато-жестокого надзора мне уже не убежать.

Осторожно, с величайшим почтением я обнажила клинок. Сперва, как положено, на два пальца. Полюбоваться переливами волнистой стали. Затем, спустя маленькую вечность — на треть. И вновь — отстранённое, восхищённое наблюдение. Восхищение красотой в высшем её смысле.

Я отложила ножны, мягко и уважительно. Плавно перетекла в позицию стоя, сделала несколько шагов. Нет, не шагов — скользящих полутанцевальных движений.

Невероятно. Не знаю, как папа это сделал, но, похоже, у меча не было постоянной плотности. Вес перетекал в нём из одной точки в другую без всякой оглядки на законы физики. В бою это будет создавать просто фантастическую динамику. Даже если отбросить в сторону все прочие околомагические способности самого Сергея, которые от него никуда не делись…

Первый удар — классический, красивый, папа бы мной гордился. В начальный момент замаха вес у Молчаливого был как у обычного меча. Стоило ему начать падающее движение — будто добавилось несколько лишних килограммов, стремительно увеличивающие скорость, а значит, и силу удара. А когда я испугалась, что не смогу контролировать ситуацию, вес исчез, энергия, вложенная в удар, будто испарилась, и клинок застыл в воздухе, без всякого остатка поглотив собственную инерцию.

Вау.

Попробовала провести ещё пару осторожных экспериментов. Фантастика. Плотность в разных точках постоянно менялась. И это позволяло выполнять совершенно невероятные связки и комбинации. Я, нарушив всю серьёзность момента, завизжала, как девчонка, в полном восторге. Вот уж действительно меч для вене! Такой же изменчивый, как и я сама!

И тут Сергей решил, что я достаточно развлеклась, и взял инициативу в свои руки. Он управлял моим телом, как я только что управляла им, заставляя танцевать каты, о которых я никогда раньше не знала. Удары, связки, блоки — совершенно незнакомая мне техника, очень экономичная, очень сдержанная. Никаких столь популярных у эль-ин прыжков и закруток, никакой показухи. И, кажется, пластичность моего тела понравилась арру не меньше, чем мне — его. Хотя, честное слово, этот… м-мм… уже бессмертный понятия не имел, что такое настоящая изменчивость. Ну ничего, ещё научится. Теперь у него есть такая возможность.

Мы бы ещё долго играли, как дорвавшиеся наконец до вожделенной косточки альфа-ящерята, но тут Сергей взвинтил скорость и во время одного из переходов заставил меня слишком резко повернуться. Обиженно взвыли рёбра. Вслед за ними, не в силах терпеть боль, взвыла я.

Уч-чителя, мать их… — откомментировал Сергей и добавил, что на сегодня достаточно.

Я встала на одно колено, подняла ножны: с величайшей осторожностью, с величайшим почтением в каждом вздохе. Металлические переливы клинка скрылись под тёмной, чуть тепловатой кожей. Теперь надо было подобрать перевязь… а я, кстати, ещё так и не удосужилась одеться. Или умыться.

Вышла обратно к озеру и с некоторым удивлением обнаружила там посетительницу, терпеливо дожидающуюся моего появления. Северд-ин, одна, без братьев и сестёр по звезде. Дивно. Я даже оглянулась, чтобы удостовериться, что остальные Безликие не болтаются где-нибудь поблизости.

— Дикая?

Она обернулась, и я только сейчас поняла, что она без маски. Красивое, совсем ещё молодое лицо — настолько молодое, что не успело ещё приобрести пресловутое «лишённое возраста» выражение, свойственное всем старым, заточенным в юных телах. Смуглая кожа, тёмные глаза, зрачки в которых сейчас закручивались спиралью. Что, кажется, было признаком неуверенности…

— Эль-леди. — Голос её тоже звучал неуверенно, будто Безликая и сама не понимала, что тут делает.

— Ты хотела поговорить со мной? — Я постаралась произнести это легко и непринуждённо, как само собой разумеющееся. А внутри — бешено изменяла собственное настроение, чтобы не выдать ошеломлённости.

— Да… Наверно, эль-леди. — Дикая скользнула чуть в сторону, к поставленным Арреком низким диванчикам и с неосознанной грацией охотящейся кошки опустилась на один из них. Мне ничего не оставалось, как только последовать её примеру, бережно устроив Молчаливого на коленях.

— Итак…

Однако она замолчала, всё больше и больше погружая нас в неловкость. Если бы речь не шла о северд-ин, я бы решила, что она стесняется… Ну хорошо.

— Позволь, я помогу. Ты, должно быть, хотела задать несколько вопросов об этом? — Я провела рукой над мечом, который когда-то был человеком.

— Да. — Дикая села чуть прямее, если такое вообще возможно. — Лорд Ашен и лорд Сергей позволили нам наблюдать за последней стадией превращения. Сказали, что раз уж мы заявились сюда учиться, то такое пропускать нельзя…

Ёмкий и полный скрытого смысла стиль высказываний отца не узнать было невозможно.

— Разумно. Если бы я знала, что происходит, я бы сама посоветовала вам обратить на это пристальное внимание.

— Леди Антея, — она, кажется, на что-то решилась, — вы считаете, что я тоже смогу… так? — Жест в сторону Сергея.

Я очень внимательно на неё посмотрела. Северд-ин — нервничает? Нет. Скорее неумело это имитирует. Но вопрос был важен.

— Если быть откровенной, Дикая, то мне кажется, ты — единственная, кто сможет и не проходить превращения.

Вот это её действительно удивило. Зрачки на секунду превратились в узкие вертикальные щёлки, затем рассыпались по глазному яблоку россыпью причудливых снежинок.

— Дикая, то, чему тебя учили с самого рождения, а скорее всего, и до рождения, — это Путь Меча. Мастерство и Воля, как вы говорите. Но это — отнюдь не единственный Путь. Проблема в том, что северд-ин никогда не ставили перед собой выбора, считая Меч единственным достойным Предназначением. А значит, все вы, в той или иной форме, обречены вот на это. — Я вновь провела рукой над коленями, будто гладя воздух, над никак не выдающим своего существования Молчаливым. — И не обязательно для этого становиться железякой в буквальном смысле слова.

— Антея-эль… боюсь, что я не до конца понимаю.

— Ты в этом не одинока. Я сама не понимаю. Но физическое превращение в меч — это отнюдь не самое важное. Это… просто внешнее отражение статуса. Признание того, что само твоё существо стало оружием и ни в чём другом больше не нуждается. На это идут, когда в жизни больше нет ничего важнее высокого искусства битвы, когда всё остальное теряет смысл и значение — за исключением, быть может, миссии, выполнить которую возможно, лишь отрёкшись от всего остального. Многие, очень многие переходят последнюю черту, чтобы служить… или защищать. Но… это действительно отречение. Все «ненужные» грани твоей личности отсекаются, всё лишнее, всё по-настоящему твоё должно исчезнуть ещё до того, как тело будет перековано в металл. Мне кажется, чтобы решиться на такое, нужна великая любовь или же невероятная ярость. А может быть, нестерпимая боль.

И я вновь погладила воздух над молчавшим Сергеем.

Дикая смотрела холодно и чуждо.

— А быть может, и великое желание самосовершенствования.

— Да. Это — обязательно. И… всё то, что я только что сказала, относится не только и не столько к Пути Меча. Подумай об этом, северд.

Безликая девушка грациозно поднялась на ноги, склонилась. И растворилась в бликах и световых зайчиках. О да, она подумает.

Я в последний раз провела рукой над Сергеем. Выдохнула едва слышно:

— Простите меня.

Нет ответа.

Осторожно положила его рядом с собой на диван. Замерла в нерешительности. Брать меч с собой в собственную ванну — это уже верх паранойи. Но, с другой стороны, эта конкретная ванна известна именно тем, что из неё периодически вылезает всякое разное… интересное. Ауте, у меня ведь даже перевязи нет! Не таскать же его в руках!

С чем-то отдалённо напоминающим смешок Сергей мысленно подтолкнул меня к воде, передавая, что пару минут он уж как-нибудь полежит сам по себе. Ну-у, он-то, может, и полежит… Ладно, на крайний случай у меня всегда остаётся аакра!

Прыгнула в воду ласточкой, в облаке сияющих пузырьков погрузившись в прохладное зелёное великолепие. Вынырнула, чтобы набрать воздух, не желая ради утреннего омовения отращивать жабры или переводить кожу на поглощение необходимых соединений прямо из воды. Тут же вновь ушла под волны: глубже, глубже, глубже, пока не достигла дна — прозрачной, отмеченной лишь тонкими силовыми линиями сдерживающих заклинаний границы, откуда можно было любоваться раскинувшимися на расстоянии вытянутой руки Небесами. Сегодня облака были бледно-розового, в причудливых завихрениях цвета, и сквозь слой зеленоватой жидкости это выглядело весьма специфично.

Рассмеялась прямо под водой, пуская пузыри и чуть не захлёбываясь, устремилась к поверхности. Пробила тонкую преграду, поднявшись почти до бёдер, и тут же вновь рухнула вниз, скрывшись с головой, смешно загребая руками. И начала наматывать круги туда и обратно, от одного «берега» озера к другому. Быстрее, быстрее. Так, чтобы в мышцах поселилась боль. Чтобы в глазах потемнело, а для мыслей и воспоминаний не осталось места. Виор, ох, Виор! Проклятые рёбра. Нет, ещё быстрее, ещё больнее!

Оттолкнувшись в очередной раз от стенки и перевернувшись, я вдруг резко затормозила и забарахталась, пытаясь придать себе горизонтальное положение. Может, снова галлюцинации? Да нет, вот они — две ноги, обутые в запылённые и изношенные ботинки…

Неужели нападение? Нет, никто бы сюда врагов не пустил. Да и будь это враг, я бы уже, наверно, была мертва.

Отбрасывая с лица мокрые пряди и пытаясь проморгаться, я медленно подняла взгляд вверх. Узкие штаны, камзол, перевязь. Из-под потрёпанной верхней одежды выглядывает абсолютно свежая белоснежная рубашка, стоящая, наверно, больше, чем весь остальной костюм, вместе взятый. Чёрные волосы свободно падают на плечи, обрамляя самое прекрасное лицо из всех, что мне доводилось видеть.

Лучше бы это был какой-нибудь очередной монстр.

— Мои приветствия… дарай-князь арр-Вуэйн. — Не знаю, как мне удалось не разреветься прямо там, в воде. Наверно, была слишком занята беззастенчивым разглядыванием его совершенной красоты. Нет, не может быть, чтобы я так истосковалась, так просто не бывает… Всего-то две недели прошло. Целых две недели. Вечность.

— И мои приветствия вам, моя леди.

Меня должно было сразу насторожить обращение «моя леди», но тут Аррек нагнулся, выуживая растерявшуюся Хранительницу из воды. Сцапал за руки, вытянул наружу, будто мокрого котёнка, и, не обращая внимания на возмущённые протесты, поставил на пол рядом с собой. Высушил одним заклинанием. А затем укутал принесённым заранее длинным халатом: мягкая, очень тонкая ткань цвета слоновой кости, расшитая золотыми драконами. Очень элегантно, совсем не броско. Я даже замолкла на мгновение, удивлённо разглядывая новый предмет туалета.

А этот гад отступил на пару шагов и, уперев руки в бока, наслаждался зрелищем.

Пальцы сжались в кулаки, губа приподнялась, обнажая белизну клыков. Никто, никто никогда не умел бесить меня так, как Аррек арр-Вуэйн.

И только попытавшись броситься на него, я заметила, что двигаюсь свободно: рёбра не болели, многочисленные синяки, ссадины и почти зажившие переломы исчезли без следа. Ох, Аррек…

Опустила голову, чтобы он, упаси Ауте, не заметил выступивших на глазах слёз. Так, Антея, возьми себя в руки. Сейчас не время таять от любви. Сейчас тебе необходимо призвать на помощь свою внутреннюю стерву и доделать то, что не смогла в прошлый раз. Никаких больше «на время». Вы должны расстаться, и точка. Ради его жизни.

Бросила косой взгляд на диван: разумеется, Сергей, едва почувствовав, что запахло семейной разборкой, смылся. Предатель!

Выпрямилась, на этот раз уже спокойно и независимо. Посмотрела на Аррека.

Ауте, как же он всё-таки красив… Наверно, так мог бы изваять гениальный скульптор: точёные черты, немного резкие, очень правильные, невероятно мужественные. Но нет, ни в каком мёртвом материале нельзя передать этот взлёт бровей, странный и непривычный разрез глаз. Такое возможно лишь в живой плоти, вобравшей в себя тысячелетние усилия гениальных генетиков и биоинженеров. Свет, казалось, обтекал его. Останавливался в каком-то миллиметре от мягкого совершенства кожи и разбивался на тысячи маленьких радуг, охватывая перламутровым пожаром. Стального цвета глаза, чёрные волосы, фигура ушедшего в изгнание молодого бога…

Как я его любила… Ауте, ну как я могла позволить себе так влюбиться? Неужели смерть Иннеллина меня ничему не научила?

Научила.

Так. Сейчас, для начала, сказать какую-нибудь гадость. Потом отойти подальше, памятуя о том, что этот в гневе и зашибить может. А потом проинформировать о юридических формальностях, которые необходимы для расторжения брака…

Он мгновенно преодолел разделяющее нас расстояние, сграбастал в охапку. И накрыл губы поцелуем, в зародыше давя все возможные возражения.

Люди! Никогда с ними ничего не проходит по плану! Вечно в любой сценарий внесут какую-нибудь отсебятину!

Изо всех сил сражаясь с собственным телом, уже сейчас готовым радостно сдаться на милость победителя, я упёрлась ему ладонями в грудь и попыталась отстраниться.

— Ну, — холодный недружелюбный взгляд, — и что это должно значить?

— Я решил, — сияя безоблачной ухмылкой, объявил мне этот невероятный тип, — что развод отменяется!

Ух! Губы сами собой поползли в идиотской улыбке, и лишь чудовищным усилием мне удалось сжать их в тонкую линию.

— Ваша светлость, очевидно, не считает нужным поинтересоваться моим мнением по данному вопросу? Как и по остальным вопросам, касающимся нас обоих.

— М-мм… Вообще-то, нет. Но, я уверен, ты его всё равно выскажешь. И громко. — Он кончиками пальцев провёл по нежной коже у меня за ушком. Наклонился, сдувая непокорную золотистую прядь.

Его голос, чуть хриплый, но наполненный обертонами, играл арпеджио на моём позвоночнике. Было больно от желания прижаться к нему, ощутить его рядом, близко, со мной. Даже сквозь одежду ощущался жар такого знакомого, такого совершенного тела. Пальцы сами, против воли погладили ткань куртки в районе ключицы, там, где, я знала, белел тонкий старый шрам. Не знаю уж, какое оружие умудрилось оставить этот шрам на великолепно регенерирующем теле чистокровного арра.

Я дёрнула ушами, когда их стали щекотать потревоженные его дыханием волосы. Возьми себя в руки, девочка. В Ауте твою душу, ты прекрасно знаешь, что должна делать!

— Моё мнение состоит в том, что нам нельзя больше видеться. Вряд ли можно говорить о какой-то совместимости в нашем браке, когда партнёры всё время балансируют на грани, за которой готовы убить друг друга. — Он чуть вздрогнул, но лишь сильнее прижал меня к себе. Вырываться, как я знала по опыту, было бесполезно. Единственное оружие тут — слово. Страшное оружие. — Это безнадёжно, Аррек. Пора прекратить мучить друг друга.

— Ты закончила? — Он принялся бережно покусывать моё ухо — до безумия чувствительная точка в организме эль-ин. Руки пробежали по моей спине, заставив, спасаясь от этого прикосновения, ещё сильнее податься вперёд. Дарайские щиты постепенно опускались, заставляя меня всё отчётливее ощущать его сущность. Позволяя моему телу, телу вене, почти против воли подстраиваться под его внутренние ритмы.

— Думаешь, что, если соблазнишь меня сейчас, это решит проблему? — Хороший вопрос. Возможно, мне удастся внятно ответить на него хотя бы самой себе, если я прекращу дрожать, как загнанный в ловушку зверёк. Ладно бы ещё от страха — со страхом я, по крайней мере, знаю, как бороться.

— Я готов соблазнять тебя хоть по три раза ежедневно. Это, безусловно, проблему решит.

Ауте, какая заманчивая перспектива!

Колени слабели. Если я быстро не придумаю что-нибудь… Может, применить силу? Не, туда лучше не соваться. Ещё неизвестно, кто выиграет такую дуэль.

Мир сузился до пальцев, умело массировавших мышцы спины, выписывающих маленькие круги вдоль позвоночника. О Боги… если вы есть…

Надо бить в ту точку, которая однажды уже сработала. Помнишь слова Сергея?

— Ты хочешь, — мой голос охрип, то, что должно было бы прозвучать холодно, было скорее страстным шёпотом, — обречь меня на сосуществование с супругом, способным меня ударить? Убить?

По моей коже гуляли перламутровые сполохи, почти все мысли, хотя бы отдалённо имеющие сходство с разумными, вышибло далеко-далеко.

— Вы непоследовательны, о моя леди. Либо я вас могу убить, либо я могу не дать вам умереть. Выбирайте что-нибудь одно и сконцентрируйте гнев в данном направлении.

Вот ублюдок! Самоуверенный, беспринципный, отвратительный… Красивый…

— Он самый. — Аррек губами коснулся моего виска. — Развод отменяется, Антея-эль. Как вы любите повторять, dixi. Теперь о деле. Есть кое-какие интересные данные внешней разведки… — И вдруг тихо, совершенно серьёзно: — Антея, пожалуйста. Неужели ты не понимаешь, какую глупость творишь?

* * *

* * *

В том-то и проблема, что понимала… Не могла не понимать.

— Аррек…

— Антея…

* * *

* * *

Ох, нет. Не могу. Просто не могу. Недостаточно я сильна для такого. Похоже, развод действительно отменяется. Или откладывается. Лет на двадцать. И почему я не чувствую по данному поводу отчаяния?

В конце концов, все мы в руках Ауте.

Что бы это ни значило.

В романе использованы стихи Николая Гумилева, Хуана Рамона Хименеса, строки из песен музыкальных групп «Наутилус Пампилус» и «Танцы Минус» — Примеч. автора.

Приложение

Кланы эль-ин, упоминаемые в тексте.

Шеррн, клан Хранящих

Мать клана, Хранительница Эвруору тор Шеррн (мать Нуору. Мертва)

Наследница Нуору тор Шеррн (мать Лейруору. Мертва),

Мать клана, Хранительница-регент Антея тор Дериул-Шеррн (эль-э-ин)

Генохранительница Вииала тор Шеррн

Наследница Лейруору тор Шеррн и др.

Дериул, клан Изменяющихся

Мать клана Даратея тор Дериул

Консорт Раниэль-Атеро (древний)

Консорт Ашен (Дракон Ауте)

Наследница Виортея тор Дериул

Ллигирллин (Поющая), одушевлённый меч Ашена

Шентей, проводник в Ауте и др.

Витар, клан Атакующих

Зимний (древний), неофициальный лидер клана

Рассекающий, одушевлённый меч Зимнего и др.

Нед’Эстро, клан Расплетающих Сновидения

Кесрит тор Нед’Эстро

Алл Кендорат (древний) и др.

Нэшши, клан Ступающих Мягко

Дельвар (выходец из демонов)

Л’Рис и др.

Эошаан, клан Обрекающих на Жизнь

Мать Клана Тэмино тор Эошаан

И многие другие кланы, точное количество которых неизвестно, кажется, даже Хранительнице.

Глоссарий

Арры — одна из ветвей человеческой расы. Были созданы в результате генетических экспериментов, обладают набором различных экстрасенсорных способностей. Хладнокровны, расчётливы и до тошноты практичны. Беспринципны на грани развращённости. Потрясающе красивы. Прирождённые закулисные политики, вертят всей Ойкуменой как заблагорассудится, но из-за своей непохожести и малочисленности постоянно находятся под угрозой уничтожения. Внутренняя аристократия — дараи, способные управлять Вероятностями. Политическая система — феодальная олигархия. Аристократия носит название дараев и известна врождённым умением управлять вероятными реальностями, а также перламутровым оттенком кожи. Высший орган правления — Конклав Глав Домов. Место обитания — Эйхаррон, включающий в себя любое жилище арра, находящееся где угодно, но связанное с сетью порталов.

Ауте — сложное философское понятие, основа мировоззрения эль-ин. Обладает множественным букетом значений:

1) Бесконечность, вероятность, неизвестное. Всё, что не познано, включая стихийные бедствия и человеческую расу.

2) Физическая аномалия, окружающая Эль-онн. Источник мутаций, странных явлений и чудовищ. Порождает изменения и неприятности.

3) Богиня Вероятности и Изменчивости, Леди Бесконечность, Леди Непостоянство, Владычица Случая, Выдающаяся стерва. Официального жречества нет. Неофициальными жрицами считаются все вене.

Вене — общее название для девочек-подростков эль-ин, ещё не начавших осознавать себя как отдельные личности. Обладают устойчивостью внешнего облика и запредельной внутренней гибкостью. В танце или через другую форму искусства могут полностью изменять себя и окружающее. Эти способности теряются при достижении вене возраста осознания себя как индивидов. Исключение — генетическая линия Тей.

Ве’Риан — особый тип родства между вене и воином, охраняющим её в танце, что-то вроде симбиоза, от которого должна выиграть каждая сторона. Вене имеет безусловное, почти рефлекторное подчинение Риани любым своим приказам, воин также обязан любой ценой защищать жизнь своей госпожи.

Да-Виней-а’Чуэль — последний город давно исчезнувшего народа (понимайте это как знаете, больше о нём всё равно ничего неизвестно). Согласно авторитетнейшему мнению, не существует и никогда не существовал.

Демоны — раса, обитающая в дебрях Ауте. Близкие генетические «родственники» эль-ин, но гораздо менее закомплексованные по поводу целей и средств. Совсем не дружелюбны.

Дома Эйхаррона — миниатюрные клановые государства арров. Основой их являются генетические программы и селекционные линии скрещивания. Внутреннее устройство:

Лиран-ра — Глава Дома. Титул наследственный. Лиран-ра обладает всей полнотой власти и ответственности, что строго закреплено в генофонде и из-за чего возникает куча проблем при попытке его потихонечку свергнуть.

Ра-рестаи — что-то вроде первого советника главы Дома. В теории. На практике Ра-Рестаи назначается Конклавом Глав Домов в качестве противовеса законному лидеру, и никакой взаимопомощью тут и не пахнет. Особенно интересно бывает, когда первого министра избирают без ведома Лиран-ра.

Ра-метани — Глава службы безопасности и военачальник. Обычно очень серьёзная личность.

Ойкумена — всё обжитое людьми пространство. Состоит из внушительного числа параллельных миров, различных временных потоков и Вероятностных петель. Единственной абсолютно надёжной связью между мирами Ойкумены являются арры.

Оливулская империя — одно из многочисленных политических образований Ойкумены, отличающееся от остальных в основном тем, что через её территорию смогли провести порталы, открывающиеся на Эль-онн. В результате попытки поживиться за счёт дикарей-соседей оливулцы потеряли всю свою аристократию и оказались на положении захваченной страны, что было воспринято ими более чем болезненно. Основное направление развития — биотехнологии и органическая химия. Не слишком твёрдо придерживаются Конвенции об Ограничении Направленных Мутаций.

Открытие — день, когда исследовательская партияАррека арр-Вуэйна открыла портал на Эль-онн. Через два года после Открытия Оливулская империя предприняла попытку захвата, а позже и биологической войны, в результате чего сама оказалась вассалом эль-ин.

Хранительница Эль-онн — официальный лидер эль-ин, фокус коллективного сознания, верховная жрица Эль не правит в привычном смысле этого слова — никто не смог бы править таким анархичным сборищем, какое представляют собой эль-ин. Она решает, какие изменения допустимы. По какой эволюционной тропке пойдёт народ. Хранительница определяет, как и когда следует отказаться от наиболее устойчивых моральных и физиологических законов — тех, нарушить которые можно лишь всем народом одновременно.

Эль-ин — название среди людей — «эльфы». Биологический вид, внешне гуманоидный, но по сути с людьми не имеющий ничего общего. Эволюционировали из людей и эльфов путём тысячелетнего контакта с Ауте. Славятся своей запредельной изменчивостью и непостоянством во всём, начиная от генетического кода и кончая внешней политикой. Истеричны. Помешаны на красоте. Жестоки. Экзотичны. Строй — заплесневелый и закостенелый матриархат, общественная структура напоминает цеховую организацию. Официальный лидер — Хранительница Эль-онн. Материальной культуры или письменности людьми обнаружено не было. Язык переводу не поддаётся. Считаются непробиваемыми дикарями. На практике обладают изощрёнными формами ментального искусства, а также подобием науки, основанной на отличных от всего известного принципах и для людей называемой магией. Общаются посредством сенсорно-эмпатических образов.

Эль-э-ин — состояние-транс у эль-ин, достигаемое при слиянии сознаний матери и не рождённого ребёнка через танец туауте («жизнь и смерть в Ауте»). Завязано на материнском инстинкте и инстинкте самосохранения. Непродолжительно, но пробуждает все внутренние резервы. Теоретически сила и возможности эль-э-ин не бесконечны, но найти их реальные пределы на практике пока никому не удалось. Используется как последний рубеж обороны. Ведёт к неминуемой смерти и ребёнка, и, с некоторой отсрочкой, матери.

Эль-онн — место обитания эль-ин и многих других рас разной степени разумности. Пространство, со всех сторон ограниченное Ауте и потому постоянно подвергавшееся её воздействию. За три столетия до Открытия был сооружён Щит, частично это воздействие ограничивающий, что вызвало на Эль-онн большие социальные и биологические изменения. Там всё ещё разбираются, что же им теперь делать.

Анастасия Парфёнова Обрекающие на Жизнь

Особо отметим, что эльфийские сен-образы переводятся на человеческий язык весьма неточно. Каждое слово имеет широкую палитру значений, которые меняются в зависимости от ситуации. Так, в определённом контексте Хранящие свободно превращаются в Правящих, Изменяющиеся — в Оберегающих Постоянство, а Расплетающие Сновидения — в Сплетающих Судьбы… Название клана Эошаан, Обрекающие на Жизнь, в половине случаев следует читать как Благословляющие Смертью…

Из закрытых документов Дома Вуэйн

…смерть же понимается не как переход в пустоту, но как переход в другую реальность с потенциальной возможностью возвращения.

Из письма друга

Умение смотреть внутрь себя полезно. Умение смотреть вглубь какой-нибудь абстрактной идеи — не самое ценное из качеств, но и оно может пригодиться. Умение смотреть на других — основа выживания.

Афоризм Хранящих

Прелюдия

Неприятности. Крупные неприятности. Очень крупные неприятности.

Так. Ясно.

Точнее, совсем ничего не ясно, но всё равно надо уходить.

Ворон почувствовал приближение катастрофы внезапно и безо всякой видимой причины. Это не было похоже на озарения, которые действительно иногда обрушивались на отнюдь не лишённого паранормальных способностей оперативника Её Императорского Величества (чтоб этой твари подорваться на гравимине!) Службы Безопасности. Но тело само собой напряглось и тут же вновь расслабилось. В жилах вскипели непонятно почему активированные боевые гормоны.

Самое плохое заключалось в том, что никакой конкретной опасности идентифицировать не удавалось. А значит, не удавалось просчитать возможные способы упреждения и реагирования. Придётся бежать. Четвёртый эвакуационный маршрут совсем рядом — хоть в этом повезло.

Переход на боевой режим. Сенсорные пороги тут же расширились на несколько порядков, и на него обрушилась лавина ощущений, справиться с которой в обычном состоянии не смог бы даже нейроусиленный разум. Однако по-прежнему никакой реальной угрозы.

Ветеран шпионских игр продолжал идти по наполненному лишь бликами и солнечными зайчиками коридору. Ни в походке, ни в мимике не отразилось ничего, но теперь все движения тела контролировались не центральной нервной системой, а биокомпьютерным модулем, расположенным в спинном мозге. Такая локализация основного собрания боевых рефлексов имела свои недостатки, но даже при прямом попадании в голову (едва ли не единственное, что могло по-настоящему убить его) тело продолжало бы сражаться.

И убивать.

Что в данной ситуации служило скорее причиной для тревоги, нежели утешением. Неохотно он отдал команду, блокирующую эту функцию. И запускающую ряд других, более тонких подпрограмм. «Данная ситуация» была непростой.

Хотя Ворон и не мог вычленить в окружающем конкретной угрозы, причин сомневаться в её существовании у него тоже не было.

Оперативник Её Императорского Величества (чтоб ей искупаться в биорастворителе!) Службы Безопасности начал прокачивать ситуацию.

Варианты «случайность», «нападение преступников», «личная вендетта», «старый клиент» и «агенты внешних врагов Империи» он отбросил сразу. Все они могли иметь место в любом другом уголке Ойкумены. Но только не в Вэридэ-онн.

Формально всё окружающее пространство являлось частью Оливулской Империи и потому входило в компетенцию имперской СБ. Формальности, правда, не слишком беспокоили здешних властителей.

На практике обеспечением безопасности в метрополии занимались отнюдь не коллеги Ворона. Эта прерогатива всегда оставалась за эль-воинами. А они защищать своё умели. И уж если было что-то, за чем они следили неукоснительно, так это чтобы никто и ничто (особенно если это ничто относилось к виду homo sapiens) на территории их дома и моргнуть не смело без ведома и дозволения хозяев.

Ворон ощутил успокаивающий запах собственного пота. Рассеянно взмахнув рукой, он будто случайно коснулся влажной ладонью стены. Затем ещё раз. И ещё, в другом месте. Тело автоматически выполняло обычные протоколы, а разум анализировал случившееся.

Если (да какое, к Восставшим, «если»!!!) опасность ему угрожает со стороны эльфов, выражение «очень крупные неприятности» даже близко не определяет ситуацию. Потому что, если остроухие заинтересовались Вороном, значит, его прикрытие дало трещину. И значит, скоро властители узнают, что на Вэридэ-онн попал чужак.

Предсказать их реакцию невозможно. Несмотря на тридцать пять лет холодно-ожесточённого сопротивления, ни одно восстание против эль-ин (а их, Ворон точно это знал, было немало) не только не достигло успеха, но даже не дошло до фазы действительно серьёзного вооружённого противостояния. И не вызвало сколько-нибудь серьёзных репрессий. Что поневоле заставляло задумываться, а действительно ли оливулцы своими мелкими выходками вредили властителям? Или же они просто снисходительно терпели детские шалости смертных, считая, что приносимая подданными польза перевешивает наносимый ими же вред… Однако были вещи, в отношении которых терпение эльфов улетучивалось, точно по мановению волшебной палочки.

Обычно не признававшие никакой дисциплины, свой Дом эль-ин охраняли с маниакальным педантизмом. Чужаков допускали только на Небеса Вэридэ-онн, и любые попытки покинуть это странное полурастение-полуживотное (у Ворона оно ассоциировалось с плывущей в пустоте космической станцией) жестоко карались. В остальные онн допускались лишь те, кто был связан с эль-ин узами брака, а таких за три десятка лет набиралось около дюжины, не больше. Эльфы с удовольствием брали любовниц из смертных, но с самого начала тактично давали понять, что ничего серьёзного от этих отношений ждать не стоит.

Когда стало понятно, что для дипломатических контактов эль-ин с человечеством недостаточно посольств, расположенных на исконных территориях Оливулской Империи, эль-ин подошли к проблеме творчески. Был создан новый онн, тщательнейшим образом изолированный от остальных Небес, и его-то и отдали на откуп администраторам, дипломатам и учёным, которых заранее честно предупреждали о тотальном контроле хозяев за каждым их вздохом. Эльфы сделали вывод из последствий первого контакта, когда обрушенная на них людьми Эпидемия выкосила добрую половину населения кланов.

Так что сейчас Вэридэ-онн являл собой нечто вроде заповедника для диких homo sapiens. Здесь были расположены кабинеты высших оливулских министров, около полусотни различных посольств (правда, с очень ограниченным штатом), базировались представители нескольких известных учебных заведений, под чутким надзором хозяев пытающиеся изучить местные аномалии. Ну и, конечно, разного рода экзотическая публика, каким-то невероятным образом умудрившаяся получить приглашение. В слоях высшего общества считалось невообразимым шиком этак небрежно бросить, что я де на выходных побывал в эльфийском королевстве.

Но самое важное: сюда никто, никогда не попадал без личного приглашения хозяев. Никто, кроме некоего Ворона.

Человек небрежно повернул в боковой коридор, окинул пространство нарочито рассеянным взглядом.

Жилища эль-ин действительно были ни на что не похожи. И меньше всего — на легендарные дворцы эльфов, как представлял их людской фольклор. Вэридэ-онн являл собой внушительных размеров лабиринт тоннелей и переходов. Тонкие змеящиеся прожилки оплетали пульсирующие в такт шагам стены, пол, потолок однообразных тоннелей. Иногда можно было наткнуться на альковы с оранжереями-столовыми, прозрачными озёрами и мелодично журчащими водопадами. Свет пробивался сквозь листву, как будто светила находились прямо за стенами. Игра теней завораживала. Даже после нескольких месяцев пребывания здесь окружающее всё ещё казалось Ворону странным.

Но самое главное — Вэридэ-онн был живым. Постоянное ощущение присутствия, ощущение величия. Не разум, нет. И не благожелательность. Скорее лёгкая отстранённая ирония. Онн терпел копошащихся внутри него смертных, наблюдая за ними со снисходительным благодушием. Ведь так пожелали его повелители.

Ну а тому, кого повелители не желали видеть внутри этих стен, оставалось только прикладывать все усилия, чтобы тайный визит остался незамеченным.

По эмпатическим образам, которыми эль-ин любили украшать свои дома, пробежала лёгкая дрожь. Как будто ощущения пристального внимания, исходящего отовсюду, было мало! Ворону потребовались месяцы, чтобы настроить свою психику на восприятие этих пси-конструктов, но до сих пор не удалось расшифровать значение хотя бы десятой доли процента того, что скрывалось за эфемерными символами. И тем не менее, наблюдая, как у потолка, по стенам, в воздухе змеятся полные смысла узоры, он всё более отчётливо ощущал тревогу. Точно едва заметная, но хищная изморозь… Уголком глаза ловишь отблеск цвета и смысла, но стоит повернуться, всё исчезает.

Дойдя наконец до нужного места, Ворон остановился. По-прежнему никаких достоверных признаков слежки. Поднял влажную от пота левую ладонь и прижал к едва заметной впадине на стене.

Нано-молекулы, синтезированные дополнительными железами, выделились сквозь поры кожи, коснулись гладкой поверхности и устремились к своей цели.

Жители Ойкумены считали оливулцев милитаризованными психами, помешанными на совершенствовании собственного генома. В этом они, без всякого сомнения, были абсолютно правы. Однако, возмущаясь из-за систематических нарушений Конвенции об Ограничении Направленных Мутаций, все как-то выпускали из виду, что манипуляции с генами — отнюдь не единственные изменения, способные усовершенствовать человеческий организм. И не самые эффективные.

В Империи даже тела обычных граждан носили в себе впечатляющий набор нано-молекул, созданных для подпитки здоровья и заживления полученных извне ран, а также для поддержки базовых боевых функций. Для многих профессий считалось обязательным наличие нейроусилителей и биосимбионтов. С момента помещения зародыша в маточный репликатор начиналась его «нано-трансформация». Внутрь плода вводились вещества, которые, попадая в питательную среду, начинали выполнять заложенную в них программу: конструировали высокопрочные и в то же время эластичные биосинтетические оболочки вокруг костей, формировали напрямую связанные с нервной системой биокомпьютерные усилители, создавали клетки, ответственные за дополнительные функции желёз. После того как новорождённый покидал репликатор, процесс продолжался. Нано-системы развивались и эволюционировали вместе с младенцем, корректируемые и усиливаемые инъекциями извне. Затем ребёнок достигал возраста, когда начиналась подготовка к избранной профессии, и запускался новый виток «усовершенствований».

В организме каждой женщины существовали биосистемы, которые в случае биологического вынашивания сформировали бы необходимые структуры внутри плода, обеспечивая таким образом внегенетическую преемственность. То, что вот уже десятки поколений в Империи не прибегали к столь варварскому и примитивному способу размножения, как естественное зачатие, ничуть не отражалось на древнем обычае. Оливулцы были расой, весьма приверженной традициям. Особенно когда традиции касались выживания.

Однако, если нано-системы в организме гражданских людей были всего лишь сложны, то усиление, которое проходили боевые офицеры (в основном выходцы из избранных семей, где нано-молекулы передавались от родителей к детям вместе с ген-кодом и специфическими навыками), с трудом поддавалось воображению. Что же касается усиления высокопоставленных сотрудников СБ…

Бойня, устроенная Антеей тор Дериул в честь своего восшествия на императорский престол, выкосила представителей наиболее древних и наиболее сильных фамилий. Их уникальные (и хранившиеся в строгом секрете, дабы стать козырем в придворных интригах) нано-системы оказались потеряны вместе с генетическим материалом и знаниями о том, как всё это использовать.

Но всегда есть исключения. И одним из таких исключений был Ворон Ди-094-Джейсин. Выходец из семьи Золотой Сотни.

Его генокод, нано-усиление и полученное в детстве воспитание априори были весьма и весьма… впечатляющи. Когда же в качестве карьерного пути юный Ворон выбрал СБ, отдел внешних операций (читай: удостоился сомнительной чести стать рыцарем плаща и кинжала на извилистых дорожках ойкуменской политики), всё это претерпело ещё большие изменения. Конечный результат получился, по меркам сегодняшней Империи, уникальным. Именно поэтому Ворон и был здесь. Лидеры Сопротивления отнюдь не плясали от восторга при мысли о необходимости рисковать им, но именно уникальные способности, отполированные полувековым опытом шпионских игрищ, делали Ди-094-Джейсин тем, кто мог преуспеть в выполнении подобной миссии. Сопротивлению нужна была информация.

После долгой, многоходовой операции Ворон оказался внедрён в логово врага.

И, кажется, попался.

Что ж, у него больше шансов выпутаться из сложившейся ситуации, чем у кого бы то ни было.

В крови Ворона можно было найти настоящие высокотехнологичные лаборатории, дополненные фабриками по производству сложнейших биохимических соединений… и по размерам не превышающие обычную молекулу. При необходимости они могли произвести богатый арсенал вирусного биооружия, или специфические яды, или молекулярные растворители, способные разобрать на атомы любой материал. Сейчас не нужно было ничего столь сложного или разрушительного. Потовые железы, расположенные в коже рук, выпустили всего лишь несколько сотен молекул. Миниатюрные, обладающие гибкой структурой и сверхъестественной текучестью, они легко проникли сквозь поверхность. И коснулись имплантированного под внешнюю кожуру инкапсулированного вещества. Без труда просочившись сквозь мембрану, молекулы коснулись пассивных реактивов и запустили тем самым точно рассчитанный каскад реакций. Капсула оказалась растворённой, бурлящие вещества вырвались на свободу, инициируя сложнейшую цепочку реакций уже внутри стены, заставляя биологические связи распасться, открывая проход…

Через две секунды после того, как Ворон прижал влажные ладони к гладкой поверхности, стена перед ним дрогнула, подалась назад, и оливулец тихо скользнул в открывшуюся перед ним дверь.

Скрытый внутри ангар был декорирован в том же аскетичном эльфийском стиле, но, в отличие от коридоров и галерей, действительно созданных эль-ин, здесь всё выглядело по-настоящему уныло. Стены не дышали жизнью, изящная вязь сен-образов не дразнила глаза и мысли неразгаданными загадками. Потребовалось немного времени, чтобы найти способ формировать внутреннюю геометрию онн по собственному желанию, помимо воли истинных хозяев. Сложнее было переключить рецепторы онн так, чтобы эльфийский дом перестал ощущать, что происходит в некоторых крошечных уголках его бесконечного лабиринта. Сенсорная система этого полуразумного гиганта была совершенно потрясающа. Однако онн был биологическим существом. А биологическое существо плюс очень упорный оливулец обычно равнялось оливулцу, который делает с существом всё, что душе угодно.

Даже выращивает в его недрах собственный транспорт.

Ворон имплантировал зародыш, из которого развилось это помещение и спрятанный в нём миниатюрный флаер, около шести месяцев назад. Времени должно было более чем хватить, и тем не менее, пробежав чувствительными пальцами по внешней диагностической панели и обнаружив, что цикл роста маленького космического кораблика полностью завершён, оперативник даже сквозь боевую отстранённость ощутил волну облегчения.

Обрывать операцию на основании одного лишь неясного предчувствия могло показаться глупым, но ветеран шпионских игрищ привык доверять собственным инстинктам. И не без оснований.

Из Вэридэ-онн надо было бежать. Чем скорее — тем лучше. Сопротивление должно получить информацию, которую он собрал.

Теперь лишь две минуты на предполётную подготовку и на раскрытие тоннеля, ведущего наружу, и он и в самом деле сможет ускользнуть, добраться до порталов…

Волна тревоги перехлестнула через край, заставив замереть на месте. Растворённые в поте следящие жучки (на самом деле — многомодальные рецепторы, дистанцированные от физического тела, но передающие сигналы в его нервную систему столь исправно, как будто они были обычными клетками), оставленные во внешнем коридоре, по-прежнему докладывали, что всё спокойно и живых существ поблизости нет. Ещё как минимум двенадцать часов, пока не начнётся процесс самораспада, доверять поступающим от этих анализаторов данным можно было безоговорочно. Что?..

Идиот. Ну когда это эль-ин утруждали себя использованием коридоров и дверей?

Они появились неожиданно, двое стремительно шагнули через ставшие на мгновение проницаемыми стены, третий плавно спланировал на полураспахнутых крыльях откуда-то из-под потолка.

Ворон среагировал мгновенно. Точнее, попытался среагировать.

Его усиленные мускулатура и скелет позволяли достичь силы и скорости реакции, в несколько раз выше естественных, — и это при том, что его естественная реакция значительно превышала даже оливулскую норму. Сражение под руководством боевых модулей расположенного в позвоночнике центра позволяло ещё более ускорить рефлекторные реакции. Пот, начавший выделяться сразу же при переходе на боевой режим, при контакте с воздухом изменил структуру и теперь покрывал всё тело тончайшей плёнкой, которая должна была защитить и от луча нейробластера, и от направленных на нервную систему заклинаний эль-ин.

Ничего из этого, похоже, не имело значения. При появлении властителей Ворон застыл парализованный. И с удивительным спокойствием осознал, что почти полностью отрезан от контроля над собственным телом.

Как и сотни раз до этого, реакция на существ, по какому-то странному капризу судьбы оказавшихся накрепко связанными с его народом, была противоречивой.

Властители. Эль-ин. Эльфы. Нелюди…

Они не были красивы — уж в этом-то Ворон был абсолютно уверен. Угловатые, непропорционально тощие фигуры, резкая грация движений, какая-то надломленность в позах. Яркие, до рези в глазах, броские цвета. Заострённые, будто выточенные полусумасшедшим скульптором черты узких лиц.

Эль-ин были гуманоидами — две руки, две ноги, голова. Но при этом они больше напоминали насекомых, чем млекопитающих. Хрупкость сложения. Стремительная угловатость движений. На лицах пылали холодом огромные миндалевидные глаза — полностью затопленные цветом, без намёка на белок и со зрачком столь узким, что, казалось, его нет совсем. А на лбу, в тон глазам, горел камень имплантата. Жуткое зрелище.

Образ холодных и беспринципных чудищ не смазывался даже крупными остроконечными ушами, упрямо выглядывающими из-под буйных шевелюр. Красивые закруглённые когти, которыми заканчивались пальцы, и острые клыки отнюдь не способствовали созданию впечатления мягкости и пушистости. И, разумеется, крылья. Ворон по опыту знал, сколь грозным оружием могут стать на вид эфирные, полупрозрачные всплески энергетического тумана.

Но самое важное — они были чужими. Эль-ин были бесконечно далеки от всего человеческого и не стеснялись демонстрировать это каждым вздохом, каждым жестом, каждым взглядом. Эти твари… эти ужасные, завораживающие и чуждые твари…

Они не были красивы. Они были прекрасны.

И сейчас был неподходящий момент, чтобы рассуждать об этом!

Сразу три эль-лорда. И кажется, достаточно высокопоставленные. Блеск.

Один из них, с золотистой кожей и багряными волосами, вдруг оказался у флаера, коснулся диагностической панели. Издал мелодичную полуудивлённую-полуироничную трель.

— Ого! Ещё пара минут, и мы бы его упустили! Если бы вы и дальше продолжали спорить с леди, эль-Витар…

Тот, к кому были обращены эти слова, спустился из-под потолка, бесшумно коснулся ногами пола, скользнул между двумя остальными и занял позицию чуть впереди их, прямо напротив Ворона. Уши его дрогнули, что, кажется, соответствовало эльфийскому варианту пренебрежительного отрицания.

А у Ворона в глазах потемнело от излучаемого каждым жестом изысканнейшего презрения. Эль-ин редко утруждали себя блокировкой собственных эмоций, считая это просто глупым. На первый взгляд такая самонадеянность давала огромные преимущества любому мало-мальски талантливому эмпату. Вот они, сокровенные мысли противника: читай — не хочу. Но на практике тех, кто пытался слишком углубиться в хитросплетения эльфийской психики, ждали только растерянность и сумасшествие. И вот телепаты, привыкшие в дипломатических переговорах иметь скрытое преимущество перед любым противником, полностью теряли его и вынуждены были сосредотачиваться на глухой обороне собственного разума.

Но то, что происходило сейчас, выходило за рамки обычного. Этот эль-лорд не просто не прятал свои чувства — он излучал их, почти насильственно вдавливая чуждый лёд своего мышления в психику любого оказавшегося рядом. Причём делал это, похоже, неосознанно. И с силой, которой Ворон не ожидал от склонных к тонкому, виртуозному использованию скромных пси-способностей эль-ин.

Ворон попытался защититься от ментальной вьюги полным сосредоточением на внутренней диагностике. Одна за другой, проверки не выявляли в софте следов внешнего вмешательства. Физиологическое состояние нервной системы, как естественных, так и биосинтетических её компонентов, тоже было в норме…

Даже если бы этот бессмертный не выпячивал своё высокомерие так демонстративно, сомнений в его чувствах быть не могло. Поза, едва заметное подрагивание белоснежных крыльев, спокойно переплетённые пальцы рук — всё, казалось, кричало о неудовольствии, которое высокий лорд испытывает, будучи принуждённым общаться с этим…. человеком.

Ворон застыл, наотрез отказываясь начинать разговор первым, хотя его голосовые связки всё ещё были в рабочем состоянии.

В отличие от систем самоликвидации. Плохо.

Он заставил себя расслабиться и начать анализ ситуации. Беловолосый вызывал в памяти тревожное беспокойство. Эль-воин из клана Витар, с белой кожей, белыми волосами и белыми крыльями, чьи глаза холодны, а душа застыла в ненависти… Это мог быть только Зимний. Ворон мысленно выругался. А он-то думал, что хуже быть уже не может…

Фиалковые глаза Атакующего чуть прищурились, его туманные крылья заискрились ледяными молниями. В гневе эль-ин были особенно великолепны.

— Оперативник класса прима Её Императорского Величества Службы Безопасности Ворон Ди-094-Джейсин? — Голос эль-лорда звучал на удивление чисто и мелодично, но перекатывающееся в каждом звуке ледяное презрение оказывало отрезвляющее воздействие. Да, эль-ин будут соблюдать с вами безупречную вежливость, тщательно следуя всем канонам человеческого поведения, но, право же, чтобы облить помоями и осыпать угрозами, отнюдь не обязательно прибегать к площадной ругани.

— К вашим услугам, мой лорд. — Ворон не мог поклониться и потому лишь чуть-чуть склонил голову, стараясь придать движению немного иронии и заодно определяя меру оставленной ему свободы. И кивок, и ирония были встречены лишь изысканно-прекрасным бешенством. Эль-лорд не просто его презирал. Он ненавидел. Ненавидел всеми силами своей бессмертной души. Но даже ненависть его была восхитительна.

Зимний отвернулся от своего пленника, бросил через плечо:

— Прошу, — и отступил на шаг, давая место золотокожему эль-лорду.

Ворон бросил быстрый взгляд на лицо нового собеседника — официальный грим, асимметрично поднимающийся от уголка правой брови, складывался в замысловатый ярко-красный иероглиф. Поиск в блоках памяти дал результат отнюдь не сразу. Наконец символ был идентифицирован как стилизованный вариант отличительного знака замкнутой внутренней касты клана Хранящих. Короткая статья говорила, что переводится этот иероглиф приблизительно как Страж Крови, что носящие его напрямую подчиняются генохранительницам и обладают значительной властью, природа которой не выяснена. Больше о них ничего известно не было.

Золотокожий легко провёл руками вдоль тела пленника, почти касаясь его острыми тёмно-красными когтями. Сделал какое-то сложное движение ушами, смысл которого остался неясен.

— Интересно, — он говорил сен-образами, явно обращаясь к своим спутникам, судя по всему, не считая неподвижного оливулца достаточно разумным, чтобы быть удостоенным беседы. — Система химической адаптации примитивна до невозможности, но есть очень остроумные решения. Вот, например…

— Не отвлекайтесь, Страж.

— А вы не мешайте, эль-Витар. Так. Хм…

Ворон не понимал оттенков смысла, скрывающегося за стремительно мелькающими над остроухими головами эмпатическими символами. Однако он не зря провёл столько лет, занимаясь углублённым изучением своих «повелителей». Потребовались годы исследований, чтобы обнаружить «волны», на которых передавались эти сигналы, и настроить различные биосинтетические сенсорные анализаторы и трансляторы на их восприятие. Нити биооптики собирали полученные сигналы со всего тела и передавали их информационному центру, расположенному в спинном мозге. Там данные дополнялись сигналами экстрасенсорного восприятия, и самообучающаяся лингвистическая программа (должно быть, самая обширная и самая многоуровневая из всех, что когда-либо создавались в лабораториях Оливула) анализировала мешанину образов и понятий, по крупицам извлекая из них смысл. Полученный результат кодировался в бинарной системе и передавался в мозг. Биоэлектроды в нейронах превращали бинарный код в мысль: единица вызывала нейронный импульс, а ноль — нет. Первоначально эта система использовалась для дистантного взлома электронных баз данных, но после долгих усовершенствований Ворон нашёл ей и другое применение. Теперь он мог считать себя одним из немногих людей, способных «слышать» хаотичную речь ругающихся между собой эль-ин. То ещё удовольствие.

Система работала и в обратном направлении, позволяя ему (при желании, которого пока, по вполне понятным причинам, не наблюдалось) передавать эль-ин собственные мысли… Или на равных общаться с собственным компьютерным компонентом. Чем Ворон сейчас и занимался.

Компьютерный компонент хандрил по-чёрному. Всё программное обеспечение и все высшие нервные процессы в порядке, но ничего не работает. Пока что удалось выяснить только, что причиной столь плачевного состояния был вот этот конкретный багряноволосый Хранящий. Но что именно он сделал? Если с софтом и с ЦНС всё в порядке… Значит, надо искать ответ где-то ближе к периферии. Быть может, эффекторный компонент. Конкретная биохимия… Биосинтетическая сеть, пронизывающая тело, была сконструирована на основе собственного ДНК Ворона. Если бы её каким-то образом заразили биологическим вирусом… Очень специфичным вирусом…

— Ураган-Блуждающий-в-Вершинах исследует историю возникновения и развития вене и вообще изменчивости эль-ин как явления. Вы и в самом деле думаете, что этот… смертный может быть ему интересен?

— Определённое сходство с самыми примитивными нашими способами адаптации имеется. Разумеется, на предысторическом уровне. И им никогда не приходилось сталкиваться с жёсткими формами влияния Ауте. Не говоря уже о формирующем воздействии Драконов Судьбы… Но не думаю, что нам удастся найти лучшую модель для построения исторического эксперимента….

— Гм!

Вирус действительно обнаружился. Ощущая какой-то озлобленный азарт, Ворон направил к поражённым структурам дополнительные биосинтетические фагоциты и запустил синтез специфических антител. Разумеется, если бы всё было так просто, проблема, давно была бы ликвидирована…

Вирус представлял собой так называемый «циркулирующий каскад». Очень сложные биохимические компоненты сочетались при крайне специфических условиях, что заставляло их раз за разом проходить замкнутую на самой себе цепочку реакций. Каждый новый шаг в цепочке означал появление нового вируса. Шагов были сотни, и каждый обладал особыми характеристиками и сопровождался различными побочными эффектами. Нано-молекулы Ворона просто не успевали блокировать их все, и в результате его внутренние системы поддержания гомеостаза откачивали всё больше и больше ресурсов, оставляя его совершенно беспомощным перед другими способами вторжения.

— А как насчёт его биоэлектронного усиления? Оно действительно напоминает наши имплантаты?

— В зачаточном состоянии. Но он на правильном пути, тоже пытается расширить свои аналитические способности и уже начал искать подходы к языку. Тут собрана весьма занятная коллекция толкований сен-образов…

— А что будет, если выстрелить в него из дз-зирта?..

— Трудно сказать. Может, попробовать?

Ворон полностью сосредоточился на невидимой битве, разгоревшейся внутри его тела. Оливулца бросало то в жар, то в холод, волнами накатывали то приступы эйфории, то тошнота. То, что творилось сейчас с его вегетативной системой, не поддавалось описанию. И всякий раз, когда смертному казалось, что ему удалось прорваться, на пути к свободе вновь возникал какой-нибудь причудливый монстр органической химии.

— Думаю, хватит, — резанул по ушам спокойный тон Хранящего. Ворон пьяно поднял глаза, с удивлением сообразив, что Страж Крови впервые за всё это время обращается прямо к нему. — У вас есть неплохие задатки, юноша, но не настолько, чтобы тягаться с мастером. Может быть, через пару тысячелетий практики вы и сможете бросить мне вызов.

И взмахнул ушами, обращаясь к Зимнему: «Он подойдёт».

Беловолосый скривился, будто ему дали попробовать что-то нестерпимо кислое. Но даже гримаса в его исполнении казалась невыразимо изящной.

— Сам пойдёшь? — холодно (а как же ещё?) обратился он к смертному. — Или тащить тебя на дистантном контроле?

Ворон серьёзно обдумал вопрос. Идти своими ногами на встречу… к кому, интересно?.. не было ни малейшего желания. «Исторический эксперимент», так его лингвистическая программа перевела мысли Хранящего. Очаровательная перспектива. С другой стороны, пока есть хотя бы иллюзорная мера свободы, есть и надежда на лучшее.

— Сам.

Оковы, опутывавшие тело, исчезли.

Двое Атакующих уже отвернулись, не испытывая ни малейшего сомнения, что смертный последует за ними. Он и последовал. Не сопротивляясь, а сконцентрировавшись на восстановлении утраченного биохимического баланса. Страж Крови замыкал процессию.

Ворон отнюдь не был склонен обманывать себя, считая, что эти трое игнорируют его так основательно, как пытались продемонстрировать. Да, они высокомерны, но в только что разыгравшейся сценке слишком явственно ощущалось присутствие свойственной эльфам надломленной театральности. Однажды эль-ин уже отнеслись к оливулцам без должного внимания, этак полупрезрительно указав смертным на их место. Кончилось это тем, что рассвирепевший Император приказал обрушить на глупых нелюдей биооружие, что и послужило причиной Эпидемии. И Ворон, по зрелом размышлении, вынужден был признать, что то было не самое удачное решение. Он не имел бы ничего против, передохни все эльфы до последнего. Но ушастые твари, вместо того чтобы загнуться от специально сконструированного в императорских лабораториях вируса, как-то выжили. И были… как бы это сказать помягче… недовольны.

На следующее утро у Оливула появилась новая Императрица. И ни одно из государств Ойкумены и пикнуть не посмело по данному поводу.

Ворон шёл, буравя взглядом спины эль-лордов, стараясь не обращать внимание на то, что коридор, по которому они движутся, образуется всего в метре от их лиц только для того, чтобы тут же сомкнуться прямо за их лопатками. Да, эльфы определённо не испытывали трудностей с контролем собственных помещений. Оливулец потуже стянул ментальные барьеры, пытаясь спастись от накатывающей на разум волнами ледяной и пьянящей, как наркотик, ненависти Зимнего. Говорили, что во время Эпидемии белокрылый потерял жену…

Двое эль-воинов, с синхронностью, не доступной ни одному человеческому существу, скользнули на места слева и справа от него. Пробежавшие по спине мурашки подсказали, что тот, что шёл позади, тоже придвинулся поближе. А вот это уже несколько излишне демонстративно. Кого они от него охраняют?

Теперь Ворон шёл плечом к плечу с хрупкими птицеподобными существами, каждое из которых было ниже его на добрую голову. Их крылья, странный сплав энергии и материи, обвивались вокруг оливулца завихрениями разноцветного дыма. В глазах наконец перестало двоиться, и Ворон чуть повернул голову, искоса разглядывая лёгкий не то макияж, не то татуировку, украшающую голубоватыми узорами тёмно-шоколадную кожу его соседа справа. Точно, клан Атакующих. Подчинённый Зимнего, ни разу за всю встречу не позволивший себе прокомментировать происходящее.

Почему они все нанесли столь официальный макияж? Обычно эльфы не слишком серьёзно относились к подобным изыскам, приберегая их для особых случаев. Для них быть красивым значило высказать уважение тому, перед чьими глазами собираешься предстать.

Но ради кого эль-воины могли нанести ритуальную раскраску сейчас? Не для него же, в самом деле. Ноздри Ворона затрепетали: намечалось что-то крайне интересное. Но для него — почти наверняка летальное.

Они вдруг оказались на месте. Коридор открылся в просторное, наполненное светом и бликами помещение, меблированное в тяжеловатой манере дарайского официального стиля. Воздух звенел от наполняющих его голосов и мыслей. Более десятка эль-лордов свободно расселись на полу, на бортиках бассейнов, на диванах. Кто-то даже свисал с потолка, точно остроухая летучая мышь.

Все как один повернулись к вошедшим. Кое-кто даже вскочил на ноги, приветствуя Зимнего. Ворон судорожно пытался довести себя до достаточно сносного состояния, чтобы войти в боевой транс. Осмотрелся, фиксируя положение вероятных противников и их клановую принадлежность. Пёстрая компания.

Зимний скользнул вперёд, ведя свою группу через кабинет, и оливулцу совсем не понравилась мгновенно установившаяся вокруг выжидающая тишина. И ещё меньше — те взгляды, которыми его провожали. И дело было не в пресловутом эльфийском высокомерии, к которому он за тридцать пять лет власти этих тварей успел привыкнуть. Было что-то оскорбительное в пристальном внимании, с которым эль-лорды изучали оперативника СБ. Что-то расчётливое. Оценивающее. Измеряющее.

И сочувствующее.

Предчувствие кошмара окрасило восприятие в контрастные тона.

А потом Зимний остановился перед креслом, у подлокотника которого стояли ещё два воина непонятной клановой принадлежности, судя по всему, выполняющие функции телохранителей, и вскинул крылья в уважительном приветствии, склонив свою гордую голову.

Оливулец замер и тоже согнулся (предварительно получив невидимый окружающим удар в солнечное сплетение). Теперь, по крайней мере, ему понятна причина повышенных мер безопасности, торжественного макияжа и прочей суеты.

В кресле, изящно перекрестив длинные стройные ноги, сидела эль-леди.

Она была совсем не похожа на могучую и высокомерную правительницу. Она вообще была ни на кого не похожа. Хрупкое, истончённое создание — даже среди себе подобных эльфийка казалась уязвимой. Округлые когти выглядели совсем не угрожающе, выглядывающие из-под верхней губы клыки казались скорее диковинным украшением, нежели оружием. Кожа женщины была светлой, но не безупречной белизны, как у Зимнего, а ближе к тому розоватому оттенку, который характерен для людей. Простое белое платье — что странно, поскольку белый никак не мог быть её личным цветом. Волосы эль-леди, стянутые в высокий хвост, переливались нежно-розовым, с вкраплениями лавандовых, фиолетовых и золотистых прядей, и почему-то это выглядело естественно. Диковатый разрез светло-голубых глаз подчёркивался странным макияжем: воспалённо-красные тени заставляли глаза казаться припухшими, точно на грани слёз, и это добавляло облику женщины какой-то бессильной грусти.

Эль-леди завораживала своей юной уязвимостью.

Завораживала…

Ворон очнулся, лишь когда заметил взгляд, брошенный на незнакомку стоящим рядом с ним воином. Взгляд, в котором читалось искреннее почтение, крепко замешенное на здоровом страхе. Так на беззащитных юных дурочек не смотрят. Оперативник попытался запустить боевой режим — и был блокирован. Из-за спины что-то неразборчиво, но угрожающе зашипел Страж Крови.

— Это он? — Голос незнакомки оказался очень тихим и очень мелодичным.

Ответил ей Зимний.

— Да, торра. И я всё ещё считаю…

— Благодарю вас, воин.

— Да, торра.

Даже сквозь напряжение оливулец мысленно присвистнул. Вот это да!

Общество эль-ин — матриархат. Как у хрупких и по большей части довольно безалаберных эль-леди получается контролировать сильных, агрессивных и чертовски умных эль-лордов, до сих пор оставалось загадкой. Особенно если учесть, что соотношение полов на Эль-онн было примерно один к десяти и каждая женщина представляла собой слишком большую ценность, чтобы быть чем-то, кроме тщательно оберегаемого сокровища.

Возможно поэтому, когда двадцать лет назад космические пираты попытались было захватить в рабство несколько эльфиек, реакция Хранительницы была немедленной и жёсткой. Очень. От похитителей не осталось ничего, что можно было бы похоронить. И сразу после того случая все девушки были отозваны обратно на Эль-онн. Конечно, некоторые и сейчас изредка появлялись в Ойкумене, но в основном с сугубо официальными миссиями и под такой охраной… Даже здесь, в Вэридэ-онн, встретить эльфийку было большой редкостью. Насколько известно Ворону, единственная, кто жила здесь постоянно, — сама темноглазая Вэридэ тор Шеррн, личная посланница Хранительницы.

Но и ставший притчей во языцех пиетет эльфов к существам женского пола, частично распространявшийся даже на представительниц людской расы, не объяснял того, почему так спокойно и властно эта девчушечка поставила на место одного из древнейших и могущественнейших воинов, известного, помимо всего прочего, пугающе крутым нравом. Кем она может быть?

Будто услышав его мысленный вопрос, женщина повернулась в сторону Ворона.

— Прошу простить нашу невоспитанность, смертный. Я — эль-ин Тэмино тор Эошаан, Мать клана Эошаан. Боюсь, что некоторое время мне придётся побыть вашим непосредственным начальником. — Она действительно извинилась: губами и чуть шевельнувшимися ушами. Невероятно для эль-ин. У Ворона тут же возникла жутковатая уверенность, что эти красивые губы часто улыбаются, но мало смеются. Слушать дисгармоничные, но такие музыкальные переливы тихого голоса можно было бесконечно.

Он промолчал, потому что сказать что-нибудь, кроме «Да, торра», было немыслимо. Мать клана. Это многое объясняло. Но…

Что-то в ней было не так. Чуть меньше высокомерия, чуть больше сочувствия. В её присутствии остальные даже озаботились несколько прикрыть собственные эмоции, дав Ворону наконец сосредоточиться хоть на чём-то, помимо пси-защиты. Хотя оливулец прекрасно понимал — девушка вполне способна демонстрировать собственные эмоции и собственное сознание так, как сочтёт нужным, для более успешного запудривания мозгов — излучаемая ею искренняя симпатия всё равно сбивала с толку.

Ей было его жалко. Это отнюдь не добавляло оптимизма.

— Эль-Шеррн, вы уверены, что он действительно подойдёт? — Девушка повернулась к Стражу Крови, брови её болезненно изогнулись. Воздух над головами эльфов почти искрился от интенсивного обмена информацией, большую часть которой Ворон не был способен понять. Он чувствовал себя биологическим материалом, который продают с аукциона, расхваливая достоинства ипытаясь скрыть недостатки. Безжалостно задавил в себе гнев и возмущение. Не сейчас.

— Нет, госпожа. Но из всех возможных вариантов этот — самый оптимальный. Другие не стоило даже рассматривать.

— Но насколько устойчива его психика? — Уши чуть дрогнули, снова затанцевали призрачные сен-образы.

— Я бы сказал, что для человека, — это слово в устах эль-ин звучало изысканнейшим оскорблением, — более чем просто устойчива. Работа, которую он выполнял до этого времени, требовала хороших адаптационных способностей. Он привык менять личности как перчатки, в то же время сохраняя стержневую основу неприкосновенной. Взять хотя бы активнейшее участие в так называемом Сопротивлении.

Ворон продолжал безмятежно улыбаться, не позволив ни одной панической мысли затуманить собственное сознание. Леди Тэмино равнодушно дёрнула ухом.

— А это что такое?

— Очередная кучка оливулских патриотов, — на этот раз ответил Зимний. Красиво и (кто бы сомневался!) презрительно сделал отметающий жест белоснежной рукой. — Хотя, признаю, наиболее серьёзная из них всех. Мы с огромным удовольствием наблюдали за эволюцией этой организации в последние тридцать пять лет. Хранительница даже носится с идеей претворить некоторые из положений их программы в жизнь, чтобы облегчить сосуществование Эль-онн и Оливула.

— Очень интересно, — чувствовалось, что леди Тэмино глубоко плевать на оливулско-эльфийские отношения вообще, и Сопротивление в частности, но, раз уж остальные зачем-то сочли нужным поднять этот вопрос, она готова потратить несколько секунд, чтобы обсудить всякие глупости. И даже скука её выглядела очаровательно-трагичной. — Значит, он. Ну что же. Будем работать с тем, что есть.

А Ворон тем временем, чтобы отвлечься от мыслей о Сопротивлении (Сколько они уже знают? И Императрица действительно?..), пытался найти в облике эль-леди какое-либо указание на её клановую принадлежность. Он никогда раньше не слышал об Эошаан, а значит, о них не слышал никто из людей. Что же это за таинственная властительница с внешностью печального цыплёнка и хваткой боевого сокола? Не из Хранящих, которые в основном и осуществляли административные функции и на Эль-онн, и в Империи. Не из Изменяющихся с их непредсказуемыми выходками и гениальными учёными. Не из Атакующих, и даже не из отстранённо-пугающих Расплетающих Сновидения…

— Прошу простить меня, торра Тэмино, — услышал он, словно со стороны, собственный голос. — Не дозволите ли вы задать вопрос?

Все замерли. Такой наглости от него не ожидали. Ну, а сам вопрос, когда он был задан, поверг-таки этих высокомерных тварей в неподдельно-изящное изумление.

— Скажите, каково название вашего клана в переводе на койне?

Тишина. А Тэмино вдруг улыбнулась, и не было в этой улыбке ни слабости, ни уязвимости. Ни жалости.

— Хвалю ваш выбор, эль-лорды. Он подойдёт. — И, повернувшись к Ворону, жёстко, но с ноткой печального извинения: — Клан Эошаан на человеческом языке можно назвать Обрекающими на Жизнь.

И вновь Ворона накрыло предчувствием, на этот раз почти непереносимым.

«Неприятности. Крупные неприятности. Очень крупные неприятности».

Танец первый, Соло

Andante

Представьте себе Императрицу межзвёздной империи, тайком пробирающуюся в собственные владения, чтобы спланировать свою смерть.

Представили? Ну и воображение у вас, господа…

Не смогли? Значит, никогда не были знакомы с эль-ин.

На Оливул-Приму, центральную планету Оливулской Империи, я прибыла, стараясь никому не попасться на глаза. Выскользнула из щели между Вероятностями, сопровождаемая лишь размытыми тенями своих телохранителей, слилась с буйными джунглями мегаполиса, невидимая и почти не существующая. И долго бродила, сама не понимая зачем, скользя среди зданий-деревьев. Смотрела на людей, на их странную, на мой взгляд, полностью лишённую смысла деятельность.

И наслаждалась изысканностью охватившей меня тоски.

Мне надо было подумать. Разложить всё по полочкам, попытаться сориентироваться в свалившемся на меня водовороте парадоксов. И решить, как быть дальше.

Поправка: как не быть дальше.

Прежде всего — должна ли я уйти с поста Хранительницы-регента? Да. Это даже не обсуждалось. Моя наследница, Лейруору тор Шеррн уже сейчас демонстрировала куда более точное восприятие ситуации и куда более глубокий её анализ… Не говоря уже обо всём остальном.

Значит, это берём за аксиому.

Прости, любимый…

Дальше.

Что дальше? Смерть?

Мы редко задумываемся о смерти. Точнее говоря, мы делаем всё возможное и невозможное, чтобы не задумываться о ней вообще. Если бы реальность периодически не появлялась перед нашим порогом и этак напоминающе не стучалась в окошко, полагаю, мы вообще исключили бы подобное слово из нашего обихода.

Глупо. Но здесь, кажется, никто и не претендовал на особую мудрость.

И тем не менее…

У бессмертных эль-ин существует древнее, как танец, упражнение.

Представьте свою жизнь.

Представьте, каким мир был до вас. Ваши корни, ваш исток. Генетический комплекс в сочетании с культурным наследием. Тысячи лет. Тысячи поколений. Рождались и умирали цивилизации, создавались и рушились королевства. Были написаны музыкальные пьесы, созданы удивительные изобретения, сказаны мудрые слова. Появилась ваша прапрабабушка. Ваш дедушка. Ваши отец с матерью.

И появились вы.

Знаменательное событие, не так ли?

Вы появились. Вы существовали, вы, так или иначе, оставили после себя какой-то след. Представьте себе свою жизнь: прошлое, настоящее, будущее. Представьте её чередой событий, чувств, мыслей. Представьте её нераздельным целым. Общим впечатлением. Сен-образом.

Задержитесь на этом образе, рассмотрите его со всех сторон.

А теперь мысленно перенеситесь в будущее — на несколько минут или на сотню лет. В тот момент, когда вас не станет.

Вас. Не станет. Не будет. Совсем.

Это осознать довольно сложно, так что и не пытайтесь. В экзистенциальные дебри лезть лень, сосредоточимся лучше на сугубо практических вопросах.

Вас больше не существует. Удерживая этот факт в уме, снова посмотрите на себя. На истоки: была ли ваша жизнь достойна того, что было до вас? На саму жизнь: была ли это жизнь или же просто существование?

А потом посмотрите на то, что останется после вас. Посмотрите внимательно. Вдумчиво. Задайте себе вопрос. И сами на него ответьте.

Понимая, что откладывать дальше уже просто некуда, я покорно вздохнула и проделала это упражнение. Вопрос мне не понравился. Ответ — тем более.

Ещё раз. Результат тот же самый.

Хорошо. Ладно. Допустим. На депрессию времени нет, так что сразу переходим ко второму вопросу.

Что делать?!

Я достала блокнот, световой карандаш, внутренне предупредила саму себя, что список получится довольно длинным.

Первое. Проблема Оливула. Тут достигнуто уже многое, но всё это пока висит в воздухе. Подуй посильнее — и непрочную конструкцию унесёт куда-нибудь совсем не в ту сторону. Необходимо прочно пришвартовать Империю к Эль-онн, чтобы этот союз воспринимался как… Как данность. Так люди смотрят на солнце: можно сколько угодно ворчать по поводу обжигающих лучей, даже запастись защитным кремом, но вздумай какой-нибудь псих это солнце погасить…

Что надо для этого сделать, тоже понятно. С первого дня Завоевания, когда Антея тор Дериул своей магией уничтожила всех, хоть как-то связанных с правящим родом, это имя было в умах оливулцев связано со всем самым мерзким, самым отвратительным в эль-ин. Отношение, которое я тщательно культивировала в течение тридцати лет. Если же на место Хранительницы придёт женщина, которая даже не связана со мной кровными узами… Нет. Мало уступить место Наследнице — надо это сделать красиво. Уйти, как жила, — как легенда, как дикий дух, свободный и непредсказуемый. Удивить их. Да так, чтобы шок от этого впечатался в их упрямые мозги неизгладимым следом. Чтобы само их мышление сдвинулось, точно картина в калейдоскопе, открывая новые перспективы и заставляя прошлое видеть в совершенно ином свете.

В общем, от меня требовалось превратить рутинный процесс перехода в посмертие в грандиозное шоу. Именно то, что лучше всего получается у эль-ин.

Второе. Эйхаррон. Что-то совсем я за этими заботами позабыла о своих любимых аррах. Конечно, сотрудничество с ними до сих пор было во многих отношениях взаимовыгодным, так что тут особых проблем вроде возникнуть не должно… Разве что… Аррека ведь ко мне приставили не столько за тем, чтобы скрепить принятие эль-ин как ещё одной, давно потерянной ветви народа арров, а чтобы он меня контролировал. И следил за соблюдением интересов Великих Домов. Не то чтобы мой супруг особенно рьяно исполнял эту часть своих многочисленных обязанностей, но осознание, что он есть и даже иногда строчит какие-то отчёты, давало высшим дараям ни с чем не сравнимое чувство контроля над ситуацией. Что позволяло им расслабиться и заниматься делом. Но вот когда к власти придёт Лейри… Её-то кто будет «контролировать»? Как бы кое-кто излишне высокопоставленный не впал в панику… Об этом тоже надо подумать — и учесть.

Третье. Любимые мои соотечественники. С ними, правда, пока всё более-менее тихо. Вииала и Зимний сообща удерживали эту ватагу от того, чтобы те не натворили столько бед, сколько могли бы. А Лейруору, кажется, уже сейчас имеет в кланах большее влияние, чем я. Здесь всё должно быть в порядке. Но, Ауте Милосердная, почему, стоит вскользь употребить словечко «должно», и ты можешь быть уверена: в порядке уже точно ничего не будет?!

Четвёртое. Северд-ин. Они же Безликие. Они же легендарные последователи Пути Меча. Прирождённые убийцы. Воины без страха и упрёка. Стопроцентные психи. И пятеро из них, полная боевая звезда, сейчас невидимыми тенями скользили за моей спиной — бессменные телохранители на протяжении всего периода регентства. Хорошие, между прочим, телохранители, столько раз спасали мою многострадальную шкуру, что теперь всё уже и не вспомнишь. Только вот почему они взялись за эту неблагодарную работу? И что они будут делать, когда меня не станет? Давно следовало прояснить намерения Безликих, но я, как всегда, пустила дела на самотёк. Зарубка на память: «Дура. Нашла кого игнорировать!»

Пятое. Демоны. D’ha’meo’el-in. Тёмные эль-ин. Перворождённые. Р-родственнички. А вот с ними сложнее. Все годы моего правления тёмные сидели сравнительно тихо, но последнее время стали поступать тревожные доклады. Хорошо бы разобраться с этим, чтоб не оставлять Лейри в подарок такое «наследство». Всё-таки опыта у девочки ещё маловато, особенно когда дело доходит до порождений Ауте. Тут как раз сподручнее работать кому-нибудь из клана Изменяющихся. Но время, время! Определи свои приоритеты, Антея.

Шестое. Аррек. Хотя эту проблему, наверно, надо было ставить на первое место. Почти уже не осталось сомнений, что именно мой консорт с его махинациями и несравненным искусством целителя был причиной, по которой до сих пор не нахлынуло ту-истощение. По идее, смертельный процесс должен был начаться месяцы назад, как только Лейруору достигла совершеннолетия и я прекратила цепляться за жизнь. Но дни проходили один за другим, смерть не шла. А неделю назад Аррек пропал, оставив лишь короткое сообщение, что он «в порядке и занят». Чем занят?

Дорогой, я дышать без тебя не могу, но клянусь Ауте, когда-нибудь всё-таки пришибу. От избытка любви…

Седьмое…

Так, наверное хватит, и без того голова кругом.

Задачи поставлены. Теперь решения. Идеальным было бы разобраться со всем разом. Одним красивым, завершающим жестом, который потребует тщательного планирования и основательной подготовки. Если бы у меня было ещё несколько лет! Столько не сделано, столько… Но — время кончилось. Ведь мы же приняли это за аксиому?

Приняли.

М-мм… трагический несчастный случай? Благородная смерть в схватке с врагами Империи? Прилюдное харакири? Надо будет порыться в последних докладах социального отдела СБ. И, конечно, ещё раз проштудировать мифы и легенды — куда же без них? Уж если делать из себя святую мученицу, то в полном соответствии с каноном.

Аррек, конечно, будет в ярости. И попробует вмешаться, точнее, уже попробовал. Придётся с ним драться, и, похоже, это будет самая сложная драка в моей жизни. Хотя бы потому, что теперь я не смогу спрятаться за его спиной.

Самое безопасное место в любой заварушке.

Ну да, Ауте с Арреком. Я бы, может, и подчинилась его желаниям, просто по привычке, но долг есть долг. И вряд ли дарай-князю Великого Дома Вуэйн это надо объяснять.

Этому — надо.

Мысль была столь отчётлива и столь неприятна, что я споткнулась.

Вздрогнула, зябко ёжась, огляделась, пытаясь понять, куда меня занесло. Вокруг царила тишина, во все стороны разбегались нестриженые лужайки, небольшие ручейки, сердито топорщили иголки мохнатые ели. Тут и там высились причудливой формы камни, образуя странный, не то геометрический, не то, напротив, хаотический рисунок. Взмывали к небу старинные резные столбы, привязанные к ним белые ленты с начертанными на них именами развевались на ветру.

Сад Камней. Пустой и одинокий в этот предрассветный час. Из всех мест, где бы мне сейчас не хотелось быть… Прошла по деревянному мостику, удивляясь, зачем он здесь. Через этот ручей могла бы перешагнуть даже курица, хотя… в плане художественного единства смотрелось неплохо. Остановилась, обхватив себя руками, на большом плоском камне, бездумно уставившись на бегущую воду и пытаясь просчитать в ней ответы на все вопросы. Стоит ли торопить события? Или позволить Лейри организовать всё так, как она сочтёт нужным?

Болезненная нерешительность. Непривычное, неприятное чувство.

Я должна устраниться? Я должна продолжать бороться? Я должна убить себя?

Я должна, должна, должна…

Постепенно вопросы затихли, оставив в моём разуме тишину, и пустоту, и туман. И страх. Мне было страшно.

Ауте милосердная, мне было страшно умирать.

Тело задрожало.

Где-то далеко послышался звук. Тихий, тревожащий, смутно знакомый. Я вскинула голову, рефлекторно и обеспокоенно. Этот звук…

Постепенно он становился громче. Испуганными птицами мои руки взлетели к вискам, зажимая уши, обхватывая голову, бессильные остановить надвигающееся безумие.

Детский плач. Тихий и прерывистый, полный обиды на этот равнодушный мир и на населяющих его жестоких взрослых. Я застонала.

Плакала. Как она плакала… О Ауте…

Я выгнулась, точно от спазма невыносимой боли. Медленно осела на землю, судорожно сжимая ладонями раскалывающуюся голову. Сгорбилась на этом камне, спрятав лицо в когтистых ладонях. Больно. Так больно.

Страх?

Должна?

Стоит ли торопить события?

Мой смех был совершенно безумным. Хихиканье оборвалось судорожным рыданием.

Позволить Лейри организовать всё так, как она сочтёт нужным?

Позволить ей тоже пройти через это разрывающее на куски «надо»? Заставить мою девочку биться в калечащих тисках ненавистного «должна»?

Жалкая, трусливая тварь. Ты сама себе отвратительна!

Тишина.

Мгновения выпали из памяти. Кажется, долго сидела на камне возле ручья, не в силах пошевелиться…

Пустота…

— Эй, ты кто?

Я судорожно вскинула голову, пытаясь размазать по лицу давно высохшие слёзы и судорожно цепляясь за рукоять меча. Как северд-ин позволили кому-то подобраться ко мне так близко?

Очень просто: злостный нарушитель чужого уединения едва ли представлял опасность. Мальчишка лет шести, он уже сейчас был мне по пояс и на удивление развит физически, обещая в будущем стать таким же гориллоподобным, квадратным и высоченным образчиком идеального воина, что и все его высокородные соотечественники. Однако детские глаза светились живейшим интересом, а мордашка выражала что угодно, но не полную тихой ненависти показную покорность. Официально-чёрный комбинезончик, судя по всему, надетый на ритуал поминовения древнего и значительного предка, был перепачкан в чём-то, подозрительно напоминавшем шоколад. Я невольно расслабилась. Настраиваясь на новую ситуацию, произвела изменение психики, убирая из сознания беспробудную тоску и желание завыть на луны.

И жалко улыбнулась, пряча клыки.

— Э-э… ты меня видишь? — Ну да, я так погрузилась в самоуничижение, что совсем забыла поддерживать маскировку. Да набрось на себя хотя бы простенькую иллюзию, дурища, ведь напугаешь же его своими многоцветными глазами!

Карапуз и не думал пугаться.

— Ты фея? — деловито так спросил, серьёзно.

Удивлённо моргнула, пытаясь понять, что от меня хотят.

Сказала осторожно:

— Ну, вообще-то, эльфийка.

— Неправильно! Эльфы-девочки называются феи! Мне мама сказку рассказывала!

Гм… Так глубоко мои познания в человеческом фольклоре не простирались. Остановилась на беспроигрышном:

— На самом деле нас называют эль-ин.

С тем же успехом я могла ему объяснять принципы многомерной физики. Нет, тогда он бы, пожалуй, услышал, даже если бы ничего и не понял. А эти слова просто пропустил мимо ушей. Такой маленький, а уже… человек.

— А где у тебя крылья? — Это прозвучало не как вопрос, а как приказ. Я нахмурилась. Но послушно развернула золотистый поток не то энергии, не то материи.

Искры и молнии расцветили наши лица отблесками светлого золота, воздух вокруг наполнился запахом приближающейся грозы.

— Ух ты! — Он потянулся, чтобы ухватить клубящийся, кажущийся таким прочным туман, но пальцы прошли насквозь. А затем вдруг отвердевшее крыло приподнялось и весьма ощутимо шлёпнуло нахала по руке.

Он вскинул рассерженные глаза, а я отвела крылья за спину, заставив их развеваться над головой золотым плащом.

— А уши настоящие?

— Только попробуй дёрнуть, — тут же холодно предупредила я маленького исследователя. — Заколдую.

— Как?

Любопытство этого человечка, как и его манеры, было почти эль-инским. Я вновь поймала себя на том, что слабо улыбаюсь.

— Волчи, Волчи!!! — Стремительно бежавшая к нам стройная мускулистая дама, судя по всему мамаша, не была испугана. Скорее рассержена. Удрал, понимаешь, путается тут со всякими. Что незнакомая эльфийка может повредить ребёнку, ей и в голову не пришло. Совсем неплохо, учитывая, что Завоевание я начала с того, что вырезала несколько тысяч носителей царственной, крови, включая и младенцев. — Волчи, отойди от неё немедленно!

Я высоко заломила бровь, имитируя человеческую мимику. Лёгкая иллюзия достаточно искажала внешность, чтобы эта клуша не узнала собственной Императрицы, но присутствие эль-леди вне Эль-онн всё равно было достаточно редким событием, чтобы на него не стоило обратить внимание. Забавно…

Мускулистая мамаша тем временем великолепным и неожиданно грациозным прыжком подлетела к распоясавшемуся отпрыску, подхватила того на руки.

— Прошу прощения, эль-леди. Мы уже уходим.

У меня почему-то создалось впечатление, что стоит им немного отойти, как заботливая мамочка начнёт выговаривать непутёвому дитяти что-то вроде: «Не подходи к этой гадости, испачкаешься!» Вторая бровь присоединилась к первой, насмешливо, подначивающе.

— Надеюсь, он не слишком вам досадил, миледи?

Я не могла не усмехнуться. На солнце ярко блеснули клыки.

— Нет. Но, возможно, юному Волчонку стоит поработать над своими манерами. М-мм?

Женщина покраснела: от гнева, не от страха. А Волчонок (судя по всему, взрослое имя было уже выбрано, но пройдёт не один год, прежде чем малыш официально получит на него право, так что пока Волком его называть было нельзя) радостно подпрыгнул у неё на руках.

— Мама, фея обещала меня заколдовать!

Рука женщины дрогнула, инстинктивно скользнув к бедру, где, как я знала, оливулцы предпочитали носить личное оружие. Ох…

— Только в том случае, если будешь дёргать за уши подозрительного вида зубастых незнакомцев, юный Волчонок. Тогда небольшое заклинание тебе, пожалуй, даже пойдёт на пользу. Убережёт от зубов, — холодновато, в тщательно отработанном тоне «Лейри-слушай-сюда-и-мотай-на-ус» отрезала я. Затем улыбнулась матери (без клыков), смягчая отповедь. Движением ушей отпустила их.

Оливулка, даром что человек, мгновенно считала чуждый для себя язык жестов и поспешила удалиться, унося под мышкой отбивающегося и что-то возбуждённо пищащего отпрыска. Будь она одна, такое откровенное хамство вряд ли бы мне так просто сошло с рук…

Забавно… За всё время этого маленького эпизода я не почуяла в них страха. Любопытство, раздражение, даже, пожалуй, гнев. Но они совершенно не боялись. Хорошо. Очень хорошо!

Хотя и невероятно глупо.

Эль-ин, как известно, не являются монополистами на элементарную глупость.

Ну что ж…

Я сглотнула, понимая, что ни о каком выборе и речи быть не может. Ради детского плача, разрывавшего меня изнутри. Ради всех детей, которым никогда не стать взрослыми.

Но прежде всего — ради таких вот Волчат, которые пока ещё имеют шанс всё-таки вырасти…

Сидела, смотрела на возвышающиеся над травой валуны. И пыталась разобраться в том, что чувствую.

Сен-образ сорвался с кончиков пальцев и унёсся в небо безмолвной молитвой. Сомнения? Неужели остались ещё и сомнения? Да нет. Так… Трепыхаюсь перед неизбежным.

Хватит.

Я стремительно вскочила со скамейки, побежала по дорожке, стремясь оказаться как можно дальше от тишины этого места. Косая тень, размытая ореолом крыльев, мелькнула на фоне светлеющего бледно-фиолетового неба. Полыхнули в точке между глаз короткие и отрывистые чары иллюзий. Это была старая маска, созданная для меня ещё Дельваром и заботливо сохранённая в глубинах имплантата. Тщательно сплетённая иллюзия, позволяющаяся казаться человеком, не требовала изменения собственной физиологии. Секунду спустя к выходу из сада стремительно подошла худая женщина-человек неопределённого возраста, с золотисто-русыми волосами и болезненно кривящимся ртом. Я сжала пальцами воротник лёгкого плаща, твёрдо свернула в сторону начинающих просыпаться деловых районов. Каблуки звонко цокали по плитам мостовой — и чего только не напялишь для маскировки. Волосы трепало прохладным ветерком, пальцы едва заметно дрожали.

Спешащие мимо двое парней недоумённо оглянулись — хотя признать сейчас во мне эль-ин было бы сложно, на мускулистую и пластичную оливулку я тоже не походила. Наверное, эмигрантка первого поколения, не успевшая ещё пройти генетическую модификацию.

Фыркнула, ещё выше поднимая щекочущий щёки воротник и наклонив голову против ветра. По венам бежали возбуждённой пульсацией волны изменения, смывающие остатки неуверенности. Аксиома задана, план намечен, решение принято. Пора действовать. Остальное — игнорировать.

Вскинула руку, повелительным жестом приказывая одному из скользящих наверху такси подлететь ко мне. Летающее растение, генетически запрограммированное выполнять функции общественного транспорта на планете Прима Оливулской Империи. Я скользнула внутрь, легко опустившись на мягкое, выстланное белоснежным шёлком сиденье. Пальцы рассеянно скользнули по бесконечно мягкой ткани. Такси само плело это великолепие, само создавало тончайшие нити, как когда-то давным-давно создавали их миниатюрные гусеницы с Земли Изначальной. Как похоже на оливулцев — этакая небрежно-снобистская роскошь, случайная деталь, напоминающая, что обитатели этого мира считают себя выше даже надменных арров.

Такси плавно взмыло вверх, тонкие стены чуть подрагивали от напряжённого процесса выработки легчайшего газа, позволявшего этому странному существу парить и маневрировать даже среди самых сложных воздушных потоков. Доброжелательный, начисто лишённый интеллекта голос бортового биокомпьютера поинтересовался маршрутом.

— Во Дворец.

— Дворец под запретом.

— Я — Антея!

Холодное пренебрежение в голосе. Сен-образ, опустившийся в недра биопроцессора. Золото, и многоцветие, и запах ветра, запутавшегося в волосах.

— Время полёта до места назначения — шесть минут. Приятного Вам пути.

Так-то лучше.

Мягчайший толчок. Я ощутила, как причудливый транспорт развернулся и устремился вперёд на запредельной для городской зоны скорости. Разумеется, ни голоса, ни вида моего, искажённых почти реальными иллюзиями Дельвара, не было в базе данных этой летучей луковицы. Но я была Императрицей, и была ею не первый день. У меня были способы дать понять, чего я хочу, и получить это. И даже если Служба Безопасности Дворца будет в полнейшем недоумении по поводу происходящего, они, видя высший код доступа, без вопросов пропустят странное такси и его таинственную пассажирку. Годы под правлением эль-ин приучили бедняг ничему не удивляться. Я откинулась на спинку сиденья, прикрыв глаза и позволяя теням от мелькающих рядом деревьев-небоскрёбов скользить по лицу. Тело пело от желания действовать, дрожь в пальцах передалась коленям. Удивительно, но теперь, приняв наконец решение, я чувствовала невероятное облегчение и какую-то пьяную свободу. Казалось, весь этот мир принадлежит мне, всё в моих силах. Впрочем, разве это не так?

Такси плавно спустилось на ступени Дворца, покусившись ни много ни мало на ступени парадной лестницы. С трёх разных сторон спешили шкафоподобные мальчики из СБ, в окне мелькнула обеспокоенная фигура эль-ин, который бросил один взгляд на происходящее, уважительно вскинул уши и пошёл заниматься своими делами.

Я спрыгнула на широкие ступени, по которым когда-то поднялась, чтобы убить обитавшего здесь прежнего Императора и его семью. Коротким взмахом ладони очистила память такси и отпустила летающую таратайку по её собственным делам. Повернулась к спешащим мне навстречу людям.

Импульс силы — на имплантированные им в сетчатку волокна поступила информация, что женщина в тёмном плаще имеет высший доступ и высшие полномочия, а также имеет право затребовать любую помощь, которую посчитает необходимой. Служаки оказались достаточно дисциплинированными, чтобы на их лицах не отразилось и следа вызванных этим дурацким приказом мыслей, хотя эмоции, волнами расходящиеся от всех троих, были более чем красноречивы.

Я отвернулась прежде, чем хотя бы один из невольных телохранителей успел открыть рот, и взмахом руки разрешила им следовать за собой. Взлетела по ступеням, сопровождаемая, точно тремя тенями, высокими фигурами в чёрных эсбэшных комбинезонах. Проскользнула сквозь послушно распахнувшиеся высокие двери, небрежным кивком отстраняя двинувшихся было навстречу охранников.

— Просим прощения, госпожа, но в Императорский Дворец запрещено проходить с оружием.

— Не вооружена. — Небрежно проскочила через арочный свод детектора, показавший, что действительно оружия на мне не было. Наглая ложь, разумеется. Но аакра — в первую очередь ритуальный инструмент и лишь во вторую — кинжал. А Молчаливый, мой меч, вообще является свободным гражданином Эйхаррона и подданным Эль-онн, не говоря уже о том, что обладает статусом полноценной личности. Он имеет право идти туда, куда считает нужным. То есть туда же, куда и я.

Вышла на середину просторного, пустого зала, из которого разлетались лестницы и лифты к различным покоям, и остановилась, пытаясь понять, что же мне тут понадобилось.

Как почти все здания Оливула, Дворец был скорее живым растением, нежели конструкцией из мёртвых материалов. Прохладные мраморные полы «заживляли» царапины не хуже любой кожи, с той лишь разницей, что на них не оставалось шрамов. Стены впитывали пыль и мусор, используя их для поддержания своего существования и избавляя живущих здесь от необходимости содержать штат уборщиков. Нет, это не был полуразумный онн эль-ин, но, по сравнению с мёртвыми коробками, в которые предпочитали заключать себя прочие люди…

И тем не менее, я не любила это место. Терпеть не могла. За всё время своего правления едва ли провела две ночи под этой крышей, предпочитая шаткую, похожую на гигантскую иглу, башню на окраине города. Слишком много призраков витало среди этих древних стен.

Я запрокинула голову, разглядывая взмывающие ввысь сводчатые потолки, чуть выступающие рёбра стропил, великолепную рельефную резьбу, ещё более элегантную в своей однотонности. Это было место славы, место великой истории и великой красоты. Чудовищно помпезное, однако удивительно гармоничное. Как бы мало эль-ин ни разбирались в архитектуре, даже мы вынуждены были признать, что Зимородок, создатель этого удивительного строения, был гением.

Сердито тряхнув головой, я решительно направилась к одной из лестниц. Не доходя до белоснежных, в серебряных прожилках, ступеней, вскочила на полукруглую площадку.

— В галерею.

Площадка под моими ногами взмыла в воздух так плавно, что движение совсем не ощущалось — силовое поле удерживало тех пассажиров, которым бы вдруг вздумалось упасть. Стремительный подъём, затем дуга по одному из коридоров, и лифт остановился перед просторной, освещённой лучами солнца анфиладой. Я спрыгнула на пол, спиной ощутила, как с трёх других точно таких же платформ беззвучно и стремительно спрыгнули три эсбэшника. Не оглядываясь на этот эскорт, пошла вперёд.

Должно быть, смертные были весьма озадачены целью моего пребывания здесь. В их обществе не принято выдавать такие полномочия только затем, чтобы посмотреть достопримечательности, но ни один не выразил желания уйти, оставив странную посетительницу творить, что ей вздумается, в Императорском Дворце.

Мне, честно говоря, было глубоко плевать, что они делают и что думают. Я медленно переходила от одной картины к другой, прищурившись разглядывала статуи, пыталась уловить закономерности в орнаментах и окантовке. Этому меня научила Нефрит: если хочешь познать человеческую душу, взгляни на то, что они называют искусством. Здесь, в легендарной галерее императорского Дворца, было собрано то, что этот народ считал слишком ценным, чтобы выставлять на всеобщее обозрение. Конечно, всегда можно было залезть в информационную сеть, изображение этих шедевров было бы передо мной, но сейчас важно было даже не само изображение, сколько мельчайшие детали, следы, оставленные авторами: призрачные эмоции, запечатлённые в красках, дереве, камне.

Я смотрела на причудливые плоды людской фантазии, вглядывалась в сюжеты, в сочетание цветов, чувств и символов. Попыталась сымитировать пару поз, хмуро покрутила запястьем, стараясь добиться того странного положения кисти, что так точно было поймано у одной из фигур голографической композиции. Здесь, в этих бредовых, на мой взгляд, вещах, отражалось, точно в кривом зеркале, сознание людей. То, что художники и сами в себе не подозревали, о чём не догадывались и зрители, когда любовались произведениями художников. Нефрит назвала бы это архетипом. Я предпочитала более ёмкий термин «человеческие бзики»: оба названия были одинаково условны.

Что-то потихоньку начало проясняться. Когда я прошла мимо третьей картины, изображающей один и тот же сюжет, в голове начала оформляться некая, пока ещё смутная идея. Называлось сие помпезное и проникновенное произведение «Освобождением» и изображало один из ключевых моментов Великого Мятежа. Беркут Ай-013-Оливо, Великий и Непобедимый, врывается с отрядом преданной гвардии в подземные лаборатории, дабы уничтожить учёных, разрабатывавших военно-шпионский проект, с которого, собственно, и началась Оливулская Империя. А сгорбленный годами человек, бывший, если подумать, отцом и создателем всей этой генетически модифицированной ватаги, стискивает в старческих пальцах бластер, который он минуту спустя сам передаст Беркуту и из которого и будет застрелен. Я подозревала, что оружие старый учёный отдал, польстившись на обещание сохранить ему жизнь, и дальнейшим развитием событий был неприятно удивлён. Но легенда упрямо твердила, что были у него благородные мотивы, невыносимая вина, что даже была произнесена проникновенная речь про грехи и искупления. Ну-ну. Что-то слишком цинична стала я в последнее время. Совсем разучилась смотреть на мир с доверием.

Хотя, если подумать, смотреть на мир с доверием я никогда и не умела. Ну и Ауте с ним.

Ещё с полчаса бродила по бесчисленным комнатам этого гигантского музея, скромно именуемого галереей. Разумеется, не успела увидеть и десятой доли того, что здесь было. Потом, поняв, что дальше метаться среди старой рухляди бесполезно, переместилась в дворцовую библиотеку, где, презрев универсальные биоэлектронные носители информации, два часа ползала среди старинных, напечатанных на традиционной бумаге книг.

Сопоставляла, думала, искала. Сценарий предстоящего представления начал более-менее оформляться, но моих знаний и интуиции явно не хватало, чтобы определить самое важное.

Что ж, обратимся за помощью.

Закрыла глаза, погружаясь в свою причастность к памяти и разуму народа эль-ин. Среди многоголосия живых, мёртвых и тех, кому ещё предстоит родиться, привычно отыскала призрачный отблеск той, что погибла многие годы назад. Нефрит арр Вуэйн. Человек, женщина, Видящая Истину. Если кто и сможет подсказать…

Я швырнула зарисовку плана в собственное подсознание, давая материалам «повариться» в соку чужих воспоминаний, и минуту спустя перед моими глазами предстала всё та же схема, но расцвеченная новыми оттенками смысла. Я подумала, кое-что изменила.

И повторила процедуру с самого начала.

В чём-то общение с Эль, богиней и памятью моего народа, было похоже на танец. Точно сон на заданную тему, вливаемый в твоё сознание. Здесь я тоже приводила себя к единению с высшими силами Мироздания, становясь сосудом бушующей вовне энергии. Постоянство в движении. Только здесь «движение» относилось скорее к мыслям и образам, не требуя такой полной самоотдачи, как в танце с Ауте. В отличие от Бесконечно Изменчивой, Эль в чём-то знакома. Моё сознание является частью её пугающе странного Я, как, впрочем, и сознание любого эль-ин. Нет необходимости каждый раз знакомиться со своей богиней заново.

«Не будь в этом так уверена, Тея. Я могу тебя и удивить».

Откуда-то из глубин подсознания дохнуло тёплыми язычками зарождающейся злости.

Оп-с! Кажется, последняя мысль и впрямь была некорректна! Прошу прощения, о Божественная, разве может презренная, вот уже тридцать лет являющаяся твоей аватарой, позволить себе фамильярность?!

«Не остри».

Но гнев исчез из божественного голоса, остались только ворчливые нотки. Что ж, будем считать это извинением.

Сказать, что мы с моей богиней прекрасно друг друга понимаем, будет, наверное, преувеличением. Но, по крайней мере, с ней никогда не бывает скучно.

«Взаимно, Тея. Взаимно».

Гм. Ладно. С общим планом я в общих чертах закончила. Теперь…

Лопатками откинулась на спинку кресла, упёрлась ступнями в стол и потянулась. Тело выгнулось дугой, затем медленно опустилось обратно на сиденье. Закинула руки за голову. Мне надо было подумать.

Как не хватало сейчас Шарена! Спросить бы у него совета, выслушать ироничный комментарий… Но мой наставник и проводник в мире смертных покинул этот мир. Как он и мечтал — в почтенном возрасте ста лет с приличным хвостиком, но не в постели с чьей-то молодой женой, а в результате покушения. Не зря хитрюга так не хотел снова впутываться в большую политику Ойкумены…

Время для горя и мести давно прошло. Сейчас мне необходим совет человека. Или хотя бы просто человеческий взгляд на жизнь.

«Мой совет тебя не устроит?» — спросил откуда-то из-за спины голос Нефрит. Нет, не совсем Нефрит. Просто голос. Отражение отражения.

Ты не человек, Эль. Ты вообще находишься где-то на качественно ином уровне бытия, и понять людей тебе так же невозможно, как и им — понять тебя. К тому же мы беспрерывно советуемся вот уже несколько часов!

«Как хочешь».

Я вскинулась, уловив в мысленном тоне своей богини подозрительно знакомые нотки. Так звучал её голос, когда она выкидывала очередной фокус или же просто знала что-то, что находила забавным.

Позади раздался тихий шелест, и я резко обернулась. Охранники исчезли, когда, наткнувшись в очередной раз на маячивших за спиной громил, я в достаточно резкой форме приказала им вести дистантное наблюдение, а ещё лучше — найти какое-нибудь более полезное занятие. Зато теперь около меня стоял сморщенный старичок в дворцовом мундире, в фигуре которого едва угадывалось некогда могучее сложение исконного оливулца. Я моргнула и вспомнила: библиотекарь. Он помог мне найти некоторые из старинных книг. Но почему Эль заинтересовалась этим учёным ископаемым?

Я приподняла уши в вежливом вопросе, потом вспомнила, что я замаскирована под человека, а человеческие уши не так подвижны, чтобы с их помощью вести беседу, и приподняла бровь.

— Да?

— Календарь, сударыня, — старичок прошествовал к столу и осторожно водрузил на полированную поверхность красивый, красочно расписанный календарь. Ах да, мне ведь необходимо выбрать дату.

Каждый день, на который выпадал какой-нибудь праздник (а праздников и знаменательных событий у смертных более чем достаточно), выделен другим цветом и снабжён небольшим рисунком. То, что нужно.

Я нашла сегодняшний день и водрузила на него подставку для светового пера. Точка отсчёта. Задумчиво повозила пальцем по глянцевой пластик-бумаге. Человеческий подход к измерению времени до сих пор приводил меня в замешательство. Нельзя ведь доводить понятие цикличности до абсолюта! Эти смертные умудрялись наделять смыслом даже те вещи, которым этот смысл вовсе не нужен. Ну да Ауте с ними, со смертными. Что там у нас знаменательного планируется до конца недели?

— Вам помочь, сударыня?

Библиотекарь.

— Да, пожалуйста. Вы не подскажете, что такое «День Сотворения»?

Взгляд у него стал… Видели когда-нибудь удивлённого и обиженного пожилого филина? Что-то в этом роде. Сначала посмотрел, как будто ослышался, потом — с изумлением, потом на физиономии появилось странное понимающее выражение.

— Религиозный праздник, миледи.

Я с сомнением посмотрела на тщательно выполненную старинную миниатюру, иллюстрирующую этот «религиозный праздник».

— Что-нибудь о возрождении, начале новой жизни и единении с природой?

— Э-ээ… Да. В этом роде, миледи.

Я задумчиво постучала ногтем по выделенной красным цифре, прикидывая.

— Заманчиво, конечно. Но недостаточно драматично. Не совсем… то.

Мне нужна была трагедия. Мрачная, многозначительная и полная торжественности. Хотя связь с «новым началом» тоже не помешает.

— Скажите, а в ближайшие дни случайно не ожидается ещё какая-нибудь печальная и значительная дата?

И снова старик посмотрел на меня… странно. И достаточно холодно.

— На День Сотворения приходится годовщина Бойни, миледи, — теперь его тон был более чем сух.

— Бойни? — Я явно услышала заглавную букву в этом слове, но никак не могла сообразить, о чём идёт речь.

— День, когда ве… когда Антея тор Дериул взошла на престол, миледи.

— О!

О Небо!

Годовщина того кошмарного дня, когда я уничтожила весь правящий род Оливула и, согласно их же собственным законам, стала новой Императрицей. Того дикого, полного боли и ужаса дня, когда я ушла в танец туауте и принесла страшную жертву на алтарь собственной ненависти. День, в расплату за который я и должна буду вскоре умереть.

Ауте свидетель, я хотела бы забыть об этом дне. Вычеркнуть его, вернуться в прошлое и сделать так, чтобы никогда ничего подобного не случалось. Но даже если бы совесть и позволила мне стереть этот ужас из своего сознания, от оливулцев подобной любезности ждать не приходилось. Ежегодно любимые подданные отмечали знаменательную Дату массовыми восстаниями, беспорядками и демонстрациями протеста. Для смертных это, похоже, стало чем-то вроде доброй традиции, обязательным пунктом развлекательной программы. Вместе с карнавалами и обычаем дарить подарки. Служба Безопасности, во главе с Зимним, сейчас с ног сбивалась, пытаясь подготовиться к предстоящим погромам.

Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой! О Ауте, владычица всех совпадений, ты слишком добра ко мне, слишком! Но доброта твоя всегда почему-то выходит боком…

Голос прозвучал хрипло и тихо, почти шёпот.

— Отлично. Очень… вовремя.

И я вонзила световое перо в центр обведённой красным цифры. Острая тонкая палочка пробила насквозь прочную пластик-бумагу и пришпилила календарь к поверхности стола.

— Миледи?

Я заставила себя притушить диковатую ярость своего торжества. Не стоит пугать их раньше времени.

— В этом году в честь столь знаменательного события планируется очень интересное развлечение. Совершенно необыкновенное. Оливулцам понравится. Да что там, вы будете просто в восторге!

Похоже, старичок мне не поверил. По крайней мере, смотрел он весьма хмуро.

— Эль-леди…

Я замерла. Ведь есть же такая вещь, как маскировка. Конечно, я давно поняла, что старик меня раскусил, ещё когда он вместо нейтральной «сударыни» вдруг перешёл к почтительно-холодной «миледи». Но как?

— Как вы узнали? — спросила я с искренним любопытством.

Он ответил выразительным взглядом. Понятно. Говорил мне Аррек, что без танца моё умение маскироваться не обманет даже слепую курицу, но получить этому очередное подтверждение всё-таки печально.

— Ладно, — я чуть склонила голову, позволяя волосам упасть на лицо, а когда вновь выпрямилась, это лицо было уже моим собственным. Бледная кожа, огромные многоцветные глаза, сияющий камень во лбу. Чуть приподнимающие верхнюю губу клыки. Надо отдать старому библиотекарю должное, увидев перед собой Императрицу, тот не стал ни пугаться, ни ругаться, ни даже швыряться гранатами (три традиционные реакции жителей Оливула на мою физиономию). Лишь склонил голову. Чуть-чуть. Так, чтобы стало понятно: этот поклон толкуйте как угодно, только не как знак уважения. Да, оливулцам определённо понравится мой «подарок» к их празднику.

— Скажите, а нет ли какой-нибудь традиции, предписывающей, что Императрица должна делать в День Сотворения?

Пауза. Никогда раньше Антею тор Дериул-Шеррн не интересовали традиции её нелюбимых смертных поданных. И с точки зрения старого библиотекаря, наверняка помнящего прежнюю династию, ничего хорошего из такого интереса получиться не могло.

— В этот день обычно давался большой Императорский Бал.

Ну что ж, назовём это«Императорским Балом». Назвать, в принципе, можно как угодно, суть от этого не изменится.

С датой и официальным наименованием мы разобрались, теперь хорошо бы определиться с местом. Лучше всего подошёл бы Зал Советов в Шеррн-онн, обычно эль-ин важные события отмечали именно там. Но тогда не удастся оказать на оливулцев то воздействие, о котором мечталось. С другой стороны, мне совсем не улыбалась идея собирать Совет эль-ин в мире смертных. Визит целой оравы моих… гм… соотечественников для вышеуказанного мира может закончиться весьма и весьма плачевно. Воспитательный момент моей смерти будет потерян, если столица Империи станет этаким грандиозным погребальным костром.

Решения, решения…

— А где обычно проходил этот бал?

— В Императорском Дворце, ваше величество.

То есть здесь. В том самом Дворце, где я появилась тридцать пять лет назад, чтобы вырезать всю императорскую семью. Заманчиво. Очень заманчиво.

Но, к сожалению, об этом и речи быть не может. Я бы рискнула, если бы всё упиралось в обеспечение безопасности эльфийских лордов на планете, полной террористов. Увы, проблема заключалась в эльфийских леди. Ни при каких условиях я не позволю всем Матерям кланов собраться в одном месте вне Эль-онн.

— Пожалуй, стоит чуть изменить эту прекрасную традицию.

Оформим всё как торжество в высшем свете. Соберу полный Совет Эль-онн. И приглашу на него дополнительных гостей. Прежде всего, разумеется, оливулцев. С голокамерами.

Зимний будет в ужасе. И вся остальная служба безопасности тоже, причём как наша, эльфийская, так и имперская. Собрать повелительниц эль-ин в помещении, куда доставят разномастную коллекцию отчаянных террористов… Террористов, конечно, жалко…

Эх, придётся мне выслушать всё, что господа профессиональные параноики подумают об этой идее.

Ну и пусть. Их работа — обеспечить безопасность. Вот пусть они в кои-то веки работой и займутся!

Я наклонила уши в сторону библиотекаря и сердечно поблагодарила его за помощь, чем, кажется, здорово напугала беднягу. Пусть Бесконечно Изменчивая будет милостива к его совести и никогда не позволит старику узнать, как он помог мне несколькими процеженными сквозь зубы словами и неодобрительными гримасами.

Потом…

Потом началась работа. Для начала — вызвала прямо сюда, в зал библиотеки тройку секретарей и известила их о планируемом Бале (хамить в ответ решилась только Дий-нарра): Продиктовала по памяти список гостей, приказала послать всем приглашения.

Надо было видеть лица бедняг, когда я оглашала список. И лица маячивших на заднем плане офицеров безопасности, как эльфийской, так и имперской. Ещё бы им не кривиться, когда Императрица к титулам министров и военных командиров стала открыто добавлять их звания в революционно-террористических организациях. Самое забавное, они испугались не того, что «Бал» превратится в очередную Бойню, а того, что я сама пострадаю. Я была тронута. И так им об этом и сказала. А потом, пока у кого-нибудь не случился сердечный приступ, поспешила добавить, что отлично понимаю: ничего личного здесь нет, они просто боятся дестабилизации обстановки и новой волны вендетт. И заверила, что бояться этого не стоит.

Они почему-то испугались ещё больше.

Потом пошло обсуждение самого Бала. У меня было несколько скромных пожеланий по декору и сценарию, но суть сводилась к следующему: поручить всё леди Вииале тор Шеррн и попросить её, чтобы атмосфера хоть немного напоминала традиционный Имперский Бал в честь Дня Сотворения. Ответственным за безопасность был назначен лорд Зимний из клана Атакующих. Надо же напоследок подложить ему хоть одну свинью! Тоже в рамках традиций!

Я решила, что пока с бедняг хватит, и попросила оставить меня в одиночестве. Затем, когда все ушли, рассеивающимся импульсом спалила все системы слежения. И долго-долго сидела, уставившись в одну точку. И пальцем раскачивала воткнутое в пластик-бумагу световое перо. Казалось, этот тонкий-тонкий клинок всажен прямо в мою плоть, что бесконечными мягкими движениями я бережу старую рану. Знаете, одну из тех, которые вроде бы уже так привычны, что почти не болят, но в то же время не дают и забыть о себе.

Ладно, хватит. Ты решила, девочка. Так будь добра быть последовательной в своих решениях.

Следующие полчаса были потрачены на составление приглашений для эль-ин. Невидимые и бестелесные, сен-образы отправились к Матерям кланов, отрезая мне последние пути отступления. Затем, хотя их уже должны проинформировать, — к Зимнему и Вииале. И наконец, отдельный образ-послание для Лейруору тор Шеррн.

Они поймут, что за смысл скрывается под короткими официальными фразами.

Смысл под смыслом, река под рекой. Молчание и слова. Так откуда же эти неподъёмные камни в моей душе? Ауте, как надоело!

Усталый сен-образ вспорхнул с ладоней и растворился в одиночестве старой библиотеки. Книги не ответили, погружённые в свои собственные сны.

Всё.

Почти.

Отчаянно пытаясь потянуть время, я задумчиво водила пальцами между подставкой и световым пером. Сегодня. И День Сотворения. Две точки, между которыми заключены три коротких дня: вся бесконечность оставшейся жизни. Столько нужно успеть!

Разумеется, разобрать все завалы и привести в порядок дела, чтобы Лейруору не получила в наследство тот хаос, что свалился когда-то на меня. Уладить дела с аррами, подготовить оливулцев. Да, конечно, мне нужно будет отправить послания старым друзьям. Нехорошо уходить не попрощавшись, оставляя важное недосказанным. И как-нибудь выбрать время, повидаться с родителями. И… сколько же всего…

Нет, так дело не пойдёт. Нельзя последние часы собственной жизни носиться по Вселенной, точно курица с отрубленной головой, хватаясь за что попало и не успевая толком ничего. Нужно выбрать самое главное… Почему бы не заняться наконец приведением в порядок собственной кармы? Ага, спохватилась. Что называется, вовремя. Ну ладно, карме уже не поможешь — к чему мёртвому припарки? — но, по крайней мере, надо привести себя в соответствующее настроение. Конечно медитации. Поработать со снами. Потанцевать медленно, вдумчиво, с удовольствием. Чтобы переход в посмертие прошёл правильно, чтобы мой дух, когда он будет растворяться в Эль, не трепыхался и не мешал. Чтобы, когда будет решаться, быть ли моей следующей реинкарнации, я могла как-то повлиять на решение, а не оказалась засунута в первого же приглянувшегося Эль младенца…

И…

Ох, ну кого я пытаюсь обмануть?

Резкими, почти злобными мыслями начертала приглашение лорду Арреку арр-Вуэйн с просьбой-приказом посетить Бал, который даёт его супруга в честь Дня Сотворения. И не отправила, а швырнула призрачное послание на поиски мужа.

Вот теперь действительно всё. Теперь пути назад и правда отрезаны.

Приглашение к бою было послано. У меня не было ни малейшего сомнения, что Аррек его примет. Он принял его ещё тридцать лет назад.

Схватка началась.

И лишь Ауте известно, чем она может закончиться.

Танец второй, Болеро

Doux et un peu gauche

Клинки столкнулись в воздухе и зазвенели хрустальным смехом. По крайней мере в звоне Молчаливого, моего пребывающего в последнее время в довольно желчном настроении меча, слышались отчётливо насмешливые нотки. Критик. Ладно, допустим, этот удар я действительно парировала чудовищно неуклюже. Но смеяться-то зачем?

Тело действовало на полном автомате: единым движением отвести вновь устремившийся ко мне клинок, фиксируя его в дальней точке, а нога взлетает, пытаясь подъёмом стопы достать горло нахала. Разумеется, тот ушёл в сторону, а вот я, вынужденная менять стойку с мечом, всё ещё отведённым в блоке, оказалась уязвима. Чем тут же не преминули воспользоваться ещё два противника. Пришлось срочно принимать меры. Легчайшее движение кистью — и инерция моего стремительно несущегося в сторону меча исчезла, будто её и не было. Что позволило неожиданно для противника и вопреки всем законам физики без замаха нанести два мощнейших удара, прикрывшие меня, пока не удалось занять более устойчивую позицию.

Грязный трюк. Мысль Беса была выражена не в человеческих словах, но общее значение примерно таково. В следующий раз будем работать с учебным мечом.

В ответ мне в руку ударило несогласие Сергея (Молчаливого). Я и так чаще тренируюсь на учебных клинках, чем с ним. А в битве, если мне не повезёт и я влипну во что-то подобное, драться придётся скорее всего собственным оружием. С использованием всех находящихся в его распоряжении «грязных трюков». Долю секунды учителя препираются, а я использую передышку (относительную, конечно, удары всё равно продолжают сыпаться со всех сторон) для того, чтобы внутренне настроиться на серьёзный бой. Если я что-то понимаю в своих наставниках, то сейчас они попробуют доказать, что и с магическим мечом мне не грозит выстоять против настоящего противника.

И зачем, скажите на милость, я трачу последние дни жизни на это издевательство?

Понятия не имею. Но трачу.

Темп не ускоряется — мы и так работаем на запредельных скоростях, и тут в ход идут уже не сила и не ловкость, а чистое мастерство. И воля. С этим у меня всегда были некоторые проблемы.

Пятеро Безликих воинов в своих ритуальных чёрных балахонах и масках кружат вокруг, время от времени обрушиваясь на меня короткими экономными выпадами. Рваные, аритмичные атаки — никакого рисунка боя, который можно было бы уловить или перекроить на свой вкус. Никаких поблажек. В звоне мечей появляется жёсткость, характерная скорее для настоящего боя, чем для заурядной ежеутренней разминки.

Мои ноги плели запутанный узор из скольжений и стоек, манёвров и прыжков. Азбука боя. Его геометрия и алгебра. Почти танец.

Почти.

Танец и бой. Когда-то мне было не по силам разделять эти два состояния. Когда-то, стоило начать двигаться в единстве с другим существом, как тело само подхватывало ритмы и переливы, составляющие суть противника. Даже сейчас соблазн «нырнуть» в глубины мастерства моих учителей, отразить в себе, как в зеркале, их невероятное искусство был велик. Но теперь удержание в рамках собственных умений уже не требовало таких колоссальных усилий. Танцевать я всегда могла. А вот драться — этому долго и, боюсь, безуспешно пыталась научиться. И не стоит без крайней необходимости смешивать одно с другим.

Нажим усиливался. Не обращая внимания на ломоту в натруженных получасовой тренировкой запястьях, я попыталась создать вокруг себя сверкающую завесу из стали. Руки двигались с умопомрачительной скоростью, доступной разве что истинным вене, тело перетекало из одного положения в другое, почти растворяясь в воздухе. Но северд-ин, и вместе, и по отдельности, были лучше. И мы все это понимали.

Первые удары прошли наискосок, с целью не задеть моё тело, а скорее смять защиту. По крайней мере я так думала. Пока Злюка не хлестнула мечом куда-то в сторону… куда я вдруг прыгнула, прямо под её удар, уходя из-под очередной атаки Кастета. Вывернуться удалось лишь чудом. Попытались захватить меня в «тиски», зафиксировав на месте и удерживая ударами из двух диаметральных позиций, а Клык пошёл в красивой атаке древнекираанского стиля, которая называлась, кажется, «Птица Сольвэо, выхватывающая из реки рыбу».

Рыба возмущённо забила плавниками.

А почему бы и нет? В конце концов, жить осталось всего три дня. Было бы красиво напоследок утереть нос своим бессменным «теломучителям».

Я распласталась в низкой стойке, против всяких правил полоснув по Дикой когтистой рукой. Та тут же описала мечом дугу, чуть было не оттяпав нахальную конечность, но тем самым дала мне необходимое для манёвра свободное пространство, куда я и сиганула. Блок, встретивший изощрённый удар Клыка, получился такой жёсткий, что у нас обоих едва не выбило из рук мечи, а моё запястье отозвалось вспышкой ноющей боли. Но противника отбросило назад, что позволило мне остаться на выбранной позиции и получить драгоценное мгновение, необходимое, чтобы подготовиться к атаке Дикой.

Это была ловушка. Безумно рискованная — северд-ин не часто баловали противника такой роскошью, как действия по навязанному этим самым противником плану, но она сработала. Дикая уже делала выпад в незащищённую зону, как вдруг налетела на встречную, не очень мощную, но прекрасно сбалансированную атаку наискосок. Мой меч полоснул её по груди, тем же, всё ещё продолжающимся движением отбил клинок Беса и уже на излёте достал горло бросившегося вперёд Кастета.

Но тут меч Дикой наконец достиг своей цели, глубоко погрузившись в призрачные учебные доспехи. Внутренности обожгло холодом и болью, не будь этой магической защиты, я после такого удара безусловно была бы мертва. Перед глазами завертелись тёмные пятна, а тело бессильно осело на пол.

В моё горло упёрлось сразу три меча. Всего три. Я позволила себе бледную, но тем не менее торжествующую улыбку: это было ровно на два меньше, чем то, к чему я успела привыкнуть за тридцать лет ежедневного истязания.

— Вы мертвы, госпожа, — проинформировал меня невозмутимый голос Беса.

Эту его коронную фразочку, встречающую вот уже три десятилетия каждое моё утро, я успела возненавидеть. Но, сегодня у меня было чем ответить.

— Дикая и Кастет — тоже, — последовало логичное возражение.

— Но вам бы это жизни не вернуло.

— Зато принесло бы глубокое моральное удовлетворение.

Я несколько обеспокоенно наблюдала, как поднимаются на ноги «поверженные» учителя. Северд-ин в своё время наотрез отказались от любого вида защиты, хотя защита считалась обязательной для учебных боев. Тогда я не возражала: мысль о том, что неумеха вроде меня сможет хотя бы поцарапать этих идеальных воинов, была просто смешна. Даже пустяковые раны, которые они всё-таки изредка получали в последние два-три года, можно было объяснить скорее благоволившей ко мне слепой удачей, чем каким-то серьёзным искусством… Зато сегодня…

Но тут со стороны Сергея пришёл успокаивающий импульс, заверивший, что он не стал бы серьёзно ранить на простой тренировке, так что я с лёгким сердцем вернулась к перебранке с Бесом.

— Я ведь вас достала! Достала северд-ин! — Мой голос звенел от удивления и торжества. Теперь можно было умирать спокойно. Большего достигнуть мне вряд ли суждено.

Сергей и Бес одновременно презрительно фыркнули, причём очень презрительно. Поразительное единодушие. Северд-ин продолжил лекцию всё в том же холодном, профессиональном тоне.

— Если вы, госпожа, считаете, что свою жизнь стоит разменять ради призрачного удовольствия пустить кровь паре противников, то, боюсь, мы лишь зря потратили время на все эти тренировки.

Хам.

— Вообще-то я так не считаю. Но вы ведь всё равно через пару секунд меня бы прижали, так почему было не попробовать?

— Попробовать? Зачем? Разве вас этому учили? Вы должны были победить, а не… не устраивать это издевательство над искусством! — Кажется, он рассердился.

Я тоже.

— Вот как? — приподнялась на руках, откидывая выбившиеся из-под ремешка и падающие на глаза пряди. — По-вашему, я не в состоянии реально оценить имеющиеся в моём распоряжении минимальные шансы и действовать соответственно?

— У вас были все возможности одержать верх!

— Ха!

— Вы уже делали это.

— В танце.

— И что же мешает вам повторить то же самое без танца?

Он что, издевается?

— Я недостаточно искусна. — Произнесено это было спокойно, почти равнодушно. Ай да я.

На какое-то мгновение в зале установилась мёртвая тишина. Затем Бес медленно выпустил воздух через сцепленные зубы. Раздался тихий, шипящий звук.

— О том, как сражаться и побеждать, вы знаете не меньше любого воина. Так что же тогда подразумевается под словом «искусна»? Скорость? Сила? Техника боя?

Я тряхнула головой, выпуская язвительный и неразборчивый сен-образ, но Бес не обратил на это ни малейшего внимания.

— Вы правда считаете, что есть ещё какие-то неизвестные вам таинственные приёмы? Тщательно скрываемые секреты мастерства? Скажите, госпожа, вы действительно думаете, что на этом уровне балаганные фокусы имеют хоть какое-то значение?

Я сидела, нахохлившись, понимая, что он абсолютно прав. Но это ничего не меняло. Я зацепила мечом двух северд-ин. Гип-гип ура мне!

Вот.

Выражения лица Беса было не видно за непроницаемой темнотой маски, но у меня почему-то возникло впечатление, что он поперхнулся. Такая лекция пропала даром!

И соизволил бросить, точно признавая поражение:

— Ну что ж… Полагаю, это тоже немалое достижение. — Воины заколебались в воздухе, растворяясь в окутывающем тренировочную площадку сумраке. — Для эльфийки, конечно.

Я почувствовала, как челюсть моя удивлённо отваливается, а уши опускаются горизонтально, что означает полное обалдение. Это что, был комплимент?

Или всё-таки оскорбление?

Ещё с минуту в одиночестве сидела на прохладном полу, пытаясь переварить происшедшее. Я достала в поединке северд-ин. Я зацепила мечом Безликих воинов. Я переиграла бойцов, считавшихся лучшими из тех, что когда-либо видела Ойкумена. Я? Антея тор Дериул-Шеррн, Хранительница Эль-онн, Императрица Оливула? Я, неуклюжая дурища, которая на оружие всегда смотрела с брезгливым опасением?

Бред.

Может, папины гены наконец начали себя проявлять? Он, как-никак, первый клинок Эль-онн…

Молчаливый, мой меч, валялся тут же, непроницаемый и совершенный, как всегда. Чем дальше, тем меньше в нём оставалось от человека и появлялось больше — от меча. А может, он просто перестал притворяться, позволяя себе быть тем, чем был всегда.

Аккуратно и с величайшим почтением вложила блестящий клинок в ножны. Спасибо, друг. Жаль, что я не могу воздать тебе честь, которую ты заслуживаешь, сражаясь так, что после за это не приходится краснеть.

Осторожно поднялась на колени и, шипя и ругаясь сквозь зубы, начала стаскивать призрачные доспехи. Закатала надетую под них рубашку, чтобы осмотреть нанесённый урон. Кожа в том месте, где клинки Безликих прошли насквозь, впиваясь в плоть, была воспалена и имела нездоровый сине-зелёный оттенок. Но зато тело представляло собой нечто целое, рёбра не разворочены, а внутренности благополучно пребывали там, где им и положено — внутри. В общем, можно было считать, что защита сработала.

Я с проклятием отшвырнула панцирь.

— Сама виновата, — раздался позади знакомый голос. — Не нарывалась бы так откровенно, Дикая не стала бы завершать удар.

Резко повернулась и охнула от боли, вызванной этим движением. Не важно.

Всё не важно.

Это и в самом деле был он.

В серо-серых глазах застыл немой укор. Получил приглашение на Бал.

И видел, чем закончился этот бой.

Проклятье.

Соизволил-таки объявиться после недельного отсутствия. Всё такой же совершенный. Всё так же способный довести меня до последней стадии бешенства одним словом, одним взглядом.

Подошёл, и шелестящие звуки шагов отдавались где-то внутри старой тянущей болью, будто ступал он по раскалённым нервам, а не по полу. Опустился рядом на колени, протянув руки к болезненно ноющим последствиям закончившейся только что схватки.

Умелые пальцы пробежались по жуткому синяку, унимая боль, успокаивая рану. Я скосила глаза вниз и увидела лишь гладкую, исцелённую кожу. А его руки уже скользили по ранам и ушибам, накопившимся за последнюю неделю. Я и не знала, как много их было, пока не ощутила звенящую, чуть пьянящую лёгкость отсутствия всякой боли. Неделя была… как бы это сказать поточнее… наполнена событиями. Обычная такая неделя.

Пряди на затылке чуть шевелились от его дыхания. Повернулась, ловя губы губами, на мгновение просто прижалась к груди мужа. Затем отстранилась, снизу вверх глядя на склонённое ко мне лицо.

— Спасибо.

Я не спросила, где его носило.

— Не за что.

Он и не подумал ничего объяснять.

Одна из тех тем, которые в этом доме не обсуждаются.

Наша семейная жизнь… Как бы это сказать поточнее… Не предполагает излишней искренности. Обычная такая семейная жизнь.

Улыбнулся.

И ещё раз проклятье!

Он был самым прекрасным мужчиной из всех, кого мне когда-либо доводилось видеть. А мне много кого доводилось видеть.

Простая одежда чёрно-чёрного цвета, которая почему-то выглядела как изысканный костюм. Тёмные волосы собраны в тугой хвост, губы кривятся в противной усмешке.

Тонкое, удлинённое, аристократически правильное лицо с очень совершенными линиями очень элитного генетического проекта. Странные черты, странный разрез глаз такие… человеческие и в то же время красивые, как бы парадоксально ни звучало подобное сочетание. Во лбу горит вплавленный в плоть камень — имплантат, который он позволил вживить себе несколько лет назад. Миниатюрное чудо биотехнологий, окрашенное под цвет глаз: таков цвет серой непреклонной стали, холода древних ледников и далёкой голубизны металла. Но самое удивительное у дарая — кожа. Гладкая, безупречная кожа, по какому-то капризу генетики сияющая чистейшим перламутром. Свет точно обтекал её совершенство, разбиваясь на тысячу маленьких радуг, пожаром сиявших вокруг фигуры дарай-князя.

Аррек арр Вуэйн, мой консорт, мой друг, мой союзник. Что бы я делала без тебя, любимый? Наверное, бездарно погибла ещё много лет назад… Или была бы по сей день бездумно счастлива с первым мужем.

— Антея?

— Тоже считаешь, что я сглупила?

Лучшая защита — нападение. Наверное.

Он задумчиво прикоснулся губами к моему лбу чуть выше имплантата.

— Если ты не готов умереть, ты не узнаешь победы… Но если ты ищешь смерти, то только смерть и найдёшь.

Я упрямо отвела глаза, уставившись на платиновую змейку, стягивающую воротник его свободной чёрной рубашки. Опасная тема. Запретная тема. Тема, которую мы оба предпочитали не затрагивать. Точнее говоря, я предпочитала её не трогать, а всё, что на сей счёт думал Аррек, демонстративно игнорировала.

Он покорно вздохнул.

— Ты прогрессируешь, Антея. Последние пару лет — просто невероятно. Будто сломался какой-то барьер в сознании, заставлявший думать, что некоторые вещи тебе недоступны просто потому, что… недоступны. И что бы я ни думал о твоей стратегии, ты действительно достала в поединке двух северд-ин. Мои поздравления.

Сам Аррек, когда я в последний раз видела его «тренировку», двух северд-ин уложил, не особенно напрягаясь. Правда, полная боевая звезда была ему всё-таки пока не по зубам. Но ведь оставался ещё и не совсем честный бой… И совсем не честный…

Не одна я прогрессировала.

— Я не понимаю… почему они возятся со мной? Вот уже столько лет! Они пришли, чтобы учиться у меня. Чему-то там. И наверное, у них получилось: после такой школы эльфийской политики и изощрённого этнического дзюдо совсем ничему не научиться просто невозможно! Но почему боевая звезда возится именно со мной?

— Это ты у меня спрашиваешь?

Недосказанное витало вокруг нас удушливо-приторным облаком, почти на грани образования сен-образа. Столько запретного, столько болезненного, столько… Но война была объявлена, и Аррек явился на поле боя для первой схватки. Отступить сейчас было бы глупо. И бесполезно.

Я задумалась над заданным самой себе вопросом.

Какой смысл тратить долгие три десятилетия на скрупулёзное обучение той, которая никогда не сможет использовать это искусство по назначению? Той, которая вообще не сможет его использовать? Мои дни были сочтены, я это знала, и все вокруг прекрасно это понимали. Я читала это знание в глазах окружающих, в песне ветров, в глазах своего мужа. Время пришло. Пора платить долги. Ту-истощение подбиралось неуловимо, но оно слишком долго обходило меня стороной. Последние тридцать пять лет я жила взаймы, и теперь заём подходил к концу. И тогда я решилась сама назначить дату выплаты.

Всё, чему меня учили, всё, что в меня вкладывали, всё, что мне отдавали за шестьдесят пять лет моей бестолковой жизни, уйдёт. Уйдёт от тех, кто учил, кто давал, вкладывал. Смерть — самый умелый из воров. Я не смогу им больше ничего вернуть. Так какой же смысл?

Ладно, попробуем сформулировать по-другому. Почему, северд-ин продолжают меня учить — это ведомо одним северд-ин. Но вот почему я, вчера назначившая окончательную дату, сегодня, как всегда, покорно согласилась на тренировку? Почему выложилась до конца, сражаясь с заведомо превосходящими в искусстве наставниками?

Почему именно сегодня смогла одержать пусть и сомнительную, но победу?

Улыбнулась. «Мышление аналитика эль-ин оперирует вопросами, которые более информативны, нежели ответы». Ты всегда был мастером таких вот вопросов, любимый.

И тем не менее…

Я устала. Я ждала этого, ждала долгие и долгие годы, я всегда знала, что когда-нибудь всё кончится. Что смогу наконец отдохнуть, забыть… А сейчас, ощущая напрягшиеся пальцы Аррека на своей спине, не могла не думать о нём. О том, какая это невероятная трусость — бросить его одного, оставить справляться со всем этим кошмаром в одиночестве лишь потому, что я устала.

Дата назначена.

Любимый, ты, конечно, сделаешь всё, чтобы стать чудовищно неудобной помехой.

Я уткнулась носом в его плечо, зажмурилась, молча прося прощения. Авансом.

Слова не нужны, как не нужны и сен-образы. Мы слишком хорошо знали, о чём ведётся этот молчаливый спор.

Кожа моя коротко полыхнула перламутром — верный признак того, что Аррек опустил свои щиты, позволив тканям моего тела измениться по его образу и подобию.

А вот это уже из области запрещённых ударов!

Я отстранилась, упираясь руками в его грудь.

— Всё будет хорошо, Антея. Обещаю.

Конечно. Разве кто-нибудь сомневается?

Просто удивительно, сколько разнообразных трактовок может быть у слова «хорошо» в зависимости от того, кто и как его употребляет!

Я встала, сверху вниз глядя на коленопреклонённого мужа. Такой красивый. Такой любимый. И такой несчастный. Глядя на такого, хочется вопрошать: «О Ауте, что же я за чудовище, если причиняю такую боль тем, кого люблю?»

Как… драматично!

Придушить бы его немного… разнесчастного моего!

Аррек ухмыльнулся, легко и по-мальчишески вызывающе. Попробуй придуши!

Наклонилась и поцеловала его — медленно, с чувством. У обоих перехватило дыхание. И попробую.

Затем отвернулась, направилась к личным покоям. День шёл своим чередом, и пора было приниматься за дело.

Первую схватку в начавшейся партии Аррек выиграл.

* * *

Ритмично переступающие босые ступни. Лёгкое покачивание. Кастаньеты и флейты — музыка, слышная только мне. Танец изменений.

Сегодняшний день я проживу in tempolibero — в свободном темпе.

Настроение лёгкое и чуть-чуть ироничное.

Стащила с себя простую тунику со штанами, в которых обычно тренировалась, бросила их на пол. До шкафа сами доползут, чай, в магическом замке живу, хотя такое наименование онн всё ещё ставило меня в тупик. Тоже мне замок!..

Ванна. Точнее, бассейн, но кто обращает внимание на подобные мелочи? Я без всплеска нырнула в изумрудно-зелёную воду, мощными гребками проталкивая тело сквозь прозрачные толщи. Выскочила на поверхность, ладонями зацепилась за поребрик и выбросила себя наружу, тут же призывая тёплый ветер, мгновенно осушивший кожу и спускающуюся до лопаток гриву волос. Я давно уже отчаялась научиться приводить безобразие, творящееся на моей голове (не будем упоминать всуе то, что творилось внутри неё), хоть в какой-то порядок. Расчёсывать эти лохмы было занятием крайне утомительным и абсолютно бесполезным. Так что я выпросила у отца специальное заклинание, вплетённое в изящный маленький гребень, и сейчас, стоило мне воткнуть заколку в волосы, как те сами собой расчесались и уложились в красивом, эффектно выглядевшем беспорядке.

А ещё говорят, что лень непродуктивна. Да это самый главный двигатель магического прогресса!

Теперь — одежда. Сегодня, кажется, ничего особо торжественного не намечается, так что макияж можно опустить, официально-помпезные наряды пусть остаются на своём месте в шкафу. Так, бельё — инкрустированное металлическими пластинами, каждая из которых холодила кожу защитными заклинаниями. Пара амулетов того же назначения. Ручные ножны для аакры, созданные так, чтобы скрытый рукавом кинжал выскальзывал в ладонь, повинуясь едва заметному напряжению мускулов.

Теперь белая сорочка — тонкий шёлк и никаких кружев. Светло-золотистые, бледные штанишки до колен и того же тона пиджак с высоким воротником-стойкой и длинными рукавами. Низенькие полусапожки. Ну, разумеется, пояс с вложенным в ножны Сергеем. Вроде, всё.

Я повернулась к зеркалу — ещё одна причуда Аррека, предпочитавшего постоянную мебель создаваемым лишь на несколько мгновений для конкретных целей конструктам — и окинула себя придирчивым взглядом. Хороша, нечего сказать. Пугало в золоте, тощее, чем-то неуловимым — то ли рваной грацией движений, то ли огромными, лишёнными белков глазами, — напоминающее насекомого. Когтями провела по свободно падающим на плечи волосам, хмыкнула и отвернулась.

Тоже мне, королева эльфов.

Мягко пружиня по откликающемуся на каждый шаг игривым толчком полу, прошла в оранжерею-столовую.

После трёх десятков лет присутствия здесь человека мой онн не слишком напоминал жилище уважающей себя эль-ин. Аррек был отнюдь не против небольших трудностей, которые приходится терпеть, скажем в походе, но дома он предпочитал окружать себя изысканно-аскетичным комфортом. Поэтому, хотя живые стены онн изгибались всё с той же грациозной простотой, что свойственна всем местам обитания эль-ин, а основным украшением комнат по-прежнему оставались блики света и причудливые тени, всё это дополнялось естественно вплетённой в рисунок помещений мебелью. А если прищуриться — можно было увидеть вязь сен-образов, окутывающую эти странные предметы обстановки аурой таинственности, свойственной любому тщательно отобранному антиквариату. У каждого предмета была своя история, свой характер, свой эмпатический рисунок, а вместе они создавали удивительно гармоничную симфонию мыслей и воспоминаний. До сих пор не понимаю, как Арреку удалось сотворить подобное, совмещая, как мне казалось, несовместимое.

Войдя в оранжерею, я не могла в тысячный раз не подивиться на полностью сервированный стол с тремя придвинутыми к нему удобными стульями, красиво вписывающимися в сплетения ветвей и цветов.

Минутку. Тремя стульями? Разве у нас сегодня гости?

Безнадёжно покачала ушами. Могли бы и предупредить.

Стремительно подошла к столу, подняла огромное пустое блюдо. И начала готовить завтрак. То есть это только так называется — «готовить». На самом деле весь процесс заключался в сборе уже созревших фруктов с оплетающих всё вокруг ветвей. Причём «фрукты» — довольно приблизительное определение. В своё время к ним тоже приложил свои умелые ручки Аррек. С обычным сногсшибательным результатом.

Едва освоившись с жизнью в онн и осознав, что кушать тут можно лишь то, что растёт неподалёку, дарай-князь скорчил мученическую рожу и взялся за дело. Для начала — установил контакт с сознанием онн (по общепринятому мнению, сознания как такового у онн не существует, но для Аррека это такая мелочь!). Затем потянулись долгие переговоры между моим летающим домом и моим новообретённым супругом. Велись споры. Вырабатывались компромиссы, и достигались соглашения. И претворялись в жизнь изменения. Так что сейчас я вполне могла сорвать с ветки тушёную с яблоками перепёлку. Или кальмара в пряном соусе. Или бутылку хорошо выдержанного вина — непременно того сорта, которого в этот момент хотелось Арреку.

В общем, кулинарный процесс в нашем доме был сведён к необходимому минимуму. Ну разве мой муж — не заветная мечта любой женщины?

Угу. Точно.

Поймала себя на том, что стою, разглядывая знакомые стены, будто вижу их впервые. Забавно, как меняется в твоих глазах весь мир, если знаешь, что скоро придётся его покинуть. Начинаешь замечать вещи, на которые раньше обратить внимание не хватало ни времени, ни сил.

Шептались среди ветвей старые сен-образы. Я потянулась за тонкой нитью иронии, змеящейся откуда-то из далёких дней моего детства:

Тихонько рассмеялась, разглядывая чуть неуклюжий, но воинственный и определённо голодный сен-образ.

Я осторожно водрузила нагруженный разнообразной снедью поднос в центр стола и скептически окинула взглядом всю композицию. Затем подхватила лежащую рядом с моей тарелкой стеклянную палочку и ударила по расположенному тут же конусу колокольчика.

Чистый трепещущий звук разнёсся по всем помещениям онн, резонируя с колеблющимися в такт ему живыми стенами.

Завтрак.

Они появились под аркой входа одновременно: её рука покоилась на локте Аррека, и это была самая большая фамильярность, которую дарай-князь мог позволить себе с разумным существом. Тут этикет арров более чем строг: физическое прикосновение, особенно если оно подкреплено расслаблением щитов, считалось знаком величайшего доверия, допустимым только с давними друзьями и ближайшими родственниками. А также с теми, кому в ходе политических пируэтов следовало выказать наибольшее благоволение. Впрочем, я была уверена, что в данном случае политика ни при чём.

Она была и его дочерью тоже.

Низенькая и хрупкая даже по меркам эль-ин. При взгляде на эту фигуру мне всегда хотелось срочно заняться пересмотром её диеты, чтобы девочка набрала хоть немного веса: уж больно костлява. Хотя разумом я и понимала, что это всего лишь результат её наследственности, что все в этой генетической линии были миниатюрны, но неистребимый материнский инстинкт рассуждать логически отказывался.

Иссиня-чёрная глянцевая кожа — полная противоположность моей безупречной белизне. Огромные фиалковые глаза и такой же имплантат — всегда напоминали мне о её генетическом отце и потому вызывали неприятие. Волосы белоснежного серебра были коротко подстрижены, торчали во все стороны густым и непослушным облачком — причёска тоже была вызовом, призванным максимально отделить её образ от образа бабушки, знаменитой своей роскошнейшей гривой. Эта девочка, лишь пару месяцев назад перешедшая порог зрелости, вся состояла из контрастов и противоречий, из жёсткой непокорности и острых углов.

И тем не менее, она была мне дочерью, если не по крови, то во всём остальном — вне всякого сомнения. Лейруору тор Шеррн, моя воспитанница, моя Наследница, та, что после моей скорой кончины займёт место Хранительницы Эль-онн. Дочь моего сердца.

— Лейри! Я не ожидала, что ты захочешь присоединиться к нам, — после своего совершеннолетия она не часто баловала нас с Арреком вниманием, с головой уйдя в обустройство собственного онн, в бесчисленные дела, встававшие перед достигшей официальной зрелости высокопоставленной эль-леди. — Проходите.

Лейруору легко отошла от Аррека, наблюдавшего за представлением со своей обычной полуухмылочкой, в которой мне на этот раз почудилось некоторое напряжение. Одета Лейри была консервативно: в свои собственные официальные цвета. Белоснежный комбинезон сидел на ней как влитой, контрастируя с ониксовой темнотой кожи, а отливающая синевой вышивка у рукавов и ворота казалась несколько причудливым узором инея. Вся фигура виделась несколько размытой из-за обёрнутых наподобие плаща полупрозрачных крыльев: серебристо-белых, с фиалковыми всполохами. При приближении ко мне она в полном соответствии с этикетом распахнула их, отведя назад двумя полотнами искрящегося тумана, и чуть склонила в приветствии изящную головку. Она была прекрасна.

— Мои приветствия, Мать клана, — голос, переливающийся тысячей хрустальных колокольчиков, до самых костей пробирал своей бередящей сердце красотой. — Позволено ли мне будет присоединиться к вам за трапезой?

Я с некоторым удивлением дёрнула ухом, но решила подыграть ей.

— Конечно позволено. Садитесь.

Аррек с улыбкой скользнул на своё место, не предпринимая глупых поползновений вроде отодвигания стульев для дам, за которые вполне мог бы схлопотать когтистой ручкой да по красивой физиономии. Лейруору села, старательно пытаясь выглядеть в должной степени взрослой. Что несколько смазывалось летающими между мной и Арреком воспоминаниями о её первых уроках обращения с человеческими столовыми приборами. Удивительно, в сколь потрясающую катапульту можно, при желании, превратить обычную ложку!

Слуг эль-ин не держали, так что все сами принялись класть на тарелки то, что им больше всего нравилось. Обычный семейный завтрак.

Угу.

— Так чем же скромные старики обязаны чести лицезреть самую популярную светскую даму на всех Небесах? — шутливо поинтересовалась я.

— Необходима причина, чтобы мне увидеться с вами, о Хранительница?

Я удивлённо вскинула уши, формулируя насмешливо-оскорблённый сен-образ.

— У-у, какая официальность! — и тут же чуть более серьёзно: — Лейри, что случилось?

Несколько секунд она молчала. Затем подняла на меня огромные глаза, занавешенные длинной серебристой чёлкой.

— Ничего, — пауза. — Просто… там, в детских покоях, я как-то не осознавала, что вы на самом деле настолько Очень Важные Персоны.

Оп-па. Так, напрягаем память: были ли у меня когда-нибудь проблемы с тем, чтобы начать воспринимать свою мать как госпожу-власть-и-могущество? Да нет. Я просто по-другому начала воспринимать и власть, и могущество. Но не маму.

Аррек красиво заломил бровь.

— Вы разбиваете мне сердце, о прекраснейшая леди! Неужели на сем благородном челе, — он помахал рукой перед собственной нахальной физиономией, — не написано большими буквами, сколь Важной Персоной я являюсь?

Лейруору согнулась, пытаясь сдержать приступ смеха, и над её головой мы с Арреком обменялись обеспокоенными взглядами.

— Лейр… — я несколько растерянно покрутила в руках вилку, — тебя же столько лет готовили к тому, чтобы быть моей Наследницей. Только не говори, что ты не понимала, что означает этот титул!

— Да нет, понимала… Но понимать — это одно. А вот почувствовать на своей шкуре — совсем другое.

Что-то начало проясняться.

— И… какие у тебя есть на сей счёт мысли?

Она подняла голову, в фиалковых глазах не было ничего юного. Ничего хрупкого, или неуверенного, или мятущегося. Вспышка сен-образов, многие из которых я так и не поняла.

— Я бы многое делала по-другому. Как мне кажется — лучше.

Аррек сцепил зубы, посылая мне предупреждающий образ, слишком личный, чтобы его мог перехватить даже такой вундеркинд, как Лейруору. Игнорирую.

— Разумеется. Ты рождена, чтобы быть Хранительницей. Я же — всего лишь регент. И достаточно бездарный к тому же.

По крайней мере, у них обоих хватило честности не возникать тут с пламенными возражениями.

Молчание. Слишком многое оставалось недосказанным. Слишком много смыслов и подсмыслов витало в воздухе, холодными призрачными прикосновениями леденя наши мысли.

Я старательно резала ножом что-то на своей тарелке.

Некоторые слова в этом доме никогда не будут произнесены вслух. Бесчисленные вопросы никогда не будут заданы. «Как ты себя чувствуешь?» — вполне нормальная, нейтральная фраза, в этой семье являвшая собой никем не признанное, но тщательно исполняемое табу.

Я действительно была лишь регентом. Регентом, основным достоинством которого была смертность. Я должна была править до тех пор, пока не подрастёт юная наследница великой династии Уору, а затем — уйти, уступить место. И сделать это можно было лишь одним способом. Никогда не думала, что мне это на самом деле удастся. День, когда Лейруору с блеском выдержала окончательные испытания на эмоциональную, интеллектуальную и физическую зрелость, был, должно быть, одним из самых счастливых в моей жизни. Я выдержала. Справилась. Выстрадала. Я продержалась все эти годы, пока истинная владычица не способна была взять власть в свои руки, и я удержала от падения Эль. Долг перед моим народом выполнен, теперь можно считать себя свободной. Ночью, когда утихла пьяная эйфория и пришло наконец осознание, я заплакала. Рыдала в объятиях непривычно молчаливого Аррека, рыдала от счастья и облегчения. Смогла. Победила. Выстояла.

Теперь можно было наконец умереть.

Но смерть не шла. Каждое утро, открывая глаза, я вслушивалась в глубины собственного организма. Уже? Ещё нет. Каждое утро я читала вопрос в глазах цвета серой стали. Ты со мной, малыш? Да, кажется. Пока что. Каждое утро, встречая кого-нибудь из своих советников или просто случайных прохожих, я слышала немое удивление. Хранительница? Да. Всё ещё.

«Как ты себя чувствуешь?» Этот вопрос мне не задавал никто. Но с каждым прошедшим днём он всё более ощутимо витал в воздухе. И сегодня, когда моя приёмная дочь вошла в столовую, я увидела его в глубине фиалково-синих озёр, называвшихся её глазами.

Сказать, что теперь вопрос не имеет значения? Она и сама отлично знает.

За всей этой подковёрной вознёй стояло гораздо больше, нежели жизнь одной отдельно взятой эль-леди. Лейри была создана, чтобы стать Хранительницей. Она, наследница генетической линии Уору с одной стороны и великого лорда Зимнего — с другой, идеально подходила для задачи, которую я смогла временно решать лишь ценой запредельного напряжения. Лейруору была лучше, компетентней, сильнее. Я, воспитывающая её с раннего детства, не могла постичь и малой части того, чем обладало это невероятное сребровласое существо. Она должна была принять на себя титул, и чем скорее это случится, тем лучше для всего нашего народа. Даже Эль начала проявлять признаки нетерпения, а это что-то да значит.

Все понимали всё. Кроме Аррека. И только его упрямый отказ признавать очевидное и удерживал меня среди живых. До вчерашнего дня.

Сии соображения, как, впрочем, и многие другие, и стояли за нашими невинными, на первый взгляд, фразами и шуточками. Смысл, скрывающийся за смыслом, столь знакомый всем троим, что его даже не пытались сформулировать в сен-образы. Мы, сообщество чуждых друг другу существ, по воле Ауте оказались одной семьёй, обитали в какой-то своей действительности, не зная которой, нечего было и думать уловить скрытое значение легкомысленных и ничего не значащих, казалось бы, замечаний.

Яскрупулёзно подцепила вилкой последний кусочек и отправила его в рот. Потянулась за десертом.

— Арр-лорд, передайте, пожалуйста, сок.

— Конечно, Лейри. Держи. Антея, хочешь немного?

— Да, пожалуйста.

— О Лейри, рекомендую вон те пирожные… Кстати, как поживают свободные молодые эль-лорды, опьяневшими мухами увивавшиеся вокруг в последний раз когда я тебя видел?

— Неужели вы думаете, что я настолько неинтересна, что могу заинтриговать только молодых и только свободных?

— Не обращай внимания, девочка. Я просто ослеплён культурными стереотипами. И всё же?

— Я в процессе поиска.

— Как глубокомысленно! И на какой же стадии сего процесса ты сейчас находишься?

— На стадии тщательного и всестороннего исследования.

— Вот как! И каковы же выводы?

— До выводов ещё не дошло.

— О?

— Я всё ещё накапливаю статистический материал.

— !!!

— Что с тобой, любимый, ты подавился? Аррек?

— Похлопай его по спине! Выпейте воды, арр-лорд.

— Я… в порядке.

— Кажется, это называется «культурный шок».

— После стольких лет на Эль-онн? Ты шутишь!

— Арры всегда отличались удивительной твердолобостью. Особенно в вопросах своего средневекового подхода к брачным отношениям.

— Бедняга!

— Меня надо жалеть, а не его!..

— Так кому же повезло попасть в твою статистическую выборку, дорогая?

— Ну-у…

Мы заполняли пустоту весёлой болтовнёй. Однако я не могла не сопоставлять те имена, что называла Лейруору, с политическими группировками и хитросплетениями и не могла не поражаться, сколь многого она успела достигнуть. Слова «рождена для власти» даже приблизительно не отражали сути этого странного создания.

— …кроме того, Саашн познакомил меня с Аллом Кендоратом — древнейшим клана Расплетающих Сновидения. Удивительный эль-ин! Правда, мудрейший уделил мне не слишком много внимания…

Она врёт, — коротко передавал мне Аррек по нашей «личной» связи.

— …и я поговорила с другими мастерами Нед’Эстро по поводу человеческих сновидений…

Полуправда. За долгие годы мы с Арреком настолько сработались, что он уже без особого труда передавал мне свои провидческие полувидения-полуозарения.

Она загнала в угол Кесрит и вытянула из неё всё по поводу той мерзкой истории двадцатилетней давности. О том, как ты потерялась в танце и что тогда натворила.

Ауте милосердная…

И о Зимнем?

«Да».

Ох… Именно после тех событий Аррек прижал и меня, и весь Совет, требуя, чтобы ему позволили стать риани Хранительницы. Подвергать его такому риску, обрекать на сильнейший шок, неизбежный в момент гибели одного из партнёров по связи вене-риани, ни у кого не было ни малейшего желания. Но аргументы дарай-князя оказались неотразимы. В конечном счёте мне пришлось покориться откровенному шантажу и провести все три ступени ритуала, окончательно связывая наши тела и разумы. И вот теперь он использовал эту неуловимую даже для такого чуткого эмпата, как Лейри, нить, чтобы передавать мне достаточно детальные и не слишком приятные описания того, как именно маленькая Наследница вытряхивала закрытую информацию из мастерицы чародейства и заклинаний. Признаюсь, она производила впечатление. Великолепная работа.

Зачем она это делает?

Уймись, я отправила в сторону Аррека успокаивающий импульс. Лейри отлично известно, что ты — Видящий Истину. И она не стала бы поднимать этих тем, если бы не хотела, чтобы мы обо всём узнали.

Девочка растёт.

Уже выросла.

Не лопни от гордости.

Мы переглянулись и поцеловались взглядами. Лейри заметила, уши её чуть дрогнули, пытаясь уловить неуловимое. В детстве меня всегда раздражала аура таинственной общности, окружавшая родителей, все эти недоступные моему пониманию «телепатические» взгляды, смыслы, сен-образы и разговоры, которые велись при мне и из которых я исключалась. У них были столетия, чтобы сплести сложнейшие покрывала связей, стягивавшие их троих вместе, в нераздельное целое, в котором мне не было места. Старые тайны, старые ссоры. Сколько раз я сидела вот так, между мамой, отцом и отчимом, слыша что-то, но не в силах понять, что именно.

Ощущала ли это Лейруору?

Я попыталась оградить её от подобного, насколько смогла. Частично поэтому и не стала брать других консортов, помимо Аррека. Но вынуждена признать, здесь все усилия потерпели сокрушительное поражение. Между мной, Арреком и Зимним, отцом Лейри, было слишком много того, что словами не выразить. Стоило нам троим сойтись в одной комнате — и по напряжению можно было разгуливать, как по отвердевшему воздуху. Поэтому я постаралась, чтобы столь взрывоопасное трио никогда не собиралось вместе, если Лейри где-то поблизости. И всё равно, боюсь, груз наших замешенных на любви, ревности и ненависти отношений не мог не давить на её детство. И сейчас девочка, кажется, начала расследовать это более серьёзно, чем когда-либо позволяла себе я.

— Кроме того, я познакомилась с мастерами из Обрекающих на Жизнь.

Это словосочетание загрохотало у меня в висках тревожными набатами. Пальцы Аррека чуть напряглись на хрупкой ножке бокала, но тут же вновь расслабились. А он-то что у Обрекающих забыл?

— Некроманты? От этих стоит держаться подальше. Вам обоим.

Её уши дрогнули в жесте отрицания, зашелестели серебром наполовину сложенные крылья.

— Я уже большая девочка, не надо за меня так беспокоиться, — это было типичное заявление молодой эль-ин, очень озабоченной тем, чтобы окружающие не позабыли о её взрослом статусе, но чувствовалось в нём что-то не совсем натуральное. — Кроме того, я бы не стала вмешиваться в их таинственные дела.

Она врёт.

— Да?

— Мать Тэмино тор Эошаан сейчас занимается проектом, несколько далёким от её обычных интересов, и я, возможно, ей помогу.

Ложь. Нет, полуправда. Не… Антея, она намеренно пытается что-то от меня скрыть. И, во имя этой вашей Ауте, у неё получается!

— Лейр… Ты нас пугаешь.

Пауза. Она поняла, что мы поняли. Лёгкий поклон, признание мастерства. Сен-образ, означающий, что в следующий раз будет осторожнее.

— Вы… На самом деле всё не так уж плохо. Просто есть подозрения, что опять зашевелились демоны, и… почему-то на этот раз клан Изменяющихся уступил свою традиционную вотчину Обрекающим.

Даже так?

Быстрый вопрос к Эль — и неохотное подтверждение. Ситуация ещё не настолько ясна, чтобы привлекать к ней внимание Хранительницы, но… Почему Обрекающие?

Успокаивающий и в то же время тревожный импульс от Аррека. Полуправда.

Лейруору допила последние капли в своём бокале, промокнула губы салфеткой. Затем игриво прикусила белую ткань клыками.

— Спасибо за завтрак. Вы двое питаетесь вкуснее, чем кто бы то ни было ещё на Эль-онн! Я получила огромное удовольствие. (И не только от еды. Но это осталось недосказанным.)

Она поднялась, вновь распустив крылья, заструившиеся вокруг фигуры белоснежным водопадом.

— Лейри… — Она повернулась на мой тихий зов. — Будь осторожна… «Доченька», — это добавила уже про себя.

Склонила уши, сделала два шага к выходу. Затем вдруг остановилась. Замерла на секунду и не оборачиваясь:

— Могу ли я спросить?

Аррек дёрнулся — проявление эмоций, которые он позволял себе лишь в узком кругу самых близких.

— Да, — мой голос прозвучал удивительно ровно.

— Ты убила мою мать?

Вот оно. То, чего я страшилась долгих тридцать лет. Тот Самый Вопрос.

— Да.

И одновременно яростно от Аррека:

— Нет!

Она кивнула на человеческий манер, будто ничего иного и не ожидала. Ни от одного из нас. Вышла. Я спрятала лицо в ладонях.

Танец третий, Фламенко

Con locura

Аррек не пытался ко мне прикоснуться ни телом, ни мыслью, но его сдобренное гневом сочувствие окутывало всё вокруг удушающим покрывалом. В конце концов, молчание прервала я сама.

— Прекрати.

Он сдержанно, но от этого не менее сердито фыркнул:

— Она ведь прекрасно знает, что именно, как и почему случилось с её матерью. Этого никогда не скрывали! Зачем понадобилось провоцировать нашу реакцию?

— Значит, зачем-то понадобилось. Лейруору-тор знает, что делает.

— Как знала Нуору-тор?

— Довольно!

Он прошёлся пару раз за моей спиной, обдав меня стремительно убиравшимся с дороги сердитого дарай-князя ветром. Я же сидела на высокой табуретке в гостиной, подтянув ноги к груди и обхватив их руками, стараясь оставаться как можно более неподвижной и как можно менее заметной. Рёбра, недавно отведавшие меча северд-ин, вновь начали ныть.

— Я не понимаю, почему тебе так нравится принижать себя по сравнению с представителями линии Уору. Это что, какой-то защитный механизм, оправдывающий желание удрать на тот свет?

Вот вам и «запретная тема». Ауте Всемогущая, на этот раз он, похоже, действительно рассердился.

— Аррек… — запнулась, почувствовав, что он остановился прямо за моей спиной. Плохо. Даже спустя столько лет я всё ещё боялась непредсказуемости своего мужа. И, Ауте свидетельница, для этого были причины. — Ты говоришь так, будто очевидная некомпетентность в качестве Матери Хранящих должна меня как-то задевать. С чего бы это? Я — танцовщица линии Тей. Дочь клана Изменяющихся. Стихия вене — Познание и Превращения. А политическая возня и кровавое балансирование на грани геноцида вызывают у меня лишь здоровое отвращение. Быть Хранительницей — это… не моё, понимаешь?

Руки легли мне на напряжённые плечи, зарылись в свободно падающие волосы.

— Ты недооцениваешь себя, любимая. Тридцать лет удерживать свой народ в мире и процветании — ты хоть понимаешь, сколь редко правителям удавалось достичь подобного?

— Мир? С точки зрения развития биологического вида — весьма спорное благо. Может, я и была сносной Хранительницей. Лейри станет великой.

Он сжал пальцы, больно сдавив основание шеи. Я задохнулась, хватка тут же ослабла, ладонь бережно, волной исцеляющей энергии погладила хрупкие косточки.

— Даже самые упрямые придурки из Атакующих вынуждены были признать, что ты хороша в том, что делаешь.

Читай, «нет никакой необходимости прекращать этим заниматься». Мои губы искривились в горькой усмешке. Повернула голову, уткнувшись щекой в ладонь.

— Нельзя быть хорошей в том, что ненавидишь всем сердцем. Там, где я с боем пробивалась, платя ошмётками своей души, Лейруору пройдёт легко и свободно.

— Но…

— Оставь, Аррек, — я откинулась назад, на его грудь. — Или оставь это, или говори то, что на самом деле хочешь сказать. Я бесконечно устала от пританцовок вокруг запретных тем.

Тихий смех.

— Ты с поразительной женской логикой забываешь, что сама же и сделала их запретными!

— Не забываю. Просто игнорирую.

— С той же женской логикой. — Пауза. Затем тихо и серьёзно: — Я не хочу, чтобы ты умирала.

— И кажется, принял-таки меры, чтобы этого не случилось? — В глубине моего спокойного голоса тлела ярость.

Пауза.

— Пока — не до конца. Нет никакого смысла давать тебе жизнь, если ты всё равно отшвырнёшь её при первом удобном случае.

— Отшвырну, — я вывернулась из его рук и села, полуобернувшись, когтями впившись в сиденье неудобной высокой табуретки. От ярости, полыхавшей в мозгу, вся комната окрасилась многоцветными бликами. — Это мой выбор, Аррек!

А он был всё так же безумно красив.

— Не только твой, любимая…

Так красив…

— Прекрати!

— С удовольствием. Совершенно очевидно, что ты пока не готова к этому разговору.

— Аррек!!! — От моего голоса, отдавшегося в костях всплеском холодного металла, по стенам прошла судорожная дрожь. А он лишь отступил, сияя перламутровым великолепием кожи на фоне иссиня-чёрной рубашки, прошёлся вдоль бассейна, и свет, рваными стружками падавший сквозь ажурные ветви, танцевал на тёмной фигуре свой лёгкий и быстрый танец.

Вот только его поэтических потуг мне не хватало! Всякий раз, когда Аррек брался переводить в сен-образы стихи, не важно, свои или чужие, я чувствовала себя так, будто меня вывернули наизнанку и хорошенько прополоскали. Неужели он не понимает?

— Аррек, не надо! — Я балансировала на грани между рыданием и рычанием. Стремительно сползая в сторону последнего. Он лишь улыбался, тонко. Улыбка походила на обнажённый клинок, опасность которого скрадывается тенями и бликами.

— Придурок! — Я вскочила на ноги. Вот ведь упрямый… человек!

Уймись, девочка. Сама знала, с кем связывалась. Или, по крайней мере, думала, что знала.

Я тихо бесилась — исключительно тихо. В обществе Аррека громогласные скандалы и красивые истерики не срабатывали, это я поняла достаточно быстро. Всё равно что лупить мечом море: ему хоть бы хны, а ты быстро выдохнешься. Или, того лучше, море может разозлиться и запустить в тебя хорошим цунами… Ставить точки в разговоре, объявляя, что тема закрыта и больше не обсуждается, дарай умел ничуть не хуже меня. Но «капризный ребёнок»! Ауте, каков наглец!

— Как тебе это удалось?

Он чуть пожал плечами — едва заметное движение закованной в шёлк тени.

— Какая разница?

— Что ты со мной сделал? — Гнев струился тонкой, отравленной змейкой. Вопрос наведённых извне изменений для меня был больным, Аррек прекрасно об этом знал.

Может, потому и ответил.

— Пока — ничего необратимого. Но у меня есть идеи по поводу того, как можно обойти это ваше ту-истощение. Тебе стоит только позволить…

— Нет!

— Тогда оставим бесполезный разговор.

— Но…

— Антея, — в тихом, ровном, совершенно спокойном голосе пробуждающимися драконами шевельнулась Власть. Не аррские фокусы с модуляциями, не балаганные трюки с напиткой звуковых волн силой, а тёмное, берущее начало из подлинного Знания и настоящей Воли могущество. И где он такого нахватался? — Мы вернёмся к этому вопросу. Скоро. Я обещаю.

Ну… ладно. В конце концов, тянули же мы с выяснением отношений несколько десятилетий, отложим и ещё на пару дней. Никакого кризиса сейчас нет… И руки скоро прекратят дрожать от испуга. И вообще!

— Если Лейри зачем-то сочла нужным привлечь наше внимание к ситуации с Обрекающими, значит имеет смысл заняться ими, — мой голос звучал очень разумно.

— Возможно, — арр скользнул вперёд, принимая правила игры. Он, не обладавший пластичной психикой эль-ин, не мог вычеркнуть только что произошедший разговор из памяти с той же лёгкостью, что и я, но внешне это никак не проявлялось. — Если я правильно понял последние намёки, Ойкумене придётся иметь дело с тёмными эль-ин… раньше или позже. Только этих тварей Эйхаррону и не хватало для полного счастья!

Я склонила уши, неохотно признавая его правоту. У него были своеобразные понятия о долге и преданности. Будучи арром, представителем самой могущественной (хотя и не слишком многочисленной) человеческой расы Ойкумены, он генетически был запрограммирован на фанатичное служение интересам своего народа. Однако к проблеме, как именно следует служить, мой возлюбленный супруг подходил весьма творчески. Например, он был убеждён, что лучшая услуга, которую Аррек арр Вуэйн может оказать своим соотечественникам — это держаться от них на максимально возможном расстоянии. Положение моего консорта, служащего этаким сдерживающе-контролирующим фактором в отношениях арров и эль-ин, позволяло ему это. Однако ни презрительно-брезгливое отношение Аррека к политике, проводимой Эйхарроном, ни его безусловная любовь ко мне, ни даже страсть к бродяжничеству и авантюрам, не отменяли того факта, что прежде всего дарай-князь был предан своему отечеству. И если он считал, что демоны могут как-то угрожать безопасности Великих Домов Эйхаррона (одним из которых, по дичайшему стечению обстоятельств, официально считался и Эль-онн, и не спрашивайте как это получилось!), то не мне его разубеждать.

Аррек бросил в мою сторону резкий взгляд.

— Ты собираешься заняться расследованием демонической активности, — это не было вопросом. — Расскажи-ка мне о них побольше. Чем демоны отличаются от эль-ин? Кроме того, что они «тёмные эльфы», ваш вариант злобных родственников?

— Чем отличаются, чем отличаются… Да ничем! — Пауза. Терпеливый взгляд. — У них нет наших ограничений.

— То есть?

Вздохнула. Что-то да подсказывало, что ответы на все эти вопросы он знал куда лучше меня самой.

— Они живут не на Эль-онн, бывшей сравнительно безопасным оазисом и до сотворения Щита, а в самой Ауте, с её бесконечной изменчивостью. И чтобы выжить, они вынуждены были отпустить собственную изменчивость на волю, позволив телам и сознаниям подстраиваться под окружающее так, как это необходимо для выживания.

— Эль-ин тоже делают это.

— Но мы придерживаемся неких заранее установленных рамок. Так, каковы бы ни были внутренние изменения организма, внешний вид эль-ин всегда остаётся сравнительно постоянным. Даже у вене. Особенно у вене. Ты можешь быть растением или оборотнем, способным принять любую форму, но изначальным, наиболее естественным для тебя всегда останется именно это, — я провела рукой вдоль своего тела, имея в виду отнюдь не только физиологию. — Демоны считают такую приверженность «традициям» излишней. Среди них встречаются самые любопытные… экземпляры.

— Хм-м!

— Кроме того, — мои глаза сузились, в голосе зазвенел лёд, — они не имели роскоши придерживаться некоторых законов, которые мы считаем для себя обязательными.

Аррек на мгновение заколебался, и вопрос, который явно готов был сорваться с его губ, был заменён осторожным:

— То есть?

Я взглянула на него холодно и недружелюбно.

— Дай волю своему воображению.

Арр задумчиво потёр подбородок, отвернув в сторону лицо, чтобы скрыть его выражение. Перламутровое сияние его кожи угасло, что я, имеющая некоторый опыт общения с дараями, интерпретировала как приступ тошноты. Уж на что другое, а на отсутствие воображения Арреку жаловаться никогда не доводилось. Эль-ин, лишённые наших кажущихся бессмысленными ограничений — это действительно страшно. Особенно для того, кто хоть немного представляет, что скрывается за старыми традициями и законами…

— D’ha’meo’el-in считают нас трусами и глупцами. Остановившимися на половине пути, деградирующими, жалкими… Они говорят, что мы цепляемся за свой уютный тёплый мирок, не желая понимать, что, лишь напрягая все силы и встречая вызов на грани возможного, ты достигнешь чего-то большего… Они правы… наверное. Только платить за это «развитие» ту цену, которую платят они, я не хочу. Хватит уже… и одного раза.

Я замолчала, отказываясь и говорить, и строить сен-образы. Губы свело судорогой, голова заболела. Обычная реакция на те воспоминания.

Да, однажды я заплатила эту цену, взяв взаймы у своей так никогда и не родившейся дочери. И теперь, совсем скоро, мне придётся отдавать этот долг. Только вот, похоже, для меня это будет гораздо проще, чем для Аррека.

Нет, я отнюдь не жалела, что мои предки не пожелали становиться на путь тёмных.

— Значит, с этими милейшими созданиями ты сегодня собираешься… связаться? — Тон его был тщательно нейтрален, что само по себе служило показателем крайней степени недовольства. Прочитал последние мысли?

— У меня есть на сегодня и другие планы. А тёмные любят «связываться» с нами не больше, чем мы с ними. Думаю, и на этот раз ничего серьёзного не произойдёт, иначе Видящие и Ступающие Мягко уже забили бы тревогу. Надзор за демоническими кланами у нас поставлен достаточно грамотно.

— И тем не менее, ты всё равно намерена сунуться к ним?

Пауза.

— Лейри не стала бы обращать наше внимание на них без причины. — Я помолчала. — Я просто загляну на минутку, чтобы проверить, всё ли в порядке.

Мой собеседник ничего не ответил.

Я подняла голову и посмотрела на мужа. Арр стоял в дверном проёме, золотистый свет падал из-за его спины, контрастно очерчивая закованную в чёрное фигуру. Широкие плечи, тонкая талия, стянутая широким поясом, брюки плотно облегают красивые стройные ноги. Воплощённое совершенство: чёрные волосы безупречно обрамляют безупречное же лицо, аристократический разрез глаз безупречно гармонирует с безупречным подбородком. И безупречная перламутровая кожа мягко сияет, озаряя всё это дивное зрелище.

Тигр. Почему-то жутко злой. И совсем не удивлённый.

Этому типу когда-нибудь надоедает собственное великолепие? И собственная многоуровневая ложь?

Я вздохнула.

Дел и правда хватало и без тёмных с их мелкими (и не очень мелкими) пакостями. Но нельзя допустить, чтобы Лейри получила в наследство крупные неприятности только потому, что мне надо заняться медитацией и некогда обращать внимание на свои обязанности.

Кажется, эту мысль он уловил. Тонкие брови чуть дрогнули, взгляд полыхнул какой-то первобытной, звериной и беспомощной яростью. А может, мне только показалось.

— В таком случае не будем терять времени, моя леди.

— Подожди! А ты-то там что забыл?

— Тебя. — Коротко и ясно.

Великолепно. Просто великолепно. Аррек и демоны в одном флаконе — что может быть хуже?

У меня было нехорошее предчувствие, что вскоре это предстоит выяснить.

* * *

Небеса Эль-онн…

Я стояла на террасе своего парящего в пустоте растения-дома и жадно, как в последний раз (кто сказал, что это не в последний?), смотрела на собственные владения. Небеса раскинулись передо мной бесконечными разливами белоснежных, пронизанных розоватыми всполохами облаков. В тех местах, где скопления газов причудливо клубились, переливались насыщенным пурпуром сочные тени. Свет проникал отовсюду и ниоткуда, пронзая всё снопами бледно-серебристой ясности.

Эль-онн сложно дать определение на человеческом языке. Не планета, не галактика, не туманность… Скорее заповедник, отгороженный в сердце страны чудес и ужасов, этакий слой реальности и атмосферы, в которых беспорядочно, не подчиняясь никаким законам, плавали миры, звёзды и летающие дома эль-ин. Вкупе с самими эль-ин и множеством других личностей, которые здесь обретались.

Где-то за горизонтом (если это слово применимо в данном случае) слышались музыкальные раскаты грома. Гроза была ещё очень далеко, но даже отсюда мне были видны фиолетово-золотистые завихрения туч и частые всполохи разлапистых серебристых молний. Если скосить глаза, то можно было различить величаво покачивающиеся на воздушных течениях хороводы изящных летающих деревьев. Место обитания альфа-ящеров, моих беспокойных соседей, создавших столь дурную репутацию этому уголку Эль-онн, сейчас выглядело вполне благопристойно. Просто самая обычная роща, честное слово! Я фыркнула. Угу. Как же.

Один последний, долгий, сладостно-горький взгляд — так, должно быть, смакуют свой последний глоток обречённые на гибель в пустыне. Ауте, как же здесь всё-таки красиво!

Я сделала глубокий, пьянящий вздох, повернулась к мужу. Тот, щурившийся подобно довольному коту в лучах не пойми какого солнца (может, какое-нибудь в данный момент действительно проплывало мимо?), улыбнулся. Подначивающе наклонил голову.

Я расправила крылья.

Крылья эль-ин… Не стоит понимать эти слова слишком буквально. Потоки энергии, призрачные блики света, завихрения тумана и потусторонняя дымка — и в то же время реальные образования, когда надо было ими опереться о воздушные потоки, и весьма тяжёлые и острые штуковины, когда требовалось кого-нибудь ими огреть. А сейчас… Мгновение назад моя фигура была почти человеческой, почти обычной. И вдруг оказалась окутана шелестящим, сияющим, рассыпающим искры и молнии плащом.

Ноги чуть согнулись, тело напряглось взведённой пружиной. Прыжок — меня бросило в воздух, навстречу бешено закрученным потокам. В лицо швырнуло колючим ветром, окружающее провалилось куда-то, завертелось. Крылья развернулись на всю ширину, напряглись. Вклинились в переплетения ветров, чутко улавливая почти неощутимые колебания давления. Я летела.

Аррек вынырнул снизу, обдав меня запахом мяты и вызывающей ухмылкой. Я шарахнулась в сторону, чудом избежав столкновения, что-то возмущённо завопила ему вслед. Человек, которому крылья должны были записать в имплантат как одну из основных подпрограмм, не умел ими пользоваться с должным изяществом и считал ниже своего достоинства появляться на людях, блистая грацией пьяного петуха. А потому до сих пор предпочитал просто левитировать. Получалось у него это гораздо лучше, чем у любого другого известного мне существа, и потому я готова была признать, что энергоёмкий и выматывающий способ передвижения в исполнении арр-Вуэйна вполне даже адекватен.

Ауте свидетель, Аррек был способен сделать адекватным всё, за что бы ни брался.

Он вдруг свалился откуда-то сверху с залихватским «По-лундр-ррра!!!», заставив резко отвернуть и заложить ради сохранения траектории мёртвую петлю.

— Эй, — мой голос звенел от искреннего возмущения, — пират несчастный!

Смех. Угораздило же из всех миллиардов смертных выбрать себе в мужья летучую угрозу правилам дорожного движения!

Я вытянула руки, зовя ветер. Сила затрепетала на кончиках пальцев, забилась в ладонях, послушная, но укрощённая не мной. Пути и дорожки, воздушные течения и магические потоки — они могли за считанные минуты отнести меня в любой, даже самый отдалённый уголок Эль-онн.

Прикрыла глаза, ища далёкий островок тишины и безмятежности в собственном сознании.

Эль.

На самом деле она никогда не оставляет меня насовсем. Будто тихо переговаривающаяся толпа у тебя за спиной — можно научиться не обращать внимания, но ведь от этого она не исчезнет! Достаточно лишь сделать один шаг назад — и ты уже в центре этого жужжащего гомона, ты уже с ней.

Удар ветра в лицо, слепо расширившиеся глаза.

Смешение цветов.

Эль.

Миллионы голосов перешёптывались в моей голове. Миллионы мыслей роились, тихо напевая о существах более далёких, нежели всё, что может представить себе человеческое воображение. Миллионы сен-образов, личностей, сущностей сливались в единое целое, которое было вне меня и в то же время было мной. Я была всеми и каждым эль-ин, кто когда-либо рождался на этих небесах. Все цвета, все оттенки спектра, застывшие солёным льдом в моих глазах. Эль и её Хранительница. Богиня и аватара.

Потянуться внутрь собственного существа, к бесконечным хитросплетениям событий, судеб и возможностей. С почти небрежной ловкостью, выработанной десятилетиями практики, заставить приблизиться одни и отдалить другие, с головой окунувшись в прорву информации, касающейся интересующего меня вопроса. Мгновение — и я уже примерно представляла, куда надо идти и что я там найду, хотя сама интрига всё ещё казалась, мягко говоря, смутной. Что же всё-таки понадобилось Матери Тэмино от демонов?

Узнаем.

Короткий приказ — чуть дрогнули между пальцами скрученные в тугие жгуты воздушные потоки. Нас подхватило налетевшим ветром, потянуло куда-то. Замелькали вокруг в полупьяном танце звёзды.

Вспышка осознания — все пятеро северд-ин летели следом (в той мере, в какой слово «следом» применимо к расположенной неподалёку параллельной реальности), невидимые, неощутимые, составившие построение, которое я про себя называла «агрессивным вариантом глухой обороны». Прелести положения: я уже и забыла, что это такое — выйти куда-то без грозди телохранителей, болтающихся поблизости. На плечо Аррека, безупречно выполнив манёвр и клацнув когтями, опустился альфа-ящер (этакая помесь дракона и канарейки), по своему усмотрению то таскающийся за моим благоверным, то исчезающий на целые годы.

Крылья лишь чуть шевелились, помогая удерживаться в потоке, руки нетерпеливо перебирали один воздушный путь за другим, заставляя ветер поворачивать в нужном направлении. Минута — и мы нырнули в пышное, вязкое облако, послушно сомкнувшееся вокруг маскирующим туманом. Я почти неосознанно начала изменение, которое должно было позволить раствориться в окружающем.

— Ну и как прикажете это понимать? — Голос Аррека у меня над ухом звучал скорее иронично, нежели испуганно.

— Ты здесь Видящий Истину, вот и скажи.

Мы находились у самого Щита. Бесконечная, бескрайняя, разлетающаяся во все стороны стена (с нашей точки восприятия — скорее пол). Серебро, отливающее синим. Теоретически я знала, что Щит где-то там изгибается, охватывая Небеса Эль-онн в замкнутую сферу, но ни с какой стороны изгиба этого не было видно — лишь спокойный, ровный горизонт. В паре сотен метров над матовой поверхностью плыло небольшое, изящного вида сооружение, в котором я без всякого удивления узнала малую наблюдательную станцию клана Изменяющихся. Одно из немногих мест, откуда можно было попасть на ту сторону.

На террасе, разглядывая простирающуюся у их ног серебристую поверхность, спокойно стояли несколько эль-ин. Мать Тэмино тор Эошаан собственной персоной, в окружении десятка лордов своего клана, чуть в стороне — двое операторов клана Изменяющихся. Я знала обоих — Шентей, например, был одним из немногих оставшихся в живых представителей моей собственной генетической линии — и знала, что оба — отличные специалисты, когда дело доходит до манипуляций Ауте.

— Похоже, леди Даратея неплохо осведомлена о происходящем.

— Контроль за всеми контактами с Ауте — основная задача клана Дериул. Разумеется, она осведомлена! Попробовала бы Тэмино пролезть без разрешения Матери Изменяющихся — перья после драки летали бы по Эль-онн ещё несколько столетий! — Я отвернулась от арра, вновь сосредоточившись на том, что увидела. Нет, осведомлённость мамы удивления не вызывала, а вот то, что она выделила двух своих лучших специалистов, но и не позаботилась появиться сама, определённо казалось странным. Почему именно Шен?

Тем временем среди эль-ин наметилось некоторое оживление. Оператор из клана Дериул вышел на два шага вперёд, застыл на самом краю террасы, выбросив вперёд руки и расправив переливающиеся бирюзой крылья. Вспышка силы — серебристая поверхность щита пошла волнами, чуть заколебалась в одном месте, завибрировала и истаяла, открывая небольшой провал. Внизу клубилась и пенилась неизвестность.

С тихим свистом рассекаемого крыльями воздуха эль-ин срывались с мест и один за другим ныряли в колодец прохода. Точно многоцветные падающие звёзды. Первым Шен, играющий, судя по всему, сейчас роль проводника, за ним — воины Обрекающих.

— Быстрее! — Я взвилась, надёжно укрытая непревзойдённой маскировкой вене, и устремилась вперёд. Надо было проскользнуть сразу за матерью Тэмино.

«Антея, твои идиотские авантюры!» Аррек, кутаясь в вероятностные щиты, как другие могли бы кутаться в роскошную ткань, невидимой тенью мелькнул рядом, пройдя за запретную границу с такой лёгкостью, будто каждый день перед завтраком совершал лёгкие прогулки во владения Обманчивой и Непостоянной. (А вдруг и правда совершал??? Не хочу знать.) Но от комментариев, разумеется, не удержался — его протестующий против опасного сумасбродства сен-образ ударил меня с такой силой, что чуть было не выбил из маскирующего изменения. Пришлось шикнуть: как бы беспечно ни вели себя эти странные туристы, их вряд ли можно было назвать безалаберными дилетантами. И не стоило давать мастерам из Обрекающих лишний шанс обнаружить самозваных зрителей — их мгновенная защитная реакция могла оказаться несколько… излишне защитной.

А «туристы» среди клубящихся облаков Ауте (сегодня почему-то изумрудных и салатных оттенков) кольцом окружили Тэмино. Помимо властительницы Эошаан здесь было четверо её охранников и мой двоюродный дедушка Шентей — вполне приличная маленькая армия. Шен внимательно посмотрел, как закрылся проход, затем обернулся, движением ушей приглашая всех следовать за собой. Я, окружённая собственными обнажившими оружие телохранителями, неслышно скользнула за ними.

Путешествия по Ауте — странное времяпрепровождение. Здесь можно прогуливаться, как в своём собственном онн, а можно нарваться на такие неприятности, выпутаться из которых невозможно по определению. Можно путешествовать с заданной целью, от которой во многом и зависит ваша безопасность. Можно уходить в глубокое погружение, пытаясь познать какое-то явление, отдавая себе отчёт, что, вполне возможно, ты погрузишься столь глубоко, что назад уже не захочется. Я как вене клана Изменяющихся провела в слиянии с Ауте большую часть своей молодости, потому чувствовала себя здесь вполне уверенно, но вот об остальных то же сказать было нельзя. Тигриная расслабленность Аррека готова была в любой момент взорваться насилием. Северд-ин, материализовавшись настолько, что их стало почти видно, летели рядом со мной размытыми тенями. А напряжённость эль-воинов из Обрекающих, казалось, растекалась кругом широкими волнами. Даже Шентей, мастер троп и путей, вот уже много столетий являющийся проводником по Ауте, похоже, нервничал.

У них хватило ума не забираться в дебри, соваться в которые без вене было бы чистой воды самоубийством. Нет, Шен сразу направился к сравнительно безопасному месту — Дворам Тёмных. К владениям d’ha’meo’el-in. То есть безопасными их можно было назвать весьма и весьма приблизительно: демоны, хоть и защищают свои дома от сюрпризов Ауте, сами представляют для путника ничуть не меньшую, скорее лишь более конкретную опасность. И что могло понадобиться у них владычице некромантов такого, чтобы она, одна из наиболее высокопоставленных и охраняемых дам Эль-онн, рискнула лично отправиться ко Дворам?

Шен летел в ворохе шелестящих крыльев, его белоснежная кожа истинного Тэй сияла подобно маяку. Вокруг нас клубились тоскливые туманы, вдруг как-то подозрительно быстро расступившиеся, открылось свободное, залитое золотистым солнечным светом пространство. Я мягко встала на ноги и, прищурившись, огляделась вокруг, пытаясь понять, что так беспокоит меня. Крылья попробовали было втянуться в область лопаток, но после секундного колебания вновь упали на плечи полупрозрачным золотистым плащом создавая дополнительную защиту от возможных неприятностей.

Мои обутые в лёгкие полусапожки ноги утопали во влажной ярко-зелёной траве, над головой простиралось небо насыщенных изумрудных тонов, а кругом красиво изгибались тонкие, с серебристой листвой деревья. Всё вокруг подозрительно походило на то, как могли бы представлять место обитания эльфов какие-нибудь смертные. Я нахмурилась. Дворы Да’мэо-ин, в отличие от летающих домов эль-ин, не были чем-то материальным или постоянным. Это была некая сконструированная волей и воображением демонов переменчивая реальность, послушно демонстрировавшая малейшее изменение в настроении или мыслях хозяев. И то, что состояние мыслей местного властителя было настолько… человеческим, мне не понравилось.

Аррек, этак насмешливо оглядывающийся по сторонам подошёл ко мне почти вплотную, рука его расслабленно легла на рукоять меча. Этот жест сказал мне многое. Почти не задумываясь, я втянула в свой маскировочный танец тончайший слой пространства вокруг мужа и болтающейся где-то поблизости боевой звезды северд-ин, добавив к окружающим их чарам невидимости кое-какие изменения. Так. На всякий случай.

Порыв ветра, ощущение присутствия. А вот и гостеприимные хозяева.

Их было трое — трое мужчин, по виду совершенно не отличимых от обычных эль-ин, и…

Агр-ррх! Моё возмущение было столь безгранично, что вместо ругательства из горла вырвалось нечто нечленораздельное и совершенно беззвучное разумеется. Ауте им всем под одеяла! Головы поотрываю!

Рядом с демоническими лордами спокойно, уверенно, как будто так и надо, вышагивала громоздкая и невероятна грациозная для его роста и веса фигура оливулского воина. Человек! Смертный! Оливулец!!! При Тёмных Дворах!..

Зажмурила глаза, надеясь, что, когда я их вновь открою, ужасающее видение исчезнет. Не исчезло. Короткая вспышка узнавания от Аррека: Ворон!

Какой идиот додумался…

Я набрала в лёгкие воздуха, намереваясь разразиться гневнейшей из тирад… и медленно выдохнула. Сейчас — наблюдать. Головы отрывать — потом. Позже. Скоро.

И непременно!

Любимая, когда ты начинаешь думать односложными предложениями, на грани сен-образов, я начинаю волноваться. Ощущение какой-то рассеянной улыбки. Аррек положил руку мне на плечо, устанавливая более глубокий контакт, удерживая от опрометчивых поступков. Я ощутила едва уловимый запах лимона, слизнула с губ успокаивающий морской привкус. И отстранилась.

Остряк.

Он самый.

Тёмные подошли к поджидающей их группе. Оливулец выбился вперёд, направился прямиком к матери Тэмино… и склонился перед ней в поклоне младшего по клану, просящего благословения у своей признанной повелительницы.

— Госпожа…

Тор Эошаан протянула руку, мимолётное прикосновение к волосам, сен-образ — знак принятия своего личного подчинённого. Обрекающая, тебе многое придётся мне объяснить. И лучше бы этим объяснениям быть убедительными…

Вперёд выступил один из тёмных, красота которого была подобна бьющему в глаза слепящему лучу…

(Ощущение от Аррека: хозяин этого места. Высокопоставлен, но отнюдь не всемогущ. Короткий наплыв знаний о доступных ему силах и возможностях, какие-то отрывочные картины его прошлого, дикие, чуждые, страшные. Устойчивое субъективное отвращение самого арра.)

… и коротко, полупрезрительно поклонился Тэмино. Сама идея, что женщина может представлять собой что-то серьёзное, казалась ему по меньшей мере странной. Я, привычная к манерам смертных (точнее их полному отсутствию), восприняла подобное поведение, лишь досадливо поморщившись. А вот охрана Матери вскинулась, подобралась, ощерилась. Тэмино успокаивающе повела ушами и чуть-чуть поклонилась: свободно, уважительно, с тем неощутимым для представителя чужой культуры шармом, который указывал на тончайшее из оскорблений.

— Ураган-Блуждающий-в-Вершинах, — разумеется, о разговоре на человеческом языке не могло быть и речи, только сен-образы. Причём предельно ясные, позволяющие общаться даже столь чуждым друг другу существам. — Благодарю Вас за согласие лично встретиться с нами. Нашли ли Вы общество Ворона столь же занимательным, сколь и я?

— Да… леди. — Обращение было скорее оскорблением. Личность тёмного, сквозящая в создаваемых его сознанием сенсорных образах, обжигала далёким жаром и какой-то рассеянной жестокостью. — Весьма занимательное создание. Из весьма занимательных мест. Я узнал от него много занимательных вещей.

(Коротким посланием от Аррека — подоплёка этих слов, воспринятая Видящим Истину. Тэмино, отдавая Ворона в руки Урагану-как-его-там, позаботилась очень осторожно сформулировать условия. Никакого вреда смертному ни в физическом, ни в психическом, ни в астральном плане. Договор составлял один из древних её клана. Однако один короткий взгляд на то, как из оливулца доставали информацию, вызвал у меня приступ возмущённого неприязнь. Это мой подданный! А тёмный оказался оч-чень изобретательным в том, как обходить условия всяких там договоров.)

— Эти… смертные… действительно таковы, каким он себе представляет? — Кажется, соотечественники Ворона поставили тёмного в тупик. Что ж, не его первого.

— Не могу сказать, — совершенно правдиво заверила его Тэмино. — Он знает о своих соотечественниках гораздо больше, чем я.

Да’мэо-ин на мгновение застыл, решая, оскорбили или нет, затем тряхнул головой — движение характерно для огромного, смертельно опасного насекомого, — отбрасывая мысль как несущественную.

— Но то, что вы говорили об их посмертии… И о влиянии на него различных посторонних факторов вроде религий и убеждений…

— Я бы не стала обращаться к помощи d’ha’meo’el-in, если бы проблема была простой, — спокойно, дружелюбно и жёстко перебила Мать Обрекающих на Жизнь.

— О, не сомневаюсь! — Тёмный, судя по всему, был весьма невысокого мнения о способностях, коими может обладать женщина, и о тех знаниях, которые она могла накопить за жалкие пару столетий своей короткой жизни. По его мнению, интеллекта такого создания могло хватить именно на то, чтобы срочно позвать на помощь кого-нибудь постарше да поопытней. И ни на что больше. Не то чтобы я совсем не разделяла имеющей под собой кое-какие основания точки зрения. Иногда действительно больше всего хотелось спрятаться за какой-нибудь древней и мудрой спиной, поднаторевшей в решении доводящих тебя до ступора проблем… Но слышать презрительные нотки в голосе тёмного — это просто… непристойно. Не заслужили дальние родственнички права покровительственно обращаться к своим женщинам. А уж к нашим — тем более.

— Мой клан занимается изучением проблем, связанных с ту во всех её формах, будь то жизнь, смерть, не-жизнь или не-смерть. В ходе исследований недавно возник вопрос, для более подробного рассмотрения которого мне бы хотелось получить на время одного из ваших специалистов. — Тэмино была столь вежлива, что я начала подозревать: она насильно изменяет свои чувства, заменяя ярость и презрение показным благодушием. Эль-ин, вообще-то, не слишком привержены этикету, обращаясь к нему лишь в тех случаях, когда возможно кровавое недоразумение. Лучше выполнить пару ритуалов, чем получить кинжал под рёбра. Так что полное и абсолютное самообладание, демонстрируемое матерью тор Эошаан, говорило даже не о попытке завуалированного оскорбления, а об отчаянном желании наброситься на собеседника с магией, сталью и когтями. Понимает ли это тёмный?

Вряд ли. По крайней мере никаких признаков опасений его сен-образы не выражали. Зря.

— Да уж, о ту мы знаем гораздо больше, чем ваши так называемые мастера!

Самодовольный павлин! Нашёл чем хвастаться! Тэмино склонила уши.

— Да, тёмный лорд. Полагаю, у d’ha’meo’el-inбыли возможности изучить смерть так, как никогда не позволили бы себе el’in. — А вот это уже было оскорблением, причём оскорблением неприкрытым и для жителя Эль-онн — очень тяжёлым. Только полный болван может этого не понять!

Ураган-Блуждающий-в-Вершинах болваном отнюдь не был. Его гнев и раздражение ударили мягким ветром, одуряюще изысканным и пьяным.

— В таком случае… почему бы нам не заняться исследованием вопроса прямо сейчас? Вот человек, — кивок ушами в сторону оливулца, — убьём его, посмотрим, что из этого выйдет.

— Воистину… демонические методы исследования, — сен-образ Шентея был таким личным, что больше походил на бурчание себе под нос, которое я смогла разобрать лишь благодаря нашей родственной связи.

Аррек, на протяжении всего разговора продолжавший бомбардировать меня образами и скрытыми подтекстами, передал и это замечание тоже, сквозь призму его восприятие слово «демонические» автоматически заменилось на «варварские». Синонимы, надо полагать.

Тэмино оставалась всё так же безмятежна.

— Увы, тёмный лорд, этот смертный нужен мне… для более серьёзных целей. У эль-ин не принято ради сиюминутной выгоды уничтожать инструмент, который позже может оказаться бесценным. — Вновь оскорбление, и вновь прекрасно рассчитанное. Похоже, у хрупкой леди настоящий дар доводить противника, не прибегая к площадной брани. Но стоит ли так откровенно нарываться на неприятности с лордом-демоном в самом центре его собственных владений?

У неё туз в рукаве, — это уже от Аррека. — Тёмный прочно сидит на крючке, и они оба знают, что никуда он не денется.

Ага. Вот это уже более похоже на правду.

Ураган-как-его-там, кажется, тоже понял, что дальнейшие препирательства ему ничего, кроме унижения, не сулят. И логично предположил, что представление пора заканчивать.

— Очень хорошо… леди. Вы получите своего специалиста. — Повинуясь властному жесту ушами, вперёд выступил один из воинов свиты. — Можете называть его Смотрящим-в-Глубины. Передаю его в ваше распоряжение на тот срок, который вы сочтёте необходимым, на тех же условиях, при которых вы позволили нам исследовать смертного. Об плате: я желаю знать обо всём, что вы обнаружите.

— Согласна.

Стремительно замелькали сен-образы составленных договоров, на которых каждая из сторон поставила свою мысленную печать-подпись. Мнение Смотрящего, разумеется, спрашивать никто не собирался. Хотя и внешне, и ментально предмет торга оставался невозмутим, Аррек передал мне, что тёмный отнюдь не в восторге. Разве что Тэмино у него вызывала подозрительно живой интерес.

— Прекрасно, — тор Эошаан положила тонкую ладонь на плечо своего нового приобретения, и даже издали мне было видно, как напрягся мужчина от её прикосновения. — Работать с вами, как всегда, одно удовольствие, тёмный лорд. Однако позвольте откланяться.

Охрана вновь сгруппировалась вокруг Матери клана, которая вцепилась в добытый приз, будто боясь, что кто-то может его отобрать. Я с некоторым уже притупившимся недоумением увидела в их рядах и оливулского громилу, собравшегося, судя по всему, ретироваться вместе с остальными. Похоже, у этой авантюры будет-таки удачный конец…

Мне следовало бы знать. Мне следовало бы уже научиться. Мне следовало бы наконец понять.

Никогда, никогда, никогда нельзя позволять себе думать, что что-то может удачно завершиться, прежде чем Щит захлопнется за твоей спиной, отсекая сюрпризы Ауте на той стороне.

Я же, с упорством, достойным лучшего применения, всё продолжаю наступать на одни и те же грабли.

И получать по лбу.

Прежде чем крамола и ересь насчёт «удачного конца» успела окончательно сформироваться в моей беспутной голове, зелёный мир раскололи бронзово-красные молнии. Всё вокруг дрогнуло, завертелось, застонало на тысячу голосов. Пространство точно с цепи сорвалось. Тёмный разразился проклятиями, его второго телохранителя швырнуло на землю. Группа Тэмино не попадала, казалось, только потому, что они все старательно держались друг за друга. Я перенесла потрясение достаточно спокойно, надёжно прикрытая вероятностными щитами Аррека, за ними я ощущала себя отделённой от всего происходящего. Будто просматривала запись, а не присутствовала во плоти.

В принципе, происходящее было вполне понятным, — я долго обучалась у Расплетающих Сновидения и сама не раз устраивала подобную фантасмагорию, когда пространство очередного сна меня по каким-то причинам не устраивало и требовалась смена декораций. Проблема была в том, что происходящее сейчас сном не было. И Ураган-как-его-там отнюдь не выглядел уверенным дизайнером, меняющим надоевший ему интерьер.

Вторжение извне, — отрапортовал мой Видящий Истину супруг. — Кто-то третий перехватил управление над данным слоем реальности и перекраивает тут всё на свой вкус.

Кто-то ещё? Хм, похоже, эта встреча перегружена незваными гостями.

Надежда, что мы имеем дело с обычной грызнёй внутри Малого Двора, что кто-то из неблагодарных потомков попытался спихнуть зарвавшегося папочку с нагретого трона, умерла, не родившись. Наглость и уверенность, с которыми признанного князя демонов отстранили от управления собственными владениями, говорили о власти и силе гораздо большей, нежели те, что доступны обычным подковёрным интриганам. Нет, здесь приложил когтистую ручку тот, кто считает себя заведомо выше Урагана. А кто у нас выше высокородных и всевластных лордов? Правильно, представители королевской семьи.

Ох, и влипли мы, господа…

Мы находились в просторной затемнённой комнате, стены которой украшала тонкая, летящая ввысь резьба. Каменные лучи поднимались по колоннам, изгибались у потолка, переплетались под высокими сводами запутанно-изящными узорами. В глубине угадывались не то скульптуры, не то картины — бледные удлинённые фигуры, красота надломленной ветки. Чуть шелестели тончайшие драпировки, у стен вытянулись странные, не похожие ни на что тонкие кушетки — интерьер, тихонько нашёптывающий умеющим слушать о культуре древней, такой древней, что трудно даже представить.

Да-Виней-а’Чуэль. Древнейшие… — мысленно выдохнул Аррек.

Точнее неплохая имитация, — согласилась я. Стиль действительно был узнаваем.

Доминировало в помещении большое, расположенное на возвышении кресло. Начисто нарушающее гармонию линий и красок. Выпендрёжники. Ничего до конца доделать не могут.

Я ощутила в воздухе вихри чьего-то старого мощного разума, пронёсшиеся над нами горячими клубами испарений. Стены, казалось, дышали в такт дыханию своего создателя. Тогда, на поляне Урагана, это тоже ощущалось, но тёмный лорд слишком выпячивал собственную силу, из-за чего эффект чужого присутствия снижался. Тот же, кто приближался сейчас сюда, не нуждался ни в каких дополнительных спецэффектах, и именно это и произвело на меня наибольшее впечатление.

Тэмино, дружок, во что ты вляпалась?

И во что вляпалась я?

Они вошли, как и положено, через дверь, скромная свита при виде которой волосы у меня на затылке встали дыбом. Огромное существо, похожее на стоящего на задних лапах обряженного в шелка дракона, подметало пол перепончатыми крыльями. Другое, поменьше и поизящней, тоже весьма внушительных размеров, более всего напоминало поджавшего лапки большеглазого богомола, магией от него разило, точно духами от свалившейся в бассейн с благовониями гетеры. Мужчина с копной винного цвета волос, витыми рогами и рубиново-красными глазами. Крылья у него не переливались где-то между тончайшим шёлком и всплеском энергии, а являли собой пару вполне материальных перепончатых конечностей, украшенных многочисленными когтями и наростами. Ещё одно существо, напоминавшее гигантскую пёструю бабочку, если допустить, что многочисленные ноги такой бабочки заканчиваются острыми клинками и секирами.

Белое на бронзово-красном. Властитель всего этого зоопарка появился прямо на троне, будто иного места его пребывания просто быть не могло — почти обычный эль-ин, закованный в серебристые доспехи, с изящным, явно одушевлённым мечом, лежащим на коленях. Расслабленная поза, расслабленная аура, расслабленные движения. Он был гуманоидом, был высок, тонок, с высокими скулами и телом, точно вылепленным гениальным скульптором. На этом сходство с человеком заканчивалось. Вся фигура казалась резкой и в то же время размытой по краям, будто множество образов совместили в один и не везде они совпадали. Цветами его были серебристый, белый и красноватая бронза.

Не слишком стар — максимум пара тысячелетий, но от силы, дремлющей змеёй свернувшейся на дне серебристых глаз, хотелось забиться куда-нибудь в далёкий тёмный угол и тихо плакать от безнадёжности. Один из принцев. Что ж. Наверное, могло быть и хуже.

Я мигнула, сама не заметив, что полностью сосредоточилась на изучении принца демонов, начисто выпустив из виду всех остальных. Плохой признак. Потребовалась помощь Видящего Истину, чтобы заметить оч-чень старого мужчину, выглядящего так, как и должен выглядеть классический эльф, — золотые волосы, дымчатые зелёные глаза, миниатюрные остроконечные ушки. Этот перворождённый тихо скучал за троном и, кажется, олицетворял собой совершенно отдельный источник власти, стоящей даже над принцем. О-хо-хо…

Аррек притянул меня к себе, наши маскировки смешались в единое целое, и мы застыли подобно двум настороженным кошкам, старательно делая вид, что вовсе нас здесь и нет. Серебристые глаза принца демонов скользнули по нам, на мгновение задержались, кажется, недоумённо, и продолжили изучение столпившейся в середине комнаты кучки ощетинившихся эль-ин. Не заметил. Ну и ладушки.

— Так, так, та-ак. Ураган-Блуждающий-в-Вершинах, высокий лорд, как вы нас разочаровали. Сговор с врагом, за спиной Его Величества — и вы даже не смогли провернуть всё с должной ловкостью. Какой позор! — Голос его был медоточиво-сладким, такого же красновато-бронзового оттенка, что и разметавшиеся по плечам волосы. И чувство, которое в голосе преобладало, действительно было разочарованием: похоже, тёмный был искренне расстроен тем, что Ураган оказался столь бездарно неуклюж.

Однако Ураган выпрямился с надменным пренебрежением ко всей ситуации в целом и её незваным участникам в частности.

— Ваше Высочество. Какая честь. Я тронут, — сен-образы и голос тёмного лорда сочились острой, царапающей барабанные перепонки иронией. — Чем может скромный слуга быть полезен высокому принцу?

Он казался слишком спокойным для всей этой истории, но недостаточно спокойным, чтобы предположить, будто это лишь рассчитанная на публику маска.

Анализ Аррека оказался кстати.

(У Урагана, похоже, есть какие-то ниточки к данному представителю королевского рода. В нужный момент он может за них дёрнуть — и оба не слишком этого жаждут. Одному хочется сохранить хрупкий инструмент влияния на монаршую особу, другому не меньше хочется, чтобы некоторые тайны так и остались тайнами. Потому принц, скорее всего, поостережётся задевать высокого лорда без крайней необходимости. Что лишь подтверждается отсутствием в комнате его высокопоставленного дядюшки — короля. И тем, что золотоволосый древний прячет своё присутствие и от принца тоже. Однако весь этот расклад оставляет попавших между двух огней в очень неуютном положении. Ураган продаст их, спасая свою шкуру, и глазом не моргнёт.)

Я нахмурилась, соглашаясь с мужем. Похоже, мать Эошаан попала в непривычную для себя ситуацию, где ей отведена роль приза в сложной политической игре, которую вели высокопоставленные демоны. Однако Тэмино отнюдь не собиралась оставаться в предписанной ей роли. Мягкое прикосновение к спине загораживающего её от чужих взглядов и мыслей воина — и охранник чуть сдвинулся в сторону. Хрупкая фигурка выскользнула из-под прикрытия защищающих её крыльев и разумов, поднырнула под обнажённый меч Шена и как ни в чём не бывало вышла на середину зала, спокойно остановившись прямо перед троном.

По рядам тёмных пронёсся удивлённый вздох, принц выпрямился на своём месте, серебристые глаза его расширились, уши недоумённо опустились:

— Ауте и все её Слуги! Женщина!

Вот где сказывается разница в воспитании. Любой эль-ин уже вскочил бы на ноги, приветствуя бесконечно более высокопоставленную, нежели он сам, гостью, пусть даже она и враг, а этот сидел на своём нелепом троне и пялился.

Хам.

Тэмино тор Эошаан стояла перед ним, спокойная и хрупкая, бестрепетно снося горящие взгляды взирающих на неё варваров, хотя что-то в позе и в развороте ушей говорило: с моей оценкой манер аборигенов она согласна. По всем пунктам. И, похоже, остальные это тоже почувствовали.

Одета она была в потрёпанную, наглухо застёгнутую куртку и парные ей облегающие штаны — всё традиционного белого цвета клана Обрекающих. Высокие зашнурованные сапоги, стянутые в узел волосы, походная перевязь с длинным, боевого вида кинжалом — Тэмино выглядела кем угодно, только не гаремной гурией. Но суровость образа лишь подчёркивала потрясающее изящество и бьющую в глаза уязвимую женственность. Скорбные черты, губы, глаза, как будто не умеющие смеяться, наполненные непролитыми слезами: казалось, она горюет обо всех присутствующих, «…ибо не ведают, что творят».

Меня бы подобное, скорее всего, просто разозлило. А вот тёмные, похоже, несколько растерялись.

— Эль-леди, я очарован, — принц наконец соизволил оторвать свой зад от трона и двинулся к ней, но это отнюдь не выглядело как знак уважения. Скорее купец мог бы так оглядывать неожиданное и приятное приобретение. У-уу, его ожидало столько сюрпризов! — Как восхитительно с твоей стороны присоединиться к нам!

— Ваше Высочество. — Она чуть склонила хрупкую головку и подняла в официальном приветствии крылья. — Не скажете ли, с кем именно мне выпала честь иметь дело?

Тёмный опешил, решая, было ли это неуклюжим оскорблением. Потом, видимо, сообразил, что действительно могут существовать столь дикие варвары, которые не знают в лицо всю правящую династию Да’мэо-ин, а некоторые (не будем показывать пальцами!), занятые препирательствами с собственными подданными, так и не удосужились представиться. О да, Тэмино действительно издевалась, но гораздо тоньше, чем мог себе представить этот ослеплённый собственным великолепием красавчик.

— Я — Даритель-в-Печалях, принц дома Вечности. Полагаю, эль-ин могут звать меня Дариэлем.

— Приятно познакомиться, принц Дариэль. Я — эль-ин Тэмино тор Эошаан, Мать клана Обрекающих на Жизнь.

Серебристо-белые глаза чуть расширились, принц пытался вспомнить, что ему было известно об Эль-онн. Даже тёмный не мог не понять, что Мать клана — это слишком серьёзная персона, чтобы её можно было просто взять и безнаказанно умыкнуть. Мне показалось, что здравый смысл возобладает, что Дариэль предпочтёт не связываться. Но желание завладеть такой завораживающей и не вписывающейся ни в какие рамки добычей оказалось сильнее. Принц демонов находился в самом сердце своих владений, в окружении верных вассалов и защитных заклинаний. И он явно был не в настроении проявлять излишнюю осторожность.

В моей генетической памяти роились воспоминания о доброй сотне крупных войн между да’мэо и обитателями Небес Эль-онн. И девяносто девять из них разгорелись именно из-за женщин. Дочери — величайшие сокровища, которыми обладали обе расы. И я вполне справедливо могла заявить, что здесь мы обскакали демонов если не количественно, то качественно. У них просто неоткуда было взяться таким женщинам, как Тэмино, — спокойным, сильным, прекрасно обученным, уверенным в своём праве и в своей власти. В Ауте редкая эль-ин женского пола доживала до ста лет — а Мать клана Эошаан была вдвое старше. Что же касается опыта, выучки и силы, она могла бы поспорить с любым из здесь присутствующих — и прекрасно об этом знала.

Дариэль шагнул вперёд, сокращая и без того небольшое разделяющее их расстояние, осторожно провёл тыльной стороной ладони вдоль её скулы. Даже встав с трона, он не утратил ни частицы своего приковывающего всеобщее внимание апломба. Куда бы ни отправился этот отпрыск королевского рода, центр всех событий немедленно перемещался следом за ним — в этом он не сомневался. Тэмино выдержала прикосновение, не дрогнув и не поморщившись, но что-то в аристократическом выражении тонко очерченного лица яснее ясного говорило о тихой брезгливости, заставившей принца демонов отступить. И отступить излишне поспешно, чтобы это выглядело естественным.

Она рискует, — ментальным шёпотом прокомментировал Аррек.

А что ей ещё делать? Тэмино попала, попала крупно, и не может этого не понимать. Ей остаётся только блефовать по-чёрному.

Принц обошёл её вокруг, точно акула, кружащая вокруг добычи, и, наверно, лишь я обострённым чутьём вене уловила произведённое ею внутреннее изменение, не позволившее даже тени нервозности отразиться в безупречно безмятежном сознании.

— Очаровательна… Ты ведь ещё ни разу не была в туауте?

Я дёрнулась, точно от удара, и только предусмотрительно сжатая рука Аррека удержала меня от того, чтобы броситься вперёд и прямо сейчас прекратить весь этот балаган. Рано.

Тэмино же осталась невозмутимой, даже немного насмешливой.

— Нет. И не собираюсь, — Щит упал перед ней, не очень жёсткий, но невероятно мощный. Дариэля приподняло на пару сантиметров над полом и мягко отбросило прочь. Так, лёгкий штрих для подкрепления своей позиции. Выражение лиц схватившихся за оружие тёмных было бесценным — этим парням, от которых эль-леди всегда прятали всеми правдами и неправдами, трудно было осознать возможность существования женщины — мастера чародейства. А Тэмино, как назло, сейчас выглядела такой бесконечно юной… — У меня возникло впечатление, принц Дариэль, что вы не до конца осознаёте сложившуюся ситуацию. И размер вовлечённых в неё сил.

Меня ведь цитирует, ведьма!

Её голос прозвучал тихо и низко, полный спокойного бешенства. Ледяной ветер, царапающий обнажённую кожу. Теперь не осталось места ни для оскорблений, ни для изящных полунамёков. Только угрозы, чистые, как удар клинка.

Юность её исчезла, растворилась. Тор Эошаан выпрямилась, похожая на хорошо отточенное оружие. Мать клана в полной силе.

Дариэль застыл. И вновь в какое-то ослепительно-острое мгновение мне показалось: он понял. Он начнёт игру, торг, сложную политическую интригу, но в конечном итоге всё же отступится от слишком крупной дичи. Однако о чём думал тёмный принц, так небрежно присвоивший себе древнеэльфийское имя, на самом деле явно было вне моего понимания.

Воздух вскипел ответной яростью, время пошло волнами. Сила, воля, личность тёмного принца накатили сметающим всё приливом, ломанулись в её щиты, в её разум, в её душу. Удар такой мощный, что кости ломило, гнев на грани терпимого. Одно желание: покориться. Одна мысль: вновь вспомнить, как надо дышать. Ауте, он ведь даже не меня пытался сломить! Такая мощь…

…была спокойно отброшена назад. Тэмино стояла, не покачнувшись, лишь шевельнула ухом, приказывая своим телохранителям оставаться на местах. Пока что это была дуэль.

Рычание, низкое и гортанное, звуки, издаваемые глоткой зверя. Его тело заколебалось в воздухе, на грани трансформации, и я готова была поклясться, что только что эта фигура была ниже на добрую голову и наверняка уже в плечах. Затем ударила ещё одна волна силы — слепящая огненная ярость, на этот раз призванная не подчинить, а убить. Тэмино выдержала, не знаю как, но выдержала. И ударила сама.

Где он брал слепой силой, она — тонким искусством, где он ломал и крушил, она — обтекала и созидала. Кинжальный удар по тонким нитям, скрепляющим жизнь и не-жизнь, сложнейшее плетение образов: перед ней, сформированные туманом и гневом, заискрились две фигуры. Старые враги, старые души, когда-то убитые на этом самом месте, восстали из небытия и двумя разъярёнными и ну очень реальными фуриями накинулись на едва успевшего обнажить оружие тёмного. С гневными возгласами его свита бросилась вперёд, к одиноко застывшей, похожей на ребёнка противнице — и была остановлена клинками выросших вокруг неё эль-ин. Происходящее стремительно перерастало в общую свалку. Ворон в сумятице выхватил похожее на пистолет оружие и выстрелил нейролучом в лоб темноволосому. Тот, вместо того чтобы упасть с оплавленными мозгами, ошалело затряс головой, пытаясь понять, что случилось. Оливулец выругался и схватился за меч.

А ведь я, если подумать, должна была бы сейчас быть дома, готовиться к самому важному событию в своей жизни…

Ещё одно чародейство Тэмино: окружающий мир дрогнул и зашатался, не жизнь, а сама суть, казалось, стремительно высасывалась из него, заставляя стены и ткань реальности съёживаться и чахнуть. Ауте, как она это…

И тут от Аррека пришло сообщение: есть! Золотоволосый, до сих пор флегматично наблюдавший за развитием событий, отправил сообщение вовне. Здешнюю заварушку отметили вниманием вышестоящие инстанции (кое-кому в ближайшем будущем предстоят занимательные разговоры с любимым дядюшкой!), однако инстанции эти ещё не вполне заинтересовались происходящим, чтобы лично явиться наводить порядок. Но всё равно времени у меня в обрез. Пора было внести посильную лепту в этот хаос.

— Довольно! — Мой сен-образ был тих и предельно чёток. И подкреплён такой энергетической вспышкой, что буквально въелся под черепа всем присутствующим, лишая воли. Если сила есть, остальное можно считать совершенно лишним. А сил у меня, благодаря Источнику, имелось более чем достаточно.

(Не будем сейчас останавливаться на том, чего у меня не было совсем, ладно?)

Я ступила на холодный камень пола, вся в золоте и многоцветии, коротким взглядом окинула замерших вокруг противников. Эль-ин, все как один, опустили головы и подняли крылья, приветствуя свою Хранительницу, а Тэмино, от греха подальше, опустилась на одно колено. Правильно мыслишь, дорогая, я сейчас на тебя очень и очень сердита.

Ставшие видимыми вокруг меня стремительные фигуры-тени северд-ин заставили тёмных попятиться, а сияющий перламутром и яростью Аррек с альфа-ящером на плече удачно завершал композицию. Картину портил один-единственный гориллоподобный оливулец, с независимым видом набычившийся посреди всего этого благолепия. По крайней мере, можно не беспокоиться, что пребывание в обществе тёмных ему слишком повредило: пока эти ребята сохраняют свою инстинктивную отрицательно-оборонительную реакцию на собственную Императрицу (более известную в их среде как Кровавая Ведьма), с ними всё в полном порядке!

Темп, темп, нет времени на эффектные паузы.

— Мои приветствия принцу дома Вечности. И примите глубочайшие извинения за причинённое беспокойство. Мать Эошаан, ваше поведение мы ещё обсудим. Пошла вон. — И быстро, быстро, пока они не очухались, энергетически-информационный импульс к Шентею, чтоб хватался за первый попавшийся путь и вытаскивал нас отсюда быстрее!

Шен, умница, всё понял правильно, информацией и энергией распорядился грамотно, пережигая линии, соединявшие сознание Дариэля с этой реальностью, и стремительно вышвыривая нас вовне. Фигуры эль-ин уже заколебались в воздухе, когда принц, наконец разобравшись в происходящем безобразии, с возмущённым воплем потянул назад. И как потянул! У меня в глазах заплясали кровавые круги, виски заломило болью, а Шен вообще осел, его и без того бледная кожа позеленела.

Так, а вот этого не надо.

На личной волне: «Аррек, спасай!», одновременно, поворачиваясь к принцу, тоном строгой мамаши, так хорошо отработанным на Лейри:

— Ваше Высочество, прекратите немедленно!

Он ошалел. А я крутанулась в танце, в вихре, в музыке. Кастаньетами защёлкали пальцы, каблуки выбили чечётку — и мой танец подхватил ритм этой реальности и всех, кто в ней находился, и завладел ими. В меня швырнули заклинанием ледяного холода — но я была холодом, меня попытались сбить молнией — я была молнией, меня попробовали обратить в камень — и я с радостью стала камнем, существом из кремния и вкраплений сияющих кристаллов, таким гибким, таким звонким, таким прекрасным. Я танцевала изменения, и магический Двор, только что представлявший собой нечто, по определению неотделимое от сознания создателя, изменялся вслед за мной, послушный этому танцу. Краем глаза я наблюдала за устроенной Арреком поспешной эвакуацией. Мой консорт непочтительно схватил Мать клана за шкирку и тащил её к безопасности, в то время как сама Тэмино мёртвой хваткой вцепилась в плечо с таким трудом заполученного ею тёмного, увлекая его вслед за остальными.

— Вене?! — воскликнул Дариэль, и удивление его было столь безмерно, что почти превратившаяся в косматого паука красно-белая тварь вновь вернулась в образ красивого до скрежета зубовного серебристого эльфа.

— Вене, — благожелательно согласилась я, приостанавливаясь в танце и позволяя контролю над жалобно постанывающим миром вновь уплыть к тёмным, но так, чтоб у тех не возникло ни малейшего сомнения в том, что было им это именно позволено. В ошеломлённом недоверии не было ничего необычного: вене, танцовщицами изменений, могли быть только девочки одиннадцати-пятнадцати лет, у которых ещё не начала формироваться личность, способная помешать бесконечной восприимчивости и пластичности их напоминающей зеркало психики. Я же, совершенно очевидно, обладала и личностью, и характером, причём премерзким, а потому не вписывалась ни в какие ворота.

— Судя по всему, генетическая линия Тей, — высказал предположение вдруг ставший видимым золотоволосый «классический» эльф, разглядывавший меня с брезгливым любопытством. — Я слышал о них. Можно поймать эту и добавить к нашему генофонду.

Мой взгляд вдруг настолько заледенел, что на стенах выступила серебристая изморозь (общение с Зимним тоже кое-чему учит). Но голос был ещё холоднее.

— Вот это вряд ли. Видите ли, я, в отличие от Матери Тэмино, была в туауте. Тридцать пять лет назад. И вряд ли проживу достаточно, чтобы внести лепту в ещё чей-либо генофонд.

Этот тёмный был стар, очень стар. Возможно, он мог по возрасту и по силе сравниться с Раниелем-Атеро, а значит, был заведомо искусней меня в подобных играх на много-много порядков. Я застыла, глядя в его бездонные зелёные глаза. И именно древний первым отвёл взгляд. Быть может, он, как и все остальные, просто не мог выносить бешеное смешение цветов, поселившееся на месте моих глаз. А может, даже тёмные не в силах цинично улыбаться в лицо ужасу туауте.

Всё с той же замёрзшей улыбкой повернулась к принцу, бросив на него многоцветные отсветы, и демон защитным движением вскинул меч. Вздох, шелест, красная бронза волос на белоснежном серебре доспехов. Покалывание силы и ласкающие прикосновения исследующих заклинаний. Мои северд-ин подтянулись поближе. Наверное, они тоже не доверяли этой непостоянной красоте.

Остальные благополучно смылись. Хорошо: теперь нужно спасать только собственную шкуру. Будем считать, что у меня развязаны руки.

Тонкая улыбка, отвечающая всем канонам этикета: никаких клыков. Настало время привлечь к делу кой-какие дипломатические навыки.

— Принц Дариэль, позвольте извиниться за вторжение. И будьте столь добры передать своему уважаемому дяде, что Эль-онн, вне зависимости от того, чем кончится это прискорбное недоразумение, не желает менять свою политику по отношению к Тёмным Дворам.

Он кивнул, несколько позабавленный.

— Вы хотите сказать, что если мы сейчас захватим вас в плен, ваши… подчинённые не будут мстить?

Вот что означает культурная пропасть!

— Вообще-то имелось в виду, что если я всё здесь расколошмачу, стремясь вырваться на волю, то это не стоит принимать за объявление войны.

— А! — ему было смешно. Правда, не настолько, чтобы расхохотаться в голос. И то хлеб.

Я же стояла под перекрестьем раздевающих взглядов и решала, насколько мерзкой можно позволить себе стать. Приходится признать, я размякла. Привыкла к опущенным глазам, поднятым крыльям и безусловному (хотя и не очень охотному) повиновению. Привыкла к силе, уверенности, к постоянной охране и иллюзии безопасности. Роль уязвимой жертвы среди тех, кто способен одним движением тебя сломать (или думает, что способен), была новой. Ну а тёмные каждым жестом, каждой мыслью пытались меня уверить, что так оно и есть на самом деле. Не самое приятное ощущение.

Может, они не так уж неправы. Может, я действительно уязвима. Это не имело ни малейшего значения: я была Хранительницей и не имела права быть просто Антеей.

Водоворот красок в моих глазах.

Миллионы живых существ. Миллиарды мёртвых. Триллионы тех, кому ещё предстоит родиться. Эль.

Воспоминания, и сила, и боль. Я научилась призывать их к себе, полагаться на них в своих битвах. Я могла бы швырнуть грубо изъятой для собственных нужд чужой силой в лицо этим самодовольным паразитам, никто бы и слова мне поперёк не сказал. Но в этом не было необходимости: именно для таких целей и был в своё время создан Источник — воистину последний аргумент в спорах, которые доводилось вести Хранительницам.

Сила вскипела в жилах, густая и солёная, в ноздри ударил приторный запах горных цветов. Сейчас не просто живое существо, а воплотившаяся в плоть мощь целого народа. Цвета глаз эль-ин, все цвета спектра смешались на моём лице бешеной фантасмагорией красок.

Что-то они заметили, почувствовали. Обнажённое оружие — и свита, повинуясь повелительному взмаху ушей принца, откатилась назад. И только на лице у золотоволосого эльфа мелькнуло что-то вроде уважения — не ко мне, конечно, а к тому, что сияло в моих глазах.

Блеск серебристых доспехов.

— Ваша охрана — это действительно северд-ин?

— Да, — голос мой звучал очень мягко. Тихо. Дружелюбно.

Никого это не обмануло. Вот и старайся для таких.

— Как вам удалось их поймать? — Эльф так старательно давал понять, что вовсе не желает слышать ответа на этот вопрос, что мне стало смешно.

— Ваше Высочество, — Смех плескался во мне безоглядной эйфорией. Слишком много силы, слишком много власти. О, это чувство всемогущества, такое обманчиво иллюзорное! Бежать. Бежать отсюда, я совсем выбилась из графика. — Сейчас я повернусь и уйду. Пожалуйста, не стоит пытаться меня остановить.

Крылья напряглись, недвижимым усилием поднимая меня в воздух, стены раздвинулись, открывая клубящиеся облака пути. Медленно, медленно, осторожно. Показать им сейчас спину означает открыть охоту. Охоту на меня, бедного зайчика. Всплеск золота, моделирование пространства…

Чёрное. Красное. Древнее.

И громовой голос, раскатившийся вокруг:

— Драконья Кровь! НЕ ДАЙТЕ ЕЙ УЙТИ!

Чума и холера!

Я взвилась золотой молнией, порвав реальность в клочья, отбросив все остатки дипломатии.

Это был филигранный расчёт времени. Появиться, когда внимание сильных мира сего уже приковано к происходящему, связав тем самым руки не желающему раскрываться перед родственничками принцу, но до того, как кто-нибудь из его соперников по-настоящему разберётся в ситуации и пожелает урвать свою долю. Но я слишком затянула. Тёмный король почтил собрание личным присутствием, и его реакция мне не понравилась.

Ловушка захлопнулась в буквальном смысле прямо за моей спиной, острой болью обдало ободранные о смыкающиеся створки крылья. Я всё-таки оказалась быстрее — скорость испуганной вене не предусматривалась никакими охранными заклинаниями. Реальность Двора вскипела и рухнула позади, погребая всё, что неосмотрительно оказалось в её пределах. Но не меня, не меня.

Теперь, сквозь клубящийся мрак неопределённости — к Щиту. Я, конечно, не мастер Путей и не слишком умела в создании проходов через безвременье Ауте, но всё-таки дочь Изменяющихся. Имплантат между глаз запульсировал, забился, давая развёртку по двенадцати измерениям. Надо же, старые программы родного клана ещё сохранились где-то под грудой информации Хранящих!

Чары-заклинание-чары, не слишком понятные мне самой, наполовину состоящие из математических выкладок имплантата, наполовину — из унаследованной от отца бездумной интуиции. Я ринулась в образовавшийся туннель, увлекая за собой северд и разбивая пространство позади тысячей вероятностей, чтобы сбить со следа погоню.

Погоня, однако, в путешествиях по здешним местам была куда как опытна. В чём мне и пришлось убедиться, налетев за очередным поворотом на стаю демонов. Справедливости ради заметим, эти ловители поджидали нас с другой стороны и были столь же удивлены встречей, как и мы. Вот почему, наверное, мне удалось-таки вывернуться.

Меч оказался в руке раньше, чем разум осознал происходящее, и успел послать телу приказ о торможении. Мы врезались в охотников на всей скорости. Безликие воины набросились на них озверевшими молчаливыми тенями, моё извлечённое откуда-то из глубин аакры заклинание разметало противников по спектру. Рывок руки — Сергей блокирует удар — кувырок с одновременным обманным ударом крыльями, взвившийся в атаке меч, вспышка боли — Злюка получила серьёзную рану. Но мы опять прорвались, прошли их строй насквозь и нырнули в боковое ответвление тропы.

Короткой вспышкой гениального озарения я швырнула назад заклинание из тех, что так любит отец — что-то не до конца мне понятное, музыкальное и расщепляющее творимый тобой мир на десяток параллельных вариантов с последующим выбором того, какой тебе больше нравится. То есть того, где нет тёмных, разумеется. Позади что-то взвыло в слепой ярости, отбросило моё заклинание в сторону, точно невесомый шёлковый платок, упавший на глаза. Ауте, да это король собственной персоной! Вечность милосердная, да во что же это я влипла?

— Дочь Дракона! Кровь Дракона! Да хватайте же её, идиоты!

Папа? А он-то здесь каким боком замешан? Почему моё происхождение имеет такое значение для этих бесноватых?

Думать было некогда. Нас окружили, и вновь не оставалось ничего другого, как тупо идти напролом. Кастет и Клык прикрывали раненую Злюку, и это здорово снижало мобильность, но…

Мы бросились на них разъярёнными фуриями, вовсю используя небольшое преимущество, подаренное совершенством маскировки. Я расслабилась, отдавая тело во власть Сергею и позволяя ему творить, что вздумается. Он вёл меня, как рука обычного воина ведёт меч. Драться было не обязательно, надо только проскочить мимо, и этим преимуществом мы тоже пользовались без зазрения совести.

Оп! Я успела перехватить контроль над собственным телом, мгновенно останавливая уже запущенную Сергеем контратаку и принимая удар на появившийся в другой руке: кинжал-аакру. За крошечное мгновение, что оставалось до столкновения, чуткий инструмент вене успел заледенеть, изменяясь, и встретились, оглашая окрестности злобным звоном, уже две одинаковые сущности — точно два отражения в кривом зеркале. Вовремя. Вздумай Сергей столкнуться с такой дрянью, был бы в лучшем случае сломан. А я уже скользила дальше, оставив позади озадаченного непонятным исходом противника.

Танец. Это был не бой, а танец — стремительный и жёсткий. Слабые точки и неприкрытые участки я чувствовала, как гениальный хирург чувствует раковую опухоль. И била в них, стремясь не нанести вред, а всего лишь ускользнуть.

Прыжок, отчаянный визг. Упала прямо в рефлекторно подставленные руки того рогатого красавчика из свиты Дариэля. Со стремительным: «Мерси!» чмокнула его в нос, двинула по уху заклинанием «большая тупая дубинка» и бросилась дальше. Отмашка мечом с пылающими на кончике клинка чарами иллюзий, заставившими инстинктивно отшатнуться ещё двоих — прошла!

Я вырвалась, оставляя позади клочья боли и ошмётки силы. Даже ощущение Эль пропало, сметённое бесконечными, отражёнными в лучшем случае наполовину ударами. Ауте, вот это мясорубка! Почему они так разъярились?

Безликие воины застряли где-то позади, прикрывая моё отступление, но за них я не беспокоилась. Не могла позволить себе беспокоиться. Сейчас. Уже. Почти… Мягко сверкнула серебром и голубизной поверхность щита.

Он вынырнул из ниоткуда, в облаке развевающихся золотистых волос. Точно такой, какими изображены на фресках Да-Виней-а’Чуэль древние эльфы. Блеск стали. Я наискосок вскинула меч, который был очень сердитым Сергеем. Вторая рука, с зажатой в ней аакрой, на отлёте. Так просто не проскочить. Здесь от боя не убежать.

Мы застыли, совершенно неподвижные в хрупком равновесии уже начавшегося поединка. Вступало в силу искусство «одного удара», когда исход боя решается противостоянием воли — и лишь один короткий удар завершает уже определённое.

Сен-образ сплёлся между нами, точно трепещущая бабочка. Тройственное восприятие: я, Сергей и наш древний противник, казалось, слились в единое существо.

Этот миг был прекрасен. Как ужасно было бы, погибни я раньше. Ведь тогда не смогла бы узнать холодного совершенства этой схватки.

Мы атаковали одновременно, стремительно и безупречно.

Всё решается одним ударом. И решилось.

Вдруг устремившийся навстречу глазам пол, выбитый из моих пальцев Сергей, прижатая ногой к поверхности Щита моя рука со всё ещё сжимаемой в ней аакрой. И холод стали у горла. Ауте и все её дети, он действительно был Древним. У них, знаете ли, была бездна времени, чтобы научиться укорачивать самоуверенных желторотиков.

Зелень и многоцветие. Глаза в глаза. На один бесконечно долгий миг.

Его губы дрогнули не то улыбкой, не то гримасой внезапного узнавания.

Valina a Raniel.

Ученица Раниэля. Ауте, только старых врагов отчима и не хватало для полного счастья!

Пальцы на рукоятке меча напряглись, и я поняла — ударит. Попробовала потянуться к Эль и поняла — не успею. Всё, свершилось. Моя жизнь закончится. Здесь и сейчас. Ур-ра!

Радости не было. Злость была. Непринятие. И какая-то детская, до слёз, обида. Не так всё должно быть.

Аррек! Да где же ты?

И он пришёл. Древнего отбросило назад ударом сырой, яростной и смертной силы. Арры, наверное, сами не понимают, какой мощью они на самом деле обладают. И уж совершенно точно не умеют ею пользоваться. Аррек выделялся даже из себе подобных — в отличие от остальных, он прекрасно всё понимал и умел. Беднягу древнейшего протащило по серебристой поверхности физиономией вниз с добрый десяток метров, когда на него накинулась полностью потерявшая от ярости контроль над собой перламутровая фурия.

Альфа-ящер, не видящий смысла погибать из-за чужой жены, благоразумно наблюдал со стороны.

— Кто? — Тёмный вскинул меч, подозрительно легко отбивая поток вероятностных атак, обрушившихся на него со всех сторон. Мне показалось, что в глубине старого, безупречно отстранённого сознания мелькнуло удивление и вновь узнавание. Тёмный, наконец очухавшись, швырнул в противника чистой Ауте, свёрнутой в хлыст стремительно раскручивающейся плётки. И красивым прыжком ретировался. Аррек зашатался, бешено парируя обвивавшиеся вокруг него удары, вскрикнул, бросился плашмя пол и был втянут в серебристую поверхность Щита, точно погрузился в воду — кто-то с той стороны его прикрыл и по первому требованию вытащил назад.

Я обмякла, уткнувшись носом в серебряную синеву, готовясь осмыслить произошедшее. Так просто на первый взгляд… и так безумно сложно.

Я не хотела умирать — это было первым открытием.

Лейри пыталась меня убить, втравив во всю эту историю — логично, но тоже почему-то обидно.

Тёмному королю зачем-то понадобилась Кровь Драконов. До зарезу понадобилась. Зачем?

Аррек ведёт какие-то дела с древнейшим из тёмных, у того личная вендетта с моим учителем. О причинах которой мне, разумеется, никто сообщать не собирается.

Тэмино умудрилась спутаться и с тёмными, и со смертными. При этом спутав их друг с другом.

Что там я забыла?

Ауте, дорогая, я ошиблась. Я всё-таки хочу умереть. Прямо здесь и сейчас. Пусть сами разбираются!

Мысль ударила, точно электрический разряд. Я ведь могу это сделать. Я, по стечению обстоятельств впервые за многие годы оставшаяся без охраны, наконец-то могу распорядиться собой так, как сочту нужным. Здесь и сейчас. Позволить себе расслабиться, позволить времени утечь сквозь пальцы драгоценными каплями, позволить защите хоть немного ослабнуть. Ауте довершит остальное…

Так просто. Самые красивые решения — самые простые. Погибнуть в Ауте, уйти с боем, с честью. Погибнуть красиво.

И бессмысленно.

Ничего этой смертью не достигнув.

Осквернив этой бессмысленностью всю свою жизнь.

Зато избавив Аррека от необходимости наблюдать, как и вторая его жена совершает ритуальное самоубийство.

Ага. Как же.

Я выругалась сквозь зубы. Поднялась на четвереньки, ещё раз выругалась. Всхлипнула. И прямо так, на четырёх конечностях, поползла туда, где поблёскивал Сергей.

— Проклятый… Ауте… дарайский… глупец! Вкрадчивый паразит! Вор! Крыса. Пррр-редатель…

Этот смертный без дозволения влез в мою душу. И украл моё мужество.

Ну уж нет.

Неуклюже, непослушными пальцами схватила меч и подтянула его к себе. Рукоять была холодна — судя по всему, Сергей был без сознания. Или как там это называется у Мечей. Думать о том, чем огрел его тёмный, чтобы довести до такого состояния, мне не хотелось. Хотя бы потому, что это неизбежно должно повлечь догадки на тему того, чем огрели меня. И Аррека…

Наглый вор! Украл моё сердце. Украл у меня всё удовольствие от планирования и подготовки к такому важному событию, как собственная смерть!

Кисти казались замороженными — я их почти не чувствовала и только с изумлением смотрела на крупную дрожь, сотрясающую руки. Боли не было. Кое-как запихнула меч в ножны и позволила себе наконец упасть, плача от страха и слабости.

Нечего грешить на Аррека. Дело даже не в нём. Добровольный уход на иную грань ту, этой вечной жизни-смерти, был деянием либо величайшей отваги, либо величайшей трусости. Венцом всего существования, завершающим штрихом, который либо наполнял всю предыдущую жизнь смыслом, либо навечно перечёркивал её, как нечто мелкое и бесполезное. В моём случае требование долга было однозначным. И сделать это здесь и сейчас, уйти так, было… признанием окончательного поражения. Всё равно что расписаться в собственной слабости.

Умереть с достоинством — одно. Умеретьиз-за того, что жить больше нет сил…

Сама мысль о подобном малодушии была столь спесива, что утончённая суть эль-ин восставала, морщась отвращения. Некрасиво. Уродливо. Даже непробиваем броня долга разбивалась о непонятно откуда взявшуюся брезгливость.

Уродливо. Не здесь. Не так. Не тогда, когда моему народу, возможно, нужна моя помощь.

Решение принято.

Коррекция волевых процессов.

Нашла время для самокопания, дура!

Я вжалась в серебристую поверхность Щита всем телом, каждой косточкой ощущая его упругую твёрдость, его леденящую прохладу. Можно было бы, конечно, прибегнуть к поддержке Эль, но зачем нарушать установленную веками процедуру? Будем придерживаться традиций.

Чуть шевельнулась, ритмичной дрожью пальцев, трепетанием ресниц, плетя даже не зов — танец. Танец изменения — когда что-то глубоко во мне распадалось, чтобы стать частью Щита. Частью удивительной и непонятной субстанции, удерживающей саму Ауте в очерченных нами границах.

Разумеется, проникнуть внутрь я не могла. Даже вене не может отколоть такой номер. Я просто стала щитом, волной посылая по его поверхности сообщение для тех, кто следил снаружи. И в то же мгновение, повинуясь приказу Изменяющихся, сияющая поверхность дрогнула, потекла, втягивая меня в сине-серебристые глубины.

Свет. Небеса Эль-онн. Дом.

С гортанным, похожим на стон криком я упала на руки целителю из клана Дериул.

Танец четвёртый, Менуэт

Rigoroso

Меня подхватили, грубо поставили на ноги. Сканирование диагностическими чарами было жёстким и дотошным. Таким, что кости взвыли выворачивающей суставы ломотой, а перед глазами плясала тёмно-красная пелена.

Откуда-то издали донёсся искажённый голос:

— …локальное поражение… блокада… Быстро!

Стремительно перепрограммирую собственные рефлексы, сражаясь с желанием когтями полоснуть по склонившейся ко мне фигуре. Слишком хорошо я знала, что должно сейчас произойти. «Локальное поражение» означало, что кусочек Ауте свернулся в моём теле напружиненной перед ударом змеёй. Судя по ощущениям в районе ключицы, его уже заблокировали, не давая распространиться ни по моему телу, ни на окружающих. Вечность милосердная, тошно-то как…

Аррек!

Стоп. Проблемы решать по мере поступления.

Я позволила опрокинуть себя на спину. Дала спутать ноги и руки сдерживающими заклинаниями. Полосуя клыками губы, не двигалась, когда что-то холодное мимолётно коснулось горла, прогоняя туман из головы и заставляя тело обмякнуть.

Когда зрение сфокусировалось, обнаружила, что склонившаяся надо мной физиономия принадлежит Иналу, молодому целителю из какого-то отдалённого ответвления линии Ала. Парню было от силы лет двести, но специалистом он был отменным, а поражения Ауте вообще считал своим коньком. Этот знает, что делать.

Надеюсь.

Я уставилась в вечность за его спиной, полностью сконцентрировавшись на собственных ощущениях. Ауте да сжалится над глупым чадом своим…

Сначала показалось, что руки целителя охватывает голубоватый огонь. Затем это сияние сконцентрировалось в красивый, вихрящийся энергией шар между когтистыми пальцами. А затем шар рухнул вниз, на меня, в меня.

Вряд ли со стороны было что-то заметно. Я же чувствовала себя так, будто каждый изгиб ауры, каждая тончайшая жилка внутренней энергии вспыхнула нестерпимым золотым сиянием, отражая, точно зеркало, попавший на них свет. Я видела их, видела себя, будто со стороны, и с удивлением пришла к выводу, что я — красива. Только… В районе ключицы, там, где оцарапало кожу не то мечом, не то заклинанием, вихрилось что-то гнилостно-красное. Что-то, тоже удивительное по своей сути, но прекрасное вредной, уничтожающей всё вокруг красотой. И очень разрушительное для золотистой сущности, которая была мной. Сейчас это «нечто» было прочно заключено в оболочку сил, но даже в таком, «закапсулированном» состоянии оно заставляло золотые переливы корчиться и чернеть от боли.

Я тихо скрипела зубами, раздумывая, как насчёт заорать во весь голос. Отхватила, что называется, по полной программе. Хорошо хоть эта штука пока не приняла материальной формы. Проще вытянуть из астрального тела энергетическую занозу, чем мучиться, отлавливая по всей кровеносной системе какие-нибудь заковыристые вирусы. Вроде тех, которые за пару часов меняют твою биологическую суть, превращая во что-нибудь с чешуёй и всеядное.

Инал глянул на меня, черты его лица заострились в сиянии целительной мощи.

— Хранительница, будет больно.

— А сейчас мне, по-твоему, щекотно?

— Приготовьтесь.

Больно? О боли я знала всё, или почти всё. Это болью не было. Это выходило за границы простой боли, превращаясь в нечто ослепительно-белое и отчаянно острое. Целитель терзал не плоть — душу. Короткими, точно направленными молниями посылал в красное скопление осколки своей изуверской силы. И моя суть, та, что называлась Антеей тор Дериул-Шеррн, корчилась под этими ударами, погибая так же верно, как и пурпурные захватчики.

Наверное, это длилось недолго. Наверное, ровно столько, сколько требуется молнии, чтобы сорваться с пальцев и поразить цель.

Я очнулась от хрипа в сорванном криком горле и от ломоты в порванных судорогами мышцах. Секунд двадцать лежала неподвижно, позволяя целителю залатать нанесённый телу ущерб. Затем грубо оттолкнула его, пытаясь самостоятельно встать на ноги.

Удалось с третьей попытки.

Кругом заметались испуганные и тревожные сен-образы — я сама не заметила, как небрежно сбросила столь «надёжные» путы, созданные для того, чтобы удерживать пациента, если отрава всё-таки захватит его тело. Но паника тут же была пресечена Иналом, коротко бросившим всем, чтобы угомонились.

— Она чиста.

В принципе, так оно наверняка и было. Но рисковать я не хотела.

Пошатываясь, выпрямилась, вскинула руки. И сама поразилась упавшей кругом гробовой тишине. Закрыла глаза, выбрасывая их всех из головы.

Неважно.

И только так.

Музыка пришла высокой мелодией флейты, парящей над скрипичным оркестром.

Движение пришло дрожью на кончиках пальцев. Едва заметным ритмичным покачиванием бёдер. Изогнувшимися, тонко затрепетавшими руками.

Изменение пришло молекулами, вдруг начавшими стремительно раскручивать свои цепочки, чтобы рассыпаться сначала на простые элементы, а затем и на атомы.

Я танцевала очищение.

Полностью. До конца. До самого дна. Я разобрала себя, своё тело и душу до самого основания, а затем собрала заново, в единое целое.

Чтобы быть уверенной: это целое — действительно я.

Остановилась, несколько секунд вслушиваясь в затихающие аккорды. Открыла глаза.

Они смотрели на меня, восхищённые и немного испуганные. Сен-образы признания мастерства. Тихим шёпотом в воздухе светилось:

Вене.

И ещё:

Танцовщица изменений.

Чудо, которое никогда не перестанет восхищать. Даже меня. Особенно меня — остальные понятия не имеют, насколько это на самом деле чудо.

Повернулась к Иналу: поклон, официальный, признательный и извиняющийся одновременно.

— Целитель…

Он лишь склонил уши, всё понимая и считая обиды излишними. Прощально взмахнув крыльями, я выскользнула из заполненной вооружённой охраной комнаты. Как же они перепугались, что Хранительница может оказаться опасной!

Правильно, кстати, перепугались.

Я безошибочно двинулась к соседней палате, остановилась перед затянутым прозрачной завесой порогом. Аррек плыл прямо в воздухе, побледневшее, потускневшее лицо запрокинуто, зубы болезненно сжаты. Целитель из эль-ин стоял рядом с ним, закутавшись в ауру своей силы, и тянул, тянул наружу многочисленные багровые сполохи, так похожие на те, что только что уничтожили во мне. Древнейший из тёмных постарался от души! Конечно, арр не обладал гибкостью и восприимчивостью вене, не было необходимости варварски выжигать в нём эти спящие пока ростки, как не было необходимости пренебрегать элементарным наркозом.

Точно почувствовав что-то, человек повернул голову, ища мой взгляд. Зрачки его были так расширены, что серые глаза казались бездонно-чёрными. На лице мелькнули сначала узнавание, потом облегчение, потом что-то вроде бледной попытки успокоить.

Всё хорошо. За меня не бойся.

А разве я боялась?

Только когда напряжение ушло, я поняла, сколь велико оно было. Бессильно осела, прислонившись к стене, судорожно сжимая и разжимая когти. Опустила голову, борясь с приступом тошноты. Груз страха был столь велик, что теперь, когда он исчез, неправдоподобная лёгкость в буквальном смысле сбивала с ног. Он жив. Он в порядке.

Да. Я определённо боялась. Не было печали…

Своими руками удушу! Гер-рой…

Сердито отвернулась, отказываясь волноваться. Несколькими точными, нарочито бесстрастными мыслями отправила вопросительные сен-образы. Ответы пришли мгновенно — и на этот раз мне удалось не упасть от нахлынувшей волны щенячьего восторга. Выбрались! Все! Даже северд-ин, хотя Злюке, Клыку и Дикой здорово досталось.

Нет, когда-нибудь это сумасшедшее везение мне изменит…

Ещё несколько посланий — приглашения на собеседования. Или на допросы с пристрастием. Уж как посмотреть.

Я двинулась дальше, по дороге заглядывая в защищённые получше иных крепостей больничные палаты. Мы были в Дериул-онн, в Доме клана Изменяющихся, и охранные заклинания, вплетённые в эти живые стены специально для вот таких случаев, являлись шедевром тысячелетних усилий лучших из мастеров. Здесь можно было без особого опасения держать даже Ауте, что иногда и делалось.

Самоуверенным «покорителям» Бесконечно Изменчивой досталось по первое число. Мать Тэмино под защитой магии своих охранников выбралась почти невредимой, но все трое сопровождавших её воинов были ранены. Я остановилась перед комнатой, где двое целителей хлопотали над бесчувственным Обрекающим. Этому пришлось хуже всех. Потребуется много времени и много усилий целителей прежде чем его удастся привести в норму. Однако я, способная чувствовать Ауте как никто другой, знала, что парень выкарабкается. Пусть даже сейчас в это никто не верит.

Шен отделался сравнительно легко — контузией. Это был результат попытки обдурить тёмных на их собственной территории. Но даже в таком состоянии опытный Изменяющийся умудрился выбраться из Ауте, не притащив на хвосте никаких неприятностей.

И, разумеется, в полном порядке оказался «трофейный» демон. Вместе с оливулцем. Вот уж о ком не стала бы плакать!

Я появилась на пороге комнаты Тэмино, нетерпеливым взмахом ушей отсылая собравшийся там народ. Самообладания хватило лишь на то, чтобы не поморщиться под любопытными, сочувствующими и ироничными взглядами покидающих помещение мужчин. Но как только последним из них вышел за пределы защитного кокона, позволила всему, что думала и чувствовала, вскипеть на самой поверхности сознания.

Похожая на видение девушка с глазами, наполненными непролитыми слезами, и силой, чёрным покрывалом окутывающей тонкое тело, одарила меня улыбкой. Понимающей, печальной и мудрой.

Р-рррр…

— Я вас внимательно слушаю, мать Эошаан.

«И да поможет вам Ауте, если то, что я услышу, окажется недостаточно убедительным».

Эльфийка изящно уселась прямо на воздух, демонстрируя сдержанное презрение к нависшему над ней монаршему гневу. Она когда-то успела почиститься и переодеться. Теперь тонкая фигурка была облачена в свободное, ниспадающее длинными складками платье того же светлого, льдисто-голубого цвета, что и её глаза. Что-то было в этой позе и в этом наряде… невинное. Беспомощное и трогательное. И очень лживое.

— Я понимаю, что со стороны мои действия должны выглядеть в лучшем случае… непродуманными. Однако, Хранительница, я заверяю вас… я даю слово, я готова ручаться своей жизнью и своим кланом, что для всего этого есть причины. У нас просто не было выбора…

— Я вся внимание, — холодно и с бешеной вежливостью звучит мой голос.

Она вздохнула, как-то устало, почти нетерпеливо. Тряхнула головой.

— Хранительница, я боюсь, что не могу вдаваться в детали. Вы просто не поймёте!

— Я не просила у вас оправданий, мать Эошаан. Только объяснений.

— Но…

— То, что вы делаете — действительно необходимо. Если бы я так не считала, мы бы сейчас не разговаривали. Вы бы вообще уже ни с кем не смогли разговаривать! Теперь я хочу узнать, почему это необходимо.

Молчание. Женщина-некромант смотрела на меня, будто впервые увидела, и почему-то в этот момент совсем не казалась юной. Я с мрачноватой иронией повела ушами. И старательно стёрла из сознания закипающую чёрную злость.

— Леди тор Эошаан, позвольте мне несколько расширить ваш взгляд на происходящее. Не знаю, приняли вы во внимание политическую ситуацию, когда начали свою авантюру, или нет, но… Если коротко: положение эль-ин крайне неустойчиво. Мы — раса чужих, нагло влезшая в самое сердце человеческих миров, причём раса недружелюбная. И не стесняющаяся это недружелюбие демонстрировать. А люди… довольно-таки страшненькие создания. Понятие «ксенофобия» вам что-нибудь говорит? «Геноцид»? Вижу, что говорит. Уже легче.

Я вздохнула, тщательно формулируя иероглифы сенсорных образов, сопровождающих звуковую речь. Не столько для Тэмино, сколько чтобы привести в порядок собственные мысли.

— До сих пор всё шло более-менее мирно, по крайней мере по сравнению с Оливулским конфликтом и Эпидемией, с которых наши межвидовые отношения начались. Договор с аррами, по которому нас признали давно потерянной ветвью их народа (чушь, конечно, невероятная!), и облегчил, и усложнил задачу. Но нам, понимаете ли, надо вести себя прилично. Не ввязываться в войны. Или, в крайнем случае, не втягивать в них самих арров. Ужасно, да?

Так, с иронией надо что-то делать. Тэмино ведь не виновата, что так называемое общество эль-ин представляет собой сборище самовлюблённых, самодовольных и совершенно не склонных к размышлениям самодуров. И не надо ей знать о тех проблемах, которые возникают, если попытаться заставить эту орду двигаться в едином направлении.

— Эль-ин я ещё могу как-то… не контролировать, но хотя бы придерживать в определённых границах. Но вот если появится кто-то, кто, выдавая себя за эль-ин (или хотя бы их отдалённых родственников), начнёт даже не мутить воду, а просто делать что вздумается, то последствия ударят по нам. Иными словами: как вам нравится идея ещё одной Эпидемии, мать Эошаан? Вы давно не видели человеческих боевых кораблей, парящих рядом с нашими домами, леди Тэмино? Вы так стремитесь к титулу эль-э-ин, моя торра?

— Я не…

— Тёмные — это тёмные, эль-леди. Их не зря называют демонами. Я далека от мысли, что, захоти они проникнув в Ойкумену, мы сможем им помешать. И меня отнюдь не вдохновляет перспектива устраивать очередную «родственную» бойню, отлавливая этих красавцев под носом у смертных. И вот тут появляетесь вы, мать Эошаан. И позволяете себе обратить внимание тёмных на новые для них бесчисленные миры. А также позволяете человеку, оливулцу, узнать о нас то, что ему знать совершенно не обязательно. И отказываетесь объяснять почему. Я бы рекомендовала вам, Мать клана, пересмотреть своё отношение к вопросу. Немедленно, — мой голос звучал так мягко, так отстраненно. Почти безучастно. Страх Тэмино вспыхнул где-то на границе восприятия и тут же затух, будто его выключили. Впрочем, так оно наверняка и было.

Тор Эошаан чуть подалась вперёд, склоняя уши и разворачивая крылья — жест уважения. Глаза, подведённые красноватыми тенями, казалось, припухли, точно после слёз, выражение лица поражало детской серьёзностью. Наверное, сейчас она пугала меня не меньше, чем я её.

— Прошу прощения, Хранительница Антея. Я попытаюсь объяснить. Проблема заключается в смертных. В их… э-ээ… смертности. Здесь мы столкнулись с необычайно странным вариантом… С очень многими странными вариантами. Похоже, что посмертие у людей во многом зависит от того, во что они верили при жизни. Боюсь, что существу, столь далёкому от моего клана, будет сложно понять всю сложность вопроса. Но они… они как будто конструируют свои посмертные реальности. Любой народ может создать рай, или ад, или и то и другое и много чего ещё на свой вкус, причём даже народ, совершенно отвергающий так называемые пси-способности. Или народ, состоящий из одного-единственного человека. Вы и представить себе не можете… Я не уверена, что сама представляю! Они вкладывают в эти свои «миры духов» гигантские силы — гораздо большие, нежели те, чем должны обладать… чем могут обладать. А потом, когда эти миры наполняются душами… Это даже не сотворение Богов — это сотворение Судьбы. Бесконечная цепь, которая тянется из прошлого в будущее, связывая события и связывая саму Ауте. Я боюсь. Двое Древнейших моего клана боятся — и отказываются говорить, сталкивались ли они раньше с подобным. Мне очень жаль, моя Хранительница, но это тот вопрос, с которым должны разобраться именно Обрекающие. Должны.

Она говорила правду. И в то же время опускала столь многое, что эта правда становилась почти ложью.

Я на мгновение прикрыла глаза, позволив себе окунуться в силу. Это похоже на ветер, бьющийся за опущенными веками — воспоминания и формулы, твои и чужие. Легчайшее из касаний Эль. Знание.

С дикой и необузданной силой, которая была человеческим бессознательным, нам вплотную пришлось столкнуться около двух десятилетий назад. Кошмарные сны о тех днях до сих пор меня не отпускают — и не только меня. Сейчас подобные явления изучаются так пристально, как это возможно без раскрытия нашего интереса. Хотя, похоже, Обрекающие умудрились обнаружить совершенно новый пласт проблем, что называется, удружили.

— Вы действительно полагаете, Мать клана, что до вас никто не замечал, насколько опасны эти существа? — Мой тон был достаточно холоден, чтобы заморозить даже самого самоуверенного эльфа. Практика.

Но этой, похоже, всё было нипочём.

— Я посоветовалась с Матерью Изменяющихся касательно вопросов, находящихся в её компетенции. — Читай: «рассказала Даратее ровно столько, сколько необходимо, чтобы заручиться поддержкой, не вызвав лишних подозрений».

— Вы — дура, которая так долго была сама по себе, что забыла: Эль не заканчивается тесным мирком вашего клана. — Устало вздохнула. Всё-таки изоляция первых трёх столетий после создания Щита не пошла эль-ин на пользу. Я только сейчас начинала понимать размах застоя. И причины, по которым моя мать приложила такие отчаянные усилия, чтобы с ним покончить. — Я пошлю к вам специалистов из Изменяющихся и Расплетающих Сновидения, которые занимаются этим вопросом. Рекомендую внимательно выслушать всё, что они захотят сообщить… И выдать им всю имеющуюся у вас информацию, что бы вы ни думали о способности не-Эошаан её понять.

— Да, Хранительница, — сен-образ согласия, в котором, однако, были и недовольные нотки. Впрочем, рекомендации Хранительницы обсуждаются только при наличии ну очень серьёзных возражений. Приказы не обсуждаются вообще.

— И вы всё ещё не сказали мне, зачем понадобилось втягивать сюда да’мэо-ин.

— Мне нужен был Смотрящий-в-Глубины, — просто ответила Тэмино. Мои уши дрогнули, улавливая нюансы сообщения.

— Именно он?

— Именно он. Куда проще заставить Урагана-Блуждающего-в-Вершинах выдать одного конкретного подданного, оставив при этом тёмного лорда в уверенности, что выбор был сделан им самим. Но Смотрящий-в-Глубины, известный также как Смотрящий-на-многие-миры, получил своё прозвище не случайно. Он — единственное известное мне существо, способное разобраться в этом… этих…

— Смертных, — подсказала я. — И хотя никто никогда не утверждал, что смертные — это орава приматов с кучей разнообразного оружия, в последнее время мы именно так и стали о них думать. Опасные заблуждения.

— Да, Хранительница.

— И потому, я надеюсь, вы знаете, во что ввязались, втянув в это оливулца.

— Да, Хранительница.

— А Ауте — добрая и ласковая тётушка, которая будет заботиться о своих глупых детках.

— Да, Хранительница.

Непробиваема.

Опущенные крылья, красиво сложенные руки. Трагическая и гордая одновременно. Губы, что много улыбаются, но никогда не смеются, глаза, что всегда на грани слёз, но никогда не плачут. И почему мне не достался в качестве подданных кто-нибудь не слишком умный и не слишком уникальный? Насколько всё было бы проще!

И скучнее.

— У вас есть какие-нибудь предположения, почему тёмные вдруг так взъелись?

Она покачала головой, не отводя от меня пристального взгляда. Медленное движение подбородка вправо, затем влево. Сен-образ вопроса был сформулирован так, что ответить на него полуправдой было затруднительно. Ей, впрочем, это всё равно удалось:

— Полагаю, принц Дариэль, — мы обе одновременно поморщились по поводу небрежного присвоения столь древнего имени существом настолько молодым, — получил информацию из третьего источника. Представляется весьма вероятным, следы этого инцидента следует искать среди эль-ин. Возможно, среди моих врагов. Но, скорее всего, среди ваших. Реакция же на вас Короля Вечности представляется мне… более чем странной.

Всё это удручающе точно совпадало с моим собственным анализом. Стоп. Проблемы решать с теми, к кому они имеют непосредственное отношение.

— Хорошо, мать Эошаан. Будем считать, что на этот раз я приняла ваши недомолвки и танцы вокруг да около. Идите и не грешите.

— ?

— Цитата. И шутка. Ступайте.

Она выскользнула гибкой тенью, одарив меня на прощанье ещё одним горестным и неожиданно расчётливым взглядом. Настоящая Мать клана есть источник очень даже настоящей головной боли для всех, кому с ней приходится сталкиваться. Если вы не догадались — это определение.

Прижала руки к вискам, пытаясь унять тлеющую где-то глубоко мигрень. Высокомерная, недалёкая, самоуверенная. Вежливая. Вежливая эль-ин — почти оксюморон. Вот ведь свалилась на мою… гм… голову.

Я осталась сидеть в одиночестве, безвольно глядя на свои руки. Руки дрожали. Меня знобило от воспоминаний о сегодняшнем дне. А ведь я хотела провести его в размышлениях и безмятежности. Ну что ж, раз у меня выдалась свободная минутка, ещё не поздно попробовать.

Итак, самоанализ.

Оставим за кадром Аррека с его заморочками. Сейчас настало время подумать наконец о себе.

Прежде всего — боюсь ли я?

Хм.

У людей, да и у эль-ин, если подумать, существует много разных страхов смерти. Одни боятся, что будут умирать от долгой и мучительной болезни или что в старости будут оставлены всеми и придётся умирать в одиночестве. Не грозит.

Другие боятся, что умрут, не успев достичь поставленных перед собой целей. Над этим я работаю.

Некоторых буквально бесит, что им не подвластны сроки их жизни и смерти, но я была бы не прочь позволить судьбе взять решение подобного вопроса из моих рук. К сожалению, политическая ситуация подобной халатности не позволяла.

Но, кажется, самый распространённый страх — это страх потерять чувство самотождественности, утратить собственную личность. Тут многое зависит от религии, от убеждений… Даже для эль-ин есть разные варианты. Мне, впрочем, всё равно. В Ауте её, эту личность, я хочу покоя.

Получается… получается, что смерти я вроде бы не боюсь. То есть… Я нахмурилась. Что-то тут было. Что-то…

Бело-синие молнии, гуляющие по нервам. Сорванное криком горло…

Во мне не было страха смерти. Зато был страх боли и страх умереть в мучениях. Та-ак. А это-то из какого подвала вылезло?

Мне ведь не придётся корчиться в ту-истощении. Всё будет быстро и чисто, всё закончится одним ударом клинка. И вообще, вене не боятся боли, вене знают о боли всё. И тем не менее…

Что ж, примем это за данность и будем с ней работать. Надо ведь откуда-то начинать.

Я глубоко вздохнула, погружаясь в транс…

«Медитация на боли», одно из первых упражнений танцовщиц. Тело расслабилось, глаза медленно закрылись. Окружающий мир растворился в свободном потоке моего «я».

Открытие боли.

Внимание плавно скользнуло к той области, где до сих пор были неприятные ощущения. Чуть выше ключицы… И ещё — рёбра. И связки, и мышцы, и… Всё тело вдруг показалось зажатым, точно оно помимо моей воли пыталось сжать эту боль в кулак, изгнать её из себя. Напряжение и сопротивление. Я открылась этим ощущениям, почти видя перед собой этот воображаемый кулак, эту попытку отмежеваться от боли.

И начала постепенно открывать замкнутость вокруг ощущений. Не выталкивать боль, а позволять ей быть. Позволить кулаку медленно разжаться, открыться. Подарила ощущению пространство, ведь, сколь бы неприятным оно ни было, это моё ощущение.

Чем сильнее рука сжимает раскалённый уголёк, тем больше он её жжёт. Ладонь сжатой руки расслабляется, пальцы начинают ослаблять свою хватку… открываться для ощущений.

Страх сосредоточился вокруг боли ледяной коркой, и я позволила ему растаять. Напряжение растворилось, ощущения смогли свободно возникать, когда они пожелают. Боль смягчилась, налилась теплом… Никакой привязанности. Никакого подавления.

Просто ощущение… Свободно парящее в мягком, открытом теле… Легко.

Исследование боли.

Открыться мягкости… Позволить боли свободно парить в теле… Ощущения так легки в безграничности восприятия.

Тело расслабилось почти на клеточном уровне. Не будь я неподвижна, это было бы танцем. Ум легко скользнул в область свободного падения, столь же спокойный и податливый, как и тело. Где-то в глубине парили страх и мысли о смерти, и я расслабила всё вокруг этих мыслей, позволяя им так же спокойно плыть в пустоте. Мысли возникали и уходили в никуда.

Боль. Что есть истина этого переживания? Что есть боль?

Какое это ощущение? Образует ли оно твёрдую массу? Или же оно постоянно движется?

Кажется оно мне узлом? Или давлением? Или покалыванием? Или вибрацией? Какого оно цвета? Какое оно на вкус?

Изменения происходят постоянно. Ощущения приходят и уходят. От мгновения к мгновению. Суть танца — суть жизни.

И смерти.

Войти в поток, отпустить сопротивление, забыть о том, что происходит. Истину можно открыть лишь самостоятельно…

Боль… Это ощущение парит в пространстве сознания. И меняется от мгновения к мгновению, как меняюсь и я.

Без малейшего напряжения я скользнула непосредственно в переживание этого ощущения… от мгновения к мгновению… Открытость, смягчение. Сопротивление ума и тела плавится и уходит прочь. Изучать ощущение мягким, открытым умом. Проводить исследование открытым сердцем… открытым телом… открытым «я».

Постепенно открыться самому центру переживания. Спокойный, внимательный ум в самом центре… Пережить боль такой, какая она есть в безбрежном пространстве моего «я». Никакой привязанности. Не нужно даже мышления. Просто принять всё, что приходит ко мне с каждым мгновением. Непосредственное переживание того, что есть… развивается… изменяется… от мгновения к мгновению.

Моя боль — не враг мне. Не нужно защищаться. Не нужно никуда прятаться.

Моя боль.

Я…

Дуновением холодного ветра — присутствие.

Синева во тьме.

Печаль.

Как не вовремя.

Я подняла голову, как никогда понимая его возраст, его силу, его власть. Древнейший. Раниэль-Атеро. Учитель.

Встала на ноги, приветствуя его вскинутыми крыльями и опущенными ушами — едва ли не единственное существо, к которому я до сих пор испытывала почтительное уважение. Не потому, что другие были менее достойны — просто этого я знала слишком хорошо, чтобы питать какие-либо иллюзии относительно нашего равенства.

Он приблизился танцующе-рваной походкой: мужчина-вене, чудо из чудес. Чёрная грива волос и чёрные крылья разъярённой мантией обрамляли закованное в синий шёлк тело, глаза полночной синевы сияли на белоснежном алебастре кожи.

— Вы желали видеть меня, Хранительница?

Безупречное следование этикету. Я чуть опустила уши, показывая, что мне это сейчас неприятно, и он, красиво разметав крылья, опустился на пол у моих ног. Запрокинутое лицо казалось нереальным, точно древняя маска из белой кости.

— Valina?

Мои уши чуть дрогнули, ловя старинное обращение. И сен-образом я обрушила на него память о столкновении с древнейшим из тёмных. С золотоволосым и зеленоглазым эльфом, который держал у моего горла меч и шептал на том же языке: «Valina a Raniel». Ученица Раниэля.

— Почему он хотел моей смерти, Учитель?

Молчание.

— Понятно.

Я отвернулась, отказываясь смотреть на чёрной пантерой свернувшуюся у ног фигуру. У древних свои разборки, и влезать в них нам, желторотикам, для здоровья крайне противопоказано. Только вот не всегда нас спрашивают, желаем ли мы в них влезть.

— Как много вы уже узнали о произошедшем, Учитель?

— Столько, сколько смог.

Значит, больше, чем я. Ладненько.

— Комментарии?

— Я с удовольствием поработаю с матерью тор Эошаа, окажу посильную поддержку во всех её начинаниях. — Вот он, эль-лорд старой закваски. Такой ни за что не позволит себе неодобрительно высказаться о действиях женщины, тем более Матери клана. Он просто привяжет к ней ниточки и незаметно заставит делать так, как считает нужным. Матриархат, как же.

— Прихвати с собой Кесрит, возможно, ещё кого-нибудь из Расплетающих.

— Да, Хранительница.

Я смотрела на изумительно тонкие и изящные руки. Белейшая кожа в облаке синей ткани, закруглённые чёрные когти. Изысканностью линий, стройностью, гибкостью он скорее походил на едва намеченный взмахом кисти иероглиф, чем на существо из плоти и крови. Древний и прекрасный.

— Скажи мне хоть что-нибудь. Пожалуйста. — Немного осталось тех, с которыми я могла позволить себе разговаривать жалобно.

— Его зовут Ийнэль. Стар. Почти так же стар, как Зимний.

Значит, младше самого Раниэля-Атеро на целую вечность и ещё чуть-чуть.

— Он оставит меня в покое?

— Я когда-то убил его ученика. — Я удивилась. Не ожидала подобной откровенности. Но никакое удивление не помешало заметить, что он не сказал «нет». Древний демон, жаждущий твоей крови, — это ли не радость?

— Может, удастся уговорить его переключиться на Зимнего? — спросила с трепетной надеждой. В конце концов, Зимний ведь тоже ученик Раниэля-Атеро. Авось они друг друга поубивают… Надеяться никто не запретит.

Молчание.

— Поня-ятно… — И почему это я почувствовала такое острое разочарование? Риторический вопрос: — Ещё что-нибудь?

На этот раз тишина длилась почти бесконечно. Он приподнялся на коленях, заглядывая мне в лицо, а когда я отвернулась, не в силах выносить сияния силы в тёмно-синих глазах, толчком развернул мой подбородок назад.

— Верь Арреку. — Вихрь движения, такой резкий, что я не заметила, как он оказался у выхода. — Просто верь.

И исчез. Ну как прикажете всё это понимать?

До прихода следующей вызванной «на ковёр» посетительницы осталась ещё пара минут, и я откинулась на отвердевших потоках воздуха, пытаясь собраться с мыслями. Разговор с Учителем выбил из колеи, мгновенно перечеркнув весь философский настрой. Будто ледяной водой окатили. Или помоями. На мгновение я заколебалась, не прийти ли в бешенство, а затем махнула рукой. Ситуация была настолько знакома, что даже думать об этом не хотелось. С самого детства у меня за спиной громоздили сложные планы и многоходовые комбинации. Кто-то (чаще всего родственники) всегда знал, что для меня лучше, и претворял это знание в жизнь, не слишком интересуясь моим мнением. Если же у меня таковое вдруг оказывалось, то ожидалось, что я сама и сделаю всё необходимое, дабы чужие планы разрушить. Мол, если не смогла, не больно это было тебе надо. Вот и сейчас нечто подобное: и Тэмино, и Раниэль-Атеро считали, что определённая информация для меня будет просто опасна. Что слишком рано раскрытые карты помешают мне в нужный момент принять нужное решение. Только вот если компетентности Учителя я в подобных вопросах доверяла, по опыту зная, что тот предпочитает сводить своё воздействие к минимуму, то о Тэмино того же сказать было нельзя. Причём не факт, что я права — в обоих случаях.

Хранительница обязана делать выбор. Сама, только сама. Для этого она и требуется. Но как быть, если Хранительница не считает себя вправе решать самой?

Ох, Лейри, как же всё бесконечно сложно.

Сен-образ, похожий на тихий стук в дверь. Зелень и золото.

— Входите.

Она проскользнула внутрь гибким движением — красивая, искрящаяся силой и агрессией женщина. Вииала тор Шеррн всегда была… как бы это сказать… немного безнравственна. Конечно, «нравственный эль-ин» — это ещё один оксюморон, но тётя Ви свою раскрепощённость возвела в ранг искусства. Столь изящного и столь утончённого, что употреблять к ней разнообразные пренебрежительные термины, используемые обычно для описания такого рода поведения, язык не повернулся бы даже у человека.

Ви была ярка. Ви была самобытна. Ви была прекрасна.

Золотые волосы струящимся водопадом спускались по спине, перехваченные тонкими серебристыми цепочками лишь дважды — на уровне лопаток и ягодиц. Одежда… я даже не знала, можно ли это назвать одеждой. Короткая кофточка, закрывающая руки до самых пальцев, но оставляющая живот открытым, и широкая, разлетающаяся от бёдер и до самых лодыжек юбка оттеняли зеленоватую кожу прозрачным кружевом. Серебристые, золотые, чёрные узоры, подсвеченные дымчатым блеском вспыхивающих тут и там изумрудных камней. Призрачные цветы и снежинки ластились к шёлку кожи, скрывая всё, что нужно скрывать, и в то же время не оставляя ни малейшего пространства воображению. Благо стесняться своего тела ей никогда не приходилось. Всё это великолепие должно было смотреться соблазнительно и бесполезно, но на самом деле выглядело как затейливая, надетая прямо на обнажённое тело узорчатая кольчуга: доспехи, но не одежда. Оружие ведь тоже может быть разным.

Грациозно опустилась на одно колено, отводя крылья назад в приветствии. Когда-то всё было по-другому. Когда-то мы были почти подругами. Но потом погибла Виор. И насмешливая близость тётки и племянницы сменилась самоконтролем официальности. Ритуализированный этикет, приходящий на помощь эль-ин тогда, когда любые другие формы общения чреваты смертоубийством. Хранительница Эль-онн и её верная генохранительница — ничего больше. Но и не меньше.

Я подняла её движением руки, дублируя его глубоким, тщательно и с уважением составленным сен-образом. Самое меньшее, что я могла сделать для Вииалы — проявить к ней максимальное внимание.

— Хранительница, мастер-оружейник просил передать вам ваш меч. Он в порядке. — Она с поклоном протянула мне спокойно лежащего в ножнах Сергея.

Короткий всплеск облегчения — за него я, правда, не слишком волновалась, но всё равно столкновения с древними никогда ни к чему хорошему не приводили. Мягко и вопросительно скользнула пальцами по рукояти. В ответ пришла испытующе-сканирующая волна — оружие за меня испугалось гораздо больше, чем я за него. И была там ещё какая-то нотка… Смущения? Нет, Сергей отнюдь не чувствовал себя виноватым — к чему? — но всё-таки он ошибся, выступив против неизмеримо более сильного противника, и не мог этого не признавать.

— Благодарю вас, леди Вииала.

Молчаливый поклон. Ладно, будем считать, что с формальностями покончено.

— Что вы можете мне сказать по поводу Драконьей Крови?

Она не ответила сразу, и эта заминка сказала мне о многом. Она посмотрела на меня этак изучающе, как обычно разглядывала оригинальные экземпляры своей генетической коллекции. И лучше бы мне это ничего не говорило.

Старшая генохранительница народа эль-ин уселась на затвердевшие потоки воздуха. Беседа, кажется, предстояла обстоятельная.

Высокий разрез юбки скользнул по гладкой коже, открывая безупречной формы ноги. Медленно так закинула одну ногу на другую, скользящим, до безумия чувственным движением. Оливковая зелень под тонким кружевом. Соблазнение было для неё настолько естественной и привычной работой, что Ви прибегала к подобным трюкам автоматически, не отдавая себе в том отчёта. И независимо от того, видит её кто-нибудь или нет. Мне ещё достался облегчённый вариант — находиться в одном и том же помещении с Вииалой и кем-то из лиц мужского пола было совершенно невыносимо. Чувствуешь себя несчастной замухрышкой.

— Почему вас заинтересовал этот вопрос?

Может, плюнуть и вытащить информацию из Эль? О, простые решения, почему вы всегда на поверку оказываетесь самыми глупыми?!

— Не меня. Короля демонов. Ему зачем-то срочно понадобилось изловить носителя Драконьей Крови.

— А-ааа… — этак многозначительно.

Пауза.

— Дело здесь, скорее всего, в генах, полученных вами от отца…

Что очевидно.

— Полагаю, владыке дома Вечности понадобилось существо, в жилах которого текла бы кровь Драконов Ауте.

Что очевидно.

— Вероятно, он планирует какой-то ритуал, для которого эта субстанция необходима.

Что очевидно.

Я продолжала молча смотреть на неё, терпеливо ожидая, когда же генохранительница соизволит изречь что-нибудь полезное. Игра в «скажу — не скажу», начавшаяся вот уже в третий раз за последний час, успела меня порядком утомить. Ви поджала уши, будто что-то вычисляя про себя, а затем резко опустила их, точно приняла наконец сложное решение.

— Никто толком не знает, что такое эта пресловутая Драконья Кровь. Даже сам Ашен не смог толком объяснить. Или не захотел. Это не связано ни с какими определёнными качествами, на которые можно было бы указать пальцем. Не связано ни с какими физическими проявлениями. Ни с чем, в чём можно было бы разобраться.

Она встала, будто забыв о моём присутствии, и принялась вышагивать по комнате, сосредоточенная и далёкая. Слова падали в тишину как стеклянные капли, и это было похоже на повторение давно затверженной мантры — будто она в сотый раз размышляла вслух над всё ещё сохраняющей свою притягательность тайной. Стук каблуков наполнял пространство звонким и чистым цоканьем — не знаю, как ей это удавалось на мягком, эластично компенсирующем любое движение покрытии.

Тук, тук, тук…

— Ашен сказал: «Она есть у всех драконов». Он сказал: «Она и делает дракона драконом». Он сказал: «Ведь она видна с первого взгляда! Даже альфа-ящеру!» А что видно?

«Не занимайся дурью», — он сказал! Мне. Дурью. Червяк-переросток!!! Какой именно дурью?

Тук, тук, тук…

— В тебе, Антея, Драконья Кровь сильна — это было ясно с самого рождения. Но что это означает? Твой старший брат мог при желании принимать драконий облик, а Ашен говорил, что он не унаследовал ни капли! Что же это получается, ты — дракон? Не смешно!

Тук, тук… ТУК!!!

— Так откуда же мне знать, что такое «Драконья Кровь»? — прошипела она на человеческом языке.

Я знаю, что в этой фразе нет шипящих. Она её всё равно прошипела.

И смотрит на меня с таким искренним возмущением, будто это я виновата, что столь восхитительная загадка не желает ей поддаваться. Золото, зелень, страсть. Вихрь первобытной мощи, упакованной в кружево.

Я подавила желание улыбнуться и беспомощно пожала ушами, показывая, что не знаю ответа.

— Леди Хранительница, боюсь, что в решении данной проблемы я могу помочь вам лишь очень незначительно. Зачем всё это могло понадобиться тёмному королю? Трудно сказать. «Кровь Дракона Ауте» известна как один из мощнейших магических катализаторов. Причём тех, кто использует эту субстанцию без одобрения хозяина, ожидает целый букет разнообразнейших проклятий. Есть множество непроверенных легенд: поцелуй дракона дарует бессмертие, слёзы дракона — способность воскрешать любимых, зуб дракона — власть над миром… или это речь о чешуе? И далее в том же духе. Я бы рекомендовала вам поговорить на данную тему с отцом. Или хотя бы заглянуть в собственную генетическую память.

Чуть шевельнула ушами. Вежливый жест, нейтральный жест.

— Могут ли они планировать использовать «Кровь Дракона» для расширения своего генофонда?

Ви медленно опустилась на пол, погруженная в какие-то свои мысли.

— Я не знаю. — Тихо. Напряжённо.

Такое от неё не часто услышишь.

Я помрачнела. Слишком много разных подтекстов было у этого разговора.

— Но другие могут знать?

Пауза.

— Могут.

А Аррек откуда-то знаком с древним из тёмных…

Теперь настала моя очередь подняться на ноги и начать расхаживать от стены к стене, меря комнату беззвучными шагами. Остановилась. Отвернулась. Застыла, глазами следуя за причудливо изгибающейся на стене жилкой, спиной ощущая взгляд Вииалы.

— Я по-прежнему считаю, что вам следовало завести детей, — её голос был тщательно нейтральным. Хотелось завизжать, затопать ногами, — но она была генохранительницей. Едва ли не единственной, кто имел полное право поднимать при мне подобные вопросы. — Возможно, ещё не слишком поздно…

— Поздно. — Вот я это и сказала. Хотя зачем? Вииала получила приглашение на Бал ещё вчера.

Может, она была права. Может, действительно следовало… Но я не могла. Просто не могла, и всё. Кроме того, у меня была Лейри.

Ви чуть шевельнулась — шорох кружева за моей спиной.

— Это ваше право, Хранительница. Но вы ведь решили не только за себя, но и за лорда-консорта.

Я не удержала улыбки. Бледной, но улыбки.

— Всё гоняетесь за генетическим материалом дараев, торра Вииала?

— Вот ещё, — она чуть фыркнула, и даже этот звук прозвучал элегантно. — Я давно уже получила от дараев всё, что хотела. Другое дело — образцы ткани одного конкретного князя из дома Вуэйн…

Теперь я ухмылялась уже в открытую. Ви открыла сафари на Аррека с первой минуты, как он попал в поле её зрения. Дарай, будучи Видящим Истину, мгновенно оценил опасность и игнорировал раздаваемые зеленоглазой ведьмой авансы с поистине княжеской галантностью. Наблюдать за этой парочкой было забавно — в те мгновения, когда не хотелось задушить обоих в приступе ревности. Игра приостановилась почти на год, когда погибла Виортея. То ли Ви тогда было не до мужчин, то ли наши с ней отношения дошли до точки, за которой не прекращающиеся попытки соблазнить твоего мужа уже не кажутся дружеским подначиванием. Как бы то ни было, но когда генохранительница вновь начала (правда, осторожно), увиваться вокруг моего консорта, кое-кто даже вздохнул с облегчением. Трудно представить себе ситуацию хуже, чем когда Хранительница начинает войну на уничтожение с собственной первой советницей.

А Аррек…

Улыбка слетела с моего лица, будто её никогда и не было.

— Я не стала бы возражать, если бы у него появилисьдети от другой женщины.

Ви вновь тихонько фыркнула за моей спиной. Ладно, последнее замечание действительно было… лицемерным. Будем называть вещи своими именами. Я испытывала огромную благодарность к Арреку, и мысли не допускавшему о том, чтобы поставить меня в подобную ситуацию. Дарай-князь весь, по самые уши, был начинён аррскими примитивно-собственническими представлениями о верности. И что-то глубоко внутри меня было необычайно этому радо. Или не так уж глубоко…

— Возможно, эта проблема отпадёт сама собой, когда меня не станет, — огромное облегчение знать, что после моего ухода профессионал вроде Ви не позволит Арреку терзать себя бессмысленным горем.

Ответ Вииалы был таким небрежно-спокойным, таким невинным… что моя подозрительность тут же вскинулась в боевой стойке.

— Возможно. Но дарай-князь ещё не сказал своего слова. И может ещё преподнести нам всем большой сюрприз.

Я обернулась, чтобы окинуть генохранительницу пристальным взглядом. Та улыбнулась таинственной и глупой улыбкой, какие бывают иногда у блаженных да юродивых.

Я вздохнула. Отвернулась. Закрыла глаза.

— Тётя Ви, мне нужно ваше личное мнение.

Пауза. Очень давно я не называла её так…

— Да?

— Лейри готова?

Теперь пауза длилась дольше.

— Да, — очень твёрдо.

— А кланы?

— Да.

Жёстко. Жестоко. И правдиво. Эль готова к смене Хранительницы уже давным-давно.

Аррек, прости меня… Зажмурилась. До боли, до рези в глазах. Когда придёт время, я тоже буду готова.

— Леди Вииала, оставьте меня.

Шорох кружева, шелест крыльев. Мои пальцы мимолётно дотронулись до рукояти меча, затем скользнули к прохладному эфесу аакры. И вовсе это не слёзы. Совсем мне не хотелось плакать. Выть — хотелось. Плакать — нет.

Танец пятый, Тандава

All’antica

Как долго можно искать в официальной резиденции клана Изменяющихся одного средней упитанности дракона? До скончания веков. Но это в том случае, если вы будете искать честно. Я же собиралась смошенничать.

Прижала ладони к стене онн, ощущая тёплую аритмичную пульсацию. Улыбнулась, приветствуя старого друга. И попросила отвести меня к папе.

А когда вышла в коридор, за углом обнаружилась новая дверь. Отдёрнула когтистой рукой загораживающий её занавес и остановилась, наблюдая за что-то насвистывающим себе под нос мужчиной.

Он высок, и это заметно, даже когда он сидит, как сейчас, на полу, склонившись над рабочим столом. Тугие рельефные мускулы подошли бы скорее накачанному оливулцу. Только вот нет в поджарой фигуре ничего тяжёлого, приземлённого. Не знаю, как с таким сложением можно казаться изящным, но ему удаётся. Всегда удавалось. В любой форме.

Его кожа — расплавленное золото, его волосы — багряное пламя, а в глазах плещутся сине-зелёные волны. У него скупые, осторожные движения, которые могут мгновенно взорваться убийственной скоростью. И хочется протянуть руки к исходящей от него дикой силе, как к горящему в ночи костру, как к далёкому, но так необходимому солнцу.

Воздух чуть зазвенел, когда дремлющий в ножнах Сергей (Молчаливый) обменялся приветствиями с Ллилигрллин (Поющей), папиным мечом.

Я осторожно подошла и села рядом с отцом, с любопытством глядя на незаконченную работу. Это был обруч из светлого металла, будто сплетённый из трёх веточек ивы, то расходящихся в стороны, то вновь сливающихся в одну. Умные пальцы ловко скользили по блестящей поверхности, полируя её бархатной тряпочкой и втирая… Я нахмурилась. Кажется, в металл, и так уже содержавший в своей основе какое-то мощное заклинание, втирались ещё более изощрённые чары. Здорово. Очень редко можно увидеть сочетание основанного на воображении и живой энергии чародейства и требующего стабильного материального носителя заклинательства. Чтобы сделать это, надо быть асом.

Ашен из клана Дериул, лорд-консорт Матери Изменяющихся, был одним из немногих таких асов.

— Вот так, — он отложил тряпочку и приподнял обруч на вытянутых руках, ловя блики заходящего солнца. — Неплохо получилось, правда?

— О да! — искренне выдохнула я, пытаясь сообразить, что же именно папа сотворил на этот раз. Сложность у воплощённого в металле заклинания была невероятная, что-то, оперирующее сразу восемью слоями реальности…

Он тихонько рассмеялся, и от этого звука падающий сквозь стены свет заколебался, заискрился золотистыми всполохами. Отец повернулся ко мне, осторожно водрузил обруч на мою непослушную светло-золотую гриву. Поправил падающую на глаза прядь. Довольно улыбнулся.

А я не без паники гадала, что же это за заклинание такое сидит на моей голове…

— Тройственная защита Дайруору Отчаянной, — подсказал Ашен.

— Что? — Я сняла с головы венец и стала изумлённо вертеть в руках, скользя пальцами по тоненьким, таким хрупким на вид линиям. — Но ведь это заклинание требует огромного материального носителя! Я никогда не слышала, чтобы его накладывали на что-то меньшее, чем клановый онн!

Он пожал плечами.

— Я немного изменил распределения в атомарной структуре… — Отец замолчал, видя, что я не понимаю. Улыбнулся, неуверенно и обеспокоенно. — Как ты себя чувствуешь, Анитти?

Ему никогда не было дела до того, принято или нет о чём-то говорить вслух. Ашен всегда был законом самому себе и всегда, во всех ситуациях умудрялся оставаться собой. Иногда я завидовала этому его умению до слёз. Иногда — бесилась из-за грубоватой бестактности. Но мне, как и всем остальным, не оставалось ничего иного, как любить его таким, каким он был.

— Хорошо, папа. Сегодня выдался довольно сложный денёк, но я в порядке.

— Твоя мать получила приглашение на Бал…

Я подняла ладонь и прижала к его губам, медленно качая головой.

— Не надо, папа. Пожалуйста, не надо. Мне и от Аррека достаётся, мы совсем друг друга этим истерзали. Не надо.

В сине-зелёных глазах блеснул гнев, на мгновение мне показалось, что передо мной сидит не золотокожий мужчина, а огромный пламенеющий золотом ящер. Слишком огромный, чтобы поместиться в небольшой мастерской. Потом когтистая рука (лапа?) бережно накрыла мою ладонь, и мы помолчали. Лишь в эльфийских миндалевидных глазах стыло непонимание, да били где-то в ярости огромные золотые крылья.

Мы с папой никогда не были по-настоящему близки. Он не знал, о чём говорить с таким бестолковым существом, я же терялась в его присутствии. Неловко принимала неловкую заботу, прерываемую яростными вспышками гнева, когда он считал, что я творю что-то, совсем ни в какие ворота не лезущее. Но это не значит, что мы друг друга не любили.

— Зачем ты здесь, малыш?

— Появился один вопрос. Ви сказала, чтобы я спросила у тебя.

Мы оба знали, что спросить я могла, просто прислав сен-образ, но это был хороший повод для визита, так что он осторожно обнял меня за плечи, дал прислониться спиной к горячему, слишком горячему для обычного существа плечу.

— Спрашивай.

— У меня сегодня случилась… э-ээ, незапланированная встреча с тёмным королём. Он… высказал некоторую здоровую заинтересованность Драконьей Кровью. Не подскажешь, зачем она могла ему понадобиться?

Он сдавленно хмыкнул у меня за спиной.

— Ну конечно. Уже наслышан о твоей «э-ээ… незапланированной встрече». Тэмино опять отличилась, да? Даратея рвёт и мечет по поводу узколобых дилетантов, сующихся куда не следует.

Я промычала что-то утвердительное.

— Так что там с Драконьей Кровью?

— Драконьей Кровью? — уточнил он, интонационно и эмпатически выделяя оба слова. — Именно так? С большой буквы?

— Угу.

— Хм-м. Довольно сложно объяснить, — Надо отдать ему должное, он, в отличие от других моих подданных и родственничков, вовсе не пытался увильнуть от ответа, лишь искал более точные формулировки. — Речь идёт о… о сути. Сути драконов. Драконов Ауте, разумеется, о других я судить не могу. О том, что делает нас нами. О том, что позволяет парить в чистой энтропии и создавать из неё новые миры.

Откинула голову, упёршись макушкой ему в ключицу, изо всех сил стараясь понять. Рядом с мощью этого неординарного интеллекта я всегда казалась себе ещё более туповатой, чем обычно.

— Но что это? Что делает… «нас нами»? — последние слова дались нелегко, особенно когда сообразила, что папа и меня отнёс к категории драконов с такой рассеянной небрежностью, будто это само собой разумеется. На душе стало вдруг тепло и уютно от мимолётного признания моей значимости, моего существования. Повернула голову, потершись щекой о его руку. Спасибо.

Какое-то время он молчал, потом воздух вдруг заискрился серией сен-образов, в которых я честно попыталась разобраться.

Иероглиф, обозначающий дракона и сложное соединение смыслов, которое я для себя перевела как «творчество», затейливо переплетались через соотношение времени и существования. Очень сложно. Очень красиво. Вне моего понимания.

— Ты хочешь сказать, что… Драконья Кровь — это как-то связано с творчеством? С вдохновением?

Если вспомнить, были такие легенды… Да что там легенды, это же открытым текстом говорится в самом сен-образе, обозначающем дракона!

— Вдохновением? Да… Да, пожалуй, можно употребить это слово. — Ответ прозвучал не слишком уверенно.

Он выпрямился, осторожно взял у меня обруч, который я до сих пор растерянно вертела в руках. Повернул так, чтобы серебристая поверхность поймала солнечный луч… и развернул спрятанное внутри заклинание.

Тройственная петля защиты окутала наши прижавшиеся друг к другу фигуры чуть покалывающим плащом энергетических всплесков.

— Смотри, — шепнул отец, и заклинание раскинуло крылья, заплескалось волнами, а окружающий мир дрогнул и покачнулся, превращаясь во что-то, во что-то…

Где-то далеко медленно и протяжно ударили барабаны, и мои кости завибрировали в этом ритме. В ритме танца, в ритме изменения. Я сидела в кольце рук Ашена, спиной прижавшись к его груди. Осторожно положила пальцы на ладони отца, пытаясь ощутить, понять, хоть как-то постичь непостижимое. Окружающая вселенная… плыла, и лишь это ощущение металла под пальцами и жара за спиной оставалось единственным постоянным в море изменчивости. В какой-то момент оказалось, что похожий на эль-ин мужчина исчез, меня баюкал в огромных лапах золотой, пылающий жаром и магией дракон.

— Ты видишь, малыш?

Не процесс, не понятие… Свойство?

— Не творчество, а способность к творчеству?

— Это уже ближе. Но не совсем… то.

Да, не совсем. В конце концов, способностью творить обладают многие и многие существа. Даже люди, если рассматривать это понятие достаточно широко. Но что отличает драконов? Что отличает меня?

Я подалась вперёд, опираясь на острые, но такие ласковые когти. Пытаясь вслушаться, пытаясь вчувствоваться… тело дрожало в танце изменений, окружающая реальность дрожала в ответ.

— Способность… изменять миры?

— Уже ближе.

Да, ближе. Я видела, как отец песней создавал свои собственные маленькие вселенные. Мы летали вместе, когда он пел луне и звёздам, творя то небо, которое нравилось его крыльям. Я помнила…

— Способность изменять Ауте по своему желанию, — я рассуждала вслух, пытаясь построить логическую цепочку, — но это могут все вене. Ты танцуешь с явлением, в танце ты познаешь его, становишься им, ты изменяешь себя и потому изменяешь его. Это просто.

Ашен испустил мелодичную трель, очень музыкальную и очень насмешливую.

— Это то, что делают твои мама и отчим. Драконам же недоступно прямое познание, и уж совершенно точно мы (кроме разве что тебя, малыш) не изменяем себя в соответствии с окружающим. Что делаю я? Вспоминай, малыш.

Этот танец был похож на песни китов. Как будто низкий и протяжный звук вёл за собою скольжение между отражёнными в воде звёздами, среди серебристых пузырьков воздуха. Танец познания.

— Создаёшь… — я отчаянно пыталась сформулировать ускользающее значение сен-образа. — Создаёшь то, чего раньше не было. Не способность, не процесс, не понятие. Не акт сотворения как таковой, а вдохновение. Может ли существо из плоти и крови быть вдохновением? Суть. Состояние, танец. Как же это выразить? Папа… Ты изменяешь окружающее… оставаясь самим собой.

Оставаясь собой. Но я ведь вене. Я не остаюсь собой, я…

— Разве?

Разве?

Мы вновь сидели в маленькой мастерской, он вновь был эль-ин, а мой пульс вновь ускорился, отпуская протяжный ритм ночного танца. Окружающий мир в последний раз качнулся волной и встал на место. Кажется, ответ был найден.

Точнее, были найдены новые вопросы.

— Но тогда получается, что все вене линии Тей обладают этой… Кровью Дракона.

— Нет, Анитти. Теи действительно сохраняют в изменении свою личность, но не так, как это делаешь ты.

— О чём ты?

— Они изменяют старое, а не создают новое, — последовал ну очень туманный ответ, относящийся не то к тому, с чем танцуешь, не то к личности танцовщицы. — Не думаю, что кто-нибудь раньше так делал. Ты — нечто очень необычное, Анитти. Что-то, чего раньше никогда не было. Лучшая танцовщица из всех, что когда-либо рождались в кланах эль-ин. Но отнюдь не только танцовщица. И твоя Кровь Дракона — отнюдь не та же самая, что у других Великих.

— Отец. — Это почти официальное обращение прозвучало как-то неуместно. Я повернулась в кольце его рук, приподнялась, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Он, кажется, даже не заметил многоцветной бури, бушевавшей в моих глазницах. Наверное, единственный, кто её не замечает. — Папа… Как можно оставаться самой собой… если я даже не знаю, что я и кто я?

Не хотела об этом спрашивать. Получилось так… плаксиво. Я откровенно ныла.

— Обычно мы то, чем мы сами себя сделали, — очень серьёзно ответил Ашен, дракон Ауте, Мастер Чародей, мастер Заклинаний, мастер Превращения и мастер Оружия, лорд-консорт Матери Изменяющихся и первый клинок Эль-онн.

— А если у тебя не получилось сделать с собой то… что планировалось?

— Ах, значит, ты всё-таки признаешь, что не всё получается, как планировалось, Анитти?

— Папа!

— Попробуй увидеть себя в зеркале.

— В каком?

— Рассматривай тех, кто тебя окружает. Они — лучшее зеркало.

— Ты только всё запутываешь! — возмущённый вопль выплеснулся прямо из сокровенных глубин души.

Он пытался что-то сказать, но всё это было слишком сложно, чтобы обдумать прямо сейчас. Я отправила полученные знания в память, а своё смятение — на растерзание подсознанию. Сама же попыталась переключиться на более практичные вещи.

— Так чего же хочет от меня тёмный король?

— Твою Кровь Дракона, разумеется. Тебе придётся самой понять, что это такое. Самой подобрать нужное слово. Просто помни, что при этом ты даёшь себе новое имя.

Выскользнула из кольца его рук и задумчиво прошлась по комнате. Сначала в одну сторону, затем в другую.

— Умение творить? Умение изменять старое и создавать нечто новое? Разве это можно украсть?

— Ну… с тёмными никогда нельзя быть в чём-то уверенным.

Вот только этого мне ещё и не хватало. Почему-то подумалось, что самый логичный способ украсть чью-то кровь — это выкачать её из тела предыдущего обладателя. Ага. Сейчас. Уже подставляю горлышко.

— Итак, старому интригану зачем-то позарез понадобился источник вдохновения. Личная муза, так сказать. Хм… Эх, времени нет, а то ведь отправилась бы к нему с визитом. Получил бы он у меня… музой…

Думать сейчас о политике не хотелось. Как не вовремя влез этот демон со своей дурацкой манией. У меня сейчас были гораздо более важные дела, нежели очередной раунд грызни с тёмными. И времени почти не осталось.

Я подошла к всё ещё сидящему на полу отцу и опустилась перед ним на колени. Долго-долго мы глядели глаза в глаза, ничего не говоря.

Потянулась, прижавшись щекой к его виску.

— Я люблю тебе, папа… Прощай.

Встала и вышла из пронизанной вечерними лучами мастерской. Небывалое создание, оставшееся за моей спиной, задумчиво провело когтями по переплетающимся серебряным стебелькам обруча.

— Не всё получается, как планировалось, Анитти. Не надо со мной прощаться.

Застыла. А потом предпочла сделать вид, что не услышала. Не устраивать же после такого торжественного прощания драку.

Даже после трёх сотен лет жизни с нами отец не желал понимать, что значит быть эль-ин. А я — никогда толком не понимала, что значит быть драконом. Хотя и подозревала, что в ближайшем будущем придётся в этом разобраться.

* * *

Перед тем как покинуть онн Изменяющихся, я (не без некоторой внутренней борьбы) решила перекинуться парой слов со своим консортом. Благо этот неугомонный должен был уже оправиться после исцеления. Найти его не составило труда.

Аррек небрежно облокотился на стену, с обычной своей многозначительной улыбочкой разглядывая уныло пригорюнившегося оливулца. Посмотреть было на что: гора железных мускулов, свернувшаяся на полу в позе задумчивого йога, демонстрировала выражение чуть потрясённого бесстрастия на квадратной физиономии. Как бишь зовут этого рыцаря плаща и кинжала? Ворон. Что ж, ему подходит.

Дарай-князь порывистым движением оттолкнулся от стены, морским бризом пронёсся по комнате. И не скажешь, что ему сейчас по всем правилам положено страдать от раздирающей боли. Сама я после утреннего приключения едва ковыляла.

Оливулец, заметивший приближающегося к нему посетителя, взвился на ноги, будто его подбросили. Склонился в изощрённо-придворном поклоне с совершенно неожиданной в такой махине грацией.

Я, всё ещё невидимая, остановилась в дверном проёме, наблюдая за представлением.

— Дарай-князь, моё почтение… — Голос у Ворона оказался глубоким и неожиданно приятным, манеры безупречными и оскорбительными. Классический оливулец.

Аррек царственно склонил голову, красивым (и пижонским) жестом материализовал в комнате кое-какую мебель.

— И моё почтение вам, сын великого Оливула, — бархатистые интонации его до невозможности чарующей речи, казалось, ласкали искренней доброжелательностью. Ну-ну. Я только теперь вспомнила, что это — встреча двух ветеранов шпионских игрищ. Интересно, им раньше приходилось друг с другом сталкиваться? Вряд ли. Аррек, как ни посмотри, работал на качественно ином уровне и в основном в диких мирах. — Садитесь, пожалуйста. Боюсь, наши гостеприимные хозяева несколько иначе воспринимают понятие «комфорт», но они, честное слово, не хотели вас обидеть.

— Конечно, не хотели. В этом у меня не было никаких сомнений… — Оливулец на мгновение заколебался, но потом счёл за лучшее сесть. И судя по тому, как его тело откинулось на спинку кресла, болело у смертного всё. Очень занимательные выдались у дяди-шпиона деньки. — Позвольте представиться, ваше сиятельство. Ворон Ди-094-Джейсин. Опер-прима Её Императорского Величества… — на этом месте во фразе образовалась традиционная короткая, но весьма красноречивая пауза, — …Службы Безопасности.

Я беззвучно присвистнула, вспоминая особенности системы имён в Империи. При достижении зрелости оливулец выбирал животное или растение-тотем, которое и давало ему кличку, в то время как настоящие имена-от-рождения тщательно скрывались. Что-то связанное с неприкосновенностью личности, я полагаю. В качестве фамилий до сих пор использовались наборы цифр и кодовых обозначений. 094 — род «Золотой Сотни». Которая была основательно прорежена вашей покорной слугой при завоевании Оливула. Причём когда я говорю «основательно», то имею в виду именно основательно.

Проекты «Ди» и «Джейсин»… Что-то знакомое. Вииала сказала бы точнее.

Похоже, к нам пожаловал не просто оливулец, а один из последних представителей высочайшей знати Империи.

Ну, Тэмино, ну, удружила!

Аррек вежливо поклонился — ни на градус ниже, чем в первый раз. Даже самый захудалый дарай по определению высокородней даже самого расфуфыренного не-дарая. По крайней мере так считают сами арры — и не устают напоминать по любому поводу. Или без оного.

— Аррек, младший князь дома Вуэйн, — представился мой благоверный. И с выражением, которое я без труда идентифицировала как насмешку, добавил: — лорд-консорт Хранительницы Антеи тор Дериул-Шеррн.

Ворон снова склонился. Едва заметно побелевшие уголки губ — вот единственный признак волнения, который позволил себе шпион и дворянин великой Империи. Он наверняка сразу вычислил, кем был этот высокий и красивый до безумия тип с горящим во лбу имплантатом (ну кто ещё из их сияющей перламутром братии мог бы распоряжаться в сердце владений эль-ин, как в собственном кармане?). Но, похоже, только теперь до Ворона начало доходить, что сидит рядом с ним ни много ни мало Император Оливула. Или как там называется муж Императрицы?

Надо отдать ему должное, сориентировался опер Её Императорского Величества Службы Безопасности быстро. И прямо-таки рассыпался в витиеватых придворных банальностях. Но ненадолго. Аррек лишь чуть шевельнул пальцами, а тот уже уловил, что с прелюдией пора заканчивать, и как-то весь подобрался.

— Дарай-князь, я должен поблагодарить вас и… вашу леди… за то, что вы пришли нам на помощь… — Чувствовалось, что благодарность даётся оливулскому шпику нелегко. Что же делали с тобой наши демонические родственнички, человече?

Аррек улыбнулся. Оч-чень искренне.

— Моя леди очень болезненно реагирует, если кто-то покушается на её подданных.

Ворон на мгновение гневно прищурился — едва заметное натяжение кожи в уголках глаз.

— В этом у меня тоже нет ни малейшего сомнения, — и не удержался-таки от ответного укола, — хотя, признаюсь, это была самая… спонтанная спасательная операция, с которой мне приходилось сталкиваться.

Ах ты… критик!

Аррек ухмыльнулся. Покосился туда, где стояла я. Потом на оливулца. И выглядел дарай в этот момент как сытый сероглазый тигрище, разглядывающий жирную добычу. Ленивый такой, чисто академический интерес.

— О, не сомневайтесь, Ворон, вам так кажется только потому, что вы ни разу ещё не сталкивались со спасательной операцией, организованной Антеей тор Дериул-Шеррн, — не столько произнёс, сколько промурлыкал. — Впрочем, я уверен, в ближайшем будущем у нас будет возможность узнать совершенно новые грани понятия «спонтанный».

Очень это прозвучало… многообещающе. Я закатила глаза и двинулась вперёд. Пора было вмешаться в разговор, пока моя ветреная любовь не выложила перед оливулцем все секреты Эль-онн!

Аррек поднялся в своём кресле, улыбнулся, и вся моя с трудом накопленная злость исчезла, оставив лишь тоскливое недоумение. Герой-самоучка… но, во имя милосердия вечности, какой красивый! Пальцы скользнули по моей спине, губы коротко прижались ко лбу, обдав приливом целительной энергии. Застыла, приблизив свою щёку к его, но не касаясь, успокоенная и опустошённая. Ароматы лимона и моря затопили реальность, и я тонула в них, тонула, но не захлёбывалась. Хам. И предатель. Но безупречно воспитанный.

Ноздри защекотал резкий и пряный запах горных цветов. Где-то близко мелькнула зелёная прядь. Долг, долг, долг. Помни о своём долге, девочка. Я отстранилась, и дарай отпустил, каждым движением демонстрируя видимое неудовольствие от происходящего.

«Позже».

Это мы подумали — одновременно.

Ну и ладно. Теперь — к насущным проблемам.

Оливулец стоял навытяжку, пялясь в никуда, и изо всех сил пытался сымитировать то выражение лица, которое Сергей называл «армейским классическим». Не то чтобы совсем безуспешно.

Я обречённо пошевелила ушами и направилась к притворяющемуся деталью обстановки подданному. Никогда не жаловалась на рост, но на эту махину смотреть приходилось снизу вверх, неловко запрокинув голову. Н-да.

Оливулец пролаял какое-то официальное и бессмысленное приветствие, всё так же продолжая пялиться в пространство над моей макушкой. Кажется, парень был не на шутку испуган — уж очень хорошо ему демоны объяснили, что я могла бы при желании с ним сотворить. Да и репутация Антеи тор Дериул…

Привстала на цыпочки, спиной чувствуя искреннее веселье наслаждающегося происходящим Аррека. А, Ауте с ним! Захватила квадратный подбородок когтями и потянула на себя, заставляя оливулца нагнуться. Тот наконец соизволил обратить взгляд на собственную Императрицу — не иначе как от возмущения подобной бесцеремонностью. С минуту мы друг друга внимательно разглядывали, и, признаюсь, мне не понравилось то, что увидела. Человек — это уже само по себе то ещё явление природы. Человек умный, опытный и хитрый, начинённый шпионскими фокусами и болтающийся где-то между ужасом и бешенством — от этого впору лезть на стенку.

— Тэмино повесить мало, — в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь, объявила я. Оливулец удивлённо моргнул. — Как вы себя чувствуете, Ворон?

— Я… э-э, — кажется, мне удалось выбить этого малого из колеи. — Прекрасно, Ваше Величество. Благодарю Вас.

— Врёте, — автоматически ответила я. И вопросительно повернулась к Арреку.

— Жить будет, — поставил диагноз лучший из известных мне специалистов по лечению homo sapiens. — Тело почти не повреждено. Насчёт рассудка я, правда, не так уверен.

Ворон при этих словах едва не поперхнулся, и Аррек лениво поднялся на ноги и присоединился ко мне в исследовании возмущённого бесцеремонностью гиганта.

— Хотя нет. Этот, пожалуй, выдержит — очень интересное структурирование психики. Когда будет невмоготу, он просто выделит парочку добавочных личностей-симбиотов и уничтожит их вместе со всеми лишними воспоминаниями.

— Серьёзно? — я удивлённо приподняла уши. — Как… по-эль-ински!

Ворон, кажется, искренне оскорбился.

— Да нет, это только звучит так, — успокоил нас обоих Аррек, — на самом деле психотехники Оливула имеют мало общего с тем, что вытворяют со своим сознанием эль-ин.

— А-аа… Но он будет в порядке?

— Будет… когда-нибудь.

— Может, Целителя души?

— Мне кажется, сейчас к нему лучше не подпускать никого из твоих соотечественников, Антея. Сколь бы благими ни были их намерения. И уж тем более никого из любителей покопаться в чужих душах.

— Нет, но до Тэмино я ещё доберусь!

— Угу. Чур мне место в четвёртом ряду, чтобы пух и перья не долетали.

— Хам!

Оливулец следил за этим разговором, даже сквозь суматоху растревоженных тёмными эмоций проглядывало острое внимание. Всё сказанное, все интонации и все слова будут запомнены и проанализированы. Нет, с этим смертным и впрямь всё будет в порядке.

Только вот что мне теперь с ним делать?

— Если позволите, Хранительница, мне бы хотелось оставить Ворона при себе. Планы относительно него ещё далеки от завершения.

Я повернулась на серебряный голосок, не скрывая неодобрения. Мать тор Эошаан храбро встретила высочайшее неудовольствие и продолжила глядеть на меня всё с тем же своим печально-умудрённым видом.

— Осторожней, Мать клана. Вы рискуете.

Тэмино едва заметно вздрогнула, но прошла в комнату и даже развернула защитный плащ крыльев в традиционном приветствии.

— Да, Хранительница.

А я смотрела на фигуру, которая показалась вслед за ней. Да’мэо-ин, Смотрящий-в-Глубины. Раньше как-то всё недосуг было разглядеть, что же это такое Тэмино приволокла из Ауте.

Он был высок и изящен, как может быть изящна атакующая змея. Гуманоидная фигура прямо-таки кричала: «я не человек», глаза смотрели с насмешливым и удручающе умным презрением. Его кожа была того странноватого оттенка, который отливает металлом, но всё равно остаётся угольно-чёрным. Кожа эта, похоже, отражала свет, так что он казался окутанным фиолетовым сиянием. Волосы, крылья и когти у корней были чёрно-чёрными, но постепенно светлели, переходя в насыщенный фиолетовый, затем в фиалковый, пока наконец у самых кончиков не становились почти белыми. Чёрная одежда, странного вида меч. Существом великой красоты и великого ужаса был этот демон D’ha’meo’el-in во всём своём великолепии.

Восприятие Аррека окатило меня знакомой волной, открывая грани и сочетания, которые я сама не была способна различить. Что-то более полное и более интимное, чем сен-образ.

Тёмный был настолько чуждым, настолько иным, что понятия «жизнь» и «смерть», а также любые их сочетания, которые можно было бы передать словом «ту», теряли по отношению к нему всякий смысл.

Он был позарез нужен Тэмино. И, как я подозревала, это означало, что он нужен всем эль-ин. Позарез.

Кошмар.

Если бы ещё я была уверена, что Тэмино собирается использовать попавших в её когтистые лапки бедняг исключительно ради отвлечённого научного исследования. Через два дня — Бал. Не верю я в совпадения.

Повернулась к Ворону.

— Пойдёте с ними?

Тот посмотрел на меня, будто только сейчас увидел, перевёл взгляд на Смотрящего. Оливулец и тёмный эльф кивнули друг другу — без особой приязни, но как старые знакомые, которым, в принципе, враждовать не из-за чего. У-уу! Союз в стане врага!

— Сочту за честь, — сказал он это, правда, без всякого восторга.

Я переключилась на тёмного.

— Лорд Смотрящий.

Тот (о чудо!) в ответ склонил голову. Затем окинул меня этаким измеряющим взглядом и выдал сен-образ, соответствующий удивлённому присвистыванию. И поклонился Арреку. Куда глубже.

Мужчины!

Аррек тут же изъявил желание пойти с ними, чтобы что-то там обсудить, мне оставалось лишь проглотить свои подозрения и кивнуть. Не держать же его на привязи всё оставшееся время. А кстати, почему бы и нет? Между прочим, не такая плохая идея!

— Увидимся дома, Антея.

Значит, сегодня его светлость собрался ночевать в нашем онн. Не знаю, обрадовалась я или испугалась. Кажется, и то, и другое.

Когда Тэмино, в сопровождении своей добычи, уже покидала покои, я остановила её брошенным в спину:

— Возможно, я присоединюсь к вам чуть позже, Мать Эошаан. Надо, в конце концов, посмотреть, чем закончится вся эта история.

На этот раз Тэмино вздрогнула куда сильнее. Аррек ухмыльнулся. Когда танцовщица Ауте бралась регулировать порядок в своих владениях, дела всегда принимали крайне… зрелищный оборот.

Танец шестой, Ноктюрн

Come in songo

Я вышла на балкон своего онн, когда небо окрасилось в багровые и чёрные тона. Долго смотрела на далёкие переливы света и тени. Позволяла знакомым ветрам играть своими чуть влажными волосами.

Просторный балахон цвета только что пролитой крови бился под прикосновениями воздушных потоков, точно ещё одни крылья. Не знаю, почему я надела это свободное, спускающееся до самых лодыжек платье. Обычно лишние метры ткани, мешающие свободно двигаться и цепляющиеся за что ни попадя, вызывают лишь раздражение. Но сейчас мне было приятно прикосновение парящего на ветру шёлка к ещё мокрой после купания коже.

Небо Эль-онн.

Сен-образ промелькнул где-то на краю сознания, неожиданный и естественный, как дыхание.

Скалах? Совсем очеловечилась. Какие здесь скалы? Разве только те, что намёрзли внутри меня. Ледники. Глыбы. Скалы. Что возносят туда, где холодно и одиноко.

Но зато иногда заходит в гости само Небо…

Я смотрела на игру красок в знакомых с детства небесах. Гуляла по галерее, опоясывающей маленький онн. Прислушивалась к чему-то внутри себя.

Медленно и расслабленно опустилась на колени. Глаза сами собой закрылись.

Медитация на страсти.

Полное расслабление. Прислушайся к себе.

Заполнение тела безмолвием.

Дыхание. Биение сердец: сегодня только трёх. Лёгкое покалывание где-то в области правой пятки.

Не к чему привязываться. Нечего отталкивать. От мгновения к мгновению. В полной тишине.

Сознание парило от клетки к клетке. Внимание коснулось спины и медленно скользнуло вниз. От позвонка к позвонку, любое напряжение смягчается, тает. Расслабляется. Позвоночник наполняется глубоким покоем… С великим чувством покоя и расслабления… приходящие и уходящие ощущения плывут в безмятежности…

В руках и плечах. В локтях и ладонях. Безмолвие заполняет тело… успокаивает ум.

В шее… На губах… В скулах… Безмолвие… Спокойствие… Открытость…

И тело стало лишь ощущением… которое парит в спокойствии…

Тело пребывает в безмолвии… Податливость… Покой… Теперь я позволила сознанию течь через тело, приносить тепло и терпение каждой клеточке. Разрешила сознанию пропитать каждую часть тела, каждое мышечное волокно. Позволила телу растаять в тепле.

Пусть всё тело заполнится безмолвием… Глубокое, пространственное расслабление…

Позволить безмолвию охватить себя… Легко пребывать в безмолвии…

И постепенно из этой расслабленной тишины выткался сен-образ. Лёгкий и невесомый. Безмолвный.

Да.

И тут трагическая красота моей медитации чуть вздрогнула. Фыркнула. Отряхнулась. И сен-образ повернулся ко мне, изменённый и мягко ироничный.

Спокойствие разлетелось яркими брызгами.

Я тихо заскрипела зубами. Явился-таки. Котик мой… ненаглядный. А некоторым тиграм хвосты бы оборвать… Вместе с усами.

Интересно, а что такое саке?

Медитация была испорчена безвозвратно, от мрачно-торжественно-решительного настроения не осталось и следа. Я вздохнула. Поднялась на ноги, последним голодным взглядом окинув тёмно-бордовые всполохи в облаках. И скользнула обратно в онн.

В малой гостиной горел огонь, плясали на стенах неверные тени.

Аррек сидел перед низким столиком, и его влажные после мытья тёмные пряди отливали в свете очага красным. Одет мой ненаглядный был в вышитый чёрный халат, прекрасно оттеняющий перламутровое сияние его кожи. На столике рядом с ним стояли две чашки. И бутылка какого-то очень подозрительного напитка. То самое таинственное саке, надо понимать.

Что мне сказать ему?

Драться надоело. Скандалить ещё больше. Холодное и гордое молчание сидит в печёнках.

Этот брак нельзя назвать счастливым. Какое уж там счастье.

Удивительно, с какой изощрённой жестокостью могут друг друга истязать двое, искренне полагая, что действуют для его (её) же блага. За эти годы мы измотали друг другу души, растерзали их, разорвали на кусочки и попрыгали сверху для пущей надёжности. Я-то думала, что первое замужество причинило мне боль. Но тогда боль была короткой и окончательной. Эта же длится. И длится. И длится…

И самое страшное — ему тоже больно.

Так сколько же мы ещё будем выяснять, кто здесь главный? Сколько ещё будет длиться эта скрытая, но ожесточённая война за право принять решение?

Надоело.

Мне надо было бросить что-нибудь убийственно-оскорбительное. Надо было повернуться и уйти. Надо было продолжить подготовку, без которой моё посмертие обещало обернуться продолжением агонии.

Мне надо было наконец заняться собой. Эта ночь — предпоследняя в моей жизни. И принадлежала она мне!

Я подошла к низкому столу и опустилась на колени. Протянула руки и приняла в них наполненную чашу. Забирай этот раунд, любимый. Отдаю его без боя. Какая разница, если исход войны предопределён? Отдаю тебе сегодняшнюю ночь, предпоследнюю в моей жизни. Жалкий подарок за всё, что ты для меня сделал.

В молчаливом салюте подняла чашу и сделала маленький глоток. Горько.

Пусть будет так.

Губы его сегодня были того же странного, приторно-горького вкуса, что и напиток в наших чашах.

Потолок был всё тем же. Я лежала на спине, слишком уставшая, чтобы делать что-либо ещё, и, как и тысячи раз до того, изучала потолок собственной спальни. Знакомое переплетение ветвей и листьев, тёмно-зелёное в ночной тишине.

Сон не шёл, а усыплять себя усилием воли было бы непозволительной роскошью. День выдался сумасшедшим — даже по моим меркам. Ночь… ночь ещё не закончилась.

Я отвела взгляд от потолка и осторожно повернула голову, чтобы посмотреть на своего чуть сияющего в темноте мужа.

Аррек спал на животе, свободно вытянувшись среди смятых подушек, и его абсолютная, бескостная расслабленность, как никогда, напоминала о представителях семейства кошачьих. Чёткая линия спины, лопатки, прямые чёрные волосы. Мы лежали на разных краях кровати, будто пытались оказаться как можно дальше друг от друга. Лишь моя правая рука была свободно протянута к нему с доверчиво раскрытой ладонью. А его левая рука протянута ко мне, успокаивающе прикрывает тонкие когтистые пальцы. Нарочно так не ляжешь. Только во сне, только не осознавая, что делаешь…

Как можно дальше друг от друга. На расстоянии прикосновения. Потому что дальше этого — невозможно. Невыносимо оказаться дальше.

Он чуть вздрогнул во сне. Едва заметно сжал мои пальцы. Робко. Почти застенчиво. И в то же время — невероятно властно. Ох, Аррек…

Я вновь занялась изучением потолка.

Ночь на Эль-онн — понятие относительное. Мягко говоря. Астрономия здесь почти такая же сумасшедшая, как и обитатели (к вопросу о причинах и следствиях), и установить какие-то циклы, основываясь на движении вытворяющих что им вздумается светил, совершенно невозможно. Так что периоды сна и бодрствования задавались обычно онн. В нашем доме это, по настоянию Аррека, означало световой режим. Когда освещение в покоях приличное — это день. Если же в онн темно — значит, ночь. Простая система, стабильная. Смертным зачем-то необходима стабильность в таких мелочах. Вииала могла бы объяснить, почему. Я же просто знала, что это так.

Темнота. Я лежала, окутанная густыми, почти осязаемыми тенями, и слушала дыхание своего мужа. Ощущала биение пульса в его руке. И пыталась найти в себе хотя бы кусочек безмятежности.

Закрыла глаза. Вдохнула пряный аромат, даже не пытаясь определить, что же это за запах. И беззвучно, движет губ позвала:

«Эль».

Это не похоже ни на что. Казалось, простыня подо мне стала тонкой, прозрачной поверхностью бездонного океана. Мгновение я ещё лежала на этой хрупкой грани между двумя стихиями, а потом рухнула в тёмные глубины. Погружение стремительное, но плавное.

Когда-то мне довелось услышать, что люди считали воду аналогом души. Rio Abajo Rio, река под рекой. Так, кажется, говорили. Что ж… Вполне возможно…

Тени… Скользят… И погружаются… в глубины…

В тревожной тишине этих вод я перевернулась, вытягивая руки вниз, и стала помогать себе сильными экономными гребками, как делала, когда ныряла.

Темнота. Из непроглядной черноты время от времени показывались светящиеся существа, какие живут лишь под толщами давящей и в то же время лишающей веса воды: причудливые и странные медузы, закрученные в сложнейшие спирали, просто небывалые. Лица тех, кого я знала, лица тех, кого не узнаю никогда, — размытый, призрачный всплеск красок на периферии зрения.

Я погружалась. Подводный дворец появился сначала просто далёким сиянием, постепенно всё разрастался, пока не превратился в симфонию света и формы. Плавные, округлые, глубокие линии. Я остановила погружение, разворачиваясь ногами вниз, и плавно опустилась на террасу. Бесшумные, смягчённые водой шаги, пустые залы, прозрачные, зеркальные стены отражали одиноко блуждающую фигуру.

Я нашла её в одной из беседок, уютно устроившуюся среди разбросанных подушек, задумчиво разглядывающую расстилающийся вокруг тёмный пейзаж. Взмах рукой — я послушно опустилась рядом и стала разливать вино.

Интересно, как можно разливать жидкость из кувшина в бокалы, если ты находишься в воде? А, какая разница!

Она наконец закончила своё странное исследование и соизволила повернуться ко мне. Изумрудно-зелёные волосы облаком летали вокруг тонкого, бледного лица, хрупкое тело, как всегда, было спрятано под бесчисленными слоями аррской церемониальной одежды. Только огромные зелёные глаза казались слишком велики для неё — глаза эль-ин на человеческом лице.

Двадцать лет прошло с тех пор, как погибла Нефрит арр-Вуэйн. И вот уже двадцать лет многоцветная богиня, желая устроить выволочку своей верховной жрице, принимала облик зеленоглазой смертной. Поначалу я пыталась спрашивать почему. В ответ получила: «А разве это я выбрала?». Вопрос был закрыт.

— Ты, похоже, последнее время была весьма и весьма занята, Антея.

Ха, ха. Не смешно.

Она подняла кубок, чуть смочила губы.

— Не прибедняйтесь, Хранительница, — улыбнулась. Жёстко.

Я усилием воли выпустила задержанный в лёгких воздух. Разжала стиснутые зубы. Если собственное alter ego недвусмысленно приказывает вам прекратить валять дурака, то лучше прислушаться.

— Не морочь мне голову, о божественная.

— Всё ещё ищешь простые решения, а, Антея?

— Простые решения — обычно самые верные, — резко.

Слишком резко. Спокойнее, девочка, спокойнее. Переходить на площадную брань в спорах с собственным подсознанием — дурной тон.

— Мне надоело вслепую натыкаться на холодные острые углы и удивляться, почему это так больно.

— И ты хочешь, чтобы я — как бы это сказать, не выходя за рамки метафоры? — осветила твой нелёгкий путь?

Я блеснула клыками.

— Какой-нибудь завалящий фонарик совсем бы не помешал, о божественная.

— А ещё лучше — прожектор?

— А ещё лучше — вообще организовать солнечный полдень, — отрезала я. Нефрит прищурилась, глядя на меня снизу вверх, и первозданное, примитивное и нерассуждающее эльфийское упрямство уставилось на неё в ответ.

Богиня сладенько улыбнулась.

— И на какие именно вопросы тебе требуется пролитьсвет, Антея?

Опасный тон. А не перегнула ли я палку? А не всё ли равно? В конце концов, что ещё она может мне сделать?

Так, последнюю мысль вычеркнем как неудачную.

— Что, во имя бездонной бездны, затеяла Лейруору? — Из всего разнообразия вопросов я выбрала именно этот, понимая, что именно вокруг него можно найти ответы на все прочие загадки сегодняшнего дня.

— А-аа, Лейри, — Нефрит откинулась на мягкую спинку сиденья. — Ты так уверена, что она что-то затеяла?

— Её почерк ощущается во всём происходящем. В том, что Мать Обрекающих так неожиданно (и так вовремя!) заинтересовалась людьми. В том, что тёмному королю вдруг понадобилась Драконья Кровь. В том, что люди вдруг оказались замешаны во внутренние разборки кланов… Чего она добивается? Если бы я знала, то могла бы ей…

— Помочь?

— Да.

— Вот именно поэтому тебе знать и не полагается, — отрезала Нефрит, и я поняла, что не являюсь монополистом на первозданное упрямство.

— Но…

— Разве она не может ошибаться?

— Будьте серьёзны, о Божественная!

— И то верно, — поморщилась. — Тебя волнует что-то другое.

— Аррек.

Коротко и ёмко. Ни добавить, ни прибавить. Она иронично выгнула брови, как это умеют делать только арры.

— Как всегда, — пробормотала тихо, себе под нос.

Не думала, что встреча с собственной душой может даваться кому-то так трудно.

— Что?

Она не ответила, а я не настаивала. Мы помолчали. Когда она заговорила, это были слова и мысли именно Нефрит арр Вуэйн, а не древней эльфийской богини.

— Есть одна старая сказка… множество старых сказок, если вдуматься. Впрочем, не важно. У старых сказок золотые крылья, так меня учили.

Я молчала, слушая и пытаясь услышать.

— В этой сказке женщина ищет дорогу домой. Антея, ты никогда не задумывалась, что такое Дом? Что за инстинкт заставляет нас вернуться, найти место, которое мы помним? Сколько бы времени ни прошло, мы найдём дорогу назад. Мы проберёмся сквозь ночь, по незнакомым местам, через чужие города — без карты, не спрашивая дорогу у встречных, но мы найдём…

Найдём ли?

— Однажды я нашла дорогу домой, — тихо произнесла я. — Нет. Не нашла. Аррек привёл меня, когда я его попросила. Но это уже не было домом. Или я уже не была собой.

И вновь замолчала. Нефрит провела по губам рукой с безупречным маникюром.

— «Где Дом?» Так, Антея? Мне всегда казалось, это сокровенное место, находящееся скорее во времени, чем в пространстве. Место, где можно чувствовать себя целостной. Место внутри нас, место, где можно лелеять мысли и чувства, не боясь, что нам помешают или оторвут от этого занятия только потому, что наше время или внимание необходимы для чего-то другого.

Это было как удар. Я вздрогнула. Она улыбнулась.

— Или же это место, где можно делать что хочешь, а не насиловать свои мысли и чувства, превращая их в то, чем они быть не желают? А, Антея?

Ох… Сама виновата. Знала же, что делаю, когда напрашивалась на спонтанный психоанализ Нефрит арр Вуэйн. Эта женщина препарировала чужие души с холодной точностью лазерного скальпеля. И столь же безжалостно.

— Твой Дом — не те, кто тебя окружают, а те, кого бы ты хотела видеть в своём окружении. Твой Дом — это не ты, а то, чем ты хотела бы быть. Но то, чего, как нам кажется, мы хотим… почему-то редко оказывается тем, что нам нужно. Впрочем, это ты уже и так знаешь.

— М-мм… — протянула я. — Что мы хотим и что нам нужно — проблема отдельная. А вот чего от нас требует долг…

И вообще, это вопрос личностной направленности. Притворяйся, пока всё не станет взаправду. У эль-ин подобные методы отработаны даже лучше, чем у людей.

— Но… — подсказала Нефрит.

— Но, — я вздохнула, — жутко мешает, когда рядом шляется кто-то, кто не желает притворяться… Особенно, если этот кто-то настроен так решительно и агрессивно.

Нефрит вновь отвернулась, разглядывая что-то в темноте. Вздохнула, танцующее в водяных потоках облако волос дрогнуло.

— Итак, к чему же мы пришли?

Как же сформулировать…

— Я не могу больше быть Хранительницей. Не могу и не хочу. Это совершенно точно не мой Дом. Пусть лучше Лейри разбирается.

Нефрит подняла руку с накрашенными зелёным лаком ногтями и знакомым жестом прикоснулась к губам. Ей было смешно. Чуть склонила голову набок.

— Хранительница — это ещё не вся Антея.

— Разве? — Теперь настала моя очередь быть саркастичной.

— Не путай маску, которую видят окружающие, с внутренним содержанием. Маска, личина, личность… Я бы назвала это Персоной. То, посредством чего мы соотносим себя с внешним миром. Архетип адаптации, защитный панцирь, набор ролей на все случаи жизни. В создании этой маски другие часто принимают большее участие, нежели тот, кто её носит. Но маска — ещё не лицо. Маска — всего лишь маска. Похоже, ты забыла об этом. Опять.

— Очень возвышенно, — равнодушно пожала плечами я. — Персона или нет, но сейчас я — Хранительница. Я вплетена в судьбу и в самую суть эль-ин. И на всё обязана смотреть только с такой точки зрения. Если я хоть на минуту посмею выпустить это из виду, ты же первая и пресечёшь подобные поползновения. Скорее всего, вместе с моим существованием.

— И то правда. — Кажется, смертная женщина и эльфийская богиня на мгновение вступили в конфликт, а затем обе дружно передёрнули плечами и буркнули: — Ничего, уверена, ты найдёшь выход.

— Уже нашла.

Пауза.

— У тебя всегда был очень… нестандартный подход к разрешению такого рода внутренних конфликтов, Антея.

— Как это? — заинтересовалась я.

Какое-то время она молчала, пристально меня разглядывая. Заговорила тихим, отстранённым голосом, который был у Нефрит, когда она погружалась в мир своих призрачных видений.

— У каждого из нас, по крайней мере у каждого человека, есть обратная сторона. Всё то, что мы не желаем или не можем в себе увидеть. Всё, что кажется нам неприемлемым или невозможным. Желания, способности и переживания, которые не совместимы с сознательным представлением о себе. Всё это концентрируется в подсознании человека и становится Тенью. На пути самопознания нам не избежать встречи с этим могущественным архетипом… Несколько лет назад встретилась со своей Тенью и ты.

Я сразу поняла, о каком случае она говорит. И зябко обхватила себя руками.

Встретилась? Слишком слабое слово. Скорее, мы с моей Тенью врезались друг в друга. С разгона. Приложились друг о друга так, что сломанные кости души до сих пор ныли при плохой эмоциональной погоде. Звон от того столкновения чуть было не разрушил целый мир… и так небрежно убил одну зеленоглазую арр-леди, которой не повезло оказаться поблизости.

— Не упрощай. Для простого отражения моей личности то существо… та Антея была слишком мощным образованием.

Нефрит улыбнулась, в улыбке не было ни тепла, ни веселья.

— Я гораздо лучше тебя знаю о всех магических тонкостях и неувязках того феномена. Но Тень — не только скопление негативных характеристик, она притягивает вообще всё, что мы в себе не видим. Если наша самооценка низка, то Тень получает все те способности, которым не находится места в сознательной жизни. Это хранилище огромного количества энергии, мощнейший источник творчества. И чем сильнее мы отрицаем в себе что-то, тем сильнее становится Тень. Ты, Антея, и тогда, и теперь умеешь отрицать с потрясающей страстностью. Мне до сих пор странно, что ты так легко осознала все те теневые стороны своей личности и приняла их как законную часть себя. А потом начала так активно и так расчётливо их использовать.

Я опустила голову, вспоминая, как произошло это самое осознание. И «принятие». Никаким душевным и внутренним ростом тут и близко не пахло. Я просто швырнула словами в Аррека, впечатывая их, вдавливая в обнажённые раны, «активно и осознанно» стремясь сделать ему как можно больнее. И лишь позже начала понимать, насколько эти признания были правдивы. Одна из наших самых первых и самых уродливых ссор. Тогда, единственный раз за всю нашу совместную жизнь, он меня чуть было не ударил.

— Но каким бы странным и кружным ни был твой путь, ты, к моему величайшему удивлению, развиваешься.

— Угу… Ещё два дня буду развиваться. Не подскажешь, как найти короткую тропинку и добраться до совершенства в столь сжатые сроки?

— О… — улыбнулась. И на человеческом лице хищно блеснули совершенно неуместные клыки эль-ин. — Уверена, ты доберёшься. В крайнем случае, заставишь совершенство приползти к тебе.

— Тоже выход, — вздохнула я, обдумывая, как можно осуществить подобное на практике.

— Ты только помни, Тея, что эльфийское совершенство тоже умеет кусаться, — довольно резко посоветовала богиня.

— И зубы у совершенства довольно острые, — раздался из-за спины мелодичный, точно змеящийся причудливыми аккордами голос.

Я застыла…

…не зная, как надо дышать…

…потеряв способность мыслить…

Ауте Милосердная, неужели за эти годы я и правда успела забыть звук его голоса?

Медленно, так медленно, точно боялась расплескать что-то бесконечно дорогое, повернулась.

Серебристые, с зеленоватым оттенком волосы падали на плечи, на спину, на руки. Серебристые волосы оттеняли серебряную кожу, казалось, весь он состоит из живого, мерцающего словно светом серебра. Только бездонная чернота глаз и имплантата выделялась на фоне сдержанного серебряного сияния. Он был словно поэтическая строчка… музыка. Здесь, в глубинах океана грёз, в мягкой темноте чёрных вод, он казался духом, выходцем из потустороннего мира.

Он казался именно тем, кем и являлся на самом деле.

Ауте Милосердная, неужели за эти годы и я правда успела забыть, как он выглядел?

Да.

— Антея, — он мягко поднялся по ступеням в беседку, опустился на подушки напротив. Улыбнулся с искренним сожалением.

Я резко оглянулась. Нефрит не было. Вновь обожгла взглядом черноглазый призрак. Это и в самом деле был он. Не ещё одно лицо Эль, не отражение, не маска. Это он.

— Иннеллин… — Мой голос звучал совсем потерянно.

— Ты выросла в прекрасную женщину, Анитти, — волшебный голос барда ласкал каждый звук, каждую ноту.

Как я любила когда-то этот голос…

Любила? Когда-то?

Наши души обвенчаны. Это значит, что даже после смерти мы — одно. Это значит, что даже если мы возродимся для иной жизни, наши души найдут друг друга, притянутые, точно мотыльки на свет, непреодолимым и неумолимым порывом. Для Аррека у меня была лишь одна жизнь, лишь короткие два дня, и после этого мы будем друг для друга потеряны. Для Иннеллина…

Он улыбнулся. Печально. Сплёл сен-образ, придавший моим мыслям и смутным ощущениям более чёткую форму:

Глядя на эль-ин, которого безутешно и тихо оплакивала почти всю жизнь, я вдруг с ужасом поняла, что совсем не знаю его. Не знаю, не помню, не понимаю. Что с Арреком, с этим человеком, чужаком, с невыносимым, чванливым тигром меня связывает больше, чем с первым мужем, которому когда-то без сомнений и без оглядки вручила свою душу.

О Ауте…

Мои уши жалобно опустились, пальцы сжались, оставляя на ладонях кровавые следы когтей.

— Всё верно, родная, — его голос погружал в тёплые серебристые воды, против воли заставлял расслабиться, забыться. Между нами затрепетал хрупкий сен-образ ту.

Жизнь и смерть. Двойственность. Разделённость тех, кто оказался по разные стороны грани. Судьба.

— Ненадолго, — хрипло выдохнула я.

Он как-то неопределённо взмахнул ушами.

— Я пришёл извиниться, Антея.

Что?

— За что?

— За то, что украл твою юность.

Я открыла рот, чтобы начать с жаром отрицать эти самообвинения. И не произнесла не слова. С правдой не спорят.

Тогда я была ребёнком. Глупым ребёнком. Я доверилась ему полностью, без оглядки. Иннеллин знал, чем грозит «Венчание душами». Он должен был сказать «нет» за нас обоих. Теперь, с высоты более чем полувекового возраста и опыта, это было очевидно.

Наконец жалобно выдавила:

— Ты же не виноват, что погиб…

— Нет, — короткое слово упало, как приговор.

— Инн… — бросила на него быстрый, почти вороватый взгляд. А затем более долгий. В душе тлело что-то горькое, душащее, жгущее глаза. Неуклюже попыталась превратить всё в шутку: — Подумаешь… Юность! Да кому она нужна? Что это вообще такое?

Он ответил с необычайной серьёзностью:

— Юность — это когда танцуешь, как будто тебя никто не видит. Когда живёшь, как будто ты никогда не умрёшь. Когда доверяешь, как будто тебя никогда не предавали… И когда любишь, как будто тебе никогда не делали больно.

— Инн…

— Прости, — осторожно коснулся моих пальцев. — Тебя необходимо услышать всё это. Тебе необходимо понять некоторые вещи.

Я не хотела понимать. Я хотела броситься к нему на шею и вновь стать той беззаботной, влюблённой и глупой Антеей, какой была когда-то. Осознание того, что все эти годы я тосковала даже не столько по черноглазому барду, сколько по той бесшабашной молодости, которая навсегда ушла вместе с ним, заставляло чувствовать себя грязной, мелкой, мерзкой.

— Анитти…

— Чувствую себя предательницей. И преданной.

— Так и должно быть. За разрушение отношений ответственность всегда несут двое. Ты не должна винить лишь себя. Я не виню.

— Наша дочь… — Мой голос прервался. Какое-то время никто ничего не говорил. Наконец он тихо, тихо произнёс:

— Так получилось.

И потом:

— Я люблю тебя.

Я дёрнулась, точно от пощёчины. Сидела, съёжившись, слушая, как он тихо наигрывает на арфе. А потом я сказала:

— Да подавись ты своей философией!

И всё-таки бросилась к нему на шею. И оказалось, что я ничего не забыла. И по-прежнему умею любить. А идиотизм юности — он всегда рядом, внутри нас. Надо только протянуть руку.

Я заплакала наконец после стольких лет, освобождённая. И освободившая. Глубинные палаты дрогнули, растворяясь.

Медленно раскрыла глаза, ощущая на щеках влагу. Подводные чертоги уже тускнели в памяти, превращаясь в очередной призрачный образ. Стыло в сердце осознание: я его никогда не увижу. И почему-то это наполняло всё тело странной, покорной безмятежностью. Да будет всё так, как предначертано Бесконечно Изменчивой.

Аррек беспокойно шевельнулся во сне, и я тихо перебралась на другую сторону кровати, поближе к нему. Осторожно коснулась сияющей кожи.

Чувствовала себя предательницей. И преданной. Ни один из нас больше не был юным. Ни один из нас уже не умел доверять.

Я свернулась клубочком под боком у мужа, щекой прижавшись к протянутой мне ладони.

Закрыла глаза, чувствуя, что усталость берёт своё, мысли затуманиваются. Гадать о значении сказанного этой ночью было бесполезно. По крайней мере, пока. Сейчас самое умное, что я могу сделать, — спать.

Танец седьмой, Лезгинка

Ruthme brise

Первое нападение случилось на следующий день. Я проснулась рано и некоторое время позволила себе понежиться на смятых простынях. Аррека не было, судя по всему, довольно давно, но неподалёку порхал сен-образ, оставленный им вместо традиционного: «Вставай, соня!». Я потянулась к странному образованию, не то мысли, не то картине.

Вот тебе за то, что думала что-то скрыть от специалиста по секретам! Ткнули, как котёнка, в собственную наивность. Души, значит. Интересно, что бы сказала по этому поводу Нефрит?

Ну, ладно. По крайней мере, теперь не чувствую себя окончательной обманщицей.

Вставать не хотелось. То есть встать, конечно, было можно, но вот встречаться со всем тем, что ждало за порогом спальни, не было ни малейшего желания. Прятаться от жизни таким образом — самая унизительная из возможных форм трусости… Я сердито отбросила простыни, и те упали на пол подстреленными бабочками.

Разъярённым ураганом пронеслась по анфиладам, не сбавляя скорости, сиганула в бассейн, а оттуда — на тренировочную площадку. Утренние упражнения, чтоб им ни ветра, ни штиля! Тело всё ещё ломило после вчерашних приключений, мышцы живота протестовали против даже самых осторожных движений. Громко.

Пятнадцать минут медленных мук — это был мой сегодняшний предел. Спарринга с северд я бы, наверное, просто не пережила.

Закончив упражнения, села у кромки бассейна и положила на колени свой меч.

Вздохнула, освобождая мысли и чувства от суетного беспокойства. Медитация на оружии…

Будем прощаться, Сергей.

Коснулась рукояти. Медленно вытянула клинок из ножен. Сначала на два пальца. Затем на треть.

Сен-образ получился лёгким и в то же время странно глубоким. Мимолётная красота, изящество древнего искусства. В иероглиф, обозначающий раннее летнее утро, каллиграфически вписан глагол «любоваться», тактильное ощущение прохлады вплетено в…

И тут сквозь толщу воды атаковало это.

Первого броска я избежала только благодаря потрясающей реакции Сергея — тот перехватил контроль над телом и швырнул меня в сторону, выжимая всё возможное и невозможное из сверхъестественной скорости вене. Второй бросок — меня задело по касательной и отбросило на потолок, но перед самым ударом удалось сгруппироваться и соскользнуть по стене в нужную (читай: противоположную от угрозы) сторону. Краем глаза я поймала движение. Что-то крупное. Быстрое. Размытое.

И такое жуткое, что первым желанием было завопить: «Помогите!!!»

Тишина. Будто кричишь со дна колодца — лишь эхо собственного голоса в ответ. Я была отрезана от эль-ин, от Эль. Даже от Безликих. Они просто не знают, что мне нужна помощь, и никогда не посмеют самовольно нарушить «уединение» Хранительницы.

Придётся обходиться собственными силами.

Невидимая, скрытая совершенной маскировкой вене, я прижималась к стенам и бросала вдоль коридоров настороженные взгляды. Как это умудрилось пролезть сюда? Мой онн был едва ли не самым защищённым местом на Эль-онн — охотничьи территории альфа-ящеров вокруг, эльфийские защитные заклинания, папины запирающие чары, Аррековы вероятностные щиты… И тем не менее вот уже в который раз я обнаруживаю, что личные апартаменты стали прямо-таки проходным двором для всяких подозрительных личностей. Шляются туда-сюда наёмные убийцы, жить не дают!

Так, последнюю мысль вычеркнуть как неудачную.

Прижала ладонь к стене, взывая к глубинным силам онн. Ничего. Похоже, дом был погружён в какой-то… сон? Всплеск ярости: если они посмели причинить вред моему онн…

Хищно, в низкой стойке пошла к центральным залам. Молчаливый, всё ещё остававшийся в руке, казался напряжённым и мрачным. Ещё раз послать крик о помощи я не решалась: сейчас самым надёжным моим оружием была именно маскировка.

А потом я увидела это. Застыла, вжавшись в дверной проём, и просто смотрела на мечущуюся по парадной приёмной тварь.

Демон: тут с самого начала не могло быть ни малейшего сомнения. Гуманоидный… в некотором роде. Огромный, высокий — метра три, если не все четыре. У него были стройные ноги, мощные плечи с приплюснутой головой и очень тонкая, перетянутая металлическим поясом талия. Больше о фигуре ничего сказать было нельзя. Он изменялся, но не как вене. Он тёк, плавился, кипел — кости двигались под кожей, постоянно меняли своё положение, складывались в различные сочетания, каждое мгновение создавая новую схему скелета. Кожа, роговые наросты, мокрая гладкая шерсть — всё это то появлялось, то исчезало, оставляя тошнотворное, гниющее ощущение. Он был уродлив. Он был, наверное, самым отвратительным, что мне доводилось видеть. И каким-то внутренним чувством, похожим на интуитивное восприятие истины Видящим, я поняла, что уродство для него — ещё один вид оружия. А в мире, где красота — высшая ценность, страшное оружие.

Он замер. Резко втянул воздух. И быстрым, каким-то змеиным, смазанным броском оказался в стороне.

Я беззвучно всхлипнула. Ауте милосердная, это была чудовищно уродливая тварь, но двигался он так, будто был красив. И поэтому становился красивым. Отвратительно красивым. Что бы это ни значило.

Вихрь. Он повернулся, и я вдруг обнаружила, что красные, налитые гнилью глаза смотрят прямо на меня. Как? Времени на размышления не было. Я рванулась в сторону едва избежав просвистевшего у самого уха меча, и закрутилась в аритмичном вращении, пытаясь хоть как-то ускользнуть от сыпавшихся со всех сторон ударов. Спасала только скорость, относительная невидимость да тот факт, что это чудище, кажется, пыталось заполучить меня. Ну и, конечно, мастерство Сергея. Одну бы меня этот громила скрутил, как жертвенного козлёнка, в первые же секунды.

Хотела было швырнуть в него сырой силой, но вовремя остановилась. А что это у него там за щит висит на руке? Уж не Зеркало ли Отчаяния? Идеальное отражающее заклинание, посылающее любую приложенную к нему силу обратно к пославшему. Хорошо подготовились, д-д-демоны.

Мы разлетелись в разные стороны, застыв друг против друга и пытаясь перевести дыхание. Я судорожно перебирала каталоги имплантата, пытаясь найти подходящие к случаю чары, одновременно не переставая удивляться. Как же он всё-таки умудрился пролезть в онн? С уродливой гривы всё ещё сбегали струйки воды. Опять бассейн! Надо что-то делать с этой предательской лужей!

Разработку планов по переделке интерьера прервала странная активность противника. Оказывается, тёмный и не думал отдыхать, короткую передышку он использовал для наращивания новых способов со мной разделаться. В прямом смысле. Из могучих плеч твари теперь торчало шесть, нет, восемь рук. В которых были зажаты: булава, копьё, сеть, что-то там ещё непонятное… ну и, конечно, два меча. Каждый из которых по длине не уступал вашей покорной слуге. И всё это мелькало и вращалось с совершенно невозможной скоростью и с совершенно несимпатичной мне ловкостью.

Ауте и все её порождения! Эта тварь когда-нибудь слышала о чувстве пропорции? Нельзя же, чтобы было так много всего… и так быстро!

«Вот даёт», — пришло от Сергея. Почти восхищённо.

Отбивать атаки всего этого арсенала у нас с мечом получалось примерно секунд пять. Разумеется, о блоках не могло быть и речи: при такой силе ударов мне бы просто вывихнуло из суставов руки. Другое дело — отводить выпады по касательной или, скорее, обтекать их самой, оказываясь где угодно, но не там, куда врезается очередной кусок ускоренной смерти. Поднырнуть под меч, перепрыгнуть через меч, рвануть в сторону, уходя от копья, клинком чуть скорректировать траектории шипастого шара на цепочке — и всё это одновременно. Сергей наслаждался. Я — нет.

Попробовала было крутануться в танце изменения, но не смогла. Просто не смогла. Заставить себя стать чем-то столь уродливым было выше моих сил. Глупо. Но факт.

С полузадушенным писком я рванула назад, спиной вылетела в дверь и, развернув крылья, драпанула по узким коридорам онн. Может, не пролезет? Да нет, с такой гибкостью сложится в несколько раз и втиснется даже в змеиный лаз.

Аррек! Этот крик не был разумным или осознанным. Это вообще не был крик в обычном понимании слова. Я не тянулась к нему, я тянулась внутрь себя. К той редко показывающейся, спрятанной от всех Антее, которая принадлежала ему, была частью его, была от него неотторжима. Которую Аррек арр-Вуэйн не мог не услышать, потому что он тоже ей принадлежал.

Связь вене и риани. Связь, которая остаётся цельной даже в самом диком танце, связь, созданная, чтобы противостоять любому из сюрпризов непредсказуемой Ауте.

Аррек — умница! — вместо того, чтобы очертя голову броситься на выручку, нашёл время рявкнуть на всех остальных моих «стражей».

Северд-ин вместе с Зимним и ещё дюжиной воинов эль-ин ворвались, когда тёмный, этак многообещающе помахивая серебряной сетью, выгнал шипящую и отбивающуюся меня в главный зал и почти зажал в углу. Великану хватило одного взгляда, чтобы оценить соотношение сил и принять решение. Со смачным всплеском тёмный эльф плюхнулся в изумрудные волны бассейна и растаял где-то в глубине. Десяток новоприбывших защитников, предводительствуемых парой разъярённых альфа-ящеров, оперативно рванули за ним.

Неужели пронесло?

— Хранительница? — Зимний вопросительно протянул руку.

Я шарахнулась от него, врезалась в Аррека, вцепилась в мужа когтями. Уши прижаты к голове, верхняя губа при поднялась, открывая оскаленные клыки. Не очень похожа на пылающую благодарностью спасённую. Черты седовласого древнего обострились. Кажется, я его обидела. Ну, и Ауте с ним.

Тел-лохранитель, тож-же мн-н-не…

Началась реакция. Меня била такая крупная дрожь, что даже в мыслях я стала заикаться, в глазах потемнело. И только руки Аррека не давали соскользнуть в окончательную тьму. Когда-то я думала, что полюбила его красивое лицо. Или красивое тело. Лишь позже пришло понимание, что всё дело в этих сильных, всегда наполненных тёплой, исцеляющей энергией руках.

Язык не слушался, зубы отбивали чечётку, царапая острыми клыками губы, так что приказ пришлось сформулировать сен-образом.

«У тёмного было задание не убивать. Поймать, похитить, утащить — но не убивать. Бездна! Вы можете не слишком усердно охранять меня от убийц, но похищение недопустимо. Ясно? Охрану — круглосуточно! Приказ: перерезать горло, но не дать быть похищенной. Исполнять».

Теперь правильные черты Зимнего застыли в маске чистой ярости. Кажется, допущение, что меня, из-за желательности моей смерти, охраняли не слишком усердно, оскорбило древнейшего до глубины души. Хорошо! Так ему и надо! Ведь тёмный-то всё равно прорвался!

Меня трясло. Ощущение успокаивающей руки, гладящей по волосам.

— Он-н б-был таким некрасивым. — Вопль смертельно обиженной души. О да. Красота — страшная сила. Уродство, оказывается, тоже.

Аррек шептал что-то далёкое и бессмысленное. Бархатистый, приторно-чарующий голос шелестел на границе сознания, сплетался в философско-стихотворный сен-образ. — Так он воспринимал окружающее: цельными, нерасчленёнными картинами, прошедшими сквозь беспощадную призму разума Видящего Истину.

Да, это помогло.

Наконец выпрямилась. Царящая кругом суматошная суета была высокомерно проигнорирована. О нет, мой взгляд был прикован к бассейну, из которого вот уже не в первый раз появлялись всякие разные… посетители.

— Надо что-то д-делать с этой предательской лужей!

— Согласен. Придётся её осушить. Как ты относишься к песчаным ваннам, любимая?

— Что? Песчаным!

— Тебе, кажется, уже лучше?

— !!!

Вот так в предпоследнее утро моей жизни ещё одна медитация оказалась испорчена самым варварским способом. Знаете, мне это уже начинало надоедать.

Нападавшего так и не поймали. Ничего удивительного — демон явно был специалистом в своём деле. Всю операции спланировали просто виртуозно: блокировка чар, создание направленного прохода в онн, филигранный расчёт времени. Да и экипировка у тёмного была явно подобрана соответствующая случаю: одно Зеркало Отчаяния чего стоило!

Окрестности онн бурлили. Все коридоры были забиты озабоченно хмурившимися воинами из Атакующих и Хранящих, в бассейне бултыхалась добрая дюжина разного толка заклинателей, пытающаяся понять, почему это внутреннее озеро с удручающей постоянностью служит проходом для всяких сомнительных личностей. Я наблюдала за этой активностью несколько скептически: упрямую лужу уже сколько раз проверяли, а воз и ныне там.

Альфа-ящеров пришлось выставить подальше, чтобы не набрасывались на пылающих искренним желанием помочь подданных. Вообще-то, я была от происходящего отнюдь не в восторге. Хотя все присутствующие были в той или иной мере «своими», к драгоценным соотечественникам я испытывала гораздо меньше доверия, чем к простым и понятным домашним монстрикам. Мало ли чего наколдуют, может, даже и с лучшими намерениями.

Зимний царил над всем этим бедламом, и лицо его было мрачнее мыслей. Нападение на Хранительницу лидер Атакующих воспринимал как личное оскорбление. И как ещё большее оскорбление — отношение самой Хранительницы к способности его, Зимнего, её защитить. Может, пойти извиниться перед древним?

Не в этой жизни.

Зимний поймал мой взгляд и, кажется, без труда считал все спрятанные за ним мысли. Немного расслабился. Даже желание извиниться в наших отношениях было верхом цивилизованной обходительности, мы оба это понимали.

Выслушав очередной доклад, белобрысый Атакующий кивнул, решительно тряхнул ушами и начал проталкиваться в мою сторону. Впрочем, проталкиваться — не совсем верное слово. Все препятствия, будь то простая мебель или покрытые шрамами воины, благоразумно убирались с его пути задолго до того, как древнейшему могло прийти в голову их подвинуть.

Наблюдая за целенаправленным движением этого живого тарана, я глубоко вздохнула и решительно выпрямилась. Думала, худшее уже позади, девочка? Как бы не так! Самая драка ещё только приближается.

Стремительно.

В конце концов, что такое один-единственный полудохленький демон по сравнению с раздражённым Зимним?

Однако, к некоторому моему удивлению, разговор начался вполне цивилизованно. Атакующий бросил один взгляд на мою защитно-нападающую позу, скривил губы в гримасе (кто-нибудь оптимистичный мог бы даже назвать Это улыбкой) и изобразил тень поклона.

— Регент Тея. Всё ли с вами в порядке?

Разумеется, со мной было всё в порядке. И он отлично об этом знал. Все три Целителя, которые надо мной кудахтали (даже Аррек, как это ни странно) первым делом доложились именно Зимнему. Предатели.

— Да, благодарю вас. — Ух какая я вежливая! Просто скулы сводит!

Все остальные, прекрасно зная о наших с Зимним (плохих) отношениях, подались назад, освобождая побольше свободного пространства. И приготовились наслаждаться спектаклем.

На этот раз древний улыбнулся почти искренне. На что я мгновенно обиделась: что тут смешного?

Но даже несмотря на старую, тщательно взлелеянную неприязнь, я смотрела на него, как спасённый от голодной смерти мог бы смотреть на сливочный торт. Жадно. Древний был красив, красив необычайно. Безупречно белая кожа, волосы цвета холодной пурги, глаза и камень во лбу, точно фиалки на горном склоне зимой. Высокий, тонкий, дивный, он двигался с естественной грацией охотящегося волка. Матёрого, седого волчищи, сочетающего лёгкость и подтянутость юности с неизмеримым опытом прожитых тысячелетий. Под снежно-белой одеждой скрывалось тело, которое, как я отлично знала, было сильнее и выносливее, чем у любого, даже самого экзотически выглядевшего монстра. А в нём — душа более чёрная, чем у всех демонических страшилок вместе взятых.

И сейчас я находила в этом какое-то болезненное утешение. Зимний почти успокаивал своей постоянностью: что бы ни случилось, этот белобрысый мерзавец был и будет всё тем же. То есть мерзавцем. Белобрысым.

Аминь.

— Торра Антея, я так понимаю, у вас есть предположения, почему тёмные вдруг решили напасть на Хранительницу Эль?

А то он не знает.

— Есть.

Пауза. Я не выдержала первой. С обречённым вздохом:

— Лорд Зимний, только не говорите, что вам ничего не известно о том, что такое «Драконья Кровь».

Выражение холодных фиалковых глаз не изменилось.

— Я полагал, вне Эль-онн никто не знает, что вы являетесь носителем… — Он сумел произнести это как вопрос.

— Теперь знают.

— Ах! — Это было очень понимающее «ах». Я не без труда подавила желание вцепиться в его прекрасные черты, дабы немного подпортить это белоснежное совершенство. И заломила бровь в демонстративно человеческом вопросительном жесте, понимая, что древнего это обязательно разозлит.

— Хранительница, — (Ого. Раз меня назвали «Хранительницей», а не пренебрежительно-кратким «регент», он и в самом деле обеспокоен), — я настаиваю на увеличении вашей охраны. Особенно если ваши обязанности заставят вас покинуть Небеса Эль-онн.

— Боевой звезды северд более чем…

— Я настаиваю.

Очень он это проникновенно произнёс. Меня так прямо до самых костей пробрало ледяным холодом, перед глазами закружились тёмные пятна. Надо было бы, конечно, поскандалить из принципа, но тут древний, к несчастью, был прав.

Так что ограничилась только вопросительным, бесконечно раздражённым взглядом.

— Регент! Вам так не терпится попасть в гарем какого-нибудь напыщенного демонского царька?

Ах… Ты…

Я размахнулась, но наученный долгим опытом Зимний успел перехватить руку и без труда отвёл её в сторону. С виду Атакующий может казаться эфирным и изящным, но хватка у него, как у свалившегося вам на голову айсберга. Холодная и очень, очень твёрдая.

— Пустите, — тихо и злобно сказала я.

На прямой приказ своей Хранительницы лидер Атакующих не обратил ни малейшего внимания. Типично.

— Либо вы позволяете нам принять элементарные меры безопасности, либо берёте назад свои слова о том, что вас недостаточно хорошо охраняют, Тея-эль!

Я зашипела.

И внутренне скривилась, предвидя, как буду натыкаться на увешанных оружием мальчиков, рыскающих вокруг со свирепым выражением на хищных лицах. Зимний, на лице которого отражалось ну прямо-таки безграничное (и очень оскорбительное) терпение к моей глупости, набрал воздуха для следующей тирады:

— Хранительница…

Перебила недовольно-согласным взмахом ушей. Выдернула руку. И в тот момент когда враг расслабился, смакуя маленькую победу, спросила:

— Быть может, древнейший, вам что-нибудь говорит имя Ийнэль?

Лидер Атакующих, при том что его самоконтроль был, без всяких сомнений, безупречен, редко когда утруждал себя необходимостью применять его. Эль-ин вообще думают и чувствуют с полнейшим равнодушием к тому, кто об этом знает и какие из этого сделает выводы. Благо выводы в девяноста случаев из ста оказываются неверными. Но сейчас древний не позволил себе даже лёгкого цветового смещения в ауре, которое обычно свидетельствует о том, что сенсорный раздражитель зарегистрирован мозгом. Ничего. Будто и не слышал.

И это меня испугало.

— Леди тор Дериул-Шеррн, будьте добры передать вашему консорту, что мне хотелось бы с ним поговорить. В любое удобное для лорда арр-Вуэйн время.

Вот теперь стало действительно страшно. И даже не потому, что древнейший только что фактически подтвердил связь Аррека с алчущим моей крови тёмным эльфом. Просто до сих пор всякий раз, когда Аррек и Зимний оказывались наедине, это заканчивалось бо-ольшой дракой. С тяжёлыми ранениями. Дуэли до смерти я запретила едва ли не первым своим указом, но как прикажете запретить пьяные потасовки?

Зимний посмотрел на меня и… как-то… Улыбнулся? Невероятно. Промелькни это выражение на чьём-то лице, оно выглядело бы как попытка успокоить.

Раз уж такое мерещиться начинает, надо срочно брать себя в руки.

— Как сегодняшний инцидент отразится на наших отношениях с Тёмными Дворами?

Министр иностранных дел на мгновение задумался.

— Да никак. Дальше портиться там уже нечему. И то ладно.

— Проконтролируйте оливулца по имени Ворон Ди-094-Джейсин. Мягко. Он, конечно, знает много того, что лучше забыть, но он мне нужен.

В фиалковых глазах вспыхнули и завертелись серебряные звёздочки, мои ноги обдало леденящим сквозняком. Не любил Зимний обходиться с оливулцами «мягко».

Бедняга. Но жизнь состоит из череды разочарований, не так ли? Это я не произнесла вслух, но была уверена, что мысль Зимний уловил.

— Да, регент. — И скрежетание зубов стало музыкой для моего измученного сердца.

— Кстати о воронах. И прочих пернатых. Что вы знаете о самодеятельности Тэмино тор Эошаан?

Неопределённый жест белоснежных ушей, прикрытых белоснежными же волосами. Больше, чем я. Кто бы сомневался.

— Оценка?

— Не мне стоять на пути Матери Обрекающих.

Читай: я пока одобряю её «самодеятельность».

— Точнее.

— Пусть продолжает. Но рекомендовано более пристальное изучение.

Хорошо. Я прикрыла глаза, пытаясь найти внутри себя что-нибудь из разряда предвидения. Совещания с Зимним, хотя львиная доля времени уходила на склоки и завуалированные (или не очень) оскорбления, всегда были очень продуктивны. Всё-таки древнейший — это всегда древнейший. А мерзавцами им всем положено быть по определению. Лидер Атакующих блестяще справлялся со своими обязанностями, коих я навалила на него без всякой меры. Он даже умудрялся как-то обуздывать свою ненависть к человечеству в целом, и оливулцам в частности, вполне убедительно играя «строгого, но справедливого» эльфийского лорда.

Но сейчас проблема была в другом. Зимний — отец Лейри. Беззаветно ей преданный. Или же откровенно ею манипулирующий, это как посмотреть. Суть в том, что он не мог не знать о моём путешествии к d’ha’meo’el-in. Его подробностях и его последствиях (по крайней мере в общих чертах). И будучи гораздо более сведущ в обычаях тёмных, не мог не предвидеть, что те попытаются наложить на меня лапу.

Я, конечно, не сомневалась, что и Лейруору и Зимний действуют на благо эль-ин… И Лейри понимает в этом благе больше, чем я…

Ледяная волна взмыла по ногам, заставляя кожу покрыться серебристой изморозью, накрыла с головой. Дыхание перехватило, в лёгкие впились тысячи миниатюрных иголочек — холодных, таких холодных. Глаза пришлось закрыть, спасая их от мороза. Зимний был в ярости.

Не буду в ответ швыряться энергией, не буду. И молниями, и огненными шарами, и заклинаниями. В конце концов, я уже взрослая, зрелая эль-ин, я переросла тот период, когда лучшим аргументом в споре кажется большая дубинка. Или очень большая дубинка.

И даже очень-очень большая дубинка.

Буду выше этого.

Но, Ауте, как же иногда хочется «унизиться»!

— Уймитесь, эль-лорд. Это меня полчаса назад чуть не утащили в Бездну прямо у вас из-под носа, а не наоборот. Имею право думать, что хочу.

Я осторожно открыла изменённые для более низких температур глаза. Зимний, казалось, стал выше и тоньше. Его глаза превратились в сумасшедший серебряно-фиалковьй водоворот, волосы разметались по плечам, раздуваемые невидимым (но холодным) ветром, крылья затопили всё помещение молочно-белой яростью. Да, мысль, не высказанная вслух, не является оскорблением, но не будь я Хранительницей, вызов на (запрещённую) дуэль был бы уже брошен.

А я продолжала всё так же спокойно, равнодушно его разглядывать — и постепенно ярость стала стихать. Древний измерил меня взглядом — презрительным, но подчёркнуто асексуальным. Он ещё не настолько сошёл с ума, чтобы бросать намёки с чувственным подтекстом при свидетелях.

Зимний был моей Роковой Ошибкой Молодости. В некотором роде. Двадцать лет назад у нас была ночь бурной любви, до сих пор отзывающаяся во мне яростью, смущением и ещё раз яростью. И не важно, что то была не совсем «я», не важно, что Зимний влип в историю не совсем добровольно. Смущение оставалось. Ярость — тем более.

Надо отдать Зимнему должное — использовал этот козырь в наших постоянных стычках он только в состоянии полной невменяемости и когда поблизости не было никого постороннего. Нельзя сказать, чтобы это помогало. В первые два раза, когда мерзавец позволил себе понимающие ухмылочки, сдобренные недвусмысленными намёками, я всего лишь превращалась в берсерка. Приходила в себя, удерживаемая всей пятёркой северд-ин, а позже выслушивала душещипательные рассказы, как меня отдирали от горла ошарашенного древнего.

Третий раз… О, это был просто шедевр! Я не стала на него набрасываться. Я просто села на пол и разревелась. Демонстрируя всему миру (и пролетавшим мимо эль-ин) эмоциональную палитру несправедливо обиженного ребёнка.

С Зимним потом две недели не разговаривали даже в его собственном клане…

Вот и сейчас древнейший предпочитал беситься, не переходя определённых границ. А ещё говорят, что старую собаку нельзя обучить новым фокусам.

И всё-таки, если Лейри срежиссировала моё похищение тёмными…

— АНТЕЯ!!! — Зимний рявкнул так, что даже онн испуганно подпрыгнул. Я удивлённо моргала — не часто лидер Атакующих снисходил до того, чтобы называть Хранительницу-регента по имени. Точнее — вообще никогда. Совсем никогда.

Он вдруг шагнул, преодолевая разделявшее нас расстояние, схватил меня за плечи. Как следует тряхнул. Бело-белая кожа почти светилась снежным бешенством.

«Не смей думать, что если ты окажешься в когтях у тёмного короля, это будет на благо эль-ин, дура! Слышишь? Не смей!!!»

Сказать, что я была удивлена, значит, сильно преуменьшить. Мне потребовались целых две секунды, чтобы прийти в себя (то есть прекратить размышлять на темы: а что будет, если меня поймают тёмные? что будет, если подданные позволят тёмным меня поймать? что будет, если я сама позволю себя поймать? и какую из всего этого можно извлечь выгоду?) и вмазать ему когтистую пощёчину — такую, что отпечаток ладони остался на белоснежной щеке алым пятном. Сен-образ, очень громкий: «Сам дурак!» Вот и вся взрослость. Древний отпустил меня. Белые крылья яростно полосовали воздух, но руки он держал при себе.

— Прошу прощения у моего… — пауза, — …регента, — и голос, холодный, как надвигающийся на тебя ледниковый период.

— Прошу прощения у воина Атакующих, — шипение, подобающее кошке, которую дёрнули за хвост.

И на этом мы разошлись. Скорее сбитые с толку, чем по-настоящему рассерженные.

Танец восьмой, Джанга

Staccato

Задача: «присмотреть за Тэмино». Казалось бы, что может быть проще? Увы, в свете утренних событий просто объявиться поблизости от Матери Обрекающих и установить за ней ненавязчивую слежку было нелегко. Слишком внушительную компанию пришлось бы прятать от острых глаз тор Эошаан.

Я без всякого удовольствия покосилась на отиравшуюся неподалёку охрану. Хранительница Эль-онн — существо, по определению привыкшее к телохранителям. Я своих давно перестала замечать. Но в этом, признаюсь, была скорее их заслуга, чем моя.Северд-ин настолько хорошо прячутся, что о них забываешь. Ну, болтаются где-то в параллельной реальности пять размытых теней, ну, ловишь иногда уголком глаза призрачное движение. И что?

Я прикрыла глаза: четверо из Безликих были неподалёку, а пятая, Злюка, ещё не оправилась от полученных ранений.

Эффективная охрана без излишней навязчивости. Идеальное сочетание.

Однако восемь воинов из клана Хранящих, невозмутимыми статуями застывших за спиной, «незаметными» назвать было сложнее. Плюс неизвестное число (я подозревала, что весьма внушительное) молодчиков из Атакующих, обеспечивающих внешнее прикрытие.

Со стороны всё это, должно быть, выглядело как небольшое вооружённое вторжение. Класс.

И таким вот славным составом мы прибыли на Оливул-Элэру, одну из провинциальных планет Оливулской Империи. Полагаю, слово «паника» не до конца передавало всю прелесть состояния, в которое этот визит вверг местную администрацию.

Самое смешное, я вовсе не хотела их пугать. Хотя для профилактики это бы и не помешало. Я просто решила лично взглянуть на «расследование», проводимое Тэмино тор Эошаан. И вот — полюбуйтесь.

Губернатор стоял передо мной, гордо выпрямившись, и мужественно блистал очами. На квадратной (других не держим) физиономии самоотверженного слуги Империи (это который губернатор) читалась яростная готовность погибнуть от рук жестокого тирана (это я), защищая ни в чём не повинных граждан (это сборище террористов и саботажников, по какому-то странному стечению обстоятельств называемое местным правительством). Возможно, немая сцена была бы менее комичной, не будь все до последнего оливулцы на голову выше и раза в три толще, чем ваша покорная слуга.

В воздухе явно попахивало внеочередным восстанием. А почему? Да потому, что мы воспользовались личной императорской сетью порталов. Нет бы тихо прийти своими путями. Лень — враг всех благих намерений.

Я тяжело вздохнула.

— Вольно, адмирал. Отмена тревоги.

Равнодушно проследовала мимо растерявшегося губернатора (действительно, кстати, адмирала) к столу. И сцапала с узорчатой вазы какой-то аппетитно выглядевший фрукт. За всеми этими заморочками и похитителями я совсем забыла о завтраке.

Ужасно.

— Ваше Величество?

— Репрессии отменяются. — Хрум. Ням-ням. — Отпускайте ваших террористов по кабинетам и возвращайтесь к своим делам. Я здесь… — Хрум! — …с неофициальным визитом.

— Но Ваше Величество…

Недовольный взгляд.

— Императорская резиденция…

Очень недовольный взгляд.

— Протокол…

Очень недовольный взгляд.

Я пульнула косточкой в наиболее импозантного из министров, промахнулась. Судя по мимике, оливулцы были в достаточной степени сбиты с толку, чтобы не хвататься тут же за оружие. Что и требовалось. Так что Императрица Великого Оливула взмахнула на прощанье ресницами, сцапала всю вазу с фруктами и вышла. Уже из другой комнаты я услышала, как один из моих охранников вполголоса объяснял ситуацию.

— Эль-леди не следует этикету. Эль-леди не следует протоколу. Эль-леди делает то, что считает нужным. Вы обратили внимание, что никто из эль-ин на планете не прибыл приветствовать свою Хранительницу? Если бы леди тор Дериул-Шеррн вздумалось их (или вас) увидеть, то вызвала бы. А до тех пор самым разумным будет заниматься своими делами и не обращать никакого внимания на её присутствие. Ни к вашей подпольной деятельности, ни к вашему участию в подпольях (всех трёх) оно ни малейшего отношения не имеет…

Я хмыкнула. Кажется, этот эль-ин был из дипломатического корпуса. Только тот, кто потратил кучу времени и сил на налаживание понимания между двумя цивилизациями, стал бы задерживаться, чтобы успокоить растерянных оливулцев. Если это можно назвать успокоением… Всех трёх? Ох, адмира-ал!

Мы легко сбежали по ступеням, и я затормозила на мгновение, чтобы оглядеться. Вокруг простирались бесконечные джунгли мегаполиса. Здесь, неподалёку от императорской резиденции, город походил на диковатый пустынный парк, но бедные кварталы и трущобы более всего напоминали растревоженный улей. Или вывернутый наизнанку лабиринт термитника. Но всё равно — эта была красивая планета. Живая. Дышащая.

Чуть пригнувшись на полусогнутых ногах, я оттолкнулась со всей силы и высоким прыжком послала себя в воздух. В верхней точке траектории распахнула крылья и, поймав восходящий поток, рванулась в сливочно-жёлтые небеса. Взлетела, окутанная почти отвердевшими переливами энергии — многоцветие и золото, туманящие белый алебастр. Чуть задержалась, раздражённо поджидая запыхавшихся секьюрити. Даже железные и непобедимые воины не могли сравниться в скорости полёта с вене и дочерью дракона.

Восемь крылатых из Хранящих выстроились защитной сферой, прикрывая меня от ударов со всех сторон. Я хорошо представляла, что сейчас делают остальные воины. Кто-то двигался параллельным курсом, рыская в небесах и по земле в поисках опасности, кто-то оседлал военные и метеорологические спутники, контролирующие этот район, кто-то свалился на голову экипажам дрейфующих на орбите кораблей и персоналу центров наземной обороны.

Ребята взялись за дело серьёзно. Я даже почувствовала что-то вроде неловкости из-за причинённых хлопот и неприятностей. Но раскаяние исчезло так же быстро, как и появилось: пусть побегают. Им полезно.

Летели быстро, срезая углы по свёрнутому пространству, ныряя в параллельные измерения, так что за пять минут преодолели расстояние, которое даже на самом быстром атмосферном курьере заняло бы не меньше нескольких часов.

Приземлились. И, коротко осмотревшись, неспешно направились внутрь внушительных размеров здания-гриба, где Тэмино тор Эошаан выясняла отношения с каким-то по жилым, кривоватым оливулцем.

— …разным расфуфыренным фифочкам! — патетически закончил свою речь этот исполненный собственного достоинства динозавр.

— Я… — попыталась было вставить своё слово Тэмино.

Но, оказывается, старичок ещё и не думал закругляться он просто набирал воздух для новой тирады.

— Я вот уже пятьдесят лет являюсь бессменным смотрителем Элэрского Мемориала. И мне плевать, кто там сидит на троне, будь она хоть тыщу раз остроухой, ни одной клыкастой стервочке не позволено указывать мне, что и как делать!

Мать Обрекающих на Жизнь, одного из древнейших и ужаснейших кланов Эль-онн, ошарашенно опустила уши в горизонтальное положение. С таким ей ещё, кажется сталкиваться не приходилось. На лицах стоящих кругов эльфов была написана одобрительная ирония пополам с гневом. На лицах же столпившихся оливулцев — не менее одобрительное восхищение пополам со страхом. Причём стоило им заметить меня, как страх трансформировался в откровенный ужас. Всем было известно, что смертельные приговоры выносятся исключительно Императрицей, выносятся щедро, по совершенно не понятным для нормальных людей критериям. Кроме того, у меня была личная… репутация.

Тэмино с застывшим лицом выслушала тираду старичка.

— Я не просила вас высказываться по поводу действующего политического режима. Я просила принести архивные данные! — В голосе эльфийки послышался первый рокот надвигающейся грозы.

Оливулец сверкнул глазами в сторону новоприбывших, открыл рот и… выдал. Такого не приходилось слышать даже мне. Какая грамматика, какая лексика! Какие обороты! Мнение по поводу всех остроухих в целом и этой несовершеннолетней дуры в частности. Детальное, до двенадцатого колена описание всех наших предков, с пикантными подробностями, вроде перепутанных в лаборатории пробирок, приступов зоофилии, припадков слабоумия при выборе брачного партнёра. Детальное описание наших привычек, наклонностей и знакомств, причём, казалось, даже предлоги и знаки препинания отдавали чистейшим матом. И наконец пожелание нам всем отправиться по определённому, весьма отдалённому адресу.

Но какие словосочетания! Какие фразы! Шедевр!

Мгновение было тихо. Старик, закончив своё сольное выступление, гордо выпрямился и приготовился встретить неминуемую смерть с высоко поднятой головой.

Упустить такой шанс было просто невозможно. Мы коротко переглянулись, и в следующий момент в руках у всех эль-ин в помещении материализовались… электронные блокноты и занесённые над ними световые перья.

— А можно ещё раз? — попросила тор Эошаан. — Помедленнее.

— Половину слов не поняла, — пожаловалась я.

— Это какой-то старинный диалект? — поинтересовалась Кесрит.

И тишина-а…

Смотритель Элэрского Мемориала икнул, вздохнул и сказал:

— Я принесу архивы, эль-леди.

И вышел.

Что ж, Антея. Добро пожаловать на Оливул!

— Они всегда такие? — спросила Тэмино, не отрывая взгляда от мелькающей на экране информации.

— Нет, — отозвалась Кесрит, мастерица чародейства и сновидений из клана Расплетающих, — обычно они хуже. Но есть прогресс. Я вот уже несколько лет не слышала ни об одной попытке убийства эльфа. Сейчас они ограничиваются словесной бранью и мелкими пакостями.

— Хотелось бы в это верить.

— Вы о чём? — Кесрит удивлённо повернулась ко мне.

— Ну, никогда нельзя исключать возможность, что где-то неподалёку дымит очередная подпольная лаборатория где готовят очередное ужасное оружие. Хотя последнее время о таком действительно больше не слышно.

— Может, привыкли? — это опять от Тэмино.

— Вряд ли, — Кесрит тор Нед’Эстро откинулась на спинку своего стула. — Видишь ли, они и не должны привыкать. Это можно было бы устроить, но Хранительница, — кивок в мою сторону, — против полной ассимиляции. Им позволено нас ненавидеть.

Мать тор Эошаан оторвалась от своих вожделенных архивов и одарила меня долгим взглядом. Сначала удивлённым. Затем понимающим.

Мастерица из Расплетающих Сновидения криво усмехнулась.

— Или, вернее сказать, их научили ненавидеть эль-ин. Особенно Антею тор Дериул-Шеррн.

И ещё один обмен резкими, понимающими взглядами. Столь интенсивными, что не требовалось даже подкреплять их сен-образами.

Мы втроём сидели на открытой террасе вокруг небольшого летнего столика и сообща приканчивали похищенную мной из дворца вазу с фруктами. Тэмино тоже откинулась назад, разглядывая меня пристальным, наивно-удивлённым взглядом аналитика.

— Фокусировка нежелательного явления. И последующее удаление точки фокуса. Изящно. — Нашла глазами Ворона среди остальных аналитиков, погруженного в изучение какой-то информации. — Начинаю понимать, почему вы так окрысились, когда я втянула в это дело смертного.

Кесрит тор Нед’Эстро поднялась на ноги и, подойдя к перилам, задумчиво посмотрела на расстилающиеся перед ней просторы городских окраин. На фоне жёлтого неба Кесрит выглядела совсем потусторонней: серая кожа, серые крылья, серые волосы. Серое платье падало свободными, закручивающимися в клочья тумана складками, а серые глаза казались далёкими, нездешними. Трудно было сконцентрировать взгляд, трудно понять, что же ты видишь. Черты и фигура казались чуть размытыми, постоянно меняющимися, пока наконец ты не начинал узнавать в них что-то… кого-то… Огромный, откормленный серый котище у её ног выглядел достаточно материально, но он только подчёркивал остальное. Женщина-сон, женщина-видение. Самая неуловимая из женщин.

Мастерица сновидений тряхнула волосами, и мне вспомнились зелёные глаза и изумрудные локоны Нефрит.

— Эль-леди, — у нашего стола вдруг материализовался Раниель-Атеро, — похоже, я нашёл то, что нам надо.

Они с Тэмино погрузились в оживлённое обсуждение дат и «линий судьбы», к чему моментально присоединились демон и какой-то тип из Обрекающих. Время от времени свои ядовитые комментарии вставляла Кесрит. Мне оставалось только с лёгкой иронией наблюдать за этим импровизированным совещанием, понимая в лучшем случае половину сен-образов. И дощипывать виноград. Похоже, передышка закончилась.

Совещание стремительно переросло в спор, затем в свару, пока Учитель не заявил, что проще всего пойти и проверить. И в следующее мгновение мы, всей развесёлой компанией, уже высыпали из окон, дверей и с балкона, оставляя позади пожимающих плечами оливулцев. За прошедшие годы подданные Империи научились относиться к придурковатым эльфам и их вывертам если не философски, то по крайней мере с некоторой долей иронии. Ну, пришли. Ну, перевернули всё вверх дном. Ну, убежали. Чего ещё ожидать от хронических сумасшедших?

Целью нашего назначения оказался один из многочисленных Садов Камней в прибрежном районе. Мальчики из охраны мгновенно выставили всех посетителей (воинственную старушку, отказавшуюся двигаться с места, со всем возможным почтением вынесли на руках). Тэмино одна зашла внутрь, а мы облепили перила и фонарные столбы, приготовившись наблюдать за очередным представлением.

Хрупкая фигурка властительницы Обрекающих медленно двигалась среди причудливых мшистых валунов. Иногда она останавливалась у высоких резных столбиков, с которых свисали тонкие ленточки с написанными на них именами — единственная форма почитания умерших, которую позволяли себе оливулцы. Полоски ткани с именами погибших приносились в сады горюющими живыми, чтобы трепетать на ветру символом недолговечности человеческой памяти. До тех пор, пока изношенная тряпочка регулярно заменялась, душа умершего была с живыми и оберегала род, если же знак памяти исчезал, значит, и дух покойного покидал свой пост на страже потомков и уходил в забвение.

Сады были местами одиночества, местами медитации, отдохновения и углубления в себя. Местами покоя и силы. Когда-то давно, гуляя по дорожкам сада, где на ветру трепетали имена убитых мной людей, я открыла для себя чудную, хрупкую, странно успокаивающую гармонию этих мест. Гармонию существ, априори знающих, что они обречены на смерть, всю жизнь живущих с этим знанием.

Тогда, под холодным рассветным солнцем Оливула-Примы, я нашла наконец в себе силы примириться с тем, что этот народ сотворил со мной и моей судьбой. Примириться — но не простить. А два дня назад в Саду Камней я приняла решение, которое делало всё прощение в мире бессмысленным.

Сейчас я наблюдала, как надломленная женская фигура беззвучно скользила между мимолётной тканью прошлого и величественными камнями настоящего. И понимала, что она видит и знает об этом месте гораздо больше, чем было открыто мне.

Сначала это было просто движение: плавное, тягучее, гибкое. Затем будто сама земля вдруг вздрогнула и зазвучала мягким, неровным ритмом — движения перешли в танец.

Танец… Что я знала о танцах? Я — вене, изменяющаяся, Танцующая с Ауте. Танцы были моей сутью, моей истиной, моим дыханием. В чём я действительно разбиралась. И я могла узнать пляску силы, когда видела её.

В таком танце не могло быть каких-то заученных движений или приметных па. Здесь не было ни стиля, ни чёткости, ни техники. Только сырая сила, которой маленькие, стремительно мелькавшие в воздухе ножки придавали им одним ведомую форму. Только душа, обнажённая, дикая, выплёскивающаяся в свободном пьяном движении. Тэмино тор Эошаан танцевала, как может танцевать лишь настоящий мастер. И сама Вселенная танцевала вместе с ней.

Постепенно собиралась толпа. Заворожённые, испуганные и потерявшиеся в вихре магии оливулцы подходили один за другим, хмурились, не зная, на что и как надо смотреть.

— Что делает эта сумасшедшая в саду моих предков?

Ауте, неужели они так слепы?

— Тише, — эль-лорд не удостоил глупца даже взглядом. — Это эль-леди. И если эль-леди хочется среди белого дня станцевать на приморском кладбище — заткнись и не мешай. Всё равно бесполезно.

Я подавила улыбку. Очень точно подмечено.

Они заткнулись и не мешали.

Обрекающая танцевала. Спокойно, сильно, невероятно гибко. Я потрясённо моргнула, пытаясь уследить за пляской энергий и магических волн. Дохнуло холодом, повеяло чем-то старым и пугающим.

Наблюдатели, вряд ли сами осознавая свои действия, качнулись назад, оставив у ограды лишь меня и Раниеля-Атеро. Мы смотрели. И… видели.

Казалась, её кожа истончилась, едва удерживая рвущуюся наружу тёмную суть. Из глубины ужасающего существа, которое было Тэмино тор Эошаан, резко ударил ветер. Холодный, обжигающий и совершенно неощутимый ветер вечности. Это не был тот ледяной ураган, который, бывало, поднимал вокруг себя Зимний, впуская в нашу жизнь холод космических просторов.

Нет. Это был ветер, в порывах которого чувствовался едва заметный сладковатый аромат разложения и солёный привкус рождения новой жизни. Священная тишина кладбища и захлёбывающийся крик младенца. Пустота выжженной атомным взрывом земли и величавое молчание древнего леса.

И холод, тоскливый, вечный, жаркий.

Жизнь и смерть. Ту.

Я вскинула руку, защищая глаза от ледяного удара ветра, но ещё успела увидеть, как фигура смазалась в облаке окутавшего её чёрного света. Потом, коротким острым усилием изменив зрачки так, чтобы те менее болезненно реагировали на контрастность, вновь впилась взглядом в стремительный, отбивающий рваный ритм танец.

Рядом послышалось ошеломлённое шипение — тёмный, Смотрящий-в-Глубину, впился взглядом в танцующую эльфийку. Да, он был в некотором роде Видящим Истину, но, похоже, только сейчас начал наконец понимать, с кем связался. И судя по тому, что сен-образ над уважительно опущенными ушами был наполнен восхищением, а не страхом, понимать отнюдь не до конца.

Магия. Она творила магию — это пока что было единственным, что не подлежало сомнению. Что-то дикое, древнее, что-то не вписывающееся в рамки и ограничения, к которым я привыкла с детства, даже не зная толком об их существовании. Что-то… Это что-то охватило нас всех.

Она изменяла себя, переводя в новое состояние, и это было почти похоже на танец вене. Она впитывала окружающую тишину, буквально заполняя себя знанием о странных и далёких местах, и это скорее походило на технику ясновидящих. Она открывала (создавала?) иной мир, что попахивало уже драконьей магией.

Но всё это было не то. Не то.

В какой-то момент я поняла, что Тэмино тор Эошаан мертва. Кажется. Или нет? В саду её уже не было (или всё-таки была?), и я вдруг отчётливо осознала, что она где-то за гранью, в одной из странных реальностей, которые люди создают для своих умерших. Та сторона, Серые Пределы, Последние Берега — имён много. Я только знала, что это очень, очень далеко.

А потом она вновь появилась, чуть посеребрённая белоснежной изморозью, и пляска её приобрела торжествующий и зовущий оттенок. Реальность Сада дрогнула, затуманилась, повинуясь движению обнажённых ножек. Моё сердце трепыхнулось где-то около горла, да так там и осталось — я поняла. Она тащила за собой частичку тех, призрачных миров. А потом несколько ленточек, трепетавших на ветру, зазмеились, удлинились. Замерцали в звенящем от напряжения воздухе — и… превратились в дюжину высоких, мускулистых оливулцев в костюмах старинного покроя.

Тэмино тор Эошаан остановилась, переводя дыхание и критически оглядывая то, что у неё получилось. Танец закончился.

Сен-образы взвились в воздух: восхищение мастерством, технические комментарии, какие-то замечания по поводу «наложения полей»… Через минуту свита Тэмино уже была вовлечена в оживлённую дискуссию, из которой я поняла лишь то, что всё пошло совсем не так, как они предполагали, и ребята не совсем уверены, что им делать с какой-то «духовной эластичностью»…

Среди начинающей приходить в себя оливулской толпы послышались изумлённые вздохи и ахи. Истерик, правда, не было. В конце концов, эти люди не первый год жили под крылом у эль-ин и успели насмотреться всякого. Удивить современного гражданина Империи очередной выходкой «сумасшедших эльфов» практически невозможно.

Я посмотрела на недоумённо оглядывающихся «воскрешённых», удивительно спокойных после произошедшего с ними. Скорчила рожу в объектив одной из парящих вокруг мобильных голокамер службы новостей. И сокрушённо вздохнула. Угадайте, кому предстоит разбираться с социальными, политическими и экономическими последствиями этого «эксперимента»?

Используя локти и ледяные многоцветные взгляды, протолкалась к Тэмино и больно дёрнула увлёкшуюся философским спором эльфийку за прядь волос, привлекая к себе внимание.

— Мать тор Эошаан, что вы планируете делать с этими людьми? — Кивок ушами в сторону остолбенело пялящихся на нас «воскрешённых».

Леди-некромант раздражённо посмотрела на меня, на них и снова вернулась к своему спору. Оставив в воздухе мерцать сен-образ, объясняющий, что её интересуют мёртвые и их трансформации, а не живые. И что, если мне мешает экспериментальный материал, я могу от него избавиться, не опасаясь, что это как-то нарушит её, Тэмино тор Эошаан, исследование.

Я на секунду прикрыла глаза веками, боясь, что они вновь начнут расцвечивать окружающее многоцветным сиянием гнева. Спокойней. Спокойней, девочка. Сама ведь знаешь своих подданных. Ничего помимо собственных целей и собственных ценностей для Матери Обрекающих не существует. Смешно надеяться, что она задумается над политическими последствиями своего… «исследования». Ещё смешнее надеяться, что она сопоставит собственные действия с нормами человеческой морали.

Ну, а ожидать от некроманта почтения к жизни и всему живому — это вообще нонсенс. Для этого придуманы Хранительницы и прочие козлы отпущения.

Оставив Тэмино шипеть на так же яростно шипящего в ответ Раниеля-Атеро, я решительно направилась к начинающим приходить в себя «воскрешённым». Все они были молоды, фактически едва вышли из подросткового возраста, что наводило на мысль: кое-кто не только отхватил вторую жизнь, но разжился и второй молодостью в придачу. Судя по одежде, все были мертвы как минимум лет двести, а кое-кто так и не меньше пятисот. Это у них такие потомки памятливые оказались или Тэмино осчастливила нас дюжиной исторических личностей?

Ребята (и четыре девушки) уставились на меня, как на ярмарочное чудо. Ну да вряд ли им когда-либо раньше приходилось видеть эль-ин. Тем более такое клыкастое, золотисто-многоцветное диво, какое представляла их собственная Императрица.

Оо-ооох! Бедняг ждёт столько сюрпризов! И если тот носатый верзила сбоку действительно оживший Грифон Элэры, то лучше мне быть подальше, когда они об этих сюрпризах узнают.

Я воинственно уставила кулачки в бока и сердито посмотрела на стушевавшуюся компанию.

— Ну, ладно. Общий койне все понимают? — Койне был официальным языком Эйхаррона и основным языком Ойкумены. Арры прилагали серьёзные усилия к тому, чтобы сохранять единообразие хотя бы основной лексики и грамматики во всех подвластных им измерениях и временах, так что, по теории, эти найдёныши тоже должны были меня понимать.

Они осторожно кивнули. Грифон…

Так и знала! Только легендарных принцев-героев древности мне не хватало для полного счастья! Тэмино, ты за это заплатишь!

… вышел вперёд и гордо вскинул внушительных очертаний подбородок.

— С языком благородных арров знакомы все сыны и дочери Оливула. А теперь не будете ли столь добры сказать, с кем мы имеем дело?..

Судя по тону, ни одно существо, столь откровенно не соответствующее оливулским стандартам совершенства, просто не могло быть достойно ничего, кроме высокомерной жалости. Сто-олько сюрпризов!

— Антея тор Дериул-Шеррн, — лаконично представилась я. Благоразумно оставив честь поведать об остальных своих титулах кому-нибудь другому. — Вы знаете, что с вами произошло, или надо объяснять?

Пауза. Ребята переглянулись. И было в их взглядах… что-то… В общем, взгляды у них были, как у людей, помнящих свою жизнь, и смерть, и то, что было после смерти, и вдруг обнаруживших себя в Саду Камней, в окружении толпы держащихся на почтительном расстоянии соотечественников, рядом с златокрылым чучелом, нахально качающим права перед самым их носом.

В целом, учитывая ситуацию, держались они просто великолепно. Точно выдающиеся исторические личности. Вот везёт так везёт.

— Мы были бы благодарны, если бы нам рассказали, что всё-таки случилось, — осторожно, даже настороженно попросил (или потребовал) Грифон. Причём взгляд его был направлен куда-то ко мне за спину. Оглянулась: за моим плечом возвышался Ворон.

— Вы все были мертвы, — с места в карьер начала я объяснения, — и случайно воскрешены. Действительно, случайно кое-что пошло не так, и… Эксперимент не то чтобы совсем не удался… Мы, конечно, извиняемся, что так беспардонно потревожили чужое посмертие, но, кажется, никто из вас ещё не перешёл в следующую реинкарнацию, и непоправимый вред нанесён не был. Полагаю… ну, желающие могут остаться жить.

Ворон чуть прищурился, глядя на Грифона, затем глаза его удивлённо расширились. И оливулец попытался из-за моей спины послать воскрешённому герою какую-то острую предупреждающую мысль.

— Ди-094-Джейсин, если у вас есть что сказать, говорите громче. Не все здесь обладают такими способностями к психовосприятию, как я или принц Грифон.

— Я… Прошу прощения. Продолжайте.

Остальные зашевелились. На их глазах происходило нечто странное: представитель одного из «золотых родов» Оливула резко тормознул перед каким-то странным чучелом. Разумеется, всё остальное назвать нормальным тоже было сложно.

Воскрешение из мёртвых — это одно. А нарушение устоявшихся социальных порядков — это совсем другое… Я решила продолжить свою речь.

— Если кто-либо из вас не желает этой насильно данной вам жизни… Если кто-то желает вернуться… прошу вас сказать об этом сейчас.

Минутная тишина. Затем одна из женщин, до этого державшаяся в стороне, подалась вперёд.

— Я хочу вернуться.

Голос был тих, но твёрд. И глаза… Такие глаза я знала. Пустые, ясные, сосредоточенные. Глаза существа, умершего под пытками, но не предавшего тех, кого поклялась защищать. Глаза святой. Глаза эль-ин. Этой девочке действительно нечего было делать среди живых.

— Хорошо. Ещё?

Вперёд вышел невысокий (по оливулским меркам разумеется) юноша с горько, совсем не по-детски сжатыми губами.

— Вы могли бы… воскресить… ещё… одного человека?

— Нет.

— Но он…

— Исключено, — это слово я продублировала ну очень отрицательным сен-образом, буквально впечатывая его в их мозги, заставляя почти корчиться от боли. — Есть законы, которые не преступаются… по крайней мере осознанно.

Он сжал губы, гневно и горько. Затем на лице мелькнула полная, всепоглощающая пустота. И это мне тоже было знакомо.

— Я таком случае я не останусь. — И это не было угрозой.

Парень просто констатировал факт.

— Хорошо. Ещё?

Молчание. Ропот толпы. Кажется, до тех, кто за оградой, только сейчас начало доходить, что происходит что-то серьёзное. Ворон, раньше остальных сообразивший, насколько серьёзное, подался вперёд.

— Нет! Стойте! Вы не понимаете! Она действительно…

Я резко взмахнула ухом, и — о, дрессировка тёмных! — оливулец мгновенно замолчал, переводя тоскливый взгляд с одного лица на другое.

Грифон, кажется, тоже почуял что-то не то.

— Подождите-ка…

— Ещё?

Молчание.

— Ну что же… Клык.

Северд-ин материализовался у моей руки, будто он всегда там был — зловещая фигура, закутанная в чёрное. Вздох ужаса, все, даже пожелавшие смерти, подались назад. У Безликих тоже была определённая… репутация.

А в следующий момент он сорвался с места, размазавшись в воздухе чёрной молнией. Две головы, аккуратно, мгновенно и безболезненно отрубленные от тел, покатились по гравию Сада Камней. Безликие воины не были палачами, но они признавали «несравненное право».

Крики ужаса.

— Спасибо, Клык, — я говорила в пустоту. Северд-ин уже растворился в той несуществующей дали, где он предпочитал пребывать большую часть времени. Конечно, следовало бы выполнять свои решения самой, но не перед жадными объективами телекамер. Ауте свидетель, я не понимала, почему общественное мнение делало такое огромное различие между приказом и самим действием. Но анализ показывал, что вид Императрицы, самолично перерезающей глотки подданным, оливулцев бы не вдохновил ни на что хорошее.

Грифон уставился на меня расширенными, но далеко не испуганными глазами. Похоже, он понял, что где-то допустил ошибку в суждениях, и теперь методично корректировал первоначальную оценку. Остальные… ну, «воскрешённые» были сравнительно спокойны. Эти уже никогда не смогут бояться смерти, их отношение к самому вопросу было теперь скорее эль-инским, нежели человеческим. А вот толпа за спиной бесновалась, сдерживаемая лишь обнажёнными клыками воинов из Хранящих.

— Зачем? — тихо, с настоящей болью спросил Ворон. — Вы ведь не так и… жестоки.

— Жестока? — Я посмотрела на него с искренним недоумением. — Я только что дала этим двум то, в чём долго было отказано мне самой.

Он сокрушённо покачал головой. Почти как Аррек — глухая стена непонимания… и жалости. Только вот у Аррека эти чувства сопровождались искренней, на грани боли, любовью, а в глазах оливулца читалось лишь отвращение: «Раздавить бы это высокомерное насекомое…»

Ну и Ауте с ним. С ними обоими. А у меня сейчас назревают проблемы более насущные.

Сделала одной из видеокамер, парящих поблизости и передающих всё происходящее в прямой эфир, знак приблизиться. И свирепо улыбнулась в объектив, позволив клыкам хищно блеснуть из-под золотистых губ.

— Антея тор Дериул-Шеррн, официальное обращение. Подданные Империи, гости, шпионы, а также все те, кто по той или иной причине будет смотреть запись этого цирка. Уверена, у всех вас уже появились мысли по поводу если не продления собственной жизни, то хотя бы возможности вернуть кого-то из близких. Этого не будет. Это невозможно. Это даже не обсуждается. Для тех отчаявшихся, кто всё-таки захочет попытаться прийти с такой просьбой: подумайте. Подобная попытка означает необходимость доверия. Запредельного, полного, абсолютного доверия к некроманту, который получает над воскрешаемым запредельную, полную, абсолютную власть. Власть над плотью, власть над разумом, над волей, над душой. Этим людям, — я склонила голову в сторону притихших ребят, — повезло. Небывало повезло. Они были зацеплены случайно и не были нам нужны. Потому их просто проигнорировали. Отпустили.

Я понизила тон, как это делал Аррек, когда пытался изобразить искренность.

— Подумайте. Хорошо подумайте. Вы действительно хотите дать подобную власть над собой или своими близкими тем, кого даже эль-ин считают в лучшем случае психопатами?

Я выдержала в должной степени мрачную и многозначительную паузу, внимательно вглядываясь в камеру сияющими многоцветием глазами. И так же тихо, искренне продолжила:

— Я бы скорее обрекла свою душу на полное уничтожение, чем позволила любому из некромантов к ней прикоснуться. Среди них нет ни одного, кому я бы настолько доверяла. Подумайте… и не слишком обижайтесь, когда на подобную просьбу вам ответят грубым отказом. Или ножом в глотку. Конец обращения.

Ну вот, будем надеяться, что это поможет хоть как-то смягчить устроенный Тэмино кризис. От одной мысли об усилиях, которые придётся приложить, отбиваясь от всяких жаждущих бессмертия царьков и божков местного масштаба, мне становилось дурно. Остаётся только надеяться, что до очередной войны не дойдёт.

Бросила ледяной взгляд на всё ещё парящие неподалёку камеры, через имплантат подключаясь к системам управления этими малышками и передавая недвусмысленный приказ убрать их отсюда. А когда оператор на мгновение замешкался, просто шибанула чистой энергией, превращая шедевры биотехнологий в расплывающиеся лужицы.

Органы охраны правопорядка, под неусыпным надзором моих воинов, уже занимались разгоном толпы, так что это я пока оставила и вновь повернулась к «воскрешённым». Были они несколько бледны, однако компания, судя по всему, и правда подобралась выдающаяся — все казались спокойными, собранными, готовыми к действию. Вот только как действовать в подобной ситуации, пока не разобрались. Все взгляды вновь скрестились на мне.

— Это правда? — прямо спросила одна из женщин. — По поводу власти?

Я пожала ушами.

— Теоретически — да. Но Тэмино вас отпустила. Сказала, что ей всё равно, а слово некроманта нерушимо. Не думаю, что вы когда-нибудь ещё о ней услышите.

Их, кажется, это не слишком воодушевило, но тут вмешался Ворон.

— Если эль-леди Тэмино и эль-леди Антея сказали, что вы свободны, значит, так оно и есть. — Была в его голосе уверенность, которая заставила их расслабиться. Что-то очень личное, очень… оливулское.

— Во имя первой пробирки! Мне очень интересно узнать, что тут случилось, пока мы валялись мёртвыми… — пробормотал один из мужчин.

Мы с Вороном переглянулись. Не-ет. На самом деле бедняге совсем не хочется об этом знать. Правда. А нам — об этом рассказывать. Но ведь рассказать придётся, так?

— Я мог бы взять на себя заботы о их размещении и адаптации, — рыцарственно предложил Ворон. Угу. Как же. Так я и дала матёрому террористу и одному из столпов Сопротивления наложить загребущие лапки на вдруг воскресших национальных героев. Сами дойдут до повстанцев. Зачем я буду облегчать им дорогу?

— Вы всё ещё находитесь в распоряжении Тэмино, оперативник. Вас она пока никуда не отпускала.

Коротким импульсом имплантата я вторглась во внутренние коммуникации местного центра социальной помощи. И недолго думая спроецировала своё изображение над столом самого большого начальника.

Пару секунд я дала ему на то, чтобы подобрать челюсть и промямлить что-то среднее между приветствием и пожеланием скорейшей и пренеприятнейшей смерти.

— Оставим условности, милорд. У меня к вам вопрос.

— Да? — с подозрением спросил оливулец.

— Кого из ваших подчинённых вы ненавидите сильнее других?

Пауза.

— Ладно, скажем иначе. Мне нужен кто-нибудь с богатым воображением, с широким кругом знакомств, с некоторым знанием истории, психотерапии, этикета… Достаточно непробиваемый, чтобы удержать в узде десяток очень э-э… самостоятельных подопечных. Хотя бы до тех пор, пока они не сориентируются и не смогут сами о себе позаботиться. Есть идеи?

— Э-э… — Человек явно решил, что сумасшедшая эльфа вздумала прикончить очередного ни в чём не повинного оливулского гражданина. И теперь спешно прочёсывал список известных ему лиц в поисках подходящей жертвы. Желательно из коллаборационистов.

Я уже почти смирилась с тем, что придётся самой перетряхивать личные дела, чтобы найти нужную кандидатуру. Но тут за спиной оливулца мелькнула стройная фигура и остроконечные уши. Эль-ин чувствительным тычком сдвинул человека в сторону и коротко поклонился.

— Виштар из клана Нэшши, Хранительница. Провожу независимое исследование. На роль куратора для воскрешённых я бы предложил Ольху Зи-Тай-66938-Завэй. Леди достаточно адаптивна, умеет принять ситуацию как должное и не ломать голову над её невозможностью. Одна из ведущих психотерапевтов центра. Кроме того, сможет, при необходимости, поставить на место даже Грифона Элэры.

Уж доверьте Ступающему Мягко быть в курсе даже того, что его ни в коем случае не касается! Хотя в данном случае нужно было всего лишь вовремя подключиться к каналу экстренных новостей… Я обдумала предложение. Даже беспринципный Нэшши не стал бы врать своей Хранительнице, значит, эта Ольха действительно подходит на роль няньки злополучных «найдёнышей». А если за ними будет присматривать ещё и кто-нибудь из клана Ступающих Мягко, то тем лучше.

— Очень хорошо, Виштар. Обрадуйте леди Ольху её новыми обязанностями. Подопечные прибудут к ней через несколько минут. И передайте, что проект буду курировать я лично, а в моё отсутствие — лорд Зимний. Куратором смертных назначаю, — я с сомнением покосилась в сторону совсем растерявшегося начальника, — Ворона Ди-094-Джейсин. Когда он освободится от остальных своих обязанностей. Исполняйте.

Я отключилась и слегка кивнула собравшимся рядом людям. Следить за разговором они не могли, но, кажется, поняли, что в этот момент решалась их судьба. Через минуту воскрешённых уже грузили в подлетевший флаер, чтобы отправить в координационный центр социальной службы. Так, о чём я ещё забыла? Финансы. Короткий приказ имплантату, и на спешно открытый счёт проекта перешла круглая сумма из Имперского банка. На первое время хватит, а потом… ну, уж эти как-нибудь найдут способ заработать себе на жизнь.

Что ж, похоже, острый кризис миновал. Толпа уже почти рассосалась, по опыту зная, что, когда эль-леди говорят «брысь», лучше развернуться и презрительно удалиться. С эль-лордами ещё можно поспорить, запустить в них парочкой самодельных (или не совсем самодельных) гранат, устроить грандиозную свалку. Но в присутствии своих леди у остроухих начисто отшибало чувство юмора. Вот когда эти полоумные бабы уберутся домой, можно будет выйти на улицы и устроить качественную потасовку, с мордобоем, поливанием из музейных пожарных шлангов, с кулачными боями, до которых и сами эльфы были большие любители. Кто-то даже раскопал в архивах и летописях плёнки с Земли Изначальной, чтобы делать всё по правилам. Так называемые «демонстрации протеста» и «столкновения с полицией» давным-давно стали на Оливуле едва ли не главным национальным развлечением. От которого все получали массу удовольствия. Но не тогда, когда поблизости околачивается Антея тор Дериул-Шеррн.

Я почувствовала, как невозмутимая маска на моём лице расползается в яростном оскале. И мысленно возблагодарила Вечность, что никто в этот момент на меня не смотрел. Не надо, чтобы подданные такое видели.

Минута на тишину. Минута на изменение. Привести в порядок тело и сознание, изгнав из них лишний гнев. Дело сделано. Вред уже нанесён, бесполезно теперь бесноваться или искать виноватых. Вздохнув, нацепила на свою психику приличествующее случаю состояние, а на лицо — соответствующее выражение, повернулась к эль-ин…

— Леди ди Крий?

Что?

— Прошу прощения, леди…

Я удивлённо опустила уши, пытаясь понять, как этот человек пробрался ко мне сквозь кордон. А затем опустила их ещё ниже, пытаясь понять, как он вообще оказался на этой планете.

Мальчишка явно не был оливулцем. Тщедушное сложение, не вписывающиеся в расовый портрет черты лица, совсем уж неуместная одежда. Он как будто вышел из другого мира. И где-то я уже видела это лицо, эту фигуру.

Он, кажется, обиделся.

— Вы не помните меня, леди? Мы встречались, мельком… В Лаэссэ.

Кровь отхлынула от моего лица. Пальцы задрожали. Перед глазами всё поплыло.

— Тай… Мальчик…

Тай ди Лэроэ из Вечного города Лаэссэ. Тай ди Лэроэ, юный маг земли, впутавшийся в магические разборки между мной и ристами. Тай ди Лэроэ, походя убитый из-за бездумной небрежности, которую я допустила.

Он нахмурился, явно недовольный эпитетом «мальчик». Я выпрямилась, судорожно пытаясь взять себя в руки. Как, во имя Ауте, мёртвый мальчишка из Диких миров оказался в прибрежном городе Оливулской Империи? Резко бросила взгляд на увлечённо дискутирующую Тэмино. Побочный эффект её чародейства?

— Что вы делаете здесь, лорд ди Лэроэ? — мой голос прозвучал почти ровно.

Он несколько скованно пожал одним плечом.

— Кажется, кто-то считал, что нам с вами необходимо поговорить. Ваша… близость к той стороне открыла дороги, которые обычно запретны. А когда танец леди в белом порвал грань, мне удалось проскочить. Ненадолго.

Медленно склонила уши. Похоже, в последнее время и в самом деле слишком часто беседую с мёртвыми. «Близость к той стороне?» Не важно. Сейчас значение имел лишь одно:

— О чём вы хотели поговорить со мной, лорд ди Лэроэ?

Он собрался, готовясь передать важное послание. Откашлялся.

— Я… и сам не совсем понимаю, леди. Меня просто просили передать вам несколько слов.

Ауте милосердная…

— Я вас внимательно слушаю.

Снова откашлялся.

— «У всякого действия есть последствия». И ещё: «Ответственность существует независимо от наших желаний».

Я вздрогнула, точно получила удар раскалённым прутом. Да так оно, в сущности, и было. Каким-то образом смогла совладать с голосом:

— Благодарю вас, Тай ди Лэроэ. Я всё поняла.

Он кивнул, не по-детски серьёзный.

— Я также хотел добавить от себя… — Он гордо, даже яростно выпрямился. — …Я знал, на что шёл. Ваша жалость и самобичевание унизительны.

Я подавленно кивнула. И мальчишка растаял в полуденном свете. Теперь, когда сообщение было наконец доставлено и принято, убитый двадцать лет назад маг был свободен перейти в своё посмертие.

Застыла, борясь с подступающей истерикой. Слова бессмысленны. Тай сам был посланием. Его смерть, страшная и нелепая, была тем самым последствием, которое уже много лет подряд заполняло мои сны кошмарами. Его небрежно загубленное существование было символом этой пресловутой ответственности, которая существовала независимо от моих желаний. Ауте свидетель, на совести Хранительницы Эль-онн лежали куда более страшные деяния. Но имя Тая всегда приходило мне на ум, когда я думала о собственной вопиющей некомпетентности, обо всех ошибках, обо всех непоправимых глупостях…

Но больше всего жгли последние слова. «Унизительны». О Ауте…

Я не буду больше унижать тебя, Тай ди Лэроэ. Не буду думать о тебе как о «мальчике» и «глупыше». Ты заслужил большее. Но, во имя Бездны, я извлеку урок из того, что между нами случилось.

«У всякого действия есть последствия». И совершая действие, обдуманное или нет, ты обрекаешь себя на эти последствия.

Не жалость, не самобичевание. Но память.

Я тщательно, с болезненным вниманием к деталям выписывала изменения в своей психике. Эта встреча и всё, что за ней стояло, теперь уже не забудутся никогда. Никогда. Закончив, пробежалась по своему настроению, пытаясь вернуться к задиристо-насмешливому, отрывистому тону, с которым прибыла на планету.

Убедившись, что на физиономии блуждает обычная сардоническая улыбочка, наконец обратила внимание на группу Тэмино, всё так же погруженную в жаркое обсуждение результатов опыта. Судя по пляске сил и сен-образов у них над головами, кое-какие мелкие эксперименты ставились прямо сейчас: результат ставил всех в тупик. Даже тёмного, который выглядел остолбеневшим и не до конца верящим в происходящее. Похоже, смертные преподнесли очередной из своих многочисленных сюрпризов.

Я подошлапоближе и какое-то время стояла среди них внимательно вглядываясь и вслушиваясь в переплетение мыслей и ни-че-го не понимая. Да и не желая понимать если честно. В тот день, когда я обнаружу, что стала экспертом в высшей некромантии, настанет время серьёзно беспокоиться о сохранности собственной души. Не говоря уже о таких мелочах, как рассудок.

К счастью, столь печальный день для меня наступить просто не успеет. Завтра всё кончится. Совсем. Или наоборот, начнётся — это как посмотреть.

От этой мысли я несколько повеселела.

Но кое-что из беседы всё-таки удалось понять. А именно поиск истины зашёл в тупик, переродившись в обыкновенную свару. Ещё немного, и они, исчерпав аргументы перейдут на личности. Что-то вроде: «Ты и твоя генетическая линия всегда были хроническими тупицами, так что эта теорема чушь. Потому что чушь». Пора было вмешиваться.

— Брейк! — Я шагнула в центр группы и вскинула руки, направленным энергетическим ударом уничтожая все парящие в воздухе сен-образы. — Дальнейшая дискуссия откладывается до тех пор, пока каждый не обдумает свою версию. И её недостатки.

Все взорвались негодующими протестами, но Раниель-Атеро, который сам же учил меня координации дискуссий, благодарно взмахнул ушами и не терпящим возражений тоном поддержал мой приказ. И (вот он, авторитет древнейшего!) ответом ему были лишь склонённые в подчинении уши.

Когда мы выходили за ограду сада, я поймала несколько озадаченный взгляд Ворона.

Действия… Противодействия… «И принимая решения, ты принимаешь и последствия этих решений».

Я жестом приказала человеку приблизиться.

— Вас что-то смущает, оперативник?

— М-мм… — Оливулец уже достаточно долго отирался среди нашего брата, чтобы понимать: ложь бесполезна. — Да. — Он предоставил мне самой гадать, в чём дело. Этакий компромисс между дипломатичностью и разбирающим его любопытством.

Я улыбнулась. Искренне.

— Я — Хранительница Эль-онн. Это подразумевает, что я обладаю властью. Властью, не столько опирающейся на закон, сколько на религию. Но при этом среди своих соплеменников я считаюсь едва вылезшей из пелёнок девчонкой, мало понимающей что-то в сложных и противоречивых областях высшей магии. Они, конечно, подчиняются, но в ситуациях вроде той, свидетелем которой вы только что стали, считают своим долгом меня просветить, вывалив целый ворох суматошных возражений. Раниель-Атеро обладает властью знания и опыта. Предполагается, что он и сам прекрасно понимает, что делает.

Оливулец посмотрел на меня — очень внимательно. Совсем не так, как подданный смотрит на Императрицу. И даже не так, как порабощённый патриций смотрит на варвара-завоевателя. Скорее, так гений математики разглядывает давно занимающую его задачку. И знает, что где-то, когда-то он сможет найти решение.

— Ваше Величество, дозволено ли мне задать вопрос?

Ого! В ход пошла тяжёлая артиллерия: высокий аррский этикет. Согласно неписаным правилам Эйхаррона, если я соглашусь выслушать этот вопрос, мне не позволяется интересоваться, чем он вызван и что подразумевает. Впрочем отвечать меня тоже никто вынуждать не собирается.

— Задавайте.

— Почему вы мне это показываете… и рассказываете? — Я поняла, что он имеет в виду не только и не столько последний разговор.

Хороший вопрос.

— Потому, что я надеюсь вас использовать в своих далеко идущих планах, — совершенно правдиво ответила я. — Кроме того, благодаря самоуверенности Тэмино вы уже знаете столько, что ещё немного секретов ничего не изменит.

Под безмятежностью моего ответа таилась угроза, и такой мастер шпионских комбинаций, как этот, не мог её не ощутить.

— Полагаю, действия Матери тор Эошаан не во всём соответствуют вашим… желаниям, — тон его был тщательно нейтрален, но слова — на грани допустимого. Не будь сейчас на кону жизнь этого человека, я бы ему показала, где раки зимуют.

— Леди тор Эошаан… очень талантлива. В некоторых областях — неподражаема, и одного этого достаточно, что бы игнорировать некоторое её невнимание к… второстепенным вопросам, — я повернулась к нему и улыбнулась холодно. — Кроме того, мои желания и мои приказы — отнюдь не одно и то же.

— Я запомню, торра, — и, дождавшись кивка ушами, он отошёл на несколько шагов.

Мы всё той же разношёрстной компанией шли по набережной, и прохладный, солёный бриз, доносившийся со стороны моря, успокаивал и одновременно тревожил. Где-то сейчас Аррек? И что он там делает?

— Хорошие вопросы, valina. Оба. — Голос, раздавшийся рядом, заставил резко повернуться, инстинктивно прижав к голове уши. Не часто Раниелю-Атеро удавалось вот так незаметно подобраться ко мне. В его взгляде было беспокойство и вопросы, не имеющие отношения к тем, о которых он говорил. Я не в состоянии ещё была обсуждать Тая, по молчаливому соглашению мы полностью проигнорировали этот инцидент.

— Учитель, — лёгкий извиняющийся поклон. Потом задумчиво, как будто для собой себя: — Странно, что до сих пор никто не заговорил об Арреке. Знаете, я не понимаю, почему никто не возмущается. Ладно я, влюблённая дура, ему слова поперёк сказать боюсь. Но почему под дверью не выстраиваются делегаты возмущённых кланов? Почему мне никто не советует приструнить собственного консорта? Прекратить его вмешательство в дела, которые не касаются ни смертных, ни тем более мужчин?

— Возможно… — также задумчиво ответил древнейший, — …ваши подданные мудрее вас, Хранительница.

А это ещё что может означать?

Мы шли бок о бок. Учитель и ученица, наверное, мы понимали друг друга слишком хорошо для двух высокородных эль-ин. Но не сейчас. Не сейчас.

Тэмино с тёмным эльфом были опять погружены в очередной спор, к счастью, не о сути смерти и жизни. На этот раз дискуссия касалась роли женщины и разницы полов вообще — и обещала быть куда более жаркой, чем теоретические рассуждения, в которые эта парочка была вовлечена ранее. Остальные благоразумно держались на безопасном расстоянии. Моя охрана смешалась с охраной Тэмино и рассыпалась вокруг, успешно притворяясь полупьяными гуляками. Ворон плёлся чуть в стороне, не предпринимая бесполезных попыток слинять куда-нибудь подальше.

Во всём вокруг было что-то нервное, острое, отрывистое. Будто наши сердца выбивали смутно-тревожное стаккато.

Кесрит запрыгнула на тонкие перила ограды, отделяющей набережную от тихо рокочущего океана, и шла так, погрузившись в свои собственные мысли. Руки её, поддерживая равновесие, танцевали, точно крылья диковинной птицы, волосы развевались на ветру клочьями прохладного тумана. Женщина-сон, женщина-видение… Красиво.

— И уж во всяком случае, — всё так же щурясь на солнце, сказал Раниель-Атеро, — я не думаю, что у кого-то хватит дури прийти с подобным к вам, Хранительница. Что отнюдь не означает, что с самим лордом-консортом никто не пытался проводить… беседы.

— А! — Это всё, что я смогла сказать. И впилась клыками в язык, прежде чем с него сорвался вопрос.

— Совершенно бесполезные, — ответил учитель на не заданный вопрос. — Ты нашла себе упрямого мужа, Анитти.

Использование детского имени на мгновение заставило меня растеряться, а сен-образ, советующий закрыть на этом данную тему, — помрачнеть. Остановились. Я облокотилась на перила и смотрела на безмятежный профиль древнейшего, чётко вырисовывавшийся на фоне ярко-жёлтого неба. Чёрные волосы, белая кожа — он тоже был красив. И нереален, точно изваянная в мраморе статуя.

— Учитель, что вы можете мне сказать по поводу сегодняшнего эксперимента Тэмино? — Я переключилась на дела, оставив все личные вопросы где-то далеко за границами сознания.

— Рано ещё что-либо говорить. Сегодня она посеяла семена… И надо дать им время, чтобы прорасти. А затем собрать урожай, — было очень странно слышать от древнейшего почти человеческую аналогию. — С другой стороны, социальные последствия всего этого… «цирка» могут быть весьма… Как бы это сказать на человеческом языке?

И он выпустил ироничный сен-образ, общий смысл которого сводился к тому, что хаос, при всех его недостатках, может быть и полезен, если умело обращаться с ним.

— И мне понравилось, как ты справилась с ситуацией там, в Саду. Быстро, расчётливо, страшненько, и в своём собственном неповторимом стиле. Воскрешённые находятся под впечатлением и дважды подумают, прежде чем ввязываться в авантюры с освобождением порабощённой родины. Общественное мнение в полном замешательстве и, значит, управляемо. А публичная казнь, да ещё с привлечением северд-ин… Многосторонний ход.

Я застыла на середине шага, поражённая неожиданными словами. Не то чтобы Учитель был скуп на заслуженные похвалы, только вот заслуживала я их чрезвычайно редко. Если это, разумеется, была похвала, а не наоборот. Я вскинула глаза на остановившегося древнего и… потерялась во всепоглощающей синеве его очей. Как полночное небо, как бездонный океан, как Бездна, которой нет названия. В его глазах вспыхивали и гасли звёзды, далёкие силы сталкивались, рождая новые жизни и галактики. Это существо, стоящее передо мной, было древнее самой Эль, древнее Эль-онн, старее, чем всё, с чем мне когда-либо доводилось сталкиваться. И я тонула, тонула в полночной синеве его глаз, даже не пытаясь вырваться или сопротивляться, зная, что отпущена буду лишь его милостью.

Холодная рука с тёмно-синими, почти чёрными изогнутыми когтями ласково коснулась мой щеки, отбросила за ухо непослушную золотую прядь. А в следующий момент его уже не было, и не было ни следа в ментальном пространстве, ни того странного ощущения покалывания во всём теле, которое оставляет недавно открытый портал. У древнейших свои Пути. И Пути эти воистину неисповедимы.

Я стояла в лучах чуждого солнца и ошеломлённо моргала, пытаясь понять, что происходит. Постепенно что-то начало проясняться, нагретый лучами камень набережной, рокот волн, знакомые лица вокруг. Раниель-Атеро был в своём репертуаре.

Тихо, иронично фыркнула, пытаясь изгнать знакомое благоговение. Не время сейчас впадать в восхищённое обожествление Учителя.

Оглянулась, увидела внимательные лица эль-ин и заинтересованные — случайных прохожих. Ни те, ни другие не поняли, что здесь только что произошло. Я и сама не поняла ничего, кроме того, что Раниелю-Атеро зачем-то понадобилось погружать меня в транс.

Бесполезно ломать голову над тем, что ты всё равно не можешь изменить. Все дела на Элэре были закончены. Кесрит уже куда-то исчезла, как и почти весь эскорт Тэмино: сама Мать Обрекающих чуть отстала, осатанело доказывая что-то тёмному. Ворон стоически застыл рядом со спорщиками. Можно считать, что с этим разобрались. И осталось даже некоторое время до следующего пункта в программе сегодняшних дел. Успею немного помедитировать…

Я взмахнула ушами, формируя сен-образ возвращения на Эль-онн… и в этот момент мир сошёл с ума.

Как всегда, ужасно не вовремя.

Танец девятый, Тарантелла

Adirato

Океан закипел, взбрыкнул. Вода вдруг стала серебристо-белой и какой-то неправильной. Будто вся бухта внезапно рухнула в иную цветовую палитру: кроваво-красные небеса, молочная белизна вод, гнилостная желтизна суши.

И такое мракобесие в эфирном пространстве, что я инстинктивно, прежде чем поняла, что происходит, скорчилась, прижала уши к голове и зашипела, повинуясь древнему защитному инстинкту. К счастью, охрана лучше знала, что делать в подобных ситуациях: воины уже окружили меня, сверкая обнажёнными клинками и клыками, ощетинившись боевыми чарами. К несчастью, охрана эта состояла исключительно из эль-ин. Безликие оказались отрезанными от этой пугающей, перевёрнутой с ног на голову реальности, в которую вдруг превратился тихий прибрежный городок.

Я послала в пустоту требовательный вопль. Эль, богиня моя ненаглядная, что тут творится?

И была услышана. И поняла, что помощь в ближайшем будущем всё равно не успеет прорваться. Даже Аррек, даже мой риани не сумеет пробиться сюда вовремя.

Восхитительно.

Не сумей Зимний настоять на дополнительных мерах безопасности (следуй мы традиционным путём эль-ин, а не человеческому обычаю защищать своего лидера всеми доступными способами, так оно и было бы), я оказалась бы сейчас один на один с той гадостью, которая всё это и устроила. И которая по неизвестной причине медлила с нанесением последнего удара.

Я сумела настолько справиться с паникой, что попыталась оценить обстановку.

На нашей стороне: я. Куда же без себя любимой? Сергей — этот, наверное, стоил всех остальных, вместе взятых. Восемь матёрых эль-воинов из Хранящих — очень хорошо вооружённые. Тэмино тор Эошаан, в когтистых пальчиках которой вдруг материализовался меч, длина которого не уступала её росту, попахивающий самым тёмным колдовством из арсенала Обрекающих-на-Жизнь. Тёмный эльф, Смотрящий-в-Глубины. Интересно, а он на чьей стороне? Ворон присел в низкой боевой стойке, его привычный нейродеструктор точно прирос к ладони. Причём встал смертный так, чтобы оказаться между Тэмино и бурлящими водами, — очень эль-инский поступок. Пожалуй, оливулца тоже можно зачислить в «наши».

Против нас: неизвестность в квадрате.

Балласт: целый город ни в чём не повинных штатских. Десяток прибежавших на шум подозрительно тяжело вооружённых граждан Империи. Пара полицейских. И конечно, возбуждённо выписывающие круги камеры. И почему физические законы не могли измениться так, чтобы эти штуки перестали работать? Ну как прикажете быть настолько мерзкой, насколько это необходимо, если на тебя глазеет вся Империя, и без того готовая в любой момент взорваться мятежом? Самой их сбить, что ли?

Может, сигнал не проходит в нормальный мир? Может, плёнки потом удастся изъять?

Ага. А может, леди Случай возьмёт да по доброте душевной преподнесёт тебе решение всех проблем на блюдечке? Ауте не любит делать подарков. Бесконечно Изменчивая шепчет ласково, да только уши от её слов болят. Пора бы уже научиться рассчитывать на худшее. И действовать соответственно. Тогда в случае удачи меня ждёт всего лишь приятная неожиданность.

Все эти возвышенно-философские рассуждения промелькнули в голове стремительно. А потом враг решил, что пора начать играть по-крупному. И единственное, о чём я ещё успела подумать: «Всё-таки демоны».

Они вынырнули из кипящих волн, полсотни фигур, верхом на чём-то монстрообразном, напоминающем акул. Летающих акул. Защитные поля кривили и искажали пространство вокруг них, не давая разглядеть детали. Ну да оно, наверное, и к лучшему: никто из смертных не сможет заметить подозрительной схожести этих исчадий Бездны с эль-ин. Уже что-то.

Они атаковали. Но поздно. Слишком поздно. Демоны уже совершили роковую ошибку. Они позволили Сергею перехватить инициативу.

Мой меч вторгся в мой разум жёстко и искусно, так что, даже будь у меня желание сопротивляться, вряд ли удалось бы что-то сделать. Мгновенно, с какой-то изящной небрежностью, перехватил контроль не только над телом, но и над волей, заставив меня потянуться к гигантской энергии Источника и к аналитическому потенциалу имплантата. Высокомерно игнорируя моё нежелание это делать, заставил обратиться к так редко используемой власти Хранительницы.

Брызнула, разлетелась солёными осколками сущность Эль. Она рванулась из нас, из кучки эль-ин, отрезанных от остальной Вселенной этим молочно-белым океаном. Она вынырнула из наших подсознаний зубастым разъярённым чудовищем. В этот момент мы были единым существом, разделённым на несколько тел. Единым и очень рассерженным. Сознание и воля многоцветной твари чётко в кристаллизовались во мне, в самой моей сути, в том, что и называлась Хранительницей. Так лучи света сходятся едином фокусе, создавая новый, не существовавший до сих пор цвет. Так богиня воплощается в своей аватаре.

Наша сила рухнула на тех, кто стоял рядом, подминая волю вцепившихся в своё оружие людей, заставляя их делать то, что могло помочь им спастись.

И всей этой силой, всем слаженным единением мы ударили по разогнавшимся в атаке тёмным. Контрудар действительно получился великолепный, мощный. Эль-ин вспомнили лучшие свои заклинания, самые мерзкие чары, самые пакостные амулеты. Люди пульнули из этих своих портативных игрушек, способных наделать не меньше разрушений, чем изощрённым образом заколдованные мечи. Да ещё добавили ментальных оплеух, которые оливулцы всегда раздавали более чем щедро. За этими оплеухами концентрированная злость, страх и ярость существ, изначально знавших, что они смертны. Решительность людей, за спиной у которых были их дети, а перед ними напавшие чужие. И ещё — что-то странное. Что-то такое, о чём оливулцы и сами не подозревали, о чём лишь отдалённо догадывались эль-ин и чему так и не было придумано ни одного подходящего названия.

Я вложила в этот удар всю холодность и расчётливость, на какие была способна. Коротким импульсом выплеснула силу Источника, причём не столько на щедрую подпитку усилий всех остальных (что я обычно делала в подобных ситуациях), сколько на свои собственные (спасибо имплантату) многочисленные чары.

Сергей исполнил этот маленький манёвр с точностью признанного военного гения. Всё как по учебнику: идеальная дисциплина, сомкнутые щиты, слаженный выпад всего строя. И отдельные удары, слитые в единую атаку, преумножили свою силу в десятки, если не сотни раз.

Взрыв. Гром. Ну и молнии тоже, куда без них?

Половина демонов кувырком вылетела из сёдел. Из-под некоторых, наоборот, вылетели их «кони». Остальные затормозили так резко, что воздух, казалось, заскрипел, и завертелись причудливыми петлями, пытаясь восстановить равновесие. В воду упали от силы полдюжины, но я знала, что уж эти шестеро надёжно выведены из игры.

Не густо. Но целью контратаки и не было поубивать всех нападающих. Нет. Мы собирали информацию. Использовали максимально возможное количество разнообразнейших способов прощупать, потрогать, понять их защиту. И всё, что можно было узнать, мы узнали. Какие чары сработали? Какие нет? Как? Почему? Что это там за каталитическая реакция началась между защитным полем того тёмного и импульсом допотопного нейробластера во-он того оливулского энтузиаста? Как это использовать? Во лбу кольнуло болью — имплантат не справлялся с массивом обрабатываемой информации. Но — результат того стоил. Не успели последние вылетевшие из сёдел да’мэо завязнуть в липкой, мутной воде, как мы уже рассылали вокруг рекомендации по борьбе с неожиданным противником. В оливулцев приходилось буквально вколачивать, что вот так это защитное поле можно пробить, а вот так оно, пожалуй, и сдетонирует вместе со всей материей в радиусе пары сотен метров. Несмотря на тренированное экстрасенсорное восприятие этих людей, сознание Мы-я-Эль было слишком им чуждо, чтобы с ходу найти общие точки соприкосновения.

Тёмные, хотя такое развитие событий и явилось для них в некотором роде неожиданностью, оправились быстро. Очень быстро. У той частички Нас, которая звалась Антеей, ещё круги перед глазами не перестали плавать, а Сергей уже стянул наши ряды, строя какое-то хитрое защитное построение, на которое тут же обрушились размытые фигуры атакующих.

На этот раз стратег из арров, который был моим мечом, подпустил их поближе и приказал сомкнуть тщательно выверенные тройные щиты вокруг всей группы. Стоило тёмным на мгновение замешкаться, запутавшись в структуре защитных полей, как из-под этого прикрытия вновь ударили оливулцы.

(Интересно, откуда у моих вернейших подданных привычка таскать с собой магнитные гранатомёты? Да ещё поблизости от своей прогуливающейся с друзьями Императрицы? Ладно, потом…)

Ряды тёмных дрогнули, смешались, и Нам этого оказалось достаточно. Мощный, сконцентрированный в единой тональности удар эль-ин отшвырнул нападающих на десятки метров, оставив нескольких «скакунов» и, кажется, даже двух всадников сломанными куклами лежать на набережной. Вряд ли погибли, живучесть демонов вошла в легенды, но совершенно точно вне игры.

Остальные завопили и обрушились на противника уже со всей дури. Только вот обрушиваться к тому времени было не на что.

Сергей тихо рявкнул ментальную команду, и единое существо, которым Мы были, рассыпалось на множество отдельных личностей, они бросились в разные стороны, проскользнув мимо сбитых с толку нападающих, как вода выскальзывает из пальцев. Эль-ин швырнули себя в разные стороны сильными ударами крыльев. Люди разбежались перепуганными мышами, не забывая коротко тяпать зазевавшихся кошек и добавляя во всё ещё больше неразберихи.

Мощнейший удар противника пришёлся в пустоту. Где-то громыхнуло, брызнул горячими клочьями биогранит, кто-то закричал. Бой распался на множество отдельных схваток.

Нам, конечно, удалось здорово подсократить численное преимущество атакующих, но тех всё ещё было вдвое больше. Вчетверо, если считать акулоподобных летунов, а не считать их было бы затруднительно. Уж больно зубастые.

Смертные с гениальностью, вызванной близостью смерти, нашли себе укрытия и продолжали обстреливать наглецов, посмевших вторгнуться на одну из внутренних планет Оливулской Империи. А стреляли они, даже девочка лет четырнадцати, подхватившая у упавшего полицейского табельное оружие, весьма и весьма метко. Генетика сказывалась. К некоторому моему удивлению, целились все исключительно в атаковавших незнакомцев, и никто, даже красавчик с магнитным гранатомётом, не попытался под шумок завалить парочку ненавистных узурпаторов. Опять я недооценила своих подданных. Они могли ненавидеть захватчиков всеми фибрами и жабрами, но это были их захватчики. Они могли презирать и бояться свою Императрицу, но, в пробирку её душу, это их Императрица! И никто не смеет нападать на властительницу Великого Оливула в самом сердце их Империи!

Должна отметить, дрались они хорошо. Как бы я ни иронизировала над генетическими программами оливулцев, как бы ни фыркала на их стремление приблизиться к идеалу воина, приходилось отметить, что чего-то смертные всё же достигли. Вот и сейчас защитники правопорядка, террористы и просто проходившие мимо гражданские сориентировались мгновенно, безошибочно оценили ситуацию и избрали единственно спасительную линию поведения.

Шквальный обстрел вряд ли доставлял тёмным удовольствие, но атаковавшие никак не могли позволить себе отвлечься. Все их внимание, все силы были сосредоточены на оставшихся на открытом месте, точно желая бросить вызов самой Судьбе, эль-ин. Воины Хранящих рассыпались по набережной и по кронам близлежащих деревьев, бешено контратакуя и оттягивая на себя силы нападавших. Я осталась одна, сердитая, испуганная, ощерившаяся. Эти твари пришли за мной. Ну что ж, меня они и получат! По полной программе!

Сергей казался частью тела, более гибкой и живой, нежели державшие его руки. Сейчас наши сознания слились, как могут сливаться разумы вене и её риани, и мы были единым телом, движимым единой целью.

Сквозь защитный заслон умудрился прорваться один из всадников, просто перемахнул через головы двух эль-воинов по красивой дуге, свесился набок, готовый подхватить меня на лету и бросить поперёк седла. Ну-ну. Я красивым движением, слишком грациозным и правильным, чтобы быть боевым, ушла в сторону, проскользнув, точно змея, прямо под носом у акулы и вынырнула с противоположной стороны, за спиной у самоуверенного «ловца». Кинжал-аакра, который в процессе этого манёвра как-то умудрился оказаться воткнутым под челюсть зубастой твари, полыхнул ледяным многоцветием, а я взвилась в воздух, отмашкой меча достав только-только начавшего поворачиваться демона. Взвыли, заискрились щиты, реальность вокруг нас обиженно лягнулась: меня отбросило на несколько шагов, а оглушённый агрессор грохнулся на биогранит, едва избежав бешено бьющихся плавников своего агонизирующего скакуна.

На второго противника меня в буквальном смысле вынесло, отбросив отдачей от предыдущего удара. Этот был пеший, без всяких хитрых щитов, и бедняга явно растерялся, упустив момент, когда свалившуюся на него «добычу» ещё можно было встретить клинками и магией. Я впечаталась в него от души, локтями, коленями, когтями и пятками заехав по всему, по чему только можно было, на все сто процентов используя добавочную инерцию, полученную от взрыва. Если бы не вовремя подвернувшийся тёмный, наверняка бы растянулась во весь рост на мостовой, а так — ничего, затормозила и даже умудрилась поймать равновесие, оттолкнуться и броситься между следующими двумя нападавшими.

Между ними проскользнула рыбкой, ведя мечом сложную петлю и используя их удары для получения дополнительного импульса, корректирующего моё движение. После стольких лет тренировок с северд это оказалось до смешного просто. За их спинами выскочила, точно бесёнок из табакерки, перед третьим, полоснула его наискосок и тут же бросила за спину заклинание, заставляя уже настроившихся было на атаку противников отшатнуться. Потом было несколько минут фехтования в запредельном темпе, когда я не понимала и половины того, что выделывал Сергей. Скольжения, какие-то совершенно микроскопические перемещения корпуса, которые неожиданно давали огромное преимущество, выпады и блоки, контрвыпады и петли. Полагаю, нас спасло лишь то, что тёмным было приказано не убивать и не калечить, а брать живой.

Воздух стал густым и приторно-сладким от завязшей в нём магии, дыхание давалось с трудом. Уворачиваясь от чьего-то скользящего выпада, я подпрыгнула, нанесла удар двумя ногами в грудь одному из нападавших. Не столько даже для того, чтобы ударить, сколько в поисках опоры для продолжения движения. Крутанула тело волчком, в положении параллельно земле, растопырив крылья острыми шипами, мечом ведя великолепную, сливающуюся в сплошной круг стали спираль. Этот манёвр позволил выиграть драгоценные полсекунды покоя, необходимые для концентрации на имплантате. Вспышка силы, сфокусированной в хитроумный вариант заклинания заморозки, и когда я мягко приземлилась на обе ноги, четверо ближайших противников изо всех сил боролись с превращающими их в безвременный лёд чарами. Конечно, ни по-настоящему заморозить, ни вывести за пределы временного потока специалистов такого класса рассчитывать было нечего, но вот немного замедлить… Ещё не успели мои ноги толком коснуться земли, а меч уже серебристо-синей молнией отражал неуклюжие выпады остальных.

Это оказалось западнёй. Они и не думали замедляться, что и продемонстрировали, как только я раскрылась в ударе. Все четверо будто взорвались движением и спутывающими чарами — и выскользнуть мне помогла лишь способность Сергея менять свою плотность, скорость и инерцию, как ему вздумается. Да ещё наша с ним потрясающая везучесть — запас которой, судя по всему, стремительно подходил к концу.

Ауте, да что же я делаю? Я ведь никогда не умела толком драться — так чего же влезла в схватку с целой толпой профи? То есть влез, конечно, Сергей, и уж он-то в этом деле понимает, вон, даже остальными руководить умудряется… но у меня что, нет своих способов постоять за собственную свободу?

Лишь позже я поняла, почему не прибегла к искусству танцовщицы. Слишком свеж был опыт последнего нападения, слишком болезненны воспоминания о той некрасивой твари, танцевать с которой я так и не смогла себя заставить. Этих камикадзе отправили сюда специально за мной. За вене, уже продемонстрировавшей компетентность. Значит, они что-то предусмотрели на случай, если я обращусь к своему естественному оружию. Надпись «ЛОВУШКА» пылала в воздухе, начертанная огромными лиловыми буквами.

И однако я устремилась в западню. Не потому, что положение было отчаянным. И не потому, что ничего другого не могла и не умела. Нет. Я была Наследницей клана Изменяющихся. Я была той, кого когда-то прозвали Дочерью Ауте. Лучшей танцовщицей изменений на Эль-онн. Вене в исконном смысле этого слова. И у меня тоже была своя гордость. Я, Антея, Танцующая с Ауте, не намерена была позволять банде распоясавшихся порождений Бесконечно Переменчивой лишить меня того единственного, что я действительно умела и любила.

Скользнула в танец, не прекращая боя, под аккомпанемент звона мечей и яростных выкриков. Музыка смерти и боли — тоже музыка. Аакра, материализовавшаяся в левой руке, обожгла пальцы горячим льдом, разрезала воздух волнами перемен.

Как и ожидалось, это была ловушка. Сама природа того, что они сотворили с землёй, и морем, и небом, казалось, противилась изменению. Липкая, грязная, вонючая магия; извращённая, осквернённая суть Ауте. То, в чём мы все оказались, втягивало в себя истинное изменение, питаясь им и ударяя по нему, как делал когда-то вирус, выпущенный оливулцами в Небеса Эль-онн.

Такое сломало бы любую вене. Высосало бы её досуха, оставив одну истощённую, беспомощную оболочку, брать которую можно было бы голыми руками.

Оскаленные зубы, уши, в бешенстве прижатые к голове. Я не была любой. Я — Антея тор Дериул, и, ладно, Ауте с ним, Шеррн. Я танцевала когда-то с Эпидемией, станцую и сейчас.

Это было сложно. Больно, грязно и невероятно противно. Сергей, идеальный риани, с блеском выполнял свои обязанности по охране госпожи — мои руки всё так же блокировали удары, а тело уворачивалось от выпадов, но это уже было совершенно не важно.

Я потянулась к той… мерзости, которая разрывала моё тело, мою сущность, и стала танцевать с ней. Музыка, торжественная, стройная, гремела в ушах, заглушая и звуки боя, и плач душ, покидающих растерзанные тела. Ровный рокот барабанов. Величественные партии скрипок. Тихий перезвон арф.

И я стала этим. Молочно-белым морем, ядовитым и липким. Кроваво-красным воздухом, душащим любую энтропию, любую инаковость. Я ощутила под ногами вибрацию биогранита, пропустила её сквозь себя, сквозь своё тело и свою музыку и стала и гранитом тоже. Ветер больно рванул мои волосы, но я подалась ему навстречу, становясь ветром, становясь песней. Кинжал одного из тёмных полоснул по горлу оливулской девчонки, всё так же отчаянно сжимавшей слишком громоздкое для её рук оружие; её жизнь, короткая жизнь смертного существа, рванулась прочь из безвольно упавшего тела. И тогда я стала ещё и Смертью. Я позволила всему новому растечься по моему телу, от ступней до кончиков крыльев, до кончиков волос — и понятие «тело» потеряло всякий смысл.

Я стала тем, что не давало мне меняться, и… изменилась. Изменила самую сущность ловушки, в которую поймали нас тёмные, изменила её так, что теперь любая перемена в их телах, будь то простое движение или короткая мысль вызывала в окружающем мгновенную «пожирающую» реакцию. Пятеро, наседавшие на меня с обнажёнными мечами, с воем откатились в стороны, а я рванулась туда, где ещё четверо угрожающе приближались к двум эль-ин, упрямо застывшим над неподвижным детским телом. Раненый оливулец склонился над ней, мелькнул оранжевый цвет растения-аптечки. Значит, ещё не всё потеряно, ещё можно успеть…

«Клиническая смерть…» — успокаивающе шепнул чей-то голос.

Слова мелькнули в моей голове, пустые и бессмысленные, а тело уже скользнуло между оливулцами и приближающимися к ним оскалёнными демонами, похожими на чудовищ из фильма ужасов. Я замерла на полусогнутых ногах, резанув воздух перед собой мечом, уши прижаты к голове, клыки обнажены, а в многоцветных глазах плавится безумие — ещё одно чудовище, только очень рассерженное. Сделала резкое круговое движение левой рукой, наматывая на запястье крылья, как можно было бы намотать плащ, превращая их в небольшой, но очень плотный щит. В пальцах всё ещё блестела смертоносная аакра.

— Ну, — голос хриплый, не мой. — Кто первый?

Они бросились, точно поняв, что теперь наконец-то я буду стоять насмерть, а не ускользну, не уйду от схватки с дьявольской ловкостью истинной вене. Взлетела рука со щитом, ловя один из клинков, в то время как отчаянно ругавшийся Сергей отбросил ещё два, рядом зазвенел металл — все оставшиеся в живых эль-воины умудрились оказаться рядом, прикрывая меня с двух сторон и сверху.

Ледяной жар — аакра мелькнула, слишком стремительная, чтобы быть замеченной, и под её ударом защитные экраны одного из тёмных разлетелись разноцветными брызгами, а сам он тут же оказался изрешечён вылетевшими из-за спины импульсами биобластера. Ещё удар, затем — метнуть ужасающее оружие изменения, послушно взрезающее все препятствия и впивающееся в плоть потрясённого тёмного, а в руке уже материализовалась новая аакра, и ещё удар изменениями, так что сам воздух, сама ткань пространства встают на дыбы и набрасываются на безумных захватчиков. С воем, с яростным шипением они откатились, меняя боевые формы, затягивая раны. Всё-таки это действительно были демоны — даже тот ад изменчивости, что я спустила, они умудрились как-то заблокировать, выжили, мгновенно, почти без паузы организовали новую атаку. Теперь уже верхом на последнем десятке акул, страшные, быстрые, злобные. Я разжала пальцы, роняя меч и кинжал, вскинула руку, стремительно переструктурируя крылья в новый вид оружия. Это — начальная ступень чародейства. Искусства, которым я никогда толком не владела, но сейчас, едва ли не впервые в жизни, в пальцах послушно материализовалось именно то, что нужно, причём без всякой помощи имплантата, до предела нагруженного отражением магических атак. По сигналу Сергея (а кто, вы думаете, нам сказал, как надо бороться с кавалерийской атакой?) мы все вскинули длинные, напитанные ядом и чарами смерти пики, и акулы, не успев ни затормозить, ни развернуться, напоролись на эти зубья. Пику рвануло из моих рук, почти вывернув запястья, пусть даже я в последний момент и усилила их новыми мышцами. Откуда-то сбоку, из шеи наколотой мной зубастой акульей башки выросла ещё одна, не менее зубастая и акулья, и попыталась меня цапнуть, за что и была тут же отрублена соседом справа. Тут, кажется, яд начал наконец действовать, и тварь успокоилась, но с её спины прямо мне на голову свалился ощетинившийся сталью тёмный, в моих руках откуда-то вновь оказались Сергей и аакра, взвыли столкнувшиеся в воздухе клинки…

Мы бы так ещё долго развлекались, обмениваясь ударами и боевыми чарами, но тут что-то во мне дрогнуло, и та часть меня, которая всё это время не прекращала танцевать, изогнулась в радостном экстазе. Получилось! Криком из обожжённой глотки, дорожками слёз на щеках, последним убийственным усилием я порвала ловушку. Эта сущность, это пространство, белое море и красный ветер, чем бы они ни были, треснули со звуком разбитого стекла и рассыпались в никуда. Унося с собой атакующих нас тёмных, унося трупы акул и приторные запахи разлагаемой ядом плоти. Оставляя лежащие на тротуаре сломанные тела эль-ин и… людей.

Тишина оглушала. Море, пахнущее солью море, ласкало биогранит набережной. Небо сверкало чистой желтизной. Рванувшие со всех сторон эль-воины, северд-ин и оливулские полицейские вызывали… раздражение. Ну где их, спрашивается, носило?

Яростным взглядом остановив всех излишне активных спасателей, я повернулась к собравшейся за спиной кучке смертных. Как же мало их осталось, всего трое, и ещё Ворон… и ещё девочка, с рваной, кое-как затянутой растением-аптечкой раной.

Над этой уже склонился Аррек, с первого взгляда оценивший ситуацию и разобравшийся, что здесь для меня действительно важно. Поднял голову, сверкнул кипящими яростью серо-стальными глазами.

— Она?..

— Будет жить. — Дарай-князь осторожно поднял полудетское тело на руки (и в Ауте этикет!) и, провожаемый стайкой видеокамер, двинулся к приземляющемуся флаеру «скорой помощи».

У меня точно что-то с плеч свалилось. Ноги подогнулись, но я упрямо опёрлась на меч и двинулась к спешащему мне навстречу Зимнему, сыплющему на подчинённых проклятиями и ледяными ветрами. Выпрямилась перед ним, скривила губы:

— Потери?

— Четверо эль-воинов. Двенадцать граждан Империи. Мать тор Эошаан оглушена, но серьёзно не ранена.

Мои глаза сверкнули, окрасив его бледное лицо многоцветными бликами.

— Лорд Зимний, эти покушения перешли уже все границы. Две попытки похищения, и именно сегодня. Меня не устраивает работа Службы Безопасности. Примите меры, чтобы подобное, — резкий кивок в сторону изломанных, пустых тел, — больше не повторилось.

Изменение раскручивалось в обратную сторону, давая о себе знать дикой болью мутирующих клеток и ломающихся костей, температура подскочила, наверно, почти до кипения. Начинали болеть многочисленные раны и ушибы: традиционные для меня сломанные рёбра, сотрясение мозга, вывих запястья и порезы, порезы, порезы… Может, не стоило сразу отсылать Аррека? Нет, ребёнку он куда нужнее.

— Отправьте сообщение на Эйхаррон, главе дома Вуэйн. Мой сегодняшний визит откладывается на несколько часов. Извинитесь за неувязки в расписании.

Провела рукой по волосам, по лицу. Пальцы наткнулись на липкое, тёплое. Недоумённо посмотрела: кровь и что-то ещё. Кажется, мозги. Кажется, не мои. Закрыла глаза и, громко брякнув всеми костями, свалилась к ногам Зимнего. Хороший момент, чтобы потерять сознание. Пусть он теперь тут всё разгребает.

Очнулась я быстро — всего через пару часов, значит, надо мной поработал хороший Целитель. О том же говорили и почти полное отсутствие боли, и чудовищная слабость, намекающая, что все силы организма были истрачены на ускоренную регенерацию.

С минуту лежала с закрытыми глазами, предаваясь жалости к самой себе. Какая я бедная и несчастная. Какая я глупая. И зачем я только влезла в эту катавасию с мечами и пиками? Ведь не воин же, и воином уже стать не успею. Неудивительно, что меня избили до потери сознания. А если бы не Сергей, то вообще бы измолотили в мелкий фарш. Или утащили ко Двору тёмного короля, что не лучше…

Пальцы скользнули к рукояти лежащего рядом меча. Молчаливый оправдывал своё прозвище, храня по поводу всего происшедшего высокомерное молчание. Мало ли он видел схваток? Мало ли ещё увидит? Путь Меча исключает всякие там плаксивые сопли по поводу и без повода.

Но я-то Путём Меча никогда следовать не собиралась. Так что шепнула тихонько, чтобы никто не услышал:

— Спасибо.

И открыла глаза.

Судя по всему, я была уже не на Оливуле, а где-то в недрах Шеррн-онн. В очень глубоких недрах. С очень защищёнными стенами. И с очень мрачными охранниками, сидящими прямо за этими стенами. Паранойя Зимнего и прочих защитников да сберегателей, похоже, разыгралась в полную силу. И в кои-то веки я не была настроена им по этому поводу возражать.

Огляделась. Типичное помещение эль-ин: голые, в зеленоватых прожилках стены, неизвестно откуда берущееся освещение. И потоки воздуха, отвердевшие в форме мебели и поддерживающие развалившиеся на них фигуры. Кроме меня здесь ещё присутствовали: застывшие чёрными тенями северд-ин, один оливулец, один подпирающий стену да’мэо-ин и одна яростно мечущаяся властительница Обрекающих на Жизнь.

Я оценила сцену и закатила глаза к потолку. Похоже, перед тем, как приступить к распутыванию и без того нерадостной ситуации, мне придётся иметь дело с личностным кризисом у Матери одного из моих самых нелюбимых кланов. Может, снова отключиться, а?

Попробовала сесть, не смогла. Упрямо тряхнула ушами, приказала воздуху перестроиться так, чтобы у «кровати» поднялась «спинка», превращая её в кресло, а само это кресло мягко спланировало поближе к Ворону. Чуть наклонилась вперёд, приближая губы к уху смертного, и шепнула:

— Что происходит?

Рука «подданного» метнулась к нейродеструктору. Покосился на меня, демонстративно расслабился.

— Рад видеть, что вы пришли в себя, моя Императрица. — Ого! Он меня в первый раз так назвал! И ведь искренне. С чего бы это вдруг? — Мать тор Эошаан недовольна тем, что её тоже включили в группу лиц, подлежащих усиленной охране.

Я чуть пошевелила ушами. То, что Зимний приказ мой «принять меры» понял буквально, неудивительно… И, быть может, даже правильно… Но, действительно, почему включили в список охраняемых Тэмино? И Ворона? Разве охота идёт не на меня?

Оливулец, должно быть, понял всё по выражению моего лица. Потому что всё так же тихо стал объяснять.

— На этом настоял Смотрящий-в-Глубины. Во время схватки леди Тэмино подверглась очень жёсткой атаке, её оглушили и утащили бы, если бы не лорд Смотрящий. После того как он буквально на руках вынес Мать тор Эошаан из той мясорубки, к его мнению стали прислушиваться… даже вопреки желаниям самой Матери, которая собиралась поднять весь свой клан и разобраться с тёмными… «так, как это принято у настоящих эль-ин». В общем, в это помещение Смотрящий притащил Мать Тэмино, взвалив на плечо, в то время как она кричала и брыкалась.

Я медленно и понимающе склонила уши, смутно вспоминая, что во время схватки действительно видела распростёртое тело Тэмино, парящего над ней чёрно-фиолетового демона, расшвыривающего всех, кто смел приблизиться к раненой эль-леди. А также припомнилась мне фигура Ворона, водоворот стремительных движений и стоек, слишком быстрых, слишком отточенных, слишком механических. Он сражался точно кукла, полностью под контролем биосинтетических имплантатов — с эффективностью, которая просто пугала. Оливулец сражался за женщину из Обрекающих, будто от этого зависела его собственная душа. Хотя так, наверное, оно и было на самом деле.

Значит, кому-то захотелось за компанию прихватить ещё одну пленницу — вполне понятное желание. Мать тор Эошаан его, правда, не оценила и решила устроить наглядный урок, объяснить, почему так делать нельзя. А Смотрящий, то ли не желая допускать развязывания ещё одной крупномасштабной демонической войны, то ли по каким-то своим причинам, решил вмешаться. В чём был горячо поддержан Вииалой, понимавшей, насколько некстати сейчас будет увязнуть в длительном и кровопролитном конфликте с распоясавшимися родственниками. Старшая генохранительница имела достаточно власти, чтобы унять разъярённую мегеру, в которую превратилась Мать Обрекающих. Одно дело кричать и брыкаться, когда тебя тащат, перебросив через плечо, точно мешок с добычей. И совсем другое — попытаться убить нахала на месте. Чтобы Тэмино тор Эошаан выбрала первый вариант, Ви пришлось сделать неугомонной некромантке серьёзное внушение.

Но сейчас, когда Вииалы не было поблизости, а я благосклонно помалкивала, Тэмино не желала учитывать все тонкости политического положения… по крайней мере не тогда, когда эти дурацкие тонкости стояли на пути её планов.

— …посмел! — это она тёмному. — Какое ты имел право!?

Тот держался с удивительным достоинством, хотя чувствовалось, что ситуация ставит его в тупик. Непривыкли тёмные иметь дело с женским самодурством, совсем не привыкли. Хотя этот, надо признать, учился просто потрясающе быстро.

— Эль-леди, я пытаюсь вас защитить, — и такое оскорблённое достоинство в голосе.

— Да кто ты такой, чтобы меня защищать?

— Тот, кто вас спас! — Теперь уже в позе и словах тёмного чувствовался зарождающийся гнев. Ах, друг, что же ты делаешь? Разве так можно разговаривать с Обрекающей?

На миг, столь краткий, что мне, скорее всего, показалось, безупречная маска увязшей в собственной ярости женщины дала трещину, в её светло-голубых, подведённых красным глазах блеснул расчёт: холодный, трезвый и совершенно безжалостный. И тут же вновь сменился невинной чистотой гнева. Никогда, никогда не следует недооценивать интеллект эль-леди только потому, что она даёт волю своим эмоциям. Это — ошибка из тех, к которым принято добавлять эпитет «смертельные».

— Значит, вы считаете, что достойны роли моего защитника? — Голос её сочился холодом и при этом почти срывался на рычание.

— Я уже ваш защитник, если вы не заметили!

И этакое высокомерное самодовольство в голосе. Идиот.

— Защитникам, — теперь она была прямо-таки воплощением иронии, — принято доверять. А я не думаю, что вы способны сделать что-нибудь, чтобы вызвать у меня доверие, тёмный лорд!

Хороший ход.

Она ещё раз прошлась от одной стены до другой, яростно подметая пол крыльями. Демон тряхнул великолепнейшей гривой чёрно-фиолетовых волос, белые кончики затанцевали по черным плечам. Очень красив был в этот момент Смотрящий-в-Глубины. И очень озадачен.

— А вдруг доверять мне всё-таки можно? — Тонкая ирония в голосе. — Неужели вы упустите такой шанс?

Тоже хороший ход. Тэмино на мгновение заколебалась, что подтвердилось лёгкой дрожью ресниц, неуверенным движением ушами. Он заметил — и улыбнулся самой своей искушающей улыбкой, став в это мгновение до ужаса похожим на Аррека.

— Вы меня испытайте, светлая леди!

Ой, дура-ак. Разве можно делать такие предложения владычице Эошаан?

Она остановилась, точно наткнувшись на стену, медленно повернулась к нему. Сейчас это хрупкое создание отнюдь не выглядело ни уязвимым, ни слабым, ни требующим защиты. Скорее наоборот. Очень наоборот.

Такими улыбками надо замораживать на ходу. Действует вернее всех заклинаний.

— Зачем утруждать себя?

Теперь и его улыбочка стала язвительной, в позе, в положении тела почудился откровенный вызов.

— Нет, вы бы меня действительно испытали, о Мать Клана, — оч-чень самоуверенно. И речь явно уже шла не о доверии. Идиот.

Ворон, кажется, почувствовал, что запахло жареным. Встал с кресла, осторожно, медленно: не мне одной досталось во время схватки. Шагнул вперёд, то ли пытаясь вклиниться между ними, то ли что-то сказать. Я благоразумно отлетела в самый дальний угол и жестом приказала северд-ин сделать то же самое.

Тэмино шагнула вперёд ворохом разлетающихся юбок и падающих на плечи прядей, её маленький кулачок мелькнул так стремительно, что я почти пропустила сам удар. Тёмного вдруг подбросило в воздух, швырнуло на стену, воздух зазвенел от высвободившейся магии. Кулак был не единственным, что я пропустила.

Смотрящий устоял на ногах. Потряс головой, слизнул кровь и приглашающе улыбнулся явно растерявшейся эль-леди. Второй удар был даже мощнее первого, тут уже чувствовалось что-то из особых трюков Обрекающих, и я знала, что, будь подобное направлено на меня, пришлось бы ой как плохо. Но демон выстоял. И снова улыбнулся.

Идиот.

Тэмино вдруг резко подалась вперёд, привстала на цыпочки, впилась губами в губы мужчины, даже со стороны это выглядело скорее больно, чем нежно. Тёмный, кажется, удивился больше, чем все остальные вместе взятые, но уже в следующий момент его руки поднялись, ласкающе скользнули по её спине.

Я сочувственно поморщилась.

Тэмино забросила кисти ему на шею, всё ещё не прерывая поцелуя… и тут её колено резко поднялось, со всего размаха впечатавшись ему в пах.

Я сочувственно поморщилась.

Когда бедняга согнулся, ровно под тем углом, что был ей нужен, колено вновь поднялось, на этот раз впечатавшись в лоб. Бедный демон всхлипнул и упал на колени.

Я сочувственно поморщилась.

Тэмино резко отступила от корчащегося мужчины, подошла к потрясение хватающему ртом воздух Ворону, рванула у него из кобуры нейродеструктор, навела, выстрелила, аккуратно вложила оружие обратно в кобуру на поясе оливулца. Всё это — единым, стремительным движением. Луч, уничтожающий нервные клетки и связи между ними, пришёлся точно в затылок, и Смотрящий мгновенно затих. Неподвижный. Мёртвый.

Ворон бросился вперёд, вряд ли даже сам понимая зачем, но я перехватила его телекинезом, мягко усадила рядом с собой. Покачала головой. Взгляд человека наполнялся ужасом. О мальчик, подожди, ты ещё ничего не видел.

Тэмино этак спокойно, даже обыденно подошла к мёртвому телу. Пнула его, переворачивая на спину. Склонилась. Руки её рванули рубашку на груди убитого, звук раздираемой ткани ударил по тишине, точно выстрел. Оливулец вновь рванулся вперёд и вновь был остановлен. А Мать Обрекающих тем временем обнажила гладкую чёрную кожу, всё ещё подсвеченную фиолетовым, даже фиалковым сиянием. Её острый коготь скользнул по обнажённой груди, выводя кровавые руны, почему-то наливающиеся светло-голубым, похожим на цвет подведённых красными тенями глаз, чтобы тут же превратиться в старые шрамы. В воздухе повеяло магией.

Потом Тэмино тор Эошаан встала на ноги, равнодушно отошла от тела и грациозно опустилась в невидимое кресло. В руке её материализовался стакан с каким-то солнечно-жёлтым напитком, глаза успокоенно закрылись, крылатая девушка расслабилась, являя собой аллегорию беззаботного отдыха.

Ворон глубоко вдыхал сквозь стиснутые зубы, безуспешно пытаясь призвать на помощь одну из своих техник самоконтроля. Северд-ин бдили. Я предавалась размышлениям о врождённой глупости сильного пола. Так прошла одна минута.

В зловещей тишине вдруг раздался тихий стон. Оливулец вздрогнул, будто его ужалили, и уставился на начавшее вдруг шевелиться тело. Смотрящий снова застонал, поднялся на колени, поднёс руку к голове. Выглядел он… страдающим от дикой головной боли. Но живым.

Тёмный осторожно сел. Провёл рукой по пламенеющим на чёрной коже шрамам. Дёрнул ушами.

— Да, светлая леди, — и на этот раз титул в его устах звучал отнюдь не насмешливо, — вы великолепно представили свою аргументацию. Я сражён… во всех смыслах.

Тэмино окинула его недружелюбным взглядом. И куда только девалась давящаяся собственной яростью гордячка? На невидимых потоках воздуха откинулась… королева.

— Встать, — приказ резанул воздух острой бритвой.

Демона буквально вздёрнуло на ноги. Уже стоя, Смотрящий удивлённо моргнул, пытаясь осмыслить собственное поведение. И тут же его глаза налились уже неподдельным гневом, от кожи дохнуло фиалковой яростью, переходящей в белую злость.

— Эль-леди… зачем?

Она встретила его взгляд не дрогнув.

— Я — некромант, тёмный лорд. И я правлю некромантами. Моя власть — в смерти и в посмертии. Я не обладаю силами, достаточными, чтобы подчинить вас в жизни, что вы с блеском и продемонстрировали. Однако подчинить вас в смерти вполне мне по плечу. Что я и сделала, прежде чем провести ритуал воскрешения. Теперь вы — раб, который беспрекословно выполнит любой приказ, — она сделала паузу, давая тёмному время осознать наконец разницу между женщинами, к которым он привык, и высокородной эль-леди. — Это — то условие, на котором я готова вам довериться. На котором я готова принять вашу службу, принять вас в свой клан. Обдумайте это. А когда откажетесь от глупой идеи, я вновь убью вас, сниму принуждение и воскрешу. И мы забудем об этом разговоре.

Пауза, казалось, тянулась вечно. Смотрящий действительно думал. Затем:

— Милосердная Ауте, девочка, что же за жизнь у тебя была, что приучила доверять только… вот так, — мягко, нежно, сочувствующе.

Я чуть не свалилась на пол. Тэмино резко выпрямилась, в её взгляде мелькнула искренняя растерянность.

— Что?

— Я согласен.

— Что?

— Я согласен. Я буду служить вам на этих условиях.

Пауза. Кажется, у меня вид был не менее обалдевший, чем у Ворона. Тэмино наконец подняла ошеломлённо опущенные уши.

— Тёмный лорд, вы здоровы?

— У меня болит голова, — признал Смотрящий. — Но в остальном всё вроде бы в порядке.

Пауза.

Тэмино встала, наградила тёмного ещё одним изумлённым взглядом и, подойдя к стене, несколько раз громко и как-то суматошно стукнула по ней кулаком. В гладкой поверхности образовалась щель, затем часть стены растворилась, в дверном проёме появилась внушительная фигура одного из воинов Атакующих.

— Моя торра?

— Сообщите в мой клан: срочно собрать Совет старейшин. Приготовить всё для ритуала посвящения. Обрекающие на Жизнь принимают нового сына.

Глаза Атакующего удивлённо расширились, метнулись к расслабленно покачивающемуся на пятках демону, заметили сияющие у того на груди знаки и расширились ещё больше. Воин метнулся куда-то в сторону, перед проёмом появилось несколько мрачных субъектов, явно из клана Тэмино, с которыми она обменялась яростными сен-образами. Затем повернулась к демону, приглашающе махнула ушами, потерянно выскользнула. Смотрящий-в-Глубины последовал за своей госпожой, дверь вновь прочно утвердилась на старом месте.

Я удивлённо покачала ушами.

— Ну дела-а…

Ворон посмотрел на меня, и было в его взгляде какое-то облегчение, что не один он тут чего-то не понимает. Удивительно, что этот смертный, после продолжительного контакта с тёмными, ещё сохранил способность удивляться и ужасаться. Немного слишком наигранно, на мой вкус. Ну да ладно, пусть шпионит, ему за это деньги платят… из моей же собственной казны, между прочим.

— Но разве воскрешения мёртвых не запрещены?

— Это было не совсем воскрешение. То есть, конечно, воскрешение, но Смотрящий вроде как не считался по-настоящему мёртвым. Тэмино ведь не собиралась его на самом деле убивать, она просто аргументировала свою позиции в споре. А то, что он потом согласился оставить заклинание власти…

Фыркнула.

— Удивительно, на что только не идут некоторые, чтобы заполучить себе жену! И что эти ненормальные в нас находят? — Я скорее рассуждала вслух, нежели обращалась к оливулцу, но тот услышал.

— Моя… леди Хранительница, вы хотите сказать, что всё это, — он сделал неопределённый жест рукой, — всего лишь брачные игры?

— Конечно, — я иронично вздёрнула уши, — разве с самого начала не было ясно? «Защитник», ха!

Оливулец на мгновение замолчал, прокручивая в уме всю сцену и оценивая реплики и движения с новой точки зрения. Прищурился, в глазах мелькнуло что-то вроде презрения.

— Значит, эль-леди способны доверять своим супругам только… вот так?

Под «вот так» он, судя по всему, имел в виду заклинание власти, наложенное на Смотрящего. Я чуть изогнула губы, едва заметным блеском клыков давая смертному понять, что он сейчас не в том положении, чтобы критиковать привычки эль-леди. Ворон, похоже, сообразил, что он сморозил, и не на шутку испугался. Да, выбился из роли, с кем не бывает.

Я усмехнулась, на этот раз очень цинично.

— Не позволяйте грозному слову «матриархат» ослепить вас, оперативник. Уверена, если всё пойдёт как обычно, заклинание будет с него очень быстро снято. И ещё большой вопрос, кто кем будет править.

— То есть Смотрящий-в-Глубины с самого начала пытался, — он замялся, подыскивая подходящую идиому, — поймать леди в свои сети?

Засмеялась.

— И поймал, между прочим. Очень грамотно проделано. — «…И слишком по-эль-ински для парня, который лишь вчера попал в мой любимый сумасшедший дом. Как он умудрился найти её единственную уязвимую точку? Или ему было позволено найти?»

Эта мысль привела за собой и другие. Кто же кого поймал? Где здесь личные мотивы, а где вплетается высокая магия и высокая политика? И есть ли разница? Ясно одно: я чую роман. И ещё одно: эль-ин, особенно Матери Кланов, никогда ничего не делают, руководствуясь лишь одной причиной. Никогда.

Я откинулась в кресле, пытаясь расслабиться, но прокручивала и прокручивала в голове события последних дней. Что-то назревало. Что-то… странное. Слишком сильно смешивалось личное с магическим и политическим. И я не была уверена, что мне это нравится. Нет, не так. Я была совершенно уверена, что мне это не нравится. Ну ни капли. Хоть бы поскорее настало завтра.

Хоть бы всё это поскорее закончилось!

Танец десятый, Полонез

Andante vivace

По стенам пробежала едва заметная дрожь. Не то чтобы на них как-то отразилось происходящее снаружи, просто онн передавал мне сообщение.

Я выслушала. Вздохнула. Поморщилась.

Ауте с ними, пусть делают, что хотят. А я пока займусь более важным.

Устроилась поудобнее в невидимом кресле, отключаясь от всего лишнего. Покой и безмятежность. Тело расслабилось… смягчилось. Растворение в пустоте.

Медитация о Вселенной.

Внимание скользнуло обратно к телу. Я чувствовала его плотность. Его осязаемую, знакомую твёрдость. Я чувствовала основу — пустоты в костях, наполненные лёгким газом. Сами кости, такие эластичные и в то же время такие прочные. Вокруг них я почувствовала плотность ткани мышц, сухожилий. Моё тело было таким… весомым.

Осознание постепенно перемещалось к внешней поверхности тела. Кожа, ощущающая прикосновение прохладного воздуха. Спина соприкасается с мягкой поверхностью, волосы едва ощутимо касаются плеч.

Я чувствовала границы своего тела. Но были ли эти границы ограничениями моего «я»? Осознание легко выскользнуло наружу, прикасаясь к бытию вне моего тела. Воздух и влага, тонкие стены онн. Я исследовала пространство в сантиметре от тела. В метре. Я заполнила собой всю комнату, остро ощущая присутствие оливулца и остатки чар мастерицы из Обрекающих.

Что лежит за пределами плоти? Ветер. Небо. Ауте.

Я?

…расширялась за границы комнаты, за границы онн, почти не ощущая существование стен. Расширение. Никаких препятствий…

Осознание не имеет границ. Оно заполняет пространство, где танцуют бесчисленные ветры и звёзды, оно становится этим пространством. Тело — центр Вселенной, сама Вселенная — центр Я. Осознание простирается пограничному пространству, в невообразимую даль, до бесконечности…

Внутри меня парят облака… Миры… Звёзды… Мгновение за мгновением капают секунды, огромное открытое пространство, и вся Вселенная парит в безграничном пространстве ума. Самоосознание.

Выйти за пределы. Дальше. Дальше.

Я…

…вдруг с необычайной чёткостью осознала, что сейчас происходит в маленьком кусочке Вселенной, которая была мной. Знакомом таком кусочке, находящемся очень близко от…

Вселенная взвыла от ярости бросаемых в схватке заклятий.

Я взвыла в один голос со Вселенной, разбивая медитацию, с площадной бранью вскакивая на ноги.

Нет, заставь дураков молиться богам, они лбы порасшибают! И хорошо бы только себе!

Перед моими подданными была поставлена довольно сложная, но чёткая задача: надо было притормозить тёмных, которые, кажется, потеряли остатки мозгов, устроив крупномасштабную охоту на Хранительницу Эль. Но не доводить ситуацию до тотальной войны. Мне было даже любопытно, как Вииала и остальные справятся с кризисом. В меру любопытно. Для по-настоящему острого интереса я чувствовала себя уже слишком погруженной в иной мир.

Ребята подошли к задаче творчески. Причём в холодновато-сардоническом стиле, которым отдавало от решения, чувствовался неподражаемый почерк Зимнего. Приказ «принять меры» Мастер Оружия воспринял предельно буквально. Что и требовалось.

Для начала меня поместили в достаточно защищённое место, чтобы не волноваться, что измученной Хранительнице вновь придётся сражаться за себя и тех, кто окажется рядом. Но не настолько защищённое, чтобы тёмные не смогли определить, где оно находится. Затем устроили вокруг этого места элементарную, совершенно очевидную ловушку. И стали ждать, что получится.

Невероятно, но тёмные, отлично понимая, что это глупость из глупостей, всё равно сунулись. Не для похищения, а просто разведать обстановку. Что же такое понадобилось от меня королю этих ненормальных, что он швыряет и швыряет своих подданных на почти верную смерть? И зачем это понадобилось ему так срочно?

Прежде чем я успела броситься к двери, дохнуло концентрированной, узнаваемо древней магией, и оставалось только выпустить воздух через непроизвольно сжатые зубы, сердито приказав себе расслабиться. Сработала вторая ловушка, подготовленная Зимним, на этот раз отнюдь не элементарная и отнюдь не очевидная. И, если меня не обманывали собственные чувства, звалась эта ловушка Раниелем-Атеро. Крайне злым Раниелем-Атеро. Мне стало почти жаль бедных демонов.

Почти.

Закончилось всё довольно быстро. Учитель, держа несчастного тёмного разведчика за шкирку, удалился в неизвестном направлении. Судя по всему — прямиком к Королевскому Двору. Следом за ним Зимний и ещё один древний из Атакующих тащили под локотки второго пленника.

Я вздохнула, покоряясь неизбежному.

Через пару минут стена распахнулась, превращаясь в дверь, и на пороге появилась разъярённая эльфийка. Стремительно и энергично вошла в комнату, чёрные крылья бушующими волнами развевались за спиной. Окинула всех соколиным взглядом.

Она выглядела так… ну, полагаю, так, как и хотела выглядеть. Угловатая подростковая фигура, буйной гривой спускающиеся на спину угольно-чёрные волосы, одежда скорее подходящая бомжу, обитающему где-нибудь в горячих тропиках. И огромные, похожие на прозрачный хрусталь глаза, оттенённые чистым алмазом имплантата — холодные, сильные, бескомпромиссные. Глаза Матери Изменяющихся.

— Привет, мам. — Я даже сподобилась сесть поровнее, приветственно взмахнула в её сторону ушами.

— «Привет, мам!» — язвительно передразнила она меня, но на узком бледном лице истинной Теи промелькнуло что-то, что на любом другом называлось бы беспокойством. — Вы только на неё полюбуйтесь! И это всё, что ты можешь сказать? Ауте Всевидящая, девочка, ты просто не можешь быть моей дочерью! Кто-то в детстве подменил младенцев!

Ворон неловко пошевелился, во все глаза глядя на нарисовавшееся перед ним диво. Зря. Это движение привлекло к нему внимание Матери тор Дериул.

— А это ещё что такое?

— Мам, это… э-ээ Ворон Ди-094-Джейсин. Ворон, познакомьтесь — Даратея тор Дериул, Мать клана Изменяющихся.

— Смертный в Шеррн-онн?

— Ма-ам!

— Как будто твоего оголтелого консорта нам мало! Теперь вот ещё всякие Вороны шляются. И куда всё это ведёт? Скоро пройти нельзя будет, чтобы не наткнуться на какого-нибудь… человека! Что он тут делает?

— Это оперативник моей Службы Безопасности, — поспешила я объяснить ситуацию. — То есть Имперской, но всё равно получается моей. Он тут шпионит.

Пауза.

— За кем?

— Ну-у… за мной.

Пауза.

— Антея, дорогая, мне иногда кажется, что эта чушь с должностью Хранительницы и правда влияет на тебя не лучшим образом. — И, уже обращаясь к Ворону: — Брысь!

Оливулец был очень умным… для человека, разумеется. Едва получив высочайшее позволение, он тут же пулей вылетел из кресла и мгновенно исчез из комнаты. Я послала вдогонку сен-образ, предписывающий первому же встречному эль-ин направить беднягу к Тэмино. Нечего ему тут бродить без присмотра.

Я наконец собрала остатки стойкости и повернулась к маме. И… утонула в обеспокоенной любви её алмазных глаз.

— С тобой всё в порядке, Анитти?

Ох, если бы…

— Да, мама, — я старательно выпрямилась, стремясь продемонстрировать своё бодрое и здоровое состояние. — Что там с тёмными?

Даратея, на которую вся эта бравада не произвела ни малейшего впечатления, мягко обняла меня за талию, помогая встать. Её макушка едва доставала мне до плеча, но хрупкое тело было неожиданно сильным, и девчушка, которую можно было принять скорее за мою дочь, если не за внучку, почти полностью приняла на себя вес моего тела, обернула мягкими чёрными крыльями, медленно двинулась к выходу, помогая и поддерживая. Я послушно покорилась, позволяя ей поиграть в заботливую родительницу.

— D’ha’meo’el-in больше не будут тебя беспокоить, по крайней мере сегодня.

— Как?..

— Раниель-Атеро, Зимний и Хлой проследили пути, по которым пришли эти последние гости. И прошли по ним, очень эффектно свалившись на голову тёмному королю. В данный момент имеет место… Как там они выразились? «Сугубо мужской разговор». Его Величеству доходчиво объясняют, что Хранительница Эль-онн находится под личной защитой трёх древнейших, которые будут очень недовольны, если с ней что-нибудь случится. Вплоть до личной вендетты всему правящему роду d’ha’meo’el-in. Конфликт переводится из политического в дело чести, плюс вплетаются старые разборки… День передышки тебе гарантирован, дорогая.

А больше и не нужно.

Я вздохнула свободнее. Оставлять эту проблему висеть в воздухе, конечно, нельзя, но завтра вечером вопрос всё равно станет чисто академическим.

— Вы узнали, с чего они вдруг так взбесились?

Даратея яростно сжала губы и отвернулась, пряча от меня выражение своего лица. Остроконечные ушки, возвышающиеся над чёрными кудрями, чуть вздрогнули.

Мои собственные уши заинтересованно встали торчком, а Даратея вдруг резко обернулась, гневно сверкнула очами и сухо сообщила:

— Я пришла сюда говорить как Мать Изменяющихся с одной из своих вене.

Ой.

Теперь уже я опустила уши и поджала ноги, не зная ещё, в чём провинилась, но уверенная, что провинилась крупно.

И гром грянул.

— Твоё поведение, как всегда, было безрассудно. Ну что за идиотская мысль — танцевать с такой мерзостью? Ты что, не понимала, во что могла превратиться? Не понимала, что могла натворить в подобном состоянии? Ауте милосердная, Антея, уж ты-то лучше всех вене, живых и мёртвых, должна знать опасность полного погружения!

— Да, Мать Клана.

— Гордость покоя не даёт? За душу взяло? Она, видите ли, величайшая танцовщица! Величайшая дура! Никакой природный талант не может компенсировать природной же тупости!

— Да, Мать Клана.

— Танцевать глубокое погружение в присутствии кучи посторонних! В разгар схватки! Не прекращая при этом бой! Танцевать без полной отдачи движению, танцевать одной ритмикой — ты что, спятила?

Ну, поворчали и хватит.

— Ты считаешь, надо было позволить им перебить нас всех? — Голос мой был меланхолически задумчив.

Мама блеснула оскалёнными клыками, но промолчала. Потом:

— Я не знаю никого, кто смог бы повторить такое — и остаться собой. Как Матери клана Дериул мне необходимо разобраться, что там произошло, — очень сухо и по-деловому.

Я ответила изумлённым и насмешливым взглядом. Вряд ли она хотела так на меня набрасываться, вряд ли пришла сюда, чтобы устроить головомойку. Просто на свой страх мама реагировала гневом, это у нас фамильное. А я подозревала, что приглашение на завтрашний Бал, которое мы обе так старательно не упоминали в этом разговоре, напугало её до безумия.

Даратея вновь выпрямилась — уверенная, спокойная, властная.

— Расскажи мне о танце, — это была просьба властительницы Изменяющихся, а не матери.

— Да нечего рассказывать. Банальные слияние и коррекция в затруднённых условиях. Только объектом служила кусачая мерзость, которую пришлось терпеть, стиснув зубы.

— Подробнее.

Я вздохнула и отправила ей сен-образ, который готовила с того момента, как увидела Мать Изменяющихся на пороге. Полный отчёт о танце. С комментариями и историческими сносками. И, разумеется, с красочным эмоциональным сопровождением. Даратея грациозно приняла послание на кончики пальцев, крутанула по измерениям, внимательно рассматривая, и отправила в копилку своей памяти для более детального изучения.

— Камеры засняли, что ты просто взбесилась, когда эти твари накинулись на ребёнка…

Я расхохоталась — и в этом каркающем звуке не было ни капли веселья.

— Не надо, мама. Люди могут сколько угодно изгаляться по поводу инстинктов эль-ин, а в кланах могут сколько угодно шептаться о моих комплексах. Но в данном случае беспокойство о судьбе несчастного ребёнка играло самую последнюю роль.

— Так что же это тогда было?

— Расчёт. Политическая игра. Чёрный пиар. Аррек понял всё с первого взгляда, умница, и взял на себя.

Мгновение она молчала.

— Не понимаю.

— Люди… ты так и не удосужилась толком изучить людей, не так ли, мама? Они не похожи на нас. Они настолько не похожи, что вызывают у меня куда больший ужас, чем какие-то там демоны. — Я сложила руки домиком, внимательно вглядываясь в видимые лишь мне одной сплетения связей, по привычке формулируя мысли вслух скорее для себя, чем для и без того прекрасно осведомлённой Даратеи. — Ими правят странные силы. И это совсем не то, что понимаем под словом «сила» мы. Да, смертные признают власть оружия, признают, что приставленный к горлу кинжал или застывшая у границы враждебная армия могут заставить делать то-то и то-то. Они знают силу манипулирования, развивают искусство заставлять других плясать под свою музыку… Но по их меркам это довольно… примитивно. Самое грубое, самое глупое и самое бессмысленное, к чему можно прибегнуть.

— Я всё ещё не понимаю, — голос Даратеи звучал очень мягко. Сейчас начнёт отрывать головы.

— Людьми правят идеи, мама. Я сама не понимаю этой… эфемерности, но не могу закрывать глаза на факты. Какая-нибудь книга, вовремя появившаяся и умело раскрученная — и меняется сам стиль мышления, меняются правительства, формы власти, способы вести войну и выбор оружия. Взять, например, то, что они понимают под религией… Сборище нежизнеспособных банальностей, изречённое каким-либо блаженным, — и целые народы сдвигаются, подобно лавинам, бушуют священные войны, меняется облик целых планет. Бред.

— Ну, допустим. И как это связано с тем, что ты швырнула себя на защиту какой-то смертной девчонки? — Она действительно не понимала.

— Не девчонки. На защиту идеи. На защиту образа эль-ин, который я три десятилетия тщательно формировала в мозгах этих несносных мартышек. Ты знаешь, какое сейчас отношение к эльфам в Империи? «Они любят нас ненавидеть». Ключевое слово — любят. Они могут сколько угодно вслух возмущаться и хорохориться, рассуждая о захватчиках и Кровавых Ведьмах. В своём кругу. Но оливулец горло перегрызёт любому постороннему, вздумавшему брякнуть что-то недружелюбное по поводу «остроухих». Или, хуже того, вздумавшего поднять на одного из нас руку. Это уже въелось так глубоко, что не поддаётся выражению в словах. Они уже начали перенимать некоторые наши черты, даже сами того не понимая. Ироничное уважение к женщинам. Привычку разрешать личные споры дуэлями — не обязательно с использованием физической силы. Жестокость в воспитании детей, в сочетании с яростным, на грани безумия, стремлением их защищать. Хранительница Эль-онн бросилась на защиту умирающей девочки, потому что ничего иного она не могла сделать по определению. Я очень долго вбивала эту мысль под их чугунные черепа, и именно благодаря ей сборище жаждущих моей крови террористов сегодня сражалось за нас, а не пыталось воспользоваться случаем и ударить в спину. Они — наш Щит. И если для того, чтобы добиться этого, мне бы пришлось сегодня расстаться с жизнью на день раньше расписания — невелика потеря. Это всё равно была бы победа.

Мама откинулась в кресле, окинула меня странноватым взглядом.

— Да, эта должность определённо влияет на тебя не лучшим образом, Анитти. — Я вздрогнула, услышав почти забытое детское обращение в таком контексте. — Слишком легко ты стала оценивать жизни.

Она сидела, согнув ноги так, что ступня одной опиралась на лодыжку другой, и в небрежной гибкости этой позы была вся мама. Развевающиеся тёмным туманом крылья заполняли комнату, светло-серые, почти прозрачные глаза сверкали из-под падающих на лицо прядей. Я опустила голову на своё колено и потёрлась об него щекой, пытаясь понять, что она имела в виду, произнося последнюю фразу.

— Значит, вот зачем тут ошивается этот мальчик из Золотой Сотни?

В отличие от Тэмино, мама никогда не страдала от тоннельного видения. То, что она выдающийся специалист в своей области, ещё не означает, что Мать Изменяющихся ничего не знает о других проблемах.

— Всякий раз, оказываясь «на людях», я играю на публику, мама. Ворон — не исключение. Он — последний гвоздь, который я надеюсь забить в гроб тех, кто ещё всерьёз подумывает о независимости.

— Ах-ха, — Она знакомым жестом откинула голову, обнажив длинную красивую шею. Улыбнулась, блеснув кончиками клыков. Несколько зловещий и весьма прозрачный намёк. — А сам-то он догадывается о той роли, к которой ты его готовишь?

— Он же не идиот.

— Спорное утверждение.

— Нет. Не спорное.

А потом мама тихо, на этот раз очень серьёзно произнесла:

— Антея, ты убила всю его семью.

— Я помню.

— Быть может… ты требуешь от этого смертного слишком много?

— Быть может.

Мы помолчали.

— Он просто не понимает, что для эль-ин нет разницы между искренним побуждением и хладнокровным расчётом. Совсем нет. Но ты права: это действительно опасная игра.

— А когда игры эль-ин были безопасны? — Даратея изящным, каким-то очень тягучим и в то же время рваным, с головой выдававшим вене, движением встала на ноги. — Успокоилась?

— Да, спасибо, — я чуть помассировала раскалывающиеся виски. — Мне нужно было произнести всё это вслух.

— Всегда пожалуйста, — скользнула к выходу.

— Да, мам, передай, чтобы ко мне зашла Лейруору.

Она остановилась в проёме, и я заметила, как острые когти на мгновение впились в косяк. Кивнула. Исчезла.

Я откинулась на спину. Потом свернулась калачиком, подтянув к подбородку колени и закрыв глаза. Нет, для эль-ин не существует разницы между искренним побуждением и холодным расчётом. Только вот сами мы иногда об этом забываем.

Глядела в одну точку, изредка беспокойно прядая ушами. Мыслей не было. Или она придёт, или…

… Незримое присутствие, будто кто-то давно уже стоял за спиной и лишь теперь был замечен…

Она пришла.

Я приподнялась на локте, повернувшись к завернувшейся в крылья хрупкой фигуре.

Лейри.

Протянутая к ней рука упала, так и не дотронувшись до тугого пучка густых серебристых волос. Не твоя дочь, не твоя… Не забывай об этом!

— Лейруору тор Шеррн… вы ничего не хотите мне сказать?

Она подняла лицо, иссиня-чёрная кожа натянулась на узких скулах, бездонные фиалковые глаза показались странно расширенными.

— Хранительница, я… боюсь, что я переоценила свои силы, — голос приёмной дочери прозвучал непривычно хрипло.

Это заставило меня замереть удивлённо и несколько растерянно. Многого я ожидала от этого разговора, но такое начало ставило в тупик.

— Лейр… — Я запнулась. Ну не спрашивать же её, перерезать мне собственное горло прямо сейчас или чуть попозже? — Наследница Лейруору, считаете ли вы себя готовой к принятию сана Хранительницы Эль?

— Да, — ни малейшего колебания. И опять я ничего не понимала.

Теперь вопросы задавать надо было как можно осторожнее, рискуя в любой момент поскользнуться на тонком льду недомолвок.

— Вы уверены в том, что сейчас делаете, Лейруору? — я говорила очень медленно, тщательно вдумываясь в каждый звук. Очень многое зависело от ответа.

— Нет.

Я посмотрела на неё с изумлением. Почему-то возникло отчётливое ощущение, что мы имели в виду совершенно разные вещи. Весьма примечательно, если учесть, что я и сама не знала, что имела в виду.

— О! — на большее меня не хватило.

А Лейри вдруг заговорила:

— Ко мне недавно приходил лорд-консорт арр-Вуэйн. Мы… многое обсудили.

— М-ммм, — полагаю, это прозвучало, как если бы у меня внезапно случился приступ зубной боли. Что в некотором смысле было не так уж далеко от истины. Аррек я тебя убью.

Если смогу, конечно.

— Его светлость оставил мне кое-какую литературу… почитать, — в её пальцах появилось несколько бумажных листов, густо исписанных затейливым старинным шрифтом. — Весьма занимательное… чтение.

Странички как-то незаметно перекочевали в мои руки, а Лейруору исчезла, взмахнув на прощанье крыльями. Я открыла было рот, чтобы приказать ей вернуться, чтобы выпалить все те бесчисленные вопросы, что теснились в моей голове… И захлопнула его, гулко клацнув клыками.

Уставилась на сжатые в пальцах листки, как могла бы смотреть на ядовитую змею, изготовившуюся для удара. Ох, Арре-ек.

Уселась, повернув листы так, чтобы на них падали отблески света от водопада, и погрузилась в затейливое сплетение знаков.

«…таким образом, мы имеем более сотни задокументированных случаев смертей, наступивших в результате наложения проклятия или же иных форм тёмного колдовства. На телах жертв не было обнаружено никаких следов физического воздействия, вскрытие не показало ни признаков яда, ни каких-либо изменений, указывающих на насильственную или же естественную причину смерти, за исключением разве что физического истощения. Молодые, совершенно здоровые люди просто необъяснимо оказывались мертвы».

Ауте и все её порождения!

Я резко выпрямилась, испытывая непреодолимое желание отбросить жгущие пальцы записи.

«Поскольку термин „смерть в результате колдовства“ неприемлем с точки зрения научного знания, в этой работе мы попытаемся дать возможное объяснение вышеописанному феномену. Анализ всех имеющихся в нашем распоряжении случаев выявил некоторые общие черты. Так, прежде всего, для того чтобы проклятие осуществилось, оно должно быть произнесено колдуном, чья сила признана и всеми окружающими его людьми, и самой жертвой. Во-вторых, сама жертва должна быть непременно осведомлена о призванном на неё проклятии. И в-третьих, для осуществления колдовства необходима вера. Причём термин „вера“ здесь используется в особом значении. Для успешного осуществления проклятия необходимо единство и взаимное дополнение трёх аспектов веры:

1) вера самого колдуна в свои силы;

2) вера окружающих в силу проклятия;

3) вера проклятого в свою обречённость.

Лишь сочетание этих трёх необходимых условий даёт нам то, что в примитивных сообществах известно под названием „колдовства“.

Далее мы попытаемся рассмотреть, как же всё происходит. Колдун произносит проклятие. Возможно, он сопровождает это сложным ритуалом, в котором почти наверняка использованы какие-то из техник внушения или даже наркотические и галлюциногенные вещества. Результат: жертва становится полностью и абсолютно убеждена в собственной обречённости. Более того: точно также убеждены в этом и все социальное окружение жертвы, её семья, её друзья, её племя, все, кто имеют для неё хоть какое-нибудь значение. Что же происходит дальше? Жертва исключается из социальной жизни. От неё уходит семья. С ней запрещено разговаривать в племени. Над человеком, ещё живым, совершают погребальные обряды, его оплакивают и отпевают. Ему даже могут принести жертву, дабы умилостивить не желающий угомониться дух предка. Из живого, нацеленного статусом, правами и обязанностями человека жертва проклятия превращается в мёртвого — в опасное, нечистое существо, объект ритуалов и табу. Для проклятого физическая смерть предваряется смертью социальной.

Отверженного и оплаканного „умершего“ изгоняют из деревни.

Далее возможны различные варианты событий. Человек может покончить с собой или же позволить диким зверям и опасностям забрать свою жизнь, принимая это за знак рока. Он может уйти в изгнание. Он может найти себе пещеру или же другое место, где будет ожидать назначенного часа. Но очень быстро „проклятый“ начинает „таять“, его физическое состояние стремительно ухудшается и через короткий промежуток времени человек умирает».

Мои пальцы сжались, когти порвали хрусткую старинную бумагу. Аррек! Но глаза сами собой стремительно бежали по страницам, читая всё новые и новые строчки.

«Каков же физиологический механизм этого пугающего явления? Сказать что-либо определённое сложно. Можно лишь предположить, что здесь мы столкнулись с ещё одним проявлением тех связей, которые соединяют в человеческом теле психику и соматику. Общеизвестно, что не только физическое состояние влияет на чувства и мысли человека, но и тонкие душевные процессы способны оказывать влияние на наши бренные тела. Так, если цивилизованному человеку сказать, что у него развилась опасная болезнь, то он, скорее всего, начнёт находить у себя приписываемые этой болезни симптомы. Более чем вероятно, что в данном случае механизм схож.

Как хорошо известно, на сильный стресс, на вспышки страха или боли человек реагирует мгновенным выбросом в кровь адреналина и стремительной активацией симпатической нервной системы. Вряд ли кто-нибудь будет спорить, что для верящего в колдовство и духов дикаря смертельное проклятие является источником невероятного ужаса. А значит — сужение сосудов, выброс в кровь глюкозы, резкое повышение артериального давления. И что же происходит дальше? От него отворачивается семья. Гнев, боль, безнадёжность — давление подскакивает ещё выше, учащается пульс и дыхание, кожные покровы бледнеют, а температура повышается — он уже не здоров. А его хоронят. Его изгоняют. Его жизнь разрушена. Он почти не ест, организм шлёт тревожные сигналы в мозг, что ещё ухудшает состояние его психики, а это, в свою очередь, ухудшает состояние его тела… Он попадает в замкнутый круг» — м-ммм, это можно пропустить, — «…повышается проницаемость капиллярных стенок…» — и это тоже — «…вегетативные дисфункции…» — всё равно ведь ничего не понимаю, — «…и в конце концов отказывает сердце».

А вот это даже слишком понятно…

«…мы не можем с уверенностью сказать, что механизм данного явления действительно является таким, как было описано выше. Ясно одно: психика человека — это сундук полный удивительных и чаще всего пугающих тайн. И до сих пор не подошли к тому, чтобы найти разгадки хотя бы сотой их доли».

Я не знала, смеяться мне или плакать. Душа человека это действительно такие потёмки. Но я-то ведь не человек. Ничего похожего. У меня в данный момент четыре сердца, будет надо, выращу ещё четыре дюжины. И мне, честно говоря, в высшей степени наплевать, будут ли мои близкие считать меня мёртвым духом и совершать в мою честь погребальные пения. (Интересно, кстати, было бы послушать, да разве от этих дождёшься?) И уж, конечно, я не собираюсь погибать из-за того, что во что-то поверила. Вера эль-ин вся пушистая и послушная. Надо будет — за полминуты могу полностью и искренне увериться, что никакое истощение туауте Антее тор Дериул не грозит. Только вот что от этого…

Пробовали уже. И чего мы только не пробовали…

Так зачем же Аррек подкинул эту идиотскую писание.

Если душа человека — потёмки, то душа моего мужа это извечная космическая тьма. Понять, что и зачем иногда вытворяет, я давно уже отчаялась.

Стремительным движением пальцев превратила листок бумаги в эфирный сен-образ и отправила его на самое дно памяти. Мало ли… вдруг пригодится.

* * *

У меня ещё осталось немного времени, чтобы перекусить и собраться с мыслями. Увы, сделать толком не удалось ни то, ни другое. Пока я ела, то и дело залетали сен-образы с докладами и вопросами. Приходилось поминутно отвлекаться от приятного процесса поглощения пищи, чтобы одобрить список приглашённых на Бал гостей или подтвердить, что да, клану Ищущих действительно предписывается представить затребованный доклад не позднее завтрашнего утра. Даже странно, почему всем вдруг срочно понадобилось высочайшее одобрение или разрешение. Обычно моих подданных от проявления излишней самостоятельности приходится удерживать на «строгом» ошейнике. Том самом, который с шипами. Острыми.

Что касается мыслей. Собрать этих хитрых дезертиров было просто выше моих сил, так что пришлось позволить им выплясывать пьяные хороводы и разбегаться в разные стороны.

В конце концов я запустила косточкой от вишни в очередной сен-образ и сбежала от всего этого, прикрыв факт позорного отступления фиговым листочком «важной дипломатической миссии». Дополнительную дюжину телохранителей пришлось терпеливо проигнорировать. События последних двух дней сделали меня такой разумной и покладистой в вопросах, касающихся безопасности, что даже самой противно…

На Эйхаррон я попала быстро: накануне этого заранее запланированного визита была подготовлена цепь временных порталов, перенёсших меня в нужное место за один шаг. Обычно мы таких проходов не держим из соображений безопасности. Как своей собственной, так и тех бедняг, которым не повезёт оказаться по другую сторону волшебной двери. Однако если ты Хранительница, то можешь подвинуть в сторону некоторые тобой же и установленные правила. Ак-куратненько так. Не забывая сохранять самое невинное выражение лица.

Эйхаррон…

Не корректно было бы привязывать Эйхаррон к какой-то определённой географической местности. О нет, город могущественных и высокомерных Великих Домов привольно раскинулся в пространстве и времени, охватывая все земли, куда ступала нога арра. Если в каком-то месте был дарайский портал, включённый в сеть межпространственных переходов, то место это автоматически считалось частью Многоликого Эйхаррона. А почему бы и нет? В конце концов, от любых других владений арров его отделял один только шаг.

Так и получилось, что в Вечном Городе можно было идти по улице и над каждым кварталом видеть небо разных времён разных планет. Часто комнаты в одном поместье были разнесены в дальние уголки Вселенной, а с балкона, находящегося на самой высокой башне мегаполиса, можно было шагнуть в спальню, затерянную в каменной толще какого-нибудь пустынного, далёкого и ничем, казалось бы, не примечательного астероида.

Характерно, что управлять всеми этими волшебными окнами и дверями могли только дараи — высшие аристократы аррских Домов. Существа, способные одним движением брови открыть или же, напротив, перекрыть тонкие нити связи между далёкими цивилизациями Ойкумены. Отстранённые, холодные, живущие кровавыми интригами и своим никому не понятным искусством. Эти продукты генной инженерии давно уже перестали быть людьми, но кем они были и кем ещё станут, я давно даже не пытаюсьпонять.

Ирония судьбы и моё собственное больное чувство юмора сделали так, что эль-ин в Ойкумене стали считаться одним из потерянных Великих Домов Эйхаррона. Удивительно, но некоторые люди искренне в это верили. Что же до самих арров и эль-ин, то при встрече мы все дружно нацепляли дежурные улыбки и с витиеватой вежливостью раскланивались, спеша тут же разойтись в разные углы, дабы не вызвать ненароком очередного кровавого дипломатического «недоразумения». Я же, со свой стороны, угрожая войной на уничтожение, запретила дараям даже думать о том, чтобы провести в сферу Эль-онн постоянные порталы. Достаточно было и тех, которые вели к нам из Оливулской Империи. Все желающие попутешествовать вполне могут воспользоваться этими (по чистой случайности полностью контролируемыми эль-ин) проходами.

Ну, почти всё. Одно исключение всё же было. Мой дарайский консорт в очередной раз оправдывал своё предполагаемое родство с семейством кошачьих. Аррек, как та зубастая и хвостатая хитрюга из старой сказки, шатался где вздумается и гулял сам по себе. Как ему удавалось игнорировать все щиты, стены и баррикады, было мне до сих пор непонятно, но особого удивления уже не вызывало.

Сейчас я направлялась в резиденцию Вуэйнов. Аррек был родом из этого Дома, поэтому считалось, что именно здесь меня должны принимать во время нечастых визитов на Эйхаррон. Не знаю, что думал по этому поводу молодой Лиран-ра, чьего предшественника на Троне я собственноручно зарезала, а самого чуть было не убила (благо совсем ещё юный тогда дарай-князь дал мне вполне достойный повод). Впрочем, если не считать тех давних событий, мы с Рубиусом ладили довольно неплохо. Можно сказать, почти хорошо. По крайней мере, я здесь чувствовала себя достаточно свободно, чтобы появиться не с парадного входа, а прямо во внутренних покоях, да ещё и напутав со временем.

Я шагнула из стены, сопровождаемая шлейфом изящных крылатых телохранителей. Кивком приветствовала случившегося в комнате слугу-арра. Тот ответил полным достоинства поклоном.

— Эль-леди, доблестные лорды, — в Доме Вуэйн принимали немало гостей с Эль-онн, чтобы не слишком удивляться таким вот появлениям, но чувствовалось, что немолодому крепкому арру здорово не по себе при виде моего вооружённого до зубов эскорта. Да и вся ситуация в целом вряд ли ему по душе. Во владениях дараев свободно могли перемещаться лишь сами обладающие властью над Вероятностями дараи, всем же остальным (в том числе и низшим аррам) для того, чтобы перейти из одного крыла в другое, часто требовались специальные «ключи». Такие меры предосторожности многое говорили о взгляде на мир внешне не очень заботящихся о безопасности властителей Эйхаррона. То, что сборище зубастых существ спокойно перемещалось где им вздумается, не могло не вызвать у привыкших к осознанию своей власти смертных некоторое… скажем так, внутреннее неприятие. Признание эль-ин самостоятельным Домом Эйхаррона лишь усугубляло положение. Интриги между отдельными фракциями и генетическими линиями в «вечно юном городе» не уступали по жестокости разборкам в эльфийских кланах.

Я сложила крылья, скрывающие черты лица и фигуру, и арр ещё больше напрягся, узнав, кто перед ним.

— Хранительница Антея, мы думали, вы отменили сегодняшнюю встречу. Лиран-ра Дома Вуэйн сейчас принимает Лиран-ра Дома Тон Грин.

Адрея здесь? Как удачно.

— Возник ряд непредвиденных обстоятельств, вынудивших меня изменить расписание. Однако если дарай-князь Рубиус и дарай-княгиня Адрея найдут время, мне хотелось бы встретиться с ними обоими. Не сообщите ли вы им об этом?

— Да, разумеется, эль-леди. Не желаете ли…

— Прошу вас, нет необходимости беспокоиться. Пусть высокочтимые дараи закончат свои переговоры, а я пока прогуляюсь по анфиладе.

И не дожидаясь, пока арр придумает предлог приставить ко мне нескольких «сопровождающих», двинулась по знакомым залам. Разумеется, после стольких лет смертельных танцев на политической арене Ойкумены я не могла не понимать, что подобное поведение граничит с… ну, по меньшей мере дипломатической напряжённостью. Сначала отменить запланированную встречу, затем всё-таки с опозданием явиться, да ещё таким способом и с таким эскортом, влезть в важные переговоры, отправиться гулять по территории чужого суверенного государства… Оскорбления верхом на неучтивости, грубостями погоняют. Но…

Но есть всё-таки свои преимущества в том, что тебя считают легендарной, да ещё и непредсказуемой. Любому другому подобное поведение бы не спустили, а от меня ничего другого уже и не ждут. Пожалуй, начни я вдруг играть по правилам, их бы это здорово насторожило.

Я шла по длинной анфиладе, машинально манипулируя Вероятностными порталами. Разумеется, у меня не было для этого ни способностей, ни знаний. Но вот использовать пылающий во лбу многоцветный имплантат я за последние годы немного научилась. И теперь без всякого усилия выводила перед глазами схему Вероятностных петель и спиралей, активизировала нужный проход и бесшумно закрывала его за своей спиной.

То, что было, есть и будет, то, что могло бы быть… Чтобы узнать природу Вероятности, надо родиться и вырасти дараем. Тогда, быть может, ты и начнёшь понимать, как можно использовать эти тонкие, таинственные и опасные слои реальности и не-реальности для дизайна своих покоев. Я же могла лишь опираться на костыли имплантационных технологий и завидовать тем, кто мог прикоснуться к этому чуду по-настоящему. Знакомый коридор, знакомый поворот… Я была в малом приёмном зале Дома Вуэйн. Остановилась, оглядываясь и вспоминая.

Красота в понимании людей не похожа на то, что подразумевают под этим словом эль-ин. Мы видим прекрасное в бликах света над водой, в игре теней на гладких стенах. Наши онн кажутся смертным однообразными и безликими, лишёнными каких-либо отличительных черт. Правда, смертные не могут воспринять тонкую вязь сенсорных образов, оплетающих стены и скользящих между ветвями. Не могут видеть мыслей, чувств, озарений, которые рассказывают об обитателе этого онн, о его сути и памяти. Смертные… много чего не могут видеть.

Но и они предпочитают окружать себя красотой, пусть даже это красота вещей, а не красота чистых абстракций. Интерьеры резиденции Вуэйн прекрасны. Хрупкие, лаконичные, точно размытые. Если ты отведёшь на мгновение взгляд, то в следующий миг можешь заметить, что всё изменилось, что Вероятности сместились, принеся иной облик, иной стиль, иное настроение. Изящная мебель, прекрасно подобранные цвета, сложные узоры. Я пила красоту этих мест, тут и там ловя отголоски связанных с ними воспоминаний.

Вот здесь, в малом зале, среди развешанного на стенах оружия, был найден тот самый меч, который теперь висит у меня за спиной. Я чуть коснулась рукояти, и Сергей арр Вуэйн, более известный в Ойкумене как Сергарр или Воин Чести, ответил сардонической усмешкой. Он тоже помнил.

Здесь Ра-метани Дома Вуэйн впервые увидел, как Ллигирллин вела моё тело в смертельном танце. Здесь он впервые увидел клинок, которому предстояло позже стать вместилищем его души. Тогда рядом с ним стояла Нефрит арр Вуэйн, по прозвищу Зеленоокая, и её изумрудные глаза сверкали яростью и бессильной ревностью. Видящая Истину не могла не знать, что рано или поздно этот воин будет принадлежать мне. Если, конечно, слово «принадлежать» уместно в данном случае. Вряд ли даже Нефрит могла предполагать, что всё так обернётся.

Начало и конец. Замкнутый круг. Или новый виток спирали? Пожалуй, мне действительно нужно было прийти сюда, чтобы понять некоторые вещи.

Дальше, в небольшой коридор. Крытая оранжерея, танец пылинок в золотых лучах, бриллиантовые брызги водопада. Я подошла к мраморной кромке искусственного пруда и опустилась рядом с водой, совсем как тогда. Пальцами провела по неспокойной воде, выпуская сен-образ, который когда-то создала в этом месте.

«Найди и приведи ко мне Нефрит арр Вуэйн».

Тихим блеском жемчужных брызг образ-воспоминание исчез под водой. А затем поверхность дрогнула, разгладилась, и из глубины на меня глянули зелёные глаза, обрамлённые распущенными зелёными локонами. Глаза эль-ин на человеческом лице. Сергей за плечом вздрогнул.

— «Если хочешь увидеть лицо своего бога, загляни в поверхность пруда», — процитировала она строчку из какой-то старой, неизвестной мне легенды. — Чем я могу помочь тебе, Тея?

— Спроси лучше, чем ты не можешь мне помочь, о божественная.

Она тихо засмеялась, отбросила с глаз зелёную прядь. Никогда Нефрит арр Вуэйн не позволяла своим волосам свободно развеваться, как им вздумается. Никогда при жизни.

— И всё-таки, наверняка есть что-то конкретное.

Много всего конкретного. Как всегда.

— Не знаю. Я тут думала об альфах и омегах, о началах и концах. Поговорить с тобой показалось вдруг необходимым.

— Вот как? — и тихо, напевно продекламировала:

— Не так ли, Антея?

Она чуть откинула голову, мелькнула белая полоса шеи. Весьма прозрачный намёк. К вопросу о началах и концах.

Я ответила возмущённым взглядом и настороженно развернувшимися в её сторону ушами. Нефрит качнула головой, рассыпая по волнам изумрудные локоны. Бессильная, какая-то грустная ирония.

— Ну что с тебя взять, эльфёнок… Спрашивай.

— Лейруору? — тут же с надеждой ухватилась я за представленный шанс.

— Хранительница, тебе не надоело? — В голосе богини послышалось раздражение. Я развела ушами, это означало бы то же самое, как если бы человек беспомощно развёл руками. Всё замыкается на Лейри. И пока я не пойму, что именно замыкается, буду долбить всех одними и теми же вопросами. Тупо и однообразно.

Она закатила глаза.

— Ладно, слушай. Лейруору, нравится нам это или нет, твоё дитя. Пусть и приёмное. А дитя… Сколь бы далеки ни были друг от друга родители, ребёнок неизбежно становится посредником между ними, передавая вести, дары и проклятия от одного к другому и обратно.

Я ошарашенно опустила уши.

— Посредник между мной и Зимним? Спасибо, не надо. Проклятия я ему и так передам. Лично.

Раздражение на её почти человеческом лице заметно усилилось.

— Посредник между тобой и Арреком, девочка!

О!

А при чём здесь…

Зеленоглазая женщина смотрела на меня с демонстративной покорностью учителя, вынужденного разъяснять очевидное ну просто невероятно тупому ученику.

— Люди устроены не так, как эль-ин. Хотя архетипы могут на короткий срок воплощаться в них, создавая так называемые божественные переживания, ни одна смертная женщина не может постоянно олицетворять собой архетип. Это — идеал, недоступный человеку, и так оно и должно быть. Люди способны лишь доводить себя до изнеможения, пытаясь достичь невозможного… — Она требовательно посмотрела на меня, и под этим взглядом вопрос: «А при чём здесь вообще люди?» умер, так и не родившись. А потом богиня неожиданно гневно рявкнула: — Да не очеловечивайся ты окончательно, Тэя!

И исчезла, оставив лишь неспокойную поверхность воды и отражённую в ней мою сбитую с толку физиономию.

Вот и поговорили. Об альфах и омегах, о началах и концах. Н-да.

Вода в бассейне снова плеснула, в глубине смутно шевельнулась ещё одна фигура.

— Ну-ну. Неужели так плохо? — Он, как всегда, шутил.

Уже зная, кого увижу, я медленно повернулась. Яркие сапфировые глаза, волосы цвета царственного пурпура. Жуткое чувство юмора.

— Л’рис, — мой голос прозвучал так, будто я каждый день встречаю своих давно мёртвых риани.

— Делъвар отправился в какое-то демоническое перерождение — насколько я понял, он по-настоящему и не умирал, — с сияющим видом сообщил мне рыжий заклинатель. — Жулик! Ну а я, являясь воплощением такта, дипломатичности и ораторского искусства, — он с видом целомудренной скромности стал полировать когти о перевязь меча, внимательно выискивая на них несуществующие пылинки, — решил нанести визит и одарить словами мудрости и силы, принести тебе облегчение и утешение, вселить в тебя вдохновение, подвигнуть…

— Л’рис!

— Да?

— Заткнись!

— Ну вот всегда так! Даже в смерти меня не ценят!

Мы посмотрели друг на друга… и рассмеялись.

— Л’рис… Ох, Л’рис… — мой смех вдруг совершенно неожиданно перешёл во всхлипывания.

— Эй, — он протянул руку сквозь толщу воды, успокаивающе коснулся моей склонённой щеки. Рука была тёплой. И мокрой.

— Знаешь, если бы ты уже не умер, я бы тебя убила. Честно, — светским тоном сообщила я своему бывшему риани. — Ты хоть представляешь, что натворил тогда, оставив меня без поддержки? Герой.

Он попытался выглядеть должным образом пристыженным. Без особого успеха.

— И в то же время, оглядываясь назад, я не смогла обнаружить в твоих действиях ничего, к чему могла бы придраться, — я говорила, а сама не верила, что мои губы произносят эти слова. — То была идеальная эльфийская смерть. Полная смысла. Являющаяся вершиной избранного тобой искусства. Одним решающим, окончательным и прекрасным жестом обеспечившая достижение избранной тобой цели. Знаешь, Л’рис. Я надеюсь, что смогу достичь чего-то подобного. Надеюсь, что смогу прикоснуться к высокому искусству умирать, что не запятнаю его своей неуклюжестью.

Я замолчала, сама ошеломлённая вырвавшимся признанием. Смущённо отвела глаза, понимая, как по-детски оно прозвучало, как наигранно и банально. Уж кто-кто, а насмешник Нэшши не упустит такого случая, чтобы уколоть меня своим острым язычком…

Я застыла. А затем, не веря, вцепилась взглядом в непривычно серьёзного риани. Заклинатель и поэт, он печально, утомлённо и без всякой насмешки смотрел на меня из глубины пруда.

— Ты вольна делать выбор, госпожа. Но не увлекайся абстрактной красотой. И, во имя милосердной Ауте, не делай из нас застывшие символы. Это — смерть более верная, чем может принести любой, даже самый заколдованный меч.

Медленно склонила уши в понимании, которого не было. Вода плеснула последний раз, и мой риани растворился, истаял, будто его и не было.

А я осталась одна.

По мере того как сен-образ танцевал среди прозрачных брызг, поворачиваясь то одной, то другой гранью значений, вновь начала осознавать окружающее. Шелест крыльев вытянувшихся у стен воинов эль-ин. Размеренное дыхание ожидающих у дверей арр-лордов. И — на грани восприятия — тёмное и успокаивающее присутствие Безликих.

А ещё — едва ощутимый запах мяты и лимона. Привкус морской соли на губах. Я медленно повернулась и встретилась взглядом с сухими и холодными глазами Аррека. Как долго здесь стоит этот Видящий Истину? И что он вообще здесь делает?

И с чего он так взбесился?

На лёд и сталь его взгляда ответила пеплом обиды. Пальцы скользнули по рукояти Сергея. На мягкой коже ножен застыли, точно слёзы, бриллиантовые брызги воды.

Я расщепила этот сен-образ, наделив две грани двумя совершенно разными смыслами. Одна скользнула вдоль рукояти Сергея беззвучным, полным горечи и сожаления извинением. Вторую я швырнула в Аррека обиженным упрёком.

Сергей не ответил. Аррек, бесстрастный и непроницаемый за щитом своих Вероятностей, протянул мне руку, предлагая встать. Не без опасений я вложила ладонь в эти длинные, сильные пальцы. И тут же ощутила покалывание от свернувшейся вокруг его кожи силы. Он экранировался очень плотно, почти агрессивно.

— Моя леди, дарай-князь Рубиус и дарай-княгиня Адрея готовы встретиться с вами. Пройдёмте.

Я послушно поднялась, опираясь на его руку и несколько нервно поводя ушами. Аррек был в ярости, это я поняла сразу. Почему на этот раз? Непредсказуемые перепады его настроения начинали сильно утомлять. Если я, по мнению Эль, совсем очеловечилась, то Аррек, наверное, вконец обэль-инелся. Или как там это называется.

Наши шаги гулко разносились в пустых коридорах. Свита ступала абсолютно бесшумно.

— Что с оливулской девушкой? — Если гневно и обвиняюще молчать сил уже нет, попробуем завязать «разговор ни о чём».

— В порядке. Сейчас отсыпается, но уже завтра будет в куда лучшем физическом состоянии, чем была до этого ранения.

— Сильно ей досталось?

— Весьма основательно. Эти ваши таинственные гости умеют убивать качественно. Вся аура — всмятку, душу заперли в угодивший в неё кинжал, энергетику разорвали на клочки, биобаланс — тоже…

— Ты поработал с ней?

— Не доверять же было такое дело мясникам из реанимации.

— Оливулские хирурги считаются одними из лучших в Ойкумене.

— Ну и пусть себе считаются, — и под ледяным тоном в голосе его на мгновение послышался самый что ни на есть дарайский снобизм. Наверное, есть что-то в атмосфере этих комнат, что подсознательно будит в моём благоверном воспоминание, что он, вообще-то, тоже высший арр. Высокомерный, могущественный, etc, etc…

И сейчас я приближалась к самому центру этого высокомерия и могущества. К центру холодной, закованной в Вероятности власти, которая простёрла крылья над всей необъятной Ойкуменой.

Рука об руку, не вместе, но и не в одиночестве, мы замерли перед высокими двустворчатыми дверьми.

А когда двери распахнулись, оставалось лишь шагнуть навстречу главам двух могущественнейших Домов Эйхаррона.

Танец одиннадцатый, Вальс

Piano

Золотой пожар сияющей кожи, тёмный янтарь глаз, яростное пламя локонов. Когда ты заходишь в комнату, которой оказал честь своим присутствием Рубиус арр Вуэйн, то замечаешь Рубиуса и только Рубиуса. Если не ослепнешь, то не исключено, что сможешь взять себя в руки и начать обращать внимание на всё остальное.

В нём мало осталось от запутавшегося, мечущегося в капкане неразрешимой моральной дилеммы мальчишки, которого я когда-то возвела на трон. И дело даже не в том, что обещание редкой огненной красоты сбылось. И не в том, что закованное в чёрный шёлк тело излучало почти осязаемую силу. Нет, взгляды и души приковывала удивительная, яростно-спокойная цельность его личности. Незауряден и уверен в себе был Лиран-ра, глава Великого Дома Вуэйн. Он, казалось, мыслил и действовал вне привычных всем категорий, легко выходя за поле проблемы и делая из очевидных фактов совершенно нетрадиционные выводы. Слова «благо клана» уже давно перестали быть фетишем для него. Мысли этого человека двигались не по прямой, и даже не по кривой, а путём сложных многомерных скачков, странных даже на взгляд эль-ин. И в этом он был красив, как может быть красиво грозящее вырваться из-под контроля пламя, как может быть прекрасна застывшая перед взрывом суперновая. Он был красив той красотой, которую эль-ин ценили превыше всех других добродетелей, ради которой шли на смерть и обрекали на жизнь. За тридцать лет он достаточно нас изучил, чтобы знать об этом. И пользовался своим знанием со спокойной безжалостностью чистокровного арра.

Тридцать лет мы с Рубиусом танцевали на политической арене Ойкумены, вместе постигая эту нелёгкую, часто (слишком часто!) кровавую науку. Там, где танец интриг и предательства оставлял меня опустошённой, с израненной душой и покалеченным телом, в дарай-князе лишь ещё ярче разгоралось пламя, погубившее столь многих его братьев и сестёр по клану. Аррек, следящий за своим Лиран-ра испытующим взглядом окончательного судьи (а если понадобится, то и палача), утверждал, что молодой князь достаточно тонко чувствует грань и не сорвётся с неё. Я… я пила его красоту. И зачарованно размышляла, какова будет первая встреча этого огненного духа с Лейруору…

Ох и натворит без меня делов эта парочка едва оперившихся юнцов! Ветер и скалы, лёд и пламя. Только бы друг с другом не сцепились, выкормыши мои неуёмные. А то ведь разнесут всю Ойкумену вдребезги и скажут, что так и было…

Кивком поприветствовав поднявшегося мне навстречу огненноволосого Лиран-ра, я усилием воли отвела взгляд от его сияющего великолепия и повернулась к царственно сидящей на кресле-троне женщине.

От кончиков коротко остриженных волос до кончиков сияющих ногтей вся она — высокая дарай-княгиня, Лиран-ра своего собственного, небольшого, но очень и очень влиятельного Дома. Адрея арр Тон Грин, признанный специалист по международной политике, самый высокооплачиваемый дипломат Эйхаррона. Будто полуденное солнце, увиденное сквозь призму тёмного стекла. О нет, она не бросается в глаза так, как огненный, сияющий рубинами и сырой силой Рубиус. Но, однажды взглянув на неё, забыть уже невозможно. Свет преломляется за миллиметр до тёмной, шоколадного цвета кожи, рассыпается ровным светло-золотым сиянием. Видели ли вы когда-нибудь золотой перламутр? Видели ли вы радугу чистого, светлого золота? Нежный кокон сияния охватывал аскетичную фигуру, превращая её в пугающую языческую богиню, в совершенное воплощение томной и экзотической красоты истинной дарай-княгини. Это изысканно-золотое видение взирало на вас огромными, удлинёнными, чуть изгибающимися к вискам глазами, намекающими на древнее и почти потерянное родство с предками моего народа. Глаза… строгие, жаркие, глаза бездонной, агатово-чёрной темноты. Волосы падали вокруг удлинённого лица прямыми короткими прядями цвета горького шоколада: тёмные, блестящие, почти чёрные.

От неё пахло корицей и чёрным деревом. На ней был узкий хитон, перехваченный под грудью и на бёдрах тяжёлыми золотыми украшениями, на запястьях и лодыжках едва слышно звенели старинные резные браслеты. Её самоконтроль всегда был безупречен, её разум твёрд, а сила отточена не хуже моей аакры.

Во взгляде тёмных глаз мне всегда чудилась глубина, магнетическая и затягивающая, почти непреодолимая. А ещё знание, которого нет и, возможно, никогда не будет у яркого, огненного Рубиуса.

Едва войдя в комнату, я сразу же, каким-то спинным рефлексом классифицировала Рубиуса как угрожающего скорее мне лично, а Адрею как бесконечно более опасную для моих планов.

И оба они были моими друзьями. В эль-инском понимании этого слова. Друзьями, с которыми приятно быть врагами. Врагами, с которыми можно обменяться дружескими улыбками. Старательно пряча клыки.

Только в языке эль-ин одно слово может иметь столько значений. И так зависеть от контекста. Я улыбнулась своим «друзьям-врагам». Старательно пряча клыки.

— Эль-леди. Аррек, — Рубиус склонился в ритуальном, подчёркнуто-уважительном поклоне. — Я рад, что вы все смогли выбраться к нам. Добро пожаловать в Дом Вуэйн.

— Леди арр Тон Грин. Лорд арр Вуэйн, — я подняла крылья и склонила уши в эльфийском эквиваленте придворного расшаркивания. Мысленно пнула себя за то, что приветствовала хозяина Дома вторым, отдав предпочтение гостье. Даже после стольких лет общения с аррами мне было сложно приспособиться к тому, что у арров мужчина официально может занимать более высокое положение, нежели женщина. Впрочем, Рубиус слишком хорошо меня знал, чтобы обижаться на подобные мелкие ляпы. — Прошу прощения за все эти неувязки в расписании. К сожалению, появилось несколько непредвиденных и весьма досадных обстоятельств, нарушивших мои планы.

— Да, мы… слышали о некоторых досадных обстоятельствах, — пристально глядя мне в глаза, сказала Адрея. Затем покосилась на тонкий, мерцающий в воздухе экран, на котором сейчас как раз в замедленном режиме показывали последние кадры моего грандиозного сражения с тёмными. Судя по всему, мы ворвались в разгар обсуждения последних новостей из Оливулской Империи.

Я полюбовалась на Аррека, уносящего на руках раненого ребёнка, затем оценила сценическую эффектность последней сцены: золотоволосая Хранительница картинно падает к ногам своего растерявшегося белокрылого военачальника. Возникло почти непреодолимое желание зааплодировать, но незаметный ментальный пинок от Аррека пресёк такое недостойное важных дипломатических переговоров побуждение. Пришлось ограничиться выражением вежливого интереса на физиономии.

Адрея чуть улыбнулась, но тут же вновь посерьёзнела.

— Эль-леди… вы… быть может, стоит отложить эту встречу на более позднее время?

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что она хотела сказать. Дарай-княгиня беспокоилась, не пренебрегаю ли я собственным здоровьем. Не отправилась ли заниматься делами, в то время как по уму мне следовало бы отлёживаться и зализывать раны. Раздражение вспыхнуло и тут же потухло. Глупо ждать от людей, даже если они арры, эльфийского взгляда на жизнь. Предполагалось что я должна быть благодарна высокой дарай-леди за заботу. А не беситься из-за подразумеваемого оскорбления.

— Благодарю вас, ваша светлость, я вполне способна определить пределы собственной выносливости и не требовать от своего тела больше того, на что оно способно.

Спокойно, Антея. В конце концов, ты сама с первой встречи усиленно будила в ней жалость и материнский инстинкт. Теперь терпи.

Я чуть раздражённо повела ушами в сторону Аррека показывая, что принимаю упрёк.

— Прошу вас, садитесь, — Рубиус изящным жестом обозначил два высоких кресла, явно приготовленные для нас с Арреком. — Не желаете ли освежиться?

Это предложение пришлось со вздохом отклонить. Нет, после всех событий и треволнений я была отнюдь не прочь заморить червячка, но если поставить перед голодной эль-ин что-нибудь съестное, то ничего, кроме съестного, данная эль-ин в течение некоторого времени воспринимать не сможет. Лучше не смешивать обед и дипломатические изыски. По крайней мере до тех пор, пока не наступила стадия, на которой начинаешь с гастрономическим интересом поглядывать на «высокие переговаривающиеся стороны». В этом случае «стороны» почему-то резко начинают нервничать. Никогда не могла понять почему.

Рубиус чуть склонил к плечу свою буйную рыжую голову.

— Признаюсь, сегодняшние события застали всех врасплох. Эль-ин хранят такое таинственное молчание по поводу нападающих и причин нападения… Какие-то внутренние проблемы? — небрежно спросил арр Вуэйн.

Пытается вытянуть информацию, — сообщил Аррек. А то я сама не знаю.

Видящие Истину уже сообщили ему, что нападавшие состояли в каком-то родстве с эль-ин, — сухо развил свою мысль мой консорт. — Не ври слишком нагло, это дурной тон.

Аррек, сам бывший Видящим Истину, причём, как я подозревала, одним из сильнейших в Эйхарроне, такие вещи чувствовал безошибочно. А в подобных ситуациях всё, что чувствовал он, тут же узнавала и я. Мы давно выработали стиль работы, когда сознания соприкасались тончайшей вязью личных, неотделимых от нашей сути и наших чувств друг к другу сен-образов. Когда мысли и озарения сплетались воедино, превращая нас в некое подобие цельного существа, в сплав общих способностей и озарений, по какой-то странной причине разделённый на два тела и две личности. В таком подобии транса мы становились много большим, чем могли быть по отдельности.

И сейчас, когда мы оба кипели взаимной обидой и непонятно чем вызванной яростью, это состояние было почти болезненным. И тем не менее мы оба заученно и без колебаний скользнули в него, и мысли не допуская оставить друг друга в одиночестве противостоять этим зубрам высокой политики.

Так далеко, как только можно. На расстоянии прикосновения. Дальше — немыслимо. Невыносимо оказаться дальше…

Я вежливо улыбнулась, на этот раз показав самые кончики белоснежных клыков.

— Незначительные, чисто родственные разногласия. Личного плана. Ничего такого, что касалось бы посторонних. — Правда, правда, и ничего, кроме правды! А также абсолютная, подкупающая искренность. Читайте в моём разуме на здоровье, господа арры. Если вам ваш не дорог…

Адрея и читает. И я, между прочим, тоже. Не становись слишком самоуверенной.

Значит, Адрея рискует. Ну, пусть её. Если найдёт что-нибудь интересное, может, даже поделится. Сама я уже давно отчаялась разобраться в том, что происходит в моей собственной голове.

— Эти личные разногласия случайно… не связаны с чудом, которое эль-ин явили миру сегодня утром?

Мне понадобилось довольно много времени и подсказка Аррека, чтобы понять, о чём он говорит. Чудо? Ах да, случайное воскрешение тех оливулцев. Неужели это было всего лишь сегодня утром? Время бежит…

— Насколько я знаю, нет. Там вообще было недоразумение, — я чуть повела ушами. — Право же, этот случай не стоит вашего внимания.

— Да, мы очень внимательно выслушали вашу пламенную речь после злосчастного… «недоразумения», торра Антея, — нагло глядя мне в глаза, улыбнулся Рубиус. — Очень… впечатляющее выступление.

Ну, Тэмино, ну, удружила! Я судорожно пыталась вспомнить, что успела ляпнуть в бессильной злости после того, как Обрекающая выкинула свой трюк. Аррек, негодяй такой, услужливо подсунул сен-образ с записью этого нелепого образца ораторского искусства. А заодно свои комментарии по поводу возможной реакции на него в различных общественных слоях Ойкумены. И отдельным блоком — выкладки по наиболее вероятным реакциям Эйхаррона. Картина получалась… безрадостной. Но не настолько плохой, как я опасалась. По крайней мере очередного крестового похода против богомерзких нелюдей пока не предвиделось. А вот новых вспышек ксенофобии избежать, похоже, не удастся.

Сдула со лба чёлку и ответила Лиран-ра Дома Вуэйн не менее наглым взглядом.

— Благодарю вас, дарай-лорд. — Затем, видя, как напрягся за своими непробиваемыми щитами юный правитель, опустила ресницы, пряча за ними сияющие режущим многоцветием глаза. — Но, похоже, вы всё-таки обеспокоены. Возможно, я смогу как-то развеять беспочвенные опасения?

— Моя леди, — Рубиус был безупречно вежлив и очень отстранён, — до сих пор Вы не давали Эйхаррону или же Дому Вуэйн никаких причин сомневаться в Вашей надёжности. Однако остальные обитатели Ойкумены, не столь близко с Вами знакомые…

Он позволил своему голосу этак намекающе затихнуть. А у меня в голове зазвенели тревожные колокольчики. Тон, интонации, ударения… То, как он подчёркивал голосом Вы и Ваш… Это совершенно определённо означало: «лично Вы» и «лично Ваш» — но никак не «весь народ эль-ин», и уж точно не «ваша преемница».

Но почему? С чего вдруг такое подчёркнутое внимание к этой проблеме? Неужели Аррек и тут успел приложить руку? Да нет, он не стал бы выносить наши семейные свары на внешнеполитическую арену. По крайней мере не на арену под названием Эйхаррон. Нет. Совершенно точно нет…

С другой стороны… Не постеснялась ведь Лейри впутать во всё это Тёмные Дворы…

Мои пальцы, лежащие на локте мужа, чуть напряглись, когти коротко впились сквозь тонкую ткань, но усилием воли я их снова расслабила. От Аррека пришло лаконичное:

Нет.

И эмоционально-императивное:

Успокойся.

Я успокоилась.

Птичьим движением наклонила голову к плечу, глядя на арров из-под золотистых прядей.

— Думаю, более умным было бы всё отрицать и постараться убедить обитателей Ойкумены, что этот случай им просто приснился. Однако после некоторых размышлений я пришла к выводу, что лучше избрать противоположную стратегию. Пусть о нас ходит как можно больше слухов: противоречивых, безумных, пугающих и откровенно нелепых. Пусть любой, кто попытается разобраться, что же такое настоящие эль-ин, будет погребён под массой исключающих друг друга догадок, — подкупающе улыбнулась. — Разве не такова всегда была стратегия арров?

— Не совсем, — довольно сухо и неожиданно недипломатично обронил Рубиус. — Великий Эйхаррон традиционно всегда предпочитал держаться в тени.

Конечно-конечно. Я приподняла уши и брови, изобразив на лице этакое лёгкое недоверие. Близко, близко. Почти…

И Лиран-ра Дома Вуэйн широко и подозрительно искренне улыбнулся.

— С другой стороны, Великий Эйхаррон не менее традиционно использует в своей внешней политике любую… неточность, которая может… мм… случайно появиться в суждениях вра… достойного партнёра. — Голос его был тих и приятен, лёгкие оговорки и паузы в речи исполнены столь артистически, что нам оставалось только улыбаться в ответ, показывая, что все оценили иронию по достоинству. — Самый простой план, который приходит мне в голову, в данном контексте может звучать так: «Втереться в доверие к правителю, запудрить мозги первому советнику, а затем столкнуть их между собой, чтобы были заняты и не смотрели по сторонам слишком пристально. И изредка корректировать события, если они вдруг начнут развиваться в неверном направлении».

Аррек импульсом послал мне краткое описание известного исторического прецедента, на котором базировалась эта явно бородатая шутка, объясняя, что же тут такого забавного. Дараи тихо и вежливо засмеялись.

А я…

Я застыла, глядя в пространство широко открытыми, невидящими глазами. Уши прижались к голове. Рот открывался и закрывался, губы двигались, но с них не слетело ни одного звука.

Весь окружающий мир растворился в приторном запахе горных цветов. Краски размазались, превращаясь в бешеное многоцветие. А когда к ушам вернулась способность слышать, а к разуму — умение мыслить, это был уже иной мир, окрашенный в иные краски. Будто детали бесконечно сложной головоломки вдруг сместились, неуловимо меняя положение, и по глазам ударил кристальной ясностью детально выверенный узор. Конечно. Ауте всемогущая, конечно. Как я могла раньше не видеть? Ведь всё так чётко, так предельно просто…

Адрея и Рубиус были на ногах, напряжены, окутаны вдруг отвердевшими щитами, готовые ко всему. Я не заметила их. Медленно, медленно, очень медленно повернулась к Арреку. Глаза его в этот миг были цвета расплавленной стали и совершенно шальные.

Мои губы поднялись в оскале, в котором не было и не могло быть ничего вежливого и ничего человеческого. Дикое, совершенно первобытное торжество, замешанное на старом, копившемся десятилетия гневе. Обнажённые лезвия клыков.

— Узнай мысли одного дарая, и ты узнаешь, как думают они все. Не так ли… любимый? — Я скорее мурлыкала, чем говорила. Если, конечно, мурлыканье может быть таким… жаждущим крови. В комнате стало ощутимо попахивать насилием.

На периферии зрения метнулось что-то огненное и убийственно мощное. Инстинкт самосохранения взял верх, я всё-таки отвела взгляд от мужа, пристально и спокойно посмотрела на двух переполошившихся дараев. Воздух вокруг Рубиуса почти кипел невыплеснувшимся пламенем, и я знала, что если князь сейчас хоть немного ослабит самоконтроль, мне не помогут никакие щиты. Есть огонь и огонь. А генетические эксперименты Дома Вуэйн не зря получили свою тихую, но весьма многозначительную славу.

— Антея-эль, послушайте, всё не так, как…

Никогда не думала, что вновь доведётся увидеть огненного Лиран-ра, лепечущего что-то в состоянии, близком к панике. Нет, Рубиус определённо слишком хорошо меня знает. Адрея вот так не перепугалась. Что не очень умно с её стороны.

Фыркнула. Прянула ушами. Тряхнула крыльями.

— О, я всегда знала, что задачей Аррека с самого начала было «…втереться в доверие к правителю, запудрить мозги первому советнику, а затем столкнуть их между собой, чтобы были заняты и не смотрели по сторонам слишком пристально». Ничего нового тут нет. А «изредка корректировать события, если они вдруг начнут развиваться в неверном направлении» — это вообще официальное описание работы консорта любой эль-леди. Так что не беспокойтесь, Высокий князь, вы не выдали своего суперсекретного шпиона.

Мы с Арреком снова сцепились взглядами. Снова блеснули клыки и заискрились опасным перламутром Вероятностные щиты.

— Но ведь классическую дарайскую стратегию, — я уже шептала так тихо, что едва сама себя слышала, — можно использовать не только на мне…

Тёмный король, воспылавший неожиданным желанием заполучить Кровь Дракона, и его — неужели и правда первый советник? — которому вдруг приспичило вернуть Раниелю-Атеро какой-то древний должок, прирезав бедную меня. Нет, это слишком шикарно, чтобы быть простым совпадением!

— И мне никогда не приходило в голову, — шёпот-мысль, на грани сен-образа, — что использовать эту стратегию может не только дарай…

Лейруору тор Шеррн, воспитанница и выученица Аррека, с младых ногтей обучаемая им искусству тонкой и циничной политической интриги. Так очевидно…

Почему же я сразу не подумала, что и сама могу сыграть в эту игру?

Потому что терпеть не могу в неё играть.

Втереться в доверие… запудрить мозги… столкнуть лбами.

Перед моим мысленным взором встало расписание на завтра. В нём на гордом месте между обедом и Балом появился новый пункт: «Нанести официальный визит Тёмному Королю». План казался элегантным в своей наивно-жестокой простоте. Мои губы изогнулись, где-то в горле зародилось рычание. Так. И так.

На самом деле всё очень просто.

Антея, нет.

Щиты Аррека истончились — единственный признак волнения, который он себе позволил. Со стороны, наверное это было почти незаметно.

Зато не заметить, что обе его руки вцепились в мои запястья, да так, что пальцы побелели, было сложно. Особенно учитывая аррский пиетет к любого рода прикосновениям.

Кистей я уже почти не чувствовала.

— Антея, не смей. — Тихо и очень властно. И вслух. Никогда он не усвоит, в чём заключается роль порядочного мужчины. Впрочем, назвать Аррека порядочным…

— А почему бы и нет? — мечтательно улыбнулась. В душе танцевали чертята Ауте. Ох, и повеселюсь я завтра!

Будет так смешно…

— Антея, — он почти рычал.

В другой день меня бы это здорово испугало. Сейчас я лишь расхохоталась.

— Аррек, я люблю тебя беззаветно! Но, во имя Ауте, неужели ты за тридцать лет так и не понял, кто я и что я?

На нашей личной волне вплела в кажущуюся весёлой фразу рубящий сен-образ: «Ты, Видящий Истину!» — и это был шантаж. Если он не отложит назревающую разборку до более благоприятного момента, я выдам двум дараям его секрет. Его тщательно скрываемую от всех способность видеть. И тогда от призрачной свободы младшего князя Великого Дома не останется и следа. Да, любимый. Я так и сделаю, не сомневайся. Ты первый начал впутывать в наши споры жутковатых родственничков и подкладывать под отношения непредсказуемые политические бомбы. Но меня только что озарило: в эти игры можно играть вдвоём.

И ещё вопрос, кто сыграет лучше.

Понял. Ломающее кости давление на запястьях ослабло, его руки соскользнули, на прощание погладив мои кисти мрачным обещанием. Дискуссия будет продолжена. Но не здесь. Не сейчас. Не при такой аудитории.

Я взмахнула ресницами. Повернулась к Адрее и Рубиусу, которые, казалось, затаили дыхание, глядя на наше маленькое представление. Погодите, сияющие вы мои, ни-че-го вы пока не видели…

Арр Вуэйн, видя, что смертоубийства вроде бы не будет, несколько притушил свою силу. Заговорила госпожа Дома Тон Грин, до сих пор сохранявшая мудрое молчание.

— Хранительница Антея. Не будете ли вы так добры объяснить, что происходит?

Голос её звучал довольно холодно. Сама золотисто-шоколадная дарай-леди казалась бледной и какой-то… потрясённой, что ли. Ну конечно, она ведь пробовала меня читать, и, похоже, небезуспешно. Мало кто из людей сегодня отваживается на подобные глупости. Разум эль-ин (если, конечно, бардак, творящийся в наших непутёвых головах можно назвать разумом) затягивает. Не успеваешь оглянуться, как ты уже тонешь в совершенно чуждой, лишённой логики и линейности системе чувствования и мышления. Неосторожный медиум, заглянувший слишком глубоко, сходил с ума буквально в течение нескольких минут. Пытаясь защитить глупых смертных от подобной угрозы, я начала практиковать создание ментальных блоков и прочей дребедени, призванной закрыть разум от вторжения извне.

Но закрыться от специалиста уровня Адреи, разумеется, было нереально. Она без труда пробилась сквозь чисто символические щиты и даже смогла понять что-то из увиденного в чужом разуме. Должно быть, помогла призрачная доля древней крови, которую я давно подозревала в этой умной и опасной женщине.

Но кровь кровью, а вот трансформация-озарение, которая охватила меня после неосторожных слов Рубиуса чуть было её не убила. Судя по всему, дарай-леди в последний момент успела-таки убраться из чужого разума. Получив, впрочем, весьма и весьма чувствительный ментальный щелчок. Сейчас она несколько судорожно куталась в свои Вероятностные щиты, морщилась при слишком громких звуках… и старательно не воспринимала исходящие от меня эмпатические волны.

— Не обращайте внимания, высокая леди, — промурлыкала я. Попыталась представить, как на такое можно умудриться не обратить внимания. Подавилась смешком, чихнула, встряхнулась. У меня было отличное настроение, которое любой человек назвал бы абсолютным сумасшествием, а любой эль-ин — состоянием, довольно опасным для окружающих. Окружающие об этом, кажется, догадывались. По крайней мере, никаких протестов после моего возмутительного предложения не последовало. Три пары очень выразительных дарайских глаз смотрели на меня с глубоким опасением.

— Да? — вопросительно произнесла Адрея. Таким спокойным, тщательно сыгранным нейтральным тоном.

— Мне только что пришла в голову пара идей по поводу того, что можно сделать с… незначительными родственными разногласиями… и мелкими, случайными недоразумениями, пожалуй, тоже, — я улыбнулась. Они почему-то не отреагировали, закутанные в тишину и неподвижность.

— Будет интересно.

— Несомненно, — так же нейтрально произнесла Адрея арр Тон Грин.

Ну ладно, хорошего понемножку. Я на мгновение прикрыла глаза в короткой и острой, как вскрик в ночи, медитации, а когда вновь очнулась, пьяное безумие исчезло, оставив только спокойную решимость. Рубиус чуть изменил положение, я поняла, что ещё миг — и он вызвал бы охрану. Чуть печально улыбнулась огненноволосому властителю, затем сделала отрицательное движение ушами. Он, конечно, не понял. Северд-ин скользнули обратно в призрачность своего ожидания.

— Вернёмся к делу, господа?

Обмен взглядами. И вновь, на правах хозяина, слово взял Рубиус.

— Вы просили о встрече, Хранительница. Могу я узнать о причине? — Он был серьёзен. Обычно «встречи» такого уровня не проводятся без предварительноутверждённого регламента и списка обсуждаемых вопросов, но к эль-ин никто и никогда не применял слово «обычно».

Я пожала плечами — типично человеческий жест. Аррек же был неподвижен, сиятелен и как никогда похож на дарая.

— Прежде всего, я хотела бы лично пригласить вас двоих на Бал в честь дня Сотворения, который завтра вечером даю в Шеррн-онн.

Кажется, мне удалось их огорошить. Более проницательная Адрея бросила короткий взгляд на Аррека, но тот ничем не выдал своего отношения к идее. Отстранён и холоден, точно статуя. Дарай-лорд.

Я научилась не нервничать из-за этой неподвижности Истинных дараев, к которой они прибегали, когда хотели закрыться. Но так и не смогла понять её. И смириться.

Пустота. Мёртвая, полностью лишённая дыхания и движения. Пугающая. Они прятались за своими Вероятностными щитами, такие прекрасные, такие совершенные, такие мёртвые. Прятались за щитами, которые не могла постичь, с которыми не могла танцевать ни одна вене.

Они заставляли меня чувствовать себя уязвимой. Ужасно.

Меня бесило бесконечно, когда Аррек тоже так делал и он отлично об этом знал. Лучше бы он дрался, ругался, устраивал гадости. Всё, что угодно, лучше этого проклятого чувства, будто его здесь вообще нет, никогда не было и скорее всего, не будет.

— Приглашение на Бал. И это всё?

— Приглашения должны были разослать всем членам Малого Конклава ещё позавчера. Я понимаю, что это слишком неожиданно, но точная дата события была определена лишь недавно. Скорее всего, большинство дарай-лордов и леди не смогут присутствовать. Но мне бы очень хотелось, чтобы вы двое появились. Это важно.

Не будь так уверена.

Аррек. Разморозился наконец недостижимый мой. И как! Меня чуть с кресла не выбило его сен-образом. Лучше бы и дальше изображал собой ледяную статую… Хотя… Нет, пожалуй, не лучше.

Мы всегда знали, что этот день настанет, Аррек.

Я постаралась, чтобы мысль-ответ прозвучала спокойно, печально, понимающе. Хотя в душе уже почти не осталось для этого мужчины ни спокойствия, ни печали, ни, тем более, понимания.

Кажется, взаимно.

— Похоже, планируется не просто Бал? — вопросительно поднял бровь Рубиус, не подозревая о разгоревшейся в двух шагах от него дуэли воли и образов.

Этот день не «настал». Ты его назначила! Сухо и враждебно.

Да. Не спорить же, в самом деле, с очевидным.

Я посмотрела на Лиран-ра Дома Вуэйн очень серьёзно, почти успешно пытаясь отключить мысли и эмоции от того, что тихо и обвиняюще передал мне сейчас по нашей личной связи Аррек:

Образ белых цветов, традиционно сплетённый с образами стойкости и воли, мелькнул перед глазами осенней тоской и приглашением заглянуть во тьму собственного сердца. Он обвинял меня в слабости. В недостатке стойкости, в трусости, в подчинении. Он оскорблял и в то же время всем этим образом, всем построением единой, цельной мысли давал надежду. Просил попытаться.

Я чуть повела ушами в сторону Рубиуса.

— Не просто. Будут присутствовать Матери почти всех кланов Эль-онн.

Дараи не могли не понять, что это означает. Случаи, когда Матери кланов вступали в контакт со смертными, можно было пересчитать по пальцам одной руки (деятельность вашей покорной слуги не в счёт — я плохо подходила на роль статистического показателя). То, что все высшие эль-леди должны были собраться в одном месте и приглашали на это собрание людей… О да! Планировался отнюдь не просто Бал.

Одновременно Арреку:

Скорее для себя, чем для начавшей вновь прислушиваться Адреи, сплела сложный эмоциональный фон из таких противоречивых порывов, что в уголках глаз собралась глухая боль. Всё так запутано…

— И всё-таки: не могли бы вы выразиться чуть конкретнее, Антея-эль, — очаровательно улыбнулся Рубиус. Упускать шанс поторговаться и узнать что-то новое он не собирался.

— Это религиозное событие, — я взмахнула пальцам пытаясь обозначить что-то сложное и многослойное, передающее всю неоднозначность понятия «религия» в теократическом обществе. Трудно общаться с помощью только слов, без сен-образов.

От Аррека.

От меня. Уже не утруждая себя изящными сен-образами. Ты волен уйти в любую минуту.

Стерва. От Аррека.

Предатель. От меня. Не совсем справедливо, но с чувством. Достал.

Пауза.

Тебе не нужно наказывать себя, Антея. Позволь себе плеснуть скорбь по-другому.

Не знаю, почему я его не ударила.

Безмятежно улыбнулась Рубиусу.

— Кроме того, я хотела бы представить завтра свою Наследницу.

Это заявление было подобно взорвавшейся бесшумной бомбе. Даже высшие дараи, прошедшие многолетнюю школу дипломатии, резко выпрямились, не в силах скрыть удивление. Аррек закрылся, прекращая бесполезный спор. Оставалось молиться, чтобы его самообладания хватило до того момента, пока мы не окажемся одни.

Я подалась вперёд.

— В Конклаве Эйхаррона существует определённое напряжение по поводу той, которая будет после меня на посту Хранительницы. Я понимаю, всех волнует вопрос, удастся ли её контролировать. Завтра вы сможете встретиться с Лейруору тор Шеррн и получить ответы на все неясные вопросы, — с искренней и прямой наивностью, совершенно выбивающей из колеи этих любителей интриг и намёков, сказала я. Затем тихо попросила: — Мне бы хотелось, чтобы вы присутствовали. Хотя бы как мои друзья.

Адрея подняла руку к губам, и мягкий звон её браслетов заставил меня гадать, не слишком ли много сказано.

Рубиус прищурился.

— А это удастся?

Я вопросительно повела ушами.

— Её контролировать?

Ну и вопрос! Я засмеялась.

Опасный вопрос, вопрос-ловушка. Он вывел нас на очень зыбкую, потенциально предательскую почву. Во всех смыслах этого слова.

— Не знаю, — я отвечала абсолютно правдиво, как и всегда при общении с ними. — Можете попробовать. У неё тонкое чувство юмора, она не обидится.

— Аррек рассказывал, — небрежно бросил огненный арр Вуэйн, и я улыбнулась в ответ на столь откровенную провокацию.

— Хорошо, — я и на самом деле была довольна.

Сказано было много больше, чем способно уместиться в словах. Адрея и Рубиус переглянулись, потом чуть склонили головы.

— Мы придём.

Не думаю, чтобы эти двое способны были осознать, что именно произошло только что в этой комнате, но даже то, что они смогли уловить, более чем оправдывало кажущуюся на первый взгляд суматошной, почти бессмысленной встречу. А если нет… что ж, они должны были научиться не делать излишне поспешных выводов о действиях эль-ин.

— Благодарю вас. — Упавшие на лицо золотые пряди скрыли глаза, в которых смешались все драгоценные камни Вселенной и все цвета спектра, но в которых не было места ничему единому и цельному.

Аррек поднялся, светским движением протягивая мне руку, и я тоже скользнула на ноги, грациозная и почти уже потерянная для этого мира. В теле ощущалась странная лёгкость и онемение. Молчаливые и сдержанные прощальные поклоны, шелест крыльев и заученные движения ритуала. Казалось, мы танцевали какой-то сложный придворный танец, строгий и скорбный, совершенно беззвучный. Я не столько прошла, сколько проскользнула к выходу плавная непрерывность движений, рука покоится в руке Аррека, Вероятностные щиты окутали плечи, будто плащ, наброшенный заботливой и любящей рукой.

— Антея…

Я повернулась. Выражение лица Адреи арр Тон Грин было невозможно определить, но теперь в нём не осталось и следа от привычно-невыразительной дарайской маски. Было мгновение, когда мне показалось, она заговорит, но потом темноглазая леди лишь без слов покачала головой.

— Спасибо, — ответила я на её молчание и, повернувшись, выскользнула из этой комнаты и из этой реальности.

* * *

Домой мы вошли рука об руку, исполняя всё тот же молчаливый и грациозный ритуал. Скользнули в малую гостиную, отпуская телохранителей и позволяя мощнейшим защитным заклинаниям онн сомкнуться за спиной. Аррек подвёл меня к изящному креслу чёрного дерева и усадил, двигаясь всё в том же ритме безмолвного придворного танца. Отошёл к столу, на котором нас ждали бутылка охлаждённого вина и два тонких прозрачных бокала.

Комната была погружена во тьму. Серебристо-синие блики медленно скользили по стенам, окрашивая всё в нереальные лунные тона, угольно-чёрная мебель разрезала гармонию непрерывности, создавая тревожное и бередящее душу настроение. Сияющая фигура Аррека казалась на этом фоне чем-то невыразимо прекрасным и очень, очень далёким.

Сегодня — последняя ночь. Во всех смыслах.

Наконец-то.

Он скользнул ко мне — лишённая жизни фигура. Протянул бокал красного вина. Когда мы сомкнули на мгновение хрупкие хрустальные сосуды, тонкий звон заполнил пустые комнаты и коридоры, знаменуя начало новой битвы.

Понимал ли Аррек, что я только что сделала? Понимал ли до конца, чем завершилась эта сложная, многослойная интрига?

Он никогда не позволял мне заглянуть дальше определённого предела. Всегда была грань, некий барьер, нерушимо сплетённый из непроницаемых Вероятностных щитов и первородной дарайской гордости. Что-то, чего я не понимала. Что-то, что оставляло меня потерявшей ориентиры в этом непонимании.

Так и должно быть. Ни одно существо не может быть полностью открыто взгляду извне, в противном случае оно потеряет нечто большее, чем право называться самим собой. Но… эти ограничения должны распространяться на обе стороны. В противном случае, какой в них смысл?

Аррек никогда особенно не старался проникнуть в мои тайны. Ему было интересно разгадывать эль-ин и меня в частности, но интерес этот казался несколько… академическим, что ли. Так интересно открыть новую редкую книгу, разгадать новый, запутанный шифр. Если же я говорила «нет», он никогда не настаивал на том, чтобы заглянуть дальше.

Зачем? Зачем заглядывать вглубь того, что всегда можешь изменить по своему желанию? И он менял. Лепил по своему образу и подобию. Нет, не так. Он лепил меня по тому образу, что жил в его сердце. Всё ещё. Всегда.

Вене. Мы впитываем образ, как храмовая танцовщица впитывает молитву поз и движений. И столь же легко его отбрасываем.

Всё ещё.

Всегда.

Аррек отказался дать мне понимание того, что он есть на самом деле.

Его право.

Я философски пожала плечами и взяла это знание у другого. Когда Рубиус арр Вуэйн бросил за пределы своих щитов столь неосторожные слова и ещё более неосторожные мысли, я была более чем готова их поймать. Подхватить. Влить в музыку. Вплести в танец. Трепетом ресниц, ритмом крови в своих венах. Я танцевала. И тогда ослепительной острой, болезненной вспышкой озарения — я стала дар-княгиней. И тогда, в эту краткую долю мгновения — такую краткую! — я поняла. И знала теперь, что мне делать.

Что увидел в тот момент Аррек? Истину. Какой бы ни была.

Что увидели Рубиус и Адрея? Эль-ин, на мгновение дыхнувшую перламутром. Прижатые к черепу уши и оскалённые клыки. Первозданную дикость.

А ещё — руки моего консорта. Тонкие, сильные пальцы Целителя, так сильно сжимавшие мои кисти, что ещё мгновение, и хрупкие косточки были бы сломаны. Так сильно — и в то же время совершенно бесполезно.

Они увидели, если отбросить всё лишнее, обычную семейную ссору. Живое, шипящее и скалящее клыки доказательство того, что эль-леди невозможно контролировать, приставив к ней мужа. Скорее наоборот. Оч-чень наоборот. Вряд ли сами высокие лорд и леди это осознавали: после сегодняшнего вечера у них не будет особых возражений против того, чтобы Хранительницей стала эль-ин, не связанная с Эйхарроном уж слишком тесными эмоциональными узами.

А мнение этих двоих будет иметь решающее значение в данном вопросе.

Я отпила тёмно-красного, терпкого вина и подняла бокал, любуясь игрой света и тени. По губам змеилась медленная, совсем невесёлая улыбка. Дараи. Так уверены, что ничто не может затронуть их эмоций, надёжно защищены непроницаемыми щитами. Так абсурдно считающие, что если в сознании собеседника не светятся блуждающими огнями мысли о хитром и коварном трёхслойном плане, то и плана этого нет и быть не может. Люди…

Ауте, как они примитивны.

В такие моменты мне иногда казалось, что эти существа слишком глупы, чтобы выжить в нашем самом лучшем миров.

В такие моменты я сама казалась себе… старой.

Аррек сидел напротив, в другом конце комнаты, и его перламутровая кожа казалась единственным светлым островом в море зыбкой, неустойчивой тьмы.

Движение. Мой консорт поднял свой бокал и молча отсалютовал мне.

— Блестяще. Очень ловко проделано, любимая, — первые слова, нарушившие тишину. Голос его был очень музыкален и, как всегда, очень красив.

Отмахнулась движением ушей.

— Ты и половины не понял из того, что я сделала. — Потом, после паузы: — Не уверена, что сама это понимаю.

Улыбнулся. По крайней мере я предпочла счесть это улыбкой, кривящейся среди неустойчивой игры теней.

— «Эль-ин, тем более Мать Клана, ничего не делает только по одной причине», — процитировал он. — Об этом легко забыть. Особенно, когда речь идёт о тебе.

И через некоторое время:

— Приношу свои извинения.

Я молчала.

Аррек сделал ещё один медленный глоток, ни на секунду не отрывая от меня пристального взгляда. Ни любви, ни доброты, ни жалости не осталось в знакомых глазах. Только сталь.

— Я нашёл способ обмануть истощение туауте. Технические подробности утомительно сложны, но основывается всё на том, что ты — вене, обладающая фактически неисчерпаемым потенциалом физической и психической адаптивности. А я — твой риани, что означает связь на очень глубоком энергетическом уровне. Потребовалось разработать тонко сбалансированную систему влияний и контрвлияний, но общую идею ты должна была уловить из тех листов, которые передала Лейри. На начальном этапе процесса я подключаюсь к вегетативным и мотивационно-волевым компонентам и корректирую каскад реакций так, что истощения и последующей смерти не происходит. Осуществляется постоянная энергетическая подпитка. Коррекция должна идти непрерывно, хотя и может осуществляться на расстоянии.

Я прикрыла глаза, обдумывая этот сухой, сжатый отчёт.

— Этот способ годится только для нас двоих или может быть применён другими?

— Почему бы и нет? — равнодушно пожал плечами Аррек. Я ещё вспомню ему это равнодушие. — Если эль-ин будет из генетической линии Тей. Если её риани будет Целителем моего уровня… и Видящим Истину.

Ясно.

— Согласие пациента для данной процедуры не требуется?

Равнодушно. Профессионально:

— Нет. Ни осведомлённость, ни добровольное согласие объекта особой роли здесь не играют.

— Влияние на Целителя?

— Постоянная энергетическая подпитка — занятие довольно утомительное. Осуществляющий её сокращает продолжительность собственной жизни. Где-то на четверть.

Это всё-таки заставило меня сделать паузу. Ненадолго.

— Каково максимальное расстояние, на котором возможно поддержание этой связи?

— Как для любой пары вене и риани. Неограниченно.

— Если одна из сторон погибает?

— Смерть донора повлечёт за собой активизацию процесса туауте и через некоторое время — гибель реципиента. Смерть реципиента на доноре отразится как сильный соматический и психический шок, но не намного сильнее обычного шока, возникающего при разрыве связи вене-риани.

На этот раз я замолчала надолго. Потом:

— Не знаю, почему я не приказала тебя убить. — Холодно. Сухо. И настолько серьёзно, что любого другого я могла бы даже напугать. Впрочем, гнева не было. Не было вообще никаких эмоций, ничего в этом мире как будто уже не осталось, кроме цели.

— Потому что слишком хорошо умеешь просчитывать политические последствия, — равнодушно отозвался сиятельный дарай-князь и сделал ещё один глоток. Встал. Подошёл к просвету между ветвями и застыл, глядя в расстилающуюся снаружи звёздную тьму. Руки его были скрещены на груди, бокал свободно покачивался в расслабленных пальцах. Хрупкое стекло ловило и преломляло едва заметное перламутровое сияние дарайской кожи, чёрная одежда и чёрные волосы заставляли тело растворяться в неверной тьме.

Он был самым прекрасным существом, которое мне когда-либо доводилось видеть. Всё ещё. Всегда.

Просто с определённого момента это перестало иметь значение.

— Не могу не признать действенность того, что ты планируешь. Если сможешь провернуть всё так же тонко, как сегодняшнюю манипуляцию с Домами Вуэйн и Тон Грин, то эффект… мне даже сложно себе представить, каким он будет, — он поднёс бокал к губам, не отрывая взгляда от тьмы снаружи. — После завтрашнего вечера Ойкумена уже никогда не будет прежней.

Я опустила ресницы. Итак, он всё-таки признал, что завтра будет вечер, будет всё то, что я на этот вечер запланировала. Последние тридцать лет дарай-князь весьма последовательно игнорировал саму возможность подобного развития событий.

Победа не принесла ни радости, ни даже торжества. Существо, которым я была, зашло уже слишком далеко по избранному пути, чтобы испытывать подобные чувства.

Интересно, как много Видящий Истину понял из того, что я сделала сегодня с Рубиусом и Адреей. Судя по всему, Аррек узнал о моих планах относительно арров где-то между утренним нападением на Оливуле и тем моментом, когда, пылая холодной яростью, ворвался в Дом Вуэйн и бесцеремонно настоял на своём участии в беседе. Можно даже догадаться, кто именно его просветил. Только вот зачем? Что такого важного было заключено в присутствии консорта Хранительницы на этой встрече? Не могли же они на самом деле думать, что Арреку удастся мне помешать. Он и пробовать по-настоящему не стал.

Дарай-князь отвернулся от окна и двинулся ко мне, медленно и плавно, грациозным скольжением не то воина, не то танцора. Забрал мой бокал и поставил на стол. Два пустых бокала. Рядом.

Пальцы сплелись, когда он подал руку, чтобы помочь мне встать, пальцы коснулись волос, путаясь в золотистых прядях.

Это не было ещё одним аргументом в споре, не было ещё одной попыткой набросить формирующую структуру на гибкое и хаотичное мышление вене. Сен-образ не коснулся сознания, не впился, точно пиявка, в податливые эмоции. Образ-сожаление соскользнул с тонких и сильных пальцев, запутался в моих волосах звёздным светом и одиноким ветром.

Жалости не было. Не было печали. Для этого, наверное, я тоже слишком далеко зашла.

Чисты и безмятежны. И безжалостны. Как звёзды.

Рука об руку мы вошли в спальню. Танец условностей, полный непроизнесенных слов и ритуально-бессмысленных движений.

Время ушло. Мы не заметили, когда и как это случилось, но сегодня, тёмной и молчаливой ночью, вдруг обнаружили, что оно убежало, что времени больше нет. И что мы так глупо, так бездарно его растратили.

То немногое, что ещё осталось от отпущенного нам времени, нельзя было тратить ни на споры, ни на сон. Лишь под утро:

— Аррек?

— Да, малыш.

— Слушай, ты не находишь, что происходящее… не лишено своеобразной иронии?

— В абстракции. «Признаюсь, когда дело дошло до практики, мне стало уже не так легко хихикать над нелепостью ситуации».

— О!

Я узнала цитату. И смутилась.

Через пару минут:

— И всё-таки это забавно. Я имею в виду… трагичность, серьёзность, углублённость в себя. Почему, когда пытаешься быть умной, чувствуешь себя как последняя дура?

Звук, словно из него вышибли весь воздух. Что-то среднее между стоном и смехом.

— Сокровище моего сердца… сделай одолжение… замолчи!

Я замолчала.

Танец двенадцатый, Сиртаки

Crescendo

Всё когда-нибудь кончается. Ночь. Жизнь. Самооправдания.

Для меня — почти уже закончилось. Оглушительно-белым шумом пришло сознание: вот оно, последнее утро…

…и тратится оно на бумагомарательство и мелкую бюрократию!

Последнее утро своей жизни я посвятила сведению старых счётов и устройству мелких пакостей собственным подданным. И политическим противникам. И военным союзникам. И вообще всем, кто не обладал ценной возможностью отправиться на тот свет, дабы накостылять «усопшей» за подобные «предсмертные» шуточки.

Кошмар.

Подчищение политических хвостов — занятие, мягко говоря, грязноватое. Духовному просветлению никоим образом не способствующее. Ну а если ещё и подойти к делу… как бы это выразиться… творчески…

Бедная, бедная моя карма…

Мысли текли с этакой язвительной меланхоличностью, но насладиться угрызениями совести не получалось. Вместо возвышенного, скорбного и торжественного настроения, приличествовавшего серьёзности момента, я ощущала лишь лёгкое раздражение. И — отдалённо, будто сквозь пластиковую стену — мелочное такое самодовольство. Из серии: «Сделал гадость — на сердце радость».

Гадостей я за последний час наделала столько, что хватило бы на дюжину отправляющихся прямиком в ад грешных душонок и одного не вписавшегося в рай праведника.

Дийнарра, мой личный секретарь, мерно расхаживала по пустому кабинету, сосредоточенно водя световым пером по электронному блокноту и излагая очередное дело. Я сидела, забравшись с ногами в огромное кресло (единственный предмет обстановки), и следила за танцем световых зайчиков на стене. Когда делаешь что-то неприятное — посмотри на красоту, и грязь не заденет тебя.

В теории.

— …Таким образом, остаётся вопрос о переструктурировании генетической линии Ашш…

— Да нет, о её консервации. Этот генкомплекс надо изъять из активного использования и запрятать куда-нибудь в самый дальний угол. И молиться, чтобы он никогда более не понадобился, — буркнула я.

— Традиционно подобные вопросы должны находиться в ведении старшей генохранительницы, — осторожно попыталась воззвать к разуму Дийнарра.

Увы, бесполезно взывать к тому, чего у меня отродясь не было.

Зажмурилась, подставляя лицо солнечному свету, купаясь в тепле и сонной неподвижности, бессовестно наслаждаясь каждым мгновением.

— Если оформлю это как предсмертную волю, Ви не останется ничего другого, как состроить вежливую мину и проглотить всё не поморщившись.

— У тебя набирается объёмный список этих «предсмертных пожеланий», — довольно сухо заметила Дийнарра.

— И вам придётся выполнить их все. И не забывать при этом делать вид, что вы крайне счастливы, — очень, очень мягко сказала я. И приоткрыла один глаз, чтобы взглянуть на свою секретаршу.

Когда-то, лет двадцать назад, Дийнарра была дарай-княгиней. Когда-то. Теперь об этом напоминала лишь захватывающая дух перламутровая красота да изощрённость в грязных политических махинациях. Передо мной стояла молодая эль-леди, гордая, сильная и непредсказуемая. Во лбу мерцал и переливался силой живой камень, символизирующий её новый статус: тело, вмещавшее когда-то личность дарай-княгини, было проведено через сложный трансформационный каскад, позволивший девушке восстановить утраченные когда-то способности. И (это оказалось непредвиденным побочным эффектом, крайне заинтересовавшим Аррека) избавивший её от генетически обусловленной верности своей Эйхаррону.

Укутанная от шеи до кончиков пальцев в элегантное платье, с волосами, поднятыми в высокую причёску, она казалась не женщиной, а образцом сдержанности и скромности.

Угу.

Образец.

Скромности.

По моим сведениям, у Дийнарры было три постоянных консорта из трёх разных кланов и полдюжины неофициальных любовников. Что, заметим, отнюдь не мешало ей заводить мимолётные связи и бессовестно флиртовать, если девушка чувствовала возможность заполучить ещё одного политического союзника.

Разумеется, при условии, что этот союзник не принадлежал к её бывшей расе. Людей Дийнарра ненавидела с тихим, пугающе безмятежным фатализмом. Те из эль-ин, которые исходили гневом и клялись отомстить «хумансам», может быть, когда-нибудь и смогут отодвинуть эти чувства в сторону. Но Ди… У меня не было ни малейших сомнений: она не забудет. Не простит.

— Манёвры, манёвры, — пробормотала я себе под нос. — Тактические отступления и обманные ходы. Так много совершенно неожиданных удовольствий ожидает нас в засадах по углам и канавам.

Она насторожилась.

— Что… — с милой улыбкой спросила я, — ты можешь рассказать мне о генетических экспериментах Великого Дома Лиир? Точнее, об их грандиозном — и кровавом провале?

Она застыла в дарайской неподвижности. Потом вздохнула, точно досадуя на себя за это проявление инстинктивного страха. Когда-то Дийнарра принадлежала к Эйхарронскому Дому, увязшему в кровавой вендетте с Домом Лиир. Вендетте, которая была как раз результатом того… хм… провала.

Женщине с таким интеллектом, как у Дийнарры, не понадобилось много времени, чтобы провести мысленное сравнение и сделать соответствующий вывод.

— Дерьмо. Ты и правда серьёзна!

— Как сердечный приступ, — заверила я. — Эта эйхарронская история не должна повториться на Эль-онн. Внеси консервацию линии Ашш в список и не заставляй меня повторять дважды. Увольнение в последний рабочий день будет плохо смотреться в твоём резюме.

— Всё будет сделано, госпожа. Для протокола: я не одобряю. Решение, конечно, необходимое, сколь бы жестоко оно ни было, но с политической точки зрения оно вызовет больше проблем, чем решит.

— Сегодняшний вечер амортизирует самые тяжёлые политические последствия. Что до твоего одобрения… Я подумаю, как загладить свою вину.

— Да ну? — Она типично по-дарайски заломила бровь. Подвижных эльфийских ушей Ди приобрести ещё не успела, хотя я слышала, что она над этим работает.

— Конечно, — клыкастая улыбка. — В конце концов, благоразумная Мать клана должна считать поддержание хорошего отношения к себе со стороны непосредственных подчинённых первоочередной задачей. Есть столько… разнообразных способов, которыми они могут дать ей почувствовать своё… неодобрение.

— Никогда не слышала ни об одном из них, — распахнув честные глаза, заверила меня Дийнарра.

— Позволь посоветовать тебе немного поработать над мимикой, Ди, дорогая. Ты врёшь слишком грубо для занимаемой тобой должности и связанных с ней профессиональных обязанностей.

— Я всенепременно последую вашему совету, о светлая госпожа.

Я снова закрыла глаза и опустила голову, позволяя прядям скрыть выражение лица. За всем этим добродушным, почти дружеским подшучиванием, за всем беззаботно-деловитым фасадом хорошо устоявшихся рабочих отношений стоял простой и неприглядный факт: личный секретарь Хранительницы — это сила, с которой следует считаться. А Дийнарра тор Шеррн — сила, с которой не считаться просто опасно.

Даже мне. Особенно мне.

Сегодня с ней было что-то не так. Не тот тон, не те шутки, не тот агрессивно-критичный и в то же время потрясающе эффективный стиль решения проблем. Она точно сопротивлялась работе, тормозила её, отбрыкивалась. Неуверенно, нервно, бессистемно. Совсем не похоже на ту Дийнарру, которую я знала и ценила.

Сила, с которой следует считаться.

Я вздохнула, сказала последнее «прости» мыслям о вечном, добром и светлом и полностью сосредоточилась на возникшей проблеме с персоналом.

— Дийнарра, подойди, пожалуйста.

Подошла. Грациозно, но как-то медленно, неохотно. Повинуясь движению ушей, опустилась на колени перед креслом, выжидательно и настороженно глядя на меня снизу вверх.

Дела, похоже, совсем плохи.

— Дийнарра, что с тобой?

Опущенные глаза. Ресницы отбрасывали длинные тени на перламутровые скулы.

— Со мной, Хранительница?

Ауте, неужели всё так плохо?

Пластиковая стена, отделявшая меня от реальности, истончилась и стала вдруг прозрачной. Опасность. Я почуяла опасность, угрожающую так тщательно выстроенным планам, и этого оказалось достаточно, чтобы очнуться.

Теперь я видела её всю, от лихорадочно блестящих глаз до сложенных в ритуальном жесте терпения пальцев. Аррском жесте. Жесте, который Дийнарра тор Шеррн никогда бы не применила сознательно. Бездна милосердная, девушка действительно была вне себя.

Что она натворила?

— Дийнарра, ты ведь не пытаешься саботировать Бал?

Бал, организованный прежде всего для установления прочных эмоциональных связей с людьми. Бал для взывающих к инстинктам, к глубоким подсознательным импульсам смертных, к тому, что они не признают, во что отказываются верить и что приобретает ещё большую власть над их метущимися душами.

Дийнарра считала, что любые связи с людьми вредны нам. С первого своего дня на Эль-онн она очень последовательно проводила эту политику, и именно потому я выбрала её первой помощницей: чтобы мои идеи оспаривались оппонентом, оперировавшим знаниями и фактами, а не просто исходящим слепой ненавистью. Однако холодная отстранённость бывшей дарай-княгини не означала, что ненависти в ней не было. Отнюдь.

Сложите посылку один и посылку два, получите простейший силлогизм.

Она откинула голову назад и засмеялась. Тихий, мелодичный смех, в котором только очень тренированное ухо могло уловить нотки истерики. Я сидела, с ногами забравшись в огромное, старое, полуразвалившееся и очень удобное Арреково кресло и ждала, пока бывшая дарай-леди, ставшая теперь эльфийкой, прекратит хохотать над моими словами.

— Какая концентрация на цели, моя госпожа… Похоже, вы уже просто физически не способны заметить ничего, что не угрожает вашим драгоценным планам, не так ли?

Я смотрела холодно и отстранённо. Стена снова начала наливаться молочно-белым туманом, но пока оставалась прозрачной. Саботажа нет, это понятно. Но что происходит? Природное любопытство эль оказалось достаточно мощным драйвером, чтобы несколько разогнать предсмертную летаргию. Что же с ней всё-таки происходит?

— Антея… — Дийнарра говорила очень мягко, как говорят с больным ребёнком или психически нездоровым человеком. — Тебе не приходило в голову, что есть те, кто не хочет тебя терять?

Это… позволило взглянуть на ситуацию с новой точки зрения. Дийнарра… горюет? Возможно ли такое?

Я вызвала в сознании привычный образ своей личной секретарши и помощницы: эффективной, язвительной, властной. А затем, впервые за все эти годы, позволила проступить сквозь него иным воспоминаниям: холодная, вонючая камера, месяцами не видевшая света. Истощённое перламутровое, существо, прикованное к стене. Безумные глаза, ворох спутанных, кишащих паразитами волос, и яростная мольба, больше похожая на приказ: «Убей!»

Тишина эльфийских покоев, блики и шёпот эмоционального кружева, оплетающего стены. Шелест шёлковых складок, разметавшихся по полу, когда потрясающе красивая женщина грациозно опустилась на колени у моих ног: «Позвольте служить Вам, Хранительница!». Сила и властность, живой камень, блестящий во лбу.

Может ли Дийнарра, дарай-леди до кончиков ногтей, как бы она ни старалась это отрицать, испытывать признательность?

А почему нет? В моей жизни уже был один дарай, который, вопреки обыкновению своего народа, позволил личным чувствам вмешаться в политический расчёт. И одного, право же, более чем достаточно. Сейчас не хватало только, чтобы Дийнарра, руководствуясь какими-то неясными человеческими представлениями, начала вмешиваться в и без того запутанную ситуацию.

Она громко фыркнула, но на этот раз воздержалась от смеха. Покачала головой, пробормотала что-то вроде традиционного эльфийского:

— Непробиваемо…

Затем чуть громче и более официальным тоном:

— Хранительница, я бы никогда не позволила себе вмешаться. Все ваши указания выполнены в точности. Зал уже почти готов, сейчас заканчивается отработка мер безопасности. Атакующие просили передать, что они были бы благодарны, если бы вы предупредили их о готовящемся событии как минимум за три месяца, а не за три дня. И не только они. Я уже отправила все приглашения и получила ответы. Отряды коммандос совершили рейды в дома тех гостей, которые могли бы… постесняться явиться на столь знаменательное событие. Они сейчас… гостят на Коллибри и в назначенный срок будут доставлены на торжество. Всё произойдёт… в точности как вы хотели.

Женщина, которая, как оказалось, все эти годы была моим другом, смотрела на меня, запрокинув голову, в глазах её была ирония. И печаль.

Отстранённость и сдержанность были ей ответом. Все сожаления, которые были, я уже извела на Аррека.

— Хорошо. Очень хорошо.

Дийнарра фыркнула, демонстрируя типично эльфийскую мимику и непосредственность. Глянула с насмешливым вызовом.

— «Хорошо», — язвительно передразнила она. — Теперь ещё скажите мне, что вы рады всему этому, и попытайтесь не скривиться, будто съели что-то кислое!

— Разумеется рада. Однако не будем забывать, что я как раз являюсь очень искусной лгуньей. Полностью соответствующей всем требованиям своей профессии.

Она снова фыркнула. Легко поднялась на ноги.

— Думаю, мне пора приниматься за работу.

— Пора, — я согласно склонила уши. Но когда девушка отвернулась, спеша выполнить все многочисленные и невесёлые поручения, которые на неё сегодня свалились, я поймала её руку и тихонько сжала. В конце концов, проявить немного сочувствия не трудно — особенно если это поможет избежать серьёзной катастрофы. Все детали сегодняшнего вечера находились в ведении личного секретаря Хранительницы, а детали — именно то, что определит, получится ли у меня что-нибудь, или же всё это было напрасно.

Она ушла. А я осталась сидеть в огромном старом кресле, освещённая непостоянными солнечными бликами. Свет танцевал что-то простое и в то же время изысканное, мой разум зашкаливало от количества параллельно обрабатываемой информации. В голове три тысячи административных деталей и столько же управленческих проблем устроили стратегические манёвры.

Политическая и генетическая перетасовка эльфийских кланов, оливулских семей, аррских домов и демонических ветвей представлялась мне красочным сферическим узором объёмным, острым, опасным…

Слова выкристаллизовались на этом фоне сложным рисунком:

Посланный сен-образ нёс в себе столько уровней смысла, что я даже и пробовать не стала вдумываться в оттенки значений. Общий эмоциональный фон пробирал до костей, холод зимнего сумрака, тоскливое одиночество вечности. Я вздохнула. Политические и генетические проблемы явились к моему порогу собственной белобрысой персоной и теперь довольно бесцеремонно колотили в дверь кулаком.

Сфокусировала взгляд. Бросила чуть раздражённо:

— Войдите.

Зимний скользнул в комнату из какой-то параллельной реальности: просто выкристаллизовался в воздухе — холодный, совершенный и далёкий. В лицо ударила вьюга, сверкающие ледяные кристаллики осели в волосах, на одежде. Сознание Атакующего было строгим, математически выверенным и более всего напоминало многомерную снежинку. Та же холодная красота захватывающе сложного геометрического рисунка.

Та же недосягаемость.

Я поднялась на ноги, усилием воли вновь возвращая себя в мир живых, заставляя видеть тела, а не души. Взмахнула ушами, показывая, что готова к разговору.

— Регент, я протестую…

— Услышано и засвидетельствовано. Идём.

Он повёл плечом, недовольный, но больше спорить не стал. И то хорошо.

Мы пронеслись по коридорам, взметая крыльями маленькие смерчи, и я чуть было не пропустила нужный поворот. Вовремя затормозила, развернулась, для сохранения равновесия чиркнув когтями по стене, почти вписалась в дверной проём. Плечо тут же онемело от скользящего удара. Когда пытаешься уследить за поданными в момент передачи власти, на такую мелочь, как координация собственных движений, ресурсов просто не остаётся.

Впрочем, войдя в помещение, мне волей-неволей пришлось выкинуть из головы всё постороннее и сосредоточиться на том, что меня там ожидало. Точнее, на том, кто меня там ожидал. Раниель-Атеро, старший аналитик Изменяющихся, собственной персоной. Я окинула придирчивым взглядом воинство, начиная с северд-ин и заканчивая своим раздражённым синеглазым отчимом, и нашла, что оно в должной степени компактно и в то же время внушительно.

Я вспомнила, что в эту самую минуту все воины Атакующих, при ненавязчивой поддержке мастеров из других кланов, а также тех из Ступающих Мягко, кто работал под прикрытием среди тёмных, готовились нанести массированный удар по владениям d’ha’meo’el-in.

Дипломатия по-эльфийски: добрые намерения, подкреплённые тяжёлой боевой магией, обычно приносят более ощутимый результат, чем просто добрые намерения.

— Ты сегодня настроена весьма философски, Антея.

Сарказм. Раниель-Атеро надвигался чёрным штормом клубящихся крыльев и горячих возражений против всей этой авантюры, но остановился на полпути, внимательно посмотрел на меня. Да, Учитель, я знаю. Затеять полномасштабную войну с тёмными, развязать конфликт, равного которому не было вот уже несколько тысяч лет, — и всё это в последний день своего правления. Довольно оригинальное решение. Не трудно предсказать, что оно внесёт моё имя в исторические анналы.

В некотором роде.

Но знаете что, Учитель?

А мне плевать.

Сейчас, из глубины этого океана, которым стала моя душа, мне плевать уже почти на всё, кроме одного — цели. Цель будет достигнута. Изящным, чётко направленным и (для разнообразия!) виртуозно спланированным рейдом. Или же полномасштабной, кровавой бойней. Мне, честно говоря, уже всё равно. На данном этапе все пути так или иначе, но приведут к победе.

В некотором роде.

Так что, Учитель, заткнитесь и (для разнообразия!) танцуйте срежиссированный мной танец. Я уже слишком далеко зашла, с этой дороги нет возврата.

— Начинаем.

Мой голос хлестнул, уверенный и отстранённый, совсем не похожий на обычный голос Антеи тор Дериул-Шеррн. Они подчинились — наверное, и правда, для разнообразия.

Раниель-Атеро вскинул когтистую руку, взывая к глубинным источникам силы Изменяющихся. Полыхнуло сапфирным сиянием, в воздухе запахло чем-то свежим, неуловимо знакомым. Дом. Клан Дериул. Танцующие с Ауте.

Портал не распахнулся широко раскрытыми воротами, как это происходило всегда, а будто вспыхнул внутри наших тел. Из глубины, из самой сути того, что означает быть эль-ин, пришло изменение, вытолкнувшее, буквально выбросившее наш отряд за пределы Эль-онн. Только что мы стояли в хорошо защищённой комнате в глубине Дериул-онн. В следующий момент — парили среди изменчивых, туманообразных завихрений, настороженные, ожидающие неожиданного удара.

Когда путешествуешь по Ауте, лучше быть настороженным, чем расслабленным. Правда лучше. Даже если ты уже считаешь себя скорее принадлежащей к миру мёртвых, чем живых, во владениях Вечно Изменчивой излишняя самоуверенность вряд ли пойдёт на пользу.

Раниель-Атеро заложил вираж, уходя в сторону. У него во всём этом будет своя задача. А мне лучше сосредоточиться на моей.

Синхронные взмахи крыльями — чёткий клин хищных существ. Где-то впереди туман дрогнул, распахнулся, открывая серые небеса и ирреальные ландшафты Тёмных Дворов.

И одинокую фигуру некоего дарай-князя, сидящего на устрашающего вида скале и с этаким меланхоличным видом ожидающего, когда же мы наконец соизволим появиться.

А рядом с ним — ещё одну фигуру. Высокий зеленоглазый лорд с развевающимися золотыми волосами к аурой такой старой, что смотреть на него было утомительно.

Резкий пируэт, широко распахнутые крылья — и мы мягко опустились на землю, окружив древнего демона со всех сторон. Я приземлилась точно напротив Ийнэля и даже сквозь пелену отрешённости ощутила яростную глубину его ненависти к Учителю. Ненависти, почему-то сфокусированной прямо на вашей покорной слуге. Вот всегда так. Эти раздревнейшие и наимудрейшие повздорят, а шишки сыплются на ни в чём не повинную молодёжь.

Меч, висящий за моим плечом, предупреждающе шевельнулся, и я чуть коснулась рукояти, успокаивая. Да, Молчаливый, я знаю, что этот конкретный «раздревнейший» чуть было не нарезал нас на тонкие ленточки. И отнюдь не собираюсь опять с ним драться. Сейчас я займусь тем, что дараи довольно абстрактно обозначили выражением «запудрить мозги первому советнику».

А в крайнем случае, натравлю на него Зимнего. Пусть сами разбираются со своими давними сварами.

Незаменимый, как всегда, Аррек изящно втиснулся в дуэль взглядов и встал передо мной, загородив несколько оторопевшего от такой наглости тёмного.

— Антея, любимая, — он сиял, точно пьяная луна, и одно это наполнило меня дурными предчувствиями. — Спасибо, сердце моё! Спасибо, что пригласила поучаствовать в этих переговорах. За последние пару часов я узнал столько нового и интересного, что просто не знаю, как тебя отблагодарить.

Ийнэль скептически наблюдал за семейной встречей. Судя по всему, последние два часа можно было назвать «источником нового опыта» только с точки зрения арра. Похоже, Аррек и в самом деле выполнил мою просьбу. Я едва заметно взмахнула ресницами, показывая, что поняла его. Тонко улыбнулась. Потом засмеялась.

— Тайные переговоры с безумным и опасным древним существом, в одиночестве, без поддержки? Очень захватывающе, мой лорд.

— Брак с тобой — довольно оригинальный способ познавать мир, сокровище моё. Я ни за что на свете не откажусь от него. — А вот тут уже содержалась довольно явная угроза… Причину которой тёмный вряд ли сможет определить. Зато остальные мои спутники неуверенно задвигались, зашелестели крыльями и оружием.

Теперь, думаю, Ийнэль был в достаточной степени сбит с толку, чтобы можно было начать его обрабатывать. Я осторожно обошла Аррека… и встретилась с ироничным, чуть снисходительным взглядом зелёных глаз. Ну конечно, существо его масштаба вряд ли удастсяобвести вокруг пальца неопытной бабочке-однодневке вроде вашей покорной слуги. Он, разумеется, был готов вести глубоко личные переговоры, ради которых я организовала эту встречу и которые он, без сомнения, сможет повернуть к собственной выгоде. То есть так, чтобы причинить максимальную боль Учителю.

Тем хуже для него.

Мягким движением ушей послала в его сторону сен-образ — официальное приглашение на сегодняшний Бал…

…и с мерзкой, совершенно не достойной последнего дня и без того довольно бестолковой жизни улыбкой я растворилась в воздухе.

Позади раздался возмущённый вопль, древний бросился вдогонку… и сцепился с метнувшимся наперерез ему Зимним.

Ха! Пускай попробует обезоружить этого.

Уже шагая по приготовленной Арреком Вероятной Тропе, я произвела коррекцию личности, сбросила дурацкое озлобленно-насмешливое состояние и вооружилась вместо этого иронией с трагическим подтекстом. Настало время следующей фазы: «Втереться в доверие к противнику».

Здесь у меня не будет поддержки, способной остудить энтузиазм даже разъярённого древнего из тёмных. Телохранители северд, при всех их достоинствах, всё-таки не в той лиге. Значит, придётся действовать осторожнее.

Ну, по крайней мере, попытаться. Пытаться ведь никто не запрещает. Верно?

В покои короля я проскользнула, завёрнутая, точно в плащ, в глубокий танец. Проскользнула и остановилась, точно налетев с разбегу на каменную стену.

М-да. Жизнь, как всегда, полна сюрпризов.

И родственников.

Ауте им всем в душу! Почему меня не предупредили???

Он рывком сел на огромной, поистине королевских размеров кровати, иссиня-чёрные волосы рассыпались по плечам. Тёмно-бордовая простыня соскользнула, открывая обнажённую грудь… и тяжёлый двуручный меч, которой он выудил откуда-то из вороха многочисленных подушек.

Только теперь мне пришло в голову, что никогда раньше вашей покорной слуге не доводилось оказываться с тёмным королём лицом к лицу. Я знала прикосновение его сознания, я обменивалась с ним посланиями, регулярно отправляла к его двору шпионов и не менее регулярно пудрила мозги тем, кого он отправлял ко мне.

И никогда не видела его лица.

Теперь увидела. Черты тонкие, чёткие, изящные, будто созданные небрежным, хотя и искусным прикосновением резца. Кости хрупкие, точно у птицы, мускулы как бы совсем отсутствуют. Какое-то эфирное видение, а не существо из плоти и крови. Икона, едва обозначенная рукою мастера…

…И сила, такая древняя, что даже мне, носительнице всех воспоминаний, всех жизней эль-ин, вдруг очень захотелось убраться куда-нибудь подальше.

Чёрно-чёрные волосы, падающие на белоснежную кожу. Изящные чёрные когти, чёрный туман крыльев. Рубиново-красные, потрясающе насыщенного, живого цвета глаза.

Если бы не цвет этих глаз, то я могла бы поклясться, что передо мной, легко сжимая в изящных кистях огромный меч, сидел Раниель-Атеро. Друг. Учитель. Приёмный отец. Существо, которое я знала лучше, чем кого бы то ни было в этой нелепой Вселенной. Существо, которое я уважала и которого боялась больше всех в любой из Вселенных.

Сходство потрясало.

Только вот Учителя я никогда не видела с мечом в руках, да ещё таким непропорционально огромным. И… Учитель не стал бы набрасываться на меня, размахивая этим самым мечом!

Северд-ин бросились наперерез… и каким-то непостижимым образом оказались раскиданы в разные стороны. Они, однако, дали мне достаточно времени, чтобы увернуться — непростая задача, даже при всех способностях вене. Двигался его величество просто сверхъестественно быстро.

Я мысленно скатала свой хорошо продуманный план этой операции в тугой шарик и мысленно же зашвырнула его альфа-ящеру под хвост.

Будем импровизировать.

В танце проскользнула за его спиной, закручивая изменения в глубине своего тела, но не позволяя им затрагивать окружающее пространство. Будто волна музыкальных бликов пробежала по холодной тёмной комнате, а вовсе не женщина из плоти и крови. Позволила себе чуть резковато засмеяться. Вновь протанцевала за его спиной, едва близнец Раниеля-Атеро резко повернулся.

Едва не лишилась головы, когда он сделал выпад мечом назад, точно в то место, где я находилась.

Ладно, будем считать, что прелюдия закончена.

— Какая холодная встреча, Ваше Величество. И это после того, как вы приложили столько усилий, чтобы… ах, «передать приглашение». Я глубоко разочарована.

Он застыл — бледная, точно выточенная из мрамора фигура, завёрнутая в клубящийся туман чёрных крыльев. Затем, не поворачиваясь:

— Хранительница Эль-онн. Как сказал Лорд Вейшну, когда в его замок по ошибке телепортировали королевскую сокровищницу: «Какой приятный сюрприз!»

Пауза. А потом, в отчётливой тишине, я пропела:

— Можно это и так назвать…

Улыбнулась и позволила этой улыбке отразиться в его глазах. Позволила клыкам коротко блеснуть. Позволила тишине вновь затянуться.

— Признаюсь, не ожидал увидеть вас здесь. — «Но намерен выяснить, как, во имя Ауте, тебе удалось сюда пролезть» осталось недосказанным, хотя отчётливо ощутимым. Голос его был спокойным, приятным. До ужаса похожим на голос моего отчима. — Прошу прощения за неловкий приём.

— Да, это так досадно, когда не удаётся избежать… неловкости, — промурлыкала я. Давай, выясняй — тоже не было произнесено вслух. Это был самый важный момент, то, ради чего я, собственно, и пошла на столь безумную авантюру. Похоже, он клюнул.

Теперь осталось всего лишь выбраться из ловушки, в которую одна излишне умная дама сама себя загнала.

Всего лишь.

Пальцы, сжимающие рукоять аакры, побелели, пришлось усилием воли заставить их разжаться. Ноги продолжали двигаться в размеренном, плавном темпе, ни на минуту не прекращая танец.

Спокойно. Всё, что тебе нужно, — дожить до вечера.

Всего лишь.

Тёмный наконец повернулся, приподнял уши в светском приветствии. Осторожно, не делая резких движений, естественно. Очень грациозно.

В рубиново-красных глазах пылал гастрономический интерес охотника, загнавшего в угол давно желаемую дичь. Притушённый, впрочем, некоторой долей разумной осторожности. Как бы могуществен ни был этот тип, он не мог не понимать, что нервировать танцующую в двух шагах от тебя вене вряд ли полезно для здоровья.

Как же он всё-таки похож на Учителя! Брат? Клон? Отщепление от личности? Знаком ли он с моей матерью? А с отцом? Ауте, под таким углом вся история с Драконьей Кровью выглядит совсем иначе. Почему меня не предупредили? Раниель-Атеро и мой отец весьма демонстративно друг друга терпеть не могут… Может ли быть… Нет. Не хочу знать. Просто не хочу.

— Не поймите превратно, эль-леди, я крайне счастлив вас видеть. Но хотелось бы узнать, чем обязан такой удаче? — Улыбнулся.

Тьма крыльев клубилась причудливыми, непостоянными узорами, безупречно белая кожа, казалось, светилась в темноте. Я сглотнула и сделала усилие, чтобы не отвести глаза.

Раниель-Атеро, пожалуй, самый красивый эль-лорд, какого мне доводилось видеть. Но красота эта всегда была отстранённой, абстрактной. Она вызывала чисто эстетическое удовольствие от созерцания прекрасно сработанной вещи.

В короле d’ha’meo’el-in не было ничего отстранённого. И уж точно ничего абстрактного. Чистой эстетикой тут и не пахло. Он чуть пошевелился, и крылья зашелестели, касаясь обнажённой кожи. Я снова сглотнула и на этот раз всё же отвела глаза. Вот и говори теперь о предсмертной летаргии и отрешённости от мира живых.

— Ну-ну, Ваше Величество, не будем впадать в детство, — и пусть понимает это, как хочет! — Прежде всего, позвольте лично передать вам приглашение на Бал, точнее, несколько нетрадиционный Совет Эль-онн. Весьма примечательное событие. У меня такое… чувство, что вам просто необходимо его посетить.

— Правда?

Заинтересованность. Одно из правил общения с тёмными (да и со «светлыми» эль-ин, если на то пошло) — это сведение вышеозначенного общения к минимуму. И уж совершенно точно не рекомендуется приглашать d’ha’meo к себе домой — слишком велик риск, что они после этого смогут приходить туда без приглашения, вот как я сейчас заявилась к своему собеседнику. А уж допустить тёмного на Совет, где будут присутствовать Матери всех кланов… действительно, вот так идея! Интересно, хватит ли у него наглости в самом деле объявиться в Шеррн-онн? Впрочем вопрос пока был чисто теоретическим. Если я не смогу отсюда выбраться, то и сам Совет может просто не состояться.

— Боюсь, что так, — с лёгкостью считавший мои мысли тёмный шагнул вперёд, разведя руки (в одной из них по-прежнему пламенел огромный меч, явно слишком длинный и тяжёлый, чтобы им можно было вот так небрежно размахивать, поэтому движение выглядело несколько сюрреалистичным… и очень устрашающим).

Я извернулась в красивом пируэте, вновь меняя рисунок танца. Он плавно затормозил, воздух чуть задрожал от изощрённого, пока что ещё изящного и едва заметного обмена ударами. Дуэль воли началась. Северд-ин, уже пришедшие в себя, застыли, как всегда, молчаливыми статуями, не вмешиваясь и не влияя на события. Самое умное, что они могли сделать в сложившейся невесёлой ситуации.

— Не будем заглядывать так далеко вперёд, Ваше Величество. И раз уж мы заговорили о целях… Меня мучает вопрос: зачем же вам понадобилось организовывать все эти попытки похищения?

Над головой тёмного мелькнуло что-то скомканное слишком абстрактное, чтобы быть всего лишь эльфийским сен-образом, но, тем не менее, несущее в себе оттенок удивления, почти неловкости. Интересно…

Я зафиксировала странное впечатление. Затем подключила к анализу свой имплантат (самым лучший, каким мог похвастаться клан Хранящих). Развернула образ, провела проекцию в традиционные эль-инские измерения. Отфильтровала. Прогнала через стандартные поисковые программы, отслеживая совпадения в рисунке.

Посмотрела на то, что получилось. И присвистнула.

Ритуал, в котором этот милейший демон предназначал мне главную роль, был довольно оригинальным вариантом заклинания отторжения, лишённый, впрочем, наиболее гротескных деталей. Меня всего лишь должны были уложить на алтарь, вскрыть вены, а затем в течение долгих часов постепенно выкачивать кровь и жизненную силу, сопровождая всё это какими-то запредельно сложными экзорцизмами. В результате из жертвы что-то там изгонялось, и этим чем-то мог завладеть заклинатель, проводящий ритуал.

— Восхитительно, — голос мой против воли прозвучал довольно сухо. — Вы действительно планировали провести Малую Петлю Жажды одновременно со столь сильными экзорцизмами? Мне говорили, что столь откровенные антагонисты плохо сочетаются в одном ритуале.

Если он и удивился, что я смогла считать столь сложный сен-образ, то никак этого не показал. Улыбнулся сквозь падающие на тонкое лицо пряди.

— Зависит от того, насколько искусен заклинатель.

— Ах. Даже так.

Потрясающий тип. Совершенно откровенно признаёт, что собирался (и до сих пор собирается) выпотрошить меня на жертвенном алтаре, при этом не прекращает попыток соблазнения. И что самое печальное, не таких уж безуспешных попыток.

Неожиданно он замер — почти та же потусторонняя неподвижность, что и у дараев, только здесь я ощущала не полное отсутствие жизни, а напротив, слишком мощное её присутствие. Остроконечные ушки настороженно дёрнулись в одну сторону, в другую. Затем он резко, всем телом повернулся ко мне, рубиновые глаза сужены в яростные щёлочки.

— Ты!..

— Да, — танцуя подтвердила я. — Вы ведь не ожидали, что Хранительница Эль-онн будет путешествовать совсем уж без эскорта?

В этот самый момент воины Атакующих врывались в Тёмные Дворы, предательством проведённые сквозь щиты, сметая всё на своём пути при помощи очень, очень мощных заклинаний. Для этой атаки я не пожалела старых запасов. Ни у кого не должно было остаться сомнений в серьёзности происходящего.

Внезапное десантирование на неизвестную территорию — не самая блестящая идея. Особенно когда это десантирование внезапно не только для противника, но и для твоих собственных войск. В течение нескольких часов организовать полную мобилизацию, собрать разведданные, спланировать рейд, который при некотором смятении можно было бы принять даже за вторжение — это ли не кошмар любого генерала?

Командующего-человека, предложившего подобное, следовало бы застрелить без суда и следствия… Из жалости.

Мой народ, увы, не живёт по законам людей. Когда Хранительница говорит «лягушка», кланы начинают усиленно прыгать. Даже если наступил последний день правления Хранительницы. Впрочем, привести в действие всю военную махину одним лишь приказом не могли даже эль-ин. Впервые за всё время своего правления я рискнула раскрыть те возможности, которые Эль предоставляла своей верховной жрице.

Глупо и неэффективно передавать приказы по цепочке, как это делают люди, если можно просто вложить чёткое знание в разум каждого индивида. Все воины, участвовавшие в этой вылазке, проснулись сегодня с совершенно определённым, очень конкретным представлением о том, какова их роль в атаке, где, в какой момент, как, при каких условиях они должны оказаться. Ни одному из них и в голову не пришло обсуждать приказ.

То, что на первый взгляд могло показаться абсолютно хаотичной, безумной мешаниной героев-одиночек, на самом деле было рассчитано по секундам, и каждая из этих секунд имела свой смысл. Потребовались объединённые сознания полутора десятка аналитиков, чтобы предусмотреть всё до мелочей, но в конце концов я оказалась счастливой обладательницей гибкого, многовариативного плана, который и приводился сейчас в исполнение. И, судя по доносящимся взрывам и воплям, весьма активно.

Король, чьи владения сейчас громили, выглядел… тоже весьма активным.

Я вопросительно склонила уши.

— Так почему вдруг такой пристальный интерес к моей крови?

— А почему бы и нет?

На этот раз наши удары скрестились, и комната полыхнула, будто здесь взорвалась дюжина рассерженных молний. Ни один из нас не обратил на это ни малейшего внимания.

— Что тебе от меня нужно, демон?

Он улыбнулся. Клыки блеснули, точно отголосок тех молний.

— Сатори.

Сен-образ был спутанным, чужим. И что это должно значить?

Я снова сменила ритм, круговыми движениями ног завершая сложный узор на полу.

Двое кружили по комнате, я — в танце, он — понимая, что поворачиваться ко мне спиной сейчас не стоит. Дуэль уже вышла из стадии филигранного фехтования тонкими силами. Стены чуть подрагивали от сотрясающих их время от времени невидимых ударов. Северд-ин казались деталями интерьера, этакими чёрными статуями.

Во всём этом было что-то нереальное, дикое. Слишком безумное даже по моим меркам.

Тёмный атаковал. Сама не знаю, как я оказалась на другом конце комнаты, в точке, максимально удалённой от темноволосой бестии. Сергей что-то хмыкнул за моей спиной, не спеша, впрочем, покидать ножны. Меч его величества по длине превосходил само величество, и, если эту железяку поставить вертикально, она, вполне возможно, будет как раз с меня ростом. Ну а если прислушаться к исходящим от него волнам силы, то вполне понятно желание моего сравнительно юного клинка держаться подальше от этого чудища.

А владелец меча…

Он был великолепен. Он был страшен. Но я с самого рождения жила в тени точно такого же великолепия и ужаса. Точно такого же всеподавляющего ощущения мощи.

Возможно, у меня выработался иммунитет.

Откинула голову и вскрикнула — протяжно, высоко, страшно. Безликие, ожидавшие этого сигнала, вскинули оружие, я крутанулась в последнем пируэте танца, резко дёрнула на себя невидимые нити. Рисунок взвился с пола, где его начертили чётко выверенные движения ног, и вдруг оказалось, что неподвижные фигуры северд-ин — это опорные точки заклинания, а все мои бессистемные метания по комнате вообще-то имели смысл. Уговорить телохранителей участвовать в этой безумной затее было едва ли самым трудным во всей операции. Безликие воины считали себя именно воинами. А не подпорками для дешёвых колдовских трюков. Но где ещё я могла бы найти магически нейтральные артефакты, которые не вызвали бы подозрения даже у прошедшего суровую школу интриги древнего параноика?

Тёмный взвыл, дёрнулся — и оказался отброшен назад мощнейшим изменением. Фиксированным изменением, независимым от тела вене. Чему-то я всё-таки научилась в те страшные дни, когда погибла Нефрит.

Он забился в силках заклинания, а я, не желая терять время даром, ринулась прочь. Спальные палаты тёмного короля — сами по себе ловушка, но теперь, когда хозяин был слишком занят, чтобы помешать, можно было воспользоваться заранее приготовленными лазейками.

Рука скользнула по узору, змеящемуся по стене, пальцы нащупали выступ в виде скованной цепями птицы, напряглись в изменении, подбирая ключ. Не знаю, что бы я делала если бы выход не оказался именно там, где был обещан. Но мастера Нэшши вновь доказали свою незаменимость. Ийнэль действительно втайне от своего повелителя устроил секретный проход в его покои, и мне действительно удалось им воспользоваться. И даже выдернуть вслед за собой северд.

Потайной выход не имел ничего общего с традиционными туннелями и шахтами. Лишь туман — белый, клубящийся, невесомый. Я падала сквозь дурманящие завихрения, раскинув руки и крылья, не способная затормозить. Всё быстрее и быстрее. Вниз. Сквозь туман. В неизвестность.

Время замедлилось. Вниз. Всё быстрее и быстрее. Вниз. Время остановилось.

Чем дальше, тем менее удачной мне казалась вся эта затея.

Оставленное позади заклинание должно задержать демона на достаточно долгое время. Не зря же отец почти два десятилетия трудился над совершенствованием той гадости, которую я притащила из Диких Миров. Может быть, король тёмных даже не сможет выбраться самостоятельно, и подданным придётся извлекать его из ловушки, как муху из янтаря.

Позади что-то громыхнуло.

А может, и не так всё произойдёт. Но в любом случае это будет прекрасная возможность проверить на практике, что же случается, когда неостановимая сила встречается с непреодолимым препятствием. Зрелище наверняка ужасно занимательное…

БУУ-УХ!!!

И рёв боли и торжества, в котором не было уже ничего цивилизованного и соблазнительного.

Второй взрыв швырнул меня вперёд, заставил закувыркаться, судорожно замахав крыльями. Как? Как он умудрился освободиться?

Да какая разница!?

Надо бежать отсюда!

На размышления времени не осталось. Я прижала крылья к телу и выгнулась, молясь бесконечно изменчивой, чтобы Безликие смогли удержать эту безумную траекторию. Они не сумели. Короткой вспышкой пришла ментальная Команда от Беса: «Врассыпную!» Теперь каждый был сам за себя. И, да будет Ауте милосердна к непутёвой своей дочери, у Безликих воинов было куда больше шансов выбраться из крепости, содрогавшейся под ударами штурмующей армии, чем у меня.

Ударила аакрой по белому облаку тумана.

Изменение взрезало призрачную реальность, как безупречно заточенная бритва режет тонкую вуаль. Я изогнулась, протискиваясь в образовавшуюся щель, и кувырком вылетела из созданного Ийнэлем прохода. Сжалась, прикрывшись крыльями и втянув голову в плечи, когда за спиной пронеслось что-то огромное, тёмное, гневное. Это… это… что бы это ни было, оно всё ещё напоминало Учителя. Но я не настолько хотела знать, в чём же тайна сходства, чтобы рискнуть ещё раз встретиться с подобной тварью.

Возможно, у меня просто не будет выбора…

Ломая ногти, соскальзывая и ругаясь под нос, я на корточках рванула в сторону. Затем совершила героический прыжок, кончиками пальцев зацепилась за очередную стремительно закрывающуюся щель в реальности и, обдирая кожу на боках, проскользнула внутрь.

Танец, с таким трудом сплетённый в покоях короля всё ещё пел в моём теле, и это позволяло чувствовать Двор как ещё одно продолжение себя и ориентироваться в нём, как в собственной душе.

Безопасную лазейку, любезно проложенную страдающим паранойей визирем на случай… скажем так, резких карьерных изменений, пришлось оставить, теперь приходилось пробираться через пустые «коридоры» и пробоины в «стенах». Бушевавшие позади взрывы и яростные крики отнюдь не добавляли спокойствия. Да и защиты, автоматически поднявшиеся, когда была объявлена общая тревога, тоже не помогали. Но ребята из Атакующих, что бы я о них ни думала, своё дело знали. Им удалось запутать оборонявшихся, чтобы мне удалось проскользнуть через всё это безумие незамеченной.

В конце концов, ободрав коленки, с бешено колотящимся сердцем, я выскочила на террасу, где, по расчётам, могла найти выход из этого крысятника. Выскочила… и резко затормозила.

Выход здесь действительно был. И какой…

Я стояла на огромном, просторном балконе, выполненном в стиле этаких живописных развалин. Старые, наполовину обрушившиеся колонны. Тонкие, ведущие в никуда мостики. Небо… В тёмно-серых разводах, полное непролитых дождей, замкнутое на себе небо… С первого взгляда на которое становилось ясно: тут не полетаешь.

А внизу…

Я отшатнулась от разверзшейся под ногами пропасти, судорожно вскинув руку к горлу.

Внизу клубились облака цвета крови, распарываемые время от времени серебряными молниями. Вспышки света вырывали из темноты зловещие глыбы льда и стремительно движущиеся скалы. Ауте. Изменчивость.

Абсолютный хаос.

Но не это испугало меня так, что судорожно сжалось горло, не давая сделать и вздоха.

Ауте, царство непостоянности и непредсказуемости, была мне знакома. Я — Антея тор Дериул. Дочь клана Изменяющихся. Дочь линии Тей. Хаос ужасал, хаос восхищал, хаос завораживал. Но не мог заставить меня замереть на месте в абсолютной беспомощности.

Но вот то, что обитало в хаосе…

Хищные силуэты, мелькавшие в частых, злобных вспышках молний. Изогнутые хребты, изменчивые очертания, гибкие тени, разрезавшие клубящуюся адскими льдинами кислоту.

Да, я знала, что делать с абсолютным, неконтролируемым хаосом. Но как насчёт тварей, для которых этот хаос является естественной средой обитания? Как насчёт очень даже упорядоченных бестий, которые купаются в изменчивости Ауте, которые вдыхают Её непостоянность, как мы вдыхаем воздух?

Пришло очень отчётливое осознание: я одна. Сергей, при всех своих многочисленных способностях, тут не помощник.

Ощущение… неполности. Неполноценности. Впервые за очень, очень долгое время за моей спиной не было ни телохранителей, ни добровольных нянек, ни верных риани. Даже Аррека я не имела права звать на помощь. Дарай-князь сейчас оперировал порталами, открывая врата для наших войск, вытаскивая Атакующих из той смертельной ловушки, в которую я их затащила. Отвлечь его сейчас означало фактически обречь на избиение армию Эль-онн. Неприемлемо.

До крови прикусила губу верхним клыком, обдумывая возможности. Попробовать глубинное изменение? Вряд ли даже мне удастся сплести танец достаточно глубокий, чтобы пройти через всё, что кипит и извивается в этой пропасти. Но никто ведь не мешает попытаться. Это будет хорошая смерть истинной вене. Смерть, исполненная чести, пусть даже она и не поможет собрать дополнительных политических дивидендов.

Только вот… Только я уже была в изменении. С первого момента, как ступила в королевский не то дворец, не то муравейник, я постоянно вела танец, сливаясь с обстановкой, сливаясь с защитными заклинаниями и барьерами. Прекратить поддерживать этот танец — и защитные системы Королевского Двора уничтожат жалкую нарушительницу прежде, чем совершится её героический прыжок в пропасть.

Никакой чести в смерти от безмозглого защитного заклинания я не видела.

Похоже, тупик.

Топот ног и свист крыльев позади. Сергей развернул меня на сто восемьдесят градусов и поставил в защитную стойку ещё прежде, чем разум успел зафиксировать новый источник опасности.

Король демонов: окровавленный, ощерившийся, с сияющими пламенем глазами — загораживал путь обратно. За его спиной смутно угадывалась небольшая, изрядно потрёпанная армия. А я ведь даже не успела подумать, что ситуация не может стать ещё хуже!

Я сделала шаг назад. Ещё один. Пятки зависли над пропастью. Крылья судорожно взмахнули, удерживая равновесие.

Ох и влипла…

Когда боишься — обрати свой страх в гнев и направь на кого-нибудь из ближних своих. К этой немудрёной стратегии я уже не раз прибегала в прошлом и не видела причин, почему бы не прибегнуть к ней сейчас.

Единственным «ближним» в данный момент был разъярённый тёмный король.

Годится.

— Ты… ты… тупица! Чем ты думал, когда притащил целую стаю альфа-ящеров прямо под окна собственной резиденции? Совсем спятил на почве жажды власти??? Они же через пару дней порвут все цепи и набросятся на вас! Никто не может контролировать тварей Ауте!

— Никто, — удивительно спокойно согласился его клыкастое величество, делая шаг вперёд. — Кроме драконов Ауте.

— Что??? — Даже издавая вопль возмущённого недоверия, я на цыпочках, на цыпочках, бочком двигалась по кромке пропасти, пытаясь держаться как можно дальше от чудовищ, хищно круживших за спиной, и от черноволосой бестии, надвигавшейся спереди. Вот что называется «между двух огней».

Огни, честно говоря, были бы предпочтительней. Симпатичные такие, маленькие вулканчики, почти совсем ручные…

Он улыбнулся. Вежливо так, доброжелательно, не показывая клыков. Похоже, безвыходное положение, в которое загнала себя ваша покорная слуга, здорово улучшило настроение его демонического величества.

— Полагаю, вы всё-таки нашли одну из причин, по которой мне совершенно необходимо провести этот ритуал, леди Антея.

Тварь.

Мои ноги нащупали опору и автоматически сделали шаг назад. Узкий мост, напоминающий мраморную доску, через несколько десятков метров резко обрывался над самой пропастью. Мне не к месту вспомнился Аррек и истории о пиратах, которые он иногда рассказывал. О досках, по которым несчастных пленников отправляли на корм акулам. Аналогия показалась совсем не забавной.

Шаг назад. Ещё и ещё. Налетевший порыв ветра растрепал мои волосы, разбросал их по плечам, по спине. Золотые пряди на ветру.

Демон вдруг перестал находить ситуацию забавной. Резко посерьёзнел. Стал до боли, до ужаса похож на Учителя, когда тот опасался, что я сделаю очередную непоправимую глупость. Шагнул ко мне, протягивая руку…

— Антея…

…и резко остановился, когда от его движения я ещё дальше шарахнулась назад. Закачалась, потеряв равновесие. Восстановила его, лишь сделав ещё один губительный шаг.

— Антея-эль, прошу вас…

Власть имён. Собственные мышцы чуть не швырнули меня навстречу чернокрылому. Теперь он протягивал две руки, но не двигался с места. В тёмно-красных глазах появилось настоящее беспокойство.

Я снова попятилась. Покосилась вниз. В глазах потемнело, я чуть не свалилась. Затем приказала себе не бы дурой, произвела небольшую коррекцию сознания и снова посмотрела в бездну, на этот раз внимательно и расчётливо.

Альфа-ящеры. Хм… Стая альфа-ящеров жила неподалёку от моего дома, время от времени выступая в роли не то охранников, не то универсального пугала. Хорошо, кстати говоря, справлялись с делом. Качественно. С душой. Никто не осмеливался приблизиться к резиденции Хранительницы без особого на то разрешения.

Меня эти жуткие создания считали кем-то вроде малолетнего (и следовательно — нуждающегося в покровительстве) члена стаи. Носительница Драконьей Крови — дочь очень и очень уважаемого отца.

Драконов Судьбы твари Ауте считали как бы малыми божествами. Ну, а мне перепадал статус несколько сомнительной полубогини.

Проблема была в том, что рядом с теми, кто кружил и извивался сейчас внизу, мои страшноватые соседи были всё равно что домашний котёнок рядом с оголодавшим саблезубым тигром. Ауте, да некоторые из них, похоже, крупнее отца в его естественной форме! Очень и очень сомнительно, что, когда закуска окажется в пределах досягаемости, эти существа станут углубляться в подробности родословной упомянутой закуски. Даже явись сюда сам Ашен во всём блеске своей силы, и у него могли бы возникнуть затруднения с сохранением собственного хвоста.

Статус статусом, но стая есть стая.

Сергей недовольно завозился в ножнах.

Я сглотнула и перевела взгляд на альтернативу: тёмный король тоже ступил на узкий мостик, медленно, не делая резких движений, уговаривая меня мягким, успокаивающим голосом. Остальные демоны толпились на террасе, не смея приблизиться к краю. Умные демоны.

— Антея. — Он произносил моё имя правильно, так, как оно и должно произноситься. Совсем как Учитель и в то же время иначе: «Аан’т’эйаа». Гласные, особенно «а», мягко растягивались, согласные звучали глухо, тихо, делался едва заметный акцент на «эйа». «А-аа’н’т’эй’ааа». Это имя могло звучать как музыка сфер, стоило только произнести его как должно. Музыка Раниеля-Атеро завораживала. Музыка короля демонов… дурманила.

Когда говорил мой приёмный отец, хотелось подойти к нему, положить голову на колени и позволить всем заботам этого мира раствориться в его вечности.

Когда говорил этот красноглазый двойник, я начинала всерьёз обдумывать возможность обзавестись вторым консортом.

— Антея… Малыш… Не делай глупостей, девочка…

Порыв ветра заставил нас обоих замереть, напрягшись, ловя равновесие. Было что-то неправильное в воздухе, в ветре, в небе. Что-то, что не позволяло раскинуть крылья, что не давало поймать ими гармонию потоков. Тёмно-красная бездна. Красная, как его глаза. Судя по всему, его гениальное величество использовал свою силу, чтобы создать этот загон для альфа-ящеров. Этакая грандиозная ловушка, но, чтобы хоть как-то удерживать столь невероятных существ, его изобретательному величеству пришлось здорово напутать с естественными законами. Теперь мы оба неловко балансировали на узком каменном мостике, будто утратив врождённую грацию существ, которым воздух был более привычен, нежели твёрдая поверхность под ногами.

— Иди сюда, маленькая. Всё будет хорошо. Вернись. Вернись ко мне, Антея.

Самое страшное — я ему верила. Верила каждому слову, верила этим знакомым с детства интонациям, верила власти, которую имела надо мной музыка моего имени.

Ещё один шаг назад.

Думай, Антея. Думай. Хоть раз в жизни прекрати тупо реагировать и попытайся использовать свои аналитические способности.

Альфа-ящеры подчиняются Драконам Судьбы. В тебе кровь тех самых драконов. Вопрос: как заставить тварей Ауте подчиниться?

Переформулируем вопрос: что такое Кровь Дракона? Отец пытался объяснить, он даже показывал… Надо только понять… Ухватить.

Что он пытался мне сказать?

Ауте… Танец… Изменения…

Что-то длинное, стремительное и безумно жуткое выпрыгнуло из бездны, разверзшейся под нашими ногами. Взлетело вертикально вверх, точно подброшенное катапультой, но в нескольких метрах от моста наведённая тёмным гравитация всё же пересилила, гигантская тварь щёлкнула челюстями и упала обратно в бушующий океан.

Воздушной волной, поднятой этим падением, нас чуть было не снесло вниз. Чтобы удержаться, я упала на колени, вцепившись в поверхность моста всеми когтями. Автоматически изменила строение скелета так, чтобы удобнее было двигаться на четырёх конечностях. Доля секунды — и я уже скорее напоминала существо из отряда кошачьих, нежели примата. Лишь убедившись, что держусь крепко, позволила себе всхлипнуть.

— Ashhe, ashshsh-sh-eee, малыш. Тише. Всё будет хорошо.

Он был совсем близко — спокойный, сильный, сулящий безопасность и уверенность. Протянул руку.

— Иди ко мне, маленькая.

— Учитель?

— Valina a moi.

«Моя ученица». Не надо было ему этого говорить. Я с шипением рванулась из-под руки, оставив на протянутой ладони кровоточащие царапины. Попятилась назад, всё так же на четырёх конечностях, оскалившись в его сторону, прижав уши к голове. Если бы меня увидел сейчас кто-нибудь из людей, то не узнал бы в этом диком, сходящем с ума от страха животном разумное существо.

И тем не менее, разум напряжённо работал, точно, до последней мысли, до последнего ощущения, восстанавливал наш разговор с отцом.

Что такое Драконья Кровь?

«Не способность, не процесс, не понятие. Не акт сотворения как таковой, а вдохновение. Может ли существо из плоти и крови быть вдохновением? Суть. Состояние. Танец».

Танец.

«Тебе придётся самой понять, что это такое. Самой подобрать нужное слово. Просто помни, что при этом ты даёшь себе новое имя».

Здесь. Сейчас. Немедленно.

Нога соскользнула в пропасть. Мост закончился.

Я замерла, прижавшись к ненадёжной опоре, дико оскалившись на тёмного короля. Он стоял, напряжённо выпрямившись, вытянув сжатые в кулаки руки по швам. Чёрные крылья и волосы развевались вокруг бледного, сосредоточенного, прекрасного лица.

— Не уходи. Не уходи, любовь моя. Не оставляй меня. Не лишай меня этой силы.

Мощь этого призыва чуть было не растопила мои кости. Меч, висевший за спиной, толкнул меня вперёд. Мнение Сергея было однозначно: соблазнения соблазнениями, но из двух зол надо выбирать меньшее. Из голодных альфа-ящеров и признающегося в любви демона он определённо предпочитал последнее. В конце концов, с демоном можно будет попробовать разобраться позже. С ящерами — только в том случае, если десерт «эль-ин и её меч в пряном соусе» вдруг окажется для них ядовитым. Но нам-то от этого радости будет уже мало.

Нет. Я к нему не пойду.

Усталый вздох. В течение своей богатой событиями жизни Сергарр не раз и не два использовал для описания плохих ситуаций словосочетание «безвыходное положение». И сейчас, балансируя на раскачивающемся мостике между бездной и кровожадными тёмными эльфами, он в очередной раз решил, что это куда более красочная метафора, чем хотелось бы.

Эль-леди, если вы немедленно не возьмёте себя в руки, нас здесь убьют… И съедят.

Я знаю, что кусок металла не может цедить фразы сквозь стиснутые зубы. Какая разница? Сергею всё равно это удаётся. Ну, а если мой молчаливый меч снисходит до того, чтобы общаться со мной при помощи слов, значит, и правда пора брать себя в руки.

Здесь и сейчас.

Я зажмурилась, ища слово. Слово для танца. Слово для этого мгновения, слово для экстаза, для понимания, для… себя?

Сен-образ соткался мгновенной вспышкой, подобно заложенному в него основанию — иероглифу «Инадзума», молния, вокруг которого сплетались сполохи смыслов.

— Сатори, — прошептала. И бездна внизу откликнулась яростным громом. — Молния. Как ещё назвать? Сатори — озарение, проникновение в суть вещей и событий. Слияние с сутью. Так вот что ему от меня нужно?

А что мне самой от себя нужно?

Сатори. Слово. Имя.

Антея.

Запрокинув голову, я захохотала. Дико, торжествующе. Затем прямо из полулежачего положения бросила тело вверх, в высоком, свободном прыжке. Кости выпрямились, структура скелета вновь вернулась к варианту прямоходящего гуманоида — так быстро и так естественно, будто ничего другого и быть не могло. Моё тело проделало великолепное тройное сальто, промелькнуло мимо бросившегося вперёд демона. И прямая, ловкая — я понеслась вниз. К бездне. К свету.

Крик бессильной ярости распорол тишину и заставил скалы содрогнуться в тот момент, когда моё тело без всплеска вонзилось в бушующие изменчивые волны.

Танец тринадцатый, Реквием

Addolorato

Танец.

Какими словами можно описать танец?

Поэзия движения. Краски, вплетённые в музыку. Гармония, расцветающая в глубине первозданного хаоса.

Я предала анафеме всё, для чего дрессировали вене. Если бы Учитель увидел меня сейчас, он пришёл бы в ужас. Если бы меня увидела мама, то, вполне возможно, попыталась бы убить. Очень, очень нехорошие вещи происходили, когда вене начинали танец, не ставя перед собой точной цели.

Они просто не понимали. Цель сейчас не имела ни малейшего значения.

Я танцевала не потому, что хотела выжить. Не потому, что хотела изменить что-то. Не потому, что хотела измениться сама. Я отбросила цель, направление, отбросила всё, кроме ослепительно прекрасного «здесь и сейчас». Совершенства нельзя достигнуть. Но к нему можно приблизиться в блистательном, неповторимом, что называется «настоящее».

Я танцевала, потому что это доставляло мне удовольствие. Потому что каждым своим движением я могла создать что-то. Из того, что уже было, создать новое.

Не было ни добра, ни зла. Не было ничего, кроме первобытного, интуитивного ощущения красоты. И то, что ощущалось как красивое, стало Добром, а то, что ощущалось неправильным, стало Злом. И не было иных мерил, и не могло быть иных точек отсчёта.

Творчество. Вдохновение. Сатори.

Какими словами описать молнию?

Я танцевала потому, что танцевала. Если вы когда-нибудь приносили в мир что-то, чего раньше не было, вы поймёте.

Не знаю, сколько это длилось. Время — бессмысленное понятие, ещё одно дурацкое изобретение смертных. Если тебе спешить некуда, то зачем измерять, зачем торопиться?

Кстати… Мне вроде бы есть куда торопиться… Ах да, собственные похороны…

Кончики ушей покраснели от смущения. Я совсем о них забыла.

Замедлила темп танца, огляделась… Я парила в прозрачном воздухе, широко раскинув крылья и время от времени выполняя фигуры высшего пилотажа — просто ради удовольствия, которое доставляет выполнение замысловатых петель в свободном полёте. Вокруг, насколько хватало глаз, резвились дикие альфа-ящеры. Маленькие, большие и гигантские чудовища мелькали в воздухе, уважительно уступая мне дорогу всякий раз, когда наши траектории должны были пересекаться. Время от времени некоторые из них отделялись от стаи, затем снова возвращались, таща беспомощно трепыхавшуюся добычу. Один из таких охотников подлетел ко мне, протягивая в когтях кусок чьего-то щупальца.

Я подняла руку и машинально отёрла губы. Пальцы оказались в крови и густой зеленоватой жиже. Судя по всему, это было не первое подношение, тем не менее благодарно взмахнула ушами и запустила клыки во всё ещё извивающуюся плоть.

Как часто говорил папа: «Активная творческая жизнь порождает зверский аппетит». Он всегда был очень мудрым, хотя и сравнительно молодым драконом.

Меланхолично пережёвывая незадачливого осьминога, я попыталась мысленно восстановить события последних двадцати минут. Итак…

Носительница Драконьей Крови прыгнула в ловушку, которую король демонов организовал для тварей Ауте неподалёку от своего дворца.

Потом… Потом, судя по всему, альфа-ящеры узнали в носительнице Кровь Дракона. Более того, ей как-то удалось произвести на стаю благоприятное впечатление. Ничего удивительного, если бы я увидела такой танец со стороны, тоже бы, как пить дать, впечатлилась. Зябко передёрнула плечами, вспоминая всепоглощающий экстаз чистого искусства.

Носительница танцевала изменения в созданном тёмным королём загоне и, похоже, этот загон разрушила. Я разнесла внешние ограды, выпустив ящеров и неконтролируемый хаос обратно на просторы дикой Ауте. Сосредоточенно свела уши, пытаясь вспомнить… Нет, ничего. Никаких воспоминаний ни о действиях, ни о мотивах. А ведь я могла бы разнести те щиты, которые защищали сам дворец, и тогда милые зверушки, резвившиеся сейчас вокруг меня, разобрали бы там всё на доатомные составляющие. Включая и обитателей. Кстати, надо будет не забыть ткнуть короля демонов носом в этот факт. Пусть думает, что его пощадили. Что это было сознательное решение, продиктованное если не милосердием, то политическим расчётом. Так он в глазах всех дворов и кланов окажется моим должником… и, что тоже немаловажно, полным идиотом!

— Аантэээ-ййааа!

Я резко дёрнулась, взмывая вверх, пытаясь понять, кто прислал дивный сен-образ, сплетённый на основе моего имени. Альфа-ящеры, даже самые крупные, брызнули в разные стороны, когда откуда-то снизу свечкой взмыло мощное стремительное тело. Лучи света, отражённого от его крыльев, окрасили всё вокруг в мягкие золотистые тона.

— Приветствую, дочь.

— Привет, папа.

Видели ли вы когда-нибудь Дракона Судьбы в его родной стихии? Если нет, то вы имеете право считать, что совершенства не существует. Он был красив, как красива золотая молния. Так же стремителен, так же опасен. Я замерла, впервые в жизни по-настоящему удостоенная чести увидеть своего отца. И наконец поняла, почему все порождения Ауте считают драконов существами высшего порядка.

Там, где альфа-ящеры были быстры, он был быстр и грациозен. Там, где они были стремительны, дракон был стремителен и элегантен. Если порождения бесконечно изменчивой казались воплощённой смертью, то Ашен заставлял эту смерть выглядеть невыразимо прекрасной. Он был чем-то более элементарным, более приближённым к основам и к сути, нежели любое иное существо, которое мне когда-либо доводилось видеть.

Я лишь несколько минут провела в состоянии, которое не могла назвать другим словом, кроме как «совершенство», и мой разум отшатнулся, скрывая воспоминания о пережитом. Но отец не просто существовал в этом состоянии постоянно, он был этим состоянием. Квинтэссенцией способности творить и быть тем, кого сотворяют. Тем, что все остальные за неимением других слов называли «Драконья Кровь».

Украсть это? Король d’ha’meo’el-in просто идиот. Что, как известно, неизлечимо.

Я чуть пошевелила крыльями, скользнув мимо могучей, круто изгибающейся шеи к огромной клиновидной голове. Впереди, гордый своей ролью проводника, сосредоточенно махал крыльями юный альфа-ящер, с ментальными метками молодого самца из стаи, что живёт рядом с моим домом. Я пригляделась — и обречённо закатила глаза. Тот самый шалопай, который последние тридцать лет сопровождал Аррека в большинстве его эскапад. Очень мило со стороны его светлости прислать помощь как раз после того, как опасность миновала. Но откуда он узнал…

Сергей раздражённо (по-моему, излишне раздражённо — недавние события не прошли бесследно даже для его дубовой психики) дёрнулся за спиной. А откуда князь арр-Вуэйн вообще узнает всё, ведь ему немало известно?

Я вздохнула. Не важно. По крайней мере, теперь ясно, как отцу удалось меня найти.

Я напрягла крылья и, приподнявшись, скользящим движением коснулась ими гладкой золотистой чешуи. Спасибо, что ты здесь, папа. Спасибо, что ты есть. Такой, как ты есть. Теперь я,кажется, понимаю.

Отец ничего не сказал, только выпустил поощрительную (и несколько высокомерную) трель в сторону альфа-ящеров, и заложил вираж, приглашая меня следовать за собой.

Всю дорогу до перехода мы ныряли и резвились среди изменчивых пейзажей Ауте, создавая новые миры и бездумно их покидая. Впервые в жизни я не чувствовала себя чужой рядом с великолепием Золотого Дракона Судьбы, который был моим отцом.

Вдруг осознать себя по-настоящему цельным существом… Будто какая-то часть, которую я всю жизнь беззвучно оплакивала, вдруг вернулась на место, многогранная и удивительная.

Думаю, впервые за очень и очень долгое время я была счастлива.

* * *

Счастье — вещь недолговечная. Радужное настроение сказало: «Тьфу на вас!» и испарилось, стоило мне увидеть свободно парящую в пустоте скалу… И обеспокоенное трио, ожидавшее меня, взгромоздившись на мрачные камни. Заложив раздражённый вираж, я приземлилась. Отец, следуя своей неизменной мудрости, предпочёл отлететь подальше и описывать вокруг скалы широкие круги, делая вид, что он охраняет наш покой, а вовсе не пытается устраниться от надвигающейся разборки.

Я стояла, скрестив руки на груди, и лишь нервно подрагивающие уши выдавали напряжение. Смотрела на Аррека и Зимнего.

Не часто эту парочку можно увидеть рядом, да ещё плечом к плечу. Обычно такое соседство чревато тяжёлыми физическими травмами. Для невинных наблюдателей, разумеется. Самим виновникам «экстремальных ситуаций» почему-то всегда удавалось вывернуться из любой свалки целыми и невредимыми.

Я прикусила нижнюю губу и вздрогнула, когда острый клык разрезал нежную кожу. Слизнула кровь. Удивительно, насколько эти двое не похожи друг на друга. Оба высокие, изящные, даже утончённые. Оба гибкие, как удар хлыста. И в то же время…

Зимний сложен как воин эль-ин. Очень хрупкие на вид полые кости, тонкие эластичные мускулы, лёгкость и невесомость в каждой линии. Строение скелета, поворот головы — всё это напоминает застывшую на мгновение птицу. Или замершую в засаде рептилию. Или ломкую неподвижность насекомого. Опасную. Ждущую.

Аррек для человека довольно худ и жилист. Он тонок в кости, но рядом с птичьей хрупкостью эль-ин кажется почти тяжёлым. Плотным, основательным и очень, очень мощным. Я по опыту знала, как обманчива эта тяжесть, как она может мгновенно смениться гибким и хлёстким движением. Тигр. Огромный такой, чуть ленивый, смертельно опасный. Прищурившийся в тени котик. Почти сонный.

Если бы у моего мужа был хвост, то пушистый кончик его в этот момент подрагивал бы от напряжения. Спит он, как же. Видит сны гастрономического содержания.

Я склонила голову набок, пытаясь понять, чем сейчас на самом деле занята эта парочка. Зимний пребывал в глубоком аналитическом трансе, руководя отступлением своих воинов обратно за щиты Эль-онн. Сознание Аррека соприкасалось с холодным, древним разумом, в то время как дарай-князь раздвигал Вероятности, обеспечивая войскам безопасный отход. Я сдвинула уши. Разве операция не должна была уже закончиться? Ну почему, сколь бы гибкое расписание ты ни составлял, при столкновении с действительностью оно всегда оказывается нереалистичным?

Легко пробежала своим сознанием вдоль линий силы, которые сплетали эти двое, проследила направление их внимания.

И выругалась.

По плану все войска уже должны были отойти. Но разве эль-ин будут следовать какому-то дурацкому плану, если у них над душой не стоит Хранительница с кучей деспотичных аналитиков в придачу? Нет! Вечность сохрани их от такого благоразумия. Обязательно начнётся вдохновенная отсебятина. Вот и здесь несколько десятков воинов, независимо друг от друга, отступили от сценария и отправились геройствовать в одиночестве. Теперь оказались заперты, осаждаемые со всех сторон разъярёнными демонами в самом защищённом месте во владениях d’ha’meo.

Заперты в королевском гареме.

И вовсе не смешно! Прекрати ухмыляться, Аррек!

Сердито сдунула падающую на глаза прядь, скривила губы, будто в рот попало что-то кислое. Это… надо было предвидеть. Ведь не первый же день знаю своих подданных.

Я сказала, прекрати улыбаться!

Раздражённо, не думая, не отвлекаясь на колебания, которые сопровождали весь период моего регентства, потянулась к Эль. И обрушила силу богини на сознания этих «авантюристов», точно многотонный пресс.

Убирайтесь оттуда!

Матрица заклинания соткалась между мной, Арреком, Зимним и «потеряшками», будто сложное переплетение нитей, натянутых между четырёх опор. Эль-воинов в буквальном смысле вынесло через созданные дарай-князем порталы и прокатило нахальными физиономиями по полу в Дериул-онн. Демонов, бросившихся было по их следам, не менее грубо отбросило назад.

Проверила, не отстал ли ещё кто-нибудь. Нет вроде бы. Некоторые даже умудрились протащить на буксире визжащих, растерянных девиц. Я заскрипела зубами, но от комментариев воздержалась. Женщины — весьма ценное приобретение. Раз уж удалось их заполучить, то просто так этих демонесс мы уже не отпустим.

Я отвернулась от потирающего ноющие виски Зимнего (ему тоже перепало от этого последнего заклинания — просто так, за компанию) и внимательно изучающего собственные ногти Аррека. Застыла на краю скалы, завернувшись в крылья, точно в плащ, позволяя ветру трепать их кончики. Задумчиво скользнула глазами по облакам. По идее, нам тоже пора выбираться из Ауте, но неподалёку рыскал, отгоняя опасность, Дракон Судьбы, а мне не хотелось уходить, не увидев, чем всё закончится.

План ведь состоял вовсе не в том, чтобы разозлить короля или разнести Тёмные Дворы. Просто кое-кто должен был задуматься над тем, как именно мне это удалось.

Ийнэль, так яростно сосредоточившийся на своей ненависти, создал ту самую щёлку в обороне d’ha’meo’el-in, которой нам и удалось воспользоваться. Древний с идиотизмом, достойным настоящего берсерка, пытался добраться до «ученицы Раниеля», что сделало его предсказуемым. Хуже того, управляемым. Аррек (не хочу знать, какие ещё делишки связывали этих двух) не только смог вытащить из него нужные сведения, но и сумел подбить его на секретную встречу со мной (не хочу знать как, просто не хочу). Остальное было делом техники.

Стоило мне оказаться перед Ийнэлем во плоти — и я смогла втянуть древнего в танец. Он сам открылся, сам подарил мне бесценную информацию, когда во время нашей первой встречи атаковал меня своей собственной силой, переплетённой с импульсами Ауте. Разумеется, древний не предполагал, что после такого удара мне удастся выжить. Но… Когда ты противостоишь танцовщице изменений, будь готов к тому, что противостоять придётся самому себе. Для опытной вене вполне хватило нескольких секунд, чтобы упорядочить уже имеющуюся информацию, познать своего противника. Познать — и в определённом смысле уподобиться ему. Чуть-чуть. В достаточной степени, чтобы открыть секретные тропы, которыми мог путешествовать один Ийнель. Чтобы передать изменение старшему аналитику клана Изменяющихся, который с его помощью сумел обойти ненадолго защитные системы Королевского Двора. Чтобы провести стремительный рейд на территорию противника. Результат рейда, пожалуй, заставит даже тёмных задуматься.

Всё это было очень сложно, требовало идеальной координации и точного расчёта времени. Без опоры на силу Эль и без подавления индивидуальности воинов во имя чёткого исполнения приказов нечего было даже думать провернуть подобное. Пришлось безжалостно использовать ресурсы Ступающих Мягко, затребовав поддержку работавших под прикрытием агентов. От прикрытий после этого, разумеется, остались лишь воспоминания. Мать Нэшши, без сомнения, найдёт пару ласковых слов, красочно описывающих всё, что она думает о почти полном уничтожении своей агентурной сети. Возможно, у неё даже хватит ярости, чтобы высказать мне эти слова в лицо…

Однако при всех страховочных вариантах, при всех хитрых манёврах и многосложных комбинациях результат получился весьма… хаотическим. После жесточайшего контроля и организованности, чего требовали начальные стадии операции, рейд с поразительной скоростью скатился к непредсказуемым индивидуальным схваткам и геройским глупостям. Что, в принципе, не так уж плохо — орава эль-ин, движимых лишь собственной инициативой, могла причинить много, много больше разрушений, нежели любая гадость, которую могла бы удумать ваша покорная слуга. Э-ээ… Идея напустить на бедных демонов стаю диких альфа-ящеров не в счёт. Я ведь этого так и не сделала, правда? В общем, остроухие личности да индивидуальности, называющие себя моими подданными, справились с задачей почти так же… м-мм… основательно. Почти. Но никто не будет отрицать, что они старались.

Итак, попробуем поставить себя на место тёмного короля.

Его красноглазое величество только что получил такой удар по собственному престижу (и самолюбию), какого не получал уже несколько тысяч лет. Его блестящий план заполучить Драконью Кровь весьма громогласно провалился. Попытки похищения были отбиты с раздражающей небрежностью, которая прямо-таки кричала: «Отстань, не до тебя!» (А что? Мне и правда не до него!) Затем, когда у намеченной жертвы выдалась свободная минутка, жертва обрушилась на злосчастного тёмного со всей силой своего темперамента. Ворвалась в его спальню (надо знать подоплёку взаимоотношений полов у наших народов, чтобы оценить всю иронию этого поступка), позволила своим войскам расколошматить Дворы, увела из-под носа с таким трудом заманенную в ловушку стаю альфа-ящеров. И хорошо, что просто увела. Король не может не понимать, с какой лёгкостью я могла уничтожить и его, и всех обитателей его Двора, спустив на них тварей Ауте.

Что же он имеет? Лежащие в руинах Дворы. Опасно зашатавшийся трон. Готовых наброситься на раненого властелина подданных.

И острую необходимость найти виновного. Не козла отпущения, а настоящего виновного. Не могла же, в конце концов, пигалица, которой не исполнилось ещё и столетия, сама придумать и осуществить такое.

(Ну, допустим, мне помогли… Ладно, ладно, старшие сделали за меня почти всю работу! Подумаешь!)

Итак, его величество начинает разбираться, что же на самом деле произошло, искать ответ на сакраментальный вопрос: «Кто виноват?»

И что же он находит?

Что путь, которым я пробралась в его спальню, был втайне от повелителя создан его первым советником и только первый советник мог открыть эти тропы для меня (вряд ли мировоззрение древнего демона предусматривает существование нахальных дарай-князей, способных Видеть Истину и открывать любые тропы, какими бы секретными они ни были)…

Что путь для воинов клана Витар был также открыт силой некоего Ийнеля…

Что защитные системы Дворов были дезактивированы перед самой атакой неким древнейшим и могущественным существом, ментальный портрет которого соответствовал ментальному портрету небезызвестного Ийнеля…

Думаю, вы уловили общую картину. Да, я действительно рассердилась на этого зеленоглазого, который открыл сезон охоты на Хранительницу только потому, что не поделил что-то с её старым Учителем. Убийства должны быть… — как бы это выразить? — более личными, что ли.

Теперь обратимся к неожиданному, но весьма занимательному повороту интриги. Что узнает Ийнель, а также любой другой, попытавшийся предпринять более детальное расследование? Что защита Дворов была дезактивирована неким древнейшим и могущественным существом, которое внешне (да и внутренне) выглядело точь-в-точь как их король…

Я обречённо вздохнула, понимая, что не смогу больше мысленно игнорировать эту тему. Аррек с Зимним благоразумно подались назад, оставляя меня наедине с третьей фигурой, застывшей на унылых серых камнях.

Раниель-Атеро сидел, скрестив ноги, и ветер трепал его свободно распущенные угольно-чёрные волосы и крылья. Внимание древнего было полностью поглощено происходящими сейчас во владениях d’ha’meo событиями. Я обошла его, чтобы увидеть лицо. Нет, чтобы увидеть его глаза. Чтобы убедиться, что они излучают глубокую сапфировую синеву… а не адский ярко-красный огонь.

Гнев, горевший во мне так яростно с тех пор, как глаза короля демонов встретились с моими, вдруг потух. Исчез, просочился сквозь усталость, как вода просачивается сквозь песок.

Когда-то я могла бы сказать какую-нибудь глупость вроде: «Ты мог бы меня предупредить!», но в последние дни ваша покорная слуга здорово продвинулась в расчеловечивании. Эль-ин не любят задавать бессмысленных вопросов, и потому вместо всего того, что рвалось с моего языка, было произнесено лишь:

— Как его имя?

Забавно. Я только теперь сообразила, что не знаю. И это после стольких лет политических маневров друг против друга. Для меня он всегда был просто «тёмным королём».

— Раниель, — ответил Раниель-Атеро.

Что тут скажешь?

— Просто Раниель?

— Просто.

Когда Ийнель прижимал к моему горлу остриё меча, он прошептал: «Valina a Raniel». Не хочу знать. Просто не хочу.

Учитель смотрел на меня как-то… Грустно?

— Итак, ты наконец открыла в себе вторую половину своего наследия, — он совсем не казался счастливым по этому поводу. Где-то неподалёку послышался шелест золотых крыльев, запахло грозой.

— Да, я признала Кровь Дракона, — ничего не выражающим голосом ответила я. Отец и отчим всегда бешено ревновали друг к другу — во всём. Под определённым углом зрения и то, что король демонов помешался на Крови Дракона, может выглядеть довольно… странно. И мама почему-то старается держаться по отношению ко всей это истории подозрительно тихо. Совсем на неё не похоже. И…

— Не хочу знать, — произнесла это вслух.

— Мудро, — согласился Учитель.

— Я весьма мудрое создание, — очень, очень сухо ответила я. Он был самым прекрасным эль-ин, которого я когда-либо видела. Всё ещё. Всегда.

Навеки.

Одно его слово — и я подчинилась бы беспрекословно.

Всё ещё. Всегда.

Он, как всегда, промолчал. И я почувствовала, как плечи расслабляются, напряжение уходит из поднятых в оборонительную позицию крыльев. Он был Раниель-Атеро. А не тот… другой.

Между слепой верой и обычной глупостью есть некоторая разница, но заключается она в основном в том, что для написания этих слов требуются разные буквы. Но ведь я никогда и не претендовала на наличие сколько-нибудь заметного интеллекта…

Учитель. Навеки.

Вдалеке послышался рокот грома. Раниель-Атеро поднял изящную бледную руку, украшенную, точно драгоценными камнями, изогнутыми чёрными когтями. Облака разошлись, и в воздухе соткалась карта демонических владений, за которыми он так пристально наблюдал последние минуты.

— Неладно что-то в нашем королевстве, — иронично протянул из-за моего плеча неизвестно когда успевший подойти Аррек.

Дарай-князь всегда бы склонен к преуменьшениям.

Ткань заклинаний, из которых были сотканы Тёмные Дворы, коробило и разъедало. Казалось, ещё немного, и их разорвёт изнутри. Внезапно один из меньших Дворов съёжился, а потом вспыхнул, точно подброшенный вверх гигантским взрывом. Я опустила крылья, которыми прикрыла глаза от ярости световой вспышки.

— Вот они, традиционные признаки: магическая нация страдает от приступа острого недостатка доверия в рядах правящего эшелона, — у него всегда было странное чувство юмора. — Похоже, план сработал на все сто процентов.

Зимний пробормотал что-то утвердительное. Лидер Атакующих выглядел отвратительно довольным собой.

— Ты была уверена, это произойдёт… — дарай-князь поднял брови, искренне заинтересованный, — …хотя и не знала о всей ситуации с… — он позволил своему голосу этак вопросительно затихнуть, но глаза выразительно посмотрели в сторону бесстрастного Раниеля-Атеро.

Я пренебрежительно дёрнула ухом.

— Если бы не было этой ситуации, была бы какая-нибудь другая. Если встречаются двое эль-ин старше детсадовского возраста, между ними непременно отыщется несколько старых вендетт и не меньше полдюжины запертых в шкафах скелетов. Стоит только чуть-чуть копнуть, и «недостаток недоверия», как ты выразился, начинает бить фонтаном… Тёмные в этом отношении не слишком от нас отличаются.

— Хм…

«…втереться в доверие к правителю, запудрить мозги первому советнику, а затем столкнуть их между собой, чтобы были заняты и не смотрели по сторонам слишком пристально…»

Я резко встряхнула ушами. Всё это было спланировано и приведено в исполнение с изящной безжалостностью, так характерной для дараев. Хотелось бы верить, что мне и в самом деле удалось ухватить тот кусочек сути высокородных арров, который случайно приоткрыл в разговоре Рубиус. Однако слишком многое указывало на то, что к определённым действиям меня кто-то очень умело подтолкнул. Вряд ли, конечно, этот кто-то ожидал именно такого, гм, впечатляющего исхода… Однако ощущение, будто меня умело дёргали за верёвочки, не проходило.

Как мне всё это надоело!

С минуту мы ещё смотрели кровавую драму, разыгравшуюся среди демонических Дворов, затем поднялись, собираясь уходить.

— Как вы думаете, Учитель, — я робко коснулась его крыла. — Они ограничатся серией дворцовых схваток? Или раскачаются на полномасштабную гражданскую войну?

— Скорее первое, — рассеянно отозвался Раниэль-Атеро. — Королевская власть слишком прочна, а сами Дворы слишком пластичны и устойчивы, чтобы рухнуть от одного толчка. Но, думаю, какое-то время они будут слишком заняты, чтобы нас беспокоить.

— Аминь.

Отец вынырнул из тумана, и даже в гуманоидной форме его никто не принял бы за обычного эль-ин. Он зарычал на Учителя. Учитель зарычал на него. Зимний зевнул, а я блаженно улыбнулась, чувствуя себя почти как дома. А потом Аррек опять вопреки всем законам откуда-то нашёл в бесконечно изменчивой Вероятности, которыми смог манипулировать, а в следующий момент все мы уже стояли в просторных изоляторах клана Дериул и со всех сторон к нам бежали Целители Изменяющихся и стремительные фигуры северд-ин.

В духе старых добрых традиций мне сейчас полагалось артистично грохнуться в обморок. Однако после непродолжительного колебания от столь соблазнительной идеи пришлось отказаться. Время, быть может, и является выдуманной смертными существами абстракцией, но от этого ничего не меняется — его всегда очень и очень не хватает.

* * *

Я опустилась в воду и закрыла глаза, усилием воли заставляя тело расслабиться. Откинула голову так, чтобы шея опиралась на специальный валик, вытянула ноги. Рассеянно потёрла намечающийся на рёбрах синяк. Затем поднесла руку к глазам и увидела, что пальцы дрожат. Сжала пальцы в кулак. Дрожала вся рука. Мышцы буквально пели от напряжения, тело всё ещё трепетало в адреналиновом пике. Разум пребывал в состоянии шока.

Даже сверхгибкая психика эль-ин не могла сходу переварить всё, что случилось сегодня. Теперь, когда основная опасность миновала, начиналась ответная реакция. К горлу подкатила тошнота.

По опыту зная, что сейчас не стоит погружаться в морально-этические самотерзания, я, тем не менее, потянулась к Эль. Коснулась расовой памяти своего народа, проверяя… Дура! А чего ты, спрашивается, ожидала?

Часть той Эль, которую я до этого воспринимала находящейся в изменяющейся форме, то есть как живую, перешла в неизменную, мёртвую форму. Другими словами, часть моих поданных заплатили за утреннюю авантюру своими жизнями. Ничего удивительного. На войне, даже если это маленькая, карманная война, бывают потери. Чаще всего, обусловленные идиотизмом генерального штаба. В данном случае моим.

Я могла бы узнать точные цифры, узнать имена, генетические линии. Могла бы узнать, что среди них были мои друзья и враги. Могла бы вспомнить их лица.

Три дня назад я бы так и сделала. Три дня назад я была почти человеческим существом. Теперь же… это просто не имело значения. Решение было принято, решение было исполнено, заплаченная цена была признана приемлемой. Я выбросила утренние события из головы, сосредоточившись на том, что ещё предстояло. Пальцы, поправившие упавшую на глаза золотую прядь, больше не дрожали.

В последний день своего правления Антея тор Дериул-Шеррн наконец-то начала думать и действовать, как подобает Хранительнице.

Мерзость какая.

Ничего удивительного, что в последнее время от меня все шарахаются.

Впрочем, это тоже не имело ни малейшего значения.

Затормозив высший психический процесс, условно называемый «мышлением», я сосредоточилась на действиях. Долго, педантично отскабливала кожу, отмачивая её поочерёдно то в обжигающе холодной, то в горячей, как кипяток, воде. Затем занялась волосами. Вымыла, расчесала, нарастила дополнительный объём, снова вымыла, снова расчесала, поработала над цветом и блеском…

Когда я наконец поднялась из воды, то была, наверное, самой чистой эль-ин за всю историю своего народа.

Меч лежал на бортике бассейна — чтобы в любой момент достаточно было лишь протянуть руку. Подумать только, когда-то осторожность некоторых эль-воинов казалась мне признаком если не старческого маразма, то запущенной стадией паранойи. Теперь же я даже ванну принимала в Шеррн-онн, потому что практика показала: мой собственный бассейн — слишком опасное место, чтобы соваться туда без поддержки тяжёлой артиллерии.

Привычным движением подхватив Сергея, прошлёпала по полу, оставляя на нём мокрые следы. Масса мокрых волос, ставших втрое гуще, чем обычно, оттягивала голову назад — непривычное, странное ощущение.

Пристроила клинок на туалетном столике и лишь затем пристально посмотрела в зеркало.

В зеркале отражался… кто-то.

Тяжёлые влажные пряди волос казались тёмно-русыми. Из-под изогнувшейся верхней губы выглядывали белоснежные кончики клыков, камень горел во лбу нездоровым, каким-то лихорадочным сиянием.

Узкое лицо с истончившимися, заострившимися чертами. Ежесекундно менявшие цвет глаза казались слишком большими для этого лица, и яркость их по краям была поблекшей, подёрнутой инеем — тревожный признак глубочайшего нервного истощения. Любую другую с такими глазами Целители бы усыпили недели на две.

Женщина в зеркале выглядела уже наполовину трупом. Что, в принципе, соответствовало истине, так что я не стала особенно по этому поводу беспокоиться и занялась своим туалетом.

Натёрла тело ароматическим маслом — ни сил, ни протеина на синтез соответствующих веществ в собственном теле уже не осталось. Лёгкий макияж — белый знак-образ, нарисованный тонкой кисточкой в уголке одной из бровей.

Открыла ящик, где хранилось созданное специально для этого вечера одеяние.

Тонкое белоснежное бельё. Ручные ножны для кинжала-аакры из белой кожи и такие же сандалии. Заколка-спица из белой кости, украшенная резным драконом — часть прядей надо было закрепить, чтобы они не падали на глаза и не мешали во время танца.

И наконец простое платье, лишённое всяких украшений, падающее белоснежными складками до самого пола. Я осторожно накинула белый капюшон, стараясь не примять причёску.

Белый — цвет клана Обрекающих. Цвет ту, символизирующий одновременно и жизнь, и смерть. Такое одеяние эль-леди, не принадлежащая к Эошаан, имела право надевать только в двух случаях: в честь своей свадьбы и во время своих собственных похорон. А ещё, когда Эль погружалась в полный траур, но такого уже очень давно не случалось с моим народом.

Я два раза выходила замуж и оба раза пренебрегала обычаями, предпочитая собственные цвета. Сегодня был последний шанс отдать дань традиции.

Труп, отражённый зеркалом, блеснул клыками в невесёлой улыбке. Я устало закрыла глаза и с всхлипом прижалась лбом к прохладному стеклу.

А потом подхватила меч и выскользнула из комнаты.

Двое северд-ин ждали за дверью. Только двое. Всего двое. Я наконец доигралась.

Зверь погиб. Мой Зверь, мой воин, страж, друг, учитель… Он погиб в этой глупой и поспешной авантюре, а я не могла найти в себе ни горя, ни слёз. Всё затопила мутная и тупая покорность перед лицом собственной смерти. Ох, Зверь…

Клык и Злюка, как мне сказали, в последней схватке получили ранения, «не совместимые с жизнью воина». Вопреки обычаям Безликих, их не добили. Напротив, через пару дней этих двух ждёт трансформация, после которой они достигнут новой вершины на Пути Меча — станут одушевлённым оружием, подобным моему Сергею. Когда-то такие новости вызвали бы во мне смесь оптимизма, любопытства и сожаления. Сейчас я ничего не могла почувствовать.

— Хочется надеяться, они найдут то, что так долго искали, — эти слова, по крайней мере, были искренними.

Бес чуть склонил голову. Двое моих оставшихся телохранителей были закутаны с ног до головы в многослойные чёрные одеяния и казались как никогда неприступными. Держались они на максимальном от меня расстоянии, какое только дозволяли правила вежливости, и у меня почему-то возникло впечатление, что Безликие чего-то опасаются. Но «Безликие опасаются» — это оксюморон, так что я отбросила мысль за полной её несостоятельностью.

Сквозь заторможенность пробился вялый импульс. Ещё одно незаконченное дело. Надо наконец разобраться с этими странными вояками. Другого случая не будет.

— Бес.

Он ответил не сразу.

— Госпожа? — В голосе закутанного в чёрное существа была какая-то… Неуверенность?

Я подошла к низкому диванчику, села, осторожно расправив юбку.

— У нас не будет больше случая переговорить. Если вы хотите что-нибудь спросить или что-то сказать? — Позволила вопросительной тишине повиснуть в воздухе, когда никто из них не проявил желания исповедаться, как ни в чём не бывало продолжила: — В таком случае, спрошу я. Зачем вы поступили ко мне на службу, Безликие Воины?

В тоне было что-то, что полностью исключало возможность дальнейших увёрток и отмалчивания. Никаких больше: «Мы пришли, чтобы учиться у Вас, эль-леди». Они это почувствовали.

— Госпожа… — Бес замолчал. Итак, перед смертью я увидела ещё одно чудо Ауте, ещё один нарушенный закон природы: растерянного северд-ин. Увы, это ему не помогло: я по-прежнему ждала ответа.

— Антея, мы действительно пришли учиться, — Дикая выступила вперёд, держа снятую маску в руке с выражением смертельной решимости на пересечённом тонкими ритуальными шрамами лице. — Шпионить, исполнять долг чести, следовать Путём — но прежде всего учиться.

Это было очень странно. Бес — лидер боевой звезды, он говорит за всех. То, что самая молодая из воинов осмелилась его прервать, было чудовищным проступком, заслуживающим, согласно их кодексу, если не смерти, то как минимум дуэли. Ну а то, что она сняла маску, назвала меня по имени, намекнула на секреты своего народа… Не говоря уже об упоминании совершенно неприемлемого для воина «шпионить», более того, упоминании его перед «долгом чести»… Однако старший северд не сделал ни единого движения, чтобы её остановить.

Интересно.

По-птичьи склонила голову к плечу.

— Учиться у меня?

Изменение формы зрачков — их эквивалент сердитого жеста руками, отметающего что-то глупое.

— Путь Меча — это не только искусство фехтования, Антея. Ты это знаешь.

Самое печальное, я действительно это знала. Слишком хорошо. И именно поэтому через пару часов намерена была покончить счёты с жизнью.

— Нашли чему учиться!

Её лицо осталось непроницаемым.

— Докатились, — это не было вопросом. Я когтями побарабанила по резной ручке дивана. Сверкнула глазами в сторону Беса… и внутренне дрогнула, когда глаза начали по привычке искать за его плечом мощную фигуру Зверя. — Вы собираетесь присоединиться к Клыку и Злюке.

Лидер боевой звезды с достоинством склонил голову, уже сейчас более напоминая меч, нежели существо из плоти и крови. Идеальное оружие, не больше, но и не меньше. К этому всё шло с самого начала.

Я повернулась к Дикой. Она, самая молодая и вздорная из пятёрки, единственная подавала хоть какую-то надежду.

— А вот ты, похоже, имеешь другие планы.

Кажется, для Беса это было неожиданностью. И, кажется, не слишком приятной. Сложно сказать точнее, Безликие позволяют себе слишком мало не относящихся непосредственно к поединку эмоций, чтобы можно было их читать.

— Возможно, — голос её был равнодушен. — Я ещё не решила.

Бунт на корабле?

Я дала им пару минут, чтобы обменяться безмолвными взглядами и уладить всё между собой. Ну, может, «уладить» слишком сильное слово, однако после моего многозначительного взгляда они отдёрнули руки от мечей. А потом Бес удивил меня. Он сказал Дикой:

— А никто тебе и не позволил бы пройти трансформацию. Ты ещё не готова.

Я позволила Дикой насладиться растерянностью, а затем обратилась с отвлекающим вопросом:

— И что же ты собираешься делать?

Северд помолчала. Затем осторожно надела маску.

— Я ещё не решила. Возможно, вернусь домой. Или вступлю в клан Атакующих — эль-ин, похоже, принимают женщин без лишних вопросов. Или уйду в Поиск. Есть ещё слишком многое, чего я не знаю о Пути Чести.

Если кто-то использует слова «возможно» и «я не знаю», этот кто-то не безнадёжен. Я расслабилась, успокоенная. Какая-то часть облегчения пробилась даже сквозь сковывающую чувства апатию. Дикая была другом — в том смысле, который вкладывают в это слово эль-ин.

Они начали растворяться в воздухе — судя по всему, «разговор по душам» можно было считать законченным. Я фаталистично помедитировала над вероятностью неприятного хода развития событий: боевые звёзды северд-ин, точно саранча, обрушиваются на кланы эль-ин, снова кровь под крышами онн… Конечно, масштабные вторжения, мягко говоря, не в стиле оттачивающих индивидуальное мастерство и помешанных на собственной чести воинов. Но скорее Ауте станет спокойной и предсказуемой, чем заклиненные на своём Пути вояки поймут, что такое эль-ин и с чем нас едят…

Не моя проблема. Уже не моя. Какая прекрасная, восхитительная фраза!

Обратилась к ним снова:

— Вы будете на Балу?

— Этого требует долг, — холодно отрезал Бес.

— Все наши годы службы будут бесполезны, если мы не будем на этом Балу, Антея. Не присутствуя на нём, мы не можем считать, что узнали о тебе хоть что-то истинное.

По моим губам зазмеилась улыбка, в которой не было ни капли молодости.

Она серьёзно кивнула. Всё-таки, несмотря ни на что, Дикая — ещё очень и очень молодая девушка из народа воителей. Со всеми вытекающими последствиями.

Я встала.

Гости уже собрались. Пришла пора открывать Бал.

Танец четырнадцатый, Тауате

Acuto

Гости уже собрались. Или — в некоторых случаях — их собрали. Интересно, был ли в истории Оливула хоть один Бал Сотворения, на котором цвет высшего общества Империи присутствовал бы в оковах?

Какая разница? Если раньше не было, теперь будет. Всё когда-нибудь случается в первый раз…

Со смиренной иронией взмахнула ушами, принимая бытие таким, какое оно есть. Даже при желании я не могла бы винить кланы за несколько экстремальные меры безопасности. Оливулские «гости» — это не только представители (немногих) оставшихся в Империи благородных фамилий, но и лидеры разной степени радикальности освободительных движений. Чтобы передать им «приглашения», был организован самый полномасштабный за всю историю эль-оливулских отношений антитеррористический рейд. Воины Хранящих посреди ночи врывались в древние резиденции, громили дома и дворцы. Было ликвидировано рекордное число подземных бункеров и секретных астероидных баз. Империя, потрясённая размахом облавы, застыла на грани открытого бунта: казалось, ещё немного, и люди, не выдержав, поднимут самоубийственное восстание.

Напряжение достигло желаемого уровня. И — остановилось на этом уровне.

Объявлений об ожидаемых казнях не последовало. Не последовало ни репрессий, ни новых обысков, вообще ничего. Просто… несколько тысяч людей пригласили на Бал.

Оливулцы уже достаточно давно имели дело с эль-ин, чтобы не предполагать сразу самое худшее. Если мы говорим, что всё дело в вечеринке, значит…

Окончательно сбитых с толку террористов притащили в Шеррн-онн. В сердце клана Хранящих, святая святых, куда людей обычно не допускали ни под каким предлогом. И вместо ожидаемых пыток и тюремных камер их встретила армия парикмахеров, портных и стилистов. В конце концов, не могли же мы позволить этим смертным варварам выглядеть неподобающе в столь важный вечер!

И тем более мы не могли позволить им сотворить что-нибудь героическое и чудовищно глупое. Сегодня в этом Зале соберутся Матери всех кланов Эль-ин, будут представлены все генетические линии. Не хватало ещё, чтобы борцы за свободу активировали какое-нибудь очередное биологическое оружие (во время вчерашнего рейда были конфискованы довольно… любопытные образцы) или протащили на банкет новую разновидность бомбы. Поэтому каждый из оливулских «гостей» был так густо опутан заклинаниями, что из-под многочисленных ментальных слоёв было практически не разглядеть их собственной ауры. Вряд ли многие из бедняг догадывались о том, сколь серьёзные меры безопасности мы приняли. Ведь такого рода оковы почти не проявляются внешне и почти не ограничивают свободу объекта… пока этот объект не делает ничего подозрительного, разумеется.

Я стояла за полупрозрачным занавесом, скрывающим проход на балкон, и пыталась убедить себя, что совсем не волнуюсь. Нет, правда. Честное слово.

Я спокойна.

От моего спокойствия сейчас стены рушиться начнут.

После унизительно долгих колебаний подняла руку с полированными золотыми когтями, чтобы отбросить занавес — и не без облегчения обернулась, услышав за спиной странный шум.

Люди, за которыми я посылала, прибыли.

— Ворон. Грифон. Орлина. Спасибо, что пришли, — благодарно взмахнула ушами в сторону эль-воинов, конвоировавших смертных.

— А у нас был выбор?? — рявкнул Грифон. Рык свежевоскрешённого национального героя звучал… внушительно. Очень. Похоже, ему устроили краткий обзор новейшей истории Оливула. Или не столь уж краткий.

— Отложите свой праведный гнев до завтра, сейчас нам не до него, — рассеянно попросила я, нервно прядая ушами в ответ на доносящиеся из-за занавеса звуки музыки.

Ворон хмурился. То есть мимика его оставалась безупречно бесстрастной, но, зная, что искать, я без труда обнаружила следы беспокойства и напряжённой работы мысли. Оперативник СБ не понимал, что происходит, но знал об эль-ин достаточно, чтобы уловить витавшее в воздухе истеричное напряжение. Я проигнорировала его вопросительный взгляд.

— Ты… — гневно начал Грифон и вдруг неожиданно поправился: — Вы, быть может, и считаетесь сейчас Императрицей, леди, но праздновать гибель тысяч людей этим… этой пародией на Бал Сотворения…

Ворон поднял руку и коснулся локтя древнего оливулца, заставив того удивлённо замолчать. Герой, кажется, не привык к тому, что его прерывали. Изумление во взгляде, брошенном на молодого «потомка», было почти яростью. Видимо, ожившая легенда была отнюдь не в восторге от всяких желторотых «коллаборационистов». Но гнев потух, так толком и не вспыхнув, когда Грифон понял, что его полностью игнорируют. Всё внимание Ворона было направлено на меня.

— Эль-леди, вы выглядите прекрасно. Очень… отрешённо. — Если эль-ин прилагает усилия, чтобы быть красивой, надо показать, что вы это цените, ваше молчание сочтут за оскорбление. Ворон начал с комплимента, в полном соответствии с нашим этикетом. Я приняла это благодарным взмахом ушей, которые тут же неуверенно дёрнулись, когда он сказал про «отрешённость». Где этот смертный научился так хорошо нас читать? — Вам идёт белое. Хотя я не помню, чтобы видел этот цвет на вас раньше. Разве эль-ин не предпочитают свои собственные цвета?

Мои глаза потемнели, когда он сразу же, с первой попытки, угодил в точку. Когти рефлекторно выскользнули из кончиков пальцев на несколько сантиметров и тут же втянулись обратно до привычной длины.

— Сегодня — особенный случай. Очень особенный, — взмахом ушей приказала закрыть тему, и, как ни странно, жест был понят. Похоже, я не ошиблась в этом молодом человеке.

— Да, эль-леди, — он произнёс это с мягкостью, которую незнающий мог бы принять за доброжелательность. Почти нежность.

Грифон, хотя и был незнающим, обладал достаточным опытом, чтобы почуять неладное. Если вначале осторожной Орлине пришлось чуть ли не силой удерживать темпераментного героя, то теперь он сам вдруг впал в задумчиво-наблюдательное настроение, которое обеспокоило меня больше, чем любые вспышки ярости. Он всё ещё оставался абсолютно невежественным там, где дело касалось произошедших за последние века изменений, но, похоже, был полон желания сначала подумать, а потом уже действовать. И встретившись с его внимательным, пугающе умным взглядом, легко было поверить: всё, что писали об этом человеке в исторических книгах, — правда. Он может стать проблемой.

Или решением.

С некой абстрактной точки зрения я даже симпатизировала ему. Что за кошмар: принять героическую смерть и оказаться жесточайшим образом воскрешённым. Да ещё по ошибке, во имя Ауте и всех её порождений! Проснуться века спустя после того, как умерли все, кого ты знал и кто был тебе дорог. И обнаружить, что с Империей, ради которой ты не щадил ни своей, ни чужой крови, случилось то… что случилось. На самом деле он удивительно достойно всё переносил. Сверхъестественная стабильность. Я бы в сходных обстоятельствах, даже при всей хвалёной гибкости вене, давно бы билась в истерике. Или, что более вероятно, била окружающих. Да, с абстрактной точки зрения его можно было пожалеть.

Увы, Теи никогда не были склонны к абстракциям. Мы удивительно конкретные существа. Этот… человек в буквальном смысле слова приложил руку к тому, чтобы менталитет Оливулской Империи сформировался так, как сформировался. Он, даже в большей степени чем те, кто отдал и выполнил приказ, был ответствен за бездумное использование этими высокомерными тварями биологического оружия. Логично или нет, но я винила Грифона Элеры за то, что сразу после открытия Врат на Эль-онн они бросились нас завоёвывать. А когда не получилось, не раздумывая обрушили на мой народ Эпидемию. И цвет эльфийского общества оказался выкошен в результате сознательно осуществлённого людьми геноцида.

Всё, что случилось потом, корнями упиралось вот в этого высокого легендарного человека и его деяния. Вот пусть он теперь и расхлёбывает!

Укрепившись в своём решении, фаталистично взмахнула ушами.

Ауте станет милой и пушистой прежде, чем Антея тор Дериул-Шеррн начнёт сочувствовать оливулцу. Dixi. И это — ещё одна причина, по которой я должна уйти. Лучше так, чем, подобно Ийнелю и другим древним, тысячелетиями носить в себе не находящую выхода ненависть.

— Грифон, — сделала шаг ему навстречу, парируя испытующий взгляд точно таким же. Склонила голову набок, поправила выбившуюся из-под шёлкового капюшона прядь. — Ситуация… много сложнее, чем вам сейчас представляется. Не предпринимайте ничего, пока хоть немного не разберётесь в происходящем. Ни в коем случае не предпринимайте ничего сегодня вечером, — это не было просьбой, это было приказом, приказом того, кто имел полное право приказ отдавать. — И… удачи.

Они не поняли. Но они испугались. Смертные не так безнадёжны, как может показаться.

Я отвернулась. Подняла тонкую когтистую руку, совсем переставшую дрожать, и нежно отбросила занавес в сторону. Глубоко вдохнула свежий, пахнущий морем и почему-то апельсинами воздух. Шепнула:

— Смотрите.

На это стоило посмотреть.

Большой Зал Шеррн-онн в день Совета… потрясал.

Он был огромен — но это слово слишком пресно, слишком обыденно, чтобы передать всю бескрайность простирающегося перед нашими глазами пространства. Сегодня свет был притушен. Зал утопал в тенях и мягких бликах от покачивающихся на ветру светильников, но и в солнечный день ты с трудом мог различить противоположные стены — так велико было расстояние между ними. Что же до пола и потолка, я не уверена, что в этом месте они вообще существовали.

Но самое удивительное — это эль-ин. Тысячи эль-ин. Миллионы эль-ин. Высокие, утончённые, стремительно-гибкие фигуры, беззвучно скользящие по балконам и террасам, будто причудливой резьбой, покрывающим стены Зала. Точно облако тропических бабочек, слетевшихся со всех Небес ради самого главного танца. Буйные гривы, огромные миндалевидные глаза, пылающие во лбах живые камни. В любой другой день у вас в глазах зарябило бы от яркости крыльев, от затейливых индивидуальных и клановых одежд и макияжа.

Не сегодня. Не сегодня.

Они не распускали многоцветные крылья. Они скрыли под капюшонами длинные волосы. Они все, все как один были одеты в длиннополые плащи. Снежно-белого, удивительно чистого цвета.

Миллионы высоких, тонких фигур в струящихся белых одеяниях, беззвучно скользящих среди причудливых теней и призрачной музыки. Они казались призрачными, нереальными, точно забытый сон. Они казались такими… такими далёкими.

— О Ауте… О милосердная. О Вечная Юная…

Полный траур. Все кланы, все генетические линии надели священное белое. Такого Эль-онн не знала уже очень и очень давно. Невероятно. После всех этих лет мой народ наконец позволил себе горевать о любимых, потерянных во время Эпидемии. Быть может, сегодня мы попытаемся отпустить призраки, так долго витавшие за нашими спинами.

Может быть, мы даже попытаемся простить.

Я, впрочем, сомневалась, что последнее у нас получится.

— Антея-эль?

Ворон. Кажется, он не в первый раз меня окликал. Медленно повернулась к смертному, обожгла его потусторонним, совершенно нечеловеческим взглядом.

— Что-нибудь… не так? — Он чувствовал, не мог не чувствовать, что привычный мир плохих захватчиков-эльфов и отважно сражающихся с ними непокорных людей летит кувырком. Установки и представления, такие простые, такие ясные и уютные, вдруг зашатались, и смертные не могли понять, как и почему это происходит.

— Белый — цвет траура, — мягко шепнула я, объясняя всё и не объясняя ничего. Вновь повернулась к залу, прижавшись щекой к арке прохода. Пила дивное зрелище, как пьют старое вино и апельсиновый сок, — медленно, смакуя каждый глоток.

Среди закутанных в белое эль-ин особенно ярко выделялись фигуры гостей. Их всех собрали на одном уровне в целях безопасности. Их же собственной.

Оливулцы — в своихофициальных полувоенных комбинезонах угольно-чёрного, сливающегося с тенями цвета. Их массивные фигуры казались скоплениями темноты, а мрачные лица и эмоции лишь усиливали впечатление. Контраст со светлой печалью моего народа был поразителен и очень драматичен.

Я без труда нашла нескольких дарай-князей, с непроницаемыми лицами наблюдающих за происходящим с боковой галереи. Аристократичные фигуры, завёрнутые в свои собственные персональные радуги. Перламутровое сияние выделяло их среди всех остальных, приковывало взгляды. Мне пришло на ум сравнение со светлячками, затерявшимися среди феерии ночных мотыльков.

Были и другие гости, но они казались потерянными, одинокими. Резали глаза, были удивительно не на месте. Слишком грубые, слишком яркие, слишком… вульгарные для того, что послужило поводом для этого собрания. И было очень важным и очень личным делом моего народа. Прекрасно. Именно этого впечатления я и добивалась.

Он сопроводил продекламированное вслух совершенно уморительным сен-образом, подробно описывающим, как все эти исполненные собственного достоинства гости ловят удирающих из тарелок кузнечиков. Против воли я хихикнула и лишь затем, не без труда придав лицу возмущённое выражение, повернулась к Арреку.

И подавилась порицающей тирадой, зачарованно глядя на это великолепное создание.

Разумеется, в день всеобщего траура Консорт Хранительницы и не подумал надеть белое. Какое там! Уверена, он специально проследил, чтобы в костюме не оказалось ни одной белой нитки. Более того, весь его наряд оставлял впечатление какой-то нарочитой… неофициальности. Так можно было одеться на пьяную вечеринку в не очень приличной компании, но никак не на выход в высший свет.

Облегающие — очень облегающие! — чёрные штаны, дополненные высокими, до середины бедра, чёрными же сапогами. Впечатляющая коллекция холодного оружия, украшающая охватывающий бёдра широкий чёрный пояс. Камзол, или куртка, или хотя бы жилет вызывающе отсутствовали. Нарочито небрежно заправленная рубашка была наполовину расстёгнута, позволяя всем желающим любоваться перламутровыми переливами дарайской кожи. Разумеется, рубашка была совершенно невозможного цвета: пурпурно-винная, огненная. Яркая. Должно быть, сделана из какого-то необычного материала, потому что ткань обладала удивительным свойством: она не была прозрачна, но пропускала перламутровое сияние кожи, позволяя свету распространяться вокруг, но полностью изменяя его спектр. Никогда раньше не видела рубина, который сиял бы насыщенной неразбавленной тьмой, но именно такое создавалось впечатление: будто ярко-красная ткань каким-то образом порождала тени, причудливо игравшие вокруг фигуры юного князя.

Одежда оттеняла светлую, играющую перламутровым блеском кожу, подчёркивая сумрачно-угрожающую красоту. Чёрные волосы рассыпались по плечам не хуже эльфийской гривы: казалось, они самим своим существованием отвергали понятие «расчёска». Единственная драгоценность — сверкающая в левом ухе серёжка. Огромный кровавый рубин, варварский и прекрасный. В серых глазах кипели, сталкиваясь, стальные льдины. А в правой руке он небрежно держал наполовину пустую бутылку вина. Судя по всему, недостающая половина напитка была вылита на рубашку, чтобы добиться столь… сногсшибательного запаха.

Общее впечатление создавалось просто чудовищное. Что-то, менее соответствующее понятию «тихий траур», представить себе было просто невозможно.

Я сглотнула, сообразила, что стою, пожирая его глазами, попыталась собраться с мыслями. Обнаружила, что мысли текут в направлении: «а не удастся ли выкроить пару часиков и удалиться куда-нибудь, где не так людно?» Обречённо вздохнула. Тридцать лет в браке, а по-прежнему он способен одним своим видом творить со мной такое.

Пугающе.

Судя по ответному взгляду, даже после всех этих лет я способна была творить с ним то же самое. О Ауте!

Игнорируя оторопевших оливулцев, он целенаправленно приблизился ко мне, протянул руку (с бутылкой), удивлённо посмотрел на булькающий сосуд, опустил, протянул другую руку, завладел моей ладонью, прижал когтистую кисть к губам.

— Моя леди.

От прикосновения меня вновь начала бить дрожь: для этого было так много, так безумно много причин.

— Мой лорд, — удивительно, но мой голос прозвучал ровно. Ну, почти.

Он выпрямился, чуть пошатнувшись, но продолжая удерживать мою руку у губ. Взгляд его прочно зафиксировался на обтянутой белым шёлком груди. Ткань вдруг почему-то стала ощущаться гораздо более тонкой, чем она была минуту назад. Так, пора брать себя в руки. Иначе меня в них возьмёт кто-нибудь ещё.

— Прекрати цирк, Аррек. Ты трезв, как стёклышко.

— Это, — угрожающе прорычал он, — можно легко исправить.

Дарай поболтал в воздухе бутылкой, будто обдумывая возможности. Дебош могущественного, в стельку пьяного князя, — пожалуй, он и в самом деле может всё сорвать, если приложит к делу немного воображения.

— У меня был друг, который очень впечатляюще применил подобную тактику во время одного важного дипломатического приёма, — радостно поддакнул он моим мыслям.

— Не будь идиотом. Ты никогда не позволишь себе напиться. Слишком ценишь контроль, чтобы позволить себе утратить его, даже ненадолго. А трезвый ты слишком хорошо понимаешь последствия, чтобы так сглупить.

— И то верно, — Аррек вдруг резко выпрямился — спокойный, гневный, страшный. И трезвый, как стёклышко.

Теперь, когда он уже не притворялся, мне в ноздри резко ударил переставший вписываться в контекст ситуации запах. Ауте, он и правда вылил на себя содержимое этой бутылки. Жуть. Правда, вино было самого высшего качества, с прекрасным букетом, так что при желании можно было принять аромат за хорошие духи. Но концентрация!

Недовольно раздув ноздри, я перестроила рецепторы, отсекая восприятие запаха. Не хватало ещё потакать его глупостям. Однако когда ужасающее амбре перестало меня отвлекать, мысли вновь, точно магнитом, притянул к себе проход в переливающийся тенями Зал. Пальцы Аррека больно впились в ладонь — и отпустили её. Я поймала себя на том, что зачарованно смотрю на вход, не в силах сдвинуться с места, не в силах даже дышать. Меня трясло.

— Падальщики, — с ненавистью выдохнул Аррек, проследив направление этого взгляда.

— Прекрати. Ты только делаешь хуже, — выдавила сквозь зубы. Усилием воли выпрямилась, готовясь сделать последний шаг.

Глубоко вздохнула, решившись.

— Вы боитесь туда идти, — неожиданно вмешался в мою внутреннюю борьбу человеческий голос. Резко повернулась, удивлённая неожиданной проницательностью Ворона.

Закрыла глаза.

— Да, — судорожно вздохнула, и звук подозрительно напоминал рыдание. Ни одно признание не требовало от меня такого мужества. — В жизни так не боялась. — Потом, после паузы и немного не по теме: — Это унизительно.

Они, разумеется, так и не поняли, к чему относилось последнее замечание.

— Ну так не ходи, — прошипел Аррек, пряча свои чувства (если они у него были) под маской гнева.

Я просто устало на него посмотрела, и арр, выругавшись себе под нос, сунул бутылку под мышку. Предложил мне освобождённую таким образом руку. Я положила ладонь ему на локоть, и под этим прикосновением он, кажется, ещё больше напрягся, если такое вообще было возможно. Младший князь Дома Вуэйн прошёл слишком суровую школу, чтобы выдать себя нервной дрожью, но состояние, в котором он сейчас пребывал, было дарайским эквивалентом моего судорожного возбуждения. Казалось, оба мы готовы взорваться от не находящей выхода яростно-решительной энергии.

В Ауте всё. Я подобрала свободной рукой длинные струящиеся юбки, и вместе, рука об руку, мы шагнули вперёд. Шагнули под своды арки. Шагнули навстречу судьбе.

Зал замер. Разговоры стихли. Все головы, точно по команде, повернулись в сторону царственной пары.

Хранительница — закутанная в белое, бледная и отстранённая. Её консорт, полыхающий алым и нахально лезущий в глаза на общем утончённо-печальном фоне. Трое закованных в чёрное оливулцев, возвышающихся за их спинами.

Уверена, бутылка произвела на всех желаемое впечатление. Аррек мог собой гордиться.

Вздёрнув нос и всем видом демонстрируя, что она сама по себе, а вовсе не с этим сияющим варваром, Антея тор Дериул-Шеррн улыбнулась своим гостям.

* * *

Одно из основных отличий этого Бала от всех остальных официальных мероприятий Эль-онн — происходящее в зале транслировалось в прямом эфире на все планеты Империи. Если я правильно просчитала реакцию общественности, подданные в этот момент все как один приникли к экранам, пытаясь понять, что же тут происходит.

Флаг им в руки. Чем пристальнее люди будут смотреть, тем лучше.

Мы медленно шли по террасе, одаривая присутствующих царственным вниманием. Сзади несколько эль-воинов незаметно подталкивали троих оливулцев. Я ожидала, что Аррек окажется центром всеобщего внимания (Ауте свидетельница, мне самой приходилось прикладывать сознательные усилия, чтобы не коситься на него время от времени), но обнаружила, что это не так. Взгляды приковывала я сама. И взгляды эти были… уклончивыми. Эль-лорды шарахались от меня. Эль-леди опускались в глубоких официальных реверансах.

Я кивала в ответ, едва замечая окружающих и думая о своём. Вокруг набирала силу светская воркотня. Все пикировали со всеми. У всего сказанного следовало слышать подтекст. Все отчаянно пытались вести утончённо-оскорбительные речи. Скучно.

Группа оливулцев, воинственно сплотивших ряды перед лицом наступающей опасности (меня), встретила приближение своей Императрицы выпяченными в преддверии бойни подбородками. Ворона наградили несколькими косыми взглядами. Грифона и Орлину — откровенно потрясёнными. Пусть гадают, как эта троица попала в свиту Хранительницы. Мы, игнорируя их, прошли мимо, но вдруг я затормозила, пытаясь понять, что же во всей сцене было неправильно. Коснулась ментальной защиты, которой были окутаны все находящиеся в Зале смертные.

Устало покачала головой. Да, это были чары, призванные защитить эльфов от людей. Но, похоже, прежде всего ментальные блоки защищали самих людей.

От меня.

Теперь, зная, что искать, заметила мощные щиты, которыми древние окутали более молодых эль-ин, не позволяя им читать в моём сознании. В воздухе витали чары, кажется, сплетённые Аллом Кендоратом из клана Расплетающих Сновидения и отсекающие меня от всех присутствующих. Так могли бы отсечь смертельно опасное творение Ауте. Просто… на всякий случай.

Эль-ин редко используют ментальную блокировку. В широко открытых сознаниях любой интересующийся может попытаться считать любую информацию. Справедливости ради скажем: любопытствующих мало. Слишком велик шанс после таких попыток превратиться в пускающее слюни растение. Во время первых контактов с людьми произошло несколько крайне неприятных несчастных случаев, и в конце концов мы научились ставить барьеры — просто для спокойствия не слишком умелых смертных псионов. Но на моей памяти никто и никогда не прибегал к подобной защите ради безопасности самих эль-ин. Должно быть… должно быть, что-то очень странное творилось сейчас в сознании Хранительницы, если старейшины кланов вынуждены были пойти на столь крайние меры.

Кто-то осторожно провёл пальцем по моей руке. Я ответила мужу чуть кривой улыбкой и быстро набросила на свой разум паутину защитных блоков, которые тут же укрепила мощными, подпитанными в Источнике щитами. Эль-ин, находящиеся поблизости, ощутимо расслабились, перестали ёжиться под своими белоснежными одеждами.

Аррек сжал губы, но ничего не сказал.

По верхним балконам вдруг пробежало странное возбуждение — гомон удивлённых вздохов, восхищённых сен-образов, тихий шелест голокамер. Я повернулась к ограде, отделяющей террасу от бездонной глубины Зала. Кто?

Эльфийка вспорхнула на ограду, на мгновение застыла в хрупкой неподвижности, давая всем возможность насладиться её торжествующим великолепием.

Всплеск цвета. Квинтэссенция жизни. Феерия чувственности.

Изумрудный, золотой, серебряные блики сливаются в дивный, бьющий в самое сердце образ.

Вииала тор Шеррн была ещё одной непокорной душой, демонстративно отказавшейся надеть сегодня траур. И как демонстративно!

Крылья — трепещущие полотна живой энергии — раскинулись за спиной великолепным плащом, подчёркивая и оттеняя всё, что нужно было подчеркнуть и оттенить. Золотые, серебряные, отливающие мёдом пряди волос подняты в высокую воздушную причёску, создающую впечатление чего-то нереального и странно гармоничного. Самые зелёные на свете глаза, оттенённые столь же зелёным камнем, пылающим во лбу. Макияж вокруг глаз — сложный узор из золотистых нитей и крошечных изумрудов.

Платье… Тут Ви превзошла себя. Такого я на ней ещё не видела.

Начнём с того, что, строго говоря, на старшей генохранительнице вообще ничего не было надето. Ни единой нитки. Вииала была признанной обладательницей самой великолепной фигуры на всём Эль-онн, и сейчас она бессовестно пользовалась этим. Обнажённую бархатистую кожу скрывали, трепеща тонкими изумрудными крылышками, сотни экзотических бабочек. Облако дивных насекомых окружало Вииалу, создавая иллюзию бального платья — вот длинная, разлетающаяся в стороны юбка, тугой, стягивающий талию корсет, вот царственный воротник и живой, отливающий всеми оттенками зелёного шлейф… А в следующий момент бабочки складывали крылья, или меняли положение, или отставали, не успевая за её стремительными движениями — и перед разгорячённым взглядом наблюдателя мелькали изгибы божественной фигуры. Грудь и бёдра всё время оставались прикрыты, но всё остальное мерцало, переливалось, трепетало на ветру и дразнило воображение. Мужчины (и некоторые женщины) поблизости выглядели так, будто их стукнули между глаз чем-то очень тяжёлым. Ви всегда знала, как стать центром всеобщего внимания.

Пожалуй, старшая советница выделяется на общем фоне даже больше, чем Аррек. Хотя… Я покосилась на чёткий профиль мужа, эффектно обрамлённый чёрными прядями. Ну, по крайней мере, она может занять почётное второе место.

— Генохранительница, — я вежливо взмахнула ушами в её сторону, но отдавала себе отсчёт, что выражение моего лица сейчас довольно болезненное. Аррек зарычал: очень, очень тихо, я скорее ощутила кожей вибрацию, чем услышала звук. Многие отводили глаза.

Причина, по которой Ви пошла на этот маскарад, была предельно ясна. Она не считала нужным надевать траур в день, когда наконец умрёт убийца её единственной дочери. Праздничный наряд, вызывающее поведение, неприкрытое торжество в глазах — после долгих лет сдержанности и благоразумия Вииала тор Шеррн наконец позволила себе показать, что чувствует и думает на самом деле. Я виновато потупилась, затем заставила себя вновь посмотреть на неё. Да, тётя Ви. Понимаю. Теперь можно. Ты имеешь право праздновать.

Её кривая улыбка блеснула клыками. Ви гибко соскользнула с перил, заставив облако бабочек брызнуть в разные стороны, чтобы тут же вновь собраться вокруг неё, создавая иллюзию струящегося изумрудного шёлка. Голографические камеры зачарованной стайкой летели за золотоволосой эльфийкой, транслируя каждый её шаг на всю Империю.

— Хранительница, — она поклонилась несколько более официально, чем следовало, опустив уши, высоко подняв крылья… и одаривая плотоядным взглядом моего мужа. Повинуясь кодексу этикета, который задала Ви, я протянула ей руку. Золотоволосая эльфийка взяла мою ладонь, поднесла к губам… и пребольно укусила. Невозмутимое выражение лица далось мне нелегко.

Когда Вииала вновь подняла голову, чтобы вызывающе встретиться со мной глазами, губы её были в крови. Она улыбалась.

— Довольно интересное сборище, вы не находите?

— Да, Ви, ты прекрасно всё организовала. Благодарю.

— Некоторое время назад появился тёмный король, а затем и его первый советник. У обоих были приглашения, так что охранникам пришлось их пропустить.

Мои уши дрогнули, благодаря за информацию и выражая любопытство. Интересно, как этой парочке удалось вырваться из круговерти дворцовых интриг, чтобы заявиться на Бал? Если, конечно, они не помирились… Нет, тогда бы пришли вместе. И всё равно тревожный знак. Тёмные на Совете? У воинов, обеспечивающих безопасность сегодняшнего мероприятия, кажется, выдался жуткий вечер. Эти двое здесь — большая угроза, чем вся Оливулская Империя. Однако это открывает уникальную возможность…

— Прекрасно.

Её уши удивлённо дрогнули, когда первая советница поняла: я действительно именно это имела в виду. Взгляд Ви стал неуверенным, будто она вдруг засомневалась: а не спятила ли Хранительница под влиянием тяжёлого стресса?

— Очень может быть, — буркнул Аррек. Вот уж кто никогда не опасался проникать в чужие мысли.

— Проводите меня к ним, Вииала-тор, — попросила я, игнорируя мужа. — Грех упускать такую возможность по промывке мозгов.

— Чьих? — опять подал голос Аррек.

— Как вам будет угодно, — вновь преувеличенно официально поклонилась Вииала и, рассыпая шлейф из изумрудных бабочек, направилась выполнять мою просьбу.

А я последовала за ней, таща на буксире упирающегося Аррека и размышляя, а так ли хороша идея: знакомить этих двоих с Вииалой, особенно когда она в таком настроении. Демонам и так сегодня здорово досталось, надо их поберечь… А если серьёзно, то последствия подобного «знакомства» непредсказуемы.

Однако Ауте, в том своём капризном воплощении, которое принято называть Судьбой, сочла нужным вмешаться в события. Делегация Высокого Дома Вуэйн — конечно, совсем случайно! — оказалась на нашем пути. Пришлось срочно перестраиваться на иную волну политической игры.

Первой с аррами столкнулась Ви. Надо отдать интриганам Эйхаррона должное, они среагировали на мою первую советницу гораздо сдержанней, чем те же оливулцы, провожавшие генохранительницу остекленевшими взглядами. Рубиус, одетый в чёрное, с огненными волосами, убранными под тёмный берет, изобразил что-то вроде поклона, перешедшего в сложный отступательный манёвр, когда Ви попыталась протянуть руку для поцелуя. Правильно, не стоит позволять ей к себе прикасаться. Этот дарай всегда был сообразительным. Заметив, как вздёрнулись в охотничьей стойке остроконечные ушки моей тётушки, я сплела фаталистичный сен-образ. Можно было лишь гадать, поможет ли бедняге его сообразительность, но помощь ему явно не помешает. Переглянувшись с Арреком, мы постарались оказаться между молодым Лиран-ра и плотоядно улыбающейся эль-леди.

Рубиус наградил Аррека (который являлся его подданным) пристальным взглядом, и я почти слышала свист, когда его мысли понеслись ураганом, в попытке вычислить все социальные подтексты происходящего. Затем Лиран-ра Дома Вуэйн перевёл взгляд на меня, явно собираясь отвесить поклон и сказать одну из тех ничего не значащих приветственных фраз, которыми принято обмениваться на официальных приёмах.

Я укрепила ментальные блоки. Это не помогло. Рубиус отшатнулся, побледнев, и только аррская школа политической корректности не позволила ему выразить потрясение более явно. Аррек, то ли не желая открывать лишнюю информацию, то ли просто сжалившись над своим молодым повелителем, прикрыл меня тонкой вуалью Вероятностных щитов. Но это, кажется, тоже не очень помогло.

— Леди Антея… что с вами случилось? — Голос огненноволосого дарай-князя был тих — он уже взял себя в руки.

Я улыбнулась своей самой таинственной улыбкой, стараясь не показывать при этом клыки.

— В преддверии сегодняшнего события я произвела некоторые… изменения в собственном сознании, ваша светлость. Ничего серьёзного.

— Она накачала себя наркотиками — эльфийский вариант, — сухо перевёл Аррек.

Фраза «ничего серьёзного» здесь была по меньшей мере неуместна, и все это понимали, но были слишком хорошо воспитаны, чтобы выражать свои сомнения вслух. Рубиус попытался спасти положение:

— Позвольте поблагодарить вас за приглашение, торра. Это… удивительное место. Не думаю, что я когда-либо видел нечто подобное. — Его слова не были простой данью этикету. Его глаза пробежали по мерцающим огням, по бесчисленным закутанным в белое тонким фигурам. Зрачки вдруг расширились, и я поняла, что дарай-князь перешёл на иной уровень восприятия, что он видит и чувствует тонкую вязь древнейших сенсорных образов, хрустальной паутиной окутывающих Зал. Мысли, и чувства, и жизни древних эль-ин оплетали всё вокруг, пронизывали каждую ноту, каждый порыв ветра. Большой Зал Эль-онн был наполнен идеями и образами, открывающими тем, кто способен видеть, суть философии моего народа. Я не думала, что Рубиус способен был это понять. Но он смог увидеть… и смог оценить красоту. Я склонила уши.

— Благодарю вас, — янтарные глаза встретились с многоцветными. — Могу ли я предположить, что княгиня Адрея тоже сегодня здесь?

— О да. На неё также произвело неизгладимое впечатление и это место, и… собравшаяся компания. Её светлость отошла взглянуть на какую-то совершенно особенную галерею, которую, как ей сказали, она просто обязана увидеть.

Я склонила голову на плечо Аррека, прижалась щекой. Устало закрыла глаза. Адрея арр Тон Грин была как раз одной из тех немногих, кто мог не только увидеть, но и понять, что же именно она видит. А если кто-то из наших, заинтересовавшись прекрасной Лиран-ра, додумается ей ещё и подсказать…

«Ты сама её пригласила, Антея. Принимай с достоинством последствия своих решений. И признай, что помимо потенциальной катастрофы это несёт в себе ещё и обещание очень интересного поворота событий. Не забывай, кто затесался среди дальних-дальних предков этой темнокожей красавицы».

— Хорошо, — я открыла глаза, отчуждённо, и, подозреваю, довольно странно посмотрев на Рубиуса. — Леди Адрея увидит то, что готова увидеть.

Аррек сделал странный рубящий жест, прервав уже начавшего задавать вопросы Рубиуса. Я сонно улыбнулась им обоим, понимая, что человеческая маска всё более соскальзывает с моего лица, открывая… Что?

— Лиран-ра арр-Вуэйн, позвольте представить вам, — я ухом указала на троих закованных в чёрное оливулцев, — Ворон — шпион. Грифон — герой. Орлина — ожившая легенда. Думаю, вы найдёте знакомство небезынтересным.

Затем чуть повернула голову, обдав соревнующуюся в невозмутимости троицу ироничным взглядом.

— Возлюбленные мои подданные, позвольте представить вам главу Великого Дома Вуэйн, Рубиуса. Он тоже… весьма известен в своей среде.

Аррек осторожно обнял меня за плечи свободной рукой, и я прижалась щекой к его груди, скользя взглядом по галереям. Рубиус, понимая, что происходит что-то из ряда вон выходящее, и не зная, как себя вести, попробовал продолжить светскую беседу.

— Я много слышал о вас, лорд Грифон, леди Орлина. Никогда не думал, что встречу во плоти…

Ворон, достаточно долго следивший за эль-ин, чтобы заразиться некоторыми нашими дурными привычками, вроде полнейшего презрения к этикету и светским манерам, перебил его (неслыханная, небывалая дерзость!), тихо и очень лично спросив меня.

— Антея, о чём вы сейчас думаете?

Никто не обратил внимания на столь явное нарушение правил приличия, когда я начала отвечать.

— Думаю? — Потёрлась щекой о мягкую ткань Аррековой рубашки. — О цикличности. О том, что всё, что когда-либо начиналось, приходит к концу и что любой конец является одновременно и началом. Я думаю о банальных глупостях, мой милый Ворон. Вы знаете, что всё это началось именно здесь?

— Что?

— Завоевание Оливула. В этом самом Зале, тридцать пять лет назад. Совет рассмотрел моё прошение и ответил положительно. Мама тогда закатила такую истерику… И я станцевала эль-э-ин. — Белый капюшон соскользнул с головы, Аррек успокаивающе коснулся губами моих волос. — И потом, пять лет спустя, здесь умерла Нуору-тор, и я стала Хранительницей. Ещё одно начало, которому давно пора положить конец…

В ушах всё громче и громче звенел детский плач.

— Уже скоро, — шепнула я.

— Что? — спросил Рубиус.

Руки Аррека напряглись, крепко прижимая меня к груди, отказываясь отпускать. Напряжённая, раскалённая энергия плескалась в Зале, танцуя по нашей коже, ища выхода. Что-то подсказывало, что переговорить с глазу на глаз с королём демонов и его первым не то врагом, не то советником я уже не успею.

Уже почти…

— Хранительница!!! — Крик взрезал напряжённое ожидание, события завертелись, сорвавшимся с тормозов смерчем понеслись к развязке.

Я отстранилась. Улыбнулась, чуть пьяно и нервно:

— Прямо по расписанию.

Аррек выругался.

Ранящая мельчайшими кристаллами льда вьюга ворвалась на галерею, ударила по нашим лицам, по нашим душам. Холод.

Ткань реальности была разорвана, грубо и торопливо. В образовавшуюся прореху грациозно прыгнул огромный седой волк. Мягко приземлился в нескольких метрах от нас, сделал два изящных бесшумных шага, разворачиваясь. На спине чудовища, плотно обхватив его бока ногами, сидела яростная эль-ин, с кожей чёрной, как самая тёмная ночь, и глазами цвета весенних фиалок. Когтистые ладони умело сжимали натянутый лук, коротко остриженные седые волосы были взлохмачены. И белоснежный комбинезон всадницы, и белая шерсть волка были испачканы в крови, оба они выглядели дикими, ощерившимися, только что вырвавшимися из смертельной ловушки.

— Хранительница! — Лейри скатилась со спины зверя, каким-то невероятным кувырком оказалась передо мной на одном колене, натянутая стрела смотрела в пол у самых моих ног. Запрокинутое вверх лицо приёмной дочери было искажено болью и яростью, уши прижаты к голове, клыки обнажены в беззвучном рычании. — Предательство! Демоны собираются напасть — сегодня! Здесь! Сейчас! Раниель заключил перемирие с Ийнелем на сегодняшний вечер. Они хотят воспользоваться твоим приглашением, чтобы изнутри открыть путь в Зал своим воинам.

Гигантский волк за её спиной присел на задние лапы, а когда поднялся, это был уже Зимний, окровавленный, с убийственной вьюгой, бушующей в фиалковых глазах. Приближаясь к нам, он чуть подволакивал заднюю ногу.

— Тёмное воинство уже занимает позиции. У нас больше нет времени.

Лидер Атакующих, как всегда, был одет в белое — единственный цвет, который он признавал. Я раздражённо тряхнула головой, отгоняя мысли о нём. Да, что-то в последней фразе было странное. Похоже, он обращался к кому-то другому, но я не могла сейчас разгадывать все эти загадки.

Хлестнула всех успокаивающим сен-образом.

— Всё в порядке. Нам всего лишь придётся сдвинуть расписание. Ждать до полуночи не имеет смысла.

Стремительный обмен взглядами. Лейруору отпрянула, опустив уши, на её лице мелькнуло отрицание. Аррек повернулся к ней, яростно зашипел:

— Доигралась?!

Нет времени со всем разбираться. Я вскинула руки, призывая силу Источника. И хлёстко, резко активировала древние, столь древние, что большинство эль-ин даже не подозревали об их существовании, защитные щиты, встроенные в стены Зала. Это были старые заклинания, сравнительно примитивные. Но, во имя Ауте, при такой мощи и не нужно особой изощрённости. Это были оборонительные укрепления из серии: «против стремительно падающей на тебя горы нет приёма».

Стены Зала задрожали. Вдруг, без всякого предупреждения, начали гаснуть светильники. Вииала, вскочившая при появлении Лейри на тонкие перила, чтобы лучше видеть из-за спин высоких оливулцев, не удержала равновесие и упала оттуда. В последнюю секунду ей удалось развернуть крылья, затормозить буквально в нескольких сантиметрах от пола и почти избежать синяков, обычных при столкновении падающего объекта с твёрдым препятствием.

— Дар!!! — Вопль моей прекрасной тётушки, оказавшейся в таком нелепом положении, разнёсся по всему залу, перекрывая готовую начаться панику и удивлённые возгласы: — Контролируй своё отродье!

Оливулцы затаили дыхание. Голокамеры испуганно опустились пониже, ожидая неизбежного взрыва.

Которого не произошло.

Гробовую тишину нарушил властный, смягчённый искренней иронией голос:

— Если ты думаешь, что Антею можно контролировать, то можешь попробовать, Ви. Я уже давно отказалась от бесполезных попыток.

Даратея тор Дериул скользнула на сцену в облаке белого шёлка и длинных чёрных волос. Чуть затормозила, чтобы поднять с пола свою старую подругу и на мгновение успокаивающе прижаться к ней. А потом подошла ко мне, остановилась, склонив голову набок, с затаённой улыбкой глядя на свою долговязую непутёвую дочь.

Зрители головидения, наверное, попадали из кресел. Матриарх клана Изменяющихся отнюдь не выглядит так, как положено чьей-то матери. Ритуальная траурная роба сидела на ней, как слишком большая ночная рубашка на худеньком ребёнке. Огромные серые глаза, узкое лицо, облако пушистых волос — Даратее нельзя было дать больше четырнадцати лет. Даже серебряная прядь на этот раз не портила впечатления юной хрупкости.

А потом она улыбнулась, и впечатление это разлетелось на тысячу осколков. Дети так не улыбаются.

— Ты совсем не выглядишь удивлённой, Антея. — В голосе — добродушный упрёк.

— Конечно нет, — я по-человечески пожала плечами. — Раниель не может не попытаться устроить пакость. Такие оскорбления, как то, что я нанесла ему сегодня утром, так просто не прощают.

Она кивнула. А затем вдруг порывисто обняла меня, сильно и отчаянно. Мир пошатнулся, я затрясла головой, пытаясь прогнать стоящий перед глазами туман, но мама уже отошла, усилием воли умело отодвигая эмоции на задний план.

Трагичность и внутреннюю красоту момента нарушил исполненный отвращения голос Зимнего:

— Я сейчас расплачусь. Да делайте же что-нибудь, Регент!

Вот гад.

Обожгла его презрительным взглядом.

— Я не богиня милосердия, чтобы выполнять вашу работу, Атакующий.

— Нет. Но ты ближе всех подходишь к параметрам божественности. Так что заканчивай себя жалеть и действуй!

— Он неисправим. — Мама улыбнулась глазами. — Иди.

Это было и благословение, и приказ. Я повернулась…

— Нет!

Аррек попытался двинуться наперерез, но рядом с ним вдруг оказались Зимний и Бес. Дарай-князя в мгновение ока скрутили, поставив на колени и заломив руки назад. Краем глаза я увидела, что Раниель-Атеро и ещё один древний удерживают в таком же положении отца — Ашен застыл, не сопротивляясь, но в устремлённом на меня взгляде сине-зелёных глаз была тоскливая безнадёжность. Вииала мягко обняла крыльями маму.

— Какого? — Рубиус был готов к бою, но явно не понимал, на кого обрушивать огненный ад.

Я проскользнула мимо него, одарив на прощание улыбкой застывшего в шоке Ворона. Разбежалась, вскочила на ограду балкона, оттолкнулась…

Падение было недолгим и прекрасным. Распахнувшиеся золотые крылья легко приняли мой вес и позволили взмыть в воздух. Галереи и балконы проносились мимо всё быстрее и быстрее, таинственно мерцающие огни слились в сплошные полосы призрачного света. Я заложила петлю.

Затем, ощутив тяжесть древнего, гневного взгляда, повернулась и увидела тёмного короля и его первого советника, окружённых обнажившими оружие Атакующими. В прощальный сен-образ, посланный разъярённой парочке, я вложила все запасы стервозности, какие только нашлись в моей достаточно богатой на это добро душе.

Было бы неразумно тащить такой груз с собой в посмертие. Верно?

А потом я начала танцевать.

Это уже стало дурной традицией: в день Совета в Большом зале танцевать Жизнь и Смерть в Ауте. Но раньше я была так молода…

Молодость. Как там сказал Иннеллин?

«Жить, как будто ты никогда не умрёшь. Любить, как будто тебе никогда не делали больно. Доверять, как будто тебя никогда не предавали. Танцевать, как будто на тебя никто не смотрит».

По крайней мере последнее я ещё умела.

В этом танце не требовалось ничего сложного, ничего прихотливого или нарочитого. Каждое движение было строгим и выверенным. Каждый жест являлся вещью-в-себе, высшей ценностью, не требовавшей подтверждения. Ноги спокойно ступали по отвердевшему воздуху. Сосредоточенность и напряжённость каждого шага, каждого взмаха руки.

Должно быть, со стороны казалось, что я веду за собой Музыку, заставляя свирели, певшие на ветру, откликаться на тень своего желания. Должно быть, со стороны я выглядела чуждым, потусторонним существом. Должно быть…

Да какая разница, как танец выглядит со стороны?

Изнутри это выглядело… холодно. Антея тор Дериул-Шеррн умирала. Её личность растворялась под наплывом чужих чувств и воспоминаний, намеренно принесённая в жертву. Я была проводником, холодным, непреклонным, уводящим вас в царство мёртвых.

Бесстрастно и неумолимо движения танца смывали всё, что ещё во мне было человеческого, оставляя вынырнувшую на зов музыки… богиню.

То, что должно случиться дальше, уже не имело особого значения.

Однако…

Однако мне хотелось, чтобы всё прошло… красиво. С надломленной эльфийской трагичностью и соответствующим декором.

Уж что-что, а соответствующий декор эль-ин умели обеспечивать как никто другой!

Я парила в абсолютной темноте, покачиваясь на потоках воздуха. Зал растворился в первородной бездне — безграничной, бездонной, всепоглощающей тьме.

Единственными источниками света в царстве тени были эль-ин. Каждая облачённая в длиннополый плащ фигура сжимала в обеих ладонях прозрачную, наполненную серебристым вином пиалу. В каждой чаше плавал, отбрасывая надломленные блики, маленький серебристый язычок пламени.

Ветры, живущие в Зале, играли что-то хрупкое, торжественное. Один за другим эль-ин расправляли крылья и срывались в тёмную бездну, бережно сжимая в руках чаши. Невидимые носители света, они медленно летели по кругу, вдоль галерей и террас, всё выше и выше, постепенно сужая круги и по спирали приближаясь к центру.

Танец серебряных светлячков во тьме ночи. В этом было что-то феерическое и потустороннее.

Моё тело начало светиться. Сначала немного, а затем всё больше и больше, будто я проглотила гигантскую серебряную луну. Источник взмывал из глубин моего тела, готовясь покинуть ненадёжную оболочку. Ауте, надеюсь, голокамеры всё это фиксируют. Жаль будет, если столь потрясающее шоу пропадёт даром.

Музыка нарастала в рвущем душу крещендо… А потом вдруг затихла. Передо мной, раскинув белоснежные крылья, застыла Лейруору тор Шеррн.

Ей полагалось быть спокойной и безмятежной, но опытный взгляд мог заметить следы напряжения на тёмном лице. Я подбадривающе улыбнулась. Осторожно расстегнула перевязь меча, в последнем немом извинении коснулась губами ножен. Молча передала одушевлённое оружие своей Наследнице. Сергей хотел остаться ближе к Эль. С тех пор как Нефрит стала излюбленной маской богини, её бывший спутник считал своим долгом «присматривать» за зеленоокой арр-леди, пока та не разберётся с собственным посмертием…

Лейри с величайшим почтением приняла клинок. Замерла в поклоне. Пристроила ножны у себя за спиной.

Пауза затягивалась. В фиалковых глазах всё явственней проступало смятение.

— Мама? — Её голос впервые за очень долгое время прозвучал совсем по-детски.

Как всегда. Всё, ну абсолютно всё приходится делать самой.

— Всё будет в порядке, дорогая. — Сама поразилась доброму, успокаивающему, какому-то неуловимо божественному звучанию своего голоса. — Ты справишься.

Слова разнеслись по всему гигантскому Залу. Голокамеры, без сомнения, разнесли их по всей Империи. Пора.

В моей светящейся изнутри лунным серебром руке медленно материализовалась прохладная тяжесть кинжала-аакры. Несколько мгновений я потратила, проводя тщательнейшее изменение ритуального оружия: убить вене отнюдь не так просто, а затягивать и без того затянувшуюся на десятилетия комедию мне не хотелось.

Вложила в руки Лейри пылающий холодом клинок. Затем взяла чуть дрожащие чёрные ладони в свои, ни на минуту не выпуская из виду затравленно-решительного фиалкового взгляда.

Водоворот кружащихся в темноте свечей взмыл ввысь, когда миллионы эль-ин одновременно напрягли крылья.

Я рванула на себя руки приёмной дочери, одновременно подаваясь ей навстречу.

Вместе с кровью из моего тела хлынула, обжигая сиянием, энергия Источника. Боль была недолгой.

Я ждала освобождения, но было лишь удивление одиночества: Эль покинула меня, и в последние секунды жизни я вновь смотрела на мир серыми, такими слепыми, смертными глазами. Какое… странное чувство… эта….

* * *

…пустота…

В ту неуловимо краткую долю секунды, когда божественный свет уже покинул старый сосуд, но ещё не завладел новым, Эль вгляделась в обращённые к ней в страхе или же в религиозном экстазе лица.

А потом она заговорила.

Это был… странный разговор. Разум богини был кардинально отличен от разума простых бессмертных. Не говоря уже о смертных. Ей было гораздо сложнее понять своих детей, чем, скажем, Кесрит тор Нед’Эстро понять своего кота. Она заговорила с ними одновременно со всеми, потому что не могла представить, что может быть иначе, что каждому существу можно было бы выделить отдельное время. Впрочем, это не помешало ей сказать каждому существу именно то, что ему необходимо было услышать.

— Мама?

— Виор?

— Ох, мам, ну ты и вырядилась! А если они испугаются и улетят?

— От меня? Не дерзи, девчонка! И как ты додумалась сунуться тогда к тор Дериул?

— Ну-уу… — Виор, такая же юная и самоуверенная, как и в тот день, когда она налетела на клинок своей тётки, недовольно дёрнула ухом. — Не рассчитала сил. Подумаешь. С кем не бывает.

— Со всеми остальными, — прошипела Вииала. На глаза навернулись слёзы, но она лишь гордо вздёрнула подбородок. Дочь не должна видеть её слабости! И тут же вновь пришла старая вина: если бы она не скрывала свои слабости так тщательно, если бы она как-то убедила глупую девчонку, что есть вещи, справиться с которыми просто невозможно…

— Мам, прекрати, — Виор тряхнула головой, заставляя спускающиеся до колен чёрные косички затанцевать по плечам. — Ну сколько можно? Да, ты виновата. Да, Антея виновата. И Раниель-Атеро, потому что не научил. И Зимний, потому что не успел. И все остальные тоже, просто потому, что выжили. Но, может быть, ты наконец поймёшь, что в моей смерти прежде всего виновата я сама?

— Я это отлично понимаю, — сухо заверила её Ви.

— Тогда, может, перестанешь терроризировать саму себя и всех окружающих?

— Не перестану, — воинственным тоном заявила Вииала Великолепная. — Может, я это делаю не от непереносимого горя, а просто из природной вредности. Может, терроризировать окружающих доставляет мне искреннее, ни с чем не сравнимое удовольствие!

— Вот это уже ближе к истине! — Виор улыбнулась, и ясно было, что она не поверила ни единому слову. Затем улыбка стала плутовской. — Знаешь, тебе нужно отвлечься. Завести ещё детей, — провозгласила девушка. — И не меньше дюжины. А то если всё твоё внимание будет сконцентрировано на одном-единственном чаде, у бедняжки не выдержит психика. Не все же такие устойчивые, как я!

— Виор!!!

— Лорд Грифон.

— Кто?

— Мы не знакомы. Но, должна заметить, я очень и очень на вас сердита. А когда я сердита, это обычно ничем хорошим не заканчивается.

— Да ну?

— ДА!

Несколько секунд оливулец приходил в себя, пытаясь вновь восстановить способность мыслить, почти уничтоженную мощнейшим присутствием, вторгшимся в его сознание.

— Много лет назад вы тоже позволили себе рассердиться. Не без причины, но когда это кого оправдывало? Ваш гнев вылился в слова и поступки, и так получилось, что эти слова и эти поступки оказали влияние на окружающих, а позже — на их потомков. И в результате… мы имеем то что мы имеем сегодня.

— То есть вы намекаете, что это моя вина?

Она задумчиво посмотрела на смертного.

— Действия не бывает без противодействия. Поступки не бывают без последствий. Понятие «вина» вряд ли здесь применимо. Но есть ещё понятие «ответственность», и я думаю, оно вам более знакомо.

Он молчал.

— Я могу показать вам, какие поступки привели к каким последствиям. Я могу дать знания и навыки, могу научить видеть цепи, тянущиеся из прошлого в будущее. И я не буду контролировать, что вы попытаетесь с этим знанием сделать.

— А что вы требуете взамен?

— Взамен — вы останетесь жить. И будете действовать так, как требует от вас ваше чувство ответственности.

Ему даже не пришло в голову, что она может обманывать, готовить ловушку. С существами такого порядка это просто смешно. Она была настолько выше глупых игр…

Ответственность.

Смерть легче пёрышка. Долг тяжелее скалы.

Оливулцы умели выбирать героев.

— Я согласен.

— Раниель.

— Давно не виделись, о божественная.

— Давно, — в её взгляде невероятным образом смешались терпение и раздражение. Если ты сочетаешь в себе миллиарды личностей, можно позволить некоторую амбивалентность. — Но ты, похоже, ничуть не изменился.

— Прости, что покусился на то, что принадлежит тебе, божественная. Опять.

— Ты так ничего и не понял.

Рубиновые глаза блеснули. Давным-давно, когда многоцветная лишь начала осознавать себя, он и те, кто пошёл за ним, отказались подчинить себя этой новой силе. У них был иной путь.

— Это ты ничего не поняла.

Она заломила бровь — демонстративно человеческий жест, который его величество уже видел однажды.

— Я мог бы полюбить её, — задумчиво протянул король демонов.

— Ты уже её полюбил. Как и всех остальных моих избранниц.

— А я и не спорю, — не ясно было, к чему относится последняя реплика.

Они помолчали.

— Ты повзрослела.

— А ты — нет.

— Глупо получилось.

— Как всегда.

— Леди Адрея.

— Невероятно, — шепнула дарай-княгиня, зачарованно изучая появившееся перед ней существо. Все чувства говорили ей что-то… невозможное. То, чего быть просто не могло. То, что можно было описать только словом «бог».

— В точку.

Адрея арр Тон Грин привыкла доверять своим чувствам, и не без причины. А поскольку то, что она видела и ощущала в этом странном месте, уже поставило её мир с ног на голову, значит… значит, не будет ничего плохого, если вышеупомянутый мир перевернётся ещё пару раз.

— Очень практичный подход, — признало существо. — Но вообще-то я хотела поговоритьо генеалогии. В частности, об одном из ваших довольно отдалённых предков…

Музыкальная фраза-символ, которыми Драконы Ауте обозначали свои имена.

Он проявил грубость, ответив на человеческом наречии.

— Многоцветная.

— Не сердись на меня, о могучий.

— Да пошла бы ты… о божественная.

Существо, которое Антея тор Дериул-Шеррн весьма фамильярно называло Бесом, чуть склонило голову в приветствии.

— Мы знаем тебя.

Она поклонилась в ответ.

— Я знаю вас.

Тишина. Затем:

— Если вы пересечёте мой Путь, то ваш прервётся.

Ещё один поклон. Они поняли друг друга.

— Ворон.

Оливулец резко повернулся на звук смутно знакомого голоса. Абсурдное облегчение, которое он вопреки всякой логике испытал, услышав этот голос, мгновенно исчезло, стоило взглянуть в многоцветные глаза. Та, что посмотрела на него в ответ, имела мало общего с Антеей тор Дериул.

Поняв что-то, побледнел.

— Ты сейчас говоришь со всеми, кто здесь есть.

— Да.

— И ты вмешиваешься в их сознания.

— Да.

— После этого с Сопротивлением будет покончено. Может быть, кто-то ещё будет трепыхаться, но останется только видимость, суть уже потеряна. Мы не сможем, да и не захотим вас уничтожить.

— О да.

— Будь ты… вы… все вы прокляты!

Она улыбнулась.

— Ты очень хорошо научился нас понимать.

Оливулец отшатнулся.

Затем:

— Мы… станем частью тебя?

— Не знаю, — она подошла почти вплотную, коснулась когтистой рукой. — Это зависит в основном от вас. В большинстве религий слияние с абсолютом — дело личного выбора каждого. Мне достаточно, чтобы меня просто прекратили убивать.

Он твёрдо отвёл её руку.

— Я не хочу.

— Как я уже сказала, это дело личного выбора.

— А… Императрица?

— Она теперь для вас потеряна.

— Ты говоришь так, будто это великая трагедия.

— А для вас это и есть трагедия.

Молчание.

— Боюсь, что я тебе верю. А это значит, что она выиграла, не так ли?

Богиня улыбнулась, как улыбаются только боги.

— О да.

— Даратея.

Мать Изменяющихся открыла глаза, пытаясь хоть на мгновение сбросить сковывающую по ногам и рукам усталость. Этот танец был очень сложным и, похоже, не прошёл для неё даром.

— Лежи, — рука богини надавила ей на плечо, укладывая обратно. — Я только заскочила сказать, что ты справилась.

— У меня получилось?

— Да.

Тёмная армия, уже собравшаяся было, несмотря ни на что, штурмовать ощетинившуюся неприступными щитами твердыню эльфов, вдруг оказалась вынесена за пределы Эль-онн, аккуратно возвращена домой.

— Не мешайте. Мы сейчас заняты.

— Да, Многоцветная.

А что ещё им оставалось сказать?

— Приветствую, о мой пламенный холод. — Губы женщины, погибшей много лет назад во время Эпидемии, изогнулись в печальной улыбке.

— Так… — Зимний мгновенно понял, что происходит, и наметил план действий. — Она надолго тебя отпустила?

— Вообще-то я должна провести тебя в одно место, как можно скорее…

— Заморожу время, — он был сама деловитость. — На пару суток меня хватит. Пойдём, в конце этой галереи есть проход в закрытые покои.

— Но…

Беловолосый воин подхватил свою вернувшуюся на мгновение из царства смерти жену на руки и, не слушал неискренние протесты, понёс её прочь из зала. Да и протестовала Дайронэ весьма неубедительно. Богине оставалось лишь беспомощно смотреть на это безобразие.

— Эй…

— Присаживайся, о божественная.

Она села рядом, положила голову ему на плечо.

Раниель-Атеро улыбнулся, без труда вслушиваясь в миллионы разговоров, которые доверчиво прижавшееся к нему существо вело сейчас в этом Зале.

— Ты и вправду повзрослела.

Богиня промычала что-то нечленораздельное и, кажется нецензурное. Потом спросила:

— Может, ты всё-таки согласишься стать королём Эль-онн, а?

— У народа (на древнем языке это многозначное слово передавалось звукосочетанием «in») только один король, и ты прекрасно знаешь, что это не я.

Она его ударила. Не слишком сильно, но чувствительно. Раниель-Атеро понимающе хмыкнул:

— Он опять создаёт вокруг себя трудности?

— Этот твой, твой… — Богиня, казалось, не могла найти подходящий сен-образ, который бы выразил и степень родства двух бледных черноволосых мужчин, и её отношение к тому из них, глаза которого сияли адским пламенем. — Он невыносим!

— Угу.

— Отвратителен.

— Несомненно.

— Груб, и невоспитан, и слишком много о себе воображает. Он заносчив.

— Точно. — И этак задумчиво: — Где-то я эту литанию уже слышал.

— Я и так знаю, что не оригинальна! — Потом уныло: — Я его совсем не понимаю.

— Уверен, — синеглазый чуть отстранился, предвидя ещё один удар. — Это вполне взаимно.

Удара не последовало.

— Если не хочешь быть королём, может быть, согласишься стать Хранителем?

— Не глупи.

— Ты ничуть не лучше его!

— Только при Даратее смотри такого не ляпни.

— Я что, похожа на самоубийцу?

Теперь она легла, устроив голову у него на коленях. Древний осторожно провёл чёрными когтями по густым волосам:

— Что с девочкой?

Она сразу поняла, о ком речь.

— Обидно. Потерять её так рано. Смертные выбрали чудовищно неудачный момент, чтобы напустить на нас Эпидемию. Хотя… она не стала бы тем, кем стала, если бы не прошла через всё это.

— И всё же, что ты решила?

— Дам мальчишке шанс. Может быть, у него получится.

— Стоит ли?

— Если выгорит, они получат ещё несколько столетий, такая пара за это время успеет очень и очень многое. Он даже может уговорить её на детей. А если не получится… Я в любом случае получаю их обоих. Можно будет дать им второй шанс. Хотя при реинкарнации столь многое теряется…

Раниель-Атеро помолчал. Затем кивнул своим мыслям. Король прав. Она всё ещё была слишком молода. Но она быстро училась.

— Аррек арр-Вуэйн.

Дарай-князь резко вскинулся, выпрямился. От эмоционального и энергетического истощения арра шатало. Проклятый танец не прошёл для риани даром, но, похоже, Даратея выполнила свою часть. По крайней мере то, что он был всё ещё жив, неопровержимо об этом свидетельствовало.

Видящему Истину не потребовалось много времени, чтобы сообразить, кто перед ним и что из этого следует.

— Ты позволяешь нам попытаться?

— Да. Остальное зависит от тебя.

Повинуясь разрешающему жесту богини, вперёд вышли Тэмино тор Эошаан и Смотрящий-в-Глубины. Встали рядом с Арреком, исполненные и уважения, и собственного достоинства. Дарай-князь усилием воли сдержал вздох облегчения. Рано. Самое сложное ещё даже не начиналось.

— Смертный! — голос Многоцветной хлестнул жаром и холодом. — Помни. Она должна принять решение сама.

— Рад бы забыть, — процедил он сквозь зубы, стараясь уследить за сложнейшим узором, который уже начали плести стоящие рядом, — но вы с Антеей, без сомнения, найдёте способ напомнить!

— Лейруору…

— Моя богиня.

— Пора.

Сноп света, лишь на долю мгновения задержавшийся в воздухе между двумя женскими фигурами, устремился в ожидающий его юный сосуд. На этот раз воссоединение произошло легко и естественно: точно рука нырнула в сшитую на заказ перчатку. Ни в теле, ни в разуме новой жрицы не пришлось производить излишних изменений. Даже глаза девушки остались всё того же насыщенно-фиалкового цвета.

Предназначенное свершилось.

* * *

— Мамааааа…

Первый крик издала Лейруору тор Шеррн, юная Хранительница Эль-онн. Звук и сопровождающий его образ взмыли в бескрайнюю вышину Зала и упали, точно прикованные к земле невыносимым грузом. Крик затих, но за ним тут же последовал второй, третий — сотни и тысячи наполненных болью стонов, пока душераздирающие звуки не слились в музыку — одинокую, прекрасную, трепещущую симфонию невосполнимой потери, одиночества. Дисгармоничным звоном разлетелись на мелкие осколки сдавленные в ладонях чаши с водой, разом потухли все свечи. Капли крови срывались с израненных пальцев и падали в никуда.

Серые глаза. Плоский, пустой мир, в котором уже не осталось даже боли.

Меня поддерживали знакомые руки. Из теней соткалось его лицо, глаза цвета горного льда наполнены горечью и неприятием. Прости… пожалуйста…

Говорить я уже не могла, но, кажется, сумела передать Арреку этот последний неуклюжий сен-образ.

А потом всё вокруг затопила тьма. И я падала, падала в холодные, равнодушные объятия вечной ночи.

Я была мертва.

Танец пятнадцатый, Сарабанда

Adagio grazioso

Пустота.

Пустая тишина.

Пустая тишина нарушена.

Пустая тишина нарушена так грубо.

— Она сопротивляется.

— Вы же не думали, что она нам ещё и поможет?

Боль.

Пришла боль.

Пришла боль, которой не должно быть.

Пришла боль, которой не должно быть, и это неправильно!

— Ауте, вот эта силища!

— Это не сила, это упрямство. Ослиное. Ещё раз, Тэмино тор.

Беспокойство.

Причиняет беспокойство.

Причиняет беспокойство то, чего быть не должно.

— Держу… Держу… Так, почти… Небо, никогда ещё не видела, чтобы кто-то так страстно стремился к растворению в абсолюте.

— Последние несколько десятилетий были для неё не самыми спокойными. Естественно, что эль-леди хочет отдохнуть. Ваша ветвь развития вообще довольно хилая. Не жизнеспособная.

— Заткнитесь и фокусируйте, тёмный лорд.

— Уже.

— Хорошо. Теперь вы, дарай-князь. Кинжал. Хорошо. Поднесите рану к её рту. Теперь начинайте речитатив… Хорошо.

Эмоции.

Появляются эмоции.

Появляются и исчезают эмоции.

Я мыслю?!?

— Готово.

— Что-то не похоже.

— Не понимаю… Она должна уже осознать себя.

— Она не очень любит делать то, что должна. Что-то вроде аллергической реакции. Позвольте, Тэмино тор…

— Благодарю вас.

Ощущение нежного, но весьма чувствительного толчка.

— Антея! Антея, не дури. Ну же, просыпайся, любимая. Неужели ты не хочешь вернуться к такому замечательному мне?!

Ответ сформировался автоматически.

— Нет.

Вот так моё повторное существование началось с автоматического и всепоглощающего, точно безусловный рефлекс, «Нет». Диагностично.

Стоп.

Моё. Существование.

Вот дерьмо.

— Аррек, я тебя ненавижу.

— Добро пожаловать назад, любимая.

Теперь пришло осознание и всего остального. У меня есть тело (каждая клеточка которого зверски болит). Есть эмоции (в данный момент всё вокруг так мрачно). Есть мысли (совершенно непечатного содержания).

Ergo, я существую.

Вот ведь влипла!

Даже на фоне боли, и отчаяния, и мрачных размышлений я ощущала себя… не полной. Пустой. Бессильной.

Эль ушла, и я оказалась совершенно не готова к оглушающему одиночеству, обрушившемуся на меня с её отсутствием. Поймала себя на том, что судорожно мечусь в собственном сознании, пытаясь найти это противоречивое присутствие, наполнявшее каждый день, каждую минуту моего существования смыслом и волшебством. Я чувствовала себя как многомерная фигура, вдруг, в одночасье, превратившаяся в плоский, примитивный набросок. Глубина восприятия и понимания оказалась безвозвратно утерянной.

Пустота. Беспомощность. Бесцветность.

Плоскость.

Ущербность.

Я чувствовала себя убогой пародией на разумное существо.

Но в то же время что-то мешало погрузиться в самоубийственное переживание абсолютности этой потери. В глубине души шевелилось что-то хилое, слабое, нелепое. Бестолковое, точно ещё не оперившийся птенец. Едва заметная дрожь пальцев — не изменение, но потенциал изменения. Смутно ощущаемые импульсы — неразвитые, нетренированные, но несущие в себе способность творить. Возможность. Обещание большего.

И вдруг с изумлением поняла — это и есть я. Танцовщица-вене, носительница Драконьей Крови. Не просто незначительная составная часть многоцветной богини.

Ой…

Поставленная в тупик сделанными открытиями, я решила пока отложить самоанализ и попробовала обратить внимание на то, что меня окружает.

Из сумбура внешних ощущений удалось без труда вычленить ментальное присутствие трёх премерзких субъектов.

Смотрящий-в-Глубины. Ну что взять с демона?

Тэмино тор Эошаан. И она мне за всё ответит!

Аррек арр Вуэйн. Но он будет существовать, пока я не доберусь до какого-нибудь оружия. Только что осознав концепцию замужества, я уже решила, что в ближайшем будущем собираюсь р-ррезко овдоветь.

Выдохнув воздух сквозь сжатые зубы, я открыла глаза. Во плоти здесь присутствовал один Аррек. Дарай-князь был растрёпан, истощён, с ног до головы покрыт ранами разной степени тяжести. Самая свежая из них красовалась на правом запястье, и, судя по бледности перламутрового сияния, из-за этого небольшого пореза он потерял неправдоподобно много крови. Слизнув с губ солёный привкус, я уже не сомневалась, куда делась живительная жидкость.

Черноволосый князь сидел прямо на снегу, прижимая меня к себе так крепко, что эластичные кости эль-ин протестующе прогнулись, пытаясь справиться с давлением. Я слабо пискнула, и арр ослабил хватку. Чуть-чуть.

Двое других «спасателей» выглядели не менее потрёпанно. Они присутствовали только как астральные проекции, но, прозрачные и лишённые красок, это были две самые усталые астральные проекции, какие мне когда-либо доводилось видеть! Тэмино казалась настолько истощённой, что едва удерживала своё ментальное тело от распада. Тёмный, хотя его самоконтроль был более совершенен, тоже явно прикладывал усилия, чтобы не раствориться в воздухе.

Сквозь них обоих можно было без труда разглядывать прекрасный в своей неподвижности ледяной пейзаж. Тонкие, летящие ввысь ветви замёрзших деревьев, узорное кружево тончайшего инея. Геометрическое совершенство снежных арок. Математическая феерия ледяных колонн. Моргнув, я поняла, что тёмные пятна, застывшие в глубине полупрозрачных скал, — это крылатые фигуры. И, судя по стремительно замерзающей неподалёку луже, меня саму не так давно выплавили из точно такой же голубовато-серебряной глыбы.

— Тор Эошаан, как ты могла? — В моём голосе смешались боль и неприятие её предательства.

Тэмино равнодушно пожала ушами, совершенно не тронутая проникновенным криком раненой души.

— Это показалось достойным вызовом моему мастерству, — спокойно ответила абсолютно гениальная и абсолютно лишённая каких-либо моральных ограничений Обрекающая. — Справиться с ту-истощением — такой подвиг будут воспевать, пока существует наш клан.

Она казалась уравновешенной, довольной собой — существо, выполнившее невыполнимую по определению задачу и отдавшееся честно заработанной усталости. Подведённые красными тенями глаза выглядели абсурдно трагичными на холодном, лишённом каких-либо эмоций лице. Белоснежное платье Обрекающей даже не шевельнулось под ударами ледяного ветра.

— Ты…

— Всё оказалось даже сложнее, чем предполагали самые пессимистичные прогнозы, но в конечном счёте у меня получилось. Остальное зависит от смертного, — она не глядя протянула руку прекрасному демону, и Смотрящий помог эфирному телу Матери некромантов подняться на ноги.

— Выбираться будете сами. Мы и так задержались дольше, чем диктует разум.

Прежде чем я успела сказать ещё хоть слово, они исчезли в завываниях мёртвого ветра. Ментальное присутствие погасло, точно задули и без того едва трепетавшую свечу. Некроманты сделали своё чёрное дело и вернулись в мир живых, предоставив нам самим выбираться из этого холодного и совершенного мира мёртвых.

Какое-то время я просто лежала в объятиях Аррека, впитывая его тепло и исцеляющую энергию. Затем не без сожаления взяла себя в руки. Отстранилась. Встретилась взглядом с его нахальными серыми глазами.

— Гад.

Это была всего лишь констатация очевидного факта.

Он улыбнулся, показав слишком много зубов. Аррек пребывал в подозрительно хорошем настроении для человека, запертого в каком-то жутко холодном загробном мире с существом, в данный момент больше всего на свете желавшем стереть мерзкую улыбку с его совершенных губ. Ладно, допустим, я сейчас была не в состоянии устроить хотя бы хорошую истерику, не говоря уже о качественной драке, но просто для приличия мог бы поостеречься!

Ага. Как же.

С обречённым стоном прислонилась лбом к плечу мужа.

— Как тебе это удалось?

— С трудом, — признал и без того очевидное дарай-князь. Погладил меня по волосам, жестом собственническим, испуганным и заботливым. Я со вздохом, скорее напоминающим рыдание, расслабилась около его такого тёплого тела. Обернула крылья вокруг нас обоих и почувствовала, как к ним добавляется плащ из бледных, каких-то полупризрачных Вероятностей, призванный сохранить тепло в этом месте, напоминающем самый холодный и самый одинокий из кругов ада.

— Мне довольно быстро стало ясно, что умереть тебе всё же придётся, — начал рассказывать Аррек. — Во-первых, это было абсолютно необходимо для окончательного установления между нами связи, которая позволит справиться с ту-истощением. Во-вторых, оставался вопрос выбора новой Хранительницы. Тебе никогда не позволили бы занимать этот пост и после истечения срока регентства.

— Я сама себе не позволила.

— И это тоже. В общем, когда стало ясно, что без тяжёлой некромантии не обойтись, следующий ход был очевиден.

— Ты спутался с Обрекающими. Болван.

— Я начал устанавливать контакты с кланом Эошаан, — не обращая внимания на мои комментарии, продолжил Аррек. — И довольно быстро понял, что одних их будет недостаточно. Для выполнения такой задачи нужны были знания, выходящие за пределы того, что позволяли себе эти не слишком обременённые правилами ребята.

— И ты спутался с тёмными эльфами, — грустно заключила я. Подходящего эпитета для описания глупости такого масштаба просто не существовало.

— В некотором роде. Было много различных идей, на проработку их всех ушло довольно много времени, но, в конце концов, я вышел на d’ha’meo’el-in. И на Смотрящего. Постепенно вырисовался план действий — и проблемы, связанные с ним. Стало ясно, что мало будет просто оживить тебя после того, как Эль перейдёт к новой Хранительнице. Существовала большая вероятность, что после нескольких десятилетий контакта с божеством ты окажешься просто… не способна существовать отдельно от Эль.

Я зябко передёрнула плечами, ещё глубже вжимаясь в его объятия, слишком хорошо понимая, что имел в виду Видящий Истину.

Эпидемия и последовавшие за ней события весьма эффективно затормозили моё развитие, заставив с пути самопознания свернуть на прямую и безрадостную тропу саморазрушения. Антея тор Дериул была абсурдно молода, когда приняла в своё сознание богиню. Не знала ни саму себя, ни собственную силу, более того, не имела ни малейшего желания познавать — какой смысл? Эль-э-ин живёт на украденное время и обычно слишком сконцентрирована на цели, чтобы тратить это время на всякую чушь. Я была ребёнком, несформированным, ничего толком не умеющим, по самые остроконечные уши увязшим в подростковых комплексах. И вот на этого неуверенного в себе ребёнка обрушилось всё великолепие многоцветной богини.

И появилась Хранительница. Дочь клана Шеррн. Антея из клана Дериул, какой она могла бы стать, заснула на дне коллективного разума, так толком и не проснувшись. Да и вообще…

Отнять у меня контакт с богиней означало только одно — смерть. Если не физическую, то духовную. После такого Антея тор Дериул должна была бы оказаться окончательно и бесповоротно сломленной.

Только вот проблема: в данный момент я чувствовала себя замёрзшей, несчастной, сердитой, раздражённой. Я хандрила по-чёрному, но не ощущала себя такой уж ужасающе сломленной.

Отсюда вывод?

Взмахнула ушами и начала перебирать собственные мысли и чувства. Что это было? Что дало мне столь твёрдое ощущение себя, позволившее восстановить из небытия никогда по-настоящему и не существовавшую личность?

…Поэзия в движении. Краски, вплетённые в музыку. Гармония, расцветающая в глубине первозданного хаоса…

Ох!

Творчество. Вдохновение. Сатори.

Какими словами описать молнию?

Сен-образ, подаренный когда-то отцом, всплыл из глубин сознания, вспорхнул в холодный и пустой воздух, на мгновение разбив невыносимо скучную тишину мёртвого мира:

Только теперь я поняла, о чём говорил Золотой Дракон Судьбы.

Зажмурилась. Усилием воли не позволила когтям впиться в плечи Аррека — на нём и без того живого места не было. Сквозь зубы.

— И кто же, позволь поинтересоваться, придумал этот замечательный план?

— Лейруору, — он носом ткнулся мне в ухо. — Когда ты назначила последнюю дату и вдруг оказалось, что у нас осталось всего три дня, пришлось начать действовать, не слишком заботясь о побочных эффектах. Надо было срочно заставить тебя осознать, что ты есть на самом деле. Единственный способ сделать это достаточно быстро — это обратиться к Драконьей Крови. Но ты, с детства убедив себя, что и в подмётки не годишься своему великому отцу, в упор не желала понять, на что способна. Единственный, кто мог бы заставить столь упрямое существо выйти за привычные рамки и осознать собственные возможности, — это твой Учитель.

— О нет. Только не отчим. Только не тогда, когда дело касается папиной крови.

— Точно. Всё упиралось в идиотский любовный треугольник. Ты давно (и абсолютно правильно!) решила, что ради собственного самосохранения от их бесконечных склок надо держаться подальше. И настолько привыкла фильтровать всё, что касалось взаимоотношений между своими тремя родителями, что просто не услышала бы отчима, вздумай он начать говорить о Драконьей Крови. Раниель-Атеро даже пытаться не стал.

— Я не хочу знать, — пробормотала я, вспоминая собственную реакцию на подобные ситуации в прошлом.

— Вот именно. И тут выяснилось, что у Раниеля-Атеро есть вполне адекватный двойник. Лейруору была полностью уверена, что ты среагируешь на тёмного короля в точности как на своего Учителя: раскроешься навстречу новому опыту, сможешь воспринять то, что при других обстоятельствах увидеть была просто не в состоянии. И она оказалась права.

Я зарычала.

— Задача заключалась в том, чтобы столкнуть тебя с королём демонов и заставить вас обсудить Кровь Дракона. Причём так, чтобы ни ты, ни он ничего не заподозрили. Для этого вас обоих пришлось несколько… подтолкнуть в нужном направлении. Мы не были в восторге от столь рискованного плана, но Лейри не видела другого выхода. И я согласился подыграть ей.

Он снова погладил мои волосы, успокаивая, заставляя расслабиться. Исцеляя. Тихий голос точно обволакивал, унося прочь напряжение и ужас недавно прошедших дней.

— Тэмино пришлось срочно отправляться к демоническим Дворам, чтобы заполучить Смотрящего, — без него невозможно было провести это воскрешение. И Лейри решила воспользоваться ситуацией. Она заявилась к нам на завтрак, и мы осторожно попытались привлечь твоё внимание к деятельности Обрекающих. Потом я узнал, что Лейри через третьи руки подкинула тёмному королю идею, что некоторые его текущие проблемы (вроде стаи диких альфа-ящеров под окнами) можно было бы решить при помощи Крови Дракона и одного мерзкого старого ритуала.

— Ауте милосердная… неужели она считала нас настолько предсказуемыми?

— Полагаю, теперь она хорошо усвоила урок. Предполагалось, что вы с Раниелем столкнётесь на приёме у принца Дариэля, и тёмный спасует, сообразив, кем на самом деле является носительница Крови. Между вами должен был состояться разговор в эльфийском политическом стиле полный скрытых подтекстов и завуалированных угроз. Король, надеясь выудить нужные сведения, упомянул бы о Крови Дракона, а ты, реагируя на него как на Учителя, разобралась бы в ситуации и нашла эту решающе важную частичку себя. — Он вздохнул. — Должен признать, в теории план был хорош. Лейри он так нравился, что девочка до сих пор винит в последующих катастрофах что и кого угодно, только не сам план.

— Она не учла фактор энтропии, который всегда несут в себе демоны, — проворчала я.

— Она много чего не учла. Всё полетело в бездну ещё на первых этапах. Принц вошёл в раж. Тёмный Король совсем взбесился. А потом неожиданно появился ещё и Ийнель со своей вендеттой. Неприятности посыпались одна за другой. Я вынужден был одновременно контролировать всю эту безумную затею, проводить подготовку к твоему оживлению и пытаться не дать тебе зайти слишком далеко в изменении собственного сознания. Ну а потом демоны перегнули палку и в раж вошла уже ты сама. Такого, признаться, не ожидал никто…

От чувства вины и унижения у меня судорожно задёргались уши. Даже вспоминать об этом было дико: я, которая когда-то приложила столько усилий, чтобы избежать войны, затеяла свою собственную. Да ещё с врагом, который, пойди что-нибудь не так, мог обойтись нам дороже, чем все люди Ойкумены со всеми их бомбами.

Как, во имя Ауте, я до такого докатилась?!

Эль-ин отличаются гибкостью сознания. При помощи самовнушения мы можем свободно менять свои принципы и установки, подстраиваясь под конкретные обстоятельства с лёгкостью, что и не снилась так гордящимся своей адаптивностью homo sapiens. Готовясь к торжественному самоубийству, я произвела в своей психике изменения, на которые никогда не отважилась бы, сложись всё по-другому. И сейчас, оглядываясь назад, на это холодное, равнодушное, расчётливое существо, оставалось только содрогаться от инстинктивной брезгливости.

Власть развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно. Но какова бы ни была моральная сторона проблемы, нельзя было не признать: в эти последние дни из меня получилась на удивление толковая Хранительница. Почти такая, какой ей и положено быть.

Бр-р-ррр…

Может, и не стоит так остро переживать потерю связи с Эль. И потерю власти, что одно и то же.

Угу. Точно. Продолжай убеждать себя в этом, Антея. Может, через пару столетий и убедишь!

Аррек продолжил свой рассказ:

— Но в конечном итоге всё получилось. Раниель заставил Кровь не просто заговорить в тебе, а прямо-таки заорать во всё горло. Ашен чуть не пробил крышу в Дериул-онн, когда почувствовал пробуждение дракона в своей ненаглядной девочке. И, как это ни удивительно, мы всё-таки дожили до дня Бала, не разнеся эту Вселенную на доатомные составляющие.

— И тут случился сам Бал.

— О да, — он почему-то странно развеселился. — И тут случился Бал. Думаю, арры безвозвратно утратили первенство в области самых экстравагантных вечеринок. Такого Ойкумена ещё не видела.

— И вряд ли увидит, — проворчала я, пытаясь понять, когда же торжественное харакири пошло наперекосяк настолько, что закончилось здесь, в этом ледяном аду. Вдруг прищурилась, уловив несоответствие.

— Чтобы подготовить меня к воскрешению, вам нужно было навести на меня изменение, — рассуждения вслух помогают сосредоточиться, когда мысли парализованы холодом и жалостью к себе. Внутренности, в которые вонзился кинжал-аакра, с каждой минутой болели всё больше. — Повесить на мою душу что-то вроде маркеров или даже наводящих жучков, которые помогли бы потом отыскать и по песчинкам собрать заново. Значит… ах ты… ты…

Он засмеялся. Засмеялся!

— Ты вовсе не устраивал демонстрацию протеста, когда заявился на Бал, размахивая бутылкой вонючего вина! Вам просто надо было заставить меня отключить обонятельные рецепторы! Я всегда ощущала наведённое извне изменение как аромат, наверняка почувствовала бы и это… Если бы не заткнула нос из-за того, что мой консорт вылил на себя чуть ли не бочку спиртного!

Мысль, что кто-то мог с такой лёгкостью предсказывать столь импульсивные реакции, должна была бы напугать любую уважающую себя эль-леди до потери сознания, но Аррек уже давно приучил меня ничему не удивляться. Искусство манипулировать окружающими было у него в крови, как у меня — умение танцевать.

Я прокручивала в памяти события вечера. Вот Вииала поднимает мою ладонь… вонзает в неё острые белые клыки. Алая кровь на её губах. Вызов в зелёных, как изумруды, глазах.

— Ви взяла у меня свежий образец тканей и ауры для окончательной корректировки изменения. Ей пришлось это сделать. Они не могли пойти обычным путём — лишённая обоняния или нет, но я заметила бы, что втянута в танец. Значит, всё происходило так. Танцевала, разумеется, мама. Первоначальную настройку произвела, когда пришла ко мне после в Шеррн-онн… Ничего удивительного, что она выглядела такой утомлённой, это была убийственно сложная задача. В самый ответственный момент врывается Лейри, окровавленная, с глазами дикими и полными решимости…

Аррек кивнул в ответ на мои рассуждения.

— Весь тщательно подготовленный на этот вечер сценарий полетел в бездну, когда демоны решили внести свой посильный вклад. Нам пришлось импровизировать.

— Тётя Ви устраивает представление с падением. Разумеется, ей надо было отвлечь внимание, чтобы я не заметила, как глубоко Мать Изменяющихся ушла в изменение. Быстрое прикосновение, когда Даратея подняла свою старую подругу с пола. Должно быть, именно тогда Ви передала маме образцы для корректировки. Эти структуры набросили сверху на заранее подготовленный рисунок танца. Так вот где Даратея пропадала последние два дня, а я-то удивлялась, куда подевалась Властительница Изменяющихся! Совсем не похоже на могущественную леди тор Дериул, которая всегда старается держаться в стороне от политических бурь.

Эль-онн!

Заскрипела зубами, вспоминая.

Вот он, этот момент. Мгновенная потеря ориентации, когда хрупкая черноволосая вене порывисто обняла свою дочь. Как, во имя Ауте, я умудрилась не заметить? При таком мощном воздействии, оставайся у меня способность ощущать запах, наверное, задохнулась бы от аромата, затопившего восприятие! Только запредельная концентрация на цели могла помешать понять, что происходит.

Ну и, конечно, Зимний, почти мгновенно влез со своими злобными комментариями. «Ты ближе всех подходишь к параметрам божественности», ха! Но приходится признать, отвлекающий манёвр сработал отлично, позволив маме незаметно ускользнуть из поля зрения.

Как они могли?

Я замерла, глядя в плечо Арреку широко открытыми, ничего не видящими глазами, поражённая масштабом этого… этого предательства. Все они. Все. Ещё можно было понять Аррека, он человек, он по-другому воспринимает смерть…

— Больше нет.

— Что?

— Я отдал себя Эль в качестве платы. Поклялся в верности, прошёл посвящение, пообещал свою душу после смерти, и так далее. Перед тобой, дорогая, стопроцентный, совершенно закоренелый эль-ин.

— В качестве платы? — тупо переспросила я. А затем содрогнулась, раздавленная этим последним, окончательным ударом. И Эль тоже? Она, которая делила моё сознание.

Она, которая знала мои мысли, мои чувства, мою боль.

Она…

— Она пообещала невмешательство, — тихо, успокаивающе произнёс Аррек. — Невмешательство и свободу выбора. Она, по-своему, мудра.

Я ответила взглядом холодным и презрительным, с каждым мгновением всё более далёким.

Предатели.

Все они. Ауте, за что? Неужели никто из них, ни один, не понимает? Не видит, что значит быть эль-э-ин?

Неужели они не могут понять, что детский плач и сейчас звенит у меня в ушах?

Аррек встряхнул меня — довольно чувствительно.

— Может быть, — сквозь зубы прошипел он, явно начиная сердиться, — ты всё-таки допустишь мысль, что мы желаем тебе добра? И что, быть может, мы даже правы?

Я оскалилась на него. Правы?

Глупец.

Хотя… не могу не признать, я испытала некое странное, не совсем рациональное облегчение, когда узнала, что Лейри отнюдь не пыталась меня убить. Ауте свидетель, тот факт, что она чуть было не устроила мне смерть по ошибке, должен был вызывать гораздо большее беспокойство. И тем не менее… Моя дочь не пыталась пробить себе дорогу к власти, убрав меня с пути. Осознание этого было удивительно приятно.

Аррек поднял глаза к небу, что означало: «Я никогда не пойму эту ненормальную эльфийку». Я могла лишь согласно тряхнуть ушами.

— И что же произошло после того, как меня не стало? — Этот вопрос мне удалось задать спокойным, даже светским тоном.

Дарай-князь наградил меня долгим, пристальным взглядом, но послушно позволил сменить тему.

— Ну, всех присутствующих удостоили божественного промывания мозгов. Снимаю шляпу, дорогая, это был действительно сильный ход. Не думаю, что те, кто смотрел представление по головидению, заметили что-то, помимо яркой вспышки света в момент передачи Источника…

— Я решила, что такой масштаб божественного вмешательства будет немного слишком…

— …но вряд ли в этом была необходимость. Ойкумена и без того в должной степени потрясена смертью Хранительницы Антеи и последовавшим за этим трагическим представлением. Юная Хранительница Лейруору произвела самое благоприятное — решительное, романтичное и трогательное — впечатление на своих новых подданных и будущих союзников. В общем, Эль-онн и Империя совместно пережили запланированный катарсис, который, похоже, на самом деле очистил их от ненависти и в некотором роде примирил с перспективой совместного существования. И будь я проклят, если понимаю, как тебе это удалось.

— У Нефрит научилась, — рассеянно пробормотала я.

— Нефрит в таких делах всегда была… э-э, есть… непревзойдённая мастерица, — он отвёл глаза, и я скорее представила, чем почувствовала на самом деле, как мой всегда такой сдержанный муж неуверенно ёжится. Похоже, опыт общения с Эль выбил Видящего Истину из колеи гораздо сильнее, чем тот готов был признать. Или дарай-князь просто узнал о смерти и посмертии больше, чем ему хотелось бы знать? — Как бы там ни было, все были слишком заняты, чтобы заметить, что я подхватил в воздухе и унёс во внутренние покои твоё бездыханное тело. Тэмино смогла начать работать спустя всего несколько минут после смерти.

— Как… удачно.

— Прекрати, — он вновь провёл рукой по моим волосам, и снова меня поразило сочетание собственнических ухваток и какой-то нехарактерной для него уязвимости, заметной в каждом жесте. — Я в жизни не чувствовал себя таким беспомощным и таким испуганным, как тогда, когда смотрел на твоё бездыханное тело на столе у некромантки. Она… оправдала свою репутацию.

Это прозвучало весьма зловеще. Ауте, ну почему я не додумалась включить кремацию в список официальных увеселений?

— И что же сотворили с моими несчастными останками? — Вопрос прозвучал угрожающе.

— Превратили их в миниатюрную статуэтку из золота и слоновой кости. Очаровательная была вещица! — Он слегка прикусил кончик моего уха и зубасто ухмыльнулся, когда несчастный орган слуха бешено задёргался, пытаясь вырваться. Ой! Ну знает ведь, какие чувствительные у эль-ин уши! — Я с гордостью носил её в нагрудном кармане последние… не помню сколько недель.

Недель?

В ответ на вопросительное молчание он отпустил ухо и коснулся губами волос.

— У нас было тело, Антея, но вот за душой и всем прочим, что его должно населять, пришлось побегать. Я… по праву считаю себя специалистом, когда дело доходит до путешествий любого рода, — это было поистине монументальное преуменьшение, но я лишь кивнула, не желая его прерывать. — Однако в этом случае вынужден был лишь слепо следовать чужим указаниям. Тэмино создавала для нас врата в места… суть которых… трудна для понимания. Смотрящий был проводником, указывающим направление, в котором находились различные уровни твоего «я», Мать Обрекающих открывала Путь… и постепенно мы добрались сюда.

— Куда?

— Ну… единственное определение, которое приходит мне на ум, это «тот свет». Один из них по крайней мере. Подозреваю, что это место одновременно и является, и не является отражением сознания Эль.

Я закрыла глаза, отчётливо слыша всё то несказанное, что гордость никогда не позволила бы ему произнести вслух. Сила тёмного эльфа могла указывать Путь, сила Обрекающей открывала врата. Но именно Аррек прошёл сквозь эти врата во плоти, именно он упрямо топал по этим дорогам, неся в себе столь притягательную для здешних аборигенов живую кровь. Аррек, Видящий Истину, которого Ауте прокляла способностью понимать истинную суть всего того, на что падал взгляд его холодных, серо-стальных глаз.

Он видел… Мой разум отшатывался от спутанных, абстрактных воспоминаний о том, что можно увидеть в стране смерти, а ведь я была, пусть и недолго, частью этой страны, что предполагало хоть какую-то защиту. Аррек явился сюда, сияя жизнью, и силой, и способностью познавать. И вряд ли он позволил своему разуму отшатнуться от чего бы то ни было.

Этот путь оставил в его душе гораздо более глубокие шрамы, чем те, что и сейчас можно было заметить на израненном теле. Как будто тех, которые заметить всё-таки можно, было недостаточно!

Застыла, поражённая несгибаемой волей сидящего передо мной сияющего существа. Годы замужества притупили чувство бесконечного изумления, даже неверия, которое вызывал во мне Аррек арр Вуэйн, но сейчас всё вернулось с той же сокрушительной силой, как если бы я впервые почувствовала присутствие его поразительного сознания.

Зачем? Зачем он пошёл на такое? Ради меня?

Ауте милосердная, любимый, зачем?

— И… что теперь? — Даже для меня самой мой голос прозвучал хриплым, полным стыда карканьем.

— Теперь мы будем выбираться отсюда, — спокойно ответил дарай-князь. — Дорога назад должна занять гораздо меньше времени. Ты уже достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы лететь?

Дёрнулась, поняв наконец, почему он тратил время, рассевшись на снегу и рассказывая всякие разности. Всё это время он ни на мгновение не прекращал Исцеление. С ловкостью, выработанной обширной практикой, отвлёк, запудрил мозги, заставил почувствовать себя живой. И теперь обрушил, как нечто само собой разумеющееся, решение: мы уходим.

Он уже стоял, поправляя свою подбитую мехом, в нескольких местах разодранную чьими-то когтями куртку, проверял, как выходит из ножен наполовину изъеденный кислотой меч.

Я покачала ушами в невольном восхищении. Сердито вытерла неизвестно зачем скатившуюся по щеке слезу, прежде чем та успела превратиться в геометрически совершенную льдинку.

— Нет.

— Что? — Он удивлённо повернулся ко мне.

— Нет, Аррек. Прости, но нет.

— Вставай. — Он был холоден и страшен, вдруг стало ясно, что если будет нужно, он унесёт меня, перекинув через плечо, и я ничего не смогу с этим поделать.

— Я не могу!

— Можешь.

Грубая рука подхватила меня под локоть, вздёрнула на ноги. Ауте, это уже не смешно!

— Да как ты не понимаешь! — Вырвалась, яростно на него посмотрела. Боль и жалость к себе оказались забыты, сметённые волной гнева. Смутно осознавая, что, скорее всего, именно этого он и добивался, я уже не могла остановиться. — Я слышу, как она плачет!

— Ну вот мы и добрались до сути, — Аррек размеренно ударял по левой руке зажатыми в правой меховыми перчатками. — Ты хоть сама понимаешь, какие жалкие оправдания нашла своей трусости?

— Что!?

— Твоя дочь умерла бы в любом случае, Антея. Если бы не в туауте, то чуть позже, когда оливулцы начали бы обстреливать ослабленные кланы торпедами. Пора отпустить её и позволить малышке двинуться к своему следующему воплощению. Но даже если мы оставим в стороне вопрос рациональности, неужели ты всё ещё думаешь, что вина перед уже погибшими может оправдать то, что мы делаем с живыми?

— Да!

— Нет.

— То есть концепция мести вам не знакома, о сиятельный князь?

— То есть всё это, — он обвёл рукой замороженный пейзаж, — просто такая причудливая месть за то, что я открыл врата на Эль-онн?

Как удар. Я отпрянула, побледнев. Он ведь знает, что всё не так!

И ему плевать.

Мы стояли посреди прекрасных ледяных скал под порывами холодного, протяжно завывающего ветра, напружиненные, точно пара бойцовых петухов, и, должно быть, выглядели крайне нелепо. Я поплотнее завернулась в очень тёплый, явно дарайского производства меховой плащ, под которым было смятое окровавленное снежно-белое одеяние, и обиженно посмотрела на своего консорта. Ветер грозился сорвать его капюшон, трепал посеребрённые инеем волосы. Аррек выглядел рассерженным и очень решительным.

— Я устала, — это до отвращения было похоже на нытьё.

Он, как ни странно, улыбнулся.

— Ничего страшного. Моей силы хватит на двоих.

И это была правда. В моём теле сейчас играла, переливалась перламутровым блеском исцеляющая энергия, которую дарай-князь каким-то образом передал своей непутёвой жене. Только сейчас я начинала понимать, как тесно нас связал таинственный ритуал, вернувший меня обратно в жизнь.

Ауте, какой кошмар…

Он открыл было рот, но я зашипела, точно ошпаренная кошка.

— И не думай! Даже не думай! Только попробуй начать читать какие-нибудь идиотские стихи!

Что-то вроде прежнего юмора блеснуло в усталых серых глазах.

— Только если они будут неприличного содержания, — клятвенно пообещал дарай-князь. А потом он подхватил меня на руки и взмыл в воздух, унося из прекрасного, желанного, но такого холодного места.

Интересно, с каких пор этот неуёмный смертный стал использовать свои крылья?

* * *

Говоря, что «дорога назад должна занять гораздо меньше времени», Аррек не шутил.

Ну ни капельки.

В мёртвом, навеки застывшем месте не могло быть множества многовероятных путей развития событий (прежде всего по причине отсутствия самих событий), так что дарай-князь не мог обратиться к древней силе своего народа. Что его ничуть не смутило. То, что Аррек просто по определению не мог в загробном мире манипулировать Вероятностями, ничуть не мешало ему именно этим и заниматься.

— Однако… — пробормотала я, когда рядом с нами, точно страницы книги, стали мелькать зловещие пейзажи «того света». Тёмная пещера, дышащая враждебным присутствием. Пустыня, выжженная солнцем, пылающая радиоактивными испарениями. Снова пещера, в которой по полу и стенам и даже по потолку текли (и время от времени капали вниз на некую пролетающую парочку) потоки лавы.

В лаве кто-то барахтался, даже на такой скорости мы уловили зов о помощи. Аррек гневно сжал зубы и полетел ещё быстрее. Я уткнулась ему в грудь, отказываясь смотреть по сторонам.

— Однако! — Это было произнесено совсем другим тоном, когда дарай-князь заложилвиртуозный вираж, уходя от невидимой для меня атаки и резко устремляясь на следующий уровень… чего-то там.

Когда он научился так летать? Не всякий эль-лорд бы сумел, да ещё с ношей на руках. Аррек, конечно, всегда умел перемещаться по воздуху, но обычно это была левитация, а не… Впрочем, частично он и сейчас левитировал и уж, конечно, не ограничивал себя элементарными законами аэродинамики. Я вытянула шею, пытаясь рассмотреть, как он летит. За спиной у дарай-князя мерно вспарывали воздух два огромных крыла, напоминающих одновременно и бархатистую кожу, и гладкие энергетические потоки. Чёрные, очень-очень чёрного цвета, в тон волосам. Таким мог бы позавидовать сам Раниель-Атеро. В сочетании с перламутровой кожей эффект получился потрясающий. Похоже, шалая моя любовь отнюдь не шутил, когда объявлял себя «закоренелым» эль-ин.

Ох-ох-ой. Надеюсь, Эль знала, что делала, когда принимала этого «индивидуума» в свои ряды. Очень надеюсь.

Теперь, приглядевшись, я заметила стремительно сокращавшуюся энергетическую нить, вдоль которой мы скользили всё это время. Интересное заклинание. Как если бы дарай-князь закрепил у входа один из концов магического «троса» и, спускаясь всё глубже в загробное царство, постепенно разматывал свою своеобразную «страховку». Теперь же он просто активировал «сматывающее устройство», стремительно свёртывающаяся световая нить просто-напросто выдёргивала нас со дна загробного мира. Очень эффективный подход. Очень дарайский. Вот только если по дороге туда у него не было подобного «путеводного троса», то как же он добрался до ледяного мира?

— Ножками, — просветил меня Аррек.

Я покосилась вниз. И вновь уткнулась в плечо мужа. Не хочу знать.

Скорость постепенно замедлялась. Я кожей чувствовала, что мы приближаемся к… «поверхности». К выходу из этого застывшего, чуждого места. И как всё прочнее становится его хватка, как со всё нарастающей силой нас затягивает вниз, вглубь.

Обратно.

Аррек уже летел почти вертикально вверх, каждым взмахом чёрных крыльев сопротивляясь всё возрастающему ветру и упрямо набирая высоту.

— Однако, — сквозь зубы процедила я, отчаянно цепляясь за его плечи и сбрасывая тяжёлый меховой плащ.

— Никто и не говорил, что это будет просто, — выдохнул Аррек, обращаясь скорее к самому себе, чем ко мне. Дарай-князь был полностью сконцентрирован на задаче, сражаясь за каждый вздох, за каждый взмах.

Тянущий нас вниз ветер превратился в настоящий ураган, он завывал слишком артистично и дёргал за волосы слишком целенаправленно, чтобы можно было и дальше притворяться, что мы имеем дело всего лишь с атмосферным явлением.

Аррек сложил крылья, которые в данной ситуации скорее мешали бы, чем помогали, и, вцепившись обеими руками в энергетический трос, медленно, но верно поднимал нас вверх. Я кожей ощущала мощные структурно-вероятностные потоки, которые он ежесекундно сворачивал и формировал заново, сражаясь за каждый сантиметр.

Бездна и ветер, этому смертному давно надо было присвоить звание мастера-чародея. Ауте не даст соврать, он его более чем заслуживал.

Но этого было недостаточно. Недостаточно. Быть может, будь Аррек один, он бы и выбрался…

Я посмотрела вниз.

О Вечная Юная…

Бездна была… живой. Не знаю, как подобное возможно. Бездна олицетворяла собой саму идею смерти и неподвижности, и в то же время она была стремительной, хищной. Жаждущей. Внизу крутился водоворот тьмы, можно было различить вращающиеся в нём призрачные фигуры, если приглядеться, то, наверное, можно узнать некоторых из них.

Ладно, я действительно хотела смерти. Но не… такой же. Красивая, тихая, уютная глыба льда где-нибудь в загробной Тмутаракани — вот это по мне. Чтобы можно было уснуть и забыть, чтобы никто тебя не трогал. Если же мы упадём в этот водоворот, то будем расщеплены, разложены на составляющие, уничтожены как единое целое. Мы прекратим существовать окончательно и бесповоротно, и лишь разрозненные крупинки того, что от нас останется, будут использованы для чего-то иного.

Я посмотрела в глаза безвозвратному распаду, стоящему в основе любого цикла жизни-смерти-жизни. И он тоже был по-своему прекрасен. Симфония изменений и переходов. Бесконечное обновление.

Страх. Этого я не хотела. Для этого было ещё слишком рано.

Но, быть может, один Аррек и сможет выбраться.

Я разжала руки.

И ничего не случилось.

Мои запястья оказались намертво прикручены к перевязи Аррека безумно сложным трёхступенчатым заклинанием, явно рассчитанным на то, чтобы сдерживать вене.

Убью. Честное слово. Обещаю. Клятвенно. Вот соберусь с духом и убью этого расчётливого змея.

Но для начала придётся его отсюда вытащить.

Я, прищурившись, посмотрела на энергетический жгут, упрямо тащивший нас прочь от бездны. Затем попыталась усилить его сырой мощью. И ничего не получилось. Безграничная сила, которой я так привыкла пользоваться, светозарная сила Источника теперь принадлежала другой. А я, хоть убейте, не могла вспомнить, как стягивать энергию из окружающего мира, если мир, о котором идёт речь, упорно пытается тебя убить. Или как черпать ресурсы на дне собственной души, если душа, с которой приходится работать, больше всего хочет свернуться в комочек и тихонько завыть. Ладно, проехали.

Что, если создать свои собственные чары, которые продублировали бы нашу «спасительную соломинку», создав дополнительную опору для пути наверх? Как бы не так. Вдруг выяснилось, что из моего имплантата теперь, когда он не принадлежал Хранительнице, стёрта львиная доля базы данных. Огромная магическая энциклопедия, которой я привыкла так свободно распоряжаться, исчезла, как будто её никогда и не было. А знаний и навыков, накопленных самой Антеей тор Дериул, не хватало даже на то, чтобы просто создать в этом месте хотя бы лучик света. Ни о каком высшем чародействе и речи быть не могло. Я даже не представляла, с какой стороны подступиться к такой задаче.

В глазах потемнело от внезапной, как приливная волна, паники. Я совсем забыла, что до того, как стать самым могущественным существом на Эль-онн, была потрясающе, феноменально магически некомпетентна. Неуклюжа, бестолкова и невежественна, не желала знать ничего, кроме своих дурацких танцев. Ауте, да я же ничего не умею делать сама!

Открытие было столь же очевидным, сколь и предсказуемым, однако оно обрушилось на меня внезапно. За последние тридцать лет я не приобрела почти ничего своего. Все способности, вся сила, и власть, и могущество были преподнесены на золотом блюде, и если поначалу я ещё пыталась как-то ограничивать себя, использовать собственные невеликие умения, то вскоре на это уже не оставалось ни времени, ни желания. Я привыкла к неограниченным запасам энергии. К заклинаниям, сути которых сама не понимала, но которые выстраивались по мановению руки. К верным телохранителям. К мудрым советникам. К могущественному, непобедимому мечу. И больше всего я привыкла к опущенным в уважительном поклоне ушам и к автоматическому: «Да, Хранительница».

А потому понятия не имела, что делать теперь, когда всё это исчезло, а человек, которого я любила больше жизни, похоже, был полон решимости героически и чудовищно глупо погибнуть.

Жалобно всхлипнула, уткнувшись в его напряжённое плечо, всем своим существом чувствуя, что нам не хватает буквально какого-то жалкого десятка метров…

Медитативно втянула воздух. Так. Ладно. Допустим.

Но если чему-то тридцать лет в роли Хранительницы меня и научили, так это тому, что, если ничего другого не остаётся, надо остановиться и подумать. Удивительно, как часто это помогает!

Бесполезно сожалеть о том, чего теперь нет.

Поставим вопрос иначе: что у меня есть?

Умение танцевать изменение. И ещё что-то не вполне понятное, обозначаемое нелепым сочетанием: Кровь Дракона.

Вот с этим и будем работать.

Изменять Аррекову нить не стоит. Болтаясь над пропастью, я вряд ли смогу станцевать с требуемой филигранной точностью. А как только структура чар хоть ненамного выйдет из-под контроля дарай-князя, мы тут же полетим вниз. Значит, созданную им основу трогать не буду, а попробую-ка лучше нарастить что-нибудь вокруг неё.

Выгнулась назад, пытаясь лучше увидеть напряжённую светящуюся струну, уходящую вертикально вверх. Тряхнула волосами, запела что-то грудное и тягучее, ресницами, пальцами, трепетом ушей создавая медленный, ритмичный танец. Обволакивая спасительный трос эластичным, безумно прочным чем-то. Создавая то, чего раньше не было.

Этого было мало, и я автоматически потянулась за аакрой. Запястья всё ещё были скованы заклинаниями, но ритуальное оружие вене скользнуло в трепещущие пальцы с необычайной лёгкостью. И как только остриё клинка коснулась энергетического троса, моё тело точно ударило током. Танец. И я была чарами, я была спасительной нитью, была тем, что могла контролировать.

Никогда ещё изменение не приходило так легко. Танцуя наш путь наверх, вдруг со странной отстранённостью поняла почему.

Я больше не была Хранительницей. Много лет назад, чтобы втиснуть безграмотную неумёху в узкие рамки носительницы коллективного разума, Ви, мама и Эва зафиксировали меня в изменении. Засунули в железный корсет, связали узами, приковали к одному статичному состоянию существо, которое по определению не должно было знать ничего статичного.

Теперь, когда оковы исчезли, изменения сплетались и исчезали просто со сверхъестественной лёгкостью.

За эти годы я совсем забыла, что это значит — быть самой собой. Удивительно. Я чувствовала себя как человек, много лет подряд проходивший с огромными гирями, привязанными к рукам и ногам. Но теперь тяжёлые гири оказались сброшены… и я удивлённо вскрикнула, когда тело само собой взмыло в воздух.

Последние два десятка метров мы почти пролетели, насмехаясь над злобствующим ветром. И резко остановились, точно натолкнувшись на невидимую стену, когда до спасительного выхода было, как говорится, рукой подать.

На фоне врат, за которые уходила светящаяся нить, неподвижно застыли две фигуры.

Здесь ветер не завывал дикими голосами, а лишь трепал, почти ласково, её распущенные пряди и уважительно обходил его мрачную, угрожающую фигуру.

Нефрит арр Вуэйн задумчиво взирала на нас сверху вниз, Сергей арр Вуэйн казался размытой тенью за её спиной. Я встретилась взглядом с зелёными, точно молодая листва, глазами. И содрогнулась.

Эту женщину я когда-то убила. Эту женщину я отправила сюда намного раньше срока, который был ей предназначен. Эта женщина была одной из тех, из-за кого я так страстно стремилась попасть в холодную глыбу ледяного забвения.

И глядя в её глаза, я прочитала: Нефрит арр Вуэйн считает, что именно внутри прекрасной ледяной глыбы мне самое место. В мир живых таких непредсказуемых тварей выпускать не стоит.

Но обратилась она сначала к Арреку:

— Похоже, дарай-князь, вы несколько отступили от условий соглашения.

— Мне обещали невмешательство, — сквозь зубы процедил Аррек. Он был бледен и напряжён, в голосе его была смерть. Увы, это — не самое эффективное оружие против тех, кто и так уже давно мёртв.

Нефрит задумчиво покачала головой, а я внутренне поправилась: на светящемся канате болтались две опасные непредсказуемые твари, которым нечего делать в верхнем мире.

— А ей обещали свободу выбора, — теперь зеленоглазая леди повернулась ко мне. — Вы помогаете ему, эль-леди. Должна ли я понимать это так, что вы желаете жить?

Тишина затянулась. Я чувствовала, как нарастает, набухает вокруг напряжение.

— Антея?

Закрыла глаза, лбом прислонившись к его плечу.

— Я не хочу, чтобы ты погиб.

И холодный женский голос произнёс:

— Это не ответ.

Слова были точно удар плётки. Вскинула голову и увидела, что мужская фигура исчезла, а вместо закалённого в битвах воина появился тонкий, чуть изогнутый меч. Мой меч.

Нет, её меч.

В изящных, умело сжимающих рукоять руках.

Клинок взмыл в воздух, стремительный, точно молния….

С криком ярости и отрицания Аррек рванулся вверх…

…клинок упал, сияющий, справедливый…

Звонкой нотой порванной струны лопнула спасительная нить, разбитая идеальным ударом катаны.

Невесомость.

Мы падали. Падали. Падали!

Падали в прекрасную живую темноту, зная, что на этот раз не будет уже ни света, ни спасения.

Танец шестнадцатый, Танго

Bizzarre

… закружила тёплая, гасящая сознание темнота.

Аррек?

Все инстинкты самосохранения, всё чувство «я», которое ещё не распалось под ударами обволакивающе-вкрадчивого шторма, кричали о том, что нужно защищаться. Что нужно воздвигнуть вокруг себя непробиваемые барьеры, пытаясь сохранить хоть что-то. Нужно забаррикадироваться, и закрыть все окна, и поднять все щиты…

Нужно…

В Ауте всё «нужно», и «должно», и «необходимо».

Я ринулась в этот пьянящий шторм, как могла бы рвануться к рукам Учителя. Рухнула в танец, точно в бурлящий океан, подалась вперёд, в пенящиеся водовороты. Раскрылась полностью и безвозвратно, как умела только в танце и, быть может, ещё в любви.

Ни о каком изменении и речи быть не могло. Не было речи ни о цели, ни о средствах, ни даже о точке отсчёта. Я танцевала чистое познание. И, наверное, немного — сотворение.

Тут не было ничего от надтреснутой, торжественной иномирности туауте. Тут вообще вряд ли было что-то, чему можно дать определённое имя. Не думаю, что кто-нибудь танцевал так до меня. Не думаю, что кто-нибудь сможет станцевать после.

Полное растворение в бурлящей темноте. Слияние и поглощение. Годы, проведённые с Эль, неплохо научили меня двойственности существования.

Только теперь пришло понимание сути места, которое Аррек так небрежно обозначил фразой «тот свет». Впрочем, «место» — крайне неподходящее слово. Это было… одним из отражений сути самой Эль. Да, пожалуй, можно так сказать. Но в ещё большей степени это было отражением сути Тэмино. И Смотрящего. И Аррека. Некроманты не просто открыли врата в неясную географическую область, куда отправлялись после торжественной панихиды души эль-ин. Они создали эту область, сделали её реальной, ощутимой и опасной. Своей силой, своей магией сформировали строгие пейзажи. Из информации, хранящейся в глубине коллективного бессознательного, а значит, в душе каждого эль-ин, они слепили целые миры, превратив размытые сны богини в полные смысла и красоты ландшафты.

Я поняла это. Стала частью этого. И я восхитилась.

Работать с чем-то столь бесконечно сложным было невероятной честью. Привилегией, отблагодарить за которую можно было лишь одним способом — станцевать безупречно. И я танцевала. Не ради цели и не используя танец как средство. Не отталкиваясь от изначального состояния. Не стремясь прийти к новому. Я танцевала так, как творили драконы, и ощущала себя… настоящей.

Постепенно, будто издалека, пришло осознание: мне ничего не грозит. В этом месте, где всё возвращалось к исходу, чтобы начать круг заново, я была одновременно и частью круга, и вне его, и ничто не могло коснуться меня без позволения. Позже придут удивление и непонимание: разве может вене, сколь бы искусна она ни была, слиться с таким явлением, как смерть? Но сейчас это не имело ни малейшего значения. Ну какая мне на самом деле разница, что может, а чего не может сделать вене?

Смутное беспокойство коснулось разума сквозь эйфорию вдохновения. Что-то было не так. Чего-то не хватало.

Аррек.

Созданные им оковы оказались разрушены ещё в самом начале, когда ветер развоплощения ещё только подхватил двух упавших с запредельной высоты беглецов. Нас оторвало друг от друга, разбросало в стороны, закрутило, и замело, и растворило в бешенстве стихии.

Аррек. Его время ещё не пришло. Я не хочу, чтобы он погиб.

Это не ответ. Молния падающего меча.

А что же тогда ответ?

А каков вопрос?

Ты хочешь жить?

Тишина.

Запрокинула голову, всхлипнула, затем крикнула — долго, протяжно, и безысходно. Ответа не было. Не было. И не было никого, чтобы принять это решение за меня.

Значит, придётся принимать его самой.

О, Ауте безмятежная. Как я этого не люблю!

Люди, когда встречаются с неразрешимой проблемой, пытаются «взглянуть на неё по-новому». Найти свежий подход. И это лишь доказывает, какие смертные по сути своей бестолковые существа. Ничего не могут довести до конца. Уж если искать новую точку зрения на вопрос, то пусть она будет совсем, совсем новая.

Аналитический транс. Полное обнуление сознания. Ни представлений, ни понятий, ни установок, ни мотивов. Полный ноль. Чистый лист.

Уход в абсолютно белое.

Когда слова — лишь наборы звуков, за которыми ничего не стоит. Когда образы — наборы красок, лишённые смысла. Когда чувства остры и отточены, но не несут в себе никакой эмоциональной окраски.

И я стала заново выстраивать себя. С самого начала. С основы. Будто прожитых лет никогда не было. Будто я снова юная, шестнадцатилетняя вене, открывшая утром глаза и вдруг впервые по-настоящему увидевшая окружающий мир. И с удивлением и интересом потянувшаяся к нему, чтобы узнать: что же это?

Оживление. Изумительное открытие: у меня есть тело! Освоение телесной психосоматики. Я вписывала себя в окружающее пространство, и радость от сделанных чудесных открытий заставляла меня смеяться.

Одушевление. Осознание самости. Я — субъект собственных желаний и хотений. Могу им следовать. Здорово!

Персонализация. Моё «я» отражается, точно в зеркале, в различных социальных позициях. Появляются сковывающие рамки норм и правил. Но взамен бесшабашной свободы приходит осознание себя как потенциального автора собственной судьбы. Это немного жутковато… и удивительно.

Индивидуализация. Идеалы и ценности, смутные воспоминания о которых мелькают в голове, рассматриваю через кристаллическое ядро собственной личности, примеряя их на себя, позволяя им обновить и отточить мой взгляд на мир. Это — источник несокрушимой внутренней силы, который может стать источником извечной слабости. Противоречиво… но очень интересно.

Универсализация. Катализатор духовной жизни. Крещендо, катарсис. Осознание высшего разума, и своего нежелания с ним больше общаться. Гм. Ну и ладно! Обойдусь как-нибудь и без этого.

Я открыла глаза, мягко танцуя в безымянной темноте и задумчиво рассматривая личность, которая получилась в результате всех этих самокопательных упражнений. Да, не слишком приятная дама. И не слишком умная. И не слишком смелая.

Стоит ли позволять ей существовать дальше?

Позволить существовать той, которая погубила уже стольких? Но вместе с этой знакомой, полной горечи и малодушия мыслью пришла и другая: какой бред! Здесь, где я сейчас нахожусь, не место глупым иллюзиям. Я знала совершенно точно, что именно сотворила со всеми теми беднягами, которых сюда отправила… и знала, что им до меня нет никакого дела. «Во имя милосердной Ауте, не делай из нас застывшие символы», — сказал Л’рис. Смерть — это конец и начало всего. Те, кого волновали такие детали, как месть, оставались в верхнем мире, пусть даже и в роли призраков.

Те же, кто по-настоящему мёртв, они не… не… Они просто другие. Бессмысленно проецировать на них наши чувства. Для Иннеллина и моей дочери не имеет особого значения, присоединюсь я к ним сейчас или чуть позже. Детский плач, звеневший в ушах, принадлежал мне самой. И только мне.

Хорошо. А как насчёт живых? Нужна ли моя смерть родным и близким тех, кого я погубила?

Я сердито дёрнула ушами. Что касается эль-ин, то эти крылатые заговорщики достаточно ясно выразили своё мнение. Яснее уже просто некуда…

Оливулцы… Они ведь в любом случае не узнают правды. Останусь ли я жить или погибну, для них Антея тор Дериул-Шеррн навсегда закончила своё существование на том памятном Балу. На глазах у всей Ойкумены. Окончательно и бесповоротно. Что бы я сейчас ни решила, для оставшихся в живых подданных Империи это никакого значения иметь не будет.

Это не будет иметь значения вообще ни для кого из моего прошлого.

А как насчёт будущего? Как насчёт тех, кто ещё может пострадать от израненной когтистой твари, слишком невежественной, чтобы контролировать собственную глупость? Нефрит, на собственной шкуре убедившаяся, что такое сорвавшаяся с цепи вене, явно считала, что выпускать меня из потустороннего мира не стоит. Хотя бы просто во имя спокойствия всех живых.

Нет. Не так. Она считала, что не стоит выпускать меня, если я сама не хочу выйти. Как там сказал Аррек? «Тебе обещана свобода выбора».

Мило.

Усилием воли прогнав раздражение, я с зубовным скрежетом заставила себя думать. Вспоминать. Вспоминать даже то, о чём хотелось бы забыть, забыть навсегда. Как же стыдно. Тай, отчаянный лаэсский мальчишка. Твоя смерть была столь глупой, столь бессмысленной, так просто было её избежать. Но одному ты действительно научил меня — ответственности. Очевидно, урок оказался недостаточно суров.

Вдруг стало понятно, почему Нефрит обрушила меч на наш сияющий мост к освобождению. Странно было лишь то, что я могла не видеть этого раньше. Ответственность. Ключевое слово.

Антея тор Дериул (а позже и Шеррн) неслась по жизни, как сорвавшаяся с тормозов атомная бомба. Теряла управление на крутых поворотах, зашибала случайных прохожих. И в любой момент угрожала рвануть. Шестилетний человеческий детёныш демонстрировал миру более высокий уровень самоконтроля, чем почтенная Хранительница Эль.

Я совершала одну непоправимую глупость за другой, а потом выла на луну, на звёзды и солнце, отчаянно жалея себя, любимую. И не делала ничего, чтобы обуздать собственную рвущуюся из оков слепую неуёмную дурость. А после того первого, чудовищного раза, закончившегося танцем туауте и порабощением Оливула, я стала ещё и избегать даже самых незначительных решений, если они касались моей собственной судьбы. Любым способом. Любой ценой. Пусть кто-нибудь заставит. Уговорит. Обманет. Только не взваливать на себя груз чудовищных последствий, которые следуют за ошибками такого масштаба.

Говорят, от себя удрать невозможно. Что ж, отдайте должное одному непутёвому эльфёнку: она совершила достойную попытку!

Если ты боишься ответственности больше, чем смерти, о каком самоконтроле может идти речь?

Итак, Нефрит арр Вуэйн, голос и совесть многоцветной богини сказали своё слово. Я не ступлю в мир живых, если не приму решение. Сама. Понимая всю меру ответственности и соглашаясь её нести.

Я не ступлю в мир живых, если не… повзрослею?

Шелуха и оправдания, попытки свалить всё на других были отброшены. Мы снова вернулись к вопросу. Ты хочешь жить, Антея? Ты. Сама. Только ты.

Застыла, прекратив танец, вглядываясь в глубину собственной души. И бездна застыла, созвучная и послушная, ожидая решения.

В душе была усталость. Страх. Стыд. Точно ветер в окно — смесь боли, цинизма, наивности. Понимание — да, вновь придётся страдать. И скорее всего, вновь придётся причинять боль. Калечить. Убивать. Может быть, даже тех, кого люблю.

Но…

В сердце, точно не вылупившаяся ещё из куколки бабочка: обещание-способность-вдохновение-порыв. Слабый, не раскрытый ещё потенциал. Притягательная, неодолимая потребность творить. Из неясных, непознанных вспышек чистой Ауте создавать новое. Созидать то, чего раньше не было.

Я взвесила потенциал разрушения и потенциал сотворения.

И подумала: какого демона? Всё равно ведь сама буду решать, что делать с собственной силой. И с собственными слабостями.

Ладно. Всё. Свершилось. Довольны?

Я приняла решение. Точка.

Ну?

Гром не спешил греметь. Бездна не спешила исчезать. Никто не явился, чтобы взять меня за ручку и вывести к свету.

Сердце болезненно ёкнуло: Ауте, неужели слишком поздно?

В слепящей, болезненной панике потянулась вовне и тут же облегчённо обвисла: он всё ещё был жив. Связь, которую Аррек установил между нами, более грубая, более мощная и первозданная, нежели связь вене и риани, говорила, что жизнь ещё теплится в теле моего консорта. Однако если не поспешить, дело может кончиться плохо.

Резко расправив крылья, я ринулась вниз. Туда, где слабо, но упрямо мерцала искорка перламутрового сияния.

В мире мёртвых нет Вероятностей, которыми мог бы манипулировать дарай. Но он ими всё равно манипулировал. Аррек арр Вуэйн висел в позе лотоса, запрокинув напряжённое, сосредоточенное лицо. Волосы его, прекрасные чёрные волосы, были теперь посеребрены, и не инеем, а сединой. Пространство вокруг кривилось от непрерывно создаваемых и тут же пожираемых жаждущей бездной Вероятностных щитов.

Я сглотнула. Нежно втянула его в свой танец, обернула спасительным изменением. Сколько же он пробыл тут? Сколько сопротивлялся наступавшему со всех сторон развоплощению?

Подалась поближе, заметив тихое биение сен-образа, разворачивающегося перед его грудью:

Конечно, каждый входит в особое состояние сознания по-своему, но Аррек нашёл довольно оригинальный способ. Если когда-нибудь в каком-нибудь захудалом мирке ему вздумается стать богом, то это будет бог исцеления, дальних дорог и плохой поэзии.

Сглотнула. Ладно. Может быть, и не самой плохой поэзии. Не важно.

Протянула руки и нежно, но сильно взяла его за плечи. Тряхнула. Потом сильнее. Пальцы кололо мощью Вероятностных щитов.

— Аррек. Давай, любимый, просыпайся.

Ничего. Мысленно попросив у Ауте немного удачи (Аррек спросонья мог и пришибить ненароком), послала ровный, успокаивающий импульс по нашей новой связи. Ну же, шальной мой, не пугай меня…

Он чуть вздрогнул. Задрожали ресницы. Медленно сформировался в воздухе наполовину сотканный из сна вопросительный сен-образ:

Этот образ я уже видела. Он всё ещё думал, что идёт по той бесконечной адской дороге, сопровождаемый голубоглазой Обрекающей. Тщательно сплела и отправила ему ответ, заставив два образа слиться вместе, засиять и наполниться новыми оттенками значений.

Серые глаза резко распахнулись, всё ещё невидящие. Сильные ладони железной хваткой сомкнулись на моих руках.

— Туорри?

Это было больно. Но не очень. В конце концов, я слишком хорошо знала, чьё имя бы прокричала, если бы мне сказали, что «мёртвый к вам путь отыщет».

— Нет. — Позволила печальной улыбке окрасить свой голос. — Антея. Прости меня. И просыпайся, наконец. Нам и в самом деле пора отсюда выбираться.

В глазах вдруг появились смысл и воля, руки резко притянули меня к нему. Поцелуй был грубым, но, думаю, сейчас это требовалось нам обоим.

— «Пора отсюда выбираться» — мягко сказано, — хрипло произнёс дарай. — Вот только как?

Вопрос, конечно, интересный. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулась бездна. Мы могли бы лететь вечно и никогда не достигли бы края.

— Если гора не идёт к Матери клана, — пробормотала я себе под нос, — то это феноменально глупая гора!

Ладно, допустим, я не могу добраться до выхода отсюда. А что, если станцевать такое изменение, что бездна сама создаст необходимый выход? Кстати, интересная идея. Если пальцами отщёлкивать ритм, то примерно такой рисунок движений…

— В этом не будет необходимости, — пауза, — бывший регент.

Голос, разрезавший тишину, был холоден, как само это место, где мы находились.

Но и вполовину не столь холоден, как его обладатель.

Снежная белизна волос, безупречная чистота крыльев. Глаза чистейшего фиалкового льда. Душа более тёмная, чем вся бездна.

Зимний появился из теней и шёпота, лениво заложил вираж, облетая вокруг нас, изумлённо застывших в уплотнившемся воздухе. То, что, по всем правилам, приличный эль-ин в этом месте должен был бы уже давным-давно развоплотиться, его нисколько не волновало. Лидер Атакующих выглядел… как всегда. Уверенным в себе, презрительным, непереносимо спокойным гадом.

Я изумлённо таращила глаза, ошарашенно прижав уши к голове, а вот Аррек выпрямился, расправив плечи и положив ладонь на оружие.

— Что вы здесь делаете, эль-лорд? — Вопрос прозвучал почти как вызов на дуэль.

— Спасаю от вас двоих эльфийский загробный мир, — с бешеной вежливостью ответил Атакующий, закладывая вокруг нас второй круг. — Ещё пара минут, и вы, вместо того, чтобы тихо выйти в заднюю дверь, развоплотили бы саму бездну. Пара несовершеннолетних имбецилов, вооружённых высшей магией, — что может быть чудеснее?

Я уже открыла рот, чтобы громко и ясно высказать, что (точнее, кто) может быть хуже, но Аррек чуть коснулся моего запястья, давая понять, что говорить будет он. В интересах выживания.

Бедное наше выживание. Аррек и Зимний, запертые в одной… гм, бездне — это рецепт такой свары, что лучше бы всем невинным душам отсюда убраться. И поскорее.

— Вы хотите сказать, что выведете нас? — почти спокойно спросил дарай.

— Разумеется, — передразнивая любимую интонацию Аррека, ответил Зимний. — Если, конечно, вы всё-таки соизволите пошевелиться, а не предпочтёте сидеть тут до скончания веков!

Он резко взмахнул крыльями, устремляясь в темноту, и нам ничего не оставалось делать, как ринуться следом. Лететь пришлось совсем недалеко — крутой нырок вниз, резко выгнуться, мгновенно гася скорость, приземлиться.

Мы стояли в тоннеле, на тёмных сводах искрился иней. Перед тем как Аррек сложил крылья, я успела заметить, что их безупречная чёрная поверхность вспыхнула вдруг серебряными молниями, роняя на пол сияющие искры. Поспешно отвела глаза, отказываясь чувствовать себя виноватой.

Зимний стоял впереди, нетерпеливо постукивая ногой. Бросил презрительное:

— Не отставайте. Здесь небезопасно, — и стремительно зашагал вперёд.

Оставалось только скрипеть зубами и не отставать.

Слепое доверие к Зимнему из клана Витар вряд ли можно назвать в числе моих многочисленных недостатков. Поэтому следовать за этим хладнокровным убийцей не было ни малейшего желания. Я попыталась деликатно выудить из него кое-какие сведения.

— Как вы здесь оказались, эль-лорд?

Ладно. Может, не совсем деликатно.

Он взмахнул остроконечным ухом. Мне почему-то показалось, что взмахнул печально.

— Мне… указали путь. — Голос Атакующего прозвучал мягко, что было нехарактерно для него. — Эль решила принять дополнительные меры предосторожности.

Пришедший от Аррека импульс подтвердил, что Зимний говорил правду. Не всю и почему-то окрашенную в слишком личные тона, но, несомненно, правду.

— А если бы я не приняла окончательного решения, но мы всё равно стали бы… создавать трудности? — ровно спросила я.

— То моя задача состояла бы в том, чтобы трудностей не было. — На повороте он на мгновение замер, окатив нас обоих ледяным взглядом. — И уверяю вас, я бы с этой задачей справился.

— Разумеется, — процедил сквозь зубы Аррек. У него это слово всегда получалось выразительнее. Возможно, я не совсем объективна.

Ещё два поворота, и Зимний остановился перед крутым мостом, на другой стороне которого переливалась голубоватым сиянием арка прохода.

— Пришли, — и вновь голос Атакующего прозвучал… не как всегда.

Я устремилась было вперёд, к свету, но Зимний заступил дорогу. Одновременно Аррек дёрнул меня за пояс, оттаскивая назад. Ну что ещё?

— Надеюсь, вы понимаете, Тея-эль, — очень формально заговорил беловолосый, — что вас никогда больше не должны видеть на Эль-онн или же в любых других землях, подвластных Хранительнице?

— Уверяю вас, эль-лорд, что не имею ни малейшего желания появиться на Эль-онн и ещё меньше — в Империи, — сухо заверила его я. Это была не совсем правда, мне будет не хватать Небес, как может не хватать лишь части собственной души, но всё-таки не настолько, чтобы снова влезть в этот кошмар.

— Вы, дарай-князь?

— Ближайшие несколько лет я свободен. Затем придётся время от времени появляться на Эйхарроне, но будьте спокойны, я сумею скрыть от них существование Антеи, — тем же сухим тоном ответил Аррек.

Зимний склонил уши, принимая наши клятвы. Отступил в сторону. Затем снова загородил путь. Застыл в явной неуверенности.

Древний? В неуверенности? Что здесь происходит?

— Антея… — Он почти нервным жестом отбросил с лица прядь белоснежных волос. Аррек вдруг напрягся. — Ты ведь опять по самые остроконечные уши влезешь в какие-нибудь неприятности!

Последнее восклицание прозвучало не как официальное заявление посланника богини и её Хранительницы. Оно… ну, очень лично оно прозвучало. С очень странными нотками под общим рассерженно-покровительственным тоном.

— С каких это пор моя судьба стала вас волновать, Эль-Витар? — Я использовала старинное клановое обращение, чтобы подчеркнуть официальность, но бесполезно. Разговор неумолимо сползал в какую-то неясную для меня область.

— Ты больше не Хранительница. Кроме того, последние два дня… позволили мне примириться с собой. Возможно, даже в большей степени, чем тебе, — совершенно непонятно объяснил древний, сопровождая слова нервным движением ушей.

Зато Видящий Истину дарай, похоже, отлично всё понял. Но не собирался ничего объяснять своей совершенно сбитой с толку супруге!

Аррек скользнул вперёд, загородив меня от эльфийского лорда, угрожающе сжал в руке оружие.

— Даже и не думай, — измученный, израненный, избитый, он смог вложить в обычные слова просто море угрозы.

— А почему бы и нет? Кто сможет меня остановить? Ты, младенец? — оскалился в ответ Зимний.

Казалось, про меня эти двое совершенно забыли. Забыли обо всём, кроме дуэли взглядов. Их воли сплетались в призрачно освещённом воздухе, отточенные и безупречные. Снова дохнуло смертью.

Зимний опять оскалился.

— Эль-леди — не игрушка для взбалмошных юнцов, запутавшихся в собственных желаниях. Ты перешёл все границы, арр!

— По-моему, — тихо и с неясной издёвкой ответил дарай, — границы тут перехожу совсем не я!

— Эй! — У меня хватило ума не вклиниваться между ними, но метко брошенная аакра разрезала паутину напряжённой схватки, заставив обоих отшатнуться.

Вот теперь можно было и влезть. Вышла вперёд, толкнула беловолосого ладонями в грудь, заставив оторопевшего от подобной наглости древнего отступить на полшага. Мы застыли друг напротив друга, и мне пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза — для существа столь почтенного возраста Зимний был просто до неприличия высок.

— Мы попадём сегодня в мир живых или будем ещё пару столетий играть в гляделки? Я, между прочим, есть хочу! — В животе, словно по заказу, громко забурчало. — И вообще… Ой!

Точно обжигающе холодный лёд сомкнулся вокруг моих запястий, когда Зимний сковал так неосторожно протянутые к нему руки своими длинными белыми пальцами. Точно молния ударила в тело — ни вздохнуть, ни освободиться.

Ауте, совсем забыла, что без силы Хранительницы мне с ним ни за что не справиться! Дёрнулась, пытаясь вырваться, обнаружила, что ясная синева фиалковых глаз уже совсем близко, со всех сторон… Рухнула в глубины сине-синего льда, вскрикнула, когда серебристые звёзды снежной вьюги затанцевали вдоль кожи.

Холод был всепоглощающим. Но почему-то этот холод оказался… тёплым. Тёплым, знакомым, успокаивающим. Совсем сбитая с толку, удивлённо пыталась понять, что же всё-таки происходит…

Серебряный холод и фиалковая синева отхлынули с приглушённым проклятием. Меня выдернуло, оттащило назад, встряхнуло, приводя в чувство. В нос ударил запах лимона и моря.

Ошарашенно затрясла головой, оглядываясь. Мир несколько неуверенно покачивался, но всё-таки теперь снова можно было видеть. В теле пела знакомая сила — похоже, чтобы пробиться ко мне сквозь фиалковый холод, дарай-князь активировал нашу связь.

Аррек перехватил мою руку, резко дёрнул к себе. Беззвучная сила подхватила, пронесла по воздуху, заставила упасть к нему на грудь, обхватив свободной рукой за плечи. Затем резко крутануться, уходя за широкую спину. Ощущение было такое, будто кто-то дёргал за верёвочки, словно марионетку. Не обращая ни малейшего внимания на законное возмущение, дарай оттолкнул меня ещё дальше, не выпуская тем не менее когтистой ладони. В другой руке он держал в защитной позиции свой старый, но всё ещё сияющий Вероятностями меч, прикрывая нас обоих этим грозным оружием.

Зимний загораживал путь на мост, его белоснежная фигура казалась древней статуей на фоне абсолютной тьмы. Такая бледная рука поднялась, осторожно дотронулась до разбитых в кровь губ. Ого! Похоже, его древнейшеству кто-то дал по прекрасной, точно выточенной из мрамора физиономии!

Ауте, да он же теперь совсем взбесится!

Древний скользнул во вьюжно-белом пируэте, вдруг оказался позади нас, взмахнул окровавленной рукой, выбив дарайский меч. Одновременно Аррек повернулся, снова рванув меня за руку, заставляя совершить красивый поворот и вновь очутиться за его спиной.

Ауте, это уже не смешно!

Мужчины снова сцепились взглядами, и теперь, содрогаясь от мощи вызванных ими беззвучных сил, я разумно решила не вмешиваться. Но ещё в самом начале этой безумной дуэли я автоматически начала танцевать, вплетая в странную схватку ритм и отточенность своих движений. Похоже, другого способа понять, что же тут всё-таки происходит, не будет, и я ещё глубже ринулась в танец, поворотом головы, прямой линией спины и изяществом протянутой руки создавая рисунок, который смогу осознать и контролировать.

Откинула голову, ища смысл во всём этом. Потянулась сначала к Арреку, пытаясь понять причины, по которым он влез в странную дуэль.

И озадаченно прижала уши к голове. Какие там причины? «Она моя!» — резонировало в словах, в подтексте и в контексте.

— Аррек, да ты же ревнуешь, — выдохнула потрясённо. — Ты что, спятил? К Зимнему? Мы же друг друга на дух не переносим!

Вот теперь оба на меня посмотрели. Причём выражения лиц у них в этот момент были схожи.

— Антея, если ты считаешь, что у меня нет причин ревновать, — страшно ровным голосом ответил мой супруг, — то либо намного глупее, чем все привыкли думать, либо совсем ослепла.

Я уже открыла рот, чтобы высказать своё мнение по поводу этой смехотворной идеи… да так и замерла, не успев его закрыть, когда споткнулась взглядом о льдисто-синие глаза древнего.

Воспоминания накатили горькой, обжигающей волной, будто и не было долгих лет и бесчисленных попыток забыть. Воспоминания о том единственном разе, когда лёд его прикосновения не был холоден. Воспоминания о ночи, наполненной кровью и смертью. И страстью, чуть было не разметавшей целый мир.

Безумие изменения.

Я судорожно сглотнула, пытаясь справиться с наваждением, и тут накатила вторая волна. Море, лимон, мята, пыль, осевшая на сапогах, и перламутровое свечение Вероятностей. И…

Аррек что-то сделал, и кровь, которой он напоил меня, чтобы вызвать из мёртвых, вскипела, прогоняя дурманящий туман. Когда в голове немного прояснилось, мелькнуло другое воспоминание: осиротевшая терраса Эвурору-онн. Слепящая ярость, столь обжигающая, что даже дышать невозможно под её опустошающими ударами. Белокрылый древний, преклонивший колени, кровь на запрокинутом лице. Алое на белом. Мои пальцы, испачканные в этой крови.

Я тогда пролила кровь Зимнего. И я же её отведала. Совсем чуть-чуть, по-глупому: просто автоматически слизнула кровь с когтей, не желая утруждать себя поиском салфетки. И содрогнулась, точно от удара молнии, от того, что несли в себе несколько древних капель.

Сколько бы после этого ни танцевала очищение, избавиться от проклятия так и не удалось. Что-то, тёкшее в жилах древнейшего, свило гнездо внутри моего тела и время от времени просыпалось, не вовремя и некстати, затапливая меня наплывом чужих мыслей, эмоций, воспоминаний.

Головокружение. Я вдруг с ужасом поняла, что оба они сейчас используют эту власть. Что внутри моего тела восстала кровь против крови, разум против разума, что идёт какая-то сдвинутая, шизофреничная битва и я сама уже в ней значу меньше, чем победа над давно и основательно доставшим соперником…

— ПРЕКРАТИТЕ!!! — От моего крика и от рывка, которым я взнуздала остатки сил в танце, загробный мир задрожал, стены угрожающе сдвинулись. — Хватит! Вы, безмозглые… Прекратите немедленно!

То ли сработал навык жизни при матриархате, то ли сужающиеся стены заставили вдруг задуматься, но они прекратили. На мгновение всё застыло в хрупкой, готовой обратиться в катастрофу тишине.

Затем Зимний изящно вздохнул и сделал два шага назад, широким жестом показывая в сторону моста.

— Вы правы, эль-леди, хватит. Сейчас не время и не место. Вам действительно пора.

— Ты, ты… — Отсутствие под рукой неисчерпаемого источника мощи благотворно сказалось на моих умственных способностях. По крайней мере их хватило, чтобы проглотить все грозящие сорваться с языка слова. Вместо того чтобы наброситься на Атакующего с кулаками, я гордо отвернулась и, глотая слёзы обиды (ну ладно, ещё и страха), направилась к выходу.

Он слишком ничтожен, чтобы обращать внимание, Антея. Он недостоин ни гнева, ни презрения. Вот именно. Точно.

Когда мы проходили мимо, Зимний огладил обоих этаким задумчиво-ироничным взглядом.

— Я смотрю, вы оба сменили раскраску. Как… демонстративно с вашей стороны, дарай-князь.

Не выдержав, всё-таки стрельнула в сторону древнего рассерженным и любопытным взглядом. Затем посмотрела на Аррека, на серебряные пряди в его волосах. Снова на белогривого древнего.

И поняла, где обзавелись своей сединой и Зимний, и Ллигирллин. И где, скорее всего, выпал снежный иней на чёрные волосы моей матери.

— Нельзя же допускать, чтобы наша грядущая жизнь оказалась слишком скучной, — не совсем понятно ответил Аррек.

— А-аа, — протянул из-за спины древний. Мои ноги обдало снежным холодом его злорадного смеха.

Я ступила на мост первой. Легко пробежала по нему, остановилась перед вратами. По сверкающей их поверхности пробежала лёгкая рябь — Аррек что-то делал с ними, настраивая портал, чтобы тот вынес нас в строго определённое место.

— Это ещё не конец, — вновь раздался холодный, полный снежной метели, фиалкового серебра и звёздного шампанского голос. — Это ещё даже не начало.

И потом совсем другим тоном:

— Антея…

Я застыла, ощущая на спине руку мужа. Медленно, очень медленно обернулась.

Белые волосы. Белая кожа. Глаза, которые были средоточием холода, света и гнева.

— Ты… присматривай там за Лейри, ладно?

Он молча склонил глаза и уши и развернул поднятые над головой крылья. Полный поклон, официальное приветствие, которого удостаивают лишь Хранительницу. Я резко отвернулась. Зажмурилась.

Сделала шаг вперёд…

…чтобы оказаться там, где менее всего ожидала оказаться.

Смотровая площадка на вершине башни. Ровные ряды окон со всех сторон. И странные, путающие воображение и поражающие в самое сердце пейзажи, открывающиеся из этих окон. Дикие, экзотические, строгие, сказочные. Я не знала точно, сколько порталов собрано в этой комнате, но это было не важно.

Ведь все они широко открыты.

Удивлённая, всё ещё не верящая, обернулась к материализовавшемуся за моей спиной Арреку. Тот пристально, ищуще посмотрел в мои глаза. И улыбнулся в ответ.

— Почему? — взмахнула рукой, обводя диковинную коллекцию созданных им сказок.

— Потому что я давно мечтал показать их тебе, — пожал плечами освещённый лучами экзотических звёзд дарай.

— О!

Признаться, до этого мгновения я не задумывалась о том, что будет дальше. Я была жива. И всё. В жизни не осталось ни цели, ни мечты, ни места, куда можно было бы стремиться. Только пустота — и человек, по какой-то странной причине пожертвовавший столь многим, чтобы разделить эту пустоту со мной.

Посмотрела на манящие окна порталов. И почувствовала, как губы, почти против воли, раздвигаются в улыбке. А почему бы и нет? Когда у меня была цель, никогда не хватало времени заняться тем, чем действительно нравилось заниматься. Когда у меня была родина, никак не получалось посетить все те места, которые хотелось посетить.

Нет, серьёзно… Почему бы и нет?

— Итак, — Аррек, изображая фокусника, поклонился. Резко побледнел, когда неловкое движение разбередило одну из ран, но всё-таки завершил шикарный жест. — Куда отправимся для начала?

Я жадным взглядом окинула разноцветные небеса, каждое из которых манило и притягивало. Полной грудью втянула свежий, такой живой и ароматный воздух.

— Для начала — туда, где хорошо кормят. И где можно переодеться. И позаботиться о ранах. И проспать как минимум неделю!

— А потом?

— Потом? — Потом? У нас будет «потом?» Как… странно. — А потом отправимся куда-нибудь, где танцуют экзотические танцы. Я хочу наконец заняться этим делом всерьёз, а не в перерывах между кризисами!

— Экзотические? — Его глаза цвета серой стали хитро блеснули. — Мне нравится это слово. Посмотрим, что можно будет найти. Минутку…

Дарай-князь подошёл к одному из порталов, погрузился в бешеное мелькание Вероятностей.

У меня голова шла кругом от открывшихся вдруг возможностей, но что-то мелькало на краю сознания. Что-то смутно беспокоящее, царапающее.

Зимний. Но я ведь только что выкинула из головы Зимнего. Произвела изменение психики, «выдвинув» невыносимого древнего за пределы фокуса сознания. Он что-то сказал, это не давало покоя:

«Я смотрю, вы оба сменили раскраску».

Вы оба.

Неужели?

От внезапно нахлынувшего страха мне удалось сплести чары-зеркало с первой же попытки. Мысленно готовя себя к тому, что придётся увидеть вместо своей прекрасной золотой шевелюры седую швабру, повернулась к отражающей поверхности.

Да так и остановилась, изумлённая до потери слов.

На меня смотрела измученная эльфийская женщина в длинном белом платье, украшенном грязно-коричневыми разводами засохшей крови. В области живота в ткани красовалась приличных размеров дыра, через которую просвечивала безупречно ровная кожа, без всяких повреждений.

Узкое, очень усталое лицо выглядело измождённым, аскетичным, и на нём особенно эффектно смотрелись подведённые глубокими тенями (можно даже сказать синяками) глаза. Дымчато-серые, огромные, страшные. Видевшие то, что нельзя, невозможно увидеть смертному существу. Изящный треугольный имплантат горел во лбу ровным серым цветом.

Спутанные волосы спускались на плечи, падали вдоль спины, обрамляли лицо контрастными тенями. Густые, шелковистые, блестящие.

Чёрные волосы, цвета воронова крыла.

Ой.

После безуспешных попыток понять, что же всё-таки это может значить, рассеянно повернулась к Арреку. И натолкнулась на пристальный и в то же время самодовольный взгляд истинного дарай-князя.

Вопрос замер на губах, не родившись. Он это специально сделал. Когда возвращал меня, когда воссоздавал моё тело. Связь между нами была установлена на столь глубоком, на столь базисном уровне, что, прервись она, я не смогла бы существовать самостоятельно. Не смогла бы сопротивляться приливу туауте.

Но раньше я не осознавала, что эта связь даёт мастеру-целителю контроль надо мной, вплоть до таких мелочей, как цвет ногтей и волос. Если на то пошло, раньше я вообще не задумывалась о той власти, которую дало ему надо мной принятое в бездне решение.

Теперь задумалась.

«Как… демонстративно с вашей стороны, дарай-лорд».

— Аррек… зачем? — беспомощно подняла зажатую в пальцах прядь.

Он улыбнулся. И это была не самая приятная улыбка.

— Потому, что я могу, — пожал плечами. — И ещё потому, что мне захотелось увидеть, как ты будешь выглядеть с чёрными волосами.

Мои глаза потемнели — не столько от гнева, сколько от напряжённой работы мысли. Перспективы вырисовывались… шумные.

«Нельзя же допускать, чтобы наша грядущая жизнь оказалась слишком скучной».

Нет. Скучной она точно не будет.

Кто в самом деле? Покачала головой. И внутренне приготовилась к грандиозной семейной сваре, неизбежной, как сама Ауте.

Если ты идиот, то это неизлечимо.

Если же вас тут два идиота…

Эпилог

Тропический шторм налетел, как всегда, внезапно и сокрушительно.

Адин со стоном выгнулась, пытаясь размять затёкшую спину и шею, затем снова мрачно уставилась на выведенные на экран данные. У старой, ещё дедушкиной модели барахлил блок связи с нейронным компонентом, поэтому, хотя она безбоязненно скачивала данные в собственную память прямо из электронных носителей, команды предпочитала вводить через клавиатуру. Лучше лишний раз пошевелить пальцами, чем мучиться, когда впавший в старческий маразм Ай-И снова не расслышит произнесённые мысленно директивы.

Девушка посмотрела на непроницаемую стену дождя за окном. Снова на экран. Вздохнула. Подготовка к вступительным экзаменам, безусловно, дело необходимое, но, предки, как же сейчас, в этот самый момент, ей хотелось бы заняться чем-нибудь другим!

Пальцы вновь ловко забегали по старенькой световой клавиатуре, открывая следующий каталог…

И тут в воздухе мягко и настойчиво прозвучала единственная ровная нота. Первой реакцией Адин было вновь повернуться к творящемуся за окном мракобесию. Даже сидя в дальнем углу комнаты, она ощущала налетавшую волнами влажную свежесть. Если бы распахнутый проём не был защищён силовым полем, дом просто затопило бы. Кто мог прийти в стоящий на отшибе особняк в такую погоду?

Ещё одна нота запела в воздухе, и Адин взлетела на ноги, понимая, что, кем бы ни были нежданные гости, не стоит держать их на улице дольше необходимого. Учитывая, как близко к крыльцу подступало бушующее море, злосчастных визитёров вполне могло просто смыть.

Она сбежала по лестнице, лёгкая и ловкая после усложнённых физических упражнений, которым пришлось подвергнуть себя в рамках подготовки. Стараясь думать как можно чётче, послала Ай-И команду, дезактивирующую оставленный включённым монитор. И ещё одну, открывающую сейф.

Ещё недавно ей и в голову бы не пришло доставать прадедушкин табельный плазматрон, хранившийся в доме скорее как музейный экспонат, нежели как оружие. Только не на их островке, где все друг друга знали и где коэффициент преступности рассматривался властями как «пренебрежительно низкий».

«Как оптимистично с их стороны», — со знакомой горечью подумала Адин, ощущая в руке вес тяжёлого, древнего, но содержавшегося в полной исправности механизма. Опознавательная система мгновенно среагировала на её генокод, посылая в ладонь сигнал: «доступ разрешён».

«Режим станнера», — откликнулась Адин. Да, возможно, флотский плазматрон — это несколько слишком. Но она была одна в огромном старом доме, стоящем на отшибе. И не так давно она навсегда разучилась доверять.

Третья нота, несущая абсурдный оттенок нетерпеливой раздражительности, зазвучала, когда девушка уже выскользнула в вестибюль. По позвоночнику скользнуло предчувствие… не угрозы, но чего-то странного, дивного, опасного. Встав так, чтобы оружие оказалось спрятано в складках юбки, Адин вслух отдала команду:

— Открыть.

Лёгкая дверь отворилась, впустив ветер и тьму, потоки воды и вспышки молнии. Шторм ворвался в тишину покинутого дома, растрепал волосы его обитательницы, разбросал циновки и занавески. И вместе со штормом скользнули внутрь они.

Поначалу Адин приняла их за единое создание, гротескное и пугающее. Но, уже отпрянув, поняла, что плохое освещение сыграло с её зрением шутку. Их было двое: мужчина на поднятых руках держал огромный чёрный плащ, безуспешно пытаясь защитить от бешенства стихий если не себя, то хотя бы высокую стройную женщину, ступившую на старинный деревянный пол с грацией пленной королевы.

Первое её впечатление: оба незнакомых гостя были мокры с головы до ног, основательно продрогли, но не позволили этим двум фактам ослабить их бдительность ни на секунду. Мужчина сначала окинул помещение цепким взглядом и лишь затем бросил плащ и сумку на пол, взял ладони женщины в свои, явно пытаясь их согреть.

Адин молча отдала команду закрыть дверь и поднять температуру в помещении. Автоматические уборщики вытрут растекающиеся по полу лужи, но позже.

Хозяйка дома покрепче сжала спрятанный в складках юбки плазматрон и выступила вперёд.

— Могу я вам чем-нибудь помочь?

Мужчина повернулся с медленной стремительностью, присущей людям, с раннего детства занимающимся боевыми искусствами. Её прадедушка двигался почти так же. Ещё один импульс страха ударил в позвоночник: дед, даже в преклонном возрасте, был смертью о двух ногах.

— Сетевая вывеска гласит, что вы сдаёте комнаты, — мягко, с неразличимыми для нетренированного уха успокаивающими нотками в голосе произнёс мужчина. Поначалу она уловила только голос: бархатистый, звучный, потрясающе красивый. Потом, точно холодный душ, обрушился смысл слов.

Да, она решила сдавать комнаты. Другого пути достать деньги для обучения найти не удалось. Дом, рассчитанный на десятки людей, был пуст, тих и оглушающе одинок теперь, когда из всей семьи осталась одна Адин. Но при мысли, что в этих стенах, в этих комнатах появятся чужие, ей захотелось крикнуть: «Нет!»

Кроме того, это были не просто чужие. Адин не очень хорошо видела их в тенях, но и мужчина, и женщина были слишком высоки, чтобы принадлежать к айвир, древней расе островитян. При этой мысли она едва поборола неодолимое желание вскинуть руку и выстрелить. Люди с материка. Риши. В этом доме.

Нет.

— Но… сейчас же не туристический сезон, — услышала свой слабый протест.

— Мы не туристы, — снова прозвучал его потрясающий голос, и вновь в нём почудились нотки, заставляющие мышцы против воли расслабиться, а палец соскользнуть со спускового крючка. — Мы просто проплывали мимо и решили, что лучше будет провести ночь в тепле и под крышей.

— Проплывали? — недоумённо переспросила островитянка. «В это время года?»

— Я пришвартовал яхту у пирса, прямо перед домом. Надеюсь, что с этим не будет проблем?

Быстрый запрос к охранным системам подтвердил, что да, у пирса, на самом дальнем швартовочном месте, появился незнакомый плавучий объект, размер которого приблизительно соответствовал тоннажу шикарной прогулочной яхты. Как, во имя предков, им удалось не то что причалить, а хотя бы подойти к острову в такую погоду? Как вообще им пришло в голову выйти в Бешеное море в сезон штормов на прогулочной лоханке?

С другой стороны, судя по тому, как двигаются эти двое, вряд ли их лоханка всего лишь прогулочная. И как бы Адин ни хотелось выставить их вон, не могло быть даже и речи о том, чтобы выгнать незнакомцев обратно в шторм. Прислушавшись к себе, девушка не почуяла никакой непосредственной опасности. Внутреннее чутьё никогда не подводило её, и лишь оно было причиной того, что Адин была всё ещё жива. Значит, не стоит дальше тянуть время.

— Нет никаких проблем. Проходите, пожалуйста. В гостиной сейчас зажжётся огонь, обогрейтесь. Я приготовлю комнаты.

— Одну комнату. И благодарю вас.

Они шагнули вперёд, в полосу света. И только теперь Адин смогла рассмотреть своих гостей.

Мужчина был высок, строен и красив. Строгое, правильное лицо с чертами человека, будто сошедшего со старинного портрета. Прекрасное, оно не было просто романтично-смазливо, но несло в себе отпечаток интеллекта, юмора и железного самоконтроля. В длинных, собранных в хвост волосах проступала седина, но это был единственный признак возраста. Серые, отливающие сталью и опасностью глаза послали третий импульс страха её телу. И не только страха.

С мучительным смущением Адин вдруг сознала, что одета в свой обычный домашний наряд. Свободной, падающей до пола юбке не помешала бы хорошая стирка, а простая футболка была стянута под грудью в весьма неэлегантный узел. Что касается причёски, то та не заслуживала столь высокого названия. Закалывая волосы наверху, девушка исходила из одного-единственного соображения: только бы не лезли в глаза.

«Должно быть, я выгляжу, точно перепуганный до смерти, растрёпанный и неряшливый подросток».

Которым она и была.

Мужчина засмеялся. Можно было провести всю жизнь, просто слушая подобный смех.

— Не стоит так беспокоиться. Я привык к женщинам, которые относятся к своему внешнему виду… небрежно, — посмотрел на свою спутницу. — Некоторые, например, последнее время настаивают на том, чтобы носить белое. Утверждают, что теперь имеют на это полное право.

Адин тоже посмотрела на молчавшую до сих пор женщину. И дыхание у неё перехватило.

Таинственная незнакомка была одета в строгий белый плащ, спускавшийся до самых лодыжек. Капюшон был откинут, с густых чёрных волос на пол стекала вода. Несколько прядей облепили мокрое лицо, ещё больше подчёркивая его неуловимую чуждость. Адин не смогла бы точно сказать, что её так поразило. Женщина даже не была красива в сложившемся понимании этого слова. Удлинённые черты, прямая линия носа, ироничные губы. Было что-то недосказанное в разлетающихся бровях, в форме скул, в чистой линии лба. А глаза… На мгновение показалось, что они заполнили всё лицо, огромные, внимательные. Жемчужно-серые озёра, затягивающие, подобно дождевым облакам, отражающимся в предгрозовом море. И столь же искусно прячущие суть.

Женщина посмотрела на своего спутника с чуть усталым превосходством, царственным и безмятежным. Королева в изгнании, с терпеливым презрением сносящая выходки разнузданных плебеев.

— Она со мной не разговаривает, — весело пояснил мужчина, вновь подхватывая сумку, а свободной рукой обнимая спутницу за талию. — Всё ещё дуется из-за разногласия по поводу… хм, цветовых предпочтений.

Разногласия или нет, но двигались эти двое, точно одно существо: в полном созвучии, соблюдая естественную синхронность шагов и, кажется, даже дыхания. Казалось, пара танцоров исполняет сложный медленный вальс, а не просто усталые промокшие путники идут обогреться к огню.

Засунув показавшийся вдруг совершенно нелепым плазматрон за пояс (и стараясь поворачиваться так, чтобы он был незаметен), Адин отодвинула бумажную стену-перегородку, открывая проход в гостиную.

Дом был построен в традиционном островном стиле. Его можно было принять за одну из тех древних резиденций, в которых тысячи лет назад, ещё до появления на планете высоких технологий царили благородные айвир. Жители материка нашли бы стены из тростниковой бумаги, пустые коридоры и почти лишённые обстановки комнаты скучными. В гостиной в очаге пылал яркий огонь, разожжённый Адин. И по её приказу неподалёку была приготовлена узорная решётка, чтобы сушить одежду. Вся мебель состояла из нескольких разбросанных по полу подушек.

Однако гостей это, судя по всему, совсем не смутило. Мужчина помог своей спутнице снять плащ, одежда под которым оказалась совершенно сухой. Затем сбросил свою собственную ветровку и отдал Адин, которая пристроила весь ворох у огня. Женщина гибким естественным движением растянулась на подушках, совершенно не смущённая перспективой обходиться без стульев. Разметала волосы по полу, чтобы быстрее их высушить. Застыла, положив руку на подушку и устроив лицо на сгибе локтя, с заворожённой неподвижностью вглядываясь в висящие на стенах старинные изображения. В расслабленной, естественной позе было что-то… нечеловечески гибкое.

Мужчина обсудил с Адин вопрос оплаты, в которую включил ещё и аренду пирса, так что итоговая цена оказалась, по меркам острова, просто астрономической. Пробормотав что-то про необходимость подготовить комнату, девушка ретировалась на лестницу, а затем и вовсе в глубину дома: желание прийти в себя и восстановить гармонию мыслей оказалось сильнее, чем нежелание оставлять эту странную пару без присмотра.

Раскатывая в одной из гостевых комнат спальную циновку и зажигая ароматические палочки, Адин не могла не думать, как воспримут это её гости. На чердаке было несколько матрасов, без которых люди материка наотрез отказывались ложиться спать, но юной айвир почему-то уже не казалось, что эти двое принадлежат к ришам.

Перед тем как спуститься, она, мгновение поколебавшись, убрала плазматрон обратно в сейф. И собственное чутьё, и полученные в детстве уроки подсказывали, что против таких гостей он в любом случае окажется бесполезен.

«Будь что будет».

Женщина была в гостиной одна.

Адин медленно спускалась по ступеням, не отрывая взгляда от застывшей точно статуя фигуры. Гостья оперлась локтём на подушку и сидела, царственная, точно кошка. Её профиль чётко вырисовывался на фоне горящего пламени. И вновь Адин почудилась какая-то… недосказанность в линиях лица.

Женщина медленно повернулась к ней, окинула задумчивым звёздно-серым взглядом.

— А ведь ты не так проста, девочка.

Это были первые слова, произнесённые незнакомкой.

— Прошу прощения?

— Из тысяч местных нам непременно нужно было наткнуться на псиона, — с затаённой самоиронией произнесла гостья. И улыбнулась Адин, спокойная, расслабленная, судя по всему, совершенно не собирающаяся кричать: «Ведьма! Ведьма!»

— А… — девушка запнулась, не зная, как выйти из неловкого положения, а потом решила загладить одну неловкость другой. — А где ваш супруг?

— Вышел узнать, что с погодой, — ответила сероглазая. Вновь её губы дрогнули от какой-то понятной лишь ей самой шутки. — И сколько нам придётся тут пробыть.

Адин автоматически послала запрос с Ай-И, который послал запрос на метеорологический спутник, и через секундную паузу уже отвечала:

— Шторм продлится ещё как минимум два дня.

Женщина грациозно склонила голову, но ничего не ответила. На ней был полуспортивный костюм потрясающего серого цвета, в тон глазам, мягко облегающий стройную фигуру. Адин, попытавшаяся было на глаз оценить стоимость одежды, неожиданно для себя пришла к выводу, что в таком, на первый взгляд, простом наряде можно преспокойно появиться даже на приёме у вице-короля. Кроме того, покрой навёл её на мысль:

— Вы ведь танцовщица, не так ли?

Брови незнакомки приподнялись, в глазах впервые появился интерес.

— И как ты это определила?

— Вы двигаетесь, как мастер единоборств или же профессиональная танцовщица.

— Ах. И что заставило тебя предположить, что я не великий сенсей?

— Осанка, — пояснила уже сожалеющая о своей несдержанности Адин. — У тех, кто занимается классическим танцем, вырабатывается не только культура движений, но ещё и особенная осанка. При распущенных волосах это не очень заметно, но то, как вы склоняете голову, линия шеи и плеч, привычка держать спину говорят очень о многом.

Незнакомка вновь кивнула. Улыбнулась.

— Полагаю, — и вновь эта ирония, — у тебя не возникло трудностей с тем, чтобы определить, к какой из двух категорий относится мой супруг?

Адин отвела глаза.

— Нет.

Женщина тихонько засмеялась. Взмахнула рукой, и Адин послушно села, поджав колени.

— И как же тебя зовут, о наблюдательное дитя?

Адин неуверенно сглотнула, пытаясь понять, есть ли в вопросе одобрение или угроза.

— Ренн Адин, госпожа.

— Ну, а я — Анна, — склонила голову та. — И я действительно немного танцую, — она чуть приподнялась. — Если честно, именно это нас и привело к вам. Мы слышали о некоем острове… Кажется, Шейвана или Ревана…

— Шейерванна?! Вы хотите попасть на Шейерванну? — От удивления её голос зазвенел, гулко разносясь по пустым коридорам.

— Говорят, там танцуют интересные танцы, — мягко ответила Анна.

Адин уставилась на неё, слишком потрясённая, чтобы помнить о манерах. О таинственном и древнем острове Шейерванна были известны в основном слухи, но и их хватало, чтобы волосы встали дыбом. Девушка глубоко вздохнула.

— Это… опасное место. И никто не знает, где оно. И существует ли на самом деле. — Последнее, правда, было не совсем верно. Адин уже была свидетелем слишком многих необъяснимых событий, чтобы верить, что сказка не может быть былью лишь потому, что она слишком страшна.

— Мне интересно, — так же мягко повторила Анна.

И, вглядевшись в серые глаза, туманные и неуловимые, лишённые возраста, Адин вдруг поймала себя на мысли, что она не удивится, если эта черноволосая, высокая и гибкая, как хлыст, женщина и в самом деле сможет станцевать в Шейерванне.

От этой мысли её бросило в дрожь.

— Если позволите… — островитянка чуть неловко поднялась на ноги, — я посмотрю, что можно сделать на ужин…

— Идея ужина, — Анна улыбнулась, и девушке показалось, что верхние клыки у неё слишком длинные, чтобы называться человеческими зубами, — вызывает у меня глубокий и искренний энтузиазм.

Благодарная за предлог ретироваться, Адин взлетела по лестнице. На последней ступеньке она всё-таки оглянулась на откинувшуюся на подушки черноволосую танцовщицу… и потому оказалась совершенно не готова увидеть её мужа.

Незнакомец, так и не назвавший своего имени, стоял на галерее айвирского дома, облокотившись на деревянные перила, и глаза его были только для застывшей перед пламенем очага женщины. Адин замерла, не смея вздохнуть. Никогда, ни до, ни после этого вечера, ей не доводилось видеть такое выражение лица, какое было у наполовину седого мужчины на галерее, смотревшего на свою дивную сероглазую жену.

…И пальцы его нервно выбивали ритм по дереву перил. По дереву перил, помнивших столь многое. И глаза его пили красоту и печаль. Красоту и печаль, и глубокую, затаённую растерянность. И губы его шептали, точно во сне. Точно во сне…

Санкт-Петербург, 27 июля 2003 г.

Глоссарий

Арры — одна из ветвей человеческой расы. Были созданы в результате генетических экспериментов, обладают набором различных экстрасенсорных способностей. Хладнокровны, расчётливы и до тошноты практичны. Беспринципны на грани развращённости. Потрясающе красивы. Прирождённые закулисные политики, вертят всей Ойкуменой как заблагорассудится, но из-за своей непохожести и малочисленности постоянно находятся под угрозой уничтожения. Внутренняя аристократия — дараи, способные управлять Вероятностями. Политическая система — феодальная олигархия. Аристократия носит название дараев и известна врождённым умением управлять вероятными реальностями, а также перламутровым оттенком кожи. Высший орган правления — Конклав Глав Домов. Место обитания — Эйхаррон, включающий в себя любое жилище арра, находящееся где угодно, но связанное с сетью порталов.

Ауте — сложное философское понятие, основа мировоззрения эль-ин. Обладает множественным букетом значений:

1. Бесконечность, вероятность, неизвестное. Всё, что не познано, включая стихийные бедствия и человеческую расу.

2. Физическая аномалия, окружающая Эль-онн. Источник мутаций, странных явлений и чудовищ. Порождает изменения и неприятности.

3. Богиня Вероятности и Изменчивости, Леди Бесконечность, Леди Непостоянство, Владычица Случая, Выдающаяся стерва. Официального жречества нет. Неофициальными жрицами считаются все вене.

Вене — общее название для девочек-подростков эль-ин, ещё не начавших осознавать себя как отдельные личности. Обладают устойчивостью внешнего облика и запредельной внутренней гибкостью. В танце или через другую форму искусства могут полностью изменять себя и окружающее. Эти способности теряются при достижении вене возраста осознания себя как индивидов. Исключение — генетическая линия Тей.

Ве’Риан — особый тип родства между вене и воином, охраняющим её в танце, что-то вроде симбиоза, от которого должна выиграть каждая сторона. Вене имеет безусловное, почти рефлекторное подчинение Риани любым своим приказам, воин также обязан любой ценой защищать жизнь своей госпожи.

Да-Виней-а’Чуэль — последний город давно исчезнувшего народа (понимайте это как знаете, больше о нём всё равно ничего неизвестно). Согласно авторитетнейшему мнению, не существует и никогда не существовал.

Демоны — раса, обитающая в дебрях Ауте. Близкие генетические «родственники» эль-ин, но гораздо менее закомплексованные по поводу целей и средств. Совсем не дружелюбны.

Дома Эйхаррона — миниатюрные клановые государства арров. Основой их являются генетические программы и селекционные линии скрещивания. Внутреннее устройство таково:

Лиран-ра — глава Дома. Титул наследственный. Лиран-ра обладает всей полнотой власти и ответственности, что строго закреплено в генофонде и из-за чего возникает куча проблем при попытке его потихонечку свергнуть.

Ра-рестаи — что-то вроде первого советника главы Дома. В теории. На практике ра-рестаи назначается Конклавом Глав Домов в качестве противовеса законному лидеру, и никакой взаимопомощью тут и не пахнет. Особенно интересно бывает, когда первого министра избирают без ведома Лиран-ра.

Ра-метани — глава службы безопасности и военачальник. Обычно ну оч-чень серьёзная личность.

Ойкумена — всё обжитое людьми пространство. Состоит из внушительного числа параллельных миров, различных временных потоков и Вероятностных петель. Единственной абсолютно надёжной связью между мирами Ойкумены являются арры.

Оливулская империя — одно из многочисленных политических образований Ойкумены, отличающееся от остальных в основном тем, что через её территорию смогли провести порталы, открывающиеся на Эль-онн. В результате попытки поживиться за счёт дикарей-соседей оливулцы потеряли всю свою аристократию и оказались в положении захваченной страны, что было воспринято ими более чем болезненно. Основное направление развития — биотехнологии и органическая химия. Не слишком твёрдо придерживаются Конвенции об Ограничении Направленных Мутаций.

Открытие — день, когда исследовательская партия Аррека арр-Вуэйна открыла портал на Эль-онн. Через два года после Открытия Оливулская империя предприняла попытку захвата, а позже и биологической войны, в результате чего сама оказалась вассалом эль-ин.

Хранительница Эль-онн — официальный лидер эль-ин, фокус коллективного сознания, верховная жрица Эль. Не правит в привычном смысле этого слова — никто не смог бы править таким анархичным сборищем, какое представляют собой эль-ин. Она решает, какие изменения допустимы. По какой эволюционной тропке пойдёт народ. Хранительница определяет, как и когда следует отказаться от наиболее устойчивых моральных и физиологических законов — тех, нарушить которые можно лишь всем народом одновременно.

Эль-ин — биологический вид, внешне гуманоидный, но по сути с людьми имеющий мало общего. Название среди людей — «эльфы». Эволюционировали из людей и эльфов путём тысячелетнего контакта с Ауте. Славятся своей запредельной изменчивостью и непостоянством во всём, начиная от генетического кода и кончая внешней политикой. Истеричны. Помешаны на красоте. Жестоки. Экзотичны. Форма общественного устройства — матриархат. Официальный лидер — Хранительница Эль-онн. Материальной культуры или письменности людьми обнаружено не было. Язык переводу не поддаётся. Считаются непробиваемыми дикарями. На практике обладают изощрёнными формами ментального искусства, а также подобием науки, основанной на отличных от всего известного принципах и для людей называемой магией. Общаются посредством сенсорно-эмпатических образов.

Эль-э-ин — состояние-транс у эль-ин, достигаемое при слиянии сознаний матери и не рождённого ребёнка через танец туауте («жизнь и смерть в Ауте»). Завязано на материнском инстинкте и инстинкте самосохранения. Непродолжительно, но пробуждает все внутренние резервы. Теоретически сила и возможности эль-э-ин не бесконечны, но найти их реальные пределы на практике пока никому не удалось. Используется как последний рубеж обороны. Ведёт к неминуемой смерти и ребёнка, и, с некоторой отсрочкой, матери.

Эль-онн — место обитания эль-ин и многих других рас разной степени разумности. Пространство, со всех сторон ограниченное Ауте и потому постоянно подвергавшееся её воздействию. За три столетия до Открытия был сооружён Щит, частично это воздействие ограничивающий, что вызвало на Эль-онн большие социальные и биологические изменения. Там всё ещё разбираются, что же им теперь делать.

Приложение

Кланы эль-ин, упоминаемые в тексте

Шеррн, клан Хранящих

Мать клана, Хранительница Эвруору тор Шеррн (мать Нуору. Мертва)

Наследница Нуору тор Шеррн (мать Лейруору. Мертва)

Мать клана, Хранительница-регент Антея тор Дериул-Шеррн (эль-э-ин)

Генохранительница Вииала тор Шеррн

Наследница Лейруору тор Шеррн

Хлой (древний)

Вэридэ тор Шеррн, личная представительница Хранительницы, хозяйка Вэридэ-онн

Дийнарра тор Шеррн, секретарь Хранительницы, бывшая дарай-княжна дома Вуэйн и др.

Дериул, клан Изменяющихся

Мать клана Даратея тор Дериул

Консорт Раниэль-Атеро (древний)

Консорт Ашен (Дракон Ауте)

Наследница Виортея тор Дериул (дочь Вииалы тор Шеррн, мертва).

Ллигирллин (Поющая), одушевлённый меч Ашена

Шентей, проводник в Ауте и др.

Витар, клан Атакующих

Зимний (древний), неофициальный лидер клана

Рассекающий, одушевлённый меч Зимнего и др.

Нед’Эстро, клан Расплетающих Сновидения

Кесрит тор Нед’Эстро

Алл Кендорат (древний) и др.

Нэшши, клан Ступающих Мягко

Дельвар (выходец из демонов)

Л’рис

Виштар и др.

Эошаан, клан Обрекающих на Жизнь

Мать клана Тэмино тор Эошаан.

И многие другие кланы, точное количество которых неизвестно, кажется, даже Хранительнице.

Особо отметим, что эльфийские сен-образы переводятся на человеческий язык (любой) весьма неточно. Каждое слово имеет широкую палитру значений, которые меняются в зависимости от ситуации. Так, в определённом контексте Хранящие свободно превращаются в Правящих, Изменяющиеся — в Оберегающих Постоянство, а Расплетающие Сновидения — в Сплетающих Судьбы…

Название клана Эошаан, Обрекающие на Жизнь, в половине случаев следует читать как Благословляющие Смертью…

Юрий Петухов. Ангел Возмездия

Пролог. КАЗНЬ

Периферия Системы. Видимый спектр. 2235-ый год, июль.

Три огромных мутных глаза смотрели сверху на Него. В этих глазах не было жизни. Но в них не было и смерти. Это были холодные нечеловеческие глаза, такие могли быть у насекомого, у ящера, глубоководной рыбины... хотя нет, ни у одной земной твари, даже самой мерзкой и отвратительной, не могло быть таких безжизненных и страшных глаз. И все же в черных матово поблескивающих зрачках с золотистыми ромбовидными прорезями-диафрагмами угадывался разум – непонятный, чуждый, но разум.

Он еще ничего не понимал. Он смотрел вверх, смотрел словно околдованный, не мигая, не жмурясь. А память все отмечала, запечатлевала, закладывала в вечные хранилища подсознания, преобразуясь тем самым из обычной рассудочной памяти в нечто более глубокое и емкое, чему нет названия, но что несет запечатленное через поколения – от отца к сыну, внуку, правнукам.

Он поднял руку, махнул ею, пытаясь отогнать жуткое видение, открыл рот, раздумывая, надо ли кричать, звать на помощь или еще рано, не стоит, все и так обойдется... И не закричал. В этом мире все было ново для Него. И потому Он пока не умел пугаться по-настоящему, до судорог и оцепенения, до крика и слез. Он даже вытянул губы, скривил рот в улыбке, рассчитывая, что огромное и непонятное существо ответит тем же, что они улыбнутся друг другу, рассмеются, и все будет хорошо. Но трехглазый не улыбнулся. Кто знает, может быть, он вообще не умел улыбаться, а может, просто не хотел.

Отец с матерью куда-то подевались. Он долго лежал молча. Потом долго звал их. Потом появились эти три неожиданных глаза, и Он не мог оторваться от них, не мог избавиться от изучающего леденящего взгляда. Он был очень доверчив. И Он еще не знал, что в мире существует Зло.

Что-то холодное и колючее обхватило Его тело, сжало, сдавило. Он почти сразу взлетел вверх – теперь трехглазое лицо смотрело на него в упор. Он откинул голову назад, чтобы не видеть этих ужасных недобрых глаз. Но в затылок уперлись сразу два острия, надавили, не дали Ему отвернуться. Почти одновременно мелькнула какая-то тень, и Он почувствовал резкую боль над переносицей и у виска. Что-то липкое и теплое потекло сверху... Тело сдавило еще сильнее. Но даже и тогда Он не закричал.

Их было трое на этой дикой и глухой окраине. Все осточертело им до невозможности, но деваться было некуда. В патрульную службу шли как на каторгу, смены ждали с первого же дня, проклиная все на свете, включая и саму Систему. Еще бы не проклинать! Для патрулирования периферийных зон вполне достало бы автопатрульщиков, так ведь нет, какие-то там инструкции требовали, чтобы кроме киборгов на станциях присутствовали и живые! Они ненавидели инструкции. Но они им подчинялись.

– А с этим гаденышем что делать? – спросил Первый.

В вытянутой руке он держал маленькое голенькое существо, покрытое настолько нежненькой светленькой пленочкой-кожицей, что казалось, надави чуть – из-под нее брызнет жидкость, жижа.

– Ты его совал в анализатор? – поинтересовался Второй.

– Да.

– Ну так чего же задаешь дурацкие вопросы! – Второй был сильно раздражен. Да и как иначе вместо спокойного пребывания на станции и ожидания смены, они вынуждены были возиться с этим примитивным корабликом, попавшим в незримые сети патрульных служб. Второй много раз посылал наверх бумаги-рапорты, он считал, что если поставить в узловых точках на подходах к Системе автоаннигиляторы, пускай даже с дублями на всякий случай, то вообще можно было бы обойтись без патрулирования – зачем оно, кому нужно! Надо жечь всю эту мерзость на подступах, а не отвлекать от дела... Но все его бумаги оставались без ответа, видно, наверху сидели или безмозглые тупицы или... о другом Второй боялся и помыслить, нет, он не хотел в это верить, просто его апорты не доходили до тех, кто может решать сам, вот и все.

– Что показал анализатор?

Первый потряс голышом в руке – брезгливо, держа тельце подальше от себя. Рот его скривился.

– Падаль! Низшая раса, предпоследняя ступень; на самом пределе, ниже только безмозглые твари.

Вмешался Третий:

– Это все ясно и без анализаторов! Пора кончать с ними, и так мы слишком долго валандаемся тут с этой жестянкой. Пошли!

– Ты в бортовую машину занес данные?

– Не тот случай!

– Ну, как знаешь, – пригрозил Второй.

И Третий понял, что сегодня же наверх пойдет бумага, что опять ему влетит. И поплелся к тумбе бортового журнала-компьютера, нажал кнопку перевода информации, снятой со всех анализаторов. Хотя он и знал, что от одной капли океан не становится полнее.

– Порядок!

– Второй кивнул, но не посмотрел в сторону Третьего.

– Так что же делать с выродком? – снова спросил Первый.

– Да вышвырни ты его! И не приставай!

– Нет, я просто думаю, ему будет интересно посмотреть, как мы поступим с его папашей и мамашей, а?

Второй выразительно поглядел на Первого, поскреб морщинистые брыли.

– Ты слишком высокого мнения об умственных способностях этих животных... – проговорил он негромко. – А впрочем поступай, как знаешь.

– А я предлагаю устроить маленькое развлечение! Имеем мы право немного позабавиться или нет?! – сказал Третий, заглядывая в лицо голышу. – У них там три капсулы, три катерка... Но нам потребуется всего-навсего один, поняли мысль?

– Все это дешевка! – брюзгливо прохрипел Второй. – Палить в мишень, заранее зная, что попадешь в нее в любом случае, нет, это не по мне. Не стоит переводить зарядов!

Первый осторожно, всеми восемью пальцами, сложенными лопаточкой, погладил голыша по голове. Причмокнул.

– А заряд мы сэкономим на папаше с мамашей, – сказал он.

– Годится! – отозвался Третий.

Они прекрасно друг друга понимали, хотя всякий раз переходя из Невидимого спектра в Видимый, теряли часть своих способностей и свойств.

– Пошли! – приказал Второй. И добавил: – Только накинь на него поле, чтоб не сдох раньше времени!

Первый когтем мизинца ткнул в черную кнопочку, торчавшую из массивного желтого браслета, сжимающего кисть правой руки, той самой, в которой он держал голыша, – и вокруг беленького тельца разлилось свечение.

– Не сдохнет! – заверил Первый. И тут же поправился: – Раньше, чем ему положено!

Они вышли в Пространство.

Шестиногие стройные киборги, как и было им приказано, привязали чужаков к поручням смотровой площадки их же корабля. Широко раскинув руки, будто распятые, висели пришельцы на горизонтальных металлических трубах, предназначавшихся вовсе не для распятий. Опутанные ноги крепились к поперечным стойкам. Тела были напряжены, казалось, их сводит судорогой – то ли пришельцы никак не желали смириться со своей судьбой и пытались вырваться из пут, то ли их ломало и корчило в звездной лихорадке, не щадящей ни одно живое существо в Пространстве. Лица чужаков скрывались за темными, почти не просвечивающими стеклами шлемов.

– Ну, как тебе это нравится, малыш? – поинтересовался Первый, поглядывая не столько на голыша, сколько на Второго и Третьего. – Нет, ты только погляди! Ну разве амебы должны разгуливать в Пространстве, а? – Не дождавшись ответа, Первый поучительно и мягко произнес: – Амебы должны сидеть в своей грязи и не высовываться! Для собственной же пользы, малыш!

Первый знал, что голыш все равно не понимает его слов. Но ему было приятно ощущать себя добрым и всемогущим наставником. Тем более, что на этой дикой глухой окраине была такая скукотища!

Чуть светящееся защитное поле предохраняло тельце голыша от смертных объятий Пространства. Да и сами патрульщики вышли налегке, без скафандров – они не собирались долго пребывать в пустоте, и их внутренних жизненных сил вполне хватало, чтобы какое-то время не ощущать холода Космоса, отсутствия внешнего давления и дыхательной смеси, они не были «амебами».

Послушные киборги выполнили телепатический приказ Второго и подогнали почти вплотную к стоящим капсулу-катерок из подвесного бункера корабля чужаков.

Первый собрался было положить голыша в капсулу – в единственный ее жилой отсек: анабиокамеру. Но Третий остановил его.

– Пусть поглядит!

Первый приподнял руку повыше, теперь голыш словно бы парил в черноте Пространства. Но по его живым и почти осмысленным глазенкам было видно, он что-то понимает, ощущает, он, скорее всего, даже признал своих распятых родителей, он смотрит на них и только на них, и лицо его меняет выражение...

Первый допускал, что и животным дано ощущать кое-что, пусть рефлекторно, инстинктивно, но что-то они ведь чувствовали, ведь и амебе, когда ее давят, тоже неприятно, а как же! Но Первый знал и другое – амебам не место в Пространстве! И уж тем более на подступах к Системе!

– Включай!

Третий не прикоснулся к капсуле. Но из ее двигателейвырвалось пламя – еще небольшое, напряженно подрагивающее, не достигающее пока распятых, и все же страшное, безжалостное. В пустоте Пространства не было слышно его рева, гула. И от этого оно казалось еще страшнее. Третий немного отодвинулся – сквозь чешую голени он почувствовал надвигающийся жар.

– Чего тянешь?! – не выдержал Первый. Ему надоело держать в вытянутой руке трепыхающееся тельце голыша.

Второй недовольно посмотрел на него.

– Все должно быть по инструкции, – сказал он твердо, непререкаемо.

Языки пламени выросли. В их ненормальном, неестественно ярком, ослепительном свете фигуры чужаков проявились контрастнее, словно стали больше, словно вырастали в размерах. Стекла шлемов утратили дымчатую пелену, и сквозь них проглянули лица – двуглазые, обтянутые такой же тоненькой светленькой пленочкой как и у голыша.

Второй, стараясь придать голосу безразличие и монотонность, врастяжку проговорил:

– В соответствии с тридцать четвертым пунктом Всеобщей инструкции, непосвященные, достигшие пределов Системы, а также представители всех низших рас и всех пограничных подвидов высшей расы без исключения для их же блага подлежат разложению на составляющие или, в случае отсутствия аннигиляционных средств, обычному уничтожению в срок не позднее двух мегелей с момента обнаружения, исключения не допускаются...

– Кончай, и так все ясно!

Отблески пламени заиграли на чешуе и комбинезонах патрульщиков, на металлопластиковых конструкциях станции, на бледном личике голыша.

Он их узнал сразу. Даже сквозь темные стекла он увидел их родные добрые лица. А может Ему только показалось, что Он их видит. Страшная холодная рука продолжала держать Его на весу. Но Он не боялся упасть.

Ему казалось, что вот сейчас, через мгновение эта непонятная и неприятная игра закончится, что все будет как прежде, что Его подхватят большие теплые и мягкие руки, прижмут к груди, и Он забудет про все на свете, уснет, растворится в тепле.

Но ничего этого не происходило. Наоборот, становилось все страшнее, непонятнее. Он молчал. Только смотрел, смотрел, смотрел, и... запоминал.

Он не кричал, не плакал, не звал на помощь. Он лишь тянул руки к тем, кого любил. Но они не сдвигались с места, они не спешили Ему навстречу, не подхватывали Его, не прижимали к себе. Они только смотрели, смотрели на Него. И в ослепительном свете их лица становились все белее. Они что-то кричали – рты открывались, широко, но беззвучно. И Он не мог понять – почему они кричат, почему они так смотрят на Него, страшно, безысходно?! Почему в их широко раскрытых глазах застыл ужас?! И вообще – почему все это, зачем?!

И когда белое вздрагивающее пламя полностью скрыло от Его глаз тех двоих, без которых Он не мог жить, которые были для Него всем, Он закричал.

Закричал так громко, пронзительно, надсадно как не кричал никогда. Но Он сам не услышал собственного крика.

– Слабо! Очень слабо! – недовольно проворчал Второй. – Так дела не делаются. В следующий раз я не пойду у вас на поводу. Надо их разлагать аннигилятором, как положено!

Первый уже укладывал голыша в капсулу – старался не повредить его покровов и внутренностей, какой интерес стрелять по мертвой мишени, по железяке!

Нерожденные, как их называли в Системе, или по документации – киборги, отгоняли корабль чужаков на приемные пирсы станции – там с ним немного повозятся, поизучают, потом пустят на распыл. Металлические поручни внешней смотровой площадки корабля были слегка оплавлены, но чисты, будто на них и не распинали никого.

– Хватит уже возиться! Отправляй его! – почти выкрикнул Третий.

Всем им порядком надоела эта никчемная, пустая суета. Даже те тусклые крохи интереса, что охватил их было, куда-то вдруг пропали. Навалилась скукотища, тоска.

– Придавил бы его – да и дело с концом! – посоветовал Второй.

Первый не ответил. Он возился у аннигилятора. Потом повернулся к Третьему.

– Зарядов нет. Пошли-ка там кого за батареями, а?!

– Да иди ты! – неласково отозвался Третий.

Нерожденные поднесли батареи, вставили в пазы. Но и на Первого навалилась вдруг апатия. Он отодвинул от лица окуляры, отвел прицел дальнего боя – и вправду, какой интерес стрелять, когда знаешь, что точно попадешь, причем попадешь с первого же раза?!

Второй мысленно включил дальний обзор. Увидал, что капсула на предельной скорости удаляется из периферийных приграничных областей Системы.

И все же он телепатическим приказом отключил ее работающие двигатели.

Отвернулся.

– Гаденыш сам сдохнет, – произнес он тусклым голосом и принялся разглядывать черный матово поблескивающий коготь на седьмом пальце левой руки, раздумывая, не пора ли его подточить немного или пока и так сойдет?

Решил, что сойдет и так.

До смены было еще далеко. Но обо всей этой каторжной маяте не хотелось думать, чего зря голову забивать! Вахты, смены, патрули... Коли уж выпало отбывать свой срок, надо набраться терпения, все равно раньше времени не вернешься.

Второй вздохнул тяжело, откинулся на спинку кресла. И все-таки достал из нагрудного кармана пилку.

Земля. Россия. Областной мнемоцентр. 2477-ой год, октябрь.

Когда экраны погасли и в помещение вернулся привычный полумрак, ведущий мнемоаналитик центра подъехал на кресле к столу, заглянул в глаза своему давнему приятелю, внештатному консультанту. И спросил, неуверенно, почесывая подбородок:

– Слушай, а у него в роду не было шизофреников или паранойиков?

Вопрос был не просто непрофессиональным, он был предельно наивным, более того, он был глупым. И все же после увиденного на экране друг-консультант не удивился вопросу. Он пожал плечами, ответил совершенно серьезно:

– Этот парень прошел через такие проверки, что нам и не снилось.

Нулевая группа годности, четырнадцать лет работы на переднем крае, сверхскоростник, испытатель, шестнадцать ранений и ни единого срыва, ни одного сбоя... нет, таких на Земле больше трех десятков не сыщешь! Может, с аппаратурой что-то случилось? – Консультант помолчал, потом добавил: – Если нет, то мы сами шизоиды!

Лицо мнемоаналитика стало не просто задумчивым, оно сделалось углубленно сосредоточенным, будто у роденовского «мыслителя». Казалось, еще миг, и на нем заиграют блики озарения, раздастся выдох, а то и крик: «эврика!» Но ничего подобного не случилось. Аналитик пробыл в позе «мыслителя» минуты три. И сказал:

– С вашим последним замечанием, коллега, вынужден согласиться. Пора бы нам и на покой! Но шутки в сторону, – он обернулся к ассистенту: – Что там в истории болезни?

Ассистент развел руками.

– Нет никакой истории.

– Совсем?

– Совсем, шеф. Он здесь третий день, отпуск коротает, сами, наверное, слышали – после геизации Гадры.

Аналитик поморщился.

– Слыхал чего-то, не припомню.... Нам другое важно, пускай они там какие угодно подвиги совершают, пускай оземлянивают иные миры и носятся на своих сверхскоростниках, пускай, это их дело, это все внешнее, а нас их внутренности интересуют, понял? Вот из этого и исходи.

Помощник не обиделся, он давно привык не замечать брюзжания шефа.

– Поступил вчера с жалобой на провал в памяти, пришел сам. Попросил сделать глубинную мнемоскопию. После первого сеанса из транса не вышел.

Сейчас лежит в реанимации без сознания. Все!

– Бредятина какая-то! – аналитик стукнул кулаком по столу. – Я понимаю, если б это у него были заложено на последних уровнях, ну ладно, чего у них там не бывает! Но ты обратил внимание, где у него все это лежит?!

Консультант успокаивающе погладил приятеля по руке, он не был склонен предаваться отчаянию, выходить из себя. Он навидался за свой век много разного, тысячи больных прошли через его руки. И все же случай особый, да и интуиция подсказывала – здесь нет и следов болезни, этот парень здоровяк, каких поискать! И потому он решил пойти по самому простому пути.

– Надо запросить Центр, – предложил он.

Аналитик вытаращил на него глаза.

– Ага, разбежался, сейчас они тебе выложат подноготную! – почти выкрикнул он в лицо другу.

Помощник не вмешивался в этот разговор. Ему своих забот хватало. По показаниям датчиков реанимационной он знал, что пациент так и не пришел в себя. И все же он почти машинально набрал на клавиатуре кодированный запрос в Центр и теперь, держа указательный палец между двух кнопок – сброса и отсыла – ждал, какая поступит от шефа команда.

– Ты переучился, мой милый, – наступал аналитик, – ты позабыл арифметику! Этому парню сейчас тридцать шесть, так? Уровень восприятия – преднулевой, сам знаешь! То есть он видел все это, если он вообще что-то видел, в самом раннем младенчестве, так?! А глубина – свыше двухсот лет. Ну что, считать разучился?!

Консультант не сдавался.

– А если он вместе с мамой и папой участвовал в голопредставлении, а? Как думаешь? Там ведь сценарии самые безумные бывают!

– Ага! Участвовал в голопредставлениях двести лет назад, когда ни его самого на свете не было, ни представлений этих дьявольских!

– Не горячись! Иногда решения бывают настолько простыми, что потом сам себя будешь ругать за горячность, чего ты распсиховался? Мало ли что, попался непредвиденный, вариант... а до этого у тебя всегда, что ли, были готовые рецепты?! И потом, не хочешь делать запроса, перекинь ты его к центровикам, пускай у них мозги скрипят!

Аналитик разом успокоился, даже обмяк как-то, расплылся в своем передвижном кресле. Но отступать ему было стыдно. И он махнул ассистенту.

– Ладно, бухнемся еще разок в ноженьки, давай, запрашивай!

Палец помощника уперся в кнопку отсыла. Что-то буркнуло, щелкнуло.

Ответ появился на экране почти сразу:

ВНИМАНИЕ! ВРАЧЕБНАЯ И ГОСУДАРСТВЕННАЯ ТАЙНА! ИНФОРМАЦИЯ МОЖЕТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНА ЛИШЬ В МЕДИЦИНСКИХ ЦЕЛЯХ С ПОСЛЕДУЮЩИМ ИЗЪЯТИЕМ ИЗ ПАМЯТИ! ПОДТВЕРДИТЕ СОГЛАСИЕ.

– Нет, я уж лучше выйду! – заявил ассистент.

Никто не имел права удерживать его. И он вышел.

– Я тоже пойду, – тихо проговорил консультант.

Губы аналитика скривились в горькой усмешке.

Он подался вперед.

– Заварил кашу и бежишь теперь?!

– Ты и один справишься, – сказал консультант и закрыл за собой дверь.

Аналитик подъехал к клавиатуре машины. Положил на нее длинные ухоженные пальцы. Он размышлял совсем недолго – на его месте было бы смешно отказаться после запроса, он потерял бы к себе уважение, если бы отказался. Оставалось одно – дать согласие, которого от него никто не требовал, но которое могло хоть в какой-то степени прояснить картину. И он его дал.

Экран высветился на несколько долей секунды. Но аналитик успел прочитать то, что появилось на нем:

ГЛУБИНА ПАМЯТИ ПАЦИЕНТА – ДВЕСТИ СОРОК ТРИ ГОДА ОДИННАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ ДВА ДНЯ. ДАЛЬНЕЙШЕЕ РАЗГЛАШЕНИЮ НЕ ПОДЛЕЖИТ.

Длинные пальцы нервно забегали по клавиатуре. В Центр полетел запрос: «О какой памяти идет речь – родовой, передаточной, надслойной...» Ответ вспыхнул, казалось, еще прежде, чем закончился вопрос:

ДВЕСТИ СОРОК ТРИ ГОДА ОДИННАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ ДВА ДНЯ – ГЛУБИНА ЛИЧНОЙ ПАМЯТИ ПАЦИЕНТА. ПО ИСТЕЧЕНИИ ДВУХ ЧАСОВ С МОМЕНТА ПОЛУЧЕНИЯ ИНФОРМАЦИЯ БУДЕТ ИЗЪЯТА ИЗ ВАШЕГО МОЗГА. ПРИСТУПАЙТЕ К ОПЕРАЦИИ.

ВНИМАНИЕ! ПАЦИЕНТ НЕ ДОЛЖЕН ЗНАТЬ РЕЗУЛЬТАТОВ МНЕМОСКОПИИ!

По лицу аналитика, сверху вниз, ото лба к подбородку, пробежала капля пота, затем еще одна и еще... Он утерся рукавом халата, переключил экраны на реанимационную. Надо было начинать операцию.

Но он никакие мог собраться, руки дрожали, перед глазами все мелькало.

И принес же черт этого парня именно к нему! Ну почему так получилось?! За что?! Он будет знать об этих всех делах лишь два часа, потом он навсегда забудет о них! Но надо выдержать эти два часа, надо заставить себя лишить этого парня его же личной памяти, пускай и совсем далекой, пускай и младенческой, неосознанной... но почему должен сделать это именно он?! И какого черта он полез в Центр со своими запросами! Какого черта он сегодня решил пригласить эту старую свинью, своего давнишнего приятеля, так ловко улизнувшего! Нет, все это ерунда, эмоции! Надо делать дело! С такой памятью жить нельзя! Если она вырвется из-под гнета, выльется в сознание из тайников подсознательных хранилищ, этот парень или свихнется или наложит на себя руки! Возвращение такой памяти искалечит его, изуродует нравственно, психически! Как он будет жить? И сможет ли он вообще жить, не наложит ли на себя руки?! Нет, там в Центре все знают, там давно все решили, и они правы – нельзя допустить, чтобы он все вспомнил, это станет трагедией для него! Это будет его казнью! Длительной, растянутой на всю жизнь! А может, и совсем короткой, кто знает, как он будет реагировать на все, эта жуть его захлестнет, удушит мгновенно, а может, она будет тисками сжимать его мозг – день за днем, неделя за неделей, год за годом?! Нет, он не имеет права обрекать этого парня на лютую и жестокую казнь! Он – обязан вытравить из его мозгов всю мерзость, что застряла в них! И он это сделает!

Аналитик оторвал глаза; от покрытого крупной плиткой пола. И уставился в экран.

Там, в реанимационной, на самом краю бескрайней автобиокровати сидел мускулистый и жилистый мужчина. Сидел и смотрел прямо в глаза. И трудно было поверить, что всего несколько секунд назад этот человек лежал без сознания, был полумертвым.

Аналитик невольно, подался назад, откинулся на спинку кресла.

Непредвиденное обстоятельство могло лишь осложнить дело. Хотя по большому счету для мнемохирурга не имело значения – в сознании ли пациент или без сознания. Какая разница – ткань мозга совершенно бесчувственна, в ней нет нервных окончаний, способных засвидетельствовать боль... Вот сейчас он подключится к психоусилителю, нащупает нужный участочек – совсем крохотный, для которого миллиметры и микроны это исполинские величины, и блокирует его, а потом и погасит, умертвит вместе с хранящейся в нем совершенно ненужной информацией. И все это-дело нескольких минут, пациента не надо будет переводить в операционную, ведь поле психоусилителя действует на всей территории мнемоцентра. Да, пора!

Но аналитик – мнемохирург не мог оторваться от этих спокойных и невероятно глубоких серых глаз, он не мог оторваться от созерцания этого самого обычного русского лица, каких встретишь сплошь и рядом тысячами: небольшой прямой нос, прямые ровные брови, без взлетов и выгибов, прямые полусжатые губы, сомкнутые, но не стиснутые, не змеящиеся, не стремящиеся облобызать, а обычные, простые, человеческие, волевой подбородок, явно не «агрессивный», не выпирающий утюгом вперед и потому не обязывающий хозяина пыжиться и строить из себя супермена, но и не покатый, характерный для мягкотелых женственных особ, а тот, который можно была бы назвать именно «золотой серединой», славянские скулы, не вздымающие щеки к глазам, а ровные, почти не приметные, высокий лоб, без залысин, уходящих к макушке, и морщин, ровный, чистый... чистый, если не считать белого шрама, идущего от переносицы над правой бровью к виску, шрама заметного, бросающегося в глаза, но не уродующего лица, а лишь придающего ему своеобразность и мужественность... Да лицо было самым обычным, простым, такие можно повстречать в любом уголке мира и не заметить, мимо пройти. Но аналитик совершенно ясно видел, что мимо человека с этим лицом он никогда бы не прошел, обязательно бы оглянулся, ибо при простоте и даже русской мягкости черт оно было наполнено чем-то настолько глубоким, внутренним, что приковывало к себе – в этом лице, особенно в этих чистых глазах жила память вовсе не тридцати шести лет, и даже не двухсот сорока с лишним, а память самого народа, сохранившего себя, пронесшего свое естество сквозь тысячелетия, через века мук, войн, боев, побед и поражений, песен и слез, через десятилетия беспощадного геноцида, направленного на полное уничтожение всех и всякого, народа выжившего, вздохнувшего полной грудью и сказавшего на весь мир: мы все братья! Но было в глазах и свое, личное, выстраданное, накопленное за непростую жизнь... Теперь ко всему этому прибавлялось и еще что-то, непонятное, невыразимое и оттого пугающее.

Аналитик вдруг понял, что свершилось то, чего не должно было свершиться, чего нельзя было допустить: крохотная капелька памяти, занявшая всего около часа экранного времени, вытекла из тайников подсознания, проникла в самое сознание, стала реальностью, живущей в мозгу этого очнувшегося человека... И аналитик понял еще одно, вернее, он догадался об этом – невидимая микроскопическая капелька или сожжет, или разъест это большое и сильное тело, высушит мозг или разорвет его изнутри мощнейшим зарядом. И он включил психоусилитель. Операция должна быть сделана, чтобы ни произошло, какие бы он ни испытывал сомнения, какие бы терзания ни мучили его душу. Он обязан пустить в ход спасательный психоскальпель, ради торжества самого Добра, ради того, чтобы вычеркнуть из этого человека, а значит, и из этого мира пускай и небольшую по мировым меркам, но все же существующую часть Зла.

Он резко усилил напряженность поля, подкатил свое кресло к угловой стойке, над которой сферой покачивался белый хирургический шлем с вмонтированным в него телепсихоскальпелем – незримым, проникающим сквозь любые материальные преграды, будь то кирпичная, бетонная или свинцовая стена, или же костная ткань черепа, кожа, мышцы, оболочка мозга... Протиснул седеющую голову в узкое отверстие шлема, сразу почувствовал себя увереннее, спокойнее, позабыл о страхах, тревогах, сомнениях. Подключил шлем к блоку нейроанализаторов, отрегулировал видимость, будто разом уменьшившись в миллионы раз, погрузился в глубины мозга пациента, не вставая при этом из собственного передвижного кресла. Он знал заранее направления, по которым ему надо следовать, чтоб не заблудиться в дебрях и переплетениях, он ориентировался в человеческом мозгу не хуже, чем ориентируется заправский охотник в родном, пусть и бескрайнем, дремучем лесу. И он шел, он спешил к тому самому участочку, который надо было убрать из этого здорового могучего леса, который своей гнилью и разложением мог погубить весь лес, мог превратить его в дряблое и булькающее болото, страшное своими трясинами, омутами... этого нельзя было допустить.

Но почти сразу же он почувствовал, что сам мозг сопротивляется ему, что он не желает вмешательства в свою сущность, в свое естество, пусть это вмешательство будет и самым доброжелательным, исцеляющим. И это было новым в его практике! Аналитик-хирург вдруг ощутил совершенно определенно, что и его самого и неуловимо-призрачный психоскальпель выталкивает из мозга какая-то необъясненная и необъяснимая сила. Он насторожился, увеличил почти вдвое напряженность психополя, ринулся вперед к страшному очагу будущей болезни...

Но не сдвинулся и с места, напротив, его стало вдруг выталкивать наружу, медленно, но неостановимо и жестко. Это было непостижимо, это выходило за все существующие грани. Сегодня все выходило за грани! И он не мог больше позволять себе удивляться. Он лишь сопротивлялся этой невидимой и непонятной силе, пытался преодолеть ее. Но не хватало ни его усилий, ни мощности психоусилителя. Он опоздал! Надо было делать операцию, когда этот человек лежал беспомощным, с отключенным сознанием!

Впрочем, и сейчас не поздно сделать необходимое, исправить ошибку. Он послал вызов ассистенту... Но в тот же миг почувствовал, как хирургический шлем поднимается вверх – сам по себе, без его воли. И он увидел этого человека, пациента, стоящего перед ним и держащего шлем в руках.

– Не надо ничего делать, – сказал пациент мягко, – не надо. Все будет нормально, все будет в порядке, я себя чувствую значительно лучше, доктор, а я себя знаю, поверьте!

Пациент повесил шлем на место. Подошел к клавишному пульту психоусилителя, отключил питание. Аналитик следил за каждым его движением и не верил глазам своим.

– Для нас обоих сегодня многое открылось, – сказал пациент, щуря серые глаза. – Но для меня открылось чуть больше, чем для вас, доктор. И я не хочу ничего забывать. Я и так прожил тридцать шесть лет, многого не зная о самом себе. А теперь вот узнал.

Он присел в кресло, на котором до того сидел друг-консультант, расслабился. Он уже успел натянуть на себя простенький летный комбинезончик, серый и неприметный, легкие ботиночки, и потому совершенно не был похож на пациента Мнемоцентра, на больного или страждущего. Только у виска подергивалась нервически маленькая жилка. Да губы были сжаты плотнее обычного. Но он вполне владел собой. Аналитик это видел ясно.

– Если бы вчера мне кто-то сказал, что я родился двести сорок два года назад, я бы не стал даже смеяться над глупой шуткой! Но мне и сейчас не смешно, поверьте! – Его глаза были и впрямь серьезны, а лицо даже мрачно. – Ну да ладно, доктор! Вы все равно через час и двадцать минут обо всем забудете. Так что я вам доскажу конец истории. Того самого малыша подобрал тридцать шесть лет назад автомат-транспортник за триста парсеков от ядра нашей Галактики, в такой глухомани, что никто здесь на Земле не поверит никогда даже в саму возможность существования такой глуши! Но не в этом дело! Транспортнику пришлось сожрать все собственное топливо и весь транспортируемый груз, чтоб сигануть сквозь сверхпространственные структуры к Солнцу. Он чуть не накрылся, но он доставил малыша на Землю. И вот, видите! – Пациент развел руками. – Никто не скрывал, что мои родители погибли в Дальнем Космосе, мне так и говорили... Не говорили только, что было со мной и как они погибли. И вот я узнал! С вашей помощью. И я не хочу вновь обретать беспамятства, нет! Так что вы, доктор, извините меня.

Аналитик слушал, кивал, поддакивал, но в голове у него вертелось свое, неприятное и тягостное. Мало того, что этот парень так и останется непрооперированным, несущим в себе болезненную память, ему самому, старому и опытному врачу, влепят хорошенько по первое число за допущенные промахи, обязательно влепят. Ну и пусть! Аналитик отмахнулся от навязчивых мыслей.

Что он, мальчишка, что ли, разве ему привыкать!

– Да вы совсем меня не слушаете, – проговорил пациент и заглянул в глаза собеседнику. – Что с вами? Вам плохо?

– Не обращайте внимания, продолжайте, – ответил аналитик.

Пациент грустно и натянуто улыбнулся.

– Да, собственно, у меня – все, – сказал он. – Теперь дело за вами.

– За мной?

– Да, именно за вами, – подтвердил пациент. – Мне нужна точная мнемограмма, доктор. Надеюсь, вы меня понимаете?

Аналитик не понимал ровным счетом ничего. У него начинала болеть голова от переизбытка впечатлений за сегодняшний день. И он ничего не делал, чтобы избавиться от этой боли, терпел ее покорно и безропотно. Он был не в себе.

– Я должен совершенно точно знать координаты того места, доктор.

– Зачем они вам?

Пациент отвел взгляд, положил руки на колени. Его пальцы стали выбивать легкую ритмичную дробь, в такт которой покачивалась голова и мысок левого ботинка.

– Зачем они вам; что вы задумали? – переспросил аналитик, подаваясь вперед.

Пациент посмотрел на него с почти нескрываемой иронической улыбкой.

– Вы же психолог, специалист в области душ человеческих и всякого такого... неужели вам надо объяснять? – сказал он тихо.

– Я не имею права! – уперся аналитик.

Улыбка пациента стала шире.

– Не надо, доктор, зачем нам толковать о каких-то там правах, мы не правоведы. К тому же, на сей счет пока что юриспруденция не обогатила себя определенными параграфами, не так ли?

Аналитик и сам сообразил, что по части прав вопрос очень и очень непростой, что главное – право распоряжаться собственной судьбой – остается всегда за человеком, и только за ним. Он решился.

– Ложитесь!

– Вот это дело! – оживился пациент.

– Но учтите, мнемограммы могут и не получиться. Я вот, например, когда делал вам мнемоскопию, не думал о каких-то там координатах, по-моему, вообще ни черта не было видно на небе, что может видеть младенец?!

– То же самое, что и взрослый, – доктор, вы это знаете лучше меня, а все пытаетесь как-то... – пациент прищелкнул пальцами, подбирая слова.

– Да ладно, не утруждайтесь, – разрядил обстановку аналитик, – все и так ясно. Какой участок брать?

– Только тот, где в открытом пространстве. Но со всех сторон: выход, повороты, когда держали, когда укладывали в капсулу.

– Все! Начинаем! – голос аналитика прозвучал твердо и резко. Но тут же осекся, будто на горло говорившему набросили удавку. Последнюю фразу аналитик не проговорил, а просипел: – Учтите, вам придется все пережить снова!

Пациент кивнул, не открывая глаз от серого пластикового потолка. Он лежал в откидном кресле под параболическим зеркалом приемника-мнемографа, но взгляд его блуждал выше, будто он уже присматривался к незнакомым звездным россыпям, запоминая их.

– Ничего, доктор, у меня крепкие нервы. Начинайте!

Через полчаса, когда пациент очнулся, аналитик протянул ему пачку твердых, но очень тонких карточек.

– Здесь только снимки неба, ничего такого... сами понимаете! – сказал он.

– Спасибо, доктор, – отозвался пациент, – мне и нужно только небо – небо, которое со всех сторон! А об остальном не беспокойтесь, я и так помню все до последнего штришка, попробовали бы вы на моем месте забыть это!

Аналитик подошел к окну. Поднял штору.

– Я не хотел бы оказаться на вашем месте, – еле слышно прошептал он.

Но никто ему не ответил, никто его не услышал. Пациента уже не было в Мнемоцентре.

Прошло еще минут двадцать пять, прежде чем аналитик надел на себя сферический шлем и подогнал свое кресло к экранам. Ему не пришлось ждать долго. Надпись мигнула и погасла, оставив в глазах зеленые пятнышки. Надпись была короткой:

СРОК ИСТЕК. ВНИМАНИЕ! ПРИГОТОВИТЬСЯ К ОПЕРАЦИИ!

Никакой подготовки к операции не требовалось, аналитик это знал прекрасно. И все же он прикрыл глаза, расслабился.

Консультант вошел в помещение совсем тихо, будто крадучись. За ним тенью следовал ассистент.

– Ну что? – спросил первый.

Аналитик ответил не сразу. Он повернул голову, долго смотрел на вошедших, будто не узнавая их. Потом вяло проговорил:

– Да ничего, ерунда. Такие вещи случаются, когда кто-то слишком много и напряженно работает, а потом вдруг на него обрушивается абсолютный покой.

Это все от перенапряжения.

– А память?

– Что, память?

– Личная память?

– Провалялся в анабиозе две сотни лет, вот и вся память!

– Но ведь что-то было?!

Аналитик отмахнулся.

– Это не нашего ума дело. Там в Центре разберутся!

Ассистент удивился, наморщив лоб.

– А он что, уже там?

– Ну, а где ж еще, по-твоему?!

Они все вместе вышли на воздух. Аналитик расправил затекшую спину, потер поясницу. Широко зевнул. Все вокруг было обыденным, приевшимся – и ряды деревьев, и сосновая хвоя под ногами, и проглядывающие сквозь листву деревянные домики, и тем более лица этих двоих, стоявших рядом. С утра вроде мелькнуло что-то новое, интересное своей неожиданностью, да так и пропало вместе с необычным, явно перенапрягшим свои мозги пациентом. И снова накатило неопределенное и малоприятное состояние, именуемое в просторечьи тоскою.

Периферия Системы. Видимый спектр. 2235-ый год, июль.

Мужчина повернул голову к женщине ровно на столько, на сколько смог, ему мешали почти вывернутые суставы рук и плечей, каждое малейшее движение приносило острую боль.

– Не бойся, – проговорил он, еле шевеля пересохшими губами, – это или дурацкий розыгрыш или какое-то недоразумение. Скоро все это кончится и мы вместе посмеемся! А я еще и врежу пару разиков этим зарвавшимся комедиантам!

Не бойся!

Он старался, чтобы голос звучал уверенно. Но он знал, его слова обычная утешительная ложь. И она знала об этом. Знала и молчала.

Шестиногие полумеханические твари сновали рядом, все что-то подправляли, переделывали, что-то замеряли с таким деловым видом, будто это не они прикрутили их с поистине бесчеловечной жестокостью к поручням внешней смотровой площадки. Ни один робот или кибер на свете не имел права, да и просто не мог так вести себя по отношению к человеку, он бы тут же самоотключился, утратил способность двигаться и вообще что-то делать! А эти прикручивали их к железякам, будто имели дело с куклами или мешками с опилками. Нет, розыгрышем здесь и не пахло.

– Они там, с ним, – проговорила она. И, ее голос по внутренней связи прозвучал в его шлемофоне сдавленно, неестественно. – Понимаешь, он там, с ними!

– Его они не тронут, успокойся. Даже дикие звери, на Земле или на любой другой планете, сама знаешь, не трогают детей!

– Эти совсем другие, они хуже зверей! Они нелюди!

– Не надо делать преждевременных выводов.

– Смотри! Не-е-ет!!!

Он оглох от ее крика. Но еле удержался сам. То, что они видели, было невыносимым зрелищем. Один за другим из рубки корабля выбрались в Пространство три коренастые фигуры без шлемов, да и без самих скафандров, в одних сероватых, перехваченных ремнями комбинезонах с короткими рукавами и штанинами, открывавшими чешуйчатое тело, какие-то наросты, когти... Головы выбравшихся наружу были усеяны темными словно бы шевелящимися пластинами, их лица были неописуемо ужасными – трехглазыми, с широкими растянутыми по всей плоскости лица носами, имеющими по четыре подрагивающих рваных отверстия.

Сплюснутые подбородки и брыластые обвисающие многослойные щеки были усеяны отвратительными бородавками и густыми пучками щетинистых черных волос. Загримироваться так было просто невозможно! Даже вообразить себе такую маску, а тем более сотворить ее, тоже было нельзя!

Но не это вырвало крики из горла женщины и сдавило сердце мужчины. Нет, совсем другое! У последнего из вылезших был зажат в жуткой, когтистой лапе с множеством корявых изогнутых пальцев-крючьев их малыш! И на нем не было ничего!!!

Мужчина рванулся что было силы. Но лишь потерял зрение из-за страшной боли в вывернутых суставах, глаза словно расплавленным металлом залило. Крик в его ушах не смолкал.

Когда зрение вернулось, он увидел, что ребенок цел и невредим, что его не разорвало в клочья внутренним давлением, что он не задохнулся в пустоте, не превратился в кусок льда... Он был жив, шевелил ручками и ножками, таращил на них большие серые глазенки.

– Вот видишь, – сказал он женщине, – они не делают ему зла, они все понимают, у них есть какое-то силовое поле, предохраняющее от всех этих дел.

– Неважно, что у них есть! Главное, он жив! Видишь, он махнул мне ручкой, высунул язычок, он зовет нас к себе, видишь?

Мужчина все видел. Но он видел и другое – киберы подогнали к чешуйчатым катерок, развернули его соплами к поручням. И он все сразу понял. Нет, это была не игра. Он даже, не желая того, проговорил вслух:

– Это конец...

Она отозвалась сразу. Она тоже все поняла.

– Ну и пусть! Пусть они сожгут нас! Главное, чтобы он остался жить!

Понимаешь, главное, чтобы – он!!!

Вырвавшееся из отверстий капсулы пламя, казалось, дохнуло жаром в лицо.

Но это лишь казалось, пламя было еще слишком маленьким, слабеньким. И они старались не смотреть на него, они смотрели на своего ребенка, своего такого нежного, открытого, беззащитного малыша – такого невероятно, слишком живого на фоне мертвого и пустынного Космоса. Они не видели нелюдей, они и не желали их видеть.

А пламя становилось все сильнее. Теперь оно обжигало, лизало жаростойкую ткань скафандров, стекла шлемов... Скоро этот жар будет непереносимым.

– Прощай, – сказала она ему.

– Прощай! – ответил он.

И снова рванулся из пут.

– Не надо, – попросила она дрожащим голосом, – не надо! Пусть видят, что нам наплевать на них, пусть знают!

– Ты права! – простонал он. Боль становилась невыносимой.

– За нас еще отомстят! Я верю!

– Нет!

– Но почему?! – он еле сдерживался, чтобы не закричать, пламя прожигало его тело насквозь. – Почему?! Нет! Он выживет! Я точно знаю! Он выживет и вернется сюда! Он отомстит за нас! И это будет самая справедливая месть на свете! Гляди, он кричит!!! Он зовет нас!!!

Но она уже не видела своего малыша, своего единственного ребенка.

Дрожащие, бушующие снопы пламени заполнили все вокруг, ослепили. Она уже не могла говорить. Она прохрипела, задыхаясь, но стараясь удерживаться сколько это будет возможным на краю сознания, превозмогая боль, она прохрипела почти зло, не по-женски:

– И я верю – он выживет! Но он не придет сюда мстителем, он не умножит зла... а если будет так, то ляжет на него мое проклятье...

Она не успела договорить – пламя наконец справилось с термостойкой тканью – пластиком, оно вспучилось, вздыбилось, наткнувшись на живую плоть, словно взъяренный безжалостный хищник. И тут же пожрало ее, обратило в невидимый газ.

Часть первая. АНГЕЛ ВОЗМЕЗДИЯ

Земля. Объединенная Европа. Триест. 2477-ой год, ноябрь.

Удар был сокрушительным. Иван даже не успел понять, что произошло, как оказался на мостовой. Мелькнула мысль – сшибло машиной. Но тяжеленный кованный башмак, ударивший в челюсть, развеял иллюзии, машины и прочая техника тут были не причем. Следующий удар пришелся по печени. Его били человек пять одновременно, никак не меньше. Но нападавшие, наверное, не совсем понимали, с кем имеют дело. Двоим он перебил голени мгновенно, одним движением. Они рухнули на мостовую, но не издали ни звука, лишь шипели и цедили ругательства себе под нос. Иван понял, – что они боятся крикнуть, привлечь внимание, а значит: он имеет дело с обыкновенными громилами. И это, разумеется, было уже неплохо.

Он извернулся, вскочил на ноги.

Две недели назад, неделю, он бы их за доли секунды разнес в щепу, будь их хоть десять, хоть двадцать. Но теперь, после тринадцати дней безмерных возлияний, длившихся с утра до ночи и с ночи до утра, он был слаб как никогда. У него кружилась голова и подгибались колени. И все же он мог за себя постоять.

Поднявшись, он первым делом перебил ключицу самому здоровому из нападавших – двухметровому детине в черной кожаной куртке. Детина упал на колени и тихо заверещал. Иван не стал его добивать, лишь пнул ногой, чтоб не мешался на дороге. Но за детиной оказались еще четверо парней, у двоих в руках тускло поблескивали какие-то железяки.

– Ну что, фраер, – процедил один из них, наголо остриженный, с бычьей шеей, – будешь трепыхаться или как?

– Потрепыхаемся немного, – спокойно ответил Иван.

Это спокойствие давалось ему огромным трудом. Затянувшийся запой, первый запой в его немалой жизни, выбил из колеи. Никогда ему не было так погано, как в эти дни. А сейчас вообще – хоть в гроб ложись! Перед глазами мелькали круги, загогулины, чьи-то рожи, хари – казалось, они выплывают из темноты, из небытия, выплывают и потешаются над ним, бывалым космолетчиком, человеком, которому сам черт не брат! Не было сил терпеть эту похмельную гадость. А тут еще вполне реальные хари и рожи! Да с кастетами, ножами, обрезками труб.

Иван прыгнул вперед, развернулся в полете и ногой врезал стриженому в грудь. Промазал! Хотел ниже, в солнечное сплетение... Один из стоявших успел перехватить ногу, и Иван грохнулся на мостовую.

– Мочи его! – просипел кто-то сзади.

Иван резко обернулся. И в тот же миг потерял сознание. Боли он почувствовать не успел, просто потемнело в глазах, и все пропало.

Память вернулась к нему не сразу. Он долго не мог понять, где находится: у себя, в одноместном гостиничном номере, или в каком-нибудь очередном притоне.

В последние дни он просыпался в самых различных местах. Но всегда с дикой головной болью, всегда в одежде. Иногда рядом сопела помятая и не менее похмельная девица, иногда не было никого, а раз он прочухался на груде тел, вповалку лежавших на пластиковом настиле ночлежки. Все эти пробуждения перепутались в его голове, смешались, и он не знал, где лучше, где хуже ему, нигде не было покоя. Он пил с утра до вечера. Его не тошнило и не рвало, и он мог выглушить за сутки полведра самого крепкого пойла. Только легче не становилось, память переставала жечь, лишь когда он проваливался в полуобморочную черноту забытья. А с пробуждением все начиналось по-новой.

Вот и теперь, еще прежде чем он раскрыл глаза, под веками что-то замельтешило, задергалось, набухло... и из мрака пространства выплыло нелепое нагромождение металлических конструкций, его сменило трехглазое равнодушно-спокойное, даже какое-то окаменелое лицо, но и оно уплыло в бок, освободив место двум фигурам в скафандрах... Иван резко мотнул головой, в затылке ударил тяжелый молот, виски сдавило. Он приоткрыл глаза.

Обстановка была незнакомой. Одно ясно, это не отель и не притон, даже не ночлежка. Единственным, что он видел, было переплетение ржавых труб, переплетение совершенно немыслимое и беспорядочное. Похоже, его запихали в какой-то подвал или что-то наподобие. Пахло сыростью. Даже в таком состоянии он смог отметить это. И было неестественно тихо – так тихо могло быть лишь под землей или в барокамере.

Он попробовал приподнять голову. Не получилось. Напряг мышцы рук, дернулся всем телом, попробовал подтянуть колени к животу. Но все с тем же успехом. Связали! Иван мотнул головой в другую сторону и ударился о выступ трубы. Связали, сволочи! Он вдруг все вспомнил. Но почему?! Эта свора должна была по идее обчистить его и смотаться... хотя, что там обчищать – в карманах, дай Бог, если наберется с полсотни евромарок, гроши! Но все равно было непонятно, зачем он им?!

Сильно хотелось пить, глотка пересохла, язык тяжелым сухим кляпом лежал во рту. Иван скосил глаза, насколько смог выгнул шею. Но так ни черта и не рассмотрел – прикрутили его на совесть!

– Эй, кто там! – крикнул он.

Изо рта вырвался не крик, а жалкий сип, в затылок будто ломом долбанули.

Откуда-то сверху прямо на нос упала капля воды. Иван поднял глаза – потолок был невысоким, темным, и по нему шли переплетенные трубы. Мелькнула гнусная мысль – а может, эти ублюдки привязали его тут, подальше от глаз людских, а сами смотались, пускай, мол, подыхает? Могло быть и так!

Настроение упало до нуля, хотя, казалось, ниже падать было некуда.

– Эй, вы! – снова закричал Иван. – Сучье семя! Трусы паршивые! Да откликнитесь же кто-нибудь, мать вашу!

Он уже начинал ощущать собственное тело, мог даже пошевелить кончиками пальцев. Ничего, еще полчасика, и он придет в себя, выпутается! Не из таких переделок выбирался! Но напускная бодрость тут же исчезла, и им завладевала апатия, перед глазами снова начинали мельтешить всякие зигзаги, молнии, уродцы, хари, рожи, казалось, – еще немного и галлюцинации совсем оттеснят явь, и тогда он или спятит окончательно, или впадет в долгую бредовую немочь, или просто подохнет прямо тут, привязанным к трубам. В мозгу застучала прилипчивая короткая фраза: труп на трубах, труп на трубах... и от нее никак не удавалось избавиться.

– Вы все – дерьмо и подонки! – заорал он, не щадя пересохшей глотки. -Ну ничего, твари, мы еще посчитаемся! Мы еще с вами поговорим по душам!

От крика он снова потерял сознание. Но в этот раз не надолго. Очнулся от резкого прикосновения к губам чего-то холодного. Приоткрыл глаза.

Стриженный здоровяк тыкал ему прямо под нос горлышком длинной вытянутой бутыли. Он, наверное, только что вытащил ее из холодильника – горло было ледяным.

– Пей, паскудина!

В рот ударила струя жидкости. Иван глотнул раз, другой... Горло свело судорогой от холода, но он глотал и глотал, казалось, он никогда не напьется. Он даже не ощущал, что именно он пьет, ему это было без разницы.

Уже позже, когда жидкость хлынула из горла обратно, заливая грудь, ноги, он увидал этикетку на бутыли – это была обыкновенная шипучка. Да и не похоже, чтобы ему подсовывали что-то не то, никто вроде бы не собирался его отправлять на тот свет таким сложным образом, достаточно ведь было просто ножичком пырнуть или оставить привязанным. Но Ивану в эти минуты было на все наплевать. Он ощущал почти блаженство от этих нескольких не вылившихся обратно глотков шипучки. В голове загудело, зашумело...

– Ну что, напился? – поинтересовался стриженный.

Иван не удостоил его ответом.

– Ну тогда отдохни, парень!

Стриженный с размаху ткнул его кулачищем в солнечное сплетение. Иван задохнулся, вытаращил глаза, дернулся всем телом. Но тут же получил удар в челюсть. И опять провалился в темноту.

– Ничего, это тебе вместо наркоза, – сказал стриженный и ушел.

Еще три недели назад Иван был в Москве, с утра до ночи бегал с высунутым языком по приемным, кабинетам, все пытался что-то объяснить, доказать. На него смотрели как на не в меру обнаглевшего баловня судьбы, решившего вдруг, что весь мир вертится вокруг его носа, а кое-кто намеками, а то и впрямую давал понять это.

Старый приятель, друг, однокашник Толик Ребров, заведовавший в Космоцентре сектором Дальнего Поиска, заявил без обиняков:

– Кончай блажить, Ваня! У нас план расписан до трехтысячного года, а ты лезешь, понимаешь, с ребячьими фантазиями! Ты что, думаешь, ежели ты известная личность, любимец публики и герой-испытатель, так для тебя все на слом пустят, так, что ли. Щас тебе прямо, по-щучьему велению, экспедицию снарядят, фонды выделят, людей подберут, технику: давай, мол, Ваня, валяй, – куда глаза глядят! Слушай, ну тебе же не двенадцать лет! Чего ты мозги занятым людям пудришь?!

Иван и сам понимал, что его затея безнадежна. Умом понимал, а вот сердце в это отказывалось верить.

Его отовсюду гнали – и по-доброму, и с шуточкой, и с посулами, и по-всякому, но гнали. Был, правда, один выход. Надо лечь на обследование, чтоб провели самую глубокую, скрупулезную мнемоскопию, все изучили, разобрались, решили, постановили и так далее. Но у Ивана была всего-навсего одна жизнь, он не мог ждать годами и десятилетиями, ждать неизвестно чего. И потому он не раскрывался. Хотя и подозревал, что данные областного мнемоцентра уже давным-давно поступили куда надо, обрабатываются, и что он сам на крючке, просто его не хотят раньше времени тревожить. И тогда он решил порвать со всем – сил не хватало! Он подал рапорт через голову Толика Реброва высшему начальству. Рапорт, как это и должно было случиться, вернулся к Толику. Тот вызвал сразу.

– Ладно, старина, я тебя понимаю, – сказал задушевно, – Другой бы на твоем месте лет десять назад сломался. Все, не тужи! Клянусь тебе, что выбью отпуск еще на полгода, лады?!

Иван отрицательно мотнул головой.

– А чего же ты хочешь?

–Все того же!

– Ну, ты даешь, старина! Я ж тебе тыщу раз объяснял, ну кто тебе отвалит такую сумму за здорово живешь?! Ты же прекрасно знаешь, сколько стоит переброска в такую даль средней поисковой лохани! Знаешь?!

– Знаю, – согласился Иван. Конечно, он знал, что со своей затеей сожрет процентов десять, а то и двенадцать, всей энергии, отпускаемой Космоцентру на год, и тем самым сорвет несколько запланированных полетов. Но что ж ему теперь, вот так и сидеть с протянутой рукой оставшиеся годы! Нет, он был не согласен с подобной арифметикой. Но он не мог полностью раскрывать карт.

– А чего тогда, понимаешь, прицепился? Тебе, Ваня, надо отдохнуть, ты, старина, утомился... Или, хочешь, переходи к нам, в аппарат, я тебе местечко найду, а?

– Не надо ничего, давай-ка рапорт визируй! – проворчал Иван.

Ребров пошевелил густыми бровями, поерзал в удобном обтекающем его кресле и сказал:

– Рапорт твой я убираю. Вот сюда, видишь! – он приоткрыл дверцу в стене-сейфе. – На хранение, понимаешь. Ты у нас нонче где по графику?

Иван отвернулся. Уставился в стену с вмонтированным в нее огромным океанариумом, в котором резвились уродливые рыбы с шипастыми лапами и выпущенными глазищами. Одну из рыбин он собственноручно привез для Толика с проклятой, и притягательной Гадры, где чуть было не остался навсегда. Но сейчас было не до сентиментальных воспоминаний.

– Ты в отпуске, старина, – сам ответил на свой вопрос Толик, – вот и отдыхай! А когда вернешься, мы с тобой поговорим о твоем дурацком рапорте, лады?

Иван встал, пошел к дверям.

– Эй, погоди! – Толик выскочил из-за стола, преградил ему путь. – Ты чего, рехнулся совсем, что ли?! В бабу превратился истеричную?! Ты ж космолетчик, мужик! Забыл, как мы с тобой загибались в рудниках Сельмы, а?!

Мы же с тобой не супились и не морщились тогда, Ванюша! А чего ты сейчас скис, живи и радуйся!

– Пусти! – Иван плечом оттолкнул начальника.

– Нервишки шалят? Ладно, старина, любительскую капсулу я тебе выделю и... – Толик помедлил, вздохнул тяжко, – и шесть разгонных баков. Больше не могу, сам знаешь, меня и так за глотку возьмут, прижмут сектор.

– Пусти, я тебе сказал – Иван оттолкнул Толика, распахнул двери. На выходе бросил зло, отрывисто: – Ты отлично знаешь, что там, куда я собираюсь, не хрена делать в этой твоей детской кроватке. Э-эх, ты! Да ведь я капсулу сам могу взять напрокат, в любом бюро путешествий, ну ... прощай!

Толик отшатнулся, лицо его перекосилось.

– Возьмешь! Не спорю! – закричал он вслед. – А кто тебе, дураку, баки даст, а?! – Но он быстро остыл, на то и был, видно, заведующим сектором, человеком, обязанным ладить с людьми. И крикнул уже вниз, вдогонку: – Отдыхай, неврастеник, потом еще поговорим, может, чего и подыщем!

Только Ивану было не до отдыха. С каждым днем давило все сильнее и сильнее. И додавило!

Когда он очнулся в очередной раз, тело не было таким разбитым и непослушным, как до этого. Да и голова постепенно светлела. Молот больше не колотил от виска к виску и по затылку. Стриженный снова дал воды. Но бить не стал. Ушел, также молча, как и пришел.

Ивану начинала надоедать эта глупая игра. Терять ему было нечего.

– Эй вы, дерьмоеды! – заорал он что было мочи. – Или вы пришьете меня сейчас, или я через денек вырвусь и разнесу к чертовой матери ваше паршивое гнездо! Оглохли? Ублюдки поганые!

Издалека послышались тяжелые шаги. Потом прозвучало ворчливо:

– Кто это там такой грозный? Ой, как страшно, аж поджилки трясутся!

Иван собственным ушам не поверил. Это была скорее всего слуховая галлюцинация. Он ничего еще не видел, не мог повернуть головы, но уже готов был отдать левую руку на отсечение, что этот брюзжащий грубый голос принадлежит его давнишнему знакомцу, разведчику второго класса, которого вышибли за буйный нрав из Объединенного Космофлоа Земли, с которым они коротали почти год на Гадре, а потом бывали в таких переплетах, что и вспоминать к ночи не следует.

– Щя мы поглядим, кто тут разносить нас собирается, щя-я!

Да, это был голос Гуга Хлодрика, Иван узнал бы его из многих тысяч голосов.

– Я, наверное, спятил! Это ты, Гуг?!

– Мы все тут чокнутые, – отозвался пришедший, – конечно, это я, какой дурак еще полезет в этот проклятый лабиринт! Оклемался?

– Хорош вопросик для первой встречи после стольких лет! – возмутился Иван.

Гуг хрипато, засмеялся, смех его был похож на отрывистый, хронический кашель.

– Прям-таки уж и первой! – выдавил он, подойдя вплотную и заглядывая Ивану в лицо. – Ну что? Порядок? Я знал, что ты не загнешься!

Гуг Хлодрик был на полголовы выше Ивана и раза в полтора шире. А теперь его и вовсе разнесло, он обзавелся внушительным животом и двойным подбородком, который не могла скрыть даже всклокоченная полуседая борода.

Лицо у Гуга и в молодости имело красноватый оттенок, а ныне стало набрякшим, багровым – Иван сразу отметил это, несмотря на полумрак. Да, Хлодрик совсем не был похож на того молодцеватого богатыря-викинга, каким казался десять лет назад, он сильно сдал. И все же это был именно он.

– Ну-у, привет, дружище! – просипел Гуг в ухо Ивану. И по-приятельски стукнул кулаком плечо. – Чего зенки пялишь, не ожидал?! Или, думаешь, я тебе в бреду привиделся, а?!

– Здорово, Гуг, – тихо сказал Иван и улыбнулся. Он был рад этой встрече. Хлодрик не раз его выручал, может, и сейчас он заявился столь неожиданно, чтобы спасти его – от этой банды подонков.

– Ну-у, признал! – обрадовался Гуг. – Ванюшка, дружище, чертушка! – Он ткнулся лбом в лоб Ивана, сдавил огромными лапами затекшие плечи.

Ивану показалось, что Хлодрик плачет, он почувствовал щекой сырость его щеки. Но голос у Гуга не дрожал.

– А вот в первую-то встречу ты меня и не признал, Ванюша, гад ты этакий! Щас, небось, и не помнишь, как засветил мне прямо под глаз, а?

– Не помню, Гуг, – сознался Иван. Он на самом деле почти ничего не помнил; мало ли чего могло случиться за эти две угарные недели.

– Это было в кабаке одноглазого Сайруса, ты там выдавал такие фортели, что только держись! Полгорода до сих пор ходит в синяках и шишках. Ваня, а местное бабье тоскует – куда подевался этот ухарь?! По простоте своей я хотел унять тебя, ну и получил по морде. Эх, придушить бы тебя, гада! Так к старым товарищам не относятся, Ваня! Ну, да ладно, я отходчивый, прощаю!

Иван только теперь сообразил, что надо не языки трепать, а дело делать.

– Развяжи меня, – попросил он Гуга.

– А буянить не будешь, – поинтересовался Гуг без оттенка шутливости.

– Развязывай давай!

– Хорошо, только ты не дергайся!

Хлодрик запустил свои лопатообразные руки за трубы, принялся там ковыряться, нащупывая узлы, пытаясь их ослабить. Но он все-таки спросил:

– Вот я тебя развяжу, а чего ты делать станешь, а?

Иван усмехнулся.

– Первым делом перекалечу этих недоносков! – сказал он угрюмо.

– Каких таких этих?

– Которые меня вырубили там, наверху, и приволокли сюда! Гуг, не будь глупей, чем ты кажешься!

Хлодрик не обиделся, наоборот как-то повеселел, вновь на него напал странный полукашель-полусмех.

– Уж если кто из нас дурак, так это ты, Ваня! Любой безмозглый кретин на твоем месте давно бы догадался, что к чему! – Хлодрик отер испарину со лба, тяжко вздохнул, обдавая Ивана перегаром. – Это мои парни, понимаешь?

Мои!

У Ивана внутри все перевернулось. Он готов был убить Гуга, ярость захлестнула его, переполнила, даже слов не нашлось, чтобы выразить ее.

– Точняк, Ванюша, мои! Да ты не трепыхайся, сам же мне и мешаешь, паскудина ты эдакая! Здорово они тебя примотали. Но иначе, Ванюша, никак нельзя было – ты б или сам накрылся, или бы тебя накрыли, понял?! Дурачина ты, Ванюша, и простофиля, пить ведь тоже уметь надо, это тебе не по Пространству шастать, это тебе не на Гадре со звероящерами в бирюльки играть, это тебе... Ну чего язык в задницу заткнул?! Обиделся, что ли! Ну и болван! Я тебя же и спас, Ваня! Ты на меня БОГУ молиться должен и по гроб жизни пойлом накачивать! А ребятки мои, Ваня, мои. Я в тутошнем околотке, Ванюша, масть держу, так что ты не удивляйся, мимо меня здесь не проскочишь... – приговаривая так, Гуг Хлодрик распутывал узлы. Но он явно не спешил, ждал, пока старинный приятель немного поуспокоится. – Я когда по первому разу в психушку попал, Ваня, меня две недели в смирительной рубахе держали, так-то! Еле отошел, думал, кранты мне! А ты за четыре денька прочухался, тебе, Ваня, надо при жизни памятник ставить...

Иван все понял. Обижаться было на самом деле глупо.

– Ладно, помолчи немного, – пробурчал он почти дружелюбно.

– Во-о! Ну, ты молодец! – Гуг как-то сразу вдруг справился с неподдающимися узлами, веревки, опутывавшие тело Ивана, сползли вниз. – Ты только это, не дергайся, Ваня, не трепыхайся, надо, чтоб кровь по жилам разошлась. На-ка, вот лучше, глотни чуток! – Гуг ткнул фляжкой под нос. Из ее отверстия несло сивухой.

– Убери! – сказал Иван и отвернулся.

Он чувствовал, как миллиарды иголок впились в руки, ноги, поясницу, во все тело. Но он умел терпеть, он знал, как надо бороться с болью.

Расслабившись до предела, он не отходил от стены, так и стоял, привалившись к ней спиной, не шевелясь.

– Ну и молодчага, Ваня, – осклабился Гуг. – Теперь я вижу что ты и в самом деле пришел в ум! Хавать хочешь?

– Нет, – вяло ответил Иван. Есть ему почему-то совсем не хотелось.

– Ну и ништяк, – согласился Гуг, – помнишь, на Гиргее в пещерах, а? Два месяца без жратвы сидели, у меня тогда, Ваня, ребра не то что к позвоночнику, а к затылку прилипли, и ведь высидели же! Без жратвы можно прожить, Ваня! А вот без моего Элексира, без этого паршивого пойла, Ванюша, сложнее. Ты как хочешь, а я глотну малость.

Гуг вскинул флягу и в один прием опустошил ее, крякнул, откашлялся, потом бросит флягу под ноги и смял ее своим пудовым башмаком.

– Все, Ваня! Завязываю! – Гуг ухмыльнулся плутовато. – До сегодняшнего вечера – Но тут же посерьезнел, насупил белесые жидкие брови. – А тебе не советую, не стоит и вечером развязывать, слишком это мне дорого, Ваня, обходится, ты же мне троих лучших парнишек искалечил, нехорошо это!

Иван опустился на корточки. Иголки перестали колоть его, но слабость в теле сохранялась. Ему почему-то подумалось, что вот уйдет он из Отряда, размякнет, через пару лет станет таким же как Гуг, и все ему будет до фени, на все будет плевать! Может, так и стоит сделать, ну их всех! Надо гнать лишнее из мозга, из памяти, мало ли чего и где случается, что ж всем беситься, рвать нервы?! Так они же не из титанопластика, их и вообще позагубить недолго... Нет, врешь, оборвал он сам себя, нервы у человека покрепче и погибче титанопластика, это уж точно, иначе бы и человечества на Земле давненько бы не осталось, все бы в истериках да психозах сошли с земной колеи! А что касается Гуга Хлодрика, так он его точно, спас, вовремя он его окоротил, в самый раз, еще бы через недельку, глядишь, и опоздал бы.

Иван положил руку на плечо Гугу.

– Ты был прав! – сказал он коротко.

И они поняли друг друга.

Хлодрик предложил пройти в его, как он сказал, конуренку. Таковая оказалась совсем рядышком, шагах в трехстах. Они прошлепали это расстояние по замусоренному и залитому водой коридорчику, напоминавшему своей безотрадностью и неприглядностью ход подземных коммуникаций, и уперлись в железную дверь, на которой красовалось полустертое изображение черепа. Там Гуг и жил, за этой дверью.

– Я бы не советовал твоим парням попадаться мне на глаза, – предупредил Иван.

Гуг неопределенно хмыкнул.

– Я их давно отослал наверх, не волнуйся, мордобоя больше не будет.

И они вошли внутрь.

Заставленная пустой посудой, какими-то невзрачными и потрепанными коробками комнатушка и впрямь заслуживала названия конуры. Потолки были высокими, но с них свисал такой слой паутины, что казалось, будто над ней вообще нет никаких перекрытий, что она бесконечна. Окон в комнатушке не было. Зато стояла кровать с шарами-набалдашниками и голой панцирной сеткой.

Вот на эту кровать и плюхнулся со всего маху Гуг Хлодрик. Сетка на все лады заскрипела, заскрежетала под ним.

– Хором я, Ванюша, не нажил, – признался Гуг, без особого сожаления. – Но ты не подумай, что я бедный человек, нет, у нас тут бывает ха-ароший клев...

– Заткнись! – оборвал его Иван. – Я не желаю знать про твои делишки!

Докатился, космолетчик!

– Ну, давай, давай, я с удовольствием послушаю воскресную проповедь.

– Обойдешься!

Ивана вдруг прорвало. Он выложил о себе всю правду, рассказал столько, сколько никому не рассказывал, слова вырывались из него будто лава из вулкана. И сдержаться он уже не мог.

Гуг сидел с полуоткрытым ртом и вытаращенными красными глазами.

Впечатление было такое, словно его только что вытащили из подводных рудников Гадры, его распирало как глубоководную рыбину, казалось кровь вот-вот брызнет из пор кожи, а глаза вылезут из орбит.

– Первые дни я держался, Гуг, все было нормально! Я говорил себе – у тебя есть воля, разум, держись, космолетчик, иначе цена тебе – грош! И ведь держался, Гуг, держался! А потом навалило... Да так навалило, что хоть в петлю, хоть в окошко! Не поверишь, но это было выше человеческих сил, неделю я не спал вообще, ни единой минуты, ни секунды. Ну ладно, нас обучали не спать сутками, сам помнишь, как было в Школе, но ведь это легко, когда просто не спишь, понятно, просто! А когда мозги набекрень, когда перед глазами одно и то же, Гуг, это совсем другое дело, хоть башкой об стену! У меня был план, я поклялся отомстить этим тварям, добраться до них во что бы то ни стало! Сдохнуть, но добраться! Но не так-то это просто, мнемограммы показывать, сам знаешь, шумиху поднимут, подопытным кроликом сделают, на слово само-собой никто не верит, да и попробуй раскройся, высмеют, сочтут за блаженного. Куда ни сунься, везде труба, Гуг! Но не это главное, это все дело понятное, не привыкать. А вот память жжет, сил нету, хоть под психоскальпель ложись! Вот тогда, Гуг, я и стал понемногу прикладываться, а где немного, там и все остальное... Погулял я здорово, от Марселя до Тегерана, а потом залетел в эту дыру, черт бы ее побрал. Только время зря потерял. А мне бы сейчас набрать надежных ребят, пробить разрешение, хотя бы под видом свободного поиска в Пространстве, ну ты знаешь, да и махнуть туда! Иначе, Гуг, загнусь, не выдержу. Ты можешь меня считать неврастеником, бабой-истеричкой, но это не передать словами, это не под силу человеку!

Гуг замахал рукой, разинул рот, еще шире разинул.

– Ничего я не считаю, – проговорил он. Но ты забудь про свои замыслы, ни черта не выйдет! И ни один из нормальных парней с тобой не пойдет на это дело, можешь даже не пробовать уговаривать, тебя сочтут помешанным, Ваня, вот и все! Я сам думаю, что у тебя крыша поехала... Ладно, не трепыхайся, я чего думаю, то и думаю, крутить не собираюсь. А чем смогу, помогу! Только ведь нечем. Ежели башли нужны, сотен шесть-семь подкину... но это тебе на полбака. Можно, конечно, и побольше наскрести, на разгон всегда можно наскрести, а как обратно выбираться будешь? Не-е, коли тебя в Космофлоте не поддержат, и рыпаться не стоит! Или к частникам на поклон иди!

– А что я им предложу? – спросил Иван.

– В том-то и дело, что предложить тебе нечего. Ни один из частников благотворительностью в космических масштабах заниматься не станет, Ваня. Но гляди, старина, пока ты будешь по миру побираться, крохи выпрашивать, тебя точняк засекут, может, ты уже под колпаком.

– Все может быть, – понуро согласился Иван.

И поглядел на груду бутылок, валяющихся в углу.

– В это время из-за двери послышались торопливые тяжелые шаги, сама она почти сразу распахнулась, на пороге застыли две фигуры в зеленоватой форме и касках, блеснули стволы автоматов-парализаторов.

– Легки на помине, сучары! – тоскливо пробурчал Гуг Хлодрик, но не пошевельнулся.

Иван смотрел на служащих Европола и не мог понять, что их сюда привело.

Гуг? Его шайка? Иван не знал, что надо делать, и потому не делал ничего.

– Ты сиди на месте, – холодно сказал тот, что стоял слева, указывая стволом на Хлодрика, – а русский пойдет с нами.

Иван привстал.

– И попрошу соблюдать спокойствие, это в ваших же интересах.

– В наших интересах, – с ленцой процедил Гуг, упирая руки в колени, – совсем другое, дорогие легаши!

– И что же именно? – с ухмылкой поинтересовался стоявший справа.

– А то, чтобы гости, навещающие нас, были немного повежливее, понял?! Если не понял, могу разъяснить, сучий потрох!

Иван не видел, как ампула вылетела из дула. Но он видел, как она ударила в грудь Гугу Хлодрику и разлетелась на мелкие осколки. И он понял – у Гуга под курткой был надет панцирь. Все дальнейшее произошло мгновенно:

Хлодрик вскочил на ноги, будто был не восьмипудовым верзилой, а пушинкой, взметнувшейся под струей воздуха. Европоловцы рухнули на грязный заплеванный пол, уткнулись в него лицами. Гуг выскочил за дверь и через минуту, после непродолжительной возни, вскриков, сопенья и скрежета зубов, втащил в комнатушку еще двоих парней в зеленоватой форменке. Он их держал за воротники. И как те ни упирались, вырваться им не удавалось.

– Еще трое валяются там, у входа, – доложил Хлодрик Ивану извиняющимся тоном.

– Нехорошо все это, – высказался Иван. Ему совсем не нравилось происходящее. И он никак не мог понять, зачем он европоловцам? Может, он успел натворить чего-нибудь такого, за что надлежит отвечать по местным законам. Все может быть, разве упомнишь! Только ему не хотелось попадать в клетку, какая бы причина на то ни была.

– Еще бы! Конечно, нехорошо! – согласился Гуг. – Но мы сейчас сделаем так, что все будет хорошо!

Он заорал на вырывающихся парней так, как не орал в свое время на звероноидов Гадры, медленно отжиравших у него левую ногу. Эти гнусные твари тогда именно отжирали его конечность, не отрывали, не отъедали, не отгрызали; они привязали самого Гуга к железному крюку, вбитому в стену пещеры, и не торопясь, со смаком и явным удовольствием, чавкая и обливаясь слюной, жрали ногу у живого и дико орущего Гуга Хлодрика. Иван поспел вовремя. Но тогда Гуг не орал так дико.

– Я вас, твари, гниды паршивые, напополам поразрываю, ежели вы через две минуты не вытащите всю эту падаль наверх, чтоб она не воняла в хоромах благородного Гуга – Игунфельда Хлодрика Буйного! Поняли, суки?! В моей старой и дырявой шкуре сидят сорок поколений свирепейших викингов, и я от их имении поручению размажу ваши вонючие мозги по стенам! А ну, брысь!!!

Он притопнул ногой. И выпустил парней. Не прошло и минуты, как в конуренке стало тихо и покойно, никто не стоял в ней из непрошенных гостей, никто не лежал на полу. Иван выглянул наружу – лишь валяющаяся у стены каска с зеленоватым отливом да отпечаток кровавой пятерни почти под самым потолком напоминали о случившемся.

Он вернулся в комнату. Поглядел на тяжело дышащего Гуга исподлобья, неодобрительно.

– И все-таки, дружище, тебя не зря вышвырнули из Космофлота, ты и впрямь Буйный. Зачем тебе лишние неприятности? Может, дело шло о штрафе за погром в кабаке одноглазого Сайруса или еще о каких-нибудь таких мелочах! А ты кулаками махать начинаеш, викинг хренов!

Гуг не обиделся, не рассердился. Он снова плюхнулся на скрипящую кровать, откинулся к стене. И сказал:

– Не-е, старина, у тебя точно разжижение мозгов! Вспомни-ка, о чем ты тут рассуждал только что, а?

– О чем? – не понял Иван.

– Балбесина, пока ты думаешь, что за тобой могут установить слежку, тебя уже взяли под колпак, дошло?!

– Ты уверен?

– Еще бы! – лицо Гуга было совершенно непроницаемо и серьезно. – А за скандал и потасовку в кабаке Сайруса, да и иных местах, о которых ты изолил забыть, я заплатил столько, что ребятам придется изрядно попыхтеть месячишко-другой, прежде чем мы восстановим нажитое... Не думай, что твои пьяные истерики были бесплатным развлечением! Тебе надо мотать отсюда, понял! За океаном сейчас совсем хреново, не скроешься от легавых. А в России, я думаю, тебя не сразу сцапают. Вали домой, Ваня! Никто тебе здесь не поможет. Но одну штуковину я тебе дам, глядишь, пригодится!

Иван уставился на Гуга иронически, скривил губы.

– Это какую же? – спросил он с явным сарказмом. – Фомку? Кастет? Отмычку? Чего ты мне можешь дать сейчас, Гуг Хлодрик Буйный, предводитель шайки грабителей и алкашей?! Чего у тебя есть за душой и вне ее – канистра виски? Или, может быть, ржавый парализатор? Мне в нашей всесильной конторе ни черта не смогли предложить, кроме любительской капсулы, понял! А остальное мне и задаром не нужно!

Гуг поднял руку.

– Не спеши, Ванюша, отказаться всегда успеешь. Я не знаю, как ты доберешься до того проклятого места, до этой окраины Метагалактики, это все твое дело... но ежели ты доберешься до нее, ежели ты решишь потолковать с местной братией, которая угробила твоих родичей, то тебе эта штуковина ох как пригодится... Да и все равно продать ее некому! Бери, Ваня!

Пора было собираться, уходить отсюда. Иван знал, что европоловцы вернутся с подкреплением и зададут им жару. Но апатия держала его в своих тисках. Он не мог встать, решиться на что-то.

– Вот, гляди! – Гуг долго ковырялся в стене за кроватью, наконец вытащил что-то неопределенное, завернутое в тряпицу. Вид у него был весьма самодовольный. – Мы тут год назад подломили парочку сейфов в одном пришвартовавшемся судне. Дело было мокрое, пятерых охранничков пришлось в воду сунуть с камешками, но, Ваня, они сами виноваты, зашебуршились не ко времени, задергались... А суденышко-то оказалось лабораторией засекреченной, усек? Я как допер, так чуть не сверзился от беспокойства, но поздно было – тут или пан, или кичман! Я грешным делом, подумал, ридориумом удастся разжиться, Ваня! Это ж раз в жизни! Грамм – и гуляй до могилы со всей оравой, еще и останется столько же!

– Раньше ты был другим, – вставил Иван. – Я жалею, что не удержал тебя в Отряде, очень жалею!

– Поздно, Ваня, поздно, жизнь не переделаешь! Да и все относительно, старина. Ты меня жалеешь, а я вот сейчас тебя жалею, не дай Бог, Ваня, на твоем месте быть, не дай Бог! Но слушай! Какой там к черту ридориум – пустые сейфы за семью бронированными дверями, а в одном – вот это яйцо! Гляди-ка, может, слыхал чего про такие!

Он развернул тряпицу, в огромной мясистой ладони оказалось обычное яйцо, чуть больше куриного, но цветом такое же, покрытое какими-то пятнышками, а может, и просто засиженное мухами. Иван понял, что самый обычный дурацкий розыгрыш.

– Не-е, ты носа-то, не вороти, дурачина! – Гуг явно занервничал. – Из-за этой штуковины вместе с нашими восемь душ отлетело к небесам, а ты нос воротишь. Ну скажи, вам там самую последнюю технику дают, самые новейшие всякие хреновины...

– Тебе тоже давали в свое время, – вставил Иван.

– Да ладно, я же не спорю! И не горюю, Ваня! Но ты скажи, такие хреновины давали?

– Нет!

– То-то!

– Не тяни, мне пора уходить отсюда.

Гуг Хлодрик рассмеялся ему прямо в лицо.

– На, Ваня, держи! С этой штукой ты уйдешь от кого угодно, даже от самого дьявола! И помни, какие у тебя друзья, а коли вернешься... – в глазах у Гуга появились грусть, он судя по всему, не верил, что Ивану доведется вернуться. Но он старался, чтобы это неверие не выплескивало наружу. – А коли вернешься, отдашь. Я с тебя за нее строго спрошу, понял?!

– Понял! Оставь себе.

Иван собирался встать. Но Хлодрик остановил его, усадил напротив.

Задышал тяжело, взволнованно, будто должно было произойти нечто необычное.

– Гляди!

Гуг прижал яйцо острым концом к шее, прямо под сивой бородищей, надавил. Поначалу ничего не изменилось, и Иван поневоле подумал, что старый приятель свихнулся от пьянства, от всего этого дичайшего и непотребного образа жизни, и он хотел толкнуть его рукой в плечо, чтобы очнулся от бреда, пришел в себя... Но рука его застыла в воздухе. То, что Иван увидал, было ни на что не похоже, если только на галлюцинацию. Лицо Гуга, да и его фигура, начали на глазах меняться: щеки втягивались, бледнели, плечи сужались, живот пропадал и одежда начинала обвисать складками несмотря на панцирь, скрываемый под нею, нос из набрякшего и непомерного превращался в тонкий, правильной формы, борода, вся до волоска, исчезла, оставив на своем месте недельную щетину...

Иван машинально провел ладонью по подбородку, щекам – он тоже не брился давненько, щетина торчала наждаком. Но не это озадачивало его. Гуг становился похожим на кого-то очень знакомого, он не просто утрачивал свой обычный облик, он превращался в кого-то. Но в кого?! Ивану показалось, что он сходит с ума! Перед ним сидел его собственный двойник, не надо было зеркала! Только теперь Иван сообразил, что к чему, но поверить, что это происходит на яву, не мог, не верилось! Да и не могло быть такого!

– А ты ущипни себя! – проговорил вдруг тот, кто был прежде Гугом Хлодриком. – Ущипни за ляжку! А хочешь, за нос! Глядишь, и проснешься.

Иван словно загипнотизированный последовал дурацкому совету. Но щипки не помогали – он чувствовал боль и не просыпался.

– Что скажешь?

Иван тысячи раз слышал собственный голос в записях. И теперь он готов был спорить на что угодно, что прозвучал именно его голос, это не могло быть ошибкой, в этом во всем была какая-то закономерность.

– Гуг, это ты? – спросил он, глуповато улыбаясь.

– А кто же еще, конечно, я – Гуг Хлодрик! – ответил сидящий напротив – Ивановым голосом. – Ты только чувств не лишись, ладно? А то стал чувствительным больно, как барышня! Ну, Ваня, отвечай, пока я добрый, нужна тебе эта хреновина или нет?!

Иван замялся. Он думал о множестве вещей и не мог сразу найти нужного.

И все-таки, спросил:

– Сколько времени она действует вот так?

– Столько, сколько надо тебе!

– А обратно?

Иван-двойник оторвал яйцо от шеи, сунул его тупым концом в рот, надул щеки и почти сразу же превратился в обрюзгшего и краснорожего Гуга Хлодрика.

– Вот как! – заявил Гуг надменно, оттопыривая губу.

Но Иван не мог поверить в чудо, случившееся у него на глазах.

– Слушай, Хлодрик, а может, это гипнолокатор, – предположил он, – может, ничего на самом деле не меняется, просто нам начинают видеться всякие вещи...

Гуг сплюнул под ноги, почесал за ухом...

– Все проверено, не будь занудой, Ваня. Держи!

Он сунул яйцо в руку Ивану.

– Только зря не экспериментируй с ним, не стоит. Штуковина непонятная, может, в ней еще чего есть, откуда нам знать. Вон Лысый, ну ты его должен знать, тот, что тебя брал, доэкспериментировался – щас по ходам бегает, на четырех лапках и с длинным голым хвостом!

– Врешь!

– Ей-Богу, Ваня! Эта хреновина, видать, настраивается на самый активный, биоактивный, объект в радиусе своего действия. Ну этот дурашлеп позавчера и доигрался – поймал крысу, здесь их полно, сам видал, приставил к горлышку яичко, и поминай как звали – только хвостиком вильнул, Ваня! Где его теперь отлавливать, а? Может, сам возвернется? Хорошо еще, что я подобрал... Так что ты не дури, не надо!

Ивану вдруг показалось, что все это продолжение алкогольного бреда, белой горячки. Но рука его сжимала вполне материальное и даже какое-то живое на ощупь яйцеобразное тело неизвестного происхождения. И от этой реальности деваться было некуда. Он обтер яйцо о штанину, сунул в боковой карман комбинезона.

– Но должны же быть какие-то инструкции? – предположил он, поглаживая колючий подбородок.

– Ванюша, у тебя нулевой допуск, а ты болтаешь о такой ерунде! Ну где ты видал, чтобы засекреченные штуки хранили вместе с инструкциями, чертежами, техдокументацией, ты наивный человек. Ваня. Если и были какие инструкции, так на другом суденышке за семью замками, а то и вообще у черта на рогах! Давай-ка, собирайся, пора уматывать, теперь я чую недоброе, меня чутье не подводит!

Он привстал, подтянул штаны. Подошел к двери, снял с пояса связку огромных ключей – этой связкой можно было проломить череп слону – и долго возился с замками. Потом со скрежетом и лязгом задвинул три гигантских засова, опустил сверху металлический занавес и, видно, для пущей надежности придвинул вплотную к двери непомерный стальной сейф, сработанный еще лет пятьсот назад. После этого выдохнул тяжело, но удовлетворенно:

– Порядок!

– Ты чего, танковой атаки ждешь? – поинтересовался Иван.

– Это мы поглядим, – неопределенно ответил Гуг.

– А как же сами выбираться будем?

– Не волнуйся, Ваня! – Гуг Хлодрик повел глазами куда-то ввысь, за паутину, – Выберемся.

Он прильнул к стене ухом. Лицо приняло настороженное выражение.

– Что там?

– Идут, сучары! Я все точно рассчитал. Но ты, Ваня, не робей! Гуга-Игунфельда Хлодрика Буйного голыми руками не возьмешь! Гляди!

Он подошел к противоположной стене, подогнул колени, напрягся и подскочил метра на три вверх, вцепился обеими руками во что-то невидимое, подтянулся... послышался треск, что-то загремело, заскрипело. И Гуг многопудовым мешком свалился вниз, на пол. Он сидел весь в обрывках паутины и с недоумением разглядывал чугунную старинную решетку, которую держал в руках. На концах этой решетки болтались куски цемента, кирпичей.

– Во-о! Оторвалась, падла! – произнес Гуг, будто еще сомневаясь в случившемся. Но тут же отбросил решетку в угол комнатушки.

В дверь застучали.

Гуг попробовал встать. Лицо его исказилось гримасой боли, он ухватился обеими руками за левую ногу, застонал.

Иван сразу понял в чем дело. После того, как звероноиды отожрали Гугу половину голени и всю ступню, ему пришлось ложиться на биорегенерацию в Центре. Но живой протез получился неважным, он то и дело подводил хозяина.

Видно, что-то подобное произошло и теперь.

Иван подхватил Гуга под мышки, приподнял.

– Ничего, я тебя подсажу, выберемся Гуг, лишь бы ход был.

– Ход есть, Ваня, но я не полезу, ну его на хрен! Надоело бегать!

В дверь принялись колотить прикладами. Потом как-то сразу все стихло. И послышался приглушенный голос:

– Именем закона требую открыть дверь!

– Ага, щас, разбежался, – прокомментировал требование Гуг. И повернул голову к Ивану: – Там все просто, по лесенке наверх – шесть ярусов, потом по туннелю до упора, и в тридцать восьмую дверцу по левой стороне! Гляди, не сбейся! Ни одна собака тебя не отыщет в этих лабиринтах, будь спокоен!

– Мы пойдем вместе! – твердо заявил Иван.

Гуг рассмеялся своим прерывистым кашлем-смехом, утер выступившие слезы.

– Ванюша, вместе мы сможем пойти только на кичу, понял?! А тебе надо еще кое с кем расквитаться, об этом тоже не забывай! Что касается старого буйного викинга, так за него, Ваня, не переживай, не родился еще на Земле-матушке тот, кто покорителя Гадры за хобот возьмет!

В дверь опять забарабанили. Голос стал громче.

– Эй, Гуг Хлодрик, отпирай! Ты арестован! На этот раз ты крепко влип, Буйный!

– Щас ты у меня влипнешь, дерьмо вонючее! – отозвался Гуг. – Ты как смеешь так говорить со мной, щенок! Ну, давай, высаживай дверцу, я тебя жду со всей твоей кодлой!

Ивана передернуло.

– Гуг, зря ты их поливаешь, – сказал он, – у них же такая служба, работа.

– Ваня, мы разберемся, мы старинные знакомые. Ты иди. Нет, постой! Я тебя напоследок спросить хочу, а как ко всей этой истории с твоим мщением относится твоя же ненаглядная, сто лет не видал твоего Светика, неужто она тебя благословит на подвиги, что-то не верится мне в это. Ну да все равно, ты ей от меня самый горячий братский поцелуй передавай, ладушки?!

У Ивана внутри все перевернулось, сердце трепыхнулось, застучало сильнее, будто в его раскрытую рану плеснули раскаленным маслом. Но он сдержался, он понял, что Хлодрик просто-напросто ни о чем не знал, что он оторвался от мира со своей воровской бандой, что он, видно, не смотрел визора, не читал газет, а потому и злиться на него не стоит.

– Ее давно нет, – проговорил совсем тихо.

– Где нет? – удивился Гуг.

– Нигде нет, старина! Она погибла четыре года назад, там в Пространстве, на выходе из Осевого измерения ее капсулу разнесло в пыль! Так-то, Гуг. Светы давно нет, мне не у кого отпрашиваться.

– Извини! – буркнул Хлодрик себе под нос.

В дверь перестали стучать; и она вдруг завибрировала, задрожала мелко-мелко. Иван поглядел на Гуга, дело принимало нешуточный оборот.

– Ты пойдешь со мной!

Он обхватил Хлодрика за плечи, оторвал от кровати, подпихнул к стене, вцепился обеими руками в пояс, напрягся и подкинул тело к дыре. В глазах потемнело, колени задрожали. Но на этот раз Гуг не свалился вниз, видно, уцепился за что-то. Сверху послышались совершенно непередаваемые ругательства и отборный старинный мат.

Дверь ходуном ходила. Это было заметно даже сквозь железные ставни.

Наконец, в ее центре появилось темное пятнышко.

Пятнышко все время меняло форму, расширялось, пока его не прорвало и в образовавшуюся дыру не пробилось синее холодное на вид пламя. Европоловцы прожигали дверь плазменным резаком, каким-то образом, а может, и совсем не случайно, им удалось обогнуть массивный стальной сейф, заслонявший ее снизу до половины. Дыра увеличивалась на глазах. Больше рисковать не стоило.

И Иван прыгнул вверх, еще не зная толком, что его там ожидает.

Пригодилась подготовка, полученная в Школе, пригодилась, несмотря на все, что было с ним в последние дни, несмотря на беспробудную двухнедельную пьянку, на четыре голодные дня в связанном достоянии, на затекшие мышцы.

Все-таки он был космолетчиком экстра-класса. И он вновь доказал это!

Гуг подхватил его, вцепился мертвой хваткой в кисть, втащил в какую-то темную дыру. И все же Иван успел оглянуться, свесить голову вниз. Он увидал, как в конуренку Гуга Хлодрика ворвались четверо европоловцев с пулеметами в руках, заметались по ней... но стрелять уже было не в кого!

– Ну и как я полезу по лестнице? – просипел в ухо невидимый в темноте Гуг.

– Вспомни, как ты лазил на Гадре! – отрезал Иван.

– Ага, на руках можно проползти вверх сотню метров, а здесь шесть ярусов, обалдуй! Это же больше километра?

– На черта было забираться в такую глубь?

– Ваня, ты всегда ходил поверху, ты не знаешь, как охотятся за нашим братом, понял?! Не надо учить старого честного разбойника, где ему прятаться от властей, поползли уж лучше!

– Вот это дело! – прошептал Иван.

Он ощупал рукой карман – на месте ли яйцо. Оно было там, где и полагалось ему быть. Иван вцепился рукой в железную скобу, подтянулся, перехватился. Потом спрыгнул вниз.

– Ты полезай первым, – сказал он Хлодрику. – В случае чего, я подсоблю.

Но пока силы есть, чтоб сам лез! Нечего ныть и надеяться на нянек!

– Лады, на ярусах будем отдыхать понемногу!

Гуг, сопя, ругаясь, обливаясь потом, полез вверх, помогая себе единственной здоровой ногой. Иван еле успевал за ним. Снизу начали стрелять в лаз. Пули крутились волчками у входа в трубу, визжали, рикошетили, выбивали отчаянную психопатическую дробь, но до беглецов не долетали.

– Щя, Ваня, погоди, – просипел вдруг сверху Гуг, – пригнись маленько, старина, прижмись к скобам!

Иван начинал привыкать к темноте. Он разглядел, как Хлодрик вытащил что-то из кармана, – покрутил в руке и очень аккуратно, выверенным движением, бросил вниз.

– Ловите подарочек, гниды! – сказал он беззлобно. И зашелся в кашле-смехе.

Внизу здорово громыхнуло. Взрывная волна докатилась и до Ивана, шибанула в ступни, заставила вздрогнуть.

– Зря ты все это делаешь, Гуг! Сам ты дурак порядочный! – разозлился он.

– А ты не заступайся за этих ребятишек, Ваня! Они не ангелы! И не стражи порядка и законности! Ежели бы ты знал, как они повязаны с евромафией, чего они вытворяют тут, ты бы помалкивал, Ваня! Вот ты меня чистил на чем свет стоит Божий, а ведь я, Ваня, ягненок невинный по сравнению с ними, чего же ты меня обижаешь...

– Ладно, потом разберемся. Шуруй давай, не задерживайся, ангел!

Через полтора часа еле живые, обессиленные, вымотанные на нет, они вылезли в предповерхностный туннель. Последние триста метров Иван тащил Хлодрика на себе. Тот, конечно, помогал ему изо всех сил, цеплялся за скобы, отпихивался ногой, но помощь была слабоватой.

– Все, чтоб им пусто было! – выдохнул Гуг.

И они повалились на пол, покрытый толстым слоем ржавчины, пыли и какой-то вонючей дряни. Снизу никаких звуков не доносилось, по всей видимости, их решили вылавливать другим способом, перекрывая ходы, а может, про них уже забыли... нет, этого быть не могло, Иван не стал утешать себя простодушной мыслью. Расслабляться не следовало.

– Пошли! – сказал он, вставая на колени.

– Щя, еще чуток полежим... Или нет, ты сбегай пока на разведку, коли шустрый такой, а я, передохну. Тридцать восьмая дверь по левой стороне!

– Да помню! – отрезал Иван.

Он быстро нашел нужную дверь. Потянул ручку на себя. Но оказалось, что дверь открывается вовнутрь. Он пихнул ее и оказался в довольно-таки вместительном помещении с низким сводчатым потолком. Посреди помещения стоял длинный стол, заставленный бутылками, стаканами, рюмками, фужерами, тарелками и тарелочками с остатками самой разнообразной снеди... Похоже, здесь совсем недавно отчаянно пировала веселая и многочисленная компания.

Пол был также завален объедками, осколками, окурками, тут же стояли и лежали перевернутые стулья, кресла.

Но больше всего поразила Ивана огромная облезлая крыса, сидевшая на самом краю стола и пристально следившая своими умными колючими глазками за каждым его движением. Иван махнул рукой на крысу. Но та не испугалась. Тогда он подошел ближе, поднял с пола бутылку из-под виски и швырнул ею в крысу, бутылка не попала в цель, крыса с легкостью увернулась.

Иван вдруг вспомнил про яйцо, вытащил его. Заметил, что крыса подалась вперед, – задрожала. Он подошел еще ближе, вытянул руку с яйцом. Крыса недоверчиво, но как-то бесшабашно и слепо, будто ее тянуло магнитом, поползла к яйцу, ткнулась в его тупой конец усатой дрожащей мордой, замерла.

Иван сжал яйцо рукой. И произошло то, на что он был уже настроен, чего ждал невольно – крыса пропала, словно ее и не было. На краю стола, свесив толстые крепкие ноги с совершенно обалделой рожей сидел, стриженный здоровяк с бычьей шеей, тот самый. В глазах его стоял такой восторг, будто он только что вопреки всем законам природы и Божественному Промыслу воскрес из мертвых.

Иван подошел вплотную. Спрятал яйцо в карман, предварительно обтерев его платком. Платок выбросил. А потом коротко и сильно ударил стриженного и челюсть. Тот упал со стола, застыл в нелепой, позе посреди кучи объедков и битого стекла. Иван взял наполовину пустую бутылку шампанского, полил стриженного сверху. Тот продрал глаза, потер ладонью челюсть.

– Это я тебе должок вернул, не обижайся!

– Чего об такой ерунде говорить, – отозвался снизу стриженный, – это я тебе теперь должен по гроб!

В эту минуту в комнату на трех конечностях, пыхтя и сопя, вполз багроволицый непомерно толстый Гуг Хлодрик.

– О-о-о, кого я вижу! – заорал он, с порога. – Лысый, падла! Как ты себя чувствуешь, крысеныш поганый?!

Стриженный здоровяк подбежал к Гугу, помог ему подняться, усадил в кресло. Чувствовалось, что он уважает «пахана».

Иван встрепенулся.

– Слушай, а вправду, как ты себя ощущал в этой шкуре, а? – спросил он с заметным интересом.

– Нормально, – ответил Лысый, – все путем, даже лучше как-то, вроде бы и шустрее, и сильнее, и нервишки не так шалят.

– Да нет, я не о том, – оборвал его Иван, – кем ты себя чувствовал: человеком или крысой?

Лысый обиделся, надулся.

– Чего ты, издеваться надумал? Скажешь еще крысой! Не, ты, мужик, меня не задевай, я нервный!

Дальнейших объяснений Ивану не требовалось. В нем вдруг разыгрался бешенный аппетит. Он присел к столу и набросился на объедки, выбирая нетронутые, посвежее. Запивал только шипучкой, которая давным-давно выдохлась, к спиртному не притрагивался. Гуг поглядывал на жующего Ивана с ехидцей, перемигивался с Лысым – им, наверное, было что вспомнить.

Едва он немного насытился, как раздался лязг. Какие-то скрытые верхние люки одновременно распахнулись. И в комнату, будто военный десант с небес, спрыгнули одновременно человек тридцать в одинаковых зеленоватых форменках и касках.

Лысого, попытавшегося приподняться над стулом, срезали очередью из пулемета без предупреждения.

Он упал с удивленно вытаращенными глазами, наверное, так и не разобравшись перед смертью, что же случилось.

Гуг Хлодрик сидел спокойно, не дергался. Но на него тут же набросили мелкоячеистую пластиконовую сеть – набросили в три или четыре слоя, Иван не успел сосчитать. Прямо в лицо ему смотрело черное холодное отверстие ствола пулемета.

Высокий усатый человек, с золотой посверкивающей фиксой во рту и темными очками, скрывающими глаза, подошел совсем близко, отвел рукой ствол пулемета. И произнес официальным напыщенным тоном:

– Вам предлагается в течение полутора часов покинуть территорию Объединенной Европы. Предупреждаю, неисполнение требования поставит вас вне закона, а тогда... – он развел руками. – Тогда мы вам ничем не сможем помочь!

Гуг Хлодрик зашевелися под слоем сетей.

– Иван – сказал он мягко, но убежденно. – Я тоже думаю, тебе надо проваливать отсюда, не спорь с ними! Уматывай в Россию, пока цел!

– А ты? – спросил Иван.

– С ним особые счеты, – ответил за Гуга усатый, – не волнуйтесь, мы никого не обидим.

– Это точно, Ваня, они меня не обидят, им на Гадре очень кстати опытные работнички, что делать, Ваня, надо ведь и кому-то выдавать на гора руду с ридориумом, верно?

– Не буду спорить, – согласился усатый. – Работники нужны и на Гадре, и на Сельме, и на Гиргее... Скажи спасибо, Хлодрик, что смертная казнь отменена, что тебе еще будет позволено таскать твое жирное брюхо на твоих протезах.

Гуг засопел, заерзал.

– Мы с тобой, легавая гадина, еще обсудим эти вопросы, – процедил он раздельно и зло, – при первой же встрече тет-а-тет, ты уж не сумлевайся любезный мой!

– Ладно, хватит болтать! Не позорься при посторонних!

– Это вы для него посторонние, легаш!

Усатый повернулся к Ивану.

– В вашем распоряжении остается один час и двадцать четыре минуты. Я вам советую долго не раздумывать, до границы лету тридцать одна минута, да пока доберетесь до стоянки... Поспешите!

Иван виновато поглядел на Гуга Хлодрика, опутанного словно он дикий зверь, будто он беснующийся птицекальмар с Гиргеи. Бросать старого друга в таком положении не хотелось.

– Или ты хочешь со мною, на рудники? – спросил Гуг.

Нет, у Ивана были совсем иные планы. Он не мог распоряжаться собою, как ему вздумается. Он был обязанвыполнить свой долг.

– Давай, Ваня, возвращайся к себе. И прощай, может, не свидимся боле!

– Прощай, Гуг! – еле слышно ответил Иван. Он чувствовал, как яйцо – превращатель в кармане давит прямо на печень. Он удивлялся, что его не обыскивают и вообще не трогают. Но он знал, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. – Прощай!

На выходе он спросил у сопровождавшего его усатого человека в темных очках:

– Но вы можете объяснить, почему вдруг мне нельзя находиться в Объединенной Европе?

– Приказ, – безжизненным голосом ответил усатый и сверкнул фиксой.

– Я понимаю, что приказ. Но должна же быть и причина для приказа?

– Там, наверху, ее, наверное, знают. А я маленький человек, я исполнитель, – усатый заулыбался во весь рот. – Скажу только одно: видно, вы крепко насолили кому-то из этих, понимаете, о ком я говорю?

– Я ни черта не понимаю! – разозлился Иван.

– У нас такой порядок – со всеми поддерживать дружественные отношения и ни во что не вмешиваться. А про вас поговаривают, что вы влезли в дела, где замешаны неземляне, понятно, надеюсь? Ну вот, вижу, что понятно. Сами подумайте, зачем Объединенной Европе встревать между вами и иной цивилизацией, если она, конечно, есть?! Что скажете?

Ивану было нечего сказать. Он недоумевал – откуда им стало известно! Да и мало ли что! Какое они имеют право на таком шатком, полуреальном основании третировать его! Нет, бред, паранойя, шизофрения, алкогольный психоз! Причем тут Европа! Причем тут все они?! Его горло перехватило от ярости и обиды. И он ничего не ответил.

– А кое-кто поговаривает, что эта самая цивилизация тыщ на пять лет обогнала нас в развитии, чуете, чем пахнет?! Нет, вы уж сами там разбирайтесь. Только я вам скажу честно, от души, – голос усатого стих, стал проникновенным, дружеским, – никто вам не поможет – ни здесь в Европе, ни за океаном, ни у вас, в России. Не найдете безумцев. А моя бы воля, засадил бы я вас в психушку, где-нибудь подальше от людей, на одном из спутников Нептуна, всем бы покойнее было. Это ж надо, на такое замахнуться! Ну да прощайте, не нам вас карать, не нам и миловать. Надеюсь, с вами разберутся дома, не оставят без внимания, посадят, куда положено... а мы не причем.

Прощайте!

Иван уже не слушал усатого. Тот стал ему неинтересен. Напоследок он обернулся к Гугу Хлодрику и помахал ему рукой.

– Мы еще увидимся, старина, – сказал он, четко выговаривая каждое слово, – назло всем им увидится! До встречи, Гуг!

Земля. Россия. Москва. 2478-ой год, май..

Внутри Храма было прохладной тихо. Иван сделал от дверей три шага, остановился, собираясь с мыслями, настраиваясь на нужный лад, потом размашисто и неторопливо перекрестился, склонил голову. Он не знал толком ни одной молитвы, не был знаком с обрядовой стороной: что и когда надо делать, куда идти в первую очередь, куда потом, кому и в каких случаях ставить свечу... Но это не смущало его ни в малейшей степени, последние полгода покой и умиротворение нисходили на него лишь в полумраке церквей, когда, отрешась от земной суеты и бестолковой мирской возни, он представал пред ликом Всевышнего, освобождал сознание от злобы и ненависти, зависти и желаний. В эти короткие мгновения бытия перед ним открывалось Вечное, и он ощущал в себе полную свободу, раскованность, он воспарял в выси горний, хотя, казалось, куда ему, космолетчику, избороздившему пол-Вселенной, воспарять! Но значит, было куда, он это чувствовал, он это понимал – не все постиг ум человеческий в Пространстве. И не все ему, видно, дано постичь! Всегда останется Тайна, пред которой надо найти мужество спокойно и с чувством собственного достоинства преклонить колени.

Еще каких-то полтысячи лет назад человечество кичливо заносилось, объявляя себя и свои составляющие венцами творения, заявляя, преисполнясь гордыней, что нет ничего непознаваемого в мире, и что почти все уже познано им, осталась, дескать, самая малость... Малость обернулась такими неизведанными глубинами, что Человечество, отринувшее гордыню и антропоцентризм, осознало недолговечность свою и преходящесть, задумалось, стоя над бездной, удержалось на краю – надолго ли? Превознося себя и глумясь на Извечными Силами Природы, человечество неостановимо падало вниз, умаляясь с каждым горделивым, кичливым словом. Осознав же свою малость и ничтожество во Вселенной, ощутив себя младенцем – несмышленышем, ползающим у подножия Престола Неизьяснимого, Человечество возвысилось и обрело свое собственное место в Пространстве. Дух обарывал Материю, доказывая первородство и неистребимую жизнестойкость, не было на его пути преград и заторов, ибо все преграды и заторы материальны, Дух же вездесущ и всепроникающ, границ для него нет, пределов – не положено.

Но не пришел еще, видно, тот час, когда вместилище частицы Духа – душа человеческая, обретет светоносную сущность и чистоту подлинную. И в 2478-м году душа эта оставалась ристалищем для Сил Добра и Зла, ведущих извечную борьбу. Не каждому дано понять смысл Борьбы этой, познать долю Ее, а то и просто догадаться о том, что идет Она. Ивана же Истина коснулась краешком своего белоснежного легкого крыла.

Он не понимал этого, не осознавал, он лишь чувствовал легкость и истинность прикосновения. И с него было достаточно и такой малости. К Ивану подошла невысокая и худенькая пожилая женщина, заглянула в глаза, добро и вопрошающе.

– Вы, наверное, впервые здесь?

– Да, – сознался Иван, – половину жизни провел в Москве, особенно в детстве, юности, а вот как-то не доводилось... все, знаете ли, издали любовался.

Женщина кивнула.

– Храм Божий – вместилище Духа. Как бы ни был он снаружи хорош, а внутри всегда лучше, – сказала она мягко, – хотите я вас проведу, познакомлю... Жаль вот только служба закончилась, ну да ничего, на первый раз вам, к этого достанет.

Иван поклонится, поблагодарил. Но от помощи отказался.

– Хочется побыть одному, – сказал он, – проникнуться, вы меня простите.

– Не за что. Бог в помощь!

Женщина отошла, примкнула к молящимся у иконостаса. А Иван как стоял, так и остался стоять. Он постепенно привыкал, присматривался. Огромное внутреннее пространство ничуть не подавляло, наоборот, как бы растворяло в себе, поднимало, приобщало к Вечному и Высокому. Под сводами куполов могла бы уместиться колокольня, Ивана Великого, но своды эти были естественны как свод небесный. В Храме не было привычного для небольших церквей полумрака, ровный и приятный свет заполнял его. Иван чувствовал, как этот свет проникает в него самого, озаряет душу. И ему становилось легче.

Сколько раз за свою немалую жизнь он проходил мимо Храма, давая себе слово, непременно в него заглянуть в следующее посещение. И не держал этого слова. Возвращаясь из Дальнего Поиска, он любовался сверкающими над Москвой золотыми куполами, и у него щемило сердце, на глаза набегали слезы, он радовался, что снова видит эту неизъяснимую красоту... но зайти внутрь белокаменного чуда не решался, все откладывал. А может, и правильно делал?

Может, еще рано было тогда заходить в сам Храм? Иван не знал ответов на эти вопросы, да они его не слишком и волновали. Главное, теперь он здесь, в Храме. Теперь, когда это случилось не по мимолетной прихоти и не из любопытства праздного, а по велению души и сердца!

Он стоял, и не мог заставить себя сдвинуться с места. Ему казалось, что он не стоит на мозаичном узорчатом полу, равном размерами доброму полю, а парит над ним, в высоте, где-то не под самыми сводами, но немного ниже, на уровне вертикалей стен, то чуть приподнимаясь, то опускаясь. И парение это было сказочно прекрасным. Он даже утратил на время ощущение неизбывной муки, преследующей его последние полгода, терзающей его, растравляющей душу каленым железом. Облегчение пришло незаметно и внезапно, совместившись в несовместимом.

– Собою оживляющий, оживи мя, умерщвленного грехами... – произнес он вслух вспомнившуюся строку молитвы, – воскреси души наши!

Если бы Ивана спросили сейчас, верит ли он, навряд ли бы дождались ответа. Он и сам пока не понимал этого, ему трудно было сразу отказаться от многого предшествующего, от взглядов, привычек... Но он не ответил бы и отрицательно. Пусть он не проникся пока исцеляющей верой полностью, пусть, зато он отринул неверие. А то уже было немалым!

Ему много пришлось пережить после того, как службы Европола вышвырнули его из своих пределов. Он думал, что на родине забудется, успокоится, что боль утихнет, а ему самому помогут. Но помощь в таких случаях не давала результатов. Боль не утихала. И ничего не забывалось. Наоборот!

Всю зиму провел на родине своих родителей. Сам он появился на белый свет за миллионы километров от Земли, во мраке Вселенной, сжимавшей со всех сторон маленькую трехместную капсулу-корабль. Но он не считал себя гражданином Вселенной, родина его отца и матери была и его родиной. Пусть он поздно узнал о них, но ведь узнал же!

Большое и богатое село под Вологдой жило своей наполненной жизнью и, казалось, ничего не хотело знать о Дальнем Поиске, об окраинах Пространства и всех их обитателей. Своих забот хватало! И были эти заботы не менее насущными, чем добыча ридориума на рудниках Гадры или освоение никому в селе не известной и уже совершенно не нужной сельчанам Гиргеи.

Иван долго пытался разыскать родственников. Да только за двести с лишним лет многое изменилось, перемешались роды и семьи, и концов отыскивалось так много, что куда ни кинь, всюду были его родичи! Иван оставил свою затею, теперь он на каждого смотрел как на брата или сестру, отца или мать, деда или бабку, сына или дочь, хотя и был фактически намного старше всех живущих.

У них со Светой детей не было, все откладывали на потом, вот и дооткладывались... Да что ныне горевать, поздно, ее не вернуть, да и самому не до витья семейного гнездышка!

По ночам его терзала память. Днем иногда удавалось отвлечься, забыться.

Он узнал, что когда-то, давным-давно, не только село это, не только вологодская, но и вся землюшка Русская была разорена и опустошена до крайности, народ почти истреблен, а тех, кто уцелел, позагоняли в дымные и смрадные города. Из них было лишь две дороги – на кладбища, которые с периодичностью в десять-пятнадцать лет закатывали асфальтом, дабы память не теребила никого, или же в разбросанный по всей стране гигантский архипелаг «лечебно-трудовых профилакториев», откуда мало кто возвращался живым и здоровым. Села обезлюдели, вымирали последние старики и старушки...

казалось, конец пришел земле Русской. Но отвел Господь напасть, вновь ожили села, стали подниматься, повырубленные леса, химические производства постепенно позакрывали, и пошла-поехала возобновляющаяся жизнь на древней российской земле, испытавшей все, что только можно испытать за свою историю многотысячелетнюю! Личная память Ивана соединялась с памятью народной, вековечной, и казалось, груз ее непомерен, неподсилен даже богатырю. Но что оставалось делать? Надо было терпеть. И Иван терпел.

Он мог бы остановиться в огромной пустующей гостинице, срубленной по последней моде и стародавнему обычаю из здорового по своей сути и для людей дуба, сработанной под средневековый княжий терем с просторными клетями, горницами, привольными гульбищами, бревенчатыми крытыми башенками. Он мог бы остановиться и в сверхсовременном, торчащем на одной-единственной длинной ноге отеле. Но его приютил старик-священник – добрая русская душа, бессребренник и говорун-рассказчик. От него вообщем-то Иван и узнал о вере предков. В интернате им обо всех этих делах говорили вскользь, мимоходом, в Школе и вовсе были иные заботы, там только поспевали за инструкторами! А позже закрутился, завертелся, все шло комом со снежной высоченной горы! А теперь вот остановился вдруг, огляделся... и заметил неожиданно для себя, что жизнь-то не так и проста, что в ней есть множество вещей, о которых он и слыхом не слыхивал, а если и знал что-то, так было это пустым абстрактным знанием, ничего не давало сердцу и душе. Старик-священник и окрестил его в одной из православных церквей поселка. Собственноручно повесил на шею простенький железный крестик на тоненькой и не менее простой цепочке. Приказал не снимать, хранить веру отцов. Иван, еще не совсем проникшись, но чувствуя, что за всем этим стоит нечто большее, чем ему видится поперву, дал слово – не снимать. Во время разговоров со священником на него сходило умиротворение, пропадало желание мстить, убивать, наказывать... Но потом, ночами, снова накатывало – он не мог погасить в груди жгущий его пламень, все представлял, как он встретится с этими нелюдями, как будет сладострастно, долго, много и жестоко убивать их, сокрушать их жилища, давить их детенышей... И не мог охладить его пылающей груди холодный железный крестик. К утру немного отпускало. Обессиленный и мокрый от холодного пота Иван засыпал беспробудным тяжелым сном.

Подаренное Гугом яйцо он все время носил с собой. Но ни разу не пытался даже опробовать его, не до того было. Толик расщедрился, выделил-таки шесть разгоночных баков. Но всего этого было мало, совсем мало! Он уже договорился и насчет капсулы – обещали дать старенькую, подержанную, но с классным почти неизношенным профессиональным переходником – а это было более чем половинной гарантией успеха предприятия. Теперь бы еще три-четыре бака, да возвратный блок, да из снаряжения кое-чего! Много надо! А можно не успеть. Иван ощущал на себе заботливый, ненавязчивый глаз. Но он знал, что пока ведет себя смирно, никто его трогать не будет, по крайней мере здесь, в России, где нет ни глобополов, ни европолов, ни вообще никаких служб слежения за гражданами.

Здесь можно было просидеть всю жизнь! А можно было и вернуться на свою работу, снова уйти в Дальний Поиск, никто бы и слова поперек не сказал... А там – угнать бы суперкосмолет последней модели, и рвануть без оглядки! Нет, Иван сразу отгонял подобные мысли, он не вор. Даже Гуг Хлодрик не стал бы угонять космолета у своих, для этого нужно быть законченным подонком...

Ладно, обойдется своими средствами! Иван знал, к лету все будет готово, и если его не перехватят сами космофлотчики из Управления, только его и видали!

В видеогазетах он читал о Гуте Хлодрике. Совсем короткая была заметочка. Но суть-то ясна: старинного приятеля под конвоем отправили на подводные шахты Гиргеи, в бессрочную каторгу. Иван понимал, для Гуга это крышка, никогда ему не выбраться с этой проклятой планеты! Но что он мог поделать? Только скрежетать зубами в бессилии? Нет, нервы надо было беречь для дела. И все же он не тратил времени зря, раздобыл и припрятал автомат-парализатор, десантный лучемет, кое-какие боеприпасы... Если бы он в селе показал кому-нибудь эти штуковины, никто бы не понял, для чего вся эта железная дребедень – уже двести с лишним лет не было войн, даже местного характера, охота на животных давным-давно вышла из моды, на охотника посмотрели бы как на недоумка. Обзавелся он и спецмедикаментами, запасом стимуляторов, нейтрализаторов... К нелюдям с голыми руками не попрешься! К ним и вооруженным до зубов было идти не слишком-то безопасно. И вообще, что он о них знал? Да ровным счетом ничего! Но Иван утешал себя мыслью, что вот и узнает! А там видно будет!

Его жгло изнутри, разъедало. И он не мог справиться с той бесовской, неукротимой силой, что поселилась в его груди. Не помог ему и старичок-священник. Не помог, но немного облегчил существование, благодаря ему Иван увидал в конце длинного, нескончаемого темного туннеля проблеск света.

В Москву он прилетел на два дня. Больше выжидать не стоило, больше выжидать ему не позволяла гнетущая, безжалостная память. Он стоял в Храме, отрешенный и завороженный, он был готов простоять так всю жизнь. Это был целый мир в мире. Вселенная во Вселенной! Этому Храму было без малого шестьсот лет. Он был воздвигнут народом и для народа. На белом свете не существовало ничего равного ему. Были строения выше, шире, массивнее и грандиознее. Но гармоничнее и одухотвореннее не было, ни в прошлом, ни в настоящем. Не предвиделось таковых и в будущем. В этом Храме воплотился тысячелетний гений народа-страдальца, народа-защитника. Его невозможно было уничтожить, стереть с лица этой святой земли. Его можно было лишь временно разрушить, разнести на куски, что и сделали варвары-изверги двадцатого века, века тотального геноцида и мракобесия вселенских масштабов.

Но власть вандалов и убийц оказалась недолгой. Храм же был вечен – он возродился в конце этого кровавого, но выдохшегося на последних десятилетиях века, возродился во всем своем великолепии и нетленности, по воле народа и вопреки доживающей в роскоши и страхе кучке плутократов-узурпаторов. И его возрождение стало началом Возрождения полузадушенной многострадальной земли – десятки тысяч храмов засверкали над городами и селами золотыми куполами, освещая российскую землю, утверждая в ней своим величием и открытостью мир и покой, терпимость и доброту. В считанные годы поднялась из праха полуразрушенная страна, ожила, окрепла, обрела второе дыхание, еще более глубокое, чем первое, более ровное, животворящее. И стоял в сердце этой великой и могучей страны, дающей все человеку любой крови и веры, обеспечивающей всем покой и благоденствие, светлый, возносящийся к небесам Храм – главная обитель Духа Возрождения России и всего православного христианского мира, средоточие Добра и Веры в Добро – Храм Христа Спасителя, Неразрушимая Святыня. Стоял, отражая своими куполами Огонь Небесный, бросая его блики на людей – в их сердца и души.

Иван сошел со своего места, ничего не видя вокруг, ничего не слыша, побрел к иконостасу. Он понимал, что пора уходить, что ему нельзя расслабляться, размякать душой. Но ничего не мог с собой поделать. Он хотел в последний раз – в первый и последний! – заглянуть в глаза Тому, кто единственный не бросит его, не оставит в самую трудную и тяжкую минуту. И он видел уже Этот Взгляд. И он понимал, что и его видят.

– Огради меня. Господи, силою Честного и Животворящего Твоего Креста, – прошептал он, почти не разжимая губ. – И сохрани меня от всякого зла.

Краем глаза он увидал какого-то священослужителя, приближавшегося к нему. Но он не мог оторвать взгляда от Лика Того, к кому обращался. Он ждал Знака.

И ему показалось, что дождался. Лик вдруг утратил суровость и непреклонность, стал добрым, даже простодушно добрым, словно приоткрывая завесу, скрывавшую Его подлинное выражение от непосвященных.

Иван вздрогнул. Отвел глаза. С него было достаточно.

– Что ты ищешь, сын мой? – спросил полушепотом священнослужитель.

Он был еще совсем не старый, лет под семьдесят, с длинной темно-русой, но уже полуседой бородой и близорукими добрыми, почти детскими глазами. Его голову облегал белый и странный какой-то, на взгляд Ивана, клобук с маленьким крестиком наверху.

Иван совершенно не разбирался в церковных чинах и званиях, не мог отличить митрополита от рядового батюшки, дьякона от семинариста, а кто в каких одеяниях и по какому случаю должен был предстать перед паствою, он и вообразить не мог. Надо было, конечно, все это разузнать запомнить. Но Ивана больше влекло внутреннее, глубинное, нежели внешнее, наружное.

– Правду ищу, – сказал он.

– Значит, ты ищешь Бога, – вымолвил священнослужитель, – ибо Бог не в силе, а в Правде! Ты понял меня?

Иван кивнул головой, не ответил. Но он понимал, куда клонит священнослужитель.

– Я знаю про тебя, – сказал тот, – почти все знаю. И еще знаю главное – ты пришел сюда неспроста. Ты уже готов?

Иван вздохнул. Он решал, надо ли отвечать, стоит ли? Все про него знали! Лишь он один ничего еще толком не знал.

– Вижу, что готов. Когда отлет?

– Через два дня.

– Два дня срок немалый, – сказал священнослужитель, оглаживая бороду, опустив глаза долу. – За два дня может многое измениться... Не передумаешь?

Иван выразительно поглядел в его глаза.

– Значит, не передумаешь. Ну что же, отговаривать тебя не стану. Тем более, удерживать! Иногда удержать человека, обуздать его, приневолить – все одно, что сломать. Церковь же человека возвышать должна, открывать перед ним мир необъятный и неизведанный, окрылять, но не путы накладывать. Поступай, как знаешь. Но помни то, с чего начали не в силе Бог, а в Правде! А еще это понимай так: не с сильными Бог, а с правыми!

Поначалу Иван внутренне напрягся, что-то в душе сопротивлялось проповедям и нравоучениям, не желало принять их – с какой это стати его, взрослого человека, прошедшего сквозь такие передряги, что и не снились большинству землян, начинают вдруг поучать, наставлять словно мальца безусого?! Но почти тут же раздражение, порожденное гордыней, угасло. Ведь слышал он сейчас не поучения ментора, а то, что постоянно звучало в его мозгу, то, о чем кричала в нем самом Совесть! Только теперь это был не внутренний голос, а внешний. И потому внемлить ему следовало с удвоенным вниманием, сопоставляя со своим, отринув гордыню и раздражительность. И ему стало легко, хорошо. Он склонил голову, как бы соглашаясь с неизвестным ему священнослужителем, признавая правоту его слов.

– Большинство мирян живет просто, как трава растет, – продолжил священнослужитель, – они грешат понемногу, каятся, а в общем их души чисты, не запятнаны большими и смертными грехами, им легко жить на белом свете. Но иногда в мир приходят люди иного склада – сильные, цельные, одержимые. И они несут в этот мир с собой или Большое Зло или Большое Добро. Не сразу становится видно, что именно, лишь со временем раскрывается их сущность, и тогда люди обычные могут сказать: да, это поводырь и праведник, очистивший мира от скверны, или же – это обольститель, влекущий за собой в пропасть адскую. Мне, грешному, не дано быть провидцем, предрекать, кто есть кто на свете. Но я вижу, что путь твой не прост, что в тебе заключены зародыши и Большого Зла и Большого Добра. Они еще не вступили меж собой в битву за Душу твою, они пока только примериваются друг к другу, но когда они сойдутся в безжалостной и лютой схватке, душа твоя содрогнется. И тебе придется принять решение, с кем ты, на чьей стороне! Будь готов к этому, сын мой. Тебя ждут страшные испытания. Я не знаю, кто в тебе одержит верх, может, и тот, кого в Храме Божием вслух лучше не называть. Но Церковь не отрекается и от падших... ты же пока не пал и не вознесся. Ты стоишь на перепутье. И перед выбором твоим прими мое доброе напутствие и благословение. Благословляю тебя, сын мой.

Священнослужитель замолчал, заглянул в глаза Ивану и перекрестил его. С минуту они простояли в тишине. Иван не знал, как полагается отвечать в таких случаях, что делать. Он лишь опустил голову. Но даже теперь он ощущал на себе испытующие и одновременно напутствующие взгляды, обращенные на него с Иконостаса. Не только Сам Вседержитель, но и Богородица, Архангелы, Святые, казалось глядели на него, вопрошая, прожигая насквозь его душу, но вместе с тем и благославляя, поддерживая, даже ободряя. И перед ними душа не могла лгать.

– Большую тяжесть в себе несу, – проговорил он с трудом, не поднимая головы, – не знаю, может, это и есть то самое зло, не знаю, а может, просто – боль, обида, тоска!

– Вырвавшаяся наружу боль порождает новую боль, обида – обиду, тоска становится неизбывной. Ты же помнить обязан, что горя жаждой мщения, выплескивая наружу обиду, принесешь в мир Зло. Тебе будет казаться, что борешься с этим Злом, что ты истребитель этого Зла, но истребляя и обарывая его силой, будешь лишь умножать его. И настанет день, час, когда ты перестанешь понимать, где кончается Добро и начинается Зло, и сам станешь воплощением Зла! Это будет страшный день для тебя и страшный час, не дай Бог, чтобы они настали, ибо не помогут тебе тогда ни Животворящая Сила Креста Господня, ни мои напутствия и добрые слова. Помни, в какой бы мир ты не вознамерился вступить, не меч в него ты привнести должен, не злобу и ненависть, вражду и раздоры, а одну любовь только. Добро на острие меча не преподносят. Ты же, сын мой, собираешься в чужой мир идти с мечом. Подумай обо всем хорошенько. Благословляю тебя на свершение праведных дел!

Священнослужитель снова осенил Ивана большим крестным знамением. Потом положил ему руку на плечо, привлек к себе и трижды поцеловал.

– Иди!

Он отстранил Ивана резким движением.

– И знай, что Святая Церковь Православная с тобой и в тебе! Но помни, о чем я говорил, о чем говорила тебе твоя совесть, ибо если вступишь на дорогу Зла и отринешь Добро, будешь проклят на веки вечные. Иди! И да будь благословен!

Иван поклонился священнослужителю. Перекрестился, еще раз воздев голову и образам. Повернулся. Пошел к выходу.

У самых дверей храма его нагнала пожилая женщина, та самая, что предлагала Ивану свою помощь. Она молча заглянула в лицо ему, потом быстро и мелко, трижды перекрестила.

– Вы не знаете, кто это был? Вы, наверное, видели, в таком белом головном уборе, седой? – спросил Иван.

Женщина укоризненно покачала головой. Произнесла с нежимом, словно отчитывая нерадивого ученика:

– Это был Патриарх Всея Руси! Ну да Бог простит ваше незнание! -

женщина замялась, но все-таки спросила неуверенно: – Что он вам сказал? Я все видела – он вас благословил. Он вам сказал доброе слово, да?

Иван вдруг растерялся, он не знал, что ответить. И он отвернулся, поспешно вышел из Храма. В глаза ударило ослепительное майское солнце.

И именно в эту минуту он отчетливо, до боли в груди, понял, что пути назад нет, что он должен лететь туда, что не будет ему места на Земле, пока не исполнит он своего долга, что не будет покоя даже в самой покойной и уютной норе, что избегнуть того часа, когда сойдутся в смертельной схватке Добро и Зло, ему не удастся, что он должен сделать свой выбор.

Иван обернулся. Поднял голову. Ярче миллионов солнц горели в небесной выси золотые купола Несокрушимого Храма Христа Спасителя.

Земля – Эрта-387 – Дубль-Биг-4 – Осевое измерение. 2478-ой год, июнь.

– И все-таки ты дурак, Ваня! – сказал Толик Ребров, и его густые брови нависли над самыми глазами, почти скрывая их. – Ты все себе поломаешь, о карьере я вообще не говорю, пиши, пропало! Через пять-шесть лет ты бы сел в удобное и мягкое кресло, а там бы и в Управление попал... Не-е, расстанься с мечтами об этом, Ваня!

– А я вообще-то ни о чем таком и не мечтал, – сказал Иван, – ты мне свои грезы не приписывай.

Толик надул щеки, побагровел.

– Ладно, держи бумагу, – сказал он и сунул Ивану в руку белый листок с какой-то печатью, – на Эрте получишь баки. Но учти, я тебе их даю для прогулочных целей. Вот, гляди, – он вытащил из стены-сейфа другой листок, – это продление отпуска, как обещал, на полгодика. Но не больше, Ваня!

Отдохнешь, развеешься... А где, меня не касается, понял! Все, Ваня, вали, куда тебе надо! Но на меня не пеняй!

Шипастая рыбина подплыла к самому стеклу, и уставилась на Ивана выпученными красными глазищами, тяжело задышала. Потом она разинула клыкастую черную пасть и долго облизывалась огромным желтым языком с водянистыми присосками. Ивану всегда становилось не по себе при виде этих облизывающихся гиргейских рыбин. И он отвернулся.

Толик подошел к аквариуму, залез по боковой лесенке на самый верх, к маленькому задвижному лючку, и бросил рыбине какую-то гадость в кормушку. Он всегда сам заботился об обитателях аквариума. Рыбина набросилась на кусок падали, словно ее целый год не кормили. Про Ивана она тут же забыла.

– Ну чего ты сидишь? – крикнул сверху Толик. – У меня ты больше ничего не выклянчишь! Нету ничего, Ваня, понимаешь, нету!

Иван встал. Ему захотелось вдруг прижать к шее Гугово яйцо и превратиться в клыкастую рыбину, чтобы сожрать друга – Толика. Но проситель должен быть смиренным, он это уже давно понял.

– Ты хочешь, чтоб я остался там? – спросил он не своим жалобным голоском.

– Я вообще ничего не хочу! Поезжай в деревню и отдыхай! А хочешь, смотайся на Тилону, там сейчас классные развлекатели поставили! С гипнолокаторами, Ваня, и шикарными психотренажерами! А какие там девочки собираются, Ваня! – Толик чуть не свалился от чувств с лесенки. Но успел ухватиться за поручень – выучка космолетчика пригодилась. – Я бы махнул туда, не раздумывая!

– Мне нужен возвратник!

– Чего нет, того нет.

– Гад, ты, Толик, и все! – сорвался Иван. – Пока!

– Стой, простофиля!

Толик в мгновенье спустился вниз, схватил Ивана за плечи.

– Ну правда, нет! Старье списали, а новые, сам знаешь, на лоханках стоят. Где я тебе возьму?! – Лоб у Толика покрылся испариной.

Иван неожиданно для себя отметил, что Толик стареет, что его скоро уже и не назовешь Толиком, и стареет, и матереет, вон какой солидный стал, прямо туз! А ведь совсем недавно мальчиком прыгал по лугам Сельмы, гонялся с камерой за фантомами-упырями. Иван тяжело вздохнул. И ткнул кулаком в большой и мягкий живот Толика.

– Ладно, старик, – пробурчал он, – нет, так нет. Давай лапу, может, не вернусь, может, последний раз видимся!

Его рука утонула в широченной ладони. По щеке у Толика побежала слезинка, и он не стал ее смахивать.

Лишь у самых дверей он окликнул Ивана.

– Эй, постой! Есть выход!

Иван встрепенулся. Но оборачиваться не стал.

– Ты по дороге на Дубль загляни, тамошние парни тебе помогут! Ну, да ты их знаешь... не откажут! Я свяжусь с Дилом. Ежели он тебе не даст возвратника, пусть на Землю не возвращается, я его и за океаном разыщу да рожу надраю. Ну ладно, Ваня, давай уже – отваливай, не жми из меня слезу, я и так уже рыдаю!

– До встречи! – сказал Иван. И вышел.

Проводов ему не устраивали. Удерживать не пытались. Слежки судя по всему не было. Позабыт, позаброшен! Но оно и к лучшему.

До Эрты Иван тащился на антигравитаторах, приходилось экономить каждую каплю топлива. Он лежал на полу капсулы лицом вниз и, не отрываясь, смотрел на удаляющуюся Землю сквозь пластиконовую прозрачную обшивку. Он ограничил радиус прозрачности двумя метрами. Но все равно – казалось, что это не капсула, а он сам, раскинув руки и ноги, парит над огромным затянутым белыми облаками шаром.

Шар уменьшался в размерах постепенно, скорость была невелика. Но Иван лежал и глядел. Он сам не знал, что именно хотел увидать напоследок. А может, просто не мог налюбоваться родной планетой. Каждое расставание с ней отдавалось в груди щемящей болью. Правда, раньше, в предыдущие отлеты, Иван был полностью, непоколебимо уверен – он обязательно вернется, обязательно увидит этот голубовато-белый шар, а потом и ступит на его поверхность... В этот раз такой уверенности почему-то не было.

И все-таки он не напрасно лежал на прозрачном полу и ждал чего-то.

Когда Земля уменьшилась до размеров обычного яблока, подернутого легкой просвечивающей местами пеленой, когда все на ней уже должно было слиться и пропасть в зыбком удаленном мареве, вдруг пробился сквозь заслоны пелены тоненький золотой лучик, сверкнул – чисто, ясно, путеводно – и пропал.

Только тогда Иван понял, чего он ждал, и сразу же почувствовал облегчение.

Нет, рано еще его отпевать, рано хоронить! Еще поглядим, чья возьмет, кому суждено вернуться, а кому и нет. Он с силой сжал виски ладонями, зажмурил глаза. Полежал так с минуту. Потом оттянул край ворота, вытащил маленький железный крестик, приник к нему губами. И почти сразу спрятал его обратно, словно застеснявшись. Встал... Отключил прозрачность. Впереди его ждал системный перевалочный спутник-заправочная, уже лет триста болтавшийся между орбитами Юпитера и Сатурна, злополучная развалюха, последнее пристанище спивающихся космолетчиков и администраторов Флота, допотопная прабабушка нынешних заправочных станций – Эрта-387.

Иван не собирался задерживаться на Эрте – была охота! Он думал прицепить баки и гнать прямиком до Дубля, за возвратником. Но давнишний знакомец по гадрианским болотам Хук Образина, затащил его в одну-единственную на Эрте гостиную. Он волок упирающегося Ивана по коридору и приговаривал:

– Все-е, попался, Ванюша! От меня быстрехонько не уйдешь, мимо меня скорехонько не проскочишь! Экий ты мерзавец, Ваня! В кои-то годы повстречались, а ты норовишь улизнуть! Не-е, нехорошо это.

От Хука разило за версту. Но держался он молодцом – не качался, не падал, только трясся беспрестанно. В последнюю их встречу Хук выглядел значительно хуже, Иван думал, он загнется, не переможет себя.

Не загнулся Хук Образина. Но и не скажешь, что выправился. Он был изможден до последней стадии измождения, казалось, ребра сквозь комбинезон проглядывают, а на лицо было страшно смотреть – это было не лицо, это была высохшая маска, натянутая на череп мертвеца, пролежавшего в гробу не меньше года.

– Сейчас мы с тобой, Ванюша, раздавим пузыречек, побеседуем по душам, вспомним житье-бытье. Нам ведь есть чего вспомнить, а?

Им было, что вспомнить. Три года вместе на Гадре, да не сейчас, когда там все улеглось и утихомирилось, а когда только начиналась геизация. Ивану и самому было страшно думать о тех временах, второй раз его бы в такое дело не втравили!

– Вот и притопали, Ванюша, а ты упирался, голубь!

Посреди гостиной, называвшейся когда-то, в романтические годы освоения Пространства, кают-компанией, прямо на полу валялся мертвецки пьяный Арман-Жофруа дер Крузербильд-Дзухмантовский – золотой медалист Школы и гроза звероноидов. Арману предрекали невиданные свершения на ниве Дальнего Поиска, а в итоге – кресло Главного Управляющего Космофлотом. Отличник с блеском прошел Гадру, Гиргею, но сломался на Сельме, паршивой планетенке, где без труда делали себе карьеру бывшие второгодники и неудачники. Иван никогда не дружил с Арманом, они издавна испытывали неприязнь друг к другу, а потому он и не переживал особо падение баловня судьбы.

– Ты его тока не буди, Ваня, ладно? – предупредил Хук и побежал к столу, откупорил новую бутылку.

На бутылку была пришлепнута коньячная этикетка, но Иван знал, что это мишура, внутри наверняка разведенный спирт – вонючий, технический, ведь держать на станциях-заправочных спиртное не полагалось.

– Ну, вздрогнули, Ваня!

Хук, не дожидаясь совместного «вздрога», опрокинул стакан в горло, побелел до невозможности. И тут же налил себе еще.

– А ты чего? – поинтересовался он заплетающимся языком.

Иван замешкался, стал обдумывать, как бы потолковее все разъяснить Хуку, а потом вдруг решил, что ничего разъяснять не надо, и выпалил:

– Я, Образина, на дело иду, понимаешь? На дело надо идти сухим!

– Да ладно уж, загнул! Ты и раньше, Ваня, был никудышным борцом с зеленым змием, видать жизнь-то не исправила тебя. Ну да не беда! Я за тебя стакашек хлопну, лады?!

– Ты бы сначала баки прицепил.

– Обижаешь, Ваня! У нас третий год как все на авторежиме. Ты не гляди, что Эрта старушка, тута недавно реконструкция была, понимаешь? Понаехало народищу – пропасть! Человек шесть. И давай все переколпачивать. Мы с Крузей месяц по подсобкам жались, втихаря стаканили. Ой, тяжко, Ваня, было! Ну да миновали лихие денечки!

Иван видел совершенно ясно, что Хуку не протянуть больше года, от силы-двух. Но ведь не скажешь, – не полезешь в душу! Не такие уж и долгие были их года, а однокашники один за другим сходили с орбиты, гнулись, а то и вовсе погибали. И как ни ломал себе голову Иван, он не мог понять, почему так происходит. Ведь вроде бы самые сильные, ловкие, натренированные, отважные, все как на подбор умницы и даже по-своему таланты. И на тебе!

Странное дело, странное и непонятное. Серые лошадушки тянули себе понемногу, волокли свой воз полегоньку – и не видно им было износу, а тут... вот и иди после этого в герои-комолетчики. Нет, хватит ныть! Поздно горевать!

– Включи экраны! – настоял Иван.

– Ух ты какой, недоверчивый! – Хук щелкнул клавишей. Она скрипнула словно старинная несмазанная дверь. – Гляди, Ваня!

На экране два бочкообразных безголовых кибера крепили к Ивановой капсуле разгонные баки. Работали они вяло, без энтузиазма. Но Иван уже понял, здесь никого и ни за что не подгонишь, только нервы тратить!

Он присел к столу. Но стул-кресло чуть не развалился под его тяжестью, видно было все тут запущено до предела, заброшено, некому было заняться обустройством. Иван пересел на широченный обитый желтым кожзаменителем диван, раскинул руки.

– Воще-то, Ваня-я, – с укоризной протянул Хук, – мог бы и привезть кой-чего старым друзьям-собутыльникам! Не уважаешь?! Да ладно уж, я шучу.

Эй!

Он легонько пнул ногой в бок Армана. Но тот даже не пошевельнулся, только застонал спросонья.

– Дрыхнет, – сделал вывод Хук. – Хорошо ему! Я бы тоже отключился на часик-другой... не не могу, Ваня, у меня бессонница – вторую неделю не смыкаю глаз. Вот только этим и держусь!

Он налил себе еще.

– Ты бы погодил немного, – проворчал Иван, зная, что его все равно не послушают.

Разговора не получалось. Да и какой там разговор! Хук глядел на Ивана мутными желтушечными глазами, тряс головой. И невозможно было поверить, что несколько лет назад он один в течение трех суток с половиною сдерживал круговую атаку гиргейских псевдоразумных оборотней. Вот тогда он на самом деле не спал, попробуй усни! За эти сутки Иван с Гугом Хлодриком восстановили последний не изуродованный аборигенами возвратник – да только нужда в нем отпала. Хук Образина отбил-таки атаку оборотней, и из Центра сразу же пришел приказ оставаться до зимы на своих позициях. Легко им там в Центре было распоряжаться! Помнил ли Хук о тогдашнем? Иван и спрашивать не решался, никак в его мозгу не мог совместиться тот румянощекий чистоглазый здоровяк с этим трясущимся стариком.

– В отпуск? – поинтересовался Хук. И громко икнул.

– Ага, – ответил Иван.

– Не ври! Я ведь все знаю, Ваня, меня не проведешь! А ну-ка, выкладывай – на черта старое ворошить удумал?!

Иван закинул ногу за ногу, поморщился. Все-то они знают! Прямо, всезнальцы какие-то! К кому ни сунься – все ведомо, все наперед известно, не говоря уж про прошлое! Один он ничего толком не знает, ничего понять не может – чехарда какая-то бестолковая! Уж скорее бы баки цепляли, скорее бы отсюда удочки сматывать!

– Ну, не хочешь говорить – не говори, я не настаиваю, – Хук чуть не выпал из кресла, он был предельно пьян. – Но я тебе окажу, Ваня, дружескую услугу, цени! – он снова громко и противно икнул, выпучил бессмысленные глаза. – Ванюша, – у этого хмыря, – Хук качнул носком башмака в сторону лежащего Крузербильда-Дзухмантовского, – еще с Гиргеи плазменный резачок припасен, поня-ял?!

Хук вывалился все же из кресла. Но не расстроился и не попытался взобраться обратно. А так и остался на полу в полускрюченном положении.

Голова его выбивала чечетку по засаленному подлокотнику кресла. Голос же был тверд и сипат.

– Не дергайся, Ваня! Я киберам сказал, чего надо, они сами все путем упакуют, значитца, и укладут, куда положено, а ты у нас гость, вот и сиди себе гостем! Я на тебя, Ваня, гляжу – и душою отдыхаю, такой ты простой, свойский парень. Но одно я тебе скажу прямо, в глаза, как другу!

– Чего?

– Дурак ты, Ваня, набитый! Вот тебе и весь мой сказ! Оставайся с нами, пропадешь ведь!

Иван усмехнулся. Но было ему невесело.

– Может, с вами-то я еще быстрей пропаду.

– И так может статься, – согласился Хук.

Он снова нажал на клавишу, предварительно совершив титаническое усилие и на четвереньках добравшись до пульта. Там и обмяк.

Киберы монтировали переходник для восьмого бака. Иван вздохнул облегченно – худо-бедно, а дела делались. И только теперь он заметил висевшее на противоположной стене прямоугольное зеркало, каких и у антикваров не сыщешь. Вгляделся в отражение – то ли свет был неважный, то ли он сам неважно выглядел, но из зеркала на него смотрел усталый и совсем не молодой человек с кругами под глазами, почти безгубым напряженным ртом. Иван посмотрел прямо в глаза человеку – и ему стало не по себе: глаза были отрешенными, неживыми, будто что-то потухло у этого человека внутри.

Но наваждение длилось недолго. Иван встряхнулся, пришел в себя. Уставился на лежащего между ним и зеркалом Армана-Жофруа. От пульта гостиной доносился хлюпающий, с присвистом храп Хука Образины.

Иван вытащил из кармана яйцо, подержал его на ладони. И неожиданно, словно решившись, вдруг, прижал его острым концом к шее – над самым кадыком. Сдавил. Яйцо стало мягким. Но лишь до определенной степени. Чем сильнее он сжимал его, тем тверже оно становилось. И не сразу сообразил, что смотреть-то надо в зеркало, а не на эту хитрую штуковину. Когда он поднял глаза, отражавшийся в мутноватой поверхности человек был уже мало похож на него – лишь лоб с шрамом оставался прежним да прямой нос... Но нос на глазах вырастал, обретал горбинку. Подбородок тяжелел, выдвигался вперед. На щеках появлялся синюшный оттенок. Волосы редели и темнели, начинали курчавиться, местами седеть. Тело наливалось тяжестью – неприятной, излишней. Он превращался в Крузербильда-Дзухмантовского – но не в того отчаянного малого, при виде которого звероноидов бросало в дрожь, а в нынешнего – оплывшего, размякшего, опустившегося. При этом Иван оставался Иваном, он не чувствовал ни каких изменений в психике, сознание его оставалось прежним... Превращение произошло в считанные секунды.

Иван оторвал яйцо от шеи, сунул в карман. Заглянул краем глаза на экран – безголовые киберы заканчивали свое дело: капсула была почти подготовлена, даже менее опытный человек понял бы – этих баков, если они, разумеется, не пусты, вполне хватит для начального разгона и входа в Осевое измерение.

Иван собирался уже встать. Но услышал вдруг странное гудение. Он повернул голову. Хук Образина стоял на коленях и отчаянно тер глаза, переносицу, надбровные дуги. Одновременно он на одной ноте, протяжно и совершенно не по-людски выл.

– Ууууу-ааа-у... – вырывалось у него то ли из горла, то ли из ноздрей, – уууууу-ааааа-уу!

Оставив глаза в покое, Хук принялся тыкать в Ивана корявым красным пальцем. И Хука и его палец вместе с рукой трясло будто на вибростенде.

– Ты чего, Образина? – спросил Иван, прикрывая лицо руками.

– Обо-о-ууууууууу-оооооротень!!! – провыл Хук. И для наглядности ткнул несколько раз поочередно то в Ивана, то в мирно посапывающего Армана-Жофруа.

– Нет, Образина, старина, нет, – проговорил мягко Иван, – тут тебе не Гиргея, тут нет никаких оборотней. Просто ты допился, вот тебе и мерещится всякое, понял?

Хук, не переставая выть, пополз на карачках к лежащему в семи метрах от него Арману. Полз он медленно, с опаской поглядывая на Ивана-Жофруа дер и так далее. Хука явно не устраивала версия оначавшейся у него белой горячке.

И он тянулся к последней соломинке.

– Ладно, я пошел! – сказал Иван вставая.

– Ты оборотень! – процедил Хук. Глаза у него были безумными. – Ты сначала прикинулся Иваном. А сейчас под Крузю работаешь! Я все понял. Сгинь!

– Щас сгину!

Иван подошел к столу, собрал с него бутылки, стаканы и бросил их в утилизатор.

– Так-то лучше будет!

По щекам Хука побежали слезы. Но он не стал отвлекаться. Он перевернул Армана-Жофруа на спину и почти с восторгом победителя ткнул тому пальцем в лоб.

– Вот он Крузя! Настоящий! А ты – оборотень. Сгинь!

От прикосновения к лицу Арман пробудился, отпихнул от себя Хука. Потом две минуты кряду пялился на Ивана осоловелыми и дикими глазами-буркалами, челюсть его отвисала все ниже, крылья носа начинали мелко и порывисто дрожать, по лбу потек пот, наконец он вскочил, заревел как дикий раненый вепрь и, ничего не видя, не разбирая дороги, наступив на Хука и опрокинув три стула, выбежал из гостиной. Но еще долго, из распахнутой двери доносился

его жуткий нечеловеческий рев, усиленный эхом пустых коридоров.

Иван с помощью яйца вернул себе прежний облик. Подошел к трясущемуся Хуку. Взял его за плечо.

– Прощай, старина, – сказал он. – Спасибо тебе за резак. Думаю, он пригодится. Ну что ты? Опомнись! Образина!

Хук настороженно взглянул на него снизу. Но тут же зажмурился.

– Сгинь, нечистая сила! Сгинь! – выкрикнул он.

Иван распрямился, улыбнулся, хотя ему было совсем не весело.

– Ну что же, – проговорил он, – придется исполнить твое пожелание. Прощай, Хук, навряд ли когда увидимся!

Он немного побродил по станции, по ее коридорам и отсекам. Но Армана так и не нашел. Да и что бы он ему сказал, если бы и нашел? Прощаться со сверстниками, однокашниками, старыми приятелями по Школе и другим, менее спокойным, местам было всегда нелегко. Особенно с живыми.

Надо было рвануть на ускорителях. Но куда рванешь без возвратника. Иван, закусив губу, повернул к Дублю – будет, так будет, нет, так нет – в любом случае назад он возвращаться не станет.

Старую капсулу потряхивало. Ее обшивка иногда начинала вибрировать ни с того, ни с сего. Иван не тужил, он знал, что за колымага ему досталась. Ну да ничего! Это на антигравитаторах трясет, потом, в Осевом и до него, перестанет. Если, конечно, раньше времени не развалится!

Сама обсерватория еще не появилась на экранах, как внутри капсулы пророкотал восторженный и бодрый голос:

– Ваня, дорогой! Рад тебя видеть в наших краях. Заходи, Дубль-Биг-Четвертый ждет тебя!

Как бы ни корежили приемники сигнал, а мембраны голос, Иван сразу узнал Дила Бронкса. Его глуховатый бас нельзя было не узнать.

– Привет, Дил! – отозвался он. – Встречай, коли не шутишь!

Бронкс был непосредственным человеком и, наверное, потому принял слова Ивана всерьез. Через три минуты после приглашения он самым беззастенчивым образом вперся в капсулу, неведомо как обхитрив сторожевую автоматику в шлюзовой камере. Если кто не изменился за все эти годы хотя бы на каплю, так именно Бронкс. Он лишь почернел еще больше, несмотря на то, что чернеть было уже некуда.

– Ну, ты даешь, Дил! – удивился Иван. – Такой скачок станет тебе в триста монет, не меньше!

– Плевать, для хорошего человека не жалко! Кроме того, я частник, Ваня, мне за мои монеты отчитываться нет нужды.

Они обнялись. Уселись в кресла. Попутно Бронкс набрал на клавиатуре пульта код пристыковки к обсерватории. Он был весел и беспечен. Белозубая широченная улыбка не сходила с его антрацитового лица. Иван помнил, что даже звероноиды в присутствии Дила становились добродушнее, а главное, доброжелательнее. Хотя как-то раз он пошутил совсем некстати. Это было на Сельме. Бронкс прилетел к ним всего-то на недельку, с проверкой. Но через два дня заскучал, а на третий, вырядившись под фантома-упыря, увешав себя водорослями и прочей дрянью, с гиком и посвистом ворвался в базовый блиндаж – пошутил. Его шутки не поняли, а самого с перепугу изрешетили с четырех сторон из десантных спаренных пулеметов. Семьдесят восемь пуль выковыряли из бронепластиковой кольчуги, четырнадцать из самого Дила. Но и когда из него шипцами, без наркоза, тащили свинец, Дил хохотал во все горло, скалил лошадиные зубы и тыкал во всех пальцами. «Чтобы увидать ваши идиотские рожи в тот момент, рожи до смерти перепуганных дебилов, – приговаривал он, захлебываясь смехом, – не такое можно было отмочить!» Дила Бронкса все любили. И очень жалели, когда он послал Космофлот и Землеуправление внепланетных сношений куда подальше и стал частником, завел собственную обсерваторию. Ему предрекали неминуемое разорение. Но не таким уж и бесхитростным был Бронкс на самом деле. Он умудрился сколотить солидный капитал на частных исследованиях, не забираясь далеко от Солнечной системы.

Он оказался на поверку много умнее советчиков и пророков.

– Только условимся сразу, – выпалил Дил, едва его спина коснулась спинки кресла, – все начистоту и без обиняков!

Иван усмехнулся. Он ожидал совсем другого, он думал, что Дил сейчас ему заявит менторским тоном: «Ваня, можешь ничего не говорить, я сам все знаю... и не советую». А потому он потянулся к стойке-столу, набрал шифр, щелкнул задвижкой и вытащил стопку мнемограмм.

Дилу Бронксу не надо было ничего объяснять. Он сам мог объяснить, что к чему, когда дело доходило до космографии. И потому он, лишь бегло взглянув сначала на мнемограммы, потом на Ивана, присвистнул и впервые за время их встречи сомкнул свои толстенные синюшного цвета губы.

– Ваня, ты сокрушался, только что – о моих монетах, об этой жалкой кучке, – сказал он с расстановкой, будто говорил с недоумком, – а ты знаешь, сколько тебе надо будет, чтоб сигануть в эту дыру?!

Иван не ответил.

– Толик со мной сязывался, жаловался на тебя, дескать, всю кровь из жил высосал! – продолжал Бронкс. – И ведь это правда, Ваня! Я видал твои баки, я все понимаю – из-за тебя Толик всех посадил лет на пять на сухой паек, до тебя это доходит?

– Брось, Дил! Я не на прогулку собираюсь. Мне нужен возвратник! – Иван решил брать быка за рога.

Но Бронкс не отозвался. Он все больше выкатывал свои и без того выкаченные глаза, казалось, что они вот-вот вывалятся или лопнут.

– Это же больше, чем полмиллиарда монет, Ваня! Нет, как лицо частнособственническое, я тебя не понимаю. По-моему, ты просто дурак, Ваня!

Ну вот, начинается снова, подумалось Ивану. Он включил обзор. Капсула подходила к обсерватории. Ах, что это была за обсерватория, что за игрушечка! Иван много чего повидал, но таких ухоженных и до предела нашпигованных даже снаружи всякой всячиной станций он не видывал. И впрямь Дил Бронкс был прирожденным хозяином. Обычные и радиотелескопы торчали во все стороны будто стволы орудий крейсера, локатор выпирал, казалось, из локатора, немыслимые хитросплетения солнечных батарей раскинулись на десятки километров чуть ли не во все стороны от станции, но они ничего не заслоняли.

– все было фантастически гармонично, даже не верилось! Теперь пришла очередь присвистнуть Ивану.

– Дам я тебе возвратник, дам, – вдруг обиженно проворчал Бронкс. Но сквозь обиду проступало иное – он явно видел, какой сногсшибательный эффект произвела на гостя его обсерватория, а потому и прятал настоящие чувства за показными.

Иван сразу же оторвался от экранов.

– На вот, держи! – Бронкс протянул ему плоский диск на ремешке. – Я не зря прихватил – думал, чего будет у парня душа болеть, надо сразу дать, чтоб не мучился. Держи!

Иван взял диск в руку, пригляделся – фирменных знаков что-то не было видно: и не разберешь, где сработан – за океаном, в Европе, России.

– Какая модель? – спросил он вместо благодарности.

– Последняя, – махнул рукой Бронкс, – если не нравится, давай назад.

– Нет, что ты, Дил! Я тебе очень благодарен. Ты сам не представляешь, как меня выручил! – опомнился Иван.

– Да чего там! – Бронкс снова улыбался от уха до уха. – Я же тебе не просто так даю.

– А как же?

– Ну-у, привезешь чего-нибудь оттуда, – после некоторых раздумий ответил Бронкс.

– Например?

– Да не морочь ты мне голову, Ваня! Чего попадется под руку, то и привезешь! Так что ты того, не думай, что я благотворительностью промышлять начал, нет, Ваня, у частнособственнических акул навроде меня на уме одно – нажива!

Иван расхохотался, хлопнул Бронкса по массивному обтянутому титанопластиковой тканью плечу.

– Годится, Дил! – сказал он. – Ну, а коли не вернусь, считай, что ты прогорел!

– Еще бы!

Капсулу чуть качнуло. Они пристыковывались к приемному узлу обсерватории. Дверь сразу же распахнулась, в капсулу влетело шесть, а и то восемь, многоногих и многоруких биокиберов. Они засуетились, замельтешили, подхватили на руки и Ивана, и Дила Бронкса, и понесли их в обсерваторию с таким видом, будто несли героев-триумфаторов, вернувшихся на родину.

На ходу Иван сунул диск с ремешком за пазуху. И подумал – не окажется ли гостеприимство Дила чересчур навязчивым. Биокиберы несли их не спеша, торжественно. Ивану хотелось поднять руку и поприветствовать незримые толпы встречающих, в такой роли он еще не выступал, не доводилось, но был в ней особый вкус, изыск.

Внутри станция была ухожена не менее, чем снаружи. А встречать их вышла одна только Таека, жена и помощница Бронкса. Была она крошечного роста, неулыбчива и замкнута. Ей как никому другому шла роль затворницы на этой обсерватории. Таека поздоровалась и тут же выскользнула из огромного сферического приемного зала, такого лишнего на научно-исследовательской станции, но вполне уместного в частном космодворце.

– Вот так и живем, Ваня, учись! – сказал Дил без назидательства, добродушно, но все же с подтекстом. – А ты, небось так ничего и не скопил, ничем не обзавелся, да?

– Что правда, то правда, – вынужден был признаться Иван. – Даже наоборот, многое утратил.

Они помолчали минуту – в память о Свете. Дил знал ее, ценил – а он разбирался в женщинах.

Но долго грустить не полагалось.

– Ладно, сейчас с дорожки обмоемся, и за стол! – заявил Бронкс тоном, не терпящим возражений.

Часа полтора они парились в прекрасной и самой натуральной русской бане, выскакивая наружу, плюхаясь в псевдоснег, почти не отличающийся от настоящего земного снега, ныряя в прорубь, выскакивая будто осатанелые обратно.

– А вот глубина не та! – выкрикнул Иван в запале. – Надо, чтоб до дна – метров шесть было, тогда самый смак!

– Да ладно, – Дил не обиделся. Он видел, что гостю все нравится.

Еще бы, у кого на станции найдешь такое: зальчик – сто на сто метров, в нем травяной покров, тут же снег, полынья, а посредине чудо-чудесное: срубленная из настоящих земных бревен русская банька с печкой, со всем, что полагается... Нет, умел Дил Бронкс жить!

– А это у тебя чего? – Ваня, никак уверовал?

Иван прикрыл рукой крестик. Не стал отвечать на шутку. Он знал, что Дил охальник, безбожник и насмешник. Только в этот раз тот не стал зубоскалить, наоборот надул свои пухлые губы и изрек:

– Понимаю, Ваня. Ежели бы я шел на такое дело, я б в чего угодно уверовал... Но вот поможет ли?! Ну ладно, ладно, не серчай!

Когда они уселись за богатый и необъятный стол в следующем зале, зале – столовой, к ним присоединился еще один старый знакомый – Серж Синицки, который, как выяснилось, работал на станции без малого два года. Ивана он встретил без восторга, спокойно. Сначала даже не узнал. Лишь потом раскинул руки, широко – широко раскинул... но не обнял однокашника, а тут же опустил их. Точно так же сошла с узких губ улыбка.

– О-о! – воскликнул Серж. – Это есть ти, Ванья? Майн готт?! Якой шорт приносиль тэба сьюда?!

Иван видел, что Серега Синицкий, уроженец Новорыбинска, обасурманился окончательно, до беспамятства и полуутраты языка. Но корить за это не счел нужным. К тому же, Серега мог просто придуриваться, он частенько чудачил – хорошая была пара астрофизиков на Дубль-Биге-Четвертом! Негр Бронкс говорил на чистейшем русском – недаром в Школе заколачивали в головы слушателей все существующие языки, заколачивали на уровне перехода к подсознанию, так что не вытравишь. Но русскому Сереге Синицкому его родного языка не внедряли в мозг искуственными методами, и потому, что осталось с детства и юности, то осталось, а чего не осталось – увы!

– Какой погод есть родина? – поинтересовался Серж.

Иван сжал ему предплечье, заглянул в глаза.

– На родине, Серый, всегда хорошая погода. Жаль ты этого так и не понял!

Серж и сейчас ничего не понял. Но когда Бронкс в двух словах, рассказал об Иване, Серж сбегал к себе в каюту и приволок целый мешок всякой всячины.

– Их тэбе есть брать, Ванья, – проговорил он и прослезился.

Иван хотел было заглянуть в мешок. Но Серж его оторвал.

– Ин тэ дорога есть разбираль, Ванья! Сэт момэнт нэ шукай! – проговорил он. – Пэрэд расставанья – наша есть гудят будымо!

Серж был невысок и плотен. Ранние залысины тянулись аж к самому затылку – они были еще со школярской поры, когда он говорил вполне нормально. Потом, после двенадцати лет пребывания в Отряде, Сержа оставила жена, двое детей почти не узнавали его или же не желали узнавать. И он решил начать жизнь по-новой, устроился к Бронксу, стал копить на свою станцию. Рисковые дела Сержа не манили. Но и он после «гульбы», которая вылилась в двухчасовой плотный обед, сказал, с сожалением глядя на Ивана, кривя губы и делая лицо скорбным:

– Не сэт па, Ванья! Ихес тьотрэзан ломоть! Их есть отвыкать от ваша мова! Ту компранэ? Наин? Их предлогаль. Ванья, гуторить по-аглицки, уи? Кочешь?

– Не хочу, – ответил Иван. Ему надо было чего-нибудь подарить Сереге в ответ. Но никаких подарков он с собой не прихватил, только самое необходимое. И от этого он чувствовал себя неловко.

Серж покачал пальцем у самого носа Ивана. Он был абсолютно трезв. Но его движения были порывисты, неуравновешенны.

– Найн, Ванья! Экутэ муа! Слышишь?!

– Слышу, слышу! – отозвался Иван. – Чай не через реку перекликаемся.

Серж успокоился, снова скривил губы.

– Окей, Ванья! Экутэ! Ты есть отшень большой и отшень глюпый дурак, Ванья! Ты не есть туда! – он помахал рукой в неопределенном направлении. – Ты есть идти нах хауз, Ванья!

– Вот тут я согласен, – пробурчал Дил Бронкс. – Или, хочешь, оставайся у меня? Я тебе такой оклад положу, что в вашем Космофлоте и начальникам управлений, не снилось!

– Не хочу.

Серж надулся до предела.

– Иль ньячэго нэ кочэт! Иль есть крэзи!

– Ну ладно, спасибо за добрые слова, – проговорил Иван, – только мне пора. И не думай ничего такого, Дил, я обязательно вернусь и обязательно привезу тебе какую-нибудь хреновину оттуда, самую необычайную, – все от зависти передохнут!

– Ну и договорились!

И Дил и Серж Синицки глядели на Ивана как на живого покойника, будто стояли у изголовья гроба. Затягивать эту скорбную сцену Ивану как-то не хотелось.

В коридоре его остановила Таека.

– Вот! – сказала она и протянула черный шарик с присоской. – Забирай, Ваня. Ты ведь такой беспечный и легкомысленный, что наверняка позабыл выписать в управлении переговорник! Ведь верно?

– Верно, – согласился Иван. Он только сейчас вспомнил про столь немаловажную вещицу.

– Нельзя быть таким безалаберным и ленивым! – Таека сузила и без того узкие глазки и, казалось, еще сильнее пожелтела, но теперь не от природы, а от негодования. – А вернешься, прямиком к нам, ясно?!

– Так точно! – Иван обнял затворницу, поцеловал в щеку.

Дил Бронкс легонько прихлопнул его по спине. Засверкал своей знаменитой на все Пространство улыбкой.

– А тебе не пора отчаливать, соблазнитель коварный?! – прошептал он почти в ухо, сжав в своих ручищах обоих.

– Пора!

– Ну, заодно и возвратник испробуешь, – присоветовал Дил.

Иван вытащил из-за пазухи возвратник, прикрепил ремешком выше локтя, сдвинул диск под мышку.

– Прощай, Иван! – пропищала Таека.

– Гуд бай, геноссэ Ванья! – сквозь слезы просопел Серж.

– До встречи! И не забывай про обещанное! – сказал Дил. На лице его не было улыбки.

– Мы еще увидимся.

Иван прижал руку плотнее к телу. Возвратник сработал.

Он стоял посреди своей развалюхи-капсулы, и никого рядом не было. В полупрозрачную боковую стену было видно, как удаляется от него сказочная, почти игрушечная обсерватория Дила Бронкса, фантастически прекрасная станция Дубль-Биг-4.

Но это был обман зрения. На самом деле обсерватория оставалась на месте. А удалялся от нее Иван вместе со своей капсулой, разгонными баками и всем прочим хозяйством.

Толик не подвел. И топливо оказалось неплохим. Иван сразу все это почувствовал, стоило лишь ему выверить направление и врубить разгонку. Капсула начала набирать скорость. Да еще как набирать! Ивану, человеку привычному, космолетчику экстра-класса, пришлось залезать в гидрокамеру. Но это и ничего, до выхода в Осевое измерение он как раз собирался хорошенечко выспаться. А в Осевое не войдешь, пока к световухе не приблизишься. То есть, время было.

Ни одна попытка выхода в Осевое измерение на досветовых скоростях не приносила успеха. Это было выверено досконально. Все те бредни, о коих писали столетия назад романисты, не нашли в жизни даже отблеска воплощения, несмотря на то, что существовали и подпространства, и надпространства, и нульпространства, и сверхпространства... Переместиться можно было в любом из этих пространств, техника даже XXIII-го столетия позволяла сделать это. Но вот куда? Ориентиров во всех этих пространствах не было, испытателей-смельчаков выбрасывало невесть где, а чаще всего, и вообще не выбрасывало – участь их была неизвестна. Сквозь все эти под– и надпространства можно было лишь вернуться в исходную точку, туда, где ты был когда-то. Но попасть в место новое, как попасть на лайнере в определенный космопорт – нет уж! Дудки! Пространство не подчинялось воле сочинителей, оно жило по своим законам! И во всем этом неизмеримо огромном, бесконечно-конечном Пространстве существовал один единственный, известный землянам, путь – Осевое измерение. Оно было столбовой дорогой многопространственного Пространства. Только идя по этой дороге, можно было выйти к намеченному пункту. Человечество заплатило страшную цену на подступах к этой столбовой дороге и на ней самой – неизмеримые материальные, энергетические ресурсы были затрачены на прокладывание дорожек к этой Дороге, каждый шаг – и шажок окроплены человеческой кровью: давно не было на Земле войн, но шла все одна, беспрестанная Война – война с Пространством. И всегда побеждало Пространство, не принимая ни правил ведения войны, ни ультиматумов. Всегда человечеству приходилось подлаживаться, подстраиваться, приспосабливаться под нечто Высшее. А потому и войною это в полном смысле слова нельзя было назвать, ибо не может слон воевать с муравьем, а амеба с океаном. Гордыня человеческая бросала на убой десятки тысяч самых смелых, умных, способных, и если нескольким удавалось выжить на путях своих, они вели следом все новых и новых – не покоряя Пространства, а учась жить в Нем!

Первые странники по Осевому возвращались больными, сумасшедшими ли полусумасшедшими. Они рассказывали ужасающие вещи. Они не жили долго – редко кто протягивал больше двух-трех лет после «прогулки» по столбовой дороге Пространства. Их уважали, пытались любить, лелеять, но им не верили, их боялись, от них шарахались. Матери заказывали своим детям стезю космолетчиков. Профессия эта становилась не только не престижной, но и малопривлекательной, пугающей, грузной. Лишь самые отчаянные, презрев общественное мнение, отвергнув насмешки, укоры, обвинения в неприспособленности и неспособности к чему-то иному, шли в испытатели. А через какое-то время часть их возвращалась – трясущимися, облезшими, поседевшими, в гнойных, струпьях и язвах, с безумными стариковскими глазами и парализованными конечностями. Но их места занимали другие – среди шестнадцати миллиардов жителей Земли всегда находилась тысяча-две одержимых и неистовых. Невидимую стену пробивали вполне осязаемыми, реальными людскими головами – на войне как на войне!

Дорогу давно освоили, попривыкли к ее страстям. Матери больше не пугали детей испытателями. Все налаживалось. Но желающих пройтись этой дорогой по собственной воле находилось совсем немного. Кому хотелось копошиться в своей памяти?! Кому хотелось участвовать в жутком мороке?! Нет, мало таких было, если уж и шли, так по работе или ради очень важного, неотложного дела. Не было лучшего испытания для космолетчика, для профессионала, чем пройтись по Осевому. Если человек ломался, не выдерживал – не могли его спасти ни восемь лет Предполетной Школы, ни стаж работы в обычном измерении, ни поддержка начальства – один путь ему оставался, менять профессию и устраиваться где-то на Земле или ближайших планетах, спутниках.

Иван семьдесят шесть раз ходил по Осевому измерению. И каждый раз он, проклиная все на свете, ругаясь последними словами, изнемогая в предсмертном ужасе, давал себе слово, страшную, и ненарушимую клятву, что никогда и ни за что не сунется больше в Осевое, хоть режь его живьем на куски, хоть жги каленым железом! И всякий раз он нарушал собственную клятву, забывая о леденящих кровь кошмарах, о наваждениях, призраках, голосах, муках, обо всем! Он не мог жить без Дальнего Поиска. А в дальний Поиск на антигравитаторах не уйдешь!

Вот и сейчас он проглотил шесть доз снотворного, накачался психотропными, завалился в гидрокамеру, чтобы проспать до самого выхода – мозг должен был быть свежим, чистым, незамутненным, сновидения должны очистить его от накопившегося мусора, иначе – гибель! Иначе вся эта дрянь выползет наружу и задушит его! Иначе ему не выбраться из Осевого! Ах, если бы можно было и в этом проклятом пространстве столбовой дороги спать, оставаться бесчувственным мешком из плоти! Но нет, по непонятным законам, существовавшим в непонятном измерении, человек или бодрствовал в нем или его просто выворачивало наизнанку в самом прямом смысле. Никто не знал, что испытывали спящие в Осевом – рассказать об этом было некому. Явь же была чудовищна!

Десятки тысяч раз на протяжении столетий ставили записывающую аппаратуру: видео, звуковую, мнемографическую и все прочие... Но Осевое не оставляло после себя ничего! Из мозга человека можно было вытащить и заснять всю его жизнь, бытие во чреве матери, можно было размотать по ниточке мнемограммы его предков – вплоть до первобытных Адама и Евы. Это обходилось в немалую копеечку и делалось в редчайших случаях. Но это было возможно, доступно! Из памяти человека, побывавшего в Осевом невозможно было добыть абсолютно ничего, хотя сам он сохранял обрывочные воспоминания, какие-то тени воспоминаний. Загадка была неразрешимой, бились над ней безуспешно! Существовал даже какой-то сверхсекретный проект Дальнего Поиска в самом Осевом измерении. И существовал уже не одно десятилетие. Но никто толком ничего не знал. И хотя Иван догадывался, что двое или трое из его однокашников работали в Осевом, выяснить ничегошеньки не удавалось – лишь только речь заходила об изучении самой Дороги, начинали сыпаться бессмысленные шуточки или на него пялили якобы непонимающие глаза. Нерукотворная Дорога оставалась немым и холодным сфинксом.

Он проснулся за сорок минут до перехода. Шесть микроскопических игл-шлангов вонзились в вены рук, ног, шеи. Три минуты ушло на очищение крови и всего организма от остатков снотворного, психотропных веществ и прочего, расслабляющего, усыпляющего. Ровно столько же понадобилось, чтобы накачать его до предела стимуляторами, подготовить к предстоящей схватке с неведомым. На седьмой минуте Иван почувствовал себя невероятно здоровым, бодрым, даже могучим, словно он не спал долго и беспробудно. Мышцы налились поистине богатырской силой, голова прояснилась, натяжение пружин-нервов ослабло... Ивану все это было не впервой! Но всегда приходил ему на ум сказочный Илья Муромец, просидевшем сиднем на печи тридцать лет и три года, но в единочасье воспрявший к жизни от глотка из ковшика калик перехожих.

Правда, в данном случае «глоток» был внутривенным, да ведь это дела не меняло!

Иван поглядел на табло – приборы показывали предсветовую скорость. Пора было выбираться из гидрокамеры. Он включил отлив, и камера начала пустеть, жидкость закачивалась в специальные резервуары, она еще пригодится. Потом скафандр со всех сторон обдуло теплыми, почти горячими воздушными струями, высушило внешнюю поверхность. Иван откинул шлем назад. Вдохнул. Приподнялся с кресла-лежанки, оторвал руки от подлокотников – иглы-шланги тут же с легким шуршанием втянулись в кресло, на поверхности скафандра не осталось даже следов от их пребывания внутри.

Иван свесил ноги, расправил плечи, потянулся. Он был готов к бою. Но и как всегда в таких случаях никто не знал, что за «бой» ему предстоит, чего ждать! Осевое было непредсказуемым! Иван спрыгнул с лежанки. До перехода оставалось двадцать девять минут.

Он немного подержал в руках шлем. Решил, что снова его напяливать на себя не стоит – от Осевого материальной защиты не существует – и положил шлем в изголовье. Вышел из гидрокамеры.

В рубке все было нормально. Автопилот делал свое дело – гнал капсулу к световухе, оставалось совсем немного до переходного барьера. Табло высвечивало меняющиеся цифры – последние показывали, что скорость капсулы достигла двухсот девяносто трех тысяч километров в секунду. В баках оставалось топлива чуть больше, чем требовалось. Иван мысленно поблагодарил Толика. Но его уже начинали мучать страхи, предчувствия. Нервы постепенно натягивались.

Иван уселся в кресло. Включил передние и боковые экраны. В капсуле сразу стало светлее. На предсветовых скоростях чернота Пространства исчезала, само оно становилось освещеннее, ярче, пока не вспыхивало ослепительнейшим светом мириадов солнц. И это было знакомым Ивану. Он проверил защитные поля, здесь все было в норме. Немного барахлило левое крыло гравищита, но и в этом месте запас прочности был семидесятикратным. Иван включил капсулу на полную прозрачность – и разу оказался будто летящим без какой бы то ни было поддержки и защиты в сияющей бездне. Впереди уже высвечивалась малиновая точка-кружок. Там был барьер! Переходник он заранее подключил к системе управления. И теперь ждал. У барьера никакая автоматика не срабатывала, там можно было надеяться только на себя – промедлишь долю секунды, исчезнешь навсегда, нажмешь раньше – барьер отступит, вход в Осевое закроется, и начинай все сначала! Оставалось двенадцать минут. Иван вытащил из подлокотника черный поблескивающий тюбик.

Откусил зубами крышечку, выдавил содержимое тюбика в рот. Все его чувства сразу же обострились, глаза стали зорче, нюх и слух тоньше, мышцы вздулись крутыми буграми, тело сделалось не просто сказочно сильным и выносливым, но и необыкновенно послушным. Он летел с непостижимой скоростью навстречу увеличивающемуся в размерах малиновому кругу. И казалось, что он не летит, а парит бездвижно посреди бесконечного Пространства, в самом центре его, что все и вся вертится вокруг него, что бесчисленное множество звезд, туманностей, галактик, квазаров, пульсаров, коллапсаров и прочего межзвездного хозяйства свернулось в сверхгигантскую спираль, закружилось в исполинском вихре... а потом эти частички Мироздания, словно одухотворенные существа, в которых вселился невидимый, но всевластный ужас, вдруг бросились от него врассыпную, бросились со скоростями, близкими к скорости света, и он остался в пугающе светлой незаполненной ничем бездне один. Один на один с надвигающимся малиновым кругом Барьера.

За две минуты до перехода, чтобы предельно сосредоточиться, Иван зажмурил глаза. И принялся считать:

– Шестьдесят... пятьдесят девять... пятьдесят восемь...

Счет всегда помогал ему собраться, хотя и не было в этом счете особой нужды. Двумя руками он вцепился в рычаги переходника, и руки невольно задрожали. Тело напряглось, одеревенело.

– ...тридцать четыре ...тридцать три ...тридцать два....

В эти последние секунды – не должно было присутствовать в голове ни единой лишней мысли. Не должно было быть ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Все существовало только в эти мгновения, и всем было – он сам и малиновый Барьер.

На счете «девять» Иван открыл глаза: пылающий круг уже не был кругом, чудовищная по размерам стена беснующегося пламени полыхала по всему Пространству, оставляя ослепительно белый свет Предбарьерья позади. Табло пульта высвечивало скорость: двести девяносто девять тысяч восемьсот сорок километров в секунду. Малиновое пламя рвалось к лицу, телу. Языки его

охватывали невидимую прозрачную капсулу и лишь совсем немного не доставали до находящегося в ней. Защита работала. Работала, несмотря на то, что эта старая развалюха была списана из Флота пять лет назад и ни один нормальный космолетчик ни за какие посулы не отправился бы на ней к Барьеру.

Иван стиснул губы. Подался вперед. Руки его окостенели на рычагах. Но было еще рано. Пока рано! Через миг будет поздно!

– Укрепи меня и сохрани, не дай погибнуть прежде срока! – прошептал он, почти не вдумываясь в смысл произносимого, не отрываясь от созерцания чего-то невидимого в бушующем огне, чувствуя, как сердце сжимается в тисках.

– Ноль!!!

Он рванул на себя рычаги. И в тот же миг все пропало – и малиновое пламя, и ослепительный свет, и ощущение стремительного полета и одновременного парения в центре Мироздания, все!

Он сидел в полутемной капсуле, откинувшись на спинку кресла, весь в холодном поту, дрожащий, усталый... Но слабость была временной. Иван это знал. Стимуляторы делали свое дело в организме. Иначе бы его давненько не было на этом свете. Иван вздохнул, провел ладонью по лицу. Все! Он в Осевом измерении! Барьер позади!

Он полулежал в кресле и не шевелился. Он не знал, сколько времени на этот раз будет отведено ему незримыми силами на отдых. Но надо было использовать каждую секунду. Включать обзор в Осевом было бессмысленно – экраны не работали в нем, прозрачность высвечивала лишь мрак – черный, беззвездный.

В последний раз он блаженствовал целых полчаса. Иван четко это помнил, несмотря на то, что все последующее вымыло из его памяти, оставив лишь смутные какие-то ощущения вины, тяжести, да лица двух или трех погибших на Гадре товарищей. Все запомнившееся совершенно не связывалось. Иван старался просто не думать, мало ли чего могло привидеться в Осевом – те, кто задумывался, сходили с ума, бросали работу в Пространстве.

Он рассчитывал, что хотя бы не полчаса, но пять, десять минут ему будут даны, пусть бы и в награду за предбарьерное напряжение. Но Осевое распорядилось иначе.

Иван расслышал протяжный скрип позади – словно отворяли дверцу старинного и проржавевшего сейфа. Он не стал оборачиваться, Он знал, лучшее, что можно было сделать, это не реагировать ни на что... если, конечно, получится.

Скрип стих. Раздались легкие, но гулкие шажки – их было неестественно много, казалось, что шагавший идет не по небольшой капсуле, а по какому-то длинному и пустому, а оттого гулкому, коридору. Иван закрыл глаза. Зажал их сверху ладонями. Но все было напрасно, он это прекрасно знал, ибо в Осевом было видно и с закрытыми глазами, в Осевом действовали свои законы.

Легкая рука легла ему на плечо. Иван вздрогнул.

– Вот я и пришла повидаться. Ты мне не рад?

Иван опустил руки. Захотел встать из кресла. Но не смог.

Перед ним стояла его жена, погибшая четыре с половиною года назад.

– Что тебе надо? – спросил он, цедя слова сквозь зубы.

– Ничего. Я просто пришла посмотреть на тебя.

Иван знал, что все это бред, жуткая смесь зрительных, слуховых, осязательных галлюцинаций и еще чего-то, чему в земных языках нет названия.

Он знал, что каждое произнесенное им слово будет лишь усугублять ситуацию, что он притянет призрака к себе, что потом будет невозможно от него избавиться... Но молчать он не мог.

– Смотри. И убирайся, откуда пришел! – почти выкрикнул он.

– У тебя нервы шалят, Иван. Погляди, это же я, твоя Света. Ну погляди же!

Иван уставился на нее в упор. Да, это была вылитая Светлана – от кончика носа до кончиков ногтей. Она смотрела на него своими печальными светло-голубыми глазами, и в них светился немой укор. Русые волосы волнами спадали на плечи, растекались по ним, прядями свисали ниже – она всегда любила ходить с распущенными волосами. И волосы и глаза у нее были русалочьи.

– Ну, убедился?

Он понял – не отвяжешься, поздно! Но все же прохрипел:

– Проваливай отсюда!

Света улыбнулась, опустилась на колени и прижалась щекой к его руке, сжимающей подлокотник кресла. Он почувствовал тепло ее кожи.

– Не груби мне, ладно? Я не хочу, чтобы ты был злым. Ведь я-то тебе всегда и все прощала, Иван. Зачем ты кричишь на меня?

Она терлась щекой о его руку и еле заметно улыбалась. И он не мог оторвать своей руки от подлокотника.

– Погладь меня. Ну же, я жду, ты ведь любил меня, Иван?!

– Любил, – сознался он. И после короткого молчания добавил: – Если и ты меня любила, уходи, я тебя очень прошу! Не надо этих встреч!

Она засмеялась – тоненько, заливисто. Поцеловала его руку. И прошептала еле слышно:

– А я так долго ждала этой встречи, Иван. Ты себе не представляешь, как я ее ждала! Ты почти год не выходил в Осевое, я уже не знала, что и думать, больше всего боялась, что тебя списали из Флота и никогда не пустят в Пространство. Знаешь, как мне было тяжело...

– Тебя нет! – твердо заявил Иван.

– Как нет?! Ты же видишь меня, слышишь, ты чувствуешь мои прикосновения, ты можешь меня погладить, обнять... Ну же, не будь безжалостным и черствым. Я так тебя ждала!

Сердце у Ивана билось, словно он только что вылез из Гуговых подземелий на поверхность. Он начинал дрожать и задыхаться. Всего этого невозможно было терпеть.

– Ну, успокойся же! – она обхватила руками его колени, уткнулась в них.

Но не надолго. Почти сразу же приподняла лицо – на ее глазах были слезы. – Иван, не гони меня! Приласкай, я тебя прошу! Ты не представляешь, как мне холодно и неуютно здесь, среди этих теней и призраков. Я не могу среди них оставаться! Забери меня! Прижми меня к себе, прижми как можно крепче! И не выпускай, не отдавай меня никому!

Она опустила его колени, обхватила за талию, уткнула голову в грудь.

Она рыдала, ее тело сотрясалось от нервного, прерывистого плача. Иван чувствовал на руках сырость ее слез.

– Расскажи, что с тобой было? – попросил он.

– Потом! Все потом!

Она расстегнула комбинезон на его груди, припала щекой к коже. Ивану в голову ударил колдовской запах ее густых чистых волос. Он задрал подбородок, голова кружилась. Но он понимал, краешком действующего и в этой обстановке сознания, что все вокруг мираж, что это выверты Осевого измерения.

– Нет! – строго проговорил. – Ты расскажешь обо всем сейчас, говори!

Она приподняла голову, уставилась ему в глаза. Как он мог не верить этим глазам?! Это же были ее глаза! Ее лицо! Таких не найдешь нигде в Пространстве. Это же была она – настоящая, живая, теплая, влекущая. Губы ее были полураскрыты и влажны, они поблескивали.

– Говори! – повторил он.

– Я не хотела вспоминать об этом. Но раз ты просишь, слушай! Ах, какая это все нелепица, зачем она нам?! Ладно! Я опоздала включить переходник у Барьера, понимаешь?! Вот и все! Те, кто говорил, будто я погибла на выходе из сверхпространственных структур, все врут! Откуда им знать! Я не выжала эти проклятые рычаги, чтоб было пусто тому, кто конструирует эту пакость!

Вот и все! Меня занесло сюда, понимаешь? Я теперь здесь! Среди теней! Но я не хочу оставаться среди них, забери меня отсюда! Я живая, Иван! Потрогай, ну!

Он погладил ее по спине. Спина ответно вздрогнула будто по коже под его ладонью пробежала нервная волна. Он прижал ее к себе и стал гладить, целовать в щеки, лоб, губы. Она была живая, гибкая, легкая, трепетная, самая настоящая Света, его жена, еще бы, ему не знать своей жены! Он знал ее до каждой впадинки на теле, до мельчайшей морщинки на чистой и упругой коже.

Это была она! Ивана охватило упоение. Он опять начал дрожать, но уже по другой причине, он не мог поверить в свершившееся чудо. Но как не верить, когда вот она, на его коленях, Светка, самая живая и самая любимая, единственная, неповторимая, любящая его. Он осыпал поцелуями ее шею, вжимая ее в себя, причиняя, наверное, боль, изгибая ее податливое тело.

– Погоди, – сказала она, оторвавшись, уперевшись в него обеими руками. – Как я счастлива, что ты поверил мне, что ты узнал меня! Я так тебя люблю, Иван! Погоди!

Она вскочила на ноги. Застыла перед ним на мгновенье. И мягко нажала пальцем на автозастежку комбинезона. Серовато-зеленая плотная ткань сползла вдоль тела, к ногам. Она стояла перед ним обнаженная, красивая в своей открытости и беззащитности как никогда. У Ивана все поплыло перед глазами.

Он протянул к ней руки. И она опять уселась ему на колени, обвила рукой талию, другой огладила щеку.

– Люби меня, – прошептала она, – люби! Я хочу быть любимой!

Ее тело было горячим и послушным. Руки Ивана перестали трястись, он ласкал ее спину, бедра, плечи, живот, он целовал ее, и ему было мало, мало.

Он положил руку на ее грудь, большую упругую и вместе с тем трепетную, волнующую, сдавил ее – по телу побежали горячие волны. Она прижималась к нему все плотнее, все крепче, ее руки неторопливо, но уверенно стягивали с него комбинезон.

– Я люблю тебя, безумно люблю! – прошептал он.

Она не ответила, лишь обдала его жарким дыханием, да что-то содрогнулось внутри ее горячего тела, что-то отозвалось на его слова – он понял, что и она его любит, не обыденно, по-домашнему, по-привычному, а страстно, безумно, до скрежета зубовного и перехваченного дыхания. Да, это была она, его сумасшедшая Светка! Только она, да и то не всегда, а лишь в минуты встреч после долгих расставаний умела так любить, так желать, быть такой настойчивой и властной, а вместе с тем послушной и податливой.

Она наконец стащила с него комбинезон, опрокинула на откинувшуюся спинку кресла, навалилась сверху, припала к губам, охватила ладонями его виски, сдавила. Его руки скользили по ее телу и не могли насладиться им, в эту минуту он жалел, что у него не десять, не тысяча рук, он целовал ее, задыхался, пытался оторваться от ее губ... ему это удалось, и он припал к ее грудям, спрятал свое лицо между ними, сдавил их руками, и целовал, целовал, целовал... но она изогнулась, снова сжала его голову и совершенно неистово, с какой-то безумной страстностью опять впилась в его губы... Он ничего не видел, не слышал, не понимал, для него она была теперь всем миром, всей Вселенной – она и только она! Ничего больше! Он и Она – всепроникающая и страстная Вселенная Любви и Экстаза. Он изнемогал, теряя остатки сил, чувствовал, что если это острейшее блаженство продлится еще хотя бы минуту – то он умрет, не выдержит! Но он не умирал, а лишь восходил все выше и выше по лестнице сладчайшего на свете чувства. Это было уже невыносимо!

Но это было сказочно приятно! Если бы только она не была столь безжалостна! Столь страстна! Нет, всему же есть предел... Иван попытался оторваться от ее губ, вдохнуть воздуха, хоть на мгновенье выйти из этой Вселенной. Но она не дала ему вырваться, она еще сильнее впилась в его губы – до боли, почти до крика! Он чувствовал прикосновение ее жемчужно белых идеальных зубов. Но это прикосновение становилось все сильнее, настойчивее, неумолимее. Нет, и в страсти должен быть предел, это уже никуда не годится! – промелькнуло в голове у Ивана. И он дернул головой. Боль пронзила его, кожа полопалась, и из нее потекла кровь, он так и не сумел высвободиться, Он ничего не понимал, почему она столь жестока, почему она страстна до садизма?! И почему эти зубки так остры, почему они иглами пронзают его губы, рот, шею... Он начинал приходить в себя не сразу. Но лютая боль отрезвляла его. Он еще раз дернулся – теперь уже всем телом, уперся руками ей в плечи, хотел отстранить. Но не тут-то было!

Он вдруг совершенно неожиданно почувствовал, что это вовсе не ее плечи, трепетные и горячие, а что-то совсем другое – мерзкое, холодное, липкое. Он не мог оторваться от ее лица, заглянуть, что там с плечами, что вообще происходит?! Она держала его мертвой хваткой – рот был пронзен, сдавлен, щеки и шея тоже, в виски впивались какие-то ледяные трясующиеся острия. Нечто чавкающее и прихлюпывающее сладострастно дышало в лицо, обдавая зловонием и тленом. И оторваться от этого нечто не было ни малейших сил.

Да, это была вовсе не она! Он отпустил плечи, руки стали ощупывать тело. Первое, на что он наткнулся был острый и бугристый хребет, скользкий, извивающийся... Руки вязли в чем-то липучем, гадком. Он сдавил с обеих сторон это непонятное трясущееся тело, нащупал тонкие отростки, волдыри или бородавки. Ребристая гадина, лежавшая на нем, тяжело и учащенно дышала, сопела, потела, она была слизисто-мокрой, отвратительной. Но главное, все же заключалось в том, что она не выпускала его головы, не давала оторвать лица от своей страшной и зубастой рожи.

Иван напрягся из последних сил и вывалился из кресла вместе с гадиной. Тут же вскочил на ноги и принялся волчком кружиться. Он не держал теперь этого омерзительного тела, он обеими руками отрывал от своего лица невидимую пасть. Не так-то просто было это сделать. И все же он умудрился нащупать указательными пальцами глазища твари, надавил на них, что было мочи, проткнул – по лицу потекла отвратительная жижа, дыхание перебило окончательно...

Он уже падал без сознания, когда гадина оторвалась от него и, огласив пространство капсулы жутким, звериным, воем, прыгнула в единственный угол сферического помещения, туда, где сходился борт гидрокамеры и шлюзовой блок. Иван не мог оторвать рук от лица и взглянуть на тварь, причинившую ему столько страданий, воспользовавшись обликом самого любимого существа во Всем Пространстве, обликом его жены. Лицо заливала кровь, оно горело невыносимо. Пальцами Иван ощупывал его – но там не было ни единого живого места, кожа клочьями свисала вниз, проступали открытые кости, пульсировали какие-то сосудики, жилки.

Иван уже не понимал, где он находится, что с ним происходит. Он искал руками, на ощупь, предмет, которым можно было бы убить себя. Он желал лишь одного смерти. Боль была непереносимой – судя по всему, гадина не просто изорвала его своими зубами, она, видно, вспрыснула ему под кожу, да и глубже, какой-то сильный яд, который причинял ужаснейшие страдания.

Иван упал на пол – его били жесточайшие судороги. Он катался по ребристому полу, не замечая ударов, наносимых самому себе, он готов был лезть на стену, но для этого не хватало сил... Гадина тихохонько подвывала из угла, но нападать на беснующегося явно не решалась, а может, просто выжидала более удобного момента.

Иван рвал руками кожу на груди, стонал, хрипел, он готов был задушить себя собственными руками, но не получалось. Когда боль начала понемногу стихать, ему в ладонь попался холодный железный предмет, совсем маленький, угластый, он даже не понял, что это такое и почему это вдруг оказалось на его груди. Но почти сразу же вернулась память. А вместе с ней и какое-то подобие успокоения. Приподнявшись сначала на колени, он встал, вполз на кресло, скрючился в нем, сжался в комок.

Теперь он мог смотреть, кровь больше не заливала глаза, она запеклась и лишь немного сочилась отовсюду, из каждой раны. Иван смотрел в угол и ничего не понимал. В углу, где еще секунду назад билась отвратительная тварь, чем-то похожая на упыря-фантома с Сельмы, но еще гаже и страшнее, сидела его жена, Светка. Сидела и тихо, беззвучно плакала, прижимая к глазам мокрый платочек.

Иван смотрел долго, в упор, не мигая. И когда она приподняла глаза на него, он понял – это были глаза упыря, прозрачные и пустые, это были вовсе не ее глаза, а значит, это – была не она. Ему сразу стало легче. Он встал, пошел к сейфу за лучеметом. Но его тут же опрокинул мощнейший удар. Он повалился обратно.

Над креслом нависал голый по пояс, невероятно широкий и белокожий Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный. Глаза его были налиты. Кулаки сжаты. На запястьях висели обрывки цепей.

– Если ты, сучий потрох, гнида поганая, еще раз обидишь эту святую женщину, – взревел носорогом Гуг и потряс руками, – я разорву тебя, ублюдок паршивый, пополам! Понял?!

Иван мотнул головой.

– Ты что, Гуг, сбежал с каторги? – спросил он невпопад. И тут же получил еще удар – прямо в лоб.

– Немедленно иди к ней!

Иван утер рукавом лицо, он опять почему-то был в комбинезоне, проморгался.

– Знаешь что, Гуг, не учи меня любить собственную жену, которой давно нет на свете! – сказал он со злостью в голосе.

Гуг врезал ему еще раз – сверху по самой макушке пудовым кулачищем.

– А ну встать! – заорал он, брызжа слюной. – Встать, мразь вонючая!

Иван встал и резко ткнул указательным пальцем под яблочко Гугу. Тот рухнул замертво на пол. Иван не стал его добивать, хотя и следовало бы. Он ждал, что будет дальше. Гадина, притаившаяся в углу, продолжала рыдать. Он сделал три шага к ней. Но гадина вдруг заверещала пронзительным голосом, выставила вперед – когтистые полупрозрачные лапы, из ее пасти стала сочиться зеленая гнусь, в углах губ надувались кровавые пенящиеся пузыри. Иван остановился, в сердцах плюнул под ноги.

– Ты сукин сын, Ваня! – раздалось сзади.

Это Гуг прочухался. Но, он не глядел на Ивана. Он встал на четвереньки и покачивая из стороны в сторону белым, необъятным пузом, пополз в сторону гадины-вампира. Он полз и ругал Ивана на чем свет стоит. А когда до твари оставалось два-три шага, он вдруг сам прямо на глазах обрел очертания точно такой же гадины, но еще более омерзительной, жирной, покрытой язвами и лишаями.

Псевдо-Гуг дополз-таки до упыря, обнял его, прижал к себе, и они уже вдвоем затлелись, задергались, вжимаясь в угол и не сводя с Ивана водянистых глаз.

Иван вернулся к креслу, плюхнулся в него, испытывая отвращение ко всему на свете. Он дал себе клятву – ненарушимую, смертную клятву, что если он выберется из этой переделки живым, никогда и никто не сможет его заставить вновь прогуляться по Осевому. Он заглянул на табло – там все было перемешано и перепутано, ни один из приборов не работал. Но так бывало всегда. Иван знал, что когда он достигнет цели, все образуется, он знал, что на самом деле сейчас никакого мрака и фантомов нет, что все это жуткие выверты Осевого, что он мчится с уму не постижимой скоростью по оси, в которой сходятся все до единого пространства Вселенной, что скорость эта не поддается даже измерению, что на преодоление маленького отрезочка, который он проходит сейчас за минуту, при движении на околосветовых скоростях понадобилось бы миллионы лет. Он все это знал, понимал. Но это совершенно не меняло дела!

С потолка свешивались непонятно откуда взявшиеся лиловые водоросли, а может, и не водоросли, а какие-то щупальца. Они мешали сосредоточиться, лезли в глаза, уши, и Ивану все время приходилось отталкивать их. Но водоросли-щупальца не пугали его, это была ерунда. Он уже собирался встать, как вдруг кресло словно бы осело под ним. Он даже не сообразил, что произошло, как оказался в вязкой отвратительной массе пурпурного цвета. Масса затягивала, не давала поднять ни ноги, ни руки. Этого еще не хватало! Он закричал так, что тут же сорвал голос, осип. От крика не стало легче. Его засасывала непонятная кошмарная трясина. Как он ни рвался наружу, она не отпускала его, затягивая все глубже, лишая возможности даже шевельнуться. Иван почувствовал вдруг – это конец! он не выберется на этот раз!

Из угла скрипучим сатанинским смехом засмеялись обнявшиеся и по-прежнему трясущиеся упыри-фантомы. Они тянули свои лапы-крючья, скалили звериные клыкастые пасти, раздували ноздри. Иван все видел. Они даже привстали, явно намереваясь наброситься на беспомощного... Но Иван опередил их. Это был единственный выход – он резко, с головой погрузился в пурпурную пузырящуюся массу. На минуту потерял ориентацию, способность дышать, слышать, видеть... но понял, он поступил верно. И как сразу не догадался?!

Ведь еще в детстве его учили – если попадешься во время купания в реке в сильный водоворот, не сопротивляйся ему, не дергайся, ныряй прямо в него да поглубже, и только тогда выберешься, спасешься. Иван и нырнул в эту жуткую клоаку, образовавшуюся на месте его собственного кресла. На ощупь продрался сквозь нагромождение каких-то трубок, трубочек, через заполненное слизью пространство и выскочил наверх в полутемном помещении. Попробовал сдвинуться, но у него ничего не вышло – со всех сторон его сдавливали жесткие металлические ребра. Тогда он с силой ударил ногой – не глядя, прямо вперед. Что-то с треском вылетело от его удара наружу, а следом, не удержавшись, вылетел он сам. Упал, перевернулся через голову. Но еще на лету догадался: он выскочил из ремонтного отсека капсулы в основное помещение, где и был до того, выскочил, вышибив люк-заглушку. Это было наваждение! Иван знал, что нельзя ничему этому верить. Но он все это видел, ощущал – как же ему не верить?! Когда он тонул, то он тонул самым жутким образом, когда из него сосали кровь, он от бессилия и боли, не мог по-настоящему сопротивляться... Так что же это – бред, галлюцинации, реальность?! Иван не мог это объяснить. Пускай объясняют те парни, что занимаются Осевым измерением по секретному проекту, пускай! А ему лишь бы выбраться по добру, по здорову!

Он вскочил на ноги, бросился к сейфу. И все-таки вытащил лучемет. Первым делом он сжег пузырящуюся пурпурную трясину вместе с креслом или тем, что от него осталось. Красноватая пена еще долго шипела на полу. Но он водил и водил стволом слева направо, вверх и вниз. С одним дело было покончено. Не в силах сдержать обуявший его нервной дрожи, дико оскалясь и дергая головой, он развернулся к упырям. Палец лег на спусковой крюк.

– Ты чего это охренел, старина? – спросил его Гуг Хлодрик невозмутимо.

Он сидел на полу и, придерживая рыдающую Свету за плечо, утешал ее. Он был спокоен. Зато она с каждым его утешительным словом начинала рыдать пуще прежнего.

– Убирайтесь вон! Не то я испепелю вас!!! – почти завизжал Иван. Он не сомневался, что перед ним распоясавшиеся, обнаглевшие фантомы. Но рука не поднималась на них. – Во-он!!!

– Ты дурак, Ваня! – сказал Гуг и приподнялся.

– Еще шаг, и я прикончу тебя!

– Нет, Ваня, ты не посмеешь стрелять в своего лучшего друга, не посмеешь!

– Я сожгу тебя, Гуг! Предупреждаю, оставайся на месте, если ты не желаешь убираться! – голос Ивана опять сорвался до сипа.

– Нет! Ничего ты не сделаешь! Гляди, у меня за спиной твоя жена, она плачет... Ты не посмеешь жечь ее из лучемета! Ты никогда себе это не простишь потом, Ваня! И не надейся, ты этого никогда в жизни не забудешь! Тебя измучает память! Она вгонит тебя в гроб!

– Стой!!!

Гуг приближался. Их разделяло всего четыре метра.

– Не стреляй в него, Иван! – дрожащим голоском попросила из угла Света.

– Ради нашей любви, ради меня, не надо! Ты же любил меня?!

– Я убью его как паршивого крысеныша! – завопил Иван, теряя выдержку. – Не подходи!!!

– Поздно, Ваня! – процедил Гуг.

И метнулся вперед. Он мгновенно выбил лучемет из рук Ивана. Схватил за горло, сжал его. Иван почувствовал, что не выдержит и полминуты.

Сопротивляться чудовищной силе он не мог. Но Гуг тут же отпустил горло. Нагнулся и ухватил Ивана за щиколотки, перевернул, встряхнул и стал без намека на жалость и сострадание бить его головой об пол. На этот раз Иван почти не чувствовал боли – все в нем уже омертвело, отупело. Он лишь сотрясался в такт ударам и не мог оторвать взгляда от псевдосветы. Это невообразимое существо с головой и волосами его жены, тянуло сейчас к нему полупрозрачную корявую когтистую лапу и без передышки хохотало – истерически, взахлеб.

Но лапа не успела дотянуться до Ивана. Один из ударов оказался последним – Иван почувствовал, что Гуг добился-таки своего и пробил им днище капсулы. Иван вылетел в рваное отверстие наружу. Его должно было разорвать в безвоздушном пространстве. Но его почему-то не разорвало. Он летел в черноте и пустоте. Он видел, как удаляется от него потрепанная, списанная, но все же вполне пригодная для полетов капсула. Но даже в этом положении он не пожалел, что затеял всю эту историю.

Когда капсула скрылась из виду, Иван еще раз поклялся, что в Осевом измерении его ноги больше не будет!

В следующий миг он очнулся в своем кресле. На коленях у него сидел раздутый до прозрачности Гуг. Он напоминал трехметровый воздушный шар с руками, ногами и головой. И в его брюхе просвечивалось что-то живое, подвижное. Приглядевшись, Иван увидал костлявого, ребристого и мерзкого упыря, того самого. Упырь пытался ему что-то сказать, он приникал пастью к прозрачной стерке-коже, шевелил тонкими губами, скалился, но слова не проникали наружу. Гуг тихо и тяжело сипел. Он был сыр и вонюч.

Иван ударил Гуга прямо в живот... и живой шар лопнул, разбрызгивая по стенам слизь, растекаясь по креслу, по комбинезону... Больше сил терпеть не было. Иван застонал. На коленях у него сидела жена – покойница. И глаза у нее были не русалочьи, и не вампирьи. Глаза у нее были ее собственные. Она с нежностью, любовью и каким-то еле уловимым оттенком жалости глядела на Ивана, гладила его теплой легкой рукой по щеке.

– Видишь? Ты выдохся за какой-то час. Я здесь постоянно, я здесь навсегда, я не могу больше оставаться здесь, это свыше моих сил! Ну неужели ты ничего не понимаешь, Иван? Ведь мы так любили друг друга... Спаси меня, я тебя умоляю, мне больше некого просить, не оставляй, спаси меня! Забери с собой! Прижми к себе, сильно-сильно, накрепко прижми... и я вырвусь отсюда с тобой! Я верю, что вырвусь только бы ты этого хотел!

Иван неожиданно для самого себя прижал ее к груди, сдавил в объятиях ее хрупкое, теплое тело. И он услышал не ушами, а своим собственным сердцем, как учащенно и загнанно бьется ее сердце. Волна нежности и щемящей боли захлестнула его. Он уткнулся лицом в копну пряных душистых волос.

– Я никому тебя не отдам, никому, – прошептал он, обращаясь не столько к ней, сколько к себе самому. – Мы выберемся отсюда вместе! Назло всем выберемся!

Он прижал ее к себе еще сильнее, до боли, до хруста в костях. И она тоже обхватила его, вжалась в твердое мускулистое тело, замерла.

– Ну! – закричал Иван в пространство, оторвав голову от ее волос. – Что же вы?! Что вы тянете?! Давайте! Я не боюсь вас!

Ничего не изменилось ни в капсуле, ни в нем, ничто не сдвинулось с места, не пропало, не появилось... лишь высветились вдруг на табло светло-зеленые цифры. И исчезла она, исчезла сразу, словно ее и не было – он смотрел на свои руки, которыми только что обнимал ее, прижимал к груди. Они застыли в неестественном положении – она исчезла из неразомкнутых объятий!

Значит, ничего и не было, подумал он. Откинулся на спинку кресла. И только теперь почувствовал, насколько выдохся: тело отказывалось подчиняться ему, мысли разбегались, от слабости тряслись колени. Но он пересилил себя, достал из стойки небольшое квадратное зеркало, посмотрел на свое лицо. На нем не было ни порезов, ни рваных ран, ни даже шрамов, кроме того, единственного, что остался над бровью с младенчества. Комбинезон был чист и цел, на руках – ни царапинки. Он выдохнул из себя воздух в бессильном, апатичном облегчении... Все! Полный порядок! Он выскочил из Осевого измерения. Выскочил живьем! А это уже половина дела!

Он решил встать, но ноги не слушались его. Тогда он подкатил на кресле к центральной стойке, вытащил мнемограммы. Но прежде, чем включить прозрачность, обшарил взглядом стены капсулы. Что-то ему не понравилось, что-то навевало непонятные и страшные ассоциации. Но он не мог сообразить, какие именно и почему. На стенах подсыхала какая-то слизь, подсыхала и пропадала прямо на глазах. Иван силился вспомнить, что-то, но ничего не вспоминалось. Лишь всплыла в памяти последняя объемная фотография жены.

Всплыла и пропала. Он тряхнул головой – всегда после этого проклятого Осевого, после этой чертовой Столбовой дороженьки в голове оставалось что-то

тягостное, неприятное! Он смахнул с коленей несколько длинных, непонятно как оказавшихся здесь волосков. И опять что-то невнятное промелькнуло в мозгу.

Но он отогнал видение. Сейчас было не до переживаний и копаний в душе. Надо было определяться.

Темные круги плыли перед глазами, тошнило, в висках кололо, на сердце был тяжелый, плотный обруч. Иван понимал, что единственное спасение это сон, глубокий, крепкий, исцеляющий сон. И все же он, перед тем как провалиться в забытье, успел включить полный обзор. Стены капсулы пропали. Высветились редкие звезды. Иван, пересиливая навалившуюся дрему, вгляделся в звездное черное небо. Не было нужды сопоставлять его с тем, что на мнемограммах. Капсула вынырнула из Осевого измерения именно там, где ей и надлежало вынырнуть.

Периферия Системы. Видимый спектр. 2478-ой год, июнь.

Пространство везде Пространство, даже на глухих окраинах Вселенной оно не меняет своей сущности, оставаясь столько же холодным и мертвым, как и в шаровых скоплениях, в ядрах галактик. И неважно, что вокруг – обманчивый блеск миллиардов мигающих звезд или же черная пустота с редкими, будто случайно просыпанными на черную скатерть беленькими крохотными крупинками. Неважно! Пространство одинаково убийственно повсюду. Оно несет смерть всему живому, оно враг самой Жизни. Но есть места в этом безликом и бесконечно протяженном поле смерти, где плотность враждебности достигает предела. И в таких местах Пространство прорывается под натиском сконцентрированного Зла и образует невидимые исполинские воронки, в просторечии именуемые коллапсарами или «черными дырами». Зло истекает через эти воронки в иные измерения и иные пространства. Но навстречу ему движется поток еще более страшного Зла, чуждого, необъяснимого, ибо воронки раскрыты в обе стороны, ибо Всеобщее Движение Добра и Зла всенаправлено и неостановимо, оно не желает укладываться даже в самые емкие теории, создаваемые существами, пытающимися постичь его. Существам этим положен предел. Движение же и Пространство – беспредельны. Их можно описывать тысячами, миллионами формул, миллиардами теорий... и все равно описанное будет составлять бесконечно малую часть Существующего. Живущим среди формул и книг кажется, что они постигли все или почти все, что они вот-вот до самого донышка познают Мир. Но они и не представляют, что ползают среди Бесконечной Ночи жалкими светлячками, ничего и никого не освещая вокруг, неся свой свет только на себе и в себе. Ночь же существует помимо них. Она не замечает ползающих в Ней, ибо в сравнении даже с капелькой Ее тьмы весь сон этих самонадеянных букашек просто ничто. Незамеченными рождены они в Ночи этой, незамеченными будут и поглощены Ею. Но пока они живут – они есть!

Радиоастрономические локаторы капсулы засекли «черную дыру» всего лишь в полумиллионе километров от точки выхода. Иван не ожидал обнаружить здесь столь опасную соседку. Он не рассчитывал перебираться в Чужое Пространство. С него и так хватало передряг! Но мозг уже связал наличие здесь воронки и присутствие негуманоидов.

Только теперь он начинал смутно догадываться, с кем ему предстоит иметь дело. Да, сюда надо было приходить на суперкрейсере последней модели, на боевом корабле, а не на этой дырявой лоханке, которая развалится при подходе к коллапсару!

И все же он не счел нужным расстраиваться. Что есть, то и есть. И один в поле воин! Даже если он практически безоружен и гол, все равно! Была бы воля, была бы вера!

Иван решил, что медлить не стоит. Он вытащил подаренный Таекой переговорник, этот крохотный черный шарик на присосочке, сунул его в рот, прикрепил к небу, попробовал языком – шарик держался прочно, не мешал, наверняка он пригодится. Яйцо-превращатель лежало в кармане. Но он еще раз провел рукой по нему, проверил. Потом расстегнул молнии и до отказа набил внутренний пояс, облегавший талию, медикаментами, стимуляторами и прочей необходимой мелочью, туда же заложил несколько шестичасовых кислородных баллончиков – мало ли что, на всякий случай.

После сна он чувствовал себя прекрасно. Последний переход по Осевому был на редкость легким, почти безболезненным в сравнении с предыдущими – в те разы ему иногда приходилось неделями выкарабкиваться из коматозного состояния, а сейчас он был свеж на третьи сутки. И главное, память его была чиста после Осевого. Может, в нем ничего такого не было, а может, она и без того пресытилась, не вмещала в себя тягостного.

Отступать Иван не собирался. Его вдруг покинуло благодушие, напутственные слова почти позабылись, в груди поселился огонь. Он не вмещался в сердце, он рвался наружу. Иван с трудом его сдерживал. Нет, и Добро должно быть вооруженным! Он проникся этой мыслью как-то сразу, неожиданно. И она заполнила его и заполнила доверху, она рвалась из него вместе с неистовым огнем наружу. Но она и удивляла своей нереальной чистотой, прозрачностью – она была неестественно точной, всеобъемлющей. И это пугало Ивана несмотря на его одержимость, казалось бы, предельно простой и справедливой идеей. Идеей мщения Злу! Он твердил себе с беспощадной уверенностью, с гипнотической страстью: Добро должно быть сильным! Оно должно иметь крепкую грудь, мощные ноги, сильные руки, сокрушающие кулаки, холодную голову! Оно должно быть могучим, всепроникающим, необоримым, неудержимым, действенным, напористым, если надо, и наглым, жестоким, глухим к мольбам олицетворений Зла, оно должно быть смелым, беспощадным... Он чуть было не сказал: «злым»! Но вовремя остановился, задумался. Это было временное замешательство. Иван тут же оправился, сейчас он не в том положении, когда надо предаваться философствованию, сейчас надо действовать!

Он достал из сейфа лучемет и автомат-парализатор. Положил их на стойку у кресла. Побрел к шкафчику за десантным спаренным пулеметом. Он еще и представить толком не мог, с кем собирается сражаться. Но он готовился к этому сражению. Он был готов постоять за себя! Перед глазами мелькали тенями какие-то трехглазые рожи, чешуйчатые руки и ноги, корявые когтистые лапы – все то, что запомнилось во время мнемоскопии. Он гнал навязчивые видения прочь. Но на душе было неспокойно. Одно дело на Земле планировать, предаваться горячечным грезам, и совсем другое – здесь, на краю Неведомого. Ведь он даже не знал, с чего начнет, куда направится и что вообще он должен предпринять.

Чтобы немного охладиться, рассеяться, он присел на кресло и принялся разбирать мешок Сержа Синицки. Чего там только не было! Судя по всему, Серж еще со времен работы в Отряде отличался незаурядным скопидомством – то, что парни обычно бросали на перевалочной базе сразу же после Поиска, он тщательнейшим образом сортировал, раскладывал по пакетикам, коробочкам, баночкам... ведь не могло же быть так, что он успел за несколько минут все так рассортировать и уложить! Поначалу Иван разбирал все по порядку: гипноусилители мембранные – в одну сторону, нейтрализаторы – в другую, усыпители одноразовые – третью, антигравитаторы миниатюрные быстрого действия – в четвертую... Но ему это надоело, и он, расстегнув скрытые карманы на икрах, бедрах, предплечьях, груди напихал в них всякой Серегиной всячины, не запоминая даже, где что лежит. Потом ему пришлось стаскивать с себя комбинезон со всем содержимым и натягивать на тело бронепластиковую кольчугу, снова облачаться в комбинезон, накладывать предохранительные гибкие пластины, зашивать гигроиглой швы, разрезы молний... Закончив и с этим делом, Иван попрыгал – все было прилажено и подогнано на совесть, не тряслось, не дергалось, не мешало. Но он почувствовал себя тяжелее – самое меньшее на полпуда.

Вспомнив про подарок Хука Образины, он отвинтил задвижку внешней привески, выкатил тяжеленный свинцовый ящик, сохранявшийся на Эрте, видно, с незапамятных времен, долго возился с замком, но достал-таки массивный, почти неподъемный плазменный резак, авось и он пригодится.

Резак положил в кресло. Сам пошел обряжаться в скафандр. Процедура эта была непростой и нудной. Иван не любил ее, да куда денешься! Надо было полностью себя подготовить к встрече с чужаками. Он знал точно, что эта встреча состоится. И еще он знал, что скорее всего ему не придется предпринимать каких-то особых мер для ее осуществления. Непонятным чутьем он чуял, чужаки заявятся сами, как в тот раз!

Минут восемь ушло на возню со скафандром. Но теперь Иван был экипирован почти полностью. Титанопластиковая шестимиллиметровая ткань облегала его тело, покрывая собой кольчугу, комбинезон, пластины и все прочее. Голову полностью закрыл округлый твердый шлем с секторной прозрачностью. Такой шлем мог выдержать вес динозавра и не смяться, его не брал плазменный резак, не говоря уже о лучеметах, пулеметах и прочих ручных трещетках.

Локаторы работали на пределе. И Иван не боялся, что его застигнут врасплох. Он знал, что если и удастся чужакам подкрасться на две-три тысячи километров к капсуле, то и в этом случае у него будет минута, не меньше. Как бы ни стара и изношена была капсула, но ее изготовили в двадцать пятом веке от Рождества Христова, она была значительно совершеннее и неприступнее, чем тот жалкий кораблик, на котором рискнули отправиться в странствие его родители, заброшенные вселенскими катаклизмами в непостижимую для их времени даль. Нет, автоматика капсулы не подпустит чужаков!

Он заварил швы скафандра плазмосваркой. И принялся увешивать себя боеприпасами: зарядные вставки лучемета распихал по поясному карману, обоймы парализатора и ручных дезинтеграторов засунул в набедренные кобуроячейки. Обмотал вокруг груди пулеметные ленты, два магазина со свернутыми повесил за спину, туда же перекинул блок обеспечения... Подошел к бортовой машине, подключился к ней – системы жизнеобеспечения работали в нужном режиме. Но он подзарядил их, ведь могло случиться и так, что он пробудет в скафандре месяц, а то и все три! В такой ситуации не следовало пренебрегать даже самой последней мелочью. Иван это знал по опыту. Ему бы не пришлось две недели на Гадре провести в обществе звероноидов, если бы он тогда не поленился прихватить с базы парочку баллончиков с сжиженным озоном.

Он еще долго возился – минут сорок, прежде чем не прекратил свое нудное и утомительное занятие. Снова попрыгал. Все было в норме. Лишь весу еще на полпуда прибавилось. Но для тренированного и отдохнувшего тела это было не столь серьезно. Иван согнул колени, подпрыгнул до потолка, перевернулся дважды в воздухе и упал на руки, спружинил, постоял немного, проверяя, не отвалилось ли что, не отстегнулось ли. Нет. Все было в полнейшем порядке. Он прошел на руках к стойке. Запрыгнул на нее с пола, не меняя неудобной позы. Потом спрыгнул на пол, повалился набок, несколько раз перевернулся вокруг оси – все держалось, ничто не мешало. И он резко вскочил на ноги. Взял в левую руку плазменный резак, с усилием поднял его над головой, потом еще и еще раз. Подача кислорода в шлем сразу увеличилась, все сочленения скафандра послушно свертывались и развертывались, сама ткань была словно невесомой. Он решил, что хватит. Все и так подогнанно, прилажено. Он уселся в кресло. Уставился на приборы.

Табло показывало, что кроме зияющего зева воронки ничего подозрительного, опасного поблизости не было. Иван расслабился. И минут двадцать предавался психотренингу. Потом разом встряхнулся.

Протянул руку к клавишному пульту. Надо было поближе подойти к «черной дыре», заглянуть хотя бы с краешку в ее утробу, чего сидеть выжидать! И Иван почти уже нажал нужную клавишу... Но вдруг вспомнил про возвратник. Лицо его исказились гримасой! Черт бы побрал всех и все! Теперь снова придется разоблачаться чуть ли не догола, привешивать на руку, под мышку этот проклятый возвратник, чтоб ему рассыпаться на молекулы! Ивану было страшно даже подумать об этой утомительной двойной процедуре. Но что делать, надо было вставать и идти к сейфу – без возвратника вообще все его труды были бы напрасными, без возвратника можно хоть сейчас взять резак и навести струю себе на грудь, чтобы погибнуть сразу, без мучений... относительно без мучений. Да, хочешь не хочешь, надо вставать!

Иван уже чуть подался вперед, руки его уперлись в подлокотники. Но в последний миг произошло нечто совершенно непонятное, неожиданное – раздался дикий скрежет и лязг, будто капсулу раздирали грубо и беспощадно, разрывали ее с чудовищной силой на части. Давление резко упало, и Ивана вместе с остатками воздуха чуть не выбросило наружу, он мертвой хваткой вцепился в подлокотники, удержался о кресле. Все у него внутри похолодело, со лба потек холодный пот, затылок оцепенел. В ушах, усиленное переговорником и внутренними мембранами, проскрипело металлически, отрывисто:

– Что я тебе говорил, эта амеба не ждала нас в гости!

Иван резко развернулся вместе с креслом. И он не удивился увиденному: большой кусок бронированного борта капсулы был выдран с клочьями, рваные края были разворочены и иззубрены. А на фоне черноты Пространства стояли двое.

Они стояли уверенно, по-хозяйски, ничего и никого не страшась, ни на секунду не сомневаясь в своем превосходстве, в своей силе и своей власти. Были они кряжисты, и как-то нечеловечески устойчивы. Комбинезоны не закрывали их ног ниже бугристых коленей и руко-лап, из под матово-серой ткани виднелась чешуйчатая поблескивающая кожа, если только ее можно было назвать кожей. Ноги заканчивались морщинистыми ступнями, из которых торчали ничем не прикрытые уродливые пальцы с огромными изогнутыми когтями – по четыре пальца на каждой. Даже в музеях у доисторических ящеров Иван не видал таких страшных лап. Но он помнил! Он все помнил! Он помнил даже эти жуткие восьмипалые руки – ведь точно такие когда-то нависали над его лицом, а потом такая лапа сжимала его тело, когтем именно такой лапы была рассечена его бровь. Нет, он ничего не забыл! Он помнил эти уродливые лица, эти немигающие черные глазища с диафрагмами и желтыми ромбиками по середине, помнил эти расплющенные четырехдырчатые носы, эти обвисающие морщинистые щеки-брыла, эти плоские сплюснутые подбородки и безгубые рты, чешуйчатую завесу над глазами, голые черепа, одним словом – все! Даже взгляды трехглазых чужаков были теми, прежними – нечеловеческими, таких глаз не могло быть у живых существ, наделенных хотя бы самой примитивной душонкой или ее подобием. Это были глаза нелюдей!

– Он еще трепыхается! – ударило в уши. – Слизняк!

Рот почти не открывался, образовалась совсем узкая длинная щель. Но Иван увидал усеянную желтыми пластинами пасть. И его передернуло. Оцепенение начало сходить. В голове все кипело, бурлило, мысли набегали одна на другую: как они могли подойти незамеченными! Как преодолели защитные поля?! Бред! Нелепица! Галлюцинация! нет, это наверное, продолжение шуток Осевого измерения, не может быть это реальностью! Ни кому не под силу так разворотить капсулу! Нет, это все кажется! Иван разом отогнал сумбурные мысли, заставил себя успокоиться. Все происходило на самом деле, в реальности! И нечего уговаривать себя – он не ребенок, да и с ним похоже не в детские игры играют!

– Я думаю, не стоит тащить эту рухлядь на станцию, – проговорил тот, что молчал прежде. – У нас есть заботы поважнее! Давай, распыляй!

Иван увидал, как стоявший слева стал поднимать руку с зажатым в ней каким-то небольшим, навроде яблока, шаром. Но решил опередить чужака. Ему не светило быть распыленным.

Струя плазмы ударила в плечо чужаку – Иван дал полную нагрузку. Но рука отлетела не сразу. Это было необъяснимо, но это было так! Она медленно, будто нехотя отваливалась, отслаивалась под струей, которая без труда прожигала трехметровую сталь. Но она все же отделилась от тела, исчезла в черноте вместе с «яблоком».

Чужаки явно опешили. И секундная передышка спасла Ивана. Он направил струю в грудь другому, стоявшему справа, и одновременно схватил спаренный пулемет со стойки, упер его в спинку кресла – безостановочная очередь ударила прямо в рожу левому. Но он не падал, держался каким-то чудом. Иван не верил собственным глазам – эти твари без скафандров, без какой-то защиты выдержали то, что не может, не должно выдержать живое существо!

Преодолевая напор струи, правый двинулся на Ивана – медленно, подгибая кривые толстые лапы, упираясь, наклонив костистую усеянную шишками голову. Левый тоже стронулся с места, стал приближаться. Они шли, неся с собой смерть и сами умирая, они уже были полутрупами. Видно, они решили прихватить на тот свет и Ивана, у них доставало еще сил для этого. Но Ивану было рано умирать.

Он бросил на пол пулемет и резак. Сунул руки в стойку. Вытащил две гранаты, сжал их в руках, ломая взрывательные предохранители, швырнул... и тут же крутанулся на кресле.. Его ударило об клавишный пульт, спинка кресла навалилась сзади – это была взрывная волна, кратковременная, но страшная даже в безвоздушном пространстве – в каждой гранате было по двенадцать кубометров сжатого водорода.

Скафандр спас Ивана, спинка кресла прикрыла. Но он сразу же развернулся обратно. Чужаков в изуродованной полураскрытой капсуле не было – их вышвырнуло во мрак!

Иван подполз к рваной дыре, заглянул в нее. Две маленькие сероватые фигурки удалялись от капсулы, будто падали в черную бездонную пропасть. Кроме них ничего в Пространстве не было.

Иван вернулся в кресло. Набрал код ремонтного блока капсулы. Задвижка отворилась, из-за стены выполз безголовый четырехпалый и двурукий кибер, потащился к зияющей дыре. Надежды на него было мало.

Иван сидел и думал о чужаках. Он не ждал повторного нападения в ближайшие минуты. Надо было осмыслить случившееся.

Как они подкрались? Что за чертовщина? Только этот вопрос мучал его сейчас. Не поразительная жизнестойкость, ни возможность пребывания в открытом Пространстве без скафандров, не бессмысленная и непонятная жестокость, а именно это – почему они появились столь внезапно? Если так будет всегда, он обречен!

Ничего, путного в голову не приходило. Иван следил за кибером, следил машинально. Тот штопал дыру, приваривая к краям продольные и поперечные ребра. За двадцать минут работы, несмотря на неповоротливость ему удалось приварить ребер семьдесят. Покончив с ними, кибер принялся затягивать дыру пленкой – он укладывал слой за слоем, как заведенный. Когда он проварил края пленки, Иван пустил воздух в капсулу. Приборы показывали, что герметичность сохраняется, что давление восстанавливается. Еще несколько минут, и он сможет стащить с себя скафандр, прицепить возвратник. А тогда, тогда с ним ничего не сделаешь! Тогда его можно будет убить мгновенно, из-за спины, но если он будет видеть опасность, он увернется от убийцы, в самую последнюю секунду, в последнее мгновение он нажмет на возвратник и только его видали!

Иван встал, пошел к сейфу. Его рука уже снимала блокировку автозастежки. Ноги дрожали, по спине тек пот. Но это были мелочи, ерунда! Вот сейчас он откроет дверцу, вытащит возвратник, расстегнется... Лязг и хруст раздираемого металла заставил и его обернуться. Полураздавленный кибер лежал на полу. А чьи-то невидимые, сатанински сильные руки раздирали обшивку – дыра разрасталась, увеличивалась на глазах, она уже была вдвое шире прежней, рваные острые края причудливо изгибались словно лепестки фантастического цветка. Воздух в миг вырвался из капсулы, унося всякую мелочь. В дыре появилась бесстрастная трехглазая рожа, она нащупала взглядом Ивана и жутко оскалилась. Когтистая лапа вцепилась в край обшивки, за ней другая...

Иван схватил в охапку лучемет, пулемет, парализатор, резак и опрометью бросился в шлюзовую камеру. За спиной у него что-то прогрохотало, разорвалось. Но он не оглянулся, он прыгнул головой вперед, пробил шлемом предохранительную мембрану и свалился через открывшийся лючок прямо в одноместную шлюпку. Не разжимая рук, он ткнул локтем в пломбу, сшиб ее, И еще раз ткнул – прямо в пусковую клавишу. Его тут же опрокинуло на заднюю стенку. От удара в голове помутилось. Но он не почувствовал боли, он знал – шлюпка пулей вырвалась из капсулы, а значит, он спасен!

И только тогда он разжал руки, и все оружие посыпалось на пол с грохотом и лязгом. Он сел в креслице, включил экраны. В шлюпке было очень тесно, она не предназначалась для жилья. Но в ней было все же лучше, чем в открытом Пространстве.

Он нащупал радарами покинутую капсулу, развернулся и пошел на сближение с ней. Снаружи капсула представляла из себя жалкое зрелище – она была разодрана словно консервная банка, антенны болтались переломанными и изогнутыми прутьями, фермы крепления баков были искорежены, сами баки пробиты, из них вытекало в Пространство шарами и шариками всех размеров топливо, остатки топлива. Иван понял, капсула ему больше никогда не пригодится. Не летать ему на ней!

Но внутри был сейф, приваренный к полу и стене. А в сейфе – возвратник. И ради этого стоило немного повоевать! Надо во что бы то ни стало уничтожить жуткую тварь, забравшуюся внутрь капсулы. Уничтожить и вытащить возвратник.

Иван резко развернул шлюпку перед самой дырой. Остановил. Включил двигатели на полную мощность, развернув одновременно боковые вперед, чтобы они уравновешивали шлюпку, не давали ей оторваться от дыры. Целый океан пламени ударил внутрь капсулы. Ничто живое не могло бы выдержать такой огненной атаки.

За сейф Иван не волновался, тот был сделан из тугоплавких металлов, переложенных керамикой.

И потому он не спешил. Надо было хорошенько прожарить внутренности старой лоханки. Иван увлекся. Он уже ликовал. И потому не сразу заметил когтистую восьмипалую лапу, появившуюся на экране. Но он отшатнулся назад, когда вслед за лапой в эран ткнулсь жуткая трехглазая морда – чужак цеплялся за шлюпку снаружи, он рвался внутрь! Он каким-то чудом выскочил из капсулы, не погиб в огне. Но Иван видел, что он весь изранен; что половина пластин содрана с его головы, оторвана нижняя челюсть и вывернута левая нога. Но чужак не сдавался, он нащупывал слабое место в обшивке шлюпки. И Иван решил, что медлить не стоит. Он включил антигравитаторы – чужака отшвырнуло от шлюпки. Иван мгновенно надавил на рычаг автоматической пушки. Той не надо было указывать цель, она нащупывала ее сама – чужака разнесло в клочья с первого же снаряда.

Ну вот, подумалось Ивану, теперь порядок, теперь они отомщены! Теперь ему нечего здесь делать, ведь он выполнил свой долг. И он не желает больше проливать крови, чьей бы она ни была. Нет! Хватит! Довольно! Слишком много смертей, слишком много зла! Он не так все себе мыслил, не так представлялось ему и грезилось! Нет, не бывать ему мстителем, он другой, он не рожден для мщения, и ему совсем не подходит роль Ангела Возмездия. Надо убираться вон отсюда! Надо было вообще не приходить сюда! Это была ошибка, страшная ошибка, и ему говорили об этом! Все правильно – Зло умножает Зло, все верно – Зло порождает Зло! И вместо того, чтобы разомкнуть эту чудовищную цепочку, он свел несводимые сами по себе концы, он привнес в этот мир Зло! Но теперь поздно, теперь, все – ему теперь нечего делать тут! Ему нужен возвратник, чтобы покинуть этот страшный мир, и ничего больше! Назад! Домой!

Он подрулил на шлюпке к развороченной и обожженной капсуле, зацепился внешним манипулятором за рваный край. Приготовился к выходу.

Медлить не стоило. Кровь стучала в висках, затылок ломило, перед глазами опять поплыли темные круги. Он распахнул люк, выбрался наполовину. В глазах совсем потемнело, пальцы начали разжиматься. Он почувствовал, что теряет сознание, в ушах загудело, зашумело. И одновременно зазвучал отдаленный, совсем слабый женский голос, чем-то знакомый, близкий, но неузнаваемый, голос, доносящийся не снаружи, а звучавший изнутри: «...он не придет сюда мстителем, нет! Он не умножит зла! А если будет так, то ляжет на него мое проклятье!»

Иван удержался на кромке сознания. Но внутри у него словно перевернулось все. – Ему стало страшно. Не за себя, не за жизнь свою, а просто – страшно до жути, до оцепенения, до паралича. Он безвольно осел вниз. Люк закрылся – крышка автоматически задвинулась. Он сидел, опустив руки, склонив голову. Он знал, что каждая секунда промедления может грозить ему гибелью. Но ничего поделать с собой не удавалось.

Ему не в чем было обвинять себя. Он защищался. Он имел на это полное право! В конце концов, он обязан был защитить себя, ведь не для того, он проделал долгий путь, чтобы сразу же, у порога неизведанного, погибнуть?! Да, все было так. Но под черепной коробкой раскатами громыхало: «помни, в какой бы мир ты ни вознамерился вступить, не меч в него ты привнести должен, не злобу и ненависть, не вражду и раздоры, а одну любовь только. Добро на острие меча не преподносят... если вступишь на дорогу Зла и отринешь Добро, будешь проклят на веки вечные. Иди!»

Куда идти? Как? Где дорога сама? Ответов на эти вопросы не было. Одно Иван знал – хочешь, не хочешь, а выбираться из шлюпки и идти в капсулу за возвратником надо. Он встал. Сдвинул крышку люка, высунулся. И тут же обрушился вниз, ломая спинку кресла, ударяясь о переборки, рычаги, приборы, теряя сознание.

Невидимый спектр. Вход в Систему – "Система – Хархан-А. 123-ий год 8586-го тысячелетия Эры Предначертаний, месяц цветения камней

Ему снилось что-то невообразимо далекое, может быть, никогда не существовавшее, а лишь привидевшееся в грезах, придуманное или навеянное чем-то, а может, и бывшее с ним... он не пытался разобраться, да и не мог, наверное, даже если бы и очень захотел.

Он был невесом в этом сновидении. И его подбрасывало вверх что-то теплое, нежное, сильное. Он взлетал под белый недосягаемый купол, замирал на мгновенье – оно было сладостным и ощутимым – и падал вниз, в тепло и нежность, чтобы снова взлететь, снова замереть, испытывая и восторг и страх одновременно, чтобы застыть в парении хотя бы на миг, насладиться этим мигом и постараться задержать его. Было несказанно хорошо, как наяву не бывает, ему не хотелось ни кричать, ни говорить, он открыл рот, чтоб только вздохнуть поглубже; падая, он зажмуривал глаза, взлетая, раскрывал широко-широко. И все было прекрасно! Но последний раз взлетев и застыв на мгновенье, он опустился не в мягкое и нежное, он вообще не опустился... он упал на что-то холодное, колючее, непонятное. И это непонятное сжало его тело, сдавило грудь, остановило полет. Сверху выплыли из-за белых сводов три пугающе мертвых глаза...

Иван вздрогнул. Очнулся. Он лежал в полуразвалившемся кресле шлюпки. Болела нога – наверное, он ее здорово ушиб при падении. Он все помнил. И он догадывался, что за сила швырнула его обратно, когда он пытался вылезти. Но ему оставалось лишь поблагодарить ее, что совсем не пришибла.

Иван включил обзорный экран. И обомлел! Ничего подобного он не видал в своей жизни, хотя избороздил Пространство вдоль и поперек. Это было невероятно. Или это просто казалось. Бескрайняя, необъятная чернота за обшивкой шлюпки была пронизана вдоль и поперек, вширь и вкось какими-то светящимися кристаллическими структурами – он даже не мог подобрать им названия. Структуры были столь многосложны и затейливы, что усмотреть в них системность, расположение в определенном порядке было невозможно. И тем не менее, вопреки глазам и логике, какой-то порядок высочайшего уровня угадывался – все эти переплетения, ребра, узлы не могли быть случайным нагромождением, они были явно искусственного происхождения. Но их масштабы! Иван видел сквозь исполинскую ячеистую многомерную сеть проблескивающие звезды, туманности – ничто ничему не мешало, все было увязано в единое гармоническое целое, фантастическое согласие естественного и искусственного было просто непостижимым! Иван невольно потянулся руками к глазам, намереваясь их протереть, – и наткнулся на броню шлема. Нет, это не было продолжением сна, это существовало на самом деле!

И еще одно он увидел. Ближайшие, самые крупные части структуры, ее ребристые поперечные и продольные оси, со всеми исходящими из них ответвлениями, сочленениями надвигались на него – надвигались достаточно быстро, грозя столкновением, ударом... Но всякий раз шлюпка, будто сама собой или же подчиняясь чьей-то воле, уклонялась от удара, проскальзывала в ячею... Иван даже – не сразу сообразил, что двигались не структуры, а его крохотное и утлое суденышко, лавировавшее между ними. И все это было настолько ни на что не похожее, настолько нереально, что мозг отказывался принимать это за явь – хотелось закрыть глаза, отмахнуться.

Проплывая мимо очередного бледнолилового ребра, несущего множество отростков и отросточков, Иван увидал, что сам ствол ребра совсем немного вздымается, утолщается, но тут же опадает, будто он живой, словно он дышит. И это вообще не укладывалось в голове. Иван даже позабыл про свои ушибы, про отчаянное положение свое. Он глядел в экраны и думал, что сходит с ума.

Никакой определенной цели, к которой могла бы стремиться его шлюпка, на экранах не было. Локаторы работалинормально, и бортовая машина показывала, что в них нет поломок, что все в порядке. Но локаторы ничего не показывали, они не реагировали на эти сочленения и отростки, они вообще казалось не замечали раскинутой в Пространстве Многомерной ячеистой сети!

И все-таки какая-то цель была! Его явно вели куда-то, именно вели, в крайнем случае, волокли, тянули на невидимом экране или же толкали – ведь двигатели шлюпки были выключены. Она не должна была двигаться!

При ближайшем рассмотрении Иван заметил, что поверхность структур во всех их ответвлениях не гладкая и ровная, а как бы поросшая чем-то наподобие мха. Мох этот и создавал наверное видимость какого-то движения, шевеления, дыхания. В зависимости от угла подлета менялись цвета: из лиловых переходили в серые, потом зеленовато-желтыми становились и начинали светлеть, высвечиваться изнутри до почти чистой желтизны. У него начинало рябить в глазах, но он смотрел, запоминал, пытался осмыслить хоть как-то непонятное явление, проанализировать его. Нахлынувшее любопытство изгнало из сознания страхи, волнения. Он позабыл о прошлом, о неведомом грядущем. Его занимало только непонятное настоящее.

Отрезвил скрипучий низкий голос, отчетливо прозвучавший под шлемом, голос нудный и раздраженный:

– Эй, Гнух, ты заснул, что ли? Тебе не кажется, что эта амеба излишне любознательна, а? Или ты ее решил поразвлекать немного перед распылением?! Не будь ребенком. Гнух, выруби слизняка!

Иван ничего не почувствовал. Но чудесная и непостижимая картина вдруг пропала. Он глядел на экраны обзора и видел лишь черное бездонное Пространство да крупинки звезд в нем, никаких сетей, ячеек, структур в этой пустынной черноте не было. И даже показалось, что их и вообще никогда не было, что они плод его воображения.

Но ему не пришлось углубиться в размышления. Он вдруг увидал нечто такое, что отвлекло его от всего предыдущего. Прямо по курсу на фоне вселенской черноты чернело огромное пятно округлой формы. Казалось, нет ничего чернее черноты Пространства. Однако он явственно видел, что эта чернота насыщенней, глубже – такой черноты и такого мрака Иван не видал никогда, он предположить не мог, что все это где-то существует: ни одна звезда не просвечивала сквозь убийственный мрак. Даже на краю бездонной жуткой пропасти невозможно было испытать тот ужас, что испытал Иван заглянув во вселенскую пропасть «черный дыры». Перед ним был коллапсар!

Теперь он понял, куда вели шлюпку невидимые лоцманы. И горло его перехватило судорогой. Это был конец! Из коллапсара нет выхода назад! Иван рванул на себя рычаги управления – двигатели вздрогнули, из них вылетели язычки пламени. Но на этом дело и кончилось. Иван нажимал подряд все клавиши, кнопки, пытался запустить в ход машинное управление... все было впустую, шлюпка не подчинялась ему.

Пятно увеличивалось в размерах с невероятной скоростью, будто он приближался к нему не на жалкой космолодочке, а на сверхскоростном суперкрейсере.

Иван был бессилен что-либо предпринять. Ему оставалось лишь одно – сидеть в полуразломанном кресле и ждать гибели. Исполинская воронка засасывала его. Ни одна звезда уже не высвечивалась на экране. Он падал в бездну «черной дыры». И он знал, что ее страшной влекущей силе не могло сопротивляться ничто во Вселенной, в его Вселенной. Иван был обречен.

Умереть надо было достойно. Он глубоко вдохнул, задержал воздух в легких, перебарывая слабость, дрожь. Потом гулко выдохнул. Попробовал расслабиться. Не получилось. Тогда он скрестил руки на груди, выпрямился. Он не закрывал глаз, не щурился, старался не моргать. Он хотел встретить смерть с открытыми глазами, заглянуть в ее безликое лицо, в ее безсущностную сущность. И никакая бы сила на свете не заставила его сейчас смежить веки!

Что-то угластое, легкое, но твердое уперлось в кожу груди. Иван не сразу понял – что. Он развел скрещенные руки, положил ладонь на грудь. И прошептал, почти не разжимая губ:

– Огради меня, Господи, силою Честного и Животворящего Твоего Креста, и сохрани меняет всякого зла... а коли нет мне прощения, так укрепи душу мою, даруй готовность принять муки и смерть безропотно и смиренно! О, Господи, простирается ли твоя власть и на этот край Мироздания, на эту вселенскую преисподнюю?! Или эта тьма уже за границами Твоих владений?! Прости, если что не так сказал...

Он мысленно распрощался со всеми друзьями, близкими, вспомнил о жене, уже пребывавшей за порогом жизни, о казненных родителях, которых он почти не помнил... да и совсем бы не знал без случайного сеанса мнемоскопии, он простился с сельским знакомцем старичком-священником и с Патриархом, с пожилой женщиной и непросыхающим Хуком Образиной, со всеми... Ой хотел встретить смерть с чистым и успокоенным сердцем, с погашенным в груди огнем тщеславия и гордыни, со смирением, как и подобает сильному, волевому человеку, осознающему себя не прахом преходящим, но существом, наделенным душою, частицей Души.

Но смерть не приходила. Он все падал и падал в бездонный зев коллапсара. И несмотря на то, что по всем законам материи его давно уже должны были смять, раздавить гравитационные поля, он совершенно не ощущал их воздействия, наоборот, он как бы парил под уходящим в неведомую высь куполом. И этот миг парения был бесконечен! Казалось, что это продолжение того самого нереального сна, навеянного то ли воспоминаниями, то ли воображением. Он пока парил. Но он знал, что падение будет страшным.

Холодное, колючее, непонятное сдавило его сердце. Острые иглы пронзили тело – не сразу, сначала они надавили остриями на кожу, потом прорвали ее, углубились в мышцы, вены, сухожилия, достигли аорты и артерий, прокололи сердце, легкие, печень, почки... Возникло ощущение, что они вышли с другой стороны, перекрестившись, натыкаясь одна на другую. Но он не умер. Он даже не шелохнулся. Он стоял, стиснув зубы, одеревенев, превратившись в каменное изваяние. Он ни на миг не закрыл глаз. Он все видел. И он был готов ко всему.

И так же неожиданно, как появилось перед ним пятно мрака, впереди вдруг стал высвечиваться сначала крохотный, но потом все разрастающийся кружок звездного неба. Сверкающих крупинок становилось все больше, они множились, оттесняли непроглядный мрак, разгоняли его. Расположение звезд было не просто незнакомым, оно было каким-то необычным, неестественным. Иван впервые видел звездное небо такого типа, усыпанное почти правильными рядами алых мерцающих светил. Но это было не главным. Главное, шлюпка, проскочив воронку коллапсара на неимоверной скорости, выскочила целой и невредимой по его другую сторону, в Иной Вселенной.

Полет продолжался долго. Иван начал уставать. Ему хотелось спать. Он вдруг обмяк после длительного вынужденного напряжения. Он ничего не понимал и не мог ничему сопротивляться. Для сопротивления надо было знать основное – с кем ты имеешь дело, кто противник, где он. Иван ничего этого не знал. И у него не было ни малейшей возможности выяснить это.

Но прежде чем дрема его оборола, шлемофоны вдруг опять проснулись, проскрежетали занудно, тоскливо на два почти неразличимых голоса:

– Гнух! Какого дьявола ты тянешь?!

– У меня нет указаний на счет амебы, отвяжись! Тебе лучше знать, куда его расписали: на распил, в Систему или Систему?

Голова у Ивана была тяжелой, чугунной, но его все же удивило это непонятное: «систему или систему». Что они имели в виду под одним и тем же словом? Впрочем, какая разница! Скорее всего ни о каких «системах» ему мечтать и не следует, надо готовиться к «распылу», на этот раз он не сможет защитить себя. Ну и пусть!

Уже засыпая, он сообразил, что слышит телепатические переговоры, расшифрованные и переведенные для него переговорником. Но он не мог больше бороться со сном.

– Эти чистюли из диспетчерской, Гнух, говорят, что слизняку надо пройти небольшой карантинчик в Системе, ты слышишь меня? – на этот раз в голосе кроме скрежета и занудливости просквозила изрядная доля иронии, особенно когда невидимкой произносилось слово «система».

Иван почти сквозь сон услышал голос. Он не заметил иронии. Все голоса сейчас мешались в его голове с голосами внутренними, с голосами пробужденного сном подсознания.

– Наше дело маленькое, – отозвался Гнух, – куда приказано, туда и поместим. Чего ты вообще разволновался? Амеба – она и есть амеба, какая ей разница, где подыхать!

Проснувшись, Иван не сразу понял, где он находится. Засыпал он в шлюпке, в полуразвалившемся неудобном кресле. А сейчас ни кресла, ни самой шлюпки не было видно. Он лежал на серой землистой поверхности, и перед самым его носом торчало серое корявое растение в три вершка. Оно не имело ни ствола, ни ветвей, ни листьев, оно было одним большим изъеденным или обгрызенным листом.

Иван отодвинул его рукой. Осмотрел себя – на скафандре не было царапин, вмятин и вообще каких-то видимых повреждений. Да и системы жизнеобеспечения работали как положено – воздуху хватало, было в меру тепло и сухо.

В нескольких метрах торчало еще одно растение, но значительно большее. А вот шлюпки нигде не было. Он встал, прошел полсотни метров, огибая торчащие растения-листья. Наткнулся на валяющийся в ложбинке пулемет – свой собственный, спаренный, десантный. Поднял его, осмотрел – пулемет был изрядно запылен, измазан чем-то глинистым, но вполне пригоден для дела. Чуть подальше Иван набрел на первый обломок шлюпки, потом на второй, третий... В одной куче лежали искореженное кресло, рычаг, вырванный из пульта, автомат-парализатор, лучемет – все это было перепутано ремнями, проводами, вырвавшимися из кресла пружинками, еще чем-то, и наверное, благодаря этому не разлетелось по сторонам. Но следов удара шлюпки о поверхность нигде не было видно, она развалилась на подлете. Сбили? Сама разорвалась? У Ивана болела голова, он не мог думать обо всем этом.

Небо было низким, давящим и таким же серым как и земля, растения. Ни единого пригорочка, выступа – на сколько хватало глаз, простиралась ровная безжизненная пустыня.

Иван включил поясной анализатор: воздух был разреженным, мало пригодным для дыхания, в почве и растениях оказалось столько тяжелых металлов и прочей дряни, что было непонятно, как здесь растут эти изгрызенные лопухи. Иван понавешал на себя собранное оружие и побрел, куда глаза глядят.

Шел он долго. Начали болеть ноги, затекать спина. Да и не удивительно – с такой-то тяжестью на себе и за плечами! Но пустыня не кончилась, она казалась бескрайней. В конце концов, вся эта гнусная планета могла быть одной сплошной пустыней, таких полубезжизненных планет и по ту сторону воронки было хоть отбавляй. Даже ближайшие к Земле планеты до их геизации представляли из себя нечто подобное. Иван видал в атласах и учебных фильмах Марс начала двадцать первого столетия – та же картина, только краски иные: там красновато-багровые, здесь серые, да еще там лопухов не было и местами возвышались сглаженные временем склоны кратеров, темнели редкие трещины... а так, один к одному! Стоило лететь ради этого к черту на рога!

Небо становилось все более низким, гнетущим. Поднимался ветер, Иван почувствовал его налетающие, пока слабенькие порывы даже сквозь скафандр и все, что было под ним. Но Иван сейчас был рад любым переменам.

Ветер становился все сильнее. И когда Ивана сзади мягко, но сильно толкнуло в спину, он не удивился – значит, налетел шквал, значит, скоро буря. Он даже не повернул головы. Но его вдруг толкнуло сильнее. И он полетел на землю. Черная тень промелькнула над головой.

Иван перевернулся на спину. И застыл. Он ожидал чего угодно и кого угодно. Но то, что он увидал было нелепой фантазией, невозможной в этом чуждом мире. Прямо над ним, в каких-то десяти метрах над поверхностью нависал гигантский ящерообразный и перепончатокрылый дракон-птеродактиль. Ивана не поразило то, что у дракона было две головы на длинных извивистых шеях, две жуткие усеянные острейшими зубами пасти, он не удивился и тому, что крылья были полупрозрачны и сквозь них виднелось почти черное пасмурное небо... его ошеломило другое – в этой разреженной атмосфере не могло летать ни одно существо: даже комар или муха здесь сразу бы упали вниз, как бы ни трепыхали своими крылышками, ни одна птица бы не удержалась здесь на лету. А эта огромная мерзкая тварь висела словно на подвесках, она лишь лениво взмахивала сорокаметровыми крыльями, концы которых были усеяны шипами. Она висела свободно и легко, не прилагая для этого видимых усилий, так, словно в брюхе у нее был вмонтирован антигравитатор средней мощности.

Но Иван ясно видел, что тварь живая, что никаких антигравитаторов в ней быть не может. Он машинально, на ощупь подтянул к себе за ремень пулемет, слетевший при падении, упер его прикладом в землю, снял предохранитель. Но он решил не спешить.

При каждом взмахе гигантских крыльев Ивана прижимало к земле, вихревыми потоками гнало на него пыль, песок, камни – даже крупные тяжелые булыжники срывались с места, перекатывались, половину же лопухов просто посрывало, и они унеслись вдаль, половина приникла к поверхности, изъеденные листья дрожали, трепыхались.

Двуголовая гадина медленно снижалась. Иван никак не мог сосчитать, сколько же острейших когтей торчало из каждой лапы, казалось, их бессчетное множество – все они изгибались, то сжимаясь, то разжимаясь, словно они уже рвали чье-то тело. И все эти когти были нацелены на него. Но он лежал, надеясь, что дракон-птеродактиль сочтет его, заключенного в скафандр, за неживое, за часть этой мертвой каменистой поверхности, что он побрезгует столь непривлекательной поживой. Иван знал по Гадре и Гиргее натуры всех этих ящерообразных гадин: их лучше было не трогать, не задевать, они реагировали лишь на движущиеся предметы, ибо были предельно безмозглы и тупы. И потому он ждал.

Дракон снизился еще на метр. Взмахнул крыльями – Ивана чуть не перевернуло. Огромное чешуйчатое тело нависало живым дирижаблем, головы тянулись вниз. Дракон рассматривал непонятное существо. Но ни в одном из четырех застывших ярко-зеленых глаз не было ни любопытства, ни вообще какого-то интереса. Широченные полукруглые ноздри раздувались и опадали. Ивану казалось, что он чувствует горячее и вонючее дыхание. Но он конечно ничего не ощущал, шлем предохранял его от подобной мерзости.

Из пастей капала желтая слюна. Зеленые языки – змеистые и волдыристые – плотоядно подрагивали. А зубы были ослепительно, неестественно белы – будто их начищали, надраивали сутки, кряду! Ивану не нравились эти зубы – самый маленький был не меньше его локтя.

Шеи изгибались, головы опускались все ниже. Они были уже в трех метрах от Ивана, он слышал какое-то утробное чавканье и хлюпанье, вырывавшееся из пастей. Сиплое дыхание гадины обдавало его. Слюна уже не капала, она стекала пенистыми рваными дрожащими мочалами, заливала скафандр.

Иван не выдержал. В любой миг гадина могла его проглотить, именно проглотить, сожрать со всеми потрохами. Каким бы крепким ни был скафандр, но оказаться, даже будучи в нем, внутри чрева дракона-птеродактиля Иван не хотел. Очередь ударила сразу из обоих стволов. Иван стрелял в разинутую пасть левой головы, стрелял без передышки, стараясь, чтобы пули ложились в одну точку. Голова дернулась, и вслед за хрипом и бульканьем Ивана залило водопадом зеленой густой дряни, наверное, это была кровь гадины. Иван не стал разбираться. Он тут же перевернулся несколько раз вокруг себя, прижимая пулемет к груди. И вовремя – правая зубастая морда ткнулась в то место, где он только что лежал, с лязгом клацнули огромные зубы, челюсти сомкнулись.

Иван выставил стволы – теперь он палил в голую морщинистую шею с таким упорством и остервенением, будто вознамерился перебить ее напрочь. Крылья взмахнули как-то особенно сильно, и его отбросило на три метра. Но он зацепился за основание лопуха, развернулся, перезарядил пулемет. И снова на него потекла зеленая жижа, ослепляя, лишая возможности ориентироваться. Иван отбросил пулемет, счет шел на секунды, не до перезарядки! Сорвал с плеча, парализатор и выпустил подряд двенадцать ампул прямо вверх, в чешуйчатое брюхо. Его снова обдало липкой и клейкой жижей. Он бросил парализатор, потянулся к висевшим на бедрах ручным дезинтеграторам... Но не успел. Когтистая страшная лапа ухватила его поперек тела, сжала, оторвала от земли.

Теперь Иван был бессилен – костистые, крюкообразные пальцы сдавливали его, не давали высвободить рук. И в этих пальцах была заключена неимоверная сила, но ни один из когтей не коснутся шлема, поверхности скафандра.

Забились с неожиданной быстротой могучие просвечивающие крылья. Звериным ревом огласились окрестности. Ивана прижало к чешуйчатому брюху, И он увидел, как удаляется поверхность, как уменьшается в размерах брошенный пулемет, как он исчезает из виду. В брюхе булькало, клокотало, кипело что-то, переливаясь и храпя, содрогаясь и передергиваясь. Исполинские крылья ритмично взлетали, вверх и опускались. Простреленная голова безжизненно свисала, качаясь в такт взмахам. Они летели.

У Ивана было время осмыслить свое положение. Но что толку в том! Гадина могла в любой миг разжать лапу, сбросить его на глинистую почву – тут никакой скафандр не спасет от удара. А могла и сдавить посильнее. Мало ли чего она могла! Иван с огромным трудом высвободил правую руку, вцепился ею в морщинистый палец, обхватывавший грудь. Палец был толщиной в хорошее бревно, совладать с ним не было никакой возможности. И Иван оставил свою затею. Лучше до поры до времени не трепыхаться, авось все обойдется!

Он поглядывал вниз, прикидывал, сколько метров до поверхности. Точно высчитать не удавалось, но высота была приличной – не меньше километра. Летела гадина довольно-таки быстро, несмотря на ранения и потерю крови.

Ивану становилось не по себе от этой живучести, несокрушимости. Он пока еще встретился лишь с двумя типами живых представителей этого мира. Но судя по ним, мир был изрядно жизнестоек. В нем нелегко придется землянину. Даже такому, как он, прошедшему курсы спецподготовок, закончившему Школу. Если вообще ему удастся, конечно, выжить в этом мире с самого начала. Он уже забыл о переходе, о пролете воронки, о раздраженно-нудных голосах, о «системах» и всем прочем – эти вещи отодвинулись на задний план, ушли в область воспоминаний. Еще бы, когда такая жуткая действительность навалилась почти с первых часов на этой паршивой гладенькой планетенке...

Впрочем планета оказалась не такой уж и гладкой. Чем дольше и дальше они летели, тем чаще стали попадаться сначала холмики, а потом и холмы, переходящие в горы, еще небольшие, и уступчатые скалы. Над одной из таких дракон-птеродактиль замер. И разжал лапу.

Иван упал в огромное черное гнездо, сложенное из каких-то кривых балок, металлической арматуры явно искусственного происхождения и вообще непонятных предметов. Еще на лету, преодолевая боль в руках и теле, он вырвал дезинтеграторы и выстрелил вниз. Что-то там запищало задергалось.

Иван лежал на клубке извивающихся змеенышей. Было их не меньше десяти. Каждый имел по две головы и был толщиной с годовалого теленка. Прожорливые змееныши тянули к нему свои беззубые и безразмерные, растягивающиеся пасти. Но им не удавалось совладать со скафандром и шлемом. Один, самый большой и толстый, вознамерился было заглотнуть Ивана целиком, но не получилось – то ли челюсть у него вышла из пазов черепа, то ли еще чего, но он вдруг заперхал, заквохтал обиженно и запрокинул одну свою головенку набок. Особо наглых Иван усмирял лучами дезинтеграторов. Вверх он не смотрел, не успевал.

Черная тень накрыла гнездо. Стало совсем темно. Иван мог бы включить индивидуальное освещение, но он опасался делать это – мало ли как прореагирует на неожиданную вспышку раненная гадина и ее мерзкие гаденыши. Наоборот, он старался затеряться меж них, слиться с ними. Он проскользнул в самый низ гнезда – в сырость и липкую жижу. Сверху на него давили, напирали, царапали ткань скафандра остренькими коготками – но повредить ее не могли, лишь доставляли общее беспокойство, нервировали.

Надо было найти какую-нибудь щель в гнезде. И Иван почти сразу нащупал ее, ведь все гнездо было выложено не очень-то плотно подогнанными длинными предметами, неопределимыми в темноте. Иван сунул руку в дыру. Но до противоположного края не дотянулся. Тогда он пнул ногой в поперечную балку – она поддалась. Он пнул еще раз, потом еще – балка съехала. Теперь Иван мог по пояс влезть в дыру. Он так и поступил. Но снова ему что-то преградило дорогу– ощупав преграду, он определил: она глухая и плотная. Свесился вниз насколько мог, но краев у преграды не было. Зато в самом центре торчал, почти упираясь ему в лицо, изогнутый штырь. Иван толкнул штырь на себя, тот не поддался. Он попробовал свернуть его влево, вправо – с тем же результатом. Иван уже подумал, не пора ли вылезать и начинать искать другой путь из гнезда. Но для пробы, на всякий случай он дернул штырь на себя. Тот еле слышно скрипнул. Тогда Иван дернул сильнее, вцепившись в штырь обеими руками... И произошло непонятное: глухая плотная преграда вдруг обрушилась вниз и одновременно куда-то в сторону. Иван повис на ней, мертвой хваткой вцепившись в штырь, а все, что было над ним – бревна; блоки, весь мусор и жижа, извивающиеся голодные гаденыши – все обрушилось вниз: лавиной, водопадом. Обрушилось с грохотом, писком, визгом, треском, скрипом, лязгом, хрипами... Его несколько раз ударило в спину чем-то твердым, что-то вцепилось в шлем, но тут же соскользнуло, жижа потекла по обзорным секторам шлема, концом балки больно ударило по руке. И все же Иван не выпустил штыря, он удержался.

Сразу стало светло, относительно светло – по сравнению с кромешным мраком. Наверное, весь этот шум и треск напугал дракона, и тот приподнялся над гнездом. Ивану некогда было выяснять причины. Ему надо было спасаться. Но как?!

Оскаленная зубастая пасть нависла над провалом. В тьму его заглянули зеленые бессмысленно-жестокие глаза. Ивана передернуло. Снова эта гадина смотрела на него в упор сверху. Придерживаясь одной рукой за штырь, он потянулся к дезинтегратору.

Но и дракон-птеродактиль не дремал. Он опускал свою неповрежденную голову все ниже, намерения его были ясны. Пена, перемешанная со слюной и кровью, пузырилась по краям пасти, зеленая гнусь свисала почти до Ивана, ноздри раздувались с бешенством и злобой – дракону явно не понравилось, что его гнездо провалилось в тар-тарары!

Огромные белые зубы клацнули в полуметре от Ивановой головы. Он саданул вверх из дезинтегратора – левый верхний ряд зубов гадины пожелтел, обтрескался от мощного залпа. Дракон взвыл – и этот леденящий сердце вой слился с доносящимся снизу грохотом: там все еще падали обломки гнезда, что то гремело, рвалось, стонало, а может, это уже эхо доносило отголоски свершившегося.

Дракон выдернул голову из провала. У Ивана появилась секунда, чтобы оглядеться. Он сразу включил встроенный прожектор. Луч высвечивал сырые и похоже проржавевшие стены округлого колодца. Стены были голыми. Дорога наверх и тем более была отрезана.

Пышущая яростью голова снова свесилась в провал, теперь клыки щелкнули трижды подряд, но Ивана не задели. Его лишь обдало волной смрадного дыхания да залило едкой противной слюной. Он снова надавил на спуск дезинтегратора – на этот раз дракон лишился глаза, тот вытек мгновенно, оставив пустую черную глазницу. Но голова не убралась. Зубищи клацнули над самым шлемом, в каких-то трех сантиметрах. Иван прямо в пасть выпустил последний заряд. Луч прожектора нащупал что-то похожее на скобу. И Иван, не раздумывая ни секунды, прыгнул, оттолкнувшись от стены к этой скобе. Он пролетел четыре метра в воздухе, ударился о ржавую поверхность, соскользнул... но успел зацепиться левой рукой. Ненужный дезинтегратор полетел вниз. Иван вздохнул облегченно, ему не хотелось попасть в отвратительную пасть гадины. Уж лучше что-то другое, только не это!

Но он рано обрадовался. Наверное, шея у дракона была безразмерная – жуткая голова опускалась все ниже. Глаз от ярости налился багряным, зеленая кровища текла ото всюду, черная глазница зияла пустотой. Иван еле увернулся от зубов. На второй раз они скрипнули по ткани скафандра возле самого локтя, на третий с легкостью – перекусили пополам дезинтегратор, который Иван выставил вверх. Теперь у него оставался один лишь лучемет. Но он был перекинут за спину, скреплен там ремнями – в такой обстановке достать его было невозможно. Изломанные и растрескавшиеся зубы сомкнулись на шлеме, что-то хрустнуло, отломилось. Иван подумал, что это конец. Но шлем выдержал.

Иван взглянул, вверх – пасть раззявилась для нового нападения. И он, зная, что на этот раз целиком окажется в поганой пасти, что ему не увернуться, выпустил скобу из руки, полетел вниз... Но падение было недолгим, уже через шесть или семь метров Иван ударился ногами обо что-то, подогнул их, сорвался, схватился руками. Это была точно такая же скоба как и наверху. Иван повис. Чудовищная изуродованная голова дракона-птеродактиля извергала сверху рев, вой, посвист, вниз летели ошметки пузырящейся желтой слюны, стекала по стенкам зеленая жижа. Чудовище бесновалось наверху, оно было разъярено и озлоблено до последней стадии озверения. Но оно не могло пролезть в слишком узкий для него лаз.

Иван включил прожектор, нащупал внизу – опять метрах в семи – еще одну скобу, спрыгнул. Спрыгнул более удачно, без ушибов. Теперь он мог не волноваться – дракон-птеродактиль был ему не страшен.

Он провисел минут двадцать, не обращая внимания на истошный рев, на гулкое эхо, на неудобную позу. Он отдыхал. Он умел отдыхать в самых сложных условиях – этому также учили в Школе. Надо было сосредоточиться и понять наконец-то, что же происходило?!

А происходило нечто непонятное и необъяснимое. Он попался в руки представителям очень развитой цивилизации, сейчас даже трудно было определить степень ее развития, но вне всякого сомнения опережавшей земную. С ним вытворяли непонятные вещи, с ним обращались как с низшим существом, потом вообще швырнули на какую-то планетенку и, похоже, оставили на произвол судьбы. Но как-то не вязалась сверхцивилизация с фантастически древним, полусказочным драконом, со всей этой галиматьей! Обычно такие твари вымирали задолго до того, как появлялся на белый свет субъект, способный нести в себе заряд разумности. Может, это был совсем другой мир, не имеющий отношения к сверхцивилизации?! Поди узнай! Иван не стал ломать голову. Все, что необходимо, выяснится по ходу дела. Во всяком случае, колодец этот обшит железом, имеет скобы и в своих боках внутренних, стало быть, он дело рук разумных существ.

Иван спрыгнул еще на пролет ниже, потом еще. Дыра со свисающей в нее головой дракона осталась далеко вверху.

Он приглушил свет прожектора, чтобы не слишком привлекать к себе внимания. Но от этого не стал менее заметным. Спустившись еще немного, он достал-таки из-за спины лучемет, чтоб всегда был под рукою, повесил его на сгиб руки. И заскользил вниз, почти не останавливаясь, но успевая притормаживать падение у каждой скобы.

Скользил он очень долго. Труба была просто бесконечной. И у Ивана начали появляться сомнения, правильно ли он поступает? надо ли стремиться туда, в самые недра этой негостеприимной планетки? а вдруг там окажется еще хуже, чем на поверхности?! Но ведь хода наверх не было. И Иван спускался вниз, той же самой дорогой, что и несчастные змееныши. Разница была лишь в том, что они проделали этот путь значительно быстрее и лежали сейчас на дне.

Но о чем бы ни думал Иван, мысли его постоянно возвращались к одному. Перед глазами стояла развороченная и обгорелая капсула. Там, внутри нее – практически вечный, неуничтоженный сейф. А внутри сейфа лежал в пластиконовой коробочке несерийный, но отлично работавший возвратник. Где теперь он? Где капсула? Иди, ищи их в Пространстве, где тебе вздумается – хоть по эту сторону воронки, хоть по другую! И все же Иван не мог смириться с мыслью, что путь назад отрезан, что он никогда не вернется к бледно-голубому, занавешенному белой дымкой облаков шару, что он не увидит больше ни России, ни золотых куполов, сияющих над ней. Если бы он хоть на миг смирился с этой подлой мыслишкой, он тут же разжал бы руки, и все кончилось бы самым лучшим образом – его бездушное тело осталось бы лежать среди истлевающих змеенышей, в груде балок и железок, прутьев, арматуры, обломков зубов дракона, камней, пыли, песка, спекшихся сгустков зеленой крови и прочего мусора. Он так и не достиг дна. Руки отказывались слушаться его, они перестали цепляться за прутья скоб. Надо было дать им передышку. Иван скользнул в последний раз. И почувствовал удар в пятки. Он стоял на крошечной, шириной не более двадцати сантиметров, площадочке. Пропасть внизу была бездонна – луч прожектора во всяком случае не мог дна нащупать, растворялся во мраке. Зато прямо перед Иваном в стене колодца была какая-то круглая зарешеченная дверца с маленькой задвижкой. Дверца явно куда-то вела.

Иван сдвинул задвижку, распахнул дверцу – за ней был ход, настолько узкий, что страшно было в него залезать. Но Иван решился. Он подтянул тело к краю дыры, заполз внутрь и, прижимая лучемет к боку, пополз вперед. Свет он выключил. Сейчас надо было быть предельно осторожным.

Несмотря на всю бдительность, развязка оказалась неожиданной – лаз кончился столь внезапно, что Ивану показалось, будто часть трубы под ним обломилась. И он полетел вниз, не успев ни за что уцепиться. Падение было недолгим – почти сразу же Иван упал на спину во что-то мягкое, пористое. Он потрогал это что-то руками, но определить ничего не смог. Было такое впечатление, что он сидит то ли на большой куче сена, то ли на толстом куске поролона. Иван качнулся, потом привстал, подпрыгнул... и тут же провалился сквозь эту мяготь.

Теперь он лежал на зеленой и сочной траве в каком-то очень большом освещенном помещении, а может, и вообще на открытом пространстве. Во всяком случае, он не видел потолка, стен, если не считать небольшого навесика, крепящегося к трем на вид бетонным столбам. Навес тянулся куда-то вдаль и пропадал за растениями, имеющими густую, разросшуюся листву... Иван смотрел вверх, но в навесе не было ни дыры, ни пролома, сквозь которые он мог вывалиться. Все было непонятно и туманно.

Он вышел из-под навеса, задрал голову – перекрытий и сводов не было. Но не было и ощущения прозрачности высокого неба, не было облаков, не было светила, не было ничего определенного, Ивану тут понравилось еще меньше, чем в Колодце. Он не любил больших и открытых пространств, особенно в чужих мирах. Такие пространства всегда таили в себе угрозу. И все-таки у него возникло смутное ощущение, что этот мир замкнут, что он просто не видит в сгущающейся пелене далеких стен и сводов. Впрочем, все это могло и казаться.

Иван подошел к ближайшему дереву. Потрогал рукой ствол. Он был гладкий, розоватый лоснящийся. Тоненькие веточки отходили во все стороны от ствола и терялись в густейшей листве, даже непонятно было, как они ее выдерживают. Меж деревьями росли уже знакомые лопухи, повыше, поостойчивее. И были они не серыми, а светло-зелеными, мясистыми, но не менее изгрызенными и обломанными по краям, чем их родственнички на поверхности. Иван огляделся – все деревья и все лопухи росли тут явно не сами по себе, они были расположены в строгом геометрическом порядке. Да, это был явно не лес, не подлесок, это был парк, а может быть, и сад.

Иван взял лучемет наизготовку – его перестали прельщать неожиданные встречи. Да и вообще надо было быть поосмотрительнее, ведь в любую минуту могли показаться те, кто аккуратненько рассаживал эти деревья. А он уже встречался с обитателями «системы», знает, что почем! Но в то же время Иван ощущал, нет, знал точно, что ему просто грех жаловаться, что он должен радоваться, ведь мог бы уже трижды или четырежды за последние сутки погибнуть, а пока что судьба к нему благосклонна и все идет не так уж и плохо, к чему Бога гневить!

Но самоуговоры не подействовали. Беспокойство прочно поселилось в его груди, не выгонишь, не вытравишь.

Он остановился под ближайшим деревцем, присел. И немного перекусил – трубки с пищей и жизнеобеспечивающим раствором выдвинулись из пазов, вплотную придвинулись к губам. Ему оставалось лишь прикладываться то к одной, то к другой. Пока сидел, дал возможность немного поработать анализатору. Тот показал, что воздух вполне терпимый, что вредных вирусов, бактерий и прочей опасной невидимой дряни нету, а значит, можно откинуть шлем. Но Иван не торопился разоблачаться. После небольшого обеда он проглотил подряд три стимулятора. Проверил еще раз лучемет. Хотел сбросить оставшиеся пулеметные ленты – зачем они ему теперь – но не решился оставлять следа.

Ничего, он еще выберется, найдет капсулу, пристегнет к руке возвратник! Все будет самым лучшим образом, только не надо терять присутствия духа. И надо быть готовым ко всему! Иван встал. Огляделся, хотя у него не было ощущения, что за ним следят, а просто по привычке.

Пройдя еще четыреста шагов, он наткнулся на какие-то подобия клумб с незатейливыми синенькими и фиолетовыми цветочками без лепестков, с цельными головками-бутонами. Чем дальше он продвигался, тем больше становилось таких клумб, тем ухоженнее были на них цветы, причудливее разнообразнее. С деревьев здесь свисали сферические желтые плоды, издалека похожие на лимоны, но значительно крупнее и более плоские.

Наконец Иван уткнулся в затейливый резной заборчик. Он долго его изучал, даже пытался отковырнуть кусочек и запихнуть его в анализатор. Но не удалось. Заборчик был чуть выше колена. Но тянулся он насколько хватало глаз, слева направо, бесконечной и извивающейся немного беленькой змейкой. Иван перешагнул через него. Пошел дальше. Теперь трава начинала расти прямо на глазах – если полкилометра позади она чуть касалась щиколоток, то теперь тянулась почти к коленям. Стволы деревьев потолстели. Цветы уже не умещались в клумбах, выпирали из них. Да это был самый настоящий сад.

Из-за стволов Иван видел не дальше, чем на двадцать метров. Но он не снижал темпа. Остановился лишь у небольшого, но очень чистенького, кристально прозрачного ручейка, пересекшего его путь. Попробовал влагу анализатором – оказалась самая обычная и вполне пригодная для питья вода. Иван полежал пять минут у ручейка, любуясь им, заглядывая в воду. Ему даже показалось на время, что он на Земле, больше того, на своей родине, что он лежит беспечно в редком лесочке, прислушивается к пенью птиц, принюхивается к запаху трав, а журчащая водичка течет себе мимо, течет завораживающе, маня. И так хорошо ему стало, что разомлел, раскис, захотелось быть добрым, ласковым, щедрым, захотелось обнять всех на свете, простить виноватых и самому повиниться, да пригласить сюда, к журчащему ручейку. Он размотал ленты, стащил их с себя и забросил далеко-далеко, даже не поглядев, куда именно. Потом скинул коробки с патронами. Пускай валяются – все одно его найдут, не скроешься! Стало легче, но не намного.

Иван снова присел у ручейка, откинулся на локти. Остаться бы тут, в этом садике, лишь бы не трогали и не досаждали! А остальное все образуется... Он откинул шлем, вдохнул полной грудью – воздух был свеж и чист, безопасен, зачем же тратить дыхательную смесь! Он зачерпнул пригоршней из ручья, поднес к губам, глотнул, а потом допил и остатки. Вода была холодной, вкусной, он давненько не пил такой водицы. Конечно лучше было бы пить ее не из руки, обтянутой пластиконовой перчаткой, ну да ничего – и так годилось. Иван опрокинулся на спину, забросил руки за голову, предварительно сдвинув в сторону шлем. Все было хорошо, все было почти как дома... но вот небо подкачало! Да и небо ли это было! Иван смотрел в белесую пелену и не ощущал за ней подлинной глубины, бездонности – было в нем такое ощущение, какое бывает под низкими тучами, закрывающими для взора высоту поднебесную. И все же здесь было значительно лучше, чем в Осевом или в воронке, здесь было не так пустынно и одиноко, как на поверхности. И никакой погони! Никакой слежки!

Иван расслабился. Закрыл глаза. И ему вдруг почудилось, что он слышит отдаленные женские голоса, совсем тихие, но нежные и приятные словно журчание этого маленького ручейка.

Он встрепенулся, привстал на коленях. Голоса ему явно не мерещились. Но разобрать слов он не мог. Да и какие слова тут, какие женские голоса?! Иван даже опешил. У них, если и есть женщины, думал он, так наверняка не слишком далеко ушедшие внешне и внутренне от тех «мужичков», с которыми он встречался. Нет, он не верил в то, что чужаки, будь они хоть трижды женского пола, могли обладать столь журчащими и приятными для слуха голосами.

Он пошел на голоса. Пошел, не забывая об осторожности, стараясь держаться за деревьями – благо, их здесь было значительно больше, да и рассажены они были близко одно от другого. Воздух был чист и прозрачен, слышимость, судя по всему, тоже была прекрасной. И все-таки Иван знал по опыту разговаривавшие недалеко!

Лучемет он держал в руке, упирая его прикладом в бок. В любое мгновение он мог защитить себя. Но было непохоже, что кто-то собирается напасть на него. По дороге Иван перемахнул еще через три заборчика – каждый последующий был выше предыдущего на ладонь, все резные, узорчатые, беленькие. Вот узоры были только не слишком богаты, пересекались простенькие геометрические фигурки, бежали прямые или слегка змеящиеся ложбинки, торчали вверх крохотные шарики-пупырышки... Иван и не глядел на них. Он весь был устремлен вперед.

Голоса становились явственней. Иван стал разбирать отдельные слова. И не поверил ушам своим. Он даже прижал к небу переговорник, отключив его на несколько секунд, чтобы убедиться. И убедился, что не ослушался – говорили на земных языках! Это было невообразимо. Но это было так.

Он замедлил шаг. И на всякий случай пригнулся. Шлем болтался за спиной на шарнирах – Иван не стал его надевать, не верилось в серьезную опасность. Теперь он слышал обрывки фраз.

– ...мне всегда было хорошо, – говорила невидимая женщина, обладавшая низким грудным голосом приятного бархатного тембра, – всегда и везде... и я не считаю, что эти уродцы хуже наших... – далее последовало такое соленое земное ругательство, что Иван остановился и энергично почесал себе переносицу, от неожиданности он чуть не расчихался. И все-таки эти голоса не могли быть слуховой галлюцинацией. Не могли и все!

– Ты просто дура! – отвечал голосок потоньше.

– Чего-о?!

– Что слышала! Держи в своей глупой башке свои дурацкие мыслишки, глядишь, и за умную примут!

Ивану стало не по себе. Лететь за миллион световых лет, к черту на рога, пересекать Пространство, нырять в гнусный и трижды проклятый коллапсар и выныривать посреди Иной Вселенной – и для чего, спрашивается, чтобы подслушивать бабьи склоки, чтобы быть свидетелем назревающего скандала?! Это было свыше его сил!

Но Иван тихонько пошел вперед, прячась за стволами, крадучись и ощущая себя не в своей тарелке, эдаким подслушивателем и подглядывателем ощущая. Правда, о подглядывании было еще рановато говорить.

– Мне вообще непонятно, зачем мы им сдались! На фига эта жирная ящерица нас тут охраняет и для кого?! Если это зоопарк, так должны быть посетители, которые глазеют. Если гарем, так... сама понимаешь, для чего в гареме держат. А тут?! – обладательница высокого голоса была возмущена, ей не хватало дыхания, слов, она все время сбивалась.

– Ничего, привыкнешь! – заверил низкий голос. – Тут все привыкают. А потом поймешь, для чего ты им нужна! Только те, кто понял это до конца, сюда почему-то больше не возвернулись, милочка моя, так-то!

– Да ладно вы! – вмешался третий голос, немного хрипловатый, но от этого не менее женственный, может даже и более, наполненный какой-то внутренней силой, энергией. – Ладно вам! Уймитесь. Все равно нас не спросят.

– Это точно, – согласилась обладательница грудного, низкого, – Марту увели, а я помню, она улыбалась, радовалась, шептала мне, вот дескать, три с половиной года маялась в этом садике, обрыдло все до невозможности – хоть куда! Ты, милочка, посидишь еще с месяцочек и тоже привыкнешь.

– Нет!

– Привыкнешь! Я поначалу головой билась обо все подряд, волосы рвала... Они, знаешь, чего сотворили?! Я бы не видала своими глазами, никогда бы не поверила, сказала бы бабьи враки!

Иван стоял совсем рядом. Его отделяло от женщин не больше десятка метров и резной заборчик. Но из-за густой листвы, стволов он так ничего толком и не видел. А приближаться опасался. Надо было привыкнуть немного, пооглядеться.

– Расскажи? – попросила хрипатая.

– Да чего там... Дело было так. Мы шли на трейлере в район Арктура, на базу! Эх, чтобы я еще хоть раз в жизни связалась с Космотрансом, с этой чертовой конторой, ну уж нет!

– Да ты не бойся, не свяжешься больше! – успокоила ее хрипатая.

– Чего-о?! Ты меня рано хоронить удумала, подруженька дорогая!

– Заткнитесь вы обе! – осекла ее обладательница высокого голоса. – Надоели! Начала травить, так трави!

После долгого сопенья и вздохов, тяжелых, громких, рассказ был продолжен. Иван приблизился еще на три шага. И теперь различал говоривших – это и впрямь были самые настоящие земные женщины. Выглядели они в этом саду очень беззащитно, по-домашнему, даже более того, они были почти обнаженными, лишь легкие полупрозрачные, повязки прикрывали их бедра – если полупрозрачные повязочки можно было только назвать прикрытием. Лиц и деталей Иван пока не видел – все терялось в листве, все ускользало. Но в горле у Ивана вдруг пересохло.

Рассказывала полная, смуглокожая женщина, выглядевшая значительно моложе, чем на то намекал ее грудной усталый голос.

– А чего говорить. Я в этих делах не слишком-то сильна, – продолжала она, – мне что – подай, прими, налей. Я в буфете подрабатывала. Я ни черта не поняла этих... – она снова выругалась довольно-таки крепко, – а они говорили чего-то про изгиб пространства, про какой-то провал... короче, мы вляпались в такое дерьмо, что и они не хрена разобраться не могли! Всех распихали по анабиокамерам, и меня тоже – говорят, спи, детка, и ни о чем не думай, пускай тебе твой женишок приснится в самой обольстительной позе... мужланы! Дурачье!

Светленькая и тоненькая, очень подвижная, все время меняющая положения своего тела, и оттого почти не видимая женщина, вставила:

– И когда ж это было?

– В семнадцатом! – последовал ответ.

– Что, в семнадцатом? Совсем свихнулась тут с жиру и безделья?! Тебе ж не восемьдесят!

– Заткнись! – оборвала ее грубо смуглокожая. – Это было в две тысячисемнадцатом году, у меня пока что башка кумекает!

Иван потрогал ладонью лоб. Тот был мокр. Он чуть не присвистнул, услыхав дату. Уж ежели он себя считал стариком, так кем же считать тогда эту симпатичную и высокогрудую толстушку, которой на вид больше тридцати ни за что не дашь.

– Сбрендила она, я давно это подозревала! – проговорила сипатая обладательница изумительной фигуры, от которой Иван не мог отвести глаз, явно обделяя в этом плане двух других женщин. – Точняк – сверзилась! Эти шкафы дольше трехсот лет никогда не держали режима, а сейчас – две тысячи четыреста семидесятый, я уж года считать не разучилась...

– Ну и считай! Только свои считай! – ехидно вставила смуглая.

Иван обратил внимание на то, что сиплая красавица, увешанная связками жемчужных бус непонятного происхождения, была его современницей. И это как-то приободрило. Если в такой ситуации можно было сохранять бодрость.

– Ну так вот, с вами и не доскажешь, – смуглая взяла что-то в щепоть с плоской тарелочки, пихнула в рот, пожевала. – Никто меня не спрашивал – говорят; полезай и помалкивай, потом спасибо скажешь! Втиснули в камеру. Я и отключилась сразу. И никакие женишки мне не снились, вранье все это! У меня и не было женишков! Два полюбовничка сбежали еще до рейса, а новым не обзавелась покуда. Короче, отключилась тра-та-та-та, – ругательства были отменными и многоступенчатыми. – А как прочухалась, не знаю. Только дверца вдруг открывается, и стоит вот такое чучело чешуйчатое, – она куда-то махнула рукой, но Иван не понял куда, зачем. – Я снова с копыт! В себя прихожу – рожа трехглазая, мурло брыластое – я в отключку! На третий раз удержалась, А они меня за собой, вдоль всего коридорчика по анабиоотсеку. И вытаскивают – одного за другим вытаскивают! Наших в трейлере было человек под сорок, много. Так они чего тра-та-тата! Они – бабу в сторонку, ко мне впритычку, а как мужика вытянут – хвать его когтищами от горла до... – смугляночка все называла своими именами, и Ивану становилось не по себе от этого физиологизма начала двадцать первого века. Но он слушал. – Так вот, комбинезончик вместе с кожей сантиметров на пять вглубь – хряк! А потом с двух сторон подняли, дернули, встряхнули – и вылетай родимый из собственной шкуры голышом!

– Фу, что за гадости ты говоришь! Слушать невозможно! – возмутилась стройненькая, тоненькая.

– Чего было, то и говорю! Я их, что ли, обдирала, ты чего на меня бочку катишь, стервозина?! Слушай и не возникай! Вот так вот всех и обошли! А нас-то волокут, мы идем... – страшно, наступить некуда – повсюду освежеванные дрыгаются, дергаются, какие и ползают, живые, не сразу вырубались. А эти твари прямо по ним когтищами, запросто, у них, видать, такое дело обычное, не привыкать. Меня еще раза три вырубало. Только у этих ящериц не забалуешь, сами знаете, только чего – коготь под задницу или еще куда, и аля-улю! только попрыгивай себе! По колено в кровище, меж тел ободранных... Ох, не приведи Господь! А потом за баб взялись, какие поплоше да постарше – головешку набок! Так-то вот. А тебе тут не нравится, видишь ли, цаца какая!

Иван подошел почти вплотную. Его отделяли от женщин три-четыре метра. Он выбрал очень удобную позицию – за свисающей с дерева ветвью, покрытой густейшей листвой. Он полностью был уверен, что его не заметят.

Женщины были ухожены и хороши, видно, их холили и лелеяли в этом садике. И какие бы оттенки не имела их кожа, кожа эта была гладкой, упругой, чистой, чуть поблескивающей, что говорило и об отменном питании, и о достатке витаминов, и, возможно, о массажах, душах и прочем, прочем. Блестящие пышные волосы – у одной иссиня-черные, у другой – белокурые, у третьей – русые с пепельным налетом, говорили о том же. Что же касалось их фигур, то у Ивана просто дух захватывало, он готов был стоять здесь до полного изнеможения и любоваться этими волнительными полными бедрами, стройными и сильными ногами, гибкими талиями, высокими и налитыми грудями, чуть покачивающимися при каждом движении. Он уже позабыл, где находится, позабыл про опасности и тревоги. Он был с ними, он ничего не видел кроме них. Чувство одиночества сразу пропало, исчезло, улетучилось. Он вглядывался в их живые ясные глаза, в открытые прекрасные лица, упивался их голосами, иногда и грубыми, резкими, но не менее влекущими от того. И он не обращал внимания на ожерелья из жемчуга. Да и откуда здесь мог взяться этот самый жемчуг! Он не видел алмазных нитей на их шеях, в волосах, не замечал тоненьких витых браслетиков, поблескивающих на запястьях и лодыжках. Ничего из всех этих и многих других украшений он просто не видел, точнее, видел, конечно же, но не в отдельности, не сами по себе они воспринимались им, а лишь как вполне естественное продолжение этих тел, рук, ног, как органичная часть кожи... Да, после всех передряг картина была отрадная.

И все-таки Иван сразу выделил одну – ту, что имела чуть охрипший голос и пепельно-русые волосы, ту, что вспомнила о семидесятом годе их столетия. Она была необыкновенна, она была сказочно хороша. И не той картиночной, журнальной смазливостью, что считается эталоном и нравится всем без исключения, а обаянием, женственностью, даже какой-то нескладностью, проглядывавшей в движениях, Иван внимательно слушал смуглянку, а смотрел на другую. И потому все у него мешалось в голове, все плыло перед глазами. Он даже не удивился, что не первым из землян оказался в этой самой непонятной «системе».

– И до вас тут сидели строптивые бабенки, – тянула свое смуглянка, – все возникали по каждому поводу-то им не то, это – не это! А толку, тра-тата-та! Повозникают, повозникают – и ломаются. А как созреют, видать, так и уводят! Вон, Марту же увели при вас, так?!

– Чего же тебя не трогают тогда, а? Ты ведь все сроки пересидела, в перестарках уже ходишь? – ехидно вопросила беленькая.

Смуглянка бросила в нее каким-то круглым желтым плодом, но промахнулась. Надула губки.

– Сама ты дура старая! – пробасила она после некоторой заминки. – Меня на десерт берегут! И они все втроем рассмеялись.

Иван тоже не смог сдержать улыбки, хотя в словах смугляночки был резон – она вполне годилась «на десерт».

– Во-о! Нет, вы только поглядите! – смуглянка снова махнула рукой, указывая на кого-то. – И эта жирная ящерица хохочет! Нет, я не выдержу этого!

Иван встрепенулся, он и не подозревал о присутствии здесь еще кого-то. Он сразу же опустился на траву, переполз к стволу соседнего деревца, всего на полтора метра. Осторожно встал. Высунул голову. И обомлел. И как он мог так опростоволоситься?? Еще бы немного – и он уткнулся носом в спину негуманоиду, точно такому же, как те, что встречали его возле коллапсара.

Негуманоид сидел спиной к Ивану, опираясь на беленький резной заборчик, забросив на него чешуйчатую длинную руку с морщинистыми пальцами, унизанными перстнями, кольцами. Он лениво шевелил пальцами, словно перебирая что-то невидимое, и отблески поигрывали на матово черных когтях. Был негуманоид спокоен и вял.

Лишь со второго взгляда Иван понял, что он немного отличался от тех бравых ребят, что разодрали его капсулу будто консервную банку. Те были крепкие, подтянутые несмотря на врожденную корявость. А этот растекся по сиденьицу жирной задницей, обтянутой сереньким комбинезоном. Бока у него свисали по обе стороны от ремня. Затылок был гол и шишкаст, лишь чешуйчатые темные пластины будто завесь шлема ложились на спину. Но и из-за них были видны обрюзгшие, висящие явно ниже подбородка щеки-бырла, усеянные бородавками и седыми толстыми волосками. Негуманоид был стар и мерзок. Судя по всему, его не интересовали женские прелести, да, наверное, и женщины как таковые его тоже совершенно не интересовали... И могли ли вообще эти «ящерицы» хоть как-то реагировать на земных женщин? Может, у них были свои понятия о привлекательности, красоте? Иван не стал ломать голову.

Он вдруг пожалел, что так бездарно использовал парализатор! Сейчас бы эта штуковина ох как пригодилась! Лезть в пояс за усыпителями одноразовыми не хотелось. Иван спрятался за ствол.

На какое-то мгновение толстяк обернулся, пошарил глазами в листве, зевнул с присвистом и сапом, отвернулся. Рожа его была на редкость противна: нос блямбой свисал ниже верхней губы, изо всех его четырех отверстий текло, глаза были не черны и бессмысленно-жестоки как у тех парней, а мутны, болезненны.

– Ишь ты, насторожился! – сказала смуглянка. – Услышал чего-то!

– Чучело – оно и есть чучело! – заключила бесповоротно беленькая. – Лан, ты чего загрустила?

Лана, русоволосая красавица, не ответила, она водила перед носом голубеньким цветочком, потом коснулась его губами, кончиком языка... и отбросила.

– Мерзость! Тут все мерзость! – проговорила она в сторону, ни к кому не обращаясь.

Она закинула руки за голову, и тяжелые шары грудей колыхнулись, спина прогнулась, талия стала еще тоньше... Не будь здесь этого гнусного вертухая-евнуха, Иван бы не удержался, подошел бы к женщинам, подошел бы к ней, необыкновенной и грустной Лане. Но не следовало забывать, что ты не у себя дома, не на Земле.

Она чуть изогнула шею, повернула голову... и они встретились взглядами. Ивана бросила в дрожь. Но он заметил, что и у нее резко расширились зрачки – она испугалась, оторопела от неожиданности. Но не вскрикнула.

– Ты чего это? – поинтересовалась светленькая.

– Ничего, – еле слышно произнесла Лана. Голос ее в эту минуту совершенно сел.

Иван приложил палец к губам. Она еле заметно кивнула в ответ.

– Точно, сбрендила, – заключила смуглянка, зевнула и улеглась на спину.

Иван, не сводя глаз с Ланы, на ощупь, расстегнул пояс, запустил руку внутрь скафандра. Ему пришлось лезть в набедренный карман, чтобы вытащить усыпитель. Он согнулся, но головы не опустил. Краешком глаза он следил за обрюзгшим охранником, Тот сидел в прежней безвольной позе, шевелил пальцами... Шарик усыпителя разорвался над его бабьим покатым плечом – розовенькое облачко тут же растворилось в воздухе. Иван не сомневался в успехе – ведь усыпитель одноразовый был проверенным средством, многоцелевым и многокомпонентным, в горошинке содержались сильнодействующие усыпители, в основном, газообразные, рассчитанные на самые разные живые организмы – не сработает один, другой, третий... десятый даст результат!

Евнух-вертухай сполз по сиденьицу наземь, почти бесшумно, словно мешок с мякиной. Только пластинчатая голова легонько стукнулась о край заборчика. И шумок этот не остался незамеченным.

– Чего это! – всполошилась смуглянка и вскочила на ноги. – Ой, глядите, девочки!

– Тихо ты! – прошипела русоволосая Лана.

– А чего?! – не поняла смуглянка. – Чего-о?!

Она вдруг увидала выпрыгнувшего из-за укрытия Ивана и заорала, заголосила с такой силой, будто была не живой и слабой земной женщиной, а по меньшей мере сиреной с бронехода.

Но Ивану было поздно отступать. Да и некуда! Он пнул безвольное тело жирного евнуха, заглянул в глаза – те были закачены, евнух явно не притворялся. На всякий случай Иван связал ему руки за спиной, ткнул носом в землю – пускай полежит.

– Вот это да-а! – на одном дыхании выдала беленькая. И свалилась без сознания.

Лана зажимала рот смуглянке, которая, видно, от неожиданности потеряла остатки ума. Но удерживать ее было нелегко.

– Вы откуда? – спросила Лана, тяжело дыша, отдувая прядь, лезшую в глаза.

– Оттуда, – ответил Иван невразумительно.

Но они поняли друг друга.

Смуглянка вырвалась и заорала пуще прежнего. В коротеньком перерыве между двумя воплями она вставила, обращаясь к русоволосой.

– Дура! Дурища! Ты чего – подыхать надумала из-за него?! Ну нет!!!

Иван, не обращая внимания на истеричку, подошел к Лане, взял за руку.

– Пойдем!

– Куда? – удивилась она. – Отсюда нет выхода.

– Выход всегда есть, – заверил ее Иван, – всегда и отовсюду. Пойдем!

Он сжал ее руку. И по телу его пробежала волна теплой, приятной дрожи. Он верил, что им удастся выбраться из этой чертовой непонятной «системы».

А она стояла перед ним такая беззащитная, нежная, красивая. Стояла и не пыталась даже прикрыть наготы. И в глазах ее было удивление, но не только оно, в глазах стояла какая-то странная, почти сумасшедшая радость. Иван сразу понял – она за ним пойдет на край света.

– Не будем терять времени! – сказал он.

И в эту же минуту ему в спину уперлось что-то твердое.

Иван замер. Он знал, что лучше не двигаться, что все выяснится само собой, может, это смугляночка шутит, что-то ее не видно... На спину надавили сильней. Он не отпускал ее руки. Он не верил, что все кончено, не хотел в это верить.

Но по ее глазам он увидал – да, это свершилось. Радость и удивление исчезли из ее глаз, а на их месте поселился страх, почти ужас, причем явно не за себя, ибо она не сделала даже попытки отстраниться, прикрыться, отойти. Ей было страшно за него.

– Руки за голову, слизняк! – проскрипело сзади. – Ну, живей! Не заставляй себя ждать!

Иван не мог выпустить ее руки. И тогда она сама выдернула ладонь и, будто опомнившись неожиданно, прикрыла обеими руками грудь. Но все равно было видно, как тяжело она дышит.

– Ничего, – проговорил Иван, стараясь, чтобы голос звучал спокойнее, – ничего, это лишь начало. Не бойся!

– Руки!

Он заложил руки за голову. И сразу почувствовал, что запястья и шея чем-то обхвачены, что его сковали какими-то непонятными наручниками, крепящимися к не менее непонятному жесткому, наверное, металлическому ошейнику. Он не ожидал такого!

– Они убьют тебя! – ужаснулась Лана.

И лицо ее исказилось гримасой.

Неожиданно из-за ветвей вынырнула смугляночка. И заявила надсадно:

– И не будет лезть, куда не след! Чего он лезет?! Поделом получит, не плачься!

– Они убьют тебя! – повторила русоволосая, не обратив ни малейшего внимания на слова смуглянки. – А я даже не знаю, как тебя зовут, как звали...

– Не бойся, – Иван улыбнулся, – если бы они хотели меня убить, так давно бы это сделали.

– Ты не знаешь их!

– Тут и знать ничего не надо.

– У них совершенно иная логика.

Иван почувствовал сильный удар в поясницу, следом еще один – меж лопаток. Но он не обернулся.

– Скажи хоть, как зовут тебя?

– Ну, вот это уже веселей... а то – звали, надо же! Меня зовут Иван, – сказал он с непонятной оживленностью, почти выкрикнул, – и меня еще долго будут так звать. И я буду откликаться, веришь?

Глаза ее стали тоскливы и пусты.

– А ты верь! – повторил Иван. – Верь!

Завороженность сошла с него. Он был готов к действию и лишь выжидал момента. Но никто его не торопил, будто ему специально давали наговориться власть перед чем-то таким, о чем лучше не думать.

– Я хочу верить, но не могу, – просипела русоволосая. И из глаз ее потекли слезы. Она оторвала руки от груди, стала утирать их. Но слезы текли все сильнее.

Иван решил, что пора. В конце концов, он космолетчик или нет! Какими бы ни были неуязвимыми эти твари, а и он не лыком шит.

– Не надо, – прошептала она, угадав его намерения.

– Надо!

Иван резко подпрыгнул на два метра, развернулся в воздухе и всей тяжестью тела, всей силой ноги обрушил пятку на плечо противника. Почти сразу же полыхнула струя пламени, вырвавшаяся из ствола – у русоволосой срезало прядь, сама она шарахнулась в сторону, чуть не упала; И в этот миг Иван почувствовал, как треснуло что-то в плече негумоноида – он не знал, есть ли у них что-то наподобие ключиц или нет, но прием оказался верным. Лучемет вылетел из когтистых лап. Его хозяин ухватился за плечо, взвыл. Но Иван не дал ему опомниться – сбил с ног мощным ударом в грудь. Только после этого он упал на землю. Оттолкнулся спиной. Тут же вскочил.

Противник был повержен. Он не мог подняться, крутился волчком в траве, выл, визжал, непонятно ругался. Он был явно не столь вынослив и неубиваем как первые чужаки.

Иван не терял времени.

– Снимай! Быстро! – приказал он русоволосой и повернулся к ней спиной.

Она подняла руки, принялась расстегивать ошейник-наручники. Но ничего у нее не получалось. Она нервничала, торопилась, плакала...

– А ну тихо!

Иван увидал, что прямо ему в грудь направлен лучемет. Тот самый, что обронил негуманоид. А держала его смуглянка. Держала твердо, уверенно, будто она всегда ходила с оружием и умела его применять.

– Не дергайся!

– Ты что-о!!! – заорала из-за спины Ивана Лана.

– И ты, сука, стой! Не трепыхайся! Я не промахнусь!

Губы у смуглянки кривились, веко левого глаза подергивалось. Но она была уверена в себе.

– Брось лучемет, – попросил Иван мягко, – брось, ты же наша, ну!

Смуглянка широко и плотоядно улыбнулась, обнажив два ряда идеальных белых зубов.

– Была ваша, – проговорила она врастяжку, щуря глаза.

– Как это? – поинтересовалась вдруг сквозь слезы Лана, – Ты что, спятила? Брось, кому говорю, брось пушку.

– Что здесь происходит? – поинтересовалась очнувшаяся стройная блондиночка. – Мы на Земле?

– Цыц, гнида! – осекла ее смуглянка. – Мы в... – она выругалась и усмехнулась, – ясно?!

Иван напряг мышцы, он знал, что делать. Но его опередили.

– Не дергайся, мальчик, кому сказала! – с угрозой процедила смуглянка, и в черных глазах ее промелькнула искра. – Не трепыхайся, милый! Ежели у тебя коленка хоть на чуть согнется, я эту суку пополам пережгу, ахнуть не успеешь!

– Нет, я ничего не понимаю, – снова удивилась беленькая, она встала, подошла к смуглянке, протянула руку, – дай мне эту штуковину, не надо нажимать ни на что, я тебя умоляю!

Смуглянка даже не качнулась, просто ее правая нога вдруг взлетела на уровень живота блондинки, дрыгнулась, тут же вернулась на место, будто и не было ничего. А миротворица уже лежала в траве, рядом со стонущим негуманоидом.

– Одна сучка напросилась и получила, чего надо, – прокомментировала смуглянка. – Щя с другой разберемся!

Лана сдернула – таки оковы с шеи и запястий Ивана. Но тут же схватила его за плечи, прижалась.

– Так ты на них работаешь, гадина? – спросила она из-за спины, сверля смуглянку одним глазом.

– А то на кого ж! – ответила та нагло. – Я всегда работала на тех, чья сила, ясно, лахудра грошовая?!

Иван вздрогнул:

– Стоять!

– А если никто не придет? – поинтересовался Иван. – Что будет, а?

Смуглянка утробно засмеялась, почти неслышно, но сотрясаясь всем телом. Ее огромные груди, которых она и не пыталась даже прикрыть, затряслись в такт этому смеху.

– Придут, дружок, не сумлевайся, обязательно придут!

– И сколько тебе платят? – со злостью спросила русоволосая. – Ах ты тварь поганая! Я всегда чувствовала неладное, недаром ты все наше хаяла, гадина!

– С тобой вообще разговору нету, – равнодушно проговорила смуглянка и расставила ноги еще шире. Она была самонадеянна до предела, а может, она знала, что в любом случае последнее слово за ней. – Ты молчи, сука! Твое дело, знаешь какое?

Лана вышла из-за спины. Но она не отпустила своих рук, она продолжала удерживать Ивана – левой за локоть, правой – обвив шею. Лицо ее было сухим, глаза – злыми.

– Какое?

– А такое... – смуглянка выдала старинным отборным двухэтажным матом. – Твое дело – в своем брюхе выращивать да вынашивать ихних мальков, поняла?! Поймешь еще! Вот как заберут тебя, уведут, так сразу поймешь. Подвесят, нашпигуют, чем положено, трубок навставляют, растворчиков подведут и будешь раз в полгода, по ускоренному графику, выдавать из утробы по сотне зародышей, мать твою!

У Ивана в глазах померкло, в голове помутилось. Он уже знал, каким приемом собьет с ног эту продажную тварь, пусть она хоть трижды женщина. Он был готов.

– Стоять!

Чуть не в самое лицо ударил сноп пламени. Но оно тут же отхлынуло. Это был предупредительный залп.

Лана сильнее прижалась к Ивану, она чуть не задушила его. Но голос ее прозвучал твердо.

– И ты, гадина, надеешься, что тебя минует общая судьбина, если это вообще все правда? – проговорила она, почти не разжимая губ. – Думаешь, тварь, тебе не висеть в трубках?!

– Может, и висеть, – прямо ответила смуглянка, – но я повисну последней, ясно?! Пошевели-ка мозгами, дуреха, да прикинь, сколько еще таких попадется в сети, а? Думаешь, ты последняя?!

– Ты и впрямь гадина!

– Я убью тебя!

– Нет!

– Убью!!

– Не посмеешь!

– Ладно, не шурши, – проворчала вдруг смуглянка устало, – конечно, я тебя не убью. Им нужны живые бабы, им нужны живые инкубаторы... Но, знаешь, чего, – голос повеселел, – немного поуродовать, покалечить могу. Это запросто! Им же не нужны твои глазки, ножки, ручки, им на хрен твои губки и носик! Им нужно лишь твое брюхо, сука, ясно? Так что подумай хорошенько, прежде чем трепыхаться. И ты дружок, подумай!

Это был тот самый момент, когда надо было действовать – смуглянка расслабилась. Иван сильно пихнул от себя русоволосую и одновременно прыгнул вперед. Прыгнул, на лету перевернулся через голову, вышиб рукой лучемет у смуглянки – тот взлетел вверх, разбрызгивая фонтаны пламени, крутясь фейерверочным колесом. Он был, видно, заклинен. Но это уже не интересовало Ивана.

Иван не тронул смуглянку и пальцем, не ударил, не коснулся. Он просто встал рядом. И она поняла, что к чему. Она поняла, что оказывать сопротивление этому парню не просто бесполезно, но смешно.

Подкравшегося негуманоида, который еще минуту назад не мог подняться из травы, Иван отбросил назад ударом ребра ладони по шее. Теперь не было никакой угрозы.

– Побежали! Тут нельзя оставаться! – Иван протянул руку.

– Да, побежали! – она сама подошла к нему, положила ладонь на ладонь. Но тут же выдернула. – Ты хочешь оставить эту гадину жить?! Ну уж нет!

Она заглянула Ивану в глаза. В ее взгляде не было ни милосердия, ни готовности прощать.

Иван положил ей руки на плечи, привлек к себе, поцеловал в губы. И только после всего этого прошептал прямо в лицо:

– Не мы ей давали жизнь, понимаешь? Не нам ее и лишать, жизни, не нам!

– Я сама убью ее!

– Нет!

Иван с силой сжал ее плечи, встряхнул.

– Отпусти! Больно!

– Пойдем, не то мы останемся тут навсегда! – сказал он. – Мы и так слишком долго возимся, пойдем!

Он не стал ждать, пока она решится. Он легко вскинул ее тело вверх, поймал, рассмеяся, осторожно положил себе на плечи, стараясь не поцарапать нежной кожи о грубую ткань скафандра. Пнул ногой для проверки бездыханного евнуха-вертухая. Тот лежал студнем, не подавая признаков жизни.

– Все равно вы подохнете! – зло бросила в спину смуглянка. И выругалась столь изощренно, что Ивана передернуло.

Но он не стал отвечать. Он уже бежал. Бежал, куда глаза глядят, подальше от места происшествия к навесу, к дыре – может, им удастся выбраться через трубу или, хотя бы, спрятаться от погони на какое-то время, переждать.

Но пробежать ему удалось совсем немного – не больше трехсот метров. Все получилось неожиданно – из-за десятка деревьев вышли как по команде десять негуманоидов, одинаково неприглядных, одинаково корявых, в одинаковых комбинезонах, открывающих руки и ноги, с одинаковыми лучеметами. Они молчали. Но Иван понял, что с ним не шутят. Он остановился.

– Ну что?! Чего повыскакивали?! – бросил он нервно, с вызовом.

– Не надо злить их, – из-за спины прошептала Дана. Она снова стояла на земле, снова прижималась к нему, к ее единственной в этом мире защите.

– А они разве умеют злиться?! – поинтересовался Иван из озорства. Но тут же сообразил, что время шутить прошло.

– Эй, слизняк! – проскрипел средний негуманоид, ничем не отличавшийся от других, трехглазый, носатый, корявый. – Ты понимаешь нас? Не молчи! Мы же видим, что ты завладел переговорным устройством. Говори, у кого украл?

Это было слишком.

– Вы чересчур самонадеянные! – выкрикнул Иван.

– Молчи! – ткнула его кулачком в бок Лана. – Ты с ума сошел!

Негуманоиды, словно по команде, переглядываясь, вдруг начали скрежетать, скрипеть. Плоские подбородки у них поотвисали, блестящие пластины клыкожвал обнажились. Скрип и скрежет становились все громче, раскатистей, неудержимей. Иван не сразу понял, что они смеются, что они заразительно и беспечно хохочут. Над кем?!

Смех-скрежет оборвался внезапно.

– На землю! – крикнул средний.

– Ложись, – шепнула в ухо Лана.

– Сейчас лягу, разбежались! – процедил Иван.

– Ты не слышишь, мразь, амеба безмозглая?! Тебе уши прочистить надо?! На землю!

Лана опустилась на колени, вцепилась в его ноги, потянула вниз. Она смотрела, задрав голову, безумными глазами. Ей было страшно.

– Иван, я прошу тебя, ляг на землю. Они же убьют нас обоих!

Негуманоиды, подчиняясь неслышимой телепатической команде, сделали разом по три шага вперед.

Стволы лучеметов поднялись, нацелились Ивану в грудь.

– Ну, чего же вы ждете! – выкрикнул он. И надвинул висевший сзади на шарнирах шлем на голову. Он знал, что с первого захода титанопластиковую ткань скафандра и сам шлем лучеметами не прожжешь. А там он успеет сделать кое-что...

Струя пламени ударила под ноги. Лана испуганно вскочила, снова спряталась за его спину. Она дрожала, но молчала, не молила ни о чем, не плакала. И он вдруг отчетливо и ясно понял, что может как угодно распоряжаться своей жизнью, лезть хоть на лучеметы, хоть на острия копий, но подвергать опасности жизнь этой русоволосой доверчивой женщины он не имеет права.

Иван откинул шлем. И уселся на траву, сложил руки на коленях. Она прижалась щекой к его плечу, окаменела.

Иван не смотрел вверх. Он видел лишь толстые кривые лапы, покрытые почти черной, матово поблескивающей чешуей, он видел морщинистые и голые словно у стервятников пальцы, выходящие из коротких округлых стоп, изогнутые жуткие когти... И так все это не вязалось с зеленой сочной травой, что и смотреть не хотелось.

Негуманоиды медленно, вразвалочку, с ленцой и неспешностью существ, всегда одерживающих победу, берущих верх, приближались.

Иван не знал, куда увели русоволосую Лану. Да и как это узнаешь! Его бросили в темный и сырой подвал. Причем произошло все очень обыденно и просто – двое корявых крепышей там же в садике подошли к ближайшему дереву, навалились на ствол, и дерево запрокинулось, открывая черную дыру.

Иван не сопротивлялся. Его подвели к дыре. И столкнули вниз. Он спружинил на ногах, но не удержался, упал на спину. И сразу уставился наверх. Он ждал, когда тем же путем отправят русоволосую, ждал, чтобы подхватить ее, поддержать. Но через некоторое время просвет наверху исчез, и он остался один во тьме, сырости, грязи. Подвал был заброшенный, а может, он и должен был быть таким, может, здесь считали, что узников не стоит баловать? Иван включил встроенный прожектор, огляделся. Стены были выложены камнем, казалось, что этой подземной постройке тысячи лет, настолько грубо был обтесан камень и настолько он порос мохом, лишайником. От стены до стены было не больше семи метров. Потолок был тоже каменным. Иван не смог нащупать лучом того места, где должна была быть дыра – словно ее успели заложить. Зато он увидал большой крюк, свисавший с потолка. До крюка было метров пять, не больше. При желании можно подпрыгнуть, оттолкнуться ногами от стены и как-нибудь зацепиться за него, а там и нащупать верхний лаз. Но Иван не стал спешить, успеется!

Он обшарил лучом углы подвала. И ему стало не по себе. В самих углах, да и вдоль стен валялось множество костей. Кости были разные. Но Ивану показалось, что большая часть из них принадлежала людям. В грязищи лежало несколько черепов. Иван не стал их трогать, хотя ему очень хотелось понять, что здесь такое, откуда тут эти черепа. Он присел на корточках перед ними. Один был явно человеческий, этого нельзя было не заметить. А другие – Иван таких никогда не видал – имели по три глазницы, были шишкасты, пластинчатозубы... Они принадлежали местным жителям, какие сомнения! Значит, темница годилась для всех? Иван не успел ответить на свой вопрос.

Часть стены вдруг рухнула, словно обвалилась. В проломе, стояли два негуманоида. В руках они держали цепи.

– А он тут неплохо устроился – со светом! Гляди-ка! – толкнул один другого в бок.

– Ничего, мы его щас еще лучше устроим. На землю, падаль!

Иван и не думал подчиняться. Но он не заметил мощного броска – один из стоявших без размаха швырнул что-то в ноги. Ивана чуть не сшибло. Он качнулся, нагнул голову – на ногах замкнулось тяжелое металлическое кольцо, охватывая обе щиколотки сразу. От кольца тянулась к пролому толстенная цепь.

– Ну как? – поинтересовался негуманоид и заскрежетал.

Иван только теперь увидал, что стена вовсе не рухнула, не обвалилась, что это просто опустился на железных подвесках целый каменный блок, опустился резко, будто упал вовнутрь. Такие конструкции можно было встретить в средневековых замках, для сверхцивилизации они были странны и нелепы. Но выводов делать Иван не стал.

– И что дальше? – спросил он равнодушным голосом. Для убедительности даже зевнул, прикрывая рот ладонью, блуждая взглядом по стенам.

– Эта амеба интересуется, что дальше! Оба негуманоида заскрипели-заскрежетали. Им было смешно.

Иван не увидал и второго броска. Он лишь услышал лязг – это другой конец цепи ударился о потолочный крюк. Цепь загремела. И в долю секунды земля ушла из-под ног Ивана, он взлетел вверх, повис вниз головой.

Негуманоид подошел к нему, сжал восьмипалую лапу. И ударил в челюсть. Иван даже потерял ориентацию на секунду, в глазах потемнело. Его качнуло как маятник. Он хотел подняться, уцепиться руками за цепь, подтянуться к потолку, к крюку... Но еще три сильнейших удара обрушились на голову. И тут же его руки сдавил обруч.

– Подтяни немного, – прогундосил один раздраженно.

– Иди! Не командуй!

Иван почувствовал, что его приподняли. Он дернулся, но не тут-то было! Гундосый уже крепил к ручной цепи что-то круглое тяжелое.

– Ничего, амеба, повисишь, отдохнешь! – бормотал он под нос, будто уговаривая Ивана. – Кровища твоя поганенькая, слизнячья, прильет к твоей пустой головешке, глядишь, и мозги лучше варить начнут. Ведь так, амеба?

– Так, так, – отвечал за Ивана другой. – Это ему только на пользу.

Гиря, подвешенная к рукам, весила не меньше двух пудов. Иван попробовал ее подтянуть – силы-то в руках хватило бы и на значительно больший вес, но в спине что-то хрустнуло, и он решил не рисковать.

– Виси, фрукт, – сказал на прощанье гундосый. – Авось, созреешь!

И они вышли, затворив за собой блок, подтянув его на железяках.

– Куда Лану дели! – крикнул им вслед Иван. – Эй, твари, где она?!

Ответом его не удостоили. Да и некому было ответить.

Иван провисел минуты две, прежде чем понял – его просто обрекли на смерть: ведь с таким грузом, вниз головой, ни одно существо не выдержит больше трех часов. Да что там трех! Уже через час приливающая кровь разорвет глазные яблоки, хлынет горлом... и все!

Нет, Ивана не устраивала такая перспектива.. Сейчас не время было предаваться философствованиям, надо было действовать.

– Паскудины! – выругался сквозь зубы Иван. Осторожно, чтобы не повредить чего-нибудь в позвоночнике, он стал подтягивать груз. Не тут-то было – спину пронзила острая боль. Иван сразу ослабил руки.

В голове начинало шуметь. Сердце билось учащенно, но справлялось пока. Да и стимуляторы еще действовали. Иван попробовал выдернуть кисти рук из обруча – и так, и этак вертел ими, вдавливая одну в другую, поджимал. Но и с этой затеей ничего не вышло – обруч был плотным.

Иван пригорюнился. Навалились мрачные мысли. Пришла вдруг тяжелая и безысходная тоска. Подумалось о смерти, о малопривлекательной, позорной смерти в этом сыром темном подвале, где и до него умирали в мучениях, в страхе, в ускользающей надежде... Нет, он не желал «созревать».

Он стал медленно сгибать ноги в коленях, подтягиваясь на них. Спина – при этом болела не так сильно, держала вес. Он уже согнул ноги до предела и стал сгибаться в поясе, подтягивая к ногам все тело, скрючился – теперь тяжесть ложилась не на позвоночник, она была распределена по мышцам. И Иван резко вскинул руки с грузом... Спина тут же разогнулась, ноги дрогнули. Но дело было сделано – нижняя наручная цепь захлестнула верхнюю, ножную, теперь груз болтался у головы. Иван рассмотрел его внимательнее – это был чугунный шар с толстым ушком, к которому крепилась цепь. Оторвать шар от цепи не стоило и пробовать.

Иван снова согнулся, подтянул тело к ступням – на этот раз, без груза, ему было значительно легче. Обеими руками он вцепился в ножную цепь, подтянулся, потом дважды перехватил цепь, поднимаясь все выше. Вздохнул с облегчением. Кровь отлила от головы. Он был почти под самым потолком. Но в любую минуту цепи могли соскользнуть, и тогда все пришлось бы начинать с начала, если только ему не вырвет при падении рук и ног из суставов, если не разорвет позвоночник.

– Ничего, выберемся! – успокоил сам себя вслух Иван. – Выпутаемся, не в таких переделках бывали.

С ним и на самом деле происходили вещи значительно более страшные, там, на Гадре и Гиргее. Но предаваться воспоминаниям не стоило. Иван передохнул с полминуты. Потом перехватился сжатыми руками еще дважды, подтянулся... и, оторвав обе руки, бросил цепь на крюк. Его уже повлекло вниз, но звено цепи зацепилось-таки за острие крюка, и падение резко замедлилось, прервалось, Ивана встряхнуло, резануло обручем по кистям. Да только это были мелочи! Он добился главного! Теперь он выберется!

Иван подтянулся к крюку, закинул на него гирю, зацепив ее ушком. Еще передохнул. Потом сам зацепился поясом. Принялся за ножной обруч. Он долго вертел, крутил ногами, сдавливал ладонями ступни, прежде чем ему удалось высвободить левую ногу. С правой широкий обруч слетел сам, так и не расстегнувшись. Теперь только ручная, цепь да гиря мешали Ивану.

Но он не стал откладывать основного. Он, все еще тяжело дыша и превозмогая боль в мышцах, в спине, начал ощупывать каждый квадратный сантиметр слизистого заросшего грязью потолка. Должна же где-то здесь быть дыра! Не сквозь камни же он провалился!

Шар пришлось отцепить от крюка, чтоб не сдерживал движений. Иван умудрился затолкать его в шлем, руки оставались почти свободными. И он не давал им покоя. Он давил и жал на слизистые камни – и с одной стороны, и с другой от крюка, и с третьей. Должен быть выход, должен!

Наконец один из камней поддался. Иван уперся ногами в крюк, навалился на эту глыбину всем телом, плечами, спиной – она неожиданно легко поехала вверх, пропала... послышался шум, будто упало что-то. Иван подумал о самом вероятном – это завалилось дерево, как в тот раз, завалилось, освобождая проход. А значит, он спасен. Он вытащил шар из откинутого шлема, раскачал его на цепи и забросил верх. Первые две попытки оказались неудачными. Но с третьей то ли шар, то ли конец цепи застряли в чем-то. Иван подергал, убедился в надежности крепления, отпихнул крюк ногой – и полез наружу.

Этот бросок дался ему огромным напряжением всех сил. Он взмок от пота, сердце чуть не вырвалось из груди, не хватало воздуха, мышцы каменели, отказывались слушаться, пальцы деревенели и не желали сгибаться... И все-таки он добрался доверху, перекинул свое тело через край дыры, увидал шар с концом цепи, обмотанный вокруг какой-то арматурины, торчавшей из того блока, что сам собой ушел вверх. Больше разглядывать что-либо сил не было. Иван замер на поверхности лицом вниз, передыхая, сдерживая нервную дрожь, пытаясь расслабиться, усмирить сердце.

Он лежал и не мог понять, откуда взялись эти мраморные плиты, почему он лежит на этих холодных плитах, ведь там была трава! Самая обыкновенная, очень густая, упругая, зеленая трава! Там не было в радиусе километра на три – Иван головой мог поручиться – никаких плит!

Он заметил, что каменный блок вдруг сам собой пополз к провалу, встал на свое место, закрыв провал точно такой же мраморной плитой, как и та на которой лежал Иван. Арматуринка выскользнула из блока, освободила цепь с шаром. Иван дернул цепь, и шар подкатился к нему, стукнул чугунным боком под ребра.

Иван начинал приходить в себя. Он вообще обладал способностью почти мгновенно восстанавливать утраченные силы, этому не только обучили в Школе, это было его врожденным свойством, наверное, благодаря этому он смог попасть в Дальний Поиск, не только попасть, но и удержаться в нем. И все-таки чудовищное напряжение давало знать о себе.

Иван, опираясь на руки, привстал сначала на колени, огляделся. Никакого сада с деревьями и ручейками не было и в помине. Он находился посреди огромного зала, выложенного светлыми мраморными плитами. Потолок в зале был низкий и черный. Его поддерживало множество круглых колонн, стоявших по периметру.

Иван уставился в этот черный потолок. В голове его не укладывалось все происходящее. Даже если сад был ярусом выше, над залом, над его потолком, то как он, Иван, мог пролететь это расстояние – от потолка до пола – и ничего не увидать! Нет, это походило на бред!

Иван встал на ноги. Подтянул цепь, ухватился левой рукой за ушко гири. Всмотрелся в дальний, торцевой конец зала. И обомлел! То, что поначалу показалось ему чем-то навроде какой-то сумбурно и безвкусно раскрашенной статуи-куклы на постаменте, было живым, невероятно уродливым существом, сидевшим на сказочно величественном узорчатом троне посреди большой полукруглой ниши. Иван застыл в изумлении.

Громовой голос прозвучал внезапно и будто бы со всех сторон:

– Ну что, жалкий червь, радуешься, что выполз наверх?!

Горло перехватило, и Иван не смог ответить. Он сделать пять шагов вперед. Вгляделся. Существо, сидевшее на троне, заметно отличалось от остальных негуманоидов. Его голый шишкастый череп увенчивали два массивных коротких рога, чуть загнутых, витых. Три круглых глаза смотрели, не мигая, злобно и высокомерно. Четырехдырчатый нос был шире, выпуклей, чем у тех, кого Иван встречал прежде. И пряма из-под носа, из-под брыластых щек, без всякого намека на рот, подбородок и вообще нижнюю челюсть, свисал ряд клыко-жвал разной длины. Жвалы поблескивали, подрагивали при каждом слове. Острые плечи поднимались к мочкам звериных, рысьих ушей. Две пары рук лежали на подлокотниках – нижние, вцепившись в круглые набалдашники, верхние, сжимая длинный и короткий жезлы, поигрывая ими. Растопыренные кривые ноги, которые скорее можно было назвать лапами ящера, упирались в подножие трона, когтями царапали блестящую поверхность.

До четырехрукого было метров двадцать пять. Иван стоял и прикидывал, за сколько прыжков он сможет добраться к трону и придушить это напыщенное страшилище. Расчет получался верным. Но Иван знал, что дальше расчета дело пойдет – он всегда пропускал самый важный, самый нужный момент, всегда предоставляя право выбора противнику. И поделать с таким свойством своего характера ничего не мог.

– Где я нахожусь? – спросил он дрогнувшим голосом.

Четырехрукий заскрежетал – и надолго. Его прямо-таки распирало от смеха. Обрюзгшее тело содрогалось, голова тряслась, плечи ходуном ходили, когти на нижних лапах сжимались и разжимались, не касаясь поверхности пьедестала, казалось, что рогатый уродец вот-вот лопнет... Лишь руки его недвижно лежали на подлокотниках.

Наконец он успокоился. И объявил с невиданным апломбом:

– Гнусный и жалкий червь, ничтожная амеба, мы понимаем, что при твоем скудоумии ты не сможешь осознать и прочувствовать, где находишься. Но скажем, ибо велики и благодушны даже с ползающим во прахе слизнем...

– Не слишком ли много эпитетов?! – грубо вставил Иван.

Но голос разросся почти до грома, заглушил его возмущение.

– Ты находишься в пределах непостижимой твоему уму Системы, на Хархане-А! Что, слизняк, ты понял?! Ничего ты не понял. И не поймешь! Ибо видимое тобой – лишь часть существующего, а существующее вне тебя – лишь часть Сущего! И мозг твой объемом и способностями равен предмозжечку обитателя Системы. Не тщись понять ее, амеба! Потуги твои бесцельны и бессмысленны. Одно лишь продлило миг твоего гнусного и ничтожного существования, одно!

Иван подошел еще на два шага к трону. Спросил:

– И что же именно?

Двурогий начал было захлебываться скрежетом. Но тут же стих, словно поперхнулся. И ответил надменно, раздуваясь до невозможности, воспаряя над троном:

– Ты оказался в Системе в сто двадцать третий год восемь тысяч пятьсот восемьдесят шестого тысячелетия Эры Предначертаний, понял подлый мозгляк?!

Иван не стал реагировать на очередное унизительное прозвище. Хотя надо было бы уродцу преподать урок вежливости. Он вставил:

– Ну и что?

– А то, амеба, что этот год завершает тринадцатитысячелетний цикл Воздания Добродетелям и зовется он годом Всеобщих Лобызаний и Братской Любви!

– Не ощутил на себе лобызаний, – признался Иван, – да и любовь какая-то странная!

– Неблагодарный червь! – в грохочущем голосе четырехрукого послышались нотки негодования, словно его лично обидели. – Неучтивая мразь! В другое время ты был бы предан длительнейшим мучениям и по истечении их умерщвлен! А в этот благостный год, в месяц цветения камней, ты удаляешься от жалкого конца. Благодари же, слизняк, и восхваляй благодетелей своих за оказанное тебе добро!

– У нас несколько разные понятия о добре, – ответил Иван.

Он примеривал к руке шар на цепи. Думал, успеет ли подбежать к четырехрукому, вспрыгнуть на пьедестал и закатить этой высокомерной гадине чугунной чушкой промеж рогов. Впрочем, дальше прикидок дело опять-таки не шло.

Ивану что-то не нравилось на Хархане-А, он вполне бы обошелся без всеобщих лобызаний и братской любви, какой бы там ни был год на местном календаре, даже если в этот год и в этот месяц и на самом деле цветут камни.

Часть вторая. ПОД КОЛПАКОМ

Предварительный ярус. Уровень первый. Хархан-А. Год 123-ий месяц цветения камней

Могуч был сидящий на троне. Могуч и страшен. Теперь-то Иван видел, что это вовсе не раскрашенная кукла, не увешанный драгоценностями манекен, а владыка, властитель. И все, лежащее, висящее, стоящее вокруг трона подчеркивало силу и величие восседающего на нем. Все будто кричало, вопияло – пади ниц, презренный, устрашись и распластайся, смирись и безропотно ожидай решения участи своей!

У подножия трона, по бокам от него, да и позади, наверное, грудами, пирамидами лежали какие-то полупрозрачные шары. Иван на них поначалу и внимания не обратил – лежат себе и лежат, значит, так надо. Но чем ближе он подходил, тем все более уверялся в догадке – внутри шаров были заключены головы... он не мог еще разобрать – двуглазые или трехглазые – но точно, головы разумных существ, или людей, или обитателей системы,харханановцев.

Двурогий заметил его взгляд, растерянность. И провозгласил почти добродушно:

– Не трепещи, червь, твоя безмозглая голова не удостоится такой чести! Там заключены вельможи и сановники, лица влиятельные и мудрые. Нам иногда бывает приятно взглянуть на них, вспомнить деяния их, взгрустнуть и расслабиться. Созерцание же твоего уродства может лишь прогнать аппетит и вызвать раздражение.

– И на том спасибо, – ответил Иван. И тут же перешел в атаку: – И все-таки, о мудрейший, видящий то, чего не видят амебы, черви, слизняки и прочие твари, ответь, зачем меня здесь удерживают и что от меня хотят, кому я нужен?

Ответ был прост.

– Никому не нужен! Ничего не хотят! Никто не удерживает! У тебя болезненное самомнение, ничтожный, тебя здесь просто терпят. И не более того!

Ивану припомнилось, как его бросали в подземелье, подвешивали за ноги... Хорошенькое терпение, нечего сказать! Но он не стал накалять обстановки.

– Так в чем же дело, – произнес он почти смиренно, – не стоит утруждаться, зачем терпеть такого-то червя? Отправьте его восвояси и дело с концом!

Двурогий подтянул лапы, скрестил их под собой. Подался вперед, вперив в Ивана черные бесстрастные глазища.

– Ты глуп, безнадежно глуп, слизняк! – произнес он медленно и разборчиво, словно пытаясь объяснить что-то бестолковому ученику. – Ну, представь себе – в великолепный, бескрайний и многолюдный зал собраний залетел жалкий комаришка. Он мерзостен, пакостен, гадостен, он вызывает легкое раздражение, если попадается на глаза кому-то... Но даже этот комаришка не настолько туп, чтобы думать, вот сейчас все повскакивают со своих мест, начнут гоняться за ним, бегать, стараться прихлопнуть его или выпроводить, нет, он – и то соображает, что ради него пошевельнется лишь тот, кому он слишком будет досаждать. Понимаешь разницу между этим безмозглым существом и тобой?! Ты на порядок безмозглее – вот и вся разница! Да на два порядка самонадеяннее! Мы не можем даже жалеть тебя, ибо ты не достоин жалости, как недостойна ее амеба, гибнущая под пяткой.

Иван сделал еще шаг вперед. Теперь он видел, что и в колоннах замурован кто-то, точнее, чьи-то тела – можно было разобрать, где руки, туловища, головы, лапы... но деталей видно не было. Иван не претендовал на роль натуралиста-исследователя.

– Ну, так что же проще, – сказал он с вызовом, – откройте форточку – и жалкий комаришка вылетит сам!

Двурогий начал было скрежетать, но снова поперхнулся.

– Форточка открыта. Лети!

– Куда? – поинтересовался Иван.

– С тобой тяжело, комаришка, ты утомляешь! Неужто ты можешь в гордыне своей помыслить, что ради такой жалкой твари кто-то поднимет руку, укажет направление?! Ты смешон!

– Сам болтаешь со мной уже полчаса! И это не в тягость. А указать, куда лететь, не под силу, вставать лень?

– Указать можно тому, кто видит указываемое направление. Это первое, червь. – Двурогий вытащил из-под себя когтистую нижнюю лапу, изогнулся, достал ею один из шаров, поднес к глазам. Голос его стал напевным, отвлеченным. – А второе заключается в том, что с тобой разговаривает лишь часть нашей множественной сущности, которая предается отдыху в зале Блаженства. Целого ты никогда не увидишь, тебе его даже нечем увидеть! Что же касается нашего разговора с тобой... Ты видал, наверное, как поймавший комаришку за лапку или крылышко разглядывает трепещущее тельце. Насколько же хватает любопытства, подумай? Секунда, две, три, не больше, потом он или давит, или просто отбрасывает ничтожное насекомое.

Иван вздохнул. Он как-то с трудом входил в роль комара.

– Стало быть, интереса нету, контакт невозможен, точек соприкосновения не найти, верно? – поинтересовался он.

Двурогий долго не отвечал. Он был поглощен созерцанием шара. Ивану даже показалось на мгновение, что он разговаривает с головой, заключенной в прозрачную сферу. Но двурогий все же ответил. Слова прозвучали словно из-за стены:

– Какой контакт может быть у амебы и пятки? Ну, пошевели своим засохшим предмозжечком?

Иван не стал углубляться в размышления по части возможных контактов. Он поступил проще.

– Ну что же, тогда я пойду? – сказал он полувопросительно, поглядывая по сторонам, ища выход.

Двурогий не отвечал минут восемь. Потом один его глаз посмотрел на Ивана. Восьмипалая лапа с жезлом оторвалась от подлокотника, вытянулась вперед.

– Иди, амеба. Мы тебе укажем направление! Жезл непонятным образом вытянулся, чуть не ударив Ивана в лицо. Что-то на его конце сверкнуло – и...

И Иван снова оказался висящим на цепи в мрачном и сыром подземелье. Привиделось, подумал он, в бреду привиделось, от прилива крови к голове. Но развить свою мысль он не успел, так как неожиданно заметил, что висит вовсе не по-прежнему, что теперь он растянут на четырех цепях, две из которых, прикрепленные к лодыжкам, уходили вверх, к двум крючьям, а две другие, охватывавшие своими концами запястья, крепились к толстенным скобам, вбитым в каменный пол.

– Дела-а, – протянул он в изумлении. Дергаться и трепыхаться не было смысла. Он счет нужным подвести некоторый итог, и заключил: – С комарами-то эдак не обращаются, перебор тут, одного железа сколько! А трудов?!

Голос двурогого прозвучал в ушах:

– А нам и это не в труд, сам видал, слизняк. Повиси, глядишь, и созреешь, дойдешь! А если серьезно, считай, что на первый раз от тебя отмахнулись, помни, какой нынче год-то, благодари избавителей и благодетелей своих. А чтоб не скучно было – вот тебе развлеченьице!

Голос пропал. А вместо него вдруг перед лицом Ивана появился висящий прямо в воздухе прозрачный шар. Иван даже не понял, зачем он здесь и что внутри. Но когда ошеломление прошло, он увидал, что внутри сферы заключена голова его русоволосой знакомой, голова прекрасной Ланы. И смотрела эта голова на Ивана вполне живыми, влажными глазами... Иван зажмурился, укусил себя за губу, встряхнул головой. Но видение от этого не исчезло. Лана смотрела на него немигающим застывшим взглядом.

– Неужели они и на это способны?! – процедил сквозь зубы Иван. – Изверги!

Он отвернулся. Но перед его глазами ослепительно засиял другой шар – втрое больший. Из груди Ивана вырвался стон.

Иван хотел отвернуться, зажмурить глаза, но не мог, не давалось это никакими силами – внутри большого шара проглядывались на фоне мрака две фигурки в скафандрах. Они были совершенно недвижны, лишь раскинутые крестами руки создавали впечатление, будто распятые или летят куда-то, или парят в черноте Пространства... Память огнем полыхнула в мозгу. И чем больше Иван вглядывался в шар, отчетливее и больше становились фигуры его отца и матери, казалось, даже лица их начинали высвечиваться сквозь стекла шлемов. Но и мрак становился все гуще, все насыщенней, заполняя и без того мрачное подземелье, заглушая сияние самого шара. Пространство прорывалось сюда, сквозь слизь и грязь, сквозь каменные стены и мраморные перекрытия, оно заполняло все... и Иван уже летел в этом Пространстве, сам раскинув руки словно большая и усталая птица, летел с пустой грудью, в которой ничего не билось и не сокращалось, летел, не ощущая тяжести цепей и собственного веса, не оборачиваясь туда, где застыла парящая, почти живая голова Даны, сопровождающая его повсюду.

И он летел бы так, наверное, до бесконечности, до самой погибели своей и растворения в этом бездонном Пространстве. Но в какой-то миг ему вдруг показалось, что распятые вздрогнули, напряглись, словно пытаясь освободиться от пут, что головы их закинулись назад... И что-то лопнуло внутри у Ивана, какое-то нечеловеческое остервенение охватило его. Он до скрипа сжал зубы, рванулся... он уже не летел в Пространстве, он висел в сыром подземелье и бился в цепях, как птица бьется в сетях. Шары разом пропали. Иван дернул на себя что было силы правую руку – суставы прожгло дикой болью, цепь вместе с вырванным каменным блоком рухнула на пол. Ивана чуть не разорвало на две части. Но он успел проделать то же самое и с левой рукой – на этот раз цепь лопнула, и ее обрывком ударило прямо в плечо. Иван повис над сырым полом, не доставая его на несколько вершков.

Грохот обвалившегося блока отвлек внимание Ивана. Он повернул голову в сторону этой средневековой двери. Но никого за ней не оказалось. Блок с не меньшим грохотом и скрипом вернулся на место. Зато в каменном, затянутом слизью полу вдруг образовалась круглая дыра – надсадно скрипя, отвалилась в сторону ржавая не видимая до того крышка люка, прогремела, высовываясь краем, железная лестница. И выбрался наверх негуманоид, тот самый, гундосый.

– Гляди-ка, – промычал он словно бы в изумлении, – трепыхается!

Следом вылез его напарник.

– Да, Гмых, – пробормотал он сокрушенно, – вот и делай после этого добро всяким! Уж скорее бы, что ли, этот проклятый год лобызаний кончался, надоело!

– Не говори, – согласился гундосый Гмых, – он и у меня костью поперек горла, сам понимаешь, старина Хмаг!

Они ухватили Ивана за руки – Гмых за правую, Хмаг – за левую. И разом дернули. Иван взвыл от боли.

– Ишь нежный какой!

– Слизняк он и есть слизняк!

Они дернули еще раз.

С грохотом, дребезгом, лязгом, со всеми тяжеленными цепями, на лету свивающимися в кольца, с камнями, песком, пылью, какими-то непонятными обломками и осколками. Иван упал наземь. Но ему не дали опомниться.

– Проваливай, падаль! – завопил гундосый как сирена бронехода.

Иван, позабыв про все боли, ссадины, царапины, ушибы, поднял в недоумении глаза вверх. Как, куда, каким образом ему следовало проваливать?!

– Изыди, гнида, с этого яруса! – взвыл не слабее Гмыха Хмаг. – Убирайся! Вон!! Вон отсюда!!!

Первый удар пришелся Ивану по затылку, второй по хребту. Но он не смог среагировать – после долгого висения у него и руки и ноги словно отнялись. Он вообще не понимал, чего от него хотят. А удары сыпались и сыпались сверху.

Наконец оба негуманоида, уверившись в непонятливости узника, вскочили на его спину своими лапоногами. И принялись бить, топтать, вколачивать Ивана в пол. И это продолжалось бы еще долго, если бы Гмых вдруг не вскрикнул совершенно идиотски: «сопа!!!», и они бы разом, по этой команде не подпрыгнули над Иваном. Когда они опустились, удар был таков, что Иван прошиб каменные плиты подземелья и куда-то провалился.

Он лежал на зеленой густой траве. И сверху на него никто не падал – ни Гмых, ни Хмаг, ни камни. Только обрывки цепей валялись рядом. Но и они не сдавливали ни запястий, ни лодыжек.

Иван вскочил на ноги. Он стоял посреди того самого садика где журчал когда-то ручеек, журчали дивные женские голоса, где сидел у заборчика вертухай-евнух. Наверху все так же зыбко колебалась и переливалась далекая-далекая пелена. Рядышком стояло расщепленное дерево – его будто разорвало изнутри. Ивану даже подумалось, может, он и сам был участником этого «расщепления». Но опять додумать до конца не удалось, отвлекли.

Иван смотрел на срастающееся на глазах дерево. А сам прислушивался к далеким голосам. Этого не могло быть! Но это было! Иван почти бегом бросился туда, вперед, на лету стараясь поймать обрывки слов.

– ...и тогда они повылазили все, мать их... – рассказывала смуглянка, это был ее голос, Иван его ни с каким другим не спутал бы ни за что, низкий, грудной, – и давай за свое! Дверцу отворяют – и в морду! и в морду! Как прочухается, когтем шмырь от горла до самого низа! Да как дернут с обеих сторон-то! И все – готовенький, освежевенький! Вот так-то, бабы!

– Да ладно, хватит этих мерзостей! – подала голосок тоненькая, светленькая. – Ты будто смакуешь гадости всякие!

– Ишь, фифа какая выискалася, ишь, ты недотрога! Да я тебе щас зенки-то повыцарапываю – по-другому запоешь!

– Прекратите! Немедленно прекратите! Надоели донельзя, склочницы!

Иван узнал голос русоволосой и замер как вкопанный. Бред! Точно бред! Ее же нет в живых! Он сам видел ее отрезанную голову в шаре, в этой сверкающей сфере! Нет! От неожиданности у него чуть колени не подогнулись.

– И чего нас тут вообще держат, не пойму? – удивилась ни с того, ни с сего не видимая пока блондиночка. – Зачем?

Иван подкрался на пять метров. И все теперь видел. Женщины сидели почти на том же месте, что и прежде, почти в тех же позах, лениво брали что-то непонятное с тарелочек, из ваз, пережевывали, переговаривались, они явно скучали, старались хоть как-то развеселиться, но у них самих это не получалось.

В семи шагах сидел обрюзгший охранник, перебирал длиннющими холеными пальцами – драгоценные камни перстней переливались внутренним блеском. И заборчик был тот же, и растения, и цветочки.

Но все это Иван видел боковым зрением. Он смотрел, не отрываясь, на Лану, не мог наглядеться. Да, она была жива! И это было самой настоящей сказкой! Он был готов претерпеть еще тысячи мучений, тысячи издевательств и всего прочего, лишь бы с ней ничего не случалось, лишь бы она вот так сидела и скучала.

– Зачем, зачем, – передразнила русоволосая, – узнаешь еще, не торопись!

Смуглянка рассмеялась низким грудным смехом.

– Вон, Марта-то, дуреха, тоже все спрашивала: зачем? Да почему? Да и по какому-такому, дескать, праву? А ее взяли и увели! Вот и тебя уведут! А ты радуйся, что не выпотрошили, что живешь вон, паскудина, да цветочки нюхает!

– Кончай уже! – оборвала ее русоволосая.

Иван оторопел. Они ничего не помнили! Они все забыли! До него только теперь дошло. Это было невозможно, невероятно! Но это было.

Надо же было им рассказать, чтобы они вспомнили все, чтобы... Нет! Он остановился – поди, расскажи, объясни! И тут же все пойдет как по писанному, тут же выскочит еще один охранник, тут же завоет сиреной эта смугляночка, тут же повыпрыгивают из-за деревьев ребятки с лучеметами... и все по-новой!

– А еще говорят, что они тут сами рожать разучились, правда? – поинтересовалась блондиночка язвительно и бросила в рот целую горсть чего-то мелкого, сыпучего.

Смуглянка замахала на нее рукой.

– Поди, врут! Я не верю болтунам! – изрекла она.

Евнух-вертухай заскрежетал, заскрипел. Ему ни с того, ни с сего стало смешно. Но и он вскоре затих, так и не приподняв толстого, расплывшегося по сиденьицу зада.

Иван смотрел на Лану. И ему не хотелось уходить отсюда. Но надо было уйти. Ради себя. Ради нее.

Он резко развернулся и, стараясь не шуметь, тихо, мягко, на носках, побежал прочь.

На пути Ивану не попалась ни единая живая душа. Лишь у ручейка он остановился. Встал на колени, зачерпнул пригорошней родниковой прозрачной воды, напился. Но тут же вскочил и побежал дальше. К навесу он подбежал, когда начинало темнеть. Ничего себе, удивился почему-то Иван, и тут темнеет, и тут действуют законы цикличности?! И сразу же сделал вывод: значит, и здесь можно жить! Чтобы ни происходило, какой бы бредятиной ни оборачивалась местная жизнь, но раз тут всходит и заходит солнце, значит, живому существу местечко всегда найдется!

Его план был предельно прост, бесхитростен. Но иного плана не было. По бетонному столбу Иван вскарабкался наверх и ткнул кулаком в поддон навеса. Кулак уперся в твердое, решетчатое. Разбираться, что да как, было некогда, неудобно было разбираться в такой неудобной позе. И Иван, не раздумывая, вцепился обеими руками в невидимую решетку, подтянулся – дыры не оказалось на месте. Ему пришлось долго перебирать руками, подтягиваться, висеть, прежде чем он не нащупал нужного места. И сразу же он сунулся головой в поддон – голова прошла через нечто мягкое, почти неосязаемое. Да, он был именно в той самой трубе, откуда не так давно вывалился в этот прекрасный мир Хархана-А. И вывалился, как выяснилось в самое удачное для себя время.

Иван вполз в дыру. Включил прожектор – совсем слабенько включил, чтоб тот не сжирал столь необходимую сейчас энергию. На этот раз он очень долго полз. Проклинал все на свете, ругался, злился, но полз, пока чуть не вывалился в колодец. Там было по-прежнему гулко и пусто. И никакого просвета наверху – наверное, дракон-птеродактиль уже успел свить себе новенькое гнездышко.

Иван прицепился поясом к скобе. И стоя на узенькой площадочке, начал не спеша, основательно и деловито, с необыкновенной и не свойственной ему тщательностью разоблачаться. Со скафандром он провозился минут двадцать пять. Но зато он был полностью уверен, что ничего не повредил, что все в полном порядке. Он аккуратно скатал скафандр в трубку, сложил его втрое, впихнул в шлем и повесил на скобу. Снял с пояса комбинезона нож-резак, повесил рядышком со шлемом. Отдыхал. Потом с не меньшей тщательностью стянул с себя комбинезон со всем содержимым его полостей, карманов и кармашков. Долго не мог выскользнуть из бронекольчуги – не так-то просто это было сделать в полувисячем положении. Но выскользнул. Свернул и ее.

Отдышался. Заглотнул шарик стимулятора. Поверх узких, облегающих трусов натянул широкий пояс, снятый с комбинезона, переложил туда яйцо-превращатель, несколько усыпителей одноразовых, пригоршню стимуляторов, застегнул. Сверху повесил нож-резак. Задумался.

Но ничего иного в голову не приходило. Надо было действовать только так! Может, эти «мудрейшие» и «многосущностные» и могли бы в его положении придумать что-то более разумное и заведомо обрекающее на успех, но он не мог! Не мог, и все тут! Нет, надо только так! Иван отбросил сомнения. Отцепил пояс скафандра от скобы, прикрепил к нему все свое хозяйство, вытащил резак из ножен. Постоял с минуту. И прыгнул вверх.

У него еле хватило запаса, чтобы уцепиться тремя пальцами за верхнюю скобу. И все-таки он ухватился за нее, подтянулся, вскарабкался, встал одной ногой на узенькую железяку. И снова прыгнул. На этот раз, чтобы не рисковать, еще прежде чем он коснулся очередной скобы, Иван другой рукой с силой всадил в железную стену колодца свой нож-резак. Тот воткнулся пробил железо как фольгу. Иван резко развернул нож плашмя, чтоб не прорезал железа не соскочил. И подтянулся. Выше забираться не стоило.

Он выбрал подходящее место подальше от скобы. Выбрал на ощупь, так как встроенный прожектор находился вместе со всей энергобазой в скафандре, не доставать же его! Резак был отменный, но Ивану пришлось хорошенько попотеть, прежде чем он вырезал в железе почти ровный круг, размерами чуть больший шлема. Немного он не дорезал, оставил сантиметров семь-восемь, чтобы круглая крышка не отвалилась. Вцепился рукой в противоположный край, отогнул. Пошарил в темноте – за стеной колодца была пустота – рука дважды натыкалась на глинистую основу, но места для скафандра и прочего вполне хватало. Иван протолкнул скрученное снаряжение в дыру, закрепил поясом за край, проверил, надежно ли. И с натугой, преодолевая сопротивление железа, затворил круглую крышку тайника. Дело было сделано. Самое маленькое и первоначальное дело. Остальные были впереди. Ну да ничего, он еще разберется со всеми местными чудесами! А заодно и с самими чудотворцами!

Спускаться вниз по этой дурацкой лесенке, рассчитанной явно на существо не менее восьми метров ростом, было все же полегче. К тому же у Ивана был некоторый опыт в этой области.

Голышом в трубе – не то, что в скафандре! Иван мигом преодолел расстояние до навеса, плюхнулся в мягкое, неопределенное, то ли в солому, то ли в поролон. Полежал. Потом высунул голову наружу сквозь решетку. На дворе была ночь.

Ивану взгрустнулось, как и почти всегда ночами. Стало тоскливо и вместе с тем сладостно как-то. Точно такая ночь могла быть и там, дома, на родине. Темная, беспросветная, беззвездная, таящая в себе загадку... Впрочем, по части загадок здешние места не уступали никаким иным. И все же ночь была почти земная. Вот только не было тех таинственных и пряных ночных запахов, что всегда присутствовали в земных ночах. Не было неожиданного и всегда несущего приятную свежесть дуновения ветерка. А так – ночь как ночь!

Иван повис на решетке, поболтал в воздухе ногами. Посмотрел вниз – в такой темнотище разве углядишь чего! И прыгнул на траву... Но травы не оказалось, его ступни уперлись во что-то холодное, бугристое. Он хотел пригнуться и пощупать руками, куда же это столь неожиданно вляпался. Но не успел. Кто-то с обеих сторон подхватил его под локти.

В ухо проскрипел отвратный скрежещущий голос:

– Ну уж нет, дорогой ты наш слизнячок! Здесь, на предварительном ярусе, ты никому не нужен! Понял?!

– Отпустите! – процедил Иван. Он и не пытался защищаться.

– Еще чего! Давай-ка, парень, обратно! Опа!!! Его резко подбросило. Головой Иван пробил поддон навеса, потом еще что-то значительно более плотное. И застыл на соломе-поролоне. Положение было неприятным, более того, оно было гнусным и мерзопакостным, словно все происходило не в жизни, а в каком-то пошлом водевиле. Иван с силой сжал виски, прикусил губу. Еще б немного и его нервы не выдержали, он закричал бы во всю глотку, послал бы во всеуслышание этот препоганейший из миров туда, куда он заслуживает быть посланным.

Но именно в этот момент над соломой-поролоном засиял слабоватый, будто от лучины, желтенький свет. Его хватило, чтобы Иван огляделся, успокоился немного. Все здесь было похоже на старый запыленный чердак. Три метра вперед, два – направо, три – налево, а дальше сплошняком: мрак, паутина, обшарпанные стены, рванье какое-то, тряпье, хлипкие стропила, что-то дряблое, свисающее с них, хлам, мусор, грязь... И сам Иван сидел вовсе не на соломе-поролоне, а на огромной куче мягкого полусгнившего тряпья, рухляди, праха, сквозь которые без труда проходила рука, да и, как Иван убедился, при желании все тело. Под ногами валялись ржавые железяки, что-то навроде пуговиц, мочалок, пружинок, битых тарелок и прочей дребедени.

Шагах в пяти прямо перед Иваном стоял колченогий, низенький стульчик, скорее даже, нечто вроде грубосколоченного табурета со спинкой. Иван не обращал внимания на табурет, все разглядывал вокруг да около. А тем временем над табуретом вдруг стал высвечиваться совершенно непонятным образом чей-то силуэт. Иван встрепенулся лишь, когда силуэт приобрел вполне конкретные очертания.

Иван от неожиданности даже протер глаза. Это не влезало вообще ни в какие рамки. Прямо перед ним сидел сконденсировавшийся из воздуха Хук Образина. Сидел и строил отвратительные гримасы. На Хука и так-то было страшно смотреть. А теперь он был вылитым скелетом, обтянутым желто-зеленой кожей. Желтушечные болезненные глаза нагоняли кручину, были полны беспредельной тоской. Набрякший сизый нос висел перезрелой грушей, казалось, сосудики, прорезавшие его кожу вот-вот лопнут. Тоненькие, в ниточку, губы могли принадлежать лишь стосорокалетнему старцу. Обвислый и безвольный подбородок трясся, как тряслись и раздутые красные руки, как тряслось и все изможденное тело.

– Хук, чертова образина, ты когда сюда прилетел? – спросил Иван и сам поразился бестолковости своего вопроса.

Хук смотрел на него и помалкивал.

– Ничего не понимаю! – разнервничался Иван. – Может, это я никуда не улетал?! Может, это я в сумасшедшем доме сижу, и все мне мерещится?! Идиотизм, натуральный идиотизм! Он в сердцах ударил себя кулаком по колену.

– И не поймешь, Ванюша, – пропитым, хриплым голосом ответил Хук. – Не поймешь никогда и ни за что, потому как, Ванюша, ты – самый настоящий дурачок! Дурачина и простофиля! Тебе еще много-много надо узнавать, чтобы понабраться хоть толики ума-разума, ясно? Ничего тебе не мерещится. И ни в каком дурдоме ты не сидишь, Ванюша! Все происходит на самом деле, в реальности. Ты, Ваня, на Хархане-А! В Системе! А если быть точным, в ее малой частичке. Вот так-то, Ваня!

Хук Образина выдал всю эту длиннющую речь на одном дыхании. И от него совсем не разило перегаром. Это было странным.

– А как ты тут оказался? – спросил Иван недоверчиво.

– Тебе все расскажи!

– А все-таки?

– Ваня, не будь занудой, не приставай! – почти без хрипа протянул Хук.

– А ну, Образина, достань-ка свою походную фляжку! Давай хлебнем по глоточку! – язвительно произнес Иван, почти утвердившись в своей догадке. – По чутку – для бодрости духа и компанейской беседушки, а?!

Хук не достал фляжки, только похлопал себя по карманам. Виновато развел руками. Видно, не предусмотрел. И это опять-таки было не похоже на него.

– Ты не Хук! – сказал вдруг Иван грубо, с вызовом. И уставился в глаза сидевшему напротив.

Тот засмущался, крякнул, принялся надсадно кашлять, прикрываясь ладошкой и не переставая трястись. Из глаз покатили слезы, нос стал, казалось, еще больше, ноги нервно заелозили под табуретом.

– Да, вы правы, я не Хук Образина, – сознался сидящий на табурете. – Простите меня за мой маскарад, в нем нет злого умысла.

– Да что вы говорите, – со злой иронией сказал Иван, – нет злого умысла?! Вы что же, ко мне с братской любовью и всеобщими лобызаниями пожаловали в честь этого... как он там у вас, в честь месяца цветения камней?! И под чужой личиной?!

Незнакомец – вылитый Хук Образина, замялся, уткнул набрякшее лицо в ладони, потом принялся вдруг скрести ногтями лысую морщинистую голову, откинулся назад, подтянул ноги под себя, скрестил их – ему, видно, было так удобнее. И разом обмяк, расслабился, словно решившись на что-то важное.

– Видите ли, – произнес он очень тихо и без малейшего сипа, – это совершенно не имеет никакого значения, как я выгляжу, в чьем облике... Ведь я бы мог явиться вам в любом виде, понимаете? И мне показалось, что наиболее благоприятным и терпимым для вас будет облик одного из ваших знакомых, во всяком случае, это не отвернет вас от собеседника. Ну вот я и выбрал из вашей памяти этот образ, его манеры, его лексикон... чего-то не учел, поймите, это не так просто, как кажется. А вы сразу грубить! Так нехорошо, молодой человек.

– Я вас сюда не звал, – раздраженно буркнул Иван. И пояснил пространнее: – Если вы и явились сюда, так не мешало бы представиться, это во-первых, не читать морали, тому, кто в ваших проповедях не нуждается, это во-вторых, и главное, в-третьих, вы могли бы явиться сюда и в собственном обличий, у меня достаточно крепкие нервы, раз уж вы знаете мое имя, моих друзей, копаетесь в моей памяти, значит, вы должны представлять, с кем имеете дело!

Лже-Хук надул щеки, выдохнул залпом. Глаза его неожиданно прояснились, перестали быть желтушечными и тоскливыми.

– Я согласен с вами по части двух первых пунктов. И еще раз приношу вам свои извинения! – сказал он чисто и внятно, таким голосом, какой был у Образины в молодости, во время учебы в Школе, когда все его звали не Образиной, а Красавчиком. – Что же касается третьего, то я не мог явиться вам в своем собственном обличии. У меня его нет.

– Как нет? – удивился Иван.

– Ну вот нету, и все! – ответил незнакомец. – Вам это сразу трудно будет понять, Иван, Это на первый взгляд только кажется, что наши миры устроены одинаково – звезды, вроде бы, как звезды, небо как небо, земля как земля... Это все совсем не так, здесь другой мир, Иван. И его надо понять. Тут свои законы, о которых в вашей Вселенной и не слыхивали... Ну, ладно, я сразу как-то размахнулся. Так вот, Иван, у меня нет своего обличья. А если точнее, это у вас нет таких органов восприятия, чтобы узреть и ощутить мое обличие, понимаете?

Иван и до того сидел голым перед этим незнакомцем, в одних трусах да при поясе, но он не чувствовал своей наготы, он вообще не страдал комплексами. А тут вдруг ни с того, ни с сего почувствовал себя голым, будто его в зоопарке напоказ выставили.

– Вы хотите сказать, что я хуже вас? Что я, как уже говорил кое-кто, червь и слизняк, комар, низшая раса? – выпалил он, кляня себя за собственные же слова, вырвавшиеся поневоле, в раздражении. Лже-Хук ответил спокойно и мудро:

– Нет, вы не хуже и не лучше, вы иной, и все ваши – иные. Тут нет степеней сравнения, как нет и самой сравнимости... вот скажите, что, на ваш взгляд, лучше – слон или муравей? То-то, молчите!

Иван снова вспылил:

– И все же я не могу вас видеть, а вы меня можете – и не только снаружи, но и изнутри, так?

– Так, все так, – согласился Лже-Хук, – но я не все в вас вижу, понимаете? Есть вещи, для меня закрытые... да и для всех обитателей нашего мира. И когда вы это сами прочувствуете, ваша немощь пропадет.

– Мудрено слишком, – ответил Иван, не вдумываясь в слова незнакомца.

– Так вы, Иван, как я изволил выражаться по неосторожности, дурак...

Иван поглядел на Лже-Хука выразительно. И вот снова замялся, затеребил багровый нос, заелозил на табурете. Но все же продолжил.

– Нет, ради всего для вас святого, не обижайтесь, я ведь не хотел вас обидеть и оскорбить, ни в коем случае. Ведь вы, Иван, являетесь, по моему разумению, форменным дурачиной и простофилей, не потому, что глупы и безнадежны, а потому лишь что не пытаетесь вникнуть в сущность вещей и в их суть! Вы перескакиваете с одного на другое, не утруждая даже себя возможностью чуточку осмыслить первое... Понимаете?

– Нет, – признался Иван.

Лже-Хук покачал головой, состроил гримасу.

– Ну зачем вас понесло на Предварительный ярус, скажите?

– Куда?

– Туда, откуда вас вышвырнули с полчаса назад силой!

Иван поморщился, привстал. Подошел ближе к незнакомцу, остановился в шаге.

– А можно я вас потрогаю рукой? – спросил он вежливо.

– Можно, – ответил Лже-Хук.

Иван постоял, будто не решаясь на такой смелый поступок, но потом вытянул правую руку – она прошла сквозь Хука Образину как сквозь воздух. Тогда Иван нагнулся и потрогал табурет. Тот был вполне осязаем.

– Понятненько, – проговорил он, хотя ему было ровным счетом ничего не понятно.

– Ответьте на мой вопрос – зачем вы прыгнули в дыру, зачем?!

– А может, ты подосланный от этих? – Иван махнул рукой в неопределенную сторону. – Может, выведываешь?

– Эти все и так знают, не надо их мешать сюда. Отвечайте! Ну! Я же ведь хочу вам помочь разобраться в этом мире.

– Прыгнул, и все тут! – заявил Иван. – Откуда мне знать, где у вас какие ярусы! Мне надо было в сад, на траву!

Лже-Хук ухмыльнулся, почесал переносицу. Но сказал без ехидства, серьезно:

– Так и надо было прыгать, как положено, понимаете?

– Ни черта я не понимаю. И не пойму никогда! Я прыгнул так, как можно прыгнуть вниз – вот и все!

Незнакомец помолчал и выразительно поглядел на Ивана ясными незамутненными глазами. И была в тех глазах добрая усталость.

– Иван, здесь все другое, постарайтесь понять это – и вам будет легче.

– А что это вы так заботитесь обо мне? – спросил Иван. – Что за интерес такой? Что вы вообще хотите от меня?!

Глаза прикрылись. Голос прозвучал глухо.

– Вы это потом поймете. Потом, когда вам удастся выбраться отсюда...

Иван насторожился – речь вроде бы заходила о деле.

– ...но только в том случае, если вам удастся вообще выбраться, понимаете?! Это не так-то просто.

– Меня уже пугали.

– Я вас не пугаю. Я вам говорю то, что есть! – голос снова стал чистым, прозрачным, будто голос сильного и звучного музыкального инструмента. – Так вот, Иван, это у вас можно выйти из какой-то комнаты через какую-то дверь и не заботиться, как потом попасть обратно, зная, что в любом случае, если откроешь дверь, так и в комнату попадешь. Здесь не так. Здесь надо знать, как открыть дверь – иначе не попадешь в комнату, а коли и попадешь, так совсем в другую, понимаете? Здесь свои законы, Иван! Здесь иная Вселенная! Она живет по этим законам, также как ваша Вселенная живет по вашим законам. Их невозможно изменить, их нельзя переделать, но ими можно научиться пользоваться. И тогда вы выберетесь отсюда. Но не раньше! Впрочем, впрочем может быть, разумеется, и удачное совпадение событий, все может быть... Но к делу – вспомните, как вы прыгали в первый раз?

– Я просто-напросто провалился – с ходу, с лету, вниз головой... – ответил Иван.

– Вот видите – вниз головой. А в последний?

– Я немного повисел, потом...

– Потом вас зашвырнули обратно, Иван. Вы не так вошли в ту же самую дверь, понимаете? Но это еще не все – ведь и дверь открывать можно по-разному, и входить в нее по всякому, и...

Иван не дослушал незнакомца. Он ему мало доверял. Да и выслушивать подобное можно было лишь с большой долей скептицизма. И все же... Он решился. Высота не столь страшная, все должно быть в порядке. А уж назад он вскарабкается по бетонному столбу в доли секунды!

– Одну минуту! – сказал Иван вполне вежливо.

И прыгнул в кучу хлама вниз головой, выставив вперед руки, словно он прыгал в воду с вышки или крутого берега.

Сразу стало темно – хоть выколи глаза. Иван плюхнулся в высокую густую траву. В воздухе он успел перевернуться – и упал сначала на ноги, потом на бок и на спину. Не соврал незнакомец! Ивана аж затрясло от радости – теперь ему все нипочем! Он вскочил, подбежал к тому месту, где должен был стоять бетонный столб. Но столба не было.

Никакого заборчика на месте не оказалось. Прямо посреди сада под гирляндой тускленьких разноцветных лампочек стоял огромный шар, оплетенный толстой сеткой. На его вершине сфинксом сидел евнух-вертухай, В этом нереальном свете он выглядел изваянием. Глаза были полуприкрыты морщинистыми дряблыми веками. Иван не мог определить, видит ли охранник его или нет. Сам он стоял совершенно открыто, не прячась за стволами – благо, темень скрывала все.

– ...и вот тогда они меня хвать! – продолжала свой бесконечный рассказ смуглянка, голос ее был усталым, полусонным. – Ну все, думаю, пришел мой конец... – она изощренно и витиевато выругалась. – А я и в отруб, бац, и нету! Прихожу в себя, а перед мною рожа – страшней войны! И как начали открывать кабинки! как начали всех вывертывать да вытряхивать из шкур собственных, тут я снова в отключку!

– Да заткнись уже! – вяло вставила блондинка.

– Пускай травит, – подала голос русоволосая.

Они сидели подле шара. И похоже не собирались спать. Вертухай временами приподнимал веки и начинал скрежетать. Но внимания на него не обращали.

Ивану захотелось подбежать, схватить русоволосую за руку, утешить, увести, украсть ее! Он еле сдержал себя, смирил нервную дрожь. Потом пригляделся к обрюзгшему и мерзкому вертухаю. Нет, тот не годился для его плана, совсем не годился.

– ...и тогда я как заору! А он мне когтем под зад! Да так, будто в подушку! А сама – по колено в кровище! А эти, освежеванные, ползают, шевелятся! Бабы орут! Одна в истерике бьется! А я нет, я теперь молчу, я не дура, чтоб вопить да дергаться! Нетушки, мне везде хорошо!

Иван развернулся и пошел во тьму. Все приходилось начинать с самого начала. Он шел и думал, хоть бы один выскочил из-за дерева, ну, где же вы, други-негуманоиды?! Откликнитесь! Его рука покоилась на округлом предмете, лежащем в поясе. Он был готов. Но никто не вышел ему навстречу.

Когда он добрался до навеса, столбы стояли как ни в чем не бывало на своих местах. Иван полез наверх, вцепился в решетку, просунул голову сквозь кучу хлама. На чердаке все было без изменений – так же горел лучинный свет, так же стоял колченогий табурет посреди мусора. Незнакомца что-то не было видно. Но Иван не опечалился из-за его отсутствия.

Какие бы тут ни были ходы и выходы, решил он, какие бы дверцы и двери не распахивались в самые разные комнаты, а тропку и здесь проложить можно. Главное, не гнать, не спешить – в этом Иван был согласен с неизвестным доброжелателем.

Он посидел немного на табурете. Дождался, пока улягутся в голове беспокойные и суетные мысли. И опять полез в поролоно-соломный хлам. Но уже вниз ногами. Он специально подольше повисел на решетке, пораскачивался, поболтал ногами, словно пытаясь привлечь к себе внимание. И только потом спрыгнул.

Стопы ощутили мягкость и упругость травы. Иван чуть не взвыл от досады – снова придется лезть наверх, снова придется прыгать вниз... водевиль, гнусный, поганый водевиль! Чтоб разорвало эту Вселенную со всеми ее дурацкими законами! Чтоб ее вывернуло наизнанку!

Иван подошел к белому бетонному столбу, вцепился в него руками. И тут же отпрянул. Из-за столба вышел негуманоид с витой плетью в руке и прогундосил:

– Везде и всему должна быть мера, я ясно выражаюсь?

Иван кивнул.

– Так в чем же дело, гнида паршивая?!

Иван схватился за резак, от нахлынувшего внезапно бешенства кровь ударила в голову. Но броситься на гундосового он не успел. Сзади ожгло чем-то – ожгло так больно, что Иван застонал, сквозь зубы, подскочил и, не глядя, рубанул назад резаком. Длинное и широкое лезвие просвистело в воздухе и ничего, никого не задело. А Ивана ожгло с другой стороны.

– Проваливай отсюда! – заорал невидимый в темноте Хмаг.

Иван кинулся, на голос и с размаху всадил нож во что-то упруго-твердое. Его тут же откинуло. Но рукояти он не разжал. Прислонился спиной к столбу, еле различая перед собой два смутных силуэта в шести шагах, не дальше.

– Гмых, он меня пропорол насквозь, – пожаловался Хмаг обиженно и грустно.

– Заживет к утру, не возникай!

– Да нет, я к тому, что некрасиво все это, не по-нашему, – слезливо продолжил Хмаг, – разве ж так поступают, а? Да еще в такой год, в такой месяц?! Нет, Гмых, что ты ни говори, а это нехорошо.

Гмых прочистил глотку, посопел, но гундосости своей не утратил.

– А я всегда говорил. – пробурчал он, – не хрена возиться с этими амебами! Ну посуди, зачем они тут, в Системе?!

– Вот и я так считаю, – обрадовался Хмаг, ощутив поддержку. – Гнать их отсюда поганой метлой! А ну, падаль, во-о-н!

На этот раз плеть просвистела у самого лица Ивана, оставила рубец на груди. Это было свыше его терпения. Иван подпрыгнул вверх на два метра, оттолкнулся ногами от столба, молнией пролетел отделявшие его от обидчика шесть шагов, сбил с ног, не пытаясь даже разобраться кто это – Хмаг или Гмых. И резанул по горлу, потом всадил острие ножа в верхний глаз, крутанул рукоять. В лицо и грудь ударило что-то холодное, липкое. Но Иван все бил и бил, нанося удар за ударом, не обращая внимание на жгучую боль, перекрещивающую спину то слева направо, то справа налево, то сверху вниз. Он перестал колоть и рубить лишь когда ощутил, что тело под ним размякло. Да, он убил эту мерзкую, отвратительную гадину! А надо будет, и еще убьет – вторую, третью, двадцатую... Иван был вне себя от злобы. Он вскочил на ноги, резко развернулся и перерубил взвившуюся в воздухе плеть.

– Вот ты как? – вяло возмутился гундосый.

– Так! – выкрикнул Иван. И бросился на него с резаком, позабыв про свой план, про русоволосую, про все на свете. Ему было сейчас совершенно все равно, что произойдет через минуту, через час, через день. Ему хотелось крушить, бить, убивать сейчас, именно сейчас, когда его довели до последнего предела, когда терпеть нельзя, когда уже преступно прощать и отступать.

Гундосный Гмых сбил его с ног мощным ударом в лоб. Иван сам не заметил, как оказался на траве.

– А с ним еще хотели по-людски! – проскрипел из-за спины Хмаг!

У Ивана челюсть отвисла – воскрес? Не может быть?! Наваждение! Чертовщина! Война с призраками! Он даже не сделал попытки приподняться. Что-то вдруг лопнуло в нем, оборвалось. Нож-резак выпал из руки.

Четыре когтистые лапы приподняли его, подбросили в воздух и с силой шмякнули об землю – плашмя, всем телом. Потом еще раз, и еще. Иван потерял сознание.

Он не знал, сколько пробыл в забытьи. Но когда приоткрыл глаза, уже светало. Хмаг и Гмых стояли над ним, что-то жевали, чем-то запивали, протягивая друг другу по очереди пузатую бутылочку.

– Надо его сдать, и дело с концом, предложил Хмаг, не переставая жевать, сопя, глотая, бубня.

– Угу! – согласился Гмых. И поглядел вниз. – Смотри-ка очухался!

– Не может быть!

Хмаг без долгих раздумий обрушил бутылку на Иванов лоб. Она тут же разбилась вдребезги. Но Иван почти не почувствовал боли, он еще находился в состоянии полнейшего отупения и бесчувственности.

– Зря ты это, – посетовал Гмых, – там еще на донышке оставалось чуток.

Хмаг вместо ответа предложил:

– Ну что, взяли?

– Взяли!

И они подхватили Ивана под руки, волоком оттащили к столбу, прислонили стоймя. И начали его мордовать без тени жалости, не заботясь похоже даже о собственных кулаках.

Голова у Ивана болталась из стороны в сторону. Он ничего не понимал, полностью потерял ориентацию, не осознавал, где находится и вообще, что происходит. Его еще никогда столь деловито и методично не били.

– Хватит... – пролепетал он еле слышно.

– Нет, рано покуда, – самым серьезным образом отозвался гундосый Гмых.

– Мы только еще начали! Мы только еще во вкус вошли! – поддержал напарника Хмаг.

Ивану казалось, что его голова превратилась в огромный пустой котел, по которому били с двух сторон железными рельсами. Котел беспрестанно увеличивался в размерах, разбухал, гудел, звенел, дрожал, ухал, раскачивался, дребезжал... а по нему все били и били, словно созывали на какое-то важное дело глухих. Терпеть не было никакой мочи. Но ничего другого не оставалось. У Ивана не хватало сил приподнять руки, прикрыться. Он того и гляди мог свалиться под ноги деловитым мордобойцам. Но падать ему не хотелось. И он удержался.

– Хватит...

– Щас, погоди, еще первый раунд не кончился, – миролюбиво протянул Гмых.

– Ага, гонга не было! – поддакнул Хмаг. И врезал в очередной раз по уху.

Иван почти не слышал слов, они долетали как сквозь свинцовую стену. Котел гудел, вибрировал, грозил лопнуть, разорваться в любую минуту.

– Ты все-таки очень непорядочная амеба, – бубнил Хмаг, – ты мне всю шкуру исцарапал! Нет, парень, так себя в гостях не ведут!

Гмых ударил в скулу, отошел, полюбовался. И сказал:

– Ничего, впредь вежливее будет, мы наставнички с опытом. Вона как – себя не жалеем, все учим, стараемся! Нам бы за это на третий уровень пора, а нас все в Предварительном ярусе держат.

– Везде нужны мастера своего дела, – осадил напарника Хмаг. И залепил Ивану такую плюху, что у того искры из глаз посыпались.

– Хватит... – Иван готов был признаться во всех несуществующих грехах, взять на себя вину, смысла которой он понять, хоть убей, не мог, он был готов почти на все, лишь бы его прекратили избивать.

– Вот теперь хватит! – сказал Гмых и напоследок врезал Ивану под ребра. – Теперь передохнем малость.

Иван задохнулся, скорчился – ноги его перестали держать. Он сидел у столба на корточках и ловил воздух разинутым ртом. Было уже почти светло.

– Делу время, потехе час, – многозначительно проговорил Гмых. И уселся на травку в трех шагах от Ивана.

Хмаг присоединился к нему. И снова напарники что-то жевали, что-то лакали из непонятно откуда взявшихся пузатых бутылочек. Ворчливо переговаривались.

Кровь заливала Ивану лицо. Глаза заплыли, и он почти ничего не видел. Половину зубов он выплюнул на траву, еще стоя. Сейчас выплевывал оставшиеся. Язык не ворочался, он торчал во рту разбухшимкляпом. Где были губы, щеки, нос, надбровные дуги, челюсти, уши, Иван не знал, он их не ощущал по отдельности, все горело одним огнем, в одном кипящем месиве внутри разбухшего котла и снаружи его. Ребра и ключицы были переломаны, дышалось с трудом, с хрипом, с кровавой пеной на губах. В самом центре огромного котла-головы звенели три слова, повторяясь до бесконечности, сливаясь, теряя очередность: «да будет проклят да будет проклят да будет проклят да...» Иван уже не понимал их значения, он вообще ничего не понимал, он уже не был тем, кем был прежде... И все же какой-то непонятный позыв внутреннего естества, уже и не принадлежавшего ему, двинул его рукой, заставил ее шевельнуться, сжать пальцы, потом распрямить их, потом распрямиться в суставе. Превозмогая острую боль, он дотянул руку до пояса – с таким трудом, будто пояс этот находился за версту отсюда. Нащупал кругляш. С четвертого раза расстегнул молнию-невидимку и, чуть не выронив из окровавленной ладони, ставшее сразу скользким яйцо-превращатель, рывком вскинул руку к горлу, сдавил упругий кругляш.

– Это твое дело, Хмаг, – цедил гундосый, – а я вахту отбарабаню, и все! И на покой! Осточертели здесь! Скукотища!

– Хорошо тебе помелом мести! – злился Хмаг. – А мне каково?! Мне пыхтеть еще до пособия четверть цикла, окачуриться можно.

– Работай, ты молодой! – хихикал Гмых. И булькал из бутылочки.

Иван ощущал, как уходила куда-то в небытие, далеко-далеко боль. А вместе с ней и немощи, потерянность, опустошение, безволие, беспамятство. Он оживал, оживал, с непостижимой быстротой, наливался силой, даже какой-то непонятной и незнакомой, диковинной для него мощью. Он ощущал эту мощь каждой клеточкой тела, каждым нервом. Еще минуту назад он почти не мог разлепить залитых кровью век. А теперь он бы одним махом вырвал из земли бетонный столб. Во всяком случае ему так казалось. Это было сказкой. Но это было!

– А я возьму себе участочек на мирной планетенке по ту сторону дыры, заведу хозяйство, живность какую-никакую и буду просиживать день-деньской на скамеечке, глядеть на солнышко да радоваться, – мечтал Гмых. – Или нет, замкнусь в зале отдохновений и буду балдеть, пока шарики за ролики не зайдут, и ни одна тварь в Системе не сможет меня оттуда выгнать, так-то!

Хмаг вздыхал, кивал, охал, поддакивал. А потом заявил:

– Так оно, видать, и будет, коли нас эти слизняки проклятые раньше времени в землицу не уложат! Ведь это ж какие нервы надо иметь, чтоб с ними работать, а?!

– Точно, никаких нервов на них не хватит!

И оба вздохнули горестно и тяжело, оглядели припухшие кулаки, поглядели в глаза друг другу сочувственно.

– Ну ладно, допивай, и пора браться за дело! – наконец прервал молчание Гмых.

– Дело превыше всего! – торжественно как-то провозгласил Хмаг.

Иван открыл глаза и оглядел себя. Ему стало жутко настолько, что он тут же зажмурился. Охлопав себя руками, убедился, что пояс на месте, и запихал в него яйцо. Застегнул молнию. И только тогда вновь открыл глаза. Он чувствовал себя прежним Иваном, не было никаких изменений, никаких новых и странных ощущений за исключением, возможно, необычайного прилива сил, свежести. А глаза говорили о другом: плотное и необыкновенно крепкое тело было скрыто под комбинезоном без длинных рукавов и штанин, точно таким, какие носили негуманоиды-харханяне, чешуйчатые руки, ноги оставались открытыми – Иван смотрел на эту темную, с зеленым отблеском чешую на собственных руках, и ему было не по себе. Ноги заканчивались морщинистой голой стопой, имевшей четыре толстых, с большими черными когтями, пальца. Все это было непривычно. Но Иван чувствовал каким-то непонятным чутьем, что этой ного-лапой можно действовать как рукой, а то и получше. Он поднес к глазам руку – восемь длинных гибких, но вместе с тем сильных и костистых пальцев были послушны его воле, он их сжал, разжал, потом пошевелил каждым в отдельности и всеми вместе. Он не видел своего лица, но он уже знал, что оно точно такое же как у Гмыха или Хмага – трехглазое, брыластое, завешенное сверху пластинами... В новой шкуре было непривычно, больше того, страшновато. Но в ней можно было жить!

– Чего это? – поинтересовался Хмаг, поворачивая голову к Ивану-оборотню. – Чего?! Ах, слизняк, шутковать надумал!

– Не забалует, – проворчал Гмых. И тоже обернулся. Нижняя челюсть у него сразу отвисла, обнажив ряд пластин.

Иван потрогал языком шарик – переговорника на небе – тот был на месте и, судя по всему, работал. Тянуть резину не следовало. Надо было опробовать себя в новом теле. Философствовать и докапываться до причин всех событий можно будет потом, на покое.

Иван вскочил на ноги. И не рассчитав силы, взлетел на полтора метра над травой. Вот это да, подумалось ему, вот это тело, в таком можно жить! Никогда в жизни, даже в самые лучшие дни и годы, даже под воздействием самых сильных стимуляторов, Иван не ощущал себя столь могучим, переполненным силой. И он не стал зря тратить времени.

– Ну что, гниды?! – взревел он громогласно.

Гмых с Хмагом выпучили глазища, привстали.

– Где слизень? – спросил один.

– И ты кто такой? – поинтересовался другой:

Иван не ответил. Первым ударом он опрокинул обратно наземь Гмыха, вторым подбросил вверх Хмага. Но не дал тому далеко улететь, подхватил его, вцепился в ногу у самой стопы, перехватил чуть выше другой рукой – и со всего маху обрушил тяжелое и плотное тело на лежащего Гмыха. Тот только крякнул.

– Ну что, – спросил Иван, – как вам нравится ваш ученик? Что примолкли?!

– Я чего-то не пойму, что происходит, – прохрипел снизу Гмых, – это что, из второго яруса, что ли? Или инспекция?!

Хмаг ни о чем не спрашивал. Он лежал с закрытыми глазами и помалкивал.

– Считай, что инспекция, – ответил Иван. Вцепился когтистой ногой в ворот комбинезона, рванули содрал серое одеяние с лежащего, только ткань затрещала. – Вот проинспектирую вас и к другим отправлюсь.

– А где документ? – вопросил строго голый чешуйчатый Гмых. – Почему не по правилам?!

– Щас! Будет тебе и документ и правила!

Иван ухватил Гмыха за лодыжки, вскинул его над собой и обрушил испробованным приемом на Хмага. Удар был знатный, аж в ушах затрещало! А Хмаг тут же приоткрыл глаза и завопил. Он даже не пытался защищаться.

Ивану пришлось согнуться в три погибели и навесить сверху по разику каждому, для острастки. Хмаг сразу смолк. А Гмых прошипел подозрительно:

– Нет, ты не из инспекции, ты все врешь!

И почти без усилий встал, пригнулся, выставил вперед руки, пошел на Ивана. Тут же вскочил на ноги и опомнившийся Хмаг. Он похоже как и его напарник не особо пострадал в маленькой потасовке.

– Щас мы узнаем, откуда ты, – злобно заверил Гмых.

– Это изгой! – сказал Хмаг. – Его надо брать!

– Вот и возьмем!

Иван понял, что рисковать больше не стоит. С такими парнями надо быть поосторожнее, каким бы сильным и смелым ты себя не ощущал. Нет, пора! С ними можно будет и в следующий раз потолковать.

– На землю! – заорал он тоном, не терпящим возражений, властным и грубым.

Напарники остановились, переглянулись.

– А ну, мразь!

– Чего ты шумишь-то? Давай разберемся, побеседуем, – примиренчески предложил Гмых. – Куда нам торопиться-то?

– Оставь! – оборвал его Хмаг. – Это не наш, точно! Я его телепатом не слышу, понимаешь, совсем нету!

– Ах, вот оно что-о! – протянул Гмых. – Вон оно ка-ак! Он нас дурить собрался?! Ну уж нет, будем брать. Давай!

Иван опередил их на миг. Он стрелой бросился к столбу, прыгнул, обхватил его, полез. Что-то твердое и звонкое клацнуло под ним. Что-то сорвалось и шмякнулось. Но он ничего уже не видел и не слышал. Он пробивался сквозь решетку, хлам. Он был на чердаке, на спасительном чердаке.

На отдых ушло не больше трех минут. После этого Иван решил заняться собою основательно. Он ощупал голову – каждый квадратный миллиметр, каждый бугорочек, каждую впадинку. Да, голова была типическая, негуманоидская. Но стоило оторвать от нее руки, и Иван ощущал ее своей собственной прежней головой, человечьей, двуглазой, обтянутой мягкой и упругой кожей, а не пластинами, наростами, щетинистой шерстью. Все было очень странно. Но Иван не забыл мысленно поблагодарить Гуга Игунфельда Хлодрика Буйного, верного друга, так пригодившегося своим необыкновенным подарком. Гуг ворочал ныне гидромолотом на подводных шахтах... Ну да ничего, Иван поклялся вызволить его оттуда! Дай только Бог самому выбраться!

Он прощупывал и осматривал свои новые руки, ноги, пытался понять – из чего эта чешуя, из чего пластины. Хитин ли это, или роговые поверхности, а может, просто уплотненная кожа? Но так и не сумел разобраться. Больше всего поверхностные ткани напоминали хитин. Но нужен был анализатор, а анализатора у Ивана не было. У него вообще сейчас ничего почти не было.

– И все же вы, молодой человек, спешите, – прозвучал вдруг голос ного и неспившегося Хука Образины, – вы совершаете ошибку за ошибкой. Ну разве так можно?!

Иван завертел головой. Но ничего и никого не увидал.

– Не ищите! Я не буду вас смущать чужими обличиями. Вы ведь помните меня?

– Еще бы! – отозвался Иван.

Голос звучал от табурета. Но на том никто не сидел.

– Так вот, Иван, если бы вы не своевольничали, не вели бы себя неподобающим образом, вас еще бы, как они выразились, раунда три-четыре поиспользовали бы в качестве тренировочной груши, а потом бы отправили восвояси... предварительно, конечно, лишив памяти, ясно?! А вы все напортили!

Иван пропустил мимо ушей суть сказанного. Его зацепило другое.

– Мне непонятно вот что, – сказал он недовольно, – иная Вселенная, ладно! Иные законы, ладно! Но почему эти наши «раунды», «гонги», «груши» и прочие вещи, которых у вас не должно быть, что все это означает?!

Незнакомец громко и протяжно вздохнул.

– Конечно, у нас ничего этого нет, Иван, но в разговоре с вами мы употребляем ваши понятия, это же так просто, вы же имеете переговорник, знаете принцип работы... ну что вам скажет наше слово «рйяхй», а? Как его передаст переговорник?

– Ясно, не надо разжевывать! – Ивана захлестнула волна раздражения.

– Как хотите.

– Я хочу лишь одного – убраться отсюда как можно быстрее! – сорвался Иван. Но тут же вспомнил про Лану, осекся.

– Вот видите! – проговорил незнакомец извиняющимся тоном, будто он был виноват во всех Ивановых бедах. – Вы уже связаны с этим миром кое-какими ниточками, вам не так-то просто будет их сразу перерезать.

– Это моя забота, – грубо ответил Иван. – И вообще, кто вы такой?! Чего вы привязались ко мне? Если помогать вдруг надумали в честь этого вашего года всеобщих лобызаний, так помогайте, только без нравоучений и глупых советов! А нет, так проваливайте туда, откуда появились! Не больно-то нуждаемся в помощничках, понятно?!

Невидимый Хук Образина вздохнул тяжко и проскрипел своим обычным запьянцовским голосом:

– А все, ж таки дурак ты, Ванюша! Ну, как знаешь!

Иван в сердцах пнул ногой табурет – тот подлетел к потолку, даже застрял на миг в тенетах густейшей паутины, но рухнул вниз, увлекая за собой немалую ее часть. Ударил Иван машинально, совсем позабыв, что он не в башмаках теперь, а босиком. Но боли не почувствовал – кожа на стопах и когтистых пальцах была толстая, грубая, непрошибаемая.

Он осмотрел кармашки своего новенького непривычного комбинезона, имевшего коротенькие рукава и штанины. Ничего в них не было. Иван хотел было переложить в нагрудный карман из пояса, обтягивавшего его талию под комбинезоном, главное сокровище – яйцо-превращатель. Но потом раздумал – хоть и дольше доставать при необходимости, да зато целее будет, надежнее.

Он немного походил по чердаку, попрыгал на одном месте, потом присел несколько раз, отжался от пола, встал на руки, подпрыгнул на них, перевернувшись в воздухе дважды, потом проделал тройное сальто, оттолкнувшись ногами – новое тело было послушным, сильным, гибким. Для пробы Иван ухватился за ножку табурета, сжал ее в полсилы – ножка хрустнула и разлетелась, словно была сделана из сверхпористого пенопласта. Иван нагнулся и ткнул пальцем в сиденье – крепкую трехдюймовую плаху – и прошиб мореное дерево насквозь, не оцарапав при этом ни ногтя, ни пальца. Нет, ему положительно нравилось в этом новом необычайно приспособленном к тяготам жизни теле. Но предаваться восторгам он не собирался. Так же как не собирался и оплакивать свое прежнее изуродованное и истерзанное тело.

– Эх, была, не была! – буркнул он себе под нос. И без разбега прыгнул вниз головой в кучу хлама.

Хархан-А – Ярус-Чистилище – Харх-А-ан. Перпендикулярные уровни. Год 123-ий, месяц ядовитых трав

Смуглянка была неистощима.

– А когда я прочухалась и зенки свои распялила, мать моя! Не поверите! – наматывала она своим низким грудным голосом на невидимый обод бесконечную цепь своего рассказа. – Это ж сверзиться можно в два счета, какие страсти! В коридорчике по колено кровавой жижи, а в ней ползают ободранные, бултыхаются, рты разевают, зенки пялят, хрипят, стонут, ногтями по обшивке скрежещут... А эти, трехглазые, снова – щелк замочком! Чик – сверху донизу! Шварк – прямо в месиво! Ну прямо как неживые какие, вот ведь сволота! А я снова с копыт – брык! И в отключку! Так-то вот, бабоньки, это вам не то, что здеся изюм жевать!

Рассказ был утомительным. Но Иван обрадовался ему, обрадовался, услыхав низкий голос еще издалека. Все, порядок, значит он приземлился на этот раз там, где и надо! Черт бы побрал эту дурацкую планетенку! На, да ничего, ничего...

Он не стал долго прислушиваться, приглядываться. Евнух-вертухай сидел все в той же гнусной позе все на том же шаре, оплетенном не поймешь чем, сидел да поскрипывал, пошевеливал длиннющими пальцами.

Иван выпрыгнул из зарослей внезапно. Не обращая внимания на визги перепугавшихся женщин, он подскочил к шару, мигом вскарабкался наверх и, ухвативши охранника за руку, сдернул его вниз – да так, что тот всем своим ожиревшим увесистым телом шмякнулся об землю – тарелочки, вазы, кувшинчики, стоявшие прямо на траве, подскочили, перевернулись, рассыпая и разливая содержимое.

– Да что ж это делается?! – завопила сиреной смуглянка. – На помощь!

– А-а-а-а!!! – заголосила блондиночка с несоответствующей ее миниатюрной фигуре мощью.

Русоволосая Лана молчала. Но глаза ее были округлены, зрачки расширены, а вид она имела такой, будто ее парализовало от ужаса.

– Охрана-а-а – вопила смуглянка.

Но Иван не обращал на крики внимания. Он наступил мощной лапой на горло жирному вертухаю, сдавил его когтистыми пальцами – но не до конца, не ломая позвоночного столба, не давя хрящей.

Вертухай захрипел, задергался. Однако в непроницаемых его глазах невозможно было прочесть ни малейших чувств, во всяком случае Ивану этого сделать не удалось. Но он понял, что охранничек хочет что-то сказать, и чуть ослабил хватку.

– Ну зачем так? – просипел вертухай, тяжело дыша, захлебываясь. – Ежели тебе эти бабы нужны, забирай! Я б и так их отдал, нехорошо! Ивану стало не по себе.

– А зачем вы их тут вообще держите? – поинтересовался он, еще больше ослабляя зажим. – Отвечай, паскудина, не то удавлю!

– Не надо давить! Не надо! – заверещал по-бабьи вертухай – И вообще, кто это – мы?! Я один тут! Не держу никого! А там, у нижних сам спрашивай, наше дело маленькое – чего поручат, то и выполняем. Отпусти ты меня лучше, ведь ненароком жизни лишишь, а?!

– Успеется!

Иван жестом подозвал русоволосую. Он не стал ей признаваться, напоминать – все равно она бы ему сейчас не поверила. Он властно и даже грубо сказал:

– А ну, живо сними с этого борова пояс и лямки! Да свяжи-ка вон ту! – Он кивнул на смугляночку, прижавшуюся спиной к ребристо-узорчатой поверхности шара и без умолку вопящую. – Да быстро, быстро!

Русоволосая застыла в растерянности.

– Не верь ему! Не слушай! – заорала басом смуглянка. – Врет он все! Он не тот, за кого выдает себя. Охрана-а-а!

Изящная блондиночка лежала в траве без чувств. Иван строго посмотрел в глаза русоволосой.

И та все поняла. Она в два движения стащила с лежащего вертухая пояс и помочи, чуть не с корнями выдирая их из ткани комбинезона. И медленно пошла на смуглянку.

– Стой, сука! Убью! – захрипела та совсем тихо, но с неженской злобой.

Русоволосая на миг застыла.

– Вяжи! – бросил ей в спину Иван.

– Вас всех прикончат! Всех повытряхивают из шкур, твари! Падлы! Суки!

Русоволосая неожиданно сильным и резким ударом сбила смуглянку с ног, ткнула лицом в землю, завернула за спину сначала одну руку, потом другую, начала их связывать – неумело и совсем слабенько.

– Ты помнишь меня? – спросил Иван, спросил мягко, голос его предательски дрогнул.

– Не знаю, – ответила русоволосая, не поворачивая головы. – Не помню. Тут все не так, тут все не такие... Но, кажется, я слыхала где-то твой голос... Нет, нет, не может быть!

– Ладно, потом разберемся! У тебя готово?

– Готово.

Смуглянка дернулась, взбрыкнулась.

– Все равно вам крышка, тупари! Дура! Дура!!! Ты же сдохнешь с ним! Это же оттуда, это же с Земли! Не поняла, что ль?! Они и тебя с ним заодно угробят! И нас! Развяжи, сучье вымя, развяжи, тварь, поганая, гнида, зараза паршивая, кому говорю! Развязывай, не то поздно будет! Охрана-а-а!!!

– Заткни ей глотку, – сказал Иван.

Русоволосая перевернула связанную на спину – тяжело колыхнулись два упругих шара грудей, забилась жила на шее. Под рукой ничего не оказалось, и русоволосая сгребла ладонью связки бус, висевших на шее смуглянки, рванула. И весь этот большой, рассыпавшийся ком пихнула в губы, рот, не щадя зубов, безжалостно. Крики сразу прекратились.

– Что здесь происходит? – поинтересовалась очнувшаяся блондиночка.

– Все идет по расписанию, не волнуйтесь, – успокоил ее Иван.

Но блондиночка снова закатила глазки, уронила прелестную головку в траву.

– Придавить этого? – посоветовался Иван с русоволосой.

– Ни в коем случае – самым серьезным тоном ответил придавленный вертухай. – Как вы уйдете отсюда, ежели придавите?!

– А я думаю, надо придавить! – сказала Лана зло, сужая глаза. На нее вообще напало нечто непонятное, Ивану нехорошо даже становилось от ее вдруг прорвавшейся жестокости.

– Ладно, черт с ним, – бросил он раздраженно, разжал нижнюю лапу. – Побежали! – И схватил русоволосую за руку, потянул на себя. Та отпрянула, попыталась вырваться.

– Я не знаю тебя! Чего ты хочешь?! – выдавила она растерянно.

– Да я же Иван! Не удивляйся ничему! Потом поймешь! Потом я тебе все объясню. Побежали!

Русоволосая снова сделала попытку вырваться.

– Не знаю никаких Иванов! Отпусти!

– Ну хорошо, сейчас ты не помнишь, потом вспомнишь, ты же должна чувствовать, я не такой как эти... – Иван путался, сбивался, трудно было в нескольких словах рассказать обо всем. И так они потеряли много времени, слишком много. – Ну?! Даже эта паскудина и то сообразила, что я с Земли, а ты не веришь! Побежали скорей! Я знаю где выход!

Связанная смуглянка, извиваясь, перекатываясь, содрогаясь всеми своими открытыми и внушительными прелестями, ползла к шару. Евнух-вертухай тяжело дышал, отдувался и не предпринимал никаких попыток к действию. Похоже, ему было все до фонаря.

– Там нет выхода! – твердо заявила Лана.

– А я тебе говорю – есть! – заорал Иван. Он начинал терять терпение. – Есть, чтоб тебя!!!

– Отпусти!

– Нет!

– Я тебя на руках унесу! Не зли меня!

– Неси! Неси, раз ты сдвинутый! – русоволосая мотнула головой, и ее длинные пряди совсем скрыли лицо.

– Не надо никуда бежать, – плаксиво посоветовал вертухай, – зачем бежать?! Не надо!

Иван подхватил русоволосую на руки. И побежал к навесу.

Бежал он легко, быстро, будто и не было на его плече никакой ноши. Бежал, отмечая про себя, сквозь раздражение, досаду и одновременную радость, что это приобретенное тело не только невероятно сильно, послушно, но и удивительно выносливо.

– Дурацкая затея! – злилась русоволосая и колотила кулачками в спину. – Кто бы ты ни был, землянин или же местный черт трехглазый, ты самый настоящий набитый дурак! Понял?!

Ивану уже порядком надоели все эти бессчетные оскорбления. Он даже приостановился. Вопросил грозно:

– Кто-о?!

– Дурак – вот кто! – крикнула ему в ухо русоволосая. – Тупой и безмозглый дурак! Олух и обалдуй!

Иван счел за лучшее не вступать в пререкания. И сорвался с места. Потом разберемся, успеется! – утешал он себя. – Потом прояснится, кто из нас умный, кто не очень, а кто и вовсе дурак набитый, как она говорит. Ясно одно, сейчас уматывать надо, а не болтовней заниматься пустопорожней. До столбов оставалось совсем немного.

– Ну как ты не поймешь, что здесь один лишь выход! И один вход! – продолжала злиться русоволосая. – Чего, так и будешь бегать кругами?! Сам не знаешь ни черта, так умных людей слушайся!

– Ничего, разберемся! – ехидно ответил Иван. И застыл на месте. Никаких столбов, а тем более навеса перед ним не было. Хотя должны были быть! Обязательно должны!

Он пробежал еще с полкилометра, потом взял левее, правее. Деревьев здесь, на окраине сада, было совсем мало, окрестности просматривались далеко... Но ничего похожего на навес!

– Ну-у?! Убедился?! – злорадно поинтересовалась русоволосая.

– Ничего не понимаю!

Иван стоял в растерянности. Он мог бы бежать еще долго, очень долго, и не с такой ношей, а потяжелее, но... куда?!

– Давай назад, пока не поздно!

– И что там?

– Узнаешь что!

Ивану оставалось одно – подчиниться. Не скитаться же вечно по этому полупустынному саду в поисках пропадающих столбов и навеса. Уж лучше туда, к черту на рога. Хотя наверняка там уже собралась вся охранная команда, и его ждут, не дождутся.

– Побежали! – сказал он твердо.

– Вот, видишь, – обиженно протянула русоволосая, – не надо было убегать! Давно б внутри были!

– Внутри чего?

– А кто их тут разберет! Ты лучше скажи, ты и вправду землянин, а?!

– Ну, а кто ж еще? – возмутился Иван.

– Кто, кто! По виду самый настоящий хархановец! Может, ты мне просто голову морочишь, а?!

– Ладно, потом будем отношения выяснять, лучше скажи, почему здесь все так? – голос Ивана звучал ровно, спокойно, он совсем не сбивался от бега.

– Я и сама ничего не понимаю, – ответила Лана, – это ненормальный мир. Если ты по этому садику пойдешь – туда, вглубь, никогда никуда не придешь, хоть сто лет бреди в любую сторону, тут уже многие пробовали, думаешь, ты один такой умный, что ли! Не поверишь, да только ни конца, ни краю! И не держит никто. Это чучело жирное – оно ж для виду только сидит...

Иван вспомнил про смуглянку, еще про тот самый случай, когда она чуть не сожгла их лучеметом. И не очень-то поверил рассказу Ланы. Но спросил:

– А что с Мартой было?

– Откуда ты знаешь? – удивилась русоволосая. – Подслушивал?!

Иван не ответил.

– А как ваша темненькая, толстенькая лапушка, та самая, которой ты недавно ручки вязала, нас с тобою на распыл пустить собиралась, тоже не помнишь? Как она призналась, в какие игрища тут играет и на кого работает, забыла?

Лана надолго умолкла. Потом сказала тихо, неуверенно:

– Снилось что-то навроде... нет! Бред все это! Мы с ней давно тут торчим, она такая же как и все.

– Чего ж ты ей тогда руки вязала? Меня испугалась?! Непохоже что-то.

– Да ладно, не вороши! Было чего-то, не упомню, тут все перемешивается, может, и сейчас мне все снится. Ущипнуть?

– Попробуй! – рассмеялся Иван.

Она нащупала уязвимое место под подбородком и больно ущипнула за кожу. Иван вскрикнул – но больше притворно, чем по-настоящему.

– Нет, Лана, мы не спим! – сказал он.

Евнух-вертухай по-прежнему сидел на шаре. Только вид у него был не столь вальяжным. Выпутавшаяся смуглянка лупцевала по щекам блондиночку, приговаривала:

– Я тебя, тварь, за неоказание содействия со свету сживу! Усекла?

– На землю! – завопил Иван не своим голосом. И его послушались. Смуглянка ткнулась лицом в траву рядом с блондиночкой – спины у обоих были блестящими от пота, видно, притомились, выясняя отношения. Жирный охранник сполз с шара. И тоже уткнулся в землю обрюзгшей сонной рожей.

– Куда дальше? – поинтересовался Иван у русоволосой.

– В шар!

Иван подбежал к шару, начал тыкаться в него со всех сторон, обежал два раза вокруг, потом вспрыгнул наверх, не выпуская русоволосой.

– Дурак, дурак, – та вновь наколачивала его по спине, – чего ты мечешься! Зови жирного!

– А я тута! – заявил подползший на карачках вертухай. – Тута я, и готов выполнять ваши приказания.

Иван посмотрел на него ошалело.

– Да не стой ты! – прошипела Лана в ухо. – Приказывай!

– Чего?!

– Чтоб в шар шел, вот чего!

– Зачем?!

Русоволосая ударила его кулачком по пластинчатому затылку.

– А затем, что мы вовнутрь только за ним пройти сможем, иначе дверь не откроется!

Иван сразу сообразил что к чему.

– Давай-ка, друг любезный, топай вперед, то есть, внутрь! – проговорил он не слишком уверенно. – Пошел!

Вертухай как был на карачках, так и пополз к шару.

– Да отпусти ты меня, – шепнула в ухо Лана. Иван поставил ее на землю. И русоволосая сразу же опустилась на четвереньки.

– Давай и ты! – пригласила она.

– Все равно сдохните! – зло процедила из травы смуглянка.

Иван вдруг увидал странную вещь: евнух-вертухай дополз до боковины шара, но не остановился, не перестал сучить жирными лапами... и голова его стала пропадать в шаре, за ней плечи, туловище, задница...

– Ну?! – крикнула Лана.

Иван встал на карачки. Но вперед подтолкнул русоволосую. Да та и сама уже скрывалась за ребристой и очень твердой на вид поверхностью шара, в которой не было ни двери, ни дверки, ни трещинки, ни щелки. Раз – мелькнула пяточка. И пропала.

Иван ткнулся головой в бок шара, думая, что сейчас набьет себе шишку и отскочит назад. Но нет, голова свободно прошла внутрь, в темноту.

Последнее, что Иван услыхал из внешнего мира, было проклятие смуглянки.

– Чтоб вам всем в корчах передохнуть, суки поганые! – рычала она совсем не женским, звериным рыком. – Чтоб ни возврату, ни спасения! Чтоб вас там живьем изжарили и слопали!!!!

В кромешной тьме ничего не было видно. Иван нащупал руку Ланы. Притянул женщину к себе, обнял. От прикосновения ее теплого и нежного тела его сразу бросило в дрожь, в голове помутилось. Но она отпрянула... Иван дернулся следом. Но тут же остановился – ее можно было понять, ведь она прижалась не к человеку, не к мягкой и упругой коже, а к шершавым пластинам, к холодной чешуе. Она права! Но руки Иван не отпустил.

– Ну, я полез, что ли? – спросил глуховато невидимый евнух-вертухай.

– Куда?

– Обратно! Куда ж еще? Мне туда дороги нет! – обиженно протянул вертухай.

Иван даже почувствовал на себе его зловонное, мертвенное дыхание. Отшатнулся.

– А нам куда же?! – спросил он зло. – Завел, гад, и назад, деру давать!

– Тут так положено, – с расстановкой ответил вертухай, – ежели желаете за мной вылазьте. А нет, так лезьте туда – вход-то один! Я тута не причем получаюсь!

Лана подтолкнула Ивана. Но он ничего не видел.

– Здеся надо бы метров сорок вверх по лесенке подняться, – проинструктировал вертухай, – а потом по трубе проползти чуток. И прямиком в нижний люк – там будет Ярус-Чистилище. Ну, а коли через него проберетесь, так и попадете сразу куда вам надобно!

Иван не знал – куда ему надобно. Но вопросил:

– Какие еще сорок метров? Чего голову морочишь – шар-то всего ничего, в три обхвата, а ты говоришь, сорок метров! Запутать хочешь?! Лана ткнула его в бок кулаком.

– Помалкивай!

– А хотите, назад давайте – в садике ведь тоже неплохо, жить-то можно, а?! – просипел вертухай. – Чего тут раздумывать – бери себе любую из баб, да живи на радость! А хочешь, так и всех бери! – Вертухай надолго заскрипел, засопел. – Мы народ не ревнивый, нам это все до фени! У нас другие заботы!

Иван, не глядя, на звук, ткнул его кулаком в рожу. И вертухай сразу замолк.

– Полезли! – Предложила русоволосая.

– Полезли, – согласился Иван, хотя был абсолютно уверен, что через три-четыре шага по невидимой лесенке стукнется макушкой о внутреннюю оболочку шара.

Лана дернула его за рукав.

– Иди сюда!

Иван нащупал скобу. Подтянулся. Потом еще и еще раз. Русоволосая поднималась рядом, иногда прижимаясь к нему своим упруго-трепетным телом, но тут же отстраняясь. И Ивану было обидно это. Ни во что он не уперся, ни обо что не стукнулся, хотя уже они по логике вещей должны были подняться над самим шаром метров на десять. Снизу раздался приглушенный голос вертухая:

– Вы там только Хранителя не задевайте, не надо! Еще ни один из тех, кто его задел, внутрь-то не проскакивал, понятно?! – вертухай совсем осип, голос сорвался до хрипа. – А так-то он никого не трогает, смирный!

Иван пошарил по карманам – бросить бы чем-нибудь в мерзавца. Но, разумеется, ничего не нашел подходящего. Зато неловко оперевшись на боковую скобу, представлявшую из себя нечто вроде перильцев, он почувствовал слабину. И поднатужившись вырвал кусок арматуры метра в полтора длиной, распрямил – кто знает, может, небольшое железное копьецо еще и пригодится ему!

– Ты чего там застрял?

Голос Ланы прозвучал взволнованно, И у Ивана невольно защемило сердце, спазм подкатил к горлу. Но он вспомнил о своем новом жутком обличий, и о том, что лишь темнота скрывает его от глаз русоволосой. И сразу отрезвел – ни о каких взаимностях сейчас и помышлять не стоило, все это будет потом, после...

– Иду!

Иван стрелой взлетел вверх по невидимой лестнице. И все ж таки пребольно ударился макушкой обо что-то – звук был гулкий, а стало быть, преграда была не глухой стеной, а очередной переборкой. Ох, как они, все эти переборки, трубы, люки, лазы, колодцы и прочая бестолковщина, надоели Ивану!

Он ощупал поверхность рукой. Наткнулся на выступ, надавил на него сильнее – и нечто плоское, похожее на заслонку съехало в сторону.

– Что там еще? – поинтересовалась Лана. Она держала Ивана за локоть, тяжело, возбужденно дышала.

– Сейчас проверим!

Иван просунул в образовавшееся отверстие голову. Стало светло, даже по глазам резануло от яркого синеватого света. И это было по меньшей мере странно, так как из самого отверстия во тьму лаза не пробивалось ни лучика, ни даже жалкого приглушенного отсвета – переход был неожиданным.

– Ну, чего ты молчишь, отвечай?! – донеслось снизу.

Иван хотел было вылезти полностью на свет, но приглядевшись внимательно, заметил, что сделать ему этого не удастся – его голова находилась под прозрачной, почти неуловимой сферой, имевшей радиус не более полуметра. Иван протащил в проем руку, вытянул ее, постучал всеми восемью когтями по прозрачному покрытию, потом уперся в него ладонью, пытаясь сдвинуть. Не тут-то было! Иван оставил свою затею – колпак был явно непрошибаемым.

– Тут дверца прямо в трубу! – радостно прокричала снизу русоволосая. – Ты чего застрял, давай сюда!

– Щас! Погоди же ты! – зло отозвался Иван. Ему надо было разобраться со всеми этими непонятными вещами, а потом уже лезть в трубу. Теперь он многое различал сквозь сферу: силуэты далеких скалистых гор, какую-то кривую и расщепленную во многих местах ветвь, нависающую над его головой метрах в тридцати, сиреневатые перистые облака... Нет, за сферическим окошком был явно не садик с ручейками и заборчиками, там был иной мир. Иван подтянулся еще немного. И почти уперся лицом в прозрачную преграду, попытался заглянуть вниз.

Но его внимание привлек отчаянный дробный стук, донесшийся вдруг сверху. К стуку прибавился омерзительный скрежет. Иван задрал голову – на внешней поверхности сферы сидело несколько страшных, допотопного вида клювастых, и рогатых тварей. Они-то и долбили вовсю по колпаку клювами, царапали прозрачную преграду когтями, били пернатыми встрепанными крыльями, пытаясь сохранить равновесие, отталкивали друг друга, будто уже добрались до добычи. Но на поверхности колпака не оставалось и следа, видно, был он попрочнее клювов и когтей.

– Все! Как хочешь! – глухо докатилось снизу. – Я пошла!

Твари явно хотели поживиться именно им, Иван это сразу понял, и его не удивила, не напугала их первобытная звериная алчность, но все-таки стало как-то не по себе. Тем более, что клювастых слеталось все больше, они уже заслонили своими дергающимися, трепещущими телами все, облепили сферу, яростно долбя ее не только сверху, но и отовсюду, с неистовством, не жалея клювов. Нет, Ивану совсем не хотелось наружу.

– Иду! – выкрикнул он.

И опустился вниз, опять нажал на выступ – задвижка прикрыла отверстие. Он снова ничего не видел в кромешном мраке лаза. Но дверь нащупал сразу, пролез в трубу. Спереди доносилось учащенное и гулкое в замкнутой полости дыхание. Никому иному кроме русоволосой оно не могло принадлежать. И Иван пополз вперед, волоча за собой прут-копье.

– Ой!! – донеслось вдруг откуда-то снизу. И одновременно раздался звук шлепка, обиженный сиплый голосок прокомментировал происшествие: – Приземлилась!

– Ты жива? – крикнул Иван. – Что с тобой?

– Да все в норме, – отозвалась русоволосая. – Ты только это, гляди, не свались на меня, там обрыв!

Иван уже и сам нащупал край обрыва. Вцепился в него руками, перевернулся, свесил ноги вниз, но дна не нащупал. Появилась мысль – как спрыгивать? Его передернуло от воспоминаний, в ушах прозвучал хриплый голос Псевдо-Хука, пришло сомнение. Вот отпустишь сейчас руки – и прямиком угодишь в объятия старым приятелям Гмыху да Хмагу или же, к примеру, опять придется болтаться на цепях вниз головой в сыром и темном каземате. Чтоб этот Хархан-А провалился в преисподнюю!

– Чего застрял!

– Иду! – просто ответил Иван. И разжал руки.

Ничего с ним не произошло. Он спрыгнул вниз метра на четыре, точнее, сполз по шершавой стеночке, цепляясь за нее чем только можно, но не выпуская своего оружия.

– Ну, наконец-то! – обрадовалась Дана. И на миг припала к его плечу.

Ивану показалось, что она его чмокнула в щеку – прикосновение было нежным, мягким, неуловимым, может, ему это и впрямь показалось.

– Ты не ушиблась? – спросил он.

– Да нет, тут мягко.

Иван потрогал пол или днище, он не знал – что именно, и не мог этого определить в темноте. Но оно было на самом деле мягким, совсем как куча хлама на его то пропадающем, то появляющемся чердаке.

– Ну и куда дальше? – задал он вопрос самому себе вслух, не надеясь на помощь в таком деле русоволосой.

– Этот жирный говорил про какой-то ярус, где, мол, чистилище... чего-то в таком духе, – промямлила неопределенно Лана.

– Помню. Ярус-Чистилище, – подтвердил Иван. – Но где?!

В тот же миг мягкий пол стал опускаться, будто площадка лифта. Иван не видел ни черта, но он по стенам определил это, те вдруг поползли вверх, задевая шершавой поверхностью то за плечо, то за локоть... Опускались они недолго, минут двенадцать. Молчали. Лана прижалась к нему вплотную, не шевелилась. Иван чувствовал – ей страшно, но она не хочет этого выказать.

Его волновало совсем другое сейчас – как он будет выбираться назад! Как он найдет свои спрятанные вещи?! Ведь без скафандра и всего прочего ему и думать нечего о спасении! А тут все только запутывается да усложняется, поди разберись!

Наконец они застыли перед освещенной круглой дверью-люком. Дверь сама по себе с ужасающим скрежетом, будто ей не пользовались тысячу лет, уехала вбок. Но дойдя до крайней точки, тут же начала с не меньшим скрежетом возвращаться на прежнее место.

– Ну и что дальше? – раздражение захлестнуло Ивана.

– Ничего!

Дверь снова поехала вбок. И Лана прошмыгнула за нее, не дожидаясь обратного движения. Ивану пришлось повторить то же самое, но уже на третьем заходе. Он проскочил, сразу обернулся. Дверь-люк встала на свое место и больше не пыталась сдвинуться. Ловушка! – подумалось Ивану. Да только назад пути в любом случае не было.

– Только ничего не трогай! Помнишь, как жирный говорил?! А то Хранитель не пропустит! – напомнила Лана.

– Поглядим еще! – буркнул Иван. И крепче сжал копье.

Они быстрехонько миновали заросший плесенью тамбур, распахнули самую обычную прямоугольную дверь с круглой ручкой.

И замерли. Трудно было понять, что было за дверью. Со всех сторон – слева, справа, сверху, снизу свисали, переплетаясь, скрещиваясь, заходя одно за другое какие-то морщинистые белые отростки, толстые и тонкие, свивающиеся в кольца и прямые, изогнутые безвольно и напряженно торчащие. Заостренные концы отростков, там где они проглядывались, заканчивались черными раздвоенными коготками, совсем маленькими, с человеческий мизинец. Но было их столько, что в глазах рябило. Некоторые отростки и кольца чуть подрагивали. Особо толстые вздымались и опускались почти незаметно, словно дышали. Смотреть на эту мешанину белых морщинистых то ли щупальцев, то ли хоботов, то ли чьих-то хвостов было неприятно.

– Мне что-то не хочется туда, – проговорила Лана.

– И мне! – заверил ее Иван.

Но другого хода не было – тамбур имел лишь две двери.

– Я пойду! – вдруг решительно сказала Лана. – А ты за мной!

– С ума сошла! – Иван хотел было придержать ее за плечо, но не успел, она выскользнула из-под его руки, ступила на пол.

– Тш-ш! – прошипела она, прикладывая палец к губам, полуобернувшись. И помахала рукой.

– Вернись! – тихо позвал Иван. – Вернись пока не поздно!

Она не ответила. Она шла куда-то, осторожно переступая ногами, стараясь опускать ступни подальше от отростков-щупальцев, в прогалы между ними. Ей приходилось постоянно, приседать, изгибаться, чуть ли не змейкой проскальзывая между извивами колец... Иван смотрел с содроганием. Ему казалось, что вот-вот и щупальца оживут, сдавят ее в своих тисках, раздастся пронзительный предсмертный крик, хрип, а весь этот исполинский клубок приедет в движение, не даст ему добраться до русоволосой, не даст помочь ей, спасти... Но пока все шло удачно, ей удавалось проскальзывать через самые опасные места, она пробиралась буквально на цыпочках, не дыша. Нет, Иван понимал, ему ни за что не повторить этого!

– Ну, давай! – позвала она его издалека. Ее почти не было видно сквозь всю эту дикую мешанину, но шепот ее прозвучал явственно и разборчиво: – Не стой! Иди, тихонько, осторожно! Ну?!

И Иван сделал первый шаг. Остановился. Посмотрел вверх – потолка видно не было, все терялось в белых морщинистых извивах, изгибах. Стены просматривались очень плохо, но все же видны были крохотные окошечки-иллюминаторы, рассыпанные по внутренней поверхности стены, казалось бы, в полнейшем беспорядке. Но чего не было точно, так это углов. Помещение имело овальную форму. И всюду – отростки, кольца, коготки...

Иван сделал еще шаг, пролез под дышащим бревном-щупальцем, перешагнул через точно такое же, но втрое большее, опустился на четвереньки – иначе было и невозможно двигаться дальше. Мозг отмерял размеренно: «не задевайте, не надо! не задевайте, не надо!» И еще в нем как-то параллельно ухало: «смирный! смирный! смирный!» Ну что ж, поглядим, какой он смирный. Иван на пределе возможного протиснулся сквозь тройную спираль. В одном месте чуть не зацепился наплечным кармашком за острый раздвоенный коготок, увернулся в последний момент. Он делал невероятное – пролезал, протискивался мышкой, проскальзывал, изгибался и припадал к полу, где-то и проползал по нему – таких участков было мало, но были. А в мозгу стучало ритмично: «смирный! смирный! смирный!»

Русоволосая стояла на крутом порожке полукруглого отверстия, ведущего неизвестно куда, и во все глаза смотрела на Ивана. Казалось, она не дышала. Ей удалось пробраться через Ярус-Чистилище. Но вид у нее был такой, что она вот-вот прыгнет обратно, в эту мешанину щупалец.

– Ничего, – бубнил под нос Иван, – проберемся! И не через такие буреломы пробиралися! Ишь ты, смирный какой! Прямо на загляденьице, так и держать...

Он даже сам не замечал, что говорит вслух – нервы били на пределе. Делая очередное движение, он не видел уже, как будет проскальзывать дальше, казалось, что нету меж колец и отростков ни малейшей щели, не проскользнуть! Но находилась дырочка – и он пробирался.

– Ну, слава Богу! – с присвистом выдохнула Лана, когда до нее Ивану оставалось сделать не более полутора шажков. Она даже протянула руку.

И Иван заглянул ей в глаза. Но тут же замер. Он почувствовал, что за левую штанину у самого бедра что-то зацепилось. Опустил глаза – крохотный черный коготок размером с иголку застрял между тканью кармана и застежкой. Он еле-еле держался, мог выскользнуть в любой миг. И потому Иван стоял как вкопанный, не делая ни единого движения.

– Ну что ты?! – удивленно прошептала Лана. Шагнула встречу. Потянула за руку. – Иди же!

Иван не успел ответить. Но он увидал вдруг ее резко расширившиеся зрачки, перекошенное от ужаса лицо. Еще он успел заметить, как она отпрыгнула назад спряталась за порожком. Все произошло в доли секунды. Что-то сильное и цепкое обвило его тело, оторвало от пола, подняло в воздух.

– Не-е-ет!!! – заорала не своим голосом русоволосая. – Не надо! Я боюсь! Не-е-ет!!!

Сам Иван не успел испугаться. Но он почти рефлекторно ткнул своим копьем в белое морщинистое, пробил насквозь кожу. И из-под нее хлынула желтая пузырящаяся жижа. Иван ткнул сильнее, потом еще раз, еще. Пена текла, дыры зарубцовывались на глазах. Но неведомая сила продолжала его удерживать на весу.

И только теперь он заметил, что все эти безвольно свисавшие или упруго торчавшие отростки, кольца, щупальца, хвосты и вообще черт знает что, пришли в движение – принялись извиваться, сжиматься, разжиматься, сплетаться в новые, еще более жуткие и невообразимые змеинообразные клубки. Казалось, всей этой гадости в помещении стало в сотни раз больше. Щупальца вытягивались, превращались из толстенных в совсем тонюсенькие, и наоборот, сокращались, морщинились, раздувались. Одно из таких и держало его, трижды обвившись вокруг пояса.

– Не трогай! Не бей! – кричала русоволосая. Она уже немного опомнилась, сумела побороть охватившую ее истерику, прервать ее. – Не смей! Ты бессилен перед этой гадиной! Она сама тебя отпустит... или удавит! Не надо...

Иван не слышал, чего «не надо». Он бил и бил своим железным копьем в обвившее его щупальце, в этот толстенный червеобразный отросток. Он вонзал копье со всей силой, прокручивал его внутри щупальца, проворачивал, выдергивал, заливая себя ведрами пены. И вонзал снова. Он делал это молча, сосредоточенно, будто выполнял некую важную и ответственную работу.

– Не надо-о!!!

И на какой-то миг ему удалосьослабить хватку. Он выскользнул из чудовищных объятий. Бросился бегом к полукруглой двери, не разбирая пути, наступая на отростки и щупальца, отбиваясь от них копьем, кулаками. Он пробежал метров двадцать, оставалось совсем немного, совсем чуть-чуть – и пришло бы спасение. Но почти в том же самом месте, что и в первый раз, одно из щупалец настигло его, захлестнуло, обвило, так, что острый черный коготь навис над самым лицом. Сдавило – чуть ребра не затрещали, перехватило дыхание. И потянуло куда-то вверх.

– Не-е-ет!!! – доносилось снизу. – Не-е-ет!!!

Но Иван был в полуобморочном состоянии. Он не мог сопротивляться этой исполинской многолапой, если можно было назвать эти отростки «лапами», гадине. Он даже не понимал где ее тело, где голова. Все кишмя-кишело одними кошмарными белыми морщинистыми щупальцами. И только когда его подтянуло к самому потолку, на высоту не менее пятнадцати метров, он разглядел будто прилепленное к округлым сводам шарообразное полупрозрачное тело, внутри которого что-то переливалось и дергалось. Никакого подобия головы или чего-то похожего не было. Не было на этом теле ни пасти, ни морды, ни жвал, вообще ничего! Только вытянулись вдруг прямо из огромного водянистого брюха на трех отросточках-стебельках три мутных черных глаза, с натекающими на них бельмами. Вытянулись и уставились на Ивана с трех сторон – бессмысленно и тупо. Никакого рта так и не появилось. Но слова прозвучали – может, прямо из брюха, может, просто в мозгу у Ивана:

– Куда ты идешь, слизняк?

– Туда, – как-то неопределенно прохрипел Иван.

Ответ его был машинальным и глупым.

– Понятно, – сказало брюхо. – А что тебе там надо?

В голове у Ивана прокрутилась в долю секунды тысяча ответов. Но выбрал он самый бестолковый, хотя и честный в какой-то мере:

– Не знаю!

Брюхо забулькало, заколыхалось.

– Ну вот, не знаешь, а идешь! – протянуло оно обиженно. – А для чего я, по-твоему, тут поставлен Хранителем, а?!

Иван промолчал – что толку беседовать с этим чудовищем! Да и вообще, с ним ли он беседует, может, это наваждение, может, обман! А сидит на самом деле кое-кто за переборочкой, поглядывает на все из безопасного местечка да забавляется! Но Иван тут же отогнал последнюю мысль. Все было слишком нелепо и страшно, чтобы речь шла о забавах.

А брюхо гнуло свое:

– Так вот, я для того и поставлен тут Хранителем, чтоб всякие слизняки и прочая мелочь не шастала куда сама не знает! Зачем всяким недоразвитым туда ходить?! Ну вот сам подумай, там у вас... что там у вас есть, ну вот, к примеру – ежели какая-нибудь лягушка запрыгнет в реактор ваших допотопных термоядов или в какой ридориоцентр, ну чего она там увидит, чего сможет понять, а?! Зачем ей туда запрыгивать?! Зачем слизню заползать в космолабораторию, где выращивают кристаллы?! Слизень должен сидеть в своей мокрятине и не высовываться! Понял?! Тем более, ежели он сам не знает чего ему надо!

Глаза ощупывали Ивана со всех сторон, они на своих стебелечках напоминали волосы Медузы Горгоны, также змеились и изгибались, только вот не шипели.

– Вот я тебя подвешу тут, – проговорило брюхо, – и будешь висеть, покуда не созреешь. А на Харх-А-ане тебе нечего делать, поверь уж моему опыту!

– Где-где?! – поинтересовался Иван.

– На Харх-А-ане, вот где!

Ивана приподняло еще выше, какой-то крюк прошел острием под поясом комбинезона, давление щупальца ослабло, потом и пропало. Он висел под самыми сводами – и трепыхаться не стоило. Падение с такой высоты могло окончиться только неприятностью. И все ж любопытство было сильнее страха и прочих чувств.

– А мне говорили, что это место называется Хархан-А, – сказал он, стараясь не встречаться глазами с жуткими «волосами Медузы». – И еще чего-то, про уровни какие-то, про ярусы, про Чистилище.

– Ну, в общем-то все верно, слизняк, как же войти на Харх-А-ан, минуя Чистилище?! Все верно! А Хархан-А, на котором ты недавно был, находится на самом почти входе в Систему за двадцать один световой год отсюда.

– Что-о?! – удивился Иван.

– Что слышал!

– Этого не может быть!

– Может.

– Я ничего не понимаю, – растерянно выдавил Иван, у него голова кружилась и чудовищный комок торчал в глотке, не давая дышать, говорить нормально.

– А я тебе о чем толковал, забыл? И не поймешь никогда! – сказало брюхо-Хранитель. – Ни-ког-да не пой-мешь!

– Мы проползли, прошли, пролезли не больше сотни метров, – гнул свое Иван. – Причем тут двадцать один световой год?!

– Да чего с тобою говорить! Виси и созревай! Через недельку высохнешь, вывалишься из одежонки, тебе же лучше будет. Но посуди, зачем тебе такому вообще жить?! На мой взгляд, не стоит, одно недоразумение сплошное!

Иван совсем не надолго, языком отомкнул переговорник от неба. Но голос от этого не стал менее разборчивым и доходчивым. Он даже зазвучал с укоризной:

– Это ты зря тут проверочками занимаешься!

Думаешь, мы вас на сотни тысяч лет в развитии опередили, а без ваших этих финтифлюшек обходиться не можем?! Ну это же глупо совсем, это же по-слизнячьи! У нас у каждого в мозгу такие переговорники, какие вам и не снилися! Ну да ладно, виси! Тебе это – все равно не надо знать, отпрыгался, лягушонок!

– Поглядим еще, – проворчал Иван.

– Вот виси себе да гляди сколько влезет! А что касается сотни метров, как ты говоришь, так я поясню: каждый метр во внутренних структурах, лягушонок, это целая куча парсеков в Пространстве... Э-э, да что с тобою говорить!

Иван примкнул Переговорник. Ничего, чтобы они тут ни болтали, как ни задавались, а ему эта штуковина еще пригодится!

– И назад мне путь закрыт? – спросил он.

Ответа не последовало.

Иван немного извернулся на крюке, посмотрел вниз – но русоволосой не увидал. Наверное, она спряталась за полукруглой дверцей, а может, и убежала давно – кто он для нее, никто. Чучело трехглазое да чешуйчатое, вот кто. На какое-то короткое время в ней могла проснуться симпатия к такому уродцу, да могла! Но лишь потому, что он помогал ей в чем-то, давал надежду на несбыточное... А пропал, так и поделом ему! Иван вполне понимал, что могло твориться сейчас в ее душе. Но больше всего его волновало другое – она осталась одна в этом чуждом проклятом мире со всеми его идиотскими и нелепыми вывертами! И это он обрек ее на это одиночество! Раньше она была пусть и не в самой лучшей, но все же таки в компании землянок, что-то было в настоящем. Но пришел он, и все нарушилось! И уже только лишь по этой причине Иван не мог позволить себе висеть на крюке и «созревать». Нет! Будь они сами хоть трижды, хоть четырежды прокляты! Но если они ему делают зло, то и он ответит тем же! В конце концов, для чего он заявился в этот мир – самому мстить, справедливо мстить за содеянное нелюдями, или же терпеть бесконечные побои, издевательства?! Ну уж нет! Коли он не может быть частью Добра, мечом в руках Добра, он сам станет Злом, его удавкой! И с помощью одного Зла он сокрушит другое Зло, а значит, принесет Добро в мир! Только так! Только так, и не иначе!

В ушах снова зазвучал мягкий низкий голос: «Добро на острие меча не преподносят...» Ну и пусть! Не надо! Он не с добром пришел сюда! Он не собирается этим нелюдям преподносить чего-то! Он только лишь научит их уважать других, напомнит, что во Вселенной, где бы она ни была, по какую бы сторону коллапсаров не распространялась, каждый рожденный достоин жизни! И он не будет различать одних и других, он просто будет отстаивать свое право на жизнь! И пусть это право назовется Добром, пусть Злом, неважно, для него все неважно! Неужто же он, а не они, заслуживают проклятья?! Нет! И еще раз нет! Надо отбросить остатки сомнений!

А в ушах опять загудело, снова пробился далекий голос: «Тебе будет казаться, что борешься с этим Злом, что ты истребитель этого зла, но истребляя и обарывая его силой, будешь лишь умножать его. И настанет день, час, когда ты перестанешь понимать, где кончается Добро и начинается Зло, и сам станешь воплощением Зла!»

Иван резко встряхнул головой. Заглушил внутренний голос. Нет, он не станет... а если даже и станет, так значит, того требуют обстоятельства! А они выше людских переживаний, они на деле выявляют – что есть что и кто есть кто! В этот мир надо было придти с мечом, и не с копьецом из арматуры, не с плазменным резаком и лучеметом... а с флотилией космокрейсеров последнего поколения, оснащенных мегааннигиляторами и фотонными таранами. Вот тогда бы можно было и разговоры разговаривать! А теперь... Нет, и теперь у него есть выход. И пусть хоть кто-нибудь попробует упрекнуть его, пусть только попытается!

Иван осторожно нащупал под комбинезоном яйцо-превращатель, засунул руку внутрь. При этом он заставил себя думать о Лане – думать четко, выражение, образно – пускай читают его мысли, пускай!

– Трепыхаешься? – поинтересовалось вдруг брюхо.

– Куда уж нам, – прохрипел Иван.

– Ну, трепыхайся, трепыхайся!

Змеиные стебельки с глазами втянулись в брюхо Хранителя. Даже следов не осталось; будто и не было ничего.

Иван скрючился, поднес яйцо к горлу, сдавил. Он нажал на него сразу, со всей силой нажал. И почувствовал, что происходит, а точнее, уже произошло, нечто странное – он вдруг разросся во все это огромное помещение, обрел тысячи сильных и легко управляемых конечностей, он вдруг увидал все разом, будто и в каждой его конечности находилось по сотне глаз. Это было непередаваемое ощущение. Но Иван не стал им упиваться, не стал они пытаться разобраться в нем. Надо было действовать!

– Ну что, слизняк ничтожный! – взревел он громоподобным, голосом, не своим, каким-то даже искусственно усиленным. – Что ты теперь скажешь?!

Он мгновенно подтянул к себе, под своды, три десятка самых мощных и толстых щупальцев-отростков, напряг их концы до одеревенения, и не жалея ни сил, ни тканей, ни когтей, ударил со всех сторон одновременно в чудовищное прозрачное брюхо.

– Получай, каракатица поганая! Сверхслизняк!

Его щупальца застряли в пронзенном шарообразном теле. Но оттуда уже водопадами хлестала вниз темно-желтая пена. Тело прямо на глазах стало терять форму шара, съеживаться, опадать, превращаться в висящий, комок морщинистой кожи.

– Это интересно... – прозвучало в мозгу у Ивана голосом Хранителя.

– Да, это очень интересно! – зло ответил Иван – Хранитель, тысячелапый и стоглазый, огромный и почти всемогущий. Это крайне интересно!

И он также резко, как и вонзал, выдернул концы отростков. Обмякшее тело упало вниз. Вместе с ним, вслед, опустился Иван. В самом крохотном щупальце-отросточке он сжимал у круглого тела яйцо-превращатель, но не знал, куда его приставить – ведь рта-то не было! Мелькнула мысль, странная, но завораживающая, чертовски привлекательная, но и отталкивающая: а почему бы не остаться здесь, почему бы самому не стать Хранителем, всемогущим, всевидящим, подлинным сверхсуществом?! Но он чувствовал, что это просто не получится, он чувствовал, как уходят силы, как он слабеет с каждой секундой. Видно, превращатель не мог так запросто перебрасывать малую массу в сверхбольшую, наверное, ему нужно было время, чтоб собрать в свое поле дополнительное вещество, дополнительную энергию... Иван Хранитель судорожно водил яйцом по всей поверхности тела, пытаясь нащупать нужную точку, слабея, теряя сознание.

Первый раз он очнулся на груде червеобразных холодных отростков. Очнулся с зажатым в правой восьмипалой руке яйцом. Лана что-то кричала в самые уши. Но он не мог разобрать. И вновь ушел в черноту.

Второй раз сознание вернулось не сразу. Оно приходило урывочно, тут же пропадая, перемежаясь с мраком провалов. Но Иван все же ощутил, что его куда-то тащат. Тащат самым примитивным и грубым образом – за ноги.

– Эй? Кто там? – поинтересовался он еле слышно.

– Прочухался! – обрадовалась русоволосая.

Это она волокла его за собой, крепко ухватившись за твердые покрытые хитиновой чешуей лодыжки. Ей было тяжело. Но она не сдавалась, тянула. Иван присмотрелся – они находились в каком-то круглом туннеле со змеящейся световой полоской, бегущей поверху. Туннель состоял из секций, метров по сто каждая. В местах их стыковок Ивана встряхивало на грубых швах. Но боли он не чувствовал. Сил для того, чтобы встать, пока не было.

– Ну и куда мы? – поинтересовался он не без ехидцы.

Лана фыркнула. И тяжело, сипло ответила:

– Куда глаза глядят. Больше некуда!

Через некоторое время они уперлись в преграду. Но пластиковая на вид переборка сама упала, открывая вход в какое-то светлое огромное помещение, а может, и вообще на простор этой планеты или чего бы там ни было.

– Погоди! – прикрикнул Иван. – Надо разобраться!

– Успеется! – ответила Лана.

– Стой, кому говорю!

Но она уже выволокла его наружу. И тут же вдруг пропала куда-то. Иван приподнялся, сел...

Его подхватили чьи-то сильные руки, поставили на ноги. Перед глазами мелькнули трехглазые рожи, заскрежетало, зачавкало.

Иван увидел прямо перед собой здоровенного негуманоида, обычного, каких он уже навидался вдоволь.

Негуманоид раззявил пластинчатую пасть, раздвинул мешки брылей.

– Рад приветствовать вас на Харх-А-ане в месяц ядовитых трав! – провозгласил он как-то торжественно, радостно, даже восторженно.

И ударил Ивана в челюсть. Да так, что тот отлетел на три метра и рухнул плашмя наземь.

Харх-А-ан. Перпендикулярные уровни. Невидимый спектр. Квазиярус. Год 123-й, месяц ядовитых трав - нулевое время

Каждый мир, даже самый сумбурный на первый взгляд и необъяснимый, самый нелогичный с точки зрения земного логика, абсурдный и бессмысленный, фактически не менее упорядочен и конкретен, чем мир, привычный наблюдателю – там, где перестает действовать земная логика, начинает действовать логика неземная, только и всего – и нечего выдуриваться, пытаться подстроить под себя то, что существует помимо твоей воли, что существует, даже и не замечая твоего существования, не замечая тебя самого, нечего дергаться и пытаться все осмыслить, привести к известным тебе знаменателям, все это бесполезная затея! Бесполезная и иссушающая мозг! Ибо ползет улитка по стебельку травинки, не ведая ни одного закона окружающего ее мира, не ведая, но подчиняясь им, существуя по ним, а следовательно, и сама она часть этого мира, часть многосложной совокупности его законов, сама один из таковых – потому и необорима в миллионах и миллиардах поколений. Ищущий же объяснений всему, желающий постичь непостижимое вырывается из жизнеустойчивой совокупности этой, из самого симбиоза живого и неживого, материального и Нематериального. И ополчается против него все живущее по законам и внутри них, стремится поглотить изгоя или выпихнуть пробравшегося внутрь. Так случается в своем мире. Сплошь и рядом случается! А в чужом? В мире, существовавшем без тебя и тебе подобных, в мире, не породившем тебя, а лишь принявшем на время, как в нем? Столь же он суров к нарушающему законы чужаку? Или он его не приемлет ни в единой ипостаси, ни в нарушении, ни в соблюдении?! Нет ответа. И не будет! Нечего даже пытаться отыскать его, ибо ни что не повторяется в точности, никогда и нигде! Что же делать? Как быть? Из трясины можно вытащить палец, руку... но если тебя засосало с головою, что делать?!

Так или примерно так думал Иван, находись в полуобморочном состоянии, то всплывая на поверхность, то проваливаясь в бездну. Мысли были несвязные, путанные, но именно они почему-то лезли в голову. И изгнать их не было сил. Иван даже не знал, сколько времени он лежит в состоянии прострации, ему казалось, что очень долго, чуть ли не всю жизнь.

Несколько раз его принимались пинать ногами под ребра. Но он не вставал, а наоборот – сразу же отключался, уплывал. Видно, на превращение в многолапового и стоглазого ушло столько сил, что ему еще нескоро придется выкарабкаться... Да и придется ли?! Откуда-то издалека доносились хрипатые голоса:

– А слизняка куда? В утилизатор?!

– Не, не надо!

– Почему?

– А потому! Не мы его сюда впихнули, не нам и выпихивать!

– Загадками говоришь.

– Дурья башка! Может, его кто на ниточке ведет, понял?! А ты дернешь – кончик-то тебя и по макушке огреет самого! А то еще чего, тут с умом надо... Пускай ползет, какое нам дело!

– Вот это точно, дела нет! А только место свое знать надо. У-у, гнида!

Ивану опять раза три кряду саданули по ребрам. Он перевернулся на бок, скрючился.

И все-таки голова постепенно прояснялась. Да и тело оживало. Но Иван не спешил – он решил, что поднимется или сделает попытку подняться лишь тогда, когда силы восстановятся полностью, ну хотя бы на две трети. Он незаметно просунул руку в пояс, нащупал шарики стимуляторов, очень осторожно и медленно, чтобы не вызвать подозрений, если за ним следят, поднес руку ко рту и проглотил сразу пять или шесть шариков. Он знал, что потом будет плохо. Но это потом. А выкарабкиваться надо было сейчас.

– А может, он не слизняк? Может, из наших? Гляди-ка, не отличишь ведь! – донеслось снова сверху.

– Был бы наш, сразу на внутреннюю связь вышел, так-то!

Иван и раньше догадывался, а теперь до него дошло окончательно – негуманоиды в основном переговариваются мысленно, телепатически, и потому он в любом обличий предстает перед ними чужаком.

– Наш или не наш, какое дело! Что ж теперь – так и позволять ему по перпендикулярным уровням шнырять? А мало ли куда его занесет?!

– Не наше дело!

– Ну и ладно!

Иван подождал, пока смолкнут удаляющиеся шаги, и повернул голову, приоткрыл один глаз – верхний. Никого рядом не было. Тогда он открыл все глаза, осмотрелся, сел. В спину будто колом ударило.

– Проклятье! – выругался он. И застонал. Лишь теперь начинали сказываться все те удары, что были нанесены ему в бесчувственном состоянии. Зеленая пелена застлала взор. Он отогнал ее усилием воли, собрался. И стало лучше – то ли стимуляторы подействовали, то ли сработали рефлекторные механизмы, заложенные в его мозг и тело еще в Школе.

Он сидел посреди самой настоящей пустыни – от горизонта до горизонта тянулась одна и та же растрескавшаяся серая земля. И не земля даже, как он убедился, проведя рукой, а ссохшаяся или обожженная глина. Трещины были глубокими и широкими, причудливо изломанными и забитыми каким-то непонятным, но явно искусственного происхождения мусором. Чего только в них не было – и разноцветные спиральки разных величин, и пластиковые черные болты с кривой нарезкой, и колечки, и штыри, и перепутанная и изломанная проволока, и вообще черти что! Но главное, нигде не было намека на что-то такое, откуда Иван с Ланой могли выйти в эту пустыню. Или его успели отволочь так далеко? Иван не знал. Он сидел и вертел головой, ничего не понимая.

Небо было зеленым и бездонным. В эту ненормально прозрачную пропасть было страшно смотреть. И Иван снова уставился в землю. Он сидел на плоской глинистой плите с причудливо изрезанными краями – плиты этой только-только хватало, чтобы вытянуться во весь рост. Иван склонился над трещиной, сунул в нее руку. Но тут же выдернул ее обратно – в пальцы словно током ударило. Он попробовал еще разок, но уже с другой стороны – шибануло сильнее. Нет, подумал он, лучше не экспериментировать!

Встал. Ноги держали. Головокружение прошло. Он подпрыгнул вверх метра на полтора – и сумел разглядеть: чуть ли не за горизонтом, в теряющейся дали какие-то смутные тонюсенькие столбики или башенки. Подпрыгнул еще раз, но разобраться так и не сумел.

Надо было идти куда-то, разыскивать русоволосую и вообще искать выход, если он только есть в этой безжизненной пустыне. Не сидеть сиднем! И Иван побрел, куда ноги понесли. Поначалу он перешагивал через трещины. Но это было утомительно, сбивало с ритма, ведь плиты были разной ширины, разных форм. И он стал прыгать с одной на другую, иногда и перемахивая через те, что поменьше. Все это напоминало какую-то глуповатую детскую игру, когда ребенок, спешащий за матерью, вдруг задается целью не наступить ни на единую трещинку в наземном покрытии, и от того поминутно сбивается, спотыкается, а то и падает. Но на Ивана напал странный азарт – он прыгал с плиты на плиту, и уже не на ходу, а на бегу; он просто несся как сумасшедший, как взбалмошный ребенок. Через каждую сотню плит он подпрыгивал вверх и глядел за горизонт, но башенки-столбики не приближались, до них было так же далеко как и в самом начале.

Он начал задыхаться. Но когтистые лапы были послушны, выносливы – Иван еще раз убедился, что негуманоиды правильно поступают, не нося никаких башмаков или сапогов. Да и как на такие раскоряки натянуть башмаки! Он прыгал и прыгал в надежде хоть куда-нибудь добраться. По его расчетам позади оставалось не меньше полутора десятка километров. Но ничего не менялось – пустыня-свалка была точно такой же как и в исходном пункте. Складывалось впечатление, что некто специально размел весь этот пестрый мусор по щелям столь равномерно.

От однообразности пейзажа начинали уставать глаза. Иван почти не смотрел по сторонам, лишь, контролировал узенькую полосочку впереди... И вдруг он сбился, споткнулся, упал на колени посреди одной из плит. И его сразу прошибло второй волной пота – ледяной, неприятной. Посреди следующей плиты лежал маленький кругленький черненький шарик.

Иван осторожно, словно переступал не по разломам глины, а прыгал с льдины на льдину, перебрался на плиту. Взял шарик щепотью... Да это был самый обыкновенный гранулированный стимулятор, самый что ни на есть земной, его собственный! Думать о том, что кто-то успел до него побывать тут и оставить на плите шарик было наивно. Иван сел и призадумался.

Все было чертовски нелепо! Бежать по кругу, как это бывает с неопытными ходоками и бегунами, блуждающими в трех соснах, он не мог, с его выучкой он бы и в полубессознательном состоянии не ползал кругами.... И все же он вернулся туда, откуда начал свой путь.

– Эй! – крикнул он вверх. – Кто-нибудь меня слышит?!

Голос его растворился в зеленой прозрачной пропасти.

– Ну и черт с вами!

Иван снова сунул руку в трещину – его затрясло. Да так, что зубы-пластины застучали трещоткой и из глаз покатили слезы. Но он терпел. Его било, колотило, трясло безжалостно, неистово. Тело корчилось словно в агонии. Но он терпел. И все глубже запускал в трещину руку. Наконец наткнулся на что-то твердое, округлое. Вцепился и потащил на себя. Но вытащить ничего не сумел... Плита вдруг накренилась, встала дыбом будто переворачивающаяся льдина – и Ивана повлекло куда-то вниз. Он еле успел зацепиться за край плиты. Но тут же отдернул руки, иначе бы их расплющило всмятку о другую плиту. Но не упал...

Какая-то невидимая сила мягко опустила его на дно подземной пещеры. Да, это была самая настоящая пещера, каких на Земле не счесть – с темными и неровными стенами, с мрачными еле видимыми сводами, с которых свисали сталактиты – переливчато светящиеся, необыкновенно красивые. Иван сидел на большом валуне и думал – ну, вот сейчас подойдет кто-то, или просто прогремит голос, и его обрадуют чем-нибудь этаким, дескать, ты там-то и там-то, за столько-то световых лет от того-то. И он уже приготовился выкрикнуть, что ему наплевать на то, где он и на каком расстоянии от предыдущего места хотя было той причине, что для него все эти места одинаково далеки, все где-то у черта на рогах! Но никто не подошел.

Тогда Иван сам встал. И в сердцах ударил лапой по торчащему из неровного дна пещеры сталагмиту, точно такой же сосульке что и сталактит, но растущей наоборот. И произошло странное. Переливающаяся изумрудной синевой сосулька спружинила словно резиновая. И с непонятной силой ударила Ивана в лоб. Он полетел спиной на валун. Но тот откатился в сторону, открывая дыру провала... и Иван опять полетел «вниз». Он уже ничего не соображал. В мозгу вертелась какая-то мешанина из «перпендикулярных уровней» и «прыгающих лягушат».

Падение было бесконечным. Мелькали сосульки-сталактиты, стены, валуны, своды, сталагмиты, ржавые лестницы, каменные ступени, что-то текло и журчало, падали, но почему-то наискось, хрустально-пенистые водопады, в лицо Ивану летели брызги. Но он даже не прикрывался. Наконец его тряхнуло. И падение прервалось.

Он лежал на спине посреди огромного зала. И опять, как и в случае с навесом, никакой дыры или проема в нависшем над ним потолке не было, будто он упал прямо через эту серую, явно металлическую поверхность, пронизав ее как нож масло.

– Иван! – тихо позвал его кто-то.

– А-а?! – отозвался он невпопад.

Вскочил на ноги, не зная, куда бежать, что делать.

– Иди же ко мне!

Голос принадлежал русоволосой, теперь Иван это точно разобрал. Но куда идти? Где она?! Иван ничего не видел кроме серого потолка и серых стен. И все же он сделал с десяток шагов в направлении прозвучавшего голоса.

– Смелей!

– Тут стена. Где ты?! – Иван остановился.

– Да, нет тут никакой стены, давай! – снова позвала Лана.

Иван протянул руку и она прошла сквозь стену.

– Ну видишь? Там нет ничего, иди сюда!

Иван шагнул прямо на стену... и прошел сквозь нее, не почувствовав даже легчайшего прикосновения к телу. Зато он сразу же вляпался в какое-то вязкое месиво и запутался в тягучей и липкой паутине. Начал обрывать ее, вытаскивать лапы – ему еле удавалось проделывать это. И он по-прежнему ничегошеньки не видел кроме самой паутины, толстенной и клейкой.

– Чего ты там застрял, живее давай! – нетерпеливо прокричала Лана.

– Где ты?!

– Там же, где и ты, – прозвучало совсем рядом, не дальше десяти метров от него. – В Невидимом спектре, понял?

– Ничего я не понял! – сорвался Иван. – Говори толком! Что это за мерзость, как ты сквозь нее пробиралась, вот ведь гнусь какая!

Он совершенно запутался и увяз. Бессилие раздражало, заставляло рваться из паутины сильнее, резче. И все больше ее накручивалось на тело, все труднее становилось двигаться.

– Не психуй! Я сама ничего не знаю. Это все Марта так говорит. Она слыхала. А я не знаю. Тут Квазиярус какой-то! Ты мужчина, ты и ломай себе голову! Ну-у?!

– Я пошевельнуть пальцем не могу, а ты ахинею несешь! – заорал Иван. Он был просто взбешен.

Если бы в эту минуту ему под руку попался, плазменный резак, он бы стал жечь все и всех направо и налево, без разбору и жалости. – Где ты, черт бы тебя побрал?! Как ты пролезала через это болото поганое?!

Лана отозвалась не сразу. И голос ее прозвучал обиженно:

– Меня сбоку провели, через дверцу... и подвесили.

– Чего-о?!

– Да не ори ты как резаный! Подвесили, говорю, вот и все! А еще сказали – тут, мол нулевое время и ты, то есть, я, значит, буду тут жить вечно на благо их цивилизации, и все будет, чего только ни захочу... надо только висеть и все. Остальное не мое дело. Понял?!

Иван начал соображать что к чему, ему припомнилось кое-что, он поневоле призадумался. И выругался крепко. Но на этот раз про себя, не вслух.

– А Марта?! – спросил он зло.

– Чего – Марта.? – не поняла русоволосая.

– Где она?

– Тут.

– Тоже висит?

– А как же! Тут все висят! Но я никого не вижу из них, только слышу, понял? Нам разрешают переговариваться, болтать о том о сем. Мы уже дней десять болтаем...

– Сколько? – удивился Иван.

– А ты думал! Я все ждала поначалу, а потом рукой махнула – все равно не придешь... а ты вот пришел. Странно!

Иван запутался окончательно, во всех смыслах. Но самое главное, он был опутан паутиной, и даже сам себе теперь казался каким-то коконом. Но вырываться он не переставал, все напрягал мышцы, изгибался, пытался присесть, вытянуть ноги или хотя бы одну. И все же мучило любопытство. Он обязан был знать все!

– А почему нулевое время, что за бред?! – крикнул он сквозь липкую маску паутины, налипшей на лицо.

– Они умеют находить точки в Пространстве, где время не движется и можно жить вечно, понял? Так Марта говорила. Она от других слыхала. Я не знаю, может, и врут, но так говорят, поди проверь. Эти точки только в Невидимом спектре и только на пересечении квазиярусов, понял?

– Не понял! – сознался Иван. – Но все равно говори! Хоть перед смертью узнать, в какое дерьмо вляпался!

– А что с тобой?!

– Ты совсем дура! Неужто не слышала, я сто раз тебе говорю – тут паутина, я погибаю уже, понятно! А еще болото! Ну да неважно, говори! Мне все равно не поможешь.

Иван был уже опутан по рукам и ногам, не мог пошевельнуть даже крайним пальцем, кончиком пальца.

Лана отозвалась сразу:

– Стой спокойно, дурень! Это же самый обычный фильтр! Не соображаешь, что ли?!

– Ты много соображаешь! – выкрикнул Иван. – Чем ругаться, лучше напоследок скажи мне что-нибудь ласковое, доброе, ведь я же тебя... люблю, нет уже, любил, точно, любил, все прощай!

Лана опять долго молчала. Потом сказала тихо, голос ее дрожал:

– Ладно уж, нужна мне любовь эдакой трехглазой образины! Много о себе думаешь! – слова были недобрыми, а голос нежным и взволнованным, видно, думала она совсем иное, чем говорила.

– Прощай!

– Да помолчи немного! Пойми, под ногами у тебя не болото никакое, не трясина, а фильтр – к нам нельзя без фильтра, инфекцию занесешь! А через этот фильтр тебя протянет и все будет в порядочке, стерильным станешь, все сам увидишь.

У Ивана слабеньким птенчиком трепыхнулась в груди надежда.

– Правда-а? – жалобно взмолил он.

– Так говорят, вон и Марта...

– Да хватит уже про нее!

Иван чувствовал, что его затягивает все глубже, но и не пытался сопротивляться. Теперь он верил, точнее, он был готов верить во что угодно, хоть в чудо, хоть в сказки.

– Вот ты перебиваешь все время, а сам не слушаешь, – рассерженно продолжила русоволосая. – У них очень мало земных женщин, понял! Потому и делают все, что только можно, потому и в эти ярусы специально подвешивают, вечную жизнь дают, берегут как зеницу ока, понял? Потому и ублажают, и кормят, и поят, и все, чего душе потребуется...

– Да не потому! – взвыл Иван. – Ты же сама знаешь, не потому!

– Ну и что, – вдруг резко ответила Лана, – ну и что?! У них народ древнейший, миллионы, лет цивилизаций, многие вырождаются, перестают давать потомство, да почти все, чего там! А ты бы чего стал на их месте делать, а? Вымирать, что ли? Нет уж, не захотел бы вымирать! Вот и они не хотят! Они наших подвешивают, чего-то там делают – и только давай, в ускоренном режиме, сотнями, тысячами зародышей выдают, успевай выносить да в инкубаторы помещать для выращивания! Вот так! Ивана захлестнуло мутной волной ярости.

– И ты-ы?! – прохрипел он, погрузившись в вязкое болото по плечи.

– А что я – особенная?! Тут все одинаковые! И все говорят, совсем не больно, даже не чувствуешь ничего, наоборот, висишь и наслаждаешься вечной житухой, а там все само собой идет. Вот так, они умеют!

– Ты спятила! Ты с ума сошла на этой чертовой планете или как ее там, ты просто ненормальная! – Ивана прорвало. Вязкая трясина подступала к подбородку, и он задирал его вверх, чтобы не захлебнуться. – Неужели и ты...

– Меня пока готовят только. Тут много всяких стадий, понял? И там в садике – это тоже стадия, им надо, чтоб каждая сама созрела, вот ведь как! И Марту не силком увели, эта толстуха все врала, Марта сама напросилась, вот и увели, она созрела, и я сама к ним приползла, сама, хоть и с твоей помощью... А теперь чего же, я не знаю! И мне хочется жить вечно! Какая разница – здесь, там, еще где... Тут я всех переживу, тут просто рай, так все приятно и хорошо, будто все время в теплой ванне с чем-то нежным, ароматным. И совсем не скучно, ни капельки! Вот меня подготовят, и я тоже начну испытывать блаженство, как Марта, как все они!

– Молчи!

Это было последнее слово Ивана. Его затянуло с головой. Он начал задыхаться. Но по-настоящему испугаться не успел – его вдруг выдернуло непонятной силой из трясины и бросило на что-то мягкое и раскачивающееся, напоминавшее гамак.

Прямо перед Иваном висел огромный мохнатый шар. Шар был судя по всему живым, он поводил боками, вздрагивал. Иван спрыгнул с гамака, задрал голову – и не поверил глазам, своим. Шар вытягивался кверху грушей, и под самыми сводами, на высоте пяти или шести метров, заканчивался патлатой и неухоженной головкой с сонными покрасневшими глазками. Почти от самой головы, из-под волос торчали тонюсенькие ручки. Они нервно теребили что-то невидимое, поблескивающие ноготки отражали тусклый синеватый свет. И весь этот гигантский шар-груша висел в почти совершенно прозрачной сети, которую Иван поначалу и не приметил, висел на сложной системе крючьев-шарниров, переплетающихся гибких шлангов, трубочек и прочих непонятных приспособлениях. Но то, что живой шар-груша составляет единое целое с патлатой и сонной головой, Иван сообразил сразу. Это было невероятно, но это было фактом.

– Чего тебе – тут надо, слизняк? – вопросила женская голова как-то вяло.

– Ничего! – огрызнулся Иван. Ему не понравилось, что и такое вот существо называет его слизняком, будто издеваясь не только над ним, но над самим здравым смыслом. Но все же он заставил себя выдавить два слова: – Ты кто?

Шар-груша вздрогнул, заколыхался.

– Я – Марта, – донеслось сверху. – Вечная Марта. А ты – ничтожный и жалкий слизняк, приползший оттуда, я тебя распознала.

– Не слушай ее! – вдруг прозвучал громкий голос русоволосой. – Не слушай! Иди ко мне!

Иван завертел головой, но ничего не смог увидеть.

– Где ты?

Его взгляд случайно упал на какой-то морщинисто-слизистый хобот в полметра шириной, выходивший снизу из шара. Иван пригляделся. Хобот стлался по полу извивистыми кольцами и пропадал в стене. Иван подошел к ней. И только тогда увидал – никакая это не стена! То, что он принял за зеленоватую стену, было на самом деле толстенным стеклом огромного аквариума-резервуара, заполненного зеленой жидкостью. Он даже вспомнил аквариум в кабинете Толика Реброва, там, на Земле, вспомнил его чистую прозрачную воду, свирепых обитателей... Но здесь все было иначе – вода была мутной, да и вода ли это была? А в ней плавали тысячи, если не десятки тысяч, тоже зелененьких и тоже полупрозрачных головастиков. Они сновали и вверх и вниз, в самом беспорядочной, броуновском движении. Конец хобота, проходившего сквозь черное упругое кольцо внутрь аквариума, лежал на самом дне, из его отверстия при каждом содрогании шара-груши вырывалась стайка совсем крохотных, почти не различимых головастиков.

– Убирайся отсюда, инфекция ходячая! – недовольно пробурчала огромная Марта. – Здесь не место слизнякам!

– Иди ко мне!

Иван, не глядя, бросился на голос русоволосой. Еще немного, и его вывернуло наизнанку, он не выдержал бы – висящая Марта и все прочее произвело на него впечатление более жуткое, чем Хранитель да и вся эта негуманоидная шатия-братия!

– Иду!

Он прыгнул в темноту, прорвал какую-то невидимую завесу, прорвал словно тонкую резиновую пленку... и оказался прямо перед ней, перед Ланой. Но в первую очередь он оглянулся, чтобы проверить себя, чтобы убедиться в этом переходе. Но ничего позади не было. Абсолютно ничего кроме глухой серой стены.

Русоволосая висела в трех метрах над полом в прозрачном коконе. Висела и улыбалась. При виде Ивана скривила губки и протянула:

– Фу-у, какой же ты все-таки страшный! Прямо, смотреть не могу!

Иван отмахнулся от ее слов. Это все было ничего не стоящей ерундой! Главное, она, она была прежней, нисколечки не изменившейся, видно, процесс преобразования висящей в гигантскую плодоносящую матку или не начался, или же был в самом начале, не выказывал себя. Иван не стал долго размышлять.

– А мы вот так! – выкрикнул он.

И подпрыгнув, вцепился во все эти трубки, канатики, шланги... рванул на себя, выдирая их из стены. Упали они вместе – Иван успел поддержать русоволосую, и она почти не ушиблась.

– Дурак! – визжала она. – Ты самый настоящий дурак! Кто тебя просил?!

Но Иван ничего не слышал и не желал слышать. Он не теряя ни секунды, грубо и властно, обдирал с нее полупрозрачную липучую сеть, выпутывал из кокона.

– Ты не смеешь распоряжаться мной! Пусти! Пусти немедленно! Они тебя в порошок сотрут! Дурак ненормальный!

И Иван на миг прервал свою работу и влепил русоволосой звонкую пощечину. Та сразу же смолкла, уставилась на него удивленно-вопрошающими глазами.

– Ну что, накричалась?

– Все равно ты не имеешь...

– Пойдем! – Иван так рванул ее за руку, что она упала на колени и метра четыре он волочил ее волоком. – Быстрей!

Иван сунулся было в стену, через которую только что проходил, но больно ударился сразу головой и плечом. Стена была настоящей.

– Я хочу жить вечно! Я хочу блаженства! – упиралась Лана. Из глаз ее текли слезы, губы были искусаны в кровь.

– Щас, щас – приговаривал Иван, ощупывая стену, – щас я тебе покажу как живут вечно! Ты хочешь вечно висеть, как эта твоя Марта?

– Да!!! Дурак чертов!

Иван не нащупал прохода в стене, зато ноги его вдруг стали погружаться в пол – за минуту он опустился по пояс. Но руки ее не выпустил, наоборот, сжал еще крепче.

– Тут можно пробраться! – заявил он твердо.

– Ну и лезь сам!

Иван снова дернул русоволосую на себя. И она стала утопать в этом непостижимом материале покрытия, которое всасывало в себя тела, не переставая казаться на глаз твердым и ровным.

– Щас!

Иван ушел вниз с головою, но тут же подался вперед, под стену. И его расчет оправдался – он распрямил согнутые ноги, и голова его, пройдя сквозь пол в комнате с аквариумом-инкубатором, вышла наружу. Через секунду он выбрался полностью, вытянул русоволосую.

– Пусти! Мне больно!! – завизжала та.

– Смотри! – зло произнес Иван. – Смотри, почем блаженство и вечность!

Лана уставилась на Вечную Марту, шарообразную и жуткую, на этот опутанный сетью мохнатый живой шар-грушу с морщинистым слизистым хоботом. С полминуты она молча таращила глаза. Потом из груди ее вырвался такой крик, что у Ивана заложило уши:

– Не-е-ет!!!

Она начала падать. Но Иван успел подхватить ее тело, вскинуть на плечо. Не мешкая, он запрыгнул в плетеный гамак, тот самый, на котором опустился сверху, принялся дергать за стропы-канаты беспорядочно, но сильно.

– Вы оба – жалкие слизняки, – проговорила арта брезглво и равнодушно. – Жалкие, смертные черви!

Иван не стал отвечать. Он почувствовал, что гамак пошел вверх – и это было маленькой победой, все остальное чепуха, мелочи!

– Виси себе вечно! – крикнул он на прощание со злой веселостью. И тут же сам удивился, почему так, откуда в нем это недоброжелательство, злорадство, откуда?! Ведь ему бы следовало пожалеть несчастную! Даже в висках заломило.

И уже на исходе из комнаты-аквариума он расслышал глуховато-надменное:

– Это вы несчастные, это вас надо жалеть...

Лана очнулась. Вцепилась в плечо рукой. И прошептала на ухо как-то вяло, обреченно:

– Все равно мне не уйти от них. Ты, может, и убежишь, ты им не особо нужен, а мне не уйти! – И заплакала.

– Это мы еще поглядим, – заверил ее Иван.

Они проскочили потолок – с таким ощущением, словно их протащили на канате сквозь огромную кучу чего-то сыпучего и мелкого наподобие крупы. И угодили прямиком в один из тех водопадов, которые Иван видел, спускаясь сюда. Только теперь этот странный, бурлящий и пенящийся водопад падал не наискось, как прежде, а бил могучим фонтаном вверх. В общем-то Иван и не успел толком разобраться, что произошло, как его, мокрого и растерянного, вышвырнуло на поверхность, прямо на плиты пустыни-свалки. Рядом сидела не менее мокрая и напуганная Лана. Она, несмотря на все страхи и растерянность, как-то по-деловому и кокетливо в то же время отжимала волосы. Лужицы воды испарялись с плиты прямо на глазах.

– Выбрались! – выдохнул Иван.

Русоволосая смотрела на вещи практичнее.

– Ага, прямо, выбрались, – проговорила она с изрядной долей иронии, – выкинуло нас, вышвырнуло – как слепых котят! А ты – выбра-ались, тоже герой нашелся!

– Как бы ни было – лучше, чем висеть! – сказал Иван и отвернулся.

Русоволосая ткнула его кулаком в спину. Зло просипела:

– Не напоминай! Я знать про то, что было в этом проклятом Квазиярусе, не желаю! Еще слово скажешь, я тебе все три твои буркала выцарапаю, понял?!

– Понял, – поспешно ответил Иван.

Он был доволен этой переменой, а то думал, что свихнулась совсем, что от страхов да передряг ума лишилась. Теперь убедился, нет не свихнулась, "русоволосая была вменяема. Уж если кто и спятил, так он сам. Но выяснять все это было некогда.

– Пошли! – буркнул он, вставая.

– Куда?

– Не знаю. Но надо идти!

– Вот вечно у тебя так – сам не знаешь, а все лезешь куда-то! Да других за собой тянешь!

Иван вывернулся к ней лицом. И обомлел. Но смотрел он не на нее, а дальше, поверх ее головы, в даль пустыни-свалки.

– Да-а, – проговорил он, еле шевеля губами, – похоже, нам и в самом деле идти никуда не придется!

– Ты что?! – испугалась русоволосая. И тоже обернулась.

К ним стремительно приближалась, на глазах вырастая в размерах, какая-то чудовищно нелепая машина, представлявшая из себя смесь допотопного танка, еще более допотопной боевой колесницы времен Ассирии и Вавилона, и наисовременнейшего бронехода. За сотню метров от них машина вдруг снизила скорость и стала медленно, но неотвратимо наползать на них, нависая жуткой и непонятной громадиной.

– Встань!

Иван сам поднялся, поднял русоволосую. Она пыталась вырваться, убежать, спрятаться от машины-чудовища. Но бежать было некуда. И Иван это прекрасно понимал. Он стоял на месте, стоял чугунным, поблескивающим чешуей изваянием – ноги словно вросли в плиту.

– Поглядим еще, у кого нервы крепче, – процедил сквозь сжатые зубы. – Стой! Не дождутся гады, чтоб мы от них бегали! Стой!

Лана окаменела, подчиняясь ему. Громадина нависла над самыми головами. Огромные гусеницы, сочлененные со старинного вида колесами, медленно наползали, гремя и посверкивая траками. Плоское, увешанное цепями днище, мелко и надсадно подрагивало – словно от исполинского напряжения. Из брони торчали короткие длинные стволы пушек, пулеметов, лучеметов, вообще непонятно чего. На кривых железных кронштейнах болтались тяжеленные решетчатые сферы. Все было нелепо, громоздко, жутко.

В ушах у Ивана прозвучал пропитой голос Псевдо-Хука: «Убегай! Проваливайся в перпендикуляры, не то хуже будет! Ну чего же ты стоишь пнем?!» Иван мотнул головой, прогоняя голос.

– Они раздавят нас! – закричала Лана.

– Нет!

Иван не выпускал ее руки. Пусть давят! Неужто они на самом деле приперлись неведомо откуда на этой громыхале, чтобы раздавить их?! Нет, тысячу раз нет, они бы давно могли расправиться с беглецами значительно проще, не пуская на них, голых и безоружных, бронеход-колесницу.

Чудовищная машинаостановилась в полуметре от них, застилая собой небо, нависая над головами гигантскими дрожащими гусеницами. Лана не выдержала, упала на колени, расплакалась – громко навзрыд. Она размазывала ладонью слезы по лицу и не могла выговорить ни слова, лишь хлюпала да подвывала тихонько.

Иван погладил ее по голове, погружая пальцы в пышные и уже высохшие волосы. Он тоже был готов разрыдаться.

– Не плачь, не надо!

Она закивала, поглядела на него изнизу, но слезы не остановились, они текли и текли по ее щекам, груди...

– Эй вы! – заорал Иван, вскидывая подбородок. – Ну и что дальше?!

С десятиметровой высоты, из распахнувшегося люка высунулись сразу три пластинчатые рожи. И будто в такт движениям невидимого дирижера принялись скрипеть да скрежетать. Они смеялись над беспомощными беглецами. Хотя Иван не видел тут причин для смеха.

Наконец смех-скрежет стих. И один из негуманоидов изрек:

– Мне кажется, двуглазая еще не созрела, как вы думаете?

– Ага! – многозначительно ответил средний.

– В садик ее, и весь разговор! – сделал вывод третий. – В карантин на Хархан. Дозреет, будет отличной маткой.

– А с этим чего делать?

– С кем еще?

– Да вон, ползает там амеба в пыли.

– Ну-у, этот уже вполне созрел. Его пора выставлять. Как считаете?!

– Сначала надо дать ему внутреннюю связь, – неуверенно проговорил средний.

Иван вдруг оглох от множества голосов, зазвучавших в его мозгу – там перемешались хрипы и скрипы всех трех негуманоидов, нежный, но чуть сипловатый голосок Ланы, и еще много, много неизвестно чьих голосов... Иван двумя руками сдавил уши, зажмурился.

– Не-е, рано еще! – сказал первый. И все сразу же смолкло.

Иван открыл глаза. То, что он увидал, не радовало. Две огромные металлические решетчатые сферы, висевшие на уродливых крюках-кронштейнах, опускались. Опускались прямо на них. Иван не понял, что происходит. Но вдруг сам отпустил руку Ланы. И она отошла от него на четыре метра, застыла безмолвным изваянием.

– Лана! – крикнул он во весь голос. – Беги! Но она даже не шелохнулась. Тяжеленная сфера, словно выпиленная квадратами из литого чугуна, опустилась, закрывая русоволосую. Но Иван еще видел ее сквозь прорези-окошечки она стояла все так как будто околдованная.

– Лана-а! – снова заорал он.

Это было нелепо, невероятно. Уж если их разлучали, то могли бы дать хотя бы слово сказать на прощание! Нет, не надо слова! Хотя бы посмотреть в глаза друг другу! Ивана трясло от гнева, досады, от собственного бессилия. Но что он мог поделать?!

Он не отрываясь смотрел на сферу, на проглядывающую женскую фигуру... И вдруг сфера опустела, начала подниматься. Иван ясно видел, что под ней да и в ней самой, поднимающейся, никого нет. Он не знал, что они сделали с русоволосой. Но он почувствовал, что теперь долго не сможет повидаться с ней, – не исключено, что они и вообще никогда не встретятся... Он хотел броситься с кулаками на эту бронированную колесницу. Но его уже накрыло второй сферой. Сквозь прорези-окошки он видел и машину, и мусорную пустыню. Но не мог сдвинуться с места, не мог поднять руки. Ему вдруг стало тепло, даже горячо, словно его погрузили в ванну. И вместе с этим чувством тепла пришло успокоение. Он расслабился, перестал негодовать, злиться, бесноваться, ему все стало совершенно безразлично. Он поплыл по волнам, растворяясь в теплоте и спокойствии, забывая о том, где он находится, что с ним, кто он.

Изолятор – 123-й год, декада грез. Обратное время – Гадра. Ха-Архан, Арена, Год 124-ый, 1-ый день месяца развлечений

– ..снова возвращается на круги своя, и что поделаешь, так заведено, менять никто не станет, даже если и захочет кто изменить ход вещей, так ничего у него не получится. Я вам уже тысячу раз втолковывал – надо не дергаться, надо чтобы все шло само собою. И никаких проблем! Ну, попробуйте же, ведь в ваших интересах выбраться отсюда живым и невредимым! Нет ничего проще, надо только постараться...

Псевдо-Хук сидел на колченогом табурете – том самом, которому Иван передавил дубовую ножку словно цилиндрик пористого пенопласта. Сидел и занудно рассуждал о чем-то непонятном и малосвязном. Иван закрыл глаза. Но тут же открыл их вновь – Псевдо-Хук сидел вверх ногами и почему-то не падал с грязного и бугристого потолка. Наоборот, он чувствовал себя очень уверенно – размахивал руками, сучил ногами, тряс головой. И говорил, говорил без умолку.

– Вот представьте себе три плоскости, параллельные плоскости, не пересекающиеся, но пронзенные одной иглой. Представили?

– Представил, – машинально ответил Иван, абсолютно ничего не представляя. Он разглядывал ножки табурета, отыскивая следы потайных крючьев, которыми тот крепился к потолку.

– Это очень хорошо, что все представляете, – сказал незнакомец, прячущийся под маской старого кореша Образины. – Очень хорошо. Даже прекрасно! Так вот, всякие букашки, которые ползают по плоскостям, ни черта не видят и не понимают. Но когда их заносит в место прокола, на иглу, они могут переползти в чуждый для себя мир и не заметить этого – ну чего там, ползли себе и ползли, а вдруг оказались где-то не там, где надо. А со стороны они себя, плоскости и иглу, разумеется, увидеть не могут. Они вообще над плоскостью подпрыгнуть не в состоянии, эдакие плоскостные букашечки таракашечки... Но это к нам не имеет отношения, это для наглядности, чтоб вам лучше войти в курс, чтобы разобраться хоть немного. Ну вот, значит, а теперь представьте себе самые обычные многоярусные и промежуточноуровневые четырехмерные структуры с квазиобластями и временными коронами-провалами в точках повышенной концентрации внеобластных гравиполей, представьте в самом упрощенном виде. Представили?

– Представил, – отозвался Иван.

Он не понимал, почему Псевдо-Хук не падает с табурета. Особенно, когда руками размахивает.

– Отличненько! Я знал, что вы на лету все схватываете! А теперь немного отстранитесь, как бы в сторонку отойдите от объектов рассмотрения, и все прояснится – вот комплекс из двенадцати таких структур, связанных энергетическими иглами-уровнями. Сколько игл – никто не знает. Они могут пропадать и могут появляться, постоянных всего две, но и они могут меняться местами, это вы испытали на себе в садике, не так ли?

– Так, – согласился Иван. И закрыл глаза.

– Вот видите! Вам не надо разжевывать пустяков! Это просто великолепно! Но теперь введите во всю эту стройную систему искусственные построения, равномерно рассеянные по всем квазиобластям и перпендикулярным уровням, соедините их спиралями внешне-внутренних переходов и вы сразу оцените всю гармоничность этого мира. – О проникающих волокнах Осевого измерения мы пока говорить не будем, чтоб не усложнять модели, тем более не будем касаться полей Невидимого спектра, иначе вам трудно будет сразу усвоить все.

– Да нет, я постараюсь, – заверил Иван. И не удержался, брякнул свое: – А я знаю. Образина, почему ты с потолка не падаешь, знаю!

– А почему это я вдруг должен падать с потолка? – поинтересовался Псевдо-Хук и вцепился обеими высохшими руками в сиденье табурета.

– Должен! Непременно должен! – заверил его Иван, В голове у него стоял дым коромыслом. Но он гнул свое: – Ты, Образина, не падаешь с потолка, потому что тебя нет! Ясно?!

Псевдо-Хук поерзал немного и снова принялся трястись и размахивать руками.

– Вы ошибаетесь, – быстро проговорил он обиженным тенорком. – Я не падаю с потолка не потому что меня нет. Хотя вы правы, меня действительно нет. Но не падаю я, потому что сижу на табурете, а табурет стоит на полу, хм-м, если это конечно, можно назвать полом.

– Да-а, – язвительно протянул Иван, – на полу, на табурете-е?! А где ж тогда я сижу... Нет, лежу... нет, это самое, стою?!

Псевдо-Хук ощерился до ушей. Ни тут же виновато захлопал выцветшими ресницами.

– А вы, извините, не лежите, не сидите, не стоите, а еще раз извиняюсь, висите вверх ногами на ржавой старой цепи. Если вы соизволите немного выгнуть шею, то вы даже разглядите большой крюк, вбитый в потолок.

– Да-а? – Иван последовал совету. И на самом деле увидел и цепь, и крюк, и настоящий потолок – такой же грязный и неровный как и пол.

Теперь все стало на свои места. Все, кроме него самого.

– Опять дозревать повесили, что ли? – спросил он.

Псевдо-Хук развел руками. И преодолевая явную неловкость, пролепетал:

– Пора бы уже.

– Что – пора?!

– Дозреть пора! – ответил Псевдо-Хук. – Вы учтите такую вещь, что год Всеобщих лобызаний и Братской любви на исходе, нынче последняя декада – декада грез. А потом вам может не поздоровиться тут.

Иван почти пришел в себя. И потому вновь обрел способность рассуждать, кое-как осмысливать происходящее.

– Значит, вы считаете, друг мой несуществующий, – проговорил он, – что доселе мне тут «здоровилось», так?

– Именно так! – заверил самым серьезным образом Псевдо-Хук. – Мы ведь своевременно разобрались с вами в строении этого мира, вы себе представляете его достаточно хорошо. Но вот нравы местных обитателей вы, похоже, не усвоили и даже не изучили ни в малейшей степени.

Иван не стал спорить.

– Сколько мне осталось? – вопросил он.

– Сегодня третий день декады. Все провожают добрый год, все пребывают в грезах, делают добро друг другу и кому ни попадя.

Иван хмыкнул. Дернулся на цепи.

– Ага, – сказал он, – вот это я на себе ощутил.

– Ни черта вы еще не ощутили!

– Ладно, хватит об этом. Где Лана?

– В саду.

У Ивана тут же отлегло от сердца. Главное, с ней все в порядке, она в саду. А уж из садика этого он ее всегда вытащит. Если сам конечно выберется. Он снова дернулся – цепи загремели, крюк качнулся, а сам он маятником пошел из стороны в сторону. Ничего, все образуется, подумалось ему, все встанет на свои места. Но уточнить все-таки надо.

– А сад там же?

Псевдо-Хук тяжело вздохнул.

– Кто его знает, может, и там. Эти предварительные квазиуровни такие неустойчивые... да не мне вам говорить! Как вы думаете, где мы сейчас с вами.

– Не знаю, похоже, в подземной темнице, – ответил Иван, – сдается мне, что я тут уже бывал.

– А вот и ошибаетесь! Это же обычный изолятор. Чтоб вы в последние дни года не натворили глупостей, вас повесили на хранение, понятно?

– Еще бы! Повесили, на хранение... Помогли бы лучше отцепиться, раз такой добренький и заботливый!

Псевдо-Хук замахал руками, заморгал.

– Нет, этот номер не пройдет, даже не пытайтесь, еще хуже будет, что вы!

– Ну, а тогда проваливай со своими советами! – взъярился Иван. – Пошел вон отсюда!

Незнакомец не обиделся.

– Вы зря волнуетесь, – сказал он. – У вас же есть маленький шансик, понимаете? Попробуйте его использовать.

– Что за шанс? – буркнул Иван.

– К концу третьего дня последней декады срабатывает пусковой механизм осевых волокон, ясно? У вас будет возможность нырнуть в поток обратного времени.

– И что?

– А то! Где вас выбросит из потока, не знаю. Да и не в том суть – вы можете оказаться и у нас в любой точке, и в Вашей Вселенной, и в Обратном мире, понимаете?

Иван встряхнул головой, попробовал согнуть ноги в коленях. Но, видно, силенок оставалось совсем мало, потянуться на ногах не удалось.

– Обратный мир, это что – нечто связанное с обратным временем? – спросил он.

– Да что вы?! – возмутился Псевдо-Хук. – Что вы! Не вздумайте ляпнуть здесь про это! И я-то вам зря сказал, вырвалось просто. Вам этого знать не следует! Вы лучше запоминайте, что вам в потоке делать и после первичного выброса.

– Что?

– Так вот, вас в любом случае потом, через часик примерно, откатной волной вынесет сюда, к нам. Но если там, в точке первичного выброса, вы сумеете повлиять на ход событий, изменить их, то откат вернет вас не в подвал этот, как говорите, не в темницу, а куда-нибудь еще!

– Ага, куда-нибудь, – злорадно процедил Иван, – вынесет в пасть дракону или к дьяволу на рога, а может, и прямиком под струю аннигилятора!

– Все может быть, – спокойно и даже как-то поспешно согласился незнакомец. – Оставайтесь висеть здесь. Для этого надо рваться, метаться, дергаться...

– А чтобы в поток нырнуть?

– Когда в вашем мозгу раздастся щелчок и потемнеет в глазах, надо будет как можно четче, яснее, образнее представить то место, куда собираетесь попасть.

– И что же, именно туда и попадешь? – Иван вдруг начал верить незнакомцу, принимать его слова всерьез.

– Вы наивны, так разве можно? Да ежели бы все было по нашим желаниям...

– Я все понял, – уверил незнакомца Иван. – Когда сработает механизм?

Тот сосредоточился. И вдруг пропал вместе с табуретом. Но голос его прозвучал четко и громко:

– Да вот сейчас, секунды через две – третьи сутки уже заканчиваются.

Иван крепко зажмурился. Представил Землю – сразу всю, такой, как видел ее много раз из космоса. Потом перед его глазами всплыла родная деревня, та самая, о существовании которой он узнал, лишь завершая четвертый десяток. Он увидал как наяву деревья, их пышные зеленые кроны, и домики под сенью этих деревьев, настоящие рубленные деревянные дома, увидал улицу, срубы колодцев, совершенно не изменившихся за последнее тысячелетие, увидал даже отдельных прохожих, примятую траву, брошенный у заборчика детский совочек... В этот миг в мозгу щелкнуло – резко, отрывисто, звучно. И вместе со щелчком прозвучало почему-то глуховато, неопределенно: «да будет проклят!» И вся воображаемая им картина вдруг пропала, исчезла куда-то – вместе с домиками, с деревьями, с ручейками, палой листвой, песочницей и совочком. И ее место заняла совершенно другая, о которой Иван и не помышлял, не думал, не собирался даже думать – ядовито пурпурные джунгли Гадры полыхнули перед взором неистовым безумным пламенем, что-то разорвалось прямо под ногами – Иван уже не висел, его несло куда-то, бросая, переворачивая, вращая вокруг незримой оси, но одновременно ему казалось, что он стоит на собственных ногах, не на четырехпалых лапах, а именно ногах, И разрывы следовали один за другим, все мельтешило, дергалось, уплывало...

Он открыл глаза. Это была Гадра. Ее невозможно было спутать ни с одной другой планетой в Пространстве. Кроваво-пурпурные растения-животные, сливаясь в одну перепутанную, извивающуюся и трепещущую массу, полуживыми джунглями закрывали проходы с трех сторон, высились колышущейся, уходящей к сиреневым небесам, стеной. Из этих джунглей доносился дикий рев, перемежающийся залихватским и пронзительным посвистом. Иван знал, кто издает эти звуки.

Он стоял по колено в зарослях лилового лишайника-трупоеда и держал в руках спаренный десантный пулемет с разбитым в щепу пластиковым прикладом. Все это ему напоминало что-то, было знакомо, Иван даже не сразу сообразил, что его просто-напросто отбросило на семнадцать лет назад. Да, он уже стоял точно так же тогда. Стоял и не знал, как быть, как прорваться к лагерю. Две попытки кончились неудачей. Но он не собирался сдаваться.

Его выпихнули из гравилета над самыми джунглями – выпихнули без парашюта, индивидуального антигравитатора, вообще без ничего, вслед сбросили пулемет и пару коробок с патронами. Таково было условие зачетной задачи. В Школе не церемонились с курсантами – раз уж пошел в Отряд, так терпи да помалкивай, а нет, так пропаливай на все четыре стороны, двери открыты!

Да, все это было. И Иван помнил, как он тогда поступил. До лагеря было минут пятнадцать быстрого бега. С учетом всех этих непролазных полуживых дебрей – двадцать-двадцать пять. Но звероноиды обложили его кругом. И сидели за ближайшими стволами-туловищами да поджидали. Иван даже видел каким-то непонятным внутренним зрением, как они облизываются и роняют в лишайник набегающую зеленую слюну.

Со звероноидами пытались столковаться бесчетное количество раз. И они иногда соглашались, кивали своими жуткими головами-черепами, даже подписывали временные договоры. Но тут же их нарушали. Ивану говорили сведующие люди, что сами бы звероноиды и не прочь дружить и контактировать с землянами, да рефлексы, заложенные в них матушкой-природой, были сильнее – стоило звероноиду, пускай и самому смирному, увидать человека, и он начинал истекать слюной, пилообразные зубищи его начинали чесаться, и ничего этот полуразумный абориген не мог с собой поделать, он зверел, наливался похотливо-злобной яростью или наоборот, становился вкрадчиво осторожным, лебезил, припадал к земле, а сам выбирал момент, чтобы вцепиться жертве в загривок. Но как бы ни лютовали звероноиды, они никогда не умерщвляли человека сразу, они не любили мертвечины, даже самой свеженькой, они обжирали человека постепенно, сгрызая мясо с костей, перемалывая – и сами кости... но до тех лишь пор, пока человек этот был жив. Стоило ему перестать дышать, я звероноиды тут же брезгливо отталкивали тело – лишайник-трупоед довершал начатое.

Звероноиды жили в непонятном симбиозе с живыми джунглями. Иногда они появлялись прямо из стволов-туловищ, словно детеныши кенгуру из сумки матери. Разница была в том, что предугадать появление звероноида было невозможно – вроде бы ствол как ствол, ничем не отличающийся от других раскачивающихся полуживых стволов – и вдруг прямо из пурпурной мохнатой коры вылезает лысая угластая головища-череп с клыками, торчащими до висков.

В тот раз Иван после двух попыток прорваться с боем, напролом, выбрал самую верную и, пожалуй, единственную разумную тактику поведения. Он знал, что инстинкт продолжения рода в звероноидах невероятно силен, что он заглушает все, даже фантастическую их прожорливость. И решил сыграть на родительских чувствах. Звероноидыши всегда выводками вились за матерями и отцами, они привыкли, что их не трогают, что им все дозволено. А Иван взял да и по-своему поступил. Он тогда ринулся вроде бы напролом, в третий раз, разнося в клочья очередями здоровенных тварей, тех, что прятались прямо за стволами. Скольких он мог перебить? Пятерых? Десятерых? Но все равно его бы опутали, повалили, начали бы жрать. И Иван не стал воевать, расходовать патроны. Проложив узенькую тропу в самом начале чащи, он ухватил железной хваткой за глотку шестиногого слюнявого и потного звероноидыща, сдавил так, что тот засвистел диким посвистом на весь лес. И вся прожорливая братия, чавкая, роняя слюну и облизываясь, так и замерла, не доходя до Ивана с разных сторон метров на пять, на шесть. Они все поняли. И успокоились. Так и добрел Иван до лагеря, провожаемый сотнями, если не тысячами грустных огромных глаз – звероноиды всегда сильно расстраивались и грустили, если им не удавалось добраться до жертвы. А как дошел до ворот, так и отшвырнул детеныша подальше от себя. Звероноиды посопели, погрустили, поухали с обиженным видом переговариваясь меж собою глухим совиным языком, да и убрались обратно в чащу несолоно хлебавши. Он был очень доволен своей находчивостью тогда. А Гуг Хлодрик, еще здоровый, неискалеченный и вечно улыбающийся, хлопнул его по плечу так, что Иван чуть в пол не ушел на метр, и пробасил:

– Быть тебе, Ванюша, большим начальником со временем, нашим родным и любимым отцом-командиром! У-у, голова!

Отцом-командиром Иван не стал. Вообще у него дела с продвижением по службе были неважные, хотя многие предрекали ему славное будущее еще со Школы.

Что было, то было. Нынешний Иван стоял в обличий Ивана юного и размышлял. Поступить как в тот раз? Нет, ничего не изменится, и его снова выбросит в подвале-темнице, снова придется висеть и дозревать. Лезть напролом? Еще хуже! Не под землей же ползти до станции, ведь не крот! И не птица, чтоб взлететь без антигравитатора и перепорхнуть через все эту чертово отродье! Из чащи доносился посвист, хрипы слышались, и все заглушал время от времени утробный похотливый рев.

А-а, была не была! – решился Иван. Раскрутил над головой пулемет, придерживая его за самый конец ствола, да и зашвырнул далеко в чащобу. Оттуда что-то гулко ухнуло. Но Иван уже не прислушивался. Он уселся прямо в лишайник, зная, что трупоедные растения-моллюски не трогают живых. Уселся, уперся руками в колени, опустил голову. Пускай жрут! Глядишь, кто-нибудь из ненасытных тварей и подавится, все польза! Иного выхода не было. Он не хотел больше болтаться на цепи вниз головой! В конце концов, он не Буратино какой-нибудь, а судьба злодейка не Карабас-Барабас, чтоб так изголяться над ним! Пусть жрут со всеми потрохами! Пусть обгладывают! Он будет терпеть! Терпеть, пока срок не выйдет. А там... Что будет там, Иван не знал, надо было еще дотянуть до этого «тама»! Он сидел и не шевелился, старался даже не моргать.

Сначала из-за пурпурных стволов выглянула одна лысая голова-череп, уставилась водянистыми голодными буркалами на Ивана. Почти вслед за ней на разных уровнях и со всех сторон стали высовываться десятки точно таких голов. Посвист стих. Звероноиды, осмелев, выходили из-за деревьев, сбивались в кучки, сопели, пыхтели, хлюпали, показывали на Ивана корявыми скрюченными пальцами без ногтей, и похоже, спорили о чем-то. Самые смелые начинали приближаться, пока в одиночку, осторожно, на цыпочках, подгибая обе нижние лапы, словно приседая на них, и прижимая к груди две пары верхних. Зеленая слюна текла по розоватой в проплешинах шерсти. Но звероноиды-смельчаки не замечали ничего, они видели только Ивана, только очень вкусный и большой кусок мяса, пристроившийся прямо посреди небольшой полянки.

Вслед за смельчаками потянулись другие. Даже детеныши-звероноидыши, подрагивая и обливаясь потом, ползли между ногами старших к лакомой добыче. И Ивану было непонятно, почему они не бросаются на него всем скопом, почему тянут резину – ведь они же видят, что он беззащитный, что его можно брать голыми руками?! Он зажмурился.

А когда открыл глаза через полминуты, перед ним, с боков и сзади бесновалась сплошная стена из корявых тел, рук, лап, голов-черепов. Звероноиды подпрыгивали, размахивали конечностями, скалились, рычали, свистели, обливались слюной, дико вращали мутными бельмастыми буркалами, скрежетали пилообразными зубищами и клацали огромными клыками.

Один, здоровенный и облезлый, может, вожак, а может и просто, местный богатырь-силач, опустился перед Иваном на четвереньки, вздел две верхние лапы, затряс ими угрожающе, приблизил свой угластый череп-голову к самому лицу Ивана и раззявил кошмарную трехведерную пасть, зашипел, забулькал. Ивану стало не по себе. Он и не представлял, что можно увидать такое: перед ним в несколько рядов торчали острейшие изогнутые зубы, которыми хоть бронепластик грызи, с фиолетового усеянного полипами языка текла слюна, а дальше... дальше начиналось неимоверное, будто все внутренности от пищевода до кишечника вдруг раздулись и высветились, причем, все это подрагивало, сокращалось, наползало одно на другое... и жутко воняло. Крепкий Иван был человек, но и его чуть не вывернуло наизнанку. Все! – подумалось ему обреченно. – Сейчас грызть начнут! А может, и целиком проглотят! Надо терпеть! Терпеть!

Звероноид-вожак заревел свирепейшим ревом с подвыванием и захлебом. И будто по команде все стали орать и свистеть втрое громче, яростней, принялись размахивать лапами над головой Ивана, словно поставили себе целью запугать его во что бы то ни стало до смерти. Зрелище было невыносимое. Но Иван сидел и помалкивал. Он был готов ко всему, к самому худшему.

Но вожак вдруг с лязгом захлопнул пасть. И отступил на пол-шага, чуть не раздавив звероноидыша, крохотного и шустрого. Иван ни черта не понимал. Ведь им пора бы уже было приступать к трапезе, чего они выжидают?

Вожак принялся махать лапами, обернувшись назад. Заухал по-совиному, принялся клекотать и цокать. Через минуту под руки приволокли совсем облезлого низенького и добродушного на вид звероноида с одним-единственным пучком седой шерсти в паху. Нижние лапы у седого тряслись, буркалы были совсем затекшими, зато углов на черепе было раза в два больше, чем у остальных. Вожак что-то ухнул на ухо старику. И тот разлепив бельма, уставился на Ивана. И вдруг сказал:

– Твоя некарашо! Твоя сапсэм плохая!

Иван выпучил на звероноида-толмача глаза. Но не стал оправдываться.

Вожак снова заухал, запричитал. И седой боязливо присел на корточки, заверещал со страшным акцентом, коверкая все, что только можно коверкать:

– Твоя – прыгай! Твоя – боись! Твоя – не сиди! Некарошо! Так сапсэм нильзя!

До Ивана стало доходить. Он немного расслабился, приподняв голову и сказал вяло, уныло:

– Твоя сама прыгай и боись! Моя – сиди.

Толмач перевел вождю. И у того из глаз полились вдруг огромные слезы – такие же зеленые, как и слюна. Он стал грустным. Иван даже пожалел его, проникшись неожиданно для себя заботами вожака и его печалью. Но что он мог поделать! Не прыгать же перед ними, не стенать же?!

– Твоя – сапсэм нэвкусная! – дрожащим жалобным голоском протянул старичок-толмач. – Твоя трава нэ станет, жрать! – Он ткнул в лишайник-трупоед отекшим розовым пальцем. И тоже заплакал. – Так некарошо, ай, ай!

– Ну что ж поделаешь, – скорбно ответил Иван.

Он видел, что звероноиды кучками и поодиночке разбредаются с полянки. Детишки убежали почти все, им, видно, стало рядом со скучным куском мясом неинтересно, тоскливо.

Иван встал нехотя, еле-еле, будто он выбился из последних сил, ссутулился, сунул руки в карманы.

На секунду в глазищах вожака сверкнул интерес, мохнатые уши встали торчком. Но Иван так поглядел на облезлого здоровяка, что тот снова зарыдал, да еще пуще прежнего.

– Моя пошла с твоя! – заявил вдруг Иван горестным и потерянным тоном.

– Не-е-ет! – испуганно отмахнулся толмач. – Никак нильзя! Наша долга кушать нэ сможет! Уходи!

Но от Ивана не так-то просто было отвязаться. Он почувствовал, в чем его сила, и банным листом прилип к вожаку. Тот долго ухал, бил себя в грудь лапами. Но в конце концов осклабился, проревел что-то невразумительное. И поплелся на трех лапах, помогая время от времени четвертой, к деревьям-животным.

Иван пошел за ним. Рядышком семенил старичок-толмач и с опаской поглядывал на несъедобного Ивана. А тому думалось, что пора бы и возвращаться, неужто еще срок не истек, неужто ему тут торчать и торчать. А вдруг все переменится?! Вдруг он не выдержит, сбросит случайно маску унылости, а на него сразу набросятся?! Что ни говори, а соседи опасные, лучше бы подальше от них держаться! Но Иван сумел справиться с тревогами, сейчас нельзя было давать завладеть душою и мозгом.

– Наша дома! Уходи! – сказал толмач, когда они подошли к бочкообразному пурпурному стволу.

Иван покачал головою. Опустился на корточки, показал пальцем на дерево и сквозь слезы просопел так тяжко и грустно, что ему самому стало жалко и себя и этих несчастных:

– Моя – туда! Моя – туда-а-а!

Минуты три они все вместе рыдали перед деревом-бочкой. Ивану даже пришлось похлопать сотрясающегося в плаче вожака по голой волдыристой спине, успокаивающе, по-дружески. Вожак и вовсе захлебнулся в слезах и слюне. Но подполз к мохнатой коре, просунул куда-то лапу, раздвинул что-то... И Иван увидал довольно-таки широкий проход внутрь дерева.

– Туда-а-а! – снова просопел он и затряс в указываемом направлении дрожащим пальцем.

Вожак с толмачем поухали, попричитали... И они все вместе полезли в отверзшуюся дыру.

В дереве было два хода – один наверх, другой вниз. Причем ходы эти не были искусственного происхождения. Ивану показалось, что это не ходы даже, а что-то наподобие пищеводов, кишок, а может, и вен, артерий дерева-животного. Он все хорошо видел, потому что изнутри мохнатая кора была почти прозрачной, наружный свет проходил сквозь нее как сквозь запыленное и мутное стекло.

Они стали спускаться вниз. Лаз расширялся. И через несколько метров Иван заметил, что множество подобных лазов, одни поуже, другие пошире, сходились в довольно-таки большой и полутемной, лиловатой утробе-пещере. Да тут был целый мир – неведомый, странный! Это был самый настоящий симбиоз абсолютно различных живых существ! Иван запнулся – а может, и не абсолютно?! Нет, это надо спецам разбираться! И чем они только там в лагере занимаются?! Ему вспомнилось, что ведь с этого момента, с этого дня и часа прошло целых семнадцать лет! Неужто они так и не докопались ни до чего?! Похоже, что нет, иначе бы Иван еще перед отлетом узнал бы об этом! Вот ведь обормоты, вот бездельники! Да всем этим космобиологам – и земным, и лагерным, грош цена после этого. Но Иван успокоился почти сразу, вспомнив и другое – ведь он проработал на Гадре очень долго, годы – и ни черта не знал, не догадывался даже! Так чего ж других винить! Ладно, еще разберемся! Успеется!

По утробе шныряли туда и сюда звероноиды – самки, детеныши, самцы, переползали с места на место дряхлые старики, разучившиеся ходить. Многие, оттянув от стеночек или пола живые и словно резиновые округлые клапаны, скрывались и переползали куда-то.

– Моя-туда-а-а! – прорыдал он и вцепился в верхнюю лапу толмача.

Вслед за вожаком они протиснулись в липкий сыроватый лаз, съехали прямо на задницах по скользкому желобу-трубе, тоже какому-то живому, дышащему, и очутились в еще большей утробе. Все в ней было оплетено странными красноватыми сосудами-лианами. А еще там были ниши-соты и множество, тысячи, десятки тысяч ниш-сот, размещенных в стенах на разных уровнях. Это было настолько интересно и неожиданно, что Иван замер. Изо всех ниш на него смотрели глаза звероноидов, но не такие, как у тех, привычных, а совсем другие, более осмысленные, огромные, ясные. Иван оживился, выпрямил спину, вскинул голову... И почувствовал на себе вдруг плотоядный взгляд вожака – видно, добыча, вновь становилась для него «вкусной». Иван захотел пригорюниться, сделаться унылым, тоскливым, расслабленным. Но у него почему-то не получилось это во второй раз. И он увидел, как побежала из пасти вожака слюна, как заскрежетали зубища, как высунулся кончик языка, как начала вставать дыбом реденькая розоватая шерстка. А из сот все глазели и глазели. Иван не знал, куда смотреть, на что реагировать.

– Твая – карошая! – Твая – опять вкусная! – радостно, заголосил вдруг старичок-толмач и тоже захлебнулся в собственной слюне.

Она начали подступать к Ивану, не спуская с него плотоядных поблескивающих глаз. На этот раз не уйти! – подумалось ему. – Все, крышка! Пилообразные зубы щелкнули у щеки, обдало вонючим дыханием, обрызгало слюной, отекшая лапа легла на плечо, другая сдавила горло. Иван стоял словно обвороженный и не пытался сопротивляться. Он почувствовал, как затрещала ткань комбинезона, раздираемая зубами толмача. И снова задрал голову к нишам-сотам. Оттуда с любопытством следило за происходящим множество глаз. Но никто не шевелился, не пытался выбраться наружу, присоединиться к пиршеству.

Липкий противный язык обслюнявил Ивану лицо – ото лба до подбородка, клыки клацнули у носа. И он вдруг обрел силы – резко отпихнул от себя вожака, ударом кулака сбил с ног толмача-сластену. И был готов драться! Драться до последней капли крови, до последнего дыхания...

Но в эту секунду, в мозгу глухо щелкнуло. И прозвучало металлически: «Откат!» Иван ничего не понял. Он как стоял, так остался стоять. Но все вокруг вдруг неуловимо переменилось. Не было никаких, ниш-сот, никакой утробы... Зато был огромнейший и полумрачный зал-амфитеатр. Его трибуны состояли из тысяч клетей-лож. Трибуны были круговыми, шли от самого пола до почти невидимых сводов, этих трибун-рядов невозможно было даже сосчитать, таких было много. А в каждой ложе-клети сидело не меньше десятка... трехглазых, пластинчатых, чешуйчатых.

Только теперь Иван сообразил, что это никакая не Гадра, что он вернулся на Харх-А-ан, а может, и на Хархан-А, во всяком случае его выбросило не в изоляторе-темнице. И это было уже добрым знаком.

Он почувствовал, что сжимает в руках какие-то холодные штуковины. Опустил глаза – в правой была зажата рукоять короткого железного меча, на левой висел круглый тяжелый щит, Иван держал его за внутреннюю скобу. Это было странно. Но он уже привык не удивляться.

Он снова был в обличии негуманоида, снова чувствовал себя невероятно, чудовищно сильным, выносливым. Но радости это не приносило, потому что он не знал, что последует за этим всем.

Трехглазые сидели смирно, глазели – глазели на Ивана. А он стоял на верхней ступени огромной, спускающейся спиралью вниз, к цирковому кругу, лестницы. Лестница эта была грубой, сложенной из больших и неровных каменных блоков. Судя по всему, Ивану предстояло спускаться по ней вниз. Но он еще не знал – для чего!

Голос из-под сводов прогрохотал неожиданно:

– Уважаемая публика! Разрешите поздравить всех вас с началом нового года, года Обнаженных Жал!

Громоподобные рукоплескания и гул, рев, крики, визг, изрыгаемые десятками тысяч глоток, перекрыли голос ведущего. Но через минуту, словно по команде оборвались, смолкли.

– Мы рады приветствовать вас всех на гостеприимном и радушном Ха-Архане в первый день сладостного Месяца Развлечений! Ар-ра-ах!!!

– Ар-ра-а-а-а-ах-х-х!!! – прогремело многоголосо под сводами.

– Мы пришли сюда, чтобы развлечься малость, верно?!

– Верно-о-о!!!

– Чтобы отдохнуть, не так ли?!

– Та-а-а-ак!!!

– Чтобы разогнать скуку, накопившуюся в наших мозгах за бесконечный и занудный год Братской Любви и Всеобщих Лобызаний, точно, друзья мои?!

– То-о-очно-о-о!!!

– Ар-ра-ах!

– Ар-ра-а-ах-х-х!!!

Зал неистовствовал. Казалось, все посходили с ума, превратились в диких и буйных животных. Нет, какие там животные! Животным не дано вести себя с подобным безумием, им не дано сливаться в единый тысячерукий и тысяченогий организм, бьющийся в истерическом восторге.

А перед мысленным взором Ивана вдруг всплыл кристально прозрачный ручеек из садика на предварительном ярусе. Как он тихо и нежно журчал! Как приятно было погрузить в него руку, глотнуть воды из пригоршни... Нет, надо было оставаться там, у ручейка! Там было тихо и спокойно, там было хорошо, очень хорошо! А еще лучше было на Земле, на родине. И ведь говорили же ему, десятки раз говорили – Иван, не будь ты дураком, не лезь в петлю головой, оставайся, от добра добра не ищут, ну куда тебя несет на погибель собственную, дурачина ты, простофиля, оставайся! Да, надо было оставаться на Земле! Мало с него, что ли лиха, которого в преизбытке хлебнул за шестнадцать лет работы в Отряде?! И ведь нет, понесло! Зачем?! Куда? Искать справедливости?! Рассчитываться за старые обиды, за смерть отца да матери?! С кем он собирался сводить счеты?! Где искать обидчиков?! Вон их сидит сколько – тьма-тьмущая! Иди, разыщи среди них виновных! Может, их косточки давно истлели уже! Нет, все не так, все неправильно! Верно говорили – дурак он и есть дурак! Надо вообще не вмешиваться ни во что, надо жить на Земле, жить по-земному, по-людски! Нечего рыскать по Пространству и пытаться везде устанавливать свои порядочки, нечего!

Он представил себе, как сидит на бережочке у своего села, а над ним большущая ветла растопырила ветви, свесила крону. Солнышко отражается в водной глади, рыбешки плещутся, пузыри пускают... Вот он закатывает штанины, вот идет в воду ...Ах, как хорошо, благодать! Только это вот и есть подлинная, настоящая жизнь! Все остальное от лукавого, все остальное – погоня за призраками! Ему вспомнился старенький мудрый священник из вологодского села. Как с ним приятно было коротать в беседе зимние вечера. Он бы все сейчас отдал, чтобы очутиться вновь в жарко натопленой избе с разукрашенными морозом оконцами...

Но нет, рев вывел его из сомнамбулического состояния.

– Др-ра-а-а-ах!!!

Иван взглянул вниз, на арену. Там шла дикая резня. Пять или шесть голых чешуйчатых негуманоидов с короткими мечами в руках безжалостно истребляли каких-то одутловатых трехногих пернатых существ с крысиными головами. Существ этих внизу было не менее сотни. Они сбивались в кучи, разбегались, пытались перепрыгивать через совсем низенькие барьерчики, но их тут же отбрасывало назад. Существа гортанно перекрикивались меж собой. Переговорник Ивана улавливал лишь страх, безнадежность, отчаяние в этих криках. И тем не менее, существа были несомненно разумными или полуразумными. Каждое из них держало в ухватистой могучей лапе или палицу с круглым набалдашником, или огромный двуручный меч, или копье метра в два с лишним длиной, или же трезубец. Но весь этот пернатый сброд, все это одутловатое воинство ничего не могли поделать с кучкой совершенно озверевших негуманоидов. Те налетали молниями, сбивали с ног, резали, кололи, опять опрокидывали, гоняли по всей арене, на бегу срубали своими мечами головы, бросались по одному на десяток... И неизменно побеждали! Да, это была не битва, не сражение, это была резня! Иван поневоле содрогнулся, отвел глаза. Наверняка пернатых уродцев выловили на какой-нибудь планете и привезли сюда в трюмах космолетов именно для этой жестокой потехи.

И все-таки один из пернатых извернулся как-то, ускользнул от меча чешуйчатого. И обрушил на его голову массивную палицу. Чешуйчатый рухнул как подкошенный! Но в тот же миг четверо других, не сговариваясь, развернулись и бросились на пернатого бойца. Они пронзили его одновременно, с четырех сторон – бурая кровь фонтанами ударила в лица нападавших, но те не стали уклоняться от кровавых струй, наоборот, они словно получали удовольствия от купания в них, подставляли лицо, шею, грудь, плечи, животы... и скрежетали, дико, громко, перекрывая напряженный гул зрителей.

Сотню трехногих одутловатых бойцов изничтожили в пять минут. Чешуйчатые, волоча товарища-неудачника за ногу, будто падаль, и высоко воздев мечи прошлись по бортику, совершая не чуждый, видно, и им круг почета. Скрылись в проходе. Приветствовали их без особого воодушевления.

Арена с трупами пернатых вдруг поднялась кверху и застыла на миг в воздухе. Иван разглядел ее, она была совсем плоской – не толще трех вершков, и наверняка в нее были встроены антигравитаторы, иначе бы она не могла так свободно парить в воздухе.

– Вы заслужили это по праву! Откушайте-же, дорогие гости! – взревел голос из-под сводов. – Не побрезгуйте скромными дарами хозяев Ха-Архана!

Иван во второй раз услыхал такое похожее и одновременно совершенно другое название этого мира. Но что оно было ему? Ничто! Как бы ни называлось это место, он в нем явно не гость!

Плоская арена с трупами пернатых подплыла к нижним рядам амфитеатра. Два зрителя, а может, прислужника, перепрыгнули на нее, шустро и умело подхватили одно пернатое тело и перебросили в ряды – до Ивана донесся хруст раздираемых костей, разрываемых сухожилий, чавканье, причмокивание. Похоже, здесь обходились без излишних церемоний. Арена подплывала то к одному ряду, то к другому, и везде повторялось то же. Иван глядел и глазам своим не верил – несчастных разумных или полуразумных существ с другой планеты, может, другой галактики, другой Вселенной, пожирали сырьем, без обработки, вместе с перьями, когтями, копытами, клювами. Под сводами амфитеатра стоял такой немыслимый хруст, что сердце не выдерживало, уши закладывало. Иван отвернулся, уставился в холодную каменную стену.

Он не видел, как арена поднялась к сводам и растворилась под ними. От пернатых не осталось ни перышка, ни волосика – все было съедено, проглочено, пережевано, разгрызано и запихано, внутрь желудков.

– Ар-рах! – прогремело снова.

– Ар-ра-а-а-ахх!!! – отозвался насытившийся хотя отчасти зал. – Ар-ра-а-ах!!!

Иван краем глаза увидал, что у сидящих появились в руках неведомо откуда тонюсенькие трубочки. Трехглазые потрясали ими над головами, были возбуждены, радостны.

Из провала, образовавшегося на месте арены, что-то поднималось. Иван не выдержал. Надо было смотреть на все, он в конце концов не слюнтяй-мальчишка и не кисейная барышня!

А поднималась еще одна такая же арена. И в ее центре стояло или лежало что-то круглое морщинистое. Лишь когда арена поднялась на уровень первых рядов и застыла Иван понял; что это такое, вернее, кто это такой. Он давненько не бывал на Ирзиге, да и видал хомозавра всего лишь раз. Но он запомнил его хорошенько и не мог спутать ни с какой другой разумной тварью.

Хомозавры были чудовищно страшны, исполински сильны и по-детски добродушны. Но все же Иван очень зримо представил себе, как этот морщинистый шар сейчас раздуется до своих подлинных гигантских размеров, как абордажные крючья сотен лап-отростков вырвутся из его боков и начнут хватать всех подряд, без разбору, и что тогда начнется здесь!

Но все получилось совсем не так. Иван вдруг заметил, что хомозавр привинчен здоровенными болтами к днищу арены, что эти болты проходят прямо сквозь пластинчатые мощные ласты, что из такого положения бедному ирзигядину не вырваться ни за что!

Арена поднялась еще на три метра и застыла. На нее взбежали шестеро негуманоидов, что-то повытаскивали с краев круга, повтыкали поблескивающие, наконечники шлангов в бока хомозавра. Тот протяжно и отчаянно затрубил. Иван разобрал нечеткое – видно хомозавр от боли орал очень невнятно – и глуховато-горестное:

– Вы не имеете права! Космосовет запрещает так обращаться с гуманоидами! Оставьте меня в покое!!! А-а-а!!! Вам придется отвечать за все!!!!

Иван рванулся было на помощь бедному хомозавру-ирзигянину. Но какая-то железяка впилась ему в шею, не дала сойти с верхней ступени.

Хомозавр орал, проклинал все на свете, жаловался, умолял отпустить его, грозился и плакал. Но его не слушали. Шестеро чешуйчатых накачивали его чем-то непонятным из шлангов. Ирзигянин на глазах раздувался, становился непомерно толстым, похожим на дирижабль древней конструкции. И даже когда он с отчаянным воплем выбросил в стороны обидчиков свои лапы-крючья, ему не помогло это – они не доставали до сидевших в рядах, тем более, до орудовавших внизу.

Прямо посреди амфитеатра возвышался исполинский живой шар. Всего лишь десятка метров не доставало ему, чтобы коснуться верхних сводов. И когда казалось, что шар вот-вот лопнет, снова прогремел, голос:

– Прошу, дорогие гости! Испейте нашего угощения!

По этой команде десятки тысяч тонюсеньких, но очень длинных трубочек со всех сторон воткнулись в хомозавра, протыкая кожу, ставшую от вздутия не такой толстой да прочной, как обычно, в нормальном состоянии ее. А ведь Иван знал, кожу хомозавра не всегда брала пуля из спаренного пулемета – ведь поначалу, когда земляне не знали, что это разумные существа, они на них охотились, думая, что защищают лагеря и станции. Потом раскаивались долго... Эти, судя по всему, и не собирались помышлять о самой даже возможности раскаяния. Скорее всего, местным жителям этого и объяснить нельзя было.

Сосали с громким причмокиванием, сненасытной алчностью, будто их не поили весь предыдущий год – год Всеобщих Лобызаний и Братской Любви. С аппетитом сосали!

Иван отвернулся. Он не мог смотреть на это. Но он не мог и помочь ничем! Хомозавр был обречен, как были обречены и пернатые горе-бойцы, как, надо думать, обречен и стоящий тут вот, на ступеньке, Иван, он понимал это – не просто так поставили.

– Ар-ра-а-а-ахх!!!

Когда Иван обернулся, на арене лежала груда морщинистой съежившейся кожи – хомозавра высосали полностью: и с тем, что в него накачивали, и со всеми потрохами, будь они жидкие или не очень. Ивана передернуло. Он отказывался верить происходящему. Но это была явь!

– А теперь, друзья, нам можно немного расслабиться, посидеть и поглазеть на бой вот этого жалкого и гнусного изменника, обрядившегося в кожу почтенного хархаанянина, со специально припасенным для нашего торжественного случая, вывезенным с далекой Сардурии и единственным в Системе исполинским ядовитым паукомонстром-ургом. – Голос сделал паузу, давая возможность слушателям и зрителям оценить происходящее, и язвительно добавил: – Разумеется, этот ничтожный не продержится дольше двух секунд, друзья, ха-ха...

– Ха-а!!! Ха-а!!! Ха-а!!! – заорал, заскрежетал весь огромный амфитеатр, будто сказано было что-то настолько смешное, что и не удержаться!

– Да, ург расправится с ним мгновенно! Но это будет лишь первая его жертва. Там, за спиной у изменника, в клетях, поджидают своей очереди еще сто восемьдесят семь героев, желающих сразиться с паукомонстром, ха-ха...

– Ха-а! Ха-а! Ха-а!!!

Иван все уже понял. Понял он, что обречен, что на этот раз ему деваться некуда – тут полы да стены твердые, не прошибешь! Но он не понял, почему его все время называли изменщиком, с какой это стати, кому он изменил, чему?! Впрочем, какая разница – все одно умирать!

Низенькие борты начали разъезжаться, круг арены увеличивался на глазах – теперь в его поперечнике было не меньше трехсот метров. Надо же! – подумалось Ивану. – Это что ж готовится?! Чего они еще удумали! Места, что ли, мало для паукомонстра?! Но он увидал, что готовится и нечто иное – над барьерчиком поднимается еле уловимая прозрачная завеса. Видно, маловато показалось устроителям зрелища обычного защитного поля, решили усилить его гравизащитой! Кого же они ему подсунут? И могут ли быть равны силы в такой схватке?! По спине у Ивана пробежала волна дрожи. А перед глазами появилось вдруг, будто выплыв из мерцающего марева, женское лицо. Он не сразу понял, в чем дело. Это лицо было очень странным, в нем проглядывались черты русоволосой Ланы, но одновременно оно было и лицом его погибшей во мраке Пространства жены. Почему они слились, образовали нечто общее, невероятное, но прекрасное?! Иван не смог бы ответить на такой вопрос. Да и не время было в подобные игры играть. Нет, не время! Они сейчас могут, лишь расслабить его. А ему надо быть сильным, твердым... Иван с неожиданным каким-то остервенением ударил рукоятью меча по железному щиту – звон, многократно усиленный эхом, прокатился под сводами амфитеатра.

– Ар-ра-а-ахх!!! – отозвались трибуны.

И тут же из-под арены выползла наверх большущая на вид стальная клетка. Была она в ширину, высоту, глубину метров по десять, не меньше. Сквозь толстые прутья проглядывало нечто непонятное, многолапое, зеленое.

Иван, почувствовал, что зажим у горла ослаб, спустился на ступеньку. Замер. Его положение давало преимущества, он был на три десятка метров выше паукомонстра-урга. Но зрители явно желали, чтобы он спускался вниз, на арену, – недовольный гул заполнил амфитеатр. В Ивана начали тыкать пальцами, кричать ему что-то непристойное. Самые эмоциональные, из тех, кто сидел поближе, пытались даже оплевать Ивана. Но он стоял достаточно далеко от них. И не обращал на хулителей внимания. Если кто-то из них такой храбрый и сильный, пусть сам лезет на арену к клетке! У Ивана даже промелькнула мысль – может, и не стоит участвовать в этом гнусном представлении? Может, бросить меч и щит, сесть на ступеньки и ждать своей участи?! Как тогда, в джунглях?! Но угр ведь не звероноиды, ему все одно в каком ты настроении, для него ты всегда вкусный! И потом, сколько уже можно опускать руки, отдаваться во власть судьбы?! Перед Иваном опять мелькнуло лицо Светы – Ланы. Он опять усилием воли отогнал видение. И еще громче ударил рукоятью в щит.

Передняя стенка клетки ушла вверх. Чудовище очень осторожно, а может, просто лениво выползло наружу. Клеть тут же исчезла в невидимом нижнем проеме. Иван спустился еще на две ступеньки. Остановился.

Он видывал монстров и пострашнее. Но этот был уж больно гадок. Не хотелось бы Ивану даже из простейших эстетических соображений оказаться в брюхе эдакой гадины. Паук был шестиногим. Но как Иван ни пытался, он не смог определить, сколько было суставов на каждой ноге, казалось, что только из них и состояли эти голые бревнообразные коленчатые ноги, заканчивающиеся мохнатыми лапами-присосками. Брюхом паукомонстр напоминал невероятно разъевшуюся гигантскую личинку жука. Один ее конец волочился по земле и заканчивался скорпионьим жалом, имевшим размеры с хобот слона-африканца. Другой конец состоял из одной огромнейшей пасти и рассыпанных вокруг нее в беспорядке глаз. Сколько таковых было Иван не брался считать, не меньше сотни. Это были невыразительные поблескивающие глазки насекомого. Зато очень выразительной была сама пасть. Когда ург ее раскрыл в полузевке-полувздохе, Иван увидал, туда можно запросто въехать на бронеходе, не задев даже ни одного зуба. А зубов-то было – и не счесть, и не помыслить! Вся пасть внутри была усеяна прямехонькими, словно ряда пик, острейшими зубами. По бокам от пасти торчали две клешни насовсем коротких толстеньких основаниях. А чуть выше рос целый пучок зеленых волдыристых и покрытых пушком усов-антенн. И все это великолепие выдержано в зеленых тонах – от блеклого, поганочного, до изумрудно-сияющего, будто люминесцентного... все, кроме самого грязно-белого брюшка, усеянного опять-таки зелененькими бородавками и язвами. Нет, Ивану не светило стать закуской в предстоящем обеде на сто восемьдесят семь блюд, обеде, приготовленном местными радушными хозяевами для этой мерзкой твари. Но он все же спустится еще на ступеньку.

И тут произошло странное. Не обращая внимания на Ивана, паукомонстр вдруг выпрямил свои многоколенные лапы – его брюхо поднялось сразу на двенадцатиметровую высоту, пасть резко раскрылась и... Иван даже не успел понять, что произошло – мелькнуло, блеснуло что-то – и из среднего ряда, из одной, наиболее плотной набитой ложи, вдруг вылетел негуманоид. Вылетел так, словно его выбросило из катапульты. И тут же очутился в пасти. Пасть захлопнулась. В брюхе что-то дернулось, замерло. И почти тут же из края пасти свесился почти до самой земли длинный и тонкий, похожий на витой канат язык с раздвоенным концом.

– Ар-ра-а-ахх!!! – бесновался зал. Зрители были в полнейшем восторге. И судя по всему, их вовсе не опечалила судьба собрата, наоборот, они почти визжали, колотили в ладоши, стучали ногами – сюрприз, преподнесенный ургом, доставил им немалую радость.

Иван-то сразу заметил, что защитный барьер, поднялся выше. Но он понял, это делалось не столько для защиты зрителей, сколько для того, чтобы паукомонстр не отвлекался, чтобы он помнил – с кем воевать, кого жрать, а на кого и внимания не обращать. И в самом деле, еще трижды ург вскакивал на распрямляющихся лапах, метал свой язык-аркан в зрительный зал. Но лишь отшибал его об невидимую преграду. С третьего раза он понял, что к чему. И медленно, с ленцой развернулся пастью к Ивану.

Тот снова оглушительно ударил рукоятью в щит. И побежал вниз. Помирать, так с музыкой!

– Ар-ра-а-ах!!! – сразу обрадовался амфитеатр. – Ар-ра-а-а-а-аххх!!!

А монстропаук наоборот припал к земле, притих, лишь пошевелил усами-антеннами, да почесывал задней мохнатой присоской шевелящееся брюхо. Ничто не предвещало опасности, в ближайший миг. И потому Иван еле увернулся от языка-аркана, мотнувшегося в его сторону неуловимой молнией. Спасла врожденная реакция и навыки, приобретенные, еще в Школе – там вообще через каждую сотню метров и в классах, и в коридорах, и на полях и учебных макетах, повсюду таились бесконечные и меняющиеся день изо дня «пугала» – только успевай уворачиваться! Что ни говори, а закваску он приобрел, дай Бог!

Но в этот раз чуть не сплоховал! Даже расшиб колено, падая со всего маху на каменную ступень. Неожиданное нападение взъярило Ивана.

– Ах ты погань гнусная! – заорал он, не помня себя от бешенства.

Зрители тут же откликнулись восторженным воем, визгами. И Иван ощутил прилив сил от этой поддержки, от сочувствия этих жестоких и не слишком-то чистоплотных болельщиков. Не было времени разбираться в существе происходящего, надо было наступать – только в этом могло быть спасение, если оно вообще могло быть!

Его неожиданно дернуло, облапило... и он взлетел над ареной – высоко-высоко. И тут же неудержимо повлекло вниз. В самый последний момент Иван успел включить внутренний механизм убыстрения всех процессов, в том числе и реакции, и подвижности. Их обучали и такому. Правда, одновременно в мозг закладывали команду-барьер, и сам обученный не мог в любой обстановке перескочить в ускоренный ритм жизни, лишь крайняя опасность снимала психобарьер. Сейчас как раз был именно такой случай. Иван знал, что за каждую секунду, проведенную в ускоренном режиме, он расплатится в дальнейшем месяцем жизни. Да только не время было считаться, надо было выжить! Он рубанул мечом, когда его уже почти поднесло к пасти, его даже обдало жуткой волной зловония... Но успел! И рухнул на мягкое, напоминающее слой опилок, покрытие арены. Тут же сдернул с себя конец языка-аркана, обвивавший его талию. Конец этот был совсем коротким, метра в три с половиной. Иван не стал его разглядывать. Он бросился вниз, под это мерзкое брюхо, собираясь распороть его. Не тут-то было! Ударом коленчатой ноги его подбросило в воздух на уровень седьмого или восьмого ряда. В лицо ткнулся обрубок языка, залил глаза липкой коричневой дрянью, но Иван не дал языку свиться в петлю, теперь он был неуловимо быстр! Он снова рубанул – язык укоротился еще на метр.

Упал он неудачно, слегка подвернул четырехпалую лапу. Но ничего, терпеть можно было. Теперь Ивану казалось, что все происходит будто в старинном замедленном кино. Зрители двигались еле-еле, как в растворе масла, движения их были плавными и грациозными, гул тянулся единым «а-а-а-а-а», без переходов, без промежутков. Иван сразу понял – убыстрение было по меньшей мере тройным, и этого должно было хватить!

Язык снова метнулся к нему. Но не сверхбыстрой молнией как прежде, а всего лишь плетью в умелой руке. Иван упал набок, перевернулся несколько раз, подкатился почти под брюхо. Но его опять подбросило ввысь. Рядом с головой щелкнула клешня. На этот раз бросок урга был очень ловким и точным. Иван падал туда, куда и должен был упасть по замыслу чудовища – на скорпионье жало.

– А-а-а-а-а... – гудели зрители.

Тихо шипел паукомонстр. А Иван все падал и падал. Ему показалось, что прошла вечность, прежде чем он коснулся жала. Ему повезло, а может, он сумел инстинктивно извернуться в воздухе – неважно! Он упал не на само острие, а на его боковину, тут же вонзил в хоботистую поверхность меч. И тут же его швырнуло с исполинской силой об барьер. Иван потерял сознание, упал на опилки. Но в его мозгу сквозь тьму и безвременье бухнул какой-то внутренний колокол, полыхнуло кроваво... и высветилось ярко, неестественно ярко и зримо, прекрасное лицо Ланы-Светы... Нет, рано еще подыхать, рано! Иван вскочил на ноги. Отмахнулся мечом от языка.

Его новый бросок был более удачный – он проскочил-таки под брюхо урга. Воткнул меч, сразу бросил щит наземь, ухватился поудобнее обеими руками, загнал острие по самую рукоять, уперся что было силы ногами... и всем телом навалился, нажал – брюхо стало расползаться. Ивана с головы до ног облило вязкой бурой жидкостью. Но он успел все же пропороть урга – рана зияла расширяющейся полутораметровой дырой. И все это произошло в долю мига.

– А-а-а-а!!! – заорал сам Иван в диком неистовстве. Он уже не ощущал себя человеком, разумным существом, он был просто животным, которое из последних сил, вкладывая остатки жизненной энергии, бьется за себя, не желая покидать этого мира. – А-а-а-а!!!

– ...а-а-а-а-а-а!!! – гулко и вяло отзывался амфитеатр. Он жил для Ивана пока еще в замедленных ритмах.

Однако паукомонстр не упал, даже не присел. Он только издал невероятно высокий, неожиданный для него звук – будто завопил фантастически огромный павлин. И распрямил ноги, ушел высоко вверх всей своей брюхо-головой.

Иван, не мешкая, рубанул по ближайшей ноге. Меч отскочил от хитинового панцыря-покрытия. Нога дернулась и Ивана подняло вверх. Подняло медленно, осторожно. Он даже не сразу понял, что это мохнатая лапа-присоска всосалась в его спину. Он уже был на высоте восьмиэтажного дома. Паукомонстр стоял на пяти лапах, истекал вонючей дрянью, но держал-таки Ивана в шестой лапе. Это была серьезная промашка! Иван чертыхнулся, крепче сжал рукоять меча.

Снизу к нему приближалась иззубренная трехметровая клешня. Коротенькое основаньице, к которому она крепилась, оказалось телескопическим, выдвижным – на такое Иван не рассчитывал, казалось, все предугадал, и вот на тебе! Воевать с хитиновой клешней было бессмысленно. Иван ткнул за спину мечом, потом еще раз, еще! Но присоска держала его крепко. Это был конец!

Клешня приблизилась вплотную, раскрылась медленно. Иван ударил мечом со всей силы. Ударил снова! Клешня даже не вздрогнула. Она обхватила его поперек туловища – совсем нежно обхватила, Иван почти не чувствовал прикосновения, но вырваться не мог, и понесла столь же медленно к раскрывающейся пасти.

Только теперь Иван сумел по-настоящему оценить этот кошмар! Из такой камнедробилки нельзя было выйти, живым. Это была его смерть. Он опускался сверху, пасть медленно и неостановимо разворачивалась вверх – на миг Иван сам себе показался маленьким и беззащитным червячком, слизнячком, которого бросают в раскрытый клюв птенца. Где-то с ним уже происходило подобное. Но где, Иван вспомнить не смог. Клешня раскрылась и он стал падать в чудовищную зубастую, вонючую ямищу пасти. Ург даже не пытался помочь себе свисающим вниз языком. Судя по всему он считал игру законченной.

Но Иван так не считал. Перед ним опять встало это странное сдвоенное лицо. На кратчайшую долю мига встало. А в следующую долю того же мига, уже находясь в пасти, совсем рядом с острейшими зубами-пиками, он ткнул мечом в розово-белую мяготь неба... Чудовище пискнуло как-то по-мышиному, раззявило пасть еще шире, видно, от боли, от неожиданности и Иван, минуя зубы, провалился в мрачное и трепещущее краями отверстие зева. «Дурачина ты, Иван! Ведь погибнешь ни за что, ни про что!» – прогудело в ушах басом Гуга Хлодрика. Иван зажмурился. Закрыл лицо левой рукой. Погиб! Все!

Но в нем снова проснулось взъяренное дикое животное – он стал колоть мечом в мяготь глотки, рвать его когтями ног. Одновременно он чувствовал все-таки, что этот пищевод, или черт его знает что, стал вдруг сокращаться, пропихивать его куда-то дальше. Иван сопротивлялся поначалу. А потом перестал. Ему не хватало дыхания, все лицо, уши, нос, рот все три глаза были заляпаны чем-то горячим и гадким, вонючим, липким, тело сдавливало все сильнее, с каждым толчком-судорогой его пропихивало все дальше... И все же он колол, колол, колол. До тех пор, пока не почувствовал, что летит куда-то, проваливается во что-то, и снова летит...

Он лежал на опилках, весь залитый бурой клейкой кровью паукомонстра-урга. И ничего не соображал. Он все продолжал тыкать своим мечом – рука дергалась судорожно, неостановимо. Сверху на него текло, лилось, падало что-то длинное. Тягучее, противное.

– Ар-ра-а-а-а-а-аххх!!! – зверски орал амфитеатр. Все вновь вернулось на свои места, не было замедленным, казалось, даже наоборот, все ускорилось и усилилось. Все неистовствовало: – Ар-ра-а-а-ахх!!!

Только одна часть этого безумного мира двигалась по-прежнему замедленно. Ею было падающее на Ивана брюхо-голова. Оно падало наподобие дирижабля, напоровшегося на мачту, сползающего по ней. Но оно упало. Упало прямо на Ивана сразу заглушив все звуки, погасив свет, придавливая к сырым опилкам.

Часть третья. ИГРУШКА

Ха-Архан. Квазиярус. Изолятор. Меж-арха-анье. Престол. Год Обнаженных Жал, месяц развлечений.

Голосок был приторно сладкий, журчал он словно сиропный ручеек. Но слова не сразу стали доходить до Ивана, они прорывались к нему сквозь гул и гуд. Гудело в ушах, в мозгу.

– Ты был прямой герой! Я налюбоваться не могла, какой ты храбрец и силач! Это было что-то! Нет, честное, слово, с ума сойти! Ни одна женщина во Вселенной не устояла бы перед тобою в тот миг. Как ты его – бац-бац-бац! А потом – вжик-вжиквжик! О-о-о! Мой любимый, отважный, мой герой...

Иван не мог понять, откуда здесь взялась Лана? И она ли это была? Нет, что-то голос не тот. Может, Света, может, видение, память мучает? Нет! Все не то!

Что-то упругое и нежное, прохладное и одуряющее все время лезло Ивану в лицо, давило, вжималось, мешало дышать, но вместе с тем приятно возбуждало, вливало силы, вырывало из небытия. Он даже не понял поначалу что это такое. Лишь потом дошло – это же грудь, женская грудь!

Да, это были женские груди. Они попеременно наваливались на лоб, щеки, нос, подбородок... лишали дыхания, зрения, упирались сосками в глаза, губы, ноздри. Когда лицо Ивана оказывалось в ложбинках между ними, он втягивал в себя теплый пряный воздух, и воздух этот дурманил ему голову. Голова кружилась, в глазах что-то мелькало, и почему-то Ивану казалось, что грудей вовсе не две, а больше – три, четыре... Он лежал на спине. И какая-то женщина ласкала его, гладила по волосам, прижимала голову к себе.

– А как ты его пронзил, а?! Весь зал ахнул! Все ведь просто пришли в восторг! Многие рыдали – я сама видела! Ах, это непередаваемо, это чудесно! Но... но если бы я не приказала киберам вытащить тебя из-под этой дохлятины, ты не лежал бы сейчас здесь, ты был бы в утилизаторе, мой милый, любовь моя!

Иван начинал кое-что понимать. Нет, это, разумеется, не Лана! И тем более, не Света! Эта какая-то другая... непонятная, не такая.

Она оторвалась от него, будто желая полюбоваться им издали. И Иван увидал нависающие над его лицом четыре почти правильных шара – упругих, чуть колышащихся, со светлокоричневыми небольшими сосками. Зрелище было настолько неожиданным, что Иван вздрогнул, проморгался – ему показалось, что в глазах двоится. Но груди не исчезли – их было и на самом деле две пары... И они снова опустились на его лицо, снова лишили дыхания. Нет, мелькнуло у Ивана в мозгу, нет, это не земная женщина, это местная... Но откуда, как? Ах да! Ведь она сама сказала! Значит, он жив, он уцелел в этой немыслимой схватке?!

Иван отстранил от себя незнакомку. Приподнялся. Теперь он смог разглядеть ее полностью. Три глаза на довольно-таки приятном лице без подобия брылей и пластин делали его даже интересным, пикантным. Глаза были черными, немного большими, чем надо бы. Но зато в них ощущалось наличие жизни, чувств, не то что у всей этой братии гмыхов и хмагов! Полные большие, почти до ушей, губы тоже не портили впечатления, даже наоборот, волновали, приковывали к себе взгляд. Шея была длинна, нежна и прекрасна – самая настоящая шейка земной красавицы. Нежны я прекрасны были и обе пары полных высоких грудей, нежен был и округлый небольшой животик. А бедра! Ничего подобного Ивану не доводилось видать ни на Земле, ни в ее колониях – бедра были круты и умопомрачительны. В сочетании с тончайшей осиной талией они были невыразимо гармоничны... И все-таки – чешуя! От плечей до запястьев ее руки были покрыты зеленоватой чешуей, мягко отсвечивающей, приятной на вид, но... и ноги, от колен и до щиколоток – все та же чешуя! Иван не видал, чем заканчиваются ноги – четырехпалыми лапами или же ступнями, все скрывала легкая накидочка. Но он видел, что на руках у незнакомки по восемь длиннющих гибких пальчиков с синенькими холеными ноготками..

Волосы ее были необыкновенно пышны, светлы, чисты... Они высоко поднимались над головой и ниспадали волнами назад, по бокам, одна прядь застряла в ложбинках между грудями. И Ивана все тянуло высвободить ее, а заодно и провести рукой по этой нежной упругой коже. Но он сдерживался. Он не знал, что делать, как себя вести. Свое спасение он воспринял без особого воодушевления и чувства благодарности к кому-то почему-то не испытывал.

– Ну-у, как я тебе нравлюсь, мальчик? – кокетливо вопросила незнакомка и повела плечами, закинула голову назад, отчего груди ее поднялись еще выше, живот подтянулся, а бедра, казалось, стали еще круглее, призывнее.

Иван не ответил. Он протянул руку и высвободил застрявшую светлую прядь. Незнакомка чуть подалась вперед, совсем чуточку, но Иванова рука сразу же оказалась в ложбинке меж двух упругих и прохладных шаров. И он не стал ее убирать.

Незнакомка склонилась над ним ниже. Взяла его руку в свою, развернула ее ладонью к себе, прижала к груди, полными губами коснулась его виска, потом щеки, губ... Иван почувствовал ее руку на плече. И в тот же миг она его перевернула на себя, прижала, тяжело задышала в лицо.

– Ну вот, ты и ожил совсем, мой милый, ну и хорошо, как ты мне нравишься, я не встречала еще таких, ну-у, чего же ты медлишь, я жду...

Ее горячие бедра, живот, казалось, вот-вот расплавят Ивана, он словно целиком погрузился в них, растворился, ничего не видя, не слыша, не соображая. Сердце бешенно наколачивало в груди, рвалось наружу, легкие не справлялись со своей задачей... Эта женщина сулила неземное блаженство. И Иван уже поплыл, потерял связь с внешним миром, его вздымало, и бросало вниз, он взлетал, и падал, и а она все шептала ему что-то сладко-нежное на ухо, не давала оторваться от своих губ. Это было сказочно и прекрасно, необычно, волшебно! А впереди их ждало еще большее, почти невероятное, недоступное с земными женщинами, Иван и это предчувствовал. Ее тело, казалось, источало из себя фантастическую сладость, сверхъестественное наслаждение. Это было упоительно! Руки Ивана ласкали ее необыкновенные груди, стараясь захватить сразу как можно больше, собрать, сгрести в ладонях по паре, насладиться ими всеми. Тяжелые упругие шары ускользали, не давались одновременно, и эта игра была вдвойне, втройне приятна. Но руки уже скользили по бедрам, сжимали, сдавливали, тянули... А сам он взлетал, и падал, и казалось, что это не извечная борьба-содружество мужской и женской плоти, а полет, дивный полет с парением, взмывами вверх, падениями в пропасть, и новыми восхождениями. Иван не помнил ни о чем, он жил этим мигом, этой сладчайшей секундой. Его рука, только что теребившая меж пальцев сосок, скользнула выше, к шее, а потом к волосам, он огладил ее лоб, двинул руку дальше... и волосы почему-то пошли вслед за рукой. Иван даже не успел удивиться. Его рука скользнула под волосы, нащупала холодные, колючие пластины, угловатый шишкастый череп – это все было будто бочка ледяной воды в жаркий полдень. Его пронизало холодом до мозга костей.

Срывая пышный светлый парик, он вскочил на ноги. Его неостановимо трясло. Ноги подкашивались.

Она же смотрела снизу недоумевающе, растеряно. Но это была уже не та привлекательная красавица – без чудных искусственных волос она выглядела совсем не так. Ни что ей не могло помочь: ни бедра, ни талия, не высокие груди. Шишкастый череп все сводил на нет, пластины уродовали ее до невозможности.

– Нет, нет, – проговорил Иван, отворачиваясь и все понимая, – прости, но я не могу сейчас, это все не то, все не так, этого не должно быть, ни в коем случае не должно, – он говорил путано, сбиваясь, но он чувствовал, что надо выговориться, что он обязан сказать до конца, – ты для меня не подходишь, ты тут красавица, бесспорно...

– Где это тут? – подала она голос, обиженно, почти плаксиво. – Что с тобой, герой, или ты повредился малость умом в схватке с этим паучком, а? Ты что-о?!

Иван сел. Но сел, как стоял, спиной к ней. И проговорил вяло:

– И я не тот, и ты не та! Вернее, ты конечно, та! А вот я... если бы ты знала! Подумай, присмотрись, ведь я же не имею внутренней связи, так?!

Незнакомка привстала, притянула к себе парик, но не стала его натягивать на шишкастый череп, прижала к груди.

– Так-то оно так, – проговорила она неуверенно, – но какая там связь, чудак, ведь ты же был без сознания, какая связь у бесчувственного тела?

– А сейчас?

– Отшибло, значит? – сделала предположение незнакомка. – Я и впрямь ничего такого от тебя не слышу, будто мертвый!

– Ну вот! Я и есть для вас будто мертвый, я для вас... – Иван помедлил чуть, но досказал: – я для вас – слизняк, понятно?! Я не ваш! Меня все тут презирают, ненавидят, травят!

– Пусть! Пусть! Пусть травят! – проговорила она скороговоркой. – А мне с тобой было хорошо! И я еще хочу. Понимаешь, хочу! А я – не привыкла отказывать себе!

В груди у Ивана что-то оборвалось.

– Потом как-нибудь, – сказал он уныло, – потом.

– Когда это потом? – недовольно спросила незнакомка.

– Не знаю, – ответил Иван еще унылее.

– Не дозрел, стало быть?!

– Стало быть, так!

– Ну тогда... – она встала, широко расставила ноги, откинула голову назад и очень ловко набросила на нее парик. Голос ее стал каким-то злым, железным, неженским: – Подумай еще. И скажи!

Иван оглядел пустые стены маленького помещения, завешенного чем-то вроде тюля, уставленного вазами с цветами-колючками, потом он перевел взгляд на толстенный, в полметра толщиной, кусок клетчатого пластика – только что они лежали вдвоем на этом пластике, им было хорошо, сказочно хорошо, и вот вдруг... как все бывает неожиданно глупо и бестолково.

– Чего мне еще сказать, – промямлил Иван, – у меня есть любимая, есть... мы просто разные, вот и все!

Незнакомка подошла к стене, оперлась на нее рукой. Иван увидал какой-то рычажок, совсем крохотный, моет, ему и показалось, может, это была деталь убранства комнаты.

– Нет! Ты просто не дозрел! – сказала она совсем зло, кривя губы. Опустила руку с рычажком. – Тебе надо малость повисеть, дозреть, мой милый герой!

Ивана перевернуло, дернуло. Свет погас... И он снова ощутил себя висящим на цепях вниз головою в мрачном и сыром подземелье. Он рванулся, забился в цепях. Заорал благим матом, не стыдясь ничего и никого, не совестясь. Его просто выворачивало наизнанку. Все внутри пылало. Стоило проходить через цепь унижений, мучений, надежд, отчаяний, боли, чтоб вновь оказаться болтающимся вверх ногами на цепи в мрачной поганой темнице!

И совершенно неожиданно, как-то не к месту, ему вспомнилось блаженно-идиотское выражение лица висящей в прозрачной сети растрепанной и мохнатой Марты. Вот уж кто дозрел, так дозрел! И где сейчас Лана? Может, ее успели приспособить к аквариуму? Нет уж, он этого не допустит! Иван рванулся сильнее.

И в этот миг наверху что-то загремело, заскрежетало – сдвинулась невидимая дотоле крышка. И вниз, на сырую и бугристую землю темницы, спрыгнули двое – наверное, все те же, несокрушимые и неунывающие Гмых со Хмагом – во всяком случае так подумалось Ивану.

– Ну что, – угрюмо пробурчал он, – опять будете приветствовать с прибытием на Хархан-А, сволочи?

Один из спрыгнувших ответил гундосо:

– Это не Хархан-А, и не Ха-Архан, слизняк, и тем более это не Харх-А-ан, понял? Это промежуточный слой, дурак!

– Ага, понятно, это Меж-хаарханье, так? – с сарказмом вопросил Иван.

– Нет, не мели попусту, слизняк, не опошляй того, о чем не имеешь представления! – сказал другой. – Это обычный изолятор для тех, кто любит шустрить в квазиярусах, А в Межарха-анье еще попадешь. Может быть, попадешь!

– Спасибо хоть на этом, – сказал Иван.

– Нам твоих благодарностей не надо, – заявил гундосый и с размаху ударил Ивана ногой в лицо.

– Да-а, попадет он, разбежался! – проворчал другой. – Туда перевертышей не берут, нужны они там больно!

– Там его и обернут разом! – сказал гундосый.

Иван переждал, пока утихнет боль. И спросил. Он не мог не спросить. Правда, вопрос получился странным:

– Это вы, что ли?! Эй, Гмых, отзовись, ублюдок?! А ты, гнусная твоя рожа, Хмаг, не узнал меня?! Зачем пожаловали сюда, палачи проклятые?!

– Опять грубит! – сказал гундосый.

А второй пояснил:

– Ты ошибаешься, приятель, никаких гмыхов и хмагов в Системе нету, даже кличек таких тут не услышишь! Это у тебя от твоего тупоумия слуховые галлюцинации, понял?!

– Не понял, – упрямо ответил Иван.

– Тогда получай!

Ивану со всей силы ударили в солнечное сплетение. Он задохнулся, потом закашлялся. Изо рта потекла на щеки, лоб, а потом и на пол кровь.

– Тебе уже давно пора бы понять, что здесь ничто не повторяется! Здесь не слизнячий мир! Ну ладно, давай слазь-ка!

Иван не понял.

– Как это? – переспросил он.

– А вот так!

Они ухватили Ивана за руки и потянули вниз с такой силой, что он взвыл от боли в ногах и позвоночнике.

– А ну, взяли!

– Только разом! И-эх!!!

– А-а-а-а!!! – завопил Иван. Он не мог терпеть.

И даже если бы и мог, не стал бы сдерживать себя. Ему было наплевать, что подумают о нем эти палачи.

– Чегой-то не выходит, – озадаченно пробубнил гундосый.

– Чегой-то! Чегой-то! – сыронизировал другой. – Дергать надо лучше, вот и все!

Они снова вцепились в Ивана.

– Только по моей команде!

– Давай уж, чего тянешь!

– И-ех, взяли!!!

Иван не успел почувствовать боли. Крюк вылетел из потолка и ударил его по затылку. Дальнейшего он не помнил.

Очнулся он лежащим в совершенно другом месте. Руки и ноги были раскинуты. Иван хотел поднести руку к лицу – не получилось. Другую тоже что-то удерживало. Он почувствовал себя распятым на какой-то жесткой и холодной плахе. И он не ошибся, так оно и было.

Прямо над ним висело в воздухе, ни о что не опираясь, не прицепленное за что-то, черное яйцеобразное тело. Ивану даже показалось, будто это подаренное ему Хлодриком яйцо-превращатель. Но он сам увидал, что ошибся, это была другая, пусть и сходная, штуковина. Выше торчали непонятные, громоздкие аппараты, направленные своими раструбами на лежащего Ивана. Их было много, но назначение этих аппаратов оставалось для Ивана неизвестным. Да и какая теперь разница! Иван почувствовал, что влип окончательно, крепко.

– Как самочувствие? – спросил кто-то невидимый.

– Нормальное, – машинально ответил Иван. И сам поразился своему дурацкому ответу.

Невидимый заскрежетал, заскрипел – видно, ему стало смешно от чего-то. Иван дернулся со всей силы, но зажимы были прочными и надежными.

– Не стоит нервничать, – предупредил невидимый, – лежи спокойненько, и все будет путем! Через три часа сам себя не узнаешь! Небось, отвык уже, а?

Иван не понял, от чего он должен был отвыкнуть. Его волновало другое.

– Где я? – спросил он.

– Там, куда стремился.

– А если поточнее?!

– В Меж-арха-анье, слизняк, тебе же объясняли много раз, что к чему, – недовольно просипел невидимый.

– Ага, – съязвил Иван, – мне объясняли, а вы присутствовали при этих объяснениях, все слыхали, все знаете!

– Нам без этого нельзя – конечно, знаем!

Из Ивана вместе со словами полилась желчь:

– Ну понятненько, ясненько, все-то вы обо всем знаете, все-то вы понимаете, только вот сказать не можете, у нас тоже есть такие – все понимают, глядят понимающими глазами, потявкивают, повизгивают, подвывают, а вот сказать, ну никак не могут!

– Намек понял, – заявил невидимый, – сам такой!

Разговор сначала перешел в перепалку, потом стал переходить в склоку. Но невидимый вдруг сгладил все, заскрипел, захохотал. Иван то ли от нервов, то ли поддавшись его заразительному смеху-скрежету, тоже рассмеялся. Да еще как! Будто он не распятым на холодной и жесткой плахе лежал, а стоял в комнате смеха у эйфороматов, которые могут растормошить покойника недельной давности.

Он смеялся, и ему становилось легче, словно некий тяжкий груз сваливался комьями или пластами с груди. Впервые за все время пребывания в этой идиотской и не поддающейся логическому истолкованию Системе он чувствовал себя столь расслабленным, легким, беззаботным.

Но невидимка так же неожиданно, как и начал, прервал свой захлебывающийся смех. И стал вполне серьезно объяснять Ивану, что к чему, да еще таким тоном, так разжевывая все, что Иван ощутил себя олухом необычайным.

– Мы сейчас в Меж-арха-анье. Сюда сходятся связующие нити всех трех частей псевдопланетной подсистемы, базирующейся на Хархане-А, Харх-А-ане и Ха-Архане, понял?

– Пытаюсь понять.

– Так вот, каждая часть равноудалена от квазицентра на двадцать один световой год... э-э, световой год, надеюсь, ты знаешь, это не время, это расстояние, которое преодолевает луч света за ваш земной год...

– Не надо разжевывать, я не школяр, – перебил Иван. Его возмутило то, что с ним говорят как с молокососом-дебилом.

– Похвально! – заметил невидимка. – Но продолжим наш ликбез! Итак, центр этот существует на известном расстоянии от известных частей. И одновременно он находится в самом ярде каждой, повторяю, каждой части.

Ивану показалось, что голос очень похож на голос молодого и неспившегося Хука Образины, что невидимка и есть тот самый непонятный и нигде толком не существующий доброжелатель. Хотя ощущалось и различие. Иван не мог понять – в чем, какое, но оно было.

– Мудрено слишком, – сказал он.

– Ни хрена тут мудреного нет! Все предельно просто. Ядра частей пронзены энергетической иглой-уровнем, слыхал про таковой? – невидимка не дал ответить. – Так вот, этот уровень в свою очередь, именно пронизывая все три ядра, теряет в подструктурах пилообразные функции, сворачивается и замыкается сам в себе. Понял? Но только для этих трех ядер. Во всех прочих местах он остается самым обычным простеньким иглой-уровнем.

– Угу, – вставил Иван, – совсем простеньким и необычайно обычненьким! Вы ответьте лучше – с чего это вдруг вы тут решили, что жертву перед закланием надо непременно просвещать.

– Глупость твоя безгранична, слизняк. И потому ее мы замечать не будем. Впрочем, ежели желаешь на арену – пожалуйста, в любой миг! Похоже, там ты себя чувствуешь увереннее!

– А потом?

– Что потом?

– Ну, после арены – куда?

– Как это куда?! – Сюда! – раздраженно разъяснил невидимка.

– Тогда не надо! – заупрямился Иван. – Еще чего не хватало – все заново! Нет, уж! Лучше свежуйте живьем, гады!

– Фу-у! – брезгливо протянул невидимка. – Грубо и некрасиво! Ну да ладно уж, лежи себе. Тебе будет над чем пораскинуть мозгами. – Лежи, перевертыш!

Ивана перестали тревожить. И он остался один – один в тишине, полумраке и неизвестности. Он вдруг вспомнил, что очень много дней ничего не ел и почти ничего не пил, что держался лишь на стимуляторах да на нервном взводе-запале. Но ему и сейчас не хотелось есть. Не хотелось, и все!

Темное и странное яйцо висело над ним. Из раструбов явно что-то исходило. Но Иван пока не чувствовал, что именно. Легкость, расслабленность, беззаботность растворялись, уходили из тела и мозга. Их место занимало постепенно, словно наваливаясь, просачиваясь вовнутрь, нечто тяжкое и муторное. С каждой минутой ощущение становилось все неприятнее. Набегали гнетущие мысли, захлестывало тоской – внезапной, неестественно давящей, изнуряющей.

Иван поскреб подбородком о плечо, и неожиданно почувствовал, что он лежит голышом, без комбинезона, и что самое странное – чешуя на теле какая-то не такая, почти мягкая. Он еще раз уперся подбородком в плечо – и сдвинул целый клок распадающейся отдающей гнильцой чешуи. Его это взволновало на миг. Но тут же все любопытство, как и внезапное оживление, улетучилось. И опять ему стало все безразлично, снова накатила тоска – да такая, что хоть в петлю! Иван зажмурился. И принялся перекатывать голову из стороны в сторону: вправо, влево! Вправо, влево! Вправо, влево! и так до бесконечности...

А когда шея онемела и перестала слушаться, когда тоска стала невыносимой, болезненно жгучей, когда он уже разлепил спекшиеся пересохшие губы, случилось еще более страшное – на него накатили воспоминания. Да с такой силой, с такой ослепительной ясностью, прозрачностью, реальной контрастностью, словно были это не воспоминания, не отблески чего-то далекого, прошедшего в растравленном мозгу, а сама явь.

Мрак Пространства залил все вокруг, лишил мир красок. Но в этом беспроглядном пугающем мраке высветилась вдруг серебристая точечка, стала увеличиваться в размерах – очень медленно, будто ползла черепахой навстречу. Иван не сразу сообразил, что это корабль-капсула трехсотлетний давности, и что он вовсе не ползет, а несется на него с колоссальной скоростью, это просто расстояние и мрак искривляют все, заглушают. Корабль занял собою половину неба. И замер. Начал поворачиваться. Неторопливо выползали по левому борту кронштейны, крепления, сети батарей, вот стала видна выпуклая рубка, вот смотровая площадка, поручни... Ивана резануло по сердцу, по глазам. На поручнях, прикрученные металлопластиковыми цепями к горизонтальным трубам, с раскинутыми руками, неестественно раскинутыми, будто бы вывороченными, изломанными, висели они, давшие ему жизнь. Сквозь затемненные стекла шлемов Иван видел их лица. Это были лики мучеников, искаженные болью, страданием, отчаянием. Без содрогания невозможно было глядеть на них. Иван глухо застонал, скрипнули плотно сжатые зубы. Как ни жгла, как ни мучила его память прежде, такой пронзительной боли он еще не испытывал. Это было не воспоминание, это было не видение, это была сверхреальность! Жуткая, страшная, кошмарная, но именно реальность, увеличенная, усиленная некими, может, и несуществующими сверхъестественными линзами отнюдь не материального происхождения.

Распятые были еще живы. Они время от времени раскрывали рты, будто переговариваясь, или же хрипя, крича от боли и ужаса. Но Иван не слышал ни слова, ни звука. Порою он встречался с ними взглядами. И ему казалось что они тоже видят его, зрачки их глаз расширялись, в них застывало что-то непередаваемое, неописуемое... и Ивану представлялось, что эти люди вовсе не погибли тогда, двести с лишним лет назад, что они живут до сих пор, живут, замерев на грани, на лезвии, отделяющем жизнь от смерти, и что они будут жить еще очень долго в этом ослепительно-жутком взлете полубытия и полусмерти, долго, а может, и вечно, если он не сделает, не совершит чего-то важного для них. И ему казалось, что их глаза и молят его об этом, мало того, что они требуют от него чего-то... а чего именно Иван не знал, откуда он мог знать?! Он сам страдал, он не ведал, как им помочь, и есть ли они на самом деле. Или все – только мираж? Нет! Нет! Тысячу раз нет! И все-таки странно, невероятно. Неужели они не сгорели тогда?! Неужели произошло чудо?! Ивану припомнился мнемоскопический сеанс. Нет, все было так, как было – мнемограммы не могут врать, как не может врать камень, как не может врать дерево, как не может врать ветер! И все же распятые жили, застыв на гибельном, мучительно болезненном острие, на лезвии. Они погибли тогда, бесспорно! Но они и продолжали жить! Как продолжает жить все в Пространстве, продолжает вопреки человеческой логике и людскому здравому смыслу, ибо сам процесс этот выше и того и другого, ибо Сознание и Дух лишь перетекают из одного сосуда в другой, и в их силах придать новому сосуду прежние формы!

Все эти мысли обрывочно мелькали в воспаленному мозгу Ивана. Но они не заглушали боли. Они лишь словно протыкали ее обиталище в беспорядочном суетливом движении. Боль же заполняла собою все – как до того заполняли все тоска, потом мрак.

Боль из-под черепной коробки расползлась по всему телу. Она рвала калеными щипцами его на части, пронзала тупыми иззубренными иглами и ржавыми искореженными пиками, она жгла расплавленной смолой, которую будто бы плеснули сразу снаружи и изнутри. Ивану казалось, что с него живьем сдирают кожу. И не только кожу, но и верхний слой мяса, потом и все остальные слои, что из него дерут сухожилия и вены... И все это разом! Он хотел кричать, стонать, скрипеть зубами, но внутри все пересохло, он не мог издать ни звука, распухший огромный язык заполнил весь рот – так, что нельзя было сомкнуть челюстей. И все-таки главной была не телесная боль.

Распятые не исчезали. Они все так же висели. Смотрели в глаза. И теперь Иван не сомневался – они видят его, точно видят! Но это лишь усиливало боль! Зачем им видеть его?! Неужто с них не хватает собственной лютой муки?! Нет! Не надо! Никогда! Он хотел заслониться рукой. Но руки были недвижны, он сам был распятым на плахе. Хотел зажмуриться, закрыть глаза, и сделал это. Но он продолжал все видеть внутренним зрением – не менее четко, не менее ярко. От этого некуда было деваться!

К видениям стали прибавляться голоса. Они выплывали из общего неразборчивого гула, который Ивану казался обычным шумом крови, прилившей к голове. Но это было не так. Голоса нарастали, звучали явственней. Кто-то невидимый бубнил басом Гуга Хлодрика: «Ты не поможешь им, дура-ак! Ты только усугубишь все! Наплюй! Забудь!» Сипатый Хук Образина вторил пьяно: «Тупица, себя же погубишь! Куда ты лезешь все время?! Надо жить в своей норе, в своей дыре! То же мне, нашелся мститель праведный! Дурачина!» Слабенький приглушенный голосок сельского священника уговаривал: «Не надо, откажись, только всепрощением можно искупить что-то, во мщении и растравлении ран своих не отыскать и тени справедливости, она в Боге, в умении терпеливо и покорно принимать ниспосланное, за все благодарить: и за радости и за горести. Бойся себя! Бойся своей гордыни!» И тут же нервно, почти зло звучал высокий женский: – «Да будет проклят! да будет проклят! да будет...» Серж Синицки заплетающимся языком гундосил; Тю ист крэзи, Ванья! Сэ не трэ бьен, вали, Ванья, нах хауз. Иль ист морт, иль не будет прощай тьэбья!" И совсем невпопад звучал хрипловатый голос Ланы, взволнованный, даже испуганный: «А я бы висела вечно, пусть! Хоть висеть, хоть лежать, хоть вверх ногами – только бы вечно! Это же блаженство. Зачем ты меня лишил его?! Почему?! Ты думаешь, ты можешь решать за всех? Ты ошибаешься! Решай за себя! Вечность – это так прекрасно, это – быть всегда, неважно как, но всегда...» А параллельно, временами заглушая русоволосую, кричала надрывно погибшая а Осевом: «Забери меня отсюда! Забери! Прижми к себе крепко-накрепко! Я не могу с ними, с этими фантомами-упырями! Я не хочу вечности! Я не желаю носиться всегда в этом царстве теней! Умоляю, спаси! Ну что же, что ты медлишь, они ужевырывают меня, они отнимают меня у тебя, ну-у!!!»! И скрипело в уши: «Мразь! Слизняк! Амеба! Жалкое насекомое, комар, лягушонок! Твое место – лужа, грязь, мокрятина! Что ты о себе помыслить смог, тля! Куда ты заполз, червь?! Гнусный болезнетворный вирус, пытающийся проникнуть в здоровое тело! Зараза мерзкая!!!» И какой-то полузнакомый; а то и вовсе незнакомый приторно-властный, напоенный сиропом, угодливый и одновременно хамоватый, наглый, по-холопьему властный, шепоток все время просачивался в мозг: «Такой порядок! Все равно никто вам не поможет, ни здесь, ни там. Ну где вы найдете безумцев? Нет, нет, ничего, с вами разберутся, поместят куда надо, посадят, куда положено, вы не волнуйтесь, в ваших же интересах! Такой порядок!» А неунывающий Дил Бронкс поддерживал, но как-то странно поддерживал: «Держись! Помни, что обещал! Мне хоть что, один черт! Лишь бы оттуда, понял! Гляди, не подыхай там раньше времени! Или ты уже... того? Может, я с трупом говорю, а? Эй, Ванюша, друг любезный, Иван, чертово семя, паскудник, ты жив еще? Нет?! Не слышу?! Может, ты и не улетал никуда? Эй?!» Глаза мучеников все смотрели на Ивана – и боль из этих глаз переливалась в него. А его собственная боль лилась в них! И не было ни конца, ни края!

И вдруг всплыло, бывшее в Храме, всплыло само по себе, не разрушая видения, не отвлекая от него, будто бы существуя одновременно, но в ином измерении. Иван был во мраке Пространства, и внутри Храма, и снаружи – пред его мысленным взором неизбывным очищающим огнем горели золотые купола. И вот они исчезли, вот все затянуло пеленой, а потом сквозь пелену сверкнула блесточкой кроха-золотинка. Но так сверкнула, что мрак вселенский разбежался по углам пространственного окоема. И заглушая все, прозвучало мягко, по-доброму, будто не с земли прозвучало, а с небес: «Иди! И да будь благословен!»

Голоса, видения, страхи, боль, тоска – все сразу пропало. И он почувствовал, что не лежит на холодной плахе, что его успело приподнять вместе с нею, и он висит теперь на зажимах, удерживающих руки, ноги, шею, висит в совершенно другом помещении, ни чем не похожем на предыдущее с застывшим в воздухе темным яйцом и раструбами непонятных приборов-излучателей. Здесь было пусто и светло. Здесь были голые стены и пол. Правда, с потолка свисали шланги толщиной в руку и другими концами тянулись к Ивановой плахе. Но куда именно они входили, Иван не видел. Ему еще было не по себе: перед глазами мельтешили меленькие черные точечки и зелененькие вертлявые червячки. Голова болела.

И все-таки он понял – что-то произошло. Скосив глаз на собственное плечо, потом на грудь, он увидал обрывки и ошметки грубой толстенной кожи с наслоившимися на нее чешуйками. Из-под этих грязно-зеленых струпьев проглядывала обычная светлая, чуть тронутая загаром кожа. Иван сомкнул зубы, провел языком по ним – да, у него были нормальные зубы в два ряда, а вовсе не пластины-жвалы. И видел он не так, как прежде, обзор был поменьше – видно, один глаз, верхний, пропал. Но вместе с тем Иван ощущал, что он еще не стал человеком в полном смысле этого слова, что процесс преобразования, а точнее, возвращения его в человеческое тело продолжается. Вот сползла откуда-то сверху, наверное, с надбровной дуги, пластина, закрыла на минуту глаз, но потеряв опору, соскочила... Иван сжал руки в кулаки, пошевелил пальцами – да, это были его пальцы, лишь обломились два или три когтя, выпали из пылающих ладоней. Молнией прошибла мысль – тело было здоровым, целым! А ведь его основательно исколошматили в тот раз, перед превращением в негуманоида, у него не оставалось ни единого зуба, а сейчас – пожалуйста, все на месте! И боли в переломанных ребрах, в грудине он не ощущал, все было цело. Иван обрадовался и воспрял душою на какое-то время. Помянул добрым словом старину Гуга – как он его выручил с этим яйцом-превращателем! Верно Гуг говорил – не все свойства этой штуковины еще известны, не все! Вот и раскрылось еще одно – способность восстановления прежнего тела при обратном переходе. Это была фантастика! Но это было так, от реальности никуда не денешься. И лишь теперь в Иванову голову пришла догадка. Никакие то были не секретные лаборатории на суднах в Средиземном море, точно! Как он сразу не сообразил, он ведь слышал от своих кое-что! На суденышках, служивших обыкновенным камуфляжем, в обстановке глубочайшей тайны, закрытые ото всех донельзя, работали две сверхсекретные группы временного прорыва. С будущим шутки были плохи. На каждый бросок туда уходила такая уймища энергии, что хватила бы на планетную колонию в другом конце Галактики. Перебросить пока что никого не удавалось. Зато Иван точно знал, что прорывщики умудрялись время от времени кое-что переносить оттуда к себе. Нет-нет, да и приворовывали они плохо лежащее. Видать, и яйцо-превращатель стянули! Где оно могло быть создано, кем, когда? На первые два вопроса и ответа искать не стоило. А вот когда? Уж точно, не раньше тридцатого века, а то и сорокового. Ведь в ближайшие века даже не предвиделось создание приборов, наделенных столь чудесными свойствами. Ничего, еще разберемся, решил Иван, успеется!

Он чувствовал, как осыпается с него клочьями жуткая чешуистая негуманоидская шкура, как сыпятся на пол бронированные хитиновые пластинки. Он теперь сам себе казался голым, абсолютно не защищенным, истинным слизняком. И ему становилось страшно! Как жить в этом мире таким?! Как в нем существовать с практически обнаженным сердцем, мозгом, легкими и всем прочим?! Это ведь равносильно смерти! Каждый, кому не лень, может его пронзить, раздавить, смять! Волна страха накатила внезапно. И Иван сразу взмок, будто его сверху окатили из ведра. Он не желал быть незащищенным в этом ужасном и жестоком мире! Все прочее, все мысли, воспоминания ушли на второй, третий планы, осталось лишь одно – ощущение своей тончайшей кожи-пленочки. Его словно бы выбросили нагишом в Пространство. И он вспомнил, что так уже было, что он висел в Пустоте, ничем не прикрытый, что его сжимала холодная лапа... Но тогда ему не было страшно. А теперь он испытывал не просто страх, его пронизывал ужас.

И в последнюю секунду, когда животный инстинктивный ужас этот грозил повергнуть его в безумие, превратить из человека в зверя, амебу, слизняка, червя, отбросить его в невообразимые дали добытия и хаоса, Иван вдруг ощутил на груди холодок. И даже не понял, что это. Лишь вывернув шею, скосив глаза чуть не до выхода из орбит, он увидал ту самую маленькую угластую железячку, что не снимал ни перед превращением, ни при входе в Осевое, ни ранее, с тех пор, как надел ее на себя. И в голове прояснилось. Страхи ушли. Нет, он не стал вдруг неуязвимым, и кожа его не стала ни на капельку плотнее и тверже. Все оставалось прежним – человеческим, хрупким, нежным, открытым, подвластным смерти в любой миг. Но душа его окрепла, стала сильной, неколебимой, властной, если только эти качества можно разместить рядом с самим понятием Душа. И она влила силы в уязвимое и незащищенное тело, прикрыла его невидимым и неощутимым стальным панцирем. Иван содрогнулся, словно его внезапно ударило током. И наземь полетели последние ошметки чужой шкуры. Теперь он был самим собою. В ушах опять прозвучало, но тише, почти неслышно, будто далекий отголосок растворяющегося под невидимыми сводами эха: «Иди! И да будь благословен!»

И только отзвучал далекий и добрый голос, как в стене напротив образовался проем. В комнату вползло что-то шарообразное на множестве ножек-крючьев. Проем тут же исчез, словно и не было ничего. А Иван увидел, что вползшее существо представляло из себя одну огромную трехглазую голову, усеянную пластинами и короткой рыжей щетиной – ножки торчали прямо из-под брылей и пластин.

Существо внимательно осмотрело Ивана снизу, подползло ближе, разинуло рот-клюв и изрекло глубокомысленно:

– Да-а, чего и следовало ожидать! Слизнякус замляникус примитивус!

– Хватит паясничать! – выдавил из себя Иван.

– А чего это – хватит? Еще и не начинали поясничать-то, дорогуша! Ты забыл, небось, что сейчас месяц развлечений?

Вид у говорящей головы был неприятным. Но она была тут хозяином. А Иван – узником. Ему бы вести себя поскромней, но куда там!

– Что уставилась, тварюга головоногая? – зло и почти без вопросительных интонаций проговорил он. – Сколько мне еще болтаться и дозревать, а? Чего молчишь?!

– А нисколько! – ответила голова.

– Как, это? – изумился Иван совсем по-детски.

– А вот так, дозрел уже, хватит с тебя.

– Тогда развязывай.

– Успеется!

Иван дернулся. Да все без толку, зажимы были сработаны на совесть.

– Не трепыхайся, слизняк, – ласково прошипела голова, – погоди. Мне еще надо отработать с тобой некоторые моменты, опробовать реакцию на адекватность, а там и развяжем... – она вдруг замялась, но договорила, – ежели не перезрел.

– Валяй! Проверяй!

Головоногий откатился в уголок. А на месте противоположной стены высветился экран не экран, а что-то навроде окна с замутненным стеклом. За стеклом висела... Иван подумал сначала, что это мохнатая Марта, размякшая в прозрачной сеточке, выдающая из шара-матки через хобот зародышей прямиком в аквариум, все было в точности... Но взгляда на одутловатое сонное лицо, на заплывшие глазки, на растрепанные, но вовсе не черные, волосы, он чуть не закричал, рванулся опять. Не тут-то было!

За стеклом висела русоволосая Лана. И непохоже было, чтобы она испытывала блаженство, вечное блаженство. В искривленных закушенных губах читались скорее безнадежное отчаяние, тоска. Желтые мешки под глазами старили ее, делали некрасивой.

– Лана-а? – тихо позвал Иван.

Висящая приоткрыла глаза. Долго смотрела, словно не узнавая. Потом вяло и безразлично пролепетала:

– А-а, это ты...

– Они сделали с тобой это?! Говори! – Ивану вдруг вспомнилась ее голова в прозрачном шаре. Голова была совсем как живая, а может, и живая. Но она оказалась лишь ловкой и хитрой подделкой или вообще иллюзией. А сейчас?

Иван почувствовал, что все испытанное им, все предстоящее, да и он сам ни гроша не стоят пред этой вечной мукой. Это он был виноват! Это он обрек ее на висение!

– Мне хорошо-о, – проговорила русоволосая, еле шевеля губами, – ты не гляди, не верь, это неземное, блаженство, ах как мне хорошо, я никогда не умру! Все обратится в тлен и прах, погаснут звезды, в пыль развеются планеты, свернутся коллапсары, а я буду висеть и наслаждаться...

– Заткнись! – заорал Иван. – Чтоб с тобой ни было, я приду, я выдерну тебя из этой гадкой паутины!

– Только попробуй, – вяло и тускло обронила она. И закрыла глаза.

Стекло начало мутнеть. А Иван все смотрел и смотрел на толстый морщинистый и слизистый хобот, свисавший из шара-груши. Его мутило, горло сжимали спазмы. Но он все смотрел и смотрел.

– Укрепи меня и наставь... – процедил он вслух с мольбой, но одновременно твердо, будто не прося, а требуя. – Дай мне, Всемогущий и Всезнающий, сил и терпения, не дозволь вновь обратиться в зверя! Укрепи!

Голова подползла ближе, снова выкатила черные глазища на Ивана.

– Ты чего там бормочешь? Бредишь, что ли?! Тут кроме нас с тобой ни черта нету, слизняк! Так-то! А реакция у тебя неважная, что-то и не пойму, то ли недозрел, то ли перезрел!

Иван молчал.

– Эй, ты слышишь меня?

Иван молчал.

– Я научу тебя быть вежливым головоногий.

Ивана тряхнуло, пронзило тысячами игл. Он сразу понял, куда входили шланги, тянувшиеся от потолка. Но он и теперь молчал. Пускай пытают! Пускай издеваются! Пусть и вообще убьют! Он не проронит больше ни словечка, он будет нем как мертвый, как камень, как эта стена!

Плаха вдруг начала вращаться вокруг своей горизонтальной оси. Перед глазами закружились углы, стены... Через какое-то время, не прекращая этого вращения, она начала крутиться и по вертикальной. При каждом обороте Ивана встряхивало, ударяло о незримый барьер. И трясло, не переставая трясло. Но он молчал.

– Неплохо, неплохо, – доносилось то ли снизу, то ли сверху.

Иван потерял ощущение и того и другого. Ему вообще вдруг начало казаться, что он на Земле, в их учебно-тренировочном комплексе, что его крутят на восьмиплоскостной центрифуге – словно школяра-подготовишку. Продолжалось это бесконечно долго. Иван потерял счет секундам, минутам, часам, может, и дням даже!

И когда плаха-центрифуга замерла на месте, он не почувствовал этого, его еще продолжало крутить, вертеть, переворачивать.

– Совсем неплохо! – заверил мельтешащий в глазах головоногий. И что-то проделал у основания плахи.

Ивана выбросило из зажимов как из рогатки, он не мог стоять на ногах, его кидало из стороны в сторону – он шибанулся всем телом об одну стену, сполз вниз, но его кинуло на другую, потом опять на пол. Ему казалось, что это не его бросает после плахи-центрифуги, а сама комната сошла с ума и вертится во всех направлениях. Его зашвырнуло даже на потолок. Тут же размазало по полу. Но движение было неостановимо.

– Неплохо! Неплохо – неслось от головоногого.

Тот был неподвижен, сидел себе в уголочке, наблюдал.

После двух или трех десятков бросков Ивана вдруг швырнуло на плаху. И та с треском развалилась, будто была слеплена из пересохшей глины. Иван пробил ее насквозь, влетел в огромное пустынное помещение и повалился лицом вниз на холодный каменный пол. Его перестало бросать из стороны в сторону. Он лежали не мог отдышаться.

А когда дыхание стало ровным, когда вернулось чувство равновесия, уверенности, он чуть приподнял голову, повернул ее налево, потом направо – и увидал, что на кистях обеих рук у него надеты массивные железные кольца с ушками, и что от них тянутся по обе стороны цепи, а концы цепей держат в восьмипалых лапах два негуманоида-харханянина, стоящие от него слева и справа.

Когда на него успели надеть цепи? Иван не знал. Здесь все происходило скачкообразно, без привычных постепенных переходов. И иногда это просто выбивало из колеи. Но только не сейчас! После дичайшей болтанки на плахе-центрифуге и всего последующего эти цепи казались подарком судьбы.

– Он что там, заснул? – прогремело издалека.

Иван почувствовал, как натянулись цепи. И встал на колени, опираясь ладонями о холодный камень. Охранники сразу направили на него раструбы своих коротких лучеметов, будто держали на цепях не «жалкого слизняка», а паукомонстра-урга.

Иван криво усмехнулся. Оторвал руки от пола, выпрямился. Но с колен встать он еще не мог – его продолжало пошатывать, ноги и вовсе были ватными.

– Твое смирение похвально, – прогремело опять, – но и слишком утомительно!

Пелена перед глазами Ивана окончательно рассеялось. И он увидал метрах в сорока от себя огромный хрустальный куб, парящий над полом. Куб этот был великолепен в своей прозрачной чистоте и аристократически прост. На самом же кубе стоял голубоватый, усыпанный чем-то мелким и поблескивающим трон. Это был именно трон – не стул, не кресло, не табурет со спинкой. На таком мог восседать лишь властитель очень, высокого, если не наивысочайшего, ранга. Таковой и восседал.

– Пади ниц пред Престолом! – прошипел слева охранник. – Пади, мерзавец!

Иван не придал значения совету. Но голос был ему знаком своей гундосостью.

Цепи натянулись с обеих сторон, и охранники одновременно наступили корявыми лапами на них, наступили у самых колец так, что Иван поневоле ткнулся лицом в пол. Но он тут же дернул цепи на себя приподнялся.

– Не трогайте его, – приказал восседавший на троне.

Теперь Иван разглядел его внимательно. Таких он еще не видал здесь. Пластины густой завесой спадали прямо из-под глаз, скрывая не только лицо, но и грудь. Из голой шишкастой головы торчало несколько отростков, похожих на опиленные рога, было их то ли пять, то ли шесть, Иван не мог сосчитать – восседающий на троне словно в нервическом тике то закидывал голову назад, то склонял ее, будто кивая, здороваясь. Был он худ невероятно, до полнейшего измождения. Руки и ноги его были длинны, костлявы, и на них не поблескивала чешуя, нет, наоборот, казалось, что прямо на кости натянута черная эластичная и притом бархатистая ткань. Однако лапы он имел четырехпалые, птичьи. А грудь, несмотря на общую худобу, котлом выступала из-под черной накидки-плаща. Сидел он, подавшись вперед, растопырив руки, выставив острые локти. Столь же острые плечи торчали двумя пиками. И был он какой-то несуразно большой, огромный, только расстояние мешало определить его подлинные размеры.

– Подойди ко мне! – сказал изможденный властитель и поманил Ивана скрюченным пальцем.

– Эй, слизняк?! Не слышишь, что говорит Верховный Демократор?! – прошипел охранничек справа.

Ивану показалось – вылитый Хмаг! Но тот вел себя так, словно впервые видел несчастного кандального.

– Ни хрена он не слышит! – прогундосило слева.

Они дернулись как в прошлый раз, без команды и сговора. Рванули вперед, волоча Ивана за собой по каменному полу. Двух секунд не прошло, как они стояли в десятке метров от хрустального куба и взирали подобострастно вверх. Иван поднимался, ощупывал ссадины, тер рукой ушибленный подбородок. Ноги его держали плохо.

– Ну что там новенького? – спросил Демократор.

– Где? – не понял Иван.

– На Земле?

Иван замялся было, но все-таки вопросил с вызовом:

– А тебе там приходилось бывать, что ли?!

– Хам! – заорал похожий на Хмага.

– Невежа! – выкрикнул гундосо близнец Гмыха.

И оба ударили Ивана разом прямо раструбами лучеметов по голове. Иван дернулся. Но цепи тут же натянулись.

– Не отвлекайте его, – недовольно процедил Верховник. – Ну что же ты молчишь?

– На Земле все в порядке, – растерянно сказал Иван.

Верховник промолчал, покивал головою – то ли в тике, то ли соглашаясь с Иваном. Потом задумчиво произнес:

– Значит, пора...

– Что – пора? – переспросил Иван. Он уже осмелел, не обращал внимания на вертухаев.

– Тебе этого не понять. Пора! – Верховник вдруг расслабился, откинулся на спинку своего чудного трона. И как-то мечтательно произнес:

– Ну и покуролесили же мы там в свое время! Ах, молодость, молодость!

– Где это – там? – снова поинтересовался Иван.

– Где! Где! – раздраженно выкрикнул Верховник. – Где надо! И вообще, чего это он тут стоит передо мною?! – последнее было обращено к стражникам.

– Как велели-с! – хором рявкнули те.

– Ну да, вспоминаю, – Верховник потер лапой висок. – Проклятый склероз. Слушай, любопытный лягушонок! Мы были тогда совсем юнцами. Как давно все было! Тебе этого не дано оценить! Что ты можешь помнить – твоя жизнь миг! А мы тогда погуляли, ох, погуляли! Дым стоял коромыслом, лягушонок! Ты слыхал, наверное, про вашу последнюю войну, ту, позабытую, что была четыре века назад?! Ах, как мы отвели душу! Это было развлечение, да! Разве сейчас так умеют развлекаться!

– Я ни черта не понимаю! – вставил Иван.

Верховник махнул на него рукой.

– Где тебе! Вы вообще ни черта не понимаете? Вы думаете что все сами, сами... Черви, ничтожные черви! Да разве вы сами на что-нибудь способны?! Нас было шестеро. Шесть мальчишек из Системы, молокососов, хулиганов, шесть ловких парней! И как мы чудили! Вот это был месяц развлечений! Половина вашего мира сгорела в огне, жаль нам надоела игра, можно – было бы довести дело и до конца, но разве в мальчишек есть спрос? А сейчас вот гляжу на тебя, вспоминаю все и, не поверишь, рад, что вот уцелел же кто-то, можно поглазеть, припомнить, порадоваться...

– Чему?

– Не грубить! – рыкнул в ухо похожий на Хмага.

– Пусть говорит, что хочет, отстаньте от него! – великодушно разрешил изможденный Демократор.

– Это все бред! резко выдал Иван. – Дурь маразматическая! Ты просто выжил из ума и несешь околесицу!

Его рванули с обеих сторон за цепи. Но Верховник остановил стражников рукой.

– А с чего ты взял, что я выжил? – спросил он как-то ласково.

– То есть? – не понял Иван.

– Ты сказал – выжил из ума. Это не так, мой отважный и глупый лягушонок! Я сохранил свой ум. Но я, к сожалению, не выжил. Тебя, видно, обманывает весь этот антураж, так? – Демократор указал на куб, трон и самого себя.

– Вот я и говорю – маразм! Старческий психоз! – упрямо выпалил Иван.

Верховный Демократор, властитель Меж-архаанья, не обиделся. Он лишь вздохнул сокрушенно. И будто выполняя тяжкую, но необходимую работу, растолковал Ивану:

– Ты опять не прав! Маразм – и психоз могут быть у выжившего. А я, как уже тысячу раз было говорено, не выжил!

– Не выжил, значит, умер? – сделал вывод Иван.

– Ну вот, и ты умеешь соображать, когда захочешь! Очень разумненький лягушонок. Именно умер! Но сохранил свой клономозг в рассредоточенном состоянии. А это все макет, муляж! Меня нету!

– Не верю!

Верховник вдруг поднял вверх левую мосластую руку, вцепился правой в кисть. И с силой ударил длиннющим предплечьем о колено. Рука с хрустом и треском обломилась.

– Гляди! – он поднял в правой отломленную левую, потряс ею словно мечом, а потом швырнул в гундосового. Да так ловко, что угодил тому прямо в лоб. Гундосый нагнулся, поднял обрубок, приложил к груди и преданно поглядел на Демократора.

Ивану в очередной раз показалось, что он сходит с ума.

– Значит, тебя нету? – спросил он глуповато.

– Меня нет в этом теле. Меня нет в какой-либо определенной точке пространства. Но я есть и существую как рассредотачивающаяся и концентрирующаяся при необходимости квазиматериальная субстанция. Я вот могу, например, взять и сконденсироваться в твоем мозгу, понял, лягушонок!

– Нет! Не надо! – Ивана передернуло от подобной идеи. Он даже не смог сдержаться, хотя знал, просьбы тут и пожелания ни в грош не ставят.

– Ну, не надо, так не надо, – согласился Демократор, – когда будет надо, тогда и вселимся в тебя. Ты только не думай, что это очень почетно и приятно! Ведь не захотел бы ты переселиться в какую-нибудь мерзкую жабу или в гнусного и поганого червя?

– Нет!

– Вот и я не хочу. Но ежели потребуется, для дела, стало быть, тогда не обессудь, лягушонок!

– Не потребуется! – уперся Иван.

– Ну-у, видно, ты знаешь больше всех и умеешь предугадывать будущее! – Верховник поджал под себя длинные и нескладные ноги. Иван видел, как прямо на глазах у этого «муляжа-макета» отрастала новая левая рука.

– С кем ни говоришь, никого, получается, нету! – ворчливо произнес Иван, глядя на тоненькие вытягивающиеся пальцы, на вырастающие и тут же загибающиеся черные когти. – Все рассредоточены, все – и тут, и там, и нигде толком! У меня складывается впечатление, что меня дурят, разыгрывают – нету, видите ли, никого! Ни палачей моих нету, ни гонителей, ни хулителей, ни доброжелателей! Один только я вроде бы и есть в этой чертовой Системе!

Вертухаи дернули за цепи со всей силы. И снова обрушили на Иванову голову свои лучеметы – на этот раз они дубасили его прикладами.

Верховник подождал, пока тем не надоест бить жертву. Потом пояснил:

– Наша цивилизация невероятно древняя, и здесь на самом деле большинства нет, почти никого! Я порой и сам не могу понять, где клон-двойник, где квази-дубль, где живой...

– А эти? – Иван, утирая кровь хлещущую из носа, ткнул в гундосого.

Верховник махнул рукой, протянул брезгливо:

– Эти и вовсе нелюди-киберы! Чего с них возьмешь?!

Иван недоверчиво поглядел сначала на одного вертухая, потом на другого, потом на несуществующего Верховного Демократора. Тот заметил взгляд.

– Да чего там, – проговорил он. – Эй, Грях!

Гундосый Грях провел когтем по собственной груди – тут же разошлись плотные черные створки, затрещала ткань комбинезона. И открылись сумрачные и непонятные внутренности – внутренности явно не живого существа.

– Еще! – приказал Демократор.

Грях сунул палец под ворот, покопался там, щелкнул чем-то. И его голова вдруг упала на пол, как мячик подскочила три-четыре раза и замерла у ног Ивана.

Иван осторожно отпихнул голову от себя самыми кончиками пальцев ноги. Она снова подкатилась и прогундосила:

– Опять грубишь?!

Иван пнул ее сильнее. Но стоящий с другой стороны сумел изловчиться, поймал голову и возложил ее на плечи безголовому дотоле, но стоявшему по стойке смирно Гряху.

– Молодец, Хряг! – похвалил Верховник. И взглянул на Ивана. – Теперь веришь, лягушонок?

– Что тебе до моей веры! – буркнул Иван.

– Точно! Мне на это наплевать! Мне бы немного подышать воздухом юности, вспомнить наши славные проделки, вот это да! Впрочем, я надеюсь, что меня прихватят с собою, я все сделаю для того, чтобы они не забыли меня! Я их и спрашивать не стану, я сам распоряжусь собою!

– Куда это вы собираетесь? – поинтересовался Иван вкрадчиво. – И кто вас может не взять?

Демократор вздохнул тяжко. И вдруг заявил пропитым голосом Хука Образины:

– Куда – неважно, тебе это знать не положено, лягушонок! А они – это ОНИ, это те, кто и есть Система! Ты еще узнаешь о них! Я тоже был таким, был! Не веришь?! Впрочем, откуда тебе знать! Меня отправили на отдых. Здесь хорошо отдыхать и развлекаться... Но Эра Предначертаний заканчивается. Скоро наступит Эра Выполнения Предначертанного! Да, грядет Великое Переселение! Только так сможет спасти себя миллионнолетняя дряхлая, да-да, дряхлая цивилизация. И ежеле тебе не укажут до тех пор, где находится форточка, ты никогда не покинешь Системы...

Ивану тут же припомнилось все: и все эти сравнения с комарами, лягушатами, форточками, и какие-то дикие, больше подходящие для первобытных народов названия всяких там эр, годов, месяцев, вспомнился четырехрукий, вспомнился невидимый и также не существующий доброжелатель... все вспомнилось, но связаться в единое, сложиться в целое не смогло!

– ...в зале Отдохновений хорошо! Так приятно общаться с ушедшими и незаклонированными, таких еще много! Но кончается тринадцатитысячелетний цикл Воздаяния Добродетелям! И придется всем браться за дело, – всем! Зал Блаженства доступен каждому. Но не каждый пойдет первым туда...

– Да куда же – туда?! – снова встрял Иван.

– Молчи!

Грях с Хрягом тут же отвесили Ивану по тумаку, не поскупились. Но он даже не поглядел на них, что возьмешь с неживых! Он только поморщился, да сплюнул кровью на пол.

– Ты и так слишком много знаешь! Не раздражай меня! За мою слабость, за то, что я и без того открыл тебе множество секретов, меня могут рассеять! Понял ты это или нет?! Ведь ежели ты уйдешь отсюда, уползешь на своих собственных слизнячьих ножках, со своей собственной памятью, меня могут и к ответу призвать! Скажут, ну что, старина, доигрался! Допрыгался?! Скажут, распустил розовые Слюни?! И впрямь, стыдно, расчувствовался, повстречав на тропинке в садике слизня ничтожного, залюбовался, молодость вспомнил! Вместо того, чтобы раздавить да пройти себе тропиночкой мимо! Нет, не одобрят этого и не поймут, лягушонок! И никакие старые заслуги в расчет не возьмут, так-то!

– А я думал, ты тут главный! – как-то невпопад сказал Иван.

Верховник помолчал. Прикрыл глаза, посопел. Но потом ответил:

– Здесь, сложные отношения, сложная иерархия. Не забивай себе голову! Хотя бы пока не забивай. Вот выживешь коли, тогда, глядишь, и разберешься! А сейчас все, пора. И так я с тобою заигрался, лягушонок, потешил старость. Ну да ладно, пока! До встречи!

Верховный Демократор вдруг вытянулся в струнку, замер. И рассыпался словно слепленный из песка. Налетевший невесть откуда сильный ветер смел с хрустального куба комья слипшихся песчинок, невесомый прах, пыльцу и какие-то черные гнутые штуковинки, наверное, коготки.

Сам Престол стоял незыблемо и вековечно. Он и не стоял по сути дела, а парил над каменным холодным полом.

Иван обернулся к Хрягу – и тут же отдернул голову. Поглядел на Гряха – и ему стало совсем плохо. Никаких киберов-хар-харян не было! Не было и в помине! По бокам от него, удерживая в руках концы тяжеленной железной цепи, стояли две стройные высокие женщины. Иван не верил глазам своим – одна была русоволосой его подругой по несчастьям в этом мире, Ланой, другая... другая словно вынырнула из царства мертвых, не иначе, – это была его погибшая в Пространстве жена, его Света!

– В зале Отдохновений хорошо, – пророкотало сверху. – Оставайся тут! Не пожалеешь!

Иван вроде бы и понимал, что эти две женщины – миражи, фантомы, что они еще более мертвы, чем киберы – все эти хмаги, хмыги, хряги, гряхи и прочая нечисть. Но как заставить глаза не видеть?! Как отпихнуться от того, что рядом, что можно пощупать, взять в руки... Он дернул конец цепи, которую держала Света, на себя. И почувствовал прикосновение живого теплого тела.

– Это правда? – спросил он растерянно. – Это ты?

– Здесь все правда! – донеслось сверху. – Не сомневайся!

Он притянул к себе Лану – она была не менее жива и трепетна. Иван еще раз взглянул поочередно на обеих. И остолбенел – только что у каждой было свое лицо, каждая имела неуловимые и вполне осязаемые только ей присущие черты, и вдруг лица их стали сходны как у близнецов. Ивану показалось, что он видел эти лица, точнее, это одно лицо! И видел совсем недавно. Он ухватил женщин за руки, встряхнул их. И заорал, но не им, а обращаясь вверх, задирая голову к сводам:

– Мне не нужна такая правда! Не нужна!!!

Наверху что-то или кто-то тяжело, с натугой, вздохнул. И все исчезло.

Изолятор – Хархан-А – Квазиярус. Год 124-ый – нулевое время

Это был бред, идиотизм, паранойя! Но Иван опять висел в мрачном сыром погребе. Висел вниз головою. На цепях! Он слышал их легонькое позвякивание. От пола несло гнилью. Из угла из тьмы доносился приглушенный храп. Кто мог храпеть в его темнице, Иван не знал.

Он дернулся на всякий случай. Но цепи держали его тело надежно, вырываться и тратить силы не стоило.

– Эй, кто там? – крикнул он в темноту. Из угла раздалось обиженное сопение. Кто-то осторожно подполз к Ивану и прослюнил на ухо:

– Моя не понимай – где откат? Куда откат? Зачем откат? Моя – там карашо! Моя – тут плохо!

Иван сразу все понял. Не хватало лишь одного, чтобы гнусный облезлый звероноид принялся обжирать с него, висящего на цепях и беззащитного, мясо. И все же он грозно и даже злобно сказал, почти прорычал:

– Твоя – уходи! Твоя – хуже будет! Моя твоя жрать, будет! Тут моя карашо!

– Не нада! – без промедления и как-то по-деловому ответил звероноид. И отошел на два шага.

Иван сообразил, что с облезлым гурманом можно иметь дело. В голове его родился план – пугающе простой, но единственно выполнимый в этой обстановке. Надо было лишь удостовериться, на месте ли превращатель. Но как?

– Ходи моя! – властно приказал Иван.

Облезлый робко придвинулся, запыхтел.

– Дом твоя хочешь? – поинтересовался Иван.

– Моя хочу! Моя хочу! – зачастил облезлый, кивая головой-черепом. – Моя помирай тут! Моя тут не карашо!

– Тогда слушай внимательно, – сказал Иван без коверкания, но тут же опомнился, ведь не поймет же гадрианин! И перешел на более толковый: – Твоя полезай на моя! Твоя кусай пятка!

– Не-е-ет! – испуганно замотал головой облезлый. – Моя карошая, моя не кусай люди!

Иван насупился, нахмурился, побагровел. Он не знал, правда, как будет выполнять свое обещание, как отправит домой гадрианина, которого вместе с ним, а если уж говорить прямо, по его вине, перебросило в этот мир. Но с этим потом можно будет разбираться, сейчас надо выпутываться. И он зашипел на облезлого змеем, с театральной какой-то показной злобой, зная повадки звероноидов, зная, что они уважают именно такой тон:

– Кусай! Не то моя твая жрать будет! А ну-ну!!!

Звероноид аккуратненько, даже с непонятным подобострастием, все время лопоча извиняющимся тоном, вскарабкался по Ивану наверх, чуть ли не к самому крюку. И осторожно куснул за пятку.

– Давай, падла! Чего тянешь! Чтоб мигом! – завопил Иван, не подделываясь под облезлого.

И тот принялся грызть Иванову ногу. Боль была адская. Сколько мог, Иван терпел. А потом принялся кричать, ругаться, скрипеть зубами. Но звероноид свое дело знал неплохо – не прошло и минуты, как они оба рухнули вниз, на грязный и сырой пол. Звероноид сразу же испуганно отполз в угол. А Иван сидел с выпученными от боли глазами. Ни черта он не соображал в эту минуту. А сверху на него, с цепей, с железных колец, еще капало что-то – и это была его собственная кровь.

– Моя – домой! – проскулил звероноид и плотоядно облизнулся. Видно, на него напал аппетит, приходящий, как известно, во время еды.

– Щас! – огрызнулся Иван. – Разбежался.

Он подтянул к себе ноги, преодолевая натяжение ручных цепей, ощупал их. Нет, на таких огрызках далеко не убежишь. На них даже не встанешь! Хотя надо было отдать должное, облезлый обработал ступни лишь настолько, насколько надо было, чтоб в кольца протиснулись. Иван не сразу вспомнил про превращатель – от боли он отупел просто-таки!

Яйцо было на месте, в поясе! Онемевшими руками он вытащил, его. Приставил к горлу. Сдавил, что было сил.

Сам он не заметил изменений. Но глядевший на него звероноид вдруг встал на четвереньки, разинул пасть, выпучил буркалы, затрясся и запричитал:

– Твоя моя не кусай! Твоя моя не хотела жрать!

Иван не обращал на него внимания. Он поглядывал на собственные руки. Пальцы на них лишились ногтей, стали отекшими и кривыми, как у облезлых гурманов. Пучочки драной шерсти торчали из разных мест. Превращатель сработал!

Но цепи оставались на руках, даже стали давить сильнее – запястья у звероноидов были толстые, заплывшие.

Иван выждал минуту. Надо было выждать, чтоб никакой осечки! Зевнул. Неосмотрительно зевнул.

На облезлого это произвело ужасное впечатление. Он затрясся еще сильнее, клочки шерсти на нем встали дыбом... И только сейчас Иван сообразил – это ведь не вожак-силач и не переводчик-старик, это какая-то странная помесь и того и другого! Но почему?! Может, подлинные-то остались на месте, а это всего лишь клон с обоих, снятый при откате и воспроизведенный здесь?! А может, вообще, кто-то другой. Он не успел додумать до конца. Перепуганный гадрианин с визгами, уханьем, воплями сорвался с места.

– Моя – домой! Моя невкусная! Твоя моя не кусай! У-у! – проорал он в лицо Ивану. Метнулся к каменной стене. И нащупав непонятным чутьем каменную же дверь, ударился в нее всем телом, выдавил ее в ту сторону, протиснулся в дыру и исчез.

Через мгновение дверь эта, представлявшая из себя просто кусок стены на цепях и шарнирах, встала на место. А еще через одно из-за нее послышался хлопок и приглушенный крик: «Ай-яй-а-а!».

Иван решил – пора! Он сунул яйцо в рот, надулся. И тут же начал превращаться в прежнего Ивана. При этом он глядел на ноги и убеждался в правоте своей – да, превращатель восстанавливал все без изъянов. С таким можно было попадать в любую катастрофу, выходить из любых переделок – лишь бы голова была цела!

– Ну, держитесь друзья мои! – вслух проговорил Иван.

Спрятал превращатель. Потом напрягся, уперся в каменный пол обеими ногами и выдрал из основания одну цепь. Передохнул чуток. Выдрал другую. Сдернуть кольца с запястий так и не смог. Ну и не беда!

Иван подошел к стене-двери, навалился на нее, опрокинул. И не давая ей вернуться в прежнее положение, протиснулся в образовавшуюся дыру.

Никуда он не вышел за дверью оказалась точно такая же темница. С той лишь разницей, что посреди пола в ней валялся в черной луже несчастный облезлый звероноид. А у стеночки сидел посапывая да похрапывая охранник-харханянин самого обычного вида, только вот толстый не в меру. На коленях у него лежал лучемет. Восьмипалые руки были разжаты.

Иван не стал испытывать судьбу и ждать, пока вертухай проснется. Он захлестнул его горло цепью, развернул спиной к себе, чтоб сподручнее было и с такой силой ударил его железным кольцом, охватывавшем другую руку, что сам чуть не закричал. Жирный квашней сполз на пол.

Надо бы, конечно, было разобраться – живой это негуманоид или кибер, надо! Но Иван не стал. Он подхватил лучемет, повесил его на плечо. И подошел к облезлому, потрогал его. Гадрианин, кем он ни был – клоном или подлинным, не подавал признаков жизни, с ним было кончено. И эта смерть оставалась на совести Ивана, он сам понимал это. Понимал, но опять-таки ничегошеньки он уже поделать не мог! Надо было самому спасаться, пока не хватились.

В противоположном углу наверх, к потолку, вела ржавая и хлипкая железная лесенка. Никаких следов люка в потолке не наблюдалось.

Иван в три прыжка вскарабкался наверх. Уперся обеими руками. Так уперся, что заскрипело под ним, затрещало. Но крышка люка все же была, и она поддалась! Иван выбрался в непонятную полую трубу-туннель. Не успел оглядеться, как крышка вернулась на место – назад дороги не было. Да они не собирался назад! Он просто не мог понять, ну как же через все эти нагромождения его перебрасывало по воле местных обитателей мигом? Да что там мигом! И мига не проходило, он сразу оказывался в ином месте, в ином положении! Может, не врали, может, и впрямь какие-то иглы-уровни, пилообразные функции, свертываемость?! Поди разберись во всем этом! Ивану представилось, что он и есть жалкий комаришка, залетевший непонятно куда в открытую форточку, что он лягушонок в реакторе... И это было неприятным ощущением. Нет, он человек! Он создание Божье, а не комар, не слизняк, не червь! Но ведь и те – создания Божьи?! Ивану припомнились слова, звучавшие гордо, но без гордыни – По Образу и Подобию! Вот именно, именно так! Нет, не червь, не вирус, не жаба! Он Человек – Существо мыслящее, Созданное по Образу и Подобию Божиему! А стало быть, он не лягушонок в реакторе, стало быть, и ему место найдется в любой точке этого Созданного Мира!

Однако предаваться философствованиям было некогда. И он полез по скобам наверх. Ох уж эти скобы! Сколько он по ним отмерил уже верст?! Но хорошо еще, что эти были подогнаны под человека, не то, что там, в садике.

Все! Хватит! Теперь он должен очень расчетливо, выверяя каждый шаг, каждое движение, пробираться к выходу. Он найдет эту проклятую невидимую форточку! Найдет без всяких подсказок! Одно лишь сдерживало Ивана, омрачало его мысли, повергало и делало бессильным – он не мог, не имел права уйти из этого жуткого мира, не уводя за собою Лану, или по крайней мере, не разузнав толком – где она, что с ней, есть ли хоть один шанс?! Или она, и впрямь, висит в прозрачной сеточке, висит себе мохнатым и хоботистым шаром-грушей?!

Иван полз вверх, и чувствовал – он на правильном пути. Он даже не заметил, как труба-туннель закончилась, так и ударился головою в потолок. Но ударившись, понял – это то, что нужно, это место перехода. Вперед! Куда бы его ни выбросило, его выбросит ближе к выходу! Он протиснул сквозь упругую стену сначала руку с цепью, потом другую, и лишь после этого сунулся головой.

– А-а-а-а!!! – заорал кто-то. – Охрана-а-а!!! А Иван ослеп от яркого света. Не сразу догадался, в чем дело. Это было невероятно, но это было – он выползал из шара. Того самого шара, что стоял в садике, через который проник на Харх-А-ан с Хархана-А. Значит, он снова был на Хархане! Иван выбрался полностью. Встал.

– Хватай его! – орала смуглянка. – Охрана-а!!! Иван пригрозил ей лучеметом. И смуглянка примолкла.

Жирный вертухай-охранник сидел на шаре, пошевеливал длиннющими усеянными перстнями пальцами, сонно и немного испуганно поглядывал на Ивана. Был он точной копией того охранничка, которого не так давно Иван успокоил в подземелье.

– Ну как? – спросил он заискивающе.

– Что как?

– Ну-у, вообще... как оно?

– Оно – нормально! – съязвил Иван. – Слезай-ка!

Он сообразил, что вертухай его распознал, несмотря на смену внешности. Почему? Как? Может, какое-то особое зрение имели эти твари?

– Живо слезай! И ты живо иди сюда! – последнее относилось к красавице-смуглянке.

И та, покачивая налитыми полными грудями, мягко, по-пантерьи, переступая, подошла к Ивану, глядя не столько на него, сколько на лучемет. Блондиночка лежала в траве между вазами, перевернутыми тарелочками, рассыпанными кушаньями-сладостями. Лежала без чувств.

– Лицом к шару! – приказал Иван смуглянке. – Руки за голову!

Тон его был властен, непреклонен. Смуглянка повиновалась, шипя под нос, ругаясь, наверное.

– А ты поясни-ка, – Иван обратился к жирному, – почему это я совсем из другого места выполз сюда, ведь мы...

– Мы тогда с другой стороны влезали и по-другому! Это ведь универсальный переходной шлюз, рассчитанный на всю тройственную систему, и не только на нее, ну как вы не понимаете – это же так просто?!

– Еще разберемся! – заверил Иван. – А сейчас меня интересует, где русоволосая?!

– Да где ж ей быть-то?! – поразился евнух-вертухай. – Конечно, в Квазиярусе, в области нулевого времени, ну-у, короче, там, где и Марта, только...

– Что еще за только?! – недовольно выкрикнул Иван.

– Только не надо лишней суетливости, не надо опрометчивых поступков! – залебезил жирный.

– А чего это не надо? Пускай! – встряла смуглянка. – Все равно его вывернут наизнаночку, освежуют, гада! Так и надо ему, у-у, чтоб тебе... – и она снова многосложно выругалась.

Иван не придал ее словам ни малейшего значения.

– Так что – только?! – переспросил он.

– Я хотел сказать, что вам только надо помнить всегда – за вами следят, вы постоянно под контролем, ясно?! И если на какое-то коротенькое время вам удалось вырваться из-под контроля, это не ваша заслуга, понятно?

– А чья же еще? – обиделся Иван.

– Вот видите, вы еще не все здесь усвоили, – продолжил жирный. – Вы же под колпаком, выражаясь и образно, и натурально! Если вы ушли от слежки, так только лишь потому, что следящий отвлекся, отвернулся, может, встал со своего места и пошел поболтать с приятелем...

– Место, поболтать, ахинею несешь!

– Нет, все правда! Контрольный пункт карантинной системы в соответствии с инструкциями отслеживает каждый шаг чужаков, не подлежащих моментальному уничтожению, понятно вам? Вы еще и не были в Системе. Это – «Система», ясно?

– Не вижу разницы! – буркнул Иван.

– Еще увидите! Так вот, везде и повсюду не одни приборы и автоматы! Автоматам наплевать на вас! Решения принимает оператор. А он тоже живой, или полуживой, понятно вам, он может отвлечься... Вот в таких случаях вам и удается ускользать. Но помните, что автослежка все равно работает, вас просто не трогают, не перемещают, но держат под колпаком до тех пор, пока не вернется оператор, пока он вдосталь не наболтается с приятелями, пока не передохнет малость. А потом – все сначала.

– Ясно! – оборвал его Иван. – Мне надо в Квазиярус.

И тут смуглянка резко обернулась – в руках у нее был зажат парализатор – совсем крохотный, чуть больше ее руки. Иван понял – он не успеет вскинуть лучемета, она опередит его. А заряд, парализатора сковывает человекане меньше, чем на сорок минут.

– Бросай пушку, сука! – заорала смуглянка. – Живо!

Иван выронил из руки лучемет. Он стоял как вкопанный.

– На землю, гад! Ложись, падла, кому говорю!

– Что там происходит? – пролепетала из-за спины смуглянка блондиночка.

И та отвлеклась. Всего на долю секунды. Но этого хватило – Иван ногой вышиб парализатор из ее рук, сшиб, повалил наземь. Но не стал с ней возиться. Приказал вертухаю:

– Связать!

А сам подобрал лучемет, сунул парализатор за пояс. Ласково улыбнулся блондиночке. Спросил ее тихо:

– У вас, наверное, слабые нервы, так? Какая вы нежная!

Та улыбнулась ему в ответ, улыбнулась по-женски хитровато и одновременно кокетливо. И очень тоненько сказала:

– Иногда в слабых нервах заключается большая сила, вы понимаете меня?

Иван кивнул притворщице.

– Пойдемте с нами, – предложил он.

– Ну уж нет, – заявила блондиночка, нахмурившись, – я не любительница приключений, мне тут неплохо.

– Как знаете!

Иван отвернулся. Вертухай знал свое дело – руки смуглянки были перетянуты каким-то узеньким ремешком туго-натуго.

– Она полезет с нами! – сказал Иван твердо.

– Ни хрена я не полезу никуда! – огрызнулась смуглянка.

– С кем это – с нами? – переспросил вертухай-евнух.

– Со мной и с тобой!

– Нет, мне нельзя! – обрубил вертухай. – Никак нельзя! Я у шара приставлен. Тебе же хуже будет!

– Ладно, – согласился Иван, – вход в Квазиярус покажешь. И объяснишь, как выбираться потом, понял? Гляди, обманешь, я до тебя доберусь!

– А мне-то что, – равнодушно проговорил вертухай, – покажу. Мое дело маленькое!

Иван взял смуглянку за плечо. Толкнул к шару.

– Нет, не здесь и не так, – остановил его вертухай, – Надо сверху.

Они, мешая друг другу, подсадили смуглянку, потом и сами взобрались на шар.

– Пойдете за мной, потом я остановлюсь и назад поверну, там уже сами. Но только вперед, не сворачивая. Когда под ногами все обвалится, не дергайтесь, не кричите, надо ждать! И главное, – он придвинулся к Ивану, задышал в ухо. – Главное, потом!

Надо уметь входить в переходный шлюз, где бы он тебе ни попался! Все зависит от того, как войдешь!

– Слыхал уже, – занервничал Иван.

– Еще послушай. Если захочешь сюда попасть, в садик, заходи спиной, сразу же разворачивайся и вверх, все время вверх, ну да ты уже знаешь как! Запомнишь?

Иван не ответил. Он ткнул вертухая пальцем в жирный и отвислый живот, спросил:

– А ты кибер?

Вертухай надулся.

– Я полуживой, – ответил он и добавил со вздохом: – Из некондиционной партии.

– Как это?

– Да ты все видал же! Помнишь, там, у Марты? Не все зародыши выживают, очень мало кто. Ну, а издыхающих, тех, кто точняк не вытянет, вживляют в киборгов, вот и получаются потом, когда вырастут и разовьются, полуживые. Только в этом сразу не разберешься. Пошли лучше!

– Пошли!

Вертухай поднял руки, сдавил уши ладонями... и стал погружаться в шар.

Когда над серой, оплетенной непонятной плетенкой поверхностью осталась лишь его голова и плечи, сказал глуховато:

– Ты это, давай-ка бабу ставь на меня! А потом ей на плечи сам встанешь!

– Я щас дам, встанешь! Волки поганые! Сучары! Я щас всех мести начну! Эй, охрана-а-а!!!

Но Иван не стал обращать внимания на вопли смуглянки. Он приподнял ее и поставил прямо на вертухая, на его жирные и дряблые, растекшиеся тестом, плечи. И смуглянка пошла вниз.

Когда и она скрылась почти полностью, Иван осторожно поставил одну ногу ей на плечо. Смуглянка тут же вцепилась в лодыжку зубами. Но Иван даже не поморщился.

– Грызи, грызи, – проговорил он, кривя губы, – и не такие грызли!

Через несколько секунд ион погрузился в темную полость шара. Но на этот раз ощущение было такое, будто он оказался в воде – Иван даже испугался за лучемет, не затекло бы вовнутрь! Но вертухай успокоил:

– Сейчас все пройдет, – сказал он, – давайте за мной!

Иван держал смуглянку сзади, держал за шею, не давая ей вырываться. Так они и пошли за жирным – он ее подталкивал, она упиралась, наваливалась спиной на Ивана, ругалась, кричала. Но на нее внимания не обращали.

Пройдя с полкилометра, вертухай остановился. Остановились и Иван с пленницей.

– Ну, дальше вам одним топать. А я назад! Все запомнили, а?!

– Все, – ответил Иван. – Может, пройдешь немного, хотя бы до провала?

– Нет! Мне тогда уже не выбраться!

– Ну, как знаешь! Силком не потяну! Прощай!

– Чего это – прощай! Ты рановато себя хоронишь что-то! – сказал жирный. – Надо говорить – до свиданьица, вот как!

Иван тихо рассмеялся.

– Может, это я тебя хороню, чего ты такой самоуверенный!

Вертухай ответил на полном серьезе:

– Нет, со мной ничего не случится, я полуживой, а вот ты...

– Ладно, заткнись! Спасибо, что хоть так помог, тут ведь помощи не дождешься!

– Предатель, – прошипела смуглянка, – тебе еще вкатят по первое число!

– Хоть по последнее, – вяло согласился вертухай, – наше дело маленькое! Ну, до встречи!

И поплелся назад, ступая по невидимым лужам, хлюпая, топоча, сопя и вздыхая.

Иван подтолкнул смуглянку в противоположную сторону. Но она не сдвинулась с места. Наоборот, развернулась к нему всем телом, навалилась непомерной грудью.

– Ну чего ты, – тихонько прошептала она Ивану на ухо, – куда ты? – И не дала времени для ответа, сама сказала: – Некуда тебе идти и незачем, понял, дурачок! Разве это дело – гоняться за призраками? Обними меня!

Иван, поддаваясь какому-то колдовскому воздействию ее голоса, положил ей руки на плечи, как были, прямо с обрывками цепей. Но она лишь теснее прижалась к нему, не обращая внимания на холодное и тяжелое железо.

– Я тебе нравлюсь? – опросила она вкрадчиво. – Попробуй меня, дурачок, ну! И ты позабудешь про всех. Ты ведь сам не знаешь, кто тебе нужен, правда, ведь не знаешь? Во-от! Я тебе нужна! Ну прижми сильнее, что ты боишься, я не сломаюсь, я... – она засмеялась, поцеловала Ивана в губы. И он прижал ее сильнее, зарылся носом в густые волосы. Голова шла кругом. Иван терял самообладание. И тут она немного, словно играя с ним, отстранилась. Его руки соскользнули с плечей по спине. И легли на полные горячие бедра.

– Развяжи меня, – попросила она. – Мы немного постоим тут, а потом выберемся – я знаю лазейку. Им никогда нас не сыскать! Мы будем жить с тобой, вдвоем! И в этом мире есть укромные уголки. Гладь, меня, ласкай, люби... Я твоя! А ты мой!

Ивану не надо было давать инструкций – его руки и так овладевали этим роскошным телом. Об одном можно было пожалеть – что этих рук слишком мало! Он хотел бы быть сейчас четырехруким, как тот уродец в зале Блаженства, а еще лучше – тысячелапым как Хранитель! Тогда бы он вобрал в свои ладони все ее тело, от мочек ушей до кончиков мизинцев на ногах, он не оставил бы ни малюсенького клочочка кожи открытого и необласканного... Но так как рук было явно недостаточно, да к тому же мешали эти проклятые цепи, Иван вжимался в нее всем телом, позабыв обо всем на свете, теряя голову. Ему казалось, что он нашел то, что искал, что она права! Зачем еще что-то? Он владел прекрасной земной женщиной, с которой не могли сравниться создания иных миров! Он ее любил! И она его любила! Она дрожала всем телом, она нашептывала ему на ухо нежные слова. А он что-то шептал ей. Иван и сам не заметил, как развязал ей руки, и она начала его умело и настойчиво, с какой-то женской одержимостью ласкать.

– Я люблю тебя, – шептала она, обдавая жарким и сладким дыханием, – ты мой, навсегда мой, мы заберемся в райский уголок, о котором никто тут не знает, – мы сольемся воедино, чтобы никогда, слышишь, никогда не разъединиться, ах, как я люблю тебя, это неземное блаженство...

Иван целовал ее груди, не мог насытиться ими, ему было мало, мало! Он не соображал, где находится, с кем, что вообще происходит, она обворожила его, околдовала... И все-таки он почувствовал, как ее рука скользнула к поясу, дернула за рукоять парализатора.

Колдовские чары тут же рассеялись. Иван ухватил ее за кисть, вывернул. Парализатор грохнулся на пол.

– Ты что-о?! – зло выкрикнула она, отпрянула на миг. Но тут же вновь обхватила Ивана за плечи, прижала к себе. – Любимый!

Он оттолкнул ее, завел руку за спину – теперь она не могла вырваться и убежать. В этот момент ему совсем не было жаль ее, он мог причинить ей боль, несмотря на то, что она женщина. Это не имело ровно никакого значения. Она хотела его убить! Убить, перед этим обольстив, околдовав, окрутив самым подлым образом! О-о, она была прекрасной актрисой. Но и Иван был не лыком шит.

– Гад! Сволочь! Слизняк! – заорала она. – Все равно вы сдохнете! Они вам не дадут выжить!

– Кому это – вам? – поинтересовался Иван. Он уже взял себя в руки. – Ты что, в сторонке, что ли? Ты разве не наша, не землянка?!

– Отпусти, сволочь! Они уничтожат вас всех! Никому не будет пощады! А тебя они прикончат заранее, чтобы ты...

– Ну чего примолкла, договаривай! – Иван вывернул руку сильнее.

– Обойдешься! Тебе не положено знать этого!

– Они что-то готовят против нас?! – Иван прокричал ей прямо в ухо. – Что они замышляют?!

Смуглянка дернулась, но боль в руке остановила ее. Она выгнулась всем телом, завизжала истерически, злобно.

– Не поможет, – заверил ее Иван, – тут никого нет, никто не прибежит тебе на помощь. Отвечай, паскудина!

– Готовят! Да-а, готовят! – заорала ему в лицо, брызжа слюной, смуглянка, видно, она не боялась свернуть себе шеи. Но зато Иван испугался, слишком уж резко и неожиданно она вывернулась. Он чуть не выпустил руки. А она орала: – Вы все передохнете, все! Они никого не оставят! Только сотню-другую рабов! Да еще с тыщенку самых породистых и здоровых маток, и все! Правильно, давно пора уничтожить эту проклятую, паршивую планетенку!

Иван отвел ее лицо ладонью. Сказал спокойно, с расстановкой:

– Нет, ты все врешь! Этого быть не может!

И Земля не паршивая планетенка, Земля – это прекраснейший из миров Пространства. Ты винишь других в том, в чем сама виновата! Да, это так! Тебе не пришлась по вкусу жизнь на Земле, а ничего путного найти вне ее ты не смогла, устроилась на грузовоз, в обслугу, злилась на всех, так?!

– Не-т! – завизжала смуглянка. – Ты сволочь, гадина! Ты ни черта не смыслишь в этой жизни! Не-е-ет!!!

И Иван понял, все так, он прав. Ему надо было бы ее добить – морально, духовно. Но он лишь процедил ей на ухо:

– Тебя бросали на Земле любовники, многие бросали, я слышал... Может, ты им не пришлась, может, получше кого находили. Но ты возненавидела не их, ты их носила в памяти, перебирала, хотела вернуть, а ты возненавидела Землю! – Иван сдержал себя и закончил почти равнодушно: – Впрочем, это твое дело. Я не зову тебя туда, на родину, можешь оставаться здесь, раз тебе нравится!

– Не зо-ову-у?! – с ехидцей протянула смуглянка. – Да тебе там никогда не бывать, слизняк!

– Ну ладно, пошли! – Иван грубо толкнул ее вперед.

Только пройти им далеко не удалось. На седьмом или восьмом шаге почва разверзлась под ними. Они стали падать.

Иван, помня наказ вертухая-доброжелателя, не дергался. Он и ее сжимал крепко-накрепко, чтоб ни рукой, ни ногой не могла шевельнуть.

Падали они долго. Ивану это падение было знакомо по прошлому разу. Снова мелькали пещерные стены, камни, валуны, сталактиты и сталагмиты, ревели водопады, брызги летели в лица... Но было ли это настоящим падением или только иллюзией падения, Иван не знал. Он всматривался в черные непроницаемые глаза смуглянки и видел – ей страшно, – она очень боится за себя – вон, закусила губу, ноздри расширены, трепещут крылышками, а брови наоборот, напряжены, сведены к переносице, и не такая уж она красивая, обычная баба, молодая, грудастая, симпатичная, но обычная! Иван отвернулся.

Они упали прямо в фильтр-паутину. И на этот раз Иван не стал вырываться из тенет, не стал вытягивать ног из болота, и смуглянке не позволил. Они в считанные минуты прошли сквозь фильтр. И упали на гамак.

– Это еще что за явление, – пробурчала без вопросительных интонаций мохнатая и сонная Марта.

– Привет, – бросил ей Иван: – Как висится?

– Убирайся вон!

– Обязательно уберусь, только вот приспособлю рядышком с тобой эту подруженьку и сразу же уберусь! – заверил Иван. Говорил он самым покладистым тоном.

– Убирайтесь оба!

– А ты заткнись, брюхо! – осмелела вдруг смуглянка. – Висишь – и виси себе! Не то я те хобот-то вырву, стерва!

– Только без этого, – встрял Иван. И спросил серьезно: – Где Лана?

Марта посмотрела на него заплывшими поросячьими глазками. Но ответила. Иван даже не ожидал, что она ответит.

– Там!

– Где там?

– За стеной, слизняк. – Марта перешла на какой-то змеиный шип. – Но учти, если ты ее опять утащишь в мир смертных, она никогда тебе этого не простит! Она проклянет тебя, понял? Ты станешь для нее самым ненавистным существом во Вселенной! И эти, – Марта неопределнно кивнула в сторону, отчего весь ее мохнатый живот-груша вместе со слизистым и морщинистым хоботом затряслись, заходили ходуном. – И эти тебя никогда не простят, у них каждая матка на вес... на вес... нет, тут золото не в цене, нас даже не с чем сравнить, мы дороже всего! Иван успокаивающе помахал рукой.

– Ничего, – проговорил он, – я привел достойную замену русоволосой. – Он повернулся к пленнице-заложнице, сжал ей руку сильнее, заглянул в глаза. – Не так ли? Ты ведь хочешь вечного блаженства?

– Не-е-е-е-ет!!! – истерично завопила смуглянка. – Я загрызу тебя собственными зубами, я повисну на тебе и не отпущу никуда, я убью тебя! Не-е-е-ее-ет!!!

Иван скривился, прикрыл рукой ухо.

– Ну ладно, мы пошли, – бросил он Марте, – а ты не волнуйся, вечная несушка, а то приплоду станешь мало давать.

– Во-о-он!!! – крикнула Марта.

И ее затрясло. За стеклом аквариума сразу поднялась какая-то муть. Только Иван не стал рассматривать, что там происходило. Он шел к стене.

А стена оказалась настоящей, не пропускала. Тогда он ткнулся в другую, в третью, попробовал пол под ногами по всему периметру. Лаза нигде не было.

– Ну что, слизняк, – поинтересовалась Марта торжествующе, – застрял в паутине, заблудился? Иван отпустил смуглянку, бросил ей коротко:

– Иди-ка, побеседуй с подруженькой!

– Это мы со всем нашим удовольствием, – просипела смуглянка.

Но она не стала набрасываться на висящую, не стала нервничать и злиться как в начале, она просто наступила ногой на хобот, тянущийся к аквариуму, пережала его.

– Ну?!

Одутловатое личико Марты исказилось страшной гримасой – чего только не было в ней: и боль, и страх, и досада, и ненависть, и еще множество подобного, мелкого и отвратного.

– Я жду! – повысила голос смуглянка, не убирая ноги.

– Гамак вас довезет! – выдавила висящая с крайним озлоблением. – Проваливайте!

Иван снова схватил смуглянку за руку. Они вместе запрыгнули на гамак.

– Куда? – спросил Иван.

– Тяни влево, слизняк, – посоветовала Марта. Ее лицо успело принять обычное сонное выражение. – И больше меня не беспокойте.

Иван сделал, как было сказано, потянул за стропы-канаты. И гамак пошел влево, пошел прямо сквозь стену, будто ее и не было.

– Во! Видал?! – восхищенно воскликнула смуглянка. – У нас до такого сроду не додумаются!

– А ты когда у нас в последний раз была?

– Когда и ты!

– Я в двадцать пятом веке, в середине, – тихо сказал Иван.

Смуглянка уставилась на него.

– Дура-ак! На Земле сейчас двадцать первый!

– Это в твоей башке двадцать первый! Тебе же говорили подруги в садике, не верила, что ли?

– Враки все! – отрезала смуглянка.

– Ну, как хочешь, – Ивану надоели пререкания, чего с нее возьмешь – глупая, толстая, симпатичная, но здорово озлобленная баба, и ничего больше, на нее и сердиться-то всерьез грех!

Они въехали на гамаке в огромное помещение, напоминающее скорее обширнейшую пещеру, чем зал. И у Ивана глаза на лоб вылезли. Смуглянка была почти в шоке – она словно рыба выброшенная на песок разевала рот, закрывала его и снова разевала, но сказать не могла. Вдоль бесконечной стены на сколько хватало глаз висели мохнатые шарообразные и грушевидные матки – точные копии сонной Марты. Все они были опутаны сетями, шлангами, трубочками, чем-то паутинообразным и поблескивающим несмотря на плохое освещение. Все были растрепаны и одутловаты. Бледненькие хилые ручонки торчали, казалось, прямо из волос. Поверху шла толстенная черная труба, и из нее спускался к каждой матке гибкий черный шланг искусственного происхождения. Зато сотни, если не тысячи, морщинистых хоботов, свивающихся в огромный жгут, стелющийся понизу, имели самый натуральный вид. Все это было настолько жутко, что у Ивана комок к горлу подкатил.

Висящие тихо пели – хором, слаженно, будто подчиняясь палочке невидимого дирижера. А может, они просто гудели в такт чему-то, гудели от переизбытка чувств – понять было невозможно.

– А им тут неплохо, – сказал вдруг Иван смуглянке, – хочешь туда, в вечное блаженство?

Смуглянка обожгла его ненавидящим взглядом. Отвернулась.

Они выпрыгнули из гамака, пошли вдоль стены, оглядывая висящих. Смуглянка, сама того не замечая, тихонько подвывала им. Вид у нее был совершенно обалделый.

Иван искал русоволосую. Но ее не было здесь.

Он бы узнал Лану, как бы она ни выглядела сейчас, он бы ее сразу выделил... а может, он уже прошел мимо? Сомнения терзали Ивана. Он теперь не хотел, да и не мог шутить, какие там шутки! И помимо всего в мозгу маятничком колотилось от виска к виску: «под колпаком! под колпаком! под колпаком!» А вдруг вернется этот самый, тот, о ком говорил вертухай, если он вообще существует, если это не бредни? Нет, не бредни! Сейчас Иван постоянно ощущал на себе чей-то взгляд. И ощущение это было необычайно сильным, словно следящий стоял в двух шагах от него, за спиной.

– Вон она! – вскрикнула смуглянка.

Иван подался вперед. Он еще не видел лица висящей, одни лишь густые русые волосы волнами падали вниз, скрывая ее, Лану. Это были ее волосы, таких не сыскать нигде больше! Иван заглянул снизу, позвал тихо:

– Лана! Пробудись, я пришел за тобой! Висящая приподняла голову, волосы рассыпались по верхней части мохнатого грушеобразного тела. Нет, это была не она! Иван даже отшатнулся.

– Кто там копошится? – ворчливо проговорила висящая, почти не размыкая губ. – Кто смеет прерывать мой сон?! А-а, это ничтожные смертные пожаловали к нам, понятно. И кто же вас сюда допустил, слизняки?! Кто посмел нарушить инструкции и рискнуть своей тупой башкой! Эй, охрана!

Иван поднял лучемет. Сказал тихо, но твердо:

– Будешь пыль поднимать – продырявлю, поняла?!

Висящая в бессильной злобе зашипела на Ивана, Но он не отвел взгляда.

– Вот и поглядим тогда, – продолжал он, – кто из нас смертный и кто может раньше на тот свет отправиться. А сейчас отвечай, где новенькая?

– Я ничего не знаю и знать не хочу, – прошипела висящая. – Ищи сам!

Ивану стало горько и обидно за всех этих... он даже не знал, как их называть теперь. Ведь были же нормальными здоровыми земными женщинами, может, и матерями, наверняка – любимыми и любящими. И на тебе! Такое превращение! Такая метаморфоза! Нет, наверняка их обрабатывали психотропными препаратами или еще чем-нибудь, недаром же их выдерживали в карантине, готовили, ждали, пока «созреют». Он был убежден, что дело здесь не чисто. Но у него была определенная цель. Он не мог всем помочь, да они и не желали его помощи. Но он был обязан вытащить из этого безвременного родильного дома ее, русоволосую!

И они снова побрели вдоль стены, мимо ряда, бесконечного ряда висящих маток. По дороге Иван решил все-таки разузнать, что двигало смуглянкой, почему она оказалась на особом положении.

И та выложила. То ли от безысходности, то ли будучи в шоке от увиденного, но она сказала:

– Я стала на этих трехглазых работать вовсе не потому, что все мне на Земле осточертело, это ты перегнул! У меня было два пути: или на подвески, или – в садик. Да любая дура на моем месте выбрала бы то же самое. И то-ведь не навечно же, не до смерти! Это просто оттяжка, отсрочка лет до сорока, от силы, сорока пяти, а там... они все равно бы меня приспособили! Только я бы была и не против – после сорока какая жизнь?! Лучше уж висеть вечно. Но не сейчас! Нет, только не сейчас, потом!

– Все ясненько, – заключил Иван.

Они дошли до решетчатой преграды. Крайняя висящая, полностью утратившая человеческий облик, наверное, одна из первых подвешенных здесь, принялась рычать на них, скалить зубы, плеваться. Вид у нее был безумный. Иван не верил, что так выглядя, можно испытывать блаженство. Нет, их просто одурманивали! На них нельзя было всерьез сердиться, их можно было только пожалеть.

– Для тебя пока что свободного места нет, – сказал он с улыбкой смуглянке.

– Хреново шутишь! – зло ответила та. – Все равно мы влипнем! Мне наплевать на тебя, ты сам заварил эту кашу. Но я почему должна страдать, а? Иван отпустил ее руку.

– Ладно, не страдай, – проговорил он раздраженно, – иди, гуляй!

Смуглянка рванулась было от него. Но тут же остановилась.

– Куда это я пойду? – растерянно пролепетала она не своим голосом.

– А куда хочешь!

– Ну уж нет! Сам заманил, а теперь бросаешь! Хватит! Хорошенького понемножку, меня и так многие бросали, хватит!

Теперь она сама вцепилась Ивану в локоть.

– Отпусти меня! – рявкнул он. – Мало того, что цепи таскать приходится, так еще и тебя. Отпусти, кому говорю!

– Иди!

– Нет!

– Ну, как знаешь, – смирился Иван. И на всякий случай проверил – на месте ли парализатор.

В решетке были широченные прямоугольные дыры. И они пролезли через нее, пролезли, не зная даже – куда, зачем.

Им пришлось пройти через трое дверей люков, прежде чем они попали в какую-то большую комнату, забитую непонятными станками-роботами с длинными гибкими манипуляторами, присосками, привесками, вращающимися дисками, прыгающими в залитых маслом цилиндрах шарами и прочим, прочим, прочим.

Для чего все это было нужно, Иван не имел ни малейшего представления. Может, это было какой-то подсобкой, придатком обеспечения того самого зала с матками, может, что-то другое. Во всяком случае, готового продукта всей этой кипучей машинной деятельности Иван не видел – казалось, все шло по замкнутому кругу, по внутреннему циклу.

– Чего стоишь дураком?! – процедила на ухо смуглянка.

– В смысле? – переспросил Иван.

– Ну и туп же ты, братец! Ты что, вечно собираешься с этими обрывками таскаться?

До Ивана дошло. Он подошел к ближайшему вращающемуся диску, подставил под иззубренный торец кольцо. Руку отбросило. Но Иван приспособился. Ему разодрало всю кожу, задело кость, но от одного обрывка цепи он избавился. Со вторым кольцом расправлялся осторожнее, без поспешности – умудрился даже не оцарапаться. Одно его только мучило во время всего этого процесса – вот сейчас освободится, ладно, пускай... а кто знает, может, через десять минут, через миг, или через три дня он снова окажется болтающимся в темнице на цепях? Нет, его уже не хватит тогда! Он лучше тогда захлестнет себе горло этими цепями, удушится! Лучше уж смерть, чем такая житуха развеселая с бесконечными подвешиваниями! Но тут же его рука непроизвольно легла на грудь, прижала к коже крест. Иван освободился от тирании чувств. Нет, он человек, он должен терпеть! Самоубийство-смертный грех! Он не позволит им довести себя до этой крайности. Терпеть, надо терпеть!

– Ты заснул, что ли? – смуглянка дернула его за руку, – Надо смываться отсюда, да поживей! Я нутром беду чую!

И она не ошиблась – наверху разом раздвинулись створчатые квадратные люки, вниз, разматываясь под собственной тяжестью, спустились веревочные лестницы – спустились очень выверенно, не попадая во вращающиеся детали машин и механизмов, а ложась концами в проходы между станками-роботами.

Ивану вспомнилась операция по захвату Гуга Хлодрика Буйного в Триесте. И по спине побежал холодок. Вот сейчас спрыгнет вниз, чуть придерживаясь за веревочные трапы, десяток-другой отважных трехглазых молодцев, и все! Он даже не попытался приподнять ствола лучемета.

Зато смуглянка вырвала у него из-за пояса парализатор, направила его дулом вверх. И Иван не стал у нее отнимать оружия, почему-то он ей доверился в этот миг.

– А-а, все понятно, – проскрипело сверху, – а мы-то думали, чего это экспонаты забарахлили, сбились с ритму, а теперь ясненько... опять этот слизняк поганый!

– Он, как есть он! – согласился с первым кто-то гундосый.

И вниз спустились двое. Спустились неторопливо, будто ощущали себя хозяевами положения. Иван не мог ошибиться – это были Хмаг и Гмых. Но теперь он знал, как поступать с подобными тварями, будь они живыми, полуживыми или киберами. Он резко вздернул ствол лучемета – и выдал половинный заряд. Голова Хмага отлетела, попала в какой-то крутящийся и подпрыгивающий ротор стана, и начала сама прыгать, крутиться, трястись, временами посверкивая на Ивана бессмысленными черными глазами.

– Как это? – гундосо вопросил Гмых. – Это же непорядок!

– А вот так! – выкрикнул Иван.

И снова нажал на гашетку-крюк. Но теперь он был более экономным, мало ли что могло произойти.

Гмых, недовольно и обиженно крякнув, рухнул на широкую конвейерную ленту и поехал куда-то, покатился, подпрыгивая на ней, тряся расслабленными восьмипалыми руками.

– Молодец! – шепнула смуглянка на ухо Ивану. – Теперь ты мне по-настоящему нравишься!

Она не успела договорить последнего слова, как сверху по лесенкам спустилось еще двое трехглазых – и снова это были Гмых с Хмагом! Это было невероятно, но это было так! Иван не сразу понял, что это самые обычные клоны-двойники – их может быть пара, две, сто пар, а может, и сто тысяч! Они неистребимы! Это как сказочный Змей-Горыныч, у которого на месте каждой отрубленной головы вырастают две новые! Это конец, его конец!

– Получай!

Хмага-второго Иван срезал на лету, тот не успел еще и ноги поставить на пол. Дубль-Гмыха он не стал убивать, он просто выждал момента, когда тот завис над пилообразными дисками, и сбил его слабеньким лучиком с лестницы. Гмых упал, диски сделали свое, они очень быстро перемололи его тело, лишь голова не прошла между ними – и принялась, как и у первого Гмыха, трястись, как и у первого Хмага, подпрыгивать и вращаться. Иван поглядел на индикатор магазина лучемета – оставалось на пять-шесть выстрелов средней мощности. Он еще постоит за себя!

Но сверху лезли новые гмыхи, новые хмаги. И конца им не было видно.

Смуглянку била нервная дрожь, вероятно, она еще не привыкла ко всем прелестям этого мира. Каждый раз, когда мимо нее, трясясь и стуча головой на ребрах, прокатывало тело Гмыха, влекомое конвейерной лентой, она вскрикивала, закрывала глаза, пряталась за Ивана. Парализатором она так и не воспользовалась, видно, совершенно растерявшись, а может, и просто со страху, из боязни трехглазых.

А Иван палил и палил. Он жег спускающихся одного за другим, без пощады: В комнате-цехе творилось невообразимое. Вся она была завалена трупами трехглазых клонов, повсюду прыгали, скакали, вертелись жуткие головы, мелькали и пропадали в чревах механизмов руки, когтистые лапы, обрубки тел. Все было залито и заляпано гнусной, вонючей, зелено-желтой кровью... может, это была вовсе и не кровь, а смазочно-живительная жидкость, текущая в трубках-артериях и шлангах-венах киборгов. Иван не разбирался, ему надо было уцелеть в этой перестрелке, односторонней перестрелке, похожей больше на бойню, на истребление почти беззащитных гмыхо-хмагов.

Сам Иван тоже был залит мерзкой дрянью. И у него не было времени, чтоб утереться, он палил и палил. Но он знал, что сила за ними, знал, что и победа в конце концов будет за ними – они его возьмут числом, задавят, завалят, как заваливают своими телами ручей-преграду переселяющиеся муравьи.

– Прекрати-и-и!!! – заорала вдруг из-за спины смуглянка. – Хвати-и-ит!!!

Иван оттолкнул ее. Не бабье это дело. Он как раз срезал очередного клона. И не сразу понял, что магазин пуст. Он увлекся, растранжирил все запасы. Теперь они могли с ним делать что хотели!

В комнате-цехе был сущий ад. Она превратилась в чудовищную мясорубку. В ней невозможно было оставаться: перемалываемые кости хрустели и трещали, пол был залит желто-зеленым, Иван стоял по щиколотку в этой липкой дряни, головы прыгали словно сотни баскетбольных мячей, смуглянка билась в истерике, что-то пыталась произнести членораздельное, но ей это не удавалось. Иван и сам был близок к обмороку.

– Ну чего там, поуспокоился? – спросил гундосо сверху очередной Гмых, просунул голову в люк, потом и сам полез, как был, так и полез – вниз головой, цепляясь корявыми лапами.

– Притомился, – вяло поддержал напарника очередной Хмаг. И тоже стал спускаться.

Они явно не торопились. А Ивана трясло, било, колотило, он не мог выжидать ни секунды, нервы были на пределе. Он готов был броситься на них с кулаками, драться в рукопашную. И в то же время не мог сдвинуться с места.

– Я сколько раз говорил, нечего эту мразь сюда запускать, – прогундосил Гмых. – Вот видишь, кто был прав?! – Он ткнул корявым когтистым пальцем в сторону своего близнеца, продолжающего бесконечное кружение-путешествие на конвейерной ленте.

– А кто спорит! – отозвался Хмаг.

Он подошел к Ивану и ударил его кулачищем прямо в нос. Удар был столь силен, что Иван, сбивая с ног смуглянку, полетел на пол, в жижу.

– Убью-ю! Убью-ю-ю! – закричала смуглянка, выставляя парализатор. – Не подходи-и!!!

Но она так и не нажала на спусковой крюк.

Гмых подошел к Ивану, нагнулся и трижды ударил его кулаком по голове. Потом отступил на шаг, отвел корявую четырехпалую когтистую лапищу, да так наподдал, что Иван отлетел по проходу шагов на десять.

– Это чтоб на дороге не мешался! – пояснил Гмых.

Они схватили смуглянку с обеих сторон за руки, встряхнули, потом еще раз, сильнее – и она потеряла сознание.

– Ну, пока! – проскрипел Гмых.

– До свиданьица, то есть! – уточнил Хмаг.

И они ушли, волоча за собою всю заляпанную брызгами, измызганную в желто-зеленом и безжизненную смуглянку, ушли через обычную боковую дверь, которая словно по команде распахнулась перед ними прямо напротив того места, где лежал Иван.

Харх-А-ан-Ха-Архан-Хархан-А –Меж-арха-анье. Год 124-ый, месяц развлечений

Он лежал недолго. Надо было уходить, пока не хватились. А что хватятся, Иван не сомневался.

Он встал. Обрывками комбинезонов, как мог стер с себя вонючую и уже подсыхающую зелень. Ладонями обтер лицо. Потом, когда первый Гмых проплывал на ленте мимо него, стянул тело с ленты, вытряхнул его из комбинезона, предварительно распустив пояс и боковые узлы. Комбинезон натянул на себя – сколько можно голышом, в одном поясе и узеньких тонких трусах, разгуливать по этому миру! Закинул за спину лучемет. И пошел к распахнутым дверям.

Челюсть саднило после ударов. Да и под ребрами что-то болело. Но Иван, знал – переломов нет, трещин тоже. Да и будь они, у него есть яйцо-превращатель!

С полдороги он вернулся, подобрал обрывок цепи. Может, пригодится еще! Сейчас все может пригодиться. Сунул цепь в карман – в широченный набедренный карман комбинезона.

Ничего у него не получалось, абсолютно ничего, за что бы ни взялся! Лану не отыскал! Смуглянку увели! Что с ней будет, где она сейчас?! Кровавая бойня, эта жуткая мясорубка закончилась какой-то идиотской комедией! Ему даже не предъявили обвинения, даже не сказали ничего, лишь отпихнули с Дороги! Это был верх презрения. Ну и наплевать!

Иван перешагнул через порог. И увидал шар – точно такой-же шар, какой стоял в садике, на котором любил сиживать и пошевеливать пальчиками жирный вертухай-доброжелатель.

Иван чуть не бегом кинулся к шару. И все же приостановился, не доходя метров трех. Он увидал, что здесь множество подобных шаров, к какому идти, какой нужный?! А вдруг это уже отработанные переходные шлюзы?! Или наоборот, еще не сданные в эксплуатацию? Нет, надо пробовать!

Он ткнулся в боковину. Не тут-то было! Зашел с другой стороны. Потом вскарабкался наверх. Ударил несколько раз в шар прикладом лучемета. Все понапрасну!

Чего он только не перепробовал: и на четвереньках пытался вползти, и спиной, как советовал жирный вертухай, и головой бился... Устал. Присел передохнуть, прислонился к ребристой поверхности.

Ах, как он устал! И не сейчас, не здесь, а да все дни, может, и месяцы пребывания в треклятой Системе.

Он провел ладонью по подбородку. Но тот не прощупывался. Если каких-то три дня назад он еще кололся и был похож на жесткую щетку с коротким ворсом, какими обычно вычищают собакам шерсть, то сейчас это была уже настоящая борода. Бриться было нечем, негде, некогда да и незачем! Иван вздохнул, опустил руку на колено. Оброс, одичал, вон и ребра торчат... а есть почему-то не хочется! Вспомнив про еду, он вытащил из пояса два шарика, проглотил. И сразу же в голове появилась смутная какая-то мыслишка – неужто он настолько неинтересен местным, что его даже не желают обыскать, отобрать то, что при нем, изучить, исследовать эти предметы, ведь давно же могли! АН нет! Это было непостижимо! Хотя, впрочем, Ивану подумалось и другое – вот взять муравья, к примеру, волокет он свое богатство, былиночку, жука дохлого или личинку, иголку палой хвои, ведь у человека не возникает желания отобрать у жалкого мураша его «богатства», ведь так?! Но он все-таки не муравей! Или же муравей?! С ума можно было сойти.

Но хватит, пора вставать! Иван выпрямил ноги, невольно уперся спиной в шар – и тот сдвинулся, покатился. А Иван не удержал равновесия и, так и не успев выпрямиться, повалился назад. Врожденное хладнокровие и отменная реакция спасли его – увидав на месте откатившегося шара провал, Иван извернулся, ударился коленями о края, полетел вниз, но успел-таки зацепиться. Вися на кончиках пальцев, он умудрился подтянуться и через какую-нибудь секунду выскочил бы наверх. Но шар вдруг пошел прямо на него – неумолимо, всей своей каменной тяжестью. Иван не захотел быть придавленным – будь, что будет! И он расслабил руки. Вовремя расслабил – самодвижущийся шлюз паровым молотом приближался к лунке-наковальне, стремясь обрести покой, и вот шар встал на свое место, закрывая провал, застилая свет белый. А Иван полетел вниз.

Казалось бы, должен был привыкнуть ко всем этим падениям. Но разве привыкнешь! Каждый раз у него что-то в груди обрывалось, в мозгу стучало: «ну, все! это конец!» И каждый раз выносила нелегкая! Вот и сейчас вынесла: Иван падал недолго. Да и странным каким-то было падение – поначалу он летел вниз, точно вниз! Потом он потерял ориентацию, а еще чуть позже он вдруг ощутил, что летит вверх, а низ – внизу, как ему и положено. И настал момент, когда он остановился, когда кончился этот полет, и Иван застыл на миг. Застыл, чтобы начать обратное падение-полет. И он почувствовал – вот сейчас случится непоправимое, если он не предпримет чего-либо, его как гирю маятника будет носить по мрачной трубе туда и обратно, без остановки, без начала и конца движения, и тогда он сам станет вечным, да таким вечным, что все эти марты-матки позавидуют бесконечности его маятникообразного существования в трубе... Что мог сделать Иван, что он мог предпринять? Лишь одно – он растопырил руки и ноги, пытаясь нащупать хоть что-нибудь, за что можно уцепиться, и он уже летел вниз, когда в ладонь ударило что-то, чуть не вывернуло от резкой остановки руку... Он стерпел боль. Ухватился и другой рукой. И все понял – это были перекладины самой обычной железной лестницы.

Внизу, или точнее, там, откуда упал, Иван уже был. Оставалось одно – лезть наверх.

И он полез. Стимуляторы начали действовать еще несколько минут назад, и потому Иван даже и не лез, тем более, не полз, а чуть ли не вприпрыжку бежал по перекладинам. Он не боялся оскользнуться, оступиться – тело шло на автопилоте. А голова беспрестанно осмысливала, анализировала происходящее, пыталась увязать с предыдущим, выстроить какую-то логическую цепочку. Ни черта не получалось! Логика отсутствовала даже в тех вещах, которые не были связаны с этим проклятым миром. Как Иван радовался восстановительным функциям, регенеративным способностям яйца-превращателя! Он сам себе казался полубогом, неуязвимым и бессмертным навроде какого-нибудь сказочного Кощея Бессмертного... И вдруг вспомнился старина Гуг, все сразу разрушилось – ведь Буйный как прыгал на своем биопротезе, так и продолжал на нем прыгать, несмотря на то, что не раз перекидывался из одной оболочки в другую! Значит, не действовала на него эта хреновина?! Иван на бегу нащупал в поясе яйцо-превращатель – главное, оно на месте, с остальным позже разберемся!

Он задрал голову – вверху был проем, дыра. Слабый свет доходил – до перекладинок лестницы, высвечивал их. Иван замедлил ход. Его насторожило, что ни крышки, ни люка, ничего похоже не было видно... Открытый выход? А там что? Дракон-птеродактиль со своим семейством? А может, очередные Гмых и Хмаг?! Нет, не нравилось это Ивану. Если нет никакой заглушки-задвижки, значит, там что-то такое, что, может, и вылезать-то не стоит!

Он очень осторожно высунул голову, огляделся. Опасности вроде не было. Правда, с таким обзором разве разглядишь? На уровне Ивановых глаз валялся уже знакомый разноцветный мусор, плит не было, зато были какие-то черные сваренные меж собою вкривь и вкось железяки, напоминавшие старинные рельсы. Никто не нападал, не бил, не приветствовал – и это уже было добрым знаком.

Иван выпрыгнул наверх одним махом, готовый ко всему, готовый тут же свалиться вниз, в трубу. Но вся его готовность тут же пропала, растворилась, а ноги подогнулись – Иван уселся на ближайшую рельсину и обхватил голову руками.

Он ожидал чего угодно. Но только не этого. Позади была труба – и в прямом и в переносном смыслах. А здесь, наверху – и того хуже! Иван сидел на заваленной всякой дрянью площадочке размером с кузов бронехода. А внизу, куда ни глянь, во все стороны бушевало море – самое настоящее, не хуже чем на Земле! Может, даже океан. Чертовым пальцем торчала вверх скала, на вершине которой находился Иван. Лизали ее подножие свирепые пенные валы, накатывались в беспорядочном движении волны, закручивались, вздымая вверх клубы водяной пыли, гигантские воронки – и вообще было такое впечатление, что это самое море-океан внизу сошло с ума. Нарушая все законы природы, оно схлестнуло воедино и водопады и фонтаны, и цунами и водовороты, и вообще не поймешь чего – это была какая-то бесшабашно-удалая запьянцовски-разгульная вакханалия морского владыки, не иначе. Иван подполз к краю. И у него сразу закружилась голова. Да и немудрено, до бушующих валов было не меньше четырехсот метров.

Все! Это была последняя точка его маршрута! Внизу – труба, куда ни подайся! Только если в одной трубе просто «труба», так в другой, в море-океане – верная погибель. Крыльев у Ивана не было, природа не одарила таковыми, летательных приспособлений – тоже. Были правда в поясе антигравитаторы разовые – но это же детский лепет, насмешка, это для прыжков на три-четыре сотни метров, не больше! Ну, если совместить сразу пять-шесть штук, можно и на километр махнуть – но и это не выход, океан бескраен!

Иван перестал созерцать подножие скалы, пенные буруны. Всмотрелся в даль. Горизонт был невероятно далек – по всей видимости эта планета раза в три превышала в поперечнике Землю. Но почему тогда Иван не чувствовал ее усиленного притяжения? О-хо-хо, тут было тысячи «почему»!

Километров за шесть с половиной, если Ивана не подводил глазомер, волны, валы, прочие проявления буйного нрава морского владыки стихали, там была почти ровная водная гладь. Такой переход был неестественным. Но Иван верил глазам. В принципе, для него проплыть с десяток километров не составляло труда. Но как проплыть?! Как попасть в саму воду?! Прыгнешь вниз – так или в воронку уйдешь, или волной о скалу расшибет! И это при том, если благополучно долетишь до воды, не разобьешься об нее. Иван прыгал на Земле с сорокаметровых тренировочных вышек. Но одно дело сорок метров и ровная водная гладь, и совсем другое – четыреста и ад морской!

И все же Иван нащупал ромбики-капсулки антигравитаторов разовых, вытащил, прилепил пару к вискам, пару под мышками, еще пару к лодыжкам. Оставался один. Но Иван не успел пристроить его, произошло что-то непонятное – все вдруг дернулось в его глазах, упала какая-то тень. И только после он уже почувствовал прикосновение чего-то острого к спине – ткань комбинезона затрещала, лопнула. И он, приподнятый неизвестной силой на полметра, упал снова на площадку и, не пытаясь разобраться, в чем дело, юркнул в дыру, притих. Над самой головой клацнул клюв, сверкнули жуткие когти.

Все становилось на свои места. Иван даже вздохнул с облегчением. И еще бы не радоваться – это были не харханяне, не разумные обитатели Системы с их вывертами! Это были обычные безмозглые твари, прожорливые, гадкие, гнусные, свирепые, но главное, тупые! Иван уже видал таких, когда они первый раз влезли с Ланой в шар, а потом он высунулся в дыру и оказался под прозрачным колпаком. Но тогда был колпак. А теперь никакой защиты!

За первой тварью прилетела вторая, а там и третья, десятая, сотая... Ивану казалось, что прожорливых летунов тысячи, так они отчаянно и злобно, громко и бестолково галдели, свистели, шипели, гортанно вскрикивали, дрались меж собою, тыча без разбору и клювами, и прямыми острыми рогами, выдирая пучки перьев из собратьев, пакостя, измазывая все внизу белым жидким пометом.

Но к Ивану пробраться они не могли – лаз был узок, а крылья слишком велики.

Через полчаса вся эта пернатая, рогато-клювастая братия поуспокоилась и расселась рядками вокруг дыры, выжидая, когда же лакомая добыча вылезет. В намерениях их можно было не сомневаться.

И тогда Иван решил действовать. А что еще оставалось?! Сидеть и выжидать, пока им снова займутся ребята из местной службы слежения?! Ну уж нет, лучше погибнуть в мерзких клювах. Решение созрело мгновенно. Иван лишь взглянул на индикатор лучемета – в заряднике скопилось чуток энергии, совсем мало, но чтобы пугануть хватит. Он повернул ромбики антигравитаторов. Почувствовал легкость. И не мешкая, выскочил наружу. Ближайших тварей он сжег в прыжке. Полыхнувшее пламя отпугнуло прочих. Но не слишком-то отпугнуло – они лишь шарахнулись от него, и тут же воспряли духом, набросились на Ивана. Троим или четверым он перебил шеи лучеметом – сейчас Иван использовал его как дубину, еще двоих отбросил ногами. И тут же оттолкнулся от края площадки, прыгнул.

Океан внизу бушевал с возрастающей осатанелостью. Но теперь Ивана это волноваломеньше всего – до поверхности было далеко, да и антигравитаторы удержат, а вот твари уже настигали его. Он отчаянно отбивался лучеметом-дубиной, бил по головам, телам, куда придется... но что толку бить по голове безмозглого ящера-птицу! Они лишь отскакивали, падали на миг, теряя ориентацию, но тут же нагоняли, тянули к добыче когти, клювы.

Ивана спасало одно – не дубина-лучемет, не выучка и не действие антигравитаторов – а то, что твари мешали друг другу, они отпихивали собратьев, путались в собственных лапах, крыльях, клювах, рогах, падали, поднимались, снова путались, горланили, клекотали – только перья летели во все стороны.

А Иван летел, летел вперед, несмотря ни на что! Скорость была мала. И он должен был вот-вот упасть! Но одна опасность миновала – он может утонуть, пропасть в воронке, его могут разорвать в клочья клювастые, но теперь его уже не разобьет о скалу волнами! Иван умел драться за свою жизнь. И он использовал любой шанс, даже если это был один шанс из десяти тысяч!

Впрочем радоваться долго не, пришлось. Одна из тварей, наиболее удачливая, сильная и злобная, вырвалась из кучи-малы, вцепилась в Иванову спину, не разбирая, где ткань, где кожа, раздирая все. И понесла, понесла... Она сразу оторвалась от преследующих, хотя стая гналась, Иван видел. Стоял такой дикий гвалт, писк, крик, визг, скрип и вообще непонятно что, словно все отродия ада бросились в погоню за извергнутым преисподнею демоном!

Боль была непереносимая. Но и непереносимую боль человек переносит! Иван тыкал снизу в брюхо твари лучеметом. Но та не реагировала. Она даже не орала, не клекотала, молчком тащила добычу.

Чтобы хоть как-то уменьшить боль, Иван ухватился руками за лапы, подтянулся. Тварь задергалась, затрепыхалась, но скорости не снизила. А погоня отставала. Иван повернул голову – и только теперь оценил, что же это было: полнеба закрывала собою неисчислимая дико орущая пернатая стая! Да, только их число спасло Ивана, будь клювастых двое, трое, и ему не миновать бы смерти!

А когда он посмотрел вперед, то глазам своим не поверил – на горизонте сумрачной фантастической громадой стоял скалистый остров. До него было очень далеко, невероятно далеко по земным меркам, но остров был просто исполинским, если он так выглядел на расстоянии. По всей видимости, гнездо твари, несущей Ивана, и было на том острове. Но Иван не хотел попадать в гнездо, хватит уже!

Он поглядел вниз – они как раз пролетали над необъяснимой, но существующей границей между океаном бушующим и океаном спокойным. Иван даже поблагодарил глупую и прожорливую тварь – это она его вынесла сюда, она дотащила его до водной глади, на антигравитаторах он прошел бы лишь половину пути!

Боль притупилась, теперь он почти не чувствовал ее, точнее, он заставлял себя не чувствовать ее, что ни говори, а космолетчик экстракласса недаром десять лет проходил подготовку! На Гиргее, когда его проткнула насквозь ядовитым носом рыба-палач, было значительно больнее, в тысячу раз больнее. Но и тогда он усилием воли сумел отключить связь рецепторов с болевыми центрами в мозгу. Главное, не было бы заражения, ведь похоже, эти твари питались не только свежатинкой, но мертвечиной, падалью, недаром они напоминали сверхгигантских и уродливых гибридов земного грифа с гадрианским рогатоголовым гнилоедом.

Иван отпустил лапу, одной рукой слазил в пояс, вытащил таблетку поливита, проглотил. Теперь можно было не беспокоиться – поливит мгновенно уничтожал любую заразу. Его запустили в серийное производство лишь за пару лет до Иванова отлета. Это было новейшее сверхсильнодействующее средство. Надо было поблагодарить спятившего, но все же доброго и верного приятеля Сержа Синицки, Серегу!

Рогатая тварь не трогала Ивана, видно, берегла для птенцов. Но Иван ее саму беречь не собирался. Он все рассчитал и выжидал теперь удобного момента. Главное, не опоздать! Лучше проплыть лишний километр, чем разбиться о каменную поверхность острова. А теперь Иван видел – остров этот – сплошная скала. Лишь несколько высоких башен с маленькими окошечками торчали среди каменных нагромождений. Пора!

Он резко подтянулся, ухватив тварь за лапы, ухватив повыше, чуть ли не у самого брюха. Подтянулся и сразу же перехватился, закусывая губу, чувствуя, как со спины лоскутами слезает кожа. Следующим прыжком-перехватом он добрался до длинной голой шеи. Тварь перепугалась, замерла, размахивая гигантскими крыльями, потянула шипастый клюв к Ивану. Но было поздно – Иван висел на шее, почти у головы. В него снова вцепились когтистые лапы. Но поздно! Поздно! Иван уже ломал шейные позвонки, скручивая шею... еще одно усилие – и голова бессильно свесилась, из клюва послышался смертный хрип. Тварь еще трепыхалась, еще взмахивала крыльями. Но Ивана она уже не интересовала.

Он, придерживая на груди ремень лучемета, прижав локти к телу и чуть подогнув ноги, летел вниз. Где-то далеко-далеко у горизонта галдела стая, чуть выше, медленно, растопырив уродливые крылья, падал клювастый. А Иван летел камнем! Полкилометра – сразу и не упадешь! Нужно еще и дождаться!

Это были томительные секунды. Малейший промах, невидимая осечка – и его расшибет о безмятежную и ласковую на вид водную гладь. За сотню метров над поверхностью Иван чуть расправил руки – и сразу его положение выровнялось, теперь он падал вниз ногами. Важно было не завалиться на спину, и потому Иван прижал подбородок к груди, он был опытным спортсменом-парашютистом, он был прыгуном в воду, он знал, что делать... И все же такое с ним было впервые.

Удар встряхнул, будто не в воду, а на камень упал. Но это было первое ощущение. Иван стремительно погружался в пучину, а сам радовался – все цело, все позади, он спасен! Он умудрился каким-то чудом даже не сломать ничего, не вывихнуть ног и рук!

Его опустило метров на двадцать пять. И он не сопротивлялся, не замедлял движения. Спасен! Прохладные струи обтекали его тело, сливались в одно целое над головой. Вода была прозрачна, чиста. Иван поднял голову вверх и увидал небольшой круглый просвет, словно солнце плескалось в верхних слоях воды. И пошел наверх. Всплыл он возле чуть покачивающегося на ряби трупа клювастого. Отпихнулся от него ногой. И поплыл к острову.

Трижды на него пытались нападать зубастые рыбины типа земных акул, только трехглазые и с корявыми лапами вместо плавников. Но Иван отбивался от них. Рыбины оставили его в покое, уплыли. А вот спину жгло – то ли вода была с растворами солей, то ли ссадины и раны были глубоки и реагировали на все. Иван старался не замечать этого. Он тихо и размеренно взмахивал руками, плыл к острову.

И он еще не знал, что его там ждали. Он вообще ничегошеньки не знал – будущее было темным, непредсказуемым.

Обдирая колени об острые выступы береговых наслоений, он выбрался из воды. Нагромождения камней-валунов, песчаное побережье, уходящие ввысь уступы скал не вызывали особой тревоги – все было дико, первозданно. А Иван меньше всего боялся первозданного и дикого.

Он прошелся по отмели, не снимая комбинезона, отжал с него воду, отдышался. Усталость накатила внезапно, наверное, действие стимуляторов закончилось. Но когда Иван уже собирался улечься на песочек, закинуть руки за голову и вздремнуть минут десять-пятнадцать, из-за камней вдруг с гиком и гвалтом высыпала орава негуманоидов странного вида. Именно орава!

Местные обитатели были, видно, дики и первозданны, как местный ландшафт, а может, просто корчили из себя таковых. На них не было комбинезонов, лишь пучки травы чуть прикрывали бедра. На запястьях и щиколотках болтались толстенные кольца-браслеты, из носов торчали стреловидные украшения. Вдобавок ко всему эти дикари размахивали штуковинами, напоминавшими смесь гидрогарпунов с граблями.

Иван с трудом улавливал смысл криков. Даже переговорник еле справлялся, ибо было там нечто подобное:

– А-ай! У-уй! Бей! Бей! Угу-гу! Ого-го! И-эх! И-эх! Окружай! Эге-ге-гей!!!

Лишь несколько кричали по-знакомому:

– Арра-ахх!!! Ар-ра-а-а-а-аххх!!!

И уж совсем все стало понятно, когда тонким Голосом завопил некто невидимый:

– Да здравствует месяц развлечений! Ар-ра-ах!

Все хором и с дикарской необузданностью заорали:

– А-ра-а-аххх!!!

Иван поглядел в сторону моря-океана. Ему впору было бросаться обратно в его волны. Да только разнаряженная и размалеванная орава не дала ему этого сделать. На него набросились разом, со всех сторон, оглушили ударами лап и гарпунов, запинали ногами, заплевали, крича что-то похабное в глаза, уши, лицо... Но добивать не стали.

– Вяжи изошедшего из глубины бездны! – приказал кто-то важно. – Вяжи! боги Ха-А-хана требуют жертвы!

– Ар-ра-ах!!! – завопила снова орава беснующихся.

Ивана связали. Связали без всякого почтения, как вяжут какого-нибудь борова. И поволокли. Десять или двенадцать дикарей ухватились за конец длиннющего каната. Они, видно, застоялись. Иначе было непонятно, почему они бросились вдруг в глубь острова, не обращая внимания на то, как они тащат жертву, смогут ли они ее таким вот образом дотащить куда требуется живьем. похоже, им было все до лампочки!

Иван еле успевал уворачиваться, отпихиваться руками от камней. И все равно за несколько минут он набил столько шишек, получил столько тумаков, что и не сосчитать. Особенно больно было, когда он падал на спину, или задевал ей обо что-то.

Наконец движение кончилось. – Его снова окружили, вытряхнули из комбинезона. Повесили за спину бесполезный лучемет, обмотали обрывок цепи вокруг талии, раз пять ткнули, видно, для порядку, чтоб не забывался, кулаками в лицо.

Но зато на заклание Ивана несли со всеми почестями. Он вдруг почувствовал, что отношение изменилось коренным образом. А что на заклание – он не сомневался. Стоило преодолевать все тяготы, чтобы тебя принесли в жертву каким-то языческим богам, каким-то идолам!

– Эй вы, идиоты разукрашенные! – орал Иван, теряя самообладание. – Даже самая жалкая жертва имеет право знать, что с ней делают, ради чего?!

– Заткнись! – сказал ближайший негуманоид, рогатый и совершенно зеленый. – Твое дело не трепыхаться!

– Слыхал уже!

Ивана втащили на возвышение. Привязали к столбу. И тогда он сразу все понял. Прямо за ним стояли два огромных устрашающего вида идола. Надеяться на то, что такие вот боги благосклонны к гостям, доброжелательны и гуманны, было бы наивно. Такие страшилища могли требовать лишь одного – крови! И чем больше, тем для них, судя по всему, лучше.

Но и это было не главное. Теперь Иван имел возможность спокойненько оглядеться. И то, каким образом его собирались приносить в жертву, Ивана не порадовало. Он принял за обычное возвышение, за помост, трехметровый штабель толстенных бревен, уложенных крестообразно, срубом. Бревна были щедро усыпаны и обложены хворостом.

– В жертву!

– Жечь! Жечь!

– Давай, начинай! Месяц кончается!

– Харх и Арх требуют жертвы! Чего тянете!!!

– Ар-ра-аххх!!!

Орава все увеличивалась. Теперь это была не орава, а огромная толпа. Все прыгали, гомонили, размахивали гарпунами-граблями, но близко к Ивану подходить остерегались.

Когда напряжение достигло критической точки, когда толпа готова была растерзать Ивана руками, не дожидаясь, пока поднесут огонек к вязанкам хвороста, сквозь нее вдруг протиснулся двурогий негуманоид в черной длинной накидке, вздел вверх длинную клюку-жезл с искривленной загогулиной в навершии и проревел звероголосо:

– Ша-а, плебеи!

Гул стих моментально. И вслед первому двурогому протиснулись еще шестеро или семеро. Вид у каждого из них был настолько злобен и дик, что Иван понял, пощады не будет. Кроме того, двое из двурогих держали в корявых лапах незажженные факелы.

– На исходе, знаменательного месяца и во исполнение тысячелетних традиций нам предстоит в этот час принести нашим кротким и миролюбивым богам Арху и Харху небольшую жертву. Взгляните на это чудовище – двурогий ткнул Ивана кривым когтем.

– Сме-е-ерть!!! – завопили из толпы.

И лишь теперь Иван разглядел, что в толпе много женщин и детей. Женщины все были четырехгруды, крутобедры, но и лысы, шишкасты, чешуйчаты. А в первом ряду стояла старая Иванова знакомая. Он бы ее узнал из тысяч негуманоидок – такие глаза, такой рот были только у нее. Она что-то кричала. Но в общем гуле невозможно было разобрать ее голоса. Потом она наклонилась, подняла с земли камень и бросила в Ивана. Камень попал в колено, отскочил. Но тут же градом посыпались другие камни – толпа заразительна в своем единстве и воодушевлении. Она была готова забить жертву, не дожидаясь положенных церемоний.

– Стойте, плебеи! – рыкнул первый двурогий. – Или вы хотите обидеть наших кротких богов?!

Плебеи тут же прекратили обстрел Ивана камнями, замерли, не дыша. А четырехгрудая красавица показала Ивану кулак, но тут же не удержалась, подмигнула, и губы ее плотоядно вытянулись вперед, стали влажными, манящими, зазывными. Иван перевел взгляд.

– Боги должны решить, на каком огне следует приготовить для них жертву – на быстром или на медленном! – провозгласил двурогий. Кто осмелится?

Из толпы никто не вышел. Тогда двурогий ткнул пальцем назад, ткнул не глядя. И двое дюжих молодцев с копьями-гарпунами выволокли на площадь перед штабелями одного из дикарей – длинного, серочешуйчатого, с кольцом в носу и парализатором местного производства за поясом. Парализатор стражи выдернули сразу, отбросили. Длинного поставили между идолов, напротив Ивана. И был этот длинный ни жив, ни мертв: Похоже, он совершенно не ожидал, что ему выпадет эдакая доля.

Двурогий заговорил мягче, добродушнее:

– Соплеменники и гости нашего племени, друзья мои, вы знаете обычаи. Арх предуготавливает нам хорошую жизнь, ну, а Хар – длинную. Они всегда вместе и всегда врозь. Они противостоят друг другу, но и не могут обойтись один без другого, таков удел высших сил. Они выбрали этого мозгляка! – он ткнул пальцем в длинного. Они вложили в мои руки священную пращу. Им и решать! В какую сторону упадет мозгляк – так и порешат боги. Арх за быстрый огонь, Харх – за медленный. Подайте пращу.

Стражники сунули ему что-то. И Иван не успел опомниться, как из пращи, конец которой двурогий крутанул с немыслимым проворством, вылетел камень, наверное, тоже священный, и ударил длинного прямо в лоб. Длинный постоял-постоял немного. И рухнул в сторону Харха.

– Боги решили готовить жертву на медленном огне! – объявил двурогий. – Приступим же!

Факелы в руках его помощников вспыхнули сами собой. И разом ахнула толпа. Ей явно нравилось зрелище. Про длинного забыли.

– Постойте! – вдруг раздраженно выкрикнул двурогий. – Не годится спешки ради пренебрегать старыми законами. Эй!

Из толпы не вышла, а прямо-таки выползла дряхлая старуха в белой накидке, кивнула двурогому и направилась к Ивану. Она не смогла сама взобраться на возвышение. И ее подняли туда двое стражников. Тут же спустились.

Старуха взмахнула руками, широченные белые рукава спустились по ее чешуйчатой дряблой коже до самых плечей, и все увидали, что в изогнутых корявых пальцах старуха держит два острейших лезвия. Непонятно откуда появилась на ее впалой груди плоская, но широкая чаша-блюдо – она болталась на тоненькой желтой цепочке.

– По какому чину справлять обряд будем? – проскрежетала старуха. И поднесла лезвие к Иванову горлу.

– Надо спросить у богов! – изрек двурогий. И опять махнул рукой в сторону толпы.

На этот раз выволокли упирающегося толстяка. Толстяк орал, визжал, оправдывался в чем-то. Но с ним не церемонились. Двурогий, выхватив из складок одежды кривой нож, одним ударом вспорол брюхо толстяка, вытащил груду кишок, бросил их на землю, обрубил одну, верхнюю, и принялся наматывать толстяку на голову. Он мотал до тех пор, пока с пыльной земли не поднялся последний грязно-розовый отросток, пока лицо и шея толстяка не скрылась под толстенным слоем его же внутренностей, а потом объявил:

– Сорок семь оборотов – нечетное число! По малому чину!

Толстяка стражники сразу выпустили, и тот упал рядом с длинным, но в отличие от него еще долго корчился, дергался, елозил по земле. Только на него не смотрели. Все взгляды были устремлены на старушку с лезвиями.

Старушка пошамкала губами, пошмыгала носом.

– По малому, так по малому, – произнесла она без особого восторга. – Сделаем!

Она подошла к Ивану резанула его бритвой по животу и подставила чашу. Кровь стекала в нее медленно, будто нехотя.

Иван решил ни на что не реагировать. Он был в их руках. Мольбы и плачи не помогут, это очевидно. Оставалось лишь одно – умереть достойно и с честью, как и подобает землянину, человеку христианской веры, попавшему в лапы пребывающих во тьме язычников.

– Не понимаете, что творите! – бросил он в толпу.

И закусил губы. Больше они от него не добьются ни слова.

Старуха резанула у самого горла. Опять подставила чашу. А другой рукой потянулась к кресту, висящему на груди Ивана. Но под взглядом ледяных серых глаз вдруг обмерла, остановила руку.

– Чего тянешь?! – завопили из толпы.

– Всю потеху портишь!

– Давай!

– Режь!

– Жги!

Старуха не реагировала. Она набрала из разных мест Иванова тела полную чашу крови. И пошла к идолам поганым. Ей спешить было некуда. Она тщательно и со старанием выполняла обряд – запускала высохшую руку в чашу, потом смазывала губы идолу, одному, другому. Иван не знал, что там за механика внутри, но при каждом прикосновении старушечьей руки, идолы утробно и довольно урчали. Остатки старуха выплеснула идолам в лица, а точнее, в рожи. Более гнусных и зверских рож Иван не видывал. Но особо его поразило то, что идолы были двуглазы.

– Боги принимают жертву! – возвестил звериным рыком двурогий. – Пора!

Факельщики, не обращая внимания на то, что старуха еще не спустилась, со штабеля, бросили горящие факелы в хворост. Огонь занялся. Толпа загудела – не менее утробно, чем ее боги. Иван закрыл глаза.

– Ар-ра-а-а-дххх!!! – завопил жрец.

– Ар-ра-а-а-а-аххх!!! – откликнулась толпа.

Пламя подбиралось к пяткам. Воздух плавился и Иван видел совершенно искаженные жуткие морды стоявших в толпе. И без того страшные, сейчас искривленные в воздушных раскаленных линзах, они были просто неописуемы – до жути, до реализма кошмара, превосходящего все виды реализмов.

Пламя раскалило внутренности каменных идолов, и последние принялись сначала тихо, а потом все громче подвывать, выть. Ивану стало не по себе. Доигрался! – сверкнула в мозгу мысль. Он уже не молил Всемогущего о даровании жизни. Он был готов встретить свой конец как подобает, и мысленно просил об укреплении духа. Пламя взметнулось передним стеной. И дороги в этом пламени не было.

Иван закрыл глаза. Огонь подбирался все ближе, он жег, не давал дышать, пожирая весь кислород вокруг, он гудел, вибрировал, он уже опалил часть бороды и волос... Иван чувствовал, что начинает дрожать – неостановимо, крупно, будто его не жгли, а наоборот, морозили, будто его, облитого ледяной водой, выбросили зимой на улицу; его трясло, колотило, било. И он не сразу понял, что трясет-то не его, что это вибрирует столб к которому он привязан.

Столб трясся словно допотопная ракета на стартовой площадке. Но он не просто трясся. Он вдруг начал подниматься – медленно-медленно, по сантиметру в секунду, а то и меньше. Но он пошел вверх!

Иван ощутил, что он вместе со столбом вырывается из пламени, что толпа, костер, площадь, жрецы, идолы и все прочее, остается внизу, а его неумолимо влекет вверх!

Толпа бесновалась. Трехглазые вопили, словно их всех резали живьем.

– Ухо-о-одит!!!

– Прошляпили!!! Лови!!! Хватай!!!

– Сколько времени, эй, сколько щас?

– И-эх! Дурачье!

Это и еще многое другое доносилось снизу. Но громче всех прозвучал вдруг рык двурогого, жреца:

– Месяц развлечений окончен, плебеи!!!

Иван смотрел под ноги – и видел не только стремительно удаляющийся остров со всеми его каменными нагромождениями и башенками, он видел вырывающееся из основания столба пламя – это и было нечто наподобие ракеты!

Иван еще не понял, верить ли в свое спасение или нет, бред ли это, болевая галлюцинация – ведь могло быть, что на самом деле он стоит на площади, умирает в муках на костре, а ему мерещится все! Он не знал. И он не успел разобраться. Потому что его вдруг вместе со столбом-ракетой ударило о что-то вверху. Иван догадался – они пробили какое-то покрытие, ворвались куда-то. Но от удара он лишился сознания.

Хрустальный куб был прозрачнее, чем прежде. И трон сиял неестественной голубизной, переливался. Но вот только на троне никого не было.

Иван стоял, привязанный к столбу, посреди уже знакомого ему зала. Точнее, это столб стоял. А Иван висел на столбе. Он только что пришел в себя и ничего не мог понять. Как он оказался в Меж-архаанье? Что за ерунда?!

А пока он размышлял так, туго ворочая несвежими мозгами, случилось следующее. Из прозрачного куба, словно из собственной комнаты вышла Лана, русоволосая красавица. Вышла и направилась к Ивану. На ходу она произнесла обычным будничным тоном:

– Ну чего ты на меня так смотришь? Это же межуровневая дверь, и ничего в ней такого нету, все просто, я же привыкла... А вот ты все болтаешься на чем-то. Иван, ну ведь есть же мера, нельзя все время висеть. Слава Богу, что еще не кверх ногами. Ну, пусти, я развяжу.

Иван не мог рта раскрыть. Он опять был близок к обморочному состоянию. И все же выдавил из себя:

– Но почему?

– Почему, почему! А кто их знает! У них тут никакой не зал, не дворец! Это просто что-то навроде полигона, понял?!

– Нет, – прохрипел Иван.

– Вот и я не понимаю, – вздохнула Дана. – Они ничего не скрывают, ходить разрешают, где вздумается, чего хочешь, то и делай! А маток, говорят, и так хватает пока! Они готовят чего-то, так вроде бы говорили, только не сказали, что! И им надо изучать поведение этих, как они... а вот, земных особей! Короче, чокнешься с ними! Но кое-чем я уже овладела!

Иван потер затекшие руки. Отошел от столба. Ткнулся носом в лицо русоволосой и прошептал:

– А я думал, ты давно там, – он махнул рукой в неопределенном направлении.

– На том свете, что ли?

– Угу! Навроде!

Он целовал ее. И она отвечала. Но отвечала робко, неуверенно, будто опасаясь чего-то или зная, что они на виду, что за ними следят.

– Да брось ты, – прошептал он ей, – наплюй на этих монстров; ну их!

Она вырвалась. Побежала к кубу. Иван бросился за ней.

– Не надо! – выкрикнула она громко. – Еще рано! Ты потом придешь за мной, а сейчас рано! Уходи!

– Нет уж, – ответил Иван, – не рано! Самое время!

И увидал, что на троне появился изможденный Верховник. Будто из воздуха появился.

Меж-архаанье – Хархан-А – Предварительный ярус. Невидимый спектр. Система. Год 124-ый, временной провал

– А ты все шалишь?! – с укоризной спросил Верховник.

Ивану не понравился его тон. И он не ответил. Ему вообще сейчас было не до пугал и чучел с чьей-то сконцентрированной сущностью внутри.

Он бежал вслед за Ланой. Она влекла его... Но то, что было открыто для нее, было закрыто для Ивана. Лана проскользнула в хрустальный куб, будто это была голограмма. А Иван уперся руками в холодную твердую поверхность. С досады ударил по ней, но лишь отбил кулак.

– Я все равно заберу тебя отсюда! – выкрикнул он.

– Ежели только сам ноги унесешь, – насмешливо проговорил Верховник сипатым голосом Иванова приятеля-забулдыги.

Иван бросился на Верховника – он уже вспрыгнул на куб, замахнулся лучеметом-дубиной, включил усилием воли внутренний механизм ускорения. Но Верховник отшвырнул его от себя когтистой ногой, отшвырнул шутя, словно котенка. Иван несколько раз перевернулся в воздухе. Грохнулся на пол. Снова его спасло лишь умение падать.

– Ты мне больше не нужен, лягушонок, – сказал Верховник мягко и ласково, – ты оказался очень неинтересным и совсем не забавным. Если у вас там сейчас все такие, то наши ребята помрут со скуки! Вот было дело раньше, в годы моей юности, это да-а-а!

Иван приготовился выслушать длинный рассказ-воспоминание, к каким обычно склонны старики всех миров. Но Верховник остановился.

– Ладно уж, – сказал он неожиданно совершенно другим голосом, – надо быть последовательным, скажи спасибо! Раз я принял такое участие в твоей судьбе, лягушонок, раз уж я помогал тебе с самого начала, так и сейчас дам тебе шанс. Но учти, ежели тебя снова подвесят, я пальцем не шевельну, висеть будешь до полного созревания... Все! У тебя двенадцать секунд!

Верховный столь же внезапно исчез.

А Иван стоял столбом. Двенадцать секунд – на что?! Он ничего не понял. Что ему надо делать? Какой шанс?! Правда, сейчас, в ускоренном ритме, каждая секунда была для него минутой, даже чуть более, но... Иван разбежался и опять запрыгнул на парящий хрустальный куб. Он подчинялся теперь лишь внутреннему голосу, внутреннему зову.

Он с размаху плюхнулся на трон. И его тут же будто вознесло куда-то, все поплыло перед глазами. Нет, это была не голограмма, это было нечто пока недоступное земному разуму. Исчезли зал, каменный пол, колонны, все исчезло. А перед Иваном, сбоков, сзади, сверху, снизу, со всех сторон разом выросли уже виденные им когда-то мохнатые лиловые и переливающиеся решетчатообранзые структуры, вновь все растворилось в их бесконечных хитросплетениях, уходящих, казалось, в саму бесконечность, вновь структуры эти дышали, раздувались и опадали... Но время шло! Уже две секунды-минуты прошли, прошли безвозвратно! Надо было сосредоточиться на главном, на самом главном! Но что же главное?! Лана? Он только вспомнил ее имя – и она тут же предстала пред ним, улыбнулась, протянула руку. И это было не видение, это была она сама, живая, настоящая. Иван рванулся к ней, вскочил с трона. И тут же все пропало. Лишь голос прозвучал:

– Нет, не надо, сейчас ты погубишь и себя и меня. Не спеши! Я верю, я знаю, я предвижу – ты придешь еще за мной, ты заберешь меня!

Иван снова уселся на трон. Его колотило в нервном напряжении, убыстрение всех жизненных процессов в организме давалось большой кровью, невидимой, неосязаемой, но проливаемой все же. Сколько лет он отнял у себя? Нет, сколько секунд-минут прошло сейчас? Две, еще две!

И тут Иван понял, что для него самое главное! Ведь без этого и мечтать не следует ни о чем другом. Да, верно! Он очень образно и зримо представил развороченную, разодранную словно консервная банка капсулу. И опять кресло будто взмыло вверх, появились структуры Невидимого спектра. Ивана швырнуло куда-то, он почувствовал толчок, но из кресла-трона не вылетел, он был как бы слит воедино с ним. Это вообще был не трон никакой! Это был недоступный воображению чудо-агрегат, создание сверхцивилизации, создание, обладающее фантастическими, сказочными свойствами. Теперь Иван понял, кем он мог казаться создателям и владельцам подобных чудес – именно комаришкой, лягушонком. Но секунды-минуты шли!

Капсула возникла перед ним внезапно. Она лежала на пустынной и каменистой поверхности с редкими растениями былинками, где-то Иван уже видал такую, неважно где. Он чуть было не бросился к капсуле, чуть не выскочил из кресла-трона. Но вовремя остановился – ведь он всемогущ, лишь пока сидит в нем! И тогда он дал мысленный приказ – идти на сближение с капсулой, он представил, как она увеличивается, надвигается.

Чудо-агрегат был послушен его воле. Не сходя с него, Иван вплыл через рваную и обожженную дыру, искорежившую обшивку, внутрь капсулы. У него сразу защемило сердце. Никогда еще эти старушки-развалюхи, эти списанные тихоходы не нагоняли слезы на него, а тут... Иван чуть не разрыдался, настолько все внутри капсулы было родным, близким, своим, после этого чуждого и кошмарного мира. Но время, время! Оставалось не больше пяти минут-секунд. Иван устремился к сейфу-шкафу. Секунда ушла на то, чтобы открыть. Еще одна, чтобы вытащить запакованный возвратник, распутать ремни, укрепить прибор на теле, сдвинуть его под мышку. С Ивана градом полил пот. Голова сразу опустела. Он чуть было не потерял сознания. Это было невероятно, но так. Он слышал, читал, что умирающие без воды и пищи путники, замерзающие или наоборот иссушенные солнцем, могут пройти-проползти десятки километров, преодолевая дикие трудности, собственную слабость, все прочее, но перед самым спасением, в нескольких метрах от дома, костра, оазиса они погибают, не выдерживают чудовищного напряжения. То же происходило и с ним. Но Иван был не просто путником, он был поисковиком.

Он пересилил желание тотчас вернуться на Землю. Нет! Здесь Лана! Здесь еще много непонятного! И почти сразу же его вместе с креслом выбросило в зал. Какая-то сила приподняла его и швырнула на каменный холодный пол.

Иван сильно ударился. Но стерпел. Поднял глаза – на троне сидел Верховник, покачивал своей огромной головой и смотрел на Ивана.

– Ну что же, – проскрипел он металлически и бездушно, – хвалю! Ты справился с нелегкой задачей! Не так-то ты глуп, лягушонок! Я тебя недооценивал. Что ж, ты сумел оттянуть миг своей смерти. Всего лишь оттянуть! Но и это забавно! Ты мне доставил несколько приятных секунд...

Иван его грубо перебил:

– Скажи, почему тебя называют Верховным Демократом, что это за титул такой?

Он ощущал твердое тело переходника под мышкой, и это делало его безрассудно храбрым, даже наглым.

– Вот ты как ставишь вопрос, лягушонок? Ну ладно, перед смертью приговоренному делают послабления. Отвечу, да только тебе не понять! Я – никто и ничто! Как и миллионы и миллиарды других обитателей Системы. Любой может взять на себя тот титул, какой ему понравится. Ибо любой из нас – лишь частица Единого Сущего, Общего Системного Разума. И любой является и обязан быть демократором – то есть приобщателем к Сущему. Подлинная власть каждого, а стало быть и власть народная, всеобщая, только там – в Системном Разуме. В нем есть и несколько приобщенных с Земли, мало, но есть. Вам еще предстоит пройти долгий путь развития, чтобы окончательно избавиться от гуманистических и религиозных предрассудков, чтобы переработать человеческий, земной материал в сверхсуществ-демократоров, несущих миру новый, наш порядок... Впрочем, вам уже ничего не предстоит, вам...

– Как это?! – возмутился Иван.

– Ладно, замнем! Это все пока что тайна, которой тебе не следует знать. Ты не прошел предварительного карантина, не смог избавиться от слизнячьего мировоззрения и мироощущения, да, не дозрел, лягушонок. И мне даже жаль тебя. Но у Системы свои законы! Пора!

Верховник встал во весь свой гигантский рост. И в руке его вдруг проявился огромный двуручный меч.

Иван невольно подался назад. Только одно удерживало его в этом мире – русоволосая. Но ее слова?! Как понимать ее слова?! Он еще придет! Значит, он просто обязан еще придти! Он обязан прежде всего выжить, чтобы придти и забрать ее!

Верховник спрыгнул вниз. Изможденное высушенное тело его было полно энергии, внешность обманчива! Лишь длинные мосластые руки и ноги подрагивали, да скрипели при ходьбе суставы, что-то булькало внутри. Черный плащ развевался за спиной Верховника, будто часть мрачного и смертоносного Пространства.

– Я не понимаю ничего! – прошептал Иван.

– Сейчас поймешь!

Верховник взмахнул мечом. И Иван еле успел увернуться, он отскочил в последний миг. Начиналось что-то страшное, непредвиденное.

Еще два удара мечом были столь сильны и быстры, что Ивану пришлось сначала подпрыгнуть вверх на три метра, перевернуться, а потом кубарем покатиться между ног Верховника по каменному полу. И он понял, что такая игра не может продолжаться бесконечно, что это игра кошки с мышкой.

– Я приду за тобой! – выкрикнул он во всю глотку, срывая голос. – Жди меня!!!

И с силой надавил рукой на переходник. Напрягся.

Ничего не произошло! Чертовая штуковина, подаренная Дилом Бронксом не сработала! Это был конец! Подсунул некондицию, гад, предатель, барыга, сволочь! У Ивана не хватало ни слов, ни злости! Это же подлость! Это...

– Никуда ты не придешь! – с ехидцей сказал Верховник. – Тебе незачем приходить сюда! Ты тут останешься навсегда! Твой труп распылят, лягушонок! И никто про тебя не вспомнит!

– Вспомнят! – крикнул Иван. И увернулся от очередного удара. – Вспомнят! Если я не вернусь, придут другие!

– И другие не придут!

Меч обрушился на Иванову спину плашмя, а сам он полетел к кубу, ударился об него, отскочил, еле увернулся от острия. Вскочил и бросился бегом за колонны. Там была лестница. Иван покатился вниз – через голову, кубарем, не щадя себя. Но и не выпуская из рук лучемета-дубины.

Он все жал и жал рукой на переходник. Но тот не срабатывал. Он только пощелкивал, пощелкивал... а контакта не было. Но ведь там, на Дубль-Биге, он же работал! Они же проверяли!

Хищное лезвие огромного меча сверкало то с одной стороны, то с другой. Иван подпрыгивал и приседал, падал наземь и уворачивался, пробовал отбиваться лучеметом, но это было и смешно и глупо, эдакой соломинкой разве отобьешься.

Он уже слетел вниз по длиннющей лестнице и мчался теперь по какому-то полутемному коридору, куда-то сворачивал, на что-то надеялся. А гигантский и жутко скрипящий суставами Верховник в развевающемся и, казалось, все увеличивающемся, вырастающем черном плаще гнался за ним, тяжело топоча, обдавая горячим гнилостным дыханием, чем-то страшным, неживым. Да, ведь это и был труп, самый настоящий огромный мертвец, в которого вселилось нечто вообще неуловимое. И спасения от Мертвеца-Верховника не было.

У Ивана все оборвалось в груди, когда он увидал глухую стену, выросшую перед ним. Тупик! Он развернулся, прижался спиной к стене.

Но Верховник тут же сбил его голоменью меча наземь. А сам острейший и тяжеленный меч, ухватив его обеими руками, вздел над Иваном. Еще миг, сотая мига – и все!

Иван даже руки не поднял, чтобы защититься – бесполезно.

– Нет! Я не убью тебя! – проскрипел металлически Мертвец. – Тебя убьют другие, и ты от них не уйдешь! Нет, не уйдешь лягушонок! – Он затих на секунду, меч стал подниматься, но не уходить в сторону, нет! Он поднимался выше, для более сильного и выверенного удара.

Иван не мог вымолвить ни слова. Он глядел на сверкающее бритвенное острие меча. И ни на что не надейся. Раз меч поднимался, так поднимался, он должен был и опуститься. Бежать некуда!

– Все же напоследок повторю тебе то, что говаривал твой забулдыжный приятель Хук Образина, – проговорил вдруг Мертвец-Верховник голосом самого Хука Образины, – дурак ты, Ванюша, дурак набитый, дурачина и простофиля! Ладно уж, поживи еще чуток! – Голос опять стал металлическим, чужим. – Вот твоя форточка, комар! Лети!!!

И меч обрушился на Ивана подобно молнии. Он вонзился в грудь, прошиб ее, прошиб каменные плиты – и все раскололось вдруг! Точно громом ударило! Все пропало, исчезло, растворилось.

Но Иван не умер. Его швырнуло куда-то. Он почувствовал, что опять его несет сквозь какие-то ярусы, уровни, структуры... И еще прежде, чем его выбросило на поверхность, он сообразил – сам меч, это вовсе никакой не меч! Было бы наивно предполагать, что сверхцивилизация играется в средневековые игрушки! Это был, видно, какой-то аппарат-перебросчик, или что-то наподобие. Только чем бы все это ни было, Ивана уже нельзя было удивить, он пресытился, он изнемог, ни одному лягушонку, ни одному комаришке, ни одному слизню не доводилось претерпевать подобного. Это же было сверх всякой меры!

Ивана вынесло на поверхность у шара-переходника. И он не стал испытывать судьбы. Он повернулся к шару спиной, как учил жирный вертухай, повалился назад – сразу попал в вязкую тьму. И сразу же развернулся, вцепился в скобы, полез наверх.

Он лез как ненормальный, тяжело дыша, не оглядываясь, бормоча что-то, чего и сам не понимал, все тело болело, голова разламывалась, руки и ноги отказывались слушаться. Но он лез и лез. И только одно гудело в мозгу: «Форточка! Форточка! Форточка! Они указали ему форточку! Все! Теперь-то он не опростоволосится! Это ведь и есть та самая форточка, в которую – и только в которую – может вылететь жалкий комаришка! Пускай! Ничего! Потом еще разберется, кто комаришка, кто слизняк, кто есть кто! А сейчас вперед!»

Иван словно ошпаренный вылетел из шара на траву.

– Ну как? – поинтересовался вертухай, сидящий наверху каменного шлюза в той же позе.

– Нормально! – ответил Иван рефлекторно.

– Тогда прощай!

– Ну уж нет! Я к вам еще вернусь!

Иван перепрыгнул через заборчик и опрометью кинулся через сад к бетонным столбам, к навесам. По дороге он сшиб с ног двух гмыховидных существ. Он не дал им опомниться, ударами пятки вышиб глаза, расплющил носы и помчался дальше.

Но эти существа были невероятно живучи. Они уже вскочили на ноги. Гнались за Иваном, дико скрежеща, скрипя и издавая прочие нечленораздельные звуки. И все-таки он их опередил! Столбы были на месте. Навес тоже! Иван белкой взлетел вверх. Пробил головой груду хлама. Пнул колченогий табурет. Ушибся. Но не стал тратить времени на переживания, ощущения. Прыгнул вверх, и уцепившись за невидимые края, протиснулся в лаз. Сзади послышался ехидный сипатый смешок. Кто это был – Псевдо-Хук? А может, Мертвец-Верховник? Иван не оборачивался.

– Ничего, ничего, – бубнил он как заведенный, – мы еще встретимся, еще потолкуем!

На площадочке трубы-колодца его поджидали. Иван не рассмотрел в потемках лиц, но знал, они, трехглазые.

– Ползет, гнида, – сказал один, заглядывая в лаз.

– Щас мы его и ущучим! – гундосо отозвался другой.

Иван ударил кулаком в невидимую рожу. И попал! Да еще как попал!

– Что же это творится? – удивленно протянул то ли Гмых, то ли Хмаг. И полетел вниз. Долго еще доносилось со дна колодца: – Ится, ится, ится, ица, ица, ица... – Колодец был гулким.

Второй врезал Ивану. Но он, видно, не ожидал такого напора. Иван, будто не заметив удара, прыгнул на него всем телом. Он решил, что теперь пусть хоть сам погибнет, но угробит и этого гада. С негуманоидами только их методами!

– Это ты – гнида! – прохрипел он, ударяя лучеметом-дубиной по восьмипалой лапе, вцепившейся в скобу. – Это тебя я щас ущучу, тварь поганая!

Он перебил увесистой железякой суставы трехглазому. И тот полетел вслед за приятелем-напарником. Полетел молча, будто мешок с песком.

А Иван, не мешкая, полез вперед, вверх. Теперь он знал, почему промежутки между скобами были такими большими, на кого они рассчитаны. Но сейчас это не имело никакого значения. «Тебя убьют другие! От них не уйдешь!» – стучало в мозгу. Поглядим еще, поглядим! Иван добрался до тайника, оттянул изрезанное железо. Вытащил шлем.

Но прежде чем расправить скафандр, вытащить бронекольчугу и комбинезон, он снова со всей силы надавил на возвратник. Тот щелкнул... но не сработал! Нет, его явно изготовляли где-нибудь тайком, втихаря. Эх, Бронкс, Бронкс! Подсунул фуфло! Иван бросил в колодец комбинезон – некогда с ним возиться. Натянул бронекольчугу. Сверху намотал обрывок цепи. Влез в скафандр. Несмотря на страшную усталость, на дрожь в руках и ногах, на гудящую голову, он действовал предельно четко, выверенно. Никогда он не влезал в скафандр так быстро, даже в обычных условиях; никогда он не заваривал швы с такой скоростью, но вместе с тем и с необычайной тщательностью. Все! Теперь его непросто будет убить! Но в мозгу било, пульсировало: «Тебя убьют! Другие! От них не уйдешь!» Ну и пусть! Не уйдешь, так не уйдешь! Но сидеть, сложа руки, он не будет. Ни за что не будет!

Теперь у Ивана был нож-резак. Он закинул лучемет-дубину за спину. И полез наверх. С ножом это было проще. И все же он выдохся вконец, прежде чем приблизился к выходу.

Просвета не было. А это могло означать лишь одно – дракон-птеродактиль ожил, свил новое гнездышко.

Да, так оно и было. Иван с трудом пробился сквозь прутья, балки, обломки, шпалы какие-то и рельсины. И он снова оказался среди змеенышей – в мокроте, тесноте, шевелении. Но на этот раз он не стал воевать с порождениями ящеровидной гадины. Не до них! Сам дракон сидел на гнезде. И это было Ивановым спасением! Это было огромной удачей!

Иван вцепился одной рукой в толстенную морщинистую лапищу. А другой, сжимавшей нож-резак, с силой ударил дракону в брюхо. Это был мастерский удар!

Никогда еще Иван не слышал такого озлобленно-пугливого визга – ни на Гадре, ни в подводных лабиринтах Гиргеи, ни на призрачной Сельме, ни здесь, в треклятой Системе. Это была какая-то сбесившаяся сверхсирена! Даже уши заложило, хотя фильтры шлема были рассчитаны и на более громкие звуки.

Гигантская гадина взлетела стрелой. И Иван сумел разглядеть, что она одноголова. На месте второй головы, а точнее шеи, торчал жалкий сморщившийся обрубок – видно, не зря он тогда не жалел патронов! И сейчас не надо было жалеть сил! Иван бил и бил ножом в мерзкое брюхо. Нет, это было не брюхо паукомонстра-урга, которое можно было продырявить с первого удара! Это было почти панцирное покрытие. Да только Иван находил слабые места, бил между чешуями. Бил, обдирая их, раздвигая. Рука в перчатке скафандра почти не чувствовала боли.

Зато обезумевший дракон орал, словно ему добрались лезвием до внутренностей и вот-вот прирежут начисто! Он поднимался все выше и выше. Он пытался сбросить мучителя. Но Иван просто озверел, с ним невозможно было справиться. Он бил, бил и бил! Он даже не смотрел вниз, не знал, на какую высоту они поднялись. Чем выше, тем лучше! Теперь Иван не сомневался, его догадки должны были подтвердиться!

– Ну птичка, давай же! Давай!!! – орал он в беспамятстве и азарте. – Давай!

И когда внизу ничего уже не было видно, когда все съела желтоватая пелена, дракон вдруг ударился обо что-то и замедлил полет. Да, там была переборка, покрытие! Точно, весь этот мир находился под колпаком! Иван еще раз ткнул ножом в брюхо. Дракон снова ударился, перепончатые крылья его зацепились за что-то, и он сам начал отчаянно, в смертном испуге биться, вырываться. Он запутался!

«Ну и черт с ним! – мелькнуло в голове у Ивана – Одной гадиной меньше! В конце концов пусть местную флору и фауну берегут местные жители!» А ему надо выбраться! Во что бы то ни стало выбраться! А там еще поглядим... убьют или нет, уйдет или не уйдет!

Он вскарабкался по драконьему крылу наверх, вцепился обеими руками в свисающие гроздьями шланги-провода. И тут его настигла жуткая когтистая лапа издыхающего дракона. Она обхватила Ивана, начала перебирать жесткими морщинистыми пальцами, словно ища слабого места на скафандре, сдавила, ударила с размаху о переборки, потом еще раз, еще. Подтянулась страшная голова, пасть раскрылась, и Ивана залило мерзкой пеной. Уродливые зубы сошлись на шлеме, скрежетпроник внутрь, резанул по ушам. Но шлем выдержал. Мутные глаза-бельма уже не видели жертвы, дракон был на последнем издыхании, но он пытался отомстить за себя. Даже когда голова на длинной шее бессильно свесилась, лапа не переставала бить о переборки. Если бы не скафандр, Ивана давно не было в живых.

Он ничего не мог теперь поделать с этой крылатой подыхающей махиной. Оставалось ждать, пока она сама не испустит дух. Иван хватался за шланги, провода, кронштейны и прочие вещи, непонятно для чего приспособленные к переборкам колпака. И он вырывал их, корежил, но удержаться не мог.

Наконец лапа дернулась в последний раз. И разжалась. Иван полетел вниз. А до поверхности было ох как далеко!

Он не долетел до нее. Он не пролетел даже десяти метров. Его спасла какая-то проволочная гибкая штуковина, гибрид шланга с пружиной. Видно, он зацепился за нее чем-то. Чем, Иван сразу и не понял. Лишь потом сообразил – это лучемет. Надо быть очень осторожным, иначе... Сверху обрушилось и полетело вниз огромное тело дохлого дракона.

К счастью, Ивана оно не задело. Лишь крючковатым кончиком крыла смазало по обзорному сектору шлема.

Иван ухватился руками за шланг-пружину. Полез наверх. Его хватило только-только. Руки уже отказывались повиноваться.

И все-таки он успел зацепиться поясом за какой-то крюк. Передохнул. Но что это была за передышка! Теперь силы не возвращались к нему столь быстро, как раньше. Теперь он ощущал себя дряхлым жалким и беспомощным стариком, безнадежно больным и безнадежно усталым. Он висел с полчаса. Не мог отдышаться.

Лишь после отдыха он подтянулся еще немного, ткнулся головой в овальную дыру – и обнаружил, что находится в помещении с плоским днищем и плоским невысоким потолком. Да в общем-то и помещением это назвать нельзя было. Иван заполз внутрь. Да, это было не помещением, это было пространство между двумя плоскостями, и ничего больше. Он встал в рост и тут же ударился головой о потолок. Упал. Он был еще невероятно слаб. Но все же он сумел, приподняться на коленях. И пополз, пополз, сам не зная – куда!

Выход должен быть в верхней плоскости, на потолке! Иван полз и смотрел вверх. Казалось, прошла целая вечность. Он уже позабыл, кто он, зачем он здесь, что ему надо, куда он ползет. И все же он увидал, люк. Да, это был люк. Иван встал, убрал задвижку, сдвинул крышку, протиснулся. Опять лестница, опять вверх, это было наваждение! Но Иван решил, что отдыхать будет потом, может, и на том свете, если ему не удастся выкарабкаться. А пока он жив, он будет двигаться вперед и вверх! Вперед и вверх!

Он пролез уже через десять люков, оставил позади сотни ступеней. Крыша колпака была надежной. Люки автоматически закрывались за ним. Но он не смотрел вниз, он не тратил сил.

И вот, сдвинув крышку очередного люка, Иван чуть не ослеп! Но не от света, а от внезапно обрушившейся на него тьмы. Да, он выполз в Пространство! Это был мрак Вселенной! Он опять нажал на возвратник. И опять без толку. Ну и пусть! Голова соображала плохо. Но Иван был готов на все! Ведь есть же у них катера, капсулы, космолеты. Он угонит! Он уйдет от них! Он сделает все, чтобы выскользнуть из этого дьявольского логова!

И он был не далек от истины. Первое, что он увидал на поверхности гигантского купола-крыши, были странные ребристые и оснащенные непонятными антеннами и датчиками мачты. Их были тысячи, десятки тысяч – ибо сама крыша колпака была бескрайней. И к каждой мачте был пристроен дискообразный катер-космолет! Иван не мог ошибаться. Он знал, для чего применялись капсулы такого типа! Пусть чужие, неважно! Он разберется! Он ас, он космолетчик высшего класса, у него нулевая группа подготовки – это предел, это верх! Он все сделает. И он поплелся к ближайшему дисковидному катеру. Поплелся, еле переставляя ноги, падая, проваливаясь на мгновения в забытие и выскальзывая на поверхность. Он все преодолеет! Он все вынесет! Правда за ним! Справедливость за ним! И Добро с ним!

Он дошел до мачты, постоял немного, отдышался, И полез по ребрам-ступенькам наверх. На каких-то пять метров у него ушла целая минута. И все-таки он не хотел сдаваться. Он верил, он надеялся.

Но когда он уже коснулся руками трапа, ведущего к рубке катера, его вдруг оторвала неведомая сила от металлической обшивки, и стала поднимать, поднимать над куполом-крышей. Иван не смог сопротивляться этой силе, она была неизъяснима, обезличена. Он лишь сорвал с плеча бесполезный лучемет-дубину и приготовился драться. Драться до конца. До последнего дыхания! Но драться было не с кем. Его все дальше и дальше относило с крыши-купола. Он уже не мог разобрать отдельных мачт, катеров – все сливалось, терялось. Но само куполообразное покрытие еще долго казалось плоскостью, столь оно было велико, столь необъятен был мир, заключенный под нею. Лишь когда все слилось в единую серебристую поверхность, Иван увидел признаки сферичности купола. А его все несло и несло. Казалось, конца не будет этому странному движению – словно сама Пустота засасывала его.

Остановился внезапно. Чуждый мир застыл где-то под ногами чуть отсвечивающим серебристым шаром. И величина этого шара была не больше величины футбольного мяча, лежащего у ноги наблюдателя. А со всех сторон Ивана окружал мир не менее, а может, и более чуждый: само безжалостное и ледяное Пространство!

В мозгу прозвучал голос – тусклый, безразличный, отсутствующий. И Иван не удивился, он был готов: Голос вопросил:

– Каким ты находишь мир, давший тебе приют на время, слизняк? Хочешь ли ты опять туда, вниз? Или оставить тебя здесь?

Иван ответил вслух, с трудом шевеля растрескавшимися губами, задыхаясь:

– Мне в этом мире нет места!

– И все?!

– Все!

– Ты слишком самонадеян, слизняк! Ты ведь даже не представляешь, что с тобой происходило, а уже готов отрицать непонимаемое тобой. Ты не слизняк даже, ты жалкая прозрачная тля, безмозглая букашка, подхваченная с кончика травинки порывом ветра!

– Мне надоели все эти эпитеты, – оборвал Иван невидимого ругателя. – Если есть что сказать по делу, так говори, нет отвяжись, проваливай, мне и тут хорошо!

В голосе появились оттенки раздражения. И все же он звучал невыразимо тускло, навевая смертную хандру, тоску зеленую, и это противоречило смыслу, заключенному в словах, не укладывалось в обычные рамки, так нельзя было говорить о чем-то важном, исключительном. Впрочем, важным и исключительным это могло быть только для самого Ивана.

– Слушай, тля! Твои минуты сочтены, и ты можешь узнать кое-что. Ты там внизу и в других местах убегал, гнался, спасал, спасался, прыгал, суетился, все рвался куда-то, будто не было ничего важнее для тебя, ты все принимал всерьез. А ведь это была игра, да-да, игра, и ничего более! Тебя дурачили и испытывали в Видимом спектре, именно дурачили. И ты здорово исполнял роль дурака! Неужто ты мог себе представить, что сверхцивилизация обогнавшая вас на миллионы лет может пребывать в столь нелепом и первобытном виде, как тебе это мерещилось?! Нет, ты и впрямь дурак! Любой, другой давно бы смекнул, в чем дело! Он бы сообразил, что есть разница между «системой» и Системой.

А ты? И ведь тебе не просто намекали на это, тебе в лоб, открытым текстом говорили об этом! Видно, и на самом деле твой предмозжечок слабо варит, тля! Эта игрушка из трех сочлененных иглами-уровнями миров была специально создана для развлечений. Но она устарела еще тысячелетия назад, как устарели безнадежно и все ваши парки чудес, все ваши бывшие «диснейленды». Но тебе и такая оказалась не по зубам! Тебя поместили в обитель стариков-маразматиков и забавляющейся малышни, в музей-хранилище допотопных кибернетических организмов и полуживых созданий. При этом тебя оберегали, вели, следили, чтобы ни единый волосок не упал с твоей головы...

Иван истерически засмеялся. Всему должна была быть мера! Это надо же – ни единый волосок! Но голос продолжил вполне серьезно:

– Да-да, все могло быть значительно хуже. Но тебя изучали, проверяли... а ты оказался неинтересен, примитивен и туп! Ты и сейчас-то ничего не понимаешь, не осознаешь то, что было, что будет. У нас тут даже сомнения возникли, – стоит ли вообще тратить время на ваш мир, готов ли он к нашим благодеяниям. Многие высказывались против! Ведь даже животным надо дать вырасти, дозреть, прежде чем отправлять их на бойню, верно? Вы же еще и не животные пока, вы предживотные!

Иван готов был заткнуть уши, лишь бы не слышать ничего. Но как это сделать в шлеме?! Или все ему вообще кажется, чудится? Может, он уже сошел с ума? Спятил?! Свихнулся?!

– Нет, ты не свихнулся, не спятил! – прозвучало в мозгу. – Ты нормален как никогда ранее. Но все! Хватит! Шутки и игры закончены! Гляди! Сейчас ты получишь зрение, гляди, что ожидает всех вас!

И опять все рассветилось вокруг, стало необычным и фантастически красивым, снова переплетались в сказочной гармонии невообразимые структуры, снова раздвигалось Пространство, и глаза видели необычайно далеко. Но теперь к этому добавлялось и нечто новое, неуловимое. Иван растерянно крутил головой. Но он не мог сориентироваться в многосложных и причудливых хитросплетениях.

– Видишь, тля! Это и есть подлинное Пространство, невидимое для вас и непостижимое. Вселенная никогда не была пуста. Мрак и Холод, Пустота и Бездонность – это лишь ширма, за которой сокрыт непередаваемо насыщенный мир, ибо пустота, вакуум – не есть ничто! Так же как ноль – сумма всех отрицательных и положительных чисел, так и Пустота – это сумма, совокупность материи и антиматерии во всех их неисчислимых проявлениях. Для вас это Невидимый спектр. А для нас это лишь часть Системы, дарующей проникшим в нее особые свойства, свойства космических сверхсуществ. Твои глаза видят сейчас почти все, но твой мозг не вмещает видимого, он не успевает перерабатывать поступающей в него информации, он слаб и жалок, твой предмозжечок! Но я дам тебе и почти полное зрение. Гляди, тля!

Ивана будто молотом ударили по голове. В глаза кольнули тысячи игл. Пространство ослепительно засияло, расширилось до невозможности. А причудливые структуры, переплетающиеся и убегающие в своих хитросплетениях далеко-далеко, стали полупрозрачными тончайшими нитями, почти не заслоняющими главного...

А главным было то, во что не хотелось верить. Пространство было заполнено десятками тысяч, миллионами ажурных конструкций явно искусственного происхождения. Иван не сразу все разобрал. Это было не так-то просто сделать. Но он с первых же минут понял, что это не космический город, не станции-обсерватории, не мириады прогулочных космокатеров. Это был Флот. И не просто флот, а Боевой флот, состоящий из неисчислимого множества крейсерских космолетов непривычных конструкций. Да, это были именно боевые крейсера, ничто иное. Иван разбирался в этом. И они были до такой степени оснащены, увешаны всеми видами понятного Ивану и непонятного оружия, что эта мощь одним только, своим существованием могла повергнуть и обратить во прах, лишить воли, способности защищаться сотни цивилизаций Пространства. Это было воистину сосредоточение Сил Зла!

Иван зажмурился. Но перед его глазами стояли фантастические конструкции, они давили, убивали, лишали самой возможности мыслить... Иван сам себе показался первобытным дикарем, которого выставили голым и с дубиной на сверхсовременный полигон, выставили и сказали, бежать тебе некуда, дружок!

– Нет, гляди! – прозвучал голос. – Гляди! И запоминай! Впрочем, тебе ни к чему запоминать, через несколько секунд ты умрешь, тебя не будет! Но радуйся, слизняк, тля безмозглая, тебя щедро одарили, тебе открыли сокровенное. И ты узнал перед гибелью, что ждет землян, что ждет Землю. Смотри же! И содрогайся! Ты никогда и никому не расскажешь об увиденном! Ты мертвец! Ты труп! Но тебе позавидуют те из землян, кто переживет тебя. Ах, как они будут завидовать тебе! Мне безразлична их судьба, и все же я содрогаюсь, предвидя торжество Силы, обрушивающейся на ваш жалкий мирок. Да, это будет славная потеха! Это будет одна из наших лучших увеселительных прогулок! Мы выжжем слизнячью колонию с древа Вселенной, как выжигают вредных и гадких насекомых. И мы заселим мир по ту сторону «черной дыры» существами достойными жизни. Ты их видал в наших инкубаторах, расположенных на вневременых квазиярусах. Да, мы сделаем все это! Нам пора омолодиться немного! А тебе, тля, пора умереть. Пора!

Голос пропал. Уши заломило от внезапной тишины, пустоты. Иван увидал, как от ближайшего цилиндрообразного кронштейна боевого космокрейсера отделился сморщенный шарик и стал приближаться к нему. Шар был совсем мал. Но крохотный, дюймовый раструб говорил о многом. Да, они кончили шутить шутки! Это приближается его смерть! Обезличенная, механическая, страшная! Иван, уже ни во что не веря, ни на что не надеясь, надавил во всю силу на возвратник. На этот раз щелчка не было. Наверное, контакт все-таки сработал... Иван не знал. Он увидал вырвавшийся из раструба сноп пламени. Но жара не ощутил. Все вдруг пропало, исчезло, улетучилось. А сам он провалился в тягучую черную бездну.

Эпилог. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Борт 1785. Приемник. 2478-ой год, июнь

На сотни тысяч километров от Земли Пространство светло и прозрачно, оно словно напоено незримым светом бело-голубой планеты, оно будто наполнено источающимся из нее духом – это известно каждому побывавшему там. Но особенно это известно тем, кто уходил в Дальний Поиск. После безысходного Мрака, Пустоты, Холода околоземное пространство всегда тянуло к себе, как притягивает путника в ночи огонек далекой избушки или невесть где горящий костер, к которому надо идти, брести, ползти, которого надо достичь во чтобы то ни стало, достичь, чтобы выжить. Так и Земля незримым магнитом, животворящим огоньком манит к себе странников Вселенной. И для всех у нее хватает тепла и света, места и времени. Широки ее объятия, известно ее гостеприимство. Спеши же к ней, путник!

И все-таки у того, кто постоянно болтается у Земли, возникает какая-то неприязнь к ней, может, быть вызванная обидой, может, другими чувствами. Понять таких нетрудно, попробуй-ка, покрутись в трехстах верстах над планетой месяц-другой! А если год, два года, три? Пусть и с отпусками, перерывами, выходными к праздниками, а все равно – утомительное это занятие.

Оба смотрителя кружились над Землею уже четвертый год. Им все осточертело до тошноты. И особенно сама станция, одна из бесконечного множества ей подобных. Эти станции даже имен собственных не имели, звались «бортами».

На борту 1785-ом царила такая же скукотища как и на всех предыдущих «бортах» и на всех последующих. Но вахта есть вахта. Обязанности свои смотрители выполняли – контролировали автоматику, автоматика контролировала их – все шло по заведенному порядку. Никаких происшествий на подходе к Земле не случалось вот уже лет как двести. И смотрители в основном спали или же проводили время у визоров, мечтая о тех временах, когда им удается подыскать более интересную работенку.

Они почти не разговаривали друг с другом. А когда и разговаривали, то суть беседы сводилась к одному.

– А бывало... – начинал Первый. И заводил длиннющий рассказ, составленный то ли из обрывков воспоминаний, то ли из сюжетов фильмов и постановок визоров. И по ходу дела выяснялось, что в общем-то вспоминать не о чем, вся жизнь прошла на «борту» или чем-то похожем на «борт».

И тогда они начинали строить планы.

Вот и на этот раз. Второй сказал:

– Все! Бросаю к чертовой матери! Завтра же подаю заявление. Есть кое-что на примете!

– Что? – спросил Первый тусклым голосом, его даже на иронию не хватило.

– А вот что!

Второй вдруг вскочил со своего кресла, подбежал к экрану обзора. Чуть не лбом ударился в металлостекло.

– Ничего не понимаю! – он с силой потер глаза. – Или мне мерещится? Почему системы молчат?!

– Спятил, что ли? – поинтересовался еще более скучным голосом Первый.

– Да нет же, его не было! Точно не было! Я прямо туда смотрел, там была чернота, пустота, и вдруг – бац! и появился!

Запикал сигнализатор систем оповещения всех уровней, замигали зелененькие точечки. Теперь и Первый привстал из кресла. Лицо у него было совершенно обалдевшим, глаза лезли на лоб. Но он пытался шутить:

– Слушай, нас с тобой так вот утащат, а мы и не заметим!

– Да брось! Это человек, точно, человек!

– Не дури!

– Иди взгляни!

– Откуда тут взяться человеку! Да еще так вот – как ты изволил выразиться: бац! И появился! Это обычный камень, метеорит, может, немного похожий...

Он подошел к экрану. Постучал по нему пальцем, словно опробывая на прочность. Помедлил. А потом стукнул тем же пальцем себя по лбу.

– Похоже, мы оба спятили!

За толстенным и совершенно прозрачным металлостеклом, в каких-нибудь тридцати-сорока метрах от них висела прямо посреди мрака человеческая фигурка – скрюченная, с неестественно вывернутой рукой, в которой был зажат длинный поблескивающий предмет.

– Я не знаю, на хрена нас тут держат! – сорвался Второй.

– Ну ладно, мы могли прошляпить, но локаторы?! – отозвался Первый. – Ты же спец, тебе незачем объяснять – они прощупывают Пространство чуть не парсек во все стороны. Нет, это бред!

И он потер экран рукавом, так, словно пытался стереть нарисованную на металлостекле каким-то шалуном скрюченную фигурку.

– Оставь! Это правда!

Человек по ту сторону «борта» был в скафандре одной из последних моделей. Но скафандр этот был изрядно ободрал, исцарапан, вытерт. Создавалось впечатление, что его вместе с самим человеком кто-то основательно потрепал, потаскал, попинал, а потом и изжевал.

Рука-манипулятор тянулась к человеку. Тянулась медленно, расчетливо, управляемая электронным мозгом станции. Хоть и мала была надежда, а все-таки – вдруг человек еще жив?!

– Пора нас списывать! – сказал Первый.

Второй ему не ответил. Он смотрел, как рука пластиконовой захваткой нежно и осмотрительно обворачивает человека, как она сжимается, как втягивается в приемный отсек станции.

– Если он жив, с него причитается! – сказал вдруг ни с того, ни с сего Второй.

А Первый уже облачался в непроницаемый комбинезон внутреннего использования. Он понял, это то самое происшествие, о котором можно будет рассказывать всю жизнь, всю оставшуюся жизнь, и слушатели будут сидеть с разинутыми ртами, будут ловить каждое слово. Второй это тоже понял. Через несколько минут они были готовы.

– Карантин не требуется, – доложил мозг, – объект септичен в установленных пределах, внеземной инфекции не обнаружено. Внутренний доступ открыт.

Это вовсе не означало, что к объекту могли подпустить прямо сейчас кого угодно или же выпустить его, если он жив, выбросить, опустить, передать, если мертв, соответственно, на Землю или в землю, вовсе нет. Доступ был открыт только для этих двоих.

– Береженого Бог бережет, – проговорил Первый и поверх маски-респиратора натянул прозрачный шлемофильтр.

Второй последовал его примеру.

Одна за другой, поднимаясь и тут же опускаясь за спинами, открылись три двери, пропустили смотрителей в приемник. В шлюзовой камере пришлось постоять подольше. Да и люк здесь был поуже, в такой не пройдешь, только пролезешь!

– Этого парня надо было сразу на кладбище или в крематорий! – не выдержал Второй. У него были не слишком крепкие нервы. Его и влекло туда, и отпугивало что-то. Вот он и пытался скрыть волнение за словами.

– Помолчи! – оборвал его Первый.

Наконец замигала зелененькая, лампочка. И они смогли отвинтить крышку люка – только вручную, иначе не полагалось. И пролезли в отверстие.

Неизвестный лежал на полу приемника все в том же скрюченном положении. Здесь, на свету, было видно, что скафандр его не просто был изжеван, а вероятно побывал даже в чьи-то внутренностях – до того он был изуродован, помят, измазан. На полукруглом шлеме живого места не было – казалось, им не так давно поиграли хорошенечко в футбол некие сверхъестественные существа, обладающие исполинской силой.

– Что это?! – удивился вдруг Второй и указал пальцем на длинный предмет в руке лежащего.

– Это не наше, – ответил Первый глухо.

– Я понимаю, что не наше! У нас на «борту» такой штуковины не было отродясь!

– Нет! Ты меня не так понял, это вообще не наше!

Второй нагнулся и поднял штуковину. Судя по всему это был лучемет, об этом говорил специфический раструб, приклад, широкий спусковой крюк, баллон-магазин... Но таких лучеметов на Земле не делали.

– Он оттуда?!

– Наверное оттуда, – ответил Первый, – но это наш парень, гляди!

– Нет, не трогай! Пусть все киберы сделают, это их забота! Не трогай, мало ли что!

– Если боишься – уходи! – зло отрезал Первый.

Он перевернул человека на спину. Надавил на колени. Те пошли вниз, ноги стали распрямляться.

– Живой!

– Это еще бабушка надвое сказала!

Первый недовольно поглядел на Второго.

– Ключ-сварку! – потребовал он.

Второй вытащил из ниши в стене коробку, вынул ключ распечатки скафандров, проверил заряд, включение, протянул Первому.

Короткое холодное пламя ударило из ключа змеиным язычком. Рука Первого чуть дрогнула. Второй заметил это, воспользовался, выкрикнул:

– Брось! Он давно мертв. Погляди на его лицо!

Лицо подобранного просматривалось плохо. Обзорный сектор шлема был затемнен и исцарапан. Но все-таки Первый увидел, что лицо это измождено до крайности, иссохшейся кожей обтянута каждая косточка, каждая впадина. Низ лица вообще не просматривался.

– Он уже давно мертв!

– Все равно надо поглядеть!

Первый поднес ключ к основанию шлема. Потом медленно провел по осевым швам скафандра. И отпрянул.

Шлем откинулся, скафандр раскрылся. Перед ними лежал невероятно худой человек в бронепластиковой кольчуге, перетянутый широким поясом. Он был бесспорно мертвым. Живой человек не мог так выглядеть. Даже мощи, пролежавшие годы, даже мумии, пролежавшие тысячелетия, выглядели лучше. Кисти рук человека казались кистями скелета, глаза его запали, скулы были обтянуты кожей до такой степени, что непонятно было – почему она не лопается. Длиннющие, до плеч, волосы были спутаны, всклокочены, густая растрепанная русая борода прикрывала не только подбородок и щеки, но и шею, часть груди.

– Дикарь! – поразился Второй. – Откуда такой только взялся?!

– Сам ты дикарь! – обрубил Первый.

Он нагнулся, отцепил что-то от пояса, поднял. Второй посмотрел на его руку. В ней был полуметровый обрывок толстой цепи. Таких цепей на Земле не делали уже лет четыреста! Это было каким-то бредом, мешаниной фантастической – суперскафандр и средневековая цепь.

– Да-а, досталось этому парню, – почти не разжимая губ проговорил Первый.

Второй положил ему руку на плечо.

– Да чего уж теперь горевать, отмучился бедолага, – сказал он, стараясь, чтоб голос звучал скорбно, – да ты не переживай, кому надо, те разберутся с мертвецом, оприходуют. Пошли обратно!

– Щас – погоди!

Первый всмотрелся в лежащего внимательней.

– Что это у него?

– Где?

– Да вон, на груди!

Второй пожал плечами, отвернулся. Его не интересовали всякие мелочи, он уже потерял интерес – думал, будет что-то необычное, непредсказуемое, захватывающее... а это был простой мертвец, вывалившийся наверняка где-нибудь на подходах к Земле из любительской капсулы – вывалился он, скорее всего, живым, а потом и окачурился. Экая невидаль!

Первый нагнулся, чтобы рассмотреть непонятную штуковинку на груди мертвеца. Он даже протянул руку, собираясь потрогать железячку, снять ее.

Но в эту минуту мертвец открыл глаза, разлепил запекшиеся, обтянутые корочкой ссохшейся крови губы и спросил еле слышно, на выдохе:

– Хархан? Квази?

Не услышав ответа, он опустил веки. Но губы прошептали еще одно слово, тихое, нежное, почти неуловимое:

– Земля.

Земля. Россия. Москва. 2478-ой год, сентябрь

Иван стоял на ступенях, ведущих к Храму. Он стоял уже давно, не меньше получаса. Но все никак не мог заставить себя сдвинуться с места, сделать шаг вперед и вверх. Все было чудом – и этот Храм, и то, что он сам живой-невредимый, что он вернулся, что светит солнце и сияют Купола.

Он был еще очень слаб. И все же он нашел в себе силы, чтобы придти сюда. Именно тут он должен был принести благодарения всем. Всем, кто его поддержал, кто ему помог и даже тем, кто просто не мешал, ведь это тоже было своеобразной помощью. Но в первую очередь он обязан был возблагодарить Творца за дарование жизни, за сохранение души. А потом уже и всех прочих, даже неунывающего и преуспевающего Дила, хотя тот и подсунул его несерийный возвратник, сработанный на подпольных заводах где-нибудь в районе Гиргеи. Иван из-за этой штуковины выскочил не там и не так. Но без нее он бы вообще не вернулся! Без нее он бы вообще нигде не выскочил! Спасибо и Бронксу! Иван привез для него сувенир оттуда – обрывок цепи. Он отдал бы Дилу и лучемет негуманоидской выделки, да вот беда – лучемет отобрали, сказали, им будет заниматься особая комиссия, а у особой комиссии назад уже ничего не выцыганишь, это точно! Ну, не страшно! Дил будет рад и этому подарку.

Иван стоял и вспоминал всех. Он совершенно ослеп от сияния Золотых Куполов. Но он не отводил взгляда, он был готов ослепнуть, но ослепнуть здесь, на Земле, у Храма, ослепнуть и простоять вот так остаток лет. И ничего ему больше не надо! Он затаил дыхание... нет, надо, обязательно надо! Ему надо предупредить о Вторжении, надо рассказать все, что он знает, а там они разберутся, они все сделают, чтобы уберечь Землю. А он уйдет на покой. И будет стоять здесь, будет дышать этим воздухом, будет наслаждаться сказочным сиянием. И ничего больше! Все! Хватит! Теперь очередь других. А он свое сделал, он сделал даже большее, он имеет право на отдых, и может, даже на тепленькое уютное кресло в службе Реброва, он будет сам выбирать... хотя нет, выбор уже сделан, никаких кресел, никаких мест! Его место здесь. Здесь и там, под Вологдой. Он будет сидеть на бережочке, ловить рыбку и рассказывать местной ребятне всякие истории из своей жизни – и про Систему, и про Хар-хан, и про все эти уровни-ярусы... А они будут слушать его, раскрыв рты, вытаращив глазенки. А потом они будут смеяться над ним, вот он объявился деревенский сумасшедший, враль и загибщик, будут хихикать и шептаться, за спиной, показывать пальцами... Ну и пускай хихикают, пускай смеются, тычат! Главное, чтобы все было хорошо, чтобы Земля оставалась Землей, и чтобы не было тех, из Системы, а остальное все образуется. Люди будут жить, рожать детишек, строить дома, садить деревья. И будет сиять солнышко, будут сиять над землей этой Золотые Купола. Большего и не надо!

Он стоял, опираясь на палку – ноги плохо еще слушались. Он так и не разрешил себя побрить и остричь в восстановительном центре. И сейчас его тронутые сединой русые волосы спадали ниже плечей, борода ложилась на грудь. Они не были такими всклокоченными и растрепанными как в самом начале, когда он пришел в себя и посмотрелся в зеркало, и все же он не касался их ножницами, будто боясь, что вместе с ними отстрижет-отрежет нечто важное, нужное. Память перестала его мучить. Нет, он не забыл ничего. Но теперь он не вскакивал по ночам, не бредил, теперь его не жег огонь. Он просто помнил все. И все хранил в себе.

Три месяца пролежать на восстановлении! Ивану казалось несколько лет прошло. Но он быстро шел на поправку. Врачи говорили, что он полностью восстановит утраченное, а нет, так и у него есть свое средство, испытанное, спрятанное от любопытных глаз. Только Иван не хотел, не мог им пользоваться тут, на Земле. Да и вообще, зачем оно ему, зачем ему все? Теперь он будет жить спокойно и тихо, как живут все.

Иван сделал шаг вперед. Но тут же остановился, заморгал, из глаз потекли слезы. Да, это наверное ему показалось, он слишком долго смотрел на сверкающие Купола, несомненно – показалось, это мираж. Слезы набегали на глаза, ион не мог с ними справиться. Сквозь них, как-то расплывчато и зыбко, совсем неясно, он увидал появившуюся вдруг на верхних ступенях фигуру, сокрытую длинными расшитыми облачениями. И он узнал появившегося, сразу узнал несмотря на расстояние. Он даже увидал маленький крестик на головном уборе. Это был он! И голос прозвучал так, будто говоривший был совсем рядом, прозвучал тихо и мягко, по-домашнему:

– Ты вернулся?

– Да, – еле слышно ответил Иван. Он знал, его услышат, и потому не напрягал голосовых связок, не старался докричаться.

– Я рад твоему возвращению. Мы все рады. Что ты принес нам?

Иван склонил голову. Ему не хотелось тут говорить об этом, пусть в другом месте разбираются, те, кому положено разбираться в таких вещах, кому надо думать о всех людях Земли.

– Отвечай..

– Я принес плохую весть, – проговорил Иван.

– Они собираются сюда?

Иван кивнул, смахнул рукою слезинки. Но те снова набежали.

– Да!

– И что ты думаешь делать?

Иван поднялся еще на ступеньку. Ноги задрожали предательски. И он сказал, но уже громче, увереннее:

– Я хочу на покой, я устал ото всего!

– И ты знаешь, кто заступит на твое место? – вопросил его стоящий наверху.

– Нет!

– Чему же будет подобно твое бегство? Вспомни, что ты говорил тогда, там, – рука вопрошающего поднялась, указала на Храм. – Не ты ли считал себя поборником справедливости и мечом в руках Добра?! Не ты ли рвался в бой за Добро?! Что же изменилось, что произошло внутри тебя?

Иван собрался было поведать о своих злоключениях, хотя бы в двух словах, очень коротко. Но поднятая рука остановила его.

– Животворящий Крест Господень хранил тебя в муках и испытаниях. Ты падал в адскую бездну. Но ты и поднимался вверх. Твой дух побывал везде, узнал все – из того, что мог узнать. Но он не ослаб. Это тело твое устало.

– Да, я не могу совладать с этой усталостью. И я не хочу с ней совладать, я хочу покоя.

– В этой жизни покоя не обретешь! И искать-то его – великий грех. Не для того человеку жизнь даруется. И тебя еще ждет многое впереди. Но ты должен знать, что все бывшее с тобою, все что ты вынес и превозмог – лишь прозрачная, легчайшая тень того, что ожидает тебя впереди. Выбор за тобой! Только ты сам должен решить, с кем будешь в этой схватке Вселенских Сил! Еще не поздно отступиться, сойти с усеянного шипами пути. Никто не осудит тебя за это, никто не укорит. Один ты лишь сам сможешь себя судить. И суд совести твоей будет справедлив, жесток и страшен. И только ты, ты один... Взвесь все перед последним словом, ибо грядущее дышит тебе в лицо Неземным Смертным Дыханием! Знай, оно может испепелить Землю, помни об этом. Нет, не произноси вслух своего последнего слова, пусть оно останется в тебе. Молчи! И все помни!

Иван наконец проморгался, согнал с воспаленных глаз слезинки. На верхних ступенях, ведущих к Храму, никого не было. Чистое по-осеннему небо казалось бездонным. И сияли в нем неземным сиянием Золотые Купола.

Юрий Петухов Бунт вурдалаков

Часть 1 ЗАКОЛДОВАННАЯ ПЛАНЕТА

Мрак. Пустота. Ледяная безысходность. Расстояния, не оставляющие надежды. Смерть и Ужас. Вселенная. Вы всматриваетесь до боли в чёрную страшную даль. Но вам не дано видеть. Вам не дано ощущать сокрытое во мраке и пустоте. Вы слепы!

Вселенная — это вовсе не то, что вбирает в себя слабый человеческий глаз. Она не чёрное, усеянное перемигивающимися искринками небо. И не пустота без конца и края, где висят исполинские пылающие звёзды с кружащими в поле их притяжения планетами. Вселенная — это чудовищная, жуткая пропасть, в которую падают все существующие, обитаемые и необитаемые миры.

Где дно этой пропасти? И есть ли оно?! Триллионы небесных тел сгорают в бесконечном вселенском падении — и не замечают самого падения — в нём они рождены были, в нём просуществовали весь свой отмеренный Силами Непостижимости век, в нём и погибли, чтобы никогда уже не возродиться и ни в ком и ни в чём не повториться.

Вселенная — это адская воронка, затягивающая в себя из Иных, недоступных нам миров, всё, что только способно быть затянутым в колоссальный космоворот, всё, что имеет зримый и незримый, осязаемый и неосязаемый вес, всё, что может падать в ужасающую Пропасть Пространства.

Вселенная — это обитель Смерти. И царствует в ней всепожирающая и всемогущая Владычица владык и Госпожа господ. Её изнуряющим чёрным дыханием пронизано Пространство. Она везде в нём. Но есть и у Неё излюбленные места.

Проклятье висит над этими омутами Мироздания. Непроницаемой печатью скреплены подступы к ним. Путники во Вселенной, к какой бы цивилизации ни принадлежали они, сторонятся этих омутов, ибо никто ещё не возвращался оттуда, никто не приходил назад с лежбищ Владычицы. Всё падает! Всё летит в чудовищную пропасть! Лишь Она одна недвижна в Пространстве. И нет Ей соперников.

…Когда Он понял это, понял с доводящей до оцепенения ясностью, первым желанием, нет, не желанием, а внезапным непреодолимым порывом, не поддающимся ни логике, ни осознанию, было — уйти! бросить всё! навсегда покинуть Пространство! спрятаться на Земле! зарыться лицом в терпкую пахучую траву и никогда не поднимать глаз к бездонному Небу… Это было много лет назад. Он уже и не помнил — когда. Он помнил только острое, раздирающее душу и плоть ощущение своей малости, слабости, незащищенности.

И всего-то лишь крохотная капелька, незримая росинка ужаса с савана Владычицы слетела — слетела и проникла внутрь его большого, сильного по земным меркам тела. Но росинки хватило, чтобы парализовать, отключить волю, изгнать из Пространства… Изгнать? Нет! Его удержала Сила, которую Он не понимал, да и не мог тогда понять. Он не мог Её даже почувствовать. Лишь полыхнуло далеко-далеко тёплым каким-то светом, неземным и невселенским сиянием. И Он смутно, совсем по-детски, понял — есть в Мироздании ещё что-то. Есть! А значит, Он не уйдет!

Вот и сейчас — Ему показалось, что это всё тот же миг Страха и Ужаса, что Он опять там, в далеком утерянном дне. Только теперь надавило ещё сильнее. Пространство навалилось на него всей неизмеримой тяжестью, понесло Его вместе с собою в Пропасть. Да-да, ту жуткую Пропасть, которой Оно само и было. Он застонал словно от сильнейшей неукротимой боли, изогнулся всем телом, сжал кулаки. Челюсти сдавило судорогой, шею вывернуло, что-то ледяное вонзилось в сердце… и остановило его, суставы выкрутило, дьявольской болью прожгло насквозь. И Он открыл глаза. Он уже знал, что увидит. И потому не удивился. Он необъяснимым чутьем предугадал это, пережил внутри себя ещё до пробуждения, до того, как разомкнул веки.

Он летел вниз. Летел в эту сатанинскую чёрную Пропасть. И вместе с Ним летели крохотные, еле различимые звездочки, летел смутный, поминутно исчезающий клок какой-то далёкой, может быть, существующей уже только в собственном испущенном свете, туманности, летел невесть как оказавшийся рядом камешек-метеорит… и летела сверхплотная, сверхтяжелая, колдовская Пустота. Колодец Смерти засасывал их всех, не отличая живого от мёртвого, одухотворённого от бездушного.

Он долго не мог понять — почему Он снова очутился здесь, в своем безвозвратном прошлом, в том давно прошедшем миге бытия. А когда понял, Ему стало ещё хуже — это было не прошлое, давно пережитое и усмирённое. Это было настоящее, ослепительно реальное настоящее, за которым таилось неведомое будущее. Значит, это случилось! Значит, они забросили его Сюда?!

Но почему!

Как они могли! Нет! Лучше бы они сразу убили Его!

Осознание непоправимости случившегося чуть не свело Его с ума. Ошибка?

Как хорошо, если бы это было ошибкой, нелепицей, случайным совпадением… но нет. Он уяснил всё сразу. Они всё-таки послали Его на смерть!

Они бросили Его в адскую воронку! Они приговорили Его! Он почти ничего не помнил… нет, Он не помнил ни черта! Что было с Ним?! Как они посмели?!

И почему именно Его?! Это невозможно! Этого не должно было случиться! Это бред!

Он поднёс руку к глазам. Отблеск скользнул по лицевому светопластику шлема, зайчиком ударил в зрачки.

Рука была закована в броню — тяжеленную, серую, пупырчатую бронекерамику трёхвековой давности. Зачем они обрядили Его в эти доспехи, в это допотопное старьё? Он поднял другую руку, пошевелил толстыми суставо-членистыми пальцами гидропневмоперчатки — и Ему показалось, что Он слышит скрип этого древнего механизма. Но ещё Он почувствовал, что под перчаткой руку облегает металлопластиковая плёнка биоскафандра последней разработки. Зачем? Зачем всё это?! Или они собирались бросить Его в термонейтринное пекло Сверхновой?! Или на Нём решили испытывать действие гравиполя недавно открытых сверхплотных звёзд — Чёрных Карликов?! Нет, глупость, бред! Они просто приложили все усилия, сделали всё, что только могли сделать, лишь бы Он вынырнул живым здесь! Именно здесь! И именно живым! Но почему?!

Он не удивился, даже не повёл плечами, не вздрогнул, когда совсем рядом, в трёх-четырёх километрах от Него, вдруг высветилось нечто округлое, серебристо-тусклое, с ажурными фермами-лапами и почти чёрным отражателем.

Капсула! Да, Он ждал её появления. И она появилась! И только после этого, внезапно, с накатившей липкой тоской и обручем на висках пришла память: Он дал им согласие. Он сам дал им согласие!

Они нашли его на диком пляже. Но сразу не подошли, а уселись в десяти метрах на плоский серый валун с поросшими мхом боками. Место это было угрюмым и мрачным. Никто не помнил, чтобы тут когда-либо купались или загорали люди. Но почему-то, по какой-то невесть из каких глубин дошедшей памяти, этот глухой уголок звался «диким пляжем».

— Чего надо, — грубо спросил Иван. Спросил без вопросительных интонаций, не отрывая взгляда от серой подёрнутой рябью воды.

Ему сейчас не хотелось видеть людей. Он был старше их всех. Неизмеримо старше. И они казались ему шаловливыми, беспечными, надоедливыми и страшно докучливыми в своей бесцеремонности детьми, от которых нет никаких сил отвязаться и которых надо просто терпеть.

Стиснуть зубы и терпеть. Он знал лучше их самих, что играют «дети» вовсе не в детские игры. Но всё равно — иначе он не мог воспринимать этих несчастных, этих замкнувшихся на себе детей — землян.

Он сидел на высохшем от времени и жары обломке ствола некогда могучего и неохватного дерева. Обломок этот выставлял из песка и ила свою горбатую растрескавшуюся спину и наверное помнил допотопные времена. Иван сам себе казался таким же старым и высохшим. В нём уже не было сил стоять, тянуться вверх, расти… он хотел лежать в прохладном, тяжёлом иле. Он лишь по инерции продолжал жить. Он уже давно был Там…

Его узловатая и высохшая рука лениво перебирала звенья чёрной тускло поблёскивающей цепи. Той самой, которой он, ни на секунду не задумываясь, придушил восьмипалого охранника. Где это было? Когда? И было ли? Может, не было ничего!

Цепь он расклепал, разрезал на две части. Одну отдал Дилу Бронксу. Тот долго хохотал и приговаривал, что, дескать, не хрена было вообще соваться в Тот мир — да, тот мир, в котором ни черта кроме этого дерьма не возьмешь.

Дил хлопал чёрной лапищей по плечу, подмигивал, поддакивал, скалился, пучил свои базедовые глазища, но не верил Ивану — ни единому слову не верил. Так же, как и все они. Дети! Одно слово — дети! Они даже не хотели узнать, что их ждёт, что им уготовано. Они не верили в Тот мир!

— Если ничего не надо — идите отсюда. Это моё место! — сказал Иван громче, с нотками раздражёния в голосе.

Один из пришедших встал, подошёл ближе.

— Нам нужны вы, — сказал он мягко, но настойчиво, давая понять, что не отвяжется.

Иван накрутил цепь на кисть, потёр ладонью переносицу и передёрнулся, будто машинально отгоняя мух.

— Да, нам нужны именно вы!

Двое других оторвались от валуна, встали за спиной у первого.

— Я уже по тысяче раз ответил на все вопросы, заполнил кучу анкет, друзья мои, — проговорил Иван совсем тихо с железом в голосе, — с меня сняли сотни мнемограмм… Чего ещё надо?!

— Нам не нужны мнемограммы и анкеты. Вот!

Первый, высокий худой малый в пластиконовой ветровке, вытащил что-то из нагрудного кармана и протянул Ивану.

— Вы ведь умеете пользоваться.

На ладони у малого лежал переходник. Обычный тяжёлый, сферический переходник ограниченного действия. Игрушка.

— И что дальше?

— Вам надо быть там.

— Где это там?! — Ивану начинала надоедать эта бестолковая игра.

— Они ждут вас. Вы сами узнаете. Поверьте, никто не желает вам зла.

— Что вы можете знать о зле!

Иван встал, свёл брови к переносице, уставился на малого. Тот начал бледнеть, судорожно ловить ртом воздух, хватаясь за что-то невидимое и несуществующее.

Упал.

Двое других насторожились, окаменели. Они не знали, как себя вести.

Но агрессивности не проявляли. Они были просто в растерянности.

— Ладно! Ладно, детишки! — Иван видел, что это не те, кто может принести ему зло или даже просто пожелать этого зла. Он уже пожалел о поспешности. Но ничего, ничего — парень встанет через минуту, другую и всё позабудет. И эти двое забудут, он уже дал им установку забыть.

Иван нагнулся, поднял переходник. Сжал ледяной кругляш в кулаке — и всегда эти штуковины были холодными, даже в жару, даже в кипятке они сохраняли свою, внутреннюю температуру. Ну да ладно. Координаты наверняка заложены. Раз его ищут, что делать, он отыщется! Может, на этот раз что-нибудь получится, может, его поймут?

— До встречи, детишки. Пока! — Иван вяло махнул рукой, тряхнул длиннющими, ниже плеч, волосами, приложил переходник к груди, нажал на чуть выступающую выпуклость, сосредоточился… и исчез.

— Ну вот и прекрасно! — прозвучало из-за спины сочным баритоном. — Я знал, что ты всё поймешь!

Иван не сразу узнал голос. У него ещё гудело в ушах после перехода, мутило слегка, подташнивало, в виски била горячая кровь.

— Садитесь!

Чья-то мягкая рука надавила на плечо. И Иван оказался в огромном воздушно-упругом кресле. Да, его ждали. Ждали, и не сомневались — придёт.

Ждали, хотя понимали, что он мог прийти только по своей воле.

В него верили. И это было неприятно. Потому что веру всегда почему-то надо было оправдывать — это Иван впитал с младых ногтей. А ему больше не хотелось оправдывать ни чьей-то веры, ни доверия. Ему всё надоело донельзя!

Он мог поклясться теперь, что баритон принадлежал Реброву. Да-да.

Толику Реброву, его бывшему шефу, большой канцелярской заднице и бывшему поисковику.

Но он не видел Реброва. Прямо напротив, за длинным низким столиком из иргизейского гранита, светящегося чёрным внутренним огнём,сидело четверо.

Среди них на было ни одного знакомого. Но Иван сразу понял, это серьёзные люди, это не чета Толику Реброву и всей космофлотовской административной братии. Разговор, видимо, будет серьёзный. — Только прошу без вступлений, сразу к делу, — начал он первым, не сказав слова приветствия, начал грубовато и немного раздражённо.

Чёрный огонь от столика разлился по сферическому залу, заиграл лиловыми бликами под зеркально прозрачным, уходящим глубоко вниз гидрополом. И выплыла оттуда, изнизу клыкастая рыбина, раззявила чёрную пасть, напоминая о чём-то смутном, полузабытом. Иван не любил этих новшеств. Но он сидел и смотрел вовсе не на серьёзных и молчаливых людей, а на эту всплывшую гиргейскую рыбину. И казалось ему, что в её мутном красном глазе высвечивается непонятный и страшный разум. Он знал — это только кажется. Но не мог оторвать взгляда.

— Конечно, конечно. Только дело! — заверил сидевший справа старик, лет под сто двадцать — сто тридцать с лохматыми седыми бровями и пронзительно-ясным серым взором. — Вы нам и нужны именно для дела…

— Короче! — Иван сам скривился от своей грубости.

Но ему не нравилось тут, и он не намеревался задерживаться.

— Нам нужен поисковик. Точнее, разведчик-резидент! — выпалил напрямую сидевший напротив круглолицый человек с перебитым широким носом. Он наклонился вперёд и смотрел прямо в глаза Ивану.

— Нет! — Иван сделал попытку встать. Но обволакивающее кресло не выпустило его.

— Я вам сейчас всё объясню, — продолжил круглолицый.

Иван не ответил. Но на его лице было написано всё, дополнительных разъяснений не требовалось.

— Простите! — круглолицый привстал, поклонился, сокрушённо покачал головой. — Это что-то с автоматикой, психопроцессоры шалят, простите!

Иван почувствовал, что он свободен, что кресло более не удерживает его своими воздушно-мягкими щупальцами. Но он не встал. В нём совершенно неожиданно впервые за последние полгода проявилось любопытство, обычное человеческое любопытство, казалось, давно им утраченное, позабытое. Он не сомневался, что нашёл бы выход, проложил бы себе дорогу к нему, но он не встал — ни один мускул в его исстрадавшемся, но могучем ещё теле не вздрогнул, не напрягся.

— Я давно ушёл из Космофлота, — проворчал он примирительно, будто прощая, — да и какой теперь из меня поисковик! Не по тому адресу обращаетесь.

У него ещё таилась в душе надежда, что они заговорят о Том мире, что ему наконец-то дадут возможность поведать им кое-что, выслушают, поймут.

Надежда была смутной и слабеющей. Он понимал её несбыточность.

И потому спросил в лоб:

— Куда?

— Далеко, — ответил круглолицый, — очень далеко. Но в нашем Пространстве. Мы долго подыскивали кандидатуру…

— Только не надо всех этих фраз, не надо! — Иван забросил ногу на ногу. — Я развалина! Я не перейду через Осевое! Вы что же — не наводили справок, не знаете, где я был, как вернулся, и вообще — это что, шутка?!

— Это не шутка. Через несколько мгновений вы перестанете быть развалиной.

Иван почувствовал, как проваливается куда-то вниз — он летел сквозь хрусталь гидропола, в бездонный аквариум, к этим жутким гиргейским клыкастым рыбинам с кровавыми глазищами. Его неудержимо несло вниз. И в тоже время он оставался в кресле. И ему это было знакомо. Он всё это уже испытывал. Только не мог вспомнить — где, когда!

Падение завершилось неожиданно, вместе с резким крикливым вопросом, вырвавшимся из узких губ старика с ясным взором.

— Как вы себя чувствуете.

— Нормально, — ответил Иван по дурацкой, инстинктивной привычке, выработанной ещё в Школе. Но он и впрямь вдруг ощутил себя необычайно свежим, каким-то не таким, каким был минуту назад.

— Что это? — спросил он тихо.

— Обратное время. Плюсовой бесфактурный сдвиг! — пояснил круглолицый и вновь пристально уставился в глаза Ивану. — Вам говорят о чём-нибудь эти понятия, эти термины?

— Обратное время? — Иван задумался. Голова была свежей, мысли текли плавно, чётко. Но он чувствовал, что чего-то не хватает, что ушло нечто из него, ушло неожиданно, вдруг, вместе с каким-то страшным воспоминанием, с какими-то полуреальными картинами. — Плюсовой сдвиг?! Нет, не знаю. — Он вдруг взглянул на правую кисть, поднял руку. — Что это? Зачем вы повесили мне её?!

Круглолицый встал, подошёл ближе, потрогал цепь рукой.

— Это какая-то случайность. Снимите её, бросьте.

Иван размотал чёрную цепь, подержал немного в руке, взвешивая. И осторожно, будто боясь разбить, положил на чёрный светящийся столик. Он не понимал, чего от него хотят, зачем его сюда пригласили. Но он чувствовал, что это приглашение серьёзнее всех предыдущих. И ещё он знал, что отказаться никогда не поздно… Никогда? Смутная мысль ускользнула из-под черепной коробки. Сейчас всё прояснится, сейчас.

— Что вы можете сказать о Хархане? — спросил старик.

Иван развёл руками, покачал головой.

— Квазиярус? Зал воспоминаний? Невидимый спектр?

— Я не понимаю, о чём речь. Мне все эти слова незнакомы. Но почему вы ожидаете какой-то реакции с моей стороны?

— Это тесты. Обычные тесты. — Круглолицый улыбнулся неприятной, беззубой улыбкой. — Вы никогда не были в Зале воспоминаний?

— Нет! — Иван не понимал, чего от него хотят.

— Нулевое время?

— Нулевого времени не может быть, как не может быть застывшего движения, — сказал он глубокомысленно, но не слишком уверенно.

— И Земле ничто не угрожает?

— Я не понимаю вас!

Круглолицый снова улыбнулся.

— Нет, не беспокойтесь! Это обычные психотесты — проверка подсознания.

Сами понимаете, медики народ дотошный, копаются всё, ковыряются. Простите уж! Вы абсолютно здоровы, и можете справиться с любым заданием, уверяю вас!

Иван наморщил лоб.

— Я в этом и не сомневался, — сказал он глухо, без интонаций.

Улыбка застыла на губах круглолицего.

— Не сомневались, говорите? Вы уверены в этом?!

— Да! — ответил Иван. И в свою очередь задал вопрос: — Зачем я вам нужен? Не кажется ли вам, что наша беседа затянулась, а толку нет?

— Мы предлагаем вам глубокий поиск. Очень серьёзное задание.

— Я слышал про это. Давайте конкретнее!

Чудовищная рыбина под ногами облизнулась зелёным пупырчатым языком, и в её кровавых глазах вновь блеснул огонь то ли разума, то ли дикой природной сметки. Может, это была просто ненасытная страсть прожорливой твари — страсть, оживляющая её, одухотворяющая. Ивану показалось, что рыбина ждёт, когда же он, лакомый кусок человечины, провалится сквозь эту прозрачно-незримую преграду. Рыбина верила, что обязательно провалится, обязательно захрустит, затрепыхается в её клыках добыча.

— Хорошо! — круглолицый энергично потёр свой перебитый широкий нос. Координаты: Альфа Циклопа макросозвездия Оборотней…

— …галактика Чёрный Шар, метагалактика Двойной Ургон, семьсот девяносто семь парсеков плюс переходная разгонная зона, закрытый сектор? — продолжил Иван скороговоркой.

— У вас отличная память.

— Иной у выпускников Школы не бывает, — заметил Иван. И спросил мрачно: — Вы хотите, чтобы я пошёл туда, не знаю куда и принёс то, не знаю что? Вы хотите моей смерти? Ну, так убейте сразу! — Раздражение переполнило его в долю секунды, он взъярился на этих самоуверенных, даже нагловатых мужиков, по воле случая и в меру своей шустрости оказавшихся в боссах и получивших возможность распоряжаться чужими жизнями. — Ищите кого другого!

Он зло глянул на прожорливую наглую рыбину, оперся о прозрачные воздушные подлокотники. Но не встал.

Круглолицый остановил его движение примиряющим жестом.

— Вы правы! Мы всё понимаем! — быстро и как-то невероятно задушевно произнес он. — Это гиблое место.

Это логово смерти. Ни один из кораблей, ни один из исследователей за сто двенадцать лет не вернулся из тех краёв. Любой курсант знает, что это закрытый сектор, куда под строжайшим запретом нельзя соваться! Да, оттуда нет возврата! Но именно поэтому…

— Именно поэтому наш выбор пал на вас! — неожиданно закончил старик с ясным взором. — Мы вас туда забросим. Но мы вас оттуда и вытянем!

Поверьте! Вы нам нужны живым, иначе нет и смысла туда соваться.

Никто не выполнит это задание. Только вы! С вашим опытом работы в многоярусных мирах, на Хархане…

Иван прикрыл лицо рукой, сморщился.

— Я не понимаю, о чём речь, какой Хархан?! Что вы мне морочите голову?!

Круглолицый вмешался сразу, будто был наготове.

— У нас своя терминология, не обращайте внимания, — сказал он, управляющий имел ввиду опыт вашей работы на Транс-Гипероне и геизацию Гадры. У вас наилучшие характеристики.

Иван не слышал этих слов. Его совершенно неожиданно пронзила странная мысль, точнее, непонятное ощущение — он действительно знает всё о многоярусных мирах, почти всё, он помнит строение этих миров, он умеет перемещаться в них, он жил в них… Жил?! Память отказывалась выдавать нечто большее. Когда жил?! Почему?! Где?! Это же бред какой-то. В голове промелькнуло вдруг самое обычное, но и одновременно непонятное слово. Иван произнес его вслух, еле шевеля губами:

— Откат… должен быть откат.

— Успокойтесь, — снова зачастил круглолицый, — отката не будет. Не будет! Вы понимаете меня?!

— Нет!

— Вот и хорошо! Вы и не должны понимать!

Неожиданно вмешался один из прежде молчавших — мужчина средних лет, семидесяти-восьмидесяти, в старинном запашном костюме и большой алмазной заколкой в парчовом чёрном бабочке-галстуке.

— Это вам дополнительный стимул! Вы слышите, Иван?!

— Я вас не понимаю, — вяло ответил тот.

— Вы можете не понимать. Но вы наверняка чувствуете, что мы кое-что проделали с вашим телом и вашим мозгом. Вы невероятно сильны, выносливы, жизнестойки сейчас. Вы сейчас стали таким, каким были пятнадцать лет назад, но плюс к этому вы обладаете всеми своими новыми свойствами, всем бесценным опытом уникального суперпоисковика… Но кое-чего вы лишились.

— Чего же? — Иван насторожился. Слова этого нового собеседника обеспокоили его. Он уже почти понимал, чего лишился, ему нужно было лишь подтверждение.

— Нет-нет! Все ваши гиперсенсорные способности при вас, мы даже усилили их, возможность управления внутренним временем при вас, всё, абсолютно всё… Мы изъяли только ту мнемоинформацию, которая может помешать выполнению этого задания. Мы лишили вас части памяти. И заложили программу…

Обладатель алмазной заколки не успел договорить.

Иван молнией вылетел из огромного кресла, взревев от ярости, бессилия, невозможности что-либо исправить, но всё же желая свести счеты с этими… он не хотел их даже называть, считать людьми.

Невидимый защитный барьер был прочнее металлопластика. Иван рухнул прямо на хрустальный пол возле источающего чёрное пламя столика. Он отбил руки, ноги. Но он не чувствовал боли — страшная мерзкая рыбина, словно почуяв беззащитность добычи, ткнулась своей чёрной клыкастой пастью почти в его лицо. Ивану послышался дробный хряск сомкнувшихся челюстей. Он встал, подошёл к креслу. Уселся, сдерживая внутреннюю дрожь.

— Мы всё восстановим, — продолжил, будто ни в чём не бывало, обладатель бесценной заколки. В глазах его, черных, маслянистых, выпученных, светилось торжество. — Обязательно восстановим. И не сердитесь на нас, не обижайтесь. Это вынужденная мера. С грузом той памяти, вашей страшной памяти, в секторе смерти делать нечего. А мы хотим, — он подчеркнул голосом, — очень хотим, даже больше, чем вы сами, чтобы наш резидент вернулся живым. Вы представляете себе, на какие мы идем затраты?!

— Мне плевать на ваши затраты! — снова сгрубил Иван. — Вы будете отвечать по законам России. Я вам это твёрдо обещаю. А нет, так ответите мне — но уже без всяких юридических выкрутас. Ясно?!

Четвёртый, одутловатый старик в чёрной маленькой шапочке на затылке и такой же чёрной, тяжёлой даже на вид мантии, решил, что пришла и его пора.

— Не будем тратить время попусту, — произнес он неожиданно глубоким насыщенным басом, — у вас нет иного выбора. Вы пойдете Туда!

Последнее было сказано с такой уверенностью, что Иван невольно усмехнулся. Не родился ещё человек, который мог бы ему указать, куда идти.

Но это было внешнее. Внутренне Иван чувствовал, что пойдёт, пойдёт туда, куда придётся идти. Пойдёт! И обязательно вернётся! И не только для того, чтобы принести им какую-то пока непонятную информацию. И не только для того, чтобы обрести свою память. Он вернётся, чтобы разобраться с ними, посылающими его на смерть, заранее решившими всё за него. Он разберётся.

Одутловатый пронизывал его насквозь тяжёлым взглядом, он был абсолютно уверен в своей силе и правоте. Он и действовал напрямую.

— Программа в вас заложена, как уже говорилось, — продолжил он, — по мере надобности её блоки будут распечатываться непосредственно в вашем мозгу, и вы будете знать, что следует выполнять далее — механизм программирования объяснять не надо?

— Нет, не надо, — с иронической улыбкой ответил Иван. Сейчас бессмысленно было говорить что-то о правах, о запретах на программирование и зомбирование обладающего свободной волей человека — он был в их руках, в их лапах.

— Основная информация по делу закодирована непосредственно в вашем мозгу. Скажу в двух словах о сути. Три с половиной года назад из сектора смерти получен ряд сигналов. По гиперканалам! Вся информация полностью засекречена — доступ к ней в России имеют восемь человек, на всей Земле семнадцать. Вы стали восемнадцатым. Ясно?

— Мне всё ясно, — мрачно ответил Иван. Он снова глядел на рыбин с проклятой планеты-каторги Гиргеи.

Теперь их извивалось под хрустальным полом шесть или семь штук, движение скользких тел казалось гипнотизирующим, убаюкивающим перед смертным прыжком из чёрной бездонной пропасти.

— Это вы напрасно, — вклинился старец с ясным взором, — вы имеете дело не с бандой, не с мафией, а с легальными государственными структурами. И если здесь в некотором смысле и нарушаются российские и общечеловеческие законы, то исключительно в целях благих.

Отбросьте ваши мрачные мысли. Вы будете работать не на какую-то группу лиц, вы — посол Человечества. Возможно, его спаситель. Проникнитесь этой мыслью, она вам добавит сил. И уж спасти тех несчастных…

Он не закончил. Одутловатый в мантии остановил его взглядом. И продолжил сам:

— Объект вышел из Внепространственных объёмов в зоне притяжения Чёрного Карлика — Альфы Циклопа.

Условное название — планета Навей. Никто не имеет понятия, откуда взялся этот объект и вообще с чем мы имеем дело. Эта планета — порождение иных Вселенных, иных миров, потусторонних миров. Возможно, именно по этой причине она и вынырнула в нашей Вселенной в секторе смерти, в закрытом пространстве. Вы понимаете, о чём я говорю? Мы, человечество, никогда не имели дела ни с чем подобным! Но самым неожиданным оказалось следующее: планета Навей — это обитаемый многоярусный гипермир. Вы понимаете?

Иван кивнул. Он уже понял другое — смертный приговор подписан. И обжалованию не подлежит. Но он пойдёт туда! Он всё равно пойдёт! И пойдёт не силком, не зомби-исполнителем. А по собственной воле.

— Я согласен! — сказал он твёрдо, сдерживая нервную дрожь.

Собеседники будто и не заметили его слов. Ни малейшей реакции не последовало с их стороны. Лишь одутловатый заговорил, вдруг ещё басистей, медленнее.

— Сигнал декодирован по тройному земному коду. Вы улавливаете? Это планета-загадка пришла к нам из неведомых миров. Но на ней уже были земляне, наши! Невероятно, но это так! Им срочно нужна помощь! Они на грани гибели — если, разумеется, верить сигналам, если это не провокация иномирян. Рассматривались различные варианты, вплоть до массированного вооруженного вторжения в сектор смерти и захвата планеты Навей. Но все эти варианты по понятным причинам отброшены.

Остался лишь один — с вашим участием. Вы, надеюсь, понимаете, что мы не имеем никакого права лезть в Иной мир без предварительной разведки, без выяснения обстоятельств. И у нас нет времени для спецподготовки резидентов, мы и так потеряли время! Уже третий месяц как сигналы прекратились, цикличность нарушена, мы теряемся в догадках… Ну? Нужны ещё слова?

— Нет! — сказал Иван.

— Вам надо подписать вот это. Извините, форма!

На чёрном столике перед Иваном возникла стопа бумаги и массивная старинная ручка с золотым сверкающим пером. Из витиеватого каллиграфически выписанного биомашиной текста следовало, что он сам, добровольно и без малейшего принуждения идёт на выполнение задания. Другой лист, предназначенный для официальных запросов, гласил, что такой-то такой-то командируется для геизационных наладочных работ в северный сектор галактики Жёлтое Облако. Была там ещё куча документов, удостоверяющих что-то и кого-то. Иван не стал их просматривать — подписал. Он знал, что бумагам этим грош цена. Он думал о другом. О чём-то непонятном, но давящем. О какой-то миссии, которую он обязан выполнить здесь, на Земле, а вовсе не там, в секторе смерти, на вынырнувшей из чёртова омута планете Навей. Но какую миссию? Память! Ох, эта память!

Одутловатый протянул тяжёлую старческую руку.

Протянул для пожатия.

Иван догадался — барьера нет! Сейчас он может одним движением свёрнуть шею этому дряхлеющему битюгу, ещё раз перешибить нос круглолицему, попортить пижонскую бабочку обладателю алмазной заколки и погасить ясный взор седовласому старцу, ему бы понадобилось на всё это мгновение, одно лишь мгновение. Но он не стал этого делать. Он протянул руку и ответил пожатием. Он ждал чего-то, ждал ответа на свои смутные вопросы-догадки. И дождался.

— Мы помним всё, — проговорил мягко одутловатый, — у вас будет ещё один шанс. После того как вернётесь. Сколько бы вы там ни пробыли, на этой планете Навей, хоть день, хоть сто лет, вы всё равно вернётесь в этот, сегодняшний день, вы не потеряете ни минуты, ни часа. Напротив, возможно вам удастся связать несвязуемое. Откат будет. Обязательно будет. И память вам поможет, не сомневайтесь.

Он посмотрел на Ивана как-то странно, каким-то двойным взглядом. И те трое, что молчали, тоже смотрели на него очень странно — так смотрят, не договаривая что-то очень важное, так смотрят на человека, обречённого на смерть. Да, они, несмотря на собственные заверения, обещания, не верили, что он вернётся живым. Они смотрели на него как на смертника.

Даже проклятущие клыкастые рыбины, казалось, потеряли интерес к Ивану: одна за другой они погружались в свой бездонный омут, взмахивая шипастыми пластинчатыми хвостами, разворачивая кольчатые и крюкастые плавники-крылья, обжигая напоследок кровянистым взглядом.

И ещё Ивану вдруг показалось, что все четверо смотрят на кого-то стоящего за его спиной. Это было уже слишком. Иван резко повернул голову.

Он не ошибся — в лиловом полумраке, переходящим в густую черноту у сфероидной мнимой стены зала, таял насыщенно-багровый силуэт: длинный, до искрящегося хрусталём пола, балахон скрывал высохшую измождённую фигуру, голова была покрыта низким плотным капюшоном, узловатая рука, словно выточенная из старого почерневшего дерева, сжимала рукоять высокого жезла с замысловатым изогнутым навершием. Иван тряхнул головой, прогоняя наваждение. И именно в этот миг из-под капюшона, в мимолётном повороте головы, на него сверкнули два злобно-прожигающих глаза, скривилось перекошенное ненавистью старушечье лицо, обнажились два жёлтых клыка… И всё пропало.

Переутомление. Это было обычное переутомление!

Иван встал с кресла. Он смотрел вновь на одутловатого — главного здесь.

— Я готов. Что от меня ещё требуется?

— Ничего. Вас проводят и снарядят. Возвратник будет вживлён в ваше тело. Но вернуться вы сможете, только выполнив задание. И вот ещё!

Он положил на стол нечто засверкавшее гранями, небольшое, но приковывающее взор.

— Это Кристалл. Вы понимаете меня?

Иван покачал головой.

— Поймёте. А сейчас просто запомните — он должен быть всегда с вами. Без него вы обречены. Ясно?

— Ни черта мне не ясно!

— Этого нельзя объяснить словами земных языков.

Это штуковина сработана не у нас. Но вы всё сразу поймёте, когда она будет в ваших руках.

Иван потянулся к сверкающему гранями чуду.

Рука его прошла сквозь грани, не ощутив ничего кроме воздуха.

— Там он будет с вами, — сказал одутловатый, — и вы сможете его взять, не беспокойтесь.

Ивану не нравилось всё это. Ох как не нравилось. Но что он мог поделать.

Да, он сам дал им согласие. Он подписал себе смертный приговор. И его не спасут ни эти скафандры, сколько бы их ни было, ни эта Суперкапсула последнего поколения, ещё засекреченная там, на Земле, но уже подвластная ему и принадлежащая ему, ни этот… где же он?!

Иван задрал голову вверх. Чёрная страшная пропасть несла его в неизведанные глубины. Но до дна было бесконечно далеко. И где оно — Дно?!

Кристалл высветился неожиданно. Он возник сверкающей хрустальной каплей во мраке. Он оживил это мёртвое пространство переливом волшебных неземных граней. И сам поплыл к Ивану.

— Ладно, — сказал Иван, нащупывая тёплый непонятный предмет, вкладывая его в нагрудный карман. — Может, и впрямь пригодишься.

Чувствовал он себя отвратно: болела голова, суставы выворачивало, во рту, казалось, хрустел песок. Так всегда бывало после внепространственного переброса на непомерные и непредставимые расстояния — не привыкать!

И ещё отшибало память, будто после какой-нибудь внутричерепной травмы… по сути дела, эти перебросы всегда были «травмами», выдержать их могли пока ещё очень и очень немногие. Обычный рядовой землянин со средним здоровьишком и набором всегда таящихся в нём болезней или вообще отдавал Богу душу в месте «всплытия» или же терял разум, превращался в безмозглого, пускающего пузыри идиота. Большой Космос пока ещё был не для всех, несмотря на то, что вот уже шесть веков шло его освоение, шла Великая и Вечная Война с Пространством.

Болтаться во мраке и холоде — штука малоприятная.

Иван, матеря сквозь зубы приславших его в эту гибельную дыру, расправляя затёкшие, гудящие руки и ноги, включил малый локтевой движок. Капсула стала приближаться. Да, ощущение было обычным, не ты движешься в чёрной пустыне, а к тебе приближаются предметы… если они близко, если они рядом. Молчаливые пылающие пульсирующим огнём звёзды недвижны и неизменны.

Они падают. Падают в Пропасть, как и всё в мире.

Капсула была экстра-класса. Иван разбирался в этом.

Такая стоила безумных денег. И они не пожалели средств. Стало быть, дело серьёзное, очень серьёзное.

Ажурные хитросплетённые фермы проплыли мимо, поражая глаз причудливой сканной вязью. Чаша отражателя светилась знакомым чёрным скрытым пламенем, непостижимым для человека. Среди поисковиков считалось дурной приметой заплывать в чашу, даже при необходимости осмотреть её — это дело обычно передоверяли технарям. Но Иван плевать хотел на все эти приметы и причуды.

Он заплыл в чёрную полусферу с микроскопическими бритвенными краями.

Незримое, пока ещё бездействующее поле, пронзило его насквозь со всех сторон, сдавило. Мрак чаши был чернее и страшнее мрака Вселенной. Даже на фоне чёрной пустоты Пространства отражатель казался провалом в безысходную тьму. Он втягивал в себя, засасывал… Что мог отражать он, всепоглощающий и бездонный! Но он был именно отражателем — отражателем той силы, что рождалась в полуметровой верной сфере-геодрайвере, висящей в его чёрной пасти. Когда-то много лет и веков назад мощь двигателей и движителей измерялась, как знал Иван, в лошадиных силах. За всю историю планеты Земля, на ней не было столько лошадей, сколько их было сейчас в этой полусфере.

Циклопические силы таились в ней.

Иван ускорил ход. Теперь он нёсся прямо к люку верхнего шара, скользя взглядом по матово-серой поверхности капсулы. Ни единой царапины! Ни вмятинки! Ни щербинки! Новьё! Он всю жизнь мечтал о такой! И эти дедовские, но такие милые поручни-переходы! Он замер на минуту. Погладил рукой чёрную витую поверхность. В глазах полыхнуло. И увиделись ни с того, ни с сего два расплывчатых силуэта, то ли опирающиеся на поручни, то ли висящие на них, конвульсивно вздрагивающие, нестойкие… Иван тряхнул головой, зажмурил глаза. Но видение не пропало сразу. Оно было внутренним.

Медленно растаяли сиренево-жёлтые сполохи пламени, пропали силуэты.

Что за бред?! Откуда это?! Почему?!

Ивана бросило в пот — не хватало ещё галлюцинаций, миражей! Так и вовсе можно свихнуться! Там, на этом чёртовом приёме с хрустальным полом и жуткой старухой. Здесь! Он ещё раз выругался, вслух, не стесняясь никого — кого тут можно стесняться! Приложил ладонь к выступу у люка. И сказал:

— Сезам, откройся.

Створ исчез, будто его и не было. И Ивана мягко втянуло внутрь.

— Всё. Хватит психовать. Надо работать, — сказал он сам себе несвойственно строгим тоном. Но он вовсе не шутил. Ему и на самом деле хотелось как можно быстрее покончить со всеми этими заданиями и разведками, расследованиями и выведованиями. Не его это занятие, не его!

Первым делом он разоблачился и полез в биодушевую, где его сразу подхватили на свои мягкие и упругие руки регенерационно-тонизирующие струи, завертели, закрутили, вернули в него жизнь и вообще, вновь его создали.

Иван выполз из душевой на четвереньках, дополз до круглого бассейна, свалился в него. И уснул. Захлебнуться в оксигидросоставе было нельзя, им можно было дышать ещё лучше, чем самым напоённым кислородами и озонами земном воздухе где-нибудь в тайге, кедраче, вдалеке от людской суеты. После кошмарного истязующего переброса всё это казалось подлинным спасением.

Да, у Ивана не было времени лежать в реанимации месяц-другой, ему нужно быть свежим и готовым к действию через час, самое большее, два. Он спал, но он знал это — его внутренние часы уже работали в новом ритме.

Программа пока не напоминала о себе. Пока.

Он проснулся сразу. Не было ни полусна, ни дремотного оцепенения. Его словно выбросило из небытия в жизнь. Не одеваясь, не вытираясь, он почти бегом полетел в рубку. На миг замер перед сенсопультом. Включил полную прозрачность. Капсула шла полным ходом к цели. Её программа работала.

И снова он, совершенно голый, беззащитный, висел посреди Черноты.

Падал в Пропасть. Прозрачность была абсолютной. Она давала полное ощущение Пространства.

Она пугала. Она убивала. Редко кто из космолётчиков пользовался ею полностью. Иван был тем редким исключением — он оставался самим собою и на тёплой Земле и в ледяном Космосе. Он любил и Её, и Его.

Любил. Но это был не тот Космос, не его Пространство. Оно было иное, чужое. Он увидел это сразу. Пустота была густой, вязкой, она таила в себе столько всего, что сердце сжималось в нехорошем предчувствии. Пустота была колдовской. Иван сразу понял это. И он понял ещё одно — капсула не летела сама, не мчалась по своей и его воле, нет! Её притягивало каким-то колдовским магнитом, её всасывало колдовской силой в омут неведомого.

Иван пристально всмотрелся вперёд, в невидимую ещё цель, в Пустоту. И в глазах его стало зелено-зелено той вязкой пугающей предобморочной жуткой зеленью, которая сулит лишь одно… непробуждение.

Он с силой сжал виски. Заставил себя оторваться от Пустоты. Да, это дьявольское логово! Это лежбище Смерти! Зачем он дал согласие! Они обрекли его! Они всё знали — и всё равно обрекли!

Он никак не мог вспомнить событий последних недель, дней. Их будто вытравили из его памяти. Только эта странная встреча после «дикого пляжа», только отдых после Гадры… Но ведь было что-то ещё. Точно — было!

Он силился вспомнить, но не мог. Наваждение! Морок!

Сон наяву! Три Дня подготовки, эти спешные три дня он начинал вспоминать. Суета! Всё суета сует и всяческая суета! Нет! Было что-то важное, главное! Он как-то машинально провёл рукой по груди, будто пытаясь нащупать привычное, знакомое, своё… Но ничего не нащупал, и даже не смог понять, что — что там должно было быть.

Нет! Так нельзя! Иван сосредоточился, прогнал из головы всё лишнее, всё ненужное. Не время рефлексовать! Мало ли что может привидеться, прислышаться. Особенно тут, в проклятом месте, в секторе смерти… Да, он уже вошёл в этот сектор — слева от него, всего в трёх метрах, слабо пульсировал красный индикатор, утративший мгновение назад прозрачность.

Капсула пересекла незримую границу.

Вот он — сектор смерти!

Иван ожидал чего-то необычного, страшного. Но ничего не происходило.

Он по-прежнему висел в жуткой Пропасти Мироздания и одновременно стремительно падал в неё. Он чувствовал нутром — здесь нет того, привычного времени. Здесь не XXV-ый век от Рождества Христова, не 2479-ый год, и никакой другой. Здесь всё своё, в том числе и время. Ему захотелось немедленно отключить прозрачность, замкнуться в объёме, зримом объёме капсулы как в крепости. Он еле сдержал себя — нельзя поддаваться нахлынувшему ужасу, нельзя! Иначе конец! Теперь он ясно видел очерченный посреди вековечной Тьмы коридор — полыхающий мрачной колдовской зеленью туннель… Куда? Кто знает! Ни одному человеку не удавалось до сих пор выбраться из Того мира.

Ничего нельзя было объяснить, всё это не поддавалось земному материалистическому анализу. Здесь царили свои законы. И понимание этого приходило с самого начала. Индикатор сверкал малиновым подмигивающим зрачком, предупреждал. Но что толку предупреждать об опасности того, кто сам идёт ей навстречу. Иван до боли в глазах вглядывался в неизвестность. И видел уже, что никакого туннеля-коридора нет и не было, что всё наоборот, что капсула капелькой живой дрожащей ртути течёт по мрачной поверхности: мохнатой, дышащей, живой. Да, он висел совершенно один в этом Живом Пространстве и одновременно тёк с этой капелькой, видел её со стороны.

Такого нельзя было вынести! Рассудок отказывался принимать всю эту дьявольщину!

— Ничего! — проскрипел Иван, почти не разжимая губ. — Нечего!

Разберёмся!

Он уже собирался погасить прозрачность. И вдруг, без всякой на то причины, ясно осознавая, что это психоз, бред, бессмыслица, ощутил — сзади кто-то есть. Нервы!

Проклятые нервы! Это надо же так взвинтить себя! Иван был готов собственными руками, превозмогая боль, вырвать из себя эти чёртовы нервы. Но он не давал воли чувствам, он давил порывы, он выдерживал то, от чего обычный земной человек давно бы сошёл с ума. Там нет никого! Там не может быть никого! Капсула неудержимо, с немыслимой скоростью несет его вперёд — к загадочной планете Навей. Всё что позади — это лишь пройденный путь, пустота, там только пустота.

Иван медленно, словно в тяжёлом сне обернулся.

И он не ошибся.

Прямо на него, в упор, с расстояния в пять-шесть метров смотрели два знакомых напоённых жгучей злобой глаза. Были они воспалённо-красными, с бездонными зрачками и наползающими сверху бельмами. Он сразу вспомнил эти глаза. Он их видел там, над хрустальным полом, в лиловом полумраке.

И лицо было тем же, старушечьим, измождённо-древним, перекошенным то ли страданиями, то ли ненавистью. Лицо было огромным, светящимся нездоровой желтизной. Верхняя губа, растрескавшаяся, морщинистая, была покрыта редким рыжим пухом, она подрагивала, приоткрывая жёлтые поблёскивающие нечеловеческие зубы.

Первым движением Иван вскинул руки вверх, ожидая нападения, защищая себя. Но тут же опустил их, расслабился. Гипнограмма! Это обычная гипнограмма, и ничего более! Он в зоне гипнолокационного давления. Ничего этого нет! — уговаривал его разум. Есть! — жгли нелюдским огнём глаза. Кто ты? Зачем ты здесь?! Чего ищешь?! Смерти?!

— Ты найдешь её! — неожиданно громко пророкотало со всех сторон, будто по этой безмерной пустоте были развешаны тысячи динамиков. И ещё раз, но уже иглою в мозг, беззвучно, пронзительно чётко: — Ты найдешь её здесь!

Цепенея от ужаса, Иван стал шарить по телу, отыскивая что-то, очень нужное, необходимое, спасительное. Он не мог совладать с собой, руки тряслись, ноги подгибались… и только когда он ненароком смахнул пот со лба судорожно сжатым кулаком, понял: он же у него в ладони, вот он Кристалл!

Иван взметнул вверх руку, полуразжал пальцы — сквозь них чуть сверкнуло голубоватым блеском, Кристалл светился, играл бликами.

— Сгинь! — выкрикнул Иван в исступлении. — Сгинь наваждение!

Кровавые глаза полыхнули огнём, скрылись под бельмами, морщинистый рот ощерился в еле приметной улыбке. Тяжёлая узловатая, будто свитая из земляных корней рука с чёрными звериными когтями выскользнула из непомерного рукава балахона, потянулась к его горлу. Это было страшно!

Этого вообще не могло быть… Но рука, сжимаясь и разжимаясь, словно уже сдавливая хрупкую живую человеческую плоть, тянулась к беззащитной шее — Иван стоял как вкопанный, он ещё не вжился в этот мир, он не мог понять его законов, он просто был в нелепой и смешной растерянности. Фантастическая реакция и отменное самообладание тысячи раз спасали его в ситуациях значительно более жутких — и на коварной Гадре, и в гиргейских подводных лабиринтах… Но тут было всё не так. Это всё было запредельным.

Колдовским!

Страшная рука дотянулась до его горла…

И прошла насквозь.

Наваждение исчезло.

Только скрипучий старческий смех эхом прокатился по рубке.

Ничего не было.

Иван с силой сдавил переносицу. Сволочи! Гады! Они всё знали! Всё! Но теперь поздно сокрушаться, поздно.

Теперь обратного хода нет.

Он отключил прозрачность. Опустился в кресло пульта, застыл молчаливой окаменевшей статуей. Пси-датчики Большого Мозга капсулы подавали информацию прямо в мозг. До цели тринадцать часов двадцать две минуты семь секунд хода. Готовность полная. Защита на пределе. Агрессивность среды близка к норме, но присутствуют неопределимые флуктуации непонятного происхождения.

Иван не пережевывал по отдельности согни, тысячи данных, показаний, поступающих в его мозг, он был профессионалом, он видел всю картину в целом… И одновременно думал о множестве вещей. Наваждения?!

Дай-то Бог, чтобы все эти чудеса оказались наваждениями, галлюцинациями, гипнограммами! Ему не привыкать! Ведь в Осевом Пространстве во время перехода творилось и не такое, там вообще был Ужас, помноженный на Ужас. Сколько раз он ходил по Осевому, сколько раз он умирал и возрождался.

Но он всегда помнил, всегда силой заставлял себя помнить, что Осевое населено призраками, что там нет яви, там только наведённая нежить, фантомы взбаламученного подсознания. Он слыхал о секретном проекте в Осевом. Даже говорил как-то с ребятами из Внепространственного отдела. Они показались ему сумасшедшими, начитавшимися романов ужасов, колдовских преданий, свихнувшимися на мистике.

Иван, прошедший тысячи миров, повидавший такое, о чём и помыслить не мог обычный землянин, не верил ни единому слову, он не поверил Эдмону Гарту, одноглазому паралитику, два с половиной года болтавшемуся в Сквозном объёме Осевого Пространства. Тот сказал, что из сорока трёх поисковиков за последние семь месяцев погибло тридцать восемь. Он не мог поверить — такого процента смертности просто не могло быть! Но Гарт не врал. После всего, что с ним случилось, он разучился лгать, шутить. Он жил в уединении, в насильственном уединении, ведь всех этих смельчаков тут же подвергали изоляции — люди не должны были знать ничего, абсолютно ничего! Это для Ивана не существовало барьеров и запретов, да и то — пока на него смотрели сквозь пальцы, памятуя о прежних заслугах, не решаясь связываться с десантником-смертником. Иван уже давно был вне закона, над законом.

Немудрено, что последние годы он постоянно ловил на себе странные, тяжёлые взгляды, его обкладывали со всех сторон, кому-то он очень мешал. Но его и боялись. Его могли убрать, но заменить его было некем. Проклятое Осевое!

Неужели всё это правда?! Но ведь должно же в жизни быть что-то прочное, твердое, реальное?! Как жить в мире, который лишь выглядит основательным и всамделишным, но по существу своему полон незримых теней, управляющих жизнью, полон мистики и колдовства?!

…Иван еле вырвался из плена гнетущих мыслей.

Древним ведическим приёмом он собрал их почти осязаемо под небом, гулко выдохнул, избавляясь от сомнений и страхов — голова мгновенно просветлела, слабость прошла… Четвёртая степень Посвящения давала Ивану магическую силу над собой, над телом и мозгом, над подсознанием и сверхсознанием. Но пользовался он этой силой в самых крайних случаях — бесценное богатство, как и было сказано в Учении, нельзя тратить попусту.

Осмыслить, проанализировать всё можно будет потом, когда накопится достаточный объём нужных сведений, сейчас рано предаваться философствованиям, они могут затянуть в пучину, погубить, отнять силу.

Сейчас надо действовать!

Он включил передний обзор. Это было чудо! Анализаторы, датчики молчали, они видели одну лишь пустоту.

Зато глазу открывалось невероятное: мрачно-зелёный туннель будто дышал, он походил на гигантскую слепленную из живой пульсирующей плоти аорту, по которой текло нечто невидимое, но присутствующее, создающее иллюзию движения. Да, капсулу засасывало, именно засасывало в Тот мир. Но почему?! Эти «серьёзные», говорили, что планета сама вынырнула в нашем Пространстве. Значит, она и должна быть здесь — в обычной Пустоте, во Мраке! Она уже должна была открыться взгляду.

Но её не было. Хотя приборы неумолимо показывали её приближение. Где же она, где?! Иван вглядывался вперёд, пытаясь нащупать глазом точку, маленький шарик далёкой ещё планеты… Нет! Ничего не было видно.

И вот тогда у него всплыли в памяти многопространственные структуры.

Он в который уже раз успел удивиться — откуда это в нём! Почему он видит и знает это?!

Его пронзило словно током. Не надо искать планету где-то впереди, не надо! Она уже здесь, она вокруг! Вот эта длиннющая мрачно-зелёная кишка, переталкивающая капсулу, будто удав кролика, и есть планета — планета Навей в одной из её пространственных ипостасей. Точно!

Она уже властвует над капсулой и крохотной частичкой живой плоти в ней. Она уже повсюду! Это прокол, промашка! Как он сразу не сообразил! Иван откинулся на мягкую воздушно-упругую спинку сенсокресла. Теперь поздно ругать себя. И пусть эти приборы показывают планету где-то вдали, обычным шаром, кружащим в пространстве. У них нет иного зрения. Они работают только в убогом однопространственном трёхмерном мире, им не дано видеть миров подлинных. Пора!

Иван резко развернулся и подкатил на кресле к сферической стене, продавил мембрану и въехал в рабочий отсек. Надо было собираться. Надо было надевать на себя кучу тяжёлых и неудобных вещей, которые могут не только не пригодиться, а наоборот — помешать, надо запасаться и увешиваться оружием и боеприпасами… Всё надо, по инструкции надо… Первым делом он влез в тончайший, непробиваемый пластиконовый комбинезон-чулок — теперь его тело было защищено трёхмикронной прозрачной плёнкой, которая выдерживала выстрелы в упор из ручного оружия, предохраняла от огня и кипящей лавы, но вместе с тем ничуть не мешала коже дышать. Дышать? Иван ещё не знал даже, чем там дышат, какой состав атмосферы на этой треклятой планете. Он уже устал перестраивать свои лёгкие под фтор или метан, ему хотелось привычного, земного. И уж совсем не выносил он пластино-баллоны с дыхательной смесью. Он вообще ненавидел всю эту состряпанную химическую дрянь. Но в поиске выбирать не приходилось. Планета могла сыграть любую шутку в любую минуту. Об этом нельзя забывать. Он уже сейчас был в её многопространственных недрах, а что дальше… Пояса, ленты, пластинокарманы со всем необходимым прилипали к телу, словно были его естественным продолжением. Лёгкий костюм-скафандр, сверху грубые маскировочные штаны, рубаху, ремень… С отвращением он поглядел на шлем скафандра — нет, эту штуковину он наденет, когда точно будет знать, что без неё не обойтись, не раньше — ему совсем не хотелось обрезать длинные волосы, брить отпущенную бороду… Иван мысленно включил зеркальный слой стены, вгляделся в себя. И опять его поразило, буквально шокировало то, о чём минуту назад и не думал.

Откуда у него эта бородища, эти волосы? Он привык к ним за последние дни, дни подготовки. Но ведь их же не было! На Гарду он уходил выбритый до синевы, остриженный почти под нулёвку. Возвращение он тоже помнил отлично, — так, щетинка, пара лишних прядей, а потом? Где он был потом?! Неужто эти четверо не обманывали его, неужто они вырвали из его памяти целый клок?! О каких многопространственных мирах они говорили, о каком Хархане?! Нет!

Что-то было, точно — было!

Иван мрачно оглядывал себя в зеркале. Он не изменился — всё такой же высокий, под два метра, атлетически скроенный, поджарый, с широченными крутыми плечами и тугими бицепсами, человек-пружина, гибкий, сильный, выносливый, умный… Серые ясные глаза смотрели прямо из-под прямых тёмно-русых бровей, прямой рот, тонкий прямой русский нос, чуть приметные скулы — это было лицо исследователя-интеллектуала, а не супермена с узким лбом и выпяченной челюстью. И эти длинные светло-русые, наполовину пронизанные сединой волосы, ложащиеся на плечи, спину.

Тёмно-русая густая борода, волнистая и поблёскивающая в свете бортового свечения. Это был он, но с какой-то ещё неведомой ему былинной величавой статью русича-арийца, будто очнувшегося от многотысячелетней спячки, расправившего плечи, готового постоять и за себя и за сирых с убогими пред лицом любой Тёмной силы.

Было! Было что-то!

Он провёл снова ладонью по груди, чего-то не хватало на ней, чего-то они лишили его. Но чего? Нет! Хватит!

Иван оторвался от самосозерцания, бросил самокопания.

Хватит!

Напоследок он закрепил за спиной плоский десантный ранец. Подхватил лучемёт. И пошёл в рубку.

Зеленое нутро планеты уже не просто всасывало их туннелем-аортой, а обтекало-облегало-облапливало со всех сторон. Они были в чреве этого чудовищного мира.

И мир этот был равнодушен к ним.

Всё оказалось столь непривычным, странным, что Иван немного растерялся. Обычно поиск вёлся по привычному сценарию: изучение агрессивности звездной системы, проникновение в неё, изучение околопланетного пространства, сбор информации, посадка или штурм, и собственно работа на поверхности, непредсказуемая и, как правило, изнурительная. Но куда высаживаться здесь? Куда вообще девать капсулу?!

Ведь её не оставишь на орбите, нет никакой орбиты. Или пусть висит себе в этом чреве? А самому на малом десантном боте?! Иван в который раз снял показания датчиков — полныйпорядок, никаких препятствий, никакой угрозы, воздух такой, что дыши — не хочу, агрессивность среды — нулевая. Ну и что?

Зачем он тогда здесь? Зачем?! Прислали бы сразу детский сад на отдых! Нет!

Опять нервы. Он расслабился, развалился в кресле. Это многопространственный мир. А следовательно — что? Следовательно — то, что он с суперкапсулой одновременно находился и в чреве планеты, и на орбите, и ещё чёрт-те где…

Только приборы, только приборы. Он включил на себя автопилотаж: в мозг пошло и вовсе несусветное. По данным аппаратуры капсула висела в шестистах километрах над планетой с радиусом вдвое превышающим земной, с густой плотной облачной атмосферой. И имела эта планета не менее двухсот шестидесяти лун-спутников и восемнадцать пересекающихся, наплывающих друг на друга колец. С поверхности, из незримых жерл поднимались вверх, на космическую высоту ядовитые испарения, ни о каком воздухе и вообще кислороде и мечтать не приходилось.

— Вот это похоже на правду! — еле слышно проговорил Иван.

И провёл готовность бота.

Нечего терять время, надо идти вниз. Он задал в Большой Мозг капсулы программу авторежима в пределах маневренно-изменяющейся траектории.

Облачился в огромный десантный скафандр. И пошёл в бот. Его единственной надежей и опорой, единственным спасением была капсула. Без неё он не жилец.

В возвратники, вживлённые в тело, он не верил — это игрушки, это всё не то!

Погибнет капсула, погибнет и он. Уже на ходу он мысленно усложнил программу и задал расстояния маневра в полтора парсека — они не поймают её, не собьют!

Если эти «они» вообще есть, если «им» будет чем сбивать.

Когда бот отчалил от капсулы, Иван включил полную прозрачность. Чрево планеты Навей превратилось из мрачно-зеленого в лиловое, какое-то мохнатое, утробное, замельтешили чёрные пятна-провалы, заискрилось что-то… Иван не обращал внимания на мелочи, он знал, что автоматика бота прекрасно справится с посадкой на поверхность, будь эта поверхность хоть изнутри, хоть снаружи. А там он разберётся что к чему. Обязательно разберётся.

В тот момент, когда он уже дал команду на посадку, за спиной вновь прозвучал сдавленный, старушечий смешок, запахло тленом. Иван не стал оборачиваться — ему нет дела до призраков, хватит!

И всё же он ощупал в нагрудном кармане волшебный искрящийся Кристалл.

Только потом его рука сжала ствол лучемёта.

— Вниз!

Мохнатые лиловые стены утробы ринулись на него, будто ждали этой команды. Но они оказались совсем не близкими. И то, что виделось мхом, длинным тончайшим вьющимся волосом, оказалось частоколом невероятно высоких дышащих чёрными испарениями скал-трубок.

Там негде было садиться — непомерно длинные скалы с вертикальными склонами-стенами, бездонные невидимые и не прощупываемые локацией пропасти.

Но бот уверенно шёл на эти скалы. Иван уже знал решение Мозга бота: они летели в дыру-кратер одной из скал.

Перед самым входом в это чёртово отверстие он включил полную прозрачность, чтобы видеть и чувствовать всё. И теперь он словно бы сам по себе падал в чёрную мохнатую дыру, стены которой были усеяны миллиардами шевелящихся полипов. Свет над головой, этот сумрачный расплывающийся диск, пропал. Но и мрак не был полным. Какие-то светящиеся точки, вспыхивающие тут и там нарушали его. Падение продолжалось бесконечно долго, бот шёл на предельно малой скорости, локаторы не могли нащупать дна — ствол гигантской трубы вился спиралью, сплетался в кольца, и уже немудрено было потерять ориентацию — где верх, где низ. Бог знает! — но расчетливый и дотошный Мозг бота трудно было сбить с толку.

Иван сидел в неимоверном напряжении. Посадка всегда была для него изнурительным этапом. Он готов был дать отпор любой силе, какая бы только рискнула помешать десантному боту идти своим курсом, отбить любое нападение. Да и сам, невидимый сейчас, прозрачный в видимых спектрах и радиопрозрачный бот-штурмовик был ощетинен словно ёж — не менее трёх сотен стволов различных калибров, излучателей, антенн-парализаторов, были направлены в разные стороны — автоматика только ждала появления противника, чтобы сокрушить его лавиной прицельного чудовищной мощности огня. Но не было противника, не было!

Полёт мог продолжаться вечно — многомерные структуры, многоярусные миры — это свёрнутые клубком Вселенные, это сама Бесконечность в бесконечном лабиринте. Ивану вовсе не хотелось плутать всю жизнь в лабиринтах мохнатых живых труб живой сатанинской планеты. Он уже был готов к прорыву сквозь пульсирующую стену — плазменные резаки заодно с пучковым квазибоем запросто прорубили бы окно в стометровом слое титана, не то что в этой лиловой мякоти.

Но Иван не успел. Он лишь вздрогнул и замер на миг, когда в мозгу его ослепительным сигнальным огнём всплыли слова команды: «ПРИГОТОВИТЬСЯ К ВЫХОДУ! ПРИГОТОВИТЬСЯ К ВЫХОДУ!»

Это начала действовать заложенная в него Программа. И он не мог её не выполнить. Это было свыше его сил. Иван медленно приподнялся с кресла, осмотрел снаряжение, провёл ладонью по груди, сделал три шага и замер у аварийного люка.

«КОМАНДА — УНИЧТОЖИТЬ БОТ. КОД — 017017 — УНИЧТОЖЕНИЕ!»

Это было слишком, но Иван прекрасно знал: он зомби, он не может противиться команде, иначе смерть, иначе полный выход из строя всей системы жизнестойкости, гибель, ничто. Эта Сила была сильнее его. Мысленно, подчиняясь программе, он дал импульс в Мозг бота:

— Уничтожение — 017017 — Уничтожение!

Через две минуты бот разорвётся в пыль, в ничто, перестанет существовать со всей своей мощью, подвижностью, послушностью.

Это же нелепо, это же смерть!

Иван боролся с программой, подавляющей его мозг, но ничего не мог поделать, это было невозможным. Люк исчез сам, оставались секунды. Ну!

Уже вылетая пулей из бота — в неизвестность, в лиловый шевелящийся мрак, сжимая в левой руке лучемёт, а в правой аварийный пакет, Иван, преодолевая незримую силу, выбросил в пространство своё:

— 010101! Они, там, на Земле, не предусмотрели его хода. Они ещё не совсем понимали, с кем имеют дело. Зарываясь телом, облачённым металлопластиковым скафандром, в лиловую мякоть, Иван сходил с ума от острейшей головной боли, мозги его пронизывало миллионами игл, прожигало, давило, секло… Но он знал — его команда, последняя команда, исполнена — бортовой Мозг бота стёр все предыдущие команды, очистился, стёр он и 017017.

Отменить эту команду было невозможно, но стереть её вместе со всем прочим знающему код ничего не стоило — ничего, кроме лютой нечеловеческой боли, потери сознания, долгого выхода из нервно-паралитического шока.

Ещё до того, как провалиться в забытье коллапса, Иван увидел в далеком извиве живой трубы уносящийся серебристый бот. Он не исчезнет. Он не взорвется. И очень может быть, что он ещё пригодится. А может, и нет — кто знает.

Боль! Жесточайшая боль! Даже во мраке, пустоте, безвременьи забытья она давила его. Это было наказание — наказание за ослушание, за неисполнение воли пославших его. Это была пытка!

Но Он знал на что шёл.

Часть 2 РЕЗИДЕНТ

Лесу не было ни конца, ни края. Иван брёл третьи сутки, но зелёные дебри оставались всё такими же густыми, непролазными. Тут нужна была особая сноровка. Больше всего утомляли причудливые корявые корневища, выступающие из усыпанной хвоей и листвой земли через каждые три вершка. Приходилось высоко задирать ноги, перепрыгивать, перелезать, а то и проползать под ними.

Лес удивительно напоминал земной. Но отличался он тем, что в нём — были перемешаны все земные леса: это была чудовищная, гремучая смесь из тропических джунглей, тайги, северных буреломов, сельвы — всё смешалось в этом лесу. И всё же он был неземным. Временами из-под самого обычного на вид, позеленевшего от старости корневища выползал вдруг какой-нибудь чешуйчатый гад с дрожащими прозрачными лапками, задирал рыбью голову… и вперивался таким взглядом в путника, что по спине бежали мурашки.

Ни одна тварь ещё не покусилась на Ивана, не бросилась на него, не подползла, не прыгнула с ветвей. За ним только следили. Его изучали. Он чувствовал на себе сотни, а может, и тысячи потаенных недобрых глаз. Он ждал. А потом он привык.

Останавливался Иван всего два раза, да и то ненадолго — час-полтора привала, и снова в путь. Ведь надо было, чёрт возьми, хоть куда-то добраться, ведь есть же на этой проклятой планете хоть что-то кроме дикой чащобы!

Иван остановил глаз на крохотном пятачке пожухлой травки под огромным, издали похожим на старый кедр, деревом. Прощупал место анализатором, уселся. Кедр был неохватной толщины, с него свисали лиловые чешуйчатые лианы, покрытые мелкими розовенькими цветочками. Хвоя кедра была самой обычной, земной, но имела иссиня-чёрный цвет, да и ветви были не совсем такие — невероятно корявые, извивистые, уродливые — они напоминали «японские сады». И всё же всё тут было неземным. Даже ручеек, журчащей ниточкой пересекавший полянку, огибающий уродливые корневища, проскальзывающий под ними, был маслянистый, густой, пахучий, будто не вода текла по растресканной ложбинке в земле, а сама кровь этой планеты сочилась. Навей!

Иван не понимал это название. И никто ему не объяснил его — почему Навей?! Откуда это непонятное имя?! А!

Какая разница!

Он расслабился, привалился к тёплой мшистой коре кедра, лучемёт поставил между колен. За трое суток Иван прошел не меньше двухсот верст он не кружил, не плутал, он шёл по прямой… но так никуда и не пришёл. А можно ли тут вообще куда-то придти?! Можно, можно, — успокоил себя Иван, нечего нюни распускать. Чувствовал он себя неплохо. Воздух тут был отменный, целебнейший, лишь, пожалуй, сыроватый чересчур. Но это не беда.

Шлем и тяжёлый скафандр Иван оставил на том месте, где очнулся.

А очнулся он в каком-то мерзком вонючем болоте посреди леса. Очнулся, ничегошеньки не помня, умирая от головной боли, не понимая — откуда на распроклятой Гадре этот лес и это вонючее болото? Или это Земля?

Иван полдня выползал из трясины. Аварийный пакет пришлось бросить так, рассовал кое-что по карманам и клапанам, пристегнул оба парализатора, щупы, плазменные ножи… Он был словно во сне, он был сомнамбулой, но он боролся за свою жизнь и он выполз. Час лежал в густой синей траве, приходил в себя. Потом побрел. Память стала возвращаться лишь на вторые сутки.

Программа молчала — может, она уже исчерпала себя? Иван не хотел думать о программе. Другое дело, где теперь искать бот! Нет, не найдешь! В этих многопространственных структурах вообще ни хрена не найдешь, самому бы не потеряться!

Дважды он проваливался в какие-то волчьи ямы, кишащие безглазыми слизистыми змеями, норовившими обвиться вокруг его рук, ног, туловища, но вреда не приносившими. Выбирался. И шёл. Пил на пробу из ручья маслянистую жижу — его рвало и мутило, но в целом эту дрянь можно было пить, ею можно было утолить жажду.

Глотал концентраты. Стимуляторы пока не трогал — пригодятся ещё!

Утомляла постоянная слежка. Дикое зверье — а может, и не совсем дикое?! — безмолвно шло по пятам, приглядывалось к чужаку, забредшему в их лес. То ли Иван вызывал у этого невидимого, осторожного зверья большие опасения, то ли он был для него не особо вкусным, но его не трогали до поры до времени.

Однажды он успел, резко обернувшись, высмотреть меж стволов чёрную исполинскую тень, стоявшую на двух задних лапах, обнимавшую высохшее изломанное дерево, ворочающее уродливой головой на тонкой жилистой шее.

Но тварь молниеносно исчезла меж стволов, только её и видали!

Неба в этом сыром и мрачном лесу не было. Ветви и лианы переплетались наверху узорным причудливым витьем, образовывали купол. Свет всё же проникал откуда-то, сочился понемногу и сверху, и с боков — лес был погружен в трепещущий густой полумрак. И это придавало ему налет таинственности, нереальности.

Сидеть бы вот так, да не вставать! Ноги и спина гудели, но сердце билось ровно и голова была чистой. Иван отдыхал. У него не было никакого плана. Да и какой тут план! Не исключено, что этот бескрайний лес станет его последним пристанищем, могилой, что он уснет навсегда под одним из корявых корневищ. Но даже столь мрачные мысли не давали повода к отчаянью — не был этот дремучий, но вполне живой, напоённый жизнью лес, похож на «сектор смерти», на край, откуда никто и никогда не возвращался. Иван невольно повёл головой, будто отыскивая следы тех путников, что забредали сюда раньше. Какие там следы! Лес был первозданен в своей дремучей первобытной дикости.

Иван не заметил, как заснул. Он уплыл в мир сновидений, не приметив той грани, что отделяла явь от царства грез. И привиделась ему Земля — тихая и ласковая, возрожденная из копоти, асфальтового угара и мрака гигантских городов, его родная Земля, Век бы прожить на ней и не видеть бы ни Дальнего, ни Ближнего Космоса.

Так было всегда: в поиске его тянуло на Землю, на Земле — в поиск, в неизведанное. Снился Ивану какой-то не знакомый ему батюшка-священник, и говорили они о чём-то долго и страстно, но о чём, он не мог уразуметь, будто говорил за него некто другой, более мудрый, старый, проживший жизнь непростую. И было Ивану досадно, неуютно. Они бродили по полю, вдалеке темнел лес, а ветер гнал по густой нечесанной травушке волны, и казалось, это озеро — светлое и загадочное. Ветер трепал длинные волосы батюшки, ворошил бороду, но тот ничего не замечал, он всё пытался втолковать Ивану что-то недоступное, непонятное, и никак не мог. Они не понимали друг друга.

Но всё равно — на Земле было дивно хорошо! Просыпаться не хотелось. А батюшка всё говорил, что Иван должен зажить по-новому, что он уже давно готов, что он уже и жил по-новому, он уже был кем-то, а теперь только должен опять обрести самого себя. И Иван был не против обрести — но как обрести, что обрести… Ветер уносил ответы. И он не мог разобраться в себе, он молчал. Но вместе с тем Иван знал, что это обретение себя уже началось, что с каждым пробуждением он становится немножко другим, вернее, он возвращается в себя, это сейчас — он не совсем он. Путаница! Нелепая путаница! Он спал очень долго, не меньше трёх часов.

А проснулся сразу. Без переходов. Тут же забыл сны.

И чуть-чуть раздвинул веки. Так и есть! Они обступили его, они были со всех сторон. «Гады! Что за гады!» — подумал Иван, ничем не выдавая пробуждения.

В лесу стоял зловещий сумеречный мрак. Но он хорошо видел этих тварей.

Они держались стаей, вздрагивая от нетерпения в одновременно от боязни сделать первый шаг, наброситься на него. Но какая же это стая! В стае все всегда очень похожи, будь то земные волки или зверогрызы с Двойного Ургона. Стая есть стая! А его окружал страшный жуткий сброд. Прямо перед глазами стоял на полусогнутых трясущихся лапах-былинках пузатый, наверное страдающий водянкой полупрозрачный шакал с человеческими глазами на звериной морде — с высунутого дрожащего языка у него капала слюна. Почти под ногами у него притаился в сохлой траве нелепый руконогий червь, кольчатый и омерзительный, но также ненасытно глядящий жёлтыми круглыми глазищами на жертву. Прямо за ним возвышалась неповоротливая туша, усеянная щупальцами и бородавками. Глаз у туши не было, зато она беспрестанно шумно сопела и портила воздух. По другую сторону от шакала, слившись в одно тело, замерли три плоских бледных фигуры, почти человеческого вида, но такие измождённые и вялые, что смотреть на них было тошно. Зато как смотрели они!

Ивану стало не по себе от прожигающего угольно-красного взгляда.

Он чуть скосил глаза вправо — там было не менее десятка смутных теней.

Слева эти твари разглядывались получше. И чего только не было слева.

Казалось, со всего белого, а скорее всего совсем не белого света собрали всю гнусь, погань и нечисть да привели на малую ночную полянку в нехороший лес. Именно нечисть, иначе и не назовешь.

Нелепая стая выжидала. Чувствовалось, что ждать ей нелегко, что эти гады с трудом себя сдерживают. Ну чтож, Иван не привык плыть по волнам.

Хватит уже ждать да догонять. Он открыл глаза и уставился впрямую на шакала. Тот задрожал как-то уж совсем дико, затрясся и вдруг завыл пронзительным мерзким воем. Стоявшие рядом с ним твари отпрянули от него, отступили на два-три шага, у кого как получилось. А кольчатый гнусный червь с жёлтыми глазами наоборот — пополз к Ивану, медленно выгибая свою бесхребетную бледно-зеленую спину. Ну, ползи, ползи, дружок, мы тебя приветим! — подумал Иван. И не дожидаясь, пока мягкий клюв этой гадины коснется его ноги, отработанным молниеносным приёмом размозжил её плоскую безмозглую головенку прикладом лучемёта.

Ну, кто следующий?

Червь бился клубками, свивался в кольца и выпрямлялся стрелой — совсем как земная змея, у которой отрубили голову. Но Иван не смотрел на него. Он был готов поочередно или скопом расправиться с этой разношерстной стаей.

Это не противник, не враг! Его противником может быть существо наделенное помимо силы разумом.

А эти… Они ринулись на него все вместе, разом, справа и слева. Он опередил этих тварей, он уже был на ногах. И он не отбивался. Он нападал: трещали хребты, вылетали клыки из пастей, обвисали на переломленных шеях головы гадин, он их бил прикладом, бил кулаками, ногами, он крушил их, не считая нужным хотя бы раз нажать на спусковой крюк лучемёта или парализаторов. Ему вдруг захотелось выместить на ком-то свою злость, своё непонимание происходящего, свою душевную сумятицу, обиду жгучую. И он молотил этих лесных зверюг так, как их и их родичей ещё наверное никто и никогда не молотил.

Это было лютое смертное побоище. Вопли, стоны, рыки, взвизгиваний, предсмертный вой — всё сливалось в жуткую какофонию, эхом неслось под сводами безмолвного до того леса. Иван бил их беспощадно, не давая бежать, отрезая все ходы к отступлению, настигая и добивая одним точным ударом…

Они уже и не сопротивлялись — они были охвачены животной безумной паникой.

А он всё бил их! Этих гадин нельзя было жалеть, эта нежить не заслуживала жизни!

Но он видел и странное, необъяснимое — разодранные, разорванные в клочья трупы нежити и отдельные члены, корчась, извиваясь, содрогаясь, уползали в лес.

Это было непостижимо, но это было!

Напоследок он настиг мерзкого шакала с человечьими глазами, снова сшиб его с лап. Потом подхватил за задние и кряду раз пять приложил о ствол шипастого пахучего дерева. И наконец, уже зверея от мерзкой жижи, которую нельзя было назвать кровью, но которая заливала его лицо, руки, ноги, Иван разодрал шакала напополам, швырнул к змеящемуся ручью. И затих.

Он ждал. Теперь была его очередь. И он увидал то, чего хотел. Обе изодранные половины шакальего тела, потрепыхавшись немного, поползли в разные стороны, но за стволы, за стволы этих мрачных корявых деревьев.

Они ползли медленно, цепляясь бледными тонкими когтями за каждый выступ, вгрызаясь в мшистую землю, вытягиваясь, истекая зловонной жижей, но ползли, ползли! Ивану стало нехорошо и от увиденного, и от содеянного.

Зачем было так выходить из себя! Эту нежить достаточно было пугнуть хорошенько, и всё! Зря он так, зря! Но какое-то внутреннее чувство подсказывало — всё верно, только так, ведь нежить набирает силы из бессилия противника, ей нельзя давать пощады, ибо она, властвуя над слабыми, не щадит никого и никогда!

Останки шакала скрылись за стволами. Иван оглядел полянку — она была чиста. Лишь чьи-то пузырящиеся внутренности поблескивали в тусклом свете да всё продолжал извиваться безголовый червь, видно, он был иной породы, чем прочая погань. Плевать! Ивану было плевать на всех гадов этой планеты! Он уже не верил, что тут мог быть кто-то нуждающийся в помощи, тем более, кто-то сумевший послать кодированный сигнал в такую фантастическую даль.

Да, Земля была сказочно далеко отсюда. Можно считать, что её и вовсе не было, ибо такие расстояния сводили на нет всё, что лежало за ними. Эх, Земля, Земля!

— А ну выходи! Кто там ещё есть! — заорал Иван во вею мощь своих лёгких. — Выходи на честный бой!

Ему самому было немного смешно. Разбушевался!

Разошелся! А осторожность, а контроль над обстановкой?

И это космолётчик экстра-класса?! И это супердесантник-смертник?! Хорош!

И он с силой ударил себя по колену.

И повалился спиной к тому самому стволу кедра, под которым столь мирно почивал: Что-то с ним происходило не то, что-то непонятное и незнакомое ему самому. Никогда в жизни он не стал бы вести себя столь дико и неосмотрительно, как он вел только что. Это же был вызов, так можно было расстаться с жизнью ни за грош! Глупо!

Чудовищно глупо! Потерять контроль? Нет, он вспомнил, что контроль он над собой не терял, он крушил эту нежить расчетливо и верно. Ну а теперь?

Что дальше?

Из лесу, конечно, на «честный бой» никто не вышел, не выполз, не вылетел. Только из-за ствола вдруг вытянулся безразмерный бледненький, но прочный отросток и принялся шустро и деловито прикручивать Ивана к дереву.

Ничего у травянисто-пресмыкающегося паразита, конечно, не вышло — Иван сразу пресек всё это дело, выдрав из ствола корневище-голову паразита и отшвырнув за ручей. Это не опасности, не те, кого можно испугаться!

Иван снова прикрыл глаза. Ему не хотелось вставать до рассвета. Но он чувствовал в себе силы продолжать путь.

Путь? Но куда?!

Под деревом так хорошо лежалось, ах, как хорошо!

Рассветы и закаты, если их так можно назвать, были в этом загадочном лесу непредсказуемыми. И потому, когда где-то наверху слегка забрезжило, хотя по Иванову расчету было ещё совсем не время, он не удивился. Ночь прошла нормально, и слава Богу!

Он доберется до цели! Все ночные страхи и сомнения рассеялись.

Полумрак воспринимался как свет — привыкнуть к нему было делом недолгим. А раз утро, значит, пора в путь!

Иван встал. Размялся. Ещё раз осмотрел место ночного побоища. Из свежей норы торчали останки червя, кто-то их торопливо утягивал вниз, под землю. Больше ничего не было. Лишь валялся под стволом пахучего шипастого дерева боевой гамма-резак, оброненный Иваном.

Пришлось подбирать, проверять. С резаком ничего не случилось, был новехонек и целехонек.

Сделав первый шаг по выбранному направлению, Иван вдруг остановился.

Задумался. Почему не подняться немного над землей, не осмотреться. Он уже трижды лазил на большие прямые деревья, попадавшиеся ему по пути, да всё без толку. Может, сейчас повезет. Он отстегнул с икры минигарпун-дальнобой, выбрал ветвь в вышине попрочнее, выстрелил крохотным крюком. Вмонтированный в крюк механизм в три секунды поднял его наверх. Иван стоял на толстенной ветви, которая сама могла быть стволом изрядного древа, и глядел вверх.

Никакого особого верха и не было. По-прежнему в высях наблюдалось сплетение ветвей, лиан, мрачных цветов с вялыми лепестками. Иван четырежды повторил маневры с подъемом — и всё с тем же результатом. Датчики показывали, что он на высоте трехсот восьмидесяти шести метров четырёх сантиметров над полянкой. Было совершенно непонятно, как пробивался через всю эту толщу свет, пусть и слабенький?! Иван решил добраться до неба, хотя бы до того, что могло быть источником света, поглядеть, понять. Идти вслепую не было сил. Он ещё раз выстрелил крюком-подъемником. Потом ещё и ещё.

Потом он сам, с ловкостью обезьяны, с младых ногтей скачущей по ветвям, полез вверх. Устал через полчаса, выдохся — видно, притяжение на этой планете было и впрямь побольше земного, недаром по приборам диаметр её вдвое превышал диаметр Земли. Хотя в многопространственных мирах разве что поймешь! Иван прекрасно видел бесцельность своей затеи, но рвался вверх.

Ему нравилось преодолевать расстояния. После ещё семи подъемов на крюке, вымотавшись не только физически, но и духовно, он устроился на отдых — развилка переплетенных чуть ли не корзинкой ветвей-стволов была самим Богом предназначена для отдыха. До полянки, ручейка, норы с останками червя было четыре с половиной километра… а вверху маячило всё то же древесно-лиановое хитросплетёние да пробивался неяркий приглушенный зеленоватый свет. Морока!

Память — своя ли, чужая, непонятная Ивану и не осознаваемая им настойчиво подсказывала — ты всё это давно знаешь, ты постиг это в других местах, тебе знакомо это, ну что ты бежишь, ползешь, что ты Мечешься?!

Лесная крона могла быть бесконечной. Но был выход, был! Точнее, Иван это начал чётко осознавать — был не выход, а вход! Он есть где-то, может, совсем рядом! А может, он вообще, повсюду, в каждом стволе, в каждом дупле?

Иван вспомнил о дуплах и норах, входах и выходах, увидав настоящее чернеющее изрезанным зевом дупло. Он встал, сунулся в него, не чувствуя опасности, но готовый ко всему.

С ужасающим треском, сипом, карканьем и стонами из дупла вырвалась наружу огромная чёрная птица, следом ещё две, и ещё… Все они быстро скрылись за ветвями, лишь чёрные перья ещё долго, кружась, падали вниз.

Иван залез в дупло. Оно было большим, но хода не имело — везде он натыкался на скользкие изгаженные птицами стены — ни просвета, ни прогала.

Тупик!

Так можно тыкаться носом, будто слепой щенок, тыкаться до Второго Пришествия! Иван вылез наружу. Развалился в плетенке ветвей. Уставился вверх. Машинально он вытащил из клапана-боковины шарик-концентрат, разжевал его, проглотил. На день питания хватит, а то и на два-три, если не дергаться по-пустому. Надо спускаться. И так потеряно уймище времени! Вниз!

Он спускался быстро, прыгал с ветви на ветвь, скользил но стволам. И не мог понять, так же, как и когда лез наверх, один ли это ствол огромного высоченного дерева или же это непонятное сплетение стволов, переходящих один в другой.

Странный мир! Такой похожий внешне на земной, и совсем не такой! На спуск ушло больше часа. Но когда Иван приготовился спрыгнуть с одной из последних ветвей наземь — датчик показывал нулевую отметку — он увидал, что никакой земли нет. Ничего не было: ни ручья, ни палой хвои, ни полянки. А были всё те же ветви, лианы, лишайник, мочала полулистьев-полуводорослей…

и зелёная, мрачная пропасть.

Он вонзил крюк в ближайший ствол-ветвь и, пропустив микротрос сквозь кольцо в наручне легкого скафандра, заскользил вниз. Датчик работал исправно, с усердием отмечал: минус десять метров, минус сто, минус двести восемьдесят один, минус девятьсот шестьдесят четыре… Всё это начинало беспокоить Ивана. Он вовсе не собирался посвятить весь остаток жизни прыганью и лазанью по ветвям. И когда он добрался до минус двухтысячной отметки, он вдруг всё понял. Прибор не врет! Но прибор земной, вот в чём чёрт! Он исправно отмеряет расстояние. Только не то расстояние, а прежнее!

Нет!

Этого нельзя было объяснить. Но Иван знал, это так. Чужая память выручила его, подсказала: он сунулся в дупло в одном лесу. А вылез в другом! Зачем он вообще полез туда, зачем?! Теперь он потерял то немногое, что у него здесь было — он потерял опору под ногами, он потерял землю, с её ручейками, полянками, корневищами корявыми, с этой нежитью гнусной. Он потерял землю вместе со всем, что на ней было. И где-то теперь низ, где-то верх?! Надо опять лезть к дуплу, именно тому дуплу, влезать в него и выходить — раз, другой, сотый… до тех пор, пока не выйдет верно, пока не попадет в «тот», в свой лес!

Иван схватился за виски. Он заплутал, заблудился как мальчишка! Но он знал, он помнил — он был уже в таких переделках. Где?! На Гадре нет ничего подобного: там тяжко, жутко, смертельно опасно, но там всё ясно, там есть верх и низ, есть лево и право, там нет пространственных ярусов, нет квазиярусов… Откуда всё это?! У Ивана снова стала раскалываться голова.

Всё! Хватит! Знает, и точка! А откуда, не столь и важно!

Нет, он не полезет к старому, подведшему дуплу, это обманный ход. Он будет искать другой шлюз… Шлюз?!

Ивана словно ошарашило: шлюз, именно шлюз. В памяти высветился какой-то ребристый неподвижный шар на траве, с застывшей на нем сонной фигурой. Но он не узнал этого шара, как он мог его узнать, если ни разу его не видел?! Неважно! Ерунда! Главное, он знает: тут есть шлюзы! А откуда, почему какая разница!

Но где искать другое дупло, где? Иван повертел головой — ничего даже близкого не было видно. Терпение, только терпение! Надо попробовать по горизонтали. Он пошёл по длинной кривой ветви, потом перепрыгнул на другую, третью, четвёртую… Так можно было идти до бесконечности. Но уже начинало темнеть.

Иван шёл до тех пор, пока мрак ни сгустился до непроницаемости. Здесь было темнее, чем в «том» лесу, чем на полянке. И всё же он, не прибегая к помощи контактных линз ночного видения, отыскал подходящую ветвь, примостился на ней.

В эту ночь ему не спалось. Он мог бы усилием воли заставить себя заснуть в любой миг, в любую ночную минуту. Но он не хотел этого. Он сидел и размышлял. Он вновь вспоминал всех четверых, особенно одутловатого, припоминал каждое произнесенное ими слово, интонацию — это тоже было очень важно, осмысливал. Обратное время? Что это? Откат? Они переместили его в другое время, одновременно и омолодив его и оставив ему весь накопленный опыт, память, сознание. Но потом вырезали из памяти то, что им было не нужно?! Но как они могли решиться на такое? Это преступление! Это же…

Иван не находил слов. Может, всё было совсем не так? Он вернётся!

Обязательно вернётся и разберётся во всем! Он ещё здесь постарается разобраться во всем! Откат? Почему его не будет? Хархан? Нет, как ни терзал он себя, как ни выматывал память, ничего не мог понять. И было ещё одно, очень важное и страшное, то, о чём он не забывал ни минуты Программа! Его могли заставить выполнить всё, что им надо. Он был обречён на послушание. И на боль! Лютую боль! Он не знал систем распрограммирования. Ими владели единицы, ведь вся эта магия была запрещена на Земле и во всех цивилизованных мирах Вселенной, только изверги-нелюди могли пойти на программирование свободной человеческой личности, только палачи-вивисекторы… или же заведомые преступники, которым нужен зомби-робот для исполнения их черных замыслов. Всё так! Но хватит уже травить себя! Хватит! Надо сосредоточиться на окружающем, надо выйти из проклятого заколдованного крута. Надо!

Иван прикрыл глаза.

Ему было плохо.

А когда он открыл их — всего через несколько секунд — вокруг опять стояла нежить. Жуткая, трясущаяся, бледная во мраке нежить. Этих гадин было меньше, чем там, у ручья. Но они были гаже и чуднее. Это была крылатая нежить. Иван видел чёрные, большие сложенные крылья. Но он не мог понять, как эти твари летают среди корявых торчащих тут и там стволов. Где здесь вообще можно летать?! Можно перепрыгивать. Можно перелетать с ветки на ветвь. Но такие огромные крылья нужны для полета… Да! Где-то есть шлюз!

Вся эта нечисть лезет в лес из шлюзов, надо только проследить за ними, ухватить одну такую чертову тварюгу за хвост, вцепиться и держаться, пока не вынесет к переходному шлюзу, а то и в пространство-ярус! Только поди, уцепись!

На этот раз он неосторожно повернул голову. Чёрная крылатая стая тут же рассыпалась, только пахнуло в лицо взбаламученным сырым ночным воздухом.

До чего же трусливы! Погань! Иван не сдержался, плюнул вслед, брезгливо оттер губы. Какая погань! Им бы спящего, беззащитного придавить — скопом, стаей!. Надо на ночь ставить защитный барьер. Иван не любил всех этих сложностей, они отрезали его от окружающего — любой барьер это барьер. Для того, чтобы вжиться в мир исследуемой планеты надо наоборот устранить меж ним и собою все препятствия, надо прочувствовать его до конца, пройтись по нему босиком, подышать его воздухом, испить его водицы.

Он включил маленький фонарик, закрепил его на стволе — кружок света получился совсем крохотный, с ладонь. Но этого вполне хватало. Иван вытащил из локтевого клапана пучковый нож-скальпель… и, помедлив с секунду, резанул по стволу. Бурая жидкость ударила фонтаном. Иван еле успел увернуться. Противный запах полез в ноздри. Странное это было дерево! Когда жижа почти перестала сочиться, Иван засунул внутрь разреза руку, засунул чуть ли не по локоть. Долго щупал мяготь, совсем не древесную и не травяную, это было похоже на ощупь на тело животного, точнее, на его внутренности — горячие, скользкие, выскальзывающе-упругие. Иван с чавканьем и хлюпаньем высвободил руку, стряхнул вниз что-то налипшее и противное.

Постучал костяшками пальцев по коре — кора как кора, обычная! Он усилил свет, всмотрелся в разрез — что-то там булькало, пузырилось, наверное, в дереве происходили процессы, что происходят в любой живой ткани, пытающейся зарастить рану, зарубцевать её, не дать через неё проникнуть внутрь организма непрошенным гостям. Иван улегся на стволе поудобнее и запустил руку в дыру по самое плечо.

Он чувствовал — там должно быть что-то ещё! Если это не дерево, — а какое-то непонятное животное, значит, под слоем кожи, мяса, должна быть кость, должны быть нервные окончания… Он разберётся со всеми этими чудесами! Вот! Иван нащупал нечто твердое, волокнистое. Потянул на себя.

Он весь взмок и выдохся, прежде чем вытащил наружу несколько послушных, извивающихся тонких нитей.

Но эти нити только на вид казались живыми. Иван ухватил их за концы, растянул, поднёс ближе к глазам, долго разглядывал. Потом всматривался в места обрыва, в срезы… Этого не могло быть! Но это было. Такие штуки вышли из употребления лет четыреста назад, Иван с трудом вспомнил древность, кошмарная древность: гибкие оптические стекловолокна, универсальные проводники, незаменимые в любой более менее сложной инфраструктуре, но канувшие в Лету сразу после открытия Д-проводимости.

Непостижимо! Внутри живой ткани эти искусственные «нервы»?! Значит, это дерево кем-то создано?

Значит, он только что-то прервал связь, оборвал проводники, по которым… Иван встал, шагнул на другой ствол.

Осторожно надрезал кору, провёл скальпелем глубже, ещё глубже — обычное дерево: мясистое, волокнистое, мягковатое в сравнении с земными, но дерево. Он попробовал ещё в трёх местах — деревья как деревья! Но кому могло понадобиться прокладывать среди этого дремучего нехоженого леса «живой» кабель с оптико-волоконной начинкой?! И вообще — где он?!

Каким-то седьмым чувством он ощутил внезапную опасность. Поздно! Перед глазами мелькнули чёрные мохнатые лапы, сдавило голову, ноги опутало тысячью пут, в веки, виски, шею впились мягкие, но неумолимо давящие иглы… А как же система ближнего оповещения?! Как же выработанное годами тренировок предчувствие опасности?! Иван не думал, не размышлял. Он сейчас действовал как робот, он знал, что ему отпущены мгновения, что если он опоздает… Он не стал вырываться, размахивать руками и ногами, извиваться, биться будто рыба в сетях. Наоборот, он подогнул ноги, сжался в комок, стремясь защитить открытую голову… и мысленно дал команду малому «мозгу» скафандра — вспышка голубовато-сиреневого света озарила дебри, включилась высоковольтная защита внешнего ирридиево-пластикового слоя. Жутко взвыли вокруг — сразу на сотню глоток.

Нестерпимо ударило в нос паленой шерстью. Путы ослабли… И Иван не удержался. Он камнем полетел вниз.

Он сорвался с широченной ветви, потерял опору, равновесие. Он ещё был в полушоке. Он ничего не понимал.

Кто на него напал? Откуда? Почему? Несколько сильных ударов о ветви привели его в чувство. Он зацепился за скользкую и вихлявую лиану, ударился напоследок о замшелый вонючий ствол дерева-животного. И замер.

Стоны и вопли всё ещё неслись сверху. Да, это заколдованный лес! Здесь всё необъяснимо с точки зрения здравой человеческой логики. Здесь всё иное.

Но… здесь есть шлюзы. Значит, отсюда можно выбраться! Эти подлецы знали, кого посылать! Иван заскрипел зубами. Он был готов разорвать собственными руками тех, кто его запихнул в эту гиблую дыру. Самих бы их сюда! Он вдруг расслабился. Злость испарилась. Что взять с этих червей?! Да попади они сюда, давно бы уж белели их косточки в лиловом лишайнике средь зеленой колдовской чащобы! Плевать на них!

Он ещё раз ударился о липкий отвратительный ствол, выпустил из рук лиану, скользнул вниз и, оттолкнувшись от первой же попавшейся под ноги ветви, прыгнул вправо — это был мастерский прыжок Иван пролетел в воздухе метров двенадцать и упал на все четыре конечности. Мох! Это был мох!

От неожиданно нахлынувшей радости Иван повалился на спину, дважды перекатился по мягкому обволакивающему мху. Вскочил на ноги. Он был на земле. А это уже половина дела!

Индикатор тлел ровненьким зелёным огоньком — стало быть, всё в порядке, опасаться нечего и некого. Хотя… Иван потёр шею, виски. Что же это было? Ладно, потом Разберёмся. Он пошёл куда глаза глядят, во тьму и мрак, не выверяя направления, доверяясь только чутью.

Призрачный мерцающий рассвет застал его под огромным, изуродованным болезненными наростами деревом. Иван точно помнил, что заснул он между двумя выгнутыми, торчащими из земли корнями — ложбинка между ними была мягка и уютна. Но за ночь, видно, что-то изменилось — множество переплетающихся корневищ образовывали над лежащим узорчатую причудливую решетку. Что это? Западня? Сеть? А может, он умудрился заснуть под деревом-людоедом, опутывающим уставшего путника корнями, как паук опутывает глупую муху паутиной? Иван решил не дергаться. Время покажет.

Он лежал и смотрел вверх. Сквозь корневища, листву и лишайники пробивался сумрачный зеленоватый свет.

Это был какой-то другой лес. Совсем не тот, в котором он воевал с трусливой и трясущейся нечистью, не тот, в котором без устали лез всё выше и выше по бесконечным ветвям и стволам.

Прямо из корявого обломанного сучка, торчавшего на корневище вверху, сочилась ядовито-красными капельками странная маслянистая жидкость.

Капельки падали.

Иван проследил глазами путь одной из них — тугой шарик ударился в.

серебристую поверхность скафандра на груди, скатился живым ртутным катышем, тихохонько зашипел на нежном зелёном листочке. Листочек скукожился, опал в сиреневый мох. Не прошло и секунды, как от нежной зелени осталось лишь сырое розовое пятнышко, мох просел.

Хорошие дела, подумалось Ивану, а если бы эта капелька упала на щеку, угодила бы в глаз?! Нет, тут долго задерживаться не стоит. Он обвел взглядом живую решетку — сучочков с дырочками было не меньше сотни!

Он поднял руку и дотронулся до ближайшего. Сучок оказался не сучком, а мягкой слизистой трубочкой. Но сам корень был обычным — корень как корень.

Иван попробовал было его на прочность. Ничего не вышло. Тогда он уперся в землю, надавил сильнее. Это было какое-то каменное дерево! Ни одно из корневищ не поддалось ни на йоту! Надо резать! Иван уже потянулся было за плазменным резаком. Но что-то остановило его. Не спешить.

Главное, не спешить! Он проследил пути ещё десятка красных капелек вреда они пока не причиняли никакого. Да и какой вред можно причинить ирридиево-пластиковой обшивке скафандра?! Иван выдвинул из-под шейной пластины прозрачное галлозоновое забрало. Теперь и вовсе бояться нечего.

Подождем!

Какая-то непонятная, и, казалось, совсем не его память вдруг подсказала: не надо дергаться! не надо суетиться! не надо спешить! Надо думать. Ежели это живоедящее поганое древо заманивает добычу в свою клеть и не дает ей выбраться до поры до времени, значит, оно должно пожирать эту добычу. Но как? Капельки капельками, пускай они растворяют плоть, просачиваются… но не может же быть, чтобы растворилось и просочилось сквозь мох что-то большое, живое… Стоп! А почему, собственно, не может?

Очень даже может! Эта впившаяся хищными корнями в землю плотоядная гадина именно растворяет добычу, а потом впитывает в себя, впитывает в этот мягкий, такой уютный и усыпляющий мох.

Иван почувствовал как испарина покрывает лоб. Да, можно в минуту прорезать, прожечь живую решетку, выбраться, выкарабкаться на волю…

Только вот на волю или в новую клетку? В клетку! Все эти заколдованные леса и есть клетки без входа и выхода, без дверей и окошек. Это огромные живые или полуживые тюрьмы! Нет, он не будет рваться и метаться! Надо искать! Но что искать?!

Ивану вдруг стало смешно. Что искать… Эти сволочи забросили его сюда… и бросили! А где Программа? Ведь она-то для чего-то нужна?! Ведь не только лишь для того, чтобы мучить его чудовищными болями, терзать и заставлять совершать глупейшие и опаснейшие вещи! Почему не срабатывает эта чёртова Программа, когда он попал в ловушку, когда надо спасать его?! Нет!

Это нервы!

Хватит психовать! Никакой ловушки нет. Это детские игры, это вообще ничто в сравнении с псевдоживыми лабиринтами смерти планеты У, где он провёл в жутком заключении почти год. Это даже не подводные рудники проклятой Гиргеи! И не утроба живородящего астероида Ырзорга, вынырнувшего в Созвездии Псов из какой-то Иной Вселенной. Это жалкое дерево-людоед! И у него жалкая, примитивная утробишка… Вот! Вот то, что нужно! Под этим мхом-фикцией — утроба, брюхо древовидного хищника. Конечно, лезть в его поганое нутро не особо приятно. Но что делать, надо использовать любую возможность, лезть в любую дыру, искать шлюз… Или до бесконечности блуждать по лесу-тюрьме!

Иван вытащил из бокового клапана шарик биопластика. Из этой липкой дряни можно было сделать всё что угодно, и потому её обязательно клали в десантные комплекты. Он поднёс шарик к глазам и, используя малый «мозг», дал команду. Через пять-шесть секунд шарик превратился в очень плоское и очень большое блюдце. И почти тут же в это блюдечко скатилась первая красная капля.

Через полчаса, когда у Ивана от напряжения начал затекать позвоночник, блюдце было почти полным. Кровавая маслянистая жидкость пузырилась и булькала в нём.

Кислота! Анализатор показывал, что это именно кислота животного происхождения, нечто сходное с желудочным соком, только неземное и очень-очень эффективное. И кого эта тварь здесь жрет? Кто здесь бродит? Кто спит в мшистых постельках?! Нечисть? Иван сотворил с краешку блюдца носик, выгнул его… и разом вылил содержимое прямо себе под спину. Мох зачавкал, захлюпал, затрясся. Дохнуло вонючим, гнилистым смрадом.

За чистоту скафандра Иван не беспокоился — к обшивке ни одна дрянь не пристанет. Но всё равно было противно.

Пора!

Иван уперся ногами в решетку. И почувствовал, что мох под спиной поддается. Ну, ещё немного! Зачавкало сильнее. Завоняло уже невыносимо. Это мембрана-перепонка! Точно! Шлюз! Иван не понимал, откуда эта уверенность, откуда?! Но он уже знал, что надо делать. Он оттолкнулся ногами со всей силы… за спиной последний раз чавкнуло, хлюпнуло… и он полетел вниз, в утробу дерева-людоеда, в зловонное брюхо. Это был не полёт даже, и не падение, а прерывистоенеравномерное скольжение.

То и дело Иван цеплялся стволом лучемёта, локтями, коленными переборками, забралом за противно-мягкую мокрую и теплую плоть — что-то рвалось с треском, хлюпало, ухало, булькало… и его несло дальше. Дышать становилось всё труднее. И Ивану пришлось замкнуть забрало затылочным щитком, включить подачу дыхательной смеси. Забрало, конечно, не шлем. Но что поделать, шлем остался в болоте. Ничего, ничего… успокаивал себя Иван, отыщется дверка, отыщется! Он теперь понимал, что дерево не могло иметь такой огромной «утробы». Это было что-то иное. Это был непонятный гигантский подземный организм, и, наверняка, торчащее сверху деревце всего лишь одно из его многих щупальцев-отростков. Да, именно так! Он проскользил уже не меньше километра, а конца и краю не видно.

Анализаторы показывали, что вокруг живая плоть. И нет в этой плоти ничего неживого, нет никаких оптиковолоконных жил, нет ни металлов, ни кремнистых образований, ничего нету… кроме теплого насыщенного каким-то подобием крови, мяса, сосудов и сосудиков всех размеров, кишок, труб, вен, артерий, каких-то связок и узлов… Всё это содрогалось, пульсировало, текло, билось — короче, всё это работало, жило.

У Ивана комок подкатывал к горлу, хотелось нажать на спусковой крюк лучемёта: жечь! жечь! жечь всю эту гадость, пока насквозь не прожжешь!

Вырваться отсюда! Скорее вырваться! Но рассудок подсказывал: не надо ничего делать! Наоборот, надо отдаться этому скольжению.

Ведь пока что этот колоссальный живой организм ничего особого не предпринимает против вторгнувшегося в него. А попробуй-ка начни причинять ему вред — и кто знает, может на «чужеродное тело» тут же набросятся защитники этого организма, какие-нибудь тутошние лимфоциты… что тогда?! И всё равно — хотелось разорвать, разодрать живую стену, отгораживающую от мира. А если весь этот мир такой? Если он весь живой? Вся планета?! Ивана поразила внезапная догадка. А почему и нет?!

Ведь дремучий бескрайний заколдованный лес мог быть всего лишь волосяным покровом живой планеты, её шерстью… Нет, надо жечь!!! Иван еле сдержался. Бред!

Всё это бред!

Он уже больше часа болтался в скользких мерзких внутренностях.

Д-сканнер, встроенный в подбородочную пластину, прощупывал пространство метр за метром, пронизывал живую толщу своим незримым щупом — всё без толку.

Ни конца, ни краю не виделось! Ещё через полчаса Иван сообразил раскидать по пути с десяток психодатчиков-буев. Если цепь скольжения замкнута, он обязательно вернётся к ним, услышит их.

Датчики бесследно канули в безразмерной утробе.

Нет, это не живая планета! Это не путь к шлюзам! Это всё тот же «лес», всё та же тюрьма-лабиринт, из которой выбраться невозможно! Иван криво усмехнулся — в предыдущей «тюрьме» ему больше нравилось. Да уж поздно горевать.

Лучи обычного, а заодно и ультраинфрапрожекторов ни черта не освещали кроме кроваво-коричневой мути и сиреневых прожилок. Всё это могло длиться до бесконечности. Но Ивану не светило целую бесконечность торчать в чьем-то брюхе. На одном из особо крутых поворотов он не выдержал, вонзил кистевые телескопические шилоножи в сырую плоть. И от резкой остановки ударился лицом в забрало — почему-то не сработали предохранители. Бог с ними! Сейчас Ивану было наплевать на всё. Он врезался ручной выдвижной сферопилой в живую булькающую плоть. И стервенел. Плоть поддавалась. Ещё бы ей не поддаваться — пила работала на полную мощь, и её лезвие, крошившее в пыль гадрианский алмазобазальт, не вязло. Оно было универсальным, только оно могло справиться здесь. Никакой лучемёт не поможет, тем более, плазменный резак, только оно!

По внутренностям пробегали мощные конвульсии, скользкая и широкая труба-артерия начала вдруг сокращаться, сжиматься, словно пытаясь сдавить лазутчика, пробравшегося внутрь, задушить его. Но Ивана невозможно было остановить. Он вырубал, выгрызал куб за кубом отвратительное трясущееся мясо, отпихивал от себя, толкал вниз, в скользоту и сырость. Какая-то белая мутноватая жидкость сочилась изо всех стен, заполняла трубу, пузырилась. Индикаторы показывали опасность.

Анализатор никак не мог разобраться в химическом составе жидкости. А Иван всё резал и резал плоть этой живой «тюрьмы». Он вгрызся на шесть метров, восемь, пятнадцать.

Жидкость вязла, твердела, мешала работать, пыталась опутать его коконом. Но Иван работал, он даже не включал силовой защиты. Лишь время от времени вытаскивал лезвие пилы и обрубал белые липкие нити то справа, то слева от себя. На двадцатом метре он почувствовал, что пила упирается во что-то твердое, и надавил сильнее.

С тягучим треском, скрипом, скрежетом разрушилась невидимая ещё преграда. Одновременно сзади надавило, наперло, нажало. Иван ощутил, что его выбрасывает куда-то мощная струя. Но он удержался за края, застыл… И всё понял.

Под ним был лес. Тот самый.

Кровавая струя, смешанная с липкой белой мутью, била из ствола, норовила выпихнуть незваного гостя.

Улучив момент, Иван выкарабкался из дыры прямо на развороченную изуродованную кору дерева. Но поскользнулся, не удержался. И рухнул вниз.

Мох оказался не таким уж и мягким — он так ударил в ноги, а потом и спину, что у Ивана помутилось в глазах. Сверху прямо на голову упал лучемёт.

Всё надо было начинать с начала.

Иван опустил забрало. Уставился на затягивающуюся дыру в коре, потом на сворачивающуюся во мху маслянисто-багровую, почти почерневшую жижу. Он устал. Он бесконечно устал в самом начале пути.

И он не сомневался, что это именно самое начало.

Дело было дрянь.

И вот тут-то он увидал шлюз.

Он потом понял, что это шлюз. А в начале было какое-то движение у корней полусгнившего дерева-обрубка, шевеление… будто вспучилась палая листва, перемешанная с хвоей, вздыбилась, и раскрылось чёрное дупло, и вылезло оттуда на сумрачный свет до того корявое, сгорбленное и морщинистое существо, что зарябило в глазах, замельтешило. Иван надавил на переносицу, прогоняя видение. И оно тут же пропало. Но стоило лишь пальцам ослабить давление — и вновь замельтешило, засуетилось нечто похожее одновременно и на крысу, и на маленького корявенького человечка в серо-чёрном балахоне, в низко надвинутом на глаза капюшоне, с кривой клюкой в морщинистой руке-лапке.

«Пойдем!» — прозвучало вдруг в голове у Ивана.

Он снова потёр переносицу, закрыл один глаз, надавил на веко — видение исчезло, лишь рябь колыхнулась меж кореньев. Даже дупла никакого не было.

Но стоило опустить руки — и карлик-крысеныш стоял словно наяву.

Непомерно большой, свисающий вниз морщинистый нос, отвисшая слюняво-поблёскивающая губа, выпученные базедово влажные чёрные глаза, усыпанная паршью, перхотью морщинистая кожа. И рост! Самое главное, это рост — в существе было не больше трёх вершков росту! Но глаза глядели уверенно, нагловато. Было в них что-то нелюдское. Иван даже тряхнул головой — откуда тут людское!!!

«Пойдем!» — прозвучало снова.

Неведомая сила подняла его на ноги. Повела.

Когда дупло было совсем рядом, карлик вдруг исчез.

Но неслышимый зов прозвучал в голове в третий раз: «пойдем!»

Это был шлюз! Чужая память всё помнила. А значит, помнил и Иван. Шлюз!

Возле каждого… почти каждого шлюза свой страж. Да, карлик-крысеныш, морщинистый гном несомненно был стражем шлюза! Иван встал на колени.

Заглянул в дупло. Темно, сыро — опасности индикатор не показывал. Пальнуть бы внутрь пару раз из лучемёта, подумалось Ивану. Но нет! Нельзя! Он согнулся в три погибели. И полез в чёрную дыру.

Запах плесени сразу ударил в нос. Откуда он в старом гнилом дупле?

Иван включил контактные линзы ночного видения… и ничего не увидел. Или проклятые линзы вдруг вышли из строя… или… Он ничего не понимал. Но глаза потихоньку привыкали к темноте.

Первые три шага Иван сделал на ощупь, вытянув вперёд левую руку, в правой сжимая наизготовку лучемёт.

Индикатор тлел зелёным светляком Плесень! Да, вовсю несло плесенью.

Иван стал различать отвесные стены, ровный твёрдый пол, усеянный шуршащей шелухой. Как-то всё это не вязалось с внутренностями дерева, пусть оно хоть живое, хоть неживое. Темная даже во тьме карликовая тень таяла где-то впереди, ускользала. Смутное подозрение охватило Ивана столь внезапно, что он вздрогнул, мороз пробежал по спине. Медленно, боясь сделать резкое движение, он повернул голову назад. Там была темнота, точно такая же как и впереди, как и с боков. Иван вернулся на три шага, опустился на колени. Никакого выхода, никакого отверстия не было! Он провёл рукой по гладкой холодной поверхности. И вдруг понял — это камень, сырой заплесневевший от старости и сырости камень. Он поднялся, не отрывая ладони от камня, ощупывая его, ища трещинки или выбоины. Но ничего такого не было и в помине. Это был не просто камень. Это была стена!

Молотом ударила мысль: шлюз! Он вошёл в шлюз!

Он не в дупле, и не в лесу, он совсем в другом месте. Иван задрал голову вверх. На лицо упала холодная капелька. Откуда? Сейчас Иван кое-что различал — стена уходила ввысь. А с обеих сторон были ещё стены — ровные, гладкие, явно не похожие на внутренности простой пещеры. Это были рукотворные стены. Они замшели, заплесневели, но было ясно, что их сотворила рука человека.

Иван поперхнулся. Человека?! Не надо спешить с выводами.

«Пойдем!» — кольнуло в мозг.

И он пошёл.

Пошел в темноту и неизвестность. Пошел на призрачный зов, не понимая ничего, но приготовившись ко всему. Кем или чем был корявый морщинистый карлик — галлюцинацией, наваждением? А может, это абориген, местный житель, туземец? Тогда почему он пропадает, когда нажмешь на глазное яблоко? Ведь это испытанный способ, которым можно отличить реальность от миража…

Нет, тут что-то другое.

Иван шёл медленно, озираясь, выставив вперёд руку, хотя особой нужды в этом уже не было — с каждым десятком шагов становилось светлее. Правда, свет был каким-то зыбким, мигающим, словно где-то далеко или высоко горели свечи на ветру. Только какие тут, в чуждом мире, свечи!

Пол шёл под уклон и был он таким же холодным каменным заплесневелым как и стены. Местами из черных извивистых трещин торчали грибы-поганки на тонких немощных ножках. Грибы эти чуть светились. Но основной свет шёл не от них. Иван почти неотрывно следил за показаниями индикатора опасности и анализатора — оба прибора молчали. Нет, здесь надо было больше полагаться на собственное чутье.

Впереди то появлялась, то исчезала в неровном свете карликовая тень.

Иван шёл следом, да и куда ещё он мог идти в этом узком каменном, вытянутом в неизвестность мешке. Он уверял сам себя, что карлик наведённый фантом, а следовательно, он сам обнаружен, его «ведут», он «под колпаком». Ощущение было не из приятных, но куда деваться! Ивану хотелось выругаться вслух и выкрикнуть в сумеречный туман: «Эй, вы! Выходите! Покажитесь, мать вашу!

Хватит уже в прятки играть! Уж коли обнаружили лазутчика, выследили, так и берите, чего выжидаете?!» Но он знал, что криками и воплями не поможешь.

Терпение, и только терпение!

Уклон становился всё круче, пока не перешел сначала в пологие и достаточно ровные ступени, а потом и в крутые, кривые, разбитые.

Карлик-фантом вел его вниз. Но куда? И как всё это совместить с безразмерным живым брюхом, занимавшим, казалось, все недра планеты? Где теперь это брюхо? Может, оно за тыщу парсеков отсюда… Иван поймал себя на странной, непонятной ему самому мысли — почему за тысячу парсеков? ну почему? и откуда это уверенное, но какое-то подсознательное знание о шлюзах?! Ведь нигде ему никакие «шлюзы» отродясь не встретились: ни на Гадре, ни на Гиргее, ни на планете У, ни в Осевом пространстве… непостижимо! Они отняли у него что-то! Отняли очень важное и нужное именно здесь, именно теперь. Ну ничего, он ещё вернётся! Он вернётся вопреки здравому смыслу и логике, вопреки всем законам жизни и смерти, он вырвется из проклятого мира планеты Навей… и тогда…

Приглушенный шум за спиной прервал размышления Ивана. Но он не обернулся, не сбавил шага, он знал — нельзя выдавать себя, реакция не подведет, он успеет собраться… Не успел! Первый удар обрушился на плечо — что-то тяжёлое блестящее выбило сноп искр из обшивки скафандра, соскользнуло и опять взлетело вверх. Второго удара не было. Иван успел перехватить мертвой хваткой кисть нападавшего, рванул на себя — захрустели переломанные кости, что-то огромное чёрное с горящими жёлтыми зрачками повалилось на сырой пол, глухо рыча, роняя пену из пасти. Иван не смотрел вниз. Он держал в правой руке трофей — огромный тяжёлый двуручный меч.

Таким можно было запросто отмахнуть голову жеребцу-двухлетке или уготавру с Двойного Циклопа. Меч был явно старинной, ручной работы — такой заслуживал особого внимания. Но рассмотреть антикварную вещь не дали. Дюжина черных расплывчатых теней медленно выбралась из кромешной тьмы в полумрак и неотвратимо надвигалась на Ивана полукольцом.

В лапе у каждой тени сумрачно посверкивало тяжёлое железное оружие, заслуживающее не меньшего интереса, чем двуручный меч.

— Угхр-р-р-ыыыы-и… — прохрипело снизу, и что-то мохнатое ткнулось в колено Ивану.

Он не взглянул вниз, некогда было. Выверенным движением Иван опустил ногу в кованном шипоребристом сапоге скафа на хребет поверженному противнику — и после того, как тот не понял «намека» и попытался было дернуться, резко нажал, с вывертом и растяжкой. Хребет затрещал, хрипы смолкли, под сапогом стало сыро и скользко.

Левая рука машинально вскинула лучемёт, оставалось нажать на поблёскивающий металлом спусковой крюк — и эта мохнатая свора… Нет, это не свора! Иван всё прекрасно понимал. Животные не бьются мечами и боевыми топорами. Это люди! Он пристально всмотрелся, пытаясь в зарослях шерсти, спутанных волос различить лица. Не различил. Только злые огоньки глаз горели в полумраке. Тьфу! Какие это люди! Тринадцать против одного, не пытаясь понять, кто он, зачем он здесь?! Иван в таких случаях не любил миндальничать. Он прекрасно знал, что рассуждать о гуманизме и непротивлении можно очень долго, страстно и мудро, но лишь в удобном мягком кресле. Поглядел бы он, как повели бы себя все эти умники-гуманисты в гадрианских джунглях, в компании звероноидов, или, к примеру, вот тут! Всё это прокрутилось в его мозгу за долю секунды, за тот миг, пока палец, на спусковом крюке застыл, готовый для движения и в одну, и в другую сторону.

Нет, он будет драться с ними их оружием! Лучемёт покорно скользнул в заспинный клапан-чехол скафандра, еле слышно щелкнули фиксаторы.

— Ну, гостеприимные хозяева, давай, налетай! — бросил он мохнатым беззлобно, ещё раз вскинул меч в руке, взмахнул им приглашающе, выделывая в сыром воздухе тройную рассекающе-обманную спиралепетлю. За последние годы он начал понемногу забывать спецприёмы боевого фехтования. Вот он и представился прекрасный случай обновить навыки.

Иван еле успел пригнуться — сверкающая молния пронеслась над головой.

Что за дьявол! Это напали сзади.

Но почему он ничего не чувствовал?! Почему молчат индикаторы! Где выработанное годами седьмое чувство — чувство опасности, никогда не подводившее его в сложных ситуациях?!

Иван одним ударом перерубил ноги напавшему сзади — тяжеленное мясистое тело рухнуло в плесень и сырость, скрючилось. Но теперь обстановка прояснялась — позади было ещё одно полукольцо, и снова дюжина! Они окружили его. Заманили и окружили! Ну братья-гуманоиды, держитесь!

— Может, поболтаем для начала?! — выкрикнул Иван весело, вовсе не надеясь, что местные его поймут. — Что ж вы, ребята, не слыхали, как контакты положено наводить?! Эх, вы — чучела гороховые!

Он не сомневался в своей победе. И дело вовсе не в том, что он в непробиваемом скафе, и не в том, что он знает приёмы кругового боя, которые им, судя по всему, незнакомы. Дело в другом — ему надо выжить, надо сохранить себя для более важной встречи. И потому — только наверняка, только!

Выжидать — дело гиблое. Иван разогнулся и в один прыжок преодолел расстояние, разделявшее его с задними мохначами. Те и испугаться толком не успели, — блистательное «северное сияние» гирляндой сполохов вспыхнуло во тьме, будто не один меч был в руке нападавшего, а тысяча. И полетели в стены, к потолку, наземь тяжеленные боевые топоры, кистени, мечи, пики с иззубренными концами. Лишь брошенная чьей-то меткой рукой-лапой тяжёлая цепь звякнула по обшивке, захлестнула ногу ниже колена. Иван даже нагибаться не стал.

Следующей серией ударов он уложил всю дюжину в плесень. Он бил только голоменью меча, плашмя, но бил на совесть, не щадя отвыкшей от рукояти кисти. Он уже чувствовал — сзади вот-вот огреют, не дай Бог попадут по незащищенной голове, не дай Бог! Ведь они его щадить да жалеть не станут, не для того заманивали. Впрочем, заманивали не они. Они только исполнители.

— Ну, получай, шустряк! — выкрикнул он, резко разворачиваясь и с лету отрубая мохначу-наглецу мохнатую кисть вместе с зажатым в ней топором-секирой. Кровь брызнула в лицо — Иван еле успел увернуться.

«Китайским веером» он уложил шестерых, рукоятью сбил с ног седьмого. И замер. Оставшиеся пятеро шли на него стеной. Сзади подползали ещё трое.

Они, видно, не чувствовали боли, не боялись. Инстинкт самосохранения у них, что ли, выдохся? — подумалось Ивану. — А может, это… роботы или зомби?!

Неважно! Какое это имеет значение сейчас! Он бросил меч под ноги. Потер руки, не снимая тонких сенсорно-активных перчаток. Сосредоточился. Собрал волю в кулак. И мысленно приказал пятерым мохнатым бойцам остановиться он внушал не словесным приказом, который мог бы подействовать на землянина, нет, он навел на всех пятерых усиленный гипнообраз бушующего пламени на том самом месте, где стоял. Это должно было подействовать на любое существо, не желающее бесцельно погибнуть…

Не подействовало! Мохначи приближались. Они даже на миг не приостановились, не вздрогнули… Иван опешил. У существ такого порядка, даже если они полуразумные или псевдоразумные, нервная система должна принимать гипнообразы, должна давать сигнал в мозг!

Что-то тут не то! Он потянулся рукой к глазу. Но остановил движение на полпути. Надо было обороняться — рядом с ухом просвистело резное лезвие обоюдоострой секиры-алебарды — и где они только набрали всего этого?!

— Ну, держись, друга любезные!

Иван ребром ладони перешиб древко секиры и, не теряя размаха, саданул в мохнатую морду — кулак погрузился в вязкую мякоть. Вторым ударом, прямиком в грудь, Иван сбил нападавшего с ног, вспрыгнул на него, ломая шейные позвонки.

Оставалось четверо спереди и трое полуживых сзади.

Одному Иван выбил коленную чашечку. Но тот не упал.

Пришлось бить ногой в горло. Другого он опрокинул мастерским классическим ударом в подбородок. От осознания, что кто-то неведомый, из местных властителей, наблюдает откуда-то из безопасного места за всей этой потасовкой, у Ивана комок к горлу подкатывал, ему становилось тошно и хотелось остановиться, завопить во всю глотку: «Вы что, олухи чёртовы, совсем охренели тут! Кто так встречает гостей! Хватит! Хватит, мать вашу инопланетную!!!» Но вместо этого приходилось вовсю дубасить мохнатых тварей. Двух оставшихся Иван вывел из строя надолго, он сразу это определил, удары были полусмертельными, запрещенными (но разрешенными, когда деваться некуда!) Всё, хватит!

Он устал и даже взмок, несмотря на то, что «малый мозг» скафа поддерживал меняющийся в зависимости от состояния организма микроклимат тело не должно было ни перегреваться, ни переохлаждаться. Троих ползущих Иван добивать не стал. Он ухватил их за задние лапы, бросил в основную кучу поверженных. Потом огляделся. И поочередно перебросал в общую «братскую» кучу и всех остальных. Пускай наблюдатели поглядят да потешатся!

Встал, опустил руки. Он устал. И ему порядком всё надоело. И где этот хмырь-карлик?! Где этот морщинистый лилипут-крысеныш?! Заманил, гад, на верную смерть, а сам свалил, смылся! Эх, попадись ты теперь под горячую руку!

Иван вдруг вспомнил о том, что так и не успел проверить… Нет, бред, ерунда, как такое могло прийти в голову, с какой стати ему сражаться с призраками, да и вот — от ответного удара последнего мохнача скула припухла, вот она, Иван потрогал щеку. И всё же надо проверить.

Он нажал указательным пальцем на глазное яблоко — все реальные предметы должны были раздвоиться, все нереальные… Куча мохначей не раздвоилась. Он воевал именно с призраками! Иван повторил, перепроверил себя — куча вообще пропала. На её месте дымилась желтым дымком лужица зеленой слизи.

Но мечи, шестоперы, алебарды, пики лежали на заплесневелом полу, будто подтверждая, что побоище всё же было.

Иван нагнулся, поднял свой, первый меч, сунул его в клапан-ножны за спину. Сплюнул под ноги — тьфу ты, пропасть! И пошёл вниз, туда, где снова начинались корявые ступеньки. Теперь он пойдёт до конца! Теперь его остановит только…

Через сотню шагов он со всего маху налетел на невидимую преграду и чуть не свернул себе шею. Это был конец света. Иван кулаком ударил по индикатору, который беззаботно светился мирным зелёным светлячком. Что происходит? Он не чувствовал преграды. Приборы её не регистрировали.

Анализатор вообще молчал, хотя просто по всем своим обязанностям должен был предупредить о появлении на пути непонятного предмета, разложить его на составляющие, проанализировать, дать ответ… Но тем не менее преграда была.

Иван протянул руку и нащупал её — ровная гранитно-твёрдая стена.

Невидимая стена. Он вытащил из-за спины меч и ткнул им в преграду. Меч чуть не вылетел из руки. Тогда он ударил рукоятью правее, потом ниже, выше — стена была везде. Нет, тут мечом не поможешь делу! Он подошёл к видимой стене подземелья, к правой стене, и от неё начал тщательно прощупывать преграду. Добрался до левой стеночки. Но ни трещинки, ни разрыва не обнаружил. Ну и что теперь? Назад возвращаться?!

«Она пропустит только тебя», — глухо прозвучало в мозгу.

— Чего? — выкрикнул в полумрак Иван.

«Только тебя!» — кольнуло в затылок.

Ну хватит! Иван вытащил лучемёт, вскинул его на грудь. И дал самый слабый на три метра — лиловая концентрированная плазма в ореоле всесокрушающего дельта-излучения ударила струей ровно на три метра, для неё преграды не существовало. Иван вытянул руку — рука уперлась в прозрачный гранит. Вот так!

Он вывернул регулятор почти до отказа, упер приклад в плечо — и засадил в невидимку концентрированным ураганным снопом. Подземелье осветилось ярчайшим светом, словно разом зажглось в нём несколько тысяч фонарей. Воздух в месте прожога начал плавиться, искажая всё вокруг.

— Ладно, сейчас поглядим!

Иван выхватил из-за спины меч. Швырнул в прожог — меч с каким-то замедлением, усилием, словно проходил через трехметровый слой воды, пробился через преграду, звякнул об пол по ту её сторону.

Иван сунул руку. Рука уперлась в гранит.

«Она пропустит только тебя!» — снова ударило в мозг.

Что это может означать? Иван уже почти понимал, чего от него хотят, но его рассудок, его врожденное чувство осторожности не хотели соглашаться с предположениями. Нет, без скафандра, голый, практически беззащитный и безоружный он туда… ТУДА!.. не пойдёт. Не пойдёт ни за что!!!

«Она пропустит только тебя!»

— Поглядим ещё!

Он рванул подбородочный блок, взрезал пристежным лазероскальпелем ирридиевопластиконовую застежку ворота, расстегнулся до пояса. И принялся перекладывать всё необходимое, всё крайне нужное в этом страшном мире прямо за пазуху, под внутренний скаф, между маскировочной рубахой и комбинезоном-чулком.

«Ты можешь опоздать! Оглянись!»

Иван посмотрел назад. По длинному и мрачному коридору, прямо по иззубренным, искрошенным заплесневелым ступеням на него ползло отвратительное в своей неостановимости, мерзости, убийственной тяжести и лютой злобности чудище. Оно было похоже на огромного, расплывшегося по ступеням жирного змея-дракона, покрытого сверкающей чешуей и тысячами извивающихся членистых конечностей.

Нет! Хватит! Иван выпустил в преграду ещё сноп.

И сразу же сунул следом сам лучемёт. Тот прошел! С трудом, словно сквозь пластилин, но прошел! Выскользнул из скафа — уникального всезащитного суперскафандра, который один стоил побольше иного космокрейсера и был почти за гранью научного потенциала Земли XXV века, выскользнул и прыгнул вперёд. Прыгнул рыбкой, ощущая за спиной зловонное горячее дыхание и лязг чудовищных зубов-камнедробителей.

Он больно ударился локтем. Вывернулся, встал сразу, подхватив лучемёт, готовясь встретить гадину по эту сторону барьера.

Но гадина-дракон застыла всего в двух метрах, тупо разинув шестиметровую в диаметре пасть, хвастаясь своими погаными, усеянными полипами и жвалами внутренностями. Гадина не могла преодолеть преграду.

Слава Богу! У Ивана кольнуло в груди, он провёл по ней ладонью, пытаясь отыскать что-то нужное сейчас, но так и не понял — что именно? Зато он заметил другое. И похолодел! Не может быть! Внутреннего скафандра и комбинезона-чулка на нем не было! Это переходило все границы, этого не могло быть никогда!

Иван тщательно ощупал себя, осмотрел, проверил каждый сантиметр тела не было ни скафандра, ни обрывков комбинезона. Это барьер! Чёртова преграда! Он пролетел сквозь неё как сквозь масло. Иван уточнил — как сквозь раскаленное, зло обжигающее масло. Да это не просто преграда, это защитный силовой барьер! Эта штука обладала способностью сжигать то, что её не устраивало, и она уничтожила комбинезон, скафандр! Она слизнула их, будто пенку с молока. Да где же он, чёрт возьми?! Кому это по силам?! Иван вцепился обеими руками в лучемёт — последнюю свою надежду.

Никто на пего не нападал, защищаться было не от кого. Даже гигантской драконообразной гадины не было видно, её поглотила кромешная тьма за барьером — ни звука, ни капельки света не просачивалось с той стороны.

Иван ещё раз оглядел себя. Но почему они оставили маскировочные штаны, рубаху, мягкие внутренние сапожки, ремень, всякую мелочь в клапанах и за пазухой?

Он тряхнул головой и длиннющие волосы полезли в глаза, теперь их ничто не сдерживало. Нет, так не годится.

Иван выдёрнул из сапога длинный верхний ремешок-шнур. Обвязал голову, тряхнул волосами — и сразу стал похож на какого-то стародавнего, совершенно неуместного здесь, на краю Вселенной, в логове Смерти, былинного героя-странника. Он как бы увидал себя со стороны. И тяжко горестно вздохнул. Теперь бери его голыми руками!

Он поднял меч, сунул за широкий тройной ремень.

Закинул на плечо лучемёт. И пошёл куда глаза глядят.

Ступени всё время вели вниз, не было им видно ни конца, ни края. Ноги начинали гудеть. Иван хаживал и подольше, он мог не замечать усталости, боли, недомоганий, он мог долго обходиться без воды и пищи. Но пока в этом не было нужды — концентраты и того и другого лежали в клапанах вместе со стимуляторами, антигравитаторами, ускорителями и прочей чепухой-мелочью.

Коридор подземелья постепенно сужался, становился тесным, мрачным. Он теперь больше походил на подземный ход, прорытый кем-то лаз. Если так пойдёт дальше, то скоро не будет возможности протискиваться. Иван начал всерьез расстраиваться, когда ступени вдруг кончились, неожиданно утыкаясь в маленькую ржавую дверцу-люк. Железо! Обычное земное железо! Впрочем, Иван осек себя: железо — оно везде железо и на Земле, и на Гадре, и на Тау Кита.

Он пнул сапогом люк, и тот, поскрипывая, нехотя поддался.

Иван заглянул внутрь. И опять чужая память заставила его содрогнуться.

Многомерные миры! Всё повторяется снова! Но почему! Нет! Это не чужая память, это его память! Просто он никак не может понять, вспомнить всё полностью… эта память избирательна. Ладно, хватит!

Потом! Вертикальный канал-шахта уходил вниз, во тьму и неизведанное.

Посреди этого канала висел трос, стальной витой трос.

«Иди туда! Пора!» — снова кольнуло в мозг.

И Иван вдруг понял очевидное — это вовсе не телепатемы карлика! Это не мысленные приказы его призрачного поводыря! Это — Программа! Она ведет его по лабиринтам планеты! Но почему?! Почему??? Откуда они там на Земле, на милой старушке Земле, за триллионы парсеков отсюда могли всё знать? Значит, он не первый?

Значит, тут уже были наши?! Неожиданная догадка чуть не сразила Ивана наповал. Они посылали сюда десантников-разведчиков! Они протаптывали чужими телами, чужими смертями эту тропинку в Чуждый мир. Но почему они ничего не сказали ему раньше?! Почему они молчали?! Или он ошибается?!

У Ивана раскалывалась голова.

«Иди вниз!»

Ладно! Была — не была!

Он просунул голову в темноту. Ощупал трос. Тот висел надежно, не поддавался. И тогда Иван одним движением перебросил тело в канал. Вниз так вниз! Он быстро перебирал руками, спускался. И думал, что шахта может быть многокилометровой, даже бесконечной, если этот мир и впрямь многомерный и многопространственный.

Ну да что теперь делать! В шахте было не так уж темно. И Иван поглядывал по сторонам. Какие-то дыры, щели, трещины усеивали стены шахты.

Теперь у Ивана не было никаких приборов, никаких индикаторов. Но он чётко знал, чуял, что десятки глаз следят за ним. Следят сверху, сквозь щели и дыры, перемещаясь вместе со своими владельцами по внешней обшивке шахты.

Один раз он даже специально резко вскинул голову вверх и влево. И убедился в правоте наблюдений — нечто остроклювое и призрачное мгновенно отвело жгучий жёлтый взгляд, спрятало голову в темноту дыры.

Ладно, Бог с ними! Пускай только попробуют сунуться! Так думал Иван и полз вниз. Руки ныли, ладони горели. Но деваться некуда — разве что упасть в этот колодец.

Можно было воспользоваться антигравитаторами. С другой стороны лучше их поберечь — так Иван и сделал.

Он уже давненько не спал, от этого в голове гудело, мелькали бессвязные мысли, образы, кто-то бубнил нечто нечленораздельное. Несколько раз Иван отключался от реальности, впадал в полузабытье. Его тренированные могучие руки продолжали перебирать, травить трос, тело послушно скользило вниз, а сам он был далече отсюда, на матушке-Земле. Он лежал в высокой темно-зеленой траве и глядел на причудливое белое облако, которое было похоже и на сказочного Змея-Горыныча и одновременно на псевдоразумного исполинского птерозавра с планеты У. Правда, птерозавр был хамелеоном и умел менять цвета в отличие от облака, и всё же — очень они были похожи.

Рядом сидел седовласый старик-священник и говорил что-то о недопустимости покорения Вселенной, о неискупимых грехах, которые человек навлекает на свою голову этим «покорением», и ещё о чём-то — высоком, недоступном и иногда пугающе непонятном.

Иван не мог сосредоточиться — он будто погружался в вязкий омут, а потом всплывал наверх, он не мог уловить нити рассуждений, он и не хотел ни о чём рассуждать. Зачем? Лежать бы вот так вечность! Или хотя бы отмеренный тебе Всевышним срок! И никуда никогда не соваться, не испытывать судьбу-злодейку, коварную и изменчивую. Ему казалось, что они ведут эти беседы-споры с седым священником уже бесконечно долго и что не видно им предела. Откуда приходило такое ощущение, Иван понять не мог. Небо было безумно высоким, непостижимым. В его голубизне таилась вся Вселенная и все Иные миры. Оно было выше и шире всего на свете, и за ним уже ничего не могло быть! Так зачем же прорываться сквозь это бездонное синее небо, зачем падать в Черную пропасть?! Земля! Самое совершенное создание Матери Природы и Творца Вседержителя. Нигде в бескрайнем Космосе нет ничего близкого, похожего — мириады мириадов миров, ярких, сказочных, фантастичных, страшных, непостижимых чудесных, невероятных. Но Земля одна! В геизапию чужих миров были вложены за века колоссальные средства, не поддающийся подсчетам труд миллиардов людей, биосуществ, иножителей, было израсходовано столько энергии, что хватило бы на десяток Сверхновых. И всё же что-то происходило не то, в чём-то старик-священник был прав. Люди ломились во Вселенную, словно завоеватели, так могла ломиться дикая орда в цивилизованный и укрепленный город русичей, штурмуя его, пробивая стены, забрасывая градом каменьев, стрел, ядер, поджигая со всех сторон, не щадя жизней простых воинов и бросаемых на смерть рабов, калек, пленных. И хотя потом выяснялось, что можно было обойтись без штурма, без жертв, можно было немного выждать и войти внутрь города миром, с добром и товарами… Но нет, нетерпение сжигало человечество. Оно именно штурмовало Вселенную.

Объединенное Мировое Сообщество рвалось к новым колонизируемым планетам с алчностью конкистадоров, бороздивших моря в поисках сокровищ и добычи тысячелетие назад. Сотни тысяч планет были уничтожены, высосаны, выжжены, превращены в мертвые пустыни… Колонизаторы не знали пощады, они намеренно и осознанно шли против Бога, они не могли остановиться, алчность и жажда нового терзали их. И несмотря на то, что вся освоенная и планируемая к освоению часть Вселенной давным-давно была поделена между Объединенным Мировым Сообществом и Великой Россией, отношения между двумя земными гигантами были постоянно натянутыми. Россия, сама пережившая страшные времена, проложившая свой Великий Путь во Времени и Пространстве, не могла смириться с хищническим истреблением другой стороной всего неземного. Она была намного впереди в освоении Мироздания; три четвёрти всего космического потенциала Земли принадлежало ей, на тысячи световых лет она продвинулась дальше Сообщества в глубины Пропасти Тьмы. И всё же… покорение оставалось покорением. Великая Нация, уже третий век переживающая взрывной процесс пассионарности, двигалась к Непостижимым Рубежам Вселенной, как когда-то прапрадеды, далёкие предки неостановимо шли к берегам Великого Тихого океана, к Америке — и ничто не могло им препятствовать, не было на белом свете такой силы. Нет её и теперь!

Вселенская Сверхдержава несла в Черную Пропасть понятие о Добре и Справедливости, о том, что всему живому есть место во Вселенной и никто не вправе называть себя хозяином положения, на какой бы ступени развития он ни находился.

Иван был одним из посланцев Великой России. Был всегда, сколько себя помнил, с младых лет, со Школы, с первых дней десантной практики и уже потом, после — во времена постоянной работы в Отряде Дальнего Поиска… Но он не знал, кем он был сейчас. Он не знал, кто его послал. И не знал толком — зачем?! Он не мог и не хотел верить в Зло и злые умыслы. Но не всё в мире ещё было Добром. И кто он сам, если он не знает, чей он посланник?!

Тяжесть! Страшная тяжесть в голове. Боль в груди. Высокое небо. Напряженный и одновременно проникновенный, мягкий голос священника. Мерцающие тени четверых «серьёзных» людей, суровые и каменные их лица. Что за этими лицами? И не маски ли это вместо лиц?! Тяжесть! Страшная тяжесть в голове!

И невесомое тело… Иван очнулся на мгновение. Тело и впрямь было невесомым — он почти не чувствовал его, руки перебирали трос, и не было в них усталости, боли, они несли невесомое тело. Что это? Очередные шутки колдовской планеты? Неважно! Главное, не останавливаться — вперёд, то есть, вниз… Низ ли был внизу? Иван ничего не понимал. Ему казалось, что всё переменилось, и что он уже испытывал где-то нечто подобное. Пусть! Всё равно!

Главное, не менять направления движения, и тогда он выберется из шлюзового туннеля!

И снова провал. Снова высоченное синее небо. Снова Земля. Как всё меняется, непостижимо! Шестой век Россия идёт в Неизведанное, во Мрак Мироздания. И не видно конца движению. Зачем? Значит, так надо. Не прав старик-священник, не прав. Раз это движение длится столь долго, раз оно столь неостановимо, значит, это Путь России, точнее, часть её Великого Пути. И значит, это угодно Той Всеобъёмлющей Силе Существующего и Несуществующего Миров, которую принято называть Творцом. Иван неплохо знал историю, этому учили на совесть, он знал многое из жизни Человечества. Но не всё ему было понятно. Он не мог осмыслить той Вселенской Высшей Силы, что спасла его страну, его Народ от полного уничтожения зарождающимся, сплачивающимся Мировым Сообществом. Это было непостижимо и фантастично.

Обескровленная, истерзанная, измученная Россия, у которой отняли три четвёрти её исконных земель, заселенных россиянами, отняли враги Её, внедряя тут и там марионеточные бантустаны с марионеточными «суверенными» режимами, ожила, поднялась в полный рост и вернула не только все свои земли, но и величие, которому с тех черных годин предстояло неуклонно расти. Это было чудо. Святая Русь, оккупированная и практически покоренная Силами Зла, расчлененная, разграбленная, преданная собственными иудами-правителями, палачами-коммунизаторами, доведенная до размеров почти пятивековой давности Московского княжества, выгрызаемая изнутри ненавистниками, растаскиваемая, заваленная всемирными отходами и кормящая полмира, поднялась с колен и вымела нечисть со своей земли. Сатанизация Земли была приостановлена — приостановлена до тех пор, пока на ней была Держава Богородицы и Иисуса Христа — Великая и Могучая Россия, Святая Вселенская Русь. Возрождение шло стремительными темпами. Это был взрыв! Ещё недавно полуголодная и обобранная Россия к середине XXI века не имела себе равных, она завалила мир своими товарами, она содержала по всей Земле малоимущих и проживающих за чертой бедности, в Россию приезжали обучаться изо всех уголков Земного шара, ибо не было нигде. Знания выше, Россия осуществляла проекты, которые казались сказкой, Она неудержимо рвалась вперёд и тащила за собой Мировое Сообщество, подпитывая его идеями, разработками, технологиями и просто вливанием средств в его развитие, полагая, что не путем столкновений надо идти, а помогать отстающим, давать им силы к доброму и вечному, отстраняясь от разногласий и усобиц. Помощь России Объединенное Мировое Сообщество охотно принимало, но предпочитало не изменять своему собственному пути… Могущество России росло и вливавшимися в Её Содружество новыми звездными мирами. Оно достигло вселенских величин.

И всё же главное оставалось в другом. Не в материальной мощи Величайшей Сверхдержавы Добра! Не в силе неизмеримой! Россия была обителью Духа! Она несла в Вечность Неугасимую Свечу, зажженную самим Вседержителем. Вот в этом и была её подлинная Сила. В этом заключался феномен её необоримости, неистребимости, вечности!

А Иван всё смотрел в высокое небо. И был одновременно и на Земле, и в проклятом колодце планеты Навей. Тяжесть покидала его голову. Он уже принял для себя решение, и ему стало легче. Кто бы и с какой бы целью его сюда ни прислал, какие бы в него ни закладывали программы, он останется собою, он пересилит их, он посланец Духа, а не Чёрных Сил, они не оборют его, нет!

Руки перебирали трос. Невесомое тело парило в стволе шахты. Меч ритмично бил по бедру. Пытка! Это настоящая пытка! Иван был близок к обмороку, когда всё вдруг внезапно закончилось, трос свился в петлю, упал куда-то во тьму. И сам он вдруг почувствовал тяжесть тела, а потом и удар, от которого лязгнули зубы и лучемёт стволом пребольно долбанул по затылку.

Приехали!

Иван ощупал под собой землю — она была каменистой и сухой. Опора, твёрдая опора, земля — как это приятно! Он чуть было не вскочил на ноги, чуть не бросился в пляс.

— Вот и выбрались из шлюза, — пробормотал он под нос, — теперь можно и передохнуть малость!

Он ещё раз внимательно прислушался — ничто опасности не предвещало, было тихо, мирно и даже скучновато. После этого Иван закрыл глаза и, приказав себе проснуться ровно через тридцать минут, провалился в чёрное забытье очищающего благословенного, но полностью контролируемого сна. Он знал, врасплох не застанут, не выйдет это. А передышка и разгрузка мозгу необходимы. Тьма в сознании слилась с тьмою наружной.

Когда он очнулся, было светло. Иван лежал посреди каменистой мрачной пустыни. Вдалеке виднелись скалы, целое нагромождение скал. Серое давящее небо нависало свинцовой плитой.

— Так-с, — промычал Иван с ехидцей, — очень хорошо! Стоило ползти! — И вдруг закричал во всю силу лёгких: — Эй! Вы там! Не пора ли кончать? Что-то затянулась эта дурацкая комедия!

Он очень образно представил себе такую картину: сидят в хорошо обставленном и прекрасно оборудованном кабинете местные мохнатые боссы, потягивают местное пивко, покуривают местные сигары и поглядывают с ленцой на большой экран. А на экране этом он, Иван, посреди дикой пустыни, кричит, мечется, ищет выхода, а может, входа. И решают эти самые боссы показать ли ему, Ивану-дураку, вход в свой заколдованный мир или же прихлопнуть его как мошку да и дело с концом. Та, чужая, непонятная память подсказывала, что именно так и должно быть, что он под «колпаком».

— Ну и чёрт с вами! — выкрикнул Иван тише.

И побрел к скалам — а куда было ещё брести в этой проклятущей пустыне? До них идти не так далеко — километров шесть-семь, глазомер не мог подвести Ивана.

Тут ходу всего на час, Но дело обернулось иначе. Три дня шёл Иван к скалам, а они, похоже, убегали от него, отодвигались за окоем и торчали оттуда островерхими пиками. Дважды Иван отбивал нападения страшно облезлых, тощих и, по-видимому, столь же страшно голодных шакалов местного пошиба — длинномордых, бесхвостых, трехглазых. Он бил их мечом, а шакалы лезли и лезли. Они страдали явно не призрачным аппетитом. Но блюдо оказалось им не по зубам. Ночью на Ивана свалился с беззвездного неба крылатый, хищник, похожий на грифа, но раза в три побольше. Иван срубил ему ощипанную голую голову. Тело ещё долго билось в пыли, когтистые лапы скребли каменистую поверхность.

Недоступные скалы, до которых невозможно было дойти-добраться, на четвёртый день будто по мановению волшебной палочки выросли перед Иваном неприступной стеной. Он даже опешил, но потом догадался — очередные штуковины свёрнутого пространства, многомерная геометрия, короче, дело привычное и скушное.

Эхе-хе!

— А это что ещё?! — не сдержался он, увидев вдруг каменных идолов, внезапно выросших, казалось, из-под земли. — А ну-ка! — он вытянул руку, ни на минуту не сомневаясь, что она пройдёт сквозь идола-призрака, сквозь только на вид твердокаменную поверхность. Но рука уперлась в шершавый и ноздреватый песчанник бурого цвета. Идолы были настоящими. — Вот как? Произнес Иван глубокомысленно. — Ну-ну!

Лица у идолов были застывшими, высокомерными и глуповатыми. И торчали эти идолы вдоль гряды скал направо и налево насколько глаз хватало. Иван внимательно вглядывался в лица, пытаясь обнаружить какие-либо явные или сокрытые отличия от земного типалица. Но ничего особенного не находил, ничего инопланетного, «чуждого» в идолах не было. Таких могли запросто оставить лет тысячу назад, скажем, аборигены острова Пасхи.

Но выводы делать рано.

Иван пытался постичь назначение идолов. Но никак не мог. Ведь не только лишь для красы их тут поставили?

А почему бы и не для красы? Нет. Надо лезть на скалы — ежели и есть чего-то путное в этом мире, так оно там, за ними. Иван задрал голову вверх и присвистнул — Джомолунгма была раза в полтора поменьше этих чертовых нагромождений. И всё равно он залезет, пробьется через эту преграду. Даже если будут только отвесные стены, всё равно! Он будет выжигать лучемётом ступеньки-ямки и лезть. Сколько на это уйдет — месяц? два?! Тут ночи короткие, а дни длинные, всё не как на Земле. Но тем и лучше!

Иван вспрыгнул на ближайший камень. Ухватился за выступ. Подтянулся.

За час он взобрался достаточно высоко, наземь было страшно смотреть. Но громадина не казалась ниже, наоборот.

Когда он залез на трехкилометровую высоту, то понял всю тщетность своей попытки. Скалы росли вместе с его движением вверх, даже немного быстрее — высота их становилась непокоримой. Внизу на многие версты простиралась безжизненная пустыня — ни пригорка, ни ложбинки, дико и просто.

Иван присел на выступ, привалился спиной к бугристой скале. Задумался.

В ушах его звенел неумолкаемо голос седовласого собеседника: «…всё в лоб да в лоб! Люди лезут в чужие миры, не давая себе ни труда, ни времени понять их, они бьются словно мотыльки о стекла, раздражаются, теряют контроль над собой, крушат всё подряд, лишь бы добраться до цели, которая им самим и не видна вовсе! Ты понимаешь, Ваня, не видна! Любой муравей, любая букашка без души и разума лучше понимает строение Вселенной и своё место в ней, чем люди! Ты встань, пережди, осмотрись, не спеши… пойми этот новый мир, ну хотя бы постарайся его понять! Если Господу угодно, чтобы он был именно таким, значит, для чего-то и это нужно, понял?» «Ну, а если не Господу, а дьяволу?» — вопрошал Иван собеседника. Тот опускал голову, кивал удрученно, глядел светлыми глубокими глазами и соглашался: «Может, и дьяволу!» И они молчали. А потом начиналось снова…

Иван принял решение. Вниз! Хоть и жалко труда да сил. Вниз! Ни черта нет за этими горами, обман зрения один, наваждение!

На спуск ушло времени вдвое больше.

Но когда Иван весь мокрый, с ссадинами на руках и ногах, тяжело бьющимся сердцем и пересохшими губами спустился вниз, в пустыне чего-то не хватало.

Он даже потряс головой и ущипнул себя за руку. Не помогло — идолов под скалами не было! Иван поднял голову и с тоской оглядел теряющиеся в дымке вершины.

Выход один — идти вдоль подножия скал, искать лазейку-какую-никакую расселину, пещеру. Или ждать.

Начинало темнеть. И Иван выбрал второе. Он устроился под скалами прямо на каменистой почве, вытянулся, уставился в чёрное непроницаемое небо.

Нехорошие мысли начали одолевать его. Он вспомнил, как вот так же бесконечно долго и бесцельно бродил по Одинокой Дилее, замкнутой планете системы Кванг-4. Он тогда измаялся, измучился беспредельно, измочалил до крайности нервную систему, потерял бдительность, совершенно отупел от скуки и безысходного однообразия. И вот когда он был уже почти готов, эти невозможные червеобразные монстры-дилейцы всосали его во Внутреннюю Обитель и подвергли чудовищной, длившейся семь месяцев пытке опосредованного сканирования. Это было вне всего Сущего! Дил Бронкс вытащил Ивана из поганой обители этих червей-естествоиспытателей. Полгода Иван отмокал в Крыму. Ни один нормальный землянин после таких испытаний ни за какие коврижки не пошёл бы больше в Дальний Поиск.

А Иван пошёл.

Он лежал, закинув руки за голову, и думал: а почему сюда не послали боевой отряд, оснащенный всем необходимым? Дорого? Невозможно?! Тогда и его посыл бесцелен — ведь не как туриста его на прогулку отправили, ведь должны придти после него. Так зачем он здесь — беспомощный, ни черта не понимающий, жалкий… как-как там… он не вспомнил, где это «там», память опять подвела, мысль ускользнула. Да, здесь нужен хороший отряд, и лучше всего не из России, а из Сообщества — те не любят церемонии разводить: десяток квадратно-гнездовых, перекрестных «посевов», когда снаряды не оставляют ни клетки живого на поверхности и в земле. Потом парализующие газы, гипноподавители, пси-генераторы, лептонные орудия, группы захвата и штурмовые части.

Всё! Дня не прошло бы, как земная администрация обосновалась в местных резиденциях и вела бы допросы правителей планеты. Да тот же Дил, если бы он, конечно, не завяз на своей частной станции в Солнечной системе, сумел бы со своими парнями выбить все секреты из мохначей… Иван одёрнул себя, почему он собственно думает, что тут заправляют мохначи? И что это за мохначи-призраки, может, наведённая фантомная нечисть? Да, наверняка, так оно и есть. Дила теперь не дозовешься. Земля далеко. Надо рассчитывать только на себя.

Он плохо спал эту ночь. Полдня просидел сиднем, обхватив руками колени, почти не поднимая головы. И всё-таки он дождался!

Идолы появились за три с половиной часа до заката, значительно позже, чем в прошлый раз. Но главное, они появились! Иван боялся привстать, моргнуть, сделать лишнее движение — как бы не спугнуть их, как бы не сглазить. Ведь он уже готов был поверить в любую чертовщину.

Он подошёл к ним минут через двадцать после их появления. Выбрал почему-то не ближнего большого, а того, что был поменьше и стоял как бы наособицу. Он обошел его кругом, всматриваясь в пористый песчанник, отыскивая что-то самому пока не ведомое. Не было ничегошеньки! Тогда Иван вскарабкался на него, принялся ощупывать каменного болвана. Лишь теперь он почувствовал, как стары эти идолы, как выветрена тысячелетними ветрами их каменная кожа. Когда и кто сотворил их?

Зачем? Иван не отвлекался, он уже точно знал, что идолы — это не обычные истуканы, что у них есть полости внутри, что… Он неожиданно нащупал участок камня за ухом, бывший значительно теплее, даже горячее, остальной поверхности. Вот он, запуск системы! Или нет? Иван шарил другой рукой, не отрывая пальцев от найденной точки, он уже не сомневался, надо ещё немного терпения, ещё чуть-чуть… Есть! Рука нащупала вторую горячую точку. Теперь одновременно! И плотнее! Он замкнет цепь! Ну же, давай! Он с силой вжал руки в найденные места… Ничего! Не может быть, не может этого быть — в любой точке Вселенной, кем бы и когда ни был сделан Д-статор, он работал только на цепь. Слабая, совсем слабая сенсетика! Точно, это на все годы, века, тысячелетия. Голова у Ивана гудела, он не мог понять, откуда тут мог взяться статор, и вообще, эта чёртова каменная кукла не была похожа на статор, почему, откуда всё это здесь?! Он развёл руки и одновременно ударил ими по найденным точкам, Д-разъемам, он знал, что это они! Тряхануло так, что Иван полетел прямо с выдвинутого подбородка идола, на котором он стоял, вниз, на каменистую поверхность. Извернувшись кошкой в воздухе, он упал на ноги.

И тут же запрыгнул обратно. Он не мог упускать момента, эти идолы-статоры могли исчезнуть в любой миг.

Когда они появятся потом? И появятся ли?! Цепь, совсем плохая цепь!

Что делать?! Он прижал к песчаннику ладони резко опустил их вниз кровь выступила из разодранной кожи. Можно! Он развёл руки пошире и со всей силы ударил ладонями по Д-разъемам. И его сразу пронзило адской, причиняющей дикую боль молнией.

Цепь замкнулась… всё!

Он очнулся в неудобном жестком кресле. И не сразу понял, что он внутри Д-статора. Никаких скал, пустынь, идолов… Иван сидел в очень тесном замкнутом ото всего мира, совершенно неклассифицируемом стационарном гипертороиде. Если эта штуковина работает, он почти всемогущ! Надо только проверить! Надо! Но как? Иван знал, что статор может сработать лишь один раз. Ему надо действовать наверняка. Мерное гудение наверху, в энергетическом блоке подтверждало, что машина к работе готова, что надо принимать решение… Стоило сейчас только представить очень чётко и образно Землю, любые четыре реально существующие в её объёме точки — и ты мгновенно окажешься там. Это спасение! Это чудо! Д-сканнер сам снимет всю информацию из твоего мозга.

Д-гипертороид, превратив тебя в обладающую сверхпамятью микрочастицу и, используя микромакроидные свойства и законы Вселенной, без преодоления расстояния, выбросит частицу на Земле, моментально воссоздав из неё первоначальный «объект». Времени не будет затрачено ни доли мгновения, всё произойдет одновременно.

Чудо. Обычное земное чудо! Кто только забросил сюда статор и как?!

Иван сосредотачивался. Но думал он почему-то не о Земле. В его мозгу с бешенной скоростью прокручивалось всё, что он видел в этом колдовском мире, видел с самого начала, с подлета, пространственной кишки и до подземелья.

Он не мог ошибиться. Но путаница, чудовищная путаница из виденных картин, образов. Где главное, где суть этого мира? Где путеводный клубок? А программа, где она, почему не срабатывает? Почему не подсказывает?! Иван начинал нервничать, его рука до хруста в суставах сжимала рукоять меча, желваки играли на скулах. Мир призраков, мир навей! Он надавил пальцами на оба глаза, тьма внутри статора рассеялась, возникли расплывчатые смутные тени в капюшонах, своды, уходящие к забранным решетками окнам-бойницам, мелькнула старуха с пропитанным ненавистью лицом, лилово-зелёное свечение обозначило чём-то знакомые трубы, почти живые, шевелящиеся… Да, так, он где-то рядом, ещё немного! Хрустальный пол, прожигающие насквозь зрачки но не на Земле, а здесь, на планете-призраке, на этой висящей в Черной Пропасти живой исполинской могиле, утроба… Пора! Он сконцентрировал сознание на структурах, проглядывавших сквозь толщу хрусталя. Туда!

Боль вывернула суставы, скрутила позвоночник, выдавила глаза, мозг потек из ушей и носа наружу, кровь забурлила кипятком, вены, не выдержав её давления, полопались… всё это только казалось. Иван уже был ТАМ.

Он лежал, свернувшись в клубок, прижимая обеими руками к груди меч и лучемёт, приходя в себя после переброса. Д-статор непонятно чьего производства и каких времен сработал, теперь о Земле не стоило и мечтать.

— Ладно, поглядим ещё, — еле слышно простонал Иван и разлепил глаза.

Низкие своды нависали чуть не над самой головой, прижимали к полу.

Ржавые решетки преграждали путь со всех сторон. Зато пол был бездонным, в него можно было смотреть как в замерзший кристально-чистый Байкал зимой.

Пол был хрустальный. Где-то в глубине его или под ним мерцали зелёные огоньки, но они не грели, пол был ледяной. Иван приподнялся на четвереньках, подполз к ближайшей решетке, вышиб её ногой и полез в чёрную зловонную дыру. Он сам не понимал, куда его занесло, почему он опять оказался в затхлом подземелье, и с какой-такой стати в подземных казематах стали делать полы из чистого хрусталя!

Именно последняя мысль заставила его вернуться под своды. Иван надолго приник к прозрачному полу, заставил себя сосредоточиться, сконцентрировал волю, отделился от своего физического материального «я»… и пол стал полностью прозрачен, он раскрылся для глубинного подлинного видения. За ним, за неимоверной толщей прозрачности и чистоты были пики скал, пустыня с идолами, колдовской лес, булькающая утроба — был тот мир, из которого Иван выбрался! Это непомерное хрустальное стекло отделяло подлинную планету Навей ото всего внешнего, от мира-тамбура, от мира-преддверия.

Иван почувствовал это сразу. Он пробрался сюда! Он почти достиг цели!

Он использовал все их собственные шлюзы, переходники, статоры, внепространственные туннели — и он наконец-то здесь, в закрытом мире!

В эти минуты Иван ликовал. Он вовсе не думал о том, как будет выбираться обратно, и о том, что навеки утратил возможность вернуться на Землю, второй раз ему так не повезет. Но разве это было везение? Нет! Это случайность! Никто его не «вел», не было никаких «колпаков»!

Этот мир дик и заброшен! Может быть, он вообще опоздал? Иван последний раз прильнул к хрустальному окну-полу: и лес, и утроба, и пустыня со скалами исчезали в суетном сиянии зеленых бликов. Иван возвращался в себя, долго пребывать в энергетическом состоянии было небезопасно — переход в нирвану, полное растворение в Абсолюте Бытия-Небытия. Нет, всё это пока не входило в его планы, ему надо ещё кое с кем посчитаться. Иван усмехнулся внезапной мысли. С кем может посчитаться живой труп, мертвец, чьи дни уже отмерены?!

И всё же — вперёд!

Он головой нырнул в дыру, скатился по узкому грязному желобу вниз и оказался в довольно-таки просторном помещении, напоминавшем старинный зал в заброшенном пыльном замке.

И вновь прежде, чем он успел оглядеться, в голове прозвучало: «Тут нельзя задерживаться!»

Иван вздрогнул. Программа?!

Вдалеке, у чёрного провала в стене мелькнула крошечная горбатая тень, взметнулась вверх клюка, зло сверкнули колючие чёрные глаза из-под капюшона. Это был карлик-крысеныш, призрачный гном. Иван в сердцах выругался про себя. Совсем плохой! Его надо было отправлять не в поиск, а в психушку! Наваждения, тени, призраки, бои с призраками… он стиснул вовсе не призрачный меч, тряхнул головой. Карлик звал его, манил за собой… И он уже не был таким ускользающим, нереальным как в том мире-тамбуре, здесь он имел более четкие материальные очертания. Значит, он и впрямь есть? Эх, была, не была!

Иван пошёл к провалу.

И никакой это был не провал, это был разрушенный, обвалившийся от старости и ветхости свод, за которым начинался внешний мир под чёрным переливающимся небом. Мир был какой-то странный, будто всё в нём застыло: ни дуновения ветерка, ни шороха, ни писка, ни живой былиночки. Но что сразу бросалось в глаза — так это исполинский матово поблёскивающий шар, закрывающий от глаз половину внешнего мира. Иван быстро спустился по обвалившейся кривой лестнице вниз. И увидал, что шар вовсе не стоит на земле, что он висит на высоте не более метра, не касаясь поверхности. Сам по себе такой «шар» висеть не мог.

Вне всякого сомнения эта махина была делом рук разумных существ. И она совсем не вязалась с обстановкой: с полуразрушенным средневековым замком, с торчащими вдалеке слева убогими руинами, и вообще со всем этим флером таинственности и загадочности. Шар был предельно прост, его поверхность украшали два десятка сферических выпуклостей… и всё, больше ничего на его поверхности не было.

Сколько он может весить? — прикинул Иван. Ему стало не по себе, когда он представил, как этот шарик вдруг упадет и покатится, как содрогнутся от этого падения недра планеты, как прорежут её кору ломанные кривые трещины… Но шар не собирался падать, он или был невесом, или его удерживали в воздухе мощные антигравитаторы.

Иван пошёл к шару, прикидывая в уме, что же это такое — энергетическая установка, стоящая на приколе орбитальная станция, звездолет или… Он вдруг явственно ощутил, что сейчас ему мог бы помочь Кристалл, тот самый магический Кристалл. Иван даже похлопал машинально по карманам-клапанам.

Кристалла не было. В этой кутерьме и бестолковщине последних дней он сам не заметил, как лишился его — где? когда? Может, он остался в скафандре за преградой? Или в утробе? А может, в лесу, в болоте?

Из-за спины доносился шорох, чье-то сопение, пыхтение и шарканье торопливых мелких суетных шажков.

Иван выбрал момент и резко обернулся назад.

В семи метрах от него стоял давешний гном-карлик и смотрел в упор на.

Ивана. Но смотрел он лишь первый миг. Заметив, что он обнаружен, карлик сразу отвернулся, сгорбился, дёрнулся было бежать, но передумал, и замер.

Был он жалок и гнусен.

Иван отвернулся от карлика и ускорил шаг. Громада шара росла на глазах. Такое сооружение трудно было представить на планете, Иван видал махины и поболее, но видал только в Космосе, там где не разрывают, не сворачивают в спираль и не гнут самые прочные металлы силы планетарного или звездного притяжения. Здесь же шар-исполин выглядел просто сказочно. Зачем Иван шёл к Шару, он и сам не знал. Ки дверцы, ни люка, ни проема, ни даже контура, похожего на них не было видно на матовой поверхности. Лишь еле заметно, в иной цветовой гамме светились сферические выступы и веяло чём-то живым тёплым. Кристалл, тут нужен Кристалл!

Иван ничего не понимал. К тому же у него стало что-то плохо с головой, накатила какая-то непонятная апатия, безразличие, потянуло в сон, захотелось присесть прямо тут, на пожухлой неземной травке да и соснуть пару часиков. Это было ни на что не похоже. Это было тягостно. Неужто шар обладает таким воздействием? — подумал Иван, спотыкаясь, теряя ориентацию.

— Чудеса!

Гипноз! При последнем слове он вздрогнул, сжался от напряжения — точно, гипнодавление! Его психику подавляют! Он чуть не поддался! Эх, ты звездопроходчик экстра-класса, десантник, гиперсенс! Иван собирал волю в кулак. Он уже был почти уверен в догадке…

На этот раз он обернулся ещё более резко и неожиданно. И в упор встретился с излучающими тяжесть и зло выпученными чёрными глазами.

Морщинистый карлик висел в воздухе на уровне его лица всего в трёх метрах, и просторный чёрный балахон на нем раздувался, трепетал, бился словно под порывами урагана. Но было тихо, не ощущалось ни малейшего ветерка. На этот раз карлик не отвел взгляда. Напротив, он выкатил свои базедовые глазища до предела, и из них заструилась чёрная энергия подавления. Иван даже отпрянул, он был не готов к такому обороту дела. Он чувствовал, что поддается гипнотическому воздействию карлика, что теряет своё «я». От сильнейшего головокружения и слабости он еле стоял на ногах. Он не мог сосредоточиться, мысли рассеивались, он уже почти ничего не понимал. Карлик буквально прожигал его немигающими глазищами, просверливал насквозь, вытаскивал наружу душу, сканировал, считывал всё заложенное в мозгу, в сознании. Это было невыносимо. Иван рухнул в пыль и жухлую редкую траву, упал вниз лицом, ударился и даже не почувствовал боли. Он был раздавлен, превращен в амебу, слизняка, он не мог шевельнуть рукой по собственному желанию. Но он ощущал, как в него, в его душу. Бессмертную Душу, вселяется что-то страшное, чужеродное, непостижимо злобное, заполняя её, подчиняя, выедая изнутри. Это было невыносимо, это было ужасно, но он не мог сопротивляться, он лежал в пыли раздавленный психически и телесно.

Ему не помогли ни десять долгих лет напряженных занятий гиперсенсорикой, ни постижение восточных школ самоуправления телом и духом, он был поражен, побежден и брошен ниц… Но в ту минуту, когда злая чужая воля уже почти полностью парализовала его разум и готовилась управлять им, когда Иван уже не видел ничего внешнего, кроме страшных выпученных глаз и когда сознание окончательно покинуло его, произошло чудо: где-то во внепространственных глубинах его «сверхъЯ», в сияющей пучине его сверхсознания, заключенного в срединном ядре высшей сферы уже ускользающей из тела Души, вспыхнула ослепительно светлая, кристально чистая искра, переросла в сверкающее Высшим, Неземным огнём зерно Изначального Света, зажженного Творцом, и изгнала из охваченного тьмою сознания, подсознания и рассудка, сопротивляющуюся, упирающуюся Черную силу — это было сравнимо с Очищающим Внутренним Духовным Взрывом Искупления. И именно в это мгновение Иван осознал себя, обрел своё прежнее и привычное «я», вместе с тем обретая понимание, что его ведет по жизни, по изнурительно-высокому Пути не совсем ему понятная Высшая Сила, что она не даст ему погибнуть раньше времени, что он не умрет, пока не исполнит Высшего Долга, непонятного, но сущего… И ему вернулась частично утраченная память, он увидел вдруг себя, стоящим под высокими сводами неописуемо красивого и торжественного, пронизанного Духом Храма. И трижды прозвучали вдруг возвышенные и проникновенные в их звучании слова: «Иди! И да будь благословен!» Сначала они прогремели по всей Вселенной. Потом прокатились под сводами величавого храма. И наконец они прозвучали в его голове. «Иди! И да будь благословен!» Нет, он не умрет!

Иван приподнял голову и снизу вверх поглядел на страшного всемогущего карлика. Тот буравил его чёрным испытующе-гнетущим взглядом свысока и балахон на карлике трепало сатанински сильным вихрем, блики далёких сверкающих молний отражались на измождённом, морщинистом лице, отвисала тяжёлая сырая нижняя губа, открывая жёлтые острые редкие зубы. Карлик весь трясся от неимоверного напряжения. Костлявая лапка, сжимавшая чёрную выгнутую клюку, побелела, из-под капюшона катил градинами пот. Нет, это был вовсе не призрак! Иван смотрел на колдуна в упор, не отрывая глаз. И вставал. Сначала он уперся в землю руками. Руки дрожали, не хотели слушаться его, но сила постепенно вливалась в них. Голова прочищалась. Иван встал на одно колено, потом на другое. Теперь он сверлил противника взглядом пронзительно чистых серых, вселенски глубоких глаз. И он видел, как карлик бледнеет, как всё больше у него отвисает нижняя губа; как всё ниже и ниже опускается он. Ивана шатало, кренило, в глазах плыли жёлтые и зелёные круги. Но он уже почти пришёл в себя. Он концентрировал волю, собирал её мощь в кулак, чтобы полностью подавить злой натиск колдовских чар. Когда он встал в полный рост, карлик был уже в семи метрах от него, на земле, он загораживался от глаз Ивана рукавом балахона и трясся, словно лист на ветру, складки его чёрного одеяния безвольно свисали вниз. Иван чувствовал, что теряет силы. Но победу надо было закрепить, у0н мысленно приказал карлику вернуться в развалины, не выходить из них. Он мог бы его убить, превратить в безвольную тряпку и просто раздавить сапогом, он чувствовал в себе силы для этого. Но почему-то не стал убивать карлика, его остановило нечто большее, чем просто сила.

— Сгинь, нечисть! — проговорил он тихо, провожая глазами тень поверженного противника, ползущую к развалинам. — Сгинь!

Руки дрожали. В горле всё пересохло. Иван машинально достал капсулку с водой, проглотил. Полегчало, сердце забилось ровнее. Что же это за напасть, думал он, когда же кончится эта чертовщина, он прилетел сюда не для того, чтобы… А для чего он прилетел? Иван не знал.

Но теперь он чётко помнил, ему надо вернуться на Землю совсем не для того, чтобы рассчитаться с чрезмерно.

«серьёзными» людьми, пославшими его «туда, не знаю куда, принести то, не знаю что!» Нет! У него иное Предназначение. Счеты он может свести, но попутно. А главное — у него есть долг, большой долг перед людьми. Он ещё не мог припомнить, что именно он должен, но знал — это не шутки, не игра воспалённого воображения.

И ещё он знал, что память обязательно вернётся. Обязательно! Он вдруг снова увидел во тьме два серебристо светлых силуэта, корчащихся на поручнях старого звездного корабля, и увидел себя, беззащитного, голого, ничего не понимающего, посреди черноты Вселенной… Видение сразу пропало. Иван повернулся к Шару.

Исполин висел стоэтажной сферической глыбиной. И из нижней выпуклости-сферы источалось на землю бледное голубое сияние, высвечивая на неровной поверхности, усеянной палой листвой и каменьями, овальный дрожащий круг. Такого света Иван не видывал — казалось, фотоны замедлили свой бег и осыпались на землю неспешными игривыми снежинками. Это была сказочная и вместе с тем тихая, приглушенная феерия.

Иван знал, что ему надо делать. Он быстро пошёл к освещенному месту.

Но когда оставалось сделать всего пять или шесть шагов, свет померк. Иван до боли закусил губу. И всё же он встал точно туда, где только что плыл по земле волшебный феерический овал. Он стоял долго — минуту, а может, и две.

Эти минуты длились тягостно, бесконечно, веками они протянулись в нём. И свет снова вспыхнул. Но Иван его не увидел. Его уже не было в овале. Сияние освещало неживую осеннюю землю чужой планеты, и падали, падали фотоны-снежинки.

Он стоял посреди огромного зала. Никаких переходов, перебросов, передвижек не было — он очутился тут сразу, как только зажглось то-сияние.

Можно было подумать, что его ждали, готовились к его появлению здесь…

Но никто не встречал Ивана. Зал был пуст и тих.

Он побрел по направлению к ближайшей светло-серой стене. И когда подошёл к пей почти вплотную, на серой поверхности высветилось отверстие ровно по нему, в его рост… Тогда он отошел, отступил на два шага и переместился на двадцать метров вдоль стены. Встал. И снова прямо напротив него высветилось отверстие. Не дверь, не люк, не щель, а именно отверстие в стене. Иван не стал экспериментировать дальше. Он скользнул в отверстие и, прежде чем оно затянулось, обернулся, взглянул в зал — и там было темно, с его уходом из зала свет погас. Всё ясно. Иван двинулся вперёд по тускло освещенному простенькому коридорчику с серым полом, серыми стенами и серым сферическим потолком. Метров через двести он неожиданно ощутил, что стены расступаются, потолок пропадает в вышине, тает, а пол под ногами и вовсе исчезает. Он уже не шёл, а почти плыл по воздуху, и что-то яркое жёлтое горело впереди и немного вверху. Ещё через сто метров стены и вовсе пропали. Он висел посреди открытого, пространства, в котором не было ни верха, ни низа, ни сторон — всё было бело, прозрачно, пусто… лишь горел вдали жёлтый ослепительный шар, совсем не похожий на земное солнце, но не менее яркий. И всё-таки это не было только висением. Иван чувствовал, как он продолжает продвигаться вперёд, медленно лететь куда-то.

Ощущение парения было сказочным. Иван никогда не был ещё в таком прекрасном расположении духа, он ничего не боялся, он точно знал: здесь никто и ничто не причинят ему вреда. И ещё он почему-то знал, что пробудет здесь совсем недолго. Здесь нельзя быть долго, ибо здесь можно раствориться в этом великолепном чудесном воздухе и остаться навсегда. Откуда приходило понимание непонятных вещей? А кто знает! Иван понимал ответа не жди! Он грелся в лучах теплого и доброго желтого светила, приходил в себя после жуткой схватки с колдуном-карликом. Ему было хорошо. Невольно опять перед глазами вставала Земля, трава, рощица и тихое прохладное озерцо. Иван столь образно представил себе всё это, что в груди защемило, навернулась слеза.

Но он тут же смахнул её и схватился за лучемёт — откуда-то из немыслимой прозрачно-призрачной дали на него стремительно надвигалась голубая точка. Что это? Нападение? Очередной враг?! Нет. Иван разглядел это не точка, это шарик, голубой шарик в легкой белой пелене…

Это планета, да, приближающаяся планета! Впервые он видел приближающуюся планету не в бездонном чёрном мраке, а в кристальной чистоте, белизне. Фантастика!

Сказка! Чародейство! Иван зажмурил глаза. А когда открыл их, он ясно видел — это Земля, это Земной шар, таким он виден с геостационарной орбиты, нет, уже ближе, ближе… Земля вытесняла белизну, она занимала половину всего видимого пространства, две трети… Иван чётко различал материки, океаны, острова — вот проплыла Африка, напоминающая изъеденный оспой профиль негра, вот гигантская Евразия, Австралия-остров, перетянутая в талии Америка. Всё, уже и очертаний не видно, огромные синие пространства, Океан! Казалось, что не планета приближается, а сам Иван стремительно и неостановимо падает на неё, ещё совсем немного, несколько минут полета-падения, и конец! смерть!!! Нет, Иван знал, конца не будет, и смерти не будет, всё это иллюзия, всё это видение, расширенная телескопическая голограммой… Он уже различал очертания человеческих поселений. Но не узнавал их. Он, по роду своей работы владевший всеми знаниями Земли, прекрасно ориентировавшийся в её географии, топографии и топонимике, не мог остановить глаза на чём-то знакомом, привычном. Всё было иное!

Движение замедлялось. И падение замедлялось. Вот он уже висел на одной высоте, не более пятидесяти километров над поверхностью. И плыл, медленно плыл над Европой с запада на восток: каменистая Испания, зелёные горы, но где города — где Мадрид? Какие-то поблёскивающие сети были наброшены на поверхность живой цветущей Земли — это с высоты — «сети», понимал, Иван, а там, внизу? Пороги, каналы или что?! Он не мог разобраться, он тер глаза и всё надеялся увидеть знакомое, но нет… Франция… Его снова подняло вверх, выше, значительно выше. И снова он терялся в догадках: куда всё подевалось?! Вот Париж, это точно Париж?! Но почему знакомые силуэты лишь в самом центре — дома, Эйфелева башня, площади… а дальше снова нити сетей, разбегающиеся нити, пронизывающие буйствующую словно вырвавшуюся из-под контроля и вновь завоевавшую мир дикую природу: зелень, всюду зелень… У Ивана мелькнула в голове смутная мыслишка: может, была война, пока он тут блуждает и плутает. Земля, её цивилизация уничтожены, а трава, деревья, леса, вся зелень — они же разрастаются невероятно при малых дозах облучений, вот они и заполонили, «заселили» Землю… Нет! Не может быть!

Это могло быть лет двести назад, даже сто пятьдесят, но не сейчас.

Временами внизу возникали какие-то строения, дороги, площадки… Но казались они до того нежилыми, необитаемыми, что на них было страшно смотреть. Что же произошло? Что случилось с Землей?! У Ивана темнело в глазах, сердце выбивало дикий ритм. Вот Германия, вот её мелкие ухоженные городишки, пряничные городки, извивистые дорожки… но где люди, где машины, где, чёрт возьми гравилеты, аэробусы, где всё это?! Наваждение!

Галлюцинация! Чего они добиваются, показывая ему эти картины, чего?! Иван смотрел вниз и не знал, верить своим глазам или нет. Россия! Великая Россия! И снова пустынные городки, буйная зелень, серебристые нити… и Киевская София, и проспекты, и крутые спуски, зелёные горы, крохотная фигурка Святого Владимира с Крестом Господним, и ни одной машины, ни одного гравилета. Пустынная Земля! Пустынная Россия!

Обезлюдивший зелёный мир-музей! У Ивана потекли слезы из глаз. Что с ней?!

Что с Землей?! Куда все подевались?!

Его несло дальше, а может, это сама планета вращалась под ним. Скоро Москва, Москва! Ещё издали Иван увидал золотое сияние. В груди защемило. Он не видел ничего: ни улиц, старых и добрых, ни извива голубой ослепительно чистой Москва-реки, ни Кремля, хранимого двуглавыми венценосными орлами на Его башнях, ни Красной Великой площади, ни зеленых старинных крыш… он видел только это золотое сияние, неземной блеск огненно-солнечных Святых Куполов. Как и века назад над Россией стояла его Величайшая Святыня — Несокрушимый Храм Христа Спасителя — Путеводный Вселенский Маяк Всевышнего Духа. И этот Золотой Свет, это Сияние Истины освещали всю Великую Россию, всю Землю, весь созданный Творцом Мир. Остальное было делом мирским, обыденным… У Ивана отлегло от сердца. Он ясно понял, пока горят Золотым Сиянием эти Святые Купола, с Великой Россией ничего не случится, и жизнь на Земле будет, и Добро на ней будет, и Совесть, и Справедливость…

Он снова увидел себя, стоящим под этими Куполами, под сводами Храма.

Услышал: «Иди! И да будь благословен!»

А Москва уже уплывала. И набегали зелёные долы, голубели озера… и он стал снижаться над тем озером, в ту траву, и он упал в неё, упал лицом вниз, задохнулся от её терпкого духа, ткнулся лбом в сырую землю, не удержался, поцеловал её, припал к ней губами… и уснул.

Проснулся он в высоте. Земля уплывала от него, посверкивая серебристыми нитями, радуя глаз зеленью, переходящей в синеву. Вот она уже превратилась в шар, шарик, стала обращаться в голубую призрачную точку…

Но сверкнуло вдруг золотом, крохотной животворной золотинкой Святых Куполов. И Иван отчетливо осознал, что он видел это, именно это, что он когда-то, и не так давно, уже прощался с Землею, но наяву, в доподлинной жизни, и провожали его золотым сиянием Купола Храма, давали ему Знак. И он верил! Верил… Во что?! Память опять ускользала. Земля, где ты? В ослепительно белом просторе ничего кроме желтого теплого светила не было.

И вновь Ивана несло куда-то, влекло. Вновь ему было сказочно хорошо. И вновь будто из глубин пустоты стали сходиться к нему серые стены, серый пол, серый сферический потолок — они приближались, обретали ясные зримые контуры, пока не соединились и не превратились в длинный светлый коридор, по которому Иван вовсе не летел, а шёл, преодолевая тяжесть собственного тела, шёл, не спеша, медленно, шёл, пока не очутился перед отверстием в стене и не вошёл в темный зал, тот самый, из которого он когда-то вышел.

Стоило ему ступить на пол, в зале стало светло. Он знал, что сейчас надо идти в центр, туда, где стоял. И он пошёл. Отверстие за спиной затянулось.

Иван замер. Он ждал появления сияния. И фотоны-снежинки закружились вокруг него. И не было никаких ощущений.

И он уже стоял под сумрачным переливающимся небом возле развалин замка. И никакого висящего шара не видел. Только развалины, только земля в жухлой траве и жухлой листве, только чёрный тяжёлый свод небес…

Иван уселся на пыльную землю. Обхватил голову руками. Что же это было?

Он ничего не понимал. Машина перемещений? Нет, не машина! Мнемограф?

Непохоже.

Зал грез и видений? Бред! Всё бред! Откуда на этой чертовой планете все эти земные вещи, откуда?! Здесь что-то другое. Но он видел Землю, не макет, не грезу, не голограмму, а Землю — живую, настоящую! Почему он вышел из шара? Надо было облазить в нём всё, разобраться, понять! Нет! Это сейчас легко так говорить. А в шаре он был гостем. Его впустили и выпустили. Никто бы не дал ему нигде лазить… Ему показали то, чего он хотел. И всё! Не более! Обратного пути нет.

Сидеть сиднем было мало толку. И Иван побрел в замок. Ему хотелось покоя. Надо переждать до утра… Если оно здесь бывает, и в путь! Теперь надежда только на свои ноги и руки, на свою голову.

В спину веяло холодом, поднялся ветер, он гнал по земле палую листву, протяжно пел в руинах. Иван взобрался по крутой каменной лестнице наверх, по дороге вспугнув трёх существ с перепончатыми крыльями, похожих на земных летучих мышей, но более противных, гадких. Под сводами замка было тихо. Что за замок? Откуда он тут? И на каком вообще уровне развития находятся аборигены? Может, с ними и говорить-то не о чём, может, надо обождать с десяток веков? Замки, мечи, секиры, балахоны… но ведь и оптические волокна! голограммы! Д-статоры! Свихнуться можно!

По длинным переходам Иван пробрался в верхнее помещение замка, выше была только башенка с совершенно разрушенными изнутри ступенями. Иван даже не стал пытаться залезть на самый верх. Он выглянул в окно-бойницу — ветер растрепал его длинные волосы, разворошил бороду. Темнота, руины, мерцающее небо и гонимая ветром листва — ничего больше в этом мире не было.

Иван отошел от бойницы. И его внимание привлекла груда какого-то старья у стены. Сама по себе груда эта была неинтересна — хлам, тряпичный пыльный хлам.

Но она шевелилась. Крысы! — подумал поперву Иван. Что ещё могло быть под кучей дранья хоть и в ином мире! Иван облазил половину Вселенной, и он прекрасно знал, что крысы есть везде — пусть свои, местные, чём-то отличные или даже совсем не похожие на земных, но есть! А с крысами связываться — последнее дело!

И всё-таки он достал из-за широченного кожаного пояса меч и пару раз ткнул им в кучу. Резкий приглушенный плач остановил его. Это ещё что?

Ребенок?! Нет!

Иван отбросил в сторону полог тяжеленного проеденного насквозь занавеса — то ли портьеры, то ли бывшего балдахина — потом ещё что-то свалявшееся и сырое, пыль встала столбом в комнатушке. Сапогом сдвинул в сторону кучу мелкого мусора. Нечто юркое, вертлявое шмыгнуло из-под ног, затаилось в углу, притихло на миг, и вдруг разразилось жалобными рыданиями, писклявыми и противными.

Иван вскинул меч. Ещё миг — и он бы обрушил железо на голову своего давешнего противника. Омерзительный карлик-крысеныш, ставший ещё меньше и гаже, трясся в углу, пискляво рыдал, боялся поднять глаза на Ивана. По тельцу этого существа пробегали судороги, словно его трепало в агонии.

Балахон был темен и сыр.

Карлик загораживался своей корявой клюкой и причитал, бессвязно, гугняво.

Иван опустил меч, негоже его пакостить о всякую нечисть. Ему не было жалко карлика, хотя он видел, тот на последнем издыхании — вот-вот и совсем загнется.

— Кто ты? — спросил Иван вслух.

И ту же повторил свой вопрос мысленно, в привычной для многих обитателей Вселенной кодовой форме.

Он вспомнил, что его обеспечили на «базе» всем, абсолютно всем, но почему-то забыли про переговорник. А может, и не забыли?!

— Я умираю-ю-ю… — еле слышно донеслось из угла на самом что ни на есть русском языке, но с таким страшным захлебывающимся акцентом и неимоверной картавостью, что Иван поначалу не понял ничего.

— Я-а-а умир-р-ра-аю-ю… — протянул карлик вновь столь жалостливо, что Иван утратил последние сомнения, уверовал: вот сейчас умрет! и тогда он останется совсем один на безлюдной планете, посреди этих руин, и не будет даже ниточки, за которую можно зацепиться.

Только потом он вдруг удивился — откуда этот крысеныш…

— Не трогай меня, отойди от меня! — заверещал неожиданно карлик, чего-то испугавшись до смерти, не доверяя Ивану. — Уйди-ии!

Иван невольно отпрянул — не от страха, и не от неожиданности, а от накатившей брезгливости. И одновременно пришла мысль, что этот гаденыш всё-таки успел сканировать его мозг, считать если не всё, то многое, узнать язык и обучиться ему. Может, так, а может, и не так. Иван выжидал.

— Я тебе ничего плохого не сделал, — гнусавил карлик, — я наоборот хотел тебе помочь! Чего ты меня преследуешь?! Уходи-и-и! Нет, не уходи! Я умираю! Я вот прямо сейчас умру-у-у!!!

И это морщинистое ничтожество забилось в такой нешуточной истерике, что Ивану стало плохо, он отвернулся. Отвернулся, но успел заметить, как из-под капюшона на него, точнее, на его спину испытующе зыркнул совершенно спокойный и наглый выкаченный чёрный глаз — сверкнуло чёрным огоньком, и пропало! Рука сама по себе потянулась к рукояти меча.

Иван прыгнул в угол настолько неожиданно, что карлик не успел даже вздрогнуть. Острие меча вонзилось в грязный дубовый на вид пол рядом с корявой птичьей лапой, торчавшей из-под балахона.

— Убью! — пообещал Иван, холодно глядя на гаденыша. Он знал, что подобная нагло-трусливая нечисть признает только одно — силу.

В его голосе, взгляде и мыслях было столько решимости, что карлик клубком бросился в ноги, распластался и запричитал пуще прежнего. Он уже не собирался помирать.

— Всё расскажу! Всё! Только не губи! — частил он, захлебываясь и шмыгая носом. — Я тебе пригожусь!

Всё равно ты без меня пропадешь здесь, сгинешь ни за что-о-о…

— Кто ты? — повторил Иван свой первый вопрос.

— Я давно тут…

— Кто ты!!! — без интонаций прорычал Иван, удивившись собственному голосу.

— Я здесь был всегда! — заверещал карлик. — Я сам не знаю, кто я! Я всегда бродил по этим лабиринтам, подземельям, я ходил по утробе… и дальше, я везде был!

— Ладно, — согласился Иван, — тогда скажи хотя бы, как тебя зовут и как называют эту планету?

Карлик немного оправился от испуга, забился в угол и шмыгал длинным вислым носом ежесекундно. Смотрел он в пол.

— Что тебе в имени моем? И о какой планете ты говоришь?

Иван молча выдёрнул меч из пола, положил обе руки на рукоять, замер в ожидании.

— Меня зовут Авварон, — быстро проговорил съежившийся карлик, — Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного… Ну, говорит тебе это о чём-нибудь?

— Нет, не говорит, — сознался Иван. — Отвечай на второй вопрос!

— Здесь нет и никогда не было никаких планет! Это не вселенная! Не пространство!

— Верно, — согласился Иван, — это не Вселенная, это лишь очень маленькая её часть, планета, замкнутый мирок…

— Ошибаешься! — проговорил карлик с ехидцей, масляно посверкивая глазами-сливами. — Я знаком с космографией, можешь мне не объяснять про мирки… Здесь нет планет. Это не пространство, где болтаются всякие ваши планеты. Это Пристанище Навей, оно вне вселенных!

— Пристанище, так пристанище, — Иван решил уклониться от длительных и бесполезных дискуссий и подойти с другой стороны. — Здесь ведь есть люди, земляне? — спросил он полуутвердительно. Но голос его всё же дрогнул. Отвечай?

— Это мир, в котором есть всё, — философски ответил карлик Авварон. И уже совсем в наглую уставился на Ивана выпученными глазищами.

— Ты понимаешь, о чём я говорю. Не крути!

— У нас разные представления о землянах, — неожиданно выдал карлик, если ты имеешь ввиду смертных, подобных тебе, то они были в Пристанище… не знаю, есть ли они сейчас, прошло много времени, а они такие, ха-ха, недолговечные. — В глазах Авварона заиграло множество чувств, одно из главных было надменностью, осознанием собственного превосходства.

Но Иван не обращал на такие мелочи внимание. Всё переворачивалось с ног на голову. Он был абсолютно уверен, что в этом заброшенном мирке на краю Вселенной не только не слыхали о… нет, не может быть!

— Что ты знаешь о Земле?

— Всё! — ответил Авварон.

И по тому, что прозвучало в этом коротком слове, Иван понял — этот колдун, этот крысеныш, эта пресмыкающаяся нечисть действительно знает о Земле всё. Значит, дело не только в сканировании его мозга. Но в чём же ещё?!

— А в том, — проговорил вдруг карлик-колдун, — что Пристанище Навей — это часть Земли, запомни это и уясни. А вся ваша Вселенная лишь частица Пристанища или, вьражаясь понятнее для тебя, ваша Вселенная — пыльный закоулок нашего Мира!

Ну-ну, подумал про себя Иван, то, что ты мысли читаешь, милый друг, мы уже знаем, а про «пыльный закоулок» и Землю Разберёмся. Вся информация о землянах, которые по заверению пославших его сюда томились на колдовской планете, была наглухо заблокирована в его мозгу, беспокоиться, что карлик считает её не стоило, а остальное скрывать… а что, собственно, Ивану скрывать-то было?

— Разберёмся! — сказал он уже вслух. — А ты, мне поможешь.

Карлик скептически ухмыльнулся. И после небольшой паузы просопел еле слышно:

— Мне нужны твои ускорители и стимуляторы.

— Зачем? — спросил Иван.

— Я тебя не спрашиваю, зачем ты рыщешь в чужом доме.

— Хорошо.

Иван вытащил из клапана стимулятор и бросил шарик карлику Авварону.

Тот поймал его на лету, поймал нижней слюнявой губой и тут же проглотил. С минуту он лежал с закрытыми глазами. А потом встал. Он теперь казался повыше ростом, чем был при первой встрече, когда Иван принял его за призрака…

— А я и был там призраком, ха-ха; — сказал он почти без шмыганья, прихрюкивания и акцента, — в лесу я призрак, в утробе и подземелье полупризрак, здесь — сам видишь. А есть места, где я… — Авварон не договорил, спрятал глаза в тени капюшона.

— Мысли ты ловко угадываешь, — перевел Иван на другую тему и улыбнулся впервые за последнее время: — А теперь я попробую угадать кой-чего!

Он пристально вгляделся в Авварона, дал ему мыслеприказ раскрыться, снять все барьеры… и почувствовал, что барьеров никаких и нет, что пси-объёмы карлика полностью раскрыты… но в них — пустота, мрак, ничто!!!

Это было страшно. Иван никогда не сталкивался ни с чем подобным вместо сознания, подсознания и сверхсознания — всех этих внутренне-психических сущностей любого разумного существа — он видел и ощущал провал, бездонный колодец мрака. Под внешней оболочкой карлика скрывалось ничто! Нет, не может быть! Иван взмок от напряжения, он прощупывал колдуна насквозь и ни черта не видел. Он был близок к безумию, к истерике, и опять что-то его спасло, он отшатнулся в сторону и обернулся — карлик был там, за спиной, он вновь гипнотизировал Ивана тяжёлым взглядом. Да, это был именно он.

А в углу, у стены расплывался в полумраке его фантом, пустота, ничто.

Иван прощупывал «внутренности» пустоты! Нет! Хватит! Он прыгнул вперёд и сбил карлика с ног ударом сапога, загнал в угол, подавил его волю и стал проникать в его мозг… путанные, бессвязные мысли, страх, всё очень поверхностное, суетное, Ивану не удавалось заглянуть глубже, разглядеть что-то важное, нужное, за путаницей и страхом проглядывала всё та же тьма и пустота. Нет, хватит! Иван зацепился за что-то податливое и вязкое в мозгу карлика и трижды продиктовал команду: «Полное подчинение! Полное…»

Авварон привалился к стене, вытянул лапки, клюка выпала из сморщенной руки.

— Чего ты хочешь от меня, говори? — выдавил он.

— Ты поведешь меня! — сказал Иван вслух.

И ещё два раза повторил то же самое в концентрированном гипноприказе-установке: «Ты поведешь меня!» И усыпил карлика на три минуты.

За это малое время он успел собраться и немного отдохнуть, сбросить нервную напряженность. Голова немного кружилась — с Иваном это частенько случалось после таких вот поединков. Он не любил этих приёмов и вообще всех видов пси-подавления не переносил, ему всегда казалось это не совсем честным. Но не каждый вопрос можно было решить в мирной беседе, кулаками, мечом или лучемётом. Карлик ему ещё пригодится!

— Зря всё это, — пролепетал очнувшийся, ещё вялый Авварон. — Зря! Тут до тебя уже приходили шестеро. Где их могилы? Где их кости лежат? Никто не знает. Они пропали здесь, сгинули. Ты седьмой! И это только от вас, и только за последнее время! Отсюда никто не возвращается… а ведь ты мог уйти, я знаю, ты был в переместителе, я всё видел. Ты бы уже давно лежал в траве, на берегу озера…

— Заткнись, нечисть! — взорвался Иван.

— Молчу! Дай мне ещё стимулятор.

— Хватит. Нам пора идти!

— Кому это нам?

— Мне пора идти, — поправился Иван. — А ты меня поведешь!

— Куда?

Иван не знал, что и сказать.

— Куда?!

— Туда, где мне дадут ответы на все вопросы, понял?

Туда, где сейчас держат наших!

— А потом?

— Брось издеваться! — Иван явственно видел смех в глазах карлика. Если ты мне не будешь помогать, я тебя…

— Убьешь?!

— Убью! Ты должен выполнять все мои распоряжения, ты…

— Ты уверен? — карлик ухмыльнулся как-то особо нехорошо. И исчез.

Растворился в полумраке.

Иван крутил головой, пытаясь отыскать его. Но маленькой чёрной тени нигде не было. Он не видел карлика, он его не чувствовал. А как же установка, как же гипноприказ?!

— Я здесь!

Авварон стоял в бойнице. И ветер терзал складки его балахона. В спину ему тускло светила местная луна — сияние было мертвенным, лиловым. Раньше Иван что-то не видел тут никакой луны, наверное, вышла из-за туч.

— Я не уйду от тебя, — проговорил карлик полушепотом, — я на цепи. Но не тешь самолюбие, вовсе не ты выковал эти цепи, не ты посадил меня на них… хотя доля есть и твоей работенки! Дай мне стимулятор.

— Нет!

Иван привалился спиной к сырой стене. Ему хотелось плюнуть на всё, вернуться, на самом деле — зарыться с головой в траву, и всё забыть.

— Поздно! — тяжёлым голосом проговорил карлик Авварон. — Теперь уже поздно. Никогда не следует раскачивать маятник, не зная, как его потом можно остановить. Пошли?

Иван поднял голову.

— Пошли, не то упустим момент и придётся долго выжидать. А мне нельзя выжидать. Для меня в каждом пространстве свой срок… — сказав это, карлик словно бы испугался чего-то, запнулся. — Но Иван не придал никакой го значения его испугу.

Иван уже стоял на ногах. Пошли так пошли!

По кривым осыпающимся лестницам без перил и ограждений они спустились вниз. Карлик Авварон Зурр бан-Тург семенил впереди, ежеминутно оглядываясь, — постукивая по плитам клюкой, тяжко вздыхая и сопя. Иван шёл сзади.

Под чёрным переливчатым небом было прохладно и ветренно. Поверхность земли стала голой и неприглядной, всю листву сбило к подножию замка и она там лежала грудами, округлыми холмиками.

— Перед рассветом здесь всегда дует, — пожаловался карлик. И указал клюкой направление, — туда. И не оглядывайся. Сейчас нельзя оглядываться, всё испортишь!

Иван усмехнулся. Он уже знал, как «не оглядываться».

Но на этот раз карлик, пожалуй, не лгал. Чувствовалось, что он нервничает, торопится. Они миновали заросшие мхом и лишайником руины, освещенные тусклым светом прорывающейся сквозь облака местной луны. Ивана так и тянуло оглянуться. Если бы Авварон промолчал, Иван шёл бы себе спокойно. А теперь даже шею что-то заломило, затылок свело. Сзади завывал ветер. Но завывал как-то чересчур протяжно и чувственно, как могло завывать лишь живое существо исполинских размеров.

Ощущались в этом вое надрыв и тоска, жутко становилось от него. Иван не стал оборачиваться. Но он немного повёл шеей и чуть скосил глаз. И его едва не парализовало. Позади чёрной безглазой громадиной нависал тог самый замок, из которого они вышли. Но был значительно выше, массивнее… и он всё время разрастался, тянулся во все стороны. Из его обвалившихся стен вытягивались шпили, шипы, башенки, гремели появившиеся невесть откуда здоровенные цепи, удерживавшие подъемные мосты, слышалось ржанье лошадей… но всего необычней было небо. Над замком полыхало багрово-чёрным полотнищем совсем другое небо.

— Не оглядывайся! Не смей! — завопил вдруг Авварон. — Ты с ума сошёл!

Мы оба останемся здесь навсегда! Бежим!!!

И они припустились во всю прыть — к дальним фуйнам, к холмам, в чернеющее небо. Карлик-колдун нёсся впереди, задрав полы своего балахона, только мелькали с непостижимой быстротой его птичьи уродливые лапы, казалось, их не две, а десяток.

Вой за спиной перерастал в надсадный глухой рев, багровые сполохи захватывали чёрную половину неба.

— Он пробуждается. Скорей!

— Кто он?! — на бегу поинтересовался Иван, он не привык прятаться от непонятного, загадочного, но сейчас он доверялся Авварону.

— Ол-У — Спящий Мир! Это наша смерть! Быстрее!

Он сегодня пробуждается раньше обычного. Ты видишь кровавое зарево?

Это рассвет! Это наша погибель! Через несколько минут здесь будет всё по-другому! Понял?!

Этот мир умирает на ночь, она длится долго. Но он пробуждается с рассветом, и величину дня никто не может предсказать. Демоны этого мира не терпят чужаков.

Они неслись во всю прыть к какому-то приземистому холму, похожему на плоский лунный кратер. Карлик почти летел, балахон развевался чёрным крылом. У Ивана перехватывало горло — всё-таки в этом мире было маловато кислорода. Но Иван был привычный ко всему.

— Ещё немного! И мы спасены!

Карлик с разбега прыгнул в кратер вниз головой, зацепился за что-то, повис, высунул голову в капюшоне. Иван глянул в отверстие кратера с возвышенности, с его гребнистого края, — ничего кроме тьмы он не увидал.

— Прыгай!

В черных зрачках Авварона отражались кровавые блики.

Иван прыгнул. И завяз в чём-то липком, сыром.

— Вот теперь можешь поглядеть малость! — рассмеялся вдруг Авварон. Гляди!

Иван, заподозривший было недоброе, ловушку, пригнулся, бултыхнул ногами и почувствовал, что он может передвигаться в этой трясине, может уйти вниз, может выскочить. Сразу полегчало. Вот тогда он и высунул голову. Ах, что творилось в недавно темном и мрачном мире под переливающимся холодным небом! Это было фантастическое зрелище!

Ослепительно-алые небеса слепили глаз, ураганной мощи ветер раскачивал лиловые, изумрудно-зелёные, малиновые стволы и ветви сказочных огромных растений, рвущихся вверх, вырастающих на глазах, воздух распарывали тут и там пронзительно-голубые молнии, хлестали одновременно и дождь и град, вдалеке прорывал алые выси неимоверный по высоте замок, разрастающийся к верху тысячами башен, шпилей, куполов, зубцов, гигантские чёрные птицы с перепончатыми многометровыми крыльями кружили над замком, то сбиваясь в стаи, то со звериным клекотом набрасываясь друг на друга. Но что больше всего поразило Ивана — это распахнутые широченные ворота и мчащаяся прямо из них к кратеру кавалькада всадников, восседающих на шестипалых рогатых чудовищах. Всадники были черны и страшны, они были закованы в броню с головы до пят.

Они стремительно надвигались, сжимая в руках тяжёлые тройные копья с алмазными наконечниками. Это было невозможно. Иван тряс головой и думал, что он сошёл с ума, что всё это ему мерещится, что вот сейчас все видения исчезнут и он придёт в себя. Мимо уха со свистом пролетел алмазный дротик, потом ещё один завяз в невидимой трясине.

— Вниз!!! — истошно завопил перепуганный карлик.

— Иду! — машинально откликнулся Иван.

Он пристально вглядывался в липа приближающихся всадников. Он должен был понять, кто это! Шестиногие чудовища его абсолютно не интересовали насмотрелся и не таких за годы странствий! Но всадники. Вот они всё ближе, ближе — десятки метров их отделяют, метры.

Иван видел шлемы, видел прорези для глаз и носов, он всё отлично видел… Но за прорезями не было видно лиц!

Под шлемами не было голов! Там вообще не было ничего! Только пустота… пустота! Демоны!!!

Иван нырнул вниз, ощущая, как кожа у виска прорывается алмазным наконечником копья — он увернулся, ещё немного, и крышка, конец! Всё, хватит рисковать!

Карлик Авварон, вцепившись снизу в его штанину тянул и тянул, они погружались в вязкое месиво, тьма застила глаза. Не прошло и двух минут, как Иван оказался на краю кратера, того самого. Он цеплялся руками за пологий каменный край, тянулся вверх. Авварон уже сидел на гребне, тяжело, дышал, отряхивал край балахона и кривил оттопыренную и как всегда слюнявую губу. Темное небо мирно висело над кратером.

— Что случилось? — поинтересовался Иван. Он ни черта не понимал. — Мы опять там… ночью?

— Да нет, — проворчал карлик, будто нехотя, с ленцой, — мы успели уйти.

Иван вылез из вязкой тьмы-жижи. Перевалился через край, сполз вниз. В этом мире было темно, сыро, пустынно. Даже развалин и руин не было тут. Две синюшно-бледных луны, одна чуть больше, другая меньше, светили свысока.

— Пойдем! — бросил карлик.

— Что-нибудь спевдка, может чего-то будет? — спросил Иван.

— Здесь, ничего не бывает, — ответил Авварон, — это просто пустыня. Хочешь, оставайся в ней.

— Да нет уж, — сказал Иван. — В пустыне нам не резон.

На этот раз они шли изнурительно долго. Время здесь отсутствовало. По прикидке Ивана прошло не меньше сорока часов, прежде чем они добрались до сглаженных стареньких уютненьких нор с милыми вороночками на вершинах холмиков.

— Погоди здесь! — приказал карлик и пошёл вверх, к воронке. Пыль, щебень, песок летели из-под его когтистых лап…

Иван покорно ждал. Он почему-то жалел, что позорно сбежал из пробудившегося мира Ол-У. Не пристало ему, бегать-то! Всегда опасность встречал лицом к лиху. А тут какие-то пробудившиеся от спячки демоны… ну и что? — Демонов, что ли, не видали? Там была жизнь, пробудившаяся жизнь, а следовательно, и возможность поиска… А здесь — пустыня, смерть, ничто!

Карлик высунул из воронки свою мерзкую морду, оттопырил губу и сказал напыщенно:

— Жди здесь! Ничего не бойся, когда я появлюсь, ты узнаешь меня.

— Узнаю, узнаю, — заверил его Иван.

Авварон недобро рассмеялся, сверкнул чёрным глазом. Он явно что-то не договаривал. Холодало. Иван зябко ежился, передергивал плечами и вспоминал скафандр, оставшийся за преградой.

Через двадцать минут он сделал заключение — карлик его обманул, и сбежал. Ищи теперь ветра в поле. Надо не зевать, не быть таким доверчивым. Правильно всегда говаривал Дил Бронкс: «Ваня, простота — она ведь хуже воровства, погубит она тебя!» Ещё через четвёрть часа он совершенно уверился в мысли, что его провели как ребенка. Встал. И уныло побрел по холодной каменистой пустыне с её разрушенными от старости горами-пригорками. Попадись ему сейчас карлик-крысеныш, он бы его сжег из лучемёта, растоптал, в порошок бы стёр, а потом оживил бы и ответ заставил держать.

В пустыне было тихо, и потому Иван невольно вздрогнул, когда откуда-то сзади раздался полушип-полусвист, какой бывает, если из неисправного баллона вдруг вырывается газ или дыхательная смесь. Иван спрятался за кряжистый выступ полуразрушенной скалы, пригляделся. Из далекого холмика-воронки, может, того самого, в который полез обманщик Авварон, а может, из другого, поднималась вверх струя светящегося серебристого газа или просто подкрашенного дыма.

Анализаторов у Ивана не было, и он не мог определить на расстоянии, что это. Газ или дым не растекался клубами по земле, он был явно легче воздуха, и потому поднимался вверх. Но как-то неестественно медленно, нарушая все законы природы.

Опасаться этого призрачного извержения вроде бы не было причины, и Иван вышел из-за выступа, встал в полный рост, созерцая необычную картину.

Наверху, начиная с двадцати-тридцати метров от поверхности и выше струя газа начинала расширяться, клубиться, отчего всё становилось похожим на гигантский гриб, возникающий после ядерных взрывов. Но взрыва-то не было!

Иван это знал. Бежать? Зачем? От чего?! Иван стоял и смотрел. Сейчас струя и облако рассосутся, газ, вырвавшийся из какого-то подземного объёма, смешается с воздухом и всё закончится, и опять будет сыро и пусто в мире под двумя лунами.

Но странное клубящееся облако не рассеивалось.

Наоборот, оно стало вдруг принимать совершенно невозможные для облака очертания: вот возник выпуклый нарыв, вырвались по сторонам два цилиндрических шлейфа, заклубилось что-то разлапистое на их концах, а нарыв тем временем превратился в неправильной формы шар, потом элипсоид, потом.

Иван глазам своим не верил! Гигантский столб-облако медленно и неостановимо превращался в непомерную человеческую фигуру с головой, грудью, разведенными в стороны руками. Всё обретало завершенность, зримость вырисовывались черты лица, обозначались пальцы на руках, кривилась улыбка на исполинских губах… Лицо смотрело вниз из-под надвинутого на глаза капюшона, длинные рукава балахона скрывали кисти рук. И всё это покачивалось, плыло в чёрном сумрачном небе, нависало над мертвым миром и стоящим посреди этого мира Иваном.

Длинный вислый нос, выпученные глазища, крючковатые пальцы… Сомнений не оставалось. Иван сжал ложе лучемёта. Он не ожидал ничего хорошего от карлика-колдуна, который вдруг стал исполином. А это был именно Авварон, увеличившийся в сотни тысяч раз, застилающий четвёрть неба, нависающий над Иваном серебристо-чёрной громадиной.

— Да! Это я! — прогрохотало с небес. — Ты угадал!

Стой на месте и не шевелись!

Иван застыл статуей. Он был готов ко всему. Он мог за себя постоять, и его вовсе не пугало газовое облако пусть и чудовищных размеров.

А тем временем огромные скрюченные руки тянулись к нему. Они опускались всё ниже и ниже, пальцы слегка подрагивали, будто предвкушая биения жертвы. Страшное испещренное оспинами и морщинами лицо Авварона склонялось над беззащитным землянином. Всё это было настолько нереально, сказочно, что Иван не мог сосредоточиться на главном, не мог уловить, откуда придёт опасность. Руки? Нет, этими газообразными, почти бесплотными ручищами с ним ничего не сделать, он пройдёт сквозь них, не ощутив их прикосновений. Глаза с их гипнотической силой, колдовской властью? Нет! Это глаза фантома, в них нет силы… Чудовище нависало, застилая уже всё небо, не давая бежать, искать лазейки. Ощеренный километровый рот грозил призрачными кривыми зубами. Нет! И только когда деваться уже было некуда, Иван заметил небольшую, но очень темную, почти чёрную дыру под капюшоном, прямо между разросшимися кудлатыми бровями. Из этой дыры исходила непонятная влекущая энергия, она поднимала на землей, тянула, втягивала в дыру. Иван почувствовал, как его ноги отрываются от каменистой поверхности.

Уцепиться было не за что. Его затягивало в чёрную дыру, словно в водоворот.

Огромные расплывчатые пальцы почти касались его тела, чёрт лица Иван уже не видел — они были слишком велики и слишком близки. А вот дыра обретала совершенно реальные объёмы — это был непроницаемый чёрный колодец.

Ивана всасывало в него неудержимо.

Смешно было барахтаться, сопротивляться. Иван лишь придерживал руками меч и лучемёт. Он полагался исключительно на случай. Или вообще ни на что.

В глазах у него смеркалось. И потому он не увидел того, что было в колодце.

Сознание покинуло его раньше.

Часть 3 ЗЛОЙ МОРОК

Трава была пересохшей и местами прелой, она источала сладковатый запах и щекотала лицо. Наверное, там, наверху дул ветер. Иван ещё не видел ничего, но он знал, что лежит в траве — густой, дикой траве, какая бывает лишь на лугах да в поймах рек. Всё это было ему знакомо. Он только не помнил, когда умудрился заснуть. Они долго говорили со стариком-священником, спорили и соглашались, Иван больше молчал. А с озера веяло прохладой, и всё было неплохо… но провал, проклятый провал в памяти! Он вернулся с Гадры, нет, с Сельмы? По чёму он никак не может вспомнить, где был в последний раз? Сейчас он на Земле, в отпуске, на земелюшке Вологодской, у родного озера. А вот раньше? В голове всплывало непонятное слово Хархан. Оно перекручивалось и звучало то так, то этак буква «а» то пропадала, то звучала протяжней — и получалось Ха-арха-ан, Хархан-А-а… слово замыкалось в кольцо, теряло начало. Бред! И всё же вот он под сводами, светлыми, высокими, он в Храме, и он слышит доброе напутствие перед дальней тревожной дорогой, его провожают словно на смерть, словно уже отпевают. Нет, не все его так провожают. Под сводами звучит: «Иди! И да будь благословен!» И он уходит.

Он собирается куда-то… Иван приоткрыл один глаз — по широкой и чуть пожелтевшей травинке ползла чёрная странная букашка с усиками-антеннами. Он что, уже вернулся? Или не улетал никуда?! Чего гадать, надо просто встать, стряхнуть с себя паутину липкого сна, и всё сразу вспомнится. Но вставать не хотелось. Хотелось только вытащить из-под бока лучемёт, уж больно мешает, ребра занемели. Но лень! Иван всё же сунул руку под себя, сдвинул лучемёт. И его пронзила ясная до нелепости мысль: а откуда у него тут, на Земле, в травке-муравке, спрашивается, лучемёт, десантное боевое оружие?!

Он открыл второй глаз, перевернулся на спину — по небу плыли серые невеселые облака. А где священник? Где береза, под которой он засыпал? Иван приподнялся, сей, упираясь руками в землю. Где озеро?! Что за дела вообще?!

Что за шутки?! И где эти самые шутники, что переволокли его, спящего, сюда, под какие-то хлипкие, трясущиеся на ветру осины, к этому вонючему болоту.

Иван встал на ноги. С болота и впрямь весло падалью и дрянью. Хорошие дела!

А это что? Он в полной растерянности уставился на здоровенный двуручный меч с витой рукоятью и проржавевшим местами лезвием.

Он жив? Разве его не затянуло а колодец?! Всё обрушилось на него сразу. Только в этот миг он проснулся по-настоящему. Чёрт возьми! Это вовсе не Земля! Это треклятая планета Навей! Опять его занесло в лес! Иван подошёл к ближайшей осине, потрогал её руками — настоящая. Нет, это не лес-преддверие, не лес-лабиринт, это совсем другой лес! Ну и ладно, ну и пускай! Он сделал ещё два шага и провалился ногой в трясину, еле успел вытащить. Но где этот обманщик? Где он, карлик-исполин?! Бросил его?

Сбежал?! Иван был очень зол на Авварона. Хотя понимал рассудком, что злиться на эту нечисть и смешно и глупо.

Голова трещала, раскалывалась. Ноги дрожали. Иван вытащил из клапана шарик стимулятора и проглотил. Не прошло и минуты, как кровь забурлила в жилах, мышцы налились силой, голова прояснилась. Рано, рано отчаиваться!

Иван расправил плечи. И дал пробный залп из лучемёта. Тот работал нормально, стало быть, никакие переходы и перемещения на него не действуют — уже это хорошо. Но что же это была за дыра, что за колодец? Ах, сколько вопросов! Бесчисленное множество. А вот ответов нет.

Э-ге-гей! Лю-юди-и!!! — протяжно прокричал Иван в серое небо, заведомо зная, что никто не откликнется.

Не отозвалось даже эхо.

Полдня Иван обходил болото краем и никак не мог выбиться на дорогу. Он почему-то был твёрдо уверен, что здесь есть дорога или хотя бы тропа, тропиночка, по которой он непременно куда-нибудь доберется. Но вот откуда в этот чертов мир попали простецкие российские осины? Эта мысль не давала покоя Ивану. Он успокаивал себя рассуждением, что, значит, полоса такая, растут осины, почва соответствующая, климат… всё это было нелепо, причем туг климат? Вот на Гадре, к примеру, бывает страшно жарко, но ведь там не растут баобабы! Правда, карлик-мошенник говорил что-то путанное про какое-то «пристанище», которое, якобы, частица Земли, а само больше Вселенной или нечто в этом роде, галиматья, бред! Надо просто мириться с реальностью и не рассуждать, не ломать голову, а то свихнуться можно.

Временами болото начинало дышать и чавкать, булькать, пускать пузыри.

Водяной балуется, сказали бы на Земле. А тут — какие к дьяволу водяные!

Осины сменял сумрачный расхристранный и драный ельник, кое-где торчали обглоданные сосны с пожухлыми редкими кронами.

Начинало темнеть. Подкрадывались сумерки. Иван знал, что в лесу ночь наступает мгновенно, стоит только солнышку уйти за верхушки деревьев, и всё. А у него ни прожектора, ни аварийного фонаря — всё там, за «преградой», леший её побери! И где эта преграда теперь. Может, он опять переместился и находится по ту её сторону. Нет, так можно бродить до Второго Пришествия, до полного умопомешательства!

Далекий полупризрачный огонек промелькнул в переплетениях ветвей и пропал. Иван насторожился, что там? Болотные гнилушки? Волчий глаз? Жилье?

Что бы ни было, а надо брести туда, авось повезет. Он отбросил волосы назад, поправил ремень — и пошёл на огонек.

Чутье подсказывало — там можно будет укрыться на ночь. Но чутье могло и обмануть, завести в ловушку.

Болотистая топкая почва хлюпала под ногами — и всё же меж стволов бежала тропиночка. Как же так, Иван не мог взять в толк, сосны растут на песке, где повыше, а тут топи, хляби… Ладно! Вот огонек снова мелькнул. И не пропал! Иван зацепил его глазом. И чуть не вприпрыжку бросился вперёд.

Посреди леса, на еле приметной полянке стоял домик, развалюха деревянная убогая избушка, какие Иван видал только на картинках. Заборчик, перекошенный, редкий, ветхий в десяток кривых загогулин, вовсе не преграждал доступа в избушку, сложенную из почерневших от древности бревен… нет, это сама избушка была древней, а складывали её наверняка из свежесрубленных и душисто пахнущих стволов-бревнышек лет эдак тыщу назад.

Вон, островерхая крыша, чёрная дырявая, совсем поехала, перекосилась. А окна?! В них не было ни стекол, ни плёнки — не окна, а прорубленные в мир дырки. И всё же от избушки веяло чём-то родным, тёплым. Иван стоял перед покосившейся дверью и не мог решиться, сделать шаг.

Небо почернело. Из-за какого-то неразличимого во тьме облака выплыла ущербная луна-месяц. Была она больше земной раза в два, но точь-в-точь походила на неё. Луна залила избушку призрачным светом, почти свела на нет мерцающий огонек из окошка. Иван про огонек и забыл совсем. Раз там, внутри, горит что-то, значит, там есть кто-то, напрашивался нехитрый вывод. А значит, ломиться не следует, надо по-доброму.

Иван три раза постучал в бревенчатую дверь и спросил вежливо:

— Есть кто живой, отзовись?

Никто не отзывался. Но Иван не спешил.

Он только теперь заметил, что под самой крышей на чёрном выступе, прикованный к нему ржавой цепью, сидел взлохмаченный и сердитый филин и глядел вниз светящимися жёлтыми глазами. Филин был какой-то странный конец крыла у него заканчивался скрюченной мышьей лапкой, а в лапке была зажата палочка, клюка. Кого-то филин напоминал, но Иван не мог понять, кого. Взгляд у ночной птицы был очень умный, человечий взгляд. И это напугало Ивана. Прежде, чем он успел как-то проявить свой испуг или предпринять что-либо, филин вдруг взлетел, выдрав цепь из чёрного кольца, ухнул глухо три раза, взмахнул крыльями — и улетел в сторону желтой луны, только тень его высветилась чёрным силуэтом.

Иван выждал немного. И ещё постучал.

— Эй, хозяин дома или нет? — снова поинтересовался он.

Что-то загромыхало, заскрипело внутри.

И картавый, противный голосок пробубнил:

— Нету тут никакого хозяина. А ты входи давай, чего ждешь!

Иван распахнул дверь. И ударился головой о притолоку. В сенях было темно и душно. Он ещё дважды ударялся — плечом и локтем, сбил что-то большое и пыльное, попал рукой в кадку с водой, ткнулся лицом в пук душистой высушенной травки и только после этого нашёл дверцу в горницу, отворил её.

Горенка была совсем крохотной три метра на четыре, чёрный потолок нависал низко, полки с рухлядью, матерые табуреты, сколоченные криво, но на совесть, скрипучие половицы, паутина по углам такая, какую можно сплести за долгие годы, сырость и тлен, разбросанные по полу еловые шишки, солома, широкая низкая лавка с каким-то брошенным на неё то ли тулупом, то ли армяком, а у крохотного косого окошка — лампада с огонечком, фителек еле видный, огонек слабенький — светло в горенке не от неё, а от луны, пробивающейся в окошко и в дыру потолочную. Низкий дубовый стол ближе к окошку.

И самое неожиданное для Ивана и необъяснимое, от чего он и дара речи лишился…

…Посреди стола сидел, скорчившись и обхватив двумя руками клюку, карлик Авварон Зурр бан-Тург в каком-то там воплощении кого-то… Иван прислонился к косяку, ноги у него подогнулись.

— Ну чего встал как вкопанный? — проворчал карлик и ткнул пальцем в дубовую табуретку. — Присаживайся, странник.

Вся злость и обида на карлика-обманщика куда-то подевались, улетучились. Иван теперь был рад любой живой душе.

Он уселся и стал ждать.

— Ночь передохнем здесь, — сказал Авварон. — А угрюм в путь.

Иван кивнул.

— Что, молчишь? Страшно?! — карлик явно злорадствовал. Не было в нём души, ох не было!

Иван почувствовал, что колдун потихоньку прощупывает его мозг. Он не стад ничего говорить, просто положил лучемёт на колени в выразительно поглядел в чёрные влажные глаза. Карлик всё понял, он уважал силу.

— Ну, давай, рассказывай! — проговорил Иван тихо и твёрдо.

— У себя на Земле будешь командовать! — озлобился Авварон. — Здесь не твой мир, Иван, не твой. Хочешь в нём уцелеть до поры до времени помалкивай да приглядывайся.

— Или ты всё выложишь прямо сейчас, — сказал Иван так же тихо и так же твёрдо, — или из этой избушки тебе не выбраться. Хватит водить меня за нос!

— Я мог бы вообще не возвращаться за тобой, понял?

Ушел бы через воронку, и дело с концом. А тебя барьер никогда бы не пропустил. Скажи спасибо! — Птичьи лапы карлика царапали темную поверхность стола, оставляя на ней белые отметины, с губы падала на балахон тягучая слюна.

«Почему он никогда не снимает капюшона, не откидывает его?» — подумал Иван ни с того ни с сего. И уставился на карлика, сидящего перед ним на столе и даже не пытающегося перебраться на лавку или табурет.

— Не твоего ума дело! — обиженно заявил Авварон.

Опять он читал мысли. Иван нахмурился.

— Ладно, слушай! — Авварон сгорбился, спрятал лапы под полы балахона.

— Я тебе кое-что расскажу. Но сперва условимся об одной вещи, ладно?

— Это какой ещё? — поинтересовался Иван.

— Ты мне расскажешь всё, что знаешь про Хархан?! — жестко сказал карлик. — Без утайки!

Иван чуть не встал. Откуда этот-то хмырь слыхал про какой-то Хархан?

Что они все заладили одно и то же?! И почему он должен знать что-то про этот дурацкий Хархан, на котором он никогда не был?!

— Был! — выдал карлик решительно. — Ты был там!

— Помешательство какое-то, — проворчал Иван, — Ты вот чего, любезный в Шестом Воплощении Ага…

— Семирожденного Ога! — поправил карлик.

— Хорошо, пусть будет Ога, — согласился Иван. — Ты вот чего пойми, что ещё, скажем, пойти туда, не знаю куда, я кое-как смогу, сам видишь. А вот рассказать о том, чего не знаю — тут уж, брат Авварон, извини. Если хочешь, я тебе расскажу про Землю.

— Про Землю я знаю всё! — отрезал карлик. — Мне от тебя нужны ускорители, стимуляторы и мне нужно знать всё о Хархане-А! Ну, с первыми двумя, ясно. Я мог бы тебя погубить ещё во Внешнем Круге, понял? Я мог тебя убить, усыпить, превратить в зомби, в животное… и просто забрать твои ускорители и стимуляторы. Ты видишь, я откровенен с тобой!

— Да уж, ничего не скажешь, — кивнул Иван, — ну, режь дальше правду матку!

— Но я этого не сделал. А почему?

— Почему? — с самым наивным видом переспросил Иван и положил руки на стол, отвернулся к окошку, уставился на луну.

— А потому, что мне нужно кое-что из твоей памяти!

Из её блокированного сектора, Иван! И я тебя не убью, пока не считаю эту информацию, понял? — карлик смотрел на Ивана серьёзными и печальными глазами.

— Блокированный сектор?

— Не делай вид, что ты удивлен. Всё прекрасно понимаешь. Я не знаю кто, но кто-то сделал это. Скажи им спасибо, Ваня!

— Всем вам превеликое спасибо! — Иван склонил голову, пряча саркастическую улыбку. — Благодетели!

— Ты многого не понимаешь пока. А ещё большего не поймешь никогда. Я не прошу от тебя информации о Хархане-А и Меж-Арх-Аанье сейчас. Но пообещай, что ты её выдашь мне добром, без принуждения, когда сектор будет разблокирован. Обещаешь?!

— Трудно вообще-то обещать то, о чём не имеешь представления. Но если эта информация не во вред Земле и землянам, я поделюсь ею с тобой, Авварон Зурр бан-Тург, поделюсь, обещаю тебе это.

— Обещаниям я цену знаю, — проворчал карлик. — Но хорошо! Помни о своих словах!

— Помню! — заверил Иван. — Теперь ты рассказывай.

Глядишь, хоть ночь скоротаем.

Карлик устроился на столе поудобнее, вытащил из складок балахона коричневый комочек, аккуратно положил его в рот и принялся жевать. Глазищи у него сразу заблестели. А может, он просто повернулся ближе к окошку, и в его зрачках заиграл отблеск луны? Какая разница. Иван приготовился выслушать Авварона. Больше узнать об этом странном мире было не от кого.

— С моей помощью, — начал карлик, — ты Иван, прошел четыре Круга Внешнего Барьера. Почти никто не добирался до Третьего, а тебе вот повезло.

Ты знаешь, сколько странников сгинуло на подходах к самому Пристанищу?

Нет?! Ты мне всё равно не поверишь, если я тебе скажу! Этот мир не ваша Земля, и не ваша Вселенная, где всё просто и прямолинейно. Здесь всё иначе, Иван. И показать на пальцах это невозможно, надо испытать этот мир во всех его ипостасях на своей собственной шкуре.

— Да уж хоть чего-нибудь да поймем, — вклинился Иван, — Разберёмся кое в чём своим убогим умишком.

— Не ерничай! — Карлик нахмурился и перестал жевать. — Ты наверняка думал и догадывался, что здесь много слоев, много всяких преддверий, прикрывающих саму, как ты выражаешься, планету. И ты надеялся, что будешь идти через шлюзы из слоя в слой, пока не проникнешь в самую сердцевину и не разберешься там на месте, верно?

— Очень ты прозорливый, — кивнул Иван, — прямо диву на тебя даюсь.

— А всё не так просто, Ваня. Ты никогда и никуда бы не добрался даже за десять тысяч лег, если б смог столько протянуть. В Охранительном Слое помимо системы заговоренных барьеров и шлюзов намотаны во всех семи измерениях гирлянды миров-призраков с люками из одного в другой. Вечности не хватит, чтобы пройти их все и выбраться из них живым! Эти миры соединены пуповинами, при желании люки можно найти, можно найти и кратчайшие пути в каждом мире — это многомерный лабиринт, из которого нет выхода в Пристанище! Но и это не всё. Миры-гирлянды пересечены отходными сферами-веретенами — сколько их, никто не знает, очень много, не меньше, чем атомов в Мироздании. И каждая, заметь, каждая имеет выход в свою точку этой вашей Вселенной, на свою планету, свой астероид, свою звезду. На пересечении двенадцати тысяч сфер-веретен в Узловой Точке проходит Нулевой Канал — это выход в Иную Вселенную. Сколько каналов, тоже никто не знает. И каждый из каналов идёт только в свою Вселенную. Вот так! Поэтому, Ваня, я говорил, что ваша Вселенная — лишь часть нашего мира, лишь малая частица Пристанища Навей. А почему Пристанище само часть Земли, я тебе расскажу позже, договорились?!

Иван понял не всё, но головою кивнул. Его больше сейчас интересовала практическая сторона дела, а не строение вселенных, какие бы к ним каналы ни вели. Ему надоели эти многомерные и многопространственные миры, о которых ему без конца говорили, в которых он, якобы, плутал, и в перемещении по которым у него, дескать, большой опыт. Всплыла в памяти, правда, странная картина: остров, толпы беснующихся трехглазых существ в странных одеяниях, старуха с кривым острым кинжалом и плоской чашей, страшенные рогатые идолы, штабели бревен, словно бы приготовленные для кострища, и высеченный толстенный столб.

Иван заметил, что карлик неожиданно напрягся, весь прямо подался вперёд, не сводя с него чёрного проникающего внутрь взгляда. И он усилием воли прогнал всплывшую картину. Тряхнул головой, шумно выдохнул воздух и потёр переносицу.

— Разблокируем! — заверил его Авварон, засуетившись как-то странно и радостно, кривя губы и шмыгая носом, суча кривыми ножками и роняя слюну.

А вдруг и поможет, а? — подумалось Ивану. — Какие бы у него ни были корыстные интересы — а вдруг? Хотелось в это верить. Но и доверяться особо колдуну Иван не мог.

— Давай, дальше говори, — сказал он. — Меня интересуют три вещи: вход, заложники, выход!

Авварон сразу посмирнел.

— А почему ты решил, что здесь есть какие-то заложники? Несешь нелепицу! Ну как на тебя, Иван, можно положиться?!

— Выкладывай! — потребовал Иван.

— Нечего мне выкладывать. Вот прибудешь на место, сам всё и поймешь. А раньше времени выводы делать не надо! — карлик даже обиделся и его оттопыренная губа стала совсем уродливой.

— Я тебя понял так, поганое ты отродье, — зло проговорил Иван, — что дорогу ты мне не укажешь, темнить будешь до конца! И чего меня там ждёт, тоже не скажешь! Так как же тебе доверять? Может, ты меня словно овцу на заклание ведешь, чёртово семя?! — Рука побелела на рукояти меча. Голос Ивана дрожал.

Карлик не на шутку испугался, он не был расположен сейчас к единоборству, и это бросалось в глаза. Он отодвинулся подальше, на самый край стола, так, что чуть не слетел с него, засопел, захлюпал.

— Ну чего ты так сразу, разве так разговоры разговаривают, — затарахтел он на одной ноте, — всё будет нормально, ты уж мне доверься, Иван. Ну как я тебе про дорогу расскажу, если дороги-то нет, понял, а есть цепь перемещений?! Тут маршрут не нарисуешь на листочке, в какой-нибудь компьютер не заложишь, это можно только вот здесь… — он постучал себя по голове пальцем, не снимая капюшона, сквозь чёрную ткань, — …только вот здесь держать! Да я тебе и так уже почти всё выложил как лучшему другу!

Иван усмехнулся. Озлобление словно рукой сняло.

Вот оказывается как, они уже «лучшие друзья»!

В темном ночном лесу ухал филин. В свете луны летали чёрные тени, крыластые и ушастые, похожие на нетопырей. Земля! Самая настоящая Земля!

Если бы Иван не знал совершенно точно, что он за тысячи парсеков от Земли, он бы и сомневаться не стал, что это родной с детства мир, родная планета, больше того, что это русский лес где-то на севере, где топи непроходимее, а ночи длиннее.

— Хорошо, — сказал он, — поглядим, какой ты друг!

Карлик спрыгнул со стола, резво прошлепал в угол — в темень и сырость.

Вытащил из кучи старья почерневший от времени свиток.

— Вот чего нам надо! — напыщенно провозгласил он.

И важно, без привычной суетности подошёл к Ивану. — Гляди!

Его морщинистые ручки-лапки с чёрными невесть когда в последний раз стриженными ногтями развернули свиток — был тот небольшой, полметра на полметра, но в руках Авварона казался огромным. Края загибались, все они были изъедены, источены…

Иван заглянул в пожелтевший от времени пергамент.

Всё изображенное на нем было похоже на карту, но какую-то странную варварскую карту, составленную существом, не имеющим ни малейшего понятия о картографии, масштабах, пропорциях и прочих делах. Невообразимое переплетение дорог, рек, — троп и вообще непонятных линий было как бы сетью наброшено на ещё более невообразимое сплетение и наложение гор, лесов, озер, морей, пустынь. Вдобавок пергамент испещряли тысячи точек и точечек, стрелок и стрелочек, пометок, загогулин, неведомых знаков и чёрт-те чего!

Глаза болели от этого мельтешения.

Иван невольно отодвинулся назад.

— Ну и дурень же ты! — насмешливо сказал карлик. — Разве ж так глядят!

Иван еле сдержался, чтобы не залепить затрещину наглецу.

— Прикрой один глаз! И поближе, поближе! — командовал Авварон.

Иван прижмурился, взял варварскую карту из лап карлика. Поднес ближе к липу… И чуть было не отбросил её от себя. Не может быть! Он открыл второй глаз — пергамент как пергамент, средневековая мазня, ничего серьёзного.

Снова прижмурился.

Словно распахнулось вдруг окно в бездонный, бескрайний мир ослепительно сияющий, непонятный.

Иван такое видел впервые. Он вообще не мог себе представить, что такое можно увидеть простым человеческим глазом. В странном мире не было ни верха, ни низа, ни неба, ни земли… это была фантастическая Пропасть, но не Чёрная Пропасть Смерти, хорошо знакомая Ивану, а какая-то совсем иная, наполненная изумительными сверкающими красками, феерическими сияниями, переливами. В этой Пропасти одновременно двигалось и перемещалось во всех возможных и невозможных направлениях столько предметов, существ, теней и вообще непонятного, что ни на чем невозможно было остановить глаза — мир Пропасти жил. Да ещё как жил!

— Вот так-то, Ваня, — подал голос Авварон, пригорюнившийся и осипший, сидим мы всю жизнь в тёмной клети, взаперти, а как выпадает возможность в мир-то взглянуть через окошко, так и голова кругом идёт, не верим глазам своим! А ты верь, Иван, верь!

Иван не отводил взгляда от провала в распахнутом свитке. Он пытался уловить в движениях и мельтешений нечто осмысленное, объяснимое. И одновременно думал, какая же тут премудрость, что за механика и оптика, что за чудо этот свиток? Он перебирал в уме все последние достижения человечества, но ничего похожего не находил — это было не телевидение, не голография, не мнемоскопия и тем более не галлюцинациовизорные эффекты… это было просто чудо! Казалось, вот сейчас оторви руки от краёв почерневшего свитка, прыгни в окошко рыбкой и очутишься в Пропасти, в сияющем чудесном мире. В этот необъятный колодец так и манило.

— Ну что, Ваня, веришь в этот мир? — проникновенно, прочувственно спросил карлик и прихлюпнул носом.

— Верю, — отозвался сомнамбулой Иван.

— Ну и дурак! — неожиданно ледяным тоном заключил Авварон. В его голосе звучали явные нотки презрения. — Дурак! Никакой это не мир, это всего-навсего объёмная карта. И кстати там есть наша тропинка, наш маршрутик, Иван. Ну-ка, покажи дядюшке Авварону — где эта тропинка?!

Иван отпрянул от свитка. Лицо его перекосилось.

— Не паясничай, нечисть! — процедил он. И неожиданно подумал, что этот инопланетный карлик-колдун, эта морщинистая подлая душонка, ведет себя как-то уж слишком по земному. Откуда он взял все эти «Ваня», «дурак», «дядюшка», этот тон?! И вообще, всё это уже было, было когда-то… нет, ни черта не было! нервы шалят! проклятущие нервы! — И-ех, Ванюша! Я ж говорил, что ты ничегошеньки не поймешь в этом мире. Даже простенькая карта, почти плоская проекция предместий Пристанища тебя смутила. А куда ж тебе в царствие теней спускаться-то?! — Карлик говорил очень серьёзно, будто сокрушаясь о несчастной Ивановой судьбе и всячески соболезнуя неудачливому путнику-резиденту. — Давай, Ваня, проще, а?! Давай займемся разблокировкой прямо здесь! А потом, сразу же, я клянусь тебе, на Землю! Что, не веришь?! Да я тебя в три минуты домой отправлю и чем надо помогу. Решайся!

Иван отвернулся от Авварона, уставился в заросший паутиной и мхом угол избы. Ему очень хотелось домой, на Землю. Аж слезы набегали на глаза и давило в груди.

— Ну?!

Карлик-колдун мелко подрагивал в ожидании, сопел, ронял темную слюну с губы. Но глаза его были пусты.

— Нет, — ответил Иван тускло, будто говорил не он сам, а некое сидящее в нём отрешенное от всего существо. — Не-ет.

— Ну, гляди, Ваня, — как-то двусмысленно выдавил колдун, — гляди!

В окошке мелькнула чёрная взъерошенная тень, завопила истошно перепуганная птица — совсем не по птичьи, страшно и дико. Нашли тяжёлые тучи на мертвенную луну. И стало в мире тихо, неуютно и жутко.

— Нет, — повторил Иван тверже, — мы пойдем туда.

И ты получишь своё, получишь, не сомневайся.

Зрачки у Авварона расширились, превратились в два черных колодца.

— Обещаешь? — поинтересовался он, затаив дыхание и перестав сопеть.

— Обещаю, — ответил Иван. И добавил несвойственным ему тоном: — Каждый рано или поздно получает своё.

Карлик тяжко, с натугой вдохнул.

— Ладно, пойдем.

Какая-то призрачная, водянисто-блеклая тень вдруг отделилась от него, сползла на досчатый, трухлявый, местами земляной пол, проскользнула по нему до кособокой двери, просочилась под нею и исчезла.

Иван тут же ткнул карлика пальцами в грудь, даже отшиб их немного; Авварон страшно обиделся, нахмурился, затрясся.

— Извини, — объяснил Иван, — мне вдруг померещилось, что ты сам улизнул отсюда и опять вместо себя фантом оставил.

— Чисто земная ограниченность, — заключил Авварон. — И вообще…, - он даже задохнулся от возмущения, — и вообще — откуда эта подозрительность, откуда недовериетакое?!

Иван не стал разъяснять, откуда в нём было недоверие, одно слово могло породить сотню ответных и лишь усугубить положение.

— Раз собрались, так пойдем! — заявил он.

Карлик враз успокоился.

И на глазах у ошеломленного, растерянного Ивана превратился в растрепанного и косматого филина, того самого, с клюкой в мышиной лапке и с обрывком железной цепи. Только глаза не изменились — это были те же базедово-чёрные сливины со зрачками-колодцами.

Филин ударил клюкой в стол, отчего тот неожиданно накренился, треснул, а потом и вовсе развалился, так, что Иван еле успел отдернуть локти, поджать колени. Надо было хватать оборотня, хватать немедля!

Но поздно. Филин Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного взмахнул сизыми взъерошенными крылами, подняв по избе тучи пыли и сметая седую обветшалую паутину, ухнул глухо, раскатисто и вылетел в окно — только скользнула его чёрная тень по внезапно выплывшей из-за мрачных туч мертвецки желтой луне.

Иван вскочил на ноги и с досады пнул дубовый табурет. Тот рассыпался, словно был трухлявым донельзя.

Чертовщина! Наваждение! Ну как тут можно работать?!

Иван был вне себя от бешенства. Бред! Он прошел четыре круга какого-то внешнего барьера, пробрался через охранительный слой, если верить этому негодяю, этому подлому оборотню, и что дальше?! Где он?! Куда идти?! Или, может, заночевать в этой милой пыльной избушке? Утро ведь вечера мудренее?!

Нет! Он отыщет колдуна, будь тот хоть трижды инопланетным!

Иван, подхватив меч и лучемёт, прыгнул к выходу, снова сшиб что-то звеняще-гремящее в сенях, но не стал задерживаться, а сильным ударом ноги вышиб тяжёлую дверь, выскочил наружу.

Он остолбенел. Нестерпимый зелёный свет ударил ему в глаза. На дворе был день, а не ночь. Да ещё какой день! На Земле таких не бывает.

Нагромождения диких поросших красным мхом валунов закрывало от Ивана ослепительно-яркое светило. Но и тех лучей, что пробивались сквозь завалы, хватало, глаза еле выдерживали. И никакого леса, никакого болота, даже ничего похожего!

Иван обернулся. Избушки за его спиной не было.

Там, в тени скалы, поросшей фиолетовым лишайником, изъеденной дырами или норами, лежало, бродило, шевелилось и облизывалось целое стадо каких-то ожиревших и на вид малоподвижных чудовищ. У каждого было по четыре глаза во лбу, и все эти глаза — мутные, сонные, бессмысленные глядели на Ивана, ничего при этом не выражая. Многомерный мир! Проклятье! Опять он вышел не так, опять позволил себе ошибиться. Надо было лезть в окно, за филином-колдуном, а его как порядочного в дверь потянуло. Напасть! Иван даже успокоился от неожиданной перемены. Перемены его никогда не пугали, наоборот — придавали сил. И вообще, неизвестно, может, туг в другом дело, может, вылези он в окно, было б ещё хлеще.

— Ну что ж коровки, — бодро крикнул Иван, — пасемся, жирок наедаем?

И пошёл прямо на стадо. На всякий случай он покрепче сжал в руке тяжёлый меч, ослабил ремень лучемёта, чтобы можно было сдернуть его с плеча без промедления. Надо было обойти стадо жирных чудищ, не пытать судьбу, да уж больно всё приелось. Иван отпихнул попавший под ноги мохнатый свитый калачиком хвост, скривился от смрадного дыхания, вырывавшегося из пасти ближнего чудища… Ему вновь припомнился астероид Ырзорг, из каждой поры-кратера которого беспрестанно лезли такие кошмарные, только-только народившиеся, но огромные и свирепые твари, что эти «коровки» в сравнении с ними казались милыми и ласковыми болонками. На Ырзорге Ивана чуть не съели.

Одна из восемнадцатилапых мохнато-чешуйчатых гадин с жабьим восьмиметровым рылом уже заглотнупа его, предварительно обхватив липучим языком-арканом.

Но жадность сгубила тварюгу — Иванов скафандр чём-то не пришелся её вонючему пищеводу, и Иван был извергнут обратно вместе с содержимым омерзительной утробы. Он долго сидел на живом, дышащем камне астероида и смотрел вслед исполинской многолапой жабе, жуткому порождению необъяснимо гигантского, имеющего собственную зловонную атмосферу существа — Ырзорга, реликтового супермонстра, вылупившегося миллиарды лет назад из споры-яйца, которое пережило Большой Взрыв. Ырзорг был посланцем в настоящее и будущее ещё той Довселенной, того мира, который существовал до рождения мира этого.

Чудища взирали на Ивана тупо и вяло, свешивая из пастей лопатообразные языки. Одному, особо неповоротливому досталось — Иван огрел его по жирному боку мечом. Удар был несильным, плашмя. Но чудище заверещало пискляво, по-кроличьи, словно с него сдирали его поганую панцирную шкуру вместе со слоем жира, метнулось в сторону, наткнулось на ещё более жирную тварь — и визги обеих слились в истошном и безутешном вое-плаче.

— Цыц! — свирепо и вместе с тем дурашливо крикнул Иван.

И потёр рукой лоб, В голове стоял гул, будто прибой рокотал со всех сторон и шумел в листве ветер. Но ни листвы, ни воды не было. Иван не сразу понял, что случилось. Он насилу разобрал отдельные мыслеобразы, нахлынувшие в мозг. И застыл на месте. «Чужой!», «Это не зург! Нет!!!», «Чужой! Он совсем не умеет себя вести, он не знает ничего! Он ломится вперёд по Священному ковру!», «Опасность! Надо вызывать зургов!», «Чужой! Чужой!!!» — всё это и ещё многое другое, почти не разбираемое, ударило в голову, заполнило её чужим напряжением, чужим страхом… Чудища были разумны. Этого Иван не ожидал.

Самообладание вернулось мгновенно.

Иван замер с поднятой вверх рукой.

— Я пришёл сюда с миром! — проговорил он тихо. — Я не потревожу вашего покоя и не причиню зла. Я иду к зургам.

Говорил он это больше для самого себя, отчетливо понимая, что слова землянина здесь не будут поняты, но его мыслеграммы, несущие общедоступные во всей Вселенной образы, будут восприняты этими умненькими чудищами-телепатами.

«Он лжет! Не верьте ему! — резануло в мозгу. — Он посмел оскорбить почтенного Ооула, он ударил его! Это страшный чужак! Он только похож на зурга. Но он не зург!»

— Я допустил оплошность! — проговорил Иван виновато. — Я прошу простить меня и выслушать. — Он никак не мог поверить, что эти твари с бессмысленными глазенками не просто разумны, но обладают настолько тонкой и чувствительной внутренней телепатической системой, что улавливают не только образы, но и понятия сложные, абстрактные. Непостижимо! Но с ними можно было общаться. И Иван не желал упускать этой возможности. — Я весь в вашей власти, смотрите!

Он сначала уселся на кроваво-красную мшистую поверхность, потом лег на спину и прикрыл глаза. Меч он отбросил от себя метра на три. В мозг стучало в основном одно: «Чужой! Чужой!! Чужой!!!»

Одно из ближних чудищ подошло к Ивану, склонило над ним нелепую мерзкую морду. Капли слюны, стекавшие с бледного языка, намочили рубаху на груди. От зловонного дыхания монстра свербило в носу. Но Иван лежал. Лежал и вслушивался в мысли обитателей этого странного мира под ослепительным солнцем. Страх и настороженность потихоньку гасли.

— Кто ты? — прозвучало почти членораздельно. Ивану показалось, что он слышит вопрос ушами. Но это было не так.

— Я разумный житель планеты Земля, — ответил Иван, даже не делая попытки скрыть что-либо, выдать себя за какого-то «зурга», на которого он якобы похож. — Мы можем с вами общаться, обмениваться мыслями, значит, мы близки с вами, значит, мы можем найти общий язык и понять друг друга…

— Понять друг друга могут все, — прозвучало в голове. Иван не понимал, от какого именно чудища исходило это — ведь над ним нависали теперь сразу четыре огромных и страшных морды с торчащими наружу жёлтыми истертыми клыками. — Ты всё равно чужак. Ты из внешнего мира. Придут зурги и уведут тебя.

— Или убьют на месте, — вклинилось другое чудище. — Они всех их убивают. Внешний мир несет в Пристанище зло, вечное и чёрное зло.

— Нет! — чуть ли не завопил Иван. — Неправда! Я не несу зла вам, я пришёл с миром и добром!

— Ты не должен был попасть сюда. Тебе никто не разрешал сюда входить.

Зурги уже знают, что ты здесь. И они скоро придут!

Чудища разом отвели от Ивана морды, отодвинулись, словно испугались, что от него можно заразиться какой-то страшной болезнью или же он вдруг подскочит, набросится на них, перекусает. Смех и грех! Ивану не хотелось, чтобы пришли какие-то зурги и убили его на месте. И опять молчит эта чёртова программа! Зачем она вообще тогда нужна?! Нет, только на себя надежда, только на себя.

— Зурги не причинят мне вреда! — уверенно заявил он. — Я им нужен.

— Значит, они уведут тебя. И хорошо! Тебя надо увести отсюда. Здесь не должно быть чужаков. Тут все свои.

Только свои и всегда свои.

— Хорошо! Пусть будет так — согласился Иван мысленно, и его поняли. Но ответьте — кто вы, что это за священный ковер, что за мир? Я в Пристанище?!

Шумный хрип прервал его вопросы. Казалось, хрипели и храпели все жирные и пугливые чудища. Иван не сразу догадался, что они так смеялись. Но не стал обижаться, стерпел.

— Пристанище везде! — ответило наконец одно из ближних чудищ. — Но ты, чужак, кажется, не совсем всё понимаешь — зачем ты такой зургам? Нет, ты им не нужен, они тебя убьют тут, или перевоплотят.

— Что? — изумился Иван. Ему не хотелось никаких перевоплощений, тем более здесь, в Пристанище. Он даже приподнялся и сел, — поджав под себя ноги, потирая колени. Теперь его никто не боялся, он чувствовал это.

— Узнаешь. Всё узнаешь! — прозвучало ясно в мозгу. — И поймешь. Но потом, когда тебя уже не будет.

— Хотелось бы понять кое-что, пика я есть, — робко заявил Иван.

— Ладно, хорошо, — согласилось ближнее чудище. — Смотри.

Иван глазам своим не поверил, когда кожа на лбу у отвратительного монстра вдруг набухла, покрылась желто-зелёными крупными каплями, а потом лопнула, разошлась — и из глубин, из внутренностей уродливой головы, не имевшей даже костяного, ограждающего мозг черепа, вдруг высверкнули три зеленых настороженно глядящих глаза. Никакой крови, никаких излияний кроме крупных жёлтых капель и похожей на гной жижи — зияющее отверстие-рана, видно, не обеспокоило само чудище. Но тот, кто выглядывал из раны, был до отвращения гадок. Редко Вселенная порождала подобных существ. Маленькая сплюснутая в висках голова на тончайшей дрожащей шее высунулась наружу. Ни носа, ни рта — лишь мягкий трясущийся клювик, с алыми ноздрями и зеленоватым редким пухом. Всё это производило впечатление гнусного и жалкого гаденыша-паразита, присосавшегося к огромному мозгу жирного, безвольного чудища-гиганта. Ивана чуть не вырвало.

— Ну, вот, гляди! — прозвучало ещё отчетливей. И чуть позже: — Нет!

Тебе ещё рано быть в Пристанище.

Ты слишком чужой. Ты не станешь здесь своим. Они всё равно узнают, зачем ты приходил сюда!

Иван вытянул руки с мольбой, совсем позабыв, что обращается не к себе подобному, не к человеку-гуманоиду, а к гадкому существу-прилипале.

— Я всё сам скажу, — проговорил он. — Я ищу таких же как я! Мне надо только узнать о них, найти и помочь им! Помочь ближнему своему — разве от этого кому-то может стать хуже?! Разве будет хуже от этого, вашим зургам или вам самим? Нет! Не будет!

Существо ещё больше вытянуло шею, сузило подслеповатые глаза. Из ноздри клювика потянулась бурая струйка крови. Судя по всему, паразит не выносил даже малейшего напряжения. И всё же он был слишком любопытен.

— Испугался? — надменно вопросил он. — За жизнь свою никчемную испугался?! Хе-хе! Не бойся, тебе же и лучше будет. Они вынут твое подлинное нутро, пересадят в лучшее тело, а бренный и жалкий твой прах сгниет, рассыпется в пыль. Ты будешь жить долго, может быть, и вечно, понял? А вдруг они воплотят тебя в одного из нас?

Тебя могут воплотить в свободное тело, и ты ощутишь блаженство на Священном ковре, ты испытаешь то, чего не в состоянии испытать сейчас. А может, зурги заберут тебя с собой и дадут тебе череду перевоплощений — о-о! это будет твоим счастьем, недостойный. Не жалей ни о чём, они убьют только твою жалкую плоть!

Иван покачал головой, — И жалкую плоть жалко, коли она своя, глубокомысленно заметил он.

Гнусное существо приблизило свой сырой клювик почти к самому лицу Ивана и теперь дышало на него чём-то горячим и приторным, не похожим на воздух. Все три глаза паразита были безумны и невероятно глубоки.

Это был взгляд чудовища из преисподней, рядом с которым меркли клыки, когти и прочие украшения жирных чудищ. Взгляд обладал гипнотической силой, и будь на месте Ивана кто-то другой, плохо бы тому пришлось.

— Тебе будет хорошо после смерти, — выдавило в лицо Ивану существо, очень хорошо. Ты вспомнишь мои слова.

Иван не отодвинул головы. Не поддался.

— Я не понимаю, — медленно проговорил он, — зачем убивать кого-то, чтобы затем перевоплотить его, родить заново в другом теле. Смысл какой? Не лучше ли оставить всё как есть?

Клювик паразита скривился в странной болезненной ухмылке.

— Ты не сможешь понять деяний зургов и смысл их бытия. Но запомни, Пристанище явилось из воплощений Первозургов, Властелинов Жизни и Смерти.

Пристанище живет перевоплощениями. И никому не дано понять Его смысла. Не ломай голову, несчастный. За тебя всё решат. И тебе дадут большее, чем ты имеешь, и большее, чем ты мог бы иметь. Я тебе скажу то, что не принято говорить чужакам. Нет, это не секрет, тут нет тайн и секретов. Тут есть Непостижимое. Слушай: в Пристанище никто не умирает, хотя убивают тут всех!

Пристанище и его властители ценят жизнь — ни единая кроха живой и неживой материи, несущая хоть зачатки разума, никогда не будет умерщвлена.

Пристанище будет нести её и совершенствовать, пусть и вопреки её воле, но на пользу ей и непостижимому Предназначению. Понял?

— Понял, — тихо проговорил Иван. — Разберёмся ещё. — И добавил погромче, с ехидцей: — Небось, вызвали уже своих зургов?!

— Их никто и никогда не вызывает, — ответило существо.

И спряталось в зияющей ране.

Перед Иваном стояло обычное жирное чудище, на лбу которого с необъяснимой скоростью зарубцовывался и пропадал сначала багровый, набухший, а потом бледненький еле заметный шрам. Все четыре глаза чудища глядели вдаль тупо, диковато и уныло.

Иван подобрал меч. Встал. Он уже сообразил, что настоящего, полного контакта не получится, что эти существа смогут наплести ещё много чего, запутать окончательно, но дороги не подскажут. Хоть бы пришли эти зурги, что ли!

— Разберёмся, — повторил Иван мрачно…

Он чувствовал, что от поверхности, от мохнатого красного «ковра» исходит некая сила, пронизывающая всё тело; но непонятная, неизъяснимая.

Что за «ковер»?!

Что за воплощения и перевоплощения?! И где чертов карлик?! Обманул и сбежал?! Нет! Ведь ему что-то надо узнать, он не обойдется без Ивана, он будет его оберегать.

Неведомая сила наполняла тело тихой спокойной мощью, ощущением благополучия и здоровья, но она усыпляла, размягчала. Иван невольно ПРОТИВОСТОЯЛ ей, не поддавался, но она гнула его, она давила без устали и передыху. От ярчайшего света слепли и слезились глаза, всё плыло в розовом тягучем мареве. Даже огромные чудища, вдруг примолкшие, будто утратившие способность мыслить, казались розоватыми.

Иван стряхнул оцепенение. И решил не дожидаться зургов. У него дел было по горле. А рассчитывать в этом переменчивом мире, видно, не на кого.

Надо просто всё время идти — вперёд и вперёд. Не может эта бестолковщина продолжаться до бесконечности.

И он пошёл. Напролом. Прямо на стадо чудищ, в каждом из которых сидело по сверхразумному паразиту-телепату. Чудища неохотно расступались. И молчали. Но голову сдавливало чём-то тягостным, пронизывающим.

Они просто выдавливали его из своей среды, сгоняли с «ковра». Он и впрямь был здесь чужим, чужаком — ведь его ещё не убивали, не перевоплощали. Иван не скрывал своего раздражёния. Он даже пнул в жирный зад одно из лежавших поперек его пути чудищ. То опрометью унеслось за валуны.

Давление усилилось. Голова готова была лопнуть.

Иван еле успевал снимать напряжение. Плохо ему было.

Но он шёл.

У самых крайних валунов, тех, что преграждали путь огненному светилу, пропуская лишь его отдельные убийственные лучи, несколько чудищ сгрудились в кучу, уставились на Ивана бессмысленными глазками.

— Прочь с дороги! — сказал он негромко, но с нажимом.

Чудища не шелохнулись.

Тогда Иван приподнял меч.

— Прочь, гадины! — произнес он совсем тихо, со скрытой яростью, почти не разжимая губ. — Прочь, не то вас заново придётся воплощать. Убью!

Одна из тварей дрогнула, отползла: — Но другие стояли стеной. Из приоткрытых пастей исходил прерывистый змеиный шип. Лязгали огромные клыки.

Перевитые хвосты били по «ковру», нервно подрагивали. Тупые глазки чудищ наливались лютой бычьей злобой. Тяжелые панцирные пластины на загривках вставали дыбом.

Но не эта животная сила пугала Ивана. Он ощущал, что психическое, гипнотическое давление нарастает, становится почти не переносимым — голова раскалывалась от острейшей боли. Промедление могло обернуться бедой.

И тогда он бросился вперёд.

Иззубренный меч пропорол морщинистое горло ближнего чудища. Иван еле успел отпрыгнуть в сторону, его чуть не сшибло с ног мощной струей чёрной густой крови, что ударила из пробитой аорты.

Второй удар был ещё сокрушительней — у сунувшейся было к Ивану твари огромная её голова будто сама по себе вдруг свесилась на бочок, а потом и сама тварь завалилась прямо на «ковер», сотрясаясь жирными телесами.

Иван рубил в лапшу следующее чудище. Но он уже всё понимал — настоящие его недруги стояли позади да по бокам, именно оттуда исходило злое поле, недобрая сила.

Они управляли и теми глупыми, покорными животными, что преграждали Ивану путь и гибли от его меча. Да, далеко не в каждом чудище сидел сверхразумный паразит. Но Ивану всё это было безразлично. Он рвался вперёд, он крушил эту неприступную стену плоти, он вгрызался в неё и он пробивал её.

«Остановись! Остановись!! Там твоя гибель! Там не будет воплощений и перевоплощений! Остановись!!! — давило в мозг с напором и силой гидравлического пресса. — Там вечная смерть! Остановись!! Зурги уже идут! Стой!!!»

— Ну уж нет! — заорал Иван во всю глотку, смахивая пот со лба и не переставая орудовать мечом.

— Стой! — прозвучало совсем явственно. И затылок сковало оцепенением.

— Получай, нечисть!

Иван извернулся, в прыжке занес меч над головой и с силой вонзил его прямо в глаз чудищу, подкравшемуся сзади. Уже падая, он выставил острие вверх. И не ошибся — громадина напоролась горлом на безжалостную сталь, содрогнулась, забилась в предсмертной агонии.

Нужен был ещё один удар. Последний.

И Иван не оплошал. Лезвие меча рассекло мясистый мягкий лоб.

— Вот теперь, нечисть, воплощайся. Перелезай в другое тело! — Иван занес оружие над разверзнутой раной.

Но опустить не успел. Чутье не подвело его, спасло. Сзади на него разом бросились безмозглые твари, те, что преграждали путь. Они бы его просто затоптали. Спасло чудо. Миг. Один миг! Иван успел сдернуть с плеча лучемёт. Он дал на полную. Давненько он так не палил из этой надежной и простой штуковины — последний раз лет семь назад, когда пробивался к своим на Заоблачном Шаре, семнадцатой псевдопланете системы Кара-Зога III. В тот чёрный день он получил девять ранений, одно из них чуть не стало последним.

Он выпустил предельный заряд прямо в пасть циклопоидному архозавру, который уже настиг его, уже торжествовал, намереваясь высосать как можно медленнее, растягивая удовольствие, мозг жертвы. Архозавры превосходили интеллектом землян. Но их звериная суть подавляла их ум, гасила его. И потому они не могли быть землянам конкурентами во Вселенной. И всё же необъяснимая злоба бросала их на смерть. Перемещающиеся в разных измерениях, они таили угрозу в самих себе. Это было поистине страшно.

Иван никогда с тех пор не ходил в систему Кара-Зога.

Архозавра прожгло насквозь, несмотря на то, что его организм был металлокремниевым, а вместо крови текла по артериям и венам кислота. Что рядом с архозавром эти толстухи и толстяки! Иван остановил шестерых чудищ одним залпом — съежившиеся, поникшие, обугленные туши осели на красную мохнатую поверхность. Отвратительно запахло паленым, горелым, — Стой!!! — прозвучало явственно.

И тут же многоголосие мыслей ворвалось в мозг.

«Зурги! Зурги!! Они уже за барьером! Они скоро будут здесь! Остановите убийцу! Остановите его! Они уже здесь!!!»

Иван не знал, куда ему глядеть, что делать. Опасность могла настигнуть с любой стороны, отовсюду. Краем глаза он видел, как из пропоротой туши чудища выкарабкалось на свет Божий гнусное голое существо, как поползло в сторону валунов, оставляя позади себя на «ковре» чёрные слизистые пятна, как волочился за существом длиннющий, наверное бесконечный тонкий мокрый хвост, как цеплялось оно хиленькими когтистыми лапками за шероховатости…

Видел Иван и сгрудившееся в кучу стадо пугливых чудищ, тех, в ком обитали перевоплощенные, если им верить, существа. Видел и останки чудищ, тупых и упрямых. Два животных по-прежнему преграждали дорогу за валуны. Всё видел Иван. Но вот никаких зургов он пока узреть не мог. Даже не представлял, откуда эти зурги должны появиться. И только когда в дальнем конце поляны вырисовались два высоких двуногих силуэта, Иван решил, что испытывать судьбу большой грех. Он разбежался, что было мочи, вспрыгнул одному из чудищ на круп… и сиганул прямо за валуны, ещё не видя, что его там ожидает.

— До встречи! — успел выкрикнуть он от какой-то излишней, глуповатой и несвойственной ему лихости. И показалось ему, что лишь чудом его не уцепила за горло мохнато-когтистая лапа, которая вырвалась словно из небытия…

Голову сдавило нечеловеческой силой. И вдруг разом отпустило. Ударивший было в глаза нестерпимый свет погас.

При падении Иван потерял ориентацию. Первой мыслью было — ослеп, чёрная, страшная темень в глазах! Он с силой зажмурился, не желая верить в худшее.

Под руками и ногами было что-то мягкое и холодное, колющее немного. Он ушёл от них. Ушел. Но где он теперь?!

Иван медленно приоткрыл глаза. Темно. Тогда он перевернулся на спину.

Замер. По ночному, усеянному мрачными тучами небу плыла бледная изрытая оспинами луна. Он лежал в лесу. Маячили островерхие макушки деревьев, темнели кроны. Где-то вдалеке тихо выл кто-то.

Палая хвоя колола шею.

Иван приподнял голову, повернул её — саженях в десяти чуть высвечивалось кривое окошко избушки. Той самой.

— Стоило дверь выламывать, — задумчиво произнес Иван вслух.

Он подошёл к избушке. Дверь была на месте. Кривая, замшелая, но целехонькая она висела на ржавых петлях и казалось, вот-вот заскрипит.

Шлюз-переходник. Ещё один шлюз в никуда. Иван стоял перед заколдованной избушкой в растерянности.

Никто его не преследовал. Возможно, эти самые зурги не могли попасть в лес, а может быть, им не особо нужен был чужак-пришелец. Может быть, никаких зургов и вообще не было на белом свете. Мало ли что могли наплести эти гадкие твари; Или… Или это ещё проще объясняется — мания преследования, шизоидно-параноидальный криз, и ничего этого вообще нет — нет никакой планеты Навей, нет созвездия Оборотней, нет во Вселенной лежбищ Смерти, и уж тем более нет живых деревьев, утроб, сказочных барьеров, пропускающих живую плоть и неживую по выбору, нет мохначей, спящих и пробуждающихся миров с их невидимыми демонами-убийцами, нет лесной нечисти, крылатой мерзости, гибридных паразиточудищ, нет гнусного, подлого и лживого карлика-колдуна Авварона Зурр бан-Турга, нет его ни в одном из воплощений Ога, потому что и самого Ога нету, более того, нет никаких «серьёзных людей» — нет и не было и никто его никуда не посылал, а лежит он сейчас в психиатрической клинике на огромной пластиконовой постели в смирительной рубахе и без проблесков сознания, и вся эта бредятина вместе со шлюзами, многомерными мирами и прочими чудесами творится лишь в его больной несчастной воспалённой после очередного поиска голове.

Да, это так! Мрачные мысли настолько одолели Ивана и упрочились в его мозгу, что он и не заметил, как дверь избушки резко распахнулась, вылетела чёрная тень, пропала в ночи. Только на лбу осталась лёгкая ссадина. Она была самой натуральной, побаливала. Да и холодный ветер, непонятно откуда взявшийся в лесу, был самым настоящим ветром. Всё вокруг было настоящим!

Надо было идти в избушку. И ждать.

— Заходи, Иван! — раздался вдруг голос из тьмы сеней. — Нам уже давно пора в путь!

— Ты где? — машинально откликнулся Иван.

— Да здесь, где же ещё!

Это был голос Авварона — приглушенный и вкрадчивый.

— Иду!

Сердце у Ивана забилось сильнее. Пока он нужен колдуну, ничего с ним не случится, ничего! Тот будет оберегать его! Надо поднажать на проклятого Авварона — пускай быстрее ведет; куда надо, не то…

— Иду!

В сенях Иван снова зацепил плечом то ли таз, то ли корыто, сбил с гвоздя — грохоту и звона с дребезгом было на весь лес. Тьма в сенях стояла какая-то странная.

Иван всегда нормально видел в темноте, глаза быстро к ней привыкали, но тут не было видно ни зги, это была непростая темнота.

— Иду! — ещё раз заверил Иван, сбивая нечто глухогремучее, огромное и пыльное. — Иду!

Он сделал шаг в комнатку, пригнулся, чтобы не удариться о низкую притолоку… и полетел вниз. Это было настолько неожиданно, что Иван сначала не понял, почему в избушке, в комнатенке сыро, кто мог затопить её до половины, не верхние же жильцы. Он погрузился вниз, словно никакого пола не было.

Его и на самом деле не было. В глазах прояснилось не сразу. Но когда прояснилось, Иван увидел, что он по плечи увяз в зеленой хлюпкой трясине, что до поросшего корявым ельником низкого бережка далеко, что ряска на поверхности болота дрожит и лопается, что над головой необычайно низкое серое, хмурое небо.

Трясина тянула вниз. Он пытался не поддаваться ей.

Железный тяжёлый меч гирей висел на поясе. Бросать его было жалко. Что с ним погибать, что без него.

Обманул подлый карлик, колдун чертов, снова обманул!

Иван был зол на весь свет. Но не время сводить счеты.

Сейчас главное — выжить. Всё остальное потом. Глупо погибать в поганом болоте за сотни тысяч парсеков от Земли. Иван поглядывал на ельник, на бережок — и ему не верилось, что это не Земля. Всё было земным, обыденным.

Кроме проклятых шлюзов-переходников.

Плавать в трясине дано не каждому. Ивану никогда не нравилось это занятие — ещё со времен Школы, когда их забрасывали то в болота, то в джунгли, то на льдины, то в пустыни и заставляли выживать там в любых условиях.

Именно заставляли, пощады в Школе не было. И потому из тысячи поступивших до выпускных экзаменов дотягивало два-три десятка будущих космодесантников. Отсев был огромным, многие гибли, становились калеками.

Что делать, они знали, на что шли, ведь недаром их называли смертниками.

Освоение Космоса было проклятием для Земли и её матерей. Это был чёрный заколдованный круг, в который на смену погибшим вступали обречённые. За одиночками десантниками-поисковиками, штурмовиками Вселенной, шли десятки исследователей, за исследователями тысячи геизаторов-строителей, за ними миллионы привыкших к роскоши и комфорту землян. Последним цена за освоение новых миров не казалась слишком высокой. Геизация Мироздания шла полным ходом. Люди быстро забывали, что их благополучие строилось на костях и крови первопроходцев.

Иван был первопроходцем. И потому он умел плавать в трясине. Он из последних сил тянул к берегу, изнемогая от чудовищного напряжения, преодолевая убийственную мощь болота. Он не суетился, не размахивал руками, не сучил ногами, каждое движение было размеренным, продуманным. И всё равно продвигаться удавалось по вершку, по крохе. Он был уже почти в прострации, когда до берега оставалось два-три метра, сознание покидало его, зелёная жуть сужала мельтешащий, подрагивающий круг перед глазами. И всё же он рванулся, ухватился рукой за поникшую ветвь огромной уродливой ели. Надо было подтянуться немного, и всё, спасение. Иван уже вылез почти наполовину из трясины, когда ветвь обломилась — гнилье! Он успел перехватиться другой рукой за верхнюю часть ветки, бросил обломок. Но тут на него повалилось само дерево, накрывая бурой жухлой игольчатой кроной, вдавливая в трясину.

Гниль! Весь этот лес гнилой. Поганый лес!

Иван нахлебался вонючей жижи. Но вынырнул, вцепился в ствол. Пополз по нему к берегу. Ствол под пальцами обращался в труху, в мокрое бурое месиво. Но Иван полз — по миллиметру, по сантиметру.

На берег он выбрался совершенно обессиленным. Лучемёт и меч были при нем. А усталость дело преходящее.

Иван упал лицом в ковер из пожухлой мягкой хвои. И снова его сморил сон.

Снова он лежал в высокой траве. Глядел в высокое небо. И вел неторопливую беседу. Он не видел собеседника.

Но знал, с кем говорит. А в небе плыло странное облако.

Было оно ослепительно белым и вместе с тем мягким, добрым, не отталкивающим своей белизной, а напротив, влекущим. И когда оно плыло от края, с востока было оно бесформенным и разлапистым как и все облака на свете.

Но по мере хода своего часть облака все больше и больше становилась похожей на старинные космолёты промежуточного класса. И когда облако застыло прямо над Иваном, он видел уже, что это и есть космолёт — один к одному, до мельчайших деталей. Но и не удивлялся, будто и ожидал, что облако это окажется не простым облаком, а чём-то неведомым, несущим для него нечто важное — и снова он видел две фигуры, две белые фигурки в белых скафандрах с белыми шарообразными шлемами. Что-то удерживало эти фигурки у поручней, не давало им оторваться от них, хотя Иван ясно видел, что люди в белых скафандрах рвались куда-то, тела их выгибались, головы в шлемах то клонились к груди, то откидывались назад.

Это длилось бесконечно долго, это было пыткой не только для белых людей, но и в первую очередь для Ивана. Он мучился вдвойне, испытывая и боль физическую, адскую, и боль душевную, и боль от неопределенности, от зыбкости. А голос, знакомый голос батюшки, давнего друга-собеседника, давил в уши: «Ведь это они! Ты разве не узнаешь их! Ты же сам мне всё рассказывал, ну всмотрись, вспомни! Это они! Такое нельзя забыть. Я верну тебе память!!!» Иван не понимал его, он вообще ничего не понимал. Почему эти видения преследуют его? Откуда они, после чего? После Гадры? Или планеты У? Где он был в последний раз, где?!

Кроваво-красная вспышка изуродовала ослепительно-белый мир. Будто в дьявольском пламени горело облако-корабль, горели белые, прикованные к поручням люди, горело всё. Облако разрывали на части чьи-то огромные лапы — восьмипалые, когтистые. Их было много, они были невероятно уродливые, непостижимо беспощадные. Иван их знал. Он их видел, хорошо видел где-то. Но где?! Голос орал в уши, в мозг, в самую сердцевину мозга: «Они убили их!»

«Ты сам всё видел! Они убили и многих до них — тысячи, миллионы, миллиарды смертей! Они убьют всех нас, от них нет спасения! Ты же всё помнишь, всё!

Ну, Иван, очнись! Они не смогли уничтожить нас всех за тысячелетия, но теперь они придут, чтобы дать нам последний смертный бой! Вспомни! Вспомни всё с самого начала!» Казалось, кровь сочится из горящего облака и падает на землю, в траву, Ивану в лицо.

Кровь и огонь. Но он не отворачивался. Он лежал и смотрел в страшную высь. В своё прошлое. И не только в своё.

Трехглазые отвратительно-жуткие морды смотрели сверху вниз, из бездонной черноты неба в его лицо. Был в них ужас. Нечеловеческий ужас. А огонь бушевал. Не стихал.

И голос становился всё громче. Теперь Иван не мог понять, чей это голос — то ли батюшка осип, сорвался, то ли это уже не он кричит. Но слова били остриями: «Ты всё помнишь! Это твои мать и отец! Они их распяли. Они их убили. Это была чудовищная смерть!» Иван и сам обретал голос, он вдруг прорвался, выбился из его горла: «Нет! Это всё неправда! У меня никогда не было ни отца, ни матери!

Меня нашли в капсуле-боте, в Космосе! Всё это неправда!», «Они убили их! Ты чудом спасся. Ты сам всё знаешь. Всё это хранится в твоей памяти. Ты знаешь даже больше, гораздо больше!», «Не верю! Не верю!» — голова у Ивана разрывалась. Он чувствовал, как некая сила, заключенная в его мозгу препятствует его стараниям всё вспомнить, осмыслить. И сила эта была невероятной.

С ней нельзя было тягаться. Она подминала под себя, растворяла, не оставляла надежд. И всё же он не сдавался.

Жуткие лапы и морды разом исчезли. Вместе с кровавым пожарищем. Но часть облака всё же вынырнула из алого марева. И Иван отчетливо увидел два лица на нем: мужское и женское. Лица эти были ему знакомы. Но они будили что-то в сердце, в душе. Эти глаза, губы… эта слезинка, выкатившаяся из женского глаза, оставившая след на щеке. Неужели это так?! Нет! Иван видел, как шевелились губы у мужчины, будто тот силился что-то сказать ему, но не мог, слова не долетали из безмерных далей. Он уже готов был поверить. Он уже поверил. И тогда он услышал мягкий и добрый женский голос, разом проникший в его уши, прозвучавший с болью, непонятной ему болью: «Он не придёт в этот мир мстителем… он вернётся сюда, он всё узнает, но он не будет мстить… иначе я прокляну его — живой или мертвой прокляну!» И лица исчезли. Вместо них в белизне высветилось лицо самого Ивана. Он никогда не видел себя таким — смертельно усталым, исхудавшим до невозможности, почти чёрным, с обветренными растрескавшимися губами и какой-то железной цепью на шее. Страшное лицо. Увидеть себя таким и не зажмуриться, не отвести взгляда сможет не каждый. Иван не отрывал глаз. Небо приковывало его.

Когда он был таким — после Сельмы? Двойного Ургона?!

Нет! Может, он только ещё будет таким?! И вдруг снова в мозгу само собою появилось странное слово «Хархан».

Появилось и исчезло. Лицо в небе стремительно менялось, оно молодело на глазах. Иван не мог ничего понять, но он видел себя помолодевшим на десять лет, двадцать, вот на него уже глядел подросток, мальчишка, малец.

нет, не может быть, разве это он — лицо младенца… и чернота, мрак Космоса, — редкие звёзды. И вот тогда он кое-что увидел. И понял. Он вдруг сам оказался там, в безвоздушной черноте. И горело, билось отсветами по броне корабля пламя, корчились в лютом изнеможении две фигуры на поручнях, висела во мраке серебристо-чёрная громадина. И висел в черноте он сам. Нет, не висел, его держала страшная восьмипалая лапа, та самая. И смотрели на него три нечеловеческих ужасных глаза, смотрели, как не может смотреть ни одно из земных существ, смотрели, пронизывая и обжигая холодным огнём внелюдской ненависти и чего-то ещё более жуткого, недоступного. Эта глаза прожгли Ивана насквозь и вернули ему память. Земля. Мнемограммы. Он всё это видел. Во время мнемоскопии и потом, — позже. Так всё и было. Он помнил даже расположение этих чужих крохотных звёзд на чужом небе. Хархан? Он был там!

Он ещё не всё припоминает. Но он был там! Он вспомнит. Эти изверги отняли у него память. Он не простит им этого. Они пожалеют об этом! Они отняли у него всё и заставили работать на себя. Так было уже. Он многое вспоминал.

Сейчас память лавиной обрушивалась на него: у его народа уже отнимали память, заставляли молиться чужим богам, строить чужие храмы и гибнуть, гибнуть, гибнуть при этом «строительстве». Никакое зло не бывает вечным!

Никакое!

Иван очнулся со зверской головной болью, будто ему на мозг лили расплавленное олово, вбивали в голову шипы. Блокада! Проклятая блокада памяти! Ничего не дается даром. Каждый клок отвоеванной памяти, отвоеванного собственного «я» будет даваться болью, кровью, огромным напряжением. Он знал это. Но он не боялся ни боли, ни напряжения. Он пробьет блокаду! Он уничтожит программу. Он никогда не будет беспамятным человеком-зомби, не бывать этому! Дайте срок, дайте только срок!

Он приподнялся, отряхнул с себя прилипшую хвою, поправил меч у пояса.

И поплелся через лес.

Поганый лес. Иного он звания и не заслуживал. Болота и волчьи ямы.

Гнилой ельник и осинник вперемежку. Небывалые, совсем не земные заросли огромных водянистых поганок, распространяющих вокруг себя удушливо прелый запах. Гигантские фиолетовые мухоморы и тоненькие розовенькие лианы, опутывающие стволы и ветви деревьев и совсем не вяжущиеся с бурым гнилым лапником и чахлой листвой, липкая медузообразная паутина в палец толщиной, чёрные норы на каждом шагу — всё это лишь укрепляло Ивана в мысли: Поганый лес! Тот самый, первый лес, заколдованный, был не в пример лучше. Стоило ли выбираться оттуда? Дважды Ивану перебегали дорогу странные зверьки, напоминавшие больших откормленных крыс на длинных птичьих ножках. Крысы были бесхвостыми, зато рогатыми и писклявыми. Завидев Ивана, они начинали дико пищать, то ли его пугая, то ли сами пугаясь, то ли предупреждая сородичей и прочих обитателей Поганого леса.

Трижды Иван натыкался на остатки вырезанных из песчанника невероятно свирепых идолов — оскаленных и безносых. Таким уродам могли поклоняться существа, не слишком обремененные понятием человеколюбия.

Сюда бы этнографов с Земли! Но Иван не был ни экстразоологом, ни этнографом. Он не мог надолго задерживаться возле каждой диковины.

Он осознавал полную никчемность хождения по лесу.

Но сидеть на месте не мог. У него не было ни ариадниной нити, ни сказочного клубка. Его мог выручить один только карлик-обманщик. Но тот о себе весточки не подавал.

Может, он уже считал из памяти Ивана, что нужно ему было, да и скрылся в неизвестном направлении. Иван, вспомнив про карлика и его страсти, вытащил из нательного клапана шарик стимулятора, проглотил. Через несколько мгновений остатки головной боли как рукой сняло, да и дорога стала легче — ноги сами бежали вперёд.

Из-за деревьев на него пялились чьи-то любопытные глаза. Ивану показалось, что это было одно существо, которое перебегало от ствола к стволу, пряталось за ними, следило. Но он ничего не предпринимал: пока его не трогают и он никого не тронет. Заранее гадать нечего — лес нехороший, и хоть он неземной, а всё ж таки в нём могла водиться всякая погань: и упыри, и лешие, и оборотни, Ивану сейчас только лиха одноглазого не хватало, всё сопутствующее ему имелось в преизбытке.

Без хорошей карты, приборов, датчиков, без плана и без программы можно было век ходить по всем этим лесам. Ходить и клясть судьбу, обижаться на пославших сюда, насылать на них любые проклятия. Но Иван не любил обижаться.

И вместо пустых сотрясений воздуха в виде проклятий, ругани и прочего он предпочитал действие — разобраться, выбраться, а там уж потолковать с кем надо по душам, чтоб впредь неповадно было живые души на погибель гнать.

Выбраться! Поди выберись из этого Поганого леса. Что там подлец Авварон говорил про сферы-веретена да про многомерные лабиринты? А говорил он Иван напряг память — что по этим гирляндам-мирам, соединенным какими-то пуповинами, можно хоть тыщу лет бродить и никуда не прибрести!

Вот в чём штуковина! А где одна тысяча, там и две, и три, и так далее. Ивану было отпущено по общим земным меркам не больше ста восьмидесяти — далековато до тыщи! И снова в мозг кольнуло, пробивая блокаду, — ему уже сейчас больше двухсот. Не может быть! Нет, может.

Иван почти физически ощущал, как возвращалась память. Да, ему больше двухсот, и вместе с тем значительно меньше. После зверского, чудовищного убийства отца и матери там, на окраине Мироздания, он очень долго лежал в анабиозе. Очень долго! Надо всё вспомнить.

Мнемограмма не могла врать. Перед глазами всплыло:

ГЛУБИНА ПАМЯТИ ПАЦИЕНТА — ДВЕСТИ СОРОК

ТРИ ГОДА ОДИННАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ ДВА ДНЯ.

Значит, и лет ему столько же, да плюс ещё последний год — двести сорок пять лет. С ума сойти! И из них двести восемь в крохотной скорлупке посреди Черноты и Пустоты, в Бездне. Его нашли совсем младенцем, он не постарел за эти двести с лишним лет. Ещё тридцать семь от него всё держали в тайне. Он узнал о трагедии лишь год назад. Всего только год. Он узнал и про себя лишь год назад. Иван сжал руками виски. Шага он не замедлил. И бдительности не потерял. Он всё видел, он всё слышал — он шёл по враждебному инопланетному лесу и не мог расслабиться. Все эти земные сосенки да осинки — камуфляж, суть тут иная, зевнешь — смерть. И всё же он не мог не думать. Хархан. Да, он был на этом треклятом, всех почему-то очень интересующем многопространственном Хархане. Но что он из себя представляет? Почему его туда понесло? Что там было? Когда и как вернулся? Блокада! Проклятая блокада памяти. Обратное время. Откат. Какой ещё откат? Иван не мог толком объяснить, но знал, кровь ему подсказывала, мышцы, костный мозг, их память — откат непременно будет. Если, конечно он раньше не отдаст концы. Нет, погибать нельзя.

Иван взял лучемёт наизготовку. Он будет вдвое осмотрительнее, втрое!

Итак, гирлянды-миры соединены пуповинами. Но он же прошел четыре круга, как говорил карлик-крысеныш, внешнего барьера, а заодно и охранительный какой-то слой, значит, все гирлянды позади.

Или не все? А вдруг у внешнего барьера Пристанища есть ещё четыре круга? Или сорок четыре? Гадать нечего, пустое даю. Сферы-веретена пронизывают миры и выходят, ежели Авварон не врет, на каждой планете Вселенной. Иван чуть не сбился с ритма. На каждой, значит, и на Земле.

Говоря проще, одна из сфер-веретен — это прямой канал на Землю. Не нужен Д-статор, не нужен возвратник. Можно переместиться по сфере-веретену. А если колдунишка врет? И даже если не врет, где искать это чёртово веретено?

Неразрешимая загадка. Тут без знания местных штучек не обойдешься. Здесь нужен проводник.

Иначе смерть или вековечное блуждание по кругу. Есть ещё, правда, Иван усмехнулся, возможность воплощения и даже перевоплощения. Да только что-то не очень хочется. Лучше бродить кругами и тонуть в болотах, скакать по деревьям и биться с мохнатой нечистью. Хархан! Там было что-то подобное.

Теперь Иван точно знал. Знал не со слов «серьёзных» людей, не со слов негодяя Авварона, а знал сам — он только не мог вспомнить, что именно, как всё это было там. Да и был ведь там не один Хархан.

Точно — не один. Всплыло из темноты и пустоты: Харх-А-ан. Хархан-А.

Система. Меж-арха-анье. Квазиярус. Ха-Архан. Поначалу ему показалось, что это мозг чудит, занимается вариациями на заданную тему, переиначивает на все лады одно слово. Но мозг не чудил. Он выбирал из закрытого сектора по крохам «запрещенную» память. И голова отзывалась болью. Жгучей и тупой, терпимой и почти невыносимой. Иван сжимал зубы. Внимательно всматривался в местность. И продолжал терзать себя.

Там тоже были «миры»,«веретена», «шлюзы», «гирлянды», «ярусы». По тому миру надо было уметь перемещаться. И он почти умел, один единственный из землян.

И «серьёзные», и Авварон это знали с самого начала. При воспоминании об Аввароне Иван невольно усмирил ход мыслей. Колдун-телепат мог быть где-то рядом и прощупывать его, Иванов, мозг. Нет, раньше времени он не должен ничего узнать. Иван теперь уже сам блокировал в своей памяти всё, что могло навести колдуна на след. Теперь он понимал «серьёзных», они закрыли его память не только от самого Ивана. Они боялись утечки. И не зря боялись.

Иван их понимал. Но он их не простил. И не собирался прощать. Дальше!

Дальше! Пока не утеряна нить надо раскручивать клубок! Ярусы. Шлюзы. Миры, Веретена. Что же ещё? Узловые точки! Да, узловые точки! И ещё перпендикулярные уровни! Это не сферы-веретена, нет. Но по ним тоже можно перемещаться из мира в мир.

А если найти точки входа-выхода в Обратное время, это вообще сказка — это всё, что нужно для успеха! Иван чуть не задохнулся. Они знали, кого посылать сюда. Знали!

Он единственный на Земле. И если он поначалу шёл через шлюзы и уровни машинально, по инстинктивной памяти, то теперь… Нет, ещё рано загадывать.

Совсем рано.

Он не сумел толком использовать ни один уровень. Ни один шлюз-переходник. С избушкой оплошал. С кратерами не разобрался толком.

Дупло-коридор прошел впустую. Д-статору не смог задать координаты… Иван опять спохватился. Чертову колдуну нужны координаты Хархана. А значит, координаты всей Системы. Координаты Иной Вселенной. Но ведь, этот негодяй что-то говорил про нулевой канал, который якобы является выходом в Иную Вселенную. Выход?! Он вспомнил чудовищную Черную Дыру. Коллапса?! Вспомнил своё падение в него, стремительный полёт, выход в Иной мир. Они вели его.

Да, они вели. Он сам бы никогда не прошел Черную Дыру. И карлику надо знать путь туда. Нет, путь — это Нулевой Канал. Ему надо знать точное место в этой Иной Вселенной и её устройство, её главные законы. Зачем? Нет, гадать нельзя. Тут другое. Есть канал, следовательно, есть проход. Есть проход, значит, жители Пристанища могут туда попасть. Значит, они могут свободно переместиться на Землю. Им нужны координаты. Но они ведь знают всё о Земле? Значит, не всё! Пристанище — это часть Земли.

А Земля — это часть Пристанища. Но Пристанище больше всей Вселенной. У него есть области в Ином мире, так? А оттуда есть вход-выход на Землю и в Пристанище.

Чудовищно! Иван остолбенел. Только сейчас до него стало доходить, что всё это означает. А означало это лишь одно — беспечная, погрязшая в изобилии, роскоши, неге Земля, та самая Земля, которая отодвинула свои внешние границы на сотни тысяч парсеков во все стороны от планеты-матушки.

Земля, упивающаяся своим величием, мощью, неприступностью, Земля, имеющая совокупный Звездный Флот, способный сокрушить любую из известных цивилизаций и все их вместе взятые, Земля, обладающая энергетическим потенциалом в сотни Сверхновых звёзд и инфраструктурами, не имеющими себе равных во Вселенной, эта избранница Божья и создание Божье, на самом деле открыта и беззащитна, как дитя, играющееся в куличики перед пастью аллигатора.

Что же там было — на Хархане?! Иван почти точно знал, там готовится нечто чудовищное, необратимое. Но что?! Голова болела уже нестерпимо. Он не мог больше выдерживать эту боль. Он был готов выдрать из мозга блокирующий сектор. Он вцепился обеими руками в свои длинные, запущенные кудри и то сдавливал виски, то тянул себя за волосы, словно собирался снять собственный скальп. Он не мог стоять. И ноги его не держали, они подогнулись — Иван плашмя упал в хвою. Проклятье! Всё потом! Хватит терзать себя. Хватит! Потом он всё вспомнит. Но не сейчас. Иначе смерть! Иначе конец всему, не только ему, как личности, как десантнику-смертнику, конец чему-то большему, может, и…

Метров сорок он прополз по сырой разлагающейся хвое. Он боялся остановиться, боялся потерять сознание от боли. Он запретил себе думать о чём-то ином кроме Поганого леса, гнилых корявых стволов, перебегающих от дерева к дереву леших, писклявых крысах на журавлиных ножках. Хватит.

Сперва надо выжить. А потом.

Он медленно встал на колени. Шатаясь, приподнялся.

Сделал шаг, другой. Всё нормально. Всё в порядке. Есть только Поганый лес, и ни черта больше. Лес и он сам в лесу!

Боль отступала. Иван вытащил шарик стимулятора, проглотил. Надо идти вперёд, только вперёд. И тут он впервые увидал глаза! Безумные. Пустые. И вместе с тем полные безутешной тоски, страха и чего-то дикого, полузвериного. Взгляд из-за дерева парализовал его. Леший!

Такой взор мог иметь только леший. Не зверь, не птица, не инопланетный гуманоид. Только тот мог обладать этим взглядом; кто продал душу дьяволу, кто нес в себе тоску вечного проклятья, страх грядущей, ещё очень далёкой, но всё же неминуемой расплаты и дикость разумного зверочеловека. Нечисти нет на белом свете, учили Ивана и всех землян учебники, ученые книги, опыт прожитых лет. Нечисть есть, шептали ему тайком парни из Закрытого сектора.

Она была, есть и будет — эта такая же реалия бытия, как и всё прочее. Они знали, что говорили.

Но Иван им не верил.

И вот теперь он замер с поднятой ногой. И не смел её опустить. Эта тварь не боялась его больше. Она смотрела на него во все глаза. А Ивану казалось, что глаз один. Это было как наваждение — он ясно видел на лице лешего два глаза. Но он видел и чёрный провал между ними. И был это не провал, а жуткий меняющий цвет и форму зрачок.

Носа на заросшем реденькой рыжей шерсткой лице почти не было, только две чуть выпуклые ноздри, тянущиеся к подбородку вместе с верхней губой.

Высокие, почти касающиеся рысьих ушей плечи, узкое вытянутое тело с чахоточной грудью и ещё более узким тазом. Леший, лешак, лихо одноглазое.

Откуда он тут, на планете-призраке в Пристанище?! Оборотень?

Иван опустил ногу. Сделал шажок вперёд. Он боялся спугнуть нечисть. Он боялся потерять хоть малейший шанс. Но существо, кем бы оно ни было, — не боялось чужака. Более того, оно вдруг вышло из-за полусгоревшей чёрной ели и остановилось у Ивана на пути, преграждая его.

— Кто ты? — спросил Иван на общедоступном межзвездном языке.

Существо не ответили.

Оно было очень странным. Иван никак не мог его рассмотреть толком, хотя обычно он сразу схватывал новые черты, облик встречных-поперечных, запоминал — он обладал взглядом профессионала, фотографирующего объект, воспринимающего его сразу, целиком и во всех деталях. Но сейчас творилось нечто неладное. Иван дважды тряс головой, пытаясь согнать с глаз несуществующую муть, прочистить их. Он не решался поднять руки неизвестно как воспримет этот жест страннее существо с тоскливо-пугливыми глазищами.

Нет, глаз всё же был один. Иван уже понял — никакой мути в глазах нет, он видит то, что ему показывают. Тело существа беспрестанно меняло очертания, будто оно дрожали крупной рваной дрожью. В нём не было ничего постоянного, ничего надежного, прочного — сквозь редкую шерсть просматривались местами ели и осины. Правая рука или лапа существа всё время пропадала и казалось, что оно вообще однорукое. То же творилось и с ногами — они то сливались в одну голенастую полусогнутую лосиную ногу с раздваивающимся на конце пучком рыжей шерсти, то вновь разделялись, уловить момент перехода было невозможно. Фантом! Наведённый фантом! — так решил Иван. Но леший был настолько не похож на все обычные фантомы, что с окончательным диагнозом не следовало спешить.

— Кто ты? — повторил Иван.

— Кто ты? — машинально отозвалось существо. И вытянув ручищу на почти нереальное расстояние в семь метров, коснулось Ивановой груди.

Прикосновение было мягким, осторожным. Вместе с ним Иван ощутил, как в голове его кто-то хозяйничает, с непостижимой скоростью выуживая всё подряд. Он тут же блокировал мозг.

— Поздно, — сказало существо тихо, со значением, — я уже всё знаю.

Тягучий говор и пропадающие согласные вместе с тяжёлым придыханием и всхлипами выдавали в существе его неземное происхождение. Леший заговорил на родном языке Ивана. Он говорил по-русски. Иван слишком много видел в жизни, чтобы удивляться новому. И всё же он не мог понять, почему все эти существа, лишенные каких-либо видимых приборов, мнемощупов, переговорников, запросто проникали в его мозг, начинали говорить с ним на его языке и… как они выражались, «всё знали» о нем и Земле. Это было непостижимо.

Биоцивилизация, достигшая сказочных высот развития? Раса, обладающая тайным зданием? Да кто же они такие, дьявол их забери!

— Ты не найдешь здесь то, что ищешь! — выдал вдруг леший без интонаций, продолжая дрожать и дергаться.

— А что я ищу? — поинтересовался Иван.

— Себе подобных. И вход. Потом ты будешь искать выход.

— Откуда такая уверенность?

— Ты не первый здесь.

Иван опустил глаза. Подлый Авварон тоже говорил что-то про предшественников Ивана, легших костьми на подступах к Пристанищу. Значит, были земляне здесь, были?

— Были, — равнодушным тоном ответил леший. И впервые за всё время моргнул своим непонятным глазом — волосатое веко скрыло зрачок. Когда оно поднялось было на его плоском лице два тоскливых, диких ока.

И каждое смотрело в свою сторону. — Они не совсем погибли, ты не правильно думаешь.

Иван уже думал о другом — о том, что всех их, скопом, не разбирая, пора брать и силком тащить в психушку: и его, и лешего, и гнусного колдуна вместе с его Огом, и филина, и чудищ с прилипалами, и мохначей-призраков! Всех! Но вслух он сказал другое:

— Не совсем погибли? Здорово получается. Я вот всегда считал, что можно не совсем проснуться, не совсем выздороветь, но погибнуть не совсем нельзя. Можно погибнуть или не погибнуть.

— Это почти Пристанище, — уныло протянул леший, выговаривая каждое слово старательно и с натугой, — здесь нельзя совсем погибнуть. Жизнь здесь состоит из череды воплощений и перевоплощений. Разумная материя слишком ценна, её не хватает, её нельзя превращать в ничто.

— Кто это определил?

— Не будь излишне любопытным, подумай о себе, — посоветовал леший.

Рука его обрела прежние размеры, она больше не вытягивалась резиновой безразмерной кишкой. Но сам леший оставался каким-то нематериальным, зыбким.

— Хорошо. Тогда ответь, где те люди, что приходили до меня? Если они не погибли, они должны где-то быть, так ведь? — Иван пытался взывать к логике, но на успех не очень-то надеялся. Он больше надеялся на меч, лучемёт и собственные руки. — С ними ведь сделали что-то?

Они перестали быть людьми, так? И кто такие зурги?

Нет погоди, не упрекай меня в излишестве вопросов — отвечай, где мне подобные?

Сквозь грудь лешего просматривался клок серого неба и верхушка осины.

Глаз опять был один, с огромным чёрным зрачком. Говорил леший, не разжимая губ, только чуть шевелил ими, возможно, это лишь казалось из-за шерсти, скрывавшей сам рот. Именно шерсти, бородой и усами волосяной покров существа на нижней части лица назвать было никак нельзя.

— Они в разных мирах, — в разных телах. Часть одного из чужаков во мне, — леший неожиданно осклабился, показывая бледно-лиловые частые пилообразные зубы и чёрный раздвоенный язык, вырвавшийся наружу и столь же внезапно пропавший. — Мне досталась только часть пришлеца. Она в моем теле и моем мозгу. Но я бы мог принять ещё немного. — Леший плотоядно поглядел па Ивана, и вновь его язык с узким раздвоенным концом, метнувшись над шерстью, пропал в пасти.

— Не верю! Ни единому слову не верю! — вырвалось у Ивана. Он явственно ощутил, что его в очередной раз начинают водить за нос, дурить.

— Я Рон Дэйк. Нагрудный номер ХС 707320. Отряд «Сигма-П», Проект Визит Вежливости, — проговорил вдруг леший не своим голосом, без акцентов и придыханий, всхлипов и растяжек.

Такого Иван не ожидал. Но ещё больше его поразила перемена в лешем.

Вместе с первым же изданным звуком волосатое лицо растворилось в набежавшей на него студенистой пелене, пропало. Но вместо него чётко обозначилось лицо человека, землянина с крупным перебитым носом, выпирающей вперёд нижней челюстью и узкими бескровными губами. В обрамлении рыжей шерсти, торчащей сверху и по бокам, рысьих ушей, да ещё на этом зыбком полуреальном теле с высоко поднятыми шерстистыми плечами человечий лик выглядел более чем непривычно. Снова наведённый образ, призрак, фантом, решил Иван.

— Нет, это не фантом, — сказал леший, он же Рон Дэйк. — Это явь. Вам повезло больше, мой друг, я не смог пройти дальше Второго Круга. Мохнатые ребятки, надеюсь, вы знакомы с ними, меня здорово разделали.

Сейчас мне уже не стыдно признаваться в этом, поверьте.

Сейчас мне нет необходимости соблюдать всю эту земную секретность, важность, прочие условности… Я уже в Пристанище. И здесь я тоже, сами видите. Тут неплохо, мой друг. Тут лучше, чем на Земле.

— Ваше задание? — почти без вопросительных интонаций выдавил из себя ошарашенный Иван. Его рука, лежавшая на ложе лучемёта, заметно подрагивала.

— Ради бога! Задание простейшее: проникнуть как можно дальше в этот мир. Потом должна была включиться какая-то программа, я ничего о ней не могу сказать — её выпихнули из моего мозга местные умельцы.

Спросите у них. — хе-хе, если сможете, — лицо исказило странное подобие улыбки. Землянин не мог так улыбаться.

В душу Ивана снова закрались сомнения, подозрения.

— Это вы напрасно, — уловил его мысли Рон Дэйк, — никакого обмана здесь нет. И быть не может. Просто я уже не совсем тот человек, точнее, я уже не человек, понимаете вы это, мой друг, или нет — я поднялся на ступеньку выше, я воплощен.

— Хорошо, — заспешил вдруг Иван. Он во всё поверил разом. — Хорошо. С воплощениями мы ещё Разберёмся. Я вас ерошу ответить мне: кто вас послал сюда, были ли до вас резиденты?

— Меня направил на планету Навей Четвёртый сектор Центра Ай-Тантра, Лас-Римос, Объединенное Мировое Сообщество. Удовлетворены?

— Кто был ещё?

— О тем, что были ещё забросы, я узнал только здесь.

Вы тоже всё узнаете, мой друг, не надо спешить. Воплощение на многое откроет вам глаза. Вы сейчас бродите в потемках, тычетесь носом как слепой щенок. Извините за сравнение, но на самом деле ещё хуже. Я вам рекомендую не затягивать. У вас уже была возможность — помните Священный Ковер?

— Помню, — ответил Иван, — но хотелось бы ещё немного потыкаться носом в потемках. У меня, знаете, светобоязнь. Что вы знаете о заложниках-землянах. Вы, как человек, как землянин, должны мне помочь.

— Всё это не заслуживающие внимания вещи. Заложники. Ну зачем тут кому-то какие-то заложники-земляне! Вы хоть представляете, где находитесь, с кем имеете дело? Ведь вы уже кое-что повидали и пощупали собственными руками…

— Отвечайте прямо — есть они на планете или их нет?! — Иван пошёл в наступление. Что ему ещё оставалось, кто ещё мог ответить на его вопросы!

Нечеловеческая улыбка снова скривила горбоносое лицо Рона Дэйка, и проглянули в этом лице уловимые, приметные лешачьи черты, засветилась темным огнём в глазах неизбывная тоска, перемешенная со страхом далекого грядущего, высверкнула звериная дикость и перемешалось всё с холодным нелюдским умом. Ивану на миг показалось, что и глаза Дэйка слились в один огромный безумный прозорливый глаз, что вырвалось из бескровных губ чёрное змеиное жало и скрылось тут же. Только покрытое рыжей шерстью расплывчатое тело по-прежнему билось в дрожи-судороге.

— Странное слово — заложники, — улыбка погасла на лице Дэйка, сменившись выражением безразличия и некоторого отсутствия, — если подыскать земные аналогии, это всё можно скорее назвать иначе консерванты, что ли, резервный материал, немного грубовато, но слова ничего не меняют. Их можно назвать даже сырьем. Они и есть сырье, материал. Вы извините меня, не Пристанище живет по своим законам. И не нам с вами их менять.

Из-за чахлых колючих кустов выбежала на своих тонких ножках очередная рогатая крыса. Метнулась было через дорогу между Иваном и лешим, чего-то вдруг перепугалась, запищала оглушительно и жутко. И смолкла внезапно, резко. Иван краем глаза заметил, как лицо Дэйка сменилось страшной мордой лешего, как метнул он взгляд на крысу — как та мгновенно превратилась в комок трепещущей медузообразной слизи, растеклась, оставляя чёрное маслянистое пятно на палой хвое. Но лик лешего уже пропал. На Ивана снова печально и устало смотрел Рон Дэйк из центра Ай-Тантра.

— Вы могли бы так и со мной… — спросил Иван.

Дэйк кивнул.

— Так в чём же дело?

— Тут свои законы. Свои интересы.

— Хорошо. Раз все тут такие всемогущие и умные, ответь, что мешает вашим умельцам считывать блокированную информацию из мозга? Почему они не могут сразу же вынуть программу. Заставить работать резидента на себя в его собственном теле, не воплощая его и не перевоплощая?

Рон Дэйк вздохнул, разжал плотно стиснутые губы.

— Всё! Это последний вопрос. Я отвечу на него — программу можно вынуть. Но снять блокаду нельзя. Блокада снимается изнутри. Можно убить мозг, можно уничтожить блокированный участок. Но не более того. И ещё, мой друг. Пристанищу некуда спешить — оно вечно. Вы всё время мыслите человеческими мерками. А здесь мерки другие. Всё. Мне пора, я не могу всё время быть в одном круге, в одном месте. Зург вам всё объяснит.

Лицо Рона Дэйка исчезло. Перед Иваном стоял леший и буравил его своим огромным глазом.

— Так ты и есть зург? — спросил Иван.

Леший обмахнул жуткую свою морду чёрным змеиным языком, раздул ноздри.

Он сделал навстречу Ивану три шага. И снова замер.

— Ты всё скоро узнаешь.

Иван ощущал давящую силу огромного глаза, чёрного зрачка. Но чувствовал и другое: у него достанет выдержки, он устоит. Он не жаба! Надо только выйти из поля этого глаза. Надо освободиться от чар. Вся эта нечисть сильна только тогда, когда ты сам готов ей поддаться.

Щиты! Надо выставлять щит за щитом. Иван понял, что обычных пси-барьеров гиперсенсорного уровня для защиты от лешего не хватит. Только щиты Вритры! Он древнейшим ведическим приёмом ввел себя в состояние «хрустального холода». Первый щит изумрудно-прозрачным колпаком накрыл его, почти полностью прерывая все связи с внешним миром. Второй щит «рубиновый огонь», полыхнул в глазах красным заревом и сделал его недоступным. Теперь медлить нельзя. Иван знал, что щиты Вритры он продержит не дольше двух минут. За это время надо успеть. Или гибель, воплощение и всё остальное…

Он видел, как мгновенно изменился леший, как его схватило вдруг в необоримом припадке-трясучке, как затряслась его шерстистая уродливая голова — казалось был слышен даже лязг зубов. Леший на глазах становился всё более отвратительным, гадким, страшным. Он увеличивался в размерах и теперь уже был вдвое выше Ивана, его корявые лапы тянулись к путнику, из шерсти высверкивали скрытые до того чёрные поблёскивающие когти. И ни звука. Ни единого звука не исходило из лешего, точнее, ни одного писка, шороха, крика, слова не пропускали щиты. Лишь беззвучно раскрывалась страшная пасть, высовывался чёрный язык.

Выжидать не было смысла.

Иван ухватил меч обеими руками и ринулся вперёд.

Времени оставалось чуть более полутора минут. Первый удар пришелся лешему по ногам. Под таким ударом ни одно живое существо не устояло бы. Но леший не только устоял, он даже не шелохнулся — меч прошел сквозь его ноги, словно их и не было. Фантом! Иван заскрежетал зубами от бессилия. Но тут же получил сокрушительный удар по голове. Щиты Вритры не защищали его от физического воздействия. И удар был совсем не призрачным.

Иван упал на спину, дважды перевернулся и застыл на четвереньках.

Леший стоял прямо перед ним и пристально смотрел ему в лицо своим налитым злобою глазом.

Он всё понимал, он выжидал.

— Нечисть! — сорвалось у Ивана с губ. — Гнусная нечисть! Ну, держись!

Это не призрак. Это способность переконцентрации вещества, перераспределения. С таким Ивану уже доводилось сталкиваться. Надо бить из лучемёта, рассеянным залпом из четырёх боковых микростволов. И всё! Времени совсем в обрез.

Иван вскочил на ноги. Отпрыгнул назад. Нет, он не будет тратить заряда на эту погань. Он уложит её и так!

Меч превратился в убийственное «северное сияние», когда Иван взмыл вверх. В прыжке он десятикратно рассек грудь и шею лешего. Но меч только свистел, сверкал в воздухе, не встречая сопротивления.

Леший был неуязвим. Но и он имел слабые места.

Падая, Иван неожиданным ударом рубанул противника под колено — фонтаном вырвалась наружу жёлтая дымящаяся кровь. Нет, никакой это не призрак! Его можно победить, его можно убить!

— Ну всё! Получай!

Иван не стал разглядывать раны, не стал тратить попусту времени. Он нанес ложный удар по другой ноге потом по руке. И когда, казалось, уже не осталось ни силы, ни замаха, он взвился вверх и резко ткнул в бездонно-безумный красный от ярости и боли глаз.

Это был удар мастера!

Дикий рев лешего прорвал барьеры. Пинок невероятной мощи отшвырнул Ивана далеко, метров на пятьдесят назад — плечами и головой Иван врезался в огромную выгнившую от старости ель, сшиб её и рухнул на сырую хвою вместе с ней, пропав под бурым лапником.

Всего пять-шесть секунд ему понадобилось, чтобы выбраться наружу. Но разъяренное полуослепшее четырехметровое существо, прозванное метко лешим, нависло над ним, пытаясь нащупать его, раздавить безжалостными трясущимися когтистыми лапами. Это была ходячая смерть. У Ивана в запасе оставалось не более четвёрти минуты. Падут щиты Вритры — ему конец. Он даже не представлял себе силы и могущества своего соперника.

Надо уложиться, надо успеть. Он сдёрнул с плеча лучемёт. Но не успел его вскинуть, как леший слепым и сильным ударом выбил смертельное оружие из рук. Меч!

Только меч его спасет. Иван взъярился. Он был готов, не щадя себя, перейти в ускоренный ритм, в быстрое время, чтобы выиграть хотя бы пару секунд. Но он не мог сосредоточиться, сконцентрировать волю на переходе надо было отражать удары лешего, наносить удары ему. Это конец! Всё! Иван видел, как хлестала из глаза жёлтая поганая слизь. Надо бить туда. Только туда! Но теперь леший не давал ему такой возможности, он словно скоростная мельница размахивал своими длинными загрубевшими ручищами, размахивал вслепую, желая предотвратить любой возможный удар и нанести последний, сокрушительный своему врагу. Мечом не достанешь!

Иван присмотрелся к корявому стволу ели. Нет, слишком тяжел. И всё же.

Надо! Надо собраться! Титаническим усилием воли он высвободил все внутренние резервы, снял все заслоны, барьеры и с криком, ором швырнул меч в лешего, прямо в глаз. Тот шутя отбил двухпудовое железное оружие смерти, захохотал неземным, иссушающим хохотом. И двинулся на Ивана.

— Вот и всё! Прощай, мой друг!!!

Иван, едва не падая от усилия, с выпученными от натуги глазами и багровым лицом, вскинул ствол вверх, упираясь обеими руками в толстенные сучья, направляя ствол расщепленным концом прямо в противника. Конец ствола пробил череп, выскочил наружу, прежде чем леший сумел замедлить движение. Он повалился прямо на Ивана. Тот еле успел отскочить.

Это была победа.

Поверженный противник лежал в палой хвое и бился в судорогах. Он весь истекал желтой вонючей слизью.

Иван не мог поверить глазам — откуда в нём столько этой дряни, она затопила уже половину поляны! Леший хрипел, стонал, цеплялся лапами за уродливый ствол ели. Ничто не могло ему помочь. Ещё через минуту он затих.

— Ну вот и всё, — вслух сказал Иван и отвернулся.

Но реакция сработала моментально. Краем глаза он уловил мелькнувшую тень, резко обернулся, готовясь отразить удар.

Удара не последовало. Но тень была. Иван заметил, как из чрева поверженного чудища выскользнула тонкая суетливая змейка с большое полупрозрачной головой и красными выпуклыми глазками. Это была даже не змейка, а скорее омерзительный, гадкий червь, невероятно быстро скользящий по хвое, оставляющий сырой след.

— Стой, гнида! — закричал Иван.

Он подобрал меч и пустил его вдогонку червю-беглецу.

Меч вонзился в основание полусгнившей, опутанной слизистой паутиной ели, прямо между двумя выпирающими корневищами — он попал в след червя. Но поздно!

Увертливая гадина пропала в маленькой чёрной дыре-норе — только дрожащий голый хвост мелькнул.

— Всё зря! — Иван выругался. Поглядел на останки лешего. На их месте пузырилась, булькала хлюпала жёлтая слизь. Это лишь оболочка. Иван был расстроен, растерян. Он чуть не погиб, истратил столько сил, что сейчас ноги его не держали. Но он не победил противника.

Тот ушёл. А может, и не ушёл?! Может, этот червь был обычным симбиозником-паразитом или ещё чём-то?

Кто разберётся в этих непонятных внеземных тварях!

Иван уселся на землю. Ему надо было передохнуть.

Бредовый, непредсказуемый мир!

А этот оборотень Рои Дэйк, ещё чего-то там говорил про то, что не хочет на Землю, что здесь лучше, что Пристанище, — дескать, рай. Нет уж, Ивану хотелось домой. Он вообще устал от этого глупого, идиотского положения.

Человек Земли XXV века, несущий в себе все её знания, мощь, одухотворенность, вынужден бродить пиллигримом-странником по гирляндам нелепейших миров-призраков, размахивать антикварным прапрапрапрадедовским мечом-кладенцом, воевать с такой гнустью и нечистью, о какой лучше и не вспоминать перед сном. Да за что же муки такие!

Да ещё эти шутки с памятью, с «программой»!

Иван вытащил концентрат, проглотил его. Хотел достать твердую воду в шарике-корпускуле. Но почему-то передумал и побрел к трем тоненьким осинкам, где виднелся слабый блеск воды — обычная лужица. Он нагнулся над ней, принюхался. Вода как вода. Из лужи на Ивана глядело измождённо-бородатое лицо. Это был он сам.

Что ж, тут ничего не поделаешь, какой есть, такой и есть.

Он зачерпнул в пригоршню водицы. Попробовал немного — вода как вода, не отравленная, это точно! Стал пить, наслаждаясь пусть и горьковатой, с привкусом прелой хвои, во всё же естественной, почти что живой водой.

Потом лежал и смотрел в низкое небо, еле пробивающееся сквозь верхушки деревьев-уродцев. Ни о чём не думал, ничего не вспоминал, просто лежал и наслаждался покоем.

Мысль пришла внезапно.

Иван вскочил на ноги. Подхватил меч, лучемёт и побежал к ели — той самой, под которой скрылся отвратительный прозрачноголовый червь. С разбегу он пнул ствол ногой. Ствол затрещал, качнулся. Тогда Иван навалился на него грудью, уперся ногами, нажал — дерево трещало, скрипело, но поддавалось. Не прошло и полминуты, как Иван выворотил старую разлапистую ель с корнями.

Только ошметки земли и хвои полетели по сторонам.

И вот тогда он понял, что не ошибся. Под елью был лаз — большая дыра с неровными рваными краями, уходящая во тьму. Нет, не зря он бился с этим чудищем-лешим, кем бы тот ни был в проклятущем и бестолковом Пристанище.

Иван встал на колени, заглянул в лаз и присвистнул — это был настоящий подземный ход. Сейчас бы фонарь, любой, пусть самый маленький! Нет, придётся лезть в кромешную тьму.

Он не долго раздумывал. Семи смертям не бывать, а одной не миновать.

Иван осторожно спустил ноги вниз, вцепился в корневище рукой. И на ощупь пополз вниз, упираясь спиной и ногами в земляные стены, готовый ко всему.

Он уже знал почти точно, что если сейчас вылезти наверх, то никакого Поганого леса там не окажется, что он попадет в новое место, а может быть, и в избушку. Но он не хотел наверх. Хотел туда, куда уползла тварь, выскользнувшая из тела лешего-зурга.

Метров через сто ствол начал утрачивать отвесность, теперь Иван спускался под уклон. В темнотище он не различал ничего, кроме собственных рук. Ни отблеска, ни отсвета, предвещающих завершение пути, ничего не было.

Ещё через две сотни метров. Иван почувствовал, что можно встать на ноги и идти, уклон становился вполне пригодным для перемещения. Ничего, ничего, уговаривал он себя, ежели не завалит прямо тут, куда-нибудь да выберемся!

Наверх в любом случае подниматься долго, не получится ничего. Почему не срабатывает программа? Почему?! Когда мрачные мысли или память начинали одолевать Ивана, он тут же обрывал их, сосредотачивался на продвижении вперёд. Ему не нужна сейчас головная боль. Ему нужны чистый свежий рассудок, ясные глаза, безотказная реакция. Всё остальное потом.

Он шёл почти в полный рост, не оскальзываясь и не падая. Временами под ноги попадали камни, какая-то шуршащая мелочь вроде щебенки, но откуда тут щебенка! Когда впереди забрезжил еле уловимый свет, Иван не удивился. Он ждал конца пути. Он даже ускорил шаг, почти побежал. Свет становился всё явственней, сильней, но это был не дневной свет, лишь в полном мраке подземного хода он имел право называться светом. Ещё издали Иван увидал стену, преграду и небольшое неровное отверстие, сквозь которое и пробивалось тусклое подземельное свечение. Он бросился к этому отверстию, приник к нему, словно ожидал увидеть нечто сказочно необычное, а может, и тех самых заложников-землян, которых злые и коварные инопланетяне держат в подземном тайном узилище. Но увидал он лишь большую пещеру, усеянную грудами округлых камней.

— Ладно. Не будем спешить, — шепотом успокоил Иван себя.

Полез в дыру. Пещера была самой обычной, в ней не было и следа рук человеческих. Зато в ней было множество человеческих черепов. Они лежали кучами, пирамидами, врассыпную, они были везде — на камнях, под камнями, на выступах и в нишах стен, что поднимались к сферическим, неровным и темным сводам, они были повсюду. Откуда здесь могло быть столько черепов?!

Иван вздохнул — на душе у него стало нехорошо. Может, и он прибрел сюда, лишь для того, что бы пополнить чью-то коллекцию? Ну уж нет!

Огромная пляшущая тень, взметнувшаяся по отвесной стене, насторожила его, заставила крепко сжать рукоять меча. Что это?!

Иван не любил подобных шуток. Тень не должна была появляться раньше того, кто может её отбрасывать. Он оглядев пещеру. Ничего. Но тень становилась всё больше и отчетливей.

— Кто здесь? — выкрикнул Иван, положив меч на плечо, держа палец на спусковом крюке лучемёта.

Нарастающий шип раздался прямо от груды камней.

Теперь Иван начинал видеть того, кому принадлежала чёрная тень. В расплывающемся сумрачном воздухе медленно вырисовывался силуэт гигантской, свернувшейся кольцами змеи, даже скорее змея, каждая чешуинка которого светилась крохотным изумрудом, переходя на брюхе в желтизну янтаря. Лишь верхняя часть у змея была незмеиной. Огромная клыкастая и мохнатая морда, мохнатая впалая грудь, высокие плечи, ожерелье из здоровенных зубов непонятного животного и медвежьи лапы с длинными причудливо изогнутыми когтями. Да, верхняя часть чудовища была медвежьей. Огромный зверомедведь, переходящий в гигантского свёрнутого кольцами змея, был внушителен и страшен. Он был значительно крупнее любого самого могучего своего земного собрата, неизмеримо свирепее, чудовищнее.

Злоба, горевшая в круглых выпученных глазках, была всеобъёмлющей, непостижимой. Это был монстр — исполинский змеемедведь. Но ещё страшней было его появление — он возникал из ничего, из воздуха, постепенно прорисовываясь в нём, наполняясь плотью, мощью, жизнью. В пещере стало труднее дышать — от чудовища исходило такое зловоние, что Иван поневоле прикрыл нос рукавом.

— Ты пришёл сам? — прорычал вдруг змеемедведь.

Иван опешил.

— Это хорошо!

Такого голоса было достаточно, чтобы убить человека с некрепкими нервами. Это был голос исчадия ада. И всё же это был не настоящий голос.

Иван понял, что он исходит не из пасти чудовища, а из его мозга. Ну какой там может быть мозг у такой зверюги?! Иван невольно обернулся назад. Бежать было некуда.

И тогда он вскинул лучемёт.

— Погоди, — торопливо выдал монстр. — Успеешь ещё?!

— Чего ты хочешь от меня?! — заорал Иван, словно змеемедведь уже начинал пожирать его. — Если ты шелохнешься, я спалю тебя на месте! Понял?!

Иван привык на всех планетах и во всех мирах иметь дело с гадами и гадинами, чудами и чудищами, монстрами и сверхмонстрами всех размеров и видов, но он никогда не уничтожал монстров, наделенных разумом.

Только тогда, когда они сами покушались на его жизнь.

Это были редчайшие случаи, это было просто невезением, промашками судьбы. Но здесь, что ни тварь, то разумная, что ни гад, то телепат! С ума сойти, непостижимо!

— Не надо запугивать меня, — прорычало чудовище, — это мой дом, а не твой, это мой мир, а не твой! Не думай, что мы не можем поменяться местами!

— Что? — удивился Иван.

— А ничего, — спокойно ответило чудовище.

Иван вдруг почувствовал, что он стоит у стены, придавленный к ней огромными камнями, не ломающими и не калечащими его тела, ног и рук, а чудовище, откинувшись назад, раскачиваясь на змеином туловище, сжимает в лапах его лучемёт, целится ему в грудь. Безумие. Это было форменным безумием!

— Как тебе это нравится? — поинтересовался змеемедведь. — Что это с тобою, никак худо стало? — рык чудовища перешел в раскатистые надрывные стоны, монстр смеялся. Он умел смеяться.

Иван почувствовал себя ребенком в лапах хищника.

Он был беззащитен. И уже ничто не могло его спасти, он был в полной воле монстра.

— А можно и так…

Рык не дозвучал до конца, как всё переменилось. И Иван ощутил себя несказанно сильным. Он вознесся на большую высоту и оттуда взирал на маленького человечка, припертого к каменной стене пещеры. Человечек был длинноволос, длиннобород, грязен, немощен и жалок.

Иван не сразу понял, что это он сам. Почему же он видит себя Со стороны, почему и как?! С опозданием до него дошло, что… — Иван поднёс к глазам руки. Нет, это были не руки, а огромные звериные лапы, только очень развитые, с умелыми и гибкими пальцами, способными выполнить сложнейшую работу. Невероятно. Собственными глазами он видел, как вытягивается шерстистой огромной мордой вперёд… его лицо. Нет, не его… И не лицо, а именно морда! Он поглядел вниз — и увидел лохматую широченную медвежью грудь, живот, где лохмы и шерсть переходили незаметно в крупную желтую чешую.

А дальше, дальше извивалось, сплеталось кольцами тело сверхгигантской анаконды, чудовищного змея-удава. Он решил проверить, чуть напрягся. И вознесся ещё выше, под самые своды пещеры. По его велению кольца расплелись и снова сплелись, но уже иначе, тугими витками.

Это было сказочно, и упоительно. Ощущать себя столь могучим, а новое тело столь послушным… Ивану вдруг вспомнилось что-то маленькое, кругленькое, нет, яйцеобразное, он прикладывал его к шее, и с ним что-то происходило, да, точно, он мог стать совсем другим, совсем. В затылок вонзилась тупая игла, не дала ему вспомнить, разобраться. Да и не время. Он был в теле, в мозгу чудовищного зверомонстра. Непонятно. Болезненно непонятно.

Рык прозвучал в его голосе, будто ничего не изменилось:

— Ну что, неплохо, да?! Та можешь оборвать цепь мучений этого жалкого существа. Помоги ему! И оно тебе скажет спасибо. И ты сам себя возблагодаришь. И себя и… Ты останешься в этом всесильном теле. И мозг твой станет могуч и неостановим в своем могуществе. А презренному существу предстоит такая цепь мучений, тягот, унижений, что ваш земной ад в сравнении с этой цепью — благодатные поля отдохновения, понял?! Пожалей его, убей! Лучемёт в твоих могучих и послушных руках. Тебе стоит только нажать на крючок, и всё — восторжествует высочайшая на Белом свете и в Пристанище справедливость…

— Пристанище — это разве не белый свет? — спросил Иван ни с того, ни с сего.

— Не спеши, тебе откроются моря знания, океаны, прежде недоступные для твоего недоразвитого человечьего мозга. Делай выбор — кто ты: жалкий слизняк, смертная букашка-однодневка или существо высшего порядка, бог?! Ну же, жми на крюк, ты не ошибешься!

Иван вгляделся в мохнатые лапищи, лучемёт они держали цепко и умело.

Недаром. Ведь он управлял ими, и они были послушны ему. А почему бы на самом деле не прервать цепь мучений, почему бы не выпустить на волю дух из этого измочаленного, истерзанного существа?!

Обрести покой и тайные знания, отрешиться от суеты, заняться самосовершенствованием в тиши и благости.

Ведь он всегда мечтал об этом. Почему же он должен отказаться теперь, когда сама судьба делает ему величайший подарок?! Нет, нельзя упускать шанса, нельзя! Он медленно поднимая лучемёт, наводил его на грудь человечка, прижатого к стене. Надо делать выбор. Надо быть твердым. Надо убить его. Длинный когтисто-мохнатый палец лег на спусковой крюк. Сейчас, сейчас всё свершится, и он выпустит беспокойную измученную душу на свободу.

А сам останется в этом теле, насладится высшим наслаждением всевластия, всемогущества, всесилия, всезнания.

— Не надо медлить, — не прорычало вовсе, а нежно проурчало в уши. — Ты уже выбрал, осталось дело за малым, будь же стоек и уверен в себе. Ну!

Иван сделал лёгкое движение послушным пальцем и ощутил тугость, упругость спускового крюка. Сейчас.

Ещё немного. Он его убьет сразу. Несчастный человечишка не будет мучиться, он счастливчик, любимец богов, а боги не дают своим любимцам стариться, они забирают их к себе молодыми. Ну, вот, вот… Что-то отвлекло Ивана, зарябило в глазах от еле уловимого блеска — будто золотинка какая-то сверкнула далеко-далеко, а может, и совсем близко, в самом зрачке, в голове. Что это?

Он вгляделся — Неземной блеск. Неземное сияние Золотых Куполов. Нет, именно земное, сейчас сияние было именно земным, родным. Золотые Святые Купола! Палец на крюке ослаб. Это весть! Весть оттуда, с Земли… и ещё откуда-то, из сердца, с Незримых Небес. Это знак. В ушах прозвучало тихо, просто и вместе с тем торжественно, будто под сводами: «Иди, и да будь благословен!»

Иван вспомнил Храм. Вспомнил благословлявшего его на подвиг, на далекий и тяжкий путь в Систему. Да, он был в Системе! Он вернулся! И он принёс что-то людям, какое-то важное знание, необходимейшую весть. Но какую?! Опять ударило в затылок. «Иди, и да будь благословен!»

Он разжал пальцы. Лучемёт с лязгом полетел вниз, на камни.

Видения растаяли.

— А ты слишком слаб, — прорычало неожиданно, — я в тебе разочарован.

Рано, ещё рано, ты не готов, ты ещё не созрел!

Иван вспомнил, что где-то за миллионы парсеков отсюда ему уже говорили эти слова, что, дескать, рано, что Он не созрел, не готов ещё.

Бред. Нелепый бред!

— Я не могу убить его. Я не хочу убивать… себя! — проговорил он твёрдо и непреклонно.

— А ты знаешь, кто я? — поинтересовалось невидимое чудище, в теле которого Иван находился сейчас.

— Нет, не знаю, — ответил он просто.

— Я повелитель света и тьмы, подземных миров Пристанища и Вселенной. Я всемогущий и неодолимый, всесокрушающий и обладающий знанием всех цивилизаций Белее. Нет равных мне в мирах Тьмы и Света. Ты способен постичь меня лишь в первой наипростейшей и зримой для твоих очей ипостаси, понял?!

Но ты уже убедился, что я всесилен. Я могу, не притрагиваясь к тебе, переместить твое тело и мозг куда угодно, могу и погубить, разделить, раздвоить, растроить. Могу взять твой мозг и твою душу и поместить их в любое другое тело, могу их оставить бестелесными витать в эфире. Я могу всё!

— Всемогущий должен быть всеблагим, — проговорил Иван тихо, — я не знаю, всемогущ ли ты в полной мере.

Стоны и стенания, перемежающиеся рыком, сотрясли своды пещеры. Монстр смеялся. Смеялся, содрогаясь всем телом, в которое был заключен Иван, разевая устрашающую пасть, роняя слюну на камни. Смолк он неожиданно.

— Ты хитер. Но и я не прост. Смотри же, не пожалей о своем выборе!

Иван почувствовал, что послушное его воле тело вдруг оцепенело. Он утратил возможность им управлять. Но он видел всё чётко и ясно: человек, придавленный камнями, неожиданно освободился от пут, вырвался, подхватил лучемёт и снова отпрянул.

— Ну как? — прорычало опять. — Он не станет раздумывать, он нажмет на крюк. Пока я ему не даю этого сделать, я сдерживаю его. Но я могу и устраниться. Ты ещё не жалеешь о своем глупом выборе?

— Нет, — ответил Иван, заключенный в теле и мозгу монстра Белеса.

— Пеняй на себя.

Человек, словно отбросив сомнения, неожиданно поднял лучемёт, уставил его прямо в Ивана. И Иван увидел его глаза — они смотрели без страха, без сомнения, в них не было ни злости, ни мстительности, в них было нечто иное, похожее на сожаление. Это были ясные, серые, широко открытые глаза. Это были его собственные глаза.

Нажимай! — мысленно скомандовал он.

Но человек не нажал на крюк. Что-то остановило его.

Ствол лучемёта опустился. И именно в этот миг Иван вновь ощутил себя в собственном теле.

Он стоял в полутемной пещере.

И никого в ней не было.

Только чёрная исполинская тень всемогущего Белеса плясала на неровной холодной стене.

В пещере Иван просидел долго. Он выбрал себе подходящий валун, устроился на нем. Подкрепился шариками-концентратами. Воду пришлось пить «твердую».

Постарался привести себя в порядок как мог. И задумался.

С первого мига пребывания на этой планете, нет, даже раньше, когда ещё только готовился, крутился возле неё, его начали преследовать какие-то нежити, порождения совершенно нереальных миров, какие-то сказочные или полусказочные существа, мифические, мистические.

Откуда все эти мохначи, вся эта нечисть, лешие, колдуны, чудища тут взялись? Не могло их быть в чужом, инопланетном мире, не могло, и всё тут!

Правда, подлый Авварон говорил, что Пристанище часть Земли, а Земля часть Пристанища — нечто в подобном духе. Но тот мог и соврать, подлая душонка! И почему всемогущий Белее?

Откуда здесь земные боги? Или это простое совпадение?!

Белес — древнейшее мифическое божество индоевропейцев, праиндоевропейцев, протоиндоевропейцев, бореалов — всех прямых далёких и самых далёких предков славян-русичей. Белес — это воплощение сил Зла и Тьмы. Он всемогущ и страшен, он обитает под землей. И он слеп. Он владеет всеми подземными богатствами мира и душами умерших. Мир мертвых — велесовы пастбища, его полное и безграничное царство. Он повелитель мертвых и бич живых. Он владыка всей нечисти и оборотней. Он царь всех гадов земных и подземных. Он мифический змей и медведь-колдун в одном лице. Он — почти всё, что несет на себе отпечаток страха, злобы, мести, смерти. И он един во всех нечистых, и они едины в нём. Все обитающие в поганых колдовских чащобах оборотни, лешие, ведьмаки, ведьмы, русалки, водяные, упыри, вурдалаки и волкодлаки, оплетай и лиха, чёрные нави. Стой! Нави! Именно нави! Как он не понял сразу.

Планета Навей. Ему поначалу да и потом казалось, что это обычноенеобъяснимое словечко, ничего не значившее или утратившее свой смысл, своё значение. Просто Навей — и всё. Нет, не всё! Нави — это злобные духи умерших недоброй смертью, это души преступников и ворожей, колдунов и убийц, продавших дьяволу самое бесценное. Нави — это неприкаянная, мятущаяся нечисть, несущая зло всем, всем! Вот что это за планета, пристанище черных душ, планета Навей! Как он не понял этого сразу. Иван неплохо знал историю Земли, историю верований, мифологии, они всё учили в Школе, им закладывали в память целые пласты сведений. Иван по меркам минувших веков был сверхэрудитом, ходячей энциклопедией. Но Вселенная всегда таила новые знания… и встретить в ней нечто земное, да ещё в таком объёме, в такой мешанине — нет. Это или безумие или нечто непостижимое! Край Мироздания! Сектор Смерти! И Велес… Иван вдруг опешил. А где же ещё быть властелину мира мертвых, как не здесь! Всё совпадало — вся эта нечисть была лишь множественными ипостасями всепроникающего, всеведущего Велеса, он был в каждом нечистом, он повсюду, где царствует чёрный дух. Нет, этого просто не может быть, этого не может быть никогда, это сказки от начала и до конца, это вымысел, мифы, легенды, предания! Ну откуда люди Земли тысячелетия назад могли знать про край Вселенной, про вынырнувшую считанные годы назад из Иного пространства планету-призрак и её обитателей, откуда?!

Это нелепица! Это галиматья и чушь на постном масле! В жизни не бывает сказок, жизнь это жизнь, а сказки — это сказки, выдумки, фантазия! И зачем он дал согласие! Сам себе надел петлю на шею. Ведь даже если он выживет, всё одно — он спятит, сойдет с ума от всего этого!

Он снова поймал себя на одной мысли. Дал согласие! А если бы не дал, что тогда? Неужели он так наивен. Сейчас он полузомби — человек с заложенной в глубины мозга программой. Откажись он, и они бы сделали из него полного зомби, он шёл бы в поиск «на автопилоте», не имея своего «я».

Он бы уже сейчас бы трупом. А может, наоборот? Может, он был бы уже у цели?! Проклятущее Пристанище! Проклятущее задание! Негодяи! Подонки!!! Он отомстит им всем! Он не простит их! Только вернуться, только бы вернуться!

Он сведет концы с концами. Он всё вспомнит про Хархан, Систему. Он скажет людям Земли то, что должен сказать. Это главное. Всё остальное мелочи.

Нулевой Канал. Вот путь смерти. Рядом с этой дорогой все иные теряют своё значение, пока есть Она, нет ничего другого, это пасть аллигатора, пасть уже раскрыта… А все совпадения, имена, облики, лешие эти, нечисть — всё бред, всё от усталости, от чудовищного психического и нервного напряжения!

Есть только монстры, только твари, обитающие в этом странном мире, всё прочее игра измученной психики, голоса, галлюцинации.

Это что-то вроде Осевого измерения, это материализация несуществующего, материализация исключительно внутри самого себя, внутри иссушенного, истощенного мозга. И всё! Хватит! Надо идти вперёд, взять себя в руки и идти! Есть только реальность: есть Земля, есть планета, где ему надо выполнить задание, да, самое обычное задание, это работа. Есть он сам, есть трудности на пути к цели, есть те, кого надо спасти во что бы то ни стало. И больше ничего нет! Ни черта больше нету!!!

Иван вскочил на ноги. Никакой тени на стене не было.

Это всё сон, нелепый сон. Надо не спать, а делом заниматься. Он подхватил меч, поправил лучемёт за спиной.

Потом всё сложил у стены. Какой смысл лезть обратно в дыру, он там уже был. Нет, надо искать иной путь. Он есть. Иван принялся отбрасывать камни, разбирать завал у стены — там что-то было, точно было! Он с удивлением заметил, что никаких черепов в пещере нет. Их и не было наверное. Повсюду лежало множество округлых и овальных камней с выбоинами, щербинами. В потемках немудрено было их принять за человеческие черепа. Сказки! Игра больного воображения! Есть лес, есть скалы, ход в земле, есть пещера. Но никакого Белеса нет и не было, нет лешего, нет зургов, нет чудища с паразитами-прилипалами, нет мохначей и уж тем более нет никакого Авварона Зурр бан-Турга в Шестом Воплощении Ога Семирожденного… такого и быть не может на свете, это младенцу ясно. Причина простая — его здорово шарахнуло при посадке, так тряхануло, так треснуло о поверхность планеты, что ум за разум зашел. Точно, он бродил по дебрям и скалам в полубезумном состоянии, он разговаривал сам с собою, дрался сам с собою, ловил призраков и они его ловили, и всё это происходило только в его мозгу… А сейчас пришло исцеление, кризис прошел, голова прояснилась. Всё! Иван размышлял так и отшвыривал камень за камнем, откатывал валуны, он уже видел краешек дыры, краешек лаза! Всё на свете материально, всё можно пощупать, а чего нельзя пощупать, того нету.

Всё! Только так!

Он уже выкатывал каменья из самой дыры, расчищал проход. Работа была адова, но Иван не боялся работы.

Часа не прошло, как он, прихвативши оружие, спустился в дыру и пополз.

Эта была не прежняя дыра. Здесь можно было только ползти. И если с поверхности ход шёл отвесно, а потом выравнивался, то здесь была наоборот, Иван чувствовал, как узенькая лазейка стремительно изгибается книзу, как она становится не ходом, а колодцем; Вот так сюрприз!

Иван уже не полз, а спускался вниз. И кончилось всё тем, что он упал с высоты метра в четыре, ударился подошвами ног, потом коленями о плоские камни. Да так я застыл.

А застыть было от чего. Прямо напротив его яйца, метрах в трёх, в слабом, будто лунном свете висела толстая слизистая паутина, точно такая же как на гнилых елях в Поганом лесу. А в центре паутины синея огромный, величиной с крупного человека, паук о восьми толстых, скорее не паучьих, а звериных лапах. Тело у паука было прозрачным — просвечивали вызывающие тошноту внутренности. Паук имел странную голову-череп, совсем не паучью. Но ещё более странным, ошеломляющим было то, что этот паучина держал в одной из своих лап переливающийся даже во мраке Кристалл. Тот самый Кристалл!

Все Ивановы доводы и умозаключения о сказках и реальностях рассыпались в прах, когда он увидал гадкого паука. Никакая это не галлюцинация! Самая натуральная омерзительная вонючая тварь. Его передёрнуло от отвращения. И вместе с тем…

— Откуда здесь Кристалл?! — вырвалось у него. Паук неохотно оторвался от созерцания предмета, зажатого в уродливой лапе, скособочился, выгнул свои мясистые конечности и удостоил Ивана таким взглядом красных глаз-угольков, высвечивающих из черноты глазниц черепа, что лучше б его и не тревожить было.

— Отвечай! — потребовал Иван.

И не дождался ответа. Тварь его то ли не понимала, то ли не желала ни понимать, ни отвечать. Иван не сразу сообразил, что она просто неразумна, что это животное — обычное заурядное животное, обитающее в подземельях планеты, эдакий местный крот, а может, крыса. И он рассмеялся в голос.

— Вот и прекрасно, — проговорил он не для паука, а для себя. Ему надоело бить, кромсать, убивать пускай и злобных, подлых, негуманных, но всё же разумных обитателей Вселенной.

— А ну, брысь отсюда! — Иван замахнулся на паука мечом, напустил на себя грозный вид, топнул ногой. Паук проигнорировал его усилия.

— Ну, как знаешь!

Иван рубанул по паутине — только слизистые брызги полетели по сторонам. Перепуганная тварь, не выпуская Кристалла, взобралась повыше и уставилась на Ивана ещё более злобно. Паутина дрожала, тряслась вместе с её хозяином и создателем.

Неужели эти гады выползают наружу и там свивают свои липкие студенистые сети, думалось Ивану. Ведь весь Поганый лес в такой вот гадости. Его чуть не выворотило.

— Бросай Кристалл, урод! — крикнул он, нанося по паутине второй удар и с жалостью поглядывая на изгаженный меч, с которого свисали хлюпкие махры.

Паук затаился под самым потолком. Он, похоже, не хотел расставаться с блестящей игрушкой. Надо было его просто-напросто пришибить, да и всё!

«Не трогай его!» — прозвучало вдруг в мозгу у Ивана.

— Что? — невольно переспросил он вслух, «Не трогай, говорю! Ты не смеешь его трогать, не ты его создавал, не тебе он принадлежит! Хотя… хотя, может быть, именно ты будешь в нём!»

— Вперед я доберусь до тебя и размозжу тебе башку! — взревел Иван. Ишь чего захотел — я буду в нём?!

Он резко развернулся, огляделся. Никого не было. Мерещится. Или опять где-то неподалеку леший-телепат, а может, сам Белес. Нет, глупости. Их нет и никогда не было!

Иван разбежался, вспрыгнул на стену — шаг, второй, третий: этого достало, чтобы рубануть паутину над паучищем.

Они упали почти одновременно. Чтобы не затягивать возню, Иван рукоятью меча саданул гадине в зубы, вышиб ногой Кристалл из лапищи, успел увернуться от когтей, выскользнуть.

Только он нагнулся за добычей, как паучина ринулся на него. Иван сразу понял, что гадина прекрасно чувствует себя не только в липких сетях, но и на поверхности земли. И он резко выбросил вперёд меч.

Реакция у паука была отменная, он замер камнем в микроне от острия, уже почти упираясь в него набухшей полупрозрачной шеей, которая держала над телом-бурдюком череповидную голову.

— Ваш ход, маэстро! — с издевкой сказал Иван.

Ход оказался неожиданным. Паук пригнулся, вжался в землю, надулся… и одним махом перескочил Ивану за спину, на лету секанув его острейшими когтями по ногам. Иван успел обрубить концы мохнатых пальцев. Но это, казалось, не обеспокоило паука. Тот готовился к новому прыжку.

Игра могла продолжаться до бесконечности, но у Ивана не было желания её продолжать — он давненько вышел из юношеского возраста, когда единоборство с обречённой живностью доставляет удовольствие, он не любил охоты, тем более, что охотник практически всегда выступает с позиции силы, всегда играет белыми. Надо было просто прибить гадину!

Иван уже занес было меч, но паук неожиданно сиганул в дальний конец пещеры, вжался в стену. Иван отчетливо видел, как его лапищи суетливо скребли камень, пытались выскрести в нём лазейку. Нет, камень был прочнее когтей. Затравленное животное это поняло. И от безысходности стало наливаться невероятной яростью. Это была ярость загнанного зверя, помноженная на его отчаяние и его сатанинское естество. Острейшие зубы выбивали нервную Дробь, лапы сжимались и разжимались, полупрозрачное нутро налилось чём-то кроваво-красным, кольчатый хвост бил по полу и стенам, глазища горели.

Да, пора его бить, подумал Иван. И нагнулся, поднял Кристалл. Именно на это и клюнуло тупое создание. Оно ринулось на противника живым всесокрушающим снарядом. И было в этом снаряде не менее трёх центнеров.

Дело могли решить доли мгновения.

Иван машинально выставил левую руку вперёд. Меч в правой был готов к удару. И всё же он не хотел убивать тварь. Он хотел её всего-навсего остановить. Нет, поздно!

…Но тварь остановилась, замерла. И безвольно поплелась в угол — туда, где сопливыми ошметками содрогалась обрубленная паутина. Был каждый шаг восьминогого или восьмирукого паука странным, неестественно вялым, неживым. Что возьмешь с него, нежить — она и есть нежить.

Нет, тут дело в другом.

— Вот тебе к раз! — вслух удивился Иван. Он только сейчас заметил, что в выставленной вперёд левой руке был зажат чуть посверкивавший в темноте Кристалл. Не может быть!

— Попробуем, испытаем!

Он опять вытянул руку в сторону паучины, вгляделся в него сквозь искажающие всё на свете грани и плоскости Кристалла и пожелал, чтобы паук запрыгнул на потолок.

Паучина послушно сиганул вверх, вцепился в обрывки паутины и затрясся там, наверху.

Иван расхохотался. Ему стало вдруг до невероятной легкости весело.

Кристалл? Да это же усилитель-телекинезатор! Ему давно говаривали сведущие люди, что разработки по управлению мыслью на расстоянии близки к завершению. Он не то чтобы не верил, а просто не придавал значения всем этим пустякам — близки так близки, ну и пусть себе. Нет, всё надо пробовать в деле, испытывать на собственной шкуре!

— Вот и сиди там! — приказал он пауку. — А нам в путь пора!

Напоследок он ещё раз оглядел гадину. Жуть! И в это мерзкое тело его кто-то намеревался засадить? Да он бы в первую минуту разбил бы себе голову о стену. Нет! И Ивана вдруг словно молнией озарило — внутренней молнией!

Ведь он же бывал в чужих телах. Неправда! Нет! Этого не может быть! Мозг отказывался соглашаться. Но возвращающаяся урывками память твердила: бывал! бывал! и именно там, в Системе, на Хархане! Он был в телах этих монстров-негуманоидов, он вселялся в них… нет, он просто каким-то неизъяснимым приёмом мог облечь себя, своё «я» чужой и чуждой плотью. У него был превращатель! Точно, теперь он вспомнил, что это за маленькая, кругленькая штуковина размером с яйцо… это и было яйцо-превращатель. Гут Хлодрик! Старина Гут Хлодрик ему подарил эту штуковину перед арестом, перед тем, как его упекли на подводные рудники Гиргеи. Гут со своей бандой выкрал эти штуковины из секретного центра, расположенного на каких-то особо охраняемых кораблях. Эх, Гут! Бедолага! Иван очень образно представил, как старый космодесантник, зубр звездных троп, а потом главарь бесстрашной банды, десять лет державшей в страхе европол и половину Объединенной Европы, теперь с вживлённым датчиком в мозгу и кибером-охранником, вгрызается в породу на глубине сорока трёх миль от уровня океана. Это пытка, это каторга — бессрочная лютая казнь! Ивану страшно захотелось повидаться с Гугом.

Даже слеза навернулась на щеку. Ведь это он его выручил тогда, спас…

Повидаемся ещё, решил Иван. Ему вдруг вспомнилось ощущение необычной силы и ловкости, когда он был в теле негуманоида. Но зачем он всё это проделывал, зачем?! Мрак! Темнота! Может, и здесь так же, может, они его перемещали в тело Велеса с помощью такой штуковины, только действующей на расстоянии? Нет, навряд ли. Здесь нечто иное, здесь, как они все твердят, перевоплощения и воплощения… но суть-то та же самая!

Иван задрал голову к потолку, точнее, к верхнему своду пещеры — до отверстия, из которого он вывалился, не допрыгнешь. Как же отсюда выбираться? Вот ещё незадача. Здесь даже «волшебный» Кристалл бессилен.

Иван уселся прямо посреди тёмной пещеры, пригорюнился.

Положение было безвыходное. В этом каменном мешке можно сгнить заживо, и ни одна тварь поганая из туземной шатии-братии не поможет!

Еле слышный знакомый смешок отвлек его от горестных мыслей. Смех этот, реденький, сухой, старческий, прозвучал из-за спины. И Ивану сразу вспомнилась рубка капсулы. Там было так же. И прозрачный пол с плавающими под ним в гигантском аквариуме гиргейскими клыкастыми и языкастыми рыбинами тоже всплыл вдруг в памяти. Старуха! Проклятущая старуха! Это могла быть только она!

— Что надо?! — не оборачиваясь, спросил Иван. Смех смолк. И стало нарастать приглушенное недовольное и прерывистое рычание. Но так не мог рычать ни один из хищников Мироздания. Так могло рычать только существо, порожденное Преисподней. Иван почуял, как его затылок сжимают упругие волны чёрной энергии. Давление нарастало вместе с нечеловеческим рыком.

— Ну что?! — .Иван обернулся, ожидая увидеть невыносимое. — Что вам всем от меня надо?!

Старуха стояла у стены. И лицо её как и прежде скрывал чёрный капюшон.

Лишь светились налитые злобой глаза, змеились жёлтые губы, трясся морщинистый и обросший волосами подбородок.

— Ты умрешь здесь! — процедила она без тени сожаления, с нескрываемым злорадством. — И ты станешь им! — Узловатая чёрная рука взметнулась вверх, кривым когтистым пальцем указывая на трясущегося в обрывках паутины гада.

— Кто ты? — спросил Иван, не придавая значения угрозам. — Почему ты меня преследуешь?! Ты не даешь мне покоя нигде. Ты стояла за моей спиной и смеялась на Земле. Ты пыталась убить меня в Космосе. Ты достала меня здесь.

Кто ты? Скажи, что тебе надо от меня?!

Истерический старческий хохот сотряс подземелье — даже повеяло ледяным ветром, запрыгали по стенам сумрачные тени, словно ветер стал задувать пламя горящих по углам свечей… но никаких свечей не было. Откуда исходил свет, Иван не понимал, да и ветра не могло быть тут. Он оцепенел от жуткого смеха, окостенел.

— Не тщись постичь непостижимое! — проскрипела старуха.

— Отвечай!

— Молчи, презренный червь! Ты сдохнешь здесь! И никто и никогда ничего не узнает! Никогда и ничего! Ивана передёрнуло.

— Врешь, подлая! Врешь! — заорал он, теряя над собою контроль. — Ты сама сдохнешь здесь! А я вырвусь! Я вернусь к людям, я им всё расскажу…

— Что ты им расскажешь? — вкрадчиво спросила старуха.

Иван молчал.

— Ну так что же?

— Не помню, — язык еле слушался Ивана, — я не помню! Но я вспомню, будь уверена!

— Нет! Ты умрешь! Даже если ты вырвешься отсюда, ты не доберешься до Земли! А доберешься — не вспомнишь! Вспомнишь — тебе никто и никогда не поверит! Тебя упекут в приют для умалишенных! Хе-хе-хе!

— Врешь! Старая карга, ты всё врешь!

— Нет, я не вру! Ты и сам прекрасно знаешь это. Ну-ка, напряги свою дряблую жалкую память! Ты же прошел через это, ты пытался поведать вашим людишкам кое-что, ты их хотел спасти, помочь им. Ну и как?! Они смеялись над тобой, они гнали тебя! Хе-хе-хе! Они отовсюду гнали тебя, считая безумцем! Ты и есть безумец!

Старуха опять разразилась диким, истерическим хохотом.

Обрывки воспоминаний пробивались в сознание Ивана, словно их заколачивали в него молотом — с болью, с тяжкими невыносимыми ударами. Но он терпел. Ему нужно было всё вспомнить — всё от начала и до конца! Да, его гнали отовсюду. Его гнали, когда он ходил по кабинетам, рвался на приём к правителям, советникам, военным, ученым… Он долго приходил в себя после возвращения с Хархана. Потом он ходил, ходил, ходил… он обращался на общепланетное топографическое вещание, на всероссийское, в редакции видеогазет и печатной прессы, он стучался везде… и никто и нигде не хотел его выслушать, они сразу отвергали всё, даже рассматривать не хотели, не выслушивали толком, это был заколдованный круг похлеще Колдовского леса, Утробы, Лабиринтов, всех Четырех Кругов Внешнего Барьера, Миров-Гирлянд, Поганого леса и прочего, прочего… его везде считали безумцем. Да, отчаянным, отважным, невероятно удачливым, вернувшимся из пасти самой смерти космодесантником, не выдержавшим психических перегрузок, спятившим окончательно и бесповоротно… Всё так и было! Только те четверо «серьёзных» людей почему-то не усомнились в его психике. Странно. Старуха многое знает, кто она? Откуда ей всё известно?!

Ах, да! Они же все тут телепаты, чёрт бы их побрал!

— Не поминай всуе Хозяина! — проскрипела старуха.

— Хорошо, — миролюбиво сказал Иван. — Не буду. Но ты, нечисть, изыди отсюда! Сгинь! По-твоему всё одно не бывать!

Старуха взмахнула клюкой. И начала расти, быстро увеличиваясь в размерах, нависая над Иваном. Грозя ему сверху.

— Ну уж нет! — Иван стал поднимать руку с Кристаллом. Он чувствовал, как она тяжелеет, каменеет, не желает его слушаться. Но он превозмогал всю тяжесть колдовства. Он медленно поднимал руку с усилителем-телекинезатором — рука казалась многопудовой гирей. Но воля Ивана была сильней.

— Сгинь, нечисть поганая! Сгинь!!!

Полыхнуло мертвецким зелёным огнём. Раскаты далекого обвала прозвучали в пещере, словно в ней стояли динамики, соединенные с внешним миром, затряслась почва под ногами, затрясло жуткую старуху.

— Сгинь, пропади пропадом!!!

Иван глазам своим не поверил, когда каменная стена за старухой обвалилась, рассыпалась на множество мелких и крупных камней, когда сама старуха вдруг стала медленно, будто в фильмах древности, проваливаться в образовавшуюся трещину, грозя клюкою и изрыгая оглушительным скрипучим голосом проклятия, истошно стеная, захлебываясь в страшном плаче-вое и одновременно истерически хохоча. Это было невозможное зрелище.

Иван не хотел согласиться с его реальностью. Он был ошарашен, смятен.

Кристалл! Неужели это правда? Тогда он всемогущ! И нет ему соперников! Он может добиться чего угодно, нет и преград! Иван всмотрелся в волшебный Кристалл — тот был невзрачен и сер. Нет! Не может быть! Иван всё понял сразу, да вот только сердце отказывалось это понять… Кристалл «сел», кончился резерв энергии, точно, где-то там внутри есть что-то типа аккумулятора-батареи, но где, как подзарядить?! Эх, не вовремя! Но ничего не поделаешь, слишком большие были энергетические затраты — это какой мощью надо обладать, чтобы пробить эти стены, разверзнуть недра?! Непостижимо!

Но потом. Всё потом! Иван бросил последний взгляд на уродливого паука.

И пошёл к пролому.

Отблесков подземного света как не бывало. Чернота зияла жуткой пастью из зубчато-неровной дыры-расселины. Да что же теперь делать? Иван шагнул в темноту.

Удар был настолько неожиданным, что Иван и глазом моргнуть не успел ноги подкосились, и он потерял сознание.

В кромешном мраке ему мерещилась жуткая мешанина из леших, пауков, монстров-негуманоидов, весьма «серьёзных» и благонамеренных людей, гадкой нежити и прочей дряни. Он пребывал в какой-то горячке, забытьи и вместе с тем осознавал это своё дурманное запредельное состояние. Его куда-то волокли, тянули, тащили, бросали, подтягивали, везли, потом впихнули куда-то, пребольно ударили в спину. Полуявь-полусон с бредовой начинкой!

Очнулся он связанным, с кляпом во рту за столом в полутемной избушке.

Той самой. И стол был вовсе не развалившийся, а прочный и крепкий, дубовый стол — всем столам стол, — Ну что, Ваня, помыкался вволюшку? Не надоело ли?!

Гнусный Авварон сидел в прежней позе на краю стола, чесался под своей чёрной рясой, сопел, пыхтел и вонял. Был как никогда гадок и противен: нос свисал гнилым сочащимся баклажаном на слюнявую губу, выпученные глазища выкатили на пол-лица.

Иван промычал нечто неопределенное. Выпихнул кляп изо рта. Оглядел избушку — лучемёт и меч стояли в углу, на них лежал толстый слой пыли, словно они полгода простояли тут. Там же валялся серый и неприметный кристалл, бессильный усилитель-телекинезатор.

— Нам бы ещё помыкаться, — ответил Иван, еле шевеля распухшим языком.

И спросил почти ласково: — Вернулся?

— Да ведь без меня пропадешь, Ваня! — сказал Авварон.

— Эт-то точно! — Иван попробовал улыбнуться, растресканные губы отозвались жгучей болью. — А тебе, нечисть, что-то без меня не можется.

— Зачем так грубо, Иван, — карлик перекривился, обиженно шмыгнул носом, стал картавить и гундосить ещё сильнее, — я же тебя вытащил оттуда, скажи спасибо.

— Ладно, — согласился Иван, — спасибо. Когда в путь пойдем?

— Ишь какой быстрый! А ты идти-то можешь?

— Да уж как-нибудь!

— Ну тогда хоть сейчас! Вставай! Иван сделал попытку встать… и повадился под стол. Обессиленные ноги не держали его.

— Что это с тобой, друг сердешный?! — притворно забеспокоился Авварон.

Теперь он возвышался над Иваном, его голос звучал чуть не с потолка. Ты чего это — никак уже пошёл?!

Иван заскрипел зубами. Они все издеваются над ним. И этот негодяй тоже. Неожиданный прилив сил оживил его — Иван напряг плечи, руки. И разорвал путы. Боль иголочками вонзилась в мышцы. Ещё немного — пять, десять минут, и всё пройдёт.

— Может, отдохнем всё же? — спросил Авварон серьёзным голосом. — Гляди, не выдержишь дороги, кто потом мне блокированную информацию выдаст — с трупа ничегошеньки не снимешь. Впрочем, если вовремя воплотить куда-то…

— Заткнись! — выдавил Иван. — Надоели уже, одно и то же у них! Ждать нечего. Надо идти!

— Пошли!

Иван встал на колени, грудью навалился на табурет. Принялся шарить в клапанах в поисках стимулятора. Нашел.

— И мне дай! — попросил жалобно Авварон. — Ну дай, не жалей для лучшего друга!

Иван покачал головой. Бросил шарик карлику-крысенышу.

— Подавись, нечисть!

Авварон мигом проглотил чёрный шарик. И распрямился, разогнулся словно его распирало. Он даже повыше стал и розовее, глазища заиграли тихим, но нехорошим пламенем:

— Ну, ты убедился, Иван, что пропадешь без меня? — бодро и торжественно спросил он.

— Да уж не знаю, — Иван ощущал себя совсем неплохо, стимулятор его поставил на ноги. Он проглотил ещё два, затем сразу три концентрата. И почему эти люди не отобрали у него ни меча, ни лучемёта, ни кристалла, не вывернули содержимое клапанов и карманов, пока он был в забытьи? Непонятно.

— Если б ты, нечистая сила, не помешал мне, я давно бы был…

— Где? — насмешливо вопросил Авварон. Иван замялся.

— Ты ведь даже не знаешь, где был, чего видал! А может, тебя назад отнесло — за Внешние Охранительные слои?

— Нет! — твёрдо заявил Иван. — Я был где-то рядом!

— Эхе-хе, откуда только берется эдакая уверенность, — пробормотал колдун, — нам такой хотя б немного, самую малость. Нет, Ванюша, милый ты мой друг и брат…

— Заткнись, нечисть! Не друг я тебе и не брат! Авварон покачал головою, так, что капюшон совсем прикрыл его лицо. Он был явно доволен.

— Друг, Иван, и брат. Не прекословь. Раз дело у нас общее, стало быть и зваться нам по-родственному. Быть бы тебе, Ванюша, ныне паучком-старичком, болтаться бы в поганых сетях-паутинках в мрачном подземелье да сокрушаться о своем прошлом и вспоминать добрым и ласковым словом наилучшего друга и брата Авварона Зурр бан-Турга, который ничегошеньки тебе кроме добра не желает и не желал никогда.

Иван не знал, что и думать. Ему уже начинало казаться, что и впрямь карлик-колдун прав, что он к нему придирается, что он страшно несправедлив к несчастному уродцу. Ну наградила его природа неказистой и невзрачной внешностью, так что теперь — каждый должен его пинать? Нет, не по справедливости так. А за что его не любить-то? Ну пытался силком выудить из мозга информацию — ведь можно и это понять: чужак-землянин, существо не здешнее, проще сканировать его, да и дело с концом. Может, и Иван сам на его месте, да ещё при наличии особо важного задания поступил бы точно так же?! Эх, Авварон, Авварон!

— Да чего уж там, пойдем! — сказал Иван. — Видно, до поры до времени дороженьки наши не разветвятся, ничего не поделаешь. Эх, брат Авварон, мать твою перетак, да если б не блокированный сектор, выдал бы я тебе, чего требуется, лишь бы распрощаться с тобой и век тебя, друга наилучшего, не видать!

— Грубо, Иван, грубо, — промычал Авварон, — но в общих чертах верно.

Пойдем!

— Только без фокусов, — предупредил Иван.

— Лады!

Иван взял лучемёт, меч, кристалл.

— Это я их сохранил для тебя, — как-то по-холуйски подкатил карлик.

— Спасибо, — мрачно ответил Иван, — я уж всё понял, вам оно и не нужно, у вас своё есть оружие, да посильнее будет этого.

— Это точно, нас этим не возьмешь. Можешь таскать, а можешь и бросить тут, никто не позарится.

— А мохначи? — спросил Иван.

— Мохначи могут утащить. Но откуда они тут возьмутся?

— Нет уж, я лучше не поленюсь, с собой поношу! — сказал Иван тоном, не терпящим возражений.

— Ну, полезли! — карлик указал на окно.

— Туда?

— Только туда, иной дороги нет! Авварон лихо запрыгнул на ветхий подоконник-брусочек, прыгнул наружу…

Иван в точности повторил его движения, боясь ошибиться даже в малом.

Теперь он многое помнил: важно не только знать вход-выход, но и уметь войти-выйти. Чердак? Пыльный, забитый хламом чердак. Настил. Это было там.

И здесь так же. Это общие законы многомерных сложных миров. Они всё предугадали. А скорее, у них накопилась кое-какая информация, собранная теми смертниками, что остались лежать здесь… или воплощены в кого-то — а это, Иван не мог думать иначе, всё одно что смерть. Он встал на подоконничек, боясь, что тот не выдержит и треснет, обломится. И прыгнул наружу — в темень, в холодный ночной лес, прямо под верхушки мрачных деревьев, под мертвецки бледную луну на низком тяжёлом небе.

И не почувствовал земли-почвы. Прыжок оказался затяжным. Лишь через секунду-другую в ноги ударило что-то твердое. Иван удержался, взмахнул рукой и коснулся сырой стены.

— Ты здесь? — спросил шепотом Авварон.

— Здесь, — также шепотом ответил Иван. Он стоял на широкой и длинной ступеньке. И было таких ступенек не менее трёх десятков впереди. И вели они к нише или двери, всё терялось в сумрачности коридора. Авварон стоял на ступеньку выше, махал Ивану рукой. А слева от них и чуть внизу теснилось множество полупрозрачных и полупризрачных теней. Тени тянули к Ивану длинные бесплотные руки, пытались ухватить его, разевали рты, словно силясь сказать что-то… но руки проходили сквозь Ивана, а изо ртов не доносилось ни звука.

— Пошли! — заволновался вдруг Авварон, — Пошли скорее! Здесь нельзя надолго задерживаться!

— А кто эти несчастные? — спросил Иван.

— Потом расскажу, пошли!

Иван приостановился, вглядываясь в лица. Призраки напоминали ему кого-то, они походили на обесплотевших вдруг людей, землян — руки, ноги, глаза, носы, рты — всё такое же, всё человеческое. Эти призраки были Ивану ближе, чем прочие обитатели Пристанища и его предместий. Он силился их понять по губам. Но не мог. Ни единого мыслеобраза не исходило от них. Они словно бы не обладали ни мозгом, ни сознанием, ни душой.

— Иван, надо бежать! Это тени невоплощенных. Это очень опасно. И страшно. Это выше возможностей Создателей и Властелинов Пристанища! Никто не узнает, откуда взялось это зло. Не стой на месте, иначе ты станешь таким же, останешься здесь. Побежали!

Сам Авварон уже довольно-таки быстро продвигался по ступеням к нише.

Иван устремился за ним. Сомнения грызли его.

— Да брось ты! — Авварон говорил через плечо. — Это не земляне, не заложники, о которых ты всё время толкуешь! Выкинь эту дурь из головы!

Быстрей! Надо бежать!

Иван припустился за карликом, прыгая по широченным ступеням, машинально увертываясь от призрачных рук, стараясь не заглядывать в тоскливые, наполненные горем и безысходностью глаза. На душе у него было неспокойно. Да что ж делать-то — в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Надо слушать опытного Авварона.

Уже вбегая в нишу, он обернулся — и огнём полыхнуло в душу: глаза! глаза погибшей в Осевом измерении Светланы! она! только у неё были такие серо-голубые бездонные глаза! это она сейчас безутешно глядела ему вслед! тянула руки! Нет! Показалось! Нервы шалят! Иван выбежал в просторный, уложенный плитами из серого камня зал. Не было никакой Светы! Не было!

Наваждение! Это они, местная нечисть, играют шутки с его памятью!

Авварон, встав на цыпочки, похлопал Ивана по спине. Вид у карлика был надменный и неприступный.

— Вот теперь, Ваня, — проговорил он вальяжно, — ты можешь считать, что довелось тебе сподобиться, возыметь, так сказать, честь предстать пред Внешними Вратами Пристанища. Мы сейчас на Двенадцатом Нижнем Ярусе в подземелье Низринутых Демонов…

— А кто такие зурги? — неожиданно, в лоб спросил Иван.

— Кх-мэ, — поперхнулся Авварон, — при чем тут зурги? Не надо путать божий дар с яичницей — так ведь у вас говорят?

— Так, — подтвердил Иван. — Ты, небось, сам зург?

— Недооцениваешь, Ваня, недооцениваешь! Я, по-моему, представлялся тебе вскоре после нашей первой встречи. Впрочем, это не имеет никакого значения. Зурги — это исполнители, Иван. Кроме них в Пристанище есть и ещё кое-кто. И вообще, ты меня бестактно прервал… А между тем с продвижением к цели разблокировка твоей памяти идёт полным ходом. Ты не обдуришь меня?

— А ты?!

Авварон как-то двусмысленно захихикал. До чего же он всё-таки противен, подумалось Ивану, это же непостижимо, и как земля только носит эдакую мерзость, как Создатель её терпит, неужто и это его создания?!

Ирреальность какая-то! Метафизика!

— Нет, Иван! — сказал вдруг Авварон строго, серьёзно и почти без картавостей и прихлюпов, — этот мир абсолютно реален. Абсолютно! Он значительно реальнее вашей плоской и примитивной Земли, приколотой её тремя измерениями к плоскости, как бабочка к картонке собирателя-энтомолога. И тот, кого ты называешь Создателем, к нам непричастен. Да, он создал мир и всякой твари по паре. Но потом были и другие вершители судеб. Были до него и другие создатели, Иван.

Твое миросозерцание и миропонимание плоское, как ты сам и твоя Земля. И хотя она всего лишь частица Пристанища, мне порой кажется, что Земля выдумка, легенда, миф. И в то же время я знаю, что она доподлинная реальность, ибо знаю, что за века её существования сотни тысяч обитателей Пристанища, выходцев из него или даже преджителей Пристанища были уничтожены на ней: сожжены, распяты, утоплены, зарублены, отравлены, повешены, съедены собаками и хищными зверями… Это всё реальность. Нам обоим трудно в неё поверить, но это так, Иван. Лучше бы, конечно, и для нас и для вас, чтобы дороженьки наши не пересекались. Но так уж судьба распорядилась, такой расклад, что Пристанище переплетено с внешним миром, в том числе с Землею. И ваши людишки тут есть, это правда, чего скрывать.

— Вот как?! — воскликнул Иван. Он поразился внезапной откровенности карлика-колдуна, вековечного недруга Земли и его поводыря. — А раньше ты что говорил?!

— Всему своё время. Но, помолчи, это не совсем ваши. А многие уже совсем не ваши. С одним ты, по-моему, говорил. Так?

— Рон Дэйк?

— Мне всё равно, как его зовут. Что он тебе сказал, он хочет на Землю?!

— Нет!

— Так чего же ты добиваешься! Ни один из них не собирается на Землю, да их туда силком на аркане не заманишь. А те, кто с нами был… Ты можешь представить, что такое для них ваша нынешняя Земля, нет?! Ах, впрочем, ты ещё не знаешь, про кого я говорю. Ну ладно! — в последних словах карлик вновь обрел свою жуткую картавость, гугнивость, вновь принялся сопеть и прихлюпывать.

— Я ничего не понял, — взмолился Иван, — растолкуй мне, ну, давай же!

— Нам пора, Ваня, — Авварон дёрнул его за рукав. — Или ты хочешь здесь остаться надолго, а?

— Нет, не хочу, — заверил Иван.

— Ты же опытный путник, ты же должен был понять, что ежели на каком-то круге или ярусе задерживаешься чуть дольше, чем требуется для простого прохода, с самыми короткими остановками и оглядками, то сразу начинают происходить всякие неприятные и нехорошие вещи. Или ты этого не понял?

Иван кивнул. Огромный зал был ему неинтересен. И потому он сказал:

— Пойдем. Я всё понял, вопросы потом. Но гляди! — он для пущей убедительности показал Авварону свой внушительных размеров кулак.

— Не аргумент, — заверил тот.

И быстрехонько, путаясь в рясе-балахоне, побежал вперёд.

Ивану удалось рассмотреть зал хорошо. Но ничего определенного из своих наблюдений он не вынес. Нагромождения дорических колонн и пересекающиеся террасы, циклопические пилоны и разбросанные под ними в живописном беспорядке замшелые валуны, бесконечные ниши в стенах, круто уходящих вверх, и множество ограждений, ничего не ограждающих, — зал производил впечатление вселенской сумбурности, смешения всех эпох и стилей в дичайшем первобытном беспорядке. Такое не могли создать мыслящие существа, обладавшие хотя бы элементарной упорядоченностью и ещё более элементарным вкусом, — Надо бежать, — наконец заключил Иван. Он торопливо пошёл вслед за карликом-колдуном. Перед его внутренним взором стояли глаза — светлые, голубовато-серые. И он не мог избавиться от прилипчивого видения. Тряпка, неврастеник! — ругал себя Иван. Ругань не помогала.

— Быстрей! Быстрей давай! — торопил его Авварон и махал корявой ручонкой. — Нельзя больше медлить! Беги ко мне!

За спиной прокатился приглушённый рокот. Иван даже не сразу среагировал. Он обернулся секундой позже, когда рокот начал превращаться в гул. Там, откуда они ушли минуты две назад, творилось нечто явно нехорошее — с потолка сыпались камешки, струился песок, а от пола поднимались вверх клубы пыли. Иван заметил, что массивные колонны ни с того, ни с сего начали дрожать, покачиваться… Землетрясение? Бомбовый удары? Иван не понимал, что творится, но он понимал другое — надо подобру-поздорову уносить ноги.

— Да беги же ты скорей! — надрывался карлик. — Это гибель!

Колонны уже не покачивались, а ходили ходуном. От них отламывались и отлетали в стороны огромные куски, блоки. В завесе пыли ни черта не было видно. Пол под ногами дрожал. Надо бежать! Надо спасаться! Карлик был прав! Но Иван не мог сдвинуться с места. Он вдруг потерял власть над своими ногами, своим телом. Уже рушился, обваливался гигантскими глыбинами потолок. Отдельные камешки долетали до Ивана, били в грудь, в лицо. Пыль мешала дышать. Обвал приближался к нему, и вместе с ним приближалась сама смерть.

— Дурак!!! Ну какого дьявола ты стоишь? — вопил душераздирающе Авварон. — Пришибет ведь! Беги!!!

Словно в сомнамбулическом сне Иван сделал несколько шагов навстречу надвигающейся стихии. Его кто-то вел, кто-то диктовал ему свою волю, и он не мог сопротивляться. — Ива-а-ан! Про-о-па-а-адешь!!! — доносилось издалека.

А он шёл. Трещинами змеился пол, грохот стоял неимоверный. Всё падало, катилось, рушилось. Огромная глыба, сверзившаяся сверху, чуть не пришибла Ивана. Но он шёл — шёл прямиком к нише, к черному зияющему провалу между двумя обломками колонн. Неведомая сила волокла его туда будто на ошейнике.

Иван с необычайной ловкостью уклонялся от падающих камней, перепрыгивал через трещины, он почти бежал, не понимая — куда, зачем, для чего! Наконец он бросился к этой дыре, темнеющей у подножия уходящей вверх стены, бросился во всю прыть. Шум, скрежет, пыль, мрак… Вокруг было нечто, напоминающее конец света. И всё же он видел цель. Ещё немного! Ещё чуть-чуть! Тридцать шагов! Пятнадцать… девять… шесть… Обломок колонны бесшумно ушёл в чёрный провал трещины. Иван не успел зацепиться закрай, он судорожно взмахнул руками, извернулся кошкой, адская боль вонзилась в затылок, глаза вглядывались в нишу, ту самую нишу, до которой он не успел добежать… Поздно!

Ударяясь руками, коленями, спиной, лбом, он летел вниз. Следом, иногда отставая, иногда опережая его, падали обломки, строений, камни, песок, пыль, какая-то прочая дрянь. Ивану было не до «попутчиков». У него адски болела голова. Он просто умирал от боли. И всё же теперь он вновь был собою, краешком сознания пытался осмыслить положение. Программа! Да, там, наверху, в самый критический момент включилась эта чёртова Программа. И что? А вот что! Иван вцепился руками в острый выступ. По спине его долбануло камнем. Но он удержался, перевел дух. Так вот что это значит по проклятущей непонятной Программе, по этому дьявольскому коду, заложенному в его мозг, Иван не должен был пройти Зал насквозь, ему надо было свёрнуть — в нишу. Но зачем? Теперь никогда не узнать! Программа сработала, он уверенно шёл в нишу. Но трещина в земле всё изменила. И именно невыполнение Программы — хотя и не по его вине — отозвалось этой лютой нечеловеческой болью в затылке. Всё это мы уже проходили, заметил про себя Иван. Но почему же Авварон тащил его по прямой, совсем в другом направлении? Кому верить?! Кто же, чёрт побери, его поводырь, а кто губитель? Программа или Авварон Зурр бан-Тург?! Какое это имеет значение теперь! Опять ему придётся плутать, искать выход самому.

— Проклятая планета! — в порыве внезапного озлобления выкрикнул Иван.

— Создание Вельзевула!

Знакомый смешок, ехидный и скрежещущий, прозвучал за спиной. Иван обернулся — никого в темнотище не было. Тогда он из последних сил подтянулся. Вскарабкался на выступ. Несколько минут отдыхал. А потом побрел в темноту, не выпуская из руки ремня лучемёта. На ходу он пытался осмыслить теперешнее положение, вспоминал, что Авварон говорил про нижние ярусы, про подземелья, каких-то низринутых демонов… и ничего толком не мог связать воедино. Он теперь сам не верил в земных заложников. Откуда они тут возьмутся? Нет их тут и не было никогда! Разведчики-резиденты были, в это он готов поверить. Но это смертники, они знали, на что идут. К тому же они все, как говорят, воплощены. То есть их уже не достанешь. Ладно, Бог с ними! Иван готов был идти в самое пекло, лишь бы вызволить пусть одного землянина… Он и шёл в это пекло, искал это проклятое пекло. И он пойдёт туда даже из-за одного… Но ему говорили о заложниках, о многих, он понял, что очень многих. Нет, это форменный бред! Никогда не могли попасть сюда земляне, и ни за что!

Глаза привыкли к темноте. И он уже немного ориентировался в подземелье, когда до ушей донесся неприятный хруст и ещё более отвратное чавканье. Где-то впереди было нечто живое, жующее, чмокающее и сопящее.

Ивану только этого не хватало. Он взял лучемёт наизготовку. Теперь он будет палить без предупреждения, с ходу, хватит заниматься молодецкими играми.

А где же…

Он пихнул руку в клапан на боку и нащупал кристалл. Толку в обесточенном усилителе не было. И всё же что-то заставило Ивана вытащить вещицу. Это было чудо-кристалл слегка светился в темноте, переливался пурпурно-лиловыми и голубыми гранями. Это был теперь не просто кристалл, а Кристалл! Как же так, неужели он сам подзаряжался? Но от чего? Может, от тела? Надо будет проверить. Иван сунул усилитель в нагрудный карман. И сбавил шаг.

Теперь он не сомневался, что кто-то кого-то поедает совсем неподалеку.

Это не просто хруст, это хруст разгрызаемых костей. И чавканье характерное, тут Ивана не проведешь. Он вспомнил Большую Тройную Охоту на планете У. Там срочно, для спасения жизни смертельно раненного проводника-рарта потребовалась уникально-целительная железа говоруна-людоеда. Выманить звероптицу из нор-лабиринтов можно было или на свежую человечинку, что исключалось, или же на исполинского кальмарозавра. Но кальмарозавры больше всего на свете боялись говорунов-людоедов по той простой причине, что эти восьмикрылые и сабленосые звероптицы откладывали яйцо-личинку именно в мозг гигантских малоподвижных, но обладающих даром перемещения в четвёртом измерении чудовищных уродов. Железа-реликт требовалась немедленно, два-три часа промедления — и проводнику уже ничто бы не помогло. Большая Охота была спланирована Иваном. Его друзья, аборигены враждующей с половиной Вселенной цивилизации Вап-донгло, двойной родины-резервации кальмарозавров, без промедления переместили на левое сферокольцо планеты У стадо двенадцатиногих членистотелых мясных скорпионов. Уж они-то знали, что таких гурманов, как кальмарозавры, надо поискать. Но без «пиршественного запаха» ни один из исполинов не вынырнет на сферокольцо, даже не узнает о таком обилии вкуснейшей пищи… Нужны были хищники-телепаты, передающие образы терзаемых и поглощаемых жертв. Вот тут Иван вспомнил про троглодитовидных шакалов, прожорливых и ненасытных псевдоразумных шестилапых гоминидов. Была истрачена половина аварийного запаса энергии станции. Но всё же шесть троглодито-шакалов выскочили из Чёрного Входа и без секундыпромедления набросились на мясных скорпионов. Бойня была потрясающей. Трое наблюдателей-охотников из опытных десантников свалились без сознания на второй минуте пиршества. Но это было лишь началом. От психообразов, насылаемых повсюду беснующимися остервенелыми шакалами, выворачивало наизнанку. Но кальмарозаврам эти образы пришлись по нутру. Правда, один сдох при перемещении, и его разлагающаяся на глазах исполинская туша погребла под собою половину стада вместе с одним из шакалов. Зато другой гигантский урод сразу же принялся за дело. Его туша двухсоттонным студнем затряслась на чёрной поверхности сферокольца, а безмерно длинные и толстые щупальца с полипами-присосками и жгутами-рецепторами разом обхватили всё стадо. Бежать мясным скорпионам было некуда. Но кальмарозавр не спешил. Он брезгливо и не торопясь, поодиночке вышвырнул наружу, в скалистые болота, придушенных боевыми щупальцами троглодито-шакалов. И принялся с разбором, расстановкой и вкусом пожирать сочащихся нутряным зелёным жиром мясных скорпионов. Их убийственный яд, содержимый в бурдюковидных смертоносных хвостах, был для кальмарозавров вкуснейшей и пикантнейшей приправой. Чудище сначала обхватывало скорпиона за шаровидное тело, затем подтягивало к восьмисотзубой пасти, отгрызало с хрустом лапы, потом выдавливало себе на язык приправу-яд, закусывало тушкой, только жир летел по сторонам зелёными струйками. И такое стояло чавканье, что слышать всё это было невозможно.

Иван трижды чуть не падал в обморок от отвращения. Он не мог уйти, не мог позволить себе быть слабым. Он выжидал главного. И дождался.

Говорун-людоед, прозванный так за беспрестанное кудахтанье, получеловеческий бубнеж-ворчание, а также за болезненное пристрастие к человеческому мясу, появился минут через двенадцать. Он долго парил на большой высоте, раскинув все восемь перепончато-чешуйчатых крыльев, поджав шесть когтистых лап и втянув в пах гарпуновид-ный яйцеклад. Зато падение его было стремительным, почти неуловимым. Быстрее молнии чёрная ужасающая звероптица достигла земли, точнее, покрытого полутораметровым слоем жира черепа кальмарозавра. Удар был рассчитан точно. Исполин не успел вскинуть вверх ни одного щупальца, как из его пасти, из глаз, из ушей фонтанами хлынула янтарно-жёлтая кровь. Ещё мгновение — и было бы поздно. Но палец Ивана среагировал раньше, чем его хозяин. Иван ещё только заметил чёрную тень, когда из парализатора, зажатого в его руках, ударил тончайший пучок невидимого пламени. Говорун-людоед скатился трехцентнерным живым мешком к ногам охотника. Он даже не успел распрямить своих крыльев. Это был выстрел-чудо! Проводника успели спасти. Но ещё долго в ушах у Ивана стоял жуткий хруст и омерзительное чавканье.

Вот и сейчас он словно вновь погрузился на тринадцатилетнюю глубину, побывал на планете У. Иван с удовольствием променял бы своё нынешнее «заключение» на то, стародавнее, далекое. Но не он был на этом свете Вершителем судеб.

Последние метры он пробирался, ступая почти неслышно, боясь выдать своё присутствие. Остановила его продвижение каменная стена грубой кладки.

Огромные глыбины были едва обтесаны, уложены одна на другую, скреплены чём-то почерневшим от времени. Но у стены было значительно светлее, чем в начале пути.

Куда теперь: вправо? влево? Иван застыл в раздумий. Чавканье и хруст были одинаково хорошо слышны и оттуда, и отсюда, с обеих сторон. Он пошёл вправо. И уже через пять или шесть шагов попал ногой в узкий колодец — еле успел вывернуться, сохранить равновесие. Пошел было дальше. Но что-то заставило его вернуться к колодцу.

Иван лег плашмя на холодную глинистую землю. Заглянул в колодец… И его передёрнуло судорогой от мизинцев ног до затылка. Эдакого зрелища Иван не ожидал увидать! В багряном густом полумраке-полузареве открывалась внизу огромная пещера с мраморно-белыми поблёскивающими матовым блеском полами и иссиня-чёрными, явно отшлифованными или механизмами или человеческой рукой стенами. Но это всё было третьестепенным, даже вообще не заслуживающим внимания. Главное же леденило кровь. Посреди пещеры, на мраморном полу, вольготно раскинув двенадцать мясистых могучих лап, выставив живой горой гребнистую спину, лежало трехглазое рогатое чудовище, каких Иван отродясь не видывал, хотя он мог кой о чём порассказать. Чудовище это было болотно-зеленого цвета, мохнатое и с чрезвычайно большой головой, каких обычно не бывает у глупых и диких тварей. Все три глаза, беспрестанно высовываясь из огромных глазниц, озирали пещеру — и таилось в них что-то неведомое, угнетающее, давящее. Ивану поначалу показалось, что это светится в глазищах чудовища недобрый, настороженный разум. Но он тут же смекнул: всё сложнее. Мысли эти рождались без его воли, он просто автоматически отмечал детали. А воля была просто подавлена, сознание оцепенело, ибо видимая картина порождала ужас.

Гигантские челюсти чудовища ни на секунду не останавливались. Именно из них исходили и чавканье, и хруст, и прочие отвратительные звуки. В первый миг Иван просто не поверил глазам: из жуткой пасти, в зеленой пенистой слюне, запекшейся и свежей крови торчали ноги, руки, изуродованные тела… всё это принадлежало людям, обычным людям. Землянам! В передних лапах чудовище держало двух обнаженных женщин, которые вырывались, били руками, ногами, изгибались… но не издавали ни единого звука. Это было воистину страшно и нелепо.

Первым порывом Иван ухватился за лучемёт. Но напрасно! Из такого положения не только не выстрелишь в гадину-людоеда, но ещё и сам сгоришь в голубом пламени. Он стиснул в бессилии зубы, застонал, вдавливая пальцы в глинистый грунт.

А тем временем чудовище на миг остановило работу челюстей, надулось, всосало в себя недожеванное с губ, облизнулось неторопливо и со вкусом плоским фиолетовым языком, судорожно сглотнула. И почти сразу поднёсло к пасти очередную жертву, следом другую… откушенная голова с длинными чёрными прядями выпала из пасти, покатилась по мраморному полу, оставляя кровавый след. Иван не смог этого перенести. Он вскочил на ноги. Вскинул лучемёт и дал залп из четырёх боковых стволов и из всесокрушающего основного прямо в колодец. Что-то затрещало, запахло обугленной почвой, дыра чуть расширилась. На этом всё и закончилось.

— Ну, нечисть поганая! — взъярился Иван. — Держись!

Он бросился бегом вдоль стены, надеясь, что где-нибудь непременно должна быть лазейка, дыра побольше или спуск. Через полчаса пустых метаний, дерготни и напрасных трат сил он вернулся назад. Припал к отверстию.

Ничего не изменилось в мраморной пещере. Лишь лужи крови под чудовищем стали больше, чернее. И всё тот же хруст, чавканье, сопение! На этот раз в лапах было зажато сразу по три женских извивающихся тела. Иван на мгновение представил себя на месте этих несчастных. Нет! Он не будет жертвой! Он обязан их спасти! Это и есть заложники… заложницы. Он обязан спасти их или погибнуть! Иного пути нет!

Иван побежал в другую сторону. Но всё закончилось столь же безрезультатно, как и в первый раз. От ощущения собственного бессилия, невозможности помочь обречённым Иван готов был биться головой о каменную стену. Он уже и собирался это делать, для начала ударил в шершавый камень кулаком — тот чуть подался. Иван замер. Вот тебе и несокрушимая стена, старая мощная кладка! Он навалился на дрогнувший блок плечом — тот медленно пошёл вперёд. Иван поднажал. И глыбина вывалилась в темноту. Надо лезть туда! Другого хода нет. И Иван полез. Он неудачно наступил на вывалившийся блок, тот качнулся и неожиданно полетел куда-то вниз, страшно грохоча, сотрясая землю. Эти звуки могли выдать Ивана. Но он уже ничего не боялся, он бы и с голыми руками сейчас кинулся на чудовище-людоеда. Вот только в мраморную ли пещеру ведет эта дорожка? Иван шагнул вниз и почувствовал под ногой ступеньку, потом другую, третью… Судя по всё ещё грохочущему далеко внизу камню ступеньки были почти бесконечными.

— А, была — не была!

Иван дал вниз самый малый из лучемёта — пространство высветилось: узенькая кривоватая лестница бессистемно петляла меж двух поросших мхом стен, местами круто обрываясь провалами в несколько метров, трещинами, сколами. Иван начал торопливо спускаться.

В голове гудело. Перед глазами стояли изуродованные женские тела.

Временами он оскальзывался и летел вниз на спине; Меч лязгал и громыхал. Но таиться было поздно — если его засекли, то засекли уже давно, и нечего себя обманывать. Иногда Иван совсем тихо бил из лучемёта — но конца лестнице не было видно. По всем соображениям, он спустился уже на полкилометра ниже мраморного зала. Но не опять же наверх! Раздражение душило Ивана. Он закусывал губи и бежал вниз, пока путь его не преградила ржавая толстенная решетка. Иван даже ударился о неё коленом.

И замер.

Из-за решетки, с расстояния метров в пятнадцать на него отрешенно смотрели чьи-то глаза. Он не мог разглядеть деталей в темноте. Но зато мог отдать голову на отсечение — это глаза человека. И белевшее лицо было именно человечьим. Такого не могло быть ни у зургов, ни у леших, ни у демонов.

Иван послал мысленный образ: «Я пришёл с добром. Не надо меня бояться.

Не надо делать ничего плохого. Я пришёл с добром!» Через несколько секунд он повторил. Но ответа не дождался. Это существо с отрешенными глазами не воспринимало мыслеобразов, оно не было телепатом! Это поразило Ивана. Всех, кого он встречал здесь… да при чем тут они все! ведь это человечьи глаза! это человеческое лицо! это же человек!

— Не уходи! — мягко произнес Иван. — Я не трону тебя. Я помогу тебе!

Его слова вызвали странную реакцию. Молчаливое существо спряталось за выступ, осторожно высунуло оттуда голову с длинными, значительно ниже плеч волосами. Вот тогда Иван только и сообразил: женщина. Это была земная женщина!

В голове путанно пронеслась вереница мыслей: не спугнуть! не дать убежать! а откуда она здесь, почему? и кто она? то, что не резидент-десантник, это точно! и почему в подземельях?! или обычный призрак?! Иван поймал себя на мысли, что призраки, наваждения и прочие страсти ему начали казаться обычными явлениями, заурядными и не особо примечательными. Это плохой признак. Разведчик не должен утрачивать бдительности.

А решетка не преграда! Он дал совсем слабенько из одного бокового ствола — чёрными блестящими каплями расплавленный металл стек на землю, образовался проход не менее полутора метров в высоту и метра в ширину.

— Стой! — выкрикнул Иван на общеземном. — Стой! Я спасу тебя, не убегай!

Белая фигурка мелькала меж выступами, валунами… Иван настиг женщину метров через триста, ухватил за длинные волосы. На секунду раньше он дал психоэнергетическую команду: «Всё хорошо. Покой. Тишина. Благость». Ноги у бежавшей подогнулись, она мягко опустилась на плоский замшелый камень, повернула к Ивану голову и улыбнулась тихой, покойной, благостной улыбкой.

Иван выругал себя мысленно и в очередной раз поклялся самой тяжкой клятвой, что ни за что не станет больше подчинять себе подобных: какая низость! какой грех! ощущаешь себя подонком, негодяем, подлецом! И только после, этого Иван полностью осознал, что перед ним женщина. Причем женщина изумительной красоты и совершенно обнаженная. Когда он в последний раз видел женщину? Там, на Земле? Нет, там были только секретарши, проходящие мимо незнакомки, Таека на станции, медсестры… всё это не то! Последний раз он был с женщиной далеко от Земли — в Системе, на полуреальном Хархане. Кто она была? где теперь она? Память снова отказывалась служить ему. Да и не до воспоминаний сейчас!

Иван осторожно опустил руку на хрупкое плечо землянки, чуть сдавил его, передавая заряд из своего тела, оживляя.

— Очнитесь, — мягко сказал он.

Женщина перестала улыбаться, резко отвернулась от него, напряглась: ничего иного и ожидать не следовало. Кто он для неё? Чужак! Она, наверное, столького насмотрелась здесь, что не поверит никому и ничему. Впрочем, не следует опережать события… Иван присел рядом, положил руки на колени ладонями вверх, будто говоря о своих добрых намерениях и даже некой беззащитности перед ней, женщиной. Он выжидал, надеялся, что она первой произнесет хотя бы словечко. Время шло. Незнакомка молчала. Она вновь впала в состояние безразличия, зачарования, какие бывают лишь от одного, Иван знал, от безмерной усталости. И он уже готов был проникнуть в её мозг, считать хотя бы поверхностно: кто она, откуда, как здесь оказалась, чего ищет и на что надеется… но вовремя остановил себя — нельзя! этого делать нельзя! он не переступит за черту, которая отделяет Добро от Зла, Человека от нелюдя.

И он начал тихо-тихо говорить, чуть покачивая головой, не глядя на неё.

— Не знаю, понимаете ли вы меня, нет, но я столько молчал все дни пребывания на этой планете, что страшно стосковался по человеческому общению. Если не хотите, не отвечайте мне, дайте просто высказаться, выговориться… Да что это я! Ведь и на Земле последние месяцы я в основном молчал. Знаете, как бывает — сначала много, много говоришь, а потом, когда убеждаешься, что тебя плохо понимают, что тебя и не желают понимать, вдруг замолчишь сразу… и надолго, и в молчании этом, в тишине начинаешь вновь обретать себя, обретать покой. Кажется, век бы промолчал, так это сладостно, так хорошо. Но приходит время, и слова начинают рваться наружу, их не удержишь, хочется говорить с самим собою, но не про себя, а уже вслух, тебя прямо распирать начинает. Вот так и со мною. А мне есть что сказать людям. Вы верите мне? Ну кивните хотя бы? Вы, наверное, не понимаете меня?! Только не говорите, что вы создание этого мира, этого кошмарного Пристанища — ни за что не поверю! Вы ведь с Земли, я не ошибся?!

Иван пристально взглянул в лицо незнакомки, прямо в её настороженные и оттого ещё более красивые серые глаза. Да, она была на удивление прекрасна: чистый лоб, тонкие черты лица, прямой, чуть вздернутый нос, живые, будто ожидающие чего-то губы, нежный подбородок, длинная шея, пряди русых шелковистых волос, спускающихся по плечам, ласкающих высокую полную грудь… что-то замерло внутри у Ивана, он проглотил застрявший в горле комочек, отвернулся. Необыкновенная красавица! Эти бедра, талия, ноги — во всем совершенство, изящество. Или это только казалось?! Может, она лишь в его воображении была неотразимой? Иван не пытался строить логические умозаключения. Да, он не видел земных женщин давненько, может, в этом весь фокус. Какая разница! И он продолжил, чуть взволнованно, ещё приглушеннее:

— Мы не хотим любить по-настоящему нашу Землю, всё куда-то убегаем от неё, лезем в этот чужой мир Вселенной. А как же там хорошо, вы ведь помните?

Сейчас в наших краях, наверное, вечер — тихо, ветерок шевелит листву, и моросит легонький дождик, грибной, капли стучат по лужам, воробышки попрятались, притихли, одинокий мокрый взъерошенный пес жмется к заборчику, а в домах горит свет, там тепло и тихо, уютно. Вы ведь любили Землю…

— Не помню, — неожиданно ответила женщина, — почти ничего не помню. Я так долго спала. Я спала вечность…

От удивления Иван позабыл про всё на свете, в том числе про своё лирическое повествование. Женщина, эта странная и прекрасная женщина говорила на чистейшем и красивейшем русском языке. Она говорила лучше и чище, чем сам Иван. Притом это была именно речь — не передача мыслей, образов, не обмен кодами и установками, не интуитивное взаимомыслепроникновение — а нормальная, чисто человеческая, земная речь.

Голос незнакомки был столь же приятен, как и она сама.

— Я так долго спала… было холодно… Иван заглянул в серые глубокие глаза — в них не было больше отчужденности. В них стояла тоска.

— Как вы сюда попали? Что они с вами сделали?! — заторопился Иван. Отвечайте, я прошу вас. Отвечайте, ведь дорог каждый миг! — Он словно вышел внезапно из шокового состояния, он вспомнил давешний ужас, истерзанные женские тела, хруст, чавканье, работу смертоносных окровавленных челюстей.

— Я не помню, — ответила женщина.

Иван смотрел на неё и не мог понять, сколько же ей лет — можно было дать одновременно и восемнадцать, и тридцать. Да, она была юна, и вместе с тем она была зрелой в своей женственной красоте. Он бросил это невольное занятие, при чем здесь возраст! Он запутался в том, сколько ему самому лет: то ли тридцать с гаком, то ли далеко за двести. Сейчас важно другое.

— Проведите меня туда, проведите!

— Куда? — переспросила женщина.

— В зал, — Иван почти кричал, — в мраморный, зал, где это поганое чудище пожирает…

— Не понимаю, я вас не понимаю. Они что-то говорили о воплощении, о новой жизни… я ничего не могу вспомнить.

— Кто они?!

— Зурги! Я вспомнила, их зовут зургами, — проговорила женщина, и глаза её наполнились страхом, — почему они отпустили меня? И кто вы?! Что вы тут делаете?! — Она будто очнулась от сна, отстранилась, прикрыла лицо рукой.

— Не надо бояться. Мы с вами оба попали в жуткую переделку! Но мы выкарабкаемся, не сомневайтесь! Меня зовут Иван. Ваше имя, ну же, почему вы не отвечаете? Да не бойтесь же меня!

— Я не помню.

— Не помните, как вас зовут?!

— Да, не помню?

Иван неожиданно громко, бесшабашно и весело рассмеялся. Остановившись, он хлопнул себя огромной ладонью но колену, покачал головой.

— Ну что же, мы оба ничего не помним — один диагноз! В одну психушку нам и дорога… Но всё! Хватит! Дело очень серьёзное. Попытайтесь коротко и ясно ответить на мои вопросы. Сейчас только от вас зависит и ваше будущее, и моё. Хорошо, договорились?

Она кивнула. И в глазах её впервые за всё время их знакомства вспыхнуло что-то более тёплое, нежели отчуждение, тоска и страх. Этот маленький огонек ещё нельзя было назвать доверием, признательностью, но это была уже надежда.

Иван сосредоточился и начал свой допрос — первым делом надо было выяснить главное.

— Где находились все остальные? Где они?!

— Я не знаю.

— Вас было много?

— Да.

— Где они теперь? Вспомните всё. Это надо вспомнить! Вы были со всеми вместе. Потом их повели.

— Нет, никто никого никуда не вел. Я спала… И все спали.

— Где вы спали?

— Не знаю. Не помню.

— Вы убежали от них?

— Да!

Губы у женщины начали дрожать. Видно, она вспоминала что-то. Но эти воспоминания не доставляли ей радости.

— Как вы убежали от них? Вспомните — где это было, какие там были приметы? Вы убежали из зала или раньше, оттуда, где вы спали?

— Не было зала. Нет. Я проснулась раньше. Ничего больше не помню.

Иван в растерянности развёл руками. С ней было бесполезно разговаривать. Она ничегошеньки не помнила. И вообще, она стала ему обузой!

Ну куда он теперь пойдёт, с кем побежит бороться, кого спасать? Ведь он же не сможет бросить её здесь. Проклятье! Эта чудовищная тварь, небось, продолжает пожирать несчастных, как же быть! Ведь он был им всем одной надеждой. Он должен был их всех, несчастных заложников, заложниц, выручить, спасти! Он?! А почему это он, откуда такая самоуверенность?! Иван схватился руками за голову. Если он сюда заслан для этой цели, для спасения заложников, то почему же не сработала Программа? Чёрт её подери, почему она не сработала?! С ума можно сойти! Или… или эта Программа заложена в него с совсем другой целью? Ивана бросило в холодный пот. Он зомби — послушный чьей-то недоброй воле зомби. И она — зомби; Она вела себя как сомнамбула, как автомат! Нет, это всё расшатанные нервы! Это всё после Хархана. Ведь его же еле восстановили, ведь его же подобрали на земной орбите почти мертвяком. Всё это и сказалось! Нет, не надо винить других. Надо собраться, надо переключиться. — Когда вы отбыли с Земли? Вы ведь жили на Земле, в России?

— Земля. Россия. Я знаю.

— Вы не ответили, когда вы улетели оттуда.

Женщина удивленно поглядела на него, поправила длинную светлую прядку, упавшую на левую грудь и прикрывшую маленький коричневый сосок. Ивана поразило, что она совершенно не стеснялась своей наготы. Она за всё это время не сделала ни малейшей попытки прикрыться, заслониться от него. Это было странно, это было как-то не по земному, но мало ли что… У неё было русское лицо — ясное, чистое, одухотворенное, красивейшее на всей Земле среди всех её племен и народов, русское женское лицо.

— Я не птица, чтобы летать. Я была на Земле. И была на полигоне. Потом я спала. Иван уцепился за слово.

— Какой ещё полигон? — спросил он, затаив дыхание.

— Не помню. Помню, что полигон. Последние биоразработки. Запуск системы… и всё. Потом сон, очень долгий, холодный сон. Вы мучаете меня, я ничего не знаю, я не знаю, кто я, со мной что-то случилось. Но я ничего не могу понять. Я ничего не помню.

— Вы человек?

— Да.

— Вы землянка?

— Да.

— Сколько времени вы в Пристанище?

— Пристанище — это другой мир.

— Сколько времени вы находитесь в этом другом мире? — Иван начал понимать: нужна мнемоскопия. Иначе ничего не выйдет. Но он не мнемоскопист!

— Знаю, что другой мир. Больше ничего. Ещё знаю — зурги. Всё!

— Кем вы были на Земле?

— Не понимаю вопроса. Как можно быть кем-то? Я просто человек, женщина…

— У вас есть какая-то профессия?

Робкая улыбка осветила бледное во мраке лицо. Женщина была явно в замешательстве.

— Я не все ваши слова понимаю. Что такое профессия?

— Что вы делали? Кем вы работали?!

Улыбка стада ещё более трогательной, даже извиняющейся. Землянка постепенно приходила в себя, ни следа отрешенности не было на её лице. И всё же она не понимала простейших вещей.

— Что делала, — она склонила голову набок и провела указательным пальцем по мху, оставляя примятую темную полоску, — я делала то, чего мне хотелось… нет, не помню. Помню только, что полигон не всем нравился, не всех туда пускали.

— Что-то оборонное? Испытательный полигон новых вооружений, так? — поинтересовался Иван. — Постарайтесь припомнить.

— Оружие? Нет. Воплощение несуществующего.

— Бред какой-то! — Иван начинал уставать от этого допроса. Он так и ни на шажочек не приблизился к истине. — Но вы можете хотя бы ответить почему вы так долго спали? Что это был за сон? Возможно, анабиоз?

Она опять улыбнулась. Поправила волосы, прищурилась. Она оживала всё больше. Только уголки её губ почти незаметно, но неостановимо стали опускаться вниз, делая выражение лица скорбным.

— Это не анабиоз. Это сон. Я ничего не знала про полигон. Не спрашивайте меня больше. Я устала!

Иван вытащил из клапана стимуляторы, концентраты. Протянул темные шарики красавице.

Но та покачала головой.

— Не надо. Сейчас ничего не надо.

— Совсем ничего? — засомневался Иван.

— Нет, не совсем — согласилась женщина, — одно мне всё-таки просто необходимо — проснуться. Проснуться полностью! Я ведь и сейчас ещё сплю… да, да, не смотрите на меня, как на ненормальную.

— Я не могу понять абсолютно ничего! — признался Иван.

— И не поймёте, — подтвердила красавица, — вы мне до сих пор кажетесь частью моего сна. Но я уже знаю — вы правда, вы — реальность, явь. Они отключили мой мозг… а потом он включился, но пока не весь, понимаете?

— По правде сказать, не очень, — Иван насупился, отвернулся. Он всё больше приходил к мысли, что сумасшествие принимает коллективный характер.

— Давайте называть друг друга на «ты», — неожиданно предложила женщина.

— Конечно, — с готовностью ответил Иван и почему-то галантно привстал, поклонился.

Красавица рассмеялась, уткнула лицо в ладони.

— Теперь я тебе верю, теперь я вижу, что ты не призрак, — проговорила она сквозь смех. И тут же осеклась: — я сплю, я всё ещё продолжаю спать!

Что они сделали со мной?!

— Кто?! — резко спросил Иван. И ухватил её за руку чуть выше локтя.

После некоторого промедления она ответила тихо, дрожащим голосом:

— Не знаю.

— Ну и что теперь делать? — начал вслух размышлять Иван. — Вот мы с тобой оказались здесь, за сотни тысяч парсеков от дома. Кроме нас тут ещё… много людей — десятки, сотни, может, тысячи. Я бьюсь уже… — Иван снова запнулся, он не мог определить точно — сколько времени он провёл в этом аду, ни один хронометр не показывал ни черта, — не меньше месяца, плутаю по каким-то гирляндам, пуповинам, ярусам, леший их забери, прошел какие-то внешние круги и барьеры, провалился в эти бестолковые подземелья, которые один мой хороший друг, — Иван саркастически усмехнулся, — называл подземельями низринутых демонов, короче, пробрался чуть ли не в сердцевину Пристанища…

— Пристанище? — оживилась женщина. — Мне знакомо это слово.

— Что оно означает? — тут же посерьёзнел Иван.

— Не помню.

Иван отвернулся. И продолжил свой монолог:

— …но приблизился ли я к цели? Нет! Ни на шажок не приблизился.

Наоборот, мне сейчас кажется, что я заплутал окончательно. Эх, если бы попался Д-статор, я не стал бы раздумывать, с ходу махнул бы на Землю!

— Земля часть Пристанища, — сомнамбулически проговорила женщина, — Пристанище это Вселенная вселенных и аура Системы.

— Что ты сказала?! Повтори!

Лицо у Ивана пошло красными пятнами, руки задрожали.

Женщина открыла глаза. Удивленно взглянула на него.

— Разве я что-то говорила? Нет, тебе послышалось.

— Ты сказала, что Земля — это часть Пристанища…

— Земля?

— Да!

— Не помню!

— Бред! Идиотизм какой-то! — не выдержал Иван. — Мы тут сидим, плетем какую-то ахинею, а там… — он махнул рукой вверх, — там каждую минуту, каждую секунду гибнут люди!

— Воплощение это не гибель.

— Что-о?! Что ты говоришь?! Я собственными глазами видел страшные, дичайшие вещи, этого нельзя описать. Оно пожирало их! Оно грызло и пережевывало несчастных, глотало! Причем тут воплощение?!

Взгляд у женщины вновь стал отрешенным. Голос потускнел, зазвучал хрипловато.

— Гибли только тела, только грубая плоть. Я теперь вижу это, я всё вижу! Они воплотились, они перешли на высшую ступень. Им хорошо!

Иван насторожился. Он уже слыхал такие речи. На неё идёт пси-воздействие, прямое пси-воздействие. Это в лучшем случае! В худшем это вообще не она, это оборотень, это носитель тёмной сущности. Проверим!

— Слушай меня внимательно! — проговорил он спокойно, глядя ей в глаза.

— Ты человек. Ты женщина Земли. Все воплощения и перевоплощения — это воздействие извне на твою психику…

Он повторил три раза кодовые ведические заклинания, установил барьер «хрустальный шлем».

И он не ошибся. Через несколько секунд глаза у женщины прояснились.

Она взглянула на Ивана в недоумении.

— Что это было? — спросила она.

— Ты просто спала, — мягко, успокаивающе ответил Иван.

— Я не хочу больше спать! — она неожиданно вскинула руки ему на шею, прильнула к груди. — Я не хочу больше спать, Иван!

Он немного отстранился. Близость женщины волновала, горячила кровь. Но не время, не теперь! Нельзя терять голову; — Я тоже думаю, что ты не совсем подходишь на роль спящей красавицы.

Нет, нет, ты необыкновенно красивая, ты подлинная красавица… но те времена ушли, — он огладил её плечи, прикоснулся пальцами к шелковистым прядям, — они ушли безвозвратно. В нашей жизни мало романтики, мало сказочности. В ней только жестокая реальность. И много мерзости, крови, подлости. Сейчас спящих красавиц не кладут в хрустальные гробы, их сказочный сон нынче не стерегут благородные и могучие богатыри, сейчас этих красавиц прямо из анабиоза бросают в пасть чудищ-людоедов, им отгрызают головы, их жуют, чавкая и сопя. Мне тяжело говорить об этом. И хватит уже болтать. Мы сделаем так: или вы останетесь, а я иду на поиски…

— Нет, мы пойдем вдвоем, я одна не останусь, я боюсь, Иван. И кстати, мы же перешли на «ты», забыл?

— Помню. — Он сделал попытку стащить с себя рубаху. — Ты не хочешь немного прикрыться, ведь тут зябко, можно и простудиться.

Она остановила его жестом.

— Ну, как знаешь!

К решетке она, наверняка, вышла откуда-то из глубины этого мрачного хода. Значит, и идти надо именно туда. Иван ещё раз подумал, а стоит ли рисковать, тащить её за собой. Но потом решил, что ещё неизвестно, где риска больше.

— Если ты не помнишь, как тебя зовут, я сам придумаю тебе имя. Я не могу вот так, как к дереву, траве… — он сбился, не зная, правильно ли она поймет его, не обидится ли.

— Придумывай, — согласилась женщина, — если мне понравится, буду отзываться.

Легко сказать — придумаю имя, а попробуй придумай — с новорожденным, и то не так-то просто, а тут взрослый человек. Иван сдвинул брови к переносице, глубокие морщины прорезали его чело.

— А быть тебе, — промолвил он после короткого, но углубленного раздумья, — быть тебе Еленой Прекрасной! — Он положил ей обе руки на плечи, погрузился в серые бездонные глаза. — Ибо если не тебе так зваться, то кому же ещё?! Но это для торжественных церемоний и подобающих случаев. А наедине я буду звать тебя Аленою, Аленкой, не возражаешь?

— Нет, — сказала она, — мне нравится моё новое имя. Мне даже не хочется вспоминать старого, настолько мне оно нравится. А ещё больше мне нравится, как ты произносишь его. — И она повторила тихо, — Алена, Аленка, Аленушка.

Иван почувствовал, что ещё немного и он совсем размякнет, расплачется от умиления. Нет, нельзя! Надо идти вперёд. Подлый Авварон был прав здесь нельзя надолго останавливаться, здесь надо вовремя покидать опасное место, не ждать пока созреет в нём недоброе и поглотит тебя. — Алена, а тебе ни о чём не говорит имя Авварон? — спросил он неожиданно.

— Не слыхала.

— Тогда пойдем.

Иван ухватил её за руку, крепко, но нежно. Теперь он не имел права рисковать, и потому в другой руке он сжимал лучемёт. Причем, сейчас Иван сжег бы любую тварь, какая бы ни появилась на его пути — даже «лучшего друга и брата» Авварона, подлеца, обманщика и негодяя, он не пощадил бы.

Он шёл по темным кривым переходам и думал, кому понадобилось прорывать в глубинных толщах земли эти норы, ходы, лазы? Откуда здесь всё это? Ведь подземные ходы — это же немыслимая древность, это в лучшем случае Средневековье. Катакомбы! Сколько тысячелетий этому миру? Он думал об этом, потому что запрещал себе думать о другом. Он запрещал себе вспоминать свою прежнюю жизнь — голова должна была быть чистой, ясной, ведь теперь он отвечал за неё, Прекрасную Елену. Он запрещал себе думать о пожираемых чудовищем женщинах — так легко выйти из себя, так легко! Но побеждает не тот, кто рвет свои нервы, побеждает тот, у кого больше выдержки.

Алена шла позади молча. Неизвестно о чём она думала. И думала ли она вообще, ведь, как ей казалось, сон ещё властвовал над ней. Что за сон?

Почему она утратила память? И вообще — почему их усиленно стараются лишить памяти, вытравить из сознания прошлое, заставить жить по «программам», жить сегодняшним днем, жить не человеком, а подневольным зомби?. Это что — наказание за грехи? чья-то ошибка? преступная воля? а может быть, это карма?!

Дважды Иван отбивался от нападавших на них с высоты мохнатых, летучих тварей, похожих на огромных перепончатокрылых крыс. Он разбивал им головы прикладом лучемёта — точными, сильными ударами, без размаха, без пустого мельтешения. Сколько крыс — столько и ударов. Он даже не замедлял шага. Но он старался не терять ориентации. Мраморный зал был где-то позади и наверху. К нему обязательно должен быть ход. И если даже эта гадина-людоед расправилась со всеми, и спасать больше некого, всё равно он придёт туда и продырявит её поганое брюхо. Всё равно!

— Я боюсь, — вдруг тихо проговорила Алена, — Чего ты боишься? — Иван, обладавший развитым до предела чутьем, опасности не ощущал.

— Там кто-то есть!

— Тихо, — мягко остановил её Иван. — И если ещё почувствуешь что-то недоброе, говори очень тихо, шепотом, ладно?.

— Ладно, — прошелестела она ему в самое ухо. — Будь осторожен, там…

Иван резко отпихнул её назад, на камни. Сейчас он должен быть один.

Опасность! Яркая вспышка лучемёта озарила подземелье. Никого! Этого не могло быть. Ощущение нарастающей опасности буравило мозг, отдавало в бешено колотящееся сердце. Они здесь, где-то здесь, враги, убийцы… Надо заслонить её. Она не сможет им противостоять.

— Получай!

Иван «тройным китайским веером» прощупал воздух от стены к стене.

Продвинулся ещё на два шага, повторил — и прямо в лицо ему брызнула зловонная жижа. Всё ясно! Иван отпрыгнул назад. Теперь надо выждать. От жуткого напряжения ноги дрожали, спина деревенела. Ударить могли с любой стороны. И всё же Иван оглядел лезвие меча — на нем были чёрные жирные, скатывающиеся в шарики сгустки. Это кровь. Он сильно подсек кого-то невидимого. Сейчас! Ещё немного!

— Вот так! — выкрикнул он, не в силах сдержать возгласа, когда в полумраке стали выявляться силуэты… нет, это был один силуэт, принадлежавший многорукому коренастому существу, привалившемуся к замшелой стене. Существо истекало чёрной кровью. Оно явно не ожидало, что напорется на меч, оно было уверено в своей победе. Оно было невидимым, прозрачным, пока Иван не нанес ему смертельной раны. Но рядом могло быть ещё одно, ещё много таких, рядом, сзади, повсюду.

Иван прыгнул вперёд и одним ударом ссек на землю тыквообразную голову с шестью глазами и мохнатой порослью жвал вместо подбородка. Голова звонко ударилась о камень, покатилась под уклон, посверкивая застывающими глазищами, вывалив чёрный раздвоенный язык.

— Побежали скорей! — Алена прижалась к спине Ивана, обожгла своей прохладной грудью. — Ну, давай же! А то другие придут.

— Так они же придут оттуда, — Иван махнул мечом вперёд. — Куда бежать?

— Они могут приходить из ниоткуда, я вспомнила! Они могут просто проявиться, возникнуть, как появился этот, — она указала на истекающего кровью, монстра. — Бежим!

И они бросились вперёд, в темноту.

Они бежали долго, Иван с удивлением отмечал, что эта, на вид Хрупкая, женщина выдерживает изнурительный, тяжкий бег. Да, она только закидывала назад голову, придерживала левой рукой тяжёлые, прыгающие мячиками груди. И всё же она бежала из последних сил.

Когда впереди забрезжил призрачный свет, ноги у Алены стали подгибаться. За двадцать метров до проема, забранного тяжёлой частой решеткой, похожей на ту, первую, Иван еле успел подхватить её на руки.

— Аленка, что с тобой? — прошептал он ей L лицо.

Но женщина была без чувств.

Он так и подобрался к преграде, не выпуская её из рук. Прожег лучемётом дыру в нижнем левом углу… и вышел наружу, в просторное и почти светлое после мрака кривого хода помещение. Машинально Иван взглянул вверх.

Ни потолка, ни сводов он не увидал, всё тонуло в серой облачной дымке. Вот тебе и подземелье! Сюда бы Авварона, тот враз бы всё растолковал.

В помещении этом, совсем не похожем на пещеру или что-то подобное, сильно попахивало паленым, наверное, где-то неподалеку горели костры или что-то варили, пекли. Иван присел со своей прекрасной ношей на камень, в отличие от предыдущих — блестящий, будто отполированный, и стал думать, что же делать дальше. Смутные мысли набегали на него. Ох, и намучается же он с этой раскрасавицей! Ох, и настрадается же! Да деваться-то некуда, поздно!

На свету Алена была ещё краше, она казалась просто чудом, живым трепетным чудом. И такое невозможно было не любить. Да только не до любви, не до нежностей. Здесь чуть расслабишься — смерть. Ну, просыпайся же! — молил её Иван, звал её: — Выходи из забытья, я здесь, я жду тебя, я не могу без тебя идти вперёд, а задерживаться, сама знаешь, нельзя! И накатывала на него волнами память: всё было, почти так, но с другой, там, в Системе! Её звали… он почувствовал прилив острой боли в затылке… её звали Лана. Она погибла! Она навеки осталась там, в этом Чуждом мире нелюдей! Может, она жива?! Нет, там невозможно выжить, ведь она не такая выносливая, не такая сильная как он. Да, она там погибла, её давно уже нет. Как нет и Светки, умницы Светки, пропавшей в Осевом. Смерть! Вселенная несет смерть всему живому. И всё же они были счастливы там, безмерно счастливы. Земля часть Пристанища? А Пристанище это Вселенная вселенных и аура Системы? Почему? Паранойя!!! Если Пристанище — аура Системы, значит, оно частица самой Системы, значит, оно плоть от плоти или, точнее, не-плоть над плотью?! Духовное существо Системы?

Но и Земля каким-то боком, как врал Авварон, принадлежит Пристанищу.

Сверхпаранойя!!!

— Где мы? — еле слышно пролепетала Алена. Она приоткрыла глаза. И теперь Иван сумел по-настоящему оценить их красоту — это были глаза доброй феи: большие, тёплые, излучающие нежный внутренний свет. Этими глазами можно было любоваться до бесконечности.

— Эх, если бы знать, — ответил Иван. — Как ты себя чувствуешь?

— Голова кружится. Я ещё сплю… Нет! Это был обморок?

— Ты просто переутомилась немного.

— Прости. Я сейчас.

Она приподнялась, встряхнула головой. Огляделась.

— Мы выбрались?

— Да, — ответил Иван таким голосом, что она поняла — никуда они не выбрались. И не выберутся никогда.

Иван опять вспомнил Рона Дэйка. Наверное, бедолага вот так же метался, бегал, искал… а потом, всё нашёл. Приют нашёл вечный. Как горько это звучит — вечный приют. Ивану не нужен был приют, тем более вечный. Ну, хорошо, потолка тут нету, а где стены? За что глазу зацепиться? Позади, за спиной — стена как стена, с решеточкой и кладкой полукругом. А впереди?

Только дымка, туман. Может, это испарения? Запашок отвратный, так что не исключено и это. Да ещё дым, паленым несет, горелым. И зачем они забросили его сюда — одиночку, практически безоружного, слабого? Да сюда надо пять дивизий отборных боевых десантников. Они бы живо прочесали все ходы и лабиринты, все пуповины и гирлянды, они бы огнём и мечом проложили себе путь, и ничто не смогло бы сдержать этих ребят. Иван готов был уничтожить весь этот мир, лишь бы спасти тех, кого ещё можно спасти.

— Знаешь, Иван, — проговорила вдруг Алена печально, — мне вдруг показалось, что мы с тобой одни остались в этих подземельях, что нет здесь ни единой живой души. Только нелюди, гадины…

Иван поглядел на неё понимающим взглядом. Насупился.

— Так оно и есть, Аленка… — и тут же оборвал себя, — но не будем спешить с выводами.

Она прильнула к нему, будто они были очень близкими, давным-давно знакомыми, людьми. Всхлипнула.

Этого ещё не хватало, подумалось Ивану. Нет! Сейчас не время! Что-то здесь не так, что-то здесь… Он вдруг понял — нельзя ни на мгновение расслабляться. Ни в коем случае нельзя! Пока он размякал и размокал от слез, что-то произошло — да! Тумана и дыма, вроде бы, прибавилось, видимость стала похуже… и она ухудшается с каждой минутой. Нельзя сидеть на одном месте!

— Пойдем! — властно сказал он и сжал её нежную руку выше локтя.

— Я не могу. Ноги ватные. Давит что-то…

— Надо идти!

Иван подхватил женщину на руки и сделал первый шаг. Он ещё не знал, куда именно надо идти. Но он уже шёл. Белыми ленивыми клубами, будто медлительными тягучими протуберанцами, вываливался из невидимых расселин и пор туман, растворялся в мутном воздухе, делая его ещё мутнее, призрачнее.

Запах гари неприятно будоражил ноздри. И что тут могло гореть?!

— Гляди! — почти в самое ухо выпалила Алена. — Да нет, не туда, Выше!

Ой, я боюсь! Не надо!

Иван задрал голову. Не сразу увидел то, что столь напугало женщину. И немудрено, ибо ничего кроме вьющихся, свивающихся клубов дыма и тумана наверху не было. Но прозрение наступило неожиданно, словно на глаза линзы волшебные надели. Иван даже остановился. Теперь он ясно видел тысячи, десятки тысяч бледных, постоянно изменяющихся лиц.

— Господи, как страшно! — шептала дрожащим голоском Алена. — Этого просто не может быть!

Этого и не могло быть ни по каким законам Вселенной. Лица — явно человеческие, одухотворенные лица — с застывшими, но живыми, пронзительными глазами, наплывали клубами, изменялись, принимали уродливые формы, словно искаженные в кривых зеркалах, что-то силились сказать, выкрикнуть бесплотными искривленными ртами, сменялись другими, не менее выразительными и безмолвными лицами. Но главное и самое страшное было в том, что лица Эти пытались сказать нечто именно им, Ивану и Алене, этим двум землянам, случайно оказавшимся в чужом и чуждом, инопланетном безумном мире. Они смотрели именно на них, более того, они вонзались своими пронизывающими взглядами в них, в их глаза… и всё это было жутко. Иван вспомнил, где он испытывал нечто подобное — на лестнице в узком коридоре, когда некие бесплотные белесые существа тянули к нему руки, что-то хотели от него. Да, именно там, где на него неожиданно выплыли из тьмы глаза погибшей в Осевом измерении жены. Как там говорил Авварон? Двенадцатый Нижний Ярус? Подземелья Низринутых Демонов? Так кто они, беснующиеся в клубах, взирающие свысока на землян — демоны? Нет, гнусный карлик-колдун говорил что-то про тени невоплощенных. Что это такое? Души умерших? А может, нечто и вовсе непонятное, необъяснимое?

— Я боюсь!!!

Этот резкий, почти кричащий шепот вырвал Ивана из забытья. Нет, нельзя останавливаться! Это всего лишь призраки! Это наведённые образы! Их нет!

Клубы опускались всё ниже и ниже, они надвигались сзади, справа и слева, они теснили. Надо было бежать. И Иван побежал. Теплая и нежная ноша не утомляла его, да и стимуляторы ещё действовали. Силенок хватало. И Иван бежал — он не жалел себя, не щадил ни ног, ни лёгких, Только непонятный темный щебень и полупрозрачная галька летели из-под подошв. Алена притихла на его руках — она казалась спящей. Но она не спала.

Минут через двадцать пять бега Иван понял, что не может быть в природе такого зала, такой пещеры. Даже в самой огромной пещере и в самом громадном зале он бы давно добежал до противоположной стены, свода… Что-то здесь было не так! И вообще, почему он бежит именно в эту сторону?! Почему!!! А может, его искусственно направляют туда, может, его гонят по туманному коридору будто борзую по беговой дорожке? Почему лёгкий просвет только лишь там, впереди? Почему сзади, по бокам стены белого клубящегося тумана вперемешку с едким дымом?!

Он стал постепенно замедлять свой бег. Потом перешел на шаг. И совершенно неожиданно, так что Алена вскрикнула и прижалась носом к его груди, прыгнул вправо — в молочно-серую белизну, в пар, дым, туман. Это было странное ощущение — Ивану показалось, что он нырнул в вязкую горячую жижу. Он даже вспомнил вдруг трясину, в которой он тонул. Потом вспомнил ещё что-то более далекое, давнишнее — вспомнил призрачный, еле выплывающий из потемок памяти Хархан. И там он тонул! Точно! Он тонул в вязком месиве, в трясине, в засасывающей мерзкой жиже. — Фильтр!!! Точно! Он всё вспомнил — это же фильтр, и ничего более! Какой же оностолоп! Какой дурак! Какой болван!!!

Да ведь надо было «тонуть» в том самом лесном болоте! Тонуть и утонуть!!!

Он был уже у цели! По крайней мере, ближе, значительно ближе, чем сейчас!

Фильтр пропускает через себя не каждый предмет, не каждую живую тварь. Но ежели он пропускает, надо смело идти через него, ибо фильтры ставятся исключительно на пути из внешних миров во внутренние, они оберегают властителей Внутренних миров от непрошенных гостей, от вторжений, от чего-то такого, что недоступно обычным человеческим мозгам.

— Мне плохо, Иван, — шептала встревоженно и сипло Алена. Её руки судорожно сжимали его плечи, шею. — Я умираю, не надо туда, не надо…

— Потерпи! Ещё немного, совсем немного!

— Мне нечем дышать!

— Сейчас всё кончится. Терпи!

Иван с силой прижал её к груди. Он почему-то боялся, что этот проклятый колдовской фильтр пропустит его, но не позволит ей, Алене, проникнуть во внутренние миры. От этого невольного душевного страха у него сжималось сердце и слабели ноги. Он почему-то ловил себя на мысли, что без неё ему будет вдвое, втрое тяжелее, что без неё он уже не сможет идти дальше, бороться, жить…

— Чуть-чуть, ну ещё капельку потерпи, — шептал он, сжимая до боли веки, стараясь не дышать.

Кожу жгло сквозь комбинезон. Ядовитая — а может, и очищающая, стерилизующая — гарь всё же сочилась в лёгкие, проникала в тело. Иван ни черта не видел вокруг — только белизна, только туман, плотный, вязкий туман. Когда он совсем немного приоткрывал глаза, пытался сквозь щелочки оглядеться, едкая боль проникала, казалось, в мозг. И деваться от неё было некуда.

— Ещё совсем немного!

«Трясина» отпустила его неожиданно. Иван не удержался на ногах, полетел вниз, стараясь не уронить свою драгоценную ношу. Он не думал в этот миг о себе. Только она! Только бы сберечь её!

Тумана не было. Они прошли сквозь фильтр. Хрустальный пол был холоден и скользок. Иван лежал на нем, прижимая к груди свою спутницу. И никаких лиц-призраков, никаких клубов, гари, пара. Только прозрачный пол. И прозрачные, уходящие высоко вверх стены — хрустальные стены.

— Где мы? — еле слышно поинтересовалась Адена. Иван не ответил. Он думал о том, что подлец Авварон в очередной раз надул его, что нельзя было доверяться этому негодяю.

— По-моему, это лед, — сказала Алена. Она скребла ноготком хрустальный пол, оставляя в нём белесые бороздки, поднося к глазам влажные пальцы, приглядываясь к ним, даже обнюхивая… Иван еле успел отдернуть её руку ото рта — она собиралась попробовать жидкость на вкус.

— Погоди! Сейчас определим!

Он вскочил на ноги. Приподнял её. И дал из лучемёта самым слабым — дал в пол метрах в пяти от того места, где они стояли. Столб пара ударил вверх, пахнуло живительным едковатым озоном. Алена не ошиблась, это был именно лед. Но льды бывают разные. В прозрачной безобидной на вид поверхности могли таиться любые яды, всевозможнейшие гадости — даже не предугадаешь. И потому Иван сразу же прервал эксперимент. Расширил ноздри, пытаясь определить составляющие пара. Сюда бы его датчики с бота или хотя бы скафандра! И ещё, если это пространство замкнуто, то высвобождать сокрытое во льду ни в коем случае нельзя — их просто раздавит, они не вынесут давления вырвавшихся из кристаллического плена газов.

— Не век же нам тут торчать! — словно угадав его мысли, сказала Алена.

— Испытай на стене.

— Хорошо, — ответил Иван.

Он приблизился к хрустально-прозрачной, но невероятно толстой и оттого не пропускающей почти ни лучика света стене. Задрал голову — потолка не увидел. И только после этого луч, вырвавшийся из его орудия, впился в «хрусталь»…

Всё последующее произошло мгновенно.

— А-а-а!!! — оглушительно закричала Алена. Ивана сшибло с ног, и он чуть не выронил лучемёта. Толстенная струя чёрной и пенистой жидкости ударила в него, опрокидывая, переворачивая. Уже теряя ориентацию Иван успел ухватить женщину за руку. Небольшое помещение с «хрустальными» полами и стенами стремительно заполнялось чёрной жидкостью, Ивана с Аленой поднимало наверх — они держались на поверхности. Лишь тяжеленный меч тянул якорем вниз, но Иван выгребал Правой рукой, не выпуская из левой Алены. Теперь он держал её за талию. И она, как могла, на сколько хватало её слабых женских сил, помогала ему.

— Ты знаешь, — в запарке, не успевая осмысливать происходящее, прокричал Иван, — у меня такое ощущение, что прямо из фильтра мы попали на дно глубоченного колодца, сдуру пробили его тонкую, но достаточно прочную стену — колодец стал заполняться, нас поднимает, понимаешь, нас скоро поднимет!

— И мы выберемся из подземелья, да?! Алена задыхалась, отворачивалась от черных пенящихся гребней. Но казалось, в ней прибавилось сил.

— Не знаю! После фильтра мы вообще могли оказаться за тысячи миль от всех подземелий — это же фильтр-шлюз, понимаешь?

— Нет! Какой ещё фильтр! Лучше б я сидела в темноте, за решеткой. Там было тихо и почти спокойно… — проговорила вдруг Аленка мрачно.

— Почти! — саркастически выдохнул Иван. И вспомнил женщин, пожираемых отвратительной гадиной. С таким «почти» он никак не мог согласиться.

Одновременно вспыхнуло в мозгу: «Это будущее Земли! Будущее всех землян!»

Иван поспешно избавился от дикой мысли. Сейчас надо было думать о другом, надо выбираться, спасаться! А его снова на философствования потянуло. Нет!

— Нас подняло уже на полкилометра вверх, — крикнул он Алене.

Та из последних сил подгребала рукой, но рука слабела — это бросалось в глаза.

— Брось меч вниз, — попросила она. — Тебе легче будет. А то не выплывем, он нас утянет…

— Нет, — резко ответил Иван. Он уже решил для себя, что бросит двуручный тяжеленный меч только в том случае, если сам с головой уйдет под чёрную пенистую жидкость.

Рядом с ними беспрестанно лопались огромные, то освежающе-озоновые, то отвратительно-зловонные пузыри. И казалось, ни конца ни края не будет всему этому.

Но край показался, и конец наступил… Их вдруг повлекло куда-то в сторону, повлекло мощно, неудержимо и вместе с тем как-то плавно, без рывков и дерганий. Иван всмотрелся вверх — чёрные скалистые своды возвышались над разливанным пенистым озером чёрной жидкости. Их несло по этому подземному озеру — несло к черному, кремнистому берегу.

— Слава Богу! — невольно вырвалось из груди Ивана. Что-то вновь памятью отозвалось в голове. Он провёл ладонью по груди, ощупывая её, будто не находя там чего-то маленького, крохотного, но необходимого.

— А ты говорила, меч бросай! — добродушно проворчал Иван, глядя на притихшую Алену влюбленными глазами. — Нетушки, моя милая, он нам ещё не раз добрую службу сослужит!

Уцепившись рукой за гребень, Иван выбрался на берег. Вытянул спутницу.

Привалился к стене. Всё тело гудело и ныло. Боль в мышцах после изнурительной борьбы за жизнь только сейчас дошла до нервных центров, только сейчас Иван ощутил её. Ничего, всё пройдёт, всё пройдёт.

— Как тебе? — спросил он у Алены.

— Мне лучше, — сказала та. И было видно, что она не обманывает. Было видно, что она начинает «просыпаться».

— Ты вспомнила, как тебя звали раньше?

— Меня всегда так звали, — проговорила она с ускользающей загадочной улыбкой. После недолгого молчания добавила: — Но я вспомнила кое-что другое. Полигон вышел из-под контроля. Понял? Этого никто не ожидал! Этого не могли ожидать!

— Чертовщина какая-то, бред!

— Это правда. Я теперь понимаю. Ты ничего не знал о полигоне. Такие были. Но я же вижу — ты совсем не похож на… на наших. Ты, наверное, где-то долго был? Мне и раньше доводилось видать таких как ты — но редко, очень редко.

— Я ничего не понимаю, — пробубнил Иван. — Растолкуй! Где я был?

Почему ты так говоришь. Конечно, я был во многих местах: и на Гадре, и на Сельме, и на совершенно идиотской сумасшедшей планете У и на призрачном янтарном Гугоне я был, и… ты спроси лучше, где меня не было! Я был даже в Системе, на Хархане…

— Система! Это позже… я не помню. Потом про Систему. Но я не про это говорила, ты меня неправильно понял. — Она опустилась перед ним на колени.

И лицо у неё стало таким беззащитным, милым и родным, что Иван невольно приблизил к нему своё, поцеловал её в губы — легко, почти бесплотно. Она отстранилась. — Не надо. Пока не надо. Я боюсь утратить то немногое, что удалось восстановить, боюсь порвать эту ниточку, что связывает меня с прошлым.

Погоди. Ты был раньше! Ты был намного раньше. И поэтому ты не сразу всё поймешь. Как я не догадалась, ведь это же предельно ясно. Нет, вру! Это сейчас мне ясно, а несколько минут назад, час, три… мне ничего не было ясно, я ещё спала. Я ещё и сейчас не до конца проснулась. Но кое-чего могу припомнить. Ты наверное долго лежал в анабиозе, на корабле или в фондах?!

Да?

Иван удивился. Откуда она могла знать?

— Я никому не говорил об этом. На Земле никто из моих друзей и знакомых даже слыхом не слыхивал про ту давнюю историю. Может, ты мысли читаешь?

Алена не ответила. Она вся дрожала. Льнула к нему. Глаза её, серые, влекущие, горели внутренним пламенем. Она и впрямь просыпалась.

— Сколько?

— Что — сколько?

— Сколько ты был в забытьи?

— Двести лет с лишним.

— Нет, больше. Не двести, точно — больше! Иван развёл руками.

— В таком случае, тебе виднее, — согласился он, вглядываясь внимательнее в горящие глаза — нет ли в них безумия, болезни. Нет, ничего такого в прекрасных глазах прекрасной женщины не было. Он лишь ощутил, что глубина этих глаз неизмерима; что ещё глубже духовные глубины этого удивительного столь земного и одновременно неземного прекраснейшего существа, сидящего перед ним, великолепного в своей блистательной наготе и совершенно не замечающего этой преступно-ослепительной наготы.

— Я тебе всё потом скажу, не сейчас, — Алена вдруг отвела взгляд. — Мне надо всё проверить, убедиться.

— Вот и хорошо, — согласился Иван. — А сейчас нам надо хорошенечко выспаться. Иначе нам крышка. И ничего не говори мне. На-ка вот, — он вытащил из клапана малюсенький голубой шарик, поднёс его на ладони к её лицу. — Проглоти это. После сна ты совсем проснешься, договорились?

Она вдруг рассмеялась, откинула назад голову с тяжелыми распущенными русыми волосами. Поглядела на него как-то странно.

— А больше ты ничего не хочешь?

— Очень много хочу! — ответил Иван. — Но всё — потом. Иначе и хотеть будет некому. Не беспокойся, если появится самая малейшая опасность, откуда бы и от кого бы она ни исходила, я моментально проснусь — у меня это после долгих лет учебы и практики уже в крови и костях. Ну, глотай… и спи!

— Договорились, — сказала она. Проглотила шарик. Положила ему голову на плечо. И прикрыла глаза.

— Вот и хорошо, — еле слышным шепотом проговорил Иван. Сон смеживал его веки. Три часа. Самое большее — три часа! Этого хватит, чтобы полностью восстановиться и набрать силенок на ближайшие семь-восемь суток. Иван провалился во тьму.

И лишь его сверхсознание, способное отделяться от тела и воспарять над ним, его вернейший и надежнейший сторож, отмечало: чёрное пенистое море под ногами, чёрные своды, глухой рокот невидимого прибоя, мерный перестук падающих с черных высей капель, лопающиеся пузыри… и покой, покой, покой.

Сколько прошло времени? Где? Когда? Иван ничего не понимал. Он освободился от остатков сна лишь в тот момент, когда некая исполинская сила влекла его наверх. В глаза сначала ударил призрачный зеленоватый свет, только потом в огромной дыре показалась непомерная волосатая морда с круглыми глазищами и покатым звериным лбом.

— Ива-а-ан! — неслось снизу. — Ива-а-а-ан!!! Его тело было зажато в здоровенной, не менее волосатой, чем морда, руке или лапе, свободными оставались лишь голова, руки, грудь… Иван ничего не мог понять.

Врожденное, отработанное до автоматизма долгими годами тренировок чувство опасности вновь подвело его, не сработали внутренние охранные механизмы.

Что же делать? Ещё секунда, миг — и он погибнет в этой чудовищной пасти.

Да, именно так и было — теперь он всё видел: этот исполин пробил своды пещеры, запустил ручищу в неё, ухватил его, поднял и несет к раскрывающейся пасти. Ещё немного, вот-вот… Пасть была немалая, метра полтора в поперечнике — Иван в неё проскользнул бы жалким червячком. Проскользнул… если бы, из неё не торчали большущие, кривые, жёлтые зубы и четыре саблевидных клыка. Мимо таких не проскользнешь!

— Ива-а-а-ан!!! — где-то внизу эхо разносило пронзительный голос Алены.

Реакция сработала мгновенно. Был лишь один выход.

Не самый безопасный, требующий огромного напряжения, отнимающий годы жизни. Но лучше потерять годы, чем саму жизнь. За мгновение до развязки Иван ускорил внутреннее время, ускорил до предела. Теперь его уже не несло к пасти, а подносило — медленно, еле-еле. Теперь он жил в ином временном ритме и мог хотя бы оглядеться, осмыслить своё незавидное положение, попытаться сделать хоть что-то.

Ждать милости не приходилось. Огромная почти человеческая и вместе с тем чудовищно-звериная морда монстра-людоеда не оставляла никаких надежд.

Ноги зажаты. Только руки! Только голова!

Из пасти несло трупной вонью. С волосатых губ капала клочьями седой пены слюна. Из ноздрей плоского львиного носа сочилась кровь. И клыки.

Огромные клыки!

— Ну, нечисть поганая, держись!

Иван понимал, что достаточно исполину сдавить свою лапищу посильнее — и от него, от человека, землянина, от создания Божьего, останется мокрое место. Он и без того ощущал, как болят бока в горячей ладони людоеда, как похрустывают ребра. Но надо опередить, надо!

Когда лапища поднёсла его к самой пасти, Иван резко выкинул вперёд обе руки, тройным ведическим приёмом превратил их в сокрущающий таран нечеловеческой прочности — «алмазную палицу Индры». Приём этот был известен единицам на Земле. Он спасал знающих его во тьме тысячелетий. Он должен был спасти рос-веда и в эту минуту. Чудовище было невероятно могуче, исполински сильно. Но за Иваном стояли родоначальники Человечества и их Сила.

— А-я-ягррр!!! — тяжёлый хрип вырвался из горла Ивана.

Он был за всеми пределами возможного. Кожа на руках и груди лопалась и кровоточила, мышцы вздулись узлами, буграми, грозили прорвать эту нежную кожу, позвоночник трещал, всё тело пронизывал дьявольский или, скорее, божественный, огонь. Это было подобно чуду!

Иван с мясом, с корнями выдрал оба верхних клыка. И ни мига не медля, из последних сил, чувствуя, как сжимается волосатая ладонь, вонзил их остриями в огромные жёлтые от злобы и ярости глаза. Потоки крови, слизи и ещё какой-то мерзости захлестнули его. Дико взвыло исполинское чудовище.

Уже падая вниз, Иван успел увидеть, как монстр-людоед обеими руками хватался за вываливающиеся, проколотые глазные яблоки, пытался запихнуть их обратно, в чёрные ужасные своей пустотой глазницы. От оглушающего воя и прорывающегося сквозь него рыка закладывало уши.

Ритм ускорения начал прерываться ещё прежде, чем Иван ухватился за ребристый выступ скалы. Ладони обагрились кровью. Но падение немного замедлилось. Он летел в провал, прямо в чёрную пенистую и пузырящуюся жидкость, совсем не похожую на воду, маслянистую и гадкую. А в ушах дикий рев перемежался с почти неслышным: «Ива-а-ан!»

Он упал в жидкость, погрузился метра на три вглубь. И почти одновременно, с небольшим запозданием огромная лапа опустилась в пролом, сунулась в воду, принялась шарить под сводами пещеры. Это было страшное зрелище. Монстр-людоед не собирался упускать жертву, напротив, ярость и злоба в нём утроились, удесятерились. Чёрные брызги летели во все стороны.

Ивана качало на поднятых волнах, кидало, несло, закручивало в возникающих тут и там водоворотах. Это была буря злобы! Взрыв ярости! Ослепший монстр обшаривал внутренности пещеры, и не было той силы, что могла его остановить… Надо было смириться, погибнуть. Очень не хотелось. Но…

Ивана волной так бросило в стену, что он на долю секунды потерял сознание от жгучей боли.

А когда он пришёл в себя, уже совершенно в другой точке пространства, он увидел, что сила, способная остановить людоеда-исполина есть! На гребнистом выступе, вся мокрая, растрепанная, но неизменно прекрасная, с лучемётом в руках стояла Алена.

Иван замер, боясь выдохнуть воздух, спугнуть миг.

Ярчайшая вспышка прорезала полумрак пещеры.

Живой тяжеленной скалой обрушилась в чёрное озеро отхваченная по локоть ручища монстра. Безумный вой лишил слуха.

А она стояла обнаженной живой статуей, олицетворяющей победу сил Добра над силами Зла.

Ещё одна вспышка. Тяжелый всплеск на чёрной поверхности. Огромная кисть надломленным айсбергом ушла в воду. И снова рев. Вой! Визг!

— Молодец, Аленка! — не выдержал Иван. — Молодец!

В несколько сильных быстрых взмахов он подплыл к каменистой кромке. Вскарабкался наверх. Бросился к ней. Тяжелый лучемёт упал в ноги. Она прижалась к нему, вдавливая лицо в мокрую грудь.

Тело её сотрясалось от рыданий, его просто било в конвульсиях. Всё тяжкое, страшное, гнетущее вырвалось наружу, исходило из неё. Иван целовал её красивейшее на свете лицо — целовал беспорядочно: губы, глаза, нос, щеки, подбородок. Он шептал ей что-то нежное, ласковое, доброе, не вникая в смысл слов, стараясь её успокоить, растворить в себе. И он уже ощущал, как все прочие чувства — безумная радость, благодарность ей, нежность, желание впитать в себя все её тревоги и боли — уступают место одной великой и неудержимой страсти. Да, он сейчас желал её. И она желала его. Он чувствовал это каждой клеточкой тела. Они уже были единым. Её упругие высокие груди обжигали его, нежные бедра передавали свой трепет его ладоням. Он целовал её, задыхаясь, теряя рассудок, и не было ничего на белом свете важнее, главнее их Любви.

Всё произошло очень быстро — их сердца и души одновременно взмыли в незримые выси, насладились общим сладостным мигом… и вернулись в грешный мир — умиротворенные и тихие.

Алена лежала на груди у Ивана и слушала, как стучит его сердце. А он думал, что теперь ему вдвое тяжелее придётся — ведь без неё он из этого колдовского мира, из этого Пристанища навей, оборотней, монстров, нелюдей и призраков не уйдет.

Они лежали не меньше часа, приходили в себя.

Потом Алена тихонько встала, сходила в дальний конец выступа, принесла его рубаху, приволокла меч, бросила в ноги Ивану. Присела рядышком, погладила по плечу, убрала со лба у Ивана длинную прядь.

— Ты помнишь, я тебе обещала сказать кое-что? — спросила она.

— Было чего-то такое, — подтвердил Иван и поцеловал её в губы.

Она игриво отмахнулась, насупила брови. И спросила:

— В каком году ты отправился сюда?

Иван улыбнулся, поглядел на неё с прищуром.

— В этом, милая, в каком же ещё. В две тысячи четыреста семьдесят девятом году от Рождества Христова.

Он увидел, как неожиданно побледнела Алена, как задрожали у неё губы и расширились зрачки. Это была какая-то странная реакция. И Иван придвинулся к ней поближе, притянул к себе, спросил шепотом:

— Что с тобою, Аленка?

— Пятьсот лет!

— Не понял, какие ещё пятьсот лет?

— Ты перемахнул через пятьсот лет, теперь понял? Через пять веков! Она говорила столь твёрдо, убежденно, что Ивану стало не по себе.

— Ерунда какая-то. Я вылетел с Земли в 2479-м году. И сейчас именно 2479-ый год. Я ещё не спятил окончательно. Я не лежал в анабиозе. Меня перебросили сюда по внепространственным каналам.

— Это ничего не значит, Иван, — сказала Алена. — Я родилась в 3056-м году. Время назад не течёт. Ты, наверное, знаешь это! Значит, тебя перенесло сюда. Я поняла это ещё тогда, но хотела проверить, убедиться. Ты не похож на наших.

— А чей же я! — удивился Иван.

— Нет, ты неправильно понял меня. Мы все, конечно, наши, все земляне, россияне. Но время, Иван, пропасть времени! Ты не такой! — Она вдруг часто-часто заморгала, смахнула слезинку. — Нет, ты не думай, ты самый лучший в Мироздании, ты самый… ты мой любимый, и я ни на кого не променяю тебя. Но ты не такой!

У Ивана в голове загудело. Мало того, что его занесло против его же воли на проклятую колдовскую планету, так ещё и перебросило на пять веков вперёд? Ну и что теперь делать? Как он теперь вернётся на Землю?! Как он посчитается с очень «серьёзными» и важными людьми, закинувшими его к черту на рога?! Как он предупредит землян… Стоп! Стоп!! Иван схватился за голову. Кого он должен предупреждать? О чем? Почему?! Что за тревоги такие?! Это что-то связанное с Харханом, с Системой?! Перед глазами снова всплыли два белых силуэта, погибающие в огне, загрохотал водопад, представилась почему-то нелепая женская фигура с одутловатым сонным лицом и непомерной нижней частью грушеобразной формы с торчащей из неё морщинистой трубой… головастики в огромном аквариуме с мутной противной жидкостью, чьи-то скрипучие слова, боль в лодыжках, нестерпимая, жгучая, и кровавой ярью вспыхнувшие в мозгу слова: «Откат. Откат!!!» Он вернётся в то же самое время, да! Так обещали и эти, «серьёзные». Так и будет. Или они его надули?

Надули, как подлый и лживый крысеныш Авварон?! Нет! Только не это! Он обязательно должен вернуться на Землю! Не для себя должен! Он всё сделает. Провала больше не будет. Иначе… иначе Земле будет плохо. Очень плохо!

— Ты путаешь что-то, — сказал он Алене устало, — ты ещё не совсем проснулась.

— Да, я не совсем проснулась. Я ещё проснусь! Но то, о чём я говорю это правда, Иван. У времени обратного хода нет.

— Есть, — произнес Иван тихо, — есть Обратное время. Есть откат. Всё есть, Алена. В этом мире всё есть.

— Это предрассудки двадцать пятого века. Послушай меня! Последний мой день там, дома — 24 июля 3081-го года. Я ещё не сошла с ума. Я вспоминаю, я очень многое уже вспомнила. Не бойся, ты не пропадешь в нашем времени. Я не дам тебе пропасть. Пока ты со мною…

— Ну, спасибо, — с легкой улыбкой сказал Иван. — Я тоже постараюсь не дать тебе пропасть, хорошо?

— Хорошо! — согласилась она торопливо. — Ты ещё не веришь мне. Но ты поверишь, я знаю. Я тебе всё объясню, всё расскажу. Теперь я сама начинаю доходить. Что-то случилось с полигоном. Понимаешь? Это было невозможным. Но что-то случилось!

— Мне ничего не говорит это слово — полигон. И я не верю в тридцать первый век. По крайней мере, для Земли его скорее всего никогда не будет!

Система что-то готовит. Я не могу пока точно сказать — что, но это будет апокалипсис. Система не знает прямых ходов на Землю! Но… о-о, проклятый колдун! Негодяй!! Чудовище!!!

— О ком ты? — Алена испугалась за Ивана, ей даже показалось, что он внезапно повредился в уме.

— Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного гнуснейшая гадина, подлая скотина, тварь!!!

— Что это? — вдруг вскрикнула Алена.

— Где?

— Да вон же! — она указывала пальцем куда-то влево, в темень.

— Это он.

Иван видел — во тьме и мраке на изуродованной трещинами стене пещеры чернела непроницаемой вселенской тенью фигура карлика-колдуна в рясе и капюшоне. Тень была огромной. И всё же она принадлежала именно Авварону Зурр бан-Тургу.

— Ты снова пришёл? — выкрикнул Иван в пустоту. — Зачем?!

Скрипучий противный смех прозвучал под сводами подземелья. И внезапно оборвался.

— Я никогда и никуда не уходил, Иван, — просипело тихо и вкрадчиво над самым плечом. — И не уйду, не надейся. Ты проник туда, откуда тебе никогда не выбраться. У тебя есть лишь одна надежда, одна маленькая дверца — это я, Иван. Каким бы дураком ты ни был, но это и ты поймешь.

Иван вертел головой, щурился, но никого не видел. Голос звучал из пустоты. Карлика не было в пещере. А тень — наваждение, призрак, ей не стоило придавать никакого значения.

— Они погубят нас, — неожиданно тихо и печально сказала Алена. — Мы никогда не выберемся отсюда. Здесь просто нет выхода, он всё врет.

— Не слушай её, Иван, — прошипело за левым плечом.

— Здесь нет выхода, — повторила совсем обречённо Алена, — здесь есть только вход. Да, Иван, полигон закладывался как замкнутый мир, из него никто и никогда не должен был выйти вовне. Я вспомнила! — На глазах у неё стояли слезы.

— Бред! — Иван сжал виски ладонями. — Я ни одному из вас не верю.

Алена резко отвернулась от него. Обиделась. Иван понял свою ошибку и обнял её за плечи. Он готов был вымаливать прощение, стоять на коленях и просить её… но не мог произнести и слова.

— Иван, решайся! — прозвучало под сводами гнусаво. Кристалл, только он! Иван выхватил чуть светящийся усилитель, высоко поднял его в руке.

— Сгинь, нечисть! — прокричал он не своим голосом. Тень, изменяясь в очертаниях, то расплываясь, то вспыхивая мертвенно-зелёными огоньками, растаяла. Но снова из-за плеча тихо, совсем тихо прозвучало:

— Я уйду, Иван. Но на моё место могут придти другие.

Иван вяло отмахнулся. Ему сейчас было важнее иное — Алена.

Он ласкал её, Шептал ей что-то на ушко, гладил шелковистые волосы. И ничего не видел.

А за его спиною маслянистым огромным пузырем вспучивалось чёрное озеро. Вскипали буруны, расходились кругами плотные, будто резиновые волны, пенились гребни… Иван понял, что творится нечто неладное, лишь когда его и Алену захлестнуло чуть ли не с головой. Он вскочил на ноги, подхватил лучемёт и меч. Протянул руку.

— Ну, давай же, скорей!

Он смотрел на Алену, но краем глаза видел, как из черноты высовываются толстые извивающиеся щупальца, как вздымаются они кверху, как выплывает из немыслимых глубин поблёскивающая багровая спина, как высвечиваются янтарем два огромных глаза на птице-жабьей клювастой морде размером с двойной бронеход.

Из чёрного озера всплывало огромное чудовище, очень похожее на то, что пожирало несчастных, беззащитных женщин, но не трехглазое — у него было два глаза, как у обычного земного существа. Эта тварь не смогла бы ужиться на Земле — она бы просто-напросто сожрала всё живое и потом околела бы с голоду, это было написано на её тупой алчной морде.

— Бежим! — Алена первой вышла из оцепенения.

— Куда? — машинально спросил Иван. Он собирался было дать полный залп из лучемёта. Путей к отступлению не было.

— Я вижу куда. Бежим!

Она потянула его за руку. Через несколько секунд, чудом увернувшись, от жирных извивающихся щупальцев, они выбрались на изломанный уступ, возвышавшийся всего лишь в пяти или шести метрах от их ложбинки. Чудище наползало сзади, оно почти настигло их, когда Иван тоже «увидел».

Обрыв заканчивался пропастью, в которой не было ни капли воды. Это было непостижимо. Но это было! По всем законам, природы чёрная маслянистая жидкость должна была давным-давно перелиться сюда, заполнить пропасть. Но она стояла, огражденная хрустально-прозрачной стеной. А дна пропасти не было видно.

— Туда! — она снова дёрнула его за руку.

— Ты с ума сошла! — Иван оглянулся — из широченного зубастого клюва отвратительной твари сочилась темная кровь, к чешуйчатым наростам прилипли длинные чёрные волосы одной из жертв. И хлюпанье, чавканье, хруст дожевываемых костей.

— Надо прыгать, Иван, надо!

— А-а! Была не была!

Они разом оторвали ноги от каменистого выступа, воспарили на миг и, подчиняясь неумолимым законам природы, полетели вниз, в бездонную пропасть.

Часть 4 ЛАБИРИНТЫ УЖАСА

Гнетущая тяжесть Пустоты порождает безумие. Кто не испытал давления невесомой призрачной Пустоты, этого Вселенского циклопического гнета, тот никогда не сможет узреть даже тени Мироздания, ибо живет он в собственном воображаемом плоском мирке, где живут миллионы ему подобных жующих и испражняющихся животных, наделенных мозжечково-растительным полуразумом.

Пустота смотрит на суетливо копошащееся человечество ледяными свинцово-пустыми глазами Вечности. О, хомо сапиенс — покоритель Вселенной!

В глазах, взирающих на тебя Извне ты — плесень на самой нижней, самой грязной и разбитой ступеньке. Ступеньке, предваряющей бесконечную лестницу, переплетающуюся в миллионах измерений, прорывающую миллиарды пространств и восходящую к Престолу Вседержителя. О, человечество раковая опухоль живой материи! Из пустоты пришло ты, в Пустоту и уйдешь А что есть одна из капелек твоих?! Одна из крох, наделенных ощущением себя?! Ничто! Бесконечно малая ускользающая в пустоту величина. Пустота, растворяющаяся в Пустоте и порождающая двойное безумие. Безумие, воспринимаемое явью.

Это было полное растворение. Ивану не удавалось достигать ничего подобного даже в те редчайшие минуты, когда он после тренировочных гипермедитаций уходил в ничто, растворялся в нирване, сливаясь собственным «я» со всей Вселенной.

Ощущать себя частицей Господа Бога было и ослепительно прекрасно и одновременно очень тяжело. Быть ничем. Небыть! И одновременно созерцать триллионы миров, составляющих Мироздание, и быть самими этими мирами.

Пустота, включающая в себя всё сущее и всё предсущее, открывает глаза и ввергает в безумие, которое на окраинных, периферийных полях граничит с Высшим Вселенским Разумом. Тяжко быть частицей Господа Бога. Но стократ тяжелее осознать — не мнишь ли ты себя Божьим избранником, не играют ли тобою силы иные, злые, противопоставляющие себя Силам Света. Много званных, да мало избранных! Души, взалкавшие Высшего и воспарившие в гордыне, растворенные в Пустоте и отвергнутые ею, наполняют Чёрные пропасти, ибо ища Бога, нашли дьявола, растворились в нём и умножили Легион Зла. Всем есть прощение в этом мире, все призваны в жизнь и, пройдя по ней, не утратив души, призовутся выше, все, созданные по образу и подобию — суть Божий посланники в видимое и ощущаемое Мироздание. Все, кроме легионеров Чёрных Сил. Безумие, выдаваемое за разум, безверие, называемое верой, разрушение всего и всюду — вот чёрная мета, клеймо на сатанинском лике легионера.

Безумие и Пустота — вот пристанище отказавшихся от Бога. Но грань между разумом и безумием неуловима. Идущий по ней, идёт по лезвию бесконечного бритвенной остроты меча. Страшен его путь.

Ещё никогда Иван не ощущал столь явно и зримо беспредельность и всевременность Вселенной. Он знал — это Миг! Но в Миге скопились эпохи прошедшие и будущие, в Миге сплелось всё, что было и будет. Он побывал везде, познал всё, впитал в себя мудрость и безумие тысячелетий не только Земли, но и всех обитаемых миров. За этот Миг он успел прожить полную жизнь каждого из бессчетного числа живых существ, населявших Мироздание триллионократно родиться и умереть, испытав все блаженства и все муки, восприняв все радости жизни и все кары, пытки, казни. Это был миг прикосновения к Господу… а может быть, всё было не так, наоборот. Неисповедимы пути Провидения.

Он открыл глаза, когда погиб последний из миров, когда в лютых корчах скончался последний из обитателей Мироздания, когда сама Вселенная перестала существовать. Всё кончилось — и его отбросило назад, в ту, маленькую, крохотную точечку бытия, в которой он должен был продолжить своё существование. Продолжить и испытать всё, что суждено испытать, ибо никому не дано уйти от исполнения жребия своего.

Он не летел, не падал, не стоял, не сидел, даже не лежал. Он погружался в кристалльно-прозрачной жидкости, вязкой и сковывающей движения, но вовсе не мешающей дышать. Погружение это было словно бы выходом из небытия, из растворения в нирване. Но оно не было падением. А Иван точно помнил — они прыгнули в пропасть! Прыгнули, очертя голову, спасаясь от чудовищного Молоха-людоеда, настигавшего их, обдававшего своим вонюче-убийственным дыханием. Почему они не упали? Где дно пропасти?! Где Алена?

— Я здесь, — прошептала она.

И Иван понял, что Алена очнулась раньше его. Она смотрела на него чистыми и ясными глазами, будто дело было привычным и она всё понимала.

— Я вспомнила, — прошептала она ещё тише.

— Ну что ты ещё могла вспомнить, — вяло проговорил Иван сквозь вязкую жидкость, которая совсем не мешала им слышать друг друга. Он не мог отделить в её рассказах иллюзий, навеянных сновидениями, от реальности. И потому не слишком доверял им. Но сейчас был другой случай.

— Да, я кое-что вспомнила, — прошептала она торопливо, — мы всегда проходили через эту штуковину, понимаешь, это было чём-то вроде предбанника, нет чём-то вроде пропускного пункта на полигон. Всегда войти можно было только так. И выйти. А тех, которые были внутри, этот предбанник никогда не выпускал.

— Кто же там был, интересно?

— Я ещё не всё могу вспомнить. Не торопи меня!

— Ладно.

Иван попробовал переместиться немного влево, извернулся, подгреб руками. Получилось. Он коснулся пальцами чего-то твердого и холодного. Не отводя их, проскользил вместе с движением вниз. Стена. Это обычная для мира призраков прозрачная «хрустальная» стена. И они снова в колодце. Но в другом. И теперь они не поднимаются, а наоборот, опускаются вниз, в вязкой, напоенной кислородом жидкости. И какой-то тёплый очищающе-покалывающий ток проходит сквозь их тела. Значит, жидкость не простая. А скорее всего, это и не жидкость вовсе, а поле. Какое-то сильное, пронизывающее их насквозь поле. Предбанник. Это Алена так считает. А на самом деле это очередной фильтр! Точно, фильтр! Иван пришёл к такому умозаключению и успокоился. Лучше болтаться в фильтре, чем лежать разбитым в лепешку на дне пропасти.

Два красных глаза полыхнули внутренним жутким огнём совсем рядом. Иван невольно отстранился, хотя разум ему подсказал, а инстинкт самосохранения уверил — это там, за хрустальной стеной, это безопасно. И всё же… Два глаза отвратительно-хищной гиргейской клыкастой рыбины глядели на него, не мигая, просвечивая насквозь. — Откуда она тут?! — изумился Иван вслух.

Алена прижалась к его плечу, замерла. Она таких тварей прежде не видывала.

Рыбина плотоядно облизнулась, ощерила клыки. И Иван почувствовал как на него находит оцепенение. Не может быть! Эта тварь не могла быть разумной. Такие гадины просто не имеют права быть разумными. Он вспомнил аквариум с гиргейскими рыбинами в кабинете большого начальника Космофлота Толика Реброва, вспомнил, как Толик, его давнишний приятель по Школе, любил кормить их, и как они чуть не сожрали его с потрохами. Потом он вспомнил встречу с «с серьёзными» людьми. Хрустальный пол! Рыбины! На Земле?! Почему это его тогда не изумило, почему? Ах, Авварон, Авварон, подлец негодный! Неужто и впрямь — Земля лишь часть Пристанища? Как всё глупо и гадко! Нет! Мода на рыбин с Гиргеи пошла давным-давно. Их держали в гигантских аквариумах не только космофлотчики и десантники. Таких аквариумов по всей Земле и Федерации были тысячи. Особенно в Объединенном Мировом Сообществе. Там мода приняла повальный характер… среди обладателей немалых капиталов и ещё больших связей. Но всё это неважно.

Главное, что гиргейские твари не могли быть разумными, не могли влиять на психику человека, тем более, влиять на уровне сверхсознания.

Иван оградил себя «щитом Вритры». Заглянул в налитые кровью глазища.

Да, в них был проблеск разума. Как и тогда, при встрече с «серьёзными» людьми — он ещё тогда заметил это, но сам себя уговорил не верить очевидному, не верить, потому что просто не хотелось верить в эту нелепость.

Оцепенение прошло.

И рыбина исчезла. Резко развернулась, изогнув бронированное чешуйчатое тело, трепыхнула слизистыми плавниками-крыльями, махнула шипастым хвостом… и уплыла в захрустальные глубины и дали.

— Она меня заколдовала! — тихо проговорила Алена, закрывая глаза ладонью. — Такого никогда не было. Это странно, непонятно!

— Долго нам ещё бултыхаться? — поинтересовался Иван, переходя ближе к делу.

Она не успела ответить — их ноги одновременно коснулись прозрачно-невидимого дна.

— Приехали, — заключил Иван. И стал озираться.

— Одна из стен должна быть проходом, понял? — Алена потянула его за руку влево. — Только не надо останавливаться, автоматика работает на поочередное и последовательное движение, понял?

Иван заглянул ей в глаза. Покачал головой.

— Знаешь, кого ты мне сейчас напомнила?

— Кого? — спросила Алена.

— Моего лучшего друга и брата Авварона Зурр бан-Турга в Шестом Воплощении Ога Семирожденного, изрядного прохвоста и лжеца!

Алена отвернулась. Ей не очень понравилось сравнение. И всё же она промолчала.

— Тут нет прохода, — говорил Иван, обшаривая стены, — и туг нет. А вот здесь… Какая же ты умница, Аленка! — Обнял её и поцеловал в щёку.

Она ему тут же простила предыдущую бестактность, улыбнулась.

И они пошли в проход.

Пристанище открылось им сразу. Внезапно.

Чёрная ночь — беззвездная и тихая. Каменистая продуваемая местность.

Далёкие развалины. Камни песок. Будто и не было вязкой жидкости, хрустальных стен, будто кто-то невидимый распахнул перед ними переднюю дверь, захлопнул заднюю, отрезая переходной отсек.

— Это не полигон! — изрекла безоговорочно Алена.

— А как выглядел полигон? — спросил Иван.

— Огромные залы, цилиндрические ёмкости с биоконсервантами. В нишах большие белые операционные. Никого нет. Все на местах. Да ты себе и сам представишь — это же производство, очень большое и сложное производство… через каждые сорок метров кольцевые геногенераторы. Свет, мягкий, голубоватый… прозрачные трубопроводы.

Иван приласкал её, снова поцеловал, на этот раз в нежную почти прозрачную мочку уха. Он не видел никакой связи между явью и её рассказами.

— Ты просто очень устала, Аленушка. Ты перепутала все времена, перепутала сон с реальностью. Мы на другой планете, мы в Пристанище, будь оно трижды проклято! Причем тут какие-то полигоны! Нет, Аленка, не надо мучить себя. Мне все эти фильтры тоже кое-что напоминают, но я не спешу с выводами. Гляди-ка лучше. Там кто-то есть.

— Давай спрячемся! — она потянула его к валуну, вросшему в песок. Скорей!

Иван обернулся. Ничего позади не было, ни хрустального колодца, ни дверей, ни рыбин, ни стен. А был лишь песок, развалины да беззвездная ночь.

Они присели за валуном. Прижались друг к другу.

Метрах в ста шла какая-то странная троица. Ивану показалось, что на головах у всех троих надеты большие и уродливые то ли шлемы, то ли капюшоны. В темноте было плохо видно.

— Это не люди! — прошептала Алена. Она мелко, но неостановимо дрожала.

— Не спеши, — Иван начинал различать детали. Его опытный и наметанный глаз трудно было обмануть. Никаких капюшонов и шлемов на двух крайних фигурах не было, это первое. А второе, троица не просто шла, всё выглядело несколько иначе: двое плотных, могучих здоровяков тащили, а временами и волокли того, который был в центре. Правда, ведомый и не особо упирался. Но это не уменьшало рвения двух других.

— Что они хотят от него? — встревоженно спросила Алена.

— Иди и спроси, — посоветовал Иван. Ему эта троица не представлялась важной. Идут, ну и пускай себе идут. Только средний… Может быть, это землянин — руки, ноги, голова, хламида какая-то. Во всяком случае это существо человекоподобное. Не то что двое других.

— Страшилища! — удивилась Алена. Она лишь сейчас, когда троица приблизилась, рассмотрела, что к чему. — Ну и страшилища!

Здоровяки были и на самом деле малопривлекательны. Их корявые бугристые тела увенчивали огромные бесформенно-уродливые головы с непомерно большими ртами-пастями, торчащими мясистыми ушами и ещё более мясистыми троглодитскими носами. Временами здоровяки извергали из себя приглушенный рык. Тащили же они человека — самого обычного, натурального человека, изрядно побитого, обессиленного, жалкого. А это круто меняло дело — Иван не мог смотреть, как какая-то нечисть издевается над людьми, не хватало у него на это ни сил, ни выдержки.

— Не надо! — испугалась Алена и ухватила его за руку, державшую лучемёт.

Алена угадала желание. Но она не верила, что сможет остановить Ивана.

— И в правду, не надо! — согласился Иван. Но согласился он по другой причине. Он понял, что на здоровяков хватит и меча.

— Ты только не мешай, — предупредил он свою прекрасную спутницу. Договорились?

— Договорились, — прошептала та заговорщицким тоном и уважительно поглядела на Ивана.

Надо было выждать, пока все трое подойдут поближе. Иван ещё раз огляделся — ничего подозрительного не увидел. Притих.

Меж тем здоровяки принялись бить несчастного кулачищами, пинать ногами. Они вели себя с ним так, будто это был не человек, а куль с овсом.

Сдавленные стоны говорили о том, что их жертва не могла даже крикнуть то ли от страха, то ли от бессилия.

Метров десять они гнали несчастного впереди себя пинками, сопровождая каждый удар раскатистым хриплым рыком. Потом они повалили его, выпрямились, их ноздри — огромные и влажные — судорожно задергались, затрепетали.

Иван понял, что медлить нельзя.

— Меча поганить не буду, — сказал он вслух, громко и жестко.

И встал в полный рост.

Краем глаза он увидал, как Алена потянулась к лучемёту.

— Я прикрою, — сказала она.

— Нет. Не надо.

Он не стал медлить. Тот миг, когда оба зверочеловека увидели внезапно выросшего посреди пустыни незнакомца… стал началом их конца.

В три прыжка Иван преодолел расстояние, отделявшее его от монстров. Не давая им времени на размышления, он сбил с ног стоявшего левее — сбил мощнейшим ударом в неприкрытое, сливающееся с подбородком горло. Почти одновременно второму прямо под глаз пришелся резкий удар пяткой — глаз вылетел наружу, будто желток из внезапно сдавленной скорлупы. Иван с самого начала решил не щадить нелюдей. Он их бил за всё: за женщин, пожираемых в подземельях, за себя, за Алену, за землян, погибших на подходах к трижды проклятому Пристанищу, за этого несчастного, что валялся бездыханным на песке.

Здоровяки-монстры оказались на редкость живучими. Они поднимались после каждого удара и тупо, обезумевшими носорогами, шли на Ивана. Они были в бурой крови, рваные раны обнажали серое, пульсирующее мясо, но казалось, они не чувствовали боли.

Нет, решил Иван, тут надо иначе. Надо ломать кости. Надо бить их смертным боем, без пощады! В очередной раз сбив с толстенных кряжистых ног одного из монстров, он не дал ему подняться, резко взмыл вверх на два метра и всей силой своего налитого тела, в падении, выставляя кованные каблуки, проломил грудную клетку — одновременно три жёлтых обломанных кости, прорвав слои мяса и жира, вышли наружу. Закрепляя победу, Иван вышиб монстру нижнюю челюсть, сокрушил переносицу и сильно ударил в открывшееся горло ребром ладони. Судорога пробежала по телу здоровяка. С ним было кончено.

Со вторым Иван не стал церемониться. Поймав на себя его прямой удар, он резко развернул огромнуютушу и одним взмахом руки перебил монстру хребет — тот словно переломился напополам. И мешком рухнул под ноги победителю.

— Я так за тебя переживала, — отрывисто сказала невесть откуда возникшая рядом Алена. Она сжимала в руках лучемёт. И смотрела на Ивана безумными, счастливыми глазами. — А ты здорово их…

— Работа такая, — скромно ответил Иван, пытаясь усмирить дыхание. — Как там этот несчастный?

— Еле дышит.

— Ничего, откачаем.

Алена вдруг изменилась в лице.

— Гляди-ка!

— Что там? — Иван полуобернулся.

Ничего страшного не было. Просто истерзанная, залитая поганой бурой кровью туша монстра ползла к ним. Выкаченный глаз был налит злобой.

Когтистые лапы скребли глину, песок просеивался между жирными волосатыми.

пальцами.

— Мало? — поинтересовался Иван.

И одним движением сломал шейные позвонки — нога мелькнула молнией, чудовищная морда нелепо вывернулась, выкатывая остывающий глаз в чёрное беззвездное небо.

— И всё-таки нельзя так, — проговорила ни с того, ни с сего поникшая Алена. — Они ведь тоже живые, они всё чувствуют, всё понимают, они тоже создания Божьи…

Она не успела договорить — Иван резко пихнул её в бок, спасая от уродливой лапы, потянувшейся к её ноге. Монстры ну никак не хотели издыхать!

— Здесь свои законы, Алена! Дай-ка мне эту штуку! Он взял в руки лучемёт и двумя короткими вспышками превратил останки монстров в месиво.

— Вот так-то лучше будет.

Вспомнилось, как в заколдованном лесу — том самом, первом, в который он попал после неудачной высадки на планету, чащобная нечисть, перебитая, разодранная в клочья, уползала с поляны за деревья. Там нечему было ползти, двигаться — но жалкие останки, мертвечина ползла, извивалась. В каждом мире свои порядки!

Иван подошёл к бесчувственному человеку, лежавшему на песке. На страдальца было страшно смотреть — лицо и тело его представляли из себя одну сплошную рану: перебитый в нескольких местах нос, разорванные и исцарапанные щеки, лоб в запекшейся крови, изрезанная и исколотая кожа, вся в синяках и ссадинах. И он ещё дышал!

Иван вытащил шарик стимулятора. Сунул его в рот человеку. Но стиснутые зубы не дали шарику проникнуть внутрь. Кадык несколько раз судорожно дёрнулся, тело выгнулось… и опало.

— Он мёртв, — сказала Аленка.

— Да, они убили его!

Иван не знал, что делать дальше. В этой пустыне некуда было идти.

Программа! Чёртова программа, ну почему же ты не срабатываешь, когда в тебе есть необходимость?! А может, программа иссякла? Может её действие распространялось только до входа в само Пристанище? А кто сказал, что они уже проникли в него?! Пустыня очень похожа на мир сна, тот самый мир, где висел над землею, не касаясь её, огромный чудесный шар, тот мир, где Ивана чуть не погубил подлый колдун-психоэнергетик, назвавшийся Аввароном Зурр бан-Тургом. Может, они с Аленой не приблизились к цели, а наоборот, удалились, потеряли её?

Над Иваном с шумом и сипом пролетела большая птица с человеческой головой. Желтым огнём кольнули немигающие глаза.

— Иван! — позвала Алена. Он подошёл к ней.

— Смотри!

Красавица протягивала ему на ладони странную прозрачную вещицу с ноготок величиной. Это был крохотный обломочек чего-то явно искусственного.

Красный маленький шарик словно запекся в стекле.

— Теперь я точно знаю, — проговорила Алена взволнованно, — это кусочек покрытия геноторроида, понял?

— Не совсем, — ответил Иван, хотя правильнее было сказать: «Совсем не понял! И навряд ли пойму!»

— Геноторроиды стояли в залах. В каждом по два или три. Они использовались только на полигоне. Теперь понимаешь? Их нельзя было использовать вне полигона, запрещалось категорически!

— Ну и что?

— Это Полигон, Иван!

Местность была пустынной, плоской, на ней и впрямь можно было гонять всякую технику, проводить испытания. И потому Иван, ещё раз осмотрев окрестности, согласился.

— Таких полигонов и на Земле и во Вселенной тьма-тьмущая, — сказал он с улыбкой.

— Нет Иван. Полигон один! — оборвала его Алена самым серьёзным образом. Таких совпадений не бывает. Предбанник. Этот осколок. Моя память…

— Ты ещё не совсем проснулась, милая, — Иван обнял её.

— Пусть я не совсем проснулась! Но я пробуждаюсь, я обретаю себя, Иван. А ты ещё спишь! — Она посмотрела на него как-то печально, словно заглядывая в будущее и видя там нечто страшное, касающееся их двоих. — Ты ещё спишь. И я боюсь за тебя… — она помолчала и добавила: и за себя тоже, Иван. Нам не выбраться отсюда. Из Полигона нет выхода.

И снова над их головами промелькнула тень большой птицы.

— Не нравится мне всё это, — проговорил Иван. Он хотел добавить ещё что-то. Но не успел.

Голова была на удивление ясной, чистой и пустой. Казалось, подвесь внутри её колокольчик или хотя бы один его язычок, и зазвенит она, загудит переливами и звонами. Откуда пришла в него эта ясность и пустота, Иван не понимал. Он вообще ничегошеньки не понимал. Ему ни с того, ни с сего привиделось вдруг, что некая незримая сила вытащила из его черепной коробки все мозги, разложила их на прозрачно-невидимой плоскости и перебирает-перемывает их помаленьку. Ощущение было новое и непонятное, но ничего неприятного, болезненного в нём не было. Только журчал будто бы звонкий ручеёчек. Овевало ветерком, да распутывало всё склубившееся в мозгах, вытягивая ниточку за ниточкой, паутинку за паутинкой. И было это всё в какой-то светлой, напоенной голубизной тьме-полумраке. Будто сказочные сумерки сгустились перед глазами, завесили всё пеленою неизъяснимого. А что было до сумерек? Пустыня. Монстры-здоровяки. Алена.

Бездыханное тело. И ещё что-то… ах, вот, птица, большая птица.

Иван попробовал открыть глаза. Не получилось. Будто свинцовые валики придавили веки. Он повернул голову — шея слушалась его плохо, но слушалась.

А голова была тяжёлой, словно чугунное ядро. Он попробовал пошевелить руками, ногами. Нет, не получалось. Попался! Эта мысль насквозь прожгла Ивана — от затылка до пяток, пронзила тупой иглой сердце. Попался! Они его захватили, связали, ослепили. Это Смерть. И тут же ещё большей болью ударило — Алена!! Где она?! Что с ней! Он рванулся со всей силы. И почувствовал, как незримые путы впились в мышцы ног, рук и спины. Он связан. Они привязали его к чему-то. Невероятным титаническим усилием Иван приподнял веки. И вздрогнул. Прямо в глаза ему смотрела та самая, немигающая большая птица. Никогда ему не доводилось сталкиваться с таким взглядом. У живого существа не могло быть таких глаз. Это были не глаза, а жёлтые локаторы, прощупывающие тебя насквозь, прожигающие, пронизывающие и вместе с тем абсолютно холодные, бесстрастные, мертвые. Глаза эти затмевали всё на страшном высохшем получеловеческом лице с огромными надбровными дугами, куполообразным черепом и хищным, выдающимся далеко вперёд, совсем не птичьим носом, полускрывающим маленький безгубый рот…

Птица молчала.

И Иван молчал.

Чувства постепенно возвращались к нему. И теперь он явственно ощущал спиной холодный шершавый камень, к которому был привязан, песок под ступнями, даже лёгкий и сырой сквозняк он чувствовал обнаженным беспомощным телом.

— Ну и что дальше? — спросил он, еле ворочая языком. Птица с человеческой головой промолчала.

— Понятно, — заключил Иван.

Надежды на милость не было.

Он дёрнулся ещё раз, и ещё. Но путы держали крепко.

Жёлтые глаза-локаторы продолжали прожигать его мозг, прощупывать.

Это нам всё знакомо, думал Иван. И что за интерес такой к содержимому его головы, прямо всем надо знать, что там в ней! Ну, понятно, когда существа внеземных цивилизаций изучают нечто новое для них, неведомое, пытаются получить как можно больше информации, сканировать объект, мнемоскопировать… всё объяснимо. Но ведь всем этим нежитям явно не нужны никакие знания о земной цивилизации, заключенные в его мозгу. Они докапываются до чего-то иного! Может, до того, что позарез понадобилось подлому Авварону?! Может, именно блокированный участок их интересует? Им нужны данные не о Земле. Про Землю они, если верить колдуну-крысенышу, всё знают. Их интересует Система. Но в этом случае… Иван внутренне содрогнулся — в этом случае, чем больше он вспоминает своё прошлое, тем больше раскрывается перед ними, перед этими тварями-нелюдями. Он их потихоньку ведет к дверце, той самой дверце, что соединит два чудовищных мира! Как же быть? Не вспоминать он не может, это его память, это его жизнь, без этой памяти он ходячий мертвец, зомби. А с памятью он будет полным мертвецом! Они выкачают из его мозга все сведения и прикончат. В лучшем случае воплотят — а это хуже смерти! Вот тебе и палка о двух концах!

Куда ни поверни — везде труба, везде ему крышка. И эти сволочи ясно осознают его положение. Всё они понимают! Всё знают! Ну и твари!

Он уставился в жёлтые глаза человекоптицы. Он решил пересилить этот нелюдской взгляд, переглядеть гадину. Иван был ещё слаб после обморока.

Но он умел быстро восстанавливать силы. Он умел собирать волю в кулак. Четырнадцать тысячелетий ведической культуры россов были за его плечами. И хотя он проник в сокровищницы Тайного Знания ариев-ведов, основателей земной цивилизации на самую малость, на несколько пядей, всё же он прикоснулся к этому Источнику Могущества и Доброты. Надо только собраться. Надо сконцентрировать Белую Силу у переносицы. Надо терпеть! Терпеть, превозмогая боль, держать эту Силу. И Она поможет. Сейчас Иван был не один.

Всё то светлое, доброе и чистое, что было рассеяно, расплескано в этом злобном и мрачном мире, все капли и капельки Света собирались в нём.

Плотность Белого Поля становилась невыносимо высокой, казалось вот-вот расколется, разлетится на части голова, лопнут глаза. Но ещё рано. Рано! Он накопитель. Он улавливатель. Он лишь сосуд Света. И не больше. Он меч в руках Добра. Нет места гордыне. Он лишь последний из череды титанов, на чьих плечах держится Мироздание. Ещё немного. Тройное Солнце Индры ослепительным алмазом сверкнуло сначала в мозгу Ивана. Затем Оно вселилось в янтарно-рубиновый шарик у переносицы… И вырвалось наружу невидимым кристалльно-лазерным, очищающим лучом.

В уши Ивану ударил резкий, пронзительный клекот. Но он тут же сменился бульканьем, кудахтаньем, клокотанием. Получеловеческое лицо набухло, набрякло, раздулось, из мертвенно-серого стало багрово-лиловым, страшным.

Лишь жёлтые глазища не утратили пока своей гнетущей злобы. Но уже через миг они начали тухнуть, терять сатанинскую силу. А чуть позже, ещё через миг, голова раздулась непомерно, дряблая кожа натянулась, растрескалась… и словно внутренним взрывом расплескало, разнесло всё то, что ещё совсем недавно держалось на морщинистой птичьей шее. Слизистые мерзкие сгустки залепили Ивану глаза, залили лицо. Он опустил голову. С омерзительной гадиной было покончено. Даже если она выведала что-то и успела передать мыслеграммой, всё равно не беда!

Иван совсем ослаб. Он не мог поднять головы, напрячь шеи. Но он сделал то, что обязан был сделать как правнук Индры, потомок великих росс-ведов.

На большее он уже не был способен.

Именно в этот момент он почувствовал, как некто всесильный отключает его волю и овладевает его телом. Это было невыносимо. Но это было. Иван не мог сопротивляться всемогущей и безжалостной Программе. Теперь Она была его госпожой. Он только отмечал то, что происходило с телом, с его руками и ногами. Безусловно, Иван знал, в теле каждого живого существа, в том числе и человека, заключены исполинские силы, которые использовать природа и Господь Бог разрешили лишь на малую часть — от одной двадцатой у обычных людей до одной шестой или пятой у избранников, перешагивающих через установленные пределы. Но особые команды, особые сигналы могли раскрепостить потаённые силы. Значит, это было заложено в Программу!

Ноги Ивана приобрели гранитную прочность и мощь пневмодробилок. Спина стала базальтовым стержнем. Он, не управляя ни одной из своих мышц, ощутил вдруг, как ноги разгибаются, вырывая что-то тяжёлое и холодное за спиной, как плечи и руки рвут путы — только кровь змейками струится по коже.

Ещё через минуту Иван упал.

Он был свободен. Но у него не оставалось ни капли сил. Он был в крайней, в последней стадии изнеможения. А позади него валялся вырванный из земли каменный, изуродованный неумелой резьбой столб.

Он смотрел по сторонам. Ни меча, ни лучемёта не было. Пропали.

Безвозвратно пропали! Ничего. Он и с голыми руками доберется куда надо, потолкует с кем следует. Его не остановишь. Его не собьешь! Он достигнет цели, даже если для этого придётся перевернуть вверх дном всё трижды проклятое Пристанище черных душ и слуг дьявола. В Иване нарастали не слишком добрые, но очень сильные чувства: ярость, нетерпение, желание мстить. Он уже готов был не считаться ни с чем. Идти напропалую, сокрушая всё. И только смутные тени в скафандрах, тени, корчащиеся в огне на фоне чёрного чужого неба, навевали что-то полузабытое, полуневспомнившееся, и еле слышно звучали слова: «Он не придёт в этот мир мстителем… иначе я прокляну его»! Прокляну?! Но почему?! Почему он должен слушать кого-то, почему, он должен прощать этих нелюдей, этих гнусных и ужасных тварей, несущих зло всюду, где они появляются. Им надо не просто мстить, их надо уничтожать безжалостно, везде и всюду, всегда, при каждой встрече, их надо выводить под корень, иначе нельзя — только так!

Злость, ярость, раздражёние вливали в его тело силы. Надо вставать и идти. Тут нельзя подолгу задерживаться на одном месте. Это опасно. Надо всё время идти вперёд. Иначе гибель. Этот урок Иван уже усвоил. Он испытал это на собственной шкуре, И другой ему было не дано. Ему хотелось не только победить, но и выжить. Выжить и вернуться на Землю. Даже если всё это треклятое Пристанище полетит в пекло, к черту на рога!!!

— Мы ещё поглядим кто кого! — мрачно процедил он сквозь зубы.

Пошатываясь поднялся, оперся спиной о шершавую стену, вгляделся в сумерки. Куда идти? Вперед! Надо разыскивать Алену. Всё остальное потом.

Иван вгляделся вдаль. Пустыня. Какой же это полигон! Только для бронеходов? Но тем подавай нагромождения скал, перевалы, болота, отвесные стены — для них плоскость не полигон. Нет, Алёна ещё не пришла в себя, вот ей и мерещилось всякое… Иван поймал себя на том, что подумал о ней в прошедшем времени, и вздрогнул. Никакой это не полигон! Обычная пустыня!

Он взглянул вверх — стена уходила на достаточную высоту, метров на сорок, и на вершине её виднелись полуразрушенные зубчики. Искусственное сооружение! И всё равно — не похоже всё это на центр заколдованной планеты, на мир за семью замками. Это скорее спящий мир. Неужели его опять отбросило назад и все труды, лишения, боли насмарку?!

— Это мы ещё поглядим, — со злым остервенением повторил Иван.

В пяти метрах от себя, на куче щебня и мусора он увидал рубаху. Она была в крови. И всё же Иван поднял её, натянул через голову на тело.

Попутно он отметил, что Программа, сработав быстрехонько-скорехонько, растворилась невесть где, вместо того, чтобы стать путеводным клубочком.

Сволочи! Он ещё доберется до них! Он сам им такую программу вставит, что… да ладно, это потом.

Иван поплевал на руки. И полез на отвесную стену.

Поверхность была усеяна щелями, выбоинами, выступами. И потому он полз вверх без особого напряжения сил. В обычном своем состоянии он взлетел бы на эту стеночку мигом. Но страшная усталость сказывалась. Руки и ноги плохо слушались его — они подчинялись ему так, как подчиняются руки и ноги обычному смертному, занимающемуся бегом и зарядкой не больше трёх-четырёх раз в неделю. Для десантника-смертника это было почти ничто, почти полный отказ. Но выжидать час-другой он не мог. За этот час с Аленой могло случиться самое страшное. Даже думать не хотелось, что с ней могло случиться.

Ночь, сумерки, беззвездное небо. Где может постоянно быть беззвездное небо? Только под колпаком! Колпак? Иван чуть не разжал пальцев, чуть не полетел вниз. Он уже бывал когда-то под колпаком. Причем тот колпак, на Хархане, точнее, в Системе, был не просто «колпаком», а невероятной чудовищной вязью многопространственных сфер-крыш, закрывающих Систему от посторонних и большей части своих. Система? Иван вспомнил, что там была система и Система. Что они каким-то образом уживались друг в друге, не являясь единым целым. Вот в чём штука. Квазиярусы! Да разве в них разберешься! Всегда идешь в одном направлении, погружаешься, углубляешься, но не знаешь точно — во внутренние миры твой путь или во внешние. Там столько всего, чему ещё не придуманы на Земле названия, что и обозначить-то эти вещи невозможно. Колпак! Многопространственный, многомерный, закрытый со всех сторон колпак. Но в нём есть «форточки»! Иван вспомнил — он сам пользовался этими непонятными «форточками». Пользовался, да. Но открывал их для него всегда кто-то другой. Тот, кто его вел по сложным мирам, по Хархану, Меж-Арха-Анью, Хархану-А и Харх-А-ану. Теперь он почти всё видел — зримо, чётко. Нет, нельзя видеть! Нельзя вспоминать! Они, эти твари, могут считать из его мозга всё! Надо отвлечься, не думать. Но как не думать?! Это же невозможно. Это страшно!

Темнота, сумерки. Иван оглянулся назад, на пустыню. И поразился. По всем законам природы горизонт должен был отдаляться вместе с его подъемом.

Но происходило наоборот — полоска видимой в полутьме земли казалась совсем крохотной, в несколько саженей. Будто он поднялся над планетой на огромную заоблачно-космическую высоту. Ну и пусть! Иван ко всему привык. Значит, здесь так. И всё! Оставалось совсем немного — три метра, два, метр… Иван подтянулся, перебросил тело через зубчатый край… неожиданно упал ни что-то мягкое, пружинистое, прорвал его. И чуть не ослеп. Никакой ночи! Над головой, в вышине сияло малиновое солнце, которое было раза в три крупнее земного. Нежно-оранжевые небеса резали глаз. А внизу, под стеной, ослепительно гладкой и надраенной до блеска, а вовсе не шершавой, кишмя кишело что-то пестрое и подвижное. Иван не сразу понял, что. А когда разглядел получше, ему — захотелось назад — во тьму, в сумерки, в заколдованный лес, в утробу, в хрустальный колодец — куда угодно, только подальше от этих мест.

— Мать моя! — вырвалось у него невольно.

Он никогда в жизни не видел скопища подобных уродов и уродцев, монстров и монстрищ, выродков и чудовищ. Он держался за поблескиващие белым нереальным блеском скобы, вделанные в стену без малейших следов шва, и глядел вниз. Скобы, стройной лесенкой без ограждения, вели прямо в широченный ров — геометрически правильный, имеющий форму полукольца, огибающего стену. Может, это был и не ров, а что-то другое: ниша, траншея, улица, спланированная безумцем-модернистом, разверзшийся туннель… неважно. Главное, что это всё было забито копошащимися, наползающими друг на друга, жрущими друг друга, гадящими друг на друг чудищами всех видов и размеров. Чудища разевали пасти, клювы, глотки, исторгали дикие звуки, рвали друг дружку на куски. Но не виделось в этом и подобия злобной и решительной схватки за жизнь, борьбы, охоты. Делалось всё вяло, нехотя, будто чудища находились в полуспячке или, может быть, просто бесконечно устали от кишения и возни.

Не перепрыгнуть. Не обогнуть. Чего хочешь, то и делай. Иван сунулся было наверх. Но уперся головой в твердую и прозрачную преграду, даже намеком не напоминавшую упругость и мягкость той штуковины, что его пропустила сюда. Опять фильтры! Бред!

Надо что-то делать. Но по гладкой и блестящей стене больше двух десятков метров не проползет даже десантник экстра-класса. Вниз? Лучше уж голову расшибить о стену или просто отключить сердце и помереть прямо тут, на верхотуре, а падать вниз трупом — бесчувственным и равнодушным ко всему.

И всё-таки надо вниз! Висеть на скобе глупо, бессмысленно.

Иван спускался осторожно, медленно, предчувствуя, как обрадуются эти уроды, как начнут облизываться, щелкать зубищами, а потом и жрать его, созданного не в пример им по образу и подобию Господа Вседержителя. И от мысли этой засветились перед глазами Золотые Купола, вспомнилась Земля, родная, милая, добрая Земля. Вспомнилось и что-то важное, главное — Храм, высоченные своды, последние слова напутствия и маленький крестик на груди, крест, согревавший душу. Иван словно прозрел. Как он мог забыть всё этот ведь он обрел просветление именно перед отлетом на Хархан! Именно доброта и вера вели его в лабиринтах Системы, а вовсе не злоба и жажда мщения. Вот как!

А где же крест? Он провёл рукой по груди, вспоминая, что за последние месяцы не раз вот так проводил ею. Не было ничего! Они отняли у него веру.

Нет! Они хотели отнять, но не смогли. Господи, ты всемогущ и всемилостив!

Ты дал память о Себе в столь страшную минуту. Так укрепи же в помыслах и поступках! Не дай отвернуться от тягот и лишений! Дай достойно встретить смерть!

Иван спускался вниз. Он уже ловил на себе жадные взгляды омерзительных чудовищ, каких не могла создать природа. Он не боялся их. Он готов был умереть в схватке. Он наделся, что сможет по их спинам, лбам, рогам, мордам, добраться до края рва, выпрыгнуть наверх — пусть и небольшой шанс, один из ста тысяч. Но он рискнет!

Когда до разинутых отвратительных пастей оставалось три метра, Иван оттолкнулся от скобы, на которой стоял, прыгнул чуть влево, прицеливаясь прямо на спину огромной фиолетовой жабы с тремя хоботами, торчащими из-под глаз. Оттолкнулся… сильно ударился сначала ногой, а потом боком о невидимую преграду, полетел вниз, цепляясь за скобы, разбивая в кровь руки.

Ему удалось остановиться метров через десять. Он повис на очередной скобе, тяжело дыша, оглядываясь, не понимая ничего.

Десятки ужасных рож смотрели на него, тянулись к нему. Щупальца, когти, зазубренные гарпуны, хвосты, всё готово было схватить его, пронзить, раздавить, пожрать. Но не могло. Ивана отделяла от чудовищ стена, прозрачно-невидимая стена. Он никак не мог поверить в это маленькое чудо, спасшее ему жизнь. И только значительно позднее сообразил: те, кто делал всё это — стены, скобы, рвы и прочее — просто-напросто позаботились о своей безопасности: аварийный спуск-подъем они то ли закрыли прозрачно-невидимым кожухом, то ли окружили силовым защитным полем. Вот и всё! Иван рассмеялся в полный голос. Давненько он так не хохотал. Он даже чуть снова не свалился с лестницы, еле удержался. Вместе со смехом к нему вернулись силы. Он почувствовал, что ещё способен кое на что. И лишь всплывшее перед глазами лицо Алены заставило его умолкнуть. «Нам не выбраться отсюда! — прозвучало в ушах. — Здесь нет выхода, только вход.»

Иван с ненавистью поглядел на брыластого стоглазого скорпиона, который без устали долбил своим хвостом-гарпуном в барьер. Эх, гадина, выдрать бы тебе твое поганое жало, да некогда!

Он больше не оглядывался. Он не хотел смотреть на копошащихся уродов.

Через несколько метров спуска лестница оборвалась столь же внезапно, как и началась. Иван попал в пустой белый коридор с овальными стенами, полом и потолком. Это была скорее труба, но не круглая в сечении, а яйцевидная.

Иван не стал разглядывать стены, голые и неинтересные, не до того было — он припустился вперёд, не жалея ног. И через считанные минуты уперся в прозрачно-невидимое препятствие.

— Чёрт бы вас всех забрал… — начал было он длинную ругательную тираду.

Но закончить не успел. Его стало поднимать вверх. Узенькая площадочка, на которой он стоял, была лифтом-подъемником. Иван не успел разобраться в обстановке, как с ним повторилось уже бывавшее неоднократно — голова его уперлась в нечто мягкое, обволакивающее и упругое, прорвала его… и Ивана выбросило на поверхность. Грязную, сырую, вонючую поверхность.

Он сразу понял, что это не труба с её стерильными стеночками, это совсем другое — и встреча тут могла быть другой. И потому он вскочил на ноги, готовый дать отпор кому угодно.

Огромные кучи полужидкого расползающегося мусора, всякой гадкой и отвратительной дряни окружали его со всех сторон. И то, что он принял было за движения живых существ, было лишь сползанием, оседанием, креном этих слизистых куч. Ивана чуть не выворотило наизнанку. Ему показалось, что кучи навалены не просто из мусора, а из отходов Какого-то паталогоанатомического заведения. Он пригляделся. Да, это были плоды деятельности десятков, если не сотен вивисекторов. Кучи состояли из выдранных аорт, селезенок, хрящей, жил, сосудов, сердец, почек и прочих органов; несоразмерных и уродливых, разбухших и ссохшихся. Всё это воняло, прело, мокло и разлагалось… всё это шевелилось, что было особенно противно.

— Вот это да! — изумленно выдохнул Иван и зажал нос. Ему сразу вспомнилась откушенная чудищем женская голова — как она выпала из пасти, ударилась гулко о плиты, покатилась, оставляя кровавый след. Вспомнились хруст костей, чавканье, сопенье. Нет. Надо бежать отсюда! Это страшный мир!

Человеку в нём делать нечего! Недаром этот сектор во Вселенной считался закрытым, его не зря называли Сектором Смерти, сюда не допускался ни один звездолет, ни одно подпространственное судно. Нельзя!

Сюда нельзя приходить человеку! Но как же быть, если тут уже есть люди?! Бросать их на погибель?! Неважно, как они сюда попали — сами ли, нарушив все запреты, или же их забросила в мир ужаса чья-то недобрая воля, неважно. Это люди! И их надо спасать!

Иван, оскальзываясь на мокрой и липкой дряни, медленно побрел между кучами. В глазах у него всё мельтешило и прыгало. И это называется Пристанищем. И этот мир, который больше, самой Вселенной и часть которого Земля?! Нет!

Кучи потрохов упирались в чёрную растрескавшуюся стену. Обходить её не хотелось. И Иван с двух заходов на третий вскарабкался наверх, на холодную, но сухую площадку. Он снова попал под тёплые лучи малинового солнца. И немного воспрял душой. Правда, ненадолго. Где тут искать Алену? И вообще, здесь ли она? Может, она осталась там, в пустыне, возле мертвых монстров-здоровяков. А может, где-то в другом месте её терзают и пытают местные вивисекторы. Всё может быть.

Нет! Сюда надо две дивизии штурмовиков. Только они смогут навести порядок в этом пристанище смерти. Только они!

Иван сделал ещё несколько шагов, придерживаясь рукой за шершавую стену. И снова ткнулся во что-то упруго-мягкое. Но на этот раз он сразу же замер, подался назад. Ему надо было разобраться во всех этих штучках.

Огляделся. Внизу, под стеной, нескончаемыми неправильными рядами извивались и мокли кучи чьих-то внутренностей, там была тень, сырость, смрад, туда не пробивалось ни лучика. Кучи таяли в тумане отвратительно-густых испарений. Где гадостным отбросам приходил конец, не было видно. Здесь же на стене, точнее, на уступе, переходившем на новую стену и имевшем множество неправильной формы площадочек, выступов, впадин; было сухо и тепло. Но глазу не на чем было остановиться. Стена и стена, её лбом не прошибешь и в обход не обойдешь…

Иван осторожно вытянул руку, сунув палец в упругую преграду.

Палец завяз в ней, но не прошел насквозь. Тогда он приложил ладонь. Но и ладонь не проходила — она сначала вдавливалась в мягкую поверхность невидимой преграды, но через несколько сантиметров натыкалась на что-то плотное. Преграда не хотела пропускать человека по частям. Только полностью, целиком, всего. Иван приблизился к ней, прижался всем телом. И ощутил, как его обволакивает тёплым и мягким. Он сам не заметил, как произошел переход — ведь он не сделал вперёд ни шага. Но преграда разом пропустила его, сместившись назад. И открылось…

Открылось Ивану страшное зрелище. Он даже качнул головой, будто отгоняя наваждение. Да только никаких наваждений-фантомов не было. Явь открылась его взору.

Сотни три ступеней пирамидой бежали вверх, обрывались у широкой и плоской площадки, обрамленной столбами-колоннами… Нет, это были не колонны, Иван разглядел, это были идолы с уродливо-жестокими лицами огромные каменные идолы, сделанные в виде колонн, подпирающих тяжеленные, многоступенчатые и многоэтажные своды нелепой и сказочной конструкции. Но не в них была суть, хотя они и бросались в глаза первыми, как самое крупное и величественное во всей Открывшейся картине. Главное происходило под ними.

Возвышенная площадка с причудливо-уродливыми ограждениями обрывалась крутым, выдающимся вперёд раздвоенным мостом-уступом. Это сооружение нависало над тем рвом, в который Ивану так и не удалось попасть. А во рву копошилась та самая, знакомая Ивану мерзость. Причем копошилась она как-то оживленно, возбужденно, совсем не так вяло и сомнамбулически как у стены со скобами. Но и мерзость Ивану была неинтересна. Его внимание привлекало другое.

За каждой колонной, на ступенях, на сводах-этажах, напоминающих индийские храмы, везде и всюду, словно в кошмарном оцепенении стояли двуногие, двурукие, напоминающие издали… но всё же не люди. Стояли Существа уродливо-страшные, не похожие друг на друга, но вместе с тем сходные своим уродством. Они явно были мыслящими, в отличие от тех, тварей, что наполняли ров. Не верилось, что разум мог сам, по велению Творца, облечься в подобную плоть.

В глубине колоннады царил густейший мрак. Но именно оттуда раздались первые приглушенные звуки, именно там началось движение — странное движение на фоне всеобщей, какой-то потусторонней оцепенелости. Еле слышные заунывные звуки странной и дикой мелодии донеслись до Ивана. И он не мог разобрать, что это за инструменты, он никогда не слышал подобного. Звуки сопровождались нарастающими придыханиями, подвываниями, уханиями… Из тьмы медленно выступало нечто белое, влекомое двумя серо-зелёными тенями.

Иван затаил дух.

Он уже догадывался, что это, точнее, кто это. Но не мог поверить глазам. Два монстра-здоровяка, чрезвычайно уродливых, похожих на тех, что были в пустыне вели обнаженную прекрасную женщину. Один из них чудовищной когтистой лапой удерживал пленницу за её светлорусые волосы, а другой сжимал локоть. Насколько была хороша она, настолько отвратительны были монстры. Их слизистая сырая кожа зеленовато-серых переливающихся оттенков вызывала омерзение. На гадкие морды не хотелось смотреть. Упористые птичьи лапы, казалось, раздирали огромными когтями плиты. Но не они привлекли внимание Ивана. А только она. Одна она.

Это была Прекрасная Елена. Аленка!

И монстры медленно, но неотвратимо, под завывания дикой потусторонней музыки и уханья, охи, сопенье сотен оцепенелых уродов вели её к уступу над пропастью. Ничего хорошего от всего этого ожидать не приходилось.

Огненно-красные, жёлтые, зелёные языки чудовищ вырывались из пастей и клювов, взлетали вверх, будто языки подземного адского пламени. Прожорливые гадины ждали добычи.

У Ивана сердце сдавило обручем. То, что должно было произойти в ближайшие минуты, а может быть, и секунды, не вызывало у него сомнений. Эти изверги собираются столкнуть Алену в ров. И не имеет ни малейшего значения, с какой целью они это делают: в жертву ли её приносят своим тупым и жестоким богам-истуканам, подкармливают ли своих любимцев-чудищ, развлекаются ли подобным не самым гуманным образом — Ивану было плевать на внешний флер. Но он ещё не решил, что делать.

А тем временем монстры медленно, в ритмах ритуально-магической музыки, извиваясь и припадая на корявые лапы, жутко скалясь и тараща глаза, вели Алену на заклание.

Ритмы нарастали, движение убыстрялось. Дробный стук, который Иван поначалу принял за случайные посторонние звуки, неожиданно органично влился в дикарскую музыку, стал громче, дробнее — теперь было видно, что это тысячи оцепенелых, словно загипнотизированных или зомбированных уродцев выбивали дробь собственными зубами. Постукивание переходило в клацанье, становилось почти оглушительным — одновременно размыкались и смыкались тысячи челюстей, стекленели жёлтые и яро-красные глаза, ещё большее оцепенение сковывало члены каждого в разношерстной толпе.

— И-и-й!!! — прорезал воздух высокий и вместе с тем хрипловатый звук.

Повторился через несколько секунд. И снова, опять стал накладываться на клацанье, вплетаться в ритмы.

Это был непостижимый дьявольский ритуал. Психополе гнетущим удушающим прессом пронизывало каждую кроху пространства. Тысячи сатанинских отродий, пребывающих в оцепенелом экстазе, испускали вовне волны ненависти, злобы, мстительности, нетерпимости. Не каждый смог бы оставаться долго в этой атмосфере исступляющей чёрной энергии.

Нелюди! Твари!! Гадины!!! — билось у Ивана в мозгу. Он знал, что нельзя медлить ни секунды, но оцепенение захватывало и его. Оно было страшнее любой трясины. Оно чём-то напоминало воздействие мощнейших психотронных генераторов, применявшихся на Земле ещё с середины XX века, но запрещенных к началу XXШ-го. Полное подавление собственного «я», полная власть над личностью. Практически над любой, за редчайшим исключением.

Но Иван и был тем исключением.

Где верный меч?!

Где лучемёт?!

Ничего, кроме голых рук!

Иван наливался силой. Злил самого себя. Изнежился! Обабился! Размяк!

Забыл, что он десантник-смертник, что его дело лезть в самое пекло, к черту на рога, идти на смерть! Стал много рассуждать да философствовать, вместо того, чтобы дело делать… Ничего. Они ещё узнают, кто чего стоит. Иван превратился в стальной клинок, дрожащий от напряжения, готовности разить, в молнию, ещё миг, ещё…

Монстры подвели Алену почти к самому краю, когда жуткая какофония достигла предела, клацанье, вой, музыка разрывали уши. Оцепенелые уроды принялись мерно раскачиваться и крутить головами. Именно в это время из мрака выползло нечто прозрачно-бесформенное, студенистое с расползающимися щупальцами и огромной уродливой головой. Голова эта могла бы считаться человечьей, если бы не чрезмерно обвисшие, оплывшие черты, вздыбленный холмом череп и люто-холодные немигающие глаза — глаза дракона-ящера. Нижняя губа человеко-осьминога свисала до каменной плиты, на которой содрогалось и извивалось его бесформенное тело. Оцепенение достигло наивысшей степени, степени неподвижной напряженной осатанелости. Замерли монстры, влекущие к пропасти Алену.

Замерла сама Алена, нервно вздрагивающая в такт убийственной музыке, замер, казалось, сам воздух, напоённый предгрозовой тревогой. И в этой тишине, в этой всеобщей окостенелой напряженности внезапно прозвучал неистовый громогласный сип, переходящий в почти неуловимый свист. Клацанье разом оборвалось. Тысячи уродцев замерли с открытыми слюнявыми пастями в благоговении и священном трепете.

Лишь в этот миг Иван понял, что сип — это голос человеко-осьминога, и ещё — что вовсе не из мрака колоннады выползло это чудовище на свет, под малиновое кровавое солнышко, там и места такого не было, откуда могло бы выползти эдакое количество мяса, костей, жира, слизи… человеко-осьминог материализовался во мраке из ниоткуда, из своего обиталища. И это усиливало эффект. Многомерный мир, многопространственный! Надо всегда помнить об этом! Иван был в крайней степени напряжения. Он был стрелой, готовой сорваться с тетивы, он был взметнувшимся мечом.

И всё же до его мозга дошел смысл испускаемой чудовищем-телепатом психоречи. Он понимал почти всё. Он повторял про себя каждое слово, вникая в потаенный смысл.

— Нам, Властелинам Пристанища и Хозяевам Предначертаний Извне, сподобившим самих себя к высокой участи богочеловеков и споспешествующих Черному Благу всего сущего и псевдосущего во всех воплощениях, несущим на своих плечах бремя Великого Переустройства Вселенной и областей, находящихся за её пределами, высшей расе Мироздания, нам, всепроникающим и вездесущим, выпал тяжкий и священный жребий избавления Великого Космоса от живородящей материи низших порядков. Но не смерть мы несем на своих незримых крылах, а Черную Жизнь и Всевоплощение в цепи бесчисленных воплощений, предвоплощений и перевоплощений. Горе вставшим на пути нашем!

Горе ищущим истоки наши и чёрные родники бытия нашего! Праотцы-зурги первопоколений Властелинов завещали нам Вечное Бытие, омовённое кровью предсуществ и существ низшего порядка. И потому мы, свято чтущие память и уложения Первых богочеловеков, незримо живущие в них, воплощенных в наши тела, соединенные узами Общего Вселенского Разума, в священный день седмицы должны оросить кровью белой жертвы свои души. Ибо не снизойдет прощение на предсуществ, занимающих нашу плоть, живущих не в своих обителях! Памятуя о Великом Предназначении и Предначертании Первоотцов, каждый из нас, миллионов и миллионов несущих Чёрный свет, обязан выпить кровь хотя бы одной жертвы…

И было так прежде, в благословенные времена, когда наши предки купались в крови предсуществ. Но не стало так, когда нам брошено было в Испытание то, о чём рассказывали вам из поколения в поколение, — Большое Странствие.

Сорок миллионов лет блуждали мы в пустынях Мироздания по ту и эту его стороны, сорок миллионов лет длился Великий Исход… И вот вернулись мы полные сил и веры. Но несказанно удалены от нас жертвы наши. И путь к ним, наш путь, прегражден и запутан. Мы вынуждены довольствоваться малым, бесконечно малым. Но час наш придёт — и отверзнутся Врата в Мироздание, и низринемся мы его Вечными Хозяевами, и Великое Переустройство станет законом мира! И перестанут быть предсущества! И настанет эпоха богочеловечества! Да будет так!

Истошный многоголосый вой взорвал гнетущую тишину. Клацанье зубов, клыков, пластин из дробно-прерывистого перешло в единое, мерное и громоподобное. В эту секунду Иван еле сдержал себя, чуть не сорвался.

Остановился он чудом, внутреннее, подспудное чутье остановило — рано, ещё рано! Нельзя бросаться под тысячи живых мощнейших гипноизлучателей пока она в их руках, это смерти подобно! Вот сейчас! Сейчас они её столкнут в пропасть, к чудищам! Главное, не прозевать! Успеть!

— Прими же Всесущий в сонме воплощений. Единый во множестве Вель-Ваал-иехава-Зорг, жертву за всех за нас! И надели нас жертвенной кровью в изобилии во веки веков, ниспошли нам её водопадами твоей щедрости!

Ум-м-мммм!!!

— У-о-ом-ммм!!! — в экстазе взревели все, стоящие и на ступенях, и в колоннаде, и на ярусах-этажах дьявольского храма.

— О-о-у-у-ууумммму-у-уо-о!!! — многократно ответило эхо.

Монстры не дотронулись до заколдованно-беспечной, завороженной Алены.

Напротив, они отодвинулись от неё, склонили жуткие головы. А она… она стала медленно подниматься над плитой. Она парила в тягучем, гнетущем воздухе. Удерживающая её сила была незримой. Она не просто поднимала её ввысь, но и медленно, невероятно медленно, тащила в сторону рва, распластывала её, в полнейшем безветрии раздувала её прекрасные волосы порывами урагана.

Алена была хороша как никогда — она возвышалась надо всем суетным и земным, возвышалась бесплотным ангелом, ослепительной небесной красавицей.

Это был её звездный час. И это был её последний миг в земной жизни.

Иван почти машинально, не понижая мощи внутренних полей, перевел датчики ритмов в предельное, крайнее положение, за которым не было ничего кроме небытия. Он вырвался из-за своего укрытия пулей. Сейчас он видел только её. Ничего иного не существовало. Фон — страшный, нелепый, жуткий фон из тысяч и тысяч чудовищнейших тварей с осьминого-человеком в центре и угрюмыми каменными богами-идолами. Только фон! И она — живая, парящая, беззащитная.

— Ну, паскудины! Держись!

Иван прыгнул в ров, и по спинам, лбам, хоботам монстров, словно по кочкам в болоте, перемахивая через двух-трёх сразу, помчался к ней, Елене Прекрасной. Не воевать с «богочеловеками», не крушить их, не ввязываться в вековечно-нескончаемую бучу, а только лишь достичь её и спасти, Украсть!

Вырвать из лап неумолимого рока!!

Она не видела его. Она спала. Но это нисколько не мешало Ивану. В последнем прыжке он взвился над сонмом чудищ и монстров, ухватил её грубо, сильно, резко, но вместе с тем и нежно. Повис на какое-то время в воздухе, преодолевая путы незримого поля… и стал подниматься! Это было непостижимо! Этого не могло быть! Но поле-невидимка поднимало их надо рвом, ступенями, дьявольским храмом, чудищами, нелюдями, осьминого-человеком… поднимало к жгучему малиновому солнцу. — Жертва! Жертва!! Жертва!!! — гремело снизу. Сотни тысяч жёлтых, налитых глаз вздымали их вверх, просвечивая насквозь. Иван ничего не понимал. Может, так и должно было быть! Может, жертву бросали вовсе не в ров, а вздымали к источнику света, и она сгорала там?! А может, просто её надо было приподнять повыше, да и сбросить в ров, чтоб эффектнее, чтоб зрелище было острее?! Он не выпускал Алену. Он был готов умереть за неё… или вместе с ней!

— Жертва-а-а!!! У-уо-о-оммм-у-уу!!!

В таком поле злобы, ненависти и глупой ярости Иван не бывал давненько.

Только теперь он постиг понятие «чужой, чуждый разум». Это было очень страшно!

Они были во власти этого чуждого, злобного, изуверского разума.

А тем временем фигурки внизу становились совсем маленькими, микроскопическими. И сам огромный дьявольский храм казался причудливой и пестрой игрушкой, а ров — искрящейся шевелящейся лентой.

Теперь Иван ясно видел, что никакого малинового солнца нет, что светило имеет явно искусственное происхождение. Он сощурил глаза. Да, обычный, сверхмощный планетарный светильник. Только вот конструкции не разобрать… Но печет, жутко печет. Через несколько мгновений они обратятся в головешки. Иван заглянул в лицо любимой — оно было безмятежным, в широко открытых глазах стояла влажная потусторонняя пелена. — Уо-оммм-у-ооо, — тихо донеслось до них снизу.

И поле исчезло.

Перед началом падения их сильно тряхануло, качнуло, чуть не перевернуло вверх ногами, Иван ещё сильней обхватил Алену. Приготовился к худшему. Падение с такой высоты могло иметь лишь один исход.

Антигравитаторов нет, ничего нет, даже достаточно широкого полотнища, чтобы можно было спланировать, немного погасить ускорение свободного падения. Вот так проходит слава земная! Вот так всё и кончается! Мысли замелькали в голове у Ивана невообразимой калейдоскопической каруселью. Но одна была основной: это должно было когда-то случиться, ведь никто не наделял его бессмертием. Никто! Иди, и да будь благословен! Как давно это было. И было ли вообще?!

Уродливые рожи, Спасти, глотки, языки приближались стремительно. Вот оно — лицо смерти! — Иван приготовился закрыть глаза. Но когда он почти свежий веки, его тряхануло посильнее, чем несколько, мгновений назад, тряхануло так, что чуть не вылетели мозги из чёрной коробки, чуть не вырвало из рук Алену! И медленно повлекло куда-то в сторону ото рва…потом быстрее, ещё быстрее, неудержимо быстро. Стало темно, гулко, пусто.

Исчезло всё. И в этой пустоте выкристаллизовалась чёрная неестественно громадная тень корявого горбуна с клюкой. — Нет, Иван, ты не умрешь в этот раз, — ударило в затылок беззвучно и тупо, — тебе ещё рано на тот свет, ты ещё не всё поведал старому и доброму другу своему, дядюшке Авварону Зурр бан-Тургу, ты не забыл про меня, Ванюша, родной ты мой?!

Иван взвыл от бессилия, от непостижимой, внезапно нахлынувшей тоски. И всё же реакция сработала мгновенно.

— Если с её головы упадет хоть волосок, ты никогда и ничего не узнаешь, клянусь всем! Я сам разможжу свой череп, чтобы стереть всё. Ты понял?!

Их бросило, во что-то мягкое, паутинообразное, качнуло нежно и ласково. Алена неожиданно сжалась в комок, вцепилась руками в Ивана. Она, видно, проснулась — очарование, напущенное уродами-богочеловеками, иссякло.

— Как ты груб и непоследователен, Иван, — обиделся Авварон, а точнее, его голос в мозгу Ивана. — Ты обязан мне столь многим, что негоже вести себя так. Ну да ладно. Я зла не помню.

— Ничем я тебе не обязан, старый колдун! — оборвал его Иван. — Я сам сюда пришёл. Я сам отыскал Пристанище, без твоей помощи. Ты только путал меня, водил за нос. Сгинь, нечисть!

Алена заорала ему в ухо, заорала испуганно и хрипло:

— Где мы?! Иван, почему ты всё время говоришь сам с собой! Что случилось?! Иван! Ты просто сошёл с ума! Где мы-ы-ы?!

Иван не стал отвечать ей. Он лишь успокаивающе огладил её дрожащую холодную спину, прижал к себе, поцеловал в мокрое от слез лицо. Что объясняться! Она сейчас всё равно не поймет его А между тем Авварон не смолкал:

— Пристанище?! А ты уверен, что обрел Пристанище?! Ты, смертный, но временно живой! Пристанище — это мир Вселенных. Но это и совсем крохотная юдоль избранных, Иван. Не тщись постигнуть непостижимое! Ты шёл во тьме, и продолжаешь идти во тьме. Я трачу столько усилий, чтобы вывести тебя пусть не на свет, но для начала хотя бы в потемки-сумерки. В полумрак… но увы! Ты бесконечно глуп, Иван. Ты самый настоящий дурак! И ты никогда не поумнеешь! В следующий раз я не стану отводить от тебя руку смерти, я дам событиям развиваться так, как они должны развиваться. Не веришь? Вот когда это произойдет, ты сразу поверишь!

— Покажись мне! — выкрикнул Иван хрипло.

— Меня здесь нет.

— Не верю!

— Твоя вера никому не нужна. И ты никому не нужен, кроме…

— Меня! — неожиданно выкрикнула Алена. — Я услышала его, Иван! Он и в мой мозг проник! Не верь ему, Иван!

— Это падаль, — тихо и твёрдо сказал Авварон, — Иван, она мёртва, её нет. Не связывайся с ней! Её сон — вовсе не сон, а смерть, понял?! Не верь ей!

Алена закричала в ухо ещё сильнее. Она была на грани истерики.

— Лжец! Подлый лжец! Это ты мертвец! Это тебя нет! Иван, они тебя заморочили! Это продолжение злого морока, пойми, любимый! Нет никакого Пристанища — не было и нет! Это Полигон, Иван! Тут ставят опыты, страшные, чудовищные опыты, недоступные нашему пониманию! Полигон ещё тогда был на грани запрета. Они всё делали нелегально, они вышли за все рамки, они преступники, Иван!!!

— Глупая баба, — заглушая всё, но вместе с тем вяло, прозвучало в мозгу. — Большие дозы анабиотиков сводят с ума, искажают психику до неузнаваемости. Иван, она тебя погубит!

— Я спасу тебя, Иван!

— Тихо! Тихо, вы! — Иван зажал уши. — Я ничего уже не понимаю!

— Ты сможешь понять всё в один миг, — голос в мозгу утратил гугнивость, гнусавость, картавость, но это был голос Авварона, карлика-крысеныша с огромной чёрной тенью. — Да, Иван, в то же мгновение, когда я войду в твой разблокированный сектор памяти, ты узнаешь всё!

Абсолютно всё! Тебе откроются не только тайны прошлого и будущего, но и ходы светил и планет, устройство Мироздания, Пристанище распахнет свои двери, и ты станешь одним из Его обитателей, одним из избранных расы…

— Богочеловеков?! — спросил Иван.

— То, что ты слышал там, пред алтарем Вель-Ваал-иехавы-Зорга, малая часть правды — это религия толпы. Но в Пристанище внутренних кругов и Пристанище-споре есть знания иного рода, для подлинно избранных.

Приобщение — это часть истинного Воплощения. Ты можешь достигнуть непостижимых высот, Иван!

— Не верь! — Алена вцепилась в руку Ивана клещами. — Не верь! Он пытается обворожить тебя, околдовать! Я тебе потом всё объясню. Полигон это не просто полигон, это ещё и канал в потусторонние миры! Я сама не верила. А теперь верю, Иван! Они есть, это правда, они есть!!! То, что мы отрицали тысячи лет, существует! Нам надо бежать! Полигон — это наша смерть!

— Я обещал тебе, кое-что, Иван. Забыл? — вопросил Авварон зловещим шепотом.

— Что? Что ты обещал?!

— Я обещал вывести тебя отсюда. Вернуть на Землю! Но только тебя!

Мертвых оживлять я не умею!

Алена забилась в нервном горячечном припадке. Она уже не могла ни говорить, ни кричать, ни плакать. Её неостановимо трясло. Но она была тёплой, упругой, нежной, живой.

— Слушай, Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного, мой лучший друг и брат! Если ты ещё хоть раз скажешь про неё недоброе словечко, я доберусь до тебя, доберусь и прикончу! Ты сам станешь мертвецом! Ты никогда ничего не узнаешь!

Скрежещущий смех наждаком прошелся по внутренностям Ивана.

— Мертвецом, говоришь? Эх, Иван, Иван, простота — она ведь хуже воровства. Неужели ты так ничего и не понял? Не понял, где ты находишься, среди кого?!

Иван похолодел от внезапной мысли.

— Да-да, ты близок к истине, Иван, — обретая прежнюю отвратительную картавость, пропел голос колдуна, — я не скажу, что это мир мертвых, что это преисподняя, но это мир неживых, Ваня! Здесь нет жизни. Вашей, земной.

Здесь жизнь иная! Смотри!

Внезапно стало светло.

Но Ивану не удалось ничего толком разглядеть, потому что прямо на него, по широкому каменному ходу-лабиринту нёсся шестирукий краснокожий монстр метра в три ростом, с приплюснутым лбом, узкими злющими глазами и редкими зубами в широченной пасти. Монстр словно мельница размахивал своими руками-лопастями-крыльями, в которых были зажаты ножи, молотя, цепи. Это был просто какой-то живой всесокрушающий таран.

— Назад!

Иван отпихнул Алену. И прыгнул вперёд. Надо было перехватить инициативу. С размаху он пнул сапогом в нижнюю челюсть краснокожего голема.

Вторым ударом выбил из руки молот, еле успел увернуться; от ножей… И обрушил молот прямо на колено монстра. Он сам не ожидал, что так случится — но нога монстра отскочила, будто была из обожженной глины — с грохотом, треском, без крови. Монстр рухнул на руки и шестиножкой побежал по проходу прочь.

Иван вздохнул. Отбросил ненужное орудие.

— Ты думаешь, он испугался тебя? — ехидно прозвучало в мозгу.

— Да, я так думаю, — ответил Иван.

— И ошибаешься. Это ничто! Это — даже не мертвец! Это кусок глины, преображенный мною в бойца, понимаешь?

— Нет!

— Сейчас поймешь.

Иван увидел, как глиняная шестиножка резко развернулась и, поднимая клубы пыли, побежала на него. Движения голема были кукольными, неживыми.

— Сейчас он убьет тебя!

— Так для этого ты меня выручал, Авварон?!

— Иван, спаси меня!!!

Пронзительный крик Алены заставил его обернуться. Иван глазам не поверил — карлик-колдун в своем чёрном балахоне, припадая на левую ногу, опираясь на кривую чёрную клюку, тащил Алену за руку по лабиринту, тащил безжалостно и властно.

— Стой, нечисть!

Иван в пять прыжков настиг обоих, споткнулся, упал. Когда он приподнял лицо, Авварона не было видно. Лишь Алена стояла, привалившись к стене, стирая со щеки слезинку.

— Где он?! — спросил Иван.

— Я ничего не понимаю! Он растворился в воздухе.

— Он мог бы тебя поднять и перенести на любое расстояние, не прикасаясь к тебе и пальцем! Но почему…

Шестиногий-шестирукий голем подполз к Ивану, к его ногам, и рассыпался в прах. От него осталась лишь куча глины.

— Этот подлый колдун снова улизнул! Он просто сбежал! — заорал Иван.

— Успокойся, — попросила Алена жалобным голосом. Она была бледной, напуганной.

— Что же ты с кем попало за ручку прогуливаешься, милая моя? — попытался обратить всё в шутку Иван.

— Да у него не ручка, а клешня! Как ухватил, я подумала — оторвет. И вдобавок оцепенение какое-то нашло… странно. Я что-то кричала, да?!

— Было дело.

Иван присел на камень, пнул сапогом по иссохшейся куче глины. На големов и прочую нежить ему было плевать. А вот с подлецом Аввароном он бы посчитался, да где теперь искать колдуна-крысеныша! Вот незадача! Но распутывать клубок надо, ничего не поделаешь.

Он нежно притронулся к её ноге ладонью, провёл вниз, еле касаясь кончиками пальцев трепетно-жгучей кожи.

— Присядь!

Алена послушно опустилась рядом с ним. Вопросительно заглянула в глаза.

— Давай всё сначала, — Проговорил Иван. — Про сон, Полигон, фильтры, тридцатый век…

— Тридцать первый, — поправила его Алена.

— Пусть будет по-твоему, тридцать первый. Расскажи мне обо всем без спешки. Иначе нам никогда не разобраться в этой чертовой путанице. Соберись и расскажи всё, что знаешь, я тебя очень прошу.

Алена надолго прильнула к нему, сопела в ухо, вздрагивала. Ей было тяжело, очень тяжело, и Иван это чувствовал каждой клеточкой тела. И всё же она пересилила слабость.

— Туман, понимаешь, туман! Я всё словно сквозь пыльное, мутное стекло вижу. И не всё, это я вру, а то лишь, что всплывает в памяти. И потом, Иван, ты же не веришь мне, я всё вижу! Ты веришь этой поганой твари, этому гадкому горбуну! А ведь он испугался меня. Ты заметил?!

Иван кивнул.

— Да, он себя как-то странно вел, хотя я слышал только его голос. Я его не видел… лишь в последний момент он открылся. И тут же исчез.

— Нет! Он именно испугался меня. А почему?

— Почему?

— Потому что я в отличие от тебя кое-что знаю про него. И не только про него. Он боится разоблачёния, Иван. Это всегда было так. Вспомни земную историю — сколько всяких благодетелей и доброжелателей было, а? Скольким доверялись не то что люди отдельные, а целые народы. И всегда под масками гуманистов, поводырей народных, демократов, перестройщиков общества, Иван, таилась всякая сволочь, преследующая одну цель — уничтожение и разграбление. Сколькие строили своё счастье и благополучие на костях тысяч и миллионов! Чего они боялись больше всего? Разоблачёния! Понять зло и обличить его — это уже половина победы, Иван.

— Хорошо, хорошо, я с тобой согласен, — сказал Иван, — но сейчас нам надо о другом поговорить. Философствовать будем потом, когда вернемся.

Алена горько улыбнулась.

— Ничегошеньки ты не понял, Ваня. Ну ладно. Спрашивай. Так у тебя лучше получится.

— Расскажи всё про Полигон. С самого начала!

— Полигон — это не площадка, не планета даже. Это был такой закрытый для всех участок Вселенной, где моделировались различные штуки… — она сбилась, потерла рукой лоб. — Всё плывет, Иван. Это после сна со мной стало что-то неладно. Я ничего не могу понять. На Полигоне, Иван, воссоздавали то, чего в природе не существует. Если помнишь, один из мыслителей древности сказал, что со временем человечество создаст то, что прежде существовало лишь в его воображении и фантазиях. Так вот, Иван, в тридцать первом веке и пришло это времечко. Даже если память моя вернётся полностью, я всё равно не смогу рассказать всего, ведь я не специалист в этих делах, я туда попала совершенно случайно…

— При каких обстоятельствах? — задал вопрос Иван.

— Сейчас не припомню. Но случайно, это точно. Нам рассказывали, показывали. Знаешь, я не видела там ни големов, ни карликов, ни чудовищ, которые пожирают людей… но я видела странных существ. Они жили только в каких-то особых энергетических полях.

Ничего не помню… Помню только, что они смотрели на меня такими глазами, что мороз пробирал. Это было как в зоопарке — ты знаешь, что звери в клетках, за барьерами и силовыми полями, но когда ловишь взгляд хищника, всё равно становится не по себе. Здесь было в стократ хуже! Когда я попала туда, у меня всё перевернулось внутри — ведь никто на Земле, да и во всей Федерации про Полигон и слыхом не слыхивал. Зачем это нужно было? Кому?!

Иван неожиданно положил ей руку на плечо, перебил.

— Извини. Ответь мне очень коротко — как выглядела Земля в твое время?

— Как и обычно! — Алена явно не поняла вопроса. — Зеленая, чистая, красивая…

— Городов, нет, дорог нет, мостов нет…

— Памятники, это всё памятники. Почему же их нет. Есть. И зубчатые стены, и рвы, и башни…

Иван чувствовал, что он на правильном пути. Внезапная догадка могла объяснить очень многое. Нетерпение распирало его.

— Нет, я не про памятники. Ты не поняла меня. Я про города, в которых живут люди, про те города, в которых жила ты, другие, твои друзья, знакомые, родные. Вспомни хорошенько!

— Нет, Иван. Никаких городов давным-давно нет. Зачем жить в городе?

Жить можно везде. Жить, как тебе нравится… Ты извини, я временами совсем забываю, что ты из прошлого. Мы не живем в городах.

— А где же? Под землей? Под водой? Где?!

— Повсюду.

— Белые нити — это что такое?

— Не понимаю, какие нити?

Иван поморщился. Он не знал, как объяснить.

— По зелени идут белые нити — тоньше и толще. Они идут пучками, расходятся, пропадают, потом появляются снова… Нет, я плохо передаю. Так видно…

— Так видно сверху, с большой высоты, да?

— Да!

— Вот теперь до меня дошло, Иван, — Алена неожиданно рассмеялась, может, вспомнила что-то приятное, доброе земное, может, поразившись простоте, наивности Ивана. — Это же гиперструктуры. Они прозрачные. Только из космоса они видятся белыми.

— Всё точно! — Иван хлопнул себя по колену. — Я видел это. Там, в шаре! Отвечай, откуда здесь шар?

— Какой ещё шар? — Алена удивилась совершенно искренне.

— В спящем мире висит… — Иван поправился, — висел шар. Огромный. В него можно войти, если встать под луч прожектора. А прожектор этот светит из иллюминатора или какой-то дыры, я толком не разобрался. Но ты должна знать.

— Что ты ощущал, когда попал в шар? — вопросом на вопрос ответила Алена.

— Я шёл, потом меня подняло, понесло, я парил в высоте, потом увидал точку, это была Земля, она приближалась. Я её не сразу узнал.

— О чем ты думал, когда шёл и начинал подниматься? — Алена выспрашивала так, будто в её вопросах была непонятная пока логическая цепочка. Но Иван не мог ухватиться за кончик этой неуловимо-незримой ниточки.

— Я думал… о Земле, — медленно выдавил он.

— Ну, а если бы ты думал о Гиргее, скажем?

— Я бы… увидел Гиргею?

— Да, Иван. А если бы ты представил призрачный мир планеты У, ты бы увидал эту планету. Понимаешь? Ты был в секторе управления, по-вашему — в рубке звездолета. Ты просто не знал, что надо сделать дальше, а то…

— А то?

— Ты никогда бы не познакомился со мной!! Ты бы уже давно был на Земле или на этой чертовой Гиргее! Понимаешь? Модель устаревшая, это ясно. Но именно такие вот допотопные старцы работают безотказно. Механизмы вне-пространственного перехода ты знаешь!

— Сейчас не до механизмов. Давай-ка вместе поразмыслим. Я ничего не могу понять — звездолет тридцать первого века на планете Навей, которая вынырнула в закрытой зоне несколько лет назад, в двадцать пятом веке — то есть, лет за пятьсот до того, как его сделали?!

— Ты бредишь, Иван! Твой двадцать пятый век давно канул во тьму истории. Ты проспал в анабиозе. Ила тебя…

— Что меня?

Алена помрачнела и немного отодвинулась от своего спутника. Но она всё же ответила, тихо, неуверенно:

— Или тебя воссоздали. Воскресили. Ты понимаешь, на Полигоне могли делать почти всё! Могли воссоздать, воскресить из мертвых… — она неожиданно побледнела, прижала руку к сердцу. — Иван, ты помнишь, этот карлик говорил, что я мёртва? Ты помнишь? А если он не лжет, а если…

Иван улыбнулся ей, глядя прямо в глаза, поцеловал в щеку, потом в губы.

— Успокойся, — сказал он, — этому негодяю нельзя верить. Ладно, Аленка, со временем мы ещё Разберёмся — кто к кому в гости попал. Могу сказать точно только насчет двух вещей: первое, ни в каком анабиозе я не лежал и никто меня не воскрешал, потому как не родился ещё тот, кто меня прикончит, а второе, Алена, в том, что живее тебя никого на белом свете нету, уж это я прочувствовал, могу заверить и подкрепить любыми свидетельствами и печатями, ясно?!

Она поглядела пристально в спокойные серые глаза Ивана. Опустила веки. И снова слезинка скатилась по щеке к подбородку.

— На белом свете, может, и нету — еле слышно проговорила она, — только вот где мы обретаемся, на белом ли свете или ещё где. Это Полигон, Иван! Здесь свои законы, своя жизнь. Те твари, которых я видела, неживые! Их сотворили из живой плоти, они ходят, говорят, — даже думают… но они неживые. Это непостижимо, но это так.

— А звездолет?

— Не только звездолеты! Тут может быть всё, что угодно — любая техника. Здесь работали тысячи людей, исследователей. Приборы, механизмы, агрегаты, мощнейшие силовые установки… правда, всё немного не такое, как у вас, в двадцать пятом. Но ты меня понимаешь, да? Что-то произошло, Иван!

Я ещё сплю, я забыла главное. А может, это главное происходило без меня, может меня отключили до начала… Всё, хватит! Нам надо бежать отсюда!

Срочно бежать! А мы сидим и философствуем! — Она вспыхнула внезапно, соломой на ветру. Но столь же быстро и погасла. — Как бежать! Отсюда нет выхода. Только вход! Иван, мы никогда не вырвемся из заточения, из этого жуткого мира.

— Где есть вход, — глубокомысленно заметил Иван, — там обязательно должен быть и выход. Вырвемся, Аленка, обязательно вырвемся… но вот беда, есть одна заковыка.

— Какая? — встрепенулась она.

— Программа! Она не даст мне уйти с планеты Навей, пока я не выполню всего, что в ней заключено. Да я и сам… — Иван вздохнул, замолк.

— Что ты сам?!

— Я не смогу уйти отсюда, пока не увижу собственными глазами заложников, пока не разузнаю всего, пока не помогу им.

— Ты уже помог одному из них!

— Кому это? — удивился Иван.

— Мне.

Иван обнял её и поцеловал. Надо бежать отсюда. Она права. Но как?

Куда?! Нет! Выход там, где ответ на все вопросы. Это многопространственный мир, в нём нет прямого хода. Надо пересилить себя! Надо идти в центр! В середку! В самое логово! В очаг!!! Вот тогда он выполнит Программу, тогда он разберётся во всем, спасет несчастных… и сам вырвется отсюда. Но не один! А только с ней!

— Ничего не бойся, — прошептал он Алене на ушко. — Ничего!:

— Угу, — чуть слышно прошелестела она ему в ответ. И всхлипнула.

В каменном подземном лабиринте было тихо и пыльно. Ничто не предвещало угрозы спокойствию и безопасности бесшабашных путников. И всё же гнетущее чувство не оставляло Ивана. Авварон спас их. Тут нельзя душой кривить. Без его чар гнить бы им сейчас в утробах гнусных прожорливых чудищ. Гнить, так и не поняв, не разобравшись — в чём их вина, в какую жертву и кому их принесли, чего ради и вообще, будет ли от такой жертвы хоть кому-нибудь самая маленькая польза? Что это за жажда крови? Что за мстительность такая? Сорок миллионов лет водил по космическим и внекосмическим пустыням этот уродливый народец некий местный Моисей. Ну и что?! А причем здесь все прочие? Почему они-то виноваты? За что их всех надо в жертву… Тоже ещё, богочеловеки нашлись! И предсущества! Где-то и когда-то всё это было, лилась уже реками кровь, и гибли сотни миллионов по той лишь причине, что «богочеловеки» считали эти миллионы предсуществами, навозом в почве, на которой должны были расцвесть они сами, избранные. Бред! Бред умалишенных! Патология! Дегенерация! Да, это не что иное, как патологический бред выродков-дегенератов, страдающих навязчивыми маниями превосходства и жаждой лютой мести за какие-то придуманные, рожденные в горячечных мозгах страдания. Садизм и мазохизм!

Чтобы озлобиться на всё окружающее до звериной яри, до ветхозаветной ненависти, они же сами растравляют, расковыривают свои раны, которые и наносят себе сами… Дьявольщина! Всё было, много раз было! А теперь это здесь — и уже во вселенских масштабах! А Система? Система и Пристанище?!

Их двойственность и взаимосвязь… У Ивана вновь страшно заболела голова.

Опять он начал проникать в запретные области, выведывать, то, чего ему знать было не разрешено. Кем?! Кто может определять — дано, разрешено или нет?! Голова раскалывалась.

— Тебе плохо? — спросила Алена. И приложила ладошку к его лбу.

— Не беспокойся, всё уже прошло, — ответил Иван, прогоняя ненужные сейчас мысли. Надо было сосредоточиться на чём-то одном, не растекаться по древу. Надо понять ту связь, что существует между Пристанищем и Полигоном: в этом суть, по крайней мере, сейчас, пока. И потому Иван вновь принялся мучить свою прекрасную спутницу: — Давай рассказывай, Алена. Я тебя больше не буду перебивать. Всё про Полигон! Итак, это не планета, не астероид, не комета… это сектор пространства, так?

Она наморщила лоб, скривилась, будто ей эта тема была неприятна или просто-напросто сильно надоела. Но ответила.

— Всё сложнее. Но если коротко — да, сектор.

— Координаты?

— Я же не космонавигатор, Иван. Ты спрашиваешь так, словно… Дай Бог памяти, это где-то возле Черной Дыры. Точно!

— Чёрных дыр в Космосе много, — пояснил Иван.

— Нет, не так уж и много. Большая часть — иммитационно-миражные псевдодыры, обычные коллапсары, понимаешь. А та была именно — Чёрная Дыра.

— Вход в Иновселенную?! — внезапно, в голос выкрикнул Иван. У него мурашки поползли по телу. Он вспомнил всё: малиновый барьер, Осевое, Коллапсар, Воронку, немыслимо-сказочные структуры, Вход в систему и Систему. — Этого не может быть!

— Почему?

— Это было раньше. Значительно раньше! Если верить тебе, я там был пять веков назад. Понимаешь, пять веков?!

— Не спеши. Объясни, где ты был?

— В Системе! — Иван с силой сжал виски. — О-о, проклятущий колдун!!! — его голову распирало изнутри, было ощущение, что она вот-вот разорвётся, разлетится на части.

— Что ты так волнуешься? Что с тобой?! — Алена не на шутку встревожилась. Она ничего не понимала. Но она боялась за него, своего любимого, дорогого ей человека. — Иван, успокойся, возьми себя в руки!

— Хорошо! Но почему же эта чёртова планета Навей сейчас болтается здесь, в секторе Смерти?! Почему?! Непостижимые расстояния. Совсем другое Пространство. Нет, это невозможно!

Алена вдруг улыбнулась загадочно.

— Но ведь ты сам, к примеру, и там побывал, — проговорила она тихо, — и вот сейчас здесь.

— У меня работа такая, — отрезал Иван, — я десантник-смертник. А планеты должны висеть там, где они должны висеть, все они на учете, все зарегистрированы…

— И что же, вы всегда контролировали эту, так сказать, планету?

— Нет, — Иван побледнел, — не всегда. Она недавно вынырнула из подпространства, а может, из другого измерения или Осевого. Никто толком не знает.

— А ты помнишь, как это восьмилапое чудище говорило, что они ушли и блуждали где-то сорок миллионов лет?

— Но ты же была без сознания! — удивился Иван.

— Мой мозг работал. И страху я натерпелась на сто лет вперёд. Но не могла пошевелить не то что рукой, а даже губами…

— На губах у тебя была блаженная улыбка.

— Не отвлекайся! Я не знаю, где они блуждали и сколько! Но я вошла на Полигон в своё время, в тридцать первом веке, а не сорок миллионов лет назад.

— А ты знаешь, какой сейчас год? — спросил неожиданно Иван.

— Нет, — ответила Алена.

И они замолчали. Каждый пытался осмыслить случившееся. Но разрозненные, несхожие меж собою осколки не хотели складываться в единое целое, даже в часть целого.

— Полигон со всей энергетикой, производством, звездолетами, людьми, воссоздаваемыми тварями и биосферами замкнулся. Верно? — спросил Иван.

— Почему ты так думаешь?

— Да иначе сюда постоянно проникали всё новые и новые люди твоего времени, они бы работали здесь, как тогда. А мы никого не встречали. Кроме тех несчастных, конечно, но эти женщины не похожи…

— Не торопись с выводами, — оборвала его Алена, — я начинаю понимать твою мысль. Произошла какая-то авария, верно? Полигон свернулся. Доступ извне прекратился полностью?!

— Да, если не считать моего проникновения. И ещё нескольких резидентов с Земли. Но это были все без исключения люди моего времени.

— Ты мог и ошибиться.

— Нет, — резко ответил Иван. — Алена, нам надо идти! Потом продолжим.

Погляди!

Он указал рукой на тот конец лабиринта, из которого на них бежал ещё совсем недавно шестилапый голем-убийца. Иван точно помнил — там был один ход. А теперь высвечивались сразу три ответвления. Да ещё наверху чернела дыра — то ли колодец, то ли лаз.

— Здесь всё меняется! Надо идти.

Он помог ей подняться. И они быстро зашагали вперёд. Ни меча! Ни лучемёта! Иван ощущал себя голым, жалким, беспомощным. Но вида он не подавал.

— Я хочу есть, — пожаловалась Алена на ходу, неожиданно, тихо. — И пить, у меня всё в горле пересохло.

Иван ощупал оставшиеся карманы-клапаны и накожные пояса-тайники.

Стимуляторов нет. Концентратов тоже нет. Несколько шариков «твердой воды».

И всё. Нет! Есть ещё что-то! Он с изумлением обнаружил у лодыжки что-то крохотное, твердое. Это был Кристалл! Усилитель съежился до неузнаваемости, поблек, утратил больше половины своих граней. И всё же это был он.

— Погляди! — Иван поднёс крохотный светящийся многогранник к глазам Алены.

— Откуда это у тебя? — удивилась она. — Очень похоже на дистанционный пси-генератор. Ну-ка, дай мне! Она взяла Кристалл в руку.

— Нет, не такой. Но всё равно надо попробовать. Грациозным движением она сунула Кристалл себе под мышку. Улыбнулась Ивану виновато.

— У нас нет поблизости гиперструктур. Приходится обходиться без них.

Здесь, — она похлопала себя по предплечью, указывая на то местечко, где скрылся еле светящийся усилитель, — при определенном навыке концентрируются слабые псиполя и поля тонких материй. Ты должен знать, этим знаниям не века, а тысячелетия, даже десятки тысячелетий… Ну, ладно, хватит об этом.

Пускай полежит, если я не ошиблась, не спутала псиген с какой-то другой штуковиной, он малость подзарядится.

— Пусть подзарядится, — согласился Иван. И тут же забыл про Кристалл.

Они шли вперёд, всё время придерживаясь правой стены, чтобы не заплутать, не вернуться на прежнее место. Разветвлений становилось всё больше. И кому могло прийти в голову проложить столь изощренные ходы в подземной толще?! Временами им встречались странные полупризрачные фигуры в расплывчато-туманных балахонах, с капюшонами на головах. Первый раз они одновременно вздрогнули, испугались, но потом Иван убедился, что фигуры эти не просто унылы, тоскливы и беспомощны, но и бесплотны. Это были призраки, фантомы, миражи. Но они встречались всё чаще. Они провожали путников безнадежно отсутствующими взглядами из-под капюшонов, спешили слиться с сумерками переходов, ответвлений, лазов. Эти тени напомнили Ивану бесплотных существ у лестницы, тех самых существ, среди которых оказалась вдруг она, его Света. Вспомнились её наполненные болью глаза… Воплощение неживого. Воссоздание несуществующего! Да возможно ли это?! А если возможно, то почему бы ей, погибшей при входе в Осевое Измерение, не оказаться здесь, среди теней, не живых и не мертвых. Как это нелепо и страшно! Иван даже думать не мог о подобной невыразимой словами участи.

Лабиринты обречённых! Они все обречены! Неужели Алена права, неужели отсюда нет выхода.

Она уловила его мысли.

— Иван, — прошептала она совсем тихо, — а ведь мы станем такими же тенями. Я знаю! Мы будем вечно скитаться в лабиринтах обречённых. Не хочу!

Я не хочу этого, спаси же меня! Иван, предчувствия давят, они душат меня. Я ещё не проснулась. Я просто ещё не проснулась до конца… А может, он всё-таки прав? Может, меня давно нет? Может, только тень моя идёт с тобой рядом, такая же как эти?! — Она вытянула руку. И та прошла сквозь призрачную фигуру в сером балахоне, прошла насквозь, не ощутив ни тепла, ни холода.

— Пока я тебя люблю, — ответил Иван, — ты будешь самой живой. Запомни это хорошенько, и больше не приставай!

Именно этот резкий, твёрдый и даже несколько грубоватый ответ успокоил её. Она снова попросила пить. И снова Иван не дал ей шарика. «Твердую воду» надо было экономить.

Он постоянно ожидал, что включится Программа. Он был наготове. Иван собирался вступить в серьёзную схватку с ней. Надо было перетерпеть всё, но выдрать из собственного мозга эту мерзость. Пускай она даже и способна вести его к цели, пускай она спасает его иногда, всё равно. Он вырвет её!

Он не зомби! Можно было бы сконцентрироваться на этой задаче сразу, прямо здесь, собраться раз, но полностью, освободиться от зависимости, от чужого влияния. Но он боялся останавливаться. Он шёл в полубреду, в тихой наползающей на мозг горячке. Снова мерещились тени давно убиенных родителей его — белые фигурки в скафандрах, синее и оранжевое пламя, бессмысленно жестокие глаза негуманоидов и прожигающие кроваво-красные глазища гиргейских клыкастых рыбин. Потом неожиданно перед взором всплыли большие хрустальные шары, в которых были заключены головы, двуглазые и трехглазые.

Зал Отдохновений! Уродливое огромное существо — высохшее до невозможности и вместе с тем даже на вид нечеловечески сильное. Меч! Да, меч-переходник! О чем он говорил, этот властелин Системы, этот тысячелетний старец? Земля?

Отдых? Развлечения? Новые развлечения! И мальки, множество мальков-головастиков в огромном аквариуме. Множество аквариумов, бессчетное множество… Уродливые мохнатые шланги, грушеобразные сокращающиеся мешки-утробы с сонными женскими головами… и шланги, шланги, шланги.

Подготовка. К чему они готовятся? Почему это должно тревожить его?! Почему у него, у Ивана должна болеть голова о замыслах каких-то нелепых существ, обитающих в Иной Вселенной?! Нет, это бред! Зачем Авварону координаты Системы? Открытый канал! Снова его обожгло старой болью. Это будет погибель Земли! Это Апокалипсис! Смерть Цивилизации… или полное иго, чудовищное, безжалостное, жуткое. Медленное истребление. Всё это было уже… но было в меньших масштабах, значительно меньших. В начале двадцатого века… нет, чуть позже и всю вторую четвёрть века уже было иго — лютое, безжалостное. Иноземцы, планетарная безродная сволочь, интернациональный сброд расистов и палачей подмяли под себя Великую Страну, устроили кровавую бойню — свыше ста миллионов доверившихся лжепророкам людей были зверски, с садистской изощренностью уничтожены, страну разорили, втоптали в грязь. Но выродки и сами начали попадать под созданную ими колесницу смерти — их чёрная поганая кровь смешалась с кровью невинных, и уже даже утонченный слух, прихотливое ухо не могли разобрать, где стенания жертв, где вопли умерщвляемых палачей. Интернациональная сволочь и её кровавый жертвенный топор завязли в теле великой нации, захлебнулись захватчики в чужой крови и в своей собственной. И начался подъем, Возрождение… И тогда вновь бросило «международное сообщество» нелюдей на Великую Державу новые полчища палачей, действовавших не столь открыто, но преследующих те же цели, умерщвления нации, убиения Великого Духа, обитающего в России — единственной Обители Господа Бога на Земле. И всё повторилось! Разруха! Голод! Обнищание! Вырождение! Смерть! Господство оккупантов и их наемной сволочи! Всё было уже! И теперь опять?! В ещё больших, вселенских масштабах?! Многострадальная Россия! Многострадальная Земля! Опять кто-то несет ей своё «благо». Чёрное Благо избранных! Чёрное Благо богочеловеков. Или нет? Или это всё только в воспалённом мозгу? Иван потёр висок. Он всё перепутал, всё смешал — и прежние трагедии, и Пристанище с его уродами, жаждущими жертвенных водопадов крови, и Систему с полчищами готовых к Вторжению негуманоидов, с её непостижимой космической мощью, с боевыми армадами звездолетов-внепространственников. А он здесь, за сотни тысяч парсеков от Земли, в проклятом, никому не нужном мире призраков и мертвецов…

— Иван! — Алена вскрикнула раньше, чем он успел остановиться, удержать ногу от последнего шага. — Ива-ан!!!

Стена обрушилась градом камней, обвалом глыб и глыбин, ползучей завесой пыли, осыпающегося песка. Ещё немного, и они бы погибли. Несколько камешков ударили Ивана в голову, грудь. Алена вскрикнула резко — ей обломок угодил в колено.

Но уже теперь было видно — обвал не самое страшное, он мог всего лишь стать им общей могилой, принести внезапную, но далеко не самую мучительную смерть. Но то, что открылось их взорам за обвалившейся стеной, вселяло мало надежд.

— Я Балор, повелитель подземных лабиринтов, внук Велса, сын Зель-Вула, властителя Шестого Слоя! Балор, Несущий Смерть! — проревел огромный, метра в три ростом, волосатый, голый по пояс детина, увешанный связками человеческих черепов. И ударил здоровущей палицей по гулкому бронзовому щиту, громом прогремело в подземелье.

За спиной и по бокам от свирепого детины стояли десятки воинов в рогатых шлемах. Были эти воины на удивление похожи друг на друга: все одинаково краснолицы, бородаты, свирепы. Но они почти ничем, кроме огромного роста не отличались от землян — руки, ноги, головы, глаза, уши всё такое же. Лишь кряжистость, корявость, устойчивость в них были совсем неземные.

А вот сам, представившийся Балором, был страшен: усыпанный шишками голый череп, одна надбровная дута, далеко выступающая вперёд, один глаз прямо над плоской переносицей — глаз большой, налитой злобой, желанием драки, битвы, тяжёлая нижняя челюсть. Ремни, кольчуга, скрывающая нижнюю часть тела, железные сапоги. Иван сразу понял, это не мохначи, не лесная нечисть. Ну, двоих-троих от силы он уложит. А вот о серьёзном сопротивлении и прорыве и мечтать не стоит. Это воины, профессиональные бойцы! И вовсе не призраки. Звериная, мощная плоть. Рык.

Вонь. Налитые мышцы. Непреклонность. Откуда здесь всё это?

— Кто ты такой?! Отвечай!! — взревел Балор, ощеривая зубастую пасть.

— Отвечай, несчастный, ибо прежде чем убить тебя, я желаю узнать твое имя, чтобы нацарапать его на твоем черепе, который украсит эту связку!

Балор тряхнул ожерельем черепов на выпуклой, бочкообразной груди, и те глухо стуча друг о дружку, заерзали, зашевелились словно живые. Бородатые бойцы дружно загоготали. В их смехе сквозила жажда насилия, они желали его смерти.

Это было написано на каждом лице.

— Меня зовут Иван!!

Он отстранил от себя прижавшуюся к плечу Алену. Отвел её к стене, шепнул на ухо:

— Когда всё начнется, постарайся потихоньку, не привлекая внимания, уйти отсюда. Обо мне не думай! Всё будет нормально.

Она молча кивнула.

— Зачем ты пришёл в мои владения, смертный? — спросил вдруг Балор, Иван нашелся сразу.

— Я бы с удовольствием покинул твои владения, внук Зель-Вула, прокричал он, — да только не знаю, как это сделать! Если ты пропустишь меня, я уйду!

Громогласный хохот был ему ответом.

— Ну уж нет! — наконец проревел Балор и трижды ударил в свой круглый шипастый щит. — Коли ты забрел в подземные лабиринты, то выбраться назад тебе никто не даст. На поверхности Земли ни одно живое существо не должно знать, куда мы ушли!

Иван опешил.

— Причем тут Земля? — спросил он, разводя руками.

— Ты безнадежно глуп, смертный. Но даже таким как ты должно быть известно, что властелины подземелий извечно враждуют с обитателями Земли. Когда мы выйдет туда… Балор многозначительно поглядел вверх, на своды пещеры-лабиринта, — всё живое содрогнется от ужаса. Семь дней и ночей будет литься кровь, семь дней и ночей будут гореть дворцы и хижины. Из черепов верхних жителей мы насыпем башню до небес, взберемся наверх и зададим хорошую трепку ангелам… ха-ха!

Взрыв совершенно дикого, оглушительного хохота снова потряс своды.

Иван стоял и думал. Вникать — в понимание мироустройства этих детин он не собирался. Ему надо было спасти Алену и постараться выжить самому, всё остальное мелочи жизни.

— Но сначала мы убьем тебя!

— Погоди! — Иван поднял руку. — Ты успеешь меня убить. Ответь сначала: это что здесь вообще — Пристанище или Земля? Я тебя совсем не понимаю.

— О Пристанище все говорят. Болтают лишнее. Кому Пристанище, а нам — Земля! Ты лучше слушай, смертный, что тебе говорит всемогущий Балор, внук Велса! Мы завоюем всю Землю и небеса. А потом мы пойдем на Пристанище и покорим его. Что?! Ты сомневаешься, смертный?!

Иван и не думал сомневаться. Ему было наплевать на все планы завоевателя и его отряда. Странно было другое, эти допотопные дикари в кольчугах знали про Землю. Мало того, они всерьез считали, что и находятся на Земле! Точнее, подумал Иван, под землей.

— Я мог бы уйти назад, — вяло предложил Иван.

— Это не слово мужчины! — грубо ответил Балор. И снова ударил в щит. Улар, ты будешь первым. Готовься, смертный!

— Может, вы сначала попробуете меня воплотить? — снова попытался найти точку соприкосновения Иван. — Или перевоплотить?!

Балор осклабился. Глаз его запылал презрением.

— Нет! Мы тебя просто убьем! Но если ты не примешь схватки, не вступишь в бой, как полагается бойцу, воину, мужчине, мы будем резать тебя на малюсенькие кусочки неделю подряд, пока ты не издохнешь. А твоя прекрасная подруга нам пригодится. Верно я говорю, ребята?!

— Верно!!! — проорали бойцы будто в одну глотку. И снова загоготали.

— Не бойся. Улар тебя долго мучить не будет. Лови меч! Из строя Ивану выбросили тяжеленный меч. Он упал под ноги, жалобно звякнул.

Вышедший на середину пещеры Улар, крутоплечий трехметрового роста мужичина, огладил бороду. И уставился на Ивана.

— Ну ладно, — согласился тот, — я тоже не буду долго мучить вашего бойца.

Он подобрал меч, подбросил его на руке. И не желая оттягивать развязки, прыгнул вперёд.

— У-ох! — гулко ухнул великан Улар.

И Иван отлетел от него мячиком. Реакция у бородатого бойца была отменная. Всё воинство довольно закряхтело, заскрипело, заскрежетало. Лишь Балор стоял каменным изваянием, уперев руки в бока.

Иван понял — они просто забавляются с ним, как кошка с мышкой. Это игра. Игра с заведомым кровавым исходом.

Проще всего сесть на землю или подставить голову под клинок, под палицу. И всё. И конец его миссии. И никто на всем белом свете не вспомнит про него, не пожалеет. Лишь одна Аленка. Да и той при подобном раскладе долго не прожить. Нет, надо бороться до конца, пока есть силы двинуть хоть мизинцем.

— Ну что же ты? — прохрипел сурово Улар. И медленно пошёл на Ивана.

Так мог надвигаться динозавр или бронеход — неумолимо, неотвратимо, подавляя своей мощью. Но… простой смертный? Иван был не совсем простым смертным. Годы учения и тренировок кое-что значили.

— Получай, вражина!

Слова Ивана прозвучали запоздалыми глухими раскатами грома. А молнией был меч — он сверкнул в воздухе, сделал двойную спираль-винт и вонзился прямо в рот великану, предварительно выбив ему половину зубов. Прежде; чем хлынул фонтан крови, ржавое острие вышло из затылка Улара. Падение великана было неспешным и величественным, будто замедленные кадры прокрутили перед всей ратью. От удара его тела содрогнулась глинистая земля.

Но Балор даже не моргнул. Он лишь чуть приподнял палицу. И коротко бросил:

— Исган!

Рыжебородый толстяк с бревнообразными ручищами сделал два шага вперёд и застыл, чуть наклонившись вперёд, поигрывая коротким пилоообразным мечом.

Ещё один. Иван стоял перед ратью. Он понимал, им нравится эта игра. Но долго ли он в ней продержится, вот в чём вопрос. Краем глаза взглянул за плечо. Алена стояла одеревенелым изваянием там, где он её оставил. Была она несказанно хороша. И от этого жалко её было нестерпимо.

— Держи!

Ивану бросили копье и щит. Им просто хотелось растянуть удовольствие.

Ладно! Поглядим ещё, кто кого! Иван, ухватив щит за край, метнул его в рыжебородого. Сбил с головы рогатую каску-шлем. И воспользовавшись коротким замешательством бойца, с лету ударил его обеими ногами в пах. Исган упал, согнулся калачом. Он выл на всю пещеру. Но лишь хохот и хмыканье стояли в рядах воинства подземелий. Ни один из бойцов не вышел на помощь. Вторым ударом Иван переломил лежавшему шейные позвонки — ему самому стало неприятно от резкого внезапного хруста, такого осязаемого, зримого. Он знал, что любое сострадание к поверженному будет воспринято как слабость. А надежда была только на одно — силу, ловкость, умение.

— Вот так! — прорычал он, оборачиваясь к Балору.

— Неплохо, — мрачно заметил тот.

— Его можно взять в дружину! — выкрикнул кто-то из задних рядов. Пригодится в бою!

— Арзак! — процедил одноглазый Балор.

И ещё один исполин вышел из строя. На этот раз Ивану ничего не дали.

Но он успел нагнуться, подхватить копьецо. Великан был наготове и с легкостью отбил копье щитом. Наконечник вонзился в свод подземелья, копье дрогнуло древком, затрепетало и застыло.

Арзак не хотел разделить участи первых двоих. Это было видно невооруженным глазом. Он сразу бросился на Ивана разъяренным носорогом, выставив вперёд острие меча-гарпуна. Таким можно было покончить с жертвою одним ударом, даже слабым — меч-гарпун вырывал внутренности из тела, прошибал щиты.

— Ух ты какой! — Иван еле успел увернуться от бойца-носорога. Он действовал машинально, выучка работала на него и за него. Почти без разбега, в три толчка он взлетел на глинистую шероховатую стену, оттолкнулся от неё обеими ногами и, перевернувшись через голову, опустился на плечи великану. Под левым сапогом хрустнула ключица. Огромная волосатая рука с мечом взметнулась вверх, но не успела, дело решили мгновения — Иван чуть раньше сорвал с патлатой головы тяжёлый литой шлем, перевернул его и с силой вонзил острый чуть изогнутый рог прямо в глаз противника. Падая с трехметровой высоты, он извернулся и выхватил меч. Теперь всё зависело только от него. С Арзаком было покончено. Но сейчас важно другое — важно отвлечь всё внимание рогатой рати на себя! Надо дать Алене момент, минутку, секундочку, мгновение, чтобы она растворилась в лабиринтах. И пусть он погибнет под их мечами, пусть! Зато она уйдет, выживет, она всё расскажет землянам. А может, у них родится сын… у неё, одной. И он будет продолжением Ивана, его вторым «я». Надо только выиграть мгновение. И всё!

Эти мысли промелькнули в голове Ивана молнией. Он уже выполнял задуманное — отработанным приёмом, не давая воинам опомниться, он снова взлетел на стену, ещё выше, используя каждую трещинку, уступчик… и почти спотолка, с отвесного крутого свода прыгнул в самую гущу воинства. Внезапность дала ему миг удачи — первым же ударом он снес голову одному бородачу, каблуком сапога проломил переносицу другому — теперь тот не боец, да и не жилец — третьему вогнал острие меча за ключицу. Замешкался, выдергивая меч. Но всё-таки успел отразить удар копья. Хорошо! Теперь у него было пространство для боя. Он стоял на двух трупах, возвышаясь над землей. А вокруг, ощетинившись мечами, копьями и палицами, замерла в предвкушении развязки вся балорова рать. Иван видел не только это. Он был в отчаянии.

Он хотел крикнуть: «Беги! Да беги же ты!!!» Но не мог, он не мог её выдать! Как она не понимала?! Почему она стояла всё на том же месте?! Это же смерть! Иван полоснул по горлу первого из подступивших. Рукоятью вышиб глаз другому. Он крутился волчком. Но он знал, что обречён. Это забава кошки с мышкой.

— Ну, гады, держитесь! Росвед свою жизнь дорого ценит! — прохрипел он, почти не слыша себя в общем гуле, хрусте, вое.

Он собрался в стальной комок. Он вновь стал алмазной палицей Индры.

Вся мощь арийских тысячелетий сконденсировалась в нём. Он веером ссекал головы, отбрасывал от себя тела, разрубал их снизу доверху, но рать не убывала. Это было нелепо, чудовищно… но это было так. На смену убитым вырастали другие бойцы. И имя им было — легион! Из мрака сумерек тенями выходили всё новые и новые рогатоголовые бородачи с иззубренными мечами и короткими копьями — Беги! Беги же!!! — кричал Иван, не скрывая уже ничего. — Беги, Алена!!!

Но она стояла статуей. Прекраснейшей из всех земных и неземных статуй.

Она была изумительно хороша — бела, чиста, ясна.

А Ивана заливала кровь, своя, чужая — он уже не разбирал. Он косил бойцов, будто был самой ожившей Смертью. Но и их удары иногда достигали цели. Рубаха лохмотьями висела на его теле, кровавые рубцы бороздили грудь, спину, руки, плечи. Рать была несметной.

— Да что же это такое! — Иван чувствовал, что ещё пять, десять минут боя, и ему ничто не поможет. Руки просто не смогут удерживать меча. Ведь он бьется, вращает этой пудовой железякой в режиме скоростной автоматической мельницы. Это сверхчеловеческие усилия! Это за пределами возможного!

Но он видел, как к нему, распихивая и расталкивая бородачей, пробивается сам одноглазый Балор. Надо сберечь силушки и для него. Иначе смерть!

— Я разорву тебя в клочья! — рычал приближающийся Балор. — Я насажу тебя на вот этот вертел… — он потрясал мечом, зажатым в левой руке, — и отобью вот этой колотушкой! — Он вздымал палицу. — А ну! Расступись!!!

Это шла Иванова смерть. Погибель его шла. Последние минутки наступали.

Иван чувствовал, что ноги подгибаются, что осталось совсем немного, что даже все знания тысячелетий, даже железная выдержка, выносливость, отрешенность… ничто не спасет его, всему есть пределы!

И вот в тот миг, когда Балор был уже рядом, на расстоянии вытянутого меча, когда его налитой кровью глаз пронзил Ивана насквозь… вдруг всё стихло и замерло. Свирепые, разъяренные схваткой бойцы пали на колени, раскрыв рты и закатив глаза. Балор упал последним, глаз его потух, руки уперлись костяшками в глину, спина безвольно прогнулась.

— Приказывай! — выдавил он вялым чужим голосом.

Всё это было настолько нереальным, что Ивану ни с того, ни с сего показалось, что он заснул и ему снится сказочный сон, или что его убили, и он уже на том свете, что там всё наоборот, но всё равно — это фантазии, наваждение, этого нет на самом деле.

Но он почти всё понял, когда оторвал глаза от Балора, коленопреклоненного и жалкого, от распростершегося ниц воинства и посмотрел на неё, Алену.

Она была выше всех, хотя стояла на том же самом месте. От неё исходило непонятное тёплое свечение. Иван только секундой позже понял — не от неё!

Нет! Алена держала в вытянутой руке красный светящийся Кристалл. Он был большой, просто огромный!

Часть 5 ОБОРОТЕНЬ

Да, это она спасла его. Она зарядила Кристалл — своим теплом, своей любовью.

— Алена-а-а!!!

Иван отбросил меч и по головам, спинам кинулся к ней — единственной, любимой, прекрасной.

— Приказывай, — вяло повторил ему вслед Балор.

— Да пошёл ты! — на бегу выкрикнул Иван. Он подхватил её, обнял, закружил. Чудесное спасение окрылило его. Но главное, жива она, Аленка! Он осыпал поцелуями её лило, шею, грудь и не мог остановиться. Это было форменным безумием. Она уже стала отбиваться от него, упираться в его грудь руками.

— Как они тебя! Весь в шрамах!

— Пустяки! — Иван ничего не хотел видеть и слышать. — Скажи им, пусть убираются отсюда.

— Экий ты, Иван несообразительный, — упрекнула его Алена, — может, они ещё пригодятся нам. Пускай-ка дорогу грудью прокладывают. А мы следом пойдем.

— Хорошо, будь по-твоему!

Иван обессиленно упал наземь. Лишь теперь на него свалилась вея накопившаяся за время боя тягостная, страшная усталость.

— Надо уходить, — мягко проговорила Алена, мягко, но настойчиво, — мы слишком долго пробыли на одном месте, может случиться непоправимое гляди, трещина! Она всё время увеличивается. Я боюсь, Иван.

— Пойдем, — он встал, пошатываясь от слабости.

— Нет, погоди!

Алена направила Кристалл на двух ближайших бородачей. Те поднялись, осторожно подошли к Ивану, сцепили руки. — Садись, они понесут тебя, сказала Алена.

— Дожил, — пробурчал Иван. Но подчинился. Алена долго молча глядела на Балора. Наконец тот приподнялся. И пошёл прямо по телам убитых и живых, распростертых на каменистом полу пещеры.

— Вперед. Только вперёд!

Вслед за Балором начали подниматься и остальные. Иван с недоумением подмечал, что бородачей не прибывает, что из сумерек и мрака никто не выходит, что все чудеса закончились, и живых бойцов осталось-то не более полутора десятков, остальные лежат в лужах крови с распоротыми животами, переломанными ребрами, вывороченными или раздробленными челюстями, расколотыми черепами, безрукие, безногие, жалкие и отвратительные. Неужели это всё его работа?! Ивану стало тошно. Нет, нельзя идти в чужой мир с мечом. Нельзя, лучше вообще не приходить туда! На мече справедливость и мир не приносят! Где же он слышал всё это? И опять встали белые, высокие своды. И прозвучал напоённый величием и добротою, голос: «Иди, и да будь благословен!»

Алена шла рядышком с двумя великанами, которые несли Ивана.

Поглядывала на него, на кровоточащие раны и кусала губы. Так они прошествовали не меньше часа. Затем Иван будто очнулся ото сна, он даже чуть не упал с живых носилок.

— Позови-ка мне сюда Балора, Ален! Давай, не тяни! Женщина взглянула на него неодобрительно, усмехнулась.

— Эх, ты! Пришёл в себя и вместо того, чтобы уступить место даме, Балора тебе подавай! Иван!

— Залезай! — Иван спрыгнул вниз. И тут же повалился наземь — ноги подвели. Он ещё не отошел после битвы, да и раны давали о себе знать. И всё же он вспомнил, достал шарики «твердой воды». Протянул один Алене.

— Глотай, это вода!

Она проглотила. Закрыла глаза. И блаженство разлилось видимой волной по её лицу.

— Как хорошо. Вот теперь — лечь и умереть, ничегошеньки не надо!

— Ты мне брось это, — Иван снова уселся на сцепленные руки бородачей-великанов, имевших совершенно отсутствующий вид и мутные глазища.

— Рано помирать-то собралась. Зови Балора!

Через минуту-другую одноглазый гигант, пропуская мимо ряды своих воинов, поравнялся с Иваном.

— Приказывай, — произнес он, словно заведенный.

— Хорошо. Вот тебе мой приказ, — начал Иван, — расскажи-ка мне коротко и ясно, где мы, что это за Шестой уровень…

— Шестой Слой, — поправил его Балор.

— Хорошо, пусть будет слой. Рассказывай!

— Здесь так заведено, — сказал Балор, — мы тут обитаем очень давно, никто не помнит сколько… мы властелины подземного мира. Земля нас не принимает. Мы много раз прорывались наружу. Не получалось. Но мы прорвемся!

И внутрь нас не пускают! — Балор говорил совсем не так, как при встрече, голос его звучал вяло, даже обиженно, будто у ребенка, которому что-то пообещали да и не выполнили обещания, обманули. Он говорил как зомби. Да, собственно, сейчас он и был натуральным зомби.

— Мне нужны люди. Заложники! — вставил Иван.

— В лабиринтах много всяких. Они приходят неизвестно откуда. Мы убиваем их. Иногда они убивают наших. Но всё равно они куда-то деваются. Я уже не помню, какие это — люди?

— Такие как мы, — пояснил Иван.

— Мои ребята тоже такие, но они не люди, понимаешь?!

— Кто же они?

— Они бойцы, воины! Но они не люди! И не призраки! Мы одержали тысячи побед там, на Земле! Ни у кого на свете и во тьме не было столько трофеев!

— Балор тряхнул связкой черепов. — Здесь не всё. Здесь головы только самых сильных и важных врагов моих, понял?!

Иван повернулся к Алене.

— Тебе не кажется, что действие Кристалла ослабевает? Опять на вожака напал раж!

— Сейчас поглядим, — Алена пристально уставилась на Балора. И тот сник. Замычал нечто нечленораздельное.

— Перебор, — подосадовал Иван.

— Ничего, скоро он очухается, потерпи. Балор пришёл в себя действительно быстро. Но ничего не помнил. Пришлось начинать всё сначала.

— Земля нас не приёмлет, — словно заговоренный бубнил Балор, — во внутренний мир не пускают, погибли сотни лучших бойцов. Мы обречены бродить в этих лабиринтах вечно…

— Ого! — Иван рассмеялся. — А вы что, собираетесь жить вечно?!

Балор поглядел на него хмуро и просипел:

— Оглянись назад!

Иван повернул голову и невольно вздрогнул — позади них, на расстоянии двадцати-двадцати пяти метров, тесно сгрудившись, плечом к плечу, шли десятки, если не сотни бородачей в рогатых шлемах. Были они не в лучшем виде — с изуродованными лицами, изборожденными шрамами телами, в изодранной одежде. Но они шли! Это были те самые бойцы, которых Иван уложил в пещере.

Это было шествие мертвецов.

Алена, оглянувшаяся одновременно с Иваном, побледнела до белизны. Она вскинула руку с Кристаллом, намереваясь обработать и этот отряд. Но Иван жестом остановил её.

— Не надо тратить энергию, — сказал он, — пока Балор наш слуга, эти парни в полной нашей власти. — И, повернувшись к одноглазому великану, спросил утвердительно: — Значит, не пускают внутрь?!

— Нет, не пускают, — подтвердил тот.

— Тогда будем прорываться с боем!

В единственном глазу Балора загорелся жёлтый недобрый огонь. Спина предводителя бесстрашных воинов распрямилась. Ему явно пришлось по душе Иванове предложение, если только у него вообще была эта самая душа.

— Мы идёт в правильном направлении? — спросила Алена.

— Здесь все направления правильные, внук Велса знает, что говорит, важно ответил Балор. — Куда ни иди, если всё время думаешь о цели обязательно к ней придешь, даже если повернешь назад.

Иван поглядел в упор на одноглазого.

— Думай! — сказал он. — Думай о цели всё время! Ты ведь можешь её представить чётко и ясно?

— Мне всё подвластно! — снова заважничал сын Зель-Вула.

— Говори толком!

— Могу! Я там бывал много раз, — проворчал Балор, — вот, смотри на эти шрамы! — Он развернулся к Ивану грудью — три Крестообразных затейливых рубца украшали её.

— Хорошо! Не отвлекайся, сосредоточься на цели, Балор!

— Великому воину доступно всё!

Одноглазый великан замолчал, насупился, на уродливом челе его отразилась невероятная мыслительная работа — из воина Балор в мгновение ока превратился в мудреца, философа, эдакого местного Сократа.

— Что это?! — вскрикнула Алена.

Обвалившийся свод погрёб под собою сразу четырёх бородачей. Но зато открылся проход в полутемную пещеру, сверкающую сталактитами и сталагмитами. Эти огромные, свисающие сверху и торчащие снизу сосульки, переливались мириадами внутренних, не освещающих пространство огней и создавали в пещере обстановку сказочности, нереальности.

— Мы идем к цели! — глухо сообщил Балор.

— Отлично!

Иван спрыгнул с живых носилок. Он не замечал в своем теле и следа усталости. Он вновь был здоров и силен. Лишь побаливали полученные в последней схватке раны. Но Иван умел терпеть боль, он просто отключал болевые центры — без таковых навыков он давно бы гнил в земле… точнее, в почве какой-нибудь не слишком гостеприимной планеты. Одиннадцать Лет назад на одном из форпостов планеты-призрака Янтарного Гугона, который только для несведущих был планетой, а на самом деле представлял собою невообразимо сложный сверхпространственный мир, закинувший свои щупальца во Вселенную, Иван попался в лапы оон-гугов, племени разумных насекомовидных самопожирающихся моллюсков. Двадцать дней они пытали его, подвергая тело изощреннейшим испытаниям. Любой землянин скончался бы в первый час, стойло бы ему испробовать на себе первую дозу проникающего излучения-данга — биоэнергетического оружия гугов. Излучение это, не разрушая материи — ни живой, ни мёртвой — выматывало до предела нервную систему, причиняя сверхадские страдания жертве. Иван выжил. Он полностью отключил все болевые центры. Ему это стоило дорого — полтора года он лежал в параличе на станции ХС124371-УА за тысячи световых лет от Земли. Его буквально собирали по кускам. Что значили для него обычные раны, нанесенные мечами и копьями? Детские царапины!

Они шли по сверкающей пещере. И не было видно ей ни конца, ни края.

Лишь позвякивали мечи, гремели щиты да раздавалось мерное сопение угрюмых воинов.

А Ивану вспоминалось забытое. Он помнил эти пещеры. Той старой, утраченной памятью помнил — пещеры были в Системе. Он не мог выделить деталей, подробностей. Лились какие-то сверкающие водопады, мрачно поблескивали сталагмиты и сталактиты. Приходило вдруг непонятное слово Квазиярус. И уходило.

— Представляй цель! — напоминал Иван Балору.

Тот важно покачивал головой.

Пещера казалась бесконечной. Но Иван начинал понимать другое: в любом объёме они могли находиться сколько угодно, идти и идти, даже лететь, рваться вперёд, не приближаясь ни на вершок к цели. И в то же время можно было мгновенно преодолеть этот объём, будь то утроба или пещера, лес или пустыня. Надо только подобрать ключик, найти узловую точку. Беда, что всё везде по-разному! Ему вспомнилась избушка в лесу и пыльный чердак на Хархане. Там ему кто-то всё время помогал, кто-то вел его. Кто? Он так и не понял, до конца. Здесь ему тоже помогают, Авварон, к примеру. Не приведи Господь, иметь таких помощничков!

Неожиданно Балор, шедший словно сомнамбула, хлопнул себя огромной ручищей по лбу, задышал тяжело. Снова поползли по его уродливому челу морщины. И пещера резко ушла вверх. Иван успел подхватить Алену, прижать к себе. Нет, это не пещера ушла вверх. Это они все, весь большой отряд, неожиданно, разом, как-то нелепо, необъяснимо провалились вниз. Водопад.

Сверкающий водопад!

Мимо проносило целые пласты, слои, и всё искрилось в ослепительных брызгах. Что это было, Иван не мог сказать — то ли они проваливались в разверзшуюся воронку, проваливались в глубины планеты, к её ядру, то ли их несло в иных пространствах и измерениях. Но всё это было очень похоже на Хархан, на тамошние чудеса.

— Что с нами? Куда мы падаем? — возбужденно шептала в ухо Ивану Алена. В её голосе не было и тени вопроса.

Она просто говорила, и у неё перехватывало горло. Это было невыносимо.

— Мы идем к цели, — ответил Иван.

Бородачи гоготали, переругивались, сверкали глазищами. Им явно нравилось падение.

Иван держал Балора за бронзовый пояс. Вернее сказать, он сам держался за него, ибо массы их были несравнимы, Балор был втрое, а то и вчетверо крупнее Ивана и мощнее. Одноглазый гигант не выказывал тревоги. Видно, такие падения были для него привычными.

— Долго ещё? — поинтересовался Иван.

— По-всякому бывает, — невнятно ответил Балор. — Может выбросить сразу, а может крутить да вертеть очень долго.

— Думай о цели, думай! — напомнил Иван. Их сильно тряхнуло, перевернуло, ударило обо что-то твердое, но невидимое. Иван задрал голову вверх. И ему открылось серенькое безоблачное небо, высокое, бесконечное.

Оттуда они явно не могли упасть.

— Иван, смотри! — Алена вовремя успела указать ему на рваную, уродливую трещину в земле, которая затягивалась прямо на глаза. — Нас оттуда выбросило, Вот чудеса, падали вниз, а выбросило наверх!

— Этим нас не удивишь, — ответил Иван.

Воинство ползало по растресканной земле, подбирало шлемы, мечи, копья, щиты — при ударе всё это послетало с бойцов. Балор потирал ушибленный бугристый лоб.

— Что дальше? — поинтересовался Иван.

— Ничего, — с горделивостью, даже спесью ответил внук Велеса, сын Зель-Вула, — теперь надо ждать. Ворота появятся сами. Но если они снова отобьют наш штурм, нога моя больше не ступит в этот проклятый Внутренний мир! Клянусь богами лабиринтов и Великим Велесом, властителем всех подземных миров!

— И долго ждать?

— Не знаю.

Иван повернулся к Алене.

— Слушай, — сказал он, неожиданно заметив то, что надо было заметить ещё там, в лабиринтах, — ты хотя бы прикрылась немного. Мы с тобой — это одно дело. Но когда целая рота мужланов пялит на тебя глаза… не доводи до греха. Да и мне, честно говоря, неприятно, что каждый может…

— Что может? Смотреть на меня? Чего ж в этом плохого? Красотою мир спасется, Иван. Смотреть не надо на кровь, насилие, мордобои и драки, а на красивое женское тело… Ты просто не знаешь — тридцать первый век немного отличается от ваших времен.

У нас нет некрасивых людей, нам нет необходимости прятать телесные недостатки под складками тряпок и пластика. Есть защитные оболочки всех видов, они предохраняют тело от инфекции, холода, жары, ожогов, побоев… есть оболочки с абсолютной защитой. Так зачем же ещё одежда, Иван?

— Мы не в тридцать первом веке, поверь мне! Это другой мир! В вашем времени нет подобного зверья, у вас нет нечисти и призраков, чудовищ и колдунов. От них надо закрываться. Они могут сглазить, навести порчу!

— Сказки!

— Нет, это не сказки.

Знойное тягучее марево поплыло перед глазами. Иван знал, что в жарких и безводных пустынях именно так бывает перед появлением миражей. Но он не успел сопоставить странного события с земными привычными делами, из марева стали проступать очертания чего-то высокого и неприступного, каменного, массивного, исполинского.

— Это Ворота во Внутренний мир! — подал голос Балор.

— Вот и прекрасно! Иван вскочил на ноги.

— На этот раз мы прорвемся! — прокричал он сквозь нарастающие гул и рев. — Дайте мне меч!

Балор вырвал огромный железный меч у ближайшего воина и протянул его Ивану. Он предложил и щит. Но Иван покачал головой.

Марево растворилось в тягучем воздухе, оставив огромную каменную башню без стен, но с непомерными железными воротами. Неприступность башни не вызывала сомнений.

— Но её же можно обойти, — робко подала голос Алена из-за спины Балора.

— Обойти-то можно, — ответил Иван, — но нам, Аленка, надо войти внутрь. Теперь я всё понял — никакая это не башня! Все эти ворота, стены, кладка только видимость. На самом деле это шлюз-переходник, понимаешь?

Иван заметил, что Алена уже не совсем обнажена, что на ней намотаны какие-то обрывки, намотаны наподобие туники, коротенькой, не скрывающей безукоризненной фигуры.

— С кого сняла? — спросил он.

Алена рассмеялась я махнула рукой назад, в ряды угрюмых бородачей.

— Не будем говорить о пустяках, — прокричала она, — если это шлюзы, надо успеть, ведь они не будут вечно здесь. Они никогда не стоят на одном месте подолгу.

— На штурм!!! — неожиданно взревел обезумевшим быком сын Зель-Вула, внук Велса, непобедимый Балор.

Из его палицы ударил молниевидный разряд. Запахло паленым.

— На шту-у-урм!!! — громом сотен голосов отозвалось потерявшее угрюмость воинство. Бородачи принялись с такой силой колотить в щиты, что у Ивана заложило уши.

— На штурм! — закричал и он. Но не сдвинулся с места. Он просто не знал и не видел — куда бежать на штурм. Ворота наглухо затворены, башни неприступны, ни лестниц, ни веревок у штурмующих нет.

И тут одноглазый исполин сорвался с места, подскочил к воротам и с такой силой ударил по створке своей палицей, что посыпались искры. Следом за ним к воротам двинулся живой таран. Иван еле успел отскочить в сторону.

— Бей! Громи!! Круши!!!

Это был сущий ад. Ничего подобного Ивану видеть не доводилось. Ярость наступающих приобрела такую форму и такие размеры, что ворота уже не казались неприступными. Огромные многопудовые тела раскачивали Тяжеленные створки, бородачи долбили их рукоятями мечей, булавами, кулачищами.

Штурмующим не хватало большого и крепкого бревна — и участь ворот была бы предрешена. Но и без тарана они туго знали своё дело.

— А ну, ребята! Р-р-разом!!!

По команде Балора сотни воинов откачнулись назад и единой живой массой, живым валом ударили в ворота. Сверху выпал каменный блок, заскрипела петля. После второго удара ворота поддались. Надо было срочно закрепить успех.

— А ну, да-авай!!!

Нападающие вышибли ворота, повалили их и, давя друг друга, ринулись внутрь, в темноту. Иван бросился следом за ними, он был готов к любой, самой беспощадной и лютой сече. Он был готов на всё. Лязг мечей и копий опьянял его, манил. Вот только Алена…

Он бросил взгляд назад и увидал, как две серые клювастые тени волокут его любимую за башню, подальше от ворот. Это было ушатом ледяной воды для Ивана.

— Стой, — сволочи! — завопил он, не скрывая своих намерений…

В три прыжка он настиг похитителей. И мечом смахнул голову ближнему фонтанчик зеленой жижи ударил вверх, безголовое тело опрометью бросилось в пустыню, неостановимо размахивая длинными и тонкими руками. Второго Иван схватил за жидкий полупрозрачный загривок, встряхнул.

— Кто ты?! — спросил, едва не рыча, от злости, перехлестнувшей его душу.

Существо жалобно хлопало жабьими веками, стучало зубами. Иван не стал учинять допроса. Он подхватил Алену и бросился с ней в черноту ворот. Он еле успел — пробитый провал уменьшался на глазах. Казалось, будто из каменных стен нарастали, сходились новые ворота, ещё крепче прежних. Их сомкнувшиеся края защемили край туники. Иван рванул сильнее, ткань затрещала, порвалась.

— Ничего, — шепнул он на ухо Аленке, — мы тебе новое одеяние соорудим.

Во тьме за воротами шло самое настоящее побоище. Иван отстранил любимую. И ринулся в гущу сражения. Но очень скоро он понял, что происходит невероятное: бородачи слепо, яро, дико истребляют друг друга. И не видно иного противника, никто не противостоит им. Иван, расталкивая исполинов, отбиваясь мечом, ногами, руками, выбрался к стене, перевел дух.

— Это безумие какое-то! — прокричала ему в ухо Алена. — И псиген не действует, они все посходили с ума!!!

— Спокойно. Спокойно! — Иван повторял одно слово, но никак не мог сам успокоиться.

Кровь била фонтанами, текла ручьями. Хруст, хряск, звон, лязг, стоны, крики, ругательства неслись из мрака. Воинство Балора истребляло само себя.

И больше всех неистовствовал сам одноглазый великан. Он крушил всех подряд своей палицей — налево и направо.

— Я боюсь, Иван! Это выше моих сил! — Алена рыдала. Иван впервые видел её рыдающей, на грани истерики.

— Болваны! Тупицы!! Прекратите немедленно!!! — заорал он, срывая связки. — Прекратите-е!!!

Его голос утонул в общем гуле, реве, рыке, дребезге и вое.

Сражение близилось к концу. Бородачи, изнемогая, падая, обливаясь потом, смешанным с кровью, добивали друг друга — беспощадно, безжалостно, будто расправляясь с кровным врагом, злейшим недругом. Даже смертельно раненные из последних сил ползли к бывшим соратникам, кололи их мечами, кусали, рвали ногтями кожу, выворачивали суставы… Безумие! Общее непостижимое безумие творилось во мраке за плотно прикрытыми, будто и не сокрушенными доселе воротами.

И надо всем этим побоищем в высоте, окутанная клубами испарений, висела огромная змеиная голова с чуть приоткрытой пастью, жёлтыми острыми клыками и свисающим вниз раздвоенным чёрным языком.

— Иван! Осторожно! Смотри-и-и…

Пронзительный крик Алены растаял в наступившем беззвучии, полной тишине, свинцовой, гробовой. Всё исчезло — кровь, крики, хруст костей, тьма, бойня… всё.

Иван ощущал умиротворение. Он был далек от всего суетного, внешнего.

Он сидел, уперевшись коленями во что-то твердое холодное, и мерно раскачивался из стороны в сторону. Он не, хотел открывать глаз, было и так хорошо, тихо, благостно.

— Постичь Непостижимое — стремление тщетное и бессмысленное изначально, — тек в уши медоточивый тихий голосок, — нет ни начала, ни конца у бескрайнего Мироздания, всё преходяще в нём и обратимо. Ищущий обрящет лишь смерть свою, пройдя путем унижения, горя, треволнений, мытарства и страданий. Воплощение же есть высшая форма бытия, дарованное нам Извне Первозургами, основателями Пристанища — Внутреннего Мира, что включает в себя все десять цепей-Мирозданий, семьдесят две Вселенных и тридцать три Антивселенных, Дороги Сокрытия, Осевые измерения и внешние подпространства… нет Пристанищу пределов в беспредельности Его самого.

Нет Ему границ и краёв, а есть лишь перемещение из одной Его сферы в другую, есть перетекание из одной Его формы в другую и скольжение с одной Его двенадцатимерной поверхности на предыдуще-последующую сквозную поверхность по сферам-веретенам, в обход миров плоских и с заходами на них.

Исцелением всевидения воплощаемому открывается зрение в первых тридцати двух измерениях, и становится ему зримым прежде сокрытое от слепых глаз его. Но узреть всю непостижимость и многоиномерность Пристанища не дано никому, ибо Извне Оно создано, но ничто извне Его не существует, и нет из Него выхода во Внешние миры, ибо и самих их нет, а существуют они лишь в проекциях, отбрасываемых Пристанищем па плоскости внешне-предповерхностных сфер и окраинных миров-гирлянд, связанных пуповинами с гиперточками Мирозданий. Знание полное — смерть и тщета.

Знание видимого мира — обман. Знание законов бытия Пристанища обретение вечности и растворение в вечном…

Иван осторожно приоткрыл один глаз.

Зеленоватое мертвенное свечение поигрывало на толстенных трубах.

Каменный пол. Туман. Фиолетовые испарения меж развалин и обломков. Трубы вдруг шевельнулись… и Иван понял, никакие это не трубы, а кольца, огромные кольца, в которые свёрнуто ещё более огромное змеиное тело. Но это не змея. Это Змей! — Иван сразу вспомнил страшную голову с жёлтыми клыками и раздвоенным языком. Всё ясно. Он во власти этого гада! Всё понятно. Сила Змея оказалась могущественнее Кристалла, она довела бойцов Балора до исступления, до братоубийственной резни. Теперь нет никого. Ни Балора, ни его воинства, ни Алены… один только Змей. И он сам, почему-то живой, мерно покачивающийся из стороны в сторону.

— Кто ты? — спросил Иван, не надеясь на ответ. И в тот же миг перед его лицом выросла огромная голова с жёлтыми горящими глазами. Раздвоенный чёрный язык чуть подрагивал. Из пасти обдавало зловонием. Большие острые зубы наводили на нехорошие размышления. И вместе с тем Змей был явно разумным, более того, он обладал огромной силой внушения. Единственный, судя по всему, его недостаток заключался в том, что он не знал одной вещи — сидевший на плитах человек не поддавался гипнозу.

— Я Великий Змей Незримых Глубин! — прошипела чудовищная голова. — Я поднялся на поверхность и поглотил мешающих мне спать. Но я сохранил тебе жизнь, ибо не смог постичь цепь твоих воплощений. В твоем мозгу, путник, есть закрытый сектор. Скажи мне, что ты таишь в нём?

— Мне самому об этом не сказали, такие вот дела, о Великий Змей, плохо скрывая иронию изрек Иван. — Ответь и ты мне: я в Пристанище?

— Пристанище повсюду! — напыщенно ответил Змей. Кругом одно и то же, подумалось Ивану. Паранойя! Говорящие змеи, лешие, глиняные убийцы…

Захотелось чего-то настоящего, реального, земного.

— Пристанище реальнее всего во Вселенных! — сказал Змей. — Всё прочее лишь отражения Внутреннего мира. Мне, Хранителю Мудрости, это открыто. И когда твой ум, твоя душа и твои знания перейдут в меня, а тело твое послужит основой для Всеобщего Совершенствования малых и Перевоплощения в Единое Большое, океан моих знаний станет полнее на одну каплю. Да, капля по капле собираются океаны мудрости, путник. Миллионы лет нужны для подъема над бытием.

— И скольких ты воплотил в себя. Змей? — спросил Иван.

— Всех, кто пересекал мою дорогу. Всех, кто нарушал мой сон в Пучинах Незримых Глубин. Всех, видевших и созерцавших меня в разных мирах и измерениях…

— Так что же остановило тебя? Почему ты сразу же не вобрал в себя мой ум, мою душу, мои знания?! Ты же почти всемогущ? Ты же не ведаешь жалости?!

Тебе не знакомо чувство сострадания. Ответь, о мудрый Змей!

Шип перешел в пронзительный свист, в выпученных глазах мелькнули и пропали красные огоньки. Змей явно встревожился, это было видно. Но он ответил.

— Да, Иван, я мог бы тебя поглотить в первые же минуты, как я поглотил духовные сущности этих жалких и немощных воинов во главе с их одноглазым предводителем. Ты ведь заметил, что когда они вырезали друг друга, в них уже не оставалось ничего разумного, ничего светлого, они были куклами, умерщвляющими друг друга. И мне не было их жалко. Я не умею сострадать, ты прав. И я бы поглотил тебя вместе с ними, но…

Иван осмелел. Встал. Огляделся. Сквозь туман и фиолетовые испарения он ни черта не увидал — только развалины, только каменные глыбы. Этот разрушенный, затерянный мир просто преследовал его!

— Говори прямо — почему ты не воплотил меня?! И я буду прям с тобою.

Ты ведь действительно умнее и выше всех, кого я встречал в Пристанище и в охранительных слоях, в мирах-гирляндах и во всех кругах Внешнего Барьера.

Змей был явно польщен. Он высоко поднял голову, прищурил глаза. Голос его прозвучал добрее и вкрадчивей.

— Не прельщайся, путник, ты не мог побывать во всех кругах Внешнего Барьера, для этого мало сорока вечностей! Миры-гирлянды — это вечность в степени вечности, повторенная в семидесяти двух Вселенных и тридцати трёх Антивселенных. Но ты нравишься мне, ты не ползаешь в пыли жалким червяком, ты не молишь о пощаде; ты не бросаешься словно дикарь с мечом и огнём. Ты вправе постичь кое-что из кладезя мудрости до священного акта воплощения. Слушай же!

Иван почтительно склонил голову. Потом неспешно, смиренно поднял глаза.

— Ты не догадываешься, почему существа, превышающие тебя и силой, и разумом, и своими возможностями, существа, желавшие воплотить тебя в себя или иных, отступали от тебя, давали тебе уйти и не преследовали тебя?

— Это загадка для меня, — ответил Иван. Хотя он думал по-своему, у него был кое-какой опыт на сей счет — обитатели иных планет и миров как правило пожирали друг дружку, чужаков они поглощать боялись — ещё отравишься ненароком, или просто брезговали.

— Ты не прав дважды. Не прав в слове. И не прав в мысли. Скажи мне прямо, что таит твой мозг?! — Змей снова приблизил свою огромную страшную голову к Иванову лицу.

— Мой мозг таит знания многотысячелетней цивилизации Земли, мою собственную память, кусок памяти заблокированный от меня и внешних мнемоскопистов…

— И всё?!

Иван смотрел прямо в глазища, в жёлтые зрачки.

— Нет, не всё! Ещё есть Программа. Но я не знаю, что это такое. Она заблокирована от меня. Она ведет меня к цели, предохраняет меня, в случае опасности она спасет меня…

— Так тебе сказали пославшие тебя?

— Да, так мне сказали пославшие меня и так я испытал сам.

— Ты никогда не вернешься на Землю. И поэтому перед роковым часом ты имеешь право узнать правду, — медленно проговорил Змей.

— В чем эта правда?

— Каждый из тех, кто пропустил тебя на долгом пути твоем, мог уничтожить тебя, мог впитать в себя. Нет, они ничего не знали. Но предчувствия останавливали их. Они чуяли заложенную в тебе опасность. Не понимали в чём она, не знали даже, насколько она страшна, но они улавливали то страшное, что исходило от тебя. Для всех обитателей Пристанища — ты враг, Иван, ты посланец темных и страшных сил. Ты убийца!

— Ты лжешь, Змей! Я всегда был посланцем Добра! — взъярился Иван. В его мозгу колоколом ударило: «Иди, и да будь благословен!»

— Нет! Я не лгу! Лгали те, кто послал тебя! — Змей говорил тихо, но очень твёрдо, каждое слово вылетало из его пасти бронзовым слитком. Программа, которая тебя ведет по Пристанищу, это ещё не всё. Внутри этой Программы есть ещё одна — Сверхпрограмма, Иван. Когда ты достигнешь цели, первая программа перестанет охранять и защищать тебя, ты превратишься в живую мину, Иван! Воплотивший тебя в своем существе погибнет в чудовищной агонии, его ничто не спасет, бомба, заложенная в твоем мозгу, в состоянии уничтожить самого Властелина ада! Ты не знаешь, кого ты должен уничтожить ценой своей жизни, Иван, но пославшие тебя знали это очень хорошо. Ты понимаешь это, Иван? Нет! Это сокрыто от тебя.

Иван опустился на плиты. Всё плыло у него перед глазами. Он знал, Змей не лжет; Это правда! Они послали его на смерть. Подлецы! Подонки!!

Негодяи!!! Он не человек, не десантник, он зомби, орудие смерти, живая мина! А знал ли это Авварон?

— Знал, — заверил его Змей. — Он один из немногих, кто знал это. Иначе разговор бы был иным, Иван.

— Плевать! На всё плевать! — Иван поднял глаза. — Где Алена?!

— Она в безопасном месте, — заверил Змей. — Не думай о ней. Её час ещё не пришёл.

— Что значит, её час?! — вскинулся Иван.

— У каждого есть его час. У одних сначала звездный, потом смертный. У других только последний, Иван.

— Тогда ответь, кого именно я должен уничтожить в свой смертный час?!

— Я не могу проникнуть в закрытый сектор. Ты сам узнаешь это перед исполнением Сверхпрограммы. Но ты уже не сумеешь воспротивиться ей… а может быть, ты и не захочешь противиться. Всему своё время, Иван!

— Что же делать?

— Не печалься, Иван. Я буду отслеживать твой путь. Если возникнет хоть малейшая возможность разблокировки, я вберу твой мозг, твою душу в себя, а чёрный сектор, несущий смерть выплюну, как косточку. Терпение идёт с Вечностью рука об руку — Ты думаешь о себе! — сорвался Иван.

— Да, — гордо ответил Змей, — я думаю о себе. Только о себе! И потому я вечен, а ты смертей.

— Значит, я свободен? — вдруг спросил Иван. Змей зашипел, заскрежетал.

Ему было смешно.

— Да, если это можно назвать свободой. Иди… Ты всё равно вернешься ко мне, ты войдешь в меня, воплотишься в моем бессмертном «я»!

— Поглядим ещё, — грубо ответил Иван.

Он перепрыгнул через свивающиеся кольца. Сделал несколько шагов к разрушенной стене, и еле удержался — под ногами был обрыв, страшенная пропасть. Теперь он видел — это башня, километровой высоты башня, а там, внизу — пустыня, разбитые железные ворота, трупы, трупы, трупы.

— Иди! — повторил Змей. — Мне пора в Незримые Глубины!

Иван обернулся — никого за его спиной не было. Лишь маячила на полуразвалившейся стене чёрная тень — тень вечно ускользающего, изменчивого Авварона.

— Змей всё врал, — заявил карлик-колдун недовольным брюзгливым голосом. Он даже картавил и гнусавил сильнее, прихлюпывал носом, чмокал, сопел. Вранье всё — от начала до конца.

— Тебе я тоже не верю! — оборвал его Иван.

— И не надо!

— Мне надоели твои тени и фантомы. Я не буду больше говорить с тобой, пока ты сам не объявишься и не объяснишь мне всего своего подлого поведения, понял, ты, негодяй в Шестом Воплощении!

— Грубо, Иван! Грубо и некрасиво, — проворчала тень. — А ведь я пришёл за расплатой. Ты скоро всё узнаешь. И мне нужна твоя память — не забыл?

— Нет! Только что-то не верится твоим обещаниям, мой лучший друг и брат! Шел бы ты отсюда!

Иван обогнул по краешку всю верхнюю площадку башни. Спуска не было видно. Ни лесенки, ни скоб, ни веревки на худой конец, даже выступов и шероховатостей на стене не было.

— Не ищи, Иван, — примиряющим тоном посоветовала тень колдуна, — ты совсем не разобрался в местных штуковинах, а ведь сколько времени ты провёл здесь, уймищу! Башня сама поднимет тебя в Чертоги Избранных! Это и не башня, Иван. Башня только для видимости.

— Где Алена? — спросил Иван, отвернувшись от тени, щуря глаза в пелену серого неба.

— О живых надо думать, Ванюша, о себе…

— Сгинь, нечисть!

Иван резко развернулся. Его рука машинально взлетела вверх, сверкнули в глазах блики Золотых Куполов. Крестное Знамение прорезало воздух, очищая его, высветляя. Левой рукой Иван ощупал грудь — и, о чудо! — он ощутил под ладонью маленький железный крестик. Нет, Бог не отвернулся от него. Память нахлынула волной — белой, ослепительно-освежающей волной.

— Сгинь, исчадие ада!

Иван во второй и в третий раз перекрестил тень. Он не верил своим глазам, но разрушенная стена, на которой чернело страшное пятно, развалилась, рассыпалась на мелкие камушки, обратилась чуть ли не в пыль, раздалось омерзительнейшее карканье, хрип, храп, запахло серой, гарью… выпорхнуло нечто чёрное расплывчатое — и низринулось вниз, растаяло в мраке, окутавшем подножие башни.

Иван опустился на колени. В ушах у него, не переставая, мерно стучало: «Иди — и да будь благословен! Иди — и да будь благословен! Иди — …»

Теперь он и сам видел — башня росла. Она тянулась к небу, бездонному серому небу.

Иван бросился к краю площадки, лег на живот, заглянул в пропасть и закричал в отчаянии:

— Алена-а-а-ааа!!!

Даже эхо не ответило ему.

Прорыв был подобен ослепительной вспышке. Серая пелена не растворилась и не растаяла, как ей подобало бы по всем природным законам, она разлетелась в ничто, разорвалась будто пронзенная трёхмерная плёнка, закрывавшая вход в пространство четырехмерное.

Иван вскочил на ноги. Выставил вперёд сжатые кулаки. Он был готов к бою. Но никто на него не нападал. Лишь ослепительно горели тысячи солнц и ничего не было видно в их безумном свете. Это был тот световой предел, когда свет равносилен тьме, когда он не освещает предметы, а скрывает их, когда он царствует сам, затмевая всё вокруг и превращаясь во Тьму, ибо есть во Вселенной Чёрная Тьма и есть в Ней Тьма Белая.

Иван молчал. Смотрел под ноги — только там оставался ещё крохотный кусочек, на который можно было смотреть, И уже не площадка башни была под ним. Камешки, обломки стены и пола осыпались, сползали вниз, обнажая нечто сырое, скользкое, подрагивающее, покрытое бугорками и впадинками, выбивающееся из-под плит, сокрушающее их. Эта живая омерзительнейшая масса шевелилась, дыбилась, вздымала его. Куда?! Иван ничего не мог понять. Это было выше его понимания! Чертоги?! Какие, к дьяволу, чертоги в этом мире демонов и привидений! Самое страшное — ослепнуть, оглохнуть, быть жалким и беспомощным. Лучше уж бой, сеча, смерть в битве!

И снова, как было уже не раз, выплыла неожиданно из ослепительной белизны, словно из незримых вод, огромная клыкастая рыбина, заглянула в самую душу кроваво-рубиновыми глазищами… Иван вскинул руки, замахал ими.

Он растерялся. На чем же она держится? Здесь нет воды! Это же воздух! А она плывет! Или это только мираж? Или это только в его воспалённом мозгу?!

— Что тебе надо от меня!!! — заорал он, не щадя горла. Рыбина разинула пасть, облизнулась своим жутким мясистым языком. Она не ответила. Да и могла ли она ответить?!

— Мне надоела эта игра! — снова сорвался Иван. — Убейте сразу! Нечего время тянуть! Или… — он сам не знал, что это за «или».

А тем временем пупырчатая живая масса не только вздымала его к невидимым высотам, но медленно, неостановимо поглощала его, всасывала в себя. Иван увяз в шевелящемся, подрагивающем месиве по колени. Он пытался выдернуть ноги. Но не мог. Его засасывало сильнее. И это было вовсе не то болото, в котором можно было плыть. Ещё один фильтр-пропускник? Непохоже.

Иван запустил руку в месиво. Выдрал кусок, поднёс к глазам. В его ладони шевелились, копошились, терлись друг о друга сотни тысяч волокон-червячков. Гадость! Мерзость! Иван отшвырнул шевелящийся кусок живой плоти. Его втянуло уже по пояс. И противиться он не мог. Тысячи солнц сияли всё ослепительней — теперь не было видно даже на расстоянии ладони.

Иван подносил руку к лицу, но лишь её тень, слабая и призрачная, чуть мелькала перед глазами. Ослепляющая Тьма. Помрачающий Свет!

Он не мог пошевелить плечами. Это конец. Это предел. Его засосало. На поверхности оставалась одна голова. Но рыбина? Страшная гиргейская рыбина?!

Она вновь выплыла из убийственного света, вновь уставилась на Ивана. И он явственно видел её прожигающие красные глазища. И они снова просвечивали его мозг, просвечивали насквозь.

Иван был в отчаяний. Это смерть! Это конец всему! Они решили его уничтожить! Они решили обезвредить живую мину, ходячую бомбу! И они правы по-своему, их можно понять. Но от этого не легче. Где Алена?! Где заложники-земляне?! Что будете ними со всеми?! И снова уйдут от ответа эти сволочи! Эти подонки, пославшие его и многих других на верную смерть! Грязь! Подлость! Низость! Везде и повсюду. Подлость и смерть царствуют над миром. Они правят всем — в том числе и добром, светом, они определяют пределы их бытия. Ах, как подло устроен весь этот мир! Иван не хотел погибать. И вместе с тем он уже не мог и не хотел терпеть нечеловеческих мучений. Душа его раздваивалась, рвалась из тела наружу, рвалась… Но куда?! Нет! Это воплощение! Это они так делают! Они вытягивают его душу, прежде чем умертвить его тело! Нет!!!

— Не-е-е-ет!!! — завопил он, чувствуя, как живая мерзкая масса, достигшая его подбородка, затекает в рот, грозит удушьем, погибелью. Авваро-о-он!!! Авва-а-ар-р-р-о-онн!!! Жижа залила его лицо, затмила безумный свет. И лишь пузыри вырвались из его рта. Убивающий взгляд рыбины исчез. Но почти сразу в мозгу прозвучало глухо и картаво: «Ты и вправду хочешь, чтобы я спас тебя?» Иван не думал долго, сейчас надо выкарабкаться, всё остальное потом «Да! Да!! Да!!!» — мысленно подтвердил он. «И ты готов отдать мне то, что я просил?!» — последовал второй вопрос. «Да, готов! Я всё отдам, что хочешь, я продам тебе душу!!!»

— Иван задыхался, он уже терял сознание. А перед глазами в кровавом мареве стояло прекрасное лицо любимой. В мозгу кололо что-то глубокое, стародавнее: опомнись! что ты делаешь! ты, посланец светлых сил! нет той цены, нет тех благ во всем Мироздании, за которые можно было бы отдать свою душу! безумец! благословившие тебя, проклянут тебя!!! ты потеряешь всё и ничего не получишь взамен! Крест Господень осиял тебя на последних шагах твоих, а ты отрекаешься от него?! вспомни, всё вспомни! Идве белые фигуры, корчившиеся в огне неземном, встали перед глазами. И далеким золотым сиянием полыхнуло…

— Я отдам всё!!! — закричал Иван.

И мерзкая жижа потекла в его разинутый рот, в горло, убивая его, заполняя шевелящейся, копошащейся смертью. Во мрак погрузилось сознание его.

Но прогремело в ушах напоследок:

— От слов своих отречься ты не сможешь, Иван! И будешь рабом моим во веки веков! Готов ли ты к этому?

— Да… — выдавил умирающий, — Так войди же в Чертоги Избранных!

Разом отпустило сердце. В лёгкие хлынул воздух. Кровь заструилась по жилам. Иван ощутил, как медленно, еле-еле начинает брезжить где-то на самой околице сознания краешек зари. Он возвращался к жизни. Он начинал чувствовать своё уже утраченное было тело. А в ушах его гремел картавый гнусный голос:

— Ты в сердцевине сердцевин, Иван! Ты там, куда рвался все эти последние годы…

— Годы? — переспросил Иван ошалело.

— Да, ты пребываешь в этом мире годы, скоро минет десятилетие, как ты вынырнул из внепространственных ходов возле Пристанища, ты потерял чувство времени. Но если ты взглянешь на себя со стороны… — Иван посреди кромешного мрака — вдруг увидал длинноволосого и долгобородого человека с измождённым чёрным лицом и горящими глазами. Он был весь седой, он был почти старик… да что там почти, старик, седоволосый, седобородый старик сорока шести, нет, двухсот семидесяти лет… нет, запутался, совсем запутался, он не мог уже определить, сколько ему лет. Видение исчезло.

— Ты в начале начал, Иван! Чертоги приняли тебя!

И вот тогда Иван обрел зрение. Он словно бы очнулся.

Это было нелепо и жутко.

Смолянистый, густой мрак поглощал всё вокруг. Но во мраке было видно.

Мозг отказывался понимать, но глаз воспринимал. Омрачающий Свет. И Тьма — видимая.

Но не это было главным.

Пристанище!

Сердцевина!

Начало начал!

Иван стоял в страшном живом месиве. Миллионы, миллиарды скользких, холодных, извивающихся тел заполняли всё вокруг. Это было месиво состоящее из неисчислимого множества змей, червей, каракатиц, слизней, копошащихся в густой маслянистой жиже, свивающихся друг с другом, переплетенных, скользящих друг по другу, уходящих в глубины, и выползающих на поверхность.

Это было непостижимо гадостно.

Иван брезгливо поднял руки над собой. С них свисали змеи и черви.

Соскальзывали вниз, извивались, тянули свои острые морды к его лицу.

— Теперь ты мой, Иван! — просипело в ушах.

Иван промолчал. Он жив. Но где он? Что всё это значит?!

Он не успел додумать. Некая мощная сила подавила его сознание, отрешила его от видимого, от всего окружающего. И повлекла неведомо куда.

Иван бред, раздвигая шевелящиеся тела, давя их, разбрасывая, рассекая будто это шёл не человек, а ледокол во льдах.

— Стой! — пронзало острой иглой затылок. Но он шёл, не обращая внимания на боль, и ни одна морщинка не обозначалась на его застывшем лице.

— Стой?! — прожигало мозг.

Иван ни на йоту не замедлил шага. Это был робот. Автомат.

Его мышцы не ощущали ни боли, ни усталости. Его вела она — всемогущая и неистребимая Программа. Программа, заключенная в его мозгу, в черных потаенных закоулках сверхсознания.

— Стой!

Ни одно живое или неживое существо Вселенной не могло остановить его.

Можно было убить, разорвать, растерзать. Но остановить робота-зомби было невозможно.

Живое копошащееся и смердящее болото было бесконечным. Только на седьмой версте пути оно стало пожиже — скользкие гады выползали на изрытые оспинами и шрамами шероховатые стены, замирали на них, словно греясь в лучах чёрного света. Их спины и бока сыро поблескивали прозеленью, просинью, отвратительной крапчатой желтизной. Тучи жирных жужжащих насекомых облепляли эти тела, падали вниз, в жижу, скреблись, скрежетали, зудели.

Иван ничего не замечал. Он расшвыривал, распихивал всю эту мерзость голыми руками, раздвигал грудью… и шёл вперёд, только вперёд! На девятой версте начало пробуждаться сознание. Медленно, будто просыпаясь после тягостного похмельного сна. Где он? Что это?! Чертоги?! Сердцевина Пристанища?! Мысли копошились в голове словно черви в гнусном болоте.

Противиться Программе не было ни сил, ни желания. Где Авварон?! Где этот подлый негодяй, воспользовавшийся его слабостью, его отчаянным положением?; Где он?! Выходит, этот гнусный колдун-крысеныш бессилен против Программы, выходит, он не может ей противопоставить нечто более мощное, сильное? Или он просто боится разрушить мозг Ивана и тем самым стереть заключенную в ней информацию?! Авварон, где ты?! Отзовись, ведь ты способен улавливать мысли на любых расстояниях! Предатель! Подлец! Нет, он не предатель. Кого он предал? Он всегда был врагом. А предать может только друг. Ах, Программа, Программа! Иван задыхался от горечи. Уж лучше идти, не ощущая ничего, идти полутрупом-зомби! И зачем к нему вернулось сознание?!

Чтобы продлить муки его?! Но это ещё не самое худшее… память подсказывала: самое худшее впереди. Но что?! Ивана передёрнуло — а если это вступила в действие не Программа, а Сверхпрограмма, если адский механизм пришёл в движение, что тогда?! Он идёт к собственной гибели, к лютой, жуткой смерти! И никто, ничто не остановит его, никто и ничто не пересилит Сверхпрограммы! Стоило ли выкарабкиваться из живой трясины, продавать душу этому дьяволу Авварону Зурр бан-Тургу в Шестом Воплощении Ога Семирожденного?! Алена? Разве он спас этим Алену?! Всё пропало! Всему пришёл конец! Пристанище червей, ужей, гадюк, мурен, слизней и скорпионов!

Начало начал! Но кого он должен уничтожить? И почему ему не дали прямого задания, не растолковали по-честному, по-доброму, по-хорошему, мол, надо убрать такого-то, надо очистить Мироздание от его чёрного дыхания, надо убить Зло! Нет, его обманули, его не посчитали за личность, за человека, способного сознательно идти на смерть. Его — десантника-смертника! А может, они много раз пробовали, и люди гибли, гибли при любых обстоятельствах?

Чёрт возьми этих экспериментаторов. Что ж это за цели такие, ради которых можно людей одного за другим бросать в ад на погибель?! Нет, прав был батюшка, прав — Космос не для людей! Космос — убийца всего живого! Человечество свершило неискупимые грехи! За них оно и расплачивается своими сынами — самыми честными, добрыми, умными, смелыми! А мразь приспосабливается! Да, она приспосабливается и живет, и жирует, как живут и жируют во мраке эти черви и змеи. О, Господи! Ивана передёрнуло. После того, как он продал свой мозг, свою душу посланцу Тьмы, он не имеет права упоминать Господа. Он изгой, предатель, он сам стал носителем Зла! Конец!

Всему конец! Иди, и да будь благословен! Всё, благословение истаяло. Он не сумел его пронести в душе до цели, до победы. Чернота впереди. Тьма и мрак!

Иван неожиданно оступился, упал лицом в жижу, в живое месиво. Его тут же вывернуло наизнанку желудок изверг лишь соки и желчь, в нём давно не было ничего более весомого.

— Это я, Иван! — прогнусавило в уши. — Я перекрыл Программу. Понял?!

— Ни хрена я не понял! — огрызнулся Иван.

— Ты мой раб! — прогнусавило сильней. — Или ты забыл?!

Словно плетьми Ивана ожгло изнутри. Авварон возымел над ним огромную власть. Он заменил Программу собой. Из огня да в полымя!

— Нет! Программа ещё в тебе, — пояснил Авварон, свободно читавший мысли Ивана, — я не могу её убрать полностью. Можно повредить нужный нам участок!

— Нам? — переспросил Иван.

— Хе-хе, конечно, нам. Я думаю, если ты будешь мне сознательно помогать, Ванюша, мы быстрее достигнем цели. И я тебя отпущу! Ты мой раб. Я смог бы тебя сразу убить после разблокировки… Но я тебя отпущу на волю.

Не спрашивай почему. Просто мне так хочется.

Иван горько усмехнулся.

— Я могу выбраться из этой дряни или нет, — спросил он ни к селу, ни к городу.

— Ты по уши в дерьме, Иван! Ты сам забрался в него. Это лишь отражение сущностей, понял? Пристанище сложный мир, он для каждого свой…

— Не ври, погань!

Судорогой передёрнуло Ивана, перекосило, волосы дыбом встали.

— А ты не забывайся, — мягко, вкрадчиво напомнил Авварон.

— Ладно, — Иван скрестил руки на груди, — что я должен делать, говори!

Довольный утробный смех прокатился под маслянистыми сырыми сводами.

Туча крылатых скорпионов вспорхнула, пронеслась над головою и исчезла в видимом мраке.

— Я откровенен с тобой, Иван! Я много раз спасал тебя. Я шёл одной дорогой с тобой. И я привел тебя…

— Я пришёл сам! — не вытерпел Иван. — Ты лишь сбивал меня с пути, кружил, крутил. Ты — бес! Это бесы в ночи и непогоде кружат путника и сбивают его с пути. Ты самый настоящий бес!

— Пусть будет так, — согласился Авварон с ехидным причмокиванием, прихихикиванием, всхлипами и сопением. — Главное, мы у цели. И никто нам не помешает, ни Программа, ни твое дурацкое упрямство, Иван, ни все эти выродки, заполонившие Пристанище…

— А рыбина?

— Что ещё за рыбина?

— С кровавыми глазами. Рыбина с Гиргеи?! Авварон недовольно закряхтел.

И выступил из мрака.

Его немощная горбатая фигура в балахоне обрисовалась внезапно, будто во тьме включили свет.

— Ты, Иван, слишком любопытный, — прогнусавил он прямо в лицо, — такие плохо кончают.

— Не хочешь отвечать.

— Есть вещи, которые не должны нас касаться, философически изрек Авварон.

— Чёрт с тобой! — согласился Иван. — Но есть ещё одна вещь… Короче, я сдохну, но не сдвинусь с места, пока не узнаю, что с Аленой!

— Ну, а если я не знаю этого, тогда что? — вопросил Авварон самым наивным образом.

— Врешь!

— Обязательно тебе надо нагрубить, Иван. Ты, небось, забыл, что я твой полновластный хозяин?

— Помню! Но не во всем, колдун! Ты забыл, что в любой миг я могу убить себя, уничтожить свой мозг. Ты не успеешь считать нужной тебе информации, понял?

Авварон засопел, отвернулся. Он стоял на выступе и время от времени отпихивал от себя клюкою наползавших жирных червей и мокрых змей. Крылатые скорпионы, тарантулы и сороконожки пугливо облетали его.

— Угрозы. Опять угрозы! Как с тобой непросто, Иван! Если бы ты побывал на моем месте! И далась тебе эта спящая красавица, эта живая нежить, Замолчи!

— Ну, хорошо. Смотри!

Вспыхнуло слабое зелёное свечение. Иван отбил от лица выскочившую из живого болота скользкую и отвратительно пахнущую мурену, сделал попытку вскарабкаться на уступ. Но оскользнулся. Упал.

Свечение усилилось. Он почти явственно увидал каменную стену, решетки ржавые и изъеденные временем, тусклое свечение полупогасшего факела, отвратительно-жестокую застывшую рожу идола… и её. Прекрасную Алену, прикованную к стене, в изодранном платье-тунике, несчастную, страдающую, плачущую.

— Казнь состоится на закате Чёрного Солнца, Иван, — пояснил колдун, если ты будешь умным и проворным, ты успеешь взглянуть на неё в последний раз. Понимаешь?!

Иван всё понимал. Карлик-крысеныш мог врать. А мог и не врать. Сейчас он был в полной его власти. И иного выхода не предвиделось.

— Говори, что надо делать — выкрикнул он, не отрывая глаз, от растворяющегося во мраке видения.

— Вот так бы сразу! Ты молодец, Иван, мне будет тяжело с тобой расставаться. Мне будет так не хватать тебя! — Авварон притворно всхлипнул, шмыгнул носом.

— Кончай болтать! Ты и так вволю поиздевался надо мною! — взбеленился Иван.

Авварон вдруг исчез. Но тень его, непомерно большая и угловатая, осталась на чёрной стене.

— Нам надо сделать последние шаги. Здесь важно не ошибиться, Иван! — голос Авварона теперь звучал только в мозгу. — Тебе предстоит повидаться с одним… с одной тварью, и узнать кое-что. После этого инструктажа, по всей видимости, включится Сверхпрограмма…

— Вот как?! — взъярился Иван.

— Нам не обойти её! Всякая программа должна исчерпать себя. Тогда произойдет полная разблокировка. Я уже сотни раз, пока ты спал или бодрствовал, бредил или теребил память, пытался проникнуть в чёрный сектор твоего мозга. Безуспешно, Иван! Ты и сам догадываешься, я не стал бы церемониться. Но здесь работали спецы. Они всё отладили чётко, и я могу только поклониться им, позавидовать их умению. И всё же мы перехитрим их!

Сверхпрограмма должна быть выполнена во что бы то ни стало, понял меня?! Но твой Мозг не должен при этом погибнуть или воплотиться в кого-то. Ты видишь меня?

Иван узрел вдруг скользкого голого червя-паразита с прозрачной головой и крохотными красными глазами, который выскочил из жижи, из кошмарного Сплетения змеиных тел, вполз на выступ, прижался к тени… И на месте этой расплывчатой тени возник сам Авварон, не такой уж и маленький. Он был ростом почти с Ивана. Но при этом невероятно согнут, горбат. Капюшон открывал обвисшую слюнявую губу, бородавчатый подбородок и конец сизого вислого носа!

— Повторяй за мной! Программа должна сработать…

— Программа должна сработать.

— Заложенная в ней мина должна взорваться…

— должна взорваться! — машинально повторял Иван.

— Но она не должна причинить вреда ни тому, для кого предназначена, Ни тебе!

— …ни тому… ни мне, — слепо вторил Иван.

— Мы обманем её!

— Обманем её! Авварон рассмеялся.

— Ну, а теперь вперёд, Иван! Ты был законченным дураком. Но теперь ты совсем не глуп, совсем! Иди! Мне нельзя там показываться. Иди, но помни ты мой раб! Помни — что я твой благодетель и спаситель. Помни — ты без меня ничто! Но я для тебя — всё. Ступай!

У Ивана в мозгу будто эхом прозвучало двойственное: белое — «Иди, и да будь благословен!», и чёрное — «Иди, но помни — ты мой раб!» Он ощупал грудь — креста на ней не было. Он находился в полной власти сил Тьмы.

Первые шаги давались ему огромным трудом. Тело отказывалось ледоколом рассекать змеиное болото Чертогов. И вообще, что же это за Чертоги?! Иван совсем не так представлял себе логово властелинов Пристанища, сердцевину многопространственного мира. Или прав Авварон — Чертоги даны каждому свои?

Для праведников — они райски хороши, для грешников — страшны и мерзки?

Глупости! Он просто не может постичь здешних законов, и всё! Ничего больше!

Нет никаких отражений, никаких сущностных проявлений. Ничего этого нет!

Просто в этом чудовищном мире избранные — это копошащиеся вокруг отвратительные змеи, голые слизистые черви и мокрицы. Это мир иных ценностей! И нечего приноравливать; себя к нему. Сейчас задача должна быть одна — как можно быстрее выполнить всё, что заложено в него Программой, выполнить то, чего добивается этот колдун, выполнить всё, чего не миновать, и к ней! к ней!! к Алене!!! Это самое важное! Он обязан её спасти. Пусть погибнет весь этот мир. Пусть погибнет Земля. Но её он спасет! На Ивана разом обрушилась память. Система. Хархан. Вторжение, которое готовится, которое уничтожит всё. Звездные армады в Невидимом спектре. Несокрушимая, недоступная даже для восприятия землян сверхмощная звездная сила.

Чудовищно! Огонь, пожирающий Землю. Миллиарды смертей! Крушение цивилизации! Уничтожение всех земных колонии по всему Мирозданию! Рабство!

И всё же он отмел страхи — всё потом, всё после, всё только после того, как он увидит её!

Вперед!

Иван рванулся изо всех сил, отшвыривая гадин, разбрызгивая смолянистую жижу. Он рвался вперёд. И теперешний каждый его шаг стоил многого.

Белый холм открылся взору внезапно. Что это? Иван прищурил глаза.

Черепа! Сотни, тысячи, десятки тысяч черепов, сваленных грудой. Целая гора человеческих черепов!

Он почувствовал, как мелеет змеиное болото. Это опять были фокусы многопространственного мира. Ведь он уже почти не двигался, но его несло вперёд, подымало, влекло. И наконец его просто выбросило на этот жуткий берег. Черепа хрустнули под его большим телом, два или три покатились в болото. Туда же сползли несколько червей и змей, зацепившихся было за одежду Ивана, сползли, оставляя на белых черепах чёрные сырые следы, капли поблёскивающей жижи.

В голове прозвучало голосом Авварона: «Ты должен ползти вверх. Не останавливайся; Это Узловая Точка. Там шлюз. Там… ты сам увидишь его. Ты должен говорить с ним. Говори дольше, больше. Не бойся, здесь времени нет, ты не опоздаешь. Но вот если ты не узнаешь всего, что нам нужно позарез, ты никогда не выберешься. Иди, он скажет это только тебе. Помни, Иван, ты на пороге Большой Тайны. Здесь нужны не кулаки, не мечи и лучемёты. Тут нужна голова, память, выдержка, спокойствие… Помни, я с тобой! Ну, давай — вперёд!»

Иван послушно пополз на гору. Черепа катились вниз, трещали, лопались, некоторые, наверное, особо старые осыпались трухой. Ползти по ним было неприятно. Иван не мог вот так запросто ползти по тем, кто когда-то был таким же как и он, по останкам людей. Но ползти было надо. Авварон знал нечто большее. Авварон мог заставить его идти не только по костям, но и по трупам, по тем, кого надо было убивать, убивать, сметать с пути…

Авварон?! Иван окончательно запутался. Узловая Точка? Ну и что?!

Он не увидел шлюза-переходника. Но он вдруг ощутил, что его переносит куда-то вместе со всей этой жуткой горой. Тихо. Очень тихо! Подступает тошнота. Резь в глазах, водоворот пространств, целые пласты пространств, свёрнутых чудовищно тугими переплетающимися спиралями. Всё!

Иван машинально прихлопнул крылатого скорпиона. Раздавил его о чей-то пожелтевший череп. Наверное, эту гадину он прихватил случайно с собой во время перехода. Плевать! Что здесь?

Иван приподнял голову. Черепа. Черепа. Черепа. Груды! Россыпи!

Развалы! Низкие своды. Грязь, сочащаяся сверху. Узловая Точка. Безвременье.

— Что вы так смотрите, — прозвучало неожиданно из полумрака, — да, это черепа тех, кто работал на Полигоне. Они все здесь… И там — в Чертогах.

Впрочем, это одно и то же, разница в два мегапарсека, но Узел один. Они давно бы обратились в пыль. Но здесь нет времени. Не тревожьте их зря!

Иван привстал и, шатаясь, побрел на голос. Силуэт он различил почти сразу. Но детали смог рассмотреть, когда приблизился почти вплотную.

— Полигон? — тупо переспросил он.

— Вот именно. Полигон, — подтвердило странное существо и качнуло гребнистой головой с невероятно уродливым и невероятно морщинистым лбом.

Существо сидело на черепах. И держало в руке череп. Было оно не менее четырёх метров ростом, двуногое, двурукое, покрытое, высохшей морщинистой кожей. Было оно очень старо — это сразу бросалось в глаза, ему было не менее тысячелетия по земным меркам, ему было…

— Больше, значительно больше, молодой человек! — просипело существо. Вам трудно даже представить себе эти числа, эти цифры. Да, вы видите перед собою одного из создателей Полигона. Эти… всякая мелочь, ползающая там, иногда называют нас Первозургами, может, слыхали? Нет, неважно, всё это ерунда. Ведь вы человек, да? Я спрашиваю — вы человек?

— Да, я наверное ещё могу иногда называть себя человеком, — пробормотал Иван. Он вдруг сразу охладел ко всему. Он не верил, что этот дряхлый, наверняка находящийся в полумаразме монстр, похожий на огромную ящерицу с человечьей мордой, сможет чём-то помочь ему.

Существо с невыразимой тоской глядело на череп, по дряблым желтым щекам катились мутные жёлтые слезинки. «Бедный Йорик!» — невольно пришло Ивану на ум. Всё то же, только спустя тысячелетия.

— Здесь покоятся останки не только первостроителей, созидателей Полигона, — проговорила существо, — почти треть груды — это черепа тех, кто приходил сюда подобно вам, молодой человек. Ни один из них не вернулся назад. Увы, Полигон — замкнутый мир. В него есть только вход!

— Слыхали, — грубовато заметил Иван. И повторил то, что уже говаривал неоднократно: — Где есть вход, там всегда есть и выход.

— Вы плохо знакомы с многомерными системами, — печально просипело существо. — Выход — дело непростое. Это, знаете, как в ад — попасть легко, во выбраться практически невозможно. Или вы не согласны со мною?

— Согласен, — сказал Иван. — Но мне необходимо выбраться отсюда. Я пришёл с Земли. Я должен помочь тем несчастным, что томятся здесь, выручить их, спасти, по крайней мере, разузнать о них всё. И поэтому я обязан выбраться. Если можете помочь — помогите. Нет — я уйду, не буду тревожить вашего покоя.

«Не груби, Иван, и не спеши! — прозвучало в мозгу голосом Авварона. Ты можешь всё испортить. Надо осторожненько, тихохонько выведать все пути-дороженьки, разузнать толком обстановку, а потом — вперёд!»

Существо поглядело на Ивана уныло и просипело:

— Так или почти так говорили все эти, — мутный взгляд скользнул по черепам. — И что же? Где они? Где их добрые намерения и чистые помыслы? Всё тлен, молодой человек. И Земли никакой уже давным-давно нет.

— Как это нет? — удивился Иван.

— А вот так, нету. Сорок миллионов лет Пристанище блуждало в иных вселенных. Ни одна цивилизация не способна просуществовать столь долго. И потому — нет никакой Земли. И пришли вы, молодой человек, не с Земли. Вы пришли с нижних уровней, вы вылупились из ячейки, которая хранила вас и берегла весь этот долгий срок. И, разумеется, время коснулось вашего мозга — вам представляется, что вы пришли с Земли, что она есть, что всё живущее в вашей памяти существует. Но это миражи, иллюзии. Всё тлен!

Иван ущипнул себя за ногу. Нет, он вовсе не спал.

— Я пришёл с Земли! — упрямо повторил он. — И вы — моя последняя надежда. Я начинаю догадываться — вы ведь тоже землянин?

Существо выронило череп. Уставилось на Ивана. Муть схлынула с жёлтых глаз, даже морщины на лбу немного расправились.

— Вот это интересно, — произнесло существо не столь уныло как прежде, почему вы так решили?

— Я вижу это! — заявил Иван. — Вас ведь воплотили? Вы землянин. Но вы обретаетесь в чужом теле, так?!

— Проницательность хорошая черта, молодой человек.

Вы правы — то, что вы видите, всего лишь одно из сотен тысяч тел, которые я сменил, чтобы не уйти в ничто, чтобы выжить и поведать когда-нибудь и кому-нибудь правду о Полигоне…

— Этот час пришёл! — несколько самоуверенно произнес Иван. — Мое сознание и моё подсознание открыты для вас. Загляните в них, и вы увидите, что я не из ячейки, что я на самом деле пришёл с Земли. Смею вас заверить, Первозург. Земля существует!

Существо привалилось к чёрной стене, закинуло голову вверх так, что открылась невероятно дряблая, старческая шея.

— А вы не боитесь? — спросило оно вдруг.

— Чего?

— Вы всё прекрасно понимаете! Я ведь могу воплотиться в вас, покинуть это дряхлое тело, войти в ваш мозг. Представьте себе — уже не это чудище, — существо ткнуло себя пальцем в грудь, — будет сидеть на груде черепов и предаваться воспоминаниям и философствованиям, а вы, Да-да, именно вы!

Ивана невольно передёрнуло. Но ответил он прямо:

— Есть тела получше и подолговечнее. Но не в этом дело. Я обязан вас предупредить, что в закрытом секторе моего мозга заложена программа, которая уничтожит того, кто попытается воплотить моё «я» в себя… нет, я не пугаю вас, даже не предостерегаю, я просто хочу, чтобы вы знали об этом.

Существо медленно встало, подошло к Ивану, положило ему на плечо морщинистую, дряблую руку, которую скорее можно было бы назвать лапой. Да, это была именно лапа — четырехпалая, с пятисуставчатыми кривыми пальцами, чёрными коготками, покрытыми трещинами и коростой.

Иван не пошевельнулся, хотя лапа была тяжела.

— Именно этого признания я и ждал от вас, — сказало существо. — Всё, что хранится в вашем сознании, подсознании и сверхсознании, за исключением крохотного Темного участочка, мне известно. Я проник в ваш мозг раньше, чем вы появились здесь. Но это вовсе не означает, что я всему и сразу поверил.

Любую память, любые самые объёмные и подробные детали быта, истории, цивилизации можно смоделировать, воплотить, заложить в мозг и другие хранилища. Для меня это не доказательства существования вас, как личности, явившейся с Земли, и самой старушки Земли. Это может быть лишь свидетельством достаточно развитой фантазии и отменных способностей создателей программ. Там, внизу, кое-что научились делать. Но ваше признание мне пришлось по душе, молодой человек. И я не прочь побеседовать с вами. Можете задать мне несколько вопросов.

«Иван! Соберись! Только главное…» — вклинился в мозг Ивана Авварон.

— Мы обойдемся без советников и посредников, хорошо? — предложил Первозург, опережая Ивана.

— Разумеется, — согласился тот. Он уже знал, с чего начнет. Аленка!

Умница Аленка! И как он мог ей не верить, как он мог сомневаться в её словах. Эх, вернуть бы время вспять! Но теперь нечего горевать по волосам, срезанным вместе с головой. Теперь надо наверстывать! И Иван с ходу задал вопрос: — Когда прекратилась связь Полигона с внешним миром?

— Вам нужен год, век, тысячелетие?

— Год.

— Три тысячи восемьдесят девятый год от Рождества Христова, 14 июля, это был понедельник, чёрный понедельник.

Значит, правда! Иван даже оторопел. Он не ожидал, что всё разрешится столь просто.

— Тридцать первый век? — тупо переспросил он.

— Вот именно, тридцать первый век.

— Что такое Полигон, — задал вопрос Иван. — Пристанище, планета Навей, Полигон — это одно и то же?

— Не совсем, молодой человек. Давайте-ка с вами поменяемся местами.

Давайте я вам задам вопрос. Ответьте, каким вам видится этот мир? Чей он?

Откуда взялся? Где находится?

Иван призадумался.: Готового ответа у него не было.

— С иными цивилизациями всегда сложно разобраться, — начал он. — Чужой мир — потемки! Мне известно одно — планета Навей вынырнула в нашей Вселенной из чужого пространства. Это неземной мир! Но…

— Всё дело в этом вашем «но», — прервало Ивана существо. — В голове вашей нелепая мешанина из пространств, леших, уровней, чуждых цивилизаций, инопланетных телепатов, чудищ, призраков, шлюзов-переходников, воплощений.

Вам никогда не разобраться самому. И поэтому я больше не буду отвечать на ваши вопросы, молодой человек! — Первозург вновь отошел к стене, привалился к ней спиной, неторопливо опустился на корточки. — Я вам сам всё расскажу.

Слушайте!

Иван словно зачарованный присел на черепа в четырёх метрах от старца.

Для него не существовало ничего внешнего, кроме этого огромного морщинистого лба, кроме жёлтых, проясняющихся глаз, кроме приглушенного дрожащего голоса.

— Здесь нет чужого, чуждого, инопланетного, Иван! Этот мир создан землянами. Молчите! Он создан ими от начала до конца. Планета Навей — это часть Пристанища. Пристанище — часть планеты Навей. И всё вместе — это и есть тот самый Полигон. По крайней мере так было до того, как Пристанище замкнулось. Но ничего, — Первозург раздельно и внятно повторил, — ни-че-го не изменилось! Вы понимаете? Полигон создавался четыре десятилетия. Да, это был закрытый проект. О нем почти никто не знал. Воплощение несуществующего!

Это был сверхпроект. Вы только представьте себе: за тысячелетия существования земными цивилизациями были созданы миллионы мыслеобразов, мыслеграмм, проще говоря, параллельно с обычным реальным земным миром на Земле существовал мир мифический, мир богов, демонов, призраков, навей, леших, упырей, вурдалаков, оборотней, колдунов, ведьм, мир потусторонний, страшный, чудесный, загадочный. Этот мир существовал в головах миллиардов людей, а это означало, что он просто существовал, что от него нельзя было откреститься, объявить его несуществующим. Этот мир был значительно богаче реального мира, жил он по более сложным законам, чем реальный мир. Да, мир преданий, легенд, сказаний, мифов, заклинаний, колдовства, ведовства, перевоплощений, мир чудес, мир, созданный человеческой фантазией на протяжении многих веков, рано или поздно он должен был материализоваться, стать миром подлинным. И мы решили ускорить этот процесс. Вы представляете себе энергетический, научный, технический потенциал тридцать первого века?

Да, нам было доступно почти всё. То, что вам представляется планетой Навей, на самом деле вовсе не планета. Высшим Советом после очень долгих колебаний, размышлений и согласований под наш проект был выделен периферийный участок в квазиядре одной из галактик, которая по прогнозам астрономов должна была погибнуть в сверхновом взрыве. Катаклизм предотвратили. Свыше полутора миллионов созвездий свернули в систему взаимосвязанных пространств, создали цепи гирлянд-лабораторий, перебросили в центры оборудование, материалы, биорезервы, специалистов, исполнителей… и дело пошло. Детали я опускаю, они вам будут непонятны.

— Вот это всё создано землянами? — не выдержал Иван.

— Именно так! Над проектом работали без сна и отдыха. Это было настоящее чудо даже для тридцать первого века. Все последние разработки, сверхсекретные подпроекты, всё самое лучшее и новейшее воплощалось здесь.

— И никто не знал об этом?

— Почти никто! Любые эксперименты над разумной биоматерией находились под запретом ещё с ваших времен, даже более ранних. Но что такое запрет для настоящих ученых! Это просто-напросто планка, которую надо суметь преодолеть — и всё! Не было никаких монстров-ученых, нелюдей-исследователей, которым неведомы человеколюбие и прочие вещи. Были обычные, нормальные, добрые люди… но они не могли стоять на месте, понимаете?! Это всё равно что умирающему от жажды видеть перед собой стакан чистой прохладной воды и не выпить его. То же происходило с Советом. Он знал лучше всех прочих, что биоразработки недопустимы. Но он знал и другое — развитие науки невозможно остановить. Если бы сведения о проекте стали известны всем, проект бы тут же закрыли, понимаете?! Нужен был умный ход. И его нашли.

— Прикрытие? — вклинился Иван.

— Да, именно прикрытие. Официально было объявлено, что в районе метагалактики Сиреневый Октаподус-IV закладывается один из Волшебных Миров.

Так назывались увеселительные зоны, которые принимали на отдых и детей, и взрослых, и любителей острых ощущений. Нечто наподобие Страшных Полей двадцать седьмого века — миры развлечений, забавных путешествий и приключений. Началось всё это в незапамятные времена со сказочных детских площадок самого дикого и примитивного уровня — вы слыхали, наверное, про первобытные диснейленды и прочие забавы наших далёких предков?

— Диснейленды? Площадки для забавы?! Игра! — Ивана перевернуло. Было!

Ведь это всё уже было с ним! Где? Да там же, в Системе, где он сам был игрушкой, где с ним забавлялись, водили его за нос. Нет! Это невозможно!

Это хуже кошмара!

— Это возможно. Причем очень даже возможно. Мы неоднократно убеждались, что слаборазвитые цивилизации, попадая в искусственные миры, созданные для отдыха и развлечений, принимали всё за чистую монету, пытались устанавливать контакты с биороботами и запрограммированными биокадаврами. Разубедить инопланетян было невозможно, ибо всё в этих мирах абсолютно реально, там нет муляжей и восковых фигур, понимаете?! Так вот, прикрытие получилось великолепное. Под это прикрытие Совет выделил нам дополнительные средства и энергетику. И работа пошла. Для всех мы делали лишь одну из зон отдыха, а для избранных — мы воплощали несуществующее, мы создавали потусторонний мир. Разумеется, все входы-выходы в замкнутую систему пространств были перекрыты…

— Так значит, никакой мистики? — поинтересовался совершенно ошалевший Иван. — Никаких призраков? Никакого колдовства? Только биороботы, биокадавры?

Он не верил. Не верил очевидному. Он настолько уже свыкся со сказочностью, заколдованностью этого нелепого мира, что не мог, не хотел, не желал верить в реальность, более того, в его искусственное, земное происхождение. Нет, просто он опять сходит с ума, опять на него наваливаются нелепые наваждения, миражи. Это бред!

— Это не бред, — твёрдо произнес Первозург, — это всё обыденная, заурядная реальность. Одного вы не поняли. Биороботы были в зонах отдыха, в Волшебных Мирах. На Полигоне биороботы использовались только в качестве обслуживающего персонала… правда, потом многие разбежались, заплутали в лабиринтах Пристанища. Но это всё не то. Мы воплощали невоплотившееся на высшем уровне, мы выращивали не просто разумных и сверхразумных существ потустороннего мира, мы наделяли их теми сверхвозможностями, сверхспособностями, которыми они должны были владеть. Это не роботы! Это не кадавры! Если мы выращивали лешего — он становился лешим, понимаете, молодой человек?! Джинн обладал всеми сказочными способностями джинна. Вы ещё не видели этого мира, вы прошли его вскользь, по самому краешку, вы познали лишь малую толику огромнейшего свёрнутого Сверхмироздания, саморазвивающегося и самоусложняющегося беспредельно. Ад, Рай и Чистилище, вместе взятые, это лишь жалкие копии одной из миллиардов рабочих лабораторий Пристанища, лабораторий, которые сами превратились в саморазвивающиеся миры с непредсказуемым ходом развития. Каждое существо этого мира столь же реально, как и мы с вами. Более того, многие из них обладают способностью к сверхреальному воплощению в реальных мирах, понимаете?

— Не совсем, — признался Иван. У него опять начинала кружиться голова.

— Эти твари, — попросту объяснил Первозург, — могут одновременно пребывать в нескольких пространствах и при всем при том быть одним целым.

На самом первом этапе мы наплодили столь много оборотней-вурдалаков и прочей нежити, что их с лихвой бы хватило на тысячи таких планет как Земля.

Но не в этом была наша ошибка…

— Ошибка? — Иван переспросил, догадавшись, что они подбираются к главному, что совсем скоро всё объяснится, он узнает наконец тайну, покрывающую Пристанище.

— Именно ошибка! Мы в этом фантастическом мире неограниченных возможностей, мире, напичканном до предела такими штуковинами, которых не сыщешь по всей Вселенной, выпустили из под контроля существ высшего порядка, существ, обладавших сверхразумом. Простота, Иван, она хуже воровства! Неподконтрольность саморегулирующихся и саморазвивающихся систем привела к первичному свертыванию Пристанища. Это был бунт вурдалаков! Не приведи, Господи, видеть всё это собственными глазами! Всего сорок лет понадобилось для того, чтобы они ощутили себя выше нас, людей! Семьдесят тысяч исследователей, наблюдателей, членов их семей были блокированы, частично превращены в саморазвивающуюся биомассу, частично законсервированы, частично сохранены в биоячейках в режиме квазилетаргии.

Мало того, они вобрали в себя прикрытие, эту безобидную зону отдыха, трансформировали её, окружили защитными слоями. Это была трагедия! Земля могла бы в течение суток-двух спасти оставшихся людей. Но связь перекрыли.

Сверхсекретность проекта сыграла на руку вурдалакам. А ещё через сутки, понимая, что Земля доберется до них непременно, что замкнутые пространства разблокируют, что им в той или иной мере придётся держать ответ, они увели Полигон в Подпространство. А потом в иные вселенные! Вы слышали, какие они сложили мифы о своих странствиях. Да-да, у них появилась своя религия, свои предания и легенды, своя история. Они — это раса богочеловеков, созданных Первотворцами… И они же зверски уничтожили этих творцов! Все прочие — нелюди-недочеловеки… но ведь эти нелюди создали их! Нет! Я не верю, что мы… что Полигон, вновь вынырнул в нашей Вселенной. Этого не может быть.

Это ложная информация, вставленная в ваш мозг!

— Значит, никакой нечистой силы нет?! — снова спросил Иван.

— Нет и никогда не было. Всё, что вы видели и чего ещё не успели повидать, творение человека, сначала выдуманное им за тысячелетия бытия на грешной Земле, а затем воплощенное нами, учеными-прикладниками тридцать первого века. Время от времени вурдалаки, чтобы поддержать свои устои — вы не удивляйтесь, у них есть и свои устои, и свои традиции — так вот, они вынимают из биоячеек спящих на грани смерти людей, растормаживают их… и устраивают дичайшие, великолепно организованные и необычайно зрелищные жертвоприношения. Они верят в свою особую Миссию во вселенных. Они жаждут вернуться и стать полновластными хозяевами своей Прародины и нашей с вами Вселенной. Они просто горят жаждой её Великого Переустройства, истребления и порабощения всех разумных и неразумных существ. Им нужны миллионы тонн биомассы. Им нужны, попросту говоря, миллионы тонн мозгов! В них изначально заложен жесточайший инстинкт самосохранения, они проливают водопады крови, при этом никого не убивая, а лишь перевоплощая из тела в тело… они принесут свои законы, свой образ жизни на Землю. Принесут, если смогут добраться до неё. Но они… — Первозург тяжко вздохнул, смежил набрякшие морщинистые веки, — они никогда не смогут выбраться из тех адовых пропастей, в которые они нырнули, избегая возмездия землян. Теперь они бесконечно сильны. Они могли бы стереть Землю с лика Мироздания. Но они никогда её не найдут!

— Да, но у них есть вся информация о Земле, — выкрикнул Иван. — Я это давно понял.

— Вся, да не вся! — двусмысленно изрек Первозург. Иван призадумался.

Он даже не мог предположить, что следует делать, куда бежать, с кем сражаться, кого спасать. Всё стало ещё хуже, ещё гадостнее. Почему это, собственно говоря, он обязан расплачиваться за грехи кучки землян, решивших поиграть в чёрную рулетку с Господом Богом, осмелившихся помериться силами с самим Творцом Вседержителем?! Проклятье!

— Не спешите с выводами, молодой человек! Земля за эти века, если она выжила, тоже, наверное, кое-чему обучилась! Она сумеет за себя постоять! — просипел Первозург, отворачиваясь от Ивана.

Тот чуть не закричал в голос. До него наконец-то дошла вся чудовищность события.

— Постоять?! Вы создали это Пристанище в тридцать первом веке. Оно совершенствовалось и развивалось сорок миллионов лет в иных мирах, да, всё так! Но ведь оно вынырнуло в нашей Вселенной, совершив обратный бросок во времени! Вы понимаете, что это означает или нет?!

— Я всё понимаю. Но я этому не верю!

— Это так! Мы сейчас в двадцать пятом веке! Здесь никто не знает, как бороться с призраками, вурдалаками, зургами и прочей нечистью. Здесь от неё нет защиты!

Первозург понурил голову.

— Если это так, то вы обречены, — сказал он буднично и тихо. — Я не завидую вам.

— И это всё?

— А что же ещё?!

— Вы обещали помочь мне!

— Ничего я вам не обещал. Но помочь, по всей видимости, смогу. Ведь ваша скрытая мина страшна для того, кто захочет воплотить вас в себя, верно?

— Так говорят, — подтвердил Иван.

— Вот здесь и может быть найден выход!

— Выход из замкнутой системы?

— Не будем спешить. Не будем играть на руку нашим врагам.

Иван растерялся.

— Ну и что же мне теперь делать? — вопросил он.

— А то, что вы и собирались делать — спасать Алену.

— А других?

— С другими у вас ничего не получится, и не пытайтесь. Большая часть тех несчастных, кого вам удалось углядеть в этом мире, лишены разума, это только плоть…

У Ивана перед глазами встала картина: откушенная женская голова, кровь на плитах, стук, хруст костей.

— Это только тела. Не больше! Из них высосали мозговую ткань тысячелетия назад.

— А как же Алена?

— Она лежала в биоячейке. Это был жертвенный резерв. Она чудом ускользнула от них. Но они всё видели, они просто дали ей немного порезвиться, они продлили игру.

Иван встал. Тряхнул головой.

— Кто это — они? Это те самые, что стояли у своего сатанинского храма на балконах, да?

— И они тоже, хотя они составляют исключительно первый слой нелюдей, простейшие ипостаси упырей, бесов… за ними много иных, ступень за ступенью.

— Человек-осьминог?

— Он всего лишь жрец низшей ступени. В последующих вам бы никто не дал побывать. Но они не подавляют даже самых низших, ибо их принцип — власть Пристанища в каждом его обитателе, каждый найдет своё место в будущей покоренной Вселенной. Всё это очень сложно, вы даже не представляете, молодой человек.

— Но почему вы сами, Первозург, не препятствовали этой вакханалии, этому кровавому пиршеству? Ведь невозможно быть немым и безвольным свидетелем вам, одному из творцов-создателей этого мира. Вы всё знаете здесь, вы могли бы отключить энергетику, вы могли бы блокировать часть, хотя бы часть систем…

— Да, мог бы. Но тогда, сорок миллионов лет назад! Чуть позже, когда они свернули Полигон, я уже ничего не мог, кроме как самоизолироваться в Чертогах, обеспечив себя на вечность вперёд. Меня спас случай. Я заметил опасность, я просто вовремя обернулся, чего не сделали другие. И теперь я для них одновременно и живой бог, которого боятся, почитают, которым пугают вновь воплощенных, и напоминание той эпохи, узник, враг. Вековечный враг, готовый выйти из заключения, как только объявится слабое место в Пристанище, и сокрушить это Пристанище. Теперь вы понимаете, для чего я так долго живу!

— Вы ждете момента?!

— Да! И они это прекрасно знают. И они знают, что такой момент рано или поздно придёт, и только я смогу уничтожить их мир, сокрушить Пристанище!

— Но ведь они…

— Они многое бы отдали для того, чтобы меня убить. Очень многое, они бы пожертвовали половиной Пристанища, больше! Но им это не под силу. Убивая меня, они нажмут кнопку самоуничтожения — здесь сложный, взаимоувязанный механизм. Но они могут убрать меня руками пришельца извне. Понимаете?

— Моими руками?! — Иван не верил ушам своим.

— Да.

— И эта бомба в моем мозгу предназначена вам?

— Да, это моя смерть.

— Тогда я ничего не понимаю! — воскликнул Иван. — Для чего им было сводить меня с вами? Устраивать эту встречу? Ведь проще… Я не могу постигнуть этой логики!

— И не постигните, — Первозург поглядел на Ивана печально, с прищуром тяжёлых век, из-под которых тысячелетней мудростью светились совершенно ясные, чистые глаза. — Я сам многого не могу постигнуть. Но я догадываюсь кое о чём…

— О чем же?

— Здесь действует какая-то третья сила. И она необычайно могущественна. Мне даже не представляются зримо рамки её могущества. Может, вам, Иван, удастся выяснить что-то. Может, только вам… Я почти поверил в Землю. В ожившую для меня Землю. И я бы хотел её увидеть своими глазами.

— Но ведь из Пристанища нет выхода?! — съехидничал-таки Иван…

— Можно выйти через вход, через стену, через крышу, можно, в конце концов, выброситься в окно, если дверь на запоре. А можно вместе с дымом просочиться в трубу. Те, кто прислал вас сюда посланцем смерти, могут очень и очень просчитаться. Но не будем спешить.

Иван тяжело вздохнул. Он начинал кое-что понимать. И теперь, когда столь могущественное существо предлагало ему союз, было особенно горько, обидно признаваться в своей собственной слабости.

— Я раб, — выдавил Иван. — Я продалсамого себя, и теперь я во многом зависим от чужой воли.

— Это бред! Вы просто больны. Вы переутомились.

— Нет, это правда.

Иван неудачно повернулся, и три черепа с треском и скрежетом покатились вниз, в темноту. Чёрные своды стали ещё ниже. Что теперь говорить Авварону? Как оправдываться перед ним? Старец-монстр, Первозург не раскрыл ему никаких таких секретов, которые помогли бы разблокировать закрытый сектор. Воплощать Ивана он не собирается, понимая, что это смерть, та самая — единственная. Смерть Извне! И что дальше? Авварон в мозгу молчал или связь потерял, или боялся Первозурга, не нуждавшегося в советниках и посредниках.

— Как мне добраться до Алены? — неожиданно спросил Иван.

— Этому горю мы поможем, — ответил Первозург, — смотри!

— Куда?

— Не спрашивай ни о чём. Смотри.

Перед Иваном неожиданно возник небольшой кусок почти прозрачного «хрустального» пола. От него веяло холодом.

— Становись! Иван медлил.

— Не надо бояться. Это всего-навсего колодец. Он ведет к Д-статору, модель старая, вам знакомая. Ну, а дальше — сами знаете.

Иван встал на хрустальный пол. Тело прожгло ледяным покалывающим огнём. Он не хотел уходить отсюда, но идти было надо. Холод. Лютый холод!

— А кто такой этот грозный Балор со своими бойцами, — почему-то спросил он напоследок.

— А-а! Эка невидаль, — отмахнулся Первозург, — обычные биороботы из зоны отдыха или из Волшебных Миров, как вам больше нравится, там много всяких забав. Всё перепуталось, всё перемешалось.

— Но они ведь могли убить меня?:

— Нет! Это игра. Всё игра, поиски острых ощущений!

— Я не искал острых ощущений, — заметил Иван. И, чуть помолчав, добавил: — Я увижу вас ещё раз?

— Кто знает, — просипел еле слышно Первозург. — Идите, вам надо с ней повидаться… напоследок.

«Иван! Не уходи! Ещё рано, — прогремело гнусаво и картаво в голове, он обманул тебя, не показал входов-выходов. Не уходи! Ты должен с ним разобраться до конца!»

— Д-статор — это вход, и выход, — ответил Иван вслух.

— До встречи, — прошелестело в голове голосом Первозурга. Морщинистые губы старца были плотно сжаты.

Иван ничего не ответил. Он чувствовал, как погружается в колодец.

Хрустальный холод. Белое безмолвие, тишина, успокоение. Где он сейчас, за сколько верст и парсеков от Чертогов? Кто ответит… «Вы прошли через два подпространства и сейчас скользите по сфере-вертену вдоль направляющей оси третьего псевдопространства-уровня, молодой человек, не думайте ни о чём, не забивайте себе голову!» — скороговоркой, невероятно быстро прозвучало в мозгу. Иван всё сразу понял. Да, он многого не договорил, многого не разузнал, он не получил от Хранителя памяти ни волшебного клубка, ни ариадниной нити. Но тот будет рядом с ним, он укажет ему путь… «Да, я буду рядом… — пришло мысленное подтверждение, — но не всегда. Надейтесь прежде всего на себя!»

Ивана тряхануло так, что зубы клацнули, едва не прикусив языка. Он не удержался на ногах, повалился в пыль, паутину. Чулан, старый, грязный, пыльный, заброшенный чулан! Вставая, Иван ударился головой о что-то невидимое — искры посыпались из глаз. Он ощупал верх руками — камень, шероховатый камень. Вот подбородок, нос, губы, глаза, а вот… Иван вспомнил пустыню, неприступные горы, идолов с секретом. Всё очень просто, предельно просто! Эта часть Пристанища — зона отдыха, Волшебные Миры!

Здесь всё продумано: гуляй, развлекайся, щекочи нервишки, а надоело любой удобный миг — прыг в идола, который вовсе и не идол, а простейший, испытанный веками перебросчик Д-статор, и ты уже дома, на родной Земле, или ещё где-нибудь.

Иван вскарабкался на идола. Сдавил Контакты. Его втянуло внутрь, в ещё больший мрак. Вот теперь бы сигануть в Солнечную систему, мелькнула мысль, а почему бы и нет, чем чёрт не шутит, а вдруг Пристанище не настолько и замкнуто? Нет! Алена! Он сосредоточился, представил себе то подземелье, цепи, плиты, лик каменного жестокого бога… деталь! Позарез нужна была реальная деталь обстановки. Вот! Глаз! Халцедоновый глаз бога, чёрная щербина на зрачке, две трещины на веке — профессиональная зрительная память выручила Ивана. В голове помутилось. Кольнуло. И опять он упал, грохнулся на плиты с высоты метра в три, не меньше. Дьявол! Эти статоры совсем разболтались. Так они его и в лепешку могут расшибить при перебросе — о полы, об стены…

— Иван!

У него всё перевернулось внутри от этого родного, милого голоса. Она!

Алена! Он ничего пока не видел. Приходил в себя. Но она звала его.

— Иван!

Он побрел на звуки её голоса, на звяканье железа. И он почти тут же увидел её. О, это было печальное зрелище. У Ивана перехватило сердце.

Обнаженное женское тело, беззащитное в своей наготе, светящееся во мраке, измученное, истерзанное, но несмотря ни на что бесконечно прекрасное, висело на двухметровой высоте распятое, растянутое двумя здоровенными цепями, прикованными к рукам, ноги были прижаты к стене большими ржавыми скобами. С подбородка, по груди, животу, бедрам скользила полоска… застывшая полоска потемневшей, засохшей крови. Светлые длинные волосы закрывали лицо.

— Ива-ан!

Он приблизился. И понял — она в забытьи, в обмороке, она бессознательно повторяет его имя… значит, в последние минуты, когда она осознавала себя, она звала его, надеялась на него, молила… У Ивана больно резануло по сердцу, сжало горло.

Прекрасная Алена!

Он ухватился за скобу, дёрнул. Потом ещё раз — с хрустом и хряском проржавевшего железа, выдираемого из камня, скоба полетела вниз, на плиты.

Иван коснулся ладонью её ноги — нога была холодной, но всё же не мертвенно ледяной, жизнь теплилась ещё в этом белом светящемся теле. Он припал к ноге губами. И чуть не зарыдал. Слеза, выкатившись из глаза, скользнула по щеке, упала на железо.

— Сволочи!

Иван рывком выдрал вторую скобу, отбросил её далеко — она с лязгом и грохотом покатилась по камню. Иван сейчас никого не боялся. Он готов был сразиться со всеми упырями и сверхупырями этого проклятущего Пристанища нежити. Он подпрыгнул и ухватился за тяжёлую толстую цепь, на которой висела Алена.

И в тот же момент он почувствовал, как под лопатку уперлось что-то острое и холодное. Пришли!

Он разжал руку, извернулся, обрушил кулак на чью-то уродливую голову, вырвал из лап двуручный меч и, не разбирая — кто, зачем, как — вонзил его в котлообразную грудь. Не давая противнику опомниться он каблуком перешиб ему шейные позвонки, развернул — и сломал хребет. Только так можно было общаться с этими живучими тварями. Меч пригодился. Ещё двоим, выступившим из тьмы, Иван одним замахом снес головы. Теперь он не шутил. Не играл. Не испытывал своей богатырской силушки. Теперь он крушил их, убивал, теперь он был машиной смерти — сама жизнь, сами обстоятельства заставили его отбросить все запреты и уже не давать противнику поблажек, возможности отступить или увернуться. Они хотят этого? Они получат это! Четвёртого Иван встретил рукоятью меча — раздробленная челюсть хрустнула глиняным горшком.

Следующий удар вышиб мозги из затылка, разбрызгал их по стене. С переломленным хребтом туша сползла на плиты.

— Есть кто ещё? — ледяным голосом поинтересовался Иван.

Никого не было.

— А вы кстати пришли, ребятки. — проговорил он тихо, зло, — очень даже пригодитесь.

Он перебросил трупы к стене, взобрался на них. Теперь лицо Алены было вровень с его глазами. Он откинул волосы… безжизненные полуприкрытые веки, царапина на щеке, бледные, застывшие губы. Она так и не пришла в себя.

— Аленушка-а-а!!!

Иван припал к её губам. Он целовал их долго, согревая, передавай ей свой жар, свою силу, своё тепло. И она открыла глаза.

— Иван?

— Это я, Алена! Что с тобой? Что они сделали с тобой, говори?!

— Где ты был, Иван?

— Сейчас, погоди! Погоди малость!

Он ухватился за цепь, выдрал её с корнем, с обломками цемента и кладки. Рванул другую — с ней пришлось повозиться подольше. Но и она полетела вниз. Теперь ему приходилось держать эти проклятые цепи, чтобы они не оторвали ей рук, таких нежных, слабых.

— Потерпи немного!

Он спустил её вниз. Подобрал меч, просунул лезвие рядом с её рукой в железное кольцо, надавил.

Из её глаз брызнули слезы. На губе выступила кровинка.

— Терпи Он содрал кольцо. Потом другое. Обмотал запястья разодранным краем рубахи. Обнял её, прижал к себе.

— Они скоро придут, — шепнула Алена в ухо, — тебе нельзя здесь оставаться, уходи! Меня ничто не спасет!

— Это мы ещё поглядим!

Иван осмотрелся — никого в подземелье не было. Он взял её на руки и пошёл к огромному идолу с каменно застывшим лицом и длинным понурым носом.

Это был Д-статор. Теперь Иван мог отличить перебросчики от всяких иных творений странного мира.

— Ещё немного — совсем немного, — шептал он ей. — Всё будет хорошо, всё будет прекрасно, мы вернемся на Землю, а этот мрак забудется, мы будем сидеть с тобой у камина и смеяться над прошлым, над нашими злоключениями, а скорее всего, мы и не будем вспоминать про них. Ну их к черту, к лешему! У нас будет куча детишек и свой дом — большой деревянный дом на берегу озера, среди сосен. И никто нам не будет нужен, Алена. Только ты! И только я! Ты веришь?!

Она кивнула и прижалась мокрой щекой к нему. Она верила. Она очень хотела верить.

— Сейчас вот…

Он взял её руки в свои, надавил на контактные точки за ушами идола… Мрак! Его бросило в мрак. Он сидел внутри Д-статора.

Сидел один. Но где же она? Где Алена?! «Отбой! Назад!» — приказал Иван.

Мыслеуловитель сработал.

Его снова бросило на плиты.

Она лежала возле идола, дрожала — мелко-мелко. Она была на грани обморока.

— Ты опять бросил меня.

— Да нет же, Аленка! Давай ещё раз, ну, вставай! Он поднял её, снова взобрался наверх. Контакт! Мрак! Всё повторилось. Здесь не могло быть ошибки — Д-статор её не принимал, значит, в ней было уже утрачено что-то земное, машина не воспринимала её как человека. Но почему?! Бред!

Сумасшествие! Идиотизм чистейшей воды!

Иван выбросился из статора на плиты. Обнял её, прижал к груди. Зарыдал вместе с ней. Он был в отчаянии.

— Отсюда нет выхода, — дрожащим голосом проговорила она, — для меня нет выхода отсюда. Уходи один, Иван. Уходи! Бессмысленно погибать вдвоем!.

Ты выживешь, ты вернешься на Землю, я знаю, я чувствую это… но мне нет выхода, мне и ещё…

Иван осыпал её лицо, тело поцелуями, сжимал плечи. Нет, он не собирался поддаваться судьбе-злодейке, он ещё мог постоять за себя, за них обоих! Он не отдаст её никому. Он не оставит, её здесь! Он разнесет к чертовой матери всё это поганое Пристанище! Он не оставит от него даже камня!

— Уходи! Мы останемся здесь.

— Кто это мы? — переспросил Иван. Он ничего не понимал.

— Я и твой ребенок во мне. Твой сын, Иван! Уходи! Ты ничем не сможешь помочь. Это мир обречённых. Мы обречены самой судьбой!

Иван взревел буйволом. — …

— Нет! Этого не может быть! Ты обманываешь меня! Он не хотел верить, что она была беременна, только не это, только не это! Не здесь! Не сейчас!

Потом, там, на Земле! Только не здесь!

— Возьми меч и убей нас! — попросила Алена. — Я хочу, чтобы ты жил.

Нам не выбраться, Иван. Убей, убей меня!

«Убей! Скорее убей её! — прогрохотало в мозгу. Авварон почти не картавил, не было гнусавости и сопенья в его голосе. — Убей! Ты этим спасешь её и своего сына от чудовищных, нечеловеческих мук. Через три часа наступит Чёрный Закат. С первыми лучами западающего из Тьмы ночного антисветила её начнут предавать в жертву Вель-Ваал-иехава-Зоргу Великому Всеубийце и Всеуничтожителю, Разрушителю Миров и Поглотителю Света! Нет ничего страшнее этой растянутой на всю ночь казни! Иван, пожалей её, убей!»

— Нет!!! — закричал Иван совершенно осатанев.

— Не-е-е-е-е-еттт!!! — прокатилось громовое эхо под сводами подземелья — Не-е-е-е-е-е-ет!!!

«Я тебе приказываю, раб, убей её! Убей эту падаль, не стоящую моего внимания!» Адская боль пронзила Ивану затылок. Молнией прожгло всё тело. Он выронил Алену, упал рядом, забился в конвульсиях.

Алена подползла к нему, приподняла голову, положила на свои колени. Её лёгкая, тёплая рука прикоснулась к мокрому лбу.

— Иван, что с тобой, что-о?! — слов почти нельзя было разобрать, её тоже трясло, она была на грани.

— Ничего! Всё нормально! — Иван высвободился и стал медленно приподниматься.

Он уже встал на колени, упираясь руками в плиты, когда новая, ещё более острая волна боли накатилась на него, опрокинула, распластала.

— Ива-а-ан!!! — закричала Алена срывающимся голосом.

— Ничего, ничего, Аленка, — пролепетал он еле слышно… Это был тот час, когда надо было или умереть или вытерпеть. Иван не мог, не желал более оставаться рабом этого негодяя, этого лживого колдуна, убийцы. Или сейчас, или никогда. Или они уйдут отсюда вдвоем, или они останутся здесь.

Останутся мертвыми!

— Господи! Спаси и укрепи, не дай пасть духом изменившему Тебе! Прости несчастного, слепого, отринувшего Тебя, — бормотал Иван себе под нос, укрепи и спаси!!!

— Что ты городишь! Что с тобой?! — Алена была в полуистерике, ей казалось, что милый, любимый сошёл сума, что его терзает легион бесов. Для неё это было страшнее собственной смерти. — Ива-ан! Опомнись! Приди в себя!

«Встань! И убей эту тварь! Убей эту мертвечину, вылупившуюся из ячейки через миллионы лет! Убей — и ты воскреснешь! Обретешь всё! Встань! Убей»

Медленно, словно голем, словно зомби, заговоренным трупом вставал Иван. Незрячие глаза его блуждали взглядом по стенам и плитам. Отыскивая что-то. Неуклюже, будто преодолевая сопротивление собственного тела, он нагнулся за мечом, поднял его, воздел над собой. Повернулся к Алене.

«Убей её! — вонзалось тысячами шипов в мозг. — Убей!!!»

— Иван! — она припала к его ногам. — Убей меня; И спасись сам!

Его руки налились звериной силой, хрустнула рукоять, накренилось хищное лезвие. Вот, вот она нежная тонкая шея, вот белая открытая грудь, сейчас острое жало пронзит её… Замах был небольшим, но его должно было хватить, чтобы лишить её жизни, чтобы навсегда повергнуть эту прекрасную плоть во мрак. Меч стал опускаться…

«Убей!!!»

…В последнюю секунду Иван чудовищным, нечеловеческим напряжением воли вывернул кисти рук немного влево — меч вонзился в плиту. Задрожал крупно, угрожающе, загудел. Иван рухнул наземь. Он был без сознания, невыносимая боль выбросила его из мира яви.

— Он больше не властен над тобою, — прозвучало в голове. Это был находящийся за сотни парсеков отсюда Первозург. Его голос привел Ивана в себя, оживил.

— Кто он? — машинально переспросил Иван, еле шевеля разбитыми губами.

Его голова лежала на коленях у Алены, прекрасная женщина уже не плакала, она только смотрела на него в упор, не отрываясь, почти не моргая, она хотела насмотреться на него — кто знает, что их ожидало дальше. Она не слышала внутренних голосов.

— Я не знаю, кто, как его зовут, какое место он занимает в Пристанище или вне Его, — пояснил Первозург, — но я предполагаю, что это и есть та самая третья сила, которая везде вмешивается и хочет непонятно чего. Пока непонятно.

— Ясно, — пробормотал Иван, — всё ясно! — И добавил, ни к кому из присутствующих и отсутствующих не обращаясь: — Господи! Это ты спас меня.

Спасибо Тебе!

Он отходил после неимоверных болей, приходил в себя.

— Скоро они явятся, — тихо сказала Алена, — и уведут меня.

— Пусть только попробуют, — простонал Иван.

— Ты слаб, они смогут убить и тебя. Надо было уходить раньше… До Чёрного Заката осталось совсем немного. Нам надо попрощаться, Иван! И зачем мы только дали жизнь ему?!

— Не хорони никого раньше времени, — сказал Иван, приподнимаясь на локте. И тут же провалился в забытье.

Он очнулся в кромешной тьме, на каких-то острых осколках, камнях. Всё тело болело. Но он не чувствовал слабости. И снова его воскресил внутренний голос — голос Первозурга.

— Иван, тебе надо уходить! Нам надо уходить!

— Нам?! — переспросил Иван.

— Да, нам. Я тебе всё потом объясню!

— Без Алены я никуда не пойду. Я сдохну здесь, не сделаю и шага!

На некоторое время голос пропал. Но Первозург, видно, решил довести всё до конца.

— Она спасла тебя, Иван, — сказал он, — это она, из последних сил переволокла тебя сюда — в угол тьмы, здесь скрещиваются телепатоволны, это незримый для нечисти угол, они тебя не смогли заметить, прошли мимо, понимаешь?

Значит, она стала разбираться в этом мире. Алена, Алена… И всё же надо уходить!

Иван встал, расправил плечи. На ощупь он пошёл вдоль стены, опираясь о неё, натыкаясь на валуны, выступы. Через две минуты он прибрел к идолу, к Д-статору. Но он даже не взглянул на машину. Он нагнулся, поднял меч, потом другой, развёл руки и с силой ударил одно лезвие о другое посыпались искры. Мечи выдержали.

— Я не уйду без неё! — сказал он громко, вслух, никого не боясь.

— Хорошо! — в голосе Первозурга звучало сомнение, внутренняя борьба, — Хорошо, Иван! Чем смогу, я помогу тебе! Но ты должен знать правду.

Согласен ли ты её знать? Не боишься ли ты её — это страшная правда, некрасивая правда!

— Я согласен, — сказал Иван, — правда — она всегда правда, к ней можно не прибавлять эпитетов. Говори!

— Ты никогда не выведешь отсюда Алену. Это говорю тебе я, создатель этого мира. Она никогда не выйдет отсюда, она обречёна жить и умереть здесь, понял?! Ты можешь остаться с ней, разделить её судьбу. Но выйти ты сможешь только один… И ты знаешь, тебе надо выбраться отсюда. Земля в опасности! Ты один сможешь предупредить человечество о грозящей ему катастрофе… Если оно ещё существует, конечно! Ты забыл об этом? Что для тебя важнее?! Отсюда выйдешь только ты и… Алене выход закрыт, это правда.

— Это ложь!!! — закричал Иван.

— Это правда, — тихо повторил Первозург.

— Я погибну вместе с ней! Я не уйду отсюда!

— Погоди, — ещё тише начал Первозург, — погоди, Иван. Есть одно промежуточное решение. Слушай. Я не верю, что тебе удастся вырвать её из клещей жрецов, ты можешь вообще испортить всё дело. Но знай. Алену можно спасти одним — её надо вернуть в её прежнее состояние спящей красавицы.

— Я не понимаю тебя, — Иван ещё раз опробовал мечи, взметнув их вверх, поймав, выписав в воздухе тройной веер Чёрного бога Кришны — запредельной сложности мечевой приём.

— Поймешь! Её надо снова поместить в биоячейку. Усыпить. Если ты сумеешь выкрасть её и донести до Межузлового Яруса через три шлюза-переходника, если ты сможешь открыть ячейку — она спасена. Она будет спать столько, сколько надо — ты вернешься сюда через десять, двенадцать, тысячу лет, но она не изменится, она будет такой же молодой и прекрасной.

Это не чудеса, Иван, это техника тридцать первого века. Решайся! Или мы уходим… или ты уходишь или ты идешь за ней. Нельзя жить в вечном раздвоении, Иван, нельзя!

— Я готов! — тут же ответил Иван. И горькая усмешка скривила его губы.

— Но кто помешает им уничтожить ячейку?

— Это моё дело, Иван! Никто лучше меня не знает Пристанища. Биоячейка будет самая скрытная. Кроме того, я её заблокирую на уровне Чертогов.

Поверь, это коды, недоступные даже сверхразумным обитателям Пристанища, они тысячелетиями будут ходить совсем рядом, вокруг да около, но не смогут отыскать этого места. А если отыщут, они никогда не разомкнут кодовых межпространственных замков. Кроме того, ячейка обладает способностью ускользать в иные уровни и ярусы по сложнейшим заданным орбитам, понял? Или ты забыл, как программировал свою капсулу, перед посадкой на эту «планету»?

— Помню, — ответил Иван.

— Твои коды — это лепет младенца-грудничка в сравнении с кодами ячеек.

Ну, решайся!

Сноп искр снова вылетел из-под лезвий мечей.

— Я верю тебе, Первозург, — мрачно ответил Иван, — я готов на всё. И я вернусь за ней.

— Вернешься. Коли сам не погибнешь, её не погубишь, и…

— И — что ещё?

— А вот это ты узнаешь позже. Игра пока не окончена. И третья сила, та, что владела тобою, не отступилась, знай это.

Перед глазами у Ивана встала злобно-поганая рожа подлеца Авварона, этого гнусного колдуна-крысеныша, горбуна-телепата, темного порождения Пристанища. Иван знал — этот не отступится. Он вывернет его наизнанку, выпотрошит, выведает всё, а потом погубит. Но ещё не вечер! Поглядим, кто кого!

— Я готов! — твёрдо произнес Иван. — Подскажи мне путь!

— Смотри. Смотри перед собой! Только перед собой!

Иван скрестил руки на груди, не выпуская мечей.

Хрустальный лед появился будто по мановению ока. Колодец. Надо погрузиться в него. Первозург выведет его. Вперед.

Иван ступил в холод, ледяную прозрачную ясность, тишину. И его сразу же понесло вниз.

Чёрный Закат.

Это было необычное зрелище.

Иван чуть не ослеп от чёрного света. Он и прежде сталкивался в Пристанище с подобным явлением. Но сейчас… накал чёрного света превышал всё возможное. Прозрачный Мрак! Ослепляющая Чернота! Непостижимая Тьма! Всё видно — видно даже лучше, чем при свете солнца или самых мощных ослепительных приборов. И всё же он не мог раскрыть глаза, он щурил их, прикрывал локтем. Он даже на миг не решался выпустить из рук мечи.

— …и вот эта минута пришла, о, богочеловеки, избранные Всевышним Всеразрушителем! Мы возносим нашему Покровителю одну из последних жертв и говорим, о Властелин Мироздания, скоро дети Твои станут хозяевами пастбищ Твоих по всем вселенным, и источник Белого Зла — обитель недолюдей, предчеловеков сокрушена будет, обращена в пыль, и кровью её обитателей обагрим мы твои губы и щеки. Великое Предначертание Извне исполнилось…

Иван видел тысячи невообразимых чудовищ — медузообразных и вместе с тем волосатых, шестипалых, вытянутых, дрожащих, сотрясающихся. И у каждого из этих чудищ был разверзнут череп. И выглядывал из него, покачиваясь на длинном скользком полупрозрачном теле червь-паразит с кроваво-красными глазенками и отвратно-желтым клубком мозга. И покачивались эти черви в одном ритме.

Огромный, невообразимо гигантский амфитеатр возвышался со всех сторон.

Кольцами стояли и сидели чудовища, не было им ни счета, ни краю. Посреди амфитеатра на круглой площадке из чёрной дыры торчали сотни острейших игл.

А рядом ползал двуглавый червь с мохнатыми рыбьими плавниками, Он-то и вещал, не открывая клювообразного рта.

— Нет! Это всё не то! — мысленно закричал Иван. — Я не туда попал! Ты не туда привел меня, Первозург! Там всё другое!

— Молчи! — отозвался тут же Первозург. — Молчи! Ты попал туда, куда надо. Это просто иная ступень. Эти твари присутствуют одновременно везде, ты поймешь ещё это. Они растекаются по пространствам и измерениям. Но это именно они. В каждом пространстве они выглядят иначе. Но жертву убивают на всех тридцати трёх ступенях. Казнь-жертвоприношение длится всю Черную Ночь.

Жертва испытывает мучения каждой ступени. Это страшно, Иван. Но это так.

Гляди, не пропусти мига. Здесь может решить дело одна секунда!

Черви-паразиты дрожали всё сильней, их уже начинало бить в судорогах.

Но ритм ускорялся. Иглы очень медленно выступали из площадки с дырой. А сверху… сверху, ничем и никем не поддерживаемая, спускалась она, ещё тише, чем выползали иглы, словно в страшном замедленном сне.

— Сейчас ты в невидимой и неосязаемой капсуле, Иван, понял? Но стоит тебе сделать движение, капсула лопнет. И всё будет зависеть только от тебя.

Гляди, Иван!

— Я всё понял! — Иван был готов к смерти. Он был готов умереть на каждой из тридцати трёх ступеней по тридцать три раза. И ничто его не могло остановить.

— …Священные Острия пронзят жертву, и каждая кровинка её омоет Черную Душу Вель-Ваал-иехава-Зорга Всеуничтожителя и Переустроителя Мироздания. Это ещё один шаг, это один из последних шагов. Всеобщее Воплощение станет общим законом всех и каждого во всех мирах и пространствах. И воплощаемы будут низшие в высших, служа питательным слоем для Избранных Всетворцом-Разрушителем. И придёт время наше, и Чёрное Благо разольется повсюду, и воцарится Чёрный Свет…

— Не воцарится! — закричал во всю глотку Иван. Он рванулся вперёд. И ощутил, как лопнула капсула, как стал он открыт для всех, как разом повернулись в его сторону тысячи прозрачных червей-поразитов, тысячи просвечивающих голов с огненными глазами. И ощутил он чудовищный гнет психополя, гнев, грозящий сокрушить его, смять. Щиты! Щиты Вритры!

Алена застыла над остриями игл. Ещё мгновение… Но Иван уже мчался к ней. Он на бегу ссекал прозрачные головы, он ступал на разверстые черепа медузообразных чудищ, отталкивался, перепрыгивал через них. Он достиг площадки раньше, чем из прохода выступил отряд одетых в чёрное двуногих страшиле гребнями на головах и трезубцами в каждой из шести лап.

— Получай, гадина! — одним ударом Иван ссек обе головы жирного червя-жреца, смахнул останки в чёрную дыру.

— Алена!

Он подхватил её, вырывая из щупальцев незримого поля, тащившего её к погибели, к пытке, к мукам.

— Иван! — она прильнула к нему на мгновение, но тут же отодвинулась, понимая, что может отвлечь его, погубить. Она была в полном сознании, она всё видела, всё понимала… но она была отрешена, она уже приготовилась умереть, ведь ничто не могло её спасти. И вдруг…

— Молчи! — Иван поглядел на неё, останавливая взглядом, придавая ей сил и надежды. — Иди всё время за мной.

Он на миг застыл, потом превратился в смерч, в живой водоворот. Алена никогда не видела ничего подобного. Ей показалось, что она уже умерла и ей мерещится это.

Мечей не было видно. Они растворились в воздухе. Зато было видно, как разлетаются по сторонам гребнистые головы — они уносились по незримой спирали и вслед им летели обрубки лап с трезубцами. Иван вошёл в состояние «машины смерти», и теперь его могла остановить только сама смерть. Фонтаны зеленой и желтой крови вздымались к черному небу, под Чёрное потустороннее светило. Одна за другой исчезали в черепах чудовищ головы червей-паразитов.

А меж тем Иван — человек-смерч — сметая всё на своем пути, превращая в кровавое месиво любую плоть, попадавшую под мечи, быстро продвигался вперёд… По колено в зелено-желтой жиже вслед за ним, словно зачарованная брела Алена. Она ещё не могла поверить в возможность спасения. Но она шла! Шла за ним — своим единственным, своим любимым, отцом её будущего сына. И теперь она верила, что он её спасет, что он вытащит её из этого гнусного логова червей, возомнивших себя богами. Бой, смертный бой! И ничего иного! И один в поле воин!

Иван сам не знал, куда он идёт. Теперь его вела интуиция. Лед, хрустальный лед, как бы он мог выручить их обоих. Но, судя по всему, Первозург сейчас ничем не мог помочь. Сколько он ещё продержится? Надолго ли хватит его сил? Не думать. Не думать об этом! Прочь сомнения! Иван крушил нечисть безжалостно и жестоко, он прокладывал себе дорогу в живой стене — трещали кости, хрустели хрящи, рвалось и лопалось мясо, свисали жилы, падали отсеченные головы. Он шёл вперёд!

— Иван, хватит! Остановись! — молила его Алена. И еле поспевала за ним. Её выворачивало ото всей этой гадости. Ей уже было жалко своих мучителей, этих жаждавших её крови чудовищ.

Но Иван не слышал её. Он знал одно, остановишься — смерть! И он прокладывал просеку, прорубал дорогу в гадком, отвратительном живом лесу.

Он не боялся чёрной работы.

Когда они взошли на самый верх, достигли края чаши амфитеатра, Алена была без сил, она падала, она не могла сделать ни шага. Иван оглянулся, подхватил её на руки, не выпуская мечей. В голове у него еле слышно прозвучал голос Первозурга: «Скорее! Скорей! Я не могу их долго удерживать!» Иван представил, как сотни тысяч оцепеневших гадин, мерно раскачивающихся, жмущихся друг к другу, бросятся на него, парализуют его волю. Это конец! Он не сможет противостоять им.

Иван увернулся от трёх коротких копий-гарпунов, брошенных в него одновременно с трёх сторон. Опустил Алену. И тремя точными ударами обезглавив невесть откуда вынырнувших черных стражников. Четвёртому он двинул в челюсть, да так, что тот перелетел через край чаши… и внезапно пропал.

— Иван, бежим туда! Алена тянула его за руку.

— Ты что, там высота безумная, там обрыв!

— Да нет же! Скорей!; Она первой шагнула через край. И… растворилась в молочной белизне.

Но Иван держал её руку в своей, он чувствовал её тепло. Прежде, чем шагнуть в белизну, он отбросил один меч, а другим рассек надвое ещё одного гребнистого — тот развалился молча, не успев даже раскрыть своей клювастой пасти.

— Прощайте, богочеловеки! — крикнул Иван напоследок.

И последовал за Аленой.

Белизна была всего-навсего плёнкой. А за ней стоял шар.

Шар-переходник, шар-шлюз. Иван сразу узнал его. Таких в Системе было пруд-пруди. Откуда он здесь? Не время заниматься расследованиями, не время!

— Осторожно, Иван!

Из-за молочной плёнки высунулась огромная шестипалая лохмато-когтистая лапа, потянулась к Алене… Но тут же безвольно обвисла, а в следующий миг полетела куда-то вниз — Иван поглядел на лезвие меча, на нем не успело задержаться ни кровинки, удар получился отменный.

— Быстрей! — торопила Алена.

У шара не было дверей. Надо пробовать! Иван ткнулся в него, отскочил, зашел с другого бока — опять неудачно. И уже две лапищи выскользнули из-за перепонки, следом показалась чудовищно-страшная голова с тремя глазищами и жвалами вместо подбородка. Интересно, а это с какой ещё ступени? — подумал Иван. И проткнул средний глаз. Ударила струя фиолетовой пены. Голова поникла. Но руки шарили, искали жертву.

— Получай, тварь! — Иван ссек поганые лапы. И запрыгнул на шар.

— А я?! — жалобно спросила Алена.

— Погоди!

Иван пробовал поверхность шара руками, головой, он наваливался на неё грудью. Наконец, он встал, подпрыгнул… и провалился в шар. Уже на лету он расставил руки, еле успел удержаться.

— Алена!

Иван свесился вниз, подхватил её, подтянул. И в тоже время мохнатая лапища ухватила её за лодыжку, потянула. Меч! Где меч?! Иван на миг растерялся, ведь меч был в шаре, в шлюзе-переходнике! Он ребром ладони, чуть не вываливаясь наружу, ударил по лапе — кость хрустнула, переломилась, но когтистые страшные пальцы не разжались.

— Ах, ты, нечисть поганая! — Иван ударил ещё раз, ещё. Уже не менее двух десятков лап тянулись к ним. Оставались считанные мгновения. Меч! Где меч?!

— Иван! Держи!

Каким-то чудом она смогла зацепить рукоятку, вытащить меч из шара.

Ивану хватило доли секунды, что бы перерубить ближайшие лапы, отсечь их.

Только после этого он ударил по той, что сжимала ногу Алены.

Они так и ввалились в шар, с мохнатым придатком. В полумраке переходного шлюза Алена прижалась к нему. Впилась губами в его сухие и пылающие губы.

— Я знала, что ты придешь за мной, — шептала она, обдавая горячим дыханием, — я верила!

— Нам нельзя останавливаться. Пойдем!

Пойти не удалось. В шаре было тесно. Надо было ползти. И они поползли.

Теперь Ивана нисколечко не удивляло, что внутри небольшого шара, имевшего в поперечнике не более трёх метров, заключались длиннющие ходы-лабиринты, ответвления, колодцы… свёрнутое пространство, этим всё сказано. Хархан!

Сколько сил он потратил на Хархане, чтобы хоть немного разобраться с этими проклятыми многопространственными мирами. И вот, пригодилось же! Правы были «серьёзные» люди!

Через два десятка метров лаз расширился. Иван уперся лбом в мягкую, шерстистую перегородку. Нажал, и прорвал её. Большая и светлая овальная комната была чиста, безжизненна. Туда ли надо? Иван надавил сильнее, прополз в комнату, втащил Алену.

— Ну и что дальше? — спросила она. Иван молча указал ей на чёрную лапищу, обрубленную почти у кисти, но так и не разжавшую пальцев.

— Ой! — она вздрогнула. — Я и забыла в суете! Боже, страх какой!

Иван осторожно взял её за ногу, чуть ниже колена. Потом попробовал, хватку мертвой лапы. Хватка была железной. Он один за другим, не разогнул, а отломал пальцы, отбросил пакость в угол. Один палец поднёс к глазам. Так и есть. Кость странная, не органика. Это кремниевые соединения. Вот ведь нежить, она и есть нежить! Но мясо, сухожилия, нервы, вены… всё органическое, живое. Не врал Первозург, не обманывал — это искусственные создания. Природа, Господь Бог просто не могли породить таких чудовищ… А почему, собственно, не могли?! Иван окончательно запутался.

— Нет, ты только погляди! — Алена первой замечала всё. У неё было просто-таки нечеловеческое зрение, удивлявшее Ивана — профессионального поисковика и следопыта.

Теперь он видел, что стены комнаты медленно раздвигаются. Вот это да!

Впрочем… ничего особенного, этого и надо — было ожидать. Безжизненная овальная комната была безжизненной, пока в неё не попали люди. Как только датчики их засекли, механизмы «комнаты» пришли в действие. Но что дальше?

Первозург говорил про какие-то три шлюза. Где они? Ладно, первый прошли. Но есть, наверное, ещё два. Иван не знал, что делать, но и голосов он не слышал. Первозург куда-то пропал.

— Иван! — Алена вцепилась ему в руку. — Иван, мы спасены!

— Спасены? — Иван оторопел.

— Да! Спасены! Гляди!

Уже не было никакой комнаты. Освещение ослабло, со всех сторон на них наваливался полумрак, за ним кромешная тьма… Но из этой тьмы высвечивался матовым огромным, исполинским боком шарообразный звездолет. Земной звездолет тридцать первого века! Иван сразу его узнал, — Идем скорей! — спешила Алена. Она не могла ещё поверить в спасение.

— Бежим!

Они бросились к звездолету. Иван знал, где примерно должен был неярко вспыхнуть спасительных свет, где должны были выявиться из тьмы и полумрака «падающие снежинки» — вон там, под этим боком, под сферическим выступом!

Ещё немного? Совсем немного, несколько десятков метров, несколько шагов!

— Стоять!

Оглушительный приказ прогрохотал со всех сторон одновременно. Из тьмы выступили высокие неясные тени с множеством шевелящихся конечностей. Иван не сразу понял, что это всадники. Откуда они в Спящем мире?! Демоны!

Безликие и безглазые демоны. Но ведь Утро не наступило! Мир не пробудился!

Почему они здесь?! Десятки вопросов молнией промелькнули в мозгу.

— Иван, я боюсь! — Алену била крупная дрожь. И её состояние было понятно — так влипнуть за несколько шагов до спасения.

Они замерли. Они не могли сделать ни шага вперёд — тысячи каленых тяжёлых стрел смотрели на них из тысячи литых арбалетов.

— Не бойся, Аленушка, — Иван обнял её за плечи, привлек к себе. — Это биороботы, фантомы, это игрушки, заводные игрушки Волшебных Миров. Они не причинят нам зла, они могут напугать, пощекотать нервишки, но… Пойдем!

Он сделал совсем маленький шаг вперёд.

И тут же тяжёлая пятикилограммовая стрела вонзилась в глинистую почву рядом со ступней, натужно загудела, задрожала.

— Это не игрушки, Иван, — прошептала безжизненным голосом Алена. В ней словно оборвалось что-то, связывавшее её с миром, с жизнью.

— Это биороботы! Они не смогут причинить зла человеку! Они запрограммированы на непричинение ему зла. Ты же знаешь, ты была в зонах отдыха и развлечений, Алена! Что ты молчишь?! Ведь это ты из тридцать первого века, а не я!

— Это не игрушки, Иван!

— Испытаем!

Он сделал ещё полшажочка вперёд. И еле успел отдернуть ступню. На этот раз стрела должна была пробить её, спасла только отменная реакция.

— Да, что-то не похоже на игры, — глубокомысленно произнес Иван. — И что теперь?! Они же не подпустят близко, как же нам пройти туда?! — Он кивнул в сторону звездолета.

Кольцо всадников-демонов медленно сжималось. Неумолимая смерть глядела на них со всех сторон из прорезей в железных шлемах. За десять-двенадцать метров от них всадники замерли. Вперед выехал один — на вороном шестиногом чёрном жеребце с огненно-красной развевающейся гривой. В руках у всадника были зажаты два меча с секирообразными лезвиями, в каждом было по три метра длины. Мечи хищно сверкали в полумраке, отливали синими искрящимися отблесками.

— Я убью этого жалкого червя, — проскрежетало из-под шлема, — а жертву мы вернем на оскверненный алтарь! Предначертанное Извне должно свершиться!

— Ты сам жалкий червь! — выкрикнул Иван. Он снова отстранил Алену от себя. Вышел вперёд. Плевать, биороботы это, нет, черти рогатые, вурдалаки, оборотни, плевать! Иван начинал костенеть, превращаться в «алмазную палицу Индры». Он готов был в очередной раз пожертвовать пятью, десятью годами жизни, но не отступать. Клок волос упал ему на глаза — седые, совсем седые, ни одного русого! Он уже старик! Что же будет дальше! Это выше его сил.

Выше! Но он встанет выше самого себя! Сейчас он уже не человек. Сейчас он бог! Он посланец Бога! Он ощущал, как кожа наливается незримым металлом, как твердеют мышцы, как вырастают над телом поля — хрустальные щиты Вритры, рубиновые панцири Кришны. Господи!

Вседержитель! Спаси и сохрани! Иван приложил руку к груди — вот его главный щит и панцирь — крест, Святой Православный Крест! Он сам изгнал из себя нечистую силу, зло, подлость, тщету, гордыню… Он чист теперь перед Богом.

И Бог не оставит его!

— Сгинь, поганое отродье!!! — Иван трижды перекрестил мрак.

Огромный венец вороньих перьев дрогнул на шлеме демона, искры посыпались с доспехов, пугая вороного жеребца. Вздыбился он, чуть не сбросив всадника… но пошёл вперёд, на Ивана.

Мечи сверкнули над головой, взвизгнула сталь. Две сотни тяжеленных стрел скользнули по незримой преграде, защищающей кожу. Отлетели, калеча лошадей, пробивая панцири.

Иван стоял, не шелохнувшись. Неистребим рос-вед в минуты наивысшего своего взлета. Неистребим и неуничтожаем! Единицы из десятков тысяч учеников доходили до вершин мастерства. Но совсем немногие, избранные, опирающиеся на плечи великих предков поднимались выше вершин, воспаряли.

Иван ещё сам не знал своих сил и способностей, он не испытывал судьбы. Но чувствовал в себе ту силу, что вывела человечество из зверино-первобытного существования, вывела и повела к Богу. Эта сила переполняла его. Может, именно благодаря ей он был одним из немногих неистребимых десантников-смертников, сверхлюдей, обречённых на погибель рано или поздно.

Он выходил живым из заварух, в которых никто не смог бы выжить. И он, всё помня, всё понимая, не тешил себя иллюзиями, он знал — за ним стоят Силы Добра и Созидания, Они его ведут и хранят. Им он обязан всем! «Иди и да будь благословен!»

Он не стал выжидать. Ещё сотня каленых стрел отлетела, скользнув по непробиваемой коже. Выпал из руки демона сверкающий меч, отлетел далеко в сторону, пронзил грудь шестиногой пепельной кобылы — рухнула она, роняя всадника.

Но Иван не видел этого. Он медленно шёл вперёд.

Второй меч он выбил из рук демона, резко выбросив вверх кулак — удар пришелся в голомень, меч переломился на две части. И тогда Иван, втянув голову в плечи, прыгнул вперёд, под грудь шестиногого жеребца. Он не дал сатанинскому животному опомниться.

Ухватив его за передние ноги пониже торчащих молотами суставов, Иван разорвал жеребца чуть не надвое — из разверзнутой груди, сквозь решетку перекореженных ребер вывалились наземь потроха — мерзкие, вонючие, дымящиеся. Следующим движением Иван завалил жеребца набок вместе с всадником. С этим было покончено.

Остальные сжимали кольцо. Перевес был явно на их стороне.

Иван еле успевал уворачиваться от стрел. Те, что попадали в него, не пробивали «алмазной» кожи, но они причиняли сильную боль. Да и, в конце концов, одна из них могла нащупать уязвимое место в «алмазной броне».

Иван видел ясно — он продержится от силы полчаса. Его всё равно сомнут, раздавят. А после этого возьмут её, Аленку… Надо не дергаться зря, надо целенаправленно пробиваться к выступу, к спасительной «дверце».

— Иван! Стой!

Алена подбежала к нему, прижалась к спине. Горячо задышала в ухо.

— Есть выход! Продержись ещё немного! Мне надо нащупать код. Звездолет может управляться извне, Иван, В тех случаях, когда люди, вышедшие из него, терпят бедствие, когда они в опасности. Понимаешь? Но надо знать код. Я перепробовала всё… Он откликнулся. Он уже почти подчиняется мне! — Иван отбил рукой двухпудовое копье. Потер локоть. Он всё же шёл к входу. И медленно, сантиметр за сантиметром, вершок за вершком тащил её. Он сейчас надеялся только на себя. У них был примерно один шанс из ста тысяч.

Но он не мог упустить этого шанса.

— Иван! — радостно закричала Алена. — Он отозвался. Он подчинился мне.

Это спасение!

Два копья одновременно вонзились у её ног в глину. Третье просвистело над головой, рухнуло метрах в пяти.

— Жечь! Жечь их! — кричала она во всё горло. — Жечь!!! Иван глазам собственным не поверил, когда серая, матовая махина, когда эта висящая над землей исполинская шарообразная пирамида Хеопса сдвинулась с места и тихо, плавно поплыла к ним. Он не видел, как разверзлись люки и клапаны, он видел только острые стрелы голубого пламени и красные вспышки, в которых один за другим погибали всадники-демоны.

— Жечь!!!

Алена истерически хохотала. Всё накопившееся напряжение вырвалось наружу сразу. И она не могла совладать с собой.

Иван подхватил её на руки, понес к выступу. Ему было сто раз наплевать на то, что творилось вокруг. Его слух не отвлекало бешеное ржание сатанинских лошадей, лязг металла, вопли, стоны, хрипы, сипы. Вокруг шла бойня — демонов истребляли безжалостно и методично, без напряжения. Для боевого комплекса звездолета это было не самой сложной работенкой.

Прежде, чем они подошли к сферическому выступу, прежде, чем высветился круг и посыпались сверху лёгкие, неосязаемые снежинки, с демонами было покончено — посреди мрака Спящего Мира лежали груды расплавленного железа, трупы черных и пепельно-серых лошадей с острыми, раздваивающимися копытами… и всё — бестелесные демоны не оставили после себя ничего.

Иван не заметил, как оказался в зале, как прошествовал с Аленой к стене, как та приняла его и повела по светлому коридору. Он уже летел, летел приближаясь к центру управления, к рубке звездолета. И Алена летела за ним, придерживаясь за его руку. Земля! Иван, что было мочи, воображения и памяти, представлял Землю — её горы, океаны, леса… её Золотые Купола. И он уже видел, как из мрака и пустоты приближается к ним крохотная голубая точка. Это она! Это Земля!

— Иван, где мы? Я ничего не понимаю, я ничего не вижу! Тьма! Почему я не вижу ничего?!

Иван обернулся к Алене. Глаза её — серые, прекрасные, чуть влажные были широко раскрыты. На лице застыло удивление и боль.

— Аленка! Это Земля! Мы летим к ней! Мы вырвались изадского плена. Мы спасены!

Она замотала головой, волосы закрыли её лицо.

— Я ничего не вижу, Иван! Но почему?! За что?! Иван недоуменно уставился на неё.

— Почему он отвергает меня?! — кричала Алена. — Я не хочу! Я не хочу больше страха, болей, горя! Я хочу на Землю!

— Ты видишь меня? — спросил Иван.

— Нет!

— Ну вот же я! — Иван взял её руку и ладонью провёл по своему лицу. — Вот же я!

Она зарыдала, сотрясаясь всем телом. Слезы покатились из-под век, плечи затряслись, руки впились в Ивановы плечи. Ей было плохо, совсем плохо!

— Что с тобой? Что с тобой, Аленка?! — волновался Иван.

А Земля приближалась. Она становилась всё больше. Уже были видны крупные города-музеи, белые нити, пена океанского прибоя, облака, ползущие над озерами…

— Иван! Он не принимает меня! Он не доставит меня на Землю. Понимаешь?

— Кто — он?

— Звездолет!

— Но почему?!

Алена зарыдала ещё горше. Лицо её перекосилось, губы посинели.

— Значит, они вживили в меня что-то, понимаешь?! Он подчинился мне, когда я была снаружи, защитил. Но здесь, внутри он прощупал и тебя и меня, он прозондировал, просканировал нас обоих — так и должно быть, звездолет может подчиняться только людям, только землянам, понимаешь. Тебе он показал маршрут, твой же маршрут, который ты наметил, по которому надо было переместиться в осевом или который надо было пронырнуть в подпространстве. А мне нет… Он счел меня чужой. Это неспроста! — Она всхлипывала, глотала окончания слов, размазывала слезы по щекам. — Со мной что-то случилось во время сна. Ведь я спала в биоячейке, да? Ты ведь узнал об этом?!

— Да, ты спала! — ответил Иван.

— Или я стала чужой?! Помнишь, Иван, — глаза её незрячие широко раскрылись, зрачки стали чёрными, огромными, — помнишь этот колдун называл меня мертвой?! Это, наверное, правда?! О-о, я боюсь, Иван, мне страшно.

Спаси меня, Иван!

— Но я вижу Землю! Вот она! Я обниму тебя крепко-крепко, и мы полетим туда, к морям, к облакам, к Куполам! Она стихла внезапно. Застыла в его объятиях. — Нет, Иван! Он возьмет только тебя! Меня он оставит!

— Неправда!

— Правда!

В глазах у Ивана сверкнули Золотые Купола. Он проплывал над Россией.

Над Великой и Святой Россией — Обителью земной Вседержителя и Пресвятой Богородицы.

Родная земля была рядом — казалось, протяни руку, вот она, вот она, земелюшка, Русь, Родина, спасение… ему оставалось одно: мысленно включить двигатели звездолета, перетерпеть несколько неприятных минут, секунд, и очутиться там, на Святой Руси! Как же это страшно! Как это тяжко! Иван готов был умереть, но вернуть её туда. Но не мог! Он не мог спасти ни её, ни своего будущего сына. Он скрежетал зубами, мотал головой из стороны в сторону и длинные седые пряди снежным ореолом бились вкруг его лица.

Господи, за что?! За что же муки такие?! За что испытания?! Погуби меня! Но спаси её. Вот Земля! Вот!!!

Он почувствовал, как её рука ускользает, как она отплывает по тягучему мягкому воздуху от него, уплывает, растворяется… Нет! Только не это!

— Нет!!! — закричал Иван во всё горло. — Наза-а-ад!!! Он явственно представил светлый зал. Закрыл лицо руками. Когда он убрал руки, они сидели посреди зала. Алена молчала. Лицо её было печальное, но светлое, и оттого ещё более прекрасное.

— Не печалься, любимая, — прошептал ей Иван.

— Из Пристанища нет выхода, — проговорила она не своим голосом. — Для меня…

— Выход есть! — закричал на неё Иван. — Вставай!

— Зачем?

— Пора идти!

— Мы погибнем, если выйдем наружу. Там смерть! Там повсюду смерть!

Иван обхватил голову руками. Надо было искать выход. Искать во что бы то ни стало. Где же Первозург? Где Программа, дьявол её побери!

— Здесь есть анабиокамера?

— Нет! — отрешенно ответила Алена.

— А биоячейки?

— Нет! Это простой звездолет! Биоячейки там, за бортом. Но ты их никогда не найдешь, для этого надо знать биогенику…

— Мае поможет Первозург! — уверенно сказал Иван.

— Кто?

— Неважно. Это один из создателей Полигона. Он случайно уцелел. Он жив, и он мне помогает!

Алена улыбнулась, тихо и отрешенно.

— Значит, это всё-таки Полигон, я не ошиблась.

— Ты не ошиблась, — Иван придвинулся к ней ближе. — Сиди здесь. Я пойду.

— Куда?

— Туда. В Пристанище. Надо искать выход!

— Ты погибнешь!

— Пока ты жива, я не имею права погибать!

— Ты никогда и ничего не найдешь! — Алена выговорила это очень тихо, но Иван понял — это правда, он никогда и ничего не найдет.

— Что же делать?

— Не знаю.

«Иван! — раздалось вдруг в мозгу картаво и гнусаво, с прихлюпом и сипом, — ты про меня, гляжу, совсем забыл?»

— Сгинь, нечисть! — закричал Иван. — Я не звал тебя! «А наш договор!

За тобой должок! Я хочу его получить, пришёл мой час, Иван!»

— Я убью и её и себя, прямо сейчас. Но ты никогда больше не обретешь власть надо мною! — Иван был вне себя от ярости.

— С кем ты говоришь всё время, — спросила Алена, — это опять колдун?

— Да! — коротко бросил Иван. — Это он!

«Иван! Ты можешь убить себя, отключить свой мозг, отключить вместе с нужным мне участком, разрушить его… Но ты не имеешь права убивать её. И того, кого она носит под своим сердцем. Ты не убьешь их! И потому ты должен отдать мне должок. А я опять, как лучшему другу и брату, помогу тебе, Иван.

Ну, решайся!»

— Как ты можешь помочь мне?

— Ты отключаешь барьеры, понял? — прозвучало от дальней стены. Иван поглядел и увидел на ней чёрную горбатую тень. — Я вхожу в твой мозг.

— Нет!

— Выслушай сначала! Я вхожу в твой мозг… А взамен я даю тебе биоячейку. Ты её устанавливаешь прямо здесь, это самое безопасное место в Пристанище. Звездолет способен уничтожить любую нелюдь, приблизившуюся к нему.

«Соглашайся! — прозвучало в мозгу голосом Первозурга. — Это спасение!

Потом всё выправится. А сейчас, Иван, соглашайся!»

— Нет! Ты снова солжешь! Ты обманешь меня! — ответил Иван Авварону.

— Хорошо. Я дам тебе ячейку. После этого ты выйдешь из звездолета и пойдешь со мной.

Лечь и умереть проще, чем решиться на что-то! Иван знал, что проклятому колдуну ни в чём верить нельзя. Но если он протащит сюда биоячейку, Алена спасена. Она будет спать столько, сколько надо. А потом он вернётся за ней! Вернётся?! Ивана прожгла насквозь внезапна мысль, острое воспоминание перевернуло всё внутри — Лана!

Он обещал вернуться за ней в Систему. Вернулся? Нет! А когда вернётся? Он не знает, он ничего не знает! Жива она там или нет? Но он поклялся ей! Иван стиснул зубы. Проще умереть!

— Я согласен! — сказал он неожиданно. — Где твоя ячейка?!

— Тебе надо выйти за ней, — приглушенно прокартавила тень.

— Что?! — Иван вздрогнул.

— Надо выйти из звездолета! — повторил Авварон.

— Ты здесь?

— Нет, я далеко отсюда. В звездолете мой фантом, Иван! Ты видишь, я откровенен с тобою. Не бойся, я не убью тебя, пока не узнаю нужного мне, можешь быть уверен в этом.

— Я уверен в этом! Пошли!

— Я боюсь оставаться одна, — простонала Алена. Ей было плохо. Слабость навалилась на неё неожиданно, но властно.

— Приляг! — сказал Иван, целуя её. — Я скоро приду. Ты обязательно вернешься на Землю. Не грусти, Аленка!

За бортом звездолета была ночь. Холодная, ветреная, тоскливая ночь.

Когда снежинки растаяли и пропали, Иван пошёл вперёд, куда глаза глядят.

Он знал, что Авварон подскажет путь.

Груды расплавленного металла и лошадиные туши заносило листвой. Откуда она бралась непонятно.

В прошлый раз, когда он был здесь, звездолет исчез. Не повторится ли это и сейчас. Иван не на шутку встревожился.

«Никуда он не денется, — заверил голос Авварона. — Иди к развалинам замка!»

Иван поглядел в чёрное беззвездное небо. Но вспомнилось ему совсем другое — земное, с наплывающими белыми облаками. Вспомнился голос батюшки, его порывистый и вместе с тем мягкий голос. Космос не место для человека.

Да, Иван теперь был согласен с ним — эта чёрная пропасть Смерти, эта бездонная пропасть, в которую падают умирающие на лету, в падении миры, не место для человека. Надо сидеть на своих теплых планетках, ничего не видеть, кроме высокого неба, облаков, колышашейся травы и ряби на водной глади милого озерца. Ничего? Ибо всё увиденное тобою — мираж, отражение былого — свет звёзд идёт до глаза твоего миллионы, миллиарды лет. И нет тех светил, что блестят на ночном небе. Они давно уже сгорели в бесконечном падении, сгорели, не достигнув дна Вселенской Пропасти. Так зачем же всё это! Нет, человеку нельзя уходить с Земли. Он нигде и никому не нужен! Его никто не ждёт! Не надо уходить, тогда и не придётся ломать голову — как вернуться, как отыскать выход. Горе! Горе землянам, покинувшим свою обитель. В Космосе много пристанищ. Но в нём нет пристанища для человека.

Иван пробрался в разрушенные ворота, замка, поднялся по лестнице на второй этаж, подошёл к провалу — никакого ветра не было, ничто не дуло извне, из вечной ночи спящего мира.

Авварон сидел на куче тряпья, той самой, из-под которой его когда-то вытащил Иван. Неужели и впрямь прошло десять лет? Не может быть!

— Где ячейка? — в лоб спросил Иван.

— Сделка должна быть честной, — прокартавил карлик. Из-под капюшона на Ивана глядели огромные, выпученные глазища-сливы. На огромном вислом носу болталась мутная капля. Нижняя губа была чёрной и почти сухой.

— Где ячейка? — повторил Иван вопрос.

— Я должен войти в твой мозг, — произнес Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного. Подбородок у него дрожал, седая редкая щетина казалась птичьим пухом. Никогда ещё горбун не выглядел столь мерзостно.

— Где ячейка?!

— Вот она!

Скрюченная чёрная лапа с нестриженными чёрными ногтями выскользнула из чёрного грязного, засаленного рукава, перевернулась, разжалась — на заскорузлой старушечьей ладони лежал прозрачный отсвечивающий голубизной Шарик.

— Это она и есть? — спросил Иван. Он никогда не видел биоячеек, даже не представлял, как они выглядят. Надо было спросить у самой Алены, у Первозурга; знать бы, где упасть!

— Она самая, — заверил Авварон, — в свёрнутом виде. Твоя подруга знает, что надо с ней делать. Иван, я жду!

— Ты опять обманешь меня!

— Но почему я должен верить тебе, Иван?! Ты возьмешь ячейку, пойдешь на борт… и всё! Мой фантом сможет с тобой вести долгие и приятные беседы.

Это огромное удовольствие. Но я не получу того, что мне надо! Я ведь не кривлю душой, мне доступ на борт этой махины закрыт. Я бессилен на ней!

— Ты не веришь мне, Авварон, а я не верю тебе, — отрезал Иван. — И тебе не удастся провести меня в очередной раз!

Колдун поглядел на него как-то странно, будто косил, будто глядел одновременно и в лицо и немного в сторону.

— Я могу ждать бесконечно долго, Иван, — сказал он тихо, почти не картавя. — А ты? Ты можешь ждать бесконечно долго?

Перед глазами у Ивана встало бледное лицо Алены. Это она не могла ждать долго!

— Твоя взяла, Авварон! — проговорил он, отрывая взгляд от колдуна. Сейчас! Я снимаю барьеры… Но помни, в любой миг я могу разрушить закрытый сектор, уничтожить его вместе с тем, что тебе нужно. Входи!

Чудовищная полуулыбка-полугримаса скривила темное лицо Авварона.

Ноздри хищно расширились, принялись шумно втягивать воздух, с нижней губы потекла слюна.

— Я уже в тебе, Иван! — ударило в уши. «Я в твоем мозгу!» — прозвучало в голове.

— Давай ячейку!

«Неужели ты столь наивен, Иван? — ехидно отозвалось внутри. — Ты думаешь, я буду тратить время на всю эту ерунду? И когда?! Тогда, когда стал твоим хозяином? Ты не выдержал, Иван! Ты проиграл! И не спеши себя убивать, не спеши! Это уже не поможет».

Иван оцепенел. Он был готов к такому исходу. Его тысячи раз обманывали, обводили вокруг пальца… и всё же он шёл своим путем. Но сейчас — так?! Что означало для Колдуна эта биоячейка, этот шарик? Ничто!

Аленка! Милая Аленка!

Иван смотрел на кучу тряпья — никого на ней не было. Колдун как в воздухе растворился. Голубой шарик лежал на старой плюшевой портьере, чуть светился. Надо его взять, нагнуться… Иван протянул руку, осторожно коснулся шарика пальцами — тот был тёплым, колючим. Он поднял его, поднёс к глазам.

Ослепительная голубая вспышка озарила полумрак.

Стены пропали. Исчезло всё — замок, листья, тряпье, ночь. Всё!

Иван стоял на холодном хрустальном полу. Стоял босиком. Его вывернутые за спину руки удерживали два уродливых существа. Они не производили впечатления обладателей огромной силы, напротив, были хилыми, измождёнными.

Но они удерживали Ивана с легкостью. Он не мог и шевельнуть руками.

Зал был огромен. Его высоченные стены терялись в молочном тумане, только темнеющие ниши выдавали их присутствие. Зал был освещен, свет лился отовсюду, юн отражался от стен и пола. Но с потолка изливался мрак. Чёрный Свет. И из прозрачного пола исходил мрак. Это чудовищное сочетание давило на психику, ошеломляло.

Метрах в двадцати на небольшом возвышении, к которому вели шесть плоских длинных ступеней, в огромном кресле покоилось нечто серое бесформенное. Иван сначала принял это за изваяние, за что-то неживое: серая огромная сутана-балахон, свисающие полы, складки, складки… Нехорошее предчувствие коснулось сердца.

«Ты проиграл, Иван!» — прогрохотало в мозгу.

Из-под сутаны снизу медленно выдвинулись вперёд большие, даже гигантские птичьи лапы, морщинистые, когтистые. Обозначились среди складок рукава, и вылезли из них руки зверя — уродливые, жуткие, чёрные. Огромный капюшон, скрывавший прежде кого-то, медленно сдвинулся назад — и из-под него на Ивана уставилось невероятно большое, не меньше трёх метров в ширину лицо. Нет, это было не лицо. Это была морда получеловека-полузверя! Это была непомерная, искаженная звериными, дьявольскими чертами рожа…

Авварона Зурр бан-Турга в Шестом Воплощении Ога Семирожденного. Да, это был именно он, колдун. Но не карлик, а гигант, колосс.

Вислые сырые губы раздвинулись, обнажая гнилые чёрные клыки. Выпуклые базедовые глазища размером с хороший арбуз каждый выкатились ещё больше.

Жесткие старческие складки пролегли у рта.

— Ты проиграл, Иван! Но не спеши себя убивать, не спеши.

Иван смотрел на колдуна исподлобья. Он уже осознал, что проиграл, что погубил не только себя, но и Аленку, что погубил свою и её души. Что же, надо уметь проигрывать. Он молчал.

— Ты узнаешь меня? — поинтересовался огромный Авварон. Подождал немного и продолжил: — Ты не желаешь со мной разговаривать, Иван?! Ну что же, ты мне не очень-то и нужен. Гляди!

Авварон высоко вздел свою огромную ручищу, В черных когтистых пальцах сверкнул Кристалл. Но сверкнул не красным, а желтым потусторонним огнём.

— Здесь весь твой мозг, Иван! Я вошёл в него. Я сканировал его. Я записал его на Кристалл! Вместе с программами и сверхпрограммами, вместе со всей информацией — той, что нужна мне, и с той, на которую мне сто раз плевать. Теперь это всё моё, Иван. Я просто хотел, чтобы ты узнал об этом, хе-хе! — Авварон зашелся в скрипучем оглушающем хохоте. — Ну как, станешь ты теперь убивать себя?

— Да нет уж, — прохрипел Иван. — Что теперь толку-то!

— Вот-вот, Ванюша! Рано или поздно это должно было случиться. Я расшифрую всё, что в Кристалле, не сомневайся. Но ты ещё должен сослужить мне службу, понял?!

Иван промолчал. Он тупо смотрел в прозрачный пол. Там, на глубине двух или трёх метров, страшной пастью вверх, плавала клыкастая гиргейская рыбина с кровавыми глазами. Везде они! Везде! Ивану сразу вспомнилось всё: колодцы, хрустальные льды, аквариумы, полы… на Земле, в Пристанище, в, преддвериях, на борту — наваждение, бред!

— Теперь ты пойдешь и убьешь Первозурга, Иван.

— Нет!

Адская боль прожгла мозг.

— Нет!

Иван в корчах упал на пол. Он ничего не видел, ничего не слышал.

Стояло над ним высокое русское небо, шелестел ветер в листве. Плыли облака.

И говорил, говорил без умолку старик-священник. А облака сплетались в сложные сплетения, образовывали что-то знакомое, какие-то белые фигурки корчились, но не могли освободиться. Отчаянье и страх в глазах Ланы.

Бледное лицо Аленки. И Купола, Золотые Купола. Иди, и да будь благословен!

— Нет!

— Хорошо, — прогремел Авварон, — мне не хочется тебя принуждать, Иван, мы же старые, хе-хе, друзья. Я тебе расскажу кое-что! И ты сам поймешь. Ты поймешь, кто правит в этом чёрном мире. Поймешь, кому надо подчиняться и кого надо уважать, Иван. Ты всю жизнь бродишь в потемках, не видишь подлинного расклада. Это глупо, Иван. Ты самый настоящий дурак, Иван! Не обижайся на старого друга, хе-хе. Эй, подымите его!

Шипастые, колючие твари, охранники-слуги, чёрт их знает кто, вскинули Ивана на ноги. И он вспомнил, что уже стоял вот так перед всемогущим владыкой. Но тогда, в Системе, у него был выход. Из Пристанища выхода нет!

— Да, ты погибнешь вместе с ним. Он воплотит тебя — и Сверхпрограмма сработает, мина войдет в его мозг, точнее, в систему его мозгов, рассеянную по разным уровням и пространствам. Это хуже вируса, который попадает в мега-компьютеры, Иван. Эта мина не взрывается, она разлагает, она уничтожает всё и повсюду. Для неё нет преград, против неё нет оружия. И ты умрешь вместе с ним, вместе с нею.

— Первозург не такой болван, чтобы воплощать меня, зная о Сверхпрограмме, — выдавил Иван. — Это дохлая затея, Авварон. Ты хоть и стал в тысячу раз больше, а остался таким же карликом!

Громовый хохот опять потряс своды зала. Казалось, Чёрный Свет заструился сильнее, потек вниз водопадом. Но Иван не видел ничего, перед глазами стояло красное марево. Боль! Жуткая боль, он не перенесет её больше!

— Нет, Иван! Он давно мешает нам стать подлинными и полными хозяевами Пристанища, а значит, и всех вселенных. И мы уберем его. Твое дело простое, не ломай голову. И не думай, что ты убьешь хорошего и доброго человека. Это он и ещё десяток таких же умников-землян породили изначальное Пристанище.

О-о, по-настоящему нам бы следовало поставить ему самый большой памятник в Мироздании. Но мы не будем этого делать. Благодарность, Иван, это не наш стиль! Они создали ад, Иван, не подозревая, что ад подлинный давно искал выхода в ваш мир, ему был нужен всего лишь канал, дверца, люк. Первозурги сделали этот канал, они прорубили двери, понимаешь?

— Это всё бред! — прошипел Иван. — Пристанище — это малая часть Земли, созданная землянами. Здесь всё земное, здесь всё сделанное руками людей! И не морочь мне голову. Мы усмирим вас, взбесившихся вурдалаков-нелюдей. За мной придут другие, понял?!

— Гордыня — это слабость, Иван, — прогремел огромный Авварон. Его страшный лик был черен и непостоянен, это было лицо подлого негодяя, карлика Авварона, и одновременно нечто неизмеримо более страшное, невозможное. Иван не выдерживал этого взгляда, отворачивался. Но от голоса, гремевшего в ушах и в мозгу, он не мог отвернуться. — Слушай! Он тебе многое рассказал. Но он не всё знает. Да, Пристанище-Полигон создали земляне. Они вложили в эти свёрнутые пространства столько, что людишкам хватило бы на сто тысяч лет безбедного существования. Они создали развивающиеся системы — это давало бессмертие Пристанищу и вселенскую бесконечность. Но создавая потусторонний мир, ваши мудрецы свято верили, что его не было до них, что его нет, что они воплощают фантазии и сказки, мифы и легенды, что они моделируют и создают нечистую силу, населяют ею Полигон-преисподнюю… Но они из-за своей тупой ограниченности, Иван, не знали, что нечистая сила есть, что она существует помимо их желаний и хотений. Они не знали, что Чёрный Мир блокирован Творцом, что лишь отражения из него попадают на Землю и в иные миры, отражения рождают мифы и религии, всё прочее, приписываемое фантазии вашего человечества. Они не понимали, Иван, к чему прикоснулись. Нам нужна была дверца, да что там щелочка, крошечная, микроскопическая щелочка. И мы вошли в Пристанище. Вошли из Преисподней! Из обители Вечной Смерти! Мы не проникли в ваш мир только потому, что Полигон был замкнут, он был нашей клеткой, Иван. Все выходы были не просто блокированы. Они были заговорены!

Мы бились в этой клетке, как сорок тысяч тигров не могли биться в железных сорока тысячах клеток. Это мы влили в сверхсуществ Пристанища энергию Чёрного Блага. Это мы взбунтовали их, Иван. Это мы увели их в Иной мир.

— Ложь! — выдавил Иван. — Всё ложь! Полигон сделан землянами. И ничего иного здесь нет!

— Давно ли ты стал так думать?

Иван вспомнил — ещё совсем недавно ему казалось, что это всё бред, чары, колдовство, что он ушёл из реальной вселенской действительности и попал в запредельную, потустороннюю. И всё же он не желал принимать неприёмлемого.

— Да, Пристанище жило своей жизнью. Мы никогда не мешали им развиваться. Приумножение Зла — это Чёрное Благо, к торжеству которого мы стремимся, Иван! Мы искали выхода в ваш мир вместе с ними, искусственно созданными вурдалаками и упырями, бесами и ведьмами, лешими и чудовищами.

Мы подбирались совсем близко, мы дышали вам в лицо… но всегда нас разделяла пленочка, тонкая, непреодолимая плёнка свёрнутых пространств.

Теперь всё в этих руках, Иван, — чёрная лапища снова вздела вверх Кристалл. — Это Сквозной Канал, Иван. Ты нам дал его. Это прямой выход в Систему! А оттуда мы придем на Землю… Ты очень помог нам, Иван! И я бы с удовольствием сохранил тебе жизнь, но… ты должен устранить помеху!

— Я не верю ни одному из твоих слов! — упрямо твердил Иван.

— Зря! Зря ты не веришь. Ведь я не часто бываю столь откровенен, Иван.

Ты вспомни хорошенько, наши отражения всегда жили на Земле — колдуны, ведьмы, оборотни, чернокнижники. Ты думаешь, это всё домыслы? Они были, Иван. Они рождались среди вас, Иван! Но они были нашими. Нет, не нами, но уже нашими. Они были слугами дьявола. И, поверь, ваши попы совсем не зря их жгли на кострах, топили, вешали, пытали — это были наши резиденты, Иван. И имя им — легион! Они и сейчас среди вас. Они правят вами. И распознать их вы не умеете.

— Ты обезумел, Авварон! Ты спятил в своем Пристанище! — оборвал его Иван. — Я не хочу слушать подобную бредятину! Можешь посылать меня куда хочешь, можешь убить, только бы тебя не видеть…

Злобная улыбка вновь высветила чёрные клыки колдуна, исказила его лицо гримасой злорадства.

— Нет уж, Иван, я не доставлю тебе удовольствия не видеть меня. И не надо заниматься самообманом, Ванюша, потусторонний мир есть. Смотри!

, Хрустальный пол вспыхнул адским огнём, оранжевым пламенем с синими языками. Ивану показалось, что он падает в тар-тарары. Но это было не так.

Просто пол стал вдруг прозрачен… а что творилось под ним! Тысячи демонов самого ужасающего вида бесновались в дьявольском пламени. Иван словно обрел способность видеть на километры в глубину, он пронизывал взглядом непомерные толщи: но везде было одно — изменяющиеся, расплывчатые, ускользающие жуткие демоны терзали людей, обнаженных, измученных, молча разевающих рты в невыносимых страданиях. Преисподняя! Да, Иван понял, это была та самая преисподняя, про которую каждый из землян был наслышан с самого детства, но в которую ни один из них до конца не верил. Нет, не может быть! Это мираж! Это искусственно наведённая галлюцинация!

— Не уговаривай себя, Иван! Это не миражи, это всё есть в нашем мире.

Но он не здесь, не под ногами у тебя, надеюсь, ты понимаешь. Это всё в иных измерениях. Но это зло есть! Смерть в вашем мире — только переход в другой мир, в наш.

— Не только в ваш! — зло выкрикнул Иван. Он не отрывал глаз от преисподней. Он пытался понять, что же это за существа, что за демоны, но не мог. Как ни всматривался, он не видел ничего постоянного: вот только что застыло почти под ногами огромное двуногое, двурукое, хвостатое чудище с четырьмя рогами на голом черепе, но тут же очертания его изменились зелёная змея извивалась на его месте, огромная змея, с когтистыми лапами-плавниками, пастью дракона и тремя глазами-щелками, но и она истаяла, обрела новые формы — крылатого червя с конечностями-щупальцами… опять стала чудищем, но уже с шестью рогами. Всё мельтешило, извивалось, наползало друг на друга. Ивану поневоле вспомнились Чертоги с их змеиным болотом. Только люди оставались неизменными — их рвали в клочья, жгли, терзали, рубили на части. Но тут же раны зарастали новой плотью, конечности приставали к телам, и всё начиналось с начала. Иван не выдержал, поднял голову.

— Ну как, впечатляет? — поинтересовался Авварон. Иван промолчал. Он вспомнил тех несчастных, бестелесных, с глазами, полными отчаяния, что попадались ему не раз в Пристанище. Кто они? Нет ли тут связи? Почему столько муки было в их глазах?

— Ты верно мыслишь, Иван! Временами мы выпускаем души или фантомы наших гостей, хе-хе, сюда в Пристанище, иногда в Осевое измерение, а иногда в вашу Вселенную. Но не думай о них!

В голове сверкнуло: как это не думай?! а Света?! ведь она в Осевом, он видел её там, и ничто не смогло вытравить из его памяти встречу с ней, это было ужасно, жутко, невообразимо жутко. Но это было.

— Да, Иван. Так уж устроено Мироздание. Ваши приходят к нам. А наши бывают у вас. Это началось давно, когда Силы Созидания, не зная и не ведая, что творят, пробудили душу и мозг в одном из земных животных. Разделение пошло почти сразу. Одни ринулись по пути, который им указал тот, кого принято называть Творцом, другие вняли нашим голосам. Их мозг стал обретать новые формы, не доступные землянам, это была новая раса — раса дьяволочеловеческая! Ваши врачи и ученые называли этих новых существ по-всякому — психически больными, дегенератами, вырожденцами, патологическими типами. А ещё раньше инквизиторы выжигали их с тела Земли каленым железом.

Но нуги дьявола неисповедимы, остановить его трудно, Иван! Церковь и инквизиция ничего не смогли сделать. Новых людей с каждым годом становилось всё больше и больше, они проникали повсюду, они занимали ведущие места во всех областях и отраслях. И даже самые честные и совестливые ваши врачи, психиатры боялись сказать правду — что эти люди по вашим меркам больны, что они выродки-дегенераты, что они маньяки и патологические безумцы. Ты должен знать, наша власть воцарилась на Земле, когда раса дьяволочеловеческая сокрушила оплот веры в Творца, когда она пришла к власти в твоей России, когда её поддержали дьяволочеловеки всего мира! Это был первый этап нашей победы. Нет, Иван! Победили ещё не мы! Нам самим не было доступа в ваш мир.

И нет его сейчас. Пока нет. Но победили наши создания, наши выкормыши. И это многого стоит!

— А они сами знают, кто они? — спросил Иван.

— Знают только единицы, в подавляющее большинство просто заложен код саморазрушения и разрушения всего вокруг. Разрушения, растления, развращения, разгрома, раздела, всяких революций, переустройств и перестроек. Мы властвуем в вашем мире руками и мозгами этих людей, хе-хе!

Но это уже не люди, Иван! Когда придем мы — мы сами! — им не останется места в вашей Вселенной. И вам там места не останется! Наш мир старше, сложнее, сильнее. Он имеет все права на существование. Сильнейший пожирает слабейшего. Наш мир пожрет низшие миры, в том числе и ваш, Иван.

— Это мы ещё поглядим, — вставил Иван, не очень уверенно. Он знал, что обречён, что спасения не будет, но он не собирался вымаливать жизнь.

Ему только было до нестерпимой боли жалко Аленку, жалко их неродившегося сына, жалко землян, которые ничего не знали, и, самое главное, ничего не хотели знать!

— Вот тут ты прав, Иван! — Колдун опять ощерился в улыбке. — Ваши земляне попросту недочеловеки, они не хотят знать ничего, они погрязли в собственной гордыне, они возомнили себя всемогущими… черви! Даже если я явлюсь на Землю, они не поверят мне, как не верил ты, Иван! Но ты избранный — ты узнал то, чего не знает никто в вашем мире. Очень многие бы отдали и жизнь и душу, чтобы узнать открывшееся тебе. Даже нашим верным слугам не дано знать этого. Но, как ты догадываешься, за всё надо платить, Иван! Час расплаты пришёл.

— Погоди! — Ивану хотелось хоть перед смертью выведать кое-что, разобраться во всей этой чертовщине. — Погоди! Значит, существует три основных мира-пространства, если я тебя понял. Наша Вселенная, Пристанище и ваша Преисподняя, так? А всё остальное — это подпространства, ярусы, уровни, миры-гирлянды, сферы-веретена, слои и так далее, это всё элементы трёх основных миров, так?

— В бескрайнем Мироздании, Иван, всё, что ты назвал, выглядит простенькой, сколоченной ремесленником трехъярусной этажеркой. Но Мироздания тебе не дано понять, так же как и самой этажерки, ибо ты не видишь сокрытого. Не морочь себе голову! Можно знать устройство Мироздания, но не знать, где расположена крохотная дверца. И тут могут сравняться ничтожный червь, ползущий по плоскости, такой, как ты, и могущественный властелин, которому открыты тайны миров…

— Такой, как ты? — вставил Иван.

— Да, такой, как я! Мы находим дверцы Мироздания. И мы нашли ещё одну, Иван. Ты помог нам. Мы войдем на Землю через Систему. Когда ты перечислял известные тебе миры, ты почему-то позабыл про неё. Или ты умолчал умышленно? Сейчас это безразлично, Иван. Система — это четвёртый мир. Мы многое знаем о нем. Но и туда доступ для нас был закрыт. Ну хватит… тебе пора!

Иван попробовал вырваться. Охранники удержали его. Хрустальный пол постепенно утратил прозрачность, снова стал чёрным, скрывающим потаенные глубины.

— Ещё один вопрос! — выкрикнул Иван. — Ведь для тебя время ничего не значит. Ты сам говорил, что можешь ждать вечно.

— Хорошо, Спрашивай!

— Полигон проектировали и создавали ваши?

— Да, именно поэтому обитатели Пристанища и зовут их Первозургами.

Полигон выносили и воплотили именно те, кого у вас тайно, скрытно называют выродками-дегенератами, представители расы дьяволочеловеков. Они не знали, для чего они это делали. Им казалось, что лишь жажда новых знаний движет ими, научное любопытство… но это мы вели их по пути, проложенному нами!

— А как же тот, кого вы собираетесь убрать?

— Исключения бывают везде. Но и он ведь, когда создавал Полигон, работал на нас. Он чудом ушёл от нас. Но его время закончилось, Иван.

— Значит, и Сверхпрограмма по его уничтожению создавалась и закладывалась вами?

— Слишком много вопросов! — судороги недовольства тронули чудовищный лик.

— И последнее! Секретные работы по спецпроекту в потусторонних мирах, ты должен знать о них, что это?

— Хе-хе-хе!!! — Авварон рассмеялся. — Я должен сказать тебе, Иван, то, что там, на Земле, замышляют против нас, оригинально! Тебе это знать не нужно. Одно скажу, больше половины ваших секретчиков уже работают на нас, Иван. Когда же ты поймешь, что с нами нельзя тягаться? Когда ты поймешь, что разрушение — это основной закон Мироздания?! Всё, что было когда-то создано, будет и разрушено, Иван! Мы — это не просто нечистая сила, потусторонние миры. Мы — это разрушение миров созданных, мы — это дегенерация, вырождение, распад, тление, уничтожение. Если исходить из привычной для тебя логики, Силы Света — это жизнь, здоровье, созидание это Бог! А Силы Тьмы — это смерть, болезнь, разрушение — то есть дьявол! Но мы смотрим иначе. Вы созданы для того, и только для того, чтобы мы могли вас сокрушить, разрушить, уничтожить! Хотите вы этого или нет, но рано или поздно победим мы! Всё, Иван. Прощай!

С последним словом Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного поднял над головой Кристалл и жутко осклабился. И именно сейчас Иван понял — всё, что говорил этот посланец Тьмы, правда. И именно поэтому тратятся триллионы на закрытый проект, именно поэтому человечество никак не может наладить свою жизнь и, несмотря на то, что у него есть всё, чтобы процветать, чтобы всем жить в счастье, просвещении, достатке, на Земле и в Федерации по-прежнему льется кровь, творится насилие, царят ложь, обман, подлость, безверие, дьявольщина. Раса! Раса дьяволочеловеков, ведущая Землю по пути в Преисподнюю! Да, это так, это именно так!

Первозург наивный материалист, ему бы жить в наивном двадцатом веке! Тьма, дотоле заключенная где-то в полуреальной преисподней, доселе переполнявшая лишь мозги и души выродков-дегенератов, сатанистов, ведьм и колдунов, вот-вот выплеснет чёрным водопадом на Землю. И всё! И больше не будет ничего: ни улыбок, ни цветов, ни долгой беседы по вечерам, ни лёгких облаков в бездонном небе… ничего. Иван не думал о том, что он скоро умрет, что в этом идиотском Пристанище, где никто никогда не умирает, а только воплощается в кого-то или перевоплощается, он станет первой воистину смертной жертвой. Нет, он не думал об этом, хота любил жизнь и был готов цепляться за неё до последнего глотка воздуха; Он думал, что станет не просто жертвой, а первой жертвой, первым звеном в страшной кровавой цепи, которой Смерть захлестнет земную цивилизацию. И в предчувствии этого запредельного вселенского Апокалипсиса его «я» превращалось в бесконечно малую величину.

И всё же Иван решил держаться до конца.

Иди, и да будь благословен!

Нет, не быть ему благословенным, ибо презрел он предначертание, нарушил заветы, стал исполнителем воли Темных Сил. Да, пусть вольно, пусть невольно, но он им помог. Чёрное Благо?! У него осталось совсем мало времени, чтобы искупить свою вину. У него почти не осталось для того возможностей, «…да не придёт он в этот мир мстителем… или я прокляну его…» Как понимать эти слова?! Почему от него отказались те, кто должен был вести его во тьме, указывать дорогу и хранить его? Потому и отказались, что отрекся от них — отрекся не словом, а делом.

Иван почувствовал, как стальными обручами сдавили его предплечья костлявые лапы охранников. Но он ещё стоял перед огромным ухмыляющимся Аввароном. Он смотрел прямо в чёрные страшные глаза, в которых не было зрачков, но была зато тьма, ужас, безумие. И он знал — это последний шанс.

Если у него ничего не выйдет, он погубит себя, Первозурга, Аленку с их сыном, всех заложников в Пристанище, Землю, Земную Федерацию, а заодно с ней и все иные цивилизации Вселенной. Он не имел права на ошибку. Боль в предплечьях усиливалась. Он уже был не просто Иваном, он был седым высохшим стариком, отдавшим последние годы жизни, но превратившим себя в алмазную палицу Индры. И потому охранники, шипастые, гребнеголовые, оскаленные, клацающие чёрными зубами, не могли его сдвинуть с места. Он был сильнее их!

Боковым зрением он видел, как огромные сморщенные лапы Авварона с сатанинской силой сжимали костяные подлокотники кресла, как царапали мраморный пол его птичьи когтистые лапы. Но смотрел только в глаза только в эту тьму, ужас и безумие. Он отделялся от собственного тела, покидал его — и входил в чёрного колдуна, в его непостижимый мозг, в его сознание, рассеянное по нескольким измерениям, он погружался в этот дьявольский мрак, переполненный злобой, ненавистью, манией разрушения, нечеловеческим коварством. Он превращался во внепространственную, сверхреальную иглу чёрного бога первославян-ариев Кришны. И препятствовать движению этой иглы не мог ни Белый Свет, ни Чёрный Мир. Теперь Иван был вне времени, вне мировой всё же на кончике иглы Кришны он нес всего себя со своими собственными сознанием, подсознанием и сверхсознанием, с программами и сверхпрограммами, с памятью и забытьем. Его душа леденела от чудовищного погружения в потусторонний мрак, она была готова сорваться с кончика иглы и уйти в пропасть, кануть в вечную пустоту.

Но Иван держал её. Его окостеневшее тело оставалось в зале, оно было недвижным несмотря на отчаянные усилия уже не двух, а шести стражников, тело было заговоренным, и нечисть ничего не могла поделать с ним. Но глаза всё передавали в мозг, сосредоточенный на кончике иглы Кришны. Иван видел, как искажается гримасами боли, страха и непонимания искореженная морда демона Авварона, как ломают подлокотники его лапы, как течёт чёрная слюна с вислого подбородка на сутану-балахон, как пузырится пена в уголках бескровных жёлтых губ. Он входил всё глубже и глубже. Он уже был не тем Иваном, что стоял в зале, он был сверхчеловеком, почти божеством, он был орудием в руках Бога… И потому, когда отголоски первой программы пробудились в нём, заставляя замереть, прекратить движение, когда адская боль пронзила его сверхчувственное «я», Иван даже не приостановил своего погружения, он лишь усилием воли навсегда добил программу, задавил её, растоптал и выбросил из своего сверхсознания — он боролся с ней столько времени, что стал сильнее её, и она не выдержала на последнем этапе борьбы, да, они просчитались, они не знали, с кем имеют дело! Сейчас его окружало столь жуткое и чуждое, что все видимые, реально живущие па разным уголкам Вселенной чудища казались в сравнении божьими коровками и мотыльками. Он не ожидал встретить в мозгу демона такую Тьму! Он знал, что ещё немного — и он никогда не вырвется из Её плена. И потому, достигнув ядра, изливавшего Чёрный Свет, он полностью блокировал своё сверхсознание, за исключением крохотного участочка, он спустил с цепи Сверхпрограмму, он рисковал, он мог ошибиться, разрушить себя самого. Но он чувствовал, что некая Сила помогает ему! И это окрыляло! — Это давало второе, третье, четвёртое дыхание. Да, он смог, он сумел — Сверхпрограмма цепным псом сорвалась с привязи, обожгла покидаемый мозг своей скрытой силой, яростью, убийственностью — и нырнула во Тьму.

Иван чувствовал, что нет никакой мочи ждать, что надо выходить немедленно! срочно! во что бы то ни стало! Он был в упадке, на грани… и всё же он пробивался к Свету. Периферийными рецепторами он ощущал, как Сверхпрограмма въедается в Черноту, как она разгрызает мозг демона-колдуна.

Глаза открывали ему извне картину: усыхает, съеживается гигантское тело, пропадает в складках непомерного балахона-сутаны. Уже не видно лица, рук, птичьих лап…

Иван вырвался в Свет. Вернулся в своё тело. И упал — никто его не поддерживал. Охранников не было — то ли они разбежались при виде смерти своего хозяина, то ли их вообще уже не было, ведь они могли составлять с демоном Аввароном одна целое, быть его внешними ипостасями. Иван рухнул понимая, что он победил Авварона. Впервые победил этого духа зла и подлости, коварства и ненависти, за все годы, что он провёл в Пристанище, что был с ним в одних мирах.

Он лежал, уткнувшись головой в нижнюю ступеньку — и прямо перед его почти незрячими глазами лежала его же седая, уже с желтизной, большая прядь, она выпала от старости, от невероятной дряхлости. А ещё рядом лежала его же рука — но это была рука скелета, рука мумии. Он выжал из себя всё!

Он отдал всё! Теперь он мог умереть. Складки тяжеленного балахона-сутаны сползли вниз. И из-под них выпало что-то маленькое, похожее одновременно на чёрную куклу и трупик крохотной обезьянки. Иван пригляделся — это был сморщенный, совершенно голый и мёртвый Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного. Это было всё, что осталось от посланца потустороннего мира в Пристанище. Нет…

с другого конца ступенек, из-под балахона вдруг выскользнул голый розовый червь с прозрачной головой и горящими красными глазками. Червь был еле живой, он изворачивался, свивался в кольца, но двигался еле-еле, Иван хотел встать, чтобы раздавить червя. Но не смог. И тот скрылся в молочной белизне, у далёких и в то же время близких стен с чёрными нишами.

Он не ощущал себя победителем. Он умирал. Опять над его запрокинутым лицом плыло бездонное небо, опять дул ветер и шумел в вышине листвою, опять батюшка, старик-священник вел с ним долгую, бесконечную беседу, а облака сплетались в фигуры и с неба звучало попеременно: «…будь благословен… прокляну его… будь благословен… прокляну!» Сердце билось с перебоями, надолго замирая, умолкая. Да, он прожил отмеренное ему, он выжал себя до капельки, и нет больше сил даже встать на колени, перевернуться, поднять руку. А батюшка упрямо твердил: «Иван, идущий в Космос, отдает свою душу в лапы сил неведомых и страшных, он выходит из-под покровительства Церкви, он выходит из-под крыла Господня, и судьба его пропитана горечью полыни, нет ему отдохновения, нет спокойствия и опоры, он сам вырывает Землю из-под себя, так с кем же его сравнить можно? Идти в неведомое дозволительно, лишь испросив благословения Божьего…» И перекрывал голос батюшки благовест, разлетался окоемным звоном в неведомые дали, и звучало торжественно и тихо: «Иди! И да будь благословен!» Иван вспомнил всё. Его благословил на подвиг Первосвященник Земли Русской, Патриарх Всея Руси. Как давно это было. Разве он не утратил ещё того благословения?! Или он уже отвергнут, проклят? Он провёл высохшей легкой ладонью по груди — крест теплился на ней. Это маленькое чудо! Это сейчас главное! Ибо не отвергли и не прокляли несмотря на всю кровь, которую он пролил, несмотря на все предательства, которые он совершил, несмотря на слабость его и гордыню, тщету и бездушие, уныние и безумную ярость. Он ещё жив. Это хорошо… Иван снова бросил взгляд на трупик Авварона. Тот стал совсем чёрным, будто обугленным, и маленьким, скрюченным, жалким. Сверхпрограмма уничтожила демона-колдуна. Так может быть, это и входило в задачи «серьёзных» людей? Может, они спасали человечество?! Пусть его, Ивановой жизнью, но всё же человечество, все сорок восемь миллиардов?! Тогда их трудно обвинить в чём-то. Если это так… можно умереть! И всё же сомнение мешало Ивану смежить глаза. Нет!

Что-то здесь нечисто!

— Будьте вы прокляты! — выдавил он, внезапно осознав, что всё не так, что всё значительно страшнее, хуже, подлее. — Ничего не выйдет у вас!

Из последних сил он взобрался на ступень, потом на другую… Здесь!

Должно быть здесь! Он долго рылся в складках тяжёлой сутаны. Изнемогал.

Падал в неё лицом, задыхался, терял сознание… Но он нашёл то, что искал.

Кристалл! Надо его уничтожить! Но как?! Иван сунул жёлтый кристалл за пазуху. Он не должен никому достаться! Никогда! Ни при каких обстоятельствах! Сознание покинуло его.

«…Иван! …Иван! …очнись!» — стучал тихий голос в виске. Невозможно было понять, что это за голос. Сон? Наваждение?

Иван застонал.

«Потерпи! Сейчас будет легче!».

Иван открыл глаза. Шевельнул рукой. Нет, он не умер, рука слушается его. Он приподнялся на локтях, сел, огляделся — пустынный зал, чёрная кукла под ступенями, серый тяжёлый балахон. Да, это всё не сон. Это было!

Он встал да ноги.

«Иван! Я с тобой! Я в тебе! — в голове звучал голос Первозурга. Иван! У нас слишком мало времени! Надо спешить!»

— Куда? — вслух спросил Иван.

«На Землю!»

— Из Пристанища нет выхода! — изрек Иван мрачно. И прижал руку к рубахе, под которой лежал кристалл. «Ты забыл, о чём мы толковали с тобою?!»

— Нет! Я всё помню, — признался Иван, — вы тогда были вежливее, хотя мне и не нравилось это ваше обращение — молодой человек!

«Я в тебе, Иван! Это я даю тебе силы, ты понимаешь?! Я говорил, что мне нет выхода из Пристанища, что с Полигона мне не уйти. Это так. Но я могу его покинуть в чужом мозгу. В твоем мозгу, Иван! Неужели ты не понял тогда намека! Это твой и мой шанс! Но нам надо убираться немедленно, иначе, смерть. Они нас не выпустят. Ты слишком долго был в забытьи, целых три минуты. Теперь у нас осталось не больше пяти. Я знаю все ходы и выходы. Я буду вести тебя. Ну же, Иван, вперёд!».

— Мне надо к Алене! — твёрдо сказал. Иван.

«Твое тело безжизненно! Я вливаю в него силы. Этого надолго не хватит. Надо спешить. Звездолет, Иван! Он спасет нас! Скорее в звездолет! Справа — четвёртая ниша. Бегом к ней».

Иван неторопливо пошёл к нише. Он знал, что Первозург не обманывает.

Но у него было своё мнение.

— Звездолет останется здесь! — сказал он. — Пока жива Алена, он будет её убежищем и крепостью.

«Это глупо, Иван! Она будет в целости и невредимости, ячейка сохранит её! Ты что, забыл, что без меня не сможешь сделать и шага? Вперед!» Иван остановился.

— Хорошо, я умру здесь, — сказал он.

«Нет! Только не это! — Первозург был явно встревожен. Да и кому, как не ему, было знать обстановку. — Будь по-твоему. Иди в нишу!»

Иван шагнул во тьму. И его понесло куда-то. Это был переходной шлюз, а может, и кое-что похлеще. «Они уже хватились тебя! Они идут следом!

Если они прознают, что я в тебе, Иван, они сделают невозможное, но уничтожат тебя. Понимаешь? Теперь только ты, только ты… Стой! Три шага вперёд. Видишь зеркальную дверь? Открывай. Бери, бери, это твой лучемёт! Он может пригодиться! Вправо! Ещё шесть шагов. Всё, Иван, я перестаю говорить, я беру управление твоим телом в свои руки… иначе смерть!!!»

Иван ощутил, как его повлекло за другую дверь, прозрачную и полую, он бегом пронесся по пустынному залу, заставленному непонятными, во впечатляющими машинами, приборами. И уткнулся в ещё одну Черную нишу.

Здесь! Именно здесь! Он уже знал! Сейф. Три оборота. Движение вверх. Два назад. Влево, вниз. Один. Семь. Червонная луна. Три отпора! Из тьмы шкафчика на него уставился голубой глазок.

— Опять подвох? — спросил вслух Иван, вспоминая «ячейку», которую ему дал Авварон.

Первозург не ответил. Иван сунул шарик в карман. Три шага влево.

Здесь. — Он представил пропасть. Пустоту. И перед ним мгновенно возник кусок «хрустального льда». Вниз! Иван на ходу дал залп из лучемёта что-то огромное и страшное навалилось на дыру сверху, распласталось, потекло вниз жижей. Опоздали! Он прикончил этого монстра! Он успел раньше! «Молодец, Иван! — прогремело в голове. — Не оплошай!»

Его швырнуло обо что-то. В глазах потемнело. Нет, это темень вокруг.

Это Спящий Мир! Вот он — огромный шар. Иван бросился бегом к звездолету. По его пятам уже гнались чёрные тени. Рисковать нельзя. Иван не жалел зарядов.

Лучемёт извергал снопы лучистой энергии. Он уничтожал всё движущееся, дышащее, шевелящееся, быстрей! Ещё быстрей! Свет! Снежинки! Иван дал залп — и по глинистой земле растеклась чёрная туша с шестью длиннющими лапами, когти взрыли глубокие борозды; Монстры! Проклятые вурдалаки. Бессмертные, вечно воплощающиеся и перевоплощающиеся упыри! Снежинки. Свет. Его втянуло в звездолет.

— Алена!

— Иван!!!

Она ждала его. Она стояла и тянула руки к нему. В белом лице не было ни кровинки. И всё же он успел!

— Я люблю тебя, Аленка! Безумно люблю! Иван бросился к ней, обнял её, чуть не задушил.

— И я люблю тебя, Иван, — шептала она. — Но что с тобой? Почему ты так постарел? Где ты был?! Что с тобой делали?! Что?! Отвечай?!

Иван не знал, что и ответить. Не время. Ох, не время!

— Я приду, Алена! Ничего не бойся! Я обязательно приду! И будет откат!

Знаешь, что это такое?

— Нет!

— Я буду молодым… или умру! — Иван путался, сбивался. — Нет! Это глупость! Я выживу и вернусь за тобой. Вот!

— Биоячейка?

— Да, свёрнутая ячейка! Ты поняла меня?

— Прямо сейчас?! — в глазах у Алены застыли страх, отчаяние.

Иван поцеловал её крепко, сильно.

— Именно сейчас. Иначе гибель!

«Остались секунды!!! — прогремело в мозгу. — Они со всех сторон! Даже моего умения не хватит! Иван! Мы вышли из Чертогов! Здесь я не всесилен, понимаешь! Быстрей!»

— Хорошо! Я всё поняла, Иван! Ты придешь за мной. Я буду ждать!

Поцелуй меня ещё раз!

Иван надолго приник к ней — прекрасной Алене, безумно совершенной, лучшей из всех женщин тридцать первого века, да и предыдущих тоже. Ну почему он не может остаться с ней?! Почему?!

— Я приду за вами!

Она улыбнулась ему. Эта улыбка окрылила Ивана. Она не прощалась с ним.

Нет! Они встретятся! Обязательно встретятся!

Алена приложила голубой шарик ко лбу. Застыла.

— Уходи, Иван. И помни — я… нет, мы ждем тебя! По всему её безмерно прекрасному телу разлилось голубое свечение. Полупрозрачная дымка скрыла Алену. И стала медленно поднимать вверх.

Так надо! Так надо! — твердил себе Иван.

«Бежим! Скорей!» — бил в мозгу голос Первозурга.

— Сейчас. Погоди!

Иван дождался, пока голубое объёмное ложе, принявшее в себя его любимую, не застыло на высоте четырёх-пяти метров. Да, она будет лежать в этом вековечном прозрачном гробу. Будет ждать его. А он… А ему, чтобы вернуться, надо уйти!

— До свидания, Аленка! — прошептал он.

И круто развернулся.

Теперь Первозург снова вел его тело. Бегом. Бегом! Край зала. Шар.

Ивана бросило на шар. Он распластался на нем. И тут же оказался внутри.

«Капсула! — голос проник в глубь сознания. — Представляй капсулу. Я знаю, где она, но надо выйти точно, без промашки!» Это Д-статор! Но Первозург всё перепутал. В капсулу они не попадут. Она заблокирована. Нет! Нужен бот, десантный бот! Иван знал, что делал, когда не подчинился Программе в первый раз, именно ради вот этой минуты он вытерпел тогда адские боли. Бот. Бот!

Бот!!!

Его бросило в какие-то колючие заросли так, что рука, сжимавшая лучемёт, чуть не хрустнула. Чёрт побери! Иван вскочил на ноги. Прямо! Надо бежать прямо! Он продирался сквозь живые, шевелящиеся лианы, рвался вперёд… и ощущал, как цепенеет его мозг. Да они не гонятся за ним, вовсе нет! Они прощупывают гипнолокаторами те места, где он должен быть, они давят его волю, его сознание. Это хуже, в сто крат хуже. «Мы погибли! — снова взвыл внутри мозга Первозург. — Это конец!»

— Нет! Это не конец!

Иван вскинул лучемёт — три залпа подряд прожгли насквозь переплетающиеся кроны чудовищных деревьев. Вниз рухнул шестикрылый дракон — рухнул, ломая всё на своем пути, сокрушая деревья, сбивая сучья, разрывая живые лианы.

— Вот он!

Из-за мохнатой трубчатой поверхности высветился серебристый, местами матово-чёрный бок десантного бота — последнего пристанища десантников-смертников.

— Прощай, проклятая планета Навей! — заорал Иван словно безумный. Проща-а-а-ай!!!

Первозург, один из главных создателей чудовищного заколдованного мира, один из Первотворцов Пристанища, провёл его той дорогой, на которую сам Иван мог потратить бы и всю жизнь, и тысячу тысячей жизней…

— Проща-а-а-а-ай!!!

Иван вспрыгнул на рефлектор-приёмник бота. Оглянулся. Отшвырнул от себя лучемёт.

Он не заметил, как что-то маленькое, плотное выскользнуло из-под его разодранной обветшалой маскировочной рубахи и исчезло в густой живой траве.

Эпилог ЧЁРНОЕ ЗАКЛЯТЬЕ

Чудовища порождают чудовищ. Лишь в романтических сказках в телах монстров живут прекрасные и добрые души. Но жизнь не сказка, в жизни всё проще, страшнее и чернее, ибо огонек свечи на малые крохи раздвигает безграничную тьму, и то, еле заметное, пространство света несопоставимо с океаном мрака.

Мрак порождает чудовищ, во мраке они живут своей непостижимой для человека жизнью, во мраке они пожирают друг друга, во мраке уходят в небытие. Из мрака они выползают на свет, вселяя смертный ужас в сердца тех, кто рожден при свечах, в их непостоянном и таком недолгом свете.

Чёрная бесконечная Пропасть, Вселенский Океан Тьмы, жуткое, непредставимое сплетение миллиардов черных миров и антимиров, пространств и антипространств, Вечное Падение в пасть Смерти. — И крохотный огонек, еле теплящийся в незримой ладони Того, кого человек в своих неуклюжих попытках постичь мир нарек Творцом. Тьма и Свет. Триллионы триллионов в триллионной степени мегатонн свинцовой беспощадной Тьмы — безмерная, всесокрушающая тяжесть Черной Пустоты… И слабенький, нежный, еле пробивающийся из неосязаемой почвы росток. Так почему же он выдерживает адское запредельное давление, которое невозможно даже выразить цифрами и числами?! Почему почти бесплотный язычок пламени раздвигает свинцовую Тьму? Непостижимая загадка! Кто породил Черную Пропасть? Кто породил Свет? Неужели у них один Создатель?! Не дано человеческому уму объять необъятное, постичь непостижимое. И только приходит как сомнение, терзающее, не дающее покоя, приходит догадка — разные силы создали Тьму и Свет. И что было раньше? Кто сможет твёрдо сказать: сначала была Тьма… Никто! Ибо можно сказать и так: сначала был Свет! Но порожденная в нём Тьма, малый очаг Зла, Пустоты, Разрушения, безумия начал разгораться, разрастаться, пожирая Свет, убивая Его, поглощая — и разлилась Тьма по всему Мирозданию. Чудовища, порожденные во Тьме, пожрали Свет. И изрекли: для того и был Свет, чтобы его погасить! Для того и родилось в мире Чёрное Благо, чтобы упрочить власть Тьмы… Горе безумцам, ползущим по грани меж Светом и Тьмою! Нет им спасения ни там, ни здесь. Есть лишь вечные муки, и есть предел, за которым всё та же Тьма.

Тьма, властвующая в Потустороннем Мироздании — Тьма, которая в миллионы крат страшнее и чернее Вселенской Тьмы, чудовищнее Черной Пустоты, Черной Пропасти. Тьма, которая владычествует над самою Смертью… Что знает слабый человек, порожденный при сумеречном свете свечей, о запредельном адском Мраке Преисподней, о Чёрных Силах, обитающих в ней? Ничего! Что может знать его призрачный тленный ум о Глубинах, которые лежат за всеми пространствами и подпространствами, за всеми измерениями и уровнями всех вселенных Мироздания?! Ничего! Но знает рожденный при свете, что есть Тьма, более страшная, чем Тьма Вселенская. И знание это порождает в нём слабость. Да, слаб от рождения человек, всецело зависящий от недолгого тления свечи, слаб сам но себе. И слаб своим знанием… но ползет он в Океан Тьмы, преодолевая Страх и Ужас. Ползет, раздвигая границы Света. И оттого ненавистен он обитателям Чёрного Океана. Он — слабый, немощный, не ведающий Мироздания — ползет встречь полчищам чудовищ, порожденных чудовищами. Ползет, не зная, что Незримые Глубины Преисподней, Чёрного Подмирного Мира, Внепространственной Вселенной Ужаса готовы поглотить всё: и крохотный огонек Света, и Черную бездонную Пропасть со всеми её чудовищами, со всеми мирами, падающими в неё, со всеми Вселенными и Антивселенными, с ним самим, ползущим по неведомой дороге в неведомом направлении неведомо куда.

Не постичь человеку во веки веков, кто создал Свет и Мрак, кто сотворил всё видимое и невидимое во всех мирах и пространствах. Но в высших сферах своего сверхсознания пусть не всё, пусть один из миллиардов, имеющих разум, смутно видят Черту, проведенную Создателем. Черту, ограждающую все миры, существующие и несуществующие, от Чёрного Мира, защищающую от вторжения из него Сил Ужаса. Хранит та Святая Черта слабый огонек Света, ограждает его. Но не в дальних мирах пролегает она, не в иных измерениях и глубинных пространствах, не в запредельных вселенных. Проходит Черта по душам человеческим — бессмертным, но слабым, мятущимся, ищущим, готовящимся к вечности. И не выдерживают Испытания одни — срываются под неё, во Мрак. И воспаряют к Свету иные. Но живущие несут Её. И только в них Она — Охранительница Мира Света и Добра. Только в них!

Иван долго смотрел прямо перед собой, не мигая и не щуря подслеповатых глаз. Наконец сказал:

— Мы предали их!

«Кого?» — поинтересовался Первозург, затаившийся в мозгу старика.

— Заложников, тех, кого эта ублюдочная сволочь называла биомассой, сырьем, консервантами. Мы подло предали их!

Первозург не стал спорить.

«Ты разберешься во всем, когда вернешься сюда, Иван», — еле слышно прошептал он.

Иван включил полную прозрачность. И завис над непостижимым колдовским миром. Двести шестьдесят — лун просвечивали сквозь восемнадцать пересекающихся, наплывающих друг на друга исполинских колец, охватывающих уродливую планету под всеми углами. Из незримых жерл били вверх и окутывали желтым паром всё системное пространство ядовитые испарения. Он был внутри.

И снаружи. Чудовищное чрево планеты Навей угрожающе лилового цвета, переходящего в мрачную зелень, тянулось к десантному боту, к самому Ивану живыми мохнатыми щупальцами. Было их много, ужасающе много. Они вырывались из дыры-кратера и одновременно плыли меж беснующимися планетарными кольцами. Они ускользали из лап жестокой планеты, которая заключала в себе Дичайшее переплетение свёрнутых пространств и миров.

Шевелящиеся полипы чёрными влажными шарами-зрачками следили за беглецами.

Слепленная из живой пульсирующей плоти колоссальная труба-аорта сопротивлялась их движению, она пыталась заглотнуть бот, переварить его, загнать обратно в мохнатое лиловое чрево… Но ничто во Вселенной не могло остановить эту машину. Они вырывались из проклятого мира, они пробивали зримые и незримые барьеры Пристанища. Но там, внизу и внутри, оставались люди. Там оставалась Алена. И их нерожденный пока сын — он тоже оставался там.

Иван горько усмехнулся — доживет ли он до рождения своего сына?

Доживет ли он… до встречи с капсулой? Без неё, без возвратников не будет отката. — А значит, ничего больше не будет.

«Я вновь увижу Землю! — неожиданно сказал Первозург. — Не верится!

Сорок миллионов лет, о-о, как это много!» — Иван смотрел в край обшивки, который по его мыслеприказу превратился в зеркальную поверхность, и сам себе казался миллионолетним стариком: измождённый, высохший, не человек, а мумия, мутные старческие глаза, дряблая кожа в рыжих пятнах, истрепанная и полувыпавшая, седая как лунь борода, клочь оставшихся длинных волос. Пристанище погубило его. Он прожил в Пристанище всю свою жизнь. И теперь он бежит из него!

Капсула! Где же ты, капсула! Руки планеты Навей, эти разреженные беснующиеся протуберанцы тянулись за ними, хватали их, царапали своими когтями обшивку бота, соскальзывали… нет, взбесившиеся вурдалаки не могли теперь ничегошеньки с ними поделать! Они не имели выхода с Полигона, ставшего Черной Язвой Вселенной. Они были заключены в непостижимой планете Навей как джин в бутылке. И всё Чёрное Зло преисподней не могло им дать сил, ибо законы пространственных связей были сильнее и не открылся ещё Сквозной Канал из мира мертвых в мир живых. Бот стремительно ускользал из смертных Объятий Пристанища.

— Что ты станешь делать, когда мы придем на Землю? — спросил Иван у Первозурга. — Я готов тебе помогать, как ты помогал мне. И всё же…

«И всё же тебе не хотелось бы, чтоб я задерживался в твоем мозгу слишком долго?»

— Да! — упрямо ответил Иван.

Первозург промолчал. Чувствовалось, что ему нелегко в этой новой своей роли. Кто он теперь? Придаток? Ничто в чужой плоти? Вот так запросто превратиться, из властелина половины Пристанища в приживалу. Да, это непросто перенести.

«Я воплощусь в первое же существо, которое мы встретим, Иван», — сказал он после молчания.

— А захочет ли оно этого?

«Мы не будем его спрашивать, Иван!»

— Нет! На Земле другие законы. Ты слишком долго жил в Пристанище.

Ивана клонило в сон. Он был слаб, слишком слаб. Если бы не Первозург, он бы давно умер, ещё там в зале, на ступенях. Старец отдавал ему свои бесконечные силы. Старец умел жить. Он в основном и занимался этим все сорок миллионов лет странствия Пристанища в иных мирах. Он научился выживать в любых обстоятельствах воплощаться, перевоплощаться, выскальзывать из умирающего или уже умершего тела и впиваться в новое, въедаться в него, захватывать его — и жить! жить!! жить!!

«Хорошо, молодой человек! Я и впрямь темного забылся, не надо учить меня человечности. Я вселюсь в первое же тело, которое нельзя будет воскресить. Я вселюсь в труп И оживлю его своим присутствием. Я уйду из тебя. Но мы ведь будем помогать друг другу?»

— Если нам вообще придётся помогать хоть кому-то, — скептически заметил Иван. Он думал о другом, он думал о «серьёзных» людях. Всё зло, вся ненависть к ним перегорели. Доведись ему вот сейчас столкнуться с ними, он прошел бы мимо, даже не повернул бы в их сторону головы. Плевать, на всё плевать! Почему он должен восстанавливать справедливость в этом несправедливом мире?! Почему он должен спасать человечество? Он устал. И ничего уже не хочет. Дряблые старые руки дрожали. Ноги подгибались, он еле вставал из кресла. Есть сильные, молодые, здоровые, не измученные в жутких передрягах… вот и пусть они спасают кого хотят!

«Иван! Гляди!»

Он разлепил сморщенные веки, всмотрелся в густую тьму Космоса. Мрак.

Пустота. Чёрная пропасть. Ледяная безысходность и расстояния, не оставляющие надежды.

«Гляди!!!»

Иван всмотрелся в черноту. Совсем рядом с системной звездою — Черным Карликом, имевшим по классификатору отвратительно-слащавое название Альфы Циклопа, высвечивалась округлым боком и серебристо-тусклыми ажурными фермами-лапами красавица капсула с почти чёрным алмазно-тонким, бритвенным отражателем. Да, это была она — десантно-боевая всепространственная капсула экстра-класса. Вот теперь они спасены! Иван откинулся на спинку кресла.

Сбавил ход.

Десантный бот подплывал к кораблю-матке. И ему не были нужны никакие команды — он возвращался в родное лоно.

Они были уже совсем рядом, когда лиловая вспышка озарила Пространство, пронзила своим мертвенным светом полупрозрачный бот.

— Нечисть!!! — процедил Иван зло.

Изо всех бортовых орудий, не разбираясь, кто, что, откуда, он дал объёмный двухсотимпульсный залп-очередь. Электронный мозг капсулы, отзываясь на его решение, ударил во все стороны залпами в тысячи крат мощнее. Бушующее пламя объяло Вселенную, пламя, выжигающее всё и вся. Лишь два островка безопасных и тихих оставалось в этом пламени — бот и капсула.

Иван не собирался рисковать. Он был готов отбить любую атаку. И он отбивал её. Боевые установки бота и капсулы работали на полную мощность, изливая смерть в пустоту.

Но атаки не было.

Океан пламени.

Океан бушующего, адского пламени.

Именно из него выплыло чудовищное высохшее лицо демона Авварона. Это было лицо высохшей, сожженной мумии. На нем жили одни лишь базедово выпученные огромные чёрные глаза, пронизанные кровавыми прожилками. Безумие стояло в этих глазах. Безумие и Ужас.

Иван отключил прозрачность. Но жуткий лик не пропал. Он висел над Иваном. Молча жег его чёрными глазами.

«Это они! — судорожно ударял в виски голос Первозурга. — Это та самая третья силах про которую я тебе говорил, Иван! Надо что-то делать, они погубят нас. Они не дадут нам вырваться! Я не могу им противиться! Они требуют вернуться в Пристанище! Это невозможно, Иван!»

— Да, ты должен вернуться! — прогрохотало в мозгу Ивана голосом Авварона Зурр бан-Турга в Шестом Воплощении Ога Семирожденного, голосом демона Зла.

— Нет! — сказал Иван. — Я не вернусь! И ты можешь не гипнотизировать меня. Ты не справишься со мною, Авварон! Не справишься, потому что тебя нет! Ты внизу, Авварон, ты в Пристанище, ты в Преисподней, Авварон! Там ты всесильный властелин! А здесь лишь твой фантом. И плевать я на него хотел!

— Ты должен вернуться! Ты не выполнил своего обещания! Ты обманул меня! Ты убил моё тело! Ты убил мой мозг в Пристанище! Ты должен вернуться… Ты уже возвращаешься. Повторяй за мной: Пристанище — это всё! Это Вселенная вселенных! Земля — это часть Пристанища! возвращаясь в Него, ты возвращаешься на Землю! ты возвращаешься на Землю! ты возвращаешься на Землю!

— …я возвращаюсь на Землю. Земля — часть Пристанища, — Иван еле шевелил языком. Он ощущал, что всё больше и больше поддается чарам колдуна.

Но не мог пересилить себя.

Он уже терял сознание. И готов был отдать команду о возврате, о спуске на планету Навей, о погружении в её лиловые мохнатые утробы, о возвращении, когда Большой мозг капсулы взял команду на себя.

Всё произошло мгновенно. Десантный бот, приостановившийся под серебристым боком капсулы, нырнул в неё; Чёрное пламя отражателя погасило остатки беснующегося багряного огня… и пропало. Капсула канула в подпространственные структуры. Вместе с ботом, Иваном, пребывающим в забытьи, и Первозургом, приготовившимся к окончательной, последней смерти.

Пробуждение было болезненным. Иван невольно поднёс руку к горлу — ему казалось, что кто-то жестокий и неумолимый душит его, душит безжалостно, на совесть.

Перед глазами почему-то проплыла гиргейская клыкастая рыбина с красными глазами. Проплыла, плотоядно облизнулась мясистым языком, заглянула Ивану в душу. И пропала.

Он лежал в приёмном отсеке на гравиподушке — капсула позаботилась о нем. На серой стене расплывалась мутная серая тень.

Иван протер глаза.

— Ты умрешь лютой, ужасающей смертью! — процедил скрипучий старушечий голос не в уши, и не в мозг, а казалось, прямо в сердце.

— Нет, — машинально ответил Иван. Он ещё не совсем понимал, о чём речь. Но уже чётко знал — уходить нельзя! ни в коем случае нельзя! если капсула и на самом деле вынырнет у Земли — ему смерть! он просто скончается от невероятной дряхлости! он рассыпется в прах! никто ему не поможет, даже Первозург! назад! срочно назад! Прожигающие злобой, налитые кровью глаза старухи-призрака смотрели на него из-под чёрного низко опущенного капюшона. Высохшее тело фурии тряслось, чёрные одежды развевались на ней, хотя в отсеке не было ни дуновения ветерка.

— Ты сдохнешь, Иван! Чудовищна будет смерть твоя! И никакая сила не защитит тебя! Смотри! Смотри мне в глаза!!!

Иван невольно уставился в кровавые зрачки. Он знал, что нельзя этого делать. Но он не мог противостоять напору, этой волне ненависти и злобы, потусторонней злобы. Верхняя губа, растрескавшаяся, покрытая редким рыжим пухом, дрожала, обнажая жёлтые поблёскивающие нечеловеческие зубы. Они клацали в такт каждому слову. Высохшая морщинистая рука с чёрными когтями сжимала деревянную клюку с уродливым надглавием-набалдашником.

— Убирайся! — простонал Иван, пересиливая себя. Он не мог ничего передать Большому мозгу, его сознание цепенело. Он был уже почти за гранью жизни.

— Чёрное заклятье лежит на тебе, Иван! И никогда тебе не вырваться из пут Преисподней! — оглушительный Истерический вой-хохот пронзил уши, кровь потекла по щекам.

Но Иван не останавливался. Он полз в рубку. Проклятия сыпались вслед. Они перемежались с хохотом, безумным воем, сатанинскими сладострастными стонами… и новыми, ещё более страшными проклятиями.

Он полз уже во тьме, ничего не видя.

Когда он перевалился через барьер-порожек рубки, в мозг вонзилась игла: «Стой! стой!! стой!!! Ты идешь к Земле! Ты вот-вот будешь на ней! Не смей возвращаться!!!» Иван скривил губы. Кто?! Он не знал, кто это! Но возвращаться надо, иначе смерть! Он обязан вернуться именно в то место, откуда он начинал — в то место Вселенной возле сектора смерти, где его выбросило ещё тогда — только оттуда возможен откат. Если он вообще возможен.

Капсула сама вернётся. А ему нужен только откат — Иван мысленно трижды назвал Большому мозгу координаты. Туда! Туда!! Это приказ!!!

Сатанинское рычание громом прогремело в спину:

— Ты ещё вернешься! Ты проклят навеки! Планета Навей никогда не отпустит тебя! Смерть — лютая, страшная смерть… Чёрное заклятье! Во веки веков!!!

Иван ударился головой о переборку.

Всё позади.

Он опередил их всех.

Он выиграл!

И как подтверждение в его воспалённом, усталом мозгу тихо прогудело:

— Откат!

Волна тошноты захлестнула горло. И всё пропало.

Он сидел в мягком уютном кресле. Чёрный столик чуть поблескивал своей матовой поверхностью. Кресло было воздушно-упругим. Иргизейский гранит высвечивался чёрным внутренним огнём. Этот странный неземной огонь разливался по сферическому залу, играл лиловыми бликами под зеркально прозрачным, уходящим глубоко вниз гидрополом.

— Этого не может быть! — воскликнул круглолицый человек с перебитым широким носом. Глаза его были широко раскрыты, и в них легко угадывалось… нет, не страх, не отчаянье, а лишь непонятное помутнение.

— Плюсовой бесфактурный сдвиг, — вяло вырвалось из узких губ старика с ясным взором.

Одутловатый в чёрной шапочке на затылке переглянулся с пижоном в запашном старинном костюме и с алмазной заколкой в чёрной парчовой бабочке.

Оба были явно обескуражены.

— Неудачный пуск?

Иван уставился на вопрошающего. — Нет, — сказал он с расстановкой, — всё прошло как нельзя более удачно!

Он положил обе руки на иргизейский столик. Барьера не было.

Вот и славненько, — подумал Иван. Он глядел на свои руки — они были молоды, сильны, упруги. Он всё помнил! Это были руки десантника-смертника, готовящегося к поиску, отправляющегося на задание. Откат! Он выиграл… на этом этапе! И он не дряхлый старец, чудом вырвавшийся из Пристанища, которое имеет только вход. Он помнил всё!

«Не торопись, Иван, не смей поступать опрометчиво, нельзя…» — бубнил в мозгу Первозург, так и не обретший пока нового тела. «Нет, я не поступлю опрометчиво!» — мысленно ответил Иван. Он широко улыбнулся, пожал плечами, вздохнул.

Следующим движением он резко выбросил вперёд свои сильные молодые руки. Смертный сип вырвался из сдавленного горла круглолицего, хрустнули позвонки, струйка крови вытекла из полуоткрытого рта.

«Тебе нравится это тело?» — мысленно вопросил он Первозурга.

Но того уже не было в его мозгу.

Иван отбросил столик к стене. Встал. Прежде, чем он успел открыть рот, все три кресла с ещё живыми членами тайного совета, обрекшего его на смерть, будто по мановению руки провалились в черноту и прозрачность гидропола, спасая сидевших в них. Этого Иван не ожидал. Ох, как они ценят свои жизни!

Он знал, что через секунду в зал ворвется охрана.

Но его это мало беспокоило.

На Земле были дела и поважнее.

Юрий Петухов . Погружение во мрак

Пролог

«И прийдет время наше»

Чудовищное давление, восьмидесятикилометровая толща мрака над головой. Тишина. Верная, изнуряющая тишина. И бледные тени неведомых существ, не имеющих плоти, но имеющих тень. Страх одиночества. Исхода нет, Пути отрезаны. И надо идти до следующей перемычки.

Надо!

Он переставил огромную шаромагнитную ступню и ощутил безумное сопротивление враждебной среды. Надо идти! Эти подонки ползут по следам. Добром от них не избавиться. Бесполезно. Все бесполезно! Он опустил голову – титанопластиконовый сплав на глазах терял ребристссть. Еще две-три минуты – и все! Надо успеть добраться до перемычки. Иначе его сомнет медленно расплющивающимся скафандром. Здесь все не так. Это не Земля. Это Гиргея! Жуткий подводный ад, в котором медленно погибают тысячи каторжников. Он вздрогнул. Почему медленно? Многие гибнут очень быстро, многие гибнут мгновенно – они сами выбирают смерть, предпочитая ее мучительному, растянутому на долгие годы гниению. Они умудряются выйти из-под контроля гидроандроидов-охранников... и навсегда растворяются в многокилометровой толще. Подводные гиргейские рудники! Последний приют смертников.

Он сделал еще шаг. И внезапно ощутил себя жалкой амебой, ползущей по дну свинцового океана. И захотелось вдавиться в это дно, вползти в первую попавшуюся трещинку, норку, зарыться в песок... Какой тут песок! Шаромагнитная ступня шаркнула по каменистому дну – будто по сердцу ножом резануло. Мегагидравлика работала отвратно. Он рвался вперед – всем сердцем, всеми мышцами и жилами. Кололо в боку и безумно стучала кровь в висках. Но семидесятитонный скафандр, казалось, тянул назад, непомерной гирей придавливал к гребнистому камню. Нет! Неправда! Без скафа он не сделал бы и полшага. Вперед!

Датчик у виска пронзительно взвизгнул. Проплывший над плечом бешено вращающийся сфероид, рассыпая снопы лиловых холодных искр, сгинул в темноте. Догнали!

Он не стал оборачиваться. Он и так все видел. Обратный сектор дельта-стопора вогнал в грунт еще три сфероида, пятый ушел вертикально вверх. Подлецы! Он знал, что они подлецы и негодяи, но никак не мог свыкнуться с их подлостью. Ведь осталось совсем немного, несколько метров. Сплав не выдерживал, тяжесть, страшная тяжесть – режет плечи, ноги, холодный металл уже прикасается к затылку. Не останавливаться! Шаг. Еще шаг!

Инфралинзы кругового обзора высвечивали из тьмы тени двоих. Серые приземистые фигуры без плечей и голов, глубинные привидения. Привидения на донниках. Ему бы такой, он давно был бы в шахте! Эх, амеба на тарелочке! Он не мог ответить на выстрелы, скафандр был рабочий, в нем предусматривалась только защита от всяких сюрпризов. Жаль!

Еще немного... чуть-чуть. Он вдруг ощутил, что ноги уходят в скалистый грунт, что он проваливается. Но как-то медленно, словно не по правде, а в тягостном замедленном сне. Два сфероида рикошетом отлетели от многогранного шлема, почти и не коснувшись его. Перемычка! Эх, она была совсем рядом!

Черная плита толщиной не менее трех метров мягко скользнула над головой, закрывая провал. Бесцеремонные стальные руки ухватили его с двух сторон, встряхнули и с нарастающей скоростью поволокли по черному неосвещенному ходу. Он ничего не понимал. И ничего не мог поделать. Он только что ушел от погони. И он схвачен. Кем?!

– Спокойно! – прозвенел внутри шлема металлический голос. – Они сюда не войдут, даже если вход будет открыт.

– Кто вы?! – выкрикнул он.

– Терпение, старина, и ты скоро все разузнаешь!

Что-то знакомое, очень знакомое просквозило в этих словах, выражениях. Он содрогнулся... нет, не может быть.

Шлюз.

Второй шлюз.

Гиперпереборка. Тройной стакан-лифт. Сервошлюз.

Дверь...

Обычная, старинная дверь – трехметровый титанобазальт с прослойками зангейского стеклотана и почти архаическим трехосным штурвалом.

– Разблокировка! – пискнуло в шлеме.

Он не думал долго. Чутье не могло обмануть.

– Блок шестнадцать ультра-два, – команда внутреннему «сторожу» отозвалась комариным зудом – блокировка снята.

И тут же он почувствовал, как стальные руки свинчивают огромный шлем, как герметизационные иглы разваривают спайки швов. Процедура разоблачения и, тем более, облачения всегда вызывала у него раздражение. На все про все понадобилось две с половиной минуты.

Он даже не оглянулся на расчлененный суперскаф. Толкнул рукой дверь. Та заскрипела по-земному, ворчливо и занудно, раскрылась. За ней была еще одна, темного дерева, совсем родная, выглядевшая невозможной на этой адской планете. Она открылась тихо, мягко.

– Заходи, Иван, заходи. Гостем будешь! – приглушенно прозвучало из дальнего угла полутемной комнаты.

Он сделал два шага вперед. Остановился. И все сразу увидел, будто зажглись светильники и разогнали мрак.

– Гуг?!

Да, это был именно он, Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный – постаревший, поседевший, с черными провалами под глазами, но он – отчаянный малый, бывший десантник-смертник, избороздивший пол-Вселенной, бузотер, драчун, пьяница, предводитель банды разбойников, терроризировавших старую и обленившуюся Европу, каторжник, друг и приятель. Гуг стоял, привалившись к обшитой деревом стене, огромный как бронеход, как хомозавр с Ирзига.

Стоял и ухмылялся.

– Это ты, Гуг? – ошалело повторил Иван. Он не ожидал увидеть Хлодрика таким. Шел к нему, шел, преодолевая тысячи преград, рискуя жизнью... но чтобы вот так, здесь, в этой комнате?!

– А ты что, Ванюша, думал, я буду по полной срок мотать в рудниках?! Думал, я там с кайлом?! Ошибаешься, Ваня, и недооцениваешь старых добрых друзей.

Он отлип от стены и, сильно хромая, припадая на свой уродливый протез, подошел вплотную, положил руки на плечи.

– Ну, здорово, Иван! Я знал, что ты придешь!

Гуг чуть не придушил его. Он и в нежностях был динозавром, мастодонтом. Иван еле вырвался из объятий расчувствовавшегося викинга-разбойника.

– Да погоди ты, хребет сломаешь! Ну, Гуг! Ну, каторжник, мать твою! Я, понимаешь, спасать тебя шел, с каторги вызволять, а, выходит, наоборот? Слушай, у меня голова сейчас лопнет, я семь суток не спал, пропади пропадом эта поганая подводная каторга, эта чертова Гиргея! Ты хоть что-нибудь понимаешь. Гуг?!

По небритой и оттого седой щеке Гуга-Игунфельда ползла вздрагивающим шариком слезинка. И на каторге старый космопроходец не утратил своей, вызывавшей смех у десантной братии, сентиментальности.

– Ванюша, хрен с ними со всеми, не забивай себе голову. Отдыхай! Время еще покажет, кто кого спас.

– Ошибаешься! Времени у нас нет, – оборвал его Иван. – Его осталось совсем мало, надо успеть, Гуг!

– Ты всегда был торопыгой, – Гуг печально улыбался, тер щеку. – Поспешишь, Ваня, людей насмешишь, не надо спешить, тут место надежное, они никогда не посмеют сюда сунуться. Это, Ваня, мое логово, понимаешь? Они хорошо меня знают, они не сунутся!

Иван почувствовал вдруг, что он смертельно усталеще немного, и он свалится прямо здесь, под ноги этому ухмыляющемуся хомозавру.

Гуг все понял, щелкнул пальцами – из-за навесной дубовой ниши выкатило огромное мягкое кресло, явно снятое с прогулочного космолайнера, на мыслевводах и с объемной памятью. Он рухнул в него, зная, что подхватит, обволокет, примет самую удобную именно для него форму... да черт с ним! Надо было успеть все сказать, это главное.

– Пока ты здесь прохлаждаешься, я кое-где успел побывать, Гуг.

– Слыхали, – пробурчал гигант. – Система?

– И не только Система, Гуг. Я был еще в одном малоприятном местечке. И кое-что узнал. Дела плохие. Все это может скоро кончиться.

– Что – это?

– Все! Земля. Федерация. Мы с тобой. Все остальные...

– Ты всегда был невыносим, Ваня. Ну зачем эти преувеличения?! Давай-ка лучше выпьем! – невесть откуда в огромной лапище Гуга возникла плоская черная бутылочка. – Фаргадонский ром!

– Брось! Я говорю серьезно!

– Тебя недолечили, Ваня. Я давно говорил, что все они там в реабилитационных центрах халтурщики, их надо сюда, на каторгу, на перевоспитание... А ты, Ваня, всегда плоховато шел на поправку после заданий, я то помню все, старого разбойника и выпивоху не проведешь.

Иван откинул голову назад. И понял, что никто ему не поверит, нечего нести околесицу, надо иначе, надо быть умнее, иначе он все загубит... он всех загубит. Да, это он будет виноват во всем – не Система, не Пристанище, не треклятая планета Навей, а он!

– Гуг! Ты поможешь мне, если я тебя попрошу об этом?

– Да я в лепешку расшибусь, Ванюша, нам только с этой каторги смотаться, нам бы... ты помнишь, сколько миль над нашими головами? – Гуг говорил тихо и полунасмешливо.

– Я тебя спрашиваю серьезно. Буйный, ты понимаешь или нет?! Я лез в этот ад не только для того, чтобы выкрасть тебя с каторги, понимаешь?! Ты мне нужен! И Дил мне нужен! И Хук нужен! У меня больше никого нет на Земле, нет в Федерации! Без вас мне не справиться, понимаешь?! – Иван говорил через силу, превозмогая наваливающуюся на него сонливость. – Короче, Гуг, ты со мной или нет?!

Хлодрик развел огромными руками. И вдруг сказал напрямик:

– Старина, и сюда доходят слухи, вот какое дело, – голос его звучал виновато, – я, конечно, не верю всяким гадам, но поговаривают, Ваня, что ты... что ты...

– Что-я?!

– Что ты свихнулся малость в этой дурацкой Системе, что тебя подобрали на орбите с сильно поехавшей крышей, Ваня. Ну чего ты на меня пялишься? Я говорю, чего слышал... а ты сам врываешься вдруг, после стольких лет, да еще сюда, на каторгу, Ваня, и несешь, прости меня, старого балбеса, несешь жуткую ахинею про то, что скоро все, дескать, кончится повсюду. А ты соображаешь, Ваня, что я сам в ловушке? Я их всех обдурил, обхитрил! Я перебил здесь уймищу вертухаев, я сколотил из кандальников банду, заперся здесь как крот, как обреченный. Они рано или поздно доберутся сюда. И всем нам кранты, Ваня! А ты мне про все человечество. Нехорошо с твоей стороны, Иван, нехорошо и не по-дружески, вот так!

Иван разодрал слипающиеся глаза. Он еле ворочал языком.

– Никуда ты не денешься, Гуг-Игунфеяьд Хлодрик Буйный! Ты не предашь друга, даже если у него поехала крыша. Ладно! Все потом. Я пошел... – Иван провалился во тьму. Ему надо было выспаться. Хотя бы час, два. Все остальное потом.

x x x

Он чудом ушел из комнаты с хрустальным полом. Он даже не подозревал, в какое логово они его заманили. Негодяи! Их души чернее иргизейского черного гранита. И с какой ловкостью они провалились в этот непостижимый пол – обычные, нормальные люди, даже очень состоятельные, не станут до такой степени заботиться о собственной безопасности... дрожать за свои шкуры столь поганой дрожью могут лишь сволочи, преступники. Такой пол стоил целого дворца. И смертный сип из горла круглолицего. Как побелел его широченный перебитый нос! Ивана передернуло от неприязни. И глаза! Они почти мгновенно омертвели... но еще через миг в них засветилась жизнь. Новая жизнь. Это были глаза существа иного, прожившего долгую жизнь, очень долгую. Иван понял тогда же – Первозург не дал подлой душонке круглолицего спокойно отлететь от тела, он вышвырнул ее пинком, выбросил во мрак и стужу, а может, наборот, в адское пламя. И плевать! Первозург знал, что охрана его не тронет, что она даже не заметит подмены. Он не шелохнулся, чтобы помочь Ивану. Плевать!

Его спасло чутье, он шагнул к той двери, откуда должны были появиться вертухаи. Он не дал им опомниться; два кадыка – два удара – два трупа на полу – два широкоствольных боевых лучемета в руках – реки синего огня – оплавленные стены, перила, ступени. Он не знал жалости. Он должен был выжить. Он прошел ад Системы и тронной ад Пристанища не для того, чтобы загнуться на Земле. Он вновь был молод и силен. Невероятно силен и чертовски молод! И он все помнил. Это было главным.

Разыскивать тех троих, что ушли у него из-под носа, было бесполезно. Их, скорее всего, уже и не было во дворце. Никуда они не денутся! Они послали его на верную смерть, на стопроцентную погибель... А он вернулся. Ивану было их даже немного жаль. Заиметь лютым врагом, не прощающим черного зла, идущим по следу до конца, такого, как он – десантника-смертника, поисковика экстра-класса – отважится не каждый. Они сами выбрали свою судьбу. Не рой яму ближнему своему... ближнему?! Нет! Это нелюди, нечисть! Они ничем не лучше той погани, с которой он бился на всех кругах планеты Навей, еще и похуже. Но сейчас поздно, надо было бить сразу, не упускать! Лабиринты, проклятущие лабиринты – и там, и здесь, да что же это за страсть такая к лабиринтам! Иван прожег верхнюю переборку, подпрыгнул, расставил локти – рваным металлопластиком разодрало рукав, плевать! Смахнул вниз зазевавшегося бритого парня, вбил в стену другого. Оглянулся. Нет, это не то! Он отводил душу, он гнал из своего тела скопившуюся в нем за время отката безудержно-безумную силу, ему надо было выпустить пары, но в то же время он ни на секунду не терял контроля над собой. Плохо. Совсем плохо! Но ничего не поделаешь, поздно, их не достанешь, надо уходить! Он нутром чуял недоступную приборам дрожь – мелкую, гнусную. Они пустили на него «сеть» – заурядную парализующую психотронную сеть-ловушку. Ей нет дела до бушующего пламени, ей стены и переборки не преграда, она идет по следу, выщупывая в пространстве чужака. И она накрывает его, лишает воли, лишает разума. Надо уходить, пока не поздно! Координаты! Надо снять точное расположение. Ивану стало вдруг холодно. Антарктида! Шестой сегмент, квадрат два-два, минус семнадцатый километр, продольный периметр, одиннадцать-три, верх – два плюса, ноль, блуждающий пузырь. Однако! Он рвался вверх, он знал – так надо, там есть стационарный переходник. Сеть настигала его. Щиты Бритры слабели. И он уже знал, что все переходники в «пузыре» вырубили, что он обложен, как затравленный, загнанный волк. Он выскользнул из-под сети в последнее мгновение, провалился на два яруса, сшиб с ног какого-то мычащего "толстяка, придавил его, в полуотчаянии собираясь использовать его заложником... и вдруг нащупал в грудном клапане несчастной, ни черта не понимающей жертвы тяжелый, плотный кругляш – сфероидный переходник ограниченного действия. Он ушел чудом.

Выбросило почему-то в пустыне, прямо в горячий, хрустящий на зубах песок. Иван откинулся на спину, смахнул с губ противные и липучие песчинки, взбрыкнул ногами и расхохотался – громко, в голос. Земля! Только теперь он осознал наконец, только теперь дошло – он на Земле! он вернулся! это было невозможным, но он вернулся из Сектора Смерти, он вернулся оттуда, откуда еще никто до него не возвращался! Чудо! А еще говорят, что чудес не бывает. Бывают! Он перевернулся на грудь, потом опять на спину, скатился с бархана в ложбинку и снова уставился на белое, ослепительное, настоящее солнце. Все было прекрасным, изумительным, родным... земным. Все... только пальцы еще ощущали мерзость прикосновения к жирной шее круглолицего. Пустяки! Почти всю жизнь он провел в Пристанище.

И вот вернулся.

Лежать под палящим солнцем на раскаленном песке было приятно. На Земле вообще все было приятным. Но вместе с Иваном на Землю вернулась его память. И она не могла позволить долго наслаждаться и расслабляться. Проклятье! От этого не будет спасения. Никогда. Иван вскочил на ноги. И вот именно тогда пришла мысль – он ничего не сможет сделать в одиночку. Соваться в учреждения и комитеты, заведения и комиссии? Нет, хватит, спасибо, он уже пробовал все это после возвращения из Системы, с Хархана. Его всюду принимали за сумасшедшего, косились, старались успокоить... Надежда одна – на друзей. Но где они?!

Почти все в дальнем поиске, да и поймут ли они его, друзья?! Нет! Они никогда не поймут его, нечего и дергаться. Он выбит из колеи земной и внеземной жизни, выбит напрочь... и понять его, помочь ему смогут только такие же.

Гуг! Вот тогда Иван и вспомнил про старого, нехорошего, опустившегося Гуга Хлодрика.

Два дня Иван шел по пустыне. Днем его безумно жгло белое солнце. Ночью приходилось поеживаться, ветерок дул, прямоскажем, северный. Но за эти два дня он пришел в себя, успокоился – идиотское желание кого-то бить, убеждать, трясти за грудки пропало начисто. Он дозрел.

На третий день из-за бархана вырос крохотный оазис – пять-шесть пальм и чахлая искусственная лужайка.

– Куда надо? – вяло поинтересовался пухлый негр с сизым от беспробудного пьянства лицом.

Иван смахнул со столика, утопавшего ножками в рыхлом песке, три бутылки горячительного пойла, ткнул указательным пальцем левой руки в лоб возмутившегося было и приподнявшегося над стульчиком алкаша – тот упал на спину и долго барахтался в песке, словно перевернутый на спину таракан. За это время Иван успел выпить бутылку кисленькой желтоватой воды, закусил сочным крутобоким персиком. Негр лопотал чего-то в минирацию на запястье.

Иван его не слушал. Он глядел в огромный стереовизор, криво поставленный у ствола пальмы: крутобедрая полуголая девица под шипенье и писки стягивала остатки сверкающих чешуек, при этом с таким проворством трясла грудями, что они двоились в глазах. Ивану кое-что припомнилось. Система! Девица была совсем живой, настоящей – если бы не тредметровый черный кант рамки, можно было бы подойти поближе и похлопать ее по заднице.

– Да я щя-а-а... – сизоносому негру удалось наконец встать. Размахивая конечностями, он набросился на чужака.

Но еще одно, столь же неуловимое движение вновь мягко и деликатно опрокинуло его на спину. Негр задохнулся от возмущения.

– Нехорошо пить эдакое дерьмо, нехорошо, – сказал Иван назидательно. Он ждал.

Гудение мотора за спиной раздалось минут через семь.

Плохо работают, отметил Иван, обленились от жары и безделья, ну да ладно.

Когда в спину ткнулся холодный ствол, Иван подернул плечами, чуть скосил глаз. Шаги, еще шаги... их всего четверо.

– На землю! – команда прозвучала на старонемецком.

На землю так на землю, подумал Иван и, не оборачиваясь, плюхнулся животом в раскаленный ласковый песок.

Эх, были бы они немного умнее, могли пристрелить на расстоянии – и всех делов-то! Шпана, мальчишки.

– Руки! – рявкнул другой, пожиже голоском.

Сейчас, будут вам и руки... Иван понял, что момент подходящий, резко отпихнулся руками от земли, вскинул ноги – веер! Веер Ит-су – вещица стародавняя, но добротная.

Трое сразу рухнули в песок, их откачают не скоро. Четвертый стоял с отвисшей, трясущейся челюстью, палец его дрожал на спусковом крючке плазмомета.

– Ладно, успокойся, не трону, – Иван потрепал его по ледяной щеке. И быстро пошел к дисколету. Ему была нужна только эта допотопная машина, больше никто и ничто: ни негр с сизым носом, ни пальмы, на грудастая девица, ни тем более щеглята... может, они вообще были из другой банды. Черт с ними! Разбираться Иван с этой мелюзгой и их хозяевами не собирался.

Пора домой, в Россию.

Но он не повторит прежней ошибки. Никогда не повторит!

Ни одна собака на всем Земном шаре и в бескрайней Федерации не могла знать о его возвращении. Разумеется, кроме той троицы. Но «серьезные» будут помалкивать, тут двух мнений быть не может – они скорее на себя руки наложат, чем выдадут его. И наверняка уже идут по следам.

Ну и пускай идут!

Иван свечой взмыл вверх, в стратосферу. Слабовата машина, не то б прямо к Дилу на его Дубль-Биг! Успеется.

Границу Континентальной Азии и Великой России Иван проскочил без помех и регистраций, кодовый датчик на левом щитке скрипнул) мигнул – прощай. Сообщество... нет, до свидания, так вернее.

За десяток верст до Вологды он стер бортовую память – пришлось повозиться, припомнить запретное, дал команду дисколету на возврат, снизился на полукилометровую высоту. И спиной назад вывалился из люка-мембраны – последние сотни метров ему хотелось пройти самому, рассечь грудью этот родной, одуряющий растворенной в нем пряной горечью воздух, пройти на антигравах.

Крутой порыв ветра вышиб слезу из глаза, закинул назад волосы, квадратики полей замельтешили-запрыгали, пахнуло, холодком от змеящейся синей речушкиэто только кажется, Иван знал. Но пускай так, пусть кажется. Он чувствовал, что слезы текут из глаз вовсе не от ветра. Русь-матушка, родимая земелюшка! Неужто все позади?! Он чуть не налетел плечом на тоненькую одинокую березку.

Вывернул, в ноги ударило – и они не выдержали, подогнулись, Иван упал, упал головой в колючую зеленую траву. И зарыдал уже в голос. Сколько же дней, недель, лет он не был тут?! Пропасть! Нет, неправда, это обман, он ушел вчера, а может, только сегодня. Откат! Он ушел три-четыре дня назад. Прожил жизнь, уже умирал от старости и дряхлости, погибал... и опять пришел туда, откуда все начиналось. Надо ехать в Москву! Сегодня же в Москву, в Храм! Нет! Иван перевернулся на спину – в небе плыли белые облака, те самые, из его страшных, тягостных снов, снившихся то ли в бреду, то ли наяву там, в Пристанище. Но это были самые настоящие земные облака. Иван зажмурил глаза. Господи, спаси и сохрани! Не дай погибнуть от разрыва сердца на родимой земелюшке! Ведь не мог же Ты провести через столько страстей и испытаний, чтобы погубить тут, в травушке-муравушке, под родным небосклоном. Иван встал.

Но голова вдруг закружилась и его снова бросило в траву.

Облака! Белые облака – двое в бездонном небе. И он на Земле. Один он на всей Земле! Если бы еще хоть один, хотя бы один человек, все знающий, понимающий, побывавший там! Нет! Иван знал, второго такого нет. Он вырвался из преисподней, из запредельного мира, откуда никто и никогда не возвращался, откуда никогда и никто не должен был возвратиться. Он один на Земле!

Дверь была заперта. Иван постучал еще раз, подождал, потом подошел к окошку – занавески не дали заглянуть внутрь.

– Нету батюшки, – прозвучал тягуче-окающий старушечий голос из-за спины.

– На реку пошел, он любит на реку ходить в это время, – пробурчал Иван себе под нос.

У старушки оказался хороший слух, не старушечий.

– Да нет, сынок, – протянула она и мелко переместилась, – не на речку он пошел. Помер отец Алексий, царствие ему небесное.

Иван привалился плечом к деревянному, припорошенному желтой пыльцой резному столбу, что придерживал узорчатый навес. Побледнел.

– Нет. Не может того быть! Погодите-ка, – он ворошил в памяти числа, боялся ошибиться, – недели не прошло как мы вот на этом крылечке сидели рядышком, толковали о том о сем...

– Недели не прошло, сынок, это точно. Да тока не на крылечке он помер, сердешный. А помер он у рощицы, на лужку, прямо под березкой. Так и нашли его – лежит, в небо глядит. Господи, упокой душу, добрый был человек, одно слово – батюшка.

– Бред какой-то! – Иван тер переносицу и все ждал: вот старушка исчезнет, растворится в воздухе, а он очнется. Но старушка была самая настоящая, он просто отвык от Земли, тут никто не растворяется, тут все взаправдашнее. И жизнь тут – жизнь, и смерть – смерть.

– Где похоронили? – спросил он глухо.

– Да где ж это, – удивилась старушка, – здесь и похоронили, не в Америку ж его везть, прости Господин.

– Сердце?

– А кто ж его знает, может, и сердце, – старушка прослезилась, достала платочек. Было ей не меньше ста шести десяти: кожа моченым яблоком, морщины сеткой, губ не видать, но глаза выгоревшие и ясные. – В тот день небо было синее-синее. И облака – прямо райские облака, сахар точеный... вот он, небось, прямо на таком облачке в рай-то и уплыл от най, улетел.

– На облаке... – вяло повторил Иван.

Он помнил эти облака в синем небе, помнил их в небе сером. Старуха не обманывает. Плохие дела. Эх, батюшка, батюшка! Иван сунул руку под рубаху, нащупал крестик на груди, вдавил его в кожу. Убили? Нет, только не это. Откуда враги у сельского священника, нет... впрочем, отца Алексия много раз видели с ним, с Иваном, а это уж иное дело. Его могли допрашивать, пытать, выведывать, в чем успел исповедаться десантник, куда собирается, с какой целью. Только не это! Иван не верил, что мог послужить причиной гибели своего лучшего, хотя и недавнего друга-собеседника. Это был просто приступ. Отец Алексий никогда неносил бионаруча, все – говорил – под Господом ходим. Он и спасет, если нужда будет, а нет – к себе приберет. А ведь эта штуковина запросто могла бы его спасти, там же и анализаторы, и инъекторы, и стимуляторы – из любого Криза выведут. Эх, батюшка, батюшка! Ивану вдруг стало немного жаль и самого себя. Будто кто-то незримый нарочно обрубает перед ним все дорожки, загоняет в волчью яму одиночества, неприкаянности. Нет, только не впадать в мнительность, нервы опять подраспустились, шалят.

На кладбище он пробыл недолго. Постоял над резной каменной плитой, коснулся губами холодного гранита креста. Вот так и получилось, остался спор их незаконченным. Нет места человеку во Вселенной?! Нет? А почему ж она Вселенной называется – значит, в ней селения есть, значит, в нее вселяться можно, так... или нет. А коли можно вселяться, человеку всегда в ней местечко сыщется. Ладно, жизнь покажет. Прости, отец Алексий, друг дорогой и поучитель, пускай тебе земелька русская пухом будет... разберемся. А ты спи.

Податься Ивану было некуда. Снимать дом? Идти в совет и просить коттеджик на бережочке? Отдохнуть? Ни с того ни с сего ему чертовски захотелось передохнуть недельку – всего лишь одну недельку, ну хотя бы три дня! Он даже остановился, тряхнул головой. Неужто его ведут?! Щиты! Щиты!! Нет, он не ощутил психодавления. Это просто нервишки шалят. Надо идти в лес.

Иван сумел бы и ночью отыскать тропинку к этому дубу.

Да, было пока светло, густая листва играла в прятки с солнцем, но не могла его скрыть. Дуб стоял на своем месте, даже паутинка на кривом сучочке была на своем месте. Здесь ничего не изменилось. Иван сунул руку в дупло, нащупал холодный шарик.

– Семь, один, двадцать один, – сказал он тихо, хотя мог бы и не говорить, достаточно было подумать.

Одноразовый передатчик сработал на код. Теперь надо немного подождать. Иван уселся промеж двух корявых корней, уставился в палую листву. Она дрожала – это проснулся где-то там под землею крот-сейф. Где он был точно, сам Иван не знал, чужим и подавно не сыскать. Но выползти он должен был именно здесь.

– Морока, – снова сказал вслух Иван. Перед глазами у него стояло лицо батюшки. Не верилось, что здесь такое могло произойти столь быстро, неожиданно. Это там, в чужих мирах, гибли один за другим, не привыкать, но ведь здесь Земля. Путаница. Мысли путаные, вялые, глупые...

Потом, потом!

Листья задергались, затрепыхались, черный камушек ударил Ивану в щеку, земля вспучилась, разверзлась – и из-под нее вылез поблескивающий круглобокий «крот».

Иван выждал минутку, чтобы поверхность остыла, поднес руку. Сферическая крышечка разъехалась дольками-сегментами, приоткрывая яйцо.

– Вот и все! – Иван сунул превращатель во внутренний кармашек.

Задумчиво поглядел на «крота», будто тот был живым, одушевленным существом. И побрел вон из леса. Он уже знал, что полетит на Гиргею. Знал и другое – проиграть эту партию он не имеет права.

И все же не побывать здесь он не мог. Не узнают, даже если и выследили. А узнают – поглядим, кто кого. Иван отринул страх.

Он стоял там, откуда начинал свой Путь – под Золотыми Куполами Несокрушимой Святыни. Он просто стоял и молчал. Он знал, что теперь долго не бывать ему здесь. Он ощущал, как его пронизывают незримые теплые нити, очищают его тело... нет, его душу, соединяют ее с чем-то большим, непостижимо огромным. Сохранить эти нити, хотя бы одну ниточку, удержать... тогда с ним ничего не случится. Он не надеялся встретить здесь самого Патриарха, такое случается раз в жизни. И ему уже повезло однажды, второго раза не будет. Но будет всегда иное – сопричастность, нет, просто прикосновение к Добру и Свету. И ощущение себя малой частичкой этого Света, живым квантиком – и водной и корпускулой, которых ни один из приборов не нащупает. По образу и подобию!

«Благословен ли мой путь как преяоде или лишен я доброго покровительства?»– спросил он мысленно, поднимая глаза к лику Всевышнего.

Ответа не будет, он знал. Надо поумерить гордыню. Ответ иридет в испытаниях, Бог со страждущими и претерпевающими. Он всегда с ними!

Невольно сжал кулаки. Он не даст уничтожить этот свет. Он не даст уничтожить этот Храм, и тысячи других он не даст уничтожить. Он опередит их! Господи, ну благослови же!

И вновь, как и давным-давно, в его прошлой жизни, еще до Системы, легкий лучик озарил лик, высветлил высокое чело. И вновь Иван словно воспарим под куполом, утратил ощущение собственного тела.

– Спасибо, – сказал тихо и как-то по-мирски.

Он уходил быстрой, уверенной походкой. Не оборачивался на Золотые Купола. Но он видел их ослепительно-чистые блики – они освещали ему путь, торили дорогу.

x x x

Дил Бронкс разыскал его сам. Это было для Ивана полной неожиданностью. Тяжеленная черная рука легла на плечо сзади. Иван оглянулся – и чуть не ослеп: улыбка Бронкса и прежде была лучезарной и широкой, но теперь... огромный бриллиант сверкал из переднего зуба, отражая в своих гранях тысячи полуденных солнц.

– Ваня, я пока ничего не решил, – заявил Дил с ходу, предугадывая вопрос, – мне есть что оставлять на этом свете, понимаешь? У меня жена, обсерватория и... еще кое-что.

– На Гиргею я пойду один, – отрезал Иван, не сводя глаз с бриллианта, отмечая про себя, что ни один нормальный человек не стал бы портить собственного зуба ради сияющей безделицы.

– Ты чертовски изменился, Ваня, – на лице у Дила застыло замешательство, – ты был таким лет пятнадцать назад, на Гадре.

– Глупости, – отрезал Иван. Ему было лень рассказывать про Пристанище, откат, про всю эту жуткую тягомотину многопространственных миров, успеется еще. – Мне нужна боевая капсула, Дил.

– Прямо сейчас?

– Чем раньше, тем лучше. Они уже где-то рядом...

– Кто они? – в глазах Дила сквозило явное сомнение по части психического здоровья приятеля.

– Узнаешь еще. Дашь капсулу или нет?

– Дам! – выкрикнул Дил. – Потом догоню и еще добавлю! Ты можешь толком объяснить, что случилось?!

Иван смотрел на Бронкса печально и отрешенно. Он видел, как постарел однокашник, бузотер и сорви-голова, видел седину в коротко, под бобрик остриженных волосах, видел морщины у выученных глаз и огромных губ. Он всегда думал, что неграм лучше не стареть, негры всегда должны быть молоды, старый негр вызывает жалость, он похож на больного... нет, Бронкс совсем не стар, он парень еще хоть куда! Вон лапищи какие! И глаза блестят – зачем его Таека одного отпускает! Но хитре-е-ец!

– Как твоя цепь поживает? – спросил Иван тихо.

– Забыл, Ваня! – Дил немного опешил, но тут же взял себя в руки. – Ты ведь оставил себе кусок?

– Конечно. Только я, в отличие от тебя, не стал его загонять, не тот случай.

– Да ладно, я продал всего три звена. Видал камушек? – он снова осклабился бриллиантовой улыбкой. – Не хотел тебя расстраивать, Ваня, но... ведь ты мне сам обещал привезти чего-нибудь, ведь я тебе тогда здорово помог, верно?!

Иван похлопал его по локтю.

– Помог, Дил, помог. Без твоего возвратника гнить бы мне на Хархане или в Пространстве. Я тебя даже спрашивать не стану, где ты его раздобыл, какие радетели тебе подсунули эту самоделку... Меня чудом вынесло, Дил! – По спине словно холодная змейка проползла, лучше не вспоминать.

– Главное, вынесло, Ваня! А я на эти три звена еще одну обсерваторию купил, уже пристыковал, понял? Да еще наземный пункт слежения, и еще виллу в Греции. И на мелочи осталось! – Дил щелкнул языком. – Ваня, нам с тобой на эту цепочку можно всю жизнь жить, кататься в маслице и иметь столько девочек, сколько не заездят насмерть! А ты мне про какую-то Гиргею! Ваня, с такими денежками можно на Земле местечко отхватить, да, можно и кое с кем потягаться, Ваня. А чего, мы лыком, что ли, шиты, думаешь, всякие губернаторы-сенаторы из другого теста сделаны? Давай-ка присядем.

Столик торчал прямо под пальмой. Три полупрозрачных стула. Один Бронкс сразу отпихнул ногой – тот отлетел, перевернулся, начал съеживаться в псевдобиошар. По зеркальной поверхности столика заскользили названия блюд и напитков. Бронкс щелкнул пальцем. Столик погас. И из его внутренностей выползли два хрустальных бокала с прохладным морковным соком.

– Пей!

Сам Дил опрокинул оранжевое содержимое бокала в свою непомерную пасть тут же, не дожидаясь особого приглашения. Иван смотрел на хрусталь тоскливо, ему виделось иное.

– Я неспроста тебя разыскал, Иван. Выслушай меня. Одного звена цепи хватит на самую лучшую боевую капсулу с разгонниками. Но это все детство, мальчишество, поверь мне. Нельзя без конца мотаться по этой проклятой черной пропасти! Ты знаешь, из чего сделана цепь?

– Нет, – ответил Иван прямодушно, – не до ерунды всякой.

– Такого металла нет на Земле, Ваня, – проговорил Бронкс шепотом, – такого металла нет во всей Федерации, его нет нигде... и не может быть, понял?!

– Много чего не может быть, – философски заметил Иван, – а оно есть. Я не собираюсь продавать цепь, это моя память, Дил, пусть она будет со мной.

– Я сам все сделаю, тебе не придется дергаться, – Бронкс начал спешить, он нервничал, видно, какая-то идейка заела его совсем, не давала спать. – Это огромные деньжищи, Иван. С ними можно начинать... все! Это не просто богатство, понимаешь, это путь наверх, к власти! Ты знаешь, что такое...

– Брось! – С лица Ивана сбежала блуждающая улыбка, желваки заиграли, заходили под кожей. – Ты не успеешь ничего начать, ты не успеешь сделать и трех шажков по ступеням, ведущим вверх. Они уже рядом, понимаешь? Им нужна одна маленькая дверка. Может, они уже приоткрыли ее, Дил. И еще – у них здесь есть свои!

– На-ка, охладись! – Бронкс протянул бокал с соком.

Иван отхлебнул глоток, другой, Нет, объяснять бесполезно. Ни Бронкс, ни Серж Синицки, ни тем более Гуг его не поймут. И никогда не поверят. Его мог понять отец Алексий, только он. Но батюшка в земле сырой, не вернешь его, не воскресишь.

– Ты хочешь многого достичь, Дил, да?

– Да, Ваня! – Бронкс говорил открыто, искренне. – Я жадный, Ваня, я хочу многого, очень многого – я хочу, может быть, даже больше, чем смогу проглотить. Но я хочу, понимаешь?! Я не могу сидеть под пальмой и ждать, когда сверху свалится банан, у меня, наверное, что-то с генами, Ваня. Я очень жадный и я очень многого хочу!

– А терять свое ты хочешь?

– Свое не отдам, Ваня, не потеряю!

– Тебя не спросят, Дил!

– Глотку перерву!

– Это не люди, понимаешь, С ними не придется драться, они раздавят тебя как червячка, как слизня, прихлопнут как комара – походя, Дил. И все, чего ты достиг, что приобрел, станет золой.

Дил Бронкс откинулся на спинку, задрал ноги, расхохотался, скаля огромные белые зубы, сияя своим бриллиантом, тараща глаза. С моря налетел порыв прохладного ветра, донесло гомон чаек и запах гниющих родорослей, приторный и сладкий.

– Нет ни на Земле, ни в Федерации никого, кто б мог раздавить Дила Бронкса, десантника-смертника, который прошел сквозь ад там! – Он махнул поднятым большим пальцем в небо. В голосе звучали злые нотки. – Не надо меня пугать. У меня еще крепкие кулаки. У меня есть десяток верных и смелых парней. Мы же кое-что умеем, Ваня, ну чего ты разбабился, нюни распустил?!

– Слушай меня!

Иван положил руки на стол. И уставился на приятеля.

Он смотрел на него, не отрываясь, прямо в черные маслянистые зрачки. Он говорил с ним иным языком – языком, в котором нет слов. Он видел, как зрачки Бронкса расширяются еще больше, как начинает в них светиться ужас, как дрожат веки и текут капли пота со лба и щек. Иван бессловесно и беспощадно вбивал в мозг Дила психообраз Системы и Пристаиища. Это было страшно, это требовало не только возврата в преисподнюю, но и чудовищного напряжения. И все-таки он обязан был это сделать. Еще, еще немного. Еще немного!

Бронкс встряхнул головой, прикрыл глаза своей черной лапищей. Тело его как-то сразу оплыло, стало бесформенным.

– Хватит, – простонал он, – хватит, Иван!

Наглая чайка с истошным криком пронеслась над самыми головами, выписала немыслимый пируэт и снова ушла в морскую синь, белой молнией над волнами. Иван вытер лоб. Неторопливо допил прохладный сок. Поставил бокал на столик – тот через несколько секунд съежился, стекся в дрожащую прозрачную пирамидку и пропал в чуть менее прозрачной поверхности. Вот тебе и Хрусталь! Иван не очень любил все эти новшества, он уважал вещи старые и добротные.

– Этого не может быть! – просипел очухивающийся Бронкс.

– Ты видел это.

– Паранойя!

– Я тоже так думал.

– Во всей Вселенной, Иван, нет такой злобы и ненависти, ты знаешь это не хуже моего! Мы протопали Пространство от края до края, там нет этого.

– Ты забыл, я пришел из Иной Вселенной.

– Да-а...

Дил Бронкс был в растерянности. Он не видел того, что видел Иван в Пристанище и на Хархане. Но он ощутил тот Мрак, что стремительно полз к Земле, почти накатывался на нее. И это было невыносимо, как невыносимо человеку, ощущающему себя здоровым, счастливым, беспечным, вдруг узнать, что он смертельно болен, что остались считанные часы, что это подступает неотвратимый, безжалостный конец. Конец всех надежд, радостей, тягот, забот, удовольствий, стремлений... конец всего. Бронкс знал, спроектировать психообраз нельзя, нельзя придумать его и породить из мозга, из фантазии, из ничего, он – всегда отражение реальности. Может, больной реальности?! Может, больной разум все же способен...

– Нет, Дил, я не сбрендил, ты это хорошо знаешь! – сказал Иван. – Ну, а теперь решай – с кем ты?

– Я дам тебе капсулу, самую лучшую капсулу! – Он умолк на минуту. Потом спросил неожиданно, в лоб: – Когда?!

– Не знаю, – ответил Иван. – Может, сегодня, может, через месяц, через год... а может, они пришли еще вчера. Не знаю, Дил.

– Ладно, дружище. Дай мне хотя бы пару недель. Мне надо уладить свои дела.

– Когда можно забирать капсулу?

– Бери хоть сегодня, – Бронкс понизил голос до шепота, он не любил отступать, сдавать позиции, – и все же, Ваня, оставь мне хоть крохотный шансик, ну пообещай хотя бы!

Иван широко улыбнулся, пригладил рукой длинные волосы, которые он все собирался остричь, кивнул.

– Твоя взяла, Дил, – проговорил он, щуря глаза, – ежели мы выстоим, займемся твоим делом, где наша не пропадала. Только... – он вновь стал серьезен, – только без лишних слов, ты меня понимаешь?

Бронкс не удостоил его ответом.

Они понимали друг друга с полуслова. И все же они были очень разными. Ветер нагнал огромное кучерявое облако. Тень упала на полупрозрачный столик. Иван вглядывался в его поверхность, все пытался уловить смысл меняющихся линий, наплывов, затемнений и проблесков там внутри. Досмотрелся до того, что – вот мелькнул вроде бы разлапистый хвост, блеснуло чешуинкой, изогнулся костистый хребет... нет, это от перенапряжения. Он встал.

– Слушай, Дил, – сказал, расстегивая еще одну пуговицу на рубахе, – попроси своих ребят, чтоб в капсулу положили все необходимое, ладно?

– Обижаешь, Ваня! – Дил снова сверкал своим бриллиантом. Но голос у него малость подсел все же, появилась хрипотца и уверенности, металла стало поменьше. – Ты знаешь, какое у меня осталось ото всей этой бодяги впечатление, а?

– Какое?

– Был ты, Ваня, один трехнутый. А теперь нас двое таких, с поехавшей крышей... Ладно, ладно, не закипай. Недельку ты мне дал. Как перед казнью, последнее желание, текут часы-минутки. Раньше не терзай.

– За неделю я могу не обернуться. Но ты без меня никуда не суйся.

– Не буду, – согласился Дил.

– Может, с кем из ребят поговоришь...

– Гиблое дело.

– Попробуй. Нужно человек семь-восемь, не больше.

– И куда?

– Маршрут отменный – Калифорния, Триест, Антарктика – сам знаешь, курорты. Потом и подальше махнем... – он прервался. – Кстати, Дил, ты ведь теперь большой мастак по радиоастрономии и всяким таким штучкам, да?

– Есть немного, – согласился Дил Бронкс.

– Ответь, что такое невидимый спектр?

– Ваня, ты заболел или память у тебя отшибло, любой школяр скажет, что глаз видит не во всем диапазоне...

– Заткнись! Я про другое, при чем тут школьные премудрости! Во Вселенной есть Невидимый Спектр, в который можно входить, в котором все видится иначе... этого не описать на земных языках, Дил, там, в черной Пустоте – сказочные миры, сверхсложные, невероятные.

– Не знаю, не морочь мне голову, Ваня, ни в один радиотелескоп ты ни хрена сказочного не увидишь, это я тебе могу сказать точно. Пить надо на работе поменьше, особенно в космосе.

– Ты знаешь, я не пью! – Иван перестал понимать шутки. Ему сейчас нестерпимо хотелось поговорить с сельским священником, с отцом Алексием. Тот бы не стал скалить зубы и хохмить. Хватит уже, хватит, нельзя хохотать, стоя над пропастью!

– Ну, давай руку. Мне пора.

– Ты куда сейчас? – спросил Иван.

– Мой возвратник всегда при мне. Стартовать будешь с Дубля?

– Да.

– Тогда на вот, держи, – Бронкс задрал широкий рукав, отцепил черный ремешок. – Нажмешь один раз. Ничего не меняй. Капсула будет готова к вечеру.

– А ты как же?

– А я вот так!

Иван услышал тихий писк – так мог пищать только фирменный, мощный возвратник неограниченного радиуса действия.

– Красиво живешь, Дил, – сказал он с наигранной завистью.

Но Дила Бронкса рядом с ним уже не было. Как появился, так и отбыл. Ну и пусть, у каждого свои манеры. По-настоящему к путешествию на Гиргею надо было бы основательно подготовиться, вспомнить старое, войти в роль тут, на Земле. Нет! Это раньше так можно было готовиться перед Дальним Поиском, перед очередной геизацией. Раньше много чего можно было.

Иван оторвал глаза от меняющейся поверхности столика. И заметил на себе чей-то пристальный взгляд. Он давно ощущал спиной направленную неприязнь. Но не придавал значения, разные люди, всегда кому-то что-то или кто-то не по душе. Но не до такой же степени... Худощавый паренек, через два столика, за третьим, потягивает зеленое энгорское пиво. Наводит?.. Да, наводит!!!

Иван рухнул под стол, вздернул голову к небу – он успел в последний миг, увернулся. Еле приметное сизое облачко застыло над стулом, там, где только что была его голова.

Сканнатор! Они работают, внаглую, чересчур самоуверенно.

Теперь он видел и второго, точнее, вторую – вон, сидит красотка, смотрится в кругленькое зеркальце, мажет губки, косит на него. Она! Такие штуковины вышли из моды лет двадцать назад, это не пудреница, не черт ее знает какая женская бирюлька, это сканнатор! Облачко медленно пошло вниз. Ивану стало холодно, промедли он миг – и сидел бы сейчас с парализованным мозгом, из которого эти двое считывали бы все подряд... нет, не они, они лишь передатчики, ретрансляторы. Они лишь ноготки на щупальцах тех, «серьезных»! Они нашли его. Как некстати! Иван, в долю секунды прокрутив все это в голове, успел даже усмехнуться над самим собой. Конечно, такое всегда некстати!

Он видел, как окаменели лица у обоих. Видел, как повернулись в его сторону еще трое отдыхавших здесь, в оазисе тишины и неги.

– Эй, приятель, вам нужна помощь? – крикнул какойто подвыпивший мужик в цветастой майке.

– Нет, спасибо, – Иван приподнялся, стряхнул пыль с брючины, – все в порядке, мне уже лучше.

Надо было что-то делать. Он знал, худощавый вот-вот нажмет на спуск. Что там у него – пистолет? парализатор? инъектор? Но главный здесь не он, что бы там у него ни было. Главная она! С ней и надо разобраться сперва. Он нарочито повернулся к худощавому, но тут же, крутанувшись на месте, сделал три быстрых шага к красотке и ухватил ее за длинные черные волосы. Сканнатор уже был в его руке – тяжелый полушар с вмонтированным в крышечку зеркальцем, примитив!

– А ну полегче! – к нему бежал мулат в голубых плавках, с огромной золотой серьгой в ухе. Заступник! С такими всегда тяжело, ведь правы-то они.

Но Ивану не пришлось оправдываться. Мулат рухнул замертво – пуля, предназначавшаяся Ивану, вошла ему в шею, сзади, вырвала кадык. Кровь брызнула на столик. И тут же пропала – поверхность впитывала в себя все капли, крошки, брызги, это была самоочищающаяся многослойная скатерть – вещь модная, но нужная.

Вторая пуля расщепила спинку стула. Третьей Иван не стал дожидаться. Красотку, притихшую с перепугу, он сбросил наземь. Прыгнул к худощавому, вышиб из руки пистолет, ударил в челюсть – не рассчитал, паренек оказался хлипким, отключился. Теперь жди, когда он придет в себя и с ним можно будет побеседовать по душам. Нет, ждать нельзя! Ему сейчас вообще слишком много нельзя, особенно устраивать потасовки в общественных местах, ведь он здесь как на ладони. Плевать! Вон как смотрят, толстяк в цветастой майке вот-вот завизжит. Нет, пора отсюда уходить.

– Ничего, ты у меня прочухаешься быстро!

Дисколет стоял в двадцати метрах. Иван подхватил паренька. Нагнулся было за красоткой. Но та вдруг ожила, забилась, задергалась, закричала истерически – припадок, это был самый настоящий припадок, с такими связываться нельзя. Черт с ней!

– Держи его! Хватай!!

Иван вбросил худощавого внутрь как куклу. Оглянулся.

Черноволосая красотка все еще билась в судорогах. Наркоманка. Трое бездельников глазели на нее. Никто не гнался вслед, но где-то стонала сирена, кто-то дал сигнал. Пора!

На высоте в полкилометра, далеко в море он открыл нижний грузовой люк. Пнул паренька ногой.

– Антигравы есть?

Тот покачал головой.

– Вот и хорошо, – Иван отечески улыбнулся, – щас я тебя туда отправлю. Плавать умеешь?

Парень затрясся, снова закатил глаза. Его побелевшие руки нервно нащупывали, за что бы ухватиться, но пол был гладкий.

– Я не сам, – лепетал он бессвязно, – я только прикрывал, я только наводил. Вот – все, что они мне дали! – Он вытащил из кармана жиденькую пачечку евромарок. – Это все она.

– Ну, а стрелял зачем? – поинтересовался Иван. – Это тоже она дала такую установку, она приказала?

– Нет, – сознался парень, его трясло еще сильней, он не мог удержать головы, бился ею об пол. – Я испугался. Она говорила – не стрелять, но я испугался. Я и сейчас боюсь, я ее боюсь, она... Она подчинила меня, у нее аппарат! Она уже пробовала на мне, два раза! Я не хочу больше! Не хочу!

– Да успокойся ты, что случилось!? – Иван не мог ничего понять. – Не трону я тебя, не выброшу...

Глаза у парня остекленели неожиданно – это были не его глаза. Они налились кровью, все лицо его вдруг сделалось багровым. Он уже не трясся, он вставал.

– Что с тобой, малыш?!

Иван тоже привстал.

С неожиданным остервенением, непонятной дикой злобой худощавый Просился на Ивана. Зомби! Они управляют им. Гады! Нелюди! Иван увернулся. Но цепкая рука выдрала клок из рубахи, ободрала кожу. Парень развернулся и снова бросился на Ивана. Это был запрограммированный, обездушенный убийца – он стал таким прямо на глазах.

Надо бить. Бить – и он придет в себя. Этого еще не хватало. Заботиться об этом подонке, беречь его жизнь? Иначе нельзя. Иван трижды уворачивался, потом сбил парня с ног, отбросил к стене, к переборке. Дисколет шел на автопилоте, но его немного бросало из стороны в сторону от их возни.

Успокоить и обезвредить убийцу-зомби не так-то просто. Иван знал это. Приемы, которыми можно было отключить на несколько минут обычного человека, на зомби не действовали. Его можно было только убить. Или... Иван выждал удобный момент и во время очередного броска, ухватил худощавого за руку, вывернул ее до хруста в плече. То же самое он проделал и с другой рукой, потом загнул к позвоночнику обе ноги, кисти и лодыжки спутал ремнем, выдернутым из брюк худощавого. Поза, конечно, не самая удобная. Но придется ему потерпеть немного, тем более, что сейчас этот малый в бесчувственном состоянии, он потом даже не вспомнит, кем был, что делал.

– А охладиться тебе бы не помешало! – Он с тоской поглядел в распахнутый люк. Солнце скользило бликами по синеве моря, бежали тонюсенькими ниточками белые барашки-бурунчики, окаемы терялись в дымке и не было видно берегов – двести миль до ближайшего, доплыть тяжеловато будет. Эх ты, стихия поднебесная! Глубота ты, глубота, – окиян-море!

Он закрыл люк. Придется немного повозиться с малым, авось пригодится еще, не зря же он его тащил на себе, проще было сразу бросить.

Зомби рычал и исходил желтой пеной. Говорить с ним было бесполезно.

Венеция, старая нетронутая Венеция, проявилась из дымки сказочным миражом. Иван резко пошел на снижение. Здесь у него был надежный человек. Здесь вообще было нечто такое, что грело душу. Венеция! Город, заложенный в седой древности его предками, славянами-венедами – еще в те времена, когда европейские варвары бегали в шкурах и с дубинами в руках, охотились друг на дружку, чтобы полакомиться человечинкой. Земли предков, Срединное море, Расения-Этрурия, Эгеида, Балканы, Реция-Росия, Малая Азия... и вверх, на север по Лабе-Эльбе – все исконные земли росичей, предков. Сейчас тут живут иные племена – германцы, греки, которых скорее можно называть турками, италийцы... это все пришлые, каких-то два-три тысячелетия назад было все иначе, а если взять пять-шесть, так и вообще трудно вообразить. Так всегда бывает в истории, жил один народ, одно племя, потом ушел или вымер, пришло племя новое. И все равно у Ивана всегда замирало сердце – он душой ощущал связь с теми, кто лежал в этой земле, тысячелетиями она копила в себе останки его предков. Это они взывали к потомкам, тихо, безгласно, настойчиво. Россия! И здесь Россия – Великая Святая Русь.

Пусть сейчас здесь живут люди другие, пусть им счастливо и богато живется. Но память есть память, от нее не избавишься.

Ивану вдруг привиделось, что летит он над краями московскими, владимирскими... а их населяют иные племена, что и оттуда ушло его племя – ушло куда? может, в землю? может, растворилось в пришедших? Так было здесь. Так может случиться и там. И только земля будет хранить истлевающие останки. Новые племена сотрут чужую память, забудут, кто им дал язык, слово, образ, как забыли римляне и италийцы, что им дали все расены, что это они, предки росичей, вывели из дикости племена незнаемые и темные.

Древняя, древняя матушка-Русь! Ты дала жизнь, слово, мысль Европе. Азии, Индии... Ты породила величие древних цивилизаций, вынянчила их, выпестовала. Ты ушла на Восток, затаилась в лесах, отмахиваясь от наиболее прытких из выкормышей твоих, приходивших к тебе с огнем и мечом. Это был твой Путь! Твоя Схима. Твой Крест. И все, что сверху – так и лежит поверху, поверхностное есть, ты же во глубинах, ты во всем: в этих горах и долах, недрах и пещерах, водах и огнях, ты растворена в этом воздухе, во всем. Оттого и щемит сердце у каждого русского! Оттого и тянет сюда словно магнитом. Колыбель индоевропейской, древнейшей на Земле цивилизации расенов-росичей. Тысячелетия невостребованной, замкнутой на таинственные замки памяти) тысячелетия загадок и умолчаний, пелены и недоступности. Тысячелетия Великой непостижимой России!

Иван сбросил худощавого на давно некрашенную крышу приземистого домика возле самого берега. Спрыгнул сам. Дисколет поурчал немного, вздрогнул и отправился восвояси, на базу – пара монет, оставленных в приемнике «малого мозга» вполне удовлетворили его. Перед тем как выпрыгнуть, Иван бросил на пультик черную гранулу – средство было надежным, через минуту газ выест внутри дисколета все следы и при этом ничего не повредит. Им не удастся засечь его во второй раз!

Луиджи наверное спал. Иван снова ударил ногой по гулкой старинной трубе, но как и прежде никто не отозвался.

– Отпустили бы вы меня, – неожиданно попросил связанный. Он пришел в себя и казался вполне безобидным человеком.

– Отпущу, – заверил Иван самым серьезным образом, – при первом же удобном случае.

С пятого захода старик Луиджи выбрался через обитую проржавевшей жестью дверцу наверх. Был он явно с похмелья, растрепан, зол и дик.

– Щас мы разберемся, какая каналья испытывает мое терпение! – ворчал он нарочито грозно, мешая итальянский с новонемецким. – Разберем и надерем уши паскуднику!

Луиджи Бартоломео фон Рюгенау, измельчавший отпрыск старинных родов, пять лет торчал на Ицыгоне и периодически откачивал Ивана с Хуком Красавчиком, которых биокадавры вытаскивали из Внешних Труб. Цель поиска была неясна. Но Иван уже не хотел останавливаться. Эти Трубы могли доканать любого десантника, вот только ответов на поставленные вопросы они не давали. Кто их соорудил? Когда? Зачем? И что это вообще за сооружения?! Ни один из автоматических зондов, даже сверхпроникающих, не вернулся из труб. Автоматика и электроника глохли в них. Трубы принимали и отпускали только живое. По ним ползали, бродили, в них летали жуткие существа – вне всякого сомнения разумные, но неуловимые и не идущие на контакты. И главное. Трубы куда-то вели, существа откуда-то приходили... Сектор Ицыгона был блокирован, отгорожен, закрыт всеми видами силовых полей. Но существа в Трубах, открытых со всех сторон, переплетеных безумным плетением, возникали и появлялись невесть откуда! Поговаривали об угрозе и прочих таких вещах, но разговоры оставались разговорами, а дело не прояснялось. Кроме Труб на Ицыгоне были аборигены, они никогда не лазили в Трубы. Зато они все время лезли на станции слежения. У аборигенов была добрая традиция красть все подряд. Больше всего они любили красть людей. Иван собственными глазами видел шестерых своих знакомых в Янтарном зале – Высшем Святилище Ицыгона. Все шестеро просвечивали сквозь трехметровый слой прозрачнейшей янтарной смолы и казались вполне живыми. Лица их были искажены гримасами непередаваемого ужаса, рты разинуты, глаза выпучены. Там было много и других, очень много, наверное, капище существовало давно. Объяснять аборигенам, что они не правы было бесполезно. Наказывать их – тем более, если аборигены кого-то и уважали, любили, боготворили, так это были люди. Они боготворили людей настолько, что дедали из них богов – не потом, когда-нибудь, а сразу, немедленно.

Земная миссия терпела, уважая святыни аборигенов и их верования. Даже достать несчастных из янтаря не было возможности – при фантастической набожности аборигенов это стало бы циничнейшим, немыслимым кощунством, весь мир и покой тотчас бы оказались порушенными.

Иван по простоте своей сокрушил идиллию. Это получилось случайно. После того, как Луиджи оживил его в последний раз и дал недельку на восстановление, Иван понял, что возня с Трубами бесперспективное дело. Что-то внутри у него перевернулось, начал расти черный комок неприязни ко всему этому ненормальному Ицыгону. И поэтому, когда санитарка Сонечка примчалась в палату с визгом и писком, размахивая руками, указывая в сторону Скалистых Озер, Иван не стал рассуждать – он взял плазмомет, два парализатора и голышом сиганул в «веретено». Машина была зверь-птица! И потому ему пришлось еще немного подождать у Нижнего входа в Святилище. Он не ошибся: из-за развалин прямо на него перли два аборигена – четверолапые, шипастые, с пучками щупальцев на загривках, пылающими желтыми глазищами и носами-трубками. В бокобых суставчатых крюколапах они дожали извивающегося врача станции У-П Луиджи Бартоломео Орбатини фон Рюгенау. Иван отбросил оружие, вышел на дорогу. Он бил аборигенов смертным боем. Он их искалечил, изуродовал до неузнаваемости, несмотря на то, что они и так были страшными уродами. Иван просто ве хотел, чтобы в янтарной смоле застыл седьмой, тем более, чтобы этим седьмым оказался врач, много раз выхаживавший его, возвращавший жизнь.

Ивана вышибли с Ицыгона. Луиджи после этого случая запил горькую, развелся, опустился – что-то у него внутри лопнуло. Но он был благодарным человеком, он знал, что по гроб жизни обязан Ивану – янтарь не Труба, даже если вытащишь, не откачаешь. Луиджи вернулся в родную Венецию, там и осел в одиночестве и внезапно накатившей старости.

Иван смотрел на старика, и слеза наворачивалась на глаза, горло перехватывало.

– Вот я вам щас... – Луиджи уже поднял свою железную клюку. Но тут взор его прояснился, голова затряслась, ноги подогнулись – и он упал.

Иван еле успел подхватить старика, усадил прямо на выступ трубы.

– Не ожидал? – спросил он грубовато, вместо того, чтобы поздороваться.

– Тебя ж убили, Иван? – Луиджи перешел на русский.

Но говорил с сильным акцентом, наверное, давненько не практиковался.

– Кто это меня убил?

Лукджи поднял глаза кверху, намекая на нечто, таящееся за облаками. Гдаза у него были налитыми, кровавыми. Изо рта несло многолетним перегаром. Ивану опять стало тоскливо – ну почему?! почему вдруг судьбина такая горькая у поисковиков: или смерть, или безумие, или калекою на всю жизнь, или пропойцей, он не мог привести почти ни одного примера, когда поисковик, бросивший цело, выходил в люди, пробивался наверх, или хотя бы доживал в благополучии свой земной срок. Беда! Непонятная, общая беда, до которой никому нет дела. Иван слышал, что прежде, много лет назад так же кончали жизнь ветераны земных войн, про них все забывали, они или уходили воевать в новые места, или гибли, спивались, сходили с ума. Непостижимо! Лучшие из лучших, самые здоровые и крепкие, самые сильные и умные! Эх, Луиджи, Луиджи!

– Ну, слава пресвятой Деве Марии, рано я тебя похоронил. Давай-ка обнимемся!

Они надолго застыли. Наверное каждый вспоминал то старое, от чего невозможно избавиться, Ицыгон, Трубы, станцию, погибших ребят.

– Нет, Луиджи, не время! Потом! – Иван отстранился. – Я к тебе на минуту. Выручишь?

– Не отпущу, – зло ответил старик, – даже не говори! Пошли вниз. Там у меня на столе как раз скучают две бутылочки хорошей водки, вашей, Иван. Надо отметить такую встречу!

Иван заглянул в красные, обагренные муками и выпивками глаза Луиджи, глубоко заглянул. И Луиджи все понял.

– Обижаешь, Иван, – проскрипел старик, – ну да не привыкать мне, говори – чего надо, с чем пожаловал?

Иван махнул рукой в сторону связанного.

– Видишь этот мешок с дерьмом?

– Не слепой покуда.

– Его надо сохранить, Луиджи. Это одна-единственная виточка, понимаешь?

– Сколько?

– Неделю, две... от силы три.

Луиджи повернулся к худощавому.

– Как тебя зовут ублюдок? – спросил он по-испански.

– Умберто, – ответил парень.

– Слушай, Умберто, – проговорил старик, – я хотя и давал клятву Гиппократа, но если ровно через три недели мой друг не придет за тобой, я положу тебя в мешок с добрым камнем на пару – и ты отправишься исследовать основания свай, на которых стоит моя милая Венеция, понял?

Парень не стал отвечать, он был хмур и бледен.

– Вот деньги, – Иван протянул несколько банкнот.

– Да брось ты, – Луиджи БартоломеоОрбатини фон Рюгенау отвернулся от того, кого прежде сам возвращал к жизни, с неожиданной силой, сноровисто подхватил связанного и сбросил его вниз, под крышу, прямо в тот лаз, из которого выбрался на свет Божий. – Что я, не прокормлю эту падаль? До встречи, Иван, надеюсь, через пару неделек ты не побрезгуешь беседой со стариком! Пошли! Или ты собираешься оставаться на крыше?

– Меня никто не должен видеть, – сказал Иван. – Не беспокойся обо мне.

– Ну, как знаешь.

Задребезжала ржавая жесть, дверца упала.

Иван сполз по стене. Перешел через два канала по узеньким мостикам, выбрался на берег, прошел квартал, Другой, и затерялся в толпе.

Больше всего ему не хотелось тащиться в Триест. Воспоминания о диких попойках, мордобоях и прочих мерзостях наждаком продирали растравленную душу. И все же через полчаса после прощания с Луиджи он стяял на углу площади Процветания и бульвара Желтых Роз. Оставалось сделать несколько шагов. Адреса надежные, Гуг не стал бы подставлять своего друга. Вот только если их всех накрыли... нечего гадать. Иван шагнул за угол, распахнул дверь, скрылся за ней – всего лишь миг. За ним никто не следил, никого поблизости не было, хотя всякое бывает. За дверью таилась еще одна – решетчатая, узорная с овальной кнопкой старинного звонка. Иван нажал, но вместо дребезга дверь раскрылась, и он прошел во внутренний дворик – над головой засияло безоблачное небо, пахнуло запахом роз. Тут все пропитано этим пряным навязчивым запахом, аж тошнит от него.

– Вы что-то хотели? – из ниши в стене вышел молодой человек в красной рубашке поверх белой короткой юбочки с вышитой золотом монограммой. Иван терпеть не мог этой идиотической молодежной моды, но вида он не показал.

Надо было говорить напрямую. Иначе он и не мог.

– Гуг Хлодрик дал мне этот адрес. И сказал, что здесь всегда помогут.

– Надо спуститься вниз. Там надежней, – молодой человек улыбнулся, сверкнув заостренной стальной коронкой – это была отличительная черта членов Гугова клана, Иван все вспомнил, значит, он не ошибся, значит... Молодой человек продолжил резковато: – Там спокойней. Да и... если вы не тот, за кого себя выдаете, вам там придется остаться навсегда. Пойдемте?

– Да, – обрубил концы Иван.

Лифт спускался долго. Но никакой это был не лифт. Иван сразу понял – камуфляж. Это кабина продольных перемещений. Куда они волокут его? Может, Триест уже не наверху, может, они под морем? Спрашивать не годится, недоверчивых не уважают. Иван молчал.

Дверь распахнулась в темноту и сырость. Опять подземелья, опять трубы, заброшенные коммуникации, позабытые ходы-выходы!

В мрачной комнате с низким потолком сидели двое. И смотрели на экран – отслеживали весь их путь, Иван сразу понял это. Молодой человек в юбочке обратился к плешивому толстяку.

– Ганс, проверь этого парня.

– Может, сразу шлепнуть? Так надежнее! – предложил сутулый блондин с наколкой у виска. Наколка была русской: православный крест и буква "В". Но говорили все на новонемецком.

– Буйный тебе разъяснит, что надежно, а что нет, – сказал плешивый толстячок в зелено-желтом джинсовом костюме с кожаными заплатами на локтях и коленях, Ганс.

– Буйный никогда не вернется, болван! – отрезал сутулый.

Они долго молчали. Иван тоже не решался нарушить молчание.

Наконец Ганс указал на кресло в углу комнаты.

– Садитесь!

Иван подчинился. Огромный колпак накрыл его полностью, погрузил в черноту.

– Ага-а!!! – завопил вдруг сутулый, будто не было преграды, будто он стоял за спиной. – Чего это у него-о?! Отвечай, падаль! Ганс, снимай колпак, его надо кончать!!!

– Что у вас в кармане, верхнем, внутреннем? – спокойно спросил Ганс.

– Яйцо-превращатеяь, подарок Гуга Игуифельда Хлодрика Буйного, – напрямую ответил Иван.

Сутулый затих, но было слышно, как он суетно и нервно сопит. Больной. Наркоман. Иван навидался таких. Но сейчас он был в руках у этих негодяев, ничего не поделаешь, только они могли ему помочь.

– Это он, – выдал наконец Ганс. – Хватит ломать комедию. А ты, Костыль, успокойся. Гуг вернется, он тебе почистит харю.

Сутулый огрызнулся, затих.

Колпак вместе с чернотой ушел вверх.

– Говорите, – предложил молодой человек.

Иван огляделся по сторонам, будто отыскивая более солидную публику, ну, хотя бы гуговых заместителей, ему был не интересен этот щегленок в юбочке, юнец с крашенными волосами.

– Здесь никого больше нет и не будет, – предупредил гостя Ганс, – все заняты делом, они далеко, понимаете?

– Нет, я в этих делах не разбираюсь, – ответил Иван, – но вы должны мне помочь. И Гугу Хлодрику тоже... Мне нужны точные его координаты на Гиргее, вам они должны быть известны, Мне нужна самая полная информация о нем, его вещи – вы понимаете, о чем я говорю?

– Догадываемся, – тихо произнес плешивый Ганс. – Я не стал бы открываться никому другому. Но вам скажу. Группа освобождения готовится уже полгода. Это не так просто. Мы вложили в дело две трети всех запасов. Но акция намечена на декабрь, понимаете? Придется потерпеть.

– У меня, к сожалению, нет столько времени. Сегодня вечером я ухожу на Гиргею.

Иван говорил размеренно, ровно, без нажима. Он не любил повторять, разжевывать.

– Его надо убрать, – вновь предложил сутулый Костыль. – Он сорвет акцию, он угробит дело.

– Я семнадцать раз был на Гиргее. Я начинал ее геизацию, дружок. Я пойду на нее в восемнадцатый раз. И я вернусь с Гугом. Без него мне нечего делать на Земле. Гуг обещал мне в случае чего не меньше трех сотен крепких и толковых ребят, готовых на все, ясно? Мы с Гугом кровные братья, мы гибли с ним вместе, и вместе воскресали. А вам одним не хрена делать на Гиргее! Вы можете готовиться еще два года, но у вас ни черта не получится. Кто из вас там был?

– Вон, Костыль! – ответил молодой в юбочке.

– Какой уровень?

– Двенадцать дробь тридцать один ИК, четырнадцатая зона.

– Общая зона?

– Да.

– А Гуг торчит на самом дне, верно я говорю?

– Верно, – ответил Ганс, – мы дадим его точные координаты. Он обернулся к двоим другим: – Он не врет, он сделает все... а мы пойдем с ним, поможем.

– Нет! – отрезал Иван. – Вы все запорете.

– Шустрый малый! – взъярился Костыль. – Ты откуда такой умный выискался?

– И еще мне нужны его вещи! – заявил Иван, не реагируя на слова сутулого.

– Круто загнул...

– Гуг запретил их даже показывать, он велел хранить их, – скороговоркой выпалил Ганс. Он был в растерянности. Он прощупал Ивана, убедился на все сто, что это не агент Европола, не провокатор, что это один из самых близких Гуговых друзей, но... приказ босса есть приказ босса.

– Я с ним поговорю сейчас по-свойски! – В мосластой лапе Костыля сверкнул изогнутый нож. Лезвие сверкало розовым пламенем – агаролийский титан, режет сталь, раны от него не заживают никогда.

Иван, не поворачивая головы, перебил кисть сутулому.

Нож вонзился в каменный пол. Юноша в юбочке спрыгнул со стола, на котором сидел. Ганс упер руки в бока, обе кобуры на его бедрах поползли вверх – автонаводка, психокоманды. Нет, он не посмеет. Иван ждал.

– Ну хватит уже!

Стена ушла вверх, будто ее и не было. Свет резанул по глазам. Седой полноватый мужик в серебристом комбинезоне недовольно кривил нижнюю губу, изуродованную длинным шрамом. Шрам шел через все лицо. И от этого не было понятно, что выражает само лицо, оно вообще было непонятным, отсутствующим.

– Садитесь!

К Ивану подкатило огромное кресло с мягкими подлокотниками. Он прекрасно знал, что именно из таких подлокотников и выскакивают стальные наручи, приковывают пленника к креслу. Но он сел в него. Откинулся.

Седой махнул рукой. И молодой человек с Гансом выволокли упирающегося и орущего Костыля за дверь.

– Я Говард Буковски, – представился седой, – Крежень, вам эти имена ни о чем не говорят, знаю. Буйный последний раз передал нам кое-что из камеры суда, он наговорил целую иглоскету. Свое завещание! Так он сам назвал все это... Там было и про вас, Иван. Но он почти не верил в ваше возвращение. Один шанс из миллиона, даже меньше. Он вас считал смертником. И все же он предусмотрел невозможное.

Седой протянул руку. И Иван ощутил, что такой можно сворачивать скобы. Рука тоже вся была в шрамах.

– Гадра, – пояснил седой Говард Буковски, он же Крежень.

Иван не стал доискиваться подробностей.

– Он сказал что-то прямо мне?

– Да.

– Можно послушать?

– Можно, – седой подошел к стене, нажал на пластину. – Подождите минутку, сейчас отыщется.

Отыскалось раньше, почти сразу. Из стены пробасил Гуг, будто он сидел под ней, живой и невредимый.

– Ваня, ежели ты надумал меня спасать, брось эту глупую затею, тебя всегда заносило! Простота, Ваня, хуже воровства. Смертники с Гиргеи никогда не возвращаются не нами это заведено, не нам и ломать традицию эту. Тебе дадут все, что ты просишь. Но не губи себя, подумай! Я тебе говорю с того света, меня уже нет, Ваня. Прощай!

– И это все? – Иван даже опешил немного.

– Все.

– Не слишком много для лучшего друга.

– Это обращение не остудило вас?

– Нет.

– Тогда перейдем к делу. – Говард набрал комбинацию цифр на выдвижном пультике, и стена встала на свое место. – Вы получите все, что просили. Но я вынужден вас предупредить, что в случае неудачи мы не будем рады видеть вас на Земле. Понимаете? Не будем!

x x x

Больше всего Ивану хотелось бы повидаться с Первозургом. Но того словно корова языком слизнула. Может еще там, подо льдами Антарктиды, они раскусили пришельца, разоблачили его в теле удавленного шефа, убили или держат в темнице? Тут можно гадать сколько угодно широчайшее поле для фантазий. Но одно очевидно, без феноменального старца не обойтись, Иван понимал это все отчетливее с каждым часом.

Итак, Гуг Хлодрик и остальные, раз! логово «серьезных» в Антарктике, концы, таятся там, точно, это два! хлипая ниточка – Умберто, три!... что же еще? ах, да! секты сатаиистов и им подобных – агентура Пристанища на Земле, это четыре! Пока хватит. Одному ему все равно не совладать, надо срочно проворачивать «операцию»... надо только начать, надо ввязаться в дело, в драку. А там разберемся!

Что-то неосознанное несло Ивана в Париж, в незримый центр Сообщества, неофициальную столицу все тех же незримых сил, что управляли по меньшей мере половиной мира. Он еще сам не знал, что ему там нужно, но чутье не могло обмануть его. До отлета оставалось два-три часа, так он сам наметил, так и надо было держаться. Локоть оттягиваема внушительная торба. Иван еще не успел разобраться с Гуговым наследством: ни инструкций, ни перечней-скисков не было. Седой Говард по кличке Крежень очень коротко рассказал о каждой штуковине – в два-три слова. Иван видел, что седому страшно жаль расставаться с этим добром – на старушке Земле нет таких сокровищ, за которые все это можно приобрести, но Крежень не решался нарушить волю босса, он знал, что Буйный оставил и еще коекому кое-какие инструкции. И он знал, что раздумывать исполнители не будут. Ивану не надо было обладать особой проницательностью, чтобы понять это. Кроме того Крежекь уважал босса. Ну да ладно. Хуже было с координатами... или осведомители дали в банду неточные, неполные сведения, или Гуга и впрямь запихнули в самый ад, на самое дно, не определив ему там конкретного места. Иван знал, что такое Гиргея и что такое «дно». Но лучше всего он знал, что любая массовка, любая «операция», планируемая бандой, неминуемо провалится – на гиргейскую каторгу нельзя идти скопом, нельзя идти в налет, это не нью-йоркская центральная тюрьма, это не гренландский концбокс. Гиргею на гоп-стоп, с пушками, гиканьем, ором, пальбой, лихими виражами не возьмешь. На Гиргею можно войти тихо. И уйти тихо. Иначе – труба!

Иван выпрыгнул из дисколета над пляс Эгалите. Антигравы мягко опустили его возле старого накренившегося каштана, рядом с чугунно-деревянной лавочкой четырехвековой давности, явно вытащенной городскими чудаками из музейных запасников. На такую лавку было страшно садиться – антиквариат, ага, вот и табличка: «Изготовлена в 1914 году... простояла до 1998 года... на этом самом месте...» Чудеса! Иван остановился. Надо прислушаться к себе, надо услышать. Он стоял долго, минут десять. Прохожие оглядывались на него, какой-то болван обозвал наркоманом паршивым. Иван не слышал. Он определял направление – прямо, не менее восьмисот шагов, нет, шестьсот пятьдесят – там, что-то нужное ему происходит там. Он встряхнул головой, перекинул Гугову торбу на другую руку. И пошел.

На огромной резной желтой деревянной двери красовался черный грубо выпиленный из куска металла квадрат. Черный квадрат! И ничего более. Его влекло туда, за дверь. Но одновременно чутье подсказывало, что туда идти не следует, там опасность! еще неизвестно какая, но опасность! не ходи! не надо рисковать перед отлетом! можно все испортить!

Иван рванул на себя дверь. Вошел в мрачное парадное.

– Вход с другой стороны, – прошипело ему в ухо из-за спины. – Вы ошиблись дверью, месье.

– Нет, мне надо сюда, – решительно заявил Иван.

– Ваш знак?

Иван промолчал.

– Вы не приобщены, как я вижу?

– Я жажду приобщения, – произнес Иван с нажимом.

– И за вас некому поручиться? Вы оттуда? – бледное испитое лицо вопрошавшего поднялось кверху.

– Да, я оттуда. И у меня никого нет на Земле, – Иван импровизировал, он не мог уйти, не солоно хлебавши, у него оставалось слишком мало времени. – Перед смертью, на Агаде, мой напарник говорил мне про вас...

– Что он говорил вам про нас?

– Он сказал только одно – там приют для ищущих. И дал адрес.

– Он вас обманул, месье. Уходите. Здесь частное владение.

Иван понял, что дальнейший разговор не принесет успеха. Он резко выбросил руку к бледному испитому лицу стража дверей – что-то хрустнуло под нижней челюстью, там, где череп крепится к шее. Все! Он будет спать не меньше часа. Эх, надо было оставить торбу в какой-нибудь камере хранения! Поздно.

Иван машинально выставил кулак – и почувствовал, что на него кто-то напоролся. Следующее движение было молниеносным – нападавший из тьмы рухнул на ворсистый ковер под завешенное черной вуалью настенное зеркало. С охраной у них плоховато, подумал Иван, взбегая вверх по мраморной лестнице – он шел на мерный, ритмичный гул. Где-то в глубине здания что-то происходило. И голос подсказывал ему – он на верном пути, это опасно, очень опасно, но это именно то, что нужно!

Двери в полутемный зал были приотворены. Смутные фигуры, мерцающие огоньки виднелись за ними. Дворцовые, старинные двери в три роста человека, высоченные своды... здесь была церковь, кирха или католический костел! Но почему темень, почему эта гнетущая музыка? Что тут происходит? Иван тихонько подошел к дверям, скользнул за них. Месса! Черная месса! Они никого не боятся, они служат почти в открытую – те, что у дверей, не охрана, это формальность. Иван пожалел, что пришел на этот спектакль. Не время, совсем не время!

Огромный, перевернутый крест. Пылающие рубиновые пятиконечные звезды рогами вверх. Одуряющий дух наркотических зелий, горящие фитили над шестигранными, рогатыми лампадами дьявола. И сам он – черный, изломанный, неестественно огромный, восседающий на черном, устланном крепом пьедестале. И сверкающий узкий меч, вонзенный в подножие, в наложенные одна на другую желтую гексаграмму и кроваво-алую пентограмму... Надо уходить немедленно, с дьяволопоклонниками еще успеется, ну их! У Ивана душа выворачивалась наизнанку, его тошнило от самого духа черной мессы. Он даже не вникал в слова, они монотонно протекали через его уши, лились глухо и ровно, ложась на гнетущие аккорды невесть где таящегося органа.

В мрачном зале стояло, сидело, лежало не меньше трех сотен людей. Все они были в черных накидках-плащах. Маскарад! Ивану было не до маскарадов.

– ...властитель миров Вельзевул уже снами, только незрячие не видят этого, только глухие не слышат. Близится эра освобождения мира от света, эра всепроникающей и всевластной Тьмы. И вы – лучи этого Черного Света, вы посланцы Вельзевула, приобщенные к его свите. Вам откроется истина. И вы понесете ее по всей земле.

Нет! Хватит! Надо выбираться! Иван потихоньку, спипой стал отступать к дверям. Он знал, сейчас будет много всякого: и вой, и крики, и черные клятвы, и кровавые жертвоприношения, и поклонения чучелу этого черта рогатого, и дичайшая оргия, и полное наркотическое одурение – до утра они будут тешить себя всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Ему некогда, он не праздный бездельник.

Пора на Гиргею!

Он уже был за дверью, когда в спину ударили тихие, заглушаемые сатанинской музыкой слова:

– Черное Благо грядет в мир наш. Сорок миллионов лет носившие его бродили в пределах потусторонних, храня веру и силу нашего Черного Господа! Сорок миллионов лет в безводных пустынях Мироздания блуждали посланцы истины. Тяжел и непостижим был путь их. Пронеся в себе Черное Благо, стали они, как исчисленно, Хозяевами Предначертаний, несущими Вселенной и миру Всевоплощение во Отце нашем я в цепи вечных воплощений. Сорок миллионов лет длился Велцкпн Исход – пришел час торжества и мщения. Близится его начало. Слушьте слышащие, зрите зрящие – идет эра наша, и отдает наш Господь в руки наши для большого мщения жертвы наши, коим несть ни числа ни счета, кои порождены предсуществами и уйдут в ничто таковыми, напояя нас кровью своей. Услышьте сердцами своими – час наступит, и отверзнутся Врата в Мироздание. И приидет время наше!

Часть первая. ОБРЕЧЕННЫЙ

Неприкаян есть человек, утративший дом свой, гол, бос и сир – даже если живет в достатке и богатстве. Вдвойне неприкаян и обречен тот, кого изгнали из дома его. Но хуже всех извлеченному из норы своей и брошенному вопреки воле его и смыслу в нору чужую. Рожденный при свете падает в темень, и окружает его зло, и нет ему друга и брата, есть лишь одни мучители и терзатели его. Достойны жалости и сострадания прошедшие лагерями и тюрьмами земными, каторгами и острогами. И достойны зависти они – черной, слепой, ненасытной зависти, ибо дышали они земным воздухом, ходили по земле, ели пусть и скудные, но плоды земные. Счастливцы! Избранники Божий! Участь их легка и светла, ибо каторга их в доме их земном, и сами себе они мучители и палачи, жертвы и истязуемые.

Каторга!

Страшное и непонятное слово, пришедшее из глубин и далей. Каждым слогом своим ты бьешь в виски. Не избыть тебя во веки веков роду людскому, не пройти сквозь тебя, не перейти поверху, не обойти стороною. Стоны и плачи, слезы и вой. Но хуже всего исступленное, безутешное молчание. Молчание обреченных, утративших веру и надежду. В молчании кандалы звенят громче и безумней стучит плененное сердце..

Подводная Гиргейская каторга!

Пристанище обреченных на смерть. Сотни тысяч истерзанных и замученных, задавленных непосильной работой в подводных рудниках. Один Господь и мучители ваши знают, о чем молили вы слезно, валяясь по полу, биясь головами о стены – там, еще на Земле, – а молили вы о смерти: о расстреле, повешении, сожжении на костре или электрическом стуле, четвертовании... молили о любой земной казни!

Но не дали вам спокойной и быстрой смерти. А дали вам смерть, растянутую на годы. На десяти планетах-каторгах держала Земля своих непослушных сыновей. И одной из них была планета Гиргея в созвездии Белого Удава – левой спиральной ветви галактики Уга-ХН.

Семь лет геизировали Гиргею. Семь лет бились десантники-смертники с чуждым миром. Семь лет пожирали лучших из лучших псевдоразумные гиргейские оборотни.

Черный, бездонный, свинцовый океан. Ни островка, ни клочка суши, ни льдинки на черной мертвенистой поверхности. Лишь угрюмые ядовитые волны да черные смертные валы, бушующие фонтаны-извержения да белесые искрящиеся водовороты-пропасти... и страшнее всего – таящая ужас гладь. Сколько доверчивых и любопытных нашли себе в ней могилу! Гиргея. Планета, не предназначавшаяся Господом Богом для чад своих, для слабых и мятущихся духом, беззащитных пред Пространством людишек. Тайна за семью печатями. Первые поисковики не верили глазам своим, сходили с ума, погружаясь в многокилометровые глубины, это был непомерный сказочный, колдовской океан без дна. Это было нечто непостижимое: переплетения изъеденных дырявых стен, лабиринты, норы, переходы, залы, гроты, подводные города в скалах, выеденных или вырубленных – и так до бесконечности, на многие километры, десятки километров, сотни километров вниз – уже было непонятно, где низ, где верх, где лево, где право – переходы, провалы, лабиринты, пропасти, пики... и так везде и всюду. Много позже стало известно, что планета чудовищно стара, что ей четыреста шестьдесят миллардов лет, что когда-то она была обычной планетой, плотной, круглой, тяжелой, каменистой, с раскаленным жидким ядром. Но потом кто-то, добывая неизвестно что, изрыл ее за сотни тысяч лет миллионами, миллиардами ходов, продырявил шахтами, стволами, лазами, изъел все ее тело. Что это была за цивилизация, что за мир – никто не знал. Никто не знал и откуда взялась вода, точнее, ядовитая черная жидкость, триллионами кубокилометров залившая все изъеденные внутренности планеты, покрывшая ее непроницаемой, бушующей гладью сверху. Загадка оставалась неразрешимой.

Поначалу думали на жутких обитателей Тиргеи – подводных чудовищ-оборотней. Но выяснилось, что это тупиковая псевдоцивилизация свирепейших негуманоидов, не способных к длительному и упорному труду. А потом на Гиргее нашли ридориум. Его было мало. Совсем мало, крохи. Но это был настоящий ридориум – бесценнейшее сокровище, наполнитель гипертороидов-переходников. Геизацию сразу же прервали. В мире, где есть ридориум, не должны жить люди. Никто! Кроме тех, кто его добывает. А по законам Федерации ридориум должны добывать только смертники, исключительно смертники. Гиргея стала каторгой – адом для тех несчастных, что не успели наложить на себя руки в земных следственных изоляторах. Были каторги и пожестче, и покруче, но гиргейская каторга была самой гиблой каторгой во Вселенной.

x x x

Ивану снилось, что эти ублюдки догнали его. Ах, как хорошо, просто здорово! ему давно поднадоало уходить от них, заметать следы. Сейчас потолкуем! Он развернулся и, преодолевая сопротивление воды, прыгнул вперед. Левый взмыл на доннике вверх – черное брюхо проплыло над головой. Но Иван успел ухватить его за ногу, сдернуть с управляемой торпеды. Правого он осадил в лоб, сбил его хорошим прямым ударом. От тишины ломило в ушах, удары были беззвучны, движения замедленны. Сфероиды ушли далеко вперед и теперь возвращались к цели – к нему, они должны были пропороть его скафандр, убить его. Как бы не так. Иван выдрал из ила приземистую фигуру без плечей, заслонился ею... пузыри воздуха рванули вверх, разваливающийся скафандр стал похож на жалкие обломки скорлупы, выскользнула черная тень – маленькая, горбатая, уродливая. Этого не могло быть. Иван еде успел пригнуться – второй сфероид рассек кремниевостеклотановуго заглушку над виском, чудом броня уцелела. Тень! Иван бросился вслед... его остановили глаза обернувшейся горбатой фигурки – непостижимо-живой под чудовищным гнетом воды – глаза черные, прожигающие. Это были глаза Авварона Зурр-бан Турга... Сон! Проклятый сон! Он мучил его много ночей подряд, все всегда было по-разному, все менялось, но глаза оставались теми же, глазами колдуна-оборотня из Пристанища. Надо догнать... Иван рванулся вслед за тенью. И проснулся.

Гуг Хлодрик стоял над ним и укоризненно улыбался.

– Ты кричал во сне, Ваня. Вот я и пришел.

Иван приподиялся в кресле, и оно тут же приняло новую форму, подлаживаясь под сидящего. Голова была ясной. Он спал ровно два часа – преступно долго. Времени оставалось в обрез. Но Иван не знал, что делать, с чего начать. Он действовал по четкому, продуманному плану – он тихо, осторожно внедрился на планету, преодолевая преграды, достиг ее дна. Он мог бы так же тихо и незаметно выдаться наружу. Но Гуг спутал ему все карты – вместо того, чтобы как положено добропорядочному каторжнику, махать своим виброкайлом под присмотром биоандроида-надзирателя, он устроил дикую бучу, перебаломутил половину Гиргеи, подставил себя, всю свою банду, сколоченную здесь же, подставил всех, в том числе и его, Ивана. Безумец! Воистину – Буйный!

– Можешь не говорить, Ваня, я все понял, – пробасил Гуг Хлодрик ворчливо, – грех так глядеть на лучшего друга и старого собутыльника. Ты думаешь, я сам в петлю башку сунул? Как бы не так! Они меня вынудили, Ваня!

– Вынудили?! – в голосе Ивана было столько сарказма, что Гуг побагровел.

– Вот именно! – взревел он. – Я ушел из-под ножа. Ты ведь знаешь, до чего додумались эти падлы, эти гнусные подонки! Каторжан поступает все меньше, а рук не хватает. Наш брат недолговечен. Вот и смекай.

Иван ничего не понял. Гуг нес какую-то ахинею.

– Эти сволочи пересаживают наши мозги в своих многолапых киберов с повышенной устойчивостью. Ты понимаешь, Ванюша, что это?

– Что? – спросил Иван, начиная потихоньку доходить до смысла сказанного.

– Смертник мотает в этом аду срок два-три года, кому повезет, тот загинается за год! Я не хочу быть вечным смертником, Ваня! И никто не хочет! Я видал этих парней. Им не позавидуешь. Почему моя башка должна быть в двенадцатиногом крабе. Да, он лучше вкалывает, выдает больше ридориума! Да, он почти вечен, он будет колупать эту планетенку пока не проколупает насквозь. Но я, Ваня, не подписывался на вечную каторгу, понял?!

– Все это не имеет никакого значения, – проговорил вдруг Иван обреченно и тихо.

– Почему? – Гуг вытер со лба холодную испарину.

– Вторжение может начаться со дня на день. Счет идет на часы!

– Это клиника, Ваня! По тебе плачет сумасшедший дом. Но меня в него никто не пустят, понял? Меня даже не казнят за все грехи мои смертные! Меня впихнут в этого монстра...

– Сколько у тебя человек? – оборвал Гуга Иван.

– Тридцать семь здесь плюс два андроида и три киборга, да еще на Земле три сотни, – Гуг отвечал прилежно, как школьник на уроке, весь пыл его куда-то пропал сразу.

– Они погибнут, Буйный! – тихо сказал Иван. – Ты что, не знал, с кем имеешь дело? Зачем ты впутал других... тридцать семь душ.

– Тридцать семь каторжников-смертников, готовых идти грудью на таран, готовых сдохнуть, Ваня! Тут тебе не детский сад и не земная зона!

Иван все не решался спросить о главном. Он поглядывал на крохотную сиреневую звездочку, украшавшую лоб Хлодрика, – шрам был почти незаметен. Еще три таких же должны были быть на затылке. Под черепную коробку каждого смертника вживляли четыре серебристых микрокапсулы – можно было бы обойтись и двумя, но на всякий случай приемодатчики дублировались. Каторжника могли убить мгновенно, одним сигналом, могли помучить, могли довести до исступления, умопомешательства – с непокорными не церемонились.

– Почему они не вырубили вас?

Гуг расхохотался, похлопывая себя обеими ручищами по огромному животу. Он был явно доволен вопросу.

– Рубильник у них еще не вырос, Ваня! Шучу! – Гуг ударил кунаком в черную настенную панель. – Сейчас, Ваня, я тебя познакомлю с одним человечком. Ты только не упади в обморок. Пока он с нами, ни хрена не случится. Эти болваны додумались запихнуть в нашу зону мастерюгу, который ее работал.

– Исключено! – отрезал Иван. – Ни один «мозг» не пропустит.

– Нет, не здесь! Он писал программу на Земле, понимаешь. И он закладывал еще там всякие, знаешь, тупички и ходики, прямо говоря, не предусмотренные проектом. Он получил от Синдиката мешок денег. И еще мешок ему должны были дать потом. Но он сгорел, Ваня... Синдикат уже присылал сюда двоих – непостижимо, их трупы валяются в тупиках, их даже не ищут, про них даже не знают, Ваня! Вот он идет.

Панель въехала в переборку, и в комнату через круглый лаз протиснулся кособокий, криворукий, весь какой-то перекореженный карлик в термопластиконовом ребристом гидрокостюме.

– Он его никогда не снимает! – коротко бросил Гуг. И тут же махнул в сторону Ивана ручищей. – Гляди, – давний мой кореш, асс-звездопроходчик, сейчас такие повывелись. Ну чего притихли, знакомьтесь!

Карлик протянул Ивану трехпалую уродливую руку, поморщился от осторожного пожатия, представился:

– Цай ван Дау, потомок императорской фамилии в тридцать восьмом колене, имею честь!

– Очень приятно, – ответил Иван машинально. Он не мог оторвать глаз от чудовищного лица карлика, едва достигавшего огромной бритой головой его груди. – Иван...

– Мне о вас много рассказывал Гуг-Игунфельд. Вы мне представлялись значительно старше. И когда вы только успели покорить столько звездных миров? – карлик Цай ван Дау приветливо улыбнулся, отчего лицо его стало еще уродливее: ощерились мелкие острые зубы, выпученные, закрытые наполовину белесыми бельмами глаза подернулись кровью, в ноздрях – совершенно нечеловеческих, рваных, открытых – что-то затрепетало, из огромной гниющей раны на лбу вытекла капелька почти черной крови.

Иван не мог понять – человек это или обитатель одной из населенных планет, прижившийся в земных колониях, пообтершийся, овладевший человечьей речью... и о какой-такой императорской фамилии он говорил?

– Язык проглотил, Ваня? – Гуг обхватил обоих за плечи, улыбнулся. Ему явно хотелось разрядить обстановку. – Цай отличный малый! Он покруче нас с тобой! Я жалею, что не встретил его раньше, гиргейская каторга свела нас.

Иван широко улыбнулся, заглянул в бельмастые глаза. Теперь он понял – карлик плод любви землянина и инопланетянки, или наоборот, в нем все действительно круто замешено. Но его лоб! С такой раной – и на ногах!

– Что вы меня так разглядываете? – вежливо поинтересовался Цай ван Дау. – Думаете, я сбежал из тюремного лазарета? Ошибаетесь. Здесь таковых нет! – он провел трехпалой рукой по голому высокому лбу, запустил палец с черным ноготочком в кровоточащую рану. – Не заживает проклятая! Да вы не обращайте внимания.

Гуг усадил обоих на огромный мягкий диван.

– Ты знаешь, чего он учудил?

Иван качнул головой.

– У него был только старый, ржавый, кривой гвоздь. Но он, этот крутой малый, до которого нам, черт побери, никогда не дотянуть, две недели ковырял этим гвоздем свой лоб, дырявил черепную коробку. Ваня, он собственными руками, обливаясь кровью, выдрал из своего мозга приемодатчики! И пошел в центральную. Ты себе представляешь, чего он там натворил?!

– Не надо об этом, – тихо попросил карлик Цай.

– Надо! Мир должен знать своих героев. Он вырубил всю внешнюю связь, отрезал зону от других зон, ото всей Гиргеи. Не поверишь, Ваня, я не мог вырвать из этих ручек плазмомет! Еще немного и он погубил бы всех. Понимаешь, о чем я говорю?

– Надо были оставить заложников, – предположил Иван.

– Да! – обрадованно взревел Гуг, будто его уже вывезли с каторги. – Но он сделал самое главное и с самого начала – он вырубил эту дьявольскую штуковину, наши приемодатчики превратились в безобидные бусинки, а потом он подал на них сигнал дельта – саморазрушение, усек? Это была фантастическая операция! Через семь минут автоматика все восстановила – но мы были уже свободны, заложники в наших руках, андроиды-надсмотрщики перебиты, все оружие наше... и четыре трупа.

– Трупы на моей совести. Гуг, успокойся, – прервал восторженный рассказ карлик Цай. – И хватит уже о прошлом. Если мы не уйдем в ближайшее время, мы не уйдем никогда.

Иван стиснул голову руками. Ну почему он всегда попадает в идиотские переплеты?! Почему он вместо одного Гуга должен теперь вызволять тридцать семь каторжных рыл, не считая киборгов и андроидов! Все это нереально, глупо, немыслимо! Нет, надо начистоту!

– Гуг я пришел за тобой! Понимаешь, за тобой одним! – начал он, – Я не смогу вытащить всех. За мной по пятам идут...

– Я знаю!

– Это не власти, Гуг. Это другие!

– Плевать!

Иван не стал вдаваться в подробности. Он приподнял рукав, отстегнул ремешок возвратника.

– Возьми, – он протянул возвратник Гугу. – Через секунду ты будешь у старины Дила Бронкса, на станции Дубль-Биг-4. А я выберусь отсюда, можешь не сомневаться... если получится, – Иван снова заглянул в белесые глаза карлика Цая, – мы выберемся вместе. Но вытащить с каторги тридцать семь человек – это гиблое дело, Гуг! Я говорю прямо, ты меня знаешь!

Гуг отвернулся, надул губы.

– Убери свою игрушку, Ваня, – просипел он через плечо, – ты, небось, забыл, как мы вместе хаживали на Гадру и Урепаг, ты предлагаешь мне драпать отсюда, бросить всех корешей и отвалить?! Не обижай меня, Ваня.

Карлик Цай встал с дивана, прихрамывая, на кривеньких тонких даже в ребристом гидрокостюме ножках подковылял к столу, отхлебнул из плоской бутылки фаргадонского рома. Опустился прямо на пол у выгнутой резной ножки, скрючился, сморщил уродливое лицо. И сказал:

– Будем пробиваться.

– Но как?! – Иван вскочил на ноги.

– С уровня на уровень, с боями! Огнем дорогу проложим. Мы все равно смертники. Может, так умереть достойней! Будем идти открыто, кто выйдет, тот выйдет, кто нет – останется здесь! Ничего не изменится, Иван, ничего! Мы можем только выиграть, проиграть мы не можем.

Гуг положил ему руку на плечо, ткнулся лбом в лоб. Он плакал – тихо, беззвучно, горько.

– Уходи, Иван! Ты не имеешь права погибнуть с нами, – голос железного, неунывающего Гуга-Игунфельда Хлодрика Буйного дрожал, – мы все сдохнем тут! Но мы не пойдем в обход. Это уже решено, решено всеми, бесповоротно, Иван. Ты можешь считать нас злыми, жестокими, кровожадными, но мы будем идти по трупам, мы будем их жечь, резать, убивать. Заложников мы убьем последними. Если они дадут нам вырваться, мы отпустим этих ребят.

– Глупо! Все это глупо, Гуг! – Иван задыхался от невозможности объяснить очевидное, объяснить то, что и без него прекрасно понимали. – Они будут вас держать под колпаком всегда и везде – на каждом уровне, на каждой зоне, на орбите, в созвездии, в галактике... рано или поздно они настигнут вас, обезоружат, а если заложники погибнут раньше, они просто уничтожат вас – понимаешь, уничтожат в любой точке Вселенной! И пусть твой друг Цай ван Дау знает все ходы и выходы, тупики и камеры – вы все равно везде будете под колпаком, везде на экране.

Гуг вытер слезинку на небритой седой щеке.

– Чего ты предлагаешь, сдаваться?

– Ты должен уйти на станцию! Я выберусь отсюда, Гуг, я ведь не меченный, я смогу запутать следы, сам знаешь, через неделю, самое большее, две я буду у Бронкса.

– А они?!

Иван промолчал. Что он мог ответить. И так потеряно слишком много времени. В его голове один за другим рождались и тут же умирали ввиду явной невыполнимости десятки планов. Все бесполезно. Каждый знал прекрасно – с Гиргеи выхода нет. Они все погибнут. Они и хотят погибнуть – красиво, с помпой, с треском и пальбой, с шумом, погибнуть, стоя на ногах, а не на коленях. Но все проклятье в том, что ему – да, ему! – никак нельзя погибнуть. И ему нельзя бросить друга. Это еще хуже, чем погибнуть.

– Гуг, у меня твое колдовское яйцо-превращатель...

– Не поможет. Я уже думал о нем. Ничего не поможет, Ваня. Ты зря тащил сюда мою торбу – эти штучки хороши на Земле, здесь от них мало толку.

– Поглядим еще, – двусмысленно проговорил Иван. И добавил бодрее: – Вот что, Гуг, я пойду с вами!

– Ой, Ваня, подумай, семь раз отмерь!

– Я иду с вами!

Гуг обнял его и тихо засмеялся, его трясло мелко, неостановимо – это была явная истерика.

– Ну, ну, успокойся, – приговаривал Иван. – Ты вот чего, дружище, познакомил бы меня со своими ребятками, вместе на дело пойдем, надо всех в лица знать.

– Это можно, – согласился Гуг.

Через десять минут в его комнате-камере собралось двадцать восемь отпетых головорезов, с которыми Иван в иной обстановке не пожелал бы встречаться – на Гиргее не держали пай-мальчиков.

– Остальные на постах, так, на всякий случай, – пояснил Гуг. – Я не доверяю автоматике!

Карлик Цай ван Дау криво улыбнулся, кровь струйкой полилась со лба в бельмастый глаз. Отпрыск императорской фамилии был бледен и хмур.

Гуг представлял одного за другим:

– Коротышка Ку, насильник и убийца, пять лет на зоне, старожил. Барон – этот парится за босса, в Синдикате так принято, Ваня. Белый Фриц – мочил только легавых, псих, по нему дурдом плачет, взяли на Октаподе, здесь полгода.

Кипа Дерьмо – отчаянный малый, темнила, двоих кончил уже на каторге...

Иван смотрел на эти измученные и одновременно сияющие рожы и думал – торчать бы вам, ребятки, здесь за грехи ваши, ну вот вырветесь на свет Божий, а дальше что? Снова убивать, расиловать? что ты будешь делать на Земле, а, Кипа Дерьмо? а ты, Бон Наркота, колоться? глотать колеса? резать всех подвернувшихся под руку?!

– Народ надежный, проверенный – с такими парнями можно идти на край света, – нахваливал головорезов Гуг Хлодрик, – вот, гляди, рекомендую – ветеран тридцатилетней аранайской войны Иннокентий Булыгин, в поосторечии Кеша Мочила, твой землячок, промежду прочим.

Седой изможденный мужик с впалыми щеками и изломанным носом протянул Ивану костлявую руку с десятком тусклых металлических колец на пальцах.

– Полегче, приятель! – вскрикнул Иван. Он не ожидал этой нечеловеческой хватки, аж кости захрустели.

– Пардону просим, – тихо сказал мужик – нагловато, совсем без вины в голосе, – протез разладился, старый он, разболтанный, менять пора да сперва отсюда бы слинять. Слыхал, ты с нами пойдешь?

Иван криво усмехнулся, поглядел в серые выцветшие глаза каторжника – куда только не забросит судьба-злодейка русского скитальца-горемыку! Сколько их таких, рассеянных по Вселенной, по крохотным миркам, падающим в бездонную черную пропасть Пространства!

– Пойду, коли не искалечат до поры до времени.

– Своих не калечим, – серьезно ответил мужик и добавил сурово: – Ты вот чего, держись ко мне ближе, авось не сразу пришибут, понял?

– Он дело говорит, Иван, – подтвердил Гуг. – Кремень мужик!

У Ивана уже голова кружилась от всех эти «кремней».

Цепкая память намертво впечатала в мозг каждое лицо, каждую фигуру, каждую кличку – больше ничего не надо, хватит. Пора!

– Гуг, – сказал Иван, придержав приятеля за локоть, – мне надо с тобой поговорить с глазу на глаз. Потом, видно, не придется.

– Понял.

Через три минуты они остались одни в этой мрачной и респектабельной камере. Одни в ловушке для обреченных, на глубине восьмидесяти километров, под свинцовой толщей ядовитой жижи, в изрезанной подводными ходами и туннелями проклятой Гиргее.

– Неплохо устроился, – сказал Иван.

– Не для нас хоромы строили, Ванюша!

Камера и впрямь была просторной, добротно обставленной – мебель последнего поколения с психодатчиками, и тут же старинная резьба по натуральному дереву. Откуда на Гиргее натуральное земное дерево? Витражи, застекленные подки, аквариумы в стенах... Иван вздрогнул. Показалось – вот-вот высверкнут из водной черной толщи злобные кровавые глаза. Он давно здесь, но еще не видал ни одной гиргейской клыкастой рыбины. Наверное, всех повывезли любители.

– Слушай, Гуг... – начал было Иван.

Но Буйный прервал его, потряс рукой перед самым носом.

– Нет, Ваня, это ты меня послушай немножко, а потом я тебя. Есть и еще одна причина, по которой мне бежать нельзя! – Он подошел к стеллажу с огромными фолиантами, сдвинул его, почти без напряжения, нажал на кнопку.

– Ливочка, ты меня слышишь?

– Я давно вас подслушиваю, – прозвучал невесть откуда томный и капризный женский голос, – ну и скушный же вы народ, мужчины, все о делах да о делах, фу!

– Мы зайдем к тебе с Ванечкой, ладно? – спросил Гуг вкрадчиво.

– Нет уж, лучше я к вам! – Голос был низкий, бархатистый.

И сразу же за стеллажом открылась дверца. И из полумрака высунулась наружу женская нога – стройная, темная, в белом сапожке с золотой пряжечкой. Негритянка. Нет, мулатка. Иван не ожидал увидеть здесь женщину. Не место женщинам на подводной каторге, за тысячу световых лет от Земли. Но мулатка была живой, настоящей и необыкновенно красивой. Таких синих глаз просто не могло быть в природе. Иван залюбовался... и забыл поклониться.

– Ты его заколдовала, Ливочка.

– Да? А я подумала, он немой.

– Вы столь прекрасны, что любые слова излишни. Позвольте? – Иван приподнял невесомую узкую кисть и коснулся губами темной кожи.

– Лива отсидела три года, – пояснил Гуг, прижимая красавицу к своему необъятному животу, поигрывая с длинным сиреневым локоном, который будто бы случайно выбился из тщательно уложенной пышной прически. Пухленькие губки, вздернутый носик и безумная синева глаз – ангел во плоти. Нежной кошечкой мулатка льнула к великану Гугу, не стесняясь Ивана. Очаровательница, да и только.

– Она в своем притоне на Двадцать первой авеню одним дождливым вечерком решила свести счеты с прежним любовником. А тот, понимаешь, пришел с пятью фараонами. Пришлось замочить всех шестерых. Две недели она пилила их на куски и скармливала дворовым псам. А на третью соседушка настучала. Ваня, ее приехал брать целый взвод пурпурных касок – с пушками и лучеметами, в бронежилетах, с гранатами и прочей мурой. А она лежала на своем плюшевом диванчике, свернувшись калачиком. И жевала изюм. Дите! Ваня, разве можно эдакое дите совать в каторгу, на зону?!

Гуг нежно поцеловал мулатку в мочку уха. Она ответила страстным горячим поцелуем, прижалась еще сильнее.

– Ну как ее оставишь? – вопросил Гуг извиняющимся тоном. У меня было много женщин, ты знаешь. Но я только думал, что я их любил, нет, Ваня, я, старый трухлявый пень, влюбился в эту девочку и понял, что ничего прежде и не было! У меня нехорошие предчувствия, Ваня, так бывает перед концом, я знаю...

– Типун тебе на язык! – мулатка шлепнула Гуга по толстым синюшным губам. И тут же снова прижалась к животу, мурлыча и потираясь бедром о ногу великана.

– Дай Бог вам счастья!

Иван становился все мрачнее. Надо было действовать сразу, не разбираясь ни в чем, теперь он все больше и глубже влезает в нечто неуловимо-иллюзорное, опутывающее по рукам и ногам. Чувства-с! Каприз! Прочь! Немедленно прочь! Нельзя идти на дела и распускать нюни! Он уговаривал сам себя, но ничего не мог поделать.

– Ладно, Ливочка иди! А то мы все сейчас расплачемся здесь, хором, – Гуг чмокнул мулатку в щеку, подпихнул ее рукой под круглую попку к дверце.

Но красавица вырвалась. Уселась в кресло, закинула ногу на ногу.

– Нетушки! – заявила она совсем томно. – Я должна знать, что вы замышляете. Я еще подумаю, может,пойду да и сдамся вертухаям. Простят! Я еще года три протяну здесь, они меня не шибко давят. Три года – целая вечность!

Иван ухватился за соломинку. Он встал перед красавицей на колени будто в шутку, но вместе с тем и всерьез, снова коснулся ее руки – той самой ручки, что отправила в мирой иной шесть черных душ, а потом день за днем пилила оставленные душами в ее хибаре тела. Нет, Гуг или врал, или это и впрямь необыкновенная женщина. Надо заставить ее, упросить, убедить.

– Вам надо идти к ним, – начал он с горячностью, – надо! Они все вам простят. Нельзя губить такую красоту и так-то молодость! Через год-другой вас переведут на мягкую зону, вы все позабудете, время вдет, законы меняются, вас выпустят, обязательно выпустят, вы заживете новой жизнью, на Земле рай, вас ждут в этом раю, надо только сделать первый шаг, маленький шажочек!

Она резко отпихнула его руку. Пнула белым сапожком в грудь – Иван качнулся назад, но не встал с колен.

– Мент! – она чуть ли не визжала. – Поганый мент! Ты чего сюда пришел, а?! Ты пришел, чтобы оставить Гуга одного, чтобы взять его, да?! Гуг! Это стукач, они подослали его специально, они подсадили его к нам!

Гуг обхватил красавицу руками сзади, из-за кресла, прижал свою стриженную седую голову к ее точеному виску. Гуг был мрачен.

– Нет, Ливочка, он не стукач. Он просто дурак! Он не знает, что такое любовь. Ты уж прости его, несчастного.

Иван встал. Плюхнулся на диван.

– Ну, как знаешь!

Гуг перебрался к основанию кресла, обнял рукой шоколадные ноги, привалился щекой к колену – округлому и гладкому. Вид у него стал умиротворенным и счастливым – хоть немного счастья, но оно ведь есть пока, зачем думать о том, что будет завтра, через час, через два?!

– Ты хочешь меня спросить, Иван. Давай!

– Да, я давно хотел тебя спросить. Гуг. Все откладывал, как-то неловко было, неудобно. А теперь понял – скоро нам всем конец, так и не узнаю... Короче, как ты вляпался во все это дерьмо?! Ведь ты был десантником экстра-класса?! Чего тебя дернуло связаться с ворами и бандитами. Не понимаю, Гуг, не понимаю! Здесь есть хоть какая-то логика? Или ты просто спился, опустился, дошел... нет, все не то, ерунда какая-то! Я все время думаю – почему наши лучшие парни или спиваются или гибнут. Ну почему?

Мулатка прикрыла глаза. Но она не спала, слушала.

– Эх, Ваня. Бередишь ты мне старые раны! – Гуг покраснел, кровь прилила к голове, видно, и впрямь ему было нелгко вспоминать прежнее. – Ладно, слушай. И ты, детка, тоже послушай, наука будет. Столько лет прошло. А ведь ты, Ванюша, совсем от Земли оторвался, давно не был на ней. Хотя вы там, в России, все малость трахнутые и оторванные, идеалисты вы, все Бога ищете. Нету Бога, Ваня, нету! Мы с тобой последний раз вместе на Сельме были, так?

Иван кивнул. Целая эпоха прошла-прокатилась с тех пор.

– А на Параданге меня подставили, Ванюша. Да так подставили, что лучше б в петлю сразу. Нас бросили на прорыв – восемнадцать лбов, я главный. Атака с ходу, десант с боем – ты знаешь, что это такое. Приказ – взять заставу, разнести форпост в пыль. Тройная защита, уровень ваш, вооружение наше – сказали, дескать, десять лет им поставляли, обучали персонал, а они, дескать, всех вырезали, две колонии выбили – отдыхающих с Земли, детишек да старичков с бабусями... И еще приказ – заглушки по всей форме, никакой связи, будут давать слуховую дезу, сбивать с толку. Ну, ты меня знаешь, приказ есть, надо работу работать. Перед стартом у Билла Аскина сидел – пригласил, по душам толковали, всех знакомых-друзей перебрали, тебя тоже, Ванюша, слезу пускали, подпили малость, по плечам друг дружку хлопали, кореша! кровные братки! Ты, Ваня, представляешь, как он меня подставил! Я ведь всегда как думал – Космофлот, Два Океана – оба вместе, сам знаешь. Отряд Дальнего Поиска, гранит, мрамор, водой не разольешь, я ведь, Ваня, розовым был и зеленым, хотя и через сто смертей прошел. Короче, броней прикрылись, пушки выставили – и прямо из туннеля вниз, на планету, на Параданг трижды проклятый. В тишине идем, только друг друга слышим. Нас уж тыщу раз засечь должны были, угостить. А ни хрена нету! Хитрят, думаю. Ваня, ты меня сейчас пошлешь к дьяволу и никогда руки не подать, а может и прибьешь здесь прямо? Бей, Ваня, я и прикрываться не стану, меня давно прибить пора.

Иван поморщился.

– Кончай юродствовать. Гуг. Я ни черта еще не понял, а ты уже предлагаешь тебя прибить. Хорош гусь – приперся ва эту поганую каторгу за тридевять миров и пространств, что прибить каторжника Гуга-Игунфельда?

– Ладно, потом сам решишь, – Гуг говорил быстро, нервно, его трясло от страшных воспоминаний. – Ваня, я вышиб заглушку и чуть не оглох. Какой-то тип орал мне прямо в уши по прямой связи голосом Кира Смирнова, ты ведь помнишь его?!

Еще бы не помнить, Кир дважды выручал Ивана – вытаскивал изтральгарского болотного ада, отбивал от тупых зарогов-черепогрызов. Кир был славным парнем... Был? Иван поймал себя на неожиданной мысли.

– Кого ты еще слышал? – спросил он, резко подавшись вперед.

– Погоди! – Гуг отмахнулся. – Он орал: «Гуг! старина! ты ослеп, что ли?! или это твои новые фокусы?! Гуг! мы ждем тебя в гости! но ты же сейчас протаранишь нашу старушку! Стой, Гуг-Игуйфельд Хлодрик!» Деза! Я сразу просек, что это деза, что зеленорожие убийцы давят мне на психику, дурят! Они орали беспередыху, все! И Кир, и Чарли Сай, и Пер Винсент, и братья Поиски на три голоса, и Ева Хитроу, рыжая Ева... Они орали, молили, просили, а мы били – залп за залпом, шестнадцать десантных боевых шлюпов, двойной боезаряд. Это была преисподняя! Они стонали, плакали, выли.. но они не выпустили ни одной ракеты, только защита, только поля. Мы пробили все, Ваня, мы все уничтожили там... Я верил, что крушу базу сволочей. Я сам вопил: «Вот вам за бабушек! вот вам за деток! вот вам за старичков несчастных! твари! убийцы! зуб за зуб! око за око! аз отмщение – и аз воздам!!!» Приказ был после операции сразу сниматься – штурм прошел, придут ребятки, наше дело отдыхать. Но я нарушил приказ, какой-то черт дернул меня, Ваня.. Я спустился на заставу. Она была разбита вдребезги. В центральном бункере в месиве из костей, мяса, крови лежали герметические феррологовые очки Кира Смирнова, понимаешь, они оказались прочнее его самого, прочнее всех, ты ведь помнишь, он их никогда не снимал – после Гуганга, после операции на глазах, он без них не мог. У меня ноги подогнулись, Ваня я упал на пол. Я не мог встать.

– Ты ошибся. Гуг!

– Нет, я не ошибся. Они все погибли в этом бункере. Это я их убил. Я один – парни из моей команды ничего не знали, а я слышал! Я проверял потом – их имена никогда и нигде не упоминали, на них наложили табу, их забыли, будто их не было. Я выполнил приказ.

Ивана тоже начинало трясти. Гуг рассказывал невозможные вещи. Так не шутят, так не врут. Но верить было нельзя. Билл Аскин не мог отдать приказа уничтожить своих... но ведь он и не отдавал приказа уничтожать своих.

Бред! Просто Гуг допился, ему это все примерещилось в пьяном бреду.

– Что было дальше?

Мулатка сидела ни жива ни мертва, белыми пальцами она вцепилась в Гугово плечо, по нежному личику пробегал нервный тик.

– Эх, что было, Ваня. Это длинная история, – Гуг вздохнул, – говорил, лучше прибей меня, гада ползучего, сразу! Я пошел к Биллу... если б ты видел, как он обрадовался моему приходу, как он разулыбался – рот до ушей!

– А ты?

– А я врезал ему в морду – он чуть не пробил башкой стену. А потом, пока он еще не прочухался, я взял его за ноги, Ваня, и разодрал на две половины. Пришлось уложить трех его секретарей – не знаю, может, и неповинны ни в чем, подвернулись под руку. А потом я пошел к штабным...

– Бокс 14-14X?

– Он самый. Я точно знал, что именно эти парнишечки разрабатывали операцию. Не буду описывать, как я их молотил – такие суки не должны жить, Ваня. И они не живут... – Гуг выдохся, голова его опустилась на грудь, нижняя губа отвисла.

– На глотни, милый! – мулатка поднесла к самому рту Хлодрика бутылочку с фаргадонским ромом.

– Нет, не хочу!

Гуг глухо, беззвучно рыдал, спина его сотрясалась огромным живым айсбергом.

– Это все ошибка, – сказал Иван. Он не мог поверить рассказу. С какой стати штабным уничтожать Парадангский форпост, своих же ребят? Гуг просто спятил. Возможно, прямо сейчас, на каторге немудрено спятить. Иван знал Билла Аскина как отличного парня, своего брата-десантника, прыгнувшего с годами чуть повыше в мягонькое креслице. Нет, не могло быть такого.

– Это все правда, Ваня, – пробурчал Гуг, словно угадав мысли. – Ты много не знаешь. Я тоже много не знал, пока не попал в Синдикат.

– Ты – в Синдикат? – удивился Иван.

– Да, я два года варился в этой каше, ни хрена не понимая, но работая на них. Они уже давно почти всюду пробрались, везде их щупальца. Я даже не знаю, сколько их – Синдикат настоящий, основной, и Синдикат левый, Новый Порядок, Строители Храма, Восьмое Небо, Черное...

– Что – черное? – встрепенулся Иван.

– Нет, я ничего не говорил, это слухи. Их не так уж и много, но они все время делят мир. Наверху эти горлапаны из правительства, парламентов, выборные всякие, министры хреновы и прочая мишура, марионетки на ниточках, а внизу, в темноте они – подлинные хозяева мира. Они все время что-то делят, Ваня. Они не поделили Параданг, а потом поделили, а я им помог, понимаешь?

– С трудом, – Иван слыхал, что где-то вдет какая-то закулисная возня, грязная, подлая, гнусная. Но ему некогда было заниматься всякой ерундой, у него всегда было настоящее дело, по крайней мере, он сам так всегда считал. – Как тебе удалось уйти из Штаба?

– Это они меня вытащили. У них везде свои люди. Синдикат сводил счеты с Восьмым Небом, понимаешь. И они решили, что крутой парень Гуг Хлодрик им не помешает. Грязь, Ваня, гнусь, мерзость. Сколько планет мы с тобой геизировали, вспомнишь?

– Двадцать девять – ответил Иван, – это с тобой. Но ты и без меня работал. А я – без тебя.

– Двадцать девять миров, Ваня! – Гуг схватился за голову. – Семнадцать населенных. Ты знаешь, что теперь на четырех из них?

Иван скрестил руки на груди.

– Что на них может быть? Базы. Дома отдыха. Охотничьи зоны. Заводишки и комбинатики... много чего.

– Вот ты и дурак, самый настоящий, Ваня! Розовый ты карась-идеалист, а не десантник-смертник. На четырех планетах сейчас каторги похлеще гиргейской. Только парятся на них не зэки с Земли, а местная, туземная братия. Черный Шар забетонировали полностью, выхода наверх местным нет, они горбятся на подземных фабриках, гнут спину на Синдикат.

– Врешь!

– Нет, Ваня, не вру. Синдикат взял Черный Шар в аренду на девятьсот девяносто девять лет, вместе со всем, что там есть, вместе с сорока семью миллиардами туземцев. На Шаре сутки – тридцать два часа, а рабочий день – двадцать шесть. Из этих бедолаг выжимают все, они лепят процессоры с утра до ночи и с ночи до утра, они даже не знают, что они делают, для чего, их просто выдрессировали, обучили... – и все с нашей легкой руки, Ваня!

– Неправда!

В голове у Ивана помутилось от слов Гуга, он не хотел верить, не хотел! Великая Россия контролирует населенные миры, она бы никогда не допустила...

– Это рабство. Настоящее рабство. Но бывает хуже, Ваня, Илонян и огазейцев продают с их геизированных планет по всей Вселенной, всем, кто хочет получить дармовые рабочие руки или наложниц. И Сообщество знает об этом, несчастные проходят по статье «псевдоразумные тягловые животные», понял?! А мы-то с тобой старались, несли свет бедным аборигенам, пребывающим во мраке и сырости родных планетенок!

– Ложь!

В мозгу у Ивана вдруг пронеслось полузабытое: «Человеку нечего делать в Пространстве, его дом – Земля, на Земле и искать он себе должен применение, ищущий чуждого несет зло всем...» Отец Алексий умер, а вот голос его жил, звучал в ушах. Иван покачал головой. Не время, сейчас не время погружаться во все эти дрязги.

Он встал, подошел ближе к черному, пустому и безжизненному аквариуму. Провел рукой по холодному стеклу.

– Гуг, – спросил он неожиданно, – а твой Цай хорошо знает дорогу наверх?

– Если он не знает, значит, никто не знает, – философически изрек Гуг.

Два красных глаза мигнули ив глубин, вперились в раскрытую душу, обожгли. Иван вздрогнул, прильнул к стеклу – ничего за ним не было. Пустота холод, мрак.

– Мне надо поговорить с тобой, давай выйдем.

Мулатка вскочила на ноги. Вспыхнула.

– Я и сама могу уйти. Прощайте, грубые и глупые мужланы!

– Ой-ей-ей! – пропел тонюсенько Гуг.

– Простите меня, – бросил Иван вдогонку красавице Ливе, ускользавшей в дверцу, – но дело есть дело. – Он был сух и скуп. Не до деликатностей. Ближайшие три-че" тыре часа решат все.

– Гуг!

– Чего?

– Узнаешь? – Иван держал у горла серенькое гладенькое яичко.

– И не надоело тебе играться? – рассердился Гуг.

– Надо проверить!

Иван нажимал все сильнее и на глазах терял свою стройность, жирел, расплывался, рос. Он превращался в Туга-Игунфельда Хлодрика Буйного – в его абсолютную копию, а точнее, в него самого, раздвоенного сказочным образом.

– Погляди на меня!

– Грех смеяться над старыми больными людьми! – Гуг подошел и ударил здоровой ногой по протезу своего двойника.

Иван чуть не упал.

– Ну и шутки у тебя!

– Привыкай! Я ведь привык. А вообще, Ваня, зря ты меня не прибил, – Гуг смотрел на самого себя с презрением и враждой.

– Успеется еще. Я оставлю за собой это право, согласен?

– Согласен. Прибьешь, когда все до конца поймешь!

Гуг повернулся к нему спиной, уперся ручищами в резную столешницу массивного деревянного письменного стола, совсем неуместного на глубине восемьдесят километров.

– Обязательно прибью.

Иван быстро вытащил из-под мышки возвратник, накинул его на предплечье Гуга Хлодрика, с силой сдавил контактные пластины. Прежде, чем раздался полуслышный щелчок, Иван сказал:

– Привет Бронксу!

Гуг обернулся разинул рот... и пропал.

В эту минуту, с разинутым ртом и выпученными глазами он уже стоял на борту Дубль-Бига-4, в приемной камере, обшитой мягкой оленьей кожей вперемешку с пластинами угазавра с планеты У.

x x x

Лива не выдержала и получаса. Когда она вошла, Иван, он же Гуг Хлодрик Буйный, главарь гиргейской освобожденной банды, сидел в мягком черном кресле, забросив голову на спинку.

– А где это фраер, где твой карась? – спросила мулатка томно на немецком. – Сбежал?

– Я его отпустил, Ливочка, – произнес Иван, гуговым голосом, – он нам только помехой будет, все испортит, да забудь ты про него.

– А то, что ты лепил давеча – неужто правда?

– Туфта, Ливочка, туфта. Психа из себя давил, понимаешь? Ну ты иди, ладненько? Чертовски устал, буду спать тут, на диванчике, иди, лапушка.

– Фу-у! Как был ты мужланом, так и остался им. И за что таких любят!

Ивану не пришлось спать в эту ночь. В теле Гуга Хлодрика он почувствовал себя неважно – погрузневшим, постаревшим, необычайно могучим, но вместе с тем неповоротливым. Досаждала искусственная нога – будь прокляты звероноиды, отгрызшие живую Гугову ногу! Причина его бессоницы была, конечно, иной. Иван напряженно продумывал все ходы – шансов на успех прорыва не было. Сейчас они находились самое меньшее в трех кольцах блокады. Как только они начнут дергаться, их обложат еще сильнее – обложат, а потом начнут сжимать кольца. Щадить не будут, каторжников-смертников не щадят. Могут и заложниками пожертвовать... Кстати, о заложниках.

Иван-Гуг подошел к черной панели. Постучал.

Карлик Цай тоже не спал.

На порожке отпрыск инопланетной императорской фамилии замер и пристально установился на Ивана-Гуга – даже белесые бельма вдруг прояснились, высветились. Неужели догадался? – подумал Иван. Любое недоразумение сейчас могло испортить все дело. Нет! Карлик прошел к столу, выложил на него лист белого объемного пластикона.

И языком жестов показал – прослушивают.

Иван-Гуг подошел ближе. И подумал – их наверняка не только прослушивают, но и просматривают, уровневая камера не могла не находиться под видеоконтролем.

«Видеосистемы уничтожены, – языком жестов, безмолвно сказал Цай ван Дау, – я все проверил!»

Пластиконовая объемная карта напомнила Ивану чтото, но что именно он так и не вспомнил, не смог. Это была даже не карта, а скорее схема – переплетения лабиринтов, камеры, ходы, тахты, стволы: заполненные ядовитой водой были окрашены в голубой цвет, жилые, с воздуходувами – в розовый, последних было меньше, намного меньше. Но было еще семь извивистых черных ниточек, уходивших за пределы карты. Иван сразу понял, что это такое.

«Да! – подтвердил карлик Цай, он будто мысли читал, – это те самые ходы и тупики Синдиката. О них охрана не знает, их, попросту говоря, нет. Мы с Гугом решили идти вот этим!» – Он ткнул корявым пальцем в черную ниточку, спиралью спускавшуюся вниз, в глубины планеты.

Иван внутренне содрогнулся, но не показал вида – «Мы с Гугом»! Значит, он раскусил его? Но это невозможно! Неужели он телепат, нежели он способен проникать даже сквозь психозащитные барьеры?! Но почему он так спокоен?

«Я понял сразу, что вы не Гуг, – безмолвно сказал Цай ван Дау, – я не читаю мыслей, но я это умею определять, мы все умеем это делать... вы отправили Гуга к себе. Он вас не простит никогда, плохо вам придется, если вы выберетесь отсюда и встретитесь с Буйным! Но это все неважно сейчас. Дело сделано, надо приступать к другому. Не беспокойтесь, я никому не скажу. Даже эта киска, Ливочка, ни за что не догадается».

«Хорошо! – ответил Иван. – Оставим эту тему. Почему мы должны уходить вниз? Мы сами себя зароем в проклятой Гиргее!».

Карлик скривил губы – желтый клык выступил наружу, придавая лицу хищное выражение. Цай ван Дау смотрел на Гуга-Ивана с явным сомнением в его умственных способностях.

«Пробиваться наверх глупо – восемьдесят километров, сто семьдесят два охранных яруса, десятки тысяч вооруженных андроидов, дублирующие системы многоканального подавления, поверхностная защита, орбитальные фильтры... я вам называю только главное, в промежутках понапихано столько всякой всячины, что черт ноту сломит!».

«Но вниз идти еще глупее, что мы будем делать на стокилометровой глубине, на двухсоткилометровой? Я не собираюсь вечно сидеть в засекреченном тупике!»– Иван умело вел разговор на пальцах, хотя последний раз практиковался лет восемь назад – навыки, заложенные в Школе, из памяти не выветривались, их забивали намертво.

«Нам не дано вечной жизни, – глубокомысленно заметил карлик Цай. И тут же перешел на деловую нотку: – В двух пазухах на разных глубинах Синдикат установил Д-статоры...».

У Ивана сердце забилось учащенно. Они спасены! Д-статоры – это то, что нужно! Если заряда хватит, он перебросит всех за пределы Гиргеи. Но тут же ледяной змейкой скользнуло сомнение.

«С какой стати Синдикату заботиться о гиблых людишках? Каждый статор стоит безумных денег! Зачем Синдикату беглые каторжане?».

«Синдикату нужен ридориум!».

Иван оторопел.

«Они что, решили прибрать к своим рукам всю планету?».

«Не будем отвлекаться. Глядите. И запоминайте!».

Ивану не надо был указывать – планы, карты и прочее подобное с первого взгляда отпечатывалось в его мозгу, он был поисковиком и если бы не мог держать в своей голове нужные сведения, уже сто раз бы погиб. Была б карта верной!

– Я хотел взглянуть на заложников, – сказал он вслух, пускай наблюдатели знают, что их не боятся, что беглые уверены в своих силах.

– Пойдемте, – карлик Цай учтиво вывернул уродливую руку.

Они пролезли в узкий лаз через две многослойные переборки, очутились в темном коридоре с мигающими, пульсационными датчиками и рядом овальных гермолюков. В коридоре явно попахивало метаном. Стены поблескивали от наледи – глубина, холод, об этом не следовало забывать.

Лифт спустил их на шестнадцать этажей вниз, вывалил прямо на общую площадку.

– Рабочая зона, тут не стоит задерживаться.

Мимо них прошел человек в огромном скафандре с силовыми установками, шаромагнитной гидравликой – трехметровый гигант. Виброкайло висело за спиной в титановом чехле. Ребристые следы оставались в наледи. В руках у гиганта был плазменный резак.

– Кого меняешь? – спросил карлик Цай.

– Джила Бешенного, чтоб он околел на стреме! – прозвучал скрежещущий голос, усиленный динамиками скафа.

– Ты, гляди, без эмоций! – зло проговорил Цай ван Дау. – Иди!

Гигант отвернулся, тяжелые шаги гулом прокатились по металлическому полу. Иван покачал головой – все эти посты, дежурства никого не спасут, этих несчастных сожгут, не вынимая их из скафандров. Их не трогают только из-за заложников, вот лучшая защита.

– Камеры каторжников вырезаны прямо в базальте.

Смотрите, вот тут они и спали по четыре часа в сутки, больше не полагалось.

Иван заглянул в открывшийся люк – будто он извне пробил скорлупу большого яйца – два метра на метр – можно только лечь, не встать, ни сесть толком, кусок черного пенорола, кран в стене, в ногах под подстилкой черная округлая дыра. И все!

– Мы бы все издыхали в первый год. Но эти нелюди каждого второго уже через полгода начинают накачивать наркотиками, инъекторы торчат у изголовий – плохо себя чувствуешь, нажимай, получай дозу. А чего со смертниками церемониться! – карлик махнул рукой. – Когда сюда придет Синдикат, условия будут получше – Синдикат умеет повышать производительность труда, ему очень нужен ридориум.

– Зачем? – спросил Иван, вылезая из камеры-яйца. Он оглядывал стену с множеством люков – соты, самые настоящие соты. Одна только эта зона-рассчитана на десятки, сотни тысяч зэков. А вся Гиргея?! Они что, с ума посходили?! Для кого они все это готовят?! Иван ошалел, он был на Гиргее черт-те сколько раз, но не был на зонах... раньше тут и не было этих зон, они начали появляться лет семь-восемь назад. А теперь они везде и повсюду – многомиллиардные затраты. Зачем? Кому это нужно? Откуда такие средства?!

– Продают, – тихо ответил карлик Цай, – все это кудато уходит, и никто не знает, куда, никто в Федерации. Не надо лезть в их игры, это опасная затея.

– Они торгуют с неземлянами?

– Они много чего делают... но они и сдерживают кое-кого. Если бы не Синдикат, на Земле и в Федерации могла быть совсем другая раскладка. Они мешают кому-то придти к нам, понимаете? Они держат земные владения как свою сферу влияния... пока держат.

Ивану стало совсем нехорошо. Неужели это и есть та самая нить?! Неужели он случайно уцепился за ее кончик. Система?! Пристанище?! Синдикат имеет выход туда, немудрено. А почему, он собственно думал, что только ему открылась истина, что только он побывал там, где никто не бывал, и узнал то, что никому неведомо? Или все не так? Мало ли с кем Синдикат может быть связан. Черное Благо!

Откуда на Земле знают о Черном Благе?! На Ивана пахнуло холодом и сыростью парижской черной мессы. Он был просто ошарашен тогда. Он был потрясен. Он ушел на негнущихся ногах с полным туманом в голове. Авварон не врал – на Земле были агенты Пристанища, они готовились к приходу своего мессии, они ждали Вторжения. Они еще ничего толком не знали сами, они не имели понятия ни о Системе, ни о Пристанище, но они ждали". Иван прямо от Бронкса по закрытым каналам сделал запрос. Ответ пришел неполным, но и его хватало: только зафиксированных на Земле и в Солнечной системе – сто тринадцать тысяч черных приходов, количество прихожан не поддается исчислению. Это могло означать одно – Земля ждала Вторжения, она уже была подвластна преисподней, оаа готовилась к Приходу! Он должен выйти на главарей Синдиката, обязательно! Земные власти ничего не хотят слышать, они пребывают в счастливом неведении, им хорошо, им радостно и сладостно, это пена, а пена не защитит Землю и земную цивилизацию. Значит, Синдикат?! Цай ван Дау прав, мафия не захочет ни с кем делить сферы своего влияния, ни с землянами, ни с выходцами из иных вселенных. Синдикат будет драться за свои владения. А владеет он почти половиной освоенного мира, почти половиной Вселенной – если Гуг и вся эта кодла не врут! Синдакат. Россия. Россию поднять трудно, Россия испокон веков не желает верить ни в какие вторжения, чтобы ее раскачать, нужны годы! С Синдикатом проще! Эти за свое будут драться до последнего... драться одной рукой, другой продавать врагу ридориум?! Ну, ну, Иван осадил себя, еще ничего толком неизвестно, а он уже целую цепочку связал. Надо разобраться. Спешить не стоит... тем более, что завтрашний день может быть для него последним днем.

– Идите сюда! – карлик Цай махнул ручкой.

Гермолюк был точно такой, как и тысячи прочих. Но на нем фасовался черный шершавый квадрат – общага, камера общественно-воспитательных пыток. Эффективней всего истязания групповые, это еще Гуг рассказывал Ивану. Истязания проводились по субботам. Но каторжан никогда не доводили до смерти, их успевали откачивать – рабочие руки на Гиргее ценились.

– Прошу вас!

Иван протиснулся в люк. В полумраке посреди достаточно большого овального помещения, прямо на затоптанном базальте сидели три человека. Четвертый валялся в углу в неестественной, скрюченной позе с вывернутой ладонью вверх рукой.

– Сдох, ублюдок! – неожиданно грубо заметил карлик Цай.

Он подошел к ближайшему заложнику и с размаху ударил его кованным сапогом в лицо. Несчастный упал вазад, закрылся ладонями – из под них струйками засочилась кровь.

– Что вы делаете? – возмутился Иван. Он совсем не ожидал такого поведения от вежливого и тихого карлика. – Прекратите!

– Им воздается лишь малая толика от их же даров. Пусть немного поживут в шкуре заключенных, ничего кроме пользы от этого не будет, а раны земные заживают, мой друг.

Он с силой опустил кулак на макушку другого заложника – тот ткнулся лицом в пол, застыл, ожидая продолжения. Иван уже сделал шаг в сторону карлика, но скрипнувший протез напомнил ему, что он в теле Гуга, и это почему-то сразу лишило его сил, отвлекло.

Заложники были в просторных серебристых балахонах – своей рабочей униформе стражников-надзирателей. Но у каждого на рукаве красовалось по три больших шестиугольных звезды – бугры! их жизни кое-чего стоят! Гуг все верно рассчитал.

– И что они вот так, без присмотра, без охраны тут? – спросил Иван-Гуг, покачивая головой.

– Все в порядке, – карлик Цай ван Дау ухватил одного из сидящих за длинные-лиловые – по последней моде волосы, запрокинул голову назад. На обнажившейся шее тускло сверкнул металлический ошейник с кристаллическими вкраплениями. – Тройная программа, восемь кодов – один у меня, второй у вас, третий у Кеши и еще у пятерых. Достаточно нажать на кнопочку – и ошейник начнет сжиматься, он будет сдавливать горло до тех пор, пока не сломает хребет. Если понадобится парализовать – другая кнопочка: на час, на два, на день и так далее. А третья программа – управление, их можно заставить бежать со скоростью гепардов, можно сбросить в пропасть, заставить плясать или подпрыгивать, много чего еще думаю, нам это не понадобится. Они полностью в наших руках. Если один из нас оплошает – другой не промахнется.

– Как-то это... э-э, нехорошо, – промямлил Иван.

– Мы их бьем их же оружием, – сказал карлик твердо, – так что не беспокойтесь, все хорошо!

Иван-Гуг нащупал в грудном кармане-клапане микропередатчик, карлик не врал. Может, он не врет и про истязания. Но все равно не верилось – правосудие, исправительное учреждение, законность, порядок... кому тут нужны эти пытки?

– И Лива сидела как все? – спросил он неожиданно.

– Как все, – отаетил карлик, – правда, время от времени она оказывала маленькие услуги этим ублюдкам, – он пнул в челюсть еще одного из заложников, – но ведь это жизнь, Иван, не надо ее осуждать. Иначе бы она не протянула три года.

Неожиданно сверху прогремел раскатистый бесстрастный голос:

– Предлагаем вам сдаться! Повторяем – никто не будет наказан, каждый вернется на свой участок. Администрация зоны идет вам навстречу. Повторяем – в случае отказа от сдачи будут применены крайние меры.

Уродливое лицо карлика внезапно исказилось совсем нечеловеческой гримасой, заскрипели острые зубы, потекла кровь из раны, карлик истерически завизжал:

– Суки! Сучары поганые!!! Убь-ю-ю-ю!!! Падлы-ы-ыи-и-и!!!

Иван глазам своим не верил, казалось, Цай ван Дау сейчас упадет и начнет биться в эпилептическом припадке, белая пена срывалась с его губ, он весь трясся. Голос наверху затих. Наверное этот текст передавали периодически, он никого уже не волновал, никого, кроме карлика Цая.

– Простите, – Цай ван Дау пришел в себя столь же неожиданно, – не могу слышать их голосов. Они истерзали все мое тело. Вы видите? – он вытянул трехпалые руки, кривые и жалкие. – Это все протезы, и ноги – биопротезы, и внутри все перерезано... и в башке! Они пытали меня, хотели узнать про тайные ходы, они отжигали мне лучеметом сантиметр за сантиметром тела, они дырявили меня скальпелями и ковыряли зондами, они провели две трепанации черепа, чтобы снять точнейшие мнемограммы. Но они забыли, с кем имеют дела. Ни черта у них не получилось.

– Еще получится, – вдруг буркнул один из сидящих на базальте заложников.

Карлик подскочил к нему, но неожиданно опустил занесенную ногу. Вытащил микропередатчик, нажал что-то.

– А-а!

Заложник резиновым мячиком подпрыгнул вверх и тут же упал прямо на грудь, даже не сделав попытки смягчить падение руками и ногами, его начало сильно трясти, голова забилась но камню, кровь потекла из носа.

– Немедленно прекратите!

Иван-Гуг подскочил к карлику Цаю, вырвал микропередатчик. И тут же упал отброшенный неожиданно сильным ударом в подбородок.

– Извините, – карлик стоял над ним, смущенно улыбался, – не надо меня трогать руками, у меня в последние годы появилась нехорошая реакция, я не владею собой, еще раз простите!

– Да чего уж там, – проворчал Иван-Гуг, вставая на ноги и потирая ушибленную челюсть, – но заложников надо беречь! Вы их угробите – и нам всем крышка, как можно этого не понимать?!

– Они крепкие ребята. Верно я говорю? – карлик Цай поглядел на лежащего с разбитым носом. Тот оскалил зубы.

– Надо их увести туда, повыше.

– Не надо, – Цай ван Дау покачал головой, – пора!

В люк просунулась рука с парализатором, потом и весь белый Фриц, долговязый, тощий малый с большим горбатым носом.

– Гуг! Они выкрали троих! Прямо с постов – парни все видели своими глазами.

– Кого?! – рявкнул карлик.

– Бешенного Джила, Коротышку и Чугу Дармоеда! Сетями-парализаторами. Те и очухаться не успели – три водохода, три сети, тихо и быстро! Кранты нам всем скоро, разбегаться надо, поодиночке драпать!

– Сколько наших осталось, значит? – зловеще спросил Цай.

– Стало быть, тридцать четыре и два андроида...

Вспышка блеснула неожиданно. Иван не успел глазом моргнуть, как Белый Фриц завалился на перемычку, пополз вниз.

– Ошибся, Фриц! Нас осталось не тридцать четыре, а тридцать три, трусы и паникеры нам не нужны! – карлик Цай убрал за спину гамма-пистолет.

– Знаете, что, любезный ван Дау, если бы не мое обещание Гугу Хлодрику, я бы немедленно ушел от вас! Это бесчеловечно, черт побери! – сорвался Иван.

– Это необходимо, – мрачно заявил карлик. И добавил: – Нам пора возвращаться. Я уже дал команду ребятам.

– Предлагаем вам сдаться! – прогремело сверху. – Никто не будет наказан...

Путь наверх занял вдвое меньше времени. Иван пропустил отпрыска инопланетной династии императоров вперед, затворил черную панель. Сборы! Самое нудное дело.

Всегда чего-нибудь да забудешь. Он бросил Гугову торбу на диван, присел рядом, щелкнул сервозамочком. Но не успел ничего достать.

Из-за стеллажа бесшумной черной кошкой в белых сапожках выскользнула Лива.

– Скоро утро, – томно протянула она и выгнулась.

Иван-Гуг растерялся. Красавица-мулатка была совершенно голой, если не считать ее сапожек с золотыми пряжечками. Тяжелые налитые груди мерно вздымались над осиной талией, переходящей в довольно-таки пышные бедра. Истомой и негой веяло от этой чудной фигуры. И еще чем-то... Иван залюбовался. Как она поднимает плечики вверх, как выгибает бедро, как поводит темно-синими в полумраке глазищами! Кошка, черная просыпающаяся после дивного сна пантера.

– Ты не рад мне, старый развратник?

– Рад, Ливочка, – с некоторым опозданием выдавил Иван-Гуг, одновременно отмечая про себя, что мулатка не заметила подмены.

Она подошла ближе, почти вплотную, качнула призывно грудями, закатила глаза и поставила ногу на диван, уперев руки в бока.

– А ты и не ложился, Гуг?

– Надо готовиться, сама понимаешь! – Женщина была прекрасна, не оторвать глаз, она сулила блаженство и счастье, но Иван и так считал себя в отношении Гуга подлецом, не хватало еще и уводить его любовницу... нет! не любовницу, а любимую! Гуг сам говорил, что он впервые понастоящему влюбился. Это еще хуже! – Я устал, Ливочка. Дай, я тебя поцелую в щечку – и иди досыпай, у нас завтра будет тяжкий денек!

– Вот как?!

Она прыгнула Гугу-Ивану на колени, обхватила за шею, прижалась своей грудью, обжигая его даже сквозь плотный комбинезон. Впилась в губы с необъяснимой страстью, будто намеревалась приступить к канибальской трапезе.

Иван сжимал чужими, гуговыми руками ее трепетное, податливое тело и не знал, что делать. Он попал в чрезвычайно дурацкую, непредусмотренную ситуацию. В мозгу сверлила подленькая мыслишка, что если даже, в конце концов, он и предастся любви с этой кисочкой-красавицей, – ведь это же не он, а сам Гуг, тело-то Гугово, он только в голове сидит, в мозгу, а его собственное тело, разложенное хитрым прибором на клеточки и атомы, рассредоточено в этом огромном Гуговом теле. Любить-то ее будет Гуг, и целовать, и гладить, и упиваться ее нежными горячими грудями, упругими бедрами, стройными ногами, этой тонкой шеей... Он уже целовал ее, оглаживал, обжигаясь от пробуждающегося делания, вытягивая из нее пламень страсти, любовный жар.

– Ты сегодня несмел, как мальчик, – шептала она ему в ухо, – но я тебя расшевелю, старый обманщик, хитрец. Неужели ты думал, что я не приду к тебе в эту последнюю нашу ночь?

– Почему последнюю? – растерянно спросил Иван-Гуг.

Она долго не отвечала, жалась к нему губами, телом. Потом будто выдохнула:

– У меня предчувствие.

– Ерунда! – отрезал Иван-Гуг.

– Нет, – голос ее был грустен, совсем в нем не было ни томности, ни каприза, – ты наверное выберешься, а я – И нет, я не осилю этого прорыва. Все! Хватит! Люби меня! В последний раз!

Он не стал ей ничего объяснять, не стал разубеждать. Он припал своими губами к ее губам. Он не мог ее оттолкнуть от себя, не имел права. Он уже не думал о настоящем Гуге.

Он думал только о ней, красавице Ливе, которой суждено навсегда остаться в гиблых подводных рудниках треклятой Гиргеи. Он любил ее, как можно любить на последнем издыхании, как перед смертью, перед казнью, не оставляя сил на завтра, на потом. И она отвечала ему тем же.

Разбудил его рев осатанелых динамиков:

– Сдавайтесь! Предлагаем вас сдаваться немедленно...

Иван-Гуг вскочил на ноги. Взглянул на часы – он спал всего тридцать четыре минуты. Но он был свеж, могуч, силен. Карлик Цай сидел в огромном кресле. Он был во внутреннем подскафандре. Сам скаф, пока не заваренный, громоздкий и неуклюжий стоял у стеллажей. Прямо на столе примостился Кеша Мочила, он сидел на корточках и чесал подбородок. Рядом с ним стояли два андроида – сплошные горы и бугры мышц. Они не считали нужным носить лишнюю одежду, только оружие. Как Цай умудрился перепрограммировать их, один Бог ведает. Неважно! Все это неважно!

– Фу! Он как всегда не готов, старый лентяй! – в камеру вошла Лива. Она была в черном подскафандре с двумя плазмометами в руках. – Давай живей, там снаружи группа захвата. Гуг! Они вот-вот ворвутся.

Лива была свежа и чиста, будто и не провела только что бурную, бессонную ночь.

– Где заложники? – чуть не закричал Иван-Гуг.

– Здесь. И все ребята здесь. Самое время нас брать тепленькими..

– Ладно, не надо трястись, – успокоил Иван-Гуг, – я знаю, как работают группы захвата. Пойду последним. На этом круге ада они нас не возьмут. Где мой скаф?

Он потянулся к торбе. Досада, так и не успел испытать вещицы! Ладно, еще не вечер.

Вся банда головорезов толпилась за перемычкой – Иван сразу увидал, что даже на постах никого не оставили. Ну и сброд! С такими лихими ребятками только на мирные планетки набеги совершать! Но вооружены до зубов. Всю зону обчистили, всех вертухаев и их ружларки вымели!

– Уходить надо тихо, – предупредил Цай. – Если кто пискнет – пристрелю сразу.

Карлик, судя по всему, ходил в авторитетах, никто не посмел ему возразить. Только Лива снисходительно выгнула губки.

Скафы были средние, не такие громоздкие, как тот, в котором Иван пробирался сюда, на зону. В таком долго под водой не выдержишь – от перемычки к перемычке, от хода к ходу.

– Все запомнили? – спросил еле слышно карлик Цай.

Десять головорезов вышли из общей толпы, закивали, пряча хмурые улыбки за толстыми стеклами щитков.

Заложников впихнули между Иваном-Гугом и Кешей Мочилой.

Иван притянул Кешу к себе:

– На группу захвата семь пробойных взрывзарядов. Во все лифты по два – до самого верха. В боковые – по одному, в наклонные – по одному, запомнил? В каждый ствол – и до упора!

– Ван Дау уже все сделал. Заряды шарахнут одновременно. Надо андроидов тут оставить. Киборгов на прорыв, вокруг заложников, – Иннокентий Булыгин, ветеран Аргадонской войны, матерый рецидивист и убийца, был спокоен. Иван с таким пошел бы в поиск.

– Пусть идут! – Иван махнул рукой карлику Цаю. И снова обернулся к Кеше. – Газы и сети-парализаторы будут пускать через шахты и воздуховоды. Блокировку шлюзов долой!

– Их же расшибет в лепешку, тут восемь десятков миль над головой. И нас вместе с ними!

– Сдавайтесь! Сдавайтесь немедленно! – гремело под сводами, по всем коридорам, из каждой переборки. – Сдавайтесь!!!

Иван смотрел в спину уходящим. Они уйдут далеко. Их нащупать будет невозможно, только потом, через час или два преследователи выйдут на них. А пока... Надо быстрей, можно опоздать, можно загубить все дело. Взрыв-заряды уже пошли во все стороны вместе с кабинами, гидровагонетками, шахтовыми карами – уходить, так с музыкой!

Иван взглянул на датчик, вмонтированый в наруч скафа – пошли газы, они начали! Они опоздали на три минуты, от силы на две! Тяжело гудел выплавляемый резаком металл – гудел далеко, натужно. Это резали зонные заслоны, шлюзовые ставни.

– В верхний ствол, живо!

Андроиды послушно скользнули вверх. Им газы нипочем, им и сети-парализаторы – тьфу!

– Как блокировка?

– Порядок, – прошипел Кеша. Он держал в руке взрыватель.

– Уходим вверх, через ствол А7 – сразу в горизонтальную шахту, под нами шесть заглушек – все чтоб намертво! наглухо!

– Лады, Гуг!

Подъемник взметнул их вверх, к титанобазальтовым сводам.

– Давай!

– Есть!

Они застыли на трехметровой металлокерамической заглушке – если механизмы полетят, смерть. Но надо увидеть все своими глазами, надо!

Взрыв был раскатист и глух. Он потонул в убийственном свисте – тысячи струй воды, твердых как корунд в мгновение пронзили пространство. Десятки изуродованных, искореженных скафов бились о стены, разваливались, расплющивались, паром застило все внизу. Это было ужасающее зрелище. Тройные заслоны были уничтожены за минуту до готовности шлюзовых камер – вещь невозможная, недопустимая. Ворвавшаяся в зону вода разметала группу захвата, превратила ее в месиво. Боевики-каратели были готовы ко всему, но они не готовились к сражению с неуправляемой гиргейской стихией. Пенный вал вскинул вверх чью-то оторванную голову – голова скалила зубы, будто улыбалась.

– Надо уматывать, Гуг – просипел Кеша.

Заглушка поехала в паз. Теперь все зависело от работы подъемника – если они не успеют – смерть, вода будет взламывать заглушку за заглушкой, пока не догонит их, пока не расплющит своей тупой, свинцовой тяжестью.

Вторая заглушка легла следом за ними. Третья. Они уходили. Уходили все время вверх. Туда, где их не ждали.

Андроиды проверяли путь, они были готовы сжечь любое существо, преграждающее им дорогу, Четвертая. Глухие взрывы сотрясли базальтовые стены. Сверху вниз пробежала рваная изломанная трещина.

– Сработали, порядок! – улыбнулся немногословный Кеша.

Иван представил, какой сейчас кавардак в Центральной. Там с ума посходят от их сюрпризов – зона на многие километры вверх, вниз, в стороны превратилась в грохочущий и пылающий ад. Взрывзаряды, которыми пробивали породу в дальних штольнях, не должны были применяться в рабочих и жилых отсеках, стволах, каналах, ни одному безумцу не пришло бы в голову запустить заряд в шахту сквозных лифтов. Ничего, пускай привыкают к веселой жизни. Ивану не было жалко тех, кто сейчас погибал в огне и дыме. Он просто не думал о них, он рвался наверх.

Горизонтальный ствол-шахта возник перед ними мрачным призраком. Андроиды молчаливо сидели в гонд-каре, двигатели тихо жужжали. Кеша лихо запрыгнул на борт, свесил ноги. Плазмомет висел у него на груди черным неуместным бревном. Иван-Гуг пока не включал гидравлику скафа, берег аккумулятор, пригодится. И потому он не запрыгнул, а залез в кар. Махнул рукой.

Шестая заглушка снарядом ударила в верхнюю переборку, разлетелась на куски. Следом, одновременно ударила черная струя ядовитой гиргейской жижи.

Но гонд-кар был уже далеко – за четырьмя заслонами.

Гнет неволи – черная глыба на сердце, не спихнуть, не сбросить. Мотай срок – глотай слезы. Горе горькое, похмелье в чужом пиру. Кто первый на Земле испытал этот гнет на себе? Десятки тясячелетий назад удачливое племя охотников-людоедов – да, это правда, наши первобытные предки двадцать тысяч лет назад, сорок, сто восемьдесят... были людоедами, пожиравшими себе подобных, об этом свидетельствуют археологические находки, целые кладбища забитых и съеденных людей, обглоданных и высосанных человечьих косточек – так вот, это племя загоняло пленников из племени другого в пещеру, заваливало вход камнями, ставило стражей с дубинами, копьями или каменными топорами... и томились обреченные во тьме и холоде. О чем думали они в свои предсмертные подневольные дни? Что творилось под их низкими приплюснутыми черепами? Черная глыба неволи. Страх ожидания. Стражи племени зорко стерегли пленников – живое мясо, живой жир, живой костный мозг". За тысячелетия становления человечества в животах людских нашло свой последний приют гораздо большеечисло двуногих, чем их умерло естественной смертью или было погублено стихиями, хищными зверями и собственным легкомыслием. Но ели уже убитых, мертвых, а мертвые тоски и боли не имут. Томились же в пещерах-темницах живые, страдающие безмерно. Томились и позже – при фараонах и императорах, при деспотах и демократорах, при всех режимах и всех властях. Нет, не было на земле «золотого века», не было. Томились воры и убийцы, совратители и пророки, политические противники и инакомыслящие, томились бесы-революционеры, одержимые паталогической страстью все разрушать до основания, перестраивать, всех переучивать, перевоспитывать и переобразовывать до полного истребления, томились грабители и насильники, томились мужчины и женщины, дети и старики, томились белые, черные, желтые, светло-коричневые и голубые, томились виновные и безвинные. И у каждого на сердце лежала черная глыба, и каждый в мыслях своих мстил предержащим его в неволе, терзал их и мучил, отмщая, и каждый думал о побеге и боялся его больше, чем самого заточения. В каждом жила надежда, ибо только надеждой жив человек – даже сидящий в неволе. Надежды питают смертников, обреченных до последнего мига земного – не выведут во двор, не накинут петлю, не поднимут ружья, не выбьют из-под ног табурета, не спустят курок, не упадет гильотина на шею, порвется веревка... вот-вот выдернут из петли, спасут!!! Нет, не выдернули, не вынули – не для того и вешали-то, чтобы вынимать. Повесили – так виси! Повешенному не больно и не тяжко. Прошитому пулями насквозь не горько и не муторно. Безголовому телу не тоскливо... Обречен только сидящий в неволе. Казненный – свободен. И лишь Господь Бог над ним, больше никого нету. Узнику же-любой бог и хозяин.

Кто проникал в душу смертному, сидящему в одиночестве и ужасе?! Кто пытался услышать стук его измученного страхом сердца?! Ждать и надеяться? Биться головой о стену? Бежать на штыки? Тысячи смертников погибли на земных шахтах, выковыривая из чрева планеты-матери урановые руды. Тысячи сгнили в свинцовых рудниках и на оловянных приисках... Куда бежать затравленному, обложенному, больному, умирающему?! Только в пасть смерти? А она и так перед ним распахнута, ждет его... Горе попавшему в лапы врагов своих и истязателей, даже если истязают его по законам, писанным людьми. Телами гасили ураганный огонь штрафные батальоны каторжников-смертников – погибать, так с музыкой, после стакана спирта, а лучше сжимая пальцы на горле вражины. Смертник – зомби, он идет туда, куда путь укажут. Смертник – волен в свой последний миг, ибо может поднять руку и на палача своего, хватило бы только духа!

Сколько было побегов на Земле – из тюрем, зиндонов, равелинов, цитаделей, лагерей, колоний. Побегов лихих и бесшабашных, продуманных до деталей, спланированных, удачных и неудачных, кровавых и бескровных. Земля-махушка! Даже в пустыню можно бежать, даже на льдину, в осеннюю голую степь, во мрак, в темень, в стужу и жар. Но куда бежать с астероида, висящего в черной пропасти? Куда бежать из забетонированного шара?! Куда бежать из океана? В воздух – нет крыльев, в землю зарыться – не червь, ты не крот – человек. Куда бежать с подводных гиргейских рудников?! Куда бежать обреченному на смерть? Только на тот свет, ибо этот уже не приемлет его.

Лива стояла на коленях перед распростертым ниц телом Руперта Вога, Пришибленного. Целый год он таскал ей кайло туда и обратно, в забой и наверх. А теперь вот лежал бездыханным с простреленной спиной. Он впихнул ее в трубу, дернул рубильник, сунулся сам – да вот так и вывалился с другого конца, прошитый очередью. Ее спас, а сам погиб. И скаф не защитил, стреляли «иглами».

– Пойдем, – прошипел карлик Цай. – Гуг уже наверняка нас ждет 9 боксе на развилке. Пойдем!.

– Да погоди ты! – Лива посмотрела на карлика с ненавистью. Потом ее синие глазища побелели, она вскочила на ноги. – Сначала я придушу одну из этих сволочей! А потом пойдем!

– Не трожь заложников, дура! – остановил мулатку Хьюго Халдей, большелобый, бритый наголо парень с тяжелой челюстью и косящим глазом. Этот глаз зло высверкивал из-за прозрачного щитка.

– Заткнись, придурок! Они ухлопали уже двенадцать наших! Пора счеты свести! Око за око, зуб за зуб! Я придушу его собственными руками, к черту ваши колечки! Пусти меня! – Она вырвалась из объятий Халдея, набросилась на сгорбившегося вертухая, сшибла с ног.

– А ну без истерик!

Карлик Цай ван Дау оттолкнул мулатку к стене, поднял железную руку. Они вполне могли помериться силами – гидравлика в скафавдрах была одинаковой, сейчас все могли считать себя силачами, каждый мог поднять другого и бросить на десять метров. Стоило только начать.

– Ладно, Цай. Я погорячилась. Пошли. – Лива всплакнула. – Пришибленный всегда смотрел на меня так... так грустно, так пришибленно. И вот его нет!

Халдей не смог удержаться.

– Чего ты болтаешь, – влез он, – Пришибленный с тобой на зоне встречался?! Может, ты свою ячейку на ночь оставляла открытой, ха-ха!

Кипа Дерьмо опустил тяжеленный кулак на спину Халдей – и тот полетел под ноги карлику, гремя всеми сочленениями скафандра.

– Еще вякнешь, шею сверну! – предупредил Кипа.

Халдей понял, что лучше не связываться, лучше помалкивать. Он пнул простреленный труп Руперта и побрел за всеми, волоча ушибленную ногу.

...Иван оторвался от экрана. В узловой было темно, вырубили свет. Но видеослежка работала на самообеспечении.

– Все как на ладони, – сказал с усмешечкой Кеша. – Вона, как видно, каждую царапину на скафе. Пока этот ублюдок Халдей свою пасть раззявливал, я у него все гнилые дупла в зубах пересчитал!

– Делать тебе больше нечего! – буркнул Иван. У него перед глазами стояла объемная карта зоны. Он хотел убедиться сам, без дураков.

Где-то далеко-далеко бушевало пламя – его гул почти не достигал ушей, зато чувстовалось, как убывает кислород – Иван пока не включал внутренние системы скафа, беречь, надо беречь силу, мощь, воздух, воду, все! Люди на экране шли медленно, может, это только казалось так со стороны, Ивану хотелось подстегауть их, поторопить.

Вмонтированные в стены и переборки камеры вели беглецов из помещения в помещение, из трубы в трубу. Иван несколько раз пересчитал их – двадцать два. А где остальные?

Пришибленного убили у него на виду. Значит, до этого погибли еще девять? Прошло совсем немного времени, а уже десять трупов – десять освободившихся навсегда душ, взирающих на мучения беглецов свыше, а может, из адской пропасти? Или их захватили преследователи?

Андроиды охраняли узловую. Все ходы-выходы, кроме вентиляционной шахты были заварены намертво. Два мускулистых гиганта держали под прицелом четырехствольных сигма-бомбометов оба конца. Гул пламени становился сильнее. Кеша Мочила щурил глаза, его клонило в сон.

А Иван ждал. Черная ниточка, тоненький спиралевидный червячок, уходящий в глубины, где же ты?! Неужго карлик ошибся... Вот он загоняет их в кабину – битком, там же негде стоять, они лезут друг другу на головы, нижние садятся, ложатся, битком! Цай ван Дау орет на них. Лива – ее чуть не придавили, хотя как можно придавить в скафе. Куда они пойдут – вверх, вниз? Цай молчит. Он знает, что все прослушивается, просматривается.

Иван, если б мог, влез бы в экран. Он весь дрожал... неужели?

– Ухряли! – донеслось из-за плеча. Кеша был немногословен и точен.

Кабина пошла вниз... и напрочь пропала из зоны видимости. Карлик не ошибся, да и как он мог ошибиться, ведь он закладывал эти лабиринты. Но там тоже не дураки сидят, они нащупают кончик – рано или позно они проникнут в тайные лазы Синдиката.

– Пора, Гуг!

Кеша похлопал Ивана-Гуга по плечу. Вся сонливость его куда-то сразу подевалась. Нюх! У Кеши явно был превосходный нюх, иначе и не могло быть.

– Да, пора. Нам тут больше нечего делать. Этот вход Цай уже раздолбал вдрызг, в него больше никто и никогда не войдет, – проговорил Иван, не отрываясь от экрана, – мы будем идти к другому входу, через семь перемычек.

Скрытые камеры упорно выщупывали мрак и темень, автоматика пыталась уцепиться хоть за что-то живое, движущееся. Иван зримо представлял, как сейчас в зоне перехода включаются и отключаются, одновременно тысячи следящих мертвых глаз-бусинок, вживленных везде и повсюду. Вода... нет, это ядовитая гиргейская жижа, откуда она там, неужели прорвало? Иван придвинулся к экрану.

Что это?! Он почувствовал, что его тянет туда, тянет с неимоверной силой – в глубину, в черную безмолвную толщу. Два крохотных огонька, два уголька. Откуда они там? Кровавые глазища вспыхнули внезапно, будто открылись незримые черные веки. Неописуемая злоба светилась в этих глазах. Нечеловеческая и необъяснимая.

Гиргейские рыбины!

Безмолвные тени глубин Пристанища!

Иван не мог оторваться от сияющих рубиновым огнем глаз. Сразу пропало все – толщи преград, экраны, перемычки, переборки, километры изъеденного норами и ходами базальта... во всем мире оставались только он сам и эти прожигающие душу глаза. Безмозглые твари. Обитатели глубоководных впадин и черных пещер. Из какого дьявольского омута выплыли вы? И почему Иван ничего не видел. Он был там, под толщей свинцового мрака, наедине с выматывающим, высасывающим взглядом, он шел вперед, раздвигая руками полупрозрачные толщи, разгребая вздымающуюся муть, он шея прямо на кровавые глаза. Он не видел ощеренной пасти, жутких изогнутых клыков, острых крючьев на концах шевелящихся черных плавников. Глаза становились огромными, исполинскими – два громадных полыхающих шара висели во мраке, не освещая ничего вокруг. Он не понимал, кто он, что он, где, зачем, откуда взялся и куда идет, он уже не знал, как его зовут, о чем он думал минуту назад – два жутких живых магнита влекли его к себе, и все в голове плыло, все исчезало куда-то, пропадало" он знал только одно: надо пройти еще немного, разблокировать скаф, сбросить его, освободиться от титанопластиконовой оболочки, сжимающей тело, войти в эту жидкость, в эти пылающие манящие шары, раствориться в них – и все будет! все сразу разрешится и станет ясным, понятным, кончатся все муки, тревоги, терзания!

Ничего не будет нужно. Ничего! Он шел в полыхающее рубиновое марево, шел без сомнений и страха, безогледно, как шел на своих десантных ботах в Малиновый барьер – в Осевое, в безумный засветовой огонь. Идти, идти, надо идти.

Что-то непонятное, стороннее пыталось его удержать, мешало, хватало, тащило назад, вопило в уши: «Гуг! Остановись! Что с тобой, Гуг?!» Но он шел, отбивался и шел.

Причем здесь какой-то Гуг, причем здесь нечто внешнее, мешающее, досаждающее, причем, если ему надо идти вперед, в этот рубиновый огонь притягивающих глаз. Вперед!

Еще немного! Вперед! Волшебный, сказочный огонь огромных глаз... еще немного!

Два мощных встречных удара затмили все, погасили огонь, лишили зрения. Он почти сразу же, через мгновение очнулся. Но уже ничего не было: ни рыбины, ни горящих глаз, ни экрана. Два блестящих от пота андроида, вздувая горы мышц, держали его с двух сторон на вытянутых руках, не давали коснуться шаромагнитными ступнями пола. Иннокентий Булыгин, он же Кеша Мочила орал прямо в лицо:

– Гуг! Мать твою гидрокайлом в бога-душу... Гуг, ты слышишь меня?! Ты прочухался?!

– Прочухался, – спокойно и вяло ответил Иван-Гуг. – Чего ты орешь как резанный, чего случилось? Отпустите живо! – последнее относилось к андроидам.

Но те почему-то не выполнили приказа. Лишь когда Кеша моргнул им, они поставили Ивана на землю.

– Ты вдруг пошел в шахту, как трехнутый пошел, четыре монитора по пути сшиб, переборку раскроил, кресло опрокинул – Кеша говорил спокойно, без прежнего крика, но голос у него был нервный, дерганный голос: – Тебя будто на веревке кто-то тащил. Я тебя. Гуг, хватал, держал, уговаривал, отталкивал, а ты как черт слепоглухонемой! Если б не эти ребятки, я не знаю, чего б было!

– Щиты, – выдавил из себя Иван-Гуг.

– Чего еще за щиты?

– Я не успел поставить щиты Вритры, защитное психополе, – Иван-Гуг окончательно пришел в себя, ноне все ему было ясно. – Кто-то пытался завладеть моим мозгом.

– Хе-хе, пыта-ался! – Кеша скривил губы в улыбке. – Ты был на веревочке, Гуг! Ты был абсолютно безмозглым, хуже червяка на удочке!

Иван не стал спорить. Он говорил вслух.

– Это был психозондаж глубинного подсознания с подавлением воли, памяти, мыслительных процессов да плюс ко всему мощнейший зомбирующий импульс. Я не ждал... как я мог ожидать? Там никого не было кроме этой рыбины, безмозглой тупой твари, да их на Земле у любого богатея в гидрариуме найдешь, мода сейчас на этих клыкастых гиргейских тварей! Глаза! Чего-то тут не так, это были страшные глаза...

Кеша прервал его, махнул плазмометом в сторону выхода:

– Гуг, надо сматываться! Сучары идут по следам. После будем разбираться!

– Ты прав. Мочила. Пойдем!

В вентиляционной шахте пришлись включать инфравизоры – темень была глухая. Андронды и так все прекрасно видели, они шли позади, прикрывали отход – бомбометы, трехпудовые махины они несли как соломинки.

Гул пламени ревел уже совсем рядом. Иван прикинул – если они будут прохлаждаться, самым страшным их преследователем останет огонь.

Движки кара в наклонном стволе долго не включались. Но Кеша не нервничал, он туго знал свое дело. Кар сорвался с места, когда за спиной, в трехстах метрах, разрывая занавес тьмы, из-за поворота полыхнуло стеной пламени. Иван-Гуг прикрыл щиток шлема, включил подачу дыхательной смеси, иначе легкие просто полопались бы, он терпел до последнего.

Гонд-кар молнией несся по сверкающей рельсине и не было ничего на свете мягче электромагнитной подушки, которая удерживала его на весу.

– Интересно, видят ли они нас сейчас? – раздумывал вслух Кеша.

Ивана этот вопрос не интересовал – мало видеть, надо достать. Ни один из боевиков-карателей не станет рисковать впустую, не полезет в пламя. Они просто выведут – и пойдут все прочесывать. Или по их сигналу выйдут навстречу с соседней, кольцевой зоны. Ловушка будет все время сжиматься. И надо просто успеть почерней ниточке выбраться из нее, выйти из-под «флажков». Черт побери, надо еще добраться до этой черной ниточки!

Над ухом глухо долбарул сигма-бомбомет. Иван скосил глаз – андроид сидел с самым невозмутимым видом, глядел вверх. Откуда-то из-под высоченных сводов, цепляясь многосуставчатыми перешибленными, искалеченными лапами, падал изуродованный до невоможности стеноход – надежная и вместительная машина, предназначавшаяся не только для внутренних шахтовых работ, но и для боевых действий.

– Два человека и шесть киборгов уничтожены, – доложил андроид.

– Они держали нас на мушке?

– Выстрел упрежден в последнюю секунду, – ответил андроид, – сигмазаряд попал в гранату, выходящую из раструба.

– Молодец, малыш, – похвалил андроида Кеша, – медаль бы тебе за геройство, да, сам знаешь, ни хрена нету!

Андроид промолчал.

Больше нападений не было. К развилке подошли тихо, все перепроверив дважды. Ошибиться никак нельзя было.

– Опять кабина? – поинтеросовался Кеша, наглухо задраивая шлем.

– Нет, – ответил Иван-Гуг, – здесь тупик, люк сброса...

– Мусорка, короче, отстойник?

– Вроде того.

Они быстрым шагом двинулись к решетке, закрывавшей провал.

– Бей! – приказал Иван-Гуг андроиду.

Тот с недоверием поглазел на вожака. Потом шарахнул из своего бомбомета самой малой. Восемнадцать перекрещивающихся слоев решетки прожгло насквозь. Путь был открыт.

– Наверху поставь заряд, пускай привалит маленько, – велел Кеша другому андроиду. – Живей!

Андроид поглядел на каторжника с явным презрением. Но заряд поставил. Вернулся.

– Трос, лебедку. Кеша первым. Вы, ребятки, прикрываете тылы. Ясно? – Иван проверил крепление микролебедки.

Трос – тончайшая нить, выдержит хомозавра, локтевое кольцо-захват скафа, чего еще надо... у андроидов – шаромагнитные пряжки на поясах, руки с оружием свободны.

Пора. – Пошел!

Кеша мелко перекрестился и сиганул в черную дыру.

Иван выждал пять секунд и спрыгнул за ним – тросом его немного развернуло, не беда. Он отсчитывал: один, два, три, четыре... сто метров, двести, восемьсот, полторы тысячи, две триста... троса в лебедке было всего на десять миль, лебедка обычная, не десантная, семь сто... наверху шарахнуло, заряды обрушили свод на решетки, на провал, завалили грудой базальтовых плит все... андроиды ползут в вышине... девять восемьсот... внизу матерится Кеша... дернуло! еще раз! это Кеша отцепился... Иван ослабил захват, упал, ударился коленями так, что лязгнули зубы.

– Эй, Гуг, ты жив там? – просипело слева. И тут же Кеша разразился отборным земным матом – это сверзившийся сверху андроид чуть не сбил его с ног. – Получай, падла! – Он долбанул кулаком в широченную грудь. Андроид упал. Но тут же поднялся. Отвечать не стал, ему не положено было отвечать на тумаки и подзатыльники человеческие, допускалось временами подгонять поднадзорных-каторжан, но карлик всем урезал программу, и теперь биокадавр не мог ответить даже на самую обидную зуботычину – а обижаться андроиды умели, и зло держать они умели. Иван поглядел на Кешу укоризненно, если только инфрафизор мог передавать столь тонкие оттенки человеческих чувств.

– Тихо! – предупредил Иван. – С этой минуты ни слова.

– Все ясно, Гуг, – согласился Кеша, ему ничего не надо было объяснять.

Они шли бесконечно долго, проваливаясь в грудах мусора, отходов, всевозможной гниющей и разлагающейся дряни – ведь в каждой второй зоне помимо ридориума добывали и океанскую живность: моллюсков-гнилоедов, панцирных червей, трубчатых скорпионов, светящихся циклопоидов – все шло в пищу заключенным, андроидам и киборгам, добывали змееводоросли, убей-траву, хрящеглавые цветы-рыбоеды и все прочее, что шло на сильнодействующие препараты. Работа шла полным ходом, из Гиргеи высасывали все соки, почти все.

– Проклятье! – не выдержал Кеша. Он прошептал это еле слышно, но Ивану будто ударило молотом в шлемофоны. – Я, понимаешь, думал на зоне хреново, не-е-ет, тута хреновитее!

Он хотел еще чего-то добавить, но не успел. Провалился.

Иван облегченно вздохнул, ему уже казалось, что они прошли мимо. Нет! Полный порядок! Он направился к тому самому месту, где исчез Кеша. Кольцо! Это именно кольцо – место входа, лазейка. Надо уйти в эту гниль с головой. Ему неожиданно вспомнилась Система, а потом Пристанище – фильтры, везде были фильтры! И они всегда напоминали поганое вязкое болото. Все во Вселенной повторяется, но вечно одно: нормальные, обычные люди всегда ходят по гладенькой проверенной поверхности, а всякие сумасброды, ищущие для нормальных новые мир, все время вязнут в каком-то дерьме, бродят по кошмарным лабиринтам, перебираясь из одной трубы в другую, из большего чрева в меньшее, и наоборот. Стоки, шахты, каналы, уровни, ярусы, шлюзы, переходы, трубы, лазы, люки, дыры-без конца и края, дьявольское подповерхностное нагромождение непонятных и неизвестно кем, для чего прорытых бесконечных нор. Кеша прав, именно – проклятье!!!

Стоит только сойти с «поверхности», углубиться под нее, подняться над ней – и все: начинаются странные вещи, все не так, все иначе, все страшнее и непонятнее. Так зачем уходить?! Зачем?! Лицо батюшки, сельского священника, убиенного неизвестными отца Алексия встало перед внутренним Ивановым взором. Человеку не надо уходить с поверхности! У него своя экологическая полочка, своя ниша обитания, зачем ему лезть в чужие миры, не для него созданные, не ему предназначенные – незачем! Горе горькое по свету шлялося... горе горькое – удел шляющихся по миру, блуждающих по Пространству, странствующих во Вселенной. Но и к нему привыкают.

Иван встал в кольцо. И его повлекло вниз. Да он не падал, он спускался, какая-то площадочка удерживала скаф.

Внизу было светло – еле мерцающий свет после мрака и инфропризраков во мраке казался чуть ли не слепящим. Кеша Мочила сидел на металлическом полу, глядел вверх, как спускаются андроиды. Верх был таким же металлическим как и низ. Труба. Три метра диаметром. Дыра затянулась на глазах – металлопокрытие обладало памятью по крайней мере, в зоне кольца. Это хорошо. Никаких следов. Но ежели их вели, то ничто не поможет – преследователи выйдут на черную ниточку, на лазейку Синдиката. И Синдикат не будет связываться с администрацией гиргейской промзоны из-за таких мелочей. Синдикат проложит новую «ниточку». Эх, Кеша, Кеша! Была ж команда помалкивать!

Иван не стал никого упрекать.

– Пошли, – сказал он тихо.

Где здесь искать Д-статор он не имея ни малейшего представления. Могло быть и так, что группа карлика Цая подойдет к статору раньше, поочередно каждый из головорезов сиганет куда-подальше от Гиргеи, угробят заряд... а они уткнутся носом в бесполезный гипертороид, на этом вся эпопея и закончится, придется сесть и ждать, пока придут каратели. Нет! Лива не допустит этого, она будет ожидать его... Иван оборвал себя, поежился, вовсе не его она будет ждать, а Гуга Хлодрика Буйного, своего пылкого возлюбленного. Ну и пусть, суть не меняется.

– Чего это? – спросил вдруг Кеша.

Он замедлил шаг, подогнул колени.

Вдалеке что-то позвякивало, пощелкивало, гудело.

– Прикрой сзади! – скомандовал Иван-Гуг.

И быстро пошел вперед.

Однако далеко ему продвинуться не удалось. Труба оборвалась металлокерамической заглушкой. Этого еще не хватало! Но не успел Иван расстроиться, как заглушка уползла вверх, открывая вход в шарообразное помещение с покатым дном. В помещении никого не было, мерцал тусклый свет – но он явно включился на подходе, сработала автоматика. Зато гул, грохот, шаги или какие-то удары становились все громче. Кто-то шел им навстречу. Боевики? Каратели?! Отряд из соседней кольцевой зоны?!

– К бою! – приказал Иван-Гуг. И вывернул из заплечного клапана-колчана боевой десантный лучемет – оружие легкое, надежное и всесокрушающее.

Андроиды вскинули свои четырехствольные пушки. Но Кеша их тут же осек.

– Вы, ребятки, нас всех подорвете, убрать, матерь вашу протоплазму! Ну чего, повторить?!

Бежать назад не было смысла. Настигнут, расстреляют в спины. Лучше уж с музыкой, в лицо! Лучше сразу! Кеша все понял.

Иван поймал себя на мысли: грохота ведь нет никакого, это нервы! ведь там, за переборками топот, шаги – явные шаги, но тихие, это страх и напряжение усиливают их, у страха глаза велики, да и уши огромны!

Реакция не подведет. Первых он положит с ходу. Знать бы только, откуда воявятся каратели, где соскользнет заглушка? Иван осматривап сферическую серую поверхность сантиметр за сантиметром... Шаги приближались.

– У-у-у, суки! Всех кончу! – шипел себе под нос Кеша.

Огромный бревнообразный плазмомет подрагивал в его руках. – Ну, давай! Иди на меня, давай! Задешево не возьмете, гады! Всех положу!

Андроиды помалкивали. Но и они были живыми, и они не хотели умирать.

Все произошло неожиданно, в мгновение ока. Стена напротив ушла вниз. Ударил вверх сиреневый луч, прошил металл, дым заполнил помещение... ствол лучемета, смотревший Ивану в лицо, медленно опускался. У карлика Цая была отменная реакция, он успел сделать шаг в сторону, иначе бы лежать ему оплавленным куском металла.

– Вот... – Кеша грязно и витиевато выругался, – чуть друг дружку не перебили!

В проеме стояли шестеро: карлик Цай, Кипа Дерьмо, киборг с задранным вверх стволом лучемета – он успел вскинуть его, признав Гуга, стояла Лива в сверкающем серебристом скафе, стоял Халдей, державший за черный пояс заложника в полускафе внутренней охраны. За этими шестерыми толпились и остальные – семь каторжников и еще один несчастный заложник.

– Это все? – спросил Иван-Гуг.

– Все, – коротко ответил карлик Цай.

– Гуг, любимый мой! – Лива не выдержала и бросилась Ивану на шею – лязгнули два соприкоснувшихся скафа, ударился щиток о щиток.

– Не время, – выговорил через силу Иван-Гуг, отстранил мулатку и шепнул еле слышно: – Ливочка, это же пошло – объятия двух железных кукол. Погоди, выберемся, сбросим доспехи...

– Ты веришь в это?

– Верю! – Иван был тверд как никогда. Но сейчас он больше надеялся на карлика Цая, отпрыска императорской фамилии с преступным прошлым, темным будущим и неопределенным настоящим. – Они нас видят? – спросил он, полуобернувшись к ван Дау.

– Нет! – ответил тот без промедления. – Они потеряли нас... и вас. Нам надо спускаться. И как можно быстрее!

– Куда? – робко вставил Кеша.

– Туда! – карлик Цай опустил глаза долу. – Этот шарик, в котором мы находимся – капсула. Он уже ползет по трубе вниз.

Хьюго Халдей расхохотался в полный голос.

– А на хрена нам тогда эти ублюдки? – спросил он сквозь смех. – Мы ушли! Ушли от гадов! Теперь надо придавить этих красавчиков... Уж они из меня кровушки попили, уж я им за слезки свои сотворю щя-я!

– Заткнись! – оборвал его Кеша. – Опосля придавишь. А будешь возникать, я тебя сам придавлю.

Иван ощутил, что капсула и впрямь движется – она чуть подрагивала, стенки гудели тихо, натужно.

– Где киборги? Где люди? – спросил Иван-Гуг, заранее зная ответ.

– Ясно дело, где! – выдохнул Кеша.

Карлик Цай поглядел выразительно, промолчал. Лива всхлипнула. Двенадцать заключенных, три заложника, два андроида... нет, Иван поправил себя, четырнадцать с Кешей, а с ним – пятнадцать. Выбивают по одному, на переходах. На перемычках. Они обречены. Все! Будь он на месте преследователей, давно бы дал отбой – к чему тратить силы, энергию, рисковать людьми и роботами, все равно банда беглецов не выживет в этих подземно-подводных дебрях.

Рано ли поздно все перемрут – от голода, жажды, страха. В любом тупике, в любой лазейке им смерть. Выход был один – наверх, на поверхность, потом на орбиту – капсула, болтающаяся сейчас на сложной кодированной орбите, по его сигналу подобрала бы всех, сняла с поверхности угрюмого океана... Да уж, так и жди, сняла бы. Ее разнесет в щепки поверхностная защита как и любой другой, не откликнувшийся на запрос корабль. Ловушка. Они сидят в стеклянной банке, под колпаком. Никакие толщи базальта их не спасут. Только Д-статор!

А чтобы случилось, узнай сейчас эта банда про своего вожака и главаря всю правду? – пронеслось в голове у Ивана. – Подняли бы на ножи? Нет! Ведь обличием-то он натуральный Гуг Хлодрик, авторитет, вор в законе и тому подобное... Ну, а все же? Он пристально взглянул на карлика Цая. Тот отвернулся. В глазах у Цая стояла обреченность.

Удар был неожиданным и сильным – двое упали на пол, Лива взвизгнула, Кипа Дерьмо выронил свою железяку. Приехали!

– Ну и где же мы теперича? – поинтересовался Кеша, сверля стальным взглядом Цая ван Дау. Кеша явно не доверял отпрыску инопланетной царственной фамилии.

– Сто девяносто семь миль под уровнем океана, седьмой слой внутренней мантии... хотя какая к дьяволу на этой изъеденной планетенке мантия! – Цай начинал нервничать. Он что-то предчувствовал, но пока молчал.

– Что здесь есть? – хрипло спросил Иван-Гуг.

– Сбросовая зона, отстойники, два централа, хранилища руды, три отделения дисбата...

– Вертухаи и сидят отдельно, суки! – вставил Хьюго Халдей.

И тут же получил короткую, сильную затрещину от Кеши.

– Заткнись, падаль! – прошипел Мочила.

Халдей все сразу понял, поднял щиток, утер из-под носа кровь, сгорбился.

– ...а еще на этом уровне сорок четыре турбопроходчика, два гровера и два ската в нижние лабиринты.

Иван-Гуг не выдержал. Так дела не делаются!

– Где статор, черт побери! – взревел он носорогом.

Цай посмотрел на него как на умалишенного..

– Статоры не ставят где попало. Это секрет, понимаете? Их надо искать.

– Нас здесь всех перебьют, пока искать будем! – зарычал Кипа.

– Вперед с голодухи сдохнем! – влез Соня Обелбаум, убийца-тихоня, не привыкший высовываться из-за чужих спин, но все же не выдержавший. – Надо разбегаться! По одному!

– Он дело говорит, – робко вставил Халдей. – Всех не возьмут. А тут, в подземельях можно жить, с голодухи не сдохнешь, в отстойниках полно жратвы...

– Не жратвы, а падали и гнидья! – сказала Лива, она поглядывала на спорящих мужланов свысока. Но вот не выдержала.

– Кому падаль, а кому конфетка, – ухмыльнулся Кипа Дерьмо. И вдруг решительно заявил: – Мы с Халдеем уходим!

Все молчали, уходить пока было некуда. Шаровая капсула-кабина была наглухо задраена. И открыть люки никто кроме умного карлика не мог.

– Я вам, сукам, всем пасти порву вот этими руками! – начал тихо, но очень выразительно Кета Мочила. – Я вам ваши поганые помела выдерну и в задницы вобью, усекли?! Я щас мочить начну шустрых...

Карлик Цай поднял руку – три скрюченных подагрических пальца, будто прирощенных к узкой морщинистой ладони, даже в полупрозрачной гермоперчатке они оставались высохшими, карликовыми.

– Не надо никого мочить, – попросил с плаксивостью в голосе, почти не разжимая безгубого рта, – пускай идут.

– И пойдем! – заявил решительно Халдей, со злобой взглянув на Кешу.

Карлик подошел к стене. Никто ничего не понял, но заслонка сдвинулась ровно настолько, чтобы можно было протиснуться одному человеку в скафе.

– Идите!

Иван увидел, как у Кипы Дерьма затряслись коленки. Он уже хотел остановить головореза, осадить. Но карлик Цай обжег бельмастым резким взглядом.

– Ну, чего встал, куча дерьмовая?! – Халдей подтолкнул Кипу. Потом вдруг обернулся к остальным, прогнусавил: – Гуг, старина, давай по-честному, а?

– Чего надо? – грубо выдавил Иван-Гуг.

– Пускай киборг с нами топает.

– Андроид, ты хочешь сказать?

– Один хрен!

Иван-Гуг качнул головой – и гора мышц, стоявшая слева от него с бомбометом в руках, сдвинулась, пошла к дыре.

– Стоять! – скомандовал карлик Цай. – Ко мне!

Андроид послушно повернулся, сделал шаг к карлику, замер. Кипа Дерьмо и Халдей выжидали. Они не решались вылезать из шара. Но терять ради этих подонков робота-защитника... Иван оборвал мысль, они такие же подонки, как и все прочие, не лучше и не хуже, они тоже имеют кое на что право. Тем временем карлик Цай безотрывно глядел в глаза андроиду. Дает установку, психокоманду, Иван сразу понял. Крутой орешек этот ван Дау!

– Иди! – процедил карлик.

Андроид первым высунул в дыру свое оружие, потом голову, потом исчез и сам. За ним, выждав полминуты, вылез Кипа. Последним из шара вышел Хьюго Халдей.

Иван ничего не понимал, он поймал взгляд андроида, выбиравшегося из капсулы, это был взгляд идущего на смерть, но не имеющего ни сил, ни воли свернуть. Что была за установка? Откуда такой ужас в почти человеческих глазах?!

Заслонка вернулась на свое место, осталась крохотная щель.

– Им надо пройти двенадцать метров по шлюзу. Они не спешат по понятной причине, – комментирвал карлик Цай. – В случае чего...

Истерический визг ударил одновременно во все шлемофоны, орал Халдей, орал по-звериному, дико. Только после, мгновение спустя грохот разрывов, треск динамегов и гулкое уханье сигма-бомбомета ворвались в шар-капсулу.

– Суки-и, продали-и... – предсмертным сипом просипело в шлемофонах. Это где-то там, снаружи, издыхал убийца и насильник, каторжник-смертник Кипа Дерьмо.

Но бомбомет не стихал. Андроид продолжал битву с засадой. Продолжал, обреченный на гибель, теперь было все ясно. Иван еле сдерживался, его тянуло туда, наружу, он должен был ввязаться в бой, он обязан..

– Всем стоять на месте! – прорычал карлик Цай. – Это западня! Мы можем уйти только наверх, чуть выше, а пока стоять!

Он медленно, невероятно медленно подошел к заложнику с длинными волосами, содрал с него шлем-маску полускафа. Трехпалая лапа в перчатке вцепилась в нижнюю челюсть, два пальца втиснулись в рот несчастному, кровь заструилась меж ними. В выпученных глазах заложника застыло безумие, это были глаза жертвы, обреченной на заклание.

– Не надо! – рявкнул Иван-Гуг.

Но карлик Цай уже рванул на себя – он вырвал челюсть с мясом, хрящами, жилами, вырвал и выбросил ее в отверстие. Только после этого заложник упал, ударился лбом о железный пол. Он бился в агонии, хрипел, обливался кровью.

– Не сметь... – Ивана начало трясти. Он опоздал, теперь поздно кулаками размахивать. Он просто шептал: – Не сметь... нельзя... что ты делаешь?!

– Мы не будем жалеть их. Гуг! – резко ответил карлик Цай. – Они нас никогда не жалели. И мы их не будем! Если у тебя слабые нервы, отвернись к стеночке.

Двое других заложников бились в руках у головорезов, готовых разодрать их на куски, ждавших только команды. Но Гуг, их вожак, и карлик Цай, его заместитель, молчали, не давали такой команды. Лива, укрыв лицо, а точнее, щиток скафа, в ладонях, тихо хохотала, ей не было жаль заложника. Лишь один андроид оставался абсолютно бесстрастным зрителем, его, похоже, даже не взволновала трагическая судьба собрата, погибшего снаружи.

Да, оттуда не доносилось ни звука, битва закончилась. И, судя по всему, готовился штурм шара-капсулы. Карлик согнулся над умирающим, дернул за молнию-автомат – полускаф съехал, обнажая мускулистое тело, грудь вздымалась тяжело, порывисто.

– Остановись! – Иван понял, что карлик замышляет нечто нехорошее. Но он чувствовал себя не в своей тарелке.

Он был чужим в этом мире, он не был Гугом, вожаком банды, он не имел права...

Цай резким ударом пробил грудную клетку, выломал ребра, разворотил все внутри, дернул раз, другой, третий... и с натугой выдрал окровавленное сердце – алый бьющийся в трехпалой руке комок.

– Мы их не будем жалеть, – повторил он тихо. А потом заорал во всю глотку: – Получайте, паскудины! Держите!!!

Он вышвырнул сердце в щель. Рявкнул на каторжников:

– Живо!

Щель расширилась, заслонка отъехала. Двое самых понятливых, Соня и Рик Чумазый, выбросили труп наружу.

– Пошли!

Карлик не успел выкрикнуть последнего слова, как шар-капсула взмыл вверх, все без исключения повалились на залитый кровью пол. Лива упала прямо на Ивана. Она все еще беззвучно хохотала.

А карлик Цай кричал в передающее внутреннее устройство скафа. Он знал, что его слышат.

– Ну что?! Получили, сучары?! Получили?! Давай еще, давай! Здесь еще двое! Я их тут скушаю живьем, буду жрать по куску и выплевывать! Давай, бей наших!

Он орал долго. Шар шел вверх. Но карателям, судя по всему, было наплевать на судьбу несчастных заложников, вертухаев верхней зоны.

Иван, наблюдая за карликом Цаем, убеждался, что тот, будто какой-нибудь полусказочный Юлий Цезарь, мог делать по два и три дела сразу. Вот и сейчас ван Дау вопил на зависть любому тюремному психопату, багровея от натуги, визжа и разбрызгивая пену с губ, но одновременно совершенно спокойно и размеренно говорил ему языком жестов:

«Они не дадут пройти к Д-статору. Они перекрыли все выходы. Они еще не нащупали черную нить. Но засады стоят на всех уровнях во всех возможных местах нашего появления. Долго болтаться в нити нельзя. Если они ее нащупают – конец! Надо идти на прорыв.» Ивану не нужно было разжевывать того, что имел ввиду Цай. Время играло против них. С большим трудом он разжал стальные объятия Ливочки. Поднялся, кряхтя и поскрипывая недоделанным Гуговым протезом.

– Вот чего, мастера, – завел он без нажима, но довольно-таки круто над притихшей братией, – легавых на понт этими лохами не возьмешь! – Он небрежно кивнул в сторону оставшихся двух белых как мел заложников. – Суки их списали уже. Так что резон один – рогом переть! Чего примолкли?!

Встал Соня Обелбаум, носатый, губастый и грустный.

– Кореша, – начал он подрагивающим голосом, – рогом переть не в масть, сами видали – глухо! Надо назад топать. Лучше на киче париться! Лучше под вышак! Да хоть в краба!

– Опозиция, едрена матерь, – с ехидцей проворчал Кеша. И тут же сменил тон. – Эй, Сонечка, чегой-то у тебя, а ну, нагнися-ка. Щиток, что ли поехал?

Соня недоверчиво отпрянул к стене, потянул руку к щитку. Но Мочила его опередил, он успел вцепиться в край щитка, не дал его замкнуть на шлем. Следующим движением – двумя широко раздвинутыми пальцами он вышиб паникеру глаза, ткнул еще глубже, подождал, пока подогнутся ноги... и медленно опустил труп в засыхающую на полу кровь.

– С оппозицией покончено, – доложил он мрачно, – хотел вышак – получил, как заказано.

– То, что доктор прописал! – хихикнул Чумазый. Но его не поддержали, сейчас каждый был на вес золота, в бою мог пригодиться.

– Я так понял, мастера, что возражающих нету?! – спросил Иван-Гуг. – Значит так, идем на централ. Пушки наперевес, залповый огонь по команде. Было б нас чуть поболе, всю каторгу бы взяли, ну да ладно, пускай живут... пока! – Он громко и нагло рассмеялся. Надо было придать парням уверенности. – Короче, почетверо, в три ряда, нижний, средний, верхний – присели передние, пригнулись средние, задние стоя – залп! залп! залп! Встали – бегом! Потом опять. Козлов этих, – он снова кивнул на заложников, Лива поведет на дистанционном управлении, в случае чего – душить сразу! Цай – под прикрытием андроида, сзади, щуп на полную мощь, держать направление! Ну-ка, попробуем!

Братия оказалась на редкость толковая, никто не хотел погибать зазря. Цай гонял капсулу вверх вниз, выверял координаты централа. Они с Иваном-Гугом понимали друг друга с полуслова.

Лива терлась о плечо, не отходила, ей было плевать на заложников, она думала о себе и своем Гуге, она уже не хохотала, нервное напряжение прошло.

– Гуг, оно сбудется!

– Что – оно? – не понял Гуг-Иван.

– Мое предчувствие!

– Блажь! И бабья дурь! – сейчас надо было говорить именно так, Иван знал. – Мы у цели, надо набраться терпения... и надо взвести себя, взъяриться, мы пробьем любые заслоны, мы их прорежем как раскаленный клинок масло! – Он понизил голос, придвинулся к ней ближе. – Любимая моя, нам с тобою отбрасывать лапки нет смысла. Все! Хватит! Будешь отставать, падать, хватайся за меня, все время держись справа, чуть позади! А ты, – он кивнул Кеше, – слева. И рукам больше воли не давай, Мочила!

Карлик Цай поднял вверх свою корявую лапку. Он призывал к тишине.

Двенадцать отпетых головорезов, смертников, двенадцать вместе с ненастоящим, подмененным Гугом и красавицей-мулаткой. Рик Чумазый, Цай ван Дау, Иннокентий Булыгин, Элвис Сучье Вымя, тихоня и скромник, Крис Галицки, наемный убийца – три министра и один премьер на счету, Абдула Сунь-Чжень, он же Бабай, толстяк Гога Сванидзе по кличке Мордоворот, аферист и пройдоха Чак Гастролер, безъязыкий и одноглазый Моня Колесо, вор-неудачник, любитель девочек, и наконец Крон Чикаго, медвежатник-мокрушник, любитель-одиночка – все отпетые, обреченные, пушечное мясо. Эх, мать-каторга! Еще и не до того довести ты можешь! Иван ощущал себя одним из них.

Где ты Гугова торба? Что там в тебе! Не время! Всегда не время! Опять в бой, опять на прорыв! Под пули и плазму, дельта-лучи исигмагранаты, под сенсорные капканы и сети-парализаторы.

– Все. Централ, – сказал будничным голосом карлик Цай, – уровневый централ.

– Приготовиться! – взревел Гуг-Иван. И заглянул в глаза Ливы. Она верила ему, она была вся в надежде, в упоении на чудо. Но не время для сантиментов. Иван-Гуг вскинул к плечу лучемет. – Долой заслонку, на всю ширь! Вперед!!! Разом!!! Огонь!!!

Ураганной силы залп смел все и всех. Целый океан пламени вырвался из шара-капсулы, стремительно пронесся по титановой трубе-проходу, выбился наружу... Иван почти не видел ничего за стеной бушующего огня. Никакой засады не было. Им повезло! Лишь промелькнули в дыму и гари два-три искореженных скафа – дежурная охрана, андроидыивертухаи.

– Вперед!!!

Титанобазальтовый пол содрогнулся от мерного топота. Искры полетели из-под шаромагиитных подошв, заскрежетало, загремело. Прорыв! Бежали неторопливо, слажено, в три шерегни, не опуская стволов, готовые ко всему и на все.

Бежали молча.

Иван знал, сейчас за ними наблюдают, операторы по всем зонам прильнули к экранам, боевикам уже дали координаты прорыва, они несутся сюда... сколько им понадобится времени?! Вперед! Только вперед!

– У-у, падлы-ы!!! – Кеша ткнул андроида стволом плазмомета в спину. – Не спать, кукла чертова!

Бомба разорвалась совсем рядом – рухнувший сверху стеноход перегородил туннель, только металлические лапы скребли по стенам и полу.

– Не остававливаться!

На несколько секунд строй сбился, но уже за искореженной машиной вновь обрел плотность и силу. Только Бабай вдруг вскрикнул, засипел, остановился, качнулся – щиток изнутри залило густой багровой кровью. Однорукий, издыхающий киборг с развороченной грудью высовывался из люка стенохода, целился в следующую спину.

Кеша опередил его на мгновение. Выматерился, споткнулся. Но сумел удержаться в строю – Иван-Гуг подхватил его под локоть.

За поворотом их ожидал сюрприз.

Бежавший впереди андроид рухнул без ног – сгусток шаровой плазмы прожег его, скользнул по кремниевой пластине-хребту, ушел вверх.

– Огонь!!! – заорал Иван-Гуг во всю глотку. Но он немного опоздал.

– Первая шеренга приняла на себя залп засады. Все четверо упали. Они уже были свободными, они умерли сразу.

– Прими, Господи, их души! – прошипел Кеша Мочила.

Залп! Еще залп!! Третий!!! От засады осталась куча расплавленного металла. Вперед! Только вперед! Иван быстро переглянулся с карликом Цаем. Тот не знал ни боли, ни страха, ни усталости. Вид у него был нелепый – полутораметровый кривобокий и косорукий человечек в полудетском скафандре держал на ребристом Плече огромный четырехствольный сигма-бомбомет – тот самый, выпавший из рук несчастного андроида. Залп!!! Это был уже иной залп, упреждающий. Надо было жечь все – на сотни метров вперед, жечь!

– Не останавливаться!!! Огонь!!!

Пять трупов позади, с андроидом шесть. Семеро, всего семеро из тридцати семи! И ни малейшей надежды. Это конец. Это труба. Где рубка централа? Где?! Боезапасы на исходе. На десять, от силы на пятнадцать залпов. Надо успеть!

Надо добраться!

– Заложников вперед, Лива!!!

– Я слышу! – мулатка совсем выбилась из сил, голос ее был прерывист, хрипл. – Я все слышу, любимый!

Подчиняясь команде, заложники вырвались вперед.

Оии бежали в своих легких скафах, надеясь только на одно лишь чудо, на то, что свои их пощадят.

– Еще немного, – подал голос Цай, – метров двести. Надо поднажать!

– Вперед! – заорал совем дико, нечеловечески Иван-Гуг. И ударил стволом в спину бегущего впереди Криса Галицки. Тот даже не оглянулся. Они рванули из последних сил, не своих – их несла гидравлика скафов, но она была беспомощна и бесполезна без движений их рук, их ног, без стука их сердец. – Вперед! Огонь!!

Бущующее пламя разметало по стенам выскочивших из-за укрытия стражников. Нет, этоеще не каратели. Это простая охрана! Иван знал, с карателями-боевиками им так запросто не совладать.

А вот это уже они!

Восемь черных фигур стояли на пути, укрываясь щитами. Они преграждали путь в рубку. Сети-парализаторы шли верхом. Еще миг... Иван вскинул лучемет, дал на полную. Жечь! Их надо жечь!!!

– Не останавливаться! Вперед!! Огонь!!!

Две стены зримого и незримого пламени налетели одна на другую, схестнулись в исполинском, чудовищном единоборстве, взмыли огненными бущующими языками к черным сводам. Ад, кромешный ад бесновался в титанобазальтовых подземных лабиринтах.

– Вперед!!!

Иван видел, как рухнули Чак Гастролер, Гога Мордоворот, Моня Колесо... Четверо! Их всего четверо! От заложников остался один лишь пепел. Но и от карателей остался только пепел.

– Бей! – закричал он карлику Цаю.

Но тому не надо было указывать. Из всех четырех стволов он ударил в бронированный люк-дверь. Многотонная громадина треснула, вдавилась внутрь, оставляя узкий лаз.

– Быстрей! Ну!!!

Иван втолкнул внутрь Ливу, потом Цая. Кеша замотал головой.

– Я прикрою. Гуг! Лезь давай! – прохрипел он.

Иван протиснулся в щель. Огляделся – где Д-статор? Где?!

Иннокентий Булыгин отчаянно долбил по какой-то цели из своего плазмомета, неужели они настигают их, неужели настигли?!

– Живей сюда! – крикнул Иван в щель.

Кеша влез не сразу. И был он без своего черного бревна.

– Все заряды вышли, – смущенно оправдался он, разводя руками. – Хана нам!

– Да, погоди ты! Давай-ка поднапрем! – Иван навалился плечом на внутреннюю заглушку. – Ну! Разом!

Заглушка сдвинулась, поехала. Хорошая это была штуковина, хотя и предназначалась на случай аварии, на случай затопления зоны... а вот ведь, пригодилась. Из-за заглушки разрывы почти не были слышны. Торба! Надо срочно... Иван отстегнул клапан. Но чья-то рука дернула его вперед.

– Скорей!

Лива умоляющим взглядом глядела на него.

– Куда?!

– Вниз!

Они долго спускались по винтовой лестнице. Кеша отчаянно матерился, хромал – ему все же крепко досталось в бою.

Цай крутился в полумраке возле тороида средних размеров.

– Ушли! – сказал он тоном победителя, когда заметил Гуга-Ивана, Ливу и Кешу. – Теперь им никогда нас не достать!

– Ливу вперед! – скомандовал Иван-Гуг.

– Нет! Без тебя я не пойду, – закричала мулатка. – Нет!

Иван силой впихнул ее в тороид. Рявкнул, прикрывая люк.

– На Землю! Только на Землю! Я найду тебя!

– Не могу!!!

– Ливочка, лапушка, – мягко проговорил в микрофоны карлик Цай, – ты погубишь всех нас. Уходи!

Вспыхнул зеленый индикатор. Вздрогнул Д-статор.

– Порядок, – кивнул головой Цай, – она на Земле. Давай, Гуг!

– Я уйду последним! – отрезал Иван.

– Они сейчас вырубят энергию, понял?!

– Уходи!

– Как знаешь! Прощай!

Карлик Цай протиснулся в тороид, хлопнул люк.

– Куда? Куда?! – заволновался Кеша. – Куда он уходит?

Карлик не ответил. Его уже не было в статоре.

– Давай живо! – Иван подтолкнул Кешу клюку.

– Поздно!

Иннокентий Булыгин стоял с отвисшей челюстью, белый как полотно. Сверху доносился мерный гуд. Это прожигали стену возле заслонки. Там не очень спешили, там знали, что статор уже отключен, внутренние запасы исчерпаны, беглецы в их руках.

– Влипли, матерь их вертухайскую! – грустно заметил Кеша. И опустился на корточки.

Иван и сам понимал – все, игра окончена, у них нет ни малейшего шанса. Это конец! Это конец всему! Земле! Вселенной. Человечеству. Ну и, разумеется, им с Кешей. Сейчас убьют их. Потом сюда и повсюду придут – Система, Пристанище, носители Черного Блага... и никто ничего не сможет поделать: ни настоящий Гуг, ни Дил Бронкс, ни Синдикат, ни Сообщество, ни Великая Россия, ни Федерация. Это конец всего и всему. Он умрет чуть раньше. Цивилизация чуть позже. Но ее, цивилизацию, убьют вот сейчас, через несколько минут, убьют вместе с ним... Первозург?

Нет. Он не будет лезть на рожон. Он уйдет в свои уровни, спрячется снова в чертогах, новых чертогах и его не станут трогать. Гибель! Конец Света!

– Надо молиться, каяться, – предложил погрустневший Кеша, перекрестился, склонил голову, – Господь милостив к грешникам своим, Он простит. Ох, Гуг, не хочется из одного ада в другой перекинуться, может, найдется на том свете для нас местечко посуше?

– Погоди каяться, Кеша, – ответил Иван. – Господь всегда с нами. Ему не надо льстить. Его не надо умаливать, Он видит все... Какие тут есть еще ходы. Не может быть, чтоб из рубки не было ходов!

– Есть! А как же, – ехидно усмехнулся Кеша, – аварийный – прямо в океан. Знаешь, как это приятно – через пять-шесть минут давления скаф начинает сминатьсятихо-тихо, понемножку, и он так ласково тебя давит и давит, пока в лепешечку не расплющит, нет, Гуг, выходов нету! я буду каяться, я, Гуг, большой и страшный грешник, мне перед смертушкой надо покаяние принять и прощение испросить. Попа нету, буду каяться тебе... Душегуб я. Гуг, и сволочь последняя, продал я Россию-матушку, отцов и дедов, на чужбине скитался, много им, сволочам, горюшка принес!

Иван его оборвал.

– Так не каются, Кеша! Не будет тебе прощения, пока не будет... Пошли!

Он вцепился в плечевой клапан, рванул Булыгина на себя. До аварийного выхода пришлось ползти по грязной штольне, все было тут в запустении, видно, пользоваться никто не собирался.

Кеша-молил:

– Пускай сразу убьют! Сам под огонь встану! Гуг, устал я так жить, мука, всегда мука! Хоть сдохнуть дай сразу! Не хочу, чтоб меня давило в час по чайной ложке – это ж полдня в скафе адские пытки терпеть, нет, не могу-у я-а-а!!!

– Здесь лифт! Живей!

– Это ж прямиком в воду!

– Слышишь? – кричал Иван-Гуг. – Они прожгли стену! Они бегут к нам! Уходим!

Лифт пошел вниз. Второго нет. Они не настигнут их сразу. Но они могут дать команду внешним, океанским службам. Они уже дали эту команду, но пока есть хоть соломинка, надо за нее цепляться!

– Скаф на полное самообеспечение! Давай!

Тягостное ожидание в шлюзах. Тишина. Притихший, присмиревший Кеша. Молчание перед казнью. Они сами выбрали свой удел, ну и пусть! Иван до боли стискивал зубы. Пусть хоть немного поживут Гуг, Лива, карлик Цай... нет, карлику нельзя жить на Земле, в нем слишком много зла, ненависти, ах бедный заложник! У Ивана вновь при воспоминании мороз по спине прошел. Так нельзя, не мстителями в этот мир приходим мы, не мстителями...

Иди! И да будь благословен! На что?! На лютую смерть под стокилометровой толщей ядовитой свинцовой жижи?! На муки мученические? Иди! И да будь благословен!

Заслон поднялся вверх – медленно-медленно подступала к титанопластиконовым ногам, туловищу, шлему свинцовая водичка, шлюз заполнялся. Назад пути нет. Только вперед! В мрак. В смерть!

– Это ж надо, – сокрушался Кеша, – только двое-то и ушли из такой кучи! Только двое! Гуг, убей ты меня сразу! Чего мучить?!

– Помучаемся маленько, Кеша, – отвечал Иван-Гуг, – помучаемся. Господь терпел – и нам велел. Пошли.

Третий заслон ушел вверх. Дьявольский гиргейский океан, жидкая утроба сатаны! Сколько душ ты сгубил на своем миллионолетнем веку! Сколько тел поглотил! Сколько страшных тайн хранишь! Погребешь еще двоих мятущихся и не заметишь.

– Пошли!

Они медленно двинулись во мрак. Безоружные. Обреченные.

Чудовищное давление, стокилометровая толща мрака над головой. Тишина. Вечная, изнуряющая тишина. И бледные тени неведомых существ, не имеющих плати, но имеющих тень. Страх одиночества. Одиночества, даже когда вдвоем, когда рядом друг, ибо в своем скафе ты один, совершенно один – как в своем собственном гробу. Исхода нет. Пути отрезаны. Но надо идти. Надо!

– Ничего, Кеша! Пошли!

Преодолевая сопротивление свинцовой воды, врубив гидравлику на полную мощь, они двинулись вперед – к диким гиргейским пещерам, к логову бестелесных теней, к кладбищу безумных беглецов с гиргейской каторги.

Жуткий подводный ад!

Они все работали здесь. Каждый день! Хотя какие тут дни? Тут всегда ночь. Ридориум. Кровавое золото XXV-го века! Утопающая в роскоши и развлечениях Земля. И подводные рудники с тысячами, десятками тысяч каторжников. Всемогущая Федерация, раскинувшая крыла на миллионы звездных миров, зажигающая солнца, отзывающая новые пути... И планеты-колонии с миллиардами рабов под километровым слоем бетона. Свобода, равенство, братство!

И изощренные пытки, неисчислимые множества зомбированных человекоособей, переставших по чьей-то воле быть людьми... Правительства, сенаты, конгрессы, парламенты...

И Синдикаты, Ночные Братства, Восьмое Небо. Храмы Господни... И сатанинские приходы, черные мессы. Бог. И дьявол. Свет и тьма. И надо идти во тьму. Надо! Чтобы пробиться сквозь нее к Свету.

Иван видел, как теряет ребристость Кешин скаф. До пещер далеко. Погони нет. Нет смысла их догонять. За ними теперь просто наблюдают. И наверняка показывают всем прочим каторжанам, тем сотням тысяч, что сидят в своих норах-ячейках. И обливаются они, несчастные, холодным потом ужаса, и трясутся, и ненавидят, и завидуют. Их всех ждут эти черные глубины.

Еще сто шагов. Восемьдесят.

И опять. Высветились из мрака два пылающих уголька. Два рубиновых глаза. Вот они! Не за стеной океанариума, не за семью защитными полями, а рядом. Клыкастые гиргейские рыбины. Жуткие твари!

– Этих еще не хватало! – просипел Кеша, и потянул из набедренной кобуры дископилу.

– Брось! Не время! – одернул его Иван-Гуг. – Испугался, что скаф прокусят, эх ты!

Две огромные свирепые рыбины проплыли над самыми головами. Плавник, увенчанный черным острейшим когтем, скользнул по титанопластиконовой броне.

– Надо прощаться. Гуг! – выдавил Кеша.

– Погоди малость, успеем.

Они пошли быстрее. Сорок шагов, тридцать, десять. Рыбины, как черные вороны, кружили над ними, явно предвкушая обильную и сытную трапезу.

– А ведь это они тебя. Гуг, тогда обработали, – подал голос Кеша, – они, родименькие.

– Нет! – отрезал Иван-Гуг. – У них мозгов нету, даже мозжечков. Это безмозглые мясо и кости, чешуя и панцыри. Не обращай на них внимания. Вперед!

Вот и черная дыра с рваными, изъеденными краями, пещера. Их братская могила!

Они вошли в этот вечный мрак. Металл скафа уже давил на плечи, грудь. Он не выдерживал адского пресса. И в пещерах не было легче. Смерть! Она всегда наготове. Иван втянул руку во внутреннюю полость скафа, нащупал на груди в клапане округлое, теплое... нет, не сейчас.

– Прощай, Гуг! – простонал рядом Кеша.

На огромном шлеме у него была вмятина – металл проседал, он уже не мог защищать заключенного в него человека, из защитника и спасителя он превращался в безжалостного и неумолимого убийцу. Смерть во мраке. И тишине.

– Прощай, Кеша.

Два кровавых глаза злобно и холодно наблюдали за мучениями беглецов, обреченных и погибающих. Два... и еще два. Обе клыкастые гиргейские рыбины вплыли в пещеру, зависли над жертвами.

Смерть, подступающая во мраке и тишине.

Черная гиргейская ночь.

Вечная Ночь!

Часть Вторая. ВО МРАКЕ

Отправляясь в гибельную и многотрудную дорогу, не думай о возвращении. Не помышляй об очаге родном и уютном! Ибо расслабит тебя эта сладкая мысль, расслабит и убьет. И напрасно будет искать причины во вне. Ты сам свой собственный убийца! Кори и вини себя ... нет, поздно уже искать виновных – по праху твоему, рассеянному на дороге испытаний и гибели, будут ступать чужие, тяжкие подошвы. И никто не вспомнит о тебе, даже сама дорога, пожравшая тебя.

Путник, бредущий к незримой, призрачной цели – кто ты есть?! Безумец, потерявший нить жизни и увлеченный вдаль мрачными тенями собственного померкшего сознания? Самоубийца, ищущий скорого и страшного конца? Раб чьей-то неуловимой, но подавляющей воли? Одержимый неведомыми силами, рекомыми в просторечии кратко – бесами? Посланец Созидателя и Вершителя? Не видишь ты конца и края дороги. Не зришь собственного конца. А ведь он придет, настанет, надвинется на тебя смертной лавой. И оглянешься ты в ужасе назад. И узришь мысленно очаг родной и теплый. И всю дорогу, пройденную узришь. Да только поздно! Соляным столпом застынет твоя память вне тебя. Застынет, чтобы уже через миг рассыпаться на несуществующие, растворившиеся в пыли дороги осколки. Вот и нет тебя! Все было зря! Все было напрасно! И путь, усеянный шипами и терниями. И твои боли, страдания, муки. И ты сам – жалкий, бренный, смертный.

Всякая дорога имеет свой конец.

Но бесконечен во Вселенной один путь – Путь отринувшего себя, не оглядывающегося назад. Бесконечен путь света во мраке.

Ибо неугасим Источник Света!

На острие ослепительно сияющего луча идешь ты во тьму. Не свернуть. Не остановиться. Ты избранный? Допрежь тебя гордыня гасила тысячи и тысячи таких же. Много званных, да мало избранных ... Никогда не узнать тебе Предначертанного. Твое дело – идти вперед. Вперед – во что бы то ни стало! Вперед – даже если все силы ада встанут на твоем пути. И память твоя будет хранить все. Но назад ты не оглянешься! Только вперед!

x x x

– Прощай, Гуг, – простонал сдавленно Кеша Мочила, рецидивист, убийца, негодяй, каторжник, ветеран тридцатилетней аранайской войны, добрый и надежный малый. – Прощай ... Хоть сдохнем на воле, корешок. За это стоило драться! Прощай!

Черная тень огромной гиргейской гадины наползла на него, заслонила от Иванова взора. Никогда еще кровавые глазища клыкастой рыбины не горели столь яро и свирепо.

Иван высвобожденной из гидравлического рукава ладонью сжимал у груди яйцо-превращатель. Ждал единственного, нужного мига ... Нет, он не мог бросить Иннокентия Булыгина, пусть у того хоть десять, хоть сто десять судимостей, ведь это Кеша спас его тогда. Терпеть! Надо терпеть!

Вдавливаемый чудовищным давлением металлопластик врезался в плечи, кровянил затылок – теплая струйка текла по спине, другая, лихо сбежав по виску и скуле, запуталась в бороде. Терпеть!

Он просунул руку в блокорукав. Яйцо должно действовать сквозь оболочку. Сейчас, немного еще – и Кеша превратится в точно такую же гадину, клыкастую и шипастую.

Да где ж у него шея, черт возьми! Проклятый скаф! Иван отмахнулся от нависающей жуткой твари. Руку скрючило, обожгло болью – это чешуи-пластины щитовой керамики впились в кожу. Еще немного!

– Держись, Мочила! – крикнул он.

Но крика не получилось. Только сдавленный сип вырвался из сухих, растрескавшихся губ. Он дернулся вперед – сам погибай, а друга выручай. Еще немного. Проклятущая рыбина, и что она лезет?! Все равно скаф ей не по зубам! Ждет. Черный ворон мрачных гиргейских глубин.

Стервятник подводной каторги!

Иван повалился на Кешу, вдавливая превращатель в пазуху скафа. Только б эта гадина не отплыла! Только бы ...

Он заглянул в прозрачную сталь щитка-забрала. В Кешиных зрачках застыли не боль, и не страх – в них зловеще горела тихим черным пламенем обреченность. Он в прострации! Нет! Иван встряхнул собрата по несчастью, резко ткнул яйцо под самое горло ... и вздрогнул. Скафандр был пуст. Да, в нем не было Кеши, в нем не было ветерана и рецидивиста Иннокентия Булыгина! Но ведь он не успел сдавить превращатель! Иван судорожно огляделся в поисках еще одной клыкастой рыбины. Нет! Их было только две.

Это не превращатель! Но что же это-о-о?! Он почувствовал, как его сознание растворяется в чем-то огромном и нездешнем. Он не успел защититься. Он не ожидал ничего подобного...

И он уже висел в мрачной и подавляюще тихой пустоте пещеры, висел посреди нее. И смотрел на два ненужных и огромных скафандра, которые прямо на глазах превращались в груды искореженного, оседающего, расплющивающегося тусклого металла. Он оглядел себя – и ничего не увидел, будто его и не было в этой пещере. Безумие? Или это его душа отделилась от тела. И зависла над ним? Нет, ерунда! Там, в скафе, нет никакого тела. Он представил, как сейчас злорадствуют у экранов их преследователи, как затаились в ужасе у своих визоров каторжники. Жуткая гибель!

Гибель?

Его неудержимо повлекло в глубь пещеры. Он не мог остановиться. Он только невольно созерцал рядом черную шипастую тень.

Не было ни давления, ни сопротивления этой черной гиргейской жижи, которую скорее по привычке называли водой, не было ничего, кроме ощущения плавного полета в пустоте и черноте. Пещера! Дьявольская пещера неимоверных глубин сумасшедшей планеты Гиргея! Иван ничегошеньки не понимал – он несся во мрак, в зловещий, зев адской ловушки. Но он совершенно четко ощущал, что продолжает сжимать в руке упругое и теплое яйцо-превращатель, что на лопатки по-прежнему давит проклятый Гугов мешок, ни одна из вещиц которого так и не помогла ему, он ощущал ясно и вполне осязаемо, как продолжает биться сердце в его груди... груди, которой нет, как нет и самого тела. Он вспомнил о жутких рассказах бывалых людей, которые уверяли, что перед смертью, в последние свои минутки обреченные чувствуют себя именно так – невесомо, ясно и запредельно. Но страха не было. Он уже не мог страшиться, бояться, пугаться, он перешел какую-то черту, за которой инстинкт самосохранения переставал напоминать о себе.

Полет! Бесконечный, невесомый полет в черной толще свинца. И скользящая рядом черная тень, высверкивающая временами ярым кровавым глазом. Он и сам скользит такой же тенью ... мысль прожгла его внезапно. Да, все так!

Эти твари вобрали его в себя! Прямо из скафа! Вернее, не твари, а одна тварь. Другая высосала из трехдюймового металлопластикона Кешу Мочилу, убийцу и спасителя, неисправимого преступника и верного друга, ветерана той обидно несправедливой, изломавшей многим землянам судьбы аранайской войны. Это была лишь догадка. Но Иван знал точно – она верна!

Он попытался разжать руку. Не вышло. Он словно бы окаменел в той нелепой позе, что принял в последний миг там, в скафе. Но она не мешала ему скользить во мраке, не тормозила стремительного и величавого движения. Хрустальные барьеры. Черный огонь. И кроваво-красные глазища! Везде. Повсюду! И на Земле, и в Системе, и в невозможном, безумном Пристанище. Будто он и не выбирался с потусторонней планеты Навей, будто он в ее цепких лапах-щупальцах. Иди, и да будь благословен! Боже мой праведный, где ты? почему обрек на муки и скитания? почему оставил средь хаоса и ужаса? ведь человек семь, по Образу и Подобию сотворенный ... Сатанинское рычание ударило в уши эхом: «Ты проклят навеки! Планета Навей никогда не отпустит тебя ... Черное заклятье! Во веки веков!!!» Нет!

Сгинь, нечистая, сгинь!

Скорость нарастала, она становилась непостижимой для этих глубин, для стокилометровой черной пропасти. Изъеденные временем и орудиями допотопных, жутких существ стены пещеры сливались в одну, пузырящуюся, причудливо изгибающуюся трубу. И вела эта труба вниз – в глубины планеты-каторги, в ее мрачное и таинственное чрево.

Иван с большой натугой, преодолевая гордыню, понял – он пленник. Жалкий, беспомощный, несчастный пленник, не способный постоять за себя, лишенный всего, даже возможности убить себя, разможжить голову о камни, захлебнуться и утонуть, погибнуть под адским прессом свинцовой жижи ... Эх, из огня да в полымя! Они уже пытались увести его. Кеша не дал. А теперь и Кешу прихватили.

Зачем им каторжник – старый, седой, больной, с рукамипротезами, рецидивист-неудачник? А зачем им Иван, десантник-смертник, сам поставивший себя вне закона? Зачем?! Омерзительнейшие гиргейские рыбины! Иван вдруг внутренне похолодел от совершенно очевидной, внезапной мысли: эти твари живут здесь, в немыслимых, всесокрушающих толщах, но ведь они ничуть не хуже чувствуют себя в земных и бортовых аквариумах, океанариумах, у самой поверхности ... почему он раньше не задумывался над этим? почему другие об этом не задумывались?! И почему... Ему стало совсем плохо, его бросило в жар, затрясло ...почему все влиятельные и богатые особы Земли и Мироздания стали вдруг содержать не прекраснейших и нежнейших алконов-жароцветов с Регильды, и не замысловатых синхоргов системы Роя XII ... а нелепых, страшных, клыкастых и шипастых гиргейских рыбин? Почему?! С точки зрения земной, человеческой логики это абсолютно необъяснимо. Толик Ребров кормил гадин сырым мясом. Как-то раз они чуть не сожрали его самого. В хрустальных толщах их, похоже, вообще никто и ничем не кормил. А как их перевозили, как доставляли на Землю и в иные миры Федерации? Иван напряг память. Он никогда не интересовался подобной ерундой, мозг должен был хранить все, даже случайно проникшее в него ... да, их всегда перевозили не взрослыми особями, а икринками – черными, полупрозрачными икринками, величиной чуть побольше куриного яйца, с просвечивающимися серебристыми зародышами внутри. Зародыши были свернуты спиралью, но они уже оттуда, из родового своего мирка высверкивали в мир большой злыми кровавыми глазенками. Черные гиргейские рыбины! Безмозглые гнусные гадины и ... одна из странвейших загадок Вселенной. Иван внутренне усмехнулся. Время читать отходную, готовиться к смерти, а он разрешением никому не нужных загадок занялся, простофиля!

Прав был Дил Бронкс, простота – она хуже воровства. И скорость, такая скорость, что уже ни стен, ни пещер, ни дыр, ни выступов – лишь черная нить во чреве, лишь узкий, змеящийся провал в бездну. Нет конца Дороге! Есть конец лишь путникам, ступившим на Нее.

Он попробовал закрыть глаза. Не получилось. Даже веки не слушались его. Это не простые рыбы, не безмозглые обитатели гиргейских глубин. Это разум. Чужой Разум. Это одно из воплощений жуткого и загадочного Пристанища!

Мозг пронизало ярчайшим светом, будто молния сверкнула под черепной коробкой, вот-вот должен был последовать гром ... Но вместо грома в голове тихо прошипело:

«Пристанища, рыбины, каторжники, вода ... это все ваши, земные игры. Не ломай голову. Радуйся, что уцелел. У тебя был один шанс из миллиона, но он выпал тебе ...радуйся!»

– Кто вы?! – выкрикнул Иван. И не услышал себя. Голос звучал лишь в его мозгу.

«Мы – цивилизация, которая владела Вселенной до Большого Взрыва. Мы – нынешние властелины Вселенной!»

Черная труба превратилась в отвесный бездонный колодец. Полет стал падением. Иван считал прежде, что он хорошо знает эту дырявую как сыр планету-каторгу. Теперь он убедился, что не знал главного. Или все это призраки затравленного сознания?

«Не мучай себя пустыми размышлениями. Тебе ни одна отгадка никогда не пригодится. Через семь земных суток ты перестанешь быть собой, ты будешь одним из нас.»

– Вас нет! – отпарировал Иван. – После Большого Взрыва ничего не могло уцелеть от прежней Вселенной!

«А живородящий астероид Ырзорг?»

Иван задумался. Он уже готов был поверить в этот бред. Но у него не было никаких семи земных суток! Он и так слишком много времени потерял! Хитросплетения замысловатых узлов не развязать – только потянешь за кончик, и перед тобой возникают новые десятки и сотни узлов, узелков, переплетений ... надо рубить! Но как?!

– Где Иннокентий Булыгин? – спросил он.

Вместо ответа сам взор его оторвался вдруг от созерцания черных глубин колодца и уткнулся в клыкастую гиргейскую гадину, падавшую в пропасть рядышком. Все верно! Он не такой уж и дурак! Но что все это означает? Воплощение?! Сколько раз его пытались воплотить там, в Пристанище. Не вышло. Зато здесь эти ублюдочные твари добрались до него! Черт бы их побрал!!!

«Не надо нервничать. Не надо искать никаких связей, – вновь зашипело в голове. – Мы всегда в стороне, мы наблюдатели. Мы знаем про вас все. Но о нас знают только те, кто избран нами. Люди и нелюди Вселенной даже не догадываются, что все они сидят на нашей ладони. Они нас не видят, они копошатся, снуют, грызут друг друга и гадят везде и повсюду. Они не понимают, что ладонь может сжаться в кулак, что сильные и незримые пальцы могут раздавить их всех в любую минуту.»

– Получается, что наша жизнь бессмысленна? – спросил Иван.

«Да, Наше существование бессмысленно. Но и несуществование ваше бессмысленно. Только поэтому ладонь не сжимается.»

– Я ничего не понял, – признался Иван.

Черная пропасть давила отовсюду. Уже не было ни верха, ни низа. Но падение продолжалось. Это ж надо было умудриться, вырыть такой огромный туннель или колодец в изъеденном планетарном шаре! Перед этим колодцем меркло все содеянное человечеством на Гиргее. Воистину, невидимая цивилизация работала с огромным размахом.

«Никто ничего не рыл, – прошипело в мозгу, – тебе пора отвыкать от земных категорий. Мы прокладываем туннели там, где нам надо, и именно в то время, когда нам надо. За нами ничего нет кроме многомильных толщ базальта, гиргенита и других пород. Мы почти у ядра Гиргеи. Через две-три минуты мы будем внутри него. Как видишь, ничто не скрывается от тебя. Всевластным и всемогущим нет нужды играть в прятки. На уровнях абсолютного могущества и всесилия нет тайн и секретов. И потому не морочь себе голову. А спрашивай. Мы ответим.»

Иван каким-то неземным чутьем ощущал, что его не дурят, что все это правда. И все же он хотел бы иметь дело с противником попроще и поскрытнее. Уж больно гадко было чувствовать себя безвольным рабом, даже если этому рабу отвечают на все его вопросы, утоляя его ненасытное рабское любопытство.

Падение прервалось неожиданно. Тело налилось тяжестью. Иван поднял руку – и она уперлась в незримо-хрустальную преграду. Рука была как рука, и ноги слушались, и веки, и все прочее. Он вновь обрел утраченное тело. И это одно уже было неплохо. Прямо перед лицом мелькнуло нечто черное, расплывчатое, сверкнули из-за хрустальной толщи кровавые глаза-угли, изогнулись огромные плавники ... уплыла рыбка! Иван усмехнулся. Повернул голову.

Метрах в четырех, за непрошибаемым хрустальным барьером сидел Кеша. Поза у него была нелепа и неестественна, Кеша так подвернул под себя ногу, что та казалась сломанной. Он проверял свои руки-протезы, подкручивал какие-то винты. Ивана он не видел.

Где-то высоко-высоко над головой была каторга. Оттуда был выход.

«Ты проведешь здесь всего семь суток. Семь земных суток.» – прошипело в мозгу напоследок.

И тут же продолжилось, но уже извне, без шипа, чистым высоким, но каким-то искусственным голосом:

– За это время ты узнаешь все. Для тебя не останется тайн. А потом ты войдешь в нас.

– Как это? – спросил Иван. Он не собирался больше ни в кого входить.

– Ты станешь крохотной частичкой огромного организма нашей цивилизации. Ты будешь всегда в ней. Ты будешь всегда для нее.

– Вообще-то у меня были другие планы, – тихо заметил Иван.

– Скоро ты поймешь, сколь ничтожны все ваши планы и замыслы.

Надо было заходить с другой стороны. Но Иван спросил в лоб:

– Но почему именно мы оказались избранниками? Разве мало других людей и нелюдей, как кое-кто недавно выразился?

– Во-первых, мы забираем лишь тех, кто обречен на неминуемую смерть: попавших в страшные катастрофы, умирающих от старости или неизлечимых болезней, мы можем вытащить смертника из-под пули, летящей в его грудь, вырвать из-под обрушивающегося на его шею топора ... мы берем только абсолютно обреченных.

– Значит, если бы вас не оказалось в пещере, нам с Кешей пришел бы конец?!

– Да.

– А почему я вам должен верить?

– Можно и не верить.

Иван промолчал. Он смотрел перед собой, в хрустальную толщу.

– Во-вторых, мы берем только прошедших двенадцать барьеров смерти. Ты их прошел. Ты много раз был на самой грани. Обычно мало кому удается преодолеть два или три барьера.

– А Кеша?

– Он прошел семнадцать барьеров по нарастающей. Это почти идеальный маттериал для цивилизации.

Ивана перекорежило. Опять речь шла о материале, человеческом материале. Где-то он уже слышал об этом, причем не единожды.

– Вы – это черные гиргейские рыбины? – снова спросил он без намека на такт.

– Представь себе океан, по которому плывет утлая лодочка с умирающим от жажды и палящего солнца несчастным рыбаком. Ему грезятся тысячи невероятных вещей, над ним распускаются ослепительными веерами миражи, сказочные миражи, его окружают сонмы призраков. Он живет в этом нереальном, несуществующем мире, он верит в него, он ощущает всю его полноту, этот мир осязаем для него и зрим. И тут из свинцовой непомерной толщи вод высовывается крохотная змеиная голова на тончайшей шее. Она реальна, ничего реальнее ее нет, нигде во Вселенной. Он видит эту змейку, бледную и жалкую, в ярчайшем созвездии фантомов, и он почти не верит в нее, ее нет, это тень водоросли, прилипшей к мачте, это ресница в воспаленном глазе, он отмахивается не от призраков, а от нее, он не хочет видеть ее, он отвык от реальности, он весь в мире безумия. А реальность такова – тончайшая шейка, скрываясь в толщах вод, переходит в гибкую, длинную, могучую и бесконечную шею исполинского дракона, усеянного сверкающей чешуей, и столь велик этот дракон, уходящий вниз, в незримость, что сама Земля с океанами на ней – лишь трепещущая жидкая бусинка на верхней чешуйке. И бусинок таких – мириады. И в каждой – крохотная головка исполинского дракойа. Одна и повсюду – в триллионах тридлиардов миров. И реальна только она, венчающая исполинское тело. Но безумный и жалкий рыбачок в своей жалкой лодчонке предпочитает видеть миражи, его пугает подлинная реальность, она ему не нужна. Понимаешь? Мы не даем тебе выбора. Ты уже наш. Ты не умрешь в своей лодке. Мы тебя забрали из нее.

– И что дальше? – вяло поинтересовался Иван.

– Отвыкай от миражей-призраков.

– Постараемся, – заверил Иван не слишком искренне. – Но вы так и не ответили на мой вопрос.

– Ну подумай, как какие-то черные рыбины могут быть нами? Разве пальцы человека – это уже сам человек? Разве волны, сигналы радара, испускаемые им, это уже сам радар?

– Понятно, – согласился Иван, – это ваши руки. И этими ручками вы захаяали нас с Кешей, не спросив даже нашего согласия. Мне все понятненькб!

Положение было безвыходное. Хоть в петлю головой! Все планы трещали по швам ... да и какие теперь планы! О готовящемся вторжении знают Дил Бронкс, Гуг ... но что они смогут сделать?! Еще, правда, Первозург остается, он где-то на Земле. Но этот может миллион лет выжидать или снова залезет в свой кокон, в новые "чертоги*. Да пропади они все пропадом! И нечего удивляться – конец всегда бывает нелепым и неожиданным. Так проходит слава земная!

А с ней и все прочее проходит. Вон, Кеша, сидит, ковыряет свои протезы, и ни черта ему не нужно, радуется, что живживехонек, хорошо ему. Никакой связи с Кешей не было.

Какая связь через толщу хрусталя.

– Это не хрусталь. Это энергетические поля.

– Мне от вашей новости стало значительно легче, благодарю вас, – съязвил Иван. И тут же вспомнил Молодцы Пристанища – значит, и там были поля? и на Земле, под Антарктидой – тоже поля? Выходит, они, эти всевластные невидимки повсюду? И в Системе?

– Мы не делим Мироздание на области, которые вы называете по вашей прихоти разными названиями, нам это просто не нужно. Каждое место во Вселенной имеет свои – координаты, и этого вполне достаточно.

– А вам не скушно жить? – задал глуповатый вопрос Иван.

– На уровне существования нашей Цивилизации нет понятия «скушно». Это ваши слабости, это болезни телесников-материальников.

Иван начинал понимать с кем имеет дело. И все же счел нужным переспросить:

– И что ж это за уровень такой?

– Большой Взрыв можно было пережить только на энергетическом уровне.

Ивану стало совсем плохо. Ежели эти властелины Вселенных существуют в виде силовых полей и прочих не зримых оком штуковин, это их личное дело, Бог им в помощь, как говорится. Но они собираются обратить в нечто подобное и его, Ивана! Хорошие дела-а-а! Это еще похлеще воплощения – там хоть и в гадине какой-нибудь, в чудище поганом, но все ж-таки в живом теле, а здесь – ничто в ничем!

– Ты зря тратишь время, все предрешено, – растолковал ситуацию голос.

– Мне хотелось бы переброситься парочкой слов со своим приятелем, – попросил Иван.

Сипловатый голос Кеши проник в уши сразу:

– Ты, небось, сбрендил. Гуг? – поинтересовался Кеша с ходу. – Или мы оба чокнулись?!

– Думаю, что не только мы, – отрезал Иван. И спросил в свою очередь: – Они предлагали тебе...

Кеша скривился в уродливой беззащитно-хищной улыбке.

– Не-е, Гуг, они не предлагают, ты это зря. На бойню ведут без всяких там предложений. Но я ухожу от них.

– Как это?! – воскликнул Иван.

– Очень простенько. Гуг. Ты, небось, слыхал – им нужен качественный материал, добротный?

– Слыхал.

– Я пообещал им пройти еще через три-четыре барьера, ну чего нам стоит!

– И когда?

– Да хоть щас! – коротко ответил Кеша.

– Я никогда ни от кого не слыхал про эти барьеры, я никогда не видел...

Кеша прервал его.

– Да ладно. Гуг, чего воду в ступе толочь, все и так ясно, мы в их лапах, нужно играть по их правилам – чего надобно, чтоб материальчик был справный?! Будет сделано, господа хорошие. Нам бежать-то от вас некуда, все одно под колпаком, верно? А времени у них – хоть отбавляй, годикдругой обождут, не сопреют. Короче, они меня, Гуг, поняли.

– Весь остаток жизни быть на крючке?

Кеша осклабился.

– Мы все время на чьем-нибудь крючке болтаемся. Гуг. Только не каждый это видит.

– Ты уходишь?

– Нет! Обожду пока. Мне без тебя не с руки линять отсюда.

– Ясно.

Иван отвернулся от Кеши. Собрался и, не разжимая губ, мысленно обратился к незримому носителю высокого и явно искусственного голоса:

– Вы нас слышали?

– Да.

– Я хотел бы уйти вместе со своим другом. Я чувствую в себе силы...

– Ты ошибаешься. В тебе больше нет жизненного запаса. Твой напарник еще сможет пробиться через несколько барьеров. Но ты иссяк полностью. Мы не отпустим тебя.

Спорить было бесполезно. Иван ударил кулаком по хрустальному полу. И вновь повернулся к Кеше.

– Уходи! – сказал он резко. – Ты ведь можешь уйти в любое место, да?

– Ага, в окрестностях нашей Вселенной.

– Ты ходил на боевых капсулах?

– Доводилось, Гуг.

– Запоминай координаты... – Иван пошел напролом. Тут не от кого скрывать секреты.

У него еще не было никакого плана. Он понимал, что сидит в ловушке без выхода. Но он не мог сдаться без боя, без попытки прорыва. Титановое ядро Гиргеи! Тысячи миль базальта, гранита, свинцовой жижи, тысячи слоев и ярусов, охрана, силовые поля! И все для того только, чтобы вызволить на волюшку вольную одного разбойника Гуга с его прекрасной любовницей да двух затравленных, скрученных судьбой в узел преступников – карлика Цая и Кешу Мочилу? И все?! Иван заскрипел стиснутыми зубами. Нет, и этого немало! И ради этого можно было лезть в свинцовый ад каторги.

– Ну, давай, уматывай! – прохрипел он Кеше. – Чего ждешь?!

– Боевые коды?

Иван чуть не хлопнул себя по лбу. Растяпа! Склеротик!

Он назвал семь трехзначных чисел ... и будто вспышка просветления озарила его. Это удача! Огромная удача! Именно Кеше надо идти, они не дадут ему погибнуть раньше времени, им нужен хороший материал, а такого второго не скоро сыщешь! Ах, если бы он был на месте Кеши, он бы...

– Я все понял, Гуг, – снова осклабился ветеран аранайской войны. – Я пошел. До скорой встречи, Ваня!

Иван резко повернул голову. Но Кеши уже не было в хрустальной клетке. Он раскусил его? Или эти невидимки подсказали? Ну и плевать, пускай Кеша знает, что это только оболочка Гугова, а внутри нее – другой. Воистину, все они в лодке посреди океана, и все – в безумном угаре, не различают, где явь, где сон.

– Тебе не стоит волноваться, – опять прозвучал голос, – всего лишь семь земных суток, даже чуть меньше. И ты станешь выше всех тревог и забот, ты позабудешь про тяготы и невзгоды. И не бойся, ты не растворишься в силовых линиях неизвестных тебе полей. Ты войдешь в нашу энергетическую общность, но останешься в телесной ободочке. Ты, как множество тебе подобных, как те, кого ты называешь гиргейскими клыкастыми рыбинами, станешь нашими пальцами, нашими руками ...

– Вашими щупальцами в чужом для вас мире?!

– Да. Именно так. Ты пригоден для этой сложной роли.

– Спасибо.

Череэ семь суток, даже чуть раньше он перестанет быть собою. Все земное будет для него чуждым, нелепым, жалким. Его память перестанет быть его памятью. И образы тех двоих, что были распяты на поручнях космолета в черных безднах Вселенной, на самом ее краю, станут ему чужими, они не будут мучить его, терзать, они перестанут являться ему во снах и наяву. Иди, и да будь благословен!

Золотые Купола превратятся в бессмысленные и ненужные полусферы, отражающие чужой свет чужого ненужного све-" типа. Не будет Великой России, не будет Федерации, не будет Пристанища... будут объемы и плоскости Вселенной, объемы, имеющие свои координаты, и плоскости в этих объемах. Будут цифры, числа, атомы, молекулы, гравитационные уровни, напряженности полей, бесстрастие... Бесстрастие? И кровяные, пышущие лютой злобой глазища?!

Нет, здесь что-то не так. Таких глаз не может быть у бесстрастных созерцателей «этой жизни». Так может смотреть желающий зла или несущий зло в своем существе. Они чего-то недоговаривают. Они лгут! А значит, они не столь всесильны, как пытаются это представить! Ведь на самом деле обладающему абсолютным всевластием нет нужды кривить душой, скрывать что-то. Сильный может раздавить без всяких слов, может потешить свое самолюбие, потолковать о том о сем, но унижаться до лжи он не станет.

Иван мог и ошибаться: Чуждый Разум – потемки.

А тем временем карлик Цай ван Дау, потомок императорской фамилии в тридцать восьмом колене, плод любви землянина и инопланетянки, вовсе не прохлаждался на Азорских островах, и даже не изнывал под ласковым гавайским солнцем. Проклиная все на свете, карлик Цай цолз б грязи и пыли по восьмому спиральному витку дельта-крюкера – «черная нить» была на редкость узкой, тесной, вонючей ... но у нее было и положительное свойство, она не значилась ни на одном плане, даже секретном. Об этой черной ниточке в толщах гиргенита знали всего трос: сам ван Дау и еще двое из Синдиката. Проклятый Синдикат! От него нет спасения нигде, от него нет укрытия! Синдикат не любит ленивых и нерасторопных. Еще больше он не любит слишком хитрых, которые норовят выскользнуть из-под его неусыпного ока. Карлик Цай знал об этом лучше других – ему уже приходилось иметь дело с серыми стражами из Синдиката. Он знал, что испытывает несчастный, которому через позвоночный столб пропускают психотронные ку-разряды.

После той лихой забавы ему трижды меняли спинной мозг.

Серые, стражи были похлеще родного папаши имперского отпрыска Цая ван Дау.

А папаша у бедолаги Цая был еще тот.

Звездный рейнджер Федерации, закованный в девятислойную броню Филипп Гамогоза Жестокий – свирепый и беспощадный убийца, появился на Умаганге сто два года назад. Ничего подобного изнеженные и развращенные обитатели дряхлеющей планеты созвездия Рогедора не видали.

В ослепительном сиянии тысячи ревущих солнц прямо к подножию восьмисотметрового агатового императорского дворца, на верхнюю площадку Сада Наслаждений, сокрушая тысячелетние древовидные цветы-арагавы, извергая из чрева своего адский вой, визг, сип, клубы черного дыма и ядовитых газов, сотрясая недра и раздирая трещинами поверхность, из лиловых заоблачных высей опустился железный дракон. Не успели развеяться клубы черного дыма, как дракон испустил из себя десять стальных птиц-убийц.

И началось! Не было ни переговоров, ни контактов, ни прочих сантиментов – уничтожалось все движущееся: летящее, плывущее, идущее, прыгающее, ползущее. Истреблялось беспощадно и безоговорочно. Филипп Гамогоза посвоему проводил предварительный этан геизации новой планеты. Он всего лишь два месяца как вырвался из ада Лазурного Эдема, полумыслящей планеты-садиста, и потому мстил всем подряд, безразборно и тупо. В первые шесть дней было уничтожено две трети аборигенов, превращена в пыль и руины почти половина прекраснейших ажурных дворцов и ослепительно прекрасных хижин умаганской нищеты. Нищета эта жила получше аравийских шейхов ... и все же в сравнении с людьми знатными и подузнатными имперской планеты Умаганги нищета была нищетой. Великолепие дворцор знати не поддавалось описанию. Равного Имперскому Дворцу не было во всей Вселенной. Кое-что Филипп Жестокий оставлял для себя. Его железные слуги были чужды прекрасного, но они выполняли любой приказ геизатора. Сам Филипп не ведал, что знать зарылась на километровые глубины в своих сказочных подземельях. Он был в жесточайшем двухнедельном наркотическом запое, он видел сам себя со стороны двенадцатикрылым и алмазноклювым разъяренным демоном, сметающим нечисть с лица земли. Он почти ничего не соображал. Он был слаб, обессилен, изнеможен. Но он был и бесконечно могуч в сравнении с этими несчастными. Когда на седьмой день он, голый, безумный, изможденный выполз наружу из боевой десантной капсулы, его мог бы придушить ребенок. Но слепой и беспощадный террор сделал свое дело. Планета была парализована. Она лежала беспомощной и жалкой в ногах у жалкого и беспомощного насильника.

Еще через трое суток большой мозг капсулы, повинуясь главному закону, поставил неудачливого рейнджера на ноги – биореаниматор выкачал из Филиппа всю отраву, накачал свежей здоровой кровью, прочистил мозги, восстановил сморщившуюся печень ." надо было отлежаться денекдругой, но Гамогоза, трясущийся и похмельный несмотря на все усилия его верных слуг, вышея в рубку, включил полную прозрачность ... и впервые увидал такое великолепие, какое может только пригрезиться в волшебных грезахпутешествиях заядлому наркоману. Он даже не поверил глазам. Но ведь приборы не врали. А Гамогоза разбирался в них, помимо Школы второй ступени у него было три высшие образбвания: Стаффорд, Беркли и Московский Университет. Он сразу понял, что мстил не тому, кому надо, что мстил самому себе. В сопровождении двух биоандроидов он обходил зал за залом Императорский Дворец. Там было от чего сойти с ума – шестиметровая стена, выложенная из бриллиантов по восемьсот каратов, не меньше, алмазные водопады, километровые новы из сапфира, причудливые и изысканные хитросплетения золотого и серебрянного убранства тончайшей работы, волшебные павлиньи пуховые ковры, невесомые многоцветные шелка... это надо было видеть. Короче, Филипп Гамогоза Жестокий не выдержал и двух суток. Новый запой был короток и страшен. В преданиях умагов сохранился образ стального чудовища, ворвавшегося в царские покои в сопровождении самих дьяволовслуг. Парализованная охрана пала ниц, выражая свою покорность, накрыв свои тонкие шеи мечами-секирами, сотни жен-наложниц застыли янтарными статуями, сбросивс себя богатые одежды и представ в ослепительной наготе, будто уже отдаваясь новому господину. Застыл белым изваянием на высоком троне сам император Агунган ван Дау Бессмертный. Он уже был мертв, сердце не выдержало. Нагота миниатюрных красавиц взбесила Филиппа. Началась кровавая бойня. Алмазный меч-секира, подхваченный у трона, не знал устали – головы слетали с плеч, тела падали, кровь била фонтанами. И ни звука! Оцепенение лишило тысячи несчастных голоса, они не могли издать даже писка, даже хрипа. Это было царство умерщвляемых теней. И Гамогоза пировал в этом царстве. Императором теперь был он. И потому его вырвал из наваждения именно звук – дикий, отчаянный вопль. Филипп даже оторопел, он будто проснулся – он с ужасом смотрел на свои обуренные кровью руки, на эти голые груди, ляжки, бедра, на обезглавленных желтых карликов с большими, будто игрушечными головами. Эти существа были сказочно прекрасны даже в смерти, в ужасе, в кошмаре, это были неземные существа, именно такие и должны были обитать в волшебном царстве. Филипп обернулся на крик – у раскрытой изумрудной дверцы, метрах в трехстах от него стояла крошечная, словно выточенная из сяоиовьего бивня красавица, глаза ее были огромны и лучезарвйл. Но как она кричала* Ушло прояснение или нет, он так и не повял – он вепрем бросился к этой девочке, забыв про все на свете. Девятислойная броня растворенной раковиной осталась позади. Биоандроиды встали непристунной стеной, ограждая своего властелина ... хотя никто из умагов и не пытался защитить принцессу – принцессу Умагаиги. Она была совсем крошкой в сравнении с ним, огромным и сильным даже в запое звездным рейнджером. Но он не пожалел ее. Уцелевшая знать и прислуга видели всю сцену варварского и дикого насилия, лишь взъяренный, обуянный зверской похотью допотопный тиранозавр-ящер мог бы так насиловать земную женщину, пушинку в сравнении с ним. В отвращении отвернулись боевые андроиды, закололись семеро вернейших телохранителей Императора, Так и был зачат обреченный на несчастья и боль уродец Цай ван Дау. Филипп Гамогоза Жестокий не убил принцессу Йаху. Неделю он ее держал на борту капсулы, мучая своим сладострастием. Потом запой закончился. Еще через три дня Филипп Гамогоза Жестокий объявил себя императором Умаганги. Большой мозг капсулы выдал ему ультиматум – ни грана крида, сверхсильного наркотического пойла, иначе лютая смерть. За время биорегенерации большой мозг вживил в мозжечок рейнджера антикрид. Так Филипп был лишен того, что составляло весь смысл его жизни. Он перестал пить. И на глазах у тысяч своих новых подданных в течение одного месяца из маньяка-сокрушителя и беспощадного хищника-убийцы превратился в мстительного и злобного садиста-изувера, наслаждающегося долгими и чудовищными пытками многочисленных жертв. Роскошные, покои дворца превратились в узилища для несчастных, стоны, сип и предсмертный храп звучали под их сводами. Но в самом верхнем, заоблачном покое Дворца в невероятной роскоши и неге он держал свою императрицу Йаху, обезумевшую после всего случившегося и тихо смеющуюся беспрестанно. Женщины Умаганги вынашивали детей по шесть лет. Они рождали человек" уже таким, каким он и оставался на всю жизнь – чуть более метра ростом, тоненького, изящного, с большой головой и шелковистыми голубыми волосами. Младенцы обретали сознание и память еще в чреве, на третьем году, они все видели, сквозь прозрачные телесные покровы матери, все слышали. Цай родился через четыре года, он был недоноском, он был неописуемо уродлив и у него не было голубых волос. Но он все видел и слышал. Он знал, кто его отец – какое чудище его породило. Он был несчастен уже в утробе. Но втрое несчастнее он стал, когда папаша наконецто узрел его. Филипп Гамогоза, несмотря на всю свою жестокость, был чернобровым красавцем-испанцем, вокруг него всегда вились бабенки, и на Земле, и в других мирах. И он не мог поверить глазам своим, он не верил, что породил этого гаденыша, которого только что взять за ноги да его уродливой башкой об стену! Он ждал принца. Да, при всей своей пакостной натуре Филипп жаждал красоты, и величавости в своих наследниках. Для него Цай стаи страшным кривым зеркалом... а может, и не кривым, а просто зеркалом его собственной души. Филипп давно никого не резал тысячами, не палил куда ни попадя. Остепенился даже в своих пыточных изощрениях. Обзавелся гаремом, в котором были тысячи женщии – от шести лет и до ста шестидесяти, от самых крошечяых, в полметра ростом, до гигантских для Умаганги полутораметровых. Он забавлялся тем, что раскармливал одних своих наложниц так, что они превращались в заплывшие шарики, других доводил до умопомрачительной худобы... С бывшей пцинцессой он давно не жил, а в тихий и прекрасный лунный день, когда фиолетовое небо Умаганги освещали две алые луны, он ее повесил на боковом трехосном шпиле.

Цай все видел. Он знал, что его ждет нечто худшее. И вот тогда он ушел. Двенадцать лет в подземельях. Год полета до Арктура. Он увел капсулу у родного папаши-изверга.

Цай ван Дау ненавидел отца. Но еще больше он ненавидел серых стражей Синдиката. Сильней ненависти к ним был только страх перед ними. Вот по этой причине Цай и не отправился на Землю из статора. У него был должок. А Синдикат не умел прощать долги. На том он и стоял.

Цай полз вперед. Он знал, ниточка будет расширяться.

Приемник крюкера вывел его в нить в самом узком месте так и должно быть, это обычная техника безопасности плюс стопроцентная гарантия секретности, неуловимости. Дальше все зависело от него самого. Сделает дело – будет гулять смело. Синдикат не то что не тронет его, а и защитит от любого. Ну а нет – на нет и суда нет, не будет ему суда, придавят без суда и следствия и не поглядят на знатность рода, на тридцать восьмое колено. Вот так!

До микролифта оставалось не более двухсот метров в пыли и грязи. Цай выругался вслух, разорвал трехпалой рукой ворот, ему не хватало воздуха, а скаф валялся далеко позади. До тайника оставались считанные метры. Силы были на исходе. Цай чуть не пропустил кругленькую бронированную дверцу, он проваливался в обморок и выплывал назад, когда скрюченный коготь на левой руке уперся в гнездо кодоприемника. В голове сразу прояснилось. Все!

Через полминуты дрожащий от нетерпения и слабости карлик Цай запихивал в загортанный клапан биодискету – его чуть не вырвало, еле сдержал жуткий приступ тошноты.

А еще через миг он ощутил такой прилив сил, будто б мышцы его превратились в титаносиликон, а в артериях запульсировала не кровь, а кипящая ртуть. Программа, записанаж биодискете, в первую очередь восстанавливала физические силы субъекта, добавляла ему новых, а потом уже знакомила с целью и задачами. Синдикат работал профессионально.

За тайником ниточка заметно расширялась. Последние сорок метров до лифта Цай пробежал на четвереньках. Он еще смутно представлял, что от него требуют хозяева, но знал, что дело сложное и опасное, что ему предстоит спускаться в самое ядрышко этой поганой планетищи. Биодискета выдавала информацию по крохам, каждый раз словно прожигало ледяным колющим огнем. Цай ван Дау поневоле припомнил саму операцию, когда под гортань вшивали клапан-приемник, вводили электроды в мозг – все это было очень неприятно. Но у него не было другого выхода, и его уже никто и не спрашивал, он был рабом Синдиката, а с рабами не церемонятся.

То, что до ядра нет никаких нитей-каналов, Цай знал точно, он сам проектировал все эти тайные ходы вселенской мафии. Неужели кто-то работал параллельно с ним?

Всякое могло быть. Синдикат многократно дублировал каждого, он не допускал сбоев.

Карлик Цай ничуть не завидовал настоящему Гугу, который наверняка смывал каторжную пыль со своей шкуры где-нибудь на пурпурных пляжах Езерской лагуны, не завидовал он красавице мулатке, выскользнувшей из каменных объятий Гиргеи. Ему было плевать на Ивана, на всех беглецов. Карлик Цай устал от жизни. Больше всего на свете ему хотелось забраться в глухую и темную нору на затерянной в Пространстве, Богом забытой планетенке и дожить в этой норе оставшиеся годы, никого не видя и не слыша. Но это были всего лишь мечты. Никто не даст ему спокойной и тихой старости, слишком по крупному он завязан в таких делах, из которых живыми не выкарабкиваются. Проклятье!

Лифт опускал его все ниже и ниже, пока не ударился обо что-то невидимое и не застыл. Дверь уползла в паз со скрипом. Надо было выходить. Но карлик Цай медлил – ему было жаль расставаться с последней защитной оболочкой, с этой хлипкой скорлупкой. Он шагнул во тьму на дрожащих, непослушных ногах – те, кто прежде хорошо знали железного карлика, не поверили бы своим глазам, настолько тог был слаб и растерян.

Лифт уполз наверх. Шахта заблокировалась.

Вниз вел черный, бездонный ствол, не отмеченный ни на одном, даже суперсверхсекретном плане. Шагиуть в этот ствол означало верную погибель.

И вот тут перед бельмастыми глазами потомка императорской фамилии в тридцать восьмом колене Цая ван Дау ослепительным сиянием засиял прозрачный цилиндр, поднимавшийся из потаенных глубин ствола. Это был хрустальный лед.

x x x

–... мы многое храним в себе. Именно в себе, а не в хранилищах и архивах, – звенел над Ивановой головой голос, – мы храним то, чего не умеете хранить и ценить вы – мы храним сущности более или менее выдающихся личностей всех миров и цивилизаций. Это бесконечно малые величины в сравнении с нами, но мы и их вбираем в себя. Кто знает, что принесет нам будущий глобальный Коллапс.

– Это еще что такое? – выпалил из полудремы Иван.

– Мир не вечен. И ни одно Мироздание во всех временных измерениях не вечно. Вашу Вселенную ждут чудовищные катастрофы и как венец всего – гибель! Да, вы все погибнете, все до единого во всех мирах. Но мы не имеем права уйти из Бытия. Бытие вне Вселенных и Мирозданий – это высшая форма существования разума. Это почти...

– Что – почти? – переспросил Иван, не услышав окончания фразы.

– Не будем говорить о том, кто выше нас. Вернемся к прерванному. Смотри – вот они!

Хрустальная стена перед Иваном словно растворилась в воздухе. И он увидел тысячи, миллионы двенадцатисферных сотовых ячей. И в каждой что-то было, что-то темнело.

Чудища, гадины, отвратительные уродцы ... и вдруг человек с узкими прорезями глаз, в китайском шелковом желтом халате и с белокурой бородой и такими же волнистыми волосами. Рваное ухо с кроваво-красной серьгой, высохшая рука, неровный шрам на шее. Нукер Тенгиз, Чему-чжин, великий хан. Откуда он здесь? Щелки гдаз растворились, и Ивана обожгло синим пламенем – взгляд хана был пронизывающ.

– Биокадавр?!

– Нет, это он сам.

– Бред! Чушь!! Галлюцинации!!!

– Смотри дальше.

И вновь соты-ячеи приблизились к Ивану. Вновь перед его взором потекла вереница инопланетян, скорчившихся в своих послесмертных утробах. И вновь кто-то знакомый – совсем юный, с полуседой-полурусой бородкой, в княжей шапке с красным верхом и куньим околышем. Иван не успел понять кто – Борис, Глеб, Александр? А ячея уже уплыла и в новой ежился хмурый, усатый грузин, рыжеволосый, весь в оспимах, глядел мрачно, полусонно, не замечая ничего внешнего. Все вперемешку! Но почему так?!

– Для нас это не имеет значения. Мы знаем, кто где, нам нет нужды составлять картотеки. Объемное, проникающее зрение и целевой поиск – вот мгновенное разрешение любого вопроса. Вы это очень скоро осознаете, точнее, просто почувствуете и увидите. Вы перестанете мыслить как человек – убого и плоско. Вы будете не предполагать и догадываться, а видеть.

Иван не стал отвечать. Он вглядывался в лица эпох и времен. Кого только ни было в ячеях: цари, вожди, генсеки, президенты, гуманисты и отравители, полководцы и монахи, тираны и благодетели, поэты, писатели, художники, убийцы, воры, растлители, кинозвезды и генеральные конструктора, фюреры, святые, великие магистры, великие шарлатаны, дипломаты, купцы, политиканы, разрушители и созидатели... У него закружилась голова, заболели глаза.

– Стоп! – закричал он. И чуть выждав добавил: – Вы просто морочите меня, вы извлекаете весь этот пантеон и весь этот паноптикум из моей памяти и мне же показываете! Хватит! Я не верю вам!

– И не надо, – спокойно отозвался голос. – Вера – категория несуществующая. А мы занимаемся только реальным.

– Вот как?! – Ивана покоробило это заявление. Откудато издалека полыхнуло небесным Золотым Сиянием, загудели колокола. Земля! Несокрушимая Твердыня Храма!

Он приложил руку к груди. И сквозь ткань и пластик комбинезона ощутил – ничего нету. Еще через миг его ослепила догадка – еще бы, ведь он же в теле Гуга Хлодрика Буйного, а тот не носил креста, тот был огьяйленным безбожником и грешником, каких свет не видывал. Но Иван с верой расставаться не желал, он помнил все, он не мог быть неблагодарным, как не мог быть подлецом и негодяем. Он уже не сидел в хрустальной темнице, он стоял на ступенях, ведущих к Храму – и золото Куполов не слепило его, напротив, просветляло, давало видеть вдаль и вглубь, и овевал волосы легкий, теплый, земной ветерок, и звучали слова: ...все бывшее с тобой, все, что ты вынес и превозмоглишь прозрачная, легчайшая тень того, что ожидает тебя впереди. Только ты сам должен решить, с кем будешь в схватке Вселенских Сил... Взвесь все перед последним словом, прочувствуй, обоими умом и духан, не спеши, ибо грядущее дышит тебе в лицо Неземным Смертным Дыханием! Он вновь вернулся в хрустальное уэшмцце. Но напоследок в ушах прошелестело тихо: «Иди и будь благословен!»

– Я не верю вам! – тихо выдавил он спсмвимйся губами. – Вы не Божьи создания. Вы – исчадия ада!

– Твои речи недостойны тебя, человек, – голос извне утратил звонкость, засипел, стал глуше и тверже, – твой разум молчит сейчас, а говорит в тебе болезнь и страх перед неведомым. Ты должен довериться нам!

– Нет! Сгиньте, создания Тьмы!

– Ты никуда не уйдешь от нас. Опомнись!

– Силою Честнаго и Животворящего Креста Господня проклинаю вас! Сгиньте! -"-Иван поднялся на ноги и трижды перекрестил пространство широким, размашистым движением руки. Он сомневался прежде, он думал, размышлял ранее, но в этот миг он верил, и его сущностью была Вера. – Сгиньте!!!

Захрипело, застонало наверху, захохотало жуткой болотной выпью ... или это только в ушах звучало. Иван упал плашмя, навзничь, во весь рост. И хрустальный лед под ним треснул, стал расплываться вонючей, слизистой жижей.

Темно. Чертовски темно. И тошно. Выворачивает наизнанку. Ну куда его тащат? Зачем?! Оставьте в покое, ради Бога! Все тело адски болело; в голове трещало, выло, гремело. Но почему он снова в скафандре? Что случилось? Зачем на него снова напялили эти покореженные брони?! Иван стонал. И потихоньку начинал видеть во тьме, глаза прояснялись. И вовсе не кромешная тьма. Вон, по мшелым стенам светятся лиловым потусторонним пламенем грибоводоросли-трупоеды, распускают свои светящиеся щупальца, им плевать на любое давление, им подавай мертвечинку, они чуют чужую смерть за версты ... и оживают. Где же он?

Иван сделал попытку повернуть голову. Не получилось.

Тогда он скосил глаза – совсем рядом, по скользкому от гнилостного мха и раздирающему от острых выступов ходу какие-то гадины волокли ветерана аранайской войны Кешу Мочилу. Вот так! Все пригрезилось! Нет никаких довзрывников, нет никакой сверхцивилизации на энергетическом уровне, а есть обычные, мерзкие и поганые гиргейские псевдоразумные оборотни.

Да, это именно они, оборотни, волокли их с Кешей во тьму и мрак потаенных глубин Гиргеи. Шестипалые твари с безумными зелеными глазами, раздувающиеся и опаляющие, почти бесформенные и оттого еще более жуткие, нервно дергали рваными крыльями-плавниками... но передвигались вовсе не при их помощи. Оборотни обладали непонятной везможностью стремительно перемещаться в свинцых толщах без малейшего усилия, внезапно исчезать и появлятся совсем в других местах. Оборотни были гадки и противны. С ними давно никто не связывался. Да и они последние годы почти не проявляли интереса к людям.

Грешили, правда, на них, когда пропадали бесследно каторжники. Но всем было плевать на смертников, их списывали походя, без слез и словоговореиий. Гиргейские оборотни. Тупиковая псевдоцивилизация. Гады подводные.

Иван ощутил, что рука его по-прежнему сжимает яйцо-превращатель. Он уже прикоснулся упругим концом к горлу, оставалось только сдавить его – и превращение начнется, через минуту он сам станет оборотнем, ускользнет ото всех, растворится в глубинах гиргейского ада – ищи-свищи тогда! И все же он медлил. Надо выждать. Эти гадины спасли их, они уволокли их из зоны сверхвысокого давления, уволокли в какие-то лабиринты – то ли поверхностные, то ли глубинные, но закрытые. Если бы они хотели убить землян, они бы просто подождали там, в пещере еще немного, совсем капельку. Но они не стали ждать! Иван вдруг вспомнил про рыбин, клыкастых и кровянистоглазых. А они-то куда подевались?! Неужели испугались оборотней? Нет! Тут сам черт ногу сломит, надо проваливать с этой гиблой планеты-каторги! Ведь примерещится же эдакое! Энергетическая цивилизация, ячейки-соты, полная власть над Мирозданием ... Бредятина! И Кеша вон на месте, никуда они его не отпускали, потому что их нет вовсе, а еще четырнадцать барьеров, семнадцать барьеров ... воспаленное, больное воображение!

Он смотрел на изуродованный Кешин скафандр и думал, что внутри-то может быть уже форменный труп, покойничек, раздавленный и почти нетленный во внутрискафной газовой среде. Нет! Им нужен не труп, и не скафандр. Этим тварюгам нужно содержимое скафа. Но зачем?

Вместе со всеми этими вопросами пришло неожиданное облегчение. Как хорошо, что сверхцивилизация довзрывников всего лишь игра подсознания! От оборотней он уйдет. А вот от тех, будь они на самом деле, никуда не делся бы. И прощай тогда все на свете.

По внутренней связи Иван трижды вызывал Кешу. Наконец ветеран отозвался:

– Где это мы? На том свете, что ль?! Ой, ну до чего же тут хреново!

– Не ной! – оборвал Мочилу Иван. – Оборотни нас волокут куда-то. Недо думать, как от них избавиться ...

– Чего думать-то, у меня есть нательный парализатор, ща мы им врежем по первое число!

– Не сметь! – Иван чуть не задохнулся от возмущения. Кеша мог все испортить. – Не трогай их, болван!

Кеша обиделся.

– Ты бы меня. Гуг, не оскорбляй, – процедил он, – я человек хоть и тертый, но нервный.

– Перебьешься, – грубо ответил Иван-Гуг. – Сейчас надо о другом думать, а не былую масть держать.

– У кого былая, а кого и нонешняя, – не согласился Кеша. – Ладненько, забудем. Чего еще делить двум мертвякам. Ой, хреново! А ты знаешь. Гуг, мне ведь такой четкий сон приснился, что они меня отпустили, такой четкий ...

Иван замер внутри своего скафа, обомлел.

– Кто это они?

– Да эти самые, которые до нас были.

– Не может быть! – сорвался Иван. – Двоим одинаковые сны не снятся.

– Во тебе и может, – философически изрек беглый каторжник.

– Код?! – сурово вопросил Иван, цепенея от страшной мысли.

– Какой еще код?

– Код боевой капсулы!

Кеша помедлил, покряхтел, а потом назвал четыре трехзначных числа.

– Дальше запамятовал. Гуг. И координаты позабыл. Небось мозги отшибло, гляди, как волокут, у-у, гадюки!

Иван заскрежетал зубами. Но тут же его бросило в холод. Ерунда! Просто он бредил, связь была включена, Кеша в полубреду слышал его бред, все сложилось, наложилось, все перемешалось... иного объяснения нет и быть не может. Да плюс ко всему оборотни – известные гипногены, они на любой плетень тень наведут, любой фантом внедрят в сознание. Все! Хватит! Надо дело делать!

Их вволокли в огромную пещеру и бросили прямо посередине ее, на бугристой и заросшей алыми водорослями площадке. Площадка эта была освещена. Все остальное, в том числе и уходящие далеко ввысь своды пещеры покрывал мрак.

– Вот это да-а! – прохрипел изумленно Кеша.

У него, видно, зрение было получше, чем у Ивана. Тот не сразу заметил, что во мраке висели, лениво перебирая щупальцами, конечностями и плавниками, десятки, сотни, тысячи псевдоразумных гиргейских оборотней.

Первым встал Кеша. Его шатало из стороны в сторону. Но он держался. Ивану стоило огромных трудов сначала сесть, а потом, опираясь на руки, встать на колени. Их рассматривали с холодным, переходящим в безумие любопытством.

Иван не понял, откуда стала возникать полусфера над ними – она словно из самой воды материализовываиась, медленно, слой за слоем. Потом из-под сферы стала уходить вода. Все это совсем не вязалось с диким видом псевдоразумных оборотней, они просто не могли владеть подобной техникой. Иван смотрел на Кешу. Кеша на Ивана. Оба ничего не могли понять. Когда площадка вместе со сферой и двумя землянами стала погружаться вниз, опускаться прямо в толщу породы, до Ивана дошло – все, теперь не сбежишь, раньше надо было!

– Труба дело, – подтвердил его сомнения Кеша.

x x x

Огромный негр с крашенными в яркожелтый цвет волосами подошел медленными, усталыми шагами, оттопырил синюшную губу и процедил:

– На этом пляже нельзя находиться без купальника. Запрещено!

Под головой у Ливочки лежал свернутый в комок комбинезон. Полускаф она утопила в лагуне. Ее там и выбросило – в пятидесяти метрах от золотистой песчанной косы.

Сапожки она так и не сняла, и потому выглядела сейчас чрезвычайно экстравагантно. Единственным, что прикрывало ее смуглую бархатистую кожу, была цветная наколка на левом бедре – две бабочки, голубенькая и розовенькая, занимались любовью под сенью неестественно желтого колокольчика. Лива знала, что на этом пляже атолла Милоа нельзя лежать голышом, это семейный пляж. Но было бы неизмеримо глупее и пошлее, если бы она лежала здесь в каторжной серебристой робе.

– Пошел вон, болван, – сказала она ласково и даже игриво.

Негр был тупой, он не понял.

– Здесь тебе не публичный дом! – прорычал он угрожающе. – Если через полминуты ты не оденешься или не испаришься отсюда, я отволоку тебя за ноги в участок и собственноручно высеку розгами! – Губа у блюстителя нравственности тряслась.

Лива перевернулась на живот. Ей не во что было переодеваться, она ждала сумерек. Она вообще не знала, что теперь делать. Время, проведенное на гиргейской каторге, сказывалось, ах как быстра человек отвыкает от свободы! как быстро он забывает волю и становится рабом навязанного ему образа полужизни-полусмерти! И пусть.

– Ну ты, сука, даешь.

Черная лапища негра-блюстителя вцепилась в роскошную Ливину гриву, оторвала щеку от нежного и теплого песочка. Это было слишком. Ливочка выгнулась кошкой, ее пальцы вцепились в черную кисть, брызнула кровь. Ошарашенный, обезумивший от неожиданности и боли негр плюхнулся на задницу, ухватил изувеченную руку другой, здоровой, Огромные белые зубы скрипели, но горло свело судорогой и из него не вырывалось ни звука. Сухожилия перерезаны напрочь, это было видно по безвольной, скрюченной кисти, по обмякшим, словно ватным пальцам.

– Какие еще будут вопросы? – поинтересовалась Лива с неуверенной, смущенной улыбкой. Ей было жаль бестолкового негра, но цедь сам напросился.

Она демонстративно повела перед собственным носиком указательным пальцем правой руки, будто проверяя сложную, пилообразную заточку вставного феррокорундового ноготка – он выдвигался всего на полтора сантиметра, но этого хватало, лезвие резало не только сухожилия, но и кость. Ноготок Лива вставила на каторге. Это была метка зоны. С такой меткой на Земле могли и замести.

– Ну ладно, я пошла!

Она встала, обмотала бедра робой и побрела к белым, полупрозрачным домикам. У нее не было ни гроша в кармане. Но она твердо знала, что со своей красотой не пропадет. Ну, а этот болван не посмеет заявить на нее, не настучит, он уже понял, на кого напоролся.

Вечером того же дня она сидела в баре «Пьяный Попугай» и думала о Гуге Хлодрике. На ней была беленькая юбчонка и цветастая накидка сверху – эти две безделицы стоили уйму монет. Но того богатого парнишечки, что не устоял перед ее лукавыми глазами и малость разорился на красавицу, рядом не было. Получив необходимое шмотье, Лива быстрехонько отвадила сердцееда. И совесть ее не мучила. Ее мучило другое. Выбрался ли милый друг? Или его уж и в живых нету?! Скотская каторга! Она готова была вернуться хоть сейчас, только бы в одной руке был плазмомет, а в другой что-нибудь посущественней. Ей хотелось крушить все подряд ... Но надо было ждать. Ее найдут, ее разыщут. А если их всех поубивали? Кто ее тогда разыщет?! И сколько тогда ждать – до старости, до гроба?! Как в дешевом сентиментальном, романе! Нет, Гуг жив! Он найдет ее, сдохнет, но найдет! Она знала, что ее Буйный на пару с этим русским что-то замышляют, причем замышляют по большому счету. А таких парней, если дни чего-то вдолбили себе в голову и прут к своей цели, остановить ой как трудно! Сама злодейка Судьба таким помогает. Лива все знала, она понимала кое-что в жизни. Но ей хотелось напиться сейчас до безумия. Напиться и устроить пьяный скандал в этом кабаке, драку. Она еле сдерживала себя ... и все же не сдержала – рука сама нервно дернулась, и хрустальный бокал с кровавым и пьянящим соком хохоа полетел на изумрудный с прожилками пол.

– Это к счастью, – тихо и вкрадчиво произнес кто-то из-за спины.

– Не ваше дело! – грубо отрезала Лива, даже не обернуршись. И крикнула в пустоту: – Эй, официант!

Кучерявый малый прибежал через пять секунд. Но тот же голос опередил мулатку.

– Убери этот мусор, малыш. И принеси нам с дамой штофчик хорошей русской водки, черной икорочки и два кофе по-аргедонски, с кипящим льдом.

– Слушаюсь, сэр! – малый был вымуштрован на славу.

И не возможно было разобрать, человек это или андроид.

– Прошу вас!

Тяжелая мужская рука, покрытая шрамами, но холеная и ухоженная, вытянулась к подплывающему черному столику. Только после этого Лива подняла глаза. Раздражение почти прошло, и ее разбирало любопытство – откуда еще взялся этот наглец, да и кто он, собственно, такой. Ее взгляд уперся в полноватое мужское лицо со странными, будто отсутствующими глазами. Длинный шрам почти не уродовал этого лица, он лишь кривил нижнюю губу, выгибал ее капризно-надменной волною. Человек был совершенно сед, но возраст имел неопределенный – ему могло быть и сорок, и девяносто, и сто двадцать.

– Присядем?

Лива покорно опустилась на черное мягкое креслице, даже улыбнулась какой-то еле уловимой снисходительной улыбкой. Она уже догадалась – это не очередной искатель любовных приключений, это нечто более серьезное.

– Меня зовут Говард Буковски, – представился незнакомец.

Он хотел сказать еще что-то, но ему помешали – входной створ бара уплыл вверх, и на фоне звездного ночного неба выросли три массивные фигуры.

– Вон она! – завопила истерически средняя. – Хватайте эту гадину! Это она порезала меня, она-а!!!

Искалеченный негр визжал словно боров.

Двое полицейских в коротких зеленых шортах и облегающих пуленепробиваемых сетках держали навскидку по шестиствольному боевому пулемету. Было видно, что все трое сильно нервничают, скорее всего, на атолле давненько не происходило ничего интересного и они просто отвыкли от работы.

– Попа-а-алась! – вожделенно застонал негр. И первым шагнул вперед.

Но полисмены небрежно отпихнули его назад и вразвалку пошли к столику. Лица их были тупы и решительны.

Лива поняла, тут ноготок не поможет. Тут надо на обаяние брать. Выставила свою точеную ножку в сапожке – таком странном и подозрительном в этом жарком раю, подвела поблескивающим в полумраке плечиком и раздвинула губы в ослепительнейшей улыбке.

Ни тупости, ни решительности на лицах полисменов не убавилось. Они были готовы исполнить свой долг. На седого они даже не смотрели, его для них не существовало.

– Встать? – рыкнул тот, что подошел первым. – Тебе придется пройти с нами, детка. И без шуток!

Лива не шелохнулась.

Зато встал человек со шрамом, представившийся Говардом Буковски. Он мягко и вкрадчиво улыбнулся, ни на кого не глядя, и молча протянул ближайшему копу черную пластиночку, невесть откуда появившуюся у него в руке.

Полицейский мотнул головой.

– Отвали, папаша! – процедил другой.

Седой де отвалил. Улыбка сошла с его губ.

– Исполняйте обязанности, сержант, – проговорил очень тихо, но жестко. Теперь он смотрел прямо в глаза полицейскому.

Тот вяло, будто нехотя, взял пластиночку, пихнул ее в щель анализатора-декодера на бронзовой пряжке, что украшала его грубый форменный ремень, поддерживающий столь же форменные зеленые шорты. Серьга в левом ухе у него слабенько мигнула зеленым светлячком, глаза расширились, остекленели. Тупость и решительность мгновенно исчезли с лиц у обоих стражей порядка и они превратились в совсем обычных, немного смущенных молодых парней с пухлыми губами и простодушными, еще не выцветшими серыми глазенками.

– Виноват, сэр, – пробубнил ближний. И совсем уж растерянно поинтересовался: – Мы ... можем идти?

Седой кивнул, добросклоино, по-отечески.

– И крикуна прихватите, – посоветовал он.

Все это время с широченного лица желтоволосого негра не сходило идиотское выражение рекламного боя, выигравшего в лотерею миллион. Лишь после того, как оба полицейских повернулись к нему, негр выдавил гнусаво, побабьи:

– Это чего же?! Это куда же вы?!

Ему ничего разъяснять не стали. Один малый ухватил его за плечо, дернул, развернул рожей к выходу. А другой пнул под зад – вроде бы и не сильно, но как-то ловко и умело, негр вылетел под звездное небо, рухнул в песок, и только после этого заверещал резанной свиньей. Опустившийся створ оградил обитателей бара от омерзительных звуков.

– Спасибо. Вы меня спасли, – сказала Лива. И отхлебнула из крохотной рюмочки. Водка обожгла язык, до горла не дошла – от волнения во рту все пересохло. Она глотнула еще раз.

– Икорочкой, икорочкой, – услужливо подсказал седой.

Но Лива предпочла запить кипящим аргедонским льдом. В шестислойном кофеййом фужере черный, непроницаемый кофе слоями чередовался с пузырящимся льдом, это было адское сочетание горячего и холодного, бодрящего и усыпляющего. До каторги Лива пробовала эту смесь лишь один раз, в притоне Сары Черной. Ей тогда адское пойло очень понравилось. Сейчас она почти не ощутила вкуса.

– Мне вас что, теперь весь свой век благодарить? – спросила она совершенно бестактно. – То, что вы, Говард Буковски, большой авторитет среди ваших фараонов, еще ничего не значит для меня. Я привыкла вращаться в иных сферах...

– Меня зовут Крежень, – оборвал ее лепет седой. – Вам ни о чем не говорит это?

Лива вздрогнула. Она слышала эту кличку. Точно, Гуг говорил что-то. Но что именно? Неужели это он прислал седого? Он спасся?! Он на Земле?! Это фантастика, сказка!!! Слезинка выскочила из ее глаза. Лива чуть не выронила причудливый фужер из зангезейского стекла.

– Ты пришел от Буйного?! – молящим шепотом выдавила она.

– Да! – коротко ответил Крежень.

x x x

Своды над головой сомкнулись, и Иван убедился – они снова в ловушке. Он опять опоздал! Надо было воспользоваться превращателем раньше, в ходах-переходах! Сейчас они были бы неотличимы от прочих оборотней, затерялись бы среди них, а там ... там – наверх! вон с проклятущей, чертовой Гиргеи! Вон!!!

– Ни хрена не поделаешь, – изрек Иннокентий Булыгин, будто бы читал Ивановы мысли. – С Гиргеи возврата нету!

– Не психуй, – сорвался Иван, – не на зоне! Не перед кем пену пускать!

Кеша только головой покачал.

– Меня на Аранайе двенадцать лет в лагерях держали. Семь раз я сбегал, Гуг, – начал он свою горькую повесть, – семь раз меня ловили. А на восьмой я ушел от этих сучар, понял?! А мы с тобой еще и пару раз по-настоящему когти рвать не пытались, мы пока в бирюльки играемся, Гуг. Мне-то все ничего, да надоедать начинает. Ты еще не видал, Гуг, как я пену пускаю.

– Ладно, не плачься. Надо разобраться сперва, где мы.

Разобраться было трудновато. Из,:огромней подводной пещеры они спустились вместе с площадкой в пещерку крохотную – до сводов три метра, куда ни плюнь. Под ногами выеденная порода. Поди-ка разберись! Иван закусил губу. Время шло. Неумолимо и неостановимо. Время играло против него, против Кеши, Ливы, Гуга, Дила Бронкса, против всех землян на Земле, против всех землян, рассеянных по Вселенной, против неземлян ... Черное Благо расползалось по свету, въедалось в Мироздание по незримым порам. Они уже были рядом, они дышали в затылок смертным дыханием. Как он был наивен, когда полагал, что Система бесконечно далека от Земли, что еще есть океан времени – год, а то и два, три... Он вырвался в этот подводный ад максимум на неделю, так и Дилу сказано. Но, похоже, он застрял туг навечио! Нет, он сказал Дилу, что за веделю может не обернуться, он еще тогда предчувствовал, он знал – с Гиргеей не шутят. Но без Гуга Хлодрика Буйного он не мог начать главного дела* Он не мог быть везде и всегда один! Он и так вединочку напорол много глупостей, много зла содеял. Он ощущал себя поганым, гнусным дикарем-язычником, негодяем. Где-то в дебрях Осевого измерения его Светик – измученная и истерзанная, ждущая. В многомерных лабиринтах Системы он бросил светловолосую, такую доверчивую Лану. Сколько прошло времени по тамошним часам? жива ли она?! она не умрет, пока он не вернется за ней! А в Пристанище, в хрустальном гробу потаенной, закодированной биоячейки его ждет Аленка, ждет не одна, с сыном, с его сыном. Это ведь бред! это наваждение какоето! Троеженец несчастный! Шейх аравийский! Нет, они погибли! Это их призраки мучают его, их печальные, вездесущие тени. И все равно он нужен им, нужен их теням. Он всем нужен! Он нужен везде! Его мучительно и долго ждут.

А он сидит в этой гнусной пещере, в этой норе без выхода. Сидит сиднем! Иван готов был зубами грызть породу, рвать ее ногтями, пробиваться наверх сквозь толщи Гиргеи. Сколько на это уйдет времени? век? тысячелетие?! Нет, лучше смерть, чем позорная и никчемная жизнь комара, бьющегося о стекло!

– Да ты не печалься. Гуг, – посочувствовал Кеша Мочила, – объявится кто ни на есть, скажут, чего им от нас надобно.

– Откуда ты знаешь, – отозвался Иван, успокаиваясь, – вон возьми какую-нибудь белку земную, она собирает орешки-ягодки, да прячет их по щелям да дырочкам, пусть полежат, авось, потоми пригодятся, когда голодные дни настанут. Так и нас эти твари запрятали, через годик-другой достанут чего останется и слопают. Вот тебе и вся арифметика!

– Хреновая арифметика, – согласился Кеша. – Только неправильная она. Гляди! – Он указал рукой вверх.

Вода медленно отступала от сводов.

– Это шлюз! – выпалил Иван.

– То-то и оно. В шлюзовую камеру просто так, прозапас пихать не станут. Пора нам железо скидывать.

Иван усмехнулся. Но ему было не до смеха. Стало вдруг отчетливо ясно, что в этой игре главные фишки вовсе не полубезумные подводные оборотни, и скоро в этом придется убедиться воочию.

Вода ушла в невидимые щели-капилляры, пещерка стала на вид еще теснее и гаже. Камера тюремная. Темница. Не хватает зарешеченного оконца... Только успел Иван подумать об этом, как оконце появилось – изъеденная стена по левую руку бесшумно уплыла в незримую нишу, открывая не просто оконце, а окнище, огромный и плоский матово черный экран.

– Щас нам кино покажут, – объявил Кеша и демонстративно уселся вполоборота к экрану. У него были железные нервы.

– Покажут – поглядим! – ответил Иван. Он стоял столбом, вперившись в черную гладкую поверхность. Нехорошие предчувствия бередили душу. И они не оказались ложными.

Экран вспыхнул загробным зеленым свечением. Выпучилось объемное бледное лицо, старческое, полумертвецкое. Но взор у старика был ясным. На тонких губах змеилось довольная и немного высокомерная улыбка.

– Не надоело бегать? – с ехидцей спросил старик.

Серьезные! Это был худший из вариантов. У Ивана ноги подкосились. Кеша ничего не понимал, он смотрел то на Гуга-Ивана, то на экран, и глаза его были круглы и бессмысленны.

– Молчишь? А мне кажется, надоело. Ведь ты ушел, не попрощавшись, верно?

– Конечно, – процедил Иван сквозь зубы, – я мог бы и попрощаться, и дверью хлопнуть напоследок. Но я пожалел твою старость, ублюдок!

– Через часик-другой ты будешь на Земле – и мы разберемся, кто из нас ублюдок, А заодно немножко поковыряемся в твоих тупых мозгах. Это будет очень неприятно, но мы не брезгливы. Ты все понял?!

Ивана вдруг словно прожгло насквозь. Как же так, ведь он в обличии этого старого викинга-разбойника Гуга?! Как же старик узнал его?! Не может быть! Тайну яйца-превращателя знают считанные единицы!

– Чего вызверился, пень трухлявый?! – грубо спросил Кеша. Ему не нравилось, когда оскорбляли друзей.

– Ты, подонок, сдохнешь в этой вонючей дыре, – снова заулыбался старик с ясным взором, – ты нам не нужен.

Кеша был человеком простым, он встал на ноги и со всей силы долбанул кулачищем в бронеперчатке по экрану.

Экрана он не пробил и даже не поцарапал, но зато душу облегчил. Иван от этого неожиданного Кешиного поступка тоже немного отмяк сердцем. Не так страшен черт, как его малюют! Еще поглядим – кто кого. Он снова высвободил руку из пневморукава, поднес яйцо к губам, выдохнул гулко, с силой. Его прошибло холодным, гадким потом, зубы выбили дробь, кольнуло в затылке ... все! он снова был в своем теле. Умирать надо в своем теле, уж коли встречать костлявую, так глаза в глаза, без масок!

– Ну не хрена себе! – удивился Кеша. И тут же осклабился. – Гуг тебе, Ванюша, за такие дела еще всыпет по первое число. То-то я гляжу, пахан у нас чудным каким-то стал, будто его качучей накачали, то-то я гляжу, у Буйного крыша прохудилась... А тут вон оно что!

– Не паясничай, Кеша! – оборвал его Иван. – А то ты не догадывался, что Гуг уже на Земле.

x x x

Дил Бронкс ничуть не удивился, когда дубовая дверь в его конюшне дрогнула, загудела и, срывая древний деревянный засов, распахнулась настежь.

– Ты мне только лошадок не напугай! – сердито сказал он и выпучил свои базедовые глазища. – Ты думаешь, им тут сладко, ты думаешь, они не тоскуют по зеленым лугам Земли?!

Гуг Хлодрик остолбенел. Весь раж с него схлынул мигом. Он замер полуголым, пышущим жаром исполином.

– Да-да, – как ни в чем ни бывало продолжил Бронкс, похлопывая текинского жеребца по холке своей черной лапой в перстнях, – им не так уж и сладко болтаться в этой звездной пропасти, Гуг! Они все понимают. Но на какой еще станции ты бы увидал таких красавцев?! – Бронкс одним махом вскочил жеребцу на спину, стиснул крутые бока голыми ногами – так и казалось, что он сей же миг сорвется с места и ускачет в неведомую даль лихим галопом.

Но никаких особых далей на Дубль-Биге-4 не было. Дил Бронкс гонял своих двух лошадок обычно по искусственной травушке-муравушке вокруг русской баньки с прорубью да водил их за собой по узким станционным коридорам-переходам, когда в них не было Таеки. Верная половина Бронкса недолюбливала его причуд вообще, а лошадок просто боялась – они ей представлялись огромными и страшными ископаемыми чудищами, от которых плюс ко всему прочему еще и попахивает. Дил Бронкс любил всех, кто ему дорого обходился. Он любил Таеку, любил баньку, любил этих двух тонконогих красавцев, любил до безумия свой сверкающий и сказочный Дубль-Биг.

Текинец взвился на дыбы, закинул голову. Но сбросить десантника-пенсионера не смог. Бронкс захохотал, скаля огромные зубы, хлопая в ладоши и поощряя любимую лошадку к новым фокусам. Потолки в конюшне были высоченные, метров под семь, зато сама она была явно маловата – пятнадцать шагов, что вдоль, что поперек. От охапок свежего сена, разбросанных тут и там, несло остро и едко.

Гуг подошел ближе и, чуть не тыча в зубы весельчаку, заявил:

– Только законченный болван может запихать себе в рот стекдяшку и после этого скалиться! Отвечай, старый ловчила, ты замешан в этом деле?! – Он ударил себя в грудь кулаком.

– Ничего себе стекляшка! – обиделся Бронкс, спрыгнул с текинца и упер руки в бока. – Я заплатил за этот бриллиант больше монет, чем ты их заработал за всю жизнь! Погляди, олух, какая чистота! сколько карат! Не-ет, ты ничего не понимаешь, Гуг! – Ослепительный камешек в его переднем зубе отражал всю Вселенную, горел всеми гранями. – Ты лучше ответь, куда подевал Ивана?!

Гуг Хлодрик как-то сразу обмяк. Он вяло стащил с руки возвратник, бросил его в сено. Он понял, что орать на Бронкса дело бесполезное и пустое, что вообще поздно кулаками размахивать – назад пути нету! Сейчас за тысячи световых лет отсюда, в подводных рудниках проклятой Гиргеи убивают его корешей, там Ливочка, там Ваня, там карлик Цай, там Кеша Мочила, там тысячи вооруженных до зубов охранников-карателей. А он здесь, в гостях у этого пенсионера, на конюшне, в самом безопасном местечке во всей огромной Вселенной. Гуг готов был убить Ивана за его проделку – это надо же так подставить! Что теперь скажут ребята, что скажет Лива!!! Он навсегда останется для них трусом, беглецом, шкурником! Позор! Только пришел в себя после Параданга, и на тебе, получай подарочек!

Дил Бронкс перестал кричать и возмущаться, подошел к Гугу, хлопнул его по плечу, обнял.

– Радуйся, что выбрался из этого ада, – сказал он тихо и прочувственно, – а за упокой души Ванюшиной мы Богу свечку поставим. Он искал смерти. Он ее нашел. Господь ему судья!

x x x

Кеша ходил по кругу и прощупывал стены пещерки, простукивал. Затея была безнадежная. Иван сидел перед потухшим экраном и ковырялся в Гуговом мешке. Он его вывел наружу через заспинный фильтратор скафандра – чего прятать, все равно отнимут. Никто из них не знал, сколько им отведено времени. Кеша нервничал, ему хотелось поскорее увидеть воочию обидчиков-недругов. А Иван ощущал, что с напарником что-то случилось, какой-то он стал не такой, чего-то в нем не хватает ... Нервы. Все проклятые нервы!

– Это нам не понадобится, – приговаривал он, откладывая шнур-поисковик, свившийся в мешке змеей.

Шнур был полуживой, самопрограммирующийся, в обычных десантных комплектах таких не водилось. И вообще, Иван привык доверять проверенным вещам. А в Гуговом мешке все было каким-то несерьезным. Шарики-врачеватели? Ну и поди, доверься им – может, они тебя так вылечат, что доктора уже никогда не понадобятся. Лучше бы Гуг засунул в свой мешок пару лучеметов усиленного боя! А это что? Это штуки непонятные – гранулы-зародыши, с ними лучше не связываться, кто знает, что может вылупиться из такой вот черненькойгранулки? Может, стеноход, который по размерам вдвое больше этой пещеры, а может, какой-нибудь птеродактиль, которые тебя же и сожрет вместе со скафом! Иван рассовал мелочь по клапанам-фильтрам. Подползший было шнур отпихнул ногой – нечего мешаться! Достал гипносферу. Вещь отменная. Но на шлем ее не натянешь, под шлем не пропихнешь. Да и объекта подавления нет. Сейчас хоть одну бы сигма-пушку, тогда можно б было поглядеть, что у них за экранчиком. – Да не мешайся ты!

Кеша присел на корточки, протянул свой протез к шнуру-поисковику. Пощупал недоверчиво.

– Забавная штуковина. Будто живой!

– Он и есть живой. Ему б только по щелям лазить. Выбрось к чертовой матери!

– Некуда выбрасывать, Иван, – сказал Кеша. И намотал шнур на руку.

Тот быстрой змейкой скользнул по скафандру, упал на землю, пополз в противоположную от экрана сторону. И Кеша неожиданно опустился на колени, потом лег на живот прижался щитком к изъеденной породе.

– Чуешь?

– Что?

– Она дрожит!

– Да кто дрожит-то?!

– Земля.

Иван покачал головой. Земля, видите ли, дрожит у них под ногами. Какая тут, к дьяволу, земля, тут порода – на сотни миль одна местами дырявая, местами спрессованная до огромной плотности порода. Чего ей дрожать?!

– Мы движемся, – заявил Кеша, – то ли падаем, то ли поднимаемся. Это не пещера, Иван, это навроде кабины лифта, точняк!

– А экран?

– Экран в стеночке. И камеры в стеночке. Они нас видят, не сумлевайся, дорогой. Они нас теперь не упустят.

– А шнур где? – по инерции спросил Иван.

– Шнура нету, уполз, – доложил Кеша. – Вон там щелка была в мизинец, даже меньше. Да не горюй ты о шнурке этом, было бы чего жалеть!

– Плевать мне на него, – согласился Иван. – Значит, поднимаемся?

– Ага. Или спускаемся, – голос у Кеши стал еще сипатей, будто он последние сутки беспробудно, по-черному пил. – Тебе ведь все одно, что вверх, что вниз – на Землю попадешь. Это меня они тут положат, эхе-хе!

Иван пристально поглядел Кеше в глаза.

– Сдается мне, что тебя так запросто не положишь, – проговорил он с расстановкой, – и вообще, у тебя, милый друг, вид какой-то странный, отсутствующий, будто ты и здесь, и еще где-то... Ты сам-то как?

– Нормально, – ответил Кеша. – Мозги отшибло и силенок поубавилось, но это бывает. Ты чего это, меня подозреваешь в чем-то? Тогда говори, не темни. Я темниловку не люблю, Ваня, я человек прямой!

Иван смутился. Тень на плетень наводит. Человека обидел. Нехорошо.

– Наверное, у меня у самого мозги отшибло, – примирительно сказал он, отвернулся и вдруг ткнул пальцем в стенку: – Гляди-ка, выполз, голубчик!

Из крохотной, почти невидимой дырочки в стене, в совсем другом месте, в полуметре от нижнего края экрана свисал конец шнура-поисковика.

– Шустрый! – удивился Кеша.

– Он прополз с той стороны, понял? – скороговоркой выпалил Иван. – Значит, там есть пустоты, значит ...

– Значит, надо обождать. Не суетись.

Ветеран тридцатилетней аранайской войны и по совместительству рецидивист-каторжник Иннокентий Булыгин медленно, с опаской подошел к торчащему из стены концу поблескивающей змейки, потянул за хвостик. Его дернуло, отбросило.

– Едрена тварь! – выругался Кеша. – С характером!

– Он что-то нащупал! – шепотом произнес Иван. – Не мешай!

– Нам в эдакую дырочку не пролезть.

– Будем долбить, резать! – Иван врубил локтевую пилу скафа, подошел к стене, феррокорундовое острое жало вонзилось в породу, взвизгнуло. И Ивана отбросило назад.

Будто током ударило. Но ведь через защитный слой скафа не могло так ударить! Это была ерунда какая-то.

– Гляди-ка!

На конце змейки-шнура надувался крохотный зеленый шарик. Он становился все больше и больше, он рос на глазах. Все это не могло быть случайностью. Шнур-поисковик работал в каком-то непонятном режиме. Вот уже весь конец раздулся в шар, вот он стал медленно вжиматься, вдавливаться в стену ... Следующее произошло мгновенновспыхнуло, полыхнуло молнией в глаза, опала какая-то серебристая пыльца, унеслись легкие клубы дыма, ударил в шлемофоны странный шип.

– Дыра! – гулко выдохнул Кеша.

Но он ошибся, это была не дыра, это была труба диаметром почти в метр и длиной метров в шесть-семь, именно труба – металлическая поблескивающая знакомым блеском. Это был сам шнур, веожиданно раздувшийся, расширившийся, пробивший им выход наружу, в темень, в мерцание смутных теней.

Теперь все зависело только от них.

Кеша сунулся в трубу. Но тут же застрял, отпрянул. В скафандрах там делать было нечего. Труба рассчитывалась на человека, облаченного в лучшем случае в десантный скаф-комбинезон. Анализаторы не работали. Оставалось одно – рискнуть.

И Кеша рискнул.

– Была – не была! – сказал он уже с поднятым щитком-забралом.

Иван положил ему руку на плечо.

– Дышать можно?

– Хреновато, – ответил Кеша.

– Значит, можно, – заключил Иван. – Но мы останемся совсем без защиты. Мы будем голые как слизняки.

– У меня там два парализатора, – не согласился Кеша. – Надо уматывать. Мы на крючке, Иван!

– Ерунда! Скаф – это наша жизнь!

– Оставайся!

Кеша уже разваривал свой скаф внутренней микроиглой. Для него вопроса не было – лучше голым, беззащитным в чужих подземельях, чем защищенным, но в клетке.

Иван не мог решиться сразу, он не Кеша, он отвечает сейчас не только за себя. Можно запороть все! Можно погубить настолько важное и большое дело, что... лучше и не думать о последствиях. Эта пещера-лифт движется, видны перемычки, видны трещины, пазы, ходы, слои породы. Ну выскочишь в ход, выпрыгнешь в щель, а дальше?! В этих глубинах можно сдохнуть и за всю жизнь никуда не выбраться.

Кто закачал в эти шахты кислород и зачем?! Кеша дышит, ровно дышит. Иван поднял щиток. Воздух! Вонючий, разреженный, холодный, но – воздух! Надо решиться. Он еще думал, а руки уже сами действовали..

Через минуту на земле лежали два огромных и уродливых скафа, совсем не напоминавшие о гармонии человеческого тела.

– Не промахнуться бы, – прошептал Кеша.

Иван рассовывал содержимое мешка по клапанам. Не отрываясь смотрел в трубу. Если уходить, так надо уходить – им не дадут много времени на раздумья.

Экран был темен, черен. Из каменной глубины, служившей спусковой кабиной выхода не было – ни для кого. Может быть, именно это притупляло бдительность охраны. Но автоматика?! Но системы слежения?!

– Ты играешь со смертью! – прохрипело вдруг громко, надрывно, старческим голосом. Только потом на экране вспыхнуло дряблое лицо с ясными глазами.

– Мы всю жизнь с кем-то играем, – ответил за Ивана Кеша Мочила. – Сейчас козыри наши. Прощай, пень трухлявый!

Он влез в трубу, ужом протиснулся вперед. Иван последовал за первопроходцем. Несколько секунд они лежали молча. Затем Кеша выкрикнул нечто неопределенное, сжался, выпрямился – и сиганул во мрак. Иван прыгнул за ним – головой вниз, собрался в комок, извернулся ... Прежде, чем он коснулся ногами скользкой, сырой почвы, ощутил как обвил руку холодный металлический шнур – молниеносной гибкой змеей. Это было невозможно, но шнур-поисковик не оставил своего нового владельца.

– Ива-ан! – замогильным шепотом просипел откуда-то издалека Кеша. – Ива-а-н, ты фонарика не прихватил?!

Отвечать было нечего, все, кроме содержимого Гугова мешка, прочей нужной мелочи, рассованной по карманамклапанам и нательным поясам, осталось в скафандрах. Слава Богу, сами успели уйти!

Мрак был кромешный. Нечего было даже надеяться, что глаза смогут привыкнуть к такому. Это был мрак не просто подземный, это был мрак, рожденный многокилометровыми толщами свинцовой жижи и гиргенита. Шаг влево или вправо – и прощай жизнь, полетит тело ледяным камнем в шахту. Но это было не самым страшным. Любые толщи сейчас лучше обжитых ходов-переходов, лучше туннелей, оснащенных видеокамерами.

Иван поднял руку, пытаясь нащупать хоть что-нибудь. И ощутил, как конец шнура выпрямился, застыл. А еще через миг прямо перед ним высветилось изможденное, морщинистое лицо аранайского ветерана – слезы текли из воспаленных глаз, на лбу красовалась багровая ссадина.

– Не слепи! – попросил Кеша. И отвернулся. Он даже не понял, что это не фонарь, не десантный прожектор.

Хороший шнурочек! С таким не пропадешь, спасибо запасливому Гугу! Иван отвел источник света от Кешиного лица, посветил вниз, в провал, потом по сторонам – ничего радующего душу и вызывающего надежду он не увидел.

x x x

– Не беспокойтесь, меня не интересуют ваши прелести, – сказал Крежень, – я вовсе не собираюсь покушаться на них. Вы мне можете довериться.

Лива ухмыльнулась, пожала плечами.

– Я больше доверяю тому, – тоненько пропела она, – кого мои прелести не оставляют равнодушным. Куда вы меня ведете?

Крежень махнул в сторону океана – огромного черного зеркала, усеянного искрящимися отражениями тропических звезд. Штиль! В такую ночь все замирает и ждет первого дуновения ветерка, чтобы ожить.

– Вы не ответили на мой вопрос!

– В безопасное место, – тихо сказал Крежень, – советую вам забыть про все волнения и тревоги. Теперь мы будем заботиться о вас и оберегать вас.

Лива фыркнула. Хорошие дела! Они будут заботиться о ней! Если бы это были не люди Гуга, она и разговаривать попусту не стала, не то что ... С другой стороны, почему они должны ей с ходу выкладывать всю правду-матку, раскрываться? Мало ли что может случиться. Лива наконец решилась.

– Ладно, Крежень, – проговорила она внятно и четко, – мне просто некому больше доверять на Земле. Но все время помните – Буйный вернется!

Седой как-то странно посмотрел на мулатку, еще больше скривил свою кривую губу.

– Не беспокойтесь, мы подготовим хорошую встречу.

Глаза его утратили отсутствующее выражение и хищно сверкнули. Лива остановилась, ее вновь охватили сомнения. Здесь Что-то не так. Ее дурят. Ее водят за нос и хотят использовать в какой-то темной игре!

– Не надо нервничать! – прошептал Крежень, приблизив свое лицо к ее уху. – Через час мы будем в Европе.

Бесшумно и неожиданно из-за бело-проэрачнюй стены ближайшего домика с ажурной изгородью подкатил приземистый черный антиграв «Форд-Лаки», неприметная модель позапрошлого сезона. Крыша сдвинулась назад, освобождая проход.

– Прошу вас, – вежливо произнес Говард Буковски. И заломил мулатке руку за спиду. – Живо! И без шуток!

x x x

Цай ван Дау не кривил душой, когда говорил о связях Синдиката. Его не смущало, что Гуг Хлодрик глядел с прищуром, недоверчиво, а Лива с этим свалившимся им всем на головы русским Иваном вообще воспринимали его поведанья как небылицы. Он знал многое, чего не знали они, Но он знал и одну очень простую вещь – свою голову к чужим плечам не пришьешь. Человек начинает понимать что-то, когда его прижмет, когда ему необходимо это понять и вобрать в себя, а до того – он глух и нем. Не мечите бисера перед... не рассказывайте о красотах земных слепому, и не тщитесь поведать жестами о журчании ручья глухому. Все суета в этом мире. Суета сует и всяческая суета.

Карлик Цай знал очень многое. Но большего он знать не желал. Всякое знание добавляло новых страданий. А несчастный Цай настрадался за десятерых.

И почему сейчас он должен лезть в это лргово чужих. Они там пригрелись, у них там свой форпост в этой Вселенной, они могущественны и непобедимы, у них какие-то дела, свои дела с Синдикатом... а он причем?!

Цай еще надеялся, что его минует чаша сия, когда полз по ниточке, когда падал в ядро на микролифте. Но хрустальный лед развеял его сомнения, точнее, прогнал призрачные надежды. Синдикат безжалостен. Ему плевать, что один всю жизнь сидит в роскошных апартаментах с девочками и выпивкой, а другого гоняют из огня в полымя, не давая передышки. Синдикат – это тупая, бездушная машина. Это чудище обло, огромно, озорно, стозевно и лайяй!

Это монстр XXV-го века! И при всем том никто толком не знает, что же такое Синдикат. Панический ужас, страх – перед кем? Перед невидимкой?! Ну их всех к дьяволу!!!

Он безропотно ступил кривой искалеченвой, полумеханической ногой на хрустально-ледяную толщу. Закрыл глаза. И почувствовал, как его обволокивает чем-то вязким, пронизывающим, жгучим.

Значит, судьба! Значит, надо идти к ним! А что он им скажет? Он ничего не может им сказать, чего бы они не знали. Зачем все это?! Почему именно он должен спускаться к ним? И почему к ним вообще надо спускаться, если они везде и повсюду?! Биодискета помалкивает, не вдавливает в его мозг очередную порцию информации. Может, он просто жертва. Может, Синдикат отдал им его тело, его мозг, его душу, чтобы они, там у себя, внизу могли спокойно и неторопливо поковыряться в них?! Глупость! Может, это вообще не они? Может, это Восьмое Небо. Или Система? Нет, упаси Боже, Система – это иная Вселенная, это гроб с крышкой. Туда надо идти с эскадрой боевых звездолетов. Сотрудничать с Системой – значит, работать против себя, заниматься саморазрушением. Синдикат не станет себя убивать сам. Наоборот, Цай слышал, что Синдикат не дает Системе войти во Вселенную, он стоит на внешних рубежах. Синдикат жадный и прожорливый, он не отдаст своих зон и территорий другим. Значит, Система отпадает.

Значит, это они!

– Зачем я вам нужен? – спросил он мысленно.

Ответ прозвучал внутри головы мгновенно.

– Ты нам не нужен.

– Значит, я могу уйти?

– Нет!

– Тогда я ничего не понимаю, – признался Цай.

– Человеческое понимание или непонимание не есть объективная категория.

– Тогда почему вы отвечаете на мои вопросы? – быстро спросил Цай ван Дау.

Промежутка между окончанием вопроса и началом ответа не было. Внутренний голос реагировал мгновенно:

– Тебе никто не отвечает. Ты вошел в Общность.

– Ну и что?

– Ничего.

Цай понял, что надо задавать конкретные вопросы. Невидимая Общность не очень-то реагирует на образы и недомолвки, понятные землянам и неземлянам Вселенной.

– Что Общность получает от меня?

– Ничего.

– Что я получаю от Общности?

– То, что тебя и тех, кто в тебе, интересует.

– Кто во мне?

– Ты канал и ретранслятор.

– Через меня считывают какую-то информацию?

– Да.

– Я могу ее знать?

– Да.

Голову чуть не разорвало на куски. Будто мощнейший ядерный взрыв осветил мозги тысячами солнц. Это было невыносимо. Цай закричал вслух, истерически, по-звериному:

– Не-е-е-ет!!!

– Ты не готов к восприятию этой информации.

Все пропало. И мозги вновь стали привычными, своими, и свет пропал. Но он не перестал быть каналом. Они считывали через него нечто такое, о чем человечество и иные цивилизации Вселенной не имели понятия. Вот тебе и Общность! Цаю ван Дау представилась эта незримая Общность какой-то фантастической, небывалой многоголовой гидрой, неокомпьютерной суперсистемой со сказочным банком данных, системой, к которой можно подключиться – и узнать тако-о-ое, чего не знает никто! Ай да Синдикат! Ай да сукины дети! Прямо перед изуродованным лицом карлика, чуть не задевая его хищными плавниками, будто не в толще хрустального льда, а в светленькой пузырящейся водице проплыла клыкастая гиргейская рыбина.

Проплыла, оглянулась, обожгла кровяными глазищами и облизнулась – широко, смачно обмахнула черные набухшие губы мясистым языком. Дьявольщина! Цай чувствовал, что жжение становится слабее. Но его все равно опускало вниз. Зачем?! Чего они еще от него хотят?!

– Я могу узнать что-то для себя, а не для тех, кто во мне? – спросил он с недельным трепетом.

– Да.

– Это не повредит им?

– Кому им?

– Синдикату?

– Нет. Канал работает вне зависимости от субъективных восприятий транслятора.

Как все гнусно! Карлик давно привык к гнусности, низости, подлости, мерзости и гадости этой жизни. И все же временами сердце сжималось в комок. Хотелось закрыть глаза, схватиться руками за голову – и бежать, бежать, бежать подальше ото всех, бежать из этого мира зла и боли, мира несправедливостей и горестей. Но убежать можно было только из жими. Совсем. Цай ван Дау не был тряпкой, своими трехпалыми скрюченными лапками, своей головой, своей железной волей он цепко держался за кромку бытия.

– Я хочу знать и видеть, где сейчас находится и что делает Гуг-Игунфеяьд Хлодрик Буйный!

Жжение усилилось. Стало непереносимым, адским ... и пропало. Отпрыск императорской фамилии Цай ван Дау уже не висел замороженным трупиком в большой хрустальной льдине, опускающейся в саму преисподнюю. Он стоял посреди добротной, усыпанной охапками сена конюшни, сработанной из натуральнейшего земного душистого кедра.

И был он в этой конюшне не один.

– Помянем горемыку, – мрачно сказал какой-то большой и черный человек с проседью в коротких волосах.

Он держал в одной руке бутылку водаси с колоритной бородатой личностью на сверкающей наклейке, а в другой стакан – простой, почти антикварный стакан мутного стекла. В руке у Гуга Хлодрика был зажат такой же стакан, наполненный до краев. Оба сидели прямо на сене, поджав ноги и уныло глядя в пол. Оба не обращали ни малейшего внимания на двух прекрасных, но нервничающих текинцев без збруи.

– Пусть земля ему будет пухом, – просипел Гуг. И залпом выпил водку. Поморщился. Утерся волосатой лапой. – Хотя какая там земля!. Какой там пух! На этой проклятой Гиргее нет ни земли, Дил, ни пуха! Но ежели он вернется живехоньким, я его разорву пополам, как разорвал Била Аскина! Я ему башку-то отшибу!

– Да брось ты, – прервал Гуга негр. – С того света не возвращаются.

Цай ван Дау подошел вплотную, поднял руку.

– Гуг, – закричал он, – ты настолько пьян, что не замечаешь своих лучших, преданных друзей?! А ну, протри зенки!

– Наливай еще! – Гуг протянул стакан.

– Хватит ему! Не наливай! – закричал громче Цай. – Он и так ни черта не видит и не слышит! Хватит пить!

Негр Дил наполнил стакан до краев, не обращая внимания на карлика. И это взбесило Цая. Он подскочил еще ближе и саданул ногой по стакану, зажатому в руке Буйного. Взыграла болезненная кровь папаши – Филиппа Гамогозы, полубезумного звездного рейнджера. Но нога прошла сквозь стакан, сквозь руку. Цай еле удержал равновесие. И все понял. Эти двое не видят его. И не слышат.

– Надо что-то делать, Дил, – сквозь пьяные рыдания просипел вдруг Буйный, – надо идти на выручку! Мы же не свиньи с тобой, чтоб торчать в этом хлеву!

– Ничего не поделаешь, Гуг! Я говорил Ване, не лезь на рожон. Он не послушал. Он никогда и никого не слушал.

– А моя Ливочка, лапушка, ягодка, а она-а-а..?

– Будем искать. Ежели куда ее Иван и отправил, так на Землю. Давай данные, я заложу в машину. Мы ее из-под гранита достанем. У нее есть вживленный биодатчик?

– Номерной выковыряли. Каторжные нейтрализовали, – Гуг сркивился, но совсем не протрезвел, слезы ручьями текли по его красной и опухшей реже. – Наш должен работать.

– Какой еще ваш?

– Общак ставил.

– Давай! – Негр встал, подошел к кедровому столбу-стойке, сдвинул чего-то, нажал на выступ, набрал код. Конюшня, несмотря на ее допотопный вид, была оснащена недурно.

– Ливадия Бэкфайер-Лонг, 2435-ый, АА-00-7117-Х, шесть седьмых унции, частота 900015, спектр третья четверть ХН. Хватит?

Негр рпервые за все время улыбнулся.

– Уже передано, – сказал он бодро, – я не связываюсь с поисковой геосетью. У меня свой крошеный, но очень надежный дружок висит на орбите, понял?

– Чего уж тут не понять, – совсем уныло выдавил из себя пьяный Гуг. Он явно не верил в удачу.

Цай ван Дау понял, что в конюшне ему делать нечего, тут и без него разберутся. Но не было и желания вернуться назад, в глыбу льда. «Хочу домой, во дворец. Хочу увидеть, как там стало!»

Его дважды обожгло – он на долю мига застыл в хрустале, а еще через долю мгновения оказался на Умаганге. Лучше бы он туда не отправлялся.

Наследник императорской фамилии, последний продолжатель рода стоял на развалинах некогда прекраснейшего во Вселенной дворца. Под кривыми, подагрическими ногами его лежали груды камней и черепов. Обе луны сияли в сиреневом полуденном небе. Но они не радовали как встарь глаз умагов, они бросали косые лучи в пустые глазницы, в их свете обломки дворца, руины и отбрасываемые ими тени казались зловещими. Где-то на лиловых холмах одиноко выл зураг, шесгилапый саблезубый волк. Ему не на кого было охотиться. Охотник, пришедший сюда до него, не оставил живой дичи. Трупы были пожраны – Зурага задала голодная мучительяая смерть. Цай мог бы заглянуть в подземелья. Но не стал этого делать – в жизни должна быть хоть какая-то надежда, хоть какая-то, пусть и крохотная, еле теплящаяся вера. Иначе и жить не стоит.

Он вернулся в глыбу хрустального льда.

Ему еще рано было на покой. Да никто его туда и не отпускал. Из хрустальных далей на него глядели два маленьких краевых глаза. Или это было игрой воспаленного воображения?

– Мне нужна зона 17 дробь восемьдесят два семьдесят четвертого уровня Гиргейской кеторги. Целевой сектор.

Жгущая боль полосанула вдоль хребта. И зона раскрылась. На стене рядами, через одного висели распятые каторжники. Они были уже мертвы, но в их выпученных глазах стоял предсмертный ужас. Глоб Душитель свесил черный язык. Серый Ваха – дуралей и лентяй, неестественяо вывернул шею, будто подглядывал за кем-то. Слепень висел молча и солидно, выставив отекшее брюхо ... остальных Цай ван Дау почти не узнавал, оии уже начали разлагаться.

Но висели, видно, в назидание тем, кого судьба пока пощадила. Цай заскрипел зубами. Нет такого закона, чтобы мстить оставшимся за сбежавших с каторги! Беспредел!

Дикий, кровавый беспредел!

Два полуголых бронзовотелых андроида ввели упирающегося мальчугана лет семнадцати, избитого и оборванного. Уже детей стали упекать в каторгу! Цай готов был зубами рвать гадов. Но он был бесплотен, его даже не видели.

Парнишку растянули за руки и с маху ударили об стену.

– Сучары-ы-и-и!!! – завопил несчастный. Он знал, что его ожидает. Наверняка он видел подобные процедуры по визору, встроенному в камеру-капсулу. Воспитательные передачи транслировали регулярно и смотреть их заставляли тут от начала до конца – закрывавший глаза получал электрический разряд в пах.

Да, парень знал, что его собираются распять. В назидание другим. Не за собственные провинности. А за вину тех, что погибли при побеге. За кровь вертухаев-заложников. За бессилие и трусость охраны. Сильные всегда отыгрывались на слабых по вековечному закону каторги, закону, которому подвластны и мучимые, и мучители, и заключенные, и надзиратели. Зло неволи рождает только лишь зло.

Парень вырывался и орал, матерился, проклинал палачей.

Но он испросил пощады. Карлик Цай вспомнил о вырванном из груди вертухая сердце. И пожалел, что прикончил гада так быстро, надо было помучить его хорошенько. Ничего, в следующий раз он так и сделает! В следующий раз?

Страшная мысль кольнула, обдала холодом. Нет уж, следующего раза не будет, он больше не попадется, лучше смерть!

Парня распяли – безжалостно, с отработанной механической жестокостью, с привычным до мелочей садизмом.

И ушли.

– Будьте вы прокляты все ... – щипел распятый. Глаза его были безумны. Из носа ручейком текла кровь.

Цай по опыту знал, этот мальчуган не протянет больше суток. Может, это последняя жертва. Ведь на каторге нужны рабочие руки. Есть предел и беспределу. Есть!

Среди распятых висело семь женщин – в чем мать родила, измученных и изнасилованных перед казнью. На них было страшно смотреть. И это правосудие?! И это закон?!

Каторги давно уже не назывались всерьез исправительными учреждениями. Но и статуса фабрик смерти им никто не давал! Беспредел и ложь! Ложь и равнодушие тех, кто вне зоны! Все виноваты, все!

Лишь одна мысль не пришла в голову карлику – что виноват и он. Не надо было бежать. Не надо было захватывать заложников. Не надо было прорываться с боем. Надо было тихо сдохнуть под плетьми и розгами андроидов-надзирателей. Тогда бы всем было хорошо. Но Цай не сам решил бежать. И не огромный и бесстрашный викинг Гуг-Игунфельд заставил его бежать. Нет. Цаю ван Дау приказал бежать Синдикат. И об этом не знал никто.

Цай подошел ближе к распятому, встал перед ним на колени и прошептал полузабытую умагангскую молитву. Прямо перед ним была целая лужа крови. Он наклонился над ней – и увидел свое искаженное отражение: страшное, злобное лицо беспощадного, ожесточившегося сердцем убийцы. Ну и пусть! Он тот, кто он есть. И не надо лгать себе самому!

Надо уходить отсюда. Надо разыскать этого непонятного, сующего везде свой нос землянина, Ивана. И если он мертв, пора ставить точку на всей этой истории. Пора.

Цая вновь прожгло адским огнем. Швырнуло куда-то во мрак и темень. Не сработало. Видать, и у них бывают сбои. В такой темнотище не может быть никого. Скорее всего, он просто ослеп.

Но не оглох. Сырой и вялый сквознячок донес до ушей Цая ван Дау тяжелые шаги. Шли двое, это можно было определить сразу. Оба тяжело дышали.

– Давай передохшем, – предложил Кеша. И уселся на корточки возле сырой стены.

– Давай, – согласился с ним Иван. Он был раздражен и зол. Ему впервые за многие годы хотелось выговориться. – Знаешь, Кеша – друг любезный, мне вот сейчас стало ясно, что жизнь вся моя состояла и состоит из двух половинок. В первой я жил как нормальный человек, учился, любил, дружил, покорял к геизировалаовые планеты, сражался со злом на них и насаждал добро, отдыхая на родимой земелюшке, короче, все как у людей. А во второй – я все время брожу по каким-то лабиринтам, ходам, норам, ползаю по подэемельям, сигаю с уровня на уровень, чтобы вновь попасть в норы-лабиринты, чтобы вновь блуждать до бесконечности – и конца края этим мытарствам не предвидится.

А в Системе меня все время подвешивали за ноги на какихто ржавых цепях, от этих процедур можно было сойти с ума ... Слушай, Кеша, может, я и сошел с ума в харханских подземельях, а? Может, все остальное это уже один бред?!

– Не берусь судить насчет всего остального, но что я не бред и не твоя, Иван, галлюцинация, могу поручиться твердо, – Кеша жевал какую-то корку и говорил невнятно, с набитым ртом.

Уродливый карлик возник перед ними неожиданно.

– Вот она – галлюцинация! – ткнул в Цая железным пальцем рецидивист и беглый каторжник Кеша Мочила. – Натуральная.

– Это точно, – машинально согласился Иван, – подлинник сейчас в Калифорнии солнечные ванны принимает. – Сказав это. Иван встряхнул головой. Перед ним стояла никакая не галлюцинация, а сам отпрыск императорской фамилии.

Но этот отпрыск вел себя странно. Он не поздоровался, не обрадовался, не удивился, не изменился в лице. Казалось, он полностью погружен сам в себя. Иван вытянул руку, обвитую шнуром-поисковиком, прибавил света – он научился это делать, все было просто, достаточно лишь пожелать света и чуть напрячь мышцы на руке – и Цай ван Дау расстаял, будто его и не было.

– Выруби прожектор! – сыронизировал Кеша.

Иван убрал свет. И почти сразу в темени ясно и зримо выступил карлик Цай.

– Не обращайте внимания, – прошепелявил он, – я тут кое с кем говорил ... э-э, по внутренней связи. Вы меня четко видите?

– Ага! – ответил Кеша.

– И я вас вижу! Попробуйте дотронуться до меня!

Кеша заулыбался, наигранно отпрянул назад.

– Еще долбанет вдруг, – проговорил он с ехидцей, – ты случайно не с того свету, милый друг?

Иван дотронулся до карлика. Тот был вполне осязаем.

– Ну вот и прекрасно! – выдохнул Цай ван Дау. – Это восходящая струя.

– Мы думали, ты из Д-статора сиганул на Землю, – сказал Иван.

– Нет. Я сейчас нахожусь внизу – в самом ядре Гиргеи. Меня вморозило в огромный кусище льда, который выглядит лучше самого высокосортного хрусталя...

– Хрустальный лед?! – чуть не выкрикнул Иван.

– Да.

– Это силовые поля, Цай. Это не простой лед.

– Догадываюсь.

– А кто ж тогда вот тут торчит, перед нами? – вклинился Кеша.

– Двойник, – спокойно ответил карлик. – Почему вы не ушли?

– Заряда не хватило, – сокрушенно ответил Кеша, – статор заглох.

– Понятно. – Карлик Цай не особо расстроился.

– Значит, они все-таки есть? – спросил Иван.

– Кто это они? – уточнил Цай.

– Довзрывники.

– Первый раз слышу, – сознался Цай. И добавил: – Не в названиях суть. В нашей Вселенной сейчас присутствует какая-то всемогущественная сила. Она пришла Извне. Она ни во что не вмешивается. Понимаете? Я не берусь судить обо всем. Но, по-моему, каждая из наших земных группировок пытается заставить эту силу работать на себя... и против своих соперников. Больше я ни черта не знаю!

– Этого достаточно! – заключил Иван. Теперь он был убежден – если в этом мире действует несколько соперничающих сторон, он обязательно вырвется наружу, он будет пользоваться их враждой, он сумеет проскользнуть между свивающимися щупальцами затаившихся перед битвой монстров. Итак, каким-то непонятным образом здесь на Гиргее столкнулись интересы Синдиката, «серьезных» – кто же они такие, черт побери! – официально существующей Федерации или, как чаще ее принято называть, «мирового сообщества». Системы и ... довзрывников? Нет, последние в стороне ото всех, если они есть на самом деле.

Черт ногу сломит! Ну что такое для этих сверхгигантов какие-то микроскопические мошки: Иван, Кеша, каторжник Цай?! Ничто! У Ивана внезапно пересохло в горле, сердце комком подкатило к гортани, будто задумало совершить отчаянную попытку и выпрыгнуть из тепа. Кристалл! Это надо же быть таким круглым идиотом! Это надо же – самому вырваться из треклятого Пристанища, а Кристалл, в котором записано ВСЕ, посеять! Ивану стало нехорошо. Нет, он не мошка. Он стал тем узелком, не разрубив которого могущественнейшие силы всех Мирозданий непостижимого конгломерата Бытия, никогда не смогут достичь своих целей. Он и Кристалл! В этом единственная отгадка вопроса вопросов – почему он до сих пор жив! Иди, и будь благословен! Нет, он нужен не только силам зла. Значит, Кто-то и Что-то есть и за ним? Господи милосердный, не дай сгинуть, не пройдя пути своего! Как больно! Как страшно! Голова готова лопнуть. Она не вмещает вселенской жути, она слишком мала чтобы вместить в себя этот ужас! Ну да ничего, ну да ладно ... Иван пытался вернуть внутреннее равновесие. Глаза боятся, а руки делают. Надо просто делать свое дело – по крупице, по частичкам, по крохам складываются исполинские пирамиды. Есть дорога, которою нельзя перепрыгнуть, пролететь, по этой Дороге надо пройти – шаг за шагом, метр за метром, версту за верстой, пройти самому, глотая пыль, обливаясь потом, падая от усталости и безнадежности, не видя ни конца, ни края пути. Идти вперед ... Иди, и да будь благословен! В этом разгадка. Его крест, его схима – эта Дорога! Чтобы когда-нибудь, в бесконечном далеке пробиться к Свету, он должен пройти, проползти на брюхе все эти черные лабиринты отчуждения.

Он уже прожил в этих блужданиях и странствиях целые жизни, он страдал, изнывал в черных темницах, «дозревая» по чьей-то черной воле до бесконечности, до безумия. Но он всегда находил силы, чтобы отдышаться, зализать раны, прогнать страхи и немочи... и ползти вперед. Иди, и да будь благословен! И он шел, шел, шел. И стучало в ушах: «Животворящий Крест Господень хранит тебя в муках и испытаниях, ты падал в адские бездны, но ты и поднимался вверх, твой дух побывал везде ... и он не ослаб. Это тело твое устало!» Тело лишь вместилище Духа, его покров и одеяние.

Одеяния изнашиваются. Нет вечных покровов.

– Ну, Ваня, это не дело, – прервал вдруг его мысли ветеран аранайской войны, – мы ежели нюни будем распускать, никогда из этой задницы не выберемся, понял, браток?

Иван провел ладонью по щеке – ладонь намокла. Неужели он плакал? Предательская слеза сама выкатила из глаза. Нет, не годится, Кеша прав, не время слезы лить и себя жалеть.

– Здесь поблизости есть черная нить? – спросил Иван у Цая.

Карлик замялся.

– Я не знаю, где вы точно находитесь.

– Зато _о_н_и_ знают, – вкрадчиво вставил Кеша.

Из незаживающей раны на лбу у бедолаги Цая выкатилась капля мутной, почти черной крови, лицо сморщилось грецким орехом.

– Все верно, – согласился он. – Сейчас я запрошу координаты. – И тут же ответил: – Здесь нет черной нити.

– Это точно?! – Кеша готов был схватить карлика за грудки.

– Точно. До ближайшего крюкера семьдесят четыре мили.

– День ходу! – обрадовался ветеран.

– Это если есть ход!

– Запроси!

– Шнур и без запросов найдет дорогу, – предположил Иван.

– Пока он найдет, мы сдохнем в этих лабиринтах.

Кеша вцепился в рукояти парализаторов, висящих у него на поясе. Ему явно не терпелось пустить в ход оружие, он жаждал действия. Но врага не было. Были мрак, пустотам и неизвестность.

– Проход есть, – мрачно изрек карлик Цай, – но там чья-то база. Ее не обойти.

– Чья?!

– Это не Синдикат, точно. И не административный пост каторги.

Кеша не выдержал.

– Вы все охренели! – завопил он. – Откуда в этой дыре базы?! Я вот щас пойду и разберуся там! Я их там разбазирую, Гадов! Они мне уже все нервы повымотали!

Иван подождал, пока измученный каторгами и застенками ветеран выдохнется. А потом сказал по-деловому:

– Это хорошо, что база. Разживемся оружием, скафами, провиантом. Нам, друг мой Булыгин, сопутствует удача и надо это ценить.

С Цаем ван Дау что-то происходило – он начал светиться жутким, загробным свечением, потом свечение это перешло в мерцание. Глаза его потухли, а бельма наоборот, стали полупрозрачными.

– Мне тяжело здесь оставаться, – прохрипел карлик, – огонь, огонь, я весь в огне, ох, как жжет!!! Идите. Главное – направление! – Он махнул во тьму скрюченным пальцем. – Это настоящий ад! Погасите ого-онь...

Цай ван Дау исчез, словно его и не было.

x x x

Когда с головы сияли черную повязку, Лива невольно зажмурилась от ослепительного света. И лишь спустя немного времеии поняла, что горят всего лишь два семисвечных шандала по бокам от нее.

Ей было хорошо. Истома и нега переполняли молодое красивое тело. Оиа не могла припомнить, чтобы когда-нибудь в жизни испытывала подобное наслаждение. Прямо нирвана какая-то! Лива млела и томно закатывала большие синие глаза. И если бы ее спросили, сколько времени прошлое тех пор, как она визжала, кусалась, ругалась похлеще пьяного матросами пиналась своими прекрасными, но очень сильными ножками, Лива не смогла бы ответить.

А прошло лишь около часа.

Говард Буковски, этот холеный джентльмен в дорогом костюме, вел себя словно последвий мерзавец. Мало того, что он чуть не сломал ей руку, так еще и общупал всю с ног до головы в полутемной утробе «Форда-Лаки», только что не изнасиловал! Лива все выжидала момента, чтобы врезать седому хорошенечко. И когда такой миг настал, не оплошала.

– Получай, сволочь! – выкрикнула она, лягая обидчика в пах.

Лива не промахнулась. Зато всю дорогу от машины до крохотного палисадничка Крежень тащил ее за ногу, волочил словно старую ненужную куклу. Европа! Она давненько мечтала о путешествии в Европу. Но не о таком путешествии.

Потом ее били сразу трое: Крежень, какой-то скелет в джинсах и пижон в юбчонке. Били с любовью, по-родственному, не калеча, не оставляя видимых следов, но причиняя дикую, невыносимую боль. Били, оглаживали, ощупывали, хохотали и снова били.

Потом она потеряла сознание.

А очнулась в комнатушке, задрапированной черным бархатом. Сидела она в большом кресле с резными деревянными подлокотниками. И колдовала над ней какая-то старуха-уродина: вытворяла что-то непотребное с волосами. У старухи было мертвецки белое лицо. Оно ничего не выражало. Холодными тонкими пальцами старуха втирала в кожу мулатки тягучие, неприятно пахнущие мази. Потом вдруг начинала сдавливать ей виски – и ледяные руки сразу становились обжигающе горячими. Ливадия Бэкфайер Лонг, в просторечии Лива. Стрекоза, не могла ни встать, ни повернуть головы, ни шевельнуться. Она была в полной власти странного существа. Ощущение блаженства стало приходить постепенно, по капельке – после того, как старуха влила ей в рот горькое снадобье из трех крохотных пузырьков. И тогда Ливе открылось, что сидит она перед высоким старинным зеркалом, а за спиной ее ворожит и колдует совсем не старая, а напротив, молодая, но безглазая красавица с высоким оголенным лбом. Глазницы ворожеи не были пусты, в них стояла чернота, в них застыл мрак – слевно в провалы черепа плеснули остывающей, утрачивающей блеск смолой.

Лива совершенно четко осознавала, что этого не должно быть, что все это страшно и невозможно. Но она уже плыла в теплых и убаюкивающих волнах чужих грез, она растворяясь в огромном и недоступном ее пониманию. И это не было наркотическим сном. Она много чего испытала, могла сравнивать. Нет, это было иное, совсем иное! Она подняла глаза – и не увидела потолка комнаты, черные бархатные стены уходили ввысь, в ночь, в темень. А пальцы колдуньи продолжали то леденить, то обжигать. Безглазая вонзала крохотные иголочки в каждый ноготок на руках и на ногах мулатки, ввинчивала что-то колючее, распирающее, пришептывала ... лишь один ноготок ей не поддался, и она вонзила иголочку в мяготь пальца. Лива увидела капельку собственной крови – живой, дрожащий шарик. Но это была не ее кровь. У нее не могло быть изумрудной зеленой крови! Она хотела спросить, потребовать объяснений. Но язык не послушался ее. И желание тут же угасло. Снова ее подхватили волны. И понесли, понесли, понесли ... Она ощущала легкое прикосновение тончайших одежд к коже, слышала их шелест. Но она уплывала все дальше из комнаты, обитой черным бархатом – и зеркало, струящейся и осыпающей брызгами рекой уносило ее в свои глубины.

Сколько она была вне себя, Лива не помнила.

Свет свечей пробудил ее.

И не так уж ярок и ослепителен был этот свет. Два семисвечника еле разрывали беспросветный мрак, заставляя его отползти лишь на несколько шагов от основания высокой и ажурной стойки, увенчанной крохотным сиденьицем без спинки и подлокотников. Матово поблескивающим изваянием застыло тело мулатки под уходящими в ночь сводами. Лива видела себя со стороны, будто некая незримая сила даровала ей второе зрение. И ей не было страшно за себя – столь хрупкую и одинокую во мраке. Юна не знала страха, ибо она все еще плыла ... Тело казалось невесомым, не требовалось ни малейших усилий, чтобы держать спину прямой. Руки застыли двумя тонкими крылами, раскинутыми словно для предстоящего оолета. Полета в никуда.

Она была беззащитна и открыта в свете колеблющихся язычков пламени. И она не сразу поняла, что свечи освещают именно ее и только ее. Когда-то в Бич-Дайке она выступала на сцене-вертушке в прожигающих насквозь лучах голографического кольцевого спектратора, она раздевалась на глазах у сотен и тысяч полупьяных юнцов-дебилов. Она была одной из лучших шок-стриптизерок Побережья. Но она не ощущала себя до такой степени выставленной напоказ, как сейчас. Внизу, во тьме кто-то был. Она слышала сдерживаемое дыхание, перекатывающееся волнами, разбегающееся, затихающее и вновь накатывающее – так мог дышать исполинский зрительный зал, подчиненный чьей-то воле, замерший в предвкушении небывалого зрелища.

Сколько их было, невидимых глаз, поднятых на нее из тьмы и не отражающих света свечей?! Она не знала. Она плыла. И уже – полулетела, не делая ни единого взмаха руками. Шесть шандалов вспыхнули внезапно, будто не свечи загорелись, а включили ток и шесть шестиламповых люстр одновременно дали свет – спереди, сбоков, сзади. И тут же зажглись еще тринадцать семисвечников, удаленных от нее на сто шагов – кольцами, световыми, мерцающими кольцами вырвали они из мрака тысячи голов в черных островерхих капюшонах. Да, они все собрались смотреть на нее, Лива в упоении закинула голову назад, потрясая тяжелыми, скрученными в спирали волосами, и расхохоталась. Ей было приятно, что столь огромное множество людей собралось поглазеть на нее – красивую, бесподобную, сверкающую в вышине, над их головами, над свечами, надо всем миром.

Голос прогрохотал неожиданно – из-под самых сводов.

Да и не голос это был, а получеловеческий-полузвериный рык, в котором сплелись неожиданным переплетеньем грохочущие слова старонемецкого и иврита, латяни и тайного языка египетских фараонов... Рык рокотал под сводами, а в голове у Ливадии Бэкфайер-Лонг звучал сладчайший баритон, растекающийся патокой по полусонным полушариям.

И она уже не знала, кого слышит.

– Во имя Отца Мрака, порождающего Черное Благо, и Сына его – низринутого ввысь, и Духа отмщения, воамите, посвященные, и падите ниц пред шевестом непроизвесенного имени Владыки вашего!

Десятки тысяч застывших черных фигур одновременно с грохотом опустились на колени, отбрасывая назад капюшоны и устремляя глаза вверх.

– Ибо сказано в Черном Писании, что не в земле царствие низринутых и отвергнутых, а в небесных сферах, сокрывающих Землю. И оттуда приидет к нам Черное Благо!

И оттуда вопиет Дух мщения! А в глубинах подземных – лишь двери в Преисподнюю, и не всякий в них допущен будет, а лишь обагрившийся кровью семижды семи жертв ваших и ввергший в путь истинный тринадцать прочих, рекомых при нем сатаноапостолами! Посвящение есть спасение во Черном Благе!

Лива ничего не понимала. Но ее возносило в выси неведомые, ее кружило и влекло. Она уже летела...

– Вздымите руци своя!!!

С гулким громовым выдохом десятки тысяч рук взмыли вверх. Они были черны от запекшейся крови: Они были алчны и неистовы.

– Семижды семь жертв принял ныне от нас Отец наш. И возрадовался аки видящий чад своих, насыщающихся мраком истинного знания и истиной мертвящей любви.

– Семижды семь непосвященных искупительными пытками и молениями введены в путь истинный и готовятся к принятию посвящения. Умножается Черное Благо, непришедшее еще на Землю, но воплощающее в ней сыновей своих и дочерей. И осталась одна жертва – жертва венчающая подлунную панихиду, жертва избавления от страданий во имя Страдания тысячеликого и неизбывного, изомщающегося истинными на неистинных, подлиииыми на неподлинных, блуждающими в свете Мрака сорок миллионов лет на застывших под лучами тленного мира сего!

– Вознесем ли ее к стопам Отца нашего и тринадцати апостолов его?!

Гробовое молчание взорвалось еще более устрашающим, многоголосым рыком:

– Воз-знес-се-мм!!!

Эхо шесть раз прокатилось под гигантскими сводами, отталкиваясь от незримых стен. Лива летела, парила. Снова тысячи вожделенных, сияющих глаз были устремлены к ней. Она купалась в этом сиянии, блаженствовала.

Она не заметила, как из мрака выступили тринадцать черных высоких фигур в балахонах, как они подошли ближе, к самому подножию ее высоченного одноногого трона, как полыхнули синим мертвящим ппаменем кривые зазубренные ножи.

– Ибо причащающиеся кровью жертвы своей вбирают силы ее тысячекратно, и отдают их Отцу своему! Так вознесем же?!

– Воз-знес-се-е-е-ем!! – прогрохотало еще сильнее и грознее.

– И приятно будет отринутым от нас в глубинах Пустоты, но присутствующим с нами всегда и повсюду! И возрадуются они радостям нащим и радостям Отца своего, и воспылает в них Дух отмщения, и приидут они до ухода нашего, и воцарится во мраке сокрушения наша праведность!

– Так вознесем же?!

Экстаз собравшихся достиг степени самоотрешения.

Они зарычали, заорапи, завопили в чудовищном остервенении, граничащем с буйным и неудержимым безумием:

– Воз-зне-е-ес-се-е-ем!!! Воз-знессе-е-ем!! Крови-ии! Крови-и-и!!! Крови-ии!!!

– И падете жертвами сами! – возвестил рыкающий глас. – Ибо возжелали пожрать избранницу Отца вашего! Не смогли побороть в себе алчнсисти и смрада греховного!!! Ибо не узрели ту, что готова споспешествовать приходу странников наших в мир наш!!! И да пусть свершится должное! Пусть искупят за вас грехи ваши собратья ваши! Крови!!!

Тринадцать жрецов скинули свои черные балахоны и остались совершенно нагими. И сверкнули в их левых руках петли железные – полетели на тончайших цепочках в толпы поклоняющихся, захлестнули тринадцать шей. И взмыли вверх тринадцать иззубренных ножей.

Лива все видела – как волокли несчастных на помост, ей под ноги, как ломали им руки, ноги, ребра, как перешибали хребты, выдавливали глаза, раздирали рты, как рвали их на куски пилообразными ножами и расшвыривали кровоточащее мясо алчущим крови и жертв. Она видела весь этот ужас. Но она и на долю мига не пожалела истязаемых и убиваемых. Она хохотала – беспрерывно, страшно, громко, заражая всех безумным сатанинским хохотом-воем.

Смеялись дико, злобно и оглушительно все тысячи участников черной мессы, тысячи посвященных. Не смеялся лишь рыкающий из-под сводов глас. Его не было слышно.

Расправа продолжалась долго, не принося страждущим насыщения, алчущим успокоения. И не смолкал бесовский хохот, ни на миг не стихал.

И она ощущала себя огромной черной птицей, парящей над мелкими, вертлявыми людишками, то падающей на них камнем, убивающей железным клювом очередную жертву, то взмывающей, вверх и уносящей к неведомым пределам еще горячее мясо жертв. Не было в этой птице ни жалости, ни усталости, ни сострадания. Было лишь упоение силой и властью, дарованными на малое мгновение жизни, но дарованньпми и потому столь прекрасными. И вместе с тем Ливадия Бэкфайер-Лонг, бывшая стриптизерка, мокрушница, наводчица, содержанка черного притона, каторжница, беглянка, ощущала себя собой – красавицей-мулаткой, прошедшей сквозь огни и воды, любимой и любящей, доброй и нежной, нетерпимой и верящей.

Рычание прекратило кровавый пир сразу. Будто по мановению властной невидимой руки истерически-ритуальный хохот стих. Оцепенение охватило всех.

– Время начинать и время класть пределы началам! – прорычало сверху. – Взгляните же на нее, избранницу свершения, взгляните, чтобы забыть навсегда и никогда не вспоминать!

И вот тут Лива словно проснулась. Она застыла в таком непреходящем, сатанинском ужасе, что ощутила в груди вместо сердца лед, обжигающий, колючий, страшный. Она хотела закричать. Но не смогла. Судороги сдавили горло.

Тело оцепенело и налилось свинцовой тяжестью: Она увидела все таким, каким оно и было на самом деле. Увидела свои черные полупрозрачные одеяния, забрызганные чужой кровью. Увидела тысячи злобных, остервенелых от жажды зла безумцев. Увидела брошенные жрецами страшные ножи ... Она увидела все! Но она не успела ничего предпринять.

Сверху, без какой-либо поддержки опускалась серебристая сфера – совсем маленькая, чуть больше ее головы. Она опускалась и медленно, и быстро. И от нее некуда было деться. Лива хотела спрыгнуть вниз, но не смогла даже сдвинуться с крохотного сиденьица – тело не принадлежало ей.

– Возблагодарим же приявшего нас под свой черный Покров! – гремело из-под сводов. – Принесем ему наши мольбы о процветании его! И пусть пропитается она волей его, и пусть идет по пути, намеченному им, и пусть свершит то, что угодно ему, ибо нет ничего выше воли Отца нашего, Отца Мрака, и Духа его отмщения, и Сына его, низринутого ввысь и отмщающего за нас!!!

Сфера обхватила голову, лишила света, звуков. Но Лива уже после первого соприкосновения с ней перестала быть Ливадией Бэкфайер-Лонг. Она перестала вообще ощущать себя. Но она с животной ясностью и остротой почувствовала, как вытекают из глазниц черепа ее прекрасные синие глаза и как заполняются опустевшие провалы тягучим, всевидящим мраком.

x x x

– Больше всего на свете я люблю брать штурмом всякие базы, – совершенно серьезно, поводя выцветшим глазом, проговорил Кеша, – на Аранайе я брал двадцать восемь баз этих ублюдков, понял?!

Кеша явно сам себя заводил, ему претило бездействие.

Ох как хорошо понимал его Иван. Броситься, очертя голову, на врага! Смять! Разбить! Или погибнуть... Но почему, собственно, на врага? Может, там и не враг вовсе. Тут ломай – не ломай голову, а надо топать вперед. И потому Иван сказал:

– Пошли!

Шнур-поисковик сдавил запястье, вытянулся вперед, весь подрагивая словно собака-ищейка, замерцал тускло. Он явно уловил направление.

Иван вытащил из Гугова мешка полушлем-гипноусилитель, водрузил его на голову – шлем угрожающе завибрировал и... пропал из виду. Теперь его можно было только нащупать. Иван не собирался никому давать щупать свою голову. Он снова сунул руку в мешок, наугад вытащил чуть теплящийся шарик «зародыша». Будь что будет! Пальцы сжались, из кулака потекла желеобразная масса, на ходу превращаясь в нечто вытянутое, широкое, длинное, поблескивающее, с удобной витой рукоятью.

Кеша не выдержал и громко выругался.

– Да это ж меч! – выдохнул он с удивлением.

Иван и сам видел, что это меч. Он вскинул руку и рассек воздух «тройным веером» – меч пропал из виду и снова появился, стоило Ивановой руке застыть. Пристанище! Он сразу вспомнил Пристанище, именно там пригодился бы такой помощничек – послушный, полуживой, сверкающий ослепительными алмазными гранями, меч – чудо XXV-го века ...а может, и не XXV-го!

Иван разжал руку, поднес ладонь к глазам – на ней лежала витая теплая рукоять, и ничего более. Тогда он снова сжал пальцы – широкое лезвие вырвалось из кулака лазерным лучом и застыло.

Кеша облизнул пересохшие губы.

– А ну, поищи-ка там еще чего, – тихо попросил он.

– В дороге поищем, нечего время терять, – ответил Иван, – сам ведь спешил. Пошли!

И они пошли. Быстрым шагом, похожим скорее на бег. Теперь у них была цель. База. Семьдесят миль одним махом не перемахнешь. Да и сил надо оставить немного. Ни один, ни другой не верили, что на базе их будут дожидаться друзья-товарищи.

Шнур освещал путь узким, почти не рассеивающимся лучиком. Главное, что под ногами была почва, что спертым и холодным воздухом подземелья можно было дышать. Все остальное приложится. Иван не сомневался в своих силах.

Несколько раз он внезапно останавливался, подходил к стенам туннеля, осматривал их, прощупывал – ему мерещились следы рук человеческих, следы проходчиков. Но каждый раз он ошибался – стены были изъедены временем и вполне естественны, скорее всего здесь текла когда-то подземная река, она-то и проложила ход, текла по трещине в породах, век от века расширяя свое русло. Может, так, а может, и нет. Какая разница! Кеша каждый раз нервничал, ему было плевать на такие мелочи. Его больше интересовало содержимое заплечного мешка. Он все время напоминал Ивану. И тот дважды, перебарывая самого себя, доставал «зародыши». Первый, раздавленный в кулаке, в один миг превратился в несуразную черную большую птицу без головы и лап, напугал обоих гортанным истерическим клекотом, скрежетом ... и исчез в Темноте. Второй, выпал из ладони сгустком живой посверкивающей ртути, упал на шершавый гиргенит, прожег его, проел, ушел вниз – в неведомые внутренности Гиргеи.

– Хватит экспериментировать, – сказал Иван.

Он понимал – с мечом просто повезло, случайность. Витая рукоять была со странностями, она уползла с ладони вверх по руке, до локтя, там и прилепилась рыбой-прилипалой. Как она держалась, было непонятно, но когда Иван пытался отодрать рукоять от металлопластиконовой ткани комбинезона, у него ничего не получилось. Зато стоило только подумать о мече – и рукоять соскальзывала в ладонь. Невродатчики? Психопроцессоры? Иван уже не сомневался, что эта штуковина оттуда же, откуда и яйцо-превращатеяь.

Само волшебное «яичко» лежало у него за пазухой, грело дущу и вселяло надежду, несмотря на то, что пока на Гиргее так и не выручило не разу. Все! Хватит психовать! Надо преодолевать этот комплекс «голого беззащитного человека», он вооружен, он оснащен, он силен и искусен в рукопашном бою, у него седьмая степень боевого гиперсенса плюс уникальная школа рос-веда, у него, в конце концов, меч, гипноусилитель ... да еще два Кешиных парализатора. Да они просто непобедимы! А тревоги и неуверенность, так это всегда после длительного ношения скафандра, это проходит на вторые или третьи сутки. А сейчас надо идти вперед и не растекаться чувствительиым слизнем по гиргениту.

– Погоди ты малость, – просил задыхающийся Киша.

Дыхалка, видно, у ветерана тридцатилетней аракайской войны, была основательно подпорчена каторгами и рудниками, – погоди!

– Две минуты отдыха, – сказал Иван. И сел прямо на камень поблескивающего пола.

– Я тебе вот чего хотел сказать, – начал Кеша с ходу, будто для того и просил передышки, – помнишь, ты говорил, что у меня, дескать, чего-то не так, не такой какой-то?!

– Не помню, – солгал Иван.

Кеша поглядел на него недоверчиво и продолжил.

– Точняк, чего-то случилось со мной, – выговорил он проникновенно, – то ли не хватает во мне чего-то, толи отмерло внутри – было, а потом взяло и отмерло, и я не чувствую.

– Ветеран войны, а рассуждаешь как баба сентиментальная, – сделал вывод Иван.

– Я ведь не жалуюсь, – зло прохрипел Кеша, вставая, – я понять не могу. Слушай, Иван, а может, тогда в пещере, помнишь, когда нас давило вусмерть? Может, тогда мне башку придавило? Или, может, я в клинической смерти был? После нее иногда, говорят, мозги набекрень, отмирает, говорят, часть мозговых клеток, и человеку кажется, что от него половинка осталась, а то еще меньше?! Я не плачусь тебе в жилетку, мне разобраться надо! Ведь сон-то был?

– Был, – согласился Иван.

– Значит, и случилось что-то, – Кеша вдруг замолк. А после некоторого замешательства произнес как-то значительно и отрешенно: – А вдруг они меня на самом деле отпустили?!

Иван понял, еще немного и железный ветеран, неустрашимый боец и видавший виды каторжник-рецидивист скиснет, тогда пиши пропало – бросить его не бросишь, а возиться с ним, значит, самому погибнуть. И он поднялся на ноги.

– Пошли. Нечего нюни распускать, это не ты, что ли, грозился базу с налету взять, а?

– Я, – сознался Кеша. Решимость и воля возвращалась к нему.

– Осталось миль пятнадцать. Это последний бросок, понял?

Иннокентий Булыгин угрюмо покосился на Ивана. Он все понимал. И был готов ко всему. И несмотря на это ему казалось вполне определенно, что он не весь здесь, в проклятом гиргейском подземелье, что он и еще где-то. Кеша видел на войне и в Космосе множество всяких психов, не выдерживавших боев, прорывов, тягот «окопной» жизни. Насмотрелся! А теперь что-то происходило с ним самим, неужели заклинило в мозгах? неужели он, заматеревший в испытаниях и лишениях сошел с ума – по-тихому сверзился? Опыт и знание жизни говорили – а чем он, собственно, лучше других.

x x x

Карлик Цай вернулся в толщу хрусталя с такими адскими болями и жжением во всем теле, что поклялся, если выживет – никуда больше не отправится, хватит с него, он здесь по заданию Синдиката, Синдикат знает, чего делает, его серые стражи всегда на страже, а дело исполнителей – помалкивать и терпеливо тянуть свою лямку, не убили, жилы не повыдергивали, на квазитронный пыточный стул не посадили – и слава Богу! все остальное мелочи. Он еле отошел, и теперь ему было холодно. Встреча с Иваном, вернувшим свой собственный облик и рецидивистом Кешей, представлялась ему полуреальной, сном каким-то странным – был он или нет?! черт ногу сломит. Когда он немного пришел в себя, сразу задал вопрос:

– Долго ли мне пребывать здесь?

Ответа не последовало.

– Связь прервана? – поинтересовался он.

– Связь есть, – немедленно прозвучал ответ.

Цай ван Дау вздохнул с облегчением. Хуже всего остаться совершенно одному в этом хрустальном льде, тогда пиши пропало, тогда он не выдержит больше суток, голова его не шар свинцовый и не булыжник каменный. Они забыли, что он тоже человек! что и ему есть предел! что и ему надо давать хоть немного отдыха!.

– Поступает ли информация о моих вопросах и моих перемещениях к тем, кто использует меня в качестве ретравслятора? – спросил он то, о чем давно хотел спросить.

Ответ был обезнадеживающ:

– Да.

Ну и плевать, пусть все знают. Им и так все известно. Ведь помимо серых стражей существуют информаторы и инфодатчики, вживляемые в тела всех членов Синдиката.

Где в нем сидит этот доносчик: в мозгу, в левом пальце правой ноги, в нижней челюсти?! Если бы Цай знал ответ на этот вопрос, он бы выковырял инфостукача безжалостно, как выковырял из собственного лба каторжные приемодатчики, выковырял, по выражению Гуга Хлодрика, ржавым кривым гвоздем. Прежде чем ковырять, надо знать – где ковырять! Хоть бы они все сдохли! И пусть они знают, что он о них думает! Плевать! Вот сейчас они выуживают с его помощью из сверхъестественной кладовой информацию, которая стоит баснословные, невообразимые деньги, что там деньги, эта информация стоит большего – она дает власть над не знающими ее, надо всеми смертными! А что получит он? Передышку на очередной каторге? Жизнь в искалеченном, страдающем, полузамененном на биопротезы теле?! Цай ван Дау знал, что он не получит ни черта, кроме обязанности и дальше вкалывать на Синдикат.

– Я хочу уйти от них! – простонал он.

– Вопроса нет. Принимаются только конкретные вопросы, – прозвучало в мозгу.

– Могу ли я выйти из-под власти приславших меня?! – заорал он. – Можете ли вы мне помочь в этом, спасти меня?!

– Нет. Мы не вмешиваемся в ход событий Вселенского бытия. Мы наблюдатели.

– Тогда будьте и вы прокляты! – сорвался Цай.

Ответа не последовало. Скорее всего проклятия карлика не имели для «наблюдателей» абсолютно никакого значения.

Трижды мимо него в незримо-хрустальных силовых полях проплывали хищные, клыкастые рыбы. Они смотрели на Цая жутко и кроваво – будто был он им не посторонний уродец, а враг. И это казалось совершенно непонятным.

Бесстрастие ...и вдруг лютая злоба. Почему?

– Я снова хочу видеть то, что идет через меня! – потребовал Цай.

И опять ему никто не ответил, опять мозг пронизал ярчайший свет. Но на этот раз он почти сразу погас, не причинив больших страданий. И Цай ван Дау очутился в кромешной мгле. Далеко-далеко впереди, за десятки тысяч миль помигивала красная, нет, он разглядел, не красная, а ярко-малиновая точка. И больше ничего.

Прошло достаточно времени, прежде чем Цай понял – точка очень медленно, но с завидным постоянством увеличивается в размерах, это уже неточка, а маленький малиновый кружочек, кружок. И мгла вркруг – это не мгла вовсе, а полутемная бездна, бешенный водоворот космической Тьмы из миллиардов звездных миров, вращающихся в ней.

Возникло ощущение сначала полета, а потом непостижимого, противоестественного парения в Пустоте, посреди всего этого гигантского водоворота, исполинской космической спирали, в которой завертелись-закружились сонмы звезд, туманностей, созвездий, галактик, пульсаров, коллапсаров, квазаров и прочих порождений Мироздания. И он уже не висел, он падал в эту Пропасть. Падал аавстречу малиновому кругу, и он видел множество языков малинового пламени, вырывающихся из круга – Круга, который превратился в пылающую чудовищную воронку, пожирающую пространство. И в голове вдруг вспыхнуло – Барьер! Какой барьер? почему? зачем?! Никто не отвечал на его вопросы, связь, судя по всему, прервалась... Уже не было вокруг ничего: ни галактик, ни коллапсаров, ни межзвездной тьмы, был только бескрайний океан ревущего, гудящего, беснующегося малинового пламени. Цай приготовился к смерти. Она должна была когда-то придти. И вот она пришла! Он закрыл глаза. Но малиновый огненный океан не пропал – он полыхал и бесновался все так же яро и безумно. Барьер! Но почему языки пламени не сжигают его?! Почему тело бьется в ледяных судорогах?! Почему огонь полыхает только в голове и глазах, не обжигая и не превращая в пепел?! Барьер! Потому что это Барьер! Ответ не пришел Извне, он был в самом мозге Цая. Но какой Барьер?!

Все погасло в один миг. И ничего не было.

Цай сидел, скрючившись и обхватив трехпалыми руками колени, сидел на замшелом пурпурном йалуне, сидел с закрытыми глазами, все видя и все понимая. Он уже знал, где он. Это могла быть только родная Умаганга. Он открыл глаза – валун был и вправду пурпурным. И две луны висели в дневном небе. Но не это было важным сейчас.

Цая ван Дау сковал смертельный страх. Он ощутил себя младенцем, обреченным на жуткую смерть – голым, беззащитным, ничтожным, жалким. И все потому...

Потому что в сорока метрах от него возле сломанного желтого ствола агубаба стоял огромный и могучий, заросший почти до глаз черной с проседью бородой его отец – Филипп Гамогоза Жестокий, звездный рейнджер и последний властелин Умаганги. Глаза Филиппа были холодны, но его верхняя губа подергивалась в нервической улыбке, обнажая желтые прокуренные зубы. Отец был гол до пояса, и от этого выглядел еще более устрашающим. Набухшие красные шрамы бороздили кожу, будто кровавые реки, текущие по бугристым горам гипертрофированных мускулов. Руки у Филиппа дрожали. Он опять был пьян, смертельно пьян от своей нарколпеской, дьявольской отравы. Всклокоченные седые космы выбивались из-под алмазного двурогого венца, придавали лицу страниое, нехорошее выражение.

Да, это был именно он – отец, убийца, мучитель, садист, изверг, чудовище. Имевно таким запомнил его маленький Цай в тот страшный год. Неужели время его не берет? Неужели он совсем ве изменялся за эти годы?! Непостижимо. Цай ван Дау не мог стряхнуть с себя оцепенения. Он сидел сиднем, безводьиой жертвой, сидел на пурпурном валуне под двумя дневными лунами.

– Вот мы и встретились, малыш! – злобно оскалился властитель умагов. И из угояка рта, схривившегося в дьявольской улыбке, выкатилась капелька крови. – А у меня есть для тебя маленький сюрпризик, совсем маленький.

Филипп Гамогоза медленно завел руку за спину и столь же неспешно вытащил оттуда черный трезубец величиной с детскую ладошку. Трезубец был усеян искрящимися острыми шипами – легкое свечение расходилось от него, будто лучилось маленькое черненькое солнышко. Видя, какой эффект произвел «сюрприз» на сына-выродка, Филипп расхохотался во все горло, до судорожного, нечеловечьего лая, до хрипатой волчьей икоты. Он предвкушал славную охоту и редкостную потеху, и это было написано на его глумливо-сладострастном лице.

– Не-е-ет!!! – истерически завопил Цай. Он не мог совладать с собой. Ужас тех лет вонзился острой стрелой в его изболевшееся сердце. – Я не хочу-у-у!.

Цай сорвался с валуна и бросился бежать. Он бежал обхватив скрюченными руками свою уродливую, огромную голову, бежал долго, бежал, спотыкаясь, дадая и снова поднимаясь, бежал от неминуемой смерти. Он уже не помнил про Малиновый Барьер, про хрустальный лед, про Синдикат. Страх, безумный и слепящий страх гнал его вперед.

Он рухнул под желтой, пеноянтарной стеной дворца, уходящего под облака. Он уже не мог бежать, силы покинули его, сердце билось судорожно и неровно, в легких сидела тупая игла.

– Ты хорошо бегаешь, сынок! – прогремело совсем рядом, метрах в пяти. – Но ты бежал-ко мне, малыш!

Преодолевая ужас, Цай оглянулся. Филипп Гамбгоза Жестокий стоял у того же желтого ствола высохшего агубаба, все было тем же, лишь расстояние методу отцом и сыном сократилось во много раз. Это было непостижимо!

– Иди ко мне, мой дружочек, – ласково поманил Цая его свирепый и безжалостный папаша, – иди скорее, я верю, ты меня любишь, ты сам подползешь ко мне, малыш, чтобы я мог выковырять тебе глазик этим стебельком, верно я говорю, ха-ха?

Убийца поигрывал трезубцем, будто примериваясь, как бы его бросить поточное, как бы не промахнуться. На широком кожанном поясе у Филиппа в здоровущей позвякивающей связке висели пыточяые инструменты: иглы, ножи, щипцы, сверла, электровибраторы, клещи ... Палач забавлялся со своею жертвою, он оттягивал начало пыток, он играл с несчастным сыном-уродцем будто кошка с обреченной мышью.

Цай ван Дау понял – бежать нехуда, он в лапах садиста. Он убежал тогда, много лет назад, тогда ему посчастливилось. Он думал, что убежал раз и навсегда, бесповоротно и окончательно. Но вышло иначе. Проклятый Синдикат!

Проклятый хрустальный лед!

Он вскочил на ноги, чтобы встретить смерть лицом в лицо.

И тотчас его огромный отец оказался рядом. Он был втрое выше карлика, он был в стократ сильнее. Безумным, хохочущим циклопом навис издевающийся изверг над несчастным Цаем. Трезубец опустился, раздирая левое ухо, вырывая его ошметками, клочьями, причиняя острую боль.

Нет! Он не умрет овечкой, не отдастся в волю палача! Цай стремительно выкинул вперед правую руку – металлопластиконовая трехпалая кисть-протез вонзилась в нависающий живот, прорвала мышцы и ушла в глубь тела.

– А-а-а!!!

Дикий вой лишил слуха. Цай выдернул руку – следом вывалились окровавленные кишки. Он еле успел отскочить.

Но трезубец уже вонзился ему в плечо, раздирая мясо, ломая кости. Огромная, дико орущая и извергающая хмельной смрад рожа оказалась у его лица, забрызгала слюной.

Одним ударом левой Цай перешиб древко трезубца. Отпрыгнул назад. Упал. Ноги не слушались его.

А кровоточащий, рычащий получеловек-полузверь, не обращая внимания на вываливающиеся кишки, полз на него. И не было уже ни боли, ни ужаса в заросшем щетиной лице. Лишь сладострастие и безумие. Лишь вожделение и жаяэда кром! Это был монстр. Издыхающий адский монстр. Но он тянул руки к живому – искалеченному, обессиленному карлику, тянул, зная, что жертва не уйдет, не денется никуда. И Цай тоже это понимал. Он не мог убежать. И куда тут убежишь, если позади желтая стена, а впереди он – отец-убийца! И тогда Цай, собрав остатки сил, бросился вперед. Он вцепился своими железными руками-кручьями в это зверское лицо, вцепился, чувствуя, как уже ломают его тело огромные волосатые лапы, как трещит хребет, как лопаются глаза и хлещет из них кровь, его кровь. И все же он рвал дикую и злобную плоть, раздирал мышцы, пробивал кости, выдирая жилы, он добирался до мозга, чтобы отключить это туловище, навеки сокрушить его, навсегда, умереть, и его убить!

Но в какое-то миг чудовище поднялось, встало на колени, а затем и в полный рост. И отшвырнуло Цая от себя, бросило его со всей силы наземь. И он снова видел этого зверя, он видел занесенную над ним огромную когтистую лапищу, всю в черных волосах и рыжих пятнах. Он извернулся, уклоняясь от удара. Но лапа вновь нависла над ним, окатило кровавой слюной, желтой пеной. Еще миг... когти, какие большие нечеловеческие когти! разве это руки его отца?! разве это человеческие руки? В долю мгновения в голове Цая промелькнуло множество мыслей. Он уже не чувствовал, как вонзаются в его грудь дьявольские острия он уже ощутил конец своего бытия на этом жутком и омерзительном свете.

И вот тогда, сквозь оплывшие, уродливые бельма он узрел взмах алмазного лезвия, взлет ослепительного луча света. И увидел падение взлетевшего. И увидел голову зверя, отделившуюся от туловища и с грохотом покатившуюся вниз, к подножию холма. Голова скалила зубы и безудержно хохотала ... Цай не смог выдержать подобного зрелища, сознание покинуло его.

x x x

– Они нас засекли! – с остервенением прошептал Кеша. – Все, крышка!

Пулеметная очередь стальным веером прошла над головами. Иван вжался в землю, если можно землею назвать смесь глубоководного ила и крошева из гиргенита. Вторая очередь прошила воздух двумя вершками выше.

– Автоматика, – шепнул он Кеше. – Обычное пугало от диких зверей и всякой незванной живности – работает по движущейся цели, человека поражает только после рубежной черты. Мы сейчас можем идти в полный рост – ни одна пуля не коснется нас.

Кеша ухмыльнулся с сомнением.

– Не шибко верится, – просипел он. – И где ж эта рубежная черта?!

– Сейчас проверим!

Иван встал и сделал два шага вперед, потом еще два. Пули не брали его, словно он был заговоренным, они свистели над головой, справа и слева, но ни одна не зацепила даже краешка его одежды.

– Ложись! – кричал хриплым, приглушенным шепотом Кеша Мочила, только он умел так кричать. – Доиграешься, ложись!

Иван продвинулся вперед еще на семь шагов – и вот тут первая пуля зацепила плечевой манжет комбинезона, взвизгнула почти как живая. Он добрался до этой самой черты, после которой автострелки начинают поражать любую цель, в том числе и двуногую, разумную. Иван прижался к стене, распластался за небольшим неровным выступом. Автоматика допотопная, во лишняя дырка в теле ему не нужна. Если они пойдут дальше, будет срабатывать система за системой, сигнал оповещения уйдет в центр базы – вот тогда ими могут заняться всерьез. Они специально не поставили силовых полей, не преградили напрочь дороги.

Комплекс последовательно включаемых защитных систем – вот ловушка для самонадеянного путника! Он все сразу понял. Упал наземь, попытался отползти назад, к Кеше – и уперся в непреодолимую преграду. Силовое поле!

– Не ползи ко мне! – закричал он – Лежи! Не дергайся!

– Ты меня чего, за падлу держишь? – спокойно просипел Кеша. Он подползал все ближе.

– Да стой же ты! – сорвался Иван. – Тут ловушка!

Кеша оставался невозмутимым.

– Вся наша жизнь ловушка, – назидательно изрек он, – я уж скоро сорок лет из ловушки в ловушку переползаю да перепрыгиваю. Надоело, браток. Да только куда ж деваться?! И в ловушках люди живут.

Иван давно подметил, что в обычных, спокойненьких обстоятельствах Кеша психовал, нервничал, нудил и зудил, но надвигалась опасность, и ветеран становился совсем другим, превращался в кусок стали, изрекающий всякие житейские мудрости и обладающий феноменальной реакцией. Вот и сейчас – Кеша уже лежал рядом, в его дыхании не было заметно ни малейшей одышки, он был готов к бою, осаде, засаде, к пыткам, казням, к черту с рогами!

– Влипли? – вопросил он с какой-то необоснованной радостью и предвкушением серьезной драки.

– Влипли, – понуро ответил Иван. – Что делать-то будем. Ни вперед, ни назад. Сухой воды осталось на пять суток, а автоматика работает без проверок столетиями, иногда и дольше.

– Не мы первые, не мы последние. – сказал Кеша, поднимая с земли высохший, почти окостеневший плавник.

Иван огляделся – ил с крошевом были усеяны чьими-то давними останками, чего только небыло тут: и полуистлевшие непонятные скелетики, то ли рыбьи, то ли принадлежавшие ящерицам средних размеров, кости, раздробленные, переломанные, наверное, пулями, хрящи, ребра... метрах в двенадцати узкий лучик шнура-поисковика высветил человеческий череп с характерной черной отметицой во лбу – беглый каторжник, и каким дьяволом его сюда занесло, за тысячу верст от ближайшей зоны?! Положение было несладким. Иван даже невольно погрешил на карлика Цая – а не специально ли послал он их на смерть, не захотел ли избавиться от свидетелей своих преступлений? Каких преступлений, собственно говоря? Они все, по определенным меркам, преступники, они все преступили какуюто черту, потому что не преступить ее было бы еще большим преступлением. Вот и сейчас, перед ними черта!

– Так и будем лежать? – спросил он у Кеши.

Тот сунулся вперед, вытянул руку – пуля ударила ему в металлическую кисть, высекла искру, отскочила. Он сразу отдернул протез.

– Метко бьют, собаки! – сказал он, осматривая руку. На среднем пальце осталась чуть приметная тускленькая вмятина. – Щас бы парочку гранат. Может, поищем, поскребем по сусекам, а?!

Иван понял, на что намекает Кеша. Это было наивно. Но это был выход. Он сунул руку в мешок – в левом, потайном отсеке Гугова супермешка-скраденя было еще не меньше полуторы дюжины биозародышей, тепленьких и чуть влажных. Сейчас можно загубить их всех – и ничего абсолютно не добиться! Но с другой стороны, ежели они их сохранят-сберегут, а сами тут костьми полягут в назидание будущим пришлецам, это лучше, что ли?!

Иван вытащил черный шарик. Сдавил его, швырнул вперед. Шарик полежал, пошипел, потом выпустил из себя облачко белого пара и сморщился, ссохся.

Сдох, – вынес заключение Кеша. – Давай еще!

– Погоди! Надо приготовиться, если из зародыша вылупится что-то путное, раздумывать будет некогда.

– Я готов, – ответил без размышлений Кеша. – Хоть бы вылупился бронеход! И два спаренных плазмомета! И еще...

– Кончай болтать! – Ивану вдруг пришла в голову простая, но хорошая мысль. – А может, выпустим поисковика, пускай ищет щель?!

Кеша поглядел на Ивана почти со злостью.

– Ну нет, – сказал он, – я больше по щелям лазить не согласный. Надо на прорыв!

– Черт с тобой!

Иван сунул руку в меток. Зародыш растекся в кулаке слизью, но тут же улетел во тьму – Иван бросил его со всей силы, прижался к земле. И не напрасно – вдалеке ухнуло, загрохотало, повалили клубы зловонного дыма, что-то засвистело пронзительно и лихо.

– Вперед! – завопил как резанный Кеша. И рванул во тьму.

Иван бросился за ним. Он слышал треск очередей, шум разрывов. Но ни одна пуля не попадала в него-значит, есть заслон, значит, этот зародыш сработал, из него вылупилось нечто большое, прикрывающее. Вперед! Они пронеслись сотню метров живыми торпедами. И снова вжались в землю. Луч прожектора шарил по гиргениту, по илу, по крошеву, по человеческим и нечеловеческим останкам, костям, черепам, ребрам. Этот луч выискивал их. Откуда он взялся!

Кеша лупил вперед из обоих парализаторов. Но, видно, ничего живого впереди не было, а для металла, пластика и камня лучи парализатора не страшнее солнечного зайчика.

– Вот суки! – хрипел он и норовил подняться, прыгнуть вперед.

– Не спеши, – шипел ему Иван. – Не дергайся!

Луч нащупал их. И в тот же миг нечто серое, прежде невидимое стало надвигаться, не оставляя ни прохода, ни лазейки. За этим серым и неопределенным по-прежнему визжали пули, гремели разрывы.

– Сами напросились! – лихо и обреченно выдохнул Кеша.

Будто в подтверждение его слов из серой массы, открывая светящиеся внутренности, высунулся плоский, шевелящийся «язык», подполз к ним, загреб обоих, затащил внутрь ... Все это произошло не столь уж молниеносно, было время, чтобы сделать хоть что-то, отскочить, уползти, извернуться, но обоих будто парализовало.

Внутри было светло и удобно. Кабина! Как они не поняли сразу – это же кабина! Вот три креслица, будто три живых полипа выросли из живого пола. Вот пульт – непонятный, полужидкий, медузообразный, но все же пульт!

– Это зародыш!!! – закричал опомнившийся Кеша.

– Похоже, нам повезло, – не веря своим глазам, заключил Иван. – Сейчас поглядим. – И, положив обе руки на пульт, точнее, погрузив их в желеобразную подставку, сказал: – Полный обзор!

Ничего не изменилось.

– Надо сесть в кресло, – посоветовал Кеша, озирающийся в поисках оружия.

Иван послушно сел на полип, и тот содрогнулся под ним, потек живым стволом по хребту, выгнулся мягким изголовьем, обтекая невидимый гипношлем.

– Полный обзор! – повторил Иван резче.

И опять ничего не изменилось.

– Сломанный попался зародыш, – заключил Кеша с досадой. – Теперь из него и не вылезешь!

Иван сорвал шлем, сунул в мешок. Изголовье шевелящимся живым языком облепило затылок.

– Полный обзор!

И тут они все увидели. Будто рухнула передняя стенапанель. Будто высветилось все вперед на километр. Не менее тысячи стволов вели огонь по ним – ураганный огонь, это была просто стена смертоносного железа, огненный ад.

Допотопная автоматика!

– Вперед! – скомандовал Иван.

Они не видели себя со стороны. Они могли только представить, как «серая масса» поползла вперед. У нее не было ни колес, ни суставчатых механических лап, ни гусениц. Она не вздымалась над поверхностью подобно антиграву – она ползла, перемещалась, но делала это очень быстро. Палящие стволы, изрыгающие смерть, приближались.

Иван напрягся. Сейчас самым важным было понять принцип действия и систему вызова команд. Это штука непроста, ох, как непроста! Он знал все новинки биотехники XXV-го столетия, он видел и кое-что из ХХХ-го, там, на планете Навей. Но подобного он не видал.

Надо было сосредоточиться. Слишком мало времени. И никаких рычагов, кнопок, никаких «гашеток» и спусковых крюков, никакой видимости боевого вооружения. Но оно должно быть!

– Какие средства защиты есть на борту? – вопросил он.

И не получил ответа. Нет, тут должна быть команда, никаких вопросов. Этот живоход рассчитан на управление и действие, а не на проведение дискуссий.

– Меню боевых средств! – резко выкрикнул Иван.

Перед его глазами четко и зримо возникли двенадцать строк. Ни одного слова, ни одного знака, ни одной строки он понять не мог, это была абракадабра. Наугад! Надо наугад! Он сосредоточился на третьей сверху. И она сразу высветилась.

– Пуск! – скомандовал Иван.

Будто смерч пронесся в туннеле, сворачивая стволы, сметая их, разбрасывая, превращая в жалкое и никчемное железо. Огонь стих почти сразу. Лишь откуда-то издалека, отрывисто и нервно бил последний пулемет.

– В стену лупит, – пояснил глазастый Кеша, – вот тебе и автоматика.

– Вперед! – выкрикнул Иван. Сейчас нельзя было останавливаться. – Вперед!

И они уперлись в каменную, гиргенитовую стену.

– Вот тебе и вперед! – Кеша сокрушенно ударил себя по колену. – Может это тупик, ложная база, подманка для дураков?

Иван покачал головой.

– Непохоже.

Живоход сам пополз вверх, видно, действовала команда «вперед,» и он ее понимал как движение без остановки. Вверх! Значит, там ход?! Иван заорал:

– Полный обзор с постепенным увеличением во все стороны – выполнять!

Но со всех сторон был мрак. Высветился лишь верхний ствол шахты. Это была именно шахта – скобы, крепления, округлые, обработанные проходческой техникой стены.

Чьи шахты?! И чья база?! Может, они сейчас лезут головой в пекло?! К черту на рога?! Если это правительственная база, почему ее нет ни на одной из схем-карт Гиргеи?! Если тут логово Синдиката, одно из бесчисленного множества, разбросанных по Вселенной, почему допотопная автоматика и эта пальба. Синдикат не любит шума, он любого придавит тихо и спокойненько. Довзрывники ... с земной автоматикой? Исключено! «Серьезные»? Навряд ли! Обманка!

Это ложная база! Но ведь значит, где-то должна быть настоящая.

Иван не успел додумать – живоход вздрогнул от сильнейшего внешнего удара. Взрыва не было, вспышки не было. Это включили защитное поле! Что делать?! Решение родилось мгновенно!

– Приказываю! – закричал Иван, понимая, что нет нужды кричать, достаточно просто четко поставить задачу мысленно, и все! – Приказываю! Переключиться на полное самообеспечение, на саморегулирование и нанесение боевых ударов всеми силами, всей мощью! Вперед! На прорыв! Вперед! – Он командовал бессвязно. Он сам не понимал, какая команда выполняется сразу, а какая проскальзывает мимо «ушей» внутреннего мозга живохода. Но он попал в точку. Живоход содрогнулся ... и уверенно попер вперед и вверх по стволу. Впереди бушевало пламя, и потому разобрать что-то было невозможно. Расплавленный металл ручьями лился сверху, не причиняя вреда живоходу и сидящим в нем, металл не успевал застывать на стенах, светился, ручьи сливались в реки, в водопады, пока совсем не заслонили породу и крепления.

– В этой штуковине я чувствую себя как у Христа за пазухой, – признался Кеша с самодовольной улыбкой. – По-моему, пора давать команду наверх, на поверхность! Как ты считаешь?!

– Не богохульствуй! – ответил Иван. Он ничего не считал. Он не знал, какой боезапас в этом живоходе, вылупившемся из крохотного зародыша. Сколько в нем сил?! Надолго ли его хватит?! Может, через минуту они все сварятся живьем в этом аду?! А до поверхности Гиргеи ох как далече!

Их вынесло в огромный сферический зал с серебристыми стенами. Посреди зала стоял огромный, непривычного вида гиперторроид и натужно, тяжело гудел. Ни огня, ни пальбы в зале не было. Значит, они прорвали силовой заслон? Значит, пробились? Рано еще делать выводы.

– Ваня, да это ж статор! – обомлел Кеша. – Безуха! Земля! Майями! Пляжи! Девочки! Ваня, я так давно не лежал на горячем песочке! – Кеша вел себя как курсант-первогодок, но Иван видел его ледяные серые глаза и понимал, это все слова, слова, слова – сам Кеша не верит в них, он заклинает себя и его.

– На статор не очень-то похоже, и кабины нет, – мрачно изрек Иван. – В любом случае выходить из живохода опасно, понял?!

– Наша все-все понимай! – дурашливо ответил Кеша. – Наша умная!

Иван сидел и крутил головой. Ни души. Ни человека, ни андроида, ни подвижных систем. Может, это брошенная база, может, они воюют с призраками и оставленными ими стражами?! И почему, дьявол их побери, повсюду разбросаны эти торроиды?! Ему вспомнилось Пристанище, все эти предварительные миры и сферы, все эти «тамбуры». Кто понапихал везде и повсюду статоры?! И почему они срабатывали даже по непроложенным путям?! Ивана просто обожгла эта простенькая мысль, которая почему-то не пришла к нему тогда, на планете Навей. Да, ведь он запросто переместился в подземелье к Лане, к жертве, которую готовили тамошние вурдалаки для приношения своим сатанинским божествам, к любимой, брошенной им. Почему?!

Ни один земной Д-статор не работал в подобном режиме. Значит, все врали, значит, эти кабины вовсе не предназначались для путешественников будущего, которым надоела «большая игра» и которые решили убраться восвояси или еще куда-нибудь подальше от жути безумных миров?! Кто тут замешан?! Слишком много игроков! Слишком много непонятного! Но почему он тогда не удивляется живоходу, в котором сидит?! А кто его создал, запрограммировал и свернул в биозародыш? Он всегда верил Гугу. Но Гуг сам толком не мог объяснить. Весь его треп насчет сверхсекретных лабораторий на каких-то там судах, треп о прорыве во времени и прочем, это еще не основание для того, чтобы верить на все сто! Где факты?! Где хоть что-то объективное, доказуемое... И почему живоход вдруг застыл столбом, ведь ему был дан приказ все время вперед?! Значит, здесь уже нет «переда» и «зада», значит, здесь начало, точка отсчета?

Или он просто выработался? Сломался?! Гадать некогда.

– Открыть выход! – приказал он.

Что-то хлюпнуло, чавкнуло – и образовалась маленькая дыра-клапан – только-только пролезть. Кеша сунулся было к дыре, но Иван остановил его.

– Шнур! – сказал он. – Ищи, дружок! – И выбросил наружу шнур-поисковик. Тот моментально скрылся из виду, принялся за работу.

– Вверх! – скомандовал Иван. Он не очень-то надеялся.

И потому даже немного удивился, когда живоход взмыл вверх, застыл над полом на высоте десяти метров.

Они медленно проплыли над гиперторроидом, зависли над ним. Теперь Ивану стало ясно – это неземная вещь. И потому с ней лучше не связываться. Отгадка базы проста, как просто все на белом свете – это база переброса. Она работает и на вход, и на выход. Вот только вопрос – кто оставил тут эту базу ... круг замыкался, ответов на вопросы не было. В сердцевине гиперторроида проглядывалось почти непроницаемое черное пятно – это и есть «дверь». Нет, не «дверь», а целые «ворота» – огромные, широченные. Ворота из иного, наверняка чуждого мира. Голова болела от множества догадок. Но ни одна из них не поддавалась анализу и проверке. Почему он, собственно, решил, что все делалось одними руками? Ведь могло быть и так: нашли земляне, Синдикат, или Восьмое Небо, заброшенную инопланетную базу, наложили лапу, поставили свои защитные системы, закодировали? А могло быть и прямое сотрудничество, все могло быть! Не фантазировать надо, а действовать!

– Меня так и подмывает выбраться наружу, – приговаривал Кеша, – теряем золотое времечко! Провороним миг удачи, Иван. Сбежится охрана, припрыгают вертухаинам и живоход не поможет.

– Не придут и не припрыгают! – уверенно ответил Иван. Он сам не знал, почему так думает, но интуиция подсказывала – не тот случай, здесь не на силу все рассчитано, а на потаенность, никто и нигде не знает про базу, это лучше любой охраны... а «наблюдателям» все до лампочки, на то они и наблюдатели. – Никто сюда не сбежится!

Через полчаса живоход опустился на серебристый пол.

И почти сразу же в фильтровый клапан-дыру вполз шнурпоисковик. Он еле доползло Иванова запястья, вяло обвил его и замер мертвой холодной змейкой.

– Ни щелочки, ни дырочки! – доложил за него Кеша.

– Точно, – согласился с ним Иван, – даже ту, из которой мы выбрались затянуло ... может, дать команду на прорыв?

– А толку? – засомневался ветеран, – для чего мы сюда прорывались, чтоб потом обратно в подземелье, не-ет, надо туда! – Он выразительно посмотрел в черноту сердцевины торроида.

– Иди! – коротко отрезал Иван. – Ежели попадешь на песочек, погрейся и за меня!

– Вдвоем надо.

– Не можем мы рисковать, Кеша, не можем, понимаешь?

Иннокентий Булыгин удивился.

– Мы с тобой, что это, только-только рисковать начали?! – вопросил он. – А дотоле в игрушки играли?

– Хорошо! Ты остаешься, а я иду!

Кеша не успел возмутиться. Иван усадил его на креслополип, вдавил в изголовье.

– В случае чего ты знаешь, как обращаться с этой штукой. И не суетись. Жди меня!

Он выскользнул в клапан-дыру. Опробовал пол под ногами, притопнул, присел зачем-то, встал, развернул плечи – и быстро пошел к гудящему гиперторроиду. Только вблизи он сумел разобрать, что сам статор ни на чем не держится, он не закреплен, он висит над серебристым полом. Это было странно – в нерабочемположении, и столько энергозатрат на одни антигравы?! А кто сказал, что он не работает, что он не включен, что он не перекачивает сейчас чего-то такого из одного места в другое, из одного созвездия в другое созвездие, из одной Вселенной ... И все же в сердцевину должен быть особый проход. Иван пошел вдоль ребристого влажного, гудящего бока гиперторроида.

Он шел до черной отметины на полу – от этого пятна начинался желоб, ведущий в черноту сердцевины. Надо идти туда.

Иван обернулся и помахал Кеше рукой. Самого Кешу он не видел. А живоход выглядел со стороны малопривлекательно – серый, подрагивающий ком с одноэтажный сельский домик, даже поменьше – ни колес, ни ламп, ни рук, ни дверей, ни глаз, ни окошек, ни дырочки, ни хвостика – у создателей этой полуживой машины было странное представление о красоте и гармонии.

Пора!

Он скользнул в желоб. И понял, что не ошибся – поверхностные антигравы подхватили его, приподняли и повлекли в черноту и неизвестность. Иван знал, что в любой системе существует «сторож», который никогда не пропустит разумное, живое существо туда, где ему грозит опасность.

Но это в земных системах. А здешняя? Она почему-то не казалась ему земной. Но и не казалась инородной. Она была каким-то невообразимым гибридом своего и чужого. А потому могла и не иметь «сторожей». Поздно. Его втянуло в черноту – фильтр! опять эти фильтры! они везде! Ему настолько надоело тонуть и вязнуть во всевозможных фильтрационных «болотах», что сама мысль о просачивании через фильтр вызывала тошноту. Ну до каких пор! Горло сдавило, дышать стало тяжелее. Месиво, вязкое месиво! А вдруг на этот раз оно не отпустит его?! Ведь существуют же и поглощающие фильтры. Они не церемонятся с чужеродными телами, проникшими в них. Нет! Его уже выбросило ... тьма кромешная, но болота нет, он просочился, он в сердцевине.

Прежде, чем он встал и выпрямился, перед глазами замаячила ускользающая, мерцающая красная точка. Иван тряхнул головой. Сейчас надо сосредоточиться, надо прогнать видения ... и представить вполне определенное место, если не сработает, значит, это не перебросчик, не Д-статор, а что-то другое, похожее, но другое. Точка не пропадала. Наоборот, она становилась все больше, превращаясь в малиновый кружок.

– Не может быть... – невольно прошептал Иван.

Он глазам своим не верил. Все Мироздание бешенным хороводом кружилось вокруг малинового круга. Он сходит с ума! Ему мерещится старое, десятки раз виденное, но невозможное здесь. Невозможное! Вся Вселенная сошла с ума в своем бешенном круговом танце. Это сумасшествие! Малиновый Барьер! Но он же стоит на месте! Он не несется в межзвездном пространстве со световой скоростью! Почему же вдруг Малиновый Барьер?! Галактики и метагалактики посходили с ума, они вращаются обезумевшим волчком. И океан малинового пламени! Боже! Дай силы! Сохрани и направь! Ивана трясло, и он не мог унять дрожи. На долю мига из тьмы выплыли двое, прикованные к поручням корабля. Почему они здесь?! Корчащиеся фигуры пропали. Это все галлюцинации! Опять память выкидывает свои штучки. Опять! Сто океанов малинового пламени! Это конец ... или начало? Дальше только Осевое. Он абсолютно точно знал, что за Малиновым Барьером нет ничего, даже пустоты, вакуума, там только столбовая дорога Вселенной – Осевое измерение!

Океан пламени поглотил его. И пропал.

x x x

Иван лежал на каменистой поверхности. Он видел свои руки, изъеденный камень. Чуть выше, над головой полз низкий, давящий белесый туман. Он именно полз, словно гонимый ветром. Но никакого ветра, даже малейшего дуновения не было.

Неподалеку кто-то тяжело дышал, сопел, всхлипывал.

Женщина? Здесь?! Иван не шевелился. Он знал, что в Осевом нельзя привлекать к себе внимания. Он знал, что чем больше ты будешь дергаться и суетиться, тем больше тебе же и достанется. И вообще – в Осевом нет ничего реального, там лишь призраки, фантомы твоей же памяти. Последний раз он был в Осевом, когда шел на капсуле-развалюхе в Систему. Да! Он почти ничего не помнил. Да что там почти! Он ни черта не помнил. Лишь ощущение своей страшной вины. Лишь оставшиеся на коленях, прилипшие к пластику комбинезона длинные женские волосы ... волоски, три или четыре. Она хотела, чтобы он забрал ее из Осевого Но разве там есть жизнь? Осевое – это сквозная дорога, это измерение, гипертрофирующее память, рождающее фантомов, и ничего более! Светка! Она погибла при входе в Осевое. Она навсегда осталась в нем. Это она приходила к нему, она мучила его, терзала в образе жуткого, кошмарного упыря. Это она сидела у него на коленях и просила, чтобы он Прижал ее к себе крепко-крепко, чтобы он не отдавал ее никому ... Он начинал все вспоминать. "Спаси меня, я умоляю тебя, мне больше некого просить, не оставляй, спаси меня!

Забери с собой! Прижми к себе, сильно-сильно, накрепко прижми... и я вырвусь отсюда с тобой! Я верю, что вырвусь, только бы ты этого хотел!" Она растаяла. А он вышел из Осевого. И все забыл. Он не смог ее вытащить оттуда, не смог.

Всхлипывания стали отчетливее. И громче; Иван зажал уши ладонями. Нет! Только не это! Самый настоящий бред! Он же вошел в приемо-передающий сектор гиперторроида. Он все сделал правильно. Почему он оказался в Осевом?! И как теперь выбираться отсюда? Из белесого тумана выплыла маленькая дрожащая рука. Он узнал бы эту руку среди тысяч женских рук. Это была ее рука.

– Уходи! – прошептал он бессильно. – Уходи, призрак!

Он знал, что нельзя смотреть на эту руку, что нельзя затевать беседы и вообще говорить чего-либо, он притягивал к себе призрака сам. Но он не был полностью в своей власти.

– Ты пришел за мной, – еле пробился через плач ее голос. – Ты пришел за мной, но почему ты не хочешь взять меня за руку? Почему ты отталкиваешь меня?!

Иван заскрипел зубами. Он уткнулся лицом в камень, сжал веки. Но было поздно. Рука, нежная и легкая, опустилась на его плечо.

– Я знала, что ты вернешься.

Горячая слезинка прожгла комбинезон, растеклась по коже. Нет, это была сущая пытка, это было чудовищное, невыносимое наваждение.

– Тебя нет! Ты погибла! – стонал Иван. – Не мучь меня, уходи!

– Как же я уйду, если ты пришел ко мне, если ты ради нашей встречи преодолел столько препятствий, если ты не жалел жизни своей, чтобы придти ко мне, мой любимый?! Ты просто устал. Твой путь тяжек и долог. Ты безмерно устал, я все понимаю. Но не гони меня. Это ведь я. Света. Не верь своему рассудку, не верь себе и тем, кто тебе рассказывал про Осевое. Это я. А это – ты. И мы оба живы. Ты пришел, чтобы забрать меня. Но ты не знаешь, как это сделать. И я не знаю.

– И потому ты хочешь, чтобы я остался в царстве теней в Осевом?! – просипел Иван. – Да, ты этого хочешь?!

– Нет! Здесь страшно, Иван. Это не место для людей. Я бесконечно измучилась здесь. Я хочу выбраться отсюда ... Тут были ваши, но они ничего не могут, они заняты только своим.

– Кто это наши? И почему ты так говоришь?!

Иван перевернулся на спину, открыл глаза.

Страшный и мерзкий упырь-оборотень сидел перед ним на корточках, прожигал ледяным русалочьим взглядом и поглаживал слизистой дрожащей лапкой рукав комбинезона.

Терпеть. Все перетерпеть! Не подать виду! Не смотреть в глаза!

– Ваши – это те, кто пытается отгадать тайны Осевого измерения. Семьдесят восемь из них остались тут, – продолжил упырь Светкиным голосом. Скользкая, гадкая гадина – фантом, порожденный его же памятью и материализованный Осевым измерением. – Больше сотни ушли через Осевое...

– Куда?!

– Этому нет названия на земных языках, Иван. Они ушли сами, они ощутили возможность стать большим, чем просто люди, они не захотели оставаться среди смертных ... и они ушли!

– Секретный проект в Осевом?! – вскрикнул Иван.

– Я не знаю, как это у вас там называется. Просто они пришли с Земли, они пришли с белого света к нам. Пришли не так, как приходил ты. Но в этот раз и ты пришел не так. Дай мне руку.

Перед Иваном сидела его Света – Светик, лапушка, любимая, жена. Никакой это не фантом, это она! Она и тогда была с ним. Это она сидела у него на коленях, прижималась, просила не отпускать, забрать с собою. Что же происходит?! С проклятущей планеты-каторги он прямиком попал в Осевое?! Этого не может быть – потому что этого не может быть никогда!

– Я заберу тебя отсюда, – прошептал Иван, сам веря своим словам. – Я заберу тебя!

Он обнял ее и прижал к себе. Он знал, что в любую минуту может произойти превращение и в его объятиях окажется омерзительный упырь-кровосос, мокрый, гадкий, зудящий, прилипчивый и очень опасный, именно такие губят людей во сне, высасывая из них... не кровь, но душу. Он не понимал в чем симбиоз двух совершенно разных существ. Но так было в этом гнусном и подлом, жестоком и обманчивом Осевом измерении.

– Расскажи мне все, что с тобой было после моей смерти, – попросила вдруг она.

Иван вздрогнул.

– После твоей смерти?

– Да, ведь я погибла – погибла, по вашим понятиям. Что было потом?!

Иван обнял ее еще крепче, уткнулся носом в русые волосы. Он те хотел ничего рассказывать. Да и что он мог рассказать – сейчас все его злоключения казались пустыми и ненужными, ведь он так ничего и не добился, ведь пока еще ничего толком и не сделал для спасения человечества, обреченного и уже погибающего. Ему нечего было рассказывать. И потому он ответил:

– Ничего особенного, Светик. Ничего! Я долго тосковал без тебя. А потом я смирился. Есть вещи, с которыми надо смиряться.

– Я слышала от ваших, что из Осевого есть выход.

– Ты разговаривала с ними?

– Нет. Я их слышала. Но они меня не могли слышать. Меня могут слышать и видеть только те, кто знал и любил меня. Или не любил!

Иван оторвался от волос. Заглянул в большие, теплые глаза.

– Вот поэтому ты и есть призрак, ты появляешься лишь в моей памяти. Тебя нет!

Она улыбнулась странно и невесело.

– Меня нет в вашем мире. Но здесь я есть. Ты же обнимаешь меня, ты можешь поцеловать меня ...

Ивану вспомнился привкус крови на губах, острые клыки, впивающиеся в рот, в язык, в шею и щеки. Упырь! Это было страшно. Он не хотел повторения тех ужасов.

– Я сама уйду от тебя, если ты не веришь мне.

Иван гладил ее плечи, спину, пытался утешить ее, шептал что-то нежное на ухо. А метрах в восьми от них сидел дрожащий унырь, глядел на него алчными русалочьими глазами, потел, всхлипывал и мелко трясся. Они всегда порознь! Всегда! Почему он внушил себе, что это она, меняющая свое обличие?! Как он обманывался!

– Я поцелую тебя. Ты моя любимая!

Он припал к ее губам, теплым и нежным, живым губам.

И они не превратились в липкие губы вампира. Это была она, Светик, любимая, самая дорогая на свете, единственная ... живая.

– Вот видишь, ты поверил мне, – шепнула она на ухо, когда их поцелуй оборвался. – А теперь ты должен придумать, как забрать меня отсюда, ты все знаешь, ты обязательно найдешь дверцу из этого мира теней! Мне нужно уйти с тобой! Мне нужна эта дверь!!!

Иван невольно отпрянул. Дверь?! Авварон Зурр бан-Тург?! Пристанище?! Система?! Им всем нужна дверь в его мир! И ей тоже?! Нет, он слишком мнительный, слишком подозрительный, так нельзя! Они ищут какую-то дверь? Но у Авварона уже был в руках Кристалл с кодом и дешифровкой координат – записанный блок памяти, закрытый сектор? Он потерял его. Но он знает – где. Или не знает?! Уже невозможно далее терпеть эту путаницу, он все смешал в одну кучу, заподозрил ее, Свету! Иван сжал ее виски ладонями и отодвинул от своего лица.

Лучше бы он этого не делал – прямо в глаза ему алчно и дико взирал трясущийся, скользкий упырь.

– Не-е-ет!!! – закричал Иван во всю глотку.

Отпихнул от себя чудовище. Вскочил на ноги ... и, пробив пелену белесого ползучего тумана, вырвался куда-то в непонятное, под две ущербные луны в лиловых небесах.

Пристанище? Сонный мир? Нет! Он никогда не бывал здесь, так почему же он оказался в этом мире?

Вдогонку неслось: «Не бросай меня! Не уходи! Я не могу здесь оставаться, Иван, не уходи-и-и!» Он не слышал ничего. Он бежал, сломя голову, не чуя ног под собой. Он знал, что потом будет проклинать себя за слабость и трусость, но ничего не мог поделать – бежал, не разбирая пути. Лишь высоченная желтая стена маячила впереди. Если это Осевое – так почему здесь луны, которых он никогда не видел, почему желтые стены в лиловых небесах? Эх, лучше бы он остался с Кешей! Живоход – это единственное их спасение!

Туман под ногами рассеялся, обрывки его словно клочья ваты цеплялись за сапоги, отставали. Иван бежал во всю прыть. И двигало им в эти минуты нечто большее чем страх. Дверца? Канал?! Они поразному называли проход из своих миров в мир земной. Но суть-то была ясна. Доступ для всей этой нежити во Вселенную человека был закрыт, заблокирован, закодирован, заговорен – они даже не знали, как к нему подступиться. И он им невольно помогал. Он всегда нес добро, но по его следам ползло зло. Он прокладывал путь этому злу, пусть не сам, пусть по чьей-то недоброй воле – но ведь он, а не кто-то другой! Нет! Слишком круто! Если бы он сидел и ничего не делал, было бы хуже, неизмеримо хуже. И все же он виноват! И все же это Осевое измерение, это не просто бунт его подсознания, выверты памяти. Это реально существующая область Бытия. Нечего внушать себе, что все происходит в воспаленном мытарствами мозгу!

С огромного пурпурного валуна на Ивана бросился шестиногий зверюга с тремя рогами на носу и серповидным хвостом. Реакция сработала – рукоять скользнула в ладонь, – заискрился алмазный меч – и хищник, огласив окрестности истерическим рыком, рухнул в высокую алую траву. Иван не мог остановиться. Он бежал. Будто за ним гнались. А в ушах стонало и выло: «Не оставляй меня-я-я!» Нет, это все самое, настоящее, оно есть. Недаром здесь ведут исследования ребята из закрытого сектора. Исследования в Осевом! Почти никто о них и слыхом не слыхивал. Загадка XXV-го века! Иван несся вперед, начиная осознавать, что его гонит некая сила, что он не совсем цодвластен себе. Он это понимал и раньше ... но забыл. Почему? Почему?! Он должен спасать Свету, вытаскивать ее из адского измерения. А его несет куда-то. Только бы самому выбраться отсюда. Он тогда прижмет этих парней из закрытого сектора, он их возьмет за шкирку и потрясет хорошенечко, он выколотит из них все секреты! И он вернется тогда! Он вытащит отсюда Светку!

Пронзительный крик на миг остановил его. Но только на миг. Причал кто-то знакомый. У желтой, уходящей в небеса стены кого-то убивали. От крика закладывало уши.

Цай! Это вопил обезумевшим зверем карлик Цай ван Дау.

Раздумывать было некогда, Иван рванулся к стене. В три прыжка он подскочил к огромному уродливому монстру, заросшему черной с проседью щетиной, вскинул меч – хохочущая, скалящая зубы голова покатилась вниз по склону алого холма.

Только тогда Иван увидел истерзанного, жалкого Цая.

– С этой тварью покончено! – сказал тихо.

Цай всхлипнул, вытер кровь со щеки и пробурчал:

– Эта тварь – мой родной папаша.

– Ну извини тогда, – опечалился Иван, – не знал.

– Спасибо тебе, – захрипел Цай, – ты меня спас. Он давно хотел меня убить. Он преследовал меня повсюду. Правда, во снах и кошмарах. А теперь вот добрался наяву. А ведь я думал, что он давно уже сдох.

Вид у Цая был отвратный, будто его грызла целая стая гиен и шакалов, грызла не меньше суток. Но руки-ноги, голова были целы. У Ивана давно глаз приметался: кто в яму глядит из раненных и увечных, а кому еще жить да гулять.

Но откуда он взялся в Осевом?!

– Как ты попал на Умагангу? – спросил карлик.

– По-моему, ты немного ошибаешься, – ответил Иван, – это никакая не Умаганга.

– Значит, я не могу узнать своей планеты? Значит, я совсем трехнутый?! – занервничал Цай, заматывая раны на руке какими-то обрывками.

Голова в овраге продолжала хохотать и скалиться. Зато съеживающееся тело «папаши» было похоже на выброшенную волной медузу, оно растекалось, превращалось в нечто бесформенное.

– У вас бывает так? – спросил Иван тихо, но твердо, кивая в сторону головы.

– Нет, – ответил карлик, бледнея еще больше.

– Приглядись – все ли вокруг тебе знакомо? – настаивал Иван.

Цай ван Дау приподнял бельмастые веки, повернул голову.

– Я давно не был на Умаганге, очень много лет, здесь кое-что изменилось, – сказал он. – Но не могла же луна Угага стать вдвое меньше, верно? А стена?! – Он подполз к стене и ковырнул ее металлическим ногтем, посыпалась крошка. – Это не агайский пенный янтарь, а какая-то дрянь. Куда они подевали настоящую стену?! И трава ... она же ненастоящая! – У Цая словно заново открывались глаза.

Он ничего не мог понять. Он тер виски, озирался, бледнея смертной бледностью, до зелени, до синевы.

– Здесь нет ничего настоящего, Цай, – сказал Иван. – Потому что это не Умаганга. Это Осевое измерение.

– Неправда!

– Ты видел Малиновый Барьер?

– Да.

– Мы в Осевом измерении, Цай. Сюда редко попадают живые. Но мы с тобой попали.

На минуту Цай погрузился в мрачные размышления, на него стало страшно смотреть. Это был самый настоящий труп – труп маленького, корявого, большеголового уродца; труп, скорчившийся, перекореженный, жалкий. Наконец он шевельнулся, ожил.

– Наверное, ты прав, Иван. Это не Умаганга. – Помолчал. Завел иное: – Вы с Кешей пробились на базу, так?

– Пробились.

– Ты нашел там...

– Там ничего не надо было искать. Гиперторроид торчал в центре огромного зала, открыто.

Цай усмехнулся.

– Открыто – на глубине в сотни миль, в толщах гиргенита, в слоях, которые никто и никогда не исследовал, потому что там гиблое, ненужное, пустое место?! Это перевалочная база. Понял? Я давно догадывался, что Гиргея не просто планета-каторга, не только ридориум притягивает к ней словно мух всякую сволочь! Теперь я убедился в этом, Иван.

Иван присел на траву. Он глядел на скалящуюся голову.

Он не хотел видеть это уродство, но оно приковывало его взгляд словно магнитом. Сидел и слушал Цая. Тот говорил все верно. В недрах проклятой Гиргеи нашли себе приют многие: и довзрывники, если это не галлюцинации, и Синдикат, и чужие... планета освоенная, прочно занятая каторгами, рудниками, на нее доступ закрыт, никто не полезет ковыряться в ее нутре, ядро остывшее, сверхтвердое, удобные ходы-выходы, какие-то связи и инфраструктуры еще с прежних времен, стародавних, исчисляющихся миллионолетиями. Так где же еще создавать перевалочные базы?! Где ставить статоры и гиперторроиды?! Сам Бог велел на Гиргее! Или сам дьявол! Значит, эти устроители баз и перебросчиков имеют свободный доступ на Гиргею? Они не боятся системы заслонов, силовых полей и кодированных гипносетей на орбите? Или для них эдаких мелочей просто не существует? Слишком много вопросов.

– Мы никогда не разберемся в этом болоте! – сказал Иван Цаю.

– У Синдиката есть свои интересы в Осевом, – неожиданно выпалил карлик. – Понимаешь?

– Нет.

– Я сюда попал только потому, что Осевое нужно Синдикату! Я щуп этой гнусной мафии! – Цай ван Дау вскочил на свои кривые, изуродованные ножки и заорал во всю мочь: – Я не боюсь их! Пусть все слышат! Пусть все видят! Не-бо-юсь!!!

Иван догадался в чем дело, ему не надо было разжевывать мелочей. Они оба здорово влипли.

– Хватит кричать, – сказал он, – там нас Кеша ждет.

– Кеша? – ошалело переспросил Цай ван Дау.

– Угу.

Цай сразу успокоился. Если кто-то и где-то их может ждать, значит, еще не все потеряно. Вот только шли они в Осевое через разные дверцы, так где ж гарантия, что выберутся через одну?

– Знаешь, когда я понял, что Осевое не мираж? – спросил Иван у карлика Цая. И не дождавшись ответа, заявил: – Когда увидел, что ты не признак! Если в каком-то измерении или пространстве оказались двое и оба ощущают в нем присутствие другого, значит, это реальное пространство.

– Ну и что? – удивился карлик.

– Для меня это был очень важный вопрос. Теперь вопроса нет, – пояснил Иван.

– Для меня вопрос – как отсюда выбраться, – карлик усмехнулся. Усмешка на изуродованном, разодранном лице промелькнула жуткой гримасой.

После ухода Ивана ветеран аранайской войны и каторжник-рецидивист Иннокентий Булыгин не долго предавался унынию. Сказано было ждать, значит, надо ждать. Теперь он верил, что вертухаи не припрыгают, не прискачут и не приползут. Потому как нет здесь никаких вертухаев – база брошенная, работает по привычке, в авторежиме. Ну и хрен с ней, пускай работает.

Он в несколько приемов овладел живоходом – поползал по стенам и потолку зала, полетал над огромным гудящим бубликом, который все звали слишком уж торжественно и научно, гиперторроидом. Вернулся на прежнее место. И заснул.

Кеша был немолод, к тому же он страшно устал и от жизни, и от войн, и от каторги. Последние события – побег, тряска, пытки взбодрили его. Но сколько же можно без сна? Он провалился в глубочайший полусон-полуобморок.

Сколько он спал, не знал никто кроме помалкивающего бортового «мозга» живохода. Перед самым пробуждением, как это и бывает часто, Кеше приснилось нечто странное.

Ему приснилось, что он проснулся. Проснулся в удобном, обтекающем тело кресле. Откинутая на большое и мягкое изголовье голова была Легка, невесома. Невесомым казалось и тело. Он славно отдохнул! Кеща уставился вперед – прямо на пульт живохода. Больше смотреть было не на что, обзор он вырубил перед тем, как заснуть. Он не узнал пульта. И зажмурил глаза. Потом снова открыл их. Рабочий пульт боевой десантной капсулы невозможно спутать с любым из других пультов. Кеша чуть не вывалился из кресла.

– Полный обзор! – закричал он, цепенея от догадки.

И догадка подтвердилась.

Он висел посреди черного, усеянного звездами неба, висел в страшной космической пропасти, в которую падало все на свете и никак не могло упасть – падение было бесконечным. Он вырвался с Гиргеи?! Когда?! Как?! И где живоход?

– Где мы?! – закричал он снова. – Координаты?!

Мозг капсулы выдал на прозрачном невидимом табло перед ним два ряда мигающих цифр и для понятности одно коротенькое предложение: «нестабильная орбита 1089 – Гиргея». Это означало: до поверхности планеты ровно одна тысяча восемьдесят девять километров, но расстояние меняется каждую секунду, вместе с направлением и скоростью капсулы. С огромным трудом их можно засечь.

Но сбить капсулу, уничтожить ее практически невозможно.

По Кешиной небритой щеке поползла предательская слеза.

Свобода!!! Он столько лет мечтал о свободе. И там, на чертовой Аранайе, и здесь, на трижды проклятой гиргейской подводной каторге. И вот она, дорогуша! Он свободен! Он может сигануть сейчас на капсуле куда душе пожелается.

Боевая капсула! Это предел мечтаний! Это сказка, фантастика! Его ждут девочки на Гавайях, как они его ждут! Он не обманет их ожиданий! Он сию же минуту рванет к ним!

Жаль, что у него нет на борту термосаллиевой бомбы в полмиллиарда мегатон, он с огромным удовольствием хлопнул бы напоследок дверью – разнес бы в клочья эту поганую планетенку со всеми ее вертухаями и ... Кеша приуныл, – каторжанами. Нет, хотя среди них и было много всякой сволочи, он не желал им ни погибели, ни зла. Сразу вспомнился Иван. Потом коротышка Цай. Нет, девочкам придется обождать немного.

– Эй ты, умник! – рявкнул он, обращаясь к бортовому большому мозгу. – А ну слушай меня. Боевые коды...

Закрыв глаза, он по памяти отбарабанил все ряды цифр, которые выдал ему Иван, там, в хрустальной клетке. Хе-хе, они отпустили его! Здорово он провел этих лохов! Ай, здорово, будет чего порассказать на старости внучатам. Хотя какие у него внучата – пули да гранаты! Кеша сокрушенно вздохнул. На невидимом экране загорелся зеленый нолик, кругленькое колечко. Это хорошо, большой мозг признал его и готов выполнять все команды без исключения. Ну, Иван, спасибо!

Кеша разогнал капсулу, поймал в радарную сеть сразу четыре охранных спутника: два сверху, один снизу и один слева. Все они были далеко-далеко, и не видели капсулы. Но она их видела.

– Малый огонь, – вяло скомандовал Кеша и вырубил полную прозрачность. Теперь он хотел видеть, что произойдет с «шакалами» на экране, при большом приближении. Ничего душещипательного не произошло – четыре поблескивающие шарика, ощитиненные радарами и боевыми ракетами, почти одновременно будто лопнули, разлетелись осколочками, ни одна из блокированных боеголовок не разорвалась. Кеша зевнул. Работает! Ну и хорошо. Ей и придется поработать немного. Через сколько он там пообещал барьеров пройти – через три или четыре? Да будь их хоть пять! Он перепрыгнет через них, только пыль стоять будет!

Неужели его еще не засекли? Должны засечь вот-вот. Ну что же, пора. Пришло время вспомнить, как он ходил в десант, как он бросался вниз головой на дьявольские, кипящие смертным варевом планеты. Вперед!

– Большая воронка. Левое горло. Кратер А2147, – затараторил он с нервическим придыханием, – траектория 14-08-422-11. Полный вперед! Полный! Антигравы до отказа давай! Пошла, родимая!

Капсулу не надо было учить, это ее большой бортовой мозг мог бы поучить многих. Но Кеша орал во всю глотку, ему доставляло огромное удовольствие все это, он шел в атаку с криком, с ором, с боевыми кличами, будто пытался устрашить незримого противника.

Тело превратилось в свинцовую болванку. Ветеран не боялся перегрузок. На полном ходу мало кто врезался в планету, любителей рисковать своей собственной шкурой почти не было – но когда уходили от преследования, годилось все. Капсула черной молнией пробуравила пакостную атмосферу Гиргеи, выжгла вглубь пятьсот метров воды под собой, обратила их в ревущий пар, рвущийся к небесам. И не дав ему вылететь из воронки, ушла в океан. Первые двенадцать миль капсула опускалась под водой на крейсерской скорости. Дальше надо было выбирать маршрут. Радар нащупал три большие подводные пещеры. Избрать лучшую должен был бортовой мозг. Но Кеша уверенно повел корабль к самой большой и глубоководной. Он был абсолютно уверен, что первый этап лихой операции прошел на славу – зажравшиеся и ленивые вертухаи остались с носом.

Им никогда не засечь капсулы. Никогда!

Черные, свинцовые воды Гиргеи! Безбрежный, безмерный океан! Что для вас семидесятитысячетонный кораблик, погружающийся в вас – песчинка, кроха, капелька, ничто! Исполинский, на три четверти водяной шар – и спресованный в каплю ураган, сжатый в песчинку огонь целого созвездия, сконцентрированные в малой крохе ум и воля цивилизации. Боевая десантная капсула! Как правило их оставляли на орбите и шли на штурм в десантном боте.

Но обстоятельства бывают разные. Иногда нужно рискнуть. Для Кеши риск был не только его профессией, он был для него частью сложной и неоднозначно воспринимаемой окружающими натуры. Непрост был Иннокентий Булыгин. Может, поэтому и выжил он там, где простому смертному надлежало трижды распрощаться с белым светом.

Про аранайскую войну на Земле почти никто не знал.

Это была тайная война. Добровольцев вербовали по всей Вселенной – кого добром, деньгами и посулами, кого силой. Тридцать лет продолжалась одна из жесточайших в истории Мироздания войн, тридцать лет лилась кровь людская и нелюдская. Аранайя была одним из нелепейших миров: в центре системы висела огромная звезда – Арана, голубой гигант. В смутные, доисторические времена, сразу после рождения солнц, она умудрилась каким-то образом урвать в сферу своего притяжения двенадцать светил первой звездной величины, семь красных карликов, одиннадцать желтых карликов и три псевдоквазара. Все они вращались по сложнейшим орбитам вокруг гиганта, увлекая за собой в этом вращении двести сорок шесть планет, три тысячи пятьсот крупных астероидов и не менее сорока пяти тысяч боевых и гражданских спутников, станций, космолабораторий. Все это называлось Аранайей. И обитало в ней полтора миллиарда людей и восемнадцать с половиной миллиардов аборигенов-гуманоидов. Бодяга началась с того, что аборигены разделились на три лагеря и по каким-то своим, необъяснимым для людей причинам объявили друг другу войну до полного истребления противника. Иной войны у них и не могло быть, потому что три лагеря были тремя крупными родами, состоящими из множества родов более мелких. Кровная месть в каждом из родов была смыслом жизни и чуть ли не религией. Именно поэтому аборигены никогда не воевали друг с другом – слишком сильным было кровное «оружие устрашения», они разрешали все споры мирно и полюбовно. Земная Федерация поступила как всегда мудро и осмотрительно, она прислала своих наблюдателей в количестве шестидесяти космодивизий.

Одновременно при каждом роде был создан Центр советников. Все три центра набирали добровольцев независимо друг от друга, стремясь обеспечить превосходство своим подопечным и тем самым положить конец Кровавой бойне.

В аранайскую войну были вложены триллиарды, она сжирала уйму энергии, предназначавшейся для иных целей, десятки тысяч наемников и миллионы аборигенов гибли ежемесячно, в этой адской воронке сгорало до четверти всех боезарядов Федерации в год ... и тем не менее, несмотря на глобальные по своей мощи усилия войну никак не удавалось сдержать и остановить. Злые языки поговаривали, что кое-кому на Земле и в Федерации выгодна эта бойня – на Аранайе таких провокаторов и паникеров расстреливали на месте без сожаления, они подрывали дух миролюбия и невмешательства. Это было явной ложью, ибо Федерация для того, чтобы погасить военный конфликт в системе голубого гиганта отдавала все, не жалела даже сверхновейших образцов вооружения и техники, беспрестанно отправляемых на Аранайю. Жесток и злобен Дух Войны!

Иннокентий Булыгин испытал его прикосновение на собственной шкуре. На этой войне он был рядовым, и потому вволю понюхал пороху. Его семь раз контузило, шрамы от двенадцати ранений украшали тело, руки оторвало на семнадцатом году войны – но за последующие тринадцать Кеша настолько свыкся с металлобиопротезами, что считал их своими руками без всяких поправок, восемь лет в общем счете он мыкался по аранайским лагерям, в которых почти никто не выживал. Кеша был дьявольски живуч!

Он выжил в кромешном аде тридцатилетней аранайской войны. Он выживет и сейчас! Надо только не жалеть себя!

Надо пробиваться вниз, вглубь! Прорывать десятки, сотни километров гиргенита, базальта, черного мрамора, толщи свинцовой жижи. И капсула! Он поставил капсулу на полную круговую оборону, на уничтожение любой приближающейся цели. Он знал, что делает. Он врубил полную Д-прозрачность, сигмапроницаемость и на всякий случай, если начнут прощупывать по старинке – абсолютную радиопрозрачность. Он знал все тонкости ведения войны – настоящей, жестокой, беспощадной и не имеющей правил. Он работал как андроид, как автомат, с застывшей на тонких губах кривоватой улыбкой. Он знал, что идет напролом нагло, хитро, мощно, бесповоротно. Он знал, что на такой прорыв никто не решился бы – никогда! Эх, Иван, Иван!

Не та в тебе закваска! Хоть и крутой малый, десантник-смертник ... но тебя никогда не били так, как били Иннокентия Булыгина, ветерана и рецидивиста, ты никогда не ожесточишься сердцем так. Слабо! Ты никогда не рискнул бы вонзить в чрево гадины Гиргеи боевую капсулу, ты ее заботливо оставил на орбите, пожалел. А Гиргея тебя не пожалела – вот и гниешь в ее поганом брюхе! Кеша погасил улыбку. С капсулой все в порядке – она разнесет в клочья всю эту паршивую планетенку, только сунься сюда! Пора!

Пещера блокирована. Все шито-крыто. Он нырнул в люк боевого десантного шлюпа. Утонул в глубоком кресле.

Вспомнил на миг Марию, оставшуюся навсегда на семнадцатом спутнике Аранайи, ее растерзанное гератами прекрасное тело. Скривился, скрючился. Но мозг работал в заданном режиме, сам по себе – вперед! Шлюп вырвался из мрака глубоководной пещеры, ослепил тонким лучом исполинского бронеголового ската, парализовал его на время, чтоб не мешался на дороге. И черным камнем пошел вниз.

Часть третья. ТРЯСИНА

Карлик Цай старательно заматывал свои раны какими-то обрывками, при этом сопел и кряхтел.

– Зря стараешься, – не выдержал Иван, – меня в Осевом на куски раздирали. А как обратно выныривал – ни одного шрама. Это все видимость. Ведь боли нет?

Цай подумал, покрутил головой, наморщил лоб.

– Совсем не болит, – признался он, – но поначалу жуткая боль была, какая там видимость!

– Любая рана должна болеть. А если нет боли – одно из двух: или она обработана и введен препарат, или никакой раны нет.

– Есть еще и третий вариант, – добавил Цай, – отключены болевые центры в мозгу.

Иван усмехнулся.

– Выходит, когда брюхо протыкали или по черепу долбили, центры не отключали, а потом взяли да и отключили, чтобы не мучился? Нет, в Осевом действуют странные законы. Нам их все равно не понять.

Законы в этом мире и впрямь были странные. Иван сидел на пригорочке и смотрел, как пытается взобраться к ним под желтую стену отрубленная голова – она очень старалась, хватала огромными оскаленными зубами траву, перехватывалась рывками, рычала, роняла желтую пену изо рта, поднималась на два-три метра выше... и снова скатывалась вниз. От самого тела осталось несколько лужиц слизи.

– Погляди на нее! – он дернул Цая за рукав.

Но тот не обернулся.

– Отстань! – просипел нервно. – Я нутром чую, нельзя смотреть, хуже будет.

Иван удивился догадливости карлика.

– Верно, – подтвердил он, – чем ты больше к этим призракам присматриваешься да прислушиваешься, тем реальнее они становятся, ты как бы сам их притягиваешь...

– Ну вот, дошло, – обрадовался Цай ван Дау, – а дальше вывод сможешь сделать?

– Какой еще вывод? – не понял Иван.

– Простой. Раз ты притягиваешь призрака исключительно своим вниманием, значит, его нигде нету, понял?!

– Нигде?!

– Нигде, кроме твоей башки! – ответил карлик. – Осевое только усиливает Твои же внутренние фантомы, оживляет их, дает им силу. Но ты можешь их убить, не пошевелив пальцем – резко переключись на другую мысль, и все!

– А подсознание? Ты им умеешь управлять?

– С подсознанием хуже.., – Цай обернулся, глянул вниз, в овраг. – И все же я прав. Нет там никакой головы!

Иван четко видел оскаленную голову. И он также четко знал, что этот фантом родился не в его мозгу. Карлик чегото путал, он искал слишком простых объяснений, а Осевое было сложным миром.

– Стена...

– Что – стена? – переспросил Иван.

– Она полая! – воскликнул Цай.

Забыв про свои раны и тряпки, карлик вскочил на ноги, вцепился трехпалыми изуродованными руками в желтый нарост, отодрал его, потом еще отодрал пласт... Иван бросился помогать. Через десять минут они полностью очистили большой черный экран, напоминавший что-то недавнее. Откуда в Осевом может взяться экран?!

– Надо поискать управление.

– Ничего нет, я все обшарил, – сказал Цай. И уставился вниз. Теперь он снова видел голову – она была маленькой, будто высохла и сжалась до размеров грецкого ореха, но она все еще продолжала скалить зубы. Бедный Филипп Гамогоза! Прах его наверняка уже сгнил на подлинной Умаганге, сколько прошло лет!

Иван вырвал Цая из сумерек воспоминаний.

– А ну погляди-ка, – нервно, отрывисто произнес он, – что ты видишь сейчас? Отвечай быстро и четко!

– Бледный старик с тонкими губами. Он говорит, но я ничего не слышу. Он только шевелит губами...

– Значит, не видение! Достали, гады! – озлобился Иван.

Он четко видел на экране знакомое старческое лицо. Но как могли «серьезные» попасть сюда, в Осевое?! Антарктика. Земля. Гиргея. А теперь и Осевое?! У них длинные лапы!

Губы ожили, голос будто прорвался с экрана:

– Ты думал, сбежал от нас? Нельзя быть таким наивным. Это просто глупо. Ну да ладно, скажи спасибо своим старым друзьям, мы вытащим тебя из Осевого. И этого тоже вытащим, передай ему.

Карлик ткнул Ивана в плечо.

– Что он говорит?

– Говорит, что вытащит тебя отсюда.

– Нет! Он с ума сошел. Синдикат никогда не простит мне! Они меня разыщут и убьют. Я не могу уйти по другому каналу! – Цай ван Дау не на шутку разволновался. – Они не посмеют.

Старческое лицо ехидненько и меленько засмеялось, морщины изуродовали лоб, щеки, даже нос.

– Еще как посмеем! Этот малыш очень много знает, мы давно следим за ним. И мы непременно окажем ему дружескую услугу. Мы ценим знающих людей.

– Что он говорит?! – снова закричал Цай. Он ничего не слышал.

– Говорит, что ты им пригодишься, я так понял!

От бессилия у Ивана дрожали руки. В голове гудело. Он ощущал, что это существо на экране почти всемогуще, что он в его руках, и бессмысленно даже делать попытку вырваться из этих рук. Достали!

За спиной кто-то стоял и взволнованно дышал. Иван боялся обернуться. Он вглядывался в старца, будто гипнотизировал его, будто хотел взглядом уничтожить изображение.

– Не уходи с ними, – тихо раздалось из-за спины.

Иван вздрогнул.

– Они погубят тебя!

За спиной стояла Света. Совсем не призрачная, с живыми грустными, вовсе не русалочьими глазами. По ее щекам текли слезы.

– Иван, не отвлекайся на каждый фантом, – вкрадчиво попросил старец с экрана, – их здесь слишком много, они заморочат тебе голову и ты окончишь жизнь в психушке... если выкарабкаешься.

– А ты сам-то не фантом?! – с ехидцей спросил Иван.

– Нет. И вы оба сможете убедиться в этом очень скоро, – ответил старец.

На плечо легла легкая рука.

– Иван, – проговорила Света совсем тихо, на ухо, – я знаю выход из Осевого. Меня эта дверца не пропустит, но ты сумеешь выбраться. Пойдем!

– Почему ты раньше мне не сказала? – спросил Иван.

– Я не могла с тобой расстаться. Для меня каждый миг возле тебя – счастье. Ведь ты уходишь надолго, а приходишь на минуты.

Цай беспокойно поглядывал то на экран, то на Ивана.

– С кем ты говоришь, – не выдержал он, – я ничего не понимаю!

– Я сам ни черта не понимаю, – сознался Иван. Ему хотелось идти за Светой. Она укажет выход. Но он не мог оторвать взгляда от экрана. Старческое лицо притягивало его магнитом. И зачем он полез в этот проклятый гиперторроид?! Сидел бы себе с Кешей в живоходе! Но тогда бы он не разыскал карлика Цая... А за каким дьяволом ему этот отпрыск императорской фамилии в черт-те каком колене?!

Все какая-то бессмысленная суета и возня! Вместо того, чтобы дело делать, он мыкается беспутным бродягой. Как все надоело! Но Света... Нет, это невыносимо!

– Пойдем! – он обернулся к Свете. – Я верю только тебе.

Она припала к его груди, всхлипнула. Поцеловала в губы живым, теплым поцелуем.

Теперь он не сомневался нисколько – это она, она живая, она пленница Осевого измерения. Ион обязан вытащить ее отсюда. Надо идти!

– Нет! Ты никуда не уйдешь! – взревел с экрана старик. – Стоять!

Иван оцепенел. Его мышцы превратились в камни, ноги в столбы. Им овладевало безразличие. Гипнодавление?!

Нет! Он не мог понять, как на него воздействует старец. Защитные пси-барьсры не помогали. Он испробовал все. Цай тоже был какой-то странный, на него нельзя было без слез смотреть – сгорбленная спина, опущенная голова, кровь из незаживающей раны на лбу.

– Пойдем скорее, Иван! – тянула за руку Света.

– Я не могу. Они держат меня!

– Ты должен уйти!

– Не могу. Я очень хочу идти с тобой. Но не могу даже шевельнуться. Если б ты пришла чуть раньше...

Старческое лицо исказилось смесью злобной гримасы и самодовольной улыбки, зазмеились, скривились тонкие губы.

– Пора!

Изображение пропало с экрана. И сам экран пропал куда-то. В стене зияла черная дыра. И в нее неудержимо влекло, будто кто-то невидимый тянул на незримых канатах.

– Не поддавайся им!!! – закричала во весь голос Света.

Ее руки рвали комбинезон на плечах, тянули назад. Но они были слишком слабы.

Иван сделал шаг вперед. Потом еще один. Он отчаянно сопротивлялся, пытался перебороть черную, колдовскую силу. Но ноги медленно передвигались, увлекая все тело в дыру. Понурый карлик обреченно и как-то механически шел следом. Он молчал, прикрытые желтые бельма крупно вздрагивали.

– Ива-а-ан !! – кричала не своим голосом Света.

Она ничего не могла поделать, невидимое поле не пускало ее дальше. Она упала на колени, вздела к лиловым небесам руки, потом не выдержала, уткнулась лицом в траву, зарыдала в голос. В сведенных судорогой пальцах были зажаты обрывки комбинезона, из-под ногтей сочилась кровь.

Он снова ушел от нее! Ушел! Теперь он никогда не вернется, эти звери никогда не выпустят его из цепких лап. Она оглянулась назад – с уходом живых Осевое обрело свои собственные приметы: белесый туман стелился над каменистой растрескавшейся поверхностью. Туман, мутные восходящие струи, облака черного клубящегося дыма, сумерки. Только скалящаяся, жуткая голова с безумными глазами напоминала о недавнем.

x x x

Аранайская война многому научила Иннокентия Булыгина. Но главное – умению не щадить себя. И он не щадил.

Шестнадцать километров свинцовой толщи он пронзил черной молнией. Одну за другой пробил шесть гиргенитовых переборок. Обшивка бота малость раскалилась. Это было к лучшему. Теперь десантный боевой бот становился похожим на капельку расплавленного свинца, брошенную в огромный шар масла. Наводка работала дай Бог! Кеша никогда не управлял таким совершенством. Он был мастаком по боевым капсулам, ботам, шлюпам, мог при необходимости повести и крейсер, но ему всегда подсовывали рухлядь.

А эта прямо со стапелей – новье! На таких приятно идти в бой.

А что боя не миновать, Кеша знал точно. Понастоящему надо было заглянуть на свою родную зону, устроить там шорох, потрясти кой-кого. Но Кеша отвечал не только за себя. Иван вытащил с Каторги Гуга Хлодрика и Ливочку. А он обязан вытащить Ивана... и этого коротышку, ежели подвернется под руку, ежели не улизнет снова. Рецидивист и беглый каторжник Иннокентий Булыгин был человеком чести.

В первый пост он врезался с ходу – разнес его в пух и прах, хотя из соображений безопасности можно было работать тише. Но Кеша не хотел прятаться, хватит того, что заховал капсулу. А сам он шел в открытую, как когда-то хаживал его далекий славянский пращур лихой князь Святослав – в пору хоть сигнал слать вперед: «Иду на вы!» На первом посту этого блока было всего шесть вертухаев и полсотни андроидов. Он накрыл их двумя снарядами с рассыпающимися, сквозного действия боеголовками. Никто и охнуть не успел. Сигнализацию бот сжег напрочь еще на подходе – встроенный «мозг» работал не хуже Кешиной головы, даже если пилот допускал просчет, «мозг» его тут же выправлял.

Его многоимпульсный и всецелевой щуп не только разрушал. За миг до уничтожения поста он считал всюинформацию, передал ее в «мозг». Теперь все ходы-выходы этого сектора на четыреста километров вглубь были как на ладони.

– Вниз? – орал Кеша. – Полный давай, полный!

Полнее было некуда. Дырявая, слоеная планета-каторга еще не знавала таких прорывов и эдакой лихости.

На двенадцатом посту произошла задержка. Наверное, кто-то успел передать сигнал тревоги. А может, и случайность – но на пути встала титанокремниевая заслонка в двести метров толщиной. Бот вывернул за сажень от нее, чуть искры не посыпались.

– Ну, суки! Держись!

Кеша повел машину по горизонтали. Теперь он сам себе казался карающим богом. Он крушил все подряд, без разбора. Он знал, на этом уровне нет каторжников. А всех прочих не жалел. Огненной стеной, смертоносным шквалом поокатился бот, уничтожая все. Через день-другой сюда подвалят инспектора из Центра или из соседней зоны. Но к тому времени и следа Кешиного не останется на гнусной Гиргее! Вот так. И не поминайте лихом!

– Вниз! Полный!

Главное, тотальная блокада. Ни один сигнал не должен уйти по горизонталям. Все следящие экраны просто погаснут и на центральном пульте и на всех периферийных. Никто никогда в жизни не догадается, что произошло нападение, подумают неисправность, обрыв. Этого и надо! Еще шестьдесят километров Кеша прошел без приключений – он уничтожал склады, взрывал автоматические рудниковые базы, вел себя как обезумевший вандал. Но он знал, что имеет на это право, знал, что ни одна сволочь, ни один земной чистоплюй не попрекнет его. Все по совести! Вперед! В первой же зоне он сделал остановку. После погрома вылез наружу. И обратился к сбившейся в кольцо толпе каторжан:

– Вы, братки, меня не ругайте. Может, я вам и хуже сделал! Не буду врать – никого с собой не заберу. А через пару дней сюда каратели нагрянут. Труба вам...

– Лучше так сдохнуть, чем гнить заживо! – выкрикнул один, молодой, с выбитым глазом и бритым лбом.

Но его не поддержали. Глядели на Кешу злобно и хмуро. Не будь за ним боевого бота, разорвали бы в куски.

– Ну, прощевайте, братки!

Кеша нырнул в бот, закусил губу. Глаза его стали влажными, но он сдержал слезу.

– Вниз! Полный!!!

Бот мог прошить насквозь три таких планетенки. И Кеша не жалел машины. На то она и машина, чтоб кататься. Вот полетит к черту, тогда и пешочком не поленимся. А пока – раздувай пары, мать твою!

Оставалось ни много ни мало – верст четыреста до цели. Ох и весела дороженька, только косточки трещат! Кеша будто скинул два десятка лет. Что тогда было? А ничего особенного – на Земле и по всей Федерации детишки в школу ходили, кто постарше – на работу, молодые влюблялись, ссорились по пустякам... кто из них слыхал про свирепую бойню за тысячи парсеков от мира и спокойствия, от пляжей и прохладительно-горячительных напитков, от маминых подолов и папиных подачек? Никто! А Кеша тогда, двадцать лет назад, знойным аранайским полувековым летом шел на штурм астероида 12-12, известного больше под прозванием Стальная башня. Он уже имел три ранения и два года лагерей. Были помоложе. Но вся надежда возлагалась на него, «старичка-ветерана». Эх, безотказность-матушка, скольких ты погубила! Кеша сразу все понял, когда его посадили в списанную стотонную галеру производства еще прошлого века – такие давали обреченным, такие было не жалко. Они думали, он законченный идиот. Но он обдурил их всех: и своих, и чужих. Он не пошел лоб в лоб на Стальную башню. Не пошел, хотя знал – позади заградительный отряд, четыре бота – они его сожгут, спалят синим пламенем, если он попытается уклониться от боя. Он не уклонился. Он резко взял влево, превысил все барьеры, титановым тараном врезался в принайтованный к астероиду списанный космокрейсер – и прежде, чем кто-то успел хоть что-то сообразить, катапультировался в дюзовые отсеки. Свои же боты-заградители ударили по крейсеру. Да поздно! Кеша, пролетев металлопластиконовым снарядом до шлюзовых камер, превратив в груды оплавленного металла шестерых охранников, прошиб люк бортовой капсулы, вынырнул в пространство, долбанул вскользь по суетливым заградителям и с лету пошел на штурм Стальной башни.

Он атаковал ее с внутренней стороны, эффект был сногсшибательный: за полтора часа боя сто восемьдесят шесть трупов Синего клана аранов, полностью сожженные системы внутреннего обеспечения и ползающий в ногах, молящий о пощаде комендант Стальной башни, советник Федерации Кир Сновкис, подонок и вор. Кеша знал, что трибунал будет долгие годы рассматривать дело коменданта, потом все заглохнет и эта старая сволочь станет выращивать где-нибудь на Эри-Гоне огненные тюльпаны и хихикать над ним, простофилей-смертником. Кеша пристрелил негодяя. Пристрелил, чтобы ста восьмидесяти шести аранам не было скучно на том свете, они спросят за все с советничка. Его тогда наградили орденом Парящего Ястреба на алом банте. А он просил – пусть возьмут свой орден, пусть дадут разобраться по-свойски со сволочами из заградотряда. Не дали! На Аранайе была железная дисциплина, когда дело касалось рядовых, пушечного мяса. И о ней не вспоминали генералы, разворовывающие все и повсюду, спаивающие простаков-аборигенов зеигезейской «адской водой», промышляющие контрабандой и не забывающие про молоденьких зеленоглазых аранок... Все это было двадцать лет назад! Тогда Кеша был молод, почти юн. А теперь сед, стар, искалечен... И его не хватит больше, чем на трое суток. Он знал всю правду о себе. И потому он спешил.

– Полный ход!!! Вниз!!!

В первую же рудниковую гидрозону он вошел на раскаленном боте как нож в масло Уничтоженная система оповещений сделала его хозяином положения сразу. И Кеша бросился куролесить. Он мстил за годы каторги, за издевательства, за побои, за вживленные датчики, за насильственные сеансы воспитательного видео в тюремных ячеях, за распятия невиновных, за спятивших в неволе, за убивших себя, за медленно сгнивших в подводном аду... Он уничтожал андроидов, сгонял охрану и администрацию в центровой зал, выпускал каторжную братву. И полностью отключал систему управления вживленными датчиками. Он терял время. Но он не мог не делать этого. Толпа была легка на расправу. Вертухаев распинали в демонстрационном зале. Оставляли в живых немногих. Это было страшное зрелище. Кеша и сам знал, что перегибает палку. Но он не мог остановиться, он был мечом возмездия.

В гидрозоне здоровенный бритый китаец сбил его с ног – Кеша не ожидал, что освобожденный ударит его, он растерялся. Китаец прохрипел в ухо на ломаном русском:

– Твоя нехорошая! Мы все умирай. Зачем твоя пришла?!

Кеша нажал на крюк парализатора, и китаец рухнул замертво. Неблагодарный! Сколько еще таких по всем зонам. Кеша не уважал трусов и слишком рассудительных, от них одни неприятности. Надо дышать свободой, наслаждаться ею, а не трястись перед призраком завтрашнего дня. Чем ниже он спускался, тем отчаянней была братва, его встречали с восторгом. За семь часов он прошел сокрушительным смерчем по тринадцати гидрозонам. Он устал. Он не может один освободить всех. Он не Господь Бог!

– Вниз!!!

x x x

Старик сидел в огромном кресле возле черного столика из иргизейского гранита, высвечивающегося внутренним мрачным огнем. Сидел и смотрел в расписной свод потолка. Янтарно-рыжий болигонский кентавр на этом потолке уносил невесть куда прекрасную земную девушку с седыми, заплетенными в две толстые косы волосами. Роспись была изумительной, такую могли создать только старинные мастера.

– Подлинное переживает время. Не правда ли?

Иван лежал метрах в четырех от кресла, лежал в страшно неудобном положении. Руки и ноги у него были скручены тонкой черной цепью – такую не разорвешь и двумя бронеходами. Лежал измученный и порядком избитый. В черной дыре, прежде чем его перебросило черт-те куда, четверо молодцов-андроидов отхлестали его пластиконовыми прутьями. Возможно, это был бред, галлюцинация, последний выверт Осевого. В ушах стоял пронзительный женский крик:

«Не уходи-и-и!!!»

– Не мне и не в моем положении рассуждать о времени, – недовольно ответил он.

Старик усмехнулся.

– Ну почему же, – тихо проговорил он, – вы бы могли пожить еще немного.

– Спасибо за вашу доброту!

Иван поглядел на цепь. И припомнились ему подземелья Хархана, вспомнилось, как висел на цепях вниз головой, как «дозревал», как отчаянно пытался выдраться из оков, как били его гнухи и хмаги. Было ли все это?! Какая разница! Сейчас важно то, что происходит сию минуту. Его еще не убили. И слава Богу! Значит, скоро убьют. Снимут информацию из мозга – и убьют.

Старик оторвал взгляд от диковинной росписи и, будто угадав Ивановы мысли, прошипел:

– Нет, мы решили вас не убивать.

Иван озлобился.

– Чего это вдруг на «вы»? У нас другой был разговор!

Старик тихо засмеялся, пряча губы под длинной узкой ладонью. Глаза его заслезились.

– Тогда мы были далеки друг от друга, имели разные представления о грядущем. А теперь вы у меня в гостях и, надеюсь, не сомневаетесь, что музыку будет заказывать хозяин... но для своего гостя. Ведь мы с вами русские люди, надо уважать старые обычаи, как это славно и трогательно – быть гостеприимным, не так ли?

– Вы – русский? – удивился Иван.

– А что здесь такого? Мои предки всего двести лет назад выехали из России. Я всегда в душе считай себя русским, меня всегда тянуло на родину, к золотым куполам, березовым рощам, древним избушкам. И скажите, ведь они еще сохранились?

– Сохранились, – ответил Иван. – Их стало еще больше, чем двести лет назад, человек без дерева высыхает, превращается в пластиконовую куклу. Кукла может жить в пластиконовом доме. Человек нет. И вообще – у меня затекли ноги. Странное гостеприимство!

– Сейчас вам станет удобнее! – Старик поднял руку.

Из темного угла зала выкатилось плоское кресло, подползло под Ивана, обжало, обмяло, приподняло, раздулось, принимая удобную для лежащего в нем форму. Теперь Иван выглядел со своими цепями и скрюченной спиной на роскошном биосенсорном кресле совсем лишним и нелепым в этом росписном дворце. Неужели он снова под толщей антарктических льдов?! На Земле?!

– Вам не надоело слоняться по Вселенной?!

– А что?! – простовато спросил Иван.

– О нет, – замахал рукой старик, – не подумайте, что я стану предлагать вам хорошую, прибыльную должность в нашем концерне! Это просто любопытство.

– Мне плевать на ваш концерн!

– Грубо. Так можно было бы отозваться о чем-то незначительном и мелком. Но у вас была возможность убедиться в нащем могуществе...

Иван вдруг вспомнил про несчастного карлика, отпрыска императорской династии.

– Где Цай?! – выкрикнул он.

– Он уже работает на нас. Он покладистый малый.

– Не верю!

– Осведомьтесь в Синдикате. Вам подтвердят.

– Откуда вы знаете про Синдикат и про то, что Цай ван Дау был с ним связан? Это неправда! Цай был простым каторжником на Гиргее...

Старик не стал спорить с Иваном. Он вновь сосредоточенно рассматривал старую роспись. Ноздри его тонкого и длинного носа алчно трепетали, будто это не кентавр, а он сам умыкал прекрасную седокосую незнакомку.

– Мы знает правду, – бормотал он машинально, – знаем. А чего не знаем, узнаем от вас, верно я говорю?

Иван промолчал.

Он видел, как открылась ниша в черной стене... и в зал вполз головоногий. Это было выше всякого понимания.

Неужели он в Системе?! Что случилось?! Почему?!

– Это Хархан? – спросил он неожиданно для самого себя.

– Нет, это Земля, – ответил старик.

Вслед за головоногим на гравиподушке, в путанице шлангов и проводов выползла плаха-распятие. Это был конец света! Неужели ОНИ уже на Земле!

Кресло с Иваном наползло на плаху, растеклось, разорвалось на четыре части и стекло по боковинам. Теперь он лежал на том самом распятии, что даровало ему высвобождение из чужого, чуждого тела негуманоида там, на Хархане, нет, его распяли на плахе в Меж-арха-анье, вот где. И головоногий тогда вволю поиздевался над ним. Так что же, все сначала?!

– Да-да, – как-то радостно заговорил старик, – с прошлым всегда приятно встретиться, как это говорят, ностальгия по прошедшему... Да-да, вначале вас хотели просто ликвидировать как ненужное звено. А потом подумали и решили: а куда нам спешить, ну ликвидируем днем позже, неделей. За неделю человека да и любое существо можно полностью перестроить, врага можно превратить в друга, мешающего в помощника. Да вы ведь все знаете, еще в конце ХХ-го века начались эксперименты по выращиванию зверолюдей – ох уж эти наши малограмотные пращуры, они чуть ли не каменным топором и кресалом вытесывали из своих соплеменников человека нового типа, сколько загубили – не сосчитать. И хотя потом все время, почти пять веков считалось, что эти опыты запрещены и не проводятся, ученые потихоньку да полегоньку работали, Иван. Научную мысль не остановишь...

У Ивана кольнуло в голове. Где же он все это слышал?

Какие знакомые слова и мысли – научную мысль не остановишь, жажда нового, инстинкт исследователя, познающего мир – все это сильнее запретов и морали... Пристанище! Точно! Это дегенерация, это не просто вырождение человека и человечества, это дегенерация самого научного процесса, это все Оттуда. Зловещий голос в мозгу: «...больше половины ваших работает на нас, с нами нельзя тягаться!» И тут же другой голос: «Развитие науки невозможно остановить! Не было никаких монстров-ученых, исследователей-нелюдей, которым неведомы человеколюбие, были обычные, нормальные, добрые люди... это все равно что умирающему от жажды видеть перед собой стакан чистой прозрачной прохладной воды и не выпить его!» И снова зловещий: "Мы – это разрушение Миров созданных, мы – это дегенерация, вырождение, распад, тление, уничтожение.

Тьма, заключенная где-то в полуреальной преисподней, переполнявшая лишь мозги и души выродков-дегенератов, сатанистов, ведьм, колдунов, выплеснет черным водопадом на Землю! Мы властвуем в вашем мире руками и мозгами этих людей? Этих людей? Неужели это они?! Но зачем они посылали его в Пристанище? Для того ли только, чтоб убить Первозурга? Нет! Слишком простое решение. Сейчас они намерены снять полную информацию с его сознания, подсознания и сверхсознания, включая блокированные участки, а потом... потом они превратят его в зверочеловека, в своего слугу. И он будет работать на них?!

– Лучше убейте меня! – простонал Иван.

– Как-нибудь потом, при случае, – снисходительно, с милой улыбкой ответил старик.

x x x

После сна у Кеши страшно гудела голова. Он долго не мог понять, где находится и что это за странное теплое кресло, и что за странное изголовье?! Еще минуту назад он сидел в рубке боевого бота, прожигающего пласт за пластом поганую Гергею. И вот... Сон. Это был только сон! Кеша огляделся. В живоходе было тепло и уютно. Из него не хотелось вылезать. Да и куда вылезать – в этот сферический зал, в эту ловушку с гиперторроидом?! А что толку? И сколько еще можно ждать Ивана? Прошло... прошло двое суток. Может, Иван уже на Земле. Может, он пьет горькую с Гугом Хлодриком где-нибудь под Москвой, а темнокожая Дивочка подкладывает соленых грибочков и томно поводит глазками?! Всякое может быть.

И все же надо выбраться наружу, поглядеть.

Он протер глаза, проглотил сразу две таблетки сухой воды и один шарик стимулятора. В голове прояснилось. Кеша выскользнул из удобного кресла, протиснулся в дыру-клапан.

Гиперторроид стоял на своем месте, да и куда он мог подеваться. Кеша подошел к нему поближе, ах как заманчиво было сейчас бы шагнуть в желоб, погрузиться во тьму, уйти отсюда. Но надо подождать еще немного. Хотя бы сутки.

– Отсюда есть выход! – прозвучало тускло и уныло из-за спины.

Кеша резко обернулся – оба парализатора, зажатые в его руках, смотрели черными отверстиями на человека, стоявшего в десяти метрах, пальцы подрагивали на спусковых крюках. Надо было стрелять сразу, так подсказывало Кеше чутье, но по слабости душевной он всегда уступал инициативу противнику. Впрочем, в руках этого противника не было оружия.

– Шнур-поисковик не нашел даже щели! – сказал Кеша.

– Выход есть, – тупо повторил незнакомец.

Был он невыразителен до чрезвычайности, будто и не человек, а восковая кукла, которую не успели раскрасить, только ляпнули немного краски на место глаз, носа, рта, ушей... Явно не боец. Кеша опустил парализаторы. Раз этот хмырь сюда проник, значит, выход действительно есть. Он с тоской поглядел на подрагивающую кучу живохода.

– Не-ет, – незнакомец покачал головой. И ткнул пальцем в Кешу. – Только ты. Идем!

– Мне и тут неплохо, – ответил беглый каторжник.

– Плохо, – эхом отозвался человек.

– Никуда я не пойду, – упрямо стоял на своем Кеша.

Но его ноги уже делали первые, вялые шаги.

– Пойду, – повторил человек. – Выход есть.

Кеша дернулся к живоходу, упал, выронил парализаторы. Он отчаянно соображал, что же это за власть такую имел над ним тусклый, восковой незнакомец. Или все это продолжение бредового сна? На Гиргее вся житуха бредовая! Здесь ни черта нормального нет.

– Ива-ан! – застонал Кеша. Больше ему некого было звать на помощь. Но даже крикнуть в полный голос он не мог.

– Идем!

Незнакомец отвернулся. Подошел к серебристой стене... прорвал ее словно фольгу, повернул голову к Кеше. Глаза у незнакомца были рыбьи, бессмысленные. Такими глазами глядели на свой жертвы гиргейские псевдоразумные оборотни... Оборотни?! Кешу передернуло – как он не догадался сразу, эти гадины могут принимать почти любую форму, вот почему восковой человек так непохож на человека настоящего, вот почему! Кеша еще сопротивлялся, но теперь он видел, что ползет к дыре не сам, что его тащат на полупрозрачных желеобразных и лохматых нитях, он весь опутан ими. Опять! Ведь они совсем недавно были в плену у оборотней, это оборотни волокли их по подземно-подводным лабиринтам, глазели на них, оборотни сунули их в пещеру с экраном и стариком. Значит, все снова?! Значит, Иван уже в их лапах?! Нет, на этой невыносимой Гиргее с ума спятишь!

Кеша тихо и надсадно завыл. Просить пощады у полуразумных тварей, которых еще никто не сумел понять и на четверть, было бесполезно. Больше всего его бесило, что оборотни запросто могли внушить ему что угодно, могли подавить волю, загипнотизировать. Он готов был погибнуть в любом бою, честном или бесчестном. Но он не хотел, чтобы из него делали ничего не соображающего идиота. И кто?! Полуживотгные-полугуманоиды! Нелюди поганые!

Он ударился головой о стену. Никакой дыры нет! Это наваждение, морок! Но хлипкие, студенистые нити уже тянули его в другую сторону – к стволу шахты, к заслонке.

Незнакомец маячил у живохода, он как-то сразу оказался возле него, не сделав ни шага.

– Выход есть.

Кеша умудрился извернуться, подхватил парализатор – на этот раз он не промедлил: беззвучный невидимый луч превратил незнакомца в комок слизи. Но нити, мерзкие, всесильные нити не пропали, они тянули еще сильнее, с непостижимым напором, будто их кто-то невидимый наматывал на вал.

– Вот сучары! – Кеша выхватил пилоообразный тесак из-за набедренного клапана, резанул по нитям – они противно заскрипели, разбухли, полопались сразу в пяти или шести местах, но уже новые студенистые волокна тянули его, обхватывая запястья, горло, икры, грудь, шею... Из комка слизи торчал острый плавник. Оборотни! Теперь Кеша не сомневался. Он очень нужен им. Иначе бы отстали.

Они всегда отстают от случайной добычи, которая оказалась не по зубам, которая не захотела быть добычей, но они никогда не отстанут от того, кто им нужен позарез. Зачем?!

Никто не знал. Для кого они стараются? Для старика? Вряд ли, для чужого, пусть и хозяина оборотни особо стараться не будут. Кеша вспомнил, как разыскивали троих парией с каторги, которых утащили оборотни. Вертухаи искали их не для того, чтобы спасти. У них была задача – узнать, зачем оборотни утаскивают людей. Неразрешимая задача! И они ее, разумеется, не разрешили. Один из троих потом прибрел на зону – сам, в полураздавленном скафе. У него были выбиты все зубы, вырван язык, сломаны пять ребер.

Оборотни превратили двадцатитрехлетнего парня в седого, дряхлого и изможденного калеку. За три недели! Администрация в назидание прочим каторжанам засекла несчастного иззубренными феррагоновыми розгами на глазах у всех. Толку от него все равно бы не было, какой из калеки работник! Но прибывшая на второй день инспекция объявила администраторам взыскание – вернувшегося надо было передать для исследования в сектор «альфа», который занимался проблемой псевдоразумных оборотней. Никто всерьез к этому сектору не относился, все считали сотрудников «альфы» бездельниками-дармоедами. И потому, когда прибрел второй из утащенных, в еще более жутком состоянии, его втихаря удавили и скормили водорослям-трупоедам. Вот и все, что знал Иннокентий Булыгин про гиргейских оборотней.

Заслонка, многотонный металлический створ-люк, была на своем месте. Хлипкие водоросли уходили прямо в металл, будто просачиваясь сквозь него. Кеша просочиться не смог – его снова,ударило всем телом о преграду, придавило к ней. А потом путы полопались и исчезли в металле, словно водяные струйки, просочившиеся в песок. Но радоваться было рано. Новые удавки тянули Кешу в другую сторону, к гиперторроиду, концы их таились в густом непроницаемом мраке. Туда ушел Иван. Ушел и не вернулся.

– Суки! Твари!! Падлы!!! – хрипел Кеша и безустали рвал в ошметки волокна. Тесак утратил остроту, стал скользким, тупым – липкая слизь засохшим клеем приставала к лезвию.

Живоход стоял на месте и еле заметно поводил боками.

То ли системы защиты человека в нем не срабатывали, то ли этих систем и вовсе не было.

Когда студенистые нити подтянули Кешу к мраку сердцевины, он увидал, что мрак этот стелется над полом, не касаясь его, а в самом полу есть ровное, окантованное отверстие метров шести в поперечнике. Прежде, чем упасть в эту дыру, Кеша замер, уперевшись обеими руками в края, заглянул внутрь – шесть расплывшихся омерзительнейших оборотней сидели внизу и пялили безумные рыбьи глазища на него. Пасти у оборотней были разинуты, из них и тянулись нити-оплетаи. Сожрут, подумал Кеша, с потрохами, с комбинезоном вместе! И Ивана они сожрали, зря только ждал его! Все зря! И еще одна мысль мелькнула: а ведь это они! нет никаких довзрывников, нет никакой сверхцивилизации, наблюдающей за землянами, ни хрена такого нет! А есть вот эти охмурялы, они подавляют сознание, особенно если человек ослаблен, изможден, подавляют и внушают свое, наводят тень на плетень. Вот твари! Кеша не на шутку разозлился. Но силы его оставляли, он больше не мог противиться натяжению нитей, руки разжались и он полетел вниз.

x x x

Головоногий работал медленно, спокойно, методично.

Он не обращал внимания на старика, разглядывающего фреску, и почти не смотрел на распятого Ивана. Его, судя по всему, интересовали исключительно показания приборов. А приборы были такие, какие Иван встречал в Системе, но не видывал на старушке Земле.

– Значит, вы уже здесь! – сказал он утвердительно, не скрывая отчаяния и одновременно поражаясь, что до сих пор ему сохраняют возможность говорить.

Ответа не было. Иван запрокинул голову назад, оглядел вытянутые вверх руки – цепей на запястьях не увидел, металлические манжеты обхватывали кисти рук. Меж-архаанье! Непонятный, многомерный мир! И беседы с головоногим... как он наивен и молод был тогда. Если эта штуковина работает в том же режиме, что и прежде, то вот-вот должно начаться: волнами накатит память, в голове зазвучат голоса, мрак поступит к глазам, все закружится, завертится... а встанет с плахи-распятия уже не"он, а совсем иное существо – зверочеловек, его плоть, обросшая чужой, звериной плотью, его мозг, иссеченный и изуродованный, прореженный и нарощенный чужой мозговой тканью. Родится зверь! И умрет человек!

Головоногий подполз к самому лицу Ивана, заглянул в глаза. И тогда Иван понял – это не мыслящее существо, это андроид, робот, кукла, нашпигованная микропроцессорами и прочей дрянью. Они обманывают его, дурят ему голову! Но они все знают, они сделали эту куклу по каким-то схемам, эскизам. И распятие! И приборы! Откуда они, «серьезице», знают все это?! Он в голос расхохотался. Даже старик оторвался от созерцания умыкаемой красавицы и уставился на него. Они снимали с него мнемограммы! Они знают про Систему только от него, они украли эти знания из его же мозга! Негодяи!

– Ну вот, – сипло проворчал старик, – вот вы и засомневались. А напрасно. Да, это андроид. И пи-трансформатор нашего изготовления, его не из Системы привезли, точно. Но вам-то что?! Он ведь работает. И андроид работает. Это еще не ОНИ сами. Но это уже ИХ ДЕЛО! Ясно?

– Мне не ясно – кто вы такие! – громко сказал Иван. – И почему вы печетесь об их деле!

– Так я вам и сказал, кто мы такие, – старик заулыбался, кривя тонкие губы.

– Боитесь?

– Нет.

– А в чем же дело? Ведь вы все равно убьете меня, никто не выдаст вашей тайны!

– Никакой тайны нет. Мы самая легальная... э-э, организация изо всех существующих, молодой человек. Вся полнота легальной власти находится в наших руках. Легальной и реальной!

До Ивана кое-что начинало доходить. Но он не решился высказать вслух своих догадок. Перед смертью он хотел знать наверняка, кто его отправляет на тот свет, кто вскоре отправит на тот свет большую часть человечества. И потому он повторил вопрос:

– Кто вы?!

– Много будете знать, скоро состаритесь – так ведь гласит старая русская пословица? – неожиданно бодрым голосом сказал старик. – Да-да, мы с вами русские люди, мы с полуслова, с полувзгляда понимаем друг друга. Жаль только, что вам так и не удастся никогда состариться. Я вам скажу, в старости есть своя прелесть, это особая, пора – пора отстранения, отрешенности и возвышения над суетным, ненужным, тщетным. Это венец разума. Вы умрете молодым. Любимцы богов умирают молодыми, о-о, это уже не русская пословица, так говорили древние греки. Не бойтесь, вам будет не слишком больно.

– Кто вы такие?! – стоял на своем Иван.

Головоногий мягкими и сильными щупальцами прилаживал к его голове и шее какие-то шланги с присоскамиприлипалами. Подготовка к операции была близка к завершению.

– Вам было ясно сказано – мы реальная и легальная власть. И выше нас в Федерации никого нету.

– Совет Федерации?!

– Это условное название, молодой человек. Мы те кто управляет Советом, Федерацией и всем остальным миром.

– Кроме России! – машинально вставил Иван.

– Да, – согласился старик, – к сожалению, кроме России, там у нас ослабленные структуры. Но сейчас это не имеет ни малейшего значения. Скоро вся человеческая цивилизация сделает огромный скачок вперед, качественный, заметьте, скачок! Правда, не все перейдут в это новое качество... но тут уж, простите, естественный отбор.

– Вы перейдете?

– Я? – переспросил старик.

– Да, лично вы?

– Надеюсь, молодой человек, надеюсь. Мы люди с огромнейшим опытом, большим знанием жизни, мы не пропадем и в условиях «нового вселенского порядка», мы умны и гибки...

– Вы умеете приспосабливаться, это вы хотели сказать?

– Именно это, и тут нет ничего зазорного. Выживают наиболее приспособленные. Вспомните нашу с вами историю, русскую историю: ордынское нашествие, ураган, буря, всеуничтожающий напор. Те князья, что пытались противостоять этой буре, были снесены ею, уничтожены. А те, что пригнулись, склонили головы, остались князьями. Они оказались мудрее, молодой человек, они знали, на чьей стороне сила. И они выжили!

– Вы хотите сохранить положение при новых властителях Вселенной?! Вы ждете бури?! И уже готовы склонить головы?! – Иван выкрикивал свои вопросы, задыхаясь от бешенства.

– Буря, скоро грянет буря! – с чувством продекламировал старик. – Не беспокойтесь, вы ее не увидите. Она грянет уже после вашего ухода. Ваше обновленное тело, может, застанет ее, а может, и нет. Но вы не доживете, молодой человек.

Ивана передернуло от нелепой догадки. И голос почти тот же, и ужимки, и тон. Все как на Хархане! Нет, не может быть, это ерунда, просто властьимущие старцы везде и всюду похожи друг на друга, они просто копии друг друга. И все же он спросил:

– Вы не из Системы случайно?!

– Я впишусь в любую систему, молодой человек, так что можете не утруждать, себя вопросами, смотрите на жизнь шире. Вам это сейчас не помешает, – старик зашелся мелким, рассыпчатым смехом, ему явно понравилась собственная шуточка.

Какая мерзость! Какая гнусь! Иван не ожидал в свой последний час, что отроется эдакая непроглядная бездна. О вторжении знает он. И знают эти, властвующие над Землей, над человечеством во Вселенной, властвующие от имени человечества, по его выбору. Миллиарды землян, рожденных на Земле и по всем обитаемым мирам вне Земли, не подозревают о грозящей им чудовищной буре, не знают о уготовленном им апокалипсисе XXV-го века! А их властители уже склонили выи пред Бурей, уже отдали их всех в жертву... ради чего?! Ради установления «нового вселенского порядка»? Нет! Ради себя, ради сохранения своей власти, пусть не такой как ныне, но все же власти. Мерзость! Подлость! Грязь! Но значит, у них есть связь с Системой?! Значит, они выторговали себе благополучие и жизни заранее? Значит, они продали всех и все?! Не может быть! Старик все врет! Такого не может быть никогда. Он забыл еще одну пословицу: «На троне не бывает предателей»! Не бывает?!

Иван сжал зубы. Бывают! Сколько хочешь! В начале, середине и конце ХХ-го века на тронах России сидели предатели-иуды, палачи «своего» народа, продавшие его врагу, иноземному завоевателю, ироду, извергу! Горе несчастным!

Горе слепцам. Их участь страшна и черна. Старик не врет. Ему нет смысла врать. Ивану много раз говорили, что за Советом Федерации и Мировым Содружеством кто-то стоит. Он и сам временами верил в существование «тайных пружин» власти. Но что толку от его веры? И предадут тебя клянущиеся тебе в верности! Кто клянется в верности?

Друзья? Нет! Друзья просто верны, им нет нужды клясться, сорить словами. Любимые? Здесь особая связь сердец, это выше человеческого разума. Нет, любимые уходят, предавая не только тебя, но и себя. А предают те, кто просит тебя избрать их на власть над тобою, ибо они клянутся в верности именно тебе. Клянутся повсеместно, гласно, горячо, искренне, со слезами на глазах и дрожью в голосе. Клянутся и предают. Мерзость! Низость! Подлость! Но так устроен мир. Ивану как никогда не хотелось умирать в этот час. А чем еще можно назвать процесс перехода в зверочеловека?

Только смертью! Сколько раз его пытались перевоплотить, отнять у него его собственное "я". Он всегда ускользал, не давался. И вот теперь он беспомощен как младенец.

– Вы зря печалитесь о людишках, – ни с того ни с сего начал старец. Его глаза были опущены, теперь один из властелинов мира глядел не на фривольную фреску, а в прозрачный, хрустальный и вместе с тем наполненный мраком пол. – Людишки – это не просто жалкие амебы, червячки, муравьишки... если б было так, я печалился вместе с вами над малыми и убогими, жалкими и ничтожными. Но, к сожалению, это не так. Вы плохо знаете людей, вы всегда были далеки от них. Вы парили в небесных высях, далеко от грешной Земли. Вы – покоритель и освоитель Вселенной ради людей! Вы и не могли их представлять иначе как носителей тепла, света, знаний. Духа, в конце концов. Ведь если не так, то и покорять да осваивать для них ничего не надо?! Теряется смысл вашего существования, всей вашей работы, борьбы, если хотите. Вот в вашей голове и забит гвоздем этот идеал – нелепый, ложный, смещной... но нужный вам. А все, молодой человек, совсем не так. Людишки – это болезнь Мироздания, это хищные и свирепые, разрушительные вирусы, которые вторглись в здоровый и почти беззащитный организм Вселенной. Они источают его изнутри. Они – обреченные своей врожденной патологией на вымирание, умерщвляют все вокруг себя. При этом каждый червь, каждая амеба -"– это сосуд зависти, злобы, мерзости, эгоизма, подлости, вожделений...

Иван не выдержал и закричал во всю глотку:

– И такие как вы правят миром?! Человеконенавистники?! Господи, избавь меня от этой мерзости в мой последний час! Я не желаю слушать тебя, выродок!

Старик пропустил ругательства мимо ушей, даже бровь не колыхнулась, ни один мускул на лице не дрогнул. Он смотрел в черный пол, а мысленно нависал над жалкой и обреченной Землей всевидящим оком, десницей вершителя. Старик был самоуверен и самонадеян. И на то, судя по всему, имелись причины.

– Да, миром правим мы. Ибо слизни не могут править миром. Слизни могут лишь ползать в своей мокроте и жрать друг друга. Вы не знакомы с механизмами власти.

Вы наивны до трогательности. О, я ценю мечтателей и идеалистов. Их очень много среди слизней. Это они помогают нам, это они внушают людишкам, что наверх идут лучшие, что это отбор – самые умные, выдержанные, человеколюбивые, блюдущие заповеди Божьи и традиции людские – они становятея пастырями человеческими и ведут невидящих, ибо видят. Это сказки для несмышленышей, молодой человек. Вот вы сказали – выродок? А это означает лишь одно – не такой, как все, презревший обычаи человеческие и мораль человеческую, По-вашему, выпавшие из общества... А по-нашему, поднявшиеся над ним. Чтобы править людишками надо быть выродком! Надо быть не таким как они! Они подлы и мерзки? Надо быть в стократ подлее, и это будет уже не подлость, это будет нечто небъяснимое, сверхъестественное. Они жестоки и беспощадны? Надо быть в тысячу крат беспощадней, и ты встанешь над ними.

Надо презреть все людское, возвыситься над ним. И тогда то, что всегда будет оставаться для них пороком, возвысит тебя, укрепит и даст власть над ними. И они, забыв, что ты выродок их же общества, будут смотреть на тебя снизу вверх и боготворить тебя! Это потаенные пружины власти, молодой человек. Миром правят те, кого вы называете выродками! Они выше невыродков! Есть вещи, о которых не принято говорить, которым не обучают ни в школах, ни в гимназиях, ни в университетах. Но мало-мальски знающий природу человеческого общества все видит. Вы возьмите стадо бабуинов – у них ведь тоже сложная иерархия: старые самцы, средние, молодые, старые самки, молодые, детеныши – каждый знает свое место в стаде, самцы имеют самок строго по иерархии, наказывают младших по своему положению, все как у людей. А наверху вожак – он властвует надо всеми, он вершит расправу надо всеми. А чтобы все в стаде понимали его власть, он не имеет самок, он насилует самцов, показывая, что он выше их, что и они для него самки. Он это делает не по учебникам и не из умствований. Он просто выродок, по вашей морали. Но сильный выродок, и потому он выше всех. Нормальные правят на уровне своей семьи, маленькой группки. Но чем выше – тем больше вырождения. Властитель – всегда выродок. Он делает то, что не осмелится сделать невыродок. И потому он всегда сильнее. Для него нет запретов, нет норм, нет заповедей, нет морали. Он выше всей этой мишуры. И потому он чист и высок. А вся эта гнусь, копошащаяся у него под ногами, создающая себе нормы и заповеди и все время преступающая их, кающаяся, не понимающая законов Мироздания, пожирающая друг друга, мелка, отвратительна и никому не нужна. Не налоге жалеть!

– Ты подлец! – закричал Иван. – И ты сам сдохнешь, когда придут негуманоиды! Сдохнешь!!!

– Вот вы ничего и не поняли, – сокрушенно проворчал старик, отрывая глаза от хрустального пола. – А я так старался.

– Люди – не стадо бабуинов! И не слизни!

– Люди значительно хуже и бабуинов и слизней. Сравнивая их с этими тварями, я облагораживаю их и возвышай). Люди – это худшее, что породила Вселенная. Это раковая опухоль Космоса – человечество, будто раковые клетки, разрастается, разбухает, все уничтожает вокруг себя, убивает. Придут врачи и немного полечат нашу Вселенную!

Давно пора. Им со стороны виднее. Для них тридцать-сорок миллиардов амеб не проблема. Ну что такое – вырезать спасительным скальпелем несколько десятков миллиардов раковых клеток?!

– Когда я был в Системе, – немного успокаиваясь, произнес Иван, – никто не говорил об излечении нашей больной Вселенной. Они собирались прийти и очистить место для себя. Что ты все врешь, гнусный старикашка!

Иван лежал лицом вверх, весь опутанный шлангами и проводами. Плаха-распятие уже начинала слегка нагреваться. Головоногий суетился у приборов. Он не разговаривал с Иваном. Да и о чем можно говорить с куклой! В Системе головоногий был совсем другим. Иван не видел, как в хрустальном полу двумя кровавыми огоньками высверкнули глаза гиргейской клыкастой рыбины. Но он ощутил ее присутствие. Наблюдатели! Чтоб их дьявол побрал! Наблюдатели из иного мира, из иной Вселенной! Довзрывники или Бог их знает кто! Почему они повсюду? Почему они не вмешиваются? Или они тоже считают, что «людишки» не достойны жизни, что надо очищать от них Мироздание?!

Нет, у бесстрастных наблюдателей не бывает таких глаз.

Плаха наминала медленно вращаться вокруг своей вертикальной оси. Движение было еле заметным. Но для Иваиа оно стало знаком – это начало конца. Он попробовал еще раз вырваться. Мышцы свело от титанического напряжения, захрустели кости, из-под ногтей потекла кровь, лопнула кожа на плече и на запястье, он чуть не свернул себе шею, но не смог ослабить пут.

– Все форточки закрыты, комаришка, – еле слышно произнес старик. – Тебе не улететь как в прошлый раз.

Ивана словно током прожгло.

– Кто ты?! – зжрал он.

Старик сидел, тихо-тихо смеялся. Глаза его были закрыты.

– Ты Верховник! – кричал Иван. – Я узнал тебя! Таких совпадений быть не может! Ты уже здесь?! – Ивану казалось, что разум его помутился, что он снова в Системе, что Верховник, этот огромный, исполинский старец, выкованный из железа и рассыпающийся как глина, поднимется сейчас со своего блистательного и непостижимого трона, возьмет в лапы здоровенный двуручный меч... И он полетит, полетит сквозь уровни, ярусы, времена и пространства, а и след ему будет грохотать старческий надменный смех, Опоздал! Он так ничего и не успел сделать. Они пришли!!!

– Вы ошибаетесь, молодой человек, – вяло ответил старик, – я не верховник. И тот, кого вы так называете, тоже никакой не верховник. Но он был здесь, он был во мне своей частицей. Вы же знаете от него, что он может одновременно присутствовать в разных местах, разделенных миллионами парсеков. Это просто один из них. Не надо быть слишком умным, чтобы понять – насколько они совершеннее людишек. Они по праву придут сюда и по праву займут место, которое занимали недостойные.

– Ложь! – не сдавался Иван. – У них нет хода в нашу Вселенную! Он не мог быть здесь!

– Вот и заблуждаетесь. Ход давно есть. Они просто не спешат. А ему помогали наши общие друзья. Какой же вы недогадливый, а еще говорят, что перед смертью у людишек проясняются мозги. Врут все!

Перед Иваном словно из воздуха выявилась клыкастая гадина. Обожгла взглядом. И пропала. Так вот кто их «общие друзья»! Наблюдатели? Нет! Иван понял, что близок к разгадке. Но времени у него оставалось совсем немного.

Распятие вращалось все быстрее. Он чувствовал как нарастает новый слой кожи, как твердеют ногти, превращаясь в большие и острые когти. Это пока внешние изменения.

"Скоро пойдут внутренние. Значит, они уже сняли с него всю нужную им информацию. Значит, они решили не отключать его сознания на время перехода-трансформации.

Они решили немного помучить его перед небытием. Пусть!

Иван не страшился мук. Ему надо было понять все до конца. Теперь он держал в руках ниточку – надо потянуть, и клубок распутается. Какая трагедия! Выборная, земная власть, и те, что стоят за ее спиной, предали землян, предали Землю. Они все знали! Заранее! И вместо того, чтобы организовать отпор Вторжению, мобилизовать все силы Федерации, России, дружественных миров Вселенной, Сообщества, в конце концов, они прикинули на своих весах, кто сильнее – и встали на сторону сильного. На сторону негуманоидов, готовящих уничтожение цивилизации! Они купили себе жизнь и власть над жалкими остатками землян, если вообще таковые останутся! Они продали всех с потрохами, продали заранее, до первого выстрела, до того, как подошва первого иновселенского оккупанта коснется темных территорий. Это было страшно! Иван до боли стискивал зубы: старикашка прав, он на самом деле витал в облаках, он идеалист, до безумия наивный человек. А ведь он первое время обивал пороги, бегал, стучался в кабинеты – он думал его сразу поймут, ударят в колокола, сделают хоть что-то. Но его гасили повсюду, тормозили повсеместно.

Это было не просто так. Значит, кто-то дал установку заранее?! Да! Но тогда выходит, что они все знали еще раньше, чем он вернулся из Системы? Не может быть! Проклятые бабуины! Выродки!! Сволочь!!! Если бы он догадался, кто правит миром, он делал бы все иначе, он разбудил бы человечество от дремотной спячки... Поздно! Кабы знать, где упасть! В оставшиеся минуты бытия, жуткого и мучительного, можно лишь стонать, выть, плакать, распинать себя на своей плахе. Все силы Зла против людей! Все сила Зла против него!

– Будьте вы прокляты во веки веков! – вырвался хрип из его горла.

– Будем, будем, – с нескрываемым злорадством проблеял старик. – Прощайте, молодой, человек! Спокойной вам смерти!

Краем глаза Иван увидал, как ушло вниз, в хрустальный пол кресло вместе со стариком. Точно также уходили кресла и в прошлый раз – они провалились в черноту и прозрачность гидропола будто по мановению ока. Старик ушел, ему надоело это представление. Наплевать! Все мельтешило перед Иваном. Он уже почти не отличал яви от наваждений. Он был в зале и одновременно во вселенской черной пропасти. Мерцающие холодные звезды кружились адским водоворотом. И выплывали призраки, тени. Он ничуть не удивился, когда из тьмы, будто выхваченный лучом прожектора, высветился старенький звездолет, кораблик прошлых веков... такой знакомый, родной. И снова две фигуры, мужская и женская, висели на железных поручнях смотровой площадки, снова на круглых шлемах играли отблески пламени. Он не видел убийц отца и матери, будто их и не было вовсе. Он видел лишь их, обреченных, умирающих по злой воле чужих существ. Сколько раз он пытался заглянуть под забрала шлемов, за прозрачные щитки. И никогда ему не удавалось сделать этого. Он сотни раз уже почти видел их черты, вглядывался в родные лица... но уни ускользали. Вот и теперь, он не видел их. Лишь кровавые отблески пламени. Лишь мука и невозможность помочь!

Это было самым страшным. Скоро он придет к ним, в царство мертвых, в царство теней, и они больше не будут его мучить,не будут являться ему ни днем, ни ночью, ни в тйжкие предрассветные часы. «Я верю – он выживет!» Женский, высокий голос иглой вонзился в мозг, пробуравил его, пробудил. Это кричала она – его умершая, зверски убитая негуманоидами мать. Он слышал ее. И не было слов о проклятьи. БЫЛИ совсем другие слова. Но ее слова: «Я верю – он выживет! Я верю – он выживет!! Я верю!!!»

Водоворот превратился в бешеный смерч. Мерцающие звезды вспыхнули, вытесняя тьму и мрак. Иван поднимался из бездны, из черной вселенской пропасти. Он будто выплывал наверх из свинцового, мутного океана проклятой планеты Гиргеи. Он пробуждался, возвращался в страшный зал со старинными фресками.

Когда он очнулся, первым, что он увидел, было знакомое круглое лицо с широко раскрытыми глазами и перебитым носом. Ивану вспомнился смертный сип, вырвавшийся и" сдавленного его руками горла, хруст позвонков... как давно это было, целая вечность прошла. Значит, круглолицый выжил? Вот это встреча!

x x x

Беглый каторжник Иннокентий Булыгин, опутанный мерзкими студенистыми нитями, висел над землей в полуосвещенной пещере, уныло глядел на беснующихся оборотней и нервно напевал про себя старую аранайскую песенку:

«Сегодня в ночь, сегодня в ночь уйдем мы в мир иной. Но мы не прочь, совсем не прочь вас прихватить с собой...» Песенка была навязчива и мрачна, полетать настроению ветерана.

Оборотней было много. И все они были какие-то разные. Кеше это казалось очень подозрительным. Люди похожи на людей. Аранайцы, или араны, на аранайцев. Умаги на умагов. А на кого похожи оборотни? Каждый сам на себя? Кеша чуял здесь какой-то подвох. Если бы не абсолютно естественный вид всех этих тварей, он принял бы их безумный хоровод за беснования ряженых, за идиотический мрачный маскарад, на котором нелепыми костюмами и масками – сама плоть. Оборотни были страшны своей схожестью с человеком и страшны отличием от него. Сорок наиболее уродливых гадин, сплетя верхние конечности и закинув назад омерзительнейшие головы с тупыми рыбьими глазами, плясали жуткую дикарскую пляску вокруг жертвы, завывали, хрипели, цокали, роняли на грунт студенистую слюну, вскидывали нижние лапы. Они напоминали банду безумцев и слепцов, одуревших от наркотического пойла и наркотического ритма. Не каждый смог бы долго, безотрывно смотреть на кошмарное действо, на полупрозрачных и вместе с тем покрытых панцирными чешуйками обитателей глубоководий Гиргеи. Еще сотни две или три тварей сидели под сводами пещеры, их рыбьи глаза будто не замечали жертвы, висящей на грубом каменном крюке между верхом и низом, междуполом и потолком, этого первобытного жилища.

Кеша слышал о странностях оборотней, об их непредсказуемости, нелогичности их поведения, о тупом безразличии и внезапно пробуждающейся лютой злобности, он слышал и о том, что оборотни прекрасно себя чувствуют в воде, под многотонным прессом свинцовой жижи Гиргеи и на поверхности, где любую глубоководную тварь разорвало бы вдрызг собственным внутренним давлением. Кеше было плевать на эти особенности. Живучие, суки! – вот и весь разговор. Кеша не любил дискуссий, он принимал все таким, каким оно было. Он готов был принять и этих гадин, и пещеру, и свое висение в липкой паутине нитей, и даже свою смерть – только бы поскорей, хватит уже изгиляться! хорош! устроили тут, понимаешь, танцы народов мира! Он видывал и не такое, не удивишь и не испугаешь!

Лишь один раз он невольно вздрогнул, когда беснующие на миг, после особо гулкого удара своего семиугольного гонга вдруг разом остановились, замерли, присели, взвыли... и глаза у каждого прояснились, будто какие-то прозрачные пленки спали с них. Его обожгло пронизывающими и совсем не безумными взглядами. Но тут же все стало по-прежнему, ритуальная пляска продолжилась, гулко заухал гонг, глазища снова стали по-рыбьему бессмысленны и тупы. У Кеши болели руки, ныла спина. Он с затаенной надеждой думал о живоходе, об Иване, который должен вот-вот прийти на выручку, о карлике Цае и Гуге Хлодрике. Он верил в сказки, но он временами грезил, отключаясь от кошмарного бытия.

Грезы ушли вместе с затихшим гонгом. Тишина протрезвила его. Помощи и чуда не будет. Он на адской глубине, в чреве распроклятой и подлой планеты Гиргея, безоружный, спутанный нитями, в лапах у псевдоразумных дикарей. Он проиграл свой последний земной бой!

– Ну чего, суки, притихли? – просипел он себе под нос.

И оглядел замерших, присевших на корточки оборотней.

Он смотрел на них.

А они глядели в землю, в корявый грунт пещеры. Они явно чего-то ждали. И дождались. Из мрака, в котором все терялось и глохло, послышались вдруг мерное сопение шаги, завывания – и выплыли корявые, убогие и громоздкие белые носилки, выточенные то ли из камня, толи из окаменевшего дерева. Несли их двенадцать оборотней самого устрашающего вида, несли очень осторожно, с почтением – даже коленки у оборотней были полусогнуты, головы полуопущены.

– Мать ты моя! – не вытерпел Кеша. – Эта еще откуда?!

Посреди носилок в ворохе белых подушек сидела большая, даже огромная женщина. Вполне земная. Если бы Кеша мог, он протер бы глаза. Но руки были опутаны нитями, и он просто проморгался, зажмурился, снова вгляделся.

Носилки опустили метрах в семи от него, опустили прямо на спины двух или трех десятков коленопреклоненных оборотней – и оттого голова этой «земной женщины» теперь маячила на уровне Кешиного лица. В тусклом мерцании светящихся полипов-рыбоглотов, распятых на стенах и сводах пещеры, в угарном дрожании четырех вонючих, смердящих факелов он, наконец, рассмотрел женщину внимательнее. Жрица или владычица оборотней выглядела странно, теперь она не казалась земною: полупрозрачное, чешуйчато-волосатое тело восьмилапого, хвостатого и плавникастого оборотня увенчивала седая голова старухи-ведьмы. Большой горбатый нос, глубоко посаженные, острые как нож серые глаза, взметнувшиеся седыми кустиками брови, острый, выдающийся вперед подбородок, почти полное отсутствие губ – на их месте лишь окруженная сбегающимися морщинами щель. И невероятно густые, длинные, прикрывающие верхнюю часть тела волосы – грива седых, ослепительно белых волос с пепельными подпалинами и синевой на концах. Кеша даже вспотел. Ему не хватало для полного счастья этой страшной ведьмищи!

– Он слишком высоко висит! – неожиданно отчетливо и звонко произнесла ведьма, мешая староанглийский с межгалактическим. – Вы хотите, чтобы я сломала себе шею? Мерзавцы!

Мига не прошло, как к Кеше подскочили с двух сторон сразу шестеро оборотней, повозились немного, один по нитям быстро вскарабкался к крюку... и Кешу опустило. Теперь он мог бы при старании, коснуться ногой грунта, надо было только чуть вытянуться. От такого положения у него сразу заболело все тело – нет, неуежели висеть, то лучше повыше, а тут одна иллюзия, что стоишь, это не висение, а пытка!

– Так хорошо! – заключила ведьма-владычица.

И уставилась на пленника сверху вниз, внимательно разглядывая его. Кеша столь же внимательно разглядывал это чудище со старушечьей головой, его трудно было смутить. Смотрины могли бы продолжаться долго. Но случай решил иначе. Носилки качнулись, чуть не опрокинулись – не выдержал кто-то из оборотней, придавленных своей владычицей. И тут же в виновного, а может быть, и в невинного, но подвернувшегося под руку вонзился тяжелый трезубец с черным шлейфом по алому древку. Рука у ведьмы была тяжелая.

– Зачем же так?! – удивленно выдохнул Кеша.

Но он волновался напрасно, наказанный оборотень не издал ни звука – то ли ему не было больно, то ли он был очень терпеливым.

Ведьма открыла рот и обратилась к висящему:

– Ты не бойся. Тебя пока не тронут.

– И на том спасибо, – ответил Кеша.

– Не надо нас благодарить, – ведьма нахмурила брови, она, похоже, не понимала юмора. – Ты в полной моей власти. Проникнись этим и веди себя пристойно. Ты можешь выжить.

Кеша покорно склонил голову. Он все понял, он очень хотел выжить и был готов на все. Оборотни завороженными полубезумными глазами смотрели на свою владычицу. Но стоило им только моргнуть, и они бы разорвали чужака в клочья. Кеша все понимал.

– Что люди говорят о нас? – неожиданно спросила ведьма.

Кеша растерялся.

– Да так, – пробубнил он, – ничего особенного. Недавно пришел один от вас, больной, его наказали. А про вас ничего такого.

– Больной? – повторила ведьма в раздумий. – Вот всегда так. Из трех дюжин только от одного польза. Бывает и реже. Вы тоже вырождаетесь.

– Да чего там про нас говорить, – согласился Кеша, – народец хреновый пошел, мелкий, глупый и слабый. Много всяких гадов стало рождаться, я б таких в колыбели душил. Вырождаемся!

Ведьма заулыбалась, встряхнула седыми патлами, оглядела свое притихшее племя. Ей явно понравился ответ.

– Еще двадцать лет, пусть сорок – и вообще одни дебилы останутся, глядеть тошно! – усердствовал Кеша. – Это еще сюда лучших присылают, а на матушке Земле одни выродки остались, и не разберешь – то ли человек, то ли сволочь какая-то!

– На Земле давно не было войн, – вставила ведьма с многозначительным видом.

– Точно! А то совсем бы повырождались, ублюдки! – поддакнул Кеша.

Ведьма замотала головой.

– Если бы войны, – сказала она назидательно, – были бы очаги облучения, были бы мутации. Мутация – она движет всем живым, она не дает гнить и вырождаться она создает новые, более приспособленные типы. Миллионы слабых издыхают, а сильные, единицы, десятки остаются жить и становятся еще более сильными. – Ведьма злорадно ухмыльнулась, снова затрясла седыми власами, уставилась пронзительйо на ветерана и каторжника. – Скоро у вас останутся одни сильные!

Кеша дернулся в нитях. Но все же попросил уточнить:

– Почему это?

– Будет большая, очень большая война!

Бред! Они все с ума посходили, и Гуг, и Иван тоже несли околесицу о какой-то предстоящей войне, о вторжении. Ну ладно, тех еще понять можно, ну а эта гадина, которая торчит в своей дырявой планетенке, в самом ее гиблом нутре, она откуда знать может?!

– Война это плохо, – философически заметил Кеша. – Я много воевал. Но не стал сильнее. И богаче не стал. Кто по штабам сидел, те здорово обогатились, это да. А нам хрен под нос!

– Это будет другая война. Никто не станет богаче. Из ваших. Но ты не бойся. Если ты окажешься тем, кто нам нужен, мы оставим тебя здесь. Волны войны не докатятся до наших подземелий!

Кеша поморщился.

– Это как сказать. За ридориум могут спалить всю Гиргею!

– Тем, кто придет к вам, не нужен ридориум. У них другие ценности, – объяснила седая ведьма. И неожиданно добавила: – Ты должен называть меня королевой, понял?! Меня зовут королева Фриада, властительница троггов!

– Властительница вот этих оборотней?

– Да! И этих и других. Если ты подойдешь нам, я разрешу тебе называть меня моя королева! Это большая честь!

– Я тронут, королева, – поспешно заверил ведьму Кеша. Он знал одну простую вещь, женщины любых рас любят галантность и деликатность, и в его положении лучше не забывать об этом. Но все же не удержался: – А в чем заключается мое предназначение? Чем это я могу подойти или не подойти... королева?!

Старуха-ведьма наморщилась, отвернулась.

– Об этом мы поговорим позже. Ты еще не знаешь, кто мы такие и зачем мы здесь. Не спеши. В наших подземельях время течет медленно. Мы были здесь, когда еще не было вас. И не было тех, кто продырявил, испоганил нашу прекрасную планету.

– Так вам что ж это, сто миллиардов лет? – спросил Кеша. И тут же добавил: – Моя королева!

Ведьма снова пронзила его взглядом.

– Ты опять спешишь, ведь я тебе еще не даровала права называть меня моя королева. Может быть, тебе придется вернуться в ваши обиталища.

– Нет! Не надо! – замотал головой беглый каторжник. – Я не хочу возвращаться, там одно вырождение и одни выродки!

Ведьма наморщилась.

– Люди не любят троггов, боятся их. Но ты странный человек. Я понимаю тебя. Я все могу понять, ведь во мне есть и людская кровь. Но они, – Фриада обвела своим трехзубым жезлом послушную притихшую паству, – они никогда не поймут тебя. Хотя во многих из них тоже есть человеческая кровь. Погляди, ну разве скажешь, что это не одна раса, что это гибриды?!

– Никогда! – истово заверил Кеша. Хотя он видел с самого начала: это. такой пестрый и разношерстный сброд, что другого такого не отыщешь во всей Вселенной. Вон сидит оборотень с клювом как у пеликана и свинячьими тусклыми глазками. А рядом огромная безгубая жаба с двумя запавшими дырами надо ртом. А в полуметре от жабы высохший прозрачный скелет с длиннющими плавниками...

И все же в них много общего. Кеша только позже понял – фактура одна, они состряпаны из одного теста, из рыбьей студенистой жижи, из медузьей плоти – ее не скроешь ни под какими панцирями и чешуйками, а склеены рыбьим клеем. Трогги! Он впервые слышал это слово.

Королева Фриада смотрела на него снисходительно, как на малое дитя или на комнатную собачонку. Слава Богу, не били и не пытали. Кеша бывал в плену и знал, как это делается.

– Ни одна из рас, даже самых древних и самых могущественных не может выжить сама в себе. Она изживает себя.

Есть какой-то высший закон, который не дает выжить замкнувшемуся в себе. Ты меня слышишь, землянин? Трогги были первыми на Гиргее. До них здесь не жил никто. Они родились сразу – без эволюции, без среды, без естественного отбора, родились из спор, посеянных кем-то неведомым. Ты представляешь себе разумных существ, явившихся в пустой мир с пустыми руками?! Это было жестокое испытание. Но трогги выжили. Лишь в двести шестьдесят третьем поколении они узнали о дарованной им способности менять форму свою. И это было не случайно! Ибо еще через поколение на Гиргею пришли земоготы. Это была наша великая трагедия! Сотни миллионов поверхностных троггов, обитавших в пещерах огромных гиргейских гор, были убиты. Их вытравили ядовитыми газами. Ни один из них не ушел от чудовищной кары.

– Кто эти земоготы? – спросил Кеша. Он слышал, что задолго до землян кто-то командовал на Гиргее и даже добывал рядориум, но не очень-то доверял всяким байкам.

– Сейчас увидишь!

Королева Фриада подняла свой жезл, направила его на одну из стен пещеры. Из жезла выбился тоненький оранжевый лучик. И стена исчезла. Сразу стало светлее, даже глаза у Кеши заболели – он впервые увидал такую огромную и идеально гладкую стену из хрустального льда. Все это было несовместимо с дикарскими плясками и вонючими факелами, грубыми первобытными носилками и напыщенной ведьмой-королевой. Но это было. Стена просветлялась на глазах, будто включался на прозрачность слой за слоем, как в капсуле последнего поколения. И когда она вся стала прозрачной, Кеша невольно вскрикнул. Прямо перед ним, нависая огромной тушей, застыл в хрустальной пустоте шестиметровый скорпион с тремя хвостами-гарпунами, двенадцатью шестисуставчатыми лапами... и огромной круглой головой с черными выпуклыми глазищами. Он медленно ворочал этими антрацитовыми полушариями, будто выискивал жертву. От такого взгляда мороз пробирал по коже. Был скорпион покрыт гребнистым хитиновым панцырем бледно-зеленого цвета. Мягкое на вид желтоватое брюхо ритмично сокращалось – скорпион дышал. Пошевеливались длинные мохнатые, бревнообразные и вместе с тем расходящиеся веером усы. Земогот! Глядя на эту хищную и отвратительнейшую тварь, Кеша думал, что ведьма не врет, такие могли уничтожить и миллионы троггов и еще побольше. Он не боялся за себя, знал – хрустальный лед это силовые поля, земогот скручен ими надежней, чем он этими хлипкими студенистыми водорослями, не вырвется. А может, это вообще подвижное чучело или голограмма, снятая с гадины давным-давно.

– Они пришли на Гиргею два с половиной миллиарда лет назад. Их никто не знал. Первые трогги отчаянно бились с ними, пытались противостоять захватчикам. А те истребляли их походя, не считая даже за серьезного противника, вообще ни за что не считая. Земоготы не ели троггов, не перерабатывали их – сами трогги им не были нужны. Им была нужна наша Гиргея! Ее недра! Не только ридориум. Тут было много того, чего не было на других планетах Вселенной. Они вывозили все подряд – каждый день в космос уходили десятки и сотни грузовых звездолетов. За два тысячелетия они полностью уничтожили огромные гиргейские горы, а ведь ими была покрыта вся планета, скалы вздымались на сотни ваших земных миль над двумя океанами Гиргеи. Они зарывались в породу, ввинчивались в нашу планету на своих землеройных гигантах. Это было страшно? Смотри!

Чудовищный скорпион исчез, словно его и не было. И открылось Кеше иное: исполинская винтообразная машина, сотрясающаяся от гула, от собственной титанической мощи, прожигает слои базальта и гиргенита, только трещины разбегаются по сторонам. А за машиной – клокочущая струя черной, свинцовой жижи. И сверкающие брикеты – ридориум. Это было фантастическое зрелище! Кеша сам добывал своим гидрокайлом на подводных рудниках Гиргеи ридориум. Но это были крупицы, жалкие крохи. У землян никогда не было такой феноменальной технологии.

Дьявольские машины, они разлагали породу на черт-те что, превращали ее в жижу, но выдавали наверх брикеты, целые брикеты самого драгоценного вещества во Вселенной!

Имея такую машину, можно иметь все! Это непостижимо! Один день, один час работы на ней – и обеспеченная жизнь и самому, и всем потомкам до скончания света! Что там обеспеченная, – роскошная, блистательная жизнь!

– Ну хватит! – проворчала патлатая ведьма. – Машина исчезла. Хрустальный лед перестал искриться, полупогас. – Это не каждый выдержит. Гляжу, и у тебя слюнки побежали. Они брали чужое. Не завидуй им! Смотри на нас, внимательно смотри. Неужели ты ничего не замечаешь?!

Кеша вгляделся в оборотней. Что он должен был заметить? Они и сами-то чутьпопригляднее скорпионов-земоготов. Есть даже сходство какое-то: лапы с крючьями когтей, хвосты почти такие же, но хлипкие... хе-хе, хлипкие в сравнении с хвостами скорпионов, а для человека такой «хлипкий» хвостик – неминуемая смерть. Нет, Кеша ни черта не понимал.

Старуха смеялась, она была довольна. Видно, не так часто ей представлялась возможность открывать кому-то глаза, учить и вразумлять. А она, судя по всему, любила это ремесло.

– Смотри, несчастный, – провозгласила она, – что ты видишь теперь?!

Лед прояснился, заискрился – теперь в нем висел трехметровый почти прозрачный червь с рыбьими плавниками и безобидной округлой мордочкой. Просвечивающийся хребет был тонок и нежен.

– Я не видел таких, что я могу сказать, – признался Кеша.

– Это трогг. Да-да, это обычный – нетрансформированный трогг до нашествия земоготов. Мы были такими. Но мы стали другими. Двести шестьдесят три поколения – это почти миллиард лет! Уже тогда трогги вырождались. Это вырождение могло бы длиться еще миллиарды лет, до полного исчезновения нашей расы. Но судьба послала нам земоготов. Они убивали нас. А мы через них выживали и становились сильнее, живучее, приспособленней. Мы похищали земоготов и использовали их по-своему. Мы вливали их свежую воинственную и здоровую кровь в кровь нашей дряхлеющей расы. Это было непросто. Совсем разная генетика, ни при каких обстоятельствах не могло бы произойти смешения в природе, естественным образом. Но мы разобрали генетический код их наследственности. Полторы тысячи лет шел поиск. И мы стали их использовать в своих целях. На стороне земоготов была сила, абсолютное превосходство во всем. Они нас боялись меньше, чем водорослей-трупоедов. Но мы их достали. Это была кропотливейшая работа. Вначале похищения не удавались, у них были отлаженные системы охраны и слежения. Но мы приспосабливались к этим системам, мы проникали через них и принимали их формы, вид их детенышей. Мы уносили, увозили, уволакивали их. И появлялись новые трогги. Это было чудовищно! Первых гибридов боялись даже старейшины, они внушали ужас троггам. Но генетики знали, что делали – в телах скорпионов жили души троггов. И вот позже... Нет, лучше погляди-ка!

Кеша уставился в прозрачность хрустального льда. Картина появилась сразу. Это была бойня, жестокая и безжалостная бойня. В огромных шарообразных помещениях одни жуткие скорпионы уничтожали других, беспощадно, зверски, используя непонятное дисковидное оружие и без него своими кошмарными лапами. Смотреть на это побоище было и интересно, и тошно.

– Ну хватит! Ты уже все понял! – процедила старуха. – Мы не только обновляли кровь своей расы. Но мы выращивали и земоготов с сознанием троггов. Выращивали и по одному, по два запускали в их обиталища. Ни одна система сложения не могла отличить подлинного земогота от нашего. Они пропускали наших. И тогда начиналось. Вершилось возмездие. К тому времени уже вся Гиргея была изъедена ходами земоготов. Они превратили нашу планету в огромный плод, источенный червями. Они стали невероятно сильны и могущественны. И не было им равных во Вселенной. Это недра планеты Гиргея дали им силу и власть! И они раскусили нас. Но было поздно. К тому времени мы научились, – королева Фриада злорадно улыбнулась, впервые обнажая огромные, явно нечеловеческие зубы, – мы научились создавать не только зародышей земоготов с душами троггов, но и споры. Ты понимаешь, что это означало для захватчиков?!

Кеша туго соображал, он не успевал переваривать информацию, уж слишком все это отличалось от того, что ему довелось слышать о псевдоразумных гиргейских оборотнях. И потому он честно признался:

– Не-е, не понимаю!

– Тогда слушай! Мы сеяли эти споры везде, где могли быть земоготы. Споры проникали в их корабли – и уходили к их мирам. Споры попадали в их обиталище, в их станции, в контейнеры с грузом. Это было начало Большого Конца для земоготов. Рано или поздно из спор рождались сильные, воинственные, бесстрашные земоготы-убийцы. Они истребляли настоящих земоготов повсюду, не было им границ. Священная, великая месть троггов добралась до каждого из виноватых и невиновных. Раса земоготов перестала существовать. Их нет нигде! Мы истребили их во всей Вселенной.

– Но ведь те, что вылупливались из спор... – начал было Кеша.

– Они или погибали вдали от родины или возвращались. Последних было совсем мало. Вне Гиргеи они не давали потомства. Это были смертники. Но они шли на смерть за святое для нас дело. Мы их породили в образе врагов своих, чтобы отомстить врагам своим. В этом была наша сила и наше право! А заодно мы обновили кровь расы. Свежей струи нам хватило еще на миллиард с лишним лет. И все же замкнутые в пещерах изживали себя... Мы были на грани вырождения, когда явились вы – земляне. Мы не могли ненавидеть вас так, как ненавидели земоготов. Но вы пришли на нашу планету, понимаешь! Вы пришли вовремя. На этот раз мы продвигаемся быстрее, значительно быстрее – нам не понадобятся тысячелетия, чтобы влить в себя вашу кровь и обновить себя. Посмотри на меня!

Кеша еще раз внимательно вгляделся в королеву. Он начинал кое-что понимать. В это было трудно поверить, но... голова у ведьмы была человечьей.

– Да-да, я гибрид трогга с человеком. Я прожила троггом восемьсот шестдесят три года по-вашему. И я одной из первых позволила принести себя в жертву нашим генетикам. Последующие были более удачными. Но ты не увидишь их здесь.

Кеша растерялся. Ему стало не по себе. Он уже понимал, что уготовано землянам на Гиргее... да и не только на Гиргее. Но он не мог поверить в это.

– А где я их увижу? – тупо спросил он. – Где, королева?!

Фриада снова рассмеялась. Она была довольна. Все ее изможденное лицо выражало злорадство и торжество.

– Ты их не увидишь. – Мы не выпустим тебя. Ты мне нравишься землянин. И ты дашь семя для новых гибридов. А увидят их твои сородичи, увидят в свой последний миг. Многих они видят уже сейчас, но они не могут отличить их от самих себя, ибо отличить землян с душами троггов невозможно. Ты понимаешь меня?!

Кеша понимал королеву гиргейских оборотней. Он понимал, что землянам грозит участь земоготов – полное уничтожение. Сначала на Гиргее, потом на Земле и по всей Федерации. Это было немыслимо. Но теперь Иннокентий Булыгин верил старой ведьме.

– Да ты не переживай, не расстраивайся, – успокоила его Фриада, – ты ведь сам говорил, что земляне вырождаются. Сам говорил, что на Земле одни выродки остались, и не разобрать – то ли человек, то ли сволочь какая-то. Верно? У меня хорошая память. Мы вам поможем в этом процессе. А вы поможете нам... поможете выжить, освежить нашу старческую кровь. Не морщься, не делай свое лицо таким печальным. Это закон Мироздания – слабый уходит, сильный остается. Не мы одни живем по этому закону. Те, кто придет к вам для большой войны, хотят большего. Нам хватит вашей крови. Им нужны и ваши земли!

– Про тех я не знаю. А вот вы... – Кеша задохнулся от гнева. – Я не согласен помогать вам. Лучше убейте!

– Тут распоряжаюсь я – королева троггов Фриада, понял, землянин! Не ты первый, не ты последний! Исчезнет земная цивилизация. А трогги будут! Исчезнут негуманоиды иной Вселенной, которые идут, чтобы поработить вас и изничтожить. А трогги будут! Исчезнут те, что придут вслед за ними...

– А довзрывники-наблюдатели?! – жестко спросил Кеша и не менее злорадно оскалил зубы.

Королева осеклась. На ее лицо набежала тень.

– Им нет дела до нас. Они сами по себе!

– Значит, они есть?! – настаивал Кеша. – Есть, моя королева?!

– Есть! – спокойно ответила ведьма. – Никто не знает, почему они выбрали Гиргею, Но они никому не мешают. Они только смотрят. Они не помешают и нам! – Последние слова она произнесла громко, с вызовом.

x x x

– Ты видишь эту хреновину?! Видишь, отвечай мне! – Дил Бронкс тыкал в нос Гугу Хлодрику обрывок тяжелой черной цепи, той самой. – Я загоню ее завтра же! Загоню за полцены, старик! Но этих денежек мне хватит, чтобы нанять... нет, чтобы купить целую эскадру боевых космокрейсеров. Понимаешь? Нет, ты меня понимаешь, старик?! Мы пойдем на эту паршивую Гиргею! Мы ее расколошматим вдрызг, мы им всем надерем уши. Гуг! Это я тебе говорю...

Гуг Хлодрик, седой и багроволицый великан-викинг, мычал в ответ нечто невразумительное. Из его глаз текли слезы. Вот уже вторую неделю подряд они пили, не просыхая, не вылезая из тесной конюшни, пугая своим пьянством лошадей, киберов, несчастную Таеку. Поиски на Земле Ливадии Бэкфайер ничего не принесли – и это еще больше расстроило Гуга. Жизнь была прожита зря. Он подлец! предатель! трус! никчемный человечишка, бросивший всех, предавший всех! Два дня назад с Земли прилетал Крежень, правая рука Гуга, человек надежный, кремень, проверенный бандой во многих делах и никогда не подводивший. Он долго хлопал Гуга по огромной спине, все не мог нарадоваться, выпил сними пару бутылок, рассказал про бандудела шли хреново, без вожака удача их оставила, половина банды разбежалась, кто-то перешел в другие, более удачливые, кто-то нанялся на дальние геизируемые планеты, осталось человек двести. Когда Говард Буковски начал подробно излагать Гугу планы его же вызволения с гиргейской каторги, Гуг оборвал его, налил еще стакан. «Там все накрылись, Крежень!» – сказал он, стирая слезу с давно небритой щеки. Крежень улетел обратно, так и не получив никаких инструкций. А Гуг остался. Он валялся на прелом сене – самом натуральном земном сене, малость подпревшем уже здесь, вдали от Земли – и с тоской смотрел на свежевыструганную кедровую стропилу. Была бы под рукой веревка, он бы повесился. Но ходить по космолаборатории и искать ее он не мог. Дважды Таека приносила полные инъекторы алкофагов и силой впрыскивала содержимое в Гуга и своего разлюбезного муженька. Оба раза они полностью отходили, обретали всю свежесть и ясность разума, но оба раза они напивались заново, да еще похлеще прежнего. Таека заперла все спиртное в сейфоотсеке Дубль-Бига. Но шустрые киберы приносили бутылки в конюшню, видно, у Дила Бронкса, хотя он и не баловался горячительным пойлом, были кое-какие запасы на черный день.

– Я их раздолбаю к едрене матери! – истово заверял негр, пытался подняться с четверенек, падал, опрокидывал стаканы, наливал снова. – Я разнесу эту каторгу в щепки, но вытащу оттуда Ванюшу! Гуг, ты меня понимаешь?!

Гуг кивал и мычал. Он все понимал. Он бы и сам раздолбал и разнес бы к чертям Гиргею, но он не мог даже доползти до двери. Оба жеребца ржали опасливо, косили глазом на пьяных, жались в углы. Дил Бронкс напугал их еще неделю назад, когда пытался взобраться на них, пришпорить, взнуздать и немедленно поскакать на выручку друга Ивана. Так и не взобрался. Они рыдали с Гугом на пару, жалея не столько несчастных узников Гиргеи, сколько себя.

В тот момент, когда Дил совал цепь под нос Хлодрику в очередной раз, дубовая дверь в конюшню распахнулась. На пороге стояла Таека. В ее руках не было инъекторов, она держала в крепко сжатой маленькой ладошке самое примитивное орудие – деревянную палку, подобранную невесть где.

– А ну встать! – закричала она пронзительным голоском.

Ни один, ни другой встать, разумеется, не смогли. И Таека не стала выжидать. Первым делом она разнесла в дребезги оба наполненных стакана и все четыре бутылки, стоявших под стеночкой – удары были мастерские, недаром Таека на Земле занималась долгое время в одной из школ «угон-фо», изучала тайные приемы рукопашного боя.

– Сейчас вы у меня запляшете, миленькие!

– Ну чего ты... – начал было Дил Бронкс. И тут же полетел в угол – конец палки угодил ему прямо в лоб, а сильная и легкая нога в синем сапожке в грудь. Таека в гневе не жалела ни себя, ни близких своих, воспитание у нее было явно не христианское.

– Получай еще!

Дил не успел очухаться от удара, как на него обрушился град новых. Женушка била метко, больно, не щадя свою пьяную и беспомощную половину.

– И тебе! Чтоб не завидно было!

Удар пяткой в лоб сразил огромного Гуга, который, поднялся было медведем и побрел на помощь другу. Пока неповоротливый Гуг падал, Таека успела запрыгуть на его широченную словно вертолетная площадка спину, сплясать на ней танец победителя, выколачивая дробь по хребту, подпрыгнуть, перевернуться через голову и мягким ударом в загривок распластать викинга.

– Вот так! Я-а-а!! – визжала Таека. – Вот так!!!

Она бесновалась будто десяток обезумевших пантер.

Никогда еще Дила Бронкса так не били, даже на Сельме, даже на гнусной планете Урагаде, где его били люто, жестоко и сильно зверообразные аборигены. Тем было проще – у них из туловищ росло сразу по две пары рук и по две пары ног, это были прирожденные бойцы и драчуны. Но сейчас потерявшая над собой контроль худенькая, маленькая, нежненькая Таека уложила бы их всех.

– Я-я-ааа!!!

Гугу не удалось отлежаться – град ударов подбросил его массивное тело, загнал в угол, заставил лезть на стену. Но старый разбойник был слишком толст и пьян, чтобы лазить по стенам. Он снова рухнул в солому. Он уже не думал о стропиле, о петле, о сведении счетов с проклятущей жизнью. Он думал, как бы спрятаться от этого урагана. И ничего не мог придумать. Он видел одним не распухшим еще глазом мельтешение рук и ног, это была не Таека, это был злой дух в женском обличий. И от него не было спасения.

– Получай! Я-яаа!!!

Дил увернулся от удара ногой, получил два кулаками и три ребром ладони, но успел подпрыгнуть, ухватиться за какое-то торчащее из стены бревно, подтянулся, получил вдогонку еще два удара и полез куда-то под потолок. Если бы у него была возможность, он выпрыгнул бы в открытый космос, лишь бы избежать этих жгучих, болезненных тычков и ударов. Дил Бронкс был уже почти трезв. И все же она его достала и под потолком, она его протрезвила окончательно – такого сеанса излечения от похмелья Дил еще никогда не проходил. Он дикой черной кошкой скакал по стропилам, изворачивался. Но она его доставала, догоняла – и била, била, била. Упал он прямо на спийу жеребцу.

Еще в полете Дил осознал, что он абсолютно трезв, что он еще никогда в жизни не был настолько трезв. Но жеребец этого не знал, он взвился на дыбы, потом взбрыкнул задними ногами и сбросил незадачливого ездока.

– Все! Все-е-е!!! Больше не надо!!! – дико зжрал Дил, забившись на четвереньках в угол, скаля свои ослепительно белые зубы с еще более ослепительным бриллиантом, сверкавшим в них.

Но Таека все же наградила его завершающим ударом – нос у Дила, и без того широкий и большой, стал еще шире и больше.

– Вот так будет хорошо! – сказал Таека ледяным голосом и совсем без одышки, будто это неона только что носилась по всей конюшне молнией. – Сюда!

По ее команде в распахнутую дверь ворвались сразу три шестируких кибера, подхватили Дила Бронкса и в полминуты спеленали его пластиконовыми бинтами как самого заурядного буйнопомешенного. Застыли в ожидании следующей команды.

– Повесить! – жестко приказала Таека.

Огромные глазища у Дила совсем вылезли из орбит.

– За что? – пролепетал он, облизывая пересохшие синие губы пересохшим языком. – Ты с ума сошла?!

– Повесить! – еще жестче повторила Таека.

Киберы ее поняли. Они забросили два пластиковых конца за стропила, подтянули спеленутого, закрепили концы и замерли. Дил Бронкс висел тренировочной грушей, не доставая ногами сена на целых полтора метра, он был просто отличной мишенью, на нем можно было отрабатывать самые сложные удары, только чуть подпрыгнуть и... Но Таека не стала продолжать избиение. Она была удовлетворена делом рук своих.

– А ты чего притих! – она резко развернулась к Гугу Хлодрику, прятавшемуся за крупом одного из жеребцов. – Ко мне!

Команда была столь ясна и устрашающа, что Гуг упал и пополз к Таеке, глядя на нее совершенно трезвыми, молящими о пощаде глазами. Он был в совершеннейшей прострации. Он был забит, опустошен, обезволей до такой степени, что забыл, как его зовут и где он находится. Лишь увидев киберов, подступающих к нему с бинтами, он встал на ноги разбуженным шатуном, взревел, мощными ударами отбросил и правого, и левого от себя – так, что только хромовые ребристые ступни засверкали в воздухе. И тут же увидел перед собой маленькое желтенькое личико с раскосыми глазами.

– Нет! Ты еще не созрел! – спокойно прошипела Таека. И вдруг лицо ее исказилось: – Я-я яааа!!!

Град ударов обрушился на беглого каторжника, вожака банды, бывшего блистательного десантника-смертника из особого отряда космоспецназа по борьбе с межзвездным терроризмом. Это была буря, ураган, смерч и цунами, все вместе взятое. Уже на двенадцатом ударе Гуг в полном безумии зарекся пить – если только выживет, если только... Он пытался защититься, уклониться от ударов, достать эту маленькую бесовку, ведь надо ухватить ее, и все! Он сжал бы ее в ладонях – и она притихла бы как мышка. Ничего больше и не надо! Но он не мог этого сделать, как ни старался. Она была сильнее его в бою, искусней и ловчее.

– Я-яааа!!!

От последнего удара в мозгу у Гуга помутилось. Но он не успел упасть. Ловкие киберы подхватили его, спеленали и подвесили в метре от владельца этой роскошной конюшни и еще более роскошной космостанции Дубль-Биг, в метре от висящего грушей преуспевающего ученого и бизнесмена, респектабельного и талантливого Дила Бронкса.

– Повисите – дозреете! – спокойно сказала Табка.

И вышла, хлопнув дубовой дверью.

x x x

– Здравствуйте, Иван! – сказал круглолицый и улыбнулся кривой улыбкой.

Иван скосил глаз на собственное плечо. Нет, он еще не превратился в зверочеловека, плечо было обычным, его плечом. Они остановили плаху-распятие. Где головоногий?

В чем дело?! И почему старик пропал, а этот мертвец восстал из мертвых?! Он не ответил на приветствие.

– Вы меня не узнаете? – круглолицый погасил улыбку.

И Иван увидел, что это не тот, кого он придушил собственными руками. Вернее, тот, да не совсем. Отчаянная догадка промелькнула в голове. Неужели?! Он тогда ушел из его мозга. Куда он мог уйти? Только в тело круглолицего!

Нет, он мог уйти в любое тело, он мог воплотиться в старца с ясным взором, в одутловатого или даже в пижона с алмазной заколкой... Но он выбрал освободившееся тело. Он выбрал круглолицего. Первозург!

– Ну вот! – сказал Первозург-круглолицый, снова кривя рот. – Вот вы меня и признали.

– Где старик? – спросил Иван.

– Да какое нам дело? Он покинул этот зал... судьба его спасла. Знаете, я уже собирался было вмешаться, я был рядом за двумя стенами. Ведь я обязан вам жизнью, Иван, и своим спасением. А я умею помнить добро.

– Где головоногий?

Круглолицый нагнулся, поднял, с пола что-то. Иван увидел только шупальце с присоской. Головоного отключили. Нет его, есть обесточенный муляж. Ну и черт с ним! Неужели пронесло? Это было похоже на сказку!

– Никаких сказок, Иван! Просто надо иметь хороших и верных друзей! – улыбнулся Первозург.

– Они не разоблачили вас? – спросил Иван.

– Каким образом?

Иван только отвел взгляд. Действительно, каким образом они могли разоблачить Первозурга, вселивщегося в тело одного из властителей мира, не повредившего ничего в его мозгу, в его сознании, подсознании и сверхсознании, но получившего над ними полную и беспредельную власть?!

– Помогите мне!

– Ах, да!

Первозург-круглолицый покопошился у изголовья, что-то отжал – и все проводники, шланги и прочая мерзость отпали от Иванова тела. Он был свободен! Он мог встать, выйти, сбежать отсюда. Но он лежали не знал, что будет делать дальше. Он один раз уже сбегал из этого тайного дворца-города, запрятанного от всего человечества под антарктическими льдами, под самим материком, в его глубинных недрах.

– Я помогу вам выбраться. Не надо совершать необдуманных поступков, – предупредил Первозург.

– Хорошо. Я согласен. – Иван был готов подчиняться.

Он спрыгнул с плахи. И упал, ноги не держали его.

– Проглотите вот это! – Первозург протягивал на ладони два сиреневых кубика. – Не бойтесь, я не собираюсь вас травить.

Иван проглотил кубики. Попробовал встать. Но снадобье подействовало лишь через несколько минут.

– Где мой мешок? – поинтересовался он.

– У меня, – коротко ответил Первозург.

– Это хорошо. Вы должны мне его вернуть, это не мои вещи.

– Я и не претендую на них. Потом заберете.

Иван никак не мог решиться спросить о главном. Это было непросто сделать. Поймет ли его человек ХХХ-го века, скитавшийся миллионы лет в иных измерениях? Ведь он сам себя порою не понимал. Но медлить больше нельзя.

– Вы знаете, кто они?

– Знаю! – коротко ответил Первозург. – Они подлинные властелины мира. Мира людей.

– Так что же вы? – сорвался Иван. – Ведь вы же всемогущи! Ведь вы могли бы их давно ликвидировать. Знаете, что они готовят всем нам?!

Первозург-круглолицый заулыбался своей кривенькой улыбочкой, отвел глаза. Он явно не готов был вести беседу на эту тему, а может, просто не хотел лишний раз тревожить взбудораженное сознание Ивана. Ведь он, Первозург, мог читать его мысли, а Иван нет. Они были неравны даже сейчас. Неравны во всем.

– Мне надо разобраться, узнать как можно больше, – сказал он после затянувшейся паузы. – Тут нельзя рубить с плеча, понимаете, нельзя.

– Почему?! – не понял Иван.

– Могут быть параллельные структуры власти, – ответил Первозург, – система подстраховок. Тогда нам конец. Они не так просты, как вам это кажется. Запомните, сидящие на тронах умеют защищать себя – в этом все их искусство, в этом их ум, воля, сила. В первую очередь – усидеть на троне, а уж потом – управление и все прочее. Если бы я пошел в открытую, ну мог бы устранить одного, двух верховников... понимаете, это не решение.

– Почему?! Надо с чего-то начать! Хотя бы одного! Хотя бы двух! – возмутился Иван.

– Глупости говорите, – отрезал Первозург, – убрав одного или двоих, я только расчищу дорожку тем, кто готовится им на смену. И все! Вы еще молоды и не опытны, Иван. Вы не понимаете механизмов власти!

– Ну как же, – проворчал Иван, – меня туг учил уже один про механизмы! Такого понаплел, что нутро выворачивает.

Первозург вперился в Ивана острым взглядом, он считывал из мозга своего спасителя беседу со стариком. Это длилось секунды две-три. Но Иван все понял.

– Мы с вами договаривались, по-моему, не ковыряться в чужих мозгах, не так ли?! – сурово проговорил он. – Или с таким жалким и ничтожным пленником можно делать все, что душе угодно?!

– Нет! Извините меня. Просто старик говорил с вами откровенно, он не кривил душой: власть – это омерзительнейшая штука. Миром правят выродки-дегенераты. За редчайшим исключением. Но выродки не прощают тех, кто составляет исключение, они не любят здоровых. В этом вся сложность и заключается, Иван. И еще... – Первозург замялся. – И еще, я ведь сам один из них, из выродков-дегенератов, понимаете. Мой мозг, мое сознание и все прочее – это такая же паталогия, как и у них. Просто во мне сидит и еще что-то...

Иван оцепенел. Можно было испортить все. И потому он просто уцепился за последние слова.

– Вот это «что-то» и возносит вас над ними! – почти выкрикнул он. – Вы совсем другой, Первозург, совсем другой!

– Ну, ладно, ладно, – улыбка на лице круглолицего перестала быть кривой, – хватит об этом. И не зовите меня больше Первозургом. Ведь это вурдалаки на Полигоне, в Пристанище так звали меня, зачем же мы будем им подражать?!

– Я же должен как-то к вам обращаться.

– Меня звали когда-то Сихан, миллионы лет назад... – Первозург погасил улыбку, – если эти миллионы только были, меня звали Сихан Раджикрави. Я почти забыл свое имя, я даже забыл, как оно звучит, как произносится.

– Вы индус?

– Нет! У меня нет национальности. Я ребенок «из пробирки», выражаясь старинным, допотопным языком. У меня никогда не было родителей, мам, пап, дедушек и бабушек. Имя мне просто дали вместе с порядковым индексом, точнее, после него.

Иван встал. Подошел к черной двери из иргезейского гранита. Он начинал беспокоиться. Вот они здесь разговоры разговаривают, а там, может, уже готовятся схватить его, там, может, уже вертухаи зашебуршились. Они теряют время, бесцельно, напрасно, преступно.

– Мы можем проиграть эту игру, – сказал он.

– Можем, – спокойно согласился Сихан. – Всегда ктото проигрывает, а кто-то выигрывает. И еще, Иван. Я хотел сказать вам, что я пока не ваш единомышленник. Вы слишком просты, все воспринимаете черным или белым. Я помогал вам. Вы помогали мне. Но, согласитесь, у меня может быть свое мнение.

– Разумеется, – сказал Иван, мрачнея. Дело приобретало неожиданный оборот. Значит, на Первозурга можно не рассчитывать в дальнейшем. Только на себя! Только на себя!

– Я хочу во всем разобраться, – уточнилСихан. – Я никогда всерьез не занимался историей, я не помню деталей правления XXV-го века...

– Временные связи изменены, – оборвал его Иван, чтобы сразу внести ясность. – Та история, что вам знакома, не повторится. И будущее теперь будет иное.

– Согласен. И все же до порогового момента изменений не было. Те, кто властвует миром сейчас, – он выразительно поднял брови, – властвовали и в нашей истории, той, которая уже не повторится. И они удержали власть, понимаете?

– Не совсем. – Иван нервничал. – Мне надо уходить! Я не хочу снова на плаху!

– Мною блокированы все подходы, не волнуйтесь. Не всегда дело нужно делать споро, иногда его надо делать рассчетливо и неспешно, поверьте моему опыту. Вы уйдете, а я останусь. – Первозург улыбнулся. – Пока останусь. Вы знаете, у меня ведь тоже могут быть свои планы.

– Какие еще? – наивно поинтересовался Иван. Он уже знал ответ.

– Пристанище – это мир созданный мною и моими единомышленниками, это мое детище. Я не могу так просто отказаться от него.

– Так вот почему они хотели убить вас?!

– Да, именно поэтому! – тихо ответил Сихан. – Но помните всегда, что убить меня они собирались вашими руками.

– Дело прошлое, – решил замять неприятную тему Иван.

– Как сказать.

– Да как ни говори! Неужели вы меня будете подозревать в чем-то?

– Нет. Это исключено. Я был в вашем сознании. Вы посланец сил Добра! – буднично и даже скучно произнес Первозург.

– Вот как, – машинально откликнулся Иван. В ушах у него прозвучало тем старым, незабываемым голосом:

«Иди, и да будь благословен!» Но к чему сейчас эти разговоры, сейчас, когда надо действовать?!

– Да. И поэтому я никогда не буду вам мешать. Больше того, я буду помогать вам по мере...

– По мере чего?

– По мере возможностей.

– Неправда! – Иван был резок и зол. – Возможности у вас колоссальные, у них нет меры, тут что-то иное.

– Вы правы. Я не так выразился. Я буду помогать вам по мере того, насколько это не препятствует моим интересам. Понимаете?

– Понимаю.

Сихан отвернулся. Подошел к фреске. Он смотрел не на седовласую девицу, а на кентавра. Этот человекозверь был по-своему красив и грациозен, в нем чувствовалось нечто неживотное, одухотворенное, хотя и творил он дело нехорошее, умыкал красавицу-землянку. Лицо у кентавра было почти человеческое. Янтарно-рыжий болигонский кентавр!

Чье ты создание? Божье? Сатанинское? Или ты сам по себе?! Болигон сейчас заповедная зона. И принадлежит этот заповедник Синдикату. Иван знал от Гуга, как Синдикат осваивает «заповедники». Бедный болигонский кентавр!

– Да, я не сказал вам всей правды, – признался Сихан, не оборачиваясь. – Я не расправляюсь с этими властителями мира и по другой причине. Они имеют какую-то связь с Пристанищем. Они посылали вас туда не наугад. А у меня связей теперь нет. Я должен все узнать. Я уже побывал в мозгах у каждого из клана «тайного мирового правительства». И почти ничего не узнал. Есть кто-то еще, кто не может без них, как и они без него. Тут все запутано, Иван. Если бы все было просто и ясно, я б разрубил этот проклятый узел одним ударом! – Сихан поднял руку и резко, невероятно резко, со свистом ее опустил – Ивану показалось, что воздух был рассечен острейшим фаргадонским мечом. Он машинально взглянул на свое запястье, потом на локтевой сгиб – рукояти чудесного меча не было, как не было и шнура-поисковика. Сняли!

– А ведь я собирался привести сюда две боевые капсулы и уничтожить эту обитель выродков, – неожиданно признался Иван.

– Большей глупости содеять невозможно! – Сихан обернулся. Глаза его горели. – Вы хотя бы предупреждайте меня о своих планах, можете не беспокоиться, я их никому не выдам.

– У меня нет пока никаких планов. Я не знаю, как подступиться ко всей этой дьявольщине, а вы сразу делаете выводы. А если завтра Вторжение, что тогда?!

– Ничего. – Сихан смотрел прямо в глаза Ивану. – Неужели вы думаете, что можно остановить Вторжение?!

– Можно! – ответил Иван твердо, с непонятной решительностью.

– Блажен, кто верует. Ну да это ваши проблемы. Может, еще и ничего не будет.

– Будет. Я видел их.

– Кого их?

– Воинов. Гигантские инкубаторы, тысячи маток, миллионы зародышей. Они выращивают бойцов, завоевателей. Я видел их звездные эскадры. Они наготове! – Иван ходил по залу, сжав кулаки, нервно подергивая головой. Наверное, ему было лучше умереть на этой крутящейся плахе-распятии. Один раз – и навсегда, навечно! Это лучше, чем беспристанные мучения, чем бессилие и тревога. Ну зачем он, этот человек из будущего, который сам себя назвал одним из выродков-дегенератов, спас его? Только лишь в знак благодарности за собственное спасение? Нет, не может быть, Первозург не так прост, он очень хитер, он слишком мудр, чтобы быть хитрым, он не такой как все остальные, и нечего ломать голову.

– Эскадры всегда наготове, на то они и эскадры, – отпарировал Сихан. – А что касается воинов, зародышей... они, эти зародыши в своих инкубаторах что, уже с лучеметами и плазмометами в руках выращивались?!

– Нет! Причем тут лучеметы и зародыши, – недовольно пробурчал Иван.

– А тогда почему вы решили, что это воины, что это завоеватели? Может, негуманоиды выращивают обычных андроидов для обслуги и всяких грязных работ? Ну с какой стати вы вдруг решили, что выращенные существа похватают лучеметы и прочую гадость, усядутся в звездолеты эскадры и полетят завоевывать Землю?!

Иван ударил кулаком по плахе – шланги и провода посыпались на пол. Этот Первозург нарочно злил его.

– Они мне сами сказали об этом! – выкрикнул он. – Сами!

– А вы верите каждому слову?!

Иван растерялся.

– Нет, не каждому, – ответил после заминки.

– А если это слово изречено врагом?!

– У вас железная логика, Сихан. Но они говорили правду! Они не знали, что я выживу. Понимаете, не знали!

Первозург снова уставился на столь любимую стариком фреску древнего письма. Он явно любовался кентавром.

Иван вдруг понял. Ведь кентавр – плод мысли человеческой, это воплощение невоплощенного, несуществующего. Сихан занимался этим всю жизнь. Но он не знал, что на Болигоне есть настоящие, живые кентавры. Он думал, что он почти бог, что он создает то, о чем думали, мечтали и грезили... А оно уже есть. Просто он не знал этого! Ивану сразу припомнились черные, втягивающие в потустороннюю бездонную пропасть глазища гигантского Авварона Зурр бан-Турга в Шестом Воплощении Ога Семирожденного. Первозург и Преисподняя. Два мира! Воплощение образов. Образов, пришедших в сознание, в мозг, в голову.

Откуда? А если они и пришли ОТТУДА?! Вырождение!

Это непостижимая загадка! Первозург, Сихан Раджикрави, как бы он себя ни называл, знает еще не все! Но он все время что-то не договаривает.

– А вы себе, Иван, никогда не задавали одного странного вопроса? – тихо спросил круглолицый-Сихан.

– Какого?

– Вы его только что случайно коснулись, – продолжил Сихан, – почему вы всегда выживаете?

Иван оторопел.

– Это случайности, цепь случайностей, – ответил он спешно, не веря своим словам, – иногда я сам себя спасаю, иногда мне помогают, как вы, например. Да, именно так.

Сихан покачал головой.

– Нет, не так! И вы чувствуете это. Вас кто-то ведет по жизни. Вас кто-то опекает и всегда отводит черное крыло от вашего лица. Он вмешивается редко... эта сила помогает вам нечасто, но без нее, без ее участия ни одному простому смертному, даже с вашими сверхчеловеческими способностями не удалось бы пройти через цепь подобных испытаний.

Иван невольно провел рукой по груди. На ней ничего не было. Даже если и было раньше, сняли, – в чьих только лапах он ни побывал. Крест! Они боятся креста. Кто боится креста? Нечистая сила. То есть, все, чьи помыслы и дела нечисты! Это так, он прав. И если его ведет кто-то, пусть, не ему роптать и отталкивать руку помощи в слепой гордыне.

Иди, и да будь благословен! Значит, не только он ощущает это, значит, это заметно и со стороны? Нет! Он столько всякого наворочал за свою жизнь, столько пролил крови, разрушил, уничтожил, столько раз изменял, предавал, нарушал все заповеди Господни, что не вправе он рассчитывать на благую руку Творца, нет! Он наивен в своей гордыне и тщеславен! И это видят другие, им передаются его ощущения, и они тоже начинают верить, что некая Благая Сила споспешествует ему. Гордыня! Нет!

– Я не хочу говорить об этом, – тихо сказал Иван. Он как-то сразу успокоился. Кулаки разжались, голова перестала дергаться. Он сел в кресло у черного овального столика и уставился в гидропол. Он ждал появления красных глаз, клыкастой гадины. Но она не всплывала.

– Мир сложен, Иван, – сказал Первозург, – и нам не надо отталкивать друг друга. Вспомните, ведь у вас остались кое-какие дела в Пристанище, верно?

Ивана всего перевернуло. Это же надо так зацепить за живое! Он почти забыл... нет, просто заставлял себя не вспоминать. Алена! Аленушка! И его сын в ней! Они в биоячейке, закодированной, загэворенной, запрятанной ото всех в треклятом сатанинском Пристанище! Ведь они ждут его. Только он сможет пробудить и ее, и своего неродившегося еще сына. Какая тяжесть в груди! Подлец! Негодяй! Он занимается всем, чем угодно, но он совсем ничего не сделал для их спасения... Почему ничего? Он собирает своих верных друзей! И он их соберет! Он вернется за ними... Проклятый троеженец! Язычник! Варвар! Это же дико, необъяснимо! И он еще считает себя христианином, он вспоминает про заповеди, он в тщеславии и гордыне смеет думать о поддержке Свыше. Негодяй! В Осевом его ждет страдающая, изнывающая в мире призраков Света! В Пристанище, в хрустальном гробу Аленка! В Системе – Лана, светловолосая, непокорившаяся Лана! Он не может разорвать себя натрое, не может! Он погибнет в этом раздвоении, растроении. Прав Первозург, прав. Они повязаны одной веревочкой. Кем бы он ни был, что бы он ни сотворил, какие бы грехи ни висели тяжким камнем на нем, он не бросит ни одну из них! Время, только время – он снова проникнет в Систему, он проберется в Пристанище, на колдовскую планету Навей, он войдет в Осевое измерение! А пока спокойно, спокойно, спокойно – нельзя беспредельно рвать свое сердце, оно еще пригодится для дел, нельзя его разрывать в борьбе с самим собою.

– Да, нам надо держаться друг за друга, – твердо сказал Иван.

Первозург сунул руку в карман черноте балахона.

– Вот возвратите, – сказал он, протягивая черный кругляш с ремешком. – Он настроен, отлажен, можете не волноваться. Одежда в отсеке. – Первозург подошел к стене, остановился – и боковина уехала вниз, открывая ряд полок. – Возьмите. Мешок – в месте возврата.

– Я там был?

– Да. Я думаю, вам еще раз надо побывать в Венеции.

Но никто не должен вас видеть.

– А что будет здесь? Ведь они хватятся меня! – засомневался Иван.

– Плаха уже работает, – мягко ответил Сихан.

Иван обернулся. Распятие вращалось вокруг вертикальной оси, бесшумно, с огромной скоростью. Но даже в этом вращении было видно – кто-то большой и сильный лежит на нем.

– Кто это?

– Вы! – коротко отрезал Сихан.

– Я не понимаю таких шуток, – обиделся Иван, облачаясь в свой комбинезон.

– Это не шутка. Я еще не разучился делать кое-какие штучки. Я клонировал вас, понимаете. На плахе сейчас лежит ваш клон, ваш двойник. Он станет зверо-человеком.

– Как-то странно, – признался Иван, – ведь мой клон – это тоже я?!

– Кем-то надо было пожертвовать. Ведь вас не убыло?

– Нет, – согласился Иван. – И они не заметят подмены?

– Они и проверять не станут. Для них вы пройденный этап, не будьте о себе слишком высокого мнения, это просто глупо, Иван. Вам пора!

– Ну что ж, прощайте, – сказал Иван, пристегивая возвратник.

– До свидания, – ответил Сихан.

Перед тем, как нажать на возвратник, Иван поднял глаза на Первозурга, вздохнул.

– Еще один вопрос.

– Пожалуйста.

– Где сейчас карлик Цай ван Дау?

Сихан улыбнулся криво.

– Он работает на правителей мира.

– Значит, старик не обманул меня? – спросил Иван будто у самого себя.

– Не обманул. Раньше Цай боялся только серых стражей Синдиката, теперь он будет трепетать и перед спецслужбами этих выродков.

– Каждому свое, – мрачно изрек Иван.

– Каждому свое, – согласился с ним Первозург.

x x x

Когда королеву Фриаду, эту старую ведьму унесли на ее носилках во мрак, ритуальные пляски, дикий вой и стенания оборотней вокруг висящей жертвы возобновились. Таков обычай, смиренно думал Кеша и терпел. Ему еще повезло, просветили перед закланием, уважили. Но он начинал дуреть от всей этой свистопляски, от нее в глазах появлялись прыгающие чертики и разноцветные круги. Кеша боролся с наваждениями и грезами, все пытался осмыслить сказанное ведьмой. Если это правда – землянам пришел конец. Вообще получалась какая-то несуразица – ну прямо всеисполчились на Землю! Не может такого быть.

Жили вроде бы нормально, никто никого не трогал. А тут, ежели поверить всем этим россказням, услышанным за последние две-три недели, прямо жуть какая-то: негуманоиды готовят вторжение, вот-вот начнут действовать посланцы преисподней при полной поддержке сатанинских сект Черного Блага, крупные банды типа Синдиката, которые и бандами уже нельзя назвать, скорее, целыми государствами в государствах, державами в державах, громят Федерацию изнутри... и вдобавок оборотни, тайная война гиргейских псевдоразумных оборотней с человечеством. Бред! Такого не может быть никогда, чтобы сразу все, чтобы сразу все!

Кеша кое-что знал из земной истории, и его обучали четырнадцать лет в гимназиях шести ступеней, и ему втравливали в мозг методом гипнозакладки знания тысячелетий. И потому он знал, бывает, знал умственно, «головой».

Но сердцем, душой не мог согласиться. Только шакалы набрасываются исподтишка, стаей, на ослабевшую добычу.

Шакалы? Почему только они... А Батыево нашествие на Русь? Враг не приходит один: стоит кому-нибудь вцепиться зубами в один бок великана, тут же находятся такие, что вгрызаются с другой стороны. Кто только не бросился тогда на истекающую кровью Русь – и литва поганая, и немцы, подлые псы-рыцари, лжехристиане, благословленные на грабеж и разбой наместником дьявола на земле, сатанинским папой, и ляхи, и татарье всех мастей, и иудеи, и хазары, и даже италийские наемники. Именно так и бывает, коли приходит беда – отворяй ворота, только ленивый не придет на тебя с мечом. Так было и позже, в Смутные времена, когда почти те же шакалы набросились на Россию со всех сторон, выгрызли даже ее сердце. Так было и восемьсот двенадцатом, и в восемнадцатом, и в сорок первом, и в годы тихой, ползучей «третьей мировой войны» восьмидесятых-девяностых годов ХХ-го века. Так было всегдавражья сила не ходила в одиночку. То ли добыча каждому в отдельности была не по зубам, то ли духа не хватало встать один на один, лицом к лицу. Значит, и теперь так! Только так и бывает! Горе горькое по свету шлялося и на нас невзначай набрело. Нет, совсем не случайно набрело. Значит, ослабло человечество – шакалы, они всегда на ослабевших кидаются. Не будет спокойной старости, не будет тюльпанов и своей халупы. А будет вечная война похлеще аранайской. Та длилась тридцать лет. А сколько будет идти эта?

Как противно и нудно выли оборотни! Кеша впадал в транс, он уже не понимал, где находится, чего с ним выделывают, и вообще – жив он или не жив, может, давнымдавно отбросил копыта, и вот мается на подступах к местам наказания, к адским сковородам?! Он различал лишь одного, особо прозрачного, вихлявого и глазастого оборотня, который извивался перед ним. Ну что же это за тварюга такая, смотреть тошно! Все мельтешит, все расплывается, круги, черти, вой, пятна какие-то. И у оборотня на голове почему-то длинные белокурые волосы, прямо целый ворох длинных, чуть золотистых волос. И ноги у него длинные бабьи... только вот плавники торчат в разные стороны, и прилипалы... нет, уже не торчат, это руки, ручки – тоненькие, гибкие, с холеными, точеными пальчиками. И никаких чешуй, никаких панцырей... вот наваждение, а вместо них осиная талия, тоненькая-тоненькая над широкими, полными бедрами, и груди, большие, колышащиеся в такт танцу. Много повидал Кеша красоток на своем нелегком веку, но эдаких еще не видывал, эдаких и не бывает на свете, не может быть! Во как крутится, во как бедрами вертит, извивается, приседает, прогибается кошечкой. Напасть! Кеша готов был выпрыгуть из собственой шкуры и накинуться на красавицу-танцовщицу. Не было никаких оборотней, не было пещеры. Была лишь возбуждающая глуховатая музыка, был полумрак, и была она – разжигающая плоть, лишающая-ума, искусительница! Кеша почти ничего не помнил.

Нет, он не помнил совсем ничего, у него начисто отшибло память. И он ли это вообще был, седой, измученный войнами и каторгами неудачник?! Нет! Он был молод, силен, он хотел прыгать, скакать, плясать вокруг этой белокурой бесовки. А еще он хотел... Его будто кипятком обожгло. Да, он страстно, безумно желал ее, прямо тут, прямо сейчас, сию минуту!

И когда это желание созрело до невыносимости, до острой боли, путы спали, будто их и не было. Кеша почувствовал, что он свободен, что ничто не удерживает его. И он диким зверем набросился на нее – подхватил, смял, вдавил в себя. Она была обжигающе приятна: упругие груди и бедра, нежная шелковистая кожа, горячие сладкие губы. Кеша безумствовал. Он упивался этой дикой страстью, он погружался в нее, растворялся в ней. Он был на вершине. Такого восторга, такого счастья, такой остроты бытия он не испытывал никогда. Его выворачивало, ломало, корежило от острейшего, нечеловеческого наслаждения. В ярчайший миг сладострастного изнеможения он оторвался от красавицы обессиленный и умиротворенный. Упал на землю с закрытыми глазами, испытывая мучительное блаженство.

Но уже через секунду вой снова прорвался в его уши, прогнал миражи. Дикая пляска оборотней продолжалась, она стала еще более варварской, необузданой и свирепой.

Кеша открыл глаза. Прямо под ним лежал омерзительный, вихлявый, прозрачный оборотень с длинными тонкими плавниками. Он еле дышал, сипел, пускал пену, Кеша сразу все понял. И застонал.

– Теперь ты можешь называть меня, моя королева! – томно прозвучало в ушах.

Вихлявого оборотня подхватили бережно. И унесли.

Вакханалия продолжалась недолго. Оборотни по одному исчезали во мраке, гул гонга стихал, пока не пропал совсем.

Вонючие факелы шипели и сорили искрами, они угасали. В пещере темнело. Кеша подполз к ближайшей стене обессиленным, полуубитым. Свернулся калачиком. И уснул.

Ему снился прежний сон. Точнее, продолжение этого сна. И был он более явственным, чем сама явь.

x x x

Сихай не обманул Ивана. В маленькой сырой каморке лежал Гугов мешок. Он был завязан шифроиглой, той самой, знакомой. У Сихана имелся выход сюда, значит, он наладил связи, значит, он не терял времени даром. Но он мог бы дать и кое-что посущественнее, например, хорошее, мощное оружие. Но не дал. Он спас Ивана. И бросил его на произвол судьбы, как бросают в воду неумеющего плавать.

Хорош друг!

Иван выглянул в узенькое окошко-бойницу. На улице было темно, шелестела листва. Больше ничего понять было невозможно. Венеция! Снова защемило сердце. Земля предков. Иван старел, его больше не тянуло в Космос. Почему так несправедлива к нему судьба, почему именно он должен стоять на пути злых сил?! С какой бы радостью он все забросил, переехал бы сюда, занимался бы раскопками. Человеку не место в Космосе! Ах, как прав был батюшка, мир праху его и покой. На Ивана снова накатило чувство вины, его друг, сельский священник мог бы еще долго жить, нет, тут не сердечный приступ, тут убийство. Ну почему по его пятам идет смерть?! Он что, прокаженный?! Если он несет смерть близким, пусть лучше убьют его самого! Или он уйдет в сторону, осядет здесь. Ах, история, история человечества, история родного славянского племени – ты безгранична, ты затягиваешь в себя, ты океан океанов, миллионы судеб, дел, свершений. Великое племя росов! От Лабы и Реции, Веиетии и Рома прошло ты до Тихого и Индийского океанов, перебросило мосты в Америку. Ты дало начало всем великим цивилизациям Земли! Ты и есть сама земная цивилизация! И вот грозит тебе погибель, и всем, кто вокруг тебя, грозит погибель. Почему же спишь ты в ночи этой?! Почему спят все младшие племена, изошедшие из тебя и зачавшиеся сами по себе?! Грозен покров тихой ночи. Грозен и страшен!

Иван вытащил рукоять, сжал. Меч заискрился в его руке. Работает. Шнур-поисковик сам обвил кисть. Порядок.

Что там еще? В ладонь скользнуло теплое яйцо-превращатель. Ай да Сихан! Ну удружил, ну молодец! Иван распихал что мог по клапанам, закинул мешок за спину. Пора!

Он вышел в тихую венецианскую ночь. Пахнуло сыростью и разложившимися водорослями от каналов. Всем хорош" Венеция, но запахи! От них не могут избавиться вот уже почти три тысячи лет. Он тщательно запер дверь. Осмотрел дом, в который ему не суждено возвращаться. Дом был маленький, старенький, совсем неприметный. Такие обычно и выбирают для тайных дел.

Земля! Лишь сейчас он по-настоящему ощутил себя на Земле. Там, в подантарктических глубинах был мир чуждый и злой, неземной. А здесь другое дело! Иван шел по скрипучим старинным, но местами подновленным мостовым и поглядывал в окна. Свету в подавляющем большинстве из них не было. Половина четвертого, скоро рассвет.

До рассвета он должен успеть к старику. Наверняка этот пропойца, Луиджи Бартоломео фон Рюгенау, опять находится в невменяемом состоянии. А парнишка по имени Умберто, наемный убийца и зомби, сидит теперь в одной из комнат и тихо скулит, такие всегда скулят, жалеют себя.

Иван настолько живо представил себе эту картину, что чуть не споткнулся о стальную рельсу, загораживающую вход на перекидной мостик. Ничего! Он разбежался и перепрыгнул четырехметровый канал. Надо спешить.

На этот раз не было нужды лезть на крышу. Он зашел с черного хода. И постучал в заколоченную дверь. Дверь и должна была выглядеть заколоченной, это для конспирации. Но эта дверь только и открывалась в доме. Парадная была для виду.

– Опять нализался, – прошептал он себе под нос. И постучал еще. Поднимать заметного шума не стоило. Проще войти, старик Луиджи не обидится.

Иван так и сделал. Он ткнул анализатором в щель, подождал, потом сдавил рукоять, универсальный виброключ сработал и дверь со скрипом раскрылась. Иван шагнул в потемки. И тихонько сказал:

– Это я, Луиджи, старик! Ты меня слышишь?

Никто ему не ответил. Иван поднялся по четырем ступенькам к следующей двери, распахнул и ее. В каминном зале, где обычно торчал старый пьяница, прошедший через множество миров, но сломавшийся на Ицыгоне, стояла тишина. Изо дня в день старик Лучо сидел в одном из глубоких обшарпанных кресел девятнадцатого века, расставленных вокруг огромного, длинного стола, сработанного из настоящего мореного дуба. Стол этот был похож на огромный списанный корабль. А сам Луиджи – на капитана, вышедшего на пенсию и опустившегося, а еще больше на какогонибудь пирата-неудачника, избежавшего цепких лап правосудия и коротающего последние деньки в заброшенной гавани. В камине горели дровишки, иногда уголек, йот этого в зале было дымно. Старик сидев в кресле, нахохлившись, с бутылкой в руке. Он не признавал ни фужеров, ни кружек, тянул пойло прямо из горлышка. Он сидел и о чем-то думал, а МОЖЕТ, вспоминал что-то или кого-то, набожных ли аборигенов Ицыгона, утащивших его со станции, свирепых ли космодесантников, которых он отхаживал после боев и походов, санитарок ли, любовниц и подруг. Он никогда не рассказывал о своих грезах. Но всегда был рад собутыльнику.

На этот раз в камине не потрескивал жиденький огонь, было темно и сыро, даже холодновато. Иван хорошо видел в темноте, но в зале было столько всего наворочено, что глаз должен был освоиться, привыкнуть.

– Лучо, старина! – почти выкрикнул Иван. – Выходи! Я вижу, где ты прячешься!

Старика или не было дома или он был смертельно пьян.

Парнишка тоже не отзывался, он мог быть запертым в одном из подвалов.

Иван включил фонарик. Подошел к столу-кораблю.

Он все сразу понял. И это было невыносимо. Зачем его принесло сюда, ну зачем?! Теперь он твердо знал, что смерть идет по его пятам. Грузное и вместе с тем какое-то жалкое тело Луиджи Бартоломео фон Рюгенау лежало поперек стола, прямо на опрокинутых пузатых бутылках, на полураздавленном черством каравае, на осколках глиняной грубой посуды, посреди пепла и мелкого мусора. Горло у старика Лучо было перерезано от уха до уха.

Иван в бешенстве ударил кулаком по столу. Тот даже не скрипнул, это была старинная и прочная вещь. Ангел смерти! Он просто ангел смерти, ему нельзя появляться у знакомых, друзей, Луиджи протянул бы еще пару десятков лет, он никому не мешал. И вот его убрали. Убрали, потому что он мог помочь Ивану. Так они вырежут всех. Но кто они?!

Синдикат? Серьезные? Посланцы Черного Блага?! Голова лопнет от этой головоломки!

– Эх, старина, старина, – закручинился Иван, – как же ты ушел, не дождавшись меня? Опоздал! На этот раз я опоздал!

Да, здесь действовали не профаны, это не аборигены с Ицыгона. Как он не предусмотрел простенького хода противника? Неправда, Иван сам себя обругал, неправда, у него было предчувствие, точно, было – и все же он подставил старика Лучо, не пожалел его. За такие дела не будет прощения! А еще возомнил себя посланцем Добрых Сил! Негодяй! Иван заскрежетал зубами. Ну и ладно, ну и пусть. Скоро они доберутся и до него. Вот тогда восторжествует справедливость. Он хоть за дело погибнет, не так, как эти бедолаги.

От трупа слегка попахивало. Значит, старика Луиджи прикончили не так давно – два или три дня назад. Надо вызвать похоронную службу, они позаботятся о покойнике. Но это потом. Сначала надо отыскать парнишку.

Иван встал из огромного кресла. Обернулся. Луч фонарика скользнул по темной стене. Не надо никого искать – все здесь! Это было и страшно, и закономерно. Тощий Умберто висел на стене. Три черных дротика торчали из его шеи, груди и паха. В открытых черных глазах стоял ужас.

Они прикончили мальчугана, прикончили, безжалостно, зло, вызывающе. Они никого не боятся! Они обрезали еще одну ниточку. Все! Иван понял, что в Венеции ему больше нечего делать.

Он повернулся к выходу.

И замер.

В свете его крохотного фонаря с каменным выражением на изуродованном шрамом лице стоял седой Говард Буковски, Крежень, правая рука Гуга Хлодрика.

– Мне нужен только мешок, – сразу сказал Крежень.

– Мне он тоже нужен, – ответил Иван. – Ты сам мне его отдал.

Крежень ухмыльнулся.

– Тогда Гуг был жив. А теперь он мертв.

– Я не верю тебе.

– Напрасно.

Крежень медленно Поднимал ствол лучемета. Он стоял на безопасном расстоянии и был абсолютно уверен в своей победе. Он знал, что от боевого луча нет укрытия, а значит, Иван в его руках. Но и Иван понимал: стоит отдать мешок и его убьют наверняка.

– Ты чего, не слышал, сука?! – раздалось из-за спины.

Ивану не надо было оглядываться. Он по голосу узнал юнца в юбочке. Вот тебе и кореша Гуговы! Но почему он их не заметил, почему подпустил близко? Земля! Разнюнился разбабился, Земелюшка родимая. А на Земле нынче страшнее и опаснее, чем на самых диких планетах. Ловко они его обвели вокруг пальца.

Иван чуть прикрылся мешком, ступил назад и одним ударом сломал в трех местах руку, сжимавшую рукоять парализатора. Юнец заверещал, как пойманный заяц, упал на пол, забился в истерике. Все произошло так быстро, что Крежень не успел среагировать. А может, и успел бы, да духу не хватило.

– Это не я-яааа!!! Это не я-аа!!! – визжал под ногами юнец, обезумевший от боли. – Не-е-ет!!!

Иван чуть отшатнулся и пнул каблуком в тощую шею – юнец замолк, теперь прочухается не раньше чем к рассвету.

Ничего, переживет, еще молодой! Иван его совсем не жалел. А вот висящего на стене Умберто было жаль. Про старика Луиджи и говорить не приходилось.

– Это вы их пришили? – спросил Иван тихо и зловеще.

– Нет, – ответил Крежень. Он явно не врал. – Давай мешок! Ты все равно не выйдешь отсюда!

Слева, справа, сзади послышались мягкие, вкрадчивые шаги. За спиной у Креженя из тьмы выросли четверо – все как на подбор мордовороты. Неужели это Гугова банда?!

Иван отказывался верить глазам своим. Но кое-кого он узнавал – вон тот, с перебитым носом, он видел его в Триесте, в подземных коммуникациях, и волосатого видал, таких сейчас мало бродит...

– Не выделывайся, малый, – прохрипел слева знакомый голос, – ты мне еще тогда не понравился, жаль кореша не дали пришить!

Иван сразу узнал его – Ганс Костыль, психопат и ублюдок. А всего человек двенадцать, не больше, это пустяки.

Хотя в прошлый раз они взяли его меньшим числом.

Правда, в прошлый раз Иван был в стельку пьян. И Костыля среди них не было. И юнца в юбочке. И этого седого с рожей преуспевающего бармена тоже не было.

– Гуг жив! – выкрикнул Иван. – Он на Земле!

– А мы – в могиле! – съязвил Костыль.

Все расхохотались – нагло, не боясь ничего. Помалкивал только лежавший на полу юнец, он лишь посапывал еле слышно.

– Гуг спросит с каждого! – гнул свое Иван. Он не поднимал парализатора, не нацеливал его на бандитов, знал, что одно неосторожное движение может вызвать шквальный огонь.

– Кончай болтать, – сурово процедил Крежень, – бросай сюда мешок! И ложись на пол. Живо!

– Ладно, уговорил, – сказал Иван тихо.

И бросил под ноги Креженю сначала парализатор, а потом и мешок.

x x x

Внешняя обшивка бота была раскалена добела. Но внутри веяло прохладой. Кеша сидел в кресле и покрикивал:

– Вниз! Полный ход!

Над его головой по всем уровням и зонам клокотал ад.

Вызволенные и брошенные им каторжники вершили правосудие на свой странный манер. Были среди них и такие, что вырезали друг дружку. Этого Кеша понять не мог. Но он не мог и лишить несчастных их права на выбор, права на самостоятельное решение своей судьбы. Приборы показывали, что на верхние ярусы уже идет помощь. И черт с ней.

Кеша рвался в глубины дьявольской планеты.

Щуп показывал, что до цели остались считанные версты, мерянные километры. Кеша сам не верил в удачу. Ему все казалось, что вот-вот вертухаи очухаются, затормозят его, спалят дезинтеграторами или просто взорвут в одной из полостей. Нет! Он их всех обошел. Вот что значит лихость, напор, вера в удачу! Сколько раз эти свойства его натуры вызволяли в жестокой и грязной аранайской войне. Там зевать не приходилось.

В зал, где гигантским бубликом торчал гиперторроид, Кеша спустился словно манна небесная, пропоров потолок, забрызгав все вокруг расплавленным металлом. Бот уселся прямо напротив живохода. Противника в зале не было, и Кеша выскочил наружу в боевом десантном скафе с плазмометом в руке. Живоход ему сразу не понравился – только в нем могли сидеть враги. И Кеша врубил рычаг мощности плазмомета на полную катушку – океан бушующей плазмы, свернутой в сигмабуран уничтожительной силы, обрушился на машину... На том битва и закончилась. От живохода остался шарик величиной с куриное яйцо, все произошло мгновенно.

– Всегда бы так! – по-деловому заметил Кеша. Нагнулся и сунул шарик в набедренный клапан. По гиперторроиду он палить не собирался, знал, что ежели там и был кто-то, давно уже смотался из зала. А значит... Значит, вперед и вниз!

Он впрыгнул в бот железным кузнечиком, развалился в кресле.

– Полный ход!

Три яруса прошел со свистом. Немного застрял на четвертом. Поля. Да, там были силовые ноля, значит, там ктото прятался. Кеша сверил показания боевых локаторов с данными щупа. Все! Он добрался! Он наконец-то добрался!

Бот пробил в полях сквозной инерционный туннель и мягко сел на шершавый древний грунт. Тут явно когда-то было дио"псеана, по которому ползали глубоководные гады, в которое зарывались местные лищники, подокидавшие жертву. Теперь это дно пещеры. Тихой, темной, безлюдной... Нет! – Индикаторы показывали, что в пещере кто-то есть. Кеша врубил прожектора бота. Пусто. Только Какой-то кокон свисает с потолка. Ну и хрен с ним, пускай висит, наверняка кокон морском насекомовидной гадины, тронешь его и вылупится такая тварь, что дорогу назад позабудешь. И все же все датчики говорили – здесь! здесь!! здесь!!!

Керна выбрался наружу. Он ничего не боялся. Сейчас он сам защищал себя двумя плазмометами, и бот стоял за его спиной, а с ботом шутить не моги: любой поднявший руку будет обращен в ничто за тысячные доли секунды – бортовая защита работала отменно.

– А ну, выходи, кто тут есть! – крикнул Кеша в усилитель.

Никто не отозвался.

– Ива-ан! – зжрал он снова. – Ты где-е?!

Иван не откликался. Значит, убили, запытали и убили. Или увели на другие уровни. А может, вертухаи выследили и забрали на зону. Это тоже смерть, только лютая и долгая.

Кеша подошел поближе к кокону, оглядел его. Наверху было утолщение, похожее на голову. Так и есть, голова. Он встал, на носки... Бог ты мой, да это же человек вон и лицо даже! странное какое-то лицо, знакомое!

Кеша вглядывался в свои собственные черты и никак не мог понять, что происходит. В коконе висел не просто ктото похожий на него, а он сам. Именно он сам!

– Клонировали, гады! – прошипел он. Хотя о клонировании знал понаслышке, сам таковых не встречал.

Непонятное ощущение пришло сразу. Его потянуло к кокону словно чудовищно сильным магнитом. Это было непостижимо. Кеша уперся. Оглянулся на бот – почему тот не защищает его?! Бот стоял спокойно, помигивал габаритными огнями, он не видел опасности, угрожающей его хозяину. Кеша не мог уже стоять, он опустился на корточки, лотом на четвереньки, уперся стволами в грунт. И тогда он узрел, как из кокона выходит что-то светящееся, напоминающее контурами человека, более того, абсолютно похожее на него. Да, это был он сам, прорвавший кокон и идущий навстречу будто слепец-зомби. Кеша не на шутку перепугался. Это было то, чего он не понимал. Руки отказали ему, он не смог выстрелить. А светящийся двойник подходил все ближе и все время тупо повторял, как заведенный:

– Ты кто? Ты кто? Ты кто?

– А ты сам кто?! – озлобленно спросил Кеша.

Но двойник не ответил, он вдруг припал к скафандру, вспыхнул синим огнем и исчез, просочился внутрь. И в тот же миг Кешу отпустил страх. Он понял все. Сразу! Это пещера, в которой он висел перед беснующимися оборотнями, в которой он говорил с ведьмой Фриадой, в которой он – ах, старый мерзавец и развратник – прелюбодействовал с красавицей, обернувшейся потом гадким оборотнем.

Все стало на свои места. И он вспомнил свои идиотские вопросы, свое странное ощущение, что его раздвоили... Его и впрямь раздвоили! Это все проделки довзрывников, точно! Теперь он це сомневался. Они расчленили его. Одна часть была с Иваном. А другая, как и было сказано, оказалась заброшенной в капсулу. Они не врали! Они же всемогущи! Это черт знает что! Теперь не было ни малейшего раздвоения. Но теперь... нет, теперь не надо было искать Ивана, он ушел через Д-статор, все ясно. Можно идти наверх. Но трогги? Но Фриада?! Так и уйти?!

Кеша залез в бот. И что было сил саданул из бортового вибратора в стену пещеры. Он не ошибся. Стена рухнула, обнажая неровные глыбины хрустального льда. Но прежде, чем он решился выстрелить во второй раз, сквозь искривленный хрусталь прорисовалось морщинистое лицо старой ведьмы.

– Остановись! – выкрикнула она, злобно кривя рот.

– Что надо? – грубо спросил Кеша. Он готов был сжечь «свою королеву» на медленном огне. Но сперва полагалось выслушать.

– Ты уже рассеян в тысячах спор, понимаешь? – просипела ведьма. – И если кто и может спасти землян, то только ты! Нажмешь рычаг – и механизм придет в действие, никто не сможет остановить стремительного размножения землян-убийц. Понял?!

– Нет, – простодушно сознался Кеша.

– Мы не спешим, – пояснила ведьма, – мы можем выждать. Или ты хочешь, чтобы те, кто сейчас под прицелом твоей проклятой пушки, погибли, а другие начали смертоносный путь на Землю?!

Кеша не знал, что и сказать.

– Ни хрена я не хочу! – признался он.

– Я дам тебе троих приближенных – это твои и мои гаранты, землянин! И я дам тебе два десятка спор, ты проверишь их в действии на зоне. Ведь ты туда собираешься?

– Кругом телепаты, понимаешь! – обозлился Кеша.

– Нет, мы не читаем мыслей. Но это просто угадывается. Мы знаем часть твоей гиргейской жизни и знаем, что, получив силу, ты не уйдешь с Гиргеи, не отомстив своим мучителям, верно?!

– Верно! – признался Кеша. – А вот насчет гарантий. А вдруг ты врешь?

– Такого не бывает, – осклабилась ведьма, – трогги не земляне! Смотри, они уже идут к тебе!

Из каких-то невидимых до того люков вылезали оборотни – большие, гадкие, человекообразные.

– Мне хватит двух! – закричал Кеша. – И то, если это необходимо!

– Это необходимо, – зашипела ведьма.

Два оборотня подползли к боту, задрали головы с безумными рыбьими глазами вверх. Они ждали. У правого в руке был шар размером с арбуз.

Кеше очень не хотелось пускать этих нелюдей на борт.

Но если тропи объявят свою тайную войну землянам, будет конец всему. Скрепя сердце он дал команду на входные люки.

– Дальше шлюзов не впускать!

Лицо ведьмы в хрустальных глыбинах утратило четкость. Договор, незримый и неписаный, был заключен. Уже это было необычно. Кеша знал, что псевдоразумные оборотни никогда и ни с кем не идут на контакт. А такие ли уж они псевдоразумные?! С этим еще придется разбираться!

Он включил шлюзовую прозрачность: оба трогга смотрели прямо на него, и глаза их не были ни безумны, ни бессмысленны.

– Мы уходим! – выкрикнул Кеша.

– Уходите, – прогрохотало эхом.

Теперь все решали считанные минуты. Кеша сосредоточился – и выдал в сенсоприемник точные координаты и номер родной зоны. Он даже вспотел, мурашки пробежали под кожей спины.

– Полный вперед!

Бот вздрогнул. Снова раскалился добела. Начинался тяжкий путь наверх. Системы радаров и щуп выбирали самую доступную дорогу. Но эта дорога была адски трудна.

x x x

– Давно бы так! – торжествующе произнес Крежень.

И рухнул на пол. Удар Ивана был быстрее молнии. Он перешел в ускоренный ритм. Теперь никто не мог помериться с ним быстротою реакции. Мордовороты двигались как в замедленном кино. Но пули из их пулеметов летели достаточно быстро. И потому Иван сразу же прыгнул под стол, перекатился под ним, сшиб с ног Ганса Костыля и без раздумий размозжил ему голову каблуком: такие гниды не должны жить! Второй нырок под стол чуть не стоил ему жизни – луч желтого пламени разрезал сам стол и два огромных кресла, они так и развалились, лишь потом начали медленно тлеть, обрастая язычками пламени.

– Ну, держитесь, ребята! – выкрикнул Иван.

И из его ладони сверкающим лучом выскользнул широкий, обоюдоострый меч. Первым делом бритвенный клинок настиг волосатого, тот пытался утащить Гугов мешок, уже почти уполз во тьму. Но просчитался – голова отлетела мячиком, покатилась к распростертому на полу седому Креженю, да так и остановилась возле его плеча.

– Вот так!

Иван выскочил из зоны огня, перевернулся через голову и сразил еще троих – они попадали перезрелыми грушами, будто только и дожидались этого мига.

На улице загудели, завыли, заскрежетали полицейские вертолеты. Надо было уходить из дома Луиджи Бартоломео фон Рюгенау, иначе будет поздно. Иван подхватил мешок, сунул за пояс парализатор, рассек мечом еще двоих и отпрыгнул к окну. Град пуль сразу вышиб стекло – бандиты не прекращали огня, они почти поспевали за своей молниеносной жертвой. Почти. Иван совсем ненамного опережал их. И этого хватало. Он сиганул снова через стол, разрубил особо рьяного стрелка от макушки до задницы, потом раздробил рукоятью череп его соседу, увернулся от синего луча, снова прыгнул к окну. И, вышибая ажурную решетку, полетел вниз, в сад.

– Прощай, Лучо! – прошептал он напоследок. И перешел в обычный ритм. Сердце билось тяжко. За эти минуты он прожил год, а то и три. Ничего! Он еще молод.

Он силен, умен, бесстрашен. Полиция для него пустое место.

Иван подождал, пока два первых взвода спецназовцев ворвутся в пылающий дом, потом тихо прополз вдоль решетки, почти под ногами у оставшихся стражей порядка и вывалился в узенькую запасную калитку.

Прочь из Венеции! Прочь!

Ивана неудержимо тянуло в Россию, в Москву. Но на далеком Дубль-Биге его ждал Дил Бронкс и Гуг Хлодрик, если только он не улетел на Землю. Прежде всего надо повидаться с друзьями. Надо наметить хоть какой-то план, без него все превращается в пустую суету. И все же... Иван не хотел кокетничать с самим собою, все же он продвинулся вперед. И намного! Если раньше, после возвращения из Системы он тыкался, как слепой щенок в чужие двери, то теперь он кое-что знает об этом мире, управляемом выродками-дегенератами! Теперь он не слеп! А это уже большой плюс. Правда, если Вторжение начнется раньше, чем он приступит к серьезным действиям, грош цена всем его познаниям. Но он всего лишь человек.

Иван неторопливо вышел на полутемную улочку меж старинными каменными домами. Облака в высоком небе начинали алеть, скоро рассвет, скоро будет совсем светло. Надо уходить. Он не любил брать чужое, даже на время. Но что поделаешь, ни одного свободного дисколета. Ночь. Он вскарабкался на крышу четырехэтажного готического особняка с островерхими шпилями. И не ошибся. Прогулочный катерок старой модели стоял, накренившись, на узенькой площадке – как они умудрялись садиться на такую. Ну что же, выбора нет.

Прощай, Венеция!

Он шея над каналами, над мостиками и мостами, над крышами, шел медленно, чуть покачивая короткими резными крылышками. А сердце ныло. Теперь он никогда не прилетит сюда с легким сердцем. Тень старика Луиджи будет преследовать его. Ну и что же, он заслужил это, он не имея права оставлять наемника у этого добряка-забулдыги.

Время вспять не повернешь.

– Прощай, колыбель венедов!

Иван выключил обзор. Прозрачности в этой старушке не было, но четвертного обзора вполне хватало. Он развернул катер и пошел в море, по ослепительной дорожке восходящего солнца, он убегал от светила, он не хотел сейчас света, у него болели глаза. И еще немного болел локоть, задетый пулей. В пылу драки он не заметил ранения. Ничего пройдет. Иван как закаленный рос-вед, познавший тайны тысячелетий, не перевязывал рану, затянется сама. Он убегал от солнца. До стартовой площадки было еще двести миль. Катер вернется назад, на родную крышу. А он сам уже не вернется сюда. Ну и пусть. Иван не оглядывался. Он думал о Сихане.

Крохотнаяплощадка затерялась среди скал крохотного островка. Это был один из самых дешевых космодромов Земли. Иван не мог позволить себе прежней роскоши. Он потерял свою изумительную десантную капсулу. И был теперь беднотой, босяком.

Четыреста монет. Что можно на них купить?!

– Доставочную кабину, пожалуйста! – попросил он паренька-диспетчера, который был одновременно и кассиром, и всем обслуживающим персоналом. Его пьяный папаша валялся под соседней пальмой с бананом в одной руке и бутылкой рома в другой.

– Одноразового действия?

– Да.

– Смотрите не промахнитесь, месье!

Шутка была не самой удачной. Промахнувшегося могли и не подобрать, в пространстве всякое случается. Но подобная шуточка, обращенная к космодесантнику-смертнику, звучала вызывающе.

– Постараемся, – заверил Иван.

Оба левых двигателя выносной ступени заели на полпути, и он выбирался на орбиту на двух правых, это была не очень хорошая примета. Плевать! Иван спешил на Дубль-Биг! Старый коммерсант и большой любитель астрономии Дил Бронкс давно его дожидался. Но дело не в нем.

Вечером того же дня Иван причалил к сверкающему боку бесподобной космической станции своего приятеля. Дубль-Биг с каждой неделей становился все краше. Он был просто бриллиантом Космоса.

Таека встретила Ивана холодно.

– Эти мужланы на конюшне, – заявила она и ушла в свой отсек.

Чем-то они все провинились перед ней, подумал Иван. Но не будем спешить с выводами – спокойствие и еще раз спокойствие. Он шел по обшитым красным деревом коридорам станции, и шаги его гасли в глубоком ковровом покрытии, на котором не было ни единой пылинки. Киберы робко жались по стенам и углам, пропуская гостя. Иван на них не глядел.

В конюшню он ворвался вихрем, чуть дверь не слетела с бронзовых старинных петель. И застыл столбом. Оба жеребца испуганно заржали, закивали головами – левый, с черной подпалиной под сиреневым глазом, захрипел, скаля большие зубы.

– А вот и Ваня пришел! – раздалось откуда-то сверху.

Иван поднял глаза. И ему вспомнился Хархан, темницы, цепи, сам он, висящий вниз головой, «дозревающий».

Здесь висели сразу двое, висели без всяких извращений – головами вверх, но зато спеленутые как младенцы.

– Сгинь, наваждение! – угрожающе прорычал один из висящих, в котором Иван не сразу распознал Гута Хлодрика Буйного.

– Ты думаешь, это галлюцинация? – как-то растерянно спросил у Гуга второй, явно сам хозяин станции.

– А то что же! – невозмутимо ответил Гут. – После двух недель запоя! Синдром, старик, ничего не поделаешь.

– А я-то обрадовался, – обиженно протянул Дил. Был он опухший, сизый, с разбитым широченным носом. Даже бриллиант в переднем зубе поблескивал тускло.

– Сгинь, синдром! – повторил Гут помягче. Потом повернул голову к собрату по несчастью и пояснил: – Косточки Ванюшины давно уж сгнили на гадской Гиргее. Эх, и мне там положено лежать, старому подлецу! – Он снова уставился на вошедшего и уже без угроз, умоляюще попросил: – Сгинь отсюда!

Иван без лишних слов подошел ближе. Сверкающий меч отразил сразу все восемь светильников-канделябров, украшавших стены конюшни. Лезвие меча выглядело устрашающе.

– Убивать пришел, – сделал вывод Дил Бронкс и тут же перестал виновато улыбаться.

– Есть за что, – мрачно заключил Гут Хлодрик. – Ну, давай, руби башку! Не жалко!

Иван подпрыгнул, полосанул по пластиконовым бинтам чуть ниже стропил – и Дил Бронкс живым мешком шмякнулся на сено.

– Промазал! – заключил Гут Хлодрик.

– Да чего ты мне голову морочишь, – заверещал во всю глотку негр. Он уже радостно скалил зубы и бешено вращал своими огромными белками. – Это же Ванюша, настоящий! Ваня, развяжи, дай я тебя поцелую!

– Настоящий?! – носорогом взревел Гут.

Иван разматывал бинт, высвобождал Дила, одновременно похлопывая его по спине и плечам, будто пытаясь убедиться, что он цел и невредим. По щекам полуседого негра текли слезы.

– Неужто вернулся?! Это чудо! – тараторил он без умолку. – Я всегда верил, что ты вернешься, Иван, я знал это точно, у меня нюх, чутье, оно меня никогда не подводит! Ну дай же я тебя обниму!

Дил Бронкс набросился на Ивана с объятиями, плача от радости и боли, сведенные руки и ноги кололо тысячами игл – еще бы, столько провисеть связанным!

– Погоди! – Иван отстранился. – Погоди немного!

Он подошел к молчаливо висящему Гуту. Поднял меч.

Но тот предупредил сразу:

– Меня лучше не освобождай, Иван!

Лицо у Гута было надутое, злое.

– А что такое? – спросил освободитель.

– Прибью!

– Кто старое помянет, тому глаз вон! – весело оскалился Дил Бронкс.

– А кто забудет, – прохрипел Гут, – тому оба долой! Он меня подставил! Ребят положил! Спроси у него – сколько душ загубил?!

Дил покорно повернулся к Ивану.

– Сколько?

– Всех, – ответил тот, – ушли кроме меня трое. Цай и Ливадия где-то на Земле. А Кеша Мочила остался там. Ему не выжить одному, это точно. Так что Гут прав, почти всех положил. Но не я затевал это дело!

– Тебя никто не просил совать в него свой нос! – закричал взбешенный Гут. – Положил их ты, а перед Господом Богом за их души буду отвечать я, понял?!

– Понял, – ответил Иван. И взмахнул мечом.

Гут упал на сено, покатился под ноги жеребцам.

– Может, не развязывать его? – засомневался Дил. – Натворит еще чего...

– Развяжи!

Иван вобрал меч в рукоять, и она послушно скользнула по руке вверх. Эта встреча должна была случиться, избегать ее он не вправе, он знал, на что шел, когда переправлял Гута на Землю.

Дил нарочно медлил, еле-еле шевелил руками, распутывая великана-викинга. Оба были трезвы до умопомрачения, о галлюцинациях речи больше не шло.

– О-о! Кого я видеть! Ванья!

В распахнутой двери появилась угловатая фигура Сержа Синицки. Серж стоял, широко разведя свои длинные руки, но не делая ни шага вперед.

Гуг Хлодрик, освободившийся от пут, встал, набычился. Он был багров от ярости – накипело, накатило, поднялось к голове наболевшее.

– Иди сюда! – прорычал он.

Иван покорно подошел.

И тут же отлетел на десять метров, дальше не дала стена, в которую он врезался спиной. Удар Гута был не столь быстр, сколь силен и мощен.

Серж Синицки развел руки еще шире.

– О-о, загадочний рюсски дюша-а! – протянул он, закатывая глаза.

x x x

Кеша узнал родную зону еще на подступах. Даже сердце заныло. Не думал, что придется вот так свидеться. Вся связь зоны была подавлена еще полторы минуты назад, когда зона находилась вне видимости – волновой сигматаран бота разрушил ее навсегда, о восстановлении не могло быть и речи, а новую прокладывать – две-три недели самое меньшее. В запасе у Кеши было почти три часа. Потом надо идти к капсуле, иначе дело дрянь.

Он выпустил из шлюзового отсека обоих оборотней. И теперь они сидели прямо на полу, подрагивая и хлопая прозрачными веками. Говорили они на межгалактическом вполне сносно, видно, неспроста Фриада подсунула именно их. Одного звали Хар, другого Загида. Имена были длиннее и сложнее, но Кеша сразу их подладил под свой язык, сократил. Поначалу он их опасался. Потом понял, ребята спокойные, тихие. Хар держал свой арбуз и в основном помалкивал, а Загида задавал вопросы и сам же на них отвечал.

– В зоне есть наши? – спрашивал он как бы за Кешу. И отвечал: – Да, там их двое. Оба считаются андроидами. Но это трогги!

– Ни хрена себе! – удивился Кеша. – Они и при мне были?

– Были, – кивал Хар. – И еще будут. Здесь, – он приподнял свой арбуз, – быстродействующие споры. Ты сам все увидишь!

– Спорам надо созреть, – мудро истолковывал Кеша, – вылупиться, подрасти.

– Подрастут, подрастут, – уверял его Загида.

Они подрулили прямо к шлюзовым воротам, превратив в искореженные куски металла все четыре катера-охранника вместе с экипажами андроидов. Бот сел на грунт. Надо было подождать. Щуп просвечивал свинцовую жижу, будто родниковую водицу. Никогда еще на подводных рудниках не было так светло.

Автоматика сработала на экстренный код. «Мозг» бота очень хорошо разбирался в любой обстановке, Кеше оставалось только ждать да глазеть.

Они вошли в закрытые и жилые отсеки зоны победителями. Вся охрана, не говоря уже об администрации, куда-то попряталась. Кеше это не понравилось – лучше бы их сразу перебить, снять с души камень. Но ничего не поделаешь, надо мириться с тем, что есть. Он включил полную прозрачность. И теперь рассматривал, что успели в зоне подремонтировать.

– Мать моя! – удивлялся Кеша.

Он видел, что зоны как таковой уже и нету. Внешние заглушки, заслоны, ворота – все новое. Это заделали в сверхсрочном порядке. Но внутри... Внутри все было разворочено и выворочено! Высоко вверх уходила огромная черная дырища, шириною в десять стволов – это не просто заряды сработали, это что-то другое! Значит, у них тут были склады с боеприпасами... или это просто проходческие взрывные брикеты, те самые, что вбиваются в породу гидрокайлом? Так много?! Внизу была пропасть. И как они только сумели откачать воду?! Все это не укладывалось у Кеши в голове – с какой стати будут вкладывать такие огромные средства в восстановление разрушенных рудников и жилой зоны, ведь значительно проще было все бросить, каторжников все равно никто не жалел, ну что такое полторы тысячи смертников? Тьфу! Пустое место! Нет, тут что-то другое.

– Вперед!

Кеша направил бот к жилым отсекам. Он во всем разберется! Только бы прихватить какого-нибудь бугра или вертухая, он из него выдавит правду, вот этими железными пальцами выдавит! Оборотни глядели на Иннокентия Булыгина и ничего не понимали. У них было свое задание.

Бот черной птицей летел по широченным проломам. Внизу, по бокам не было видно ни души. Обычно в это время меняли забойщиков в шахтах, сновали андроиды, скрипели внешние лифты и подъемные площадки. Сейчас было тихо и пустынно.

– Ты гляди, чего уделали! – неожиданно завопил Кеша.

– Чего? – переспросил его Загида.

– Заварили переходник общаги! Мать моя!

Огромный сдвижной люк метров двадцати в поперечнике был заварен грубо, в спешке. Они спасались сами или спасали каторжников? Кеша не знал. Он знал другое, время идет и работает оно на врага.

– Вперед! – завопил он, пугая оборотней, и без того напуганных, дрожащих.

Из носовой части бота вырвался язык зеленого пламени, уперся в заваренный люк – и металл ручьями потек вниз, по породе на грунт. Открывался жилой туннель, за ним сейфовые ячеи административных помещений, за ними «мозг» зоны и капсула управляющего. Все просто, давно изучено, понятно... Но бот не проходил в этот туннель. Надо его оставлять. Или убираться подобру-поздорову.

– Трап! – скомандовал Кеша.

Оборотни бросились за ним. Уже на бегу Кеша выкрикнул бортовому «мозгу»:

– Охрана по всей дальности! Полная! Не подведи, друг!

Команда эта была совершенно излишней. Но Кеша не жалел слов и языка, а горло у него было луженое. Для пущей надежности дал два полных залпа из обоих плазмометов, зажатых в руках.

И бросился вперед. Спальные отсеки его не интересовали. Он на ходу выжигал замки, вопил, ругался так, что ни один из заключенных не смел и носа высунуть. Через четыреста метров Кеше попался на глаза андроид. Он вылезал из стенохода. Разговаривать с этой куклой было не о чем, и Кеша его просто сжег. Оборотни не отставали. Хар несся на своих голенастых лапах как заправский бегун, только плавники трепетали. Загида бежал за ним.

– Быстро!

Кеша запрыгнул в стеноход, оборотни за ним. И они сорвались с места, будто спасались от пожара. Стеноход стремительно пошел вверх, перескакивая из ствола в ствол, взбираясь по изуродованным взрывами стенам, зависая на перемычках, прыгая через провалы. Еще немного? Совсем немного! Они смерчем ворвались в административную часть зоны, сокрушая все перед собой лавиной пламени. Но никто и не противостоял их напору, их натиску.

– За мной! – закричал Кеша, выпрыгивая наружу.

Он снес три перемычки, вышиб дверь. И замер. Прямо в центральном зале происходило нечто малореальное. Два голых, остервеневших до пронзительного визга и оглушительного свиста андроида гонялись за вертухаями. Они догоняли то одного, то другого, ломали им хребты, пробивали черепа, давили, душили, рвали в куски. Этого не могло быть – в андроидов закладывались программы, полностью исключавшие насилие над человеком. Но эти будто с ума посходили. Кеша стоял в оцепенении и молчал. Рот у него был раскрыт. Плазмометы в обеих руках дрожали.

– Трогги все делают хорошо, на совесть, – довольным голосом с каркающим акцентом процедил из-за спины Загида.

– Так это ваши? – изумился Кеша.

– Наши, – подтвердил Хар. – Они были примерными исполнителями. Но они получили команду. Совсем недавно. Чтобы ты увидел!

– Я?! – переспросил Кеша.

– Ты, – терпеливо ответил Хар.

– Скажите им, чтобы перестали! – зжрал Кеша.

Ему не понравилась эта бесчеловечная бойня. Ну и трогги! Ну и ведьма Фриада, моя королева! Да таким макаром можно всем хребты переломать! Кеша вспотел. И тут же зло обругал самого себя – распустил нервы, сукин сын! Всем! Конечно, всем! Она так и говорила. Скорпионов шестиметровых по всей Вселенной перебили. И землян перебьют. Кеша с уважением поглядел сначала на Хара, а потом на Загиду – с этими ребятами надо поосторожней.

Но те поняли все по-своему.

– Сейчас, – сказал Хар, – погоди, ты увидишь!

Он бросил прямо от порога к беснующимся свой странный арбуз. Тот упал, раскололся на две ровненькие половинки, оттуда высыпался десяток прозрачных шариков, пошел дымок, завоняло чем-то. И Кеша увидел маленьких человечков, вылезающих из этих шариков, растущих на глазах – вот они с кошку величиной, вот с годовалого младенца, вот с трехлетнего...

– Бейте их! – завопил он во всю глотку. А усилители скафа удесятерили его вопль: – Бейте сразу! Немедленно! Поздно будет!

Вертухаи, настигаемые убийцами, не глядели по сторонам. Другие, а их оставалось не менее восьми, глазели на Кешу в ужасе. Но они были настолько парализованы страхом, что не понимали ни слова.

И тут Кеша увидел странную вещь, он даже потерял голос и сразу перестал кричать. Все десять вылупившихся из спор человечков, а они уже были ростом с двенадцатилетних мальчишек, походили на него как отражения в зеркале.

– Ну, падлы... – просипел он. – Ну падлы!

Большего выдавить из себя он не мог. Кеша был сражен наповал, он сразу все вспомнил: и пляски дикарей-оборотней, и гул гонга, и вихлявую тварь, и крутобедрую красавицу, и себя, млеющего от страсти. Что же они с ним сделали?! Воистину падлы!!!

– Это первая пробная партия, – успокоил его Хар, – остальные не будут похожи на тебя, совсем не будут. Они будут все разные, их никто никогда и нигде не сумеет отличить, распознать в них троггов, понимаешь?

– Понимаешь, – ответил Кеша. – Королева дала мне слово!

– А разве она его нарушила? – спросил Загида. – Этих хватит только на эту зону, а других здесь нет.

– Здесь не-ет! – передразнил Кеша. – Вы меня чего, за полного дебила держите?!

Хар вылупил на него свои рыбьи глаза.

– Королева Фриада сказала! – процедил он недружелюбно.

Обидчивые, гады, пронеслось в голове у Кеши, ну и ладно. Он видел, что его двойники уже подросли и набросились на вертухаев. Но первым делом трое из них, действуя очень слаженно, нагнали сначала одного андроида, ухватили его за руки, отбросили немного и с такой силой ударили о стену, что из бедолаги выпали внутренности. То же самое они проделали и с другим. Кеша отвел глаза.

Он опомнился только тогда, когда осталось всего двое вертухаев.

– Оставьте! – завопил он, вновь обретая голос. – Оставьте хоть одного, мне надо вытрясти из них кое-что!

Снизу лезли каторжники. Их было человек двадцать пять, не всем был под силу подъем – но эти, самые шустрые, одолели его.

– Назад! – закричал им Кеша. – Назад!!!

Он знал заранее, что сейчас произойдет. Трогги начнут убивать несчастных. Вот этого Кеша ни за что не мог допустить. Он вскинул свои плазмометы.

– Я сожгу их, – сказал он тихо, но твердо.

– Жги! – согласился Хар.

– Жги, это пробная партия! – согласился Загида.

– И вам их не жаль, это же ваши... – Кеша не мог найти слов.

– Наши, – Хар не стал отпираться и чего-то придумывать, он говорил прямо, – но у нас их будет много, сколько надо.

Кеша озверел, ему была непонятна такая логика. Он глядел на троггов, которые добивали последнего вертухая, не обращая ни малейшего внимания на его мольбы о пощаде, и думал о будущем человечества. Невеселым ему виделось это будущее.

– Нет, я не буду их жечь, – сказал он вдруг. – Я просто отойду в сторону.

Первые три каторжника проскочили мимо него, даже не взглянув. У каждого в руке было по гидрокайлу. Четвертый бежал с молоторубильником, страшенной штуковиной, не приспособленной для выяснения отношений.

– Ребята! Стой! – завопил вдруг последний. – Это же Мочила! Он сбежал!

– Точняк, Мочила! – поддакнул другой и остановился.

Они глядели на Кешиных двойников и ничего не могли понять – слишком много «мочил» было перед ними.

– Кеша, кореш! – закричал цередний каторжник. И отбросил кайло. Он был явно обрадован, на лице застыла сумасшедшая улыбка, глаза горели. Это был Слим Носорог, его нетрудно было узнать по шишке над бровями, там застряла пуля, и он не давал ее удалять, называл талисманом-хранителем.

Один из троггов медленно подошел к Слиму.

– Кеша! Хрен моржовый! Объявился! А-аа...

Выкрик застрял в глотке у Слима Носорога, а из пробитой спины фонтанчиком ударила кровь. Он медленно повалился в ноги троггу.

За спинами у первых троих каторжников столпилось уже человек двенадцать, остальные подбирались, подползали. Все молчали. Это было страшное молчание. Некоторые с опаской косились на оборотней. Но те стояли смирно и никого не трогали, они, похоже, и не дышали.

Первым не выдержал Чур Заводила. Кеша его тоже приметил, такого бугая, громилу трудно не приметить. Он неожиданно завизжал, как ихтиогадр с Иргиза – пронзительным, нечеловеческим визгом, и бросился вперед. Шипастый молоторубильник превратил в кровавую кашу сразу двух троггов. Но остальные в миг разорвали Чура и кинулись вперед, на каторжников.

Кеша закрыл глаза. Он знал, что теперь будет: смертники с подводных рудников Гиргеи – это не трусливые и подлые вертухаи, они бегать и спасать свои шкуры не будут. Он опоздал. Надо было стрелять раньше. Теперь в такой гуще он перебьет больше своих.

– Пошли! – сказал он оборотням. – Я не хочу смотреть на это.

– Куда? – поинтересовался Хар.

– К управляющему.

Они пересекли четырехсотметровый зал, выжгли двенадцать люков один за другим, четыре створа удалось откатить. Капсула управляющего оказалась пустой.

– Сбежал, сука! – огорчился Кеша.

Но оборотень Хар уже тащил из-за пластиконового занавеса маленького лысенького человечка с черными глазами и обвисшей губой. Человечек помалкивал и тяжело сопел. Это был не управляющий, а один из его замов.

Кеша вырвал зама из лап оборотня, повалил на пол, наступил подошвой на лицо, нажал. Давил, пока не выступила кровь. Потом снял ногу и сказал тихо, с железом в голосе:

– Пытать не буду, тварь, убью сразу, понял?

– Понял, – моментально ответил человечек. – Что от меня надо?

– Почему зону не бросили?! Что здесь?!

Человечек, судя по всему, был дошлым, он не стал строить из себя ничего не понимающего дурачка. Он знал: искренность – это его хоть малюсенький, но все же шансик.

– Еще семь лет назад всю каторгу продали Восьмому Небу. Это теперь частная собственность! – выпалил он.

Кеша обомлел.

– Как это? – вырвалось у него. – Ведь все исправительяо-наказательные учреждения по всем законам Федерации и Сообщества находятся в исключительном ведении государственных структур. Не лепи горбатого, тварь!

Человечек задрожал, забился в корчах. Но сквозь всхлипы и рыдания доносился его голосок:

– Это правда-а! Каторга выкуплена... так давно делают, просто об этом не пишут, не говорят. Восьмое Небо держит приговоренных своими рабами-и-и... Мы не виноваты, неет! Нас, всю администрацию и охрану, продали вместе с каторгой, вместе с зонами и заключенными, вместе с рудниками-и-и... Мы не виноваты!

– А как же правосудие? – в наивном остервенении выдавил из себя Кеша.

– На Гиргее правосудие – это Восьмое Небо! – замычал человечек, потерявший надежду. – Они хозяева тут!

Кеша отвернулся от бьющегося в истерике. Как жаль, что надо улетать с Гиргеи! Улетать теперь, когда он узнал, откуда растут ноги, когда он начал кое-что понимать. Но если он промедлит, капсулу обнаружат, им всем тогда труба.

– Живи, тварь, – проговорил он тихо.

И пошел к выходу.

Оба оборотня последовали за ним. Но Загида не дошел до люка. Огромное гидрокайло, пущенное могучей рукой каторжника, просвистело над Кешей и вонзилось в голову оборотню. Он сразу упал бездыханным.

На пороге стоял желтый и мокрый от пота Голован матерый убийца, работавший и на Синдикат, и на Зеленое Братство. Он щерился своим беззубым ртом, потирал ладони, плотоядно поглядывая на Хара.

– Ты всегда был болваном! – процедил Кеша.

И сжег убийцу на месте – плазмомет чуть фыркнул, ствол его опустился.

– Пошли, – махнул он Хару.

Они возвращались, перешагивая через трупы землян и троггов. Землян в переходах и на полу зала лежало значительно больше. Но ни одного живого трогга не было видно.

В боковых креслах центрального зала сидело человек пятнадцать измученных, избитых, растерзанных каторжников. Они напряженно глядели на проходящих мимо, но не вставали. Они были измождены.

Кеша шел впереди, он боялся заглядывать в глаза каторжникам. Он знал – они обречены. Восьмое Небо никогда и ничего не прощает. Их даже не убьют. Их бросят на такую работу, что они сдохнут за считанные дни, сдохнут в адских мучениях и будут в последние часы завидовать распятым.

Он все знал. Но забрать их с собой он не мог.

Стеноход спихнули вниз – там его курочили те, кто не сумел взобраться на верхние ярусы. Спускались на внутренней лебедке скафа. Кеша держал оборотня Хара за костяной пояс. Хар дрожал. Оборотни вообще почему-то все время дрожали.

Когда они спустились, Кеша спросил:

– Королева не изменит своего слова?

– Почему она должна его менять? – не понял Хар.

– Загиду убили.

– Нет. Не изменит. А Загиду на самом деле убили. Мы не можем ему ничем помочь. Поздно.

– Ну и ладно, – как-то повеселел Кеша. Он даже улыбнулся. – Не так уж непобедимы ваши трогги из спор. Как ты думаешь, приятель?

Хар промолчал, и Кеша так и не узнал, о чем он думает. К трапу они подошли окруженные молчаливой толпой. Бот висел там, где его и оставили. Внизу, прямо под ними и чуть поодаль, валялись обломки двух патрульных бронелетов. Бот расправился с ними самостоятельно.

– Молодец, – машинально похвалил его Кеша. – Так и держать.

Он не глядел на обреченных. Но один, Мотя Глушитель, вор из Сан-Франциско, скрывавшийся на Трафогоре восемь лет, крикнул жалобно:

– Кеш, забери меня с собой! Ну чего тебе стоит!

Он узнал Булыгина даже в скафе. Позор! Кеша налился кровью. Он никогда не забудет каторги! Никогда не забудет родной зоны и этого жалобного голоска! Он тащит с собой проклятого оборотня, но не может взять ни одного из корешей. Проклятье!

Он молча шагнул на трап.

– Забери! Забери меня из этого ада-а-а!!! – неслось в спину.

Вон с Гиргеи! Вон! И нечего себя винить. Ему просто повезло. Он такой же, как и все они. Но ему повезло. А может, повезло им! Хватит пускать слезу, хватить ныть. Вон отсюда!

Он устроился в кресле. Оглянулся на Хара. И выкрикнул:

– Полный вперед! Курс – к капсуле! Давай, жми, друг!

Он отключил прозрачность, чтобы не видеть, как убегают врассыпную каторжники – снаружи сейчас жарко, бот будет раскаляться добела, а потом пойдет вверх. Пойдет на предельной скорости, прожигая перемычку за перемычкой, превращая в кипящий пар свинцовую океанскую жижу.

Прощай, проклятая каторга! Прощай, последнее пристанище смертников!

Прощай, подлая гадина Гиргея!!!

x x x

Гуг бил безжалостно и сильно. Это был не человек, а какой-то мамонт. Его пудовые кулачищи не опускались. Иван уже устал уклоняться, нырять, уходить от ударов. Он умел их держать не хуже самого заправского профессионального боксера. Но сколько же можно – нос разбит, бровь в крови, ребра трещат, голова, того и гляди, расколется как грецкий орех. Нет, всему должна быть мера. Он ушел от прямого, присел и неожиданно резко саданул Гута головой в живот.

Тот качнулся, упал на свой огромный зад. Но тут же вскочил и ожившим паровым молотом набросился на Ивана.

– Я тебя прибью, сукин сын! – хрипел он. – За каждого прибью! Потом подниму за шкирку и еще раз прибью! Получай!

Дил все пытался их разнять, но ему тоже досталось крепко – Гуг засветил прямо под глаз, к распухшему, разбитому Таекой носу прибавился еще огромный синячище, вздувшийся прямо на виду у всех.

– Он же спас тебя! – вопил Дил. – Болван, ты же сам поминал его добрым словом, Гуг, опомнись!

– Пьяный был, – отнекивался Гуг, – вот и поминал. А сейчас убью!

Он размахнулся для последнего, всесокрушающего, смертного удара. И замер. Между ним и Иваном, опустившим руки, выросла будто из-под земли хрупкая и крохотная Таека. Вид у нее был грозен и свиреп.

Этого Гуг не выдержал. Он закрыл лицо своими громадными ладонями и в голос зарыдал, повалился на сено. Он ослаб, выдохся внезапно, будто проколотый воздушный шарик.

– Их есть балшой крэзи! – отчетливо произнес в наступившей тишине Серж Синицки, опустил наконец свои руки-грабли и ушел, топая по коридору, словно бегемот.

Иван вытер со лба кровь тыльной стороной ладони подошел к Таеке, поцеловал ее в висок.

– Спасибо, малышка! – прошептал он ей на ухо. – Ты меня спасла.

Гуг похлопал его по спине своей черной широкой лапой с шестью золотыми перстнями на пальцах.

– Ты живучий, Ваня!

– Живучий, – согласился Иван.

Он смотрел на рыдающего Гута. И понимал его. Дважды попасть в такие истории и не сломаться не каждый сможет.

Гуг не сломается, Иван знал. Он будет долго беситься. Но он перебесится.

– Я не Бил Аскин, Гуг, – сказал он раздельно, внятно. – Ты зря махал кулаками. Ребята были обречены. Я спас вас четверых... пускай троих. Без меня вы не выбрались бы с каторги никогда!

Сквозь рыдания Гуг просипел:

– Крежень готовил операцию. У него был целый план! И мы не последние дураки там! – судороги перехватывали его горло, он сипел отрывисто, с всхлипами.

– Дураки, Гуг! Самые настоящие дураки! – не давал ему пощады Иван. – Вы законченные и обреченные дураки!

– Ладно! – зжрал вдруг седой великан. – Хрен с тобой – дураки! Но тогда мне надо было сдохнуть там, на Гиргее, вместе с корешами! А ты сделал из меня последнюю суку! Я никогда не был дерьмом, Ваня! А ты меня превратил в дерьмо!

– Заткнись! – выкрикнула Таека. У нее у самой по крутой скуле текла алмазная, сверкающая слезинка. Забившиеся в угол кони глядели на людей с опаской, вздрагивали, поводили боками.

– Сдохнуть просто, Гуг! Я бы мог сто раз сдохнуть, – так же тихо и четко долбил свое Иван, – но мне надо было тащить свой крест. И я не сдыхал, я его тащил, понял! А теперь мне ноша не по плечу. Я тащу не только свой крест. И мне нужна помощь, понял?! Вот поэтому я и не дал тебе сдохнуть. И не дам! Не дождешься!

– Он правду говорит, – вставил посерьезневший Дил Бронкс.

– Плевать мне на его правду! Я не верю в это дурацкое вторжение! – закричал Гуг Хлодрик, не вставая с колен. – Не верю! Он сам спятил – и хочет, чтоб другие спятили, чтоб поддакивали ему! На вот, выкуси! Я возьму на абордаж первую же капсулу и вернусь на Гиргею, понял?! Я буду мстить за ребят!

Иван усмехнулся, покачал головой.

– Ты будешь мстить за них здесь, на Земле! – процедил он.

– Здесь не Земля, – поправила его серьезная и правильная Таека.

– Земля везде, где есть люди, – ответил ей Иван мягко, даже нежно. И снова уставился на изнемогшего викинга, сменил тон: – Крежень твой подлец и подонок! – сказал он.

– Чего?! – взревел Гуг. – Ты моих парней порочить?! И здесь тоже?!

Он бросился на Ивана. И тут же повалился на сено, сраженный молниеносным ударом. Иван потирал кулак и смотрел, как Гуг поднимается.

– Крежень твой хотел убить меня, понял?!

– Не верю!

Гуг мотал головой – у него явно все помутилось в мозгу. Дил понял это первым, он подбежал, подхватил его, подвел к стене и усадил тихонько, словно боясь, что Гуг рассыпется на куски.

В это время дубовая дверь от удара чуть не влетела внутрь конюшни, она задрожала толстенной басовой струной. Все оглянулись на нее. И увидели Иннокентия Булыгина.

Кеша стоял подбоченясь. Но лицо у него было виноватое.

– Иван, ты прости, – начал он, сбиваясь и запинаясь, тяжело дыша и бледнея, – мне там на вылете, возле этой Гиргеи драной с твоей капсулы левый рог сбили. Прямое попадание!

– Это ты вон у кого прощения проси, – Иван как ни в чем не бывало кивнул на Дила Бронкса, – он хозяин!

Кеша посмотрел на хозяина словно на пустое место и снова обратился к Ивану.

– Я понимаю, эта машина бешеные бабки стоит. Но так получилось. Ежели смогу, расплачусь потом. А нет, – он склонил голову, – вот башка – руби!

Гуг Хлодрик встал и побрел, пошатываясь и оступаясь, к другу-каторжнику.

– Кешенька, выполз из ада? – завел он по-бабьи, жалобно и с надрывом. – Чего это ты двоишься у меня в глазах, Кеша?!

Прямо за Иннокентием Булыгиным стояло какое-то гадкое чучело, полупрозрачное и пучеглазое. Стояло чучело очень тихо и скромно, поначалу на него и внимания не обратили.

– Кто такой? – вскрикнул Дил. – Откуда?!

– Я их есть пропускаль! – пояснил вернувшийся Серж. – Капсул есть наш, код есть наш! Капут нельзя!

Дил махнул рукой. Он давно собирался выгнать бестолкового Сержа. Но не мог – все-таки друг, свой брат-десантник, это как из сердца клок выдрать.

– Его зовут Хар, – представил чучело Кеша. – Он нормальный малый. Если бы не он, капсуле труба. И нам труба! У него чутье зверское, он учуял боевой прозрачник на две секунды раньше, чем капсульные мозги, ясно?! Секунду еще я соображал! Мы их опередили на одну секунду. Но рог, Иван, сшибли!

То, что Кеша упорно называл рогом, было шестиосной выносной мачтой, на которой крепилось две дюжины боевых ракет с рассыпающимися боеголовками и два периферийных щупа.

– Да чего ты заладил, рог да рог! – возмутился Дил, он не любил, когда в нем начинали подозревать мелочного человека. – Новый наставим. А вот эта образина мне совсем не нравится. Она хоть понимает по-человечески?!

– Она понимает, – покладисто, с каркающим акцентом ответил оборотень Хар.

Дил недовольно крякнул и потер свой опухший нос. Таека поглядела на него сердито и нахмурилась, она не любила нетактичности, особенно в отношении гостей и незнакомцев.

– Ну дай же я тебя обниму! – Гуг наконец добрался до Кеши, сграбастал его, навалился, подмял и уронил, рухнув сверху. Гуг был в полуобморочном состоянии. И не мудрено, другого после прямого Иванова удара вообще бы уже не было на этом свете.

Кеша не обиделся. Он выбрался из-под вожака, поднял его, пошатываясь и дрожа от напряжения.

– Пойдемте в зал! – опомнился вдруг Дил. – Ну что мы в конюшне, как варвары какие-то! Прошу, гости дорогие и друзья званые! – Потом он взглянул на черного, ободранного Кешу, на грязные разводы у него под запавшими глазами и запричитал: – Но сначала в баньку, сначала в баньку! С дорожки в баньку полагается!

БЕЗДНА

Иван пнул дубовую дверь, и та чуть не сшибла с ног какого-то облезлого забулдыгу в черной майке с двумя черепами. Забулдыга выхватил из-за голенища красного сапога огромный зазубренный тесак и исподлобья вызверился на вошедшего..

– Не сердись, приятель, – дружелюбно бросил Иван.

И добавил уже через плечо, проходя внутрь кабака: – С меня причитается.

Он прошел к драной стойке, заказал у жирного малайца-бармена банку чистой воды и полстакана гремучего пойла под красивым названием «ти-рекс». Пойло двинул по стойке обалдевшему от неожиданности забулдыге.

Банку открыл, но пить воду не стал, только смочил платок и обтер им потное, запыленное лицо. Он страшно устал за последние три дня, он так не уставал ни на Гиргее, ни в Пристанище. Последний раз он бывал в Новом Свете двенадцать лет назад – три или четыре приема, полеты над городом, попойка на крыше четырехсотэтажного небоскреба, липкие голые девицы в сиреневых и розовых цепочках вместо одежды, два контракта и нудное утро со старым приятелем с Галарога – Юджином Скотчем по прозвищу Мотылек. Вот и все воспоминания. Юджин советовал ему не задерживаться в Америке. Иван и без его советов спешил – до старта надо было повидаться кое с кем из России, сдать отчеты и просить, просить, просить о полном отпуске. Как давно это было! Теперь он видел Новый Свет не сверху. Теперь он бродил по земле и мысленно материл Гуга-Игунфельда Хлодрика Буйного, втравившего его в долгую историю и заставляющего разматывать какую-то нелепую нить вместо того, чтобы заниматься делом. Проклятый Лос-Анджелес!

– Ну что, приятель, – он обернулся к забулдыге, подмигнул ему. – В расчете?

Забулдыга со второго захода выглушил свой «тирекс», постоял, помолчал и рухнул на пол. Дьявольское пойло сбивало с ног и не таких парней.

– В расчете, – глубокомысленно ответил сам себе Иван.

Шестилапый биороб сноровисто выскочил из темного угла притона, подбежал к лежащему, ухватил гибким носовым щупальцем за ногу в красном сапоге и утащил забулдыгу под свист и завывание сидящей у столиков пьяни. Но свистели не все. Трое трясущихся алкашей, поднявшихся из-за бокового овального стйла, помалкивали. Средний, которого тащили двое крайних, вообще свесил голову. Допился, подумал Иван. Но тут же понял, что ошибся – из брюха у среднего торчала рукоять кривого зангезейского кинжала. Иван хорошо знал эти кинжалы, под лопаткой у него был старый, побелевший от времени шрам – памятка о Зангезее, планете, на которой землянам делать нечего. Ивану было плевать на эту мразь, пусть вытворяют что хотят, ради таких он не шевельнул бы и пальцем, пускай горят в будущей геене огненной. Но на Земле жили и другие. Потому-то Иван искал Гуга.

– Шел бы ты в другое место, – неожиданно просипел малаец. Судя по этому сипу бармен был сифилитиком с большим стажем. – У нас не любят чужих!

Бармен все время перемигивался с двумя багроволицыми мордоворотами, торчавшими у боковой стойки.

Иван видел это, он знал, чем заканчиваются такие перемигивания. Но ему очень не хотелось привлекать внимания к своей скромной персоне. Ему хотелось одного – поскорее убраться из этого гадюшника. Он никак не мог избавиться от ощущения грязи на своей коже, это было очень неприятно. Сколько раз он тонул в болотах чужих жутких планет, пробирался к цели в подземных коммуникациях древних городов, залитых нечистотами, забитых трупами, падалью, он брел к Первозургу в омерзительнейшей жиже из живых червей и змей в Чертогах планеты Навей... но у него никогда не было столь сильного ощущения грязи, налипшей на кожу, въевшейся в ее поры. Проклятый Новый Свет! Где же этот негодяй Гуг!

– Ты зря меня не слушаешь, – просипел малаец.

Мордовороты медленно, еле передвигая слоновьими ногами, сопя и корча дикие рожи, шли к стойке, к Ивану.

Они были неостановимы словно бронеходы. А это означало одно – придется их бить, сильно бить, возможно и смертным боем.

Иван тяжело выдохнул. И подумал, что по чести и совести надо бить Гуга Хлодрика, старого обманщика. Но где его теперь разыщешь?!

Он не поворачивался к мордоворотам. Пусть начнут они. А там видно будет. Но злодейка-судьба распорядилась иначе.

Огромная черная тень сиганула из мрака, заслонила Ивана от мордоворотов. Драки не получилось. Лишь два тяжких и гулких удара разорвали напряженную тишину.

Иван резко обернулся. Он был в страшном раздражении. Он не мог понять этих безумных нравов. Надо уходить отсюда, бежать! Гнусный мир!

– Ну чего ты, Ванюша! – принялся оправдываться Гуг. – Из-за пяти минут столько нервов?! Тебе надо в психушку!

Иван молча поглядел на мордоворотов – оба лежали под ногами у Гуга Хлодрика Буйного, бывшего десантника-смертника, пропойцы, бузотера, вожака банды, славившейся своей лихостью и дерзостью, беглого каторжника, первейшего кулачного бойца и человека тончайшей души. У обоих были напрочь перешиблены шейные позвонки. У обоих уже стекленели выпученные от неожиданности глаза. Под обоими расползались темные лужи... но не крови, совсем другого.

– Ты из-за них, что ли?! – недоверчиво покосился на дело рук своих седой викинг. – Ваня, я тебя сам сведу к психиатру. Пошли! Это дерьмо сейчас уберут! – Он удостоил презрительным мимолетным взором малайца-сифилитика, сказал чуть слышно, кривя губу: – Ну-у, ты еще не понял, обезьяна?!

Малаец пропал за стойкой. Но из мрака тут же выскочил давешний биороб и поочереди уволок мордоворотов.

Тащил он их с явной натугой, было видно, что жмот-малаец держал слугу на скудном пайке.

– Куда он их? – поинтересовался отошедший от раздражения Иван.

– В утилизатор, куда еще, – ответил Гуг с интонациями, будто в сотый раз растолковывал простейший урок придурошному ученику.

– И забулдыгу тоже?

– Какого еще забулдыгу? – не понял Гуг.

– В красных сапогах. Налился, упал тут под стойкой, а этот гаденыш его уволок, – подробно рассказал Иван.

– А-а, – протянул Гуг, – вон оно в чем дело. Нет, забулдыг вышвыривают вверх, наружу, в подъемник – и на свежий воздух возле какой-нибудь вшивой помойки, чтоб прочухались. Хотя, Ваня, сейчас весь Лос-Анджелес – одна большая и поганая помойка, вот чего я тебе доложу.

– Это я уже понял, – согласился Иван.

И только теперь увидел того, из-за кого старина Гуг притащил его в грязный, но далеко не самый гнусный притон Нового Света.

Говард Буковски, он же Седой, он же Крежень в черном кожаном плаще с поднятым воротником, высокой черной кожаной шляпе и вдобавок ко всему в черных очках сидел за шестым от прохода столиком и нервно отхлебывал из антикварного граненого стакана забористую и кристально чистую русскую водку.

Крежень заметно выделялся в этой разношерстной ублюдочной массе, в пестром и большей частью дегенеративном сброде, проводившем время за выпивкой. Крежень выглядел нахохлившимся черным вороном, невесть как попавшим в плотно сбившуюся стаю спившихся, обрюзгших и изрядно вылинявших попугаев. Ивану вообще все это претило. Середина XXV-го века... и эти дикарские притоны, эта первобытная жажда глушить свое пойло среди себе подобных, в полумраке, грязи и вони. Атавизм! Так было семь тысяч лет назад, так было пять тысяч лет назад, так было в прошлом веке... неужели точно так же будет и в веке будущем, и еще пять тысяч лет спустя?! А где же прогресс?! Где восхождение человечества по спирали?! Может, и правы исполчившиеся на землян, может, таким животным не стоит жить во Вселенной?! Глядя на притихшую, но таящую в себе недоброе, гнетущее напряжение пьянь, Иван невольно ловил себя на мысли, что человеческое общество можно было бы слегка пошерстить, почистить маленько.

– Пошли! – оборвал его размышления Гуг. – А то этот змей снова улизнет. Пошли, Ваня, мне не терпится сказать Седому пару добрых слов!

x x x

Дил Бронкс подрулил на своем сверкающем боте прямо к ржавому и помятому боку старушки Эрты-387. При одном только виде этой развалюхи, этой нищеты, затхлости и вырождения Дилу захотелось встать под душ или хотя бы помыть руки. На заправочные станции всегда выделяли гроши. Но эта была, по всей видимости, совсем позаброшенной-позабытой.

Дил немного обождал, наивно надеясь на приглашение. Но не дождался такового. Или его тут совсем не уважали, или автоматика Эрты-387 не работала. И потому он без спроса завел бот в пустующий ангар, и снова сидел, все никак не мог преодолеть брезгливости – всего два слова-кода или одно нажатие пальца, и переходная мембрана-присоска вопьется в шлюзовый лвдк, а там – шагни, и уже на станции, уже в компании старых и верных друзей. Но нет, Дила начинало тошнить. Он заплатил за свою игрушечку, вылизанную и выхоленную, огромные деньги, и он не мог даже представить, как нежный и почти живой витапластик мембраны прикоснется к ледяной, колючей, ржавой и покореженной уродине.

Нет! Все-таки Иван втравил его в плохую историю, он нутром чуял – и это только начало. Он не ищет помощи у сильных мира сего! Он не протягивает руку к богатым и всевластным! Он сам роется в отбросах... и его, Дила Бронкса, заставляет заниматься тем же!

– Все! Хватит! Мать твою! – оборвал себя Дил вслух.

Так можно и совсем разнежиться, разбабиться, разнюниться. Он что, не десантник-смертник, что ли?! не сорви-голова из Отряда Дальнего Поиска?! Эх-хе-хе, бывший десантник, бывший сорви-голова... все в прошлом. А в настоящем – богатство, тихая обеспеченная жизнь, связи кое-какие... что еще надо?

– Ну давай!

Дил преодолел свои слабости, поднялся и шагнул в нежность и теплоту мембраны.

Станция была пуста и неприветлива. Он долго бродил по длинным и нудным коридорам. Наткнулся на вялого шестилапого кибера с глуповато-сонным лицом, пнуд его под зад со злости – кибер отлетел к стене, долго кряхтел и сопел. Дил на него не оглядывался. Будь его воля, он бы всю эту развалину вместе со всеми киберами, а заодно и самим Хуком Образиной сдал бы в металлолом, на переплавку.

Арман-Жофруа дер Крузербильд-Дзухмантовский сидел почему-то в ремонтном отсеке. Сидел на корточках за огромным старинным стальным сейфом гнусно-зеленого цвета. Сидел и махал рукой, будто отгоняя от себя незванного гостя.

Дил не на шутку обиделся. Мало того, что он почти битый час бродил по проклятущей Эрге, так он еще ободрал себе все руки и порезал клапан на комбинезоне, разгребая жуткий завал перед дверью в ремотсек. Чего там только не было! Будто со всей станции стащили весь тяжелый, железный хлам к этой ржавой дверце. Киберы, болваны! Но ведь им кто-то дал такую бессмысленную команду... Дил с трудом начинал понимать, что тут происходит.

– Крузя! Ты чего – охренел, что ли?! – завопил он во всю глотку, вместо того, чтобы поздороваться. Не виделись они лет пятнадцать.

– Уходи! Прочь! – просипел Крузербильд и неумело перекрестил Дила дрожащей рукой.

Был он до невозможности изможден, худ, страшен, дик. Нотрезв. Дил Бронкс сразу заметил это – Крузербильд был абсолютно трезв! Это был он, такого не спутаешь ни с кем другим. Но если раньше его называли Великолепным, то теперь Крузе можно было смело давать другое прозвище – Урод.

– Они везде! – судорожно сипел он. – Везде! Они... – Крузербильд понизил голос до шепота и закатил нездорово поблескивающие глаза, – повсюду! Я через каждые два дня-прячусь в новое место. Но они всегда меня находят!

Дил опешил.

– Кто?!

– Они, – очень серьезно ответил Крузя, – их тут много! – Он выразительно поднял палец вверх. – Они пришли за мной. Но я еще не хочу туда. Мне еще рано.

Это была явная белая горячка. Теперь Дил не сомневался. Они с Хуком допились до чертей. Нет... до чертей они допились еще давным-давно, лет десять назад. А теперь им и пить не надо – вон, Крузя, трезв-трезвехонек, а ум за разум зашел.

Дил подошел ближе. Опустился на корточки.

– Ты узнаешь меня? – спросил он у Крузербильда.

– Узнаю, – серьезно ответил тот. – Ты Иван! Ты вернулся из ада! – Помолчав немного, он добавил с тревогой. – Ты пришел за мной, я все знаю!

– Какой я тебе Иван! – сорвался Дил. – Ты что, дружок, не видишь, что у меня морда черная как сапог? Ты забыл Неунывающего Дила?! Ты забыл, как мы с тобой, пьянь подзаборная, ходили на Умагату, как штурмовали Сон-Даке в созвездии Крысобоя?! Да я тебе щас рожу набью, подлец ты эдакий! Ты забыл, кто тебя на собственном горбу вытащил из болот Зангезеи?! Ну, Круэя, я б знал, что ты добра не помнишь, я б тебя, точно, там оставил!

– Ты – Иван! – твердо заявил Крузербильд, грозя Дилу пальцем. – Ты пришел за мной с того света. А морда у тебя и впрямь черная, тебя здорово коптили там... Я все вижу!

Дил растерялся, у него совсем не было опыта общения с помешанными и горячечными. И потому он махнул рукой, чего тут спорить, надо мириться с обстоятельствами.

– Где Образина? – спросил он.

– Утащили, – коротко ответил Крузербильд.

– Кто утащил, мать твою?! – не выдержал Дил.

– Они утащили... Нет, Образину списали на Землю.

Он туг одному гаду бутылем по чану заехал, понял?

– Какому еще гаду?

– Инспекция была. Он на них кинулся. На этот раз не простили. Вот так, Иван.

– Да никакой я не Иван! – взревел Дил, – Иван бы щас взял тебя за ноги и вытряс бы твою черную душу, понял?!

– Это у тебя душа черная, – не согласился Крузербильд, – ты сам черный – и душа у тебя черная. А все потому, Иван, что тебя черти в аду коптили, я все знаю.

– Ну гад! – Дил чуть не задохнулся от возмущения. – Я хоть и черный, а душа у меня белая! А вот ты лучше б в болоте сгнил! Я тебя больше вытаскивать не буду! Если б не Иван, я б к тебе никогда не прилетел, Крузя. Отвечай лучше, почему станция глухая и слепая?

Крузербильд отряхнулся, приподнялся с колен – и в нем сразу высветилось что-то прежнее, богатырское, молодецкое, несмотря на весь его жалкий и потрепанный вид спившегося неудачника. Длинные сальные волосы колыхнулись тяжелой гривой, на обтресканных синих губах заиграла еле приметная улыбка.

– Станцию прикрыли, – сказал он почти нормально, будто приходя в себя. – А меня бросили тут, Дил!

– Ага, признал, паскуда! – Бронкс подошел вплотную и хлопнул Крузербильда по плечу.

– Да вроде и впрямь ты, – неохотно согласился тот. – В прошлый раз он меня здорово напугал, я все помню.

Дил сразу замахал своими огромными черными лапами с множеством золотых перстней на каждом пальце.

– Не надо, не надо ничего вспоминать, а то ты меня совсем запугаешь, – быстро заговорил он, – давай-ка собирайся, некогда мне с тобою лясы точить!

– Чего? – удивился Крузербильд. – Собирайся? Неет, Дил, мне некуда идти отсюда, у меня теперь ни кола, ни двора. На старушке Земле я всем должен, мне там не резон засвечиваться. А болтаться по иным местам тяжело будет, отвык я от болтанки этой, да и мерещатся всякие все время, понимаешь? Вон он!

– Где?! – машинально переспросил Дил и обернулся.

Никого у него за спиной не было.

– Они хитрые-е, – как-то замысловато пояснил Крузербильд, – я их тоже долго не мог увидать. А потом увидал!

Дилу Бронксу припомнилась его славная конюшня на славном Дубль-Биге, припомнился пьяный Гуг, припомнилась Таека, превратившаяся вдруг в пантеру... Лоб сразу намок, капельки пота побежали по щекам. Не приведи Господь! Нет! Нет!! Бедный Крузя! Но Иван дважды сказал: «Хука тащи сюда живым или мертвым!» Про Крузю он так не говорил. Почему? Парень надежный, проверенный, надо будет – в огонь полезет. Парень... уже за сорок, а выглядит на все восемьдесят. Дил Бронкс, не верящий ни в черта, ни в Бога, мысленно вознес молитву: да, ему страшно повезло, страшно! уж он-то знал, он видел все своими глазами – все друзья, вся братва десантная будто проклята была, кто не погибал в чужих мирах, тот спивался или сходил с ума, влипал в жуткие истории, превращался из сверхчеловека в тряпку, в дерьмо. Его Бог миловал! Серж Синицки чокнулся по-тихому. Хук с Крузей спились, Гуг связался с мафией, по нему каторга плачет, Ивану мерещатся какие-то негуманоиды, армады, вторжения и прочая чушь. И почти все такие – десятки, сотни ребят из их Школы. Нет, им всем надо было погибнуть на Сельме, или на Гадре. Они бы погибли героями. Ведь те, кто сложил там головы, остались в памяти как герои. А кто они?! И так быстро! Что такое сорок-пятьдесят лет – четверть жизни! А они выдохлись, они вымотали себя, износили свои сердца, и никто не хочет им помочь!

– Ладно, пошли, – повторил он тихо, – по дороге я все объясню.

– Две недели назад, – признался Крузя, – я вылакал последнюю бутыль, припрятанную Хуком. Ты прав, мне тут больше не хрена делать.

– За две недели мог бы и оклематься, – недовольно пробурчал Дил.

– Я тоже так думал, – огорченно выдохнул Крузя. Он взял из гибкой лапы подбежавшего кибера плоский пакетик с водой, надкусил, надорвал, плеснул себе в горло.

Потом с неожиданной злобой пнул кибера ногой. – А ты вали отсюда, нежить! Не разберешь, понимаешь, кто на самом деле, а кто мерещится!

– По-моему, ты отходишь, – довольно заметил Дил. – А беззащитных бить нехорошо, нашел на ком злость срывать! – Он уже забыл, как сам поддал бедолаге, обреченному на долгое прозябание в заброшенной заправочной станции с непонятным названием Эрта-387.

По дороге, волоча Армана-Жофруа дер Крузербильда-Дзухмантовского к шлюзовой камере, Дил Бронкс подумал, что сперва того следовало бы хорошенько помыть, почистить, побрить и постричь. Но на Эрте ничего такого уже не было. Эрга постепенно превращалась в кусок железа, носящийся меж звездами, в ржавый метеорит, падающий в бездонную Черную Пропасть.

Но с Эргой и Крузей все ясно. А вот где теперь искать Хука Образину?!

x x x

– Ребята тосковали без тебя, Гуг, – со слезой в голосе выдавил Крежень и глотнул водки из стакана. На Ивана он не глядел, будто и не узнавал его, будто и не знаком с ним вовсе, будто и не было дикого ночного налета, перестрелки, драки из-за мешка... Иван тоже помалкивал, он ждал своего часа.

– Ладно, это я слыхал, – недовольно протянул Гуг Хлодрик, поскреб щетину на подбородке и уставился на Седого в упор. – Где Лива?

– Клянусь, Гуг, не знаю! – ответил нахохлившийся Крежень. – Мы делаем одно дело...

– Одно? – переспросил с насмешкой Иван.

Крежень не шевельнул бровью.

– Мы делаем одно дело, Гуг, – повторил он, – и ты меня знаешь.

– Знаю, – согласился Хлодрик. – У меня была крепкая, надежная банда, Седой. Парни отменные, один к одному... Была! Мы провернули столько дел и делишек, что любому синдикату нос утрем! Мы держали в своих лапах половину Европы! А где сейчас банда? Где мои ребята?!

– Все на месте, – вяло ответил Крежень, – кроме тех, кого списал Господь Бог!

– Все! – забрюзжал Гуг. – Да не все! Ты распустил их! Это не банда! Это не единый кулак! Это мочалка, Седой! И я тебе повторю еще, ты мне за все ответишь!

Крежень полез в карман кожаного плаща, вытащил здоровенный пистолет с инкрустированной изумрудами рукоятью, с силой приложил его к поверхности стола, убрал руку.

– Можешь пристрелить хоть сейчас, – сказал он тихо и обиженно.

– Ну нет, Седой, – Гуг смахнул пистолет на пол, – я сам решу как и когда отправить тебя к черту на рога, понял?!

– Понял, – Крежень нагнулся, поднял пистолет, сунул в карман.

Никто на них не обращал внимания. Большая часть посетителей этого кабака была уже в хорошем подпитгш, а те, у кого в глазах пока не троилось, глядели на молоденькую стриженную наголо девицу в черной маске. Ни сцены, ни подмостков в кабаке не было, и девица выделывалась прямо перед столиками, перепрыгивая из ряда в ряд, выгибаясь кошкой, плотоядно оглаживая свои же бедра и беспрестанно тряся выкрашенными в алый цвет голыми грудями. Чуть выше коленки, прямо по сиреневому узорчатому чулочку вилась розовая лента, а на ней крепился плетеный кошель. В него бросали монеты и бумажки, не забывая после этого ухватить девицу за голую грудь или ляжку, а то и за обе выпуклости сразу. Девица пела что-то нервное и чувственное, акустическая система была вделана прямо в браслеты на ее тоненьких ручках.

Пела она неплохо, почти без фальши. Но когда какой-то босяк похлопал ее по заднице, не бросив монеты, девица, не моргнув глазом, врезала ему в челюсть своей изящной туфелькой, прямо золоченым кончиком... Босяка уволок биороб. Девице долго хлопали, выражая поддержку, теперь денег бросали вдвое, втрое больше – от облапивших ее прелести рук не было ничего видно, но девица лишь призывно хохотала, разжигая страсти тех, кто не успел до нее дотянуться. Иван подумал, что она очень недурно зарабатывает, раз в сто побольше самого шустрого и грамотного работяги, правда, наверняка, делится с кем-то.

Гуг словно угадал его мысли.

– Этой крошке хватает лишь на сладенький ликерчик да пару пирожных в день. Да эта обезьяна, – он кивнул в сторону малайца-бармена, – наверняка укладывает девочку на ночь с десятком ублюдков, не думай, что он ее жалеет.

– Это ее работа, – сухо заметил Крежень. – Каждый должен делать свою работу.

– Ты всегда был злым, – сказал Гуг и отвернулся.

Песенка закончилась. Груди у девицы стали белыми, пышущими жаром, намятыми, наглаженными. Зато сидящие задирали вверх красные ладони, будто выхваляясь друг перед другом, кто-то старательно и похотливо вылизывал со своих лап приставшую помаду.

– Отвечай, Седой, – неожиданно резко процедил Гуг, уставившись на Креженя, – иначе я вышибу из тебя ответ вместе с твоими мозгами!

Крежень нахохлился еще больше, покачал головой.

– Не слышу вопроса, – сказал он тусклым голосом. – Ну чего тебе отвечать, Буйный?! Если я тебе не нужен в банде, я уйду.

– Уйдешь, еще как уйдешь, – зловеще заверил его Гуг.

Теперь Иван ничего не понимал. Он пришел сюда не старые счеты сводить, он не держал зла на Седого. Ему надо было пробраться туда, куда не всем дверца открыта, протиснуться хоть в щелочку... иначе все впустую. Гуг мог своей резкостью испортить дело.

– Где Лива?!

– А почему ты у меня спрашиваешь? Спроси у него, может, он знает! – Крежень мрачнел на глазах.

Иван смотрел на друга и ничего не мог понять – Гуг бледнел, он из почти свекольно-красного стал чуть ли не зеленым, руки задрожали. Взгляд застыл и остекленел...

Иван видел, куда смотрит Гуг.

– Чего ты ко мне привязался! – Крежень попытался убрать руку со стола, но не успел, Гуг придавил его запястье своей тяжелой ладонью.

– Что это, – он ткнул пальцем в идеально ровный, чуть просвечивающий свежий шрамчик на руке Седого. – Откуда он у тебя?!

– Котенок поцарапал, – неумело соврал Крежень и напрягся, окаменел.

– Котенок, говоришь?! – Гуг неожиданно резко ухватил Седого за горло, сдавил его, притянул голову к себе и прошептал в ухо: – Это след ее ноготка, это ее метка, сволочь. Ноготок ей вставили на Гиргейской зоне, понял?! Таких нигде больше не найдешь... Колись, Седой, я за себя не ручаюсь!

Крежень не успел расколоться, голова его, седая и ухоженная, свесилась набок, он потерял сознание от удушья, руки обвисли, с пересеченной шрамом губы потекла по подбородку слюна.

– Мразь! – выругался Гуг. И повернулся к Ивану: – Теперь я верю, Ваня, ты был прав, они все ссучились. Да, ссучились и обкладывают меня будто больного, старого медведя в его берлоге. А Ливочку они убили! – Гуг зарыдал. Краски возвращались на его лицо, он вновь превращался в обрюзгшего и багроволицего викинга. Викинга с грустными глазами, но чугунной челюстью.

– Ты мог ошибиться, Гуг, – сказал Иван, – причем тут этот порез?

– Нет! – Хлодрик сразу осек его. – Никогда, Ваня. Эти вставные ноготки делают из какой-то хреновины, я не знаю, но они всегда режут так, после них всегда шрам светится изнутри, это неземная керамика. Каждый такой ноготок – это метка, Ваня! Их не ставят кому ни попадя. Ай, Лива, Лива моя лапушка, сгубили они тебя, сволочи!

– Она что, одна имеет такой ноготь? – резонно вставил Иван. Он не мог допустить, чтобы Гуг в порыве слепой ярости, дикой и не совсем обоснованной, на его взгляд, ревности, пришиб Седого. Ведь Седой одна из немногих ниточек, обруби ее и бодяга будет длиться вечно.

Пока не придут... Иван уже сам не верил во Вторжение.

Все, что с ним было, казалось бредовым сном. Но был этот бред явственней яви.

Крежень осторожно приоткрыл один глаз, потом второй.

– Прочухался? – спросил Гуг.

Крежень не ответил.

– Ну, Седой, выбирай – здесь тебя прикончить иди в другом тихом местечке? – Гуг не шутил, его неудержимо трясло. Много всего накопилось в этом большом и непростом человеке. Иван глядел на него и думал, вроде бы, и знакомый, свой, понятный до мелочей, и в то же время незнакомый, чужой, непонятный.

– Когда будешь кончать, Гуг, – просипел Крежень, – вспомни, как мы вместе работали по крейсерам, как я твою пулю в плечо свое принял, как тебя от парализатора уберег... а еще припомни, как первый раз от Европола уходили, как ты наверх лез, а я с Фредом прикрывал тебя, а Фреда, между прочим, пристрелили, Гуг, Ты все вспомни, все! У нас операция была разработана – от и до, понял! А этот тип, – он кивнул на Ивана, – влез и все напортил! А сейчас стучит на меня и на ребят, проверенных ребят, ты же их знаешь, Гуг. Не верь ему!

Иван помалкивал, встревать было еще не время. А все надо делать только в свое время.

– Сладко поешь, Седой, – проговорил Гуг Хлодрик мягче. – А я жду ответа.

Иван отвернулся от обоих. Голой девицы и след простыл. А вместо нее после некоторого промежутка из-за багряных ширм вышел игривой походочкой в полумрак и дым изящный и вертлявый мулатик с завитыми голубыми волосами, весь в кружевах, пелеринках, накидочках и бантиках. Мулатик пел что-то сладкое, пел тоненьким бабьим голоском, жеманничал, вертел задом, томно улыбался, закатывал подведенные глазки и медленно, с упоением раздевался.

Гуг с Креженем толкли воду в ступе. Но сейчас им не следовало мешать. Иван поглядывал на мулатика и думал, что понапрасну теряет время. И так, сколько уже потеряно его!

Когда мулатик разделся полностью и прекратил петь, из-за тех же ширм вышел здоровенный татуированный донельзя негр, подхватил мулатика на руки, покружил, подбросил, поймал, повертел – будто балерун балерину, а потом, подделываясь под навязчивые ритмы приглушенной музыки, пристроился к мулатику поудобнее сзади и начал под восторженные вопли и похотливое сопение проделывать с ним то, что обычно мужчины проделывают за плотно закрытыми дверями с женщинами.

Эта пара имела значительно больший успех в сравнении с красногрудой певичкой. Пьянь неистовствовала, подавала советы, визжала, хохотала... Иван повернулся к «балетной паре» спиной. Ему было плевать на этих ублюдков, здесь еще и не такое увидишь. Пора браться за Седого.

– Мне надо туда! – неожиданно резко сказал он.

– Куда? – машинально переспросил Крежень.

– Вниз!

Крежень как-то зловеще усмехнулся. Он уже совсем ожил, будто и не было ничего. Через Иванове плечо он поглядывал на потного блестящего негра и сладострастно извивающегося мулатика, облизывал пересохшие губы. Чувствовалось, что Крежень на что-то решается, но никак не может решиться.

– Вниз?

– Да, вниз.

– Это можно сделать, – Крежень поглядел на Гуга Хлодрика, прищурился.

– Делай, как он говорит, Седой, – посоветовал Гуг, – тогда я тебя, может быть прощу. Может быть!

Крежень рассмеялся неприятным глухим смехом – почти беззвучным и мелким как горох. Трясущиеся губы его медленно и неостановимо каменели, да и само лицо словно в застывшую маску превращалось – прямо на глазах. Он явно на что-то решился. Но решение это далось ему нелегко.

– Ладно, – наконец выдавил он, – вниз так вниз. А не пожалеешь потом, Гуг?

– Время покажет.

– Хорошо.

Крежень чуть привстал и махнул рукой малайцу-бармену, что-то показал на пальцах.

– Никакой автоматики, все надежно и добротно, Буйный, как в старые добрые времена, – тягуче завел он, и в его бесцветных глазах появился нехороший блеск, Иван помнил этот блеск еще с недавней венецианской ночи, когда его чуть не отправили на тот свет. – Но помни Буйный, ты сам напросился на это! Вниз так вниз!

Их резко встряхнуло, бутылка упала и покатилась на край стола, на нее навалилось что-то тяжелое, вонючее.

Створки наверху сомкнулись, отрезая от мира выпивок, ритмов, похоти и мерзости.

– А это еще что?! – взревел Гуг, сбрасывая со стола чье-то тело.

– Этого сейчас уберут, – заверил Крежень. Он сидел, не шелохнувшись. – Еще миг.

Прошло чуть больше мига, прежде чем стел со всеми сидящими за ним и валяющимся внизу бесчувственным телом замер. Иван не ожидал такого поворота дел. Какая-то паршивая, третьесортная харчевня... и система сквозных лифтов? Тут что-то не так.

Но разобраться ему не дали. Из тьмы, сразу со всех сторон выступило восемь теней. Держали эти тени в своих руках вещи вполне реальные лучеметы ближнето боя.

– Куда эту падаль? – спросила одна из теней.

– В утилизатор, – приказал Крежень.

Пьяного, случайно провалившегося вниз, в тайную систему подземных ходов, оступившегося совсем не вовремя, зацепили чем-то за пластиковую куртку и утащили.

– Ты сам напросился, Буйный, – произнес без тени сожаления Крежень. – И не дергайтесь, эти два места пристреляны со всех сторон, дернуться не успеете. Кроме того проводка...

Гуг Хлодрик привстал над своим стулом, поглядел во тьму.

– Сесть! – выкрикнули оттуда.

– И ты, Бумба? – сокрушенно проговорил Гуг, опускаясь на стул. – А ведь я тебе простил тогда твой донос, эх ты, Бумба Щелкопер!

Иван тоже узнал двоих. Теперь глаза привыкли, тени обрисовались четче, зримее, да и откуда-то сверху началось разливаться тягучее, медленное сияние.

– Свет не на тебе клином сошелся, Буйный, – пояснил Крежень, – ты, думал, пуп мира?! Мы работали на тебя долго. Но у каждого из парней есть и свой интерес, понял!

– Врешь, сука, – озлобился Гуг. – Не свой интерес, все врешь! Ты перекинулся, Седой! А может, ты и был подосланным! Зря я тебя не придушил там, наверху!

Крежень злорадно расхохотался, теперь он хохотал, не стесняясь, в полный голос.

– Научись проигрывать, Буйный, – наконец сквозь смех прохрипел он. – Ты готовил мне ловушку, а попал в ловушку сам. Не рой яму ближнему своему, ибо в нее и угодишь! Это ты, ты, Гуг, и этот русский, который везде сует свой нос, вы рыли мне яму. А теперь сами в ней. И я не протяну вам руки.

– Не протянешь?

– Нет! Ты больше не нужен никому, Буйный. Ни Бумбе Щелкоперу, ни мне, ни Толстяку Бону – погляди, как он тебя глазенками сверлит, так бы и прожег насквозь! Даже Сигурду ты не нужен...

– И Сигурд здесь? – прохрипел Гуг.

– Да, я здесь! – крутоплечий и беловолосый парень лет тридцати трех вышел из полумрака. – Ты нас держал в черном теле, Буйный, а он нам дал все. Новый Свет побогаче старухи Европы!

– Продались?! – Гуг был явно расстроен.

Иван тоже неуютно чувствовал себя под дулами лучеметов. Но ему было плевать на этих ребятишек, Гугова слезливость могла все испортить, сейчас время работает против них.

– С тебя снимут мнемограмму, Гуг, и пустят в распыл. И так ты пожил вволю на этом свете. Сигурд просто сожжет тебя, ты даже охнуть не успеешь. А русского мы помучаем, он нам крепко насолил, настырный тип! – Крежень самодовольно улыбнулся, шрам скривился, исказил лицо страшной гримасой. – Еще вопросы есть?

– Где Лива?

– Лива работает на нас.

– Врешь, сука!

– Смотри!

Крежень достал из нагрудного клапана черный кубик галовизора, сдавил, поставил на стол перед Гугом. И почти сразу перед ними будто из воздуха выявилась Лива, точнее, ее лицо.

Гуг отшатнулся на спинку стула и опять побелел. Это была запись, самая обычная голографическая запись... и все же, лицо прекрасной мулатки, живое, губы блестят, веки дрожат, но почему она так тяжело дышит?!

– Я убью его! – со злобой процедила Лива. – Я убью Гуга-Игунфельда Хлодрика Буйного, если он появится на Земле! Убью!

И изображение пропало.

Гуг неожиданно зарыдал, опустил лицо на сжатые, такие огромные кулаки, спина его сотрясалась от рыданий.

Но Крежень не жалел бывшего вожака банды.

– И она отвернулась от тебя, Буйный, понял? Ты так долго лез ко мне со своими вопросами. А теперь смекни, может, лучше бы и не стоило любопытничать, а?

– Они ли, Гуг! – вклинился Иван и дернул Гуга за плечо. – Это спектакль, Гуг, запись сфабрикованная!

– Нет, это она, она... – Гуг захлебывался слезами, он почти не мог говорить. – Но почему... почему у нее глаза пустые? Ваня, ты же видел... у нее пустота была в глазах, пус-то-та?! Понимаешь?!

В глазах у Ливадии Бэкфайер и впрямь было что-то нечеловечески пустое, отсутствующее, но Иван решил не развивать Гугову мысль. Он лихорадочно думал, как выкрутиться из этой нелепой ситуации. И он уже догадывался, он знал точно – ему пощады не будет.

– Ты всех предал, Буйный, – гнул свое Крежень, он же Седой, он же Говард Буковски, – ты предал погибших на Параданге, предал и сам же расстрелял их, ты предал парней на Гиргее, а ведь они поверили в тебя, они пошли за тобой... Ты всех и всюду предавал, ты думал только о себе. Я лишь прерву эту цепь предательств и подлости, я прикончу тебя. Буйный. И совесть перестанет тебя мучить.

– Врешь, сука! – взревел Гуг, оправдывая свое прозвище. – Меня подставляли, да! Но я никого не предавал! Запомни это хорошенько: ни-ко-го и ни-ко-гда!!!

Вспышка лилового пламени скользнула возле самого уха седого викинга – и расплавленная серьга дрожащей каплей упала на пластик пола, зашипела.

– Не дергайся, Буйный!

Гуг схватился рукой за обожженное ухо. Он как-то сразу успокоился.

– Сигурд правильно говорит, – вновь заулыбался Крежень, – не надо дергаться. Оружие на пол!

– Нет, Седой, мое оружие останется при мне, ты его снимешь только с моего трупа, – тихо и размеренно ответил Гуг.

Иван молча выложил на стол гамма-парализатор и карманный лучемет ближнего боя. Отстегивать с локтя рукоять меча он не стал, а вдруг еще пригодится.

Он неожиданно для себя подумал: а какой, интересно, сейчас номер откалывают там, наверху, в кабаке и заметили там их пропажу или нет? Какая разница! Иван вздохнул. Вот и славно, сейчас его будут пытать, мнемоскопировать, а потом убьют. Вот и разрешатся сами собою все проблемы, и ни перед кем и ни перед чем он отвечать не будет, пускай человечество само перед собой отвечает, само себя защищает, само себя спасает. Все просто. И кончилось благословение, кончилось. Иди, и да будь благословен! Он шел. И он пришел. В жизни все кончается просто, без театральных пышностей и накруток.

– Буйный, тут командую я, – в голосе Креженя зазвучала сталь, – не опошляй свои последние минуты.

Оружие на пол!

Гуг снова сжал кулаки на столе. Поднял глаза на Креженя.

– А теперь слушай меня, Седой, – заговорил он тихо. – Ты ведь всегда был пижоном, фраером, верно?

Кто-то из стоящих с лучеметами парней хихикнул, но тут же осекся.

– У тебя ведь есть маленькое кругленькое зеркальце, в которое ты все время смотришься, когда думаешь, что тебя никто не видит?

– Короче!

– Так вот достань его и погляди на себя. Погляди на свою шею.

Иван поразился перемене, произошедшей с Говардом Буковски. Как и получасом ранее лицо его вдруг окаменело. Рука полезла во внутренний карман кожаного плаща. Там и впрямь оказалось маленькое, кругленькое зеркальце в золотой сферической оправе, усеянной какими-то красными сверкающими камушками. А он и в правду пижон, подумалось Ивану, они бы наверняка нашли общий язык с Дилом Бронксом, оба любят побрякушки да безделушки, оба любят себя... Иван не додумал. Лицо Креженя исказила уродливая гримаса, на него было страшно глядеть.

– Что это? – выдавил он испуганно. – Что это?!

Теперь он видел в своем зеркальце собственную крепкую и холеную шею, видел и маленькую ранку прямо на коже, скрывающей под собой артерию. Похоже, именно эта ранка и напугала Седого, напугала до еле сдерживаемого безумия.

– Что это?!

Гуг не ответил. Он разжал кулаки, показал Креженю свои пустые ладони. И продолжил:

– Вот и прикинь, падла, понадобится тебе мое оружие? – Помолчал и добавил: – Нет, Седой, не понадобится. И мне оно не понадобится, сам понимаешь.

– На понт берешь, – прервал его Крежень.

– На понт? – Гуг сдержанно рассмеялся. Но тут же обрел равновесие и очень спокойно пояснил: – Да, Седой, когда я тебя наверху придушил малость, а ты сомлел, я тебе вот из этой штучки... – он поднес к глазам Креженя свою широченную ладонь – на мизинце красовался беленький перстенек, повернутый кругляшом-камушком внутрь. – Я тебе из этой штучки прямо в твою жилу поганую впрыснул одну маленькую-маленькую капсулку, понимаешь?

Судя по выражению лица, Крежень все понимал.

– Перстенечек-то не простой, а с психодатчиками, – Гуг криво улыбнулся, – вот скажи мне сейчас, Седой, что ты ощущаешь?

Крежень начал медленно наливаться кровью. Глаза полезли из орбит. Он судорожно порвал ворот, начал хватать воздух губами.

Бумба Щелкопер выступил вперед и сунул дуло прямо под нос Гугу Хлодрику. Но Крежень, сипя и матерясь, отмахнул дрожащей рукой ствол лучемета.

– Вот так-то, Седой, – добродушно растолковал Гуг, – мы с тобой столько проработали, а ты, дружок, меня за кого держал-то сейчас, за лоха, за фраера залетного. Очень ты ошибся, Седенький ты мой, очень!

Краска схлынула с лица Креженя, он оправился, сел. Губы у него снова неудержимо тряслись, из левого глаза текли слезы. И все же он прохрипел:

– Один точный выстрел, Буйный, и хана тебе с твоим перстеньком, никакой психодатчик не сработает!

– А ты попробуй!

Иван сердито поглядел на Гуга – ну чего он играет с судьбой, сидел бы да помалкивал, дело, похоже, выправляться начало.

– Попробуй, Седой! Только помни, что перстенечек запрограммирован: меня пришьешь – капсула в твою поганую кровушку полную дозу впрыснет, понял? Ты лопнешь как пиявка, насосавшаяся чужой крови! Ты у меня на аркане. Седой! У меня и еще трех наших парней, что наверху прохлаждаются. И поэтому ты будешь делать то, что я тебе скажу. И ты будешь отвечать на все мои вопросы. А с этими ребятишками мы потом потолкуем. Скажи им, чтобы шли отдыхать!

Крежень не заставил себя упрашивать. Он был на редкость понятливым.

– Уходите! – приказал он.

Парни засомневались. А Бумба Щелкопер снова вышел вперед.

– Ну, а ежели мы щас обоих спровадим к дьяволу? Нам вас не жалко!

– Подпишешь себе приговор, Бумба, вот и все, – тихо сказал Крежень. – Уходите!

– Нет! Не все, – оборвал его Гуг. – Сигурд, ты останешься. Ведь они обдурили тебя, верно? Ведь ты не хотел ничего такого? Ну, признавайся, малыш!

– Ты продал всех, Гуг! И я больше тебе не верю! – ответил Сигурд неуверенно.

– Мы разберемся, потом. А пока останься. И не спеши с выводами. Я хочу, чтобы ты послушал Седого, может, тогда поумнеешь малость.

Крежень махнул рукой.

– Проваливайте, я кому сказал!

– Мать твою! – выругался Бумба. – Мы уйдем. Но смотри, Седой, как бы потом сам не пожалел. Шкуру свою спасаешь?!

– Идите с миром, – улыбнулся Гуг, – я не держу на вас зла, ребята!

После того, как «тени» оставили их, Гуг довольно-таки грубо ткнул Говарду Буковски кулаком прямо в нос. И спросил, почти не разжимая губ:

– На кого работаешь, гнида?!

Крежень молчал.

Гуг насупился.

– Запомни, Седой, с этого момента я вопрос буду задавать только один раз. И ответ должен быть один. Я понимаю, что ты позарез нужен моему другу Ване, но я и его не послушаю, Седой, а знаешь почему?

– Почему?

– Ты меня достал, Седой!

– Спрашивай.

– Так на кого же ты работаешь?

– На Восьмое Небо.

– Врешь!

– Нет, не вру. Я с самого начала работал на них. И когда крейсера брали, и Центр Межкосмоса подламывали, всегда, я работал на них еще до того, как попал к тебе, Буйный. Но и к тебе я попал только потому что работал на них. Не веришь – проверь!

– Где Лива?

– Этого никто не знает, – Крежень смотрел прямо в глаза Гугу и, похоже, не кривил душой.

– Она жива?

– Была жива.

– Откуда у тебя ее запись? – голос Гуга начал подрагивать.

– Запись мне передал один знакомый, он из Черного Блага, но точно не поручусь.

– Значит, она у них!

– Я не знаю, Гуг! Но если ты настаиваешь, я соглашусь с любым твоим домыслом.

– Не надо, я увижу, когда ты соврешь! – Гуг повернулся к Ивану: – И все-таки она жива, она на Земле. Может, еще разок прокрутим запись.

Иван замахал руками – еще чего не хватало, опять Гуг разрыдается, потеряет контроль над собою.

Гуг и сам замял этот неловкий вопрос. Зато задал другой:

– Ну и чего же хотело Восьмое Небо от меня и моей банды. Седой?

– Ничего. Пока ничего.

– Вот как? Совсем ничего?!

– Они хотят везде присутствовать, все слышать и видеть, Но они далеко не всегда вмешиваются в события, я сказал бы, почти никогда не вмешиваются.

Гуг потер ладонью подбородок, встал со стула – теперь ему никто не препятствовал в этом.

– Хотят все видеть и слышать? Так говоришь? Может, они и сейчас все видят и слышат?

– Может быть, – подтвердил Крежень.

– Где датчики? – зжрал Гуг Хлодрик.

Крежень помотал головой.

– Они не такие уж дураки, – сказал он. – они все делают профессионально. И не доверяют даже тем, кто работает на них всю жизнь.

– Лучше б я тебя и не спрашивал ни о чем! – сорвался Гуг. – До чего же ты, Седой, скользкий и мерзкий мужик.

– Я не мужик, Буйный, ты меня обижаешь. Я вор в законе...

– Врешь! Был бы ты авторитетом, не ишачил бы на Восьмое Небо! Все врешь, Седой! Ты всегда напяливал на себя чужие маски, но я тебя раскушу!

– Ладно, хватит! – вмешался Иван. – Не то я вас оставлю и пойду – вы это толковище бестолковое на год затянете! Гуг, собери свои нервы!

– Ох, Ваня, Ваня, тебя б на мое место! – Гуг ушел во тьму и замер там.

– Так чего тебе нужно? – грубовато спросил Говард Буковски, кося недобрым глазом на Ивана.

– Вниз! – повторил тот свое.

– Низ – он везде, и здесь низ, и наверху – низ, смотря откуда глядеть, – начал путать следы Крежень.

– Ты понимаешь, о чем я говорю!

– Он все понимает! – подтвердил Гуг Хлодрик.

x x x

Иннокентий Булыгин очень хорошо знал, что на Земле никто его не ждет кроме полиции – только сунься, быстренько упекут на Гиргею, а то и на саму Преисподнюю, гиблую планету-каторгу в созвездии Отверженных. И потому соваться на Землю Кеше Мочиле, каторжнику и рецидивисту, было не резон. Грезы о пляжах и загорелых блондинках при всей их привлекательности оставались грезами. На первом же пляже его опознают, измордуют, отволокут в ближайшую каталажку и еще до отсылки изведут вчистую.

– Вот так, брат Хар, – жаловался Кеша оборотню, – тебе с твоей рожей лучше на люди не показываться, а мне с моей биографией, будь она проклята!

И все же он не собирался скитаться по угрюмым пустынным астероидам и прятаться по заброшенным станциям, коих в Пространстве были миллионы. Нет уж, не для того он когти рвал с Гиргеи!

Ивану Иннокентий Булыгин поверил... но не до конца.

Будет Вторжение – плевать, и не такое видывали, тогда Кеша пойдет воевать, ему невпервой. Ну, а не будет – и то хорошо, без войны всегда лучше.

За три дня Таека как могла изменила Кешину внешность: теперь он был почти красавцем – ни седины, ни впалых щек, ни мути в глазах... все стало иным, даже нос приобрел какую-то совсем нерусскую горбинку, а на подбородке появилась ямочка.

– Герой-любовник, мать твою за ногу! – ухмылялся Кеша, оглядывая себя в зеркале. – Только цветка в петлице не хватает.

Ни цветков, ни петлиц у Кеши не было, он наверное где-то слышал такое выражение и оно ему запомнилось, понравилось. Хар его совсем не понимал. Он понимал иное, что все это напрасно, что Кеша, как звали все этого далеко не самого худшего землянина, остался самим собой. Хар не собирался менять внешности, она у него сама собою менялась – на то он и был гиргейским подводным оборотнем. Находясь среди землян, Хар все больше и больше вживался в новый образ и становился почти похожим на человека. Почти. И лишь издалека, на первый не особо пристальный взгляд. И потому Кеша был вдвойне прав – Земля для них могла стать лишь ловушкой, капканом.

Таека привязалась к Кеше, За суровость, молчаливость и затаенную силу, ум, смекалку маленькая японка зауважала ветерана тридцатилетней Аранайской войны.

И ей было жаль Кешу. Ей не хотелось отпускать его на прямую и верную смерть.

Но Кеша оправдывался просто:

– Через барьеры то мне все одно надо перепрыгивать, а то контракт нарушу, они меня к себе раньше сроку утащат! – Теперь он не высказывал сомнений на счет довзрывников, после своего собственного раздвоения, а потом и воссоединения Кеша свято уверовал в их всемогущество. Но с довзрывниками была односторонняя связь.

Да и про барьеры Таека отказывалась понимать. И тогда он говорил проще: – Милая, не тревожься, таких как я пуля не берет, ей тоже ведь ушибаться о жесткое не хочется, она, родимая, летит куда помягше!

Задание ему Иван дал непростое. Но Кеша не любил простых заданий. И он умел держать язык за зубами.

Время шло быстро, надо было найти какой-то способ избавиться от навязчивого спутника. Но как?! Посланник старой ведьмы не отходил от ветерана ни на шаг. Был он до крайности непонятен и странен. Но обладал необыкновенным воздействием на всех – он быстро приучал к своему присутствию, на него смотрели, им интересовались лишь первые минуты, а потом он как-то непонятно отходил на задний план, будто растворялся и на него переставали реагировать. Лишь Шарки, огромный ньюфаундленд, избалованный Дилом Бронксом до крайности и постоянно носившийся с лаем, рыком и визгом за младшими киберами по станции, не признавал Хара, больше того, просто ненавидел его – до яри, до дрожи, до встающей колом на загривке шерсти. Но предпринимать чтолибо Шарки не отваживался, он чуял, что противник серьезный и вовсе не беззубый.

– Ты чучело, останешься здесь, понял, я дважды не повторяю! – угрожал Кеша оборотню и для пущей убедительности супил черные чужие, придуманные фантазеркой Таекой брови, которые делали его похожим на киношного итальянца времен романтизма XXII века. – Ты же, Хар, умный малый, смекни – ведь и меня засветишь, и себя погубишь!

– Никак нельзя! – серьезно и грустно отвечал Хар. – Повеление королевы есть высший закон. Мы – не люди! Мы держим слово. Всегда!

– Да я на два денечка смотаюсь в родимые края да и вернуся, неужто помрешь без меня?! Королева твоя ни хрена не узнает!

– Она видит и слышит все!

– Шпик проклятый! – Кеша отвернулся.

– Внедрение может начаться в любую минуту, – добавил Хар.

– Чего?!

– Ты сам знаешь! Трогги не умеют жалеть людей. Будет очень плохо для вас.

– Не пугай!

– Ты смелый, я знаю, ты не боишься. Но ты можешь понимать – будет плохо. А сейчас хорошо, И Загида не оставит тебя.

– Чего?! – Кеша чуть не сел на пол. – Загиду твоего прибили, Хар, склеротик ты, а не оборотень, едрит твою королеву!

На поминание королевы в непочтительной форме Хар не среагировал. А насчет Загиды пояснил:

– Он успел свернуться. И он в тебе.

Кеша похлопал себя по бокам, провел ладонью по животу, сунул руки в карманы комбинезона.

– Ну понятное дело, во мне! Я его проглотил ненароком!

– Нет, – самым серьезным образом ответил Хар. – Он у тебя под ключицей, пощупай!

Кеша приложил пальцы к коже в указанном месте и нащупал кругленький плотненький бугорок, перекатывающийся будто солидный жировичок. Но причем тут оборотень Загида!

– Мы не умеем лгать, – еще раз напомнил Хар. – А в левом грудном клапане под комбинезоном, почти под рукой, у тебя лежит свернутый живоход, так ты его называешь.

Кеша нахмурился, наморщился. Он никому не говорил про этот шарик, про этот комочек-зародыш, что Иван вытащил из Гугова мешка, сослуживший им неплохую службу. Но каков Хар, ничего от него не скроешь! Тяжеленько с таким будет.

– Ладно, я возьму тебя на Землю, – неожиданно сказал Кеша.

– Конечно возьмешь, – без тени сомнения согласился оборотень.

– И не дерзи старшим! – Кеша рассердился. Но тут же поймал себя на мысли, что неизвестно еще, кто из них двоих старше. – Возьму, ежели ты, образина, будешь меня слушаться.

– Буду, – сразу же ответил Хар.

– И ежели ты делом докажешь, что оборотень! – разошелся Кеша.

– Что нужно?

– Понимаешь, на земле навалом всяких инопланетных собратьев наших. Но они все на учете-пересчете. А ты вроде бы вне закона, как и я. Быть в облике разумного, да еще двуногого существа ты не имеешь никакого права, усек?

– Не имею права, верно, – ничуть не обидевшись, произнес Хар. Он как-то сильно ссутулился, стал до того несчастным, облезлым, горемычным, будто больной, нищий, брошенный всеми старикашка из Сообщества.

Но Кеша замотал головой.

– Нет-ет! – пояснил он. – Человеческий облик тебе не годится. Вот пожил бы ты среди людей век-другой, так научился бы превращаться в них на все сто, а так нет, Хар, это все халтура. Я тебя возьму на Землю своей собакой... – Кеша осекся, ему стало неловко и стыдно за свое предложение, так унизить брата по разуму, хорош он гусь!

– Шарки? – сразу переспросил Хар.

– Понимаешь, пород собак так много, что никто в них никогда не разберется, главное, чтоб на четвереньках, шерсть, хвост, уши, язык чтоб висел... короче, у тебя получится.

Хар принял предложение с достоинством и без сомнений. Он опустился на четвереньки, закрутился, заюлил, завертел задом, затряс головой, словно пародируя бортового ньюфаундленда. Но в такого же красавца превратиться не сумел, а стал облезлым, прямо говоря, поганым, драным, мосластым псом с совершенно несобачьей головой, с плавникастыми лапами, выщипанным жалким хвостом и просвечивающим из-под редкой шерсти бледно-желтым впалым брюхом. Два длинных уха свисали вниз наподобие мерзких старых мочалок. Морда немного вытянулась, язык свесился набок. Но глаза остались рыбьими, пустыми и бессмысленными.

– Нормально, – в глубоком раздумий протянул Кеша. И крякнул совсем по-стариковски.

Именно в эту минуту с оглушительным лаем из дальнего конца винтовой подъемной трубы-сочления выскочил огромный и великолепный Шарки. Это был не пес, это был сам царь зверей и всех прочих тварей – огромный, бесстрашный, благородный и всемогущий. Он пронесся черным драконом метров двадцать... и вдруг застыл как вкопанный, шерсть на загривке вздыбилась, глаза налились кровью, обнажились клыки. Кеша с опаской подумал – конец его другу Хару, все, крышка, сожрет его сейчас этот царь зверей. Но произошло нечто неожиданное: вместо царского львиного рыка из огромной пасти вырвался испуганный щенячий, пронзительный визг, шерсть на загривке опала, ноги подломились... и Шарки упал, извернулся с шустростью нецарской, опустил голову и, не чуя лап под собой, будто самая жалкая и трусливая дворняжка опрометью умчался прочь, в изгибы труб-переходов.

– Нормально, – подтвердил Кеша решительно. – Мы у Таеки ошейник выпросим и поводок, все будет путем. Ежели какой хмырь-собаковод заинтересуется, скажем, э-э-э, зангезейская борзая... Но! Но!! Ты-то помалкивать будешь, это я скажу, а то ляпнешь еще: я, мол, борзая зангезейская, на Землю прилетела... тут нам и хана! Усек?

– Усек, – еще раз подтвердил Хар. Ему даже удобнее было стоять на четвереньках. Но надо было вжиться в образ. И оборотни не всесильны.

В этот же вечер они покинули станцию. Таека плакала. Серж Синицки не пошел их провожать. Серж скучал.

Когда Кеша садился в прогулочный легковой бот, он старался не смотреть на красавицу-капсулу. И зачем он только пригнал ее сюда! Да на ней можно было б идти хоть сейчас... в атаку, на штурм, на любых врагов и недругов! Но Иван строго-настрого приказал спуститься на Землю по-тихому, осторожно, чтобы ни одна веточка не шелохнулась, чтоб ни одна пылинка не поднялась с насиженного местечка.

Иван дал точные координаты. И дал ему право – право добывать нужное любыми средствами. Любыми! Хотя право это было не подкреплено ничем, кроме их содружества в тяжком деле и обреченности в случае проигрыша, но Кеше этого вполне хватило. На задание отводился один день, самое большее полтора. Потом Кеша мог смотаться на пару часиков в родные края, дольше там находиться опасно, а на пару можно. Но это потом. А сейчас... Ребров отдыхал на своей дачке в ста верстах от Петрограда. И стояла дачка на бережку тихого крохотного озерца, посреди древних елей – сказочные были места. У Кеши сердце защемило еще на подлете. А как вздохнул чистого русского воздуху, как затянулся синевой, прозрачностью и чем-то вообще не имеющим названия, но пьянящим, так и загудело в голове, закружилось все – присел на мшистый пень, сгорбился, прикрыл глаза.

Хар притулился рядом, по-собачьи вертя хвостом и озираясь. Он входил в роль. Но все-равно он здесь был чужим. Чужак, не проявляющий ни малейшего любопытства. Странный чужак.

Кеша не мог встать. Ноги не слушались. Тридцать пять лет! С ума сойти! Он покинул Землю тридцать пять лет назад, покинул совсем еще мальчишкой. А кем вернулся? Никем. Его нет, он пустое место. Потому что прописка у него не здесь, а на Гиргейской подводной каторге.

Кеша дышал и не мог надышаться, такой воздух был только на Земле, его не мог заменить синтезированный, его не могли заменить все смеси, применявшиеся на кораблях и спутниках, его не могли заменить искусственно созданные атмосферы на иных планетах... там все было фальшивым. Здесь все было настоящим.

Россия! Нездесь он совершил свои преступления. Не здесь его осудили. Но и здесь он вне закона, ибо есть соглашения. А Россия всегда выполняла соглашения, даже если они были в ущерб ей и ее сыновьям, Россия держала слово. В этом было ее величие, ее сила и ее беда.

Кеша повалился в траву, в проплешину, усеянную палой и мягкой хвоей. Лечь и умереть! На родной земелюшке. И ничего больше не надо. Хватит. Надоело скитаться по Вселенной, невмоготу нести свой крест. Невмоготу! Зачем он ушел на эту проклятую войну?! Зачем проливал кровь ради всех этих сволочей и ублюдков?!

Ведь они именно сволочи и ублюдки, нет им иного имени, нет им другого звания. Да что горевать-то теперь.

Поздно!

Хар подошел к лежащему Кеше, обнюхал его, повертел своим жалким хвостом, хотел даже лизнуть пупырчатым языком в лицо. Но Кеша отпихнул оборотня.

– Ты того, не слишком-то в роль входи, образина, – просипел он, глотая слезы.

Несмотря на прилив чувств, Кеша все видел и все слышал. Он выжидал. Если хозяин засек спуск гостя с небес, он непременно вышлет навстречу или кибера-слугу, или охранника-андроида, а может и первого подвернувшегося под руку биоробота. По всем правилам спешить не следовало. Но и тянуть и без того резиновое время не стоит. Кеша не удивился, когда в трех метрах над его головой пролетел серенький неприметный шарик. Он даже хмыкнул недовольно – экий подозрительный хозяин, втихаря разведку выслал. Ну да ладно, это дело хозяйское, не у всех объятия нараспашку. Теперь отсиживаться нет смысла.

– К ноге! – приказал он послушному и необидчивому Хару. И они побрели к даче.

Идти пришлось недолго – через полтора километра Кеша разглядел за стволами красных сосен зеркальную сферическую стену, увенчанную шаром. Из-за стены выглядывало несколько разнокалиберных полусфер и с десяток тонких и толстых мачт.

– Модернист, едрена! – выругался Кеша. Если бы у него была возможность завести дачку, он бы согласился только на бревенчатый добрый сруб под черепичной крышей... всего остального Кеша насмотрелся вдоволь, от всего остального Кешу уже тошнило. Но в чужой монастырь не прутся со своим уставом.

– Ух ты, зараза! – выругался он еще раз, натолкнувшись лбом и грудью на охранное поле. Потер ушибленную коленку. Хитрец Хар чуть приотстал, он явно учуял поле заранее и промолчал, не предупредил.

– Куда? Зачем? К кому? – механически прозвучало от ближайшего дерева.

Иван проинструктировал Иннокентия Булыгина, и потому ветеран и рецидивист не растерялся.

– Ты вот чего, братец, – с вальяжностью проговорил он, – доложи-ка хозяину своему, Анатолию Реброву, что пришел к нему в гости не хмырь какой, а хороший человек, пришел с приветом от старого друга его и однокашника...

– Кто с вами?

– Собака.

– Это не собака, – ответил незримый страж.

– А кто же? – искренне удивился Кеша.

– Не поддается идентификации.

– А коли не поддается, – вразумительно наставил Кеша, – пиши, братец, как тебе старшие говорят – собака! И болтать кончай, мне к хозяину твоему надо!

– Проходите.

Кеша протянул руку – барьера не было. Так-то лучше, а то огородили, понимаешь, дачку, будто секретный объект или зону!

– Пошли, Хар! – Кеша пристегнул поводок к ошейнику на шее оборотня, чтобы выглядели они оба послушными и добропорядочными. Хар в ответ снова завилял хвостом.

Самого хозяина они нашли на лужайке возле сверкающего и сверхмодного коттеджа. Толик Ребров висел в тренажере и упорно сучил руками и ногами. Был он от пота почти столь же сверкающ и блестящ как и обиталище его.

Заботится о здоровье, подумал Кеша мрачно. Когда он наблюдал подобные занятия, всегда мучился одной мыслью – всем бы им гидрокайло в руки, чего зрято пот проливать... нет, стоит человечишке только попасть в те местечки, где надо кайлом махать, он сразу меняется, он уже не желает ни ножонками сучить, ни ручонками, он хочет ничего не делать, лежать, и чтоб никто не трогал. О-о, человеки, нет в вас ни образа, ни подобия – одна гордыня лишь, одна суетность, и животный страх!

– Заходите, располагайтесь, – сухо пригласил непрошенных гостей Толик Ребров. – Мне немножко осталось.

Кеша не пошел в дом. Он уселся прямо на траву, положил рядом Хара, погладил по лохматой спине будто заправский «друг четвероногих».

– Обождем, – выдавил он себе под нос. А хозяину крикнул: – Привет тебе от Ванюши, кореша твоего! Помнит он про тебя. Говорил, что и ты наверное забыть его не успел!

– Иван?

– Он самый!

– Жив еще?! – На лицо хозяина набежала тень.

– А что с ним сбудется, – будто бы удивился Кеша. – Ты не спеши, мил человек, мы обождем, потому как разговор у нас к тебе длинный и обстоятельный, спешить никак нельзя.

– Да все уже!

Толик вылез из тренажера, растерся старомодным махровым полотенцем – по последним заверениям медицинских светил смывать с себя пот было делом вредным, не для того его организм выделяет, чтобы сразу смывать.

Кеша все подмечал, но помалкивал. Любит себя хозяин, любит. А стало быть, ответит на все вопросы, никуда не денется.

– Пойдем в дом, – бросил Толик Ребров через плечо.

Кеша встал и побрел следом, волоча за собой Хара, чуть упирающегося, как и положено влекомой в тесноту и несвободу помещения собаке, но не смеющей чересчур открыто выражать свое настроение.

Внутренности зеркального дворца-коттеджа были столь же впечатляющи, что и наружности. Но Кеша не глазел по сторонам, он уперся тяжелым взглядом в спину хозяина, оценивал его способности и возможности.

Ребров гостей явно не боялся, даже не остерегался – да и как мог бояться кого-то бывший десантник-смертник, не так и давно, каких-то семь или восемь лет назад променявший боевой лучемет на канцелярскую ручку и кресло в Управлении?! Школа давала выучку на всю жизнь.

Но у Кеши тоже была выучка. И своя школа.

– Сейчас, еще минуту, – так же через плечо бросил хозяин, – пошли со мной, только рыбок своих покормлю и устроимся поудобнее, побеседуем, мы гостям рады, а за Иванове здоровье выпьем малость водочки или виски... вы что предпочитаете? Или с дорожки отдохнуть хотите – пожалуйста, у меня есть тут три гостевых сектора по три комнатушки, прошу!

Слово за слово они прошли в довольно-таки большой зал, выложенный полупрозрачным гидрокафелем. «Рыбок» Кеша увидел сразу – за толстенным, но абсолютно невидимым стеклом стенного огромного аквариума будто висели в мрачной водяной толще две клыкастые, шипастые, плавникастые гиргейские гадины. Чахлая шерсть на загривке у Хара начала подниматься дыбом.

Кеша положил руку на голову оборотню.

– Тихо, тихо, – прошептал он, – это хорошие рыбки.

– Побаивается? – вежливо осведомился Толик, впервые пристально взглянув на оборотня. – Странная порода, никогда таких не видал.

– Зангезейская борзая! – важно заявил Кеша.

– Бывали и на Зангезее, – кивнул Толик, – бывали. Да разве все усмотришь! Погоди немного, я быстро.

Он полез по крутой лесенке наверх к подкормочному окошку-люку, под самый потолок. Там же, у полупрозрачной стены были выдвижные сегменты. Кеша передернулся, когда увидал сырое, окровавленное мясо, которое хозяин всей этой роскоши хватал голой рукой и бросал кусок за куском в люк. Нет уж, лучше собаку держать, попугая, звероноида с Гадры, даже мегацефалла с Урага, чем этих гадин. «Это наши руки» – вспомнилось смутно. Кеша глядел в кровавые глазища рыбин, рвущих в клочья куски мяса, заглатывающих не только истерзанную плоть, но и мутно-кровавую воду вокруг кусков этих, глядел и начинал все понимать: рыбины его опознали, опознали и прощупали, и он снова как там, в свинцовой жиже проклятой Гиргеи, в сверхплотном ее ядре. Не может быть, это же бред, непостижимость! Может, все может быть. На лбу у Кеши выступила холодная испарина.

Они его мгновенно прощупали, даже не отвлекаясь от своего кровавого пиршества ни на секунду. Прощупали... и дали отбой. Они поняли, нет, они узнали, что он был там, был отпущен, был... нет, Кеша совсем запутался, ничего они не узнали, они лишь датчики, щупальца – они все передали и тут же, мгновенно, без малейшего промедления получили ответ... ОТТУДА! С ума сойти! Гиргея у черта на рогах, на краю света! Значит, для них нет расстояний? А что ж тут такого, конечно, нет – ведь они говорили правду, они всемогущи! А этот тип держит своих «рыбок», кормит их, развлекается... Он ничего не знает про них. Не знает? Кеша встряхнул головой. Нельзя терять над собою контроль. Там, на Гиргее, прорываясь вглубь и потом, вырываясь из каторжного ада, он прошел еще два смертных барьера – неужели пора к ним, к довзрывникам? Нет, они дали ему больший срок! Это все нервы, поганые, издерганные войнами и каторгами нервы!

– Красавицы! – сказал он громко.

– В этом надо знать толк! – довольно откликнулся из-под сводов польщенный хозяин. И как-то странно улыбнулся.

Он знает, он все знает – молнией обожгло Кешу изнутри. Он не просто знает, он специально привел их сюда. Привел на опознание. Как Иван не догадался тогда?

Кеша одернул себя – ну как мог Иван догадаться, глупости, это сейчас они поумнели, а тогда – тогда все виделось совсем в ином свете, в розовато-голубоватом эдаком мареве. А ведь у этого лысеющего Толика и в служебном кабинете есть такой же, чуть поменее, аквариумишка, и такие же рыбки. А сколько народу проходит через его кабинет?! Да почитай, вся засекреченная спецназовская десантная братия. Вот так-то, ребятки дорогие и бесстрашные, на каждого из вас уже досье имеется, вот так! Правда, довзрывники ни во что не вмешиваются. Правда? Да, это так, но если верить коротышке Цаю, они кое с кем охотно делятся добытой информацией?! Плевать! Надо дело делать, пусть Иван с Гугом головы ломают, его дело другое. Кеша шустрой метлой вымел из себя все мысли и сомнения.

– Хорошо кушают, с аппетитом! – добавил он и снова погладил оборотня Хара по голове, потрепал длинное ухо. – Много сжирают, небось, не напасешься.

Толик Ребров утробно и самодовольно рассмеялся.

– У меня тут рядышком собственная ферма – только оленина, только чистое, здоровое мясцо, – поведал он, – хватает, еще и остается немного! – Он сполоснул руки прямо в воде, просунув их в люк. Похлопал себя по мокрой волосатой груди, стал медленно и как-то основательно спускаться вниз. А когда спустился, сказал: – Ну, а теперь прошу в гостиную!

Кеша обернулся напоследок. И в упор встретил страшный, кровавый взгляд одной из гиргейских гадин.

И было в этом взгляде напоминание.

x x x

Арман никак не мог вспомнить, о чем же вопил во всю мощь своих пропитых легких Хук Образина, когда его тащили вон со станции. Он что-то орал, это точно, просил чего-то кому-то передать... да с эдакой похмелюги разве вспомнить!

– Ты за слово уцепись и разматывай дальше, – учил его Дил, утонувший в огромном черном кресле, которое вмонтировали в рубку бота по его спецзаказу. – Вспомни хотя бы одно – и тяни за кончик!

– Не вспоминается! – огрызнулся Арман. Все у него перед глазами мельтешило и прыгало – весело пить, да невесело выходить из запоя. – Мозги высохли, труба мне, на этот раз не выдюжу, помру!

– Авось не помрешь, – беспечно вставил Дил. Он правил к Земле. Но где там разыскивать пропойцу Хука, Земля большая! На всякий случай он спросил: – А какой у него внутренний код?

Арман только рукой махнул.

– Образина свой датчик еще три года назад какому-то залетному прощелыге отдал за два пузыря, – промямлил он.

– Какие еще пузыри? – не понял Дил.

– Спирта! Технического спирта, – пояснил Арман.

– Ну и чего делать?

– Да на хрена он тебе сдался! – Арман сидел прямо на полу и мелко трясся. По опыту он знал – мучиться еще не меньше недели.

– Нужен, Крузя, – уныло пробормотал Неунывающий Дил.

Оба знали, что Хук Образина давным-давно, когда еще не был ни Образиной, ни алкоголиком, родился в предместьях Берлина, где-то возле Потсдама. Но Потсдам сейчас закрытая зона, там сплошные музеи, и народишко европейский туда не пускают, опасаются – что может понимать быдло, двадцать поколений которого воспитано на дешевом роке и однообразной рекламе, в художественных ценностях, в сокровищах духа? Ничего!

И потому Дил был согласен, правильно делают, что европейскому, а зждно с ним и всему прочему быдлу туда вход закрыт. Искать Хука там бесполезно, можно и не соваться даже. А куда соваться?

– У него была жена? – спросил Дил.

– Нет.

– Ну, а вообще, хоть какая-нибудь женщина?

– Была одна шлюха. Хук пару раз говорил чего-то. – Арман-Жофруа дер Крузербильд Дзухмантовский совсем ослаб головой и никак не мог ничего толком вспомнить. – Точно, если он где и приткнется, так у нее. Детей нету, родни нету, одна Афродита...

– Афродита?!

– Да, так он ее называл.

– А почему?

– Говорил, она всегда в пене, вот и Афродита.

– Прачка, что ли? – Дил с трудом вспомнил старое слово.

Но Арман его не понял.

– Пена у нее на морде, от злобы и стервозности, – уточнил он – как развопится на бедного Хука, так вся пеной исходит!

– У каждого времени свои Афродиты, – глубокомысленно заметил Дил Бронкс, – одни выходят из пены морской, прекрасные и завораживающие, другие сами порождают пену, это жизнь, Крузя!

– Точно, – согласился Арман. И ни с того ни с сего предложил: – Вот если твой камушек из зуба выковырять, можно год пить беспробудно... а что, давай?

Дил расхохотался, сверкая вставным бриллиантом.

– Обижаешь, Крузя, – выдавил он сквозь смех, – на этот камушек тысяча таких как ты и я могуг пить тысячу лет, обижаешь!

Арман промолчал, тупо глядя на обгрызанные ногти.

Еще через минуту он процедил:

– Афродита живет в Дублине, улица 12-12, Большой тупик.

– Вот видишь, все вспомнил, – обрадовался Дил. – Эх, поднес бы я тебе стакашек, Крузя, но ведь нельзя, сам понимаешь нельзя!

– Ну и не надо, – оборвал его Арман.

В Дублине они сели прямо на развалины исполинского суперунивермага Сола Вырока, вот уже третье столетие господствовавшего по всему Сообществу. Империя его торговых гигантов не знала ни границ, ни пределов, поговаривали, что Вырок связан с Восьмым Небом, но говорить могли что угодно, доказательств не было. Император-торгаш никогда не восстанавливал свои суперунивермаги, состоявшие из шести ярусов: двух нижних сверхсупермаркетов для городской голытьбы и четырех верхних этажей, закрытых и обслуживающих народец покруче, от просто состоятельных людей до настоящих богатеев – обычно на два верхних яруса не пускали никого, даже полицию, даже представителей правосудия, там жили, продавали и покупали по своим законам. Когда суперунивермаг разваливался, его бросали. Новый строили в новом месте, если вообще город мог себе пэзволить покупать что-то в Империи Сола Вырока.

Дублин обнищал и померк еще полтора века назад. Но развалины оказались самым удобным местом. Бот мягко опустился на пластиконовую беломраморную плиту, подняв тучи пыли.

– Надо было лететь до этого паршивого тупика! – недовольно проговорил Дил. – У меня нет времени шляться пешком!

– Там не стоит ничего оставлять, – пояснил Арман.

– Бот закодирован, имеет кучу охранных систем!

– Во-первых, не все системы допускается включать на Земле, ты, наверное, забыл, – не менее раздраженно начал Арман-Крузя, – а во-вторых, его все равно уведут!

– Черт с тобой, пошли!

Дил проверил оружие в карманах и под мышками, и они направились на улицу 12-12 в Большой тупик. Идти было далековато, но не это смущало Дила Бронкса – он не любил всей земной мерзости, убожества, которые ему казались гноем, выдавленным из чьего-то упитанного, холеного, но все же больного тела. Само тело таилось за семью заборами и семью печатями, там, куда нищету и убожество не допускают, но гной из него тек повсюду, по этим улицам, заваленным никогда не убирающимся мусором, по площадям-помойкам, по развалюхам-хижинам, по переулкам, тупикам, закоулкам... повсюду! Недаром Дил бежал от этой грязи в Космос, недаром он вылизывал и холил красавицу-станцию, свой Дубль-Биг. А сейчас, благодаря Ивану, его вновь швырнуло в помойку, в мерзость и гнусь.

Он шел, высоко задирая ноги, перешагивая через омерзительных нищих, больных, покрытых лишаями и коростой, дегенератов, тихо хохочущих или не менее тихо плачущих над какими-то своими мелкими горестями, через пьяных... нет, пьяны были они все: и больные, и дегенераты, и нищие. Дилу чудилось, что они сейчас полезут, поползут к его сверкающему боту, изгадят его, измажут своими грязными, шелудивыми руками... Нет, бот не подпустит их на пять метров, там защитное поле. Но все равно, противно, гадко.

– Крыс жарят, – прошептал Арман, втягивая дымок трепещущими ноздрями. – А ты знаешь, Дил, я бы сейчас и от крысы не отказался, ведь мы сидели столько лет на одной синтетике, это же надо – столько просидеть на искусственном дерьме!

– Ну, слава Богу! – улыбнулся Дил. – Ты, кажется, и впрямь приходишь в себя.

Он пнул ногой безногого калеку, явно прокаженного, который ухватил было его за штанину, замычал что-то.

Пнул и плюнул в сторону, скорчив брезгливую гримасу.

– Не обижай их, – посоветовал Арман. – Жизнь сложная штуковина, может, и мы через годик-другой будем ползать среди этих несчастных.

– Ну уж нет! – возмутился Дил. – Лучше в петлю!

– Петля не всегда под рукой оказывается.

– В воду!

– И вода не везде сейчас: в Темзе болото, в Сене болото, даже в Рейне и Дунае, Дил, ядовитое болото, ты знаешь это лучше меня, я давно тут не был.

– И все равно мы Не будем ползать среди них, – сказал Дил. – Скорее всего, нас вообще не будет через годик-другой.

– Не будет?

– Земля кому-то мешает, Крузя, – Дилу не хотелось сейчас пересказывать все, что он слышал от Ивана, не время, но намекнуть можно. – Придет кто-то Извне, и будет судить всех нас. Вот только приговор этого суда уже известен.

– Слишком мрачно, – не поверил Крузя.

– Далеко еще? – решил сменить тему Дил.

– Да вот, пришли уже!

На прибитой к обшарпанной стене дома картонке было коряво выведено на староанглийском «Балтой тупик».

Дил поднял голову вверх – стены домов сходились почти вплотную в черном сумрачном небе. Тут и впрямь негде припарковать бот, Крузя как в воду глядел.

– Она на седьмом или на восьмом, – вспоминал Арман. – Пошли, там разберемся.

Лестницы были загажены донельзя, судя по всему, канализация в этом квартале давно не работала, а самим жильцам было лень ходить по нужде куда-то далеко и они ее справляли прямо за дверями своих квартир.

На седьмом Дил долго стучал во все двери. Никто ему не открыл – и тогда он, одну за другой, вышиб все четыре. В двух халупах никого не было, мусор, грязь, мыши. В двух других по кучам тряпья ползали дебильные, уродливые дети с огромными лбами, слюнявыми губами и бессмысленными глазенками.

– Пошли выше!

На восьмом и девятом они тоже ничего не нашли.

Зато на десятом дверь была отперта. А за ней два какихто жирных мужлана тискали смазливую кудрявую бабенку лет пятидесяти. Бабенка хихикала и закатывала глаза, высоко задирала голые ноги. Квартира была обставлена и не совсем бедна, по углам стояли цветастые коробки с разнообразной дешевой едой и дешевым пойлом, коробки были разукрашены донельзя, как и все дешевое и некачественное. Мужланы на вошедших внимания не обратили, а сама бабенка махнула рукой.

– Афродита! – с ходу крикнул Крузя.

Мужланы обернулись, но не привстали с широченной кровати, на которой и происходило дело.

– Чего надо? – сипло спросила бабенка.

– Нам нужен Хук Образина! – мягко ответил Дил.

Один из мужланов встал, поддернул черные широкие штаны и двинулся к вошедшим вихляющей походкой.

– Образина должен мне три монеты, – гнусаво протянул он, глядя изподлобья взглядом приценивающегося к жертве жулика.

– Не болтай! – взвизгнула бабенка. – Я просто вышвырнула его вон. Этот подонок пропил все мое белье! За одну неделю! Это же с ума сойти!

– И все-таки он должен мне три монеты! – настаивал на своем жуликоватый мужлан.

– Покажи, где он – и получишь три монеты, – сказал Дил Бронкс. Он отдал бы и четыре, лишь бы побыстрее уйти отсюда.

– Деньги вперед! – потребовал мужлан.

– Не доверяешь? – тихо просипел Арман-Крузя.

– Не доверяю, – так же тихо ответил мужлан.

– Ну так я тебе тоже не доверяю! – Крузя саданул мужлана в челюсть, не дал ему упасть, подхватил за ворот грубой толстенной рубахи. – Покажешь – получишь монету. Не покажешь – убью!

Мужлан покорно кивнул.

– Все понял, – процедил он и улыбнулся заискивающе.

Его приятель и сама полуголая Афродита так и лежали на постели, вытаращив глаза и разинув рты.

– Надо с ней поговорить, расспросить, – предложил Дил.

– Не хрена с ней разговаривать, – грубо отклонил его предложение Арман. И рявкнул в сторону мужлана: – Куда?!

– Вниз, – проблеял тот совсем не своим давешним голосом.

– До встречи! – бросил через плечо Арман.

И они пошли вниз по грязной, зловонной лестнице.

Это было невозможно, это было чудом, если мужлан не врал. А может, и не чудом – куда ж еще деваться бедному, бесприютному Хуку.

Они вышли, обогнули дом слева, попали в совершенно жуткий, заваленный помоями до четвертого этажа двор, с трудом протиснулись в какую-то щель между мусорными ржавыми баками.

– Вот он, – снова проблеял мужлан, протянул потную розовую ладошку, – Деньги давай!

– Получай! – Крузя развернул мужлана, дал хорошего пинка, так что незадачливый вымогатель полетел в слизь и мерзость, на миг затих, а потом опрометью бросился наутек.

В дальнем баке, в темноте, на куче сгнившей, парящей гадости лежал сам Хук Образина, выпускник Школы космодесантников, боец-смертник, прошедший сотни жутких планет, весельчак и красавчик в свои молодые годы, любимец всей космической шатии-братии. Был он страшен. У Дила даже руки задрожали. Не приведи Господь увидать в таком виде того, кого знал иным – сильным, здоровым, отважным до бесшабашности, везучим.

Это судьба! – молнией вновь пронеслось в мозгу у Дила Бронкса. – Это судьба всех десантников и космос пецназовцев: или смерть, или безумие, или... это!

Хук был гол по пояс, на изможденном, костлявом до невозможности скрюченном теле синели, багровели, зеленели кровоподтеки, ссадины, синяки, рубцы. Видно, его долго били, зверски, беспощадно, били то ли за монеты, то ли за украденное белье. На Хуке не было ни единого живого места.

– Они его накачали и изуродовали, сволочи! – процедил Крузя. – Вот скоты! За эти поганые тряпки! Им плевать, что он больной, что он дошел до точки, плевать!

Дил Бронкс осторожно положил свою черную огромную лапу в перстнях на изможденное бледное плечо встряхнул тихонько Хука.

Тот дернулся и застонал, он был жив.

– Погоди малость! – Дил быстро отстегнул наручный клапан комбинезона, выдавил из медфутляра шприц-инфокатор, прижал его плоским раструбом к голой холодной спине Хука, надавил, прямо под лопатку. Хук снова застонал. Дил отбросил шприц. Вынул второй, третий... потом сорвал с шеи ленту анализатора, прилепил под кадыком. Больше он сделать ничего не мог. Нет... он сорвал с пояса крохотную фляжку с настоем круа-гоня, целебной травы с Сельмы, влил в рот Хуку. Дал немного отдышаться, потом подхватил тело на руки.

– К боту! Быстрее к боту! – бормотал он под нос, будто сам себя уговаривая.

– Я следом! – крикнул в спину Арман-Жофруа. Он не хотел просто так покидать это место.

Где-то вдалеке остервенело залаяла осипшая и явно больная собака. На этот лай отозвались псы всей округи.

Под хохот двух голых проституток из кучи отбросов выползла пьяная трясущаяся старуха в черных мокрых лохмотьях.

– Куда, старая карга! – завизжала одна из девиц, с окровавленным грязным бинтом на шее. И бросила в старуху огрызок яблока. – Вали назад, сука! Не порти вида, мать твою!

Старуха послушно уползла в свою нору. Но собаки все лаяли. Одна выла протяжно и предсмертно. Арман бросил взгляд на проституток – и кого это они тут ловят?

Неужто и здесь еще есть мужчины?! Он пытался сдержаться. Но не получилось. Сатанинский вой добил его.

– Будьте вы все прокляты! – процедил он сквозь зубы.

И бегом взбежал на десятый этаж. Дверь на этот раз была заперта. Крузя не стал церемониться – вышиб ее со второго удара, был еще порох в его пороховницах.

– Куда-а-а?! – завизжала оглушительным визгом вскочившая с постели Афродита. Сейчас она как никогда оправдывала свое прозвище – с губ на подбородок текла желтая, крупная пена. При первых же воплях пена полетела по сторонам. – Куда-а, га-ад?!

Слева мелькнула тень. Но Крузя успел вышибить дешевенький старый парализатор из руки тщедушного лысого негра лет двадцати пяти – не все навыки Крузя порастратил на космическом заправщике. Доходяга рухнул мешком. А оба мужлана забились в угол, бросив свою пассию и загораживаясь драными пластиковыми стульями.

– Уматывай, тварь! Мент поганый! Падла! Сучара-аа!!! – визжала разъяренная, припадочная Афродита и исходила уже хлопьями пены.

Но остановить Крузю теперь было нельзя. Он ненавидел их. Перед взором его стояло истерзанное тело Хука Образины. Он шел прямо на мужланов, шел медленно, тяжело.

– Не на-адо-о! – завизжал тот, первый.

Больше он не успел выкрикнуть ничего. Арман-Жофруа дер Крузербильд Дзухмантовский, десантник с двадцатилетним стажем, вышиб орущему передние зубы, бросил его под ноги и ударом каблука переломил хребет. Второму мужлану Крузя свернул шею набок и оттолкнул обмякшее тело. С этими так, иначе нельзя, только так!

Афродита заходилась в бешенном визге, она впала в полубезумное состояние, на эту осатаневшую бабу невозможно было глядеть. Но и ее надо наказать. Ее в первую очередь!

– Ты зря кричишь, – очень спокойно сказал Крузя, – напрасно.

Он с силой вырвал у нее из-под ног грязную, засаленную простыню, разорвал по всей длине, свил жгут метра в два.

Афродита побледнела. И вдруг перестала визжать.

Она с ужасом поглядела на мертвые, неестественно выгнувшиеся тела. Потом перевела взгляд на незваного гостя.

– Ну вот, ты все поняла, – произнес тот, завязывая тугой узел на петле и продергивая в нее конец жгута. – Иди сюда! Иди сама, паскуда. Я не хочу, чтобы ты гнила в своей берлоге. Пускай на тебя посмотрят... посмотрят такие же как и ты – и может, тогда они догадаются, что за все надо платить!

Он подошел к подоконнику, ударом ноги вышиб наружу грязную полуистлевшую раму, заколоченную картоном. Привязал свободный конец жгута к батарее под окном.

– Иди сюда!

– Нет, – Афродита была зеленее травы. Нижняя челюсть у нее отвисла. Никакой пены больше не выбивалось из ее гнилозубого рта, зато текла слюна, текла тоненькой желтой струйкой. – Нет, я не хочу!

– Иди!

Арман умел приказывать. И тон его был беспощаден.

– Нет!

Афродита, словно мышь, завороженная удавом пошла к окну, шаги ее были неуклюжи и тяжелы. А в глазах уже стояла пустота. Она поняла – этот не простит, молить, стенать, биться в истерике бесполезно. Он может дать ей лишь одно – легкую смерть. А может и убивать долго и страшно.

– Быстрей!

Она приблизилась вплотную. И от нее уже веяло потусторонним холодком. В лице не было жизни.

– Надевай! – Арман сунул ей в руки петлю. – Не заставляй меня ждать!

Афродита, неумело, тыча пальцами в лицо, будто слепая, набросила себе петлю на шею, затянула ее. И встала на подоконник.

– Прыгай!

Команда запоздала – мгновением раньше Афродита сама сделала маленький шажок вперед. И пропала. Жгут резко натянулся, затрещал.

Крузя посмотрел на узел у батареи – крепкий, выдержит. Эта стерва долго будет висеть, здесь давно не работает похоронная команда, здесь почти двадцать лет не убирают трупы умерших.

Две голые проститутки стояли на том же месте, что и прежде. Завидев Армана, они начали трясти своими прелестями. Но он не соблазнился. Тогда одна из проституток захихикала, ткнула пальцем вверх, делясь с незнакомцем неожиданной радостью.

– Во, малый, гляди, повисла, сука! – утробно выдала она, не сводя глаз с окошка на десятом этаже и мерно покачивающегося тела. – И кто б ее раньше повесил!

– Да чего ты, – замахала рукой вторая, – она сама с перепою удавилась! И не жалко, кому такое чучело нужно-то!

Обе зашлись в довольном и веселом смехе, обе скучали, а тут какое-никакое развлечение. А у Крузи было погано на душе, впору стакан пропустить... но нет, надо бежать к боту. Он задрал голову кверху и вспомнил: «У каждого времени свои Афродиты!»

x x x

– Ну, так и что же мой закадычный друг Иван просил мне передать? – спросил наконец Ребров, запахивая на груди красный шелковый халат, расшитый желтыми и зелеными драконами и усаживаясь в лиловое, полупрозрачное кресло на восьми коротеньких лапках с алыми ноготками. Кресло было самоходным и все время топталось на месте, перебирая своими лапками, колыхалось, укачивая сидящего в нем.

Кеше кресло не понравилось, когда он покидал Землю, на ней эдакой гадости не было... а может, и было, может, он по малолетству не ведал о том. Сам Кеша сидел на роскошном кожаном диване какого-то супермодернистского вида и не знал, куда деть свои огромные биомеханические руки-протезы, Хар, как и подобает верному псу, лежал в ногах, зевал и облизывался.

– А передает тебе Иван большой привет, – начал обстоятельно и неспешно Кеша. – Потому как сказал он на дорогу – Толик мне друг надежный и верный, вся надежда только на него.

– Помощь нужна? – Ребров еле приметно улыбнулся. – Баки? Капсула?

– Нет, баки есть, и капсула есть, – продолжил в том же тоне Кеша, – и ничего Ивану не надо кроме доброго расположения старого Друга!

Из пола вырос ослепительно-прекрасным грибом самонакрывающийся столик, подполз одним краем к хозяину, другим к гостю. Кеша крякнул, выбрал среди бутылок и графинчиков пузатый сосуд с освежающей водичкой, наполнил фужер почти до краев и с явным удовольствием выпил. Вода, натуральная вода! На поганой Гиргее было плохо с натуральной водой.

Хозяин не притронулся ни к питиям, ни к яствам. Он пристально глядел прямо в глаза незваному гостю. Было заметно, что он начинает беспокоиться.

– Живет Иван неплохо, прямо скажем, хорошо живет Иван. И тебе того же желает от всего сердца и ото всей души. Часто вспоминает, как вы ходили с ним на новые, далекие планеты, как жизнью вместе рисковали... – Иннокентий Булыгин говорил медленно и проникновенно, оглядывая полупустую большущую гостиную с высоченным потолком. Он ждал, пока хозяин всей этой роскоши созреет, он выглядывал – откуда можно ждать опасности, но разве тут углядишь – кресло явно с психосенсорикой, вон – какой-то восьминогий кибер появился ни с того ни с сего, затих в углу, зачем он его вызвал? Надо было идти напролом, как там, на Гиргее. Но тут другой расклад, тут можно все испортить. И потому Кеша тянул резину. – А еще Иван говорил, напомни, как зимовали на Гадре, как из одной кружки, по-братски спирт пили, как прикрывали друг друга и спасали от лютой смерти, все напомни моему верному, старому другу Толику Реброву... и прослезится он, и будете вы весь вечер сидеть у камина и вспоминать о преданьях старины глубокой да о подвигах своих богатырских...

– Никуда мы с ним не ходили и жизнью вместе не рисковали, – неожиданно резко прервал Кешино словоблудие хозяин, подкатил на своем кресле почти вплотную, зло вытаращился. – И слезу я пускать не собираюсь, каминов тут нет, и спирт мы с ним на Гадре не пили, потому что бывали там в разное время, понял? Говори – чего надо?!

Кеша погладил оборотня по растрепанной голове, ухмыльнулся.

– Верно, не пили, – неожиданно покладисто согласился он и добавил: – А могли бы пить, ежели б были настоящими друзьями!

– Короче!

– Короче, не твоему, а моему хорошему и верному другу Ивану надо было пройти через триста тридцать три круга ада, чтобы понять, Толик, не друг ты ему и не товарищ...

– Чего-о?! – от неожиданности хозяин побелел, вот это наглость. Да надо было гнать нахала в три шеи, а он его принимает, потчует. Лапки у кресла вдруг стали расти, вытягиваться – и сам Ребров, сидящий в своем лиловом кресле, вдруг возвысился над гостем, воззрился на него сверху вниз. Восьминогий подбежал ближе и застыл возле роскошного дивана, выражая полную покорность.

– А того, – спокойно продолжил Иннокентий Булыгин, каторжник и рецидивист, – понял Иван, что это ты, Толик, его путал, что это ты его кружил, будто бес в заснеженном поле. Ведь куда бы бедный и простой Ваня не тыркнулся, в какую бы дверцу ни ткнулся со своей и нашей общей большой бедой, там уже знали – пришел спятивший десантничек, переутомившийся на заданиях в Дальнем Поиске, дело-то привычное, обыденное – сорок процентов погибают, тридцать калеками остаются и спиваются, а все остальные от перегрузок с ума сходят, кто по-тихому, кто по-буйному. Так было?!

– Врешь ты все! – Ребров облизывал пересохшие губы, Голос у него сразу как-то сел, потерял начальственную непреклонность и жесткость, снисходительность. – Где доказательства?

– А нигде, – очень просто ответил Кеша.

– Ага-а! – обрадовался хозяин, откидываясь в кресле на спину. – Нету доказательств! Оклеветать хочешь!

– А зачем нам они? – поинтересовался Кеша. – Я знаю, что говорю правду. И ты знаешь, что я говорю правду. Все очень просто, Толик. Здесь не суд присяжных, здесь ни адвокатов, ни прокуроров нет. Только я да ты. Или, может, будешь косить, что и впрямь считал Ванюшу за трехнутого? Ну чего ты зенки пялишь, чего ты головою трясешь?

– Да как ты смеешь, мразь?! – Ребров поднял свою мускулистую волосатую руку и погрозил Кеше скрюченным пальцем. – Вон отсюда!

– Я уйду, – вежливо и с достоинством отозвался Кеша, – но не раньше, чем ты ответишь на все мои вопросы. И запомни, Толик, я не Иван, я не буду предаваться размышлениям о природе добра и зла, меня на Аранане за тридцать лет разучили размышлять на эти темы, ты понимаешь, о чем я говорю!

Ребров беззвучно рассмеялся, скрестил руки на груди.

– Дом заблокирован, – процедил он сквозь зубы. – И ты, мразь блатная, отсюда никогда не выберешься. Я не люблю, когда со мною так разговаривают!

Кеша улыбаться не стал. Ему было и скучно, и противно. Он поглядел на свой наручный сервохронометр, приобретенный в долг у Дила Бронкса, нахмурил наведенные Таекой черные брови.

– Я уйду отсюда ровно через час, – сказал он твердо и без суеты. – А вот выйдешь ли ты отсюда когда-нибудь, зависит только от тебя...

Он не успел договорить – восьминогий прыгнул на него внезапно, будто паук на свою беспечную жертву. Но Кеша не был ни беспечным, ни тем более жертвой. Он чуть взмахнул левой рукой – и тяжелое металлическое тело кибера едва не придавило Хара, тот еле успел отскочить. Луч сигма-скальпеля прожег обивку дорогого дивана. И Кеша, глядя на дыру, сокрушенно покачал головой.

– За ношение оружия повышенной... – прокурорским тоном начал хозяин, приподнимаясь еще выше.

– Заткнись! – коротко оборвал его гость. И плюнул на останки восьминогого – того уже не восстановишь, чего жалеть.

Лиловое кресло начало сворачиваться, укрывая в своих внутренностях Реброва. Это была совершенно несерьезная, неуклюжая попытка к бегству.

– Я пропорю тебя вместе с броней твоего креслица! – предупредил Кеша и поднял скальпель.

Одновременно из трех разных входов в гостиную ворвались два десятка неживых тварей, от простого шестилапого кибера до биороба-уборщика с зажатым в щупальцах парализатором. Кеша чуть не расхохотался. Это надо же, какая самонадеянность! Этот негодяй был настолько уверен в своей безопасности, неприкосновенности, что не держал на своей дачке даже одного-единственного боевого кибера-охранника... впрочем, ведь это Земля, тут свои законы, тут все давно размякли и изнежились!

– Не позорь себя, Толик, – проговорил Кеша со снисхождением, – не надо! Может, ты будешь еще махать на меня веником или кропить святой водой? Убери свою обслугу, пускай стригут клумбы и чистят сортиры.

Кеша бросил под ноги скальпель.

– Выходи!

Толик Ребров, обрюзгший и тяжелый, несмотря на постоянную муку в тренажерах, заскрипел зубами, тихо замычал и вылез из своего кресла. Он был достаточно силен, чтобы самолично расправиться с этим бандюгой, с этим шантажистом и негодяем. Но он давно отвык делать такие вещи собственными руками.

– И того, что стоит за моей спиной, тоже убери! – потребовал Кеша.

Ребров злорадно улыбнулся. Отпрянул к стене.

Боевой четверорукий кибер появился неизвестно откуда. У Кеши, наверное, были глаза на затылке, а может, и какое-то особое чутье. И все же первый удар он пропустил – клешня кибера ударила в скрытую под робой титанопластиконовую кольчужку, сбила Кешу с ног. Следующий удар должен был стать последним. Но произошло неожиданное – Хар, в единое мгновение превратившийся в неестественный, бешено вращающийся волчок, ринулся под ноги киберу, сшиб его и сам откатился к полупрозрачной пупыристой стене. Он как-то сразу перестал крутиться, застыл, будто никакие законы природы для него не существовали, В лапах у Хара была зажата вырванная с корнем, с обрывками нейрожгутов и мышечных шарниров нога кибера.

Кеша увидел это в тысячную долю секунды, а в следующую долю он уже швырнул через плечо Реброва, бросившегося ему на спину, да не рассчитавшего броска или просто не знавшего, на кого он бросается. Удар подошвой в горло довершил дело – хозяин дачи замер на полу без дыхания.

– Ты что?! – закричал вдруг Кеша.

Он стоял, полусогнувшись, приготовившись отпрыгнуть, и в оба глядел на боевого кибера. Это было невозможно, но поверженный охранник держал в одной из своих цепких рук лучемет, боевой десантный лучемет.

Мало того, он наводил лучемет на Кешу, на человека, чего не имел права делать ни при каких обстоятельствах, запрет закладывался в мозг каждого неживого существа, каждого кибера, андроида, биороба. Никто из них не мог поднять оружия на человека. Перепрограммировали?

Мысль эта вспышкой осветила Кешин мозг, и потухла – какая разница, сейчас придет конец, крышка! У кибера реакция получше, чем у человека, всегда, это аксиома, бесполезно даже дергаться. Выстрелит? Или нет?!

Ребров застонал и приоткрыл глаза.

Надо было решаться. Кеша осторожно потянулся к брошенному сигма-скальпелю. Прямо над его рукой полыхнуло синим – это предупреждающий! Следующий разряд может быть целевым.

– Я же говорил, что ты не выйдешь отсюда, мразь! – Ребров, тяжело дыша и преодолевая бессилие, подымался на четвереньки, большего ему достичь не удавалось.

Оборотень Хар продолжал сидеть у стены. Судя по всему, он тоже не хотел лезть на верную гибель под лучемет. Сейчас он был мало похож на собаку, даже совсем не похож – трясущий головой Ребров взглянул было на него, зажмурился, потер веки рукой и отвернулся.

Кибер медленно подползал к Кеше, не спуская его с прицела. Выстрелит? Не посмеет?! Иннокентий Булыгин в полнейшей растерянности ворочал будто тяжеленными жерновами непослушными и сумбурными мыслями, но в голове вертелось одно: а какой это будет барьер по счету? Он совсем уже сбился. Ну, довзрывники, вытягивайте, неужто на смерть бросите... сумбур, нелепость, жуть!

Реакция у кибера лучше. Все бесполезно... Кеша будто неживой крутанулся по полу, вцепился обеими протезами в хозяина, так и не смогшего подняться с четверенек, заслонился им. Прямо по тому месту, где он только что лежал, полыхнуло синим. Он успел! Второго выстрела не будет, он успел только потому, что Ребров был рядом, потому, что кибер был запрограммирован только на хозяина, только на его неприкосновенность – а это радиус не менее полуметра для лучемета. Случайность! Счастливая случайность!

– Ну чего ты притих, дружок, – крикнул он киберу. – Давай! Пали! Начинай!

Тот поднялся на одной ноге, замер. Он не мог выстрелить в хозяина. Он выжидал.

– А ну, скажи этому болвану, чтобы бросил лучемет и никогда не поганил доброе оружие, – прошептал Кеша прямо в жирный загривок Реброва. – Я жду!

– Брось! – дрожащим голосом выдал хозяин. Он был сломлен. В нем не оставалось больше сил к сопротивлению.

Кибер бросил лучемет. Ему было все равно, он подчинялся хозяину. И он ему подчинился.

– Пусть убирается вон! – потребовал Кеша.

Хар, опять ставший заурядным лохмато-растрепанным псом неопределенной породы, подобрал лучемет и после недолгого раздумия, уцепившись зубами за тонкое, вогнутое ложе, подтащил к Кеше. Тот отпихнул лучемет ногой к стене. И попросил Хара:

– Иди и забери вон у того придурка парализатор!

Хар так и сделал – биороб-уборщик отдал ему оружие безропотно и даже услужливо. Он вовсе не собирался палить из него, наверняка, вся эта шобла играла лишь отвлекающую роль.

– Вон! – выкрикнул Кеша.

Когда все, кроме хозяина, оборотня и самого Кеши, покинули гостиную, последний с самым невозмутимым видом уселся на роскошный, но малость подпорченный диван и сказал, будто ничего и не было:

– А теперь начнем все с начала, Толик. Ты признаешь, что это ты сделал из Ивана в глазах начальствующей шатии-братии чокнутого, нуждающегося в отдыхе и лечении? Говори, у тебя осталось сорок минут!

– Все не так просто, – промямлил Ребров, разглядывая огромную дыру в своем шелковом халате. Взгляд его был туп и пуст.

– Все просто, Толик. Ты это сделал. Но не для себя, не из своих фантазий, верно? Ты должен был это сделать!

– Я должен был это сделать, – эхом повторил хозяин.

– И кто же тебя, бедного-подневольного, просил превратить Ванюшу в беспросветного дурака, кто ж это такой, интересно?!

– Не паясничай! – озлобился вдруг Ребров. – Они не спрашивают, хочешь ты на них работать или нет, они заставляют работать на себя. И все!

– Кто они?!

– Я не знаю!

– Врешь!

– Я на самом деле ничего не знаю! – Ребров был близок к истерике. Голос его дрожал, срывался. Он нервно теребил полу халата, рвал холеным ногтем мизинца дорогую изящную вышивку, – Есть обычные государственные структуры управления, легальные, а еще есть какие-то параллельные, нелегальные, но они работают рука об руку, и легальные всегда вынуждены подчиняться тем другим...

– Мафия? – предположил Кеша.

– Нет, это не мафия, это другое!

– Значит, в России действуют параллельные структуры власти: открытые, выборные и потайные, скрытые?!

– Не в России, нет! – Толик тяжело дышал, бледнел.

Он уже почувствовал, что дело идет к нехорошей развязке, что ему бы лучше молчать. Но он не мог молчать в присутствии той твари... той собаки... нет, это не собака эточто-то странное, что-то страшное, почему она так воздействует на него, она... оно лишает его воли, он слышал, так бывает, это... это оборотень, это гипновоздействие. Ну почему они привязались к нему, почему?! – В России параллельные структуры не действуют, тут все перекрыто, они только там, в Сообществе. Но они и в Федерации, а Россия признает законы и решения Федерации, да, у них есть механизмы воздействия, я тут не причем, они меня заставили, силой!

– И давно?! – поинтересовался Кеша.

– Это было перед последним экзаменом на мой пост, на мое кресло, – он горько усмехнулся. – Они не трогают исполнителей, почти не трогают. Но они вербуют своих агентов в руководящей среде!

– Агентов? Вербуют?! – Кеша перешел на проникновенный шепот. – Вот как ты заговорил! А Иван им мог помешать?

– Иван просто сумасшедший! В его бредни и без меня, и без них никто бы и никогда не поверил! Ивану место в психушке!

– Раньше, в старые добрые времена, – задушевно начал Кеша, – такое дерьмо как ты топили в нужниках понял?!

Ребров промолчал, но взгляд его был выразительней любых слов. Это был взгляд затравленного волка, а скорее, даже шакала, который готов на все – и в пыли валяться, елозить на брюхе, и в глотку вцепиться. Кеша вдоволь нагляделся на таких. И потому не испытывал ни малейшей жалости.

– Кто в Управлении кроме тебя работает на этих сук?!

– Там есть два или три человека, но я не знаю их в лицо, так и задумано – никто не должен знать своих...

– Своих?! – озлобленно переспросил Кеша. – Своих ты продал, падла, и Россию продал! – Кеша не выдержал и врезал хозяину кулаком в челюсть, тот скувырнулся с дивана, но не издал ни звука. Ему сейчас надо было быть тихим и покорным, он таким и стал – лишь глаза временами выдавали.

– И сколько же тебе платили, падаль?! – Кеша уже не глядея на Реброва. Он нагнулся за скальпелем, поднял, сунул в набедренный клапан. – Тридцать три серебренника или побольше, отвечай?!

– Никто ничего не платил, – обреченно протянул Ребров, – они не платят никому. Они обещают продвижение по службе. И они выполняют обещанное. Точно и в срок выполняют. Поэтому им и верят. А еще они обещают спасение.

– Чего? – переспросил Кеша.

– Спасение! – Ребров так и не поднялся с пола, сидел на поджатых ногах, обтирая полой халата кровь с лица, рук и угрюмо глядя изподлобья. – Может, и вранье. Но они говорят, что будет отсев, что всех лишних ликвидируют.

– Ну и много этих лишних будет?

– Все и будут лишними! – Ребров осекся, но потом добавил: – Кроме избранных. Их единицы.

Кеша передернулся. Поглядел на Хара, будто взывая к нему, ища поддержки в своем возмущении. Хар облизнулся и уронил слюну с зеленоватого языка. Глаза у него были бессмысленно-преданные, и где он только уловил такое выражение!

– Значит, ты избранный, – сквозь зубы процедил Кеша, – а я лишний?!

– Значит, так.

– Добро! Ну а ты скажи мне, друг любезный, тебе как, не жалко всех этих лишних, что вокруг тебя, ты их чего, за человеков не считаешь, на распыл – и точка?!

– Они обречены! – равнодушно ответил Ребров. – Жалей не жалей, они все вымрут или будут ликвидированы. Ты не думай, что один такой жалостливый нашелся! Когда передо мной встал выбор: умереть или выжить, я просто выбрал жизнь, и все! Понимаешь?! Так сделал бы любой! – Ребров медленно и неуклюже вполз на диван.

Замер.

– Ладно. Хрен с тобой! – Кеша вдруг сменил тон. – Это все тонкие материи, тебе непонятные. Давай-ка о другом поболтаем, друг любезный! Отвечать коротко и четко! Когда начало?

– Никто не знает.

– Но ведь уже скоро – год, два, три?

– Это может начаться в любую минуту!

– Вот как?!

– Да, именно так.

Кеша резко нагнулся к Реброву, ухватил его за отвороты халата, притянул к себе, прямо к носу, глаза в глаза. И прошептал:

– Ну, а рыбки у тебя откуда?

Ребров вздрогнул, отпрянул. На лбу у него появилась испарина.

– Причем туг рыбки... – невнятно залепетал он.

– Притом! – грубо оборвал его Кеша. – Отвечай! Я все знаю!

Толик сразу как-то размяк, обвис мешком и даже разулыбался щеря крупные желтые зубы.

– Ну, если знаешь, чего же спрашиваешь. Без рыбок нельзя, рыбки связь поддерживают, рыбки все видят и все слышат. Они и тебя признали, думаешь, зря к ним водил? Только ошиблись, видно!

– Они не умеют ошибаться, – вполне серьезно поправил его Кеша. И снова в его голосе зазвенело железо, снова он превратился в строгого следователя. – Значит, ты утверждаешь, что все, у кого есть эти гнусные гиргейские гадины – работают на НИХ?

– Ничего я не утверждаю, – Толик был скользкий как угорь.

И это не нравилось ветерану и каторжнику Иннокентию Булыгину, это вообще бы мало кому понравилось. Однако надо было делать дело. И потому Кеша решил брать «угря» за горло.

– Или ты сейчас мне все толком выкладываешь, – начал он зловеще, – или через... двадцать минут я тебя похороню здесь вместе с твоими секретами, понял?!

Ребров кивнул и скривил рот.

– Ты меня похоронишь в любом случае.

– Не каркай, а то сбудется!

– Ну чего ты еще хочешь от меня?! – хозяин роскошной дачи готов был разрыдаться, он совсем не ожидал всего этого, да еще во время отпуска, в своем доме-крепости, нелепый сон, наваждение, бред. И он сорвался: – С ними бессмысленно бороться, им нельзя сопротивляться, это бесполезно! Да, я везде и всюду тормозил Ивана, я его полностью стопорил... но ведь ты, наверное, догадываешься, что он совался и туда, куда мое слово не доходит, куда моя рука не дотягивается. Его тормозили, сбивали, нейтрализовывали другие. Они есть везде! Они ни за что не допустят раскрытия параллельных структур, они сомнут любого, раздавят и выпотрошат! Ни один таран не сможет прошибить эту стену! Это все равно, что совать голую руку под пресс, пытаясь его удержать! Там все отлажено, все работает бесперебойно. Даже если б я не выполнил должного, его бы остановили, понимаешь, и могло быть значительно хуже, его могли бы просто убрать!

– Я видел Ивана в деле, – вставил Кеша, – его за здорово живешь не уберешь! Так что ты ври, да не завирайся! Ну, ладно, про Ивана все ясно. Какие еще были у тебя обязанности?

– Полное подчинение. Выполнение любого приказа. Это сразу дали понять, никаких сомнений, отговорок и всего прочего. Но они зря никого не подставляют, с ними можно работать... понимаешь? – В глазах у Толика Реброва появился вдруг огонек надежды.

Но Кеша не дал этому огоньку разгореться – он ударил дважды, снизу в челюсть и тут же прямым в нос. И снова грузное тело хозяина дачи повалилось под диван.

Кеша умел бить. Но бил он только за дело.

– Иннокентий Булыгин еще никогда не ссучивался, – проговорил он под нос, но так, чтобы его было слышно. И затем с расстановкой, грустно, будто разговаривая с самим собою, продекламировал: – Связей нету, связников нету, явок нету, знать он ни хрена не знает... а с чем мне к Ивану возвращаться?

Оборотень Хар, притулившийся у затейливого и массивного подлокотника дивана, нервно почесался задней лапой, завыл тихо и уныло. Потом вдруг встал на задние лапы, подошел к лиловому креслу, которое теперь было больше похоже на мохнатый сиреневый шар и внятно произнес:

– Здесь!

– Что здесь? – переспросил Кеша.

– Еще не знаю, но здесь! – стоял на своем Хар.

Кеша повернулся к шару-креслу, буквально на несколько секунд потеряв из виду обессиленного, лежащего на измаранном кровью полу Реброва. И тут же поплатился за это – выпад был настолько силен и скор, что лежать бы Иннокентию Булыгину, ветерану аранайской войны и беглому каторжнику, с переломанными шейными позвонками прямо на полу под креслом. Но выручил оборотень, неуловимым движением перехвативший руку Реброва.

– Ай-я-я!!! – завопил тот благим матом, вцепляясь левой рукой в вывернутую кисть правой.

Кеша обернулся с удивленным лицом, покачал укоризненно головой и снова свалил Толика на пол, но на этот раз ногой – точным ударом в солнечное сплетение.

Теперь симуляция была исключена.

– Напрасно ты это сделал, – уныло заметил Хар, стоявший рядом и не знавший, то ли опуститься на четвереньки, то ли сбросить с себя опостылевший собачий образ. – Он теперь не скажет.

– Скажет! – заверил Кеша.

– Не скажу, ублюдок! – прохрипел снизу Ребров. Он катался по полу, скрюченный и жалкий.

Кеша достал из клапана сигма-скальпель, навел на висок хозяина красненькую точечку инфраприцела. Ему надоело возиться с этим предателем и подонком, надо было его кончать, эх, если бы Хар не совался со своими дурацкими советами – стоит только сдавить в ладони рукоять. И все! Сигма-скальпель и впрямь оружие запрещенное, недозволенное, зато очень надежное и очень действенное. И Толик не будет мучиться, ведь и он когда-то был человеком, был приятелем Ивана, десантником-космоспецназовцем... нет, его надо было утопить в нужнике, как в добрые времена поступали с предателями, на худой конец, повесить на осине как новоявленного иуду. Кеша готов был сам завыть по-собачьи – сколько сейчас по всей Руси таких иуд, работающих на какие-то непонятные «параллельные структуры», одному дьяволу, их покровителю, известно! Всех не перетопишь и не перевешаешь!

– Вы все сдохните! – снова прохрипел Толик. Он был бледен и страшен.

– Авось, не все, – заверил его Кеша.

– Ну уж ты-то – точно! – с неожиданным злорадством добавил хозяин. – И твоя двуногая собака!

Кеша наотмашь, без всяких прицелов полоснул прямо по мясистому уху Толика Реброва. Ухо отскочило, шмякнулось на пол, из-под прижатой к голове руки потекла кровь.

– Ну так кто из нас сдохнет?!

Кеша сунулся было в кресло-шар. Но оно не приняло его, ощетинилось колючими, невидимыми разрядами, оттолкнуло.

– Что надо сделать? – быстро спросил Кеша.

– Что хочешь, то и делай! – зарычал Ребров. – Тебя скоро прикончат! Сюда уже идут наши, понял, сволочь?!

– Раньше, чем они придут, я тебя на куски раскрою, в лапшу порежу! Говори, что делать!

Невидимый луч срезал с руки хозяина большой палец. Кеша зажмурил глаза, нет, правильно, что эту дрянь запретили, правильно! Он готов был выбросить скальпель, отпихнуть его от себя словно скользкую мерзкую змею... но не мог, он обязан был выполнить задание:

Иван так и сказал, мол, сдохни, Кеша, но сделай, не для меня, для тех, кто спит и ни хрена не видит, для них, их миллионы, миллиарды! Сделай, Кеша!!!

Рука отвалилась по кисть. Толик завизжал по-звериному, жутко и пронзительно.

– Говори!

– Я сам... я сам. Только не надо, только не надо... – бессвязно лопоча, Ребров подполз к креслу. Оно тут же подхватило его, развернувшись, превратившись из шара в то же самое лиловое кресло на лапках. Левая рука хозяина этого чуда утонула в сидении. Но тут же вынырнула с черным тускло-бархатистым кубиком в толстых пальцах.

– Бери!

– Что это? – не понял Кеша.

– Бери! – потребовал из-за плеча Хар.

– Ладно! – Кеша сжал кубик в ладони, и его словно холодом окатило с ног до головы. Это был непростой кубик. – Что с ним надо делать, говори живо!

Ребров замотал головой, он еле сдерживал себя от боли. Но он очень хотел жить. И ему надо было спасти себя именно сейчас, именно в эту секунду, в эту минуту. Глаза его, до того пропитанные тягучей слизью высокомерия и презрения, теперь молили о пощаде.

– Ты все сам узнаешь! И тебя не убьют, не бойся! Но и ты меня не трогай, я прошу тебя, не трога-а-ай, я еще не жил, я только начал, я уйду совсем, им не нужны слабые, они стирают память и отпускают, человек ничего не помнит, я умолю их, я уйду, ты уже достаточно наказал меня, пусть я подлец, пусть я сука последняя, но я искупил, то есть, ты меня... только не убивай!

Кеша переглянулся с Харом.

– Сейчас сюда войдут другие, – спокойно сказал Хар.

Кеша улыбнулся.

– Ладно, Толик, живи. Я не убью тебя...

Он явно хотел что-то добавить. Но не успел.

– Нет, ты убьешь его! – прогремел скрипучий голос, усиленный невидимым динамиком.

Кеша остолбенело отвисшей челюстью.

Это был голос собрата по гиргейской каторге, отпрыска императорской фамилии карлика Цая ван Дау. Но звучал он не из-под сводов, не из-за двери, звучал он у Иннокентия Булыгина в голове. И никто кроме него этого голоса не слышал.

– Ты убьешь его, Кеша! Убьешь прямо сейчас... или убьют меня. Выбирай!

– Цай, где ты? – прошептал Кеша, с недоверием разглядывая зажатый в пальцах кубик.

– Да, ты правильно понял. Но все объяснения потом! Не медли ни секунды. Мочила. Это враг – страшный, лютый, безжалостный враг, готовящий всем нам большую могилу, Иван был прав. Но он не все знает, он вообще ничего не знает, все страшнее, хуже в тысячи крат. Не медли, Мочила! Они уже на подходе! Ты погубишь всех!

– Я сам это сделаю, – вдруг вызвался Хар. Его глаза мгновенно потеряли рыбью мутность и отрешенность прояснились и стали почти человеческими.

– Ты?!

– Да.

– Но почему? Разве ты слышал нас?!

– Я ничего не слышал. Я все понял, не спрашивай, это особое чувство, этого нет у землян... и у других тоже нет. Нам пора!

– Но я же пообещал ему! – взвыл Кеша.

– Зато я ничего не обещал никому.

Хар подошел к стоящему на коленях хозяину дома, удлинившимися гибкими пальцами обхватил толстое горло, но не стал душить, а с неожиданной силой и сноровкой поволок прочь из гостиной. Толик хрипел, сучил ногами, пытался цепляться здоровой рукой за пол, стены, углы, диван... все было бесполезно. Кеша побежал следом, ничего не понимая. Даже когда он ворвался в зал с полупрозрачными стенами и огромным аквариумом, когда он увидал, что оборотень волочет извивающегося человека, хозяина этого дома и в том числе аквариума, по лесенке вверх, прямо к окну-люку, он ни о чем не догадывался, ему все казалось невообразимой нелепицей.

Но когда Хар открыл люк, вскинул над своей хлипкой и вихлявой фигурой грузное, казалось бы, неподъемное тело, Кеше стало вдруг нехорошо.

– Сто-о-ой!!! – зжрал он во всю глотку.

Но было поздно – огромные клыкастые гиргейские рыбины уже рвали в клочья, в ошметки еще живое тело. На это было невозможно смотреть. Кеша прижался к стене, застонал. Мерзкие, зубастые гадины... и все же, какой-никакой, а человек! Он взглянул в аквариум – с Толиком Ребровым было покончено. Одна из рыбин плотоядно облизывалась большущим языком, глядела прямо Кеше в глаза. Другая дожевывала остатки расшитого драконами шелкового халата.

Хар стоял рядом как ни в чем не бывало.

– Сгинь с глаз моих! – прошипел Кеша. И тупо поглядел на черный кубик в ладони.

– Они уже здесь! – прогремело в мозгу.

– Надо уходить! – добавил извне Хар. Обхватил ледяными пористыми лапами виски человека, заглянул в глаза – на Кешу повеяло чем-то еще более холодным и далеким, нездешним, даже потусторонним. Но он сразу все понял. Рука сама полезла в нужное место. Все потом!

А сейчас... уходить! Он с силой сдавил в кулаке зародыш живохода, отбросил его от себя.

– Это хорошо, – закивал Хар.

Когда в зал вошли трое с плазмометами, они уже сидели в живоходе. Кеша подгонял изголовье биокресла под свой затылок. Ему не хотелось воевать с чужими, он страшно устал от боев и войн на Аранайе, а потом на Гиргее, зачем же еще на Земле. И он просто дал полный вперед – не стой на дороге!

Живоход вырвался под открытое небо, дернулся было по направлению к боту. Но застыл, подчиняясь воле сидящего в нем.

– Мать моя! – расстроился не на шутку Кеша. – Ну почему я всегда должен портить отношения с представителями властей?! Это что – карма такая, едрена судьбина!

На поляне перед входом в дачку стояли два больших и плоских сине-белых вибролета с серебряными двуглавыми орлами на бортах – машины управления охраны порядка.

– Неужели и эти работают на них?! – раздраженно выдал Кеша.

Размышлять было некогда. Охрана никогда не имела дела с живоходами, нескоро будет иметь еще. И этим надо пользоваться. Они перескочили через обе машины и оставляя узенькую просеку, пошли полным ходом прямо через лес.

Только тогда Кеша сообразил, что все очень просто, ни на кого эти ребята не работают кроме своего управления, но на то они и параллельные структуры, что запросто могут создавать ситуации, когда легальные структуры работают на них. Вот так! А сам Кеша им помог еще. И ведь не объяснить ничего – он совершил «бандитское нападение» на дачу добропорядочного гражданина, ни в чем плохом никогда не уличенного, на дачу да и на него самого, хоть трупа и нет, а все ясно, копать начнут, тягать... в гостиной следы. Ну почему ему так не везет – ведь это явная каторга! Нет, надо бежать.

Бежать!

Но почему те трое были с плазмометами? Особый случай? Или сигнал был особый? Некогда! Потом! Кеша выпрыгнул из живохода. Хар за ним. Сколько елей погублено, жуть! Да жалеть тоже некогда.

– Уходи! – прогремело в голове голосом Цая.

Кеша с сожалением оглянулся на живоход. Все нет времени, а ведь давно мог бы разобраться – как свернуть в зародыш это чудо... нет, когда там. Взлет!

x x x

Даже в кромешном мраке огромного подземелья Иван умудрялся каким-то образом видеть смутные тени.

Он держал Креженя за руку, не доверял. Но, похоже, тот был полностью сломлен, превращен в безвольную куклу.

Микрокапсула, введенная в артерию и вообще неизвестно в каком сосуде или сосудике находящаяся сию минуту, могла погубить его в любое время, В любой миг! И хотя сам Гуг Хлодрик был где-то наверху, Креженю от этого не становилось легче.

Зловещий приглушенный голос вещал сразу отовсюду, будто по подземелью, по всем его сводам были расставлены тысячи невидимых микрофонов.

– Близится час Тьмы! И да приидет Она! И выйдут в ночи на свою последнюю охоту сильные и смелые! И найдут свою смерть в их когтях и зубах слабые и трусливые! Ибо время слабых прошло. Ибо служащие навозом в почве отслужили свое и не нужны более. Ибо пришла пора посвященным подняться еще на ступень и стать выше, чтобы с высоты той холодным и безжалостным взглядом взирать на погибающий мир... мир слабых, подлых, трусливых слизней, нарекших себя человеками.

Готовы ли вы подняться и ступить выше?!

От оглушающего рева у Ивана заложило уши. Сколько подонков собралось во мраке подземелья?! Десятки тысяч! Сотни! Нет. Это только видимость, это спецэффекты. Все делается для того, чтобы этот сброд уверовал в свои силы, чтобы он почувствовал себя выше и сильнее всего человечества. Было! Все это было много раз. Пятая колонна Земли. Раньше спецслужбы враждующих стран создавали на землях неподвластных им пятые колонны из сброда, мнящего себя выше толпы. Разрушали изнутри целые государства, империи, не жалея на своих выкормышей ни средств, ни времени, ни труда, ибо все окупалось уничтожением противника. Теперь пятая колонна созидалась на Земле извне, Иван уже не сомневался в этом, и она должна была разрушить изнутри все Человеческое Сообщество. Вторжение Извне! Вторжение Изнутри!

Полтора часа назад он получил подтверждение от Кеши. Он яодал этого. Он уже знал навернжа. И все равно чуть не раздавил в ярости инфраприемник, что желтым янтарным камушком высвечивал из массивного серебряного перстня на мизинце левой руки. Левой руки... ему представилась отрубленная кисть – бред, наваждение, разве время для подобной чепухи! Ярость сменилась бессилием – холодным, омерзительным, гнусным. Он не мог поднять приспущенных век, не мог шевельнуть рукой. Толик Ребров! Сука! Падла! А он еще не хотел верить, что и Россия опутана черной сетью. Знал! А верить не хотел! Нет, правду, говорят басурмане всякие, загадочная штуковина русская душа, потемки! Знать... и не верить. Кеша ничего не сказал про развязку, но по его мрачному молчанию Иван все сам понял – Толик свое отпрыгал. Туда ему и дорога. Не в нем дело. Эти черные черви везде, они и в Космофлоте, и в правительственных структурах, и в банде, где каждый знает других как облупленных, они прорыли свои ходы-лазейки повсюду, даже в сверхзасекреченных, сверхзаконспирированных межгалактических мафиозных образованиях, где на каждого «брата» двадцать пять соглядатаев и стукачей. И ведь они работают почти в открытую! Да что там почти! Они просто плюют на всех! Они уверовали в свою полнейшую безнаказанность и свое всемогущество здесь, на Земле.

Это всеобщее вырождение! Это пропасть дегенерации!

Это огромное черное вселенское болото, поглощающее в себя все и всех. Эту заразу можно уничтожить только вместе с самой Землей... что и сделают негуманоиды?!

Иван поймал себя на дикой, ненормальной мысли. И тут же отбросил ее. Нет, ему не надо было возвращаться со звезд. Там его дом. Там! Чтобы ни говорил покойный батюшка, философствующий в сельской тиши... философствовавший, мир праху его. Человек рвался в Космос, потому что знал, что ожидает Землю, он предвидел все это, он предчувствовал. Надо бежать! Это единственное спасение! И Дил Бронкс раньше всех понял это, точнее, не понял, а просто почуял нутром, он сбежал на свою станцию, подальше от всей этой земной и галактической суеты, сбежал на свой неприметный, крохотный хуторок, где его никто не прихлопнет – какое кому дело до жалкого комаришки, трепыхающего своими жалкими крылышками где-то в зжблачных высях. А можно сбежать на край Вселенной, не имеющей краев, забраться на мертвый, блуждающий во мраке астероид, зарыться в него и блуждать вместе с ним за миллионы парсеков отсюда да и от любой живой души. Бежать! У Ивана ноги задрожали. Даже твой родной дом твой ли, ежели в нем хозяйничают чужаки, если в нем сидит стая волков и клацает зубами в предвкушении крови, ждет команды вожака. Бежать! Надо собирать всех своих – Гуга, Таеку, Дила, Ливу, Кешу Мочилу, карлика несчастного и убираться пока не поздно! ... Иди, и да будь благословен? А куда, спрашивается, идти?! И как идти в этом вязком, черном болоте?! И почему именно он должен идти куда-то и бороться за чтото, спасать кого-то?! Дил Бронкс разыскал Хука Образину. А для чего? Может, тому лучше было б тихо спиться и подохнуть в своем мусорном баке? Нет! Иван стряхнул с себя слабость. Они на то и бьют, они на то и рассчитывают, что их должны испугаться, должны поразиться их мощи и их силе и пасть духом. Нет! Бежать некуда. Даже если в родном доме сидит стая алчущих крови волков – не беги из него, не команды вожака ждут волки, а ждут они, когда ты им спину покажешь, ибо они сами, охотящиеся в ночи, трусливы и слабы – иначе пришли бы к тебе при свете дня.

– Он все равно убьет меня, – просипел вдруг жалобно Крежень. Голос его был плаксив.

– Мне тебя не жалко, – ответил Иван тихо, – не думай, что я сейчас расплачусь.

– Он убьет меня, а Лива убьет его, так свершится справедливость.

– Бредятина!

– Помяни мои слова, – мрачно проговорил Крежень уже без плаксивости.

– Помяну, – отрезал Иван и сильнее сдавил кисть Седого.

Зловещий голос все вещал и вещал – это был не просто гипноз, это было массированное, подавляющее зомбирование. Ивану начинала надоедать вся эта публика, это пешки, пусть они и станут свирепейшими воинамисамоубийцами, идущими на смерть во имя Черного Блага, пусть они унесут миллионы жизней, но дело не в них, все равно они пешки в чудовищной игре. А ему надо познать структуру, ему надо уцепиться за ниточки, на которых висят все эти марионетки... и тогда по невидимой паутине он вскарабкается наверх ... бред какой-то, он все время спускался вниз, лез в пропасть, а теперь – наверх?! Все перепуталось и перемешалось. Уже нет ни верха, ни низа! По всей видимости, он совершил страшную ошибку, покинув логово «серьезных»! Надо было копать там, туда должны были сходиться нити. Рубить их надо не здесь, где распустились они сотнями тысяч, а там, в средоточии их, в гнездовище паучьем! Да вот только там ли гнездовище и средоточие? Поди разберись. Да еще и Крежень явно водил их всех за нос.

– Помяну! – повторил Иван зло. – Только ты сдохнешь раньше, Седой. Ты не доживешь до часа Тьмы!

– Не понимаю, чего вы добиваетесь от меня, – процедил Крежень.

Они говорили еле слышно, хотя в том не было нужды.

Взвинченная толпа ревела на все голоса и требовала принесения жертвы. Трудно было поверить, что в каких-то двухстах метрах над головами шли пешеходы и ехали лимузины, кто-то целовался с кем-то, а кто-то еще только лишь ожидал на свидание возлюбленного или возлюбленную. А что если бы вся эта посвященная братия собралась бы там, на поверхности? Помешал бы ей кто-нибудь? Нет! Не помешал бы! Иван заскрипел зубами. Конечно, собрались бы любопытные зеваки, поглазели бы, поглядели бы, повертели бы головами, поразевали бы рты, может, даже и повозмущались бы маленько... да и пошли бы себе мимо, своей дорогою бы пошли. Так к чему же вся эта таинственность, к чему подземелья и мрак, черные саваны и сутаны? А к тому, что и это часть страшного, зомбирующего воздействия, вот к чему! Они запросто могут никого не бояться на Земле и в Федерации – там наверху разложение, распад, вырождение-дегенерация еще похлеще, до них нет дела. Но они таятся!

Ибо смысл их жизни – в сокрытии явного, в опутывании, в погружении во мрак. Ибо смысл их жизни – в ношении покровов, застящих взор и скрывающих истинное.

– Маскарад! – прошипел Иван, озираясь.

– Нет, это не маскарад, – как-то обреченно отозвался Крежень. – Чтоб вы с Гугом не сомневались, когда закончится месса, я покажу тебе еще кое-что.

– Пойдем сейчас!

– Сейчас нельзя.

– Почему?

– Гляди!

Мрак развеяли свечи – шесть неожиданно вспыхнувших огромных черных свечей, испускающих не только колеблющийся свет, но и тошнотворный, одуряющий запах.

Все было! У Ивана даже заболела голова. Все было и на Хархане, точнее в Меж-Арха-анье, было в Пристанище! Это не просто обряды жертвоприношения, это кровавая круговая порука – они все в крови невинных! Они боятся друг друга, и потому они вынуждены этими жертвоприношениями доказывать свою лояльность, свою причастность к Черному Благу. Мерзавцы! Ублюдки!!

Выродки!!!

Шестиугольная плаха. Шесть торчащих вверх метровых игл. И черное, высверкивающее алмазным искрящимся блеском сидение на цепях... нет, это трон, он во тьме, он опускается вниз, зависает над плахой, на нем кто-то сидит. Свечи вспыхнули ярче. И Иван остолбенел.

– Лива? – выдохнул он непроизвольно.

– Ливы нет, – тихо изрек Седой, – это жрица смерти.

– Жрица смерти?!

– Да.

– Но почему?!

– Она посвящена. Она лишена памяти. Но взамен ей открыто большее. Она уже не человек, но выше человека, – в голосе Креженя засквозили нотки зависти и даже подобострастия. Он явно верил во все эти чудеса.

– Это ты привел ее сюда?

– Да, это я привел ее сюда!

– Гуг убьет тебя! – Иван усмехнулся – усмешка получилась злой, затравленной.

– Гуг убьет меня в любом случае. А его убьет она! – Крежень выкинул вперед руку, будто протыкая дрожащую пелену полумрака указательным пальцем.

Жертвы поднимались из центра шестиугольника, из потаенного люка, они выползали сами, но движения их были вялые, слепые, сомнамбулические, так могли двигаться ожившие под злыми чарами трупы. Три девушки, обнаженные и обритые наголо. И двое парней с закрытыми глазами. Пятеро обреченных.

– Сейчас жрица выберет шестого, – пояснил Крежень, – или шестую.

– Но она же слепа! – поразился Иван. Он лишь теперь увидел, что в глазах у Ливы стоит мрак, что это пустые глазницы, а вовсе не глаза. Прекрасная, пылкая Ливадия Бэкфайер ... и эти безглазые черные провалы!

– Она видит лучше нас. И глубже!

Иван вспомнил, как держал ее в своих объятиях, как целовал, ласкал ... нет, это не он держал, это Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный ласкал ее... но он все помнил. Это не она. Это тело ее. Но не она. И смуглое тело, усеянное жемчужными нитями, и эти тяжелые серебряные обручи и браслеты, и развевающиеся во мраке черные невесомые шелка. И эта жуткая трехрогая сверкающая корона?!

– Да обрящут ищущие! – гнул свое вездесущий зловещий глас. – Да отметят алчущие мести! Ибо время наше близко и час наш наступает – ждать недолго. Да изымет каждый священную иглу дабы оросить ее влагой, истекающей из сосудов, уходящих навсегда, дабы смазать пальцы свои кровью приносимых на алтарь Черного Блага.

Трое в черных сутанах с алыми капюшонами на головах вышли из отверстия на плахе-шестиугольнике, вздели руки вверх. И заревела толпа, вскинула руки ответно – в каждой сверкала полуметровая тонкая игла. Заглушая рев завизжали, завопили жертвы, пронзаемые торчащими из звезды остриями – теперь каждая жертва висела на таком острие, свешиваясь головою и телом вниз, в толпу, висела на одной лишь ступне, висела, корчась и извиваясь от боли ... и уже тянулись к ней со своими иглами ближайшие, когда голос возрос до воя сирены:

– Шестая жертва!

– Шестая жертва!!! – эхом взревела толпа.

– Жрица выберет шестую жертву!

И вот тогда Ивану стало до жути страшно. Ему было плевать на безвольных юнцов, болтающихся на иглах – они сами шли к такой концовке, это их крест! Он понял, что сейчас может закончиться все. Абсолютно все. Он понял это, когда в провалах черных глазниц жрицы смерти вспыхнули вдруг кроваво-красные угольки зрачков. Они будто вонзились ему в глаза, ему в мозг, в душу. Это был ужасающий миг. Но пронесло. Видно, он чем-то не подходил на роль жертвы, не вышел рожей, стало быть. Но когда пылающие угли остановились на Крежене, и Иван увидал даже во мраке, как тот побелел, волна ужаса накатила вновь.

– Вниз! – Иван швырнул Седого на пол, под ноги. Он не мог его потерять сейчас, он не мог допустить, чтоб Седого, когда этот тип полностью в их руках, превратили в подушечку для иголок. Пронесло и здесь!

– Шестая жертва!!!

На плаху уже волокли голого толстяка – с него содрали все одежды, исцарапали, повалили, а потом вскинули на руках вверх те, что стояли рядом с ним, они же и передали жертву в руки черных.

– Да свершится начатое! Да продолжится вечное!

– Близок час Тьмы! – завопил кто-то из толпы.

И теперь уже никем и ничем не сдерживаемые алчущие посвящения набросились на обреченных. Иван терпел, не отворачивался. Он должен был видеть все. Он должен был понять суть всего. При видимой злобе и возбуждении, при всем психозе мессы ни один из истязателей не ткнул жертве своей иглы в смертельное место: ни в сердце, ни в глаза, ни в жрту. Иглы погружались в мягкие ткани, пронзали руки, ноги, плечи – сотни, тысячи ран наносились живым. Это было невыносимое зрелище!

Он не страдал так даже от вида пожираемых чудовищем женщин на проклятой планете Навей. Но он, в отличие от всего бывшего там, не сделал ни шага вперед, не шелохнулся. Любой из этих ублюдков мог быть жертвой. И каждый был палачом. И по существу истязали сейчас не этих несчастных они убивали остатки человека в себе. Да, это не обряд, это обучение, это вытравление души из тела. Это школа убийц. Их дрессируют! Их готовят к более серьезному жертвоприношению ... готовят, и не скрывают этого.

Крежень потел и дрожал рядом. Глаза его были безумны. В кулаке зажата игла. Но Иван не отпускал руки. Нет!

Обойдутся!

А голос гремел в самом мозгу:

– Слышьте слышащие! Зрите зрящие! Идет эра наша – и отдает наш Господь в руки наши для большого мщения жертвы наши, коим несть ни числа, ни счета, кои порождены предсуществами и уйдут в ничто таковыми, напояя нас кровью своей. Услышьте сердцами своими – час близок. Уже отверзаются врата Мироздания! И идет время наше!

Ивану захотелось вдруг залезть на единственное в подземелье возвышение, на плаху шестиконечную, прямо под ноги угрюмо-напыщенной Ливочке, вытащить ручные лучеметы и жечь! жечь!! жечь весь этот гнусный сброд до последней твари!!! Ведь надо хоть что-то делать!

Ведь нельзя же все время оставаться созерцателем, дьявол их всех забери! Нервы. Сдают проклятые.

– Пойдем отсюда! – шепнул он Седому.

– Еще рано, – ответил тот, – не выпустят.

– Почему?

– Надо приобщиться, – Седой выразительно поглядел на свою иглу.

– Ну уж нет, – рассердился Иван.

– Здесь все просматривается. Чужаков уничтожают без всякой болтовни, сразу!

Ивана передернуло. Этого еще не хватало – приобщиться! Быстрее он приобщит всю эту вонючую шоблу, так приобщит, что никогда и нигде не потребуется им уже никаких приобщений и посвящений.

– Ты можешь ткнуть, – сказал он Креженю, – а я покручусь рядом – никто не заметит.

– Заметят! Ты и меня погубишь.

– Мне тебя не жалко.

– Тогда себя пожалей!

Тела истязуемых на глазах превращались в трепещущее месиво, кожи не было видно, лишь пузырящаяся каша покрывала несчастных. Но ни единой кровинке не давали упасть на мрамор черных плит, густые капли подхватывали ладонями, губами, к жалким струйкам припадали ртами. Сами истязатели тряслись в вожделении и экстазе. Это было нечто невероятное. Но тела жили, вой и визг не смолкали, зудящий гул толпы становился все сладострастней и неистовей, и припадали к жертвам все новые и новые алчущие.

– На, держи! – Крежень сунул в руку Ивану иглу. Он ее вырвал у какого-то обезумевшего, повалившегося на плиты юнца. Юнец корчился в судорогах падучей. И это воины Сатаны! Иван скривился, поправил черную накидку, натянул на глаза капюшон и с явной брезгливостью сжал в ладони протянутую иглу.

– Только быстро! – процедил он сквозь зубы.

– Один миг! – обрадованно сказал Крежень.

И они пошли к извивающимся, полуобескровленным жертвам. Иван грубо распихивал снующих рядом, толкал локтями, давил ногами ... большего он пока не мог себе позволить. Иди! И да будь благословен! Он снова предает и себя и пославших его. Это просто наказание какое-то заклятье! Он вдруг вспомнил про страшное, черное заклятье, наложенное на него духом Пристанища, ведьмой-призраком, что преследовала неотступно все те жуткие, невыносимые годы. Заклятье! Он разорвет путы колдовства. Надо идти! Крежень не показал еще и десятой части сокрытого во мраке! Надо идти.

Он увидал, как Седой с явным удовольствием ткнул своей иглой прямо в пах жертве – кто это был, юноша или девушка, теперь различить было невозможно – ткнул и затрясся в непонятном ознобе, заклацал зубами, изо рта прямо на шрам потекла слюна, зрачки расширились, стали черными.

– Хватит! – не выдержал Иван.

Крежень выдернул иглу. Мотнул головой.

– Теперь ты! – прошипел он.

Надо было колоть. На Ивана смотрели тысячи глаз – явных и потаенных. Надо! Он вытянул руку и чуть коснулся тела острием иглы. Он даже не проткнул самого верхнего, исколотого слоя, но его вдруг словно разрядом тока ударило, дернуло. В голове помутилось, сделалось как-то легко и радостно, будто от первого стакана водки, выпитой после долгого и изнурительного труда, по телу побежал живительный бодрый огонь, все закружилось, завертелось ... смутный полумрак рассеялся, уступая место изумрудно-зеленому свечению, и из глубины свечения неожиданно выплыла криво ухмыляющаяся дьявольская рожа, вперила в Ивана огненные зрачки зверино-рысьих глаз, оскалила острые клыки. Он не успел отпрянуть, когда меж клыков мелькнул вдруг черный раздвоенный змеиный язык, вырвался наружу, ударил в лицо, обвил шею смертным арканом. Но ужаса Иван не ощутил, его уже несло на волнах теплого и быстрого потока, несло в блаженство, в осязаемую и сладостную нирвану. Сверкали острия ледяных сосулек, сталактитов и сталагмитов, совсем как на Хархане, неслись вверх и вниз сияющие водопады, перемигивались друг с другом тысячами высверков рубиновые и янтарные россыпи. И он уже не ощущал на шее языка-аркана. Он видел наплывающую тьму. И из тьмы выявлялось нечто до боли и ужаса знакомое. Иван глазам своим не верил. Авварон Зурр-бан Тург! Именно он в Шестом Воплощении Ога Семирожденного! Карлик-исполин! Колдун-крысеныш!

Один из повелителей Тьмы и Мрака!

– Ну вот ты и сделал первый шаг мне навстречу! – гугниво и картаво прошептал Авварон, кривя толстые губы в плотоядной усмешке. – Я ведь тебя предупреждал – исхода не будет! Ты наш!

– Где я?! – завопил истошным голосом Иван. Его вынесло из блаженства, вышвырнуло. Он вновь все видел и понимал. Но сон-наваждение не прервался.

– Ты там, где тебе и надлежит быть. Ты в Пристанище! – ответил Авварон, не сводя своих бездонных глаз с Ивана. – А Пристанище в тебе. Пристанище повсюду.

Ибо Земля лишь малая часть Пристанища, крохотный пузырек в его толще. А ты проткнул этот пузырек... и вошел в мою обитель. Ты мой раб, Иван!

– Врешь, гадина!

– Нет, не вру. Это не я, это ты вонзил иглу проникновения в тело беззащитной жертвы.

– Так было надо! – отрезал Иван.

Авварон глумливо осклабился. И промолчал. Он торжествовал. Но торжество было тихое, спокойное, без истеричного ликования от одержанной победы над непобедимым соперником, нет. И именно это убедило Ивана, что он совершил нелепую ошибку. Разумеется, он никуда не переместился, он там, в подземелье, это лишь его дух витает невесть где. Но они сумели возобладать над ним, сумели отделить его дух от его тела.

– Ты – пустота! – сказал Иван, вглядываясь в бездну зрачков Авварона. – Тебя нет. Я тебя убил! На планете Навей! Ты тогда не смог от меня ничего добиться – тогда, когда я полностью был в твоих лапах. А теперь ты ничто! И я не хочу тратить на тебя время!

Улыбка сошла с вислогубого синюшного лица Авварона Зурр-бан Турга.

– Да ты убил меня, Иван, это правда, – проговорил он почти без гугнивости и сопения. – Но ты убил лишь одно из множества моих воплощений. У тебя нет и никогда не будет такой силы, чтобы убить меня во всех ипостасях моих, чтобы уничтожить мою сущность, понимаешь? Ты живешь один раз и в одном лишь теле. Да, даже твои детские игры с переходами в разные тела не наделяют тебя способностью жить сразу в двух, ты всегда живешь только в одном смертном, жалком теле слизня. И я мог бы раздавить тебя словно червя давимого походя, каблуком сапога. Ты даже не представляешь себе, что такое жить одновременно во множестве измерений и времен, в разных телах и нетелах. Потеря одной физической или метафизической оболочки ничего не меняет для меня, Иван. Вот когда ты поймешь это, ты станешь стократ умнее, вот тогда ты созреешь – и всякой нежити навроде хмыгов и хмагов не придется вешать тебя на дозревание вниз головою на цепях, понимаешь меня, Ванюша, милый ты мой простофиля, дурачина ты эдакий?!

Внимай дядяюшке Авварону. И верь каждому слову его.

Верь!

Иван нервно рассмеялся. С ним обращались вновь как с глуповатым и непослушным ребенком. Сколько же можно!

– Чтобы ты ни болтал, мой лучший друг и брат, тебя нет! Тебя нет здесь, на Земле! Ты забыл, как сам плакался мне, что, дескать закрыты пути-дороженьки на Землю, дескать, все дверцы заперты... Или ты лгал? Нет, ты не лгал, нечисть! Земля для тебя – запечатанный сосуд!

И не тебе дано снять эти печати! Может, ты скажешь, что нашел Кристалл?!

– Нет, я не нашел его! – злобно выкрикнул Авварон. – И ты прав, Земля закрыта для нас как и прежде.

Ни один из обитателей Преисподней не может выйти на Землю. Но наши слуги правят Землей, ты сам все видел, ты сам все понял. И не надо выставлять себя более глупым, чем ты есть! Ты заладил одно, как попугай, закрыты, запечатаны... Ну и что?! Я знаю о Земле и людях в тысячи, в миллионы раз больше, чем ты узнаешь за всю свою короткую жизнь. И я могу показать тебе кое-что.

Смотри, Иван!

Невидимый липкий язык петлей сдавил горло, кольнуло в висках. Ивана против его воли развернуло в направлении вытянутой руки Авварона, туда, куда тянулся скрюченный палец колдуна. И сразу рассеялись алмазноянтарные блики, сразу затихли водопады и истаяли огромные каменные сосульки.

– Смотри, мой друг и брат, это не Пристанище Навей. Это часть Пристанища – твоя Земля.

И он увидел.

Многоярусные, тысячеэтажные маталлопластиконовые соты пропарывали недра планеты – и не было никаких экранов, он видед все воочию, наяву – миллионы, миллионы прозрачных ячей, в которых в скрюченных позах эмбрионов лежали миллионы тщедушных и головастых тел. Черепа с птичьими клювами, огромные глазницы с выкаченными даже под прикрытыми веками глазищами, шесть многосуставчатых восьмипалых, скрюченных лапок... и гудящие генераторы, через каждую тысячу ячей – вверх, вниз, во все стороны. Кого же здесь выращивают? Зачем?! Это не люди и даже не воины Системы... но кто же это?!

– Новая раса, – ответил Авварон, – да, это новая раса, которая придет на смену выродившемуся человечеству. И ты знаешь, кто ее выращивает?

– Кто?

– Сами же люди. Лучшие из вас. Они поняли еще тысячелетия назад, что человечество обречено, что ему приходит конец, что оно вымрет само собой, без всяких Вторжений. И они начали многотрудную работу, они пошли навстречу судьбе...

– Это не люди! – зжрал Иван. – Это ваши слуги, выродки дьявола!

– Да, это наши слуги! И они – одни из немногих, кто выживет после Вторжения.

– Значит, Вторжение все же будет?

– Конечно будет. Кончать с колонией больных, разлагающихся слизней надо одним махом, одним ударом.

Кроме того.., – Авварон захихикал совсем как в прежние времена, когда был карликом-крысенышем, – кроме того это доставит кое-кому большое удовольствие. Они даже опасаются, что вы, слизни-людишки, вымрете раньше срока, что вы не доставите им удовольствия убивать вас, давить. Впрочем, это дело десятое...

– Я догадываюсь, о ком ты говоришь, нечисть! – вставил Иван.

– Ну и догадывайся себе на здоровье. Для нас, обитаталей миров Тьмы, все вы одинаковы. И всем вам придет конец. И выйдут во Вселенную эти – не имеющие души, безжалостные и умные, живучие и убивающие свет. Но еще прежде, чем они выйдут, на Землю придем мы – придем в своем обличий, Иван. Ты смотри получше, вглядывайся, ты ведь страшно любопытный, Ваня, я все про тебя знаю.

– Заткнись!

Ивана трясло от ненависти. Он все видел. И не нуждался в пояснениях. Он даже знал, где все это находится – материковая толща Антарктиды, полтора, от силы два километра от торосов и льдов, всего два километра под беспечным, ползающим по поверхности человечеством. И еще под свинцовыми водами Арктики, это там в гранитно-базальтовых толщах пять веков назад начали закладывать термоядерные суперэлектростанции, это туда сгоняли каторжников со всех уголков планеты но строили там не только станции. И еще – Экваториальная Африка, там копали глубже, там зарывались на семь-восемь миль... для чего? зачем?! Теперь ему ясно зачем. Он вглядывался в соты до боли, до рези в глазах, он обязан был все это запечатлеть в своем мозгу, навсегда, до мельчайших деталей. Тысячи людей. Но никто не болтается без дела: охрана на своих местах, в узловых точках, обслуживающий персонал в капсулах через каждые два генератора, тройные горизонтально-вертикальные лифтовые системы, залитые терратитатом энергоблоки... триллионные, фантастическиевложения! Эти твари готовили погибель человечеству за счет самого же человечества!

Нет, их надо жечь! их надо убивать! с ними невозможно договориться! это силы Зла, прячущиеся под сусальными масками. Идеи выращивания сверхлюдей, гомункулусов будущего, богочеловечества или, как говорили иные, дьяволочеловечества витали в мире с незапамятных времен. Но к делу земные слуги Пристанища смогли приступить лишь в двадцатом веке, именно тогда от тактики и стратегии уничтожения человечества в войнах они перешли на новые способы сокращения людского поголовья – именно поголовья, ибо «посвященные» смотрели на людишек однозначно и без сантиментов – как на двуногий, грязный скот. Одновременно с секретными разработками в генной инженерии, разработками, которые шли под разными вывесками, но которые все до единой были направлены на выращивание новой расы, уничтожалась раса прежняя – Третичное Земное Человечество. Повальное телезомбирование и создание кодированных стереотипов поведения двуногих скотов, спаивание под оглушающе-ослепительную рекламу, пропаганда насилия как высшей ценности цивилизации – под лживые проповеди о ненасильственном мире, гуманизме и общечеловеческих ценностях. Только теперь Иван начинал осознавать до какой фантастической степени все это было пропитано дьявольским, сатанинским цинизмом. Кучка выродков-дегенератов, слуг Пристанища, слуг Сатаны уничтожала оглушенное и ослепленное человечество, безжалостно вырезало его словно обезумевший от крови волк в овечьем стаде. Синтезировались все новые и новые сильнейшие наркотики и распространялись чуть ли не силой, навязывались юнцам под истерические вопли о борьбе с наркоманией. Разрушались семьи и всеми средствами прославлялись проституция, лесбиянство, мужеложество – извращения навязывались: «новое поколение выбирает новые формы секса!», «новое поколение выбирает все новое!!», «молодые-голубые любят только голубых!!!» Модно! Ослепительно!!

Престижно!!! Современно!!! Так живут ваши кумиры!

Так должны жить и вы! Для чего все это делалось? Ивана словно молнией пронзило, он сжал виски – слепец! какой же он слепец! нет, все человечество слепо! Голубые и лесбиянки не рожают! Вот в чем ответ на все вопросы!

Алкашня и наркоты не рожают – вот разгадка! Каждый день, каждую неделю выбрасывались на прилавки более мощные и надежные противозачаточные средства – все делалось для убийства зародышей, для убийства людей, для убийства человечества. А в лабораториях выращивали смену...

– Ты верно мыслишь, Ванюша, – вкрадчиво сказал из-за спины Авварон. Он снова проникал в мозг, проникал в сознание. И Иван не мог воспрепятствовать ему. – Все так, но трепыхаться и волноваться поздно, мой милый, раньше надо было трепыхаться. Наша программа и так слишком затянулась. Людскую плееень следовало бы вывести с лица Вселенной еще лет триста назад, хе-хе, а то и пятьсот. Вы глупы и ленивы, Ванюша. Вы могли бы пережечь и перетопить всех наших еще тыщу лет назад, во времена Инквизиции, а вы поленились довести дело до конца. Вы овцы, Ваня, и бараны, ты можешь обижаться на своего лучшего друга и брата, но все вы и есть двуногий скот – огромные ленивые и тупые стада двуногого скота, которые ведут на бойню черные козлы. Поплачь, родной, покричи, погневайся... только ничего уже не изменишь. Стадо на бойне. И скоро сверху упадет топор... и снизу упадет, хе-хе, падает снизу, хорошо сказано!

– Заткнись, нечисть! – процедил Иван. Он все смотрел на бесконечные лабиринты ячей. Но думал о другом.

Ведь это именно они, слуги Дьявола, выродки-дегенераты разработали пятьсот лет назад в своих секретных лабораториях вирусы СПИДа, чумы двадцатого века, это они насылали сверхэпидемии двадцать второго и двадцать третьего. Кучка черных козлов не просто вела стада под топор, она вырезала скотину и по дороге, беспощадно, безжалостно. А потом появились андройды...

– Прозорливый ты, Ванюша! – снова влез Авварон.

Теперь он не говорил, он проникал своим картавым посвистом прямо в мозг, в сознание.

– Андроидов, этих полулюдей-полукиберов, вывели слуги Пристанища. Рождаемость после их массового выпуска упала в восемнадцать раз, Иван! Это был новый прорыв в будущее Вселенной! Смекаешь? Зачем нервничать с таким же как ты, зачем постоянно выяснять отношения и добиваться кого-то? Заказывай себе андроида или андроидку – лучшие модели, под любую кинозвезду, под любого супермена – и живи с ними, люби их, верти и крути как хочешь, они выполнят какое ни захочешь пожелание, им нет равных в любовных утехах... и очень гигиенично, Ванюша, и очень чистоплотно, и никаких детишек, хе-хе! Мы купили вас на ваших же похотях, купили ни за грош, и ты хочешь, милый, чтобы мы не считали вас двуногими скотами, слизняками, червями. Вы еще хуже, Иван! Но не горюй, нам нравится, что вы такие, чем хуже – тем лучше! Вспомни-ка!

Иван все помнил – знания, заложенные в гиперсне, были неистребимы и велики. Чем хуже – тем лучше. Лозунг пятых колонн всех времен и всех народов. Паразитирующие в телах наций разъедали их изнутри, истачивали подобно жукам-древоточцам, и могучие, исполинские дубы этносов превращались в трухлявые расползающиеся пни. Чем хуже – тем лучше! Пятая колонна всегда вопила на весь мир о гонениях, притеснениях, травле... но она всегда жила лучше тех, среди кого жила. И чем хуже было коренным, исконным, тем лучше становилось паразитирующим в них. Помогали извне, хорошо помогали за изъедание изнутри. Чем хуже – тем лучше!

Паразитов, когда они выполняли свое черное дело до конца, забирали к себе те, кто их финансировал, оснащал, поддерживал, те, кто им платил, но у себя им не позволяли разевать рты и вредить, их быстро затыкали подачками, спроваживали на тот свет или в психушки. Паршивая овца в стаде. Есть паршивые овцы, а есть и пастухи. И те и другие выродки! Но они всесильны! Почему же так получается? Почему здоровье и добро, свет и разум, уступают первенство, позволяют главенствовать над собою болезням, вырождению, мраку, безумию?!

– Это закон Мироздания, Иван. Не иди против законов. Умные – они всегда с сильными. И у тебя есть еще шанс. Ты можешь стать посвященным, ты можешь приобщиться, воплотиться, ты можешь работать на Пристанище... а можешь сдохнуть в грязи, боли, обиде и унижении. Мы никого силой не тянем к себе, ты знаешь это.

Выбирай!

– Я убью тебя, гнида! – сорвался Иван. – Не в силе Бог, а в правде! Изыди из меня, нечистый дух!

– Изыду, когда времечко придет, – захихикал Авварон Зурр-бан Тург – Погляди еще!

Ивана стало опускать ниже. Он будто погружался в каменные толщи планеты. На этот раз глубина достигла десяти-двенадцати верст от поверхности. Вспомнилась изъеденная ходами и лабиринтами планета-каторга Гиргея. Вот и Земля станет такой, уже становится. Иван выдохнул в бессилии. Но что это?! Перед ним открылись вдруг прозрачные, витые, спиралеобразные трубы, множество, огромное множество труб, уходящих далеко вниз.

За стеклотановыми стенами что-то копошилось, шевелилось. Он не мог разобрать. И тогда его словно поднесло к трубам вплотную. Это был явный бред. За стеклотаном кишмя кишели миллиарды маленьких черненьких паучков, каждый из них был не больше виноградины – жирной, мохнатой, черной виноградины с двенадцатью тонкими длинными лапками, мощными клещеобразными жвалами и странным, осмысленным взором двух выпученных свинцово поблескивающих глазенок. Ивана еще приблизило, он встретился взглядом с ближним пауком... и отшатнулся. Взгляд жуткого насекомого прожег его насквозь холодной, ледяной отчужденностью, граничащей с ненавистью – эта тварь ненавидела все вокруг себя, но это не была пылкая, внезапно разгоревшаяся ненависть, это было нечто потустороннее и чуждое, Иван видел подобное в глазах негуманоидов, но там не было такой концентрации злобы, ледяной постоянной злобы, лютости. Чуждый Разум! Паук был вне всякого сомнения разумен. Но не приведи Бог...

– Это лишь пробная партия, их вывели недавно, – Авварон пояснял без спешки и суеты, ему некуда было спешить. – Смотри ниже!

Ниже, в тех же витых трубах лежали полупрозрачные, дышащие яички. Их было невообразимо много. И трубы уходили вниз на неведомую глубину. Иван все понял сам – именно из этих яиц выводятся черные пауки. Но кто они?!

– Теперь эволюция пойдет бешенными темпами, Ванюша, – ответил Авварон. – Ваша раса жила тысячелетия. Шестирукие, те, что ты видел выше, промежуточная раса, они подготовят Землю и Вселенную к приходу пауков, они будут жить два столетия, потом они просто вымрут. Но и паукам жить недолго – за полтора тысячелетия они подготовят Мироздание для пришествия энергетических рас. И тоже уйдут в небытие. Но везде и повсюду, со всеми рядом, всегда и навечно во Вселенной будем мы, Иван! В этом мире больше не будет того, кого вы в тщеславии и гордыне двуногих скотов называете Богом!

– Врешь, гнида! – оборвал его Иван. – Еще не было вторжения, еще не было боя, а ты уже называешь победителя!

– Сражение давно выиграно, Ваня. Только слепой не видит этого.

– Время покажет.

– Время тебе все покажет, – согласился дух преисподней.

Ну почему они избрали для выращивания новых рас именно Землю?! Разве мало иных планет в Космосе?! Они просто глумятся над людьми, издеваются! И вся эта шваль в подземельях, черные мессы? Зачем?!

– Ты ничего не сказал про приобщенных, тех, что служат вам сейчас. Ведь вы обещали им, что они войдут в новый вселенский порядок, что им найдется местечко под Черным солнцем?!

– Черви! – коротко отрезал Авварон.

– Значит, вы не пощадите и их? – усмехнулся Иван. – Не пощадите своих слуг? А ваши обещания?!

– Что можно обещать червям.

– Но ведь они работают на вас!

– Они сдохнут последними.

– Все?

– Все. За исключением единиц – подлинно избранных. И ты можешь стать таковым.

– Что тебе нужно от меня, мой лучший друг и брат? – со злорадством и беспечностью спросил Иван, поворачиваясь к Авварону.

– Мне нужен Кристалл.

– И всего лишь?

– Да.

– Ты хочешь, чтобы я сказал, где он сейчас?

– Он в Пристанище. На планете Навей, не валяй дурака, Иван. Ты должен вернуться, поднять Кристалл там, где ты его бросил и отдать мне. Помни, ты мой раб, и если ты не подчинишься миром, я буду убивать тебя медленно и постоянно, ты не продвинешься ни на шаг к своей цели, ты будешь все время удаляться от нее! Но если ты выполнишь мою волю, я дарую тебе жизнь и свободу, я верну тебе твою спящую красавицу с твоим плодом в ее чреве. Помни – это твой сын! Ты обязан выполнить мою волю ради них!

– Врешь, нечисть! Биоячейка заговорена, ты никогда не дотянешься до Аленки!

– На любой заговор есть ключ, ты это знаешь. Я с тобой откровенен, Иван. Я не могу попасть в место старта твоего бота с планеты Навей – проклятый Сихан закодировал его. Для меня эта область – огромный, черный, абсолютно непроницаемый пузырь, в нем мне нет хода, я не вижу в нем. Но Кристалл там! И ты мне его вернешь. Кристалл нужен нам обоим. Для тебя зона открыта. Решай!

– Откуда ты знаешь имя Первозурга?

– Я все знаю, Иван, пора бы к этому привыкнуть.

– Хорошо, я вернусь в Пристанище. Но не раньше, чем сделаю свои дела на Земле.

– Нет! – взревел дурным ревом Авварон Зурр-бан Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного.

– Да! – спокойно ответил Иван. – Я отдам тебе Кристалл... может быть, потом. Но помни, вы не войдете на Землю одновременно с негуманоидами. Мы будем бить вас поодиночке, врассыпную.

– Гордыня – великий грех, Ваня, – сокрушенно произнес Авварон. – Но мне плевать на твои слова. Мне нужен Кристалл. И все! И ничего больше! Мне не нужна твоя мертвая красавица и твой сын, мне не нужен и ты сам, пропадите вы все пропадом. Я даю тебе очень короткую отсрочку... но я и спрошу за все! Иди!

– Прощай! – прошептал Иван. – Прощай, дух зла!

– До скорой встречи... – прошипело в ответ.

Он очнулся возле извивающегося, окровавленного тела. Отвел от пузырящейся красной каши иглу. Поглядел на Креженя. И все понял – здесь, в подземелье не прошло и мига. И все же он спросил:

– Так бывает с каждым?

– Да, – ответил Седой, – с каждым. Один проникает в мир подлинный на час, другой на месяц, а есть и такие что уходят в него на годы. Но у каждого свой мир. Миры дьявола бесчисленны!

– Это становится привычкой, наркотиком?

– Это сильней. Значительно сильней!

– И они взяли тебя именно на этом? Приобщили?!

– Да, – признался Седой, – восемь лет назад. Никто не сможет устоять. Ты скоро сам захочешь туда...

Иван спрятал иглу в складках черного плащ"". И свысока, жалеючи поглядел на Говарда Буковски по кличке Крежень. Насчет «никто» тот явно перебарщивал.

– Пойдем отсюда. Мне неинтересно среди этих червей.

– Червей?

– Да, червей.

Иван обернулся... и встретился взглядом с черными пустыми глазницами Ливадии Бэкфайер, жрицы смерти в этом сатанинском балагане. И он понял, что она увидала его, мало того – узнала.

– Вот теперь надо бежать! – дернул его за локоть Крежень. – Давай-ка за мной!

– Бежать? От Ливочки?! – Растерялся Иван.

Жрица смерти шла прямо на него. И это была не Ливадия Бэкфайер, преступница, содержательница притона, беглая каторжница, это была прислужница самого Вельзевула. В черных провалах глаз горели багряные угольки, горели так, будто они были не под черепным сводом, а за тысячи миль отсюда, в глубинах Космоса или самой Преисподней. В этих зрачках горело адское пламя. Иван все понял сразу. Но его тело свело оцепенением. Он уже не мог бежать, и напрасно Крежень орал ему прямо в лицо, напрасно тянул за накидку и отчаянно матерился.

Жрица смерти шла на Ивана. И беснующиеся тени в черном безропотно расступались перед своей черной богиней. Жемчуга и серебро тускло сияли в прерывистом свете свечей, вились и разлетались черные шелка, ничуть не прикрывающие прекрасного обнаженного тела, блестели ровные белые зубы в бесстрастно-хищной улыбке, кривящей алый рот. Сама смерть надвигалась на Ивана.

А он стоял и смотрел в бездну ее глаз. И видел в них окраину Вселенной, смутную тень корабля и две фигурки, прикрученные к поручням, пожираемые багряным пламенем. Все слилось в нечто целое, неразделимое – и явь, и грезы, и наваждения памяти.

x x x

Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный ждал Ивана наверху и пил рюмку за рюмкой. Гармозский урюговый самогон трехлетней выдержки! Огненное пойло! Его можно принимать лишь микроскопическими дозами – каждая рюмашка по семь с половиной капель, больше за один прием нельзя. Но каждая словно молотом бьет по голове.

– Ну, родимая, поехали! – Гуг крякнул и вылил на язык еще одну.

Два головореза из его банды, Акула Гумберт и Сай Дубина, сидели за стойкой по бокам от него и пили юка-колу, сладенькую тонизирующую водичку, настоянную на корнях юку-рукку, доставляемых с планеты Багалая системы Чандр. Гуг никогда не понимал, зачем эту хреновину везти в такую даль и добавлять в воду. Он был абсолютно уверен, что вся эта «юка-рукка» выдумка местных новосветских жуликов, дурящих публику. Зато в гармозский самогон он верил свято.

Парни были крепкие, проверенные, малость туповатые, но последнее им в вину не ставилось. Главное, исполнительные и надежные.

Кеша подошел, когда Гуг был уже хорош. Он снял кепку, поклонился наигранно подобострастно. И спросил:

– Гуляем?

– Гуляем, – откликнулся эхом Гуг.

За спиной у Кеши стояла драная, мерзкая, мутноглазая собака с кривым и обвислым носом. Гуг еще никогда не видывал таких омерзительных дворняг. Хотя было было что-то в этом поганом псе знакомое... нет, это мерещилось после самогона.

– А где Иван? – спросил Кеша и присел на скрипящий ферралоговый стул.

– Там! – Гуг выразительно ткнул большим пальцем вниз, будто надравшийся римский патриций, приговаривающий то ли раба, то ли гладиатора к смерти.

– Ясненько, – заметил Кеша, хотя ему ни черта не было ясно.

Он вообще не должен был сюда приходить. Черный кубик леденил грудь сквозь клапан. И временами Кеше мерещились голоса, в основном голос отпрыска императорской фамилии карлика Цая ван Дау. Но он ничего не мог разобрать, наверное вне ребровской дачи кубик работал хреново. Кеша сильно рисковал. Риск был его ремеслом.

– Мне нутро набулькивает, – начал он тихо, – что надо идти к Ване, слышишь. Гуг, твою мать! – Он выбил из руки окосевшего викинга рюмку. И тут же его кисть перехватила рука слева – у Акулы была отменная реакция.

– Не шали, – процедил Гумберт.

Сай Дубина кивнул, подтверждая, что шалить в их присутствии не следует.

– Щяс, – заверил Гуг, – пропустим еще по парочке, а потом сразу пойдем к Ване.

Он налил Иннокентию Булыгину, ветерану и рецидивисту. Но тот молча отодвинул пойло.

– Не хочешь, не пей. А я выпью! – Он крякнул, охнул, налился багровой краской. – Ты от Дила, что ли?

– Неважно, – Кеша поморщился. А пес за его спиной тихохонько и противненько заскулил. – Пошли!

Они встали одновременно. Гуг махнул рукой малайцу И тот испуганно согнулся в поклоне, закивал, засуетился.

Чтобы бармен не нервировал босса, Сай Дубина прихватил его ухо, скрутил и пригнул малайца на полметра пониже, как раз на уровень своей опущенной руки.

– Не обижай ублюдка, – проворчал Гуг. – Ну, обезьяна, говори, где подъемник? – Он спрашивал из пьяного куражу, все четверо и так знали все про подъемники и спусковики.

– Туда нельзя, – залебезил малаец, – там сейчас месса.

– Можно, – оборвал его Гуг. – Ты будешь с нами, пока не подымемся, усек, обезьянья харя?

– Усек, усек, – сразу же согласился малаец.

Они прошли через четыре двери. Ткнулись в люковую с секретом.

– Туда с собаками нельзя, – дрожащим голосом предупредил бармен.

– Можно! – Кеша дал ему хорошего пинка, так, что малиец повалился на пол. – Моя собака не кусается.

Через семь минут они были внизу. При выходе из подъемника Гуга вырвало.

– Ядреный самогон, – пробурчал он сквозь слезы.

Охранники поддерживали его под локотки, но Гуг все время их отпихивал. В полумраке открывшегося за занавесом подземелья он совсем раскис, пустил слезу – вспомнилась гиргейская подводная каторга. Гуг полез к Кеше целоваться, плакаться в жилетку. Тот увернулся.

– С кем Иван? – спросил он.

– С этой су-уч-чарой... с Седым! – заикаясь ответил Гуг.

– Он погубит Ивана, – обозлился Кеша.

– Я сам его погублю! Он у меня в лапах! – Гуг растопырил свои ручищи ладонями вверх. – Я его – в любой момент!

Какой-то трясущийся тип в балахоне подвернулся под ноги, Гуг сшиб его одним ударом. Акула добавил ногой, обутой в черный литой сапог.

Рев и визги обрушились на них внезапно. Вонь наркотических свечей заглушила все запахи на свете. Оба головореза потянулись за оружием.

– Рано, – остановил их Кеша, – не дергайтесь, щеглятки. Папа вам скажет, когда доставать бананы.

Черная месса близилась к завершению. Большинство ее участников валялись трупами у стен, на полу, прямо на мраморных плитах, ползало на четвереньках, корчилось. Лишь немногие еще бесновались возле истерзанных, чуть шевелящихся жертв. Ритмичная, одуряющая музыка еле улавливалась настороженным ухом, но она проникала в мозг, подавляла волю. Меж рядами корчащихся ходили черные в сутанах с красными капюшонами на головах и били колючими плетьми приобщенных – кровь брызгами разлеталась по подземелью. Это был просто дикий, безумный пир садистов и мазохистов, ублажающих свою больную плоть и свой больной разум.

Феерия вырождения! Апофеоз дегенерации! Пляска смерти!

– Она... это она, – вдруг пролепетал Гуг и побелел.

– Бредит, – предположил Сай.

Акула Гумберт насторожился. Кеша недоверчиво вглядывался во тьму. Он уже видел Ивана. Видел Седого.

Иван стоял столбом почти у самой черной стены. Крежень суетился возле него, нервничал, приплясывал, дергал за рукав – он никогда себя так не вел, это было непохоже на Седого. А из центра зала прямо на Ивана надвигалась – да она шла прямо на него – женщина ослепительной красоты, в развевающихся одеждах, высокой трехрогой короне, усеянной алмазами, в сверкающих цепях на шее, груди и бедрах. Кеша не сразу узнал Ливу – каторжницу Ливадию Бэкфайер Лонг по кличке Стрекоза. И он понял, что Гуг Хлодрик не бредит.

– Отпустите меня! – взревел Гуг.

Он рвался к своей любимой, но два его же охранника держали своего босса мертвой хваткой, им было не до сантиментов, они обязаны были уберечь его от неприятностей. Гуг рвался, ругался, скрипел своим протезом и зубами, грозил всем адскими карами... И внезапно успокоился, когда увидал суетящегося Говарда Буковски, тот вертелся веретеном возле остолбеневшего Ивана. И это кинуло Гуга из жара в холод.

Он резким движением сбросил с себя и Акулу и Сая.

Сжал с силой кулаки.

– Ну, Седой, вот и пришел твой смертный час, падла!

Кеша увидал, как суетящийся возле Ивана Крежень вдруг стал багровым, как хлынула у него изо рта кровь, как он повалился наземь. Но Иван даже не шелохнулся, он все стоял статуей.

И тогда Гуг Хлодрик Буйный бросился к своей любимой.

Он бежал к ней, пошатываясь, раскидывая в стороны руки, будто распахивая объятия. Он столько ждал этого часа, этого мига. Он знал, что они встретятся, непременно встретятся! И вот она, вот! Она не видит его, но сейчас, через секунду увидит, и замрет, и заулыбается, захохочет, заплачет, все разу вместе, и они обнимутся, сольются в одно целое, чтобы уже не разъединяться, не терять друг друга.

– Ли-ива-а-а!!!

Он налетел на нее как на титановую стену... и отскочил, упал на спину, прямо под ноги черному с плетью. Тот огрел Гуга через плечо, огрел с размаху, с вытягом.

– У-у, сука-а! – захрипел Гуг.

Он уже был на ногах. Одной левой он переломил черному хребет и швырнул обмякшее тело в толпу. Он даже не взглянул на него. Он смотрел на свою Ливочку и ничего не понимал.

А она смотрела на него. Смотрела своими черными, пустыми глазницами. И она шла уже не на Ивана. А на Гуга Хлодрика. И тот шел ей навстречу.

– Иван! Очнись! – Кеша влепил завороженному такую затрещину, едва голова не отвалилась.

– Что? Что случилось?! – вяло спросил Иван, выходя из забытья.

– Это она тебя, да?! – быстро спросил Кеша, указывая на жрицу.

– Не знаю. Ничего не знаю!

– Смотри! Она сейчас загубит этого забулдыгу! Быстрей!

Кеша бросился к Гугу Хлодрику. За ним несся опрометью ошалелый странный пес. Следом окаменело, просыпаясь от дурмана вышагивал Иван.

Акула опередил Кешу. Он встал между Гугом и жрицей. И уже через секунду он лежал с оторванной головой.

Был только легкий взмах руки и более ничего. Нечеловеческая, сатанинская сила! В подземелье перестали визжать и выть даже самые взвинченные. Стало тихо. Мертвенно тихо.

– Лива-а... – сипел остолбеневший Гуг.

Только он нарушал эту чудовищную тишину, и оттого она была еще чудовищней.

Сай Дубина не струсил, он заступил место убитого, он встал там, где недавно был Акула. Но он уже не рассчитывал на мощь своих бицепсов. В обеих руках Сай держал парализаторы сдвоенные с ручными сигмаметами. Его трясло, желваки ходили на скулах, по спине, обнаженной и мускулистой, тек ледяной пот.

А жрица шла, медленно шла прямо на Гуга. Судя по всему, ее устраивала и эта жертва.

– Не смей... – еле слышно сипел Гуг в спину Саю. – не смей!

Он еще держался, только ноги отказали, все плыло в тумане, хмель как рукой сняло, но зато мозг сковало оцепенением. Он не понимал, что с ним происходит, он видел только свою любимую... и еще спину Дубины.

Оба парализатора ухнули одновременно, вслед им ударили сигмаметы. Но волна плазмы не дошла до жрицы смерти, отхлынула от нее и сожгла самого Сая – лишь горсть черного пепла осталась на полу и два обожженных ствола.

Кеша остановился на бегу. Оборотень Хар налетел на него. Теперь ни они, ни Иван не сомневались, что на Гуга надвигается сама смерть. Оставались считанные метры, надо было что-то делать. Но когда Иван рванулся вперед, Кеша ловко сбил его с ног. Нет! Не так! Тут надо иначе!

– Мой милый! – злобно процедила жрица, она же Ливадия Стрекоза, приближаясь к застывшему Гугу. – Ну, обними же меня, обними!

Она подняла ладонь, поднесла ее к лицу седого, беспомощного викинга. И тут Кеша выхватил из нагрудного клапана черный ледяной кубик. Швырнул его в ведьму.

Та отвлеклась, обернулась. Хватило доли секунды, чтобы между ней и Гугом выросла призрачная, дымчатая стена.

Под сводами прозвучал голос карлика Цая:

– Ее можно убить, Гуг! Ты меня знаешь, я врать не буду. Защитный слой продержится двадцать секунд. Решай, после этого или ты мне дашь приказ убить ее, или она убьет тебя. Ты слышишь меня? Это я, Цай ван Дау, император Умаганги, твой кореш, Гуг! Осталось двенадцать секунд... решай. Она тебя убьет! Сначала тебя. Потом Ивана! Это машина смерти! Она запрограммирована на уничтожение вас обоих! Ничто ее не остановит. Решай!

– Нет... – процедил Гуг.

– Осталось восемь секунд.

– Нет!

– Пять.

– Нет! – Гуг был весь мокрый и предельно трезвый. – Нет! Пусть она убьет меня!

Иван сосредоточился, напрягся. В голове прояснилось, зеленое свечение пошло вверх, за ним белое – алмазный венец, сверхвосприятие. Он сможет удерживать тонкие поля не больше нескольких секунд, но этого должно хватить! «Ты здесь?» – спросил он мысленно. «Да, я всегда с тобой, – ответил тихий картавый голос, – мне даже кажется порою, Ваня, что я – это часть тебя, а ты это часть меня...» Болтать было некогда. «Хватит! – оборвал Авварона Иван. – Я отдам тебе Кристалл! Спаси их!» Диалог шел сверхчувственный, вневременной... и все же время шло. «Я спасу его. Но она будет в летаргии, пока ты не отдашь мне Кристалл, понял?!» Иван ответил сразу: «Пусть будет так! Спаси их!»

– Одна секунда!

Когда белое свечение в его мозгу погасло, все было кончено. Гуг стоял на коленях перед бездыханным телом своей возлюбленной. И лил слезы.

– Ты убил ее! – выкрикнул он вверх, обращаясь к невидимому Цаю.

– Нет! – донеслось сверху. – Я не вмешивался. Я не понимаю, что произошло...

Кеша отпихнул ногой одного из посвященных, развалившегося на черных плитах, поднял кубик, сунул его в клапан на прежнее место. Он тоже ничего не понимал.

– Ты убил ее, – Гуг целовал ледяное, прекрасное лицо. – Ты убил ее, зачем? Зачем?!

Оборотень Хар сидел, ссутулясь, несчастный и дикий.

И он не понимал происходящего. Безумие! Разве можно понять этих землян? Нет, невозможно!

Иван подошел к Гугу, встал рядом с ним на колени.

– Она жива, – шепнул он в ухо рыдающему викингу.

– Что?! – не поверил тот.

– Она жива. Но она спит. Надо ее укрыть где-то, спрятать от врагов.

– А она проснется? – с неожиданной надеждой вопросил Гуг. И не дождался ответа, подхватил красавицумулатку на руки, понес, наступая прямо на черные тела к подъемнику. Никто не посмел заступить ему дорогу.

– Она проснется, – тихо и грустно сказал Иван.

Эпилог. МОЛИТВА

Путник, бредущий по дороге и продирающийся сквозь бездорожье, путник, оступившийся и погрязший в трясине, о чем ты стенаешь? Об уходящей жизни? Или об одеждах, пропитанных болотной грязью? Что тебе дороже в миг, когда ты висишь меж бытием и небытием, – внутреннее или внешнее? Грех задавать этот вопрос погибающему, вязнущему в трясине. Протяни руку и ты получишь ответ.

Не разбирает гибнущий и страждущий ни нутряного, ни поверхностного – его дух тщится вытянуть тело, а тело не дает отойти духу, рвется из трясины, цепляется за воздух.

Неразделимо ибо есть! И напрасно тысячелетиями спорят философствующие мудролюбы – нет в них ни мудрости, ни любви к ней, как нет в сосуде истекающем влаги истекшей.

Растекается грязь по миру сему. Однажды явившаяся или явимая кем-то, умножается и стремится занять все поры, все норы, дыры, щели – не вверх течет грязь, а вниз. И стоит внизу тихим омутом, молчаливым болотом, и подернута ее поверхность ряской зеленой, и цветут на ней лилии дивные – и грязь имеет свои одежды сверкающие. Но не тихо и не благостно в ее недрах и глубинах. Роятся в них мириады порожденных в грязи и тьме, свиваются в клубки змеиные, копошатся, пожирают друг друга и жиреют, набирают силы, и алчно смотрят вверх – где ты, где ты, путник, бредущий по дороге и продирающийся сквозь бездорожье?!

Где бы ты ни был – попадешь сюда, низвергнешься к ждущим тебя, алчущим твоей плоти и твоей крови. Не пройдешь, не проедешь, не проползешь мимо! Ибо все под тяжестью тела своего и тяжестью тяжких грехов своих падает вниз! О, немереные глубины болот и трясин! Может, вы и есть весь мир сущий?! Может, все остальное – свет, солнце, любовь, радость) дух воспаряющий – лишь красивая ряска на поверхности вашей?! ослепительные одежды ваши?! Непостижима Пропасть Космической Тьмы! Непостижима Пропасть Трясины, увлекающей вниз! Два чудовищных, бесконечных мира Зла, меж которыми тончайшей пленочкой весь свет белый со всеми его дорогами и бездорожьями, со всеми путниками и сидящими на местах своих!

Неизмерим нижний мир, неизмерим океан грязи, порождающий алчных чудищ. Ибо лежит он не только в зримой и осязаемой Вселенной, но и в душах странствующих и покоящихся. И течет в каждой из них черное и грязное вниз, как и положено ему, заливает все поры, все норы, дыры и щели души и становится безмерным – нет душе меры и края, не имеет она границ. Черная душа! Светлая душа!

Образы, годные для обитателей ада и небожителей. В человеках же и черна она, и светла. И не увидишь глазами, не ощупаешь руками. Красивая и светлая лилия растет над над пропастью с алчущими гадами.

Не иди, путник, по дороге! Не продирайся бездорожьем!

Сиди в пределе, тебе положенном, и возносись духом в выси небесные. Ведь никто не тянет тебя за рукав твой. Ведь сыт ты, одет в одеяния, напоен влагами и мудростью предшествовавших тебе. Чего же ты жаждешь еще?! Что гонит тебя из тепла и уюта?! Не уходи!

Иван стоял на коленях в Храме. И смотрел в прекраснейший лик Богоматери Владимирской, чудотворной и нетленной. Он не мог не приехать в Москву, в Россию, не мог после всей той грязи, мерзости; подлости; гнусномти в которой ползал он червем там, за пределами Русскими. Матерь Божья, очисть и укрепи! Только Россия! Только Вера Православная! Лишь они дадут очищение, снимут слои коросты... не поможет тут роскошная жаркая банька Дила Бронкса, не поможет, ведь не только тело отмыть надо, но и душу – в первую очередь душу, что столь долго рвалась из грязи наверх, к свету. И вот вырвалась. Надолго ли?

Матерь Божья, укрепи и дай силы. Ты ведь заступница России и люда Русского! Сын Твой в тяжких трудах, снося побои и унижения, нес свой Крест на Голгофу. Ты знаешь Сыновние боли и страдания! Ты все измерила Своими болями и Своим страданием, Утешительница страждущих!

Мы все малые дети Твои, и подобно Сыну Божьему несем свои кресты на свои голгофы. А Ты постоишь за нас, Защитница наша. Не оставь! Дай сил, дай терпения, дай воли вершить добро, не умножая зла! Тяжек, тяжек крест каждого, но незримой Рукой Твоей и Ты несешь его, беря на Себя часть тяжести... не опускай Руки Твоей! Не убирай Покрова Своего с земли Своей! Славно Имя Твое среди всех живущих и неживущих. Благи дела Твои и помыслы Твои. Не оставляй же верящих в Тебя!

Грядут времена злые и черные. Грядет великий мор и глад! Истребление верящих в Тебя! Отврати посланцев Тьмы от обители Твоей, не допусти демонов смерти на Святую Русь, на земли Православные и христианские! А если уготовано это испытание Вседержителем и неотвратимо оно, надели силой противостоять ему до конца, до смертной черты! Не дай духу ослабнуть. Укрепи, Владычица Небесная! Все мы на Земле грешной и в космических пределах ее во Вселенной Твоей есть дети Твои. Не оставь без надежды! Неисповедимы пути Господни. Но не лишай защиты созданных по Образу и Подобию Его! Будь со всеми малыми сиими на пути их крестном к земной голгофе. Будь!

Иван встал. Закинул голову вверх. Он, как и прежде, вновь утратил вес, утратил ощущение зыбкости и телесности. Он парил под этими чудотворными сводами, под куполами Хрзма Христа Спасителя. Он возносился к высям небесным. И открывалось ему величие неземное... Нет, воспарял лишь дух его. Бренное тело стояло на мраморных плитах пола. Но дух парил, растворялся в Небесном.

И Ты, Боже Праведный! Не оставь детей своих. Ты же все видишь! Ты же все знаешь! Отведи беду! Открой землянам глаза, ведь пребывают они в благодушии и незнании!

Не хотят они узреть страшного грядущего, бегут от него в развлечения и игрища, в похоть и пустые мудрствования, забыли они Тебя и брошены Тобой! Не оставь их пред лицом кары Твоей! Или помимо воли Твоей творится настоящее и будет твориться грядущее?! Тогда встань с нами!

Ополчи Свое Воинство Небесное с Архистратигом Михаилом во главе – воспрепятствуй проникновению врага Твоего в пределы Твои! На пороге он, близок страшный час, Господи! Близок!!! Или по воле Твоей должна Земля, погрязшая во грехах и неверии, погибнуть, скатиться в ад пылающим шаром?! Прости несчастных, ибо не ведают, что творят! Вразуми их и наставь! Открой глаза им... нет, не станешь Ты этого делать, знаю, ибо дал каждому волю и свободу выбора, и не отымешь их! Тогда дай сил вынести все это! Не отворачивайся, когда сыны Твои убиваемы будут! Укрепи... если не всех, то избранных постоять за всех!

Ведь во всяких битвах, допрежь сего бывших, не весь люд вставал на защиту свою, но избранные, лучшие, достойные умереть за него и спасти его. Удостой же, Господи, покласть головы свои за Святую Русь! за Землю, населенную Тобой человеками! Не отринь! Не откажись! Грешны мы все! Но Ты всемилостив и всеблаг! Ты даруешь нам и живот и дух.

Дай меч в руки наши. Напои их силой! Утверди сердца наши, чтобы были как камень! Накажи изменников, предавших нас, отдавших на поругание врагу иновселенскому!

Поставь воинов Своих пред нами! Будь Небесным Знаменем нашим, ибо с Твоим именем пойдем в сражение на смерть лютую. С Твоим именем и во имя Тебя, Господи!

Иван стоял на мраморных плитах со свечою в руке.

Молчал. Богородица смотрела на Сына Своего. Богородица смотрела на весь люд земной. И на Ивана. Он видел Ее глаза, вселяющие надежду, и он знал – они обращены не на оболочку внешнюю, нет, но внутрь его, они смотрят в душу.

И все видят.

Иди! И да будь благословен! – то ли давним эхом, то ли вновь изреченное прокатилось где-то, под сводами ли Храма, под сводами ли, в кои мозг облечен. Прозвучало, прозвучало... Иди, и да будь благословен!

Это знак! Иван поставил свечу. Осенил себя широким крестным знамением. Поклонился. Иди! И да будь благословен! Иисус и Матерь Божия не отказались от него.

Иди!

Он пошел к выходу, ничего не замечая вокруг.

На улице моросил мелкий дождик.

Но Золотые Купола сияли своим Неземным Сиянием.

Они были выше всех дождей и градов, гладов и моров, суеты, возни, грязи и сырости. Это они светили Ивану там, в Пространстве. Их золотые искорки радовали глаз и укреп ляли душу. Господи, не оставь без них!

Иван почти бегом побежал по ступеням. Он не огляды вался. Он был снова силен, смел, молод. Он был готов идти на край света.

Внизу его ждал Дил Бронкс. Седой негр на этот раз не улыбался. Глаза его были печальны.

– Худые вести, Иван, – прохрипел он.

– Говори!

– Совет Федерации и Синклит Мирового Сообщества только что дали распоряжение о полной замене и модерни зации всех внеземных орбитальных, внутрисистемных и галактических оборонительных баз.

– Неправда! – закричал Иван.

– Правда, – уныло ответил Дил. – Сменные команды стартовали с двухсот сорока семи космодромов. Сообщение дали уже после их старта. Семьдесят два пояса обороны в ближайшие сутки подвергнутся демонтажу и переоборудованию с тотальной заменой устаревшего вооружения на новое.

– Когда это оно успело устареть?! – Ивана трясло. Он уже все понял. Дегенераты-выродки, эти подлые ублюдки, властители землян, ими же избранные и правящие от их имени, осознанно уничтожали систему обороны Земли. – Да ты понимаешь, что это такое?! Понимаешь?! – Он вцепился Дилу в отвороты куртки, затряс его, будто во всем был виноват этот седой усталый негр, бывший десантник, боец, друг.

– Понимаю, – тихо ответил Дил. – Это Вторжение!

Юрий Петухов ВТОРЖЕНИЕ ИЗ АДА

Пролог. ОТЧАЯНЬЕ

С самой гиблой каторги можно бежать. Из тюремного каменного мешка можно выползти наружу — на свет Божий. Нет на Земле и в Космосе такого места, откуда бы нельзя было уйти — ни планеты такой, ни звезды нет: стремящегося на волю не удержит притяжение Голубого гиганта, и во мраке черных бездн окраинных квазипульсаров есть лазейки, и из Чужих Вселенных пролегают тропинки. Так уж устроено Мироздание, что всегда и отовсюду находится выход — и пространственный… и внепространственный.

Из-под топора, с отрубленной от тела головой, бежит в мир иной или во мрак небытия приговоренный, и его уже не казнить второй раз, он ушел от палачей своих, ему открылся выход. Да, и ему! Бежит из собственной, выстроенной самим собою тюрьмы самоубийца — и он, слабый духом, находит выход, и он отворяет калитку во мрак и пропасть. Бегут от Большого, всеуничтожающего Взрыва сверхцивилизации, бегут от вечной смерти, бегут из материи в нематерию, в ипостась, коей и названий еще не придумано. И теряют себя. И обретают себя! Ибо перевоплощение — тоже выход. Все живое и мечущееся во Вселенной жаждет исхода. И дается ему Исход!

Животное, объятое ужасом, гонимое лесным пожаром, кидается в пламя смертное. И уходит из огненного ада. Человек, отрешившийся от земного, встает в полный рост и идет грудью на пули — перед ним уже зияет провал в высшие миры.

Отчаянье! К одним ты приходишь слишком рано, к другим вовремя… но опозданий не бывает.

Нет выхода сильному духом из самого себя. Ибо только он сам для себя и тюрьма, и каторга. Открыто перед ним множество дверок и щелок, змеятся тропки, вьются лазейки. Но нет Выхода. Не всякая щель для него Выход.

Исступленно мечется он во мраке своего заточения, ощупывает изодранными в кровь ладонями угрюмые, холодные стены, бьется грудью о камни, стенает и ропщет… но не желает встать на колени, пасть на брюхо и червем выползти в щель. Ибо сильный духом есть. Ибо Человек!

Если раньше в растрепанной и неухоженной шевелюре Гута Хлодрика пестрели и рыжие, и, как подобало подлинному викингу, светлорусые волоски посреди чего-то неопределенно-пепельного, то теперь он был сед — старчески сед. Иван смотрел на Гута и не мог поверить глазам — вот так и седеют: за день, за ночь.

— Сколько у нас времени, как думаешь? — спросил он тусклым, севшим голосом. Он хотел проверить себя. Но знал, точного ответа ему никто не даст.

— Две недели, не меньше, — так же отрешенно пробормотал Гут.

Он был трезв и мрачен, левая рука подрагивала. И левый уголок рта был как-то неожиданно и скорбно приопущен. Иван вглядывался в приятеля — неужто прихватило, нет, не может быть. Гут — человек исполинского, немыслимого здоровья, он и в Школе отличался крепостью. Нет, это все нервы.

Гут сам отнес на руках свою любимую, свою Ливу Стрекозу. Они долго кружили в подземных лабиринтах заброшенной гравидороги позапрошлого века, пока не уперлись в ремонтно-складской сектор. «Тут есть морозильная камера», — выдавил Гут после долгого молчания.

«Нет, никаких камер!» — отрезал Иван. «Сейфы?» Иван кивнул. «А воздух?» — Гут смотрел с недоверием. Но это была последняя ниточка, он не желал выпускать ее иллюзорный кончик из своих рук. «Воздух ей не нужен. Главное, чтобы никто не влез сюда!» Гут что-то бормотал насчет охраны, но Иван сразу осек его. Охрана только привлекает внимание. Они завалили направленными взрывами шесть входов-выходов. Оставили седьмой. Подступы заминировали. Ввинтили в породу четьпэе локаторасторожа. Они были вдвоем. Больше никто не знал о захоронении еще живой Ливадии Бэкфайер-Лонг. Никто! Теперь это в прошлом.

— Я преступник, Гут! — вдруг со злостью, сквозь зубы выдавил Иван.

— Я тоже преступник, Ваня, — поддержал его сокрушенно седой гигант.

— Нет! — Лицо Ивана исказила гримаса раздражения. — Нет! Ты просто бандюга, Гут, ты разбойник с большой дороги, уголовник, грабитель, головорез… А я — подлинный преступник! Я враг рода человеческого! Я порастратил чертову уймищу времени на всякую ерунду! И ничего не сделал!

Ты и не мог ничего сделать, Иван, — Гут развел руками, — человечество неуправляемо. Наставить его на путь истинный?! Это все утопии, Ванюша. Ни один жлоб во Вселенной не трепыхнется, пока лично ему в лоб не закатаешь!

— Не все жлобы. Гут…

— Все! Ты плохо знаешь жизнь, Иван. Ты слишком надолго задержался там, наверху! — Гут Хлодрик ткнул указательным пальцем в небо. — Не хотел тебе говорить… но скажу: я б с огромным удовольствием присоединился к тем ребятишкам, что хотят надрать задницу человечеству. Ой, я бы ему, родимому, всыпал по первое число!

Иван приподнял голову и вгляделся прямо в глаза Гугу Хлодрику. В них не было злости. В них была усталость и скорбь. И потому он все понял, Гут будет с ним до последней минуты, до смертного часа, он не предаст.

Карнеггийский водопад заглушал их голоса. Прохладные брызги долетали искрящимися капельками, освежали лица. Но свежести не было и здесь, в заброшенном ущелье, вдали от людных улиц и давящих небоскребов полудикой северной Гренландии.

Теперь им надо было скрываться. Теперь им не было места на Земле и в ее окрестностях.

В водопаде плескался огромный белый медведь. Но Иван видел — ненастоящий, слишком уж чистый и ухоженный, слишком уж белый. Животный мир планеты восстанавливали. Но это был все-таки не совсем животный мир, еще два-три поколения и останутся одни биодубли. Нет! Какие, к дьяволу, поколения! Через полгода Земля обратится в выжженную пустыню. А он сидит тут, прохлаждается под искрящимися в лучах низкого солнышка брызгами. Вырождение! Все вокруг вырождается, все! и он тоже, и он не исключение.

— Я так думаю, Иван, — медленно и глубокомысленно произнес Гут Хлодрик, — всем вам надо смываться отсюда. Пока не поздно!

— Всем нам? А ты?!

— Я останусь возле нее.

— Ты останешься, а нам смываться?!

— Это меня бог наказывает за Параданг, понимаешь?! — Гут не поднимал глаз, не отрывал их от серого унылого камня под ногами, чуть поменьше того, на каком сидел. — И еще за Гиргею. Это я виноват, зря я тебя тогда…

— Да ладно, — Иван махнул рукой. Ему было тошно.

С кем он остался? Гут Хлодрик — старая развалина, размякший, растекшийся, бесформенный и жалкий в своем бессилии. Дил Бронкс — скалит зубы, а глядитнасторону, непонятный, уклончивый, скользкий. Иннокентий Булыгин — этот шустрый, тертый, но он всегда сам по себе, странный мужик. Хук Образина и Крузя — пьянчуги, чуть что — в запой, на полный вылет. Серж Синицки- просто чокнутый. Сихан Раджикрави, Первозург — самая темная лошадка, черный след в ночи. Гуговы головорезы — они привыкли работать за деньги, за добычу.

Еще остается отпрыск императорской фамилии карлик Цай ван Дау. Но где он, жив ли вообще? Жалкая горстка никчемных ветеранов, списанных десантничков! Пыль!

Ничто! И все зло Мироздания, вся мощь Иной Вселенной, вся сила Преисподней! От отчаянья он готов был биться головой об эти серые молчаливо-угрюмые камни.

В безвыходных положениях люди чести пускают себе пулю в лоб. Давно пора! Он только продлевает агонию.

Он уже конченный человек, мертвец. Да, бывают вещи, с которыми надо смириться. Это как ход времени, это как движение светил — неумолимо и неостановимо. Надо покориться… нет, не тому Злу, что убьет их всех, не ему, а самому Року, самому Провидению… Воле Божьей. Иван тяжело выдохнул, сдавил виски ладонями. На все воля Божья! И если человечеству пришло время умереть — значит, ему надо умереть. И не роптать, не трепыхаться, не ронять чести и достоинства, умереть с открытыми глазами, умереть тихо, молча, покоряясь судьбе. Проклятый колдун-крысеныш, многоликий Авварон Зурр банТург, его «лучший друг и брат» — он был прав, он видел грядущее, и надо было слушать его, не прекословить, всегда надо слушать опытных я умных людей… людей? нет, крысеныш не человек, но неважно, он был прав — они обречены. Люди не знают ничего. Они умрут без долгих и нудных мучений. Но ведь он, Иван, знал все давно. Знал, и так бесцельно тратил время — нет, не просто время, а последние месяцы, последние дни, часы. Надо было жить полной грудью, любить, смеяться, гулять — на сто лет вперед, не терять ни минуты, наслаждаться уходящим навсегда. А он метался и бредил, и ползал подземными норами, выискивал, вынюхивал, не щадил себя и губил других, он перебаломутил всю несчастную Гиргею, по его следам шли чужие, шли и убивали его друзей, близких… Безумец!

— Что с тобой? — вдруг спросил Гут Хлодрик. Его тяжелая ручища легла Ивану на плечо.

Иван не сразу вырвался из черного омута.

— Ничего, — просипел он еле слышно, — все в порядке. Ты, наверное, прав, Гут. Пора нам уматывать отсюда.

Пора!

Он медленно, каким-то нечеловечески вялым движением руки расстегнул клапан-кобуру, вытащил парализатор, стал поднимать его вверх — еще медленнее, сомнабулически, не сводя потухших глаз с серого камня.

Гут успел выбить оружие в последний миг — палец уже давил на спусковой крюк, ствол упирался в висок.

— Ты переутомился, Ваня, — сказал Гут Хлодрик мягко. И бросил парализатор себе за пазуху.

— Отдай, — Иван протянул руку.

— Нет.

— Отдай, я просто хотел понять, что ощущает человек перед концом. Я не знаю, как быть. Не знаю! Но сам я не уйду из жизни, Гут. Давай сюда пушку!

Гут Хлодрик вытащил парализатор. Поглядел на Ивана с недоверием.

Тот криво усмехнулся, покачал головой. В его волосах не было седины. «Откат» сделал тело молодым, крепким.

Но душою Иван был стар, ох как стар. Он ощущал сейчас страшный гнет долгих, свинцово-каменных лет, годы давили на него, как не давила гиргейекая восьмидесятикилометровая толща.

— Держи!

Иван сжал черную шершавую рукоять, повел стволом в сторону водопада. Нажал на спуск. Белоснежный медведь извернулся, выгнулся, ушел под воду за мгновение до выстрела. Сенсодатчики, угрюмо подумал Иван, да, сейчас биодубли все с датчиками, дело привычное, а раньше давали только в поиск, считали по пальцам, заставляли бумагу подписывать «об неутрате». Время идет!

Медведь вынырнул, фыркнул, выплюнул из пасти воду и недовольно посмотрел на Ивана.

— Ладно, черт с тобой! Ловко ты разыграл старика, — Гут невесело ухмыльнулся и ткнул Ивана кулаком в плечо. — Ловко! — Он вдруг замолк, хмуро шевеля выцветшими и вовсе не седыми бровями, гоняя желваки по скулам, — Но этого своего, Кешу Мочилу, ты приструни…

— Он твой. Гут, а не мой, — поправил Иван, — это вы с ним на каторге бузу затеяли. Я его знать-то не знал.

— Был мой, стал твой, — отрезал Гут. — Мне ребятки все порассказали, как он в подземелье шухер наводил.

Так нельзя! Не по-людски это!

Иван снова опустил глаза, прикусил губу. Гут, по большому счету, был прав. После того, как седой викинг со своей спящей красавицей на руках покинул подземелье, Иннокентий Булыгин, ветеран тридцатилетней аранайской войны и каторжник-рецидивист, прихватил бармена малайца за шкирку, для острастки дал кулаком в брюхо и приказал живым или мертвым выволочь Креженя наверх, запереть в любой глухой конуре и стеречь как зеницу ока. «Будешь шутки шутить, — сказал Кеша, — я тебя, обезьяну, через мясорубку проверну и котлет нажарю!» Малаец все понял и не заставил себя долго уговаривать. У подъемника Кеша поставил оборотня Хара, который от страшных переживаний сделался похожим на кошмарное пугало с собачьей мордой и совершенно невыносимыми, драными ушами, свисающими к полу.

«Эх, Хар, — посетовал Кеша, — жаль, что ваших мокрушников не осталось больше!» Оборотень все понял сразу и поинтересовался — сколько шариков-зародышей надо.

Потом поковырялся в своих лохмотьях и вытащил на ладони сразу четыре чуть подрагивающих живых шарика.

Кеша присвистнул. Ему стало жалко всю эту сволочь, одуревшую после долгой черной мессы — как-никак земляне, собратья. Но он тут же выругал себя. Выхватил из лапы у Хара шарики, швырнул себе под ноги. «Нас не тронут?» Хар помотал головой, отчего уши у него спутались в одну безобразно длинную мочалку. «Береженого Бог бережет!» — Кеша на всякий случай вытащил из кармана сигма-скальпель. И поднял глаза к небу — оно гдето там, далеко, над каменными сводами. Чистое голубое небо. Он был почти счастлив, на этот раз не придется брать греха на душу. Хотя какой тут грех — это как в бою, нет, это как в поганых болотах Цицигонры, где нечисть надо выводить, изводить, изничтожать, иначе она сожрет и изгадит все! Нет тут никакого греха! Нечисть — она везде нечисть! Шарики лопнули не сразу. И крохотные оборотни-трогги вылупились из них вялыми, хиленькими. Они почти не походили на свой прообраз, на «папу Кешу», как мысленно окрестил сам себя Мочила. Но это не главное, плевать! Иннокентий Булыгин ждал начала.

И когда к «малышам» вдруг подбежал сутулый тип в сутане, взмахнул своей изуверской плетью с ржавыми шипами и колючками, Кеша не стал церемониться, он одним точным ударом в висок сбил сутулого наземь, присмотрелся — тот издыхал в судорогах, второго удара не понадобится. Самые ближние дьяволопоклонники, что валялись в разнообразных позах вокруг и пускали кроваво-желтые пузыри, начали приподнимать головы, всматриваться, двое даже вскочили и пошли на Кешу, недвусмысленно выставив вперед свои острые и тонкие иглы.

Но было поздно. Сам Булыгин стоял у стеночки, скрестив на груди огромные, сросшиеся с биопротезами руки и смотрел зло, с прищуром. «Малыши», достигшие роста десятилетних мальчуганов, угомонили смельчаков в мгновение ока — опрокинули их на пол, подмяли, свернули шеи и вскочили в ожидании новых жертв. Вялость и хилость пропали, будто их и не было. Но и с лежащих начинало сходить оцепенение. На минуту всех подавила безумная, гнетущая тишина. А потом мрак прорезал хриплый, оглушительный вопль. Вслед за воплем в голове у Кеши и под сводами пещеры прогремел голос карлика Цая: «Не надо! Не делай этого!» Кеша скривился.

Раньше следовало предупреждать. Четыре совершенно одинаковых подростка, полусогнув в коленях ноги, вызверившись как-то не по-человечески, стояли посреди взбудораженной, поднятой на ноги толпы. «Убейте их! Убейте!!! — завизжал кто-то извне, сверху. — Убейте во имя Черного Блага!!!» Дьяволопоклонники разом, будто подневольные, управляемые кем-то зомби бросились на троггов, это была уже не людская сообщность, это была неисчислимая, огромная, тысячная стая человекообразных злобных шакалов. Кеша ударился спиной в холодную, сыроватую стену, выставил вперед свое запрещенное и беспощадное оружие, изготовился. Даже ему, ветерану самой страшной войны, повидавшему такое, что невыносимо для обычного смертного, стало неуютно в этом подземелье. Троих, подлетевших с боков он сбил точными ударами ног. Еще двоим Хар перегрыз глотки.

Больше на них никто не кидался. Но что творилось в шевелящейся, орущей, визжащей, кровавой куче-мале, понять было невозможно. Временами из нее вываливались или вылетали отдельные истерзанные тела с переломанными костями, захлебывающиеся в собственной пене, издыхающие. Но все новые и новые сатанисты бросались в кучу. Нет, это были уже не люди. Это были управляемые звери. Теперь и самые жалкие, крохотные остатки былого человеколюбия и сентиментальности покинули Кешу. Их надо убивать! Правильно сказал Иван перед уходом: «Не дай им выползти на свет Божий! Ни одному не дай! Хватит цацкаться! Мы не воспитатели в интернате для выродков!» И сжал Кеше руку чуть выше локтя.

Правильно он сказал, все точно, не воспитатели. Всему есть предел. И никакие это не собратья-земляне, не люди. Это нечисть! Враги рода человеческого! Кеша приготовился их резать — всех, до последнего. Но Хар вновь замотал головой. «Надо подождать!» — прогнусавил он.

Ждать пришлось недолго. Огромная куча вдруг, в один миг рассыпалась на сотни извивающихся, хрипящих, орущих, дико хохочущих и рыдающих тел и на сотни изуродованных трупов. И открылись взору три могучих, дрожащих от напряжения фигуры. Три трогга, достигших своей убийственной мощи, стояли посреди пещеры и от них валил пар. Четвертый лежал рядом, с разодранной грудной клеткой и свернутой набок головой. Он еще дышал. Но это был не боец. Затишье длилось недолго. И после него уже не было битвы. После него было истребление. Трогги-оборотаи не щадили никого, они не умели щадить противника. И не могли. Кеша дождался, пока все не было кончено. А потом изрезал убийц своим скальпелем — изрезал в лапшу, в капусту, чтобы наверняка. «Ты уж извини, — сказал он Хару со смущением, убирая сигма-скальпель подальше, во внутренние клапаны комбинезона, — я не имею права выпускать их наверх, прости!» Хар поглядел на него тоскливо и бессмысленно, по-рыбьи, как там, на Гиргее. «Все нормально», — сказал он. По дороге наверх пришлось убрать еще пятерых. Но малайца Кеша не стал трогать, тот выполнил наказ в точности — Крежень лежал за семью замками связанный и с кляпом во рту. Был он бледен, но жив. Гут не успел добить его, не успел, а может, и не захотел. Ну и ладненько, подумал про себя Кеша. На свежем воздухе ему стало лучше, еще бы часик-другой в подземелье, среди этих наркотов и их дурманящих свечей, и он бы не выдержал, загнулся бы, но пронесло!

Иван не знал, что там думал про себя Кеша. Но он знал, что тот сделал все как подобает, нечисть не выползла наружу. Этого, конечно, мало. Но это уже что-то! А Гут — старая, слезливая баба, ничего еще толком не понимающая.

— Это я дал команду, понял?! — сказал он резко, поднимая глаза на великана-викинга. — Война началась. И если тебе что-то не нравится, можешь идти… — он хотел сказать: «можешь идти к своей мулаточке под подол», но вовремя осекся.

— Ладно, ладно, — успокоил его Гут Хлодрик, — мне трудно привыкнуть к мысли, что они начали! Я, Иван, еще не верю в это до конца. В это трудно поверить!

— Мне не нужна твоя вера! — Иван обретал утраченную было твердость духа. — Не нужна! В каждом настоящем деле должен быть один главный, один командир. И его приказы должны выполняться. Если ты со мной, Гут, ты не должен сомневаться и спрашивать. Ты должен делать! Решай!

— Будь по-твоему, — лицо у Гута Хлодрика, набрякшее, тяжелое и измученное, окаменело. — После того, что они сотворили с моей Ливой, я… я с тобой, Иван. Мы все сдохнем, нечего себе мозги пудрить, но мы сдохнем не на коленях} Ты главный!

Иван облегченно, прерывисто вздохнул. Он знал, что если Гут принял какое-то решение, созрел, то это надежно и необратимо.

Высоко в небе, будто черная пуговица в вате, застрял среди клубящихся облаков дисколет — завис парящим коршуном. Ивану он сразу не понравился.

— Выслеживают, — заключил Гут.

— Давно уже выследили, — поправил его Иван. — И давно бы могли убрать. Но чего-то ждут. Я не понимаю их…

— Кого это их?

— В том-то и дело! Кабы знать! Мы воюем с тенями, гоняемся за невидимками, все пытаемся ухватить за хвост кого-то… а в кулаке остается пар, туман!

— Не прибедняйся, Ваня, кой-чего и нам нащупать удалось, точнее, тебе горемыке. Нельзя все время ходить вокруг! — Гут задрал голову вверх, прищурил слезящиеся красные глаза.

— Я знаю, к чему ты клонишь! — почти шепотом произнес Иван. — На это непросто решиться- Ох как непросто! Мы ведь не знаем истинных планов тех, кто наверху.

А вдруг они ведут сложную, не известную нам и непонятную игру… а мы влезем, все испортим?

— Они свою игру сыграли. Ежели я кому-то и не верю ни на грош, Ваня, так это им! — Гут прикрыл глаза ладонью. — Смотри-ка!

Дисколет снижался.

— Нет! Не могу решиться. Для этого надо переступить через что-то, через самого себя, через какую-то черту в своей душе… — Иван нервничал. Отчаянье корявой и грубой лапой сжимало его горло. Ведь он поставлен к стенке, он приперт, он лишен выбора.» но попробуй — сделай первый шаг, этот страшный, необратимый шаг — и может быть все, он погубит себя, друзей, всех, не потерявших души в этой всемирной клоаке, он погубит и тех, кого оставил вне Земли, это будет конец, без возрождения, без надежды на память… и позор, страшный, вековечный позор. Нет! Нельзя рубить с плеча!

Они еще не сказали ни слова, но они понимали друг друга. Гугу что? он давненько точил зуб на всех этих баловней судьбы, на власть имущую братию, он ненавидел их и боялся, у него были свои счеты с вершителями судеб. Иван всегда верил в справедливость и открытость стоящих над ними. Он никогда не влезал в тонкости и хитросплетения управленческих структур Мирового Сообщества, ему не было дела до Синклита — каждый имеет право вариться в избранном им вареве. Из Сообщества, будь то Объединенная Европа или Экваториальная Африка, Всеамериканские Штаты или Индонезийскоавстралийскии анклав, он возвращался усталым, нервным, порой взвинченным, но главное, каким-то немытым, грязным, с ощущением поналипшей к коже незримой и противной пыльцы. При всем при том у него не возникало никогда ни тени желания лезть в «чужой монастырь со своим уставом». Но Россия! Это непостижимость какая-то- Иннокентий Булыгин выложил все как на тарелке, ничего не скрыл, описал даже последние минуты Толика Реброва, подлеца и предателя. Нет! Сама история Великой России не допускала и мысли об измене, о существовании в последние столетия тайных властных структур… глупость! Они были, они правили Россией и в Х1Х-ом и в ХХ-ом веках, они вели чудовищную, необъявленную войну против великой страны и великого народа. Но в XXI веке их уже не было, резидентуру спецслужб «мирового сообщества искоренили беспощадно.

«Запад» и «восток», «юг» и «север» истошно вопили о нарушениях прав, о преследованиях, «чистках», но на этот раз Россия была глуха к разыгрываемому спектаклю. Она блюла свои интересы и интересы своего Народа. Власть иноземных ставленников пресеклась… и могучая Держава устремилась в свое будущее с таким ускорением и с такой верой, что уже никто не мог встать на ее Пути Изнеженное и развращенное Мировое Сообщество плелось по инерции где-то в хвосте, в пыли, оставляемой на большой дороге Российской колесницей, оно не в состоянии было и пытаться восстановить былые тайные инфраструктуры… Не в состоянии?! Нет! Иван понимал прекрасно — если в колесо, вращающееся с непостижимой скоростью, сунуть стальной прут, оно или сломает его или остановится. Остановок за последние пять веков не было.

Взлет России своей очевидностью и мощью подавляя любые сомнения. И что же?! То, что Синклит Мирового Сообщества отдал приказ о модернизации и полной замене всех внеземных орбитальных, внутрисистемных и галактических оборонительных баз, еще можно объяснить — там творятся странные дела, всякого можно ждать. Но Совет Федерации?! Ведь подавляющее большинство голосов в Совете принадлежит Великой России!

Да и сама Федерация на три четверти состоит из Российских земель, разбросанных по Вселенной, по сотням тысяч планет Мироздания! Так в чем же дело?! Предателей на троне, тем более в России… не бывает! Нет! Это игра, сложная, недоступная его пониманию игра. Он просто не знает всего того, что знают находящиеся у власти, ведь всегда, во все времена есть, были и будут секретные данные, не подлежащие разглашению, ведь он не вхож в «высшие сферы», он не обладает, выражаясь дубовым канцелярским языком, всей полнотой информации. Так какое он право имеет судить?! Нет, так нельзя. Как легко возомнить себя спасителем человечества и впасть в гордыню, стать орудием зла в руках дьявола. Это просто невозможно! Ивана раздирали сомнения и противоречия. А Гут еще подталкивает его… может, он тоже работает на кого-то? Нет! Так можно спятить! Так можно заподозрить всех и никому не верить! От абсолютной и полной веры всем и всему до полнейшего безверия один шаг, крайности всегда сходятся, Иван это прекрасно знал. Не надо спешить… Но как же не надо, когда по сути дела Вторжение, медленное, ползучее Вторжение, а точнее, прелюдия Вторжения — уже факт, осуществляющийся на глазах, разворачивающийся, наползающий лавиной. И все-таки нельзя бросаться в омут с головой. Нет! Иван рванул застежку на груди, ему не хватало воздуха.

— Надо укрыться, — просипел Гут Хлодрик.

— Приготовь-ка свои пушки, старина. Это будет надежнее, — Иван криво, перемогая душевную боль, пересиливая отчаянье, улыбнулся.

Дисколет резко пошел вниз, почти камнем. И застыл над клокочущими валами Карнеггийского водопада, засверкал, заискрился в алмазном тумане мельчайших брызг, согнал с облюбованного места белоснежного медведя, качнул локатором и медленно поплыл к сидящим.

— Шарахнуть бы гада! — процедил Гут, выставив вперед ручной сигмамет. — Нерешительность нас погубит, Ваня!

— Авось не погубит, — прошептал Иван. — Может, там и не гад вовсе?

— Гад! — уверенно повторил Гут.

Прежде, чем плоское днище коснулось камней, из тугой мембраны просочился наружу невысокий и корявый человечек в нелепом на Земле полудесантном комбинезоне, с каторжным ошейником и черными крючьями трехпалых рук.

— Карлик Цай, едрена мать! — опешил Гут.

— Ну вот, а ты его гадом обозвал, сейчас расскажу, не сдобровать тебе тогда! — уныло пошутил Иван.

— Я все и сам слышал! — заявил с ходу Цай ван Дау.

— Откуда ты? — спросил Гут.

— Я ушел он них, — ответил карлик Цай.

Гут Хлодрик вздрогнул, привстал с нагретого за день валуна, взмахнул рукой.

— Ушел, говоришь? — недовольно начал он. — А не поглядел, небось, вдруг позади хвостик-то вырос и болтается?

— Я отрезал все хвосты, — оборвал его Цай. — Самое меньшее на полчаса, раньше они меня не засекут. А засекут — снова уйду.

— От серых стражей Синдиката?

— И от Восьмого Неба уйду.

— Ты уйдешь, а нас оставишь им?!

— Вы им не нужны! — отрезал карлик Цай.

— Вот как?! — вклинился Иван. — Почему же это?

Карлик поморщился, и из незаживающей раны на лбу потекла черная кровь. Вид у него был неважный, измученный и затравленный, казалось, Цай стал еще ниже ростом и изможденнее, лишь уродливая голая голова не уменьшилась, наоборот, стала массивнее, тяжелее, уродливей.

— Садитесь, — предложил Иван, указывая рукой на серый плоский камень, — в ногах правды нет.

— Правды ни в чем нет! — буркнул Дай. Но присел.

Иннокентий Булыгин остановил Хара взглядом. Он понимал, что оборотень сейчас очень даже может пригодиться. Но ему самому хотелось потолковать по душам с этим типом.

— Я ведь, мой милый, пояитесы разводить не приучен, — ласково наговаривал он связанному по рукам и ногам Говарду Буковски. — Я даже пальцем тебя не трону. Сяду вот тута, в стороночке, — Кеша указал на старый разбитый табурет, — и буду смотреть, как эта вот зверюга, — он кивнул в сторону оборотня Хара, — будет тебя, дружок, кушать.

Вид у Хара был и впрямь устрашающий, если он и походил теперь на пса, то несомненно на бешенного, озверевшего пса-людоеда, даже муть из глаз исчезла, и налились они ярой, кипящей кровью. Свиреп был Хар, дик и страшен. Зато сам Крежень выглядел не лучше покойника — зеленый, с перекошенным лицом и бегающими глазами он совсем не походил на того франта, какоге знали прежде. Крежень не мог догадываться, что Иван дал команду не трогать его и оберегать, что Булыгин не сделает ему ничего плохого. И потому Крежень дрожал — крупной дрожью дрожал, будто в лихорадке. Кеше припомнилось искаженное страхом лицо Толика Реброва.

Наверное, это закон для всех для них, почему-то всякой сволочи, предателям, изменникам, подлым тварюгам жить хочется сильнее, чем всем прочим, уж больно они цепляются за свои хреновенькие жизнишки! Кеша, даже сплюнул с досады. Сам бы он, по своей воле дал бы пинка этому ублюдку да дверь бы неплотнее притворил, чтобы ненароком обратно не вполз. Чем меньше всякие гады перед глазами маячат, тем на душе тише.

А Говард Буковски, он же Крежень, он же Седой, готов был колоться. Но он не знал, чего от него нужно, а угадывать мысли он не умел — да и попробуй угадай, что там творится в башке у этого угрюмого русского верзилы, русские вообще все ненормальные, от них можно ждать только плохого.

Дил Бронкс вошел как и всегда, с шумом, треском, смехом. На ходу похлопал несчастного пленника своей черной лапой по щеке, ухмыльнулся, сверкнув алмазом в переднем зубе. У Кента сразу испортилось настроение, он не любил излишней показухи и слащавости. Дилу он не очень доверял, Дил слишком много имел, чтобы с легким сердцем идти на смерть, Кеша не верил в сказки и романтические истории. Но такой уж расклад, хочешь не хочешь, а работать придется и с ним.

— Вот, — будто оправдываясь, просипел Кеша, — вожусь с этим дерьмом. И не будет мне прощения, сколько уж дней на Земле да около, а на родимой сторонке так и не побывал!

— Да куда он денется! — бесшабашно ответил Дил. — Поезжай домой. Жену повидаешь, детишек.

— Нету у меня ни жены, ни детишек, — сказал Кеша. — Один только пес остался! — Он ласково потрепал Хара по загривку.

— Знаем мы, какой это пес! — расхохотался Дил Бронкс. — И про тебя все знаем. Нет, Кешенька, на родимую земелюшку тебе лучше носа не совать!

— Сам разберусь! — грубо оборвал хохочущего негра Иннокентий Булыгин.

Оборотень Хар при всем своем грозном виде вдруг жалобно заскулил. В бетонированном, обшитом изнутри пластиковым тесом бункере стало тихо. Только трясущийся Крсжень громко и нервно сопел.

— Говори быстро и коротко — кто из ваших в России?

Где? Адреса, имена?! — неожиданно резко выпалил в сторону пленника ветеран аранайской войны.

Говард Буковски содрогнулся словно в агонии, позеленел еще больше.

— Нет никого! Я не знаю!

— Так нет или не знаешь?!

— Не знаю! Я маленький человечек, я никто-о-о…

— Убью, сука! — взъярился ветеран.

— Оставь его, — влез Дил Бронкс, он больше не хохогал, даже не улыбался. — Плевать на этого болвана, разве в нем дело?! Мы уже четвертый день сидим в бункере!

Мы уже третью неделю чего-то ждем… Ты вот думаешь, он нам сдаст ребятишек из российского отделения Черного Блага, и все будет о'кей?! На-ка вот, выкуси! — Дил сопроводил свои слова неприличным жестом, если бы его сейчас увидала Таека, не миновать бы Неунывающему Бронксу взбучки. Но Таеки рядом не было, и потому Дил гнул свое: — Даже если мы р скопаем еще сто, тысячу агентов, резидентов, отделений, если мы накроем все «черные приходы» в Европе, передавим миллион этих вонючих клопов, разве изменится что-то?! Нет, Кеша! Ни хрепа не изменится!

— Заткнись! — Булыгин вскочил на ноги. — За эти две недели мы выпотрошили половину земного шара! Они доперли, что на них есть управа, понял?! Парижский клан обезглавлен и растоптан! Крузя давил английскую гадину, они даже не поняли, что происходит, они расползлись как черви… Это ты, Дил отсиживался! Это ты все чистюлю из себя корчишь! Мы этих гнид растопчем и вобьем в навоз! Я почти сорок лет не был на старушке Земле, но я не ожидал увидать тут столько дерьма! Мы выведем нечисть!

Бронкс приблизил свое черное, блестящее, будто нагуталиненное лицо к лицу Кешиному и тихо спросил:

— Ну и чего ты этим добьешься?

— Чего надо!

— Остановишь Вторжение?

Кеша промолчал. Зыбкая былинка не остановит бронехода.

— Это называется, Кешенька, — продолжил негр, — бей своих, чужие бояться будут.

— Не ври! Какие они свои… мразь!

— Это точно. Но они еще большая мразь для тех, на кого работают. Ты что думал, ребятки из Системы будут жалеть дерьмоедов, что ты спровадил в ад? Они тебе спасибо скажут.

— А… — Кеша запнулся, — а тот свет, преисподняя?

— Ты сам-то веришь в нее? — Бронкс улыбнулся. — Не веришь, Кеша. Это у Ивана от переутомления. Система есть, и негуманоиды есть, и армады боевых звездолетов есть, и резиденты их на Земле есть, а вот того света с Пристанищем да прочей муры никогда не бьшо, нет и не будет! Верно я говорю, ну ты, образина?

Оборотень Хар, которому предназначался последний вопрос, угрожающе зарычал. Иннокентий Булыгин засопел, отвернулся.

С Дилом Бронксом трудновато было спорить — поди проверь, чего там есть, а чего нету, никто преисподней своими глазами не видал, кроме Ивана, который, может, и впрямь переутомился в бесконечных мытарствах. Но Кеша не слушал негра, он для себя все давно решил: есть там что-то или нет, он пойдет до конца, ему терять нечего, все одно через «барьерчики» сигать придется, так уж лучше непопусту, не зазря, лучше так, чтоб должок свой выплатить… России и безвинному люду. И пускай Бронкс не болтает, ему есть чего терять, а Кеше нечего, сытый голодного не разумеет. Вообще Кеша значительно скорее сошелся с Хуком Образиной и даже с АрманомЖофруа дер Крузербильд Дзухмантовским, в просторечии, Крузей. Но с владельцем Дубль-Бига-4 у него не заладилось. Ежели потребуется с ним на смерть идти, придется идти, но под дудку его плясать, нетушки, Кеша имел во всем свое мнение.

— Да и это не главное, — горячился Дил, — это ерунда, пускай все, чего он понаплел, есть, пускай! Но надо же чего-то делать, понимаешь, а Иван сидит да помалкивает, я его вообще таким никогда не видал! Да ежели где чего не так, он хватал капсулу, баки, разгонники, боеприпасов побольше — и только его видали, таких шустрых поискать надо. Он-просто сдох, был да весь вышел, он всех перебаломутил, сгоношил, а сам сник… нет у него никакого плана, понял?! И нет у него уже воли, он растерялся, он лег на лопатки еще до начала боя!

— Давай, черни человека, — сурово вставил Кеша. Он снова сел на свой древний деревянный табурет. Сидел и играл желваками на небритых скулах.

— Не учи! — осек его Бронкс. — Я и ему то же самое говорил, в глаза! Надо чего-то делать, понял?! Или разбегаться!

— Кто тут собрался разбегаться? — хрипло поинтересовались сверху. И через потолочный люк в бункер свесился огромный, непомерный Гут Хлодрик. Он недолго висел, спрыгнул вниз, заскрипел-захрустел своим вечно полуисправным биопротезом, крякнул, насупился. И сказал:

— Там Цай пожаловал. Дела совсем паршивые. И коли кто собрался бежать, беги! А то поздно будет.

— Ты толком говори, нечего пугать, — спокойно отозвался Дил Бронкс и тоже сел, показывая, что ему бежать некуда и незачем.

— Иван просил всех собраться. Где Образина?

— Хук и Крузя во внешней сфере, на третьей орбите, — доложил Кеша.

— Вызвать!

— А этого? — Булыгин пнул сапогом пленника-изменника.

— Седого в погреб! — отрезал Гут.

Оборотень Хар, не дожидаясь разъяснений, ухватился зубами за край кожаного плаща и сноровисто поволок Говарда Буковски в угол, к неработающему утилизатору Хару нравилась роль безродного пса, он прямо-таки вжился в нее… ему так было сподручнее, спокойнее, все с ним свыклись, чего еще надо! Допотопные клавиши он нажал своим унылым носом, а вот на педаль надавил лапой — Крежень полетел вниз, в «погреб», в зацементированный мешок без окон и дверей. Никто не знал, что с ним делать, но и отправить на тот свет не решались.

— Где вы торчали? — поинтересовался Дил Бронкс, расстегивая ворот сверкающего полускафа.

— Среди камней и торосов, — вяло ответил Гут, — посреди унылой и ослепительной Гренландии. Где еще можно торчать беглому каторжнику?!

— Что Иван?

— Думает, — после минуты безмолвия ответил Гуг Хлодрик, — Иван все думает…

— Две трети оборонительных баз разоружены, из них почти половина демонтирована. Разоружение идет полным ходом. Это точные данные, — угрюмо отчитался Дил Бронкс, и он уже не скалил свои большие зубы. — А в Гренландии, небось, зима.

— Там тепло, там медведи и водопады из шампанского.

— У тебя горячка, Гуг.

— У нас у всех горячка. Ты думаешь, на Земле остались еще нормальные? Нет, Дил, они, эти чужие, и выжидали того времени, когда мы все посходим с ума.

— Ладно, это пустая болтовня, — оборвал их Кеша. — А вот со стариною Цаем мне бы хотелось потолковать.

Где он, родимый?

Гуг не стал- отвечать, скоро сами все увидят. Лично ему разговор с Цаем не принес облегчения. Прямо там же, среди седых валунов Гуг ухватил карлика за грудки и потребовал объяснений. Иван сидел в какой-то дикой и нелепой прострации, будто его подменили. Да и Цай был другим, мрачным и одновременно напуганным. Гуг перестал его трясти через две минуты, когда по глазам понял, что вытрясти ничего не удастся — отпрыск императорской фамилии в тридцать восьмом колене непричастен к беде, приключившейся с Ливадией БэкфайерЛонг, его любимой и ненаглядной Ливочкой. Лишь один раз Иван как-то непонятно встрепенулся и поглядел на Гута странным взглядом, но тут же снова отключился, предоставив двоим беглым каторжникам право выяснять отношения самим. Чуда не будет! Гуг это понял не сразу. Не надо ждать, надеяться, надо просто жить. А придет срок, все само собою образуется… и Лива откроет глаза, и позовет его, и не нужны им будут посредники, никто не будет нужен, и это даже очень неплохо, что только они с Иваном знают, где лежит несчастная. Только они! В конце концов Гуг Хлодрик заявил карлику:

«Все! Точка! Тебя и не было вовсе! Это все мне прислышалось, это все, понимаешь, галлюцинации!» На что Цай покачал головой и прямо признался: «Нет, Гуг, я тебе не примерещился, не криви душой. Все было на самом деле.

Но я Ливу не усыплял… и не убивал. Вмешался кто-то третий». Седой викинг отвернулся от собрата по гиргейской каторге. Теперь он не сомневался, они все чокнутые, по ним по всем плачет психушка, не только по одному Ивану. Но Гуг ни черта не боялся. Даже если сейчас, «на хвосте» у Цая прилетят, приползут, приплывут сюда недруги, он будет их бить до последнего заряда в сигмамете, а потом будет бить самим сигмаметом как дубиной, а потом, когда дубина эта сломается или выпадет из рук, он будет бить их кулаками и рвать зубами, они его смогут убить, растерзать, но бояться себя они его не заставят.

Да, Гуг окончательно решился. Один путь. Один крест…

Но Иван?!

Хук Образина и Крузя вошли в бункер, когда все были в сборе. Гуг указал им на пустующую скамью в углу.

Но сам не сел, прислонился к стеночке, исподлобья уставился на карлика Цая.

— Он нас всех сдаст, — процедил сквозь зубы Кеша.

Хук смотрел то на одного, то на другого мутными и добрыми глазами. Он еще не пришел в себя и почти ничегошеньки не понимал. Но уже начинал набирать вес, выправляться — из натурального скелета Хук превратился в заурядного дистрофика, то есть в скелет, чуть обтянутый кожей. И все же глядеть на него было страшно: острые мертвенно-желтые скулы, огромные глазницы под костистыми надбровьями, безгубый болезненно-искривленный рот… и, главное, вечно трясущиеся, не находящие себе места руки с длинными, тонкими пальцами. И это бывший космодесантник-смертник, боец галактического спецназа, который запросто мог управиться с тремя десятками отборных головорезов! Крузя выглядел почти молодцом: чуть пополнел, чуть полысел, но в карих глазах блеск и ум, Крузя вышел из затяжной, многолетней петли. Удержался на краю, сукин сын! Иван рад был видеть всех живыми. Были бы живы, а все прочее — дело наживное, хотя и не время радоваться, время скорбеть.

— Он нас всех подставит, — снова начал пророчить Иннокентий Булыгин. И когда убедился, что никто его не поддерживает и не желает даже откликаться, сунул руки за пазуху, вытащил черный кубик размером с крупную виноградину, выставил его на широченной темной ладони и уже не процедил, а рявкнул в сторону Цая ван Дау:

— Что это, отвечай?!

— Кончай базар! — Гуг Хлодрик поднял руку. — Надо по-порядку, без нервов. Цай сам все расскажет!

Карлик Цой приподнялся с обломка пластиконовой панели, обвел всех мрачным взглядом. И стал говорить.

— Вы им больше не нужны. Никому из них! Ни Синдикату, ни черным, ни Восьмому Небу, ни Совету, ни Синклиту… никому!

— И довзрывникам не нужны?! — грубовато вклинился Кеша.

— Никому! Игра сделана. — Цай ван Дау уставился в упор на Ивана, из подернутых багрово-красными прожилками глаз выкатились от напряжения две мутные слезинки, рот скособочило. — Еще недавно такие как ты были пешками в большой игре. Теперь ты даже не пешка.

Теперь ты никто! И ты никому не нужен, расклад ясен. У Земли нет никаких шансов. Даже одного из триллиона!

Им всем плевать на ваше дерганье!

Наступило мгновение, когда лица у всех собравшихся стали одинаковыми — и у Ивана, и у Гута Хлодрика, беглого каторжника и вожака развалившейся банды, и у спившихся героев Дальнего Космоса Хука Образины и Армана-Жофруа дер Крузербильд Дзухмантовского, и у ветерана жестокой аранайской войны Иннокентия Булыгина, и у преуспевающего Дила Бронкса… и даже у оборотня Хара — отрешение и тихие блуждающие улыбки снизошли на них. А что?! Может, это и к лучшему? Все разрешается просто, все уже разрешено… и от них ничего больше не требуется, им можно спокойно уйти от дел, отстраниться, лечь на дно и… ждать! ждать!! ждать!!!

— Но почему ты сбежал от них? — пробудился наконец Гут.

— Теперь им не до меня. Синдикат прекратил сопротивление. Его главари бьются друг с другом за будущие тепленькие места при новом режиме…

— А он будет? — тоскливо спросил Иван.

— Хто-он?

— Ну, режим-то этот?

Карлик Цай развел своими уродливыми ручками.

— Никто ничего не знает… но ведь должен быть, как иначе?!

— А так! — сорвался Гут. — Пора бы сообразить, что наша земная логика и все наши доводы этим тварям не указ! Они могут выжечь всю Федерацию, напрочь! Может, им нужна пустыня, голое место без всяких там копошащихся в своем дерьме человечишек?!

— Они могли всех нас уничтожить давйо. И безо всякой предварительной обработки, — сказал Иван устало. — Я никак не могу понять — почему они не сделали этого, почему они не делают этого?! Зачем им «приходы», зачем резидентура, агентурная сеть, за каким чертом они ломают одного за другим, кого силой, кого деньгами и должностями-. Это непостижимо! Ведь они могли нас уничтожить сто раз.» Нет! Это игра! Это Большая Игра!

Он так и говорил.

— Кто это он? — переспросил с бессмысленной улыбкой Хук Образина.

Иван не успел ответить.

Карлик Цай начал прежде него.

— Они хотят сломать нас. Мало убить, надо сломить волю к сопротивлению, надо самим себе доказать, что выводишь с лица Вселенной не соперника разумного-. пусть даже, малоразумного, а вредоносную плесень, это как прополка — рви сорняки, не жалей!

— Я тоже так думал, — отозвался Иван. — Раньше. Теперь я так не думаю. Здесь идет игра не на уровне Федерация и Система, наша Вселенная и Чужая. Нет, все глубже, нас ломают те силы, в которые почти никто не верит.

— Ты снова бредишь, — Дил Бронкс сверкнул всеми гранями вставного бриллианта. — Я готов драться до конца. Но не с призраками, Ваня, не с упырями и вурдалаками из детских сказок.

Иван тяжело вздохнул. Его не понимали даже самые близкие друзья — ближе у него никого не было… кроме Ланы, кроме Аленки, кроме Светы. Но где они? как дотянуться до них словом, душой? Не дотянешься! А эти рядом. Надо объяснить им, иначе нельзя, они обязаны все понять. Но как тяжко, как трудно! Сколько лет он мучительно добирался до истины… И постиг ее? Иван не знал.

Отчаяние, тихое, давящее, неизбывное каменной плитой лежало на нем.

— Это не бред, — проговорил он, не глядя на Дила Бронкса. — Стихия убивает слепо, внезапно. Ей плевать, кто ты и что ты, ее не интересует твое состояние перед смертью. Наводнение, цунами, смерч, землетрясение, да что угодно: налетело, сломало, раздавило, убило — и все!

Или взять прежние земные войны… внезапно убить, истребить как можно больше — ракетным ударом, ночными бомбардировками, газовой атакой. Люди гибли спящими, ночью, а если и днем, то не успев ничего понять: с неба, со всех сторон на них неслась смерть. И все! Никому и дела не было до того, что там у человека внутри! Надо было уничтожить его тело…

— На Аранайе так было, еще похлеще, — вставил Кеша, будто подтверждая Ивановы слова.

–..да, было, было, — машинально согласился Иван. — Система — это как мы в войнах, это как стихия, она без колебания, в усладу себе и потеху раздавила бы, сожгла, вытравила наши тела, все миллиарды и миллиарды земных, человечьих тел по всей Вселенной — без жалости и без пощады. Но Система работает в связке с Пристанищем… я не знаю, как это у них получается, зачем, почему, но они вместе. Вот тут и разгадка. Пристанищу мало убить нас телесно. Пристанище — это не стихия и не люди. Пристанищу надо растоптать, раздавить наши души: из одних сделать жалких и подлых трусов, превратить их в предателей, подлецов, продавшихся дьяволу, других обратить в своих слуг, в щупальца преисподней на Земле, третьих подавить духовно, довести до…

— Иван вдруг осекся, обвел собравшихся пристальным взглядом, всматриваясь в глаза и не замечая легких улыбок на губах. — Довести до отчаяния! Лишить воли к сопротивлению. Чтобы победить. Пристанищу надо убить не всех вместе, а каждого в отдельности. И не просто убить, а погубить его!

Все сидели молча. Кеша скреб небритый подбородок.

Дил Бронкс разглядывал гравированный золотой перстень на мизинце, будто впервые увидал на нем надпись и пытался прочесть ее по складам. Хук смущенно теребил край кожаной куртки. Крузя усиленно и неестественно зевал. Гут Хлодрик топтался у стеночки. А оборотень Хар пускал лиловые пузыри, можно было подумать, что он спит.

Первым открыл рот Гут Хлодрик

— Ежели бы ты не был моим другом, Ванюша, я б взял тебя под белы ручки да отвел бы в тихую обитель, где за такими как ты приглядывают добрые люди в белых халатах.

— Он правду говорит, — поддержал Гута Дил Бронкс. — Надо дело делать, а не богоугодными разговорами заниматься, вот что!

Вслед за Дилом загалдели, зашумели все. Это был ропот, это уже было недовольство — им, Иваном, вожаком, предводителем, они не хотели видеть над собою философствующего слюнтяя, не тот народ подобрался, не та публика. И Иван все это прекрасно понимал. Но не объяснить им и себе происходящего он не мог. Даже если Земля стремительно летит в адскую пропасть, на ней должны быть люди, которые осознают, что происходит.

В хоре ропщущих не было слышно сиплого голоска Хука Образины. Иван даже растерялся, когда услышал из безгубого рта странный вопрос:

— А почему?

— Что — почему? — переспросил он.

— Почему им надо погубить каждого? И почему не просто убить, а именно погубить? Какая разница, что убил, что погубил, не понимаю!

— А ну тихо! — рявкнул Иван как в прежние времена, когда с командой лихих и строптивых парней высаживался на сатанинскую Гадру. И его сразу поняли, сразу успокоились. — Когда человека просто убивают, душа отлетает от тела, она уходит в высшие сферы, на небо, куда угодно, мы не знаем толком, но она продолжает жить в иных измерениях и иных пространствах, она может вселяться в другие тела, нести свой заряд и свой мир в миры чужие. Но когда губят человека, то губят и его душу — ее или убивают вообще или ввергают в мир Пристанища, в преисподнюю, я еще сам не очень-то разбираюсь в этом, но прежней души нет, есть сгусток грязи, черноты и мерзости, есть еще одна капля в океане Зла! Понимаете?! Им надо истребить нас полностью, чтобы и души наши никогда не воплотились ни в кого… иначе может быть отмщение, нет, не отмщение, а возрождение людское. Да, именно этого они боятся, именно поэтому они не спешат, именно поэтому им надо погубить каждого… и хватит хихикать! Это не бред! Это новая реальность, с которой мы сталкиваемся, мы, все человечество! Прежде все бились за места в плотской, зримой и осязаемой Вселенной. А теперь вот эти вот недобрые, но высшие цивилизации Зла… они нас как щенков носом ткнули в лужу, в жизнь подлинную, которая не замыкается в наших убогих измерениях, они сами нам показывают, что есть миры иные, где мы можем существовать, но они нам не дадут этого. Представь-ка себе, Гут, такое дело: насылают они на нас звездную армаду, выжигают все напрочь, во всей нашей Вселенной не остается ни одного землянина, все сорок миллиардов человечьих тел сгорают в синем пламени или становятся пищей ддя червей к консервантами…

— Какими еще консервантами?! — перебил удивленный Крузя.

Ивану припомнилось Пристанище, тела, лишенные душ, биоматериал для последующих трансформаций и воплощений, припомнился тот кошмар и ужас, когда откушенные головы падали иа холодный мрамор и катились по нему, вращая бессмысленно-стеклянными глазами. Разве это можно объяснить, передать?! А «морозильники»?! А трансплантация душ?! Это все надо видеть.

— Когда человек хочет сохранить икру, рыбу, мясо, он консервирует их и хранит. Когда нелюдям надо сохранить для своих опытов человечину, они точно так же консервируют ее… немного по-своему, но принцип тот же, понял?

Крузя покачал лысеющей головой, выпятил нижнюю губу.

— Поймешь, когда увидишь.

— Ни хрена мы пе увидим! — вставил Гут Хлодрик. — Вот этот ублюдок, может, и увидит, — он кивнул в сторону «подпола», где сидел сейчас Крежень. — А мы сдохнем здесь, на Земле!

— Короче! — Ивану надо было довести свою мысль до конца. И он оборвал ненужные сейчас словопрения. — Так вот, они уничтожат сорок миллиардов тел. Сорок миллиардов душ отлетят, кто куда — в ад, в рай, в чистилище, если оно есть. Сорок миллиардов душ уйдут из нагшихубогих плоскостей в иные измерения. Черные души усилят и умножат Пристанище. А светлые? Души всех нормальных добрых людей, куда они уйдут?!

— Это мы-то добрые и светлые?! — ухмыльнулся Кеша.

— Неважно! Не о нас речь. Непогубленные души будут жить в тех измерениях, где обитает недоступное нам Добро и Зло. И это будет «пятая колонна» Пристанища. Понимаете? Они, точнее, их слуги на Земле всегда сами привыкли быть «пятой колонной — то разрушающей силой, что истачивала страны, народы, цивилизации. И вот наступает их полная, абсолютная власть во всех Вселенных, по всему бескрайнему Мирозданию… их мир, их порядок, а где-то внутри него, нам не понять даже на каких уровнях, но внутри — уже не их, но наша «пятая колонна». Мы всегда были легкомысленны, мы не хотели видеть на своей Земле очевидного. Но они это видят очень хорошо, они знают о «пятых колоннах» все, это их метод, это их стратегия и тактика. Они не такие наивные и легковерные, они прекрасно знают, что если их и погубит кто-то, то изнутри, разъедая постепенно их мир, их порядок. И они не допустят этого — Зло предусмотрительно и дальновидно. Зло никогда не бывает беспечным и доверчивым. Они должны быть уверены в своей победе! Они хотят знать наверняка, что сокрушили противника. Они не успокоятся, пока не погубят последнюю душу.

— Значит, Вторжение никогда не начнется! — заорал, размахивая руками, Дил Бронкс. — Это бесконечный процесс. Если тебе верить, Ваня, ежели у них штучное производство — то они никогда не остановят его, рождаются все новые люди, грешники каются… все старо как мир, хватит этих проповедей! Болтовня одна! А оборонительные рубежи разрушают, понял?! А мы болтаем!

— Спокойно, Дил! Они нас хотят отвлечь на мелочи. Ну куда вот ты сейчас бы бросился? Восстанавливать оборонительные базы Раганра, или может, кольцевую систему Дидузориса?! Ты будешь метаться по Вселенной, как метался я, ты будешь терять время, вместо того, чтобы сесть один раз, все хорошенько обдумать и ударить…

— В центр! — будто вбил последний гвоздь Гут Хлодрик.

Иван скривился. Они все тянут его за рукава, кто куда.

Но он не должен идти у них на поводу. Он знает больше их всех вместе взятых, он прошел через столькое, что не приведи Господь им! Гут прав. Гут почти во всем прав!

Но как решиться на этот страшный шаг?! Невыносимо!

Почему судьба взвалила на него это бремя, почему он обязан нести этот тяжкий крест?! Карма? Неважно как называть, неважно. «Иди, и да будь благословен!» Если он — он, измученный, загнанный, бросаемый из пекла в пекло — благословенный, то кто ж тогда проклятый?!

Кто?! В глазах вдруг помутилось, стемнело… и встала огромная, нелепо скрюченная тень с кривой клюкой. Старуха. Проклятая ведьма Пристанища! Сгинь! Иван с силой сдавил виски, опустил глаза, уткнул их прямо в пол, в серый и грязный бетон. Но он все равно видел ведьму.

Безумные пылающие лютой яростью кровавые глаза жгли насквозь. Костлявая лапа тянулась к горлу, почти касалась его, но не могла сдавить. Высохшее тело фурии сотрясалось, черные тяжелые одеяния развевались, бились в порывах несуществующего ветра. А глаза из-под черного капюшона все жгли и жгли. «Ты никуда не уйдешь от нас! Близок твой смертный час, Иван! В жутких мучениях и судорогах издохнет твое тело, но душа будет вечно в Пристанище… ибо сбывается уже страшное, черное заклятье! И нет для тебя Исхода!»

Старуха-призрак исчезла так же внезапно, как и появилась.

Но видел ее лишь один Иван.

— А вот мне плевать, чего там будет да как, — заявил Иннокентий Булыгин. — Я их буду просто бить до последнего мига. И все! Моя душа уже продана…

Они переглянулись с Иваном. И тот сразу вспомнил «хрустальный лед», плен в ядре препоганейшей планеты Гиргеи, довзрывников, «барьеры», Кешино чудесное раздвоение. Да, он прав, эти нелюди, существующие на энергетическом уровне и чуждые людских тревог и забот, Кешину душу не вернут. Но, надо признать, они помогли им, они спасли их. Спасли? Или погубили?! Нет, Иван никому своей души не закладывал… В мозгу кольнуло, всплыла мерзкая рожа Авварона. Что делать, он пообещал отдать Кристалл колдуну-крысенышу. Это нелепо, получается, что он, благословенный на добрые и светлые дела во имя Господне, работает на Пристанище, на преисподнюю. Иван чуть не взвыл. Лучше не вспоминать.

Лучше не вспоминать! Но как назло перед внутренним взором встали две распятые на поручнях фигуры. Накатило всепожирающее пламя. Острая игла вонзилась в сердце. Сколько же можно! Нет, надо было покончить с этим, надо было нажать на спуск… и все!

— Я сказал то, что хотел сказать! — заключил Иван.

— Значит, мы начинаем! — понял его по-своему Гут.

— Нет! Еще рано.

— Но почему?! — Гут Хлодрик подступил к Ивану вплотную, побагровел, заскрежетал зубами.

— Я должен идти к ним.

— К кому, мать твою?!

— К правителям. Я должен говорить с ними. Вы меня поняли… И они поймут.

Гут остервенело ударил кулачищем в боковую панель, пластикон треснул, сеть трещинок разбежалась паутиной почти до самого бетонного пола.

— Ваня, родной! — зарычал он. — Ведь ты уже бился головой о стенки. Ты чего, милай, не понял еще, что простота хуже воровства?! Ты себя не жалеешь, так нас пощади! Они всех изведут, не дернешься, не рьшнешься!

Не сходи с ума, я тебя прошу!

— Он дело говорит! — закричал в тон Гуту Дил Бронкс.

Загомонили, заволновались Хук с Крузей. Засопел и заскулил с пола оборотень Хар. И только Иннокентий Булыгин вдруг повернул свое тяжелое и суровое лицо к позабытому всеми Цаю ван Дау и повторил с невозмутимым видом:

— Так что ж это такое? — на ладони его чернел прежний кубик.

Все будто по команде притихли и уставились на уродливого, несчастного карлика.

— Сдави ретранс! — после секундного замешательства приказал Цай.

— Чего? — не понял Кеша.

— Кубик в кулаке сдави! Слышишь?

Кеша добросовестно исполнил приказание. Глаза у него округлились. Нижняя челюсть отвисла.

— Слышу, — просипел он. — И вижу!

— Опиши, что видишь.

— Красиво больно. И непонятно… паутины какие-то мохнатые, решетки, клетки разноцветные, на тыщу верст все видно, даже больше, шевелятся, заразы… и голоса, и музыка какая-то, и Цай чего-то говорит, вещает как в «приходах», голос есть, а рож не видно! Но красотища, едрена карусель, ты мне случаем наркоты не вколол, Цай? Говорят, у шизоидов такие «полеты» бывают! Ну-у, дела-а-а!

Иван внутренне напрягся, мышцы словно судорогой свело, шея закостенела. Не может быть! Это просто совпадение! Черная страшная воронка коллапсара, вход в Иную Вселенную, мохнатые нити, переплетения, невероятная прозрачность на невероятные расстояния, светящиеся кристаллические структуры, многосложные и затейливые, мшистые. Многомерная, ячеистая сеть! Полупрозрачные тончайшие нити, безмерная чернота… Невидимый спектр!

— Ретранс дает связь и ограниченное перемещение в каких-то параллельных структурах, я сам еще не разобрался, в каких, — пояснял карлик Цай. — Гуг, ты помнишь подземелья Лос-Анджелеса, черную мессу, Ливадию? Ты слышал меня тогда?!

— Еще бы, — мрачно ответил Гуг. Каждое напоминание о том дне повергало седого викинга в уныние.

— А мой голос под сводами и в твоем мозгу?

Гуг только рукой махнул.

— Это ретранс.

— А как же прозрачная стена, которая остановила… — Кеша хотел сказать «ведьму», но вовремя осекся, поглядел на Гута Хлодрика.

— Ты бросил кубик в нее? Над тобой в тот миг властвовал ужас, непреодолимый ужас?!

— Я б так не сказал, — начал изворачиваться ветеран, — и не такое видали. Но, прямо говоря, струхнул малость.

Цай кивнул, ему не нужны были длинные и нудные разъяснения.

— В ретрансе есть сенсодатчики, и если владелец не может четко сформулировать приказа, а ситуация пиковая, он просто выставляет полевую защиту, это элементарно, Кешенька! — Цай скривился в уродливой улыбке и опять из его раны на лбу потекла черная, густая кровь.

Это был не человек, не инопланетянин, вообще не существо живое, а сплошная кровоточащая и нарывающая рана.

— Стоп! — Иван вскочил на ноги, подошел к Кеше, положил ледяной черный кубик в руку, повертел немного. — Ты у кого взял эту штуку?!

— Я ж говорил у кого, — промычал Кеша.

— Повтори!

— У Толика Реброва, приятеля твоего, убиенного собственными рыбками!

— Откуда он у него? — этот вопрос предназначался Цаю.

Тот покачал головой.

— Эти штуки не могли сделать на Земле. У нас нет ничего похожего! — Иван волновался, наконец-то ему удалось нащупать кончик нити… почти удалось. — Мы выходим только в Осевое, перемещаемся через нечто, не имеющее ничего. Какие еще параллельные структуры?!

Он сдавил кубик, ладонь прожгло холодом — почему такой неземной холод, ведь кубик лежал у Кеши за пазухой, мог бы давно согреться, даже если перед этим его сто лет держали в морозильнике? Ничего не происходило. Иван поглядел на Цая. Тот закрыл глаза. И тогда Иван все увидел. Да, это был Невидимый спектр — всепоглощающая глубь черноты и мохнатых переплетений, сверкающие, разбегающиеся и наплывающие нити… Как давно это было! И вот, все повторяется! Или Система уже на Земле?! Он разжал ладонь, не время уходить.

— Не темни, Цай. Ты должен знать! Откуда все это?

— Я воспользовался неразберихой. В Восьмом Небе все перемешалось. Они ждут начала со дня на день… Они готовы всех спровадить на тот свет, лишь бы продержаться еще день, час, минуту. Я выкрал у них ретранс, и еще кое-что к нему. А откуда вещички — тут путаница, — Цай перешел «а полушепот, будто их подслушивали. — Вещь неземная, точно. Но Система не причем. Там шуровали ребятишки из Закрытого Сектора, сам знаешь, те, что ходили в Осевое и пропадали один за другим. У них свои связи с Восьмым Небом и довзрывниками. Из Осевого они переходили еще куда-то… Куда, никто не может понять, а они объяснить не в состоянии, там все другое!

Иван вспомнил Свету, их последнюю встречу. Значит, она не примерещилась, значит, она была. Иван напряг память. Да, Света говорила так: «…семьдесят восемь ваших осталось тут, больше сотни ушли через Осевое… этому нет названия на земных языках… они ощутили себя сильнее простых смертных, они не захотели оставаться среди смертных. Они ушли!» Но что странно, ведь и Цай был тогда с ним в Осевом, он спас Цая от смерти, от его призрачного и жестокого отца-убийцы, узурпатора Умаганги. Почему он оказался там?! Цай спускался в ядро Гиргеи, Цай был ретранслятором Синдиката. Ретранс?

Ретранслятор.

— Синдикат завязан с ними? — спросил Иван.

— Нет, — ответил Цай, — Восьмое Небо опередило Синдикат. Они больше выпытали у довзрывников… но я не знаю всего.

— Значит, ретранс дает возможность и перемещаться?

— Это сложная штуковина, мы не догадываемся о всех ее возможностях. Перемещаться можно, но…

— Хорошо! — обрезал его Иван. — Значит, их всего несколько?

Карлик выставил свои уродливые руки-крючья, трехпалые и кривые.

— Их не больше, чем пальцев на моих руках.

Иван ничего не понимал. Можно с ума сойти. Это просто провидение! Неужели он интуитивно угадал, куда посылать Кешу?! Или им и впрямь движут Благие Силы?!

— Почему он оказался у Реброва?!

— Он мог быть только у самых крутых бугров этой мафии, — твердо заявил Цай, — о мелкоте и говорить нечего.

— Хочешь сказать, что Толик был одним из главарей Восьмого Неба?!

— Нет! Это точно! Там два семейных клана. Там нет русских наверху, только среди исполнителей.

— Но почему же тогда? Почему у него оказался ретранс?! И почему он не смог его использовать во всю мощь?!

Они замолчали На эти вопросы не было ответов.

Только догадки Только варианты. И один Иван знал наверняка — Толика готовили, его берегли для какого-то большого дела. Какого?! Ответ рождался сам. Восьмое Небо, а скорее всего, те, кто заправлял через эту вселенскую мафию, хотели взять власть над Великой Россией.

У Ивана камень упал с сердца. Отхлынуло жуткое, давящее отчаяние. Если так, значит, он ошибался, значит, они еще не дорвались до власти в России, значит, наверху сидят не предатели и резиденты, а хорошие, добрые русские люди. Просто они не ведают, что творится, что готовится… не ведают, а вся эта мразь и нечисть типа толиков ребровых не подпускает к ним близко. Пятая колонна! Предатели! Но ладно, это еще не все, это мелочи, главное, что измена не проникла наверх. Слава Богу!

Иван готов был расцеловать отпрыска императорской фамилии в тридцать восьмом колене карлика Цая ван Дау, законного императора Умаганги, агента Синдиката и Восьмого Неба, беглого каторжника, ученого, блестящего инженера и безжалостного, жестокого преступника.

— Я пойду к ним! — сказал он твердо, без тени былых сомнений и тревог.

Гуг Хлодрик отвернулся от него и прохрипел через плечо:

— Ты пойдешь на смерть. Иди, Иван, раз уж тебе не терпится сдохнуть. Иди!

В бункере стало тихо. Только Хар все сопел и пускал лиловые пузыри. Но и он вдруг замер, напрягся, поднялся на четвереньки, тряхнул совсем по-собачьи кудлатой и ушастой головой, подошел на полусогнутых к «подполу» и завыл.

— Ну чего там? — недовольно поинтересовался Кеша.

— Сбежал, — по-людски ответил оборотень Хар.

Кеша быстро подошел к люку, заглянул вглубь. Креженя в «подполье» не было.

Часть первая. СКИТАЛЕЦ

До этого дня Ивану не доводилось видеть столь близко Верховного Правителя Великой России. Да и желания у него особого не было, хватало лицезрения главы советов по визорам и инфограммам. Теперь обстановка изменилась. Он рискнул. Он не мог не рискнуть. Яйцо-превращатель лежало у Ивана в нагрудном кармане-клапане повседневного и привычного комбинезона, выгоревшего еще на Гадре. Иван специально нарядился в старую, рабочую одежду — не пировать шел и не любезностями обмениваться. Он оторвал превращатель от шеи всего за несколько секунд до того, как Правитель вошел в собственный кабинет. Немногим ранее, и застал бы тот в огромном старинном кресле своего двенадцатого или пятнадцатого помощника по общим вопросам. Да, Иван пошел на хитрость, он не имел больше права обивать пороги приемных, просить о встречах и аудиенциях. Или его поймут сейчас. Или никогда.

Правитель досиживал в тихости и благости уже третий, последний срок- без малого четырнадцать лет «у руля». Бьш он еще не стар, если верить публикуемым данным — восемьдесят три, расцвет сил. Но при ближнем рассмотрении оказался он пониже, пожиже, чем виделся с экранов. Редкая полуседая шевелюра, большой мясистый нос, подернутые дымкой выцветшие глаза, выгоревшие, а может, и с рождения рыжеватые брови, толстые подрагивающие губы. Сутулый, чуть косящий, прячущий левую руку в кармане двубортного пиджака нестареющего покроя, чуть прихрамывающий и вообще, какой-то нескладный, перекошенный, нервный.

На Ивана он поглядел отсутствующим взглядом, встрепенулся с опозданием, когда проходил мимо огромного резного стола. И сразу же потянулся к хрустальной панели, окаймляющей массивную столешницу, там была сигнализация.

— Не извольте беспокоиться, — учтиво сказал Иван.

— Поломалась? — выгнув бровь, поинтересовался Правитель. Он совсем даже не был напуган.

— Нет, эти штуковины не ломаются, вы запамятовали, и кстати, ими можно управлять мысленно.

— Проклятый склероз, — как-то странно процедил Правитель и с прищуром, из-под нервно разлохмаченных бровей взглянул на Ивана.

Тот сразу понял свою оплошность — движение этого кособокого хромца было явно не случайным, а было оно отвлекающим. Черт возьми! Так опростоволоситься… и кому?! десантнику, прошедшему сквозь ад сотен планет!

Иван чуть двинулся, всего лишь попытался переменить позу. Но не смог. Незримое поле словно слоем льда сковало его в том положении, которое он успел занять минуту назад на столь же резном как и стол кресле, жестком и высоком, нещедро обитом темно-коричневой грубой кожей.

Правитель сокрушенно развел руками.

— Вам же тут не положено находиться, а вы… расселись, понимаете ли. Так что уж не обессудьте, э-э, молодой человек, потерпите. Кому следует проверят все… и отпустят вас… потом.

— Я пришел к вам! И только к вам! — решительно заявил Иван. Язык ему повиновался, а это было главным.

— Не надо, не тратьте сил и времени, — Правитель придвинулся совсем близко. И ласково, по-отечески поглядел на сидящего, — ну зачем вам сейчас говорить, а потом еще повторять вашу жалобу… сразу расскажете тем, кто вам поможет. Разберутся с вами, не волнуйтесь.

Иван не мог повернуть головы. Но он увидал, как изза стенных деревянных панелей выскользнули две тени.

Наверняка еще две были за спиной. Сейчас все закончится- его уволокут, будут проверять, мытарить… и все пропало! Какой же он наивный, пытался побеседовать по душам, все объяснить, спасти Россию, мир, земную цивилизацию… олух царя небесного!

— Как он прошел? — совсем другим тоном, резким и даже злым спросил Правитель у теней.

— Он не проходил! — четко, по-военному отрапортовала одна из них.

Иван не мог разобрать черт лица, словно отвечавший был в полупрозрачной серой маске. И все же это человек, не биороб и не кибер. И остальные — люди. Охрана.

— Как не проходил? Что вы мне голову морочите!

— Я отвечаю за свои слова, — упрямо повторил начальник охраны, — вы можете меня проверить, фиксируется и записывается все, абсолютно все, без малейшего перерыва. Этот тип не проходил сюда. И не мог пройти!

Если хоть в одной записи за последние двадцать лет моей работы на этом посту промелькнет его личность, или хотя бы его тень, я сегодня же уйду в отставку… и застрелюсь! — Последние слова прозвучали с плохо скрываемой обидой.

— Ну зачем же так, — разрядил обстановку Правитель. — И вообще, не делайте из этого глупого и пустяшного случая целую историю. Я за день принимаю тысячи посетителей… ничего, приму и тысячепервого. Идите!

Тени исчезли. Правитель молча придвинул точно такое же резное высокое кресло, на каком сидел Иван, чуть ли не вплотную к незванному, застывшему гостю и молча уставился на него.

— Они говорят правду, — подтвердил Иван.

— Значит, вы проникли сюда в чужом обличий?

— Да!

— Маски, бутафория, наряды — исключены. Аппаратура просвечивает каждого насквозь. Иначе и нельзя, это же, молодой человек, как никак центр управления государством, огромной, сложной системой земель и народов не только на Земле, но и по всей Вселенной. Вы не могли загримироваться, замаскироваться — приборы не обманешь. Выкладывайте все начистоту!

— Я за этим и пришел сюда. — У Ивана словно чугунная гиря с сердца свалилась. В голове зашумело, завертелось… он уже хотел начать про Вторжение, про страшную и неминуемую угрозу, первое слово чуть не сорвалось с его языка. Но он осекся, сдержал себя. Именно это, любые, даже самые страстные призывы спасти человечество первым делом вызовут подозрения и недоверие — много таких «спасателей» было, все закончили жизни в психушках, это в лучшем случае. Нет! Надо чем-то убедить, надо доказать, надо сделать так, чтобы поверили с самого начала… и у него есть такая возможность.

— В левом нагрудном клапане, — сказал он тихо, будто переламывая себя, будто выдавая то, с чем бы ему очень не хотелось расставаться.

— Что там у вас?

Правитель откинулся на спинку стула и с прищуром, склонив голову, поглядел Ивану на грудь.

— Яйцо-превращатель.

— Да-а? И во что же оно превращается? — уныло поинтересовался Правитель.

— Оно само не превращается ни во что. Но обладающий им может превратиться в любого. Высвободите мне хотя бы одну руку — и вы убедитесь в моей правоте!

— Я думаю это будет преждевременным, — засомневался Правитель. — Но я догадываюсь, как вы проникли сюда — вы приняли облик одного из моих доверенных лиц и спецаппаратура на входе приняла вас за своего, пропустила?

— Не облик, нет. Я стал им на короткое время, стал одним из ваших помощников. А потом я вернул себе свое тело. И все при помощи этой маленькой штуковины, каких нету на Земле. Она просвечивает насквозь находящегося рядом, а затем, в считанные секунды перестраивает молекулы и атомы моего тела в соответствии с его строением. Но мозг сохраняется мой, и память моя, короче, все мое в чужом теле… это не просто облик.

Правитель вдруг перекосился еще больше, запрокинул несуразную свою голову назад и расхохотался скрипучим, прерывистым смехом.

Сквозь смех он сипло вьщавил из себя:

— И вы хотели, чтобы я высвободил вам, молодой человек, хотя бы одну руку?! Ой, не смешите меня! Вы хотели стать мною… прибить меня, уничтожить труп… и, ха-ха, править всей Великой Россией?!

Иван сдержался, хотя он был готов обложить этого кособокого и криволицего человека всеми известными ему ругательствами. Он ожидал более серьезного приема.

Но в то же время он знал, что чаще всего именно самые важные и серьезные дела делаются под улыбочки и прибауточки, под глупенькие шуточки и взаимное кривлянье- так уж устроен человек, ему надо прикрыть внешним то, что таится внутри, не выдать себя, не выставить напоказ, а улыбки и игра, переходящая в паясничанье, это лучшее прикрытие. Пусть! Пусть посмеется, пусть поиздевается. Все равно этот любопытный старикан в его руках… правда, только до тех пор, пока Иван представляет для него загадку. Ну а потом… потом будет или победа, или суп с котом! Иван молчал, не оправдывался, он знал, что если сейчас начнет выгораживать себя, то получится хуже.

— И что бы вы, молодой человек, стали делать, превратившись в великого правителя великой России?! — продолжал издеваться хозяин просторного кабинета. — Вы бы, разумеется, облагодетельствовали человечество!

Разом бы разрешили все его проблемы, да?! Насытили страждущих, ублажили бы ищущих, восстановили бы справедливость, коей не было до вашего прихода, не забыли бы и про себя, верно я говорю, и наступило бы на земле царствие небесное, и возблагодарила бы вас паства ваша и управляемые вами, так?!

— Я вовсе не метил на ваше место, — тихо ответил Иван. — И проблемы восстановления справедливости меня не волнуют. Сейчас есть дела поважнее. Если вас беспокоит превращатель — возьмите его, испробуйте. И вы убедитесь, что таких штуковин наша земная цивилизация пока что создать не в состоянии.

Правитель поднял руку. И Иван заметил, что скрюченные подагрические пальцы на ней слегка подрагивают. Волнуется. А может, болезнь, может, нервишки!

— У нас имеется кой-какая информация о подобных штуковинах, молодой человек, имеется. Правда, не скрою, в руках держать не доводилось- вы первый ко мне пожаловали. Не беспокойтесь, наши специалисты разберутся и мне доложат.

— Вас даже не интересует — откуда он у меня?

— Откуда?

Иван решил, что тянуть больше нельзя, иначе беседа прискучит Правителю, и он сдаст его «специалистам», а там — пиши пропало.

— Такие штуковины делают в будущем, в тридцать пятом веке! — заявил он, глядя прямо в выцветшие глаза, чуть косящие и подернутые странной дымкой. — А потом переправляют по закрытым каналам сюда.

— Машина времени, — разочаровано протянул Правитель.

— Я не знаю, как все это называется… важно другое, зачем ОНИ» переправляют это сюда? И кому переправляют? Насколько мне известно, в правительственные структуры Земли превращатели и все прочее не попадают. Вы меня понимаете?

— Ну-ка, ну-ка, это уже становится любопытным.

Продолжайте!

— Кто-то извне снабжает тайные земные организации оружием, против которого бессильны земные власти.

Почему бы не предположить, что эти незримые доброжелатели покровительствуют тем, кто хочет свергнуть…

— Законную власть?! — резко вставил Правитель. — Это вы хотите сказать?

Иван ничего не ответил, он только пристально посмотрел в мутноватые глаза собеседника. Теперь в них пробуждался явный интерес, вспьтхивали искорки внутреннего беспокойного огня.

— И установить власть свою? — продолжил Правитель.

Иван не отрывал взгляда от этого странного и непростого человека, он пытался проникнуть внутрь его мозга, его души, прощупать закоулки его сознания, выведать, выпытать нужное… сознание и подсознание Правителя были блокированы, кто-то позаботился о нем, такого запросто не прощупаешь. Но одно Ивану было предельно ясно — у Правителя есть очень серьезные сведения о всех этих «штуковинах», спецслужбы все-таки работают, не разленились еще совсем, и сведения эти совершенно секретные, даже особо важные, а значит, они идут по уровню угрозы национальной безопасности, и даже безопасности Федерации! Нет, здесь не спят. Может, Правитель знает и о готовящемся Вторжении? Надо прощупать… Нет, рано еще, можно все испортить!

— И вы, молодой человек, обладаете такой штуковиной? Это наводит на определенные мысли…

— Нет, я не связан с ними. Если бы я работал на них, вас бы уже не было в живых.

Правитель стал желтым, будто опавший лист клена, Иван даже не представлял, что можно мгновенно так пожелтеть. Гнилое нутро! Он очень болен, возможно, ему даже эту беседу вести тяжело, невыносимо. Но надо, никуда не денешься.

— Кто же вы?

— Моя личная карта 017 ВД 869-12-47ХХ. Можете проверить, там есть все обо мне.

— Я не занимаюсь проверками, молодой человек, мы с вами уже говорили об этом. Но я начинаю проникаться к вам доверием. Вы ведь десантник?

— Да.

— Повидали много чужих миров?

— Да.

— Масса впечатлений? Яркие картины встают в памяти?!

— Не все десантники. сходят с ума и становятся психопатами, — решил завершить тему Иван.

— Я не хотел вас обидеть, — вкрадчиво произнес Правитель. — Так откуда же исходит угроза законной власти — из будущего?

— Нет! Эта угроза исходит отовсюду — и она более реальна, чем вам кажется.

— Интересно.

— Это очень интересно, особенно для вас. Попытайтесь сопоставить некоторые факты и вы все поймете.

— Я вас внимательно слушаю, — Правитель скрестил руки на груди, поерзал на жестком стуле, устраиваясь поудобнее.

А у Ивана начинала затекать шея, немела правая рука-он продолжал оставаться остекленевшей в защитных полях статуей, лишь язык шевелился, да рот раскрывался, да мысли ворочались — тяжело, устало, будто старые каменные жернова.

— Вам не кажется странным, что последние полтора года все крупные земные и галактические преступные синдикаты и картели притихли словно мышки, не было ни одной стычки? Они явно готовятся к чему-то очень серьезному и непонятному для властей. За минувшие шесть столетий такого затишья не было. И вы должны знать об этом, к вам стекается информация со всей вселенной. Это во-первых…

— Чем меньше крови и вражды, тем лучше, — вставил Правитель.

— Конечно, лучше. Но не думаете же вы, что волки стали овечками и решили мирно пастись на одной лужайке?

Правитель промолчал, только хмыкнул.

— Далее, за тот же срок, я проверял, спецслужбами впервые не было раскрыто ни одного резидента, ни земного, ни инопланетного, и не только в России, в Сообществе, но и во всей Федерации. Что случилось — перестали шпионить друг за другом? Вы верите в это?!

— Нет, не верю, — неохотно согласился Правитель. — Но и объяснить этого не могу… наверное, бывают периоды равновесия служб сбора информации и служб, противодействующих им. Да, наверное, так.

— Нет, не так! — резко сказал Иван. — Не бывает таких периодов, не убаюкивайте себя. Если машина работает, то она работает. Агентура и резидентура не только собирает информацию, но иногда и подготавливает кое-какие события, служит катализатором реакций, вам, политику, лучше это знать… Вербовка идет полным ходом, количество диверсий и террористических отвлекающих актов увеличилось во много раз…

— Откуда вы знаете это? Все данные о диверсиях засекречены!

— Знаю. Ведь я не ошибся?!

— К сожалению, нет.

— Так почему ни одного раскрытия? Почему парализована воля контрразведки… и что вообще с ней происходит?! Очень странное явление. И это — во-вторых. А втретьих, ответьте, почему Федерация именно полтора года назад при молчаливом согласии России приняла закон о легализации тайных сатанинских обществ и «черного подполья»?

— Это уже из области мистики… или прав человекам-отмахнулся Правитель. — Каждый может верить во что захочет, хоть в черта с рогами. Ну их, молодой человек, не скатывайтесь до уровня отбросов общества!

— Этих отбросов сейчас- сотни миллионов, а возможно, уже и миллиарды, ведь не все явно проповедуют культ «черного блага». И я согласен с вами, если бы они просто бесились с жиру, но они чего-то ждут, они готовятся к приходу своих мессий. Не слишком ли многие на Земле и в нашей области Вселенной вдруг стали ожидать чьего-то прихода?!

— Так всегда было. То конца света ждали, то потопа, то второго пришествия…

— Вы, видно, никогда не бьши на черных мессах.

— Еще чего не хватало! — Правителя прямо-таки передернуло, он скривился и перекосился еще больше.

— Да, вы, конечно, не были. Но вы должны знать, если тайком еще не упразднили спецслужбы, что эти сотни миллионов не просто ждут, что они уже поделили Землю и Вселенную на участки, на квадраты, что они накопили горы оружия, что у них не одни только мессы и жертвоприношения, но железная дисциплина, организация, подразделения, что они держат под своим контролем католическую церковь Сообщества, десятки тысяч учреждений, заведений, концернов, «гуманитарных» фондов и движений. И я не удивлюсь, если все эти «штуковины» из будущего поступают именно к ним!

— В России практически нет сатанистов! — отрезал Правитель. — А над Сообществом мы не властны.

— Да, почти нет, — саркастически заметил Иван, — если не считать подпольных ячеек, на которые ваши спецслужбы закрывают глаза, о которые не желают «марать руки». Наши, не наши… дьявол с ними, важно, что и Россия поделена на квадраты. Они притаились и ждут.

— Чего?!

— Знака. Сигнала. Начала!

— Я не верю в это и никогда не поверю, молодой человек. Для чего, по-вашему, мы сидим здесь?! Для чего огромный госаппарат?! Для красоты?!

— Я не хотел задеть вас. Простите. Но я говорю только о том, что есть. Десятки миллионов прислужников «черного блага» — не вымысел и не мои фантазии. Они готовятся! Их становится все больше, молодежь, юнцы идут к ним тысячами, миллионами. И никто не останавливает их. Вам не кажется это странным?

— Свобода воли! — почти закричал Правитель. — Никто не имеет права лишить человека свободы воли и выбора!

— Да, свобода, — сокрушенно заметил Иван, — но почему-то свобода лишь в одном направлении. Продолжим наш счет. В-четвертых, полгода назад Объединенный Совет Федерации и Синклит Мирового Сообщества провели внеплановые срочные проверки всех стратегических запасов продовольствия и медикаментов на Земле и планетах Федерации, признали эти запасы не отвечающими, я цитирую, современным требованиям, приняли решение о полной замене таковых, возобновлении и уничтожении имеющихся. Ни одно распоряжение, ни один указ или приказ за всю историю Земли не выполнялся столь молниеносно: все стратегические запасы были уничтожены в течение двух суток после издания секретного заключения. Но нигде до сих пор запасы не восстановлены!

— Не горячитесь, молодой человек, никто не останется голодным, не те времена, никто нам не угрожает, хватит и обычных запасов. Я в курсе, сейчас идет разработка стандартов и особых требований к новым стратегическим запасам. По установленным срокам через восемь месяцев завершится их доработка и запасы будут восстановлены.

— Восемь месяцев!

У Ивана все внутри сжалось. Восемь месяцев! Теперь он знал предельный срок. Как мало оставалось времени.

Вторжение произойдет именно в эти восемь месяцев. Но когда — завтра, через три дня, через полгода?! Нет, оно уже началось. Но пока тихое, ползучее… а потом! Потом будет поздно. Надо сейчас!

— Да, восемь месяцев, что это вас удивляет? Не расстраивайтесь из-за пустяков, они пролетят мгновенно, моргнуть не успеете, эх, молодей человек, у вас еще долгая жизнь впереди, а вы о каких-то месяцах говорите!

— Хорошо! И все же стратегического запаса продовольствия и медикаментов нет — это факт! Далее, около года назад по Земле и Федерации прокатилась пандемия вируса «дзетта». Он никого не убил, но он поразил миллиарды людей, лишив их иммунитета, воли, осознанных желаний, он превратил десятую часть всех людей в безответных, по сути, бессильных существ. Это в-пятых! Вшестых, за последние четыре месяца Сообщество вывело на геостационарные орбиты четыреста спутников-трансляторов…

— Дело обычное.

— Да, обычное, но на них установлены пси-генераторы. Зачем?!

Правитель тяжело вздохнул и развел руками. Неожиданно пристально посмотрел на Ивана из-под лохматых кустистых бровей. И показалось тому, что взгляд был не просто изучающий, но недобрый, не по-хорошему пристальный.

— В-седьмых, Сообщество направило в левый рукав спиралевидной галактики Башимара второй звездный флот. Первый, третий и четвертый срочно переброшены в квазиобласти Белой Пустыни. Пятый выполняет гуманитарную миссию в коллапсоидном секторе созвездия Чангры. Это что, случайность — основные боевые силы Сообщества торчат в областях глухого возврата, у черта на рогах, откуда можно выбраться не раньше, чем через год?! А седьмой флот распущен! А шестой на отдыхе и ремонте?! А наши, российские флоты и флотилии — где они, кто охраняет околосолнечное пространство?!

— А какая в том нужда? — ответил Правитель, прикрывая глаза дряблой рукой. — Наши форпосты за тысячи парсеков от Земли. Мы упредим любой удар… да и вообще, все это несерьезно. Ни у России, ни у Сообщества, ни у Федерации нет врагов во Вселенной, у них даже нет равных соперников, вы прекрасно знаете об этом, ведь вы же десантник!

— Да, я многое знаю, — горько усмехнулся Иван. И добавил: — Может, вы все-таки ослабите путы? Я устал сидеть в таком положении.

— Вы сами себя в него поставили, — Правитель вскинул брови, скривил рот, — точнее, посадили. Так что уж потерпите еще немного, молодой человек, верьте, придет час — и вы обретете все степени, хе-хе, свободы.

— Хорошо, — угрюмо согласился Иван. — Тогда продолжим. — Наши флоты или далече или небоеспособны.

Вы можете немедленно вернуть корабли с дальних секторов?!

Правитель подумал, покачал головой. И сказал:

— Могу, но я не стану этого делать.

— Почему?!

— Вы еще не убедили меня.

— Где космоспецназ?

— Если вы такой всесведущий, скажите сами.

— Две бригады в Белом Шаре, на краю Вселенной.

Пятнадцатый особый полк переброшен в Осевое. Зачем? — Иван не дождался ответа, пошел дальше: — Особая гвардейская бригада Семибратова брошена на сугубо штатские работы в геизационную область Дериза! Вторая и одиннадцатая десантные дивизии пребывают в стадии переформирования… Ну почему все сразу? Почему?!

А где Первый Образцовый Спецдивизион, который по законам России не имеет права покидать Солнечную систему?! Я вам отвечу — его перебросили на Аранайю, в гиблое и не нужное нам место! В России сейчас стоят только четыре армии. Восемнадцать поясов обороны законсервированы и практически не поддаются расконсервации. Все тридцать семь околоземных сфероредутов, принадлежащих России, отключены от системного питания и по сути дела превращены в мусор на орбите. Я могу перечислять и далее…

— Не надо, — Правитель устало махнул рукой. — Не надо. Нам не с кем воевать. На ближайшие годы намечено полное расформирование трех четвертей армий, флотилий и других подразделений. Нам не хватает рабочих рук на геизированных планетах. Аборигены не умеют работать и мы их этому никогда не научим.

— Но почему все происходит одновременно?!

— Стечение обстоятельств и воля случая.

— Нет! — Иван стиснул зубы. Он готов был выругаться, но сдержал себя. — Это не стечение обстоятельств. Это факты. С вашего позволения я продолжу. В-восьмых, этим летом одновременно проведены сокращения: в Центральном Бюро национальной безопасности Сообщества- на две трети, в Департаменте Безопасности Объединенной Европы- на восемьдесят процентов, в Службе Слежения Федерации — на три четверти, в Управлениях колониальными землями и геизируемыми планетами — на девяносто два процента, в Комитете Безопасности Великой России — на шестьдесят процентов…

Это же уму непостижимо!

— Нормальный, естественный процесс, — вяло вставил Правитель. — Мы идем к полному разоружению, к новому мироустройству, я бы сказал даже, к новому, более гуманному мировому порядку, нам не понадобится уже никогда столько флотов и армий, столько оружия, столько людей в военной форме…

— Нам они не понадобятся только тогда, когда всех нас не будет, — сказал Иван, — вот тогда действительно некого будет защищать и некому будет защищаться. Слушайте дальше, в-девятых, семьдесят два пояса обороны в стосветолетней защитной сфере Земли сейчас демонтируются и «переоборудуются». Это полный развал и разгром всей оборонительной системы, вы понимаете?!

— Идет перевооружение, — процедил Правитель, — там работают специалисты, они разберутся. Так чтовсе, о чем вы сейчас говорили, это полнейшая ерунда! А вот это… — он неожиданно вытянул руку, щелкнул застежкой нагрудного кармана-клапана на комбинезоне Ивана и вытащил яйцо-превращатель. Для его дряблой, почти старческой руки поля не существовало. — А вот это вполне серьезно! — Правитель приставил яйцо к горлу; нажал… и начал приобретать иные черты, начал превращаться из самого себя в сидящего напротив молодого и крепкого, русоволосого космодесантника с серыми усталыми глазами.

Иван дернулся. Но защитное поле продолжало держать его.

Двойник оторвал превращатель от шеи, рассмеялся и сказал:

— А мне нравится быть в твоем теле! Я помолодел лет на сто и не хочу назад, в этого уродца кособокого! — Он подмигнул Ивану.

— Дело хозяйское, — ответил тот спокойно, хотя и не ожидал такого поворота дел, — Только Правителем вы уже не будете.

— Это точно, молодой человек, и бог с ним, с правлением. Здоровье дороже! — Он громко и надсадно расхохотался, как никогда не хохотал Иван.

И тот понял, все-таки двойников можно отличать. Недаром его разоблачил и карлик Цай и Кеша Мочила на проклятой Гиргее. Но это все ерунда. Он так и не добился главного. Он не продвинулся ни на шажок вперед. А время шло — последние часы, дни, может, недели.

— Если вам здоровье дороже — будьте мною! Оставайтесь в моем теле! — проникновенно сказал Иван. — Но дайте мне тогда ваше тело, дайте мне ваше правление- и я успею сделать многое для россиян, для всех людей, я костьми лягу, но остановлю Вторжение! Согласны?!

— Вот я вас и раскусил, молодой человек, — вдруг неприязненно проговорил двойник, этот Иван-Правитель, — вот вы и раскололись, выдали себя! На мое место захотели?! Спасителем человечества?! А ведь наш разговор с этого и начинался. Я сразу вас понял, я сразу догадался, зачем вы проникли ко мне, рискуя жизнью — жажда власти, жажда занять высший пост в государстве!

— Нет! — выкрикнул Иван. — Я живу только грядущим Вторжением, я обязан хоть что-то сделать, человечество слепо!

— А вы зрячий?!

— Да, я зрячий. Я все видел своими глазами. Я был в Системе, на Хархане, в Иной Вселенной, я видел тысячи звездолетов, я видел миллионы воинов-негуманоидов, которые только ждут команды. У них одна цель и одна жертва — Земля и земная цивилизация!

— Бред! Нелепый бред! Вас давно пора отправить на отдых… нет, на лечение. Вы сами не понимаете, что говорите. Вы не можете связать своих же фактов, как вы их называете: ведь если эти штуковины, — он потряс перед носом Ивана яйцом-превращателем, — к нам забрасывают из будущего, значит, оно есть, это наше будущее тридцать пятого века, значит, мы не погибнем от Вторжения, значит, все ваши страхи — это мания преследования, это самый настоящий бред воспаленного мозга!

Иван нашелся сразу.

— Будущее многовариантно! — возразил он. — И если оно есть сейчас, есть для нас, то это еще не значит, что оно будет и после нас! Прервется цепь — и все последующее, все, что еще должно только быть и одновременно уже существует по нашему направлению развития, мгновенно сгорит, растворится, исчезнет, будто и не было!

— Сумасшедший дом! — устало прошипел Правитель-Иван. — Бедлам.

И тут Ивана осенило. Это же было предельно ясно, почему он сразу не сообразил?! Пока Правитель в его теле, блокировка сознания не действует. Но читать некогда, это долгая история, надо рее показать ему — этому двойнику.

И Иван пристально уставился в глаза сидящего напротив. Он сконцентрировал всю волю в алмазный луч, в проникающую палицу Индры, он вызвал картины прошлого, он вернулся в незримый Невидимый Спектр. И он обрушил все это на Правителя.

Тот сразу оцепенел, глаза застыли, нижняя челюсть отвалилась и безвольно застыла. Сейчас Правитель не видел Ивана, не видел своего кабинета, резных стульев, огромного старинного стола… он видел иное- тысячи, десятки тысяч аквариумов с миллионами зародышей-головастиков. Он видел покрытую панцирными доспехами охрану с лучеметами, видел сотни висящих мохнатых, опухших от полусна маток, и еще он видел непостижимо худого и высокого Верховника с его мечом-трансфокатором, и орды, орды, бессчетные орды трехглазых… А потом он увидал висящие в черном небе армады уродливых и огромных звездолетов неземных конструкций. Он будто летел мимо этих армад с огромной скоростью, но конца и краю им не было. И висели эти армады в сказочных переплетениях невообразимых структур и многоцветных хитросплетений, и глаз видел несравнимо больше, на десятки тысяч километров вдаль, вглубь,… в то измерение, которому нет и названий на земных языках. А в ушах звучал железный, бесстрастный голос: «Видишь, тля, это и есть подлинное пространство, невидимое для вас и непостижимое! Вселенная никогда не была пуста. Мрак и Холод, Пустота и Бездонность- это лишь ширма, за которой скрыт от вас подлинный мир. Гляди и запоминай!

Мы выжжем слизнячью колонию с древа Вселенной, как выжигают вредных и гадких насекомых. И мы заселим наш мир, мир по ту сторону «черной дыры», существами достойными жизни. Мы придем — и будем жить в вашем мире! А вы уйдете, ибо двум цивилизациям в одной Вселенной не ужиться! Гляди, и запоминай!» Невидимый Спектр всей своей чудовищной многосложностью наваливался на Правителя, и тот уже почти ничего не различал.

Когда он упал со стула, Иван понял, переборщил, нельзя так. Он не мог помочь упавшему. Теперь все зависело только от времени. И от воли этого чужого человека в таком близком Ивану теле.

Тоточнулся быстро. Протер глаза, сжал виски. Сел на свой стул. И выдавил еле слышно:

— Это правда?

— Да, это правда, — ответил Иван.

— И на что же вы тогда надеетесь? И на что надеяться всем нам?!

Реакция была невероятной. Картина чужой мощи сломила Правителя, парализовала его. Иван добился совсем не того, чего хотел.

— Да-а, дела, — протянул Правитель, — теперь я бы и всерьез поменялся с вами телами, молодой человек. Но если вы все это видели… значит, вы у них на крючке, значит, вы у них под колпаком?! — Он неожиданно и сильно побледнел. — Нет, уж теперь-то я не согласен оставаться в вашем теле, вы сами выбрали свою участь. И я не собираюсь ее разделять.

Он уткнулся лицом в превращатель, сдавил губами яйцо. И постепенно стал обретать свой прежний облик.

Все знает, все умеет — невольно подумал Иван, значит, не врал, значит, спецслужбы все-таки работают. Он уже начинал понимать, что зря старался, что Гут был прав, отговаривая его от этой встречи. И все же он обязан был использовать все возможности, обязан, А теперь… геперь будь что будет. Иди, и да будь благословен?! Нет, кончилось его благословение. Но он еще поборется, постоит за себя и други своя.

— Вот так будет лучше! — наконец прохрипел Правитель. Он снова был кособок, стар, криворук, лохмат, расгрепан и кудлат — Какой же я наивный человек! Какой простофиля! Еще немного и он бы так меня подставил… нет, я ничего не сделал! Я ничего не сделал, вы слышите там, эй?! Если вы ведете его на крючке, если вы следите и слушаете, знайте — я ничего против вас не сделал. Наоборот…

Правитель вдруг затрясся, спешно спрятал в карман пиджака превращатель. И Иван понял, что тот боится не напрасно, что его самого, Ивана, вели на крючке и держали под колпаком и там, на Хархане, и позже, на планете Навей, и наверняка ведут и держат здесь. Он засвеченный. Он тот самый «один в поле воин». Но какая все же сволочь этот Правитель, какая подлая и гнусная, омерзительнейшая сволочь!

Тени возникли из-под панелей неожиданно.

— Убрать его, — сдерживая нервную дрожь, проговорил хозяин кабинета и всей несчастной Великой России, выродившийся наследник подлинно великих правителей великой державы. — Убрать, запереть в психиатрическую лечебницу! За семь замков! И не выпускать! Лечить… чтоб никакого бреда! Чтоб в себя не приходил!

— А может, того… — начальник охраны вжал голову в плечи.

— Не-ет!!! — почти истерически завопил Правитель. — Нет Нам не дано знать, чего ждут от нас там! — Он поднял палец к потолку, будто намекал на Бога. Но не Его имел ввиду, не Его. — Стеречь. И лечить! Ты меня понял? — Он вдруг понизил тон. — А ежели чего, вот тогда ты и застрелишься у меня! Я тебя сам расстреляю… за измену родине и присяге! Идите! Быстрей!

Я говорил, что дело кончится хреново! — сказал Гут Хлодрик, обращаясь к карлику Цаю ван Дау, отпрыску древнейшего императорского рода Умаганги и сыну жестокого звездного пирата. — Он никогда не слушался меня. Все русские упрямые и глупые люди!

— Его надо вытаскивать, — мрачно и коротко ответил Цай.

— Конечно, долг платежом красен, так ведь они говорят?

Гуг Хлодрик поднял спаренный сигмамет и тройным огненно-синим залпом обратил в пар титановую копию роденовского «мыслителя». Копия весила не менее двух тонн, и потому обратившись в ничто, она раскалила воздух в центровом зале бункера так, что по лицу у Гута потекли крупные капли пота.

— Брось эти свои штучки! — процедил карлик Цай и расстегнул ворот комбинезона.

— Понаставили, понимаешь, повсюду болванов, — начал оправдываться Гуг, — сидят, понимаешь, думают все.

А пора уже за дело браться! — Потом похлопал по пластиковому ложу сигмамета и довольно промычал: — А ружьишко у меня справное, новенькое, хоть сейчас на охоту.

— Тут нельзя переть рогом! — изрек Цай. Он никогда не был романтиком.

— А я бы попер! Ты не представляешь, как мне осточертела эта канитель! Уж лучше сдохнуть, но с музыкой — собрать всех, и разом! лихо! без оглядки!

Гуг в сердцах опустил свой тяжеленный кулак на инкрустированный мраморный шахматный столик- тот раскололся надвое, качнулся на гнутых бронзовых ножках и завалился сломленным и безвольным уродцем.

Вошедший в зал Дил Бронкс чуть не споткнулся о загубленную антикварную вещь. Он был рассеян и задумчив. Без обычной, широкоротой и белозубой улыбки Дил выглядел на сто лет, хотя ему не было еще и пятидесяти.

— Развлекаетесь? — вяло спросил он.

— Ага, — ответил Гуг Хлодрик. — Мы тут развлекаемся, а Ванюша в клетке сидит.

— В психушке он сидит, — поправил Дил. — Это судьба. Он всю жизнь рвался в психушку. Вот и попал, может, теперь успокоится. А нам надо разбегаться в разные стороны и ложиться на дно, пока не прихватили. Это судьба!

От нее никуда не денешься!

— Вот ты как запел?! — возмутился Гуг. — А если бы ты попал к ним в лапы, а мы бы тут сопли распускали, а?

Не нравится?!

Дил Бронкс умолк и сея прямо на паркетный пол, скрестил под собой ноги. Он не хотел ни с кем спорить, ему хотелось уйти в себя, замкнуться, отрешиться ото всего. И зачем он только покинул свою красавицу-станцию, прекрасный Дубль-Биг-4?!

Пол, стены и потолок были обиты серым синтоконом, в меру упругим, но жестким. Ни окон, ни дверей не было, вообще ничего не было в этой тесной и унылой камере — даже санблок не возвышался над полом и был покрыт таким же серым слоем.

Иван сквозь расползающееся марево в глазах осматривал свою новую обитель. Взгляду не на чем было остановиться. Нет, это не камера. Это палата в психиатрической лечебнице. Причем, палата для буйнопомешанных!

Вот так Значит, он таковой и есть. Значит, он представляет угрозу для общества. Для этого общества. И с ним, конечно, не станут церемониться.

— Ублюдки! — вырвалось из горла невольно.

Он вспомнил, как его волокли по цилиндрическому коридору, как вместе со стулом, к которому он будто примерз, швырнули в лифтовую камеру. Потом опрокинули, выволокли, потом бросили на белый высокий стол — он был уже без стула, но тело не повиновалось ему — потом вкололи прямо сквозь ткань комбинезона какую-то дрянь, вкололи в плечо, а судорогой свело все тело, аж хребет затрещал! Потом поплыли зеленые круги, замельтешила черная вьюга, удушье сдавило горло… И все.

— Негодяи!

Он сам пришел в эту палату-камеру. Вот так! Никто его не звал сюда, наоборот, его все отговаривали, а он пришел. Великая Россия! Царство Добра и Справедливости в необъятной Вселенной! Обитель Православия и Матерь-земля Богородицы! Океан Пречистого Духа в смрадном и беспроглядном омуте Мироздания! Почему же отвергаешь ты сыновей своих?! Почему бросаешь их в заточение? Их, стремящихся к тебе и пекущихся о тебе?!

Нет, он шел не в камеру эту, не в пыточные палаты, он шел с чистым сердцем и открытой душою к тому, кому Народ вверил власть над собою и над всею Великой Россией. И вот итог- горький и страшный! Если черные силы дьявола и здесь взяли верх, и здесь одержали свою гибельную победу, то где ж тот клок земли, на котором еще можно стоять, за который еще можно ухватиться руками, держать его, прижимая к сердцу, не вьщавая врагу лютому?! Горе горькое! Страх Божий! Все разрушающие, все уничтожающие выродки-дегенераты пробрались и сюда. Они властвуют здесь! Теперь у Ивана не было ни малейших сомнений. Это они! Это слуги сатанинские, имя которым легион! И Правитель — один из них. Как же так получилось — ведь все было тихо, спокойно, как всегда. Никто не вторгался в пределы России, никто не свергал огнем и мечом законной власти… Вырождение!

Долгий и скрытый процесс перерождения властных структур, переходящий в полное и чудовищное, но потаенное нутряное вырождение! Неужели это стало возможным сейчас?! Неужели это случилось?! Четьфе с половиной века власть в России была светла и неколебима, прочна и народна… казалось, это навсегда, не будет больше темных лет и затравленных поколений. И вот- снова они у кормил, снова выродки-дегенераты!

Иван был готов биться головой о стены, об пол. Он готов был бесноваться не хуже буйнопомешанного, рвать зубами серый синтокон, грызть, царапать, орать, в кровь кусать губы… Но он не делал этого. Он лежал на спине, широко раскинув руки и уставившись в серый потолок.

Он собирал сгустки ярости, безумия, ненависти к врагам своим и выбрасывал их в пространство, очищая душу свою. Нет, они не сломят его, не смогут, он сильнее их!

Сильнее при всей своей наивности, при всей доверчивости и чистоте. Он не станет таким же, он не будет уподобляться выродкам.

Но что же творится с Россией?! Почему опять это случилось?! Так было давным-давно, в конце двадцатого века, когда внутри могучей и великой державы вызрели черви-паразиты, источавшие Ее, изъедавшие. Они проникли во все поры исполинского тела, они проползли в сердце, в вены, артерии, они поразили нервную систему и захватили мозг. Разрушители Державы стали ее правителями. И принялись за свое чудовищное дело. Они заняли все высшие посты — и они убивали Ее; расчленяли, резали по живому, вырезая Народ, Нацию. И благославлял этих выродков-дегенератов на их кровавые преступления тот, кого называли в суесловии земном «патриархом». Этот благообразный на вид «пастырь» обнимал и целовал убийц, расстреливавших Народ, он освящал их злодеяния своим присутствием… А сам планомерно и неостановимо уничтожал Русскую Православную Церковь, расчленяя и Ее на куски и отбрасывая их, отрекаясь от них, наводняя живое тело Церкви людьми чужими, злобными, иноверящими, но скрывающимися под православными масками, изъедающими Православие изнутри. Этот «пастырь» коленопреклоненно пресмыкался пред иудеями и католиками, масонами и язычниками, взывая к ним и зовя их на духовную власть в убиваемую Державу. За все предыдущее тысячелетие Христианства на Руси не было еретика и ереси более страшных и дьяволоугодных, чем выродившийся в архипастыря и губивший паству, чем все содеянное им во славу и пользу врагов отечества. Власть выродков-разрушителей была долгой и лютой — вволю понатешились они над поверженным Русским исполином, вволю напились крови его. Но пришел конец этой сатанинской власти, и вместе с правителями-иудами на все времена был предан анафеме, вековечному проклятию лжепастырь. И воздалось им по делам их за черные, самые страшные во всю историю человечества преступления. И судимы они были, и наказаны за лютость свою и неправду.

Это было давно. Очень давно. Черная зараза измены, предательства, вырождения была выведена с земли Святорусской. Казалось, навсегда… АН, нет! Иван лежал и смотрел в серый потолок. Прав был Гут, простота хуже воровства! Он сам пришел к этому иуде! Сам пал в его черные лапы! А ведь мог выверить все, узнать наверняка… нет, не жажда знания в нем возобладала. А вера — слепая вера, что на Руси не может ныне быть зло на престоле — не может, и все тут! Пробрались! И сюда пробрались! Он искал зло в Системе, на Харханах, в Пристанище трижды проклятом… но самое страшное зло ждало его здесь. Нет, оно не ждало, оно действовало — оборона разрушена, службы безопасности разогнаны, армии и флотилии у черта на куличках, народ ничего не знает, народ вновь одурманивается… как и тогда. Проклятье! История повторяется, это какое-то чертово колесо, дьявольская спираль! Но тогда, в двадцатом, еще оставались бойцы, еще были в силе воины русские — их было мало, совсем мало, сотни, тысячи — но они были! А сейчас, в двадцать пятом?! Сейчас все убаюканы, все пребывают во снах райских… Сейчас — он один в поле воин! И поле это — Вселенная.

Иван перевернулся лицом вниз, уткнулся в синтокон и заскрежетал зубами. Вот все и закончилось. Психушкой! Так и сгорит Земля в синем пламени- вместе с этой психушкой, этой палатой-камерой и заточенным в ней узником. И ничего больше не будет. А будет лишь подготовленная выродками власть сатаны во Вселенной, то есть — мрак, ужас и хаос. И за все свои злодеяния, за выслугу перед преисподней получат выродки право сдохнуть последними… и ничего боиее. Но и за это право оттянуть свою смерть хоть на несколько часов, на несколько секунд, они угробят все человечество, обрекут на муки адские сирых и убогих, старых и больных, молодых и богатых, всех без разбору… Нет, они вовремя погибли! Перед глазами у Ивана вновь стояла та самая картина, которая не давала спать, мучила — две скрюченные фигуры на поручнях космолета, смертное, страшное пламя, пожирающее их. Отец и мать. Окраина Вселенной. Двести с лишним лет назад! Они и не могли дожить до этого времени. Он сам чудом дожил. Он сам не нынешний, не теперешний. Он рожденный тогда, он осколок прежних времен Может, именно поэтому он и остался единственным во чистом поле воином? Он старше всех их на столетия, старше даже самых старых, морщинистых и согбенных старцев. Он воин еще той России. Но он и воин этой, погибающей Великой России! Он воин всего Человечества! Воин в заточении… Воин ли?

Карлик Цай ван Дау возник перед его взором внезапно, черной, крохотной тенью. И сразу предупредил:

— Я не смогу тебя вызволить отсюда.

— Ретранс сломался? — предположил Иван, почти не удивившись.

— Нет, он работает. Но что-то случилось с твоим телом. Я уже пробовал сфокусироваться на тебе извне, но пошли какие-то волны и все размыло, не могу даже объяснить.

— И не надо, — прервал его Иван. — Как там наши парни?

Цай никогда не кривил душой.

— Если ты не выкарабкаешься в ближайшие дни, — сказал он, — то они просто разбредутся. И второй раз их не собрать, Гут предлагает взять эту крепость для психов штурмом… Мы бы ее взяли. Но это будет такая засветка, после которой ни один твой план не пройдет.

— Согласен, это лишнее, — кивнул Иван.

— И что же тогда?

— Дай мне собраться с мыслями, я только что прочухался!

— Ты здесь уже двенадцатый день, — тихо сказал Цай.

У Ивана дыхание перехватило. Почти две недели он провалялся в беспамятстве, с ума сойти!

— Там, снаружи, еще не началось это?

Карлик помотал головой. Бельма у него стали больше, они почти закрывали глаза, подернутые кровавыми прожилками, острый костистый подбородок подрагивал, незаживающая рана на лбу была заклеена, биопластырем, почерневшим от сочащейся крови. Вид у Цая ван Дау был обычный — изможденный.

— Ты можешь мне пронести сюда орудие?

— Да!

— А открыть дверь из камеры?

— Нет.

— Ретранс работает в режиме безвременья?

— Должен работать, я не пробовал больше нескольких часов…

— Хорошо! Оставь его мне. Ведь ты как-то сказал, что им наплевать на наше дерганье, так?!

— Примерно так.

— Ну вот мы и подергаемся еще немного!

Иван встал, приблизился к карлику Цаю и протянул ладонью вверх руку.

— А как же я? — спросил тот.

— Как только ты мне отдашь эту штуковину, тебя выбросит на исходное место, в бункер… или откуда ты возник?!

— Неважно, тут наверняка все просматривается и прослушивается, не надо лишних слов. Лучше скажи, что передать остальным?!

Иван тяжело вздохнул, скрестил руки на груди. Разумеется, проще всего было только намекнуть Гуту Хлодрику — и тот разнес бы всю эту богадельню в щепки. Но теперь он как никогда раньше знал, что одна только видимая, телесная победа или просто вызволение ничего не дадут, а действовать надо наверняка. И ладно, и хорошо…

— Засеки этот час, эту минуту. И скажи, что они будут точкой отсчета. Возвращайся. И никакой паники! Никакого уныния! Мне надо обязательно повидаться кое с кем и разобраться…

— Ты уже почти созрел, — карлик грустновато улыбнулся.

— Да, именно почти! Но я вернусь точно в этот день и этот час. И вот тогда мы или начнем! Или.» разойдемся.

Я не могу иначе, потому что после этого часа у меня уже не будет времени на другие дела. Ты все понял?

— Я понял, — коротко ответил Цай ван Дау. И протянул черный кубик Ивану. — Оружие я принесу потом, когда ты скажешь. Но учти, люди не могут больше ждать.

— Никто ждать не будет. Даже ты не успеешь отсюда вернуться в бункер. Я ухожу надолго. Но вернусь я через секунду. Жди!

Иван сжал черный кубик в ладони, поднес к виску, и исчез.

Цай опустился на корточки, привалился к стене. Он знал — возврата в исходное место не будет. Он знал и другое, если Иван не вернется, ему сидеть в этой серой камере ко конца дней своих.

Тьма мгновенно окутала его. Иван оцепенел. Что-то случилось, прав был карлик, прав, его тело утратило возможность перемещаться в структурах Невидимого спектра. Он просто провалился в Ничто! Он не выбрался из палаты-камеры, но он ушел в черную пустоту, периферийную пустоту Невидимого спектра. Надо пробовать еще!

Иван с силой сжал ледяной кристалл, вдавил его в переносицу.

Поле! Широкое, светлое поле! Густая зеленая трава.

Одинокая раскидистая береза, свисающие, отягощенные густой листвой ветви. Облака, белые, идущие чередою облака. Он настолько явственно вообразил эту картину, что в ушах прозвучали будто с того света слова покойного священника, сельского батюшки, друга-собеседника:

«Человеку нечего делать во Вселенной! На Земле должен творить он дела свои и растить продолжателей дел своих.

Не ходи туда… не ходи! Во мраке и пустоте нет Бога!» Как давно это было! Теперь батюшка лежит в земле сырой. А Иван еще не выяснил, кто его спровадил с белого света, все некогда, все торопился куда-то. Он вспомнил, как они лежали на этой траве под высоким небом, усеянным белыми облаками и спорили, спорили, спорили… Если ретранс работает в нормальном режиме, его должно немедленно выбросить прямо там, под березой… Но нет, Иван ударился обо что-то во мраке, застонал, пахнуло сырым, предгрозовым ветром, повалило наземь. Он нащупал руками колкую траву, ощутил холод росы. Но это было чтото непонятное, будто аппарат пытался выполнить приказ, но натыкался на нечто незримое, мешающее… и выходило ни то ни се. «Не прельщайся, не гонись за горизонтом! Все, что человек способен понять и постигнуть, есть в нем самом! Не ходи туда…» Вот так! Как и всегда!

Одни заклинают: «не ходи!» Другие крестят в дорогу:

«иди, и да будь благословен!» А вокруг тьма беспроглядная!

Ивана наконец вышвырнуло прямо под березу. Он сильно ударился плечом. Зарылся лицом в траву. Его окатило ледяным, бьющим наотмашь ливнем. Ураганный ветер переворачивал, не давал встать. Неужели он вырвался?! Это просто чудо. Вырвался, а то, что сейчас в чистом полюшке непогода, это не беда, и не под такими ливнями бывал, перетерпит.

Иван снова попытался встать. И снова его швырнуло наземь. Что же это?! Нет, на Земле нет таких ветров, что собьют его с ног! Или настолько он ослаб в заточении, за двенадцать дней беспамятства?! Все может быть. Главное, он вырвался. Ошибся несчастный Цай, ошибся. И снова ураганным порывом его так ударило о ствол, что он в кровь разбил лицо. Буря. Странная буря! Он обхватил ствол руками, замер. По ладоням ползло что-то липкое, скользкое, противное. Это не капли дождя, и не шлепки размокшей земли. Он плотнее прижался к стволу… ощутил, что тот дышит, прогибается под его руками.

Ствол был живой словно гадрианское дерево!

Иван отпрянул, замер на миг. И тут же повалился в холодную и мокрую траву. Его понесло по полю — кубырем, кувырком, понесло с непонятным, страшным ускорением в далекую черную воронку. Это было уже чем-то неземным- полетом, точнее, падением в пропасть, в бездну. И когда Иван явственно ощутил нереальность всего происходящего, перед его глазами высветилась малиновая точка. Проклятье! Он сразу все понял. Теперь он знал, куда его несет! Но он совсем не собирался туда, в треклятое Осевое измерение, населенное призраками!

Малиновый Барьер! Клокочущее пламя неслось на него стеной… нет, это он со скоростью, превышающей скорость света, падал в это безумное пламя. Господи, спаси и помилуй! Сколько же можно?! И зачем?! Иван вдавливал в висок черный кубик ретрадса- приказывал, молил, просил, стенал… но ничто не помогало. Его несло в Осевое.

На этот раз все произошло очень быстро. Языки пламени вырвались вперед, приняли его в геену огненную, от адской боли заломило затылок, полыхнуло неживым пламенем. И пропало.

Он сидел в молочном, белесом тумане. Осевое! Столбовая дороженька Пространства. И кладбище миров! Метил в рай, а попал в ад.

Иван содрогнулся от внезапной мысли. Ведь это действительно какой-то ад, преисподняя… нет, больше похоже на чистилище, где обитают неприкаянные души, где они мытарятся, мучаются не телесно, но духовно. Все равно — тот свет, как ни называй. Но на этот раз он не уйдет отсюда просто так, хватит уже дурить его, хватит водить за нос! Времени мало? Теперь у него много времени! Ретранс не работает «на откат», но он четко выходит на оси «безвременья». Выходит? Иван усмехнулся.

Куда бы сейчас ни попал, куда бы ни вышел, куда бы его ни выбросило, все равно возврат ему лишь в одно место-в палату-камеру! Ну и пусть! На все запоры есть отпоры. А сейчас о другом надо думать.

Он склонился, нырнул в туман. И ощутил, как в голову проникают тысячи мыслей, образов, обликов — Осевое начинало чудить. Но с его призраками шутить нельзя, чем больше будешь приглядываться да прислушиваться, тем большую власть над тобою они возьмут.

Прочь! Прочь из моего мозга! Вон! Иван сконцентрировал волю, собрался в тугой узел — теперь он был не просто человеком, не земным десантником, а рос-ведом с тысячелетиями тайных знаний за спиной. Мозг превратился в огромный, сверкающий миллиардами граней бриллиант, вспыхнули, окружая его, прозрачно-черные, непреодолимые барьеры Вритры. Еще, еще немного…

Иван отмахнулся от какой-то прыгнувшей на него тени, сбил ее с ног, не отвлекаясь от главного. Сейчас! Он будто увидел себя со стороны, в мерцающем защитном, но невидимом для других коконе. Это не абсолютная защита… и все же в ней его спасение. Все, он готов! Зрение сразу прояснилось, молочный туман осел у самых щиколоток.

В нем лежало черное, костлявое и шипастое тело четырехглазого урода-монстра. Таких Иван видел на Изальгее, планете двенадцати солнц и сиреневой воды. Но откуда он здесь? Челюсть у монстра была разбита ударом, верхний острый конец ее выходил из черепной коробки — Иван бил сильно, переоценил нападавшего.

Плевать! Сам виноват. Иван быстро пошел вперед, знал — ноги вынесут его в нужное место. И лишь отойдя метров на двести от трупа, он понял — изальгеец не призрак. Странно. Он снова приложил кубик ретранса к переносице. Застыл. Вслушался. Нет, он не услышал голоса.

Но его пронзила внезапная, чужая мысль: «ты никогда не попадешь туда, куда ты захочешь попасть! никогда, ибо желания твои заключены в сознании твоем, но воспринимается не оно и не его приказы! твое подсознание и твое сверхсознание знают, где тебе надо быть, куда тебе следует отправляться! ретранс слышит и видит то, чего не видишь и не слышишь ты! но знай, ни в одном из перемещений ты не ошибешься, ты попадешь именно туда, куда тебе следует попасть! а воспользуешься ли ты этим или нет… каждый сам вершит свою судьбу!» Ивана прошибло холодным потом. Неужели он станет теперь игрушкой собственного подсознания? Нет! Речь шла совсем не об этом. А о чем же?! И тут он понял. Как долго ему приходилось мыкаться по путям-дорогам Мироздания, блуждать в потемках и лабиринтах, проваливаться с уровня на уровень! Теперь все позади! Он вырвался на свет. Он еще ничего не видит. Но он вырвался… и отныне он будет попадать только в цель, только в яблочко. Кончились странствия. И начались последние странствия не странника, но вершителя!

Вперед! Он знал, что Провидение высветит путь. Вперед! Сонмы призраков окружали его, тянули руки, хватали за ноги, за волосы, тянулись к нему. Но недосягаем он стал для них. И не вглядывался в их лица — странные, изможденные блужданиями по Осевому, страданиями и болями, грехами своими земными и потусторонними.

Мужчины, женщины, дети, упыри, лешие, русалки, старушки и старцы, инопланетные монстры и почти воздушные гуманоиды, бесполые чудища, нави, оплетай, уроды и уродицы, в развевающихся и истлевающих одеждах, и голые, с торчащими из-под полусгнившей плоти желтыми, изломанными и изъеденными костями — призраки, привидения, черные души! Он, живой и теплый, притягивал их, в нем они видели плоть и кровь, которые могли воскресить их, оживить хоть на миг, дать почуять вкус бытия. Прочь! Прочь!!

Где-то среди всех этих нежитей должна быть Света.

Обычно она являлась ему в первые же минуты. Но почему ее нет сейчас… Иван вдруг остановился. Прикрыл лицо руками. Как он раньше не задался вопросом? Обычно… Обычно никто ничего происходящего в Осевом не помнит. Так почему же он стал помнить?! Где та грань?!

Грань, которую он перешел, сам не заметив того?! Много званных, да мало избранных. Неужели свершилось на самом деле, неужели он стал избранным?! Иди, и да будь благословен! Нет, это не простое напутствие, не одни лишь слова. Это нечто большее, это — предопределение!

Иван еще быстрее устремился вперед. Туда! Он знал, что надо не просто идти, надо бежать туда. Там вход. Что?

Какой вход?! Неважно какой, надо добежать и все прояснится. Еще немного. Еще метров пятьсот, триста, двести… Взбираться на скалистую гряду становилось все труднее, но Иван бежал. И лишь предчувствие остановило его, бросило плашмя за изъеденный рытвинами валун. Здесь! Вход где-то здесь.

Призраки отстали, отвязались. А может, эта гряда была для них запретным местом. Неважно. Иван лежал и смотрел в узкое ущелье. Теперь он начинал догадываться.

Скалы, камни, песок под ногами, ни травинки, ни деревца. Низкий расплывшийся туман стелется — пеленой ползет на пять-шесть сантиметров. Тихо. Уже не слышно причитаний, визгов, воя. Тишина.

И тут Иван увидел их. Далеко, за пологим гребнем, за тремя сросшимися обломками скалы. Они шли по узкой тропе прямо на него. Семеро крохотных человечков с тюками на спинах. Нет, это не тюки. Один из семерых вдруг высоко взмыл над скалами, огляделся и неспешно, плавно опустился там же, откуда взлетел. Они могли бы преодолеть все расстояние с помощью гравитационно-реактивных заспипных ранцев, но они этого почему-то не делали. Ничего, разберемся, думал Иван. Только сейчас он начинал понимать, насколько ослаб за эти дни — руки и ноги были ватными, спина гудела, во рту все пересохло, язык наждаком обдирал небо.

И тут он вспомнил ее слова. Дверь! Всем им нужна дверь. Что за дверь?! Из Осевого есть дверца в их мир, есть вход-выход для живых людей. Особый… нет, секретный проект в Осевом… семьдесят восемь уже остались здесь, надо полагать, погибли в Осевом? Больше сотни ушли через Осевое куда-то. Света даже не могла подобрать слова — «этому нет названия», во что-то большее, чем наш мир — тоже дверь из мира в мир! Но это не все.

Негуманоидам нужна дверь из Системы в нашу Вселенную. Они проникают сюда, они могут провести свои армады… Но им нужна еще и какая-то Дверь? Зачем?! Они способны перемещаться в немыслимых структурах Невидимого Спектра — это фантастика! это чудо! казалось бы, что им еще надо?! Но они ищут какую-то мифическую Дверь и ключи от нее. А чем лучше Авварон Зурр бан-Тург?! Этому исчадию ада тоже нужна дверь, ему нужен Кристалл- ключ от двери в мир живых! Они все стремятся сюда. Зачем?! Ясно зачем. И вот теперь он совсем рядом от этой дверцы… или одной из этих дверей. А они движутся явно к ней. Точно, к ней!

Иван уже различал лица идущих. Двоих из них он знал по Отряду Дальнего Поиска. Да, первым шел Артем Рогов, худой, невысокий, жилистый, с черным шрамом от уха к уху через впалые щеки, губы, скулы — этот шрам он получил на Замгамбе, пятой двойной планете системы Единорога: спасательный бот опоздал на несколько минут и Артему, тогда еще двадцатипятилетнему парнишке четырехпалые туземцы чуть не спилили полголовы — они медленно, очень медленно перетягивали лицо веревкой из шершавых листьев дерева во, а потом еще медленнее начинали дергать эту веревку то в одну, то в другую сторону — за час верхняя часть черепа обычно отделялась от нижней, тело зарывали в болотистую почву, а черепами мостили улицы между огромных мохнатых хижин. Артему повезло, туземцы лишь трижды дернули за веревочку. Теперь он шел по Осевому и наверняка не знал, что за ним наблюдает старый и добрый знакомый.

Шестым понуро брел Голд Зовер, порядочный подлец и плут. Иван знал его по Дибройту. Голд не был профессиональным десантником, но всегда крутился рядом с космическим спецназом… и вот докрутился, попал в Секретный проект. Остальных Иван не знал, но это были парни с Земли, никаких сомнений. Свои.

Он хотел уже встать и помахать рукой Артему. Но совсем тихо из-за спины прошелестело:

— Не делай этого. Они убьют тебя!

— Кто меня убьет — мой старый друг Артем Рогов? — спросил он, не оборачиваясь, боясь узреть мерзкого, слизистого упыря.

— Тебя убьют они! — повторила Света тверже. — Здесь не Земля.

— Зачем ты опять пришла?

— Я пришла в последний раз. Сегодня ты или заберешь меня отсюда… или…

— Или — что?

— Или ты останешься здесь сам!

Иван резко обернулся.

За правым плечом, метрах в двух сидела Света — живая, настоящая, светловолосая, в истрепанном, полупросвечивающем платье — он помнил это платье, она брала его с собой в последний полет, но она не могла быть одета в него, когда входила в Осевое. Не могла!

— Не отвлекайся на мелочи, — попросил она. — И не оборачивайся, я не покину тебя.

Туман поднимался выше, становился непроницаемей. Но Иван ясно видел цепочку секретников. Они шли по колено в молочной пелене, шли сосредоточенно и молча.

— Почему они не ушли из Осевого в другой, лучший мир? — спросил Иван. — Ведь ты говорила, что они уходят туда.

— Они бегут туда! — прошептала Света почти в ухо. — Но не все единицы остаются. И возвращаются на Землю. После работы здесь они становятся сверхлюдьми.

Им больше нравится такой расклад, они не хотят быть равными в величии и блеске, они хотят царить во мраке и нищете.

— Ясно. Они материальны или это их клоны?

— Это они сами, вот и все!

Цепочка приближалась. Теперь Иван видел каждую складку на одеждах, видел выражения лиц, капли пота на лбу и щеках. Сто метров, восемьдесят…

— Но я ведь должен что-то делать? Почему ты не даешь мне встать?!

— Сейчас увидишь!

Неожиданно легко Света выскочила из-за спины, вспрыгнула на валун. И тут же серый огромный камень разлетелся тысячами острых, больших и малых осколков. — Иван не успел увернуться, и ему рассекло лоб. Выстрела он не слышал, но по опыту знал — это ручной пулемет-бронебой.

Он перекатился под другой валун. Обернулся.

Света была как и прежде — за правым плечом.

— Если б встал ты, сбылось бы мое предсказание, — тихо проговорила она.

— Это точно, я б остался здесь навсегда. Но почему они стреляют в призраков? Ведь здесь одни призраки, тени.

— Нет, ты ошибаешься. И они научены горьким опытом, они не хотят рисковать, у них принцип: лучше убить сто друзей, чем один враг убьет тебя.

— Откуда ты знаешь?

— Я часто ходила вслед за ними, прислушивалась, я думала, что они, живые, настоящие земляне, вытащат меня отсюда. Но я ошибалась. Это нелюди!

Иван поморщился. Света всегда преувеличивала, и еще когда была живой, сейчас тем более, от нее можно было ожидать любого. Конечно, у этих парней страшный, смертный опыт, конечно, они обозлены на всех и на все, конечно, они отвечают пулей на любой шорох… но в своего они палить не станут. А ему есть о чем с ними поговорить. Надо кончать разом со всеми проклятыми загадками! Надо кончать с Осевым! Другого случая не будет!

— Артем! — крикнул он из-за валуна. — Дружище, ты слышишь меня? Это я, Иван! Вспомни чертову Замгамбу! Вспомни, как я отпаивал тебя спиртом! Ты узнаешь меня?!

Шаги затихли. Цепочка остановилась. Иван явно слышал это. Но он не видел, как озираются секретники, как припадают к камню на тропе.

Наконец, после короткого затишья послышался знакомый высокий и сиплый голос:

— Я узнал тебя, Иван. Выходи!

— Ну, слава Богу, — прошептал Иван. Напрягся, готовый выскочить из-за валуна.

Но на спину легла теплая, совсем не призрачная рука.

— Погоди!

Света смотрела на него страшными, застывшими глазами, будто уже видела его бездыханным.

— Смотри!

Она подобрала большой камень, с трудом отпихнула его от себя ногой, камень соскользнул вниз, выскочил из-за валуна, ударился, подскочил… и исчез- ослепительная вспышка превратила его в пустоту, так бил десантный лучемет, Иван не мог ошибиться.

— Ты что, сдурел?! — завопил Иван. — Артем! Дай мне выползти, встать! Ты увидишь меня! Я безоружен!

— Выходи!

— Не смей! — захрипела в ухо Света.

— Я должен выйти, — оборвал ее Иван. И оттолкнул.

Он помедлил две-три секунды, а потом откатился назад, давая телу простор — и резко вспрыгнул на двухметровую высоту, прямо на горбатую пыльную спину камня.

Все семеро стояли, выставив вперед стволы.

— Вот теперь я и впрямь вижу, что это ты, Иван! — выкрикнул, скаля зубы, Артем Рогов, постаревший и лишившийся половины своих кудрей. — Ты зря пришел сюда, Иван. Прощай!

Они нажали спусковые крюки разом, на слово «прощай». Но они опоздали — Иван, трижды перевернувшись в воздухе, запрокинувшись назад, летел вниз со склона, а вслед ему неслись осколки, камни, пыль из иссекаемого пулями, снарядами, прожигаемого лучами и сигма-излучением валуна. Они обманули его! Обманули. Света была права — это нелюди… или другое, или они ни при каких обстоятельствах не могут допустить, что в Осевое проникнет кто-то из землян, кроме них, секретников.

Скорее всего, так и есть. Они твердо знают, что это мир призраков и оборотней, что в нем не может быть друзей.

Как он сразу не сообразил?!

И все же он не упустит их.

— Ты просто идиот! — заорал Иван. — Артем! И ты, Голд Зовер, и все остальные! Вы с ума посходили!

— Это ты сошел с ума, — прошептала из-за спины Света. — Это ты идиот. Тебе надо было ждать, пока они подойдут к двери, понял? Зачем ты раскрылся?!

— Я не могу вести себя с ними как с врагами, как с нелюдями. Это мои товарищи, это бывшие десантники, братки!

— Врешь! — неожиданно грубо пресекла его Света. — Это давно уже не братки твои! Они работают против Земли, против землян. Они начинали свой Секретный проект как посланцы человечества, да, так было. Но теперь это непюди! Осевое ломает и не таких… в Осевом много страшного, Иван!

Иван скривился. Застонал. Он не мог решиться.

— Ты упырь, — шептал он, глядя на нее, — ты призрак! Ты порождение обезумевшего подсознания, растревоженной памяти! Светы давно нет, она погибла! Отвяжись от меня, не сбивай меня, не натравливай на своих!

Прочь! Уходи прочь!!

— Никуда я не уйду! Хватит! Ты просто истеричка, Иван! — она схватила его за плечи, приблизила лицо и впилась губами в его губы. Они были горячие, живые, женские, таких не бывает у призраков. Иван отпрянул назад, он чувствовал живое тепло. Но он все помнил — он помнил страшного, клыкастого, скользкого упыря на своих коленях, помнил лютую, невозможную боль, костистый хребет, жадное чмоканье и пустые, рыбьи глаза призрака-фантома. Ведь это все было!

— Ну хватит! — она сама оторвалась. — Ты видишь, что это я. Или нет?! Хватит! Они сейчас выволокут тебя из-за камней и прикончат! А может, и выволакивать не будут, сразу прибьют. Уходи!

Иван понял, она права. Он кубырем откатился в сторону. И почти сразу в то место, где он только что лежал, ударил сноп огня. Голд Зовер стоял наверху, на обломке. скалы и хохотал.

— Ну, сволочь, — прохрипел, задыхаясь Иван, — с тебя я и начну!

Он прижался к земле, полностью погружаясь в вязкий белый туман. И пополз вперед. Призраки будто этого и ждали, они набросились на Ивана со всех сторон, они лезли ему в глаза, в лицо своими пальцами, кричали в уши, молили, стонали, грызли его тело зубами… но защитный кокон делал все их усилия бесполезными. Эх, если бы этот кокон защищал от пуль! Барьеры Вритры — это психополя особого рода, ни снаряд, ни луч они не остановят. И оружия никакого! Ну и плевать!

Иван выбрался из призрачного беспросветного болота прямо за обломком скалы, за спиной у все еще хохочущего Голда Зовера. Тот был явно не в себе — с упорством маньяка он выжигал из лучемета туман, метр за метром, квадрат за квадратом. Испаряющиеся души, уродливожалкие призраки, омерзительно шелестя и свистя, взмывали к черному безоблачному небу — если эту дыру, эту вселенскую пропасть над поверхностью можно было назвать небом. Да, все-таки Зовер ничуть не вырос над собой, он оставался таким же ублюдком. Иван помнил, что это именно он выдал штабным троих десантников, нарушивших инструкцию. Их уволили с треском. А вся вина несчастных состояла в том, что они пытались защитить себя от обезумевших «союзничков» на Аранайе, ухлопали банду негодяев, которым лучше бы и на свет не рождаться. Парни сделали доброе дело. Но Голд Зовер был должен одному из них, и сумма-то была плевая… Голд не упустил момента. Ублюдок!

Иван в один прыжок оказался за спиною маньяка, ухватил его за обе щиколотки и резким рывком сдернул вниз. Голд не выронил лучемета, и это погубило его — тяжелая подошва опустилась на кисть, сжимавшую рукоять, раздробила ее.

— Вот так! — вырвалось у Ивана.

Он посмотрел на индикатор энергоемкостей лучемета — те были почти на нуле. Перевернул тело, потряс, бросил — запасных «рожков» не было. Ну и ладно! Пускай полежит, может, прочухается.

Совсем рядом разорвался гамма-снаряд, Ивана обдало липкой, удушливой волной. Рано он расслабился. Любой другой на его месте был бы сейчас покойником. Но только не он. Рыча от боли и удушья, Иван вновь полетел по склону вниз — едкая отрава стелилась вслед за ним, кожу прожигало незримым излучением. Ну и пусть! Ничего не будет! Недаром еще в Школе их травили, пичкали, облучали в малых дозах, но постоянно, всякой дрянью и гадостью. А потом вкалывали, вводили, втирали еще большую дрянь и гадость противоядий, дезактиваторов и прочей отравы. У них вырабатывали тотальный сверхиммунитет. Без него нечего делать в Дальнем Поиске. Да, они умели выживать в самых чудовищных условиях, они были практически неистребимы. Но даже их, десантников-смертников, сверхлюдей, витязей XXV века, ничто не могло спаси от прямого попадания. Оставшиеся шестеро секретников знали это — и не жалели боеприпасов.

Но они потеряли егс из виду. Потеряли!

Иван снова лежал за валуном, одним из тысяч валунов, разбросанных тут и там по скалистой гряде. Тяжело дышал. Ему казалось, что если он сейчас повернется, выглянет из-за серого камня, то увидит совсем рядом Гута Хлодрика с его новеньким сигмаметом, а чуть подалее — огромного белого медведя, купающегося в водопаде, в сверкающем алмазной пылью водопаде, в искрящемся водопаде шампанского. Гренландия! Тысячи парсеков отсюда, сотни световых лет… а может, и совсем рядом, может, прямо здесь — ведь Мироздание штуковина непростая. Дверь! Он опять забыл про дверь! Он все испортил. Света права, надо было дождаться… ему вспомнился черный экран, лицо старика. Тогда они были в Осевом с карликом Цаем ван Дау. И его повлекло в экран… а там оказалась черная, бездонная дыра. Это и было Дверью!

Клан «серьезных», тайные правители Земли — тайные? нет, там все запутано, там тайное перемешано с явным, они все в одной упряжке! и ничего странного в этом нет, так и должно было случиться, коли у власти оказались выродки-дегенераты, разрушители, истребители всего доброго и созидающего! Это на них, а не на Синдикат, и не на Восьмое Небо работают секретники, на них!

Нет, не надо спешить!

Иван озирался, ища Свету. Она должна ему помочь, обязательно должна! Где же она?!

— Ну все, гад! — раздалось из-за ближнего камня.

Высунувшийся мордоворот держал Ивана на мушке бронебоя. Три метра, разделявшие их, не оставляли надежды.

И тут дико закричала Света. Она выявилась прямо из воздуха за спиной у мордоворота — бледная, растрепанная, с черными кругами под глазами. И закричала так, что волосы дыбом встали.

Мордоворот не обернулся. Но палец его чуть дрогнул, и смертельный снаряд, сдирая кожу с виска, обжег Ивана своим невидимым боком, просвистел мимо, врезался в скалу, раздробил ее и затих, разорвавшись на сотни корпускул-убийц. Камни градом посыпались сверху. Один из них, весом тонны в полторы обрушился на удивленнонедоумевающего мордоворота, похоронив его под собою.

Двое из семерых вышли из страшной игры.

Ивана тоже осыпало камнями, но не убило, не покалечило, он успел вжаться в расселину, затаиться. Он видел Свету — она стояла на том же месте, не укрывалась, камни пролетали сквозь нее, не причиняя вреда. Призрак!

Но почему у этого призрака теплые, живые губы?! А может, и он сам призрак? Может, попадая в Осевое, человек утрачивает свою телесную основу? Надо добраться до них, до этих секретников, надо потолковать с ними, только они смогут рассказать правду.

— Я здесь!

Иван выскочил из-за валуна. Поднялся в полный рост.

Прежде, чем трое из пятерых успели среагировать на его крик, он сразил их наповал — из бронебоя и лучемета.

Он целил и в Артема, но тот увернулся, скатился в ущелье, повис, быстро перебрался за гребнистый край.

Другой секретник стоял в семи метрах от Ивана бледный и дрожащий. Он сжимал побелевшими пальцами бесполезный парализатор. И ждал смерти. На таких у Ивана никогда рука не подымалась.

— Убей его! — потребовала Света.

— Успеется.

Иван пошел к обреченному. Он знал, что Артем не сможет выстрелить, ему бы навесу удержаться. Да и не будет он уже стрелять, рисковать лишний раз, понадеется на благородство победителя. А этот… Иван подошел вплотную. И произнес всего лишь два слова:

— Где дверь?

Секретник прохрипел что-то невнятное, видно, в горле у него настолько пересохло, что он не мог слова вымолвить. Тогда он дернул головой назад, чуть влево.

— Пошли! — потребовал Иван. И неожиданно громко выкрикнул: — А ты вылезай! Не трону!

И тут же раздался глухой одиночный выстрел.

Иван вздрогнул. Бледный секретник согнулся, суетливо поводя воспаленными глазами. Потом насторожился, выпрямился, прислушался к затихающему грохоту в ущелье.

— Вот дура-ак, — просипел он. — Заче-ем?!

До Ивана дошло с опозданием — застрелился Артем!

Десантник, браток, неплохой в общем-то парень, связавшийся с этими гадами. Действительно, зачем?! Теперь не вернешь — тело на дне глубокого ущелья, с дыркой в груди или голове, с переломанным хребтом. Дурак!

— Пошли! — повторил он бледному.

— Ага, — испугался тот, — пошли! Я покажу!

Метров двести они поднимались молча. Потом бледный ткнул пальцем в скалу, остановился.

— Она здесь!

— Где?

— Да под камнем, где ж еще!

Иван опять вспомнил черный экран и старика. Экран тоже был «под камнем». Бледный явно не врет. Носпешить нельзя.

— Садись! — Иван ткнул стволом лучемета в сторону плоского черного валуна. — И все рассказывай. Но предупреждаю: я из тебя слова выпытывать и вытягивать не буду. Станешь темнить, убью!

— Чего рассказывать-то? — бледный побледнел еще больше.

— Все, что знаешь про Осевое, про двери эти чертовы, про тех, кто тут заправляет, кто послал, зачем… но по порядку, понял?!

— Ты лучше сам спрашивай! — снова засипел бледный и рванул ферракотовый ворот полускафа. Ему явно было не по себе. — Вопрос — ответ, а то у меня все в башке плывет, я тут четвертую неделю уже, мозги колом стоят.

Иван недовольно нахмурился. Поглядел вдаль — прямо над обрывом, чуть подавшись вперед, стояла легкая женская фигурка. Света. Он отвернулся.

— Ты участвуешь в Секретном проекте по Осевому, так?

— Да, — торопливо признался бледный.

— Что такое Осевое измерение?

— Как это что? Иное измерение, другой мирИван остановил его движением руки.

— Мне надо знать все. И ты мне должен толком все выложить. Я семьдесят с лишним раз входил в Осевое, я десантник с огромным стажем, ты знаешь. И каждый раз я клялся себе, что никогда не пойду этой дьявольской столбовой дорогой, хватит! Но всегда шел снова. Я делал это как все! Я разгонялся на капсуле до скорости света, я входил в Малиновый Барьер… и ежели я задавал верный курс «большому мозгу», меня выбрасывало на другом конце Вселенной. Нас так и учили всегда: Осевое измерение — Столбовая дорога Вселенной! Чтобы выйти из нее, надо сжечь десятки тонн горючего, истратить кучу разгонников.

— Я все понял, — зачастил бледный, — ты входил в Осевое по-старинке, ты и не мог знать про «дверь», про нее знают только наши, кто в секретке работает. Никуда не надо лететь! И не надо горючего! Осевое повсюду, оно внутри нашего пространства, и снаружи, везде — это иное измерение, вот и все! Ты ведь не убьешь меня, как всех их?

— Поглядим еще, — неопределенно ответил Иван. И добавил: — Вопросы задаю я. Что это за мир? Говори толком!

— Никто не знает всего про Осевое. Никто! Наши ковыряют уже тринадцать лет, большая часть сбежала, многие погибли, а мы как рабы, как подопытные крысы — нас бросают куда ни попадя, и глядят! А тут не хрена разглядывать! Осевое — это пуповина между двумя мирами: нашим миром, мы его зовем Новый, и другим — Старым миром. Только эта пуповина обволакивает и пронзает весь наш мир — он сам, как говорят умники из шестого сектора, совсем недавно образовался, двенадцать миллиардов лет назад, до этого был только Старый мир, он и сейчас есть, только туда никого из Нового не пускают, там суперцивилизации, там боги, ты не поверишь… а мы пробрались сами, прокрались, вот и остаются там многие, а Осевое — пуповина. Но по этой пуповине можно в любую точку нашей Вселенной попасть за миг!

— А в другую Вселенную?! Или они и есть в Старом мире?

— Нет! Они все в Новом. Неисчислимое множество вселенньк в Новом мире, даже те, что существуют в миллионы раз дольше, чем он сам.

— Ерунда получается какая-то! — вставил Иван.

Нет, все так и есть. Старый мир создавал Новый мир не сразу, кому как повезло — были миллионы и миллиарды Больших Взрывов, направленных и самопроизвольных, каждая Вселенная вводилась в Новый мир из Старого в своей оболочке, каждая имела свою пуповину с другим, каждым другим, и одну общую — Осевое измерение. Тут столько дверей и дверок, что и не сосчитаешь…

Но это все абсолютно секретная информация, тебе не дадут с ней жить на Земле, и в Федерации не дадут. Нас никуда не выпускают уже тринадцать лет, мы сидим в Желтом шаре, загонят в Осевое — потом обратно, и все! Ты зря влез в это дело!

— После поговорим о делах, — Иван криво усмехнулся. — Рассказывай дальше!

— В Мироздании есть только два больших мира: Старый и Новый. Все остальное или в них, или между ними.

Вот Осевое как бы и лежит между ними. Это как фильтр, и как чистилище…

— А довзрывники?! — вдруг вспомнил Иван.

— Какие еще довзрывники?

— Ну, та цивилизация, что до Большого Взрыва была?

Бледный занервничал.

— Ты опять ничего не понял, — затараторил он, — была куча этих Больших Взрывов, и всегда кто-то был до одного из них и до всех вместе взятых. Так можно всех, кроме нас, землян, называть довзрывниками — и в нашем мире, и в Старом. Я не понимаю тебя!

Иван уныло смотрел на скалу, смотрел в то место, где должна была быть «дверь». Ему становилось не по себе, если этих «дверей» много, но уже ничего не поделаешь, возле каждой можно поставить по батальону охраны, но сначала поди найди их все. Нет, ему совсем не нравились эти старые, новые, многоярусные и многоуровневые миры. Душа жаждала простоты, порядка и света.

— Ясно. Давай дальше! — потребовал он.

— Сам по себе мир Осевого измерения пустой. Но в нем сконцентрированы какие-то тонкие и тончайшие поля, про которые у нас на Земле никто ни черта не знает.

Осевое как губка. Впитывает она не влагу, а всякие фантомы. Тут полным полно настоящих тварей, живых, разумных, материальных. Но все они попали сюда при перебросках из каких-то миров, или при катаклизмах разных, такое тоже бывает… но они быстро дохнут тут, мало кто уживается. А вот призраки здесь обретают бессмертие. Это как загробный мир какой-то! Они берутся отовсюду… вот гляди на меня!

Бледный вдруг замолк, закрыл свои красные глаза, сморщил лоб.

И Иван увидал, как у него за спиной появился большеголовый скелет, облаченный в прозрачную синеватопросвечивающую плоть. Скелет подпрыгнул, бросился на Ивана, но рассыпался на кости, истек мутной жижей и исчез.

— Я его специально угробил, — пояснил бледный. — Я тут наловчился, с этими привидениями. Но такие не страшны, одна видимость только.

— Какие это такие? — переспросил Иван.

— А те, что из самого живого человека исходят.

Страшны другие — их тут не сосчитать! Вот скажем, у нас на Земле если кто помирает в страшенных муках, с дикой нервной и психической встряской, из него исходит невидимый там двойник, призрак. Осевое сразу его впитывает. Или кто-то сам доводит себя до такого завода, что дух из него выкипает — губка тут как тут… трудно на пальцах объяснить!

— И этот дух летит через всю Вселенную в Осевое?

— Да никуда он не летит! Ты забыл. Осевое везде и повсюду, оно и внутри и снаружи тебя! Он сразу уходит в него…

— А если человек гибнет страшной, лютой смертью в Космосе?

— Все равно! Осевое и в воде, и в камне, и в воздухе, и в живой плоти, и в пустоте, в абсолютном вакууме. Мы его просто не видим и не ощущаем, пока сами в него не попадем!

— Значит, везде!

Иван с щемящей болью поглядел на легкий женский силуэт над обрывом. Так вот как она попала сюда! Она мертва. Чтобы ни говорила она, какие бы теплые и нежные ни были у нее губы, она мертва. Но зачем тогда все это! Зачем такая изощренная и долгая пытка! А отец с матерью? Они ведь тоже погибли в пустоте? Они погибли страшно, люто! Значит, и их призраки бродят где-то здесь. Но ведь Осевое огромно. Так почему же она, Света, всегда оказывалась рядом с ним? И почему мать с отцом никогда не приходили? Это просто пытка!

Правитель подошел совсем близко, склонился над лежащим посреди серой камеры-палаты. Левая, с детства искривленная, рука Правителя неостановимо дрожала, и он не мог ничего с ней поделать. Почти в такт руке, но с большими перерывами подергивалась правая бровь — надо было лечиться, отдыхать, да Правитель боялся оставлять свой кабинет, он часто и ночевал в нем. Но сейчас заставил себя выбраться из привычного убежища, добраться в пневмокабине до Лубянки и спуститься вниз на целых восемьсот метров. Специальная психиатрическая больница для особо опасных узников была заложена под одной из центральных площадей еще в 1991 году, сразу после черного августа. Пользовались ею недолго, около десятилетия, но сгноили за это время в ее казематах не одну тысячу инакомыслящих. Потом забросили, и восстановили уже при нем, при нынешнем Правителе Великой России, всего семь лет назад. О ее существовании знали немногие — укромное было местечко.

— Света… уходи! — прохрипел лежащий. — Уходи!!!

Правитель отшатнулся.

— Что это с ним?

— Бредит. Все время бредит! — пояснил начальник охраны, плотный человек лет под шестьдесят с настороженным широкоскулым лицом и узкими щелками глаз.

Правитель отвел ногу и пнул лежащего вполсилы, чуть не упал сам. Но ничего не добился, узник не вышел из забытья.

— Вот ведь гад какой! — посочувствовал Правителю начальник охраны.

— Короче! — оборвал его тот. — Докладывайте!

— Слушаюсь! Субъект полиостью прослеживается.

Тридцать восемь лет, русский, место рождения — борт АСК-657-11-1004…

— Что?! — недовольно пробурчал Правитель. — А может, он родился на станции «Салют», или на каравелле «Санта-Мария», вы что порете, генерал?!

Начальник охраны ничуть не смутился.

— Так точно, борты АСК — модель начала XXII века, не используется свыше двухсот лет. Но это так. Субъект родился на борту АСК двести сорок пять лет назад. При невыясненных обстоятельствах родители субъекта погибли вместе с АСК в периферийном квадрате Арагона55 — Рочерс-12. Ребенок был погружен в анабиоз ботакапсулы, два века с лишним капсула блуждала в пространстве, до тех пор, пока не была обнаружена патрульными сторожевиками. Дата выведения из анабиосна была принята за дату рождения младенца. Далее — специнтериат, практика вне Земли, Общая Школа Дальнего Поиска, практика на геизируемых объектах, Высшие спецкурсы боевой группы особого назначения, работа в закрытых секторах Пространства, факультет СМ-1, биоперестройка, закладка полных объемов системы «альфа», психокоррекция, два года практики с наращиванием боевыносливости и мнемокодирования, особая рота космоспецназа, седьмой взвод десантников-смертников экстракласса, группа «черный шлем», звание — полковник с 2474 года, выполняет исключительно индивидуальные задания с 2469 года, входит в десятку лучших десантников-смертников России и Федерации, с 2478 года в регенерационном отпуске. Двести пятьдесят шесть боевых и разведвылетов, двадцать четыре спецпрограммы по особому разделу, эпизодическое участие в двенадцати метагалактических войнах, сорок семь ранений, четырнадцать выводов из. клинической смерти, полная регенерация, тонус-альфа, сбой — 2478 год. Внеплановое проникновение в дельта-коллапсар УБО-1800, мания преследования…

Правитель резко топнул ногой, скривился.

— Вы мне бросьте это, — прошипел он, — мания преследования… я вам не девочка из видеоинформа. Что там было!

— Проникновение в Систему — игровая цепь, минимум информации!

— Ясно! Что еще!

— Внеплановый проход в сектор смерти…

— Что-о?!

— По наводке второй ложи Синклита. Они его вели.

— Черт возьми! Этот парень был везде, и еще не сдох?! Вам не кажется это странным?!

Правитель трижды ударил стоптанным мыском бурого штиблета в лицо лежащему. Но тот только передернулся. Потом с нескрываемой злостью уставился на узкоглазого.

— И это все?!

— Так точно, все.

— А ликвидация Анатолия Реброва?!

Начальник охраны побагровел. Однако голос его не дрогнул:

— Причастность субъекта к убийству Реброва не доказана…

— Плевать мне на ваши доказательства! Он там был?

— Нет!

— Я вышвырну тебя отсюда, понял?! — заорал пуще прежнего Правитель. — Ты знаешь, куда вышвыривают отсюда?!

— Знаю, — покорно проговорил узкоглазый, — на тот свет.

— Верно мыслишь, молодой человек! — Правитель отвернулся от начальника охраны. Ткнул пальцем в угол камеры. — А это еще что?

В углу темнела уродливая, еле различимая головастая тень карлика-нечеловека.

— Фантом.

— Что?!

— Фантомное изображение… так бывает при сильных потрясениях. Когда этот тип придет в себя, фантом исчезнет.

— Ты хочешь, чтобы он пришел в себя?!

Узкоглазый растерянно развел руками.

— Сколько времени потребуется на полную мнемоскопию?

— От силы полторы недели!

— Так вот, чтобы через полторы недели вопрос с этим смертником, — Правитель снова пнул ногой безвольное тело, — был решен, ясно?!

— Так точно!

— И никаких фантомов! — Правитель поднес кулак к носу начальника охраны. — Ты думаешь, это у меня от усталости в глазах мельтешит?! Думаешь, сдает старик?!

Ошибаешься! Убрать!

Узкоглазый ринулся в угол. С налета ударил ногой тень в голову. Но нога прошла насквозь, сапог врезался в серый упругий синтокон. Тогда начальник охраны выхватил из кобуры лазерный пистолет тройного боя и принялся исступленно расстреливать притихшую головастую тень. Камера превратилась в нечто кошмарное, напоминающее металлургические плавильные цеха древности, запахло горелым.

— Прекрати! — в ярости заорал Правитель. — Болван!

Узкоглазый бросил пустое занятие. С недоумением поглядел на бесполезный пистолет, сунул его в кобуру.

— Я только хотел показать, что с ней ничего невозможно сделать, — начал оправдываться он.

Но Правитель уже повернулся к выходу.

— Осевое везде… — неожиданно прохрипел в бреду узник.

Начальник охраны в сердцах ударил его сапогом под ребра. И истово заверил шефа:

— Через полторы недели все будет в норме!

Туман поднимался все выше, он уже скрывал колени, вырывающимися молочно-белыми языками лизал кисти рук. Иван поглядывал в сторону скалы — надо бы пересесть повыше.

— Прилив, — пояснил бледный. — Тут всегда так, то прилив, то отлив.

— Ну и пусть. Нам ничто не угрожает? — спросил Иван.

— Пока нет.

— Тогда расскажи про Старый мир.

— Это трудно описать. Там все иначе, там другая материя, другая энергия, там все иное. Там — боги! И они все видят.

— Как это?

— Очень просто, мы вот сейчас сидим и ни черта не видим, кроме скал и тумана. Попадем на Землю — тоже будем видеть только то, что под носом. А из Старого мира весь наш Новый мир, все миры, составляющие его, видны как на ладони, будто сидишь перед кучей аквариумов, в которых плавают рыбки — и видишь сразу все или те, что захочешь. Но только все сложнее, нет таких слов.

— Ты был там?

— Я входил туда. Но не так, как сюда. Туда невозможно впереться со всем этим, — он выразительно обвел красными глазами свои руки, ноги, все тело. — Туда проникает только… душа… или то, что в мозгу, я не знаю. Но не само по себе, оно сразу входит во что-то другое и обретает силу, понял?!

— Нет.

— Это и невозможно понять!

— Может, там загробный мир, рай?

— Сказки! — отмахнулся бледный секретник. — Я в сказки не верю. А там все реальней, чем здесь в тыщу раз! После Старого мира, когда я назад вернулся, будто в вату попадаешь… или в песок с головой, со всем телом — только что все видел и понимал, и будто разом отрезает, будто глохнешь, слепнешь, дуреешь», и толком вспомнить даже не можешь. Короче, там боги. А здесь — черви! — Он вдруг с подозрением посмотрел на Ивана, вжал голову в плечи. — Вот я тебе все выложу, а ты меня убьешь.

— Я тебя убью, если ты не выложишь мне всего! — прямо ответил Иван. — Ладно, черт с ним, со Старым миром — может, это одни галлюцинации только.

— Галлюцинации?! — удивился бледный. — А где все наши парни? Куда они тогда подевались?!

— Хватит об этом. Скажи, ты знаешь про Пристанище, планету Навей, сектор смерти. И смотри мне в глаза!

— Нет! — выдохнул бледный.

— А про Систему?

— Какую еще систему?

— Система одна.

— Нет, ничего не знаю! — Бледный не врал, глаза его были прозрачны, красны, но не лживы.

— Если это миры не нашей Вселенной, значит, проход в них только через Осевое измерение? Через эту вот пуповину?!

— Ты забыл, есть прямые двери.

— Но никто не знает про них?!

— Может, кто-то и знает, — развел руками бледный. — Только не я.

Старый мир, Новый, свои Вселенные, чужие. Пристанище, Система, Преисподняя, которая по словам Авварона Зурр бан-Турга тоже везде и повсюду… может. Осевое это и есть преисподняя?! Нет, не сходится! Тут можно с ума сойти. И повсюду не счесть всяких внутренних уровней, пространств, измерений, ярусов, миров-веретен и черт-те чего! Прав был батюшка — нечего вообще высовываться из своей берлоги, незачем уходить с Земли!

Проклятье! Он никогда не доберется до разгадки… Иван вдруг похолодел. А может, никакой разгадки вообще нет?

Ведь Мироздание бесконечно и вечно — одно свивается с другим, порождает новые формы бытия, переходит в другие измерения — и нет тому конца?! И плевать! Сто раз плевать на все! Но есть один вопрос — это Дверь, растреклятая тайная «дверь» из мира в мир, из пространства в пространство! Через нее начнется Вторжение… начнется лютая, беспощадная резня. Миллионы людей будут погибать в страшнейших муках… и их призраки, их души, как ни называй, будут проникать сюда, будут впитываться Осевым, и будут вечно блуждать в нем. Так ли? Да, ежели уничтожение человечества будет вести исключительно Система. Но ведь и Пристанище жаждет того же. Черное Благо алчет крови миллиардов… и не только крови. Не просто убить. Но и погубить! То есть, лишить души, отправить ее в пропасти преисподней или вывести вовсе, обратить в ничто! Это самое страшное — никакой памяти, никаких блуждающих призраков, ничего, полное забвение и абсолютная необратимая смерть! Зачем тогда были тысячелетия истории созданных по Образу и Подобию?! Не останется и призрачного следа! Хватит об этом! Есть еще и другое, что заставляет его копаться в хитросплетениях и нагромождениях хаотически-безумного мироустройства. Это они! Света. Аленка. Лана. Он обязан их вытащить! Он погибнет сам, но не оставит их в чужих мирах. И первая она, Света, она все еще стоит над обрывом — мертвая, призрачная. И живая, теплая…

— Света-а-а! — закричал он неожиданно для себя.

И она разом оказалась рядом, по правую руку

— Ты звал?

— Да.

— Зачем?

— Я заберу тебя с собой! И этот приятель, — он кивнул на бледного, — поможет мне.

— Ее нельзя забрать отсюда! — захрипел тот. — И не думай! Она мертва! Осевое ее не отдаст!

— Отдаст! — упрямо процедил Иван.

Она неожиданно прильнула к нему, прижалась горячим, неестественно горячим телом, обвила руками.

— Ты ведь не обернешься опять упырем? — ласково спросил Иван.

Нет, любимый, — ответила она шепотом, на ухо. — Я никогда и не превращалась в него. Это все шутки Осевого. Оно издевается над чужими, оно гонит их из себя, оно боится их… и потому оно вырывает меня из твоих объятий, и подсовывает мерзких тварей чужих миров, призраков-оборотней, чудовищ, оно умеет это делать, а я рвусь из туманного болота, из этого тоскливого плена… и не могу придти к тебе. Это страшно! Держи меня, не выпускай!

— Ты пойдешь с нами! — сказал Иван еще тверже. — Но он не все мне сказал.

— Я сказал все! — перепугался бледный.

— Нет! Ты не сказал, кто ведет проект в Осевом, кто тут хозяйничает? И для чего, с какой целью?!

Бледный засуетился, заерзал, снова стал рвать неподдающийся ворот и с тоской поглядывать на скалу, в которой скрывалась Дверь. Наконец выдавил еле слышно:

— Мы пешки, мы рабы! Еще хуже чем рабы…

— Я про другое спрашиваю! — резко оборвал его Иван.

— Над нами был Рогов. Он выдавал все приказы и распоряжения, через него шли инструкции и прочая канитель. Еще с нами работали восемь инструкторов… больше ничего не знаю.

— Врешь! — Иван готов был убить секретника.

И тот понял это. Он сполз с камня, встал на колени и неожиданно зарыдал — громко, всхлипывая и обливаясь слезами, будто огромный напуганный ребенок.

— Надо было его сразу убить, — тихо проговорила Света. Она стояла, прижавшись к Иванову плечу бедром.

А он сидел в той же позе, застывшим, недобрым истуканом.

— Я все выложил! — начал наконец оправдываться бледный. — За что меня убивать?! Еще, правда, болтают, что Проект финансируется не только из бюджета России, но…

— Что?!

— Синклит финансирует все работы! И вся информация утекает туда! Так болтали, но это слухи, никаких подтверждений нет!

— Все ясно! — выдавил Иван обреченно. — Теперь веди к двери!

— Пошли, пошли, — обрадованно зачастил бледный.

И быстрехонько, меленькими шажками заспешил к скале. Иван со Светой двинулись следом. Ивану все становилось понятным. Так было и прежде — Мировое Сообщество частенько загребало жар чужими руками, выведывало, вынюхивало, заставляло на себя работать всех и повсюду, одних покупая, других запугивая, третьих охмуряя велеречивыми разглагольствованиями о «благе цивилизации», «едином вселенском и земном доме», «общечеловеческих ценностях». Иван знал одно, что у Мирового Сообщества были свои ценности, ради которых оно, не задумываясь ни на миг, будь у него сила и возможности, свернула бы шею всему остальному «человечеству».

Правда была в этом, а не в пустопорожней, отвлекающей болтовне о «гуманизме». Значит, и здесь так получилось — они на горбу у России пролезли в Осевое! Они хозяйничают здесь! А следовательно… «двери» и «дверцы» могут распахнуться по желанию Синклита. Не само человечество, не сорок пять с лишним миллиардов землян, разбросанных по Вселенной, будут решать свою судьбу, а кучка этих изолгавшихся и пресыщенных выродков!

Он не хотел верить в то, что происходило. Он не мог в это поверить. Уже много веков Великая Россия была оп~ лотом Добра и Справедливости — Она одна, преодолевая трудности и тяготы, избавляясь от сонмов все новых и новых врагов, неся на своих могучих плечах чудовищную ношу всего не поспевающего за ней человечества, озаряла Вселенную, хранила Божью Свечу среди пропасти мрака и ужаса, являла собой силу созидающую и творящую, ибо сам Творец создавал детей своих и сыновей Ее по Образу и Подобию Своему — творцами и созидателями. Она одна хранила мир и покой во Вселенной, не давая выродкам-разрушителям вторгаться в естественный эволюционный процесс, ибо любая революция, творимая этими выродками, есть насилие над миром, над людьми, над справедливостью… И вот теперь выродки не просто прокрались в ее огромное и доброе сердце, но и управляют ею, руками ее делают свои черные дела. Проклятье! Слишком долго он блуждал среди звезд! Слишком долго был вдали от своей Матери! Но не в нем дело!

Самое главное в том, что все миллиарды россиян, и здесь и там, на Земле и в Космосе, ничего не знают — они попрежнему убеждены, что все незыблемо, что Великая Россия столь же сильна и добра, могуча и справедлива, что мудрые и праведные правители блюдут Ее волю и Ее чистоту! И еще страшнее, что вера в Добро и Справедливость столь сильна в сердцах этих миллиардов россиян, что невозможно их переубедить, невозможно их заставить усомниться даже в праведности помыслов избранных ими на власть! Вот так и подкрадывается смерть — внезапно, исподтишка, изнутри. Будь то смерть человека отдельного, или смерть народа, нации, страны, смерть империи… Вползает она незримо в здоровый еще и сильный, неподвластный хворям и недугам организм — вползает вирусом, бациллой, невидимым паразитомубийцей — и начинает творить свое страшное, разрушительное дело. И убивает она. И знает, что безнаказанна будет, ибо не найдется мстителя, ибо рожденные творить и созидать не мстят… Проклятье!

— Вот здесь? — бледный остановился. — Дай мне лучемет!

— Еще чего, — окоротил его Иван.

— Тогда сам прожги круг, отсюда и досюда… — бледный махнул рукой, но сразу отдернул ее.

— Будь по-твоему!

Иван выставил регулятор на самый слабый бой. Поднял лучемет.

Полуметровый слой камня осыпался осколками, пылью, открыл глазу большой черный экран. Иван уже испытал на себе как-то действие точно такого же. Но тогда на нем кривилось и злобилось сморщенное лицо старика.

— Это и есть Дверь? — спросил он на всякий случай.

— Она самая!

— И куда мы через нее должны попасть?

— В Желтый шар.

— Что это?

— Это наша тюрьма! Нас оттуда никуда не выпускают, сволочи!

— Разберемся, что это за тюрьма, — заверил бледного Иван.

— Поздно будет. Они убьют. Лучше оставайся здесь.

Иван пристально поглядел на секретника.

— Ты что хочешь сказать, — с вызовом переспросил он, — что меня, русского, в нашем русском отделении Дальнего Поиска, посреди Великой России убьют свои же русские?

Бледный кивнул.

— Убьют, — повторил он. — И кстати, там заправляет нерусский. Его зовут Сван Дэйк.

Иван усмехнулся, качнул головой.

— Четвертый сектор Центра Ай-Тантра, Лас-Римос, Объединенное Мировое Сообщество?! — спросил он.

— Откуда ты слыхал про Ай-Тантру? — удивился бледный.

— Да вот встречал уже одного Дэйка, только его звали Рон.

— Где встречал?

— В Пристанище. Ему там хорошо, и он не собирается возвращаться в свой Центр.

— Про Пристанище я ничего не знаю, — снова зачастил бледный. — А про Ай-Тантру Сван говорил чего-то, пугал нас, говорил, дескать, там еще хреновей! И говорил, что у него там братец сгинул.

— Хоть бы они все сгинули! — не выдержал Иван. И повернулся к Свете. — Сейчас мы пойдем туда!

— Я готова? — откликнулась она сразу, ни секунды не колеблясь.

— Но с тобой может случиться всякое, — предупредил Иван.

— Я знаю.

— Она не проскочит барьер! — выкрикнул бледный. — И вообще, у нас инструкция — хвост на Землю не приводить, иначе смертная казнь!

— Не ври! — сорвался Иван. — В России нет смертной казни.

— В Желтом шаре есть! Пятерых повесили при мне, на глазах! Они орали, плакали, просили пощады. А их все равно повесили. Но они никого не проводили, они просто пронесли несколько гранул сипридориума и не сдали его сразу, они забыли… всех повесили!

— Что еще за гранулы?

— Я толком не знаю, их используют в перемещателях.

— Ладно, — Иван вдруг подобрел, похлопал бледного по плечу. — Не волнуйся — повесят они тебя в Желтом шаре или не повесят, это еще бабушка надвое сказала. А я кой-кого здесь точно прикончу, если вредить будет. Говори, что надо делать, как дверцу открыть?

Бледный засунул руку в подмышечный клапан, вытащил что-то и поднес к Ивановым глазам на ладони.

Черный кубик! Только втрое меньше. Иван даже опешил.

— Ну и что? — спросил он.

— Ничего, — ответил бледный. — Надо встать там и прижать эту штуку к коже.

— И уйдешь один? — в голосе Ивана сквозило недоверие.

— Нет, уходят все, кто стоит там.

Бледный говорил отрешенно и вяло, он будто уже был приговорен и отвечал «с петлей на шее». Его можно было понять, И потому Иван предложил:

— Если хочешь, сам оставайся здесь, а мы пойдем в твой шар.

— А это? — бледный снова разжал ладонь с кубиком. — Отдать вам? Тогда я не выберусь из проклятого Осевого! Мне уже осточертели призраки!

Словно в подтверждение его слов, молочный туман поднялся выше, лизнул вялым клочковатым языком грудь бледного — и из мельтешащей белизны выявились призрачные корявые руки, потянулись к горлу. Бледный вздрогнул, зажмурился.

— Если начинаешь бояться их, — оправдался он, — то они обретают силу, материальность… могут задушить, растерзать. Но всегда потом воскресаешь. Боль дикая, все взаправду… Я привык не реагировать. Но иногда срываюсь. О, если б вы знали, как я тут намучился!

— Вот и уйдешь с нами. Становись!

Иван занял место перед экраном. Он обеими руками держал Свету. Она прильнула к нему горячим телом, дрожала, не могла вымолвить и слова.

— Дай мне твою ладонь, — попросил Иван шепотом.

Она дала, он накрыл ее своей ладонью, вдавив в горячую кожу свой черный кубик, ретранс. Сжал руку покрепче, чтобы она не смогла выдернуть.

— Иван, — прошептала Света еле слышно, обдавая жаром — она вся горела будто в лихорадке. — Я должна сказать тебе, должна признаться… ведь мы можем погибнуть, или я одна погибну, или Осевое не отпустит меняно я хочу, чтобы ты знал — я не только здесь.

— Как это не только?! — не понял Иван.

— Эти пространства и измерения издеваются над нами, они делают, что хотят. Я чувствую, давно, после… — она хотела сказать «после своей смерти», но осеклась, — после Малинового Барьера я распалась на части, будто раздвоение или растроение, я не знаю, но другие мои части попали в другие миры. Я это точно знаю, только не могу понять — куда, как, почему? Я их иногда чувствую, будто они подходят ко мне вплотную в темноте, касаются меня, чего-то хотят сказать. Но не могут, я их не слышу.

Но они есть. Если я погибну, умру, помни, что я не вся погибла, не вся умерла… ищи меня, Иван!

— Ну-ну, успокойся, — он пригладил ее растрепанные русые волосы, прижал сильнее к себе. — Был у нас один такой раздвоенный, нигде он не умер, не погиб. Я тебя еще с ним познакомлю, это он меня вытащил с Гиргеи, из подводного ада, а зовут его Кеша, Иннокентий Булыгин, рецидивист, ветеран, отличный парень… Гляди, что это?!

Туман тянул к ним свои страшные неосязаемые лапы.

Он уже поднялся до груди, норовил забраться выше — живой, страшный, призрачный туман, скопище страждущих, блуждающих в этом чистилище неприкаянных душ. Нагнетающий, надсадно-давящий вой исходил из самой гущи молочной пелены, будто тысячи, десятки тысяч демонов рвались из невидимых пут, жаждали овладеть чужаками, людьми… Не думать о них! Не смотреть! Не притягивать к себе! Их нет! И не будет никогда! и не было! Поздно! Страшные, полуразложившиеся, истлевающие руки, цепкие пальцы тянулись к людскому теплу, впивались в горло, рвали одежду, они становились все сильнее, все острее и цепче, они уже царапали кожу, они обретали материальность. Иван видел, как душили, как терзали несчастного бледного секретника, как тот кривился, дергался, пытался бежать, но не мог решиться.

— Быстро! Становись! — рявкнул Иван. И поднял лучемет.

Бледный, отмахиваясь от призраков, шагнул вперед.

— Давай!

Иван сам ощутил волну страха, панического, чудовищного страха, исходившего от бледного. Этим страхом он оживлял призраков, давал им силу лютую и дикую. И они рвались из белых, туманных пут Осевого. Они рычали и истошно вопили! Они визжали, тараща бессмысленно-злобные глазища, они жаждали живой плоти и крови. Это было невыносимо, от этого можно было сойти с ума. Но бледный все не решался. Ему смерть грозила со всех сторон.

— Давай! Жми!!! — озверел от ярости Иван.

Он ухватил бледного свободной левой рукой за ворот, рванул на себя. И так посмотрел в его улаза, что тот решился, сжал черный крохотный кубик.

— Это конец, — просипел он сквозь мертвенно-белые, плотно сжатые губы.

Экран вспыхнул черным внутренним пламенем. Полыхнуло заревом еле различимого зеленоватого огня. Адски заверещали, зазудели, загомонили призраки, истекая с камней и скал вниз, в долину. И все погасло. Ивану показалось, что он ослеп. Только Света прижалась сильнее, вздрогнула… но не пропала, как в прошлый, как в позапрошлый раз. Нет, она была рядом. Осевое выпустило ее!

Иван повалился на холодный слизистый пол, пытаясь удержать ее, Светлану — свою жену, мертвую, погибшую много лет назад, блуждавшую в чистилищах Осевого, но ожившую, вытащенную им из ада, и потому особенно дорогую, любимую, родную. Где-то позади упал бледный, выругался, застонал, заскрипел зубами.

Но Ивану было не до него.

Они лежали и впрямь в огромном желтоватом шаре, пустом, гулком, холодном, покрытом изнутри сетями проводов и сочленений. Не обманул бледный! Но не это сейчас волновало Ивана.

— Что с тобой, Светка?! — закричал он в полный голос. — Что-о?!

Он держал ее за плечи и ощущал, как уходит жар из ее тела, как выходит последнее тепло. Она умирала. Она менялась на глазах, становилась изможденно-худой, полупрозрачной, страшной. Она хрипела:

— Это я, Иван! Ничего не бойся, это я! Я ухожу!

— Куда? В Осевое?!

— Нет! Ты вытащил меня из Осевого, ты спас меня…

— Нет! Я погубил тебя! Я тебя погубил!!!

Иван был готов биться головой о железный пол. Она умирала страшно, в корчах, в муках — она превращалась в прозрачного, извивающегося безглазого призрака, почти такого, какой пил из него кровь, рвал тело тогда… давным-давно. Но голос был ее:

— Ничего не бойся! Я ухожу в другой мир… не в Осевое! Я тебе говорила! Я соединяюсь с собой! Не бойся! Мне еще рано на Землю… Земля не принимает меня. Но я вернусь! Ты спасешь меня, как сейчас, как сегодня…

— Нет! Не-ет!!!

Иван тряс ее, вернее, он тряс это хлипкое, слизистое, расползающееся месиво. Он пытался вернуть ее к жизни.

И ничего не понимал. Куда она уходит?! Зачем?! Почему?! Нельзя!

— Не-е-ет!!! — закричал он нечеловечески, жутко.

Но ее уже не было. Слизистые останки призрака истекали в ложбинки ребристого металлического пола, испарялись, превращались в ничто. Она умерла, она погибла — как и говорила, не надо было накликивать на себя беду! Как все это невыносимо, страшно! Иван встал на колени, глухо застонал, обхватил виски. Она ушла. Но все же он вытащил ее из Осевого. Вытащил!

— Я говорил, что ничего не выйдет, — пробубнил изза спины бледный.

Он сидел на полу, потирал разбитое колено. Вид у него был жалкий, пришибленный.

— И где мне теперь ее искать? — безвольно спросил Иван, обращаясь к пустоте.

Ответа не последовало. Лишь через минуту бледный снова подал голос:

— Сейчас «карантин» кончится. Приготовься!

Ивана уже ничто не интересовало. Он ощущал себя роботом, машиной. Он неохотно поднялся на ноги, поправил лучемет и бронебой. Потом нагнулся опять, подобрал оброненный ретранс. Вздохнул тяжко.

— Оружие на пол! — прогремело сверху.

— Бросай, а то не откроют, не выпустят, — посоветовал бледный.

— Не выпустят — сами выйдем, — глухо проговорил

Иван. Но оружие аккуратно положил под ноги.

Не было ни скрипа засовов, ни визга лифтовых перегородок — сразу образовался провал в пяти метрах от них, из провала полыхнуло искусственным зеленым светом, полыхнуло успокаивающе и мягко.

— Теперь надо вниз, — сказал бледный.

— Надо так надо!

Иван в странном прыжке, изогнувшись, вскинув ноги вверх, подхватил оба ствола и сиганул вниз. Он еще не знал, что там его ожидает. Но в падении сжег двух андроидов и одного человека, пытавшегося поднять парализатор. Больше никого в «зеленом подвале» не оказалось. Он осмотрелся, обнаружил два зрачка сфероидных камер.

Подвал под наблюдением, значит, скоро пришлют охрану. Но обратно пути в любом случае нет- Как это нет? У него в клапане лежит ретранс, значит, он может хоть сейчас выбраться отсюда. Только бледного жалко. Да и побеседовать бы кое с кем не мешало.

— Эй, наверху, заснул, что ли? — крикнул он.

Бледный спрыгнул вниз. Руки у него дрожали, по лбу струился холодный пот.

— Зачем ты это сделал? — спросил он прерывистым сиплым голосом. И указал глазами на трупы.

— Ты ведь не хочешь, чтобы тебя повесили?

— Нет.

— Вот и я не хочу!

Иван бросил бронебой бледному. Тот поймал на лету за ствол. От неожиданности растерялся.

— Теперь будешь сам себя защищать, не маленький, — пояснил Иван. Он широко раздувал ноздри, принюхивался. Сонный газ не имеет запаха, обычный смертный его не учует. Но их учили, он сразу понял — не хотят устраивать драку в шаре, проще усыпить. Точно! Уж слишком свежим становится воздух, прямо нектар воздушный.

— Ты чего это? — испугался бледный.

— Сколько сможешь не дышать? — спросил Иван.

— Чего-о?

— Сколько, я спрашиваю?!

— Две минуты.

— Вот и не дыши, понял! Все! А то — петля!

Бледный зажал нос. Он ничего не понимал. Но в петлю ему не хотелось. У него была одна надежда на спасение — сдать этого террориста своим. Сдать! Он набросился неожиданно, сзади, приставив бронебой под затылок. И это стало его последней ошибкой. Иван одним ударом, не оборачиваясь, переломил и левую, и правую ноги бледного, перепуганного парня. Вторым ударом сломал грудную клетку — труса еще можно простить, но предателя никогда. Да и маяться меньше будет, все ж таки не в петлю лезть при всем честном народе. Эх, бледный, бледный!

Он не дышал уже полторы минуты. Но газ проникал и сквозь кожу. Надо срочно что-то делать, не то будет поздно! Створки люка над головою давно сомкнулись, рваться наверх бесполезно, тем более, что он уже был там, в железном гулком шаре. Можно уйти. Так и тянуло вытащить ретранс. Но рано, еще рано… Иван вдруг увидал зеленый глазок-индикатор, подбежал к стене. Так и есть, биосторож. Только бы успеть. Он ринулся к поверженному человеку, начал шарить по карманам-клапанам. Ничего нет. Ага, вот! Левая рука сжата, в кулаке — шарик на цепочке. Это пропуск. Отлично! Уже лет двести на всех особо важных объектах пропускная система, реагирующая на завитки кожи, зрачок, запах, тонкие поля человека, была запрещена — все это подделывалось запросто.

Но подделать ежеминутно меняющуюся кодировку кристаллического «пропуска», настроенного только на свою «дверцу», было невозможно. Быстрей! Они следят за ним, они могут убрать его в любую секунду, они уже наверняка знают о нем все! Быстрей!

Иван сорвал цепочку, прыгнул к индикатору, вдавил шарик в глазок. Контакт! Сработало. И он провалился еще ниже ~ сразу на три яруса, но провалился мягко, в гравиполя спуска-подъема. Значит, все нормально! Значит, они пока не включили системы особого реагирования. Ну и пусть! Это их ошибка. Он не виноват.

— На пол! — заорал он не своим голосом двум диспетчерам-смотрителям.

Это народец безобидный, по ним палить нет нужды.

Оба рухнули будто мертвые.

Теперь только вперед! Он вскинул оба ствола, прожег одну перегородку, другую, третью, за четвертой пустил в ход бронебой — биороб-охранник разлетелся в куски.

Сжег две парализующих сети, попал на миг в «поле контроля», вырвался! Вперед! Он знал все действующие на Земле системы и системы систем защиты, и он опережал их — то, что уже двадцать раз остановило бы, усыпило, заморозило или распылило любого из инопланетных или земных суперразведчиков, уничтожалось им, прежде, чем срабатывало. Первым, надо всегда наносить удар первым! Вот так! Еще разок! Тройное сигма-поле он проскочил шутя, сбив ритм генераторов. Эх, наладчики! Салаги! Если бы они добавили что-то от себя, ему бы пришел конец, крышка, но они все выставляли по инструкциям, «по уставу». Ну и ладно, ну и хорошо!

Когда Иван выкатился на зеленую подземную лужайку, он сам себе не верил. Прошел! Сейчас там, за спиной трескотня, суета, облавы, розыски, дурь, шум, гам… никто никогда не поймет, что случилось, потому что ни одно живое или неживое существо не сможет преодолеть всех рубежей защиты. Ну и плевать! Главное, сейчас не ошибиться. Ведь этот гад наверняка уже бежит туда. Тут только нюх, только интуиция!

Иван нырнул под смотровую сферу, включил анализатор. Так и есть, жилой сектор, третий ярус, поверхность совсем близко. Регенерационные ячейки. Блок управления извне, запасной блок с «малым выходом». Хорошо.

Теперь надо не мешкать. Он выскочил наружу, в три прыжка проскочил лужайку, пролез в силиконовьш круг, отлично! Гравиполя подхватили его. Надо только задать направление! В этих структурах двенадцать плоскостей и шесть вертикалей. Ага! Верно! Его выбросило возле блока УИ. Тройной люк…

Иван лоб в лоб столкнулся с невысоким лысым толстяком, прямо-таки боровом на человечьих ногах. Это он? Он! Одним ударом он вбил борова в блок. Коды! Заглушки! Блокировка! Зеркальный отвод! Все, их никто не видит, никто не слышит. Иван мысленно похвалил себя, не забыл, черт возьми, кое-что из особой программы, не забыл! Правда, хвалить надо наставников из «альфы». Но когда с ними встретишься?! И где они сейчас?! Ладно, рано еще расслабляться.

Боров попробовал подняться. Но тут же полетел к противоположной стене, опрокинутый ударом ноги.

Иван и не думал церемониться с ним.

Сам он медленно опустился на терилоновый черный шар — тот стал удобным, но жестким рабочим креслом, облепил севшего. Ствол лучемета поднялся на уровень дынеобразной головы и застыл.

— Не ожидал? — спросил Иван добродушно. И добавил: — Сван Дэйк!

Боров выпучил маленькие глазки, привалился спиной к стене. На поясном ремне у него висел парализатор ближнего боя с лазерно-тепловой наводкой. Но боров и не думал сопротивляться, расклад сил был явно не в его пользу.

— А я к тебе с приветом от твоего братца.

— Мой брат погиб во время переброски в сектор смерти, — процедил боров сквозь зубы. Говорил он по-русски с легким акцентом, значит, учил его не здесь, а в Сообществе, там плюют на мелочи, там система иная.

— Братан твой в Пристанище, — заговорил Иван, пристально глядя на инструктора, изучая его, — на планете Навей. Ты ведь. слышал про Альфу Циклопа?! Он в многопространственном сложном мире, он ушел от тех, кто его туда забросил. И не собирается возвращаться назад. Да он и не сможет вернуться, потому что его воплотили. Ты знаешь, что такое воплощение? Нет?! Это почти бессмертие. Вот так. Сван, твой братец стал почти бессмертным, он переживет всех нас и саму Землю. Но это еще не все, он может присутствовать сразу в разных местах, потому что он существует во множестве ипостасей.

Ты еще не начал завидовать своему «умершему» братцу, а?!

— Нет! — выдавил боров. — Люди из Ай-Тантры все равно тебя прибьют, каким бы ты ни был суперменом. Я тебе советую поднять лапки вверх и выйти отсюда со мною. А пушку свою брось, не нервируй меня.

— Что, нервишки слабые?

— Слабые! Я шуток не понимаю…

Иван не дал договорить наглецу. Он ударил прикладом, наотмашь по жирной груди — хлестко и звонко, не для битья, а в урок. Боров сразу замолк, ушел в себя. Братом, похоже, он не интересовался.

— Ну ладно! Тогда у меня к тебе есть пара вопросов! — сказал Иван. — Будешь молчать, пристрелю как шакала!

— Убивай сразу, — прохрипел боров по имени Сван Дэйк.

Иван заглянул в маленькие глаза глубже. Да, этот будет молчать. Тут надо иначе. Тут надо наверняка. Он вновь сосредоточился. Он обязан войти в него, лишить воли, заставить говорить. Только так! С подобными негодяями нельзя по человеческим законам.

Иван медленно превращался в «алмазную палицу Индры». Он обязан был подавить сопротивление. Времени оставалось мало. И вот он уже не сидел в шаре-кресле. Он лежал у стены, он был Сваном. Но только частично. Он изнутри ломал барьеры самозащиты, подавлял сознание — барьер за барьером, вот так! только так! но пора! пора возвращаться!

Когда его сознание, сверкнув напоследок всеми алмазными гранями исходящей из полутрупа палицы, вырвалось наружу, когда оно вернулось в покинутое на миг тело, глазки у борова по имени Сваи Дэйк подернулись мутью, утратили злобу и упрямство.

— Вот так, — устало процедил Иван, оттирая пот со лба. — А теперь мы продолжим беседу. Кто тебя заслая сюда?

— Центр Ай-Тантра, — механически выдавил бороя.

— Это верхушка айсберга. Кто под ней скрывается?!

— Двести двенадцатоеотделение черной грани — спецсектор нижнего яруса Синклита, отдел подавления восточных областей.

— Вот как, восточных? — в раздумье, обращаясь к себе, проговорил Иван. — И давно он существует?!

— Всегда, — ответил боров.

— Цель Проекта?

— Изучение основных характеристик и параметров Осевого измерения и использование последнего в интересах Федерации.

Иван тихо засмеялся — как глубоко вдалбливают «обманку», даже в бессознательном состоянии этот негодяй бубнит то, что ведено бубнить.

Он нажал:

— Основная цель?!

Мясистое лицо исказилось гримасой страдания, боли.

— Полный контроль над Осевым и включение его в периферийную зону Сообщества. Поиск переходных шлюзов во Внешний мир. Установление контактов с цивилизациями Внешнего мира…

— С какой целью?!

— …с целью упрочения единой модели мира в Федерации и устранения поляризации в ней.

— То есть, полного подчинения России и ее внеземных областей?

— Да.

— Кому?

— Синкяиту.

— И вы проводите этот Проект руками России и на ее же средства?!

— Да, утверждена наиболее рациональная программа.

— Ясно! — Голос Ивана звучал сухо. Последние сомнения развеялись. Но душа отказывалась принимать в себя то страшное, черное, гнусное, подлое, что исходило из этого борова и из всего Сообщества. И вскормили» ты врага своего и убийцу своего на погибель себе. И не будет беспощаднее и злее к тебе чем вскормленный из рук твоих. Верно Гут говаривал, простота — она хуже воровства, в сто крат хуже! Но надо продолжать, надо допрашивать это дерьмо, ничего не поделаешь. — Дополнительные цели проекта?!

— Уход посвященных во Внешний мир. Уничтожение астральной субстанции в Осевом…

— Ну а это еще зачем?!

— Предотвращение исхода тонких тел и энергий из субъектов нашей Вселенной в случае ликвидации данных субъектов, предотвращение перехода упомянутых субстанций в Осевое измерение и накопления их в объемах данного измерения, обеспечение необратимости процесса санации и очищения Пространства для заселения его новыми формами цивилизаций, установление нового вселенского порядка…

— Все! Хватит! — не выдержал Иван. — Заткнись, сволочь!

Он не хотел верить себе. Не мог! Но теперь убеждался в правоте собственных догадок. Это схватка не на жизнь, а на смерть. Они всех уничтожат! Всех убьют! Но им мало убить! Им надо погубить, надо уничтожить не только тела, но и души, чтобы «обеспечить необратимость процесса»! Сволочи! Боров не мог врать.

— Встань! Очнись!

Иван ударил прикладом в жирную, омерзительную харю резидента. Скривился, будто коснулся рукой гадины.

Сван Дэйк пришел в себя почти сразу. Глазки налились кровью, ненавистью. Он уже понял, что пощады не будет. Он пытался встать.

Но Иван йе дал ему этого сделать, еще одним ударом он повалил борова. Потом захлестнул толстые ноги у самых лодыжек петлей, сделанной из микротроса карманной лебедки-подъемника, забросил конец наверх, за кронштейны верхних мониторов, вздернул борова, не включая движков, полтора центнера вонючего мяса и костей! Теперь мясистая рожа покачивалась в полуметре над черным поблескивающим полом.

— Получай, скотина!

Иван пнул ногой багровеющую, наливающуюся черной кровью морду. И снова опустился в жесткое кресло.

Через десять, самое большее, пятнадцать минут этого «инструктора» хватятся, сюда прибегут охранники, персонал. Надо управиться раньше. И надо управиться еще кое с кем. И потому разводить политесы некогда, не время!

— А теперь, гнида, когда ты в трезвом уме и доброй памяти, ты мне четко и ясно ответишь на каждый вопрос, понял? Отвечать быстро и коротко! Кто еще из ваших в Желтом шаре? Имена. Должности. Где они сейчас?!

— Пошел ты! — процедил боров. Его лицо было залито кровью и потом. Но он еще держался.

— Хорошо! — Иван вскинул лучемет, дал самый малый, вскользь.

Тройной комбикостюм из светло-голубого пластикона, обволакивающий жирное тело, начал темнеть, потекли первые горячие капельки, пластикой не был рассчитан на воздействие трехструктурной плазмы. Раскаленные струйки заливали грудь, шею, мясистые щеки.

И вот тут боров заверещал — пронзительно, мерзко, по-свинячьи. Иван даже подумал, не переборщил ли он.

Но из визга вдруг выделилось нечто не сразу уловимое, но членораздельное:

— Все-е ска-а-ажу-у-у…

— Быстрей!

— Гон Снакерс. Инструктор. Третий уровень, блок ХХ-2. Родер Гат. Инструктор. Третий уровень, блок «гамма», сектор 7. Мальга Рова. Советник. Там же. Булан Ольхов. Ведущий программы. Первый уровень… — он называл фамилию за фамилией.

Иван считал — десять, пятнадцать, восемнадцать. Восемнадцать посвященных! Восемнадцать агентов и резидентов, открыто работающих против России. А времени в обрез! Четверо чужие. Остальные свои, русские — гады! предатели! подонки! Ладно, успеется, все успеется!

— Отпусти меня! Я лопну! Я не могу больше! — верещал боров.

Иван видел, что Свану Дэйку и впрямь несладко.

Один глаз уже вытек — не выдержал давления, из ушей сочилась кровь. Но он знал, на что шел. Прекрасно знал!

Ничего, потерпит еще немного.

— А теперь быстро называй резидентуру в Совете безопасности и в Правлении. Ну?!

— Не-ет! Не знаю! Я не посвящен… правда!

— Они там есть?!

— Есть! Есть! Они проводят все программы! Отпусти меня-я!!! Я больше не могу… — боров задыхался, терял сознание. Но Иван не давал ему отключиться, он усилием воли держал борова в сознании, это было и тяжело и противно, но так было надо. — В Правлении их много, две трети, самое меньшее две трети… Но я не знаю имен, не посвящен!!! Отпусти-и! Я хочу жить!!!

Леший! Ускользающий, подлый леший, внутри которого голый червь с прозрачной головкой и высвечивающимся мозгом. Это там, в Пристанище! Рон Дэйк! Воплощенный и почти бессмертный. Резидент Ай-Тантры.

Иван будто наяву видел его лицо — странное и страшное, уже почти нечеловеческое. Значит, они и там! Они внедряют своих резидентов повсюду… и имя им — легион!

Это непостижимо и невыносимо. Отряд «Сигма-11». Проект Визит Вежливости. Четвертый сектор Ай-Тантры находился в Лас-Римосе. Ну и что? Эти сектора разбросаны по всему свету. Надо бить в голову. Но уже поздно. АйТантра мелочь, поверхностная мелочь. Синклит! Антарктический город-дворец, уходящий на километры вглубь.

Центр? Одна из резиденций? Скорее всего, последнее.

Нет, надо делать дело… так, как решил. Другого пути не будет! Все пути-дорожки отрезаны! Они приперли его к стенке… и бросили, он им не страшен. И он сам припер себя к стенке! Так почему же Рон Дэйк, почему этот леший Пристанища хотел его убить? Подлинно воплощенному было бы сто раз наплевать на какую-то там земную букашку, на тлю смертную! Нет, значит, он, и воплотившись, продолжал работать на Ай-Тантру, на Синклит… и еще черт знает на кого. С ними надо иначе.

— Ну ладно. Хватит! — устало вымолвил Иван. — Пора тебе, гадина, возвращаться в свою обитель, домой, в преисподнюю. Прощай!

Приклад лучемета в каком-то неуловимо-изящном движении коснулся жирной спины висящего, хребет переломился — и боров обвис мешком, вывалившийся язык едва не доставал черного поблескивающего пола.

Уходить из шара, из его тройной оболочки, не повидав остальных работничков спецслужб Сообщества, Иван никак не мог. Н» сил оставалось мало. Он проглотил подряд три стимулятора, воспрял. Надо! Надо вывести эту нечисть! Даже зная, что любая шальная или пущенная именно в него пуля, любой сноп излучений, плазмы, сигма-энергий может стать для него завершающей точкой, нож, сеть-парализатор, умелый удар — только один, и нельзя рисковать! Но если не рисковать… тогда и браться за дело нечего, тогда… Нет! никаких тогда!

Еще полчаса он потратил на агентуру Синклита — Сван Дэйк не обманул, перед смертью мало кто обманывает. Иван доставал их по одному и, не тратя ни времени, ни слов, отправлял вдогонку жирному борову, которого Харон уже наверняка перевозил через унылую реку Стикс. Правда, дрогнула рука, когда добрался до Малый Ровы, все ж таки женщина… но заглянув поглубже в зеленые глаза стареющей блондинки, понял — таких стерв земля не должна носить, тем более, земля родимая, российская. Змеи подколодные! Гадины! Таких только в ад! только в преисподнюю! теперь уже не время следствий и судов! раньше надо было… Он сжег блондинку — она и не сообразила, что же происходит, как ее не стало, только распыленные в воздухе молекулы да атомы, которым уже не воссоединиться никогда в ее образ. Чище! Чище становится на родимой сторонушке. Иван почти физически ощущал это, хоть плачь от умиления. Но некогда!

Во всех сферах, на всех этажах и уровнях Желтого шара и примыкающих к нему помещений парила кошмарная суета. Такого переполоха здесь отродясь не видывали.

Ну и пусть. Иван знал, что если его не взяли сразу, то в этой дикой кутерьме его не возьмут никогда. Он победил.

Но он не будет ожидать лавров и венка победителя. Они даже не узнают, что на их «особо важном объекте малость пошуровал свой брат десантник, только классом повыше, но свой… они будут ругать его, будут проклинать за разрушения и смерти, и они, скорей всего, не узнают, что он их спас, что он остановил разрушительный для страны Проект, вывел под корень инструкторов-резидентов…

Нет, тут благодарностей не дождешься!

— Ну и ладно, — вслух опечалился Иван. — Ну и пусть.

Он достал ретранс. Пора.

На этот раз его так ударило о стену, что ребра затрещали. Ствол бронебоя врезался в живот, даже в глазах смерклось. Иван застонал. Но выбросило его не в камерепалате, а в какой-то тесной и вонючей каморке с низким потолком, каких не делали уже лег четыреста. Дверей в каморке не было, но было маленькое зарешеченное окошко. Иван пригляделся к решетке — слаба, в два рывка можно выдрать. Но само оконце мало, не пролезть. И почему его закинуло сюда?!

— Любо, братцы, любо, — пропел под нос Иван, — любо, братцы, жить…

Пол каменный. Стены каменные. Потолок каменный.

Но ведь ретранс должен был сработать на возврат? Какой же это возврат?! Тюрьма. Плен. Заточение. И поделом!

Ивану неожиданно показалось, что за спиной кто-то стоит. Он резко обернулся… в самом углу каморки скрючилась чья-то черная маленькая фигурка, бесформенная и уродливая. Карлик Цай ван Дау? Но он должен ждать в палате, он не может оказаться здесь. Другой узник? Глупости, еще минуту назад здесь никого не было, Иван точно помнил, он пока не выжил из ума.

— Не гадай, не ломай попусту голову, — гнусаво и хлюпающе прокартавило изнизу, — это я, твой лучший друг и брат.

Капюшон, скрывавший лицо, чуть сдвинулся назад — проявился большой вислый нос, слюнявая безвольно-обмякшая нижняя губа, тусклый блеск желтушных белков.

На Ивана в упор, наглым и одновременно обиженным взглядом смотрел Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного — нечистый посланец мира мертвых.

— Тебе еще не надоело быть собакой? — спросил Иннокентий Булыгин у оборотня Хара.

Тот не понял вопроса, потому что не знал, как это бывает «надоело». И потому Хар широко, по-собачьи зевнул.

Он давно уяснил, что с Кешей разговаривать бессмысленно, одни слова и никакой информации для троггов.

Хар знал, что все эти люди, с которыми его свела не только судьба но и воля наисвирепейшей и единовластной королевы Фриады, затевают какое-то огромное и рисковое дело. Но ему приказано быть с ними. И он будет с ними. А Кешу он считал почти что своим, почти троггом.

— Тоже мне, — с издевкой проговорил Булыгин, — зангезейская борзая! Никаких борзых на Зангезее нет! Там одни подонки и бандиты!

— На Гиргее нет бандитов, — вставил Хар и почесал задней лапой облезлое ухо.

— Чего-о?! — Хеша поперхнулся. — Это на Гиргее-то, на этой поганой каторге нет бандитов?! — Он выпучил глаза.

— Среди троггов нет бандитов, — пояснил Хар. — Все другие лишние на Гиргее, мы их не считаем.

— А-а-а, — глубокомысленно протянул Кеша.

Хук Образина вошел с лязгом и грохотом, чуть не выпав из откидного стародавнего и ржавого люка. Хук все никак не мог придти в себя и напоминал ожившего покойника, и все это несмотря на неоднократные переливания крови, омоложение тканей, регенерацию и усиленную кормежку. Хук был бледен и страшен. Но сейчас глаза его горели, а нижняя челюсть тряслась.

— Ты слыхал?!

— Чего?

— Нападение на особый объект объединения Дальний Поиск! В Арамчире! Не слыхал?!

— Это што еще за объект? — спросил Кеша лениво, ему было плевать на любые объекты. Он скучал без дела.

— Одна из наших баз, Кешенька! Банда террористов налетела, разгромила, ущерба на пять миллиардов, девятнадцать трупов в секторах обеспечения и один в пусковой зоне!

— Ну и хрен с ними!

Хук привалился спиной к стене бокса, сполз на корточки, откинул голову. Потом вытащил какую-то гранулу, проглотил. Хук был небрит и помят, но щетина недельной выдержки была почему-то зеленого, болотного цвета. Кеша хотел спросить — почему, потом раздумал, бог с нею и с Хуком. Несет околесицу, в себя не пришел еще, ничего — скоро оклемается, на дело вместе идти, ссориться нельзя.

— И по мне бы хрен с ними со всеми, Кешенька, — просипел Хук. — Но сам сообрази, откуда у нас тут, посреди Великой Расеюшки, заведутся террористы?! И кому, как ты выразился, на хрен нужны эти нападения и погромы?! — Хук Образина хрипел и сопел, будто из-за гробовой доски голос долетал. Но еще две недели назад он вообще ни на что не реагировал, только мычал и стонал. — Дело странное и непонятное, убей меня бог! И ежели бы наш Ванюша не сидел сейчас в психушке под семью запорами, я б сказал одно: его почерк! Он с юности незлобивый, отходчивый. Но коли работу работает, то на совесть…

Хар заинтересованно потянул длинную противную морду к Хуку Образине. Хар мог чуять далеко. И он чуял — Ивана сейчас на Лубянке, в подземной спецлечебнице глухих времен нету. А вроде бы и там он. Двоилось чутье у Хара. Но сам он не мог разорваться на две половины. Хар ждал.

— Это все ерунда! — подытожил Кеша, беглый каторжник и рецидивист. — Тут вот Гут Хлодрик приходил, Буйный, так он уже обратно к себе полбанды переманил, вот это здорово!

— Здо-орово, — насмешливо просипел Хук. — Все ждут, все готовятся, стволов выше горла, спецснаряжения хоть задом ешь, боеприпасов на триста лет вперед, Дил, мать его раскудрявую, половину цепочки загнал, на стреме восемь капсул держит, на всех переходники и возвратники запас, купил с потрохами две трети земного шара, Крузя, друг забулдыжный, подпольную армаду охмурил, двести тысяч длинных ножей ждут сигнала, не за совесть идут, за добычу, но подмога важная, тридцать семь бронеходов в полном боевом на орбите висят, стосковалися все… а Ванюша, бомбомет ему в глотку, здоровьишко поправлять надумал, в спецбольницу оформился на постой! Охладеет народ, один останется!

Хук Образина встал, сплюнул, выругался и вышел.

— Ничего, — рассудительно заключил Кеша, — возвернется Иван. Вовремя придет.

— Уговор у нас с тобой был, — напомнил Авварон и ехидно осклабился. — А ты и позабыл, видать, про все?!

На Ивана пахнуло трупной вонью. Но он не показал виду. Улыбнулся.

— Ты, нечисть поганая, слова не держишь. А с меня требуешь?

— Твои же интересы блюду, Ваня. Тебе в Пристанище надо. Без меня не попадешь туда?

Иван потер ушибленный локоть. Потом разжал кулак и показал черный кубик, будто похваляясь перед карликом-крысенышем, перед колдуном и мерзавцем своей силой да мощью.

— Нет! Не попадешь, — прогнусавил Авварон.

— Сгинь, нечисть!

— Напрасно нервничаешь, Иван, я же пришел за долгом. А долг дело святое! — Авварон приподнялся и вдруг гнусненько, похотливо захихикал. — Гляди, а то твоя мертвая красавица, кою ты оставил во хрустальном гробе, не дождется тебя.

— Дождется! — уверенно ответил Иван.

— Нет, не дождется! — настоял на своем Авварон.

Перед глазами у Ивана встало встревоженное, измученное лицо Светы. Одну он не уберег. Вытащил, называется, из Осевого… сгубил, негодяй. Не будет ему за это прощения. Никогда не будет! Но Аленка — она в надежной биоячейке, она под такой защитой, что неподвластна никому! Она будет ждать его вечность. И дождется. Он придет к ней.

— Да, Иван, — сокрушенно, с явным притворством пронудил Авварон, — ты прав, она тебя ждала. Но вечность уже прошла! — Он не выдержал и торжествующе рассмеялся. Желтые, дурно пахнущие брызги полетели во все стороны. — Прошла, Ванюша, друг ты мой и брат!

— Врешь!

— Нет, не вру. Это тебе так хочется, чтобы я врал. А я не вру. — Авварон перестал ухмыляться, насупился и сказал с укором: — Не любишь ты правды, Иван!

— Издеваешься?!

— Как можно? Ты вспомни-ка, совсем недавно своему дружку ты показывал Систему. Я рядышком был, я все видел.

— И снова врешь, нечисть! — Ивана начинало трясти от нахальства этого карлика-крысеныша, готового вползти в душу червем.

Но смутить Авварона Зурр бан-Турга было невозможно.

— Я завсегда рядом, Ваня, ты не сомневайся, за левым плечом твоим. Ты как почуешь нужду в чем, так оглянись налево, да позови только, мол, Авварон, друг сердешный! И я мигом отзовусь… вот тогда и поверишь. Ну это присказка, — Авварон надул щеки и даже подрос будто бы. — А я тебе твою ненаглядную показать хотел, как ты Дилу, Гугу-бандиту и Правителю вашему кривобокому Систему показывал, я ведь умею. Хочешь?!

Соблазн был сильный. Но Иван знал, этот колдун-телепат может запросто не правду показать, а наведенный морок, только запутает, охмурит, своего добьется и опять в погибельном месте на смерть бросит. Ага, бросит! Это коли сам не убьет. Ему ведь только Кристалл нужен.

— Нужен, Иван… очень нужен, — вновь прочитал мысли Авварон.

— Показывай! Но без всяких условий чтобы!

— За показ денег не берут, Ваня. Гляди! — Авварон вдруг поднялся над каменным полом до уровня Иванова лица, тяжело, надсадно с маятой заглянул прямо в глаза-и налились его базедовые желтушные белки свинцовой пустотой, будто распахнулись в сам ад, в преисподнюю. Иван только успел выставить барьеры Вритры… и канул — в пустоту, во мрак. И почти сразу увидал ее. Он узнал Алену, хотя это было невозможно, это было просто безумием каким-то: на прозрачно-хрустальном кубе сидела седая, высохшая старуха, глаза ее были словно замороженные- свет от них отражался, но не проникал внутрь, омертвевшие глаза. Желтая кожа, морщины, плотно сжатые губы… И все же это была она, именно она, Алена. Нет! Ивана передернуло. Нет! Он на самом деле сошел с ума! Или этот нечистый морочит его. Не может быть! Но каким-то внутренним, глубинным чутьем он знал, что никто его не морочит, что он видит ее… и еще кого-то. Странно! Ивана затрясло. Очень странно. В этой старой высохшей женщине непостижимо сплелись черты невероятно красивой, когда-то молодой, нежной, доброй, ласковой, ждущей его прекрасной Елены, Аленки… и кого-то еще, очень знакомого, но страшного, гнетущего… Иван никак не мог понять. Будто кто-то стоял за спиной с занесенным в руке ножом. Будто сверлили затылок чьи-то ненавидящие глаза. Нет! Только не это!

Иван мысленно взмолился: «Авварон! Я тебе верну Кристалл, он твой, только скажи, что это все неправда! Ты слышишь меня?!»

— Слышу, слышу, — явственно раздалось из-за левого плеча. — Но это правда, Иван, ничего не попишешь. Ты узнал ее, да?

— Узнал! — произнес Иван вслух.

— А ты всю ее узнал?!

— Как это… — Иван уже понимал, о чем говорит Авварон Зурр бан-Тург, но он не хотел в этом признаваться, будто от его признания зависело — сбудется это или нет.

Когда ему явился впервые призрак страшной, безумной старухи? Давно, еще перед отправкой в сектор смерти, в комнате с хрустальным полом. Она выросла из-за спины, пронзила лютым взглядом. И он тогда понял, что ненавидит ведьма не только весь род людской, но и именно его, ненавидит до сладострастия, до жути. А потом в капсуле! А потом на планете Навей! А потом — когда он вырвался из Пристанища. Она не отпускала его! Она тянула к нему свои скрюченные старческие пальцы и злобно, нечеловеческим смехом хохотала. И вот теперь… нет, он не увидел ее, но он узнал страшные, проглядывающие черты той фурии в своей Апенке. — Этого не может быть! Не мучай меня!

— Может, — спокойно ответил Авварон, он почти не картавил, как и всегда, когда дело принимало серьезный оборот. — Она еще не стала злым духом планеты Навей.

Но она станет. С каждой минутой, с каждым днем она стареет, наполняется злобой и ненавистью, она воплощается в оболочку фурии. И она становится ею!

Лицо Алены приблизилось, теперь Иван видел каждую черточку, каждую морщинку. В этом лице были добро, ожидание, былая краса, усталость… и проглядывало в нем иное, нехорошее. Время! Проклятое время перевоплощает людей без всяких причуд, без ворожбы и колдовства!

— Нет! Ты ошибаешься, Иван! Мы помогаем ей, посвоему помогаем! И она станет той, что преследует тебя, никуда не денешься — это твой злой дух! Прежде, чем ты покинешь свое бренное тело, он изведет тебя вчистую, не сомневайся!

— Гадина! Ты просто гнусная гадина! — сорвался Иван. — Но я не верю тебе. Она еще нескоро постареет и превратится в фурию… пройдут годы, десятилетия! А та мне являлась давно, значит, это не она. Не она!

Авварон раскатисто рассмеялся. Он хохотал до тех пор, пока смех не перешел в перхающий кашель, в удушливые, болезненные стоны. Потом внезапно смолк. И прошипел:

— Это она, Ванюша. Да, и тогда, в самый первый раз, и позже, и на Земле, и в Пристанище тебе являлась она.

Ты же знаешь, что такое временная петля. Знаешь? Ну вот… Ты еще не узнал ее и не познал ее, ты еще не претерпел с ней тысячи злоключений, ты еще не бросил ее на тяжкие горести и муки, ты еще не оставил в ее чреве своего несчастного сына, а она приходила к тебе, потому что она уже пережила все это, она прошла через море страданий, боли, унижений, горя, она стала полубезумной, она воплотилась в фурию, в злого духа планеты Навей, и она возненавидела тебя! Потому что ты шел прямой тропинкой, а она попала в петлю времени… ты мог изменить ход событий, ты мог отказаться от задания, но ты не отказался, ты отправился в сектор смерти. И теперь она будет вечно с тобой. Она не оставит тебя и в преисподней! А ведь я предупреждал, Ванюша, разлюбезный ты мои брат, не путайся с мертвыми, не алкай усопших и пребывающих в мире ином — и не воздается тебе злом и ненавистью! Не послушал ты меня!

— Замолчи! — У Ивана обручем стиснуло голову. Он страдал невыносимо. Он готов бьы разбить череп о каменную стену. Ну почему он несет всем и повсюду смерть, горе, боли, разлуку?! Это проклятие какое-то! Это невозможно вытерпеть! Иди, и да будь благословлен! Какая наивная чепуха, какое самомнение. Нет! Он проклят и обречен! Его место в Черной пропасти, в глухих дырах Вселенной, как можно дальше от людей, ото всех… но от себя не убежишь! и о нее теперь не убежишь, как ни старайся. И от Светы никуда не деться. Все они — это его тяжкий, смертный крест. Невыносимо!

Он видел ее как наяву. Значит, она покинула биоячейку, вышла. Но как она смогла это сделать?! Это не зависело от нее! Следовательно, ей помогли. Прав негодяй Авварон, ей помогли и помогают сейчас — страшная, черная, губительная помощь. Значит, они до нее все же добрались.

— Ты умрешь лютой, ужасающей смертью! — прошипело вдруг за спиной. — И никакая сила не защитит тебя!

Иван обернулся. В темной каморке, прямо у черной стены стояла злобная, высохшая фурия в черном балахоне, в черном капюшоне, надвинутом на глаза, стоял злой дух планеты Навей, стояла его любимая- прекрасная когда-то Алена, превращенная дьяволами Пристанища и им, да, им самим, ибо без него они бессильны, превращенная в черный морок смерти и ужаса.

— Нет! — застонал он сквозь зубы. — Я не виноват! Я ни в чем не виноват!!!

Фурия расхохоталась — скрипуче и мерзко, потрясая своей кривой клюкой. Полы ее балахона начали биться, извиваться словно под порывами сильной бури. Сквозь смех вырвался каркающий хрип:

— Нет ни виноватых, ни безвинных! Черное зло Мироздания вечно и неистребимо, оно перетекает из души в душу — и нет границ ему и нет предела! Трепещи, смертный, ибо черное заклятье лежит на тебе!

— Нет! — закричал во весь голос Иван.

— Пристанище не выпустит тебя! Никогда не вырвешься ты из пут преисподней, ха-ха-ха!!! Загляни же мне в глаза! Давай! Не отворачивайся, ну-у!!!

Иван не выдержал, упал на пол.

Оглушительный, истерический вой-хохот пронзил его уши, ледяным наждаком прошелся по сердцу, выстудил все внутри, вымертвил. И смолк.

Он долго не мог отдышаться. Лежал обессиленный и подавленный. Авварон черным вороном сидел в углу каморки, сопел, причмокивал и вздыхал. Он выжидал.

И Иван очнулся. Пришел в себя.

— Что с моим сыном? — первым делом спросил он.

Авварон закряхтел, зашмыгал, начал шумно чесаться и ловить блох в своей вонючей, драной рясе.

— Я тебя спрашиваю, нечисть! Что с моим сыном?! — заорал Иван.

— А вот это ты можешь сам узнать, — неожиданно ответил Авварон.

— Вернуться в Пристанище?

— Пристанище повсюду. Ты никогда из него и не уходил, Иван… Так что, хе-хе, мелочи, формальности — туда-сюда смотаться на полчасика! — Авварон глумливо захихикал, слюни потекли по жирной обвисшей губе.

Поглядишь на сынка родного, прихватишь Кристалльчик — и к дядюшке Авварону, вот и всех делов. А я тебе помогу, как и уговорились.

Иван передернулся, задышал тяжело, с натугой.

— Ни о чем мы не уговаривались, — просипел он.

— Э-э, память у тебя короткая, Ванюша… ну да ладно, мне не к спеху, у меня вечность в запасе. Прощай, что ли?!

— Нет! Постой!

Иван приподнялся, уставился на посланца преисподней, преследующего его, издевающегося над ним, мерзкого, гадкого, смертельно опасного, но и необходимого пока… Пока? А не стал ли этот негодяй и изверг его постоянной, неотвязной тенью? Не стал ли он вторым «я»?!

Черный человек. Он приходил и к другим. Он помогал, утешал по-своему, будоражил, давал силы и призрачную власть, но он и высасывал потихоньку кровь из своей жертвы, он морил, сводил с ума, заставлял лезть в петлю и пускать пулю в лоб… во Вселенной есть лишь зло, одно зло везде и повсюду, и оно перетекает из одного сосуда в другой. Черный человек! Авварон Зурр бая-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного. Черная неизбывная тень!

— Я согласен.

— Ну вот и прекрасненько — карлик-крысеныш похотливо потер потные, тускло поблескивающие ладони. — Вот и чудненько.

— Но у меня нет ни капсулы, ни разгонников, ни переходника большой мощности… вот, только это! — Иван вытащил черный кубик.

— Обижаешь, Ваня! — дурашливо протянул Авварон. — Ну зачем нам с тобой, познавшим Мироздание, какие-то допотопные разгонники? И эту старушку спрячь. Спрячь скорее, не-то зашвырнет тебя снова невесть куда, а мне ищи-разыскивай!

— Тебе видней, — согласился Иван. И убрал ретранс.

— Конечно, видней. Ведь я вижу сразу во многих пространствах и измерениях, Ванюша. Ты только представляешь их, воображаешь, а я вижу! А ведь советовали тебе добрые люди- воплощайся, и познаешь непознанное, прозреешь аки слепец, возвращенный к свету…

— Врешь все! — снова сорвался Иван. — Какие еще добрые люди?! Не было там людей! Там нелюди!

— Ну это я для красного словца, конечно же, нелюди, Иван. У вас люди, а там, у нас, нелюди. В этом и конфуз весь. Вот пощупай меня. Пощупай, пощупай, не стесняйся!

Иван протянул руку, и она прошла сквозь черный саван Авварона.

— Вот оно как, — снова засокрушался колдун, — одна видимость и только. Я там реален и многоплотен во многих ипостасях. А здесь я призрак. Да и то лишь — тебе являющийся. Иные меня не зрят и не слышат, ибо не впитали сущность мою в себя. А ты впитал, будучи на планете Навей. Ты почти родной… да что там почти, ты родной брат мне, Ваня! — Авварон всхлипнул, три мутные слезинки выкатились из левого вытаращенного глаза и гнилыми виноградинами скатились на черную рясусаван. — И без тебя в этом мире нету меня, будто и не было, будто и не рождался семижды семь раз в одном только Оге! А ведь ты меня, родного твоего брата, убить хотел… там! И уж убил почти, насилу уполз… Но пусто, Иван! По сию пору пусто мне, ибо вырвал ты из многих тел моих, по многим измерениям рассеянным, часть естества моего, пробрался в меня, проник своим ведовством окаянным и вытоптал часть безмерной и мглистой души моей. Но все простил я тебе, не помню зла твоего черного, ибо…

— …ибо нет ему меры и предела, и существует оно в самом себе, перетекая из одного в другого, не уменьшаясь, но произрастая, — продолжил Иван угрюмо.

— Истину говоришь! — Авварон задрал палец вверх. — Ибо сказано в Черном Писании: «неси зло делающим зло тебе, и неси зло, делающим добро тебе, и любезен будешь властителю века нового, и приимет он тебя в объятия свои, и воссядешь ты возле трона его по левую руку его!» А пока давай-ка, делом займемся, ведь это мне ходу нет в твой мир, а тебе, Иван, все дорожки открыты теперь, да и не духом-призраком, а телесно… а я — твоя дверь есть в закрытую для смертных, покуда живы они, часть Пристанища. Живехоньким попадешь туда снова.

И живехоньким возвернешься!

— Это за. что ж честь такая? — вяло поинтересовался Иван. Сейчас ему было наплевать на всю дьявольскую механику перебросов-переносов. Он уже почти созрел.

— А за то честь, что был ты нам чужой, а стал свой, причастившись жертвенной кровью на Черном Соборе нашем, — Авварон глядел прямо в глаза Ивану, тяжело и страшно глядел.

И припомнились сразу беснования в подземельях, игла длинная, судорожные подергивания жертв, висящих вниз головами, укол, мгла и полумрак, изумрудно-зеленое свечение, и. дьявольская рожа с раздвоенным змеиным языком-арканом и стремительное падение в бездну, усеянную сверкающими льдами, и грохот низвергающихся водопадов, похожих на водопады Меж-арха-анья…

«Ибо Земля лишь малая часть Пристанища, крохотный пузырек в его толще. А ты проткнул этот пузырек… ты вонзил иглу проникновения в тело беззащитной жертвы!» Как это нелепо и неисправимо, как горько!

— Да, Иван! — чеканно, без гнусавости и картавости, выдал Авварон. — У тебя нет и никогда не будет такой силы, чтобы убить меня во всех ипостасях моих, чтобы уничтожить мою сущность.

Он и тогда говорил точно так же. И показывал подземные инкубаторы, миллионы прозрачных ячей, заполненных эмбрионами — новая раса, сверхсущества, выращиваемые на смену вымирающему, вырождающемуся человечеству. И миллиарды маленьких черненьких паучков, за стеклотаном — ненавидящие, ледяные глаза. Чуждый Разум! Это на Земле. А на планете Навей- огромный, черный, абсолютно непроницаемый пузырь, заговоренный, закодированный Первозургом, Сиханом Раджикрави, миллионнолетним старцем, старцем, который родится на свет белый лишь через пять веков. А в пузыре этом — Кристалл. А еще он сказал тогда Авварону, что биоячейка с Аленой заговорена и неподвластна ему, что только Сихан может ее раскодировать, оживить спящую.»

Получилось иначе, они добрались до Аленки. И ее больше нет. Есть старая, лишенная рассудка женщина, доживающая последние дни. И есть воплощенное в фурию зло, есть ведьма, злой дух, преследующий его. Есть страшное Черное Заклятье. Ни один нормальный землянин при таком раскладе никогда в жизни не сунулся бы в Пристанище, ведь это гибель — он убьет его, как только получит Кристалл. В этой штуковине, в этом мощнейшем гипноусилителе, заложены данные о сферах сопредельных пространств, координаты «дверей», «люков», «воронок». Черт побери! Но ведь все эти сведения выковыряны из его же, Ивановой, памяти, точнее, из Программы, заложенной в его мозг «серьезными». Программа должна была в итоге убить его. Сверхпрограмма — Первозурга. Осатанеть можно! Программа была закодирована, и он не мог ее познать. Его голова была использована… как сумка почтальона! Он должен был передать координаты черным силам преисподней?! Но «серьезные» ведь могли и напрямую это сделать! Авварон появился на Земле вместе с ним, с Иваном. Но слуги Пристанища всегда были на Земле. И «серьезные», эта теневая ложа Синклита, какие бы высокие посты ни занимали, под какими высокими градусами ни числились бы в своих ложах, были всего лишь слугами Пристанища. Зачем им какой-то почтальон, зачем им посредник? Нет, здесь явно двойная игра… Но важно не это. Важно другое, и Иван уже говорил Авварону, говорил напрямую, открыто: он не позволит нечисти черных миров вторгнуться на Землю вместе с полчищами негуманоидов Системы. Не позволит! Это будет слишком для маленькой Земли, для всей Федерации!

— Ну и что? — поинтересовался вдруг Авварон с ехидством. — Уж не передумал ли ты?

— Нет! — твердо ответил Иван. Он не лежал и не сидел, он стоял в полный рост посреди темной каморки.

— Тогда… смотри мне в глаза. И ты войдешь в Пристанище!

Не глаза, а черная, сатанинская пропасть открылась перед Иваном, бездна мрака, ужаса и отчаяния. И его повлекло туда- вниз, в адскую воронку в тягостном, замедленном падении. И не было рядом ничего и никого, не было и Авварона. Лишь он и смертная пустота. Лишь гнетущее осознание надвигающейся погибели… нет! он не имеет права сомневаться! он вынырнет из этой пропасти, из омута запредельных миров! он обязан вынырнуть оттуда!

Чернота и пустота рассеялись постепенно… и не было никакого падения, никакой пропасти- просто возвращалось зрение и он начинал видеть. А видел Иван вокруг себя по все стороны — лес, неземной, полуживой, а может, и живой лес с шевелящимися лианами-червями, с кронами чудовищных дышащих деревьев, с глазастыми васильково-багряными цветами и колючими зарослями.

Как и в прошлый раз прямо над головой, высоко-высоко пролетел со скрежетаньем и посвистом шестикрылый дракон, но без гипнолокаторов, это хорошо, это значит, что о н и не видят его и не знают о его возвращении.

Планета Навей — проклятая, дьявольская планета Навей, в чреве которой блуждал всю предыдущую жизнь, из мохнатой утробы которой он вырвался дряхлым, умирающим старцем. Его спас и оживил Откат, вернул молодость, силу, не лишив памяти. Это почти чудо. Но это не будет повторяться вечно, и он теперь не имеет права блуждать по Кругам Внешнего Барьера годами, десятилетиями мыкаться в гирляндах миров-призраков Охранительного Слоя, ему не дано времени бродить вокруг да около или пронзать пространства в отходных сферах-веретенах… Дверь где-то в Нулевом Канале. Но она не нужна ему. Ему нужен только Кристалл и… в первую очередь, его сын, брошенный, одинокий, может, и не живой уже.

— Иван, ты слышишь меня? — пробилось глухо, словно сквозь слой ваты.

— Слышу, слышу, — процедил Иван.

— Кристалл там, ты знаешь, давай быстрей, не тяни время!

— У тебя в запасе вечность, обождешь! — грубо ответил Иван.

Он подошел к колючим зарослям, припоминая, как продирался сквозь них, как спешил на бот, как боялся опоздать и навечно остаться здесь.

Гибкие ветви с колючими, то сжимающимися, то разжимающимися пучками шипов, потянулись к нему, почуяв добычу, мясо. Иван отошел назад на полшага. Кристалл должен лежать в другом месте — там, где стартовал десантный боевой бот, стартовал, чтобы воссоединиться со своим кораблем-маткой, с капсулой, лавировавшей по сложной орбите.

Авварон перебросил его точно, в нужное место, в тот самый «огромный, черный абсолютно непроницаемый для него, Авварона, пузырь». Не соврал! Значит, Первозург сильнее этой нечисти, пусть не во всем, пусть в каких-то отдельных вещах, но сильней! Не надо было с ним расставаться, да, Сихан Раджикрави — союзник, каких больше нет и не будет. И он всем обязан Ивану, это Иван вытащил Сихана из заточения Чертогов. Где он теперь?! Где, где… на Земле, где ж ему еще быть.

Иван отмахнулся от мохнатой наглой лианы, которая хотела захлестнуть петлей его шею. Пнул сапогом в основание буро-синего ствола- из пробитой почерневшей коры ударила струйка желтовато-зеленой крови, где-то наверху, под кронами, глухо завыло нечто огромное и неподвижное. Живые деревья. А под ними и в них утроба — только зазевайся и сгинешь в ее непомерном брюхе навсегда. Тогда он был в скафе, с целой кучей всяких пил, ножей, пробоев, электрошоковых щупов и прочих премудростей, и то еле выкарабкался из неподвижно-живой исполинской гадины. Сейчас рисковать нельзя. И Иван пригнулся, прополз под низким стволом, попытавшимся придавить его к земле, но не успевшим, выскользнул — и уткнулся прямо в зеленую мирную лужайку с рыжей полузаросшей проплешиной. Здесь! Здесь стоял бот. Здесь он обронил Кристалл.

Надо искать… а надо ли?! Сейчас он поднимет эту крохотную штуковину, выберется из пузыря, отдаст ее Авварону- и все! финита ля комедиа! все закончится просто и гнусно. Нет, так нельзя. Но иного хода нет. Виски ломило от невыносимости положения и от тоски маятной, неизбывной.

Вот он! Иван опустился на колени. Да, это еще не Кристалл, но все же кристалл — маленький, розовенький, съежившийся, с налипшей поверху пыльцой, но он! Первым желанием было растоптать его, уничтожить, сжечь…

Иван выдернул из-за спинного чехла лучемет, вскинул его стволом вверх. Нет, кристалл не горит, и растоптать его нельзя. Можно зарыть поглубже, чтобы глаза не видели. И все! Но уничтожить его практически невозможно.

Иван взял кристалл двумя пальцами, осторожно положил себе на ладонь. Надо подержать его у тела, прижав прямо к коже: кристалл заряжается от человеческого тепла, от тонких энергий, исходящих от разумной человекообразной особи. Тогда он станет Кристаллом. И тогда Авварон заберет его себе. И откроются двери во Вселенную, заселенную людьми. И войдут в нее обитатели потусторонних миров. И станет это концом века и Апокалипсисом.

Виски заломило еще сильнее. Потом их сжало с такой чудовищной силой, что Иван тихо и протяжно застонал.

Так не должно было быть. Авварону невыгодно сейчас убивать Ивана. А кроме него никто не имел прямого воздействия… Никто?! Иван вдруг отчетливо увидал странное лицо Сихана Раджйкрави и сразу же его пронзила мысль: ведь он никогда не видел этого лица! никогда, ведь Сихан был то в облике уродливого монстра, то в теле круглолицего с широким перебитым носом, одного из «серьезных», что послали Ивана на явную и лютую смерть. Но сейчас это было совершенно иное лицо, невиданное прежде- узкое, темное, со вдавленными почти синюшными висками, тонким прямым носом, тонкими ровными губами, большими, но отнюдь не выпуклыми, не африканскими, глазами изумрудно-серого цвета, седые брови, седые очень короткие волосы бобриком, черные мешки под глазами, но какие-то странные мешки, не болезненные, а вполне присущие именно этому лицу.

Иван ничего не понимал. От боли в голове он начинал терять сознание. Но не потерял, не успел… боль отхлынула неожиданно. И в мозгу прозвучали слова: «Это я, Иван.

Вы узнаете меня?» Надо было что-то отвечать. Но слова не вырывались из пересохшего горла, только мысль скользнула: «Узнал! Хотя никогда не видел вас…» И Первозург услышал его. «Это я, именно я, не галлюцинации, не миражи. Слушайте меня внимательно: в Пристанище еще со стародавних времен мною были запрограммированы и заложены двенадцать областей, связующих меня с Ним, в какой точке Мироздания я бы ни находился, понимаете?!» Иван сразу все понял, иначе и быть не могло, ведь Первозург и был первозургом потому, что он создавал, проектировал и воплощал в жизнь этот чудовищный, непостижимый мир, и он не мог не быть предусмотрительным, он предвидел многие фокусы своего коварного детища. И вот он вышел на связь. Вышел, потому что Иван оказался именно в той области, в том пузыре, что соединен с Первозургом внепространственными каналами. Это чудо! Но и о действительности забывать не следует. Иван сунул бледный и немощный кристалл во внутренний, подмышечный клапан — пускай набирается сил.

«Как вы оказались там?» — спросил Первозург с явной дрожью в голосе.

«Меня теперь слишком многое связывает с планетой Навей», — сокрушенно признался Иван, чувствуя, что Авварон отчаянно пробивается в его мозг, в его сознание, но не может пробиться извне, не может, потому что ктото поставил психобарьеры, очень мощные, непреодолимые. Кто?! Наверняка, он- Сихан. Он здесь хозяин, он кодировал «черный пузырь», да это и к лучшему, все же человек, хоть и тридцать первого века, но человек.

«Никому не отдавайте Кристалла, — не попросил, и не посоветовал, а прямо-таки потребовал Первозург, — никому! Неужели вы не понимаете, что каждое подобное действие вызывает целую цепь ответных действий, страшную реакцию… я не берусь даже предсказывать всей чудовищности исхода, если вы решитесь на этот безумный поступок!»

«Решусь, не решусь, — уныло протянул Иван, — что ж мне теперь, сдохнуть в Пристанище?! Что так, что эдак — гибель! У меня вообще нет выбора, уже давно нет никакого выбора, я как тот витязь на распутье, только на моем камне написано: «куда ни пойдешь, везде смерть найдешь!»

«Я вытащу вас оттуда!» — взмолил Первозург.

«Каким образом? Вы сами себя не могли вытащить из Пристанища!»

«Да, не мог, — признался Первозург, — самих себя за волосы вытаскивают только сказочные герои. А ныне сквозной канал: на одном конце я, на другом вы — это совсем иное расположение, неужели вы не понимаете? Я вас могу немедленно вернуть на Землю. Кристалл у вас?»

«Да!» — признался Иван.

«Тогда готовьтесь!»

— Нет! — Иван заорал вслух. Он прекрасно осознавал, что другого случая оказаться в Пристанище у него не будет. И он не покинет этой чертовой планеты Навей, пока не увидит его. А может, и не существует никакого сына, может, это все сказки?! Нет, Авварон не врал. — Освободите меня! Снимите все барьеры, Сихан. Я вернусь на это самое место ровно через час, я вам клянусь!

Снова адски заломило в висках. Иван упал в траву, чуть не задохнулся. И почти сразу, сквозь слой ваты пробился гнусавый голосок: «Где ты был? Что с тобой, Ванюша, я ничего не видел, ничего не слышал… ты хотел обмануть дядюшку Авварона?!»

— Заткнись, негодяй! — закричал Иван. — Кристалл у меня. Вот он! Ты видишь?! — Иван вытащил кристалл из клапана, воздел его в руке.

— Я ничего не вижу. Но я верю тебе… ты не посмеешь обмануть своего лучшего друга, погоди, сейчас я перемещу тебя, не бойся, ни один волосок не упадет с твоей головы.

Ивана вдруг ошеломило.

— Куда ты переместишь меня?! — выкрикнул он.

— На Землю, куда же еще, — глухо прозвучало в ответ.

— Врешь! На Земле ты не сможешь взять Кристалл!

На Земле ты-нематериален! Ты самый настоящий бес, ты снова путаешь меня, ты снова обводишь меня вокруг пальца! — Иван был взбешен, этот колдун заманил его в Пристанище и будет морочить до тех пор, пока не получит своего и не погубит его, Ивана. — Вот видишь, якладу кристалл туда, откуда взял его! — Иван положил прозрачный, тусклый, блеклый ограненный камешек в траву. Встал. И сказал совсем тихо, но твердо. — А теперь веди меня к ней. К ней и моему сыну. Кристалл я заберу на обратном пути, когда ты выполнишь свое обещание.

Авварон долго молчал. Было слышно, как он сопит и причмокивает, как вздыхает тяжко, с присвистом. Потом будто из могилы прозвучало:

— Будь по-твоему!

Ивана опрокинуло наземь, перевернуло и понесло прямо в колючие, живые заросли. Острые шипы вонзились в него. Но боль тут же утихла. И он начал задыхаться. Нечто липкое и плотное обволокло его, стало засасывать. Фильтр! Снова система фильтров. Они высасывают его из черного пузыря через фильтры — значит, они властны над ним. Да, здесь в Пристанище, они могут сотворить с ним что угодно — убить, воплотить в какую-нибудь гадину, погубить, истерзать и замучить, они могут все! А он ничего.

Полыхнуло синими сполохами хрустального льда, прожгло неземным космическим холодом. Проплыла перед глазами рыбина — клыкастая, плавникастая гиргейская тварь, облизнулась толстым пористым языком, прожгла кровавым взглядом. Но не испугала. Теперь Иван все знал про них, или почти все… наблюдатели проклятые! нейтральная сторона! кладезь информации!

Только из этой кладези черпают все кому не лень. И везде они поспевают, всюду щупальца свои суют. Ну и дьявол с ними. Иди, и да будь благословен! Иного ему и не дано.

Иван воспрял. Он вновь обретал зрение.

Лес. Ночь. Тьма. Мертвенный проблеск ущербной луны. Уханье филинов и выстужающий кровь вой. Все уже было… Глаза медленно привыкали к мраку. Вот она, избушка — та самая избушка. Вот дверца косая, кривобокая, вот и цепь… на ней сидел оборотень. Почерневшие от древности доски, провалы окон еще более темные, чем ночь. Чудесная и страшная избушка. Он отошел на несколько шагов назад, и в глубине замшелого оконца высветилась мерцающая свеча. Внутри кто-то был. Если Авварон, Иван поклялся убить его сразу, на месте — второй цепи злых и выматывающих мороков он не выдержит. А времени мало, совсем мало — он обещал вернуться через час. Минут десять уже прошло, можно и не сверяться, не меньше. Иван снова приблизился к двери… свет свечи померк. Он шагнул внутрь и как в прошлый раз ударился о низкую притолоку, и снова из сеней пахнуло прелой соломой и духотой. Он опять уткнулся лицом в душистый пук травы, подвешенный невесть кем, плеснул водой из кадки — рука сама залезла в нее, задел плечом деревянное растрескавшееся корыто, которое он сбил в прошлый раз. Теперь оно не упало, но глухим похоронным гулом загудело, будто колокол из подземелья.

Дверь в горенку заскрипела, выгнулась и поддалась.

Иван шагнул внутрь. И понял, что не ошибся — та самая избушка, в которую можно войти из одного мира, а выйти в другой. Избушка-шлюз, избушка с тысячами дверей в тысячи измерений. Крохотная горенка, низкий черный потолок, полусгнившие полки с рухлядью, два косоногих, но кондовых табурета, дубовый растресканный стол, выскобленный до блеска, но почерневший от времени, сено на полу, еловые шишки. Свеча вспыхнула будто во мраке, хотя в избушке было скорее сумеречно, чем темно. И все же свеча высветила то, чего не было видно сразу: котенка, свернувшегося калачиком на столе, резное веретено, клубок стекловолокнистой бечевы, щербатый деревянный гребень… Язычок свечи дрогнул будто под наплывом сквозняка, и высветлил ее, сидящую на табурете, седую, высохшую, но прямую как лесное деревце.

Иван вздрогнул, сгорбился.

— Здравствуй, Алена, — прошептал он.

— Здравствуй, Иван.

Он не узнал голоса, старость уносит из звуков жизнь, оттенки и переливы. Она говорила тускло и безразлично, будто не спала много суток, а теперь неудержимо погружалась в сон, полуотсутствовала.

— Вот я и пришел, — Иван виновато развел руками.

Он не знал, что говорить.

— Я вижу. Я так долго ждала, что устала ждать… ты напрасно пришел. Не надо было тебе возвращаться.

Иван вглядывался в ее лицо, впивался глазами в каждую черточку- да, это она, Алена, Аленка, Аленушка.

Авварон не обманул. Они ее разбудили до срока, они раскодировали биоячейку! Убийцы! Нелюди!

— Уже прошла вечность после того, как я проснулась во второй раз. Я проснулась молодой, а потом состарилась. А ты остался таким же, ты даже стал еще моложе… нет, этого не может быть.

— Может, Алена. Я стал моложе, потому что был Откат. На Земле и в Пристанище время течет по-разному.

Как они раскодировали ячейку?!

Старуха усмехнулась горько, еле заметно, а может быть, это лишь пламя свечи мигнуло, колыхнулось тенью по ее иссушенному годами лицу. Иван отвел глаза, он не мог смотреть на Алену, не мог.

— Какая разница. Это случилось — вот и все. А ты не успел, ты не пришел. Но я не виню тебя, мы были не пара: я из тридцать первого века, ты из двадцать пятого, ты с Земли, живой, настоящий, я-из анабиокамеры, воскресшая из мертвых, с полувытравленной памятью, полуживая, не женщина, а заложница Пристанища, биомасса, разумная материя для цепи воплощений в оборотнях и зургах блуждающего мира. Нас были сотни, тысячи… а осталась я одна, я пережила всех, и меня больше ие хотят приносить в жертву, я им не нужна, я сижу и пряду себе на саван, смертный светящийся саван, а лет через сорок, когда я умру, то, что останется от меня, воссоединится с этой фурией, с тем призрачным оборотнем, что преследовал тебя. И ты забудешь меня прежнюю, любимую и желанную, но будешь помнить меня ночным чудовищем, безумной и проклинающей ведьмой, да, так и будет, хотя я ни словом не хочу упрекнуть тебя.» ведь я уже почти отмучилась, а тебе только предстоит пройти сквозь вековые мучения, через боль и страдания… ведь ты такой молодой, ведь ты будешь жить долго, очень долго, и ты всегда, каждый день, будешь вспоминать меня- но являться тебе буду не я, а она, злой дух Пристанища — так решили нелюди. И так будет!

Иван опустился перед ней на колени, склонил голову.

— Хочешь, я останусь с тобой до конца, в этой избушке, — проговорил он еле слышно, сдерживая слезы, — и пусть судьба решит, кому из нас раньше уйти из жизни.

В эти минуты он был готов забыть про все, бросить всех, пусть горят синим пламенем и Земля, и человечество, и все сорок пять миллиардов земных душ, пусть подавится своим Кристаллом подлый Авварон, пусть Вселенная расколется как орех надвое и пропадом пропадет, пусть ее поглотит геена огненная, и пусть восторжествует Черное Благо, коего ждут сотни миллионов беснующихся в подземельях землян, пусть оборотни, призраки, вурдалаки, безумные порождения ада и выродков человеческих, порождения, скитавшиеся сорок миллионов лет в иных пространствах, обретут власть над истребляемыми, заблудшими и пребывающими в неге, пусть так будет, пусть в стонах, судорогах и вое жутко погибнет все живое, пусть… а он останется здесь, в маленькой, тихой, древней избушке, рядом с нею. Он принесет себе сена, бросит в угол и будет спать на нем. Он выкинет к чертовой матери лучемет, утопит его в поганом болоте, что неподалеку от избушки, он будет собирать грибы, сушить их, он будет питаться травами и корой, и никто не посмеет вытащить его отсюда. Пусть так и будет.

— Не хочу! — ответила она. — Я забыла свой ослепительный, сказочный мир будущего. Я забыла тебя с твоим темным миром прошлого. Я живу этим лесом и светом луны. И мне ничего больше не надо.

— Прости меня, прости, — Иван припал лицом к ее коленям, грубый лен длинного, долгополого платья потемнел, пропитался так и не сдержанными слезами. Она положила ему на голову легкую, почти невесомую руку, погладила.

— Уходи, — сказала она. — Уходи, ничего не вернуть.

— А сын?! — вдруг вспомнил Иван. — Ведь ты родила мне сына?! Где он?

— Родила… но не тебе, Иванушка. Они забрали его.

Он вскинул голову, не вставая с колен, пудовым кулаком ударил по столу, так, что загудел тот, задрожал. И отозвался на стук из лесу испуганным уханьем филин, завыли протяжно и тоскливо в черной, безлюдной чаще волки-оборотни. Налетели сырые ветра, захлопали ставнями, погасили пламя свечи. И пропало все, мраком покрылось.

— Уходи, Иван, — прошелестело над ухом.

Он вытянул руку, но ничего и никого не нащупал. Он один на коленях стоял посреди страшной избушки, будто и не жила в ней эта старая и высохшая женщина, а приходила лишь к нему на свидание — пришла и ушла. А он остался — опечаленный, истерзанный, измученный, бессильный.

Он стоял так минут десять. Потом сорвался:

— Ах ты нечисть поганая! Обманул?! Где ты есть?!

Он звал Авварона Зурр бан-Турга, поводыря своего и беса-искусителя, звал через левое плечо, как и учил тот.

Но колдун не откликался.

И тогда Иван бросился в сени, сшиб корыто, опрокинул бадью, пнул ногой скрипучую дверь. И вылетел в ночь, в лес — в тот же самый, в поганый колдовской лес планеты Навей.

Вылетел и обомлел.

Из мрака и сырости глядел на него, сверкая огромными белками, Дил Бронкс — черный и поблескивающий в мертвенном свете луны будто антрацит. Но откуда здесь Дил? Этого не может быть!

Иван сделал шаг вперед.

И негр сделал шаг вперед, развел огромные ручищи для объятия, словно обрадовавшись неожиданной встрече. Толстые губы расползлись в широченной улыбке, обнажая крупные белые зубы.

— Как ты сюда попал? — изумился Иван. И тоже распахнул объятия — машинально, ничего не соображая.

— Попал, попал… — эхом отозвался Дил. Он был одет в серый комбинезон с черными нашивками и какими-то странными прорехами.

Иван пригляделся — в прорехи просвечивал мертвецкий лунный свет. Вот это да! А где бриллиант, вцементированныи в передний зуб, где этот блестящий камушек, столь милый сердцу Бронкса? Нет его!

Иван еле успел выскользнуть из смертных объятий.

Его обдало трупным душком, но черные лапы сомкнулись не на его горле, а чуть левее, сомкнулись с невообразимым и неестественным хрустом, будто переламывая чьи-то кости.

Не дожидаясь, что последует дальше, Иван ударил оборотня ногой в бок, отбрасывая от себя. Удар получился неловкий и слабый, подошва увязла как в тесте. Но этот удар спас Ивана от нового еще более мощного захвата.

— Уг-г-рррх-ы-ы!!! — взревел оборотень, вздымая черную морду к луне и раздирая когтями серый балахон комбинезона.

Вот тебе и Дил Бронкс! Иван отскочил влево, прямо за ствол осины. Почти следом огромная лапища ударила по дереву, когти начали рвать кору. Прямо на глазах оборотень менял внешность — становился еще больше, зверовиднее, крупные белые зубы превращались в клыки, волосы в шерсть, глаза наливались кровью, остатки комбинезона трещали, спадали, обнажая мускулистое, заросшее рыжей щетиной тело.

Ну, вот так оно лучше! Иван всегда предпочитал видеть врага в его собственном обличий, нечего тень на плетень наводить. Он не стал нападать, выждал, когда оборотень бросился на него, клацая зубищами, и угрожающе рыча, чуть отступил, изогнулся, присел, отпрыгнул и в развороте, в прыжке, что было силы ударил пяткой прямо в висок — удар был смертельным, испробованным сотни раз, такой запросто валил с ног и отправлял на тот свет не только слона обыкновенного земного, но и исполинского мегозавра с планеты Угонда — височная кость у мегозавров достигала полуметра толщины, но она раскалывалась пустым орехом и мозги вытекали наружу. Иван любил животных и жалел их. Но когда стая мегозавров прогрызла на угондийском карьере защитную сферу и принялась пожирать одного андроида за другим, Иван бил их именно так, он был безоружен, никто и предположить не мог, что на карьере, в этом ржавом царстве тоски и уныния, понадобятся лучеметы. Давно это было… но это было в привычной, своей Вселенной. А здесь удар не сработал — нога снова завязла, потом с хлюпом и чавканьем отлипла. Оборотень истерически завизжал, упал, сжался в комок, покатился за стволы, но отнюдь не превратился в бездыханное тело. Пристанище. Проклятое Пристанище с его причудами и колдовством!

— Авваро-он?! — заорал Иван снова. — Где ты, негодяй?»

Иван не сомневался, что это шуточки подлого и лживого карлика-крысеныша, который был совсем не карликом и не крысенышем, который был.» невесть кем и чем.

Оставалось не более получаса. Нет, Сихан в любом случае будет ждать, никуда он не денется. Ведь просто так уходить нельзя, Алену удалось повидать, горькая встреча была, но была, он не все успел расспросить, она не все сказала, и, главное, так ничего не удалось выведать про сына… может, его и не было?! а может, он давно погиб, или пропал в мирах-гирляндах, или его воплотили? Ну, гнусный подлец Авварон! Теперь Иван не знал, что делать.

Он обернулся назад — избушки не было, след ее простыл, кругом тонкие, кривые стволы осин, кочки, топь да филин все ухает, не переставая, злобно и гнетуще. И тихая жуткая ночь. Только всхлипывания еле слышные доносятся из-за стволов, кто там? Иван пошел на странные звуки. Шел он долго, прыгал с кочки на кочку, перелезал через буреломы, продирался сквозь кустарник — во тьме, в призрачных бликах лунного света. Он уже прошел столько, что из эдакой дали не то что плача, а и рева бронехода не услыхать. Но всхлипывания не прекращались.

И вот тогда он неожиданно резко обернулся.

Прямо за спиной, метрах в трех под согбенным корявым стволом сидела Алена — не высохшая и старая, а та самая, которую он оставил на планете Навей: молодая, прекрасная, измученная и преследуемая. Она сидела, спрятав лицо в колени, сидела и плакала. Живая, желанная…

— Аленушка, — прошептал Иван пересохшими губами.

Она чуть приподняла голову, глянула на него одним глазом и зарыдала пуще прежнего. Серая хламида, которую она давным-давно, совсем в иной жизни содрала с одного из воинов непобедимого и сгинувшего Балора, была на коленях и ниже темной, сырой от слез.

— Аленушка! — Ивану показалось, что он закричал в полный голос, но слова сиплым клекотом еле вырвались из горла.

Он уже хотел броситься к ней, упасть на колени, обнять ее крепко-крепко и плакать вместе с ней, радоваться и грустить, забыв все нехорошее, весь этот злой морок, напущенный нечистью… Но замер, не решился, что-то внутреннее и сильное стучало в висках: Иван, не спеши, не надо, погоди! И почему она смотрит на него все время одним глазом, левым глазом, почему не поднимает лица от колен?! Леший… Иван сразу вспомнил всех, кого повидал в Пристанище: леших, навей, оплетаев, кикимор болотных… они все одноглазы и хромы, они глядят искоса, облекаются в чужую плоть, они появляются из-за спины, из-за левого плеча, насылают тоску и смерть. Но при чем тут она, Аленка?! Она просто плачет, сейчас она откинется назад, посмотрит на него большими, глубокими глазищами своими… и все кончится, колдовство, призрачные тени, сумрачные видения, и останутся они одни, вдвоем.

— Это же я, — тихо проговорил Иван. — Погляди на меня! Я люблю тебя! Я так долго ждал нашей встречи!

Алена снова уткнулась лицом в хламиду, снова волна дрожи пробежала по спине ее, плач стал громким, отчаянным, горьким. У Ивана сердце пронзило острейшей иглой жалости и боли. Он готов бьы ползти к ней, вымаливать прощения, целовать ноги, подол этой драной хламиды.

И все же внутренняя скрытая сила удерживала его, заставляла делать иное, наливая ноги свинцом.

— Погляди на меня! — закричал он.

Плач перешел в жуткое стенание, в пронзительный крик-вой, в истерические взвизгиваний и хрипения.

— Посмотри на меня!!

Она приподняла голову, будто подчиняясь требованию, закрыла лицо ладонями. И снова меж ними проглядывал один глаз, левый, но смотрел он странно и страшно, ледяным взглядом, совершенно не сочетавшимся с завываниями и плачем. Вот уже и пена потекла пузырящаяся по рукам, затряслась голова, забилось в конвульсиях все тело.

— Смотри на меня!!!

Руки упали безвольными плетями.

И Иван увидал ее лицо. Но лишь первый миг это было ее лицом, Аленкиным. А спустя этот краткий миг стало происходить что-то чудовищное, невозможное — острым клинком вытягивался ведьмачий нос, проваливались щеки, заострялись скулы, покрывался колючей рыжей щетиной костистый подбородок, когти вырастали на месте ногтей, и переходил плач в злобный рык, в клокотание звериное. Оборотень! Снова оборотень!

Иван прыгнул вперед, ударяя сразу двумя ногами, ломая грудную клетку поганому чудищу. И снова завяз, снова погряз в трясине колдовской плоти, еле извернулся, упал, откатился. И бросился снова. Он бил гадину беспощадно, бил смертным боем — руками, ногами, локтями, коленями, головой. Бил, отскакивал и снова бил. И всякий раз ему самому доставалось крепко — острые когти оборотня изорвали одежду и кожу на лице и руках, кривые клыки впивались в мясо, выдирая куски, кровь сочилась отовсюду, он слабел. А оборотень набирал силы, становился все больше, выше, шире, страшнее. Он уже на две головы возвышался над Иваном. И теперь он бросался на человека, Иван еле успевал уворачиваться и отбиваться. Не помогало знание особых, тайных приемов, ничего не помогало. Оборотень на глазах постигал систему «альфа» и бил Ивана его оружием, его приемами. Он бил человека древними ведическими ударами, каких и знать-то не мог. Иван ничего не понимал, такого бойца ему встречать пока не доводилось: чудовищная нежить не просто избивала его, но уже добивала, он не мог ей ничего противопоставить, он был измучен, изранен, обескровлен, подавлен. Он ослеп и оглох от ударов и только чудом еще оставался жив. Монстр уже издевался над ним, забавлялся беззащитной и обреченной жертвой, сломленной, обессилевшей, загнанной в угол. Это было лютое избиение.

И в последний миг, падая почти бездыханным на топкую землю, усеянную палой листвой, Иван всего на какое-то мгновение, чудом сумел собраться- это был отчаянный, полубезумный всплеск сил и воли. Он выскользнул из-под смертного удара костистого и когтистого кулака, вскочил на ноги, всем телом навалился на ствол ближайшей осины, сломал ее, расщепив вдоль узкого ствола, выдрал, вскинул, выставил вперед и, ничего не видя, ничего не слыша, бросился на оборотня.

— Стой! — прогремело сзади голосом Авварона Зурр бан-Турга. — Не смей этого делать! Ты убьешь его!

Но Иван ничего не слышал.

Он уже вонзал острый конец осины прямо в сердце чудовищу.

— Остановись! Это же твой сын!

Нет! Иван не слышал. И не верил.

Он загонял осину все глубже.

Он задыхался, обливался кровью, но добивал оборотня.

— Убийца!!! — вопил гнусно и истошно Авварон.

Иван опрокинул оборотня. Теперь он стоял, еле удерживаясь на ногах, опираясь всем телом на осиновый кол, изнемогая от нахлынувшей слабости. Но сквозь кровь, сквозь боль и мрак он видел, как жуткое, кошмарное чудище истекает черной кровью, уменьшается, превращается в человека — хлипкого, голого, трясущегося, скребущего землю ногтями и молящего о пощаде.

Да, молящего о пощаде с пронзенным сердцем.

— Ты убил собственного сына! — зловеще прошептал из-за левого плеча Авварон. — Я же сказал тебе, Иван, что будет встреча с сыночком. Ты сам просил об этом, ты что — забыл? Забыл! А потом убил его. Убийца!

— Врешь, сволочь! — прохрипел Иван.

Человек извивался, стонал, тянул руки к нему, к Ивану, глаза его были налиты непостижимым отчаянием.

Нет, Иван не верил, он ничему не желал верить, он давил на осину, пригвождая оборотня к земле.

— Ну и дурак, — прошипел напоследок Авварон. — Убивец ты! — И отвернулся. И пошел прочь. А пройдя три шага, обернулся черным вороном — и улетел, канул во мраке.

Дурак? Убивец? Иван резко выдернул осину из груди оборотня. Упал. Он не мог стоять на ногах. Но он просипел, вопрошая:

— Правда это?

Оборотень не ответил. Рана у него на груди медленно затягивалась. Иван заглянул в глаза оборотня. Это были серые, глубокие глаза Аленки. Оба глаза, а не один левый.

Такие глаза не могли появиться в этом проклятом мире сами по себе. И это были не глаза оборотня, это были глаза его сына. Значит, он родился. Значит, он выжил и стал вот таким.

— Ты живой? — спросил Иван.

— Я не умру, — глухо ответил сын-оборотень. — Ты пожалел меня. Зачем?!

— Много будешь знать, скоро состаришься, — пробубнил Иван. — Тебе мать ничего про меня не рассказывала?

— У меня не было матери, — вызывающе проговорил оборотень, — я сын Пристанища.

— Ты мой сын, — сказал Иван. — Погляди на меня, и ты узнаешь себя.

Теперь, когда оборотень был в своем собственном облике, он и впрямь казался почти двойником Ивана — тот же нос, тот же лоб, подбородок, вот шрама над бровью нет. А роста почти такого же, и пальцы на руках, и даже уши, щеки… только глаза были ее; Аленины! Вот так встреча!

Иван чувствовал, что теперь сын-оборотень не сделает ему ничего плохого, хотя и не поверил ему, хотя и не признал. Но еще он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание, еще немного и даже этот призрачно-мертвенный свет луны смеркнется, и он погрузится во мрак. И тогда Иван рванул ворот, снял с шеи маленький железный крестик на цепочке, подполз к сыну и надел на него. Тот передернулся, выгнулся, захрипел.

— Носи! И не снимай! — приказал Иван. — Ты мой вечный должник! Я тебе жизнь вернул… Дал, а потом вернул! Понял? Ты меня понял?! Не снимай никогда…

Иван провалился во мглу. Но последнее, что увидал перед провалом было встревоженное и совсем человеческое, вопрошающее лицо с серыми глазами, лицо, склоненное над ним. О чем сын хотел его спросить. О чем?!

И-ван так и не узнал этого.

Две безликие тени возникли перед карликом Цаем ван Дау внезапно. Но он сразу понял, кто это.

— Ты хотел уйти от нас? — сокрушенно, почти плача, вопросила одна из теней.

Цай промолчал, он знал, что теперь разговоры бесполезны, все будет зависеть не от его ответов, а от того, какие инструкции получили в Синдикате серые стражи.

Они могут просто взять да пропустить через его позвоночник ку-разряд — и это будет крышка, четвертого разряда Цай ван Дау не выдержит, и ни одна из комиссий не установит, что он умер насильственной смертью.

Но тени словно читали его несложные мысли:

— Не бойся, — ласково прошипела другая, — ты еще нужен Синдикату, тебя не ликвидируют… пока. Но примерно накажут, чтоб впредь неповадно было, и другим в науку!

Цай молчал.

Первая тень неторопливо оглядела камеру, обвела липким пристальным взглядом пол, стены, потолок, сливающиеся в нечто серое и единое. И спросила, указывая мыском серого сапога на бесчувственное тело:

— А это еще что?!

— Псих, — ответил карлик Цай.

— Больной, что ли? — переспросила тень.

— Ага, больной, — равнодушно выговорил Цай. Ему теперь было на все наплевать, мечты о тихой и спокойной старости на заброшенной дальней планете канули в тар-тарары. Ничего не будет. Ни-че-го!

— И чем же он болеет, позвольте узнать?

— Душою, — голос Цая совсем померк.

— А ты решил спрятаться у него в палате? Ты забыл, что в твоем мозгу сидит маленький такой дельта-маячок, забыл, что старые и добрые друзья всегда видят тебя и никогда не бросят одного? Эх ты, Цай ван Дау, а еще отпрыск царских кровей в тридцать восьмом колене!

— Императорских! — поправил Цай.

— Чего?!

— Императорских кровей, вот чего. Только не осталось их во мне, ни хрена не осталось — всю кровь вы мою выцедили, кровопийцы! Убивайте здесь! Никуда не пойду с вами! Надоело! — Цай выпалил все это на одном дыхании и отвернулся.

— Не хочет, — с издевкой протянула одна из теней.

— Устал, небось, — сочувственно просипела другая. И тут же добавила:

— Надо ему освежающий массаж сделать, тонус поднять!

И обе тени придвинулись к Цаю на расстояние вытянутой руки, сунули руки в боковые карманы серых балахонов. Стражи Синдиката были на службе и они не имели права на сострадание.

— Я убил его… — неожиданно прохрипел лежавший на полу.

— Бредит? — вслух осведомилась одна из теней.

— Можете, убрать? — вопросом на вопрос ответила другая. И вытащила из кармана крохотный черный шарик на трубочке без рукояти — распылитель ограниченного действия. Сноп лилового искрящегося света накрыл лежащего, окутал фиолетовым облаком… и пропал, улетучился.

— Что еще за дела?! — воскликнул первый страж.

— Это фантом, — развел руками другой. — Его здесь нет, одна видимость. Сейчас проверю! — Он подошел ближе к лежащему, пнул ногой — удар был ощутим и телесен. Он пнул сильнее.

— Прости меня, я чуть не убил тебя… — снова прохрипел лежащий. И открыл глаза. Они смотрели вверх, но ничего не видели, это был отсутствующий взгляд человека, глядящего во мрак.

— Брось ты его! Не наше дело!

— Да, пора заняться этим! — он кивнул на Цая.

Цай вытаращенными глазищами, сквозь наплывающие полупрозрачные бельма смотрел на Ивана, лежащего посреди камеры, и ничего не понимал. Да, он знал, что самого Ивана нет, что лежит здесь лишь его материальная оболочка, а точнее, просто конгломерат атомов, молекул, клеток, внешне абсолютно похожий на ушедшего.

Но почему распылитель не берет этого двойника? Почему?! Цай ван Дау был не просто инженером, ученым, конструктором и создателем новейших технологий, он был еще и философом, мыслителем. И он обязан был даже перед смертью разгадать загадку, ум его проснулся, Цай ожил. Ретранс делали не на Земле, его делали не в этом веке — и все его возможности были еще неясны. Но ретранс явно гарантировал возвращение странника в его тело, то есть он обеспечивал неуничтожаемость этого тела! Теперь все менялось в корне.

Карлик Цай встал. Подошел ближе к стражам Синдиката, шершавым распухшим языком провел по кровоточащему небу и, глядя прямо в невыразительные глаза одного из стражей, плюнул черным сгустком ему в лицо.

Цай знал, что они могут убить его здесь, уничтожить полуматериальную оболочку, но им неподвластно его тело, оставленное в бункере… а сознание, душа, все, что спрессовано в объеме его мозга — неуничтожимы, даже если его сейчас распылят в ничто, они распылят только материю, а сам он вернется туда, откуда прибыл.

Цай громко расхохотался.

И стражи все поняли. Они осознали свое бессилие.

Один из них, оплеванный и униженный, достал из кармана платочек, размазал черную кровь по лицу. И прошипел:

— Ничего! Куда ты от нас денешься?!

Другой злорадно ухмыльнулся и уставился в упор на Цая ван Дау, беглого каторжника, наследного императора и гения подповерхностных структур. Этот гений нужен был Синдикату живым. Но ни одна из инструкций и ни один приказ не освобождали этого гения от заслуженных им наказаний, а уж степень этих наказаний дозволялось иногда определять самим серым стражам на месте.

Очнулся Иван в зеленой травушке посреди колючего полуживого кустарника. Он не сразу понял, что произошло, долго озирался, вспоминал, пока не сообразил, что Авварон, подлец и негодяй, исполнил обещанное, а потом снова впихнул его в «черный пузырь». А вот сколько прошло времени, Иван не знал. Он сидел в траве и удрученно разглядывал свои разбитые в кровь, изодранные руки. Все лицо горело от боли, кости ломило, комбинезон был черен и грязен. Жуткий сон! Да, все это было жутким, кошмарным сном, этого не могло быть в действительности, не могло, и все тут! Сын-оборотень, осиновый кол, страшная избушка, и не избушка вовсе, а переходной шлюз, такие на Земле будут лет через тыщу, не раньше! Аленка, постаревшая до неузнаваемости, наваждение, злой, гнетущий морок!

Горло сдавливало накатывающими судорогами, измятая грудь болела, пылала- она, как и лицо, было сплошной раной, одним большим синяком-нарывом.

Иван провел рукой по коже, — прямо под разодранным воротом, от шеи, потом на грудь», крестика не было. Неужели он и впрямь отдал его сыну-оборотню?! Нет, скорее всего цепочка оборвалась и крестик потерялся, лежит где-нибудь как и кристалл этот. Сон! Тягостный, черный сон! Но он сам просил о встрече, никто ему не навязывал ее. Ах, Авварон, Авварон — темная душонка, одним словом, нечисть.

Иван попробовал приподняться- тело его слушалось, но болело немилосердно, до черных кругов в глазах, до неудержимого стона. Это ж надо, как его отделали! И кто? Сыночек родной! Родимый! Плоть от плоти, кровь от крови! Оборотень! Мерзавец! Предатель! Негодяй!

Иван вдруг оборвал свои излияния… это кто еще предатель?! это кто негодяй?! Он сам их бросил и предал. И родился его сын не на Земле, а в треклятущем Пристанище, и рос в нем, по его черным и гнусным законам. Хорошо еще не стал чем-то похуже! и не сон это, а явь, чистая явь! Иван глухо, с надрывом застонал.

Но тут же вновь люто сдавило виски, бросило наземь, замутило, закрутило. И пробился прямо в мозг голос:

— Иван! Иван, что с вами?! Почему вы молчите? Я не могу долго поддерживать связь, канал скоро закроется!

Иван!!!

— Да здесь я, — вяло ответил Иван. Он не знал, что делать. Авварон не простит ему обмана. Да и идти на обман дело негожее, грех. Хотя какой это грех провести нечистую силу, не грех, а хитрость… военная доблесть. Эх-хехе, хитрость, это и есть грех. Да, он обещал отдать Кристалл, обещал, никуда не денешься. Но разве он называл точные сроки, когда отдаст?! Нет, не называл. Ну и нечего спешить. Все будет отдано, что положено. Потом!

Иван пошарил рукой — не Кристалл, а граненое стеклышко нащупали пальцы. Его надо отогреть, оживить, насытить теплом человеческим, и тогда это стеклышко станет Кристаллом. А-а, была не была!

— Сихан, я готов! — прошептал Иван. — Забирайте меня отсюда.

И снова как сквозь вату пробилось: «Я не вижу теоя, Ванюша, милый! Отзовись на зов дядюшки Авварона, не молчи!» Он пробился, он пересилил барьеры и преграды.

Но в «черный пузырь» ему не войти. И слава Богу! Есть мир людей. Есть Пристанище. И есть Преисподняя. Три разных уровня, меж которыми миллионы ярусов и пространств, миллиарды миров-гирлянд и иных измерений, пронзаемых миллионами сфер-веретен. И каждому есть по воле Божьей свое место. Вот и сиди на этом своем месте! Прав был батюшка, прав, человек должен жить в людском мире, жить по-людски, и нечего во тьме искать света. Господи, обереги душу раба Твоего, ибо ставший Твоим рабом, отдавший Тебе себя, никогда и ничьим рабом уже не станет, а пребудет во всех мирах Твоих свободным и творящим. По Образу и Подобию!

— Забирайте меня — заорал Иван.

Обеими руками он прижимал к вискам ретранс и еще мертвый кристалл. Он был готов к перебросу. Но он не знал, кто окажется сильнее: Первозург Сихан Раджикрави, создатель Пристанища и управитель каналов, или черный кубик. Это выяснится позже — Сихан перебросит его из замкнутого мира планеты Навей, а там… нечего гадать, иначе будет поздно, иначе Авварон накроет их всех.

— Ну чего вы тянете?!

Ответа не последовало. Зато прямо над Иваном разверзлась вдруг огромная воронка черного, безумного, бешеного водоворота. И его потянуло туда, приподняло, стало засасывать. Боль в висках утихла. Он вообще перестал ощущать собственное тело… его вырвало из мира зеленых лужаек, колючих живых кустов, оборотней, зургов, шестикрылых драконов, леших, оборотней, вурдалаков и навей. Вырвало и швырнуло во тьму.

На какой-то миг Ивана вынесло прямо в Пространство, над сияющей и огромной Землей. Он завис в пустоте и холоде. Но его не убило, не разорвало собственным давлением, не сожгло, не превратило в кусок льда — он просто замер, удерживаемый двумя незримыми силами, борющимися не с ним, не с его телом, а друг с другом. И когда одна перемогла другую, пересилила — его рвануло вниз. Но он не упал на исполинский земной шар. Он не сгорел в атмосферных слоях.

Он просто очнулся посреди серой, обитой жестким синтоконом камеры, камеры без окон и дверей. Он видел свои руки — они не были разбиты и разодраны. И коглбп — незон был цел. Только немного болели бока, ныла сгула.

Но это были мелочи. Важным было иное: в камере стоял какой-то зудлизый, неприятный шумок. Он просто вытягивал нервы из тела. Иван оторвал лицо от ладоней, от синтокона. И увидел двух типов в серых балахонах, серых сапогах и кругленьких шапочках на головах. Они стояли в углу, раздвинув руки, удерживая в них что-то похожее на тончайший невод. Внутри невода было сияние, зеленоватое, тусклое, неровное… И в этом сиянии бился а мучительнейших судорогах карлик Цай ван Дау.

Иван оцепенел. Но замешательство длилось недолго.

Серые не успели даже голов повернуть к нему, как уже лежали на полу с вывернутыми руками. Осевший невод утянул за собой свечение. Цай вывалился из его тенет и рухнул замертво. Рядом с ним упал и сам Иван — последние силенки ушли на рывок, на усмирение незнакомцев.

Лишь через полминуты Иван сумел пошевелить языком и спросил у очнувшегося Цая:

— Кто это?!

— Дерьмо! — коротко ответил ван Дау.

— А это? — Иван кивнул в сторону невода.

— А-а, вот это знатная штуковина, — заулыбался горько и двусмысленно Цай, — ку-излучение не портит ни кожи, ни мяса, но ощущение такое, будто тебя поджаривают и снаружи и изнутри. А ежели эту мерзость пропускают сквозь позвоночник, Иван, лучше и на свет не рождаться!

— Ясно!

Иван понемногу приходил в себя после переброса.

Силы возвращались не сразу, но возвращались. Он еще полежал немного, потом поднялся, подошел к серым. Те пребывали в полузабытьи, только стонали и чуть шевелили вывернутыми из ключиц руками.

— Не слишком я с ними… э-э, грубо? — спросил Иван.

— Да нет, ничего, не слишком, — развеял его сомнения карлик Цай. — Ежели где чего лишнее нужно, это уж по моей части.

Он тоже медленно оправлялся, приходил в себя.

Встал, подошел к одному из серых, вытащил у него из кармана балахона трубочку с шариком, направил ее на одно тело, потом на другое, полыхнуло сиреневым полыхом… и ничего на полу не осталось.

— Зачем?! — растревожился Иван.

— Да ладно, не беспокойся, — осадил его карлик Цай, — этого дерьма в Синдикате хватает.

— В Синдикате? — переспросил Иван.

— В нем самом.

— Ты отрезал все дороги назад!

— Они у меня давно отрезаны, Иван.

Цай ван Дау снова присел в углу палаты-камеры, пригорюнился. От стражей он ушел. А вот от себя да от этого русского Ивана никуда не уйдешь. Прощай, планетка с голубыми кактусами и зелеными тюльпанами, прощай, тихая спокойная старость!

— Я слишком рано пришел, — вдруг начал оправдываться Иван. — Обещал в тот же час и тот же деньКарлик рассмеялся, и снова из дыры во лбу потекла у него черная кровь, снова растрескались узкие губы, обнажая воспаленные десны. Цай был болен, давно и неизлечимо болен. Но его железной воле, его выдержке могли позавидовать многие.

— Ты, Иван, не рано пришел, — сказал он, — совсем не рано, ты чуть не опоздал. Еще бы три минуты, и здесь никого бы не осталось, они уже кончали меня наказывать. Понимаешь, они все время меня наказывают, чтобы я ни делал, я вечно наказанный. Синдикат заработал на моих мозгах сотни миллиардов, а я все виноват! Так вот, они же собирались уводить меня с собой… и тут ты заявился, а, точнее, очухался.

— Неважно. Я о другом хотел сказать, — продолжал Иван, — я еще не везде побывал, Цай. И ты должен меня понять. Ты чуть не отдал Богу душу из-за меня, натерпелся от извергов. Но я не могу начать этого, пока не облегчу душу. Я страшный грешник, Цай, я слишком многим должен, я по уши в долгах, но главное, мне надо принести покаяние… принести тем, перед кем я грешен, перед кем виноват. Я был в Осевом… да, да, мы когда-то там были с тобой вдвоем, но это совсем иное, я был в Пристанище, я вернулся оттуда, но часть меня осталась там. Я не знаю, приняли мои покаяния, нет ли, но я сделал то, что обязан был сделать… теперь мне надо в Систему. Мне надо повидать одну русоволосую, ты ее не знаешь, мне надо выведать кое-что… но главное, мне надо повидать ее. Я уже погубил двух женщин, погубил своего сына… и чуть сам не лишил его жизни, а ведь я даже не спросил, как его зовут, вот какой я человек, Цай. Но там все, там уже в с е! А в Системе еще может быть надежда, я обязан туда идти! Потом не будет такой возможности, потом вообще ничего не будет. Ты понимаешь меня?!

Цай ван Дау молчал. Но он все понимал.

Он понимал, что Иван вернется в камеру в тот же час, в тот же миг, когда и покинет ее. Но это будет потом, а он останется здесь. И еще неизвестно, кто заявится сюда до возврата русского странника, ведь слишком многие хотели бы свести счеты с беглым каторжником. Иван оставлял его на муки и смерть.

— Иди! — сказал Цай. — Но помни, люди ждут тебя.

Ты не должен погибнуть там.

— Да, — глухо выдавил Иван, — я пойду… сейчас пойду.

Карлик Цай пригляделся к нему, вытащил из кармана горсть стимуляторов, протянул на ладони.

— Это все, что я могу тебе дать с собой. Бери! — сказал он. И тут же, будто спохватившись, достал из-за отворота короткого сапога витую рукоять. — Возьми и это, пригодится!

Иван вздрогнул. Откуда у Цая чудесный меч?! Он сразу узнал эту рукоять. Ну ван Дау, ну молодец, выручил!

— Давай!

Иван плотно сдавил рукоять, лезвие, широкое и сверкающее, молнией вылетело из нее, озарило полутемную камеру.

— А ну испробуй!

Иван не заставил себя упрашивать. Он рубанул по серому синтокону, рубанул вскользь, неглубоко, но острейшее лезвие меча рассекло пластик на полметра вглубь, будто широченная пасть огромной гадины раззявйлась.

— Нормально, — тихо и умиротворенно сказал Цай. — Вот и все. Больше мне нечего тебе дать.

— Больше ничего и не надо! — ответил Иван.

Теперь все зависело от того, куда вынесет его черный кубик, непослушный и строптивый ретранс. Иван разжал ладонь, рукоять привычно и легко скользнула по предплечью, замерла, как приросла к комбинезону.

— До встречи — бросил Иван.

И приложил кубик к переносице.

Он собрался как никогда, он сосредоточил волю, разум, сознание, подсознание, сверхсознание, силу, веру, все, что в нем было — сосредоточил в малом объеме, в крохотном шарике над переносицей, его не было сейчас в его собственном теле, он был только в этой раскаленноледяной корпускуле. И когда он понял, что он весь там, что ничего более от него вовне не осталось, он явственно увидел пред собою хрустальный куб, парящий над землею, великолепный в своей простоте и изяществе, сияющий голубоватым сиянием, переливающийся и непомерный в своей глубине. Он увидел это неземное чудо. И вдавил черный кубик в кожу, прямо в шарик-корпускулу.

— Возвращайся! — крикнул вослед Цай ван Дау, карлик с душой великана.

Но Иван его уже не слышал.

От удара он потерял сознание. Тут же очнулся. И ничего не понял. Он висел прямо в Пустоте, посреди черного звездного неба. Он падал в страшную, бездонную пропасть, он падал в ту жуткую, кошмарную вселенскую пропасть, в которую падают все миры, все звезды, все планеты, астероиды и кометы, метеоры и болиды, туманности и галактики — ~ он падал в ужасающую Пропасть Вселенной. С ним это было, много лет назад было. И тогда он висел в черной пустоте, низвергался вместе со всем живым и неживым в смертный омут. Это было в логове самой владычицы Мироздания, в обители хозяйки Пространства- Смерти, всепожирающей и всемогущей, Владычицы владык и Госпоже господ. Но тогда он был в тройном скафс с умопомрачительнейшими системами защиты… А теперь он гол! Тонкая ткань комбинезона… и все! Ивана сковало льдом ужаса. Это гибель! Это конец!

Доигрался! Но тут же он понял, что если не умер в первый миг падения в эту Пропасть, то не умрет и во второй — что-то защищало его посреди ледяного безвоздушного пространства, что-то вело его, влекло, тащило.

Но что?! Он вертел головой, пытаясь узреть хоть что-то.

И наконец узрел — из мрака черных непроглядных далей цыпльтала капсула… нет, не капсула, на Земле таких не делали, выплывал космический корабль инопланетян, сторожевик, нет, патрульный крейсер. Именно к нему неудержимо влекло Ивана.

Он начинал кое-что понимать. Он воззрился на звезды, на их хитросплетения в черноте. И он увидел виденное нс однажды — мнемограммы! те стародавние мнемограммы, что сняли с него в российском областном мнемоцентре, те самые координаты… нет, не координаты, это сами звезды! Он на периферии Вселенной, он у Черной Дыры, он в том самом месте, где погиблиего родители… и значит? Значит, это сторожевик-патрульщик негуманоидов Системы! Они берегут границы своего мира! Он в их лапах! Ретранс не смог перебросить его сквозь Черную Дыру, сквозь исполинскую воронку, соединяющую две вселенные, они оказались сильнее, они засекли его, они его выловили из иного измерения, связующего два мира, выловили и будто на леске тянут к себе. Черт возьми!

Всего через несколько секунд Ивана всосало в патрульный корабль. Нет, это не крейсер, у страха глаза велики! Это всего лишь катер, обычный патрульный катерпросто неземной катер, овальный и ребристый, угловатый, как и все в угловатом мире Системы.

С ним не церемонились. Еще через пару секунд Иван лежал под прозрачным колпаком, и три трехглазые чешуйчатые морды пристально разглядывали его. Негуманоиды! Ему ли не узнать этих тварей! Иван чуть не закричал, чуть не выругался! Первым желанием было — выбросить проклятый черный кубик, забросивший его опять не по адресу, растоптать его, раздавить! Но он сдержался.

Колпак исчез. Негуманоиды, эти сверхнелюди, наделенные немыслимыми возможностями, уже изучили его и, само собой, не боялись. Он был для них букашкой, тлей, комариком, залетевшим в случайно открытую форточку — ему не единожды давали понять об этом еще в прошлый раз. Ничего не изменилось. Они остались такими же. Наглыми, высокомерными, сильными и бесчеловечными. А чего он ждал? Торжественных речей и оркестров?!

Одна из пастей наконец раскрылась, заскрипели пластины, затрещало, заскрежетало… но синхронный переговорник донес до Иванова сознания:

— Мерзкая гнида.

— Ничтожная гнида, — проскрежетала вторая пасть.

— Ненужная гнида, — добавила третья.

Трижды три огромных мутных глаза смотрели на него сверху, как и тогда, и не было в этих глазах жизни, но нс было в них и смерти, это были холодные, нечеловеческие глаза, каких не могло быть ни у одной земной твари, ни у ящера, ни у насекомого, ни у рыбины… в черных матово поблескивающих зрачках с золотистыми ромбовидными прорезями стояла ледяная спокойная, обыденная ненависть. Да, это были они!

Иван вспомнил свою вторую встречу с негуманоидами, когда они без скафандров, извне разодрали обшивку его капсулы и пробрались внутрь, все круша, он расстреливал их в упор с двух рук, а они были неубиваемы, это рождало чудовищный, неосознанный страх. Но он справился с ними тогда. Он справится с ними и сейчас!

— Данная особь досконально изучена и интереса не представляет, — проскрипел первый негуманоид и отодвинулся, откатился в черном угловатом кресле к черной корявой перегородке.

— Да, подлежит ликвидации. Низшая раса — ХС-114, предпоследняя ступень, полубезмозглая тварь, слизняк, — прошипелвторой.

— Только не здесь, — добавил третий.

Ивана вдруг приподняло, развернуло и потянуло к овальному люку наверху. За люком — космос, смерть, конец. Теперь его оберегать не будут, теперь он уже «интереса не представляет»! Ну что ж, для себя и еще кое для кого он пока что вполне интересен. А значит, рано впадать в уныние!

Рукоять послушно скользнула в ладонь.

Высверкнуло сияющее лезвие меча. Для него нет полей, нет барьеров.

— Вот тебе, Гмьи! — прорычал Иван, зверея от ярости.

Шипастая, пластинчато-панпирная голова первого негуманоида непомерным кокосовым орехом подскочила над плечами, полетела вниз. Но не успела она проделать и половины пути до черного ребристого пола, как вслед ей полетела вторая голова.

— Получай, Хмаг! — цедил Иван. Он помнил все. Все!

Даже имена этих тварей. И пусть так звали других негуманоидов, пусть, мстить он будет и тем и этим! «Да не придет он сюда мстителем, да не умножит зла…»- прогремели вдруг в мозгу у Ивана последние слова матери.

Ничего, мама, ничего! Все не так! Он еще и не начинал мстить! Это еще даже не начало! Это всего лишь прелюдия начала. Мне мщение, и аз воздам! Все по-Божески, все по-людски!

Третий негуманоид когтистой восьмипалой лапой разодрал комбинезон от ворота до плеча, раскровянил тело.

Но поздно. Он опоздал на полмига — и его голова летела с плеч поганым трехглазым бочонком. Все! Покончено с гадами! Иван оттер ледяную испарину со лба.

«И ляжет на него мое проклятье!»- прогрохотало в мозгу. Нет, не ляжет, мама. Не проклятие твое мне требуется. А доброе слово твое. Напутствие и благословение.

Иван пнул одну из голов, бессмысленно таращивших мертвые глазища. Прошел к иллюминатору- черному пустому квадрату. И заглянул в Пространство. Да, невооруженным глазом видел он сейчас Черную Дыру, страшную дыру Вселенной. Для землянина нет ничего чернее черноты Пространства. Но огромное пятно округлой формы — коллапсар, мрачнело посреди черноты, чернело непостижимой тьмой среди тьмы беспроглядной, даже глаза ломило. Иван вглядывался в этот убийственный мрак- и белые круги и полосы начинали мельтешить перед глазами, тьма вытягивала свет из них и давала свое зрение, черное, страшное зрение. И проявлялись лики давно ушедших, и высвечивались их тела. Он видел наплывающий издали корабль, устаревший, допотопный, с ограничительными поручнями вокруг выступающей рубки, такие были в XXII веке, и в начале XXIII века они еще были. Но это, Иван знал, особый корабль, корабль его памяти, корабль, на котором он родился посреди Вселенной. Но он ушел с этого корабля, а они навеки остались… Иван видел две фигуры, белые, рвущиеся к нему, прикрученные к поручням. Это его отец, это его мать.

Они давным-давно погибли в беспощадном пламени, их убили нелюди — трехглазые, шипастые, пластинчатопанцирные нелюди, вот такие, что лежат сейчас позади, убили походя, в вечной холодной ненависти ко всему иному чем они сами. Смертное пламя высвечивало лица, наполненные страданием, рты раскрывались в беззвучных криках и стонах, тела извивались, головы запрокидывались… и дольше века длилась мука, дольше жизни тянулась пытка.

Иван отшатнулся от иллюминатора. Хватит! Иначе можно сойти с ума!

Резким рывком он выкинул обезглавленное тело из черного угловатого кресла. И уселся в него сам. Мыследатчики везде мыследатчики. Переговорник переведет его приказ. А если система управления кодирована? Он ведь не знает кода!

— Назад! На базу! — коротко приказал он, не произнося вслух ни слова.

Рисунок звезд и созвездий за бортом не изменился.

Сторожевик негуманоидов не слушался его команд. Значит, есть код. Значит, он пропал!

— На базу! — повторил он. — Возврат в Систему!

Нет! Бесполезно. Теперь сторожевик пойдет на автопилоте. Он не признал чужака. Да и как он мог его признать, слава Богу, что не уничтожил. Эх, верно Дил Бронкс говаривал, простота хуже воровства… все они так говорили. Говорить всегда проще. Поучать и советовать, менторски похлопывать по плечу всегда легче, чем дело делать да работу работать. Это Иван знал точно. Но он никогда не обижался на советчиков и поучителей. Пускай говорят, пускай учат, что, им, не рискующим носа высунуть из своего угла, остается делать, ну да Бог с ними! Он вытащил ретранс, подбросил на ладони черный волшебный кубик. А почему бы не попробовать еще раз? Надо только… его вдруг ошарашило: Невидимый спектр!

— Ну, поехали! — процедил он сквозь зубы.

И сдавил черный кубик в кулаке. Льдом прожгло ладонь, выстудило все тело. И разверзлись преграды и переборки, и всепоглощающая глубь черноты наполнилась мохнатыми, дышащими структурами, переплетениями, сверкающими решетками, уходящими в непостижимую для глаза бездну. Невидимый спектр! И как он мог забыть про главное предназначение ретранса?!

— В Систему! — взревел Иван во всю глотку.

И тотчас черная воронка коллапсара, мрачный омут Иной Вселенной начал всасывать его вместе с патрульным кораблем. Нет, не всасывать, так только казалось, они на огромной скорости неслись прямо на коллапсар, в чудовищное жерло, в адскую пропасть. И теперь ничто не могло остановить этого падения.

— Господи, спаси и помилуй, — будто в тот, первый раз, взмолил Иван, — огради меня силою Честного и Животворящего Креста Твоего, укрепи душу мою и дай сил мне!

И будто эхом прокатилось где-то внутри: «Иди! И будь благословен!» Накатила волна тепла, потом стало жарко, невыносимо жарко. И вдруг жар схлынул. И чтото холодное, колючее, непонятное сдавило его сердце, острыми иглами пронзило все тело от висков до лодыжек, будто тончайшие ножи проткнули легкие, мышцы, кости, аорту, вены, печень… Сдавило невыносимо. И отпустило. Из тьмы, из ужаса и боли высвечивались звезды, крохотный кусочек звездного неба, клочок Но он приближался, он рос, ширился. Слава Богу! Иван откинулся на уродливую спинку уродливого кресла. Они выходили из коллапсара. Сторожевик проскочил дьявольскую воронку на неимоверной скорости. Прорвался!

Иван терял сознание. В глазах все мутилось. Он силился привстать с кресла. Но ничего не получалось. Иная Вселенная! Она вытянула из него все силы, все соки. А ему еще так много предстоит свершить и в ней, и за ее пределами. Ну почему все так глупо и нелепо складывается?! Нет! Нельзя вдаваться в уныние! Нельзя! Надо держаться! Он упал, покатился по ребристому полу.

На него навалились обезглавленные чудовищные тела, головы с мертвыми глазами. Они все падали. Сторожевик падал… куда? Иван пытался удержать сознание. Но не смог.

Рот был полон спекшей вязкой крови. Глаза и уши болели до невозможности, казалось, их сейчас разорвет, вот-вот хлынет из них… и тогда все, тогда гроб с музыкой. Какая там к черту, музыка! Иван медленно приходил в себя. Налитые свинцом веки не желали слушаться его. Но он пересилил их, приоткрыл глаза — в черной чуть подрагивающей поверхности отражалось в полумраке и сырости чье-то искаженное мукой лицо. Он не сразу узнал себя… и никакая это не поверхность, это просто лужа. Иван дернулся, боль пронзила позвоночник, ударила огнем в ноги, прожгла запястья.

— Господи, за что?! За что-о-о?!! — простонал он.

Это было нелепо, невозможно, гнусно, подло, необъяснимо. Он снова висел посреди мрачного сырого подземелья, висел вниз головой на ржавых железных цепях.

Проклятие! Он снова на Хархане-А! Он снова в заточении!

Ивану на секунду припомнился жирный боров, которого он подвесил точно так же, его звали Сван Дейк. Недолго тому пришлось провисеть. А вот сколько «дозревать» ему, Ивану?! Если больше часа — глаза лопнут, барабанные перепонки не выдержат, хребет не выдюжит.

Вот так дела!

— Эй, кто там?! — захрипел Иван. — Есть кто живой или нет?!

С потолка в лужу капали черные капли- звонко и гулко. Никто не отзывался. Да и кто тут мог отозваться.

Его перехватили. Снова перехватили! И снова бросили в заточение «дозревать»… а может, просто на смерть бросили, подвесили, чтоб помучился, проклял самого себя и свое безрассудство. Но это дела второстепенные, дела личные — помирать-то ему, Ивану, а не кому-то другому.

А главное в ином, опять он лопал не в Систему, а в «систему», угодил под колпак. А это совсем плохо!

— Э-эй, сволочи!!! — заорал Иван.

Он уже точно знал, что никто не отзовется. Просто нервы сдали. И на память пришла вдруг мохнатая и сонная, вечная Марта, висящая в прозрачной сети где-то в Невидимом спектре на пересечении квазиярусов. Вечная Марта! Волосатое раздутое брюхо, шланги, провода, морщинистый толстый хобот, уходящий в аквариум, миллионы мальков-зародышей, будущих воинов Системы. Вырождение! Да, вот в чем суть — Система выродилась, эти нелюди не способны даже продлить свой род, не способны оставить потомства- это полнейшая дегенерация, это абсолютное вырождение. Вот они, сошлись полюсаИвана будто молнией озарило: дегенерирующая Система, убивая Землю, вливает свежую кровь в свои дряхлые вены, но это не здоровая кровь землян, это черная жижа земных выродков. Не Вселенная на Вселенную идет войной, а дегенераты обеих Вселенных, сплачиваясь, объединяясь, готовят жутчайшую бойню всему невыродившемуся, всему здоровому. И они не спешат, они сладострастно наслаждаются своей силой, своим коварством, своей хитростью, их сластолюбие тешит безропотность и открытость обреченной на заклание, безмятежной и беззащитной жертвы. Они будут не просто убивать, молниеносно и решительно, но упиваться растянутым во времени изничтожением всех, не поддавшихся гниению, разложению, вырождению, ибо в этом их суть, ибо порождены они не Богом, но дьяволом — и в этом выродки-дегенераты всех миров и вселенных едины и единосущны с их первообразами в самой преисподней. Вот она разгадка! И прочь иллюзии, прочь слюнявые и хлипкие надежды, прочь розовенькие мечты и идиотически-слащавую веру во всеобщее братание, мир без границ, единение в каких-то изначально ложных и лживых общечеловеческих ценностях, прочь сахарные слюни и сиропные сопли, ложь все это, обманка, рассчитанная на доверчивых, обреченных на заклание простаков. И уготованы этим простакам цепи, ржавые железные цепи, кнут, плеть, распятия, голод и смерть. И ничего более! Что ж, они хотели, чтобы он «дозрел»? Ну вот он и дозрел. Пора!

Иван подтянул к лицу скованные железом руки.

Мышцы напряглись от нечеловеческого усилия, волна дрожи пробежала по телу от икр до оцепенелых ледяных мизинцев рук. Он не человек. Он спрессованная мощь двенадцати славяно-арийских тысячелетий! Он титан!

Он бог силы и веры! Он, и только он! Еще немногостальные наручи лопнули, разлетелись.

— Вот так, — выдохнул с облегчением Иван.

Витая рукоять скользнула в ладонь.

Он дозрел. Он окончательно дозрел. И они скоро убедятся в этом. Харалужное сверкающее лезвие меча расцвело во мраке подземелья невиданным цветом, отразилось в грязной луже, разбросало отблески по сырым и мшистым стенам. Иван подтянулся, выгнулся и рубанул наотмашь по ржавой цепи — только лязгнул вбитый в потолок огромный крюк да обрывком цепи ударило по ногам.

— Опа! Вот так! — Он успел перевернуться на лету, опустился на ступни.

И долго стоял, зажмурив глаза, дожидаясь, пока кровь отольет от головы, начнет нормально бродить по венам да артериям, пока расцепенеют сведенные судорогами мышцы. Потом как-то разом напрягся, замер и гулко, с облегчением выдохнул. Он созрел! Ну-ка! Тройным «китайским веером» высветило мрак, меч, описав на разных уровнях три сверкающих ослепительных круга, замер, тонко звеня в сильной и умелой руке. Пора!

В это время с грохотом и треском вывалился из мшистой стены большущий каменный блок на двух замохнатевших от старости цепях. И ввалились невесть откуда в подземелье три стража.

— Пожаловали, дружки! — глухо обрадовался Иван.

Теперь он был опытный, обученный, он не стал выжидать да обороняться. Он с ходу развалил на две неравные части ближнего негуманоида. Вырвал лучемет из ослабевшей восьмипалой лапы. Но не стал жечь второго, не успел, тот уже вскидывал ствол — пришлось отсечь ему сразу обе клешни и тем же ударом обезглавить третьего.

— Вот так вот, гмыхи, хмаги и хряги! — прохрипел Иван, снимая голову с плеч изувеченного. — Вы, небось, хотели меня поприветствовать на Хархане-А в какой-нибудь там месяц цветущих камней, да? И вам привет!

Он прыгнул на каменный блок. И тот пошел наверх, гремя, скрипя, издавая чудовищные и натужные звуки.

Эх, вот сейчас бы яйцо-превращатель, как в прошлый раз, он бы тогда показал им! Иван почесал затылок, усмехнулся. Ничего, он им и так покажет.

Блок вынес его прямо в караульное помещение, к вертухаям — их было всего четверо. И обмениваться поклонами с этими полуживыми явно не имело смысла. Иван знал, что лучеметом их, конечно, можно долго и с некоторым результатом жечь, ребятки крепкие, не людишки земные, не мокрицы и слизни, не комарики и червячишки, но лучше время не тратить.

Он с диким воинственным криком выскочил наверх, еще прежде, чем поверхность блока сравнялась с титанологговым полом. И превратился в сверкающий шар — не было видно ни его, ни меча. Только летели по сторонам отсеченные лапы, когти, жвалы, головы. Он управился за несколько секунд. Постоял, передохнул.

Шлюзового шара в караулке не было видно. Значит, надо искать, ничего не поделаешь. Он не собирался торчать в «системе» вечность. И он не боялся никого на свете. Плевать! Теперь, после того, как он беспощадно и без малейших сомнений, в режиме автомата смерти уничтожил уже десятерых негуманоидов, пробился на поверхность, его никто не посмеет остановить. Да, за ним следят, как и в прошлый раз! Да, он под колпаком, как и в прошлый раз! Но теперь он не игрушка в чужих руках. И они это сразу поняли. Оператор, который его ведет по «системе», незримый, но существующий оператор не причинит ему и капли вреда, не посмеет поставить заслона, ибо… Ибо так себя могут вести лишь облеченные силой и властью! Ибо неостановимы и беспощадны несущие послание от неостановимых, всемогущих и беспощадных! А таковых уважают, ничего не поделаешь, это закон всех миров. Он выше их, ибо волен в себе, и он хозяин себе. А они лишь исполнители… Да, они когда-нибудь обязательно получат приказ остановить его, убить, обезвредить, этого не миновать. Но он опередит их всех, он прорвется к цели!

Иван вытащил ретранс. Призадумался. Нет, еще рано.

Огляделся по сторонам. Дверей и окон в караулке не было. Значит, шлюз где-то здесь. Эх, жаль нет с собой шнура-поисковика, тот быстрехонько бы разыскал ход.

Что же делать? Ага, вот черный ребристый параллелепипед стола, за которым сидели вертухаи. Какой же это стол! Это вообще не предмет, не материя. Это сгусток непросвечивающей и не знакомой ему энергии. Он подошел ближе, сунул в «стол» мысок сапога, тот пропал из виду, пальцы начало покалывать. Иван быстро вытащил ногу. Подобрал с полу отрубленную голову и швырнул прямо в черноту- она исчезла беззвучно и бесследно.

Так и есть. Шлюз именно там!

Иван уже собирался нырнуть во мрак и неизведанность, как из этого самого мрака высунулась сначала трехглазая жирная морда вертухая, а потом и все корявое могучее тело на упористых четырехпалых птичьих лапах.

Вертухаи был один к одному похож на старого знакомца Ивана, на того, что сторожил в угрюмом и тихом саду земных женщин, предуготовленных на роли маток в квазиярусах — жирный, оплывший и изленившийся евнух в гареме, посреди жен и наложниц владыки. Черт их разберешь, все на одну рожу!

— Вылазь, вылазь, браток, — покликал Иван.

Но рубить голову не стал. А ухватил вертухая за левую лапу, вывернул ее с хрустом, до отказа, ломая сразу все суставы- канетелиться и упрашивать некогда. Потом повалил и встал правой ногой на хребет, чуть прижал к черному полу. Вертухаи притих.

— Шлюз там?! — строго спросил Иван. Вмонтированный переговорник выдал скрежет и щелчки.

— Там, — коротко ответил вертухаи.

— Мне нужно в Меж-арха-анье, — приказал Иван, — в зал Отдохновений!

Вертухаи засопел, покрылся серыми каплями вонючего пота. Пластины на его загривке встали дыбом.

— А этих ты положил? — спросил он еле слышно.

— Я.

— Им оставалось совсем немного до отдыха. Они так мечтали о том дне, когда…

— Сейчас ты ляжешь рядом! — сказал Иван с железом в голосе. — Отвечай!

— Можно и в Меж-арха-анье, — прошипел вертухаи.

— Пошли!

Иван снял ногу. И ткнул кончиком меча в поясницу негуманоида, тот дернулся и как лежал, так и пополз на брюхе во мрак «стола».

Иван пригнулся и последовал за ним. Он просунул голову во тьму, на миг ослеп, но тут же прозрел — никакой тьмы не было. Они стояли посреди зеленой лужайки, прямо в коротко остриженной, а может, и от рождения невысокой траве. И белел перед ними испещренный рытвинами шар, самый обычный системный шлюз-переходник.

— Входи первым! — потребовал Иван.

Вертухаи, прижимая изуродованную руку к груди, кивнул, согнулся и вошел в белый шар, прямо сквозь пористую стену. Иван юркнул следом. В шаре было темно, но Иван сразу ухватил вертухая за заднюю лапу. И пополз за ним. Ползти пришлось долго. Теперь Ивана нисколько не удивляло, что в шарике, чуть превышавшем ростом человека, лабиринтов было во все стороны на сотни и тысячи километров, а скрученного пространства, свернутого вдоль лабиринтов-направлений, на миллионы парсеков. Многослойные, многоярусные миры — дело обычное и занудное.

Когда вертухаи вдруг свернул налево, Иван дернул его за лапу — не ошибся ли? Но тот пробубнил, что все верно. Иван помнил, что в прошлый раз он попал в Межарха-анье другим лабиринтом, и потому скрипел зубами, но молчал.

Наконец их вынесло наружу.

— Зал Отдохновений, — буднично и уныло доложил вертухаи и с опаской покосился на чужака.

Белесый туман плыл по мраморному полу. Почти как в Осевом, подумалось Ивану. Он обернулся — ни вертухая, ни шара не было. Сбежал, паскудина! Ну и ладно, ну и черт с ним! Иван сделал шаг вперед, потом еще шаг.

Далеко-далеко, почти у незримого горизонта возвышался над полом хрустальный куб-пьедестал. На нем трон.

Трон — это сила и власть. Трон — это могущество! Но до него надо добраться.

Иван бросился вперед. Глаза у него горели, сердце билось учащенно. Он обязан успеть! Он обязан влезть на пьедестал, забраться на трон!

Он много чего обязан!

Из клубов тумана, справа и слева, выскочили два десятка трехглазых. Бросились на него с обеих сторон, заходя полукругом. Опять они? Нет, Иван вспомнил, это слуги, неживые слуги или киберы, этих вообще жалеть не следует. Но лучеметом их тоже не возьмешь. Вся надежда на меч-кладенец да на ловкость. Он еще сильнее рванул вперед, пытаясь обойти тварей, выскользнуть из полукруга их забот. И он почти достиг этого, когда одна из тварей уцепила его изогнутым когтем, повалила. Иван еле успел выставить меч острием вперед- и чудесное лезвие пронзило, продырявило первого. С таким оружием он бог! он герой! он непобедим! Ивану разом припомнилось, как он бился с трехглазыми — это было лютой пыткой, он рвал их на куски, рассекал, жег, сбивал с ног, вышибал и выдавливал страшные, нечеловеческие глаза, выдирал шевелящиеся жвалы. Но они были невероятно живучи, они были неубиваемы. Он изнемогал в схватках с ними, и почти всегда побеждали они, не убивая его, не вышибая из него духа, а лишь жестоко избивая его, пытая, терзая, мучая. А потом они всегда подвешивали его в подземных темницах. Это было нескончаемой пыткой. Но теперь он властелин над ними! Цай выручил его, да что там выручил! Цай спас его! С таким мечом можно хоть к дьяволу в гости в саму преисподнюю!

— Ну, как хотите! — зарычал Иван.

И «тройной веер» разбросал сразу шестерых — теперь они не жильцы на белом свете. От седьмого он увернулся, восьмому выбил верхний глаз пяткой, девятому прожег подбородочные жвалы, десятому снес долой голову вместе с половиной левого плеча — меч был просто волшебным! меч тридцать… какого-то века! сказка! чудо! сверхоружие! — Иван перепрыгнул еще через четверых, на лету распарывая им затылки, упал на спину, трижды перевернулся, перекатился боком и снова выставил острие — опять первый из преследователей напоролся на него. Готов! И еще один готов! Осталось семеро… Иван неожиданно резко остановился. И те замерли. И тогда он бросился на них с воинственным кличем, будто в детской игре, а не в смертном бою.

— Ну, нечисть, получай!

Стоявший посередке прорвал ему коротким иззубренным тесаком пластик комбинезона, оцарапал. И потому Иван сразил его первым. Остальных он изрубил в крошево, в капусту — рука не могла остановиться, нервы, проклятые нервы!

Путь был свободен. И Иван опрометью понесся вперед, не жалея ни ног, ни сердца, ни легких. Он летел стрелой, пулей, молнией… Но хрустальный куб-пьедестал ни на метр не приближался. Это было непонятно, невозможно. Но это было! Причуды Меж-арха-анья! Забавы средоточия многомерных пространств! Иван начинал уставать — страшно, люто, до рези в мышцах и колющей боли под ребрами. Но он не приближался.

— Господи! Да пропади все пропадом!

Он рухнул с разбегу на колени, ударился о холодный мрамор всем телом. И снова из клубящегося тумана бросились к нему нелюди, снова стали смыкать полукруг.

Но не это ошеломило Ивана. Другое! Там, у самого горизонта, но не в дымке, а до боли четко выросла вдруг из небытия костляво-исполинская фигура Мертвеца-Верховника в угловатых доспехах. И это был конец. Иван видел огромный двуручный меч в руках у Верховника. Его собственный меч в сравнении с этим орудием смерти казался былинкой. Он вспомнил, как Верховник настиг его, как он пронзил его своим жутким мечом-гиперщупом, как его зашвырнуло аж в самую «форточку» — тогда они забавлялись с ним как с «амебой», как с «комаришкой».

Теперь ему не миновать смерти.

Иван даже слышал, как Верховник скрипел своими огромными костяными суставами, как лязгали его исполинские доспехи, как скрежещуще хохотал он сам.

Нет, рано еще тягаться со сверхнелюдями, существами высших порядков, рано, он и есть слизняк, амеба, комаришка!

Трехглазые твари приближались. А у Ивана рука не поднималась, он готовился к смерти, ждал ее прихода.

— Прощай, Лана, — просипел он себе под нос, — прощай, если ты меня слышишь!

И вдруг прямо в мозгу откликнулось: «Рано прощаться, Иван! Ты что это, пришел сюда, чтобы умереть у меня на глазах? А другого места ты не мог выбрать!» Голос был странный, почти без хрипотцы, если бы Иван был в ином месте и в ином состоянии, он бы голову дал на отсечение, что этот голос принадлежит Свете, Светке — его любимой, погибшей жене, дважды погибшей и погубленной им. Иван встрепенулся.

Но иное явилось ему.

Быстрым движением вытащил он черный кубик.

Сжал в руке.

И не было мига. Не было полумига… Он уже сидел на троне. В этом невероятном сверхагрегате сверхвласти. И он знал, что надо делать. Иван будто двумя руками, резко отпихнул прыгнувшего на него Верховника — и тот отлетел на мрамор, рухнул с грохотом, рассыпался, но тут же вновь воссоединился, взревел от бессилия и отчаяния.

Верховник все понял. Он проиграл!

Только тогда Иван поднес ладонь к глазам и поглядел на маленький, такой безобидный на вид черный кубик.

Ретранс! На этот раз он не подвел! Он перебросил его прямо в это удобное креслице с чудесными мягкими подлокотниками — усадил прямо в Трон. И теперь нет ему равных во всем зале Отдохновений. И Мертвец-Верховник — его раб и слуга.

Иван сунул ретранс в клапан. Потом расслабился… достал из подмышечного карманчика кристалл. Большой, сверкающий всеми гранями, кроваво красный, тот стал настоящим Кристаллом, сверхмощным усилителем псиэнергий. Иван сморщился от досады, но он не мог отдать Кристалла Сихану, не мог, ведь его вынесло в камере. А Авварону он его и не отдаст никогда. Авось еще и самому пригодится!

И тут Мертвец-Верховник начал на глазах таять, растворяться в тумане. Этого и следовало ожидать, как Иван сразу не догадался! Ведь чудовищный монстр, один из властелинов Системы мог пребывать в разных местах… и он убегал! он оставлял поле боя победителю! Нет!

Иван вскинул вверх Кристалл.

— Стоять! — заорал он. — Стоять на месте!

Исполинская фигура Верховника содрогнулась, будто ее ударило невидимой молнией. И стала обретать зримые, плотские черты. Кристалл действовал! Прекрасно.

Иван мысленно приказал трону окутать Верховника двойным колпаком силовых полей. Пусть постоит немного, пусть подумает, оценит обстановку.

— Вот ты как… — громовым шипом прошипел вдруг Верховник. — Ведь это ты, комаришка! Ты посмел меня укусить? Ты пьешь мою кровь? И ты не догадываешься разве, что я могу тебя прихлопнуть?!

— Попробуй, прихлопни! — с язвительной улыбкой крикнул Иван.

— Не сейчас. Но прихлопну! — пообещал Верховник.

И откинул забрало стального, почерневшего от времени шлема. Из прорези смотрела на Ивана пустота, ничто.

— Не пугай меня, — спокойно проговорил Иван. — Теперь ты мой раб. И ты можешь не сомневаться, я уничтожу тебя во всех пространствах и измерениях, во всех твоих ипостасях! Уничтожу, даже если тебя нет!

Верховник начал поднимать руку с зажатым в ней огромным мечом. Но не смог поднять. Незримые барьеры коконом сдавливали его тело, его мертвую плоть, вобравшую в себя нечто, не имеющее названия.

— Но я могу и даровать тебе существование, — сказал вдруг Иван. — Если ты будешь столь же разговорчивым и покладистым как и в прошлый раз. Не жизнь, ибо ты не живешь, а существование и растворение в пространствах.

Ну так как?!

— И что же тебя интересует, комаришка?!

Иван вжал руки в подлокотники трона, напрягся. И Верховника затрясло как под током, его корчило и содрогало минуты две. Потом он вдруг выдавил сипло и зло:

— Хорошо, я не буду тебя так называть больше. Но что же тебе нужно?!

— Всего две вещи — тихо ответил Иван, расслабляясь. — Мне нужна русоволосая, которую ты похитил у меня, это первое. И мне нужно проникнуть в Систему.

— В Систему? — с сарказмом повторил Верховиик. И его мертвецки бледное, изможденное лицо выявилось из пустоты и мрака шлема. — В Систему?! Тебе нет туда хода… — он чуть было снова не назвал Ивана «комаришкой», но вовремя и будто нехотя сдержался.

— Тебе нет хода в твое будущее, понял?!

— Не понял, — признался Иван.

— Ну так знай — Система это связь, это сочленение двух миров, двух Вселенных, нашей и вашей. Но ее еще нет. Она только будет!

— Только будет?

— Да, — подтвердил свои слова Верховник. — Ты никогда не узришь Системы и никогда не попадешь в нее, ибо не пришло время Ее, а твое время уходит, ты смертный есть. Ты уже знаешь, что вокруг тебя и повсюду во Вселенной этой — «система»: мир игры и мир яви. Но ты не знаешь, что «система» негуманоидов, как ты называешь нас, лишь часть Системы, в которую входят и миры вашей Вселенной. Для Мироздания они уже входят, ибо Мироздание есть во всех временах и пространствах сразу.

А для тебя и для землян ее еще нет. И возникнет она, по вашему убогому счету, в XXXIII веке от Рождества того, кого нарекаете вы в суете и гордыне Христом, Спасителем вашим.

— Оставим богословские споры, — осек Верховника Иван. — Значит, Система появится только в будущем?!

— Для тебя — да. Правители ваши и правители наши объединившись в едином стремлении создать лучший мир в Мироздании, образуют Систему, конгломерат всего высшего двух миров, слившихся в мир единый, новый! Из будущего, существующего вне наших субъективных ощущений, управляют они созданием этого нового мира. Нового Порядка! — Верховник неожиданно воззрился на Иванове предплечье.

И того словно обожгло. Так вот откуда сыпятся на Землю будто манна небесная эти сверхчудесные вещички! Господи, спаси и помилуй! Не может быть! Бред какой-то! Слияние дегенератов-выродков двух чуждых друг для друга миров! Слияние несоединяемого! Как же так?

Верховник не врет, это правда! Но тогда все его потуги, все его замыслы и надежды, вся его борьба, страдания, боли, муки, потери — все это бессмысленно и бесполезно. Выродки двух Вселенных нашли общий язык в будущем, чтобы в прошлом уничтожить все невыродившееся, попросту говоря, убрать все здоровое, все, что может сопротивляться, мешать в будущем. Это непостижимо!

Мало того, они облекли геноцид в форму «большой игры»! Они готовят себе азартное и острое времяпрепровождение! Это невозможно…

— Нет! Это возможно! — прочел его мысли Верховник. — Сильные и смелые всегда наслаждались смертью слабых и трусливых. А имущие власть тешили сердца стравливанием сильных и смелых, везде и повсюду, во все времена: на гладиаторских аренах, и на полях сражений, на земле, на воде, под водой и в воздухе, в мраке Космоса и в иных мирах. Жизнь и смерть — это Большая Игра, это большая кровь и огромное наслаждение! Настоящей Большой Игры не бывает без миллионов смертей! Да, мой юный дружок, таково бытие наше. И скоро будет Большая Игра, которая унесет миллиарды, десятки миллиардов жизней, прольет океаны крови, исторгнет триллионы стонов, проклятий, воплей. Мы не будем жалеть воинов «системы». А земные правители не станут жалеть обитателей вашей Вселенной, они будут упиваться гибелью каждого в отдельности и всех вместе. И это высшее наслаждение в Мироздании!

— Наслаждение для выродков! — зло выкрикнул Иван.

— Все относительно, — двусмысленно проскрипел Верховник.

— Замолчи, убийца!

— Я молчу. Ты сам спрашивал.

Ивана трясло от услышанного. Он еле сдерживался.

Но самое страшное заключалось в том, что слова Верховника во многом лишь подтверждали то, к чему он пришел сам. Горе горькое… Нет, надо держать себя в руках.

— Но зачем тогда все эти «игровые миры»? Зачем все это?! — Иван развел руками, — Зачем создавали три сочлененных мира здесь?! Вы играли в наши игры будущего… нет, это бред!

— Ты сам бредишь! — Верховник отвечал спокойно и обстоятельно. — Наш древний мир существует в Невидимом спектре, понимаешь. Это особая форма существования. И когда ваши корабли-проходчики проникли в пашу Вселенную из вашей, проникли в XXXIII веке и обнаружили нас, то правители ваши все поняли сразу. И они создали миры, в которых могли встречаться и вы и мы.

Так что, Иван, это не совсем «игрушки», это контактные зоны. И на их базе стали создаваться большие полигоны, огромные питомники, и из своей незримой сферы мы стали переходить в сферу, доступную вам, и мы создали свои крейсеры, свои корабли и сторожевики, и мы вышли в прошлое и поставили заслоны, ибо «игровые миры» еще слабы были и не свершилась еще трансформация существ нашей Вселенной в существ, способных проникать в вашу, ты понимаешь ведь меня? И тогда же начался обратный процесс, ибо правители ваши и приближенные их захотели стать сверхлюдьми и обретаться не в одной лишь вашей Вселенной, но и быть у нас. Это сложно, в это сразу невозможно вникнуть, но это так!

— Ты говорил раньше, что ваши уже и прежде развязывали войны на Земле и… и играли, отводили свои черные души в них? — спросил неожиданно Иван.

— У тебя хорошая память, — язвительно проскрипел Верховник, — и так было, время вещь гибкая, но не всем удается блуждать в нем. Только в те чудесные игры мы играли не во плоти своей, ибо не готовы еще были. А играли мы чужими жизнями, сея смерть и кровь, в телах властителей ваших. И они не противились вселению нашему в умы и души их, в сердца и тела, они призывали нас, ибо знали, что мы дадим им вкус жизни и смерти, научим их играть!

— Вы бесы! — заорал Иван. — Вы вселялись в людей, и те становились бесноватыми, губили других!

— Нет, ошибаешься, молодой человек, — глухо ответил Верховник, — мы не плод ваших фантазий, мы иной мир, иная Вселенная. Мы есть! И скоро мы придем сами!

Сначала в облике воинов трех сочлененных миров, миров-полигонов. А потом и в ином обличий, ты веяь видел меня?

— Я видел только тьму, — признался Иван.

— Но у тебя ведь есть спетрон!

— Что?!

— Он у тебя в руке!

Иван разжал ладонь и снова воззрился на черный кубик. Ретранс. Так он называется… Но названий может быть много, очень много. Не в них суть.

Иван сжал кубик в ладони. И снова поглядел на Верховника.

Теперь он не видел пред собою исполинского средневекового рыцаря в громоздких и шипастых доспехах, гиганта с двуручным мечом в руках. Он видел сгусток мрака, черную тяжелую, тягостную пустоту, сквозь которую ничто не просвечивало. Где-то он уже видал подобное. Но где?! Сгусток бился под сверкающим серебристым колпаком полей и никак не мог вырваться наружу. Вот они какие!

Иван разжал ладонь.

— Что, не понравился я тебе?! — вопросил Верховник, вновь принявший вид огромного закованного в броню Кощея-Бессмертного.

— Погано выглядишь, — признался Иван.

— Ты мне тоже не нравишься, слизняк, — сказал Верховник.

— Ну и прекрасно, нам с тобой не детей крестить, — отрезал Иван, — век бы тебя не видать. Отвечай, где Лана?!

— Прежней Ланы нет, — вдруг прозвучало сзади.

Иван развернулся резко, вместе с троном. И никого не увидал.

— Я освобожу тебя, если скажешь, где она! — с угрозой обратился к Верховнику Иван. — Ну-у?!

— Ты сам знаешь, — резко ответил тот. — Но лучше поспеши!

Ивана словно огнем прожгло: дурак! болван! тупица!

Как он не сообразил сразу! В пересечении квазиярусов она, вот где! Вперед!

Разом, со всех сторон выросли мохнатые лиловые и решетчатые переливающиеся структуры, хитросплетения дышащих волокон устремились в бесконечностьНевидимый спектр! И одновременно заструились вверх грохочущие водопады, засверкали подземным ярым огнем сталактиты и сталагмиты бесконечных пещер. Трон был послушен Ивану, он его нес в нужное место, он его оберегал… а Верховник? Да дьявол с ним, с этим сгустком тьмы, рано или поздно барьер силовых полей ослабнет, и тот выкарабкается, сразу выпускать джина из бутылки опасно. Вперед!

Фильтр-паутину он проскочил на одном дыхании.

Трон замер.

И Иван увидал Вечную Марту. Ну прямо везло на эту сонную дуру!

— Приполз снова, слизняк? — пролепетала Вечная Марта, и только после этого разлепила слипшиеся набухшие веки. За прошедшие годы она стала еще гаже. Она была невыносимо отвратительна. Огромный мохнатый шар ее чудовищного живота разросся втрое и был непомерен, крохотная головка с потными и сальными жидкими волосами клонилась набочок, выглядела головой безумной старухи. Жирный слизистый хобот постоянно пульсировал, выдавая порцию за порцией мальков в заросший илом аквариум. Вонь в пещере стояла неописуемая. Но на лице у Вечной Марты застыло вечное полусумасшедшее наслаждение.

— Вы все сдохнете, — прошипела матка, — все кроме меня! Уползай отсюда, слизняк! Не нарушай моего покоя!

Иван не стал вступать в перебранку. Ему было плевать на это висящее чучело. Здесь Марта просто приобрела свою подлинную сущность, вот и все. На Земле да и по всей Федерации бродит множество таких же март, таких же животных, безразличных ко всему кроме своего брюха тварей, но бродит в человекообразном виде, а это куда страшнее и гаже. Вперед! Ищи ее! Ищи! Иван приказывал трону, а сам явственно представлял себе русоволосую Лану.

Они пронзали перемычку за перемычкой, приникали из яруса в ярус мимо тысяч висящих живых груш, мимо миллионов зародышей-воинов. И наконец трон замер, будто конь, застьгвший на всем скаку над пропастью.

— Не может быть! — выдохнул Иван.

Прямо перед ним, чуть повыше его лица висел кокон — свежеспеленутый, мохнатый, просвечивающий. А из кокона смотрело на него… лицо Светы, его жены, погибшей в Осевом. Иван закрыл глаза и потряс головой.

Видение не пропало. Света смотрела на него. Но была она необыкновенно хороша: русоволоса, нежна и чиста.

— Это ты? — довольно-таки глуповато спросил Иван.

— Это я, — ответила Света.

— Но ты же погибла… у меня на руках, помнишь? — Иван еле шевелил языком, он ничего не понимал, он думал, что теперь видения стали являться ему не во сне, а наяву, а это уже совсем плохо, что его пора списывать. — Ты же растаяла в Желтом шаре, после того, как мы вырвались из Осевого?! Ты умерла! Тебя нет!

Света улыбнулась, еле-еле приподняв краешки губ, закрыла глаза. — Не умерла! — прошептала она. — Я же говорила тебе, я просто ушла в другой мир, сюда, я воссоединилась со своей же половиной, я не знала раньше, где она, но чувствовала, понимаешь, а после того, после Желтого шара — я очнулась здесь, и мне все стало ясно. А ты чего ждешь?! Что ты висишь посреди этой гнусной пещеры? Или ты и впрямь хочешь, чтобы я погибла? Ты хочешь, чтобы и я стала маткой, вечной мартой?!

Иван тут же пришел в себя, протянул руки. Трон сам поднес его к ней. Он рвал мохнатые полупрозрачные путы и все спрашивал:

— Тебе не больно? Тебе не больно?!

— Нет, — тихо отвечала она. И плакала.

Сейчас Иван видел — да. Света права. Только теперь он увидал ее такой, какой она и была на самом деле: в одном лице сплелись в единородном естестве черты Светы и русоволосой Ланы, его жены, с которой он, десантниксмертник, выполнявший тысячи всяких спецзаданий, встречался так редко, что временами забывал ее, забывал, но любил, страдал без нее, и черты русоволосой спутницы его в блужданиях и странствиях по «системе», его мечты и его были, она пропала в хрустальном кубе… и она была частью той, оставленной им на Земле, брошенной в Осевом, она была всего лишь частью. И та была частью этой… Светлана! Любимая! Родная! Близкая! Потерянная… И найденная! Он сорвал с ее обнаженного стройного тела последние путы, прижал к себе, усадил на колени я зашептал в ухо:

— Не надо ничего объяснять, я все понял, все… я нашел тебя, я вытащу тебя отсюда! Я не уйду без тебя!

Пусть хоть все во всех вселенных горит синим пламенем, не уйду!

А она молчала. Она прижималась к нему и плакала, обливая его щеку горючими слезами. Она верила, ибо хотела верить.

— Держись крепче! — сказал он ей.

Трон задрожал, вспыхнул сиреневым свечением и исчез, погрузив пещеры квазиярусов в сумрачный и нелепый сон, вековечный сон.

— Я хочу на Землю! — страстно, с непонятным вожделением прошептала ему в ухо Светлана. — Хочу! Я так давно не была там, ты даже не представляешь себе, как я соскучилась по нормальной жизни…

Иван хотел было сказать, что на Земле сейчас не все нормально, но промолчал, не стоит расстраивать ее, не надо. Они висели во мраке межуровневых внепространственных мембран. И ему следовало сделать лишь одно — выбрать направление перемещения. Но Иван никак не мог решиться — после Желтого шара, когда Света растаяла прямо на полу за считанные секунды, он не верил ни во что, ни на что не надеялся, ведь подобное могло повториться. А могло быть что-то и похуже.

— Успеем, — успокоил он Светлану, — никуда Земля от нас не денется. Мне тут кое с кем надо повидаться. И ничего не бойся — это креслице, — он похлопал по подлокотнику трона, — защитит нас от любых напастей!

— Знаю! — шепнула она громче. — Я здесь дольше тебя была, все знаю. Но лучше сразу домой… из Осевого я вырвалась. Даже не верится, что вырвусь и отсюда!

— Вырвешься! — твердо сказал Иван. И прижал ее к себе обеими руками. — Вместе вырвемся! — Он представил, как они «вырвутся» — из этой гнусной системы да прямо в тюремно-больничную камеру без окон и дверей.

Может, она еще назад запросится.

Ивану припомнились четырехгрудая красавица в роскошном парике, арена с тысячами жаждущих крови зрителей, столб, к которому он был привязан, на котором его собирались сжечь, старуха с жертвенной чашей и ножом, драконы, птеродактили… Игра. Большая игра! Три сочлененных мира- неимоверный «Диснейленд» для взрослых скучающих, жаждущих развлечений особей. Да, Верховник не лгал. Это путь эволюции, это путь вырождения. Десятки тысяч лет первые люди на Земле все свое время тратили на добычу пищи, они охотились, собирали съедобное, все растущее, ползающее, бегающее, плавающее, скачущее, им некогда бьыо играть, потом они пахали, сеяли, воевали, защищали себя, и снова пахали, сеяли, строили, возводили, перегораживали. Но время шло, технологии совершенствовались, время высвобождалось — сначала у совсем немногих: у вождей, воинов — и они первыми начали устраивать игрища, турниры, потехи молодецкие. Игрища должны были щекотать нервы и будоражить, разогревать кровь, готовить к чему-то более серьезному, но все равно щекочущему, а потому и желанному, страшному и манящему. Шли годы, столетия — все больше мощи и силы скапливалось в руках у людей, все больше времени высвобождалось у избранных и неизбранных, и те и другие жаждали развлечений, именно так, не только хлеба, но и зрелищ!

Жажда развлечений затмевала все, начинала перерастать в навязчивую манию, в психоз, в одержимость — и власть имущим мало становилось рукопашных боев, гладиаторов на аренах, травли диких зверей, они с азартом и упоением усаживались за игровые доски больших и малых войн, двигали словно фигурками по черным и белым квадратам легионами, когортами, полками, дивизиями, армиями, флотами, звездными эскадрами. Власть вырождалась, пьянея от вседозволенности и вечной игры миллионами «=игрушек». Игрушки вырождались, шалея от затеянной не ими игры, от дарованной им на время потехи, от безнаказанности, от возможности вытворять запросто то, чего в обычных условиях вытворять никакие законы не позволят. Играл каждый сверху донизу! На какое-то время, длительное время, жажду игрищ и потех все чаще стали утолять «игровые», ненастоящие миры, где можно было отвести душу, покуражиться, пострелять, порубить, побегать, помахать мечом, топором, секирой или просто кулаками, поубивать кучу врагов, монстровчудищ, «инопланетян» и себе подобных… и живым-невредимым вернуться назад — эдаким героем, уставшим от боев и собственной удали. Целые планеты превращались в «игровые миры». Не играли, пожалуй, лишь космодесаптпики да звездопроходцы, которым хватало реальных опасностей и подвигов, не играли те, кто бился в настоящих войнах, будь то планетарные схватки или межгалактические, таковым вообще было не до игр, у них была своя Большая Игра. Но в ограниченных масштабах. Теперь же кое-кто извне собирался «поиграть» всей Вселенной. И самое гнусное заключалось в том, что правители Земной Федерации, охватывающей сотни тысяч населенных миров, готовы были услужливо подыгрывать неведомым и грозным внешним силам. Более того, они способствовали созданию иновселенских баз, выращиванию полчищ убийц и насильников… Это не укладывалось в нормальные человеческие представления, это было и не выше, и не ниже их, а где-то сбоку, поодаль, вовне — это было апофеозом вырождения. Дегенерация в Земньгх владениях становилась властелином полным, неограниченным и, что самое страшное, совершенно непонятным,необъяснимым для подавляющего большинства людей, ничего не понимающих, блуждающих в потемках, но уже приговоренных к закланию. Не извне страшна опасность, но изнутри! Иван от бессилия стискивал зубы, все напрягалось в нем до последней жилки, переполнялось гневом и чем-то еще не осознанным, неизъяснимым. Он дозревал.

— Мы не надолго задержимся здесь! — прошептал он.

Зал Отдохновений выявился словно из тумана — пустотой, огромностью и гнетущей тишиной. И посреди этой пустоты все еще бесновался в полевых путах Верховник- иновселенский выродок-дегенерат, не имеющий ни пола, ни возраста, ни рода, один из многих миллионов служителей дьявола, «преобразователь»-демократор, разрушитель, игрок и убийца, сгусток тьмы, злобы, ненависти, смерти. Его надо было уничтожить во всех его ипостасях, во всех пространствах и временах. Уничтожить! Ибо иного он не заслуживал. Но Иван не стал убивать Верховника, не стал его распылять, обращать в ничто. Он лишь приказал чудесному трону прихватить защитный кокон вместе с его содержимым — и рванул на Харкан-А. В подземелье. То самое, из которого выбрался лишь несколько часов назад.

Верховник еще не знал, что его ожидает. А четверо сноровистых гмыхов и хрягов уже налаживали цепи, сваривали обрывки, крепили крюки.

— Ничего, мой старый друг, ничего, — утешал Верховника Иван, — повисишь немного, отдохнешь, дозреешь, может быть. Это вторжение пройдет без тебя.

Подземелье было вечным. И заключение в нем должно бьшо стать вечным. Верховника вздернули вверх ногами, закрепили цепи, приварили доспехи к железу. Бласузуя на троне, Иван подавлял волю вертухаев-охранников, заставлял полуживых негуманоидсв работать на себя. И те послушно исполняли его приказы.

— Это не воины, это киберы и биоробы, — шептала ему на ухо Светлана. — Спеши! Если придут другие, нам будет плохо, мы сами повиснем в цепях. Иван, не надо испытывать судьбу!

Иван и сам знал, что слишком долго играть с фортуной не следует. Но это дело он обязан сделать, этого негодяя он подвесит!

Когда все было закончено, Иван внезапно отошел сердцем, он больше не испытывал зла к уродливому и огромному старцу, чье нутро черно и пусто. Он лишь усилил барьерную напряженность поля. И бросил на прощанье:

— Виси, игрок! А нам пора искать свою форточку!

Лязг металла, скрежет, глухие и злобные ругательства понеслись вслед.

Но Ивана и Светланы уже не было в подземелье.

Они застыли посреди напоенного звездным блистанием мрака Космоса — посреди Чужой Вселенной. Иван сжимал в руке ретранс. И выявлялись структуры Невидимого спектра. Высвечивались из вакуума и незримого льда пустот мрачно сверкающие армады. Огромные уродливые боевые звездолеты Иной Вселенной хищными шестикрылыми демонами исполинских размеров застили свет мохнатых волокон и кристаллических решеток открывшегося незримого измерения.

Иван машинально, по старой десантной привычке в доли мига разбил пространство на квадраты, определил плотность звездолетов на каждый из квадратов, прикинул, перемножил… и бросил эту пустую затею. В Невидимом спектре глаз проникал на многие миллионы километров вглубь Пространства, и невозможно бьшо исчислить неисчислимое.

— Их не так. много, — снова шепнула на ухо Светлана и прижалась плотнее, — это обман зрения, они множатся в структурах.

— Откуда ты знаешь? — спросил Иван.

— Я здесь дольше твоего была, кое-чему обучилась, — она улыбнулась и стала совсем как та. русоволосая Лат?» что давным-давно, в другой жизни слушала на лужайке под шаром россказни своих скучающих подружек.

— Не хочу уходить отсюда несолоно хлебавши, — пояснил Иван, — может, удастся хоть что-то выведать!

— Не удастся! — сразу оборвала его мечтания Светлана. — И даже не надейся. Я вообще не уверена, что они придут к нам на этих вот звездолетах.

— А на каких же еще! — удивился Иван. Он чувствовал, как трон под ним начинал мелко подрагивать- то ли сбои какие-то, то ли с энергетикой нелады, вечных запасов не бывает.

— Я тебе все расскажу на Земле! — взмолилась она. — Бежим! Бежим отсюда!

Иван окаменел. Он не мог раздвоиться, он жестоко страдал и ничего не мог поделать. Еще одного случая проникнуть в Систему никогда не предоставится, это точно. Но и второй такой — любимой, желанной, спасенной им… почти спасенной — тоже не отыскать во всем Мироздании.

— Говори сейчас! — отрезал он. — Говори коротко!

— Ладно! — голос у Светланы дрожал, да и сама она неудержимо тряслась будто в ознобе или лихорадке, — Этот кощей-бессмертный тебе поведал о многом, я ведь все слыхала, я была в прозрачном кубе, там целый мирно неважно! Настоящая Система- это вовсе не одна только Чужая Вселенная, нет. Система стала складываться в начале четвертого тысячелетия, для нас- в будущем. Тридцать третий век, ты представляешь себе?!

— Да, в нем, наверное, будет как в сказке! — ответил Иван. — Если он только будет.

— По той временной оси, что пока еще не прервалась, он будет… он на ней уже есть, иначе не было бы Системы.

Ну так вот, тридцать третье столетие — на Земле двести человек, если их можно назвать людьми, этих выродков, этих полубессмертных уродов. Во всей Федерации — двенадцать тысяч мутантов. Три созвездия на окраинах Вселенной, не вписавшиеся в Систему, блокированы полностью, все живое на них истребляется… я очень коротко рассказываю, на самом деле это невозможно описать, это чудовищно. Земная цивилизация вырождается. Ни один из выродков-правителей не верит другому, они убивают, изживают всеми способами друг друга, но они хотят жить. Им нужна свежая кровь, ты понимаешь, о чем я говорю? А ее уже нет в нашей Вселенной, их полубессмертие вот-вот кончится, они вот-вот передохнут без всяких интриг. И они заключают пакт с Иной Вселенной, где свои правители издыхают в собственном дерьме и не знают, как из него выбраться. У наших — колоссальные энергетические возможности, накопленная сила тысячелетий, беспредельная мощь всей Цивилизации. У тех — фантастические возможности для прорыва во времени!

Не одного человечка перебросить, не капсулу, а целые миры, армады! Ты себе представить не сможешь… и я не смогу, я только знаю об этом, но это невероятно! Так вот, слушай, те выродки и наши выродки объединяются в Систему, перебрасывают мощь будущего в прошлое, то есть, в наше с тобой настоящее — их цель изменить будущее, остаться владыками на вечные времена, обновить кровь… и погреть ее так, чтобы тысячелетиями помнить о Большой Игре, понял?! Объединение всемогущих выродков двух «систем» это и есть Система. А все Харханы, Ха-Арханы, Меж-архаанья и прочее — это не только «игровые миры», но и базовые плацдармы. Все было создано в будущем, а потом перенесено сюда, вот так, Иван! Не нам тягаться с ними!;

— О будущем я уже слыхал от одной прекрасной дамы, — грустно заметил Иван. — Она сама была из будущего… и я одним глазком видел это будущее: зеленая Земля, белые нити, красиво.

— Короче, без меня ты времени даром не терял?

— Не терял, — задумчиво и отстранение ответил Иван, — Полигон тоже делали в будущем, в начале четвертого тысячелетия, лет на двести пораньше, правда, чем эту поганую Систему. А вынырнул он из внепространствениых измерений почему-то именно сейчасСтранно все это, очень странно!

— Полигон какой-то… ты начинаешь заговариваться, ты устал, — торопливо зашептала Светлана. — Нам надо бежать пока не поздно! Ну чего ты тянешь?!

— Я хочу побывать на таком корабле, — сказал вдруг Иван.

Трон, до того висевший недвижно во мраке и блеске, рванулся, набирая скорость, пошел вперед, к ближайшему из звездолетов. Но не долетев каких-то двух-трех километров, резко остановился, задрожал, затрясся, натужно гудя. И это чудо не было беспредельным, трон не смог преодолеть охранительных слоев звездной армады. Права Светлана, они не дадут проникнуть в свои владения, не так уж они и просты… а Верховник — это просто дряхлое чучело, один из выродков, окончательно впавших в безумие, маразматический старикан, и никакой не верховник — Зал Отдохновений может каждого наделить любыми, самыми высокими титулами и дать возможность позабавиться, поиграть в нелепые и выспренние игры. Дегенерация! Полное, чудовищное вырождение, когда сами власть имущие и все, кто их еще окружает из выживших, перестают различать грань между действительностью и игрой. Вот он — венец всех цивилизаций, итог всех эволюции и революций — полубезумный выродок-садист на троне, отродье дьявола, возложившее свои лапы на рычаги власти и изничтожающее с болезненным злорадством все здоровое и разумное, все, что не от дьявола, а от Бога.

Неужели Светлана права, неужели через какие-то семьвосемь веков эти выродки безо всяких вторжений истребят человечество?! А чего еще от них ждать! Не тому удивляться надо, а другому, что не раньше они всех замучают, затерзают, в гробы и печи уложат. Своих мало, так еще иновселенские понавязались… Иван тихо и тяжко застонал.

— Что с тобой?! — перепугалась Светлана.

— Ничего! — процедил он. — Нам и впрямь пора бежать отсюда.

— Пора!

Иван прижал ее еще сильнее левой рукой, а правой вцепился в подлокотник трона. Назад! В родную Вселенную!

Все нити, решетки, переплетения Невидимого спектра разом пропали. И в беспроглядном мраке закружило, завертело, понесло невесть куда… встряхнуло. И вышвырнуло вон из черной воронки коллапсара.

— Мы погибли! — застонала она.

Ничто не ограждало их теперь от тьмы и холода Космоса. Ничто! Но в тот последний миг, когда их должно было разорвать собственным давлением, разорвать и тут же превратить в омерзительный кровавый лед, Иван уже вжал в переносицу раскаленный кубик ретранса. Они обманули Пространство. Они обманули Систему. Они обманули смерть.

— Кто это еще? — неприязненно спросил карлик Цай ван Дау.

И Иван понял, он вернулся, как и обещал — в тот же день, в тот же час. «Меня не будет долго, — вспомнились свои же слова, — но вернусь я через секунду».

Цай даже не успел переменить позы, в которой он стоял — угловатой и неудобной для человека. Значит, он ничего не помнит и не знает ни о стражах Синдиката, ни о прочем. Ну и прекрасно. Теперь события потекут по другой оси! Иван улыбнулся и, еще не видя Светланы, лежащей у его ног, но ощущая ее, чувствуя, что она жива, сказал:

— Это моя жена, Цай! Наконец-то я ее вытащил оттуда!

— Надо бы прикрыть хоть чем-то, — извиняющимся тоном посоветовал Цай.

— Конечно, надо! — Иван скинул верх комбинезона, стащил с себя нательную холщовую рубаху. Провел ладонью по голой груди — крестика не было. Сразу вспомнился сын-оборотень, постаревшая Алена и мерзавец Авварон. Нет, не время раскисать. Он успел! Он повидался со всеми. И теперь он не имеет права откладывать главного, он не имеет права больше выжидать… он дозрел.

Легкие сомнения вкрались в душу, сжали сердце. Но Иван отмахнулся от этих теней, он присел, накрыл Светлану рубахой — проснется, сама наденет, а пока пусть спит. Да, она именно спала, она не была в обмороке. И это хорошо.

— Чудо свершилось, — Иван склонился, поцеловал спящую. Потом поднял ее на руки, перенес в угол больничной камеры, осторожно положил и снова прикрыл. — Здесь ей будет спокойней.

Карлик Цай стоял на прежнем месте. Теперь он скрестил свои корявые трехпалые руки на груди и в упор смотрел налитыми кровью глазами из-под бельм на Ивана. Он ждал. Но Иван сам не заговаривал. И тогда Цай спросил:

— Ты решился?!

— Я дьявольски устал, — сказал Иван. — Мне надо по-спать хотя бы три часа. Я не спал больше двух недель, держался только на стимуляторах, я не могу больше… дай мне эти три часа отдыха, и я отвечу тебе на все вопросы.

Он привалился к синтоконовой серой стене рядом с безмятежно спящей Светланой. И глаза его закрылись.

Легкий белый туман стелился над землей полупрозрачной пеленой, укутывающим тонким покровом. В высоком и светлом небе, дневном небе светили золотистые звезды. Осевое?! Там тоже туман, там непроглядное небо, меняющее цвет… Нет, это не Осевое. В нем туман гнетущий, наползающий, страшный туман, в нем все гнетет и давит. А здесь… здесь наоборот, здесь легко. И тихо. Но почему он оказался здесь? Зачем? Иван напряг память, да так ничего и не вспомнил. Значит, снова одно из неведомых измерений с ним Н1утки шутит. А где Цай? Где Светлана? Он огляделся — никого рядом с ним не было.

Один. Опять один!

— Нет, ты не один, — прозвучал ниоткуда тихий, но сильный, сдержанный голос. — Ты никогда не был одинок — ни во Вселенной, ни в глухом подземелье, нигде.

— Кто ты?! — встревоженно спросил Иван. — Я не вижу тебя!

И почти сразу от самых звезд будто снизошел, опустился вниз еле различимый глазом золотисто-прозрачный столп. Туман, стелившийся над незримой почвой, метрах в восьми поодаль, всклубился под золотистым светом, ожил, поднялся… и обратился в молодого еще мужчину, на вид ровесника Ивана, не старше, может, чуть моложе. Он сидел на чем-то невидимом, клубящемся, будто сам туман держал его- невесомого, но всесильного. Последнее ощущалось во всем облике этого странного и светлого человека. Могучие плечи, чуть прикрытые струящимся книзу тончайшим белым хитоном, крепкие, мускулистые руки, поджарый стан, ровные и сильные неги, прямая спина, величавая шея. Длинные, ниспадающие на плечи пепельно-русые волосы незнакомца были стянуты золотым обручем на три пальца выше прямых темно-русых бровей, но обруч этот не скрывал высокого благородного лба, прорезанного двумя поперечными складками. Прямой нос, чуть выступающие скулы, ровные прямые губы без изгибов и извивов, мужской подбородок. Глубокие и одновременно необычайно прозрачные серые глаза стального отлива, глаза человека сильного и прямого, не отводящего взгляда. Иван никогда прежде не видел столь притягивающих глаз. Да и сам незнакомец будто светился изнутри тем небесным золотистым светом, что снизошел со звезд. По левую руку от незнакомца, словно прислоненный к клубящемуся белому возвышению, стоял красный, чуть выпуклый щит в 39лотистом обрамлении. По правую- хрустально-прозрачный меч с золотой рукоятью и рубиновым навершием. И ото всего этого представал незнакомец былинным, сказочным витязем древних времен — в золотисто-красных каручах и поножах, с открытым светлым челом и сияющим взором. Казалось, взмахни он чуть рукой, поседн бровью — и десятки тысяч пресаетлых витязей, подобных ему, встанут позади из белезньг и света звезд, засверкают обнаженные мета, вздымется лес копий и светлее станет от яркого и ясного света глаз.

— В чем сомненья твои? — спросил витязь небесный, не ответив на вопрос Ивана.

— Долго рассказывать, — отмахнулся Иван, всматриваясь в искрящиеся одеяния светлого воина. И не веря своим глазам.

— Мне не надо ничего рассказывать, — спокойно и неспешно проговорил тот, — я знаю про тебя и про других все, ты же поведай лишь о сомнениях, гнетущих тебя.

Иван уже скривил было губы в насмешливой улыбке, дескать, навидались мы эдаких советчиков и благодетелей. Но тут же блажь пустая и гордыня схлынули с него, будто и не было их — не к месту да и не вовремя, И понял он, что с этим человеком… он даже не знал, можно ли его считать человеком, с этим незнакомцем… но тот был чем-то не просто знаком, но даже близок Ивану, с этим пресветлым небесным воителем нельзя кривить душою, темнить, изворачиваться, пытаться выглядеть лучше чем ты есть, нельзя, ему надо раскрыть душу… потому что он и снизошел для этого оттуда, со звезд, из сияния высокого. И сразу Ивану стало еще легче, благостнее. И сказал он:

— Страшное дело задумал я. Горькое и кровавое. Многими смертями, большим плачем и великим неверием обернется оно. Ты сам сказал — знаешь. И знают еще немногие сподвижники мои. А враги не догадываются. Неправедные правители правят нами повсюду… и хотя сказано, всякая власть от Бога, вижу ясно и верно — не от Всевышнего они, а от дьявола. Но под ними миллионы безвинных ходят и бросать на смерть их будут… Имею ли я, сам погрязший в грехах и страстях, право на дело это страшное? Не проклянут ли меня и идущих за мною потомки наши?!

— Дело страшное и горькое, верно говоришь, — длинные русые волосы витязя приподнялись с плеч, рассыпались, затрепетали, будто против ветра он встал, две жестких складки очертили уголки губ. — И проклясть тебя могут. Ибо не огражден никто от проклятия.

Иван поник, опустил глаза.

— Значит, нехорошее дело задумал я, — пробормотал он еле слышно.

— Как можно оценить несуществующее? Как взвесить не имеющее пока веса?! Ты ничего не сделал, а ответа просишь?!

— Доброго слова прошу. Или запрещения.

— Не будет тебе запрета, ибо волен в поступках своих, как каждый из смертных.

— И благословения не будет? — спросил Иван совсеч понуро.

— Видно, память твоя коротка. Вспомпи!

Все пропало разом. И стоял Иван под высокими сводами отрешенный и завороженный, как в тот далекий, самый первый раз, когда зашел, пересилив себя, во Храм. И видел он глаза Того, кто, единственный, не бросит его, не оставит в самую трудную и тяжкую минуту.

«Что ты ищешь, сын мой?» От ответил: «Правду, правду ищу!» И не голосом священнослужителя, не гласом патриаршьим, а небесным Гласом прозвучало под Святыми Куполами: «Значит, ты ищешь Бога. Ибо не в силе Бог, а в Правде!» Да, все именно так и было. Были и другие слова, много слов, много вопросов, много ответов, много ликов на иконостасе и на фресках, но главный Лик был обращен к нему. Главные слова в его уши проникли, не из уст священника, нет, а Свыше: «Иди! И да будь благословенен!» Сколько раз во времена тягостных странствий своих, в минуты и часы испытаний, мучений, битв просыпалось что-то незабытое в душе, и звучало внутри, спасая, придавая сил: «Иди! И да будь благословен!» Так было. И так есть! — «Не ты ли рвался в бой за Справедливость? Не ты ли считал себя мечом в руках Добра?! Животворящий Крест Господень хранил тебя в муках и испытаниях. Ты падал в адскую бездну. Но ты и поднимался в выси небесные. Твой дух побывал везде, узнал многое. И он не ослаб. Это тело твое устало! В этой жизни покоя не обретешь ты…» Да, и эти слова он слышал — давным-давно, на ступенях, ведущих к Храму. Покоя не обретешь… Иди! Не на сидение и выжидание его благословили, нет. Но почему никто не скажет прямо, громко:

«Возьми меч в руки свои и повергни их!» Почему?! Или он не услышал… нет. «Выбор за тобой! Только ты сам должен решить, с кем будешь в схватке Вселенских Сил… только ты, ты один… ибо грядущее дышит тебе в лицо Неземным Смертным Дыханием!» Храм наполнился небесным светом, воздух внутри него заискрился, заблистал.

И стоял Иван уже не в Храме, а под пресветлым звездным небом напротив небесного витязя с развевающимися власами.

— Ты вспомнил?

— Да, я вспомнил. Я получил благословение… я никогда и не забывал о нем. Никогда!

— Ну и что же за сомнения тебя одолевают? — еле заметная, мимолетная улыбка коснулась уст посланца небес.

И Иван не смог удержаться, у него словно глаза раскрылись.

— Я знаю кто ты, — прошептал он.

— И кто же? — поинтересовался витязь, глядя бездонными серыми глазами прямо в Иванову душу, но не прощупывая ее, не ветискивая в ней чего-либо, а высветляя ее потемки заоблачным неземным светом.

— Ты, — с замиранием сердца начал Иван, — ты Предводитель Небесного воинства Архистратиг Михаил, или, как у нас говорили в народе и сейчас говорят, Михаил-Архангел, покровитель воинов и святой вождь всех сражающихся за Справедливость и Правду?!

— За Бога нашего, — добавил небесный витязь, — ибо Он и есть то, что зовется Правдою и Справедливостью.

Ты узнал меня, Иван, и я рад, что ты сам догадался, что тебе не пришлось подсказывать. Но ты назвал лишь одно из многих тысяч моих имен, ибо по-разному зовут меня среди разных народов те, кто и составляет земное воинство Господа Бога… не в именах и прозваниях суть. Теперь ты догадываешься, почему именно я к тебе пришел во снах твоих?!

— Во снах? — отрешенно переспросил Иван. Он не мог поверить, что эта чудесная, необыкновенная встреча лишь сон один, и ничего более.

— Не изумляйся и не печалься, — осек его Архистратиг, — мы сами выбираем, когда и как являться избранникам своим. Во сне душа чистого помыслами чиста и не отягощена неверием бдящего. Ты никогда не забудешь нашей беседы и нашей встречи. И сон этот станет для тебя большим, чем явь, ибо он превыше яви. Но ты не ответил мне!

— Не могу ответить, — Иван вскинул голову и в свою очередь погрузился взглядом в бездонно-серые очи Михаила-Архангела, воителя небесного, — неисповедимы пути высших сил, а догадки — лишь прельщение гордыней.

— Хорошо говоришь, — Архистратиг чуть склонил голову, будто кивнул одобряюще. И продолжил: — Тогда я сам отвечу. Доселе ты был лишь странником — мятущимся, сражающимся, страждущим, ищущим, но странником. А теперь, пройдя чрез круги испытаний премногие и обретя себя в муках и битвах, да приидешь ты под длань мою, — Небесный Воитель воздел руку, и повеяло от нее теплом на Ивана, обрел оп сразу уверенность и твердость душевную, словно по мановению чудесному, — и наречешься отныне воином. Да будет так!

С последними словами Архистратига развеялась тонкая пелена тумана, засверкало бриллиантовыми гранями море воинское, океан небесный — и восстали за спиною его неисчислимые полки, пресветлые рати в изумрудном и рубиновом блеске — словно миллионы солнц вспыхнули под непостижимо прекрасным бездонным небом.

Иван зажмурил глаза. Но веки были слишком слабым прикрытием. И он видел все! Тысячи дружин под алыми, небесно-голубыми и золотисто-черно-белыми хоругвями блистали сталью, серебром и золотом прекраснейших доспехов. Воинство Небесное принимало его в свои великолепные ряды.

И улыбался ему сам Вождь Пресветлого Воинства.

И был он среди них.

И был он на страдающей, обреченной на заклание Земле, в заточении и мраке, за многими метрами бетона, свинца, земли, под охраной не знающих доли своей, под недремлющим оком губителей душ земных, в логове зла, мерзости и вырождения, обреченный, униженный, слабый…

Но был он отныне не странником, но воином.

И не было на всем свете сильнее его.

Часть вторая. СВЕРЖЕНИЕ ИЗВЕРГОВ

Во мраке, холоде и лютости ночи, оскользаясь на обледеневших горных тропах, вбирая в себя все ветра и всю сырость океанов воздушных, озираясь на пропасть смертную и вздымая глаза вверх, к незримым пока сочным лугам, ведет чрез скалы пастырь стадо свое. Бережет его и лелеет, хранит от блуждающих в ночи хищников, алчущих крови агнцев, ограждает от стервятников небесных и гадов подземных. Не спит, и не считает мозолей на руках и ногах своих, не щадит сердца, и гонит прочь болезни, усталость, уныние, не дает покоя подмоге своей, псам охраняющим, несет на себе слабых и ожигает кнутом строптивых и мятущихся — во их же благо, из рук своих выкармливает, выпаивает немощных и малых, грудью встает на пути лихих людей и зверей, не дает в обиду и поругание, не оставляет на смерть и заклание… Ибо пастырь есть. Ибо облечен крестной ношей своею — вести стадо к лугам и беречь стадо, умножая его и укрепляя. И берет он со стада этого и шерсть, и молоко, я мясо, потому как не Святым духом питается, потому что во плоть облачен и смертей, как смертны и псы его, и гомонящие подле.

Паршивая овца портит стадо. И пастырь, желающий сберечь подопечных своих, извлекает ее, отделяет от стада, если он добрый и радеющий.

Паршивая овца, не изгнанная из стада, сеет болезни и смерть вокруг себя, обрекая на муки и погибель здоровых и чистых. Пастырь, закрывающий глаза на паршивую овцу, плохой пастырь, ибо бросает на смерть многих, доверенных ему — тяжела для такого крестная ноша его, тяжела и непомерна, и не пастырь он, а враг стаду своему… За болезнями телесными, зримыми приходит парша невидимая, проникающая в душу и в голову. И звереют, начинают бесноваться псы охраняющие — режут тех, кого стеречь и беречюбязаны, рвут зубищами мясо доверившихся, сатанеют в крови многой.

Не столь хищник ночной, алкающий поживы страшен, сколь берегущий тебя и идущий рядом, но по безумию и болезни возжелавший вдруг крови твоей.

Враг, высверкивающий из мрака горящими глазами и воющий люто, старый и привычный враг, против которого уберечься можно. Друг, обратившийся во врага, страшен вдесятеро, встократ! Ибо сила его больше силы твоей, и не остановится он в безумии и алчи… А остановит его только пастырь благой и добрый, и излечит болезнь в нем, выбив из тела его больную душу вместе с бесами, вселившимися в нее. И чем раньше сделает он дело свое, тем больших убережет. И не будет ему хвалы и награды за это — просто ношу несет, как и надо нести, не останавливаясь и не озираясь, не блуждая суетным умом в потемках, а свое-дело делая, от паршивых овец и паршивых псов стадо очищая.

Но горе тому стаду, где сам пастырь болезнь страшную приимет в душу свою, изнутри паршой покроется и служить бесам станет, вселившимся в него.

Сбросит он крестную ношу свою посреди холода и льда тропы горной, оттолкнет слабых и малых, и воззрится изнутри доверившихся ему звериными, лютыми, кровавыми глазами хищника. И заразит он заразою своей псов охраняющих, вселит в них бесов черной души своей, и начнет творить дьявольскую потеху, низвергая несчастных в смертную пропасть, вырезая стадо свое, губя больших и малых, слабых и сильных. И не будет ему окорота, не будет узды… Горе стаду этому! Горе, ибо пастырь заботливый и псы охраняющие обратятся в убийц. И кого винить в горе этом — самого ли пастыря? бесов ли вселившихся в него?! Некому в стаде истребляемом тешиться поисками виноватых, ибо не дано, ибо обречено уже, ничто не поможет, не исцелятся бесноватые изверги-убийцы, не придет помощь извне, некому помочь — один был защитник, и тот врагом стал. Никто и ничто не спасет…

Только чудо одно.

И случится это чудо из многих тысяч однажды. И обретет один из стада нарождающуюся душу нового пастыря. И почует в себе силы встать на пути убийц одержимых. И погибнет он в неравной схватке. Или победит. И низвергнет в пропасть смертную, адскую извергов. И сам поведет стадо вверх… поведет, если будет кого вести, если пойдут за ним оставшиеся, если не разбредутся, не пропадут, если останутся на тропе.

Людские стада ведут по тропам горним во мраке Бытия не благие пастыри.

Ибо алчут со стад шерсти, молока и мяса больше меры своей. Ненасытны и суетны есть, как и псы их охраняющие — и не от ночных хищников одних, но и от стад ропщущих. Редко по тропе Бытия идет пастырь праведный и добрый. И не остерегаются уже люди пастырей неправедных и злых. Привыкли. К беде своей привыкли, к горю привыкли, к ножам пастырским и ножницам… и потому молчат в движении своем к лугам, отдают положенное и неположенное:

Богово Богу, кесарю — кесарево. И не ждут беды большей, ибо не знают ее — кто познал, тот уже в пропасти смертной, оттуда возврата нет. Живые не знают.

А беда — в пастыре, отдающем паству свою хищникам ночным и лютым, в пастыре, готовящем пастве бойню кровавую, ибо не пастырь он уже, а враг, служащий бесам, но властвующий над паствой незрящей и неслышащей. Он не приходит из ночи, не крадется. Он уже здесь. И он во власти полной. Не по нему крестная ноша.

Он враг Креста. Он дьявол.

И не ведают люди настоящего своего. Не знают будущего. Спят.

И нет уповающих на чудо.

И лишь свершившись оно станет Чудом. Или не станет. И разверзнется тогда черная пасть пропасти. И судить будет некому. И виновных искать некому. И незачем.

Светлана проснулась первой. И сонным, ничего не понимающим взглядом уставилась на карлика Цая. Лишь через минуту она обрела дар речи и спросила:

— Я снова в Осевом?

Цай ван Дау покачал головой, молча приложил палец к губам.

Но Иван уже не спал. Сквозь спутанные светлые лохмы он глядел на жену.

И в его взгляде не было и тени сомнений. Светлана натягивала на свое прекрасное, но исхудавшее тело рубаху, его рубаху. Озиралась. Ей явно не нравилось в серой камере.

— Куда ты меня заманил? — спросила она с улыбкой, приглаживая Ивану волосы. И поцеловала его в щеку, возле самого глаза.

— Это Земля, Светик, — прошептал Иван. — Что бы там ни было, а это Земля! Мы выберемся из ловушки. Я знаю как… — он вдруг уставился на Цая.

— Болит еще?

— Что болит? — не понял тот.

— Да вот, говорили мне, что ку-излучение штука препротивная, малополезная.

— Не напоминай! — карлика Цая передернуло. — Не дай Бог, еще испытать.

Сколько лет прошло, а до сих пор хребет ломит!

Иван кивнул. Пересказывать будущее, которого наверняка уже не будет, ему не хотелось.

— И серые стражи не заходили? — поинтересовался он, прижимая голову жены к груди, улыбаясь полублаженно.

— Сюда и таракан не прошмыгнет.

— Хорошо. А как насчет Правителя с его охраной?

— Никак, — коротко ответил Цай.

— Значит, не заходил?

— Нет.

Теперь Иван заулыбался в полный рот, он был доволен, даже рад. План созрел в считанные секунды. Выберутся! Еще как выберутся отсюда.

Главное, без суеты.

Он протянул ретранс карлику.

— Держи! Тебе пригодится.

— А ты?!

— А я сам выйду.

— Но где же мы?! — заволновалась Светлана.

— В надежном месте, — отшутился Иван. — Тут нас ни один гмых не достанет. Скучала, небось, по земелюшке родимой? — Он встал на ноги, поднял ее, прижал к себе сильнее. — Думала про лужайки и березки, про пляжи и песочек… а очутилась в палатах подземных.

— Мы под землей? — Светлана уставилась на Цая, ожидая подтверждения.

— Ага, — промычал тот, — и очень глубоко. А наверху нас дожидаются, между прочим!

— Ну и идите наверх! — Иван отстранил от себя жену.

Заглянул ей в глаза.

— Я никуда от тебя не пойду! — сразу отрезала Светлана.

— Так надо, — повторил Иван. — Здесь будет серьезная драка. — Он вдруг осекся, достал из подмышечного клапана Кристалл, сияющий всеми багряными гранями, и добавил: — А может, и не будет.

— Я остаюсь! — Светлана отвернулась к стене, стиснула губы, давая понять, что не двинется с места.

— Ладно, пусть будет так, — согласился Иван. — А ты возвращайся. Гугу передашь дословно: он, его люди — Европа, мы с Кешей остаемся здесь, на запад усиленная делегация — ты, Дил, Хук, Арман, «длинные ножи».

Остальное он знает. Сигнал будет. Все!

Карлик Цай ван Дау, наследный император Умаганги и беглый каторжник, поднял на Ивана глаза. Лицо его стало окаменевше-уродливым, будто лицо мертвого младенца, изъеденное старческими морщинами и безобразными шрамами. Не было жизни ни в глазах, огромных, потухших, отсутствующих.

Цаи понял, что теперь обратного хода не будет, что все они обречены.

— Передам, — просипел он еле слышно, — передам слово в слово. До встречи!

Он отвернулся, прижался лбом к серому синтокону, до хруста сжал костистые кулаки. И исчез.

— До встречи! — отозвался Иван.

И обернулся к Светлане, к жене ненаглядной, вновь обретенной. Сердце сладко сжалось. Они будут вместе.

Еще несколько дней вместе, до прихода в камеру Правителя. А там…

Перед глазами у Ивана встало озаренное звездным светом лицо Небесного Воителя, засияло золото доспехов, зазвенела музыка иных сфер, могучая, великая, придающая сил и веры, прекрасная заоблачная музыка. Иди, и да будь благословен, воин!

Дил Бронкс стал серым как мышь. Кеша никогда прежде не видал его таким растерянным и жалким. Цай смотрел в потолок и насвистывал. Они сменили уже шестой по счету бункер… седьмого не будет.

Гуг сказал коротко и прямо:

— Хоть сдохнем как люди!

Хар засопел, заскулил, он не понимал унылых бесед и всегда тревожился, терял спокойствие, если кто-то заводил непонятные разговоры. Оборотня Хара тянуло на Гиргею, к своим. Но он терпел.

— Меня другое удивляет, — прерывистым, чужим голосом протянул Бронкс, — почему нас еще не схапали.

Ведь мы готовимся почти на виду! Нас могли сто раз просечь и выловить всех! Может, и они ждут, э-э… сигнала?!

— А какой сигнал-то? — спросил из угла Хук Образина.

— Он не сказал, — ответил Цай.

— Значит, сами догадаемся! — отрубил Гуг Хлодрик.

Ему не нравилось, что пошли всякие вопросы да расспросы, только болтовни- и сомнений не хватает! Нет!

Кто сомневается и трусит, пускай отваливает! Гуг побагровел и ударил кулаком по антикварному малахитовому столику, стоящему прямо на цементе, хватил так, что угол обломился и с грохотом полетел на грязный пол. — Даю три секунды на размышления. Кто передумал, может уйти! Кто останется, будет слушать меня и не вякать! Ну-у?!

Никто не встал, никто не вышел. На лбу у Дила Бронкса выступила испарина, но он не утирал ее, он улыбался жалкой, извиняющейся улыбкой: слишком много сделано, слишком много вложено в дело, не уйти, да и лицо терять не хочется — сам торопил, сам гнал машину. Будь что будет! Одна подготовка вылилась в три «дубль-бига» да по континентам разбросано вкладами полтора миллиарда. Дил побледнел еще больше, за такие денежки он мог умотать от любого Вторжения! Или откупиться…

Нет! Что за чушь лезет в голову!

— Кто будет старшим в Штатах?! — спросил он с тревогой.

— Ты! — ответил Гуг Хлодрик. — А Цай тебе поможет.

— Не доверяешь? — скривился Дил.

— Хватит болтать!

— А почему именно меня на запад?!

— Так сказал Иван!

— Ну и что?!

Гуг встал во весь свой огромный рост, сжал кулаки.

Дил Бронкс тоже встал, не отводя взгляда от сузившихся глаз седого викинга. Остальные сидели молча, наблюдали, даже Хар перестал поскуливать, приподнял унылую морду.

— Я поеду, — выдавил Дил Бронкс сквозь зубы, — поеду… но чует мое сердце — висеть нам на реях.

— Кому суждено быть повешенным, тот не утонет! — выкрикнул дурашливо из своего угла Хук Образина, пытаясь разрядить обстановку.

Не получилось.

Гуг Хлодрик ухватил Бронкса за грудки, с легкостью оторвал от цементного пола многопудовое накачанное и холеное тело. Прошипел в ухо:

— Ты б у меня в другое место поехал! Понял?! Моли Бога за Ивана… и убирайся!

Негр вскинул руку, огромную, литую, чуть дрожащую. Но ударить не посмел.

Гуг отпихнул его от себя. И выразительно посмотрел на карлика Цая. Тот прикрыл налитые кровью, усталые глаза — покоя и тюльпанов не будет, теперь уж точно.

Бормоча под нос ругательства, сверкая белками, разъяренный и уже совсем не бледный Дил Бронкс вышел дон. Вслед за ним потянулись Арман-Жофруа дер Крузербильд-Дзухмантовский, он же Крузя, пошатывающийся, мутноглазый Хук Образина, непроницаемоскорбный карлик Цай ван Дау.

В дополнительном инструктаже никто из них не нуждался, план был отработан до деталей в семи вариантах, Большой Мозг боевой альфа-капсулы просчитал все досконально, недаром Цай напичкивал его данными и вводил программы. Теперь сама капсула-координатор болталась на орбитах между Меркурием и Марсом, и была совершенно неприступна и неуловима, для пущей надежности Цай запустил ее на тройное самоуничтожение в случае возможного перехвата, при этом капсула сделает залповый выброс программ управления и координации в две другие капсулы, находящиеся на иных орбитах, уловить такой выброс невозможно. И понапрасну нервничал Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный, Дил Бронкс сделал все, что мог, его бешенные деньги работали на полную катушку, такое обеспечение могло позволить себе только крупное государство или бандитский межсистемный синдикат, Дил по звеньям распродал свою бесценную цепь… но была у Дила Бронкса и задняя мыслишка, которой он бы и сам не признал за собой: ведь коли Система войдет во Вселенную, таких цепочек, такого железа будет навалом, и он не успеет сбагрить свою, Дил имел практический склад ума и он спешил.

— Не подведут, ничего, — прохрипел Гуг вслед уходящим. — А у тебя чего, тоже сомнения? — повернулся он к Иннокентию Булыгину.

— У матросов нет вопросов, — теребя облезлое ухо оборотня Хара, ответил Кеша.

Хар издал утробный звук, переходящий в повизгивание. Он все больше входил в роль зангезейской борзой.

Гуг облегченно вздохнул. Ему хотелось, чтобы все началось как можно скорее. Когда будет сигнал?! Цай сказал, что Иван созрел, что он вообще никогда прежде не видел Ивана таким… и это хорошо, это главное, вожак должен быть сильным- и смелым, он не имеет права сомневаться, иначе провал, иначе труба… Но когда же будет сигнал? И какой сигнал?! Иван ничего не сказал.

— Я отваливаю в Европу, — пробубнил Гуг и протянул Кеше свою огромную ладонь. — Связь три раза в сутки, как обусловлено.

— Счастливого пути! — кивнул Кеша и заранее сморщился, вкладывая свой биопротез в лапищу седого викинга. Протез имел нервные окончания и эдакая камнедробилка не сулила приятных ощущений.

— И все же Седого нужно было придавить, — бросил на прощание Кеша.

— Нужно было, — согласился Гуг. Он думал о Ливадии. Как там она в своей усыпальнице? Надо сходить проведать… нет, не получится. Теперь только после победы… или никогда.

Правитель подошел совсем близко, склонился над лежащим посреди серой камеры телом, вгляделся в затылок, скрытый взлохмаченными волосами, хотел коснуться их, но не решился. Левая, от рождения сухая, рука дрожала, и он ничего не мог с ней поделать. Дергалась в нервном тике правая бровь…

Да, надо, обязательно надо лечиться, надо ехать на отдых. Но как?! Куда?!

Правитель боялся покидать свой кабинет, он и ночевал в нем, там было надежно, там многослойная система охраны и предупреждения, там бдительная стража во главе с этим…

Правитель недовольно покосился на широкоскулого и узкоглазого сопровождающего — черт его знает, может, он и воткнет нож в спину, так бывает, так уже много раз было в истории, преторианцы убивали своих владык, императоров да царей, и сами садились на троны, эхе-хе, черт его знает! Здесь тоже надежно, почти километровая глубина, спецпсихушка для особо опасных конкурентов- правители конца ХХ-го века знали, что делали, знали, только и сами не убереглись. Он тяжко, с присвистом вздохнул.

Нет веры, никому нет веры — кругом негодяи, подлецы, карьеристы, только и думают, как бы скинуть его, подсидеть, отправить на «заслуженный отдых», нет им доверия, ненадежные людишки, сволочь всякая, всех бы их сюда!

Нет, тогда один на один с народом, это не годится, без них нельзя, а надо бы, надо — всех к ответственности, всех за решетку, всех под землю, а лучше в могилу, к стенке… Правитель отер со лба холодный пот. Теперь он был не тот, что семь лет назад, теперь он знал, что и над ним есть сильные мира сего, да еще какие сильные, да еще и не совсем «сего мира». Нет, тут надо иметь железные нервы и железную выдержку.

— Света… уходи! — прохрипел лежащий. — Уходи!

Правитель отшатнулся в испуге.

— Что с ним?

— Бредит. Все время бредит! — пояснил начальник охраны.

Правитель отвел ногу и пнул лежащего вполсилы, чуть не упал сам. Но узник лишь чуть вздрогнул, не вышел из забытья.

— Вот ведь гад какой! — посочувствовал Правителю начальник охраны.

— Короче, — оборвал тот. — Докладывайте!

— Слушаюсь. Субъект полностью прослеживается…

Правитель слушал монотонный доклад плотного шестидесятилетнего человека с настороженным широкоскулым лицом и узкими щелками глаз, а сам думал о своем: надо было уматывать отсюда, отваливать! еще пять лет назад! три года! год! всегда можно где-то укрыться, купить островок, виллу в горах, вырыть бункера-убежища, запасов на сто лет… нет, сто лет он не протянет, но лет шестьдесят еще запросто, шестьдесят лет — это же целая вечность! и пускай тут разбираются другие, пускай делят власть, выполняют или не выполняют неясные инструкции извне, но он-то причем, его же потом и обвинят, а может, безо всяких обвинений пустят на распыл, кто их знает! еще и этот тип свалился на голову, за ним следят, не может быть, чтоб не следили… и никакой он не псих, просто шустрый слишком, лезет куда не следует, всех погубит и сам сдохнет! на него плевать! а зачем других подставлять-то, и так кругом одна сволочь, одни изменники! тяжко! и страшно! и не повернуть назад, черт возьми! тяжела ты, шапка Мономаха, ой тяжела, шею сломишь! И убивать его нельзя, нету распоряжений о т т у д а, а вдруг он и м нужен, что тогда? тогда накажут! это запросто, этого всегда жди! нет, надо было бежать, отваливать… теперь поздно! И в Систему он проник, мать его! И Синклит тут замешан — эти гады везде лезут, все своими сетями оплели, все опутали, а никуда без них не денешься, они первыми на контакт вышли, они ближе к тем. А Реброва, этого фрайера дешевого, он угробил, точно, он, только чужими руками, вот и верь всем этим спецслужбам — на себя, небось, работают, или еще хуже, двум хозяевам служат. Правитель недовольно взглянул на узкоглазого. Тот вздрогнул, попятился.

— Я вышвырну тебя отсюда, понял?! — заорал он. — Ты знаешь, куда вышвыривают отсюда?!

— Знаю, — ответил широкоскулый, — на тот свет!

— Верно мыслишь, молодой человек, — Правитель отвернулся от начальника охраны. Ткнул пальцем в угол камеры. — А это еще что?

В углу, в полумраке камеры-палаты чуть высветлялась на фоне серого, унылого синтокона тень худощавой женщины с распущенными волосами.

Посконная серая рубаха скрывала ее тело, сливалась с синтоконом.

— Фантом.

— Что?!

— Фантомное изображение… так бывает при сильных потрясениях. Когда этот тип придет в себя, фантом исчезнет.

— Ты хочешь, чтобы он пришел в себя?

Узкоглазый растерянно развел руками.

Дебилы! Ублюдки! Правитель сдерживался, но это ему дорогого стоило, как можно работать с такими кретинами! Они его подставят, если не из корысти и властолюбия, так по тупости своей и дурости! вот и доверяй таким! нет, все надо самому проверять, все! иначе угробят, в дерьмо втопчут… а еще рано, рановато, он еще повластвует, он покажет всем! и пускай они его не любят, зато боятся, а это важней! нет, никаких вилл в горах, никаких островков, для этого, что ли, он рвался к власти, шел по головам и телам, не щадил самого себя?! нет! не для этого! пускай все они сдохнут! пускай эти дебилы и ублюдки все в огне сгорят, туда им и дорога, а он еще повластвует над ними всласть, он еще силен, он всемогущ! такие нужны всем — и самим баранам, самому стаду и тем волкам, что затаились где-то, а рож своих не кажут, только инструкции да распоряжения шлют, проверяют, пригоден ли? поживем еще, повоюем, не лыком шиты! с чужими проще поладить, чем со своими! а там еще поглядим, чья возьмет. Правитель с ненавистью уставился на начальника охраны. Надо узнать, что у этого парня в башке.

— Сколько времени потребуется на полную мнемоскопию?

— От силы полторы недели!

— Так вот, чтобы через полторы недели вопрос с этимсмертником, — Правитель снова пнул безвольное тело, — был решен. Ясно?

— Так точно!

— И никаких фантомов! — Правитель поднес кулак к носу широкоскулого. — Ты думаешь, это у меня в глазах мельтешит? Думаешь, сдает старик?!

Ошибаешься! Убрать!

Начальник охраны ринулся в угол. С налета ударил ногой по тени… Но удара не получилось: прежде, чем сапог коснулся виска, узкая, но сильная рука перехватила голень, рванула на себя, опрокинула — мига не прошло, как грузное тело широкоскулого оказалось припечатанным к серому полу.

Другая рука молниеносно сдавила горло, не дав из него вырваться даже легкому хрипу.

Это был конец! Правитель все понял. Он сразу же повернулся к лежащему… Но тот уже не лежал. Он сидел, скрестив под собою ноги, глядя прямо в глаза и сжимая в пальцах поднятой руки какую-то красную штуковину… и пусть, значит, так надо, значит, все правильно, молочно-белый водоворот замутил Правителю взор, повлек в себя, закружил, унес куда-то далеко, где нет ни звуков, ни мельтешения тел и предметов, ни времени.

— Светик, шепни этому чучелу, — сказал Иван тихо, — что если он подаст хоть один сигнал наружу, даже мысленный, сразу сдохнет.

— Он умненький, он все понимает, — откликнулась Светлана, вдавливая широкоскулому за ухо фиолетовую гранулу. — Он теперь на поводке у нас, трепыхнется разок — и поминай как звали.

Светлане за эти дни донельзя осточертела серая камера. Как ни сладко и прекрасно было с любимым после долгой разлуки, но душа рвалась на волю, наверх. Может, именно по этой причине она немного переборщила с начальником охраны, не ожидавшим отпора, чуть вовсе не вышибла из него дух.

А Правитель стоял столбом и лупоглазо пялился на Ивана, он был в прострации — Кристалл работал на славу.

Иван подошел к кособокому и преждевременно состарившемуся человеку, имевшему огромную власть надо всей Великой Россией, подошел вплотную, ощупал карманы, достал из бокового яйцо-превращатель — никому его Правитель не отдал на проверку и экспертизу, не доверял, значит, — и сунул его в нагрудный клапан комбинезона.

— Лови! — Светлана бросила распылитель.

Иван поймал, привычным движением пристегнул к поясному ремню.

— Нет, — проговорил он, — на заслуженный отдых в преисподнюю его еще рано отправлять, он нам не все рассказал.

— Любая задержка может вызвать подозрения, — забеспокоилась Светлана.

— А мы и не станем задерживаться. Эй, ты! — Иван подошел ближе к поверженному начальнику охраны. — Хватит лежать. Нам пора наверх!

Светлана убрала руку с загривка широкоскулого. И тот стал медленно приподниматься — сначала на четвереньки, потом на корточки, на полусогнутые… выпрямиться окончательно ему не дали — заскрежетав зубами от боли и ухватившись обеими руками за виски, широкоскулый повалился наземь.

— Управление работает, все нормально, — пояснила Светлана, — может, еще попробуем?

Широкоскулый отчаянно замотал головой. Он все понял. Жизнь одна, и надо подчиняться тем, кто взял верх, пока… а там видно будет.

— Выходим?!

Нельзя, надо наверняка.

— Нет! — осек Светлану Иван.

Он снова подошел к застывшему столпом Правителю, вытащил яйцо. На миг задумался. Прижмешь к своему горлу — станет два Правителя, к его дряблой шее — будет два Ивана. Нет, надо попробовать! Иван, преодолевая отвращение, приблизил свое лицо к перекошенному, морщинистому лицу старика, вдавил превращатель прямо над кадыком, запрокинул голову и вжался в другой конец яйца своей шеей. Будто холодком пахнуло, но не снаружи… а внутрь.

— Я сейчас с ума сойду! — ошалело и сипло пролепетала Светлана, глядя, как омерзительный старикашка на глазах превращается в статного и крепкого молодца, а ее Иван становится кривобоким и обрюзгшим уродом.

Только этого еще не хватало!

Широкоскулый сделался белым, а его узкие глаза расширились. Он не испугался, не изумился, он знал, что такое превращатель. Он просто все сразу понял. Обвели.

Обхитрили! Теперь хана… нет, теперь один резон — служить новому хозяину, может, не тронет, может, и ему понадобится верный пес со всей его сворой. Широкоскулый чуть не заскулил от нетерпения. Он готов уже был выказать свою преданность… но не посмел, холодный блеск серых прозрачных глаз остановил его, Светлана умела говорить без слов.

— Вот теперь порядок, — Иван-Правитель быстро сунул яйцо в карман двубортного костюма, отпихнул от себя Правителя-Ивана, крепкого и высокого парня, каким еще полминуты назад был сам. И добавил, чуть приподняв Кристалл: — А сейчас ты будешь спать. Ложись!

Правитель в теле Ивана послушно опустился на колени, лег ничком. И уснул.

— И никаких мнемоскопий, — предупредил Иван Правитель, — нечего время зря тратить. Когда он нам понадобится, ты его приведешь… понял?!

Начальник охраны весь согнулся, заулыбался приторно и закивал — голова его немного тряслась, нервы сдавали. И немудрено. Хотя ничего почти и не изменилось в камере: крепкий парень в десантном комбинезоне лежал на сером полу в той же неудобной позе, как и полчаса назад. Разлохмаченный и дергающий бровью Правитель кривобоко и шатко стоял над ним… только не пинал, а так- в точности, он, отец родимый и кормилец. Вот только «тень» в рубахе не сидела в углу призраком-фантомом, а прислонившись к серой стене спиной, пристально следила за ним. Ну что ж, такой расклад, ничего не поделаешь. Даже если он, начальник всей охраны, поднимет шум и станет чего-то заявлять, его высмеют, а потом и выгонят. Ну и плевать. Король умер, да здравствует король!

— Пошли!

Иван-Правитель шагнул к тому месту, где должен был открыться незримый люк. Ему было до отвращения неуютно в этом болезненном, хилом, заплывшем жирком теле: сердце трепыхалось само по себе, пугливым вороненком, одышка подкатывала к горлу, сухая рука почти не слушалась, ноги расползались и дрожали… нет, надо привыкнуть, ко всему можно привыкнуть, ведь жил же этот выродок в своем теле и еще сто лет прожил бы. Он ощупал правую руку — рукоять меча была на месте, значит, она не перешла к тому.

Иван-Правитель скосился на самого себя, лежащего на полу… так, так, все, что было на теле, перешло, а вот комбинезон? Он склонился над лежащим, вытащил из клапанов несколько шариков, еще какую-то мелочь.

— Оружие отдай! — сказал Светлане.

— Ага, сейчас, — покорно ответила она, не принимая сердцем нового облика Ивана — с таким бы она не стала обниматься и целоваться, нет уж. Но без промедления, не сводя глаз с широкоскулого, вытащила из прорезанного мечом слоя синтокона лучемет и бронебой, сунула их пленнику, шепнула:

— Поднимешь ствол, сдохнешь.

Тот обиженно надулся. Ему хотелось, чтоб эти лихие люди принимали его за своего, ведь он же с ними, а они не доверяют… ну ничего, он еще заслужит доверие. Широкоскулый даже подошел к лежащему, хотел было пнуть его в знак преданности новым хозяевам, но поразмыслив малость, передумал.

За стенами палаты, в таком же сером коридоре их дожидались четверо парней в серых масках на лицах. Они и глазом не мигнули, увидав странную женщину в разодранном балахрне — в психушке, да еще спецпсихушке, и не такое увидишь, главное, их шеф вышел, жив-невредим, как тому и положено быть, а с ним этот черт кособокий. По мыслесвязи шеф приказов не дает, стало быть, все нормально, работать надо в штатном порядке, и слава богу, отпахать бы скорей смену да на боковую.

В лифтовой капсуле Иван-Правитель молчал, недовольно шевелил кустистыми бровями. Всю механику и автоматику тут с конца ХХ-го века поменяли, немудрено, позаботились, значит, опасались. Ему хотелось хорошенько врезать этому олуху охраннику, разметать всю его шоблу, вырваться наверх, на свежий воздух, прямо посреди Москвы-матушки… но нельзя, да и тело не то, не совладает. Надежда одна — на Светлану, ежели она оплошает — всем конец, но она не оплошает.

Широкоскулый покорно нес оружие, играть с огнем он явно не хотел. Лицо у него было скорбным и торжественным.

На поверхность они так и не выбрались. Иван не помнил, как его волокли в подземную тюрьму, он был в бессознательном состоянии, и теперь мог положиться только на начальника охраны. Сам он шел шаркающей походкой, горбатился, шмыгал носом. Впрочем, идти пришлось недалеко: от лифтового шлюза коротким переходом к горизонтальной ветке, снова в капсулу, несколько секунд пневмополета в трубе, остановка, фильтрационныи шлюз… ребятишки в масках так и остались в нем, будто растворились… и наверх в древнем уютно-теплом, отделанном резным дубом лифте.

Широкоскулый распахнул дверь.

И они оказались в том самом кабинете, с которого все и началось.

Первым делом Иван-Правитель подошел к огромному резному столу, уселся за него — даже если охранносигнализационные системы настороже — на Правителя они не среагируют, а он Правитель, он в его теле, опасаться нечего. И действовать надо немедленно, время пошло, контрольные системы работают в авторежиме, и даже само появление в кабинете босоногой женщины в драной рубахе и оружия не пройдет бесследно, да, ни секунды нельзя терять!

— Правительственная связь! — потребовал он.

— Одну минуту! — широкоскулый суетливо подбежал к резной ореховой панели за спиной у Ивана-Правителя, зашевелил губами, провел ладонью.

И доложил: — Теперь полное управление на мыследатчиках, повторите команду.

Иван-Правитель не стал открывать рта, он только произнес то же самое в мыслях, молча. И тут же верхняя задняя панель ушла вбок. Из потаенных глубин выплыла вперед и зависла над его головой черная, матово поблескивающая сфера. Иван вздрогнул. Вот он — трон властелина Великой России и большей части освоенной Вселенной, прямо здесь, в кабинете. И не надо никаких шифровок, кодов, всякого мудрежа — здесь все диктуется открытым текстом, и все исполняется, эта связь не поддается никаким расшифровкам, и переданное по ней — приказ, подлежащий немедленному исполнению. Но все равно Спешить нельзя, ибо и действия Правителя, особенно серьезные, масштабные, просчитываются, анализируются, проверяются — и если они могут нанести ущерб государству и нации, блокируются до рассмотрения на Совете и утверждения. Правда, есть режим Особого положения. Но для этого нужны веские основания, просто так Особое положение ввести не дадут.

Надо быть осторожным, предусмотрительным, по крайней мере, на первых порах… сколько удастся продержаться — день, два, три… потом все равно придется сбрасывать эту маску. Но за это время надо успеть многое, очень многое.

Широкоскулый в угодливом полупоклоне стоял по левую руку от Ивана-Правителя. Светлана сидела на резком кресле, том самом кресле, вид у нее был и впрямь странный. Иван кивнул в ее сторону и сделал начальнику охраны выразительный жест пальцами. Тот сразу смекнул, засуетился, снова зашептал что-то, зашевелил губами: внутренняя связь — никаких переговорников, антенн, кнопок и прочей мишуры — все в крохотной черной пластине, искусно вшитой под кожу виска… можно и не шевелить губами, это он уже от усердия, по привычке, ничего, ничего. Иван-Правитель сидел окаменевшей статуей. Не спешить! Две-три минуты, оглядеться, освоиться, не спешить! У Светланы подготовка не хуже, чем у этого шустряка, да плюс к тому «управление», она себя в обиду не даст, нечего волноваться, теперь главное, спокойствие. В кабинете должна быть топо-кабина, в каждом доме есть, и пускай синтетика, пускай плазмолитье, неважно, потом сменит, сейчас надо себя в приличный вид привести.

Светлана выразительно поглядела на него. Она знала, что все прослушивается, что никаких вольностей она себе позволить не может.

Иван-Правитель кивнул.

— Сюда-сюда, пожалуйста! — залебезил широкоскулый, приглашая в дальний полутемный конец огромного кабинета, приоткрывая резную дверцу.

Светлана вошла. Широкоскулый застыл недвижным изваянием метрах в трех.

Всем видом он показывал свою покорность и преданность. На всякий случаи Иван не спускал с него глаз. Но думал о другом — кого? кого надо вводить сюда?! охране Правителя верить нельзя! спецполк внешнего кольца подчинен Правителю напрямую, то есть, ему самому, но полк, вызванный внутрь Кремля, наделает переполоху — зачем? почему? с какой стати/ даже батальона будет много! Черный шлем? это уже лучше, хватит двух взводов… нет, третий должен блокировать подступы, иначе всякое может случиться, ошибаться он не имеет права! Сомнений не было, сомнения и отчаяние остались позади.

Все долгие дни ожидания прихода Правителя в камеру Иван отрабатывал последние детали плана. Он думал об этом чертовом плане даже тогда, когда целовал свою Свету, обнимал ее, он не мог не думать о нем. И вот теперь последние штрихи. Последние!

— Я готова!

Светлана выскочила из топо-кабины будто провела там не полторы минуты, а полгода. Узнать ее было невозможно. Стройное тело облегал плотным серым слоем защитный комбинезон-полускаф с матовым отливом четыре миллиметра гибкого биотитанового пластикона.

Ремни и портупеи черной пористой стальной кожи стягивали хитрыми переплетениями грудь, талию, бедра, вились по рукам и ногам. Черные высокие сапоги без шнуровки и прочих причуд скрывали босые прежде ноги, мелкими складками вздымались по икрам. Иван давненько не видывал своей женушки в таком отличном виде, она была просто прекрасна, она сейчас напоминала ему не ускользающий и расплывчатый образ Светы, меняющийся от поиска к поиску, от одной экспедиции к другой, а светловолосую Лану.

Хороша! Но не время предаваться восторгам. Иван-Правитель кивнул, улыбнулся, кривя старческий рот, указал рукой на кресло.

Пора!

«Альфа-корпус. Командира!» — приказал он мысленно.

И почти сразу прямо перед ним без всяких мониторов и экранов возникло изрезанное морщинами и шрамами лицо Глеба Сизова. Иван знал, что ни Светлана, ни начальник охраны сейчас ничего не видят и не слышат.

Но он знал, что правительственный «черный ящик» накручивает в свою память каждое слово, каждую мысльприказ… не сорваться прежде времени, не выдать себя, спокойствие!

Глеб был устал и хмур, наверное, он только что проснулся, а может, собирался лечь отдохнуть. Ничего, для таких как он выходных, отпусков, дней и ночей не существует. Иван всматривался в знакомые черты и машинально отмечал: постарел, помрачнел, но глаза те же, Глеб не будет вести двойной игры, он будет поступать по приказу и по совести, как всегда.

«Три взвода ко мне, — мягко выговорил Иван-Правитель, — через десять минут я вас жду». Иван был полковником, а Глеб еще семь лет назад получил генерал-лейтенанта, но пребывал в опале, лишь три раза выходил на серьезные задания, командовать им было неловко, да ничего не поделаешь, теперь времена иные и расклад иной, Глеб кончил Школу на три года раньше его, по учебе Иван почти и не помнил Сизова, зато на Гадре им пришлось постоять плечом к плечу, такое не забывается.

«Спецвыход?» — поинтересовался командир альфакорпуса.

«Нет, облегченный вариант, — ответил Иван-Правитель, хотя по уставу и инструкциям ему ничего объяснять не следовало, как не следовало и Сизову задавать лишних вопросов. — Не теряйте времени».

Иван вытащил из нагрудного кармана Кристалл. Надо проверить психо-экраны, пора. Он положил руку, с зажатым в кулаке усилителем на резную столешницу. Пристально посмотрел на широкоскулого и сказал:

— А не кажется ли вам, молодой человек, — подделываясь под натурального Правителя, — что ваши люди переутомились и стали не слишком усердно нести службу, а?!

Широкоскулый побелел как полотно, потом позеленел. Он был догадливым, он сразу все понял — они захлестнули удавку у него на горле, а теперь еще и лишают его последней власти, власти над своими же службами, этим может все и кончиться, он перестанет быть им нужен, но сначала надо проверить, проверить.

— Я мигом! — выдавил он.

Внутренняя связь не сработала. И тогда широкоскулый выскочил из кабинета, не прикрыв за собой дверь, выскочил и тут же, опасаясь наказания, вбежал обратно.

За руку он волок за собой одного из своих парней. Тот был полусонный, одуревший, ничего не соображающий и, уж понятно, не работоспособный, мимо такого и слон пройдет и бронеход промчится.

— Они все очумели! А четверо на полу, лежат…

— Спят в служебное время, — укоризненно вставил Иван-Правитель, — утомились и спят, устали… Распустил, совсем распустил ты людей!

Заелся!

Жиром зарос! Службу забыл! — отчитывал он начальника охраны, входя в роль и удовлетворенно отмечая, что Кристалл действует, прошибает любые психобарьеры, эх, сейчас бы Авваропа сюда, раздавить бы гаденыша, раз и навсегда, нет, сказок не бывает, не все сразу. Но надо успокоить этого, а то с перелугу еще наломает дров, испортит все. — Ладно, не суетись! Не твоя вина. Сядь-ка вон, и водички выпей.

На длинном столе для совещаний и впрямь стоял старинный, антикварный хрустальный графин с водой и двенадцать пузатых стаканчиков на огромном искрящемся гранями блюде. Широкоскулый не посмел отказаться, выглушил полный стакан. Затих.

В незакрытую дверь, припадая на перебитую еще на Гадре в трех местах ногу, вошел командир альфакорпуса, бывший десантник-смертник, инструктор «черного шлема», генерал-лейтенант Глеб Сизов. Вошел и сразу остановился, блюдя субординацию, вещь нужную в деле военном и государственном, более того, необходимую.

— Ну что, видали? — с ходу спросил Иван-Правитель.

Вместо уставного доклада Сизов коротко бросил:

— Видал!

И с презрением обжег взглядом широкоскулого.

Тот отвернулся и засопел обиженно.

— Надо заменить, — сказал Иван.

— Уже сделано, — доложил Глеб Сизов. — Эта смена. отправлена в регенерационный блок. Последующая на проверке с целью предотвращения аналогичного срыва.

Мои люди расставлены по постам.

— Хм, хорошо, — заметил Иван-Правитель, — оперативно и четко.

Недовольных не было.

— Были, — коротко ответил Сизов.

— Ну и что?

— Служебные обязанности выше эмоций.

Иван-Правитель только руками развел и поглядел на широкоскулого.

Лучшего объяснения и он бы не нашел.

Пока все шло чисто. Но надо, чтобы все шло и по-человечески.

— Глеб Сергеевич, — начал он проникновенно, оторвавшись от своего кресла, подходя ближе, — надеюсь вы понимаете, что ситуация странная, и объяснить ее просто недобросовестностью и разгильдяйством охраны никак нельзя. Тут что-то иное… возможно, и неслучайное. Мы не может сидеть да выжидать. Потом, конечно, разберемся, Совет созовем…

— Я все понял, — оборвал пространные излияния штатского лица Сизов, все ходы-выходы по всем уровням блокированы, сюда и мышь не проскользнет.

Надо бы еще пару взводов на внутренние позиции и… — он помедлил, осмысливая, не перебарщивает ли, нет, не перебарщивает, — и три батальона во внешнее оцепление. Хуже не будет.

— Не будет? — с недоверием переспросил Иван-Правитель, косясь на начальника охраны. — А то еще насмешим всю Москву — дескать, тени собственной испугались, переполох навели?!

Начальник охраны смущенно заулыбался.

А Сизов сморщил свое лицо еще больше, нахмурился, поправил обеими руками ремень, и без того сидящий там, где ему положено, потом приподнял костистый подбородок и сказал:

— Не будет. Кроме того два подразделения прочешут все по квадратному миллиметру от ваших дверей до Белого Города. Раз уж возникла нештатная ситуация, позвольте нам выполнять свои обязанности… или отменяйте приказ!

— Ну зачем же отменять, — Иван-Правитель радушно похлопал генерала по плечу. — Вы специалисты, вам и карты в руки. Действуйте!

Он был доволен. Он не ошибся в выборе.

Едва Сизов вышел из кабинета, широкоскулый рухнул перед Иванам на колени.

— Я буду верно служить вам! Только не убивайте, не гоните! — взмолился он.

Иван не ответил. Он возвращался к своему столу, к полусфере правительственной связи.

— Эти генералы только по уставу могут! — причитал вслед широкоскулый.

— Они и служат по уставу, России служат, государству! А я вам буду служить!

Лично! Как собака! Как пес преданный!

— Ладно, ладно, — успокоил его Иван. — Поглядим еще, как ты служить будешь. Пока свяжись с теми, кто не впал в прострацию — с третьей сменой, с четвертой, как там у вас, и скажи, чтоб без суеты, без паники. Тихо чтоб!

Он уселся в кресло. Сосредоточился.

«Всем боевым соединениям! Всем частям! Флотилиям! Эскадрам! Флотам!

Армиям! Немедленно остановить продвижение к заданным объектам!

Обеспечить в кратчайшие сроки возвращение на базы! Командованию орбитальных оборонительных поясов! Прекратить демонтаж вооружений! Немедленно приступить к восстановлению прежней боеспособности рубежей по всей глубине обороны! Перевооружение и тотальная смена оборудования отменяется!

Выполнять!»

Пот градом струился по морщинистому лбу. Иван полностью отдавал себе отчет. Сейчас там, в боевых соединениях и на базах решат, что тут, в Москве, чокнулись окончательно, ну кто дает за неполные два месяца две взаимоисключающие команды?! Ничего. Они знают, откуда исходит приказ, есть лишь одно такое место, ослушаться никто не посмеет. Все объяснения потом, стоит только начать объясняться и все, крышка, завязнешь как в болоте!

— Ваше распоряжение исполнено! — подкатил широкоскулый. — Все в точности. Но, осмелюсь доложить…

— Что еще за «но»?!

— Второй слой охраны мне неподвластен, там не мое ведомство, могут зашебуршиться. Это одно. И другое, ваш первый помощник уже десять минут топчется в приемной, у вас же сегодня семь встреч.

— Зови!

Помощник не заставил себя ждать, деловито влетел в кабинет и уже прошел полпути до резного стола. Но Иван-Правитель решительно остановил его жестом.

— Никаких встреч! Все отменяется! Передать всем помощникам и советникам — на двое суток все откладывается. Спокойно, без суеты, причины сами найдете, можете ссылаться на непредвиденные обстоятельства и нездоровье, на что угодно, дипломатично и тактично, ясно?!

— Да, но как же… — раскрыл рот помощник, разводя руками.

— Никаких «но»! Никаких обид! Все встречи состоятся, позже. И все совещания, заседания и приемы тоже! Вам что, от меня письменное распоряжение требуется?! Вы что, не понимаете, что такое государственная необходимость? Или вам надо подробный отчет предоставить?!

Исполняйте!

Мясистые щеки помощника Правителя побагровели.

С ним, наверное, еще никогда не говорили так резко. Но он подавил гордыню, сдержался. Теперь отдувайся, красней, оправдывайся перед людьми непростыми и нужными.

Он склонил голову. И медленно вышел из кабинета.

— А что касается второго слоя, — повернулся к широкоскулому Иван-Правитель, — пока не принимать никаких мер, не надо. Будут осложнения, решим, что с ними делать.

Теперь следовало заняться службами безопасности государства и контрразведкой. Здесь лезть напролом опасно — руководители этих служб вполне могли работать на Правителя или, минуя посредников, сразу на Систему. Тут можно напороться.

Следовало бы пойти самым простым путем: через систему Видеоинформа выступить перед гражданами Великой России и Федерации, рассказать об угрозе, призвать… Нет! Это провал! Неминуемый провал. Этот вариант у противной стороны тысячи раз просчитан, никаких обращений они не допустят, пойдут на любые меры, на ликвидацию Правителя, нарушившего правила игры, да и само выступление ничего не даст — человечество размякло, изнежилось, оно просто не поймет, о чем речь, а если и возникнут какие-то группы самообороны, стихийные, их немедленно подавят. Нет! Пока никто из работающих на Систему и другие миры не понимает, что произошло. И это залог успеха. Когда они поймут — будет поздно, для них будет поздно.

Сейчас спать некогда.

Иван поймал встревоженный взгляд Светланы. Про нее все позабыли. Все, кроме широкоскулого. Она ждала дела. Она казалась себе лишней здесь, в этом огромном и странном кабинете. Иван ободряюще посмотрел на нее — ничего, ничего, надо набраться терпения. Надо!

«Ко мне председателя комитета безопасности. Срочно!

И главу контрразведки! Немедленно!»

Сизова он вызвал в кабинет по внутренней связи.

Тот не заставил себя ждать. Вытянулся у дверей будто лейтенант. Да-а, отметил Иван, не привык Глеб к милостям властей.

— Я тут жду кой-кого с докладами из комитета и контрразведки, — пояснил он вслух, — пускать по одному, обеспечить безопасность. Понимаете?

Пусть ваши люди проследят за выполнением моих распоряжений, а то время, сами знаете, смутное.

— Нормальное время, — коротко ответил Сизов, — выполним. Задержек не будет. — И как-то особо пристально поглядел из-под выгоревших бровей на Правителя.

Ивана будто током тряхнуло. Неужели узнал? Нет!

Исключено! Тут другое. Пока неважно что, но он почувствовал, что этот генерал, бывший браток-десантник, будет с ним, он и сейчас уже с ним.

Надо только прощупать его.

— Вы что-то хотели добавить, — мягко сказал Иван, — говорите.

— Если я правильно понимаю ситуацию, — начал Сизов, не отводя глаз, сведя брови к переносице и будто не замечая ни Светланы, ни начальника охраны Правителя, — надо поднимать корпус. Весь корпус!

— Хорошо, — согласился Иван.

— И еще! Не помешало бы доставить для доклада министра обороны и его первого зама по вопросам перевооружения Звездных флотов.

— Именно доставить?

— Именно доставить!

— Хорошо. Действуйте! — Иван-Правитель чуть склонил голову и пристально поглядел в глаза Глебу Сизову.

Он не ошибся в нем. Но радоваться рано.

Генерал не уходил.

— Что еще?!

— Я прошу срочно вернуть с Дериза бригаду Семибратова.

— Насколько срочно?

— Да, это потребует колоссальных энергетических затрат, я знаю, но если сейчас отдать приказ — через полтора дня бригада выйдет из Осевого в околосолнечном пространстве, а еще через два часа будет на Земле.

Иван покачал головой. Неужто-все настолько плохо.

Неужели войска разложены и «перевооружены» до такой степени, что надо на землю вызывать черт-те откуда Семибратова с его Особой гвардейской бригадой?! Значит, так оно и есть. Глеб знает лучше, он давно не покидал Землю, Россию. Что ж, ему видней! Иван-Правитель откинулся на резную спинку кресла, обитую грубой кожей.

Отключился от внешнего. Раз надо, значит, надо. «Сверхсрочно! Дериз!

По получении данного приказа немедленный вылет на Землю! Верховный Главнокомандующий всеми Вооруженными Силами Великой России». Все!

Такие приказы обжалованию не подлежат.

— Будет вам Семибратов, — сказал он, вставая с кресла. — Вы свободны, идите, исполняйте!

Впервые за все время устало-изможденное лицо генерала Сизова озарила улыбка — совсем простая, почти детская. Иван отвернулся, еще немного, и он бы не выдержал, бросился бы к Глебу с объятиями, а то и прослезился бы.

Нет, нельзя, это потом можно будет, а сейчас нельзя.

Когда Сизов вышел, Светлана подбежала к Ивану, хотела дотронуться рукой до плеча, но отдернула ее — какой это Иван! не Иван, а чучело гороховое: кривой, противный, страшный, недобрый даже внешне… выродок какой-то!

А вдруг случится самое нелепое? вдруг превращатель потеряется, испортится, отнимут его — и тогда Иван навсегда останется в этем гнусном и гадком теле, она не сможет быть с ним рядом, не сможет! Что ж это за проклятье такое! Всего лишь несколько дней счастья и было у них в подземной камере!

А вся остальная жизнь сплошные мытарства и мучения. Она вернулась из Осевого, вернулась из Системы. Думала, Земля прекрасна и чиста, думала, воскреснет от одного лишь воздуха ее… ан, нет! в этом кабинете она и не на Земле вовсе, и не в России-матушке, а будто в той же Системе! ну почему так не везет!

— Иван! — взмолилась она. — Бежим отсюда! Какое нам дело до них! Двоим всегда найдется место, двое всегда спрячутся от зла! Я боюсь!

— Осталось немного, потерпи, — успокоил он ее. — Вспоминай, как нам было хорошо с тобой. И не спускай глаз с этого… — он кивнул на широкоскулого. Садись и сиди как мышка, сюда идут!

И впрямь, не успела Светлана присесть, как дверь распахнулась, и в кабинет вошел худощавый седой мужчина в старомодном сереньком костюмчике со старомодной черной папочкой под мышкой — председатель комитета безопасности Великой России.

Иван разглядел в прикрывающихся дверях настороженное лицо Глеба Сизова.

Это хорошо, он рядом, можно и без канители.

— Присаживайтесь, — предложил Иван-Правитель.

— Чем обязан столь срочному вызову? — спросил седой, оставаясь стоять.

— Ну вот и хорошо, — Иван встал сам, вышел из света огромной причудливой лампы под зеленым абажуром. — Есть ряд вопросов по вашему ведомству.

— Я готов ответить.

Можно было бы вести долгую беседу, пытаясь поймать седого на мелочах, на несовпадениях, выявить его, а если получится, прощупать психозондажем… но уж больно тертый мужик, непростой, выкрутится. Тут надо иначе, надо ошеломить его и проследить за реакцией. Только так.

— Опять ваши люди, — начал он брюзгливо, — проявляют излишнюю мальчишескую прыть, ну что же это такое? В Охотске раскрыли какую-то

…э-э, секту, под Вильнюсом устроили облавы. Нехорошо.

Седой и бровью не повел. Хотя у Ивана была точная информация: на местах сотрудники безопасности работали по старой привычке, на совесть, забывая иногда выполнять досконально инструкции из Москвы, именно так было и в Охотске, где накрыли подпольное отделение Черного Блага, семьдесят шесть тысяч сатанистов, два дня назад накрыли, Арман четко отслеживал это дело и сообщал.

— Наши друзья не одобрят такой прыти, — быстро проговорил он.

Седой напрягся, чуть ссутулился и как-то искоса поглядел на начальника охраны. Он явно клюнул. Но он боялся себя выдать.

— Система нам не скажет спасибо за эдакую шустрость!

И вот тут седой выдал себя. Он пристально, в упор поглядел на Ивана, нет, именно на Правителя, в коем теле обитал ныне Иван, а потом чуть повел зрачками на широкоскулого. Большего и не требовалось.

— Взять его! — прохрипел Иван.

Широкоскулый опрометью бросился исполнятб приказание, перемахнул через стол… и тут же полетел в угол, сбитый с ног, мастерским ударом.

Седой держал в руке парализатор. Но рука его дрожала, ствол перемещался с Ивана, на начальника охраны, потом на Светлану, потом опять на Ивана. Седой успел бы нажать на спуск, успел.

Но дверь позади распахнулась бесшумно, и он просто осел на пол, на роскошный зеленоватый ковер. Глеб Сизов стоял над ним и хмурил брови.

— Вы знали, чем занимался этот?.. — Иван-Правитель не договорил.

— Нет, не знал. Но догадывался, — ответил генерал. И добавил: — Второй сидит, ждет. Скоро третьего доставим.

— Добро! — заключил Иван. Поглядел на подымающегося широкоскулого. — Здесь есть боксы?

— Как не быть, — развел тот руками.

— Убрать. Закрыть. Внутреннюю связь парализовать. Разбираться с ним будем позже!

Начальник охраны принялся выполнять порученное с явным удовольствием.

Он подхватил тело за ноги, грубо, резко поволок к боковым панелям.

Седая голова безвольно постукивала по ковру, но его густой ворс топил в себе звуки.

— Светлана, проследи! — бросил Иван. И тут же повернулся к генералу. — В комитете есть надежные люди?

— Люди на смену? — Точнее, один человек, правильно я понял?

— Да.

— Есть. Но сначала надо убрать ненадежных. Иначе все бесполезно.

— Про ненадежных нам сейчас сообщат, — Иван мотнул головой в сторону панели, за которой скрылись широкоскулый и Светлана вместе с телом. Он знал точно, Света вытянет из этого гада все что нужно вместе с его поганой душонкой. Конечно, проще всего было бы давить гнусных гнид, предателей. Но нельзя, они унесут с собой в могилу агентурные списки и многое другое.

Нельзя!

— Вводить следующего? — спросил генерал.

— Да.

Через полминуты перед Иваном стоял начальник контрразведки — плотный и кряжистый, в черной рубахе под пиджаком, с мешками под глазами. Стоял и мялся с ноги на ногу.

— Плохо работаете! — без приветствий и вступлений заявил Иван.

— Как можем, — нагловато ответил контрразведчик.

— За полтора года ни одного раскрытия?!

— Как и было приказано вами, — кряжистый подчеркнуто надавил на «вами» и скривил губу.

— Вот как? — растерялся Иван-Правитель.

— Вот так! Именно так! — с вызовом начал контрразведчик. — И еще в довесок кое-что! — Он вытащил из кармана сложенный вдвое лист. — Вот!

— Что это?

— Рапорт об отставке. В таком режиме я отказываюсь работать!

— В каком это таком?

— Я не собираюсь больше покрывать всю эту сволочь, что безнаказанно шурует в России и на всех наших планетах! Я не понимаю вашего приказа!

— Я его отказываюсь понимать! Я все эти полтора года думал как самый натуральный простофиля, что здесь какой-то смысл есть, непонятный мне смысл! Теперь я убежден, что это просто открытое вредительство, что это…

— он был разъярен и не мог найти нужного слова.

— Вот видите? — Иван взял рапорт и медленно разорвал его на две части, отбросил их от себя. Поднял руку вверх, пресекая новую вспышку гнева.

— Я отменяю прежний приказ. И даю новый: немедленно, вы слышите, немедленно накрыть всю агентурную сеть, всю резидеитуру, всех косвенно причастных, всех! Ведь у вас есть неформапия?!

Кряжистый дважды беззвучно разевал рот, прежде чем выдавил одно лишь слово:

— Есть!

— Ну и прекрасно! — Иван-Правитель подошел вплотную, протянул руку контрразведчику с силой сжал его ладонь. — Я верю вам. И вы будете работать не просто в прежнем режиме, в старом режиме, но с утроенным рвением, с удесятеренным. — Он помолчал, соображая что-то, домысливая, потом продолжил: — Мы специально давали им увязнуть, понимаете?!

— Понимаю, — совершенно ошалело ответил кряжистый. В глазах его начинало высвечиваться что-то доброе и надежное, былого возмущения и в помине не было. — Понимаю!

— Ну, тогда за дело! Связь держать только со мной! Прямую связь!

Никаких замов и помов, никаких посредников! И прежде всего хорошенько протряхнуть весь аппарат, ваш аппарат — без канители, без сюсюканий, не до них! Я даю вам двое суток — сеть должна быть раздавлена!

— Есть! — глаза у кряжистого загорелись пуще прежнего. Но тут же потухли. Он опустил голову и проговорил почти шепотом: — Всю раздавить не получится, виточки наверх тянутся, в вашу епархию, у меня нет такой власти, таких полномочий.

— Ничего! Тут мы и сами управимся, данные о всех «ниточках» мне на стол… нет, прямо генералу Сизову. И действовать, действовать! Не робей!

— Иван прихлопнул по плечу кряжистого. Этот будет землю рыть, не подведет.

Только он вышел, Светлана выволокла из бокса седого. Вид у бывшего председателя комитета безопасности был жалкий — не лицо, а сплошной синяк, левый висок разодранный донельзя — выдирали блок «внутренней связи», костюм разорван, рубашка в запекшейся крови.

— Готов! — доложила Светлана.

— Как это готов? — не понял Иван.

Широкоскулый угодливо заулыбался. Молча протянул карманный мнемоскоп — серую коробочку на ладони.

— Вся агентура комитетская здесь, все завербованные да еще и связники, выход — пятнадцать резидентов в России и шесть за бугром.

— Отлично! — обрадовался Иван. Все шло как по маслу, он даже не ожидал, это очень странно, это чревато… нет, подвоха тут нет. — Скинь в память «большого мозга»! Мнемоскоп с собой! И в комитет, живо!

— Я одна?! — испугалась Светлана.

— Ты ж стосковалась по серьезной работе?! — съязвил Иван, не удержался.

Но потом перешел на другой тон: — Сизова сюда!

Генерал не заставил себя ждать.

— Десять человек ей в придачу. Объект — комитет. Снаружи три взвода! Ни души не выпускать! Пока она летит туда, свяжитесь с этим, надежным, как его?

— Рогов.

— Артем Рогов?!

— Нет, его брат. Артем сгинул в Осевом. Артем работал против России.

Этот старший — Игорь.

— Пусть будет так. Игорь Рогов — председатель комитета. По мнемоскопу семерых крупных в боксы и сюда.

Остальных уничтожать на месте. Приказ ясен?!

Генерал промолчал. Ему все было предельно ясно.

— Тогда вперед!

Светлана с тоской и болью поглядела на Ивана. Потом на широкоскулого.

Тому деваться было некуда, и без «управления» будет работать на совесть.

Иван кивнул Светлане. Надо!

Еще через минуту Сизов за шиворот втащил в кабинет какого-то огромного, упирающего типа, швырнул под ноги Ивану-Правителю.

— А это еще кто? — спросил Иван.

— Министр обороны, — укоризненно ответил генерал.

Иван понял, что выдал самого себя. Смутился на миг.

Но тут же выкрутился.

— Чего-то он сегодня не такой бравый как обычно!

Сизов снова улыбнулся своей детской улыбкой. Его вполне устраивал такой ответ — никакой бравости в министре и в помине не было, наоборот, он был жалок как никогда.

— Этот — гад! — прямо и грубо выдал Сизов.

— И много таких в войсках?

— Хватает. Он кое-что успел, к Москве идет спецдивизия «Летний гром».

Его личная дивизия!

— Нет личных дивизий! — взъярился Иван и ударил кулаком по столу. — Есть только дивизии Российской Армии!

— Это скоро выяснится, — с сомнением заметил Сизов. — Что делать с ним?

— Он пнул сапогом министра обороны.

— Связь отключена?

— Еще пятнадцать минут назад. Мы его взяли тепленьким. Личная охрана в подвалах, троих пришлось списать… но в аппарате могут спохватиться в любую минуту, если они поднимут армию, трудно будет разобраться, кто за кого.

— Есть надежный из заместителей?!

— Есть. Сергей Голодов, первый заместитель Сил планетарного базирования. Его должны были убрать не сегодня так завтра, последний из могикан…

— Вы уверены?!

— Да!

Иван-Правитель опустился в свое кресло.

«Министерство обороны Великой России. Секретариат. Довести до сведения всех уровней, помощников, командующих флотами, армиями и группами войск. В связи с тяжелой травмой, полученной в автокатастрофе, Министр обороны временно освобождается от выполнения своих обязанностей и ввиду острой необходимости помещается в регенерационную клинику при Правителе ВР.

Исполняющим обязанности Министра обороны назначается генерал-полковник Голодов. Приказ вступает в силу немедленно. Верховный Главнокомандующий».

— Усильте охрану Голодова. Взвода хватит?

— Два отделения уже у него.

— Экий вы предусмотрительный, э-э, молодой человек, — одобрительно сказал Иван-Правитель. Ему все больше нравился Глеб, видно, зря он печалился, есть еще на Руси-матушке заступники, не один он в поле воин. — А этого, — Иван указал на бывшего министра, — передайте начальнику охраны.

Широкоскулый весь так и засиял. Доверие оказали.

Это уже неплохо… хотя и бабушка надвое сказала, как дальше все сложится, но пока он служит сильному, это уже хорошо.

Сомнений по части министра-предателя не было.

Главное, выбить из него имена и фамилии тех сволочей, что наверху засели и немедленно, немедленно обезвредить их, порвать все агентурные связи, разгромить структуры координации, а мелочь или сама попрячется или будет выбита на местах. Но без проволочек! Срочно!

Наверняка в Сообществе уже просекли кое-что, резиденты работают, все отслеживается. Но сунуться они не посмеют, десант на Москву исключен, в этом случае Генштаб будет отрабатывать одну из позиций Особого плана, даже если полностью блокируют управление отсюда. Но где гарантия, что Генштаб не работает на чужих? Нет, никаких гарантий нет. Теперь пускай Голодов выясняет.

Иван никак не мог вспомнить этого Сергея Голодова, ни в одном из спецучебных подразделений он не обучался, это точно. Значит, армейский.

Тоже неплохо, там ребята тертые и простые, не то что штабная братия, исхитрившаяся в подсиживаниях друг друга. Но «Летний гром»?

Что с ним делать? Или пора вводить Особое положение?

Нет. Рано еще! Он не собрал все силы в кулак, на местах могут не понять, точнее, поймут все наоборот, что в центре переворот, что чужие захватили власть, они будут драться «за Россию» но против России, против него — системы дезинформации работают четко, Видеоинформ наверняка уже давно в руках у этих тварей, они пустят в эфир то, что им нужно. Пора давать сигнал? Нет. И сигнал давать рано. А вот Кешу пора привлекать.

Нечего ему отсиживаться да прохлаждаться.

Когда все поразъехались и поразлетеяись, ветеран аранайской войны Иннокентий Булыгин сказал оборотню Хару:

— Бросили нас, дружище. Бросили на произвол судьбы! И ничего толком не растолковали, хоть обратно на Гиргею беги!

Хар обрадовался, заскулил, полез лизаться.

— Ты это мне брось, нашлась тут, понимаешь, зангезейская борзая! — Кеша оттолкнул облезлую и противную рожу оборотня от своего лица, небритого и почерневшего. — Понимаю, хочется тебе восвояси… А я вот, вроде и дома, да и не дома как будто. Не думал, что эдак-то на родину возвращусь.

— Никто тебя не ищет, — сказал оборотень по-человечьи, — никому ты не нужен, и дело твое личное в архивах стерто.

— Откуда знаешь?

— Знаю. У вас сейчас по всей Федерации так идет, архивы стирают, каторги и спецлагеря открывают, за сроком давности все прощены… только почему-то никаких официальных сообщений нету и службы информа помалкивают.

— Да плевать на них! — засуетился вдруг Кеша. — Это что ж получается, друг ты мой сердешный, мне теперь можно идти сдаваться, не навешают новых сроков, домой отпустят?!

— Должно быть так, — заключил Хар уныло.

— А я тут, понимаешь, сижу! — горестно изрек Кеша.

Минуты две он пребывал в прострации. Потом тряхнул головой. Нетушки!

Он тертый калач, его не проведешь на мякине. У него своя дороженька. И плевать, что слежку сняли и прочее, он осторожности не утратит. Всякое бывает.

— Нам пора! — сказал Кеша, приподнимаясь из черного складного кресла, вставляя в чехол лучемет.

— Куда еще? — поинтересовался Хар.

— Этот бункер пора менять.

Хар возражать не стал. Его дело наблюдать… и иногда помогать Булыгину, иногда, если это не противоречит интересам троггов. Хар и сам не знал до конца, зачем его послала королева Фриада, ему это и знать было не положено, потом, когда придет срок, все выяснится само собою. Хар встал на задние лапы, обмахнулся облезлым хвостом. Менять так менять.

Они не стали взрывать этот бункер, только заварили титановые люки и засыпали входные лазы. Ежели кто-то сунется, провозится не меньше получаса, а ни хрена внутри не найдет, нету следов никаких.

Надо перебираться поближе к Москве. Не год же ждатьсигнала! У Кеши оставалось еще четыре точки по России. Он выбрал заброшенную подземную котельную невесть каких времен неподалеку от Клина. Местечко тихое, спокойное. И сами они люди тихие, спокойные, мирные… до поры до времени.

Низовая капсула, находящаяся где-то меж Землей и Луной, вела их, прикрывала.

Никакого другого прикрытия не было, остальные капсулы, кроме координирующей, ушли вместе с Дилом Бронксом, гутом Хлодриком, Хуком Образиной и другими. Но Кеша надеялся больше на самого себя, голыми руками его не возьмут, пускай только сунутся… но ЛУЧШе и не думать об этом, лучше не ждать, бить первым. Ьоевая десантная капсула вещь хорошая, это он еще на проклятой Гирге понял, но ее могут распылить или блокировать, околоземная защита хотя и не действует почти, еле дышит, но через пень-колоду да прощупывает временами пространство. А сигнала все нет.

Вот и думай что хочешь!

Семь дней они торчали в котельной. От скуки и тоски Хар начал линять, и Кеша уже не мог на него глядеть без отвращения. Потеряно столько времени!

Эх, Иван, Иван.

Да за эти дни и недели можно было вычистить еще десяток притонов, пустить черную кровь гадам. Главное, посеять страх — у них все мигом расходится, по всей планете, по всей Федерации, они уже знают, что на силу сила нашлась, уже кого попало на мессы не пускают. Правда, с ними можно было б и сгореть, засыпаться на мелочах, не добравшись до главного… тут Иван прав: коль воровать, так миллион, любить, так королеву, а уж если и сшибать кому рога, так самому дьяволу, а не ряженным скоморохам. Прав!

Но Гугу лучше, он со своей шоблой, он быстрехонько порядочек навел, смуту пресек, и Сигурд молодой теперь ему верный друг-кореш и первый помощник, да-а, под гутом сейчас тысячи ходят. И Бронксу неплохо, вон их сколько в Штаты махнуло — целая госделегация от дружественной, хе-хе, державы, один Крузя с его «длинными ножами» чего стоит! А тут приходится в одиночку!

Оборотня Хара Кеша не считал — оборотень есть оборотень, нелюдь инопланетная. Дважды ему казалось, что за ухом начинало жечь, покалывать — внутренняя связь. Нет, один раз просто примерещилось, а во второй какой-то гнус мелкий укусил.

На третий раз связь заработала.

— Кеша? — тихо спросил Иван, будто не в ухо говорил, будто в самой голове сидел.

— Он самый, — робко ответил Булыгин.

— Как слышишь меня?

— Нормально слышу. Это сигнал, что ли?!

На случай «сигнала» Кеша знал чего делать, до мелочей распясано было.

Но Иван нарушил все планы:

— Это еще не сигнал. Сигнал потом будет. Слушай меня, и не бойся, нас никто не слышит. Ты где?

— На четвертом мы… с Харом. Остальные ушли, как ты приказал.

— Порядок. Я в самом центре, пока работаем «под ковром». Скоро будем выползать наверх. Понял?

— Понял, — ответил Кеша. Он и не сомневался, что рано или поздно Иван возьмет за глотку большого бугра, Иван умный, настырный и дошлый. Он и от довзрывников ушел чистым, не то что сам Кеша — отпустили, понимаешь, на время, через барьеры сигать. Эх, круто, круто взял Иван. Но только так и надо.

— Помнишь, как на Гиргее работал?!

— Было дело, — признался Кеша.

— Сегодня придется поработать по Космоцентру Видеоииформа. Наземные службы без тебя прикроют. А главное, Кешенька, на твои плечи ложится…

— Не сдюжу, там вертухаев восемь тысяч, спецназ, системы дальнего обнаружения прозрачников… твой дворец так не защищен! Не получится у меня!

— На Аранайе ты и не такие штуковины выделывал, — голос Ивана был напорист и решителен. — Не робей, Кеша, не один пойдешь. Через шесть минут два альфа-бота над твоей дырой будут.

Кеша не поверил, неужели он смог договориться с корпусом?! Нет! Может, Иван сверзился? Может, его недаром в психушку сажали?!

— Руководишь захватом ты! — поставил точку Иван. — Будет осечка, с тебя спрошу! Капсула ведет тебя?

— Ведет, — ответил Кеша.

— Пойдешь на капсуле. Смелость, Кеша, города берет. И второго такого как ты у меня нет. С Богом!

Внутренняя связь отключилась. В голове стало тихо и пусто.

Шесть минут… нет, оставалось всего четыре. Надо выползать. В особых сборах Кеша не нуждался, весь боекомплект со всеми причандалами на нем, спецснаряжение за плечами и в гравиаторбе. Дисколет не понадобится.

Пусковик тоже. Эх, мать честная! Никуда уже не денешься — надо работу работать!

— Наверх! — скомандовал Иннокентий Булыгин единственному пока подчиненному, оборотню Хару.

И первым выскочил за бронированную дверь, впрыгнул в открытую кабину подъемника. Оставалось две минуты. Это хорошо, не сгоряча, не второпях. Он сдернул вниз люковые створки, чуть высунул голову наружутак не полагалось, но Кеша больше доверял собственному глазу, чем приборам. Оборотня он цепко ухватил за титановый, гравированный ошейник, присланный доброй Таекой.

Тот дернулся поначалу, но потом притих. Полминуты! Пора бы уже…

Две серые точки выскочили из-за горизонта. Они шли стремительно, над самой поверхностью. Но Кеша знал, они снизят скорость, на несколько секунд, так его подбирали и на Аранайе, он знает, все знает… но зевать нельзя.

— Опа!!! — вырвалось из его глотки.

И тут же пусковик заплечной внутрискафовой микролебедки выбросил вверх крохотный крюк на прозрачном, невидимом тросике.

Две тени закрыли свет белый лишь на миг, а потом рвануло, дернуло.

Кеша ухватил Хара за хвост другой рукой, для надежности. И снова потемнело.

Все было закончено. Они сидели внутри альфа-бота, прямо на броне.

— На-ка, держи! — Кеша протянул руку ближнему бойцу, но не для пожатия — в ладони у него был зажат черный шарик. — Это ключ-код с координатами.

Засунька его, малыш, в самое нутро «мозга». Пора нам подниматься со дна.

— Есть, — четко ответил «малыш».

Еще через полминуты оба бота резко взмыли вверх.

Никто не знал, где располагается штаб-квартира Синклита Мирового Сообщества. По традиции считалось, что и сам-то Синклит — это нечто полуэфемерное, собирающееся лишь раз в шесть лет для торжественных словоизречений и пышных застолий. Но Дил Бронкс прекрасно понимал, что до Синклита ему и не добраться, его задача проще — разобраться с верхушкой Объединенных Всеамериканских Штатов, а это тоже не малая работенка:

Штаты поглотили всю Америку, и Южную, и Северную — одних космодромов восемьсот сорок штук, не считая мелочи, наземные авиационно-сухопутные силы — полтора миллиона голов с уймой всякой техники, четыре миллиона андроидов, полторы тысячи бронеходов и бессчетное количество стволов всех видов и размеров. Это помимо спецохраны непосредственной власти.

Попробуй-ка ошибись!

Дил не стал соваться в Нью-Вашингтон, где бесконечно заседал колоссальный аппарат — чудовищный гибрид Сената, Конгресса, национальных комиссий, представительств ЦРУ и ФБР. Нет, только не нью-вашингтонский Форум — это болото, в котором можно увязнуть напрочь.

Планом сразу отбрасывались любые внедрения и вторжения в Форум.

Белый Дом в старом, провинциальном Вашингтоне, привычное убежище Президента, имевшего весьма сомнительную власть в Западном полушарии — также отметался.

Все директивы, распоряжения, пожелания и прочие порождения Форума, одобренные Президентом и комиссариатом Синклита направлялись прямиком в Исполнительную Комиссию и ею же проводились в жизнь. Комиссия диктовала администрациям всех штатов, планет, городов и городков, что им делать и как им жить. Ослушания не допускались. И была Комиссия по сути заурядным техногородом с сотней живых людей, десятком тысяч андроидов, с огромным, постоянно наращиваемым «Мозгом» в сорока титановольфрамных шахтах и прочей принадлежностью, обеспечивающей своевременное доведение требований правящих кругов до тех, кому положено эти требования претворять в жизнь.

Располагалась Комиссия в пригороде Нью-Вашингтона, всего в сороках милях от него за бронированными шестиметровыми стенами форта Видсто.к.

Дил Бронкс посадил свой дисколет прямо посреди пригорода, на зеленую лужайку. Вышел и сел на траву.

Еще десять человек должны были собраться в этом пригороде из разных мест, поодиночке, не привлекая внимания. Дил не доверял чужим, это были его люди. Они хорошо работали и хорошо получали за свою работу. Как доберется до Видстока карлик Цай ван Дау, Дила не интересовало, он вообще не верил, что Цай хоть в чем-то поможет ему, навряд ли, скорее всего, будет просто мешаться под ногами и время от времени доносить на него Ивану. Ну и плевать. Дил Бронкс верил в своих людей и в свою капсулу, ведущую именно его. Капсула сейчас торчала в тихих высях над Северной Америкой, торчала на геостационарной орбите. Ни одна собака не заметит ее, Дил обхитрил всех, он «приклеил» капсулу к орбитальному ретранслятору, ее невозможно обнаружить, «обманка» работает стопроцентно, наверняка, ни один локатор не возьмет капсулу, пока она не «отклеится». А там — подика, попробуй срежь боевую десантную капсулу, она вперед уничтожит любого врага.

Гуг сидел спокойно, поглядывал по сторонам. Он знал, что если в радиусе трехсот метров хоть кто-то поднимет на него ствол, капсула превратит его в пыль за долю секунды — гамма-излучение боевой направленности пронзает тридцать с лишним тысяч километров вместе со всеми атмосферными «фильтрами» за единый миг, без проблем. Но не в этом дело.

Дело в другом.

За последние пятьсот лет, а может, и вообще за всю историю Штатов никто еще не решался на эдакое безумие, никто не работал столь крупно и нагло.

Дилу было явно не по себе. Но в свое время неунывающий Дил Бронкс, покоритель Аль-Завары, герой Гадры, Белого Шара, Чук-Гейры и Зангезеи, неистребимый десантник смертник, входивший в двадцатку лучших десантников Федерации, проделывал и не такие дела… правда, они делались далеко от Земли, очень далеко, но тем не менее.

Сейчас Дил сидел по колено в траве и вспоминал самого себя, прежнего Неунывающего Дила, не имевшего за душой не то что сказочного «Дубль-Бига», но и гроша ломаного. Пошел бы он в те годы на подобную авантюру?

Нет! Не пошел бы… Но тогда было иное время — светлое, героическое, былинное, время романтических подвигов и веры, огромной и чистой веры в человечество, в его прогресс, во все доброе и прекрасное. А теперь?

Теперь он старый циник и богач, он ни во что не может верить. А без веры разве пойдешь на смерть?! Прочь! Прочь мрачные мысли! Они возьмут верх, обязательно возьмут.

Чтобы он ни болтал Ивану все эти годы, как бы ни пугал, ни грозил, а Иван всегда выходил сухим из воды, всегда оказывался если и не наверху, то где-то сбоку, живым и невредимым. Он не оплошает и сейчас. Он не подставит их! Да, простота хуже воровства. Иван всегда был прост и прям, не кривил, не юлил, не врал. Вот поэтому с ним можно идти и на смерть. Поговорки поговорками. А подлинная сила и заключается в простоте. Хитрый не бывает умным, это аксиома. Большой ум и большая сила, превосходящие все в окружающей суетности бытия, и порождают простоту. Хитрят и интригуют слабые и глупые, притворяющиеся умными и сильными… Нет, хватит философиями тешиться! Дил опрокинулся на спину.

Прямо над ним в голубых высях плыли белые кучерявые облака. Человеку не надо подниматься за них — почему-то именно это пришло первым в голову.

Не надо?

Да, не надо, все необходимое есть здесь, на Земле. Дил закрыл глаза.

Хук Образина и Арман-Жофруа начнут с низов, они наготове со всеми своими головорезами. Им проще. Они смогут раствориться в людской массе, уйти в случае провала. А у него не будет такого шанса.

Когда, интересно, ждать сигнала? И что это за сигнал?! Долго оставаться незамеченными в Видстоке они не смогут. Сейчас время начинает работать против них.

Впрочем, он не Булыгин и не Гуг Буйный, за ним нет ничего такого, и никто не сможет прицепиться к нему.

Странные мысли. И почему они лезут все время в голову?

Дил Бронкс осторожно приоткрыл глаза.

Прямо над ним уродливо сгорбившись, стоял, карлик Цай ван Дау.

— Чего надо? — грубо спросил Бронкс.

— Не бойся, — прохрипел карлик, — уже третий день по всем Штатам в архивах стирают криминальную информацию, прекращены все слежки, открываются тюрьмы и каторги… понимаешь? Я не наведу на тебя никого, не бойся. Они сами хотят немного подогреть свое варево.

— Бред! — прошипел снизу Дил.

Он знал, что Цай не лжет, но не хотел верить. Еще бы, верить во все это было жутко — каждое такое событие неумолимо приближало роковой день, просто так подобные вещи не делаются.

— Но бывает и особый учет, — добавил Цай.

— Конечно, — согласился Бронкс, — они выпускают уголовников?

— Я и есть уголовник, беглый каторжник, рецидивист.

— А кто тогда я? — неожиданно спросил будто сам у себя Дил.

— С этим будет сложнее разобраться! — Цай попытался улыбнуться, и снова его уродливые губы, напоминающие клюв гадкой птицы, растрескались обнажая кровавые десны, капельки черной жижи потекли по подбородку.

Бронкс закрыл глаза, ему стало жалко несчастного карлика. На лечение надо! в регенерационные боксы! потом на год в отпуск, на пляжи Сан-Дифакса! А он в бой рвется. Калека, доходяга, полутруп…

— Ты все еще держишь обиду на Гуга? — ни с того ни с сего спросил карлик Цай.

Бронкс оторвал голову от мягкого травяного покрова, сверкнул своим врезным бриллиантом, широко раззявив рот в белозубой улыбке.

— Мы никогда не были с Гугом друзьями. А обида это тонкое чувство, Цай, на каждого встречного-поперечного не обижаются, запомни это!

— Ты держишь на него обиду! — упрямо повторил Цай, но теперь утвердительно.

— Думай, как знаешь! — Бронкс отвернулся от карлика. Встал.

Он был в таком запале, что хоть сейчас на штурм. Штурм? Нет, тут никаким бараньим лбом не прошибешь броню. Тут будет все идти по плану. Иван будто в воду глядел. И откуда он все знает?! Бронкс резко повернулся кЦаю.

— Почему ты не вернулся на Умагангу?! — спросил он в лоб.

— Я там чужой, — прямо и просто ответил Цай. — Там живут очень красивые люди. А я урод.

— Ты и здесь урод! — озлобленно прорычал Дил Бронкс.

— Может быть, — согласился Цай ван Дау, наследный император далекой, полупризрачной империи, — но среди вас, землян, мое уродство заметно меньше. — Он немного помолчал, потом добавил: — Держи себя в руках Дил… а если ты передумал — уходи. Я справлюсь один.

— Ну уж нет!

Бронкс пристально посмотрел прямо в кровавые глаза карлика, полуприкрытые нависающими бельмами синюшных век. Отступать поздно.

Главное, чтобы сигнал не запоздал.

Иван откинулся на спинку кресла. Все! Хватит! Надо передохнуть. Он подозвал широкоскулого.

— Комната отдыха есть?

— А как же! — широко осклабился тот. — Я провожу.

Провожать пришлось недалече — четвертая слева панель послушно поднялась вверх, освобождая проход.

Иван-Правитель шагнул внутрь. И остолбенел. Сама комната была огромна и великолепна. Темнозеленый шелк с золотистой набивкой, зеленые ковры будто травамурава под ногами, мягкий свет, диваны, диванчики, кресла — все под старину, под XIX век, а может, и впрямь старинные, благодать… но не это поразило Ивана. А совсем иное. В половину стены, напротив прохода, уходил во глубину за зеленоватым же толстенным стеклом огромный аквариум.

Чуть шевелились трехметровые водоросли, высвечивались изящные кораллы, мрачно поблескивал крупный зернистый песок… и тонуло все во мгле.

И здесь! Они везде!

Иван резко развернулся к широкоскулому. Тот отпрянул, в глазах его промелькнул страх.

— И давно это тут?! — спросил Иван.

— Что это? — не понял начальник охраны.

— Гиргейские рыбины!

— Давненько… четыре, нет, пять лет как завели.

Иван снова повернулся к стеклу. Прямо на него из мрака и зелени выплывала омерзительная, клыкастая, шипастая, плавникастая тварь. Она глядела в глаза своими выпученными багряными буркалами и плотоядно, неторопливо облизывалась. Именно такие сожрали Толика Реброва, подлеца и подонка, именно такие преследовали его повсюду — щупальца довзрывников, напоминания непостижимого. И глаза! уши! трансляторы! Они все передавали, все! до последнего вздоха, до словечка, до изгиба губ и взлета бровей… все шло в исполинский информаторий, туда, в само ядро Гиргеи, а потом дальше… в Старый мир! да, именно в Старый мир. Но не это сейчас важно, а другое- из непомерного кладезя данных черпали все: Синдикат, Восьмое Небо, Система, Пристанище… Синклит, черт бы его побрал! Это означало одно, он уже засвечен! и против него работают! но втихаря, «под ковром», как работает пока и он сам… нет! нервы! ничего это не означает.

Он подошел к дивану у окна, отодвинул тяжелую штору. Белый столп колокольни Ивана Великого, подсвеченный снизу, неугасимой свечой самого Господа высился во мраке… нет, это только на первый взгляд над Кремлем царил мрак, но глаз быстро привыкал, и становились видны величественные очертания башен с двуглавыми орлами, купола, зубчатые стены… Дивная, непередаваемая красота. И это все может погибнуть. Из-за него!

Бомбить, обстреливать, жечь, убивать будут его, Глеба Сизова, бойцов корпуса… а погибнет все это — сама Россия погибнет, рухнет с пронзенным, разбитым сердцем, руинами рухнет, чтобы быть уже не Россией, а землей незнаемой и пустынной. Белая свеча колокольни! Несчитанные мегатонны свинцовой беспощадной Тьмы… и почти бесплотный язычок пламенислабый, нежный, чуть теплящийся… и он раздвигает Тьму! Горе безумцам, ползущим по грани меж Светом и Тьмою, горе! Это все было, раньше было, в Пристанище, и на Гиргее. Океан Тьмы! Вселенская Черная Пропасть! И крохотная золотинка Куполов. Да! Тогда он был вдали от них. Теперь он здесь, их отсветы ложатся на его лицо. Тогда он был странник. Теперь он воин!

Иван медленно и тяжело опустился на диван. Только три минуты. Три минуты полного забвения. Ни секунды дольше.

— Выйди! — приказал он.

И уставился прямо в кровавые зрачки гиргейской гадины. Ему не хватало своего собственного тела. Тело Правителя было слишком слабым, слишком немощным, это было тело не человека, но выродка. Ничего, еще совсем немного… а сейчас… Иван собрал в пучок сознание, подсознание, сверхсознание, сжал их словно под фантастическим прессом в крупинку, пылинку… и выдохнул ее.

Пройдет вечность и восстановятся силы, укрепится сном, отдыхом и осознанием единого воля. Пройдут три минуты, и он будет свеж и бодр как родившийся заново.

Нет… не выходит, не получается, этот кровавый взгляд не дает ему отключиться. Хорошо! Иван принял вызов. Теперь он был сам собой, но был и «алмазной палицей», только-только хватало сил, но он вдавливался, врезайся под это мутноватое стекло, он проникал в тяжелое и нездешнее тело гиргейской гадины. Она пыталась оторваться, уйти в толщи мутной воды, скрыться. Он не давал ей сделать этого, не отпускал, не шевеля и пальцем, он пронзал ее излучаемой из чужих, старческих глаз, но все же своей собственной незримой силой. И гадина вздувалась, разбухала, из плоской, муренообразнои твари превращаясь в. раздувающийся шар, отчаянно трепыхая шипастыми плавниками, вываливая плоский непомерный язык, пуча безумно-ненавидящие глазища. Все! Конец! Гадину разорвало- коричневые пузыри пошли кверху, пеня воду, цепляясь за длинные, извивающиеся водоросли. Разодранное, мертвое, волокнистое тело медленно опускалось вниз, на песок. С рыбиной было покончено.

Он победил! Впервые он победил такую тварь! неземную тварь! сатанинское отродье сатанинских цивилизаций! Он сильнее их! Он воин!

Иван прикрыл глаза, расслабился. Три минуты, только три минуты!

— Я не знаю, когда будет сигнал, мой мальчик, — в открытую заявил Сигурду Гуг Хлодрик, — но чтоб до того дня, до того часа и той минуты, ты слышишь, чего я говорю, чтоб этот гаденыш, этот паскудник Крежень лежал передо мной, вот тут! — Гуг плюнул на мраморный пол в двух метрах от себя, от кованного ажурного трона, на котором он восседал. Трон этот стащили еще лет десять назад из какого-то музея, он Гугу понравился — натуральный древний чугун, черный как отражатель десантной капсулы, с толстенными кожаными набивками и раскоряченно-мощными львиными лапами ножек.

Четыре гутовых логова накрыл Европол, еще тогда.

Но пятое оставалось нетронутым. Правда, Бонн не лучший из захолустных городишек Объединенной Европы, но другого такого тихого местечка не отыскать. Породы здесь скальные, надежные, последнее землетрясение было лет двести назад, а пусковые шахты со всеми лазами, перелазами забросили чуть позже, залили сверху титановыми пробками да и успокоились. Гугова братия врубилась в брошенные коммуникации бундесвера не сверху. а сбоку — через четвертые руки, по старому знакомству Гуг откупил списанный десантный планетарный проходчик, дело уголовное, грозившее пожизненным заключением, но он уже тогда ни черта не боялся. Проходчик запускали с одной из вертикалей заброшенного пригородного пневмополитена, он прошел семнадцать миль в породе и заглох. Последние семьсот метров пробивали вручную, угробили девять андроидов и еще новичка-бедолагу. Но пробились!

Ни одна ищейка Европола не знала, что под старым городишком на глубине полутора километров, в самом центре Объединенной Европы таилось бандитское логово… Не штаб-квартира преступного межзвездного консорциума, не офис всепланетарного гангстерского синдиката с тысячами клерков и секретарш, а именно бандитское логово доброго и старого, благородного разбойника Гуга Хлодрика Буйного, который по всем статьям и законам должен был махать сейчас гидрокайлом на гиргейской подводной каторге. Да, Гуг был реликтом древнейших эпох, неизвестно как уцелевшей, диковинной особью давно вымершего мира, мастодонтом, мамонтом, динозавром непостижимо далеких, «золотых» веков. Он не признавал наживы на наркотиках, спиртных напитках, торговле женскими и детскими телами, органами, он не терпел подлости и грязи, мерзости и продажничества. Даже если он и брал с какой-нибудь сволочи «грязными» деньгами, он «отмывал» их, как не «отмывали» нигде и никто уже столетиями, он через подставных лиц строил школы и приюты, открывал театры, в которых не было голых и потных свивающихся в клубки тел, непонятные для подавляющего большинства поверхностных жителей театры с какой-то непонятной «классикой» полукаменного века- Чехов, Шекспир, Островский… Среди гнуси и мерзости он выстраивал лечебницы, лечил, выхаживал и выпихивал в жизнь сирых и обездоленных, тут же калеча, кроша в капусту, безжалостно давя направо и налево сытых, наглых, сильных…

Преступный мир не любил Гуга Хлодрика, ибо он все делал не «по закону». Он делал по совести — такому же реликту как и он сам, давно вымершему и непонятному здравому человеку, забытому. Его не любили, но его и боялись.

Гуг был одним из самых матерых и рисковых десантников смертников, он входил в десятку отборных сорвиголов, покорявших в одиночку целые миры, громивших планетарную оборону и звездные флоты иных цивилизаций.

Гуг-Игунфельд не мог жить без риска, без боя, без схваток и прорывов, без лихих налетов и вечной драки… драки за правду, за справедливость, за обиженных. И он никогда бы не ушел из Дальнего Поиска, не ушел бы из «черного шлема», но его списали! его выбросили за борт его собственной жизни! А он не смирился, он нашел свои путь. Правда, поговаривали, что Гуг, как и большинство списанных десантников, сошел с ума, сверзился, потому и вытворяет невесть что, колобродит и дурит. Его боялись и по этой причине, даже тем, для кого преступление это профессия, проще иметь дело с живущими по профессиональным законам, чем с сумасбродами, готовыми пристрелить тебя на месте за какую-нибудь грошевую пятилетнюю соплячку, проданную на Зайгезею. Но была и еще одна причина, по которой даже самые влиятельные трансгалактические мафиозные картели со всем их штатом головорезов и программистов обходили Буиного стороной: десантный корпус, а это шестьсот тысяч человекообразных машин смерти со своим кодексом дружбы и товарищества, никогда не давал никого из «братков» в обиду, будь он хоть списанный, хоть вписанный. Даже четверти этого корпуса с лихвой хватило бы на то, чтобы разорвать любой синдикат пополам, вытрясти все наворованное заодно с его черной душонкой и тысячами трупов.

Сигурд помялся и задал вполне законный вопрос.

— А если сигнал будет через десять минут?!

— Тогда мы все покойники, — невозмутимо ответил Гуг. Ему было плевать на Креженя в прямом и переносном смыслах. Крежень ничего не знал о деле… так, если только в самом общем виде. Но Крежень мог и в общем виде намекнуть на готовящиеся акции Синдикату. И тогда они и впрямь покойники — Синдикат работает быстро и четко. Гуг не боялся Синдиката, он готов был объявить войну всему миру, не то что какой-то межсистемнои гангстерской сети. Пусть только сунутся! Другое мучило Гуга — неспокойно у него было на душе. Еще совсем недавно они заливали горе с Дилом Бронксом на его сказочной космической станции, их обоих дубасила и подвешивала для протрезвления очаровательная крошка Таека, казалось, душа в душу слились… и вот, на тебе.

Вдрызг разругались! В себе-то Гуг не сомневался, он свернет хилые шеи европейским плутократам, вывернет наизнанку старуху-Европу! Но ежели Дил оплошает, Штаты задавят Старый Свет, задавят вместе с Гугом и всем его лихим воинством подземелий. Эх, Дил, Дил.

Перед неминуемой кончиной, перед смертушкои предстоящей им бы всем побрататься, покаяться друг перед дружкой, поплакаться… а они зубищами скрежещут брат на брата. Хорошо еще Иван не видал. Где-то он теперь горе мыкает? И дождешься ли от него сигнала? Гуг уже принял решение, для себя, молча, втихаря- не будет сигнала до загаданного дня — он сам даст сигнал, сам начнет! И тогда держись! Парни дрожат от нетерпения, рвутся в бой, их только спусти с поводка — каждый понял, смекнул, что не на грошовое дело пойдет, а на одноединственное, фартовое, каких судьба за жизнь больше не дает, струсил — отпал, решился — иди до конца. Это как наркотик. Гуг по себе знал. Но ждать и догонять — хуже нету. Нервы не железные, не из колючей проволоки, их на лебедку жизни много не намотаешь.

— Ребятишки дно подняли? — спросил он у Сигурда.

— Угу, — отозвался тот односложно.

— Совести у этого дерьма нету, толковать не о чем. Но пусть передадут всем: по свистку работать, весь хабар ихний — после гона на три дня гулеванье в полную масть, легавые вмешиваться не будут. Но ежели кто из гнилых наверх выползет, хоть в одну дыру, накажу по закону. Так и скажи.

Но до свистка, чтоб тихо!

— Нам бы на подмогу… — начал было Сигурд.

Но Гуг осек его сразу.

— Грязь грязью замочится… а мы на чистое дело идем. На святое дело, мой мальчик! Иван верно толковал, наши души загубленные, но Господу один раскаявшийся грешник дороже ста праведников, мы, своими руками спасем души миллиардов, даже если руки наши станут багряными от крови этих нелюдей… мне горько говорить все это тебе, мой мальчик, но кто ж знал, что именно на наш с тобой век выпадет конец света?!

Иван открыл глаза. Он был бодр, свеж и здоров — ровно настолько, насколько мог быть бодр, свеж и здоров Правитель, точнее, его уродливое тело. Трех минут хватило. Можно продолжать. Еще двое-трое суток кряду.

Аквариум пуст. Тут не должно быть чужих глаз и чужих щупалец. Тут, в сердце России, вообще не должно быть чужих. Давно позабытая поговорка:

«рыба гниет с головы».

Верно, значит, и чистить ее надо с головы. А голова здесь.

Гниль. Вырождение. Патология. Гниль. Дегенерация! Все было известно еще тысячелетия назад. И рецепты были…

И все оставалось по-прежнему. Опять гниль. Опять надо чистить.

Чистильщик всегда не по нраву многим. Многим выродкам. Многим заблуждающимся. Многим одураченным. Многим недругам. Многим! Но это их личное дело. Хирург не спрашивает у раковой опухоли, нравится ли ей, когда ее вырезают или нет, он просто берет нож и вычищает гниль. И хватит, хватит философствований.

Пора за дело браться.

Иван-Правитель встал с дивана.

И тут же чуть не повалился на него обратно.

Панель вылетела с треском и грохотом. Зарядом из бронебоя вышибло непрошибаемое стекло, разметало по комнате кресла и креслица, диванчики и стулья… На пороге, точнее, в проеме стоял багрянолицый, избитый до полной неузнаваемости бывший министр обороны. Его огромная туша покачивалась, с трудом удерживаясь на ногах. Костюм был изодран в клочья, в здоровенные рваные дыры проглядывала шерстистая кудлатая грудь. Это был не человек, это было взбесившееся животное, раненный кабан, поднявшийся на две конечности.

Но где начальник охраны?! Почему этот гад вооружен?! Ах, Света, Света!

Оставила в кабинете бронебой!

Какая непростительная ошибка! Из-за таких вот мелочей рушатся грандиозные планы, обращаются в пыль-иесвершившиеся великие свершения.

Проклятье! Иван понимал, что он не успеет сбить с ног этого кабана, что тот опередит его… ствол бронебоя медленно поворачивался от окна к дивану.

Кровавый след тянулся по паркету за министром. Но прежде, чем он истечет кровью, он успеет нажать спусковой крюк, это яснее ясного.

Нет, не спешит! Глаз не видно, только узкие, запекшиеся щелочки… он торжествует! он видит перед собою немощного, слабого, болезненного старца, и он торжествует свою победу, он смакует этот миг! Ивана передернуло. Так глупо влипнуть, так глупо, когда все так хорошо шло, надо же!

— Ну что, сука?! — прохрипел министр. — Хотел один остаться?

Выслуживаешься?!

Иван молчал. Шли секунды. И каждая могла стать последней в его жизни.

Но он не ошибся — министр обороны, этот бывший министр, предатель, подонок, мерзавец, ничтожество выдавал себя с головой — он работал на них, как работал сам Правитель, как работал тот, кому надлежало блюсти безопасность государства и народа.

Выродки! Мразь! Гниль! Но где же начальник охраны? где широкоскулый?!

Где Глеб Сизов?! Эх, если бы он был в своем теле! Один прыжок! Один удар!

Нет, судьба распорядилась иначе. Значит, придется умереть. Придется.

Он сражался до последнего. Не щадил себя. Но у каждого есть свой срок.

— Сейчас ты сдохнешь, старая сволочь, — почти беззлобно просипел министр, — но не сразу! Я отшибу тебе ноги, и ты будешь лежать на этом зеленом ковре и медленно издыхать, у тебя будет время подумать, старый козел, представить, как твой гнилой труп выбросят в мусорную яму, и как его будут обжирать вонючие, голодные, бездомные псы… не волнуйся, я сам позабочусь, чтоб все было именно так! А потом я прикажу привести сюда все твое ублюдочное семя, я скормлю их крысам в подвалах, понял?! Ты на кого посмел руку поднять, сука?!

Ты что, забыл, кто за мной стоит?! — Злорадство распирало министра, он никак не мог остановиться, он ликовал — изуродованный, полумертвый, истерзанный и забитый, он верил, истово верил, что выживет, выкарабкается и будет править, ах, как он будет править! его трясло от вожделения и сладострастия, он захлебывался кровью, но хрипел, хрипел. — А теперь получай, сука!!!

Иван не услышал выстрела. Он лишь увидал, как опустилось вниз черное дуло бронебоя, опустилось до уровня его лодыжек. А потом его ударило будто десятью ломами, подбросило к потолку, расплющило об него, оставило кровавое пятно, бросило вниз, на разбитый в щепу паркет, снова ударило и бросило в беспросветный мрак. Но он пересилил шоковый удар, он вернул себе сознание, хоть на миг, на долю мига — он воин, и он будет драться до последнего… как?! Глазам открылось ужасающее — ноги, самое колено были оторваны, из обгорелых, залитых черной кровью штанин, торчали раздробленные кости. Боль! Дикая, непереносимая боль! Он вздернул голову кверху. И прямо над собой узрел торжествующее, багровое лицо, нет, не лицо, рожу, кабанью, звериную рожу, скалющую крупные, наполовину выбитые зубы.

— Ну как ты себя чувствуешь, сука?! — прошипела почти в глаза эта рожа, — А, Правитель? Теперь ты понял, что был не прав?!

— Понял, — еле слышно прошептал Иван.

Жизнь уходила из чужого тела. Уходила, убивая и его, находящегося в этом теле. Он держался лишь на своей чудовищной силе воли. И он выжидал.

Ближе! Еще ближе! Рукоять меча скользнула в холодеющую ладонь. Ну, давай же еще немного!

— Что-то ты слишком быстро издыхаешь, Правитель?! Ты не даешь мне насладиться твоими судорогами, — шипел министр, склоняясь над умирающим, заглядывая в мутнеющие глаза, будто именно в них должен был загореться ответ на какой-то очень важный для него вопрос. — Видишь, сука, они не вливают в тебя свою энергию, свою силу. Значит, они бросили тебя!

Значит, ты не прав… а прав я! Подыхай, сука, подыхай!

Мертвенно-белая рука взлетела вверх. Лезвие меча вырвалось из рукояти подобно ослепительному лучу во мраке… то ли голова министра, то ли кабанья рожа с промелькнувшим на ней мимолетным изумлением, еще не переросшим в ужас, подпрыгнула над истерзанным, залитым черной жижей туловищем и тяжело упала на лохмотья, перемешанные со щепой, покатилась к мрачному, зеленому аквариуму, замерла, скаля остатки желтых зубов.

Рука разжалась, рукоять поглотила сверкающее лезвие меча, скользнула из ладони вверх по предплечью.

— Я все понял, — оцепенело прошептал Иван.

И пополз в кабинет. Там нет никого, но туда придет, обязательно придет Глеб Сизов, его парни, они окажут помощь, они… нет, они не спасут его, он труп, полный труп. Но он успеет сказать Глебу пару слов, и тот все поймет, обязательно поймет!

— Господи! Помоги, дай сил, последних сил! — молил он бессвязно, еле шевеля губами. — И ты, Воитель Небесный… не спеши, я еще приду к Тебе, я встану в золотые полки, не спеши, мой меч- твой меч… Света, Светик, прости меня, за все прости!

Он полз, уже и не живой и не мертвый, полз преодолевая с чудовищным усилием каждый сантиметр, обливаясь кровью, ломая ногти, до исступления кусая губы, лишь бы не потерять света, не уйти во мрак.

И он выполз. Возле самого стола лежал в уродливонелепой позе широкоскулый начальник охраны. У него был переломлен хребет. На лице, восковом, отрешенном, застыла гримаса боли. Труп! Потом скажут — умер на своем боевом посту… верно скажут. Иван прополз мимо.

Жизнь истекала из него. Шли последние секунды. Он ясно и вполне осознанно чувствовал это. И никто уже не поможет. Никто! Сейчас наступит последнее, минутное просветление, будто вспышка света — так всегда бывает, он знал — а потом вечный, беспросветный мрак, ничто!

Еще немногим позже, через неделю, месяц, год беспросветный мрак поглотит все человечество, и придет уже полное, безысходное, необратимое и всевластное Ничто.

Так будет. Да, теперь будет так. Все понапрасну… Нет, вырывающаяся из тела жизнь, последняя ее капелька, озарила угасающий, меркнущий мозг.

Яйцо! Превращатель!

Как он мог забыть! Рука медленно, смертельно медленно полезла во внутренний карман, это была мука, это была пытка… но она нащупала его, последнюю соломинку, яйцо-превращатель. Все это длилось вечность. Все это длилось миг. Уходя в небытие, Иван вцепился зубами в холодное, утратившее упругость яйцо, сдавил губами… и оно приняло его последний выдох.

Кеша сразу узнал ее- родимую и дорогую сердцу.

Капсула. Боевая, десантная, красавица, спасительница!

Они вырулили прямо к поблескивающему черному боку.

И она их приняла. Не отвергла. Еще бы, они ее родные детки. Ровно сорок три минуты понадобилось ботам, чтобы настичь ее возле Марса, играющую в прятки с полуразвалившимся пористым Фобосом.

— Все ребятки, теперь мы дома! — расчувствовался Кеша.

— Добрались без происшествий, — согласился командир отделения, но не сержант по званию, а капитан — само отделение состояло не из рядовых, а из лейтенантов и старлеев, это сразу удивило Булыгина. Впрочем, вскоре его волнения рассеялись: и капитаны, и лейтенанты, и старлеи бесприкословно подчинялись ему, все двадцать человек, два отделения, два альфа-бота.

Ну и прекрасно.

Так и должно быть. Иначе наделают дел.

Капитан был худой, жилистый, с перебитым носом, лет под сорок, может, чуть больше. Он не суетился, не нервничал, и вообще, вид у него был полусонный. Капитан получил приказ от своего командира, не известного пока Кеше Глеба Сизова, и он его выполнял. Второй капитан сидел во втором боте.

Капсула всосала оба бота одновременно. Ангары-приемники заполнились белесым газом, убивающим непрошенных «гостей». А Кеша уже ввинчивался в переходной шлюз, и по щеке его ползла слезинка. Сколько времени старался не вспоминать ничего, ни проклятую Гиргею, ни саму каторгу, ни глаз тех несчастных, кому он нес «свободу» — свободу покуражиться день, другой на своей подводной зоне, а потом сдохнуть в кошмарных судорогах на распятии — бунтовщиков наказывали строго. Да, это была та самая капсула, на которой он пропарывал дырявую Гиргею слой за слоем, на которой он вырвался из кромешного ада пыток, истязаний, убийственной работы в рудниках… Ее подремонтировали, подновили на «Дубль-Биге», пополнили боекомплект, приварили сбитые фермы и орудия, привели в порядок десантный бот, тот самый, который и принял на себя основную тяжесть «гиргейского похода»…

Но это была именно она!

Капсула, три бота, двадцать молчаливых и суровых парней да беглый каторжник, рецидивист и ветеран Аранайи в придачу, с одной стороны. А с другой — это трудно было даже представить себе, Космоцентр надо было видеть. И видеть с расстояния не менее ста тысяч километров, большое видится на расстоянии. Сверхгигантская гелиостационарная станция Космоцентра Видеоинформа висела в черной пропасти Пространства между Марсом и Юпитером, сразу за поясом астероидов. Это был гигантский ферралоготитановый шар диаметром сто двадцать километров. Девятнадцать эллипсовидных колец от двухсот до полутора тысяч километров в поперечнике медленно вращались вокруг шара. Каждое кольцо щетинилось тысячами ажурных ферм — будто длинные и гибкие волосы Медузы Горгоны колыхались в черных водах Вселенского океана — силиконовольфрамовые фермы уходили от колец и шара на десятки тысяч километров и каждая заканчивалась черным незримым зеркалом. Эти зеркала и испускали сигналы Видеоинформа, сигналы, доходящие до любой точки покоренного и освоенного землянами Мироздания. Каждое зеркало было нацелено на свой внепространственный ретранслятор, находящийся далеко за пределами Солнечной системы — сотни тысяч черных Д-торроидов были рассеяны во внесистемном пространстве от Трансплутона и до Проксимы Центавра, именно они улавливали сигнал, кодировали его, импульсировали в Осевое… и уже за миллионы парсеков, в тот же миг приемные станции-торроиды вылавливали послание Земли, передавали в местные центры Видеоинформа, а откуда изображение и звук шли напрямую в видеоголоприемники. Даже заброшенный на край Вселенной отшельн мог видеть и слушать то, что происходит на Земле в эту минуту — сигнал запаздывал лишь на семь-восемь секунд. Были, конечно, и каналы особой, правительственной, секретной связи, но они работали на одиночек. А Космоцентр Видеоинформа работал на все сорок пять с лишним миллиардов землян да вдобавок еще и на миллиарды жителей иных планет.

Разумеется, в каждой метагалактике, галактике, звездной системе, на каждой планете были и свои студии, передающие устройства, штаты Видеоинформа, но по привычке, по старой и никак не угасающей традиции смотрели Землю, ждали вестей оттуда, будто только там и рождалась истина, словно с Земли исходил Свет.

Исполинское, невообразимо сложное сооружение, висящее меж Марсом и Юпитером, уже долгие десятилетия было сердцем земной цивилизации. За последние восемьдесят лет на Космоцентр было совершено только два нападения: в первом случае бывший крупный работник Центра, выброшенный со службы за пристрастие к наркотикам, на своем планетарном дисколете, насосавшись зангезейской плесени хоа-фоа, которая делала человека счастливым безумцем, врезался в двенадцатое кольцо — это был самоубийца-истерик; во втором случае, семеро дикарей системы Иргиза, с грехом пополам овладевшие техникой управления туристической капсулы, решили поживиться в «чужом большом вигваме», они успели набить свою капсулу до отказа всякой блестящей мишурой и вывинченными деталями строений сверхгигантского космического технополиса, но андроиды, контролировавшие их «похождения» и смотревшие на проказы гостей сквозь пальцы, при подходе дикарей к системам обеспечения сожгли их вместе с капсулой — закон есть закон. На Космоцентр никогда не поднимала в открытую руку ни одна из звездных мафий. Они вели свою борьбу внутри студий, пытаясь купить, приобрести, отбить, отвоевать как можно больше эфира для себя… но никто не пробовал взять сердце Вселенной «на копье».

Иннокентию Булыгину, ветерану Аранайской войны, предстояло совершить это неблагодарное и заведомо гиблое дело. И выбора у него не было.

Иван нашел Кешу и на капсуле за дырявым Фобосом.

— Где ты?! — прорезалось в мозгу.

— На исходной, — односложно ответил Кеша, все так же по-детски шевеля губами.

— Хорошо, — Иван вдруг замолк, потом сдавлено и с явным волнением сказал: — Ну, Кеша, сейчас все будет зависеть только от тебя, понял? И все мы сейчас в твоих руках… и я, и Дил, и Гуг, и остальные. Ты догадываешься, какой будет сигнал?!

— Догадываюсь, — прошептал Кеша. Как же он раньше не сообразил все думал и гадал, как их Иван оповестит, чего начудит? А получается вон чего!

— Мы уже начали, Кеша. Обратной дороги нет. Только вперед!

— Сколько у меня времени?

— Два часа.

Кеша промолчал. Ну что тут скажешь. В глотке сразу пересохло. Хар сидел рядом, преданно смотрел в глаза и молчал, он все понимал. Но оборотень Хар не боялся умереть- в подводных толщах Гиргеи осталась его часть.

Иннокентий Булыгин тоже не боялся, но он не знал — сколько осталось и когда довзрывники утащут его грешную душу в свой хрустальный ад. И, плевать! Рано или поздно это случится, нечего дрожать, барьером больше, барьером меньше.

— Бог в помощь! — прошептал в голове Иван. — Начинай.

Два часа. Есть время. Кеша развернулся в литом командном кресле капсулы, посмотрел на капитана. Тот ждал приказа. Ждал его и командир второго отделения, в своей форменке как две капли воды похожий на первого.

— Пойдем на Центр, прикрываясь Фобосом, — выдавил из себя Кеша, выдавил будто через силу, будто противясь нелепому и сомнительному решению.

— Тащить эту глыбищу?! — удивился первый капитан, с перебитым носом.

— А чего тут такого? — будто не понял Кеша.

— Мы спалим все топливо, растратим всю энергию…

— На штурм хватит! — отрезал Кеша.

— А после штурма? — поинтересовался второй.

— После штурма, господаофицеры, у нас будут все энергоемкости Космоцентра. А теперь хватит болтать, пора за дело браться… и не такие лоханки захватывали. Четверых ко мне, сюда! Остальные — по ботам!

Выполнять команду.

— Есть! — одновременно рявкнули капитаны. Оба знали одну мудрую и простую вещь: время болтовни проходит, а приказы не обсуждаются.

Сорвать спутник Марса с орбиты и тащить его до пояса астероидов задача непростая. Но иначе трудно подойти незамеченным, иначе системы дальнего обнаружения засекут, дважды предупредят, а потом уничтожат, на том все и кончится. Одна надежда, идет «перевооружение», все разболталось, порядка нету, непрошенных гостей не ждут и, скорее всего, даже не заметят. Но береженого Бог бережет.

Кеша включил половинную прозрачность… и вздрогнул от неожиданности — кроваво-красный Марс, застилавший три четверти неба, не сулил ничего хорошего — дурное предзнаменование, много будет пролито кровушки. Он отвернулся. И сразу глаза погрузились во мрак внутренностей Фобоса.

Сам по себе этот ущербно-корявый шарик был крохой по вселенским масштабам, всего двадцать пять километров в поперечнике. Невесть за что древние прозвали его Страх, именно так переводилось имечко спутника Марса. И был этот Страх дыряв до невозможности, рядом с ним изъеденная ходами и лабиринтами Гиргея выглядела стальным монолитом.

Тысяч восемь лет назад во внутренностях Фобоса находилась крупная база погибшей цивилизации Агор-Турана, тридцать четвертой белой звезды галактики Циригена. Сами посланцы цивилизации шестилапых ящеров погибли на Фаэтоне, небольшой планетенке, крутившейся вокруг Солнца по орбите меж Марсом и Юпитером и оставившей после себя лишь тысячи мелких и крупных обломков — Пояс Астероидов. Сорок четыре звездолета агор-туранцев взорвались одновременно, и никто не знал по какой причине, но несчастный Фаэтон разорвало словно мыльный пузырь. Внутри Фобоса еще долгое время жили несколько разумных ящеров, потом и они вымерли, оставив вместо нормального каменисто-железного шарика изуродованный полый огрызок.

Так или иначе, но Фобос сейчас мог пригодиться. Возможно, кто-то составил бы и более хитроумные планы, Кеша не отрицал, по он не был большим умником, что сидят по кабинетам и пьют кофий с секретаршами. Да к тому же… всего два часа.

Прямо из разгонного бака Кеша впрыснул в одну из пещер Фобоса двести тонн горючего, взял спутник в гравитационные клещи капсулы, развернул, нацелил не без участия, конечно, бортового мозга. А потом поднес искру — предупредительным снарядом ударил в пещеру. Фобос рванул вперед, увлекая за собой капсулу и оставляя призрачно-туманный сиреневый след.

Горючего хватило на сорок восемь секунд, но главное, Страх получил тоичок, он оторвался от миллионнолетнего кровавого владыки Марса. Дальше его повела капсула, прячась за ним и прощупывая каждый сантиметр Пространства.

— Красиво идем! — самодовольно изрек Кеша.

Бойцы альфа-корпуса его не поддержали. Все четверо сидели у Булыгина за спиной увешанные оружием и боеприпасами. Они больше доверяли своим командирам, чем этому странному небритому, искалеченному и хмурому мужику, непонятно откуда взявшемуся. Но они знали одно — главный их шеф, Глеб Сизов, на пустое дело людей не пошлет. На оборотня Хара они вообще не смотрели, тоже еще, зангезейская борзая! Каждый из них по тыще раз бывал на вонючей Зангезее, видывал там много всякой дряни и мерзости, могли там быть и борзые, чем дьявол не шутит.

— Красиво идем! — настойчиво повторил Кеша. И обернулся. — Чего заскучали, соколики?! На смерть надо идти весело и с легкой душой! А вы скучаете. Скушных, их с ходу отстреливают. А веселого пуля не берет.

Сам Кеша отнюдь не был весел. Но малость подбодрить ребят ему хотелось.

Дело невиданное, странное.

Боковые камеры выдавали на экраны изображения Космоцентра. Вот он, красавчик! Блестит на солнышке.

Шевелит тысячами усиков. Монстр непомерный! Охмурялище миллиардов!

Кеша не любил шустряков из Видеоинформа, не верил им, а при возможности готов был свести счеты. Он хорошо помнил, как вели себя эти сволочи во времена Аранайской бесконечной войны, как они из самых объявленных убийц и изуверов семи подкланов Аранайи лепили «мирных жителей, безвинно гибнущих от рук земных палачей-насильников»! Их бы самих на Аранайю, в лапки этим «мирным жителям», чтоб их с выколотыми глазами, вырванными языками, отодранными ушами посадили на колья и напустили бы на них хотя бы один рой аранайских ядовитых ос! «Мирные жители» выделывали и не такое. Только репортеришки с Земли закрывали на их зверства глаза, искали главного зрага на родной планете. Война была пустая и бесполезная… для того ее, наверное, и затеяли, чтобы потрепать старушку-Землю в эфире да поубавить ее армию. Ну да дела старопрежние, никто за них уже не ответит, хотя война продолжается! Плевать!

Кеша выпустил три «обманки» в разные стороны. Они пошли быстро, им проще, без людей, ускорения не страшны. Первая проскочила мимо Космоцентра, чуть не запутавшись в кольцах и фермах. Вторую и третью сожгли на подходах — одну в ста двадцати километрах от первого кольца, вторую- в восьмистах метрах от самого центрового шара. Хреново работают, смекнул Кеша. Это очень кстати. Ему не было жалко трех управляемых торпед, эдакую мелочь разве можно жалеть.

Космоцентр имел семь слоев защиты. В первом уничтожались только метеоры, астероиды, кометы и прочая неодушевленная материя. Остальные работали избирательно, имели дело со званными и незванными посетителями.

Сейчас важно было пробраться за спиной Фобоса до первого слоя, а там…

— У них нет внешней охраны! — прогремело по связи из бота. — Во чего творится!

Это не выдержал один из капитанов. И он был прав — убрать первый слой может только полный идиот, которому не даст сделать этого система блокировок и «защита от дурака», или враг. Значит, Иван во всем прав.

Голыми руками хотят взять! Ну, сволочи! И ведь возьмут… только их опередит кое-кто.

— Полный вперед! — выкрикнул вслух Кеша по старой гиргейской привычке.

Ему просто захотелось подбодрить себя. — Готовность номер один. Эй, добры молодцы, не спать!

— Тут уснешь, пожалуй! — отозвался один из бойцов, молоденький лейтенант.

Кеша специально не расспрашивал никого, не узнавал имен, зачем?

Расставаться в бою всегда легче с безымянными. А вот прикипишь сердцем к какому-нито знакомцу, и обольешься потом слезами, да словами мести поперхнешься да проклятьями врагу, а жажда мести, она ум застит, нельзя с ней на дело идти и в бою биться нельзя.

Пора!

Гравиполе капсулы отпихнуло Фобос. Одновременно включились радиопрозрачность, Д-прозрачность и вся защита. Теперь надо глядеть в оба.

Космоцентр непростая штуковина. Но боевая десантная капсула тоже не детская коляска, специально проектировалась для боев с жесточайшим и сильнейшим противником. Только рано, пока еще рано в сражение. Пока надо тихо, вскользь, рывками — туда-сюда… сколько там прошло? сорок одна минута? ничего, еще семьдесят девять впереди!

Кеша не отрывал глаз от Фобоса. Ну? Ну?! Несчастный космический урод разлетелся в пыль за полтора километра от пересечения трех ближайших ферм.

Защита ударила прямо с кольца, автоматика… значит, не все еще «перевооружили»! значит, кое-что работает! Ну и прекрасно, беззащитного и слабого на абордаж брать слава не великая!

Надо было решаться. Локаторы капсулы улавливали напряженность третьего, неотключенного защитного слоя. Надо! Иначе только отходной маневр, и полчаса потери времени.

Кеша уткнулся лицом в колени. Он готов был разрыдаться. Бот! Надо жертвовать ботом! Тем самым! Родным! Это все равно, что витязю и казаку поступиться своим лучшим и вернейшим другом, боевым конем, выносившим не раз из лап смерти! Эх, бот десантный, боевой! Но почему-то представилась Кеше в этот короткий миг не треклятая гадина Гиргея, и не то, как вонзался в ее подлое нутро будто нож в масло на этом самом боте, а привиделась мать, ее лицо, ее печальные глаза, усталые, старые и добрые… но почему старые? ведь когда он уходил с Земли, мать была еще совсем молодой, вот тебе и раз, а глаза запомнились старыми, все в морщинках веки, черные волосы. Она сидела па поваленном ураганом огромном дубе. Дуб казался прежде могучим исполином, не подвластным никакой силе… а внутри-то был гнилой, трухлявый, и упал. А она шла его провожать, устала и присела…

Кеша помнил, как лет на пятнадцать раньше он сам, еще мальчонкой, провожал отца, романтика, бросившего сытую и богатую Россию ради скитаний и мытарств в полуголодной, вымирающей Европе. Они тогда тоже долго шли по полю, а потом присели па поваленную, полуобгорелую осину и отец сказал:

«Вот так и я буду лежать. Лес далеко, а она одна, в поле…» И махнул рукой. С тех пор, на Кешиной памяти, у матери были усталые и старые глаза.

Где она теперь? Жива?! Он знал, что сирота он, сиротинушка! Никого не осталось. А может, и никого не было.

— Бот! На штурм главного узлового шлюза! Полная программа. Вперед! — заорал Иннокентий Булыгин во всю глотку, отрывая лицо от колен, оглушая бойцов «альфы», утирая накатившую слезу.

Это надо-было видеть. Черный эллипсоид с разворачивающимися на ходу орудийно-ракетными лапами, подобно орлу, падающему камнем на жертву, вырвался из чрева капсулы и почти тут же исчез в блеске и кружеве переплетений ажурных ферм и колец.

— Внимание, — спокойно произнес Кеша. — Альфабот-1 и альфабот-2 — в прорыв, следом! Задержка первому- пятнадцать секунд, второму- сорок секунд. Ну, капитаны, давайте, поглядим, чему вас учили. Ни пуха ни пера!

— К черту! — прогремело в рубке управления.

Оба боевых корабля черными тенями выплыли из приемно-пусковых ангаров.

Зависли хищными бескрылыми коршунами во мраке Пространства. И вдруг сорвались с места, один за другим пошли вперед… А там, впереди, в полутора сотнях километров творилось нечто невообразимое: десантный бот, извергая чудовищные языки пламени, сжигая все перед собою сигма-излучением, сминая смертоносными залпами пространственные редуты, рассеивая веерами тысячи снарядоракет, ломал слои защиты, барьер за барьером, слой за слоем, уничтожая любую цель, вынырнувшую перед ним.

Бот шел напролом с непостижимой скоростью, и сотнями вспыхивали поодаль от него разноцветные облачка- останки обезвреженных, сожженных им ракет Космоцентра.

— Вы что там, с ума посходили!!! — ворвалось неожиданно на всех частотах во все шлемофоны, приемные устройства. — Прекратить!!?

— Точно, посходили с ума, — ухмыльнулся Кеша. И вполне серьезно добавил: — Ну вот и хорошо. Ребятки пошли работу работать. А мы назад отпрыгнем…

— Что-о?! — взревел один из бойцов и пантерой прыгнул на Булыгина. — Наза-ад?!

Боец был крутой и тренированный. Но и Кеша был крут. Он выпал из черного кресла, на лету, ногой сбил парня, навалился, прижал к титановому полу.

— Остынь, малыш! — прохрипел он ему в ухо. — И слушайся старших.

Трое других держали Кешу на прицеле. Они тоже не поняли его слов. Как это сейчас, после того, как друзья, братки ушли на штурм, можно отпрыгивать назад, бежать с поля боя, это не просто трусость, это предательство, подлость!

Кеша спокойно встал. И снова уселся в кресло управления, потер ладони.

— Ша, мелюзга! — прорычал он. — Слушать мою команду!

Бойцы притихли — трусы и изменники себя так не ведут, как вел этот странный стриженный под нулевку, изуродованный шрамами человек.

Кеша довольно расхохотался.

Он уже дал команду. Капсула резко вывернула из зоны штурма. Сиганула на двести верст левее. Замерла, и стремительно пошла к нелепому яйцеобразному утолщению прямо в основании седьмого кольца Космоцентра.

Именно там располагались личные апартаменты директора Космоцентра.

Бортовой мозг снабдил Иннокентия Булыгина всей информацией, а уж тот выбрал что вернее… хотя в этот час директору полагалось быть не на своей огромной квартирке с шарообразным хрустальным бассейном в центре, а в рабочем кабинете, в основном секторе. Чутье! Кешу как и всегда вело чутье.

Дело надо было делать наверняка. И даже если сейчас бравые парни из «альфы» возьмут штурмом Космоцентр, их просто могут заблокировать, отрезать им ходы-выходы, или хуже того, обдурить, завести не в те отсеки, не дать выйти в эфир, отрезать от блоков питания и еще, и еще, и еще!

Но они не просто группа отвлечения, нет, они делают нужное дело… и он должен успеть к ним, успеть с директором, с этим «золотым ключиком», если он опоздает — не пожалеют ни его, ни директора, и ему смена найдется, наверное, давным-давно кое-кто из замов мечтает об уютном креслице вдали от земных забот.

— Стоять!!! — прогрохотало в рубке угрожающе.

— Сейчас, милый, остановимся! — Кеша включил тройное защитное поле. И вовремя — семнадцать разрывов в десятке километров от капсулы просверкали один за другим, семнадцать боевых ракет уничтожено. Прекрасно! Капсула полным ходом шла к «яйцу». Только бы не переборщить! Нельзя перебарщивать!

Тут Кеша не встревал, позволял мозгу делать черновую навигационно-притирочную работенку. Вперед! Остановить десантную капсулу почти невозможно. Но тряхануло их так, что все четверо из «альфы» крепко пожалели, что не пристегнулись — у двоих были разбиты в кровь носы, один потерял сознание на полминуты, другой подвернул ногу. Ничего! Теперь поздно разглядывать синяки и ссадины.

Капсула прорвалась сквозь дельта-барьер. Сожгла три охранных катера с андроидами, подавила четырнадцать «огневых» точек. И плавно коснулась ферралоговой обшивки.

— Вот что, ребятки, — мягко выговорил Кеша, обернувшись к бойцам, внутри этой погремушки сейчас сотни полторы вертухаев. Надо бы их остудить малость.

Я человек старый, больной, за вами не поспею… так что, давайте!

Кеша не договорил. Он не мог сразу и разговоры разговаривать и команды капсуле выдавать. А команда теперь была простецкая: «на абордаж!»

Капсулу даже не качнуло, не встряхнуло, когда абордажный шлюз всосался в обшивку «яйца», прорезал семь слоев и сразу из двенадцати виброинъекторов вплеснул внутрь сонный газ — ежели охрана без скафов и масок, значит, спать ей часика три-четыре до полного и окончательного пробуждения», а с чего им быть среди бела дня в намордниках? Нет, должно сработать!

Кеша откинулся на упругую спинку кресла. Сейчас его взгляд был прикован к экрану шлюзового сегмента капсулы, где готовились к решающему прыжку парни из «альфы». Ни веревки, ни лестницы им не понадобятся — за плечами у каждого гравитационный ранец, скафы крепки — из сигмамета не прошибешь, ни один бронебой не возьмет.»

И тут же, будто были легки на помине, в сегмент ворвались два сигмаснаряда, разорвались, расшвыряли бойцов, зарикошетили мелкой, бесовской дробью по внутренней обшивке. Ничего, это даже хорошо. Кеша видел, как поднимаются его славные ребятки, отряхиваются.

Ничего! Значит, не все в «яйце» уснули, значит, пора.

— Вперед! — выкрикнул он сипло.

Оборотень Хар встрепенулся, шерсть на загривке у него встала дыбом, глаза округлились. Хару сейчас не хотелось в бой — они все в защитных скафандрах, а он-то голый! Нет, было б из-за чего погибать!

Кеша ласково потрепал Хара за ухом.

— Не бойся, дружок, — просипел тихо. — Пора и нам собираться.

Обзорники показывали нечто невероятное: вокруг капсулы на-разных расстояниях, одна за другой разрывались уничтожаемые защитными полями ракеты, ториеды, снаряды — Космоцентр не оставлял попыток избавиться от чужака, это было просто бойней, будто дикий хищник, обложенный со всех сторон и расстреливаемый в упор, капсула огрызалась, выпуская свои длинные острые когти, отбивая и убивая все, что приближалось к ней.

Да, боевая капсула несравнимо сильнее любого, самого сильного хищника… но и у нее были свои пределы. Спасало и другое, она вжималась в бок кольца станции, ее уже не могли бить ураганным огнем, так запросто повредишь само кольцо. Ее били жестоко, смертно, но прицельно. Они успели прижаться! Кеша не скрывал довольной ухмылки. Успели! А это половина победы. Вот как там два капитана? Как ребятки, что пошли в лобовую атаку?!

Им не позавидуешь, но так надо. Надо!

Кеша приварил шлем, опустил на лицо фильтр. Подкинул в гидравлической лапе скафа трехпудовый спаренный лучемет-бронебой с шестью навесными ракетами.

Подкинул… поймал да и положил на место. Вытащил из клапана привычный сигма-скальпель, закинул за плечо легкий десантный лучемет. И строго наказал Хару:

— А ты сиди тут тихонько. И не лезь никуда!

Потом шагнул в шлюзовой фильтр-мембрану.

Внизу шел дикий и лютый бой. Кеша сунул было голову в дыру абордажного переходника. И тут же отпрянул — град осколков ударил в стеклотановое забрало, бронированную грудь залило красными брызгами, следом в шлюзовой сегмент швырнуло оторванную ногу- по стальному черному стержню вместо кости Кеша догадался, нога принадлежала не человеку, а андроиду. Этих сонным газом не возьмешь.

Прямо из дыры поднимались вверх и заполняли сегмент черные клубы дыма, что-то там горело. Кеша хотел еще разок заглянуть вниз через переходник, осмотреться толком. Но тут же раздосадованно крякнул, ухмыльнулся недобростареет, стареет ветеран, осторожным стал и боязливым, будто школьница перед лужицей, ножки боится замочить, а идти-то все равно надо.

— Эх, была не была! — сказал он безо всякого ухарства.

И одним рывком перебросив тело к дыре, сиганул вниз.

Инфравизорное зрение скафа включилось сразу, автоматически, еще до того, как Кеша рухнул в груду искалеченных тел, трупов и пузырящихся силимерных внутренностей андроидов — все перемешалось.

— Где вы, ребятки? — спросил он по внутренней связи.

В ответ услышал отборный мат, из которого становилось ясным, что они сами не знают, где. Но пока все были живы, и то слава Богу!

Кеша шарахнул из лучемета прямо перед собой. Потом срезал багровую тень, прыгнувшую на него слева. И побежал к темнеющему впереди провалу.

Теперь главное, не ошибиться, не дать директору Космоцентра ускользнуть, ежели уйдет — пиши пропало. А парни из «альфы» молодцы, лихо справились с охраной, правда, в этой мешанине не поймешь, кто спит блаженным сном и видит прекрасные разноцветные сны, а кто уже отошел в мир иной.

— Как там подходы? — поинтересовался он будто между делом.

— Перекрыты! — отозвался один.

— Пока нет никого, — доложил другой.

— А тут блокировка, они нас в ловушку загоняют, — прохрипел третий, — все щели заварили, падды!

— Надо бы подкрепление, — ровным и спокойным голосом проговорил четвертый, — тут семь ответвлении, один не удержу!

— Третий и второй, бегом к четвертому! И затихли чтоб! Самим ни шагу вперед, пока не скажу!

Кеша раздавал команды на бегу, торопился, спешил.

Парни сделали свое дело, теперь бы и ему не оплошать. В красно-багряных тонах мельтешило и кружилось перед глазами нечто невообразимое, инфравизоры работала отменно… но Кеше все мерещился непомерно огромный, кровавый Марс, все в одном гнетущем колере, будто и других цветов нету!

Прямо из провала он метнулся влево, потом вверх по витой лестнице, к чуть высвечивающему боку хрустального водоема. Чутье! Кешу вело его нутряное, верное чутье! Но как пробраться туда, в сердцевинку?! Спокойно, только спокойно. Надо наверх!

Позади шарахнуло две очереди. Снова полетели, застучали нервным, психическим стуком осколки. И полыхнуло фиолетовым — это один из парней сжег нападавшего. Молодцы! Свое дело туго знают! Кеша бежал вверх, ничего не видя под собою — только хрустальные грани, только волнистый блеск.

Чертовы толстосумы! Гады!

Сволочи! С жиру бесятся! Кеша был зол и раздражен. На эдакое чудо ушло столько деньжищ, что можно было бы для дикарей на Аранайе выстроить дюжину школ. А этот хмьфь пузатый все под своей задницей держит, себя тешит!

Хрустальный бассейн и- впрямь был огромен, сказочно велик — это был и не бассейн вовсе, как его величали, а трехсотметровая в поперечнике круглая, граненорезная, искрящаяся миллиардами ослепительных бликов ваза. И внутри этой вазы что-то светилось. Кеша знал, что там было. Он знал, точнее, безошибочно улавливал своим острым нюхом и другое — кто-то сейчас поплатится за тягу к роскоши. Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой, он тяжкий самый… может, и не будет никого боя, главное, дырочку найти, проходик отыскать.

Спуск в вазу был сверху, он не ошибся — витой стебель вел к черному шару, покоящемуся в голубых водах.

Шарик был без окон без дверей, но наверняка с полной прозрачностью, дорогая игрушечка, эдаких апартаментов не имели магараджи индийские и аравийские шейхи. Ну да теперь поздно горевать!

С двух сторон снова донеслись разрывы, трески и дикая брань по внутренней связи, там отбивали очередной наскок охраны, но держались, пока держались.

— Не подкачайте, ребятки! Я мигом! — прошептал Кеша.

Вот! Здесь! Он с ходу срезал сигма-скальпелем заглушку, навалился.

Сдвинул плиту… И в лицо полыхнуло пламенем. Этих еще не хватало!

Кеша одним снопом из лучемета сжег двух андроидов, вполз внутрь… с другой стороны трубы красовалась распахнутая изумрудная дверь в три человечьих роста. Тьфу! Все нараспашку, все раскрыто, охрана заелась и разнежилась!

Андроиды без снаряжения, где оно?! Все разворовали, сволочи! Все поистратили на себя, по своим делам приспособили! Падлы! Кеше зла не хватало… за что его совали из каторги в каторгу?! за что его мурыжили по зонам, когда эти жирные ублюдки разворовывают все и повсюду, и хоть бы что! а он подыхал за них на Аранайе! терпел лишения, лез под пули и снаряды, в огонь и пламя! гаденыши! твари! это их надо всех в каторгу! а лучше — веревку на шею, и к черту на постой!

Кабина, в которую он влез была роскошна и отделана на славу- все натуральное, все с Земли, красное дерево, малахит, янтарные вкрапления, опять хрусталь — безумно дорого и безумно безвкусно! И для чего? для того, чтобы спуститься вниз на тридцать метров!

Наверху, внизу, по бокам, повсюду шел бои: грохотало трещало, горело все — Булыгин слышал по внутренней связи. Но сюда, за хрустальные толщи недошло ни звука, ни шороха, тут было тихо и покойно, умеют же люди устраиваться! Кеша был вне себя. И опять хрусталь, опять эти толщи прозрачные, как там, как на Гиргее проклятущей… а может, не случайно? может, не спроста им все это нравится?! может, это привычно и нужно тем что скоро придут?! Нет! Некогда ломать голову!

Еще немного! Возьмем тепленьким! Кабина погрузилась в шар. Люковый створ уплыл внутрь стен. И Кеша, как и был в обожженном скафе, грязный, продымленный, очумелый, с лучеметом наперевес и скальпелем в левой руке ворвался в обиталище самого главного человека на этой станции, во всем Космоцентре Видеоинформа. Это был кабинет, огромный, роскошный, отделанный под невесть какого Людовика кабинет, утопающий в зелени немыслимых пальм и кактусов, уходящих к высоченному еемиметровому отделанному деревом потолку… здесь все сверкало и блестеле, все кричало в полный голос: дорого! дорого!! безумно дорого!!! сплошь антиквариат, старина… золото, серебро, фарфор, жемчуга, хрусталь, а мебель… что это была за мебель, нет, ни у одного из Людовиков во всех их дворцах не было такой меоели.

Кеша опустил ствол — рука не поднималась стрелять, палить и бесчинствовать в такой обстановке.

Он медленно побрел вглубь непомерного кабинета, уставленного книжными шкафами с гранено-хрустальным стеклами и резными столами. Никто не нападал на него, никто не стрелял. Чуть позже он заметил огромные, старинные окна, все в резьбе и золоте — вот за ними-то, прямо за стеклами была вода, голубая вода, водоросли шелковистые, стайки разноцветных рыбок, причудливые хвосты, гребни, плавники, шаловливые пузырьки, бегущие вверх — сказочная, непостижимая красотища. Кеша замер в смущении и растерянности.

Да, огромный шар изнутри был абсолютно прозрачен. И кабинет этот лишь один из ярусов шара-квартиры, апартаментов директора Видеоинформа. А где искать его самого?!

Время шло. Драгоценные секунды и минуты истекали. Два часа. Какие там два часа! Оставалось несколько минут. Иван ждал… а может, и не ждал.

Связь-то односторовняя. Но это неважно. Под огромным раскидистым гибридом баобаба и японской сосны, растущим прямо из расписного сверкающего паркета, Кеша увидал спуск вниз — солидную, любовно вырезанную дубовую лестницу с огромными дворцовыми перилами. Разглядывать и любоваться было некогда. Заелись, толстобрюхие, с жиру бесятся!

Кеша побежал вниз.

Помещение внизу было поменьше, попроще: сотни три экранов рядами шли по овальным стенам, точнее, по одной замкнутой стене. Все они были темны и пусты, лишь один, метра три на четыре, светился полуобъемным светом, будто открывая ставни в какой-то внутренний мир. И творилось в том мире дело лихое, неприглядное, теребящее душу- шел там бой не на жизнь, а на смерть, страшный бой. У Кеши сердце сдавило. Но почти тут же отпустило.

Дерутся!

Сражаются! Значит, живы, значит, держатся! Молодцы капитаны, молодцы, ребятки! Но жаль… некогда разглядывать.

Кеша снова вскинул лучемет.

Метрах в двадцати от экрана, в черном управляющем кресле, спиной к нему сидел какой-то доходяга с бугристой лысой головой и тонкими нервными ручками.

— Ты кто такой?! — растерянно вопросил Кеша, на всякий случай озираясь по сторонам.

— Это вы кто такой? И что вы тут делаете?! Кто посмел впустить?! — нервно завопил доходяга. — Здесь служебное помещение!

— Тихо! Тихо! — начал было оправдываться Кеша, но тут же спохватился.

Не может быть… он рисовал в своем воображении «пузатого»: жирного, лощеного увальня с тремя подбородками, а напоролся на тощего и нервного человечка с землянистым обрюзгше-болезненным лицом, выпученными бессмысленными глазами, большим уродливым носом и вислыми обиженными губами. — Ты вот чего, — сказал Кеша строже. — Сиди тихо! Вякнешь — пришибу! Где охрана?

— Тут нет никакой охраны! — завизжал человечек. — Вон где охрана!

Он ткнул подагрическим кривым пальцем в экран и нервно рассмеялся.

Смешного ничего не было, совсем наоборот, плакать ему надо было: там, на экране, бойцы «альфы», простреливая насквозь, прожигая лавиной огня и излучений, забрасывая гранатами и парализующими шашками, брали уровень за уровнем, коридор за коридором, этаж за этажом центровой шар. Это было неистовое побоище! Так нельзя брать свое! У Кеши душа разболелась, как потом восстанавливать, как?!

— Капитаны, эй! Слышите меня?! — выкрикнул он по внутренней.

— Чего там?! — отозвался один из них, непонятно какой именно, голос был осевший, неузнаваемый.

— Доложи обстановку! — потребовал Кеша.

— Хреновая обстановка, — просипел капитан, — пятерых потеряли, трое ранены, ползком ползут, ихних до двух тыщ положили… жалко, падла, сердце кровью обливается!

— Понятно, жалко, — отозвался Кеша, — парни-то свои, наши, не их бы давить надо, а тех, кто за их спинами! Но… потом разбираться будем!

Продержитесь еще немного, все нормально!

— Какой там нормально! Только что перехватили — они вырубают энергию!

Что толку бить народец, связи не будет! Понял?! — капитан чуть не рыдал.

Кеша прожигал глазами экран. Камеры, установленные в местах прорыва, лопались одна за другой, но тут же подключались новые. Пыль, гарь, адский грохот, мечущиеся в дыму и огне фигуры в скафах, пальба, искореженные трупы, черт-те что! И они рвались вперед! Куда?!

Пора было кончать с этим.

— Ежели питание и связь будут вырублены, — прошипел он в спину человечку, — тебе не жить. Понятно?!

— Все равно убьешь, — вяло ответил тот.

— Нет, пока не убью, — заверил Кеша. — Давай команду: всем сложить оружие, немедленно прекратить сопротивление!

— Кто вы? — вместо отдачи команды спросил человечек. Голос его дрожал.

— Неважно. Главное, что ваша власть, власть выродков, закончилась! — Кеша вскинул лучемет и дал малый залп по боковым экранам — те полыхнули багряно и ушли вверх черными клубами, будто и не было их. — Командуй, сволочь!

Человек обреченно поднялся из управляющего кресла, ссутулившись, повесив плетями руки, прошел к обгорелым, почерневшим стенам, за которыми был лишь хрусталь да голубые воды, и пробубнил невнятно:

— Сам командуй.

Первым желанием было сжечь его, резануть скальпелем над шеей. Но Кеша сдержался. Он плюхнулся в черное кресло и заорал вслух:

— Отбой! Прекратить стрельбу! Всем службам безопасности сложить оружие!

Немедленно!

Ничего не произошло. Никто не откликнулся. Глухо!

Кресло не слушалось его. Оно было настроено только на директора Видеоинформа, только на этого тщедушного любителя роскоши.

Кеша тигром выпрыгнул из кресла, в два прыжка подскочил к сидящему, ухватил его стальной лапой за горло, поднял и швырнул на черное сиденье.

— Если ты сейчас же не остановишь смертоубийство, сволочь, на вверенной тебе территории, — зашипел он прямо в ухо человечку, отбросив забрало, — я изрублю тебя в капусту, я тебя поджарю на самом медленном огне!

Директор будто и не слышал его, он был в прострации, только слезы текли из мутных глаз. Это шок, это нервный срыв, Кеша заскрежетал зубами.

Теперь все пропало. Все!

Он уставился на экран. Там бойня переместилась в огромный зал с ребристыми стенами и теряющимися в высях потолочными перекрытиями.

Вертухаи окружали шестерых «альфовцев», загоняли на открытое место.

Двое еле двигались- раненные, загнанные, измученные. У троих шлемы скафов были сворочены, сбиты, лица залиты кровью. Теперь Кеша явственно рассмотрел капитана, того самого, с перебитым носом — у него была оторвана по локоть рука, нога волочилась, волосы черной кровавой коркой липли к незащищенной голове, вздутый страшный шрам тянулся от виска к шее.

— Капитан! Капитан, ты слышишь меня! — заорал он по внутренней.

Отозвались не сразу, тихо, будто из могилы, с присвистом и одышкой.

— Слышу…

— Держись, капитан, еще немного! Держись, сынок! — Кеша чуть не плакал.

Он так и не спросил тогда, как их всех зовут, чтоб не знать, чтоб не привыкать.» а теперь не вытерпел, не мог вытерпеть, ведь это он их послал на смерть, он. Кеша застонал, увидев, как капитан упал на колени, вскинул спаренных бронебой, расшибая в куски, в ошметки особо рьяного андроида-охранника, прыгнувшего с бокового ребра. И тихо спросил: — Капитан, слышишь, тебя как кличут-то хоть?!

Один из тех, что еще был в шлемах, подхватил капитана, поставил на ноги, подтолкнул за выступ, прикрывая залпами лучемета и своим телом.

Но тот вырвался, снова вскинул бронебой- и еще два нападавших рухнули замертво.

— Сергеем, — на выдохе, еле слышно отозвался он.

— Держись, Серега! Держись!

Кеша с размаху хлестанул тщедушного по щеке, потом по другой.

— Убью! Убью, сука!

В глазах у человечка проявились безумие и ужас. Но он ничего не слышал, он ничего не понимал.

— Держись, Серега!

Сквозь сатанинский треск, вопли, мат, стоны, разрывы прохрипело тихо «держусь», а может, это только послышалось Иннокентию Булыгину, рецидивисту и ветерану, измученному жизнью скитальцу русскому. И он не сдержался, занес кулак над бугристой голой, уродливой головой.

— Сто-ой! — проверещало пронзительно сверху.

Кеша вскинул глаза, не опуская смертельного, нависшего над жертвой стального кулака.

— Стой!!!

С витой огромной лестницы кубарем скатывался облезлый обгорелый, изодранный оборотень Хар.

На него было страшно смотреть — эту несчастную и без того нелепую «зангезейскую борзую» будто били-молотили два часа кряду, потом облили смолой, вываляли в пуху и перьях, вымочили в кислоте, выдрали все, что можно выдрать и пинками вышвырнули сюда, на лестницу.

Хар, скуля, повизгивая, поджимая поврежденную лапу, подскочил к полубезумному тщедушно-жалкому директору Видеоинформа, скорчившемуся в утробной позе на своем всемогущем кресле, отпихнул грубо и нагло Кешу, сдавил в лохмато-драно-облезлых лапах бугристый череп, заглянул зверино-диким, неразумным, но пугающе-понятливым взглядом в. выпученные глаза, облизнулся дрожащим лиловым языком, роняя липкую желтую слюну и тихо-тихо протяжно и надсадно заскулил.

— Э-эх, мать твою! — застонал в бессилии Кеша. — Падлы! Па-адды!!!

Там, за экраном уже только двое держались на ногах.

Капитан Серега лежал на боку, выставив вперед кровавый обрубок, и палил без передыху из подобранного, нештатного бронебоя. В дальнем конце зала грохотал, гремел траками малый охранный бронеход. Вытащили, сволочи!

Это конец! Их там тыщи полторы, да плюс эти мастодонты! да гравитационные орудия! эх, мать твою! погибают парни! не будет подмоги! где ж другой капитан?

— Где второе отделение?! — закричал Кеша. — Где?!

— Идет, — отозвался Серега, — идут на выручку, три переборки осталось, только три… получай, гадина! — Граната тройного боя полетела в скопление охранников, не андроидов, живых. Разметала по стенам и полу. — Ничего, дождемся! Всего три переборки! У них связь подавлена… только нас слышит, один… один!

Море огня полыхнуло по экрану. Кеша зажмурился.

Все! Конец! Крышка! Но когда он открыл глаза — битва продолжалась, они отползали, они волокли друг друга, не бросая, не паникуя, не сдаваясь.

Эх, жизнь стерва! Надо быть там! Только там! А он здесь прохлаждается!

Кеша в сердцах со всего маху ударил по собственным бронированным коленям стальными кулаками. Он был в отчаянии.

А оборотень колдовал над директором.

Время шло на секунды, на доли секунд.

— Все! — выдохнул Хар. И отпрянул.

И почти сразу человечек открыл свои глаза. В них уже не было безумия.

Но в них застыл холод, нечеловеческий холод.

— Где я? — спросил он.

— На своем месте, — спокойно и даже ласково ответил Хар. — Вы сейчас на своем рабочем месте. Вы управляете учебными маневрами по отработке всех систем защиты Космоцентра.

— Да-а? — вяло поинтересовался директор, и слюна потекла из его полуоткрытого рта.

— Да! — заверил сомневающегося Хар. — Маневры закончены. И сейчас вы воспользуетесь своим правом остановить персонал. Повторяйте за мной.»

— Вот это да, мать честная, — удивленно выдавил из себя Кеша.

— Повторяю, — механически процедил директор. И тут же голос его изменился, стал властным: — Код Семьсемнадцать. Особое положение.

Беспрекословное подчинеиие. Передаю приказ! Немедленно прекратить маневры.

Сложить оружие. Занять базовые места! Повторяю!

Занять базовые места!

Лицо тщедушного вдруг исказила дикая, нечеловеческая гримаса, голос стал визгливым, чужим:

— Группа неизвестных уничтожает все! Это не маневры! Они пробиваются в центральный зал… вы что там, с ума сошли!

Кеша испуганно воззрился на Хара. Но тот только кивнул еле заметно.

— Все в порядке, он повторяет то, что слышит из шара. А сейчас мы начнем видеть, сейчас!

Вспыхнул еще один экран на стене. И открылась взорам рубка управления охраной. Какой-то крепкий и усатый тип в полускафе кричал, брызжа слюной, доказывал… это его голосом вещал директор секунду назад.

Хар склонился над бугристой головой.

И человечек заговорил:

— За невыполнение приказа при действии Особого положения в Космоцентре генерал-полковник Цаидер приговорен к расстрелу. Командиром охраны назначается… Исполняйте!

Двое парней в литых скафах, стоящие за спиной у усатого, подхватили его под руки, швырнули к стене… выстрел был еле слышным, плотное тело сползло на пол, замерло, содрогнувшись в посмертной конвульсии. Все.

Как все быстро решается!

— Приказ принят! — доложил новый командир. — Все отводятся на базовые позиции!

Кеша видел своими глазами, как в центровом прямо на стене ребристой разрослось вдруг черное пятно, расползлось, разорвалось. И из огромной дыры с рваными краями выскочило в зал шестеро бойцов-«альфы». Только шестеро из всего второго отделения. Они слаженным залпом смели с пути преграду из двух дюжин андроидов, один бросился к окруженным, другие заняли круговую оборону. На них было страшно смотреть: все без шлемов, черные, изодранные, в искореженных, пробитых скафах, в кровище. Но они и не собирались сдаваться. Они готовились к последнему бою, к главному бою!

— Все! Ребятки, все! — зарыдал по внутренней Кеша. — Вы их сломили! Они сдаются. Они отходят!

И впрямь было видно, как живые охранники и андроиды, бросают сигмаметы, лучеметы, бронебои, паралиэаторы и идут, помогая друг другу, к боковым люкам. Побоище закончилось. Космоцентр Видеоинформа был захвачен — не бывалое прежде случилось.

Кеша, внезапно обессиливший и изнеможенный, сел прямо на пол. Слезы одна за другой выкатывались из его воспаленных глаз, губы тряслись.

— Все в полном порядке, не надо беспокоиться, — доложил ему оборотень Хар, — этот человек будет исполнять все, что мы ему прикажем… что ты прикажешь! Ни одна из энергосистем, систем связи и коммуникаций не будет отключена. Ты слышишь меня?!

Кеша ни черта не слышал.

Он настойчиво бубнил по внутренней: «Серега! Серега! Серега…»

Но никто не откликался.

Удар под ребра пробудил Ивана. И почему его все время бьют по ребрам, да еще ногами?! Обнаглели! Он открыл глаза… странно, в камере сменили обивку? вместо серого синтокона желтый старинный паркет, нет, это не обивка, это натуральный паркет, но зачем они это сделали?! Он ничего не мог понять, но не спешил перевернуться, встать — кто знал, что его ожидает, лучше еще немного попритворяться лежащим без сознания. Но что тут вообще происходит?

Нет! Он же не в камере, не в психушке! Он давно выбрался! Перед глазами как живое встало багряное лицо, кабанья рожа, перекошенная ненавистью и злорадством.

Неужели это было? Было! И он выжил! Он успел сделать последний выдох в превращатель! А вот он и сам, в кулаке!

Иван поднял голову, повернул ее.

И увидел наставленное прямо в лицо дуло лучемета.

Чуть выше маячило хмурое и серое лицо Глеба Сизова.

На нем медленно проступало недоумение.

— Ива-ан?! — в полнейшей растерянности вопросил наконец Глеб. — Откуда ты здесь?!

— Откуда, — грубо ответил Иван. И отпихнул ствол лучемета.

Поднялся. Сел на стул, выдохнул с усилием. Голова еще кружилась. В ногах явно ощущалась слабость. Он вернулся с того света, а его еще допрашивают.

— Не дури! — вдруг озлобился Глеб, передернул нервно плечами. — И отвечай, когда спрашивают, я на службе, а не на посиделках и здесь тебе не клубная баня, а Кремль, понял? Говори быстро — откуда ты взялся тут, как проник, зачем?!

— Понял, Глебушка, понял, — улыбнулся Иван, — дружба дружбой, а служба службой. Сам такой. — Он заглянул Сизову в глаза и вдруг спросил в лоб, наотмашь: — А ты и впрямь не догадываешься, откуда я тут взялся?!

— Нет, не догадываюсь, — не очень уверенно протянул Глеб. Но лучемет все же опустил.

Он давно знал Ивана, еще до Гадры. А главное, он знал, что Иван не пойдет на подлость, не пойдет на нечистое и недоброе дело, скорее умрет, под петлю или под пулю встанет. Двенадцать лет назад Глеб Сизов сменил Ивана на Гадре. Тот уже сел в капсулу, вышел на орбиту и приготовился к заслуженному, как говорится, отдыху, когда от Глеба пришел сигнал, незапланированный, нештатный, внезапный… это было даже не сигналом, а каким-то внезапно оборвавшимся криком. По инструкции Иван должен был доложить на базу и преспокойненько отправляться на перевалочный пункт, а то и прямиком на Землю, только б горючего хватило. Но он вернулся — вернулся на пустое место: ни Глеба на заставе, ни его шестерых спецназовцев не было, от десантного бота и след простыл, два бронехода лежали раскуроченные, будто их разорвало изнутри. Иван чуть с ума не сошел от необъяснимости всего случившегося. Звероноиды могли запросто уволочь кого-то из семерых в свои пурпурные джунгли, могли сожрать двоих-троих, но они никогда бы не справились с бронеходами и ботом. Иван, конечно, сразу дал аварийный на базу. Но сидеть сложа руки он не мог.

И тогда явилась одна-единственная и потому верная мысль. Они в утробе!

Вторгаться в утробы живых деревьев, в которых рождались, жили и умирали звероноиды, аборигены чертовой планеты Гадра, категорически запрещалось, можно было нарушить весь ход развития этого полуразумного сообщества, вызвать необратимые последствия. Но Ивану было плевать на все рассуждения умников, киснущих в своих кабинетах и пытающихся учить весь остальной мир, он просто разогнался на своем боте и врезался в поверхностный слой почвы, раздирая в ошметки лианы и дышащие стволы, он пробился в утробу в полутора километрах от заставы. И не ошибся. Это уже давненько была не «утроба» как таковая, звероноидов оттуда вывели и вычистили, все ходы-выходы закрыли… и кто же?! Иван своим собственным глазам не поверил, когда увидал пять вертикальных и семь горизонтальных гиперторроидов, попросту говоря, Д-статоров неземного производства. У них под носом свили осиное гнездо чужаки. Они устроили на Гадре свою перевалочную базу!

Три «бублика» Иван уничтожил одним залпом бортовых пушек, четвертый сжег из сигма-пушки. И тут его самого зацепили. Он летел из бота, вышвырнутый микрокатапультой, как камень из пращи с одним только лучеметом за спиной и двумя парализаторами по бокам. Но он нс погиб. Он успел найти Глеба с его парнями. Они лежали в свинцовых саркофагах, подготовленные для переброса неизвестно куда, может, в иную галактику или в саму преисподнюю.

Он их вытащил оттуда, привел в чувство…

И тут из «бубликов» полезли рогатые четвероноги. У них и впрямь не было рук, одни ноги, так казалось с первого взгляда, но они ловко управлялись со всеми делами огромными, гибкими, буйволиными на вид рогами с сотнями присосок и усиков. Это были какие-то чудища. Но разумные и жестокие чудища. С такими не стоило канителиться. Иван раздал парализаторы, вскинул лучемет… и началось такое, что они чудом не попали на тот свет.

Они были обречены, и только безумная смелость, переходящая в наглость, спасла их. Не зная ни принципа действия, ни способов управления шестилапыми самоходами пришельцев, они захватили две машины, одну сломали сразу, но вторая оказалась послушней — как они давили и молотили этих тварей! Тогда и сам Иван, и Глеб, и остальные парни поняли впервые по-настоящему, что такое стоять к плечу плечом и не давать в обиду браткадесантника. Из торроидов лезли все новые полчища рогатых, сил уже не было. И тогда они пробили запоры, заслоны и ушли по утробе в пурпурные джунгли… Ивана лишили отпуска, месяц продержали за произвол на гаупвахте. А потом оставили на заставе нагод, в наказание.

Это был адский «год». Из центра и с базы шли команды и распоряжения даже пальцем не трогать новый вид гуманоидов, изучать, наблюдать за ними со стороны до прибытия особой комиссии. Комиссия все не прибывала, а рогатые четвероногие «гуманоиды» изо дня в день штурмовали заставу.

Года не прошло, а через четыре недели всех их, еле живых, изможденных и полубезумных, не отступивших ни на шаг, не давших в обиду себя, сняли с заставы… и вовремя, в патронниках каждого из восьмерых оставалась по одной пуле, для себя, зарядники лучеметов и бронебоев были пусты. Они не верили, что выжили в этом аду. Но это было давно.

А теперь Глеб Сизов, постаревший и посмурневший, с недоверием и удивлением глядел на Ивана.

— Да я это, я! Тебе не мерещится! — Иван растянул рот в улыбке.

— Мои люди охраняют это здание, этот кабинет! Ты не мог сюда пройти!

Иван понял, что надо выкладывать все начистоту. И он выложил. Потом добавил:

— Неужто ты впрямь поверил, что сам этот старый хрен, правивший нами от имени народа, вспомнил про Русь-матушку?! Не будь наивным, Глеб! Это был я, Я-вызвал тебя по правительственной связи. Я дал тебе приказ сменить охрану, а до того именно я усыпил охранников вот этой штучкой! — Он вытащил Кристалл, помахал им под носом у Глеба. — А как мы с тобой раскалывали комитетчика и министра обороны?! Как мою Светлану послали с твоими парнями чистить гадюшник, ты помнишь?!

Сизов качал головой.

— Не может быть. Ты просто сидел где-то здесь и подслушивал. Точно!

Ты, небось, сам работал в охране, втихаря! Поэтому ты и знаешь все, ну-у, Иван…

— А Света?!

— Никакой Светы нет, я помню твою жену, у меня хорошая память. Но она погибла давным-давно!

— Не погибла, Глеб! Я вытащил ее из Осевого. Ты же видел ее! Она сидела вот на этом стуле! — Иван указал пальцем. — Вот здесь.

— Тут сидела… какая-то, сидела. Но из мертвых, Иван, не воскресают.

Я не верю тебе! Всегда верил, а теперь не верю.

Драгоценное время шло, истекало решающими минутами и секундами, а они стояли, упершись лбами в этом великолепном и строгом кабинете. Иван горько улыбался. Стоило ли тогда выживать, может, лучше было сдохнуть в старом и кособоком теле. Горько, когда тебя не признают твои старые друзья, тяжко и больно, когда они не верят тебе. Но он бы и сам ни за что не поверил никому, даже самому близкому другу в эдакой ситуации, ведь Глеб никогда не видал превращателя. Надо показать ему!

— Гляди! — Иван вытащил яйцо, приставил к горлу, нажал — и стал медленно превращаться в двойника Глеба Сизова, такого же мрачного и усталого генерала в корпусной полевой форме.

Глеб помотал головой, проморгался.

— Бред какой-то… гипноз, наверное? — сказал он невнятно, с сомнением.

— Никакого бреда и никакого гипноза!

Иван сдавил яйцо губами и снова стал самим собою.

Потом развел руками, поглядел Глебу в глаза.

— Я понимаю тебя, ты генерал, я полковник… трудно подчиняться младшему по званию, гордыня не дает. Но такой расклад, Глеб! Ты не испугался, один из немногих, ты встал сейчас за Россию. Потому что видел, потому что накипело, потому что больше не мог смотреть безучастно, как уничтожают Державу, разоружают, губят, изводят эти сволочи, эти иуды подлые! Но я видел больше, намного больше! И знаю я больше! Нет, я не работал в здешней охранке, я пришел сюда, чтобы сломать ей хребет, и предателям этим сломать хребет… а через час подойдет «Летний гром».

Ты помнишь?! И они нам сломают хребты.

— Сюда летит Семибратов!

— Еще бы! Я сам его вызвал! — в упор выкрикнул Иван. И добавил тише: — А знаешь, где настоящий Правитель, где этот выродок?!

— Где?

— В спецпсихушке под Лубянкой!

— Я могу проверить, Иван, и тогда тебе…

— Проверяй. Только быстро!

Сизов вызвал по внутренней двоих в пятнистых бушлатах. Они понимали все с полуслова.

— Доставить немедленно!

Иван вздохнул. Отвернулся. И пошел к креслу у резного стола, к выдвинутой сфере правительственной связи.

— Стоять!

Голос Глеба был словно из литого металла. Иван ощутил холодок меж лопаток, туда, именно туда ударит тонкий луч, если он сдвинется еще на шаг. Глеб крутой малый, с ним шутки плохи. Но и верней, надежней его нет.

Иван вернулся к дивану, развалился. Только теперь до него дошло, что связь все равно бы не сработала, ведь он теперь пребывал в своем собственном теле. А на него сенсодатчики мыслеуправления не сработали бы, никаких сомнений. Эх, нет добра без худа!

— Ты давно учуял измену, здесь, в Кремле? — спросил он неожиданно у Глеба.

— Это было странное ощущение, — откровенно признался тот, — я не смог бы ничего доказать, я просто знал, что делается все не так, я не находил себе места эти годы. И когда Правитель вызвал меня… — он запнулся, поглядел на Ивана, — я понял, вот он, пришел час!

— Ты все правильно понял, Глеб!

Дверь в кабинет распахнулась и один из двоих в бушлатах впихнул внутрь… Ивана. Это был именно Иван, Правитель-Иван. Глеб Сизов снова замотал головой. Он не спал уже две ночи, но это ерунда, раньше он, бывало, и по месяцу не спал, дремал на ходу, на бегу, но видения не мучили его, а тут…

— Вы за все ответите по закону! — закричал ни с того ни с сего двойник Ивана. — Это терроризм! Это бандитизм! Да как вы смели!

— Смели, молодой человек! — Иван быстро подошел к своему двойнику, ухватил его крепкой рукой за загривок, сунул к губам превращатель.

Правитель-Иван был столь же силен, как и он сам, но у него не было такой воли, у него не было навыков и умения владеть таким телом, и он был бесконечно слаб перед Иваном подлинным.

— Вы ответите… — выдохнул он визгливо.

И стал ссыхаться, уменьшаться, сморщиваться, перекашиваться, зеленеть… через минуту рядом с Иваном стоял взлохмаченный и жалкий, кривобокий и сухорукий Правитель — иуда, подлец и выродок.

— Ну, теперь ты веришь мне?!

Иван швырнул Правителя на ковер. Тот упал и застонал, запричитал, забыв про все угрозы свои, про закон и ответственность, «террористов» и «бандитов». Правитель был жалок, мерзок и смешон. Иван бросил на него мимолетный взгляд, и передернулся — будто не Правитель, бывший Правитель Великой России скорчился на зеленовато-пожухлом ворсе, а омерзительный и гадкий крысеныш из преисподней Авварон Зурр бан-Тург, подлец и негодяй…

Нет, это только показалось, только показалось.

— Теперь я верю тебе!

Глеб широко и открыто улыбнулся своей детской, простодушной улыбкой.

Подошел вплотную, крепко сдавил Ивана в объятиях, прижался небритой щекой к Ивановой щеке, вздрогнул… и сдавил еще сильнее.

Потом вдруг отпрянул, ткнул кулаком Ивану в широкую грудь и выдавил обиженно сквозь улыбку:

— Вот, черт, не мог предупредить заранее, всегда ты так!

Не было на Земле «золотого века», не было райских кущ и эдемов, молочных рек и кисельных берегов. Тяжко и кроваво ползла по трупам людским мачеха История. Хроники и мемуары пишут выжившие, победившие, уцелевшие… и потому прошлое смотрится не столь уж и печальным, даже приветливо-добрым, светлым и теплым. Эх, если бы летописи вели погибшие и растерзанные, если бы воспоминания писали замученные и истребленные — миллионы, сотни миллионов, миллиарды невыживших! Если бы мы их глазами увидели океаны крови, пепелища, ликующие рожи убийц, занесенные над ними мечи и палицы, направленные в их груди стволы, если бы услышали их ушами предсмертные вопли, визги, хрипы, зная, что через минуту, секунду, миг будем сами хрипеть, умирая, покидая навсегда этот страшный и жестокий мир! Никогда бы не родились легенды о «золотых временах». Мачеха История, убивая слабых и неудачливых, растерявшихся и замешкавшихся, идет рука об руку с сильными, беспощадными, нахрапистыми и жестокими победителями. И они платят ей за это льстивыми и выспренними словесами хроник, летописей и воспоминаний. Не было на Земле «золотого века». Не было. Нет. И не будет. Ибо порождено человечество Богом- началом здоровым и созидающим. А погублено дьяволом — силами гниения, вырождения и разрушения. В адскую пропасть катится род людской, не желая оглянуться в падении, задуматься, раскаяться и вернуться к Богу. Обречен род людской. И потому тешит себя в смертном угаре баснями о былых «добрых временах» и грядущих «кущах райских». В дурмане дьявольском пребывает, подобно охмуренному зельями наркотическими или потерявшему разум. И нет спасения!

Заложено Богом было от века — не пускать в мир сей порченных дьяволом, гниющих телесно и духовно с рождения, родившихся выродившимися. Забирал их Бог к себе, не давая умножать зло и спасая души их. Но пошел человек против Бога, науськиваемый дьяволом, и против Воли Всевышней, против самой природы естества своего, в гордыню превеликую впав, обрел безумство выхаживать не допущенных к долгой жизни, не допущенных к продлению рода — выхаживать вырождающихся. И умножилось число их, и стали порождать они подобных себе-и пришел в мир земной дьявол вырождения, и воцарился над миром этим князем. И обрели вырождающиеся и несущие гниение в мир силы большие, чем здоровые, ибо цепче цеплялись за жизнь, за место в ней, ибо вся жизнь их была не созиданием и творением, а свирепой и нещадной борьбой за выживание среди чуждых им, и стали сильнее их, приспособленной, хитрее, злее, мстительней, злобней — на их плечах вполз владыка мира разрушения и смерти в мир живых, их руками и их нечистой волей установил в мире этом законы свои. И встали выродившиеся над невыродившимися, нечистые над чистыми, выгнившие изнутри над сохранившими душу, черные над светлыми, проклятые над благословенными. И пришло время извергов. И тщетно мучили себя вопросами созданные по Образу и Подобию, искали ответов на неустроение свое, на горе, раздоры, смерти, несправедливости и боли — тщетно, ибо не ведали, что рожденные под Богом, оказались во власти извергов-выродков, слуг дьявола, царствующих в мире этом. Все смешалось под небесами земными и в черных пропастях Вселенной.

Все помутилось в пресветлом царстве, задуманном пресветлым, но изначально погружающемся во мрак адский. И повсюду был враг рода людского — и извне, и внутри его, в самом нем, ибо идущий против Бога оказывается в лапах дьявола, каждый получает по делам своим. И пытались немногие и отчаянные в кровавом месиве мачехи Истории подать голос, образумить гибнущее человечество, пресечь вырождение, окоротить извергов-выродков, очистить род вырождающийся… но страшна их участь была и гибельна, ибо под Богом они шли открыто и честно, говоря одну правду святую, взывая к совести, чести, разуму. Но били их подло, чернили, клеветали на них, убивали из-за угла, губили чужими руками братьев их, бросали их в черное болото беспамятства или мазали дегтем обильно и гнусно.

Беспощадны есть выродки! Беспощаден и подл князь мира сего! Ненавидимо им и ими все живое, здоровое, творящее. Но особо ненавистен силам зла видящий их, не пребывающий в их черном дурмане, ненавистен посланец Бога на земле. Исполчаются на такого всеми легионами своими, тьмами извергов. И обречены благословенные изначально пред незримо-лютыми силами. Неравен бой.

Но покуда есть они во Вселенной — есть надежда у рода людского, ибо верят верящие, что придет пора и вложит Господь Бог в десницу благословенных Свой Карающий Меч!

Наследный император Умаганги, беглый каторжник-рецидивист карлик Цай ван Дау, прежде чем наткнуться на незримую стену, вытянул вперед свою руку, трехпалую и уродливую, будто узрел энергетический барьер. Пальцы остудило и обожгло одновременно. Хрустальный лед! Он сразу вспомнил проклятую Гиргею и этот сатанинский, иновселенский хрустальный лед — толщи непонятных, коварных полей, переплетения прозрачных силовых линий… Будто и не покидал планеты-каторги! А может, и впрямь не покидал?

Острая привычная боль пронзила виски, молотом ударила в лоб, выдавив из незаживающей раны каплю черной холодной крови. Цай скривился, сморщился, застонал. Защитные поля всегда плохо на него действовали. Да и, собственно, проверка эта пустая, ненужная, он знал и без нее, что шестиметровый бронезабор окружен энергетическими барьерами. И черт с ним! Никто и не собирается лезть через забор, все заборы на свете существуют только для идиотов и тупарей. Они проникнут в форт иным путем.

Цай уныло побрел вдоль незримой стены. Он был одинок и беззащитен. Над его головой в черной пустоте не висела собственная капсула, не хранила от неожиданностей — он не миллиардер Дил Бронкс, он беглец, жертва, за ним охотятся со всех сторон… и когда-нибудь его обязательно настигнут. Да, настигнут и заставят держать ответ. Он больше не выдержит пыток! У карлика Цая ван Дау был свой расчет идти по рисковой тропке рука об руку с Иваном.

Он пришел к русскому сознательно. Вместе с ним он или победит — и тогда станет недосягаемым для всех этих паучьих синдикатов и прочих гипербанд, недоступен для спецслужб земных и вселенских, — или проиграет, ничего не потеряв, все одно — преступлений за ним столько, что с лихвой хватит на десятерых висельников.

Только вчера Цай перерезал глотку третьему серому стражу Синдиката.

Они разыскали его и здесь. Еще бы не разыскать! Но они не собирались «мочить» строптивого беглеца, если б собирались — давно бы спровадили на тот свет. Значит, он им все еще нужен. А может, они позапу-тались совсем, и немудрено, такой кавардак по всему миру, все будто белены объелись… позавчера семеро бандюг, из амнистированных, прямо в центре пригорода, в скверике Процветания и Свободы, распяли двух копов вверх ногами на одном корявом дубе — зевак собралось тыщи с полторы — галдели, хихикали, визжали, советы давали, какая-то бабка в минишортах и фиолетовой майке зароптала было, так ее саму чуть не придавили. Цай стоял за поникшей осиной и дрожал.

В те минуты ему хотелось обратно, на Гиргею.

Чертова Исполнительная Комиссия! Не обойдешь ее, не объедешь! Цай завидовал Гугу Хлодрику и Кеше. Да только ведь не поменяешься уже ролями и местами. Теперь вся надежда на Хука Образину и красавчика Арма-на, если они не оплошают и не дрогнут, вызовут огонь на себя, никакая бронированная стена хоть до небес, никакие силовые поля не спасут эту проклятую Комиссию!

Цай провел рукой по груди — черный кубик был на месте, в потайном кармашке, это хорошо. Бронксова десятка уже торчит в сверхзвуковых безынерционных бронехо-дах, они не подведут. Но почему…

Цай ван Дау отошел к деревьям, подальше от стены, уселся в траву и щелкнул черным птичьим коготком по браслету инфоблока, навел бесцветный пучок на ближайший куст. Изображение получилось каким-то непривычным, расплывчатым и дрожащим. Косматый и нагловатый информатор в желтом, балахоне с красным бантом на плече вещал осипшим тенорком и суетливо поводил глазками, будто подмигивая или намекая на что-то:

— …два взрыва и яркая вспышка. Мы не располагаем видеоматериалами и приносим наши глубочайшие извинения почтеннейшей публике за качество передач! Впервые за сто пятнадцать лет прервана связь с Космо-центром Видеоинформа, оттуда идут по всем каналам развлекательные программы, сериалы и общеобразовательные циклы, односторонняя связь, на запросы с Земли и других планет ближайших систем ответов не поступает. Одну минуточку! — информатор прервал свой суетливый щебет, побагровел, скорчил кислую мину.

А Цай сидел, внутренне сжавшись, все еще ожидая чего-то главного, основного. Он хорошо понимал ньюэнг-лиш, но речь информатора была насыщена новенькими и модненькими словечками, которые гасили смысл и сводили все к шуточкам да хохмочкам. Всю эту жеманную и перемигивающуюся дегенеративную сволочь давно пора было гнать из информслужб, да только ни у кого такой власти не было. Цай ждал главного. А ему вбивали в глаза и мозг гнусные рожи каких-то влиятельных негодяев, высказывающих свое мнение, потом из марева и тумана выявилось некое «официальное лицо» и попросило «почтенную публику» не волноваться, мол, все в норме и будет еще лучше. Будет!

Непременно будет, согласился с ним по-своему карлик Цай. И опять засипел лохматый, желтый ублюдок — теперь его одутловато-моложавая бабья харя перемежалась с мутными картинками каких-то взрывов, аварий и туманов в Европе.

— Качество чрезвычайно плохое, друзья мои, паршивое качество! Мы не может понять, что там с нашими парнями в Европе, или они разучились вести репортажи, мать их! Но творится, прямо скажем, что-то неладное и веселенькое! — Лохматого будто смело очередной вспышкой, изображение стало еще хуже — что-то клубилось, накатывало, клокотало в мареве и мраке, прорежи-ваясь желтыми молниями и разрывами. У Цая остро и нестерпимо защемило сердце — это Гуг! неужели началось?! но сигнал? где же сигнал, его не было!

Прямо над головой, метрах в двадцати с ревом пронеслась шестерка полицейских дисколетов. Такого раньше не бывало. Они действуют по особому режиму. Это начало! И это конец! Цая затряую крупной рваной дрожью. Где же Дил? Он уже хотел включить внутреннюю связь.

Но на фоне беспечных зеленых кустов вновь расцвела харя информатора.

Она была еще гнуснее и гаже чем прежде.

— Мы только что получили сообщение из России! — чуть не визжал выродок. — Это невероятно! На подступах к Москве, всего в семи километрах от города неожиданно вернувшейся с Дериза особой гвардейской бригадой… э-э, Семибратова, черт бы побрал эти русские имена…

— Тебя бы черт побрал, подонка! — с неожиданной злостью прошипел Цай. И потянулся к ретрансу.

— …бригадой Семибратова уничтожена спецдивизия «Летний гром»! Это невозможно! Русские опять сошли с ума! Десять тысяч отборных бойцов-суперменов! Цвет Русской армии! Полторы тысячи бронеходов типа «черный смерч»! Восемьсот внепространственных батарей подавления «ураган-211»! Сорок восемь боевых армейских капсул на орбите! Две тысячи сигма-штурмовиков! Это мощь, способная сокрушить целую галактику! И она уничтожена в считанные минуты! я ничего не понимаю-смотрите!

Харя исчезла и на ее месте посреди бескрайнего серого поля черными дырами застыли восемь обожженных, залитых расплавленной броней котлованов.

Цай не выдержал, отвернулся. Теперь он все понимал, оставалось лишь выполнить то, что надлежало выполнить по программе. Но еще немного, еще хоть чуть-чуть, он все ждал.

А желто-лохматый таращил свои воровато-подмигивающие глазища и вещал:

— Но главный вопрос — зачем спецдивизия министерства обороны выдвинулась на Москву? Зачем она шла на столицу?! Мы даем связь с Пентагоном… одну минуточку. Вы готовы, сэр?

— Да, это очевидно! — изможденно худой тип в фуражке дергал кадыком. — Это переворот. Или удавшийся. Или неудавшийся и подавленный. Силы обороны Мирового Сообщества приведены в полную боеготовность и вам всем нечего опасаться, мы выполним с честью свой воинский долг. Нас больше беспокоит обстановка в Европе. Нарушена связь. И мы не можем понять, чем там заняты наши коллеги?! Если это очередные, не согласованные с нами маневры… — тип замялся, снова задергал кадыком. Потом неожиданно и прямо, по-солдатски рубанул: — Нам опять втрое урезали ассигнования! Армия разваливается! И с нас еще чего-то спрашивают?!

Он тут же исчез. И снова засуетился, замельтешил желтый выродок.

Ну хватит! Цай отключил инфоблок. Все ясно. Но почему молчит Иван?! И почему он обо всем узнает из вторых рук, от этих ублюдков. Где Дил Бронкс?!

— Дил! — закричал он по внутренней. — Ты слышишь меня?!

— Слышу, — надменно отозвался довольный Бронкс. Он явно обо всем давно знал, но тешил свое самолюбие, ждал, пока его попросят.

— Ты готов?!

— А ты разве не видал шестерку в небе?

— Полиция?!

— Это мои ребятки! Остальные пошли на бронеходах. Еще двенадцать по черным нитям. Теперь дело за нами. Не робеешь?!

— Но сигнала не было!

— И не будет. Начинай!

Дил Бронкс отключился. Да и что он мог еще сказать, все давным-давно было сказано-пересказано, теперь пришла пора дело делать. Рука с черным ледяным кубиком вздрогнула. Сейчас! Еще миг! Еще один только миг, предчувствие не должно обмануть.

И прорвало! Будто черный, незримый заслон в мозгу прорвало:

— …чишь?! Почему молчишь?!

— Есть связь! — выдохнул Цай. — Я слышу! Иван!!! Голос у Ивана был усталый, хриплый и тихий.

— Начинай, Цай! Мы сорвали план! Начинай немедленно! Все объяснения потом!

— Погоди! Один миг! Где Кеша?! Где Гуг?! — выпалил карлик на одном дыхании.

— Кеша взял Космоцентр. Он наш! Гуг в мясорубке. Не тяни! С Богом!

Цай хотел спросить про «Летний гром» и про Семиб-ратова, но Иван уже вырубился. Да, со связью что-то случилось не только у служб информа и Пентагона. Ну да ладно! Ну да плевать!

Он разжал ладонь перед самыми глазами — ретранс был весь в черной холодной крови, в его крови, он и не заметил, как поранил руку. Теперь все чувства, все сомнения и нежности долой! Теперь только точный расчет и спокойствие. И да помогут ему все силы Вселенной и Невселенной! Да, даже довзрывники, если он им еще интересен! Он не имеет права промахнуться! Не имеет!

Туда! В самый центр!! В мозг Мозга!!!

Его швырнуло в мрак, перевернуло, ударило о нечто невидимое, и еще раз! и еще! там были барьеры даже для ретранса! но он прошибал их! прошибал своим кодированным, сжатым в пучок дельта-частиц телом. Он не терял сознания… или это только казалось, он ничего не понимал, ничего не видел, ничего не слышал. Он пришел в себя, сильно ударившись о чью-то голову, ударившись затылком. И только потом Цай обрел зрение и слух. Даже не обернувшись, он вонзил сигма-скальпель в сидящего, почувствовал как обмякло тело — и тогда он привстал, дал телу сползти на пол. Но не посмотрел на него. Жаль, конечно, парня, он просто дежурил на своем посту — на самом ответственном и важном посту в Западном полушарии, но ничего не поделаешь, он сидел именно в том кресле, в котором должен был сидеть сейчас наследный император и беглый каторжник, сидеть во имя спасения всего человечества и самого себя.

— Попал! — прошептал Цай, еще не до конца поверив в случившееся.

Кресло, в котором он замер недвижной мумией, стояло в шарообразной крохотной ячейке с плоским, ребристым, не предназначенным для ходьбы полом.

Труп человека в сиреневом комбинезоне занимал половину этого пола. Ни дверей, ни люков не было видно. Зато прямо сверху спускалась огромная, матово-черная сфера, мыс-лесфера. Она блокирована, тут и гадать нечего. Но Цай и не такие секреты разгадывал, он не сомневался в себе. Главное, чтобы Хук с Арманом не оплошали, да Дил Бронкс не подвел… да чтоб смена этому паршишке не заявилась, когда она должна быть, ведь не сидит же он здесь сутками?

Цай думал о множестве вещей. Но одновременно его нечеловеческий мозг делал свое дело — проникал в тайну тайн самого ядра Исполнительной Комиссии. Чудовищного Монстра, обитавшего на Западном Полушарии и почти в половине освоенной Вселенной, можно было взять только изнутри, рубить головы снаружи этому исполинскому тысячеглавому Змею было бесполезно.

— Мы с тобой преступники, Иван, — устало выдавил Глеб Сизов и сдавил виски своими огромными, жилистыми ручищами.

— Знаю, — тихо согласился Иван. Он сидел прямо на столе, свесив ноги, уставившись глазами в одну точку на зеленом ковре.

— Десять тысяч наших… наших парней! Нам никогда не простят этого.

Никогда! Я сам себе не прошу! — Глеб заскрежетал зубами в бессилии.

— У нас не было выбора. Они шли на Москву!

— Все равно!

Иван понимал, что спорить бесполезно. Уничтожать спецдивизию нельзя было. И не уничтожать, когда она получила приказ, тоже нельзя. Такие соединения выполняют приказ. Или погибают. Там не разбираются, кто прав, а кто виноват. И из-за этого муторней вдвойне. Тысячи русских парней! И всех восемью ударами. Одним бригадным залпом. Они и думать не могли, что свое же, российское соединение, такие же по сути братки, обрушатся сверху, с чистого русского неба… точнее, с околоземных высот. Они даже не выставили гиперзащиты! От кого?! И все до единого полегли. Прав Глеб, ох как прав. Но и он, Иван, тоже прав. Их надо было остановить. Они не выполнили его, Правителя, приказа, они отказались от переговоров — через час-полтора после выступления они бы вырезали, выбили, вытравили и выжгли всех из Кремля, не разбирая, кто за кого, они бы превратили в неживую пустыню весь Китай-город и половину Белого города, а в случае сильного отпора они просто-напросто разнесли бы по камушкам, в пыль и сам Кремль с его соборами и дворцами, с колокольнями и звонницами, с золотыми куполами и величавыми двуглавыми орлами. Иван прекрасно знал, что такое придворная, привилегированная беспощадная и нерассуждающая спецдивизия «Летний гром». Нет, он не преступник! Он воин! И встал на путь войны он не за себя. На этом пути надо побеждать. Или умирать. Прожигая мирную и успокаивающую зелень ковра полыхнуло вдруг перед глазами его золото доспехов, будто в малой хрусталинке отразилось все небесное воинство. И погасло разом.

Иван отвел глаза. Встряхнул головой. Посмотрел на Правителя подлинного, избранного много-много лет назад, целую эпоху, — того привязали для надежности к одному из кресел, и он обмяк, растеряД всю свою надменность, сник, а теперь и вовсе провалился в забытье и тихо посапывал.

Пускай спит, еще пригодится.

Иван встал. Подошел ближе к Глебу.

— Ну, хватит нюни распускать, — сказал тихо, с нажимом.

Сизов отвернулся.

И тут же запульсировало желтым со стены, прямо над панелью. Иван кивнул — экран внешней связи включился трехметровым зеркалом. Разгоряченная и растрепанная Светлана глядела прямо в глаза.

— Ты слышишь меня?!

— Да, — ответил Иван. Он уже и позабыл, что послал ее в комитет, столько прошло времени.

— Тут все в порядке, — быстро затараторила она, — семерых положили на месте, двести шестнадцать в приемники на обработку… а остальные нас ждали, давно ждали.

— Ждали и молчали, — просипел Иван, — вот всегда так у нас в России.

— Ты о чем? — не поняла или не расслышала Светлана.

— Да так, — оборвал ее Иван. — Дай мне нового председателя!

Светлана скривила губы, но исчезла с экрана. И тут же на нем высветилось округлое и спокойное лицо Игоря Рогова, нового председателя комитета безопасности Великой России. Он был абсолютно не похож на своего брата, на Артема Рогова, который так бестолково погиб в Осевом измерении.

Иван прервал обычный протокольный доклад-представление.

— У нас нет времени на церемонии, — сказал он, — я вам верю и надеюсь на вас. Действовать по расписанию Особого положения, обо всех неожиданностях докладывать мне или генералу Сизову. Ясно?!

— Так точно, — последовал уставной ответ. И тут же из-за Рогова в упор, прямо глаза в глаза, на Ивана уставилась Светлана — до нее только теперь дошло, что Иван-то в своем собственном обличий, что это его тело, его лицо, его глаза, а не старика Правителя! Она была явно ошеломлена.

И Иван понял ее удивление, понял ее оторопь. Он еще тверже сжал губы, всмотрелся в Рогова. Тот как ни в чем не бывало смотрел на нового Правителя. Он все видел. Он все понимал. И не только понимал. Спецслужбы еще три часа назад докладывали — границы на замке, по всей стране и на внепланетарных территориях идут внезапные повальные захваты, аресты резидентуры, агентуры, обыски… Новый действовал решительно и умело, он чистил конюшни за прежнего, подобно Гераклу, а значит, второго «Летнего грома» не будет, это уже хорошо. Света права, они все видели, все знали, они ждали.

Он одобряюще улыбнулся, чуть кивнул и заглянул обоим в глаза — как своим, близким, верным людям.

Светлану пора бы и вернуть. Но пусть немного отвлечется, пусть поработает — после Осевого это не во вред.

— Ну, давайте, с Богом! Рогов жестом остановил его.

— Есть еще новость, только получили.

— Что там?

— Арестован комдив Сунский.

— Кто-о-о?! — Иван от неожиданности чуть не потерял голоса.

Глеб Сизов подскочил к экрану, вскинул руки со сжатыми кулаками, будто собираясь ударить. Только Правитель не проснулся, он, наверное, видел добрые и благие сны.

— Командующий дивизией «Летний гром» генерал-полковник Михаил Сунский.

Его взяли двадцать минут назад на седьмой внешней орбите.

— Он жив?!

— Жив и здоров, малость напуган…

— Но ведь вся дивизия полегла, вся до последнего бойца! Вы что-то путаете! Немедленно выяснить и устранить ошибку! — Иван был взбешен.

Но Рогов смотрел столь же спокойно. Он явно был уверен, он не ошибался.

— Получив приказ от министра обороны…

— Бывшего министра! — резко вставил Глеб.

— Так точно, от бывшего министра обороны, комдив Сунский немедленно довел его до комсостава дивизии со своей добавкой: приказ безоговорочный, не подлежащий коррективам. После этого немедленно выбыл в Москву на консультацию.

— А взяли на седьмой орбите?!

— Да, он просто сбежал, послав свою гвардию на смерть, на неминуемую смерть, — коротко и просто пояснил Рогов.»

— Немедленно ко мне! — приказал Иван. — Через пять минут этот гад должен быть здесь! И отключил связь.

— Ну-у, гнида-а, — тихо протянул Глеб. — Этакого в Русской Армии еще не бывало!

Иван положил ему руку на плечо. Он знал, что бывало всякое. Но теперь не время ворошить историю. Теперь надо быть сильным и справедливым. И быстрым. Да, он не палач. Он воин. Но именно поэтому он не имеет права прощать. Не имеет!

— Как там со вторым слоем охраны? — поинтересовался он у Сизова.

— Полный порядок, — доложил командир альфа-корпуса, — только четыре бойца оказали сопротивление. Их устранили. Две трети слоя отправили на отдых с дальнейшим распределением по подмосковным частям особого назначения. Парни нормальные, надежные. В Москве все тихо. Подавлено двенадцать очагов сопротивления. Уничтожен совместный батальон…

— Ох уж эти мне совместные батальоны! — Иван не выдержал. Ему никогда не нравились игры и забавы штатских недорослей, не имевших представления о воинских делах, им только совместные учения да маневры подавай — то с общеевропейцами, то со штатниками! Забав себе ищут, рушат армию! Вот и батальоны завели… наши у них, ихние у нас, комедия! а может, и кое-что посерьезнее, наверняка серьезнее, ежели на дыбки встали!

— Все подобные подразделения расформировать, разоружить и выслать за пределы России! — потребовал он.

— Уже сделано, — Глеб Сизов немного обиделся, это стало заметно по его потускневшему лицу. Он профессионал, ему не надо разжевывать, Иван мог бы и потактичнее себя вести.

— Хорошо! Что дальше?

— Еще накрыли четыре подземных притона, в каждом до семи тысяч каких-то обормотов, я никогда не встречал подобных выродков… — тут Глеб немного растерялся.

— Сатанисты?!

— Похоже, они. Но вся эта мишура — только прикрытие, Иван. Там горы оружия, там аппаратура, все виды связи, там система…

— Наши работают с ними?

— Работают.

— Всех, кто взят с оружием — к стенке. Остальных на рудники!

Безжалостно! Беспощадно! Нюни не распускать! Воспитательной работой будем потом заниматься! Кто еще прибыл на Землю?

— Четыре наших флота уже стоят за Трансплутоном. Остальные идут к Земле. Кроме системно-оборонительных. Восемь дивизионов планетарного боя заняли базы под Москвой… Все идет по Особому плану. Сбоев нет. Смещено семь командующих армиями и флотами. Трое восстановлены… не разобрались.

Остальные под арестом. Маршал Тихоренко после смещения покончил с жизнью.

Генералы Симанович, Зеленский и Тиго расстреляны за попытку невыполнения приказа и переход со своими соединениями под временное командование Силами Федерации…

Иван горько усмехнулся. Предатели? Наемники?! Или тоже не разобрались?! Сейчас не имеет значения.

— Этот еще в боксе?

— Кто? — не понял Сизов.

— Бывший предкомитета?

— Да.

Иван зажмурился. Ох, нелегко даются такие решения, нелегко. В бою и сече легче. Но он обязан это сделать. Обязан! Ради тех, кто не предал, ради России, ради всех русских, всех россиян, всех землян. Иди, и да будь благословен! Нельзя отступать. Теперь он не игрушка в чужих руках, не бродяга, не странник, теперь он воин. Пред глазами встало лицо сельского священника, тихого, скромного батюшки, погибшего по его вине — они так долго спорили в те зимние и осенние вечера, пытались убедить, переубедить друг друга, но так и не переубедили, оставаясь в одной вере и в одной мысли — единомышленниками. Он бы понял его, понял, несмотря на свою чистоту, почти святость. И они бы поняли! Они, сгоревшие в том белом, страшном пламени, сгоревшие медленно, привязанные к поручням своего же космолета, привязанные и обреченные на смерть нелюдями. Он слышал их последние слова.

Не тогда, не в младенчестве. Он услышал их позже. Не мстить, не преумножать зла на Земле и во Вселенной, его и так много… Но сейчас они бы поняли его. И благословили. Ибо приходит час, когда зла становится столько, что оно бьет фонтаном, хлещет через край. Приходит час, когда нелюдей надо наказывать.

Резкие слова вырвали его из полузабытья.

— Комдив Сунский доставлен. ВвЬсти? Иван посмотрел на Глеба. И тихо, почти не разжимая губ, выдавил:

— Нет, не надо. — Потом добавил еще тише и еще жестче: — Вывести обоих. Туда, под окна, чтобы я видел. И повесить!

Бывшего председателя комитета, поникшего, измученного и бледного, выволокли из кабинета. Охрана и бойцы спецкорпуса уже давно поняли, что приказы здесь не обсуждаются, что это война, что мирные времена давно прошли… и будут ли когда-нибудь вновь?

Глеб Сизов бросился к Ивану. Подбородок у него подрагивал.

— Должен быть суд, трибунал. Ты не имеешь права, Иван! — зашептал он с болью и надрывом.

— Имею! Мы теперь с тобой и суд, и трибунал. Да, Глеб, это война, это не маневры и игрища. И это только самое начало очень большой и страшной войны. Дай команду, чтобы все снимали. Люди должны знать правду не только о своих героях, понял? И сегодня же в эфир!

— Они откажутся…

— Кто?!

— Телевизионщики, дикторы, операторы.

— Слабонервных и мразь предательскую гнать поганой метлой! Правда, Глеб, страшна! Но люди должны ее знать! Понял? Должны!!!

Он неторопливо подошел к окну, присел на подоконник.

Когда командир альфа-корпуса покинул огромный правительственный кабинет, Ивану стало грустно. Он не мог понять, что с ним происходит. Вроде все так удачно складывается, все так хорошо идет. А тревога не убывает.

Будто не он одерживает верх. Тревога и тяжесть в душе, почти ужас, черный, безысходный ужас — будто это его ведут сейчас на эшафот… да какой там, к черту, эшафот, просто ведут вешать на первом же дереве, на первом столбе.

Почему так?! Связь! Вот почему! Он потерял связь! Они почти не откликаются.

Что-то случилось! И Гуг молчит. И Цай с Дилом Бронксом. Кеша держит Космоцентр цепко, твердо. Но и он то появляется, то пропадает. Это как в бетонном колодце — глухо, тихо, безнадежно. Нет, о какой еще безнадежности сокрушаться. Все нормально! Все даже слишком хорошо… слишком?!

— К вам генерал-майор Семибратов, — прозвучало извне.

— Впустите!

Иван никогда прежде не видал командира Особой гвардейской бригады, но почему-то представлял его здоровенным, широкоплечим мужичиной с выпученными глазищами и громовым голосом. Но в кабинет вошел быстрой семенящей походкой совсем невысокий, худенький человек с фигурой довольно-таки хлипкого подростка, серыми маленькими глазками и пшеничными густыми усами. Вошел, приложил руку к форменной фуражке.

Иван остановил его.

— Я все знаю, — сказал он, пожимая крепкую сухую руку. — Спасибо вам, Василий Мироныч, большое спасибо! Орден бы вам… да, сами понимаете, это все не сейчас, потом.

— Какие там ордена! — отмахнулся Семибратов. — Своих бить — наград не носить, а душу заливать до могилы.

— Так было надо.

— Это мы понимаем, ежели б не надо, бить бы не стали. Все равно камень вот здесь! — Он постучал себя по груди. — Две сотни душ загубили! Ироды мы и душегубы!

— Как — две сотни?! — бросил с порога вернувшийся Сизов. Он все слышал.

— А очень просто, — пояснил Семибратов, — весь, почитай, командный состав угробили. Двое из них — мои знакомцы старые, по Гадре и Деригону. вот так-то!

— Но ведь в дивизии десять тыщ?! — опять не понял Сизов.

Иван тоже стоял, полураскрыв рот, пуча глаза на бригадного.

— Андроидов мне не жаль, чего нелюдей жалеть. Новых наделают! Да ты что, не знал, что ли? — Он уставился на Сизова, будто тот его чем-то очень удивил. — Не слыхал, небось, что этот-то, бывший наш министр-то, недоверчивый такой, еще перед моей экспедицией заменил парнишечек на адроидов? Я про него давно знал, он нашему люду расейскому ох как не доверял, а это ж спецдивизия, почитай что, личная, придворная! Даже две трети офицеров на нелюдей сменил, так ему надежней казалось… вот тебе и показалось! Боевой заряд не разбирает, кто там, всех в одну могилку кладет!

Глеб оттирал со лба испарину. Куаски возвращались на его бледное чело.

Ивана весть порадовала, но не слишком. Двести душ тоже не шутка, есть грех, никуда не денешься. Но был бы еще больший грех, страшный, черный, неискупимый, коли б эти спецандроиды снесли купола, башни, зубчатые стены, саму Москву, а с ней и Россию, и все прочее.

— Может, остановить, пока не поздно?

— Нет, Глеб!

Иван снова подошел к окну. Махнул рукой Семибра-тову. Тот приблизился.

Две грубые петли раскачивались на одной могучей ветви под порывами утреннего ветерка. Человек пятнадцать зевак топтались поодаль, их никто не гнал. Четверо охранников делали дело сноровисто, но неумело. Парни знали, кого вешают — таких сто раз мало сунуть в петлю, смущало лишь присутствие двух операторов — дело доброе, да присловье можно дать нехорошее. Иван будто чувствовал состояние этих ребят. Но отступиться не мог.

Семибратов смущенно разглаживал усы. Ему тоже было неловко. Но старые времена оставались позади, он это хорошо понимал, теперь прошло время безнаказанности, теперь пришла пора отвечать за содеянное, а отвечать надо, это по справедливости, это по-Божески.

Иван поймал вопрошающий взгляд оттуда, снизу.

И махнул рукой.

И будто услыхал вдруг, как жалобно заскрипела могучая ветвь, застонала под тяжестью двух повисших на ней тел, заплакала, зарыдала своим древесным тихим плачем. И ему стало жаль это старое, вековое дерево, по которому прежде лазили резвые и безгрешные детишки, и на котором висела теперь эта грязная, отвратительная, гнущая к земле нелюдь.

Два бронехода на лету превратились в ослепительно белые шаровые молнии, полыхнули чередой разрывов и исчезли в белесой дымке. Еще два! Гуг ударил кулаком по кованой панели. Выругался.

Народец у Гуга Хлодрика подобрался лихой и гиб он почем зря. За полутора суток почти треть головорезов вышли из строя. Но главного они добились — разгромили вдрызг все станции слежения в Европе и над ней, все основные узлы связи. Семь баз противокосмической обороны были в его руках — только сунься кто! Еще четыре базы — в норвежских скалах, под Барселоной, на Крите и Гидрополисе отчаянно. сопротивлялись, их не удалось застичь врасплох.

Никто не понимал, что же происходит — ведь не было нападений ни с Запада, ни с Востока, ни из Космоса, ни из внепространственных структур.

Координационный Совет с перепугу позалезал в подземные бункера, отрезанный ото всего мира, обескураженный и беспомощный. Полиция и прочие надзирательно-карательные подразделения разбежались по домам и убежищам после первых ударов Гуговой армады. Ошеломленный и обалдевший народ в панике и отупении громил магазины, сводил счеты с обидчиками или должниками — когда-то еще придется! В два дня вся Европа превратилась в горящий, зудящий, безумный растревоженный муравейник.

Бились насмерть три армейских части. Отбивали все натиски, ждали подмоги. Откуда?! Гут твердо знал, никто им помогать не будет. В России — Иван со товарищи. Всеамериканский спрут наверняка похотливо и плотоядно потирает свои щупальца, он влезет в дело, когда обескровленная, выдохшаяся Объединенная Европа изнемогшей жертвой ляжет у его ног. Нет, им не помогут, надежды лишь юношей питают. Но там не юноши, там солдаты.

— Сигурда ко мне! — взревел Гуг-Игунфельд Буйный, вставая со своего ажурно-чугунного, огромного трона.

— Сигурд в бою! — спокойно доложил дежурный — однорукий бритый малый лет пятидесяти, закованный в кольчугу и увешанный оружием. Он восседал в пластиковом кресле прямо за спиной карлика-андроида с огромной полупрозрачной головой. Тот отслеживал показания шести внешних локаторов на двенадцати экранах, контролировал решения управляющего «мозга». Если бы спецслужбы Объединенной Европы не погрязли в корыстолюбии, лени и свойственной таковым службам гордыне, они бы давно покончили с Гугом и его армадой — достаточно было шарахнуть глубинным зарядом в его логово, уничтожить центр управления вместе с заурядным штабным «мозгом» и всей его обслугой. Но кто мог предположить, что начнется эдакое?! Во всем Мироздании были только три силы, которые смогли бы одолеть Объединенную Европу. Это Великая Россия, Всеамери-канские Штаты и Синдикат. Но никому не нужно было нападать на нее, все и так превосходно ладили друг с другом, даже откровенно гангстерский мафиозно-бандитский вселенский картель, содержащий свою гигантскую армию с сотнями боевых капсул, тысячами штурмовых бронеходов, десятками внепространственных звездолетов и миллионами бойцов, не стал бы резать курицу, несущую золотые яйца, гангстеры прекрасно уживались с властями и различить, кто где, было просто невозможно. Конечно, Синдикат мог бы вступиться за Европу, отстоять отлаженный и привычный аппарат устоявшейся власти — этого Гуг боялся больше всего — но не сразу, Синдикат будет разбираться, искать свою пользу, он на рожон не полезет, по крайней мере, в ближайшие три дня, наверняка там уже подумывают, как и в Штатах, чуть выждать и уж навсегда, цепко и крепко прикрыть Европу своей ладонью. Умники!

— Сигурда ко мне, дьявол вас побери! Немедленно! Гуг еле удержался, чтоб не врезать дежурному промеж глаз. Распустились, понимаешь! Рассуждать смеют! Гуг знал — чуть ослабишь удавку на глотках этих бестий, сожрут с потрохами. Он рвал и метал, грозил и пугал, скрипел зубами и метал молнии глазами. Но внутренне он был спокоен и доволен. Эти зажравшиеся, обленившиеся свиньи не могли противостоять ему, не знавшему покоя и отдыха, закаленному в борьбе и страданиях. Они сами ложились наземь и задирали лапки вверх. Лондон, Париж, Мадрид, Рим сдались после первого натиска бронеходов, выбросили белые флаги, а ведь в налет шли один против тысячи, против десятитысяч… они просто обабились тут на Земле, изнежились, все по-настоящему боевые части на Аранайе, на дальних подступах, в глубоком поиске и геизации, на заставах и границах… а здесь дерьмо, здесь жандармы и стукачи, им бы невинных хватать и в каторгу пихать, это они мастера, воевать они не могут и не хотят, боятся. Гуг терзался и ликовал одновременно. А бой шел над самой его головой — на подступах к Бонну.

Берлинские цитадели пока не трогали, там рядом граница Великой России, там свои сложности… А вот «дно» Гуга подвело, да и чего было ожидать ото всей этой сволочи — вместо того, чтобы накрывать сатанинские притоны, всеевропейская воровская и бездомная мразь ринулась громить лавки. Ну и плевать!

Гуг в который раз уселся перед армейским всепрони-кающим передатчиком.

Они услышат каждое его слово, и может, поменьше будет смертей, хоть немного поменьше! Он не пил уже третий день. И от этого глотка совсем охрипла, голос утратил громовость, стал тусклым. Но Гуг старался на совесть.

— Ребятки! Братки! — орал он в микрофон. — Это говорю я, Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный! Все вы знаете меня! Да, да, с вами опять говорит легендарный вояка, десантник-смертник, про которого вы читали в учебниках еще в школе, про которого вы смотрели фильмы… Вы узнаете меня?! За всю мою паршивую жизнь я не соврал ни разу! Слышите, ребятки, ни разу! Я не совру и сейчас, вы знаете. Кончайте эту хренотень и идите к нам. Мы не бандиты! Мы не террористы! Мы спасаем вас, Европу, мир, Землю. Эти подлые свиньи, которых вы защищаете, предали всех нас, и вы знаете об этом, они вас убивают, а не мы! Вы герои, вы бойцы, вы воины. А они гниды и иуды поганые! Уже пять дивизий перешло на нашу сторону, я клянусь вам, это правда! Мы очистим Европу от нечисти! Вы знаете меня! И весь десантный корпус знает меня! Мою глотку не могли заткнуть ни тюрьмами, ни пытками, ни каторгами! Поэтому вы и верите мне, поэтому вся наша десантная братва, что поблизости к Земле, сбегается к нам. Прекращайте огонь! Нам тяжко и совестно убивать братьев! Четыреста семьдесят городов Европы признали нас и прекратили сопротивление… И не думайте, что эти выродки, эти суки пришлют вам подмогу, они наполовину разоружили вас, они услали все боевые соединения к черту на рога, они развалили и разграбили все базы по всей Вселенной. Но пришел для них час возмездия! С нами Бог, братки! А от них отказался даже сам дьявол, они уже в заднице! И они хотят забить туда и вас! Не надо бросать оружия! Не надо! Просто переходите к нам! Мы вам верим, потому что вы такие же как мы — простые, честные и смелые парни! Нам незачем убивать друг друга!

— Я пришел! Зачем звал?! — донеслось из-за спины.

Гуг обернулся.

Это был Сигурд — черный, прокопченый, в разодранном полускафе и с кровавым синяком под глазом. Его и впрямь вытащили из какого-то рукопашного боя. Сигурд был взвинчен и зол. Он уже и помнить не помнил о своем былом предательстве. Но Гуг его сразу охладил.

— Хватит геройствовать, мой мальчик! — процедил он резко и безоговорочно. — Хватит! Вся эта буза уже кончается, и ты мне нужен живым!

— Там гибнут наши! Пачками! — закричал Сигурд, встряхивая свалявшимися и почерневшими от запекшейся крови, но местами еще белыми кудрями. — Они опомнились. Они уперлись! И мы не можем их подавить!

— Не возьмем силой, возьмем измором! — отрезал Гуг. — У них почти нет серьезного оружия, мы упредили их! И сомнем, рано или поздно сомнем!

Сигурд сплюнул на мраморные плиты кровью, утерся. Он никак не мог отдышаться.

— Я не брошу людей! Там отборные части бундесвера, понимаешь?! Больше таких в Европе нет. И если мы не выбьем их сейчас, они устоят и пойдут на нас. Ты не уговоришь их, Гуг, им плевать на твои байки!

— Молчать!!!

Гуг неожиданно резко для его грузного тела выбросил вперед кулак — и огромный распаленный викинг, юный Сигурд полетел наземь, дважды перевернулся через спину и голову, уже пошел на третий, но с размаху наткнулся на стену, замер на миг и сполз вниз, на плиты. Он был ошеломлен и ошарашен. Но он не потерял сознания. Полулежал и бессмысленно-восхищенно смотрел на Гута Буйного.

Тот быстро подошел к лежащему, встряхнул за плечо.

— Ну ладно, вставай, малыш! Прости, не рассчитал удара, не думал, что ты такой хлипкий. — Гуг Хлодрик улыбался примиряюще, но улыбка была невеселой. Он готовил Сигурда на свое место, мало ли что случится, все смертны… но не под стеклом же его хранить, все-таки не принцесса на горошинке. — Поднимайся давай, хватит отдыхать! Черт с тобою, пошли наверх.

Я хочу сам поглядеть!

Гуг повернул голову и сурово уставился на дежурного в кольчуге. Тот все понял. Операция должна идти и без шефа, без главнокомандующего. Ничего, «мозг» вытянет командование тремя сотнями ударных группировок и просто отрядов по всей Европе, вытянет. Главное, чтоб сами там, на местах, не начудили от лихости и вольности, по удали да бесшабашности — легко завести ребяток, а остановить будет ох как непросто! Для надежности Гуг погрозил корявым красным пальцем, напоминающим издали огромную волосатую морковину.

Палец был некрасив. Как и сам Гуг-Игунфельд — могуч, огромен, матер, умен, смел до безумия, неукротим и буен… но некрасив. Им с Ливой Стрекозой хватало одной ее красоты на двоих. Но Лива еще спала — спала долгим, беспробудным, а, может, и вечным сном. Каждые полчаса Гуг себя ловил на том, что мысленно и безответно заглядывает в ее глаза, бездонные, синие, колдовские. Он утопал в них, но всегда успевал выдернуть себя наружу, в явь… так и свихнуться было недолго.

— Ладно, пошли!

— А скафандр?!

Гуг хлопнул себя по бокам обеими ладонями — броня полускафа отозвалась тугим, еле слышным звоном.

— И этот сойдет, не в таких переделках бывали! — Он вдруг с сомнением поглядел на свой биопротез, нога поскрипывала, могла подвести.

Они нырнули в шахту подъемника — шахта была обманкой, прошли в боковое ответвление. Пневмокапсула за секунды перебросила обоих на двенадцать миль восточное, пошла вверх — полтора километра до запасного ангара. Там стоял личный Гугов бронеход. Не было у него раньше такого, да перед самой ссорой Дил Бронкс расщедрился, приобрел, не ради приятеля, а для дела.

— Слышишь? — поинтересовался Сигурд, потирая ушибленную челюсть.

— Чего-то слышится родное… — промычал Гуг. Отсюда до места боев было тридцать с лишним километров, но грохот, свист, визг, лязг пробивались в ангар.

— Во выбрали местечко на свою голову! — скаламбурил Гуг. — Нет, чтоб где-нибудь под Миланом или Веной!

Гуг старался не думать, что там творится сейчас в России, что в Штатах. Он знал точно одно — Космоцентр заглох, значит, он захвачен, значит, Иван работает, все остальное неважно, связи нет и, похоже, не будет. Они выиграют время, а это главное… В глубинах души жил тихий, но постоянный страх — рано или поздно эти тоже начнут, сейчас еще не бой, еще только подготовки к бою, бой будет позже! Но хватит об этом! Пусть у Ивана голова болит обо всей Вселенной, а он будет свою работу работать!

— Залезай! — прорычал он недовольно.

Сигурд вдавил литое тело в мембрану люка. И пропал в нем.

Гуг еще раз окинул взором бронеход, это здоровенное и громоздкое, неповоротливое на вид чудище с массивным трехметровым шаром-головой, утопленной в семи-лепестном обтекаемом жучьем туловище. Двенадцать су-ставчато-упругих ферралоговых лап пружинисто удерживали многотонное тело. Из пазов мрачно выблескива-ли титанофольфрамные несокрушимые траки.

Бронеход мог ползать, летать, прыгать, ходить, катиться с легкостью воздушного шарика, накачанного водородом, но при этом был нашпигован таким количеством ракет, снарядов, излучателей, бомб и прочего добра, что глядеть на него было страшновато. Бронеход был несокрушим. Но ежели попадал в перекрестие четверного базового боя, сгорал в долю мига. Такого боя не выдерживало ничто из созданного землянами. Но по всей Европе стояло только девять подобных боевых установок, называли их ласково и нежно — «Дыхание ночи». И дыхание это было смертным.

— Ну что, готов?

Гут спросил машинально. Он прекрасно видел, как Сигурд замер в почти непрозрачном шаре. Шарик этот был катапультирующимся креслом с мыследатчиками, боевым креслом управления. Второе такое же висело в полуметре. Гуг с трудом втиснулся в шар. И сразу ощутил успокоение и ясность ума — срабатывали психоотводы. «Готовность?» — мысленно вопросил он. «Полная, боевая» — мерно отозвалось внутри черепа.

— Сперва поглядим, чего там делается, — предупредил Гуг Сигурда и повел бронеход к выходу.

Керамические створки-ворота ангара убрались. И они плавным и мощным прыжком выскочили наружу. На две-три секунды застыли на поверхности, пружиня всеми двенадцатью конечностями, и тут же резко, набирая скорость, пошли вверх, за облака. Гуг даже не успел разглядеть сквозь прозрачную обшивку-броню — какой там снаружи денек, солнечный ли, пасмурный. Только одинокая ветла под налетевшим ветром махнула им на прощание своей зеленой гривой, и все пропало, лишь муть белизны по бокам да волокна клубящегося пара.

Гуг включил локатор — пространство сразу же обрело хрустальную прозрачность. Теперь, с высоты сорока трех миль они видели ясно и четко всю картину боя, точнее, огромного и сумбурно-сумасшедшего сражения. Гуг даже не понял сразу, почему это внизу царит такая кутерьма бестолковая, кромешный бедлам.

Но Сигурд оказался сообразительней.

— Они поверили тебе, — недоуменно прошептал он, — чудеса, да и только!

— Кто?! — вопросил Гуг.

Ответа не дождался. Тут и без ответа все становилось ясным. Там внизу с восьми сторон одновременно, сменяя друг друга в стремительных налетах и отходах, извергая океаны огня, тучи снарядов, бомб, гранат, ракет, снопы излучений, смертные языки бушующей плазмы, бросались на опорную планетарную базу германского легиона вооруженных сил Объединенной Европы десятки штурмовых и десантных бронеходов. За исключением трех-четырех обугленно-издырявленных машин-ветеранов, с которыми Гут начинал дело, почти все они были отбиты в ходе боев.

База держалась чудом, ее спасала двухметровая тита-новольфрамная оболочка и километровый слой грунта. Она выбрасывала наверх, под плавающие бронекупола оборонительного рубежа один батальон за другим. Гут все это предвидел — итальянские, французские, испанские и прочие легионы Европы сдавались после первого десятка уничтоженных наемников. Но бундесвер стоял насмерть. Германцы дрались лихо, спокойно и умело. Лишь один полк — три батальона на армейских самоходках, вырвавшись из-под куполов, выкинули «белые» сигналы-буи и резко ушли вправо на восемь километров. Именно их и имел ввиду Сигурд, именно они поддались на крик Гуговой души, не желавшей лишних смертей. И именно их, ожесточенно и сосредоточенно, обстреливала база. Полк поначалу молчал, полагая, что за ним последуют другие, но потом стал огрызаться, отвечать снарядом на снаряд. Все смешалось. Все перепуталось. Все превратилось в беснующийся и кромешный ад. Локаторы позволяли видеть картину боя ясно и четко, но для простого, невооруженного глаза сражение было покрыто непроницаемым мраком дымящихся, крутящихся, сатанинских клубов перемешанных газов, пыли, огня, дымов, песка, глины, крови и испарившихся вместе с машинами тел.

Гуг шершавой ладонью утер мокрый лоб, поглядел на Сигурда изнизу, из-под клочковатых и кустистых бровей.

— Заварили мы кашу, мать их под ребра! — процедил он.

Сигурд кивнул. Он не понял смысла слов, он рвался туда, в бой. И Гуг все видел, его трудно было обмануть. Только одной лихостью и азартом не возьмешь, в бою расчет нужен, сноровка да навык.

— Да прикройте же вы «белых»! — заорал он по внутренней на командный пункт. — Их же перебьют всех. Живо, мать вашу!!!

Он знал, что «мозг» сейчас работает верно, он отслеживает возможность уловки, военной хитрости бундесвера, ведь перебежчики могут, воспользовавшись доверием и простодушием Гуговой армады, ударить в спину, кто их знает. Надо еще проверить, как по ним бьют с базы…

Нет, били смертным огнем, без обману. Значит, он не ошибался.

— Слушай мою команду! — пуще прежнего взъярился Гуг Хлодрик. — Всеми силами западного и северного флангов подавить левый рубеж! Смять его к чертовой матери!!!

Понастоящему надо было наладить связь с Иваном. Раз он взял Космоцентр, стало быть, у него есть ударные соединения там, наверху. Один хороший глубинный заряд с внешней орбиты, боевой заряд направленного действия — и с базой было бы покончено, несколько тысяч бундесверовцев разом бы отправились по разнарядке, кто в рай, кто в ад, а расплавленная и испарившаяся броня их рубежей выпала бы где-нибудь за сотни километров тяжелым дождичком. Но связи нету, это во-первых. А во-вторых, такой удар означал бы дело нехорошее и опасное пока, военное вторжение в Объединенную, чтоб она сгорела, Европу! Вторжение в эту прогнившую и выродившуюся помойку! Нет, надо самим добивать гадов. Самим!

— Как я буду нашим в глаза глядеть?! — неожиданно спросил Сигурд. — Зачем ты это сделал?! Лучше б меня прибили раньше…

— Заткнись, щенок! — Гуг пресек недовольство в зародыше, пресек в очередной раз. Он не имел права рисковать.

Но он рискнул.

Бронеход, послушный воле человека, взмыл еще выше, пронесся сквозь мрачные вихри бесшумной молнией. И камнем пошел вниз. Первые три слоя защиты они прорезали как нож масло. На четвертом изрядно тряхнуло. А пятый стал подобным бетонной стене — от удара Гуг чуть не вылетел из кресла-шара.

Сигурд рассек лоб во втором месте, прямо над переносицей. Датчики оповещения замигали тревожно-багровыми огоньками — серьезные повреждения носовой части и внешних стабилизаторов, отказ правого гравиноса… все произошло в долю секунды, но бронеход сам среагировал — долбанул вперед и вниз таким залпом, что Гуга с Сигур-дом в их шарах залило из аварийных систем спасительными, гасящими удар маслами, еще немного и катапульты сработали бы на выброс вне воли и желания экипажа.

— Ты спятил, босс! — еле слышно прохрипел юный викинг. Он был на грани обморока, сознание то угасало, то прояснялось.

— Нет, сынок, — ласково и мягко прошептал Гуг, — я еще не совсем спятил. — И тут же добавил резко, отрывисто: — Пора!

Второй, усиленный боевой залп бронехода, вырвавшийся снарядоракетами из сорока девяти жерл и излучателей, мгновенно ушел вниз, подобный тысяче молний, которым суждено сойтись в одной крохотной, но нужной, слабой точке с прицельно лазерным боем.

В тот же миг Гуг вывернул машину из смертного, безумного пикирования, из ускоренного всеми двигателями падения, увел ее резко вправо, стелясь над изуродованной, изрытой землей и искореженными, уродливо вывернутыми наизнанку, рваными краями бронированных бункеров. Он успел блокировать катапульты, и от этого их крутануло, шибануло, долбануло еще троекратно, залило хлопьями и маслами уже по всем внутренностям шаровидной головы, утонувшей в брюхе машины.

— Я готов… — прошептал Сигурд, отключаясь, выпадая из мира осязаемого.

— Не знаю как ты, мальчик, — в полубреду отозвался Гуг Хлодрик Буйный, космодесантник-смертник экстра класса, беглый каторжник, вырвавшийся из гиргейского ада наперекор всем смертям и самой судьбе, добрый и малость грустный, стареющий не по возрасту северный богатырь, — не знаю как ты, а они-то уж, точно, готовы!

Лихой маневр выбросил штурмовик из перекрестия четверного базового боя. Но в полумиле за кормой так прогрохотало, так ударило, что он еще долго летел кубарем, будто брошенный исполином и бешенно вращающийся в воздухе пляжный камень-голыш.

Сигурд пришел в себя от сумасшедшего надрывного хохота. И он вовремя успел перехватать управление, выровнять машину. Теперь их забросило в зону обстрела перебежчиков, которых по-прежнему долбили отовсюду — одни, наказывая за предательство и бегство, другие — не доверяя, по инерции. Даже локаторы, искореженные, поврежденные, но не выведенные из действия, не могли передать всего ужаса, безумия и вакханалии чудовищного и беспорядочного боя. Клубы черной и огненно-желтой гари пронизывали ослепительные молнии всех цветов радуг, разрывы тысяч мин-прозрачников, висящих неуловимыми убийцами повсюду, озаряли непроницаемый мрак мраком ослепительно-багряным и еще более непроглядываемым… и только черные контуры сотрясающихся от адского напряжения штурмовиков все шли и шли вперед, на цель, и тут же взмывали над ней или выворачивали в сторону — то были счастливчики, уцелевшие. Кому не повезло сгорали в последнем падении и проливались огненным дождем на обороняющихся. Сила нашла на силу. Жизнь на жизнь. Смерть на смерть. Так могли биться только настоящие солдаты, подлинные воины, которые не знают пощады и не умеют сдаваться.

А Гуг хохотал.

Сигурд понял сразу — босс сошел с ума, не вынес накала боя, не выдюжил перегрузки, так бывает, так всегда бывает: десантники или погибают или сходят с ума, бойцы не умирают в постелях и не пишут мемуаров.

Сигурд попытался взять на себя мыслеуправление бронеходом, взять полностью. Но, не получилось. Гуг сопротивлялся, его воля была базальтовой твердости — даже пребывая за гранью рассудка, он не выпускал вожжей из рук.

И приходил в себя. Да, приходил!

— Погоди, малыш, — сипел он. И тут же давал распоряжение в центр: — Усилить натиск! все коробки одним броском! на левый рубеж!!! ну давайте же, дьявол вас забери!! Вперед! Мы пробили защиту! Вперед, ребятки!! Это победа!!!

Они поднимались все выше, Сигурд знал для чего — нужен еще один заход, последний. А может, и не нужен уже, бреши пробиты, теперь справятся и без них… А Гуг все продолжал хохотать, но теперь тихо, внутренне, в непомерном напряжении рвущихся из него невыразимых сил. Нет, он не был безумен. Он ликовал. Теперь германский легион не могло спасти ничто на свете. А следовательно, Европа в их руках! Невозможное становилось явью!

Они не просто брали верх, они его уже взяли, они прошли ад сражения, чтобы победить и выжить. Выжить?!

Бронеход успел выпустить последний, сокрушительный залп в цель, когда две сигма-торпеды пробили его корму, разорвались океаном смерти. Ни бортовой «мозг», ни тем более, Гуг с Сигурдом не успели ничего ни увидеть, ни понять. Подброшенные в мрачно-клубящиеся выси вместе с прочими кусками и обломками машины, они зависли на какое-то время на дороге в небеса, в рай, но грехи их оказались, судя по всему, слишком весомы — и они полетели вниз, на грешную землю, превращенную ими в саму преисподнюю.

Человек падал медленно, раскорячив руки и ноги, будто не падал, а тонулввязкоми прозрачном океане. Арман-Жофруа дер Крузербильд-Дзухмантовский, сидевший на титано-пластиковой крыше полицейского скар-джипа, не видел, с какого этажа выбросили беднягу, то ли с триста двадцатого, из-под самой золоченой крыши, то ли просто с трехсотого. Не первый и не последний! Народишко вошел во вкус, в охотку, его теперь не скоро остановишь!

Крузя страдал душою и телом. Телу все еще хотелось живительного вливания, душе не хотелось видеть всей этой гнусной мерзости.

— А ну-у, взяли-и-и!!! — взревел синемордый ополоумевший негр снизу. И уцепился за крыло джипа.

Негр был пьян, обколот, обкурен и дебилен с рождения, его красные джинсы вымокли в липкой коричневой дряни из ближайшей лавочки, а руки были покрыты толстым слоем жирных мух — наверное, он вымазал их медом или джемом во время погрома.

— Давай, давай! — завопила на тысячи полуживотных голосов толпа и навалилась на ненавистную летающе-скользящую повозку с желтой шестигранной звездой. — Переворачивай их, сук поганых! Дави! Бей!

Крузя еле успел ухватиться за ажурные выверты высоченного фонаря, сработанного халтурно и грубо под старину. Повис. Он лицезрел торжество беснующегося люда, крушащего все подряд, пьяного, озверевшего, сатанеющего от вседозволенности и возможности пограбить всласть. Это было море, нет, целый океан багровых, бледных, желтых, белых, черных, розовых и синюшных рож, выпученных глаз, оскаленных ртов и воздетых, растопы-ренно-алчных рук.

Ликование мешалось с беснованием и предсмертными воплями задавленных, избиваемых, терзаемых.

Но не всем удавалось вдоволь насладиться свободой.

Очередной выброшенный из высотного нутра небоскреба рухнул прямо на синемордого дебила в красных штанах, в миг превратив его в груду еще шевелящегося липко-парного мяса, а заодно ломая шею хлипкому желтолицему парнишечке-панамцу и калеча прочих соседей заводилы-негра. Это и утвердило в мысли мнительного Крузю.

— Расступись, гниды! — выкрикнул он истошно.

И сиганул с фонаря вниз, на головы.

Под его ногами что-то хрустнуло, треснуло, хрипнуло, упало. В бока ударили сразу с трех сторон. Он не остался в долгу, всадил нож в ближнего своего. Тут же выдернул. И дал волю локтям.

— Поубиваю, гады-ы!!! — завопил он.

Кричать было бесполезно. Эта дикая и алчная толпа рвалась к крупным магазинам, к банкам, к закрытым ювелирным лавкам, музеям, еще оставшимся в этом прогнившем городе.

Нью-Йорк встал на дыбы и ходил ходуном. Население его пресытилось разбоем по супермаркетам и забегаловкам, ларькам и магазинчикам — все это было давно перевернуто, взломано, разбито, растащено, разграблено, развалено, разорено и раскрадено. Но хмельной и пьянящий азарт гнал толпу на крупную, обороняющуюся дичь. И это надо было видеть. Где-то там, в недрах еще неразгромленных зданий и витрин таились сверкающие множеством граней бриллианты, сапфиры, изумруды, агаты, тускло поблескивали груды всемогущего золота, лежали тугие и бессчетные пачки хрупких новеньких ассигнаций, стояли бесценные кубки и изваяния, висели картины, стоящие больше межзвездных лайнеров… и все это можно было достать, взять, унести!

Закона не было! Власти тоже! Возможность получить все сразу, завладеть несметными сокровищами, дающими рай на земле, сводила с ума. Город разом разделился на жалкие тысячные, сотенные кучки обороняющих, защищающих свое и не свое нажитое, и на прочих, на сорок семь миллионов рвущихся в рай. Да, это надо было видеть!

Если бы Арман-Жофруа, проторчавший всю жизнь на иных планетах и на орбите, знал, что дело обернется эдаким вселенским бедламом, он никогда бы не взялся за него. Крузю просто тошнило от этой гнуси и гадости.

Разбой и разгул длились вот уже третий день, непрекращающимся кошмаром. Полиция сразу же, почуяв, что пахнет жареным и можно получить сполна за все дела, испарилась, пропала, попряталась, только скинутые форменки, разодранные в раже толпой — больше ничего за исключением, разумеется, двух-трех замешкавшихся и растерзанных копов, про которых в таком людском водовороте и поминать грех. Частная охрана еще держалась. Кое-где. Но и ее сметали. Толпа гнала саму себя, подобно муравьям, гасящим огонь и засыпающим реки своими телами.

Толпа не щадила никого, в том числе и тех, из кого состояла, кто был ее плотью и кровью, ее мясом. Толпа была жестока и беспощадна, тысячелика и безглаза, безудержна и скора на расправу. Никто в одиночку не осмелился бы на такое. Но все вместе… Крузя хорошо помнил, как и Иван с Дилом говорили чего-то про отвлекающие маневры и прочее, про их особую и нужную роль принимающих огонь на себя. Но они ничего не говорили про то, что будет так хреново, так погано и подло. Родиться человеком, жить среди людей, пускай и далеко от них, верить, жалеть их, любить… и вдруг узреть их без грима, без белил и румян — дикими, алчными, похотливыми скотами, хуже скотов, ибо ни одна скотина не ведет себя так, подобно «раскрепощенному и свободному» человеку, рвущему глотку собрату, созданному по Образу и Подобию. Нет, это невозможно!

— Пусти-ите-е!!! Я сама-а-а!!!

Крузя вздернул голову, не забывая бить локтями и кулаками направо и налево, продираясь к переулку. Чуть левее, на балконе второго этажа три разгоряченных типа в драных рубахах насиловали тощую девицу лет четырнадцати, насиловали, беспрестанно избивая ее, ломая руки и ноги, выдавливая глаза, выдирая волосы и рыча, хохоча, визжа.

— Жи-и-ть! Я хочу…

Крик оборвался лопнувшей струной, оборвался с перехваченным или сломанным горлом. Крузя рванулся сильнее, подмял под себя жирного мужика в оранжевом пиджаке на голом теле, оттолкнулся. С его широкой спины вскарабкался на плечи сразу двух парней, лягнул их, чтоб не цеплялись за ноги, полосанул ножом, ухватился за край балкона, рывком выбросил могучее тело на перила.

— Не надо! — раззявил пасть ближний.

И упал с проломленным виском.

Второму, вихрастому ражему парню лет тридцати пяти, Крузя свернул голову — одним взмахом руки, профессионально, так он расправлялся с нугагами за тридцать световых лет от Земли, в созвездии Бурбона. Свирепых и подлых нугагов не было жалко. Этих тоже. Но там у Крузи были крепкие нервы, там он работал. А здесь он сорвался, разнюнился.

Третьего он тихо, не обращая внимания на вопли и мельтешащие кулаки, положил спиной на перила. Выждал, увидел дикий, животный страх в глазах, а потом легким движением переломил хребет.

Кем они были раньше? Клерками в конторах? Или мелкими делягами-предпринимателями? А может, продавцами или массажистами… плевать. Теперь они трупы. И эта тоже — труп. Крузя перешагнул через изуродованное девичье тело, вышиб ногой дверь и вошел в комнату. Так он быстрее выберется из сумасшедшего дома, из этого безумного мира.

В комнатенке, убогой и грязной, в которой наверняка жила эта дрянная девчонка, стоял большой засаленный диван. Крузя плюхнулся на него. Прикрыл глаза. Надо немного расслабиться, сюда никто не полезет, здесь уже нечего брать.

Три дня назад, почти три дня, их было всего ничего — он, полтора десятка надежных ребят из «длинных ножей» — у десантной лихой братии везде кореша сыщутся. Свои, родимые, братки, с которыми на серьезные дела хаживали, — да вокруг шушеры с полтысячи, за каждым еще малость — желающих хоть и невеликий, но свой куш сорвать. Арман-Жофруа, постаревший и расплывшийся, больной и усталый, даже прикинуть не мог, сколькие решатся, а кто в кусты сбежит. А оказалось, только искорку поднеси. Полыхнуло вон как!

До сих пор полыхает.

В комнату ударило гарью — небоскреб напротив горел. Черные клубы валили в небо. Крузя поморщился, не разжимая век. Долго не засидишься, запросто сгореть можно, в самом прямом смысле.

А ведь они начали с крох — вырубили сети по шести кварталам. Побили витрины. Сами и не совались никуда, ничего не брали, наказ был строгий — кто сорвется, на нож поставят, а ребятки закон уважали. Начало лихое было и забавное. Но Иван с Дилом все верно рассчитали, вон во что вылилось-то! Уже армейские части к Нью-Йорку подтягивают. Скоро и правых и виноватых, всех подряд пачками мочить начнут. Хорошо, ежели пачками, а то ведь могут и газами травить, у этих парнишек в камуфляже дело не задержится: дан приказ — пускаем газ! Нет, надо бежать, рвать когти… Крузя и сам не заметил, пообщавшись с «длинными ножами», как усвоил их говор.

А еще Иван говорил, мол, святое дело делать будем, нужное, очистительное и спасительное, иначе не просто все сдохнут на Земле и в окрестностях, но и погублены будут — то есть, душ своих бессмертных лишатся… Бессмертных душ?! Крузя чуть на ноги не вскочил. Да разве у этих скотов, у этих гадов-нелюдей есть души? Бессмертные?! Не-е-ет!!! У гнид, мокриц, червей и тараканов нет душ, и погубить их нельзя! Их надо просто травить! Отравой! Газами! Вот и пришел к тому, с чего начал. К газам. Стало быть, ничего иного человек и не заслуживает, как существо низкое, грязное, жадное, трусливое, жестокое и подлое. И нечего себя винить, были б ангелы, да что там ангелы, были б люди простые, нормальные, не дали б себя завести, нормальный, он грабить и насиловать не пойдет… а это скоты! Жирные, лощеные, холеные, балованные, изнеженные, алчные скоты. Лучше было помереть в запое, помереть на орбите, на старом заправщике, сдохнуть от беспробудного пьянства… чем прозреть?!

Крузя встал. Плюнул под ноги.

На балкон, в окно, в дверь лезли визжащие, орущие, хрипящие хари. Так, снаружи, рушился прямо на головы и спины горящий домина. Рушился огненными, полыхающими балками, стенами, обивками и обшивками, всей той дрянью, о которой Крузя не имел ни малейшего представления. Вой стоял там вселенский — безумолчный и страшный.

Ну что ж, они получают то, чего заслужили.

Он выломал дверь. Разбросал с десяток прущих на него скотов. И прямо из окна лестничной клетки выпрыгнул наружу, в загаженный, замусоренный двор.

Два наполненных кровью близ(копосаженных глаза смотрели прямо на Ивана мутным звериным взглядом. Еще два недоверчиво и злобно щурились с висков, высматривали невесть что, то ли жертву, то ли опасность. Вместо носа поднималась и опадала при шумном дыхании толстая морщинистая перепонка. Но самое неприятное впечатление производил безвольный полуоткрытый рот с вислыми серыми губами и неровным рядом проглядывающих желтых зубов — это были даже не зубы, а зубища, такие могли быть только у животного…

Впрочем, не человек же это! да, уже не человек!

Иван коснулся пальцами бронестекла — и оно тут же вздрогнуло от удара, ответного удара. Чудовищный трехметровый и четырехглазый монстр с такой силой саданул своей волосатой лапищей, что запросто мог бы сбить с копыт шестиногого исполинского зангезейского быка, не то что Ивана.

— Лучше их не дразнить, — тихо посоветовал служитель.

— Нервные?

Лысоватый и невзрачный старичок угодливо заулыбался, закивал торопливо, но не ответил, видно, и впрямь считая, что слово — серебро, а молчание — золото.

— Ну и чего там про него прописано? — поинтересовался Иван.

Служитель быстренько набрал код на своем ручном пультике. И прямо на стекле ячейки вычернилось четкими буквами: «Коротеев Александр Артурович, 2420 года рождения, родственников не имеет, поступил в октябре 2468 года с диагнозом локальная парамнезия после возвращения из Дальнего Поиска…»

— Сволочи! — сорвался Иван. — И нашего брата не жалеют!

— Не жалели, — поправила его Светлана, — теперь все будет по-другому.

Она была бледной, кончики пальцев подрагивали. Но Светлана не отворачивалась, она пристально вглядывалась в обитателя каждой ячейки это жуткого подземного паноптикума… нет, не паноптикум! это совсем иное заведение, и недаром Иван выкроил полчаса, оставил все на Глеба Сизова, чтобы заглянуть в тайные лаборатории генетических фабрик, недаром! такого Светлана не видывала ни в Системе, ни в Осевом… там что, там призраки. А здесь звериная, невыносимая явь, кошмары наяву!

«…перестройка тела и мозга начата в мае 2469 года, завершена в сентябре 2477-го». Черная вязь исчезла, будто ее и не было.

А служитель добавил:

— Один из первых, неудачных образцов. Мы… они сохранили его для истории, как музейный экспонат. Отработанная же модель зверочеловека не превышает двух метров ростом и практически не отличается внешне от обычных человекоособей, но по силе и ярости значительно превосходит данный образец, а кроме того обладает исключительной послушностью и исполнительностью. Пройдемте, я вам покажу его.

— Нет уж, — не согласился Иван, — поглядим всех по порядку, у меня нет времени возвращаться к пройденному.

— Воля ваша, — покорно согласился старичок. Следующая ячейка была заполнена мутным желтоватым газом. И сидел в ней за стеклом какой-то скелет, обтянутый синей нечеловечьей кожей. Огромные базедо-вые белки выпирали из-под надбровий голого черепа. Зрачки, напротив, были крохотные — черно-красные точки.

Светлана не выдержала застывшего и лютого взгляда, отвела глаза.

— Эта особь может работать в любой атмосфере и без таковой. Сейчас она сидит в ядовитой метановой смеси, такая смесь даже при малой концентрации способна отравить…

Ивану не надо было рассказывать про ядовитые смеси и метановые атмосферы, он вволю наглотался всякой дряни в Дальнем Поиске. До сих пор при воспоминании о Сиреневом Болоте — огромном метаноагазоновом океане Тругазанды, семнадцатой планеты созвездия Двойной Гаги, его бросало в озноб. Он еле выплыл тогда из этого сжиженного ада… Конечно, там здорово пригодился бы такой малый, такой неприхотливый и работящий скелет. Но всегда остается это проклятое «но»!

— Он сам пошел на генную перестройку? — спросил Иван.

— Вы шутите, — служитель испуганно-снисходительно улыбнулся и тут же заморгал, понимая, что допустил непозволительную вольность. — Нет!

Разумеется, нет. Кто же пойдет на такое добровольно?!

— Сволочи! — повторил Иван супА и злее. В следующей ячейке сидел восьмирукий и восьмипалый бледный голован. Ничего кроме жалости и брезгливости он не вызывал. Голован с потухшими очами и полупрозрачным брюшком предназначался для управления какими-то процессами на каких-то шахтах. Иван не стал вникать. А у Светланы выкатилась из левого глаза крохотная хрустальная слезинка — в ней несчастное существо отразилось еще более жалким и нелепым… отразилось, и тут же скатилось вниз, в небытие.

Еще шесть ячеек были заполнены водой разных оттенков и обитали в них русалкообразные, чешуйчатохво-стые и плавникастые нелюди с человечьими головами и руками. Они таращились из-за стекла, вглядываясь выпученными рачьими глазищами в лица непрошенных гостей, пускали пузыри, будто хотели сказать что-то. Их руки с длинными водянисто-прозрачными пальцами вызывали ужас. А бледностью тел эти рыбочеловеки были подобны мертвецам.

— Они разумны? — спросил Иван.

— Да, — коротко ответил служитель. И тут же добавил: — Но если они проявляют животную непокорность, возмездие следует немедленно. Генетика генетикой, но под черепа им кое-чего вживляют для надежности. Внутренние системы психометрии и контроля корректируют поведение сами, так что не извольте беспокоиться, все эти создания, как бы страшны и неприглядны они ни были, находятся на службе у человечества.

— Корректируют… — в задумчивости повторил Иван. Служитель говорил шаблонами, так его обучили, так запрограммировали. Создания! Не люди, а создания! Что ж, в чем-то он прав, это, конечно, уже не люди. Но в то же время они — пока еще и люди, раз полностью не утратили разума и осознания себя личностями. Страшный сон! И он ничего не знал про это. Ничего! Нет, вранье, не надо оправдываться — генная инженерия штуковина старинная и общеизвестная, перестроечная инженерия и биомоделирование тоже невесть какие тайны… но не до таких же кошмаров доходить! Не до таких? Наука не знает границ и пределов. Экспериментаторов не остановишь, так ему говорили там, в Системе, и в Пристанище, так говорил Сихан Раджикрави, когда Иван знал его Первозургом, так говорили другие, посвященные-посвященные?! властители жизни и мира?! нет, выродки! так говорили все эти выродки, им нужно было какое-то оправдание, какая-то красивая цель, прикрытая красивыми словами — и поэтому они говорили именно так! Но почему все это здесь?! В Великой России?! Здесь, всего лишь в полутора верстах от Золотых Куполов, почти под Святынями Русскими?!

Час назад Иван узнал от очнувшегося Правителя про существование этих тайных лабораторий, про шесть огромных подземных «перестроечных» фабрик — три на Севере и три за Уралом. Каждая могла вырастить за восемь лет начального цикла по восемь миллионов зверолюдей и «перестроить» из уже существующих «человеко-особей» всемеро больше. Никогда и нигде Иван не встречал сообщений об этой чудовищной индустрии — ни в инфопрессе, ни в видеоинформах. Ни один из его многих друзей и знакомых, работавших в самых секретных отраслях, никогда не рассказывал об этих экспериментах, превратившихся в отлаженный технологический процесс, в конвейер, не везде еще запущенный, но полностью готовый к запуску. Подготовленный в считанные годы! Эти монстры зверочеловеческой индустрии проектировались, закладывались и строились в обход всех Советов, всех контролирующих органов. Народ, огромный многомиллиардный народ ничегошеньки не знал про них! Невероятно!

Лететь на заводы не было никакой возможности. Но спуститься в московскую подземную лабораторию, в сердце «перестроечной» системы Иван счел необходимым. Отложил важные дела, передоверил управление Глебу. И спустился вниз — всего на полтора километра, чуть ниже той спецпсихбольницы, в которую его бросили на верную смерть. Правда, бронированная тайная психушка была заложена в конце двадцатого века, а лаборатория «перестройки» не так уж давно — лет пятнадцать назад. Но судя по всему, кто-то работал в этом направлении и раньше, да еще как работал!

Лаборатория, по сути, была огромным научно-исследовательским институтом с опытным и предсерийным производством — двухсотметровый в диаметре шар с двенадцатью трубопереходами к огромному «бублику»-кольцу, поделенному на сто восемьдесят сегментов-камер с сотнями ячей и биоинкубаторов. Все обойти было невмоготу. Но главное пропустить Иван не имел права. Пристанище! Голову сверлила одна пронзительная мысль. Он не желал верить Аввацону, не желал верить прочей нечисти Пристанища, само естество его не могло принять их страшной и открытой лжи: «Земля — это лишь часть Пристанища, малая часть…» Не могло этого быть, и все тут! Но ведь было? Но ведь есть! Так, вот так, именно так — Пристанище закладывалось не в тридцатом веке, а значительно раньше, и Первозург говорил об этом. Что?

Он намекал, будто слуги Пристанища всегда были на Земле, всегда работали на Черное Благо… нет, бред! Черное Благо появилось значительно позже, это просто секта, колоссальная секта-спрут… и говорил про все про это не Сихан, а Авварон Зурр бан-Тург, проклятый и подлый оборотень в Шестом Воплощении какого-то Семирожденного Ога! Земля часть Пристанища? Земля — часть, или, точнее, капля непомерного, черного Океана Зла? Нет! Земля — это свеча во мраке Вселенной! Свеча Господа Бога?! Так ли? Черная свеча. Почерневшая от творимого на ней зла… Прав Авварон, прав гнусный негодяй и подлец! И не прав. Ему хочется, чтобы было так, он все делает для того, чтобы было так. Но так еще не стало! Да, так пока не стало!

— Иван! Тебе плохо?! — заволновалась Света, потянула за рукав. — Ты совсем белый!

— Нет, мне хорошо, — тихо ответил Иван. — Мне очень хорошо.

Он хотел добавить, что ему очень хорошо по одной причине лишь — он больше не странник. Он воин! Он не даст заморочить себя, сбить с толку, запутать! Он не позволит бесам вселиться в себя и вновь бросить в пропасть блужданий, сомнений, мрака. Они роятся роем. Они пришли по его душу. Но он воин. Воин!

— Здесь просто плохой воздух, — робко вставил служитель.

— Да, — Иван улыбнулся, — дух тут витает нечистый. Старичок потупился.

Голова его затряслась, руки, старческие и немощные, задрожали. Сто шестьдесят четыре немалый возраст. Осталось совсем немного, от силы пять, может, десять лет. Капля, малюсенькая капелька жизни. Но своя. Другой уже не будет. Удержать бы в трепещущем, больном сердце хоть эту… Страшные дела! Черные! Он простой служитель. Он ничего такого не делал, он как надзиратель в тюрьме, как библиотекарь в книгохранилище, как служитель в зоопарке… Зоопарк?! Зверочеловеческая тюрьма. Страшно. Могут не простить.

— И этот тоже… — Света не договорила.

Во мраке зеленеющей темной воды, на мшистом дне застыло в мерном шевелении нечто давящее, ужасное — бугристая огромная голова с двумя мутными глазами-бельмами, болезненно-кровавый клюв и полтора десятка толстых, изгибающихся отростков по три-четыре метра. Щупальца. Осьминожьи щупальца! Они свивались в клубки, вытягивались, липли к бронестеклу бледно-розовыми присосками, змеились и безвольно опадали. Зрелище было неприятное, невыносимое, ибо в бельмах глаз угадывался человеческий ум.

— Да-да, и он разумен, — поспешно пояснил служитель, — но не извольте беспокоиться, он нисколько не опасен, полностью управляем. Применяется на огромных глубинах для самых разнообразных целей. Да-да, такой может в одиночку разбалансировать и уничтожить довольно-таки солидную базу в самых глубоководных впадинах…

Даже на Гиргее, мысленно добавил Иван. Туда бы его — во мрак, под восьмидесятикилометровую толщу свинцовых вод! В памяти мелькнули бешенно вращающиеся сфероиды, черные тени, неуклюжие и стремительные донники, бледные щупальца… Нет, на проклятой подводной каторге Гиргеи не могло быть таких человеко-осьминогов, не могло! Ему показалось. Только вот глаза-бельма? Но разве все глаза упомнишь! Они преследуют его давно. Давно и повсюду. Эти черные тени, призраки тьмы и мрака. Нет, показалось. Гиргея слишком далеко. Слишком!

— И как этого… как его звали? — пролепетала Светлана.

— Одну минуточку! — служитель засуетился, щелкнул и затараторил вслух:

— Ванюков Егорий Алкаменович, сорок второго года рождения, русский, не женат, детей не имеет, отец неизвестен, мать погибла в экскурсионно-иг-ровом круизе одиннадцать лет назад, в районе Крутой Горки, это созвездие…

— Знаем! — осек его Иван. — Профессия?!

— Хмы-мм, безработный, — облегченно выпалил старичок.

— Обратная трансформация возможна? Служитель развел руками.

— Ну, ладно, — Иван вновь встретился взглядом с чудищем многоруким, только бельма колыхнулись во мраке вод. — Ладно, Егорий Ванюков, пуощай!

И отвернулся.

Светлана будто завороженная прилипла к бронестеклу. Но она ничего не видела в эти минуты. Лишь ползущий живой и призрачный туман Осевого стоял перед ее внутренним взором. Да, она видела их всех — всех! — там, в Осевом.

Значит, они погибали? Значит, они гибнут?! Значит, это не призраки, не чудища, не фантомы, а пусть и странные, не похожие на людские, но все же души искореженных, «перестроенных», невозможных людей? Зверолюдей?! Они умирают тут, на Земле, и на других страшных планетах Мироздания, чтобы обрести заключение в Осевом, обрести свободу страшных призрачных пут?! Как понять?! Как разобраться?! Но не это главное, не это… главное в том, что она и сама немного такая… какая?! Светлана в отчаянии и ужасе стиснула обеими ладонями виски, застонала.

Чудовищно-жуткий Егорий протянул к ней два толстых и мягких щупальца, розовые присоски вдавились в невидимое бронестекло. Бельма приоткрылись и ее обожгло взглядом бледных зрачков, мерцающих посреди кроваво-пучащихся сосудами огромных глаз.

— Не-е-ет!!! — закричала она. И отпрянула.

— Пойдем! — Иван грубо рванул ее за руку. Не время впадать в истерику.

Ныне иные времена. — Пойдем, Света!

Одновременно он врубил внутреннюю. «Глеб?! Ты слышишь меня?»

Отозвалось через миг: «Да! Здесь полный порядок! Мы контролируем ситуацию в стране. Что-то непонятное творится в Европе и Штатах!»

— Все понятно! — вслух сказал Иван иусмехнулся, отключая связь. Все очень даже понятно. Они там ждали его сигнала. И не дождались. И не дождутся! Это им для встряски — нечего чужим умом жить, пора давить все эти комплексы. Он их подтолкнул, научил, дал в руки их собственную силу, их ум, их волю и их честь. Чего ж еще?! Вот коли б он их вел будто беспомощных младенцев за ручку, сейчас ничего «непонятного в Европе и Штатах» не творилось бы. Но сигнал еще будет. Обязательно будет! Слава Богу, началось!

— Вот что, ребятки, — Иван обернулся к охранникам, двум офицерам Глебова альфа-корпуса, — вы мне живенько доставьте сюда Правителя.

— Прямо сюда? — переспросил один, рыжеватый, с большим кривым шрамом на скуле.

Иван недовольно поглядел на вопрошающего — на приказ следует отвечать «есть!» и бодро выполнять его, а не дискуссии разводить. Но потом сообразил, что в холодных и сырых коридорах-траншеях, где и присесть негде, обессилевший и перепуганный, обезноживший Правитель, бывший Правитель, будет мерзкой и грязной ношей для этих в общем-то ни в чем не провинившихся парней.

— Давайте-ка, лучше в шарик, там удобнее будет.

— Есть! — рыжеватый испарился, будто его и не было. Прямо за подводным диверсантом-работничком сидели в прозрачных клетях три пернатых зверочеловека. Отличались они лишь количеством крыл: у первого таковых была лишь пара, у второго две, а у третьего — все три.

— Ух ты, прямо серафим шестикрылый, — прошептал под нос Иван. — Да еще с руками. И не тяжко им тут, в неволе?!

— Испытывали в полете, — доложил служитель, — по всем параметрам значительно превосходят естественных крылатых, природных. Тут, конечно, тесновато. Выпускать неположено. В серийное производство должны пойти по спецприказу… пока что такового не было, — старичок виновато развел руками.

А Иван смотрел на нижние конечности этих птице-людей. Когда-то давным-давно, трех лет еще не минуло, ему довелось побывать в когтях у птичек на Хархане, тогда он был один над огромным, безбрежным океаном. И он навсегда запомнил лапы ящеров, их когти. Но эти были не хуже и не слабее — Мощные, изогнутые, костистые и когтистые. Птицелюди. Или звероптицы разумные. Не разберешь. А спросишь у служителя, он опять начнет твердить, что дескать, абсолютно послушные. Ясное дело, для того и выращивали, для того и «перестраивали», чтоб были покорными и исполнительными рабами. За такие дела надо… К расстрелу. Всех этих экспериментаторов к расстрелу. А руководство и идеологов — на виселицы!

Морды у птицечеловеков были грустные, затравленные. Именно морды, не лица. У них не было клювов, их заменяли костистые наросты, идущие прямо из-под глаз. А в глаза и глядеть не хотелось — отчаяние и страх, боль и неосознанные надежды.

— Они помнят о себе? (- Нет. Почти не помнят, очень смутно, — рассыпался в услужливом блеянии старичок. — Они просто тоскуют. Всегда. Так и заложено. Только на время выполнения задания приходит облегчение — это было придумано гениально! — Старичок забылся, чуть не зашелся в своем восторге. Но тут же спохватился, едва не умерев со страху. — Я хотел сказать, все это очень бесчеловечно, я всегда был против, но кто меня послушает, старого пенька?!

Ивану было плевать на этого человечка, на эту тень человека. Он не понимал и не хотел понимать его страхов и сомнений. Он думал о другом — если эти гады, эти «исследователи» способны вернуть человечий облик своим жертвам, они будут жить, ничего не поделаешь, они проживут до тех пор, пока не возвратят к людской жизни последнего из зверолюдей, но коли нет — им не жить! не жить! таких нельзя миловать! таким нельзя прощать! вот они-то и есть выродки! они и есть нелюди! Четверых шу-стряков из местной администрации, пытавшихся преградить им путь, уже пустили в распыл, и слава Богу. Но с остальными придется повременить. Но только с научным персоналом, только с ними.

Главарей-администраторов — в петлю! И никаких розовых слюней! никаких глебовых слез! Виноват, сукин ты сын, отвечай! Только так. Только так!

— Я не могу больше, — просипела в ухо Светлана. — Давай уйдем?!

— Нет! — отрезал Иван. — Мы обязаны это видеть. Понимаешь, обязаны!

Иначе все повторится.

За стеклами ячей обитал сам ужас. Люди-змеи извивались на мраморных полах, пытались вползти по стенам, растопыривали крохотные лапки с человечьими пальцами, скалили клювастые рты… и падали вниз, в мокроту и нечистоты. Шестилапые рептилии с человечьим мозгом и нечеловечьим страданием в плачущих прищуренных глазах разевали клыкасто-зубастые пасти.

Уродливые насекомые с мягкими брюшками и в поблескивающем хитине плели паутины, бились о стекла, царапали его когтями, коготками, лапами, лапками, хоботками и жвалами… и смотрели, смотрели, смотрели — жгли всепонимающими выпуклыми глазами.

Светлана была в полуобморочном состоянии и уже жалела, что увязалась за Иваном. Да, в Осевом было погано, совсем плохо и гадко. Но там было знание, твердое и четкое — это мир нежити, этого нет. А здесь все живое, все настоящее, каждое из этих омерзительнейших и кош-марнейших насекомых имеет свое имя, свою фамилию. Их всех родили матери, родили обычные людские матери, родили на пытки, «перестройку» и мучения. Невыносимо!

Дряблое тело шестнадцатилапого паука вывалилось из сетей паутины, распласталось на грязном мраморе. Жвалы подергивались будто от боли, из-под них сочилась черная сукровица. Тонкие, членистые конечности конвульсивно били по стеклу, стенам, полу.

— Как его зовут? — Светлана встряхнула старичка за плечо, затормошила.

— Как зовут этого мученика?!

— Сейчас, сейчас! — запричитал тот. — Погодите же… Это — Сухолеева Марина Николаевна, шестьдесят третьего года рождения, с детства сирота, родители погибли при геизации Зенгоны. Она в полной памяти. Чувствует себя нормально. Пригодна для первичной проходки на планетах Левого Рукава метагалактики Гона.

— Мои тоже погибли, — тихо, бессознательно вставил Иван, — оба. Давно.

Я тоже сирота. Я тоже мог быть здесь.

— Хватит! — заорала вдруг Светлана. — Хватит! Убейте ее! — Она схватила старичка за горло, встряхнула, сдавила. — Убейте ее немедленно!

Сейчас же! Хватит ее мучить! Или я задушу тебя, гадина!

Старик хрипел, зеленел на глазах, отчаянно вращал глазами, но ничего не мог поделать.

— Убей!!!

Иван силой оторвал Светлану от несчастного. Но она рвалась к нему, тянула к горлу свои тонкие руки… Так было! Он вздрогнул. Да, в Осевом уже было так. Она оборачивалась упырем, она вонзала в него, Ивана, свои когти и зубы, она тянула лапы к его горлу, а он из последних сил удерживал их, он не мог справиться с потусторонней силой, нечеловечьей силой. Нет, это видения, это призраки, это бред! А здесь все взаправду. Она убьет его.

Убьет.

— Все! Все-е! — выдохнул старикашка. Его дряблая, трясущаяся рука раздавила какое-то невзрачное стеклышко на ручном крохотном пультике, нажала малюсенькую кнопочку… и судороги, конвульсии прекратились, черная кровь хлынула из страшного насекомьего рта некогда сироты Марины Сухолеевой, студенистое тело расползлось неживой застывающей материей по полу, потухли и остекленели глаза.

Светлана замерла. Закрыла лицо руками.

— Что я наделала, — пролепетала она в тихом выдохе. Иван уставился на старичка.

— Их можно всех так?! — спросил он.

— Да, — служитель склонил голову.

— Ладно, пойдемте дальше, — Иван обернулся к жене, — а ты можешь подниматься наверх. Уходи!

— Нет! — она вцепилась в его плечо.

Иван молча стряхнул ее. Но гнать от себя не стал. Истерика прошла, пусть остается. Они обязательно должны все видеть, все знать.

Следующий сегмент «бублика», больше сорока ячей, был отведен под гибриды людей с инопланетными монстрами. Иван прошел этот отрезок жуткого пути быстро, почти не глядя влево, за стекла. Изощрению выродков-садистов не было границ. А он верил тогда! Он открывал, покорял, осваивал эти планеты! Он шел впереди, мерз, горел, получал ранения, умирал и вновь воскресал, чтобы идти вперед, работать для людей, дарить им все новые и новые миры. А за его спиной, здесь на Земле — не в проклятом Пристанище, не в Системе — творилась эта жуть, эта мерзость и эта подлость! В немыслимых далях, за миллионы световых лет от Земли светили ему Золотые Купола Несокрушимого Храма, грели его душу, не давали ей погибнуть. А совсем рядом, почти под ними дьявол правил свой сатанинский бал. Как же так? Иди, и да будь благословен? Борись со злом вдалеке от зла земного?! Как понять это?! Прочь! Прочь!! Прочь сомнения!!! Это снова бесы вьются вкруг его души. Надо их гнать. Все было верно! Все было не зря! Ему надо было пройти сквозь все круги ада, Системы и Пристанища! Надо, чтобы понять дела и горести земные. И он понял. И он стал Воином. Иди, и да будь благословен!

Развевая мрак и темень, встали перед внутренним взором полки в золотых доспехах. Он один из них. Да, он один из них!

— А это еще что?!

Старичок сгорбился и прикрыл рукой горло, будто его вновь собирались душить.

— Тут у нас, как говорили, мозговой отдел. Коррекция и наращивание мозговых объемов. Этим повезло. В трех метрах от Ивана, за двойным бронестеклом на широком низком кресле сидело что-то невообразимое. Огромная бесформенная голова размером с письменный стол удерживалась на мягких высоких подставках. Она пульсировала, будто именно в ней билось сердце. Глаза Иван сразу и не приметил, они располагались в самом низу головы и были прикрыты веками.

Прямо из-под глаз вниз шла безвольно висящая тонкая шейка и под ней — хилое бледное туловище годовалого младенца. Тельце казалось неживым, только нижние лапки, совсем не похожие на ножки малыша, чуть подрагивали, не доставая синюшными пальцами пола.

— По уровню интеллекта и быстродействию этот мозг почти не уступает среднему «мозгу» пассажирского кос-молайнера, — с гордостью, будто именно он был создателем данного чуда, доложил служитель.

— Но есть и более совершенные образцы. Пройдемте.

Несколько ячей с головастыми уродами они миновали, остановились у крайней в сегменте. Всю ее от мраморного пола и почти до сферического потолка заполняло что-то аморфное, неопределенное, студенистое. Временами по студню пробегали конвульсивные волны и начинали мерцать изнутри зеленоватые огоньки, наплывать из просвечивающих глубин пульсирующие свечения. Все это уже совсем не походило не только на человека, но и просто на живое существо.

— Сверхмозг! — отрапортовал старичок. — Вполне может конкурировать с «большим мозгом» любого объединения штабов. Один недостаток — недолговечность, средняя продолжительность работоспособной жизни — четыре года, потом он начинает постепенно отмирать.

— И сколько ж таких вы сменили здесь? — спросил Иван глухо.

— Да, это не первый, — неопределенно ответил служитель. Развел руками и добавил: — Наука требует жертв.

— Вот мы и принесем ей эти жертвы, — пригрозил Иван, — чтобы поставить точку.

Старичок привалился к бронестеклу. Ноги у него подогнулись, челюсть отвалилась. Нет, не дадут дожить, не дадут протянуть последние годки, пришел и его черед.

Иван все видел, но он не стал успокаивать служителя, пускай потрясется от страха, пускай помучается, авось, поймет, как себя чувствовали бедолаги, попавшие в лапы изуверов-«перестройщиков». Себя, наверное, эти сволочи не «перестраивали», берегли. Неожиданная мысль взбудоражила Ивана — а что если собрать экспериментаторскую шатию-братию да самих обратить в эдаких монстров и чудищ, чтоб на своей шкуре ощутили… нет, нет! нельзя уподобляться выродкам и жить по их законам! надо их просто стрелять! надо их вешать! всех до единого! надо обязательно прервать цепочку безнаказанности и безответственности, иначе все впустую, иначе все начнется снова, даже если они выстоят, даже если они победят. Ведь так было. Так было в те давние, древние, почти мифические времена ХХ-го века. Тогда Великая Россия нашла в себе силы избавиться от выродков, сбросить их ярмо со своего хребта. Да, тогда изуверы-нелюди, пившие живую кровь людскую, жиревшие на этой крови, убивавшие и терзавшие Россию, ответили за свои преступления- очистительный перелом тысячелетий: исход из мрачного, черного, трагического Второго от Рождества Христова в светлое и великое тысячелетие Третье, конец Эпохи Смут и начало Возрождения. Да, тогда изверги рода человеческого, покусившиеся на Великий Народ, на Великую Державу, погрузившие ее во мрак безысходного отчаяния и страха, в пучину братоубийственных войн и хаоса, в липкие сети нищеты, голода, безработицы, всеобщего отчуждения, взаимной ненависти, вражды, в бездну смерти и вымирания, эти кровавые палачи получили по заслугам — ибо сказано было Всевышним: «Не по словам вашим судимы будете, а по делам вашим!» И пришло тогда на Земле судное время: и казнили убийц, вешали вешателей, расстреливали расстрелыциков — по делам их. И прерывалась тогда цепь безнаказанности, и начинали осознавать несознающие, что за горе и страх, за разор и предательство отвечать придется, неминуемо отвечать своей головой, и невозможно уже стало прикрывать свои преступления, корысть свою и ненависть к люду лживыми вывесками и красивыми словесами, ибо не по словам стали судить извергов-выродков, не по лозунгам и намерениям — благими намерениями выстлана дорога в ад. В ад! Туда и дорога! Через виселицы! Через трибуналы! В преисподнюю! Ибо отец выродков, ставящих опыты на народах своих и чужих, не Бог, а дьявол. От него изошли — к нему и вернуться должны! Не спасало палачей-изуверов ни бегство в края чужедальние, ни сокровища награбленные, ни покаяния лживые… отвечали все.

По заслугам! Иван горько скривился, все… да, видно, не все! Ибо великодушие победившего народа не знало границ — и ускользали иные, укрывались, избегали заслуженного наказания. Да, их было очень мало, совсем немного, но они, эти выродки, выжили — и пустили новые побеги, наплодили себе подобных… И вот они! Опять у власти! Втихую проползли — ужами, змеями, гадюками. Проползли! И вновь готовили погибель Державе… Нет, есть все же справедливость на белом свете! есть Бог! иначе бы по-другому обернулось. Иди, и да будь благословен! Будто под сводами Храма пророкотало под черепной коробкой у Ивана. Иди! И не сворачивай с благого пути своего!

Служитель оправился, пересилил страх.

А из студня за стеклом вдруг выплыл будто из глубин трясущейся жижи, прорвался сквозь тонкую прозрачно-влажную кожицу рыбий бессмысленный глаз.

И уставился на Ивана изучающе и холодно.

— Пойдем отсюда! — снова потянула за рукав Светлана.

— Пойдем, — согласился Иван.

Оставалась последняя ячейка в замыкающем сегменте. Там, как говорил служитель, должна сидеть более совершенная модель зверочеловека. Надо взглянуть. Потом побеседовать с бывшим Правителем, тот уже в «шарике» дожидается. И наверх! Хватит нервы терзать и душу рвать!

Ячейка была обычная, лишь свет озарявший ее изнутри, был приглушенней, тусклее. Зверочеловек сидел на пластиконовом буром валике без ножек и спинки, сидел спиной, сгорбившись и повесив голову. После всех мыслимых и немыслимых гибридов, чудищ и человекообразных звероящеров да пульсирующих голов он смотрелся бледненько, подстать своей тусклой и невзрачной камере.

Одно лишь неприятно задело Ивана — существо было одето в десантный комбинезон, старый, потертый, какой носил и сам Иван, комбинезон очень удобный, но нелепый здесь, в жутком подземелье.

— Больной? — спросил он у старичка.

— Не-ет, — протянул тот, — больных не держим. Тоскует, небось, или задремал просто. Сейчас мы его взбодрим!

Он навел свой пультик прямо на спину. И зверочело-век в комбинезоне вдруг напрягся, одеревенел. А потом резко обернулся. Лицо его, поросшее густой и короткой рыжей щетиной почти до самых глаз, было искажено злобой, светло-серые глаза излучали ненависть.

— Что это?! — прохрипела Светлана.

И уткнулась Ивану в плечо.

Тот и сам оторопел. Вот так встреча! За бронестеклом, в полутемной ячейке, выряженный в десантный комбинезон и щерящийся от злобы, налитой ощутимой, зримой звериной силой и мощью, раздавшийся в плечах и кости, заматеревший и страшный, сидел он сам — Иван!

Служитель переводил испуганный взгляд с морды зверочеловека на Иванове лицо, и наоборот, бледнел все больше, но ничего не понимал. Сходство было разительным, страшным и, явно, не случайным.

— Гады-ы!!! — еле слышно просипел Иван.

И теперь он все вспомнил. Теперь он все понял. Голо-воногий.

Центрифуга, плаха-распятие. Так было в Системе. Так было на Земле, после Осевого. И янтарно-рыжий болигонский кентавр, похитивший прекрасную землянку с седыми тугими косами — это на фреске. Старик у столика из черного иргизейского гранита. Старик еще тогда жаловался на жизнь, тосковал по России, из которой его предки выехали двести лет назад, а ему, якобы, снились березки да древние избушки… Старик, открывший ему глаза, поведавший часть правды о выродках и всем прочем, старик, думавший… нет, точно знавший, что Иван не жилец, и потому разоткровенничавшийся с ним. А сам он был весь опутан шлангами и проводами, и плаха уже начинала нагреваться, раскручивалась, и он уже знал, что с ним будет. Он был перед дверью в небытие. Дверь открывалась, его толкали туда. Да, именно во второй раз. Потому что в первый раз, еще в Системе, на плахе-центрифуге с него сдирали шкуру негуманоида, возвращали человеческий вид. А во второй, после Осевого, после черных экранов и черной дыры он попал на Землю, на такую же плаху, они начали его воплощать, начали «перестраивать» — в зверочеловека!

Он все помнил. Такое невозможно забыть. Ивана будто молнией прошибло.

Пристанище! Здесь повсюду отблески, отсветы Пристанища! Везде идет воплощение. Это непостижимо, но это так. Страшный, гнетущий мир воплощений и перевоплощений, мир прозрачных червей с просвечивающими мозгами, червей в телах ящеров и леших, оборотней и птиц, мир вурдалаков, воплощенных из небытия в бытие злым гением выродков… Пристанище везде! И Земля лишь часть Пристанища! Нет! В это нельзя верить. Но вот же — сидит перед ним доказательство. Он сам, ставший зверочеловеком. Нет! Не он, Первозург тогда спас его, в последние секунды вытащил с плахи, вырвал из провала в небытие, захлопнул дверь без выхода. Но он клонировал его, без этого нельзя было уйти из подземных дворцов подземной Антарктики. Нельзя! Его клон перестроили в зверочеловека, лишили воли, памяти, лишили своего «я». Нет, он никогда не должен был встретиться с ним. Но почему никогда?

Иван сдавил пальцами переносицу. Ему было больно. Он не ждал такой встречи.

Светлана не знала подробностей. Но она все поняла.

И она молчала. Сейчас не было нужды в лишних словах. И лучше всего уйти, уйти как можно быстрее отсюда, немедленно! Но она уже не решалась тянуть его наверх.

А зверочеловек стоял, прижавшись лбом к бронестеклу, сжав до посинения кулаки. Крутые желваки перекатывались по его скулам, ноздри были широко раскрыты, верхняя губа, щетинистая и бесцветная, подрагивала, обнажая ряд ровных желтых зубов и два мощных клыка. Да, это был не человек, это был зверь. Но с человеческим мозгом, с остатками неутраченной памяти, со смутными картинами канувшего в лету прошлого. И он тоже узнал Ивана. Узнал, и сразу возненавидел.

Служитель стоял ни жив, ни мертв. Теперь и до него начинал доходить весь ужас встречи. Старичок, немощный и дряхлый, терял последние надежды. И зачем только он привел их сюда, зачем?! Но откуда он мог знать… Нет, ему уже не дадут дожить, дотянуть эти пять лет, хотя бы три, два года, пусть один, пусть месяц, неделю, пусть.» нет, не дадут!

— Я могу убить его, — пролепетал он в отчаянии, — хотите?! Я могу убить его! — Тоненькая бледная ручонка с пультиком начала подниматься.

— Вон! — закричал Иван. — Убирайся прочь с глаз моих!

Служителя будто ветром сдуло.»

А они остались. Оба. Смотрящие друг другу в глаза. Человек и его зверообразная копия, страшный и могучий двойник. Сатанинское отражение, обезьяна дьявола. И в мозгу мерно гудело: «Человек хуже бабуинов и слизней.

Люди — это худшее, из того, что породила Вселенная. Это раковая опухоль Космоса! Но придут врачи, врачи извне, и немного подлечат нашу Вселенную.

Они вырежут эту опухоль. А мы… мы лишь ассистенты, мы их земной медперсонал, мы подготавливаем все для операции, для настоящих хирургов.

Они придут. Они уже идут. Слышишь их шаги?!»

Иван резко обернулся. Всего на миг.

Но он узрел след проплывшей в хрустально чистом воздухе гиргейской гадины. Они здесь! Они повсюду! Кроваво-красные глаза ретрансляторов.

Огромные клыки. Плотоядно облизывающиеся языки. Это не врачи, не хирурги.

Но это их глаза. Они все видят. Они уже идут сюда. А он расслабился, он бросил все на Глеба, на Гуга, на карлика Цая, измученного, несчастного, полуживого карлика Цая…

Наследный император и беглый каторжник сидел в мыслекресле и корчился от боли. Его хилое, больное, исстрадавшееся тело прожигало, пробивало, пронизывало какими-то непрекращающимися и очень болезненными разрядами. Это была пытка! А ведь всего несколько минут назад половину мира он держал в своих цепких трехпалых руках.

Да, ему удалось разгадать все шифры, все секреты и тайны центрального пульта. Он раскодировал мыслеуп-равитель Исполнительной Комиссии. Он сразу узрел, услышал и понял все. В мгновение ока он увидел прямо внутри своего мозга, безо всяких экранов, полыхающий Нью-Йорк — его расстреливали с воздуха десятки боевых бронеходов армейских частей быстрого реагирования.

Восстание подавляли безжалостно и беспощадно, не считаясь с миллионами горящих живьем, пробиваемых свинцом, прожигаемых смертоносными лучами людей — Крузя сработал, подлец, ничего поручить ему нельзя! — машинально отметил Цай. Но внутреннее зрение показывало пожарища и погромы иных городов и городишек: все бушевало, кипело, сходило с ума в Чикаго, Лос-Анджелесе, Гаргонге — суперполисе, раскинувшемся на ста тысячах квадратных миль и пожравшем сотни городков, поселков и пустырей, трясло в ужасе и озлоблении весь Юг, острова. Под бронированным колпаком тихо и настороженно притаился Комиссариат Синклита Мирового Сообщества, затихла Антарктида и все восемьсот тысяч околоземных станций-баз. Напряглись будто перед прыжком на жертву в тринадцатипланетарныхсупербункерахНаземные авиационно-сухопут-ные силы, все полтора миллиона живых головорезов и еще четыре- обученных и запрограммированных на войну андроидов… Штаты были в полнейшей сумятице, в дичайшей растерянности, никто, явно, не понимал — что же, черт возьми, происходит!

«Всем оставаться на местах!» — приказал Цай.

Приказы, исходящие из самого ядра, из «мозга» Исполнительной Комиссии, обжалованию и обсуждениям не подлежат, это известно сызмальства каждому оболтусу-школьнику, тем более воякам и спецслужбам. Сказано ОТТУДА. Значит, сидеть да помалкивать, да руку у форменной кепочки держать, выполнять приказ.

«Никаких передислокаций! Никаких ответных мер! Все идет по плану!»

Цай ван Дау торжествовал. Он их обхитрил. Он успел. Теперь надо лишь дать разгореться смуте по всему Сообществу, а потом бросить спецслужбы на армию, армию на полицию и федеральное бюро, а чтобы поставить точку, срочно вызвать космоспецназ и «погасить» наземных стражей порядка, включая армейских, объявив их мятежными силами, которые возглавляет хунта, стремящаяся к захвату власти. Силы космического базирования, точнее, их неперевооруженные остатки, живо сведут старые счеты с наземниками, только дай законный формальный повод, а тем более приказ. Как по маслу! Так и должно быть! Потом можно и Гуга поддержать, и Иванову победу закрепить.

Лиха беда начало.

Только бы Дил Бронкс со своими парнями не оплошал! Цай отключился от глобальных событий, теперь важнее было отслеживать заваруху внутри форта.

Здесь обязательно должна быть блокировка. Если Дил затянет дело, они рано или поздно распознают его и замкнут. Это конец! Это крышка!

— Дил! Дил, мать твою, ты слышишь меня?! — захрипел Цай по внутренней.

— Отвяжись, — сипло отозвалось извне, — не до тебя! Цай все видел.

Мыслекресло было просто чудом. Он видел, как ползли по «черным нитям»

Диловы ребятишки, ползли к самому сердцу форта, если они доберутся нормально, с внутренним кольцом охраны будет покончено. А снаружи творилось нечто несусветное. Бронеходы Дила громили бронированный форт Видсток. Они уже разнесли в щепы, в пыль весь пригород Нью-Вашингто-на, выжгли вокруг форта «кольцо безрпасности» в семь миль поперечником. И теперь рвались внутрь. Боевая десантная капсула прикрывала нападающих сверху. Она висела черным застывшим солнцем в поднебесьи и срезала все движущееся, все вылетающее из форта, все — снаряды, ракеты, дисколеты, малые охранные бронехо-ды, андроидов на гравилетах. Без нее Дил Бронкс уже лишился бы половины своих штурмовиков и двух третей братвы.

— Давай! Давай, черный дьявол! — мысленно подбадривал его Цай.

Рукопашные бои шли в четырех коридорах, ведущих внутрь. Страшные бои, не на жизнь, а на смерть. Цай смотрел, все видел, но не завидовал этим парням. Драться с андроидами в ближнем бою?! Андроидам почти не больно, они не щадят себя. А сил у них в два раза больше. Но Диловы ребята пробьются!

Обязательно пробьются!

Все видел Цай. Все знал. И работал — рассылал десятки приказов, распоряжений, тормозил прытких, тормошил робких и неуверенных. Он успел отвести армейские силы от пылающего Нью-Йорка, остановил бойню. И собирался уже поднимать спецгруппировку морской пехоты — в это время как раз из «черных нитей» выскочило сразу шестеро, они были в сотне метров от него, они давили растерянную охрану… — и вдруг прямо в голове промерцало зеленым: «Вариант 0-11! Вариант 0-11! Полное переключение управления на Север!» И перед глазами высветились четкие контуры Антарктиды. Цай еще успел подумать, что Антарктида это вовсе не Север, что это Юг! Но его уже начало трясти, бить и прожигать. Он мгновенно ослеп, оглох, онемел… Во мраке и давящей тишине, сквозь лютую боль он четко осознал — сработала не ведомая ему защитная система! Она распознала чужака, несмотря на разгаданные им шифры, распознала, отключила и перевела управление Исполнительной Комиссии на дублирующий пульт, наверное туда — подо льды Антарктики! Это был полный проигрыш! Теперь все впустую! Зря гибнут парни, зря рвется сюда неунывающий Дил Бронкс, зря висит в поднебесьи черное солнце капсулы.

Он врубил внутреннюю.

Заорал, что было мочи:

— Дил! Отбой!! Отход!!! Немедленно уходите!!!

Но никто его не услышал.

Цай бился в судорогах, бился в страшной ловушке, в тюрьме, из которой нет выхода, в бронированной мышеловке отключенного и никому уже ненужного, брошенного форта Видсток.

Хук Образина отшатнулся от зеркальной стены, будто его кипятком ошпарили. Сотни раз он допивался до белой горячки. Но еще ни разу не видывал такой гнусной хари. Неужели совсем дошел?! А ведь когда-то, в Школе десанта и космоспецназа, его звали Хуком Красавчиком.

Тогда он был молод и хорош собой, все встречные-поперечные девицы заглядывались на него — смуглый, светловолосый, ясноглазый… Нет, надо еще разок вглядеться, это бред какой-то!

Хук осторожно подошел к стене.

С расстояния трех метров она, как и следовало зеркалу, отражала его подлинный облик — изможденный, тощий, страшный, кожа зеленая, щеки провалились, нос рыбьей костью торчит вперед, подбородок тоже, но не костью, а рукоятью ятагана, седые короткие лохмы топорщатся взлохмаченными перьями, будто у испуганной полуоблысевшей от дряхлости курицы, в глазах туман и мука… ничего не попишешь, таким он стал, но это все нормально, куда ни шло! А вот… он приблизился еще на метр. Изображение начало тускнеть, двоиться. Еще полшага… и вместо изможденного лица на Хука глядела отраженная от зеркальной поверхности гнусная и уродливая харя.

Такая ни в одном запое не привидится! Хук дернулся было назад. Но усилием воли сдержался, пересилил страх и отвращение, вгляделся. Эдакому отражению мог позавидовать сам сатана! Харя была болотно-зелено-го, мертвенистого цвета, в обрамлении густой седой шерсти. Кривой, змеящийся рот шел от уха до уха, сами уши были козлиными, поросшими рыжим пухом, вместо носа торчало свиное рыло, но не пятачком, а свисающим морщинистым хоботом с ноздрями.

Застывшие, остекленевшие глаза были мертвы и ничего не выражали — черные прозрачные камни в обрамлении желтушных белков. Огромные надбровные дуги нависали над этими глазищами, переходя в невероятно морщинистый лоб. С крохотного и тоже морщинистого подбородка свисала редкая рыжая бороденка.

Но самым страшным в отражении были рога — короткие, кривые и острые рога, торчавшие прямо над ушами. (Хук осторожно и с опаской провел потной ладонью по собственному лбу, потом по всей голове. Никаких рогов у него не было. Значит, мерещится!

Значит, опять накатила горячка! Но ведь он уже давным-давно не употребляет, ни капли! Ни-ни! Неужто так бывает?! Это же черт знает что!

— Докатился, едрена вошь! — прохрипел он под нос.

И сдвинулся чуть левее, просто нога затекла. И увидал еще харю.

Похлеще первой — жирную и лохмоб-ровую. Глазища у этой хари стекленели столь же мертво, что и у первой. Теперь Хук вообще ничего не понимал, не мог же он отражаться двумя дьявольскими харями сразу?!

Он отскочил на три метра и саданул из ручного луче-мета самым малым разрядом.

— Получай, гады!

Зеркало запотело, побагровело на секунду-другую. Но выдержало. Хук заглянул в него — хари торчали на своем месте. Теперь он видел и третью, четвертую, пятую… их было не перечесть. И не были они никаким отражением.

Эти гады просто торчали за стеклом мертвыми, застывшими статуями.

— Все одно побью! — прошипел Хук.

Отбежал на двадцать шагов и влепил на полную. Обратной струей газов его самого швырнуло на пол, ударило о противоположную стену, так шибануло, что он не сразу пришел в себя.

— Живой, что ли?! Чего дрыхнешь?! Муга Муравей, мосластый паренек из шайки Легавого, тряс его за плечо.

Хук тряхнул головой, прогнал муть из глаз. Встал.

— А чего тут было-то? — спросил Муга. — Гранатой, что ль, шарахнули?!

Хук ткнул Мугу прикладом в бок. Показал стволом наверх.

— Вали на место! Тут все нормально!

А когда Муравей убежал, процедил про себя:

— Разберемся еще!

Хук был недоволен. Более того, он был зол и хмур. Они уже перевернули вверх дном три дюжины черных притонов, облазили сотни километров подземелий. А выгнать наверх удалось лишь тысячи с две этих долбанных сатанистов-обормотов! Хорошо там Ивану у себя в России планы разрабатывать да сроки назначать, командовать хорошо и вольготно! Мол, давай, Хук, шуруй, под-суетись, да так, чтоб все это отродье довести до белого каления и вышвырнуть прямо на поверхность, под ножи и дубины мародеров и бандюг — этого, мать его, «восставшего мирного населения», которое грабит и громит лавки и банки, насилует друг дружку, режет в лоскуты, заливается всяким дерьмом по самое горло, колется на дармовщинку, обкуривается и снова — грабит, режет, стреляет, громит! Иван говорил, мол, отвлекающие маневры, дескать, Крузя с «длинными ножами» малины взбаламутит, шухер подымет, народишко распалит, эти пидермо-ты из подземелий на народишко налезут, власти всех разом усмирять да калечить начнут… в такой бузе Цай с Дилом Синклит за горлышко и возьмут. Ага, взяли, как бы не так! Хорошо рассуждать да стрелочки на планах и картах рисовать!

Еще совсем недавно, какие-то месяцы, недели назад они с Крузей и Кешей по притонам Черного Блага такой шорох наводили, что дым коромыслом стоял.

Но это подготовка шла. А как за дело браться, так и притоны по-опустели!

Где они, сатанисты эти поганые?! Где она, эта мразь чокнутая?! Неужто порядочными стали, повылазили наверх и на работу в белых сорочках ходят… хрена! Там вообще сейчас никто ни на какую работу не ходит, там сейчас гулеванье идет! Нет, лучше и впрямь на заправщике было с Крузей на пару сидеть да стаканить, самогонкой заливаться! Или дело делать.

А тут дела нет. Дело было в Дублине. Хук вспомнил свою прекрасную Афродиту. И прослезился. Сволочь она была, паскудина, стервозина и сука. Но все же своя, родная. Зря ее Арман так строго, не по-людски это. Правда, и она не по-людски, чуть не погубила Хука, чуть не сгноила в помойном баке… но все равно жаль. Арман, он же Крузя, все рассказал Хуку по совести и начистоту: как наказал хахалей Афродитиных, как повесил ее саму на простынях да выставил в окошко на обозрение, проституткам местным на увеселение, а прочим в назидание. Жалко ее… да сама ведь себе дорогу проложила, сама себе подлянку подкинула. Хук горестно вздохнул, вытер ладонью холодный пот со лба. Он не помнил, как его вытащили из бака, как в бот к Дилу Бронксу сунули, как выхаживать начали. Ежели б не братва десантная, не Крузя с Дилом да не Ваня с Гугом, глодали бы его косточки псы бездомные. Он им по гроб жизни обязан! {Но ведь не лбом же теперь биться о пустые стены!

Хук крепко выматерился. И еще разок саданул в зеркала.

Ну их!

Наверху его ждал сам Легавый, толстый коротышка с усиками аля-мехико, серпом к подбородку, и все тот же Муга Муравей, бестолковый, но дотошный. В ногах у них извивался лохматый хмырь с шестиконечными наколками на щеках, один из этих испарившихся пидермотов-сатанистов.

— Чего разлегся, тварь!

Хук с ходу саданул кованным сапогом прямо под ребра хмырю.

Муга вздернул его, поставил на тощие, обтянутые черной кожей ножки.

Ткнул прикладом в живот и заорал благим матом:

— Сми-ирна-а-а!!!

Хмырь вытянулся как мог. И тут же получил от Легавого по зубам.

Одновременно прозвучал вопрос:

— Где вся ваша сволочь? Отвечай!

— В богадельни подались, — ехидно пробубнил хмырь, выплевывая выбитый зуб.

— Пристрели его! — холодно приказал Муравью Хук. Муга поволок хмыря к провалу в нижние этажи — будет лететь как в бездонную могилу, как в преисподнюю.

— Не-е-ет! — завопил вдруг резанной свиньей хмырь. — Не на-а-адо!!!

— Говори! — коротко бросил Хук в минутном раз-думьи.

— Я все… я все скажу!

Хмырь упал на колени, пополз к Хуку, принялся вылизывать запыленные сапоги. На него было противно глядеть. Но дело превыше всего.

— Они их увели!

— Куда?

— Еще ниже.

— Там никого нет! Ты врешь, гнида!

— Есть!

— Нет!!!

— Есть! — хмырь рыдал, бился лбом о каменные плиты. Ему, видно, больше нравилось вести беседы, ползая на брюхе. — Они все там! С ними чего-то сделали. Их усыпили… а может, убили! Я не знаю… я видел только, один сбежал, весь волосатый, с когтями, но я его узнал, он всегда ходил на мессы, его чуть в жертву не принесли, еще год назад было, а щас с рогами, маленькими такими, и волосатый!

Хук насторожился. Дернул затвором.

— Говори, падла! Все говори!

— Больше не знаю! Ничего не знаю! Коротышка Легавый вклинился, поглаживая ус коротким жирным пальцем:

— Тут дело нечистое.

Хук кивнул. И достал парализатор, не из лучемета же бить этого червя!

— Мне страшно, — пролепетала Светлана. — Не смотри на него, не надо!

Иван не шевельнулся. Он не мог оторваться от этих пронзительных глаз.

Своих собственных глаз. Зверочело-век глядел, не мигая. Это было страшно.

Это наводило оцепенение. Иван знал, стоит ему сейчас обернуться… и он увидит ее, страшную патлатую ведьму, злобную фурию, дух планеты Навей и Пристанища, Алену, свою постаревшую, страшную, ненавидящую его смертной ненавистью Алену, в которую вселилось нечто безысходное и черное. Он не мог обернуться, хотя в ушах у него звучало ее страшное проклятие. Он не мог обернуться, потому что рядом стояла Света, его жена… Много раз Иван порывался рассказать ей все про планету Навей, про Аленку, но она всегда останавливала его — что было, то было, быльем поросло, — она не хотела слушать, ничего не хотела слушать. А теперь вовсе было не время, не место.

Но это страшное заклятье. Да! Оно всегда с ним, оно черной печатью сковывает его душу, и никакие благословения не могут освободить от него! И эти пронизывающие глаза! Может, зря он прогнал старичка-служителя, может, и впрямь надо было избавиться от страшного двойника?! Кто знает. Совершенная модель! И таких будет много, очень много. Может, уже есть. И не с его лицом, не с его памятью, других, но очень много. И они будут убивать своих братьев, губить ту страну, что их породила и выкормила, губить Землю, у них нет своей воли, они во власти выродков-нелюдей… Нет, это все в прошлом.

Их власть в России пала. Скоро она падет по всей Земле, а там и по всей Федерации, ни на одной самой крохотной планетенке, ни на одном самом замухрышистом астероиде ее не останется.

— Ты слышишь меня? — прошептал Иван. Зверочеловек не ответил.

— Ты понимаешь меня?! — заорал Иван во всю глотку, приникая к стеклу.

Двойник отпрянул. И чуть кивнул. Что это было- случайное движение? Или знак?!

— Все! Хватит!

Иван схватил Светлану за руку. Потащил за собой — туда, в «шарик».

Недоумевающий и молчаливый охранник быстро пошел за ними. Стук его кованных полусапог глухо прокатывался по округлым коридорам эхом, тонул в пористых стенах, рассыпался, гас и снова нарождался из полумрака и тишины.

Правитель уже сидел в сером пенолитовом кресле, рука его была прикована наручем к подлокотнику. Рыжеватый парень со шрамом стоял за спиной у него, дожидался.

— Оставьте нас, — попросил Иван.

За эти короткие и бесконечно длинные дни он узнал все, или почти все, тайны великого и огромного государства, постиг скрытые механизмы, движущие Федерацией. Что мог сказать нового этот кособокий и хромова-тый человечишка? Почти ничего… разве что, пожаловаться на свою незавидную участь. Правителя можно было с полным основанием расстрелять или повесить, подобно прочим предателям, причем еще вчера, позавчера — он заслужил тысячекратного повешения за свою измену, подлость, двурушничество. А еще поговаривают: на троне не бывает изменников! Бывает! Еще как бывает. Врет поговорка. Правда, самого главного, основного так и не удалось выяснить — не удалось выйти на связь, прямую связь с Системой, с Пристанищем, со всеми теми силами зла, на которых работали и Правитель, и комитетчик, и министр обороны, и многие другие иуды. Связь была односторонней. И почти сразу после переворота она оборвалась. Наступило зловещее молчание.

ОНИ поняли, что случилось!

Правитель, взъерошенный и смурной, глядел на Ивана исподлобья, глядел с ненавистью и страхом, и чего было в его взгляде больше, не разберешь.

— Взяли верх, молодой человек, — процедил он с ехидцей, — радуетесь, торжествуете?! Одолели немощного старика!

Иван не стал вдаваться в разъяснения.

— Что все это значит?! — сурово спросил он, чуть поведя головой назад, туда, где в ячейках томились жертвы.

— Что это? — переспросил Правитель, шевеля бровями и глядя на вопрошающего будто на несмышленого мальца. — Это прогресс, мой юный друг!

Это восхождение к совершенству! От питекантропуса к человеку идеальному, многовариантному, к хому суперсапиенсу, юноша, вот что это!

От подобной наглости Иван опешил.

— Но вы спрашивали их самих, — робко начал он, постепенно преодолевая и свою неожиданную робость и нахальство этого старца, — вы спрашивали этих несчастных, хотят ли они вашего совершенства, желают ли они быть сверхразумными?!

Правитель скосил глаза и тихохонько заклекотал, заперхал, сразу даже непонятно было, смех это или кашель.

— А господь бог, мой юный друг, а сам создатель — спрашивал ли он согласия у тех безмозглых обезьян, которых он направленными порциями жесткого излучения превращал в первых людей, в Адама и Еву?!

— Вы не боги!

— Мы выше богов! Мы сильнее и всемогущественней! — торжествующе прошипел старец.

— Не надо кощунствовать! — Иван ударил ладонью по столу. — Не трогайте Создателя своими грязными лапами! Вы не боги, вы садисты, вы изверги-вивисекторы, вот кто вы!

Теперь Правитель засмеялся явственней, громче, злораднее. Он вовсе не собирался сдаваться, брать на себя вину и каяться. У него явно было свое мнение, отличное от мнения Ивана.

— Вы слишком молоды! Вы не знаете жизни! — с нажимом, глядя прямо в глаза, будто пытаясь заворожить и подчинить себе, принялся вещать он. — Вы что-то там вякали раньше про выродков, было дело, не качайте головой, я все помню. Вы, юноша, имели ввиду таких как я, вы обвиняли властьимущих и близких к ним… да, это правда, мы вырождаемся, мы сами изживаем себя, деградируя все больше. Конец наш страшен и незавиден, сама Вселенная, сама Природа Мироздания не терпят нас, не желают терпеть, изживают нас, обрекая на дегенерацию и вымирание, это так. Но у нас есть ум! Есть сила! И есть воля! Мы не уйдем сами! Ибо» вырождаясь и падая в бездну тьмы, мы столь же стремительно обретаем разум, недоступный вам всем, мы умнеем, становимся изощреннее и изворотливей, да-да, не бойтесь этих слов, в жизни выживают не сильные и открытые, а хитрые и изворотливые, даже если они выродки. Вы поняли только половину правды, ту половину, что про нас — сильных, умных, изворотливых выродков, собравших всю власть во Вселенной в свои руки. Но вы не знаете другой половины… А она в том, что и вы все, жалкие людишки, все человечество вырождаетесь столь же стремительно и необратимо! Вы летите в пропасть вместе с нами. Но не замечаете этого.

Уже семь веков идет процесс неостановимой дегенерации — матери-выродки порождают детишек-выродков, больных, с испорченной наследственностью, дебильных или с рождения запойных! Они плодят уродов, которые в свою очередь будут плодить уродов и уродиц! Вот так, молодой человек! И знаете, почему это происходит? Что вы молчите? — Правитель сделал выжидательную паузу, весь скособочился, скривился, довольно осклабился, казалось, он вот-вот с несдержимым злорадством завизжит — тонюсенько и противно. Но он не визжал, а лишь хихикал да потирал руки. Голос его был чистым сахарным сиропом. — А потому, юноша, что людишки — это жалкие, слабовольные, похотливые и ленивые животные. Они не могут отказать себе в желаниях чисто скотских, они беспрестанно ублажают себя — сладостями, бездельем, развлечениями, спиртным, наркотиками, куревом, одеждой, меняя ее безо всякой необходимости, даже спортом, которым занимаются от пресыщения и во вред себе, они пичкают этим же своих больных детишек, делают их еще более больными, а потом лечат, калеча окончательно. Естественного, здорового отбора нет уже сотни лет… сколько было человек на место в вашу десантную школу?

— Двести семьдесят, — нехотя отозвался Иван. Он сидел в напряжении, неприкасаясь спиной к спинке кресла. Правитель-негодяй говорил все верно, это была чистая правда — человечество вырождалось. Но чего-то не хватало в этой связке, тут одной логикой и даже математическим анализом не возьмешь, нужно еще что-то. Что?!

— Вот видите! И все равно не добрали человек сорок?

— Сорок семь человек, — подтвердил Иван.

— Даже сорок семь. И вы, юноша, знаете почему.

— Если ты еще раз назовешь меня юношей… — начал закипать Иван.

Но бывший Правитель осек его.

— Не буду, ладно, — выдавил он. — Но и грозить нечего! Что так, что эдак — все равно мне не жить, я в добренькие сказочки не верю! Но продолжим. Не добрали, потому что здоровых парнишек оказалось меньше, чем мест в Школе. Это было двадцать восемь лет назад, нет, почти тридцать. А сейчас недобор еще больше… вы все вырождаетесь. Вы все выродки. И мы выродки. Но мы — умные, хитрые, волевые. А вы — безвольные, похотливые и тупые. Вы — выродки вдвойне. Вот в этом и заключается вторая половина правды — одной большой Правды на всех!

— Ты служишь дьяволу! — мрачно изрек Иван.

— Плевать кому, — отрезал Правитель. — Если все будет идти дальше точно так же, через четыреста лет Вселенная превратится в огромный сумасшедший дом для ублюдочных и совершенно недееспособных дебилов!

— Вы сдохнете раньше!

— Пусть! — согласился Правитель. — Но выродки-дебилы, никем и ничем не управляемые, ибо они просто физически и умственно не способны к этому, будут крушить все повсюду, будут отравлять все вокруг себя, гадить, ломать, убивать до тех пор, пока не захлебнутся в собственном дерьме. Этого вы хотите, молодой человек?!

Иван промолчал. Еще не хватало ему покорно кивать головой, соглашаться с подлецом и негодяем. Да будь он хоть трижды прав, это еще не вся правда.

На то они и бесы, чтобы влезть в душу, заставить доверчивого поверить им, охмурить его, закружить, превратить в бесноватого. Слуги дьявола! Они лопочут, лопочут что-то постоянно, все про прогресс, про благие дела… а сами ждут пришествия своего черного мессии. Бесы!

Правитель злорадствовал. Он видел замешательство собеседника. И он был счастлив. Да, ничто не спасет его от смерти. Но он умрет победителем! И никто не сможет опровергнуть его. Пусть так получилось, пусть, но он будет перед ликом небытия смеяться и плевать в рожи этим червям, этим слизням. А пройдет время, и они станут такими же как он, они уже сейчас его наследники, только они не знают об этом.

Правитель внутренне торжествовал, да и почти не скрывал этого.

— Мы спасали человечество, понимаете?! Да-да! Это такие как я и мои предшественники, мои коллеги подавали утопающему руку. Новые расы!

Приспособленные! Сильные! Умные! Они должны были пережить погибающее, вырождающееся человечество, придти ему на смену. А значит, и само человечество не погибло бы. Они, наши первенцы, стали бы связуемым звеном между вырождающимся миром и миром новым, миром сверхчеловеков!

— А потом придут пауки. Черные пауки! — вставил Иван.

Правитель сразу сник, побелел.

— Откуда вы знаете?! — воскликнул он.

— А вы — откуда? — вопросом на вопрос ответил Иван. Он его поймал.

Этот негодяй знал про подземные инкубаторы.

— Я вообще много чего знаю, — тут же воспрял Правитель, — вам нет смысла избавляться от меня. Второй такой кладезь мудрости, хе-хе, и знаний вы еще не скоро отыщете!

— Мы пьем из своих источников.

— Не торопитесь, молодой человек, всех ждет могила, и не думайте, что хуже меня злодеев земля не рождала. То, что вы лицезрели — еще цветочки.

Мне тут, в России, не давали развернуться, все тайком да тишком. А вот мои коллеги — уважаемые, кстати говоря, люди, и в Европе и на Западе ни с птичками, ни с рыбками почти и не баловались. Глядите!

Правитель левой рукой вытащил из внутреннего кармана пиджака черный шарик, сдавил его узловатыми пальцами прямо над пластиконовым серым столом — и из шарика словно неполная рассыпающая колода карт развернулись в пространство белые квадратики, темнеющие и сереющие на воздухе, голографии!

Иван протянул руку, поднес карточки ближе. Таких отвратных рож он не видывал ни на одной планете Вселенной. С голографии смотрели на него натуральные черти с рогами, но не те, карикатурные, каких обычно показывали в фильмах и рисовали в книгах, а страшные, пугающие, отвратительно-естественные. Иван отбросил квадратики.

— И это тоже новая раса?! — спросил он, пересиливая омерзение.

— Вы еще узнаете, что это такое! — кривое лицо старика скривилось больше, злорадная улыбка перекосила его. — Земной материал. Внеземная генетика. Превосходная работа специалистов.

— Это они придут нам на смену?

— И они тоже.

— Не совестно вам, порождая и выпуская в свет такую нечисть, сравнивать себя с Творцом, с Создателем?!

— Совесть — химера, молодой человек. А сатаноиды и дьяволоиды, выращенные на Западе нашими коллегами, реальность. Более того, наше будущее! Смена вех, понимаете ли. Какая разница вырождающимся дебилам, кому поклоняться — богу или дьяволу? Поверьте, всем этим миллиардам ублюдков по всей Вселенной абсолютно все равно! Тем более…

— Что — тем более?!

— Им не так долго осталось, молодой человек. Скоро начнется! — зловеще протянул Правитель, снова заглядывая в глаза завораживающим взглядом Авварона Зурр бан-Турга.

— Когда?!

— Точной даты никто не знает. Но скоро!

— Ты не доживешь до этого часа, паскудина! — Иван встал.

Правитель посерел, помрачнел. Но нашел в себе силы выдавить мрачно:

— Убьешь меня — сам сдохнешь! Прощения тебе не будет, они не умеют прощать.

— Кто это о н и?!

— Они! Ты сам все знаешь! Ты был там! Смирись! — Правитель говорил почти угрожающе. — Смирись и исполняй их волю. Иного пути нет. Они ценят верных и нужных. А мы с тобой им нужны!

— Мы с тобой?! — повторил Иван.

— Да, именно мы, ты и я, — зачастил Правитель, полагая, что почти добился своего, что перед натиском неумолимой логики и самой обычной целесообразности этот выскочка сдался, понял, что бесполезно трепыхаться, юродствовать, корчить из себя дон-кихота, спасителя и защитника человечества. — Мы будем еще долго жить, поверь. Даже когда наши бренные тела откажут нам служить, они воплотят нас в другие, и мы будем вечными и всемогущими, понимаешь?! Это бессмертие! Это власть! Это могущество!

Нет, это просто Пристанище, именно оно. Авварон был прав. И Первозург был прав. Они уже давно здесь. И Вторжение уже давно началось. AL он чего-то ждет и рассуждает, он ведет себя как слизняк, а не как воин. Лети в форточку, комаришка, лети! Спасай свою жалкую шкуру! Мечись! Кланяйся!

Испрашивай воплощения и бессмертия — и ты получишь его. Да, этот негодяй, этот бывший правитель прав по-своему. Иван встал, посмотрел на рыжеватого охранника со шрамом. Тот вытянулся, встал по стойке смирно. И когда он успел войти? Почему он здесь?! И Светлана сидит. Все ждут, что он скажет, что сделает. Они сами вошли? И они слышали обрывок беседы? Нет, не слышали.

Заслон щелкнул уже после того, как он встал. Ну и быстрые же они, ну и шустрые… нет, просто они волнуются за него. А он попусту растрачивает время. Пристанище! Да, пришла пора — Земля стала частью Пристанища. И с этим надо кончать.

— Ты не дождешься власти, — тихо проговорил Иван, — ты не получишь бессмертия. — Обернулся к охранникам. — Бросьте его туда, к самому первому, четырехглазому. Пусть его жертва решает его судьбу.

— Выродки! Вы сами все выродки!!! — заорал в бессильном бешенстве Правитель. Слюна полетела с его губ, глаза разом стали безумными, выпученными.

— Не надо, Иван, — тихо вступилась за старца Светлана.

— Если он чист перед Богом, этот зверь не тронет его. Пойдем!

Иван быстрым напряженным шагом пошел к трубо-переходу. Он должен был видеть своими глазами конец Правителя… а может, и не конец? Правильнее было судить его, оповестить весь народ о страшных злодеяниях этого чудовища, а потом казнить публично, в назидание прочим нелюдям. Но справедливее именно это решение, пусть «неудачный образец» потолкует малость с тем, кто благословил на зверства его мучителей-истязателей. Народ поймет. Народ увидит в записи. Так надо.

Оба охранника из альфа-корпуса, бегом, волоча тщедушное тело по пористым коврам, обгоняя Ивана и Светлану, спешили к ячейке четырехглазого верхним этажом-переходом, им был нужен люк.

— Ну что, приятель, что, Александр Артурович Коро-теев, припоминаешь меня? — вполголоса спросил Иван, прикасаясь ладонью к бронестеклу.

Монстр обнажил внушительные клыки, все четыре глаза налились кровью.

Но на этот раз он сдержался, не стал размахивать своими пудовыми лапами.

Соображает! Иван скрестил руки на груди. Вне всякого сомнения, он разумен. Но врал старикашка, не новую расу тут выращивали, может, те самые, с рогами — новая и есть, а этим предназначалась участь рабов, убийц, тяглового скота, надсмотрщиков, диверсантов… разве это новые хозяева Вселенной? Нет! Это несчастные жертвы, это гипертрофированные выродки, а не создания Божьи. Они не приживутся в Мироздании. Они по замыслу палачей-экспериментаторов должны были сделать свое грязное дело, подобно чернорабочим, и уйти — уйти навсегда.

Створ люка в высоченном потолке съехал в сторону. И на гибком пластиковом шланге, затянутом под мышками, стал медленно спускаться вниз кособокий, взъерошенный, перепуганный и дико машущий руками и ногами бывший правитель.

Гуманисты, мать их! Иван скривился. Вместо того, чтобы просто сбросить гнусного ублюдка вниз, они устраивают ему прямо-таки сошествие с небес.

Но еще больше Ивана удивил четырехглазый. Этот огромный, трехметровый громила, способный разорвать на две половины хомозавра с Ирзига, вдруг прижался спиной к стене, опустился на корточки, прикрылся обеими ручищами.

И тоскливо заверещал. Он помнил, он знал этого тщедушного кособокого старца… и он трепетал перед ним даже сейчас, когда тот был беспомощен и жалок.

— Это действительно полное вырождение! — прошипел Иван, почти не разжимая губ.

Они все парализованы, и не только эти несчастные за стеклами, все!

Мерзкие и мелкие прозрачные черви с просвечивающимися розовыми мозжечками, въевшиеся под кожу, в загривки, в мозг многомиллионных титанов, правят ими и на Востоке и на Западе. Мало того, что правят! Не червями, а исполинскими, грозными и всевластными удавами видятся они каждому и всем.

Это и впрямь вырождение. Это конец… Иван тряхнул головой. Бред! Он опять чуть не попал под их ворожбу. Сейчас. Еще немного! И этот зверюга опамятуется, выдавит из себя ужас. Вот — он уже начал приподниматься, встает, встает…

Четырехглазый и на самом деле приходил в себя. Он уже стоял на своих толстых искривенных ногах-лапах. Нависал над бывшим правителем мохнатым колоссом.

— Не сметь! Раб!! — истошно завизжал обезумевший от страха старикашка.

Затопал ногами, воздел сжатые кулаки чуть не к самой морде монстра.

Визжание было нестерпимо: — Не сме-е-е-ть! Сгною-ю-ю!!!

Четырехглазый даже отшатнулся на миг, прикрылся лапой, обернулся и поглядел со звериной тревогой на людей за бронестеклом. Те молчали, не отрывали глаз от него. И тогда, превозмогая оцепенение кролика перед удавом, четырехглазый медленно, невероятно медленно поднес ладонь к лицу визжащего и бессильного властителя, ткнул ею прямо в лоб — старик повалился, забился в судороге… и вдруг начал обеими руками рвать воротник рубахи, царапать горло, захрипел, дернулся раза три пуще прежнего и затих — изломанной, скособоченно-урод-ливой, гадкой, выброшенной за ненадобностью на помойку куклой.

Светлана отвернулась.

Иван беззвучно выругал себя — он виноват, устроил, понимаешь, дешевый спектакль с плаксивым финалом. И этот хорош, жертва называется, еще зверочеловек, монстр!

Четырехглазый, брезгливо подергивая кончиками когтистых пальцев, отодвинулся, отошел, привалился снова к противоположной стене и уткнул морду в колени, лохматые и острые. Чувствовалось, что ему не по себе.

— Падаль убрать! — жестко приказал Иван.

— Куда? — переспросил встревоженно рыжеватый. Он стоял наверху, прямо за черным барьерчиком круговой площадки.

— В мусорные отстойники, ему место там! Он подхватил Светлану под руку. Пора наверх. И так загуляли слишком. Он не обязан сам возиться со всей этой мерзостью и падалью, со всеми этими негодяями, работавшими на чужих. Не его дело! Его дело спасать страну! Землю! Вселенную!

Светлана чуть придержала. Шепнула на ухо:

— А как же с тем?

Перед Иваном сразу загорелись яростным, ненавидящим огнем серые, ясные глаза — его собственные и одновременно чужие. Сердце сжалось.

— Никак! — ответил он.

Дил Бронкс застонал и пришел в себя. Голова была чугунная, боль пронизывала ее со всех сторон. Рук и ног он не чувствовал. Зато огромный, распухший до невозможности язык слушался. Дил провел им под верхней губой — сухой и шершавой. Так и есть, двух зубов не хватает. Выбили, гады! Вместе с бриллиантом выбили! Он снова застонал.

Они погибли!

Сколько раз он предупреждал, что затея бредовая. Сколько раз молил выслушать его и понять. Нет, они уговорили его, они впрягли его в свою упряжку и бросили в самое пекло.

Да, именно в самое пекло!

Дил напряг левую руку, дернулся — что-то чуть слышно звякнуло.

Приковали! Он рванулся всем телом, пренебрегая невыносимой болью. Бестолку!

И руки и ноги прикованы. Под спиной бетонная плита, шершавая и холодная.

Это провал! Это смерть!

А где же капсула? Почему она не спасла его?!

От бессилия и отчаяния он заскрипел остатками зубов, стискивая их, не жалея, давя в крошку — все равно больше не пригодятся! Это надо же — он, везунчик, здоровяк, богатей-миллиардер, баловень судьбы, у которого было все, чего ни пожелаешь… а теперь прикованный пленник, полутруп, избитый, истерзанный, искалеченный. Зачем он вляпался в это дерьмо! Дил застонал с непередаваемой тоской.

Капсулы не было. Это ясно. Значит, никто его не защищает, значит, никто его не будет защищать и спасать. Он брошен! Его кинули на милость врагу… нет, даже и не врагу, какой там враг, он в ловушке у властей, и они раздавят его безжалостно и спокойно, равнодушным катком наказания за преступления. Да, уж он-то не попадет под амнистию!

Дил Бронкс тихо, приглушенно, надрывно зарыдал. Горячие слезы поползли по щекам. Лучше бы его убили во время прорыва, в бою!

А как лихо они начали. Как дружно ударили по форту с семи сторон, перерезая все отходы! За четыре минуты до начала атаки он вывел капсулу с ближней орбиты, опустил над фортом. Это было чудо! Никогда прежде Дил Бронкс не видел снизу, как работает боевая десантная машина. Обычно он сам сидел внутри капсулы или бота, сам шел на штурм, сам подавлял сопротивление, зависнув в атмосфере планеты.

Это надо было пережить! Капсула первым делом выжгла всю внешнюю охрану, и андроидов, и людей — прицельно-лазерные, тончайшие лучи, невидимые глазу, пронзили полторы тысячи охранников по всему форту. Без крика, без шума, без писку — раз, и нету!

Дил сидел в дисколете за полкилометра от Форума, там был его пункт управления. Но он все видел — капсула передавала изображение, цифры… Ей самой было нелегко, при проходе вниз, в подоблачные слои пришлось срезать по шести горизонталям семнадцать защитных спутников-автоматов, работенка нудная и кропотливая. С четырьмя полицейскими шлюпами-гравилетами она управилась быстрее и проще, сожгла на подлете вместе со всеми потрохами… Да, это было красивое зрелище! Но никто не знал, как пришлось потрудиться, попотеть самому Дилу Бронксу, ведь это он месяцем раньше почти две недели корпел над блокировочными системами боевой десантной капсулы. Ей, как и прочим серьезным машинам, не полагалось приближаться к Земле — в «большой мозг» были заложены такие барьеры, что ни объедешь, ни обскачешь! Боевая капсула могла работать исключительно в Дальнем Поиске, и исключительно против неземной техники и неземных существ. Они с Иваном не первый раз лезли под запретную планку, нарушали законы. Еще прежде, когда тот шел на проклятую Гиргею на другой машине, Дил перестраивал ее, подрезал малость шоры и отпускал узду. Только за это обоих могли навечно упрятать в каторгу! Но им было ради чего рисковать.

И они рискнули.

После первого беззвучного удара все двери, люки, створы, ворота и окна форма Видсток мгновенно поза-крывались — чего-чего, а брони тут хватало.

Капсула начала резать форт словно консервную банку, одновременно с семи сторон — «гуляющим лучом». Сама она висела всего лишь в двух километрах над Исполнительной Комиссией и над титановольфрамными шахтами. Вся ярость и мощь защитного шквала была брошена на нее.

И тогда Дил послал на штурм первые пять бронехо-дов.

— Ребятки! Мы их давим! — орал он в восторге. — Навались!

Но мысленно он не переставал ругать этого умника Цая ван Дау, коротышку Цая. Ведь они вызывали огонь на себя ради этого тщедушного уродца, чтобы тот мог добраться до «мозга» и заставить его поработать на них.

С ближайшей базы в Наксе поднялись было в воздух две эскадрильи подавления. Но тут же и пролились вниз, на взлетные полосы, огненным дождем. Капсула держала под колпаком всю округу на полтысячи миль, с ней шутки плохие.

А Дил хихикал себе под нос и скалил огромные белые зубы — только бриллиант сверкал всеми гранями. Он вспомнил, как брал Обратную сторону Изаки. Это было двенадцать с половиной лет назад, если ему не изменяла память. Там пришлось похлеще. Там в двенадцати десятимильных кратерах сидели и поджидали его двенадцать эскадр зеленых угонов. Разведка ошиблась всего в десять раз, вместо шести боевых угонских крейсеров на Изаке их оказалось шестьдесят. И на помощь звать он не имел права. Он вообще не имел права выходить в эфир, ведь официально Земля не вела ни с кем войн и ни на кого не нападала. Операцию надо было провести тихо и назидательно. Это был ад! Дил выбросил троих своих спутников на все три стороны в трех боевых ботах. А сам ненормальным и заносчивым Давидом бросился навстречу кошмарным угонским голиафам. Но ему повезло, недаром говорят, что дуракам везет и что смелость города берет. Три бота уничтожили восемь звездолетов этих «мирных» бандитов. Остальные пятьдесят два взял на себя Дил, а точнее, его боевая десантная капсула. Он сжег сорок семь кораблей, выпустил весь боеприпас капсулы, включая и неприкосновенный. Он был на грани гибели. Но оставшиеся пять крейсеров в панике бежали, хотя им хватило бы одного дружного залпа.

Гут три недели пьянствовал и клялся, что больше на такие дела не пойдет, у него была своя работенка — Дальний Поиск и начальная геизация. А эти шустрые штабные лепили из него ястреба. Нет! Ни за что!

Тогда капсулы были не чета нынешним — и послабей и попроще. А эти только в страшном сне присниться могут. Одним словом, Дил глядел на работу своей боевой подруги да радовался. Пока пора не пришла.

А пришла пора, сел в шестой бронеход. Да рванул навстречу судьбине.

В продырявленный форт они ворвались сразу, с первого залета. Второй слой брони Пришлось прожигать самим, туда излучатели капсулы не доставали.

Это с ума можно было сойти — столько усилий, чтобы вскрыть старую консервную банку в пригороде Нью-Вашингтона, столько времени и столько жизней! А этот карапуз, небось, уже внутри сидит — живехонький да целехонький! Дил хохотал, скалил зубы, а потом начинал кусать толстую губу.

Они тут дохнут под шквальным огнем, а этот лилипут править ими будет, герой, понимаешь!

Третий слой прожгли с огромным трудом, с потерями — четыре бронехода обломками валялись на керамических палубах форта. Четыре трупа из десяти штурмующих на машинах. А сколько прочих?! И все равно — не страшно, не смертельно, ведь они берут верх, они почти у цели, они оттянули на себя все силы обороны! Сейчас этот уродливый малыш дотянется до рычага, он им всем даст… а не даст, так и без него справимся!

— Черт побери!

Дил успел выругаться, прежде чем его вышвырнуло из бронехода.

Катапульта сработала, иначе гореть бы под несокрушимой броней.

В боевом полном скафе можно выпадать и из бронехода и с четырехсотого этажа небоскреба к дьяволу в зубы. Он лишь немного ополоумел, потерял ориентацию. Но тут же вскочил на ноги, выпустил из локтевых каналов скафа парочку малых сигмаметов и припустился вперед, благо, что гидравлика работала отменно.

— А ну расступись, братва! — орал во всю глотку Неунывающий Дил, хотя никто ему и не заступал дороги.

Он с налету ворвался во внутренние отсеки. Сжег с десяток андроидов — будут помнить лихого десантника-смертника, таких навряд ли видывали. Дил знал, что нерасплавленные мозги андроидов в вольфрамовом коконе вставляли в новые тела, ежели, конечно, эти мозги выдерживали. Ну и пусть помнят, может, с кем из них придется еще разок встретиться!

Он рвался вперед разъяренным львом.

И только потом заметил, что позади прет свой броне-ход, поддерживает атаку. Дил замешкался на миг, сбил какого-то малого в черных доспехах внутренней охраны, успел отпрыгнуть… но так и не решился, куда ему сейчас — в проем, вперед, или сначала в бронеход, а потом уж вперед. В этот миг нерешительности в него и шарахнула шаровая мина. От удара Дил взлетел к переборкам, метров на сорок.

Когда он упал на палубу, бронеход только кормой сверкал. Вот тут-то и понеслась воцсю рукопашная. Минут сорок он молотил кулаками направо и налево, прыгал, обрушивался всем телом на вертухаев, бил их ногами и валил ручным парализатором… Он совсем позабыл, что его дело — руководить прорывом. Неунывающий Дил Бронкс, скрупулезный и педантичный в исследованиях и быту, терял голову на поле боя, это за ним давненько водилось. Он легко входил в раж, в боевой азарт, за это и получал часто нахлобучки от командования. Но так было прежде… а теперь.

Теперь ничего не изменилось. Дил катался по палубе, подпрыгивал, бросался один на четверых, мелькал повсюду черной молнией. С ним ничего не могли поделать выдрессированные наемники и запрограммированные андроиды. Они и знать не знали, что такое «черный шлем»

— секретное боевое искусство космодесанта. Но они познавали его с получаемыми ударами, травмами или переломленными хребтами. Церемониться было некогда. Чтобы пробиться в самое нутро, хватило именно этих сорока минут.

Они победили! Они прорвались!

— Ур-р-а-а!!! — орал Дил Бронкс. И уже мечтал о своей русской баньке на Дубль-Биге-4.

Сорви-головы, что ползли по «черным нитям», опередили основную группу прорыва всего на несколько минут и перемолотили треть внутренней охраны.

Форт был в руках нападавших. Оставалось деликатно постучать согнутым мизинчиком в бронированную дверцу этому наследнику инопланетной короны, этому малышу, и вынести его на руках под овации ревущих от восторга и счастья парней. Они победили! И они выжили!

— Эй ты, император хренов, выходи! — вопил Дил Бронкс, откинув забрало внешнего шлема и сверкая бриллиантом. Его черное как сажа лицо блестело будто напомаженное. — Вылезай, чертов бездельник! Мы уже пришли, а ты все спишь в своей каморке! Цай, мать твою, ты слышишь меня!!!

Дил не знал, что карлик Цай ван Дау корчился тогда от дичайшей боли и молил только об одном, о смерти. Откуда он мог знать!

А потом разом померк свет.

И они затаились, все одиннадцать выживших и захвативших форт.

И вдалеке с тяжелым гудом и лязгом опустились вниз бронированные стены.

И из невидимых отверстий потек удушающе-сладкий, пьянящий сонный газ.

Они влипли как щенки, как несмышленыши-сосунки!

Теперь Дил знал, отчего так болит голова — не от побоев и истязаний, хотя все было, было с лихвой, а от этого поганого сонного газа — мечты всех наркотов и дармоедов.

Он снова застонал, на этот раз надрывно и яростно. Все пошло прахом.

Что теперь будет с Таекой?! Она сойдет с ума на станции, она не переживет этого безумия!

Свет вспыхнул подобно разорвавшейся гранате — ослепляя и причиняя острую боль, Дил зажмурился, прохрипел спекшимися губами:

— Полегче, ублюдки!

И тут же получил страшный удар в скулу — будто еще одна граната разорвалась, но уже внутри черепа. Одновременно он почувствовал, как плита поднимается, вместе с ним. Теперь он не лежал на шершавом и холодном бетоне, а висел, прикованный за руки и за ноги короткими цепями к выступающим из плиты кольцам.

Получив еще один удар, в другую скулу, Дил чуть приоткрыл глаза, сощурился. Прямо перед ним стоял двухметровый бугай с обвисшим животом и волосатыми кулаками. Бугай был в голубой форменке с золотистыми галунами и нашивками — госполиция, не частная охрана. Его покачивало из стороны в сторону, наверное, успел снять стресс после заварухи, поднабрался! Дил снова закрыл глаза. Плевать на них на уродов поганых!

— Прочухивайся, сволочь! — крикнул в лицо бугай.

И врезал прямым в нос.

Дила чуть не вывернуло наизнанку от боли и злобы. Боль он умел терпеть, еще в Школе научили отключаться, а вот обиду терпеть не собирался — разве так положено обращаться с пленными?! Ну, гады, придет время — за все ответите! Битье вернуло ему бодрость духа и веру в то, что еще не все кончено.

— Вот гляжу я на тебя, черная харя, — процедил бугай, сквозь пьяную икоту, — и ни хрена не понимаю! Ну ладно, вся эта шваль по городам, грабят, хапают, упиваются, набивают карманы дармовым хабаром… понять можно человеков! По-людски их понимаю и даже оправдать могу! Перед соблазном хрен устоишь! А какого дьявола ваша шобла лезла сюда? Чего тут брать-то?! Тут брать не хрена! Тут ни золота, ни денег, ни (кратвы, ни выпивки! Тут даже банка нету во всем форте! Не-е, я таких не уважаю!

Бугай трижды приложился кулаками к Диловым ребрам, да так, что только хруст стоял. Потом от души смазал по челюсти. Потер ушибленную руку.

Сплюнул.

— А ты знаешь, харя черная, — продолжил он воспитательную беседу, — знаешь, паскудина, что четыреста наших ребят тут полегло, не считая нежить андроидную! На-ка вот получи за них! — Еще один прямой обрушился на разбитый в кровь нос Дила. — Мне плевать, падла!

Может, им в раю получше будет, чем в этой дыре поганой. Но ты, черномазый, понимаешь, что из-за вашей дурной шоблы форт прикрыли! А нас коленом под зад, оставшихся — так и сказали: валите, мол, на хрен без подъемных и содержания, да еще спасибо скажите, что по уставу вас за разгильдяйство и потачку врагу на кичу не впихнули… А куда мне валить, паскудина?!

Дил уже не слышал, чего там бубнил бугай. Все в ушах и в голове гудело от ударов. Глаза залило кровью, и он не видел света белого — только молнии да рассыпающиеся звезды при ударах. Бугай-полисмен, вертухай поганый бил на совесть и от души. Его можно было понять. Да только Дил Бронкс уже не был в состоянии этого сделать. В его горящей башке молотом колотило: «прикрыли! прикрыли! значит, все зря! они перевели управление Исполнительной Комиссии на дублирующую базу, в дубль-форт! прикрыли! прикрыли!»

Он понимал лишь одно.

И когда бугай выдохся, Дил процедил ему прямо в рожу:

— Дурак ты! Все вы дураки! Вот когда начнется по-настоящему, все поймешь!

— Чего начнется? — не понял бугай.

— Война. Большая война! И ребята ваши не в раю, в аду они парятся, недоумки! Но теперь поздно.

— Да ладно тебе!

Бугай опустил уже занесенную ручищу, не стал бить. Он ни черта не понял про войну, может, черный просто рехнулся? А вдруг не рехнулся?!

— Будет страшная война! — зловеще прохрипел Дил Бронкс. И уронил голову на грудь.

Глеб Сизов подошел к столу и молча уставился на усталого от бессонницы и круглосуточной нервотрепки Ивана.

— Чего там еще? — недовольно спросил тот.

— К тебе один тип рвется. Не наш. Говорит, из Европы пробился. Быть того не может, все границы на запоре, поля — до стратосферы и выше. А может, не врет. Но странный малый, уголовный какой-то.

— Сами не могли разобраться?!

— Только ты нужен. Хотели поначалу пихнуть в мне-москоп, да он орет, что ты признаешь… Гляди! — Глеб щелкнул пультом и на стене, на мягко вспыхнувшем экране появился крутоплечий парень лет тридцати, с длинными светлыми, почти седыми волосами, в полускафе с искореженными ребрами жесткости и рваным металлом. Был он растрепан, взбудоражен, зол. Левая рука на перевязи, лицо исцарапано, будто битый час его драли бешенные кошки… и все же его можно было признать.

— Сигурд, — прошептал Иван. — Давай его сюда! Юный викинг ворвался в кабинет Правителя, сильно прихрамывая и пытаясь вырвать локоть из цепкой клешни не отстающего ни на вершок охранника.

— Почему нет связи?! — закричал он с ходу.

— Почему нет связи, Сигурд? — спокойно переспросил Иван, не вставая из кресла, даже не приподнимаясь. И добавил: — Здороваться надо сначала. А потом вопросы задавать!

В голове завертелось: что-то случилось с Гугом! почему этот парень бросил все и прорвался сюда, сквозь закрытые границы? связи и впрямь нет, но общая обстановка известна, Европа почти прекратила сопротивление, Запад пока не вмешивается. Синклит выжидает, плетет свои сети.

— Здравствуй, Иван! — выдавил через силу викинг.

— Здравствуй, Сигурд, — отозвался Иван. — Что с Гугом?

— Буйный разбился вдребезги. Мы вместе были в бронеходе. Штурмовали базу бундесвера… Нам ударили в спину! Я подобрал его в воронке, на нем живого места не было.

— Он умер?

— Нет! Он успел просипеть, что хочет лежать рядом с Ливой, ты помнишь ее. Он сказал, где. У нас не было регенераторов, да и что от них толку, Гуг превратился в месиво из переломанных костей и разорванного мяса. Мы сунули его в анабиокамеру, на самАй полный. Мы превратили его в кусок хрусталя…

— Хрустальный лед, — в задумчивости прошептал Иван.

— Чего?! — не понял Сигурд.

— Ничего, это я так.

— Я сам законопатил его в саркофаг. Сам переправил туда, в эту нору, к Стрекозе, к Ливадии Бэкфайер-Лонг… и замуровал там. Они лежат рядом, Иван. Но никто не сможет его вытянуть на белый свет, если его разморозить, никто! Это готовый труп!

— Спокойно! — Иван встал, подошел к Сигурду, похлопал по спине.

Тот дернулся, скривил лицо — видно, и спина у него была повреждена.

Крепкий малый — взорваться вместе с бронеходом, рухнуть с приличной высоты и отделаться переломами да царапинами! Как это могло случиться?

Сигурд словно мысли читал.

— Они обдурили нас! — быстро проговорил он. — Они вывели полк управляемых андроидов под «белым флагом». И сами наполовину раздолбали его.

Мы думали своих бьют, живых… А потом нам в спину!

— Всякое бывает, — машинально откликнулся Иван. У него до сих пор холодело на сердце при воспоминании о «Летнем громе».

Жаль старину Гуга! На этот раз он крепко влип. Проклятый Параданг. Его здорово подставили тогда, принудили взять грех на душу. После Параданга Гуг-Игун-фельд Хлодрик Буйный искал смерти — повсюду: и на Земле, и во Вселенной, не было ему равного по лихости и бесстрашию, плакал по нему Интерпол, Европол, каратели всех стран и народов, тюрьмы и лагеря, каторги и зоны, особенно Гиргейские подводные рудники. Гуг искал смерти. И он нашел ее. Теперь он рядом со своей возлюбленной. Иван с силой сдавил виски, зажмурился. Но жизнь продолжается. Надо бить до конца. Иначе он будет в ответе за все. За все!

— Чего еще там? — пробурчал он Сигурду.

— Гуг готовил меня на смену…

— Я знаю.

— Мы подавили все базы. Европа наша. А связи нет! Я не знаю, что делать дальше. Люди растерялись… думали вволю погулять, свести счеты с фараонами и прочим дерьмом. А их за шкирку — назад! в конуру! Люди обижаются. И боятся! Запад вот-вот пойдет «порядок восстанавливать»!

— У них у самих дерьма по уши, — спокойно ответил Иван, — там все полыхает: и Север, и Юг, не дай Бог! — Он чуть помолчал, а потом прибавил еще спокойнее: — Но война будет. Большая, страшная война. Не бойся, приятель. Пока Гуг не встанет на ноги, ты будешь заправлять в Европе. И связь наладим, и спецов на каждую базу дадим. Техники-то много покрушили?

Осталось хоть что-то?

— Навалом, — коротко ответил Сигурд. Он начинал успокаиваться, этот русский умел вселять веру и надежду. Может, и впрямь Гуг встанет. Все еще наладится.

— Креженя давненько встречал? — будто ненароком поинтересовался Иван, приглашая сесть в кресло.

— Угу, дважды наступал на хвост, дважды на мушке держал. Но Седой очень скользкий, уходит, гад!

— Это мы знаем, что скользкий. Только достать все одно надо. Ладно, это между делом. А сейчас послушаем, чего там в мире творится. — Иван повернул голову: — Начальника оперативного штаба ко мне!

Штаб располагался рядом, за стеной. Работа там кипела — когда того требовали обстоятельства в России умели работать на славу, не щадя живота своего, не за деньги и награды, а ради Отечества. Последние сутки Иван ловил себя не раз на мысли, что отойди он сейчас в сторонку, на «заслуженный отдых», и все равно дело будет делаться, да еще как. Нет, хороший, добрый народ в России! А сволочи и дерьма всякого не так уж и много, совсем мало. Дерьмо оно всегда наверх всплывает, в глаза бросается да дух портит. А почистишь малость — океан родниковой чистой воды, один лучше другого, свои, Русские, за мать-Россию жизни положат. Иван, начиная страшное и рисковое дело, даже не ожидал, что за ним пойдут с такой охоткой, будут ночей не спать, здоровья не щадить — видно, не у одного у него глаза есть, видели, знали, чувствовали, кто не душой и умом, тот селезенкой, нутром чуял тленье измены. Теперь поднялись. Три части дурные всего-то и пришлось прихлопнуть помимо «Летнего грома». Остальные его «на ура» приняли. «Перевооружались», молча утирая слезы, проклиная тупые и предательские верха. Расформировывались, кляня «недальновидных политиков», а попросту говоря, всю эту агентуру Мирового Сообщества, всю сволочь иудину. Ждали, кто первым голос подаст. В России всегда так было — терпения хватало, чего-чего, а уж жила у русского мужика крепкая да выносливая, побаивались сгоряча дров наломать, может, чего не поняли, может, наверху виднее… но кляли! поносили! чуяли измену! И встали за сказавшего слово Правды. Вся Русь необъятная от океана до океана, безмерная и огромная, разбросанная землями своими по Вселенной, воспряла, не позволила себя добить. Вовремя! Иван готов был бежать в Храм, ставить свечи, падать на колени и биться лбом — вовремя!!! Если б не решился, протянул полгода, три месяца, месяц — труба! крышка! оружие и техника остались бы только у тех, кто работает на Сообщество, на Систему, на Пристанище, на Синдикат, на Восьмое Небо и Черное Благо. Да!

Его вело само Провидение! И народ российский понял это. Практически все базы нечисти и подполья разгромлены, очищены, обезврежены. Сотни тысяч охмуренных, почти миллионы, оружия горы, наркотики, генераторы подавления, зомби-передатчики, чего только не изъяли, монбланы! эвересты! Готовилось нечто невообразимое… ну да ладно, это позади, почти позади! Теперь о Земле надо думать. О Федерации!

Начальник штаба вошел быстрой походкой. Остановился перед огромным столом.

— Доложите обстановку, пожалуйста, — попросил Иван. — На Земле, в Солнечной системе и Федерации в целом.

Сигурд сидел ошеломленный и подавленный размахом, порядком и деловитостью. Там, у него, в Объединенной Европе царили кавардак, разброд и бестолковость. Братва лихо брала на штык крепости, на большее ее не хватало.

Худощавый, высоченный и бритоголовый начштаба, протер черным платком сверкающий затылок. И приступил к делу.

— На двадцать три двадцать, число сегодняшнее, — начштаба машинально сверился по наручным дедовским часам, — положение следующее. Все властные центральные и местные структуры Великой России, включая ее околосолнечные и инопланетарные земли, все базы, армии, флоты, флотилии, звездные эскадры и прочие подразделения находятся под полным контролем Комитета Национального Спасения, одобряют его действия и принимают самые решительные меры к немедленному восстановлению и наращиванию оборонного потенциала. Последний очаг сопротивления уничтожен сегодня в двадцать два ноль-ноль…

— Где? — прервал доклад Иван. И сурово поглядел на Глеба, тот ничего не говорил про «подавление очага».

Бритоголовый включил экран объемного видения. Ткнул световой указкой в пульсирующе-приближающу-юся карту.

— Левый рукав галактики Соленая Падь, планета Круглая — планета Ульфага, Вторая Основная база Одиннадцатой эскадры. Тридцать девять световых лет от Солнца…

— Не надо деталей, — встрял Иван, — они получили шифровку из Космоцентра?!

— Так точно. Проверено — они получили ваш приказ по прямой правительственной и дубль-шифровку Космоцентра.

— И что?!

— Отказались выполнять. Причины неясны. Ультиматум истекал в двадцать один двадцать. Иван скривился.

— И вам понадобилось всего сорок минут, чтобы уничтожить базу эскадры?

Чего же стоит эта база, ежели она себя защитить не может?!

Бритоголовый с сомнением поглядел на исцарапанного молодца, развалившегося в кресле — он явно не был допущен к особо важным делам.

Но Иван махнул рукой, мол, продолжайте.

— Было применено секретное оружие экзот-Х. База выброшена из Вселенной. Выглядело это так, — начшта-ба снова указал в сторону экрана.

Циклопическое сооружение, висящее в черноте меж двумя планетами, будто поплыло назад, уменьшаясь. Не было ни пальбы, ни взрывов, ни вспышек. Но появилась вдруг едва заметная глазу голубенькая сфера — будто невообразимо огромный мыльный пузырь надули вокруг базы-спутника, ощерившегося тысячами боевых ракет. Пузырь стал сжиматься, стремительно съеживаясь. База съеживалась вместе с ним. Кончилось все тем, что пузырь превратился в точку и пропал. Во мраке поблескивали далекие звезды, синела изъеденным боком Круглая.

— И все? — тихо спросил Сигурд.

— Нам пришлось пойти на это, — твердо отрезал на-чштаба, будто заранее не принимая обвинений нового Правителя и всех прочих в жестокости и скоропалительности действий. — В экстренных нештатных ситуациях любая искра может разгореться в пожар, который уже невозможно затушить.

— Он правильно поступил! — довершил Глеб Сизов. — На местах не любят слабую власть — коли тонкая кишка, не берись за дело!

— Сколько людей погибло? — гнул свое Иван.

— Сто восемьдесят человек, весь офицерский корпус.

Рядовой и сержантский состав расформирован за восемнадцать суток до уничтожения базы…

Плевать! Иван замотал головой. Плевать на этих «бунтарей», они знали на что шли, не выполняя его приказ, приказ Правителя Великой России, они все принимали присягу, и все скопом изменили ей. Не в дезертирах дело.

Он ударил кулаком по столу.

— Через неделю база должна быть восстановлена! Мы не имеем права оголять этот участок, ясно?!

Бритоголовый поглядел на Сизова. Глеб призадумался. База будет восстановлена. Ничего не поделаешь. Уже объявлен дополнительный призыв — всех запасников, всех до единого надо поднимать. Хорошо, ежели их хватит, хорошо, коли молодежь и штатских штафирок не придется обучать с нуля. Дело серьезное! Глеб приглушенно вздохнул.

— Продолжайте! Про чистки, проверки и замены командующих не надо, только основное, только главное.

— Есть, главное, — начштаба дал объемное изображение земного шара, рассеченного кривой и уродливой синей полосой на две половины. — Африка и внероссий-ская Азия блюдут нейтралитет, все восемь объединений прислали подтверждение своей дружбы и благорасположения к Великой России. Наши объекты планетарного базирования на их территориях тому порукой.

Проникновения спецслужб и подразделений Всеамериканских Штатов и передислокации воинских частей из Объединенной Европы в упомянутых регионах не отмечено. Арктика полностью в наших руках. Австралия отозвала своих представителей из Российского отделения Совета Федерации. Вооруженные силы Австралии приведены в повышенную боевую готовность. Опасности не представляют, так как полностью блокированы с орбитальных баз. На европейском театре возможные объекты угрозы национальным интересам Земли и Федерации нейтрализованы местными отрядами самообороны…

— Теперь это называется «местные отряды самообороны»! — Иван хлопнул Сигурда по колену и рассмеялся.

Бритоголовый не понял юмора.

— Ну, а как еще назвать этих бандюг, я не знаю… если бы вы видели прямые передачи, поглядели бы на их рожи, извиняюсь за выражение, но иначе не скажешь. Это ж головорезы какие-то! Сброд! Что вы мне, прикажите их регулярными частями записать?!

Сигурд вскочил на ноги, побагровел и готов был броситься на бритоголового. Из глаз юного викинга, по разодранным щекам текли слезы обиды.

Иван не дал случиться ненужному.

— Ну хватит! — выкрикнул он. — Хватит тут эмоций! Рожей, видишь ли, не вышли! А когда надо всю Землю спасать, когда человечество надо из пропасти адской вытаскивать, почему те, у кого рожи благонамеренные и с обмундировкой все в порядке, по кустам да щелям забились?! Почему братьев гробят, а выродков грудью прикрывают?! Чтоб я больше не слыхал про бандюг и сброд, про головорезов и рожи! Это такие парни как он, — Иван кивнул на Сигурда, — и другие головорезы, понимаешь, на смерть шли, в огонь бросались… И-ех, горько ведь это и страшно! Понимаете, страшно — на Земле, чтоб ее спасти да вылечить, никого кроме ее отверженных сынков не нашлось! Все порядочные и законопослушные сидели да выжидали! — Иван снова дернул Сигурда. — Сколько ваших полегло?

Тот только рукой махнул.

— Они счет не вели, — пояснил за него Иван. — А не было б их, ты сейчас тысячи наших парней гнал бы на бастионы бундесвера, понял?!

Бритоголовый сжал губы. Но не обиделся. Только вдруг сказал мрачно:

— Еще погоним.

На минуту в огромном кабинете воцарилась тишина. Каждый знал, что до конца далеко, что сейчас только затишье перед боем. В самом дальнем углу неожиданно и громко всхлипнула Светлана. Ее серый комбинезон был разорван на плече и грубым броские швом сварен — метка после драки в комитете.

Светлана своим бабьим сердцем чуяла большую грозу. И все другие, каждый по-своему, ощущали ее приближение.

— Я дальше пойду, — первым опомнился начштаба. — Штаты молчат. Но ситуация крайне напряженная: все крупные города охвачены волной насилия, грабежей, разбоев, местные и центральные власти практически ничего не предпринимают для подавления беспорядков. Попытка захвата управления Исполнительной Комиссии предотвращена. Форт Видсток выключен из альфа-структуры. Управление переведено в подконтинентальную Антарктику…

— Сорвалось! — неожиданно зло выдохнул Иван. — Успели! Точно вАнтарктику?!

— Да, именно туда.

— Это Синклит! Они берут власть на себя. Впервые открыто берут всю власть!!!

Иван не думал сейчас ни о жуткой участи друга и братка Дила Бронкса, о черной судьбине карлика Пая, Армана-Жофруа и Хука Образины. Он думал о другом — теперь не избежать столкновения. Серьезного и кровопролитного.

Переворот не удался. Сорвалось. Это он и раньше знал. Но были еще отходные пути и запасные варианты. А теперь, после того, как «серьезные», это Тайное Мировое правительство, взяли власть в свои лапы, войны не миновать.

Выродков не удалось придавить с наскоку, разом. И теперь они будут драться до последнего землянина. Что ж, и к этому надо было быть готовым.

— Дальше! — приказал Иван.

— Дальше, как стало известно, Сообщество ведет себя непонятно — готовит три мобильных группировки в Околосолнечном пространстве, — начштаба указал координаты на голокарте, — и одновременно продолжает расформировывать и перевооружать все без исключения крупные соединения, базирующиеся в радиусе светового года и далее, включая окраинные форпосты и десантно-боевые базы Дальнего Поиска.

— Сколько флотов и эскадр переброшено к Земле?! — не выдержал Иван, его интересовало сейчас именно это.

— Нисколько, — невозмутимо ответил бритоголовый и снова вытер черным платком блестящий потный затылок. — Зафиксирован уход с двух наземных и четырех пространственных космодромов шести суперзвездолетов типа «Синее пламя», все они ушли в две «дыры» сразу за Трансплутоном. Поспешность ухода наводит на мысли.

— Бегство? — вопросил Глеб Сизов.

— Не исключено.

Начальник штаба еще долго расписывал обстановку на Земле и в прочих местах Вселенной. Иван почти не слушал его. Пока все ясно. Пока тихо. Один этап они выдержали. Похоже, Запад не собирается начинать первым. И это понятно, время играет на них, на выродков — они ждут, каждый день, каждый час ждут. Им уже плевать, что народ все подряд крушит, даже наоборот, им это на руку. Но почему только три группировки и только у Земли?! Может, Глеб прав, и главари Синклита сбежали? Тогда за каким дьяволом им было переводить управление в Антарктику, в эти подземные дворцы-лабиринты?! Иван вспомнил, как он с мордобоем, пальбой, матом и руганью, будто ополоумевший, круша все направо и налево, пробивался сквозь проклятые лабиринты, с уровня на уровень, с этажа на этаж. Он тогда придавил круглолицего выродка в комнате с гиргейскими гадинами и хрустальным полом… думал, что придавил, а на самом деле Первозург сумел перебраться в издыхающее тело, вышиб из него дух круглолицего и занял тело сам, да впридачу сумел восстановить перебитые хрящи и позвонки. Шустрый этот Первозург старичок! А те еще шустрее и ловчее, целый город для себя подо льдами да под толщей материка выстроили, свезли половину сокровищ мира туда, обустроились на долгие века… да не тут-то было! А ведь его, Ивана, могли прихлопнуть еще тогда, как комарика, не нашедшего своей форточки — запросто! без усилий! Он уходил от них волей случая. А может, и не случая?! Иди, и да будь благословен!

Иван вспомнил растерянное лицо толстяка, у которого в кармане лежал переходник… вспомнил пустыню, в которой его выбросило из внепро-странственной щели. Африка! Там сейчас тихо. Пока тихо. Что ж, поживем — увидим!

— Достаточно, — прервал он бритоголового. Тот развел руками, остановился на полуслове.

— В Европу перебросить восемнадцать дивизий планетарного базирования, бригаду Семибратова и четыре дивизиона лучевого подавления. Пси-генераторы, над территориями, контролируемыми нами, отключить. Границы закрыть намертво. За прочность «колпака» отвечаете вы лично! Всем частям и соединениям обеспечить полную энерговооруженность, ясно? По уставу военного времени. Европу, Африку и Азию мы берем под полную свою защиту. Местные режимы не менять. Народ не будоражить, привлекать добровольцев — нам нужны миллионы людей, отсеивать агентуру…

— Вот это уже не моя забота, — обиженно проворчал под нос начальник штаба. — Не жандармы-с! Иван услыхал.

— Не ваша! — поправился он. Но добавил: — А коли попадется и вам, к примеру, враг — к стенке без разговоров, ясно? Провокаторов, паникеров, диверсантов, шпионов стрелять на месте! Порядок в Европе обеспечивает он! — Иван кивнул на Сигурда.

Такова воля… Гута. Он чуть было не подумал — покойного Гута, но вовремя осекся. Гут еще жив. Он выживет!

— Обеспечить бесперебойную связь! Немедленно!

— Связь была уничтожена преднамеренно.

— Кто посмел?!

— Спецслужбы Объединенной Европы.

— Точнее!

— Департамент госбезопасности.

— Отдел?

— Отдел эвакуации.

Иван с недоверием покачал головой.

— Неужто они заранее предусматривали эвакуацию?! Не может быть!

— Они многое предусматривали. И, к сожалению, кое-что, о чем мы сейчас не имеем понятия. Но это епархия комитетчиков, увольте! — бритоголовый отошел на два шага к стене, полагая, что он выполнил свою задачу.

Иван воззрился на Глеба.

Тот вытащил галоблок.

— У меня только основное, на крайний случай.

— Давай!

— В России четырнадцать резидентов — все выявлены, все уничтожены.

Агентура выбита начисто. В Европе- руководители основных служб: Сэм Дюли, Арон Исхак, Роджер Сеговия… — в воздухе появлялись и пропадали лица, фигуры, глаза, носы — быстро, почти мгновенно сменяя друг друга. Это нужно было Сигурду. Иван не верил, что все «эвакуировались», разрушив инфраструктуры, уничтожив архивы, взорвав, образно и прямо говоря, мосты.

Так не бывает! Всегда кто-нибудь да остается.

И он не ошибся, i — Стой!

Будто джин, выпущенный из сказочной бутылки, вознесшийся над коврами, стульями, столом, застыло чуть склоненное, увеличенное галопроектором одутловатое лицо с уродливым шрамом, идущим через бровь, щеку, нижнюю губу.

Короткие седые волосы. Равнодушные чуть прищуренные глаза…

— Крежень! — прошептал Иван.

— Это же Седой! — заорал, срываясь с места Сигурд.

— Полковник Департамента госбезопасности, начальник седьмого отдела Говард-Иегуда бен Буковски, он же Крежень, он же Петр Мансурия, он же Аваз Баграмов, он же Седой, Порченный, Игрок…

— Он же сучий потрох! — не сдержался Сигурд. — Это он Гуга подставил, падла! Все поверили. Буйному чуть башку не отвернули! Я все равно достану его!

Иван точно помнил, как в лос-анджелесском притоне, на самом дне, в поганой и полутемной каморке, куда они провалились благодаря системе сквозных лифтов, припертый к стене и перепуганный Крежень сознался, что работает на Восьмое Небо. Соврал? Нет! Гуг бы его за одно словечко лжи живехонько бы спровадил на тот свет, недаром он ему капсулку в глотку всадил, Крежень был в маразме. Значит, эта паскудина, этот пижон с зеркальцами и перстеньками, работал на всех, кто хорошо платил? Но госдеп?!

Как они могли держать такого приметного типа — его шрам раз увидит кто, даже склеротик, так на всю жизнь! Вот тебе и Говард Буковски! Даже имени подлинного не скрывал. А промежду прочим, Европа продала проклятую планетенку Гиргею со всем ее поганым, изъеденным нутром именно Восьмому Небу! Так на кого тут сработал Крежень? Гиргея — это триллионные прибыли!

Шустрые разбойнички запустили свои щупальца повсюду… но плевать на них! они не нуждаются в стукачах и соглядатаях, они получают всю информацию напрямую, от довзрывников… всю, да значит, не всю- лишняя тайна, лишний секретик и знание расклада никогда не помешают. Крежень знал системы связи, их внутренней, не доступной для других связи. Неужто он?! И впрямь, как выражается несдержанный Сигурд, сучий он потрох! Навредил и снова сбежал!

— Возьмите этого на заметку, — приказал Иван. И подумал, может, его в живых давным-давно нету, Европа горит, от подошвы Италии до Дублина, от Бонна до Мадрида, неужто среди тысяч смертей, среди сотен тысяч тонн выпущенного во все стороны металла не нашлось самой малой смертушки для одного прохвоста, крохотного осколочка для одного негодяя! Нет, Крежень скользкий. Он будет вредить до конца. Надо с ним построже. — А как обнаружите — устранить!

Сигурд недовольно уставился на Ивана.

— Крежень мой, — процедил он еле слышно, не для чужих ушей.

— Конечно, твой, — спокойно согласился Иван. И тут же ударил викинга по плечу. — Пора! Возвращайся к се-бе. С двенадцати ноль-ноль у вас вводится комендантское правление, соединения уже на месте.

Но ты со своими парнями остаешься в полной воле, — Иван шутливо погрозил пальцем, — и под моим прямым началом. Не давай людям слишком разгуляться, направляй на добрые дела… вот так-то, Сигурд. Только не расслабляйся, передышка будет недолгой. Ну а выживем сами, там и Гуга поднимем! Иди!

Бронеход получишь у Глеба. Граница для тебя открыта. Связь будет…

Иван замолчал. Но не прошло и мгновения, как у Си-гурда в голове зазвучал его голос: «Надеюсь, ты меня слышишь? Вот так-то, дружок, мы умеем работать!»

Иван встал. Протянул руку.

Сигурд пожал ее молча. Только сейчас усталость и боль навалились на него в полную силу. Но раскисать не время. Он тряхнул своими белыми, почти седыми кудрями. И быстро вышел из кабинета.

— Забыли все про нас, Харушка ты мой лохматень-кий, — бубнил Кеша себе под нос, — потому что люди мы маленькие и никому не нужные. Сделали порученное дело, и все, свободны, гуляй на все четыре стороны!

Хар поглядел на Булыгина мутными рыбьими глазами. Он не понимал шуток и иносказаний, какие же они свободные? и на какие еще четыре стороны им гулять?!

— Не врубился? — пожалел его Кеша. — Э-э, глупый ты! А все потому что оборотень… и, э-э, басурманин, вот ты кто!

Они сидели в самой плохонькой и тесной конурке-каюте исполинского Космоцентра Видеоинформа. И грустили. Каждый по-своему. Хару хотелось домой, на родную и милую Гиргею, к властительнице своей Фриаде, под крылышко, чтоб зависнуть в темрой и тяжелой воде, распустить плавники — и наслаждаться одиночеством, растворяться в океане мрака. Кеша грустил по погибшим ребятам, ругал себя — почему опять выжил, будто кащей какой-то бессмертный. Иван ему сказал прямо, мол, если бы не ты, лежать нам всем во сырой земле, вся эта шобла информаторов взбудоражила б всю Вселенную, подняла б на нас наших же братьев, приемы этой шоблы бесовской давно известны. Но теперь им окорот!

Кеша держал Космоцентр в своей железной руке.

На подмогу им для пущей верности сразу после захвата прибыло два армейских полка на двух крейсерах. Два полка! И все под его началом! А брали эту громадину горсткой. Два отделения. И два полка! Ничего, будут знать ветерана Аранайской войны! Ветеранством своим и подвигами на Аранайе Иннокентий Булыгин между делом раза три похвастался.

Но про каторжное прошлое помалкивал — зачем ребяток пугать, для них в каторге одни злыдни да убивцы сидят, они другой жизни не видали. Ребятки хорошие, тихие, душевные, даром, что в альфа-корпусе служат да солдатскую лямку тянут на крейсерах.

— Нет, забыли про нас, и не перечь мне! — завел Кеша свою старую песнь.

А унылый оборотень подтянул ему протяжным и занудным воем. Никто в мире не слыхивал как воют занге-зейские борзые, но, должно быть, так и воют — Хар был мастак на перевоплощения. И у Хара имелось чутье.

— Скоро будет опять, — завершил он полувоем и зевнул, совсем по-собачьи, раздирая пасть и щуря глаза.

— Чего это? — осведомился Кеша для уточнения.

— Много стрельбы, много шума, много крови! — выдал оборотень.

— Ты мне брось это! — рассерчал Кеша. — Отстреляли уже, хватит!

— Все ваши биться будут. Все!

— Пророк хренов! — Кеша отвернулся от Хара. Но он тоже чуял нутром — грядут дела непростые.

Сразу после боя, после прорыва капитан Серега помер. Сердце не выдержало напряжения и прямого попадания — осколок его надвое рассек. Кеша лил горькие слезы, матерился, грозил страшно. Но ни одного из охранников и армейских, защищавших Космоцентр, не тронул. Эти грудью шли на смерть, думали, за правду и свободу стоят. Они, кто еще не понял, чего случилось и чего готовилось, поймут еще, свой брат, хоть и с миру по нитке, российских маловато. Они сейчас отмокают после парилки. А потом отмываться будут, грехи с души своей смывать службой верной.

А вот доходягу с бугристой головой и нервными ручонками, того, что в сказочном хрустальном тереме-аквариуме сидел и заправлял местной шоблой, Кеша в расход пустил. Своей волей и властью. Не стал дожидаться Ивановых посланников и его самого — народ русский, уж кто-кто, а Кеша знал, отходчивый да душевный, все простят извергам да с миром восвояси отпустят.

Нетушки!

Кому в аду гореть, пусть поспешит, не хрена на пенсию надеяться! А для кучи, за компанию собрал Иннокентий Булыгин при доброй поддержке выживших альфовцев по всему Видеоинформу два десятка самых ретивых и гнусных говорунов-подлецов, лжецов-сволочей, что науськивали брата на брата да на кого-то работали все время: то на Синклит, то на Восьмое Небо, то на Синдикат с Черным Благом, желчь свою изливали, словцом людей губили, особенно служивую братву на Аранайе. Взял, собрал — да туда же и отправил с бугристоголовым, в преисподнюю. Было за что! На Аранайе только опамятуются братки солдатики от зверств диких и наскоков разных кланов со всех сторон, только кровь и слезы утрут да вперед пойдут, так сразу истерика на всю Вселенную — каратели «мирных жителей» истязают! прочь руки от свободолюбивых кланов!! вон с независимой Аранайи!!! И до того вопят и психуют, что ополоумевшие правители да одуревшие от визга генералы очередные «переговоры» начинают. Кланы оружие получат, перегруппируются, тысячи трупов накосят… и все по-новой! Ох, как зол был ветеран Иннокентий Булыгин на сволоту продажную, на нелюдей лживых, на эти вещающие со всех экранов поганые головы. Три ранения из-за них получил, чудом живой остался.

А братков потерял по вине их, и не счесть сколько! Теперь ответили. Так по справедливости. Других на смерть обрекаешь, сдохни и сам. Ох и визжали «правдолюбцы»! Ох и ползали в ногах, пыль и сажу с сапог слизывая! Да только врагу потакать — головы не сносить. Кеша был опытным, дошлым. Это вам и за Серегу и за тыщи других!

Как обратную связь со всеми кроме Москвы вырубили, так к Кеше с Земли уже три комиссии прилетали, и все с Запада, со Штатов. Он всех приветил.

Всех разместил по аппартаментам, только без ключей. Пусть отдохнут до особых распоряжений. Космоцентр работал круглосуточно по сотням тысяч программ — на все Мироздание освоенное — да все скользь, все не напрямую, а как-то вокруг да около, будто ничего не произошло на Земле. Этого Кеша не любил. Но такая была установка. Не спешить! Не дергаться! Установка понятная и жизненная.

Вот Кеша с Харом и не дергались.

Только на душах у них было муторно.

Вспоминая про душу, Кеша смотрел на оборотня с сомнением, есть ли душа у него?

— Надо было тебя, басурмана, перед вылетом сводить в храм, окрестить!

— высказал наболевшее ветеран. И тут же расстроился: — Да ведь тебя и в храм-то никто не пустит, даже на порог. И-эх, зангезейская, твою мать, борзая!

В каюту постучали, дверца раскрылась, и на пороге застыл армейский подполковник в подшлемнике и полу-скафе.

— Почему без доклада входишь?! — осерчал Кеша.

— Нечего докладывать, — угрюмо пробормотал комполка, не очень-то довольный, что над ним поставили невесть кого, явно не кадрового офицера, — все по-прежнему.

— Ну а чего тогда влезаешь? Чего покой командования нарушаешь?!

— Виноват, — процедил полковник. В его голосе прозвучала ехидца. — Бойцы без дела сидеть не должны. Надо учебу организовать, маневры…

— Вот и организовывай, только чтоб без муштры, — разрешил Булыгин добродушно, — скоро им будут маневры!

— Имеются сведения?

— Ни хрена не имеется. Но толковище будет. Отдохнуть перед разборочкой не помешало бы мальцам… и, правда твоя, расслабляться нельзя. Ты давай-ка, еще разок прощупай каждую дыру, каждый ход в этой горгоне чертовой, не верю, что всех гадов переловили, не верю!

— Чего так?! — обидчиво вопросил комполка.

— А гады — они живучие, — житейски мудро ответствовал Кеша. И вдруг резко встал, отпихнул оборотня ногой. — Действуй, генерал!

— Подполковник… — поправил было комполка. Но Кеша сказал, как отрубил:

— Будешь генералом!

И пристально посмотрел в глаза оборотню. Всего минуту назад, когда бравый командир уже был здесь, в глазах этих мутных и рыбьих, высветилась вдруг тревога — острая, нестерпимая. Хар что-то чувствовал, что-то неладное, грозящее, страшное — Кеша знал по опыту.

Теперь нельзя было терять ни минуты.

— Внимание! Всем слушать меня! Всем слушать меня! — захрипел он по командной связи, прямо в серую горошину микропередатчика, вживленного в биоворот полускафа. — Всем сотрудникам Космоцентра оставаться на своих местах до особого распоряжения! Повторяю приказ коменданта Космоцентра — всем сотрудникам оставаться на своих местах до особого распоряжения! За невыполнение приказа — расстрел на месте! Повторяю — расстрел!

Сейчас во всех студиях, во всех каютах, рубках, техма-стерских, залах, переходах, коридорах, спальных отсеках и даже в сортирах, многократно повторенный, звучал его голос, его приказ. И никто не имел права сдвинуться с места, даже если приказ застал его на бегу к начальству, в ванной или столовой. Тысячи обитателей колоссальной космической станции, превышающей по своим размерам десяток крупнейших городов, замерли, остановились, присели, встревоженно замолкли — они знали, приказ будет выполняться строго и безоговорочно, так уж поставлено ныне, дергаться и качать права бесполезно.

А Иннокентий Булыгин тем временем вещал на более узкий круг- спецназу, армейским, охранным службам, всем тем, кто обязан был хоть сдохнуть, но обеспечить сохранность и работоспособность Космоцентра в новых условиях.

— Немедленно проверить объект, по сантиметру, по вершку! Изнутри и снаружи! Привлечь техперсонал под строжайшим контролем! Обшарить каждый угол! Никаких поблажек! Все, вызывающее подозрение, немедленно дезактивировать! устранить! уничтожить на безопасном расстоянии! всех подозрительных лиц срочно сюда! — Кеша бубнил будто автомат, железо звенело в его голосе, аж связки дрожали натянутыми стальными струнами. Но закончил он отечески, проникновенно: — Ребятушки, братки! Не подкачайте! Сейчас только от нас самих будет зависеть, дождемся мы очередного отпуска и встречи с ненаглядной, или взлетим все к червовой матери на этой пузатой лоханке. Вы меня поняли, я знаю. Ну, давайте, ребятки, вперед!

Закончив, он уже схватил было Хара за его красивый, подаренный Таекой ошейник, и хотел тоже бежать на поиски. Но одумался, присел.

— Нам с тобой, Харушка, не по чину!

Оборотень завыл, пряча грустные глаза. Чуять он чуял неладное, но ищейкой не был, какой от него прок.

А Кеша думал, надо ли будоражить Землю, теребить Кремль. Наведешь попусту панику, самому стыдно потом будет. Нет, нужно обождать. И нечего суетиться, нечего квохтать как дурная курица и крылами хлопать.

Иннокентию Булыгину, ветерану и беглому каторжнику-рецидивисту, было нелегко. Он ждал. Каждый день. Каждый час. Каждую минуту. Он слишком хорошо помнил, что довзрывники не даром чудо сотворили — такие благодетельством не занимаются, богодельни для сирых и убогих не строят, они ему смерть отвели не даром, и отпустили на волюшке погулять не за просто так. Барьеры! Он, хошь-не хошь, обязан сигать через барьеры смертные, лезть на рожон. Ну ладно, с этим-то ясно — он себя не бережет, работает на совесть, отрабатывает добро нелюдям. Но вот ведь твари, не сказали — сколько сигать-то? умолчали- когда его черед придет? вот так и живи под занесенным топором, жди, когда сорвется да по шее рубанет! В ожидании неладного жить плоховато. Они с Иваном помнят все, не обдуришь, слышали напрямую от этих сволочей, живших до Большого Взрыва, чтоб их еще разок взорвало! У Кеши в ушах загудело, забубнило:

«Мы забираем тех, кто обречен на неминуемую смерть — попавших в страшные катастрофы, умирающих от старости и неизлечимых болезней, мы можем вытащить смертника из-под пули, которая уже летит в его грудь… но мы берем только прошедших двенадцать барьеров смерти! А ты прошел семнадцать!»

Еще бы, Кеша усмехнулся- попадешь на Аранайю, жить захочешь- все двадцать пройдешь! И тут же насупился, неправда это, большинство его дружков гибло сразу, высунулся разок — и срезало башку долой! «Ты почти идеальный материал для нашей цивилизации». Идеальный? Материал?! После ухода из ядра Гиргеи Кеша прошел три или четыре барьера, стал еще «идеальней»! При штурме этой проклятущей Медузы Горгоны, загляделся малость в ее смертно-завораживающие глазища, и чуть не перекинулся, бой был страшный, смертный бой. Да только опять удалось перепрыгнуть барьерчик! Эх, Серега, Серега! Что ж ты, парень, так славно дрался, так геройски шел к цели, а под самый конец оплошал, словил осколочек? Неидеальный ты, стало быть, материал! И братки твои, погибшие за Россию, за мир весь, за меня кощея, тоже. неидеальные? Кеша заскрипел зубами от боли сердечной. Но ведь не прятался же он от пуль и огня излучений, шел напролом. Неужто и впрямь довзрывники берегут?! Он расстегнул ворот, отвернул край нижней рубахи, вытащил крестик нательный, поглядел на него в раздумий. Нет, это Бог бережет!

И нечего душу рвать, и так изорванная да исколотая, живого местечка нету!

Вон ведь, Ивану они сказали, что иссяк он полностью, выдохся до предела, что ни одного смертного барьера ни в жисть не преодолеет, от первой же пули ляжет, от первой же заразы загнется, в первом бою голову потеряет… А он прет без светофоров, будто за ним лекарь бегает с канистрой живой воды, ни хрена не боится и всем рога сшибает… Кеша совсем запутался. Но грусть-печаль отпустила его. Эти сволочи не от Бога. А Ивана Бог бережет, тут дело ясное! Но только ведь на Бога-то надейся, но и сам не плошай! Иван ушел от них. Его, Кешу, они раздвоили, душу его напополам поделили и тело грешное. Но он их обдурил. Надолго ли?!

А Медуза Горгона — исполинская голова Космоцент-ра Видеоинформа, висела чудовищным спрутом во мраке Вселенной, висела, раскинув во все стороны свои змеящиеся толстые и неимоверно длинные волосы. На десятки тысяч километров вытянулись в черном и молчаливом океане Космоса всевидящие, всеслышащие и наполненные ядом змеи — ядом целебным в добрых руках и смертным, ворожащим в руках нелюдей. Стоило лишь раз узреть эту вселенскую голову с шевелящимися волосами-змеями, чтобы никогда уже во всей жизни своей не избавиться от мрачного и навязчивого видения, возвращаясь к нему во сне и наяву. Страшна ты, богиня-дьяволица, матерь мрака и ужаса!

Дик твой цепенящий взгляд! Но создана ты не чудовищами Хаоса и не гневом всемогущих жителей Олимпа, а мелкими, беспомощными, суетливыми и беспечными пылинками земными — человеками, людьми. И всесильна ты над ними и подвластна им.

Недобрая весть прорвалась неожиданно.

— Комендант, слышите меня? — хрипел один из «альфы». — Капитана убили!

Вы слышите меня?!

— Слышу, сынок, слышу! — заорал Кеша. — Давай обзор!

Он настроился на ближний экран, приглушил звук, все еще не веря услышанному. Из двух отделений штурмовавших Космоцентр, осталось всего семеро парней. Причем, двоих, искалеченных донельзя, отправили на Землю.

Еще у троих были серьезные ранения, но они наотрез отказались покинуть строй. Капитана звали Олегом, Кеша не признавал никаких фамилий — Олег и точка! Все они в сынки годились ему. Все были парни что надо. Олегу во время штурма пробило колено, две пули сидели в плече, их блокировали до госпитализации, да еще здорово обожгло лицо и голову, волос вовсе не осталось. Но капитан ни в какую не хотел на Землю, отшучивался- будет отпуск, заодно и подлечится, мол. Вот и подлечился.

Три бойца в десантных полускафах тащили тело. Кеша сразу просек — мертвое тело, у него был наметанный глаз. Он не слышал невнятных объяснений. Он видел сам — прямо по горлу шла черная полоса, резанули сигма-скальпелем, резанули под открытое забрало! Сукины дети, пижоны! Вот до чего доводит пижонство — на операцию норовят без шлемов или щитки долой.

Эх, Олег, Олег! Где такого парня второго отыщешь?! Сам себя подставил!

Лежать бы тебе на поправке, жирок набирать да коленку лечить, нет, полез на свой барьер… да не перелез! Эх вы, черти поганые, эдакого парня порезать!

Кеша отвернулся от экрана. Он сам послал его на смерть, сам. Панику навел!

Но ведь не зря, значит, есть кто-то на станции, шалит понемногу… и дай Бог, коли у него только сигма-скальпель имеется!

— Почему не задержали?! — выкрикнул он в ярости. — Где этот гад?!

Все трое молчали, не знали, чего отвечать-то. Потом один, тупя глаза, процедил:

— Из-под земли достанем.

— И не простим! — добавил второй.

Теперь Олега не оживишь, глотка перерезана от уха до уха, не ножичком, не саблей вострой. После скальпеля рана иная, черная и страшная. Мир его праху, отвоевался.

— Оставьте! — приказал Кеша. — В морозильник без вас положат.

— Мы своих не бросаем, — огрызнулся кареглазый боец с промятым носом.

— Поговори еще у меня, сынок! — осек его Булы-гин. — Живо искать! Ни секунды задержки! И чтоб по двое, по трое. Выполнять приказ!

Хар завыл в голос. Это была плохая примета. Вообще оборотень плошал, почти не разговаривал, наверное, терял навык. Но сейчас не до него.

Кеша нервно сжимал и разжимал свои черные биопротезы. Его подновили в свое время, заменили оторванные кисти. Как давно это было. Аранайские дикари свирепы и жестоки, у них нет такого понятия — милосердие. Лучше в их лапы не попадать. Они звали его Железная Рука. Они боялись и уважали его. И все равно они были злобные и подлые. И этот не лучше. Но никуда он не уйдет! Все пространство вокруг Космоцентра просматривается и прощупывается. Доиграется, гад, рано или поздно.

Кеша вытащил из клапана свой сигма-скальпель. Пригляделся. Оружие старое, доброе, запрещенное. На каждом должен стоять тройной номер, прямо на рукояти. Но здесь номера не было. Сигма-скальпель Кешин сработали на подпольной фабрике, большие умельцы — такую штуку запросто не смастеришь, это тебе не лучемет и не бронебой. Он сунул скальпель обратно.

Нет, надо все же связаться с Кремлем. Дело неладное. Пахнет жареным. И очень сильно пахнет!

Кеша ударил себя по бронированным коленям. Встал.

Но в эту минуту дверца снова распахнулась без оповещения и даже без стука. На этот раз грубоватый комполка был растрепан, красен и взвинчен. В руках у него покачивался огромный армейский бронебой.

— Какого дьявола?! — заорал Кеша. — Разжалую, к ед-рене фене!

— Сказано было, сюда! — процедил комполка, смахивая пот тыльной стороной ладони, — вот сюда и доставили, значит. В соответствии с приказом!

И не надо орать!

— Что-о-о?! — Кеша побелел.

Но тут же белизна сменилась пунцовым багрянцем, а лоб стал мокрым как у комполка. Хар вскочил на лапы, натужно, совсем по-собачьи зарычал. Шерсть у него на загривке встала дыбом. И немудрено.

Комполка освободил проход.

За спиной его, на пороге, связанный и избитый, стоял… Говард Буковски, он же Седой, он же Крежень.

— Вот это встреча, — протянул Кеша, — не ожида-ал! Было видно, что он и впрямь растерян.

— Это было при задержанном, — комполка протянул на мясистой ладони черный, инкрустированный ирги-зейским панцирным агатом, сложенный сигма-скальпель. — Так же при нем был парализатор ближнего боя и нательный плоский лучемет типа «дзетта». Что прикажете делать с задержанным?!

— Что-что?. — Кеша не мог оторвать взгляда от гнусной рожи Седого, шрама на ней не было, успел сделать-таки пластическую операцию, шельмец! Вот это подарочек для всех! Кеша даже растерялся. Но руку протянутую пожал, предварительно бросив оружие, лежавшее на ладони, прямо в потертое креслице. — Молодец, генерал, даже не ожидал от тебя!

— Подполковник я по званию, — поправил его комполка.

— Ты со мною не спорь — сказано генерал, значит, генерал, завтра тебе бумага со штемпелем будет и погоны новые. А пока благодарность объявляю от лица командования и Комитета Национального Спасения!

— Служу Великой России! — новоявленный генерал вытянулся.

— Все мы ей служим, — машинально заметил Кеша. — А этого оставь, разберемся. Поиска не прекращать… тут уж извини, не до отдыха, покуда все не обыщем на боковую нельзя. Ну иди, генерал!

Пока шли разговоры, Хар, вцепившись зубами в поясной ремень задержанного, оттащил его в самый угол. Сел рядом и обнажил острые клыки.

Была б его воля — перегрыз бы глотку беглецу, и дело с концом. Но у людей какая-то своя логика — странная и непонятная.

Кеша долго молча глядел на Креженя. Потом спросил в лоб:

— Ну и как же, стервец, ты от нас ушел в прошлый раз? Поделись опытом!

— Как в тот, так и в этот раз уйду! — нагло ответил Седой и заулыбался своей странной улыбкой.

Иннокентий Булыгин и оборотень Хар хорошо помнили, что посадили они Креженя в каменный мешок, из которого выход был один — в бункер, где таилась до поры до времени вся честная компания. А он сбежал. Значит, у него был переходник. Значат, он сбежит и теперь, коли не принять меры. Уже бы сбежал, да, видно, связанные руки мешают, видно, ждет, когда его одного оставят, чтобы изловчиться и…

— А ну, Харушка, разоблачи-ка этого стервеца! Оборотень понял все как надо. Он вцепился зубищами в прокладку ворота, рванул раз, другой — комбинезон был крепким, не поддавался.

— А мы вот этим ножичком попробуем! — Кеша достал сигма-скальпель, тот самый, каким убили капитана, который был при Седом. Установил регулятор глубины надреза на полсантиметра, достаточно будет. Успокоил затрясшегося вдруг Креженя. — Не боись, пока что до конца резать не станем!

И полосанул крест накрест, чтоб жгутов не задеть, коими были руки скручены, полосанул по груди. Крежень взвыл. А Хар, вцепившись в лоскуты, в три приема содрал комбинезон, точнее, его остатки, содрал вместе со всем, что под ним было. И остался Говард Буковски в одних жгутах — волосатый, кривоногий с обвисшим животом, весь в шрамах — на лице-то свел, а на теле остались, пожалел себя, а может, просто времени не было.

— Ты вот чего, Хар. Возьми рванье это да пошарь по кармашкам, может, там чего упрятано?

Оборотень, забыв, что он четвероногая зангезейская борзая, встал на задние лапы свои, передними поднял разодранный комбинезон. Минуты две ковырялся, выгребал всякую мелочь: стимуляторы, антигравы-горошин-ки, какие-то датчики и приборчики, все мелкие, для спецработ предназначенные, вытащил и зеркальце в золоченой витой рамочке, три перстня с подозрительными вставками… Но переходника среди обнаруженного не было.

— Куда ж ты его девал, стервец? — удивился Кеша. Внешне он был совершенно спокоен. Но внутренне — готов изрезать гада в лоскуты — за одного только Олега изрезать, не поминая старых грехов. — Куда ж ты его засунул? Может, в задницу себе запихал?!

Крежень мрачно кривил губы. Молчал. В прошлый раз ему было похуже. В прошлый раз Гут Хлодрик держал его как на аркане, только дернись — сразу сдохнешь, от одной только мысли, одного желания горло начинало сдавливать, в глазах темнело. Сейчас полегче. Ничего, он уйдет от этих лопухов, снова уйдет! А без русского, без главаря и его слова, ничего они ему не сделают, не посмеют! Улыбка была злорадная и настороженная одновременно.

А Кеша думал о своем — надо бить! бить смертным боем, иначе не признается! да и душу отвести! Только ведь душу отведешь, нервишкам дашь волю, а этот сукин сын опять уйдет. Лучше с Иваном связаться. Пускай разбирается. А пока он разберется, тут чего-нибудь эдакое содеется, что лучше б и сразу придушить подлеца. Нет, Кеша не был пригоден для тайного сыска, в прошлый раз тоже его зря посылали — к Реброву, к предателю поганому, потому так и кончилось, что сожрали Толика рыбки клыкастые, а послали бы мастера заплечных дел, из этого иуды можно было б столько полезного выбить, столько разузнать… Кеша тяжело вздохнул. Да, он был создан для открытого боя во чистом полюшке, чтоб грудью в грудь, челом в чело. С увертливым Креженем так не повоюешь!

В густой шерсти на груди связанного что-то блеснуло. Кеша не понял — неужто сподобился нечестивец, неужто свет веры Христовой его осиял?!

— Да никак это крест у тебя? — изумился он вслух. — Это кто б мог помыслить, что такой паскудник и гаденыш в Бога верует! Крежень, да ты ли это?!

— Не юродствуй и не богохульствуй, — ответил Говард Буковски неприязненно. — Жизнь можешь отнять, а веру — нет, не тобой дана, не тебе и лишать. С крестом жил! С крестом и умру под пытками вашими!

— Ух ты, великомученик нашелся, едрена-матрена! — не выдержал Булыгин.

— А ну перекрестись, нехристь поганый!

— Сперва руки развяжи!

— Еще чего!

— Тогда нечего изгаляться!

— Не буду, ладно, уговорил. Буду пытать тебя, пока сам всю правду не выложишь. Сам напророчил, что сдохнешь под пытками. Только без креста.

Нечего тут комедию ломать, в черта ты веришь, а не в Бога. Чего это глазенки забегали, а?!

Кеша пристально уставился на Креженя, прямо на грудь, на просвечивающий в черно-седых лохмах довольно-таки внушительный крест.

— А ну-ка, Харушка, сыми с этого ирода то, чего ему носить не пристало. Сыми!

Оборотень снова встал на задние лапы, вытянул вперед передние — с длинными и тонкими, почти человечьими пальцами.

И в этот миг Крежень захрипел, подогнул колени, упал на пол, закрутился, согнулся калачом — он явно пытался дотянуться до груди — то подбородком, то коленом, то и тем и другим сразу. Все это произошло настолько быстро, что Кеша не сразу понял, в чем дело.

— Припадочный, что ли?! — заорал он. В один прыжок подлетел к крутящемуся на полу голому человеку, наотмашь врезал сапогом в челюсть, потом под ребра. Склонился, уцепился за болтающийся у плеча крест, рванул на себя, обрывая прочную серебряную цепочку. Отпрянул. — Мы тебя вылечим, стервец! Поганец!

Крежень замер на полу раздавленной, полудохлой жабой.

А Кеша уже снова сидел в своем потертом креслице и рассматривал на ладони трофей. Оборотень Хар заглядывал через плечо.

Крест был явно липовый — толстый, полый внутри. Нажмешь на него, вдавишь в грудь- и окажешься совсем в другом месте. Да, вне всякого сомнения это был переходник ограниченного, очень ограниченного действия. Но Креженю, чтобы улизнуть опять, хватило бы и такого.

— Ну что с этим поганцем теперь делать? — вопросил Кеша у оборотня.

Тот ответил с ходу:

— Отдайте нам. На Гиргею!

— Ух ты, разбежался! Вы из него плодить мелких кре-женят начнете, чтоб потом, после бойни, оставшихся людишек извести на нет, верно?

Хар отвернулся, зевнул.

— Я его лучше ребяткам из альфа-корпуса отдам. Эй, падаль, ты слышишь меня.

Седой приподнялся, сел, скрючился. Он был раздавлен, он превратился за несколько минут из усмехающегося наглеца в трясущееся и отупевшее от страха животное. И все же с каким-то надрывом, в отчаянии труса, обреченного и не подлежащего прощению, он промычал срывающимся тонким голосом:

— Сдохнете! Все равно все вы сдохнете!

— Вот это уже интересней!

Кеша снова сжал в кулаке сигма-скальпель.

— А ну выкладывай, чего знаешь!

Новый министр обороны генерал-полковник Сергей Голодов сразу пришелся Ивану по душе. Спокойный, собранный, малость лысыватый и полноватый, он имел открытое лицо армейского служаки-трудяги, не исхитрившегося еще и не изловчившегося в лабиринтах штабных коридоров. Со старым и сравнивать нечего. Прежнего Иван вспоминал с содроганием и невольно прикрывал глаза.

Тогда он был на грани, даже за ней, выкарабкался чудом. Ничего, это урок на будущее — с врагом надо без церемоний, на то он и враг.

А с другом… С другом иногда не легче, а даже сложнее.

— Нет, не могу, рука не поднимается на такое, — снова твердил свое Голодов, — вы Верховный Главнокомандующий, вам решать — будет приказ, найдутся и исполнители. Возможно.

— Вы понимаете, что вы говорите? — спросил Иван.

— Бывают случаи, когда приказы обсуждаются, — министр привстал, пододвинул к себе объемный глобус с вздымающимися горами, синими морями, белыми льдами и даже прозрачно-синеватым флером атмосферы. Глобус висел над полом на антиграве, висел двухметровым шаром-геоидом.

Указательный палец министра пробил стратосферу, нижние слои атмосферы, уткнулся в белое ледяное пятно, в самый Южный полюс. — Мы не можем нанести сюда глубинный удар такой мощности. Где гарантия, что вся вода растопленных льдов уйдет в воронку?! А если она хлынет на материки? Австралию затопит мгновенно. Половина Африки не успеет даже высунуть носа из окон! Южная Америка накроется моментально. Это только от избытков воды. А сам удар?! Вы думаете, что все города и городишки на Земле рассчитаны на двенадцатибалльные землетрясения? Нет! Там же не одни выродки живут, кроме баз противника есть и кое-что иное… Я не могу!

Иван понимал, что задача непростая. Но бить надо было именно одним ударом. И только глубинным. С расстояния не менее четырехсот километров.

Иначе ни под-антарктический дворец, ни подземные инкубаторы не накроешь.

Да, это опасно! Да, могут пострадать безвинные! Но если на поверхность выйдут нелюди, выползет вся эта нечисть — погибнут все. Вот и выбирай. Одно было ясно — с ударом в ближайшие два дня ничего не получится. А там вторая ложа Синклита, «серьезные» могут нанести такой удар по России, что не о чем и говорить будет. Уж эти выродки никого жалеть не станут. Они так хлопнут дверью перед своим уходом, что земной шарик расколется.

Иван оттолкнул висящий глобус. Покачал головой.

— Все верно говоришь, министр. Все верно! Но есть логика мира. И есть логика войны!

— Нам никто войны не объявлял. И не посмеет объявить!

— Конечно, не посмеют. Вот и начнут без объявления… А мы поставим силовые барьеры, заслоны. Мы все объясним людям.

— Глубинный удар сметет все заслоны. Мы не наносим таких ударов даже в Дальнем Космосе. А по Земле лупить… нет, увольте!

Прав был министр. Прав по-своему. Но и выход находить было нужно.

Взявшись за гуж, не говори, что не дюж! Отсчет времени идет на часы, на минуты.

— Ну а если экзотом? Новым оружием хваленым. Голодов развел руками.

— Вырвать огромный кусок из земного шара, отправить в иное пространство? Мгновенно нарушится вся система, Земля сорвется с орбиты.

— Земля уже сорвалась с орбиты, — зловеще пробормотал себе под нос Иван. Но имел он ввиду нечто иное.

У виска противно звякнуло особым протяжным кодом. Внутренняя? Это мог быть только Кеша, прямо из Космоцентра Видеоинформа.

— Ну чего там?! — недовольно спросил усталый от бессонных ночей Иван.

Включил мысленно связь.

— Тута знакомец наш отыскался невзначай, — прохрипел Иннокентий Булыгин, будто он сидел прямо в голове у Ивана, не поздоровавшись, не представившись. — Сердце неладное чует. Да и он грозится, бубнит чего-то невнятное, видать, спятил. Иван, слагай с меня полномочия коменданта! Тут поумнее меня нужны и покруче!

— Да не мельтеши ты! — разозлился Иван. — Давай толком обстановку!

Давай обзор!

Он переключил Кешу на внешнюю связь. Вывел на два больших экрана.

Скрывать не от кого секретов — Голодов, охранники, спящий на диване прямо в кабинете Глеб Сизов.

Креженя он сразу и не признал. На полу каюты сидело какое-то человекообразное, гадина какая-то волосатая с бессмысленно-животным лицом.

— Не-е, Иван, мы его не трогали, честное слово! — с ходу начал оправдываться Кеша. — Он сам сверзился. Талдычит невесть чего про конец, про взрывы какие-то. А толком ничего не может объяснить, одним словом, крыша поехала!

Иван похолодел. Только еще не хватало проблем с Космоцентром. Они все же не сдались! Они ведут свою игру! Уже провели. А он пока ничего не успел. Ну Кре-жень! ну негодяй!

— Почему не приняли мер! — заорал Иван, бледнея; — Ты что, не отдаешь себе отчета?! Ну, Мочила, гляди- дружба дружбой, а служба службой! Я с тебя за все спрошу!

Кеша промолчал. Обиделся.

— Немедленно осмотреть всю станцию! Обшарить сверху до низу!

— Шарят уже, — доложил комендант Космоцентра, — по десятому разу шарят!

— Ну и что?!

— Пока ничего. Прилетай сам, Ваня…

— Я тебе не Ваня! — процедил Иван. — Я тебе Верховный Главнокомандующий и Правитель Великой России!

Кеша втянул голову в плечи, поморщился. Что он еще мог сказать! Дела хреновые, совсем плохие. Но ведь и Иван разорваться не может — Федерация бескрайняя, это тебе не Видеоинформ, это посложнее будет, а ведь Иван-то обучения специального тоже не проходил, на Правителя экзаменов не сдавал, ясное дело, тяжело ему. Да никуда не денешься, назад поворота нету.

— Надо еще полк послать в усиление, — предложил Голодов, — заодно просмотрят каждый микрон.

— Не надо полка, — отозвался Иван, — не надо лишних жертв! Там дело серьезное! — Он замолчал на минуту в тяжелом и непростом раздумий. Долго длилась эта минута, свинцовой вечностью. Потом сказал: — Я вылетаю в Космоцентр. Через полтора часа. Все! С ударом спешить не будем. Эй, Глеб, просыпайся, остаешься за меня! А вы готовьте вооруженные силы, ни секунды передышки, чтоб полным ходом! Все должны быть наготове, ни одной законсервированной машины! Военные заводы на полную мощь! Короче, не мне вас учить! Все!

Иван уже знал, куда он пойдет перед вылетом.

Иначе нельзя.

Туда!

После полумрака кабинета огромный, возносящийся к синим небесам белый Храм ослепил его. Золотые Купола — Святые, величественные, уходящие в заоблачные, незримые выси. Да, подлинный полет здесь, на Земле — вот он, самый совершенный звездолет, самый быстроходный вселенский крейсер. И незачем отрывать свою смертную, грешную плоть и бежать куда-то, на край Мироздания.

Достаточно воспарить духом, чтобы, не сходя с места, оказаться значительно выше… и ближе.

Ближе? К кому?!

Иван умерил шаг. Под сводами было тихо и благостно.

Горели свечи. Много свечей под образами.

У самого иконостаса молился человек в длинных темных одеяниях.

Он стоял на коленях, осенял себя широким крестным знамением и склонял седую голову к самым мраморным плитам пола.

Иван прошел вперед. Опустился на колени рядом с молящимся. Закрыл глаза. И мир растворился в небытии. Он остался один во Храме. Один во Вселенной. И он обращался лишь к Тому, кто растворен во всем и пребывает везде.

Господи! Дай силы, еще немного сил и времени. Не помощи прошу, не чуда. Только сил для благих дел, творимых за всех созданных Тобою и во Имя Твое. Не оставь на пути крестном! Услышь мя! Услышь,Господи!

Иван не открывал глаз. Ждал. Он помнил то необыкновенное чувство, когда силы просыпающегося духа поднимают к сводам, делают тело невесомым, парящим… нет, не тело, то душа сама воспаряет и единится с Духом, обитающим под этими сводами. Так было с ним. Было уже не раз. Отправляясь в Систему, на верную смерть, он забрел сюда. Нечто более сильное, чем разум, привело его во Храм. И он поднялся над собою. И он получил благословение.

Иди, и да будь благословен!

И он ушел.

И он вернулся. Вернулся из Иной Вселенной.

И он снова был в Храме.

И снова покидал его и Землю.

Он вернулся с планеты Навей, из Пристанища, из самой преисподней. Это было невозможно, из мира мертвых не возвращаются. А он вернулся.

И попал в земное Пристанище!

Господи, даруй же надежду и веру! Дай сил в последнем восхождении на мою голгофу! Не оставь!

Тяжесть давила на Ивана. Страшная тяжесть. Гнула к мраморным плитам.

Не давала воспарить к сводам, обрести облегчение душевное. Он не хотел верить в страшное, не мог себя заставить поверить в это. Ведь сам Архистратиг Небесного Воинства, сам Архангел Михаил благословил его на подвиг и муки. И он взвалил на себя неподъемную ношу. Он отрекся от себя во имя всех остальных.

Он взял грех на душу, чтобы иные очистились и вернулись к Богу, к жизни, к возрождению. Так почему же сейчас Дух, растворенный здесь, не приемлет его взыскующей души, не вбирает ее в себя, даруя покаянием и отпущением грехов?! И как ему идти дальше по страшному пути выбранному?!

Лики. Лики. Лики, бесстрастные и сокрушающиеся, взирали сверху. Они были там, а он здесь внизу. И не оживали глаза, не наполнялись скорбью и печалью, напутственным теплом и состраданием.

— Чего ищешь, сын мой? — спросил молящийся подле.

Иван медленно повернул голову.

И встретился взглядом с глазами Патриарха, усталыми, скорбными, ждущими ответа. Почему он сразу не узнал его? Седой, исхудавший, кожа пожелтеластареет Патриарх. Что же поделаешь, и прочие не молодеют, такова горькая участь смертных.

— Ищу напутствия доброго, — тихо ответил Иван. Патриарх вздохнул.

Отвернулся. Встал с колен. Иван тоже поднялся. Замер рядом.

— Горестные грядут времена, — промолвил старец, — и ты ускоряешь их приход. Большую печаль несешь в мир.

Иван вздрогнул. Не таких слов ожидал он.

Болью сковало сердце.

И пришли из памяти слова старые, слышанные из уст этого старца, изреченные будто в другой жизни, когда его и старцем-то назвать нельзя было. «Боль вырывается наружу и порождает новую боль, обида — обиду, тоска становится неизбывной. Горя жаждой» мщения, выплескивая обиду, принесешь Зло в мир, помни об этом. Тебе будет казаться, что борешься со Злом, что ты есть истребитель Зла, но истребляя его и обарывая лишь силой, ненавистью и мщением, будешь умножать его! И настанет день, час, когда ты перестанешь понимать, где кончается Добро и где начинается Зло. И сам станешь воплощением Зла! Это будет страшный день для тебя и для всех, страшный час, не дай Бог, чтобы настал он, ибо не помогут тогда тебе ни Животворящая Сила Креста Господня, ни добрые напутствия. Помни, в какой мир ни вознамерился вступить ты, чего бы ни содеял, не меч в него принести ты должен, не злобу и ненависть, вражду и раздоры, а одну любовь только. Помни об этом!»

Патриарх заглянул в глаза его. И кивнул еле заметно, будто только что повторил вслух слова свои прежние.

— Слишком много горя, слишком много смертей. И будет больше, сын мой.

Пусть Бог простит тебя и благословит. Мне же грешному сие не под силу.

Прощай!

Старец отвернулся, помедлив секунду. И быстрым шагом пошел прочь. Лишь черные развевающиеся одеяния в последнем порыве коснулись Иванова плеча.

Ушел! Не благословив?!

Иван стоял в оцепенении.

Пора вылетать, он сам назначил срок.

Но и уйти отсюда просто так нельзя.

Он поднял голову, повернул налево, направо — лики! лики!! лики!!!

Вот и Архистратиг.

Лицо иное. Глаза иные. Но это он. Он! Направивший его на путь воина.

«Доселе ты был лишь странником — мятущимся, сражающимся, страждущим, ищущим, но странником. А теперь, пройдя через круги испытаний премногие и обретя себя в муках и битвах, да приидешь ты под длань мою! И наречешься отныне воином. Да будет так!» Это он! Сквозь олифу, старые краски, иконописные темные очи прорезались вдруг чудом неизреченным бездонно-серые, всевидящие глаза Небесного Воителя. И узрели Ивана. И вошли чудесные лучи, испущенные ими, в его глаза, и дали силу, веру и надежду. И ощутил Иван себя не одним. Он даже чуть обернулся назад, на легкий, пространный шум, на чистый небесный звон — и в глаза ударило ослепительным сиянием, сверканием золотых доспехов. То под алыми, небесно-голубыми и золотисто-черно-белыми хоругвями и стягами стояли неисчислимые полки, пресветлые рати, тысячи и тысячи дружин. И он был впереди их. И они шли за ним!

— Подойди к Нему! — тихо прозвучало в ушах.

И Иван сразу понял — куда и к кому он должен подойти.

Нет, он не приблизился к Лику Спасителя. Наоборот, он отошел назад, на пять шагов, десять, двадцать. И тогда лишь он узрел воочию Его.

Слов не было.

Был лишь взгляд.

И во взгляде этом светилось само благословение.

Иди!

Иди! И да будь благословен!

Но прежде, чем выбежать из Храма, Иван застыл на миг, ощущая, как вздымается к высям его существо. И миг стал минутой, часом. Его вознесло под своды. И он растворился в океане пребывающего здесь Духа. И он сбросил свинцовую тяжесть усталости — вниз, во прах, во мрак земной и подземный. Он ощутил прилив сил. Как и тогда.

Он видел все — и Чудесный Образ, и всю Землю сразу, и миллиарды, миллиарды непогубленных душ людских, и океаны света, и малую свечу во тьме, и всю Вселенную, и Золотые Купола, сияющие в ней небесным очищающим сиянием.

Кеша подошел шаркающей походкой. Пожал протянутую руку.

— Хочешь потолковать с ним? — спросил он.

— Нет, — ответил Иван, — не хочу. У нас мало времени. Что нашли твои парни?

— Пока ничего, — смущенно протянул Кеша. — Может, ни хрена тут и нету, зря я только шухер навел?! Иван похлопал его по плечу. И сказал:

— Готовь эфир. Срочно!

— Слыхали! — Иннокентий Булыгин повернулся к замам, помам и прочей братии, зудевшей вокруг него рою подобно. Кешу здесь слушались. Кеша был строг и справедлив.

Через восемь минут Иван сидел в студии. Еще десять ушло на оповещение всех служб информации по всем мирам во Вселенной, где бы они ни Заходились.

Его обращение должен был услышать и увидеть каждый — каждый имеющий глаза и уши. Другого не будет.

И когда разбуженные, бодрствующие, оторванные от работы, застигнутые на лету, на бегу миллиарды землян притихли у вспыхнувших не по их воле экранов, вспыхнувших зеленой, мигающей и броской надписью «Экстренное сообщение!», когда вся Федерация, вся Вселенная застыла в напряжении и тревожном ожидании слова Земли, Иван начал:

— Люди! Земляне! Соотечественники! Братья и сестры! К вам обращаюсь я, Председатель Комитета Национального Спасения Великой России и Объединенной Европы.

Известие мое печально и безрадостно. Но человечеству, всем нам, не следует уподобляться страусу, прячущему голову в песок при приближении опасности. Я говорю вам о том, что есть. Недобрые силы Иной Вселенной готовят вторжение в наш мир — Вторжение страшное, беспощадное, всеуничтожающее. Мы не знаем точного дня и часа, но агрессия может начаться в любую минуту. Под-; готовительные операции силами зла уже проведены и проведены успешно — по своей обороноспособности человечество отброшено на сто пятьдесят лет назад, во все властные структуры внедрена и действует резидентура и агентура противника. Именно по последней причине в Великой России и Объединенной Европе, как вам уже известно, были Проведены смены властвовавших режимов — те, кто способствовал иновселенским силам и готовил вторжение, смещены со своих постов, должностей и сурово наказаны. Сейчас все мы, все сорок восемь миллиардов землян, а также миллиарды наших собратьев по разуму в нашей Вселенной, стоим на грани полного уничтожения и исчезновения. Повторяю, никогда еще человечество не встречалось на поле боя с таким противником — сверхразумным, обогнавшим нас в развитии на тысячелетия, вооруженным сверх всяких границ фантастической по нашим меркам техникой уничтожения. Силы неравны. Но у нас нет выбора. Неумолимая и смертная орда идет на нас, чтобы обратить нас во прах и сделать наш мир своим миром. Ни о какой пощаде и проявлениях милосердия к побежденным не может идти речи. Мы имеем дело с негуманоидной сверхцивилизацией, для нее наша цивилизация всего лишь помеха, которую следует просто устранить. У нас мало шансов на победу — практически у нас их нет. И все же мы не дадим себя безропотно и покорно уничтожить, ибо мы люди, созданные Творцом по Его Образу и Подобию, а не двуногий скот, которому уготована бойня. Мы должны сделать все, чтобы встретить неумолимого и грозного врага во всеоружии. Нам много что надо сделать в эти оставшиеся дни, часы. Но главное, перед лицом смертной для человечества опасности мы обязаны — я повторяю, обязаны! объединить все свои силы, всю мощь и весь разум человечества! Мы обязаны превратить само понятие Федерация из пустого звука, не означающего ничего кроме сложившегося положения — существования в нашей Вселенной двух миров, двух образов жизней и двух соперничающих цивилизаций Земли, в единый боеспособный организм, готовый отразить агрессию извне.

Ныне не время размолвок и дискуссий, не время выяснения отношений. Вы прекрасно понимаете, что я мог бы обратиться к руководству Всеамериканских Штатов, к Комиссариату Синклита Мирового Сообщества по правительственным, дипломатическим каналам и предложить объединение, союзничество, предложить создание единого Штаба отражения иновселенской агрессии с неограниченными полномочиями. Но я не стал этого делать по двум причинам. Первая заключается в том, что каждый из вас должен знать о грядущем, знать о том, что сделано для спасения цивилизации и спасения лично вас. Не может быть никаких келейных, тайных переговоров. Прошла пора подобной дипломатии.

Пришло время открытых решений — и каждый должен знать с самого начала: вот враг! а вот друг! Каждый должен знать, кто тормозит процесс создания Единого Фронта! Есть и вторая причина, в Мировом Сообществе и поныне пребывают у власти лица, тайно работавшие на противника, готовившие Вторжение. Я не хочу огульно обвинять всех достойных людей в госструктурах Запада и Федерации. Но факт остается фактом — предатели и агентура противника остаются на своих местах. И поэтому обращение мое я прошу рассматривать как ультиматум! Да, ультиматум!

Время не оставляет нам возможности для долгих переговоров. Мы прекрасно понимаем, что Запад переживает сейчас не лучшие времена — стихийные бунты уже превратили большинство городов Южной и Северной Америки в развалины, в пепелища. Но выбора у нас нет. И потому я, как Председатель Комитета Национального Спасения Великой России и Объединенной Европы, как Верховный Главнокомандующий и временно исполняющий обязанности Правителя Великой России, призываю руководство Мирового Сообщества, а точнее, его оплота, Всеамериканских Штатов до двадцати двух ноль-ноль завтрашнего числа сего года официально объявить о поддержке Комитета Спасения Федерации и передать в его штабы управление всеми наземными, воздушными, морскими, космическими и инопланетарными силами Сообщества. Повторяю, Фронт должен быть единым!

Только объединение всего человечества даст нам шанс выжить.

Я хочу, чтобы меня правильно поняли. И ответственно заявляю, что не преследую в данной акции никаких личных или групповых интересов; Сразу по выполнении Комитетом, Единым Фронтом их задач, я обязуюсь вернуться на прежнее место службы в отделение Дальнего Поиска на ту же должность, что занимал ранее, и в том же звании. Но сейчас мы не можем тянуть времени, проводить выборы и заниматься прочими подобными игрищами.

Я повторяю прямо и открыто- наш ультиматум подлежит безоговорочному и своевременному выполнению. В случае отказа другой стороны от исполнения ультиматума, Великая Россия примет самые решительные меры для немедленного создания Единого Фронта и единого Комитета Спасения Земной Цивилизации!

Братья и сестры! Я призываю всех вас к спокойствию и единению. Чтобы ни произошло на Земле, мы будем едины. И мы отразим натиск агрессора! Не только Земля, не только Солнечная система, вся наша Вселенная — наше Отечество, мы рождены в нем. И мы имеем полное право на защиту его от внешнего врага. Мы обязаны встать на его защиту! Мы помним заветы наших легендарных предков. Кто придет к нам с мечом — тот от меча и погибнет!

Наше дело правое, мы победим! С нами Бог, братья и сестры!

Иван откинулся на спинку кресла. Закрыл глаза.

Теперь обратного пути нет. А когда он был у него, этот обратный путь?

В Системе? Или в Пристанище? А может, на Земле?!

— Не слишком круто? — спросил тихонько подошедший Иннокентий Булыгин.

— Надо бы покруче, — посетовал Иван, — да я не мастер речи говорить.

Бот подготовлен?

— Да.

— Тогда пошли. И дай сигнал — планомерная, спокойная эвакуация.

Остается только минимальная охрана на внешних плавсредствах и самый необходимый техперсонал, понял?

Палуба студии качнулась. И Иван с Кешей, а за ними все остальные полетели на ребристую стену. Где-то вдалеке, за прозрачными экранами обзора полыхнуло заревом — стало светло будто и не в Пространстве, а где-нибудь на Земле в погожий денек.

— Поздно, — прохрипел Кеша, отплевываясь кровью. — Это диверсия!

— Ничего не поздно! — отрубил Иван. — Живо в бот! Эвакуация ускоренная! Но без паники чтоб!

Второй взрыв сотряс исполинский шар Космоцентра Видеоинформа, когда они оба, да вдобавок с оборотнем Харом и четырьмя «альфовцами» приближались к орбите Марса.

Булыгин включил полную прозрачность. Доложил:

— Девяносто четыре процента личного состава Космоцентра эвакуировались по плану. Остальные… Бог их знает, что там с ними!

Полубезумный Крежень, связанный цепями по рукам и ногам, лежал в грузовом отсеке — с ним предстоял разговор особый. Хар беспоминутно чесался и зевал, нервничал. Но глаза у него были мутные, рыбьи, без признаков тревоги, а стало быть, никаких новых сюрпризов не предвиделось.

Вполне хватало и этого одного, свершившегося.

Иван, не отрываясь, смотрел назад, во мрак вселенский, перемежающийся яркими вспышками, снопами, гроздьями рассыпающегося огня.

Колоссальное, непомерное сооружение, восьмое чудо света содрогалось от чудовищных взрывов, разваливалось, крошилось, вспучивалось и лопалось. Это была смерть титана.

Медуза Горгона Космоса умирала, издыхала в страшных судорогах и конвульсиях. И ее волосы-змеи, тянущиеся на тысячи верст во мрак, будто почуяв внезапную свободу, отрывались от уродливой, всесильной прежде и завораживающей головы, извивались, сбивались в клубки… и горели, полыхали, сотрясались в нервически-болезненной, паралитической дрожи. Это был конец Чудовища, властвовавшего над Хаосом и Космосом, простиравшего незримые щупальца на тысячи световых лет и державшего в них всю Вселенную-матушку. Это был конец прежней жизни, старой — жизни в мире и покое, в тихом гниении и вырождении.

И это было Началом.

Часть третья. ВОИН

— Они с ума посходили! — выкрикнул Глеб Сизов, генерал-лейтенант, командир альфа-корпуса, правая рука Ивана. Выкрикнул и замер с раскрытым ртом, будто рыба, выброшенная на берег. Глеб не понимал западников, отказывался понимать.

Спутники, висящие над Всеамериканскими Штатами, давали полную картину происходящего: и в панораме, и в деталях, и как угодно. Но глаз не выдерживал такого зрелища.

— Да-а, — задумчиво протянул бритоголовый начальник штабов, — мы им дали слишком много времени. Слишком!

— Они истребят всех! — мрачно изрек министр обороны Голодов. — За двенадцать оставшихся часов можно полмира превратить в пустыню. Такое трудно было ожидать!

— Трудно? — комитетчик сделал вид, что удивился. — А чего ж еще было ожидать! Я вам скажу, что будет дальше. Я уже говорил — они перебьют половину, даже две трети своего населения, покажут, что не в бирюльки играют, а оставшихся загонят на свои боевые базы, заложниками — и скажут нам, давайте, мол, лупите изо всех орудий! Так и будет. И, кстати, на большинстве крупных планет Сообщества происходит то же самое — управление идет из одного центра… эх, мы! упустили возможность нанести упреждающий глубинный удар! — Он с раздражением поглядел на Голодова. И отвернулся.

Один Иван ничего не сказал. Он молча смотрел на экраны.

Изображение теперь было отличным — фильтры убирали все дымы, клубы, копоть и гарь. И виделся с высоты орбитального полета уродливо-корявый городишко Чикаго, полыхавший, разгромленный, обезумевший. И виделись два бронированных кольца, сжимающих этот семнадцатимиллионный бедлам. И висели в воздухе боевые гравилеты карателей. И мутили и без того мутные воды отравленного Мичигана десятки десантных кораблей, плоских, на воздушных подушках, похожих сверху на голубенько-сереньких клопиков. И все крохотные клопы эти, и наземные, и воздушные, и морские, время от времени извергали из себя огоньки, затейливые ветвистые молнии и облачка разноцветного газа.

Все выглядело с высот благопристойно и даже красиво… все, за исключением самого убогого городишки.

Но стоило дать приближение, что и делалось на других экранах, как картина менялась. И становились видны невидимые прежде детали. В городе шля лютая, беспощадная резня. Шеренги бойцов-близнецов в одинаковых пятнистых десантных полускафах, паля из пулеметов и парализаторов, сгоняли пестрые и разношерстные толпы в одну огромную гомонящую, визжащую, разноцветную толпу — сгоняли так плотно, что люди лезли друг дружке на головы. Они сбивали их в немыслимый гурт, как не сбивают ни овец, ни прочую рогатую скотину. А потом сверху подлетал гравилет и очень методично выжигал толпу, где напалмом, где из бортовых сшестеренных лучеметов. Каратели работали деловито и уверенно. Они давили бунт.

Правда, значительная часть ребятишек в полускафах шустрила по разгромленным лавкам и домам да таскала туда-сюда смазливых девочек. Но судя по всему, это делалось в свободное от основной работы время и по договоренности с отцами-командирами, во всяком случае, никто им не мешал и внимания на них почти не обращал. Зато толпы горели дружно и эффектно, сотрясая воздух нечеловеческим визгом, бросаясь на карателей живыми горящими факелами… но не добегая, падая. Каратели были в шлемах, им было чем дышать. А прочие раздирали себе ргы, рвали глотки, падали, задыхаясь, корчась и застывая обуглившимися уродливыми куклами. Отдельные смельчаки и даже кучки беглецов выбирались из города, бросались в бега, но тут же расстреливались с бронеходов и кораблей.

Кольцо. сжималось. Видно, экипажам бронемашин тоже хотелось поучаствовать в веселых игрищах, а заодно пощупать местных девчонок и набить карманы. Жители города были обречены, это становилось ясным сразу.

То же творилось в Филадельфии, Детройте, Ванкувере, Боготе, Буэнос-Айресе и еще тысячах и тысячах городах. Запад и впрямь сошел с ума.

— Но ведь пять дней назад, три, даже вчера еще они просто усмиряли восставших, — будто сам с собой заговорил Иван, — а теперь они истребляют всех подряд, без разбора! Это бойня!

— Это ответ на наш ультиматум! — сказал Глеб. Иван поморщился. Но не стал вступать в прения.

— Что скажет разведка? — спросил он. — Какие планы у наших друзей?

Начальник Главного разведывательного управления, седовласый и румяный человек в штатском, привстал.

— Все те же три мобильные группировки. Больше никаких шагов Сообщество не предпринимает. Но…

— Что еще за «но»?!

— Заметно некоторое шевеление во внегосударствен-ных межгалактических соединениях. Например, некий вселенский консорциум, обозначаемый обычно под от-влекающе-дезинформирующем названием Восьмое Небо, проводит большую чистку в своем аппарате и создает новые, усиленные вооруженные формирования. Мы не привыкли брать в расчет эти структуры, но они могут сыграть существенную роль…

— Надо срочно установить контакт с их… — Иван хотел уже было сказать «главарями», но тут же нашел слово иное, равнозначное по смыслу, — с их руководителями.

— Попытаемся! — заверил бодро главный разведчик державы. — Совместно с коллегами, — он обвел взглядом всех присутствующих.

Ивану такой ответ не пришелся по душе.

— Попытаемся? — переспросил он с иронией. — Нет уж! Вы должны в ближайшие два-три дня обеспечить мне личную встречу с четырьмя боссами преступных мафий… ведь их четыре, самых крупных?

Разведчик развел короткими полными руками. Но туг же твердо дополнил:

— Не более!

— А всю мелочь и главарей средней руки — собрать без переговоров и церемоний! И сюда, в подземелья! Иван выразительно посмотрел на Глеба Сизова. Тот скривился, помрачнел. Но кивнул.

Хук Образина опрометью проскочил улицу, извиваясь, изгибаясь, бросаясь навзничь и кубарем перекатываясь под градом визжащих, стучащих о камни и стены пуль, сквозь пламя и разрывы. С налету сбил с ног карателя в глухом непрозрачном шлеме, каблуком сломал ему грудную клетку и тут же, не теряя времени, уложил еще троих, поочередно превращая их в мешки с переломанными костями. Оглянулся нервно, сдерживая судорожную дрожь. Потом сорвал с ближайшего поверженного заплечный баллон с маской, вжался в нее лицом, пустил кислород.

— Да иди ты сюда, Образина! — захрипел из развалин Арман-Жофруа дер Крузербильд-Дзухмантовский, потомок то ли польских панов, то ли онемеченных французских шевалье, загубивший свою жизнь сначала в десанте, а потом на старом космическом заправщике. — Живей канай, там пристреляно!

Хук вполз в какую-то черную, обугленную щель. Привалился спиной к стене. Промычал из-под маски:

— Сам себе не верю, Крузя! Чего творится! Год назад ежели б кто мне сказал, что вновь придется старое вспоминать да козлом скакать под пулями, ни в жисть бы не поверил, даже не смешно б было!

— Да заткнись ты! — Крузя мотнул головой на свет. — Надо переползти, у них радары ручные и прочая хрено-тень, засекут!

И они поползли вглубь руин, во мрак и копоть, поползли, зная, что сейчас любой паршивый снарядишко может обрушить на их спины и головы тысячи тонн бетона и металлопластика, превратить эти развалины в могилу. Но деваться было некуда. Снаружи не первый день шел дикий, непонятный и какой-то нелепый своей первобытностью и жестокостью бой.

Каратели выбили и вырезали по Нью-Вашингтону и пригородам почти весь народ — несчитанные миллионы обезумевших в грабежах и попойках людишек. Они были легкой и беспомощной жертвой, стреляй, жги, калечь, насилуй, дави — не хочу! Но вот беда, среди этих десятков миллионов отыскались откуда-то единицы да сотни таких, кто давал отпор, кто брал оружие в руки, кто не хотел издыхать подобно тупой и загнанной скотине. Они-то и били карателей, которые сами одурели от бойни, спиртного и разгула, били беспощадно, били изо всех дьф и щелей поверженного, разгромленного, сожженного и брошенного властями на произвол судьбы города.

— В Лос-Анджелесе было веселей, — просипел Хук. Ползущий рядышком Крузя не ответил. Он и сам знал, там с утра до ночи врубали с бронеходов один и тот же шлягер Дона Чака «Пропади все пропадом, моя крошка!» От этой идиотской песенки многие сходили с ума и лезли в огонь гравилетов сами. В Детройте и Сан-Франциско морили газами, и потому там стояла жутчайшая вонь — тела не сгорали в огне, а просто валялись по улицам, домам, крышам, подвалам и медленно гнили под веселым жгучим солнышком. Похоже, всем было плевать на санитарные нормы. Хук и Крузя работали порознь, каждый шел своей дорожкой. Но в проклятом Нью-Вашингтоне их пути пересеклись. Хук говорил:

— Вот, Крузенька, мы и встретились — как две крысы с одного корабля на бревнышке. Корабль пошел ко дну, а мы еще трясемся наверху, мать их промеж глаз!

Крузя кряхтел и помалкивал.

В руинах на них напали — какие-то чокнутые, загнанные и озлобленные бедолаги. Переговоров начать не удалось. Пришлось всех семерых отправить досрочно на тот свет. И Хуку, и Крузе помогала давнишняя, вбитая сержантами Школы навечно, до самой могилы, выучка космодесантников — без нее гнить бы и их косточкам посреди камней да трупов бывшей столицы Штатов, а скорее всего, еще в тех городишках, что они посетили ранее. Оба прошли сквозь огонь и воду, чтобы встретиться здесь, как и было намечено по плану. Не такой представлялась встреча, совсем не такой! Да и Дила Бронкса с его ребятишками, с карликом Цаем чего-то не было видно.

— Лопнуло все, Хук! Провалилось к едрене фене! — шипел Арман-Жофруа, размазывая скупую слезу по грязной щеке — слеза эта была не от излишних чувств, а от едкой и вонючей дряни, пропитавшей воздух. — Провалилось! И нам с тобою, двум дуракам старым, еще радоваться надо! Мы хоть и в дерьме по уши, но покуда живехоньки! Вон, видал, чего делается? Дил с коротышкой, небось, в кандалах уже, коли и вовсе не в земле сырой — их первых спровадят, не то что нас с тобой, мелкую сошку! И Гуга давно обратно в каторгу пихнули, на Гиргею! Все провалилось, все прахом пошло. Не рассчитали чего-то! Ивана к вышке, это точняк! Скорей всего, шлепнули! Или обратно в психушку сунули! Накрылись мы, Образина, медным тазом! Да еще этим ублюдкам на руку сыграли. Да сейчас за нас свечки ставят, нехристи поганые! Они, небось, уже по всему миру особое положение ввели, всю власть заграбастали — вона как народишко-то бьют — намертво!

Хук не отрывал маски от лица, сил у него оставалось мало, шел на старом заводе, по инерции. Но шел. Сейчас Хуку было плевать на теории и рассуждения ни о чем. Выбраться бы! Вылезть из дыры поганой!

— Зря мы сюда влезли, Крузя! — стонал он. — Зря! Надо выползать! Рвать когти из города! В леса прятаться!

— Какие тут, на хрен, леса?! Это тебе Россия, что ль?! Два карателя выскочили неожиданно. Навели лучеме-ты. Они не собирались предупреждать, кричать: «стой! руки вверх!» Они собирались жечь ползущих. Но они не знали, с кем имеют дело.

— Вот это очень кстати, — обрадовался Хук, облачаясь в пятнистый скаф, натягивая шлем на голову.

Этих двоих они прибили очень тихо и аккуратно, боясь повредить одежку и выкладку, голыми руками давили, нежно, почти любя. Баллоны в скафах были полны — а это шесть часов легкого и чистого дыхания, будто на пляже под пальмой, а не в горящем бедламе. Два лучеме-та, два парализатора, всякая прочая мелочь.

— Живем, Образина! — обрадовался и Крузя. Захлопнул шлемовый створ. — Как связь? — Нормально! — отозвался Хук. И тут же испугался. По связи их могут и засечь, лучше помалкивать до поры до времени.

— Не боись! — расхохотался Крузя. — В такой кутерьме не до нас! Пошли наверх, надо оглядеться!

Хук не мог надышаться. Он чувствовал нутром, как вливаются силы, будто всю кровь ему сменили — на молодую, здоровую, горячую. Он открыл грудной клапан скафа, нажал на синюю кнопочку — и прямо из трубочки у рта в губы ткнулся шарик стимулятора, потом второй, третий. Хук закатил глаза от блаженства. Ну, теперь можно и наверх!

Они выскочили на широченную площадь перед Форумом. И застыли на миг.

Это место знали все на земном шаре и во Вселенной, его бесконечно показывали по Ин-форму, тиражировали на красивеньких открыточках, обыгрывали со всех сторон в голофильмах. Форум возвышался колоссальным хрустально-прозрачным дворцом на полуторамильную высоту. Шесть возносящихся к небу вскинутых крыльев переливались гранями на все цвета радуги — в каждом крыле была своя служба, будь то Сенат, Конгресс или вездесущее Разведывательное Управление. Под стать искрящемуся, возносящемуся к солнцу Дворцу искрились и возносились в выси бессчетные струи фонтанов, возносились, рассеивая мириадами мельчайших капелек алмазную водную пыль.

Это было ошеломляющее зрелище, оно будоражило и подавляло. Сама площадь утопала в роскошной и густой зелени — исполинские гибриды лиственниц и пальм с Зангезеи высились посреди сказочно густых синих елей и папоротников агума-рума с планеты Ро. Форум был мечтой, ирреальной галлюцинацией, воплощенной в действительность.

Он был таким еще неделю назад.

Теперь все выглядело иначе.

— Ни хрена себе! — выдохнул Хук.

И он был прав. Вся зелень на огромнейшей, необъятной площади Величия и Процветания Объединенных Наций Мирового Сообщества была выжжена дотла. Лишь кое-где торчали вверх обугленными чертовыми пальцами черные страшные стволы. Слой грязно-серого, седого пепла метровой плесенью покрывал все открывающееся глазу. И посреди этого застывшего ужаса высился черный, уродливо-гнетущий хищный зверь, раскинувший шесть черных, обугленных крыл.

Да, это был не хрустальный возносящийся к Богу дворец, а будто спустившийся с адских кровавых небес огромный и мерзкий черный демон-стервятник, спустившийся и озирающийся вокруг, выискивающий жертву, готовый сорваться с чудовищным клекотом и броситься на мир еще живых, еще надеющихся.

— Берегись!

Хук не услышал крика. Аркан туго захлестнул его шею. Сразу повалило, поволокло по битому кирпичу, по пеплу… И вдруг отпустило. Это Крузя, он спас. Хук приподнялся на колено, повернул голову. Крузя лупил из лу-чемета по развалинам — трое горящих размахивали руками, дергались. Еще четверо лежали обугленными трупами. Один убегал, втянув голову в плечи и волоча ногу.

— Пускай бежит, — милостиво просипел Крузя.

— Жаль их, — промычал Хук Образина, — такие же несчастные как и мы с тобой!

— Будем жалеть, сами сдохнем! — философически заключил Крузя. И махнул рукой на черный дворец Форума. — Надо идти туда.

— Потопали! — согласился с ним Хук.

С крыши Дворца можно было осмотреться, выбрать отходной путь, другой такой возможности не имелось. И потому стоило рискнуть.

Местами пепел был выше груди. Но гидравлика ска-фов работала отменно.

Да и стимуляторы давали сил. Хук с Крузей продвигались вперед.

Дважды их останавливали, прятавшиеся за обугленными стволами патрули.

И оба раза они их били на месте, без долгих слов. Было жалко армейских ребятишек, да что поделаешь — на войне как на войне.

Через полтора часа они выбрались к подножию исполинского демона.

— Ты, думаешь, лифты работают? — спросил Крузя.

— Ни черта я не думаю! — Хук нашарил в плечевом отсеке скафа микролебедку. Это было кстати, но подниматься на ней опасно, могут снизу подстрелить как цыпленка. Пешком по лестницам на эдакую высотищу тоже не радость взбираться.

Внизу было тихо. Стояли два сожженных бронехода с тремя трупами прямо на броне. Валялся неподалеку сбитый, а может, и сам рухнувший армейский гравилет — искореженный до неузнаваемости. Здесь пепла было поменьше — раздуло ветрами.

— Пошли!

Крузя дернул Хука, засиживаться на одном месте опасно, наверняка с обеих сторон шуруют снайпера, им только подставься — в заварной шов скафа влепят сигма-иглу, и все, и труба!

По разрушенным, обвисающим лестничным пролетам, с опаской взирая в дыры изуродованных стен, они взбежали на тридцатый этаж, остановились.

Прыть можно было поберечь для боя, для прорыва. Тем более, что время шло.

— Чего творится, Крузя! — прошептал Хук. — Глядеть не хочется!

Отсюда были хорошо видны сквозь клубы дыма и вздымающиеся тучи пыли и пепла останки западных кварталов огромного города. В мрачном багровом небе висели всего два гравилета, и то полицейские. Наверное, здесь каратели уже отработали, выполнили свою задачу. И все же и тут и там то и дело звучали разрывы бомб, мин, снарядов — кто-то бил по развалинам, кто-то огрызался, где-то короткими очередями и одиночными выстрелами добивали уцелевших.

— Выше надо!

— Придется рискнуть, — согласился Хук. И первым вышел на широченный карниз, задрал голову вверх. Микролебедочный гарпун бьет на четыреста метров. Но лучше не спешить. Хук выбрал на высоте двухсот метров торчащую балку, нацелился. Выстрелил. Попробовал трос — держит. И его понесло наверх. Раза три сильно долбануло о выступы. Один раз откуда-то сбоку пальнули. Но промазали. Хук успел ухватиться обеими руками за некогда прозрачные, полисмарагдовые, а ныне черные, обгоревшие перильца, подтянулся, спрятался за стеной. Вытащил из заплечного колчана лу-чемет, надо Крузю прикрыть. А как прикроешь, откуда знать, с какой стороны в него стрелять будут? Арман-Жофруа поднялся быстро, перевалился, упал на пол. Да так и остался лежать, передохнуть захотел.

Хук передернул плечами. Крузя лежал чуть ли не посреди полутора десятков трупов, разбросанных тут и там. Кем были эти люди, застигнутые смертью на своих рабочих местах? Рабочих?! Ну конечно. Сюда посторонних не пускали. Но почему же и их на распыл? Ведь они же клерки, чиновники, госслужащие. Какой смысл их-то убивать?! Хук Образина ничего не понимал. Но он знал, что без команды такие вещи не делаются.

Каждый второй труп был женским. Изодранные, изломанные, вывернутые неестественно, истерзанные — этих несчастных явно насиловали перед неминуемой смертью, издевались, мучили. Хук отвернулся. И увидел, как тихонько, в ужасе, дрожа всем телом, уползал от них какой-то седой старичок. Он еле двигался, оставляя за собой ручеек крови.

Хук убрал лучемет, подошел ближе, присел над раненным.

— Что тут было? — спросил он тихо.

Голова у старика затряслась, застучала по полу, глаза полезли из орбит. Изо рта потекла кровь. Он умер. Умер от ран, от страха.

— Да-а, порезвились на славу! — процедил Крузя. — Зря мы сюда полезли.

Надо было сразу бежать на окраину и прорываться!

— К черту на рога? — спросил Хук. — Прямо на бро-неходы?!

— А хоть бы и так. Видно, и нам пришло время сдохнуть!

— Если так рассуждаешь, проваливай! — обозлился Хук. Он вовсе не собирался помирать.

— Да ладно, — Крузя уже успокоился. — Полезли дальше.

На этот раз они дали из лебедок на полную. И чуть не погибли. Из соседнего крыла трижды открывали огонь. Разрывные били дождем, то чуть ниже, то чуть выше. Да, видно, стрелки были уже хороши, лупили с пьяных глаз.

Оба долго не могли отдышаться. Снова лежали на полу. И снова посреди мертвых, страшных, изуродованных очередями и огнем тел. Здесь почти всех жгли огнеметами — черные метки остались на полу, на рамах, их не слизал даже пожар, бушевавший позже — хлипкие языки пламени не могли зацепиться за что-то горящее, лишь лизали голые стены. Но это было. А сейчас… Хук приподнял забрало шлема — в легкие ударила ядовитая гарь. Нет! Хватит на себе пробовать! Он прикрыл шлем. Теперь им оставался лишь один путь — по внутренним лестницам. Но здесь тоже на каждом шагу мог таиться враг. На каждой ступеньке могла поджидать смерть.

Все непомерно огромное здание Форума держалось на шести тысячах массивных на вид, но пористых внутри церризоновых столпах, способных выдержать дюжину термоядерных взрывов и не свернуться в спирали, не лопнуть, не свиться стружкой и не полечь. Такие столпы могли стоять до конца света. И фермы. И перекрытия. Но все прочее было искорежено основательно — скорее всего каратели били по Форуму с десантных гравилетов и боевых бронеходов. Били, выжигали, а потом впрыгивали в пробоины и наводили порядок, очищали помещения. И потому лестницы были местами сильно изуродованы, приходилось и прыгать, и ползти, и пускать в ход лебедку.

На семьсот девяносто шестом этаже верхолазов поджидал сюрприз. В зале приличных размеров, прямо под здоровенной, покачивающейся на ветру хрустальной люстрой сидела веселая компания карателей — человек двадцать пять. Усталые, грязные, разодранные, многие без шлемов — они сидели и тихо-мирно выпивали. В углу, рядом с зияющей брешью лежали три связанные и тоже грязные, растрепанные и перепуганные насмерть девицы, они ждали своей очереди.

Хук вылез первым.

И тут же получил приглашение.

— Давай сюда, братва! — благим матом заорал стриженный малый в сером пятнистом скафе, замахал рукой с зажатой в ней черной бутылью, заорал на новоанглийском с щелкающим акцентом, явно наемник. — Гулять будем! Имеем право!

Хук задумался.

А Крузя из-за его спины швырнул связку бронебойных гранат. Полдня таскал за собой, уже хотел было выбросить, да вот пригодилась. Пришлось открыть огонь из обоих лучеметов. Ребятки не ожидали. Это их и сгубило.

Девиц Хук с Крузей развязывать не стали. Им все равно — не жить, не одни, так другие достанут, нечего и времени тратить. Пошли дальше.

Но сердобольный Хук все же вернулся, перерезал путы.

— Бегите, девочки!

Девочки как лежали, так и остались лежать. Только затряслись сильнее.

Еще через полчаса вылезли под своды. Сели передохнуть. Отсюда ничего не было видно. Но стоит только выползти на крышу… и они сразу поймут: куда, как, с какой скоростью бежать. Вот только минут пять отдыха, только пять!

— И все же я ни хрена не пойму, — задавал все один и тот же вопрос Образина, — ну зачем они свою малину спалили, зачем всех под корень? Какой такой смысл?!

Крузя сопел и не отвечал.

Наверху что-то гремело, звенело, лязгало — наверное, ветра гуляли по разодранным крышам. Хук сидел и думал — ну вот выберутся они из этого ада, ежели Бог поможет, подадутся в леса и пустыни, уйдут от карателей… а дальше? Обратно на заправщик? Опять беспробудная, кошмарная жизнь в глуши, в вечном похмелье и муках? Куда ему еще приткнуться! Дороги назад, в Дальний Поиск, нету, его списали полностью и безоговорочно, да и здоровьишко уже не то. Афродита — единственное его пристанище на Земле-матушке — с Крузиной помощью отбыла в миры иные, а точнее, в саму преисподнюю, больше ее нигде и не примут. В Гугову банду податься? В Европе, небось, уже шмон навели, второй раз Гугу не повезет, нечего и надеяться. Так и плутать по жизни неприкаянным одиночкой?! Так и мытариться?!

Хук тяжко и горестно вздохнул. Ладно, жизнь сама покажет — куда и как.

— Хорош дрыхнуть, — он толкнул Крузю в плечо.

Тот проснулся. В короткой и смутной дреме ему привиделся зеленый садик и розовый домик в садике — это еще с детства осталось, это все грезы. Крузя знал, что в природе не существует никаких домиков с садиками, в природе есть войны, боль, унижение, драки, похмелье и тягомотина в промежутках, больше ничего! И потому он покорно встал. Надо было выползать на крышу.

Оба знали, что крыши Форума предназначены для прогулок, обзоров — не всех пускали, конечно, но те, кому повезло, могли насладиться прекрасным зрелищем с заоблачной высоты. Был еще центральный шпиль. Он торчал метров на пятьдесят вверх, и в нем располагались какие-то особые службы. Но туда лезть не было никакого резона. Шесть огромных крыш-площадок шести крыльев — они на одной из них — что еще надо, чтобы увидать во всей нынешней красоте подлый и проклятый Богом Нью-Вашингтон, а заодно и половину света?!

От неожиданно яркого и синего неба, от проглянувшего сквозь мразь солнца заломило глаза. Фильтры замутили забрала шлемов. Первым выполз из большой и широкой двери Крузя.

За ним Хук. Они ползли, чтобы не привлечь к себе внимания случайных свидетелей их высотной прогулки, они знали, тут можно ожидать всякого…

Но такого они не ожидали.

Теперь становилось ясным, что это вовсе не ветра гремели и лязгали наверху. Совсем не ветра!

Хук привалился спиной к двери. Поднял руку, чтобы вытереть внезапно выступившую испарину. Ударился о броню шлема. Вздохнул тяжко.

Поначалу они увидали лишь пятнистые спины карателей, множество спин.

Потом до ушей донесся дикий, нечеловеческий визг, стенания, вопли, ругательства, хрип, плач — такие страшные звуки могли извергать лишь обреченные существа, потерявшие от смертного ужаса человеческий образ, обезумевшие.

Хук приподнялся.

Теперь он видел лучше. Площадка была велика — целая площадь, на которой можно запросто разместить на стоянку тысячу бронеходов. За спиной, чуть поодаль торчал вверх огромный и толстый шпиль с узорчато-круглыми, непроницаемыми окнами. А впереди… каратели гнали к самому краю крыши большую толпу, тысячи три-четыре перепуганных, избитых, растрепанных и орущих людей.

— Ну-у, гады! — просипел Хук. И приподнял ствол лучемета.

— Спокойно, — остудил его Крузя.

Карателей было больше сотни. Они работали сноровисто и умело — шли реденькой шеренгой во всю ширину площадки и время от времени то один из них, то другой давал самым малым под ноги — металл раскалялся, стоять на нем становилось невозможно, и толпа отступала, пятилась, давя задних, тех, что должны были первыми полететь вниз с полуторамильной высотищи. Эти задние не хотели умирать, они рвались по головам вперед, били, пинали передних, рвали их за волосы, раздирали ногтями лица, пытались ужами проползти под ногами, но получали удары и пинки от таких же обреченных, орали и рыдали.

Каратели шли молча.

Какая-то женщина, голая, тощая, избитая в кровь, вся сплошной синяк, выбилась вдруг из толпы, завизжала перекошенным рваным ртом, завизжала животным визгом, упала плашмя на покрытие, обожглась, заорала еще громче и рванулась влево, пытаясь обежать цепь, вырваться — но тут же подброшенная выстрелом, изломанно вскинулась, замерла на миг и полетела с крыши. Стенания и крики в толпе стали громче, надрывнее. Каждый из обреченных уже видел, ощущал, как он сам падает, падает, падает.

На это огромное стадо, приговоренное к закланию, было невозможно смотреть.

— Пусти! — Хук вырвал ствол. — Поступай как хочешь, а я пойду!

— Ты просто спятил! Их больше сотни!

— Плевать! Они нас принимают за своих! Надо подойти ближе! — Хук кричал в открытое забрало. И Крузя слышал его. Но в шлемофонах вдруг проскрипело:

— Кто такие? Личные номера? Быстро!

Хук не отвечал. Но шел вперед. Он знал, сразу эти гады в них, одетых в форменные скафы, стрелять не будут. Надо выиграть время… Еще четверо из толпы попытались избежать страшной участи, рванули вперед, прямо на шеренгу, отчаянно крича и ругаясь. И все четверо головешками повалились к ногам наступающих.

У кого-то не выдержали нервы и с душераздирающим ором он сам прыгнул вниз. Хук даже не понял — мужчина, женщина, юноша… нет, это было просто животное, без пола, без возраста, обезумевшее от страха животное. Толпа шарахнулась вправо, раздались вопли задавленных, струйкой вытекла из-под ног кровь — теперь Хук видел и это. Две женщины с переломанными ребрами упали на колени, потом плашмя, вытягивая руки ладонямивперед, с мольбами о прощении и пощаде поползли к ногам карателей — вспыхнули свечками, замерли, обугленные, страшные, скрюченные.

— Отвечать немедленно! Ваши номера?! Хук закивал, приветственно помахал рукой. Не помогло. Отделившаяся фигурка в сером шла ему навстречу с поднятым лучеметом. Сержант. А может, и лейтенант. Это он командует тут.

Ничего, все будет нормально. Хук сделал еще три шага вперед, потом резко отскочил левее, вскинул лучемет и срезал фигурку. Упал, замер, давая возможность Крузе издали врезать по шеренге.

Теперь в толпе заревели все, это был дикий, звериный хор, поющий последнюю и страшную песню смерти.

Хук успел увернуться от четырех выстрелов. Перекатился, затаился за черной будочкой. Лишь через миг высунулся. Прямо к нему бежали шестеро.

Человек двенадцать из шеренги валялись в разных позах на крыше. Но остальные неумолимо надвигались на беснующуюся толпу. И уже летели вниз, истошно голося, первые несчастные, сброшенные самой толпой, ее отступлением, давкой.

Крузя отчаянно матерился и бил из лучемета.

Упали еще четверо в скафах, потом еще трое, двое… И только тогда шеренга остановилась. Каратели бросились врассыпную — кто влево, кто вправо. Они не видели укрывшегося за дверями Крузю, они не понимали, что itpo-исходит, но они не хотели умирать.

На мгновение толпа замерла. Потом взорвалась ревом восторга. Тут же смолкла. И начала медленно отступать от края крыши.

— Ну слава Богу, — прошептал Хук Образина. Он был насквозь мокрый — весь в ледяном поту. Он скорее согласился бы сам сдохнуть здесь, чем далее наблюдать страшную картину.

И тут сзади диким треском затрещал пулемет, счетверенный, Хук сразу распознал, крупнокалиберный. Очереди ударили в передних, отбросили их назад, к краю крыши, снова погнали на смерть, теперь уже вместе с некоторыми растерявшимися карателями. Стрельба была дикой, беспощадной. Все решилось в две минуты. Лишь три десятка распластанных тел остались на краю крыши. Еще какое-то время не смолкал угасающий истерический визг сорвавшихся. Потом наступила тишина.

Хук повернулся.

И снова ударил пулемет. Теперь фн бил прямо по нему. Это был конец.

Хук обогнул будку и спрятался с другой стороны, подставляя спину растерявшимся карателям.

Он не заметил подлетевшей из кровавых небес тени.

Он не услышал свиста снаряда.

Он лишь увидел, как медленно, будто в старинном кино, вылетают из основания шпиля огромные блоки, камни, кирпичи… как рушится сам пятидесятиметровый колоссальный шпиль, грозя всех погрести под своими обломками.

Только после этого стало тихо. И Хук обернулся. Прямо на крышу, на распластанные мертвые тела, на обломки шпиля, в крошево, пепел, гарь и дым стальной крутобокой птицей, выдвинувшей из острых плеч шарообразную голову, спускался ощетинившийся десятками боевых ракет и снарядов, излучателями и дельта-шипами, могучийиогромныйармейский бронеход с золотисто-черно-белым российским флагом на сверкающем боку.

— Ваш муж переведен в тюрьму для особо опасных преступников, мадам, — вежливо улыбнулся Таеке служащий департамента наказаний и казней Сообщества, — не беспокойтесь, через полтора часа его казнят на электрическом стуле. В таких делах длительного судопроизводства не требуется, все и так ясно.

— Ясно? — Таека тоже улыбнулась вихлявому, усатому пуэрториканцу, улыбнулась еще вежливее. — Мне ничего не ясно! Вы знаете, что творится сейчас в Штатах и во всем Сообществе? Возможно ли в такое время, когда льется кровь миллионов людей, без суда казнить еще одного?

— Вы правы, — глуповато ответил служащий, — сейчас всякое возможно.

Решение принято. Обжалованию не подлежит.

— Где эта тюрьма?

— Разглашению не подлежит.

— Где эта тюрьма?! — зашипела Таека. И стальными своими пальчиками ухватила усатого за нос Тот в мгновение стал багровым, застонал от боли, умоляюще завращал глазами. Боль была непереносимой.

— Я не буду больше повторять вопроса! Усатый движением умирающего подтолкнул к ней пластиковую карточку. И вдруг обвис, потерял сознание.

— Ну и ладно!

Таека быстро выбежала из бункера. Это был единственный в Штатах отдел госдепа, который еще работал, ей просто повезло, и сюда успела поступить информация. Это тоже везение. Значит, он проходит просто по уголовной статье, за бандитский налет… нет, всех бандюг без разбору амнистировали, и за прежние преступления, и за будущие, всех — они сейчас по обе стороны: и грабят, насилуют, жгут, и убивают, истребляют насильников — кого куда судьба забросила. Но почему же тогда ее Дила Бронкса хотят казнить?! Значит, есть за что! Таека была мудра и спокойна.

У самого люка бота ее чуть не сцапали, сработала сигнализация или усатый очухался — теперь неважно, плевать!

Она втиснулась в мембрану. И сразу дала ход. Боевой десантный бот взмыл под облака. Ей снова повезло. Еще неделю назад на таком боте ее просто-напросто сбили бы при подлете к старушке Земле. А сейчас кавардак, беспредел, творится чего-то несусветное!

— Ну, поехали!

Она сунула карточку в приемник бортового «мозга». Через двенадцать минут они зависли над огромной, бескрайней льдиной. Таека включила прозрачность, огляделась и ей стало холодно — льды, заснеженные вершины айсбергов, метет метель — это видно и отсюда, холод, бр-р-р! Она поежилась.

Неужто Дил где-то здесь?

— Казематы прямо под нами. Глубина — минус сто сорок, третий блок, — доложил «мозг».

— Он там?

— Там.

Бортовые щупы работали отменно. Но Таека все же дала сигнал на капсулу. Полчаса дела не решают. А береженого Бог бережет.

— Крайне мало времени для выполнения задачи! — забеспокоился «мозг».

— Не возникай! — поставила его на свое место Таека. Задача у нее была одна — вызволить муженька из заточения, устроить ему нахлобучку хорошую и быстро на Дубль-Биг-4. Там еще две капсулы охраны — это стопроцентная надежность, они запросто переживут любой Апокалипсис. Только бы его не казнили досрочно.

— У нас крайне мало времени! — стоял на своем «мозг». I, — Капсула на подлете. Чего ты мне нервы портишь?! Откуда исходит угроза, снизу?! «Мозг» ответил прямо:

— Угроза исходит сверху.

— Бред какой-то! — Таека рассмеялась. Это был нервный смех.

— Внизу работают все системы. Кроме системы противовоздушной защиты, радары ничего не показывают. Но нет сомнений, что система выведена из режима готовности преднамеренно. Это очень странно. Это недопустимо для подобных систем и возможно только при переходе на новые типы защиты.

— Тогда надо идти вниз, не терять ни минуты! Капсула нас прикроет, она рядом. Даю команду! — Таека села в кресло мыслеуправления.

— Угроза исходит сверху! — стоял на своем «мозг». — Оставаясь здесь, мы рискуем целостностью бота и вашей жизнью. Это запрещено!

— Что непосредственно угрожает нам? — Таека спросила в лоб. Она не верила, что кто-то осмелится напасть на них сверху, с этого чистого и серого неба, тем более, из Космоса.

— Данные обрабатываются, анализируются. Ответ будет готов через полторы минуты.

— Тогда вниз!

Приказы обсуждению не подлежат.

Прямо на глазах льды под ботом потемнели, вспучились, стены пара взвились вверх. Машина стала медленно опускаться. Сто сорок метров — пустяки! Таека была абсолютно уверена в победе. Долго выжидать нельзя, а капсула как раз подойдет и зависнет над ними, вот без нее было бы опасно, очень опасно!

Они пробурили тридцать метров льда, вошли в скальную породу. Нет, на это смотреть было невозможно. Таека отключила прозрачность.

— Только не перепутай! — напомнила она «мозгу».

— Саркофаг номер двести восемнадцать дробь икс, — подтвердил тот. — Казнь через тридцать восемь минут.

Так повелось уже давно — осужденных пихали в саркофаги, перемещали с места на место. А уж перед казнями и тем более их вытаскивали лишь за секунды до приведения приговора в действие: прямо из гроба на электрический стул, потом обратно в тот же гроб — и на хранение, авось, пригодятся для исследователей природы криминогенное(tm) хомо сапиенса.

Бот пробил толщу базальта. И с шипом опустился в центровом зале.

— Андроидов за борт! — приказала Таека нервно.

— Уже давно за бортом, — доложил «мозг», — ведут поиск. Сопротивления не оказывается. Это очень странно. — Он вдруг умолк, щелкнул противно. И заговорил быстрее, суше: — Угроза сверху. Данные обработаны. Прямо над нами на высоте семисот миль находится российский космокрейсер глубинного подавления. Удар можег быть нанесен в любую секунду. Предупреждаю, надо немедленно выходить. Чрезвычайно опасно! Чрезвычайно опасно!!!

— Заткнись, подлец! — простонала Таека, мертвой хваткой сжимая подлокотники. — Без Дила мы отсюда не уйдем!

— У нас нет защиты от крейсерской атаки! Чрезвычайно опасно!

— Гдеандроиды?!

Таека была готова сама бежать в эти проклятые лабиринты, отыскивать своего ненаглядного, пропащего мужа. Она не верила, что русским зачем-то понадобится бомбить льдины, эту тюрьму, спрятанную под антарктическим покровом. Зачем?! Но «мозг» не мог врать! Крейсер — это не капсула. Их зря не подгоняют так близко. Что-то готовится, а она влезла. Она сама виновата.

Таека стрелой вылетела из кресла. Пробила три мембраны. Выскочила наружу. Эти тупые андроиды! Разве они способны что-то найти?!

На бегу она вскинула бронебой, вышибла округлую дверь с буквой «лямбда» посредине. Ворвалась внутрь. Два малайца в синей форменке шарахнулись по сторонам. Это не то! Дальше! Она прожгла стену, сунулась в дыру. И наотмашь, без приветствий и предупреждений, ударила по голове какого-то типа в белом. Тот отлетел к стене, упал.

— Где двести восемнадцатый?! — заорала она во все горло.

И долбанула прикладом сверху.

Человек в белом подполз к экранам, защелкал пальцами по клавиатуре. И Таека своими глазами увидала раскрывающийся саркофаг… и черное, измученное, искривленное лицо своего мужа — это был Дил Бронкс. Его подвозили к «электрическому стулу», который лишь по привычке называли «стулом». На самом деле это был такой же саркофаг, только побольше, совсем прозрачный — там и творилась лютая и медленная казнь.

— Остановить! — закричала она еще громче. Но человек только руками развел.

— Автоматический, неподконтрольный и неуправляемый процесс, — прохрипел он.

И получил еще один удар — последний в своей гнусной жизни.

Таека не знала, куда бежать, что делать. Она готова была в щепки разнести эту тюрьму, поубивать тут всех — от простых надзирателей до палачей. Дил! Ее любимый, единственный Дил! Через минуту от него останется лишь мумия. Нет! Это невозможно! Она убьет себя тут же, на месте!

Прозрачный саркофаг приближался. Сейчас должен был произойти переход тела. И тогда… И тогда в камеру смерти ворвались один за другим оба андроида. В последний миг один из них успел втиснуться между двумя саркофагами, развести их. Другой обрушил на что-то невидимое бронебой. И сразу стало темно.

Назад! Немедленно назад!

Когда Таека влетела в бот, Дил Бронкс и оба андроида уже лежали в приемном отсеке. Она согнулась над ним, прошептала в лицо:

— Любимый!

— Таека? — недоуменно прохрипел Дил. И открыл один глаз. Он был налит кровью. Второй оказался не лучше.

— Они тебя били?!

— Били! — сознался Бронкс.

— Ничего, плохо били, — сквозь рыдания прошептала Таека, — я еще добавлю!

Она неожиданно сильным рывком взвалила мужа на себя, перенесла в рубку. Опустила.

— Наверх!

— Мы уже давно идем наверх, — ответил «мозг». И мрачно добавил: — Глубинная атака.

— Врешь!

«Мозг» промолчал. Он готовился исчезнуть навсегда в небытии.

— Ничего, пронесет, — успела шепнуть Таека, прижимая к себе Дила Бронкса.

Не пронесло. Стена багрового огня поглотила бот, завертела его словно щепку в волнах водопада, швырнула в ад. Но еще прежде умирающий бортовой «мозг», последним, предсмертным усилием успел выбросить на недосягаемую высоту, выбросить аварийной катапультой черный шар, в котором прижавшись друг к другу, сидели полуживые люди — Таека и Дил Бронксы.

Шар поднялся выше облаков, когда его стал нагонять вторичный кроваво-черный смерч, всесжигающий язык глубинного удара. Шар уже прекратил движение, готовый рухнуть в ад преисподней. Но вынырнувшая из-за туч капсула мягко, будто ребенка, вобрала его в свое чре-во и взмыла вверх.

Светлана смотрела на себя в зеркало. Нет, ничего не изменилось, точно такая же как и была, ну прическу сменила, ну форму бровей, а все остальное прежнее. Она дотронулась пальцами до щеки, провела вниз, потом ущипнула себя за подбородок. Все без обмана.

Прошло столько времени, а она никак не могла поверить, что вновь обрела плоть. Там она была бесплотной, там она была тенью. В Осевом. Или все только примерещилось, пригрезилось? Нет! Она все помнила… но вспоминать не хотела, боялась — призраки, белый туман, страшные и тягостные мысли, вечная разлука и короткие, почти сказочные явления Ивана — то ли было, то ли нет. Тогда ей казалось — только бы вернуться, каждый день станет праздником, раем на земле, только бы увидеть настоящее солнце, зеленую траву, деревья, живых людей, Ивана… больше ничего и не надо, ходить ежеутренне в Храм, свечи ставить да молиться под образами. Но вот она здесь, и все по-прежнему, будто и не уходила в мир теней, и праздник что-то уж слишком быстро пролетел, и снова все буднично, серо. И тревожно.

Да, именно тревожно. Самые счастливые деньки ушли. А были они в подземной психушке, рядом с Иваном. Сколько их было — пять, шесть? Она точно не помнила. Она жила им. И собою. Она ловила каждое ощущение, самое малое и слабое, она любила и упивалась любовью. Он принадлежал только ей. А она — ему.

А сейчас он принадлежит всем — России, Земле, человечеству. Он далеко, очень далеко. И не докричаться… хотя вон он, сидит напротив, в кожаном темно-коричневом кресле на гнутых и массивных резных лапах. Сидит и смотрит — в пустоту, ни во что!

— Иван! — тихо позвала она. Он не откликнулся.

— Иван?!

— Ты что-то сказала? — Он встрепенулся, словно разбуженный.

— Я видела вчера, как смыло Австралию. Ее просто смыло гигантской волной…

— Я тоже видел это, — сказал Иван сурово, будто давая понять, что разговор закончен.

— Но там были миллионы людей, — возразила Светлана.

— Они переждали в убежищах. Многие поднялись в воздух, так что не переживай, мы предупредили за два часа, и они успели!

— Но все дома, вещи, даже собак, кошек… я все видела, их унесло в огромном водовороте! — Голос у Светланы дрожал. — Огромными льдинами разбивало вдрызг здания, подвесные дороги, машины летели как осенняя листва. Там все смыло!

Иван поморщился, отвернулся. Светлана преувеличивает — цунами прокатило только по побережью, на двести миль вглубь материка, не больше.

Они сделали, что смогли. Он пошел против самого себя, он умерил заряд, и теперь в гигантской воронке сгинул антарктический подземный дворец, но инкубаторы с проклятой нечистью остались целы. Он пожалел людей и он сыграл на руку выродкам, теперь концы в воду — тайная ложа Синклита ушла, дворца как не бывало. Ну и что дальше?! Надо быть безжалостным, надо было бить в полную мощь! Да, погибли бы миллионы невинных. Но так их погибнет в сотни, в тысячи раз больше. Смыло Австралию! Бабий вздор. Вот когда начнется, тогда все вспомнят, все скажут спасибо, еще и упрекнут, мол, слишком жалостливый был. А ежели ничего не начнется? Ну, вдруг?!

Иван уставился на Светлану.

— Ты просто устала. Тебе надо отдохнуть.

— Нам обоим надо отдохнуть! Иван улыбнулся.

— Мне это удастся сделать только на том свете, — мрачно пошутил он.

— Не каркай!

— Каркай, не каркай, а все уже закручено. Один гадюшник мы раздавили, как не было! — Иван с силой ударил кулаком по столу. — В Европе чисто.

Сигурд, да и Се-мибратов тоже рвутся на Запад. А там бои, понимаешь, бои за каждый город, за каждое вшивое поселение. Командование умотало, даже наша разведка не знает, где оно, а части бросило в огонь! Они же тупые, они думают, что демократию спасают — это перебив-то половину своего народа! Мы бы их накрыли за четыре часа, да там перемешались все, там сумасшедший дом, Света. Мы уже пятьдесят семь ракетных атак отбили. Тринадцать спутниковых баз уничтожено! Половина Пскова разрушена!

Кельн в руинах, Мадрид снова горит, и Константинополь, ты представляешь, термоядерную сбили над самым городом, в вакуумный мешок, с выбросом, радиация не прошла, но волной полсотни небоскребов повалило, слава Богу Святая София устояла, молитвами нашими! Мы их бережем, щадим, сукиных детей, а они лупят и лупят! А нам беречь силы и запасы надо, понимаешь?! Для гостей из Системы, с ними похлеще придется, попомни мои слова!

— Там одни андроиды, — Светлана сама осерчала, — нечего их жалеть, мы людей губим своих, а за них машины и нелюди воюют!

— Но в городах-то и люди еще живут, не всех поубивали. И возле каждого крупного, почитай, база! — Иван говорил медленно, будто разъясняя урок бестолковому ученику. — И базы эти нужны нам. Проще простого их уничтожить, в воронки километровые обратить. А с чем сами останемся? Ты помни, что не ради войны воюем, не ради славы и гонора идем на смерть, а чтоб Земля единой стала. Нам бы только успеть! И у выродков Системы и у наших выродков расчет простой, чтоб мы себя в усобице перебили, чтоб нас голыми руками взять да еще и потешаться над нами, мол, олухи, простофили, сами себя перебили, на распыл пустили! Нет! Не перебьем! Не ослабим силы Земли, а умножим! Вот так!

Иван говорил все верно. Но страх и тревога не проходили.

Япония выжидала. Но ведь могла ударить в спину? Могла! Раздавить ее вооруженные силы, дело трех часов. Но так с каждым. А если подойдет Седьмая Межзвездная эскадра? А она может подойти. А если ударят разом три мобильные космические, околосистемные группировки, пока затаившиеся, выжидающие, но не принявшие ультиматума?! Эта непрекращающаяся бойня может стать затяжной, может обернуться кое-чем похуже любого разоружения или «перевооружения». Нет, прочь сомнения!

Вчера к Ивану в кабинет привели бывшего президента Всеамериканских Штатов. В наручниках. Вид у него был помятый и жалкий.

— Почему не выполнили условия ультиматума? — поинтересовался Иван, заранее зная ответ.

Ну что, собственно говоря, мог сделать этот растрепанный, виновато улыбающийся человек в ярком галстуке и белых дурацких шортах?! Ни хрена он не мог. Миром, точнее, Западом, частью Федерации, и всем Мировым Сообществом правят несколько богатейших кланов, сказочно состоятельных семейств, да плюс еще «крестные отцы» ведущих мафий, что одно и то же с первыми, это и есть «тайное мировое правительство», это и есть заправилы, они везде — в синклитах, в синдикатах, в конгрессах, сенатах… везде, если и не они сами, то их денежки! А тот милый парень в галстуке и клоунских шортах просто пресловутая «баба на чайнике», и не больше. Ну чего с него спрашивать, и так вон стоит — дурень дурнем, рот белозубый раззявил. Ну чего он скажет!

— Не уполномочен народом, — ответил бывший президент.

Народом! Иван показал на экранах, чего там сейчас вытворяют каратели с народом. Парень в шортах сначала покраснел, потом побелел, потом отвернулся. Нет, он не причем. А причем Синклит. Только его главарей не достать! Причем Исполнительная Комиссия. Но это название, это форма организации. А кто конкретно, где фамилии, где имена, должности?! Перед внутренним взором Ивана встали холеные и нагловатые рожи «серьезных». Это они! Им принадлежал мир. И они ушли. А он глубинным зарядом, мощнейшим ударом с космокрей-сера покрыл их делишки. Эх, тяжела ты, шапка мономаха!

— Ладно, ступай на все четыре стороны, — сказал Иван президенту. — И не показывайся больше на глаза мои! Выдать ему пособие на месяц… и штаны нормальные. Все!

Наручники сняли. Отпустили. На том и кончилось.

А бои все идут. Беспорядочные бои, бестолковые. Нет, так больше нельзя!

Иван встал, подошел к шторам, отдернул их. Величавые башни стояли молчаливыми стражами земли Русской. Стояли как и тысячу лет назад. С колокольни Ивана Великого звонили к обедне — золотой звон, чудный, проникающий в самую душу, бередящий, заставляющий плакать… плакать? Нет, не время плакать.

— Министра обороны и начальника штабов ко мне! — приказал Иван, не оборачиваясь.

Когда приглашенные вошли, он не предложил им сесть. Как стоял, от окна, бросил резко, в полуобороте:

— Мобильные группировки уничтожить! Упреждающим ударом! Не медля!

Вечно сомневающийся Сергей Голодов открыл было рот.

Но Иван прожег министра таким взглядом, что рот сам собою закрылся.

— Исполнять!

Уже в спины он выкрикнул:

— Стойте, это не все! Ровно в восемнадцать ноль-ноль всем силам, продолжающим сопротивление на Земле и планетах Федерации, передать коротко и один лишь раз следующее — передать дословно: час — свобода! два часа — каторга! три часа — смерть! Они поймут. Только так — решительно, жестко, бесповоротно. По-суворовски! Действуйте.

Иван повернулся к Светлане. Впервые она видела его таким. На окаменевшем и каком-то просветленном, одухотворенном небесными силами лице сияли два чистых, ясных серых глаза, и отражалось в них что-то нездешнее, неземное, могучее и праведное. Это было лицо пророка, подвижника, взвалившего на плечи тяжкий крестный груз и ступившего на свой путь, последний путь, осиянный Светом Свыше и усеянный терниями. Не лицо подвижника-мученика, готового покорно принять все истязания и оскорбления.

Но лицо подвижника-воина, обнажившего меч и не ждущего пощады.

Да это был Воин!

Светлана не могла вымолвить ни слова. Она знала Ивана давным-давно, они прожили не один год, прежде чем она сгинула в Осевом, а потом будто заново народилась на свет. И всегда он был сильным, волевым, но вместе с тем добрым, даже слишком добрым, сомневающимся, уступающим всем и во всем, стесняющимся своей невероятной силы, ловкости, умения выживать везде и всюду… Да, он был другим, совсем другим. Он был просто человеком, землянином. Он входил в десятку лучших десантников-смертников, он в одиночку покорял планеты, миры, которые были не под силу звездным армиям и флотилиям, но он никогда не кичился этим, он всегда оставался в тени, полковник без полка, гроссмейстер «черного шлема», сверхчеловек… тихий, милый, любимый, скромный, молчаливый, понимающий.

Нет, это не он. Это другой! Светлана закрыла глаза, будто силясь вызвать из глубин памяти прежний, знакомый образ. Нет, не получалось.

Надо остановить его. Прекратить бойню… зачем эта жестокость? зачем лишняя кровь? Все само собою образуется, надо только переждать.

Слова чуть не сорвались с ее губ.

Нет! Она не имеет права упрекать его. Не имеет! Она должна помогать ему, быть опорой, поддержкой. Или уйти прочь, не мешать. Все остальное — это палки в колеса несущейся колеснице. Тяжко тянуть одному, да еще в гору.

А он тянет. Превозмогая все, тянет!

Она приоткрыла глаза.

Иван стоял у окна и смотрел в небо, смотрел так, будто видел там того, кого не видят иные.

Дил Бронкс, опомнившись и более или менее придя в себя, первым делом спросил у Таеки:

— Где мои парни?

— На том свете! — ответила Таека и со всей силы врезала своей крохотной ладошкой по черной и припухшей правой щеке. — Копы их всех положили на месте, ясно?!

— Она ударила другой рукой по левой щеке. — Твои авантюры дорого обходятся, понял?!

— Понял, — Дил Бронкс жалко улыбнулся. Таека успела сосчитать — трех зубов не хватает, и бриллианта тоже. Она в сердцах стукнула муженька кулачком в лоб. Заплакала.

— Ну хватит меня уже бить! — не выдержал Дил и тоже зарыдал. — Все бьют, понимаешь! Только очухаешься — сразу, хлобысь по морде!

— Заслужил — получай! — деловито ответила Таека, и наотмашь хлестанула справа налево, потом слева направо — по щекам! по щекам!

Дил приподнял огромные черные ручищи, прикрылся. Еще не хватало, чтоб его прибила собственная женушка. Дил хорошо помнил, как она мутузила их с Гугом Хлодриком на Дубль-Биге, как подвешивала их словно груши и колотила, хмель вышибала. Но там было за дело. Там можно было понять ее и принять побои, согласиться — по-справедливости. А сейчас-то за что?!

— Где Пай?! — спросил он, облизывая разбитые и опухшие губы.

— Откуда мне знать!

Дил Бронкс лежал прямо на черном пружинящем полу рубки, в своей десантной капсуле, той, что спасла их с Таекой в последний миг, вынесла лихим конем из огня да полымя жестокой крейсерской атаки.

Жена стояла над ним и укоризненно покачивала головой. Теперь, когда жизнь мужа была в безопасности, маленькая и строгая японка могла отвести душу в назидательно-воспитательной работе. К ней-то она и изготовилась, предвкушая долгие часы вразумления и наставления на путь истинный.

Но получилось иначе.

— Он остался там! — Дил вскочил на ноги, будто не было бесконечных трех дней пыток, истязаний, битья, издевательств, трех суток без воды и хлеба, трех проклятых суток, тянувшихся век.

— Стой-ой! — закричала Таека.

Но он нежно и ласково приподнял ее и посадил на кольцевой карниз, опоясывающий внутренность рубки на двухметровой высоте. Пускай посидит. А сам влетел в регенерационный отсек, выкрикнув «большому мозгу» капсулы:

— Курс обратный, на Землю!

— Ты с ума соше-е-ел!!! — завизжала сверху Таека.

Но Дил ее почти не слышал. Его огромное черное тело, будто свитое из бугристых мышц-жгутов, омывали горячие и ледяные струи живительных растворов. Микроскопические иглы вонзались в вены — и уже текла в них новая, горячая и здоровая кровь, насыщенная черт-те чем, дающим мощь буйвола и ярь голодного рыщущего по лесам волка. Отсек делал свое дело.

Содержимое внутренностей ослабевшего в заключении негра вымывалось, вытравливалось — и закачивалось тело новым, свежим, жгущим. Дил Бронкс оживал. Он превращался из выжатой мочалки в человека. И он был готов к драке, к бою, к чему угодно… только выбитые зубы не могли вырасти столь быстро, но это потом. А сейчас?

Дил выскочил из отсека черной сверкающей пантерой. I, Подбежал к жене. Обнял ее, усмиряя град обрушившихся на голову кулачков, поцеловал, потом еще и еще… она размякла, затихла в его могучих объятиях.

— Любимая, — прошептал он почти беззвучно, — ты спасла меня! Спасибо.

— Да ладно уж, — отозвалась растаявшая в неге, растворившаяся в его объятиях Таека, — чай, не чужой, свой, родимый.

— Но мы должны вытянуть и его!

— Кого еще?

— Коротышку.

— Этого страшного карлика Цая ван Дау?! — Таека отстранилась, округлила свои узкие раскосые глаза.

— Да! — Бронкс закивал головой будто нервнобольной. — Понимаешь, мы вдрызг разругались перед делом, все видели! И все подумают, что я его нарочно подставил, понимаешь?!

Таека все понимала. Особенно хорошо она понимала, что три раза подряд никогда не везет, и если они влипнут сейчас, вернувшись на Землю, то влипнут окончательно. И вообще, возвращаться плохая примета.

— Тебе непременно нужно притащить сюда труп этого карлика?! — спросила она с просыпающейся злостью.

— Он жив! — заверил Бронкс. — Нутром чую! Если ты боишься, я высажу тебя… да, на Луну или орбитальный спутник, переждешь, потом я заберу тебя!

— Нетушки! — отрезала Таека. — Одну капсулу угробил, десятерых парней на тот свет спровадил… Я пойду с тобой!

Черный пружинящий пол ушел из-под ног. Но они не упали, защитные поля успели поймать их в свои гамаки, уберечь — оба так и зависли в воздухе, посреди рубки.

— Чего там еще?! — заорал раздраженно Дил.

— Капсула остановлена, — доложил «большой мозг».

— Ты спятил?!

Дил ничего не понимал — кто мог остановить боевую десантную капсулу, эту черную и не знающую преград акулу Космоса?! Что еще за бред?!

— В данное время капсула вовлекается в приемный шлюз боевого всепространственного звездолета «Ратник», тип «черное пламя», масса — одиннадцать мегатонн, эквивалент суммарного боезаряда- полторы галактики типа Млечный Путь, базовый флагман Второго Межзвездного…

— Да заткнись ты! — в бешенстве заорал Дил. — На хрена мне все это знать! Откуда он взялся?! Почему радары молчали?! Почему ты, бездельник чертов, молчал?!

— «Ратник» вышел в пространство пятьдесят восемь секунд назад.

Поглощение капсулы произошло одновременно. По боевому уставу капсула не имеет права оказывать сопротивление флагманской матке.

— Чертовщина! Бред! — прошипел Дил Бронкс. Матка! Флагман! Звездолет!

Они все охренели! Да боевой звездолет типа «черное пламя» не имеет права здесь быть! он не может вообще всплывать в Солнечной Системе! Его место у черта на рогах, за десятки и сотни световых лет отсюда. Скорее всего, «мозг» перегрелся после глубинного удара, после всей этой кутерьмы… и вообще, разве можно доверять боевую десантную машину женщинам. Дил с явным недоверием и настороженностью поглядел на Таеку.

Та уже хотела разразиться бранью. Но в это время в рубке прозвучало бесстрастно:

— Полковник Дил-Алфред Бронкс-младший?!

— Полковник в запасе, — машинально поправил Дил, — он самый.

— Вы приглашаетесь для представления в адмиральскую каюту флагмана.

Явка через две минуты. Вы готовы?

Таека вцепилась в рукав мужа.

— Не пущу!

— Готов, — понуро ответил Дил.

Он погладил шершавой ладонью черные блестящие волосы, согнулся в три погибели, чмокнул в щеку возле самого ушка. Шепнул:

— Ничего не поделаешь, надо идти.

Иннокентий Булыгин поправил ремень, приосанился, выпрямился и даже, вроде, ростом повыше стал. Потом поглядел свысока на Хара.

— Может, в дверях обождешь, неудобно с собакой-то к самому адмиралу?!

Оборотень жалобно заскулил и приподнялся, встал на задние лапы.

— Не-е! — Кеша испуганно замахал руками. — Так еще хуже, ты уж, корешок, лучше на четвереньках оставайся.

Белоснежная с золотыми завитками дверь распахнулась. И перед Кешиным взором открылся прекрасный, просто дворцовый зал — такой же белоснежный и золотой, с расписным потолком и хрустальными свисающими нитями бессчетных светильников. Стены были увешаны огромными картинами в золоченых рамках. На картинах изображались морские и океанские баталии. Лишь на трех самых маленьких — метров по шесть длиною и высотою, горели какие-то звездные крейсера. Паркет был золотистый, светлый. И тянулся по нему узорчатый ковер, тянулся вдоль белого длиннющего стола, который упирался в стол покороче. Вот именно за последним и восседал сам адмирал, Командующий Флотом, седовласый, краснолицый и сердитый. Впрочем сердитым он мог просто казаться, густые и длинные седые усы скрывали рот, губы, переходили в густые бакенбарды, оставляя подбородок голым.

Кеша уже было оробел. Но тут взгляд его уперся в чернокожего детину, сидевшего возле адмирала, по левую руку от него — эдакого детину с другим не спутаешь.

— Дил, черт чумазый?! — еле слышно просипел Кеша вместо заготовленного приветствия.

Адмирал встал и пошел навстречу с протянутой красной рукой.

— Ну вот мне и комиссара прислали! — сказал он добродушно, пожимая Кешин протез.

— Комиссара? — не понял Булыгин.

— Словечко старое, позабытое, — заулыбался адмирал, щетиня усы и поглаживая баки. — Коли не слыхали, и знать вам не к чему, батенька. Будем знакомы!

Кеша представился.

— Прямо от самого?!

— От него.

— А это еще что за чучело?! — адмирал только увидал «зангезейскую борзую».

— Денщик, — пошутил Кеша.

Адмирал рассмеялся в голос и прикрикнул на Хара:

— А ну, денщик, на место!

Оборотень уныло поплелся к ковру, лег и свернулся калачиком.

— Умная, все понимает, — довольно заключил адмирал.

— Угу, — согласился Кеша.

Дело начиналось легко, с шутки. А это хорошая примета. Только бы вот этот Иванов дружок, негр-богатей, не напортил бы!

— А вы знакомы?! — полуутвердительно заметил ад-мирал.

— Знакомы, — прямо ответил Кеша.

— Полковника Бронкса подобрали вместе с капсулой, прямо здесь, на месте всплытия, — принялся отчитываться перед Кешей адмирал, — ничего бы особенного, но оный утверждает, что так же был лично знаком с Верховным Главнокомандующим, и что, дескать, даже выподнял особое задание, полученное лично от него! — Адмирал ткнул пальцем в расписной потолок.

— Было дело, — подтвердил Кеша.

— Значит, можно при нем?

— Можно, — покладисто прохрипел беглый каторжник-рецидивист. И начал о деле: — Задачу буду ставить поэтапно, как ведено.

— Вас понял.

— Тогда слушайте. Первый этап — обеспечить прикрытие операции по уничтожению трех мобильных космических группировок Сообщества. Координаты таковых вам, надеюсь, известны?

Адмирал кивнул — еще бы, ему не держать под прицелом флагмана все боевые соединения в округе, да еще соединения Сообщества, и комиссар-то вроде бы не штатский, тертый малый, а такие вопросы задает, да видно, для разговору, для затравки. Адмирал еще раз кивнул, неспешно, с достоинством.

Но тут не выдержал Бронкс.

— Слушай, Кеша, мне надо на Землю! Позарез надо! — завел он, подымаясь со своего еще и не пригретого места.

Булыгин подошел вплотную, приобнял Бронкса, прижался щекой к щеке, по-братски, по-десантному. Хоть и горяч Дил, резок на слово, а все ж они не чужие, одно дело делают… откуда он только тут взялся, может, сбежал?!

— Цая надо выручать!

— Да он жив ли? — Кеша занервничал. — Столько дней ни слуху, ни духу.

— Живой! В плену! — уверенно заявил Дил.

— Тогда и впрямь надо выручать, — заключил Кеша. И уставился на адмирала. — Вот только выполним боевую задачу, и сразу бросимся выручать.

Дил Бронкс перекосился, заскрипел остатками зубов.

— Поздно будет, — простонал он.

— Сядь и сиди! — отрезал железным голосом Кеша.

— Я одного в толк не возьму, — продолжал адмирал, будто ни в чем ни бывало, — от кого прикрывать будем?! Кроме этих трех группировок, насчитывающих сто сорок восемь кораблей и прочую мелочь, никого в системе нет.

— Вот в том-то и вся штука заключается, что нету, — ответил Иннокентий Булыгин, — коли б были, можно было бы сразу накрыть! — И повернулся к Дилу, сказал чуть не со слезами в голосе: — Не любит меня Верховный-то, как где можно голову сложить, так туда и шлет сразу, нет, не любит.

Дил жалобы не понял, у него свое болело. Но Булыги-ну некогда было с ним заниматься. Вторжение могло начаться в любую минуту, и почему бы первый шаг, точнее, бросок не ожидать во время проведения масштабных операций?

Нет, у Ивана определенно голова варила. Кеша все больше уважал Верховного.

— Пройдемте в рубку, — предложил он адмиралу.

— Нет необходимости, — ответил тот.

И почти сразу стена с малыми картинами исчезла, словно ее и не было. И появились на ее месте двенадцать огромных экранов.

— Присаживайтесь, — адмирал указал на шарообразное кресло.

И сам уселся в такое же, пропав в нем из виду.

— Вот отсюда вы и управляете флагманом? — поинтересовался Кеша.

— Мне нет необходимости им управлять. Команда работает, автоматика отслеживает… я вношу только кардинальные изменения в стратегию, даю вводные, и то редко. Я тут самый лишний, доложу вам по секрету, и бесполезный человек!

Кеша представил, как адмирал улыбается в свои густые усы и сам заулыбался. Скоро он перестанет шутить. Скоро будет не до смеха.

— Вот эти три точки и есть группировки?

— Они самые.

Световые точки на экранах приближались, росли, уже виднелись очертания крейсеров, переплетения ударных соединений, напоминающие кружева на черном столе, шаровые станции слежения и охраны.

— Они получили ультиматум? — спросил Кеша.

— Да, общий текст.

— Ну и что? Промолчали?

— Нет. Ответили, что обязуются хранить нейтралитет.

— Это несерьезно.

— Я тоже так думаю.

Кеша вздохнул, поглядел на свой ручной хронометр. В кресле было уютно, хотелось вздремнуть. Да разве тут вздремнешь! И еще этот пропавший Дил выискался, дурдом какой-то. И гнать его неудобно, и отпускать никак нельзя.

Пускай посидит!

— Кто будет выполнять приказ, — поинтересовался адмирал, — Семибратов?

— Дался вам всем этот Семибратов, — отозвался Ке-ша, — ему и на Земле работенка найдется. — Потом спросил сам. — Обзор полный?

— Полный, полнее некуда.

Кеша достал из нагрудного клапана черный кубик.

— Так кто же будет выполнять приказ? — настаивал адмирал.

Кеша промолчал. Он смотрел на экраны. Теперь он представлял картину четко, четче не бывает. Все три группировки висели не в одной области, как показалось поначалу. Они очень хитро разбросаны по отношению к Земле, они держат ее на прицеле — это дураку ясно, смекнул Кеша. Эх, Иван, затянул!

Надо было их с самого начала громить, чтоб и опомниться не сумели, чтоб понять, откуда удар пришел, не смогли. Хорошо, что теперь-то спохватились!

— А это еще что? — спросил он, узрев вдруг серый дисковидный корабль, выплывающий из-за колец Сатурна.

— Эта посудина принадлежит Синдикату, — доложил адмирал, — хотя приписана как австралийский поисковик на Трансплутоне. Ходит далеко… да выныривает близко.

— Мы сможет его подавить?

— Без проблем, как мошку!

— Тогда трогать не надо, — предупредил Кеша. И добавил: — Скоро начнется!

Не успел договорить. Вздрогнул. Одновременно, без малейшего разрыва во времени изо всех трех боевых мобильных группировок Сообщества вырвались ослепительные, тоненькие, ветвистые молнии. И исчезли.

— Что это?

— Что, что, — пробурчал адмирал, — они дали залп по Земле. Но я думаю, отвлекающий. Они опередили нас. Так кто же все-таки будет выполнять приказ Верховного?!

Кеша побелел. Он понимал, что ежели Земля не сможет защититься, то он будет во всем виноват, тогда крышка! конец! Но Иван четко сказал — не встревать, без вас разберутся! только прикрытие! только обзор… вот если оттуда пойдет, тогда и прикрывать.

— Их будут уничтожать экзотом? — спросил адмирал.

— Нет! — ответил Кеша. И вдруг обрадовался, чуть не выскочил из кресла. — Вот они! Наши!

Прямо из тьмы одновременно в трех местах высвсти-лись серебристо-серые тела трех плоских скатообразных кораблей. И пропали. И мгновенно появились в иных местах. Прыгуны. Кеша знал эту систему. Их невозможно взять на прицел. Они появляются и исчезают, тут же материализуясь за сотни тысяч километров от объекта. Но почему они? Это же игра на нервах! Это же разыгры-вание спектакля! Кому это все нужно?! Можно было убрать группировки внезапно, сжечь их мощным прицельным ударом, даже опомниться не успели бы!

Тут что-то не то, тут… Кеша понял, тут привлекается чье-то внимание.

Чье?! Для этого его и послали!

Прыгуны делали свое дело. Эти хвостатые и неуловимые скаты явно не спешили, они выныривали из мрака, каждый возле своей жертвы, своей группировки — и жгли корабли, один за другим. Жгли эффектно, красиво, будто на праздничных маневрах. И даже когда эскадры рассыпались, стремясь уйти от скатов-прыгунов, тщетно пытаясь спастись, эти серебристые бестии успевали настичь каждого, настичь и уничтожить в ослепительно-сиреневой вспышке.

Кеша залюбовался. И чуть было не забыл о главном.

Пора!

Он сдавил в ладони черный кубик ретранса.

И все сразу изменилось. Расцвели неземными цветами мохнатые, фантастические нити, заиграли в незримых лучах всеми неисчислимыми гранями исполинские, уходящие в нескончаемую бездну кристаллические структуры, зеленовато-желтый мох поплыл перед глазами, которые вдруг обрели способность видеть на миллионы верст. И просвечивали сквозь сказочные ответвления и наросты, сквозь решетки и волокна, нежные и прозрачные, не заслоняющие Мироздание, а напротив, открывающие его, просвечивали звезды — знакомые, здешние, свои. И вели бой скаты, но почему-то не серебристые, а ослепительно желтые, и они не проваливались во мрак, а носились туда-сюда молниями, лишь корабли группировок Сообщества висели все такими же светлячками, отстреливались ветвистыми разрядами, ползли, ползли, расползались, горя, погибая, пропадая во мраке и холоде Вселенной.

— Что это?! — изумился адмирал и даже высунул голову из своего кресла-шара.

— Невидимый спектр, — ответил Кеша.

Дил Бронкс стоял за его спиной, тяжело дышал. Но он ничего не видел.

Только черные экраны, только серебристые тела плоских скатов-прыгунов, только горящие штурмовики Сообщества.

— Сволочи! — выдавил он. — Вот гады!

Кеша не сразу понял, о чем там говорит Дил. Только чуть позже увидел раздувшееся вдруг тело ската, тот превратился почти в шар… и лопнул, растекаясь огненным шлейфом, оставляя последний свой след во Вселенной.

— Доигрались! — прохрипел натужно адмирал, — Тридцать шесть парней одним махом!

Кеша промолчал. Противник практически уничтожен. Погибли свои, плохо, горько, страшно… но это война! И он тут не виноват, он тут для другого, совсем другого. Он уже устал вглядываться в диковинные и чарующие, завораживающие переплетения Невидимого спектра, глаза болели, наливались кровью. Только отрываться нельзя. Ни в коем случае нельзя!

— Как там с первым залпом по Земле? — спросил он между делом.

— Погасили, — отозвался адмирал.

Он тоже не отрываясь, смотрел на невиданную картину и не признавал родной, ставшей даже близкой, своей, а теперь вдруг чужой, Вселенной. Ему казалось, что от перенапряжения начались видения, галлюцинации. Но ведь они начались с прибытием этого «комиссара»! Вот в чем штука. Адмирал был человеком серьезным и дотошным, он хотел во всем сам разобраться.

А Дил Бронкс рвал и метал. Там внизу, за миллионы миль отсюда, на Земле, в любую минуту могли прикончить карлика Цая. В любую! Если уж не прикончили. А они тут, понимаешь, сражение наблюдают! Они игрищами кровавыми тешатся! Нет, плохо все это, очень плохо.

Дил уже готов был выбежать самовольно из адмиральской роскошной каюты, как Иннокентий Булыгин, не видимый в своем кресле, заорал вдруг благим матом:

— Вон! Вон они!

— Кто?! — переспросил адмирал.

— Они!

Кеша явственно видел — за дальним сиреневым наростом, левее завершающегося боя градусов на тридцать, в переплетениях желтых и зеленых прозрачных мхов и лиловых волокон притаился уродливо-хищный, черный, ощетиненный тысячами острых и непонятных колючек-шипов корабль, огромный звездолет. Неземной звездолет.

Будто поняв, о чем идет речь и что им всем грозит, тоскливо и предвещая недоброе, на одном гиблом звуке завыл со своего места на ковре оборотень Хар.

— Вы можете определить координаты? — спросил Кеша,успокоившись.

— Все уже сделано. Какие будут команды?

— Его надо выпихнуть из нашей Вселенной!

— Выпихнем, — пообещал адмирал, — для того нам и вмонтировали, э-э… экзот этот. Не люблю, знаете ли, новинок всяких. Вот выпихиваем, а, спрашивается, куда? И откуда потом снова нагрянут?!

В такие премудрости Кеша не вникал, ну их к лешему! Голова человеку одна дадена, и надо ее по возможности сберечь, как от внешних врагов, пытающихся ее оторвать или сшибить с плеч долой, так и от внутренних — сомнений да премудрствований, что еще гнуснее — вроде и на плечах остается головенка-то, а уже не та: или пустая, или набитая таким дерьмом, что лучше б вчистую срубили. Кешина забота — устранить чужих, вот и все!

— Но не сразу! — торопливо вставил он. — Нам нужно с них хоть чего-то содрать, хоть клок, как говорится, с паршивой овцы!

— Для доказательства?

— Да какие еще, к черту, доказательства! — сорвался Кеша. — Вон же они! Щас как шарахнут — вот и будет вам доказательство!

— Не успеют. Глядите!

Адмирал дал приближение. И Кеша, и впрямь, усмотрел по четыре стороны от незваного гостя четыре светящихся красных шарика. Шарики чуть помигивали, будто далекие звездочки.

— Это и есть, э-э… экзот, — пояснил адмирал, — вот они берут кусок пространства с этим суденышком, вырезают его из нашего мира…

— Погодите! Нашел!

Кеша четко видел на увеличенном, приближенном мощнейшей электронной оптикой боку чужака десятки подвесных шаров, побольше и поменьше, это наверняка были боты и шлюпы. То, что и нужно!

— Вон! Самый маленький, левее, видите! Адмирал не ответил, а вдруг забурчал в своем кресле-мыслеуправителе, наверное, инструктировал соответствующие службы флагмана. Кеша на миг вырубил ре-транс — и все сразу пропало: и невидимые решетки-структуры, и чужак, и четьфе красных шарика.

Что ж это за дьявольщина такая, Невидимый спектр?! Он снова сдавил черный кубик — картина восстановилась. Шарики стремительно сходились, пожирая пространство, надувался меж ними тончайший переливающийся пузырь, и был в пузыре этом хищный, страшный звездолет, и уже оторвался от него черный шарик шлюпа, будто бусинка ртути скатилась вниз… Чужак не сопротивлялся, не пытался уничтожить своих красных губителей, даже не испустил ни единого залпа. Он исчез, выброшенный в иные измерения, в недоступные для человека миры. Но вместе с ним пропали и сами красные шарики — пропали, будто их и не было.

— Эт-то еще что такое?! — удивился адмирал. — Сбой?!

— Не-ет, — тоскливо протянул Иннокентий Булы-гин, — он их просто утащил за собой. Но и мы кое-что утащили. Где сейчас шлюп?

— Скоро будет в приемнике, терпение, мой друг. Адмирал отключил экран.

Группировки противника уничтожены. Чужак выброшен из Вселенной. Флагман могуч и неприступен. А стало быть, Земля и Россия могут, как водится, спать спокойно. Он разгладил седые усы, встал и пристально посмотрел на чернокожего полковника — и не прогонишь, и не удержишь, куда его девать?

Адмирал был стар и мудр, но никогда не думал, что доживет до той поры, когда воевать станут возле самой Земли. Уму непостижимо! Пригнать сюда, в Солнечную, эдакую силищу! И не один флагман. Еще семь боевых звездолетов готовы к всплытию, ждут его сигнала. Зачем?! Вон ведь, эти новенькие вертлявые скаты-прыгуны, как лихо они разгромили флотилии Сообщества — ничего не скажешь, новейшая техника, секретная. А все ж один подорвался, не уберегся!

«Ратника» закладывали на стапелях Сигиморы в конце прошлого века.

Сейчас таких не делают, разучились, мастера не те, думал адмирал. Дай Бог обоим, кораблю и капитану, дожить до конца века нынешнего. Но ведь не дадут, вон что творится на белом свете — флагман в Солнечную вызвали, это как океанскую субмарину в Яузу провести да во всей красе поднять наверх! Охо-хо!

— Надо бы поглядеть на улов, — намекнул Кеша.

— Поглядим, — кивнул адмирал.

И снова экраны ожили. Теперь срединный, самый большой, показывал приемный ангар флагмана, точнее, одну из его ячей. И висел посреди этой ячеи круглый черный шар, малость оплавленный, ободранный, с торчащими будто у остриженного ежа колючками-шипами.

— Вскрывать будем?

— Обязательно! Только чтоб без сюрпризов, — испугался вдруг Кеша, — а то рванет как!

— Не рванет, меры приняты.

Адмирал был спокоен. Раз приборы молчат, значит, угрозы нет. А все дыры в шарике-шлюпе заварили сразу же, когда еще брали в гравитационные клещи.

Теперь и Дил видел все, что творилось в приемнике. Где-то точно в такой же ячейке, может, чуть побольше, находилась и его капсула с Таекой внутри. Где? Этого экраны не показывали. А показывали они, как приближаются к оплавленному черному шару две сферы с двух сторон, как вжимаются в изодранные бока… Шар раскололся подобно грецкому ореху — две половины его бронированной скорлупы разъехались. И застыло прямо в воздухе, удерживаемое полями нечто страшное, чудовищное, трехглазое, пластинчато-чешуйчатое, с ко]ти-стыми птичьими ногами и звериными восьмипалыми лапами.

— Мать моя! — выдохнул в изумлении Кеша. — Не врал ведь Иван!

Взрывной волной Хука Образину сорвало с брони, подкинуло метров на десять в воздух и ударило о рассыпающуюся в пыль стену. Если бы не скаф, Хука можно было б вносить в списки погибших. Но он тут же вскочил на ноги, потерял равновесие, шарахнулся в одну сторону, потом в другую, выровнялся и с диким ором побежал вперед, в атаку.

— Ура-р-ра-а-а!!! — вопил Хук, паля из бронебоя и ни черта не видя перед собой кроме черных клубов дыма.

За эти два дня Хук Образина окончательно остервенел. Если прежде были бои да перестрелки, с передышками и перекурами, то теперь шло одно, выматывающее и доводящее до озверения, бесконечное и кровавое сражение. Хук чувствовал себя не человеком, а роботом, которого накачали всем, чем только можно, зарядили, завели и швырнули в бой. Нервы! Это все проклятые нервы.

После того, как русская пехота на бронеходах опустилась на крыши полуторамильного Форума, вышибла всех карателей до единого без пощады и переговоров и подобрала их с Крузей, прошла целая вечность. Их самих тогда чуть не пришибли, спасло одно — с бронеходов видели, что творилось на крышах, видели двух смельчаков, пытавшихся противостоять сотне карателей, спасти обреченных. Эх, спасают их только в кино, в жизни все проще и страшнее, ни один не выжил — все полегли на раскаленном металле, все, кроме тех, кто сорвался вниз и долетел до земли-матушки! А Крузе с Хуком повезло.

Смелым да отчаянным всегда везет! Сержанты не долго слушали их россказни об «особом плане», о каком-то русском Иване, не до болтовни было — обоих быстрехонько, по их же просьбе зачислили на место погибших, в одно отделение, в один бронеход. И понеслась веселая жизнь царицы полей и небес, трудяги войны — пехотушкм. А ведь так и не успели разглядеть с высоченных крыш, где кольцо карателей потоньше. Так и помчались в самое пекло, обращая машины противника в кипящую пыль, в расплавленные лужи металла да жгучие брызги. Нью-Ва-шингтон задавили в три часа. Кто там пепл разгребал, да порядок наводил, Хук не знал, шли какие-то части, но их несло вперед, все время вперед, к побережью, будто огромным летающим броневикам, этому могучему рою, захотелось вдруг нестерпимо напиться морской водички, солененькой, утоляющей жажду погони и битв.

Когда Хук узнал от русских, что в России все в порядке, что там новая, своя, родимая власть, он выскочил на броню из люка и будто осатаневший от ритуальных плясок индеец принялся скакать и прыгать, в довершение выпустил в воздух из полученного бронебоя целую обойму, упал на спину и заорал во всю мощь измученных легких, заорал, зажмурив глаза и наслаждаясь собственным криком. Ур-р-ра-а!!! За один миг все переменилось, от полного провала, ужаса, пропасти поражения до блистательной, ослепительной победы… и жизни! грядущей жизни! Арман-Жофруа встретил весть спокойней.

Но и у него сердце рвалось из груди. Теперь все мысли о бегстве, о том, что надо скрываться по лесам да норам, исчезли бесследно. Теперь только бой! До полной виктории!

Два дня они шли стальным девятым валом по пустыням и городам Штатов, два дня они сметали все, что могло сопротивляться их движению. С огнем и мечом шли они. Но несли мир и жизнь. Из развалин за их спинами начинали выползать уцелевшие. Никто уже не громил — нечего было громить, никто не грабил — некого было грабить. Сдавшихся карателей толпами уводили в лагеря, им теперь восстанавливать разрушенное. Отвоевались.

А дивизия, в которую ненароком попали Хук с Кру-зей, шла к берегу океана. Время минуло, и уже не обращали внимания на вопли о сострадании, мольбы о прощении, белые флаги. Три часа — воля! Давно прошли три часа, все, кто сдался — на свободе, отобрали у них оружие, дали по пинку под зад, иди, гуляй, служивый. Два часа — каторга! Сдававшихся с опозданием гнали на работы, не будут впредь тугодумами. Но и эти благословенные два часа давным-давно канули в Лету. Три часа — смерть! Дивизия планетарного базирования Великой России, а ныне Объединенной Федерации, одна из сорока дивизий, брошенных на Запад, добивала самых остервенелых шакалов войны и бездушных, выполняющих заложенную программу андроидов. Ни высшего командования, ни генералитета, ни даже старших офицеров ни на опорных базах, ни в фортах, ни в других местах по всем Штатам не было. «Удрали, сволочи! — ругался сержант, командир отделения, русоголовый парнишечка Коля. — Вот их бы покосить, стервецов!» Он был прав. Но косить приходилось тех, кто стоял на пути.

— Ур-р-а-аа!!! — орал во всю глотку Хук. Он первым ворвался в. бронированный бункер, с ходу швырнул вперед связку сигма-гранат, долбанул двойным залпом из бронебоя, грохнулся наземь, сбитый обратной волной и шестью свинцовыми допотопными пулями, расплющившимися о скаф.

— Ур-р-р-аа!!! — заревело сзади в десятки глоток, усиливаемое встроенными мегафонами, — Ур-рр-а-а!!!

И на Хука обрушились чьи-то бронированные сапожищи — через него прыгали, перешагивали, наступали — и неслись вперед, под огромный титановый колпак, почерневший от гари. Да, можно было все это хозяйство сжечь, не выходя из бронехода. Но приказ был — беречь! беречь базы, форты, все беречь! пригодится! Когда? где? зачем? Хук ничего не знал.

— Чего развалился?!

Арман-Жофруа дер Крузербильд-Дзухмантовский, десантник-смертник, пропойца и бунтовщик, а ныне рядовой российской армии, ухватил Хука за локоть, встряхнул, поднял, заглянул под тонированное забрало.

— Живой, что ли?

— Живой, — простонал Хук.

А пехота уже бежала назад, громыхала, сопела, материлась.

— По машина-ам! — ударило в шлемофоны. Значит, порядок. Значит, еще одно укрепление взяли.

Значит, надо двигать дальше. Без остановки! Стальной лавой! Девятым валом!

— Ну, пошли, — Крузя перекинул руку приятеля через плечо и поволок его к бронеходу.

Хук успел очухаться, когда вдалеке, усеченный смотровой щелью, сказочный и необъятный, выплыл из-за гребней скал океан — синяя бескрайняя пустыня в седых бурунах, в тающей дымке убегавшего окоема.

— Хорошо-о, — протянул он. И сорвал шлем. — Дошли, Крузя!

Три нежданных ракеты ударили со скал.

Пропал синий и седой океан.

Вспыхнул кроваво-багровыми огненными валами океан смертный. Вспыхнул, затопил все в помутневшем небе, поглотил, и уступил место океану мрака, тишины, небытия.

Сигурд выровнял гравилет, ушел от встречного удара, и выпустил сразу семь «поющих» снарядов. Называли их так за мелодичный, завораживающий звук, издаваемый на подлете к цели, как бы предупреждающий: «иду на вы!»

Снаряды пробили брешь в стене, оплавили рваные вывернутые края своим огненным содержимым, вытравили все внутри.

Гравилет вошел в дыру, будто его там ожидали — плавно и торжественно.

Все! Можно передохнуть. Сшурд откинулся на спинку кресла, расслабился. Он заслужил отдых: за последние четыре часа восемь потопленных подлодок, два экраноплана, шесть полицейских дисколе-тов и один бронеход Сообщества.

Прекрасно! Хотя, в общем-то, это не его дело заниматься такими мелочами, его дело сидеть в бункере и посылать на задание своих людей. Но Сигурд был молод, горяч, он не мог долго сидеть на одном месте, тем более рядом со слишком умным и везде сующим свой длинный нос «мозгом». Мало ли что Гуг с Иваном поставили его командовать, он сам больше любит драться — лоб в лоб, грудь в грудь!

Уже третий день он здесь, на Западе. В Европе и без него справятся, там комендант, там усатый Семибратов со своей Гвардейской бригадой, там огромное и вооруженное до зубов ополчение, там мощные боевые соединения Объединенной Европы — опамятовались, зализывают раны и верно служат новому режиму, одни со страха, другие поняли, куда дело клонится. И там все ждут.

Чего, никто не знает. Но все ждут. Там сейчас мирно, спокойно… но тревожно. А здесь — эх, раззудись плечо, развернись рука!

Сигурд вышел из гравилета. Откинул шлем за спину, потянулся будто ото сна. Прошлепал по сырому, чавкающему полу к просвету. И замер, подставляя лицо солнышку — такому нежному и ласковому. Зажмурился.

Он стоял долго. Пока не почувствовал на лице холодок, видно, тень набежала. Откуда, на небе ни тучки?!

Сигурд приоткрыл глаза, уставился в небо.

Огромным черным блином, бесшумно и красиво, прямо на него опускалась десантная капсула. На Землю!

Сигурд потряс головой — видение не исчезло. Тогда он бегом бросился к гравилету. Впрыгнул в кабину. Но управление было блокировано. Это она! Она, проклятая! Его взяли голыми руками. Кто?!

Он выбрался наружу, подбежал к пролому и сиганул вниз. Лететь пришлось метров двести — башня была хоть и наклонной, скорее похожей на древнюю коническую пирамиду, чем на башню, но достаточно высокой. И каким чертом его туда занесло! Единственная «высота» во всей Атланте, самая видная мишень — навигационная башня ВВС Сообщества, древняя старушка, краса и гордость… может, и не стоило спешить, бежать, торопиться?

Нет. Стоило!

Сигурд еле успел укрыться в какой-то воронкообразной трубе. Вниз полетели обломки титанопластика, пено-кона, мрамора, всякая неопознаваемая дрянь, железяки, мусор… Капсула срезала почти весь верх пирамиды и уселась на нее будто какая-нибудь сумасбродная орлица на чужое гнездо. С ума можно было сойти. Хотя, чему удивляться, подумал Сигурд… и почуял, что его пригревает из трубы, даже печет, жжет со страшной силой, сквозь полу-скаф! Он снова выпрыгнул, полетел ниже, еле успевая притормаживать ладонями в бронированных перчатках. В конце концов налетел на затейливый бордюрчик, стукнулся, перевернулся и покатился дальше кубарем.

— Эх, жизнь-житуха, прощай! — прохрипел в мельтешений закрутившегося в глазах белого света. Сердце сдавило до острой, гнетущей боли.

Теперь ему спасения не было. Полускаф не выдержит, голова тем более.

За доли мига он успел увидать печ. шь-ное лицо матери. Ее убили шесть лет назад, убили зверски и подло. Но сейчас она смотрела на сына грустными глазами и шевелила тонкими бесцветными губами, силясь сказать чего-то, наверное, звала к себе, в лучший мир.

— Иду, мама! — просипел Сигурд сквозь слезы. Долбанулся головой, потом коленом. И вдруг оторвался от мраморно-титановой облицовки, взлетел… и медленно поплыл наверх. Он замахал руками, закричал что-то несусветное и непереводимое. Вытащил ушибленной правой рукой парализатор и принялся палить — не глядя, во все стороны. Через две минуты выдохся. Еще через минуту понял, в чем дело — это все проклятая капсула, она его сграбастала, втягивает в себя гравитационным арканом. Значит, она успела засечь его, идентифицировать, черт бы ее побрал, и счесть нужным уберечь от дурацкой смерти. Лицо матери последний раз расплывчатой тенью скользнуло перед глазами и исчезло. Сигурд лежал на прозрачном полу, стонал от боли. А над ним стояли два человека: один очень большой и черный, другой очень маленький и желтый, женщина.

— А паренек-то знакомый, — сказал большой и черный.

Теперь Сигурд узнал его. Дил Бронкс — Гугов кореш, из одной десантной фляги спирт хлебали. Гуг иногда вспоминал его… а маленькая — Таека, жена негра. Это они раздавили его гравилет, это из-за них он сверзился с башни-пирамиды и чуть не сыграл в ящик. Благодетели, едрена капсула!

— Места мало, что ли?! — заорал Сигурд в раздражении. И привстал.

— Цыц, мальчуган! — успокоил его Дил. И добавил с улыбкой: — Теперь я сам вижу, наша верх берет — куда ни плюнь, везде свой браток, даже в поганой Атланте. Но каждый браток, — он погрозил черным пальцем без перстня — все перстни содрали копы, — знай свой шесток! Ты чего залез на эту хреновину?!

Сигурд отвернулся. Они над ним насмехаются! Л за ним между прочим такая силища стоит, что сотню капсул раздолбать можно… нет, все бредовые мыслишки лезут, мутит чего-то в голове, это после боев, после падений, еще разок сверзиться — и вообще в богадельню можно заявление писать.

— Молчишь? — Дил Бронкс снова раззявил беззубую пасть. — Тогда скажи хоть, куда Буйный подевался, чего-то ни слуху, ни духу, может, в большие начальники выбился, зазнался?!

— Гуг в анабиозе, замороженный, — процедил Сшурд сквозь зубы, — его в бою искалечило.

Дил помрачнел. А Таека тихо заметила:

— Все мы под Богом ходим.

С флагмана их выпроводили двенадцать часов назад. Нашпиговали до отказа боеприпасами, подзарядили да и выплюнули в. Космос. Иннокентий Булыгин пожал Дилу руку, просипел виновато: «Ты уж прости, рад бы с тобой на выручку Цаю идти, да не могу, служба, понимаешь, хуже каторги!» Таека повесила Хару на ошейник золотистый колокольчик, растрогалась. Хар тоже пустил слезу. Адмирал пообещал, что флагман будет вести капсулу, а в случае чего прикроет — до Земли прикрытия хватит с лихвой, а там видно будет. На том и расстались.

— Мы, мальчуган, этот вшивый форт Видсток, где Комиссия эта поганая была, в щепки разнесли! — рассказывал Дил ободранному и измученному викингу. — Мы там вверх дном все перевернули, мы там все в кладбище превратили…

— Сейчас пол-Америки кладбище, — вставил Сигурд.

— Ага, — спокойно согласился Дил, — но коротышки там не было! Я взял за глотку последнего уцелевшего диспетчера «мозга», понимаешь, я его чуть не разорвал надвое, мы выковыряли из памяти этой гадины все за прошедшую неделю. Цая отправили в Антарктиду, ты представляешь?! А мы сами видали, вот этими глазами, — Дил Бронкс ткнул пальцем в свой вытаращенный белок, потом в отшатнувшуюся Таеку, — сами видали, как туда засадили глубинный заряд. И мы все равно полетели. Но что толку?! Там дыра на три километра в глубину во весь материк, ни хрена там не осталось! Сейчас льды заново нарастают, красиво, мальчуган! Но Цая нет, значит, прихлопнули?

— Значит, прихлопнули, — согласился Сигурд. Он.» ощущал себя не в своей тарелке. Там, снаружи уже все сражения завершены, сейчас уцелевшие гуляют, хвастаются подвигами, делят чины и награды заодно со шкурами неубитых медведей, там сейчас все решается… а он торчит в этой капсуле, выслушивает этого полуседого негра с выбитыми зубами. И вообще, какое ему дело до карлика Цая, до какого-то там наследного императора и беглого каторжника!

— А вот и нет! — торжествующе воскликнул Бронкс. — Адмирал-то седоусый не обдурил, он и впрямь нас вел. Мы еще из Антарктики не вернулись, еще надо льдами торчали в полном отупении, когда он прямой связью нам залепил:

«мозг» не всю информацию выдал, скривил, мать его, это была обманка! На самом деле они прямо из форта рванули сюда, в Атланту, вот в эту башенку! И коротышку прихватили.

— Кто они?

— Скоро узнаем. Ты готов?

Сигурд был всегда готов. Вот только лучемет он обронил, когда летел кубарем. Парализаторы, правда, остались, висят по бокам. Дил горю помог, выдал запасной с тремя дисками.

И они пошли вниз.

— Если вас там пришибут, — крикнула в спины Таека, — лучше не возвращайтесь!

Пирамида под капсулой была полой, рассеченной на множество отсеков и переходов, этажей и лифтовых шахт. Все это было безнадежно разрушено.

Пришлось спускаться на лебедках.

— Надо было б шарахнуть во всю силу, — оправдался Дил. — Но вдруг коротышка там? Сварится еще живьем. А Иван будет всем говорить, что я его специально сжег, счеты, мол, сводил.

— Иван так говорить не будет, — поправил Сигурд, болтающийся на тросе.

— Ну, пусть не Иван, но кто-нибудь скажет обязательно, Образина так скажет и другие!

С высоты метров в тридцать над титановым покрытием им пришлось сжечь троих андроидов — те уже вскинули парализаторы, да малость опоздали. А в целом, в пирамиде было тихо, как и повсюду сейчас. Странная стояла тишина.

Они долго бродили по лабиринтам, подземельям — броня, всюду броня, сейфовые двери-люки нараспашку, переходы, шлюзы, все брошено, все не успело покрыться даже тонким слоем пыли. Ушли. Причем, недавно ушли. Кто? Они!

Случайные, распрограммированные и оттого бестолковые андроиды шастали по ходам подземелья серыми безголосыми тенями, они не нужны, про них забыли. И снова лабиринты, снова спуски вниз, неработающие подъемники, тросы, броня, люки.

— Да здесь можно было сорок дивизий держать! — удивлялся Сигурд.

Дил помалкивал, охота шутить и балагурить пропала. Они спустились уже на двести семьдесят метров под землю, а картина была все той же.

— Вот он! — воскликнул вдруг Сигурд.

— Кто? Цай?! — дернулся было Дйл Бронкс.

— Люк!

Сигурд стоял на двух половинах огромного раздвижного створа — грузового створа. Но прямо перед ним был люк с круглым старинным штурвалом, зажимами, кнехтами и тонким запутанным тросом.

— Ну и что? Таких тут тыщи!

— Нет, этот один, — не согласился Сигурд. — Надо попробовать.

Они навалились на штурвал-подъемник — он не был закручен, потянули — гидравлика скрипуче запела. Не закрыто! Но почему! Все бросали в спешке.

Значит, им ничего уже на Земле не нужно?

— Да кому это им? — не сдержался Сигурд.

— Им. Выродкам!

Дил сунул голову вниз. И все понял — там в глубине огромного, полутемного машинного зала стоял невероятно большой торроид. Не прогулочно-туристический, и не десантный… а военно-промышленный Д-макро-ста-тор. Он дрожал легкой, поверхностной дрожью. Даже не отключили в спешке, гудит себе вхолостую. Дил выругался.

— Ушли, суки!

Да, эти выродки ушли. Они не хлопнули напоследок дверью, не раскололи земной шар на тысячи осколков. Они ушли тихо и подло, бросив спичку в сухую солому, и даже забыв выключить свет, прикрыть дверь. Почему? Дил сморщился от досады. Им просто все равно! им плевать! может, они давно хотели уйти отсюда, свалить, уехать с «этой Земли» — а теперь подвернулся удобный случай?!

Спецслужбы поработали неплохо. Перед Иваном в большом зале Измайловского подземного дворца-убежища, выстроенного еще в тревожные времена XXII века, да так и оставшегося почти без надобности до сей поры, стояли плотными и разномастными шеренгами двенадцать тысяч восемьсот сорок восемь головорезов со всего белого света. Да не простых бандюг, а все главарей и предводителей банд, «крестных папаш» и простых паха-нов, короче всех, кого Иван пренебрежительно отрекомендовал Глебу Сизову «мелочью», чьи группировки и шоблы, кодлы и банды не превышали тысячи голов. Стояли они смирные и малость напуганные, чувствовали жесткую руку и потому бузить не осмеливались.

Вдоль стен с парализаторами в руках, один краше другого, в серых комбинезонах, перетянутые черными ремнями, замерли два взвода альфа-корпуса. Высоченные своды искрились отблесками невидимых люстр. За стеклами огромных окон цвели белым цветом вишни, зеленели кроны тополей и берез — но это уже была только видимость, там, за стеклами ничего не росло, там был трехметровый слой ферротитана.

— Ну что, господа рецидивисты, — обратился Иван к застывшим шеренгам, — погуляли на славу, верно?

— Верно! — выкрикнул один из смельчаков.

— Теперь и поработать можно — во имя Отечества!

Иван хотел еще что-то сказать, но резкий вопль на новоанглийском остановил его.

— Где платят хорошо, там и отечество!

Кричал тощий длинный малый с двумя жидкими косами и багряной серьгой в ухе. Иван отыскал крикуна глазами, ткнул в него пальцем и коротко, но громко произнес:

— Повесить!

Малого выдернули из шеренги, проволокли к стене и вздернули на коротком шнуре, прямо под лепным круглощеким ангелочком — светильник был хоть и декоративный, но мог бы выдержать еще троих.

— Впредь попрошу, господа мокрушники и медвежатники, не мести помелом чего ни попадя, не оскорблять добрых чувств добрых людей. Кому Отечество наше не по нутру, а Отечество ныне не только вся Земля, но и вся освоенная нами Вселенная, того можем отправить в мир иной, может, ему там лучше будет. Желающие, два шага вперед!

Шеренги содрогнулись, будто волны прокатились по телам столь разным — и корявым, и стройным, и тощим, и полным. Но вперед никто не вышел.

— Вот так-то, — продолжил Иван с железом в голосе, — все вы, даже самый последний негодяй из вас, сыны Отечества. Заблудшие, отбившиеся от рук, блудные, виновные и грешные, но сыны. И пришел срок вашего покаяния.

Времени на раздумья не даю. Тут думать не о чем. Все вы со всеми вашими людьми отныне солдаты объединенных вооруженных сил Федерации. Вот это тряпье, что на вас, через двадцать минут будет в печах, вас отмоют, постригут, выдадут форму — армейскую пехотную форму. Вам самим здесь, вашим людям — на местах. Получите и оружие…

В шеренгах загудели, зашушукались.

— Да, армейское боевое оружие. Но если хоть один ствол будет направлен не в ту сторону, которую вам укажут, вся банда такового… прошу прощения, все отделение, весь взвод, а у кого-то — батальон, полк — будут расстреляны. За службу Отечеству — ордена, жалование, почет, честь и достойная старость. За возврат к старому, дезертирство и прочие грехи — вышка! Кто хочет возразить или дополнить?!

Гробовое молчание воцарилось в прекрасном огромном зале, даже дыхания не стало слышно, будто в шеренгах застыли уже покойники.

— Вы поняли, о чем я хотел сказать? — Иван откинул голову, чуть скосил глаз на окаменевшего и угрюмого Глеба Сизова, стоявшего по правую руку.

Сам Иван будто помолодел на десять лет — еще с вечера нашел после бесконечных мытарств полчасика, подрезал накоротко бороду. Как ни жаль их было, убрал длинные русые кудри — мастер нашелся там же, в его резиденции нынешней, старый мастер, многих правителей переживший, но такого видевший впервые. Да, Иван был молод, силен. Он не чувствовал больше усталости, прожитых лет, будто все прежнее было не с ним, а с кем-то другим. Он стоял прямо, чуть раздвинув литые мощные и длинные ноги, развернув плечи — будто молодой, но опытный и умелый воевода перед своей ратью… нет, это не его рать, его рать за ним — вся Россия, весь мир. Но и от блудных сыновей отказываться он не имеет права.

Все должны сплотиться в последний час, грозный час.

— Вот и прекрасно, господа офицеры федеральной армии. Вы на всю жизнь запомните эти минуты, будете рассказывать о них своим детям и внукам, вы будете вспоминать их как свой звездный час. А теперь за дело!

Да, они будут работать на человечество, в интересах землян. Не может быть никаких сомнений, всю шналь вычистят быстро, за сутки, остальные встанут в ряды защитников Земли. С «мелочью» покончено. Бузотеров добьют в их «малинах». Пора браться за крупных рыбин, за акул и зубров преступного мира, за Синдикат…

— Ну что там у нас по расписанию? — спросил Иван. Глеб покачал головой.

— Ты не передумал? — ответил он вопросом на вопрос. — Время ли сейчас устраивать зрелища?

— Самое время! — обрубил Иван.

Крытый ринг был давно подготовлен. Иван знал, что будут кривотолки, сплетни, что многим это побоище, ежели оно вообще произойдет, не понравится. И все же это было нужно. Он верил. Он знал.

— Не будь слюнтяем, пошли! Глеб с силой сдавил его локоть.

— Ты так со мной не говори, — процедил он тихо.

— Ладно, — Иван улыбнулся, палку перегибать незачем.

Они прошли переходами в сферический зал поперечником в сотню метров, с высоким потолком и самим рингом. Ринг был просто большим помостом, овальной ареной с небольшими зубчатыми бортиками, и весь его куполом закрывали защитные поля, так было нужно.

Иван проследовал к ряду кресел на возвышении. Дил Бронкс уже ждал его там, сверкал новыми вставными зубами — не было только врезного бриллианта, а так не хуже прежних.

— Тебя и не узнать! — прогремел он басом. И обнял Ивана. Потом намного тише, склоняя голову набок и вращая белками, сказал: — Ну, знаешь, это и чудище, а я ведь тебе не верил, думал, ты все врал, выдумывал… или в бреду видал. Какой там в бреду! Ни в одном кошмаре эдакое чучело не увидишь! Неужто ты и впрямь цепью такого придушил?!

— Правда, — ответил Иван, — придушил, а цепь тебе привез, забыл?

— Никогда не забуду!

Еще бы Дил Бронкс забыл обрывок этой неземной цепи, этот чудо-металл, благодаря которому он стал втрое, вчетверо богаче.

Они расселись по местам. Иван, Глеб Сизов, Дил Бронкс, Голодов со своим главным армейским разведчиком, начальник штабов, замы по Комитету Спасения, еще два министра, комитетчик… Светлана наотрез отказалась, не пошла.

— Все готово, можно начинать, — доложил Ивану один из его помощников, тот самый, в чьем обличий он и явился к Правителю. Иван поглядел на него пристально — спокойный, держится с достоинством, этот будет работать на своем месте, еще и самого Ивана переживет, и следующих верховных, ну да ладно.

— Откажись пока не поздно, — зашипел в ухо Сизов, — достаточно его просто показать, зачем нам эта дикость, эти бои?! Не поймут люди!

— Поймут! — обрубил Иван.

Конечно, его могут обвинить и в варварстве, и черт-те в чем, разумеется, все это выглядит странно и страшно. Но когда-нибудь оно начнется — не убежать, не спрятаться, не вымолить пощады. Так пусть начнется с этого поединка… если он вообще будет, пусть все увидят. Они еще не осознали до конца, что ждет Землю, они сидят, улыбаются, перешучиваются. Так пусть они увидят то, что видел он много лет назад.

Много? Нет, не так уж и много прошло, считанные годы, а вместилось в них — несколько жизней. Да разве об этом расскажешь!

Иван встал.

— Прошу внимания, — начал он, поднимая руку. Можно было бы обойтись и без вступлений. Но сейчас он не мог молчать. — Три года назад я вернулся из Системы. Господь Бог даровал мне жизнь — я возвратился оттуда, откуда не возвращаются, из Иной Вселенной. Я видел своими глазами обитателей этого мира, говорил с ними, дрался, убегал от них, не понимая нечеловеческой жестокости Системы. Мне открылось многое. Но самое страшное- готовящееся Вторжение на Землю. Они не верили, что я когда-нибудь вернусь, они вообще не принимали меня всерьез — я для них был амебой, существом низшей космической расы, отставшей от них на миллионы лет… и поэтому от меня ничего не скрывали. Я видел армады боевых звездолетов, гигантские инкубаторы, в которых выращивали воинов, видел их сказочную технику, их вооружение… такого у нас не будет, нечего и надеяться. Но главное, сроки — они не скрывали, что Вторжение готовится, что оно вот-вот начнется. Я вырвался из жуткого мира негуманоидов. У меня не было ни одного шанса на спасение. И все же я вернулся на Землю. На восстановление ушло полгода.

Почти столько же я бился в кабинеты, просиживал в приемных — я молил, грозил, объяснял, доказывал… Мне не верили. М еня принимали за сумасшедшего, а кое-кто способствовал упрочению этого образа. Вы понимаете, кого я имею ввиду. Но теперь многое переменилось. Еще неделю назад не было ни в одном из нас уверенности… — Иван медленно обвел глазами собравшихся, ища душевного отклика, сопереживания и веры, — не было уверенности, что мы уцелеем в битве за Землю, в битве не с самим вторгшимся иновселенским агрессором, а только лишь его агентурой на наших планетах. Сегодня мы взяли верх. Мы сильны как никогда. Впервые в истории человечества. Вы помните, что перед нашествиями самых разных орд губили нас не столько они, сколько наша же разобщенность, усобицы, распри. Так было. Но так больше не будет!

Мы едины перед лицом внешней угрозы! Федерация готова к отпору! Враг сильнее нас. Но мы стоим на своей земле, уходить нам некуда! — Иван опустил глаза. Слишком уж много пафоса, надо проще, здесь собрались не болтуны трибунные, а люди дела, люди, не испугавшиеся встать за Россию, за все остальные земли. Они и так все понимают. — Короче, настало время поглядеть нам с вами на тех, кто придет сюда с мечом. Вы знаете, мы захватили шлюп с иновселенского корабля-наблюдателя, шлюп с негуманоидом — обычным нои-ном, каких в Системе сотни миллионов. Сейчас вы увидите его!

Слева от сидящих, за защитными полями, прямо из помоста, с гнетущей неспешностью начал расти мутный кокон. Когда он поднялся на высоту двух с половиной метров, застыл и прекратил вращение, оболочка исчезла, будто опала вниз, закрывая дыру, из которой кокон вышел.

И открылся взорам сидящих кряжистый широкоплечий двуногий монстр с ниспадающими на спину поблескивающими пластинами, с чешуйчатым телом.

Негу-маноид казался неживым, будто возникла на арене каменная, уродливая статуя, выставленная на обозрение. Огромные корявые руки свисали вниз двумя молотами. Ноги были скорее похожи на лапы ящера — на них не было обуви, толстые морщинистые пальцы заканчивались устрашающими огромными когтями, три торчали вперед, а один, как у птиц, назад. Короткие, чуть выше бугристых колен штаны из черного пластика почти сливались с блестящей чешуей, переходящей в пластины. Грудь была скрыта под таким же темным комбинезоном с короткими, выше локтей руками. Шеи вообще не было, шевелящиеся пластино-жвалы нависали на вздымающуюся грудь. Но самое страшное впечатление производили глаза. Их было три, и под внешней бесстрастностью суженных трехгранных зрачков, застывших будто осколки стекла, таилась чудовищная, непостижимая, нелюдская злоба, переходящая в ненависть. В эти глаза невозможно было смотреть.

— Хоро-ош, — протянул еле слышно Глеб Сизов.

— Его надо было показать всем, — отозвался Дил Бронкс, — пусть видят!

— Покажем, — тихо отозвался Иван. — Но всем не удастся, ты забыл — Космоцентр Видеоинформа взорвали, у нас только спецсвязь да местные системы видения. Покажем… и дай Бог, чтобы они сами не показались землянам!

Застывшее изваяние вдруг ожило, чуть присело на расставленных толстенных ножищах, вытянуло вперед лапы, словно ожидая нападения, еще сильнее вжало в плечи уродливую массивную голову. Негуманоид почувствовал опасность, угрозу, исходяпкто с другого конца ринга-арены.

— Вот такой гад, — шепнул Иван Глебу, — разодрал обшивку моей капсулы, голыми лапами разодрал и вперся внутрь!

— Десантной капсулы?!

— Нет, тогда у меня была прогулочная. Но и она не из картона! Они выходят в пространство без скафов. Они несокрушимы и неуязвимы… Но я бил их, Глеб, понимаешь, бил! Надо только подавить в себе страх!

Глеб Сизов сам сидел каменной застывшей куклой, будто оцепенение, ужас Сковали его намертво. Он был бледен и напряжен. Бледны и напряжены были все сидящие. Одно дело рассказы да описания, другое — когда вот он, рядом, непостижимо чужой, отталкивающий… и не зверь, и не человек. Монстр Иной Вселенной!

С правой стороны, так же как и первый, начал вдруг вырастать из помоста еще один вращающийся кокон. Именно он и насторожил негуманоида, на него уставились все три злобных глаза.

— Мы должны это видеть! — громко и жестко сказал Иван. — Должны! С одной стороны обычный, рядовой воин Системы — усталый, голодный, оторванный от своих и растерянный. С другой — самый сильный, могучий, ловкий человек Земли, которому нет равных, который своей мощью в десятки раз превосходит любого могучего бойца…

— Не человек, — тихо вставил Глеб, — а зверочеловек, гибрид.

Иван покачал головой, но в спор вступать не стал.

— Смотрите!

И тут сидящие зароптали:

— Это уж слишком!

— Мы не в Колизее! Еще нам боев гладиаторских не хватало!

— Нельзя! Нельзя допустить этого!

— Остановите…

— Нет!!! — оборвал всех Иван. — Вы должны смотреть! Вот он!

Кокон спал. И все разом стихли.

В правом углу ринга-арены стоял сам Верховный, Председатель Комитета Спасения… сходство было разительное, невероятное. Но все же это был не он — мимолетный единый вздох облегчения прокатился над креслами — не он, лицо его, глаза его, лоб, подбородок почти его, но выше, крупнее, мощнее.

Двойник. Зверочеловек. Они знали про тайные работы — кто-то давно знал, кто-то недавно узнал. Вот он — результат долгих поисков ученых-вивисекторов, продажных правителей. Зверочеловек! Это из-за него не пришла Светлана, она знала о готовящемся поединке. И не пришла!

У Ивана ком подкатил к горлу, виски сдавило. Он и не ожидал, что так разволнуется, до дрожи, до липкого холодного пота. Словно не зверочеловек стоял на помосте перед негуманоидом, а он сам… и не здесь, далеко-далеко отсюда. И било в уши со всех сторон тысячеголосо: Ар-рр-ах! Арр-р-р-а-ах!! Словно его швырнуло назад во времени. Откат! Лестница, арена, усыпанная опилками, железный ошейник на горле, меч в руке. Вопли беснующихся зрителей — десятков, сотен тысяч трехглазых, орущих, визжащих, жаждущих крови — его крови, жаждущих смертей. И огромный, омерзительнейший чудовищный паук на шести лапах, мохнатый, с просвечивающим брюхом, с языком-арканом и скорпионьим жалом, паукомонстр-ург. Бой. Ар-р-ах! Ар-р-а-ах!!

Ар-рр-а-а-ах!!! Лютый, смертный бой на потеху праздным жестоким зевакам.

Год 124-й, Ха-Архан, будь он неладен, первый день месяца развлечений. Да, у них был такой месяц. Не в Системе, а в «системе». Они развлекались. А он изнемогал, умирал! Паук выбивал из него душу, он охотился за ним будто за мошкой… но у мошки была воля, был ум, был меч. А-р-рр-ааах!!! Тогда он был в шкуре негума-ноида, если бы не яйцо-превращатель — смерть! он не выдержал бы той жизни! Арена! Кровь! Душераздирающие вопли! Арр-р-а-аах!!!

Никто не знал, что творилось у Ивана в голове. Все смотрели на ринг.

На двух замерших перед схваткой бойцов. И если каждому из сидящих сейчас было тяжко, у каждого было неладно и неспокойно на душе, то Ивану было втройне хуже, вдесятеро тяжелее, в стократ муторней и горше.

В какой-то нелепый миг двойник, озираясь по сторонам, увидал вдруг Ивана, вздрогнул, глаза его округлились. И он даже сделал несколько шагов к сидящим, наткнулся на защитный барьер, отпрянул, но взгляда не отвел.

Иван чуть заметно кивнул — не высокомерно, и не заискивающе, а будто поддерживая, будто говоря — все в порядке, все будет хорошо, не робей. Он имел на это право, он вступал в единоборство и не с такими. А двойник сильнее, его руками буйволам хребты ломать, справится с чужаком, а главное,… покажет, что и с такими чудовищами, с такими монстрами можно сладиться, только не поддаться страху, не отступить.

Дил ошарашил вопросом:

— А почему ты считаешь, что они будут драться, Иван? — Он не улыбался, и был от этого совсем не похожим на себя, грустный Неунывающий Дил, нелепо, непонятно. — Этот монстр разумен, он будет искать контакта, попытается объясниться, вон, гляди!

Трехглазый, и впрямь, тяжело ступая, прямо и открыто, вывернув наружу серые пустые ладони, будто показывая, что безоружен, что нет дурных намерений, пошел на зверочеловека. Тот медленно пятился, не веря, даже не допуская, что эдакое чудище может надвигаться с добром.

Негуманоид был страшен, один его вид наводил оцепенение.

Иван кожей ощущал беспокойство, страх сидящих вокруг него. Они уже сникли, уже заранее смирились с участью, будто старцы, оказавшиеся перед дикими зверями, бессильные и обреченные. И это было самым невыносимым, утрата воли! Они все разом поверили, еще до начала схватки, что человек, его двойник, обречен, что он станет легкой добычей монстра. Вот что по-настоящему страшно!

Трехглазый вывернул руку ладонью вверх, будто протягивая что-то.

Зверочеловек остановился, прижавшись спиной к невидимому барьеру, теперь ему было труднее ускользнуть от монстра, пожелай тот броситься на него. Но тот не бросался.

— Включить переговорник! — приказал Иван. Он хотел, чтобы все слышали, что скажет негуманоид. Ведь не будет же он и теперь молчать, когда сам пошел на контакт, на сближение.

Послышался треск, щелканье, цоканье… и тут же перевод:

— Зачем вы бросили ко мне зверя? Это не человек. Зачем?

— Ты тоже не человек! — грубо ответил Иван.

— Я разумен, — сказал негуманоид.

— Разум разуму рознь. Зачем вы вошли в нашу Вселенную тайком, в Невидимом спектре?

— Я простой солдат. Я выполняю приказ.

— И что же это за приказ?

Все под сферическими сводами насторожились. Даже зверочеловек подался вперед, будто ответ для него был очень важен.

— Приказа не было.

Теперь монстр смотрел прямо на Ивана, и ромбовидные прорези его глаз горели золотистым огнем. Это был испытующий взгляд. Жертва или пленник так не могли смотреть. Иван вспомнил, как его били два негуманоида, два обитателя Хархана, Гмых и Хмаг, он помнил их имена, он никогда не забудет их, они били его зверски, беспощадно, поднимая после ударов, перешучиваясь, отдыхая и снова принимаясь за дело. Тогда он еще мало знал про этих жутких нелюдей, почти ничего не знал, и его убивала необъяснимая жестокость, но он терпел, он чудом выжил. А они истязали его и потом, подвешивали на железных цепях, в сырых и мрачных подземельях Хархана и снова били, били до потери сознания. Неужто они изменились, стали добренькими и вежливыми? Нет, Иван не верил в подобные превращения. Он смотрел в эти жуткие глаза, в которых стояла и черная ночная пропасть и свет слепящих золотистых, пылающих сверхновым пламенем звезд. А видел уже иное: две скрученные фигурки, белые и беззащитные, отца и мать, сожженных заживо на краю Вселенной этими тварями, сожженных просто так, для развлечения. Они кричали, звали его… он все видел своими младенческими глазами. Он забыл. И он вспомнил.

Областной мнемоцентр, травма, потеря памяти — и обретение памяти. Он не придет мстителем! Он не умножит зла! Так кричала мать, она не хотела его гибели, прежде всего она желала жизни, свободы ему. Они оба погибли. Двести с лишним лет назад. А он выжил. Не для мести, нет. Не мстить пришел он в этот мир, не мстить! Но безнаказанным зло не должно оставаться. И пощады ему не будет. Нет! Ближнему своему он подставит левую щеку, после удара по правой. Ближнему. Но не чужому. Не этим убийцам с обжигающе-ледяным взглядом. Не будет им прощения! Не будет пощады!

И трехглазый понял все, он прочитал то, о чемдумал человек, прочитал в его глазах. Пощады не будет? Хорошо. t — Вы все сдохнете. Слизни! — прощелкал и прошипел он. — Все!

И резко развернувшись, махнул когтистой лапой — Иванов двойник отпрыгнул, иначе ему была бы верная смерть, спасла отменная реакция, звериное чутье. Отпрыгнул, подскочил вверх на два метра и с силой ударил монстра в спину обеими ногами. Тот чуть присел, но удара будто не почувствовал, не шелохнулся. Двойник упал на бок метрах в четырех от монстра. Быстро поднялся. На скривившемся лице застыло недоумение.

— Вы все сдохнете! — прорычал негуманоид, снова повернувшись к зрителям.

— Нехорошо получается, — пробубнил Глеб Сизов. Голодов встал, собираясь выйти.

— Сидеть! — приказал Иван. — Вы не дома. Вы на службе!

Слабаки! Слюнтяи! Нервы у них, видите ли, не выдерживают! Излишнее благородство их, понимаешь ли, душит! И это с ними он взял власть в Великой России, во всей Федерации?! Иван был недоволен соратниками… Но он понимал их, они еще не висели в цепях, как висел он, их еще никогда так не били, как били его, они еще н е созрели! Но они станут такими как он, станут воинами, или погибнут. Победят или уйдут из этого мира, уступят его вот таким!

Тем временем трехглазый медленно, выставив коти-стые лапы, надвигался на двойника. Ему достаточно было ухватить того, сграбастать — и поединок был бы закончен. Но зверочеловек уворачивался, выскальзывал, отпрыгивал, не давался. Он не пытался бить сам, он уже пробовал это делать и приобрел некоторый опыт. И все же он исхитрился — в полупрыжке ударил пяткой в пластинчатый висок монстра. Тот отшатнулся, но не упал, лишь заскрипел непереводимо и грозно.

Ответный удар попал в цель, негуманоид, отмахнувшись, сбил противника на помост, и уже прыгнул на него, грозя разорвать птичьей, могучей лапищей.

Но зверочеловек извернулся, выскользнул. И снова ударил монстра пяткой в висок. Он нащупал слабое место, скорее всего, не настолько слабое, чтобы повергнуть негуманоида. В какой-то миг Иван поймал взгляд своего двойника — в нем было отчаяние.

— Надо остановить бой, — тихо, но сурово потребовал Бронкс. — Или я уйду от тебя, уйду совсем! Я не на службе.

Глеб сидел, уткнувшись лицом в ладони, по худому и жилистому горлу, торчащему из форменного ворота, нервно ходил кадык.

— Мы не вытянем против них, — просипел в оцепенении комитетчик.

Иван с силой сдавил подлокотники. Терпение! Терпение и спокойствие!

Избитый, окровавленный и слабеющий на глазах зверочеловек отступал, уворачивался, падал и поднимался снова, отскакивал, проскальзывал в миллиметрах от убийственных лап. Он уже почти и не пытался сам наносить удары. Даже барьер не мог заглушить его тяжелого, срывающегося дыхания и стонов. Это было избиение — страшное своей неотвратимостью и беспощадностью. Да, на ринге не было судей, не было передышек после коротких раундов. Борьба шла на смерть.

Дил приподнялся из своего кресла. Но Иван, даже не повернув головы, будто стальными клещами ухватил его за кисть, дернул, усадил назад.

— Вы все сдохнете, — снова взревел трехглазый, — сдохнете, как сдохнет сейчас это слизняк!

Шум, грохот, рев амфитеатра — того, невероятно далекого — ударил Ивану в виски. Ар-ра-ах! Ар-р-р-а-ах!! Сдавило горло, будто тогда, будто ошейником. Горько. Страшно. Безысходно! Но никуда не денешься…

Отступления нет и не будет. Ар-ар-рр-а-ах!!! Тогда он был даже не странником, не скитальцем. Тогда он был игрушкой. Но он играл и свою игру.

Он не боялся их… точнее, он их боялся, до судорог, до смертного ледяного пота, но он пересиливал себя, и всегда вставал против них грудью, не прятал лица. Он был слабее телом. Но не духом. Ар-р-рра-ах! Страшный враг, смертный враг. И снова он один. Они, друзья, соратники не понимают его Не понимают, что от этого боя будет зависеть все! Или почти все! Встретят ли они Вторжение уже покоренными и слабыми духом, поверженными до сражения.

Или обретут силу в самих себе, и встанут на пути нелюдей бойцами, воинами, готовыми биться до последнего смертного выдоха. Он воин, и они будут такими.

— Йа-а-ааа!!! — взревел истошным, отчаянным ревом зверочеловек.

Мощный удар снизу подбросил его метров на семь вверх, закрутил, завертел, лишил опоры и… надежды. Не-гуманоид снова поджал свои кряжистые лапищи, выставил когти, собираясь нанизать на них падающую жертву.

— Прекратите это! — закричал в голос Голодов. Зверочеловек, немыслимо вывернувшись, перекинувшись всем своим мускулистым и изодранным в кровь телом, сумел миновать убийственных когтей, упал за спиной трехглазого. Тут же вскочил на ноги, снова упал в бессилии. И пополз, пополз по помосту, оставляя бурый поблескивающий след.

— Прекратите!!!

Уже все повскакивали со своих мест, желая остановить жуткую расправу.

Все! Но Иван опередил их на миг, на мгновение — он сорвался с кресла будто выброшенный катапультой, в два огромных прыжка преодолел расстояние до барьера, пробил его — барьер был односторонним — вспрыгнул на помост. И замер.

— Слизняк! — прохрипел трехглазый и зашелся в тихом цоканье — он смеялся. Смеялся над смельчаком, над очередной жалкой и беспомощной жертвой — разве могут они, амебы, недосущества, тягаться с ним!

В эти секунды Иван не видел никого, кроме врага — страшного, беспощадного, вкусившего человечьей крови, не слышал ничего, кроме его наглого, вызывающего смеха. Он погружался в себя, в собственное подсознание и сверхсознание, он готовился к битве. Он собирал в себе силы тысячелетий, сокровенными чарами рос-веда превращал себя в алмазную палицу Индры, славянского всесокрушающего бога-воина. Он отдавал годы жизни для того, чтобы выиграть сейчас мгновения, он до предела ускорял собственное время, входил в бешеный, губительный ритм одухотворенной и праведной машины смерти. И он уже жил в этом новом ритме. Он начинал видеть, как медленно, будто заторможенный до предела, ползет прочь умирающий зверочеловек, как со скоростью улитки, но с неотвратимостью парового молота тянет к нему лапищу трехглазый, как застыли за барьером статуями-манекенами с разинутыми ртами его соратники-друзья. Он не спешил. Он вбирал в себя энергию тысяч воинов-росов, ушедших из жизни за многие века, но не выпустивших из руки меча. Их рассеянная в пространстве мощь и воля становились его мощью, его волей. Он окружал себя барьерами Вритры, превращая собственную кожу в броню, а мышцы в гранит. Да, он превращался в несокрушимого, неостановимого бойца, каким были его давние предки, в одиночку бившие рати, а вдесятером — орды. Он обретал свою сущность, разнесенную по поколениям, но единую, необоримо-живучую, вездесущую, вековечную, заложенную в рос-ведов Творцом.

Он один из немногих сынов Великой Славяно-арийской цивилизации богатырей-росов, внуков Стрибога — Старого Бога первоцивилизации земной, умел это делать. И он это делал! Для всех — людей и нелюдей прошли две-три секунды, для него — часы. Но теперь он был готов. Теперь ему не было равных. Ар-рр-аахх! Арена! Он снова на арене.

Но не паукомонстр-ург, тысячетонный убийца, противостоит ему, а лишь жалкий двулапый и двуногий монстр. Так пусть же свершится…

— Иди сюда, иди! — выдавил Иван.

Перехватил лапищу стальной хваткой, рванул на себя, отступил на полшага.

Будто в замедленном кино, переворачиваясь через голову, вскидывая вверх задние лапы ящера, четырехглазый поплыл в тягучем, застывшем воздухе.

Иван, скрестив руки на груди, ждал — когда он упадет на помост. Не добивал. Пусть они видят. И этот пусть видит — он скосил глаза на уползающего полуживого зве-рочеловека, на двойника своего, свою кровь и плоть. Тот, вывернув шею, смотрел назад — и глаза его не были звериными.

— А-а-а-а… — гудело бессмысленно и нечленораздельно снаружи, звуки не складывались в слова, не успевали.

Иван дождался, когда трехглазый, ударившийся спиной о помост, вскочил, развернулся и, склонив голову, ринулся на него. Только тогда он подпрыгнул метра на полтора и обеими ногами ударил монстра в круп, ускоряя его движение — тот снова поплыл в тягучем воздухе, пластинчатой головой вниз, будто прыгал в воду. Опамятовавшийся зверочеловек, скаля выбитые наполовину зубы, столь же медленно несся на трехглазого, намереваясь добить его. Но Иван помешал двойнику, выставил руку, отбросил назад — поздно сводить счеты! теперь он сам разберется на смертном ринге. Он сам!

Монстр снова поднялся.

И нарвался на встречный прямой удар такой силы, что многопудовой тушей, подобно сверженному монументу, рухнул на спину. Он был силен, огромен, напоен злобой и он был готов драться! Но он не успевал поднять лапы, не успевал даже осмыслить ситуации, как снова летел на помост. Такое с ним творилось впервые.

А Иван не спешил добивать противника. Пусть все видят. Пусть знают, что и этих чудищ можно бить. Еще как можно!

Трижды негуманоид поднимался на ноги, трижды бросался на Ивана в слепой, нечеловеческой ярости. И трижды, отброшенный прямыми ударами, падал на помост, заставляя его содрогаться от тяжести своего огромного тела.

Глеб Сизов, Дил Бронкс, министр обороны Голодов и все другие, обступив ринг-арену, в изумлении, затаив дыхание наблюдали за поединком и ничего не могли по-/ нять. Для них время продолжало идти в привычном размеренном ритме — монстр был стремителен, резок, быстр, он в доли секунд после ударов вскакивал на лапы, бросался вперед… и получал новый удар от почти невидимого противника. По лицу окаменевшего Дила Бронкса крупными градинами тек пот, губы, толстые и синюшные, дрожали. Дил не верил своим глазам, хотя не раз видывал Ивана в деле. Он догадывался, что происходит, он и сам умел ускорять реакцию, движения тела… но не до такой же степени! Иван то застывал на арене неподвижным памятником, со скрещенными на груди руками, то почти исчезал в полуневидимом резком броске, в стремительном и неуловимом порыве — и после этого кошмарное чудище опрокидывалось на спину, переворачивалось, катилось кубырем по помосту, будто ему в лоб ударяло двухпудовым снарядом. Молодец Иван! Страх перед пришельцем пропал. Можно! Их можно бить! Дил готов был и сам выскочить на ринг, помериться силушкой с монстром. Но ведь Иван не уступит места, ни за что не уступит!

Иван и не собирался никому уступать своего права повергнуть трехглазого. После очередного мощного двойного удара, опрокинувшего негуманоида, он решил, что пора с ним кончать, достаточно, хватит, много чести для этой иновселенской нежити биться с ней в долгом честном бою. И когда трехглазый застыл на короткие секунды, застыл, лежа на спине, широченной панцирной спине, от которой гудел помост, он резко взмыл вверх на три метра, намереваясь в падении сокрушить ударом ног непрошибаемую, выпуклую грудь чудовища, сломать ребра, чтобы их острыми осколками пронзить, продырявить черное сердце трехглазой гадины-ящера. Да, только так, иначе одолеть его было невозможно, только так…

Пятки с силой ударили в помост, заставив его отозваться натужным гулом. Иван не удержался, рухнул на колени, перевернулся через голову, тут же поднялся. Он был ошарашен — он не мог промахнуться! Но он промахнулся!

Монстра не было на помосте. Его вообще нигде не было!

— Слизняк! — вдруг прошипело за спиной.

И сокрушительным, чудовищным ударом Ивана бросило на силовую преграду, чуть не расплющило, лишь барьеры черного божества Вритры спасли его, не дали превращенному в базальт телу обратиться в кровавый студень.

Он отключил болевые центры — не время предаваться ощущениям. Замер, собирая силы, приходя в себя, все еще не понимая, что же произошло. Потом осторожно шагнул вперед, еще шагнул, быстро развернулся, выставив вперед руки, будто принимая удар сзади, отпрыгнул.

— Вы все сдохнете! — прогремело под сводами зала.

Иван врожденным чутьем ощутил угрозу слева. И тут же его бросило вниз, на помост. Он успел перевернуться, откатиться — не напрасно, совсем рядом ударила в поверхностный пластик сначала одна незримая звериная лапа, потом другая… И тогда до него дошло, будто прожектором ослепило — Невидимый спектр! Да, этот гнусный монстр ушел в Невидимый спектр, и теперь именно оттуда достает своими убийственными ударами. Еще два, три, от силы четыре таких удара — и все будет кончено. Нет! Не для этого он прошел тяжкий путь от скитальца до воина, не для этого. Иван вскочил на ноги, отпрыгнул — преимущество во времени было за ним, а значит, не все потеряно. Он шарил по клапанам, искал. И одновременно прислушивался, пытался ощутить внутренним чутьем, где сейчас монстр, где?!

Очередной удар оглушил его, отбросил на противоположную сторону ринга-арены. Сознание уже покинуло Ивана, погружая весь мир во тьму, но тут же вернулось — он был не человеком, не простым смертным, он был воплощением воинов-росов, и он не мог уйти из осязаемого и зримого мира раньше своей смерти. На этот раз Иван с трудом поднялся на колени. Он не мог отдышаться.

Но сквозь мельтешение черных кругов и точек перед глазами он видел, как мечется по арене зверочеловек, размахивая руками, пытаясь вслепую достать невидимого врага. Он видел застывшие лица за барьером — на них были боль, страдание, и непонимание. Он видел даже капли пота на черном лице Дила Бронкса. Он видел все.

Он не видел лишь монстра-убийцу.

— Вы все сдохнете! — прогремело, прохрипело, прорычало снова.

И зверочеловек рухнул вниз, будто ему перебили ноги. Рваная глубокая рана словно сама собою вскрылась на его груди, заливая помост кровью.

Значит, он там! Иван прыгнул вперед и, не глядя, молниеносно обрушил град ударов в воздух. Один из них достиг цели — что-то хрустнуло, защелкало, зацокало и повалилось. Но мешкать было нельзя.

Рисковать тоже.

— Ты сам сдохнешь, тварь! — закричал Иван в гневе.

И отпрыгнул назад.

Наконец-то! Наконец-то он нащупал ретранс в боковом набедренном клапане. Черный кубик скользнул в рассеченную, мокрую от крови ладонь. Иван сжал кулак.

И тут же очутился в нелепых и гнетущих переплетениях мшистых лиловых и желтых волокон. Свет померк, но зрение обрело непостижимую ясность, сквозь волокна, свивающиеся миллионами гирлянд, он видел на сотни верст — не было ни зала, ни арены, ни трибуны, ни зрителей, ничего, лишь фантастические, невероятные структуры Невидимого спектра. Так вот почему этот монстр был столь нагл и уверен в себе, он оставлял запасной выход, ему не страшны были барьеры, ринги, поединки, он мог в любой миг ускользнуть от землян в привычное для него и недоступное для них измерение Невидимого спектра. Нет!

Не выйдет!

— Ты сам сдохнешь! — прошептал он себе под нос, неожиданно обернулся.

И увидал страшное чудовище — полупрозрачное, многорукое, покрытое студенистыми отростками. Это был вовсе не трехглазый негуманоид. Это был кошмарный, наводящий смертный ужас оборотень Осевого… нет, это была все та же тварь иновселенская, просто в Невидимом спектре она выглядела так, именно так. Три мертвенно-зеленых, будто потусторонних глаза прожигали Ивана. Извивающиеся щупальца с бритвенно острыми, тонкими когтями тянулись к нему, суля лютую смерть.

Господи, спаси и укрепи, дай сил! Иван наотмашь рубанул ребром ладони — рука погрузилась в вязкую, омерзительную массу. Он еле успел выдернуть ее. Отступил.

Гадина медленно надвигалась на него.

Иван собрался. Теперь он не имел права промахнуться. Иначе все окажется напрасным. Иначе грош ему цена и вечное проклятие!

Он взвился вверх, насколько мог, насколько позволяли силы. Удар надо было нанести всем телом, всей массой. Ну, грозный и справедливый Индра, дай сил! Обрушь свою алмазную палицу на демона черного зла! Не оставь в праведном бою!

Прежде, чем сжаться в комок, в сгусток нечеловеческой, божественной мощи, Иван снова сдавил в кулаке черный кубик — его мгновенно вынесло из Невидимого спектра.

И тогда он ударил! Будто вырвавшаяся из грозовой тучи стрела Перунова осветила мрак, пропала в пустоте… Нет, не в пустоте — ступни ощутили броню хитина, пробили ее, сорвали с невидимых плеч… Иван обессиленный, выдохшийся, еле живой упал на помост, скрючился от острой боли. Тело обретало обычную плоть, живую и ранимую, оно не могло больше выдерживать страшной нагрузки, оно дрожало рваной крупной дрожью, молило об отдыхе, покое, не повиновалось. Иван не мог даже встать на колени, он лишь приподнял голову, посмотрел назад мутным взглядом.

— Все, — просипел он, — кончено.

Прямо посредине арены валялся в уродливо-вывернутой позе безголовый труп иновселенского монстра. Он медленно выявлялся из прозрачного воздуха, обретал материальность, видимость. Из разодранной глотки ручьем вытекала густая зеленая жижа, наверное, кровь. Метрах в двенадцати от трупа лежала оторванная голова, но ни глаз, ни носа, ни жвал на ней различить было невозможно, все было разбито, вдавлено внутрь жуткого черепа.

Он не промахнулся. Удар попал в цель!

Иван входил в прежний, обычный ритм.

Теперь он явственно слышал, как кричат, как суетятся там за барьером люди, видел, как они тянут к нему руки, будто желая поскорее вытащить с этой проклятой арены, защитить, укрыть. Поздно, он сам себя защитил. Он одолел чудище. Но какой ценой?!

Он глядел в нервные, растревоженные, кричащие лица. Глядел будто сквозь них, не замечая, не видя их. Лишь глаза Светланы не горели диким, суетным огнем. Она сидела в дальнем кресле. Она пришла. Пришла под самый конец, под развязку. И она молча смотрела на него. Этот взгляд невозможно было вынести.

И все равно он победил. Он взял верх! И так будет впредь, так будет всегда. Он пробудит их от спячки, он заставит их защищать Землю!

Изнежились! Размякли! Раскисли! Если б их предки были такими, ничего бы не было — еще тысячи лет назад сгорели бы последние города и селения в пламени пожарищ, созидающие были бы уничтожены, вырезаны, выжжены, настал бы час, когда остались на пожарищах и в пустынях одни разрушители-убийцы… и конец их стал бы страшен — передохли бы все до единого подобно саранче в пустыне, опустела бы земля, обезлюдела бы Земля. Нет, предки умели не только дома строить да хлеб ростить, когда надо было, они становились крепче кремня, они не толкли воду в ступах, не мудрствовали лукаво и изворотливо, они брали в руки мечи — и уже не знали ни боли, ни страха, ни пощады. Они были созидателями. Они были воинами. Они сохранили, сберегли жизнь на планете-мученице. Но потом, века в неге, в пресыщении, в «общечеловеческом» парнике-цветнике… прав был ублюдок Правитель, прав, — они все вырождаются, все до единого, и самые умные, самые добрые, самые человечные — все на гибельной тропе в ничто, в ад кромешной и необратимой дегенерации!

Иван перешагнул чрез незримый рухнувший барьер. Молчание было непонятным. Они глядели на него, будто он вернулся с того света. У Дила Бронкса тряслись толстые синюшные губы. Голодов был бледен как лесная поганка.

Первой подошла Светлана. Подошла и молча уткнулась лицом в плечо. Она видела тот мир, она знала Систему, и она все понимала… кроме одного, к чему этот нелепый, непонятный бой. Зачем так рисковать, не могла она понять этого по-женски, ведь он не только свою жизнь ставил на карту, он обрекал ее на муки и страдания, зачем такая жестокость?! Напряжение, сковывавшее ее, ушло, слезы сами потекли из глаз. Светлана рыдала — тихо, беззвучно, почти не вздрагивая.

— Прости, я был не прав, — будто через силу выдавил Глеб.

Иван кивнул.

— Мы будем их бить! — твердо и даже с вызовом сказал он, глядя поверх голов. — Да, именно вы будете их бить. Бить смертным боем! Бить всем нашим оружием, а когда его не будет, бить руками, ногами, грызть зубами, давить!

Мы отстоим Землю! А кто собирается нюни разводить и самокопаниями заниматься, пусть проваливает сразу! Ну?!

Все молчали. Само существо человеческое не могло им позволить вот так сразу взять да и отрезать отходные пути, сжечь мосты за спиной… надежда на отход на отступление, она всегда должна теплиться, жить где-то с самого краешка в сознании, иначе… а что иначе?! И вообще, что же это за надежда?!

— Нам некуда отступать! — продолжил Иван. — Нам некуда прятаться! Ни шагу назад! Сегодня утром я подписал приказ — любое отступление с позиций, где бы то ни было, в любом конце Вселенной, — будет караться смертной казнью. И если дрогну я — стреляйте без жалости и снисхождения!

Он крепче прижал к груди Светлану. Уставился прямо в глаза Глебу Сизову. Тот не отвел взгляда. Иван облегченно вздохнул. Да, они не подведут его. Настанет час, и они все увидят сами, все поймут. Других нет. Рок отвел им слишком мало времени. Мало? Теперь он сам желал, страстно желал, чтобы Вторжение началось скорее, как можно скорей. Иначе он перегорит, иначе они все выдохнутся… Нет! Иван тряхнул головой, будто избавляясь от наваждения. Как тяжко ждать. Как тяжко!

Ласковое, нежное прикосновение вернуло жизнь и свет. Хук снова зажмурился. Но прохладная и трепетная волна накатила, омыла воспаленную кожу, остудила. Это было сказочно и прекрасно.

Хук со стоном перевернулся набок. И сразу увидал необъятную лазурную синь. Океан! Вот он и добрался до океана. Тихий, огромный, добрый океан. В его голубых толщах нет крови и боли, нет боев, нет сражений, нет смертей. В прохладе лиловых вод не горят смрадным багряным пламенем города, не вспыхивают крутящимися факелами людские тела, не грохочут траки, не лязгает броня. Там нет седых и черных пепелищ, нет стонов, воплей, смертного хрипа… там все тихо и благостно, там мир и покой, тишина… да, именно там, и только там само царствие небесное на земле. Прохлада и тишь.

Благодать. Растворение в большом, огромном, несуетном.

Соленые слезы текли из усталых полусомкнутых глаз Хука Образины и сливались с солеными водами океана. Единение, растворение. Ему неудержимо захотелось туда-в мрак синевы, в холод неспешных вод, в тишь и покой. У каждого есть свое пристанище. Не каждый знает о нем, не каждый догадывается, но оно есть. Эти воды укроют его, дадут главное — возможность забыться, уйти из той проклятой жизни, что репьем цепляется за изможденное, измученное тело. Да, только так, только здесь!

Хук приподнялся на локтях, уставился в бескрайнюю синь. Голова закружилась. Слезы потекли сильнее, неудержимей. У него не было сил проползти несколько метров, чтобы волны укрыли его с головой, чтобы подхватили, унесли с собой в благостные и добрые глубины. Он прополз лишь полметра, раздирая в кровь локти. И упал лицом в мокрый песок.

Еще недавно ему снился страшный сон. Снилась явь. Выжженное побережье.

Выжженный материк. Черные непроглядные тучи. И воронье. Откуда оно взялось?

Хук никогда не видал столько воронья. Тучи гари и тучи воронья в страшном апокалиптическом небе. Под этим багровым небом шла лютая бойня, и никто не считал убитых и погибших. А остались ли там, за спиною, живые?! Может, и не остались. Страх, ужас, смерть. И спасительный Океан. Они рвались к нему как к последней надежде. И вот — прорвались!

Избитый, израненный, умирающий Хук Образина лежал в полосе прибоя — и не знал толком, жив он или мертв. Здесь было лучше, чем в помойном баке, куда его бросили умирать в прошлый раз, намного лучше. Чтобы оказаться здесь, стоило пройти весь этот страшный путь. Хук ни о чем не жалел. Да и чего жалеть-то? Они укротили взрыв дикого, стихийного бешенства на Западе, укротили, усмирили… но какой ценой?! Он один из немногих знал, что ожидает Землю. Но другие-то не знали! И вот это побережье, эти волны.

Благодать! А он умирает, и нет никого рядом… Как это нет?

Хук снова приподнялся на локтях. Попробовал сесть. С трудом, с невыносимой болью, но получилось. Крузи нигде не было видно, и сержанта, русоголового совсем молоденького Николая, тоже не было здесь, никого, ни души! Бронеход сбили над скалами, Хук точно помнил. Он обернулся — пики скал торчали рваными, иззубренными остриями вверх, как и положено им. Скаф разбит, разодран. Шлема и вовсе нету. Какие-то обломки и обрывки валяются позади. У Хука начинало в глазах темнеть, но он до боли вглядывался в пространство. Рано еще помирать-то! Рано в лилово-голубую толщу! Может, в другой раз, не сейчас.

Хук зачерпнул в пригоршню набежавшей водицы, плеснул в лицо, протер глаза.

И тут же зажмурился, прогоняя нелепое видение. Контузило! От внезапной мысли сжалось сердце — ежели с головой нелады, он никогда не выберется отсюда. Нет! Надо смотреть. Надо.

Хук осторожно приоткрыл один глаз.

Видение не исчезло. Прямо из пучины морской шагах в двадцати вылезал какой-то рогатый гад. Вылезал, вздев до самых ушей острые плечи, выставив вперед полусогнутые трясущиеся лапы, передергиваясь, будто пес, стряхивающий воду… И человек, вроде, и не человек.

Нет, это не видение. Теперь Хук явно видел облезлую, мокрую тварь, выходящую из вод. Он уже видал таких! Память ударила будто обухом по виску.

Точно, видал, там, под землей, в проклятых притонах. Рогатая, полузвериная морда, шерсть… Рука потянулась к парализато-ру, нащупала рукоять.

— Не выползешь, гаденыш! — просипел Хук. — Я тя на свет-то Божий не пущу!

Он вскинул парализатор, дал по рогатому средним, упреждающим.

Тот дернулся, вскинулся, упал, поглощенный бурлящей водой. Но почти сразу поднялся и столь же слепо, выставив лапы пошел к берегу. Теперь его трясло еще сильнее.

— Ух ты, зараза! — прошипел Хук. — Никак промазал! Нет уж, не уйдешь!

Получай, нечисть!

Он выпустил три заряда подряд. Он бил точно и метко, верняком.

Но рогатая гадина, упав, сгинув в волнах, вновь подымалась, и даже не поворачивая головы в сторону стрелка, шла вперед и вперед, она уже выбиралась на желтый песочек.

Хук ничего не мог понять. Были б силы — бросился бы на тварь, прибил, придушил. Но сил не было, лишь слезы текли по небритым колючим щекам.

Рогатый наконец выбрался, замериа мгновение, увязнув костистой лапищей в песке. Потом дернулся и сомнамбулически, будто зомби, побрел к скалам.

— Мерещится! — озлобился Хук. И стал яростно тереть глаза.

Совсем рядом с ним, в двух саженях, прибоем выкинуло огромную студенисто-фиолетовую медузу. Хук поморщился, попробовал было отползти. Сил не хватило. И он застонал.

Медуза минут восемь лежала бездыханно, чуть подрагивая. Потом прямо из блеклого студня стали вытягиваться два шарика на стеблях, два глаза. Хука прошибло холодной испариной. Он снова потянулся к парализато-ру. Но омерзительная тварь не замечала его, страшные полупрозрачные буркалы были устремлены к берегу, к скалам.

Прошло еще немного времени, и вслед за глазищами из студня вытянулись четыре длинные членистые и прозрачные лапы, потом появились извивающиеся отростки, щупальца… и все это, колыхаясь и сотрясаясь, дрожа и переливаясь, поползло из воды к камням, к скалам.

Хука чуть не вывернуло от отвращения. Он не стал стрелять, не мог, руки тряслись, не слушались. Нет, океан-батюшка, не одну лишь прохладу ты рождаешь, не только тишь да благодать… это ж надо, какие гадины! Хука трясло неостановимо. Ежели из ласковых мирных толщ лезет эдакое, и впрямь нелады творятся! и впрямь пришли времена жуткие! вот он, настает все-таки Конец Света, и восстают мертвые из могил и пучин, и лезут чудовища сатанинские, дьявольские! всему есть предел! вот он и пришел, не отвертишься и не спрячешься!

Лодка опускалась медленно. Сигурд не спешил. Там и без него обойдутся, сейчас, после их победы, начальничков стало много, каждый спешит примазаться, вот и пускай поработают. А ему все понять надо, иначе никак нельзя.

За последние вылазки и самовольные выходки Иван врезал ему по первое число, устроил основательную взбучку и пообещал, что если еще будет самовольничать, в карцер загремит. Сигурд молчал, кивал. Защищать его было некому, Гут лежит бездыханный в своем гробу-ана-биокамере. А провинностей-то всего-навсего- две гигронные субмарины, затопленные Сигурдом вместе с экипажами по триста душ, расплавленная база космоде-санта в Паломаресе и остановленный гиперторроид, тот самый. И черт дернул его заглушить! Но разве он виноват, разве он специалист по этим проклятым Д-стато-рам? Вот Иван так и сказал: не специалист, черт бы тебя подрал, так и не суйся, пока тебе башку не оторвали! Оказывается, он, сам того не желая, следы всех этих выродков замел, а заодно и следы карлика Цая ван Дау. Ну и ладно, дело старое, забудется со временем.

Сейчас Сигурд опускался на исследовательской подлодке типа «креветка» в антарктические глубины. Раньше тут был материк. А теперь ямища непомерная. Глубинный заряд оставляет не воронку, он оставляет провал на тот свет — будто и не след удара, а новоявленная марианская впадина поперечником в сорок миль… нет, больше, значительно больше. Что ж поделаешь, думал Сигурд во мраке, русские Антарктиду открыли, они ее и раздолбали к чертовой матери. Загадочный народ! Зато там, внизу, что-то есть — это он знал наверняка, и сомневаться нечего.

Но пока ничего интересного на глаза не попадалось. Лишь раз семь или восемь всплывали вверх чьи-то скрюченные тела, трупы — странные, со вздымленными волосами, без одежды и будто мхом поросшие, наверное, такие шутки выкидывает с покойниками давление, ведь поднимались тела оттуда, со дна провала… А когда-то здесь был дворец. Тайный дворец! Никто не знал о его существовании, почти никто. Он и сам-то недавно узнал. Сначала не поверил даже. И на вот тебе — никаких следов! Нет, надо идти вглубь, нечего барахтаться у самой поверхности!

Сигурд откинулся в кресле, прикрыл глаза.

Лодка стремительно пошла вниз, во мрак и холод. Взбаламученная, непроглядная жижа все клубилась, вихрилась, не находила покоя, хотя прошло немало дней. Миллионы тонн воды! Исполинские всеразрушающие силы столкнулись здесь, чтобы погасить друг друга в бессильной титанической злобе. Испарившиеся льды через минуты и часы после удара водопадами обрушились на Южную Америку, Австралию юг Африки. А воды Тихого и Атлантического океанов ринулись в чудовищный провал… Даже представить себе невозможно эдакую мощь! Сигурд словно оцепенел в кресле. Таких катаклизмов на Земле не бывало за последние сорок миллионов лет. Чего же он ищет! Там ничего не могло остаться, там все уничтожено самим ударом, а потом и убийственным прессом океанских вод. И все же… вниз!

Он опустился на самое дно и теперь методично, последовательно обшаривал метр за метром. Собственно дна как такового и не было. А было страшное нагромождение валунов, искореженного, изодранного, вздыбленного металла и всевозможных обломков. Здесь можно было потратить полжизни и ничего не найти. Сигурд направил лодку к уродливым стенам воронки. Там было опасней — в любой миг мог обвалиться очередной непомерный обломок породы или конструкций, задавить, похоронить под собой.

Лодку удалось раздобыть самую простенькую, «креветка» это не боевая субмарина, и даже не поисковик, а так, старье, полулюбительская посудина.

Ни один нормальный человек не отважился бы на этакой лоханке лезть в ледовитые моря. Но Сигурд не был нормальным. Он полез.

И он нашел. Дыра зияла в кромешном мраке, ее удалось нащупать радаром.

Главное, что это не пещера, не естественное образование в толще материка, а именно дыра- тут был путевод, а может, просто здоровущая труба, используемая невесть как, разорванная ударом. Повезло!

Сигурд повел лодку в темноту. Он прекрасно осознавал, что сам загоняет себя в мышеловку, что стоит случиться малейшему завалу позади, и никто и никогда его не отыщет, он станет узником мрачной тюрьмы, обреченным узником. И все же он шел вперед.

— Разберемся еще! — цедил он себе под нос. И смахивал пот со лба.

Внутренняя связь отсюда не срабатывала. Он уже пробовал — ничего не выходило. Значит, была блокировка — преграда, которую не смог разрушить даже глубинный заряд. Ну и плевать! Он обойдется и без внутренней.

Все чаще локатор засекал человечьи тела. Откуда их столько бралось?!

Сигурду некогда было жалеть утопленников, печаловаться об их судьбе. Но он отказывался понимать происходящее. Трупы всплывали отовсюду, будто некто незримый их выталкивал изо всех щелей. Да, он понимал, дворец был огромен, сказочно велик. И всякой обслуги в нем хватало, наверняка, одной охраны была целая армия… и все равно это переходило все грани.

— Ладно, поглядим, — проворчал Сигурд еле слышно, — пощупаем, чего это такое!

И выпустил манипулятор, захватил одного из мерт-вяков, втянул в шлюзовый отсек лодки. Дал полный обзор. И чуть не выскочил из своего кресла. Мертвяк был рогатый… и живой! Да, он открывал лупоглазые, бессмысленные глазища, тянул вперед когтистые нечеловечьи пальцы. Только этого еще не хватало!

— Нет уж, прочь! — прошипел Сигурд. И вышвырнул мертвяка из отсека, только манипулятор черной тенью мелькнул во мраке.

— Примерещится же! — успокоил себя Сигурд. Он не боялся ни живых, ни мертвых. Но ему только не хватало еще воевать с какой-то нелепой и непонятной нечистью… впрочем, почему именно воевать?

Ведь этот тип даже не пытался сделать чего-либо нехорошего он просто извивался червем в лапе манипулятора. Бред! Нелепица!

Сигурд вел лодку вперед, по извивам и изгибам огромной трубы. Вход в это чрево оставался далеко позади, в двенадцати милях. Но локаторы не нащупывали ни люков, ни переходников, ни шлюзов. Лишь через полтора часа неспешного хода лодка уткнулась в титанобазальто-вую стену.

— Ну вот и приехали! — обрадованно воскликнул Сигурд.

Он был уже в скафе, при полном снаряжении. Ни чутье, ни радары его не обманывали. Здесь вход, один из множества входов в антарктический дворец.

Значит, часть его уцелела! Она и не могла не уцелеть. Тут строили надежно, надолго. Хозяева этого великолепного логова обустраивались в нем навечно, будто позабыв, что сами не вечные.

Полтора часа Сигурд угробил на заглушку, нещадно корежа ее лазерным резаком. Потом как-то разом, ее сорвало, подхватило струями и вместе с ним самим швырнуло внутрь. Спасло то, что автоматика шлюзов работала. Запасной створ опустился за спиной, вода сошла будто ее и не было, один за другим пооткрывались три люка-переходника. И он оказался в просторной камере с одной-единственной дверцей. Сигурд не стал разоблачаться, мало ли что! Он отворил дверь и побрел по длинному унылому коридору. Никто не препятствовал его продвижению, никому он тут не был нужен.

— Где эти негодяи? — не выдержал наконец-то Иван. — Где они?!

Комитетчик смотрел исподлобья. Глеб Сизов разводил руками.

Еще на вчерашний день была запланирована встреча с главарями мафий, с теми, кто возглавляет и Синдикат, и Восьмое Небо, и прочие супербанды вселенского масштаба. У Верховного было достаточно сил и средств, чтобы скрутить их в бараний рог, заставить подчиняться Комитету Спасения… или ликвидировать. Не до шуток. И пятеро из семерых дали согласие. Каждому отводилось по пятнадцать минут, поочередно, больше и не нужно, кто за эти минуты не способен принять решения, тот и за год не решится.

Вторжение начнется со дня на день. И никто не должен стоять за спиной.

Никто! Он не допустит этого, он пойдет на все! Только безумец не способен понять такой простой штуки. Или им мало опыта всех этих выродков из Объединенной Европы, Штатов, Австралии?! Нет, не может быть, ведь есть же у каждого голова на плечах. Причем, одна, единственная!

— Где они?!

— Все филиалы, все базы на Земле и других планетах пусты, — повторил Глеб. — Они ушли разом, будто по команде. Они что-то знают, чего не знаем мы…

— Тем более их надо было достать!

— Мы можем их достать. В любую минуту, — доложил министр обороны. — Они все на прицеле: двести семьдесят семь межгалактических звездолетов, четырнадцать базовых станций — ни одного объекта в ближнем Космосе, все за пределами метагалактики. Достать можно…

— Так в чем же дело?!

— У них в лапах примерно пятая часть всей нашей совокупной мощи. Мы не можем и дальше уничтожать свой же боевой потенциал, пускай он и в руках бандитов. Они земляне, и они дали слово не противодействовать нам.

— Слово?! — Иван сжал кулаки. — Этот потенциал, как ты изволил выразиться, они всадят нам в спину, понял?!

— Не всадят! Они ушли по другой причине.

— Другой?!

— Они почувствовали какую-то опасность, но не говорят, какую. Они бежали с Земли и других планет, как крысы с тонущего корабля. Но они не нас испугались.

— Так кого же?! — не выдержал Иван. — Трехглазых, которые еще не пришли?!

— Нет, не знаю. — Глеб тоже почти кричал. — Для этого есть разведка, пусть отрабатывают свой хлеб!

— И все же надо их бить!

— Нет, — Голодов застыл перед Иваном с окаменевшим лицом. — Нельзя, ни в коем случае нельзя.

— Почему?!

— Мы угробим на них половину всего боезаряда.

— Всего? Половину всего боезаряда, имеющегося в наших вооруженных силах?!

— Да! Мы наполовину разоружим себя. Это недопустимо. И так уничтожена треть всех баз, мы слишком много отдали, чтобы стать едиными, чтобы собрать всех землян в один кулак!

— Это было необходимым!

— Да! Но факт остается фактом. Если мы израсходуем последнее, нам не с чем будет встретить пришельцев. На восполнение утраченного промышленности потребуется минимум год напряженной работы, да еще доставка, комплектация, прочие дела. Мы слишком много палили, стреляли, расходовали. Пора собирать камни.

Иван отвернулся. Они правы, ничего не попишешь. И нечего кричать, нечего зло срывать на невиновных. Надо работать в любых условиях. А ежели нужно, так и самому пойти на поклон к этим… Но почему они как огня страшатся Земли, почем бегут с нее?! Неспроста все это. Есть причина.

Сначала ушли выродки, ушел Синклит со всей своей шушерой. Теперь сбежали эти, слава Богу, не в другие пространства. Но почему?! Ведь не от него же они бегут, не от Комитета Спасения? Он их везде достанет, и они это прекрасно знают. Значит, есть еще кто-то. Но кто?!

Иван подошел к столу, уселся в кресло. Сосредоточился. Из-за резной ореховой панели за его спиной выплыла черная, матово поблескивающая сфераправительственная связь.

— Я хочу говорить с главой Синдиката! — потребовал он.

Перед глазами вспыхнула зеленоватая надпись, лишь он один видел ее: «С организациями подобного рода и их представителями не принято устанавливать прямой контакт. Повторите запрос».

— Немедленно связать с главой Синдиката! — процедил Иван.

Новая надпись ударила в глаза: «Синдикат не имеет главы».

— Бред какой-то, — вырвалосьу Ивана. «Синдикат не имеет главы!» повторно высветилось перед ним.

— Но ведь кто-то же управляет им! Я не знаю, совет какой-нибудь или триумвират, выборные, черт возьми!

«Никто не управляет. Синдикат есть самоорганизующаяся система».

Иван откинулся на широкую и мягкую спинку кресла. Час от часу не легче. Век живи, век учись, дураком помрешь! Ну почему он не знал об этом раньше? Почему?! Голова гудела.

Ответа не было. Да и какой мог быть ответ — почему, собственно говоря, он должен был знать это, он что, специалист по мафиям?

— Ну ладно, хорошо, — проговорил он спокойней, — кто там у них осуществляет координацию действий, с тем и связать.

«Координацию действий осуществляет оперативный штаб четырех «больших мозгов» Синдиката. Подключение блокировано».

— Взломать блоки! — потребовал Иван. В нем начинало закипать возмущение. Кто он, в конце концов, бедный родственник, попрошайка или Верховный Правитель Федерации!

«Есть подключение!» — вспыхнуло зеленым. И понесло, закрутило, завихрило в сумасшедшей, бешенной гонке видений, знаков, символов, звуков, наплывающих и пропадающих картин — бред ополоумевшего наркомана. Иван знал, что человеку не следует подключаться напрямую к «мозгу», тем более «большому» да еще и целому конгломерату «мозгов». Но ведь аппаратура правительственной связи по его желанию должна, обязана выбрать самое важное, необходимое даже сквозь все блокировки, не взирая ни на какие шифры! Пересиливая головокружение, мельтешение линий, точек, кругов, тел, лиц, вихревых потоков и изнуряющих черных водоворотов, он выплеснул из себя с силой и твердостью облеченного приказывать:

— Слушать меня! Говорит Верховный Правитель Федерации! Слушать и отвечать!

За эти доли секунды оперативный штаб «больших мозгов» должен был узнать его, декодировать, подтвердить для самого себя, что говорит именно Правитель. И он это сделал. Мельтешение на время прекратилось. Мрак объял Ивана, будто его стало втягивать в черную воронку. Ох, эти саморегулирующиеся системы. Ежели так и дальше пойдет, то человек и вовсе не нужен будет. Нет, хватит философствовать, не время.

— Причина исхода с Земли?! Отвечать!

Они обязаны ответить ему. Но они не ответят, Иван уже знал это.

Точнее, не ответят в привычном смысле слова, они не люди, у них свой способ общения: для подчиненных- команды, планы, оперативные карты, пакеты приказов, для себя, внутри — образы, символы и повторяющиеся в различных комбинациях точки.

И на самом деле ответа не последовало. Но зато он вдруг увидел посреди черного водоворота приближающуюся Землю, вращающийся в суетном ускорении земной шар. Он наплывал быстро, стремительно, заслоняя собою все. И когда наконец заслонил, застил и свет и тьму, поверхность его начала трескаться — и бурые материки, и синие воды, все вдруг покрылось сетью трещин. И полезло из них что-то мелкое, будто личинки, выбирающиеся из пор растрескавшейся перезрелой дыни. И ударило не в уши, а прямо в мозг: «опасность! опасность!! опасность!!!»

— Какая опасность?! — заорал Иван, сдавливая виски. Три красных круга один в другом загорелись перед его глазами. Высшая степень опасности. Но почему он ничего не знает? Откуда исходит эта опасность? Кто ее несет? С ума можно было сойти! Все Пространство, от Земли и до самых дальних закоулков Вселенной прощупывается по микрону — никто не проскочит мимо, никто не пройдет незамеченным! Сама Земля полностью под их контролем. Что еще за опасность? Они просто издеваются над ним!

А тем временем личинки из щелей и пор все лезли и лезли, они были похожи на малюсеньких вертлявых и суетных человечков, они кишели, наползали друг на дружку, и все вылезали и вылезали.

— Что это?! — потребовал он ответа.

«Синдикат не знает», — полыхнуло зеленым в глаза.

— Черт с ним! — Иван вскочил с кресла. Уставился на Голодова. — Держать на прицеле! Малейший ненужный жест с их стороны — уничтожить! И без всяких сомнений! Заводы успеют дать нам заряды! Успеют! — Он твердил слова, будто заклиная самогасебя.

С Восьмым Небом удалось связаться. Ответил один из шестерых совладельцев и долго клялся Ивану, Земле, Федерации в верности, заверял, что все как один сотрудники Неба встанут плечом к плечу… и дажепримут на себя первый удар. Но на Землю? Нет! Ни за что!

— Нам темнить незачем, — напрямую ответил Дун Хагос, то ли и впрямь «совладелец», то ли «крестный отец», черт их там разберешь. — Вы сами знаете, Иван, вы там были — ваши кодоблоки в нашей памяти. Ядро Гиргеи, припоминаете?!

— Еще бы, — мрачно изрек Иван. Ему совсем не нравилось происходящее. И не столько тем, что с ним, Верховным, вели себя неподобающим образом, сколько своей бестолковостью и неизвестностью.

— Мы получили подтверждение прямо оттуда. Угроза нулевой категории, это похлеще, чем голышом в реакторе. Иван, мы тут все восхищаемся вашей смелостью, но никто из наших не пойдет на Землю. Это точно, даже если вы отдадите приказ отправить всех нас на тот свет! Не спешите! А мой вам совет, уходите сами пока не поздно!

Иван ударил кулаком по резной столешнице. Он был готов и расхохотаться и разрыдаться одновременно. В подобном идиотском положении ему еще не доводилось бывать.

— Вы можете толком сказать — в чем заключается угроза?! Сейчас не время темнить, Дун! Я обещаю, что никто вас и пальцем не тронет!

Хагос долго молчал. Потом начал виноватым тусклым голосом.

— Открылись какие-то туннели или воронки, я не знаю, я не ученый, я делец. Из них что-то идет на Землю. Нам известно одно, это смертельно и неостановимо. То же, только немного медленнее, происходит и на всех прочих планетах. На спутниковых и транссистемных базах этого нет, вот мы и ушли на них, понимаете? Не теряйте времени даром! У вас роскошные базы, у вас фантастический флот! Какого дьявола вы держитесь за эту прогнившую старую Землю! Да плевать на нее сто раз! Пусть получает, что заслужила — слишком уж много на ней дерьма накопилось! Да еще эта последняя война, такого ужаса мир не видывал. Я не ученый, Иван, но я вам скажу, я думал об этом — может, мы сами открыли эти проклятые туннели. Понимаете? Ведь не просто так все бывает, есть же причины?! Бегите, пока можно сбежать!

— Спасибо за совет!

Иван отключился.

Ничего большего от этих скользких типов не разузнать. Надо всегда помнить, с кем имеешь дело. Но почему его службы молчат. Он сурово воззрился на начальника Главного Разведывательного управления, перевел тяжелый взгляд на комитетчика. Что они ему докладывали? Все спокойно, все в норме… притащили, правда, двух мертвяков, двух рогатых уродов-мутантов так Иван их и прежде знавал. Правитель, чтоб его черти на том свете не забывали, называл таких сатаноидами, говорил, мол, чуть ли не серийное производство на Западе. Но это все ерунда. Сколько их там может быть — миллион, десять миллионов рогатых управляемых тварей? Пустяки!

Зародыши-пауки заблокированы, да и не время им, не созрели еще… и вообще, все это не то! все это ерунда! опасность исходит из Пространства — Чужого Пространства, Иной Вселенной! И они уже показали себя! Вот чего надо бояться! На Земле все в полном порядке. Но тогда почему… А потому! Они, эти лицемеры, ведут двойную игру! Они скрывают главное, а может, они готовят что-то против него. Да еще заодно с довзрывниками — недаром он проговорился про ядро Гиргеи, выдал себя Дун Хагос!

И все же надо принять меры. Какие?! Какую задачу он перед ними всеми поставит?! Гоняться за бесплотными тенями? Ловить призраков?! Ивану до боли, до судорог в кистях захотелось реального, осязаемого противника. Но игра шла не по его правилам.

Только сейчас Сигурд абсолютно четко понял, что он влип, что ему никогда не выбраться из этого логова. Он сам сжег мосты!

В обитель владык мира не положено забредать чужакам. А он забрел. Мало того, он проник в святая святых — в хранилище информации, в закрытый блок Антарктического дворца, блок, чудом уцелевший, отрезанный ото всего мира, брошенный самими хозяевами, но блок, оберегающий себя, работающий в прежнем ритме. Все двери открывались перед ним, все ставни распахивались — здесь не было кодов и шифров, не было по той простой причине, что смертный снаружи никогда, ни при каких обстоятельствах не попал бы сюда. Блок имел внутренний, закрытый вход. И не имел выхода. Тут бесполезно палить из бронебоев и лучеметов. Это лабиринт смерти — бери все, сокровища пред тобою бери сколько унесешь, но знай — нести тебе эти сокровища некуда, на них и помрешь, под ними и сгинешь. И выручки не будет. Внутренняя не работает.

Первым делом он забрел в малый агатовый зал, где под низкими гранеными сводами стояло хрустально-прозрачное кресло. Больше ничего не было. Больше ничего и не было нужно.

Сигурд прямо в скафе плюхнулся на искрящееся сиденье, вцепился в подлокотники. Но почувствовал, что кресло отторгает его скафандр. Пришлось разоблачиться. И все пошло по-другому. Нега и тепло охватили его тело. Своды пропали. Стало белым-бело. Он даже не успел задать своего вопроса, только смутно ощутил его зарождение в мозгу, а система сработала. Он видел! Бескрайние льды Антарктики, еще не потревоженные, не испарившиеся, прежние, и черные пики выступающих изо льдов скал. И всю толщу белых наростов, и толщу базальта и гранита подо льдом… а потом он разом узрел огромный, непостижимо-огромный подземный город: тысячи этажей-уровней, уходящих вниз, немыслимое сплетение дорог-трубопроводов, колоссальные энергетические установки, фабрики, заводы, гигантские лаборатории… но все это по окраинам, внизу, сверху, а в центре — фантастическое сверкающее ядро сказочного дворца в ферралоготи-тановой скорлупе с алмазными гранями. Разум отказывался воспринимать все это великолепие.

— Так было, так было, — шептал Сигурд в полузабытьи, — этого уже нет, нет, нет!

Он был прав. Этого уже нет. Но оно было. Обиталище Синклита? Никто толком не знал, что такое Синклит. Но все догадывались, что миром правит несколько невероятно, непостижимо богатых семейств. Они не были самим Синклитом. Но Синклит подчинялся им и только им. Они меняли места своего обитания, у них во Вселенной было множество подобных городов-дворцов с миллионами слуг, с армиями охраны. И все они были родней, все принадлежали к одному роду, издревле поставившему себе целью собрать все богатства Земли, подчинить себе человечество. Они добились своего. Но они разом потеряли все… или почти все. И этот зал, и это хрустальное кресло- все было сделано для них, все принадлежало им. А он чужак, поэтому ему никогда не выбраться отсюда. Никогда!

Сигурд смотрел и запоминал. Вот оно изгибающееся, вьющееся ответвление трубохода, ведущее к хранилищам памяти, их наверное специально сделали наотшибе, а может, их не слишком часто посещали. Да и кто мог их посещать — единицы избранных, выродки, как называл их Иван. Нет, этого постичь невозможно!

— Что ждет Землю?! — выкрикнул Сигурд во всю глотку.

Если он здесь не получит ответа на свой вопрос, то нигде не получит.

За тем и шел сюда, за тем не щадил жизни. Тут все — все знания, вся память, все богатства человечества… уничтоженные богатства!

Ответа он не получил. Кресло в агатовом зале продолжало знакомить его с самим дворцом и всеми его залами, переходами, сегментами и секторами, знакомить с тем, чего уже не было.

— Нет, так не пойдет!

Преодолевая негу, Сигурд вырвался из мягких оков хрустального кресла.

Дальше! Надо идти дальше.

Он уже не шел, его влекли самодвижущиеся лестницы, дорожки, он плыл в креслах, поднимался на ложах, его несло и переносило из зала в зал. В одном, пурпурно-алом, он задержался. В центре его стояло сиреневое ложе под ажурным балдахином. И Сигурд рискнул, прилег — это было ошибкой. Дюжина ослепительно красивых женщин, полуобнаженных, сверкающих драгоценностями, обворожительно улыбающихся, изгибающих станы ползли к нему со всех сторон.

От такого сулящего блаженство удовольствия невозможно было отказаться.

Сигурд тихонько застонал. Стоило лишь расслабиться, отдаться неге- и эти гурии подарят рай на земле. Но в голову ударило — фальшивка! Все это фальшивка, этого нет — просто игра полей, наведенные фантомы и возбуждение соответствующих центров в мозгу. Они так развлекались, они тут блаженствовали — максимум удовольствия, и никакого риска, никаких телесных болезней и душевных страданий… Прочь! Прочь отсюда!

Он вскочил с ложа. И все пропало. На миг Сигурд расстроился. Но тут же собрал волю в кулак. Не для того пришел он сюда, не для того обрек себя на смерть, не для того!

Искомое ждало его в черном зале с уходящим в невидимую высь потолком.

Здесь стояло не кресло, а целый трон — огромный черный трон с полусферой над изголовьем. Черный трон посреди хрустального пола.

Сигурд, не раздумывая, уселся на черное сиденье, откинул голову. И поплыл — будто в ладье по широкой и неспешной реке. Спинка трона опустилась, тело выпрямилось, набежала сверху пелена, словно прозрачный покров, качнуло в одну сторону, в другую, омыло горячими струями… и ощущение рук, ног, бьющегося сердца, вздымающейся груди пропало, осталась лишь голова: мозг, кристально чистый и ясный, уши, глаза. Это было невероятное ощущение, но оно не пугало, напротив — радова ло, дарило отрешенность и мудрость. Сигурд понял, что именно сейчас он может выведать все обо всем, познать Мироздание и его законы. Теперь можно было задавать любые вопросы. И не затыкать уши, не кривиться в сарказме, заведомо не признавая ответов, нет, теперь лжи не, будет, и фальши не будет, здесь не лгут.

— Что ждет Землю?! — прошептал он, еле шевеля губами.

«Гибель!»

Ответ прозвучал в мозгу бесстрастно и четко.

«Неминуемая гибель, неотвратимая и ужасная для оставшихся на планете, гибель предрешенная для всех двуногих…»

Двуногих? Сигурд не сразу понял, о ком речь. Но тут же усмирил себя — нечего психовать, отсюда на мир смотрели другими глазами, для них люди — двуногие животные. Не надо забываться, это там, во внешнем мире, выродки и их холуйствующая прислуга растекались елеем, источали мед красивых речей и посулов, там. А здесь, у себя они все называли своими именами. И такое дается не каждому, ему страшно повезло — побывать в шкуре одного из тайных властелинов мира, познать ведомое ему. И хватит дергаться! Хватит! Нельзя напрягаться, нельзя растравлять себя. Ведь он уже плыл, он начинал познавать… Снова! Все снова! Волны опять подхватили его, понесли, обожгли горячими струями и погрузили во мрак. Но не свинцово-беспросветный мрак, а в какой-то иной, дающий зрение во тьме и беспроглядно-сти, будто в беззвездной ночи вспыхнуло вдруг черное солнце, вспыхнуло и осветило ночь черными лучами черного нереального света. Видеть во мраке? Значит, так надо, значит, есть такие, кто обладает подобной способностью. Главное, ничему не удивляться. Бескрайняя, необозримая ночь, черная бесконечная пропасть. И он в ней. И свет смертелен и страшен… Но почему?! Потому!

Потому что он другой, потому что он — не он, а один из них. В голове ни с того ни с сего возникли два слова — Черное Благо. Знакомо, слыхали, Сигурд почти не реагировал на слова, к нему начинали приходить образы — более емкие и наполненные, чем эти жалкие, поверхностные и пустые слова-словечки.

И все же он помнил про Черное Благо — притоны, черные мессы, сборища полубезумных поклонников дьявола, оргии, шабаши… причем тут Синклит? Не причем. Все уплывало, и его несло в еще более черный мрак, в вездесущую и абсолютную Тьму. Она была не на Земле, и не в Космосе, она была сама по себе и повсюду, она и была тем беспредельным Океаном, что заключал в себе все вселенные и все измерения, черным океаном Мироздания. Тьма царила повсюду- и в страшной бездонной пропасти, в которую падали миры, и в самих мирах, порожденных ею, тьма была в холодном, мерцающем под черными лучами льде безжизненных астероидов, и в термоядерном огне обезумевших сверхновых звезд, вспыхивающих смертным черным пламенем, тьма была повсюду, и в ней жили химеры, черные, бесплотные и вездесущие. Они жили во Тьме и Мраке, ибо и тьма и мрак Пространства не были пустынны и пусты для обладающих черным зрением в черных лучах черного внепространственного солнца. Океан смерти и холода был обителью черных незримых химер… Химер?! Нет, они переставали быть химерами, обретали плоть, и пустота заполнялась черными шевелящимися, копошащимися, снующими во мраке чудовищами, изгрызающими друг друга, пожирающими самих себя и нарождающимися вновь из той же вековечной Тьмы. Да, мрачный и ледяной Космос не был пуст и мертв. Он жил своей жизнью — мертвенно черной, ужасающей и беспощадной. И среди всего этого черного и бесконечно-бескрайнего хаоса были две силы: несущие закон и порядок в черный мир мрака, порожденные им и переустраивающие Мироздание во имя Черного Блага, властелины всех миров и вселенных, хозяева бездонной черной Пропасти и логовищ Смерти, изгнанные и блуждающие, всесильные и ожидающие Часа Тьмы… и еще какие-то другие, мрущие во мраке и живущие при белом нелепом свете, населяющие крохотные, микроскопические пузырьки белого света, разбросанные в непомерных толщах мрака и черного бытия — чужие, обреченные, жалкие и немощные, вымирающие недосущества, белая смертоносная, изъедающая и гадкая слизь на исполинском черном теле, вирусы убивающей жизни и вместе с тем сама жизнь, непрекращаемо приносимая в жертву, наполненная жертвенной кровью, и существующая для ее уничтожения… Сигурду стало страшно. И одиноко. Хотя он сейчас был с ними — всесильными и жестокими, с носителями Черного Блага, не балаганно-земного, при-тонно-оргиевого, а подлинного, существующего вне Земли и помимо ее. Он был ожидающим исполнения Великого Предназначения и дождавшимся его, дождавшимся Пришествия. Он был словно поделен на три части: самой крохотной и жалкой была прежняя, человеческая, самой большой и давящей — та, вселенская, потусторонняя, черная и внереальная, а средней, промежуточной частью его нынешнего существа было и земное, человеческое, и то чужое и страшное, что стало вдруг своим. Да, они именно такие- они, правившие ими, но не бывшие людьми в полном смысле слова! Это они знали свою цель с самого начала, когда белые, копошащиеся на белом свете двуногие недосущества еще рвали друг другу глотки, стравливаемые ими же и не понимающие своей роли стравливаемых диких животных, но проливающие жертвенную кровь и отдающие свои богатства им — отражениям высших, черных существ на Земле и в других пузырьках белого света во Вселенной. Они всегда были разными?! Нет! Было время, когда они еще не были ничем, но были едины. Потом одних коснулось дыхание света, а других — Тьмы! И стали одухотворенные светом жертвами, а посвященные в Черное Благо приносящими жертвы. И разделилось все в пузырьке света — и познали одни разделение, и стали сильны им, жестоки и беспощадны, и не познали разделения свершившегося другие и остались жалкими, беспомощными, игрушками в руках посвященных в Черное Благо. Когда это случилось?! Давно, очень давно… Но почему… Сигурд не успевал задаваться вопросами. Образы наплывали на него вместе с горячими струями черной незримой реки, открывающей черный подспудный мир. Да, это была и сила избранных Извне, и слабость. Они были сильней своих прародителей — обитателей Океана Мрака, ибо они могли жить в пузырьках света и творить жертвоприношения, властвовать незримо и тайно над двуногими, заставлять их принимать их закон и существовать по их заповедям — во лжи к заповедям собственным. Но они были бесконечно слабы пред самими носителями Черного Блага, коим недоступно было проникновение в миры живых и обитающих при белом свете. И ждали Пришествия одни, и жаждали жертвенной крови другие. Но были целым, не щадящим друг друга и не могущим быть без друг друга. Черное Благо! Черные пустыни! Сигурда закружило, завертело, повлекло в пропасть чуждого, но ставшего близким мира. Пришествие! Сквозной канал?! Это начинает свершаться! Этого не было миллионы, миллиарды лет! Но Предначертанное Извне начинает сбываться… и не будет больше раздвоения — они уйдут из пузырьков света, они уйдут во Мрак, чтобы слиться с породившими их. Свершается…

Сейчас он стоял — а может, висел, или лежал, или плыл, он ничего не ощущал — меж ними, меж своими новыми собратьями и соплеменниками. И они касались своими черными, матово поблескивающими телами его тела, и они свивали свои скользкие щупальца с его щупальцами, и они дрожали все вместе в мерной лихорадочной дрожи благостного напряжения, предчувствия свершения.

И высший над ними, большой, огромный, чудовищно великий и страшный вещал проникающим в каждую клетку тела зудом — заставляющим дрожать и благоговеть: «Во славу черного владыки нашего! Во славу Вель-Ваал-иехава-Зорга и присных его во Черном Благе! Испита до края горькая чаша блужданий и изгнания! Грядут времена выхода нашего из небытия в бытие. Близится воплощение, и ждут его ждущие во избавление Великого Космоса от живородящей материи низших порядков. И уже идем мы, вездесущие и всепроникающие богочеловеки, соединенные узами Общего Вселенского Разума, идем на пастбища наши, ибо так было и так будет, ибо купались предшествующие нам в крови жертв наших и обретали силу и могущество во имя Черного Блага и свершения Предначертанного. Жалки, низки и червеподобны обитающие при свете, отбирающие у нас Тьму и хранимые от нас гонителем нашим, несущим свой омерзительный живородящий свет! Низки и подлы в сути своей, ибо сами открыли нам дорогу в недоступные прежде обиталища свои. И где были наши слуги и наши тени, там пребудем мы сами.

Сверхпространственная воронка из миров Черного Блага сквозным каналом открыла нам пути к жертвам нашим. И мы уже идем! Слава владычествующему над нами и непроизносимому, могущественнейшему и внесущему — черному пламени небытия, Вель-Ваал-иехава-Зоргу, отцу нашему! Тяжкий и священный жребий наш исполнен будет в изживании недостойных воплощений в бесконечном и многотрудном Великом Переустройстве! И едины станем пред черным господином нашим все: и те, что были предвечно, и блуждавшие сорок миллионов лет по иным вселенным, пребывавшие в Великом Исходе в пустынях Мироздания и обретшие дом свой, и те, что лишь тенями нашими были в мирах недоступных нам, и правили мирами этими, доказывая свою первосущность и свое избранничество не богов Черного Блага, но не воплощающихся и смертных высших двуногих, богоизбранной демоном Мрака расы.

Не погнушаемся последними, ибо в воплощении станут равными нам, ибо трудом своим тяжким и праведным они открыли нам дорогу в мир белого света к жертвам нашим. И уже идем мы туда, идем! Отверзлись врата в Мироздание, и настает эпоха богочеловечества во всех измерениях и пропастях. Это вы — избранные! Это ваш Путь!» Неистовый зуд достиг пределов. И Сигурд, черный, извивающийся всеми сотнями змеиных членов своих, зудел со всеми богочеловеками-чудищами, зудел, обливаясь желтой жгучей пеной. Он был вне себя от неизбывного, невероятного восторга. Они у цели! Близится великий и долгожданный Час Тьмы! Воцаряется повсюду Черное Благо — благо сильных, беспощадных высших существ Вселенной! Он уже не помнил своего прежнего имени, не ощущал себя двуногим, ползающим при бледном белом свете. Он был велик, могуч и страшен в лучах восходящего черного солнца. Он был един во мраке с его властелинами. Они идут! И они придут в светлый пузырь, где обитают жалкие недосущества, их жертвы — придут и наполнят заушные мешки-мембраны жертвенной горячей кровью. И станут еще непостижимей и ужасней в своих новых воплощениях, и будут жить вечно в еще одном из измерений Бытия! Пришел Час Тьмы!!! И нет предела торжеству, ибо нет предела череде воплощений! Теперь он пребывал одновременно в нескольких ипостасях, видел разные уровни Бытия, переливался, дрожал в десятках тел одновременно — и все они жаждали горячей, пьянящей жижи. Земля! Наконец-то они прорвут этот пузырь белого света, войдут в него, просочатся, проползут, пролезут… это будет царственное, фантастическое пиршество! И недаром веками, тысячелетиями там, в этом светящемся пузыре жили их тени, их предтечи… теперь они все вместе, и никто не отделен от другого, теперь настает час Пришествия!

В совершенном остервенении, в приступе умоисступ-ляющего вожделения Сигурд зашелся в истерическом сладострастном визге. Сила! Мощь! Всевластие!

И нет никого выше, сильнее, могущественнее, нет и никогда не будет тех, кто смог бы, сумел их остановить. Высшая раса Мироздания! Единственная раса!

Все остальное — амебы, слизни, простейшие, жертвенные животные, двуногий скот! Он надрывался в истошном озверяющем стоне всемогущего, воплощенного в тысячи ипостасей богосу-щества… это было подлинным блаженством, это было бесконечно в сладчайшем томлении, в предвкушении пьянящего экстаза. На какой-то миг он даже утратил ощущение своих новых тел, растворился в безграничном мраке… И это бросило его назад, в исходное естество, в двуногое и двурукое тело, распластанное в троне-саркофаге под черными сводами. Он просто не выдержал нахлынувшего нечеловеческого, сверхчеловеческого счастья, он был слаб, ведь он был неизбранным, простым, низшим. И в этот миг он почувствовал, как напряглось все вокруг него, как ощетинилось полями недоверия, будто внезапно признавая в забредшем чужака, несущего предчувствие беды.

Он отринул поля от себя. Неимоверным усилием воли он выбросил из памяти, из сознания все человеческое. Он здесь свой!

И выкрикнул в голос:

— Как все это было, как?!

И снова его закрутило, бросило во мрак. Но мрак этот почти сразу рассеялся — и в глаза, а точнее, прямо в мозг, ударил дикий калейдоскоп времен и событий. История прокручивалась с бешенной скоростью — века укладывались в минуты, десятилетия в секунды. Но вот чудо, он все успевал осмыслить, понять. Тени! Они на самом деле были тенями потустороннего мира.

И они готовили Пришествие. Их жгли на кострах Святой Инквизиции, выбрасывали из городов и селений, но они пробирались снова, они опутывали доверчивых людей липкой паутиной, делали их зависимыми от себя, подчиняли… Кто? Они! Слуги мира Мрака, тени потусторонних носителей Черного Блага — по виду земляне, люди, но по существу нелюди, чей закон беззаконие, чьи заповеди — убей чужого, ограбь чужого, возобладай женой чужого и растли детей его. Они жили вне морали и чести, они гребли под себя все золото мира, его богатства и ценности, они шли к своей цели — они покоряли не приемлю-щий их мир. И они покорили его. Почти покорили. Они властвовали над полумиром. И недоступна им оставалась лишь Великая Россия, Святая Русь — ненавидимая ими до нервной дрожи, до спазмов, земная обитель Высшего Духа. Они, прячась за чужими спинами, бросали на непокоренную землю легион за легионом, орду за ордой. Они не могли взять ее приступом, силой, и тогда они пускали в ход свое золото, неисчислимое золото- они разъедали страну изнутри. И Сигурд видел все это их глазами — свет, ослепительно чистый небесный свет исходил из ненавистных земель, он жег, он просвечивал насквозь темные души, темный мир, утопающий в роскоши, богатстве и чудовищной грязи. Много раз они были близки к цели- и уже владели обетованной землей, и уже громили ее храмы и уже вырезали, изводили ее народ — оставалось добить, уничтожить этот источник Духа, загасить эту последнюю Свечу во мраке — и вот оно — Пришествие, воссоединение прообразов потусторонних миров и их теней на Земле, жертвенная кровь, водопады крови, и Вечное Царствие Мрака. Но полуубитая, разграбленная, измученная Держава Вседержителя, нищая, босая, умирающая восставала из пепла и вышвыривала слуг тьмы вон. Это было чудовищно для них, это было непостижимо, избранные не должны были терпеть поражения от неизбранных. А они терпели. А ненавистная земля крепла, росла, возвышалась и процветала — вольно, открыто, беспечно и радостно, даря благое всем ближним и дальним, рассыпая по Вселенной свет и добро. С этим надо было кончать. Сигурд видел в секунды то, что происходило за десятилетия, века. Он видел трехглазых монстров Иной Вселенной и рядом тени, он видел исчадия ада, выходцев из преисподней и рядом тени, он видел предавших, тысячи иуд в самой России, и ими управляли тени мира Мрака. Это была паутина. Это была страшная и хитроумная паутина, чьи нити плелись не годами, а веками, тысячелетиями… но сплелись в последние годы. И он узнавал знакомые по видеоинформу лица, рожи, морды известных политиков, дипломатов, актеров, писателей, банкиров, певцов и снова политиков, правителей — их руками, их языками, их мозгами творилось то, что готовило Пришествие. Они все работали на Черное Благо, они все работали на мир Мрака, на преисподнюю. Черные приходы и черные мессы были лишь малой частью большого и воистину черного «блага» — блага для нелюдей, царствующих в мире людей и готовящих смерть этому миру. И вот она уже шла, наплывала, выползала изо всех щелей — теперь Сигурд видел то, что происходило в глубинах планеты. Он видел тысячи, сотни тысяч рогатоголовых гадин, лезущих из трещин в океанском дне, он видел страшное, неуловимое человечьим глазом черное сияние в провале под Антарктидой, под пробитым материком — это и была чудовищная, невозможная и оттого еще более страшная Сверхпространственная воронка.

Сквозной канал! И он уже не просто понимал и ощущал, он совершенно четко знал, видел, как трескаются защитные невидимые барьеры Земли и других планет, населенных людьми, созданными по Образу и Подобию, видел, как в эти непостижимо огромные и вместе с тем крохотные пузырьки белого света просачивается черное, неостановимое зло. Да, теперь он был отделен от носителей этого зла, он не визжал от восторга вместе с ними, не бился в упоительном экстазе и сладких предвкушениях. Он видел мрак и темень. И в них не было света, в них не было солнца и лучей, ни черных, ни серых, ни пегих. Умирающая, пульсирующая словно живая Земля билась в агонии, сдавливаемая протекающим в нее Извне мраком… И все мелькали, мелькали знакомые улыбающиеся, хохочущие, подмигивающие лица гастролеров, президентов, премьер-министров, правителей, актеров и режиссеров, и снова правителей, и вертящихся рядом с ними, греющихся в лучах славы и власти, опьяненных властью и славой — сотни, тысячи лиц иуд, подонков, выродков, отдавших на поругание и погибель белый свет — весь огромный населенный миллиардами невинных и чистых душ белый свет!

На это невозможно было смотреть. Не хватало сил. Лучше было ничего не знать, оставаться в неведении, жить как и все эти миллиарды в забытьи, в тумане, во лжи, восхищаясь кумирами и авторитетами, что ведут в пропасть, на заклание. Тысячи, тысячи холеных, ухоженных, довольных и сытых лиц, рож, морд с сияющими глазками и несходящими улыбками. Нет! Хватит! Си-гурд не мог остановить сумасшедшими калейдоскоп. Как поздно он прозрел. Как поздно!

Перед самой смертью! Да, этот трон-саркофаг, в котором он заключен, станет его гробом, последним приютом. Они распознали его, и участь чужака будет нелегкой. Но еще вертятся лица, кружатся… вот поганая рожа Говарда Буковски, Креженя, Седого, которому он поддался, чуть не сгубив Гуга Хлодри-ка, вот жирная харя комиссара из Европола, он посадил Сигурда на десять лет, но тот сбежал, да, да, все они работали на мир Мрака, на Черное Благо. А вот… неожиданно прямо перед глазами промелькнуло встревоженное, даже какое-то напуганное лицо Ивана. Нет! Не может быть! Это ошибка! И снова выплыло оно — в кутерьме, в нагромождении лиц бывшего Правителя, багроворожего военного, повешенного комитетчика, каких-то незнакомых, но отвратно-слащавых рож, странного полупрозрачного, просвечивающего лица не человека, а мохнатого лешего из страшных недетских сказаний. Но Иван?!

— Кто он?! — заорал Сигурд во всю мощь легких, не справляясь с собой.

— Кто?!

На этот раз ответ прозвучал не в мозгу. Металлический голос ударил молотом в уши:

— Мы ответим тебе, чужак! Это разработка номер 18–18 дубль дзетта, понял? Разработка Черной Грани Синклита, Отдел Подавления Восточных провинций. Одна из наших удачных разработок, сыгравшую важную роль в разблокировке земных и планетарных барьеров…

— Нет! — закричал Сигурд, отчаянно вздевая руки, ударяя кулаками в прозрачную крышку саркофага. — Нет, этого не может быть! Нет!!!

— Может, — бесстрастно ответил голос, — очень даже может. И помни, мы не люди и даже не нелюди. Мы не ошибаемся. Нелюди ушли. Люди погибли. А мы остались. Мы остались, чтобы выполнить волю ушедших до конца. Ими созданы.

По их слову погибнем. Отвечай, кто ты такой?!

— Будьте вы прокляты, падлы! Сволочи! — сорвался Сигурд. — Будьте прокляты!

Нет, он не мог поверить, что и Иван работал на них, не мог. Тогда все напрасно! Тогда все впустую! Столько жизней, столько боли, столько крови и тяжкого труда! И Гут погиб зазря… Нет! Сигурд знал, что ему недолго осталось жить. Но он не хотел умирать обманутым. Не хотел.

— Молчишь? Не отвечаешь? Ну и не надо. Мы и так все про тебя знаем, Сигурд Халкнесс, профессиональный бандит и бунтарь. Все! Мы не дадим тебе последнего желания. Ты и так вдоволь натешился перед смертью. Прощай!

Две дюжины острейших игл одновременно вонзились в бока юного викинга, нарушившего приказ и обрекшего себя. Он узнал все. И теперь он умирал.

Горячая молодая кровь заливала его серые ясные глаза. И он не видел, как в черный зал вползали мертвяки- рогатые, вздутые, трясущиеся, ожившие мертвецы.

Первые трое суток Цая прожигали ку-излучением. Четыре иглы вонзили в затылочные кости, по две в пятки, еще по четыре в коленные чашечки и локти, шестнадцать буравчиков вкрутили в позвоночник — от шейных позвонков до копчика. Жгли медленно, умело, не торопясь. Хребет у Цая превратился в воспаленный, пылающий, нарывающий нерв. Через каждые четыре часа его отмачивали в слабом растворе серной кислоты, накачивали кислородом, стимуляторами, свежей кровью… и начинали снова. От лютой, нестерпимой боли он терял сознание, проваливался во мрак. Но долго ему наслаждаться небытием не позволяли — через вживленные в мозг электроды пускали ток, и Цай пробуждался в адских корчах. Его наказывали за прошлые прегрешения и воспитывали на будущее. Ему не давали умереть. И Цай уже не помнил и не понимал, кто он такой, откуда, за что его пытают, почему… Ему виделся в огненном бреду родной папаша — чернобровый красавец испанец, неудачливый звездный рейнджер и император-узурпатор Филипп Га-могоза Жестокий, ненавидевший его пуще всего на свете. Папаша дико хохотал и бил Цая трезубцем в хребет, бил будто заведенный, безжалостно, злобно и исступленно. А Цай в эти жуткие минуты столь же исступленно мечтал, чтобы трезубец пробил его сердце насквозь. Он не мог больше терпеть пыток. Но выбора у него не было.

На четвертые сутки иглы и буравчики выдрали. И распяли Цая вверх ногами на двойном кресте. Чтоб не сдох раньше времени, подвели шланги со всякой дрянью, подключили сердечные и легочные стимуляторы. Начинался второй этап пыток и наказаний. Но теперь карлик-мученик постепенно выплывал из бредового пламени кошмаров. И он видел, что попался в лапы отнюдь не серых стражей Синдиката, и не в пыточные застенки Восьмого Неба, которые ему были хорошо знакомы. Значит, его снова запродали — одна банда другой, одна мафия другой мафии. Что поделаешь, всем нужны хорошие мозги! И теперь ему явно давали понять — больше не сбежишь, голубчик, и не пытайся! отрабатывай свою жизнь и радуйся, что не спровадили на тот свет с еще более страшными мучениями!

Какой-то четырехлапый студенистый козел с двумя витыми шипами, торчавшими изо лба, все крутился вокруг да около, пронзал кисти и лодыжки подвешенного карлика острыми винтами, подкручивал их, затягивал, смазывал кожу заживляющими снадобьями-мазями… и кряхтел, сопел, зудел беспрестанно. Заговаривать с ним было бесполезно. Да и не мог Цай ван Дау сейчас заговорить — нижняя челюсть у него была раздроблена в шести местах, язык выдран с корнем, в пересохшей глотке шершавым кляпом торчал сгусток крови и гноя. Цай не умирал лишь по двум причинам: он был не совсем человеком и ему не давали умереть. Голова была свинцово-чу-гунной от прилившей к ней крови, мысли ворочались внутри черепа тяжело и неуклюже.

Память потихоньку возвращалась. Но ясности все равно не было. После неудавшегося захвата Исполнительной Комиссии в форте Видсток прямо из пыточного кресла управления его швырнули в грузовой отсек дисколета, потом выбросили словно полено — где, когда, зачем, Цай не знал. Били, выдирали ногти, рвали тело крючьями, и снова куда-то волокли, везли, перебрасывали из отсека в отсек, и снова били, рвали, пытали. Последнее, что запомнилось Цаю, был невыносимый надсадный гул гиперторроида… и все. Где он теперь — на Земле, в Иной Вселенной или у черта на рогах, Цай не имел ни малейшего представления. Да ему на это было и наплевать — какая разница, где корчиться от боли и мук!

На седьмые сутки в пыточную ввалился косоглазый Дук Сапсан-младший, главный специалист по внешним проводкам. Значит, все-таки Синдикат, мрачно подумал изнемогающий Цай. Он видел Дука изнизу, и оттого тот казался еще поганее и гаже. Расплывающаяся жирная рожа главного специалиста, вечно полупьяного и икающего, была блаженно-счастливой и даже радостной, будто он увидал старого и доброго друга после долгой разлуки.

— Не-е-ет! — замахал Дук обеими руками. — Я знаю, о чем ты подумал, малыш! Нет, я давно работаю на другую фирму… А теперь и ты тоже. Ладно, не расстраивайся, все плохое позади, скоро мы тебя вымоем, вычистим, надраим до блеску — и будешь ты у нас лучше прежнего!

Да, Дук был не просто поддатым, он был здорово пьян. Теперь Цай это видел явно. Но на четырехпалого козла главный специалист глядел с почтением и даже подобострастием, это Цай тоже заметил.

— Верно, малыш, — будто уловив его мысли, заговорил Дук, — верно! Они лучше нас, выше, умнее, благороднее и даже чище в чем-то! Поэтому они и пришли нам на смену! Я тебе доложу по чести и совести, всегда, всегда я ненавидел и презирал жалких людишек, этих ублюдков, эту мразь! И поделом! Так и должно было случиться, малыш! На то есть высшая справедливость… не нами, Цай, не нами, а высшими силами, — он задрал палец вверх, — определяются пути земные и небесные! Такова, значит, была воля Всемогущего!

Кого Дук подразумевал под «всемогущим», оставалось загадкой, но то, что он в Бога не веровал и презирал людей, Цай знал прекрасно, такого подлеца и негодяя надо было поискать.

— Да ты ведь и не знаешь ни черта толком! — пьяно возопил вдруг специалист. — А я, понимаешь, перед ним тут расшаркиваюсь! Ты хоть слышишь меня, э-эй, Ца-ай?!

Цай закрыл свои бельмастые воспаленные глазища, потом открыл их. И с шумом вытолкнул, выплюнул из глотки шершавый комок.

— Слышишь, слышишь! — обрадовался Дук Сапсан-младший. — Сейчас я тебе покажу кое-что, малыш. И ты сразу все поймешь! Я тебе гарантирую, Цай, что от этих зрелищ ты возблагодаришь самого дьявола и примешься за работу с таким запалом, что никто тебя не остановит. Да, малыш, нам надо будет всем хорошенько потрудиться на благо… на благо наших новых хозяев! Мы еще им пригодимся! Ну, а теперь гляди, милый!

Двойной крест поворотился на невидимом для Цая ван Дау круге. И он принял нормальное для двуногих положение, головой вверх. С непривычки все закружилось, завертелось, волна мути и тошноты подкатила к горлу. Но шланги и вживленные электроды сделали свое дело — Цай пришел в себя, зрение его прояснилось, слух обострился. Вот только сказать он по-прежнему ничего не мог, мычал бессвязно, ругался.

А тем временем на большом и числом листе обшивки метрах в пяти от него вспыхнул вдруг экран — будто окно, будто провал в беснующийся и реальный мир. Вспученные свинцовые воды, кипящие воды, пузырящиеся и клокочущие — на десятки, сотни квадратных мыль. Вырывающиеся фонтаны кипящих брызг, ужасающие водовороты, кромешный водяной ад — казалось все это сейчас хлынет через провал экрана, зальет, затопит, погубит. Цай поневоле зажмурился.

— Это Антарктида, малыш, — довольно и назидательно осклабился Дук, его жирная рожа сияла масляным блином. — Там были льды, был материк, больше того, я тебе скажу, там был сказочный подземный дворец! А теперь там… теперь там ворота, большие ворота в наш подлый и продажный мир, чтоб он быстрее сгорел! Гляди!

Пошло приближение, кипящие воды будто стремительным набегом бросились в лицо, в глаза. И Цай вдруг увидел, что это не пена, не буруны, не клокочущие пузыри рвутся, беснуются, лопаются над кипящими свинцовыми водами, нет! Теперь он явственно видел тысячи, десятки тысяч медузообразных, полупрозрачных жутких существ, вырывающихся на поверхность, всплывающих из страшных глубин мертвенно-серого океана, которому не было даже названия. Ворота! Внепространственная воронка! Они открыли двери на Землю! Он сразу все понял, этого невозможно было не понять. Они лезли на Землю, они проползали, просачивались в мир людей из чудовищно далеких, почти несуществующих измерений. Но почему?! Как это могло случиться?!

Вторжение должно было начаться далеко от Земли, невероятно далеко — в зоне непостижимых сверхчерных дыр, на границах с Иной Вселенной. А здесь бурлила и кипела земная вода! Нет! Это обман, фальшивка… ни у кого нет таких сил, такого могущества, чтобы отворить ворота нежити!

Но она всплывала — непостижимо омерзительная, жуткая. Цая пронзила мысль — подземные антарктические инкубаторы, это они! Это прет наверх новая раса, те, кого выращивали себе на смену и в услужение выродки человечества!

Нет! Те были совсем другие, те были человекообразные, были и пауки, черные, разумные. А это медузы, твари, аморфные, бесформенные чудовища. Было видно, как лопаются и рвутся их хлипкие тела, отрываются змеящиеся конечности, надуваются и опадают тянущиеся вверх щупальца. Цай в своей жизни повидал много всяких гадостей и мерзостей. Но такого он еще не видывал.

— Людишкам не останется места на Земле, — злорадствовал Дук, — хватит, двуногие скоты, пожили всласть — теперь издыхайте, уступайте место другим!

Бурлящее месиво побежало, поплыло. И Цай увидал вдруг два боевых судна, зависших над серыми волнами на воздушных подушках. Они вели непрерывный, бешеный огонь изо всех своих орудий, изо всех излучателей. Они лупили снарядами, огнем, незримыми волнами прямо в медузье месиво, в студенистое кишение. Но всплывающих гадин не становилось меньше. Их становилось все больше — они рвались, расчленялись, взлетали ошметками вверх, но тут же сливались в новые еще более уродливые существа. И жили, жили, жили! Они уже тысячами наползали на корабли, студенистыми телами обволакивали броню, орудия, башни, мачты. Они просачивались, вползали внутрь, они выедали, выгрызали, вы-мертвляли все там, они прожигали металл… Корабли были обречены.

Поодаль Цай увидал еще несколько подобных океанских штурмовиков. Их уже трудно было опознать, они представляли из себя огромные и нелепые комки слизи, они кренились, оседали в воду, минуты их были сочтены. Прямо с серого неба упали вдруг два тяжелых гравилета. Упали, облепленные полупрозрачной дрянью, и пошли на дно.

Картина была тягостной. И все же Цай видел — земляне, люди сопротивляются, они пытаются уничтожать эту мерзость. И уничтожат!

Антарктика еще не вся Земля! Обязательно уничтожат! Ведь есть, в конце концов, мощное, смертельное для этих гадин оружие, есть!

— Это только начало, малыш! Дальше будет веселее! — заверил Дук Сапсан-младший.

И мрачные холодные воды пропали.

Высветился ясный погожий день, и каменистые уступы, и корявые деревья, и двухэтажные хижины какого-то Богом забытого селения. Пыль, суета, беготня, истерические крики, все непонятно, нелепо.

— Это Кордильеры, Цай. Народишко темный, безграмотный, а туда же, гляди-ка!

Какой-то малый в широченной шляпе палил из пулемета, не переставая, очередями, отступая назад, оскальзываясь на камнях, скаля белые зубы, ругаясь отчаянно. Но тот, в кого он палил, лишь трясся и беспрестанно дергался, откидывал странную рогатую голову, тянул вперед, к малому, трясущиеся руки. И шел, шел… Финал был страшен. Патроны закончились, малый прижался к скале спиной, принялся махать кулаками. Но от первого же удара рогатого руки его, переломанные, обвисли плетьми, лицо исказилось ужасом. Цай увидел, как рогатый прильнул к малому, впился в шею… и стали вдруг у него надуваться за ушами багровые шарики, все увеличиваясь и увеличиваясь в размерах, становясь большими, уродливыми, сотрясающимися пузырями.

— С паршивой овцы хоть шерсти клок, — прокомментировал Дук.

Была бы возможность, Цай убил бы этого «специалиста» на месте. Но такой возможности не было. И он терпел.

А тем временем в деревушке шла самая настоящая бойня — несколько рогатых пришлецов, их можно было сосчитать по пальцам, истребляли всех, попавшихся им на глаза. Это были сущие дьяволы — и хотя движения их своей судорожностью, нелепостью и несоразмерностью наводили на мысль, что рогатые слепы, что они ориентируются в пространстве не при помощи глаз, а как-то иначе, уйти от них никому не удавалось. Они настигали несчастных, ломали им руки и ноги, хребты и вгрызались в горло, высасывали кровь. Причем раздувающиеся за их волосатыми ушами, наполненные кровью пузыри почти сразу же опадали, обвисали. Когда один из нежитей набросился на древнюю старуху, морщинистую, страшную, со вскинутыми в мольбе узловатыми высохшими руками, Цай закрыл глаза. Хватит!

— Что, жалко стало? — захохотал жирный Дук. — Нечего жалеть этих слизней, малыш! У нас теперь новые хозяева, они сильнее прежних. С нами так не будет. Ты видишь все это? — Он развел руками. — Это все наше, земное, и им покуда еще нужны умельцы вроде нас! На наш век хватит всего! А там — да гори оно синим пламенем! Ты еще не видал их самих! Не-ет, эти рогатые не они, и медузы — тоже не они, это только тела, биокадав-ры, Цай. Они сами другие, они бессмертные и жестокие! Ах, как бы я хотел, малыш, быть хоть немного похожим на них!

В поселение вползал старенький танк. Где такой только откопали?! Цай воспрял. Они защищаются! Это главное, они не хотят быть безропотными жертвами! Ну, давай же! Давай, шарахни хорошенько!

Земля содрогнулась от выстрела, танк будто присел на пыльной дороге.

Двоих рогатых размазало по скале. А из-за полуразрушенного дома выползло вдруг студенистое многолапое чудище с выпученными глазищами. Оно стало подниматься, вставать на задние щупальцеоб-разные отростки… И тут ударил второй снаряд. Прямо в студень, прямо в брюхо гадины. Это был смертный удар, Цай увидел, как разнесло в клочья полупрозрачное тело. И еще он увидел другое — из дряблой, трясущейся головы чудища выскочил тоненький червь — желтовато-прозрачный, со злобными кровавыми глазенками и просвечивающим красным мозгом-мозжечком. Зрелище было гадким, отвратительным. Но в долю секунды червь перепрыгнул в самый большой ошметок студня… и все другие куски стали сползаться к нему, кбольшому. И уже через полминуты медузообразное чудище снова дыбилось, выставив конечности — живое и невредимое. Немыслимо! Гнусно! Они и впрямь бессмертны.

— Это еще цветочки! — ликовал маслянорожий холуй новых господ. — Ты погляди, малыш, что делается в городах! Это Рио!

Цай содрогнулся. Какой там Рио! Ему показывали груду обугленных развалин, остовы рухнувших зданий, горы пепла, а вместо прекрасной лазурной бухты — поганое болото, заваленное мусором, плавающими раздутыми трупами, перевернутыми суденышками и… студенистой слизью.

— Не-ет, развалины это не их рук дело, это сами людишки постарались в последней заварухе. Ты гляди на другое, малыш, глубже гляди в суть вещей!

Все было ясно и без слов. Суетно и бестолково бегали по развалинами и меж торчащих руин люди в камуфляже, солдаты, стреляли в разные стороны, пригибались, таились, снова выскакивали. Стрельба была беспорядочной и ненужной. Она не причиняла хлопот стаям рогатых, шерстистых уродов, которые сбивали обезумевших, визжащих горожан в толпы и бросались на них, не давая никому выскользнуть. Временами они настигали более ловких и увертливых, чем гражданское население, солдат и расправлялись с ними. Но самым гнусным и нелепым было то, что рогатые лезли изо всех щелей, изо всех трещин, они будто всегда жили в подземельях этого сказочного когда-то города. Цай сам видел, как на ровном месте, прямо посреди гитоновой дороги вдруг лопнуло покрытие, образовалась дыра и оттуда высунулась рогатая уродливая голова со свиным рылом. Эти твари были вездесущи!

Позвоночник невыносимо болел после пыток, после проклятого и изматывающего ку-излучения. Голова разрывалась. Сердце билось с надрывом.

Но Цай смотрел, не отворачиваясь. Это была гибель Земли! Это и было самым настоящим Вторжением! Они ждали трехглазых воинов Системы. А пришли эти кровососы. Пришли нежданно-негаданно. Правда, Иван еще раньше говорил что-то о том свете, о душах, которые будут погублены, о каком-то Пристанище, о преисподней…

Но ему почти не верили, его рассказы казались бредом, сказкой. Теперь творилось и вовсе несусветное.

— И так везде! — Дук сиял. — По всей Земле-матушке. А есть места, где и похлеще! Гляди!

Перед глазами Цая ван Дау замелькали города, страны, искаженные ужасом лица, сатанинские рожи, кровавые пузыри, медузотелые чудища. Черное Благо!

Его как током прожгло. Никаких медуз-студней не было. Но этих уродов они выращивали! Кто?! Они — выродки! Это они содержали черные приходы по всей Земле, по планетам Федерации, это они благославляли черные мессы… а потом дьяволопоклонники все куда-то подевались, пропали… Нет, они не пропали — это из них в подземных пристанищах создали неумертвляемых рогатых уродов, они получили то, чего хотели, они стали дьяволообраз-ными существами, нечистью. Они не проникли в открывшиеся ворота, в страшную внепространственную воронку — через нее лезут иные, студенистые гадины с червями в прозрачных головах. А эти были здесь, они порождены Землей, ее выродками. И они убивают детей Земли, бывших соплеменников… Каких там бывших! Цай зажмурился, его трясло от бессилия, от ненависти к таким как этот жирный ублюдок Дук. Горе! Страшное горе! И они, люди… он впервые в полной мере ощутил себя человеком, он, гибрид землянина и инопланетянки… они, люди, бессильны! Они обречены!

Арман-Жофруа дер Крузербильд-Дзухмантовский, двухметровый гигант, мастер «черного шлема», десантник-смертник, в просторечии и среди друзей Крузя, отбил два удара, встряхнул нападавшего левой рукой, чуть придержал и резко выбросил вперед окостеневшую литую ладонь — прямо в горло, под подбородок. Это был испробованный удар, смертельный, не оставляющий надежд.

Такими ударами Крузя бил го-хомров, панцирных полуразумных насекомых на планете Ара-Утан, никто не верил, что он расправлялся с этими живучими тварями, а он их бил, отправлял на тот свет — и было за что, они крали и пожирали детей из земной колонии, у простых работяг-переселенцев, которые не могли себя защитить.

Сейчас Крузя ударил на совесть, не оставляя рогатому гаду надежд. Звериная, заросшая рыжим пухом голова сорвалась с разодранной, перебитой шеи, закинулась назад и повисла на какой-то тонкой жиле.

Крузя с отвращением отпихнул от себя труп. Это было невероятно, но он потратил уйму времени на рогатого, тот чуть не убил его. Такой живучести Арман-Жофруа еще не видывал.

Уже третий день они отбивались от выползней. Батальон изнемогал.

Лихие, родные парни, прошедшие огни и воды, очистившие Штаты от мрази и убийц, гибли один за другим. Днем они отбивали атаки выползней, сметали их ураганным огнем. Но по ночам эти гады вылезали прямо из трещин в земле, выползали из-под ног. И вгрызались в глотки спящим, караульным, всем, кто подворачивался под руку. Оказывавшиеся рядом не могли стрелять, они убили бы своего товарища, и они бросались на выползней с ножами, штыками, они резали их в лоскуты, но те успевали наполнить заушные пузыри и бросались в ночь и тьму с истошными визгами, все изрезанные, разодранные. Батальон таял на глазах. Облавы, карательные операции и прочие затеи не помогали.

Выползли уходили к беззащитным, убивали их, пропадали бесследно и тут же появлялись в иных местах. Это был сущий ад. Заматерелые в боях воины сходили с ума, накладывали на себя руки.

Крузя пока держался. Он знал от командиров, что подобное происходило и в других частях. Но он не собирался умирать. Он был счастливчиком, он чудом выжил, когда их бронеход разорвало на две половины. Погибли все. А он уцелел. Его подобрали и зачислили в другое отделение. Два часа они кружили над скалами, опускались и вновь поднимались. Они нашли тела всех, они подобрали умирающего сержанта, молоденького Колю — тот отдал Богу душу на его руках. Но Хука Образину так и не удалось отыскать. Наверное, он сгорел в пламени, думал Крузя. Царствие ему небесное! Хука было до слез жалко. Но сейчас, после появления рогатых выползней, жалость уходила и оставались лишь злость, остервенение. С подобной нечистью невозможно было совладать.

— Берегись! — дико заорал кто-то позади.

Но было поздно. Острые кривые зубы сомкнулись на затылке Армана-Жофруа дер Крузербильда-Дзухмантов-ского. Ожил! Ожил проклятый рогач! Такое бывало, он сам видел, и он виноват… но теперь поздно!

Крузя закинул могучие руки назад, за плечи, пытаясь сорвать с себя кровососа-выползня. Но силы уходили вместе с высасываемой кровью. Как в тумане он видел лица друзей-товарищей, бойцов, выживших, отчаянных. Они оттаскивали от него рогатого, они пропарывали гада штыками, выдавливали ему бессмысленно-выпученные глазища, рвали волосы, уши, отдирали… нет, жизнь уходила. Этот выползень успел, он восстал, ожил… надо было спалить его из огнемета, да теперь уже все, уже поздно, мгла застила глаза, все пропадало, даже боль уходила.

— Отомстите за меня, — чуть слышно просипел Крузя.

И упал в поникшую, желтую траву. Для него тревоги и мытарства земные закончились навсегда.

Светлана ухватила Ивана за руки, опустилась на колени. Она рыдала и оттого слова ее звучали бессвязно:

— Я умоляю тебя, бежим! Бежим отсюда!

— Нет! — мрачно ответил Иван.

— Нам надо бежать с Земли! Пока не поздно!

— Нет!

— Мы все здесь погибнем, понимаешь?! Это бессмысленно! Ты живешь старым, все изменилось! Земля гибнет!

— Нет! Я погибну вместе с Землей!

Она замотала головой — бессильно, обреченно и зло.

— У нас есть космические базы! Мощные звездолеты! Там нет этих тварей, там наше спасение!

— Уходи куда хочешь!

Иван оттолкнул ее от себя. И Светлана упала в мягкий ворс зеленого неброского ковра. Она отказывалась понимать его. Все кончено. Надо бежать.

Надо спасаться тем, кто уцелел и спасать других уцелевших. Они отбиваются чудом. Но чудо не вечно. Иван просто спятил, просто сошел с ума. Надо его связать… да, надо сказать Глебу, Дилу Бронксу, Кеше. Они его свяжут, увезут, спасут. И ее спасут. Теперь осталось одно — бегство. Все свершилось столь быстро, в считанные дни, еще и недели не прошло, как качалось это безумие, да, первые сатаноиды начали выползать на Западе всего неделю назад. И вот — страшный итог… нет, еще не итог… они спасутся! А значит, не все потеряно. Земля — это еще не вся Вселенная, не вся Федерация!

Иван вышел из комнаты отдыха, жестом подозвал Глеба Сизова.

— Как проходит эвакуация? — спросил он.

— Задействованы свободные от ведения боев средства… — начал было командир альфа-корпуса, ближайший заместитель Правителя.

Но Иван оборвал его:

— В первую очередь все ценности, все исторические реликвии! Лично ответишь!

Глеб грустно улыбнулся, скривив измученное, серое от недосыпания лицо.

— Эти дворцы и храмы, звонницы и башни мы не вывезем, — тихо сказал он.

— За наши храмы и очаги мы будем драться здесь, на Земле, в России!

— Драться?! — министр обороны вскочил со своего места. Он был взвинчен до предела, даже руки тряслись. — Как мы будем драться с ними?! Да, у нас есть оружие, которым можно их испепелить, обратить в ничто, в воздух… но они не группируются дивизиями и армиями, они выползают из щелей там, где наши люди. Что, прикажете жечь вместе со своими?!

— Не прикажу! — отрезал Иван. Он и сам понимал, что обычными, старыми приемами с этой нечистью не навоюешься. Тут каждый должен быть в поле воином, каждый обречен биться один на один! Они уже пробовали применять оружие серьезное, мощное — Арктику выжигали с орбитальных баз, воды закипали, испарялись, поднимались вверх… и несли студенистую заразу на материки, расщепленная, разодранная в ничто слизь выпадала с дождями в Африке, Америке, Азии, и уже через несколько часов после жутких ливней слизь скатывалась в комки, обращалась в студенистых омерзительных тварей — и ползла в селения, города, везде, где обитали люди. И начинались бойни, начиналось истребление всего живого.

Никогда эти твари не собирались в кучу! Никогда не становились удобной мишенью. А если и становились, то издыхали ненадолго. От них было невозможно избавиться, как невозможно избавиться загнанному в тайге лосю от туч гнуса, избравшего его своей жертвой. Но бедное животное могло найти реку, болотце, озеро, спрятаться хоть на время в спасительной воде… От этих тварей на Земле негде было укрыться. От них можно было уйти лишь в пустоту, в Космос, там они пока не объявлялись.

Иван подошел ближе к Глебу.

— Светлану отправь с очередным рейсом, — угрюмо сказал он.

Глеб кивнул, он все понимал.

Невозможно было отправить за пределы планеты всех россиян, всех землян. Люди становились беззащитными жертвами… Последним приказом Иван рассредоточил две трети всех бойцов по городам, по кварталам, домам, улицам на защиту несчастным. Но бойцы гибли один за другим, а нечисть все прибывала, ее становилось больше и больше.

— Дайте обзор! — потребовал Иван.

Вспыхнули одновременно двенадцать экранов. Россия. Москва. Сейчас Верховного интересовали только они. Все остальное было безвозвратно утеряно. Как пришло, так и ушло — в считанные дни. По всем землям, по всем материкам отбивались от слизистой гнуси и рогатых выползней отчаянные, обезумевшие от непрекращающейся резни одиночки. Управление силами планетарного базирования было полностью утрачено, да и некем было управлять, выжившие сражались каждый сам по себе, сражались за себя, в полубезумном бреду, в яростной горячке. Но и они выдыхались. Такого Земля еще не знала.

На экраны было больно смотреть. Дальний Восток, КурилЫ, острова трясло в непрекращающемся землетрясении, трещины в земной коре раздирали, разламывали все — дороги, здания, космодромы. Из дыр лезла слизистая нечисть, она превосходно себя чувствовала на сотрясающейся поверхности и в беснующихся недрах. Сибирь горела — страшно, безысходно, всеми бескрайними лесами. Над тайгой стояла черная завеса, сквозь которую временами прорывались и лизали мутные небеса огромные языки пламени — рвались и горели хранилища. Людей не было видно.

Иван молча повернул голову к начальнику штабов.

Тот протер платком багровую лысину, он все понял без слов.

— Бегут! Кто мог, уже сбежал. Орбитальные станции переполнены, боевые корабли превращены в богодельни, забиты до отказа, там можно сойти с ума.

Сейчас разворачиваются резервные модули…

— Как Луна, Марс, другие планеты?! — перебил Иван.

— Везде лезут эти твари, повсюду! — ответил начальник штабов. — Не осталось ни одной планеты в Федерации, где бы они не появились.

Иван сжался, отвернулся и выговорил через силу:

— А трехглазые?

— Ни одного появления не зафиксировано. Это было поражением. И виноват он, Верховный! Иван готов был закричать и броситься на стенку с кулаками.

Бессилие! Что может быть страшнее?! Он ничего не способен изменить. Он не понимал происходящего.

А на экранах творилось страшное. Города были охвачены невиданной, ужасающей паникой. Люди тысячами сходили с ума, выбрасывались из окон, бежали в леса, пустыни… но где бы они не появлялись, всюду настигали их выползни и полупрозрачные гадины. Командующие армиями, флотами не выдерживали, пускали себе пули в лоб. Командиры дивизий, полков, батальонов с оружием в руках бились плечом к плечу с рядовыми, их опыт, их знания были не нужны, они не могли управлять и командовать, все было разрушено, нарушено, прервано… На центральном экране какие-то смельчаки в зеленых скафандрах с огнеметами и дельта-излучателями лезли в канализационные подземелья прямо на Лубянке, у Петровки, возле Красных Ворот — жгли, выжигали студенистую и рогатую нечисть. Они все были в ошметках слизи, разгоряченные, усталые, злые.

— Смотрите! — Голодов ткнул пальцем в экран, показывавший оцепление у Красной площади.

Все произошло быстро. Камни брусчатки словно вышибли изнизу, булыжины градом взметнулись вверх, опрокидывая, валя с ног двоих крепких парней в черной форменке поверх скафов. И тут же полупрозрачная, студенистая цепкая лапища высунулась из провала, ухватила третьего, здоровенного малого с лучеметом, втянула его в дыру. Оттуда полыхнуло пламенем. Трое бросились на выручку. И замерли. Они не могли стрелять в провал. Не могли!

— Добрались! — мрачно изрек Глеб Сизов. Он нервно сжимал и разжимал кулаки, будто сам собирался броситься в драку.

Иван промолчал. Он не мог сосредоточиться. Глаза бегали с экрана на экран. Крым. Черное море. Пустые пляжи. Прямо из воды лезли рогатые, их было много, сотни. Какой-то черный, полуобгоревший бронеход бил и бил из единственного уцелевшего орудия в прибой, в волны, бил неприцельно, впустую, скорее всего, внутри уже не оставалось живых. Агония. Страшная, необратимая агония! Черные острые пальцы кипарисов, развалины, гарь, пепел, одуревшие галдящие чайки. Повсюду смерть и ужас. Прибалтика. Пустыня.

Голая, брошенная, какая-то неземная. И уже серые мертвые воды. Там кончено, там прошелся смертный смерч. Только неубранные дистрофичные трупы и бездомные облезлые псы. Дальше! Дальше! Киев — огромный могильник, стрельба, дым, суета и дикие, истерические крики, бой у Святой Софии — беспощадный, лютый бой. Последние бойцы, их всего восемь или девять, отбивают натиск гадин. Смертники! Они обречены. Лица отрешенные, неземные.

Кровь. Стоны. Они даже не догадываются, что камеры с орбитальных станций сейчас выхватывают их из огня, дыма, запечатлевают перед уходом в мир иной, показывают тем, кто далеко отсюда, в Москве. Нет! Хватит!

— Они выдохнутся! — прохрипел Иван со злостью, даже ненавистью, будто заставляя самого себя уверовать в свои же слова. — Это не может продолжаться долго!

Паркет у выхода из кабинета вдруг вспучился, вздыбился, разлетелся. И с отвратительным скрежещущим сипом из пролома полезла такая жуткая трясущаяся желеобразная гадина, что на миг все опешили, растерялись. И только когда сразу шесть извивающихся щупалец протянулись в разные стороны, грозя захлестнуть ближайших людей, охранник из «альфы» вскинул дельта-излучатель — и все потонуло в сиреневом мареве, кипящая слизь потекла в пролом, что-то скользкое, мелкое, вертлявое, юркнуло вниз.

— Взять! — заорал Иван. — Взять немедленно! В силовые поля! — он кричал в голос, кричал по внутренней, сейчас его слышали все в здании, и внизу, и вверху, и по бокам. Там было подготовлено, он предупреждал. Нельзя упустить! Нельзя!

Они пробрались и сюда. Для них нет преград. Как? По «воздушкам»? Иван не знал. Да и не столь это важно. Важно другое, что они вездесущи. Они проникают в такие дыры, куда и муравей не пролезет. Они растекаются по всем порам, трещинкам, каналам и канальцам, они пропитывают своей слизью все материалы и породы, лишь металл им недоступен, они пролезают везде. Но почему?

Откуда взялась эта напасть?! Если поначалу ему казалось, что все дело в подземных заводах и лабораториях выродков, где выращивали сатаноидов и дьяволоидов, то последние дни Иван начинал отчетливо понимать — все сложнее, все значительно сложней. И страшней! Дьяво-лоиды были только пусковым механизмом… нет, они были катализатором, чем-то начальным, запускаемым для разогрева. Пусковой механизм сработал до них… Иван отогнал нехорошие, черные мысли. Нет, он тут не причем, просто так получилось. Да, так получилось. И эти твари скоро выдохнутся! Не век им творить зло!

— Здорово, мужики!

Дверь, пнутая сапожищем, распахнулась, затрещала от удара. На пороге появился взъерошенный и небритый Иннокентий Булыгин. Охранник в черном пытался приостановить его. Но остановить Кешу было невозможно.

— Не суетися, малец, — беззлобно сказал он и отодвинул охранника.

Иван махнул рукой, чтобы впустили. И Кеша, как был — грязный, потный, измочаленный, так и вперся в кабинет. За собой он волочил какое-то чучело волосатое.

— А это еще чего?! — изумился он, чуть не сверзившись в дыру. Таких дыр в кабинетах иметь не полагалось, Кеша даже растерял немного былую уверенность.

— Добрались и до нас, — пояснил Глеб Сизов, не сводя глаз с чучела и начиная нервничать еще больше. — Какого черта ты притащил этого мертвяка?!

— Притащил, стало быть, надо! — мудро ответствовал бывший каторжник и ветеран. И оглянулся на оборотня Хара. Тот сидел в дверях, как и положено зангезейской борзой, и тихо поскуливал.

— Отвечай! — потребовал Иван.

Он уже понимал, почему Кеша притащил сатаноида. Тот был дохлый! Они впервые видели дохлого выползня. Эти твари не издыхали, по ним можно было прокатиться пять раз бронеходом, но все равно через какое-то время раздавленные, изничтоженные ткани соединялись, срастались, стягивались — и выползень вставал на ноги, оживал, брел на поиски новой жертвы.

— Вот так с ними надо! — сказал Кеша. И пнул дохляка сапогом.

— Серебряной пулей, что ли? — насмешливо поинтересовался Глеб Сизов. — Или осиновым колом?!

Кеша поглядел на вопрошающего сверху вниз. Потом перевел взгляд на Хара и заявил вполне серьезно:

— Это он его укусил.

Кривые улыбки сошли с лиц, их место заняло недоумение. И надежда. Иван подошел ближе к дохляку. Был тот небольшой, метра на полтора, весь покрытый реденькой сизой шерсткой, колени и локти выступали острыми розовыми проплешинами, ножки сами по себе были тонкими и кривенькими, зато живот расползался бурдюком. Уродливая голова увенчивалась двумя выгнутыми рогами, один был обломан, видно, выползень вволю успел покуролесить. На получеловечью-полузвериную морду глядеть не хотелось — сплошные морщины, рыло, остекленевшие пустые глаза. Глотка у сатаноида была перегрызена от уха до уха.

Перегрызть да перерезать глотки этим тварюгам — дело нехитрое, коли б они не заживали тут же, не срастались. У этого не срослась, значит, что-то есть в слюне у оборотня, значит, надо срочно провести химическую экспертизу, выделить эту самую составляющую, синтезировать в массовых объемах… Ивана даже в жар бросило. Но он почти сразу охладел. Где синтезировать? Все разрушено, народ разбежался, многие погибли. На орбите?!

Кеша подошел к нему вплотную.

— Видал, — сказал он полушепотом, положив руку на плечо Ивану, — не одних трехглазых можно бить. Этих тоже! Не боись, прорвемся, бывало и похлеще!

— На экспертизу! — приказал Иван, и кивнул в сторону оборотня. — И его заодно! — Он хотел пнуть выползня, но отвел ногу, побрезговал.

Ерунда. Все это ерунда! Дело зашло слишком далеко, на Земле сейчас сотни тысяч, миллионы рогатых тварей и миллионы слизистых гадин. Кеша молодец, он вдохнул в них во всех надежду… но поздно, слишком поздно!

Дверь снова распахнулась. Вошли трое. Средний держал в руках стеклянный шар, похожий на аквариум. Но это был не аквариум. Иван ткнул пальцем в столешницу длинного резного стола.

— Успели?! Хорошо, очень хорошо!

Он медленно подошел к «аквариуму», присел на ближайший стул. За бронестеклом и незримыми переплетениями мощных силовых полей что-то шевелилось. Прозрачный червячок, совсем крохотный — тонкий шнурочек с просвечивающими беленькими позвонками и раздутой кругленькой головкой, два красных глаза-бусинки, бледный клювик и розовый мозжечок за студенистой пленочкой… Пристанище! Иван окаменел на стуле. Ему было тяжко, несказанно тяжко — будто накапливавшиеся годами боль, усталость, страдания, муки навалились на него многопудовым грузом, придавили, прижали к земле, расплющили. Да, недаром черные предчувствия грызли его, не зря! Пристанище безгранично и вездесуще, это Вселенная вселенных и аура Мироздания. Земля лишь малая часть Пристанища… Как он мог забыть? Как он мог забыться?!

Сейчас все они, и Голодов, министр обороны без армии, и суровый Кеша, и вымотанный, падающий с ног Глеб Сизов, и багроволицый начальник штабов, и комитетчик, и охранники, и даже Светлана — когда она успела выскользнуть из потаенной комнатушки! — все вглядывались в стеклянный шар, все пытались понять хоть что-то, узреть и осмыслить. И ничего они не видели, кроме жалкого червячка с кровавыми злобными глазенками. Ничего! А он видел все сразу: сектор смерти в закрытом пространстве, чудовищное притяжение Черного Карлика — Альфы Циклопа, страшный многоярусный гипер-мир, планета Навей, лес-утроба, лабиринты, потом другой лес, Поганый, и странный леший с неуловимым лицом, сквозь которое просвечивали деревья, ветви и гнусное небо, Рон Дэйк, нагрудный номер ХС 707320, отряд «Сигма-11», проект Визит Вежливости… и выскользнувшая из лешего суетливая змейка с полупрозрачной головой и красными выпуклыми глазками, даже не змейка, а скорее, омерзительный, гадкий червь, невероятно быстро скользнувший по хвое, оставивший сырой след… он бросил тогда меч вдогонку, попал в след, а сама увертливая гадина пропала в черной норке, только голый хвост мелькнул, и потом… Нет! это было прежде — фиолетовый лишайник, стадо ожиревших четырехглазых чудищ с лопа-тообразными языками, чудищ, извергавших из огромных утроб отвратительный писк, набухшая и лопнувшая кожа на лбу чудища, и высунувшийся из разверзшейся дыры трехглазый червь-паразит, мягкий трясущийся клювик с алыми ноздрями, зеленоватый пух, болезненная ухмылка и гипнотический сип: «В Пристанище никто не умирает, хотя убивают тут всех!», непостижимое Предназначение, воплощения и перевоплощения, бесконечная цепь воплощений! черви в телах, тушах, монстpax… повсюду! черви и змеи в Чертогах — да, кишмя кишевшие скользкие гадины! Чертоги Избранных! а потом огромный, немыслимо огромный и страшный Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного, он впервые видел его таким, но он поразил его, он убил беса, Иван помнил, он как сейчас видел голого розового червя, выскользнувшего из-под балахона, тот был еле живой, он извивался, сворачивался в кольца, сверкал горящими красными глазками, а у Ивана не хватало сил подняться, встать, раздавить червя, не было сил, он умирал, и он начинал осознавать, что его заставили играть чужую черную игру без правил, его обрекли, и не его одного.

Прозрачные черви. Воплощения. Пристанище! Нет, они сейчас смотрят в шар, но они ничего не понимают! И он не сможет им ничего объяснить.

— Какая мерзость! — прошептала Светлана. Ее надо срочно вывозить с Земли, подумал Иван, иначе будет плохо, очень плохо, она близка к срыву. Но ведь упрямая, страшно упрямая, попробуй сладь с ней. Земля часть Пристанища! Так не было, врал Авварон. Но так стало. Тяжесть гнула, давила Ивана. Он смотрел в горящие красной ненавистью глазенки и видел тот смертный, потусторонний мир, из которого еле выбрался. Пристанище. Полигон!

Доигрались, проклятые выродки! Но сам Полигон-Пристанище лишь тень кувшинки на черном непроницаемом зеркале исполинского бездонного болота. Имя тому болоту — преисподняя. Да, они еще не понимают до конца, что произошло. Это конец… Нет! Нет!! Иван большим усилием отогнал мрачные мысли, он не имеет права так думать, он воин, он православный, для него уныние и отчаяние тяжкий грех, самый тяжкий изо всех! Кого Господь любит, того и испытывает.

Это лишь очередное испытание, которое надо выдержать. Надо устоять! И он не имеет права бежать с Земли. Другие имеют. А он нет!

Иван снова перевел взгляд на экраны. На Красной площади жгли из лучеметов нечисть. Но она лезла и лезла. Прямо на брусчатке лежал раненный в разодранном скафе, его будто вспороли изнутри. Раненный стонал, пытался встать. И некому было помочь, цепи смешались, все перепуталось… но никто и не думал бежать. Ребята дрались насмерть, до последнего, изнемогая, переходя в рукопашную. Нет, он не имел права бросать их. Ни живых, ни мертвых. Если это конец, значит, он умрет с ними, значит, это будет и его конец. А Светлану — на флагман!

— Глеб, — обратился Иван к Сизову, — не надо медлить, ты помнишь мою просьбу?! — Он скосил глаза на жену.

Тот отвернулся. В кабинет ворвались трое из его корпуса, вызванные по беззвучной внутренней связи. Они подскочили к растерявшейся Светлане, подхватили на руки.

— Нет! — закричала она в лицо Ивану. — Ты не смеешь! Ты не смеешь!!!

— Смею, — ответил Иван тихо. — И не хорони меня раньше времени. Ну все, Света, пора, до встречи! — Потом встал, сказал резче, ни на кого не глядя: — Все свободны!

Кешу он придержал за руку. Тот провожал взглядом альфовцев, несущих будто оцепеневшую женщину в сером комбинезоне и виновато улыбался, как мог улыбаться только он. Кеше надоело сигать через «барьеры», он устал, выдохся. Ему хотелось выйти на площадь и бить, крушить, рвать зубами, топтать, убивать, пока есть силы, пока не остыла кровь. Сдохнуть — так с музыкой! Вот только жаль бедолагу Хара, без него он пропадет, совсем пропадет в этом жестоком мире. Но Хара тоже увели, его будут, видишь ли, исследовать и изучать! Поздно. Иннокентий Булыгин, ветеран аранайской войны и беглый каторжник-рецидивист, припомнил вызолоченную адмиральскую каюту, тяжело вздохнул — только, понимаешь, начали в три этапа выполнять задуманное, только разохотились с усатым и важным стариком-адмиралом, а его снова выдернули, отозвали… все Иван! Ну, да Ивану виднее! А ему, стало быть, пришла пора Богу душу отдавать. Так и не повидав родных местечек, земелюшки родимой. Ну ничего, Господь простит, он мудрый и жалостливый.

Кеша вздохнул совсем горестно и побрел вслед за Верховным.

В комнате отдыха стоял полумрак. Перед опустошенным и потому выглядевшим странно аквариумом сидел Дил Бронкс. Он зажал голову ладонями и мерно покачивался, в такт какой-то неслышной, внутренней музыке. На Кешу Дил даже не взглянул. Он думал сейчас о Тае-ке- она в безопасности, на Дубль-Биге. Но все равно было как-то тревожно. Цая так и не выручили. Все парни, с которыми начинали, сгинули. На Земле сущий ад. Плохо!

Иван поставил стеклянный шар с червем на столик у стены. Сам подошел к окну, отдернул тяжелые шторы — башни величавыми стражами охраняли Кремль. В соборах служили службу, спокойно и размеренно, будто и не творилось ничего ужасного. Пастыри просили за свою паству, уничтожаемую нечистью, просили перед Святыми Ликами. Но, видно, велики были грехи рода человеческого… или молитвы их не долетали до Создателя. Иван задернул штору. Присел на диван рядом с Кешей.

Тот мрачно изрек, глядя в пол:

— Видел бы все это старина Гут, придушил бы нас собственными руками!

— Причем здесь мы? — не понял Иван.

— Притом, — коротко ответил Кеша.

— Притом, притом! — эхом повторил Дил Бронкс. И добавил: — Я бы и сам себя придушил с удовольствием.

— Ну хватит сопли распускать! — сорвался Иван. — Что делать будем?!

Дил поглядел на него большими и грустными глазами.

— Совета спрашиваешь?

— Спрашиваю.

— Ты же такой умный, Иван, ты ж наперед все знаешь, все растолковать можешь. Вот сам и скажи.

— Скажи, — повторил на этот раз Кеша. — Сам скажи.

— Веселый у нас разговор получается!

Иван встал, подошел к стеклянному шару. Червь смотрел прямо на него, глаза в глаза. Он уже не дергался, сообразив, что силовые поля крепче стальных цепей. Сколько таких червей просочилось сквозь незримые щели на Землю?! Иван знал, ответа не будет.

Разговора не получалось — никакого, ни веселого, ни грустного. Они начинали это нелегкое дело вместе. Остальных растеряли. Теперь теряли и саму Землю. Иван гнал прочь простое и чудовищное решение. Он не собирался говорить о нем вслух.

Но сказал Дил Бронкс. Он будто проснулся, глаза ожили.

— Надо всем уходить! Туда! — Дил указал пальцем вверх. — Землю придется уничтожить, выбросить в другое измерение, экзотом! Иного выхода нет!

Иван закачал головой.

— И не будет! — настаивал на своем Дил. — Мы обязаны уничтожить Землю и все жилые планеты, куда пробрались эти твари! Обязаны! Тогда хоть что-то уцелеет. И можно будет начать все сначала на других планетах, их полно во Вселенной!

Кеша ехидно прихмыкнул и вставил:

— Эти суки придут туда вслед за нами, Дил. Младенцу ясно!

— И все равно, надо дело делать! Какого дьявола мы сидим, сложа руки?!

— Они выдохнутся! — истово, с верой в невозможное сказал Иван.

— Надежды юношей питают, — просипел Кеша. — Это мы выдохнемся и после сдохнем. А они прут…

Из-за стекол, с улицы раздались крики, натужный визг, пальба.

— …вон, уже и сюда пролезли! — заключил Бу-лыгин. — Вы как хотите, а я пошел туда. Пускай сдохну, но хоть парочку спроважу обратно, в преисподнюю. Пока!

— Стой! — закричал Иван. — Никто тебя не отпускал! Стой!

Кеша обернулся в дверях и пристально поглядел на Верховного, на Правителя, на Председателя Комитета Спасения Федерации и Великой России. Во взгляде его были усталость, боль и снисхождение.

— Не кричи, Ваня, не надо, — промолвил он душевно и тихо, — поздно кричать-то. И приказывать поздно, перед смертью каждый сам себе командир. — Он как-то неумело и воровато перекрестился, глянул в потолок, потом наоборот, потупился. — Не поминайте лихом. Бог вам судья!

И вышел.

Дил Бронкс бросился к Ивану, встряхнул его за плечи.

— Ну?! Решайся! Другого выхода нет!

— Не могу.

— Сейчас счет на минуты, понимаешь? Нам не простят нерешительности, Иван! Ты же воин!

— Воин не станет жечь свой дом…

— Если в него пробрался враг и беснуется в нем — станет!

— Нет, не могу!

— Ты будешь сидеть тут, отгородившись ото всех и ждать, когда они придут к тебе, когда они высосут из тебя кровь и отпихнут твой труп?! Или, может, ты уже нашел с ними общий…

Дил не успел договорить. Он рухнул прямо на ковер, сбитый резким и сильным ударом в челюсть.

— Не надо так говорить! — Иван подошел к пустому встроенному аквариуму, к самому стеклу. Когда-то за ним в зеленоватой толще змеились, поводили острыми плавниками клыкастые гиргейские гадины с кровавыми прожигающими буркалами. Теперь там не было никого, там не было ничего, даже воды. Но Ивану мерещились серые призрачные тени — будто промелькнули, одна за другой, оставив рябь и муть в глазах. Наваждение!

— Ну, как знаешь, — Дил Бронкс медленно поднялся с ковра, потрогал челюсть.

И только теперь Иван заметил, как тот изменился, как постарел за эти месяцы, обрюзг, поседел еще больше, ссутулился, даже огромные выпученные белки глаз стали желтыми, почти старческими. Нет, не надо было бить, не надо было обижать его, сорвался, хотя и тот слишком многое себе позволяет, да как он смел заподозрить его, Ивана, как у него язык мог повернуться!

— Я тоже ухожу, — прохрипел Дил. — Зря ты меня втравил в это дело, Иван. Я не боюсь отдать концы, мне уже все равно, но я хотел бы умереть с чистой совестью… теперь не получится. Мы все виноваты!

— Ну и куда ты пойдешь?!

— Не знаю. Прощай!

Дверь хлопнула. Иван вздрогнул, по спине пробежал холодок. Они бросили его! В самый трудный час. Бросили! Гут Хлодрик никогда бы не поступил так.

И Хук Образина тоже. И Глеб. Но что теперь толку, теперь уже все равно. Они обречены!

Иван сбил ногой со столика стеклянный шар. Тот покатился в угол, ударился, замер. Bcех гадин не заключишь в такие шары! Что толку?! Иван был в полнейшей растерянности. Он прекрасно осознавал, что именно сейчас все ждали его команды, все ожидали решения, они были готовы. А он нет! Погубить Землю, планету, давшую жизнь всему человечеству, не только сорока восьми миллиардам нынешних, но и тем миллиардам, что жили прежде, что оставили на Земле бесценные сокровища, богатства тысячелетий?! Нет! Это невозможно! Да и нет никакой гарантии, что такой отчаянный ход прервет страшную игру, остановит вторжение нечисти, вторжение из Ада. У них нет оружия против жутких гадин. Но Земля должна сражаться, она должна биться до последнего солдата и Земля и все заселенные планеты, и только тогда, может быть, уцелеют, выживут те, что ушли в Космос, на базы, на спутники, на звездолеты и пространственные станции. Да, спасется Светлана, другие… а он погибнет здесь, и Глеб погибнет здесь, и Кеша, и Голодов, и все, кто помогал ему, альфовцы, ребята из прочих наземных соединений, все бойцы, все, кто может держать оружие и убивать, убивать, убивать неубиваемых тварей! Им и не нужны никакие команды, им ни к чему приказы, они уже бьются, они уже умирают.

Иван бросил взгляд на резную дубовую панель шкафа, где стоял его боевой скафандр, где хранилось оружие. Его словно магнитом потянуло к панели, да, надо идти! Надо умереть с честью, не отсиживаться за спинами.

Кеша прав, нынче уже нет ни командиров, ни подчиненных, кончилось время приказов. Надо идти к людям. Смерть на миру не страшна.

Иван собирался встать с дивана. Но взгляд его коснулся вдруг мутноватого стекла, уходящего под потолок. Он встряхнул головой, проморгался, не веря глазам своим, и почувствовал, как по спине потек ручейком холодный липкий пот. Такого давненько не случалось, даже стало забываться, но… Иван почувствовал, что нижняя челюсть у него начинает мелко и противно дрожать, сжал зубй. Этого еще не хватало!

За стеклом, прямо на пыльном мраморе, сгорбившись и втянув голову в сутулые приподнятые плечи, в своей черной грязной сутане и надвинутом на глаза капюшоне сидел гнусный и подлый колдун-крысеныш, лучший друг и брат, злой дух черных миров и самой преисподней, вислоносый и слюнявогубый Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного.

Сидел и мерзко ухмылялся, перебирая крупные черные четки.

Оторопь, охватившая Ивана, схлынула, и он уже собирался заорать на незванного гостя, прогнать, выставить вон.

Только тот опередил его, раззявил отвратительную пасть и глумливо вопросил:

— Ну что, Ванюша, доигрался?!

От такой наглости Иван опешил, одеревенел, крик и ругань застряли в горле. Подлый крысеныш дождался своей минуты, своего звездного часа и явился по его душу. Явился, когда его не ждали… Ну что ж! Человек предполагает, а располагают совсем иные силы. Придется принимать на себя и этот удар.

— Что надо?! — грубо спросил Иван.

— А ничего не надо, — беспечно прогугнил Авварон, — так вот как-то, мимо проходил, дай, думаю, зайду, проведаю старого доброго приятеля, друга и брата, потолкуем по душам, как живется как можется, чай, не чужой человек… да и величина немалая, уважения требует. Вот я, ничтожный и сирый, и заполз с поклоном! Челом, стало быть, бью!

— Хватит паясничать! — сорвался Иван. — Не до тебя! Сам видишь, чего творится. Говори, зачем пожаловал? Кристалл нужен?!

Авварон высверкнул базедовым глазом из-под капюшона. И ответил прямо:

— Ничего мне от тебя не нужно, Ванюша. Все уже наше. И дать ты мне ничего не можешь, нету у тебя ничего.

— Врешь, собака!

— Врут людишки. Собаки не врут. А я, Иван, и не то, и не другое, сам знаешь.

Узловатые, грязные пальцы не переставали теребить черные шарики четок.

Мерзкие капли сочились из вислого носа, прямо на синюшную губу. Жалок и противен был нечистый, и только гугнивый голос да вы-сверкивающий нагловатый глаз выдавали злорадное торжество.

— Да, Ванюша, сколько раз я тебе говорил, что простота хуже воровства.

А ты мне все не верил. Вот и теперь все никак понять не желаешь, родимый, что пришли мы. Пришли! Эхе-хе, а ведь сколько я на тебя времени поистратил, сколько раз я тебе разобъяснял все да по полочкам раскладывал! Ведь мы с тобой, ВанюАа, считай, что полжизни рука об руку прожили, последним делились, вызволяли друг дружку из бед всяких, — Авварон пустил слезу, расхлюпался, зашмыгал носом, даже голос у него стал дрожащим, проникновенным, — ведь любил я тебя как брата и опекал будто дитятко родимое… А все, получается, впустую. Так ты ни хрена и не понял!

Оцепенение и оторопь схлынули с Ивана. Он уже знал, что от нечистого в этот раз просто так не отделаешься, что пока всю душу не вымотает, не отстанет. Но протягивать не то что руки, а даже пальца этому подлому словоблуду Иван не собирался — оторвет, заманит, затянет в свою нечистую трясину и сожрет.

— Не брат ты мне, Авварон, и не друг, — недобрым голосом начал Иван, — бес ты, вот кто! И всегда бесом был! Это ты кружил меня, сбивал с пути, бросал в пропасти смертные, ты изводил меня везде и всюду, погибели моей жаждал! А теперь почуял конец мой, заявился. Не спеши! Неизвестно, как еще обернется-то!

Колдун-крысеныш хихикнул, утерся рукавом поганой рясы. С деланной обидой прогундосил:

— Грубый ты, Иван, грубый и несправедливый.

— Какой есть!

— Это верно. Сколько тебя припоминаю, столько ты и грубил дядюшке Авварону, пользуясь его добротою и отходчивостью. Попрекаешь ты меня, Ванюша, хулишь и стыдишь, а ведь я к тебе не с хулой и руганью пришел, а с добрым словом, с благодарностью большой и чистосердечной…

— Чего-о?! — Иван привстал с дивана. Но тут же вновь встряхнул головой, будто бы желая избавиться от наваждения, потом трижды сплюнул через плечо, перекрестился мелко, шепнул под нос: — Сгинь, нечистая, сгинь!

— Ну-у, зачем же так-то! — протянул Авварон. — Думаешь, я тебе мерещусь, Ванюша? Обижаешь. Не мерещусь я тебе… бестолковый ты очень, потому и понять не можешь — пришли мы, родимый. Пришли!

— Врешь!

— Мне врать не к лицу! — истово заявил Авварон, лжец, подлец и негодяй.

— Докажи!

Авварон покряхтел, поерзал, потом сунул четки под сутану, встал, подковылял к пыльному стеклу. И прошел сквозь него, будто никакой преграды и вовсе не было. Минуты полторы он простоял у стеклянного шара с червем, укоризненно и горестно покачал головой, потом ссутулился еще больше, неспешно подошел к дивану, влез на него и уселся со стонами и оханьем на широкий кожаный валик всего в полуметре от Ивана.

— Можешь потрогать.

Иван протянул было руку, но трогать не стал. Они пришли! Они уже здесь, какие еще доказательства?! То, что происходит за этими стенами, самое лучшее доказательство! Только пока не ясно, кто вторгся на Землю — демоны самой преисподней, или всего лишь обитатели Пристанища… да только об этом расспрашивать бесполезно, крысеныш не скажет правды — бесы юлят, крутят, сбивают с толку, путают, но правды не говорят. Или все же говорят иногда?!

— Говорят, еще как говорят, — прошипел колдун-телепат — ты ж мне не чужой, Ванюша. Я тебе всю правду расскажу, хоть и глупый ты и недоверчивый.

Ты умишком-то своим убогим тужился все истины мира понять да мой интерес разгадать, все с Кристаллом как наседка с яйцом носился и меня, горемычного, по себе мерил, своим аршином. А мне Кристалл-то этот уже и не нужен был после Пристанища-то, смекаешь?! Ты мне нужен был Ванюша. Кто твои поручения выполнял, а? Кто тебя и твоих спящих красавиц от смерти спасал, припоминаешь?! Позабыл, Иван, что из лучшего друга и брата, обратился ты в раба моего — сам! по своему хотению, не неволил я тебя.

— Удавкой ты был на глотке моей! — мрачно процедил Иван, глядя в пол.

— Лучше б мне пришлось сдохнуть в Пристанище!

— Еще сдохнешь, Ванюша. Не печалуися о былом. U грядущем подумай!

— Отслужил я тебе! — Иван стиснул виски ладонями — Отслужил свое рабство, неволю свою, все, чего требовал, исполнял! Чего еще хочешь, нечисть?!

Авварон снова захихикал, утробно, плотоядно. Потом примостился поудобнее, зачесался под рясой и уставился в Ивана тяжело, мрачно, в оба глаза.

— Исполнял, говоришь? Это дело десятое, дела делать да исполнения исполнять. Видать, не все ты понял, Ва-нюшенька Ты впустил меня в себя, и стал я твоим хозяином и господином. А до того был лишь поводырем да наставником. Вот так-то, милый! Жристалл при тебе был А я внутри тебя! Я и сейчас внутри тебя, в тебе самом Иван! Не сразу я из Кристалла нужное-то вытянул, не сразу, все вживался да приглядывался, не мог дотянуться до него изнутри тебя. Да только ведь ты сам раскрылся, сам вразнос пошел, родимый ты мои, без принуждения, без попреков. Ты думал, сердешныи, что эдак-то маяться, скитаться, метаться из мира в мир, а потом все вверх дном переворачивать можно запросто так. Нет, Ваня, нетушки! Ты меня тешил, меня ублажал… да ненароком и раскрылся, сам того не заметив. Своим ты стал для всех нас, родным и близким- и координаты Сквозного канала через тебя познали, и дороженьку из Пристанища в Систему, а из Системы в вашу епархию земную, все через тебя. От прыти твоей замешкались даже, думали, когда еще к канальчику сквозному дверочка найдется, когда еще воронка-то приоткроется, ведь для этого потрясения нужны ого-го какие, катаклизьмы, Ванюша, как говорят люди необразованные и простые, без них-то никак! А ты удружил, услужил пуще прежнего — такую заваруху учинил, так шарахнул по Земелюшке, что вот она, дверца-то — и открылася!

— Все врешь! — взъярился Иван. Теперь его трясло от гнева, от злости.

Авварон, подлец, перешел от намеков к прямым обвинениям. Нет, все не так, все это ложь! Нечистый явился поизмываться над ним, поиздеваться перед смертью. Неминуемой, страшной и… бесчестной смертью. Бесчестной? Да, надо признаться самому себе, чести мало, он не спас Землю, так получилось. Но не онускорил ее погибель, не он! И нечего возводить на него напраслину. Этот бес глумится над ним, хочет, чтобы он не просто погиб, сражаясь, с верой, с убежденностью в правоте своего дела, а чтобы он сломался перед смертью, превратился из человека, из воина в кусок падали, в тряпку, в дерьмо. Нет!

Не будет этого! Все было правильно! Иначе нельзя было поступать, все верно!

Большего, чем он, Иван, и его товарищи, сделали для Земли, для всех людей, сделать было просто невозможно. А все остальное от лукавого! Этот гад опять морочит его, напускает морок! Хотя и есть в его словах доля… доля истины, есть что-то верное… есть? Нет! Нельзя ему поддаваться! Ни на миг нельзя! перед внутренним взором Ивана встали первые мученики, которых он видел своими глазами, две корчащиеся на поручнях фигурки. Страшное пламя освещало их… и сжигало. И голос, пронзительный голос, звучащий изнутри: «Он не придет в этот мир мстителем, не придет!» Так было. Это жестокая правда, которую не перекроишь, не изменишь. Но он никогда не мстил! В нем не жила месть! Он вершил справедливый, праведный суд. Иди, и да будь благословен!

Такими напутствиями не бросаются! Суровый, но добрый лик заслонил всеуничтожающее пламя. Глаза, в нем жили глаза. И золотились доспехи, вились в лазури стяги, блистали зерцала и шлемы. Да, иначе быть не могло, он вершил Добро и только Добро! Сгинь, сгинь, нечистая! Пусть смерть! Пусть гибель! Пусть забвение и даже позор! Но совесть его чиста!

Иван резко выбросил влево руку, намереваясь отшвырнуть от себя гнусного гаденыша, сбросить его с дивана. Но рука рассекла воздух.

Авварон, как ни в чем не бывало, сидел на красивом резном столе у окна. Сидел, чесался под рясой, сопел, хлюпал. И поглядывал искоса.

— Убирайся прочь! — потребовал Иван.

В руке у него, на ладони, лежала рукоять — только сожми, и вырвется, засверкает всеми цветами радуги хара-лужное лезвие меча — непростого меча, рассекающего живую и неживую плоть. Иван смотрел на рукоять и ждал. Что поделаешь! Опять эта комната. Опять лютый враг в ней. Так уже было. В прошлый раз он вышел победителем из жестокой схватки, он сумел отправить в ад бывшего министра обороны, выродка, предателя, подонка, убийцу. Что будет сегодня?

— Горячий, горячий ты, Ванюша, — просипел негромко и укоризненно Авварон, — а ведь я к тебе, повторяю, ты, небось, запамятовал, с добром и благодарностью пришел. Ты хоть выслушай спервоначалу… ну, а потом, — нечистый вздохнул совсем горестно, страдальчески, утер рукавом набежавшую слезу, — потом секи долой голову мою, не жалко!

— Паяц! Скоморох! — Иван криво усмехнулся, думая, а стоит ли об эдакую гадину поганить добрый меч. Там, снаружи, гибли люди — добрые, умные, честные, чистые. А он тешил беса, он не мог изгнать его ни из этой тихой комнатушки, ни из себя самого.

Авварон понял, что рубить его и вообще обижать пока не будут. И снова уставился на Ивана двумя желтушными выпученными глазами-сливинами, уставился, будто захотел заворожить, подавить тяжким, свинцовым взглядом.

— Не скоморох я, Ваня, — заговорил он без обычной гугнивости и картавости, — не скоморох. И ежели кого мечом сечь собрался, так секи самого себя. Ты во всем виноватый. Ты! Ты был разработкой особого отдела Синклита, тебя забросили в Пристанище неспроста, понимаешь? Не делай вида, что ты совсем бестолковый, сейчас ты все понимаешь. И тогда ты кое-что понимал! Ты помнишь тех людей подо льдами? Ты звал их про себя «серьезными», ты думал, они и есть тайные правители мира… Да, они вершили большие дела, но правили миром другие, те, кого мало кто видел, а ежели и видели, так принимали совсем за других. А «серьезные» были подставкой, марионетками. Серьезными, солидными, весомыми, но марионетками. Смекаешь? И сама разработка, по которой тебя, Ванюша, на мытарства обрекли да закинули к черту на рога, другими была подброшена в особый отдел, нами, Ванюша, ежели говорить попросту. Они на скелетик только мясца нарастили, технически подработали да запустили. И все, мой милый друг и любезный брат, пойми это, все, что с тобой приключилося от тех дней стародавних и до дней нынешних, с тобой и с вашей колонией земных слизней, все было спланировано, запрограммировано от начала до конца. Ты тогда поверил, будто бы вложенная в тебя сверхпрограмма — это всего лишь Первозурга ликвидировать да кой-чего из Пристанища уволочь. А все было сложнее, Ванюша… Тихо, тихо! Не ерепенься ты, не дергайся, родимый, вот дослушаешь, тогда и махать своим кладенцом будешь. Или правда глаза колет?!

Слушай! Слушай, Ваня! Другой тебе вот так, начистоту, не выложит всей правды-матки! Ты шел по наводке! Были всякие непредусмотренные мелочи и сбои, это ерунда, говорить не об чем, но в главном ты шел по наводке, по плану — шел вот к этому самому дню! Ты был нашим биороботом, родимый. Ты был великолепным зомби! Иногда тебе даже давали волю — пошалить малость, показать удаль молодецкую… вот ты и давал шороху! Это была операция, каких ни тот, ни этот свет не видывали! Блестящая операция! В несколько жалких лет мы сломали все земные барьеры! Мы пришли сюда! А ты, Ваня, нам не просто помогал, это ты нас вел, ты, родимый! Вот за это тебе в ножки и кланяюсь! За это поклоны и бью, терпя несправедливость и оскорбления. (HO только не зазнавайся, не впадай в гордыню, Иван. По глазам вижу, избранным себя ощутил, избранным! А это нехорошо! Разработка ты отличная, и ребятушки из сектора Подавления Восточных Провинций расстарались, и ты сам не оплошал. Но запускали, уж не обессудь, не одного тебя. Никто ведь знать не знал, что именно ты героем-то окажешься, наверх вылезешь. Запустили сразу и поочередно по разработочке этой сто сорок семь добрых молодцев, Ванюша, подобных тебе, да-а, именно столько со старта ушло, чтоб на финише один-единственный всю земную шарагу вашу раздолбал в пух и в прах да нам дверцу открыл…

— Молчи, паскудина!

Иван вскочил на ноги. Сверкающий, переливающийся огнями меч взметнулся над черным уродцем, восседавшим прямо на столе. Ивана трясло неудержимо. Он был близок к истерике. Но он не мог ударить. Не мог. Он был будто заворожен, околдован. Бред! Это все бред! Туман плыл перед его глазами.

Если колдун-крысеныш, поганый бес, вновь одолевший его, не врал хотя бы на тысячную долю, он, Иван, не заслуживает ни малейшего прощения, это конец! страшный конец! в стократ хуже, чем просто смерть, чем самая ужасная и страшная смерть!

Авварон тяжелых глаз, в коих открылась вдруг сама черная потусторонняя бездна, не отвел.

— Чего ж молчать-то теперь, — проговорил он скорбно, себе под нос. — Молчи — не молчи, а работа сработана, Ваня. Так было, историю не перепишешь. Да ты ведь знал двойников своих по разработке, и Рона Дейка из проекта Визит Вежливости, и Рогова из Осевого, и еще кой-кого… каждый сломался на чем-то, из полутора, почитай, сотен на Землю вернулись шестеро: трое на Западе, двое в Европе да ты. Тебе повезло, ты оказался покруче остальных пятерых. Ты прошел до конца. Ты привел нас на Землю, Иван. Ты!

Меч сверкнул ослепительной молнией. Старинный дубовый стол ручной работы развалился на две половины. Иван резко обернулся, будто ожидая удара в спину. Но удара не было.

Черный и согбенный Авварон вновь сидел за пыльным, мутноватым стеклом аквариума. Сидел и печально покачивал головой.

— Зря ты так, Ваня, зря. Ну чего ты добьешься зарезав еще одного своего брата, ну чего?! Ты оглянись вокруг себя — на любые земли и страны.

Ведь это ты завалил их горами трупов, это ты загубил миллиарды собратьев по всем обитаемым земным мирам, а особливо на самой Земелюшке многострадальной. Разве не так?

— Ты все врешь, нечисть, — еле слышно ответил Иван. Он снова сидел на диване, сидел, не глядя в сторону навязчивого беса, зажав уши руками, сотрясаясь в крупной, рваной дрожи. Ему было тяжко, несказанно тяжко.

Почему все вдруг обрушилось на него, на него одного?! Где остальные? Где его друзья-соратники? Где они?! Или за все придется отвечать ему и только ему? Перед кем отвечать?! Перед собой… перед Создателем. Невыносимо тяжко!

— Да, да, Ваня, ты устроил бойню людишкам, еще до того, как мы пришли сюда, ты умножил зло, его стало в тысячи крат больше. Ты, родимый, так шарахнул по южному полюсу, что Земля содрогнулась и платформы материков полопались. Ты ведь знал, что ты делаешь… ну, сруби еще одну голову!

Вырви язык, говорящий правду! Утешься!

— Заткнись!

Иван сомнамбулически подошел к стеклянному шару, поднял его. Потом вместе с ним опустился прямо на ковер. Снаружи, с улицы и со стороны кабинета, доносился шум. Наверное, бой шел уже там, совсем близко, да, они пришли, они пришли на Землю, они добрались и до него. Это гибель. Это конец цивилизации. Это конец всему!

— …пусть тебе не жалко было людишек, мне их тоже не жалко, двуногий тупой скот. Но ведь ты знал, Ванюша, не скрывай, знал, что за многие века те, кого ты называешь выродками, скупили и захапали все сокровища вашей земной культуры, все картины, статуи, подлинники рукописей, бесценные шедевры… все, что создало человечество за тысячелетия, скупили и вывезли в свой антарктический подземный дворец-город. В прочих городах и музеях остались только копии, копии — везде, повсюду. И ты одним ударом уничтожил достояние человечества, то, чем вы гордились, что берегли веками, из столетия в столетие! Ты разрушил города по всей планете, ты сеял ужас, смерть, глад и мор! Твой путь был выстлан грудами человечьих костей и залит морями крови. Ты ненавидишь тех, кто пришел следом, ты ненавидишь нас, тех, кто насыщается ныне жертвенной кровью низших существ по всей вашей Вселенной?! Но ты сам разбух от нее, ты сам поглотил ее столько, что нет меры поглощенному. Ты пролил ее больше, чем любой из них! — Авва-рон ткнул корявой рукой в сторону окна, за которым шла бойня. — Ты один из них. Да, Иван, не пеняй на зеркало. Свершилось Предначертанное Извне. Оно и должно было свершиться. Пристанище вошло на Землю. И ты стал одним из нас. Да, мой любезный брат, я не зря тебя так величаю, ты заслужил право называться так, ты из разряда низших и подлых предсуществ переходишь в разряд иной, высший.

Тебя ждет Воплощение!

Иван почти не слушал страшного демона преисподней, гнусного и жестокого Авварона Зурр бан-Турга в Шестом Воплощении Ога Семирожденного.

Он сидел на полу, сосредоточенно вглядываясь в стеклянный шар и ничего не видя внутри него, кроме мути силовых полей из которых невозможно выбраться.

— Где этот червь? Где эта гадина?! — глухо, будто у самого себя, спросил он. Ничто внешнее уже не проникало в его уши, в его мозг.

Ответ прозвучал столь же глухо и безнадежно- Он внутри тебя.

Эпилог. УХОД

Нет выхода сильному духом из самого себя. Ибо только он сам себе и тюрьма, и каторга. Трудно бежать из таких застенков. Исступленно мечется узник во мраке своего заточения, ощупывает изодранными в кровь ладонями угрюмые, холодные стены, бьется грудью о камни, стенает и ропщет. Открыто перед ним множество щелей, змеятся тропки, вьются лазейки… Но нет выхода, не всякая щель выход. Ибо не может встать на колени, предать себя и верящих в него, не может пасть на брюхо и червем выползти в щель. Сильный духом.

Человек!

Три миллиона лет роду человекообразных, три миллиона лет бродят по планете двуногие, от коих выводят родословную свою прыткие антропологи-человековеды.

Видно, и впрямь произошли они от тех гоминидов, что рыскали давным-давно по саваннам Африки. А человек нынешний, не человекообразная двуногая особь, а именно человек, появился на Свете Божьем лишь сорок тысяч лет назад, будто с неба свалился. И нет меж двуногими человекообразными и ним, человеком, ни мостика, ни звена. Уж на что бились-старались неутомимо-бесноватые, ретивые «гуманисты», пытаясь определить людям в праотцы и праматери обезьяну, да так ничего и не добились, лишь сами уподобились ей в суетности и богомерз-кости. Тщились связать свой род, человекообразных, с родом человеческим, да ничего и не связали, оставив в недоумении простодушных и изуверившись во всем. И правы они были. И не правы. Ибо разгадка всему проста, как просто в жизни настоящей истинное и доброе. Два рода обитают на Земле многие тысячелетия, обитают смешиваясь и разделяясь, переплетаясь в миллионах сочетаний и все же оставаясь несочетаемыми и несоединимыми — те, что путем эволюции сбросили шерсть звери-но-обезьянью, поднялись на задние конечности и уподобились людям, и те, что рождены были человеками, что явились на Землю нежданно-негаданно сорок тысяч лет назад, когда дыхание Божие, пришедшее из миров неведомых пучками жестких космических лучей, создало их без «мостиков» и «звеньев» — сразу людьми, создало по Образу и Подобию, чтобы испытать изгнанием с Неба на землю, из сфер высших в болото животного произвола, болото борьбы за выживание среди четвероногих и двуногих, души не имеющих. В этом разгадка всей Истории человеческой и нечеловеческой, разгадка происхождения, возвышения, стремления ввысь, к Богу, и падения в пропасти адские, к дьяволу. Проста разгадка, как все великое и истинное, и недоступна, сокрыта нагромождениями лживых и велеречивых мудрствований, сбивающих с толку и заводящих в дебри теорий, гипотез, умствований пустопорожних, но многословных. Сложно все. И неизреченно просто, когда не в потемках бродишь, ведомый лжеповодырями и бесами, сбивающими с дороги, а открытыми. глазами смотришь на мир, смотришь сам, просветленный Творцом твоим, а не копошащимися округ тебя «учителями» премудрствующими — за миллионы лет двуногого существования своего изощрились они во лжи, не просветлят, а затуманят глаза доверчивого, увлекут в мрак и грязь от света и чистоты.

Во испытание человека и духа его поселены на планете Земля были не одни лишь люди, сотворенные по Образу и Подобию, но и двуногие, бездушные двойники их. Ибо все растет, возвышается и созревает во Вселенной, лишь преодолевая сопротивление. Особое испытание было ниспослано человеку, суровое и тяжкое. Страшно жить в мире, где властвуют привычные к нему, миллионы лет грызущие друг друга, и ближних своих, и дальних, поднаторевшие в борьбе за выживание, в убиении объявившегося рядом, в хитрости и ловкости, в подлости и изворотливости, в жадности и недоверчивости. Страшно обладающему душой жить среди не имеющих ее. Страшно, ибо не отличишь с первого взгляда одних от других, живущих при свете от рыщущих во мраке, потому что одинаковы внешне, потому что и мрак и свет не снаружи, а внутри них, под черепными сводами. Попробуй, узри!

Тридцать тысячелетий люди жили в тщетной борьбе за место не во мраке, но под солнцем, тридцать тысячелетий не могли преодолеть гнета человекообразных, тянущих в дикость и тьму. Но на исходе тридцатого начали подниматься, обретать свой, человеческий уклад, отрываясь от грешной земли, взирая на звезды и волоча за собой непомерный груз уцепившихся за них, присосавшихся к ним двуногих. Только десять тысячелетий понадобилось человеку, чтобы подняться от топора каменного к всевластию над звездами и галактиками, от наскальных тотемов к высокой и одухотворенной живописи, к музыке, уловленной из высших, недоступных сфер, к отрешению от земного и слиянию с Небесами — незримому, нетелесному, но великому. Тяжкие и горькие были эти тысячелетия. В смешениях и разделениях человеков и человекообразных текли столетия, полыхали войны, свирепствовали моры. За грехи были посланы испытания эти и наказания. За страшное грехопадение человека, свершенное им первоначально еще сорок тысяч лет назад, и свершаемое с той поры постоянно и повсеместно, и не с себе подобными грехопадение, а с двуногими. Ибо отделены были и не имели звеньев и мостков, родства и близости. И так бы и шли по жизни веками, эрами — разделенные, чуждые, как нынешние разумные и нынешние обезьяны. И был бы на Земле век бронзовый, век серебряный и век золотой. И велик был бы человек, светел, чист, всемогущ как созданный по Образу и Подобию и идущий к прощению и возвращению в сферы высшие.

Но свершилось чудовищное, трагическое, определившее кровавый ход Истории, вырождение и погибель рода человеческого. Свершилось с приходом человека на Землю грехопадение его — кровосмешение с чужими ему, бездушными, лишь внешне похожими — с полуразумными животными гоминидами, миллионами лет до того, блуждавшими по саваннам и лесам в дикости животной.

И привел человек в семью свою, в род свой зверя. И разделились роды. И пошли они друг на друга, ведомые не людьми уже, а порожденными от кровосмесительного греха нелюдями, двуногими выродками. И оставалось в одних больше человеческого, а в других родах больше звериного. И переставали они понимать друг друга, разбредались по Земле, чтобы при встречах убивать друг друга, и красть жен друг у друга, и отнимать накопленное друг у друга, ибо было в них уже не одно лишь людское, человеческое, но и животное… Нет ничего страшнее под Солнцем, чем животное, наделенное разумом! Тяжек был грех смешения, ужасен и страшен.

Ибо наделил человек одухотворенный разумом зверя бездушного, дал ему силу и власть над собой. Из-за минутной слабости-похоти, а может, и по другим причинам. Нам не дано знать, как случилось это грехопадение: то ли сам человек, один из первых, не устоял, соблазнился дикой красотой двуногой, но бездушной самки — и породил с ней первого разумного зверя, то ли похотливый зверь-гоминид выкрал из семьи-рода людского женщину и в пещере своей насильно, грубо овладел ею… за тысячелетия было и так, и эдак, по-всякому. Не защитил себя человек. Не защитил. И тем обрек на горе, страдания, войны, пытки, муки, вырождение, власть выродков-нелюдей над собой… и конец рода своего. Да, поднимаясь вверх по ступеням, ведущим к Небу, он тащил за собою и порожденного собой разумного зверя, коего нет страшнее в Мироздании, тащил, готовя страшный и лютый конец всем — и людям, и нелюдям. Не зверь отвечает перед Богом, даже если он наделен способностью мыслить, не зверь, а Человек. Ибо он дал зверю мощь и силу, которой у того никогда не было и никогда бы не стало! Он сделал зверя, приспособленного и живущего миллионы лет, зверем вырождающимся, утратившим свою сущность и оттого безмерно страшным, безжалостным, жестоким в вырождении своем.

Сорок тысячелетий назад, лишь появившись на Земле, род человеческий обрек себя на гибель. И уже с тех пор не оставляло его сумрачное предчувствие конца века, Конца Света.

Не просто конца и гибели людского рода, а именно конца Света. Ибо Свет во Вселенную нес только человек, для того и созданный Свыше носителем души, носителем Света. Уйдет он, изгубив себя неразумием своим, и погаснет последняя Свеча во мрачном океане Тьмы. И настанет новая эра — эра черного мира, черного солнца, черных тварей, обитающих под ним, эра, несущая благо рожденным во мраке дьявольских пропастей и бездн, эра Черного Блага!

Но зажжена была свеча во Вселенной! Был свет! И ответит по делам своим тот, кто должен был хранить этот Свет, поддерживать горение Свечи, но не исполнил предназначенного ему, а напротив, способствовал угасанию огня, приходу мрака. Он виноват! Ибо он Человек! Не легионы разумных зверей, не тьмы коварных, злобных и хитрых выродков, разрушающих все вокруг себя, несущих хаос, смерть, глад и морок. А только он! Ибо не звери и выродки облечены были высшим предначертанием, одухотворены и избранны Творцом, а только он, Человек! Тяжек суд Божий. Тяжек, страшен, но справедлив.

И потому нет сильному духом и наделенному душою выхода из тюрьмы, выстроенной своими руками, нет! Бьется он, мучается, мечется, раздирает в кровь ладони в поисках двери, щели… но не находит их. Выползать же из темницы своей совести змеей, червем, исхитряясь и ловча, елозя в пыли брюхом, не способен он. Ибо наделен тем, чего нет у животных, чего никогда не будет у разумных зверей. Ибо Человек!

Огромная, сотрясающаяся студнем гадина ворвалась в комнату, выломив дверь, раздирая стену, истошно зудя стократно усиленным зудом навязчивого гнуса. Сразу три членистых длинных лапы потянулись к Ивану.

И тут же сгорели в лиловом снопе, извергнутом из лу-чемета. Иван нажал на спуск машинально, он был в полной прострации, словно в другом, тихом и безмятежном мире. Его тело — глаза, нервы, пальцы, мозг работали сами по себе — выучка космодесантника, накрепко вбитый навык.

Гадина попробовала было захлестнуть жертву жирными прозрачными щупальцами. Но с тем же успехом. Студенистая жижа каплями стекла на изгаженный паркет. Третьим выстрелом Иван выжег оба мутных глаза на толстых выдвижных стеблях, а потом раскроил желеобразный череп. Червь выскользнул молнией, никакие лучи, никакой огонь его не брал. Ну и плевать!

Иван вышел в пролом, даже не взглянув в сторону панели шкафа, за которой стоял его боевой скафандр. Плевать!

Прямо посреди огромного кабинета, возле стола два омерзительных дьяволоида пытались опрокинуть Глеба Сизова. Тот не давался, ломал длинные лапы, вдрызг разбивал тянущиеся к нему нечеловечьи рыла, увертывался.

Дьяволоиды были слабей его, драться они не умели. Но эти твари не знали усталости, не щадили себя, и все у них заживало прямо на глазах, они лезли и лезли, неостановимые и страшные своей неостановимостью. Глеб уже изнемогал. Но он не кричал. Дрался молча.

— Чего на помощь не зовешь? — хрипло выдавил Иван.

Первым ударом он снес напрочь голову ближайшему дьяволоиду. И чтоб тому было неповадно, подобрал ее, вышвырнул в разбитое, изуродованное окно.

Второго он разодрал напополам и тоже, одну половину зашвырнул подальше, так не воскреснут, не срастутся!

Глеб ошалело поглядел на Ивана, вытащил платок, начал вытирать лицо, но платок сразу весь вымок, побурел от кровищи. Глеб бросил его под ноги.

— Нечего с ними цацкаться! — сказал Иван без выражения. И добавил: — Остаешься за меня!

— Куда ты? — спросил Глеб срывающимся голосом, не в силах усмирить прерывистого дыхания. — Там ни одного бота, ни одного гравитана! Все на орбите. Дежурная капсула придет через полчаса.

Иван криво усмехнулся. Слова командира альфа-корпуса, который почти весь лег костьми на Красной площади и в самом Кремле, долетали до него словно сквозь вату. Ему было все равно, мозг оцепенел. Но намек он понял.

— Думаешь, я бежать собираюсь? — проговорил он с расстановкой, выделяя каждое слово. — Ошибаешься, Глеб.

— Так куда же ты?!

— Пойду пройдусь.

Ворвавшегося в кабинет сатаноида Иван сбил ударом ноги, потом приподнял за шкирку левой рукой, правой поочередно сшиб оба рога, и вышвырнул в окно. Сатано-иды были пушечным мясом нечисти, их не жалели, бросали тысячами на лучеметы, бронебои… Так чего ж он их будет жалеть?!

Нет! И нет никакого червя у него в голове. Этот подлец Авварон врал. Он издевался над ним! Но теперь Ивану было все равно, теперь на душе у него лежал такой черный и неподъемный камень, с какими на белом свете долго не живут.

Им надо было сразу уйти из Кремля, и вообще из Москвы, уйти на какой-нибудь пустырь. И тогда древние здания, все памятники, резное дерево, росписи, филигранные полы… все бы уцелело, ведь нечисти нужны люди, только люди, их кровь, их тела. Все бы уцелело. Но для кого?!

Это он привел их сюда. Это он открыл им вход на Землю! В голове у Ивана гудело, будто она была полой, будто внутри бил размеренно и гулко набатный колокол. Он преступник. Страшный, непрощаемый преступник! И если бы люди, вот эти несчастные, что погибают сейчас повсюду, знали бы о том, они разорвали б его в клочья собственными руками. И правильно бы сделали.

Он поглядел вверх, на лепной потолок. Больно! И невыносимо тяжко. Он хуже Иуды. Тот хоть нашел в себе силы повеситься. А он ходит, поганит землю.

Негодяй! Иван скрипел зубами. Сердце у него оборвалось и полетело куда-то вниз, наверное, в саму преисподнюю. Иуда!

— Всех оставшихся посадишь в капсулу, — бросил он Глебу уже из дверей, — уходите с Земли! На флагман!

— А ты?! — Сизов не понимал.

— А я… пойду пройдусь. Не переживай за меня. — Иван умолк. Потом тихо выговорил: — И не забудь, теперь ты за главного, теперь ты за всех отвечаешь. Ну… прощай! Береги Светлану!

Он не подал руки. Не кивнул.

В приемной два охранника резали студенистую гадину сигма-скальпелями, получалось ловко и здорово, лучше, чем дельта-излучателем. Иван не стал им мешать, сами справятся. Зато на лестнице шел настоящий бой. Семеро одеревенелых и трясущихся дьяволоидов слепо лезли вверх по ступенькам. Их сшибали кулаками, опрокидывали выстрелами из парализаторов, лучеметов. Но они поднимались и снова лезли. Теперь Иван явно видел — они слепы, они вообще ничего не видят, не слышат, не чувствуют. Они прут будто зомби, как заводные, ожившие манекены. Движения судорожны, прерывисты. Глаза остекленелые, застывшие. Мертвяки! А ведь каждый был человеком, живым человеком, ходил на черные мессы в черные приходы, доводил себя до умопомрачения, терзал очередную жертву и упивался своей силой, безжалостностью, жестокостью… и одновременно дрожал, боялся до потемнения в глазах, ведь в следующий раз жертвой мог стать он сам. Они упивались ужасной, дикой игрой. Они подражали своему господину. И они стали такими же… почти такими, только не господами, а слугами, мертвечиной, пушечным мясом невидимых владык. Они лишь на какое-то время оживают после высосанной из жертвы крови, приходят в себя, но потом кровь из их заушных пузырей уходит… куда? никто не знает, но уходит, это только накопители-передатчики, кровь уходит к подлинным и опять-таки незримым, но присутствующим здесь кровососам, а эти снова бросаются слепыми и неостановимыми мертвяками на поиски жертвы. Нелюди!

— Уходите! — бросил в горячке Ивану ободранный и задыхающийся паренек в сером полускафе наружной охраны. — Здесь не пройти!

— Пройдем, браток! — Иван похлопал его по плечу. Забросил лучемет за спину, пускай отдохнет, повисит немного. — Ну-ка, ребятки, дайте дорогу старику!

За три минуты всех семерых выползней он превратил в одно большое, хлюпкое и гадкое, расползающееся месиво, из которого торчали обломки желтых острых костей. Стряхнул ошметки с рукавов, брезгливо поморщился. Путь на улицу был свободен. Охранники наверху застыли с разинутыми ртами, такого они еще не видали в своей жизни.

А месиво уже сползалось, пучилось. Из него тянулись лапы, звериные когти.

— Чего стоите, подогрейте их маленько! — посоветовал Иван.

И вышел на свежий воздух.

Прямо у Красного крыльца выползень прогрызал затылок полной и немолодой женщине в цветастых шортах. И откуда она здесь взялась в такое время?! Иван вытащил из кармана старенький, почти допотопный пулевой пистолет, подарок Гута Хлодрика, любителя старинного оружия и прочего антиквариата. Выстрелил в раздувавшийся красный пузырь за ухом у сатаноида.

Пузырь с чавканьем лопнул… но ни капли крови из него на землю не пролилось.

Точно, это передатчики-трансляторы, машинально отметил Иван. Армейский усатый майор переломил выползню хребет, отскочил. Но женщине это уже не могло помочь, она запрокинулась, упала на спину.

Иван прошел мимо. Каблуком размозжил отекшую морду поднимавшегося выползня. Тот снова распластался… а потом снова поднимется, Иван знал. Но он прошел мимо. Тут и там гремели выстрелы, вспыхивали огни, зарева. Надо было идти под стеной, так безопасней. Только ему было все безразлично.

Убьют? Пусть! Затем он и выбрался из покоев дворца. Чем раньше, тем лучше.

Иван искал смерти. И не находил ее.

Под колокольней Ивана Великого толпилось не меньше взвода внешней охраны. Кричали, гомонили, вскидывали вверх стволы.

— Что там?! — спросил Иван.

Ответил капитан с кровавой повязкой на лбу и синяком под глазом.

— Да вот, десятка три мужиков и баб из персонала залезли наверх, черт их побрал бы, а гадины рогатые следом. Лестницы трупами завалены, не пробиться. Да и стрелять, мать их, не выстрелишь! Сами себя губят!

— Чего с головой-то?

— Рогом ударил!

— А ты?

— А я ему рога вместе с башкой сшиб! Вот этим штык-ножом глотку напрочь перерезал… вон, падаль, в кустах валяется!

Иван еле заметно улыбнулся, прихлопнул капитана по руке.

— Значит, можно бить гадов?

— Можно! — капитан только теперь признал Верховного, вытянулся в струнку.

— Вот так и бейте!

Иван отвернулся. И почти рядом, в метре от его ноги грохнулось что-то тяжелое, сырое, брызнувшее жижей.

— Пропади все… — дико прогремело над головами. И оборвалось с упавшим телом, вторым. Это с самого верха колокольни выбрасывались загнанные, объятые ужасом жертвы.

Взвод побежал внутрь. На штурм.

Всех перебьют, подумал Иван мрачно. Но может, и спасут кого-то, а коли стоять, тогда точно, не спасешь, тогда точно, всем погибель. Нет, нельзя было выжидать, нельзя было стоять с опущенными руками! Все врет проклятый Авварон…

Все, да не все! Камень надавил тяжелее, к горлу подкатил комок.

Ну что ж, надо идти туда. Больше некуда! Больше ему никто ничего не скажет. А там, скажут?! Ивана пронзило острой внутренней болью. Нет, не от жалости к себе резануло по нервам, не от жалости. Просто дошло вдруг — вот он, последний день, не его, всего народа земного! вот он конец света, пришел — грязно, кроваво, буднично и серо. Без величавых и бесстрастных ангелов в белоснежных одеяниях, без громогласных золоченных труб, без апокалипсических всадников с их красочными свитами и без торжественной музыки горних сфер… Буднично, некрасиво, обыденно. Вон, даже багровых небес с черными тучами нету, не то что гласов заоблачных. А проглядывает сквозь марево солнышко, как оно проглядывало тысячи, миллионы лет. Чуть накрапывает дождичек, но ливня не будет, тучка идет себе стороной.

В белую стену за Ивановой спиной ударила граната, выпущенная из бронебоя. Он даже не вздрогнул. Канула в вечность еще одна секунда. А ведь именно она могла стать последней, окажись он на полметра левее, поставила бы точку, и дело с концом! Проклятье!

Иван вышел за ворота. Охраны не было. Зато кто-то отчаянно бился с двумя рогачами сразу у стены. Смелый малый, сноровистый! Иван подошел.

Хотел помочь. Но, приглядевшись, понял — тут справятся и без него, свой браток, космодесантник, из молодых, но умелый. И чего его на Землю занесло?

Сейчас самое время в Дальнем Поиске какую-нибудь очередную гадру или гиргею геи-зировать!

Он свернул, побрел вниз, отсюда стена на заслоняла Золотых Куполов. Но Иван не глядел на них. Голова не подымалась, не отрывалась от выбитой, разбросанной повсюду брусчатки, от вывороченных «кустов, обломанных деревьев. Он шел медленно, перешагивая через поваленные столбы, через трупы. На мосту из кривой и глубокой трещины выскочил было дьяволоид, огромный, взъерошенный, размахивающий ручищами. Но Иван его тут же отправил в свинцовые воды, через перила — пускай охладится. Заодно посмотрел вниз, стиснул зубы покрепче. Неспешное течение Москвы-реки несло сотни тел — раздутых и усохших, изуродованных и почти нетронутых, голых и одетых, страшных, обезображенных смертью! Иван еле сдержался, чтобы не перевалиться через перила… ему надо было только расслабиться, и ничего больше, а огромный черный камень, что лежит на душе, утянет на дно. И все! И конец всем печалям… До самого суда Господня. Никуда от него не уйдешь, никуда не денешься. Нет, нельзя, пока нельзя, не время. Надо назад.

Иван, еле волоча ноги, побрел к Храму. Там, там его примут, там будет ответ — правдивый и праведный, там он развеет сомнения, там сбросит черный камень с души. Иди, и да будь благословен! Вот он и идет, вот он и возвращается. Блудный сын.

Купола горели ярко и чисто, Неземным Огнем горели. Будто и не случилось ничего, будто Господь все так же оберегал Землю, хранил свою обитель на ней — Великую Россию, единственную во Вселенной пристань Духа, озаряющего мрачные толщи Мироздания светом, теплом и верою — Святую Русь.

Господи! Дай силы выдержать и это испытание! Иван воззрился на величавые кресты, прижал ладонью к груди малый крест нательный. Не благ прошу и не помощи, только лишь сил терпеть страдания и лишения, сил преодолевать их!

Ноги становились тяжелее с каждым метром, будто белые высокие стены Храма отталкивали его, отвергали. Нет! Это только кажется…

Метрах в сорока, слева от ступеней лестницы, три прозрачных гадины теснили к граниту кучку измученных людей. Двое армейских отбивали несчастных, удерживали нечисть. Тут дела были плохие. Иван сомнамбулой побрел к кричавшим, перепуганным донельзя людям, заслонил спиной. Слизистая лапа, будто четырехметровый прозрачный и хлипкий крюк, нависла над ним.

— Ну, ладно, сволочи! — просипел он.

Лезвие меча вырвалось из рукояти хрустальным лучом, превратилось в рассыпающий искры веер. Крики сразу стихли. Даже армейские оторопели.

— Это вам не кровь сосать из беззащитных! В считанные секунды Иван изрубил гадин в капусту, в лапшу. Тут же повернулся, заорал со злостью:

— Чего стоите! Чего ждете!! Расшвыривайте обрубки, да подальше! Или опять хотите?!

Они стояли, не понимали, жалко улыбались, трясли головами. Только армейские раскидывали сапогами слизь. Эти были потолковее.

— Ну ладно, как знаете.

Иван отвернулся, пошел к Храму.

На этой лестнице ему была знакома каждая ступенька. На ней он стоял, когда вернулся из Системы, стоял и слушал голос сверху. Может, тогда ему все почудилось? Может, и не было ничего?! Он шел неспешно и тяжело. Давил камень, давил тяжко и безысходно. Шаг. Еще шаг… Горят Купола, горят. Их золотые огоньки, их блеск освещал ему путь за тысячи парсеков от Земли, во мраке бездонной пропасти — той самой, в которую падали все миры бескрайних вселенных, все, кроме мира этого — мира Святой Руси, увенчанного Золотыми Куполами Храма Христа Спасителя. Русь не падала в бездну, она была над ней, она парила надо всеми безднами и пропастями Мироздания… И сейчас парит?!

Иди, и да будь благословен! Как же так? Теперь все они падают в пропасть, страшную, черную, бездонную, смертную пропасть. И виноват он, только он, облеченный и избранный, взваливший на себя тяжкую крестную ношу всех землян, всех христиан… Нет! Неправда!

Перед Храмом никого не было, ни души.

Иван подошел к огромным великолепным дверям. Они были закрыты.

Постучал. Пока ждал, мелькнула горькая мысль, он здесь теперь лишний, ему во Храме нет места, вот и закрыто… Но служитель приоткрыл двери впустил.

Иван спросил сразу же:

— Они лезут сюда?!

Служитель, молодой еще человек с русой бородкой и печальными глазами, весь в черном, покачал головой.

— Нет, во Храме Божием им нет места. Вы кто будете?

— Грешник я, — после некоторого раздумья ответил Иван, — и преступник, коему нет прощения.

— Господь всемилостив.

В Храме было пусто, лишь пять-шесть смутных силуэтов различил Иван во глубине его. И все же, прежде чем пройти далее, спросил еще:

— Здесь можно укрыть тысячи людей. Почему же двери ваши закрыты?!

Служитель в черном ответил смиренно, без раздражения:

— Двери наши для всех открыты, вы только что убедились в том. Час назад здесь было очень много людей, больше двадцати тысяч. Их вывезли на космобазу к Сатурну. Через полтора часа придет очередной корабль. Но людей остается все меньше, город опустел…

Будто нож вонзился в сердце Ивана. Город опустел. Опустела Земля Русская, города и веси, равнины и долы, не слышно уже ни смеха, ни плача, повсюду царят запустение, смерть и страшные гадины Пристанища. Иван вздохнул тяжко. Пристанища или преисподней? Подлый крысеныш так и не ответил. Бес!

Он прошел вперед, к образам.

Он ожидал, что придет облегчение. Но оно не приходило. На душе становилось еще муторней, еще тяжелее. Так не могло долго продолжаться, всему есть предел. Иван был на грани. И он ждал слова…

Патриарх стоял перед ликом Спаса. Стоял спиной. Это просто чудо, уже третий раз он застает его, пастыря всех православных, того, чье слово есть утешение. Иван рванулся вперед. Колыхнулось пламя свечей.

Старец обернулся. На лицо его набежала тень, глаза сверкнули.

Иван поднял руку, моля о слове, одном коротком слове, подался всем телом, душою… Но было поздно, патриарх резко развернулся и пошел прочь.

Он узнал его. Узнал! Но он не захотел его видеть, говорить с ним! Значит, это правда. Значит, неискупимый грех лежит на нем. У Ивана потемнело в глазах, ноги подогнулись.

Служитель с русой бородкой успел подхватить его под локоть. Прошептал в изумлении:

— Чем вы могли его так напугать?! Никогда, никогда я не видал святейшего таким!

Иван отстранил руку.

И опустился на колени. Сейчас он смотрел прямо в глаза Тому, от Кого ждал ответа. Все отказались от него, все отвернулись, кроме беса-погубителя, завладевшего его душой, вкравшегося в нее. Все! Ну и пусть! Патриарх облечен саном, но и он лишь человек на грешной земле, человек! Перед Иваном все плыло, качалось, он еле удерживал себя на кромке сознания. Чернота и темень наплывали на него, застили лик Спасителя. На какой-то миг он даже уронил голову на грудь, уставился в мраморные плиты, и сразу набежала тьма, а из тьмы выплыло блудливое лицо, омерзительная харя Авварона. «Прочь! Прочь! — мысленно приказал Иван. — Уходи, бес!» Крысеныш осклабился, обнажая гнилые черные зубы. «Я уйду, Иван. Но и ты уйдешь отсюда. Ты чужой в этом храме, чужой…» Ивана вновь затрясло. «Не смей! Не смей так говорить! Ты вообще не можешь здесь быть, в Святом Храме, в Доме Господнем!» Авварон отозвался не сразу и будто издалека: «Как же не могу, Ваня? Ведь ты же там, верно? А я в тебе! Стало быть, могу! Еще как могу! Это ты убирайся вон из храма этого, проваливай из дома того, кого ты называешь своим господом! Проваливай!! Прочь!!!»

Иван согнал наваждение. Но его не переставало трясти. Чужой? Он здесь чужой?! Сознание возвращалось к нему. А с ним возвращались боль, горечь, стыд и тяжесть, страшная тяжесть в груди.

Господи! Прости меня, Ты ведь всемилостивый! Дай мне сил искупить свою вину… Нет, вначале ответь мне — виновен ли я?! Или только бесы изводят невиновную душу мою?! Не говори ничего, только взгляни как прежде, я пойму, дай мне знак Твой, Господи! Страшно! Страшно мне, и горько! Вот я весь перед Тобою! От Тебя ничего не скроешь, Ты все видишь и все знаешь. Ответь же, есть ли моя вина в том, что смеркается белый свет над Землею и застит ее тьма лютая, ответь! Ведь Ты и опричь Тебя стоящие направляли меня. Иди, и да будь благословен! Не слова ли то Твоих вершителей?! Значит, Ты не бросал меня, не оставлял без руки Твоей… Или в гордыне пребывал я, смущенный бесами?! Или не Ты вовсе был водителем моим?! Ответь же! Любой муке, любому страданию предел должен быть положен. Ты же милостив, Боже!

Иван вглядывался в лик Спасителя, до боли в глазах, до ломоты в затылке. Но он не видел очей Его, лишь черные, зеленые и красные круги плыли перед ним, и таял сам лик в мутном мареве, уходил, расплывался, будто отворачивался.

И не воспарял ищущий ответа под сводами, не растворялся духом своим в царствующем здесь, во Храме, Духе Святом. Гнуло к земле его, давило, жало к плитам, будто отяжелело тело его. Тяжко ему было, тяжко. Но не тело болело и страдало. А душа.

Горючие слезы текли по щекам. Напрасны, напрасны мольбы и молитвы.

Господь не приемлет его. Прав Авварон, этот Храм не для него. Он тут чужой.

Нет! Иван встал, подошел к иконе Богоматери, прижимающей к сердцу своему Того, Кому еще только предстояло пройти крестным путем и принять муки страшные.

— Матушка! Заступница! — прошептал Иван. — Не отринь…

Он был на пределе. Он не мог уйти ни от себя самого, ни от тех, в кого верил, под чьей рукой шел на смерть и на муку, нес свою крестную ношу.

— Заступись! Помоги!

Он протянул к ней дрожащие руки. И услышал вдруг за спиной злобный тихий смех, знакомый, старческий. Нет! Только не здесь!! Нет!!!

Святой лик Богоматери потемнел, будто тучей грозовой его закрыло.

Отвернулась? Отказалась!? Ивана словно окатило арктическим холодом. Зубы застучали, ноги свело, выворачивающая боль пронзила позвоночник… и он медленно повернул голову.

Позади, будто в порыве сокрушительного урагана, в развевающихся, бьющихся черных одеждах, злобная и торжествующая, стояла черная фурия, злой дух ненавистной планеты Навей.

— Вот и сбывается черное заклятье, Иван! Ты узнаешь меня?!

— Не-е-ет!!! — закричал во всю мощь легких он. Но даже сипа не вырвалось из его рта.

— Я вижу, ты узнаешь меня! — шипела ужасная, сморщенная, высохшая старуха в черном балахоне. Изогнутая сучковатая клюка содрогалась в ее птичьей костистой руке. — Тебе ли не узнать своей брошенной возлюбленной, своей Прекрасной Елены?! Ты помнишь меня! И ты очень хорошо помнишь о черном заклятьи! Загляни же мне в глаза! Загляни!!

Иван вскинул голову вверх, к высоченным белым сводам. Но не увидал их — тьма застилала все, рваные черные клочья разодранных ураганом туч неслись поверху, в багряном страшном небе. Да, это была она, его Алена, Аленка, его любимая, которую он оставил в Пристанище, которая восстала из своего хрустального гроба, которая ждала его вечность в ином времени, не дождалась и прокляла! Петля времени! Черные проказы Вселенной! Но в ней были и другие — в ней собралось все зло планеты Навей, вся ненависть… и она стала духом зла, духом чудовищного многоярусного гипермира, в который он пришел чужаком, неся горе, смерть, страдания и несбыточные надежды. Да, надежды!

Она поверила в него. Она родила ему там сына. Тот стал оборотнем. Она стала злой навью. А он остался прежним, чистым, светлым, безгрешным?! Иван обхватил голову и затрясся в горьких рыданиях.

— Виноват! Я виноват во всем! — хрипел он сквозь слезы.

И уже не ждал слова, не ожидал прощения. Не будет его. Не будет.

Пристанище больше Земли, и Земля лишь часть Пристанища. Но ему нет места ни в преисподней навей, ни на Земле, у него нет и не будет своего пристанища.

— Прости! Прости меня! — застонал он.

— Нет ни виноватых, ни безвинных! Ты зря пришел сюда с покаянием, в поисках прощения, напрасно! — дребезжащий старческий голос убивал мозг, сушил душу. Оглушительный, истерический вой-хохот пронзал насквозь, леденил, мертвил. А слова били наотмашь. — Черное зло Мироздания вечно и неистребимо, оно перетекает из души в душу — и нет границ ему и нет предела! Черное заклятье лежало на тебе. И предал ты породивших тебя и благословивших. И выполнил ты Предначертанное, ты открыл ворота черному злу! Ты вернулся в Пристанище!

Иван отшатнулся будто ударенный. Что? Что за бред?!

— Смотри мне в глаза! Смотри же!!!

Он собрал остатки сил и воли, поднял голову. Теперь ему нечего было бояться. Теперь он отвечает только за себя.

Страшная, уродливая ведьма хохотала прямо ему в лицо. Жуткий вой-хохот, истерический и надрывный, сводил с ума. Ночерные глаза фурии не смеялись. Они были мертвы и пусты. Это была сама пропасть, Черная Пропасть Мироздания, в которую падало все, живое и неживое, светлое и темное, черное и белое, злое и доброе, это была Пропасть Смерти. И чем дольше Иван в нее вглядывался, тем сильнее притягивала она его, всасывала, манила, тащила, вцепившись невидимыми смертными крючьями. Мрак. Ужас. Пустота. Вход в Пристанище! Вход без выхода.

Нет! От отпрянул от страшной безумной старухи. Он не уйдет в мир Тьмы.

Он останется здесь. И пусть у него нет выбора. Но сейчас решать будет он, только он!

Ужасающий хохот стал тише, отдаленней, фурия растворилась в проступающей белизне стен и сводов. Да, он решает сам. Он имеет право на это.

Медленно, очень медленно Иван вытащил из кармана пистолет, тот самый.

Разорвал рубаху на груди, приложил ладонь к сердцу. Оно билось натужно, надрывно, измученно. Он вдавил ствол в горячую кожу, поднял глаза к сводам.

Нажал спуск. И повалился с пробитым сердцем, замертво, повалился под просветленными, добрыми ликами, взирающими на него с мольбой и страданием.

«Одна лишь надежда, да вера…»

Романы «Звездная Месть» и «Бойня» писались почти одновременно, и были они для меня двумя вехами, двумя лучами, расходящимися из настоящего в будущее. Тогда казалось мне, что оба направления имеют равное право на существование: и сверкающее грядущее «Звездной Мести» с ее вершиной человеческой цивилизации и кошмарный тупик «Бойни». Прошло время. И видится ныне мне, что мы идем по пути, описанному в «Бойне». «Цивилизованный мир» без спешки, спокойно и методично убивает Россию — подобно хищнику, сбившему с ног зазевавшуюся жертву, придавившему ее, бьющуюся в агонии, трепещущую, к земле, и медленно сдавливающему ее в смертных лапах своих. Россия обречена. Уже сейчас, ныне. И нужно какое-то непостижимое, немыслимое чудо, чтобы она стала воскресать… России уже нет. Осталась только вывеска и великая память о великом прошлом, да еще новые нерусские «русские», пускающие слезу под сентиментальные стоны «живи, страна…» Дотягивают свой век последние поколения старых русских. Бегут с тонущего корабля подобно крысам наиболее приспособленные, дуреют по миллионам подвалов десятки миллионов отупевших вненациональных существ, от коих родятся в нескором «светлом далеко» персонажи «Бойни» — гурыни, паки, близнецы-Сидоровы, бубы, хреноредьевы и прочие выродки-мутанты, не лишенные многих добрых качеств и свойств характера, но все ж таки, нелюди. Это наше будущее, предсказанное мною то ли в озарении божественном, то ли в дьявольском прельщении — но одно, единственное будущее, что ждет нас за близким порогом. И не будет никаких Гиргей, никаких созвездий Отверженных и туманностей Андромед, не будет десантных и боевых капсул, прогулочных космических лайнеров, и крейсерского корабля «Ратник» не будет.

Без России человечество, тупеющее и америка-нообразное, никуда дальше Луны не выберется. Оно выродится задолго до XXV века и любых вторжений извне, оно уже на пороге вырождения… Не будет Дальнего Поиска, и космодесан-тников-смертников не будет. Зачем рисковать на окраинах Вселенной, геизировать загадочные и страшные миры, когда все под боком — и развлечения, и пойло, и телеящик — поспевай лишь менять одеяния да стрижки — вот ты и супермен. А десантникам да прочим спецназовцам и на Земле работы впору — ломать хребты недовольным, калечить старых, недобитых русских да охранять новых нерусских «русских». Великая Мечта! Великая Иллюзия! Все в прошлом. Впереди — Подкуполье и Забарьерье. Впереди колбасный рай демократов и утопия (в полном смысле слова) самого гениального демократора из всех демократоров, того самого, о чей чугунный лоб разбились в «Бойне» на своих «тарахтелках» Пак Хитрец и «герой демократии» Айвэн Миткофф, как говорится, за что боролись… Теперь, по прошествии времени, кажется мне, что написал «Бойню» вовсе и не я, не мог смертный, погрязший в быте и суете, как и все мы, написать такое — недостижимая вершина! Не знаю, поймут ли когда этот роман современники мои, потомки, не знаю… на смену нам идут гурыни и баги скорпионы. А как хотелось бы войти в Д-статор И перенестись на Сельму, в мир чарующих призраков, туда, где хохочет белозубо и бесстрашно неунывающий Дил Бронкс!

Как бы хотелось побывать в утробах таинственной Гадры, побродить по ее пурпурно-алым лишайникам в сиреневых сумерках вместе с благородным потомком русов-викингов Гугом-Игунфельдом Хлодриком Буйным… Нет, не будет Гадры, не будет Сельмы, не будет Дила и Гуга. А будут трубы, трубы, трубы… будут краники, будет пойло, будут отстойники, переполненные неразлагающимися трупами. И будут миллиарды, триллионы жиреющих, алчных крыс. И еще будут существа более страшные чем крысы и монстры подземелий, будут «туристы» — да, те самые туристы, что приедут в Подкуполье-Россию на сафари, на охоту, чтобы вволю потешить себя загоняя и расстреливая в упор беззащитных и жалких мутантов-выродков, наших с вами правнуков. Так будет. Потому что начало положено. Россия вырождается. И она выродится вместе с теми, кто сейчас в подвалах, кого все больше, для кого уже нет обязательной работы, обязательного образования, обязательного лечения, а есть только идиотизирующее телевидение, наркотики, пойло, заливаемое в российские глотки миллионами тонн, заливаемое невесть кем, кавказской шатией-братией, шустрым народцем, есть бессмысленные, тупые войны — войны на истребление русских. Все как в «Бойне»: резвые и расторопные сбегут за Барьер, отупевшие и расстерянные останутся, чтобы дичать и вымирать. Геноцид. Тихий, планомерный геноцид осуществляемый мировым сообществом в России при полной поддержке его президентами, правительством и прочей колониально-управленческой гопкомпанией. Геноцид, творимый с немого и безропотного согласия самого подвергаемого геноциду народа — вернее, как сказал покойный В. А. Солоухин, «не народа, а населения, народа у нас не осталось, повывелся весь». Горе-горькое… Но когда в одну дуду дуют все: и «цивилизованный мир», и властьимущие наши, и население безропотное, горемычное, то так тому и быть — свершится желаемое, сообща Россию и добьют. «Бойня»! Роман пророческий, гениальный, не автором будет сказано. Да и что есть автор, когда вещь уже написана, многажды переиздана, живет сама по себе без его воли — ничто, стоит он в сторонке, сам не понимает, откуда что взялось, как сложилось, в какое ухо Господом Богом нашептано. «Бойня»! Последний, видно, крест на могиле Великой Литературы Российской и, пожалуй, мировой. Ничего выше и горче не будет уже. Роман-трагедия! Сама жизнь! Но кроме нее есть еще и надежда. Надежда на слова Иисусовы «Мне возмездие, и Аз воздам!» Надежда на «Звездную Месть», на воздаяние всем по делам их. И Вера, и Любовь. И еще — «Меч Вседержителя», священный карающий меч в благой длани самого Спасителя.

Юрий Петухов. Меч Вседержителя

Пролог. ОПУСТОШЕНИЕ

Вне миров. Безвременье.

Не было ни Света, ни Мрака. Не было ничего – ни живого, ни мертвого, ни зарождающегося, ни умирающего.., не было звука, и не было тишины, потому что ей негде было быть – не было ни пространства, ни пустоты. Будто вновь все вселенные Мироздания непостижимой силой спрессовались в одну точку, в коей нет ни объемов, ни веса, ни жизни, ни смерти, ни движения, ни покоя – нет ничего! и ее самой уже нет! Все миры погибли разом, в единый миг, и миры светлые, порожденные тем неведомым и созидающим, что зовется Богом, и миры черные, населенные чудовищными тенями, миры ужаса, злобы и невыносимых страданий.

Погибло все! И исчезло без следа. Ибо не было нигде даже места для праха погибших, ибо не осталось ни пространства, ни времени. Лютое и безысходное свершилось. Пришел черед сущему. И настал предел пределов, предреченный от зарождения бытия. И некому было зреть и слышать свершившееся. Никого и ничего не осталось. Ничто, пожирающее все, пожрало и самое себя, не оставив даже вакуума, даже пустоты, ведь и пустота нечто сущее, имеющее пределы и свое место в мире... Свершилось горькое и неминуемое. И перестало быть таковым навсегда – вне миров и времени нет ни горького, ни лютого, ни доброго, ни злого, ни подлого, ни праведного, ни ложного, ни истинного. Там, вне всего и ни в чем, висит только лишь боль – жгучая, острая, безнадежная и неизбывная. Боль нетелесная, самая страшная боль.

Земля. 18-ый подантарктический уровень. 7034-я зона умертвления. 2485-й год.

Шершавое и раскаленное жало иглы вонзилось в горло, впрыснуло дневную дозу и вырвалось наружу, исчезло в затягивающейся дыре блока. Массивный железный ошейник вздрогнул натужно и выпал из клешни створа. Глеб ударился затылком о сырой, замшелый камень, закусил губу остатками выбитых зубов, сморщился.

Пробуждение всегда было тяжким – самым тяжким изо всего, что приходилось выносить. Во снах он уходил в иные миры. Даже в самых диких кошмарах он убегал от яви и наслаждался ими. Пробуждение убивало возвращающейся памятью. Опять туда!

Глеб застонал сквозь стиснутые зубы. Рыдать, молить, бесноваться и надеяться было бесполезно. Они все смертники. Одни сдохнут раньше, другие позже... именно сдохнут, иначе и не скажешь. Зудящая кожа ныла тысячами нарывов, будто впились в нее тысячи зародышей, будто уже сосут кровушку! По затылку как ломом ударили. Пора! Глеб, опираясь на мшистые валуны, приподнялся. Выпрямиться в полный рост он не мог, свод был низкий, покатый, сырой. Лишь серебристый блок торчал нелепой и совершенно лишней здесь штуковиной, будто из иного мира.

– Выползай! – прохрипело снаружи.

Рассуждать и мешкать не полагалось, наказание следовало немедленно, зверское, дикое. Все это было испытано в первые деньки рабства, тогда он был еще силен и здоров, мог себе позволить покочевряжиться. Сейчас нет, сейчас он полутруп, измученный, истерзанный, жалкий.

И если бы не стимуляторы, если бы не ежедневные дозы из потаенного блока, он давно был бы полным трупом. Они не дают сдохнуть сразу! Им нужны человечишки, двуногая скотинка, рабы, им нужно мясо и кровь людишек! Глеб зажмурился, согнулся в три погибели и выполз из своей щели.

Рогатый тут же Ьгрел его плетью. Кожа на плече лопнула, потекла бурая, почти черная кровь. Глеб снова заскрежетал зубами. Эх, если бы не ошейник, он нашел бы в себе сил, чтобы сломать хребет этой гадине, чтобы оторвать ей рогатую башку... теперь он знал, как расправляться с выползнями! Но на нем был ошейник, и каждое резкое движение оборачивалось приступом паралича. Да, он, командир альфа-корпуса, генерал, один из лучших бойцов планеты и колоний, был бессильным, немощным паралитиком! Сатанинские твари всесильны над ним. Они могли его искалечить, замучить, убить, они выкармливали его кровью своих омерзительных зародышей-пиявок, они заставляли его ворочать глыбы, разгребать с миллионами прочих рабов завалы гигантских подземных инкубаторов... Они были всесильны над его телом. Но пока что им не удавалось добраться до его души... И потому он был еще жив. Глеб видел, что происходило с теми, кто ломался, кто не выдерживал... они уходили в ничто, освобождая свою плоть. Ибо мало было алчущим мяса и крови, мало им было убить смертного. Прав был Иван, ох как прав! Глеб теперь в полубреду, сквозь боль и ужас часто вспоминал его. Да, им надо погубить каждого, всех вместе и каждого в отдельности. И здесь этот каждый – сам по себе и сам за себя.

– Живей!

Плеть просвистела над ухом, ожгла бритый затылок, спину. Рогатый щерил огромные кривые зубы, полуприседал на козлиных ногах. Ему было весело. У него были когтистые лапы, звериная холка, мощь, сила, власть над рабами... но у него не было души. И Глеб это знал. Убить бездушную гадину, погань, мразь – не велика честь, да и сил нету. Но когда-нибудь он найдет в себе силы, когда-нибудь.

Опираясь о холодную, заросшую склизким мхом стену, Глеб побрел вперед. Искалеченная нога ныла, ступать на нее было больно. Но Глеб отключался, заставлял себя не обращать внимания на боль. Он брел среди сотен подобных ему теней, среди сотен мучеников-рабов. И свистели над головами плети, висели под мрачными сводами хрипы, сдавленные стоны, шлепанье босых ног в ледяной чавкающей жиже.

– Живей!!!

Рогатые усердствовали, не жалели себя, будто и за ними наблюдал постоянно кто-то невидимый, но страшный, грозный, непрощающий.

До развилки надо было пройти полтора километра, и потом – еще один до пещеры. Глеб сжимал челюсти до хруста, до крови из распухших десен. Какие они идиоты! Какие дураки! Он бы сейчас собственными руками придушил бы этого министра, этого гуманиста Голодова. И Иван тоже хорош! Надо было лупить со всей мочи! Надо было засадить сюда не половинный заряд, а два, три, десять полных, глубинных, чтобы ни дна ни покрышки! чтобы вдрызг! до самой преисподней! Кого они жалели?! Эх, знать бы где упадешь... Теперь поздно кулаками размахивать-то, после драки.

Колючая плеть резанула по правому плечу, содрала клок кожи у шеи. Глеба передернуло. Но он сдержал стон. Тех, кто кричал, рогатые били повторно, со сладострастием и ухмылками, они любили слабых, невыдерживающих, они вышибали из них душу, превращая ее в ничто, в зловонный пар, вырвавшийся из гниющей плоти... Нет! Он еще человек. Они не поставят его на колени, он умрет стоя, без стонов и мольбы, без истерических воплей о пощаде. Здесь пощады не бывает... здесь сам ад.

Шедший рядом изможденный одноглазый раб вдруг пошатнулся, начал оседать. Глеб подхватил его за локоть, удержал.

– Терпи! – процедил он, не поворачивая головы. Тот устоял, выдернул локоть, не упал. Видно, потерял на ходу сознание, провалился в никуда, так бывает... Они все провалились! Во мрак! В преисподнюю!

Чего же там ждут?! Почему бездействуют?! Глеб ничего не понимал. Там, в черной пропасти, обволакивающей всю Землю, там, в каких-то сотнях и тысячах верст от них – боевые армады, звездные флоты, чудовищная, исполинская мощь, которой хватит, чтобы сокрушить половину Вселенной. Там силы, которым нет равных... Почему они ничего не предпринимают? Или они уже отказались от Земли, распрощались с ней, как с пропавшей навсегда, как с умершей и погребенной матерью, чье тело отдано в полную власть земляным червям и позабыто?! Нет! Не может быть! Глеб отказывался верить в самое страшное, в то, что их всех, миллионы, миллиарды землян, попавших в жуткое, потустороннее рабство к этой нечисти, бросили, что от них уже отказались.

Ведь он тогда, в последние часы, отправил на околоземные и внутрисистемные станции, на звездолеты и крейсера всех, кого еще можно было отправить, кого можно было спасти. Он выполнил волю Ивана – хотя Светлану пришлось тащить силой, запихивать в ячейку. Но и ее удалось вызволить. Бои шли повсюду, в Москве не оставалось и живой души. Они защищали Кремль, соборы, дворцы, каждую башню, колокольню, каждый этаж, каждую пядь земли... а нечисть все лезла и лезла, ей не было ни конца ни края. Глеб падал с ног, лежал, уткнувшись разбитым окровавленным лицом в слизь и бурую жижу, лежал минуту-другую, пытаясь усмирить легкие, отдышаться, потом вскакивал, менял одного из своих парней, шел в рукопашную – злой, остервеневший, безумный. Выползни перли стеной, их становилось все больше, но с ними еще удавалось справляться, сноровка пришла. Зато со студенистыми гадинами было неимоверно тяжко, они обволакивали, душили, топили в своей гадостной слизи... это было наваждением, кошмаром! Хотелось бежать на крыши, да, хотя бы последний разок взглянуть на солнышко ясное сквозь облака, глотнуть чистого ветра и сини, а потом головой вниз, о булыжную мостовую! Глебу Сизову, командиру знаменитого, овеянного славой и легендами альфа-корпуса, было вдвойне тяжко – гибли его люди, лучшие люди обреченной планеты-матушки, настоящие сыны России... и он ничего не мог поделать, ничем не мог помочь, не мог защитить, укрыть. Это бьща трагедия! Последний бой они дали в Благовещенском, после того, как рухнули тяжелые старинные врата и нечистая сила ворвалась внутрь. Их оставалось семеро, боеприпасы давно закончились, руки были разбиты до костей, шестеро из семерых были серьезно ранены, но держались,

держались, черт бы побрал эту нечисть! Они обязаны были драться, обязаны! Они оттягивали рогатых выползней на себя, давая последнюю слабую возможность бежать тем, кто еще мог бежать, бежать к Храму Христа Спасителя, где должна была опуститься спасательная капсула... Им самим уже не спастись, но другие, пусть попробуют хотя бы они! Глеб бил выверенными смертельными ударами, не тратя сил попусту, бил зло и серьезно. Он защищал святыни земли своей, святыни предков. И он бы еще долго продержался здесь, долго бы стоял на пути назойливой, неостановимой нечисти, если бы... Вызов по внутренней ударил острым молотом, на миг ослепил и оглушил. «Глеб! Глеб!! – орал кто-то благим матом, хрипло и дико. – Его убили! Убили!! Убили!!!» Глеб не сразу сообразил, что это орет Иннокентий Булыгин, спокойный и невозмутимый Кеша Мочила, который вообще никогда не орал и почти никогда не повышал голоса. Кого убили? Глеб не отзывался. Но он уже знал, о ком идет речь. Очередным мощным ударом, а затем рывком он снес рогатую голову с плеч, вышвырнул ее наружу, и уже сделал обманный шаг навстречу очередному выползню. Но в мозг, в уши ударило снова: «Глеб, где ты?! – Кешин голос дрожал. – Отзовись! Вы что там все, оглохли?! Мать вашу!!! Нужен хоть один превращатель! Хоть один! И живей! Сюда! В Храм!!!» У Глеба не было превращателя. Но он все понял. Ивана убили! Неубиваемого, почти бессмертного Ивана, про которого ходили слухи, что он где-то и когда-то в своих невероятных странствиях познал секреты неуязвимости... убили?! Нет! Могли убить их всех, до единого! Но только не его! Ведь без него они ничто и никто! Они даже не знают толком, откуда вся это напасть, с кем они воюют, почему?! До конца все знал только он, Иван. И ему нельзя умирать! Он не имеет права умирать! «Прикрой меня!» – крикнул Глеб ближнему бойцу. И рванул вперед. Они перелетели через десяток рогатых голов, рухнули в самую гущу, сея смерть, сокрушая черепа вошедшими в убийственный ритм мельницами смерти. Они прорвали стену нечисти. Еще трое выскочили наружу. Они погибли у стен Благовещенского, прикрывая отход, честь им и слава, и вечная память! Слезы текли по грязным, изодранным и разбитым щекам генерала, но он не оборачивался. Аварийный дисколет, последний, полуразбитый, подхватил Глеба, вырвал из цепких лап выползней. Но заряда в нем хватило, чтобы еле-еле перевалить через зубчатую стену. Он рухнул умершей в полете птицей, застыл посреди развороченной, усеянной трупами земли. Но Глеб уже был на ногах. Он бежал к Храму из последних сил – знал, что ничем не сможет помочь, и все равно бежал! Они все виноваты! Все до единого! Они бросили Ивана! Нельзя было его отпускать одного, нельзя!!! В полубреду он пробился сквозь тысячное кольцо студенистых гадин и рогатых, упал перед дверями. Обернулся, уже предчувствуя неминуемую смерть... и не поверил глазам своим: нечисть, пуча и тараща глаза, щеря клыки, вытящвая когтистые лапы, бесновалась, тянулась к нему, к бель?м стенам, деревянным вратам. Но будто незримое силовое поле стояло на ее пути. Эти отродья ада не могли приблизиться к Храму! Глеба прошибло холодным потом. Он даже подумал, что уже умер и видит потусторонние грезы! Это было настоящим чудом! И все же он вскочил на нога, принялся колотить кулаками в дубовые створы. И его окликнули изнутри. Впустили! Врата сразу же захлопнулись. И снаружи донесся оглушительный бесовский рев – исступленный и злобный. Глеб сделал шаг вперед, потом еще, еще один. И все сразу увидел. Он бросился через огромный, уходящий в выси зал, туда, к иконам, к ликам, волоча за собой вцепившегося в руку служителя в черном... Поздно! Кеша сидел на полу, сгорбившись, поджав под себя одну ногу, вытянув вперед другую, за его спиной притулился облезлый и несчастный Хар, а на коленях... на коленях лежала голова Ивана, белая, алебастровая, неживая, с разметавшимися пшеничными кудрями, чуть вьющейся короткой бородой, полураскрытыми бесцветными уже губами, и отражающими лики святых бездонными, серыми, остекленевшими глазами. Он был мертв. Могучее тело застыло на затейливом мраморе плит безжизненной, утратившей упругость колодой. Кровь из разверстой, изуродованной груди, из самого сердца уже не текла, она застыла буреющей тяжелой, будто прижигающей, придавливающей мрамор лужей, ее было слишком много для одного, даже и большого человека. Мертв! Глеб, не доходя пяти шагов, опустился на колени, обхватил виски руками. «Превращатель! – просипел еле слышно Кеша. – Ты принес его?!» Но в голосе не было даже надежды. Глеб помотал головой – ничего он не принес, да и поздно уже. Он только спросил: «Когда это случилось?! Кто?!» Кеша не ответил, он беззвучно, сотрясаясь всем телом рыдал. Хар жался к плитам, дрожал, но не осмеливался скулить, из его глаз тоже текли мутноватые бисеринки слез, и никто не гнал его, нехристя и оборотня, отсюда, из святого места, святой обители... Они просидели, промолчали целую вечность, никто не посмел потревожить их. Потом перенесли тело в подвалы, служка указал им что-то похожее на склеп, Глеб почти ничего не помнил, разум его помутился тогда, в глазах черно было. У самой стены голой каменной кладки стоял каменный раскрытый гроб, туда они и опустили Ивана, Кеша все время твердил что-то об отпевании, службе, но присутствовавший служитель махал на него руками, качал головой, что-то вещал о недозволенности православному накладывать на себя руки, и что покойный совершил тяжкий грех... Глеб уже ничего н& понимал. Он знал одно – все кончено! теперь уже навсегда! а раз так, его долг последовать за своими ребятами, они погибли, все до единого, значит, и ему суждено. Он заставил человека в черном открыть врата. И вышел наружу...

Пещера! Это был целый мир, целая вселенная – своды уходили в незримую вышину, терялись в пелене и мути, противоположных вообще не было видно... в первый день, когда его выволокли сюда, Глеб чуть не сорвался с уступа, голова закружилась, это у него-то, у десантника! у спецназовца! Он тогда нашел в себе силы приподняться, припасть грудью к каменной стене, обернуться, взглянуть вниз. Там был ад, там тысячи голых изможденных людей с бритыми черепами ворочали валуны. Они тащили, катили, толкали их куда-то к центру пещеры, к огромному провалу, и это все не могло быть работой, разумным трудом, это была изощренная, дьявольская пытка. Да, надо было бить, вдалбливать сюда заряд за зарядом, надо было добивать гадину до конца... Не добили! Тогда Глеб еще не знал, куда его загнали, где он. Все выяснилось позже, когда удалось перекинуться двумя словечками со знающими людьми, такими же узниками-рабами. Антарктические подземелья! Вверху километровые толщи ледяной свинцовой воды, льды, торосы, толща базальта, километровые слои породы, остатки гигантских инкубаторов, соты, ячеи, провалы, полуразрушенные лабиринты, спуски, подъемы, шахты, хранилища, морозильники с личинками, исполинские емкости с зародышами, энергоустановки и прочее, все, что создавалось на деньги человечества, безумные, несметные деньги, что создавалось на погибель этому безумному человечеству, породившему своих убийц, лелеявшему их, полностью доверившемуся им, выродкам рода людского, все, что осталось после глубинного удара с орбиты. Не добили! Глеб до остервенения зримо вспоминал тот день, когда они решали как бить, куда, зарядом какой мощности, они были просто незрячими и наивными младенцами. Теперь за их глупость и доброту – ворочать эти валуны, засыпать провалы, воронки, умирать в муках и бесчестии, отдавать свою кровь гнидам...

– Пошел!

Удар рукоятью плети пришелся в затылок. И Глеб полетел вниз, раздирая ладони, цепляясь за камни, выступы. Тут с рабами не церемонились. Но и умереть просто так не давали – в огромных ошейниках стояли какие-то биодатчики, инъекторы со стимуляторами и прочей премудростью. Здесь вообще происходили странные вещи, Глеб мог поклясться, что он собственными глазами видел в пещере троих или четверых парней из внешней охраны, которых убили, растерзали еще там, наверху, он даже помнил их изуродованные, обескровленные трупы на булыжной мостовой, их нелепые позы, вывернутые руки, искаженные лица. Нет, он не ошибался. И это было непостижимым, страшным. Может, и его самого убили, может, и он валялся истерзанный и мертвый у самых стен Храма, а потом очнулся на том свете, в этом жутком подземном аду?! Да, он вышел тогда из Храма, он успел свернуть шею чуть ли не десятку выползней, а потом удар, еще удар, острая боль в затылке, мрак, темень, тишина... и ошейник, рабство, пытки. Поди тут разберись! Глеб сполз с уступа и, не дожидаясь очередного удара, подставил плечо под огромный камень, толкнул его, покатил. От напряжения жилы лопались, мышцы под воспаленной изодранной кожей вздувались буграми. Он катил этот валун, эту глыбу, глыбищу, ощущая, как впиваются в шею инъекторы, как прибывают силы, как начинает бурлить кровь, и не просто бурлить, а прямо-таки распирать изнутри каждый сосудик, вену, артерию. И все это неспроста! Тут какой-то сатанинский умысел, гнусный, подлый, страшный! Он знал какой, но он гнал от себя догадки – мерзость, грязь, изуверство! Нет, они не просто рабы, не просто тягловые животные. И эта преисподняя – не обычная каторга типа гиргейской подводной каторги! Все в стократ гаже, отвратительней, омерзительней! Их превратили в двуногие фабрики крови, их изо дня в день накачивают всякой дрянью, заставляют печень, костный мозг и, черт его знает, что еще, работать в тыщи раз быстрее, мощнее, взъяряют их адской работой, и гонят, гонят из них кровушку. Они не рабы, бесправные и жалкие, они скотина! они хуже скотины! Но против силы не попрешь. А сила за этими упырями, вся власть в их руках. И нет исхода! Глеб стиснул зубы, остатки раздробленных, выбитых зубов. Часа через четыре, а может, и через пять, тут не уследишь за временем, они раздуются как пузыри, распухнут, станут багроволицыми, отекшими, и их поведут на откорм этих гнид, зародышей, пиявок. А сюда пригонят других, смену. И так до бесконечности. И так вечно! Так навсегда, до конца света... нет, Глеб горько усмехнулся, конец света уже был, нечего тешить себя надеждами. Они обречены на вековечные муки! И никто не даст им сдохнуть, избежать этих мук.

Земля. Россия. Кочергино. Подмосковное кладбище. 2485-й год.

Сдвинуть плиту было не так-то просто. Да еще на пустое брюхо.

– А ну, родимая, сама пошла! – поднатужился Кеша. Хар уперся в плиту лапами, зарычал.

– Тише ты, образина!

Вдвоем, после долгих стараний они сдвинули надгробие. Ни лучика света не пробилось внутрь холодной и пустой могилы, заброшенного, сырого склепа. Вечная ночь стояла над Россией, надо всей Землей. Полтора месяца во тьме-тьмущей! Иннокентий Булыгин, ветеран аранайской войны, рецидивист, беглый каторжник и бывшая правая рука Верховного правителя, ничего не понимал. Да, нечисть прорвала все заслоны и барьеры! Да, она выползла изо всех щелей, заполонила планету, истребила беспечных землян! Но причем тут солнце? Оно-то куда подевалось?! Почему нет ни закатов, ни рассветов, ни дня, ни ночи?! Уму непостижимо! И придет царствие мрака, и получат по содеянному ими грешники, и погибнут они, и погибнет земля... Пришло! Погибли! Получили! Но солнце-то где?! От безысходности Кеша готов был завыть на луну... но и луны никакой не было, только мрак, темень.

– Ничего, – сипел он себе под нос, – прорвемся! Хар глядел на него уныло и тоскливо. Некуда прорываться, некуда! И это самое страшное. Они прятались на заброшенном старом кладбище, сама судьба-судьбина привела их сюда, а может, и какой-нибудь незримый и неведомый инстинкт. Сюда выползни почему-то не забредали, словно кладбище с покосившимися, а местами и поваленными крестами было для них запретной зоной.

После смерти Ивана Кеша постарел лет на двадцать сразу. Он чувствовал себя дряхлым старцем, уставшим от жизни и потаенно завидующим тем, кто уже освободился от ее оков. Первые три дня он вообще пребывал в прострации, потом рассудок вернулся, а вот жажда жизни, обыденная цепкая хватка, мятущаяся неспокойная душа так и остались где-то в подземельях, в каменном мешке. На пятый день они с Харом ушли из Храма. Именно в этот день, с самого утра Кеша вдруг ощутил, что они смертные, самые обычные смертные, что никакие довзрывники им уже не помогут, что через все барьеры, допустимые и недопустимые, он уже перешагнул и что хрустальный лед ядра гиблой планеты Гиргеи ждет его душу... а может, и не ждет, может, они отказались от него совсем. Тогда надо просто пойти и умереть. Кеша так и сделал, ушел умирать. Только одного он не мог. Он не мог быть жертвой. Даже теперь, даже когда душа его стала пуста, или вообще сгинула в неведомом направлении. И потому он, уходя из Храма, не бросил в нем своего верного бронебоя, не оставил лучемета десантного, парализатора и холодящего бедро старого и верного сигма-скальпеля. И пусть ему все равно, что будет и как будет, он не изменит себе, он солдат. Солдат той бесконечной аранайской войны. Солдат этой святой, но бесполезной войны. Он и умрет солдатом. А Хар... Он не отвечает за оборотня, у того своя дорога, он посланец иного мира и путь его неисповедим.

– Ну что, Харушка, пошли, что ли?!

Кеша высунулся по пояс из могилы, перевалился через край. Затаился. Его глаза уже привыкли к темноте, и он неплохо различал силуэты деревьев, крестов даже в двадцати-тридцати метрах. Хар вообще ориентировался прекрасно, ему не нужны были приборы ночного видения, на Гиргее, в ее подводных лабиринтах бывает и потемней.

Двенадцать вылазок прошли успешно, Кеша был хмур,мрачен, молчалив, но доволен собою. Они не могли изменить положения. Но они могли мстить, могли убивать нелюдей, давить их потихоньку. А ежели накроют, схватят – так тому и быть, двух смертей не бывает.

Вот и сейчас Кеша еле слышно свистнул своей зангезейской борзой. Хар не заставил ждать, да и куда ему было деваться – королева Фриада приказала ни на шаг не отставать от этого землянина, а приказы королевы Гиргеи не обсуждаются и не повторяются. Серой облезлой тенью Хар скользнул наружу, замер, прижавшись к Кешиному боку. Хар нечисти не боялся, это она его боялась. Когда они выбирались из ХрЬма именно Хар прокладывал тропу сквозь беснующиеся стаи мертвяков-выползней. И они пробились. А теперь сами стали какими-то выползнями, таящимися в кладбищенском склепе, выползающими во мрак бесконечной земной ночи лишь раз в двое, а то и трое суток. Во времена долгой гиргейской каторги Кеша часто мечтал о Земле, видел ее во снах, плакал по ней – только глаза прикроешь, и поползли по синему небу белые облака, выбилось из-за них краешком доброе солнышко, зашуршала травка, зашумели-запели деревья, все любо-дорого русскому доброму, тоскующему сердцу... И вот он на Земле, на родимой сторонушке. Да лучше б навечно в проклятой Гиргее оставаться!

– Ничего, прорвемся! – прошипел Кеша.

И вскочил на ноги. Ему надоело бояться да таиться. Он пошел к городку открыто, в полный рост. Пошел, зная, что одним лишь духом своим человечьим навлекает на себя мертвяков. Беда! Горе горькое! Все поменялось на белом свете:

мертвяки в городе, живые в могилах прячутся... да и сам свет не белый уже, а черный, беспроглядный. Как там у них на мессах твердили? Черное Благо! Вот и пришло это черное страшное благо для нечистых и лишенных души, вот и закатилось навечно солнышко наделенных душою. Беда!

Они отмерили не меньше версты, когда появился первый выползень. Он шел прямо на Кешу, растопырив когтистые лапы, суча мелко копытами, вожделенно сопя и рыгая. В один прыжок Хар сбил выползня с ног, перервал глотку. Этот не оживет, нет, после зубов оборотня выползни издыхают – дело проверенное. Кеша пнул сапогом бездыханное тело.

Он и сам шел как мертвяк – слепо, напряженно, оцепенело.

Еще двух тварей он сжег из лучемета. А оборотень Хар на всякий случай прогрыз обожженные рогатые черепа, чтоб наверняка. Так они и продвигались вперед – молча, угрюмо, без болтовни и лишних вопросов. Лишь когда метрах в двухстах Кеша углядел нечто мерцающее, он выдавил сипато:

– Теперь тихонько, за кустиками, понял?!

Хар кивнул, опустился на четвереньки.

Не прошло и десяти минут, как они подползли совсем близко. Замерли, вжавшись в жухлую мертвую траву, от которой и не пахло травой. Притаились.

Мерцало и переливалось зависшее над землей студенистое чудище – сиреневым потусторонним маревом колыхалось оно во мраке, ничего не освещая, ничего не согревая, будто офомная летающая медуза распростерла извивающиеся осьминожьи щупальца над поникшей паствой. Три десятка выползней как зачарованные стояли на коленях под полупрозрачной гадиной, тянули к ней свои отвратительные рожи, скребли себя когтями, сопели, тряслись. Они пребывали в оцепенении, они трепетали, подчиняясь прерывистому невыносимому зуду, исходящему из сатанинской твари. От этого зуда можно было с ума сойти. Кеша уже собирался заткнуть пальцами уши, как зудение внутри головы само собой, безо всякого перевода стало складываться в слова:

– ...свершилось, и пришли мы, избранные и всемогущие, пришли, чтобы покарать возомнивших себя свободными от нас, покарать обреченных нами, ибо Предначертанное должно было воплотиться – Черное Благо объяло Вселенную. Черное солнце взошло над миром смертных. И все вы лишь малые частицы и лучи, испускаемые этим непостижимым солнцем мрака. Но даже самое малое достигает цели. А она близка. И близок час извечного наслаждения! Уже отверзлись врата в Мироздание! И вы, именно вы, первые посланцы Вельиехавы-зорга, предвечного и всевышнего владыки миров Тьмы! Вы – руки и пальцы Хозяев Предначертания, вы – исполнители их неумолимой и черной воли! И за это вы сгинете не в пучинах невыносимой и извечной боли, не в океане лютых страданий, нет! Вы растворитесь в бездне утоленной похоти, в сладострастии и всесилии над немощными и недостойными. Вы – человеки, черви, амебы, в коих избранные вдохнули свое благословенное черное дыхание и наделили всесущим черным естеством! Слышьте слышащие и зрите зрящие – уже приходит наше время повсюду. Близится час, когда в обитель людскую войдут достойные. И вы их предтечи...

– Предтечи, мать их! – прохрипел Кеша. – Это кто ж там еще вслед за рогатыми сюда припереться хочет? И за каким хреном?! Тут уже и так все изничтожили, падлы!

Теперь он видел хорошо, очень хорошо. Временами сверху наподобие беззвучной тусклой молнии, прямо в чудище студенистое вонзался мерцающий, дрожащий и переливающийся столп лилового света, целый пучок искрящихся разрядов входил в светящуюся гадину, и та начинала зудеть невыносимее, омерзительнее, гаже. Аж шерсть на загривке у Хара вставала дыбом.

– ...но не издохнут двуногие черви, а в вечных страданиях, лишенные душ своих, будут изнывать в муках и пытках, насыщая живительной влагой избранных, отдавая им свою плоть и кровь. Так будет во веки веков!!!

Кеша коротко и смачно выматерился. И добавил сурово:

– Зато ты издохнешь, тварь поганая!

Три залпа из счетверенного бронебоя он дал, не вставая с земли. Светящуюся гадину будто изнутри разорвало – кипящая слизь брызнула на рогатую паству, оцепенелую и беспомощную.

И тогда Иннокентий Булыгин вскочил на ноги. И вскинул свой боевой десантный лучемет.

Солнечная система. Шестой астральный сгусток тьмы. Видимый спектр. 6996-й год скитаний.

– Это твой последний шанс, – сказал Говард Буковски. Подумал немного, перекосился лицом и добавил: – Эх, не моя воля, урод, я б тебя давно на тот свет спровадил!

Карлик Цай и бровью не повел, наслышался всякого, и не такого. Дня два назад студенистый козел уволок куда-то подлеца и подонка Дука Сапсана-младшего. Он просто сбил его с ног, окрутил жирную шею своим хлипким на вид щупальцем и поволок извивающуюся, дрыгающую ногами тушу, поволок деловито и спокойно, с невозмутимостью мясника, приготовившегося к разделке этой самой туши. Новые хозяева жизни не церемонились с представителями вымирающего вида. Но Цай ван Дау не пожалел Дука, плевать на это дерьмо. А вот когда из небытия выявился Крежень, он же Седой, он же Говард Буковски, Цай глазам своим не поверил. Ушел! Опять ушел, каналья! Впрочем... теперь это ничего не значило. Крежень с первого появления ехидно и торжествующе растянул свои поджатые, перерезанные шрамом губы в плотоядной улыбке, будь его воля, он, и впрямь бы, избавил бедного Цая от мучений.

Да, наследный император без империи и беглый каторжник, непревзойденный спец по межуровневым связям, несчастный, загнанный, замученный карлик Цай ван Дау жаждал умереть, раствориться в пустоте и безвременьи. Но он еще был нужен, нужен всем, кому попадал в лапы. Его не убивали. Тем самым порождая озлобленность.

И потому Цай на этот раз не сдержался:

– Тебя самого спровадят на тот свет! И ты сам урод! Погляди на себя в зеркальце, ведь ты по-прежнему носишь его в кармашке, да?!

Крежень переменился в лице. Карлик попал в точку, кругленькое зеркальце в резной черепашьей оправе и на самом деле лежало у Креженя в боковом кармашке, он с заметным усилием сдерживал себя, чтобы не глядеться в него через каждые пять минут. Карлик обнаглел, он не понимал, кто здесь кто. И потому Крежень придвинулся ближе и какой-то бабьей ухваткой ущипнул Цая за бок, с вывертом, исподтишка.

– Боже мой! – прохрипел карлик. – И это шеф особого отдела, полковник... Ведь вы полковник, Говард, или меня обманули?!

– Много знаешь, урод, – прошипел Крежень. – Не страшно?

– Страшно, – признался Цай тихо, – очень страшно, что именно такие выскальзывают отовсюду, всплывают наверх при любых обстоятельствах! Да, я все про тебя знаю, Говард-Иегуда бей Буковски, полковник департамента госбезопасности Всеамериканских Штатов... ха-ха, бывших Штатов, начальник седьмого отдела... думаешь, никто не знал, чем занимался твой отдел?! Знали! Это твоя команда связывала благообразных и многопочтенных правителей мира сего с сатанинскими сектами, с гангстерскими трансгалактическими шоблами, все вы в одном котле варились: и сенаторы, и бандюги с большой дороги, и конгрессмены, и убийцы, и президенты и нарковоротилы, все, в том числе и такие гниды как ты, Крежень, или как там тебя – Седой, Петр Мансурия, Аваз Баграмов, Игрок, Порченный, Глен Сорос... только не все получали вдобавок зарплату в Синдикате, в Черном Благе... а ты получал!

– Заткнись, урод!

Говард Буковски наотмашь ударил Цая по щеке.

Тот дернул огромной головой. Смолк.

– Ты еще не все знаешь. Я мог бы тебе рассказать в сто раз больше, урод! – голос Креженя был спокоен, только губа чуть подергивалась. – Это жизнь. А жизнь – игра. Большая игра! И только законченный болван в этой игре будет соблюдать чужие правила. Нет, урод, я играю по своим... потому я и выигрываю!

– Потому тебя и прозвали Игроком.

– Было дело, – Крежень отошел к стене, прислонился к ней. Задумался. Вид у него, несмотря на самодовольную и нагловатую мину, был усталый. – Теперь все в прошлом, теперь все игры закончились. Эти, – он повел седовласой головой куда-то назад, – пришли навсегда. Я свою игру выиграл. Теперь выбор за тобой, Цай. У тебя голова большая, мозгов в ней много, сам сообразишь, что к чему.

– А ты не боишься, что Синдикат тебя накажет за предательство? – неожиданно спросил карлик Цай.

– Руки коротки, – отрезал Крежень, – теперь всех и повсюду станем наказывать мы! И можешь не сомневаться, пощады не будет! Ты тут похвалялся всеведением... а ты знаешь, что Гуг в гробу? что кости этого переметчика Сигурда на дне морском? что ваш бессмертный, неистребимый русский Иван сам на себя наложил руки, знаешь?!

– Нет, – Цай напрягся, и голос выдал его, – ты все врешь!

Крежень промолчал. Он разглядывал свое стареющее, обрюзгшее лицо в заветном зеркальце, все-таки не удержался, не утерпел. Зеркальце не отражало уродливого шрама, в этом был его секрет, за это Говард Буковски и любил его. Сорок семь лет назад начинающего десантника Говарда-Иегуду вышвырнули из двенадцатого подотряда Дальнего Поиска, и жизнь его потекла по иному руслу. Крежень говорил одним, что заполучил шрам после высадки на Гаризону, в сражении с людорогами, другим, что это легавые при налете на шестой блок загонского отделения Восьмого Неба полосанули его сигма-скальпелем... Но на самом деле все было иначе. Семнадцать парней-практикантов из его взвода не вернулись с Урага, двенадцатой планеты спиральной системы Чилора. Там же остался лежать и командир взвода седоусый Петр Мищенко, он отрабатывал последние пять лет по обмену, вот и доотрабатывался. Уцелел только Говард, его тогда звали иначе, уцелел при странных обстоятельствах. Комиссия ничего не смогла выяснить, дело было покрыто непроницаемой пеленой. Все бы шло своим чередом, но через полгода объявился восемнадцатый курсант, пропавший без вести. Разборка была крутой и дикой – юного Говарда нашли полуживого, с переломанньми ребрами, выбитыми зубами, раздробленными костяшками на пальцах, тремя дырами в брюхе и рассеченным наискось лицом. Пропавший опять пропал. Пострадавшего откачали, поставили на ноги. Но поползли слухи, нехорошие, отдающие приторным душком подлости. Слухам поначалу не очень-то верили, а потом они пропитали все вокруг Говарда, на него стали коситься, при встречах отворачивались, не здоровались, проходили мимо... а потом вдруг стало известно, что Синдикат обзавелся четырьмя сверхсекретными десантно-боевыми ботами – ровно столько и считалось утраченными на Ураге – до еще кое-каким вооружением, о котором ему и знать ничего не следовало. Никто на всем белом свете не мог бы доказать, что это проделал юный курсант и что смерть остальных тоже на его совести. И все же Говарда вышвырнули из Дальнего Поиска, не сказав и доброго слова на прощание. Все дыры затянулись, переломы срослись. А уродливый шрам остался. С эдакой приметой никому бы не удалось долго проработать в спецслужбах. Но Говард-Иегу-да бен Буковски каким-то образом умудрялся это делать, обводя вокруг пальца всех на свете, ускользая из расставленных на него сетей и из лап самой смерти. Он работал на тех, кто платил хорошо. Но сейчас, судя по всему, он отрабатывал самое ценное, что имел в этой жизни – саму возможность немного пожить.

– Ты знаешь, я не вру, -~ спокойно ответил Крежень, довольный, что поставил большеголового уродца-коротышку на его место, не такой уж он и всеведущий. – Мне врать не резон. Всему свое время, игра окончена, и врать больше незачем.

– Хорошо, – согласился Цай. В жестком пластиковом кресле с литыми поручами и поножамиему было значительно удобнее, чем на проклятой плахе-распятии. Цай отдыхал, набирался сил перед новыми пытками. Никому в жизни он больше служить не собирался. – Хорошо, тоща скажи, где мы сейчас находимся?

– На базовой станции слежения в Фаэтоновом слое. Но это уже не земная база, понимаешь? Тут новые хозяева, как и на самой Земле, как и в Солнечной системе, в галактике, во всей Вселенной...

Хоть и привычен был Цай ван Дау ко всему, но от таких слов заскребли у него на душе кошки, заскребли острыми безжалостными когтями. Неужели, правда? Неужто, все, пришел конец бесконечному? Иван предвидел такой расклад. Цай вспомнил их беседы в бункере. Точно, Иван еще тогда знал, что такое может случиться. И случилось! Вот почему он убил себя! Теперь картина прояснялась полностью. И все же...

– Этого не может быть! – угрюмо повторил он.

– Смотри!

Крежень зашел за спину карлику Цаю, со скрипом и вздохами уселся на что-то невидимое пленнику. И одновременно с этим вспыхнул знакомый экран... сама вспышка длилась мгновение, потом все опять погрузилось во мрак, в потемки, так, что Цаю показалось, что он ослеп. Но это только казалось, уже через полминуты он начал различать контуры надвигающегося из мрака черного шара – лишь еле приметное лиловое свечение обрисовывало его, выявляло из кромешной тьмы.

– Что это? – спросил Цай.

– Земля, – тихо прошипел из-за левого плеча Крежень. Цай зажмурил глаза, потом снова открыл – ничего не изменилось, шар лишь приблизился немного, но не просветлел, зато теперь были заметны приплюснутые полюса. Земля? Нет! Цай ван Дау сотни раз видел светящуюся небесным притягивающим светом Землю – ничего прекраснее и теплее не было во Вселенной, даже родная, полусказочная Умаганга была лишь тенью в сравнении с колыбелью человечества. Земля чарующим маяком влекла к себе путников Мироздания, это была не просто планета, но обитель чего-то Высшего, нематериального, родное окошко в непроглядной ночи... И вдруг черный, зияющий будто провал шар... Нет! Только не это!

Крежень еле слышно рассмеялся за спиной. Уродец думает, что он знает очень много, так пусть узнает еще чуть-чуть, пусть полюбуется. Сейчас Крежень не стал бы по своей воле убивать карлика Цая, зачем! Он желал насладиться потрясением этого существа – ему, выродку-гибриду, видите ли, дорога Земля-матушка, смех! Сам Крежень наслаждался зрелищем растоптанной, поверженной «колыбели» – он не любил людей, их не за что было любить, он, возглавлявший одну из спецслужб и знавший подноготную двуногих, ведал про них все, и для него гаже, подлее, гнуснее людишек никого и ничего не было. А раз так, нечего и «колыбель», породившую их жалеть. Пусть горит синим пламенем!

Черный жуткий шар наплывал, становился все больше. Вот он заслонил собою пространство, навалился тяжелой свинцовой глыбищей. Невольно захотелось отпрянуть назад. Но теперь карлик Цай не закрывал глаз, он хотел видеть все. И он увидел. В сумрачном лиловом мерцании дыбились над мертвой земной корой мертвые черные города, остовами-скелетами торчали останки сгоревших продуваемых насквозь небоскребов. Обвисшие, ободранные провода, продавленные и обрушенные мосты, одинокие чертовы персты башен, запрокинутые вдоль силовых линий гиперпоезда, останки космолетов и развалины, руины, обломки... Ни огонька, ни просвета, ни даже тлеющих угольев костра – ничего! Вымершая уродливая планета – брошенная, никому не нужная, страшная. Она медленно вращалась, одни развалины сменялись другими, мертвые города были похожи друг на друга словно братья-близнецы. Австралия, Северная Америка, часть Южной, Африка, Европа, Россия – мрак, ужас, темень. Цай еле угадывал очертания материков, с трудом признавал цветущие когда-то страны, поверженные ныне во прах. Нью-Вашингтон, Асгард, Мадрид, Париж, Берлин... Москва – на малый миг ему показалось, что посреди Москвы блеснуло живым огонечком, будто отразилось далекое солнце в малой золотинке, заискрилось, ослепило и пропало... но нет, это от напряжения, это не выдерживают глаза. Они силятся узреть хоть что-то живое, пусть капельку, кроху жизни посреди смерти и разора. Но не видят, и сами порождают свет, это иллюзия, это греза. Цая начинало трясти как в лихорадке. Теперь он верил, что Иван убил себя. Но ведь он сделал все, что мог! Другие вообще ни черта не пытались сделать, сидели сложа руки, пили, гуляли, любили женщин и на все плевали, им все было безразлично. Так кто ж виноват?! Нет, он не должен был сам уходить из жизни, он обязан был погибнуть в бою, только так! И все равно, душа его чиста, не погублена! Цай верил в это, иначе не могло быть! Не всякий подвиг увенчивается победой, но он остается подвигом. Эх, Иван, Иван! Теперь бессмысленно лить слезы, скрежетать зубами... как быстро все закончилось! Все? И они еще требуют, чтобы он работал на них, спасал свою шкуру, как этот ублюдок Седой?! Ну что же, поглядим, что у них получится!

– Это еще не все, – заверил Крежень. – Но сначала я тебе покажу, что было месяц назад, погляди, погляди!

Изображение на экране дернулось, немного просветлело. И Цай увидал те же разгромленные, разрушенные города. Но теперь их улицы, крыши, переходы, мосты были завалены трупами – множеством людских тел, лежащих в самых нелепых неестественных позах, с вывернутыми руками и ногами, перебитыми позвоночниками, свернутыми шеями. Зрелище было ужасающим, нереальным – города, села, автострады, заводы, космодромы и снова города – миллионы, сотни миллионов, миллиарды трупов.

– Хватит! – потребовал Цай.

– Нервишки ослабли? – Крежень противно захихикал. – Ничего, сейчас они натянутся. Погляди-ка, урод, что сталось с этими скотами. Ты, наверное, думаешь, они все сгнили, истлели за месяц? Нет уж, мой дружочек, у заботливых хозяев ничего не пропадает. Гляди!

Земная поверхность пропала. И открылись вдруг внутренности подземелья, потемки, багровые отблески, белесый туман, а может, и дым, шевеление, мельтешение... головы! Цай различал множество бритых голов, тысячи, сотни тысяч – спина в спину, спина в спину скованные цепями голые изможденные узники подземелья шаг за шагом, свиваясь в плотную спираль, шли, толклись, давились, не нарушая заданного кем-то ритма, шли кругами, бесконечными сужающимися кругами, чтобы пропасть посреди пещеры, кануть в зияющий провал, в черную дыру. Это было нелепо и невозможно. Мужчины, женщины, дети, старцы, забитые, сломленные, рабски покорные и обреченные, словно животные, ведомые на бойню.

– Этим повезло, – пояснил ухмыляющийся Крежень, – очень повезло, их просто складируют на хранение, как биомассу. Они почти не мучились. Счастливцы!

Цаю вспомнились Ивановы рассказы про планету Навей. То, что казалось бредом, обернулось самой доподлинной, не вмещающейся в голову явью. Несчастные! И х просто убили – зверски, дико, высосав кровь из жил, их после этого сумели воскресить, обратить в обездушенную скотину, заставили блуждать в этом аду! Цай видел много смертей, ран, боли, обид, на его глазах папаша-насильник узурпатор Филипп Гамагоза вырезал десятки, сотни безвредных умагов, пытал их, истязал. Да и сам он был далеко не святым, не одну душу отправил на тот свет, и не в оправданье, что жил по волчьим законам банды, а потом каторги, вина все равно на нем. Но вот это было чересчур, это ужасающее зрелище лишало сил и воли. Они могут все! И идти им наперекор бессмысленно, бесполезно. Эх, если бы он мог наложить на себя руки, как Иван! Нет, нечего и мечтать, ничего не получится, они не дадут ему распорядиться собой, не дадут.

В другах подземельях тысячи голых и бритых каторжников в толстых черных ошейниках ворочали огромные глыбы, дробили их, волокли куда-то, подгоняемые двурогими надсмотрщиками... Кому был нужен дикий, первобытный, адский труд?! Нелепо! Глупо! Горные агрегаты заменили бы там миллиарды каторжников, сделали бы все в тысячи раз быстрее и лучше. Почему столь непродуманно истязают этих истекающих потом и кровью горемык, зачем?! Цай ван Дау отказывался понимать происходящее. Под иными сводами в полумраке и смрадном дыму сотни женщин выкармливали грудями толстых, суетно дергающихся, прожорливых змей. Женщины тоже были обриты наголо. Смотреть на них без содрогания не удавалось... их лица были морщинистыми, старушечьими, страдальческими, утратившими способность улыбаться. Эти мученицы походили на уродливые восковые куклы, что застыли в самых нелепых позах. Зато омерзительные змеи были переполнены энергией, алчью. Они вгрызались в распухшую плоть, жадно глотали, чавкали, чмокали, зудели. Из их пастей, терзающих соски, стекали по бледной восковой коже розоватые струйки крови, перемешанной с молоком.

Цай снова зажмурился. Его начинало мутить. Шершавым языком он облизал зубы, небо – пить! страшно хотелось пить! Но просить бесполезно, не дадут. Палачи-гуманисты! И зубы, и язык, и небо были как новенькие, все восстановили, умельцы, и раздробленный подбородок сросся, и руки, и ноги, каждый палец цел, каждая жилочка на месте... значит, жди новых пыток, значит, скоро опять за дело примутся. Цай застонал. В прошлый раз язык ему выдрали с корнем, он даже не мог послать куда подальше косоглазого ублюдка Дука Сапсана-младшего. Ничего, зато он пошлет теперь Седого! И всех его потусторонних хозяев, заявившихся на Землю!

– Гляди, урод, гляди! – подал голос из-за левого плеча Говард Буковски. – Они получили то, чего заслужили, и не больше – каждому воздалось по делам его, как и было прописано, хе-хе!

– Заткнись, холуй! – прохрипел Цай.

И тут же получил кулаком по затылку. Удар был легкий, но профессиональный, точный – зубы клацнули, прикусили язык, во рту стало солоно.

– Гляди, и помалкивай! – сказал Крежень строже. Картины на экране сменялись. Пещеры исчезали, и растворялись окна в освещенные мерцающим светом свечей бункера – грязные, серые. Там кого-то распинали по стенам – густо, плотно, тело к телу. Меж выползнями неспешно сновали студенистые козлы, похожие на знакомого Цаю, привычного стража. Распятые корчились, выгибались, стонали. Знакомая картина. Цай содрогнулся. Да, на каторге делали то же самое. Ничего нового, все как прежде! Но здесь явно не наказывали, нет, зачем же тогда... здесь просто работали, тупо, слепо, без злости и ненависти, безразлично, по заданной, видно, программе. И это могло свести с ума. Никого на поверхности! Все в бункерах, в подземных пещерах... вот он, сущий ад на Земле! И чему тут удивляться, просто раньше в точно таких же подземельях, на каторгах и в спецконцлагерях мучили, пытали, изводили непосильным трудом, зверски казнили за провинности лишь часть рода людского, его изгоев, десятки и сотни тысяч, по всему освоенному миру – миллионы, малую часть человечества, а теперь это проделывали со всем родом людским. Но кто измерил меру вины его?

Обреченные помогали своим палачам, сами подтаскивали очередную жертву, вздымали ее, удерживали, пока выползни не вонзят в руки и ноги ржавых и острых гвоздей. Каждый бритоголовый пытался отсрочить свою участь хоть на секунды, на мгновения, и все равно черед доходил до него – извивающееся, вырывающееся голое тело волокли к грязной стене, чуть не разрывая его, и гремели молоты, оглашали своды бункеров душераздирающие, безумные вопли. Тысячи уже корчились в страшных судорогах. Десяткам, сотням тысяч лишь предстояло взойти на свои голгофы.

– Хороши, свиньи, – заметил Крежень, – советую обратить особое внимание, как они любят ближнего своего. Но ты понапрасну скрежещешь зубами, урод, ни один из них не сдохнет, ни один! От этих слизней требуется самая малость – распрощаться со своей гнусной, вонючей душонкой. Добровольно. И ничего более! И тогда тела их будут жить вечно, и то, что в мозгах у них, будет жить вечно, воплощаясь снова и снова, и утверждая себя в иных ипостасях... вот в этом и есть подлинный гуманизм, все остальное – дерьмо!

Цай невольно кивнул, и кивок этот отозвался в затылке тупой болью. Все верно. Иван так и говорил. Он был единственным зрячим среди них. А они не верили, они тешили свою гордыню, думали, мол, знают все не хуже иных малость свихнувшихся... Глупцы! Они сами сидели тогда в бункере, да, под зелеными полусказочными мхами и феерическими водопадами Гренландии, они прятались от Синклита, ото всех спецслужб Земли. У Цая была прекрасная память, нечеловеческая, память бортового «мозга», и он мог почти дословно выдать Ивановы слова: «...когда человека убивают, душа отлетает от тела, она уходит в высшие сферы, на небо, куда угодно, мы даже не знаем толком, куда, но она продолжает жить в иных измерениях и иных пространствах, она может вселяться в иные тела и нести свой заряд, божественный, светлый, и свой мир в миры чужие, озаряя их, просветляя собою – будто еще одна, пускай и маленькая свечечка вспыхивает во мраке, разрывая его, порождая среди безверия и тьмы, ужаса и смерти, жизнь, веру, надежду, любовь. Но когда губят человека, то убивают не одно лишь тело его, но и душу – ее или уничтожают вообще, лишая божественной сущности и бессмертия, или ввергают в миры Пристанища, в преисподнюю... и уже нет прежней чистой души, дарованной Свыше, а есть сгусток грязи, черноты и мерзости, есть еще одна капля в океане зла! Им надо истребить нас полностью! Чтобы и души наши никогда не воплотились ни в кого... иначе придет им час отмщения! Не убить нас спешат они, но погубить! Это новая реальность, с которой сталкивается человечество, все мы. Прежде все бились за места в плотской, зримой, осязаемой Вселенной... Теперь иначе! Человечество – сорок с лишним миллиардов тел! сорок миллиардов душ! Телам они найдут применение, им нужна биомасса, им нужны консерванты. А души? Сорок миллиардов душ уйдут из наших убогих плоскостей в иные измерения. Черные души усилят и умножат Пристанище. А светлые? Они перейдут в миры, где обитает незримое и недоступное нам Добро, где царит Свет. И они будут вечной угрозой „новому порядку“ во Вселенной! Ведь и они могут воплотиться однажды, возвращаясь к истокам своим, воплотиться и уничтожить царствие тьмы. Страх отмщения, ужас возмездия не даст покоя новым хозяевам Мироздания ни на один час, ни на единый миг. И потому они будут биться за каждую душу... сломить! погубить! изничтожить! извести! Ибо даже одна оставшаяся и взошедшая к Свету, сможет по пришествии благих времен разрушить их владычество... Вы не верите мне сейчас, я знаю. Но придет день, когда слова мои вы будете вспоминать... Не приведи Господь!» Цая прошибло холодным потом. Слезы невольно потекли из глаз. Свершилось чудовищное, пришел черный час! Эх, Иван, Иван! Но зачем же ты погубил свою бессмертную душу? Зачем пошел на самоубийство?! Ведь это тяжкий непрощаемый грех! Ты был лучшим среди нас, ты был, пожалуй, лучшим во всем этом выродившемся, поганом мире. И ты сам убил себя! Что же делать всем нам? О чем говорить? На что надеяться этим несчастным?!

Бункера сменяли один другой. И в каждом шли ужасающие непрекращающиеся казни. В огромном сферическом зале с убегающими в пелену мрака стенами, на множестве перекрещивающихся ржавых, грязных балок вешали страдальцев. Несчетное количество толстых черных петель свисало сверху, чуть покачиваясь в дуновениях подземных сквозняков. Обреченным заламывали руки, нещадно избивали их, совали головы в петли. Но ни один не утихал со сдавленным горлом, с испущенным духом. Тысячи висельников судорожно дергались, выгибались всем телом, таращили выпученные глаза, свешивали распухшие черные языки, рвали ногтями собственную кожу, но не умирали в смертных петлях.

– Сволочи! – простонал Цай.

– Это верно, – согласился Крежень, – там все сволочи, и те, кто вешает, и те, кого вешают. Но все делается для их же пользы. Хирурга, исцеляющего больного, со стороны можно принять за мясника, вонзающего свой нож в жертву. Все относительно на этом свете, урод, тем более, на том.

– Хватит! – оборвал его Цай.

– Нет, пока еще не хватит, – не согласился Крежень, – здесь не ты, урод, определяешь меру вещей. Гляди! Нам с тобой жить в этом новом мире, нам крепить новый порядок. А из несогласных работать на них и из прочего ничего не стоящего дерьма, – Крежень махнул рукой в сторону экрана, – они умеют вытрясать душонки. Хочешь туда?!

Цай промолчал. Ему и здесь досталось в стократ хуже. Нечего пугать!

То, что происходило перед его глазами можно было назвать одним словом – преисподняя! Преисподняя со всеми ее ужасами и страхами. Грязь! Мерзость! Дикость! Зверство! Садизм! Жесточайшее изуверство! И это в двадцать пятом веке от Рождества Христова! В страшном сне не могло присниться такое. Повсюду, подо всей поверхностью еще недавно процветавшей и благоухавшей планеты. Будто люди специально для будущих мук своих строили эти подземные городища, бункеры, вырывали шахты, рудники, тысячи и тысячи уровней в слоях базальта, гранита... Вот он ад истинный, подлинный, рукотворный и сущий!

Но были и почти тихие, чистенькие подземелья, выложенные сверкающими плитами, металлостеклом и биопластиками. Вот опять такое выплыло после чада и грязи на экран, словно осветило камеру, в которой сидел скованный Цай ван Дау, император без империи, жертва. Прозрачные чаны стояли ровными рядами, уходя почти к горизонту. Прозрачные трубы подпитывали чаны снизу, входя в них будто изогнутые щупальца кальмаров. В каждом чане стоял человек, лишь бритая голова его возвышалась над студенистой жидкостью, наполняющей чан – оскаленные рты, закатившиеся глаза, гримасы боли. Поначалу Цаю показалось, что люди стоят в чанах одетыми. Но приглядевшись, он понял, это не так – они были голые, просто тысячи темно-зеленых трясущихся головастиков с налитыми кровью круглыми глазенками впивались в кожу, в каждый квадратный сантиметр кожи, сосали, выгибали прозрачные червеобразные хвосты, иногда отрывались, отплывали, не переставая трястись и дергаться, но тут же снова припадали к человечьему беззащитному телу.

– Какая гадость! – просипел Цай. И ему опять вспомнился рассказ Ивана про далекую, полумистическую Систему, там тоже миллионами выводили, выкармливали зародышей – одутловатые, сонные женщины-матки рожали их, а потом по морщинистым трубоводам они попадали в аквариумы с питательной смесью. Так говорил Иван. Но здесь они или им подобные сосали кровь из живых людей!

Знакомое лицо мелькнуло перед глазами Цая. Он вздрогнул. Нет, только не это. Показалось! Но лицо, будто выбранное из сотен других, наплыло, увеличиваясь, заслоняя все. Нет! Оно не было знакомым, просто Цай дважды видел его по визору, это один из друзей Ивана. Да, его звали Глеб, он командовал каким-то особым подразделением охраны. А теперь он там?! Вытянутое, узкое лицо, плотно сжатые губы, с опущенными уголками, глаза зажмурены, боль, страдание, но он держится, он не кричит, не молит о пощаде, какой ужас! Нет, лучше наложить на себя руки, чем вот этакое! Значит, они все там – и Дил Бронкс, и Кеша Мочила, и Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный, и Хук Образина, и Таека, и Светлана, и огромный Арман-Жофруа дер Крузербильд-Дзухмантовский... все?! Нет! Лучше умереть. Им надо было погибнуть в бою! Хорошо сказать, погибнуть! Сам-то он не погиб, не удалось. Бедный Глеб! Эти кровососы не оставили на его теле ни одного живого места. И сколько так можно держаться, сколько так можно страдать?! Вечно. До скончания веков, пока душа твоя еще принадлежит тебе и Всевышнему. Но откажись от нее, отрекись от Создателя своего и отдай душу во власть новым хозяевам Вселенной – и обретешь свое место в цепи воплощений, во мраке Пристанища. Безумие. Это какое-то безумие! Бесчетное множество чанов, бесчетное множество голых сизых голов! Инкубаторы ужаса. О, Боже! Где же Твоя справедливая длань?

Почему Ты допускаешь недопустимое?! Почему не покараешь извергов?! Ведь все во власти Твоей. Все! Цай ван Дау никогда не был особо богомольным. Если откровенно, он и не верил толком ни в Бога, ни в черта. Но сейчас он призывал Господа как самый рьяный верующий, как исступленный, яростный пророк, пропитанный верой до корней волос. Ему хотелось верить во Всевышнего и в Его силу, Его мощь... ибо ничто другое уже не могло изменить этого черного мира, ничто! Только чудо.

И опять на экране поплыл сизый дым, пахнуло багряным адским отсветом. И какие-то судорожные голенастые твари бичевали огромными страшными плетьми из колючей проволоки голых и беззащитных, потерявших разум людей. Лоскутьями летела окровавленная драная кожа, багровыми клочьями вырывалось мясо, брызги крови заливали спины и голые черепа увернувшихся. Жертвы истерически вопили, хрипели, визжали, забивались во все щели, вгрызались зубами и ногтями в глину, в песок. Но спасения им нигде не было... А если оно и приходило, то оказывалось мучительнее казней и пыток. Цай с помощью этого колдовского экрана обрел вдруг способность видеть сквозь породу. И сердце как клешнями сдавило. Искалеченные, избитые голые люди ползли во всех направлениях, ползли норами и ходами, в коих еле протискивались их тела, задыхались, до мучительного, невыносимого удушья, захлебывались в сотрясающем тела кашле, но ползли и ползли вперед, и не было им ходу назад – в пятки впивались скрюченные пальцы ползущих сзади... а сверху, снизу, с боков, давили, давили, давили многие метры породы, глинистой, вязкой, непреодолимой. От одного вида этих мучений волосы вставали дыбом на голове. Цаю начинало казаться, что и он там, что это его бьют колючими бичами, его распинают, вешают, заставляют червем ползти в земле. Преисподняя!

Но и на этом череда безумия не кончалась. В подземных озерах рогатоголовые топили людей, они сбрасывали их с уступов в бездонную черноту, и не успевали одни выплыть на поверхность, как на головы им сыпались сверху другие. Никто не мог высунуться из черных вод – острые багры стоявших ниже выползней вонзались в бритые черепа. И лишь тянулись наверх, из маслянистой жижи губы – глотнуть воздуха, хоть немного, хоть каплю. Но и этих смельчаков настигали стальные острия, сокрушая зубы, дробя челюсти... Звери! Звери! Они в тысячи раз хуже самых лютых зверей. Это нечисть, нелюди! Сатанинские порождения, слуги дьявола...

– Нет, это не сами хозяева мира тьмы, – будто угадав мысли Цая, изрек Крежень, – это такие же человеки, наши братья по разуму и по планете-матушке. Это они посещали черные мессы по всей Земле, по всем планетам Вселенной, это они приносили человеческие жертвы и верили в Черное Благо, в возвращение изгнанных в иные измерения, они готовили их приход. И им воздалось за это. Сам видишь. Они получили право терзать сородичей. Их переродили генетически, и они стали дьяволочеловеками, они стали почти бессмертными и вездесущими. И они нужны хозяевам... как нужен им я, как нужен ты, урод. И горе тем, кто обречен быть живым мясом, горе! Гляди. И думай!

Цай все знал про сатаноидов. Но одно дело знать. Другое – видеть и понимать, осознавать. Вот они выродки, низшие выродки, подонки – теперь они наверху! Но не они правят пир. Совсем не они! Все кончилось. Земля. Человечество. Будущее. Нет ничего – ни жизни, ни смерти, ни здоровья, ни болезней, ни подлости, ни чести, ни долга. Ничего нет. Ведь и долг бывает кому-то или перед кем-то. Никого нет. Ни-ко-го! Эти голые, бритоголовые уже не люди, не человечество. Значит, он свободен, он никому ничем не обязан. И никто не сможет его обвинить. Победили сильные. Кроме них никого нет. И его удел служить сильным, только так, другого выхода не будет. Он служил Синдикату, Восьмому Небу, довзрывникам, Синклиту, Гуго-вой банде... теперь пришла пора служить этим. Служить? Нет!

Цай встряхнул головой. Они не подавят его направленным психовоздействием! Он не человек, он не землянин.

– А ты знаешь, урод, – неожиданно перешел на шепот Говард Буковски, – знаешь, что ни одному из них, этих червей и слизней, этих ничтожеств, что трутся сейчас друг о друга голыми задами в подземельях, ни единого раза даже не намекнули, что они должны отречься от своей души и передать ее в руки того, чье имя непроизносимо? Ни разу, ибо даже это было бы давлением, нажимом. А они должны отдать ее добровольно, по своему и только своему желанию, без подсказок... понимаешь меня?

Цай все понял сразу. Это трагедия. Страшная, невыносимая трагедия. Неужто он прав? Неужто стоило бы лишь намекнуть им – и миллиарды, десятки миллиардов, перед лицом страданий и мук, сами вошли бы в лоно дьявола? Нет! Миллиарды... да не все. Врет Седой. Нечего обо всех судить по себе!,

– И что сталось с теми, кто отрекся? – через силу выдавил Цай.

– Увидишь еще!

А на мрачных экранах в каких-то мерцающих прозрачных сосудах, уходящих гирляндами вниз, в необозримую пропасть, маленькие черные паучки с осмысленными глазами выжирали внутренности обреченных. Вот он «новый порядок»! Новая реальность! Сверхразумная раса, ее первенцы, пожирали прежних обитателей Земли – деловито, спокойно, осознавая свое право на это. Людишек бросали сверху, как бросают в аквариум прожорливым рыбам извивающегося и жалкого мотыля. На Цая нахлынуло гнетущее и обессиливающее оцепенение. Все напрасно. Все бессмысленно. Он реагирует по-старому: возмущается, нервничает, психует, сопереживает, бесится, негодует... Зачем? Почему?! В этом мире не нужны старые чувства, здесь все за гранью прежнего мира. Все! Тут все за гранью добра и зла. Здесь терзают, распинают, убивают так же обыденно, буднично, привычно, как в мире прежнем воспитывали, учили, обслуживали и развлекали. Людской биомассой выкармливают пауков? Ну и что! В прежней жизни сами люди своими же покойниками откармливали червей земных. Распинают, вешают, топят? Так ведь за всю историю рода человеческого стольких себе подобных распяли, повесили, утопили, что этим, нынешним, еще и не скоро угнаться за прежними. Адские муки, страдания, боль... А разве их мало было в последние тысячелетия? Мачеха История шла по трупам растерзанных, замученных, запытанных до смерти – тысячами, миллионами, сотнями миллионов. Что же тут нового?! Все уже было!

Цай свесил свою уродливую голову на грудь. Мутные слезинки текли из его глаз. Нет, не надо себя уговаривать, не надо утешать. Все было, да не все! Не существовало допрежь сих черных дней силы, что могла бы отнять последнюю надежду, вырвать душу из тела терзаемого и завладеть ею или сгубить ее по своей воле. Не было такого прежде! Всегда и везде мученик и страдалец, чье тело пребывало во власти врагов его, знал – душа им недоступна. Недоступна! И этим жив был Род Людской, да, не биологический вид двуногих сапиенсов, а созданные по Образу и Подобию!

Надо смотреть. Надо запоминать. Как бы страшно и горько ни было. Даже если он останется единственным свидетелем, пусть, значит, так назначила ему судьба, значит, это его крест. Цай поднял голову.

На экране исполинскими прессами давили толпы несчастных, превращая их в месиво, а затем в бледнорозовые подрагивающие брикеты. Это вообще невозможно было понять.

Но услужливый Крежень пояснил:

– Самые умные, гляди, гляди на них! Они уже распрощались с душами, сами отдали их во власть существ высших, еще и умоляли, нижайше просили принять их. И к ним снизошли. Они остались плотью, наделенной разумом;

интеллектом. И все! Но они прервали цепь страданий, у них, пока еще у немногих, хватило на это мозгов. Их законсервируют в брикетах до лучших времен. Прямо скажем, эти – материальчик третьесортный, дерьмо. Гляди, сейчас я тебе покажу, что ждет лучших, самых здоровых и мозговитых. Только не распускай нюни!

Изображение на экране дрогнуло. И снова выплыли из кровавого марева чистенькие залы с почти нормальным освещением, множеством прозрачных и полупрозрачных сосудов и рядами конвейеров. Меж мерно гудящими лентами сидели на высоких сиденьях студенистые козломордые гадины с выпученными бессмысленными глазищами и отвисшими нижними губами и при помощи нехитрых тесачков и пил с кольчатыми электроприводами потрошили медленно продвигающихся на лентах по всему залу голых вспоротых людей. Поначалу Цаю показалось, что люди мертвы, что это трупы, а козломордые – что-то навроде патологоанатомов. Но все было не так, люди дергались, вздрагивали, стонали, хрипели, задыхались, но не могли даже приподняться над толстой лентой конвейера. А их мучители деловито, ловко, быстро, но как-то слепо, будто неживые куклы, вырезали из тел сердца, почки, селезенки, вскрывали черепа, доставали мозги – и тут же вынутое опускали в сосуды – мерно, спокойно, по-деловому, каждый орган в свой сосуд. Окончательно выпотрошенные тела тихонько уползали куда-то в темень, в неизвестность. Да, здесь явно был более чуткий подход к «биомассе».

– Не надо удивляться, – снова заговорил Крежень, – наша допотопная техническая цивилизация привыкла иметь дело с железяками, проводами, схемами, двигателями и прочим мусором. Новые хозяева Вселенной – цивилизация высшего порядка, демоны иных измерений – носители концентрированной психоэнергетической сущности, сгустки психополей. Они сами, не имеющие изначально плоти, умеют ценить ее. Прямо говоря, только они-то и ценят плоть по-настоящему! Воплощение! Для цепи воплощений и перевоплощений нужен биоматериал, постоянно нужен – кровь, мясо, нервные клетки, костный мозг... особенно разумная ткань. Не думай, урод, что я просто безмозглый иуда, предатель, который будет служить любому хозяину, лишь бы шкура была цела да деньгу платили! Нет! Я много размышлял обо всем. Я начал постигать то, что тебе только открывается, давно, десятилетия назад. И я поначалу жалел наш выродившийся двуногий вид полуразумных, жалел человечество. Землю. Но потом я понял с предельной ясностью, понял абсолютно четко и необратимо – они имеют больше прав на нашу плоть и кровь, чем мы сами. Людишки – это недосущества, это лишь навоз в почве, на которой должно вырасти нечто подлинное, вечное, ценное. Они разумней нас в тысячи раз. Просто у них иной разум! Это ослепительный, всевидящий, всемогущий Разум! И жестоко, несправедливо, что миллиарды лет он был заточен в потусторонних сферах, в тисках неведомой нам преисподней, в незримых и неосязаемых измерениях ада. Несправедливо! Они не имели подлинной плоти. А мы, низкие, грязные, неразумные, подлые, имели ее. Но так не могло продолжаться долго. Им было Предначертание – от своего всевышнего, из тьмы времен и пространств. И это Предначертание начинает сбываться. Слышишь, урод, еще только начинает сбываться. Их нет на Земле, здесь лишь их тени, неизмеримо далекие отражения подлинных хозяев. Но они явятся. Явятся в своей непостижимой сущности, чтобы лишь частью своей, одной из ипостасей войти в те биокадавры, что будут подготовлены к их приходу из людской плоти и крови. И они материализуются, они воплотятся во Вселенной! И это будет вершиной творения – венцом Мироздания! Понял? А мы лишь песчинки, ускоряющие ход времен, мы служители самого естества и справедливости. Ты прекрасно знаешь, а Иван покойный и еще лучше знал, что на Земле в секретных лабораториях, на опытных заводах уже давно велись биоразработки новых видов существ – приспособленных, сильных, способных жить и в воде, и в космосе, летающих, прожигающих льды, практически неубиваемых. Тысячи моделей были воплощены в жизнь. Но не смогли пока найти и создать той, что стала бы достойной, что могла бы принять в себя их потусторонний дух, стать их телом. Проделано немало. Работают и сейчас...

Цай ван Дау слушал, верил и не верил, и терзался странной мыслью – довзрывники, ведь они тоже не существовали во плоти, они, незримые, нейтральные, ни во что не вмешивающиеся наблюдатели?! А если это они? Нет, не может быть. Довзрывники, цивилизация, жившая до Большого Взрыва, сумевшая выжить после него, выскользнуть из лап вселенской смерти, уйти в энергетические формы бытия. И выползни из ада, потусторонние, страшные, чудовищно непостижимые твари, одни лишь тени которых на Земле породили фантастические, пугающие легенды о том свете, о мирах, подвластных дьяволу. Что между ними общего? Ничего! Одни действуют, завоевывая Вселенную, отбирая плоть и кровь у низших рас. Другие молча наблюдают – они беспристрастны и глухи к страданиям, к борьбе добра и зла. Нет! Защиты ждать неоткуда. Только Он. Вся надежда на Него! И упование одно – на Чудо!

– Гляди, урод! И думай, коли мозги твои еще варят. Ты сможешь выбрать любое тело – самое прекрасное, гармоничное и самое страшное, всесильное... Ворочай, ворочай своими извилинами.

Взору открылось подземелье сумрачное, с низкими сводами, уходящими ввысь лишь у самых стен. А стены были прозрачны, и за ними, будто в заброшенных, заросших водорослями и грязью аквариумах, в мутноватом растворе высвечивались голые тела.

Тела эти меняли свою форму прямо на глазах. Вот только что перед Цаем висел в жиже обычный человек с раскинутыми руками, чуть поджатыми ногами, бритой головой. Глаза его были прикрыты. На лице – отупение. И вдруг тело дернулось раз, другой, лицо исказила гримаса боли, глаза широко раскрылись, язык вывалился. И началось:

руки стали расти, удлиняться, становясь уже совсем не человечьими, огромными, крючковатыми, страшными, таз разбух, раздулся, и сзади, сначала малыми хвостиками, но по мере роста удлиняясь, становясь все более мощными, сильными, начали вырастать звериные жуткие лапы, да и сами ноги раздались, удлинились, тоже стали звериными, обретя хищные когти. Человек изменялся на глазах, превращался в какое-то дикое чудовище. Даже лицо его обратилось жуткой мордой с выдвинутой вперед челюстью. А спина выгнулась назад и вверх горбом, большим, неестественным, набух огромный нарывающий волдырь, а потом из волдыря этого, словно прорвавшись, выбились и затрепетали в жиже два серых кожистых крыла, какие бывают у летучих мышей. С экрана на Цая смотрел безумными глазищами невообразимый четырехногий, криворукий, когтистый и крылатый демон. Он уже почти не помещался в аквариуме, но еще набирал роста и сил. Все произошло за считанные минуты. В это было трудно поверить. Но Цай уже ничему не удивлялся. Знал – никто его не Дурит, не обманывает.

– Он тоже продал душу?

Крежень злорадно ухмыльнулся, вздохнул.

– Я тебе уже говорил, урод, никто здесь ничего не продает, тут все отдают даром, по собственной воле, – сказал он, – разумеется, и этот червь распрощался кое с чем, и он обрел бессмертие в цепи перевоплощений. Закон Пристанища незыблем – ничто не должно окончательно умирать! все должно истекать из одного в другое, и так всегда! Но я добавлю тебе, урод: одни в своих воплощениях подвластны внешней воле, другие наделены правом выбирать... не всегда, но часто, очень часто, одним дается право выбора, другим нет. Понимаешь?

– Как только вы перестанете быть нужными, они избавятся от вас! – прохрипел карлик Цай.

И тут же снова получил кулаком по затылку, снова прикусил язык. Но это не обескуражило Цая ван Дау, беглого каторжника и наследного императора. Он начинал совершенно четко осознавать одно – раз он здесь, в этом сгустке тьмы, а не там, в подземном аду, значит, он им зачем-то нужен. А раз им нужны услуги «червей, слизней и недочеловеков», стало быть, не такие они всемогущие.

И все-таки Цай поинтересовался:

– И так повсюду?

– Да, – ответил тусклым голосом Говард Буковски, он же Крежень, он же Седой, – на всех планетах земной федерации примерно то же самое... а кое-где и похуже.

Околосолнечное пространство. Орбита Трансплутона. Звездолет «Ратник». 2485-й год.

Светлана, нервная и возбужденная, сидела у краешка резного стола огромных размеров почти нос к носу с седоусым и важным адмиралом. Он никак не хотел ее понять – возвращаться сейчас на Землю было смерти подобно.

– Вы поглядите назад, барышня! – басил он в усы, пряча глаза под седыми бровями. – Это же не боевой корабль, не флагман никакой, это богодельня с крылышками. Вон, обернитесь... богодельня, ей Богу!

За спиной у Светланы, прямо за прозрачной перегородкой, разделившей адмиральскую каюту на часть маленькую, где они и сидели, и часть огромную, занятую эвакуированными с Земли женщинами с детьми, старцами, мальчишками и девчонками, и впрямь было нечто среднее между детским садом и приютом для престарелых.

– И так на всем корабле! – адмирал был явно удручен, даже за эти бесконечно долгие недели он не привык к новому положению. – Все помещения, все шлюзы, приемники, ангары, переходы, каюты, все и везде, барышня дорогая, забито беженцами. Ну куда с ними можно идти?!

– Я вам не барышня, черт возьми! – Светлана стукнула кулаком по столу. – Я офицер Дальнего Поиска! И я не призываю вас разворачивать звездолет. Для десантной операции нужен один, от силы два боевых шлюпа, не больше!

По сути дела она была права. Да и добровольцев на «Ратнике» нашлось бы с лихвой. Каждый день, каждый час имел значение. Боевой всепространственный звездолет типа «черное пламя», базовый флагман Второго Межзвездного флота исполинской черной тенью, с вырубленным освещением висел за уродливым, искореженным донельзя и продуваемым всеми космическими ветрами Трансплутоном, в сотнях миллионов километрах от несчастной Земли. Висел... и ничем не мог помочь несчастным. Да и некому было помогать, наверное. Светлана хорошо помнила, что творилось там в последние дни трагедии. Там не могло оставаться ничего живого. И все же она верила, что Иван там, что он ждет помощи, их помощи. И она не могла сидеть сложа руки. Лучше умереть!

Адмирал разгладил усы, поднял свои выцветшие стариковские глаза, заглянул в ее глаза, молодые, но измученные, воспаленные, непросыхающие от слез. Ему было тяжело говорить правду, но, видно, скрывать её и дальше нельзя, хватит скрывать, все равно когда-нибудь она узнает.

– Ну, ладно, хорошо... – начал он медленно и тяжко, будто наматывая неподъемную якорную цепь, вытягивая из пучины непомерный груз. – Хорошо, раз вы офицер, тем более, слушайте. Мы опоздали! Это сражение проиграно... а кулаками после драки не машут.

Он уставился на огромную картину в резной раме. На картине старинный фрегат-красавец, задрав корму к синему небу, медленно и величаво шел ко дну. Ничто не могло ему помочь. Грозная картина, трагическая картина. Что ж, и проигрывать сражения надо уметь.

– Поздно? – не поняла Светлана. И рванула серебристый ворот, отдирая его, срывая с полускафа, затянутого черными ремнями.

– Да, поздно, – адмирал был печален. – Вы принимались со всеми наравне, как и поступили, верно?

– Верно.

– Но я узнал вас. Вы жена Верховного...

– Это не имеет значения! – вспылила Светлана. – Мы обязаны сделать рейд на Землю. Забрать выживших, уцелевших!

Адмирал фустно улыбнулся, откинулся на спинку роскошного резного кресла. Была б его воля – несмотря на годы, болезни, сомнения, он повел бы весь флот на противника, он сокрушил бы его, пусть и вместе с Землей, пусть, главное, не сдаваться, не опускать флага перед вражьей силой, бить ее! бить!! бить!Ц Но ему некуда даже высадить всю эту миллионную богадельню! Некуда! Ни одной свободной от нечисти и пригодной для жизни людей планеты. Ни одной! А с ними он связан по рукам и ногам. Он опутан Цепями, кандалами! Разве в шлюпе дело!

– Вы говорите так, – пробасил он еле слышно, – я старый человек, мудрый, я все знаю, поверьте. Вы говорите так, а думаете о нем, о вашем муже.

– Да! Я верю в Ивана! Я хочу спасти его, забрать из этого ада! Я обязана сделать это! Он вызволил меня из Осевого, он выкрал меня из Системы! Это он меня спас, дал мне вторую жизнь! И я не могу его бросить в беде!

41

– Верховный мертв, – еще тише сказал адмирал. Светлану сковало судорогой. Она онемела на минуту. Потом выдавила хрипло:

– Что?

– Он застрелился. Это проверенные сведения. Увы!

– Нет, – она сдавила виски руками, – нет, только не это!

– Он не покинул своего корабля, – громче и тверже произнес адмирал, вставая, – он не покинул Земли, не сошел со своего капитанского мостика. Он поступил как подлинный русский воин, как офицер, как главнокомандующий. Он умер с честью, когда ушли все. Он выполнил свой долг!

– Нет, неправда... – Светлана вдруг осеклась и зарыдала взахлеб, в голос. Она уже понимала, что это истинная правда, что Ивана нет, что его не будет, нигде, никогда. И все же она продолжала настаивать, сквозь всхлипы, еле выдавливая из себя слова: – Дайте мне шлюп... я должна... я обязана... я заберу его тело! Вы не вправе отказать мне, не вправе!

Ответом ей было суровое, тягостное молчание.

Земля. Россия. Деревня Кочергино. 2485-й год.

– Вот так-то, мать вашу! – процедил Кеша и опустил лучемет.

Они медленно, будто ожидая подвоха, подошли к обугленным трупам рогатых тварей. Останки выползней были густо залиты студенистой жижей.

Кеша пнул сапогом ближайший труп, перевернул его, заглянул в выжженные глазницы. Сатаноид был мертв, однозначно и абсолютно мертв. Даже не верилось! Они все были мертвы, будто их всех изгрыз своими смертоносными клыками оборотень Хар. Но Хар никого не грыз, наоборот, он сам с недоверием и опаской обходил тела нечисти, помахивал своим драным хвостом, поскуливал.

– Стало быть, этих тварей можно бить! – сделал вывод Иннокентий Булыгин. – Еще как можно!

Он был доволен собой. И теперь у него появилась в жизни цель – хорошая, добрая цель, бить, давить эту поганую нечисть! И плевать он хотел на довзрывников! Плевать на всякие там барьеры... не они его вели, не они! только он сам! и никто больше! Кеша просто жаждал сейчас, чтобы в мозг его как бывало прежде проник мерзкий глас довзрывников, вякнул бы чего-нибудь. Ох, он бы и послал их куда подальше! так послал бы, что век не забыли б! А ну, давай только, попробуй! Но злокозненные и коварные нежити молчали. И Кеша со злости пнул сапожищем еще один обгорелый труп.

Что-то светящееся и извивающееся выскользнуло из-под выползня, юркнуло в потемки, в слизь и грязь, пропало из виду.

– Хар, держи гада! – выкрикнул Кеша и ткнул пальцем наугад.

Оборотень ринулся вперед и вниз коршуном. У него был особый нюх.

И уже через две минуты Хар держал в зубах бьющегося тонкого червя с красной просвечивающейся головкой и двумя выпирающими глазами, переполненными ненавистью. Хар ждал команды, чтобы перекусить гадину пополам.

Но Кеша не спешил. Он даже присел на корточки, всмотрелся в омерзительную тварь. Червь был разумным. Он уже видал таких. Да все руки не доходили. И Иван рассказывал в свое время про Пристанище, там таких было пруд пруди, в башке у каждого чудища, у каждой уродины, у каждого упыря и у каждого огромного монстра сидел эдакий жалкий и крохотный червячок с горящими глазенками. Сидел и управлял биомассой... Биомассой? Кеша призадумался. Может, это они самые и есть, властители мира, выходцы из преисподней? Вот тебе и раз! И это они, гниды поганые, взяли верх над сорока миллиардами землян, вооруженных такой мощью, что впору сотни галактик сжечь единым залпом?! И это они, глисты глазастые,называют людей низшей расой, предсуществами, амебами, слизнями?! Нет, неправда... Кеша вытащил из бокового клапана скафа сигма-скальпель.

– Брось его! – приказал Хару. Оборотень с явным неудовольствием разжал зубы. Червь выпал. И прямо на лету Кеша рассек его бритвенным лучом, рассек на две половины. Они тут же распались, но едва коснувшись жухлой листвы под ногами, слились, свились, срослись мгновенно... и полыхнуло сиреневым мерцанием, высветился словно пронзивший землю лиловый дрожащий туннельчик. И все исчезло.

– Зря! – посетовал Хар. – Надо было его убить.

– Будешь гоняться за каждым, – с раздражением просипел Кеша, – а их тыщи, едрена нечисть! Их не перебьешь, гадов. Как в сказке – срубаешь, зараза, голову змеюке поганому, а взамен две новых вырастает!

И все же Кеша расстроился не слишком сильно. Главное, их можно бить. Бить во время их сатанинских бдений, во время их дьявольских молитв, когда они сползаются, цепенеют, когда на них изливается из иных измерений мерцающая лиловая сила, живая сила для них, страшная. Вот тогда они и беззащитны. Вот тогда с ними и надо иметь дело.

– Не горюй, Харушка, – Кеша потрепал оборотня по загривку, – на наш век нечисти хватит. Пойдем-ка восвояси! Навоевались мы сегодня.

За все эти долгие дни Иннокентий Булыгин, рецидивист, беглый каторжник и добрый малый, не повстречал еще во мраке, на почерневшей земле ни единой живой души. Это его печалило, наводило на грустные мысли. Но он был готов мстить в одиночку. Мстить до самой смерти.

Система. Невидимый спектр. Зона приятия. Год 128-й 8586-го тысячелетия Эры Предначертаний, месяц забвения.

Напряженное, всевозрастающее зудение не смолкало вот уже второй час. Гаам Хаад, тайный владыка двуногих, терял самообладание. Ему обещали, что все будет как и прежде, что после обычных церемоний и проверок его введут в чертоги и выслушают, чтобы принять решение. Но сейчас творилось нечто неописуемое, тягостное и болезненное даже для него. Гаам уже и позабыл, когда он в последний раз принимал человеческий облик. Это было давно, перед самым бегством с Земли, после того, как Синклит, а точнее, все его действительные члены, приняв истинное обличье, расползались по своим черным дырам, чтобы покинуть обреченную планету. Они властвовали над ней в меру возможности, не переходя грани, за которой им самим грозило раскрытие и неминуемое наказание, казнь. Властвовали тысячелетиями... И вот пришел черед исполнения Предначертанного. И впервые за века их узнали, восстали на них. Гаам Хаад уходил последним.

Уходил, чтобы вернуться.

Трепещущие в восходящих потоках инфернополей щупальца, неисчислимые заросли щупалец, будто пористые длинные водоросли колыхались в лучах заходящего Черного Солнца. Бесформенные тела хозяев предначертаний пульсировали, меняли цвета и объемы, раздувались и опадали, дрожали мелкой, нервической дрожью в такт то нарастающему, то стихающему сладостному зуду Приобщения. Утомительное и бесконечное наслаждение перетекало, переливалось в будоражащий, всеохватывающий экстаз. Избранные выходили за пределы Невидимого спектра, чтобы простереть свои всепроникающие обличия и ипостаси во все доступные измерения, ощутить себя целиком, воплотив в единый Черный Дух Невидимого Отца все свои разбросанные по мирам сущности и приобщиться к тому высшему и недосягаемому, что породило их, что дало им право быть избранными. И это было безмерным наслаждением.

Посланник Гаам Хаад мысленно, потаенно, чтобы не уловили психоволн другие, ругал самого себя. Он допустил недопустимое. Он перешел барьеры дозволенного. Слишком большая часть его слишком долго пребывала в облике двуногого. Он вобрал в себя больше, чем следовало бы от этих недосуществ, от именующих себя людьми... И вот первые признаки отступничества: ему нелегко здесь, он должен напрягаться, он – всесильный и всемогущий, облеченный властью над миллиардами..."

Зуд стих внезапно.

И в тишине чуть не оборвалось сердце Гаама Хаада.

Он вдруг увидел себя парящим в самом центре проявившихся из Всеверхнего измерения предварительных чертогов Отца. Тысячи остальных избранных застыли мерцающей сферой вокруг него, в переплетениях колышущихся волокон мрака. Сейчас они, сыны Всеразрушающего, пронизывали его сущность насквозь. И они уже знали обо всем, как знали и раньше. Но они ждали его слова, слова вернувшегося Посланника, ибо слово принятого и не отвергнутого становится частью Слова Оттуда.

Хаад видел тысячами своих глаз во всех измерениях каждого из внимающих ему.

И он знал – они ждут.

Пора.

Мысль его открылась, породив в кривизну сдавленного, вывернутого гиперпространства Чертогов шипящий свист:

– Вы слышите меня, владычествующие мирами, всепроникающие и вездесущие, слышите и знаете, сколь чист я пред Вель-Ваалиехава-зоргом, Всеуничтожителем! Но прежде чем открыть вам то, что известно всеведущим, и призвать к исполнению Предначертанного, братия мои во черном сиянии Великого Солнца нашего, восприимите покаяние мое! Ибо пал низко и грешен перед вами, дарователями Черной жизни, ибо проведя века, подобно иным посланцам Незримого в обличий живородящей двуногой твари низшей расы, проникся слабостью низших и утратил силу сильных! Виновен. И сознаю это, веря в милосердие ваше и сострадание! Тридцать веков незримо и неведомо для предсушеств обитали мы во Вселенной двуногих. Тридцать веков мы вели их путем, указуемым нами. И пусть Вселенная двуногих не самая великая и населенная средь сонмов вселенных Мироздания и Черных миров, но и на неё простиралась воля Высшего Разума, воля Всеразрушителя, Всевышнего нашего, а значит, и ей отводилось место в исполнении Предначертанного Извне. Верно ли слово мое?!

Взрыв нестерпимого зуда сдавил его растекающееся тело со всех сторон, сжал в трепещущий комок... и отпустил. Они, избранные, хозяева сущего, верили в него, зная все до мельчайших подробностей о Земле, о земной федерации, о всех веках ее существования, о разоблачении посланцев и наместников Черного Блага, о восстании, о войнах, о проникновении вползающих первыми... обо всем. Верили. И ждали. Ибо не словом вершилась воля владычествующих мирами. Верили. Ибо здесь, в Надпространственных Чертогах, не лгут.

– Игрою порожденные во мраке Черной Пропасти обретут же и погибель свою в игре не зримых ими! По записанному в Скрижалях наших: жди! и не уподобляйся в нетерпении и алчи пресмыкающимся во прахе пред тобою! жди Предначертанного, чтобы воплощаясь в последнем из оставшихся миров ипостасью своей, объять все сущее и внесущее, и сказать – я исполнил волю Твою и стал Тобою, Переустроитель Мироздания, во всех пространствах и измерениях! и нет больше света! есть лишь владения Твои! есть пастбища, в коих Ты господин! Так войди же плотью слуг Твоих и сынов Твоих в еще один мир! И предай, Всененавидящий и Всекарающий, нам силы для исполнения воли Твоей! И сними барьеры, удерживающие нас! И открой нам всемогуществом Твоим сквозные каналы, дабы явиться не тенями, но карающими перстами Твоими! И сокруши, о Великий Вель-Ваал-иехава-зорг, Губитель света, вставших на пути Твоем!

Гаам Хаад, облеченный и воскресший в роде своем, внезапно смолк, ощутив, как начинают пронизывать его здешнюю плоть пульсирующие психоизлучения тысяч избранных. Вот он. Голос! Они услышали Голос, пришедший из Океана мрака. И они приняли его. Значит, так тому и быть. Значит, Большая Игра состоится! Значит, он уловил Волю и вошел в Систему не случайно. Так и должно было свершиться. Оцепенение покинуло перерожденного Посланника и Владыку Гаама Хаада. Он уже видел не своим, потусторонним взором, как восстают мертвецы в Залах Отдохновения, как вырастают причудливыми многомерными решетками во мраке кристаллы хрустального льда, как колыхнулся сам Океан тьмы, по коему утлой ладьей плывет Мироздание. Видел, как один за другим бесследно лопаются в черных непроницаемых толщах отвратительные, жалкие, ничтожно-беспомощные и непостижимо страшные пузырьки вздымающегося из глубин Пропасти света.

Периферия Системы. Видимый спектр. 2235-й год, июль.

Отец повернул голову к матери ровно настолько, насколько смог, ему мешали вывернутые руки, каждое движение причиняло лютую боль.

– Не бойся, – проговорил он, еле шевеля пересохшими губами, – это недоразумение. Или дурацкий розыгрыш. Скоро все это кончится, и мы вместе посмеемся. Не бойся!

Он старался, чтобы голос звучал уверенно, хотя слова его были обычной утешительной ложью. И она знала об этом. Знала и молчала.

Шестиногие полумеханические твари сновали рядом, что-то подправляли, переделывали, замеряли, будто это не ониприкрутили их с поистине нечеловеческой жестокостью к поручням внешней смотровой площадки. Это было невозможно, недопустимо! Но они приковали их к изъеденному Пространством железу, будто имели дело с куклами. Нет, розыгрышем здесь и не пахло.

– Они там, с ним, – проговорила мать. – Понимаешь, он там, с ними?!

– Они его не тронут, успокойся. Даже дикие звери не трогают детей.

– Эти совсем другие! Они хуже зверей! Они нелюди!

– Не надо делать преждевременных выводов.

– Смотри! Не-е-е-е-ет!!! Он оглох от ее крика. И чуть не закричал сам.

Один за другим из рубки корабля выбрались в Пространство три коренастые фигуры без шлемов и скафандров, в сероватых, перехваченных ремнями комбинезонах с короткими рукавами и штанинами, открывающими чешуйчатое тело. Головы были усеяны наростами, лица – неописуемо ужасны: трехглазые, с широченными носами, брыластыми многослойными щеками, множеством крупных отвратительных бородавок, и все это в обрамлении чешуйчатых пластин, свисающих с висков и затылка. Но самым страшным было иное, монстры отбрасывали на серебристую обшивку корабля ужасающие тени, совсем не похожие на них самих, искореженно-уродливые, рогатые, нервически трясущиеся, будто в болезненном припадке... это была невообразимая картина, от нее можно было лишиться разума. Глаза не выдерживали, не принимали этой жути.

И все же не она вырвала безумный крик из горла матери и сдавила сердце отца. Нет, совсем иное! У одного из монстров в страшной, когтистой, восьмипалой лапе был зажат их сын, их малыш! И на нем не было ничего!

Отец рванулся что было сил. Но лишь ослеп на миг от страшной боли в вывернутых суставах, глаза словно расплавленным металлом залило. Крик в его ушах не смолкал.

Когда зрение вернулось, он увидел, что ребенок цел и невредим, что его не разорвало в клочья внутренним давлением, что он не задохнулся в пустоте, не превратился в кусок кровавого льда... Он был жив, шевелил ручками и ножками, таращил на них большие серые глазенки.

– Вот видишь, – сказал он матери, – они не делают ему зла, они все понимают, у них есть силовое поле, оно прикрывает и его.

– Неважно! Главное, он жив! Видишь, он махнул мне ручкой, высунул язычок, он зовет нас к себе, видишь?!

Отец все видел. Но он видел и другое – киберы подогнали катер, развернули его соплами к поручням. И он все сразу понял. Это не игра, не розыгрыш. Тени монстров становились все ужаснее, они жили сами по себе, уродливо изгибались, трясли рогатыми головами, сверкали прорывающимися багряными, прожигающими глазками, бесновались... и заходились в непонятной, болезненной дрожи.

– Это конец...

Она отозвалась сразу. Она тоже все поняла.

– Ну и пусть! Пусть они сожгут нас. Главное, чтобы он остался жить! Понимаешь, главное – чтобы он!!!

Вырвавшееся из отверстий пламя дохнуло жаром в лица. Но это пока лишь казалось, скафандры защищали их, да и пламя было слабеньким, жалким. Они старались не смотреть на него, они смотрели на своего сына – такого беззащитного, такого невероятно живого на фоне черного, пустынного Космоса, в этой бездонной вселенской Пропасти, в которую падают все сущие миры.

А пламя становилось все сильнее. Теперь оно обжигало, лизало жаростойкую ткань скафандров, стекла шлемов.

– Прощай, – сказала она ему.

– Прощай! – ответил он. И снова рванулся из пут.

– Не надо, – попросила она дрожащим голосом, – не надо. Пусть видят, что нам наплевать на них!

– Ты права, – простонал он. Боль становилась невыносимой. – За нас еще отомстят! Я верю!

– Нет!

– Но почему?! – он еле сдерживался, чтобы не закричать. Казалось, пламя прожигало его тело насквозь. – Почему? Он выживет! Я точно знаю! Он выживет и вернется сюда. Он отомстит за нас! И это будет самая справедливая месть на свете! Гляди, он кричит!! Он зовет нас!!!

Но мать уже не видела своего сына, своего единственного ребенка. Дрожащие, бушующие снопы пламени заполнили жаром и огнем все вокруг, ослепили. Она уже не могла говорить. Она прохрипела, задыхаясь, стараясь удерживаться, сколько это будет возможным, на краю сознания, превозмогая боль, она прохрипела зло, не по-женски:

– И я верю! Он выживет! Но он не придет сюда мстителем, он не умножит зла... а если будет так, то ляжет на него мое, материнское проклятье!

Она не успела договорить – пламя наконец справилось с термостойкой тканью-металлопластиком. Вспучилось, вздыбилось, наткнувшись на живую плоть, словно взъяренный безжалостный хищник. И тут же пожрало ее, обратило в невидимый газ, растворившийся в Пространстве.

Она ушла всего на миг раньше.

Но он успел процедить, успел, умирая, сгорая в бушующем ослепительном аду, выдавить из стиснутого судорогой горла:

– Не проклят будь, но благословен! И воздай каждому по делам его! И не будет тебе покоя в жизни, не будет! Иди по следу врага нашего, мстящий за нас. Иди!

Нет, не слова вырвались из горла умирающего, лишь мысль – предсмертной мгновенной молнией промелькнула в мозгу.

И не исчезла, не пропала, не растворилась во мраке. Но воплотилась в Предсущем и Извечном, в Созидающем исполнителей Воли Своей по Образу и Подобию Своему.

Изреченная немо отцом, достигла Отца.

И явилась слышащим Глас Вышний:

– Мне отмщение, и Аз воздам. Иди, и да будь благословен!

Часть Первая. ВОСКРЕШЕНИЕ ИЗ МЕРТВЫХ

Зангезея. Правительственные катакомбы. Год 8356-й от Великого Потопа

Сихана Раджикрави не мучила совесть. Он был слишком стар для этого, бесконечно стар. Но не было во всем огромном, населенном людьми мире никого моложе его – даже родившийся минуту назад у какой-нибудь юной мамаши младенец был на пять веков старше прожившего тысячи жизней Первозурга. Ибо младенец появился на свет в дваддать пятом веке, а Сихану предстояло родиться в веке тридцать первом. Впрочем, какие сейчас младенцы! какие мамаши! Особенно здесь на бестолковой и разгульной Зангезее. Эти самые мамаши и папаши в прежние добрые времена на Земле и по всем планетам Федерации пугали своих малышей, дескать, будешь себя плохо вести, сгинешь на страшной и лютой чужбине, куда в конце концов попадают все невоспитанные детишки, двоечники, прогульщики, лентяи, воришки, воры, каторжники, мошенники, убийцы и насильники, и истлеют твои косточки белые в чужой земле, имя которой Зангезея. Детишки слушали с замиранием сердца, трепетали. А путь на распутную и загульную Зангезею не был заказан никому.

Сихан Раджикрави прилетел на Зангезею сам, никто его не тащил сюда, не толкал в спину. Проклятый XXV-й век! Он никак не мог вжиться в этот мир, ощутить себя в нем своим... какой там свой! все было чужое, далекое, неприемлемое. Поначалу ему казалось, вот стоит только немного обустроиться на Земле, войти в колею – и все пойдет как по маслу, он будет жить жизнью самого простого, обычного человека, обычной и простой жизнью – что может быть лучше?! – нет, миражи, грезы, сорок миллионов лет потустороннего вневременного и внепространственного бытия давили на него базальтовой тяжестью сотен тысячелетий, гнули, расплющивали, не оставляли надежды. И бежать от этого гнета было некуда. Какая там, к черту, Зангезея! И на самой Земле не было для него преград и заслонов. Он мог все, или почти все. Он был живым богом в сравнении с этими младенцами-человеками. Он был всемогущим... А они даже не ведали, что бог снизошел к ним из далекого их будущего, не знали, что он уже явился к ним – и видит их жалкими, невежественными и суетными, погрязшими в зависти и ненависти друг к другу. Днями и ночами блуждал он среди своих пращуров и проникался к ним все большей неприязнью. Стоило покидать Чертоги, кишащие змеями и червями ползающими, чтобы очутиться среди червей двуногих, изъедающих друг друга, предуготовляющих свой собственный скорый конец! Нет, не будет никакого XXXI-ro века, никогда не будет! И все бывшее с ним – сон, болезненно-яркое и светлое – светлое ли? – наваждение!

Первое время Сихан почти не вспоминал про своего спасителя-вызволителя. Слишком крепкие цепи уз могут задушить. Иноща надо забыть даже добро. Особенно, если оно непомерно большое, огромное, невозместимое – все равно не расквитаться, не расплатиться. Да и не тот человек Иван, чтобы сидеть у порога должника да требовать отдачи долгов, уж в этом Первозург не сомневался. Забыть! Надо все забыть. И жить, как живут другие – спокойно, размеренно, беззаботно и тихо. На какое-то время им овладела навязчивая идея – обрести свое прежнее тело. Он просыпался с этой мыслью и засыпал. Хотя и непросто было вернуться к обыденной земной смене дней и ночей. Сихан заставил себя жить как жили все. А вот заставить идею уйти туда, откуда она внезапно возникла, не смог, не сумел. И он сам стал мелочным и суетным, так ему казалось, он бродил по улицам будто неприкаянный, бродил и всматривался в лица. Ему верилось, что он помнит себя самого – того исходного, первоначального, которого и звали Сиханом Раджикрави. Это было словно игрой – он не желал пользоваться видеокартотеками спецслужб, хотя запросто проник бы в любую из них, он не желал пронизывать толпы полями, сидя далеко от них, он не хотел применять того, что было непонятно и неведомо для пращуров. И он находил даже какое-то щемящее наслаждение в том, чтобы бродить среди них, касаясь в движении простых смертных локтем, плечом, смиренно улыбаясь, когда они наступали ему на ноги и толкали. И он нашел своего двойника. Это произошло в пригороде Мадраса. Высокий и худой мужчина лет семидесяти, в расцвете сил, стоял понуро и мрачно пред развалинами древнего всеми позаброшенного и позабытого храма. Лицо у него было узкое, темное, с вдавленными, почти синюшными висками, тонким носом без горбинок и провалов, тонкими и ровными губами. Под глазами у человека темнели большие и почти черные мешки, но совсем не болезненные, а естественно дополняющие образ. Седые брови, седые очень короткие волосы бобриком... но главное, большие серые глаза. Это были глаза еще той давней и почти сказочной расы, что пришла сюда из далей не ведомых здешним аборигенам, из бескрайних степей и лесов, гор и приморий, где спустя века образовалась Европа и где жили испокон веков россы, племя не выродившееся и не вознесшееся, но растворившееся среди сотен племен и народов. Были глаза эти будто вратами в нездешние искрящиеся миры – недоступные и вышние. Сихан Раджикрави замер, будто к нему, заключенному в иное тело, полное, сильное, кряжистое, но чужое, поднесли вдруг зеркало. Он узнал себя. Он нашел себя!

Остальное было делом техники. Пришлось долго выжидать, пока незнакомец выйдет из своего задумчивого состояния. Но Сихан был терпеливым. Он не хотел ускорять событий, все должно было произойти естественно. И он дождался. Седой очнулся, повел глазами и столь же понуро побрел к улице, вьющейся змеей по пригороду, влился в толпу. А Сихан уже все знал про него – бывший волхв, изгнанный из общины за прелюбодеяния, хронических заболеваний нет, силен, здоров, умен, пребывает в унынии, но это не беда, не беда. Сихан пристроился рядом, почти рядом, чуть впереди, всего на полкорпуса. Теперь они оба вместе с толпой шли по пружинящему тротуарчику вдоль гудящей, гремящей, грохочущей улицы – гравикары, автомобили, миниходы ползли сплошной чередой, выставив панцирные спины, будто стадо послушных животных, гонимых в одном направлении. Надо было лишь сделать небольшой шаг, чуть приподняться над барьером... и Сихан Раджикрави сделал его. Медленно наползающий роскошный поликар показался ему подходящим, он дернулся, будто пытаясь обогнать идущего впереди, подпрыгнул, споткнулся о барьер – и полетел под сверкающие гравиполозья. Расчет был безошибочным. Седой изгой непроизвольно выбросил вперед правую руку, чуть коснулся локтя падающего... но не успел придержать его. Не успел! Все свершилось в мгновения. Переход не занял и мига. Сихан Раджикрави, седой и высокий, с глубокими серыми глазами и черными мешками под ними, стоял у барьерчика. И смотрел, как полозья наползают на кряжистое, полное тело, как искажается гримасой боли одутловатое лицо. Все! Несчастный погиб, даже не осознав, что произошло. Мир его праху! Сихан тяжело вздохнул, выпрямился. Никакого уныния! Совесть его не мучила. И не потому, что он был старше всех во Вселенной, и не потому, что моложе его никого не могло быть еще целых пять с лишним веков. Сихан Раджикрави, родившийся человеком и проживший тысячи жизней, уже не был человеком. Он был чем-то иным, не понятным самому себе.

И теперь он сидел в правительственных катакомбах Зангезеи. И не знал, что делать.

Он привык к своему новому телу быстро, на второй день.

Это было подлинным воскрешением из мертвых. Но ни один смертный никогда бы не понял Первозурга, никогда бы не смог познать на себе – каково все время обретаться в чужой шкуре, как это гадко и противно, тяжело и досадно. Сихан Раджикрави обрел себя. Но недолго пришлось ему радоваться. Сначала Иван нарушил его душевный покой, своевольно и неожиданно прорвавшись на крыльях запретных черных полей в пропасть Пристанища... Вся эта авантюра изрядно попортила крови Сихану, на какой-то миг, вопреки здравому смыслу он сам проникся одержимостью, поверил – это шанс! это возможность все выправить и вернуть! Не вышло. Ивана удалось вытащить из кошмарных, смертных измерений... а на душе осталась незаживающая, рваная рана. Потом он просто жил, пытаясь обрести покой в отрешении и обуздании гордыни – ведь, что ни говори, он вошел в чужой монастырь, и надо было вести себя в нем по его законам. И тут монастырь этот взорвался с такой дьявольской силой, что Сихан даже растерялся. Ведь он никогда всерьез не занимался ею, но все же достаточно знал историю Земли, историю человечества от самого зарождения и до проклятого черного понедельника 14 июля 3089 года от Рождества Христова. Он мог поклясться на чем угодно, что никаких бунтов, восстаний, переворотов и прочих глобальных катаклизмов во второй половине XXV-ro века не было, и быть не могло! Но события разворачивались не по учебникам. Горела Европа! Горели Штаты! Замерла в тягостном затаенном напряжении Великая Россия! А он забился в свою скорлупу и выжидал. И он догадывался, что снова чудит этот русский, что именно Иван затеял нечто непонятное и непредсказуемое. Надо было вмешаться сразу! Но... кому надо? Он делал все наоборот, он ушел в себя, не связался с Иваном, хотя мог это сделать в любую минуту. А когда на белый свет вылез из потаенного мрака первый выползень, Сихан Раджикрави все сразу понял. Полигон! Это его собственные детища! Они сломали все преграды. Они разрушили все барьеры. Они пришли, черт побери, на Землю! Они сокрушат здесь все, они камня на камне не оставят! Джинн вырвался из бутылки. А виноват во всем он – изначально виноват. Но он не испытывал ни угрызений, ни мук совести. Напротив, в те дни, когда первые и жалкие вурдалаки впивались в глотки обескураженных, перепуганных смертных, он ликовал – тихо, сдержанно, внутренне. Это его победа! Это он создал существ более совершенных, чем двуногие разумные сапиенсы. А значит, он превзошел Творца! Он смог свершить то, что недоступно самому Создателю – он, Первозург, Первотворец!

В тот день он бродил по разрушенному в недавней бойне и уже полувосстановленному Парижу. Еще ни одного вурдалака не было в городе, а людишки в панике и страхе забивались по своим щелям, норам, боялись высунуть носа из квартир и хижин, домов и дворцов. Он поднялся на самый верх древней Эйфелевой башни. И взирал на ничтожных, копошащихся внизу. Он, ставший сильнее не только их самих вместе взятых, но и их Бога! Он, всемогущий и всевластный... Холодные ветра обдували Сихана, леденили лицо и руки, остужали, но не могли остудить. Это было просто каким-то приступом безумия. Черным злорадствующим демоном нависал он над Парижем, надо всем миром. И пылающее, огнедышащее самолюбие, рвущееся наружу, распирало его наподобие бурлящей лавы, распирающей чрево вулкана, рвущейся наружу из его смертоносного жерла. Он ликовал!

А люди уже умирали – по всей планете, особенно у полюсов – зло шло оттуда. Когда Сихан спустился вниз, ужас стоял над парижскими мостовыми. Он бросился к центру – черной тенью, ликующим демоном. И где-то на полпути его чуть не сшибла с ног толпа, вырвавшаяся из подземки. Обезумевшие, ошалевшие от страха люди диким животным стадом неслись, сломя головы, ничего не видя... и тогда он узрел рогатого, который в слепом неестественном прыжке вонзил черные когти в плечи отставшей дамочки, рванул ее на себя, впился клыками в затылок. Она взвизгнула, и тут же смолкла, валясь по ступенькам вниз вместе с выползнем. Картина была мерзкая и отвратительная.

Нет, не так он представлял себе приход вурдалаков на Землю. Сорок миллионов лет они окружали его в Пристанище. Сорок миллионов лет они жили во плоти, созданной им и уже позже ими самими. Они были страшны, необузданы, коварны, хитры, неостановимы... Но они были не такими, совсем не такими. Они зашли слишком далеко, выращивая себе подобных не в замкнутом мире тысяч свернутых созвездий, а здесь, на Земле. Это их творения, да, а вовсе не его! Сихан подошел тогда ближе к лежащим на ступеньках. Ногой отпихнул тело дамочки. И наотмашь ударил носком прямо в морщинистое рыло выползня. Тот сразу позабыл про жертву, вскочил на свои кривые заросшие темно-рыжей шерстью нижние лапы, расставил когтистые ручищи и слепо, роняя кровавую слюну, пошел на Сихана Раджикрави. Но он не знал, с кем имеет дело. Выползням, даже самым тупым и зверообразным, почти ничего не соображающим, не полагалось шутки шутить с первозургами. Рогатый замер в порыве, потом медленно, очень медленно, отошел к бирюзовой стене, привалился к ней, и начал уже было сползать вниз, но остановленный недоступной ему волей окаменел, застыл. Сихан сдирал с выползня слой за слоем. И это не были слои кожи и мяса. Это были слои трансмутации, слои почти нематериальные. Он хотел видеть исходное естество. И он его увидел – у стены оцепенело стоял парень лет восемнадцати, худосочный, изможденный, голый, с длинными пейсами, свисавшими ниже подбородка, изгрызенными синюшными ногтями, черными немытыми ступнями и черной наколкой над левым соском «666». Сатанист. Самый обычный завсегдатай черных месс, такие во все века одинаковы, что в XIII-м, что в XXV-ом, что в XXXI-ом! Вот она, первооснова. Это не его детища... а детища его детищ. Ничего не поделаешь. Полигон – саморазвивающаяся система. Ему не остановить ее развития. Не остановить! Сихан снял заговор, и тщедушный юнец мешком упал на ступени, покатился вниз. Плевать. И на дамочку плевать. Сихан Раджикрави уже не был человеком. Он умел укрощать свои чувства. Ликование ушло, будто его и не было. Но и разочарования не наступило. Все дни земного кошмара он был лишь немым свидетелем. Повторяя одно и то же: «Не мною вы созданы на погибель свою. И не Творцом. Но самими собою – алчными, жестокими и злобными!». Он видел то, чего не видел никто: сами люди уничтожали людей. Да, обитатели Полигона открыли сквозные каналы. Но они не стали делать грязной работы, они оставили ее самим недосуществам, низшей расе. Не это главное. Суть в ином. Ведь не только Полигон был замкнутой, недоступной системой. Но и Земля, весь мир земных тварей. Теперь Земля со всеми планетами Федерации, заселенными человекообразными, несущими в себе земной мир, больше не замкнуты. Они доступны иным силам! Что ж, сомнения оставили Первозурга: Вселенная устроена проще самой простой трехъярусной этажерки. Сорок миллионов лет он постигал мудрость Мироздания. А этот выскочка и верхогляд Иван постиг ее за годы. Теперь Сихан знал точно, под Вселенной вселенных, связанные миллиардами подпространств, ярусов, миров-гирлянд, сфер-веретен, переходных слоев и сквозных каналов, висит вне любых пространств и измерений не одно лишь разросшееся, гипертрофированное Пристанище, но и самая подлинная, самая реальная изо всех трех сущих миров субстанция, определяющая ход вещей везде и повсюду... – Преисподняя. Значит, они есть! Ничем другим логически связанную цепь событий, захлестнувших Мироздание, не объяснить. Но тогда его роль во всем этом... Первозург стиснул виски ладонями. Нет! Хватит!

Он видел все – от начала и до страшного, опустошительного конца. Реками лилась кровь, стон и ужас переполнял умирающую планету. Но не кошмары нахлынувшего внезапно апокалипсиса мучили Первозурга. Нет, его переполняло другое. Они есть! Значит, это абсолютная и непреложная правда... все, что говорил Иван! все, что подтверждалось позднее! Он шел к нему в Чертоги, не ведающий своего предназначения, но начиненный более страшной для Сихана Раджикрави, чем тысячи тонн тротила, сверхпрограммой, о которой он сам и знать не знал. Шел, чтобы убить его! И вовсе не «серьезные», не особая ложа Синклита, заложили в Ивана эту убийственную сверхпрограмму – эти марионетки были всего-навсего исполнителями их воли – воли Преисподней. Это Она стремилась уничтожить Первозурга! Да, теперь Сихан до боли ясно видел очевидное. Но зачем?! Настойчиво, упорно, последовательно, шаг за шагом они несут ему смерть – ему, почти бессмертному, почти богу, постигшему тайны Бытия, единственному выжившему из создателей Полигона-Пристанища. Но почему?! И они бы давно уничтожили его, давно бы убили. Он просто опередил и х предугадав страшное, еще и не ведая о нем, исходя из мрачных предчувствий и... черного заклятья, наложенного на Ивана, да-да, именно так! Он закодировал себя двенадцатью слоями, наложил семь заговоров – он стал для н и х не просто невидимым и неслышимым, он стал абсолютно прозрачным именно для них! Это необъяснимо, но он дважды обязан жизнью этому русскому! Страшно и подумать, что могло бы случиться, будь на его месте любой Другой. Сихан Раджикрави припоминал подробности бегства с заколдованной, непостижимой для чужих планеты Навей. Он ушел. Но о н и продолжают охотиться за ним. Почему? А потому, что он унес с собой тайну Пристанища в мир смертных, вот почему! Но не только поэтому. Преисподней плевать на Пристанище, как Пристанищу плевать на все ложи Синклита и на сам Синклит вместе с земными отделениями Черного Блага. Для Преисподней Пристанище лишь дверь сюда, только дверь и ничего больше... Да! Вот причина! Он один во всех вселенных верхнего яруса «этажерки» знает, как можно захлопнуть эту дверь. Захлопнуть навсегда. Он один. И это приговор. Неумолимый, не подлежащий пересмотрам смертный приговор для него, Первозурга, Сихана Раджикрави, возомнившего себя богом!

Вот почему он бежал сюда, на содрогающуюся в судорогах беспечную и вымирающую Зангезею, в неприступные катакомбы диктатора Эригамбы-V, державного властелина коренных родов планеты бандитских притонов. Бежал с уже почти погибшей Земли. Земля и х цель, главная цель. Зангезея обращается вдали от земных миров, на самой окраине Федерации... хотя кое-для кого это и есть самый центр, пуп Вселенной. Они придут и сюда, придут вслед за выползнями и вурдалаками Пристанища, но придут позже... И куда ему тогда бежать?! Некуда. Он замкнется в катакомбах как замкнулся в свое время в Чертогах. И вновь потекут миллионы лет? Нет, только не это!

Сихан вспомнил, как визжал коротконогий лопоухий диктатор Заур Мамбон Эригамба-V, когда он его вышвыривал наружу. Это был визг бешенного арузарского страуса, сатанеющего во время тока. И было от чего визжать. Катакомбы по праву считались самыми неприступными в Федерации, Эригамба-V вложил в них все свое сказочное состояние – с волками жить, по волчьи выть. Эригамба-V никому не доверял, ни своим племенным родам, ни стекавшимся на Зангезею со всех миров головорезам. И понапрасну охрана диктатора полосовала фантом Первозурга сигма-скальпелями, выжигала лучеметами, бросалась на него с кулаками... она просто не знала, что живущим в XXV-ом веке не дано сил и умения, чтобы совладать с ним, рожденным в XXXI-ом. За сутки Сихан вычистил катакомбы, вымел, выветрил и закодировал. Они стали его непреступнейшей крепостью. Бункером, который и м, посланцам Преисподней, никогда не обнаружить. Ничего большего он сделать пока не мог.

Сихан не отключал внешних экранов. И потому он видел, как сразу два шустрых выползня завалили Заура Мамбона, нисколько не считаясь с его родовыми титулами и высокими званиями, прогрызли броню полускафа и впились в виски. Да, тут все протекало не так резво как на Земле-матушке, тут еще толком не разобрались, что это за рогатые парни объявились всем на удивление, тут еще пили, гуляли, веселились, резались, стрелялись... короче, делали все то, что и положено делать на воровской планете, куда стекаются усталые и нервные деловые ребятки, чтобы отдохнуть, поразвлечься, свести счеты на толковищах и перевести в оргиях дух перед очередным налетом. Трансляции с Земли прекратились сразу после взрыва Космоцентра Видеоинформа, и потому зангезейцы почти ничего не знали о трагедии в Солнечной системе. Первых выползней, прущих без разбору, рогом, тут принимали за озверевших инопланетных беспределыциков и встречали в ножи, резали в лоскуты, не вникая в детали.

Да, так было поначалу. Сихан Раджикрави все видел на обзорных экранах. А когда дело дошло до серьезного, половина «крутых» рванули когти с чужой для них Зангезеи – капсулы, космолеты, рейдеры стартовали тысячами каждый божий день, который длился на этой планете всего шесть часов по земному времени, а оставшаяся, другая половина решила не сдавать рогатым «малину», полечь костьми, но вырезать нечисть подчистую, чтоб неповадно было. Отчаянные парни остались на Зангезее, лихие и бесшабашные, которым судьба индейка, а жизнь копейка, одним словом, не дутые фраера, а отпетые головорезы, готовые не посрамить чести вселенского воровского братства... Только до Сихана дошли слухи, что не на одной лихости собирались держаться оставшиеся, что именно на Зангезее слинявший было Синдикат решил дать последний и решающий бой рогатым, а потому и не поскупился по случаю: головорезов буквально засыпали смертоноснейшим оружием последнего поколения да боеприпасами к нему. За три дня, по ходу дела отбиваясь от выползней, не протрезвевшие, но решительные и отчаянные смертники позагоняли в подземные бетонные убежища всех коренных зангезейцев, не различая баб, стариков, детей и местных ретивых джигитов, которые любили покрасоваться в седлах и с лучеметами, но воевать могли только из-за угла – вдесятером на одного, позагоняли куда подальше, чтоб только не мешались. Убежища были против глубинных зарядов, по триста пятьдесят метров титанобетона, таких нигде во Вселенной никогда не строили... И пошло-закрутилось побоище, нашла коса на камень. Много чего повидал за свою миллионолетнюю жизнь Первозург. Но такое и ему было в диковинку. Братва грудью перла на рогатых, давила отвратительных студенистых чудищ, жгла их, резала, обращала в пар, не разбирая, где свой, где чужой, без жалости и пощады. И ежели выползень выскакивал из дыры или расселины прямо в гуще братвы, впивался в глотку ближайшему, то тот первым хрипел: «Руби его со мной вместе!» И рубили, резали, кололи, разрывали, сшибали рога... Но чем сильнее давили нечисть, тем все больше и больше ее лезло изо всех дыр. О, безумный, безумный мир! Теперь Сихан не ликовал и не скорбел. Теперь он был в смятении. Ни на одной планете, ни в одном обитаемом мире никогда не было столь много сатанистов. А это означало, что его детища или выращивали рогатых или клонировали их в бесчетных количествах, тупо, слепо, копируя худшее... Пристанище мельчало. Вырождалось? Нет, только не это! Как бы плохи ни были его создания, они не имели права вырождаться, мельчать, деградировать! Они были запрограммированы на восхождение в самосовершенствовании, а не на слепое копирование. И это его дети... Сихан сам не имел ни отца, ни матери, он был дитем из пробирки. Но он был творцом. И он был отцом. Подлые, страшные, чудовищные, смертельно опасные, сказочно сильные и фантастически умные, сверхразумные – его дети, пусть и такие, но только не вырождающиеся, не изгнивающие изнутри, нет! Создавая их, он убивал в них то, что гнездилось в его нутре, гнило в его мозгу. Нет, он не был законченным дегенератом, он не был даже больным, полувыродившимся гением, отстоящим всего на шаг от безумца. Но он, он один, чувствовал теплое, неостывающее в своей голове, в своей груди – там уже шло разложение, шло. Там начинало гнить – неостановимо, необратимо. И замкнувшийся Полигон спас его! Он не погиб выродком. Случилось чудо. Но и они не должны были стать выродками! Они были совершенные еще тогда, 14 июля 3089 года, в тот черный понедельник. И они развивались все сорок миллионов лет. Развивались вне времени и пространства, не имея доступа в Преисподнюю. Потому что так хотел, так повелел он, ничего тогда не знавший о ней, не веривший в нее и даже не мыслящий о ней. Теперь все походило на страшный и глумливо-позорный фарс. Задуманное великим оборачивалось мелким, гадким и мерзким. А цивилизация, его цивилизация гибла!

В самый разгар безудержного и бесшабашного побоища, прямо на столицу Зангезеи родовой град Аган-Гез, разбивая в пыль, дым и огонь тысячи ракет аэроскомической городовой обороны, поливая пламенем и снопами излучений и правых, и виноватых, вздымая исполинские тучи черной сажи, песка, камней, обломков, обрубков, воды и пепла, плавя титановые крыши и мостовые, черным всесокрушающим птеродактилем из черных небес опустилась десантно-боевая капсула.

Сихан Раджикрави не сразу вышел из прострации, в коей пребывал трое последних суток. Даже он знал, что инструкциями и законами под страхом немедленной жесточайшей смертной казни не допускалась посадка десантных капсул на обитаемые, заселенные мирным людом планеты. Да и какой бы командир, капитан, даже из самых отъявленных живодеров и садистов решился бы бросить боевой корабль в гущу людей? Нет! Невозможно!

Но черный утес капсулы стоял над самыми катакомбами, готовый сокрушить все вокруг, уничтожить любого, поднявшего голову. Это была леденящая кровь картина. Первозург откинулся в мягком гидроэмульсионном кресле, закатил большие серые глаза. Но это не помешало ему увидеть, как из капсулы, прямо из полуживого фильтра диафрагмы выпрыгнул наружу огромный детина в десантном скафе с полной выкладкой, прошел быстрым шагом с десяток метров, прошел по распростертым ниц телам братвы, разбивая прикладами бронебоев будто перезрелые тыквы головы поднимающихся выползней, круша все подряд на своем пути.

Сихан дал приближение. Проникся. И несмотря на то, что забрало скафа было опущено и непрозрачно, несмотря на молчание личного датчика детины, он уже знал его имя. И знал, что тот был плечом к плечу с Иваном. Но самое главное, он знал, что детина не спятил, не куролесит напропалую, что он не гулевой атаман разбойной шайки, и не очередной резидент спецслужб, не выходец из Преисподней и даже не посланец Синдиката... Детина, огромный и черный, шел именно к нему – Сихану Раджикрави. Шел, точно зная, что Первозург здесь. Это было за гранью возможного. И все же это было...

– Впусти меня! – прохрипело из динамиков катакомбной связи.

Сихан не ответил, он просто снял коды и заговоры. Автоматика сработала – детина провалился вниз прямо с почвой, на которой стоял, пронизывая слой за слоем.

В приемный шлюз Сихан вышел сам. И тихо спросил у поднимающегося с колен негра:

– Что тебе нужно, Дил Бронкс?!

Галактика Сиреневая Впадина. Левая спираль. Год 2485-й.

Хук Образина проснулся от дикого, невообразимого скрежета. Это уже не лезло ни в какие ворота – нервишки у Хука были расшатаны до предела, хоть вены режь, да еще только с вахты, часа не прошло, как он забылся в тяжком, липком, удушливом сне. И вот-те на!

Три недели назад, а может, и все четыре, – у Хука мозги перекосились от этой катавасии набекрень – он прибился к гвардейцам самого Семибратова. Так получилось. Они отступали с боями, отбиваясь от нечисти чуть ли не голыми руками, кляня предателей-штабных, давших приказ на отход с Земли, размазывая слезы по щекам, матерясь и рыдая, понимая, что уходят навсегда и не желая смириться с этим. Хук сам только-только на ржавом, искалеченном в боях пехотном боте с тремя посадками, больше похожими на падения, перемахнул из Штатов через океан, полусумасшедший, растрепанный, растерзанный, падающий с ног выбрался из разваливающейся машины где-то под Барселоной. Два дня пер пехом. Потом попал в одну мясорубку, в другую, третью – одурел уже окончательно, ошалел до последней степени. Шум, гром, кровь, бой, клочья мяса, визг, стоны, рогатая сволочь, гадины какие-то... Хук постепенно пришел к мысли, что он уже давно сдох и все это происходит в аду. Ражие гвардейцы вытягивали с Земли последних уцелевших, без канители и церемоний кидали их в трюмы, попутно калеча и расшвыривая бессмертных, сатанеющих при запахе живой плоти, неудержимых и слепых в своей бесноватой алчи выползней. Хуку пока везло, и он помогал служивым. На паек они его поставили позже, в полете, когда подсчитали потери да прослезились – треть гвардейцев осталась лежать костьми на родине, не собрать, не найти, не похоронить достойно – они затерялись среди гор трупов, среди тысяч погибших.

Низенький и усатый Семибратов сам подошел к Хуку.

– Кто такой?! – спросил и ткнул корявым пальцем в грудь.

Хук чуть не упал. Но ответил невнятно и смущенно:

– А хрен его знает, – он был в полупрострации, почти ничего не соображал.

Семибратов довольно хмыкнул, потеребил ус и распорядился:

– На сутки в отсыпку, потом на довольствие и на вахту!

– Есть! – бодро откликнулся Хук Образина и отключился.

Обязанности ему вменили простые – дежурить в трюмах, обеспечивать порядок среди беженцев. Но по Хуку лучше бы обратно в бой, в кромешный ад. Здешние мальцы, а особенно бабье, которое вообще на боевом корабле по всем приметам ничего хорошего не сулит, могли доканать кого угодно. Трюмы звездолетов не были приспособлены для перевозок живого груза – а пить, есть и все прочее здесь почему-то все хотели, да еще подавай им, дескать, «хотя быэлементарные удобства!» За смену Хук Образина терял по три килограмма весу и доматывал оставшиеся недомотанные нервы.

Через семь суток, неспешно и в срок, все четыре боевых звездолета Особой гвардейской бригады Семибратова вышли в запланированный район – и зависли почти в центре левой спирали тихой и мирной галактики Сиреневая Впадина. Приказ был простой – висеть и не возникать до следующего приказа. Он не нравился ни самому бравому Семибратову, ни его гвардейцам. Но приказы не обсуждаются. Четыре могучих всепространственных корабля, оснащенных импульсными орудиями глубинного боя, гиперсетью «экзот-X», увешанные, и ощеренные сотнями тысяч подуровневых торпед, грозные и величественные висели во мраке Черной Пропасти в семидесяти миллионах верст от ближайшей звезды – белого карлика Варрава-12. Висели и ждали...

От неожиданности Хук вывалился из гравигамака. Ну он сейчас покажет мерзавцам кузькину мать, врежет по первое число! Ишь, чего удумали! От дикого скрежета болели уши, заходилось и без того загнанное сердце. Падлы! Хук был взбешен. Но автоматике его ячейки было плевать на его нервы. Чтобы выйти, надо влезть в скаф, заварить швы, нацепить шлем, который Хук успел прозвать колпаком. Все это Образина проделал за двадцать секунд, в два раза быстрее, чем полагалось по уставу.

– Ну, шуткари, держись! – сипел он, заранее предвкушая трепку, которую задаст нагловатым ребяткам из второго взвода защиты – они частенько подшучивали над добродушным и отходчивым «стариком» Хуком. Но на этот раз шутка была плохая.

Образина выскочил из бронированной ячейки внезапно, чтоб наверняка, чтоб неповадно... И растерялся. Забрало скафа автоматически защелкнулось. Остатки воздуха с диким свистом и ураганным ревом покидали огромный, бесконечный коридор-трубу. А прямо напротив, всего в восьми шагах, раздирая титаноирридиевую толстенную обшивку корабля уродливыми когтистыми лапами, разрывая ее как консервную жесть, лезли внутрь сразу три непостижимо-безобразных урода.

– Мать моя! – прошептал в изумлении Хук.

Ему показалось, что он вновь там, в земном аду, что все прочее было лишь дурманным сном, и вот он прочухался и снова... бой, визг, лязг, скрежет, трупы, кровь, смерть. Он уже изготовился, чтобы прыгнуть вперед и после обманного движения телом, сшибить рогатую башку... Но никаких рогов у непрошенных гостей не было. Зато каждый имел по три выпуклых, страшных, пылающих нечеловеческой ненавистью глаза. Да, это были отнюдь не выползни – вдвое здоровей, кряжистей, массивнее, они безо всяких скафандров лезли из пустоты и холода межзвездной пропасти, лезли нагло, дико, вызывающе.

Хук не успел осмыслить ситуации, в следующую секунду сбитый с ног, он кубарем летел по длинному коридору. Удар был небрежным, от него словно бы отмахнулись... и, наверное, от этого самого толчка пробудились шлемофоны: «Тревога! Тревога!! Тревога!!» – бешено заколотило в уши.

Хуку не надо было ничего вколачивать в голову, он и так понял, что дело неладное. Еще на лету он успел, вырвал из заплечной тулы скафандра лучемет – и шарахнул назад, шарахнул наугад, вслепую. После этого упал лицом вниз, замер на миг, приходя в себя. Поднялся. На полусогнутых побрел назад, поглядеть на трупы незванных гостей – бил он на всю катушку, после такого боя не выживают. Хук брел и щурил заспанные глаза. Творилось нечто непонятное. Никаких трупов в коридоре не было, как не было в нем уже и ни капельки воздуха. Зато откуда-то издалека, из-за поворота доносились тяжелые приглушенные шаги, скрежет и лязг.

– Ну дела-а, – протянул Хук.

И заглянул в пробоину.

Во мраке вечной ночи, почти не освещаемые тусклым белым карликом Варравой, висели два огромных серебристых шара. Хук знал наперечет все типы земных и инопланетных звездолетов. Но таких он еще не видывал.

Всякому терпению есть предел. Даже самые уравновешенные и хладнокровные бойцы в иных ситуациях выходят из себя, человек не камень.

– Да они просто издеваются над нами, гады! – в сердцах заорал Семибратов. И тут же закусил ус, стиснул кулаки – негоже распускаться перед подчиненньми, нехорошо. Но и выдержка лопалась.

Бой шел больше часа. И Семибратов мог поклясться родной матерью, что самое меньшее по два раза уничтожил каждый корабль противника.

А всего их было три. Чужаки вынырнули из другого пространства разом, внезапно – ни одна из систем раннего оповещения не сработала. Глубинные локаторы будто оглохли. Щупы и радары ослепли. Серебристые шары всплыли нежданно-негаданно – так пузыри, вырвавшиеся из глубин поганого болота, разрывают тихую и мирную зеленую ряску... но шары эти в отличии от пузырей не лопнули. А поперли на бригаду. Не отзываясь, не откликаясь и вообще не желая ни коим образом поддерживать связь.

Гравитационный таран не подвел. Отшвырнул чужаков. Но лишь на время. Семибратов никак не мог решиться дать залп по непрошенным гостям, мало ли чего, а вдруг это мирная делегация с какой-нибудь Угогонды или космобаржа с беженцами? Семь слоев защиты пока еще семью незримыми бронями хранили за собой все четыре звездолета. Да и каждый из них, и красавец «Стерегущий», и ветераны «Быстрый» и «Беспощадный», и сам флагман «Могучий», держали не только круговую оборону, но и контролировали каждый свой участок пространства – попробуй прорвись! Беспокоиться и трепетать не было никаких оснований.

Однако тревога сразу закралась в душу генерала Семибратова. Он видел записи выброса из Вселенной корабля негуманоидов, помнил наказ Верховного: придут! обязательно придут, надо быть начеку! Но там всплыл совсем другой звездолет, уродливо-хищный, ощетиненный тысячами выступов, черный, огромный, ничего общего с этими шарами. Да и пришли на Землю совсем не те, кого ожидали... что ж, и Верховные правители люди, и они могут ошибаться. И все же предчувствие недоброго давило Василия Мироновича – гости пожаловали непростые, жди худа! И не надейся – никакая кривая никуда не вывезет. Перед грозой всегда тихо.

Бей первым! – так учат опытные бойцы и воины. Чего-чего, а опыта Семибратову хватало. Да рука не поднималась. Неловко... Расплата за доверчивость пришла быстро – еле видная шаровая молния зеленоватого свечения вырвалась из одного шара, прошла все барьеры, будто их и не было, вошла в сверкающий бок «Стерегущего»... а через полторы минуты рвануло. Да так, что светло в Черной Пропасти стало как на Меркурии в погожие деньки. А потом погасло разом. И ничего не осталось – ни от звездолета боевого, ни от всех сорока гвардейцев, сидевших в нем. Простота хуже воровства! Хорошо еще, что на «Стерегущем» беженцев не было, ни души, негде их там расквартировать – новая конструкция, только-только боевому расчету уместиться.

– Прощайте, братки! – выдавил кто-то сквозь слезы за спиной Семибратова.

Они еще не верили собственным глазам. Так запросто уничтожить сверхсовременный корабль, который на стапелях десять лет простоял, пока не родился на свет во всем блеске, величии и неистребимости?! Да поздно горевать было.

И вот тут от генерал-майора, командира Особой гвардейской, уже ничего не требовалось. В таких случаях «большой мозг» бригады, как ему и было положено по уставу, брал командование на себя. Ответный, чудовищный по мощи залп со всех трех оставшихся звездолетов прогрохотал еще до того, как мерцающая молния вошла внутрь «Стерегущего», «мозг» среагировал на прорыв семи защитных слоев и долбанул в ответ без раздумий и сомнений. Три сотни гиперторпед, подкрепленные тремя концентрированными сгустками дельта-полей и шестью криптолазерными убийственно-пронизывающими иглами, настигли в доли мига все три серебристых шара... Такого удара не выдержал бы и сам дьявол. Стало темно, искривленные свернувшимся пространством звезды, посыпались искрами в разные стороны. Чужаки пропали.

– Туда им и дорога, – без облегчения и радости процедил генерал-майор.

Он думал тогда только о «Стерегущем», он был виноват, один он. Такая нелепая, непонятная гибель – мгновенная, жуткая. Даже не верилось, что это уже случилось, не верилось. Бывалые вояки, прошедшие через жесточайшие войны на окраинах Вселенной, стояли рядом в оцепенении. Ни один не мог понять, что уже началось. И это было страшно, ибо больше всего на свете страшит неизвестность.

– Вот твари! – сорвалось у кого-то.

А Семибратов закусил пшеничный ус. Тряхнул головой.

На обзорных экранах с большим разбросом высветились еще три серебристых шара. Старые это были или новые, никто не знал.

– Семнадцатый внешний сегмент! Прорыв обшивки! – прозвучало сверху, из динамиков «мозга». – Тридцать четвертый сегмент! Прорыв!

Семибратов нахмурился. Но не повел и глазом. Мелочи! Автоматика сама зашьет пробоины. Наверное, осколками... хотя, какие там, к черту, осколки! Неважно! Сейчас Семибратов в упор смотрел на чужаков. Больше он не имел права рисковать.

– Глубинный! – процедил он сквозь зубы. Можно было и не говорить, «большой мозг» всегда настроен на психополе командира. Приказы обсуждению не подлежат. Но все шестеро присутствующих, в званиях от майора до полковника, молча уставились на вставшего со своего места невысокого и щуплого Семибратова. Не слишком ли?!

Заряд разорвался между тремя чужаками. «Могучий» вздрогнул как живое существо. Замер. Почти две минуты ничего не было видно. Защитные барьеры еле сдерживали окруженное ими, не уничтоженное глубинным зарядом пространство – инструкции запрещали применять подобное оружие столь близко, лишь в самых крайних случаях, при угрозе гибели корабля. Но «мозг» не дал паузы, не запросил повтора приказа, значит, ситуация была чрезвычайной. «Быстрый» и «Беспощадный» ждали разъяснений и команд с флагмана. Там тоже ничего не понимали.

Мрак прояснился и снова высветились привычные, удаленные на тысячи парсеков звезды. От шаров не оставалось и следа.

Семибратов набрал полную грудь воздуха и уже собирался с облегчением выдохнуть его, когда на экранах позади, почти слитно, в одном пристрельном секторе, высветились контуры чужаков. Это было невозможно. После глубинного заряда ничто не может уцелеть! Другие! Это другие! Только так можно было объяснить невероятное.

–Давай экзот, вашу мать! – выкрикнул Семибратов. – Вышвырните их на... отсюда! Вон из Вселенной!!!

Все шестеро поспешно разошлись по своим местам, влились в защитнокоординационные кресла, изготовились. Они никогда не видели командира в бешенстве, в состоянии, граничащем с безумием. Они знали, что Семибратов бывал и не в таких переделках – четырежды, на Гарпагоне, в созвездии Серых Шакалов, на рейде Хаан-Урейды и на выходе из Осевого возле Антареса, в сражениях с аранайскими и гугензорскими вселенскими бандами он терял половину кораблей, оставался в разбитых, полурасплавленных десантных ботах, израненный, оглушенный, контуженный... но он никогда не орал благим матом, он всегда тихо и хитро улыбался, цедил свои привычные прибаутки из-под густых, слепленных почерневшей кровью усов и вселял надежду в слабых, в растерявшихся, приготовившихся к смерти. Никто не видал легендарного Семибратова взбешенным и матерящимся. Это было что-то новое.

– Вышвырну-уть!!!

Экзот-Х, сверхоружие Великой России, последнее достижение земной цивилизации XXV-го века, четырьмя чуть пульсирующими красными шариками вырвалось из недр «Беспощадного» и «Быстрого», пошло незримой сетью на чужаков. Экзот отлично зарекомендовал себя не только на секретных маневрах в туманности Скорпиона, его испытали в деле, когда надо было убрать несколько пространственных баз Сообщества и пару назойливых зондов Синдиката, экзот выбросил из Вселенной корабль Системы, вырвав из него бот с трехглазым. Так было. И иначе быть не могло. Ускользнуть из сети экзота не в силах ни что, существующее в Мироздании.

– Мы никоща не узнаем, с кем имели дело! Кто уничтожил «Стерегущего»! – осмелился подать голос капитан «Быстрого». – Зачем...

Но договорить он не успел.

– Молчать! – прохрипел Семибратов. – Выполнять приказ!

Сеть шла на чужаков, охватывая их с четырех сторон – стоило ей замкнуться, и серебристые шары будут выброшены в иное измерение, откуда нет возврата во Вселенную. Только так. Только так! Семибратова трясло от нечеловеческого напряжения. Пока он один-единственный понимал, что происходило, больше того, что могло произойти! Прав был Верховный, прав! Вся эта рогатая сволочь, вся эта студенистая мерзость была даже не началом апокалипсиса XXV-го века, а всего лишь прелюдией. Землян нагло, бесцеремонно вышибли с сотен тысяч обжитых планет, с Земли, это ведь только помыслить – с Земли! Вышибли несколько миллиардов людей, бежавших в Пространство на всем, на чем только можно бежать! Вышибли, чтобы затравленных, загнанных уничтожать по всей Вселенной, устраивая самую настоящую неспешную и затейливую охоту! Ифа! Страшная, непонятная игра! Ну почему он не выдержал, почему он сам себе пустил пулю в сердце?! Эх, Верховный, Верховный! Семибратов готов был заплакать, зарыдать... и все же он не хотел верить в начавшееся, не мог, не имел права!

– Вышвырнуть к едрене матери!!!

Сеть замкнулась. Полыхнуло лиловым маревом.

Все! Кончено!

Семибратов откинулся в огромном кресле, сдавил подлокотники. Он победил. Он избавился от них. Отомстил за гибель «Стерегущего»! И плевать, что не удалось выяснить точно, кто, почему, в каких целях... все и так ясно. Врага надо уничтожать. Сразу! Быстро! Как можно быстрее! Беспощадно! Надо...

И вот тогда он заорал в сердцах, не помня себя, не сдерживаясь:

– Да они просто издеваются над нами, гады!

И повод для этого был.

Прямо с противоположной стороны от возвращающихся в ангары пульсирующих красных шариков, медленно, будто из тумана, вырисовывались серебристые чужаки – те или уже другие – не имело никакого значения.

Зеленоватая молния высветилась на подлете. «Быстрый» полыхнул тысячью сверхновых звезд. И ушел в небытие, оставив лишь огромное облако раскаленного газа.

– Надо немедленно уходить! – ударило беззвучно, но остро и безжалостно в виски Семибратову. «Большой мозг» предупреждал его, командира. На иное он не имел права.

– Нет! – вслух ответил Семибратов.

Каким-то внутренним неизъяснимым чутьем он чувствовал – чужаки вынуждают их к бегству, они жаждут их бегства, жаждут преследования... охоты! Нет! Только не это! На «Быстром» погибло семьдесят два человека: тридцать бойцов, семь офицеров, тридцать пять беженцев – там было забито все до отказа. Мир их праху. Они умерли быстро, безболезненно, в очищающем огне. И души их, наверное, уже в вышних мирах, далеко от всей этой грязи и ненависти. Семибратов жалел, что он сам не погиб раньше, ведь он не раз стоял на краю, костлявая не однажды брала его за горло цепкой лапой. Ну почему, Боже, ему суждено было дожить до этого?!

– Тройной глубинный! Тройной полный! Огонь!!! – скомандовал он.

И своей волей, своей силой властвующего над остатками бригады бросил оба уцелевших корабля в подпространство, чтобы уже через несколько мгновений вынырнуть тут же у Варравы, но на полтора миллиона километров дальше, за спинами у чужаков. И не дожидаясь, пока те объявятся, на полном автопоиске он выбросил двойную сеть экзота. Должен! Должен сработать, черт его побери!

Чудовищная мощь глубинных зарядов и полных залпов, вывернула пространство наизнанку, отбросила несчастного белого карлика, сорвав его с привычных, миллиардолетних орбит, едва не зацепила убийственньми крылами своими выходящих из подпространства, оторвала с десяток ботов, искорежила мачты. Семибратова чуть не раздавило в его кресле... но он увидел то, о чем мечтал страстно, сильно, ради чего рисковал с ранним всплытием. Обломки шаров разлетались с бешенной скоростью, разлетались, чтоб попасть в сети экзота, чтобы сгинуть раз и навсегда, чтобы никогда не возродиться, никогда не восстать! Он уничтожил их! Теперь-то уж точно, наверняка! Вот сейчас можно уходить – неспешно, с достоинством победителя, что называется «отходить на заранее подготовленные позиции». Да, пора!

«Беспощадный» вспыхнул и исчез внезапно. Будто его и не было.

Зато совсем рядом с истрепанным, обгорелым флагманом высветились два огромных, испещренных вдавленными оспинами, не серебристых, но уже серых шара.

Семибратов с мучительной, сдавливающей сердце болью подумал о тех тысячах несчастных, что томились в трюмах «Могучего». Он понял – они обречены. Стоило их вырывать из алчных объятий выползней, чтобы погубить здесь, сейчас. Дай только, Бог, чтобы это случилось мгновенно, как с «Быстрым», «Стерегущим», «Беспощадным». Дай, Бог, чтобы несчастные ничего не увидели, не поняли, чтобы смерть их настигла в безмятежности и полной уверенности, что они под надежной защитой, что им ничего не грозит – зачем им, страдальцам и мученикам, пережившим ад на Земле, повторять его круги здесь, во мраке Пространства!

– Выбросить сигналы и буи: «Погибаем, но не сдаемся!» – тихо сказал генерал-майор Василий Миронович Семибратов, командир Особой Гвардейской бригады.

У «Могучего» не оставалось сил, чтобы удерживать защитные поля. Боезаряд был почти исчерпан... да и что в нем толку. Торпеды? Излучатели? Сотня термоядерных снарядов? Это ничто для чужаков.

– Идем на таран! – предупредил он боевых товарищей. Всем быть готовым, драться до последнего...

Что толку в его командах! Экипаж был готов умереть с оружием в руках, тут не могло быть сомнений – гвардейцы умирают стоя. Но беженцы?! Нет! Им пощады не будет...

– Двадцать четвертый сегмент! Прорыв! Даю обзор!!! «Мозг» гремел динамиками на пределе. Изображение потусторонних шаров исчезло. И высветился один из трюмовых отсеков. Лучше было бы не видеть, того, что происходило в нем.

– Сволочи! – простонал Семибратов, выхватывая из поножей скафа парализаторы, вырываясь из тягучего кресла.

Несколько сотен перепуганных насмерть людей жались к пластиконовым переборкам трюма. Истерические визги, вопли, перекрывали стоны и хрип умирающих. Люди бились головами о выступающий металл, падали, корчились в ужасе, цепенели. А посреди трюма, уродливо-корявые, хищные, чужие, высились два чешуйчатых трехглазых монстра. Они были залиты кровью. Но отнюдь не своей. Под их огромными птичьими лапами бились в судорогах, трепыхались и мертво лежали умирающие – изодранные, неестественно вывернутые, изломанные, тут же валялись оторванные руки, ноги, головы.

Почти одновременно монстры выхватили из толпы по человеку – выхватили грубо, зверски, раздирая в кровь кожу и мясо на руках и ногах. Ближний вскинул вверх полную трясущуюся в предсмертном припадке черноволосую женщину и, ухватив ее за икры, разодрал с неимоверной силой на две части, встряхнул их, заскрежетал утробно и громко, отбросил в кучу останков. Другой сворачивал голову тщедушному юноше и одновременно острыми когтями пронзал ему живот, выдирая кишки...

Семибратов, наливаясь яростью, оглянулся – никого в рубке не было. Все бросились в трюмы. На погибель! Но почему не было оповещения? Как трехглазые могли пробраться внутрь боевого корабля?! Ото всего этого можно с ума сойти!

– Бей! – закричал Семибратов. – Все до снаряда! До последней ракеты! Бей их, гадов!!!

«Большой мозг», на три четверти подавленный незримой чужой волей, умирающий, но тоже не сдающийся, ничего не ответил. Он импульсивно и методично всаживал снаряд за снарядом в чужаков, в серые шары. Он умирал, но теперь он знал, что во всех трюмах «Могучего» творится то же самое, что и в двадцать четвертом, что последние гвардейцы, считанные по пальцам, бьются с чужаками... и умирают – один за другим, один за другим, последние, несдавшиеся, и что где-то там в недрах мертвеющего корабля погибают в страшной бойне все шестеро бывших с командиром, от майора до полковника, и что спешит навстречу смерти сам Семибратов, и лезут в дыры, сквозь разодранную броню чужие, лезут, спеша в трюмы, к тем немногим, что еще живы, еще бьются в страхе и ужасе, жмутся к стенам, но не могут найти ни убежища, ни спасения.

Хук врубил прозрачность на самую малость. Но и так было хорошо видно. Изуродованные рваными дырами борта «Могучего» напоминали простреленную десятками беспорядочных выстрелов старую мишень. Нет, лучше не смотреть! Никаких нервов не хватит.

–Ничего, – шипел он, – придет час, свидимся, суки! Он сам не помнил, как весь избитый, измученный, подыхающий, дополз до шлюзового переходника, вдавился в фильтр и буквально рухнул в патрульный катер, крохотную гравитационно-импульсную лодчонку в пять метров длиной и три толщиной. Нет, Хук Образина не собирался бежать! Он готов был сдохнуть там, в жуткой бойне! Он дрался до последнего! И он поверг одного трехглазого, завалил его, точным ударом загнав ствол оброненного кем-то сигма-скальпеля под пластины на затылке. Но ноги не держали его, руки не слушались. Помутненный рассудок навязчиво, словно в кошмаре мешал видения земного ада и здешнего побоища, ничего не вычленяя, ничего не давая понять, это было сверх его сил. Хук просто отключился. И его тело ползло к шлюзам само, ползло тупо, с животной жаждой жить, ползло, обученное в Школе выживать всегда и везде, выживать вопреки всем законам природы и обстоятельствам. И он выжил.

– Суки! Твари!! – рычал он себе под нос. И кровь, сочащаяся из рассеченного лба, заливала глаза. – Свидимся еще! Свидимся!!

Хук не понимал, куда подевались три бригадных все-пространственных боевых звездолета, он ничего не видел, кроме бойни, страшной бойни в трюмах. Но он понимал, что дела плохие, совсем плохие. Раньше не было спасения на Земле, он испытал это на собственной шкуре. Теперь его не было и во Вселенной.

Прокеима Центавра. Чака-де-Гольда. – Дублъ-Биг-4 – Гиргейская каторга – Покои Фриады – Флагман «Ратник» – Осевое измерение. Год 2485-й.

Запястья горели так, словно на них не переставая лили расплавленное олово. Шея уже не удерживала головы, подбородок упирался в грудь, и не было сил, чтобы разжать зубы, высвободить прикушенный язык. Сама голова была пудовой, невыносимо тяжелой, кто-то маленький и вертлявый копошился в ней... А тело – грудь, брюхо, бедра, ноги – гигантской, непомерной гирей тянуло вниз. Это тело, уже не свое, чужое, становилось все больше, отвисало, пухло, наливалось, противно содрогалось с каким-то утробным, животным бульканьем изнутри. И страшно было приоткрыть глаза, страшно! В последний раз, когда, преодолевая боль и свинцовую тяжесть век, он открыл их и взглянул вниз, на это свисающее пятиведерным бурдюком серое, морщинистое брюхо, с точно таким же бульканьем прорвало вдруг дряблую кожу свищом, и в разверзтую дыру из сочащейся слизи и желчи выскользнула черная мокрая змея, длинная и безглазая. Его начало рвать, виски сдавило адским обручем, сердце забилось остервенело и судорожно... нет, лучше не смотреть!

Сержа Синицки распяли последним. Там не было ни дней, ни ночей. И он не знал, сколько ждал своей очереди среди полубезумных голых и обритых людей, жмущихся друг к дружке, стонущих, сопящих, рыдающих. Сырое, мрачное, уфюмое подземелье. Раньше здесь были каменоломни, добывали гольданский светящийся мрамор, Серж знал, что на Чаке больше ничего ценного не было – убогая плане-тенка, триста тысяч обитателей, семь городков. И каким дьяволом его занесло сюда, на муки, пытки и неминуемую смерть!

Две недели назад полуживой Дил Бронкс вернулся на Дубль-Биг-4. Лучше б ему не возвращаться. Серж уже похоронил его, он прекрасно знал, что творилось на Земле и в округе – выжить там было невозможно.

– О, майн готт! Ти есть приходить пах хауз?! – оцепенело выдавил он. – Импосэбл! Импосэбл, твоя мать!

– Заткнись! – Дилу не хотелось выслушивать пустую болтовню. Он был вне себя, он не узнавал свою красавицу-станцию. – Что случилось, дьявол тебя забери?! Что тут случилось?!

Серж разевал рот, разводил руками, блуждающим взглядом шарил по развороченной изуродованной обшивке. Что он мог добавить к тому, что Дил Бронкс видел сам. Ослепительная, блистательная, сверхдорогая космолаборатория, этот подлинный бриллиант Вселенной, была разгромлена, издырявлена, перевернута вверх дном и вывернута наизнанку. Это был уже не бриллиант, а искореженный и выброшенный за ненадобностью помойный бак – все пространство на мили вокруг было усеяно обломками, обрывками, осколками.

–Я убью тебя, негодяй! – рычал вернувшийся хозяин. Но не убивал. Сперва надо было выслушать объяснения своего заместителя по научной части. Серж еще сам пребывал в полубреду. Не прошло и семи часов, как изверга ушли отсюда. Но он не видел их прихода, все произошло как-то неожиданно и дико. Он как раз прощупывал новым внепространственным щупом галактику XXV-11 PC, которая еще даже имени своего не имела, только порядковый номер, – это была работа Сержа Синицки, любимая работа. И вдруг он «ослеп» – серая пелена затмила взор. Он содрал с головы сфероид щупа, врубил проверочные блоки. И тут станцию качнуло так, что Серж вылетел из кресла, разбил нос о кожух щупа, чуть не свернул шею. Только тогда он включил прозрачность. И ошалел окончательно. Какой-то трехглазый чешуйчатый монстр, будто взбесившийся вандал крушил антенны, радарные пушки, мачты, энергосборники – все, что попадалось ему под чудовищные звериные лапы. Еще два таких жерасхаживали голяком, безо всяких скафандров по внешней обшивке станции, прямо в открытом космосе. Серж сразу же понял – это переутомление! нельзя так много работать! Но чутье бывшего космодесантника поволокло его в бытовку. Через пару минут, несмотря на все толчки, встряски, качки он облачился по полной форме, даже пристегнул лучемет. Побрел к люку-переходнику в основной базовый отсек, дернул рычаг – не тут-то было! Люк заклинило. Еще минут десять Серж возился с автоматикой. Потом понял, бесполезно – какие-то сдвиги в самом корпусе, в обшивке, люки заклинило намертво. И вот тогда он бросился к обзорнику, начал включать на прозрачность отсек за отсеком, камеру за камерой, сегмент за сегментом. Станция была огромной. Но везде... везде! биоробы и андроиды валялись мертвыми куклами! вещь абсолютно невозможная! немыслимая! ни один чужак, ни один гость станции или враг, ворвавшийся в нее, не смог бы лишить всю эту команду жизни, а точнее, энергобиопотен-Циала, дающего им жизнь и силы! И тем не менее они лежали трупами. В трех местах внешних сегментов Серж видел дыры – огромные рваные дыры в обшивке, такие можно было проделать с самого близкого расстояния сигма-гранатометом, если долбануть в одно место раз пять подряд... Но никто не стрелял, не пробивал крепчайших стен, все было совсем иначе – Серж увидал и обомлел: трехглазый монстр, ходивший по обшивке снаружи, вдруг нашел нечто искомое, припал грудью к броне, прижался виском, потом отпрянул – множество когтей на его огромных хищных пальцах засветились сумрачно-зеленым свечением, и он вонзил их прямо в металл, вонзил будто в жесть... и начал рвать броню, раздирать, пробивая и расширяя дыру. В этот миг у Сержа окончательно помутилось в голове. Как-никак он имел сто девяносто два боевых вылета на предгеизационные планеты, был восемь раз ранен, участвовал в шестнадцати штурмовых операциях, много чего повидал в жизни, пока не подорвал здоровья и не прибился к тихой станции Дила Бронкса. Но сейчас он растерялся. Какое-то время сидел колодой в своей заглушенной и задраенной лаборатории. Думал о смысле жизни. И о том, что удивляться уже нечему, раз Земля сошла с круга, а вслед за ней и прочие планеты Федерации, раз там полный капут, так почему же здесь должна быть тишь да гладь. К концу своих размышлений Серж Синицкий вспомнил весь набор русского мата – и тут же выдал в пустоту и тишину, что он думал об этих трехглазых сукиных детях. На душе легче не стало. И тогда он снова начал просвечивать внутренности станции. Таека! Как он мог про нее забыть?! Но лучше бы он не включал обзора большой гостиной, лучше бы он этого не видел! Таека и впрямь была там. Не одна. Двое трехглазых загоняли хрупкую маленькую женщину в угол. Они были втрое выше ее, вдесятеро массивнее. И они явно не спешили, развлекались, давали возможность жертве ускользнуть на время, но тут же снова лишали надежды. На глазах у окостеневшего Сержа Таека разрядила в монстров два парализатора, малый набедренный лучемет – все бестолку, они лишь отступали на шаг или два, приседали, прикрывались лапами, уворачивались, громко и омерзительно скрежетали, переглядывались, закидывали огромные пластинчатые головы... и снова принимались за свою страшную игру. Серж, позабыв про все на свете, ринулся на заклинивший люк. Он обязан был придти на помощь! Обязан! Сдохнуть, но встать рядом с ней! Да только броня оказалась сильнее и прочнее, чем его страсти.

Он не мог справиться с этим чертовым люком! Станцию делали на совесть, на века! И тоща он опять бросился к экранам. Там шли последние картины трагедии. Безоружная и слабая Таека, бледная как смерть, в разодранном в лоскуты комбинезоне, почти голая, исцарапанная, вся в синяках, выскальзывала из смертоносных лап, выворачивалась, ныряла вниз и прыгала вверх, пыталась найти уязвимое место – в отчаянно-резких прыжках била ногами и руками в глаза, виски, челюсти монстров – недаром слава о ней, как о непревзойденном бойце, шла по всей Федерации – но ничего у нее не получалось. Монстры просто издевались над ней, играли как две чудовищные кошки с беззащитной и обреченной мышью. Наконец и это им надоело. Один из трехглазых на лету поймал уже почти вырвавшуюся женщину за лодыжку, дернул на себя. Потом подбросил гибкое легкое тело, перехватил за талию. Сдавил. Из накрепко сжатого рта потекла струйка густой алой крови. Таека смотрела прямо в потаенный глазок телекамеры, прямо на Сержа. И взгляд этот, полный ужаса и смертной тоски, невозможно было вынести. Глаза у нее, обычно маленькие, прищуренные, чуть раскосые, стали вдруг огромными, выкатывающими из орбит. Монстр чуть ослабил хватку, поднял вверх другую лапищу – и каким-то движением с вывертом, чудовищным щипком своих звериных когтей ухватил левую руку, нежную, тонкую, вывернул сильнее, рванул... и оторвал. Он делал все это неспешно, с любопытством и изуверством ребенка, поймавшего красивую бабочку и методично обрывающего ей ножки, крылышки, усики. Да, то же самое он проделал с еще большей изощренностью с правой рукой, потом с ногами. Его напарник закидывал назад пластинчатую морду, оглушительно скрежетал и бил себя ладонями по бокам. Таека была уже мертва, когда этот второй вдруг резко, с какой-то алчностью оторвал ей голову, подбросил вверх, поймал и начал медленно сжимать в восьмипалом огромном кулаке. Серж не слышал хруста ломаемого черепа, все звуки заглушал похотливый и дикий скрежет монстров... Потом они ушли – медленно, одеревенелыми походками, со свисающими вниз Длинными ручищами, страшные и всемогущие, неприступные.

А Серж Синицки остался. Он выбрался через трубу щупа, вылез наружу. Конечно, он смог бы стереть все уцелевшие записи, чтобы этот кошмар никогда не повторился даже на экранах. Но не сделал этого. Зачем? Как мог, коротко и невнятно, он рассказал обо всем Дилу Бронксу. Потом тот смотрел – раз, другой, третий... Серж прекрасно понимал, что объяснить Дилу, почему он остался в живых, невозможно, да и не стоит! Тот мог его убить. Но не убил. Он только указал рукой в сторону одноместного шлюпа. Молча указал. И Серж все понял. Он отчалил от обломка бывшего Дубль-Бига-4, уже зная, что на Землю и прочие планеты Солнечной системы не полетит – там смерть, там ад кромешный. А горючего совсем мало, хватит только до ближайшей звезды – до Проксимы Центавра, там есть маленькая планетен-ка, единственный приют для него. Навряд ли кто на нее позарится, там брать нечего – себе дороже обойдется. Так он и сделал. Точка выхода там известная, в Осевое входить нужды нету. Вот и махнул Серж Синицки из огня да в полымя, на Чаку-де-Гольду.

Приземлился сносно. Выбрался. Побрел в развалины людей искать. Тут его и прихватили два рогатых урода, выползшие из щелей. Серж почти не отбивался, он был словно замороженный. Рогатые содрали с него скаф, прогрызли зачем-то горло... Очнулся он в поганой подземной каменоломне. Благо, что стены там были высокие. На них-то и распинали голых. Серж глядел, стискивал обеими руками обритый череп свой, трясся в обессиливающем ознобе – всего он мог ожидать от жизни, но только не этог.о. Майн Готт! Майн Готт!! На четвертый день ожидания он перегрыз себе вены на обеих руках и обеих ногах. Бурая жижа текла из них недолго, сворачивалась в грязные катыши-комья. Умереть не удалось. Он не понимал почему. Но потом понял – им не нужна его смерть, им нужно что-то другое. И он увидел начало: когда первые распятые вдруг стали обвисать серыми морщинистыми мешками, надуваться, распухать, не умирая и почти не теряя сознания, как из прорывающихся дыр в их телах стали выскальзывать черные то ли змеи, то ли черви... Это было гадко и гнусно. Это было непонятно. А потом распяли его самого. Но он уже был не прежним Сержем Синицки, он становился чем-то другим. Разбухало брюхо, горели запястья, тянула вниз пудовая голова... и все шевелилось в мозгу что-то маленькое, вертлявое. Он не мог открыть глаз. Но стоило их прикрыть, как вставало перед мысленным, внутренним взором одно и то же – обескровленное, бледное лицо Таеки с выпученными от ужаса глазами.

Керк Рваное Ухо ревел в систему оповещения зон медведем, поднятым посреди зимы из берлоги:

– Братва! Наша верх берет! На семнадцатой, сороковой и пятой уже козлятиной и не пахнет – последних замочили! Держись, братва! Кому худо, рогом упрись, подмога будет! Вертухаев не трогать! Щя на счету каждый нож. Дави их тварей, режь! Два грузовика на подлете! Два этапа с гадрианской зоны! Парни проверенные... Только держись!!!

Керк не жалел глотки. А слезы летели из его опухших, красных глаз – шестую ночь без сна. Семь дней и ночей боев, резни. Вся гиргейская подводная каторга встала, разом! Такого еще не бывало. Уж на что лихо Гуг со своей кодлой зону взбаламутил – три месяца подряд шли показательные казни, десятки тысяч выстояли до кровавого пота на правеже, нормы подняли в полтора раза после его шухе-ра... а с нынешним и вровень не идет. Ныне в каторге воры власть взяли, кума в петлю сунули, чтоб не вякал – не можешь каторгу держать, виси, отдыхай, сучий потрох, бугров покруче на ножи поставили, бугорочков помельче простили с вертухаями на пару, наперед послали... Страшная гиргейская зона, лютая, гиблая, безвыходная. Все она видала, все слыхала, ничем ее на понт не возьмешь. Но когда беспредел пошел, когда козлы изо всех щелей поперли, каторга восстала. Рогатых тут раньше не было, потому их сразу козлами и окрестили. Семеро паханов с семи самых глубоководных зон в первый же вечер на сходку сошлись, потолковать. Порешили стеять насмерть! Кто на полшага назад сдвинется, кранты, перо в бок без разговоров. Воровской закон суровый. Но закон есть закон. Порешили распроклятую Гиргею, хуже которой во всей Вселенной каторги нету, гадам не отдавать. И пошла резня по всем уровням, на всех глубинах.

Керка охраняли пятеро козлодавов, самых крутых, матерых. С первого денька они набили себе руки, такие не подводят. Но бессонные ночи были хуже любого выползня. Слава Богу все системы, вся автоматика на Гиргее работала бесперебойно, каторгу на века строили, ридориум штука Ценная – на нем триллионы наживали, обогащались сказочно, потому и оборудование ставили добротное. Керк, который прежде кроме сигма-скальпеля и гидрокайла ничего в руках не держал, оказался заправским диспетчером. Он врубал на экраны уровень за уровнем, с ходу решал, кто сам продержится, кому резерв подослать, а кого – коли все полегли, кроме козлов драных – породой завалить да водою залить. Гиргейская свинцовая водичка тяжела, пока всплывут твари, от других и шерсти клока не останется. Только бы этапы вовремя подошли!

– Мочи его! Чего зеваешь! – орал Керк. Малец-салажонок обернулся вовремя, полосанул выползня по глотке, рогатая башка полетела на чугунный настил. Это дробь-двенадцатая! Там все в порядочке, там нормалек! Керк Рваное Ухо все отмечал. Там сами разберутся. Там вражья сила выдыхается! Надо бы к ним через полчасика заглянуть, может, кое-кого или всех в тринадцатую перебросить! Вот где жарко, там всего-навсего семь ножей осталось, а козлы все прут и прут, мать их!

Керк врубил тринадцатую. Точно, он не ошибся. Всемером бьются, не отходят, ребята серьезные. Экран не был какой-то плоскостью с картинкой, он был словно провалом в абсолютно реальный мир. На Керка пахнуло терпким потом, кровищей, гарью. Козлы лезли из забоя – сразу четверо уродов выползло, а там еще прежних разделывают. Надо срочно подмогу кидать! Жалко парней, их вся зона знает. Вон, здоровенный, полуголый, в одних драных штанах – это Сидор Черный, тамбовский сирота, на Галапагосе работал мокрушником, завязал сам, в Бога уверовал – а козлов мочит за милую душу. Приноровились, заразы! Только выскочит, двое за лапы и на растяжку, а Сидор башку долой, да в топку. Вот черти, умные! Так ни один козел не воскреснет, мать его... а чего ему, гаду рогатому, воскресать, тоже еще Иисус Христос нашелся!

– Держись, ребятки! – просипел Керк. – Наша берет!

– Держимся, – глухо проворчал Сидор. И тут же рухнул плашмя. Вылетевший из трещины наверху выползень, сбил его с ног, вцепился в загривок. Но не тут-то было. Два подручных Сидора – Цуга Япончик, кривоногий плотный карапуз в красном платке на лысом черепе, и Роня Дрезденский, красивый блондин с выбитым глазом, в один миг вцепились в волосатые козлиные ноги выползня, сдернули, с ором и руганью начали разрывать на две половины. Но Сидор уже был на ногах, махал своим палашом.

– Стой! Я сам!!!

Цуга и Роня как по команде бросили козла, ринулись на двух других, высунувшихся из-под настила. А Сидор с удалью былинного витязя взмахнул своим титановым самоделом, крякнул как-то не по-воровски, а натужно, по-крестьянски – и развалил ирода рогатого наполы, от плеча до паха. Потом утер капли крови на шее, еще б немного – поминай как звали. Нагнулся над разрубленным, тот уже сползся половинами, начинал прямо на глазах срастаться, тянуть костлявые лапы к горлу человека.

– Экий ты живучий, братец, – прошептал Сидор, – в чем же твой секрет кощеев?! Где ж твоя смерть на кончике иглы? В золотом яйце?! Ну ладно, некогда загадки разгадывать!

Он отмахнул разом обе руки, потом раскроил рогатую голову – половину бросил в забой, другую в пылающую, жаркую топку.

А у металлопластиконового настила над пропастью шел самый настоящий бой. Рубились насмерть, люто, самозабвенно, забывая швырять рогатые трофеи в очистительное пламя, не успевая.

– Четверо в тринадцатую! Мигом!!!

Керк не повторял дважды приказов. Он знал, выполнят. И потому сразу отключил зону. На глубинах пока все нормально. К вечеру верх будет полный, теперь надо на внешние заглянуть, мало ли чего... И прикорнуть, хоть на полчасика, хоть на десяток минут.

Керк Рваное Ухо включил вторую верховую. И застыл с раскрытым ртом – заготовленные слова так и не вылетели из него.

В серо-белесом провале экрана, всего в десяти шагах, хотя зона была в сорока милях над головой, творилось что-то новое и непонятное. Четыре здоровенных андроида в скафах четырьмя пудовыми рабочими гидрозащипами держали на растяжке какого-то немыслимого урода. Был этот Урод метра под три ростом, стоял он на корявых птичьих лапах, будто оживший тиранозавр, грудь его была закрыта черным тускло поблескивающим панцирем, с огромной трехглазой морды свисали пластины, руки и ноги были покрыты крупной и толстой чешуей.

– А этот фраер откудова?! – изумленно вопросил Керк, полуобернувшись к своим громилам, которые только что добили двух особенно настойчивых выползней, и утирали руки.

Козлодавы только плечами пожали. Таких они не видывали.

Керк боялся слово сказать, не приведи Господь, пугнешь кого или сглазишь! Но он видел, что андроиды еле удерживали урода, а двое амбалов с верхней зоны поочередно, мерно и деловито, огромными ручными кувалдами, весом по полтора пуда каждая молотили урода прямо в его поганую рожу, в грудь, по плечам. Керк знал обоих: Джек Громила был когда-то профессиональным боксером в наитяжелейшей категории, потом по романтическому складу души подался в медвежатники, такой мог просто кулаком, безо всяких кувалд убить с одного удара слона, а другой – желтый и молчаливый китаец по кличке Микадо сам был здоровее любого слона, на спор гнул на коленке титановое гидрокайло. Били они на совесть, дружно и тяжко. Но урод держался, не падал. Только скрежетал так, что сердце в тиски сжимало.

– Бронебоем его! Бронебоем!! – не выдержал Керк. Сонливость словно рукой сняло.

Но его не послушались. Вышло все иначе, неожиданно. Щуплый и пугливый негритенок-малолетка, мотавший срок за убийство копа, неожиданно подскочил к уроду сзади с каким-то острым длинным прутом, раскаленным докрасна, и дождавшись, когда тот после удара чуть склонил голову вперед, с визгом, преодолевая дичайший страх, резко сунул свое орудие прямо под пластинчатую завесь затылка. Все четыре андроида разом разлетелись в стороны. Джек Громила и Микадо чуть не поубивали своими кувалдами друг друга, чудом замерли, отшатнулись. И Керк увидел, как огромный трехглазый урод завалился набок, выгнулся и рухнул замертво.

Теперь Керк не сомневался. Они удержат все зоны. Они удержат каторгу! И пускай прет сюда кто хочет! Всем рога поотшибаем! Всех приветим!

Старая ведьма Фриада все видела и все слышала. Ей для этого не нужны были ни экраны, ни камеры, ни прочая чепуха. Гиргея испокон веков принадлежала троггам, и кому как не им знать и видеть, все, что творится на ней. Фриаде было восемьсот шестьдесят пять лет по человеческим меркам. Она знала многое. Но самое главное, она знала, что все приходят и уходят, а трогги остаются. Земоготы были неслыханно сильны, могущественны, горды... а где они теперь?! Нет земоготов, и никогда не будет, зато их сильная и здоровая кровь влилась в жилы дряхлеющих троггов, сделала их почти бессмертными. То же будет и с людьми. То же будет и со всеми прочими, будь у них во лбу два рога, червь в мозгу или три звериных глаза на морде. Обличье – ничто! Фриада знала это. Живучесть – все! Выживают сильные, здоровые и мудрые. Свет не должен продлять существования вьфодков.

– Ты слышишь меня, Хар? – прошептала она.

– Слышу, моя королева, – отозвалось немедленно.

– Что ты видишь?

– Я лишь зеркало у твоих глаз. Смотри! Мрак. Темень. Непохоже на Землю. Фриада часто видела Землю, там светло, даже ночью. Земля это не свинцовые воды Гиргеи-матери, не ее подводные пещеры. Значит, мрак пришел туда. А ведь возносились в гордыне, считали себя всемогущими инеприступными, ха-ха-ха. Земляне молоды и наивны, им легко умирать, легко уходить в небытие. И она не станет им помогать... только одному, и то – стоит ли? Он дал жизнь тысячам, миллионам троггов-зародышей. Он омолодил расу. Что с ним?!

Фриада увидала его и не сразу признала. Кеша был грязен, мрачен, бородат... Бездонные пропасти Вселенной разделяли их. Но теперь Фриада при помощи своего «зеркала» видела все до мельчайших -подробностей. Постарел! Даже Для землянина постарел. Но это неважно. Она снимала все нужное прямо из мозга оборотня Хара, биопространственная тонкополевая связь не могла разладиться и расстояний для нее не существовало. Да, на Земле сейчас не больше двух сотен таких мстителей-одиночек, ночных охотников за нечистью. Остальные – в подземельях, на шахтах, в бункерах, в глубинных слоях – не люди, рабы, скот, мясо и кровь для других. Ах, как понятно, как знакомо все это было королеве Фриаде, повелительнице гиргейских оборотней, получеловеку-полутрогту! Но она может его спасти. Загида, свернутый, полуубитый Загида, в груди у землянина. Он может в любой миг ожить, развернуться, уберечь... или наоборот, убить! И зародыши... сколько их там? Около тысячи, это хорошо, очень хорошо. Но не время, есть дело поважнее.

– Ты знаешь, что тебе надлежит исполнить, Хар, – еле слышно сказала Фриада.

– Да, я знаю, – откликнулся оборотень.

И исчез.

Фриада приподнялась в восходящих струях над сверкающим черным ложем, расправила длинные серебристые, полупрозрачные плавники. Ее седые волосы разметались подобно пучкам густых водрослей, растрепанных набежавшим подводным течением. Вытянутое морщинистое лицо набрякло.

– Мы доставили его, – глухо прозвучало в ушах.

– Хорошо.

Фриада неспешно и величественно выплыла в тронную залу. Тускло мерцающие светильники почти не освещали ее. Но королева-ведьма все прекрасно видела. В дальнем конце искрящейся изумрудами и алмазами глубоководной пещеры два больших извивающихся в пелене вод трогга держали в передних плавниках сеть с уродливым двуногим, двуруким и трехглазым существом. Сейчас это существо пребывало в летаргии и беседовать с ним было бесполезно. Фриада и не желала беседовать с каждой тварью, проникающей на ее планету... тем более, что это и не совсем тварь. Ведь она была тоже троггом, она могла видеть. Да, трехглазый создан не природой, не Матерью-жизнью, вековечной и всетворящей, вернее, не совсем Ею. И уродлив, поразительно уродлив!

Она медленно подплыла ближе.

– Где его взяли?

– Два шарообразных корабля опустились на человечьи стоянки – над Океаном. Они пришли не к нам. Они пришли на уровни. – Трогг был немногословен. Но королева оборотней не нуждалась в многословии, она все видела его глазами, разговор был лишь учтивостью, этикетом.

– Их пришло сорок тварей. Они жаждут войны, смертей, развлечений. Но не они сами...

– Я все знаю, мой милый. Конечно, не они сами. Эти убийцы лишь осязательные, обонятельные, зрительные, слуховые и прочие нервы тех, кто их прислал сюда. Но я хочу знать, откуда они... Мы не всесильны и не всезнающи. Но Ядро нам скажет. Подготовь его!

Трогги с сетью и чужаком уплыли.

Старая ведьма Фриада осталась одна. Она знала и ведала почти все. Но и она не могла объять необъятного. Лишь когда из потемок сверкнули сразу две пары налитых кровью, горящих угольями глаз, она вздрогнула, собралась, вытеснила наблюдательниц. Хватит! Всему должен быть предел! В ее царские покои эти гадины не должны быть вхожи... Нет! Там не обидятся. Там не умеют обижаться.

Она проплыла под низкими рваными сводами, одна зала, другая, третья, везде тишина, покой. Это хорошо, на Гиргее, в ее владениях и должен быть покой. Провал был пуст. Это тоже хорошо. Она застыла над ним. И ощутила холод непостижимых, потусторонних глубин. Она знала, что глубины эти неизмеримы, бесконечны, что они уходят в само Ядро Гиргеи, но не заканчиваются там, а перетекают в иные вселенные – черной чудовищной пуповиной – если где-то в Мироздании была бездонная пропасть, то она начиналась здесь, начиналась Провалом.

Ее не заставили долго ждать.

Те же великолепные оборотни, чуть поводящие искрящимися во мраке плавниками-крыльями, опуская пред ней, королевой, свои покрытые перьями головы на тонких шеях, возложили на Синий камень у Провала прозрачный куб. Трехглазый чужак в нелепо-уродливой позе, с открытыми глазами и растопыренными лапами покоился в граненой глыбе хрустального льда. Все правильно. Так и положено. Хрустальный лед!

– Опустите его!

Последовало легчайшее прикосновение почти безвоздушного сияющего плавника – и куб соскользнул с камня и, набирая скорость, пошел вниз, во мрак глубин. Он никогда не достигнет дна. Ибо дна нет. Но он уже у тех, кто знает все.

Фриада взлохмаченной извивающейся фурией застыла над провалом.

И Голос не заставил себя ждать.

– Что ты хочешь знать о нем?! – прозвучало бесстрастно в ее мозгу. Никто больше не слышал этих слов.

– Откуда он? – вопросила ведьма. – В нашей Вселенной нет таких.

– Он из Иной Вселенной.

– Я знаю это! – спокойно отозвалась Фриада. – Я знаю, что негуманоиды Иной Вселенной пришли к нам, чтобы покорить земные миры. Но в иных вселенных нет таких. Откуда он?

Ледяные струи коснулись ее прозрачного тела, разворошили ворох длинных крыл, остудили. Вместе с ними в мозг проникло:

– Он сам никто и ничто. Он выращен в инкубаторах Иной Вселенной для покорения этой Вселенной и для Большой Игры. Он лишь дает ощущение жизни тем, кто сам не живет. Он нить в ваше мертвое будущее. Ибо миры, в которых он выращен, созданы в будущем и перенесены в настоящее, чтобы произвести на свет его и ему подобных. Ваша Вселенная не будет жить. Рожденные в ней и обладающие властью ушли в иные пространства и времена, ушли по своей воле, обретая лишь смерть и вырождение у вас, и ушли против своей воли, теснимые невырождающимися – ушли в будущее, чтобы дать плоти своей новые формы существования, чтобы стать еще сильнее и властнее, чтобы оттуда, из иных пространств и времен вернуться к вам и покарать вас, не деля на землян и неземлян, покарать в наслаждении и похоти карающих и недоступных...

– Мы убьем этих монстров! – не выдержала Фриада.

– Да, вы можете их убивать. Но им не будет числа, на место каждого истребленного придут двое новых. Большая Игра – это большая и долгая охота, в которой жертва обречена, а срок жизни ее отмерен тем, кто ищет себе в игре развлечения.

Холод стал невыносим. Но Фриада не сдвинулась с места. Ее все глубже затягивало в Провал. Но она не могла уйти без ответа.

– Значит, все мы обречены?

– Да, вы все обречены. Игра идет давно. И счастлив тот, кто пребывает в неведении. Не ищи многих знаний, ибо в них многие скорби!

Фриада выгнулась дугой, взмахнула крылами-плавниками, рванулась вверх. И ее вынесло к Синему камню – в теплые и добрые свинцовые воды Гиргейского океана. Она была потрясена. Но она знала, что довзрывники никогда не лгут – никогда.

– Вон! – заорал взъяренный адмирал. -Вон из моей каюты!

– Вы трус и подлец! – еще раз ледяным тоном, не отступая ни на шаг, заявила Светлана.

–Девчонка! Выскочка! Дрянь! Убирайтесь немедленно!

– И не подумаю.

Седоусый и багроволицый адмирал сжал в кулаке тяжелый бронзовый бюст легендарного флотоводца Ушакова, подался вперед... но все же сдержал себя. Да и кто она такая, собственно говоря! Достаточно ему повести бровью, и ее вышвырнут из адмиральской каюты, а надо будет, так и посадят под арест, чтоб остыла немного, пришла в себя. Здесь такие дела творятся, а ему приходится на эту девчонку тратить время... а еще вдова покойного Правителя, Верховного Главнокомандующего – бред! нелепица! бестолковщина какая-то! За последние сутки уничтожено три корабля – три лучших звездолета из его флота! Они маневрируют, бросая «Ратник» из одной дыры в другую! Все сражения проиграны! Сожгли только два корабля противника, а их не меньше трех десятков! И она еще учит его жить! Она, дескать, была в какой-то там Системе, все знает, все умеет, а они все дураки!

Светлана тоже взяла себя в руки. Не годится обижать старого и заслуженного человека, совсем не годится. Но ведь и бежать с поля боя, бросать Землю, Солнечную систему, оставлять их совершенно беззащитными – этому одно название: трусость и подлость! Лучше умереть!

– Делайте, что хотите, – тихо, даже будто оправдываясь сказала она, – уводите флагман и остатки флота на окраину Метагалактики, хоть куда, хоть к черту на рога. Но дайте мне одну боевую капсулу! Дайте мне штурмовой корабль! Вы же видели мои документы, мои дипломы! Дайте мне десяток добровольцев...

– Молчать! Хватит! – адмирал ударил тяжелым кулаком по столешнице. – На «Ратнике» тысячи беженцев. А вы предлагаете мне идти на абордаж! Называете трусом и подлецом!

– Я ничего не предлагаю...

– А видели вы, что случилось со «Святогором»?! В его трюмах было полтора миллиона людей – наших, русских, матерей, отцов, детей, братьев и сестер. «Святогор» выпустил весь боекомплект. И никого не уничтожил. Они пробили все поля, все барьеры! Они пробрались внутрь и устроили в трюмах мясорубку! Они убивали каждого в отдельности, зверски, жутко, страшно... Не дай вам Бог, увидеть, что там творилось! Я готов один, сам, вот с этими голыми руками идти на них и умереть! Но я не имею права бросить беспомощных, беззащитных! И пусть это будет бегством, позором, чем угодно! Я обязан спасти людей! Мы уходим из Солнечной, немедленно уходим! А вы, дамочка, вы просто... истеричка и самоубийца.

Светлана побелела, кровь отхлынула от лица. Пусть они уходят. Но она останется. Иван не мог умереть. Она обязана вернуться на Землю. Но прежде она должна встретиться кое с кем здесь, в Космосе. И будет только так, как она решила, не иначе. Слишком долго она пробыла в Осевом измерении, слишком много времени блуждала в его призрачных туманах и топях. Не для того Иван вернул ее сюда, вырвал из мира смерти.

– Хорошо, – медленно проговорила она и достала из ременного клапана пистолет. – Раз вы меня считаете самоубийцей, я умру прямо сейчас, у вас на глазах.

С полной решимостью, ни секунды не колеблясь, она поднесла дуло к виску, палец лег на спуск. Слово. Только одно слово...

Адмирал был опытным человеком, умудренным жизнью. И он знал, когда играют на публику, а когда нет. И он ответил тихо, спокойно:

– Будет вам капсула. И убирайтесь с глаз моих побыстрее. Мы уходим через четыре минуты.

– Прощайте! – Светлана встала. Она поняла, что ни о каких добровольцах не может быть и речи. Лишь бы успеть. – Прощайте!

Разгонников было всего два. Хватит. Надо лишь отойти подальше. Если они дадут. Если получится. Теперь каждая секунда на вес золота.

Светлана влилась в кресло мыслеуправления боевой капсулы. Обзорники показывали по обе стороны лишь три корабля чужаков. «Ратник» давно нырнул в подпространство. Где он теперь? Адмирал так и не сказал, в каком месте будет всплытие. Ну и ладно, ну и пусть – главное, чтобы они спаслись. А теперь и ей пора.

Радары цепко схватили координаты правого чужака. Они будут его держать все время, куда бы он ни подевался. Нет ретранса, как жаль! Но слезами горю не поможешь. Светлана собралась, смежила веки. Теперь вниз!

Как и обычно при погружении, пол ушел вверх, голову закинуло назад, в ушах щелкнуло. Порядок! Теперь можно взглянуть на последний снимок Земли... что ж поделаешь, она женщина, она сентиментальна. Она только задала программу, пусть мрак, пусть темень, пусть нет жизни. И все же в инфракрасном спектре, хотя бы очертания, хотя бы облик под вуалью. До всплытия она успеет взглянуть.

– Давай!

Услужливо-гибкая рука бортового «мозга» выдвинулась из паза, протянула прозрачный конверт, вскрывать не надо, все видно и так. Глупость! Бабья дурь! Может, и жить-то осталось совсем чуть-чуть, а она тешит себя... Светлана поднесла объемное галофото к глазам – оно было лишь на ощупь плоское и тонкое, но глаз видел шар, объемный вращающийся очень медленно по своей оси геоид, крохотную «землю» с темными океанами, мрачными пиками, невидимыми городами – не только света, но и тепла, даже капельки тепла в них не осталось. Вот Россия – темная, страшная, гнетущая. Москва... сейчас она даст приближение, вот, еще немного, темные провалы улиц, черные дома, мертвые воды Москва-реки, Яузы. Еще ближе, еще немного – нет, напрасно, там не осталось ничего живого, да и что за детские игры, «Ратник» прощупывал Землю своими сверхмощными локаторами изо дня в день – там пусто! там смерть! Нет... Светлана вздрогнула, откинула голову. Искринка вспыхнула в самом центре черных руин. Да, теперь она видела четко – это было чудом! Золотые Купола! Как и прежде! Как встарь! Они загорелись Небесным Светом неожиданно, будто потаенная лампа вспыхнула внутри плоской фотографии. Чудо! Небесный Свет! Невозможно! Назад! На Землю! Немедленно на Землю! Он там, он жив, они хранят его!!!

В ушах снова защелкало. Поздно. Это всплытие. Совсем поздно. Теперь надо включать разгонники. Она сама выбрала свой путь. Она и тогда, в прошлый раз, когда Осевое навечно растворило перед ней смертные объятия, сама выбирала свой путь. Так суждено. Он спас ее от смерти. Она спасет его. И это странное видение – знак, добрый знак.

Вперед!

Расчет точный, безошибочный. Даже практикант справился бы с подобной задачей. Правда, не в таких обстоятельствах, но все равно. Она должна войти в Осевое измерение за десять-пятнадцать километров до зоны барьерных полей серебристого чужака. Тогда... Тогда будет видно!

Разгонники работали на полную. Вперед! Мыслекресло заливалось внутренними эмульсиями, разогревалось. По всем правилам следовало пойти, пока было время, в гидрокамеру, подключить инъекторы. Но Светлана знала, сейчас игра идет не по правилам. И если ей не хватит своих собственных сил, никто и ничто ей никогда и ни в чем не поможет. И все-таки Небесный Свет был, ей не пригрезилось. Надо бы еще разок поглядеть, внимательней. Нет, потом, сейчас некогда. Скоро не станет ничего кроме стены огня, скоро... Вот он, яркий и дрожащий кружочек малинового пламени. Теперь надо считать, обязательно считать! Сорок... тридцать семь... двадцать пять... Стена бушующего огня, вот она, предвестница чужого мира. Малиновый Барьер! Семнадцать... одиннадцать... восемь... Рука легла на рычаг. Здесь мыслеуправление не срабатывало, здесь начинались предвладения Осевого измерения! Пять... три... один... Пора!

Капсула, мчащаяся со скоростью света, пронзила огненный барьер. Прорвалась! И сразу все пропало – пламя, дрожь, свет, пустота Космоса, звезды. Ни боли, ни ужаса, ни собственного пронзительного крика, будто записанного и звучащего извне... в этот раз она вошла в Осевое. Это была победа! И вместе с ней вошел шар, серебристый чужак. Теперь он в ее руках. И никаких силовых полей нет. Пора!

Светлана подошла к шлюзовой камере. Протиснулась в фильтры.

И они пропустили ее.

Капсула висела в пелене мелочно-белого тумана.

В двадцати шагах от нее стоял искореженный, полуобгорелый шар с серебристыми прожилками – его здорово потрепало при входе в Осевое. Шар стоял на каменистом выступе, его бока лизали белесые языки. Но Светлана прекрасно знала – это все обман зрения, ничего этого нет. В Осевом только она и те, кто был внутри шара, сами корабли с непостижимо-сказочной скоростью мчат сейчас по Столбовой дороге Пространства, чтобы выйти из него там, где пожелает она. И только она. Но кто выйдет из Осевого живым, а кто останется в нем навечно, решит судьба.

Она ступила на твердую и вместе с тем ускользающую почву. Застыла, вспоминая недавнее. Сделалось холодно и жутко.

Она одна здесь. Совсем одна! Живая! В царстве мертвых!

Шар вздрогнул. И прямо из его обгорелого бока, безо всяких люков и фильтров выплыл черный дрожащий сгусток – выплыл и застыл средоточием мрака.

Нет, этого не могло быть. Светлана невольно отпрянула, оглянулась. Капсулы за ее спиной не было – здесь Осевое, не надо забываться. Здесь все призрачно. Значит, призрачен и этот концентрированный мрак. Значит, призрачен... Верховник?! Нет! Иван сковал его навечно в квазиярусах, в узле нулевого времени, на Хархане. Оттуда нет выхода. Он никак не мог оказаться в Солнечной системе, почти у самой Земли. И значит, она не могла его перенести сюда, в Осевое. Но ведь шар перенесся. И те, кто были в нем, перенеслись. Они здесь.

Светлана медленно расстегнула клапан, сжала рукоять парализатора – но ощутила лишь расползающуюся, стекающую слизь. Да, она безоружна, все там, в капсуле, которая со скоростью, в тысячи раз превышающей световую, мчится по Осевому.

– Ты вернулась, чтобы занять свое место в Залах Отдохновения? – проскрежетало ниоткуда. – Все верно, ты и должна была вернуться. Кто вкусил высшего наслаждения, не останется среди смертных!

Это был голос Верховника. Она в его власти. Она просто забылась, переоценила себя, ведь не вся она была в Осевом тогда, после своей гибели. Вторая ее половина, другая ипостась обреталась в «системе», в чудовищно-реальных игровых мирах ненаступившего еще будущего. И там он над ней был владыкой полным и безраздельным. Там она была его рабыней. Система! Большая Игра! Раскалывающая боль пронизала ее мозг. Они слепцы! Они наивные беспомощные дети! Неужели Иван не понял главного перед своей... перед своей смертью?! Простые истины постигаются лишь в конце жизненного пути. Самые простые. Бесспорные. Однозначные. Очевидные. Играть надо только по своим правилам! Если ты поддался сопернику, если ты принял его правила, не жди доброго, не сетуй на судьбу! Ты уже проиграл! Это страшно. Это невыносимо. Они всегда навязывали свою игру, свои игры, они морочили головы, миллионы, миллиарды голов, они лишали зрения и слуха, заставляли видеть и слышать лишь образы, созданные ими, они управляли всем и повсюду, они указывали цели и мишени, они вырабатывали нормы и законы... они всегда навязывали свою игру. И потому они всегда выигрывали! А ведь стоило лишь оттолкнуть их, отринуть от глаз и ушей своих, чтобы узреть мир таким, каков он есть, осмотреться, найти свое место и избавиться от чужаков со всеми их установками, их правилами, их игрой! Только так! Иначе невозможно!

– Когда все закончится, когда мы вернемся, – скрежетало извне, – ты опять станешь рыбкой в моем аквариуме, цветком в моей оранжерее. И ты будешь бесконечно счастлива, ибо тебя минует до поры до времени ужас загнанной и терзаемой жертвы. Ты сделала правильный выбор! Иди же ко мне! Я прощаю тебя...

Светлана ступила шаг вперед, еще один... она чувствовала, как начинается раздвоение, как она снова превращается в русоволосую растерянную Лану, узницу Системы, одну из немногих избранных. Да, это спасение, это единственный путь... иначе, – она видела, как негуманоиды, воины трех сочлененных миров, расправлялись с загнанными жертвами, – иначе лютая мучительная смерть. И ведь никому из растерзанных не предоставляли выбора. Из пропасти забытья всплыла черноволосая, полногрудая красавица с ее бесконечными россказнями, с ее острыми следящими глазками, блаженное, полусонное лицо Вечной Марты... им было, хорошо в Системе, они приобщались к вечному покою, а это неземная, потусторонняя сладость бесконечных грез, это воплощенная сказка... Шаг. Еще шаг. Быть избранной, разве не в этом счастье и отпущение всех мук, страданий, избавление от них, избавление от памяти... Нет!

Она резко вырвала себя из тягучего омута. Нет!

Сгусток тьмы нависал прямо над головой. Достаточно было вступить в него, и она окажется там. Там?! Светлана вздрогнула. Хорошо, она окажется там. Но она будет играть по своим правилам. Да! И никто не остановит ее!

– Иди ко мне! – глухо пророкотало извне.

– Иду! В два прыжка Светлана взлетела на скалистый уступ.

Обрывки расползающегося, истлевшего комбинезона сорвались с ее обнаженного, сильного и гибкого тела. Здесь Осевое, здесь нет одеяний. Здесь подлинно лишь естество. Она оттолкнулась что было мочи и парящей птицей взвилась над сгустком мрака. Но прежде, чем упасть в него, пропасть в нем, перетечь из Осевого в Систему, она, не издавая ни звука, не полураскрыв даже рта, оглушительно, требовательно, властно, как и положено не гостье, но владычице Страшных Полей, выкрикнула в пространство:

– Трон!!!

Верящий в себя обретает силу. Верящий в себя властвует над миром. Игра?! Хорошо! Пусть будет Игра! Погружаясь в беспросветную черную темень, Светлана ощутила, как обтекающее, обволакивающее сиденье Трона принимает ее в себя. Она опередила их. Она сыграла в их игре, в их мире по своим правилам. Вот он – сверхагрегат сверхвласти, в ее воле. Надо опустить руки на подлокотники, расслабиться. Прекрасно. Трон слушался ее, подчинялся ей. И пусть будет свет!

Мрак развеялся мгновенно, словно его и не было.

Ослепительно-безмерное пространство Зала Отдохновений ударило в шаза мириадами хрустально-радужных бликов. Система! Переход свершился мгновенно. Но главное, что она успела! Шансов на выигрыш почти не было. И все же она успела! Теперь вниз, в пересечение квазиярусов, в нулевое время – Мертвец-Верховник там. Сущность его скована полями, недвижна. Все прочее – лишь ипостаси, разбросанные по измерениям и пространствам.

– Не спеши! – прогрохотало вдруг сзади. Светлана плавно, с достоинством, как и подобает обладательнице абсолютной власти, развернулась вместе с Троном. И увидела Верховника. Он был в своем игровом обличий мрачного, огромного, черного средневекового рыцаря, закованного с головы до ног в уродливо-хищные, шипастые доспехи. Черные перья вились над черным гребнистым шлемом, черный, непостижимо широкий плащ развевался за спиной, бросая черную тень... на сверкающий алмазными гранями Трон. Да, Верховник восседал на точно таком же Троне, что и Светлана. Вместе с ним он парил над мраморными полами бескрайнего зала, не имеющего стен.

Сердце сжалось от недоброго предчувствия. Она сразу поняла все. Так и должно было быть. Волшебные Миры. Страшные Поля. Уходящие в них желали обладать всем в своих потехах и игрищах, они жаждали быть всемогущими и бессмертными, всесильными и недосягаемыми. Люди будущего! Конечно, же каждый уходящий в странствия получал свой трон. Это было серийное производство XXVII-ro, XXXIII-го веков! Это были обычные вездеходы и кабинки безопасности будущего для битв, сражений, приключений и путешествий по игровым мирам. Игры переросли себя, превратились в большую реальность, чем сама жизнь. Стали Большой Игрой. Но какое ей до этого дело! Плевать! Сто раз плевать! – Вперед!!!

Всю мощь, всю силу Трона она нацелила, направила на него, восседающего напротив. Сокрушить! Раздавить! Уничтожить! Трон молнией сорвался с места. Ураганные снопы излучений, гравиполей и гипертаранов обрушились на Верховника, грозя испепелить его, стереть с лица Мироздания, сжечь дотла. Но тщетно. Защитные барьеры спасли Верховника. Один трон не мог уничтожить другой ни при каких обстоятельствах, так было заложено изначально, этого и следовало ожидать, нечего было и пробовать!

Светлана закусила губу. Ну и пусть. Он тоже ничего не сможет с ней поделать. Ничего! А теперь вниз!

Оглушительные, искрящиеся водопады падали вверх, поражая феерической мощью, величием. Она пронзала слой за слоем, проникая из пещеры в пещеру, с уровня на уровень, рассекая десятки параллельных измерений, спускаясь по безмерному веретену, прорывающему пространства. И. сверкали неописуемыми огнями сталактиты и сталагмиты, струящиеся застывшими струями, переливались мохнатые лиловые структуры-решетки... Стоп! Она увидала что-то знакомое, почти родное... нет! не может быть, здесь все так изменилось. Пол огромной пещеры был залит мутной зеленой жижей. В ней плавали какие-то трубы, шланги, булькали пузыри. Но не это было главным, нет! На стенах в сплетениях проводов и жгутов, поросших мхом, висели... мертвые, высохшие уродливые тела маток. Они все умерли! Это невозможно! Лана замедлила ход Трона. Надо вглядеться в лица. Страшно! Омерзительно! Но надо. Она проплывала мимо погибших маток, оглядывая каждую, всматриваясь – вот черноволосая, это она. Прочь! Скорее прочь! А вот...

Огромный морщинистый бурдюк с выбивающимся из него дряблым хоботом увенчивала голова с одутловатым лицом, свалявшимися волосами и пустыми глазницами. Полуразложившиеся губы брезгливо свисали вниз... Вечная Марта! Это она! Нет! Невозможно! Она собиралась жить вечно! В блаженстве! В неге! И вот итог... Светлана в голос, душераздирающе закричала. Вечная Марта умерла! Сразу вспомнилось, как и она сама висела здесь, недолго, Иван успел придти за ней, а она не хотела уходить из блаженства на муки и страдания смертной жизни. И вот конец Вечности! Уродливое, обрюзгшее, полуразложившееся-полувысохшее чучело Вечной Марты. Прочь! Прочь отсюда!

Ей надо успеть. Обязательно надо успеть! Скоро заканчивается расчетное время полета в Осевом! Скоро все кончится... а она ничего так и не успела. Верховник идет по следу. Но он ничего не сделает с ней. А она... Она всевластна! Быстрей! На Хархан-А! Только туда.

– Хархан-А! В темницу! – заорала она, не помня себя. Переход свершился мгновенно. Трон натужно гудел, его не жалели, не щадили, но пока он работал исправно. Мрак. Снова мрак. И лязг цепей. И черное тело, висящее вниз головой. И отсвет доспехов. Значит, сам он здесь... Но радоваться рано. Как они были великодушны, как просты! Светлана, еле разжимая губы, чуть не шипя от накатившей ненависти, выдавила:

– Ну, что, бессмертный, созрел?!

– Ты не посмеешь сделать это! – прорычал тот совсем глухо. – Не посмеешь! Светлана засмеялась.

– Распылить! – приказала она мысленно. В мрачной темнице стало светлее – аннигилятор Трона выбросил первый пучок. Расплавленные доспехи шипящей жидкой сталью потекли вниз. Искрящимся ручьем стекли на сырой пол кандалы. Радужно мерцающий зеленоватый шар застыл под титановыми крючьями в потолке. И в шаре этом, стиснутый со всех сторон силовыми полями, извивался жалкий прозрачный червячок с вытаращенными глазами, умирающий жалкий червь. Еще можно было остановиться, отключить аннигилятор, дать задний ход. Но Светлана сурово повторила:

– Распыли его!

– Нет!!! – пророкотало подобно грому из угаа пещеры-темницы. И выявился смутный силуэт Мертвеца-Верховни-ка, восседающего на Троне.

– Распыли его!!! – тоном, не терпящим возражений потребовала Светлана.

И блокировочно-защитный узел Трона отключился. Воля восседающего, троекратно закрепленная в приказе, закон! Зеленоватый шар заискрился – и червя начало раздувать, он превратился в прозрачный пузырь с кроваво-злобными глазищами... и лопнул. Но мерзкие капли не долетели до сырого, залитого расплавленным металлом пола, они обратились сначала в поганый, вонючий пар, а потом в молекулы, в атомы, в ничто.

Вместе с ними исчезла и смутная тень Верховника.

Победа! Она попала в точку! Почти наугад! И она выиграла!

Светлана готова была расхохотаться в полный голос, но вместо этого зарыдала, заплакала, не веря еще до конца в свершившееся. Время истекало. Она прервала рыдания на полувсхлипе, полувздохе. Хватит! Пора! Теперь только туда!

– В армаду!!! – приказала она безоговорочно и властно.

От высветившихся со всех сторон звезд закружилась голова. Мига не прошло. Непостижимо. Теперь не ошибиться... только не ошибиться! Чудовищный чужой звездолет невообразимо уродливой конструкции нависал мрачным стервятником над всеми мирами. Туда! Только туда! Это их корабль! Если она успеет до выхода капсулы из Осевого... Трон задрожал натужным гудом, он делал невозможное, но на то он и был сверхагрегатом ХХХШ-го века. Светлану внесло в рубку управления, швырнуло наземь. Она вылетела из обволакивающего сидения, вскочила кошкой, тигрицей, уворачиваясь от растопыренных когтистый лап негуманои-да. Успеть! Только успеть! Еще двое бросились ей наперерез. Но поздно. Светлана уже впрыгнула в кресло мыслеуп-равления. И всех троих монстров отшвырнуло от нее силовыми защитными барьерами. Она опять взяла верх. Оставались минуты. А возможно, и секунды! Все хронометры и прочая мишура – там, позади, в Осевом. Но совершенно обнаженная, казалось бы, беззащитная, сидя в этом главном кресле звездолета она была сильна и неуязвима. Еще немного! Совсем немного! Что же произойдет?! Она сжалась в комок, видя, как рвутся к ней чудовищные нелюди, как они скалятся в бессильной злобе, скрежещут зубами и когтями, а один и пуще того, выпускает в нее оранжевый луч из какого-то шара, зажатого в лапе. Нет! Время вышло! Они опоздали! В уши начинало давить. Сердце остановилось. Легкие разрывались, жгли огнем все внутри. Это выход.

Это выход из Осевого!

Она переиграла их. Переиграла в Осевом, в Страшных Полях, в Системе! И теперь лишь судьба решит, что выпало на ее долю. В прошлый раз она погибла на входе в Осевое. Теперь она может погибнуть на выходе. Еще немного. Миг!

Дрожь, охватившая тело, стала невыносимой, смертной, и когда не стало сил терпеть, когда Светлана уже прощалась с жизнью, вдруг отпустила ее. Сквозь пелену слез она увидала на обзорном экране Солнце. Родное, доброе, привычное Солнце. Петля замкнулась! Они промчались по Осевому и вырвались в исходной точке. Они?! Светлана еще раз оглядела овальные незнакомые обзорники, перевела взгляд на серые стены с черными переборками. Ощупала кресло – оно было совсем иным, чем то, в которое она впрыгнула в Системе, проникнув в армаду. Да, это шутки Осевого. Все материальное изменчиво, не надо пугаться. Главное, корабль послушен ей! Главное, это не ее капсула, земная, боевая капсула с флагмана «Ратник», а и х корабль! Она выиграла! И Осевое не обмануло ее.

Светлана поглядела вниз – три, искореженных трупа негуманоидов валялись под переборками, они не выдержали, сдохли. Так и должно было случиться. Они не были готовы к такому броску, они еще плохо знали какие фокусы вытворяют многоуровневые миры. Да и что с них взять!

– Внешний обзор! – приказала Светлана мысленно.

И ее команда немедленно была выполнена. Теперь Светлана видела будто со стороны, с расстояния сотни километров обгорелый серебристый шар чужаков, только-только вырвавшийся из объятий Осевого измерения. И она была единственной и полновластной хозяйкой этого смертоносного боевого корабля грядущих, еще не наступивших веков. Она была всесильной. И значит, она должна, она обязана идти к нему, к Ивану. Идти... и спасти его!

Вне миров – Наваждение – Свет. Безвременье. Начало времен.

Безнадежная и жгучая боль. Нетелесная. Страшная. В чем живешь ты, в чем держишься вне миров и пространств?! Неизбывная и непостижимая боль души, обреченной на несуществование вдали от всего зримого и осязаемого, в беспределе небытия. Нет материи. Нет пустоты. Нет света. Нет мрака. Ничего нет... нет даже времени. И значит, нет ни мгновений, ни секунд, ни минут, ни лет, ни веков, ни самой вечности – вне миров и в безвременьи вечность проистекает мгновенно. Лишь боль длится долго, невыносимо долго. Она висит вне всего и не в чем... Ее не должно быть. Но она есть!

Из бездонного всепоглощающего мрака небытия неожиданно, сразу явились два выпученных налитых кровью шара. Чуть позже эти шары приобрели осмысленно-злобное выражение, превратились в два пылающих ненавистью глаза, просвечивающих, прожигающих насквозь. И мрак сразу стал осязаемым, будто ничто преобразовалось вдруг в пустоту бесконечного пространства, а само пространство стало невероятно прозрачным... Хрустальный лед! Вневселенский океан черного бытия – толщи, немыслимые толщи мрака, нависающего со всех сторон на миллиарды парсеков, на бесконечность. Гнет ужаса. Безысходность. Из вод любого океана можно всплыть наверх, из самой глубокой впадины есть путь к свету. Но только не отсюда! Проклятые гаргей-ские гадины! Клыкастые, шипастые, плавникастые рыбины, вечно облизывающиеся своими мясистыми языками – щупальца иных миров. Прогнать! Немедленно! Раздавить! Убить! Нет... глазища прожигали душу, порождая боль еще большую, лютую боль. И негде укрыться от этого взгляда, некуда деться. Ужас! Они преследуют его повсюду, не дают покоя... И сюда добрались! Промелькнувшая мысль оцепенело забилась в тисках просыпающегося сознания. Куда – сюда?! Он ничего не видел кроме этих злобных глаз, ничего не понимал. Ни головы, ни тела, ни рук с ногами не было. Он висел во мрачной толще хрустального льда, висел, не ощущая ни холода, ни жары, ни тепла, ни прохлады. Он мог только видеть. И ощущать эту смертную боль. Кто он? И откуда? И почему он здесь? Почему узнает эти призрачные толщи, этих клыкастых гадин?! Значит, память есть, значит, он помнит... Нет! Он ничего не помнил, лишь смутные тени наползали вереницей и тут же растворялись в тягучем бездонном хрустале черного Океана. Этот Океан и есть само Бытие – необъятное, всесущее, непостижимое, лишь Внутренние Миры которого включают в себя все десять цепей-Мирозданий, семьдесят две Вселенных и тридцать три Антивселенных, Дороги Сокрытия, Осевые измерения и внешние подпространства... и нет ему пределов в беспредельности Его самого, нет границ и краев, а есть лишь перемещение из одной Его сферы в другую, есть перетекание из одной Его формы в другую и скольжение с одной Его двенадцатимерной поверхности на предыдуше-последующую сквозную поверхность по сферам-веретенам, в обход миров плоских... Откуда все это? Откуда?! Боль не отпускала – мучила, убивала... Что можно было убивать в пустоте! По-. стичь Непостижимое – стремление тщетное и бессмысленное изначально, нет ни начала, ни конца, все преходяще и обратимо – ищущий же обрящет лишь смерть свою... Смерть? Смерть?! Ищущий пройдет путем горя, треволнений, унижений, мытарства и страданий... и покинет миры, в коих пребывал он во многих печалях, и обретет вечную муку и боль. Боль? Великий Змей Незримых Глубин?! Лодка с умирающим посреди мертвого, искрящегося волнами океана, бред, видения, грезы и мары... и крохотная змеиная головка, высунувшаяся из вод, мертвые холодные глаза, пристально взирающие на смертного, полуразинутая пасть с подрагивающим раздвоенным язычком – пасть, готовая принять последнее дыхание уходящего, принять и унести его в немыслимые толщи мрака, за миллиарды парсеков от искрящихся волн... Где это было? Когда?! Почему он помнит это?! Да, все так, именно так – крохотная змеиная головка, глаза, не отражающие света, тонкая шея, уходящая вглубь, во мрак самой глубокой впадины, но не обретающая там ни тела, ни хвоста своего, а перетекающая в иные миры и измерения из крохотного пузырька света и воздуха в толщах мрака, микроскопического пузырька, именуемого... Землею, и лишь в самой Непостижимости переходящая в могучую, огромную шею чудовищного, пожравшего миллиарды миров и пространств Змея, чье тело бесконечно во всех началах, объемах и формах, многоглаво и вездесуще, ибо тянет свои нити-шеи во все миры-пузырьки, и в каждом из них, в миллиардах миллиардов миров, смотрит на уходящих черными мертвыми глазами, не отражающими света. Да, он пльи в той лодке, по поверхности, среди искрящихся волн, в бреду, в грезах, в миражах и наваждениях... а потом Змей Незримых Глубин, всевидящий и вездесущий, принял его последнее дыхание... Он мертв! Но кто же он?! И почему эти ненавидящие глаза кровавыми сверлами вонзаются в него... ведь его же нет?! Они пронизывают насквозь, выворачивают душу наизнанку, примериваются, оценивают. Оценивают?! Да, именно так! Он плыл по океану в утлой лодчонке, он умирал от жажды и палящего солнца, и ему грезились тысячи невероятных вещей, над ним распускались ослепительные веера миражей, сказочных миражей, его окружали сонмы призраков, он жил в нереальном, несуществующем мире, но он верил в него, ощущал его полноту, зримость, осязаемость, истинность. И он видел эту высунувшуюся из толщ воды крохотную головку, но он принял толь– . ко ее за призрак, за мираж, а все остальное было подлинным... нет! нет!! нет!!! реальней ее ничего не было во всем Мироздании! Это безумный, жалкий, умирающий в своей жалкой лодчонке предпочитает видеть миражи, а от реальности отмахивается, она ему не нужна. Память возвращалась. Но ведь они не давали ему выбора. Они говорили:

«Ты не умрешь в своей лодке! Ты наш! Мы уже забрали тебя из нее!» Как же так? «Вашу Вселенную ждут чудовищные катастрофы и как венец всего – гибель! Да, вы все погибнете, все до единого во всех мирах! Но мы не имеем права уйти из Бытия. Бытие вне Вселенных – это высшая форма существования разума...» Это они – довзрывники! Но почему он знает о них, и откуда?! Кровавые глазища наплыли на него, поглощая целиком, полностью, впитывая в себя, всасывая – и на какое-то время пришло ощущение, что вернулось тело, что он застыл в скрюченной позе младенца посреди миллионов сотовых двенадцатисферных ячей, застыл остекленевший и живой, закрытый для всех и открытый для них, и явились чудовища, гадины, отвратительные уродцы... и совсем рядом человек с прищуренными глазами, в китайском шелковом халате и с белокурой бородой – высохшая рука, рваный шрам на шее, нукер Тенгиз, Чему-чжин, великий хан, и за ним – ясноглазый, русый, молодой, с золотой гривной на шее и лицом, сведенным гримасой отчаяния и необратимой болезни – Александр.

Они, великие и не очень: цари, вожди, генсеки, президенты, гуманисты и отравители, тираны и благодетели, поэты, писатели, художники, убийцы, воры, растлители, кинозвезды и генеральные конструктора, святые, фюреры, великие магистры и великие шарлатаны, дипломаты, купцы, политиканы, разрушители и созидатели, гении и выродки... и он. Значит, забрали к себе, забрали из лодки, умирающего. Умершего! А раз так, значит, все кончено, ничего больше нет. Они все, великие и малые, остались только здесь, в колумбариях-паноптикумах довзрывников! Они бабочки под стеклом! Высохшие травинки в позаброшенных детских альбомах! Соты, соты, ячейки...

Ощущение ушло вместе с мгновенной и острой болью раздвоения. И он уже не знал и не понимал, почти не помнил, кто там остался в прозрачной ячейке сот – остался или не остался? Ничего не понятно! Сам он, бестелесный, несуществующий, терзаемый безысходной болью, погружался в толщи мрака. И кровавые глазища его больше не преследовали. Уплыла гиргейская гадина! И дьявол с ней. До-взрывники, властелины Бытия, внематериальная цивилизация, бесстрастные наблюдатели... Они сняли слепок с его души, с его тела. А самого выбросили – катись, куда глаза глядят!

Глаза его глядели во мрак. И ничего кроме мрака не было. Он погружался в непроглядную темень Океана Смерти. И начинал – постепенно, смутно – осознавать, что именно этот океан и есть само Мироздание. Жизнь – лишь тончайший слой пены где-то там, наверху, накипь, бурлящая и пузырящаяся пленочка – чуть дунь на нее, и унесется, развеется, полопаются пузырьки... и все живущее и ползающее в них канет в воды Океана, черные, смертные, непроницаемые воды. Кто там в этой пене сейчас? Миллиарды трепещущих и трясущихся, жалких, беспомощных, смертных, окруженных еще живыми пока зверушками, птичками, неувявшей травой, шумящими на ветру деревьями... Ничтожная малость тянущихся к солнцу, к свету, тянущихся, чтобы продлить свою призрачную жизнь – мимолетную, мгновенную, полуреальную. Бесконечно малая, ускользающая величина! Но Бытие, со всеми слоями Мирозданий существует уже триллионы триллионов тысячелетий, вечность – в этой вечности и этих пространствах жили, существовали за всю эту вечность триллионы триллионов цивилизаций, безграничное множество трепещущих и трясущихся, жалких, беспомощных, смертных – и все они умерли, все сгинули в этом Океане, наполняя его из века в век, из тысячелетия в тысячелетие. Живущим там, в пене Бытия кажется, что их живая Вселенная бесконечна, огромна, что она и есть все Мироздание – рождаются в гордыне, живут в гордыне, переполняющей их. И лишь окунувшись в Океан Смерти, растворившись в его мраке, начинают осознавать, что жили прежде в ничтожном и крохбтном пузырьке... но поздно, возврата нет, есть лишь погружение во мрак и ужас небытия, есть бесконечная и неизбывная боль вне времен и пространств. Есть хрустальный лед и прозрачные воды черноты.

Он вспомнил вдруг, как на кровавые шары злобных глаз, прямо перед их уходом накатили две тени, два отражения черного диска. Да, вот тогда гиргейская гадина и ушла, растворилась. Черное солнце! Над черным миром всходило Черное солнце. И мрак его всеочерняющих лучей проникал в темень глубин. Прав был Авварон! Во всем прав... почти во всем! Но откуда всплыло это имя? И что оно значит?! Перед внутренним взором поплыли образы, лики, лица, рожи, морды, извивающиеся и корчащиеся тела, судороги, агония тысяч, миллионов тел... Земля погибла! И он виноват. Но он тоже погиб. Он искупил свою вину своей смертью. Нет! Такая вина неискупима! Память возвращалась, усиливая, ужесточая боль. Горечь и обида пронзали своими нематериальными иглами его нематериальные останки, погружающиеся на дно Океана Смерти. Но как же так? Почему?! Иди, и да будь благословен! Он шел... и он пришел сюда, во мрак, в свинцовые глубины Тьмы?! Что же, каждому будет отмерено его мерой, и каждый получит по делам своим. Значит, так надо, значит, так и должно быть. Вознесшемуся высоко больно падать с высот его. Гордыня! Безумная гордыня... Я – царь! Я – раб! Я – червь! Я – ...нет, хватит! Это расплата за все, закономерная и справедливая расплата. И нечего душу травить, рыдать, рвать волосы... Какие там волосы! Ни волос, ни головы, ни тела – ни-че-го нет! Океан Смерти приял его нетелесную сущность, вобрал в себя, вот и все, и больше ничего. Это расплата!

Тугие свинцовые струи рассеялись. И он замер, погрузившись в вязкий и тягучий ил. Дно? Вполне возможно, одно из множества, один из бесконечно-конечных уровней – кругов мира Смерти. Ил засасывал в себя. И если прежде было видно все вокруг: и вверх, и вниз, и во все стороны, то теперь ничто нижнее не проглядывалось. Лишь мрак, пустота, мутнеющий хрустальный лед – растворившийся, обратившийся в слизистую жижу, истекший наверх. Он истекал сопровождаемый отголосками глухих гнетущих звуков, полуслышным воем и почти призрачным бесовским хохотом. А потом стало тихо. Настолько тихо, как никогда не бывает тихо там, в пене жизни, в жалких пузырьках, лопающихся у поверхности.

И из тишины этой пророкотало:

– Зри, червь!

Нет, глаза его не раскрылись, их не было, и он не мог смежить век, он видел помимо своей воли. И не вспыхнул свет, разрывающий мрак, не затлелась даже самая малая и убогая свечечка. А будто вышло из-за незримых туч снова Черное солнце – и выхватило из мрака своими черными лучами исполинскую, уходящую ввысь тушу существа, восседающего на столь же исполинском троне. Черный трон, черная сгорбленная под непостижимым гнетом туша в черном балахоне, в черном капюшоне, надвинутом на глаза... не было иных цветов и тонов, только чернота, только мрак. И не было бывидно черного в черном, если бы не Черное солнце. Неземное зрение. Потусторонняя явь!

Туша чуть подалась вперед, нависла над ним. И из-под исполинского капюшона черным блеском высветился во мраке черный мертвый глаз. Дрогнули огромные губы, разверглась черная пасть, и вырвалось глухими раскатами неземного грома:

– Ну, что теперь скажешь, Иван?

Он вздрогнул, ощутив вдруг распластанное в поганом черном иле свое беспомощное, терзаемое болями тело. Но встать не смог, червем извиваясь в мути и грязи, в отвратительной засасывающей жиже. Иван?! Да, его так звали – там, наверху, во Вселенной живых, в жалком и трепетном пузырьке. Память вернулась сразу, лавиной обрушилась. И еще большая боль пронзила его – боль пробуждения в самом аду, в преисподней.

И снова раскаты рокота донеслись до него:

– Вот и встретились. Раньше я приходил к тебе, смертному рабу, червю, ползающему во прахе. А теперь ты явился ко мне. И уже навсегда!

Навсегда? А как же иначе! Иван не мог спорить, отрицать очевидного, да и зачем?! Он сам ушел из жизни. И его не приняли в иных мирах. Он оказался достоин лишь преисподней, мрака, тьмы и ужаса.

– Авварон?! – просипел он, превозмогая оцепенение.

– Так ты называл мои тени в ваших мирах, – пророкотало сверху из-под капюшона, – здесь у меня нет имени, здесь никому не нужны имена. И очень скоро в муках и страданиях ты позабудешь свое собственное... а потом, когда душа твоя пополнит Тьму, ты просто уйдешь из мира Смерти, от тебя не останется ничего, ты вернешься в ничто, где уже был, но вернешься, чтобы раствориться в нем навечно. Тебя не будет никогда и нигде. Но душа твоя станет одной из моих ипостасей, чтобы служить мирам мрака во всех сферах Бытия. Да, Иван, ты был моим рабом там, во Вселенной живых, и ты мог выбирать, мог до бесконечности продлить свое существование в цепи бесконечных перевоплощений, тебе предлагали бытие достойное избранных. Но ты предпочел смерть. Ты сам пришел ко мне! И возврата отсюда нет!

Иван чуть приподнялся на локтях из вязкого болота и выкрикнул во мрак, в черные выси:

– Ты сам сатана? Ты властелин преисподней?! Дьявол?! Теперь из-под капюшона высверкнули тьмой оба глаза. Рокот сделался приглушенней.

– Здесь нет имен. Ты плохо слушаешь, что тебе говорят, червь. Это там, наверху, вы наделяете все именами. Власть же моя над тобой воистину безгранична! Ты мертв. И ты в моем царствии! И участи твоей не позавидует ни один из смертных, низринутых в Океан Смерти за миллионы лет!

Безысходность! Как знакомо было это чувство Ивану. Но никогда прежде оно не-давило столь беспощадно и неотвратимо. Это наказание. За грехи. За чудовищные, непрощаемые грехи, кои свершил он, будучи живым, на Земле и во Вселенной. И нет грешника равного ему, потому и участь его будет самой страшной, самой лютой, и воистину, не позавидует ей ни один из мучеников ада, на каком бы его кругу он ни принимал мук своих. Все! Время разбрасывать камни, и время собирать камни. Время задавать вопросы, и время держать ответ. Держать в диких страданиях, чтобы потом исчезнуть навсегда, чтобы твоя душа... твоя единственная, богодухновенная, стала черной тенью, не принадлежащей тебе, но принадлежащей аду?! Невыносимо! Там, наверху, он мог биться, драться за себя и свою душу, там, именно там, решалось все! И вот решилось... А здесь он беспомощный червь. Обреченная жертва. И на самом деле, какая разница, как звали и как будут звать его мучителей и губителей. Это наверху они были бесами, бесенышами-ис-кусителями, вселявшимися в его бессмертную душу – он мог давать им власть над собою, мог изгонять из себя, брать верх над ними. Но здесь они полные господа, здесь их власть! Вот такой конец. И все... И больше ничего. Прав проклятущий демон ада Авварон Зурр бан-Тург в каком бы там воплощении он ни пребывал ныне, прав! Он сам выбрал свой путь и свою участь. И это его, в конце концов, право. Но он, Иван, увел за собой в океаны небытия миллионы, миллиарды душ – это он привел нечисть во Вселенную живых, он открыл ей сквозные каналы, распахнул перед нею все двери и ворота. И не будет ему за это прощения никогда! Никогда! И мало ему за грехи его! Ибо неискупимы они. Неискупимы !

– Чего же ты ждешь, – прохрипел Иван, падая лицом в зловонную грязь, – приступай! Мы долго говорили с тобой, все уже давно переговорено, теперь я в твоих руках... и не отрицаю своих грехов. Хватит болтать. Берись за дело!

Рокот стал громче, перешел в подобие довольного утробного смеха. Авварон сдержанно и величественно торжествовал. Каждая душа, самая малая, самая черная и поганая, гадкая и пропащая, – все равно его победа, его добыча. И уже не имело значения, кто с кем и когда вел беседы, кто кого искушал... Все кончено.

Исполинская черная туша стала медленно, невероятно медленно подниматься, нависая над беспомощным, распростертым ниц телом, простирая над ним свои черные исполинские лапы, будто предвкушая сладостное ощущение близкого прикосновения к обреченному, отданному в вечную муку на вечные времена.

И когда оставалась самая малость, один миг до безвозвратности и свершения кары, из непомерного мрака нависающих свинцовых вод, из непостижимых высей пробился тоненький луч золотистого искрящегося света, вонзился в распростертое и ничтожное тело, высветил его в адской ночи. И исчез, унося с собою обреченного.

Сатанинский, подобный тысячам раскатов грома злобно-надрывный вой сотряс черные толщи Океана Смерти, прогрохотал миллионами горных обвалов... и растворился во мраке и глухой, недоброй тишине, пробуждая терзаемых в кошмарах, проникая смутно-зловещими отголосками в души спящих.

Прикосновение к челу было легким, почти неощутимым. Иван открыл глаза. Но никого не увидел. Склеп. Сырость, темень. Холодные плиты гробницы. А вверху... перекрытия, перекрытия, высокие своды, золотые купола. Знание пришло сразу – непонятное, странное, но не тяготящее душу, а легкое, светлое. Все понятно. Значит, он просто очнулся в этом темном склепе, ожил. Значит, пуля не задела сердца, прошла мимо... Он провел ладонью по лицу и не ощутил ее прикосновения, надавил сильнее – и рука прошла через кожу, кости черепа, прошла насквозь будто ничего и не было. Ожил? Как бы не так! Сразу набежали свежие воспоминания. Мрак. Ужас. Океан Смерти. И черный демон. Стало еще холоднее. Он поднес обе ладони к глазам и увидел их – значит, они есть! Но легкое и светлое знание, невесть как прокравшееся в него, шепнуло: нет, их нет – ни рук, ни ног, ни сердца, ни мозга. И тогда он вдруг испугался... Это раздвоение! Он болен! Он тяжело и страшно болен. Надо встать!

Иван резко согнул ноги, скорчился на боку, потом перевернулся, выпрямил спину, встал. Ему не смогла помешать толстая и холодная плита над головой, он прошел сквозь нее, как сквозь туман прошел. И замер. Он боялся обернуться. Он уже все знал. Там, в каменном ящике, в гробу лежит его тело. Увидеть самого себя... Надо увидеть! Он обернулся, медленно сделал два шага, всего два. Взгляд уперся в шершавый камень плиты, пронзил его... Пуля не задела? Прошла мимо? Как бы не так! В гробу лежал труп с развороченной грудью, с дырой в сердце. Пуля попала, куда ей следовало попасть. И нечего тешить себя надеждами. Это он сам – мертвый, серый как холодная шершавая плита, окаменевший. Значит, все, что было, не сон, не наваждение: тело лежало здесь в сыром и холодном саркофаге, а душа его спускалась в глубины самой преиспод-чвй, цепенела во прахе пред демонами ада... Но почему же она вынырнула из бездонных глубин Океана Смерти? Почему?!

И вновь будто некто невидимый коснулся легкой и прохладной рукой его лба. Иван отпрянул, вскинул голову. И успел заметить скользнувший под темными сводами золотистый лучик.

Он тут же отвернулся, сгорбился. Зачем все это? Зачем его тревожат, не дают покоя... Покой?! Нет! Он должен быть там, и только там – во мраке! преступление его чудовищно! ему нет прощения и пощады! Прав Авварон, конечно, прав. Но дело не в колдуне-крысеныше, мало ли искусителей, бесов, демонов! Сам виноват. Во всем! От начала и до конца! И нет такой пытки, такой муки, которая стала бы для него чрезмерной. Туда! Во мрак! Ему нет места ни на Земле, ни в Свете! Его место в илистых болотах преисподней, в огне, в кипящем масле! И почему они мучают его неприкаянную душу, мучают здесь, на Земле?! Даже если случится несбыточное, и они дадут ему надежду, он сам не простит себя. Никогда!

Иван упал ниц на каменную крышку гроба. Он взирал сквозь нее на свое страшное, мертвое тело. И молил кары, кары для себя, для того, что от него осталось – для его бессмертной души. Бессмертной?! А имеет ли она, свершившая столь много непрощаемых злодеяний, право на бессмертие?! Нет! Только туда! Только вниз! В Пристанище! В последнее пристанище черных, загубленных душ!

Легкая рука коснулась его затылка.

Иван обернулся – резко, запрокидывая голову.

И замер в неудобной, изломанной, но не ощущаемой им позе. Он ожидал увидеть что угодно и кого угодно: демонов, чудовищ ада и Пристанища, оборотней, призраков, слуг выродков и серых стражей Синдиката, выползней, студенистых гадин и гиргейских клыкастых рыбин, иномерных носителей Черного Блага, зоргов, врагов, ненавистников, палачей-мучителей, а может, и друзей-товарищей, ушедших вслед за ним его дорогой... в конце концов, сам черный дух злопамятной планеты Навей, старую ведьму в развевающемся на ураганном ветру черном балахоне...

Но явилось ему совсем иное.

Прямо над ним, пепельноволосый и сероглазый, источающий золотистый свет и расходящееся кругами мерцающее сияние, высокий и поджарый, в белом хитоне, перетянутом алыми ремнями, в золотисто-красных наручах и поножах, с открытым светлым челом и блистающим взором стоял Вождь Небесного Воинства.

– Ты?!! – От неожиданности и накатившей горечи Иван

лишился дара речи.

– Я пришел за тобой, – тихо проговорил Архангел Михаил.

И протянул легкую и сильную руку.

Красный, слегка выпуклый щит в золотом обрамлении чуть дрогнул на его плече. Ослепительная огненная молния пробежала по лезвию хрустально-прозрачного меча, висящего без ножен на бедре, скользнула в золотую рукоять, рассыпалась тысячами бликов в рубиновом навершии. За спиной у Архистратига не было ни мрачных сводов, ни стен – необозримая и светлая даль уходила в бесконечность, и из нее веяло очищающими ветрами.

– Нет! – в бессилии прохрипел Иван. – Я проклят навеки. Ты мучаешь меня. Уходи!

Еле заметная улыбка раздвинула уста Небесного Воителя. И он снова коснулся своей рукой Ивана, возложил ее на вздрогнувшее плечо, сжал.

– Ты мой воин. И ты исполнил то, что тебе надлежало исполнить. Не терзай себя сомнениями. Пойдем! Он ждет тебя!

Иван сполз с каменной плиты, медленно, пятясь и не спуская взгляда с Архистратига, отошел к сырому камню, забился в угол. Он не должен был идти к Свету, не имел права! Он, свершивший черное дело, сгубивший свою душу.

– Нет! – выдавил он в отчаянии. – Ты... ты заставил меня поверить, ты дал мне силы, благословил на то, что случилось. И ты обманул меня. Ты бросил меня! Уходи!

Если бы он мог, он разбил бы плиты, прожег бы землю, прорвал бы все пространства и измерения, чтобы провалиться туда, откуда его вынесло на Свет Божий неведомой и благой силой. Вниз! В преисподнюю! Там его место! И нет прощения, не может его быть. Не может!!!

Небесный Воитель своими стальными немигающими глазами смотрел прямо в душу. И бились на ветру его разлохмаченные пепельнорусые волосы, развевался длинный белый плащ с алым подбоем. И не было в его глазах ни гнева, ни раздражения, ни обиды. Свет стоял в них.

– Ты не свершил ни единого греха, за который следовало бы просить прощения, – промолвил он, – кроме... кроме одного – ты оказался слабым духом, ты сам ушел из жизни, не тобою дарованной. Ты не имел права обрывать ее. Ты не имел права верить никому. Ни-ко-му! Ибо сказано было тебе: Иди, и да будь благословен! Ты же, отринувши силы всеблагие и пресветлые, поддавшись видимости телесной, но не духовной, узря кровь и страдания подобных тебе, не выдержал, попал в прельщение искушающих тебя и в последний час свой ушел от исполнения возложенного на тебя... Но ты исполнил все. Ты успел. Тебе не было открыто дальнейшее. И потому ты не там, во Мраке, но здесь, у подножия Света. И не нам решать судьбу твою и мерить грехи твои. Ты был одним из нас, ты был воином нашим – воином Небесного Воинства в земных пределах. И мне нечем укорить тебя. Каждый воин бьется, пока достает ему сил, а потом он бьется сверх силы своей... Ты бился до последнего. И ты не победил. И судить тебя будут Там. Пойдем, Он ждет тебя!

Будут судить? Там? Иван чуть подался вперед. Он бился до последнего? Сверх силы своей?! И поддался прельщению, искушению бесов? Но какое же здесь прельщение! какое искушение, если погибла Земля, погибает человечество, силы тьмы проникли в миры Света и упиваются кровью жертв, это он ускорил их приход! это он не смог остановить их! Так почему же не изгоняют его, но призывают? Ты не свершил ни единого греха... Они просто не знают, не ведают! Нет, глупости, бред... Там знают и ведают все. И пусть он негодяй, преступник, черная душа. Его зовут Туда. И он должен идти!

– Пора!

Архистратиг простер светлую длань к Ивану.

И тот коснулся ее своей дрогнувшей рукой.

Свет пришел сразу. Не было ни пути, ни дороги, ни перемещений. Исчез куда-то могучий и печальный витязь. Исчезли своды, стены, плиты, гробницы. Все прежнее растворилось и ушло в никуда, оставив истинное, подлинное, единственное сущее в Бытии.

Иван стоял в светлой и пустой комнате, совсем небольшой – белые, окутанные чуть клубящейся дымкой стены были рядом: пройди пару шагов, протяни руку... Он так и сделал, но стена отдалилась ровно на столько, на сколько он приблизился к ней. Повторять Иван не стал. Он и так знал, здесь нет стен, и нет комнат, и даже сверкающих и блещущих залов здесь нет, тут все иначе, и мерки здесь иные... а стены – для него, чтобы он не ощущал себя совсем чужим в чужом мире. Но он и не испытывал подобного ощущения. Он жил в эти мгновения иным – ожиданием Суда. И он страстно, неистово желал, чтобы все произошло как можно быстрее, чтобы его низвергли отсюда в черную пропасть – скорей! скорее!! скорей!!! Ибо не было уже сил ожидать возмездия за свершенное. Не было никаких сил! И надо было взывать к Господу, молить о прощении, каяться. Но он не решался вымолвить имя Всевышнего, ибо содеянное не давало ему прав на то: не ему, грешнику и злодею, непрощаемому преступнику, взывать к Тому, Кто с праведными и чистыми. Нет, не молить о пощаде, но смиренно ждать заслуженной кары. Только так!

Иван опустился на колени, выпрямил спину и склонил голову.

Он стоял так долго, усмиряя страсти в бестелесной груди своей, стоял, глядя в белесый, клубящийся полупрозрачным, призрачным туманом пол, стоял, ощущая, как тревоги и боли уходят, а на смену им вливаются в душу покой и смирение.

Он стоял так до тех пор, пока все суетное и наносное не изошло из него, растворяясь в белесом тумане и истекая с туманом прочь.

И когда все это свершилось, когда тягостное чувство ожидания покинуло его и душа растворилась в благостном покое, он услышал совсем рядом тихий голос:

– Встань.

Иван встал. Поднял голову, открыл глаза. И увидел пред собою человека. Обычного, немного усталого, будто опечаленного чем-то. Никакого сияния не исходило от него. Не было за его спиной ни призрачного воинства, ни светлых и чистых, необъятных далей... ничего. Все одеяния человека состояли из одной лишь грубой и длиннополой льняной рубахи, перепоясанной по чреслам серой веревкой. Широкие рукава рубахи скрывали запястья, оставляя открытыми руки с тонкими и длинными пальцами. Был он бос, простоволос. И ростом не превышал Ивана. Он смотрел в Ивановы глаза не снизу, и не сверху, а прямо, будто точно такой же смертный, не возвеличивающий и не унижающий себя пред равным. Жилистая шея, вздымающаяся из распахнутого ворота рубахи была сильной и гордой. Длинные и светлые, русые волосы не закрывали высокого чистого лба, спадали на плечи. Короткая борода и усы были столь же светлы, но совсем не старили человека; Прямые тонкие губы, прямой, небольшой нос без провалов и горбинок, прямые, ровные брови – все было соразмерно в этом лице, без гримасливых извивов, изгибов, перекосов, надломов, выпучиваний и выпячиваний. Ослепительная соразмерность простоты... По Образу и Подобию! До Ивана только теперь дошел подлинный смысл этих слов. Пред ним был именно Образ – образ не Всевышнего, но того человека, что был создан Всевышним по Своему Подобию. Глубокие серые глаза смотрели на Ивана. Но не пронизывали, не прощупывали, не прожигали. Наоборот, они несли в его глаза свет и покой, они наделяли чем-то непередаваемо высоким и добрым. И Иван уже знал – это Он, являвшийся людям во искупление грехов их, а теперь призвавший его, Ивана, к Себе.

– Ты был благословен, – тихо проговорил человек, – ты был избран. Много званных... да мало избранных. Так почему же ты лишил себя жизни, отдавая душу свою во власть демонов? Ведь душа твоя – это часть Меня самого, часть Бога, дарованная тебе. И ты отдал Меня им? Почему?!

Иван молчал. Он не мог опустить головы, не мог отвести глаз. Теперь все было доступно ему – все, от начала и до конца, ибо Он, стоящий пред ним, и есть и начало, и конец, альфа и омега. Первый и Последний во всем и всему. Но ведь Он, Творец и Создатель мирозданий, наделил созданных Им смертных свободной волей. Он дал им право выбора... а значит, каждый пред совестью своей и пред Богом волен выбирать в тяжкий час, жить ему или не жить...

– Я не боялся лишений и тягот, – начал Иван, превозмогая себя, – шел на муки, страдания, пытки, шел на смерть ради созданных Тобой. Но я всегда верил, что Ты ведешь меня, даже когда бесы терзали мою душу, бросали ее во мрак, я верил, такова воля Твоя, такова высшая справедливость! Ни разу не усомнился я...

Серые глубокие глаза будто пеленой подернулись, чуть дрогнули прямые тонкие губы.

И Иван понял.

– Прости! Покривил душою... были сомнения, были! Терзали и они меня подобно бесам. Но всегда верх брала вера, всегда в сердце мое стучало: Иди, и да будь благословен! И я шел. Шел до последнего часа! Но когда оглянулся назад, на содеянное, на разрушенные города и села, на горы мертвых тел, на сожженные нивы, втоптанные в прах святыни – и увидел торжество бесов на Земле и во всех мирах земных, горько и тяжко мне сделалось, и открылось, что их наущениями жил, их похоти претворял в бытие наше, их орудием был на Земле. Вот тогда и понял – будто смертная молния пронзила душу – понял, что отказался Ты от меня, бросил, отвернулся на веки веков. И вот тогда, когда не осталось на Земле судей надо мною, сам себя осудил я и по делам своим казнил себя смертной казнью – ибо иной участи для себя не видел! И место мое, Господи, в преисподней!

Иван выдохся. Умолк. Он хотел упасть на колени, упасть ниц, не вымаливая себе прощения, но сознавая свою низость. Он не имел никакого права стоять рядом с Ним, вровень, глядеть в эти глаза – притягивающие, наделяющие умиротворением и покоем, силой и верою, нет, не имел!

– Не суди, и не судим будешь, – ответил человек в льняной рубахе, человек, воплощающий Нечто Высшее и Обладающее правом судить. – Ты хочешь все понять, ты желаешь уяснить Промысел Высший? Но вместо этого ты идешь на поводу у гордыни своей и тешишь бесов. Ты свершил тяжкий грех, лишая себя того, что не тебе принадлежит. И ты не имел права на суд и казнь, ибо наделен смертный свободой воли, но не наделен даром предвидения, и не может знать, что ожидает его в грядущем. За черными полосами жизни, за провалами в пропасти адские следуют полосы светлые и чистые, подъемы к горним высям... Ответь, ты знал, что ожидает тебя?

– Нет, – прошептал Иван, – я мог лишь предполагать... все рушилось, все погибало, почти уже погибло! Значит, и я должен был погибнуть!

– Пред твоим последним решением отрылось тебе по наущениям дьявольским, что ведомый черными силами разрушил ты мир людской. И ты поверил в наущения эти?! – вопросил с укором человек.

– Поверил, – сокрушенно ответил Иван. – Поверил в то, что видел своими глазами.

– Глазам твоим не дано зреть истинного. Одна душа обладает зрением подлинным. А ты не прислушался к душе своей, шептавшей тебе в самые тяжкие минуты: Иди, и да будь благословен. Я открою тебе правду. Да, в мытарствах твоих и злоключениях зачастую бесы-искусители и темные силы вели тебя по жизни, вели путями коварными, многомудрыми и хитростными, плетя черные паутины козней своих, прибирая в черные лапы свои грядущее рода людского... и ты был их орудием, ты прав!

Иван вздрогнул, слеза выкатилась из глаза, но он не смел поднять руки, утереть ее. Значит, все так, значит, это правда – он сам был разрушителем, выродком. И к чему тогда все эти беседы, к чему?!

А серые глаза смотрели в его душу тихо, покойно и ласково, без осуждения и гнева, но любя и сострадая.

– И казалось им, пребывающим во мраке, что обретают силы они и покоряют миры вселенных. Гордыня! Бесовская гордыня! Ни тебе, смертному, ни им, порождениям тьмы, не дано знать Промысла Вседержителя! В гордыне своей обретались они, не ведая, что дотоле исполняются замыслы их, доколе угодны они Творцу. Ибо и силы мрака, бесы и демоны подобно человеку и свыше того обладают полной и неограниченной свободой воли и действия... Всякое порождение сущих и внесуших миров по воле своей должно показать, чего ради оно явлено было в свет или во тьму, на что способно в существовании своем и куда приведет себя, обладая свободой выбора. Но вели они тебя и творили тобой нужное им лишь в той мере, в коей непротивно то было Воле Высшей. И ты доказал это, ни единожды не пойдя против своей совести, а стало быть, против Бога. И вина твоя лишь в одном – ты оказался слаб... ибо человек!

– Слаб? – переспросил Иван. Он не мог поверить в услышанное. Но ведь иными словами примерно о том же говорил ему и Архистратиг... Неужели нет на нем греха кроме самоубийства? Неужто невиновен он в гибели Земли и рода людского, и лишь испытанием тяжким напасть эта была послана человекам?! Ведь он делал все, что мог, он бился пока хватало сил, а потом бился сверх силы?! Нет, он не мог до конца уверовать в безвинность свою, не мог. Совесть жгла душу. Палила нещадно.

– Да, слаб человек. Даже такой как ты, избранный. Я отворил дверь пред тобою, и никто ее не сможет затворить. Помни об этом. Ни люди, ни бесы, ни ты сам! И простятся тебе грехи твои. И как ты сохранил слово терпения Моего, так и Я сохраню тебя от годины искушения, которая придет во Вселенную, дабы испытать живущих. Сядь!

Иван повел глазами и увидел низкое деревянное креслице, совсем простенькое с подлокотниками и коротенькой прямой спинкой. Он опустился на него. И нетелесная, навалившаяся тяжесть покинула душу. Покинула вместе с гнетом давящей, неискупной вины. Теперь пришел покойполный, непонятный, непривычный. Это было чудом. Не виноват! Он чист перед Богом, перед людьми, перед собой. И больше ничего не надо! Нет... но ведь там, на Земле и в мирах Федерации, ничего не изменилось, там господствует нечисть, там льется кровь, там гибнут не одни лишь тела землян, но и их души. Как же так?

– Господи! – взмолил он, простирая руки к сидящему напротив. – Не оставь тех, кто во власти сатаны! Там творится страшное, чудовищное, это невозможно описать... но Ты и Сам все знаешь. Ты же Всемилостивый! Ты Всемогущий! Спаси их!!!

Иван готов был сползти с кресла, упасть на колени перед сероглазым человеком, пред образом Того, Кто не имеет пределов ни в чем, Кто может все изменить за минуту, в одно-единственное мгновение – мановением Своей Руки. Но неведомая и добрая сила не дала ему простереться ниц, удержала в кресле.

– Не для того создан Мир, – кротко ответил русоволосый человек, – чтобы Божественной Дланью вмешиваться в него и Ею наказывать виновных, усмирять зарвавшихся, возвышать праведных... Ты знаешь об этом. Творец может уничтожить Мир, может изменить его по Воле Своей. Но тогда это будет другой мир и будет нарушена свобода воли живущих в нем. Нет! И силы тьмы, и Силы Света не карают и не одаряют сами. Лишь верящие в них, верящие по своей воле, свободно и истинно, становятся их руками, их перстами в Мире. Ты познал многое. Но ты обязан познать главное – сам Мир должен определить свою судьбу.

– А как же... Ты?!

На Ивана обрушилась вся тяжесть непредсказуемости Бытия. Если все так на самом деле. Земля обречена и человечество обречено... Мир уничтожает себя, убивает. И Благие Силы не вмешиваются, не хотят защитить его!

– Не впадай в уныние и отринь суетность из сердца своего! – тихо проговорил человек. – Или ты уверовал в могущество дьявола и не веришь в Мои силы? Соберись с мыслями, напрягись... и скажи Мне, что было изречено Мною для врагов Моих?

– Возлюби ближнего своего... – оцепенело выдавал

Иван.

Кроткая улыбка коснулась губ сидящего напротив. Не всякий есть ближний. Я же тебя про врагов вопрошаю.

– Не укради, не убий...

– И это верно для ближних. Но иного жду Я!

– Прости, – прошептал Иван, опуская глаза, – я в смятении и ум мой в смятении. Скажи Сам о врагах Твоих.

Тень набежала на утомленное и светлое чело, сдвинулись к переносице прямые темно-русые брови, стальным блеском сверкнули глаза.

И голос прозвучал твердо, непреклонно:

– Мне отмщение, и Аз воздам!

Просветление пришло нежданно. Будто небесный свет вспыхнул не снаружи, а внутри Ивана. Да! Он все понял. Мир сам должен находить ответы на все свои вопросы, и не дело Вседержителя вмешиваться в суету сует и всяческую суету созданий, наделенных волей. Но пришедших к Нему, обратившихся к Нему во спасение этого погибающего мира, то есть, тех, кому не чуждо божественное в мире, кто верит в Него, Он наделяет частью Своей Силы и Своей Воли. Он не придет в мир с мечом, но...

– Ты будешь Моим мечом в мире. Мечом Вседержителя! Ибо в битве Добра со злом. Света с тьмою нет места кротости и всепрощению, а есть место воздаянию по делам. На тебя возлагаю Я жребий этот!

Иван в страстном и благом порыве вскочил с креслица, ринулся вперед, желая припасть к коленям Спасителя, прижаться к грубому льну рубахи... Но Тот поднял руку ладонью к нему, остановил.

– Не спеши. И выслушай, что поведаю тебе! Иван вцепился в деревянные подлокотники. Он весь был внимание.

Надежда! Она промелькнула светлой быстрой птицей. Ее не было. И вдруг она появилась. Значит, мир еще не погиб, значит, можно еще все остановить?! Он готов был свернуть горы. Все тяготы, лишения, муки, через которые он прошел, были в эти секунды забыты. Если надо он пройдет сквозь огонь и лаву, ничто не сможет остановить его... но как?! Он же мертв! Его нет! Ну и пусть! Может, Господь дарует ему возможность влиться в незримое духовное Воинство Неба, и оттуда направлять карающие, разящие удары воинов земных. Только бы они были, только бы они пришли эти земные воины – пришли и отстояли Землю от нечисти, от выродков, от тьмы!

Серые глаза смотрели и видели все. Тепло, исходившее из них, завораживало Ивана, не давало войти в неистовство, раздражение, раж. Они приобщали к себе, и он становился частью их, он становился частью Вседержителя – малой, пока еще слабой, мятущейся, но частью.

– Я не даю тебе силы особой и всесокрушающей, – сказал человек, – я даю тебе лишь Дух и вкладываю в твою руку Свой Меч. Но прежде ты должен узнать большее, чем ты знаешь. Ибо во мраке пребываете вы, рожденные на Земле, во мраке и в путах дьявола. Вы всегда верили тем, кто прельщенный гордыней и бесами, нарекал себя избранниками Моими и вершил дела от имени Моего. Не будем поминать тех, кто привел вас к апокалипсису вашему, – ибо они выродились, обретая власть над вами, и ушли ныне во мрак к своим истинным властителям. Вы же, доверившиеся лжеучителям, сами погрязли в духовном мраке. Оттого и гибнете. Ты долго шел по жизненному пути в исканиях истины, и ты один из немногих, кто приблизился к ней... но так и не открыл двери, что открыта для видящих. Ты много сделал доброго в мирах смертных. И потому отпускаются тебе все прегрешения. И будешь ты воскрешен и возвращен на Землю, в мир, породивший тебя!

– Воскрешен!!! – Иван еле сдержался, чтобы не закричать во все горло.

– Да. Ты рано ушел оттуда. И ты вернешься. Но прежде, чем ты исполнишь на Земле Волю Мою, предстоит тебе пройти чрез очистительные круги Света и приобщиться к излюбленным сыновьям Моим. Ибо наделил Я их благодатью и просветлением. Две с половиной тысячи лет назад пришел я к смертным с Благой Вестью, прошел путем крестным и принял мученическую кончину во искупление грехов их. И открылась Истина сначала избранным, а потом многим, и явилась на Землю Православием, и неубиенна и жива по сию пору. Дети мои во храмах Православных проповедуют ее...

Иван стиснул зубы. Он знал другую истину, истину конца света – храмы разрушены, они во прахе и тлене, повсюду кишит нечисть, изгрызающая священнослужителей, оскверняющая святыни. Гибнет Вера Православная!

– ... проповедуют, ибо несокрушима! И не все видится телесным оком! Но не о том хотел Я сказать тебе. Православные наставники, с коими вел ты беседы, подарили тебе Новый мир, спасаемый Благой Вестью. Им открылась Истина с приходом Моим. Но не вновь явилась она на Землю, а жила предвечно в сынах Моих, предшествовавших апостолам Моим и ученикам Моим. Дик, слеп, страшен и темен был мир до прихода Моего. Но были в нем избранные, как есть во мраке ночном сияющие звезды. Ибо без них бы канул род людской в пропасть адскую безвозвратно. Тридцать тысячелетий предуготовляли сыны Мои приход Мой. Тридцать тысячелетий хранили они божественный огонь душ людских среди звериной тьмы и животной мерзости. Ведь не одни одухотворенные были посланы в жизнь земную, но и тени их, порожденные дьяволом, – двуногие и двурукие животные, алчущие богатств земных, сил убийственных, власти над себе подобными и прочими. И шел Род одухотворенных по свету под водительством сынов Моих и под знаменем Креста, шел изначально наделенный Моим Знаком! И вели его те, кого звали ведами или волхвами. Не язычниками были они погаными и не бесопоклонниками, как нарекали их лжепроповедники позже. Но сынами моими, постигающими Истину и несущими Ее в Род созданных по Образу и Подобию Моему! Велик и светел был путь их, но и горек и тяжек! Провели они Род избранных за тридцать тысячелетий по материкам и странам. И породили тысячи племен и народов, дали им язык и обычаи, веру в Светлый Животворящий Крест Небесный и его скорое и непременное вознесение над погибающим миром, в коем властвовали зримо и незримо двуногие выродки бездушные. Все доброе и светлое в мир людской принесено было сынами Моими. И были они свечами Моими в лютой ночи. И возвышался Род, ведомый ими... и падал, и снова возвышался. И одерживали победы они славные... и несли поражения, претерпевали гонения от звероподобных в людском обличий. Ибо кого любит Господь, того и испытывает! В иных землях и среди иных народов блюли они чистоту Рода своего и хранили божественную сущность внутри каст. Но шли века – и смешивалось все на Земле, опутанной путами бесовскими, и входили двуногие звери в Род, и слабел он от натиска бездушных, рассыпался сам на племена и языки, народы и народны. Дьявол входил в мир в обличий алчи и страстей, в телах алчных и страстных двуногих. И ничто не могло устоять пред их алчью. Гиб мир. Гиб Род избранных... Но оставались носители Истины – сыны Мои! Уже весь табор вавилонский исполчался на них, и вынуждены были они искать уединения в диких лесах и неприступных горах. И остались там многие. Но лучшие ушли в Старый мир, ибо предувидели они Конец Света, ибо Знанию их и Истине конца быть не должно! В блужданиях твоих открылось тебе, что есть Старый мир. Познав о нем, не приобщился ты к нему. Ибо слаб и суетен оказался. Но наступит час и войдешь ты в него по Воле Моей. И познаешь нужное тебе для благих дел от сынов Моих. И откроются глаза твои! И взвалишь ты на себя тяжкий крест, тяжкое бремя – отмщения Моего, Небесной Мести, Звездной Мести за всех страждущих и терзаемых, униженных и убиенных безвинно, погубленных и брошенных во мрак пропастей смертных. Высшей Мести – но не роду людскому, объятому безумием, а силам бесовским, что вселились в род этот и сделали бесноватым его, изживающим себя самого. И свершится эта Праведная Месть. Ибо пришла пора. Давно пришла! Ибо не сегодня воцарились бесы на Земле! Не сегодня пришли к власти над одухотворенными бездушные двуногие скоты и вьфодки земные! Ибо не сегодня воцарилась ложь на Земле и преумножилось царствие ее!

Иван сидел завороженный и очарованный. Он почти не различал самих слов, но смысл их, знание сокровенное и праведное проникало в ум его и душу. Сыны Божьи! Род! Все было даровано во благо и изначально. Свету суждено было разлиться по весям и градам земным. Но разлился мрак и ужас. Это были ответы на его собственные, мучительные вопросы, которыми изводил он себя долгими днями и ночами, за которые погиб безвинно, но по его, Ивановой, вине, сельский друг его, батюшка, собеседник и врачеватель истомленной, израненной души. Добро и зло сплелись в мире в смертельной схватке. И ослабло Добро. И стал угасать Свет. И воцарилась ложь. Больно, горько, стыдно... но видящий видит – мир стоял не на Правде и Справедливости, не на Чистоте и Вере, а на лжи. На лжи! Вот поэтому безумный, одуревший и выродившийся мир, несмотря на весь блеск и величие зримых достижений сверхцивилизации, несмотря на роскошь, негу, сытость, погибал безвозвратно, заканчивал свое существование захваченный нечистью, тьмою, выходцами из ада. Ложь! Ее вдалбливали долгие века и тысячелетия, не сегодня она рождена была, вдалбливали прорицатели и сказители, лжепроповедники и шарлатаны, вероучители и обличители, оракулы и комментаторы, все, кто во все времена обладал властью над умами, ушами, сердцами... а ведь не часто власть эта переходила в руки просветленных и одухотворенных, но почти всегда пребывала она в лапах слуг дьявола, вопящих повсюду с сатанинской гордыней, что именно они и только они избранные и облеченные, только им дано выражать волю народов, что чрез них в мир исходит власть этих народов, ибо они и демос есть и краторы над ним. Лжецы! Двуногие звери в людском обличий породили ложь. И она привела мир к гибели! Это она погубила человечество! Это они сгубили миллиарды душ – лжепророки, объявившие себя избранниками Божьими, вопящие о правах людских, но алчущие лишь власти, богатств, это они волокли род людской за собою – в преисподнюю, в Океан Смерти!

– Ты узнаешь о многом от сыновей Моих, первосвященников Рода наделенных душою. Их мудрость – Моя мудрость, дарованная людям. Очищаясь в кругах Света и просветляя себя войдешь ты в Старый мир. И найдешь их там. И они помогут тебе.

– Я?! – удивленно переспросил Иван. Он еще не мог осознать и малой толики того тяжкого бремени, что возлагалось на него.

– Да, ты! – голос сероглазого звучал твердо и непреклонно. – Ты сам вызвался. Ты наделен свободной волей. Ты сотворен по Образу и Подобию Моему. И ты Мой Меч в битве с неправедным. Ты сокрушишь зло. И ты вернешь Правду в мир! Ты избавишь его ото лжи! Ибо ты, предуготовляя себя к неведомым тебе испытаниям, в прежние еще годы постиг азы мудрости россов и ведов – сынов Моих, впущенных Мною в мир, чтобы нести Свечу Света во вселенных!

Иван кивал. Да, он сам встал на эту тернистую дорогу. Был миг слабости человеческой... что ж, он ведь человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Теперь ему прощаются прегрешения и даруется столь многое, что хватило бы только сил! Но ведь нельзя терять ни минуты, Земля гибнет, почти погибла... нет времени для скитаний по мирам и насыщения мудростью веков. Дорог каждый час!

– Время! – воскликнул он, не сдержавшись. – Я не смогу объять необъятного. Господи! А там люди, они умирают.

– У тебя будет достаточно времени. Ты ведь знаешь, что оно может умерять свой ход. Не надо спешить. На этот раз ты должен быть сильным! Ибо ты уже не просто человек и воин, наделенный бессмертной душой, но ты – Меч Вседержителя! Ты видишь Мои руки, – сероглазый протянул их ладонями вверх, – они чисты и легки. В них не будет иного меча, ибо выродившийся род людской не дал второ– го... Ты один! Помни, твой путь станет испытанием и для Меня.

Иван окончательно растерялся. Как же так – Всесильный, Всемогущий, Всесозидающий и Всесокрушающий, способный в мгновение ока разрушить любые миры и вселенные, Тот, Кому нет равных и близких нигде, ни в одном из мирозданий, ни в одном из пространств, ищет его помощи, его поддержки, надеется на него. Этого просто не может быть! Это опять она – проклятая гордыня, болезненное самолюбие, наваждение. Или, может, род людской и впрямь уже не заслуживает прощения... Нет. Он жаждет его простить. Спасти! Ибо Он – Спаситель!

– Но почему?! – спросил Иван.

Сероглазый человек откинулся на жесткую деревянную спинку, тряхнул русоволосой головой, совсем запросто, будто избавляясь от надоевшей пряди, застящей взгляд. Улыбнулся краешками губ.

– Потому что вы верите в Меня, в своего Создателя. Не все, пусть и немногие из вас, но верите, осознавая наше единение в Бессмертном Духе. А Я.. Я верю в вас. Вы Мои создания, Мои дети – взрослые, своевольные, вырвавшиеся из-под опеки, губящие себя, отдающиеся в лапы врагов Моих... но все же дети. В кого же Мне еще верить? Верю!

Потрясенный, совершенно ошарашенный Иван не знал, что и сказать. Он верит в них! Он верит в него, в Ивана! И Он снова отдает Мир в их власть. Господи!!!

– Ну все, хватит, – тихо закончил сероглазый, – остальное ты узнаешь позже, в свое время. И знай, что обоюдная вера крепче стали Г И помни: Мне отмщение, и Аз воздам! А теперь – иди. Иди, и да будь благословен!

Он стал приподниматься над низеньким деревянным креслицем, вставать.

И в этот миг Ивана будто пронзило ослепительным чудесным светом. Он увидел саму бесконечность, необъятность, вечность – беспредельную и бескрайнюю. Свет изливался от величественного и не поддающегося мерам сверкающего Престола. И восседал в Свете излучающий Свет, восседал на Божественном Престоле – Он Самый, Непостижимый, Величественный, Прекрасный и Грозный – Да-рователь Добра и Жизни, Творец, Созидатель, Вседержитель!

Ослепительное видение полыхнуло чудесным Божественным огнем и исчезло в молочно-белой пелене, чтобы навсегда остаться в памяти. Навсегда!

Плита была дьявольски тяжела. Ивану пришлось напрячь все силы, собраться в комок жил и нервов, мышц и костей, упереться в нее и руками и ногами. Только тогда она сдвинулась, упала с каменного гроба, с грохотом раскололась.

Он еще долго лежал на спине, не мог отдышаться, придти в себя.

Потом провел ладонью по груди, задержал ее у сердца, будто припоминая что-то. Нет, никакой раны не было – лишь обгорелая дырочка на металлопластиковой ткани комбинезона. Рана затянулась. Тепло возвращалось в тело.

Иди, и да будь благословен!

Он встал из гроба. Перешагнул через край. Оглядел мрачные своды. Он уже видел их прежде, когда лежал мертвым, когда душа его отделилась от тела... Храм Христа Спасителя! Значит, они, нечисть поганая, не пробрались сюда?! Значит, он стоит – стоит назло всем под своими сверкающими Золотыми Куполами?!

Жизнь вливалась в тело горячей, раскаленной кровью, обжигала, толкала наверх, к людям. К каким еще людям! Разве там мог хоть кто-нибудь уцелеть?!

Иван заглянул в опустевший гроб. Черная спекшаяся кровь лужицей застыла на дне. Сколько же он лежал мертвым – месяц, два... год? Какое это теперь имеет значение! Иди, и да будь благословен!

– Ничего, – просипел он цепенеющими губами, – с нами Бог!

И побрел, пошатываясь и оступаясь, к лестнице, ведущей наверх.

Часть вторая. ОЧИЩЕНИЕ

Земля. Солнечная система Год 2485-й.

Слаб человек, обретающийся в мире смертных. Слаб, ибо не умом и душою, но животным, низким началом своим осознает недоступное разуму – нет убежища во всем свете крепче и надежней слабости его. Потому и бежит он в слабость, уберегая себя, прячась, спасаясь невесть от чего. Не сила дает броню и крепость, но слабость. И нет спроса со слабого – он слаб и немощен, он себя оборонить не в силах, чего ж желать от него большего, чего требовать? Не сильные выживают в извечной борьбе рода человеческого с самим собою, но слабые. Ибо не встают грудью навстречу силе, не принимают вызова и не бьются во чистом поле насмерть, а зарываются в норы, бегут, вздымают вверх руки и преклоняют колени – и не сечет меч склоненную голову, не бьет сапог лежачего, слабого, бессильного, покорного. Нет брони крепче чем слабость! И нет укора немощному силен он своей немощью и неистребим. И нет спроса с него – какой спрос с неимущего сил себя защитить, не то что иных?! Назовись слабым, и не будет тебе ни бесчестия, ни позора, не посыпятся слова злые в твой след, ибо получишь всепрощение за все-про все на жизнь вперед, долгую, тихую, покойную жизнь. И не тронет тебя сильный, не испоганит меча своего о немощного и недостойного. И не хватит духа у слабого сокрушить тебя, ибо такой же как ты, не возымеет он силы даже на малое, лишь покусывать да щипать ближнего своего, пить понемногу кровь из него определено ему его слабостью, подобно мелким, слабым и ничтожным, ползающим в потемках и ищущим тихого насыщения. Нет слабым числа! И на слабости стоит мир живых. Слабому легче выжить в крепости неприступной своей и в броне непробиваемой. Невидны и неприметны слабые на свете этом, но они незримо царят в нем – подчиняясь, и не замечая сильных, пряча головы в панцири свои и не высовываясь, они выживают, они порождают таких же умудренных и слабых. И нет им меры. И нет им числа.

Тяжко сильному в мире смертных. Не защищен он ничем и открыт для всех. Ибо назвавшись сильным, не бережет себя, выходит он во чисто поле с поднятым забралом, вздымается на гору, открытую всем страшным и яростным ветрам. Тяжкую ношу выбирает сильный, и может та ноша убить его тяжестью своей. Дерзкий вызов бросает он в мир, и рискует навлечь на себя силу большую, безжалостную и беспощадную к сильным, но не замечающую слабых. Обрекает себя сильный на труд и битву, на победу и поражение, на бесчестие и славу. И короток век его в свершениях и сражениях сжигаемый. Короток и ярок – как свет вспыхнувшей среди ночи звезды.

Светлана с трудом подавила в себе порыв ненависти, не выпрыгнула из кресла, хотя ей очень хотелось наброситься на трехглазые трупы, и бить, бить их ногами, топтать, пинать! Ох, как эти твари зверствовали в трюмах! Как они терзали несчастных! Но не время... да и распускаться нельзя, ни в коем случае нельзя.

В мыслекресле она освоилась быстро, и минуты не прошло, как она ощутила, что управлять им, да и всей громадиной звездолета негуманоидов, не сложнее, чем Троном. Они настолькопрезирали землян, что не позаботились даже установить блокировку! Ну что ж, теперь они пожалеют об этом и о многом другом!

«Мозг» звездолета работал безо всяких цифровых, словесных и шифрованных символов, выдавая на обзорно-координационные экраны и прямо в мозг сидящему в мыслекресле живые картины, образы. Это было бесподобно! Светлана увидела все разом: все планеты Солнечной, Землю, затягивающиеся воронки в кажущейся пустоте Пространства – следы ушедшего в немыслимые дали звездного флота землян, восемнадцать базовых станций, напичканных оружием, приведенных в полную готовность, но почему-то совершенно не интересующих негуманоидов Системы... и все семь серебристо-обгорелых шаров.

– Твари! – прошипела она.

И тут же осеклась. Надо действовать немедленно, сию же секунду. Иначе они все обнаружат. Связь между шарами отлажена, нечего и сомневаться. Она обязана опередить их! Иначе все понапрасну, зазря! Но как их уничтожить, если силы столь неравны – шестеро против одного, против нее одной! Да и защита от своего собственного оружия на каждом шаре есть, это однозначно!

Бежать?!

Да, она могла бы уйти в подпространство, или снова войти в Осевое – и ищи-свищи корабль! никогда им не поймать ее, не настигнуть! Но тогда ради чего все затевалось? Ведь она могла сбежать на «Ратнике» с адмиралом, с экипажем, звездной пехотой и беженцами. Нет! Это не выход!

Система. Проклятущая Система! Никто не знал о ней больше. Смутные тени вспыхнули в мозгу. Она столько времени провела в Системе – узница, рабыня многоярусных миров! И она почти ничего не вынесла оттуда. Почему? Они чем-то воздействовали на нее, она была как в оцепенении, в прострации. И все же она знала, что есть Система и есть «система». Они раздвоили ее, да так было. Одна половина блуждала в сумрачно-туманном Осевом измерении, среди призраков, среди неприкаянных душ погибших. А другая – русоволосая Лана ждала своей участи в мире трехглазых. Сонная, равнодушная ко всему, покорная... Иван вызволил обеих! Нет, она одна, она всегда была одна! И теперь она обязана спасти Ивана. И врут, что он умер! Не мог он умереть, не имел права! Она вытащит его хоть из ада... Но как?! Туманное и изменчивое Осевое измерение уже помогло ей – значит, недаром были все его муки, не напрасно пришлось вынести столько страданий среди гиблого полуживого тумана. Как она звала тогда Ивана, как молила о встрече с ним – случайной, быстротечной, призрачной встрече! Вся ее потусторонняя жизнь была в этих встречах... и она верила, что он придет однажды, чтобы забрать ее навсегда, как Орфей приходил в ад за своей Эвридикой. Нет, Осевое измерение не ад, совсем не ад – это Чистилище, это неприкаянный мир неприкаянных мертвяков, отринутых и Богом, и дьяволом. Но он любил ее, и он вырвал ее из этого жуткого Чистилища. А она... она ничего не может придумать. Любое лишнее движение, ошибка – и смерть! Промедление – тоже смерть! Шесть молчаливых убийц следят за каждым ее шагом. Она знала про Систему все. Но Иван открыл то, чего она не знала. И тогда она просто выгнала из памяти страшные и полурасплывчатые образы. Не было сил держать в голове и в сердце кошмар невероятных сочлененных пространств. Сферы-веретена, уровни и подуровни, ярусы и квазиярусы, шлюзы-переходники... и сказочно-всемогущий Трон. Да, именно Трон! С этого надо начинать! Он безо всяких шлюзов переносит из пространства в пространство, с уровня на уровень! Почему? А потому что он создан для игры, для тех, кто бросается с головой в пучину смертельно-опасных, немыслимых приключений. Игроки! Все верно, она узнала об этом только от Ивана. Игра, доведенная до безумного совершенства! Сверхреальная игра, затмевающая не только явь, но и самые фантастические грезы. Жажда игры! Жажда риска! Желание на грани смерти и жизни щекотать, терзать, рвать в сумасбродном экстазе свои воспаленные нервы! Вот для чего все создавалось. Вот для чего сворачивались в кривомерные пространства десятки и сотни созвездий, измерений, миров

– и населялись они изощреннейшими плодами фантазий и подлинными монстрами. Волшебные Миры! Миры игрищ и развлечений. Он объяснял ей, растолковывал... а она не слушала, пропускала мимо ушей. Но кое-что осталось... в это трудно поверить. Но Иван никогда не врал, он просто разучился лгать, у него не было на это ни времени, ни желаний... «система»! Именно «система» – это огромный, чудовищно сложный, многопространственный Волшебный Мир. Туда уходили играть. И не возвращались – многие, очень многие. Там были квазиуровни, пещеры с висящими матками, вертухаи, падающие вверх водопады, подземелья, цепи, бойни на аренах, приношение жертв, самых настоящих людских жертв, миллионы воинов, погони, пытки, битвы, залы отдохновений, цветущие сады для ожидающих, кровь, вожделение, азарт, игра – бесконечная Игра, затмевающая саму жизнь. И там готовились армады... Именно там! «Система» создавалась не трехглазыми, нет, ее делали и налаживали земляне далекого будущего... Страшные Поля! Да, Иван говорил что-то про XXVII-ой век и про XXXIII-ий! Игровые поля для обезумевших игроков, готовых перенести свои ифища в земные, обитаемые миры! Им нужна была не искусственная кровь искусственных созданий и чу-жепланетных монстров, и даже не кровь таких же игроков как они сами, но реки крови живой, настоящей, текущей в жилах неигроков, населяющих неигровые миры, кровь людей, человеков! Будущее! Страшно далекое будущее! Система и «система». Ну почему она не слушала Ивана?! Почему?! Ведь была еще и Система – этот полуживой мрак лиловых мерцающих хитросплетений Невидимого Спектра, иновселенский разум, выродившийся, изгнивающий, страшный. Разум, скрестившийся с остатками земных выродков-властителей, перенесшихся в пространстве и времени! Система чудовищного симбиоза земных дегенератов-властителей грядущего и вымирающих демонов Чужой Вселенной. И те и другие уже не могли-жить в обычных мирах, в мирах живых и телесных существ... но они страстно желали жить во плоти, пусть и чужой плоти. И играть, играть, играть мирами, пространствами, временем, людьми и нелюдями, всем существующим. Без этой Большой Игры они просто были мертвы... как был мертв Верховник-Демонократор, Мертвец Переустроитель Вселенной. Игра! Светлана готова была разрыдаться, комок подкатил к горлу, не давал ей дышать. Но мысль была быстрее времени, гораздо быстрее. Она молнией прожигала мозг. Спокойно! прошел всего миг. Один лишь миг! Сейчас она соберется, сосретодочится... и найдет нужное решение! Только без нервов! Без истерик!

Трехглазые – нелюди, негуманоиды! Она помнила как Иван убивал их в машинном зале, как они распадались на куски и части, почти живые и все же не человеческие и не животные. Нелюди! Сами игроки не они! Сами игроки еще не пришли сюда. Они далеко. А трехглазые – киборги, слепки с вымирающих игроков-дегенератов, их глаза, уши, пальцы. Да, они перенесли свою Игру со Страшных Полей в людской мир. Но... но они наверняка не стали создавать для этих нелюдей-киборгов особую технику. С какой стати, если есть уже созданная, сверхмощная, сверхпроникающая, необыкновенная... но настроенная на живых! Светлана вздрогнула. Если она права... ах, если бы только она была права! Это единственный шанс! Дольше выжидать нельзя!

– Вперед! – процедила она, почти не разжимая стиснутых губ.

И уставилась на ближайший серебристый шар. Даже если тот не распознает, «бортовой мозг» ее шара даст упреждающий сигнал. Иначе быть не могло: все внешнее для шаров – чужое, не имеет значения, живое оно или неживое, но разумное существо внутри шара – хозяин, оберегаемый и лелеемый, как и на Троне – есть лишь его жизнь, его воля, его власть.

– Полный боевой залп. Огонь!!!

Она увидела, как из чрева звездолета вырвались сгустки мерцающего зеленого огня и, пронизывая тьму невидимой мощью, ушли к вздрогнувшему и застывшему шару. Почти сразу же стена бушующего пламени скрыла чужака. Пространство вывернулось наизнанку... Но пламя стихло, рассеялось во мраке, будто его и не было. А обгорелый шар остался на своем месте, стал пятиться, явно уходя с дороги, отступая.

Нет! Не может быть! Светлана замерла. Неужели ошибка?! Тогда ей смерть. Но медлить нельзя, никак нельзя.

– Полный вперед! – прохрипела она, теряя голос. – В лобовую атаку! Догнать! Полный залп, черт возьми! Вперед!

Они нагнали чужака через четыре минуты. Это был риск. Страшный риск! Но другого решения Светлана не знала, Она отбросила страх, неистовый азарт охватил ее. Игра? Хорошо, пусть будет игра! Она научит их играть – она, боевой офицер Дальнего Поиска, не щадившая жизни своей, погибавшая и воскресавшая, нежная и слабая, суровая и сильная, любимая и любящая. Держитесь, выродки! Иду на таран!

На этот раз залп ударил со столь близкого расстояния, что ее саму отбросило назад вместе с откатным мыслекрес-лом. Все исчезло с экранов. Все! Но ответного залпа не последовало. Значит, она права, значит, она не ошиблась – нежить не могла расстреливать звездолет Системы, в котором сидело разумное существо, в котором сидел игрок.

Мерцающие сгустки вошли в брюхо чужака. И разорвали его, защита на таком расстоянии не срабатывала. Град обломков испарялся на лету, обращаясь в молекулы, в атомы. И это была победа, первая победа.

– Вот так, твари! – выдохнула Светлана.

Она была бледна, руки тряслись, во рту все пересохло, глаза отказывались смотреть на этот страшный взбесившийся мир, сердце то взрывалось бешенной колотьбой, то проваливалось в никуда, затихало.

Но теперь Светлана знала, что надо делать.

Иван сидел на темной деревянной лавке рядышком со служителем в длиннополой черной рясе. Был тот изможден, бледен и худ. Они беседовали уже второй час, но служка все косился на Ивана настороженно-испуганным глазом, не мог поверить в воскрешение из мертвых, хотя Иван описал ему уже пять случаев из своей практики, когда тяжело раненные впадали в летаргию, их хоронили или оставляли на иных планетах в склепах, а через месяц-другой, а то и через полгода они оживали, приходили в себя, а потом, по прошествии отпуска и лечения, еще долго служили на благо людям и Отечеству. Изможденный кивал.

– Ну, а наруже-то что?

– Наруже ад кромешный, прости Господи! – отвечал служитель.

Иван не стал рассказывать о своих видениях, все равно не поверит ему никто, только молва нехорошая пойдет. Хотя какая тут молва! В Храме осталось четыреста двадцать шесть человек, все наперечет, если служитель не помутился разумом.

– Стоим одни на всей Земле, – рассказывал тот, – чудо Господне! И нет сюда нечисти доступа. Но и нам выхода нет. Уже семеро пытались вылазки делать, да так и пропали в когтях и пастях поганых. Мрак ныне повсюду и темень беспросветная. Будто эти изверги солнце затмили!

Лишь одна крохотная свечечка освещала каморку служителя, бросая тени на лица, стены, убогую утварь. Но Иван видел все хорошо, еще бы – после адского мрака Океана Смерти на Земле-матушке было все неплохо, даже ночь днем казалась. Со Светом же. нынешнее бытие Иван и не сравнивал, незачем и попусту.

– Но служба идет беспременно. Во искупление и прощение грехов наших. Да, видно, не слышит нас Господь! – служитель торопливо перекрестился.

О главном он почти не говорил. Но Иван и сам догадывался – голодно, и больше негде брать съестных припасов, почти полгода в осаде, все – и священники, облеченные саном, и прислуживающие, и прихожане уцелевшие, и случайные беглецы, спасшиеся во Храме, ремни затягивали потуже. И надеялись только на Бога. Больше и не на кого было надеяться, связь отсутствовала, да и самого мира людского, по рассказу изможденного, тоже не оставалось. И ждала их неминуемая тяжкая и мученическая кончина.

– Святейшего схоронили полтора месяца назад, -поведал служитель, перекрестился, пригладил короткую растрепанную бороду. – Господи, упокой душу его! Так во время службы и помер. Царствие ему небесное! А этот... хмурый такой, с облезлой псиной, давно ушел. Плакал очень по тебе, горевал сильно, а потом и ушел – прямо во мрак, к иродам бесовским!

– Кеша?

– Может, и Кеша, – согласился изможденный, – с протезами черными вместо рук. Хорошие протезы были, лучше настоящих! – Он вытянул свои черные костлявые руки ладонями вверх. И тяжко вздохнул. И вдруг спросил:

– Неужто и есть не хочется?!

Иван помотал головой.

– Нет, не хочется, – ответил тихо, – в себя никак не приду.

– Еще бы! – изможденный снова перекрестился. – С того света возвернуться!

Иван сидел, разминал затекшие кисти. Столько времени пролежать в каменном фобу, в сырости, холоде! Он неспешно расстегнул ворот, провел шершавой ладонью под сердцем – шрам был, грубый, мозолистый, такие не остаются после операций. Поделом! Мало еще, надо было бы проучить его как следует... ну да ладно, простили! Ладонь поползла выше и нащупала маленький железный крестик. Сохранился, слава Богу! Но ведь его не было... ведь его сорвали... Эх, память! Хотелось сидеть вот так и вспоминать долго, целую вечность. Чудо! Служка не верил, что он воскрес из мертвых аки библейский Лазарь. Ну и пусть. Ивану не верилось в иное – Храм Христа Спасителя стоял. Стоял вопреки всему, стоял, недоступный для нечисти, для поганых выползней. Стоял один во всей погасшей вдруг, погруженной во мрак Земле. Вот где чудо подлинное! А раз так, значит, есть на свете сила, что выстоит в любую годину, что сильнее сатанинских напастей. Есть! Он знал это теперь очень хорошо. Сила силу ломит. Вот и просидеть бы так... ну хотя бы пока сидится! Дать рукам раскрутиться, ногам расходиться... Нет, нельзя. Надо с чего-то начинать. А с чего тут начнешь, бесы обложили Храм, нет пути наружу. И где круги очищения? и где многомудрые веды, сыны Господни? и как отсюда в Старый мир податься?! Ведь надо спешить, а то поздно будет... Нет, не будет! Сказано было – время умерит свой ход. Но сидеть сложа руки неприста-ло. Что еще может сказать этот изможденный страдалец, ведь и так все ясно. Пора за дело браться. Руки-ноги работают, голова тоже начинает потихоньку, силы прибывают, веры вдосталь... Надо бы и внутреннюю связь проверить.

– Чего примолк-то? – поинтересовался служитель и протянул горбушку черствую. – Тяжко?

– Тяжко, – машинально ответил Иван. И попросил: – Водицы бы глоток!

Горбушка исчезла в тряпице. Пригодится еще. Но воды было тоже совсем мало, собирали в основном по каплям из одной скважинки. Дождевая да из Москва-реки колодезная были испоганены, не годились в питье. Служитель нацедил пару глоточков в чашку.

Иван достал из набедренного клапана пригоршню стимуляторов, не глядя пихнул в рот, запил. Обождал с полминуты. Потом настроился на Дила Бронкса. Трижды звал мысленно. Но внутренний голос его будто уперся в каменную стену, так бывало, когда связь работала в одну сторону. Тихо. Пусто. Погиб старина Дил! А может, сбежал с Земли и из Солнечной, сбежал куда-нибудь подальше со своего сверкающего Дубль-Бига. В голове зашумело с непривычки. Начало подташнивать. Всякое могло быть, Иван не ожидал, что внутренняя связь будет работать после того, что с ним стряслось, после того, что случилось на Земле. И все же! «Глеб! Глеб!! Ты слышишь меня?!» – от напряжения Иван взмок. Сизов, если его только не пришибли и не пригрызли, должен был сейчас сидеть на флагмане, где-то в пределах Солнечной системы, ежели очень далеко – сигнал не дойдет, но, может, не дальше Марса, кто его знает. Иван раскачивал свой отвыкший от работы мозг, давил на него, заставлял просыпаться. «Глеб! Глеб!! Отзовись!» – молил он. И уже когда почти отчаялся, нежданно-негаданно пришел сиплый отклик: «Бред! Это бред! Значит, я схожу с ума...» И наплыли на Ивана видения каких-то мрачных подземелий в кровавых отсветах, донеслись мученические стоны. «Это я, Глеб! – почти вслух заорал он. – Ты ведь слышишь меня?!»

Служка вдруг обеспокоенно заглянул в Ивановы глаза, дернул за рукав. Но Иван ожег его сердитым взглядом.

«Не тереби меня... – донеслось в мозг глухо, еле слышно, – я схожу с ума, я и так слишком долго держался, а теперь все... это ты Иван?» Услышал! Действует связь! Иван сосредоточился, не время еще радоваться. «Где ты, Глеб? Отвечай?!» Сип донесся не сразу, словно отдаляясь: «..далеко, Иван, очень далеко, в самом аду подземном. Не добом-били мы их, гадов, не добили! Вот туда и сволокли, ниже дна морского, Ваня...» Сип стих, растворился в пустоте тишины. Не добили? Неужели он под пробитой, развороченной Антарктидой?! Нет, Глеб, видно, и впрямь сошел с ума. Иван звал его еще долго. Но все понапрасну.

Служитель обеспокоился не на шутку.

– Может, врача позвать? – предложил он. – Подлечиться-то, наверное, надо малость, еще бы – столько пролежать? Я быстро сбегаю, там есть один из прихожан, он всех врачует?!

– Нет!

Иван усадил служителя на лавку. Какой еще врач, его болезни теперь только могила вылечит!

– Ты на меня не обращай внимания, – тихо попросил он, – это ведь после лежки как контузия, понял? Пройдет! Где у тебя тут прикорнуть на пару часиков можно?

Служитель отвел его в конурку еще меньшую, задернул занавеску. И ушел, ему пора было туда, под своды, где без конца и начала шло богослужение, где молили только об одном – об избавлении Земли от кары заслуженной.

А Иван притулился в углу, под образами. Принялся вызывать Иннокентия Булыгииа, человека серьезного и непростого, потерявшего счет барьерам. Да и кто их сейчас считал?!

Кеша откликнулся на удивление быстро.

– Чего там еще?! – резанул почти в уши его хриплый голос.

– Живой?! – обрадовался Иван. Кеша не понял. И ему пришлось долго втолковывать, что отлежался, пришел в себя, выжил.

– Я ж тебя, холодного, своими руками в гроб положил!

– упрямо твердил ветеран и беглый каторжник. – Вот и Хар свидетель – помер ты, Иван, вчистую помер, безвозвратно, на руках моих!

Ивану надоело оправдываться. И он рявкнул на Кешу:

– Молчать! Хватит! Заладил одно и тоже... Отвечай, когда старшие по чину спрашивают – где находишься?! Кеша долго и недовольно сопел, потом ответил с обидой:

– Не время чинами меряться, профукали мы все чины свои. А сижу я в склепе на кладбище, тут тихо, сюда рогатые не захаживают.

Иван невольно усмехнулся – в склепе он, понимаешь, сидит! больше и места для них не осталось, как по склепам прятаться, таиться ото всех! Но ничего не попишешь, такая нынче раскладка.

– Где склеп-то?

– А вот этого я тебе, Иван, – угрюмо отозвался Кеша,

– не скажу. Может, они подслушивают, а может... и ты не Иван никакой.

Довод был вразумительный. И Иван не стал настаивать.

– В Храм сможешь пробиться? – спросил он. В тишине долго слышалось Кешино сопение, вздохи. Потом откликнулось:

– Тяжко будет пробиваться-то. Нигде столько нечисти нету как вокруг Храма, обложили гады со всех сторон, ждут. Они дождутся...

Последние слова прозвучали как-то двусмысленно. Но Иван не стал просить разъяснений. Надо было самому определиться, принять решение – ведь не век же, не до Второго пришествия сидеть под благодатными и неприступными сводами. Как там было сказано-то? Свободная воля! Ну хорошо, коли так.

– Кто еще из наших жив?

– Не знаю, – Кеша чертыхнулся, опять засопел, потом вьщавил: – Небось, я один остался, бью гадов... а их не убывает! Хар вот тоже, отощал, облез весь. Да деваться-то некуда. Ладно, жди, будем пробиваться, в компании веселей !

Три серебристых шара с чужаками ушли, не стали ввязываться в бой – лишь мутные гребни воронок искривленного пространства колыхнулись за ними. Два корабля Светлана уничтожила, тем же самым приемом, таранным штурмом и полным залпом с самого близкого, недопустимого по любым инструкциям расстояния. Ей повезло. Если бы хоть в одном шарике оказались не двойники, не киборга, а одноединственное живое, настоящее инопланетное существо, летать бы ей сейчас во мраке Пространства распыленными молекулами и атомами. Повезло!

По-настоящему, надо было бы увести звездолет в тихое местечно, затаиться, обойти все его рубки, отделения, закоулочки, изучить толком это создание будущих, не наступивших еще веков, проникнуться, а уже потом... Но Светлана не хотела терять времени, и так его было слишком много потеряно на «Ратнике». Единственное, что она себе позволила – это выскочить из мыслекресла и подойти поближе к распластанным на черном полу трехглазым монстрам.

Она склонилась над одним из них.

– Вот гадина! – невольно, на полувьвдохе вырвалось из ее губ.

Чужак был отвратителен, омерзителен. И лежал он какой-то странный: не живой и не мертвый, будто огромная, неестественно правдоподобная кукла, андроид с отключенным питанием. Они не сдохли! Значит, они могут прийти в себя, ожить! Этого еще не хватало! Вспомнилось почему-то страшное галофото, черная Земля... и искринки золотые. Екнуло сердце. Жив! Он жив! Он там!

Светлана резко выпрямилась. И вовремя. Цепкая когтистая рука начала подниматься, тянуться к ее горлу. Жуткие нелюдские глазища, напоенные ненавистью, раскрылись. Но почему в них ненависть?! Ведь это же не люди, не существа, это... куклы?! Она успела подумать о ненужном сейчас, лишнем, поразившем ее. Но она подумала и о себе – отпрыгнула назад, буквально упала в кресло. Иван снова спас ее – спас в последний миг, спас лишь памятью о себе, пробудил.

– Убрать! Убрать!! – закричала она вслух, цепенея от ужаса. – Убрать их!!!

Разъяренный, трясущийся то ли от непрошедшей еще слабости, то ли от охватившей его злобы монстр, ринулся к креслу, ударился о незримый барьер, отшатнулся, взревел, заскрежетал непереносимым скрежетом. Острые пятисантиметровые когти рвали воздух, не доставали до лица Светланы совсем немного, руку протянуть. Гадина! Ожившая гадина. А там, за спиной поднимаются еще две таких... гмыхи, хмаги, гнухи – так их звали в «системе», только те были попроще, пожиже и послабее, для внутреннего пользования, а эти... нет, невозможно было смотреть на такую рожу.

Светлана уже прощалась с жизнью, когда в рубку ворвались семь шестилапых насекомовидных киберов. Она сразу и не поняла, что это бортовой «мозг» звездолета исполняет ее волю, вздрогнула. Но когда механические твари сбили с ног всех трех монстров, опутали их клейкой и прочной сетью, поволокли прочь, она вырвалась из пут шока, рассмеялась – нервно, фомко, надрывно. Она хохотала минут пять, не могла остановиться. Владычица! Да, она владычица этого звездолета XXVII-ro века. Он послушен ее воле. И никуда не надо ходить, ее место здесь!

Смех отпустил ее сразу, он оборвался столь же внезапно, как и начался. И она расслабилась, нервное напряжение ушло. И слава Богу! Слишком долго оно копилось в ее теле, в ее мозгу. Хватит! Теперь нельзя упускать судьбы из своих рук.

Она включила полную прозрачность.

И повисла – одна, беззащитная, живая, нежная посреди лютой и безжизненной пустыни черного пространства. Так показалось ей в первый миг. Но тут же вернулось ощущение – не беззащитна! отнюдь не беззащитна! И тогда она тихо и четко произнесла:

– К Земле!

Никто не преследовал ее звездолета. И это одно было чудом. Ушли! Надолго ли? А может, подлинные хозяева кораблей просто отозвали их, чтобы разобраться, выяснить, в чем причина срыва... игры? Нет, какой тут срыв, игра идет по всей Вселенной, три корабля никто не заметит. Впрочем, не надо тешить себя иллюзиями. И нечего ломать голову! Все прояснится, рано или поздно прояснится.

Земля вынырнула из звездного мельтешения черной дырой, провалом. Она почти не отражала солнечного света. Светились звезды. Светилась щербатая Луна. Но Земля не светилась. Погибшая, черная планета!

– Господи, что ж это творится? – не сдержалась Светлана.

Ее вывезли с Земли спеленутую, разъяренную, ничего вокруг не замечающую. Но та Земля была светящейся, голубой, живой. Эта Земля была мертва.

Она висела над планетой и ждала.

Желание ринуться с заоблачных высот вниз, ринуться подобно коршуну – и жечь, убивать, уничтожать нечисть, было неудержимым. Да, именно сейчас, когда на поверхности не осталось ничего живого, доброго, светлого, когда можно было не бояться, что выбивая выползней, попутно перебьешь вдесятеро больше живых людских душ. Мстить! Мстить!! Мстить нежитям!!! Лишь железная сила воли не давала Светлане исполнить это желание немедленно, истово, сладострастно. Не время. Сначала надо идти туда... Зо-лотинки куполов сверкнули Божьим огнем, россыпью звезд, упавших с черного неба на черную мертвую Землю.

И вот тогда она дала команду:

– Вниз!

Свет за тройными рамами окна разлился внезапно, будто уже пришло долгожданное утро после вечной ночи. Иван вскочил на ноги, бросился к выходу из кельи.

Под сводами Храма шла служба. Молящийся люд оглядывался, задирал головы вверх, ничего не понимал. От света отвыкли, свет вызывал изумление. И никто не выказыбал желания выглянуть наружу, разобраться, узнать в чем дело.

Иван шел быстро, почти бежал. На ходу он развернулся, нашел глазами Пресветлый Лик. Размашисто перекрестился. Серые, несущие тепло и добро очи смотрели сейчас только на него, одного. Иди, и да будь благословен! Все верно, без суеты, без спешки, без уныния и сомнений.

– Иду, Господи! – прошептал он.

И размашистым крупным шагом пошел к дверям.

Служитель в черном бежал, семеня и охая, рядышком, пытался удержать очнувшегося от поступка неосмотрительного, опасного. Но Иван лишь кивал на его слова, улыбался.

Когда они распахнули двери, свет почти погас – мерцающие его отблески колыхались в мрачнеющем небе. В мерцании этом, совсем рядом, над нижними ступенями длинной каменной лестницы, ведущей к Храму, висел большой, изъеденный временем и расстояниями, серый шар, усыпанный светящимися зеленоватыми точками.

И надо было по всем канонам и установлениям, по невытравляемой десантной привычке насторожиться, затаиться, спрятаться за толстыми стенами, пока не выяснится, что же это за гость незванный. Но на Ивана будто просветление снизошло. Посланец небес!

Он выскочил наружу и, переступая через тела выползней, направился к шару. Рогатые лежали повсюду, тысячами, обугленные, скрюченные, жалкие и противные. И не один из них не поднимался, не восставал. Они были мертвы. Иван лишь из брезгливости перешагивал через них, не наступал. Плевать! Ему не было сейчас до выползней дела. Он смотрел на шар. Сейчас. Еще немного!

И он не ошибся. От шара большого и обгорелого вдруг отделился шарик маленький, матово блестящий, опустился, раскрылся будто черный покрытый росой бутон. И вышла из него... Иван глазам своим не поверил.

– Света-а-а!!! – закричал он во все горло. Она бросилась ему на шею, своими губами нашла его губы, впилась в них. Лицо ее было мокрое, но Иван не отстранился. Он целовал ее, дышал запахом ее волос, прижимал ее к себе, и все не -мог поверить.

– Живой! – стонала она. – Живой!!

– Ты сбежала с флагмана?! – наконец, чуть ослабив объятия, спросил Иван.

– «Ратник» ушел. А я осталась! – прошептала она, задыхаясь, будто прошагала с десяток верст, не переставая плакать, не отпуская его. – Ты живой, Иван! Значит, они лгали! Все лгали! А я знала... ты живой! Тебя нельзя убить!

Иван молчал, гладил ее по спине, по разметавшимся волосам, пытался успокоить. Но не мог успокоиться сам. Наконец, вспомнил о чем-то ином, вопросил вдруг печально:

– У тебя там, – он показал глазами в сторону шара, – припасы какие-нибудь есть?

– Там ничего нет, – ответила Светлана и уткнулась в его грудь.

– Жаль. Они долго не продержатся!

– Кто это – они?

– В Храме много людей, им нечего есть.

– Мы уйдем ненадолго. Мы вернемся скоро, очень скоро! – истово заверила она, уставившись прямо в его глаза.

– Мы вернемся – и всех этих тварей выжжем подчистую...

За ее спиной вдруг раздалось тихое покашливание и сиплый голос сказал:

– Тут, вроде, и выжигать-то некого! Вон мы с Харом думали поразмяться малость, нечисть подавить, а они поленьями лежат, как из печки!

Иван приподнял голову и увидел грязного, тощего и диковатого на вид Иннокентия Булыгина. Был он в каком-то драном ватнике поверх измятого и грязного скафа, весь увешанный оружием. Рядом сидел на четвереньках и облизывался синим длинным языком оборотень Хар.

На Ивана Кеша смотрел удивленно и недоверчиво.

– Живой... – просипел он неуверенно. Сделал попытку то ли перекреститься, то ли отмахнуться от видения, да так и не поднял руки выше груди.

Иван чуть отстранил Светлану. Хлопнул ладонью Булыгина по плечу.

– Ладно, – добродушно проворчал он, – кто прошлое помянет, тому глаз долой.

– А кто забудет, – дополнил Кеша, – тому оба вон! – И тут же поинтересовался: – Куда ж нам теперь-то? Туда?!

– И указал в сторону Храма.

Иван обернулся. Белая и величественная громадина Храма Христа Спасителя нависала над ними на фоне черной непроглядной ночи. Стоял Храм. Стоял вопреки бесам, нежитям, выползшим из потусторонних миров, вопреки самой преисподней, захватившей Землю в свой черный плен. Вопреки всему! Недоступный! Недосягаемый! Укрывающий ищущих в нем спасения! Обитель Господня на Земле! И не было света над ним. Но Золотые Купола отражали его – сияли нездешним, Небесным Светом. Несокрушимая Твердыня мира Православного, мира Пресветлого и Нетленного!

– Нет, – тихо ответил Иван. – Туда нам еще рано.

И поглядел на Светлану. Она все поняла.

И все вместе, вчетвером, они вошли в черный бутон, искрящийся неземной росой.

Земля. 18-й подантарктический уровень. 7034-я зона умерщвления. 2485-й год.

Глыбища была неподъемной. Не хватало воздуха... да и какой тут, в проклятом подземелье воздух! Глеб зажмурился, уперся ободранным плечом в камень. Больная нога надсадно заныла. Каторга! Ад! Припомнились учебные фильмы, в которых изможденные рабы волокли огромные блоки для фараоновых пирамид. Муки египетские! Но этими рабами, их кровью после тяжкого рабского дня не откармливали всякую гнусь, зародышей чертовых!

Плеть просвистела над ухом, ожгла спину.

– Живей!

Поганые выползни! Похоже, они других слов и не знали. Глеб еле сдержался. Придавить выродка ничего не стоило. Но что толку, Глеб видел, что вытворяли с бунтарями-одиночками. Не приведи, Господь! А главное, даже к ним не приходило облегчение, не забирала их в свои тихие угодья смерть, муки длились бесконечно, не стихая, не прекращаясь ни на миг. Даже с ума не сойдешь, не растворишься в собственном безумии как в нирване, никуда не денешься! Правда, совсем недавно начали появляться голоса... покойный Иван вдруг, ни с того ни с сего заговорил в мозгу... это признак, нехороший признак. А может, и хороший, может, и к лучшему!

Он навалился еще сильнее. И вдруг почувствовал, что глыбища ушла из-под плеча, сорвалась, покатилась. Подпрыгнула на чем-то... рухнула в провал.

Глеб скривился. На чем-то! Теперь он видел, не на чем-то, а на ком-то – она придавила такого же голого и бритоголового, как и он сам. Придавила основательно – остался кровавый мешок с костями. Подходить нельзя. Да и незачем. Сутки-другие несчастный помучается, потом встанет, опять будет упираться, камни волочь, его жизнь не оборвется, кости срастутся, мясо нарастет... сегодня на откорм его не поведут, из него и так все вытекло. За что же муки такие?! Глеб, будто ища ответа на свой вопрос, задрал голову к высоким мрачным сводам огромной пещеры... И обомлел. Сверху почти бесшумно и как-то неестественно медленно падал здоровенный камень, прямо на него. Реакция бывшего десантника выручила, он успел отскочить в сторону. Но вслед за первым полетел второй, третий, четвертый... посыпалась дождем всякая дрянь: песок, мелкие камушки, липкая грязь, пыль, труха. Совсем рядом придавило рогатого выползня. Он корчил гнусные рожи, хрипел, истекал зеленой жижей, царапал глину когтями, но не мог вылезти из-под плоской черной глыбищи. Двое голых и бритоголовых подскочили к нему, принялись бить камнями по голове.

– Получай, тварь! За все!! Гадина!!!

Глеб огляделся. И увидал, что примерно то же творилось по всей пещере – уцелевшие, неискалеченные рабы гонялись за сатаноидами, валили их, били, терзали, разрывали на куски, раздирали в клочья. Это была какая-то вакханалия мщения.

Обвал почти прекратился. Наверху зияла огромная черная дыра, и в дыру эту медленно опускались два черных шара – мягко, неспешно, будто на веревочке. Вот теперь Глеб уверился окончательно – он спятил, не выдержал мучений. А это все самые настоящие галлюцинации, ибо ничто в подземельях адских не меняется и измениться не может, это у него в мозгу «перемены»! И все же накопившаяся злость, ненависть к рогатым бросила его в гущу побоища. Успеть! Добить хотя бы одного! Не то не достанется!

Он дорвался до одного из выползней, ухватил его сразу за оба рога, резким движением с переворотом вывернул шею, сорвал башку, размахнулся и зашвырнул ее в провал. Тело терзали другие – рвали, грызли, били, втаптывали в грязь. Нет, это не галлюцинации. Не наваждения!

Глеб снова задрал голову – шары были совсем низко. Вот сейчас из них выскочат вертухаи-выползни, карательный отряд. Тогда держись!

– Эй, люди! – заорал вдруг кто-то совсем радом. -Вонони-и!!!

Глеб обернулся в сторону оравшего – и увидал, как изо всех щелей и расщелин лезут рогатоголовые с плетьми, с баграми, с длинными палками, усеянными острыми шипами. Их было много, не сосчитать. И это наставал конец разгулу, минутной свободе.

– Ну, нет, суки! – прохрипел Глеб.

И поднял увесистый булыжник. Будь что будет! Но он станет драться до конца, пока хватит сил. Не возьмешь!

В выползней полетел град каменьев. Но остановить их было невозможно, страшная орда шла, лезла, ползла усмирять восставших.

И тогда раскрылись опустившиеся шары. Сердце у Глеба сжалось, когда из них полезли шестилапые уродливые существа. Только их еще не хватало! Своими покрытиями, то ли металлическими, то ли хитиновыми, эти твари напоминали насекомых. Да и выпуклые черные глаза на выпуклых лбах, длинные тонкие членистые конечности усиливали это сходство. Глеб не сразу сообразил кто это... но сообразил, дошло – киберы! это не живые существа! и даже не биоробы! Таких в подземном аду он не видал ни разу. Откуда они?

– Бей их! Обходят сзади!! – орали совершенно обезумевшие люди. – Не подпускай, гадов!!!

И камни полетели в шестилапых. Полетели, не причиняя ни малейшего вреда – они их с легкостью отбивали, даже не останавливаясь, не умеряя своего бега. И когда первые бритоголовые уже приготовились к неминуемому и страшному наказанию, когда шестилапые их настигли, произошло странное: эти уроды прыжками и скачками, не задевая ни единого, пронеслись над голыми черепами, перемахнули через пропасть и завал и набросились на выползней, до которых оставались считанные десятки метров. Много чего повидал Глеб за свою многотрудную жизнь, но эдакого не видывал. Шестилапые с такой резвостью косили их мучителей, что самих конечностей не было видно – головы не успевали взлетать и падать над телами выползней, как их настигали все новые удары, превращая кости в крошево, мясо в лоскуты. Это была невообразимая и дикая мясорубка. Один шестилапый врезался в гущу сатаноидов и оставлял после себя через полминуты кровавый булькающий фарш.

– Во дают! – восхитился кто-то из оцепеневших людей. – Кроши их! Молодцы, ребятки!

А Глеб все пытался сосчитать, сколько же шестилапых вылезло из шаров? И не мог. Их было не больше дюжины, но они сновали стремительными и неуловимыми муравьями, огромными и беспощадными муравьями-убийцами вдоль стен пещеры, не пропуская ни одной дыры, изничтожая некогда грозных, а теперь жалких и бессильных выползней..

Глеб так и не сосчитал их. Не успел. Один из таких муравьев подскочил к нему сзади, бесцеремонно опрокинул себе на спину и помчался к шарам. Испугаться Глеб тоже не успел. Все произошло необычайно быстро. Подземный ад исчез. А в шаре было темно. Но обшивка под ногами подрагивала, значит, они двигались. Куда? Хуже, чем было, не будет! Глеб как-то сразу размяк, напряжение спало. Он прекрасно знал, надеяться не на что, не осталось на Земле никого, кто мог бы помочь, выручить. А в чудеса Глеб Сизов, бывший космодесантник-смертник, боевой генерал-лейтенант, командир альфа-корпуса специального назначения, бывший заместитель Верховного Главнокомандующего, а ныне бесправный раб, каторжник мрачных подземелий, не верил.

Но чудо свершилось.

В глаза ударил неяркий зеленоватый свет. Гибкие и сильные лапы пихнули в спину, выперли из шара в довольно-таки большое помещение со сферическим потолком и внушительным креслом посредине. В кресле сидела Светлана, Глеб сразу ее узнал и невольно прикрылся ладонями, замер. По бокам от нее стояли двое и еще какое-то чучело.

– Хоро-ош! – сипато протянул Иннокентий Булыгин. И подошел ближе, скинул с плеч мешок, порылся в нем, вытащил какую-то драную хламиду, бросил ее Глебу. Толь– ко после этого приобнял его и похлопал по спине.

– Откуда вы? – ошарашенно спросил Глеб.

– С того света, – пояснил Кеша и кивнул на замершего у кресла Ивана, – а мы с Харом здешние, тутошние, с Земли.

Оборотень Хар, мягко ступая, подобрался поближе, лизнул шершавым синим языком Глебово колено и заскулил.

Иван стоял, не шевелился, живой и невредимый, и за плечом у него тоже висел какой-то странный вытянутый мешок, Глеб узнал – знаменитая Гугова торба, выкраденная с каких-то спецкораблей и напичканная всякой всячиной. Почему-то бросалось в глаза не главное, а именно это, ерунда всякая. О главном не хотелось думать... ведь Иван умер самым настоящим образом! Его не накачивали всякой дрянью, не держали под гнетом инфернополей. Он не мог ожить подобно выползню рогатому, подобно человекообразной биомассе.

Глеб потряс головой. Потом протер воспаленные глаза.

И свалился с ног, свалился под гнетом навалившейся смертельной усталости, свалился без чувств.

Иннокентий Булыгин торопливо расстегнул набедренный медблок скафа, вытащил полиинъектор, нагнулся над лежащим. Но Иван остановил его.

– Не суетись, Кеша, – сказал он, – ему надо просто выспаться.

Кеша пожал плечами. Потом подхватил бесчувственное тело под мышки, отволок по мягкому ворсистому полу к выпирающим из стен овальным стойкам-полуколоннам, прикрыл хламидой.

– Пускай продрыхнется малость, – согласился он. Кеша пообвыкся на корабле за последние сутки. И рвался в бой. Корабль был чудо, никакая десантная капсула, даже самой последней сверхзасекреченной модели не могла сравниться с ним. Да плюс несколько шаров-ботов. Да эти муравьи лупоглазые, шестиногие! У Кеши прямо-таки руки чесались... если так можно было сказать о его биопротезах.

Светлана включила экраны. И они снова увидели, что творилось там, на глубине в шестнадцать километров под расплавленной металлокерамической твердыней бывшего подантарктического дворца Синклита. А творилось в пещере, озаряемой багряными отсветами, то же самое, но уже не столь грандиозное, – там добивали последних рогатых.

– Ты гляди, куда залез! – восхитился Кеша, узрев выползня, вскарабкавшегося по корявым каменным стенам под мрачные своды.

Но любоваться долго не пришлось. Шестиногий кибер мигом взлетел по отвесной круче, рассек рогатого на две половинки, да и сбросил обе прямо в провал, в неведомые глубины.

Голые изможденные люди обнимались, орали, хлопали в ладоши. Они торжествовали свою призрачную и кратковременную победу, они были в угаре, в беспамятстве. Они не ожидали такого праздника на своей гиблой улице!

– Что будет с ними? – нервно спросила Светлана. – Стоит убрать киберов и эта нечисть поползет снова!

– Поползет, – мрачно согласился Иван. Он давно понял, что с одним звездолетом, даже таким мощным и совершенным они ничего не смогут выправить на Земле. Облет планеты, зондирование, радарно-щуповое просвечивание показали: подземельям нет числа, нет начала и конца, они под поверхностью на всех уровнях, на всех глубинах, иногда десятками ярусов друг над другом, в них томятся в ужасающих страданиях не сотни и не тысячи

– миллиарды землян. И в то же время рогатая нечисть клонируется стремительно, по мере ее убывания, по мере ее уничтожения, выползней становится все больше. Но и это не самое главное... Иван, когда узнал полную правду, окаменел от ужаса, от бессилия и невозможности помочь собратьям в заточении – большинство землян пребывало в состоянии полужизни-полусмерти, их тела, их мозги постоянно, пере-крестно пронизывались силовыми линиями мощнейших инфернополей, они сами жили в основном только при подпитке этими полями. И потому просто вырвать их из кромешного ада, означало убить их. Глебу повезло. Они прощупали его прежде, чем поднимать наверх – он был еще жив для жизни без дьявольских полей. Но таких оставались единицы. И можно было бы махнуть рукой на прочих, на миллиарды... что с них взять, мертвяки, трупы и полутрупы! Но пока еще они оставались в большинстве своем носителями душ. Бессмертных душ, взятых в полон вместе с плотью, смертной и грешной! Дьявольские отродья не смогли их погубить. Но с каждым днем становилось все меньше душ светлых, принадлежащих Всевышнему, и все больше душ черных, служащих дьяволу – не зримый, не вещественный мрак проистекал на Землю.

– И плевать, что поползет, – вдруг мрачно изрек Кеша,

– будем давить до последнего, пока сами не сдохнем!

– Он чуть помолчал, а потом горестно вздохнул: – Эх, Гута с нами нету, кореша забубенного, он бы не стал нюни разводить!

Хар поглядел на Кешу приданными глазами. И вдруг встал на задние лапы. Заговорил.

– Королева хочет, чтобы я шел туда!

– Какая еще королева, – не поняла Светлана. – Это что...

Иван остановил ее взглядом. Он давно догадывался, что У оборотня есть связь с гиргейской владычицей океанских глубин. Хару нельзя было мешать, Фриада ничего не делала просто так, Фриада была полутроггом, а не человеком.

– Хар дело говорит, – поддержал оборотня Иннокентий Булыгин. Он хорошо знал свою «зангезейскую борзую», зря языком молоть не станет. – И я с ним пойду...

– Нет! – Хар смотрел сейчас только на Светлану. Она была в кресле. Она правила балом.

– Хорошо. Иди!

Отверстие в стояке-полуколонне разверзлось неожиданно. И Хар прошествовал к нему на двух конечностях, как и подобало разумному существу, хотя и инопланетному. Через миг он исчез из видимости, как исчезла и сама дыра, не оставив даже крохотных следов в обшивке.

Глеб Сизов спал. Кеша подошел к нему, тихо, незаметно, воспользовавшись тем, что Иван пристально смотрел на экраны, и вкатил в голое плечо несколько доз из инъектора, не помешает. Глеб вздрогнул, но не проснулся.

А на экранах муравьи-киберы выползали из дыр, щелей и расщелин. Дело они свое сделали. А раз программа заданная отработана, пора и на место, в черную капсулу шара-бота. Дрожащие, беснующиеся,обезумевшие от привалившего счастья узники подземелья пропускали шестилапых уродцев почтительно, с уважением, расступаясь и умеряя вопли. А в глазах у них начинал появляться страх. Уходят... бросают на произвол судьбы, на произвол дьявольским отродьям! Ведь те придут, выползут из потаенных дыр, забьют плетьми, запытают! Постепенно восторг сменялся ужасом.

Люди сбивались все плотнее, жались друг к дружке, цепенели.

– Мать моя! – не выдержал Кеша. Мутная слезинка покатилась из воспаленного глаза по щеке, застряла в густой, давно не стриженной сивой бородище – некогда было на кладбище-то бриться. – Гад я! И сволочь! Вот так же людей бросал на каторге поганой, на Гиргее проклятущей – бил вертухаев по всем зонам, давил сук, а людей-то потом оставлял... Падла я! Ведь они на меня точно так же глядели... А я думал – геро-ой! лихой малый! А они плакали вслед, рыдали, материли сквозь слезы, камни бросали. А потом их огнем жгли за меня, током, гады, трясли, распинали живьем! А это меня надо было жечь-то и гвоздьми пробивать! Вот и сейчас, повторяется...

– Заткнись! – неожиданно резко, не по-женски выкрикнула Светлана. И так поглядела на Кешу, что тот опустил глаза, растерялся.

А Иван подумал – точно, не врет Булыгин, повторяется все, только в стократ страшнее, не с отдельными изгоями общества, не с несчастными повторяется, не с судьбою позабытыми, а со всеми, с миллиардами тех, кто и ведать не ведал и знать не хотел о муках и страданиях изгоев. Это жизнь, чудовищная непостижимая жизнь! И он, Иван, для того и послан в мир этот, чтобы разобраться наконец с ним! Это он – длань Господня... Так чего ж он стоит, чего ж медлит?! Очищение. Он не прошел еще круги очищения. Но ему никто толком и не сказал, что это такое и с чем его едят. Но спокойно. Не надо суетиться. Не надо дергаться!

– Вот он, родимый! – просипел Кеша, узрев на экран& оборотня и выходя из прострации.

Хар выпрыгнул из черного «бутона» облезлой драной псиной, у которой брюхо к хребту приросло. И, ни на кого не обращая внимания, бросился к провалу. Только его и видали – мелькнул облезлый хвост, и пропал.

Но не тут-то было. От слежки щупов XXVII-ro века не скроешься. Экраны вдруг померкли, налились синевой, потом позеленели, и все увидели, как в ледяных подантаркти-ческих глубинах, за многие километры от поверхностных наросших за год льдов, плывет, стремительно перебирая мерцающими крылами-плавниками, вовсе не «зангезейская борзая» в красивом ошейнике, подаренном Таекой, а натуральный гиргейский оборотень – страшный, отвратительный и вместе с тем величавый.

– Во дает, Харушка, – прослезился Кеша. И присел перед экраном на корточки. Весь его боевой запал куда-то пропал.

Но плыл оборотень недолго. Неведомо каким нюхом он нащупал в накатившей на него ледяной стене проход, просочился в промежуточный фильтр, потом в другой... и вывалился в лиловую, поросшую шевелящимися полипами утробу. Именно утробу, потому что иначе эту полость во льдах назвать было нельзя – не зал, не помещение, не каюта, не рубка, а именно утроба. Вывалился он в нее каким-то жутким и омерзительным уродом, гибридом облезлой борзой, оборотня и еще чего-то гадкого. Раздулся шаром, забился в судорогах, задергался. Затрясло его будто в лихорадке, заколотило, забило. И вырвало с мучительным кашлем и хрипом каким-то круглым, подрагивающим сгустком – будто само брюхо вывернуло наизнанку.

– Вот они! – прошептала Светлана. Вытянула руку. Только сейчас стали видны, высветившиеся в утробе студенистые гадины со множеством извивающихся щупальцев. Их было не больше трех десятков. Но казалось, что их сотни, тысячи... они переливались, набухали, опадали, змеились, наползали друг на друга, и выжидательно пялились выпученными глазищами без зрачков.

– Мало я их бил. Мало! – сделал вывод Кеша. А Хар в тот же миг змеей выскользнул наружу, пропал в зеленой пучине. Щупы упустили его, вернувшись в утробу. Ибо главное происходило там. Дрожащий сгусток раздувался на глазах, становясь все больше и больше, и наконец лопнул. Дальнейшее походило на кошмарный сон. Из лопнувшего сгустка вырвались наружу вертлявые, бешено вьющиеся вокруг собственной оси крохотные копии студенистых гадин. Они были переполнены какой-то чудовищной, несдерживаемой энергией, и они сами росли, раздувались, они были уже размером с детеныша кальмара, когда первый, самый отчаянный с оглушительным визгом ринулся на офомную гадину, впился ей в студенистую полупрозрачную голову своим кривым хищным клювом, разодрал ме-дузьи внутренности и цепкими щупальцами выдрал из мозга чудовища крохотного извивающегося червячка с кровавыми злющими глазенками. Они тут же упали вниз, в слизистую мякоть утробы. Схватка была закончена – червячок дернулся последний раз, вытянулся напряженной трясущейся стрелкой, и обмяк с прогрызенной головкой, выдавленными потухшими глазками. Но не успело свершиться это действо, как примеру маленького смельчака последовали и прочие. Они вгрызались в головы, в мозги студенистых гадин с беспощадной алчью, будто их всю жизнь держали голодными псами на цепи, они вырывали червей, убивали их без малейшего снисхождения. И смотреть на это было страшно.

Иван щурил глаза. Чудовища пожрут чудовищ! Откуда это, почему вдруг припомнилось? Он поглядывал на Кешу, и тот смущенно улыбался, только они вдвоем знали, что происходило. Трогги! Это трогги-убийцы! Миллиарды лет в борьбе за выживание. И всегда верх, всегда победа! Им нет равных, потому что они перерождаются во врага своего, удесятеряя силу и ярость завоевателя-чужака. Земляне чудом избежали трагической участи. Фриада разобралась, что к чему... Фриада сама была получеловеком. И-эх, из огня да в полымя!

– Теперь на этой зоне будет тихо, – послышалось из-за спины.

Иван обернулся.

Хар смотрел на него преданными глазами. Он был сейчас больше похож на измочаленного, выжатого как лимон бродягу бездомного, чем на зангезейскую борзую, только вислый и драный хвост болтался между ног да клочья длинной бороды больше походили на шерсть. И все же Хар оставался Харом.

– На этой зоне, едрит твою! – проворчал Кеша. Теперь и он начинал понимать, что извести нечисть вчистую лихими налетами и резней не удастся.

Светлана молча глядела на мужа, бывшего Правителя, Верховного, и в глазах ее стыла невысказанная тоска, перемешенная с мольбой– бежать! бежать!! бежать отсюда!!!

Иван покачал головой. До него наконец-то дошло, что первый круг очищения он пройдет не раньше, чем вызволит из адского плена и тьмы всех своих близких, всех, кто верил ему, пошел за ним, и поплатился за это... За это?! Нет, поплатились они все совсем за другое – за беспечность свою и... простоту. Простота хуже воровства! Так говаривал ему Гук Хлодрик Буйный.

– Ну ладно, хватит психовать! – просипел с огромным усилием Кеша. – Мы тут философию разводим, а там в Храме с голоду пухнут. Надо жратву искать, Иван. Ведь остались же какие-то склады, стратегические запасы?!

– Нет, – Иван как ушат холодной воды вылил на ветерана и беглого каторжника, – не осталось никаких складов, все уничтожено. На кораблях были припасы, но их не хватит на беженцев. Больше ничего на Земле нет.

Кеша сник, съежился. Виновато поглядел на Хара. Тот был спокоен и совсем не обижен тем, что его подвигам не придали особого значения. Это все неважно, главное, чтобы королева была довольна – пока она довольна им, он жив, идет подпитка по внепространственной связующей нити. Ежели она забудет про него... что ж, никто не обещает рожденным в пучинах гиргейских вод райских кущ и вечной жизни. Хар был готов ко всему.

Созвездие Алой Розы. Армагедон. Левая спираль. Время утраченных надежд.

Непостижимо-огромный и уродливо-хищный базовый звездолет-носитель Системы неуклюже вынырнул из гиблого омута подпространства в ста сорока тысячах верст от пылающего белым неистовым огнем Армагедона. Таких звезд во Вселенной надо было поискать. Миллионы солнц слились в бушующем белом гиганте, сплелись с миллиардами раскаленных, извергающих термоядерные языки пламени сверхновых. Вокруг Армагедона по безумным орбитам сновали отнюдь не холодные планеты, но исполинские звезды меньшей величины. И все вместе это было водоворотом осатаневшего огня, убийственным капканом для зазевавшегося путника в Мироздании.

Дил Бронкс вывернул из последних сил. Звездолет взревел двумя тысячами извергающих собственные гравиполя двигателей. Рванул. И выкарабкался из лап всеуничтожаю-щего притяжения гиганта.

– Будь все проклято! – зарычал Дил, теряя сознание и проваливаясь в черноту.

Он уже в седьмой раз выходил из подпространства. И все в разных местах. Он не мог освоить управления этой громадиной, никак не мог, его выбрасывало совсем не там, куда он стремился, куда рвалась его страдающая, больная душа. На первый раз его вообще вышвырнуло в какую-то беззвездную пустоту вне галактик и метагалактик. Он и не знал, что такое бывает – он, старый космический волк, десантник-смертник. И тогда пришлось вновь нырять в омут неизвестности. Второе всплытие было удачней. Системного монстра выбросило возле Гадры, старой знакомой планеты

– почти родной. Слезы накатили горючие и светлые. Но Дил не стал предаваться воспоминаниям. Он втиснулся в самый малый шлюп, пошел вниз. Но уже на подлете понял

– нет никакой Гадры, все зря, все напрасно. В унынии он сел на поверхность. Вышел. И замер. Где буйство красок? Где великолепные, смертельно опасные джунгли?! Где сказочный гадрианский мир?! Три часа он бродил среди обугленных стволов, топтал выжженную черную траву, переступал через скрюченные трупы звероноидов. Эти несчастные полуразумные аборигены Гадры не казались сейчас опасными, страшными, напротив, в их нелепых и жалких позах было что-то трогательное, детское. Их убивали врасплох, беспощадно! Дилу было тяжело идти – разбитые, стоптанные ноги гудели, все время ныла левая рука, оторванная по локоть, ныла невыносимо, в кисти и пальцах, которых не было. Но Дил Бронкс терпел. Он должен был видеть все. Развороченные деревья, в чьих необъятных внутренностях жили звероноиды, полудеревья-полуживотные, в симбиозе с которыми находились эти алчные и простоватые дети природы, были мертвы. Пурпурные полуживые джунгли Гадры! Сиреневые стены зарослей до небес! Лишайни-ки-трупоеды! Где они, где все это?! Планета была пуста. Дил пролетел над полюсами, дважды прошелся на шлюпе вдоль экватора. Безжизненная изуродованная суша... Прочь! Прочь отсюда!

Еще трижды его выносило возле земных колоний, забрасывало к призрачной Сельме, потом к семиярусному искусственному Родосу, молодежному вселенскому лагерю, и даже к позабытому всеми, затерянному наотшибе Мироздания Цветущему Шару, планете-труженице, дарившей роду людскому сыновей и дочерей будто из прежних добрых и полусказочных времен вышедших. Лучше бы ему было не видеть этих колоний. Разоренные, опустошенные, выжженные. Ни единой живой души. Зато везде – изуродованные, истерзанные тела, безобразные, выпотрошенные трупы. Разрушенные города и села, разгромленные космодромы... Вторжение! Какой-то неумолимый рок. Непостижимость! Лишь два или три раза ему попадались под ноги останки трехглазых, неузнаваемо изуродованных, полусожженных. Но он и без этих останков знал, чьих рук дело. Он сам не ощущал в себе жизни. Он был мертв и холоден. И лишь жажда мести, гнетущая, неутолимая, страшная, вела его вперед по безжизненным мирам. Теперь он был силен. И он мог мстить извергам! Мог убивать их! Надо было лишь настигнуть этих нелюдей.

На пятый раз он всплыл, чуть не протаранив длинным и острым носом известный на всю Вселенную астероид Ыр-зорг. Это был единственный реликт, переживший Большой Взрыв, мало того, сам астероид был живым и живородящим существом, неразумным, темным, бессмертным, не ощущающим себя, но живым. Таких больше не было нигде... Но сейчас Ырзорг был мертв. Обвисшая серая туша огромных размеров истекла заледеневшей сумрачно поблескивающей в вечной ночи кровью. Глубокие раны дырявили тушу в шахматном порядке. Изверги Иной Вселенной убили Ыр–зорга походя, развлекаясь. Дил страдал, сжимал кулаки, но ничего поделать не мог. Перед глазами стояло совсем иное – искаженное болью и ужасом лицо Таеки, его маленькой, нежной, верной, строгой и ревнивой, бесконечно любимой им Таеки.

На шестой раз он чуть не настиг пару странных серебристых шаров, перемещавшихся именно парой, не разбегавшихся и не сходящихся, будто состыкованных друг с другом жесткой мачтой. Ничего не вышло. Оба канули в подпространство.

И вот опять невезение!

Очнулся Дил Бронкс лишь на вторые сутки. Долго не мог понять, где находится, словно мозги напрочь отшибло. Потом все сразу вспомнил: как прорвался к Первозургу, воспользовавшись Ивановым кодом, как с налету взял того за глотку, вытребовал ретранс, координаты точного выходного люка-шлюза в Системе – это было непросто, Первозург сам заимел таковой, чуть не свернув своей бессмертной шеи, заплатив за малый сквозной канал чудовищную цену. Он тогда долго мытарил Дила Бронса, просвечивал насквозь, проверял. И стоило бы Дилу хоть на малую толику отступить, ослабеть духом, растеряться, спасовать, не видать бы ему Системы как своих ушей! Помог и обрывок цепи, точнее, одно-единственное уцелевшее звено той самой цепи, которой Иван давным-давно задушил на одном из Харха-нов, а может, и в самом Меж-арха-анье, вертухая-охранни-ка, трехглазого гада. Первозург сразу проникся... И вот тогда только Дил понял, с кем он имел дело. Сихан Раджикра-ви, не моргнув глазом, мог отправить его к праотцам, с самого начала – Дил шел по лезвию бритвы. Но он прошел. Он выиграл. И он проник в Невидимый Спектр, процедился по капле в связующие Мироздание хрустально-ледяные нити незримых структур. Он вошел в Систему. Вошел всего на один час, без возвратника, без надежды, желая лишь мстить. В лютом бою уже внутри звездолета он потерял руку и остатки зубов, получил такие травмы, которые увели бы на тот свет любого другого. А он выстоял, выдюжил. Он сжег половину эскадры. Он ринулся в последний бой, желая погибнуть. И только тогда защитные поля Системы вышвырнули обезумевший звездолет прочь. Вышвырнули как нашкодившего щенка!

Позже до Дила Бронкса, разучившегося улыбаться Дила Бронкса, дошло – они, выродки Системы, играли с ним. И он так великолепно подыграл в этой игре, что куда там! Какой интерес все время убивать и гонять по Вселенной немощных, не способных к серьезному сопротивлению. И вдруг такой подарок! Дил рвал на себе остатки седых волос.

Ничего, они еще узнают его! Они ответят за все, и им будет не до игрищ!

Каким же наивным олухом он был пять-шесть лет назад! Иван все нервничал, пытался докричаться до него, поделиться болью... а он хихикал да вертел пальцем у виска – какая еще там Чужая Вселенная! какие негуманоиды! Тогда он искренне верил, что Иван малость спятил от перенапряжения, ничего не поделаешь, многих поисковиков-смертников поджидала такая участь, не всякая психика выдержит безумной смены реальностей. Дил жалел Ивана, сочувственно кивал... и не верил. Так было. А теперь некому верить и некому не верить, все утряслось, никого не осталось – за считанные годы! И теперь все чокнутые. И он сам в первую очередь!

Белый пылающий гигант бушевал и ярился за кормой чудовищного звездолета. Но уже ничего не мог поделать, корабль вырвался из пут его притяжения, унося всю свою громадину-платформу с тремя тысячами орудийно-ракетных шахт, двенадцатью гигантскими энергоагрегатами, четырьмя сверхмощными установками полевого подавления, сотнями излучателей и бессчетным количеством глубинных торпед, ракетос нарядов, плазменных гипербомб и прочего смертоносного оружия. Шестьдесят шесть боевых шаров висели в гравитационных пазах платформы, две сотни малых боевых капсул... было и еще что-то, Дил пока не мог разобраться, что именно – не хватало опыта и знаний. Звездолет был заблокирован. Дила спасло одно – он вошел в эту махину тропой избранных, через особый «фильтр». Он вошел в него благодаря ретрансу, а стало быть, и Первозургу, – прямо из Невидимого спектра. Он успел ворваться в рубку управления, перекалечив дюжину трехглазых – и все же блокировка сработала, рубка со всеми прилежащими отсеками замкнулась. И опять он не оплошал – успел в отчаянном последнем прыжке, с уже оторванной рукой выбить почти из самого кресла мыслеуправления садящуюся в нее трясущуюся полупрозрачную гадину. Дил Бронкс был основательным человеком, он основательно готовился к этой операции. И потому даже в одной руке, облаченной в гравиперчатку, у него было достаточно сил, чтобы раздавить скользкий и мягкий череп отвратительной твари. Истекающий кровью, полуживой, с рвущимся из груди сердцем °н рухнул в кресло. И оно приняло его, замкнулось, защищая ото всего мира. Двое суток Дил Бронкс зализывал раны и одновременно гонял по всему звездолету трехглазых – гонял беспощадно, истребляя их без малейшей жалости. Подлинные хозяева Системы сослужили ему добрую службу – подстраховывая себя, а может, и по иным причинам, они держали на кораблях своих верных псов, тупых, безмозглых, обезличенных киберов-убийц. Дил хорошо разбирался в подобных штуковинах, Дубль-Биг тоже был напичкан разными премудростями и всякой всячиной. Но его и близко нельзя было поставить с этим чудо-кораблем. Ради интереса Дил приказал одному из киберов на его глазах разобрать, что называется по винтикам, другого. И тот выполнил его команду. Но ни черта Дил не понял – кибер последовательно расчленялся на крупные гранулы, потом мелкие, потом еще мельче... ни до чего докопаться было невозможно. И Дил плюнул.

Если бы его не вышвырнули из Системы, добром бы он не ушел. Но ничего! Он и здесь не даст им покоя! Он найдет тех, кто убил его Таеку... и он собственными зубами будет рвать их. Рвать в клочья!

Армагедон удалялся, беснуясь и выбрасывая вслед огненные лапы протуберанцев. Он был еще велик и грозен, он занимал четверть заднего обзорного экрана. Но нос корабля нацеливался на Млечный Путь. Дилу надоело играть в прятки. Хватит нырять в подпространство, не зная, где вынырнешь, где всплывешь. Надо разогнаться как следует и по всем правилам Вселенской Столбовой дороги войти в Осевое измерение. И к Земле! Все равно они придут туда, рано или поздно придут!

Он собирался довериться бортовому «мозгу», вздремнуть часок-другой до встречи с Малиновым барьером. Но внимание его привлекла выплывшая из пустоты пространства серая пылинка, на глазах превращающаяся в нечто большее, знакомое очертаниями. Не прошло и трех минут, как Дил в полнейшем изумлении разинул рот. Влекомый притяжением Армагедона, прямо на него из глубин космоса несся серийный базовый флагман земного флота – он шел без бортовых огней, без маяков, без защитных полей, будто груда мертвого железа, будто один из триллионов безымянных астероидов, болтающихся в черной пропасти.

– Остановить! – приказал Дил Бронкс.

И к горлу его подкатил ком. Он узнал корабль, узнал, еще прежде, чем высветилась в ослепительных лучах Армагедона рельефная титановая надпись на борту. «Ратник»! Этого не могло быть! Флагман стоял на приколе, в Солнечной системе! Он сам, Дил Бронкс, был недавно его невольным гостем, совсем недавно... когда еще жила на белом свете Таека! Теперь нет ни Таеки, ни белого света. Зато объявился флагман.

Он падал прямо в огнедышащую пасть белого гиганта. Еще двадцать, от силы тридцать часов – и он сгорит в термоядерном пекле этой чудовищной звезды. Нет!

Звездолет Системы вздрогнул, чуть замедлил ход, раскидывая гравитационную тормозную подушку. И мягкими незримыми клешнями силовых полей притянул к себе «Ратника». Огромный, сверхмощный земной флагман, гроза Вселенной и исполин, послушно замер, опустился мертвой птицей на черную бескрайнюю платформу, способную принять еще с десяток таких исполинов. И Дил воочию увидел – «Ратник» гол, безоружен! он расстрелял весь свой боезапас, вчистую! и потому выглядит как-то непривычно мирно и жалко. Дил начинал понимать, что произошло. И все же лучше один раз увидеть.

Малый бот поднес его к приемному шлюзу флагмана. Дальше Дил шел сам. Он шел долго, перебираясь сквозь рваные дыры из одного пустого и мертвого отсека в другой. Ноги несли его в эвакуационные трюмы. После тройного внешнего слоя дыр становилось меньше. Фильтрационные приемники работали. И Дил без промедления проник в кормовой отсек.

Лучше бы он туда не попадал! Первый же коридор-тру-бовод был завален полуразложившимися истерзанными телами. Они лежали в разных позах – безголовые, безногие, безрукие, выпотрошенные. И рядом валялись скалящиеся в предсмертной агонии головы, оторванные кисти, ладони. Дил брел по щиколотку в вязкой жиже и скрипел остатками выбитых зубов. Он кричал, размахивал руками, в надежде, что хоть кто-то уцелел, хоть кто-то откликнется, подаст знак. Но мощный фонарь скафа вырывал из темени лишь безнадежно мертвых – жуткие, страшные останки жертв разыгравшейся здесь кровавой вакханалии.

– Ничего, ничего, – шептал Дил Бронкс, успокаивая себя, – им всем повезло, им всем очень повезло – их просто убили, убили их тела, зато души их в раю, на небесах, они отмучились и все для них позади. И душа Таеки тоже на небесах, она отдыхает там сейчас после земного ада, ей хорошо. Иван правильно говорил, жалеть придется лишь о погубленных душах. А этим повезло, им повезло... погубленные на Земле, на других планетах. Эти ушли на небо – на то, настоящее, светлое Небо! Ничего, ничего...

Через четыре шлюза из переплетений трубоводов он пробрался в трюм. И не сразу понял, что там происходило совсем недавно. Разум отказывался понимать. Тысячи издырявленных, изгрызенных тел висели вниз головами, висели связками, пучками и по одному, висели на тонких прозрачных нитях, исходящих из обшивки верхних переборок трюма – гравиполы действовали, и был еще пока верх и низ, но это не имело никакого значения. Десятки тысяч зверски замученных – без разбору: дети, младенцы, старухи, мужчины, беременные с разодранными животами, старики с вырванными челюстями, раздавленные, расколотые черепа, сплющенные головы, выколотые и выдранные глаза, языки уши, носы... – здесь свирепствовала целая армия беспощадных садистов! Дил замотал головой в бессильной ярости. Сволочи! Гады! Выродки! Да, именно выродки! Эти несчастные ничего не знали и не узнали даже перед своей страшной смертью. А правда была невыносима. Они все умерли в ужасающих страданиях только потому, что сами породили выродков, взявших власть над ними, сбежавших от них и тешащих теперь свою леденеющую старческую кровь в сатанинских кровавых оргиях, услаждающих свою телесную немощь всевластием над телами людскими... Похотливые, алчные выродки! Мразь, властвовавшая над родом человеческим жестоко, всесильно, люто и довластво-вавшаяся до логического своего завершения – завершения истреблением всех и повсюду. Издыхающая власть убивала подвластных!

Ослепительный луч выхватывал из тьмы все новые и новые уродливые трупы, разлагающиеся тела. Но не было ни единого выжившего. Ни вздох, ни стон не нарушали жуткой, гнетущей тишины.

Дил выбрался из трюма. Замер у винтового люка-переходника. Отсюда через систему сквозных лифтов-капсул можно было попасть в прочие трюмы и жилые отсеки. Но он не пошел туда. Он знал – и там царит тишина, и там скалятся, висят, лежат, гниют неупокоенные останки землян. Беспечных, закланных на бойне землян. Он уже хотел покинуть мертвый корабль, когда вспомнил про Светлану. Она должна быть здесь! И боль резанула его тупым ножом по сердцу. Здесь! Где-то возле адмиральской каюты, роскошной и величественной. Значит, надо идти туда.

– Ничего, ничего... – как заведенный бормотал Дил Бронкс, – им просто повезло! они все спаслись! и ушли на

Небо!

Он добрел до скоростных капсул. Влез в одну. И по витой полой нити понесся в носовые отсеки. Механизмы корабля и автоматика еще жили, доживали последние свои денечки. Но ни в одной шахте не было ни единой ракеты... Они бились до последнего! Они не сдались на волю победителя. Они дрались!

Роскошные белые двери с золотой инкрустацией, двери в каюту адмирала были наполовину выломаны, забрызганы черной запекшейся кровью. Трупы лежали вповалку. Здесь их было особенно много, видно, обезумевшие от ужаса люди бежали сюда, где, как им казалось, была последняя крепость, последняя защита. Они лежали в пять или шесть слоев – они в безумном страхе, в истерике давили друг друга, и экипаж ничего не мог с ними поделать. Дил видел истерзанные тела бойцов, согнутые в дугу лучеметы, раздавленные парализаторы. И ни одного трупа трехглазых. Ни одного!

Он сразу понял, что Светлану, то, что от нее осталось в таком месиве не отыскать. И все же он протиснулся меж телами в каюту, запрыгнул на огромный длиннющий деревянный стол, сработанный под XIX век, резной, дубовый, солидный. Пробежал по нему, перепрыгивая через тела, отдернул бархатную зелену штору. И замер.

Прямо посреди здоровенной картины, изображавшей морское сражение двух или трех десятков белоснежных парусников, на потемневшем от времени холсте, в золоченой роскошной раме висел распятый седоусый адмирал в белоснежном кителе с витыми золотыми погонами, орденами, медалями... Набрякшие и сизые кисти рук его были пронзены и пришпилены прямо сквозь холст к стене двумя офицерскими кортиками, еще один торчал из горла. И ни единой капельки на белоснежном мундире. Дил вспомнил, как сидел перед командующим флотом в этой ослепитель-чой каюте. Седоусый старик, добродушный и неторопливый. Он все улыбался, не хотел отпускать «полковника Бронкса», как он его называл. Тогда он казался побольше, поздоровее. И усы топорщились вместе с бакенбардами как-то задорно, по-боевому. Слеза навернулась на черную щеку. Дил отвернулся.

Только теперь он заметил, что по всему обширному залу с высоченными потолками, по всей каюте на огромных батальных полотнах висят люди в мундирах, капитаны. Им воздали особую честь. Их распяли над грудами трупов. И они, наверняка, умерли не сразу, они видели, что тут творилось. Нет, это было выше его сил. Этого невозможно было вынести.

В рубку угнанного монстра Дил вернулся мрачный, полумертвый.

Он опустился в ставшее уже привычным кресло. Скривился от боли в несуществующей, оторванной руке. И отдал бортовому «мозгу» команду.

Только после этого он включил полную прозрачность.

«Ратник» медленно и неуклюже поднялся над платформой. И пошел в сторону пылающего Армагедона. Гравипо-ля, послушные воле Бронкса, подтолкнули его туда – вперед и вниз. В ослепительную огненную могилу, лучше которой не сыщешь во всей Вселенной.

Солнечная Система. Сгусток тьмы. 6996-й год скитаний.

– Ну, вот так-то лучше будет, урод! – Говард Буковский ударил карлика Цая по плечу.

Тот чуть не упал. Ноги от слабости подкосились.

Но Крежень радовался недаром. Его собственная судьба зависела от этого недоноска, от этой жуткой помеси землянина и инопланетянки с далекой и полусказочной Умаган-ги. Цай ван Дау, наследственный император и беглый каторжник-рецидивист был его последней надеждой. Крежень не питал иллюзий в отношении себя самого – они, эти твари поганые, выжали его как лимон, и они уже готовы были выбросить его, когда подвернулся этот вундеркинд-уродец.

Сгусток держался вокруг заурядной космостанции, сработанной еще лет сто пятьдесят назад. Крежень ничего толком про эти сгустки не знал, ему не растолковывали что да почему, не считали нужным. Он был рабочей скотинкой и сам понимал это. Рабочую скотину кормят и поят, пока от нее есть толк. Все, кончились счастливые денечки, когда можно было гулять и куролесить по Земле. Кончились! Он работал на них, не особенно напрягаясь, но работал – и он сам приближал свой конец. Теперь его главной задачей было этот конец оттянуть. Черный Мир не войдет на Землю с ходу, он еле уцепился за Систему – насколько Крежень догадывался, там было не больше трех полевых областей Мрака. Зато в Пристанище эти твари перетекали из бездонного Океана как по трубочке-соломинке, перетекали по капельке, заполняя его, выдавливая нежить в земные миры, манипулируя ею издалека, исподспудно. То, что для некоторых было секретом, Крежень постиг давно: выползни-сата-ноиды – дерьмо, земная разработка, подпитываемая силовыми линиями инфернополей, выползни – мусор, дрянь, временное явление. Когда придут черные, с этими скотами будет то же самое, что и с людишками, даже раньше. И козлы эти трясущиеся, поганые и прозрачные – тоже дерьмо, точнее, мешки с дерьмом, биомасса из Пристанища... они могут всех подмять под себя, всех позагонять в подземелье: и людишек, и рогатых, и всю разномастную инопланетную сволочь. Но не они хозяева, не они! А хозяевам подлинным нужны такие как коротышка Цай, мастерюги по межуровневым связям и сквозным каналам. Нечисть нечистью, а понимает свой интерес! Да, за последние полгода нервишки у Креженя совсем подрасшатались.

Тяжко работать сразу на двух господ, еще тяжелее на два десятка. Ну, ничего, ныне с синклитами да синдикатами покончено, скоро останутся одни единственные. Коли они первые сгустки тьмы протолкнули через все барьеры, начали мастерить узловые структуры, значит, скоро и сами объявятся. Авось, и воплотят в кого-нибудь, ведь от этих козлов из Пристанища воплощения не дождешься, они только и глядят, чтоб маху дал, чтоб в консервы закатать... Нет, не было покоя Седому. Но и обижаться он не мог. Хозяева вытянули его из петли, в последний час вытянули, за такие дела по гроб жизни задарма служить полагается. От Кеши Мочилы ушел! Это ж ни в сказке сказать, ни пером описать! От эдакого мужлана, эдакого бандюги уйти, когда уже лапы его черные на глотке сомкнулись, умельцем надо быть. Крежень верил, что и его со временем оценят, не все ж этих яйцеголовых умников ценить вроде Цая! Крежень на дню по пять раз вспоминал, как его, из петли вытащенного, в куб льда хрустального закатали да на допрос к довзрывни-кам, на просвечивание – все нутро вывернули, несмотря на заслуги прежние. После этого, он им Цая и раздобыл, семь спецслужб вокруг носа обвел, а коротышку вытащил, не то гнить бы ему среди прочей биомассы на рудниках и в забоях. Нечисть нечистью, а тупая, сама ни шагу ступить не может! Чтоб они делали без таких как Говард-Иегуда бен Буковски?! Да, Крежень был доволен собой. И он верил в свою звезду. Вот и коротышка сломался.

– Я свое исполню, – повторил Цай ван Дау с нажимом.

– Ну и славненько! – Крежень снова занес руку, но хлопать не стал – ну его, еще вышибешь душу, и так немощный, еле стоит.

Цаю и впрямь было тяжело. Он стоял у огромного обводного иллюминатора, каких не делали уже полтора века, и глядел в темноту космоса. Цай все понимал. Особенно хорошо он понимал Седого, эту продажную шкуру. Ну да плевать на него... Главное, что Цая не пытали уже, по его прикидкам, не меньше месяца. Наоборот, они откачивали его, откармливали для будущих трудов... неправедных. Цай еще не понимал, чего именно от него желают. Зато он хорошо знал, чего желает он сам.

И вдруг ни с того ни с сего ткнул уродливым кривым пальцем себе в лоб, прямо в незаживающую рану.

– Ты знаешь. Седой, – спросил он как-то странно, глядя исподлобья на Говарда Буковски, глядя с прищуром и недоброй улыбочкой, – ты знаешь, откуда она взялась?

Крежень знал, точнее, слышал. Но он не ответил, он был опытным спецагентом и всегда давал жертве возможность высказаться.

– Там, под черепной коробкой, стоял приемодатчик. Ты знаешь, что это такое! – продолжил Цай, не опуская прищуренных, полузалепленных бельмами, налитых кровью глаз.

Эти хреновины вживляют в мозг каторжникам, понимаешь, всем, кто попадает на зону. Его можно блокировать извне. Но я не мог этого сделать. Седой. Не мог! Я был простым заключенным, осужденным на медленную смерть в гиргеиской подводной каторге, я был рабом, тягловой скотиной... Но у меня имелся кривой и ржавый гвоздь. Ты та-мх, наверное, и в глаза не видывал... а у меня был. И вот этим гвоздем, – Цай вздохнул тяжко, будто припоминая прежнее, – я разодрал себе кожу на лбу, потом мясо, мышцы, они там есть, Седой, можешь мне поверить, потом я ковырял череп, я целую неделю дырявил свой череп, и терпел, терпел. Седой. И я его продырявил! Я выковырял из мозга эту хреновину! Понимаешь?

Крежень приторно улыбнулся, растягивая толстые губы, изуродованные шрамом. Закивал.

– Нет, ты меня не понял, – заключил Цай.

И отвернулся.

В эту минуту в отсек вползала студенистая гадина, козел-надзиратель, хозяин сгустка или черт его знает кто, Цай так и не разобрался. Он знал только, что на станции эта гадина единственная, других нет. И знал, что Седой по четыре часа в сутки просиживает в соседнем отсеке с этой гадиной. А еще он знал, что она... что она не совсем то на самом деле, чем может показаться, и нечего смотреть на эти змеящиеся полупрозрачные щупальца, на содрогающееся в судорогах брюхо, на вислую морду с хоботом. Тут другое, совсем другое! И он с этим... Цай ощутил, что пора. Цай созрел. Они не знали, что он нутром чует силовые линии черных полей, что он видит их и что он знает, когда гадина проползает в пустоте между ними, когда она не защищена оттуда. Вот сейчас она подползет к плахе, еще немного...

Пора!

Цай резко развернулся к Седому и молниеносным ударом в солнечное сплетение отключил двуногого холуя. Он бил одним лишь своим уродливым скрюченным костистым пальцем. После такого удара не все приходили в себя.

Крежень сполз по стенке вниз, разинул рот, но глаз не закрыл. Он умирал от боли, задыхался, не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Но он все видел. Маленький уродец рысью бросился на студенистого. Это был натиск не человека, но зверя. Десять щупальцев вскинулись вверх, обвили наглеца. Но было поздно: карлик всеми своими когтями, а заодно и зубами впился в полупрозрачную голову гадины, в выпуклый затылок – он в считанные секунды разорвал ее, выхватил что-то маленькое, извивающееся. И отпрыгнул назад. Огромные и мощные щупальца не помешали ему, они обвисли тряпками, перерубленными канатами.

– А вот теперь ты поймешь. Седой! – злобно прорычал Цай ван Дау.

Он был вне себя, он весь трясся, отвратительное лицо его заливала, залепляла омерзительная жижа, будто кто-то с размаху ударил его большой медузой. Зубы у карлика выбивали дробь, ноги дрожали. Чувствовалось, что этот отчаянный прыжок дался ему чудовищным усилием над собой. И все же больные и кровавые глаза его сияли, лучились, несказанной радостью, счастьем.

В корявой трехпалой руке, сжимая когтями тонкое желтое тельце, Цай держал червя с круглой прозрачной головкой и красными злобными глазенками. Он пытался раздавить его, но ничего не получалось, червь не поддавался.

И тогда Цай ван Дау, наследный император и рецидивист, сунул его себе в рот. Острые желтые зубы сомкнулись, захрустели, заскрипели, посыпались крошащимися обломками с губ. Из раны на лбу вытекла струйка густой черной жижи. Глаза вылезли из орбит, налились кровью еще сильнее. Он даже присел от напряжения... и вдруг с хрипом, со стоном, с животным воплем облегчения выплюнул себе под ноги, прямо на серый пластик пола откушенную, передавленную головку с вытекшими глазами-клюквинами. Выплюнул, поглядел на нее полминуты и с яростью ударил по ней каблуком. Он сделал то, чего не могло сделать живое существо, чего не смог бы сделать обычный землянин – он убил червя, выдранного из мозга еще недавно всесильной гадины. Убил!

И молча уставился на Седого.

– Понял?!

Говард Буковски молчал. Он знал, что обречен. Он мог дурить и водить за нос своих соплеменников. С этим уродом так не получится, нечего и пытаться. Все! Можно позабыть про воплощение...

Карлик Цай медленно подошел к сидящему возле стены Седому. Еще минуту назад у него было страстное желание бить этого негодяя, подонка, выродка, терзать его, наслаждаясь стонами, воплями, визгами. Теперь все куда-то под-евалось, пропали все желания, утихли страсти. И осталось ясное и четкое, даже холодное какое-то понимание, что надо выполнить дело до конца, надо.

– Ну, что. Игрок? – тихо спросил он. – Кончилась игра?

Крежень сделал отчаянную попытку встать: засучил ногами, заелозил расползающимися руками по полу, выпучил полубезумные глаза, подбородок его затрясся еще сильнее, губа обвисла, слюни потекли вниз. Но он ничего не мог сказать.

– Кончилась! – поставил точку Цай. – И ты проиграл. Он подошел к плахе, оборвал длинный конец какого-то черного провода, неторопливо смастерил петлю. Потом вернулся к Седому сунул ему в карман свою корявую руку, вытащил заветное зеркальце, поднес вплотную к лицу владельца.

– Поглядись-ка напоследок, поглядись! Ты ведь любил разглядывать себя! – он ткнул гладкой и холодной поверхностью прямо в нос Седому. Потом отвел руку. И спросил вкрадчиво: – Поглядись, подумай и скажи, что ты там видишь?

На какой-то миг Крежень замер, будто поддавшись гипнозу слов карлика, вглядываясь в свое отекшее, обвисшее лицо, искаженное гримасой животного страха. Но он ничего не смог ответить.

И тогда сказал сам Цай ван Дау:

– Ты видишь там дерьмо. Самое настоящее дерьмо! Ты называл меня уродом... Ну-ка, погляди, кто из нас уродливее?! – Цай улыбнулся, обнажая осколки зубов. – Да, Крежень, ты зажился. Тебя надо было придавить сразу, после Урага. А тебя простили, взяли грех на душу. Но это ничего... это поправимо.

Резким движением он перекинул конец провода через верхний выступ плахи. Потом набросил петлю на трясущуюся шею, затянул.

Седой, он же Крежень, он же Говард-Иегуда бен Буков-ски за последние месяцы разъелся, и Цаю потребовалось немалых усилий, чтобы подтянуть его до нужной высоты. Дергался Крежень недолго, и как только затих, из штанин его потекли вниз зловонные струйки.

Цай ван Дау отступил на несколько шагов, всмотрелся в гнусную и жалкую после смерти рожу иуды. Как все просто! И не надо никаких следствий, не надо защитников и обвинителей, не надо судей. Надо делать все своевременно и без волокиты. Надо было! Теперь уже поздно, теперь некому это делать и не для кого.

И он подошел к овальному выпирающему люку, за которым никогда еще не был.

Земля. Россия Лос-Анджелес. Год 2486-й.

Всеамериканские Штаты. Нъю-Вашингтон.

– Ну вот, – Светлана улыбнулась, прижалась губами к его плечу. Оно было горячим, шершавым и чуть влажным от выступавшего сладкого пота. – А они все говорили – мертвый, мертвый... А ты у меня живой.

Иван поцеловал ее в губы. Ничего не ответил.

Они лежали в нише под стойкой-полуколонной, лежали прямо на полу, на ворохе собственных одеяний, смятых и растрепанных. Рука Ивана все еще продолжала скользить по ее упругому и податливому телу, лаская груди, бедра, тонкую шею с чуть подрагивающей на ней жилкой. Он был счастлив тем обыденным и неприхотливым счастьем, что затмевает все прочее – уже прошедшее и еще предстоящее. Сколько времени они не лежали вот так, прижавшись друг к другу, сливаясь в одно целое – месяц, два... а может, год? Он переставал ощущать время. Он учился не спешить. Не спешить, потому что главное всегда проходит в спешке, проходит мимо, чтобы уже не вернуться.

Где-то за переборками, совсем рядом с рубкой лежали сейчас и спали Иннокентий Булыгин, оборотень Хар и изможденный беглец из ада Глеб Сизов. Они не выставляли караульных и дозорных, вахтенных и часовых. Корабль не даст их в обиду, а если и даст, то они ничем не смогут помочь себе. Сегодня была тихая ночь. Странная ночь, когда уже не было ни у одного сил не спать. И когда каждый страшился заснуть.

– Знаешь, Иван, – зашептала она на ухо, – по утрам я боюсь просыпаться. Это странно и глупо, но это так... знаешь, мозг просыпается, а глаза открыть страшно – вот откроешь, а вокруг белый туман, вокруг Осевое, и будто все, что случилось тут, это сон, будто я и не выходила оттуда, и нет никакой Земли, нет тебя, ничего нет, только призраки. А потом глаза открываются... и сразу приходит память: рогатые, трехглазые, бойня, черная мертвая Земля. И игла в сердце – лучше бы вообще не просыпаться! лучше бы в тумане! в Осевом! где угодно! Бежим отсюда, Иван! Бежим, куда глаза глядят!

– Успокойся, любимая, – Иван прижал ее голову к своей груди, огладил плечи, спину. – От себя не убежишь. Вот сидела бы спокойно на «Ратнике», плыла бы сейчас где-нибудь далеко-далеко отсюда, в покое и тиши, в мире и благодати... а старенький адмирал-дедушка тешил бы тебя звездными байками, и спала бы ты там спокойно, тихим сном младенческим... – пред глазами у Ивана вспыхнуло вдруг тысячами солнц раскаленное марево, океан огня. И пропало мимолетным видением. Он тяжело вздохнул, что-то там случилось с флагманом Второго Звездного. Что?! С ними со всеми что-то случилось. А бежать, действительно, некуда. – Поцелуй меня! – попросил он. И после того, как она выпустила его губы из своих, добавил: – Постарайся уснуть. И ничего не бойся. Мы не одни...

– Не одни? – изумленно переспросила она. i

– Да, – ответил он, опуская свою тяжелую и теплую ладонь на ее веки, – с нами Бог. Это правда. А теперь – спи.

Она уснула сразу – расслабилась, обмякла, лицо ее прояснилось и стало во сне по-детски беззаботным. И Иван вздохнул еще раз, но теперь уже облегченно.

Ему тоже надо было выспаться хорошенько. Утро вечера мудренее. Хотя и неясно было, где утро, где вечер – над Землею вечная серая тьма. Угрюмая ночь!

Они стояли посреди бескрайнего поля. Огромной шарообразной тенью, кораблем-призраком в ночи. И ни один выползень не мог подползти ближе чем на версту к шару. Антарктические подледниковые зоны они покинули больше суток назад. Начинать надо было с России, это понимал каждый, даже облезлый оборотень Хар. Но как начинать?!

Иван закрывал глаза. И все принималось кружиться, вертеться под его сомкнутыми веками: лица, полосы, круги, улицы каких-то городов, рогатые рожи, ячейки и соты в хрустальных глубинах гиргейского ядра, голубые глаза Чему-чжина, потом будто порывами урагана приносило фурию в развевающихся черных одеждах, а за ней накатывал мрак, и во мраке бились привязанные к поручням две маленькие фигурки, и глухой далекий голос повторял и повторял: «человеку незачем идти во Вселенную, ему определено иное место... иное! определено!», и снова наваливался тяжелый, не дающий спать мрак, и во мраке этом поперек старинного стола, прямо на опрокинутых пузатых бутылках, на полураздавленном черством каравае, на осколках глиняной посуды, посреди пепла и мелкого мусора лежало грузное и жалкое тело Луиджи Бартоломео фон Рюгенау, и горло старика Лучо было перерезано от уха до уха, а тощий Умберто висел на стене, и три черных дротика торчали из его шеи, груди и паха, и чем дольше Иван внутренним взглядом, неоткрывая глаз, вглядывался в Умберто, тем сильнее того начинало разносить, и почему-то лицо его наливалось старческим румянцем, а на висках вырастали седые баки, и из-под носа к краешкам губ, и дальше, начинали тянуться пышные белые усы, и что-то сияло на белой широкой груди... Они всегда были на Земле. И год назад, и два, и за три тысячелетия до прихода Спасителя, который спас обезумевший род людской один раз, но не дал ему никаких обещаний на будущее... Меч Вседержителя! Это было не во сне, не в бреду! А сейчас опять наваливается тьма-тьмущая. Тьма!

Иван осторожно повернулся, чтобы не разбудить ее, Светлану, лег на спину, закинул руки за голову. И открыл глаза.

Прямо над ним нависала блудливая и гадкая рожа Авва-рона Зурр бан-Турга в самом мерзком его воплощении. Чего-чего, а этого Иван увидеть не ожидал.

– Не признаешь? – глумливо спросил бес. И выпучил из-под нависающего капюшона наглые выпученные сливами черные базедовые глазища.

– Сгинь, нечисть! – прошипел Иван, совсем тихо, боясь разбудить Светлану.

– Не волнуйся, мой друг и брат, она не услышит нас, – хлюпая носом, безбожно картавя и сопя, скороговоркой выдал Авварон. – Мертвые не слышат, а ведь она так же мертва, как и другая твоя пассия, которую ты уложил на вечные времена в хрустальный гроб. У тебя странный вкус на этих... – крысеныш-колдун сделал вид что замялся, и с обвислой губы его потекла слюна, дряблые щеки затряслись, – почему бы это а? Наверное, потому, Ваня, ты не догадываешься? – тон его вдруг стал зловещим, – потому, что ты сам мертв! Или ты забыл, как лежал предо мною во прахе червю подобно?! Или ты не помнишь, как давили на тебя свинцовые волны Океана Смерти?! Ты мой раб, Иван. И ныне, и присно, и во веки веков!

Иван вскинул руку, желая оттолкнуть от себя, отпихнуть наглую нависающую над ним рожу. И ощутил вдруг, что будто черная гранитная плита навалилась на него, лишая сил, не давая двинуться, приподняться, встать. Так уже было, там, в каменном гробе.

– Ты мой раб! – прохрипело злобно и громко.

– Нет!

Преодолевая чудовищное сопротивление, Иван положил правую руку на грудь. Крест! Он был на месте.

– Сгинь, нечисть!

Авварон громко и надменно расхохотался ему в лицо. И теперь это был не колдун-крысеныш, не похотливо-гнусный уродец, шмыгающий носом, а сам дьявол черных бездн Мрака – торжествующий, всесильный, властный. Его черные глазища прожигали Ивана насквозь, заставляя припоминать стародавнее – планету Навей, Пристанище, гиргей-скую каторгу, сатанинские оргии в подземельях Лос-Анджелеса, его слабость... иглу проникновения, жертвы, расширенные зрачки, текущую слюну изо рта Креженя – и вдруг как живое встало грузное тело, подвешенное почти к потолку, синяя отекшая харя, высунутый язык, шрам со лба к подбородку, разве он не ушел? – нет, завертелось, закружилось снова – приобщение! изумрудно-зеленое свечение;

черный раздвоенный язык-аркан, захлестывающий шею! сияющие водопады! рубиново-янтарные россыпи! повелитель тьмы и мрака! Да, именно так, именно так: «Ты сделал первый шаг мне навстречу!» И миллионы эмбрионов в миллионах ячей. И черепа с птичьими клювами, с огромными глазницами. И черные паучки с осмысленно выпученными глазами. Чуждый Разум! Не лучший друг и брат, но раб! «Я даю тебе отсрочку... короткую отсрочку. Но я спрошу за все. Иди!» В мгновение ока он вспомнил все. И эта память навалилась на него еще одной гранитной плитой.

– Тебе дали отсрочку. Но время истекло! – прогрохотало сверху.

– Нет! – прохрипел Иван. – Нет!!!

– Хорошо, – черная сатанинская рожа вызверилась плотоядной улыбкой, в пустых глазницах загорелись далекие искорки, – хорошо, раб! Я дам тебе последний шанс. И еще... я продлю их жизнь среди смертных, чтоб не печалить твоего больного разума, печалующегося о мертвых и несуществующих. И я не буду тебе обещать как прежде череды воплощений, но я поселю в тебе надежду, что и ты можешь быть не лишен их в приобщении Пристанища во Вселенную Мрака. Ибо служишь нам!

Офомная черная морда с оскаленными из кровавой пасти желтыми и кривыми клыками начала опускаться, давить, теснить, вжимать Ивана в ворсистый пол. Это была уже третья плита, и сдерживать тройной груз не было мочи. Он застонал, зная, чего от него хотят, но не произнося ни слова... Адский гнет Океана Смерти, океана потустороннего Мрака, из которого все вышло и в который все уйдет. Его невозможно было выдержать человеку, даже воину, даже... Все силы, вся тяжесть преисподней давили сейчас на Ивана, давили уже со всех сторон, убивая, не оставляя надежды, требуя одного.

– Смирись, раб! Смирись! И отдайся сам тому, что не пришло извне ныне, а уже было в груди твоей и в душе твоей! Не себе принадлежишь ты! И кара ждет тебя неизбывная! И муки твои бесконечны будут! И зря в гордыне тщетной исхода ждешь. Не будет его! Смирись!

Черные когтистые крючья прорвали грудь, впились в сердце, сжимая его, завладевая им. Не будет исхода? Он уступал им, уступал прежде, всегда выворачиваясь потом, уходя от них, ускальзывая из объятий ада. И вот они застигли его врасплох. Это конец! Иван застонал в бессилии казнимого. Они властны над ним. А он никто и ничто пред ними, пред силами Пристанища и преисподней. Он слаб... Слаб? Луч ослепительно белого, чистого света пронзил его мятущуюся душу. «Я отворил дверь пред тобою, и никто ее не сможет затворить... Я даю тебе лишь Дух». Господи! Укрепи и сохрани! Он вцепился слабеющей рукой в лапищу, разрывающую грудь, содрогнулся от ее неземного обжигающего холода. Сдавил. И выдрал.

– Прочь!!!

Он почти телесно ощутил, как одна из плит над ним, давящая, смертельная, дала трещину и осыпалась на стороны шуршащими каменьями. Он вздохнул, полной грудью вздохнул, уже предчувствуя, зная, что вырвется и из этого жуткого каменного гроба.

– Во имя Отца и Сына, и Духа Святого! Прочь!!! Дьявольский хохот разорвал барабанные перепонки, сотряс грудь, вонзаясь тысячами игл в тело, в пылающий мозг.

– Как смеешь ты, раб, призывать того, кто отказался от тсбя и кого ты сам предал?! Еще миг, и прервется терпение мое! И мир Мрака поглотит тебя, возвращая в объятия свои на лютые страдания! И воздано тебе будет за все свершенное тобою против того, к кому призываешь. Ибо в том и есть закон равновесия и гармонии, высший закон всех миров! И сдохнешь в ужасающих корчах, чтобы в ужасающих корчах воскреснуть в мире, где не будет тебе покоя и отдохновения. Твое слово решит участь твою, раб!

– Прочь из сердца моего! Прочь!!!

Иван собрался в комок, в жгут витых горящих нервов. И снова он был не один в этой извечной борьбе, тысячи поколений избранников Господних, лучшие из ушедших в миры иные россов были сейчас с ним. И он рванулся вперед. Рванулся вверх, расшибая вторую смертную плиту, изгоняя демонов мрака, обрушившихся на него. Силы прибывали с каждой минутой, с каждым мгновением. Он поднимался, он вставал, сбрасывая с себя неимоверную тяжесть, вырывая из груди своей остатки черных крючьев.

– Не смей! Ты губишь себя!!! – загремело в уши, B| мозг.

И отпрянула сатанинская морда и ринулся глаза в глаза черный, бесконечно огромный и беспросветный Авварон Зурр бан-Тург, ринулся, сопя в лицо:

– Остановись, раб! Пади ниц, и повинуйся господину твоему!

– Прочь!!! – взревел Иван.

Он уже вскочил на ноги. Изнемогая от напряжения, мокрый, дрожащий, с безумно колотящимся сердцем, он сдирал с себя черного когтистого беса. Тот был цепок, алчен, яростен. Всеми шестью лапами, когтями, раздирая одежды, кожу, мышцы, он впивался в Иванову плоть, в Иванову душу, он не желал исходить из него, он вгрызался зубищами в мясо и кости, сопел, хрипел, трясся, угрожал, умолял, пугал, визжал истерически и мерзко.

– Не смей! Пусти меня в себя! Пусти-и-и!!!

– Прочь!!!

Иван наливался силой. Он отдирал, отрывал от себя лапу за лапой. И наконец, скрипя зубами от невыносимой боли, с хрустом рвущихся сухожилий, он отодрал от себя черного беса. Вскинул его на руках вверх. И со всего размаху бросил оземь.

– Сгинь, нечисть, навсегда! Сгинь!!!

Все закрутилось, завертелось перед глазами.

И увидел он, что не в рубке управления стоит, не в звездолете чужаков, что притих на широком земном поле, а в башне полуразрушенного замка с каменными зияющими бойницами, продуваемого недобрыми ветрами, замка, что охраняет среди прочих внешних барьеров вход на планету Навей. Да, это был Спящий мир. Иван сразу узнал его.

– Пощади-и!!! – тоненько пропищало снизу. Убогое морщинистое существо, получеловек-полукрыса, уродливое ничтожество тряслось у его ног, вздымая вверх тонюсенькие птичьи лапки. Было. Так уже было! Иван встряхнул головой, избавляясь от наваждения. Но Спящий мир не пропал. Ничего не изменилось. Напротив, он вдруг ощутил в руке рукоять меча, того самого. Да, он тогда пожалел крысеныша. Пожалел! Как давно это было, как нелепо и смешно. Но не время предаваться воспоминаниям. Иван поднял меч.

– Я умира-а-а-ю-ю... – протянула гадина столь жалостно, что и впрямь поверилось: вот сейчас умрет!

Картины чудовищного сверхбытия Пристанища обрушились на Ивана, ведь они брели по его тропам вместе, рядом, как же так... Нет! Нельзя дважды войти в одну и ту же воду. Нельзя!

Морщинистое ничтожество, на бегу оборачиваясь мерзкой волосатой крысой, бросилось в угол, в кучу старого затхлого хлама. Но было поздно – острие меча настигло его, пронзая, пригвождая к грязному дубовому полу.

– Прости, мой лучший друг и брат, – с горькой усмешкой выдавал из себя Иван, – это надо было сделать еще тогда, сразу. И прощай!

Он не стал выдергивать меча. Этот меч навеки испоганен, нечист.

И вообще, пора избавляться от суетного! Иван повернул голову. И увидел, как в бойницу из мрака и темени просачивается лучик, тонкий солнечный лучик. Спящий мир просыпался. Ну и пусть. Плевать на него! Для очищения иногда надо возвращаться на круги своя. Вот он и вернулся... Очищение?! Да, все верно, ведь ему предстояло пройти через очистительные круги Света. Он все помнил. И главное, он помнил, что в него верит Пославший его. Иди, и да будь благословен! На душе было легко и покойно, как никогда. Теперь, после изгнания беса, душа его была чиста и светла. Он прошел один круг.

И он пройдет другие!

Иван открыл глаза.

Светлана спала тихо, казалось, что она не дышит, лишь верхняя губа, нежная и чуть вздернутая, слегка подрагивала. Пускай спит. Он осторожно приподнял голову, сел, обхватив колени, глядя на черное пятно в сером ворсистом полу. Это было даже не пятно, а затягивающаяся на глазах дыра... по краям ее топорщились черные вороньи перышки и отвратительные, грязные, жирно поблескивающие волосинки, крысиный след. Сгинул! Туда ему и дорога! А ей... ей необязательно знать про все это, пусть спит, ведь завтра будет трудный день. Завтра? Иван собрался, замер – его внутренние часы работали, им не нужны были ни солнце, ни луна, ни батарейки. Не завтра, а уже сегодня! И это первый день года, нового года – 2486-го от Рождества Христова.

Корабль плыл над руинами, плыл в черном тягучем воздухе почти над самой землей. Иван не включал прожекторов – зачем беспокоить это мрачное царство разрухи и уныния. Приборы ночного видения выдавали на обзорные экраны угрюмую картину. Лос-Анджелес лежал в развалинах – огромный, холодный, мертвый город с обвалившимися небоскребами, разрушенными домами, развороченными зданиями, в которых уже не угадывалось, что тут было раньше – банки, отели, конторы, магазины, а может, притоны или публичные дома... Улицы, переулки, закоулки, дороги, мосты вообще не проглядывались, они были завалены кирпичом, камнем, бетонными блоками, арматурой, металлом и прочим строительным мусором, искореженным, страшным, тянущим к черному небу свои ржавые изогнутые руки-прутья. Не было уже ни гари, ни пепла, ни гниющих трупов – все позанесло серой пылью, все позаросло скользким и мерзким мхом да лишайниками... Еще три-четыре года, думал Иван, и от развалин огромного прежде, многомиллионного вавилонского города не останется ничего кроме пологих, укрывающих былое сокрушенное величие холмов. Так и бывает в жизни. И с городами. И с людьми.

– Ну и чего мы сюда приперлись? – деловито осведомился Кеша.

Он стоял у Ивана за спиной, зевал и жалел, что влез в этот чертов шар. Ежели бы он остался на привычном кладбище, за эти денечки и ночки мог бы спровадить к их родному отцу дьяволу не меньше двух десятков студенистых гадин. А здесь что? Ничего, одни слова, болтовня. Надо бить гадов! А Иван все кружит над планетой, выжидает чего-то!

Светлана покачала головой. Она догадывалась, зачем Ивана потянуло сюда, в Западное полушарие. Но молчала. Ее тревожило совсем другое, ведь проклятущие негуманои-ды-выродки там, в Системе, давно уже могли опамятоваться и разобраться с их «шариком», непослушным и строптивым, каждый день, каждый час их за любым углом могла поджидать кара.

Глеб Сизов тоже молчал. Он сидел в боковом кресле, укутанный в свою хламиду и думал. В подземельях и пещерах в адских муках корчились миллиарды землян, а они ничего не могли поделать. Да, конечно, можно было разгромить, разнести в пух и прах еще одну зону, еще десяток таких зон, передавить всех выползней в них, перебить гадин, подготовляющих приход чего-то еще более гадкого и ужасного... а дальше? А дальше – брошенные на произвол судьбы тысячи, миллионы людей без подпитки, без инъек-торов, без пронизывающих насквозь и поднимающих со смертного одра даже трупы инфернополей, в конце концов, без даже самых малых запасов продовольствия и чистой питьевой воды. Это их смерть. Однозначная и предопределенная. Глеб молчал, и думал, думал, думал.

Хар просто лежал на полу с закрытыми глазами. И виделась ему родная Гиргея, прохладные темные струи, ласкающие плавники. Хару начинала надоедать его странная и непонятная миссия. Властительница троггов Фриада показала этим безумцам, как можно совладать с их губителями, как помочь их горю, но они почему-то думают о другом, они жалеют тех, кто уже умер и кто еще умрет, вместо того, чтобы жалеть тех, кто должен родиться, но никогда уже не родится. Одним словом, люди! Они говорят, что у них есть какой-то свой бог, и они больше надеются на него, чем на себя... Нет, лучше вспоминать дом, родной и совсем тихий океан, покойные не доступные чужакам глубины.

– Мы не приперлись сюда, – спокойно ответил Иван, – мы вернулись, чтобы исполнить то, что должны исполнить.

– Гуга не воскресить, – смутился Кеша и принялся теребить свою сивую бородищу.

– А он и не умирал, чтобы его воскрешать, – поправил Иван. – Может, и тебя подбирать не стоило?

– Может, и не стоило!

– Ну хватит! – оборвала Светлана. Не доставало только свар и ссор.

Иван прослушивал «землю». Но все четыре вмонтированные в породу локатора-сторожа молчали. И немудрено после того, что случилось с этим вселенским вертепом. Иван и так помнил, где замуровали тело Ливадии Бэкфайер-Лонг по кличке Стрекоза. Там же, рядышком, должен лежать и вынесенный Сигурдом с поля боя его подлинный друг и брат Гуг-Игунфельд Хлодрик по кличке Буйный. И недаром же в тот самый памятный день, когда Светлана опустилась на своем ржаво-серебристом шаре прямо напротив Храма Христа Спасителя и вызволила его, Ивана, он первым делом попросил ее переместиться к развалинам Кремля, к руинам Большого Кремлевского дворца, где и были кабинеты Правителя. Она прикрывала их из рубки корабля, а они с Ке-шей долго бродили по темным переходам... Все погибло! Все было разрушено, разбито, разбросано, завалено щебнем, осыпавшейся штукатуркой, рухнувшими перекрытиями. Они не сохранили тысячелетних святынь. Они шли по оскверненным отеческим гробам и ничего не могли поделать, они не скрывали своих слез и отчаяния – утраченного не вернешь. Опрокинутая колокольня Ивана Великого лежала рассеченным на части телом огромного оцепеневшего богатыря незапамятных времен. Разбитые колокола молча взывали к равнодушному черному небу. Купола и стены Благовещенского собора зияли в ночи дырами огромных пробоин. От Архангельского оставалась лишь груда камней. Три башни, изуродованные до неузнаваемости и потому потерявшие свои имена, охраняли развалины, прочих не было вовсе. Они перешагивали через разбросанные, раздавленные иконы, на которых уже не угадывались лики святых. Иван помнил, многое удалось спасти, вывезти – и на «Ратник», и на другие звездолеты, станции. И тем не менее. Кремля больше не было, как не было ни величавой белокаменной Москвы, ни самой Великой России. И все же он пробрался, переползая из дыры в дыру, протискиваясь под упавшими балками, перепрыгивая через провалы, пробрался в свой бывший кабинет и вытащил из заваленного обломками шкафчика Гугову торбу. Путь назад был вдесятеро короче. Они не смотрели по сторонам, что смотреть, рвать сердце. Они бежали на корабль, чтобы уйти от этих страданий, чтобы не видеть, не вспоминать... И все равно кремлевские руины навечно запечатлелись в их памяти. Кеша посмурнел еще больше. А Иван... Иван помнил, что есть Тот, Кто в него верит.

Щупы на звездолете Системы стояли прекрасные. С пятого захода Иван вышел на подземные лабиринты заброшенной гравидороги, что строилась еще в двадцать третьем веке. Ничего не изменилось, они были столь же заброшены, что и год, и два назад. Шесть входов-выходов завалены. Седьмой открыт, как ему и полагалось.

– Кеша, – позвал Иван, – видишь? Давай вперед с Харом, надо разминировать, ты у нас мастак по этому делу!

Иннокентий Булыгин приободрился, повеселел. Он любил работу работать, особенно если она была рисковой.

– Я пойду следом. Светлана с Глебом прикроют нас с корабля.

Глеб заерзал, хмуро сдвинул брови к переносице.

– Я тоже пойду, – сказал он.

Но Иван покачал головой – они забыли, что его приказы не обсуждаются. И тут же поймал себя на внезапной мысли: а считают ли они вообще его, Ивана, Верховным... а может, нет?! Надо было бы просто спросить. Но не сейчас, в следующий раз.

Кеша был спор на сборы. Не прошло и пяти минут, как черный бутон малого бота ушел вниз.

А Иван рылся в торбе. Сейчас ему мог пригодиться шнур-поисковик и, разумеется, яйцо-превращатель. Остальное брать не стоит. Рукоять меча на руке. Десантный боевой лучемет за плечом, пара парализаторов, сигма-скальпель, с десяток сигма-фанат с грецкий орех величиной, но обладающих огромной убойной силой... и, пожалуй, хватит! Ежели понадобятся, Светлана пришлет пару киберов с носилками. Лучше бы не понадобилось!

А внизу грохотало и гремело. Кеша не мог без шума и фейерверков.

– Как там рогатые? – спросил Иван у Светланы. Она теперь сидела в мыслеуправляющем кресле звездолета.

– Не видно что-то, – ответила она спокойно, – две гадины в восемнадцати километрах на север и около сотни контейнеров с биомассой на запасных путях гравидороги. Еще, правда, на нижнем уровне около тысячи голых. Прорубают дыру вниз. Но там уже другая полость, соединений нет.

Иван невольно отметил, с какой легкостью она перестала называть людей людьми. Голые! Ну что ж, и так бывает. Сейчас не время языковедческие дискуссии разводить.

– Я скоро вернусь, – сказал он с улыбкой, склонился над ней, поцеловал в щеку. И тут же поправился: – Мы скоро вернемся. Не грусти!

Проход Кеша очистил на славу. Иван нагнал Булыгина с Харом почти у самого входа в ремонтно-складской сектор. Он шел, поминая добрым словом мальчишку Сигурда, тот пронес тело Гуга, не зацепив ни единой мины, преодолевая все завалы и ловушки, а это означало только одно, Гуг доверял ему больше, чем Иван – почему? а потому, что он предвидел и такой вариант. Ну, Гуг, ну, сукин сын! Впрочем, с ним все ясно. А вот .где сам Сигурд? И снова на мгновение перед глазами стемнело. И привиделись Ивану залы, огромные залы, что остались в окраинных толщах не разрушенного глубинным ударом материка – обломка Антарктиды. И лежащий на смертном ложе Сигурд. И иглы, вонзенные в него, иглы, через которые исходит кровь, исходит жизнь. Он умер там! Его убили! Иван зажмурился, встряхнул головой. Откуда эти видения? Откуда это знание?! Не в первый раз ему открывается сокрытое временем и расстояниями. Это дар. Обретенный дар! Господи, Ты ведь не обещал сил иных кроме Веры и Духа. Так откуда же... Иван снова тряхнул головой. Это и не силы никакие, это просто Просветление. И он приобщается к миру просветленных, которым открыто прошлое и будущее, для которых нет ни километров, ни верст, ни миль.

Но он не стал предаваться раздумиям. Вперед! Ему надо в срок пройти все круги очищения. А там видно будет.

–Вот он, родимый! – просипел Кеша, вводя Ивана в камеру с низкими бетонными потолками. – Живого места нет!

Кеша был прав. Гуг лежал под прозрачной крышкой анабиосаркофага в чем мать родила. Но узнать его сумел бы только близкий человек. На огромном богатырском теле не было живого места: вывернутые перебитые в суставах руки и ноги, разорванная грудь, рубцы, раны, дыры, вывороченные внутренности... и все это венчала изуродованная голова с раздробленной челюстью и пробитым, передавленным черепом. Ножного биопротеза вообще не было – видно, его оторвало при ударе о землю, а Сигурд не стал подбирать эту уже ненужную деталь. И какого черта Гуга Хлодрика вынесло из бункера управления, какого дьявола бросило в бой, самый лютый бой всей этой быстролетной Европейской войны?! Иван стоял мрачный и растерянный. Кеша вообще старался не смотреть на израненное тело. Он-то знал, что после Параданга Буйный повсюду искал смерти... ну что ж, вот он ее и нашел. Надо было раньше придти сюда. Раньше, когда они еще стояли у кормила власти! Но ведь именно тогда полезли эти проклятые рогатые выползни, изо всех щелей полезли – и жизнь превратилась в ад! Про Гуга Хлодрика просто все позабыли! Другой бы не вынес и десятой доли того, что обрушилось на старого викинга, Сигурд рассказал, как было дело. Бронеход с Гугом сбили на огромной высоте, они попали в перекрестие четверного базового боя, профессионалы называли его романтично и красиво – «дыхание ночи». Машину разорвало в клочья, разметало надо всей землей, и после этого Гуг еще рухнул вниз, прямо в воронку, в ад и кошмар свирепого, непрекращающегося боя... может, это и спасло его? может, его изувеченное тело подхватила встречная взрывная волна, не дала разбиться о вывороченный бетон?! Кто его знает! Во всяком случае, когда Сигурд замораживал Гуга, в его огромном и могучем теле еще теплился крохотный, еле заметный огонечек жизни. Но сейчас... Иван не знал, что делать. Ведь яйцо срабатывает не сразу. И если они пробудят Гуга, разморозят его, а он умрет... и не останется ни крохи жизни, ни огонечка?

Оборотень Хар тихо поскуливал и с опаской, недоверием поглядывал на другой саркофаг, стоящий в углу камеры. Там лежала Ливадия Бэкфайер, она же Лива Стрекоза, беглая каторжница, ведьма... черная ведьма и последняя, самая большая любовь Гуга Хлодрика.

Об этой мулатке, с которой пришлось как-то провести безумно страстную ночь в чужом обличий, Иван и не думал. Лежит, и пусть лежит. Лучше не трогать. Но исцелить Гуга он был обязан.

– Надо бы его прямо в гробу перенесть в корабль, – посоветовал Кеша.

Иван подумывал и о таком варианте. Но он не годился. Какая разница! Гуг с одинаковой вероятностью мог помереть и здесь и там. А коли жив останется, так и своими ногами дойдет.

Он вытащил яйцо-превращатель из внутреннего клапана

скафа.

Кивнул Кеше. Тот понял с полувзгляда. Сейчас от их собранности и сработанности зависело все.

– Пошел! – буркнул Иван.

И Кеша резко, двумя поворотами миништурвала включил анабиосаркофаг в режим разморозки. Оба замерли у изголовья, наблюдая, как постепенно, очень медленно с белой мертвецки-ледяной кожи спящего в летаргии начинает стекать хрустальными каплями ледяное покрытие... вот сейчас, в любой миг сердце может сделать свой первый удар – уже врубилась внутренняя система стимуляции, и оно его обязательно сделает, но второго... второго может не последовать.

– Давай! – закричал Иван.

И Кеша, отжав рычаг, разбил стеклянный предохранитель, вдавил черный палец в белую упругую кнопку. Прозрачная крышка гроба начала сползать... И в еще узкую, только образовавшуюся щель Иннокентий Булыгин с реакцией заправского бойца молниеносно всунул руку, сдавил раздробленную нижнюю челюсть, оттянул ее. И уже локтем резко надавил на грудь, на сердце, раз, другой.

– Молодец!

Иван втиснул в открытый рот нагретое рукой яйцо, склонился над Гугом. Теперь все будут решать секунды. Он нависал над изуродованной плотью, отогревал ее своим дыханием. А Кеша давил и давил на грудную клетку, давил так, что ребра трещали.

– Ну, Гуг, дружище, давай! – молил Иван. Он впился губами в другой конец яйца-превращателя, задышал тяжело, не давая ему остынуть. Еще немного. Еще немного!

И он ощутил первый толчок сердца, собственным сердцем ощутил. Теперь все зависело только от самого Гуга-Игунфельда Хлодрика Буйного.

– У него силушки на десятерых, – прохрипел Кеша, – оклемается!

– Оклемается, – машинально проговорил Иван, разжимая губы, но не переставая дышать в лицо выходящего из летаргии.

А лицо это, Гугово, обрюзгшее, разбитое, изуродованное лицо, начинало меняться на глазах. Яйцо-превращатель действовало! Они успели!

Иван готов был расхохотаться в голос. У них был один шанс из тысячи. Но они не упустили его. Полумертвый Гут Хлодрик, размораживающийся и тут же умирающий, умирал, превращаясь в живого и здорового Ивана – в двойника, точную копию Ивана. Старый добрый прием, Иван сам его опробовал, испытал еще на проклятущем Хархане. Он сработал и здесь!

– Все, хорош! – выдохнул Кеша.

И перестал давить на сердце. Оно билось и так, без его помощи. Оно билось в здоровой и крепкой груди Ивана, лежащего в саркофаге.

Яйцо выпало. Губы оживающего разжались. И из них сипло вырвалось:

– Ну чего вы меня бьете, падлы, чего? Совсем забить хотите старика Гута? Не дави на грудь!

– Никто и не давит давно! – обиженно оправдался Кеша.

Лежавший говорил Ивановым голосом, но все выражения и даже тон были Гуговы. Получилось! Теперь оставалось немного выждать и вернуть Гугу его плоть.

Иван смотрел на свое собственное тело, распростертое в гробу. На нем не было видно и следа увечий, нанесенных Гугу. Так и должно было быть. Лишь корявый и грубый шрам пучился под левым соском. Ладно. Хорошо! Надо бы1 еще выждать...

Гут открыл глаза, поглядел на Ивана и сказал:

– Ваня, тебя тоже сбили? Или мы с тобой на том свете?!

Он начал приподниматься.

Но Иван молча сунул ему прямо под кадык яйцо, придавил голову. Кеша навалился на ноги. Хар восторженно заскулил, заглянул в саркофаг, положив на край обе свои мохнатые лапы.

Обратное превращение произошло быстро. Иванов двойник начал вдруг наливаться тяжестью, мощью, жиром и мышцами, волосы его поседели, нос и щеки покраснели, набрякли... поврежденная нога менялась вместе со здоровой, ничем не отличаясь от нее.

Наконец Гут разбросал по сторонам и того, и другого, уселся в своем гробе, недоверчиво глядя на собственное брюхо, заросшее рыжей шерстью, и не менее волосатые ноги.

– А чего это я голый, мать вашу?! – вопросил он изумленно.

– Это ты у тех спросишь, Буйный, – ответил подымающийся с пола Кеша, – кто тебя в ящик сунул. А нам спасибо надо бы сказать, а не граблями размахивать!

Иван вытащил из бокового клапана черную бутылочку, надавил на пробку. И в Гуга брызнуло серой пенящейся жижей. Ее вышло из маленького цилиндрика столько, что обратно и в большую бадью не собрать. Но жижа быстро налипла пленкой на Гуговом теле, застыла герметично-гибким слоем поверхностного нательного комбинезона. Жижа обладала «памятью», и потому на комбинезоне было все как и положено – клапана, швы, нагрудные карманы и даже воротник-капюшон.

Все произошло очень быстро. Туг не успел и рта раскрыть.

Но из саркофага он выбрался. Поглядел на Ивана мрачно. Спросил еле слышно:

– А где мой малыш, где Сигурд? – в голосе была затаенная надежда.

И Иван не стал ее разрушать.

– С Сигурдом все в порядке, – сказал он, – ведь это твой малыш спас тебя, уложил в анабиосаркофаг, приволок сюда. И хватит об этом. Нам надо спешить, Гуг! Тут, на Земле, кое-что изменилось, пока ты спал. Могут быть неприятности!

С полминуты Гуг Хлодрик стоял в оцепенении. Потом как-то набычился, изнизу повернул голову влево, будто боясь встретиться с чьим-то взглядом. Увидел другой саркофаг, застывший на возвышении, вздрогнул. И спросил почти без вопросительных интонаций:

– Там – она?

– Да, – ответил Иван.

Гуг подошел ближе к герметичному, закрытому гробу. Но заглядывать внутрь не стал. Сгорбился. Лицо помрачнело. Был он какой-то тяжелый и постаревший, недовольный тем, что его пробудили.

– Значит, малыш исполнил мою последнюю волю, – пояснил он сам себе. Потом поднял свои светло-голубые глаза на Ивана и сказал твердо: – Я никуда отсюда не пойду без нее, понял?!

– У него нету ретранса, – вставил Кеша, косясь на Хара.

– Врешь!

Гут застыл каменным изваянием, набычился.

– У меня есть ретранс, – отозвался наконец и Иван.

– Но ты прекрасно знаешь, Гуг, чем это может кончиться. Там, – он показал рукой на саркофаг, -лежит не твоя нежная и любящая мулаточка. Там лежит совсем другое существо. Не будь идиотом, Гуг, в нее вселили демона. Иди, пробуди его

– и он прикончит всех нас. Разве для этого я разморозил тебя?!

Седовласый викинг, бывший космодесантник-смертник, главарь банды, рецидивист, беглый каторжник, лучший друг Ивана и недавний замороженный полутруп поднялся на возвышение, заглянул под прозрачный колпак. И пробормотал неуверенно:

– Врешь ты, Ваня, баки забиваешь старому, доброму разбойнику. Это она – моя Ливочка, моя лапочка... Вспомни, ведь ты же обещал, что она не умрет?

– Она не умерла, Гуг. Она спит. И ее нельзя будить. У тебя у самого короткая память!

– Она... это она! – вдруг пролепетал Гуг и побелел. Он вспомнил тот жуткий подземный притон, сатанинскую оргию, вспомнил, как из центра зала прямо на него шла женщина ослепительной красоты в развевающихся одеждах, в высокой трехрогой короне, усеянной алмазами, в сверкающих цепях на шее, груди и бедрах. «Отпустите меня! – ревел он тогда. – Отпустите!» Он рвался к своей любимой. Но два его же охранника держали его мертвой хваткой. Он вырвался. Он бежал к ней, пошатываясь, раскидывая в стороны руки, будто распахивая объятия. «Ли-и-ива-а!!!» Он знал, что через секунду она увидит его, замрет, заулыбается, заплачет и захохочет – все вместе, сразу, одновременно, и они обнимутся, сольются в одно целое, чтобы уже не разлучаться никогда. «Ли-и-ва-аа!!!» Он налетел на нее как на титановую стену... отскочил, упал на спину. А она смотрела на него, смотрела своими черными пустыми глазницами. Охранник бросился между ними – и через миг упал с оторванной головой, был только легкий взмах руки, больше ничего, потом она убила другого охранника... и тогда Гуг Хлодрик понял, что на него надвигается сама смерть, жрица Черного Мира. Так было, его спасли Кеша и карлик Цай, его спас Иван. И они не убили жрицу-демона, они спрятали ее здесь. Да, было именно так. Но это ничего не меняет, абсолютно ничего.

– Я не уйду без нее! – процедил Гуг. И уставился на Ивана исподлобья.

– Ее нельзя забирать на корабль, – просипел Кеша.

– Будет плохо, – подтвердил Хар. Он никогда не врал да и нюх имел отменный.

Иван сам догадывался, что будет плохо. Нечего было вообще заваривать эту кашу. Ну а раз заварили... надо расхлебывать.

Он запустил руку за пазуху, сжал ледяной кубик ретран-са. Вытащил. Вспомнилась прекрасная Алена, полупрозрачная биоячейка – хрустальный фоб на златых цепях, одним словом. Он оставил ее в Пристанище.

Гуг не хотел оставить свою любимую в этом подземелье. И он был прав.

– Отойдите подальше, -попросил Иван, приближаясь к саркофагу.

– Нет, – огрызнулся Гуг.

– Я сказал – отойти! – взревел Иван. И резким ударом в челюсть сбил викинга с ног.

Это подействовало. Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный, хотя и был в два раз а здоровей Ивана, медленно поднялся, отошел к овальному люку, где уже стояли Кеша с оборотнем Харом.

Иван резко встряхнул руками, сбрасывая напряжение. Замер. Ему нужны были силы. И не только свои. Непомерным мысленным усилием он наращивал сейчас черные барьеры Вритры, один за другим, облачаясь в не видимую глазом броню, превращая тело в гранит, а волю в сталь. Четырнадцать тысячелетий ведической культуры россов были за его плечами. Он знал самое малое, почти ничего, но они были с ним, они давали ему силы прикоснуться к Источнику Могущества и Доброты. Надо только собраться! Надо сконцентрировать Белую Силу у переносицы. Надо терпеть. Терпеть, превозмогая боль, удерживать эту Силу! Он не один. Пусть на Земле и во Вселенной никого не осталось, почти никого, но на ней и в ней жили миллионы сильных духом, и они не умерли, они ушли в Белое Поле. И он видит его белизну. Оно приближается к нему, оно нисходит на него, чтобы наделить силою многих... Тройное солнце Индры ослепительным алмазом сверкнуло в мозгу Ивана. Держать! Терпеть! Непробиваемые каменные барьеры Вритры! И алмазное солнце Индры! Ипостаси Всевышнего, ниспосланные за тысячелетия до Прихода Его, ниспосланные в мир, защищающие созданных по Образу и Подобию. Они с ним! Они в нем! Пора!

Иван сбросил крышку саркофага. И вжал ретранс в переносицу лежащей без памяти и сознания Ливадии Бэкфай-ер-Лонг, жрицы Смерти, демону Черного Блага.

– Аррр-раы-ыыы!!! – громоподобное сатанинское рычание вырвалось из ее разверзшегося рта и сотрясло своды камеры.

Отброшенный сильным ударом, Иван упал на спину. Но тут же вскочил на ноги. Она могла опрокинуть его, могла ударить, но не могла ни убить, ни лишить воли.

– Бегите! – закричал он застывшей в дверях троице.

– Бегите немедленно!

А она уже поднималась из своего гроба, вставала с черного ложа. И в черных глазницах ее зияла пустота Черной Про пасти. Время и летаргический сон в анабиосаркофаге не изменили ее, они вообще не изменили ничего. В жрицу Черного Блага была заложена смерть, еще с тех самых пор, с той страшной черной мессы, что вершилась в подземельях Лос-Анджелеса. Все прошло, все разрушилось, нет никаких подземелий, никаких месс, никакого Лос-Анджелеса, черт бы его побрал раньше, нет ничего старого... А программа смерти работает! Вместе с Ливой, в ее теле, пробудился демон Черного Мира. И он не остановится сам... Его можно остановить только силой.

Иван прыгнул к саркофагу.

Но мощный удар снова отбросил его. Сейчас демон не видел в Иване, окруженном непроницаемыми барьерами Вритры, жертву. Он видел только помеху и сметал ее со своего пути. Жертва стояла возле люка. И ее надо было убить.

– Ли-ива! – стонал Гуг, и по щекам его текли слезы.

– Лива-а!!!

Он тянул к ней руки, не желая верить в очевидное. Кеша выталкивал Гута вон из камеры. Хар тащил его зубами, вцепившись в комбинезон. Но они не могли совладать с седовласым богатырем. Гуг рыдал навзрыд и рвался к любимой.

– Вон отсюда!!! – заорал Иван во всю глотку. А жрица уже шла к своей жертве. Шла, ослепительно улыбаясь, обнажая красивые, жемчужно-белые зубы, шла, хрупкая, нежная, желанная и смертельно опасная.

– Вон!!!

Иван отчаянным усилием воли ускорил внутренний ритм 190

и успел опередить ее, встать на пути. Он ощущал всем телом, сознанием, сверхсознанием и подсознанием колоссальную черную силу демона. Разрывающая боль жгла его переносицу. Тройное солнце Индры слепило. Но видел его только он. Еще немного, совсем немного... Белые Поля сошлись в крохотном рубиновом шарике у переносицы. Господи, не оставь, дай терпения и веры! Еще немного.

Она ринулась на него. Ринулась в прыжке, будто тигрица. И тогда он увидел того, кто сидел в ней – это был просто сгусток тьмы, без лица, без тела, без рук, без зубов и когтей – бешено несущийся прямо из преисподней на него комок Мрака, убийственный, всесокрушающий.

Пора!

Иван освободил зажимы. И невидимый, но несказанно светлый нематериальный луч алмазной палицей Индры, всепроникающей иглой Белых Полей, вырвался тончайшим, кристально-лазерным пучком из рубинового шарика, жгущего переносицу, вырвался и вонзился в этот ком Мрака.

– Ты убил ее!!! – дико завопил позади Гут Хлодрик. Он бросился на Ивана. И тут же отскочил, будто ударившись о бетонную стену.

Лива Стрекоза лежала в ногах у Ивана. Но она не была мертва. Она дышала. Он склонился над ней, коснулся рукой тонкой смуглой шеи. Обморок, обычный обморок.

– Ну чего ты ждёшь, Гуг?! – выкрикнул Иван. – Живо бери ее на руки! Нам пора уходить!

Хар тоже рвался наверх. Он трясся, скрежетал зубами, скулил. Он предчувствовал нехорошее. И не ошибался.

Самым смышленым оказался Иннокентий Булыгин, он уже бежал по лабиринту вверх, бежал, выставив на согнутых локтях боевой лучемет и бронебой. И он первым встретил дико орущую толпу голых. Они мчались на него... и глаза их были пусты.

– Куда? Куда вы?! Спятили?! – закричал Кеша. Они уже готовы были смять его, когда пальцы сами нажали на спуск. Первый десяток особо резвых разорвало в

клочья, отбросило назад.

И тут подоспели Иван и Гуг со своей желанной ношей.

– Что случилось? – спросил Иван.

– Дурдом какой-то! – Кеша глуповато ухмыльнулся. Голые теперь шли медленно, сплошной стеной. Это были люди, самые обычные люди, бритые, голые, загнанные выползнями в подземелья. Но в глазах у них светилась пустота. Лишенные душ! Иван сразу все понял. Их гонят сатаноиды. Гонят на них, чтобы раздавить, растоптать их, завалить телами, трупами, обезоружить и загнать в подземный ад.

– Стреляй! – приказал Иван.

И сам дал полный боевой из лучемета. Кеша саданул из двух стволов. Кровавые ошметки полетели во все стороны, вверх, вниз, освобождая проход.

– Что вы делаете, ублюдки?! – зарычал сзади Гуг. – Это же люди!

Объяснять ему что-либо было бесполезно, слишком долго он проспал в своем гробу, все равно ничего не поймет. Иван обернулся, поглядел Гугу в глаза.

– На свете кое-что изменилось, Гуг, – прошептал он, ji сдавливая свободной рукой его плечо. – Потом ты узнаешь. Не сейчас!

Полтора часа они продирались сквозь сплошное месиво. Биомасса! Это всего лишь биомасса, безмозглая, бездушная, натравливаемая выползнями и студенистыми гадинами! Иван клял себя, что полез в лабиринты. С Гугом можно было и обождать... Нет, нельзя! Сейчас каждая живая душа дороже золота.

Они вырвались наверх измученные, задыхающиеся, заляпанные кровью и грязью. Оба черных бутона были опрокинуты, вдавлены в зловонную жижу, темным болотом окружающую бугор перед входом в провал. Но зато ржавой громадиной нависал над головами огромный шар.

Голос Светланы прорвался сверху, усиленный невидимыми динамиками:

– Ну что же вы медлите, быстрей! Иван первым понял, что надо бежать к вытягивающемуся из шара раструбу. И подтолкнул Гуга в спину.

– Еще немного, старина. Давай!

Гуг исчез в сером вихре, исчез вместе со своей драгоценной ношей. Тем же путем последовали Хар с оглядывающимся, посверкивающим колючими глазками Иннокентием Булыгиным.

Сам Иван задержался на секунду.

И увидел, как из болота всплыли сразу шесть огромных гадин, тянущих к нему длинные щупальца с присосками. Еще немного, чуть-чуть и они обовьют его, утащат к себе, оставались метр, другой... Иван полосанул лучеметом слева направо, обрубая извивающиеся конечности. И прыгнул к раструбу. В тот же миг его втянуло внутрь.

Шар медленно поплыл вверх, из четырех коротких труб, обрамляющих раструб, вниз, прямо в болото, на скользких гадин полился пылающий синим огнем напалм. Отвратительный зловонный пар десятками струй ударил вверх – болото испарялось вместе со всеми тварями, обитающими в нем. Но вечная ночь над мрачной землей, над тихими черными водами не развеялась. Лишь откуда-то снизу доносились стоны, вой и нечеловеческий истеричный плач.

А тем временем внутри корабля, в рубке дрожащая и испуганная Лива плакала и прижималась лицом к груди огромного Гуга Хлодрика. Она ничего не понимала. В голове у нее шумело, перед глазами все кружилось и мельтешило. Но слезы ее были счастливыми, светлыми.

– Я ни черта не понимаю, – раздраженно сказал Глрб Сизов, – договор они, что ли, подписали о невмешательстве? Или, может, играются с нами как кошка с мышью?!

Он нервно вертел в худой жилистой руке свой собственный ошейник. Его распилили еще вчера, но это ничего не прояснило – срез был ровный, черный, не намекающий ни на какие внутренности: где инъектор, где содержимое? Не во сне же ему приснился ад кромешный!

Но говорил сейчас Глеб о другом.

– Подписали, – пробурчал Иван, – и мир поделили на две части – в одной рогатые, в другой трехглазые. Эти сволочи на Землю не лезут, работают по кораблям и станциям...

– На наше счастье, – вставила Светлана, – а вот уйдем с Земли, они про нас-то и вспомнят. Нет, нельзя уходить!

Они сидели в рубке боевого корабля негуманоидов – кто в креслах, кто прямо на полу. Гуг примостился у серой стены, не выпуская из своей огромной руки запястья мулатки, ему все казалось, стоит только разжать кулак, и Лива растворится в воздухе сказочной синей птицей. Гуг еще мало чего понимал, хлопал своими выцветшими глазами, вникал, а в голове у него вертелась навязчивая дурацкая поговорка: «за что боролись, на то и напоролись!»

Глеб, напротив, начинал приходить в себя. И с каждым часом, с каждой минутой его жгло сильнее и сильнее. Проклятые адские подземелья! Он здесь, в безопасности, тепле и сытости. А миллионы голых, измученных и безмерно страдающих там, в аду. Им этого не понять. Они там не были. А он был! И пусть Иван прав по-своему, пусть, сгоряча можно такого напороть, что потом сам пожалеешь... но и сидеть, сложа руки, никакой мочи нет. Плевать на трехглазых негуманоидов Системы! Сейчас надо сделать все возможное на Земле!

– Короче, – заявил он как отрезал, – через час я ухожу туда, вниз! Или вы решаетесь на что-то или...

– Он верно толкует, – поддержал Сизова из своего угла Иннокентий Булыгин.

Хар лежал у него в ногах, Хару никто права голоса не

давал.

– А ты что думаешь? – Иван обернулся к Гуту Хлодри-

ку.

– Хреноватые делишки, – глубокомысленно пробасил Гуг. И добавил ни к месту: – Зря ты меня, Иван, из каторги вытащил! Лучше б я там сдох!

Лива ткнула его маленьким смуглым кулачком в бок, раздвинула губы в улыбке. Но улыбка получилась жалкая. Лива тоже была потрясена тем, что узнала про Землю. Уж лучше бы и ей не просыпаться... нет, проснуться бы, но позже, значительно позже, через годы, через века, когда все уладится, когда снова заискрится лазурное море и так сладостно будет лежать на золотистом песочке. Но не теперь!

– У нас мощный боевой корабль, – гнулсвое Глеб, – у нас есть оружие, мы знаем, где склады с боеприпасами. Надо убивать этих гадов! Убивать как можно больше! Ни один из вас не стоял в чане с пиявками! Из вас не пили кровь! Не уродовали, не били дубинами, не секли плетьми!

– Ну, хватит! – остановил его Иван. – Первым делом надо сделать рейд на одну из станций... из уцелевших станций, забрать побольше провизии и доставить в Храм. Задача ясна?

Светлана посмотрела на него странным проницательным взглядом. Но не ответила.

– Значит, ясна, – обрубил Иван, – исполняйте! И не гляди на меня так. Лучше запоминай – ни в какие драки не ввязываться, беречь звездолет, одна нога здесь – другая там, мигом: сначала к Храму, разгружаетесь, потом сюда, за нами! Ты командиром, Гуг с тобой, пускай немного оклемается...

– Обижаешь, Ваня, – седой викинг набычился, поглядел исподлобья угрюмо и недобро.

Но Иван в корне пресек недовольство.

– Молчать! И не обсуждать приказы!

Допустить на боевом корабле базарную демократию он не имел права. Одно дело выслушать мнение команды – каждый имеет свою точку зрения. Но после слова командира разногласий быть не должно. Гуг старый бузотер, известный анархист, но и он поймет, и он в свое время в своей банде не допускал лишней болтовни. Тем более, что ему надо после летаргии малость очухаться.

Иван пристально поглядел на притихшую и напуганную Ливадию Бэкфайер-Лонг. Нет, ничего, все нормально, и взор ее прочистился, стал ясным, никакой тьмы в глазах, и личико просветлело – по сути дела, и ее с того света вернули. Что ж, умеешь разбрасывать камни, умей и собирать их.

– Приготовиться к высадке!

Иван молча ткнул пальцем в Глеба Сизова и Иннокентия Булыгина. Но оборотень Хар тоже поднялся с пола, потянулся и зевнул будто заправская зангезейская борзая, коих в природе и не существовало.

Светлана молчала. Она знала, раз Иван решил, его не свернешь, как гору. И что-то он не договаривает, опять не договаривает. Может, она зря прилетела за ним? может, нарушила какие-то его планы?! Светлана была в растерянности. Но виду не подавала. Она сделает все как надо. Ему видней.

Черный бутон распустился над единственной уцелевшей крышей Форума. Все четверо вышли наружу, во мрак непроглядной земной ночи. Трое были в скафах со стеклозаб-ралами, позволяющими видеть в темноте. Хару никаких приборов не требовалось, на Гиргее бывает мрак и помрачнее.

Кеша медленно подошел к краю крыши, заглянул вниз, в пропасть. Огромнейшая, необъятная площадь Величия и Процветания Объединенных Наций Мирового Сообщества, была пустынна и мертва, да, она была мертвей любой самой гиблой и безводной пустыни, в которой ветер перекатывает сухие колючки, в которой под слоями песка шуршат суетные шестиногие, проползают не понимающие жара змейки, над которой кружат стервятники. В этой мертвой пустыне был лишь пепел окаменевший, застывший пепел, покрытый корочкой грязного, впитавшего в себя кровь и нечистоты льда.

Богом проклятый, вымерший Нью-Вашингтон!

– И чего ради мы сюда сели? – недовольно вопросил Глеб. В скафандре с его могучей гидравликой он почти позабыл про больную ногу. Лишь саднила незаживающая, иссеченная плетьми спина.

– Ты видишь эту махину? – вопросом на вопрос ответил Иван. И ткнул пальцем вниз, в уцелевшую часть полутора-мильного дворца Форума, который был когда-то хрустальным колоссом, ослепительно-огромным, фантастическим чудо-цветком, возносящимся посреди мегаполиса, всемирного вавилона XXV-ro века, возносящимся меж бесчетного числа алмазноструйных фонтанов, экзотической зелени, свезенной со всей Вселенной и высаженной по площади Величия и Процветания.

– Вижу!

– Так вот, – неторопливо проговорил Иван, – вниз этот город уходит на еще большую глубину. Понимаешь, о чем я думаю?

Еще бы, Глебу Сизову, узнику подземелий, рабу ада, вырвавшемуся наружу, и не понимать. Он все понимал... кроме одного.

– Чего ж мы медлим?! Надо спускаться!

– Сейчас. Спустимся, – спокойно ответил Иван.

И дал малым залпом из всех шести стволов бронебоя по пятидесятиметровому шпилю, чудом державшемуся на трех титановых прутьях. Раскаленный, расплавленный металл огненным комом, гудя и рассыпая искры, полетел вниз.

Иннокентий Булыгин оглянулся с неудовольствием и опаской.

Хар жалобно заскулил и припал к крыше.

– Зачем? Ты же привлекаешь и х к нам! – занервничал Глеб.

– Конечно, привлекаю, – сказал Иван, – ты сам рвался в бой. А теперь испугался?!

Верховный говорил так спокойно, неторопливо и уверенно, что Глеб Сизов сразу сник и даже опешил. Никого он не боялся, но в таком деле без осторожности и оглядки никак нельзя, это знает любой салага, об этом не надо говорить десантнику-смертнику или командиру такого подразделения как альфа-корпус. Глеб тут же горько усмехнулся – какой он, к черту, командир! и где его альфа-корпус! Командир без команды, беглый раб с расшатанными нервишками.

И все же он заметил черную тень.

– Назад!!!

Иван еле успел отпрыгнуть. Из черных небес прямо на то место, где он только что стоял, камнем упало непонятное черное существо. Оно успело вывернуть над самой крышей, взмахнуло огромными перепончатыми крыльями, взвыло, оскалило пасть и, растопырив когтистые лапы, ринулось на Глеба.

Залп бронебоя отбросил мерзкую тварь. Ослепительно-синий луч вонзился в черную чешуйчатую грудь – это не сплоховал Кеша. Но ярость и дьявольский напор зубастой гадины оказались сильнее. С перебитыми крыльями и рваной раной, из которой хлестала зеленая жижа, тварь снова бросилась на Сизова. Тот успел нажать на спусковой крю,к парализатора. Но не это спасло его. В отчаянном диком прыжке оборотень Хар опередил гадину, вцепился зубами в глотку. И рухнул вместе с ней.

Схватка на крыше продолжалась недолго. Иннокентий Булыгин даже не успел пустить в ход свой заветный сигмаг скальпель, как крылатая тварь забилась в предсмертных судорогах. Хар делал свои дела на совесть.

– Готова! – процедил Глеб.

Они сгрудились над мертвым телом. Только оборотень сидел поодаль, зализывал рану на плече. Его не интересовали трупы.

А поглядеть было на что. Весу в мертвой гадине было не меньше десяти пудов – огромное вытянутое тело, покрытое морщинистой толстой кожей с наростами чешуи, шесть длинных мосластых и голенастых лап, крылья как у гигантской летучей мыши или у самого дьявола, когти, шипастые крючья, вытянутая вперед хищная морда с оскалом кривых клыков... и остекленевшие, почти человеческие глаза.

Первым опомнился Иван.

– Это человек, – тихо сказал он. – Я видел таких. Их начали выращивать в секретных лабораториях еще до прихода нечисти.

– Теперь этим занимаются рогатые, – добавил Глеб.

– В Пристанище есть умельцы, – как-то уклончиво пояснил Иван.

– Причем тут Пристанище!

Иван грустно улыбнулся и прошептал себе под нос:

– Пристанище везде и повсюду, и Земля лишь часть Пристанища, вот причем... Никто его не понял. Но Кеша решил прервать прения.

– Да плевать мне, где их выращивают! – просипел он.

– И из кого! Бить их надо, гадов поганых, вот и все!

– Бить надо, – согласился Иван, – да вот беда, материалу много, слишком много... вон, Глеб-то понимает, о чем я толкую.

Сизов стоял в оцепенении. До него только стало доходить, что такую вот тварь могли сотворить из любого его бойца, из жены, из брата, из друга, из него самого. Материала очень много, чудовищно много – в подземельях миллиарды людей! Биомасса!

– Там еще двое, – сказал вдруг оборотень Хар, задирая свой влажный черный нос к небу, – я чую их.

Иван вскинул одновременно и бронебой, и лучемет. Теперь и он видел, как из мрака беспросветных небес несутся прямо на них две крылатые твари с мордами птеродактилей. Они были еще больше и отвратительнее, чем первая. Но он не стал разглядывать гадин, Люди? Ну и пусть! Они были людьми, пока не продали свои души... Выстрелы грянули сразу из пяти стволов, грянули с такой убойной силой, что гадин разорвало в клочья, бросило вниз, в черную пропасть над площадью Величия и Процветания.

– Ловко они нас обдурили! – с неожиданной злобой процедил Кеша, забрасывая лучемет за спину, в наскафную тулу. – Правильно умные люди говорят: век живи, век учись

– дураком помрешь!

– Чего ты психуешь? – Глеб уставился на Булыгина, будто впервые увидел его.

– А ничего! Все кончено. Крышка! – Кеша скрипел зубами и матерился. – Сперва они развели у нас этих са-танистов долбанных, из них вырастили рогатую сволочь, выползней всяких. А потом до остальных добрались... Ты сам был там, а ни хрена не понял!

Глеб возмутился, пошел на Кешу.

– Чего это я не понял?!

– А того, что таких как эта тварь, – Кеша пнул ногой труп крылатой гадины, – у них будет сорок пять миллиардов! Это ж получается, что мы своими руками, вот этими,

– он потряс металлопластиковыми перчатками скафа,

– должны перебить каждого бывшего человечка, всех до единого, а там клоны всякие пойдут, мать их! И-эх!!

Иван похлопал Булыгина по спине, похлопал успокаивающе.

– Позднее у тебя зажигание, Кеша, – сказал он с доброй улыбкой. – Но ты не отчаивайся, всех сразу в демонов и гадов они перестроить не смогут, иначе тут бы сейчас летали тысячи таких. Но процесс пошел, в этом ты прав.

Кеша притих. Потом спросил робко, с надеждой, будто провинившийся юнец:

– Значит, драться будем? Бить гадов?!

– А чего ж нам еще остается. Иван первым вошел в черный бутон бота. И через полчаса, вдосталь покружив над развалинами Нью-Вашингтона, они опустились в его пригороде, в центре того самого форта Видстока, где в прежние времена была собрана вся «мозговая» мощь Мирового Сообщества. >

– Об этот орешек Дил Бронкс обломал себе зубы,

– пояснил Иван. – Тут мы потеряли Цая ван Дау. Потом взяли...

– Взять то взяли, – не выдержал Глеб Сизов, – да сколько народу положили. А разблокировать тайники Исполнительной Комиссии так и не сумели.

– У нас было мало времени.

Глеб скривился, желваки на его худых, обтянутых желтой кожей скулах заходили ходуном.

– Зато у них на все времени хватило!

Развалины форта были покрыты таким же толстенным слоем окаменевшего, оледеневшего пепла, что покрывал и саму бывшую столицу бывших Всеамериканских Штатов. Но приборы показали, что именно здесь наибольшая глубина освоения – до трех миль. Там, внизу, были тысячи ярусов-этажей, путеводы, шахты, подземные дороги, лаборатории, энергоустановки, убежища и еще черт-те что.

Едва ступив шаг из бота, Иван бросил наземь шнур-поисковик. Тот вздрогнул, свился спиралью и уполз. Кеша поглядел на Ивана как-то особенно тепло, будто припоминая что-то давнее, полузабытое.

– Вот так-то, друг Иннокентий, – улыбнулся Иван. – А вот эта штучка тебе ни о чем не говорит, а?

Иван разжал кулак. На ладони у него, на матовом метал-яопластике перчатки, лежал черный подрагивающий шарик.

– Зародыш! – изумленно выдохнул Кеша. – Ты помнишь, как мы ползли по этим чертовым норам! На Гиргее! Как пробивались на базу?!

– Помню, помню, – Иван прервал Кешины излияния, сдавил шарик-зародыш в кулаке и отбросил его метров на десять от себя.

Глеб стоял насупившись. Он ничего не понимал. Хар терся облезлым боком о Кешину ногу и с подозрением поглядывал на раздувающийся зародыш. Серая подрагивающая масса росла снежным комом, пучилась, дыбилась, становилась все больше.

– Живохо-од!– наконец выдал Кеша. И прихлопнул себя по бокам.

– Угадал, – подтвердил Иван. – Бот по ярусам не пройдет. А на этой животинке можно попробовать, других у нас нету. Кроме того, – Иван обернулся к Сизову, – проверим, как нечисть реагирует на чужую биомассу, верно?

Глеб недоуменно развел руки.

А Кеша все стоял с полуразинутым ртом, и слезы умиления текли из его воспаленных глаз на заросшие щеки. Он все помнил. На проклятой Гиргее точно такой же живоход спас их от смерти. Они прорвались на нем к базе, к огромному Д-статору... и потом, уже на Земле, лежать бы его косточкам в лесу, возле роскошной дачки предателя и выродка Толика Реброва, которого сожрали его собственные рыбины, там был капкан, дачу взяли в кольцо броневики спецназа, так называемого Управления по охране порядка, они с Харом вырвались чудом, их буквально из пасти смерти вынесла эта послушная и резвая животинка, тогда пришлось бросить ее, в спешке сматываться с Земли куда подальше... и вот так встреча!

– Ладно, хватит нюни распускать! Вон, шнур ползет обратно.

Иван подтолкнул Кешу к плоскому шевелящемуся «языку», что высунулся большой лопатой из чрева живохода. Глеб засомневался было. Но Иван поглядел на него строго. Язык сграбастал сначала одну пару, потом другую. Извивающийся и раздувшийся шнур остался снаружи, показывать дорогу.

– Родная моя!

Внутри было тепло, светло и удобно. Пахло почему-то ладаном и медом. Кеша с ходу прыгнул в полуживое кресло-полип. Оно уныло обвисло, не подчинилось ему.

– Чего это... – начал обижаться Булыгин. Но Иван не дал ему долго думать.

– Скаф сбрось, Кеша! – сказал он.

Разоблаченного Булыгина полип принял с удовольствием, потек живым стволом по хребту, выгнулся мягким изголовьем, облепил затылок. Первым делом Кеша дал полный обзор – и передняя стена будто рухнула, исчезла напрочь.

– Вперед! – скомандовал Кеша, уставившись на чуть светящийся во тьме шнур-поисковик.

Вход в подземелье оказался за три сотни шагов от места их высадки, приборы черного бутона не наврали. И все же живоходу пришлось прожечь дыру, расширить ее метра на полтора, чтобы протиснуться внутрь.

– Почему не срабатывает блокировка? – подал голос после долгого молчания Глеб. Он стоял на желеобразном, но плотном настиле прямо за спиной у Булыгина и старался ни к чему не прикасаться, он еще не очень-то доверял этому серому полуживому чудищу, в утробе которого находился.

– Скорее всего, выползни все разрушили, им блокировки не нужны, – предположил Иван. – Им нужны емкости для хранения консервантов и биомассы. Им нужны откормочные помещения, виварии, инкубаторы, отстойники плоти и крови хранилища мозговых тканей... и они думают, что сопротивление землян подавлено полностью и никаких не то что врагов, а даже внешних раздражителей у них нет и быть не может.

– Ничего, мы им рога посшибаем, – прохрипел Кеша, – они по-другому думать будут. Вперед, родимая!

На верхних ярусах было темно я пустынно. И они по отвесным шахтам ползли вниз. Живоход лишь содрогался немного, опускаясь с уровня на уровень, пробиваясь в потаенные глубины подземных лабиринтов форта Видсток.

– Понастроили, мать их, на свою голову! – злился Кеша. А Иван думал о другом. Как плохо он знал Землю! Его носило по Вселенной из края в край, он блуждал по чужим и чуждым мирам, странствовал и плутал по уровням, ярусам, лабиринтам Системы со всеми ее Харханами и Меж-арха-аньями, скитался по утробам и внешне-внутренним мирам планеты Навей, ползал по скрытным тропам Пристанища, думал, что эти звериные норы только там, в иных пространствах и измерениях, что на Земле все просто, чисто, ясно, красиво и открыто... Нет, и на Земле жили звери, страшные, подлые, гнусные звери-выродки, которые изрыли ее своими норами-лабиринтами, убежищами, логовами по всем ее подземным ярусам и уровням, каких в ней не было и впомине. Они докопались до мантии, до слоя раскаленной лавы. Дай им волю, они бы добрались и до ядра, как добрались до него на Гиргее совсем другие... Другие? Нет. Выродки всех пространств и вселенных одним мирром мазаны.

– Вот они, падлы!

Кеша с каким-то плохо скрываемым вожделением бросил живоход на выскочившего яз-за поворота подземной дороги выползня. От рогатой гадины не осталось и мокрого места.

– Стоп! – приказал Иван. – Дать задний обзор! Кеша повторил команду. И просветлело позади – никаких следов сатаноида ни на полу, ни на стенах, ни на потолке овального трубовода не было.

– Запроси его! Кеша понял с лету.

– Эй, родимая, – потребовал он, – отвечай: куда девала гада рогатого?

Помолчал с полсекунды. И вдруг выдал ошалело:

– Говорит, что гад этот на топливо пошел, на заправку, стало быть! Во дае-ет!

Хар, лежащий в ногах у Кеши, радостно заскулил, почуяв, что хозяин радуется и ликует.

– Это хорошо, – сдержанно заметил Глеб. – По моему представлению, живоход, как вы называете эту машину, являет из себя биоматериальный агрегат, а потому ему для энергетической подпитки нужен не бензин, не гравизон, а обычная биомасса... значит, он четко различает одушевлен-кую плоть и неодушевленную.

– Точно мыслишь, – закрепил мысль Кеша, – ведь нас-то он не сожрал, стало быть, разбирается! – И тут же бодро вскрикнул: – Нно-о, родимая!

На восемнадцатом сверху уровне брезжил призрачный свет. И все помещения, все бункера были забиты запаянными ледяными чанами с наростами из смерзшейся крови, нависающей сосульками.

– Консерванты? – спросил Глеб, заранее зная ответ.

– Они самые.

Живоход уже поглотил в себя не меньше десятка выскакивавших на его пути выползней. И с каждым ярусом становилось все яснее – или никаких систем раннего оповещения у нечисти вовсе нет, или на живоход они просто не реагируют.

– Давай вниз! – приказал Иван.

На двадцать третьем уровне несколько тысяч голых и обритых людей висели по стенам вверх ногами. Все они были измождены, измучены, изодраны, но живы. Под каждым стоял сосуд размером с ночной горшок. В горшках этих копошились мелкие и противные желтые личинки. Прямо сверху на них, из ран висящих, из носов, ушей, разинутых ртов каплями стекала в горшки кровь. Но личинкам, видимо, хватало этих капель – они бодро наползали друг на дружку, всасывали грязную, смешавшуюся с жиром их же скользких тел кровь, кишели кишмя.

Глеб побледнел как сама смерть – это было видно даже сквозь забрало скафа. Иван с тревогой смотрел на него – еще неизвестно, что вынес его заместитель, командир разбитого в пух и прах альфа-корпуса из адских подземелий, неизвестно, что было у него в голове, ведь и его кровью выкармливали каких-то зародышей-пиявок.

– Сжечь!

Кеша непонимающе уставился на Верховного. Как это сжечь, ведь там люди?!

Тогда Иван откинул шлем. И уселся на соседний полип. Теплый мягкий язык тут же облепил его затылок. Он не стал ничего говорить, он просто очень образно и живо представил, как тонкие струи огня, направленного огня выжигают сосуды и их содержимое. Живоход все понял правильно, он и не мог понять иначе: наверху висели люди, причинять им страдания и боль нельзя, внизу... шевелящаяся масса, которую надо уничтожить. Не огонь, но вязкие мерцающие струи полились на пол, потекли к сосудам.

– Мать моя! – выдохнул Кеша, узрев, как лопаются горшки, как сгорают, обращаясь в грязно-серый пепел личинки – миллиарды, триллионы личинок.

Но каждый молча вопрошал себя, а что же дальше, как можно помочь несчастным рабам подземелий. Ни продовольствия, ни воды, ничего не было. А если отключатся незримые источники адской энергии, если исчезнут пронизывающие эти голые тела инфернополя, что тогда? Почти все вымрут сразу, за две-три минуты. Уцелеют очень немногие. Но останутся ли и они здоровыми – телесно и душевно?! Мало, совсем мало сжечь эту нечисть, эту погань!

– Глеб и Кеша, наружу! Быстро! Десять минут на все дела!

За десять минут справиться не удалось. Булыгин, Сизов и оборотень Хар провозились больше часа. И все же они обрезали, оборвали, перегрызли все путы. Люди падали, сползали, застывали измученной плотью на грязных сырых полах, ползли вслед своим спасителям, тянули к ним высохшие, ослабевшие руки, молили о чем-то бессвязно и горько. Нет, это были не бойцы, не бунтари. Нечего и надеяться на них. Иван сразу понял свою ошибку. Если в подантар-ктических зонах у рабов оставались силы, чтобы бросить камень в своих мучителей, забить вдесятером, дюжиной одного, то эти были уже не способны ни на что, они сами ползали червями во прахе, стенали, рыдали, натыкались друг на друга слепо, беспомощно. Они вызывали острую, отчаянную жалость. Но помочь им было невозможно.

Кеша вернулся в живоход весь в слезах, подавленный и тихий, Глеб угрюмо молчал. Все его надежды поднять в подземельях бунт, восстание, рухнули. Глупость! Бред! Такие надежды лишь юношей могут питать! Глеб был расстроен, убит горем. Именно горем. Лучше бы ему сдохнуть там, в дыре под пробитой, разодранной Антарктидой!

– Чего скисли! – взъелся на них Иван. – Кто рвался наружу, кто кулаками тряс, может, я?! Теперь-то начинает доходить, или нет?!

– Я тридцать лет дрался на Аранайе, – взъярился вдруг Кеша, – тридцать лет в боях! в лагерях! в побегах! в огне и пламени! в окопах ледяных! Я весь изранен, контужен... меня убивали, резали, гноили, пытали, увечили, мать их, но я никогда не рыдал! я всегда держался назло всем! А потом меня мурыжили в этой проклятой каторге! жилы тянули, суки! живьем убивали! Но я не плакался, не молил о поща-Де. Иван, ты же сам все знаешь, чего ты молчишь?! Я никогда не боюсь! Не родилась на свет еще та падла, что Кешу Мочилу на колени поставит! Не родилась и не родится... Но на этих не могу глядеть, хоть убей, не могу!

– Ладно, браток, не горюй, – начал вдруг успокаивать Кешу Глеб Сизов, – горю мы нашему не поможем, ну и дьявол с ним, а бить гадов будем. Ведь будем, Кеша?

– Будем, – сказал тот, переставая хрипеть и яриться, – будем давить их, сук поганых! Ежели надо, еще тридцат-ник воевать буду, пока не пришибут самого! А ну, родимая, пошла! Вниз!

Иван сидел и молчал. Карающий Меч? Ну какой он карающий меч! И что за радость давить выползней, если людям от этого легче не становится, что толку?! Он видел многое, ему открывалось незримое для иных, но главного он нащупать не мог – что делать?! Что?! И через какие еще очистительные круги ему надо пойти? Свобода воли, свобода выбора! Уж лучше быть подневольным, пусть укажут ясно, четко – куда идти, кого бить, как спасать несчастных! Нет, сейчас он не желал никакой свободы своей воле. И в него еще верят. Как можно в него верить? Иди, и да будь благословен! Куда еще идти?!

– Вниз!

Внизу был сущий ад. Внизу висели десятки, сотни тысяч распятых. Прозрачные шланги гроздьями свисали сверху, расходились к каждому распятому, были воткнуты в разинутые рты, в глотки. По шлангам сползали жирные, разъевшиеся личинки и пропадали в утробах мучеников. У тех действительно были не животы, но утробы – огромные, обвисшие, морщинистые бурдюки на пять-шесть ведер. Что-то колыхалось, дергалось и бурлило внутри этих бурдюков, а временами из разверзающихся свищей выскальзывали черные мокрые безглазые черви. Они падали в чаны, стоящие внизу и пропадали в мутнозеленой густой жиже.

– Этих тоже снимать будем? – мрачно пошутил Глеб. Иван промолчал. Шутка была зловещей и неуместной. С этими бывшими человеками уже покончено, их не спасешь. Где обитают их души, вот в чем вопрос вопросов? Неужто и в таком теле, в этом живом кормилище червей, может быть душа?!

А Кеша тем временем не задавался вопросами. Он для себя уже решил все. Он беспощадно и даже с изуверской жестокостью бил изо всех орудий живохода выползней и студенистых гадин, появлявшихся на их пути.

– Еще одна. Получай, тварь! Шестьдесят третья!

– Ты хоть зарубки делай, – посоветовал Глеб, – а то собьешься.

– Не собьюсь! – Кеша больше не желал шутить. Он сейчас оживал, воскресал. Он снова становился тем самым Иннокентием Булыгиным, который прошел уже через три десятка смертных барьеров и не терял духа... нет, было, конечно, временно, после Храма, после смерти Ивана, в склепе на заброшенном кладбище, там он был сам мертвым, во всяком случае, неживым, но и тогда он бил нечисть! бил беспощадно! а теперь он ее будет бить вдесятеро беспощадней.

– Семьдесят первый!

– Давай еще ниже!

Живоход послушно переползал с уровня на уровень. И не было ему преград в подземельях, будто скрывал он себя и всех сидящих в нем под какой-то волшебной шапкой-невидимкой. Никто не поднимал тревогу. Никто не делал ни малейших попыток вышвырнуть чужака вон, уничтожить его, подавить!

– Они как муравьи, – сказал вдруг Глеб. – Если в муравейник лезет явно не свой – бросаются все. Но есть такие жучки, похожие на муравьев, только побольше, они могут пролезть везде и повсюду, и всем плевать. Он у них половину яиц сожрет, другую перепортит. А они хоть бы хны... А знаешь, почему?

– Почему? – спросил Иван.

– А потому что от вторжения этих жучков ни черта не меняется, все восстанавливается и отлаживается быстрее, чем они могут навредить. В конце концов их сминают будто между делом. Понимаешь, Иван, они не страшны для муравейника! Потому что муравейник – это не что-то одно, живое, смертное, а это система. Система будет существовать вопреки всем жукам.

– Про системы я кое-что знаю, – согласился Иван. И спросил, будто у себя самого, с сомнением: – Ну, а ежели этот муравейник взять и сжечь со всеми потрохами?!

– И с людьми?

– Да, и с людьми... которым уже ничем нельзя помочь, которых не спасешь.

– Но ведь меня спасли!

– Таких единицы.

– Но они есть! – упрямо стоял на своем Глеб.

– Да, они есть, – согласился Иван. – Значит, жечь муравейник не будем.

– Девяносто пятый! – прохрипел Кеша. Он был занят своим.

Все, что когда-то находилось в этих залах, комнатах, бункерах, переходах, шахтах, туннелях, было разрушено – машины, оборудование, приборы, датчики... видно, ничто из этого не представляло для новых хозяев ценности. Разбитые панели осколками валялись на полах и настилах, обрывки проводов жгутами свисали со стен. И почти везде висели, лежали, стояли в чанах люди – жалкие, страшные, изможденные и распухшие до неузнаваемости, повсюду шел неостановимый и лютый процесс изъедания плоти старой и наращивания плоти новой, омерзительной, гадкой, чудовищной, но, наверное, более подходящей пришельцам из Пристанища. Да, Земля, становилась... уже стала частью чудовищного иномерного Пристанища. В ее мрачных недрах шло Воплощение Предначертанного.

На сто тридцать седьмом уровне открылись взорам огромные аквариумы, наполненные питательной смесью. Их были тысячи, бесконечные ряды мутных грязных аквариумов-отстойников. Кеша крушил все направо и налево – толстенные непробиваемые стекла осыпались граненой крошкой, тонны поганой жижи выливались в трубы, стекали в глубинные шахты, унося в своих помойных потоках конвульсивно дергающиеся тела выращиваемых демонов. Там было много всяких отвратительных чудовищ с человечьими глазами, были и такие, каких удалось уничтожить над крышей Форума – крыластые с мордами птеродактилей. Этих Кеша не считал. Но бил! бил!! бил!!!

– Глубже нельзя, – сказал вдруг Глеб, – мы потом не сможем пробиться наверх.

– Пробьемся! – отрезал Иван. – Идем вниз, до самого дна!

– А вдруг его нет?

Иван усмехнулся. Он-то знал, что дно всегда есть. И все же с Глебом что-то случилось, заключение в подземельях не прошло для него бесследно. Стал нервным каким-то, суетным, неуверенным... и немудрено. Иван вздохнул тяжко. Других у него нет, надо работать с этими. Надо искать слабое место. Искать, чтобы ударить в него со всей силы, со всего маху... а не распыляться, не растекаться мыслию по Древу.

Солнечная система. Орбита Сатурна. Земля – Варрава – Земля. 2486-й год.

Дил Бронкс на своем уродливом исполине вынырнул из подпространства в мертвой зоне за Трансплутоном. С ходу сжег три шара негуманоидов, не оставив от них ничего, кроме расползающегося облака светящегося газа. И довольный собой, потирая обрубок левой руки, которая все еще продолжала невыносимо болеть, на самом тихом ходу поплелся к Земле.

Он хотел немного поспать перед встречей с недоброй планетой-мачехой. Голова от перенапряжения нещадно болела, ноги дрожали да и самих сил оставалось не так-то много. За последний год Дил постарел сразу лет на сорок.

И все же на всякий случай он прощупал радарами Плутон и Уран. Они были мертвы – все города, станции, рудники, заводы поверхностные и подземные, молчали. Значит, трехглазые успели побывать на этих планетах, и плестись у них в хвосте, по их следам бессмысленно.

Дил смежил веки. Но опять перед внутренним взором его явилось искаженное болью и ужасом лицо Таеки. Она преследовала его повсюду. И избавиться от этого видения было невозможно. Дил застонал, открыл глаза.

Радары молчали. Но на центральном обзорнике, прямо перед носом корабля на расстоянии не более миллиона миль висело черное беспросветное пятно. Таких в Солнечной прежде не бывало.

– Вот и выспался! – озлобленно прохрипел седой и усталый негр.

Такое пятно не могло нести ничего доброго. И Дил, не запрашивая бортового «мозга», дал по нему двумя плазменными шаровыми молниями направленного боя. Обе прошли мимо, будто по команде обогнув черноту.

Положение становилось интересным.

– Что это? – запросил Дил. «Мозг» думал недолго.

– Объект не поддается определению, – доложил он, – но изошел он из третьего континуума. Нами устранен быть не может.

– Не может, сукин сын! – выругался в сердцах Дил. – Тогда тормози и забирай левее, обойдем. И ты мне мозги континуумами не пудрь! Я Вселенной занимаюсь двадцать лет, нечего мне голову морочить! «Мозг» не умел обижаться.

– Вселенные тут не причем, ни ваша, ни другие, все они являют собой первый континуум пространств и измерений. Второй – есть искусственно свернутые пространства, вырванные из наппАс вселенных и именуемые вами Пристанищем. Третий континуум существует вне двух первых и не прощупывается нашими приборами. Но он есть, и этот сгусток вышел из него. По вашему запросу могу доложить развернуто и детально.

– Заткнись! – оборвал его Дил. – Я в тот свет не верю!

Никаких ответных мер черное пятно не предпринимало, да и вообще не реагировало на звездолет Системы. И потому Дил решил не связываться, проскочить мимо.

Но когда он почти впритирку шел правым бортом к этому непроглядному мраку, в рубке вдруг вспыхнуло гроздью зеленых болотных огней, запульсировало, и из сумерек выделился четкий силуэт – уродливо-корявый карлик с офомной головой и скрюченными руками застыл прямо перед креслом мыслеуправления, в котором сидел Дил Бронкс.

– Вот это номер! – изумленно выдохнул он. И спросил, сам себе не веря: – Цай! Это ты, что ли?!

Карлик Цай ван Дау кивнул неспешно и с достоинством. Это был именно он, сгорбленный, измученный, усталый... и все же он, другого такого существа Вселенная не знала.

– Как ты сюда попал? Откуда?!

Цай немного растерялся. Потом ответил прямо, без иронии, без обид и раздражения, будто позабыв старые распри и ссоры с Дилом Бронксом:

– Оттуда! – он кивнул в сторону пятна на обзорнике. – Я просто увидел этого урода на экране, захотел оказаться в его рубке... И оказался.

– Фантастика! – выдохнул Дил. И тут же посерел, стал из черного почти светлокожим. – Слушай, а если захотеть обратно, а?!

Цай промолчал. И тут же исчез.

Дил схватился обеими руками за свою седую голову. Сгубил коротышку! Зачем он его навел на эту мысль! Сгубил!

Но Цай уже снова стоял перед ним.

– Я побывал там. И вернулся! – он сам был в недоумении.

– А что это? -спросил Дил Бронкс.

– Не знаю точно...

– А ты сможешь его вести... Ну, например, за моим кораблем?

Цай снова исчез.

А седой негр уставился на боковые обзорники. Черное пятно висело недвижно, все больше отставая от звездолета Системы. Но вот оно вздрогнуло, и, почти не перемещаясь в пространстве, а как-то рывком, настигло платформу, пошло следом. Дилу сделалось плохо, голова перестала болеть, но вдруг закружилась. Он сам накликал беду! Зачем было тянуть за собой этот мрак?! Надо было тихохонько проскользнуть мимо, проскользнуть и идти по своим делам. Господи, сохрани и помилуй!

– Ты чего зажмурился, Дил? – раздалось скрипуче над ухом. – Тебе плохо?

– Ага, – невпопад ответил Дил, – мне нормально!

И открьи глаза.

Цай ван Дау стоял перед ним. Черное пятно плыло следом, подчиняясь воле карлика. И все же Дилу надо было докопаться до истины, так уж он был устроен. Да и погибать по оплошности, раньше, чем хорошенько отомстит трехглазым Дил Бронкс не собирался. Прочь обиды, прочь самолюбие! Их и так осталось слишком мало, выживших,, чтобы вспоминать прошлое. Правда, коротышка Цай не знал, сколько пришлось Дилу перевернуть на Земле и в окрестностях, разыскивая его, пытаясь спасти из лап сначала Исполнительной Комиссии и спецслужб Всеамериканских Штатов, потом тайных подразделений Синклита, потом вообще черт-те кого.

– Ты там один? – спросил он, страшась услышать ответ.

– Был не один. Сейчас один! – ответил Цай. – И не переживай, – если бы они хотели нас уничтожить, давно бы сделали это. Они или не хотят или не могут.

– Трехглазые?

– Нет! Там заправляют другие.

– У меня счеты с трехглазыми, – Дил посуровел, опять лицо Таеки явилось перед ним, на нем стыла гнетущая, невыносимая мольба. Он обязан был мстить за нее, до конца дней своих! до смерти!

Теперь пришел черед спрашивать Цаю.

– Ты знаешь, что произошло на Земле?

– Да! – отрезал Дил. – Я там торчал во время бойни! Это был конец света!

– А я узнал обо всем совсем недавно. Они пытали меня все это время, страшно пытали, мучили, откачивали, восстанавливали и снова пытали.

– Кто пытал, трехглазые? – переспросил Дил. Цай ван Дау поморщился, из раны на лбу выступила капля черной крови, бельма наползли на воспаленные глаза.

– Что ты заладил: трехглазые да трехглазые! – отозвался он нервно. – Трехглазые – мелочь, дрянь! И рогатые со студенистыми гадинами тоже! Понимаешь, злиться на них, говорить с ними, обижаться – все равно, что выяснять отношения с андроидами и киберами! Они исполнители. Тупые и безвольные. За их спинами стоят другие... – Дил Бронкс открыл было рот, но карлик не дал ему высказаться, – и не выродки Системы, не думай! Выродки сами живут в инфернополях, они живые трупы, они ищут пробуждения своих мозгов и нервишек в лютых кровавых оргиях-побоищах. Но эти игрища не вливают в них новой горячей крови, они дряхлеют еще больше, быстрее. И они бы уже давно сдохли: все выродки Системы, и из нашей Вселенной и из Чужой. Но они как наркоманы на зелье держатся на инфернополях! Они рано или поздно приведут сюда тех, подлинных своих хозяев, Дил! А это тебе не выползни рогатые и не студенистые козлы, и даже не трехглазые уроды!

– Я ни черта не понимаю, – признался растерянный Бронкс, – голова перестала варить. Абсолютно!

– Ничего, поймешь еще!

Цай заглянул в обзорники – черное пятно послушно шло по пятам. Пускай идет. Это самая обычная земная станция, облепленная черным сгустком – с ним еще разберемся. Цай уже не думал о спокойной старости и тюльпанах, не будет никаких тюльпанов, не будет виллы и оранжереи на заброшенной планете, ничего не будет, кроме боли, страданий и вечного боя за справедливость, за оставшиеся светлые души.

– Вот он! – закричал вдруг Дил Бронкс. – Сейчас мы его приголубим!

– Спокойно, не спеши!

Теперь Цай тоже видел на орбите окольцованного Сатурна ржаво-серебристый шар, почти такой же, какие стояли на исполинской платформе уродливо-хищного звездолета, угнанного Дилом Бронксом из Системы.

– Скажи лучше, где тебе оторвало руку? – поинтересовался Цай не просто из любопытства, но и чтобы остудить горячего Дила. – И почему биопротез не нарастил?

– Они рвут и руки, и ноги, и головы, – мрачно ответил Дил, – ты, чувствуется, не видал, как они это проделывают. Увидишь еще. Вот за это, за оторванные головы и руки, я и будут их бить везде, где только встречу!

– Стой! – Цай был не на шутку взволнован. – У тебя есть ретранс? Просвети шар, прощупай! Я тебя прошу!

– Нет необходимости!

Дил дал малый залп из носового орудия. Мерцающий лиловый сгусток пошел на ржавый шар трехглазых, грозя обратить его в газ. Но не дошел – видно, сработала защита, расплылся серебристым шлейфом.

– Ну, сукины дети! Сейчас вы сдохнете!!! Цай вцепился в плечо Дила Бронкса.

– Дай ретранс!

– Да погоди ты! Сначала надо добить гадов!

–Дай!!!

Цай с нечеловеческой силой своими корявыми цепкими пальцами-крючьями сдавил кости. Дил Бронкс взвыл, вскинул уцелевшую правую руку, но ударить не посмел.

–Дай!!!

– На, держи! – черная рука протянула черный кубик. Цай, не долго думая вжал его в кровоточащую переносицу и закричал:

– Эй, на борту шара! Слышите меня? Отвечайте! Сквозь сипы, хрипы, трески и свисты в голове у него прозвучал вдруг высокий женский голос: «Кто это?! Вы с Земли?! Почему открыли огонь?!»

– Светлана, – прошептал Цай ван Дау. Дил Бронкс поглядел на него совершенно обалдело. Карлик оторвал кристалл от переносицы. И в рубке прозвучало громко и надрывно:

– Не стреляйте!

Еще секунды три оба молчали, тупо взирая друг на друга. Потом Бронкс подтвердил:

– Она! – и протянул руку, забрал ретранс у Цая. – Света это я, старина Дил, ты слышишь меня? Как ты оказалась в этом проклятом шаре? Они захватили тебя?! Отвечай!

Ответ пришел сразу – резкий, грубый, с вызовом:

– А как ты, черный разбойник, пират проклятый, оказался на таком уроде и за каким дьяволом лупишь по своим?!

Потом голос Светланы вдруг пропал, и в рубку ворвался другой – хриплый, басистый, пропитой и прокуренный:

– Вот я с тебя, чучело, епущу семь шкур! Я из твоих зубьев бриллианты-то повыдергаю, я тебе...

И Бронкс, и Цай ван Дау сразу узнали голос Гуга-Игун-фельда Хлодрика Буйного, старого десантника и беглого каторжника, проверенного в боях и пирушках друга.

– Нету никаких бриллиантов, Гуг, – сквозь набежавшие слезы, прочувствованно выдавил Бронкс, – и самих зубьев нету, уже повыдергали, без твоей помощи, старина. Вы уж простите, ненароком пальнул, сдуру, думал, там трехглазые... а там вы!

– Мы за провизией ходили! – прорвалась вдруг снова Светлана. – Набрали полные трюмы на двести одиннадцатом возле Нептуна. Назад собирались, на Землю! Дил, ты где такую громадину раздобыл, на свой Дубль-Биг променял, что ли?!

Светлана шутила, у нее явно отхлынуло от сердца и с души.

Но Дил Бронкс ответил тихо и серьезно:

– Выходит, что променял.

К Земле они шли гуськом: первым летел ржаво-серебристый шар, за ним уродливо-хищный монстр с платформой, а замыкало процессию черное странное пятно, сквозь которое не проглядывали звезды.

Две недели Хук Образина зализывал раны, приходил в себя. Поначалу он думал, что спятил окончательно, что все это великолепие и вся эта мощь ему только мерещатся, а может, он просто отбросил копыта и попал в какой-то рай Для чокнутых... и немудрено, сколько всего свалилось на его несчастную голову, после того, как Дил Бронкс на пару с покойным Крузей вытащили его из помойного бака в Дублине, этом поганом полузаброшенном городишке воров, проституток и алкашей. Лучше бы и не вытаскивали! Лучше бы он там и помер! Сейчас на Земле никакого Дублина с его проститутками и алкашней нет и в помине. Можно было и не вешать на простыне несчастную и непутевую Афродиту, и так бы окочурилась вместе со всеми. Тут Ар-ман-Жофруа дер Крузербильд-Дзухмантовский, он же Кру-зя, явно перестарался. Но тогда были иные времена, иные нравы.

Хук тяжко вздохнул и с головой погрузился в регенераци-онный раствор. В биокамере было легко и приятно. А главное, возвращались силенки, зарастали безо всяких швов и шрамов раны, твердели кости, очищалась кровь... а заодно прочищались и мозги. Две недели назад, когда услужливый андроид принес его на руках в медотсек, перед Хуком было два люка: в камеру быстрого восстановления или в биокамеру последовательной регенерации. Хук ни единой секунды не размышлял, мотнул головой в сторону последней. Быстрое восстановление, еще чего не хватало! Он знал прекрасно по опыту, что там его поставят на ноги за три-четыре часа: полностью заменят кровь и прочие жидкости в теле, обновят костный мозг, напичкают стимуляторами, омолодят печень, почки, легкие, врежут в живое сердце мощную «подкачку», уберут все лишнее из мозгов... короче, за несколько часов жутких мучений превратят в жизнерадостного здоровяка. А что дальше – все по-новой?! Нет, Хук Образина не желал спешить.

После гибели «Могучего» и его бегства будто не дни прошли, а сменилась целая эпоха. Поначалу он считал себя трупом. Утлая и крохотная гравитационно-импульсная лодчонка, по штатному расписанию бригады считавшаяся патрульным катером, была предназначена для суточного патрулирования неподалеку от самих боевых кораблей. Жизнеобеспечения в ней при использовании неприкосновенных запасов хватало самое большее на шесть-семь суток, а потом поминай как звали! Хук все это отлично знал. И потому, еле живой, искалеченный, полусумасшедший он на полном ходу рванул к белому карлику Варраве. Вокруг этого космического уродца болтались две убогие планетенки, а значит, там могло быть спасение. Только там!

Хук знал, что трехглазые не бросятся за ним вдогонку. В кромешном аду бойни, на кромке ускользающего сознания он постиг одну важную и неоспоримую истину: эти сволочи не размениваются на всякую мелочь, они охотятся на крупную и многочисленную дичь, им нужны космолеты и пассажирские звездолеты, трюмы с тысячами, миллионами землян, станции-города... и им плевать на одинокого беглеца, а тем более, на автоматические, безлюдные обсерватории, космофабрики, брошенные корабли и прочие груды железа, пластиков и искусственных «мозгов». И это было не просто открытием, это было озарением!

Но оставалось шесть суток жизни. Всего шесть!

И Хук спешил.

На первую планетенку, не имевшую имени, а значившуюся во всех документах под порядковым номером, он спускаться не стал. Щуп, стоявший на лодчонке, был слабеньким и полуразбитым при бегстве, но его силенок хватило, чтобы высветить поверхность жилых и заводских зон. Там все было искорежено, разворочено. Несколько тысяч землян и около миллиона инопланетных разнорабочих растерзанными, увечными трупами валялись кто где. Хук матерился, скрипел зубами, но понимал, что ничего не исправить и не вернуть. Видно, трехглазые побывали тут раньше, до налета на бригаду Семибратова.

На вторую планетенку Хук сел. Но она оказалась не планетой, а пустым титановым шаром в пять верст поперечником. Все было ясно, затевали строить очередной космо-завод по выработке черт знает чего, да, наверное, не успели. Поживиться в этом мертвом мире было нечем.

И Хук Образина стал готовиться к неизбежной смерти.

Но помирать лучше в чистом, открытом космосе. И Хук поднял катер, вывел его на собственную орбиту вокруг Вар-равы. Странный это был белый карлик. Смотрел на него Хук сквозь фильтры и сам не мог понять, чем же он странен. За годыскитаний в Дальнем Поиске Хук навидался всяких звезд – и белых, и красных карликов, и голубых гигантов, он их видывал сотнями тысяч. Этот был какой-то не такой. Издали, за десятки миллионов километров он выглядел натурально, звезда как звезда. Но вблизи Варрава напоминал, скорее, огромную лампу, висящую во мраке. Впрочем, Хуку было уже все равно. Он рассчитал, прикинул – ровно через семь суток его лодчонка рухнет в пасть этого Варравы, и все будет кончено. И ничего больше не надо. Он и так устал. А мстят пускай другие...

Вопреки всем расчетам неудержимая, исполинская сила повлекла катер к себе на третьи сутки. Раньше времени Хук подыхать не собирался. Он врубил все двигатели на полную мощь, пытаясь вырваться из пут взбесившегося притяжения подлого Варравы. Но ничего не вышло, маловато было силенок, совсем мало!

Он понял это через полтора часа бесполезной борьбы. Подполз к носовому экрану. И уставился вниз, туда, куда падала его утлая лодчонка. Он не отводил глаз от Варравы, он хотел встретить смерть лицом к лицу, как и подобало настоящему десантнику-смертнику.

Но когда неотвратимое должно было свершиться, в сияющей огненной поверхности белого карлика, занимающего уже все экраны и все небо, разверзлась черная дыра. И лодчонку всосало в нее.

Вот тогда Хук Образина и понял, что такое подлинное безумие. Сознание раздвоилось. Одна половина его кричала, вопила, стенала: ты чокнулся! сверзился! это все бред! наваждение! вот так и издыхают – в сумасшедших видениях и грезах!!! А другая, еле пробивающаяся, тихая шептала:

спокойно, старина Хук, спокойно! ты сто раз слышал про секретные базы оборонщиков, замаскированные под планеты, астероиды, звезды, ты же не штатская штафирка, а боевой офицер, пусть списанный, спившийся, но десантник! это самая настоящая база – на особый случай, на особое положение, понимаешь! про нее, наверняка, не знала ни одна душа даже на той, первой планетенке, где были заводы и фабрики, которые, безо всяких сомнений, обслуживали эту базу! а внутри сверхмощные энергетические установки, свои спецзаводы, склады, законсервированная техника! вот так, Хук, все великое просто!

И эта вторая, еле выжившая половинка его меркнувшего сознания была ясновидящей. Позже Хук сумел убедиться в ее правоте. Да, судьба даровала ему не смерть в пасти Варравы подлинного и несуществующего уже с сотню лет, но жизнь во внутренностях лже-Варравы, сверхгигантской военной базы – одной из десятков супербаз министерства обороны Великой России, разбросанных во Вселенной на всякий непредвиденный случай. База была законсервирована. Ни одного человека на ней не было. Но по мере приближения Хука, автоматика принимающих его отсеков и ан-дроиды, обслуживающие их, оживали, начинали работать.

Они спасали человека, землянина, Хук знал – они обязаны это делать, они запрограммированы на это. Но он знал и другое – они запрограммированы и на то, чтобы случайно проникший землянин не выбрался сам с секретной базы и не унес с собой неведомо куда и неведомо кому ее тайны.

И потому спешить ему было некуда. Живы будем – не помрем! – утешал себя Хук. Вот ежели только трехглазые нафянут... для них что база, что город... нет, тут для них добычи нет! не нагрянут! Вот и придется помирать среди этой мощи и великолепия, посреди тысяч ангаров, заполненных боевыми всепространственными звездолетами последнего поколения, посреди миллионов глубинных снарядо-торпед, бронеходов, штурмовиков, силовых установок... База замкнута на себя, она не защитила даже планетенку, обслуживающую ее!

– Вот влип! – повторял Хук через каждые полчаса, высовывая голову из дурманящего и бодрящего раствора, в котором дышалось лучше, чем в кислородной маске.

Но ведь трехглазые не дураки, они не могли не заметить базы, не могли просто так проскочить мимо, они наверняка прощупали ее своими радарами! Убедились, что кроме железа там ничего нет, и дернули дальше?! На большее у Хука мозгов уже не хватало. Две недели! Жизнь вливалась в тело. Он оживал. И чем больше он набирался сил, чем быстрей избавлялся от ран, немощей и уныния, тем меньше ему хотелось оставаться в этом раю пожизненным заключенным, бессрочным узником.

На подлете к Земле Дилу Бронксу пришлось сжечь еще парочку серебристых шаров. Правда, и они успели продырявить гигантскую платформу его звездолета-матки, продырявить возле кормового оперения, зияющего теперь черными оплавленными краями. Но Дил не горевал – на маневренность звездолета этот комариный укус не повлиял. Ничего. Пусть Система знает, что тут в Солнечной появился у нее соперник. Они еще слишком увлечены своей охотой за беззащитными. Но придет пора, и они будут вынуждены обернуться и поглядеть, что это за наглец щиплет их за пятки.

– Дил! – голос Светланы звучал уверенно и без помех, они отладили связь. – Ты остаешься на орбите... вместе с этой кляксой. В случае чего прикроешь нас. Понял?

– Слушаю и повинуюсь, мой капитан, – отозвался Дил Бронкс. И поглядел с прищуром на Цая – как тот среагирует на прекрасное сравнение его черного пятна с какой-то там жалкой кляксой.

Цай и глазом не моргнул. Клякса так клякса. Полчаса назад он побывал на ржаво-серебристом шаре, в гостях у Светланы и Гуга Хлодрика. На мулатку он почти и не взглянул. Но как изменился Гуг! какие у него стали глаза! Он подкинул карлика Цая к высоченному потолку, поймал, прижал к груди, будто лучшего, старого друга, говорил добрые и, как у него водится, грубые слова... но глаза Гуга Хлодрика были пусты. Параданг! Цай все понял сразу, Гуг переживает свой второй, а может, третий Параданг. Они оба оказались вырванными из жизни на долгий срок. Они не принимали участия в последней земной бойне. И они не могли, не хотели поверить в случившееся, это было выше их сил. Полное поражение! Они не просто проиграли – они раздавлены, выброшены ото всюду, разгромлены, уничтожены, их, попросту говоря, нет... а ведь так славно все начиналось. Гуговы излияния прервались быстро, и огромный седой викинг снова привалился к серой стене рубки, снова сжал запястье своей молчаливой Ливочки. Лишь смотрел – не отрываясь смотрел на Цая, будто тот скажет что-то новое, перечеркнет былое, даст надежду, смотрел пустыми глазами и сам не верил.

Они шли к Земле, потому что им больше некуда было идти.

И они пришли.

– Я разгружусь у Храма, – сказала Светлана, – и тотчас к вам. На запад надо идти вместе.

– Давай, девочка!

Дил Бронкс глядел на мрачную черную Землю и мычал какую-то занудную, прилипчивую мелодию. Задние обзор-ники показывали в ста милях от его кормы черное пятно, сгусток тьмы. Он висел молчаливо и спокойно, будто отстранясь от всего мирского и телесного. Но Дил не доверял этой кляксе. Была б его воля...

Когда снизу, из мрачной земной пропасти высверкнуло золотыми бликами куполов, Дил Бронкс вздрогнул и поежился. Мистика! Все вокруг мертво, все подавлено, разрушено, загнано в подземелья... а Храм стоит. Купола сияют чистым золотом, отражают незримый Небесный Огонь. Чудо!

Они зовут всех к себе, манят, влекут, обещают... только там истина, только там покой и защита ото всего, за белыми неприступными стенами, под белыми сводами! Надо не терзаться, не мытариться, не биться с призраками и нежитями, надо идти туда, чтобы в тихости и благости доживать оставшиеся дни, просить прощения за прегрешения, молить Всевышнего, отстранясь от мирской суеты и тщеты, сбросив путы гордыни. Вниз! Ибо только опускаясь туда, вниз, к этим светящимся куполам, поднимаешься ввысь, к недоступным неземным вершинам!

И вновь искаженное мукой лицо Таеки встало перед ним.

Дил заскрежетал остатками зубов. Рано еще вниз, рано на покой! Сначала надо исполнить свой долг, сначала надо отомстить за все! А там видно будет.

Светлана вернулась быстро. Шустрые шестиногие кибе-ры-муравьи живо перетаскали контейнеры с провизией и акваагрегаты из трюмов шара в подземные хранилища Храма Христа Спасителя. Невидимые барьеры пропускали их, подвластных воле людей. На разговоры и расспросы времени не оставалось. Она и так припаздывала. Как там Иван?! Сердце тревожно билось: пора, пора, пора!

По дороге в Западное полушарие Светлана успела уничтожить неподалеку от Парижа огромное сборище студенистых гадин, висевших в ночном тягучем воздухе над самой поверхностью и переливающихся голубоватым огнем. Она так и не поняла, что там делали гадины, но они были словно завороженными. Они выпали на тихую землю тучами серого пепла. И никто не защитил их, не дал ответного залпа. Она не испытала ни торжества, ни радости мщения. Вперед! Только вперед! Шар шел низко, всего в двух километрах над поверхностью – над холодной и сырой почвой, над мертвыми и черными водами рек, озер, морей, океанов. А где-то вверху, за пределами атмосферы, не отставая от шара ни на миг, черной огромной тенью скользил исполинский звездолет Системы, готовый в любую секунду пробить насквозь земную кору, испепелить, выжечь все до самой кипящей мантии, чтобы огонь подземный слился в едином бушующем шквале с огнем черных небес.

– Они в форте Видсток, Дил. Ты слышал про него?!

– Еще бы мне не слышать, – отозвался негр. И ему вспомнилось, как под светлыми земными небесами они штурмовали этот растреклятый форт, как бросали на него бронеход за бронеходом, как верная десантная капсула, его личная капсула, резала форт сверху, сразу с семи сторон, резала «гуляющим» лучом как консервную банку. Ведь они его уже захватили, ворвались внутрь, ворвались в пробоины, и он тогда крыл самым отборным русским матом, поливал почем зря этого коротышку Цая, который сидел где-то в самом нутре Исполнительной Комиссии, в святая святых... сидел и никак не мог разладить работу этой махины, никак не мог взять управление на себя. Они все тогда крепко влипли! И они чудом выжили после этого штурма – еще бы Дилу Бронксу не помнить форта Видсток, проклятущего форта! Еще бы ему не слыхать про него!

– Но я не вижу их на поверхности. Их нигде нет! – голос Светланы начинал дрожать.

– Разыщем, – успокоил ее Дил Бронкс с высот. Он не ждал неприятностей снизу, там не было трехглазых, он изнемогал под тяжестью мрачной и черной пустоты над головой – придут оттуда, и он должен будет успеть, иначе призрак Таеки никогда не оставит его в покое.

– Их нет! – уже кричала Светлана. – Нет нигде!!!

– На какую глубину ты опускала щуп? – спросил из своего угла молчавший до того Гут Хлодрик. И в пустых глазах его появился тревожный блеск.

– Как обычно, на три километра, – ответила Светлана.

– Глубже давай!

– Они бы не смогли за такое время забраться глубже.

– Давай, тебе говорят!

Светлана сжалась в комок. Она и сама знала, что могло быть всякое. Знала лучше Гуга. Но она не хотела верить. Если они забрались глубже, надежды почти нет. Она много раз испытывала угнанный шар, он мог прожечь шахту только на два километра. Под Антарктикой, пробитой и дырявой, кора была совсем тонкой, там была непомерная толща воды, но вода не грунт, не базальт и гранит. Здесь больше пригодилась бы десантная капсула. Только капсул нет. Они все уничтожены. Но почему Иван не отзывается? Что с ним? Что с Кешей и Глебом?! Может, они не добрались до форта, может, застряли под Лос-Анджелесом? Да, они наверное заплутали, заблудились где-то на поверхности. Светлана не хотела верить в худшее. Но внутренняя связь не работала. Будь они наверху, в развалинах, Иван обязательно бы отозвался.

Она откинулась в мыслекресле. Сосредоточилась. Сейчас радарный щуп корабля был настроен только на пропавшую троицу, только на них, на оборотня щуп не реагировал. Четыре... четыре с половиной... Она увеличила поперечник поиска. Глубина: пять... шесть километров.

– Ну, чего там?! – забеспокоился Гуг, выпустил тонкое смуглое запястье, подошел к креслу вплотную.

Светлана не ответила, лишь покачала головой, мол, не мешай.

Но можно было и не спрашивать, экраны показывали пустоту.

Семь километров, восемь с половиной. Нет! Их не могло быть ниже! Это уже бред какой-то! Девять... десять... одиннадцать – три розовые точки вспыхнули на обзорнике. Вспыхнули, дернулись, дрогнули, сжались и пропали.

– Мы должны добраться до самого дна этой проклятой преисподней! – повторил Иван.– И хватит ныть, поворачивать поздно. А кто струсил, прошу за борт!

Глеб скривился, но промолчал.

Кеша сделал вид, что к нему сказанное не относится. Он в каком-то шальном угаре давил, жег, кромсал нечисть. И тут же накатывал на сползающуюся плоть живоходом – пускай подзаправится – ведь работенки, судя по всему, предстоит много.

Они опустились на триста восемьдесят четвертый уровень, но конца и краю страшным подземельям не было видно. Они изничтожили уже тысячи рогатых, Иннокентий Булы-гин давно сбился со счету. Но ничего почти не менялось, везде было одно и то же: миллионы обессилевших, безропотных, исстрадавшихся мучеников претерпевали чудовищные пытки, умирали от невыносимой боли... и не могли умереть. Плоть людская переходила, перетекала, переползала в плоть сатанинскую, жуткую, страшную, обращаясь в чудовищно-нелепые порождения подземелий, в каких-то невообразимых и отвратительных демонов – уже не земных, а потусторонних. И не было этому ни конца, ни краю, ни пределов, ни начал.

Глеб сидел, сдавив виски трясущимися руками, сжимая пылающую голову ледяными ладонями. Он видел то, что не видели другие, или ему так казалось. Тысячи, миллионы потусторонних тварей в его видениях выползали изо всех щелей, из дыр, люков, отверстии, подвалов, шахт на поверхность Земли, поднимались на черных крыльях в черные небеса, ныряли гадами морскими в пучины, расползались по леденеющему пеплу омерзительными змеями и червями... новые обитатели Земли, новое человечество – дьяво-лочеловечество, раса избранных, четвертая земная цивилизация! Какая жуть! Земля, кишащая отвратительными гадинами, миллиардами гадин! А от них, от людей, не останется ничего, абсолютно ничего, даже окаменелых костей... динозавры исчезли, будто их и не было, но остались отпечатки, костяки, скелеты. От двуногих разумных не останется ничего. Интересно, а как динозавры относились к сменяющим их млекопитающим, к жалким, незащищенным, убогим и скользким животным? Может, ничуть не лучше, чем мы относимся к червям, к змеям, ко всем этим гадинам?! Смена обитателей, смена рас! Неужели человек изжил себя полностью, неужели ему больше нет места во Вселенной и он обязан уступить свою лакуну другим, более приспособленным, более совершенным?! Неужели вот это – то, что творится, и есть борьба за существование?! Голова пылала адским огнем. Как бы ни назывался этот кошмар... это конец. Конец Света!

– Получай, падла!

Бритвенно острым лучем, вырвавшимся из живохода, Кеша срезал очередную рогатую голову.

.. Иван сидел мрачный. Он не принимал участия в побоище. Он хотел понять этот ад, докопаться до его сути. Еще несколько лет назад, да чего там лет, всего год назад никто бы не поверил, что такое может быть. Его бы подняли на смех все – все без исключения, вот эти, висящие по стенам, распятые, корчащиеся в муках, рассекаемые на части. Они в самых кошмарных снах не могли представить сгбе этих мук и страданий. Но ад пришел на Землю. И вобрал в себя всех, почти всех. Никто не знал? Никто не мог предвидеть?! Нет, вранье! Именно этот ад тысячелетиями мучил людей – и грезились им рогатые мучители, виделись картины чудовищных истязаний в подземельях. Страшный Суд! Неужто он настал? Но разве никто не знал, что он грядет? Знали, все знали: и те, кто верил в него, и те, кто ни во что не верил. Все церкви, костелы, кирхи, храмы Земли и земных колоний на иных планетах были украшены фресками, мозаиками, иконами с изображениями сцен Страшного Суда... значит, люди предвидели свое будущее?! Они предвидели его! Были пророки! Но кто их слушал! И какое сейчас кому дело до пророков! Люди любят не тех, кто пугает их и предвещает им боли и страдания, они всегда, во все века любили тех, кто брал в свои руки розги, плети и силой отвращал их от грядущего, люди любили и уважали силу... ибо сами всегда были слабы. Слабы настолько, что не было у них мочи и желания уберечься, спасти себя. Они лишь ждали, вот явится Спаситель, и обережет их всех, укроет за своей спиной от Страшного Суда за прегрешения их, спасет. Они верили, надеялись, тешились в легкомыслии своем... А Спаситель к ним не явился. И все. И конец. Конец Света!

– Так тебе, сука!

Кеша живым щупальцем, манипулятором живохода, подбросил вверх студенистую гадину и четвертовал ее в воздухе – ошметки трясущейся дряни полетели на скорчившихся в чанах голых, высохших как скелеты людей.

Они прорвались, но уже не просто так, а с боями, преодолевая сопротивление нечисти, на четыреста семьдесят первый уровень. Они крушили ячейки и соты бесконечного вивария, гадостного инкубатора, в котором выращивали насекомообразных монстров с человечьими глазами. Зачем? Зачем их выращивали?! Иван мучился, не находя ответа... Нет. Ответ был. И он его знал. Они ищут форму. Они не могут ее найти. Все эти подопытные твари для них только мясо, только костная и мозговая ткань. Они ищут форму для тех, кто должен придти на смену всем бесчисленным нелепым промежуточным расам. Они пытаются создать тела сверхживучие, неистребимые, могучие, тела, которым не будет равных ни в одной из вселенных. И они создадут тысячи, миллионы новых форм, новых видов, и они пустят этих монстров-уродов в мир, и они будут ждать и смотреть, как эти гадины станут биться друг с другом и пожирать друг друга, и пройдет много лет, прежде чем останутся самые выносливые, жестокие, приспособленные – самые живучие и беспощадные твари в Мироздании. И тогда они вселятся в них! Тогда они придут во Вселенную живых, ибо в своем собственном обличий, в своей нетелесной сущности они нагрянуть сюда не могут никогда. Человеку не дано узреть Незримые Глубины Преисподней, Черного Подмир-ного Мира, Всепространственной Вселенной Ужаса. Человек, не всякий, но один из миллионов, один из миллиардов, прошедший сквозь боли и страхи, преодолевший себя самого, избранный Вседержителем – и тот не узрит сокрытого от него. Но ему дано видеть Черту, проведенную Создателем. Черту, ограждающую все миры, существующие и несуществующие, от Черного Мира, от нижнего яруса сочлененных Мирозданий, ибо для того и поставлена Она, прочерчена Всевышним, чтобы ограждать. Святая Черта. Но не в дальних мирах пролегает она, не в чужих пространствах и измерениях, не в запредельных вселенных. Проходит Черта по душам человеческим – бессмертным, но слабым, мятущимся, страдающим, готовящимся к вечности... где? во мраке ли? при Свете? И вершиться Страшный Суд начал не сейчас. Он идет давно, тайно для слепых и открыто для видящих... А это уже не Суд. Это свершение приговора над слабыми и предавшими себя. Все! Хватит! Иван тоже сдавил виски ледяными ладонями. Он больше не странник в этом мире. Но он и не воин. Воины – они, идущие с ним плечом к плечу. Он же – воздающий по делам. И потому нет преград, нет барьеров.

– Вниз! Глубже!!!

Живоход содрогался от напряжения. И опускался все ниже и ниже, пробивая перегородки, прошибая люки и створы, вдавливая внутрь фильтрационные пробки и мембраны. И он уже полз не по железу и пластику, не по дереву и граниту – содрогающаяся живая плоть окружала его, сначала пленки, наросты плоти, потом толстые слои, обтекающие его со всех сторон, сдавливающие, будто живые мясистые трубоходы, будто гигантские пищеводы, спускающиеся внутрь огромного полуживого или живого организма. Такого не было в подземельях форта Видсток. Такого и не могло быть! Это вырастили они, вырастили из мяса и крови людей, миллионов переработанных людей. Утроба! Иван вспоминал живую утробу планеты Навей. Ничего нового! Эти вурдалаки принесли сюда то, что было доступно и известно им. И не больше! Еще пять-десять лет такого развития, и Земля станет точной копией планеты Навей, страшного, непостижимого и уродливого мира... только хуже, страшнее, мрачнее и гаже во стократ. Их невозможно победить. Их невозможно убить! нельзя выжечь! этот чудовищный всепланетный муравейник неистребим и вечен! Да, прав был проклятый гаденыш Авварон, подлый бес-искуситель – Пристанище повсюду, и Земля лишь часть Пристанища... Нет! Прочь!! Изыди, бес!!!

Иван провел рукой по лбу, холодный пот тек с него. Спокойно. Надо помнить главное – он больше не странник! не скиталец в мирах этих!

– Вниз!!!

На семьсот девяносто восьмом уровне, пробив из последних сил наросты багряной шевелящейся плоти, выдохшийся, стонущий от перенапряжения живоход, провалился в огромную полость – темную, сырую. Но не упал на дрожащее, усеянное живыми полипами дно. А застыл в воздухе, удерживаемый неведомой силой.

– Чего это? – изумился Кеша. И побледнел. Он понял, что ифа закончена. Что пришел их черед.

Всего за секунду до провала Иван врубил полную прозрачность. И теперь все видели, что на силу в муравейнике нашлась сила. С три десятка особенно огромных студенистых, медузообразных гадин с сотнями извивающихся щупальцев у каждой тоже висели со всех сторон над живым дном утробы. Висели и омерзительно зудели. Из их дрожащих голов исходило мерцающее свечение, и не просто исходило, но устремлялось к живоходу, упираясь в него, удерживая его на весу.

– Это они! – процедил Глеб.

– Ясное дело, они! – усмехнулся Кеша. И начал облачаться в скафандр.

Хар стоял на двух ногах и тихо, озлобленно рычал, шерсть у него торчала дыбом и не только на загривке.

Зудение усиливалось, становилось оглушительным, невыносимым – живоход трясло сначала тихо, терпимо, но потом дрожь стала рваной, изнуряющей, лишающей воли.

– Пропадаем! – прохрипел Иннокентий Булыгин. – Прощайте, братки!

Иван выскочил из кресла-полипа, все равно машина перестала его слушаться, что-то с ней случилось. Он крепко сжал обеими руками лучемет и бронебой. Он готов был драться.

Но драки не получилось. В миг высшего остервенения безумного сатанинского зуда живоход дернулся в последний раз, забился в агонии, сжался, сбивая их с ног – и его разорвало, разнесло на части.

Иван, Кеша, Глеб и рычащий оборотень Хар полетели прямо в трясущееся полуживое месиво. Иван успел дать четыре залпа в разные стороны. Клочья слизи залепили забрало, почти лишили зрения. Он слышал, как палят из своих лучеметов Кеша и Глеб, как визжит и захлебывается в злобном лае Хар. Он выхватил парализаторы и долго палил в какие-то надвигающиеся багровые щупальца, полипы, в мякоть колышащейся плоти, потом отбивался резаком, врубив наполную локтевые дископилы, лупил кого-то кулаками, ногами. И все же эта неукротимая плоть опрокинула его, подмяла, сдавила, пропихнула в какую-то дыру. И его понесло по живой трубе в потоке текущей вниз жижи. Труба судорожно сжималась и разжималась, проталкивая его вместе с этой вязкой жижей, но не могла раздавить, скафандр был способен выдержать и не такие нагрузки.

– Эй, Глеб! – просипел Иван по внутренней. – Ты жив еще?

Сквозь хлюпанье, сопенье и мат донеслось:

– Жив!

Тут же отозвался и Кеша.

– Печет! Ой, печет! Мать их нечистую!– пожаловался он сдавленным голосом.

– Врубай охлаждение! У тебя чего там, автоматика отказала? Врубай вручную! – закричал Иван.

– Щас, погоди... – Кешин голос пропал, потом сквозь стон облегчения просипело: – Ну вот, попрохладней стало, думал, вовсе испекусь!

Иван не ответил. Его вдруг швырнуло на что-то жесткое, гулкое. И сразу обдало жаром. Но скаф сработал, как ему и полагалось – жар сменился холодом. Иван попробовал встать, и ударился шлемом о что-то не менее гулкое. Он почти ничего не видел, они засадили его в какую-то емкость – ни вниз, ни вверх!

– Сволочи! – пробился вдруг голос Глеба. – Сволочи! Они не могут нас выдавить из скафов. И они решили их расплавить... Вот теперь, Кеша, прощай!

– Без паники!

Иван сам почувствовал, что несмотря на полный «минус» в скафе становилось все теплее. Да, они их поджаривали на медленном огне. Ад. Самый настоящий ад! Он рванулся изо всех своих сил, изо всех сил гидравлики скафандра – и вышиб что-то тяжелое над головой, сбросил невидимую крышку. Выпрыгнуть наружу было секундным делом.

Внутри утробы пылало воистину адское пламя. Выхода не было. Рядом, прямо в клокочущей лаве, покачивались два шара на свисающих сверху цепях. Это они! Иван навалился на ближний, принялся раскачивать. И сорвался в лаву.

Дальнейшее он видел как в смутном сне. С чудовищным грохотом и лязгом клокочущую утробу пробило каким-то мерцающим столбом света, пробило насквозь – и лава устремилась вниз, в разверзшуюся дыру. Шары накренило, и из ближайшего вывалился Иннокентий Булыгин в раскаленном докрасна скафандре. Он чудом не соскользнул в провал, удержался. И тут же бросился помогать Ивану. С криком, ором, руганью, обливаясь горячим потом, задыхаясь, они сбросили крышку с третьего шара, вытащили полуживого Глеба. В объятиях Глеб сжимал что-то жуткое и дрожащее, походившее на рыбину с обгоревшими плавниками.

– Ха-а-ар!!! – завопил Кеша. – Ну-у, суки! Он разбежался и ударил с лету ногой в ближайшую мясистую стену, толку от этого было никакого. Здесь некого было бить, здесь было царство живой, но безмозглой кровоточащей, обугленной плоти, залитой ручьями стекающей лавы.

– Не могу больше! Все! – просипел Глеб. И потерял сознание. Он еще не окреп после долгого заключения.

Не надо было его брать с собой! Иван бросился к Сизову, подхватил на руки. И уставился в огромную дырищу наверху. Она не зарастала. А широченный столп света бил из нее, раздирал трепещущие рваные края. Иван уже все понял.

– Потерпите! Еще немного! – чуть не плача, молил он. Теперь уже Кеша держал обеими руками полуживого,

умирающего оборотня. Тот слабо бился в его объятиях, и

пучил тускнеющие выпученные глаза.

– Держись, Харушка, держись! И не в таких переделках бывали!

Кеша ощутил всем телом, что жар спадает. Но он не видел выхода. Слишком глубоко они забрались. На самое дно ада!

Черный бутон свалился из дыры как снег на голову. Из его бока выпали трапами сразу три сегмента.

Иван впихнул внутрь Глеба. Подождал, пока влезут Кеша с Харом. Потом запрыгнул сам. Но замер, не давая лепесткам закрыться. Оглянулся. Из нижней дыры, пульсируя, пуская пузыри, начинала прибывать клокочущая лава. Бутон успел вовремя. Молодец, Света!

Дорога наверх была с рытвинами и ухабами. Их швыряло по внутренностям крохотного бота еще похлеще, чем в самой утробе. И все же Иван видел, что Хар прямо на глазах оживает, вновь обретает формы облезлой и тощей зангезей-ской борзой, слышал, как хохочет, никогда до того не хохотавший в голос Иннокентий Булыгин, как стонет очнувшийся Глеб. Они вырывались из ада.

И они вырвались.

Бутон, грязный, облепленный невозможной, мерзкой, дурно пахнущей дрянью, раскрылся в приемном ангаре... Иван не узнал этого ангара – огромный, полуосвещенный, с ребристыми переборками, расходящимися далеко в стороны и вверх.

Они вывалились из бота.

А навстречу, из зева шлюзового люка бежали к ним Светлана, Гуг со своей мулаткой, еще двое... Иван глазам своим не поверил – Дил Бронкс, седой и черный как ночь, и корявый, большеголовый карлик Цай ван Дау.

Светлана бросилась ему на шею. Иван еле успел откинуть шлем, как она заорала прямо в лицо, в глаза:

– Негодяй! Подлец!! Дурак!!! Скажи спасибо Дилу, это он спас тебя и вас всех, он!

Иван ничего еще не понимал. И все же он обрадовался – сильно, неудержимо, будто только что заново народился на свет. Дил! Цай! Гуг! Глеб! Кеша! Светка! Он обнимал то одного, то другого... когда добрался до Бронкса, стиснул его, не жалея рук, прижался щекой к щеке и прошептал:

– Ну вот, теперь мы опять все вместе, как встарь!

– Все... да не все, – еще тише выдавил Бронкс. На лице у него были улыбка и слезы, но в глазах стояла печаль.

Околоземное пространство. Корабль Системы. – Зангезея – Пристанище. Год 2486-й – Обратное время.

Неспешно течет время, отмеряемое не нами. То ли есть оно, то ли нет его. Неуловимо и ускользающе – канул миг, накатил следующий и так же безвозвратно канул, назад не вернешь, не войдешь дважДы в одну и ту же воду. Идут годы, текут века, тысячелетия. Вымирают цивилизации и расы, гибнут миры. А Черная Пропасть остается. Для нее времени нет. Она живет по своим мерам. Вспыхивают и гаснут звезды, остывают кометы, рассеиваются галактики и меркнут созвездия. Рождаются люди. И умирают люди. Для них время есть, ибо смертны, как смертны звезды и галактики. Черная Пропасть, в которую падают все миры всех вселенных, бессмертна, извечна – для нее нет ни мигов, ни лет, ни веков, ни тысячелетий. Она вбирает в себя все сразу: и прошлое, и настоящее, и будущее. Она не ползет со смертными по шкалам и спиралям текущего призрачного и несуществующего времени, для Нее никто не отмерял секунд и минут, периодов и эпох. Она просто есть.

Нет времени для животного, рыщущего в поисках пропитания и ночлега, ибо нет у него памяти осмысленной и нет предвидения. Насущным мигом живет не наделенный душою и разумом. Нет времени для человека, упорно вершащего дело свое, ибо не отвлечен его ум на созерцание былого и ожидание грядущего, но поглощен всецело настоящим. Но останавливается смертный в пути и деле своем, оглядывается назад с тоскою – и ощущает власть времени. И в ожидании тревожном всматривается в грядущее – что ждет его, не знающего часа своего?

Ожидание. Как и память оно порождает ощущение невидимого, неуловимого, ускользающего и всевластного времени. Ожидать всегда нелегко, даже заранее зная, чего ждешь. Но втрое тяжелее ожидание неведомого, непредсказуемого... ибо может то ожидание еще до свершения ожидаемого иссушить душу и тело, обречь на страдания и убить. Чего ждать приговоренным к смертному исходу, на что надеяться, когда неспешное течение переходит в бег, в бешенный галоп, в стремительный и скорый полет?! Миллиарды и миллиарды поддавшихся бегу этому и полету гибнут в водоворотах времени, затягиваемые в пучины Черной Пропасти.

Отрешившийся от несуществующего перестает ожидать и вспоминать. Все в нем сейчас – и что было, и что будет. И загнанный в крайнюю точку свою силами внешними, силами, что убивают людей и звезды, он поворачивает вспять по оси времени... И видит, что не ось это, не прямая, вдоль которой прошлое истекает в будущее, и даже не плоскость, но пространство. И отрывает лицо свое он от плоского и убогого пола, к которому прикован был, и поднимается в измерения иные, и проникает в раскрывающиеся глаза его Свет.

Долгое время, дней семь, Гут Хлодрик все не мог привыкнуть к своей новехонькой, здоровой и живой ноге. Старый биопротез поскрипывал, иногда подворачивался, короче, время от времени напоминал о себе. Сейчас левая нога ничем не отличалась от правой – яйцо-превращатель восстанавливало человека полностью, Гуг знал это по Ивановым рассказам. А теперь вот познал и на своей шкуре.

Радоваться бы надо. И нога здоровая. И любимая Ливоч-ка рядышком. АН нет, Гуг молча страдал – сопел, кряхтел, бормотал ругательства себе под нос. Косился на Ивана, односложно отвечал на его нечастые вопросы.

Новый 2486-й год начинался тяжко и мрачно. Радость первой встречи быстро улетучилась. Наступили невыносимые будни. Вот уже четвертые сутки они нависали черной тенью над черной Землей, прощупывали поверхность. Иван был полностью поглощен этим занятием. Он осваивал управление огромным звездолетом-маткой Системы и не переставал восхищаться его возможностями. Тот самый ржаво-серебристый шар, что Светлана провела Осевым измерением, на котором вызволила Ивана, теперь покоился в одном из приемных пазов платформы. Сгусток тьмы покорно висел на хвосте, послушный воле карлика Цая – и никто не знал, что с ним делать. Время шло. Они выжигали нечисть где могли, где это не влекло за собой огромных жертв... Но нечисти становилось все больше – и не в одних подземельях. Уродливые монстры выползали на поверхность, взлетали в черное небо на своих черных перепончатых крылах, погружались в черные пучины мертвых морей и океанов. С каждым днем надежды таяли все больше. Их почти не оставалось.

Иван знал, что спешить и суетиться не следует, что сейчас главное, выдержка, точный расчет... а потом – мощный, неожиданный удар, и не куда попало, не с ветряными мельницами сражаться, а в то самое одно-единственное слабое место, которое есть и у них, у этих поганых нежитей. Только так! Он знал, понимал это, но он ничего не мог объяснить своим изверившимся, исстрадавшимся друзьям... что там говорить, ему переставала верить даже Светлана! И от этого становилось вдвое, втрое тяжелее. Они соглашались с его доводами, с логикой его рассуждений, но теперь они отказывались жить и драться по наитию, они требовали от него точного и конкретного плана – что, где, когда... А он не мог им ничего сказать толком. Он сам не знал, когда, где и кому они нанесут этот решающий удар. Он искал. И не находил.

Вот и сейчас Иван сидел в кресле мыслеуправления центральной рубки угнанного Дилом Бронксом из Системы чудовищного звездолета, переименованного ими в честь погибшего в неравном бою с негуманоидами земного корабля-гиганта. Еще неделю назад шустрые шестиногие киберы искуссно вывели светящейся алой краской по обе стороны носовой брони и на корме гордое имя «Святогор-2» – пусть видят все, имеющие глаза, Земля не погибла, и сыны ее не сложили оружия. И все же...

Иван дождался.

Он не оторвал глаз от окуляров щупа, когда почувствовал, что за спиной кто-то есть. И он сразу понял, будет разговор. Но не подал виду. Пускай начинают сами.

– Ты чего там, заснул, что ли? – не выдержал первым Гуг. – Иван, мы пришли!

– Вижу, что пришли.

Иван развернулся вместе с креслом.

Прямо перед ним стояли Гуг Хлодрик, Дил Бронкс и Иннокентий Булыгин, чуть поодаль ссутулился изможденный Цай ван Дау. Светлана стояла у серой стены, стояла, отвернувшись, не глядя на него. Зато Глеб Сизов смотрел в упор, не мигая, не отводя своих колючих и запавших глаз. В руках Глеб держал лучемет, и раструб его был нацелен на Ивана. А у самого выхода из рубки лежал растрепанный оборотень Хар. Мулатка Лива вяло поглаживала его за ухом, кусала полные губы, плакала.

Гуг был непривычно бледен и растерян. Чувствовалось, что ему стоило больших трудов удерживать себя в рамках приличия. Губы у него подрагивали, левая щека дергалась в нервном тике. Ивану стало жалко старого приятеля. Не надо было его размораживать, не надОтДсем было бы лучше, и в первую очередь ему самому... Но и не размораживать было нельзя, это один из тех самых кругов, через которые надо пройти, обязательно надо.

– Все, Ваня, – наконец выдавил Гуг, сгорбился еще больше, опустил глаза, но не сдвинулся ни на шаг. – Слишком долго ты держал нас в кулаке. И мы тебе верили... Все! Хватит! Мы тут с ребятами потолковали... Короче, лучше сам уходи, Иван!

– Вот как?!

– Да, так, Ванюша, – голос Дила Бронкса прозвучал глухо и зло, – ты приносишь нам несчастье. Но мы подчинялись тебе, пока... пока были надежды. А теперь все кончено. Мы будем драться до конца. Без тебя!

Иван бросил взгляд на Глеба Сизова.

Тот еще сильнее стиснул и без того сжатые губы, кивнул.

– Так будет лучше, Иван, – виновато пробубнил Ке-ша, – мы бы тут горы трупов наворотили бы уже, мы б этих козлов наполовину бы повывели. Ты тормозишь всех нас, Ваня... сам заварил эту кашу и сам не хочешь ее расхлебывать...

– Это он собрал всех вас вместе! – неожиданно подал голос из своего угла оборотень Хар. Гуг вздрогнул, налился кровью.

– Верно, – согласился он, хрипя и тяжело дыша, – все верно. Собрал, чтоб на поминках по Земле-матушке сидеть сложа руки да в две дырочки сопеть. Не хрена для этого было собирать! Лучше б я в каторге сдох! Лучше б меня Сигурд в воронке закопал бы, завалил всякой дрянью – и дело с концом! Хоть бы душа не болела! Нет, Иван, уходи по добру по здорову, бери любую посудину и проваливай, это я тебе как друг говорю!

Иван молчал. Что он мог им сказать, чем мог оправдаться?! Все уже давным-давно сказано... Иди, и да будь благословен! Им плевать на все благословения, они жаждут дела. Скорее всего, на их месте он поступил бы точно так же.

– И что вы намереваетесь делать? – спросил он, глядя на Гуга.

– Давить козлов! До последнего! – ответил тот. – Мы тут связь наладили с Гиргеей и Седьмой – там наши стоят, нюни не разводят, почти всю каторгу прочистили. Будем и мы Землю чистить, Ванюша, в капусту рубить всю сволочь, пока сами не издохнем!

– Верно говорит, – поддакнул Кеша, – чего сидеть киснуть, мы эдак сами все позагибаемся, сами на себя руки наложим. Ты вот чего, Иван, хочешь с нами гадов давить, оставайся, только чтоб честь честью, не хочешь, – вот тебе Бог, а вот порог!

– Нет, не хочется что-то, – выговорил Иван будто в раздумий, вяло, глядя в пространство, начиная до конца осознавать, что опять остался один, совсем одни. – Пустое это дело, с тенями да призраками воевать.

Цай ван Дау подошел вплотную, скривился как от боли. Процедил:

– Ладно, давай не с тенями! Давай ударим в мозг этой сволочи, в самое сердце! Ты знаешь, где оно?!

– Нет, – признался Иван. – Не знаю. Он поглядел на Светлану. Неужели и она с ними? Светлана молчала, отводила глаза. Никто не мешал их немому, молчаливому диалогу. И наконец она не выдержала, выкрикнула в голос:

– Уходи! Так будет лучше!

Иван встал и, не обращая ни малейшего внимания на наставленный прямо в него лучемет, пошел к жене. Остановился... хотел обнять ее за плечи, но руки опустились. Она сама должна решить, сама. Он не имеет права принуждать ее ни силой, ни лаской.

– И ты не уйдешь вместе со мной?

– Нет! – Светлана положила ему руки на плечи, уставилась в глаза: – Я люблю тебя, Иван... по крайней мере, я тебя любила. И еще неделю назад готова была сбежать с тобой хоть на край света, подальше из этого ада. Но теперь что-то изменилось, теперь я близко, совсем близко увидела это, и я не смогу уйти отсюда! А ты уходи! Тебе надо уйти, понимаешь? Все мы слишком привыкли к тебе – привыкли надеяться на тебя, ждать от тебя слова, приказа. Ты сковываешь нас, лишаешь воли. Кеша правильно сказал, мы просто загнемся здесь...

Уходи! Потом придешь, потом вернешься. А сейчас уходи!

Это был конец. Иван мягко отвел ее руки от себя. Еще раз заглянул в светлые, пронизанные нетелесной болью глаза. Отвернулся. Хорошо, он уйдет. Они не поймут его, он один, второго такого выродившееся и погибающее человечество, к сожалению, не подарило миру, он все помнил, значит, так предопределено, значит, всю тяжесть крестной ноши рода людского придется взваливать на свои плечи, такова его голгофа, таков его крест.

– Хорошо, – сказал он, – я уйду.

Гуг снова побелел, из багроволицего, налитого кровью сделался вдруг бледным, почти зеленым. Он явно не ожидал, что Иван, с которого никто не снимал да и не мог снять звания Правителя, Верховного Главнокомандующего, Председателя Комитета Спасения... так скоро, так запросто откажется ото всего, смирится с их приговором. Иннокентий Булыгин тяжело вздохнул, всхлипнул, утер кулаком набежавшую слезу – он не глядел на Ивана, не мог. Карлик Цай тоже не смотрел в сторону бывшего Верховного, но глаза у него были сухи. Дил Бронкс сделал было шаг к Ивану, чтобы обнять его на прощание, прижать к себе од-ной-единственной рукой, но только качнулся, ссутулился, повесил голову... Прощание было тихим и тягостным. Сам Иван не ожидал, что все свершится так быстро. Ну и пусть! Он пристально посмотрел на Глеба, тот не опустил глаз, значит, уверен в своей правоте, все они уверены!

– Я возьму твой шарик? – Иван снова обернулся к Светлане. – Ты не против?

Она с трудом подавила желание броситься к нему на фудь, зарыдать, уйти вместе, хоть куда, хоть на край света... И только кивнула.

– Ну, что же, – Иван подхватил свою торбу, еще разок вопросительно взглянул на Гуга Хлодрика и пошел к нише, где стоял его скафандр, – прощайте! Не поминайте лихом.

Оборотень Хар поглядел ему вслед унылыми, грустными глазами. Лива отвернулась, смахивая темной ладошкой хлынувшие из глаз слезы.

Через полчаса Иван сидел в мыслеуправляющем кресле того самого обгорело-ржавого шара-звездолета, что чудом сумела захватить и угнать его Светлана. Он сидел и думал – не о себе, о них, смогут ли они продержаться до его возвращения? Похоже, теперь верховодить будет Гуг, а он известный сорви-голова, он не даст покоя никому, они обязательно влипнут в историю. Но ничего не поделаешь, ведь и они обладают свободой воли, нельзя им все время навязывать свою. А там пусть жизнь покажет, кто был прав!

Иван знал, куда держать путь. Главное, чтобы Первозург не сменил своего укрытия. А ведь тот запросто мог это сделать, уж очень он недоверчивый, мнительный, да еще после того, как его посетил Дил Бронкс, нарушив покой правительственных катакомб. И все же пора в путь.

– На Зангезею! – коротко приказал Иван.

Он был спокоен и хмур.

Он снова был один в поле. И полем этим раскинулось во все пространства, измерения и времена непостижимое Мироздание. Иди, и да будь благословен!

Первозург встретил Иван настороженно. Он сам откликнулся на запрос внутренней связи, поднялся на орбиту, ничуть не удивившись, что нарушитель его покоя заявился на корабле Системы.

– Вон, поглядите, – сказал он Ивану, даже не повернувшись к обзорным экранам, – точно такой же болтается. Еще три на поверхности... им уже никогда не взлететь!

Встреча получилась вялая. Они даже не пожали друг другу рук. Иван тоже не стал оборачиваться. Он все знал – корабль негуманоидов пуст и мертв, зангезейская братва поработала на славу, не оставив трехглазых даже на развод – научились, сукины дети, бить иродов! Еще больше не повезло тем, что высадились на саму планету. Сеча была лютой и долгой, не меньше трети братвы полегло в этом побоище, половина осталась перекалеченной, но зато с десяток монстров удалось захватить живьем, и теперь на них отрабатывали приемы будущих боев.

– Дураки! – вслух сказал Иван. – Корабли можно было и не фомить, пригодились бы!

Сихан Раджикрави понимающе улыбнулся.

– В раж вошли, – сказал он с тихой улыбкой, будто оправдываясь за воров и бандюг, не пожелавших сдавать Зангезею ни рогатым выползням, ни трехглазым уродам.

Но радость не обуяла Ивана. Он-то знал, что придут новые гады, а вслед за ними еще одни, что Система может и подыграть братве, потягаться с нею силушкой, покрасоваться, поерепениться... а потом врежет так, что и мокрого места

не останется. Это Игра!

– Это игра... – вслух сказал Сихан. И в упор поглядел на Ивана. – С чем пожаловали?

Более странного вопроса в подобной обстановке невозможно было и придумать. Иван промолчал.

– Можете не отвечать. Сам знаю.

На планету они спустились к черном бутоне. Ни один изпаханов не посмел притормозить их движения – Первозур-га на Зангезее уважали. Слыхали и про Ивана – высоко взлетел, больно упал! Но паханы рассуждали просто, коли хватило у седого силенок вышибить самого диктатора из правительственных катакомб, стало быть, серьезный человек. Короче, Сихан Раджикрави засветился, и знали бы зангезейские ухари, кто на его хвосте сидит, выпроводили бы давным-давно и куда подальше. Первозург бы и сам сбежал – зарылся бы с головой, спрятался, сховался... Но где?! Вселенная не такая уж и большая. Найдут!

Пока действовали коды и заговоры он мог не бояться за своего гостя. Из подземных убежищ было видно хорошо, слышно далеко.

– Гиргея тоже держится, – сказал Иван для затравки, усаживаясь поудобнее в шаровидное упругое кресло. -

Странные дела.

Тонкие синие губы Сихана искривились в грустной улыбке.

– Почти все каторги устояли, да еще семь перевалочных баз Синдиката и три планетенки наподобие этой... Ничего странного! Народишко размяк, порассуждать любит... извиняюсь, любил, причин поискать, поразмыслить над истоками зла и добра. А эти не рассуждали, они сразу отпор давали, на каждый удар три ответных... так-то, Иван, кто не в тепличках жил, тот и выстоял. Да только и их добьют. Вот и вы тоже, ищете все ответа на вопросы свои... а ответов никаких не будет, кончились времена ответов. – Завершил он совсем уныло: – И помощи от меня не ждите.

Иван вздрогнул.

– Почему?!

Первозург отвел глаза, перестал улыбаться.

– Потому что у меня нет родни, нет жены, нет детей. У меня нет ничего на этом свете, к чему бы я был привязан, у меня есть только Пристанище. Да, только оно – мое детище. Плохое или хорошее, плевать!

– Тогда не будет ничего! – резко выкрикнул Иван. – И вашего XXXI-ro века не будет! Человечество погибнет, уже почти погибло! Мы не можем поразить их извне, мы не можем даже сопротивляться их вторжению. Вы меня прекрасно понимаете, Первозург! Пристанище надо брать изнутри... только вы способны сделать это и спасти земную цивилизацию!

– А вы думаете, ее надо спасать?!

Иван стих. Вперился взглядом в сидящего перед ним седого, сухощавого человека с вытянутым смуглым лицом. Он все забыл! Он стал считать его своим, почти своим... Выродок! Это он и ему подобные погубили Землю. Это они породили ложь, подлость, двусмыслие, тайную власть. Это они породили нечисть и предуготовили ее приход в мир людской! Они! Об этом нельзя было забывать, никогда. А он забыл... и все же без него ничего не получится. Ни-че-го!

– И думать позабудьте об этом! – еле слышно выдавил Сихан. – Пусть я выродок, пусть дегенерат... плевать! Создав Пристанище, я стал богом! Вы же верите в Создателя? Да или нет?!

– Верю! – сухо ответил Иван.

– Тогда представьте себе, что Он, создавший ваш мир, вернулся бы в него, разрушил этот мир изнутри, погубив все создания свои – все, везде и повсюду!

– Нет!

– Но почему же вы хотите, чтобы я разрушил мир, созданный мною?

– Вы потеряли власть над ним!

– Пусть! Рано или поздно дети взрослеют и выходят из-под контроля, это ведь не означает, что их надо убивать. Я сам ненавижу их, до слез, до скрежета зубовного... но это мои дети, и может, они окажутся, в конце концов, более

совершенными, чем мы с вами, созданные тем, старым Творцом!

Иван понял, что спорить бесполезно. Первозург знает коды Пристанища. Но он и пальцем не шевельнет, чтобы взорвать этот страшный мир. Более того, он будет защищать его. Бесполезно. Все бесполезно! Новые времена. Новые боги. Новые... Нет, все ложь! Рожденный в старом мире не может создать ничего абсолютно нового, чего бы никогда, пускай и в частях, в отражениях, в наметках не было бы в этом старом мире, он вообще не сможет даже представить себе совершенно нового, не существующего... В старом мире?! Ивана прожгло неземным огнем. Неужто он коснулся главного, случайно коснулся? Их мир уже стал Старым? Нет, бред! Ему не удастся перепрыгнуть через круги, ему надо идти шаг по шагу, шаг за шагом... и каждый несделанный шаг будет возвращать его назад. Да, свой Путь следует пройти самому – от начала и до конца. И нет никаких новых богов. Это все гордыня! Породивший нечисть не может быть богом. Но ведь и сам Творец порождал не только праведников, но и падших ангелов... Ложь! Кощунство! Он не порождал падших, он порождал чистых и светлых, они сами стали падшими... свобода воли! основной закон Мироздания. И Первозург такой, он не преломит своей воли... Своей ли?!

– Ты окончательно запутался, Иван, – прошептал Си-хан Раджикрави, снова переходя на «ты». – Ты нервничаешь, мечешься, бьешься как рыба об лед... а знаешь, почему?

Иван поднял глаза. Он не хотел сейчас думать о себе. Но Первозурга надо было слушать. Надо. В этом он убедился давным-давно, еще когда у них было много времени для долгих, бесконечных философских бесед.

– Почему?

– Потому что ты сам себя гложешь. Вы называете это совестью. Что такое со-весть? Ты знаешь. Евангелие – это «благая весть». И жить по совести, значит, жить по Евангелию, жить сообразно с «вестью» из высшего мира, не нарушая заповедей. А ты их нарушал. Ты боролся со злом его же оружием, тем самым умножая зло...

– Такова была воля Свыше!

– Ты загубил множество людей, забыв, что и они были ближними твоими...

– Губят не тело, лишь плоть убиваема, губят душу. Но нет сил, способных погубить душу против ее воли, и сгоравшие в огне посреди палачей своих не теряли души! – Иван говорил истово, веря в каждое свое слово.

– Ты обрек на муки и страдания друзей своих и всех, пошедших за тобой.

– Я собрал их, вернул к жизни. А они изгнали меня!

– Ты предал доверившуюся тебе. Ты предал сына своего!

Иван сжался в комок. Да, Первозург прав. Пока эта боль будет изводить его, покоя не жди. А значит. Старый мир не примет его. И ничего не изменится – агония рода людского будет продолжаться, до последнего двуногого в адских подземельях. Все так. Первозург видел его насквозь, он видел то, чего не видел сам Иван.

– Что молчишь? Может, я не прав? Может, твое детище менее уродливо, чем мое?!

– Ты прав, – процедил Иван сквозь зубы.

– Ну, что ж ты сидишь тогда – иди и убей его! – Первозург испытующе уставился на Ивана. – Убей! И тогда я уйду в Пристанище...

Иван стиснул лицо руками. Все верно. Этот бессмертный старец, еще не родившийся на свет Божий, сказал лишь то, что постоянно колотило Ивану в мозг, наколачивало безъязыким, причиняющим тупую боль колокольным би-лом – неясным, глухим, убивающим. И чего требовать с кого-то, ежели он сам, ищущий Света и бьющийся за него, избранный из многих, породил оборотня? По плодам их узнаете их.

На левом боковом экране в беспросветно-лиловом мраке трехлунной зангезейской ночи ватага вооруженных до зубов головорезов расправлялась с рогатыми выползнями, лезущими из дюжины подземных труб сразу. Парни работали сноровисто и лихо. Они верили, что победа будет на их стороне. Они просто не знали всего... Сихан Раджикрави нахмурился. Одни уроды бьют других уродов. Обычным, нормальным людишкам такого не дано... на то они и нормальные.

– Ты прав, – повторил Иван еще глуше. – Мне надо идти к ним.

Это было просто кошмаром наяву. Пристанище шло за ним по пятам, оно не давало ему жизни даже теперь, когда он получил Высшее благословение, оно давило его, душило... Нет, это он сам не давал жизни себе. Очистительные круги! Ничего не получится, пока он не очистит своей совести, и не удастся этого дела отложить напотом. Проклятое Пристанище! Проклятая планета Навей! Черное заклятье! Оно сбывалось. Злой дух этого чудовищного мира властвовал над ним.

– Сверхпространственный туннель открыт? – спросил Иван, не решаясь поднять глаз.

– Да. – Сихан Раджикрави встал, подошел к центральному экрану. Его верхний сегмент показывал изуверскую бойню на другой стороне планеты – там опустился новый звездолет из Системы, еще не помеченный налетом вселенской ржавчины, серебристый шар. Не менее полусотни закованных в латы трехглазых, будто древнегреческая фаланга, сомкнутым строем теснили разношерстную армию Синдиката. Недобитые, полуискалеченные головорезы корчились на кремнистой земле под уродливыми и мощными птичьими лапами. Звуки не доносились в катакомбы, но по разинутым в отчаянии ртам и выпученным глазам было видно, что лихие парни погибают в мучениях. Сихан знал, на этот раз они устоят, продержатся, теша своими смертями полумертвецов Системы. Но это будет потом.

– Тебе нет нужды идти по туннелю, – сказал он, переводя взгляд на Ивана. – Ты забыл про мой личный канал. Он тоже открыт.

– Хорошо, – Иван встал. Ему сейчас не было дела до братвы и трехглазых. – Хорошо. Дай мне коды биоячейки!

– Алена давно умерла... ее нет. Остался лишь злой дух.

– Не верю!

– Это твое право, – Первозург не выдержал взгляда серых колющих глаз. – Я буду с тобой на связи. Если понадобится, позовешь.

– Ладно. На этот раз я ее вытащу оттуда! – Он сжал кулаки, будто прямо сейчас собирался броситься в драку. – А этого... выродка я убью.

Сихан сокрушенно вздохнул, покачал головой, но ничего не ответил.

– Алена в шаре?

– Да. Но только для тех, кто знает коды.

– И этот шар такой же... – до него только сейчас дошло, что земной звездолет в Спящем мире планеты Навей очень похож на эти звездолеты, на серебристые шары Системы... похож, но не совсем.

– Нет, не такой же, – пояснил Сихан, – все эти ваши шарики – разработка XXVII века, устаревшие модели. Тот почти мой ровесник, его сработали в ХХХ-ом. Но он врос в Пристанище. Ни мне, ни тебе не увести его оттуда, и не мечтай! И вообще, брось свои несбыточные затеи – тебе надо облегчить душу, вот и давай, повидайся, поговори, сними груз с сердца. Но помни, что рожденный тобою сильнее тебя, он не простит своего прошлого поражения. С временной петлей шутки плохи. Ну, хватит об этом. Пора!

Сихан снял с головы тонкий обруч, надел на Ивана, сжал плечи руками, ледяным взглядом пронзил насквозь.

– Где я выйду...

Вопрос растаял во мраке и тишине.

Иван рванулся вперед, сильно ударился обо что-то гремящее и пустое. Вывалился наружу. Щербатая мертвецки синяя луна висела над поганым лесом. За спиной поскрипывала незатворенная полусгнившая дверь избушки. Шлюз! Он уже вышел из шлюза. Вот и ответ.

В лесу выли обезумевшие от тоски волки. А скорее всего, это забавлялся один из оборотней. Может, и его сын, а может, и другой.

Иван ощупал себя руками – комбинезон, фильтры, малый лучемет, парализатор на бедре, сигма-скальпель, рукоять меча у предплечья. Нормально! В прошлый раз он был почти голый, безоружный и ничегошеньки не понимающий. Нынче все иначе, нынче он сам иной.

Ловко этот Первозург все проделал! Будто ждал заранее... нет, канал он готовил для себя, а его, Ивана, спровадил, лишь бы с глаз долой, чтоб память не грызла и не мучила – кому дано долго носить в сердце благодарность!

Иван отворил дверь, на ощупь пробрался через темные сени, ступил в горенку с косым, просевшим окошком. В прошлый раз именно тут довелось свидеться с Аленой – постаревшей, неузнаваемой, доживавшей последние годки. Больше такой встречи не будет. А будет совсем иная... ежели вообще им суждено свидеться в этой постылой жизни. Главное, не ошибиться.

Иван поднял за корявую ножку табурет, поставил возле потемневшего от старости стола. Присел. Прежде ему морочил голову подлый Авварон, сбивал с пути, пихал то в болото, то под камнепад, разыгрывая из себя спасителя и благодетеля. Но все же он вел Ивана к цели, худо-бедно, но вел. Ныне гнусного бесеныша не будет. Он сам его изгнал. Ныне надежда только на себя. Избушка была непростой. Да и какая это, к дьяволу, избушка – одна видимость только, а на самом деле – многоканальный шлюз-переходник, одна из межпространственных пуповин, связующих несчитанные миры Пристанища. Из этого шлюза Иван выходил не единожды и через дверь и через окна, сюда его приволакивали связанным, сюда несло его по своей воле.

– Ничего, разберемся! – пробормотал он себе под нос.

Из сеней повеяло холодком. Где-то снаружи звякнуло что-то, будто цепь поддернули, невидимый оборотень каркнул хрипло и приглушенно. Было. Все это было!

Иван усмотрел в черном дощатом потолке небольшую дыру – только-только протиснуться. Встал. Нашарил в сенях скрипучую лесенку, притащил внутрь. Хотел было вытащить из бокового клапана инфраленту, прилепить к вискам, чтобы в потемках видеть получше. Да передумал, зажег полуистлевшую лучину на подоконнике, таком же кривом и ветхом как и само окно. А потом приставил лесенку к стенке и быстро вскарабкался наверх.

Чердак был пыльный, старый, забитый всяким хламом и рухлядью. Три метра вперед, два направо, три налево, а дальше сплошняком: мрак, паутина, обшарпанные стены, рванье какое-то, хлипкие стропила, что-то дряблое, свисающее с них, хлам, мусор, грязь... Иван ожидал чего угодно, только не этого – он весь оцепенел, переваливаясь от края в прелое сено. Это был тот самый чердак! который вел в Систему, на Хархан-А! Всего пять шажков по лесенке! Непостижимо! Неужто подлец Авварон не знал про этот лаз?! Не мог не знать... нет, мог и не знать! не все лазы открыты для всех, есть стены и фильтры, в которых видит распахнутые ворота и щели лишь допущенный к перемещению в них. А Авварон все время ныл и жаловался, что не во все двери его, видете ли, пускают. Вот так избушка! Это замкнутый круг, из которого невозможно выбраться. Он сразу все припомнил. «Лети, комар, форточка открыта!» Они тогда издевались над ним... Теперь они его просто убьют. Тогда он был забавной букашкой, ползающей по ярусам и сферам-веретенам, жалкой и смешной мошкой. Теперь он не-прошенньгй и злой гость, с которыми поступают круто. Он все помнил. Чтобы очутиться в садах Хархана, надо провалиться сквозь мякоть этого фальшивого «прелого сена» – и все закрутится по-новой, опять пойдут лютые мордобои и развлечения, опять его закуют в цепи и бросят в подземелье... или сразу прикончат. Нет! Причем тут Хархан-А! Ему нужен Спящий мир Пристанища, а не триединое квазипространство «системы», вывернутое наизнанку одновременно в восьмидесяти полюсах Страшных Полей. Назад!

Иван сунулся к дыре. Опустил вниз голову. И не увидел убогой горенки, освещенной тусклой лучиной. Избушка-шлюз сыграла свою очередную шутку.

– Сихан, ты слышишь меня? – молча вопросил Иван, настраиваясь на катакомбы Зангезеи.

– Слышу, – раздалось в ответ после секундной задержки. – Но не советую злоупотреблять связью. Они запеленгуют тебя... и убьют.

– Поглядим еще, кто кого, – проворчал Иван. А мысленно сказал: – Мне нужен выход в Спящий мир!

– Все! Молчи! Я дам знать, когда ты наткнешься на него!

Иван примолк. Первозург зря нервничать не станет, есть причина. И он сам пока что не в «системе», а на пыльном чердаке, значит, есть ход назад. Как дико и прекрасно устроен мир! До одной и той же цели можно лететь веками, преодолевая бесконечную толщу пространства, изнывая и умирая на пути этом, а можно лишь шагнуть – и ты уже там, на месте! Пристанище и Система! Их разделяет только дверь – тончайшая, невидимая, недоступная для прочих. Их разделяют миллионы световых лет. И здесь нет никакого противоречия, ибо Мироздание живет не по человеческой логике, у него свои законы, не доступные разуму людскому.

Иван встал на ноги, и его тут же качнуло порывом налетевшего невесть откуда ледяного ветра. Злобный вой, переходящий в хохот, ударил не только в уши, но и в само сердце, в обнажившуюся внезапно на этом ветру душу.

Он резко обернулся. И замер от ужаса.

– Ты возвратился, чтобы умереть! Сбывается черное заклятье! !!

Призрак страшной старухи, злого духа планеты Навей черной смертной тенью нависал над ним. Бились в ураганных ледяных струях черные одежды, скалилось изможденно-злобное лицо из-под черного капюшона, тряслись воздетые кверху уродливые морщинистые руки... Это была она – Алена! Брошенная им, прожившая века в горе, исстрадавшаяся, озлобленная, превращенная извергами-зургами в ведьму, в злобную навь, беспощадную, мстительную, неистовую. Время творит чудовищные дела.

– Стой!!! – закричал он в отчаянии. – Не смей!

Острый конец черного посоха, что сжимала в своих лапах старуха, был нацелен в его грудь. В этом острие таилась Иванова смерть – не телесная, но погибель, вечная погибель его души. И он это знал. И еще он знал, что в морщинистых, корявых, воздетых к мрачному верху руках в этот миг слилась вся сила преисподней, вся злоба черного мира, вся ненависть потусторонней бездны и еще... месть извергнутого беса Авварона. И ему дана лишь доля мига, чтобы принять решение. И отсрочек не будет. И Пресветлые Силы с ним... но Они не вмешиваются, ибо только он, только он сам должен решить – наделенный душой и волей.

Смертное острие неотвратимо приближалось, будто в замедленном старинном кинематографе, и одновременно неслось с быстротою молнии, разящей обреченную жертву. Надо было отпрыгнуть, увернуться, уйти от удара. Но Иван поступил иначе. Он ринулся вперед, отбил древко посоха, ухватил старуху за костлявые плечи, с силой сдавил их, встряхнул высохшее тело, отбрасывая черный капюшон за спину... и заглянул в пустые глазницы черепа.

– Алена!!!

Желтые зубы, почти не прикрытые расползающейся полуистлевшей плотью, заскрипели, разомкнулись. Из горла извергся протяжный и тоскливый вой. Он ощутил, как морщинистые костистые пальцы сомкнулись на его горле, стали душить.

– Алена... – прохрипел он.

И, преодолевая ужас, отвращение, боль, притянул ее голову к своей, впился в последнем горячем поцелуе в ее тленные губы, изгоняя своим человечьим теплом все то нечистое и злобное, что вселилось в нее, что сделало ее такой, что управляло ею, обратив в одержимую, бесноватую. И почти сразу их обоих подхватило, понесло в ледяных струях урагана куда-то вниз, в пропасть, бесконечную пропасть холода и мрака. Но он не отрывался от ее губ. Он уже не дышал, горло было сдавлено до хруста позвонков. Он цепенел будто скованный льдами, замерзая в этом смертном ледяном поцелуе, умирая, уносясь в Мир Тьмы. И уже когда сознание покидало его, когда не оставалось надежды, он вдруг ощутил, что губы ее теплеют, что в них возвращается жизнь. И замелькали почему-то перед внутренним взором падающие снежинки, огромное множество, целый калейдоскоп падающих снежинок. И падение прекратилось.

Он вздохнул полной грудью – горло его было свободно, ничто не давило, не душило. И в глазах начинало проясняться.

– Аленка, – просипел он, отрываясь от полных теплых губ. -Я вернулся за тобой. Вернулся, как обещал!

Жизненные силы потихоньку возвращались в тело. Теперь Иван начинал понимать, где он. Но встать сразу не смог, руки и ноги плохо слушались его. И тогда он перевернулся на спину и увидел над собой, метрах в четырех-пяти голубое объемное ложе, прозрачный гроб. «Я буду ждать... Помни, я... нет, мы ждем тебя!» – промелькнуло в голове.

Преодолевая слабость, пошатываясь, Иван встал. Прямо над его головой в биоячейке, удерживаемой силовыми полями, лежала Прекрасная Елена, его любимая и брошенная им Аленка. Он не ошибся. Он попал в Спящий мир! Он попал в шар-звездолет! Он разорвал Черное заклятье и развеял миражи. Страшная старуха-ведьма с ее сатанинским воем и горящими глазами никогда не придет к нему. Он разомкнул временную петлю! Значит, она спит. Значит, она не просыпалась! А раз так – никакого сына у них нет! И не надо никого убивать. Облегчение охватило Ивана, нахлынула радость и... печаль. И сомнения. Ведь все, что случилось сейчас, есть, это само собой. Но и то, что было прежде, тоже есть. Путаница какая-то! Он протянул руки к ячейке.

И вдруг услышал тихое:

– Не спеши.

Звук шел сразу со всех сторон. Иван завертел головой – по стенам огромного, тающего в дымке зала стояло не менее дюжины сутуловатых, сгорбленных существ с длинными руками и шерстистыми телами. Мохначи! Он сразу узнал этих странных тварей. Но почему они на борту звездолета?! Им ведь сюда нет дороги!

– Пошли вон! – прохрипел Иван.

Рукоять меча скользнула в его руку. По стародавнему своему опыту он знал, что с мохначами церемониться нечего. Два с лишним десятка желтых, горящих глаз наблюдали сейчас за ним. Два десятка покрытых рыжей шерстью узловатых лап сжимали рукояти грубых, увесистых палиц, топоров и мечей. С такими подарками встречают только незваных гостей. И все же говорили не все они сразу. Говорил один. Кто? Иван попытался определить это. Но не смог.

– Уйдешь ты. И уйдешь навсегда!

Кольцо начало сжиматься. Проще всего было достать малый лучемет да и пожечь нечисть без разговоров. Но Иван помнил, что в этом мире действуют свои законы и можно запросто попасть впросак.

– Ну, ладно, – пробормотал он себе под нос, – хватит болтать.

И не стал дожидаться, пока кольцо сомкнется и его проткнут. Сделав неожиданный обманный выпад в одну сторону, он мощным прыжком отскочил в противоположную, развалил на две половины встречного мохнача, сбил наземь второго – и выскочил из кольца. Можно было бы уложить еще парочку-другую, но Иван решил выждать, авось образумятся сами, да и силы еще не совсем вернулись.

– Проваливайте по добру по здорову! – закричал он без злости.

– Провалим, только ты прежде сдохнешь! – раздалось снова сразу отовсюду.

Иван никак не мог понять, кто говорил. Впрочем, какое это имело дело.

Он слегка ускорил внутренние ритмы. И бросился, сломя голову, вперед. Этот бросок стоил мохначам еще пяти жизней. Они не успевали даже вскидывать своих мечей и палиц, как падали с отрубленными головами, рассеченными телами... но не умирали, не корчились, а застывали кучами съеживающейся полуживой плоти, дрожащей и отвратительной.

Это мы уже проходили, отметил про себя Иван. В прошлый раз его выручил барьер, отделявший одну полость Пристанища от другой. Нынче бежать из звездолета было некуда. И куда бежать, если там, в ячейке лежит та, ради которой он пришел сюда.

Еще одним броском Иван завалил двух мохначей. Отпрыгнул, пристально глядя на упавших. Нет! Та же самая биомасса – тупая, послушная и безжалостная, ежели попадешься ей под руку. Верховодил этими бездушными убийцами кто-то другой – или один из них, до которого пока никак не удается добраться, или некто извне.

Первый «труп» уже почти восстановился и медленно вставал на карачки, так и не выпустив из лапы топора. Иван пошел было к нему. И чудом успел увернуться от брошенной сильным и ловким броском железной палицы-шестопе-ра. Одновременно с трех сторон на него сиганули три мохнача, бешено вращая смертоносным железом. Они и не думали отходить! и не собирались сдаваться! Более того, пока Иван уворачивался от ударов, не находя возможности взмахнуть мечом, еще двое подкатили сзади, метнули под ноги тонкую прозрачную сеть. Такой номер мог пройти с кем угодно, только не с ним, не с десантником-смертником Дальнего Поиска. Немыслимо извернувшись и выскользнув из сети, он успел ухватить ее за край и захлестнуть ею троих нападавших. Тут же отвернулся от них, сразил мечом двух наглецов. Вернулся к несчастной троице, хрипящей в металлической мелкоячеистой паутине... Главное, не ошибиться! Очень бы хотелось поглядеть на урода, который всем этим заправлял. Нет, у всех троих глазищи были бессмысленно-тупые, полыхающие желтым огнем, ни проблеска!

Обернулся. Последние четверо шли прямо на него. Не доходя шагов восьми, они вдруг отбросили свои железяки, сгрудились в кучу, затрепетали, задрожали, слились в какую-то сотрясающуюся глыбищу плоти. И... поднялся, распрямляясь, наливаясь буграми мышц и силищей, один исполин с двухметровыми ручищами, вдавленной в плечи головой и непомерной волосатой грудью.

Оборотни!

Иван потянулся к лучемету. Но рука его онемела. Он попробовал шагнуть навстречу монстру – ноги не послушались. Невероятным усилием воли он оградил себя барьером Вритры, собрал остатки сил, успел отшатнуться от сокрушающей силы удара и наотмашь резанул сигма-скальпелем по спине исполина. Тот взревел раненым зверем. Но не упал. Из огромной дыры потекла зеленая жижа. Второй удар Иван нанес мечом. Но и тот не сразил оборотня, наоборот вызвал ответный – подброшенный пудовым кулаком вверх, Иван отлетел метров на двадцать пять, рухнул на пол и еще трижды перевернулся через голову.

– Ты не уйдешь отсюда!

Громоподобное рычание вырывалось из глотки исполина, который подходил к поверженным телам, одно за другим вбирал их в себя, раздуваясь, наливаясь новой плотью, становясь все огромнее.

Иван оглянулся на прозрачный голубоватый гроб, висящий в вышине – тот чуть покачивался, будто на невидимых цепях. Эх, Алена, Алена! «Мы... будем ждать тебя!» Мы? Нет, не может этого быть! Он вспомнил битву с сыном-оборотнем. А перед этим была встреча с постаревшей до неузнаваемости Аленой, встреча в полутемной избушке посреди страшного и тоскливого леса. Она ждала его, она состарилась, она пряла себе пряжу на саван... а он был все таким же молодым, даже значительно моложе, чем при их расставании, ведь был Откат, ведь время на Земле и в Пристанище текло неодинаково, да еще эта проклятая петля. Именно тогда она призналась, что родила ему сына и что его забрали нелюди... и она уже начала забывать их обоих, но сын-оборотень был всегда где-то рядом. Да! И он вскоре убедился в этом. Бой был жестокий, беспощадный, изнуряющий – и все же он превозмог себя, он осилил оборотня и вогнал ему в грудь осиновый кол. Подлец Авварон все видел. И он назвал его убивцем! Да, все так и было... Гаденыш преследовал свои цели. И все же Иван успел спасти сына, он выдернул расщепленную, смертельную для оборотней осину из фуди порожденного им самим. И тот обрел свои собственные черты. И Иван узнал в нем себя – тот же нос, тот же лоб, те же уши... только шрама над бровью не было. А Авварон упорхнул черным вороном. Но не это главное...

Удар был мощный, но мягкий. Иван не мог предполагать, что ручища исполина вдруг вытянется резиновой дубиной на десяток метров и отшвырнет его к стене. Здесь Пристанище! Не надо забывать! Он чуть не свернул себе шею при падении. И все же успел выхватить лучемет и, еще не коснувшись плечами пола, выпустить заряд в надвигающуюся тушу. В нос шибануло паленым, волосатая грудь оборотня покрылась пузырями лопающейся кровавой плоти – душераздирающий рев прокатился под сводами зала, и исполин отшатнулся, упал на свой толстый зад, вытянул вперед лапы. Только Иван был уже ученым, он не стоял на месте. В три прыжка он выскочил из-под мельтешащих в воздухе бешенной мельницей огромных кулаков, перекатился по полу, разбежался, прыгнул и обеими ногами ударил прямо в нижнюю челюсть офомному оборотню. Тот рухнул на пол, рухнул плашмя, даже не успев извернуться. Вот сейчас можно было довершить дело, Иван уже вскинул сигма-скальпель, чтобы срезать уродливую голову с плеч долой, чтобы раскроить покатый костистый череп и уничтожить мозг гадины... Но рука дрогнула. Нет, он не смел этого сделать! Нельзя! Даже если есть хоть один шанс из тысячи, что это его сын, он не имеет права рисковать... И он не успел отскочить. Исполинская лапища ухватила его поперек туловища, сдавила, вскинула вверх, к сводам. А затем стала медленно подносить к чудовищной клыкастой пасти – страшный конец был предрешен: лютая, дикая смерть в зубах монстра! вот нафада за секундное сомнение! Он ничего не мог изменить, он не мог сейчас противостоять нечеловеческой силе этой лапы, он был сдавлен, сжат, лишен возможности шевельнуться, кровь текла из его рта и из носа, кости трещали, он не мог даже вздохнуть.

И тогда откуда-то сбоку раздалось пронзительно:

– Не смей!!!

Он даже не узнал сначала голоса, ничего не понял. Но лапа замерла, застыла в воздухе. Пасть прикрылась и оба желтых глаза уставились куда-то вдаль, за его спину. Передышка? Минутная задержка перед неминуемым концом?!

– Отпусти его! Это твой отец!

Иван уже терял сознание. Но теперь он знал наверняка – кричала Алена. Она пробудилась! Она жива!

Лапища чуть ослабила давление, и ему стало полегче, он даже смог набрать немного воздуха в рвущиеся из фуди легкие. Он даже сумел сжать правый кулак – рукоять чудесного меча, причиняя адскую боль, протиснулась в его ладонь, обожгла ее – в тот же миг ослепительно сверкающее харалужное лезвие вырвалось из рукояти, прорезая мясо и кости лапищи. Иван лишь слегка повел кистью и офом-ные толстые пальцы, сжимавшие его, посыпались скрюченными бревнами на пол, посыпались, разбрызгивая по сторонам зеленую жижу.

– Ууауф-рр-р-ааа!!! – взревел оборотень. И выкинул к Ивану, уже стоящему на ногах, другую лапищу. Поздно! Последовал один лишь взмах меча, и тяжкая

пятерня застыла на полу, залитом жижей.

– Ос-та-но-ви-тесь!!!

Алена кричала во весь голос. Иван успел скосить глаза и увидел ее – сидящую в прозрачной биоячейке, бледную, протягивающую к ним руки, неистовую, ослепительно красивую, молодую. Она не могла ошибиться! Это был их сын! «Мы будем ждать тебя!» Мы?! Да, каждый ждет по-своему. Они дождались его. И, видно, не помогло то первое свидание, видно, не признал его сыночек-то... того и гляди, так приголубит папашу, что и мокрого места не останется.

Иван видел, как из обрубков прямо на глазах вытягиваются новые лапищи, еще ухватистей и здоровее первых. Ничего особенного, управляемая биомасса, с ней ничего не поделаешь, пока не доберешься до того, кто сидит в мозгу, кто ей управляет. Ничего!

Удар невозможной силы вышиб из его левой руки луче-мет, отшвырнул к стене. Оборотень никого не слушал, никого не желал признавать... А еще плоть от плоти! Иван сморщился, досада душила его, ведь в тот раз он собственными руками надел на безвольного, измученного сына свой собственный простенький железный крестик. И тогда он, оборотень, сказал ему: «У меня никогда не было матери!» Он ничего толком не знал. И Иван поведал ему сокрытое нелюдями Пристанища, признался во всем. И наказал носить крест, не снимая. Ведь оборотень был его двойным должником, Иван дважды дарил ему жизнь... и его серые глаза были растревожены, он начинал понимать, он думал о своей матери. Но почему же сейчас он, этот их сын и сын Пристанища, ничего не помнил, почему он столь страстно желал смерти своего отца и не слышал воплей матери?!

– Не убивайте друг друга! – голос срывался, становился сиплым, страдальческим. Алена тянула к ним тонкие изломанные руки, молила, плакала, но что она могла поделать.

Нет! Он не будет убивать его! Он убьет лишь оборотня, нелюдскую сущность этого исполина. Да! Иван созрел. Теперь в нем не было сомнений. Он уже превращал себя в алмазную палицу росского бога-воина Индры. И ничто не могло совладать с ним, ни Пристанище, ни Система. Двумя почти невидимыми ударами меча он отсек вновь выросшие лапы, кубырем кинулся под ноги монстру, вскочил, рубанул под левое колено, увернулся, рубанул еще раз. Исполин, дико зарычав, упал набок, тыча в Ивана обрубками. И тогда меч превратился в мерцающее «северное сияние» – оно полыхнуло небесными сполохами, отсекая огромные волосатые руки от плечей, распарывая чудовищную грудь, извергая потоки зеленой поганей крови.

– Ива-ан! Не смей! Ты убьешь его! Ты убьешь нашего сына-а-а!!!

Нет! Он не мог ей ответить сейчас, каждый миг был на вес золота. Но он знал, что не убьет, он лишь отсекал нечистую плоть... И все же монстр умудрился отшвырнуть его от себя единственной уцелевшей ногой. Иван снова ударился о стену, потерял ориентацию, грохнулся плашмя на пол.

Всего несколько секунд потребовалось ему, чтобы собраться, приготовиться к новому прыжку. Но исполина, вернее, его обрубков уже не было – в центре зала сидела шестилапая гадина с загнутым вверх хвостом-жалом и четырьмя клешнями. Она не была столь огромна, она была не больше заурядного наземного поликара. Но смотреть на такую тварь без содрогания смог бы далеко не каждый. Оборотень! Сыночек! По понятиям Пристанища – зург, овладевший техникой быстрых воплощений. Неужели он все забыл?! Или тут что-то иное? С волками жить по-волчьи выть, у Пристанища свои законы.

Скорпион медленно наползал на Ивана, тускло поблескивая зеленым хитиновым панцирем. Выпученные красные глазища на стебельках слегка подрагивали. По плодам их узнаете их! Иван усмехнулся, ежели выражаться по-русски:

«Яблоко от яблони недалеко падает». Ну что ж, значит, было в нем самом нечто такое, что породило эдакую тварь, не одни нелюди планеты Навей тут виноваты, не изо всякого можно сотворить оборотня.

Алена сидела в своем хрустальном гробе, стиснув виски белыми руками. Она не могла больше кричать. Она молчала, но в глазах ее стыл ужас.

И вообще, все это походило на безумие. Внутри сверхсовершенного звездолета ХХХ-го века, в чреве всепроникаю-ще-боевой машины величайшей цивилизации Вселенной, корабля, который обеспечивал полную и абсолютную защиту внутри себя, творилось недопустимое, невозможное средневековое побоище между человеком и какой-то гнусной тварью... Тварью? Иван досадливо передернулся. В том-то и дело, что не тварью, а точно таким же человеком, но облеченным в иную плоть и наделенным иным сознанием. Если бы было иначе, корабль парализовал бы эту «тварь» немедленно и переправил бы по гравиходам в бортовой виварий.

Острейшая клешня с оглушительным лязгом сомкнулась над Ивановой головой, тот еле успел пригнуться. И тут же Другая сшибла его с ног. Клешни были на выдвижных конечностях... а Ивановы руки обычными, человеческими, короткими.

Он отскочил к стене, привалился к ней спиной. И выкрикнул:

–Опомнись! Посмотри на меня!!

Челюсти скорпиона разжались, и из них проскрипело:

– Я знаю, кто ты. И потому ты умрешь!

– Я твой отец!

– У меня нет отца! У меня есть только мать и Пристанище!

Прыжок зеленой гадины был столь внезапен, что Иван, ускользая от убийственных челюстей, разбил в кровь о хитиновый панцирь голову, чуть не вывернул руку – он проскочил между двумя усеянными шипами конечностями. И отчаянным взмахом успел защититься от ядовитого жала – меч рассек изогнутый хвост на две части. Следующим ударом Иван отрубил смертельный, серповидный коготь. Но сразу же клешни, стремительно брошенные скорпионом за спину, ухватили его за запястья, растянули, подобно распятому на кресте. Это было безвыходное положение. Иван, узрев игольно острую сжатую клешню, нацеленную ему прямо в лицо, сомкнул веки. Это все. Это конец!

Но вместо удара, острой боли, избавляющей от жизни, он ощутил вдруг на своем теле внезапную тяжесть – живую, теплую, трепещущую. Влажные губы коснулись его щеки и тут же оторвались.

– Стой! Я прокляну тебя!!!

Мягкие женские руки обвивали шею и плечи Ивана. Она буквально повисла на нем, прикрывая своим телом от клешней, от челюстей оборотня, от самой смерти. Алена! Иван даже не видел, когда она успела выпрыгнуть из ячейки, добежать до них, взобраться на скользкую зеленую спину гадины, подпрыгнуть и повиснуть на нем.

– Стой!!!

Клешни мягко опустили их обоих на пол. Сын-оборотень был послушен воле своей матери. Но не во всем.

– Он заслуживает смерти! – проскрипело из челюстей. – Он бросил и тебя, и меня! Он предал нас! И он умрет!

Иван крепко обнял Алену, поцеловал в губы. Его глаза были мокры от слез, голос дрожал. И все же он прошептал ей на ухо:

– Отойди, мы сами разберемся.

– Нет!

Она не желала отводить своих рук, она защищала его, защищала как могла. Он был отцом их сына, он был ее любимым. И только он мог вывести ее из Пристанища. Он не виноват, что пришел поздно. Лучше поздно, чем никогда, он сделал все, что мог сделать, она знала это, и она верила ему – она видела свое прошлое и свое будущее. Временная петля давала ей возможность видеть все – и старость в долгих ожиданиях, и потустороннюю маяту в образе злого духа планеты Навей, она побывала везде, во всех предназначенных ей судьбою ипостасях – всего этого невозможно было вместить в себя. И потому Алена готовилась умереть, но не принять недопустимого. И все же...

–Любимая! Ты должна понять меня... нас! – Иван сжал ее руки, отвел от себя, отстраняя. – Потерпи еще немного!

Клешнелапая гадина выжидала, не смея нанести последнего удара. Она и не думала отступать, смиряться.

Иван подхватил Алену на руки, отнес к стене. Положил. Она не могла стоять сама, ноги не держали. Отошел. Он бьи готов к бою. Он был готов к смерти.

И тут в голове его щелкнуло. И голосом Первозурга возвестило: «Ты должен убить его! Ты должен уничтожить, стереть с лица Мироздания плод свой. И тогда я убью свое детище. Помни, Иван, мы с тобой уже не простые смертные, мы выше их – мь1 почти боги! Убей же его!»

– Сын мой, сын! – кричала еле слышно слабеющая Алена. – Заклинаю тебя, не поднимай руки на отца своего! Ты все поймешь! Ты сумеешь простить его!

Простить? Иван нахмурился. Да, он виноват перед ними. Ему надо было еще тогда, в подземельях Пристанища, пройти мимо нее, таких были тысячи – консерванты, биомасса, «спящие красавицы». Раньше это было только в мире планеты Навей, теперь это везде по всей Вселенной людей – десятки миллиардов человеков превращены в биомассу, в регенерируемую плоть для воплощений в цепи воплощений, для создания новых более совершенных, по их меркам, существ. Он мог ее не заметить. И все было бы иначе. И не было бы «хрустального фоба», не было бы мук и страданий, не было бы расставаний, сына, ничего... не было бы самой жизни. И все же он виноват. Во всем виноват!

Иван отбросил парализаторы, сигма-скальпель, сорвал нагрудные пластины полускафа. Кровь все еще текла у него со лба. Но он не замечал теплых и липких струек. Он думал о другом.

– Что ж, пусть поединок решит, кто прав! – выкрикнул он прямо в горящие ярой ненавистью выпученные глаза гадины. – Ты пробрался сюда чтобы защищать мать?

–Да!

– От кого же, если не секрет?!

– От тебя! И ото всех прочих, кто нарушит ее покой!

– Нет! Нет!!! – закричала Алена.

– Да! – проскрежетал скорпион.

– И ты носишь на груди мой подарок?!

Ответа не последовало. Гадина явно растерялась. И это было неплохо, если она обладала такой способностью. Иван расправил плечи. Теперь он знал, что победит. Он верил. Без веры здесь нечего делать.

– Я все помню, слишком хорошо помню, – проскрежетало из-под брони хитина совсем глухо, – я помню наш прошлый бой, и твою ярость и злобу, и твою жалость. Мне не нужна жалость! Рожденный в Пристанище не должен знать жалости и давать пощады! Тебе нет места в этом мире! Ты лишний здесь!

– Я пришел, чтобы забрать вас. Обоих!

– Ты пришел напрасно!

– Тогда покажись в своем облике! И докажи это! Бессвязный скрежет послышался в ответ. И тяжкий выдох обреченного. Членистоногая, клешнерукая гадина с отсеченным и наполовину восстановившимся хвостом, вдруг осела на задние конечности, задрожала, набухла, раздулась... и верхние продольные пластины толстенного панциря полопались. Изнутри, стряхивая с себя ошметки клейкой слизи, поднималась человеческая фигура – рослая, могучая, жилистая.

– Сыно-ок! Не надо! Ты ведь не посмеешь... – запричитала из своего угла Алена. Она оправилась от первого потрясения и уже стояла на ногах, намереваясь шагнуть к ним, к отцу и сыну, к неслышащим ее мольб, но сил пока не было, и она только пошатывалась, скользя ладонью по стене. Она жалела, что проснулась. Лучше быть в забытьи! Лучше спать, ничего не видеть и не слышать!

Иван и сам стоял в оцепенении. В голове еще звучал голос Сихана Раджикрави. Убей его! Если бы Первозург знал, как это непросто – убить свое детище, даже если оно никуда не годное, совсем плохое, отвратительное, губительное, страшное... Нет, Сихан все знал. Иначе Пристанище давно бы погибло. А может, и нет.

Иван смотрел на сына – высоченного, крепкого, здорового, похожего на него самого как две капли воды, но немного увеличенного, раздавшегося и подросшего, тачно такого же, только с ее, Аленкиными, глазами... и не мог сдерживать себя – левая щека мелко подрагивала в нервном тике. Это его сын! Единственный! Брошенный, преданный... но его!

А тем временем оборотень выбрался из чрева скорпиона. И встал перед тем, кто считал себя его отцом. В правой руке его был зажат сверкающий двуручный меч, в левой устрашающего вида палица.

– Сразимся в честном поединке, – предложил он сурово и непреклонно.

– Пусть будет по-твоему, – согласился Иван.

– Не-ет!!! – застонала Алена и закрыла лицо руками. Убей его! Убей его!! Убей его!!! – молотом колотило в мозгу. Иван рукавом оттер холодный пот. Вгляделся.в сына. Сколько же ему лет? Он уже не мальчишка, но еще и не зрелый мужчина. Ничего не понять. Тут все перепутано! На вид они ровесники с Аленой – обоим годков по двадцать пять. Но Алена, по правде говоря, не родилась еще – она современница Первозурга и родится лишь в XXXI-ом веке. Сын на столетия старше своей матери! Мать, пройдя витками Временной петли, прожила тысячелетия во плоти и вне ее, в обличий существа нетелесного. А он сам? Рожденный двести с лишним годов назад, сорока лет от роду, состарившийся в Пристанище до дряхлости и вернувший молодость на Откате три года назад... Шутки незримого и самого невероятного измерения – времени! Она поднялась из биоячейки точно такой же, какой и легла в нее, а в промежутке, не вставая из своего «хрустального фоба», она умудрилась родить сына, превращенного зургами в оборотня, связать из мерцающей пряжи саван, уйти в Изгнание со странниками Пристанища, вернуться во Вселенную людей и явиться ему еще там, в рубке капсулы, в потайном дворце Синклита и в Секторе Смерти, явиться в образе злобной и мстительной фурии – задолго до их знакомства. Это было непостижимо! Но в этом была их жизнь, которая, как известно, у каждого своя.

Тело оборотня прикрывала грубая дерюга, лишь руки и ноги от локтей и колен были оголены. Дерюгу перепоясывал черный кожаный ремень, капюшон укрывал голову, не пряча ясных диких глаз. Это был отчаянно смелый шаг с его стороны. Да, он отчаялся, превозмог себя.

И ринулся на Ивана, поочередно выбрасывая вперед то меч, то палицу с кривыми зубчатыми шипами. Это была еще только разведка. Но и по ней становилось ясно, что силушкой сынок обладает недюжинной.

От первых выпадов Иван ушел с легкостью. Вынырнул у оборотня за спиной, не стал разить мечом, дал тому обернуться – только после этого плашмя, голоменью меча ударил по груди. Тут же отскочил, едва не рассеченный надвое.

Иван никак не мог решиться. Ему надо было убить сына. Во что бы то ни стало! От этого зависели судьбы земных миров. Алена поймет потом, смирится. Это будет их искупительной жертвой во имя спасения человечества. Да, именно так, ибо Благой и Всемогущий в образе Спасителя во второй раз на Землю не явится – Иван знал точно. Убей его! Легко сказать!

– Ты трус! – взревел оборотень, после того, как Иван отскочил в очередной раз, отводя меч.

– Нет!

Иван собрался в долю мига. Он был неодин. С ним в этом миге были тысячелетия россов. Подвластные его воле .кожные покровы и мышцы на мгновение, всего лишь на одно мгновение стали щитами Гефеста, обретая нечеловеческую прочность. Палица обрушилась на его плечо с сатанинской силой, обрушилась паровым молотом... и развалилась на две части. Оборотень застыл с оскаленным в яростном броске ртом, с обломком рукояти в дрожащей левой руке. Он не верил своим глазам. Он был ошеломлен. В этот самый подходящий момент достаточно было ткнуть в его живот мечом... Но Иван не смог, силы оставили его именно в этот миг. И он снова отскочил в сторону, давая противнику опомниться. Слабость! Проклятая человеческая слабость! Она не давала ему нанести решающего удара свирепому и беспощадному бойцу. Сын? Какой он ему сын! Они виделись лишь однажды, в еще более лютом поединке. Нет, это не его кровь, не его плоть, даже если когда-то давно он и зачал его. Нет, зурги все изменили, это их детище – и его надо убить, уничтожить во что бы то ни стало!

Ну все, прощай! – процедил Иван, гладя прямо в серые глаза.

Он сделал два ложных выпада. Расслабил кисть, прожигая насквозь дикие зрачки оборотня. «Китайский веер» сотней искрящихся мечей заслонил его от противника и на завершении ослепительного, сводящего с ума круга втянул в свой водоворот тяжелый двуручный меч, вырвал его из сильной руки, отбросил далеко назад.

Теперь сын-оборотень был безоружен. Оставалось лишь смахнуть его голову с плеч или просто пронзить насквозь. Иван взмахнул мечом, выбросил руку вперед... и тут же резко отдернул ее назад. Трус! Он самый настоящий трус. Но он испугался не за себя. Ведь сын его и противник его был во своей собственной плоти, биомасса лежала шипящей, шевелящейся кучей поодаль. Одно движение – и ничего нельзя будет вернуть назад.

Убей его! Убей!!!

Острие меча рассекло дерюгу на груди оборотня, она свалилась капюшоном с головы его, обнажила плечи и грудь. Он откинул рванину, отодрав ее у пояса. Сжал кулаки, подался вперед, готовый биться до конца.

И что-то крохотное сверкнуло на груди его.

Крест!

Ивана будто огнем прожгло. Он его не выбросил! Носил! Берег! Значит, он все помнил! Значит, он берег память об отце! Как же так?!

Убей его!!!

Иван поднял меч для последнего удара. Он не имел права оставлять жизнь этому существу. Слезы лились по его лицу, подбородок трясся, руки дрожали... Но он должен был сразить оборотня.

– Прощай, сын!!!

Неожиданный удар в спину сшиб его с ног. Он не ждал этого удара, и потому повалился на пол будто юнец-первогодок, будто сноп сена, растерянный, недоумевающий, но не решающийся воспользоваться тайными и смертными приемами. И он оказался прав. Вслед за ним на пол упал тяжелый двуручный меч – Алена не смогла удержать его, она свалилась с ног, рухнула рядом с Иваном.

А на него самого диким барсом набросился оборотень, перевернул на спину, вдавил в серый ледяной пластик, вцепился в горло, зарычал в глаза. Свет смеркся пред Ивановым взором. Он видел лишь оскаленные крупные зубы и болтающийся на груди его убийцы простенький железный крестик. Но и это пропало. Натиск был неостановимый, звериный, беспощадный и, главное, внезапный. Иван понял, что пришла его смерть.

– Прости... – прохрипел он еле слышно. И вот тогда Алена кинулась на спину сыну-оборотню. У нее почти не было сил, он мог ее отшвырнуть играючись, не причинив вреда. Но она успела, она взяла быстротой и сноровкой – крохотный бритвенно острый кинжал вспорол загривок оборотня и отлетел на пол. Тонкая белая рука впилась в кровоточащую рану, дернулась, вздрогнула... и выдрала из загривка на свет белый крохотного полуживого желтенького червячка с багровыми глазенками. Алена скатилась со спины сына, ни на миг не выпуская извивающееся тельце из своей руки, подхватила кинжал и со всей силы вонзила его в пылающий ненавистью красный глаз. Червь трепыхнулся и замер.

– Отец! Отец!! – бывший оборотень, не обращая ни малейшего внимания на жгучую боль в затылке, на текущую по шее и щекам алую кровь, тормошил Ивана за плечи. – Очнись, отец!!!

Алена, закутанная в полупрозрачную хламиду из биоячейки, положила его голову себе на колени и сказала:

– Ну, вот и слава Богу – все хорошо, что хорошо кончается.

Иван хотел было сказать, что до конца еще далеко. Но счел за лучшее промолчать.

Сын сидел, привалившись к стене, пригорюнившись. Он припоминал все, что было с ним в последние два десятка лет и кривился, хмурился – человеку трудно совладать не со своим прошлым. Но он знал больше, чем его родители – выхода ему из шара-звездолета нет, мир Пристанища теперь для него чужой. На Земле он никогда не был, его страшила эта черная, мрачная Земля. Отец показал ему свою планету-родину... нет, он не хотел туда. Там царил ужас.

Ивану тоже, стоило лишь прикрыть глаза, начинала мерещиться жуткая картина: пожарища в земной ночи, вулканы, извергающие не лаву, а насекомообразных гадин с выпученными черными глазищами и клювами, орды нелюдей, копошащихся в жиже океанов, превращенных в болота, гарь, смрад, безысходность... и пальба, реки огня и излучений, ад! Двух часов не прошло с тех пор, как они с Олегом – так нарекла Алена сына при рождении – вернулись из «рубки управления» звездолетом. Никакой рубки, разумеется, не было. Был узкий серый коридорчик со сферическим потолком, был раздвигающий стены и полы туман, был полет в вышине – теперь они оба висели в бездне, и Вселенная показывала им то, чего желали они, вернее, чего желал Иван, он один, он обязан был показать сыну «колыбель человечества». И он показал. Ему некуда было деваться. Они ничего не знали, они верили в него. А он... у него теперь была лишь одна надежда, на звездолет. Последний раз он связался с Сиханом Раджикрави почти сразу после поединка, лишь сознание упрочилось в его мозгу и вернулось в грудь и голову какое-то непривычное, почти детское ощущение чистоты и прохлады, Иван включил внутреннюю связь. Он не ожидал ничего худого. Ведь он выполнил обещанное. Он сохранил жизнь сыну. Но он убил – убил оборотня! Не он один, ему помогла Алена, неважно, главное, что оборотень мертв! Но он не успел сказать ни слова. «Ты обманул меня! – раздраженно прозвучал в мозгу голос Первозурга. – Ты схитрил, Иван! Ты не убил его! Выбирайся теперь сам, как знаешь! Прощай!» Связь прервалась. А Иван еще долго в прострации глядел на высокие своды, ничего не видя, ничего не соображая. Первозург предал его! Нет... предают друзья, а Сихан никогда не был его другом. Что же, значит, такой расклад. И вот тогда он повел сына в «рубку». Им двигало не одно лишь желание вновь увидать Землю, поведать о ней и ее трагической судьбе этому диковатому парню. Он хотел испытать себя, если звездолет подчинится его воле, они спасены. Нет... на нет и суда нет. Они прошли по узкому коридору, они воспарили в Пространстве, и из его мрака к ним выплыл мрачный шар, разросся, став огромным, черно-багровым. За десятки тысяч парсеков от Млечного Пути, из закрытого сектора альфы Циклопа макросозвездия Оборотней галактики Черный Шар, вплетающейся шестью спиралеветвями в метагалактику Двойной Ургон, они видели Землю так же хорошо, как если бы пролетали над ней на заурядном дисколете. Там многое изменилось. Там шла страшная, непонятная бойня. Методично, с разрядкой в сорок секунд, невероятно огромный корабль-матка Системы, сверхмогучий «Святогор-2», облетая планету по экватору, выпускал вниз залп за залпом! залп за залпом!! Он превращал поверхность в исполинское сито с тысячами черных дыр, теряющихся в клубах дыма, клокочущих вырывающейся из них розовой пеной. Два десятка серебристо-ржавых шаров скользили над самой почвой хищным косяком карателей – и жгли, жгли, жгли выползающую изо всех щелей и пор земли нечисть. Прямо на глазах у Ивана и его сына на пути одного из шаров раскрылось неожиданно жерло скрытого, пробуравленного рабами выползней вулкана, и вверх, на высоту двух километров ударила плотная беснующаяся струя раскаленной магмы. Она залила, скрыла из виду шар, повлекла его вниз, плавя, сжигая. На какой-то миг он вырвался из притяжения целого океана расплавленного металла, но тут же замер в черном небе дрожащей гаснущей звездой... и сопровождаемый оглушительным свистом рухнул вниз. Сердце у Ивана тревожно сжалось. Кто был внутри этого шара – Дил Бронкс? а может, Глеб Сизов? или Светлана?! Перед этим он долго пытался объяснить сыну, что происходит сейчас на Земле. Но тот, похоже, ничего не понял. Он парил в пустоте рядом с отцом и молчал, ни о чем не спрашивал. А «Святогор» продолжал крушить вражью силу. Гуг Хлодрик-Игунфельд Буйный не терял времени даром. Они дрались! И противник был не так прост, как казался, он овладел силами и внутренностями самой Земли. Он был неистребим! Иван видел страшных тварей, выбирающихся наверх – они кишели кишмя, их были миллиарды, десятки миллиардов. Он видел их прежде! Да, это было давно, в Лос-Анджелесе, на черной мессе, страшной мессе. Игла проникновения! Подземные инкубаторы! Тогда в миллионах прозрачных ячей лежали в скрюченных позах эмбрионов тщедушные, головастые тела... и они должны были лежать еще долго. Яростное пламя «Святогора» пробудило их! Эти твари выползали во тьму земной огненной ночи. Черепа с птичьими клювами, огромные глазницы с выкаченными глазищами, шесть многосуставчатых лап. Новая раса! Промежуточная раса! Они пожирали выползней, корчащихся в смертных муках, в пламени и в лаве, они тянули вверх свои конечности и зудели. Они не боялись излучений и залпов. И на месте уничтожаемых в перекрестиях сверхсильного огня появлялись новые – алчные, прожорливые, кишащие. Вот оно, демоночеловечество! Разве тут можно что-то объяснить! В смрадное дымное небо взлетали, не боясь ни бога, ни черта, ни всей мощи боевых кораблей, тысячи, сотни тысяч отвратительных монстров на огромных черных перепончатых крыльях. Они пытались гнаться за шарами, отставали, падали, пронизанные мерцающими зеленоватыми сгустками энергии, гибли тысячами, выли, скрежетали, пищали, зудели... но не исчезали, их не становилось меньше. Их становилось все больше. Иван скрипел стиснутыми зубами. Гуг! Старый и опытный боец! Воин! Неужели он не мог понять, что своим бесшабашным натиском, своим буйством лишь умножает легионы нечисти, способствует ее выходу из недр истерзанной, изъеденной вдрызг планеты! Они изгнали его, они ввязались в страшную драку, в Большую Игру, которая разворачивается и идет не по их правилам! Безумцы!!!

Земля проплывала внизу. И Иван узнавал материки, горы, долины, засыпанные пеплом города. Он видел кипящие заливы Средиземного моря, полувыжженного, полувыкипевшего, превращенного в пузырящееся болото. Лава пробивалась к его поверхности со дна, фейерверками чудовищной мощи взметывалась вверх, осыпалась остывающими комьями... в вокруг, насколько хватало глаз копошилась омерзительная нечисть, ее выносило из внутренностей прогнившего земного шара, ее выталкивало наружу, она господствовала всюду: многометровые жирные щупальца тянулись к черным небесам, раскрывались жуткие клювы и пасти, содрогались студенистые тела... Иван косил глаз на сына. И видел, что того самого трясло. Он многое повидал в Пристанище... но про Землю он знал до сих пор совсем иное. Иван слышал его сопенье и отдельные глухие слова: «Убивать! Всех убивать! Жгите их! Жгите!!!» И этот туда же! И этому ничего невозможно объяснить!

Они висели над проплывающими внизу русскими равнинами. И сердцу не было места в груди. Огромные адские дыры-воронки багровыми взъяренными озерами бурлили внизу. Хищный клекот, визги, хлопанье перепончатых крыл, предсмертные агонии... и пламя, пламя, пламя всесокрушающих залпов. Земля горела во мраке ночи. Дороги, поля, овраги России... черные мертвые реки, змеящиеся по мертвой земле. Горе! Ужас! Отчаяние! Наверное, надо было просто остаться там и умереть. Со всеми вместе! Иван с трудом узнал занесенные пеплом, огромные, почти бескрайние развалины Москвы. Так теперь выглядели все крупные города, их почти невозможно было отличить друг от друга. Но что-то в душе отозвалось тягучей болью. Это она, Москва! В ее пределах не бушевал адский огонь, не билась в конвульсиях истребляемая и нарождающаяся нечисть. Город был просто мертв. И только просвечивало что-то неясное сквозь наросты грязного, черного льда – золотистые искринки, блики отраженного неземного огня. Это были они. Купола! Иван прикрыл глаза, потом снова раскрыл их. Стоит Несокрушимая Твердыня, вопреки всему стоит! А значит, не все еще кончено!

Он сосредоточился, собрался, напряг всю свою волю – и дал команду «бортовому мозгу» звездолета: вперед! туда! к Земле!

Ничто не изменилось, не шелохнулось, не дернулось, не откликнулось на его страстный приказ-мольбу. Иван зажмурился, стиснул зубы. Еще раз! Он пробовал трижды. Но корабль не слушался его. Это было пределом всему. Они погибли... нет, они просто обречены навсегда оставаться здесь, в Пристанище, на планете Навей! И никогда Перво-зург не вытащит их отсюда по своему сквозному каналу! И никогда им не выбраться самим! Это конец!

Алену шар тоже не слушался, они пробовали еще тогда, бесполезно, для шара она была только биомассой, недаром подлец Авварон называл ее мертвой, он все видел, он все знал, теперь нет надежды и на его колдовскую, бесовскую силу... Оставался Олег. Он один. Но это вообще было невозможно. Олег никогда не жил в земных колониях, на Земле. Он ничего не знал, не понимал, он был оборотнем-зургом. Но Иван решился. Он протянул руку сыну, крепко сжал его кисть, притянул к себе.

– Слушай меня внимательно, – сказал он, заглядывая в его светлые, наполненные болью и гневом глаза. – Забудь обо всем, зажмурься, соберись в комок... и представь абсолютно четко, как большой шар отрывается от плоскости. Просто представь. Ну, давай!

Он не отпускал его руки. Ждал. Но ничего не происходило.

Наконец Олег встряхнул головой с длинными русыми кудрями, открыл глаза, прошептал:

– Не могу, ничего не получается!

– Сможешь!

Иван сдавил ему виски, прижался лбом ко лбу, передавая свою волю свою веру.

– Давай!

Он понимал, что сын, будучи могущественным оборотнем, обладал властью над живой и неживой материей. Но сейчас он освободился от чар, утратил свою нелюдскую силу. Надежда оставалась лишь на одно – на то, что звездолет, оставленный в этом мире его создателями первозургами, поверит в него, рожденного здесь.

– Давай!

Черная Земля стала уплывать во мрак, исчезать. Но это ничего не означало, просто они перестали желать ее видеть. Одно дело быть зрителями, совсем другое властителями. Звездолетом такого суперкласса легко управлять, необычайно легко, доступно и младенцу. Но для этого нужно всего одно условие, чтобы «мозг» корабля доверился человеку, признал его за того, кто может властвовать над ним. Тридцатый далекий век! Иван никогда не бывал в нем. Но ведь Олег был не только его сыном, он был сыном Алены, рожденной в XXXI-ом веке! И других тут нет.

– Давай! – взмолился Иван.

И ощутил, как его чуть тряхануло, совсем немного. Но все сразу понял. Корабль послушался сына.

– Стой! – заорал он. – Стой!!

Олег раскрыл глаза и удивленно поглядел на отца.

– Он подчинился тебе. Все! Мы победили! Но уходить отсюда еще рано... Пошли к матери, малыш!

Они вернулись в зал с высокими сводами. Иван еле доплелся до стены, у которой сидела Алена, уткнулся головой в ее колени. И вспомнил Светлану.

– Все хорошо, что хорошо кончается! – прозвучало над ухом.

Иван не ответил. Он ожидал, что вот сейчас, после нахлынувших воспоминаний, после того, что было в «рубке», после слезы, упавшей из Алениного глаза на его щеку, опять навалятся сомнения, задавит тяжесть в груди, станет больно и тоскливо. Но ощущение чистоты и света не проходило. Он чист! Он прощен! Он прошел через круги очищения! Он воздал каждому по должному, он вернулся к себе... и значит, ему идти иной дорогой. Ничего, сын уведет звездолет к Земле. И Алена улетит с ним. Пришло время поменяться местами. Его ждет Старый Мир, и нет надежды на кого-то добренького и всемогущего, теперь он и сам доберется туда.

А они снова будут ждать. Может, не просто ждать. Они тоже наделены свободной волей. Время их сна кончилось. А ему пора!

Часть третья. СТАРЫЙ МИР

Пристанище – Осевое измерение – Старый Мир. Параллельное время.

Долгих проводов не было. Иван обнял Алену, поглядел на сына. Улыбнулся через силу, вздохнул и сказал на прощанье:

– Не поминайте лихом!

Рой кружащих серебристых и лиловых снежинок принял его в себя, вынес за пределы звездолета, мягко опустил на каменистую почву Спящего мира.

Иван нисколько не сомневался в сыне, он успел ему все рассказать и объяснить – они доберутся до Земли. И они будут под защитой этого чудесного неприступного шара, в сравнении с которым все прочие корабли, капсулы, флагманы, космокрейсеры и боевые звездолеты Земли и Системы были просто детскими игрушками. «Бортовой мозг», не даст им ошибиться и погубить себя. А чужакам внутрь не прорваться. Все будет хорошо, все будет нормально, они продержатся до его возвращения!

Он отошел на сотню шагов, остановился, задрал голову вверх – на стоэтажную сферическую громадину, нависающую над землей, но не касающуюся ее. Он знал, у этого. исполина хватит сил, чтобы вырваться из цепких объятий безумной планеты Навей, из этого чудовищного мира свернутых галактик и искривленных пространств. Чего же они медлят? Наверное, опасаются за него, дают возможность уйти подальше?! Что ж, он бы тоже немного выждал. С исполинами не шутят.

Иван отошел еще на сотню метров. Теперь он видел почти весь корабль, висящий огромной матовой луной в потемках вечной ночи Спящего мира.

– До встречи! – выкрикнул он и махнул рукой.

Они его видели, точно, видели. Почти сразу шар вздрогнул, тихонько загудел... и исчез. Не взлетел, не ушел в небеса, не сел на поверхность, а именно исчез. И сразу стало темно, холодно, сыро и неуютно.

Иван поежился, запахнул полы плаща, сотворенного из сыновней дерюги и побрел к развалинам замка. Побрел, припоминая, что именно там он добил гаденыша-колдуна, проклятого беса Авварона, что после этого Спящий мир на какое-то время пробудился, верша по обычаю своему зло и расправу, а потом снова впал в дрему, свет в этом преддверии Пристанища был явлением редким. И плевать! Полигон слишком рано свернулся, они не успели отработать, отладить все системы да плюс ко всему сорок миллионов лет блужданий в иных пространствах... Иван не верил ни в какие «миллионы», это было иносказанием, за столь долгий срок здесь все истлело бы сотни раз, они блуждали не больше трех-четырех тысячелетий! А может, не больше сорока? Или не меньше четырехсот?! Какое это имело значение! Все смешалось воедино. Полигон и Черное Благо. Планета Навей и Страшные Поля. Взбесившиеся, взбунтовавшиеся вурдалаки, смоделированные, запрограммированные, материализованные зургами-выродками и истинные выползни из потусторонних миров. Так всегда и бывает. Только так! В природе не существует ничего в чистом виде, сплошные смеси, наслоения, вселенский чудовищный компот, бурлящая каша Мироздания. И в этой каше верно лишь одно, верен закон Пристанища: «Куда бы ты ни шел, в каких временах и измерениях, если ты постоянно думаешь о цели – ты достигнешь ее!»

В замке было еще холоднее, стылые ветра пронизывали его насквозь, заносили палую листву, целые ворохи листвы, хотя в этом мире не было ни единого деревца. Иван уже не обращал внимания на такие несуразности, принимал их за должное. Его мучило иное. Он хорошо помнил, каким образом в прошлый раз они «добирались» до поганого леса, до гиблого болота и самой избушки. Но путь тот был многосложный, утомительный, опасный... хитрый бес намеренно кружил Ивана в мороках наваждений, вел кривыми тропами. Негоже идти по его дьявольским следам и теперь.

– Ничего, разберемся!

Иван сел на широченную дубовую скамью, иссеченную трещинами и черную. Закутался в дерюгу с головой. Призадумался. Ему некуда было спешить. Он постиг эту нехитрую премудрость, вернее, ему внушили ее там, в Свете. Ему открыли глаза, и он научился видеть – он это почувствовал сразу после воскрешения, еще в каменном гробе своем, узрев сквозь перекрытия и своды Золотые Купола, увидев стонущего под рабским ярмом Глеба... все было. Откроется дорога и ныне. Надо только изгнать лишнее, отвергнуть гордыню, ибо даже пройдя все Круги Очищения не имел он права сам себя считать безгрешным и чистым, не имел: одна мысль, что он единственный, избранный, посланный в мир, чтобы спасти его, могла погубить. Да, все так и только так, но это где-то вне его, там, где ему и должно быть. А внутренне он – лишь Меч в руке Вседержителя. Но ведь меч всегда послушен руке, всегда подвластен воле держащего его! Как же так?! А как же его собственная свобода воли?! Иван положил голову на дубовый стол, уперся в холодное дерево лбом, сдавил виски руками, отгоняя ненужное, внешнее. Как же так? Да очень просто – так бывает, когда две воли сливаются в одну, когда желания, стремления, помыслы едины! И нет в том никакого противоречия, наоборот – только так достигаются Высшие Цели, в единение с Волей Творца! И воля эта -в том, чтобы идти прямым путем.

Пришло время приобщиться к избранным сынам Его. Иван приподнял голову над столом. И взгляд его уперся в кучу рухляди и старья, наваленную у драной еблезлой стены, ту самую кучу, в которую постоянно нырял крысе-ныш Авварон, где он прятался и откуда выскакивал наружу. Тряпье?! Рухлядь?! Иван смотрел все пристальней и начинал видеть совсем иное: никакого ветхого мусора и тряпичной дряни в этой куче не было, видимость одна, морок, и самой кучи никакой нет, а есть черная дыра, непроницаемый для глаза провал, укрытый от неосторожного взгляда переплетениями бесчетного числа тончайших нитей, многомерной сложнейшей паутиной. Шлюз! Иван откинулся к стене, привалился. Это же обычный многоканальный шлюз-переходник, укрытый системой приемных фильтров! И фильтры эти паршивые пропускали туда-сюда Авварона Зурр бан-Турга в Шестом Воплощении Ога Семирожденного! Подлец и негодяй, «лучший друг и брат» все врал! Он водил Ивана за нос! Впрочем, это прояснилось еще давно, правильно говаривал Дил Бронкс – простота, она хуже воровства. Иван никогда не верил крысенышу, но каждый раз, поймав себя на том, что снова попался на его удочку, досадовал и негодовал. Русская душа, ну никак она не желала принимать подлости и обмана, даже от порождений самого ада! Теперь все равно. Теперь все в прошлом! Иван рассмеялся в голос. Прощай, скучный Спящий мир! Он уже знал, куда попадет через минуту. Паутина обволокла его, недоверчиво прощупывая каждую клеточку тела, сдавила, лишила дыхания. Болото! Он вспомнил болото в поганом лесу, вспомнил фильтр-гамак, паучьи гнезда... Ничего, надо немного потерпеть. Сейчас эта проклятая «паутина» сканирует его, просвечивает до мельчайших волокон, до молекуД и атомов, потом она же немыслимой силы импульсом швырнет каждый из этих атомов в отдельности в дыру, в черный провал шлюза – и за многие тысячи, а может, и миллиарды верст отсюда, в ином пространстве, в ином измерении точно такая же «паутина» примет мельчайшие частички в себя, впитает и воссоздаст его, один к одному. А ежели меж этими мирами есть пуповина, она просто протолкнет его из одной полости в другую, и плевать, что между ними десятки пространств и миров, тысячи световых лет и целые временные эпохи, пуповина связует полости вне измерений. И нечего удивляться, это простые переходники XXXI-ro века, пора привыкать!

Иван зажмурился. И упал в прелое сено, в рухлядь и хлам старого чердака. Он не хотел открывать глаз, зная – вокруг миражи, одни миражи. И чердак, и сама избушка, и темный ночной лес с воем то ли волков, то ли оборотней – неправда, и если в такой же путь по шлюзам и фильтрам отправить, скажем, звероноида с Гадры, тот увидит совсем другое, может, пурпурные джунгли и утробы живых деревьев, а может, лишайники-трупоеды и соломенные растрепанные хижины. Здесь нет ничего настоящего! Настоящее там, на Земле! Было! Иван со щемящей тоской припомнил те счастливые времена, когда они лежали с сельским батюшкой на чистой и зеленой травушке-муравушке, посреди чистого поля, под шуршащей зелеными прядями березой и под белыми пушистыми облаками. Там все было взаправду! Здесь все– злой морок и тоскливое наваждение, которые надо терпеть, ничего не поделаешь. Пристанище несокрушимо, и Система несокрушима – бегать по ним с кулаками и лучеметами, бить, громить, палить, взрывать, давить нечисть – все бесполезно. Но чтобы понять это, надо прожить жизнь.

Иван сидел на «прелом сене» и думал о тех, кто правил мирами Мироздания и о тех, кто под их пятой. Черви, слизни, комаришки, амебы! Глупо, страшно, цинично, омерзительно... но так оно и есть. Толпа не ведает планов элиты, не знает ее подлинной силы и слабости, но самое страшное, она и не подозревает, как эта элита относится к ней, к толпе. И вот приходит развязка. И никто ничего не понимает. И каждому воздается по делам его. Именно так. Ибо и безделие, нежелание ничего делать есть твое дело, за которое судим будешь. Вся Земля, вся Вселенная пылает в адском пламени преисподней, а в Пристанище тишь да благодать. Пристанище тихо перетекает через сквозные каналы в земные миры и при этом ничуть не убывает – таков закон Пристанища. Оно неостановимо, оно необоримо. Предначертанное свершается. Иван припомнил еще ту, первую для него парижскую черную мессу, на которую он прокрался тайком, тогда он ничего не понимал, тогда ему казалось, что все это игрушки для взрослых... а это не было даже началом, это было уже приближением развязки, конца. И вот Земля в лапах дьявола. А он сидит на старом чердаке и предается пустым философствованиям, вместо того, чтобы идти туда, где ему укажут единственно верный путь.

Иван открыл глаза. Многосложные нити паутин пропали. Он и впрямь сидел на куче тряпья, рванья и прочего мусора, обильно пересыпанного ломкой, прелой соломой и пучками высохшего сена. Все выглядело до ряби натурально. Тут же в хламе лежал и старенький, низенький колченогий стульчик, на котором когда-то восседал всезнающий Лжехук, восседал и проповедовал ничегонезнающему Ивану, издевался над ним как хотел, паясничал, глумился, но понемногу раскрывал глаза. Кто это был? Поди разберись!

Иван поднял стул, поставил его и осторожно сел на протертое сиденьице. Почти сразу он увидал лежащего напротив, в куче соломы человека, почти обнаженного, в одних пластиковых форменных плавках на ремне... и был этот человек им самим, тогдашним, пробравшимся в «систему» Иваном. Налетело подобно вихрю неудержимое желание выложить ему, этому двойнику, еще только начинающему набивать себе шишки, все, выложить начистоту, объяснить каждый шаг в многомерных мирах, уберечь от страшных и непоправимых ошибок, спасти... Нет! В одну воду не ступишь дважды. Иван вскочил со стула, отшвырнул его от себя и видение пропало. Что это было? Может, и впрямь он сам являлся себе? Нет! Значит, у него были предшественники? Конечно, были! Это прежде он считал себя единственным, потом выяснилось, что и в Систему и в Пристанище забрасывали многих ему подобных, скажем, Рона Дэйка из проекта Визит Вежливости. Они наступали друг дружке на пятки. Они погибали, оставались в чужих мирах, в иных ипостасях, подобно тому же лешему-Дэйку. Несомненно, Ивана наставлял кто-то из них. Но сам он не годился на роль наставника, особенно сейчас, он не мог себе позволить лезть с головой во временную петлю – она захлестнет его шею, утянет в прошлое. Нет!

Избушка. Только в ней он найдет вход... Иван осторожно приблизился к дыре, ведущей в полутемную горенку. Если все правильно делать, он окажется внизу. И нечего психовать! Главное, спокойствие. Главное, надо помнить, что нет ничего – ни избушек, ни лестниц, ни хлама – а есть закрытый объем, в который пускают далеко не всех, и есть люки-фильтры, множество люков, каждый из которых в зависимости от того, как ты в него лезешь, ведет в другие объемы других пространств. И все! Никакого колдовства, никакой аномальщины и бесовщины!

Он неторопливо спустил ноги в дыру, нащупал ступнями лесенку, шагнул вниз раз, другой, третий... луна в черном небе была по-прежнему щербатой и мертвецки синей, волки-оборотни выли столь же нудно и тоскливо. Догорала зажженная им лучина Иван с шумом выдохнул, расправил плечи. Слава тебе, Господи!

Он не знал, куда идти, бежать или ползти дальше. Но он видел. Пуповина была где-то внизу. Ему повезло. Этот шлюз оказался воистину универсальным, надо трижды поклониться в ноженьки тем, кто его закладывал именно в этом секторе Полигона! Подлец, Первозург! Он был просто обязан идти с Иваном, но не пошел. Ну и ладно. Ну и черт с ним!

Иван ощупал руками простой дощатый пол, выскобленный добела, будто рачительная хозяйка избушки наводила в ней порядок еще сегодня утречком... Нет, не бывает тут ни утра, ни дня, тут всегда ночь, темень или сумерки с потемками, одним словом, Поганый лес. Иван прошел в сени, наткнулся по старой уже и доброй привычке то ли на корыто, то ли на таз, ушиб скулу. И замер. Пуповина-фильтр была где-то совсем рядом. Он опустился на четвереньки. Тяжелое медное кольцо само звякнуло под рукой. Оставалось лишь приподнять крышку и спуститься в подпол. Что Иван и проделал.

Он не ошибся – даже в беспросветном мраке подпола черным безысходным пятном чернел провал, окутанный слоями многомерной паутины. Это была дверь туда!

Оставалось сделать всего три шага, умудряясь не разбить себе затылка о множество непонятных балок и стропил, которые в совершенном беспорядке удерживали полы избушки. Иван шагнул... И захрипел от неожиданной резкой боли, ухватился за цепь, наброшенную на горло, рванул. Его тут ждали! Прав был Сихан, они следили за ним! Кто они?! Еще две цепи обвили его ноги, дернулись в разные стороны, опрокинули. А он рвал железную удавку, и не мог ничего поделать, задыхался, хрипел, ничего не понимал – ведь в подполе никого не было, точно, никого, чутье не могло его подвести, он слышал, видел, осязал в любых потемках. Значит, они выскочили откуда-то извне, рассчитывая на внезапность, значит, они знали с кем имеют дело, значит, они охотились именно на него! Иван закинул руки за голову, ухватился за концы цепи, рванул, что было мочи и перекинул через себя чью-то увесистую, сопящую тушу. Его тут же рванули на двух других цепях назад, растянули. Но не убили. Почему?! Значит, он нужен кому-то живым? Нет! Одновременно с двух сторон на его грудь обрушились два молота. Он успел собраться и включить барьеры за долю мига до удара, но кости затрещали, сердце тяжко ухнуло... и на какое-то время перестало биться. Он никому не был нужен живьем! Его убивали! Допотопно! Первобытно! Будто желая доказать ему перед смертью, что с ним можно сладить именно так – грубо и дико, как с попавшимся в капкан зверем. И сила была на их стороне. Шейные позвонки трещали. Из последних сил Иван удерживал цепь душащую его, ломающую хребет. Он не мог сопротивляться. Все новые и новые цепи захлестывали его тело, распинали, раздирали, рвали... Он бился до последнего. Да, он вспомнил вдруг незабываемое, вспомнил, уходя в небытие, залитый кровью, с переломанными костями, с растерзанной грудью, вспомнил: «Каждый воин бьется, пока ему достает сил, а потом он бьется сверх силы своей...» Сверх силы? Как это?! Очередной удар разможжил ему лицо, расплющил нос, сломал надбровные дуги. Да, его убивали – неторопливо, наверняка, на совесть. Но в голове, в мозгу звучало из иных сфер: «Слаб человек. Но я отворил дверь перед тобою, и никто не сможет ее затворить! Ни люди, ни бесы, ни ты сам!» Так было. И так будет!

Он ощутил вдруг тело свое свободным, сильным, невероятно сильным, сверх всякой силы своей. Одним рывком, не касаясь черного пола руками, он вскочил на ноги... И потемки развеялись, он обрел новое зрение. И увидел себя самого, избитого и изуродованного донельзя, лежащего в цепях, корчащегося от боли. И увидел шестерых здоровенных трехглазых уродов, тех самых, что сожгли его мать и отца, что пытали и вешали его в Системе, что устраивали бойни на земных станциях и звездолетах. Это были воины Системы. И они чувствовали себя в Пристанище как дома, они, поочередно перехватывали концы цепей, били, били и били его распростертое и чудом еще живое тело. На размышления и философствования времени не было. Пришла пора биться сверх силы своей.

Иван подскочил к ближнему монстру и ногой ударил его в пах. Удар был убийственный – монстр переломился пополам, начал оседать на земляной пол. Но Иван не дал ему передышки, одной рукой он рванул на себя затылочные пластины, другой саданул в незащищенную мякоть – трехглазый дернулся и застыл навеки. Другие замерли, перестав бить беззащитное тело. Они явно не видели Ивана. Он понял это сразу. И потому дальнейшее было делом техники – в считанные минуты он управился со всеми. Он перебил их как щенят, как слабосильных и хлипких выползней. И он чувствовал, что мог бы справиться еще с десятком, с сотней. Это было неестественно и непонятно... «Никто не сможет ее затворить!» Иван оглянулся и увидал в дальнем конце почти бесконечного подпола Д-статор, здоровенный гиперторроид. Вот тебе и избушка! Но это ерунда, это мелочи. Он окинул взглядом поверженных уродов. Скривился от досады. Надо было оставить хоть одного, разузнать, кто их послал. Поздно. Да и не самое это главное. Вот как с самим собою быть? Он опустился на колени перед собственным изуродованным, залитым кровью телом... и вдруг почувствовал, что неведомая и мягкая сила влечет его к нему, к этому месиву из костей и мяса. Он упал, слился с ним, затрепетал... и ощутил, что нет и не было раздвоения, что это он сам – целый, невредимый, немного усталый, с чуть приметными синяками и кровоподтеками на руках. Но ведь трупы негуманоидов лежали перед его глазами – страшные, искореженные, однозначно безжизненные. Он встал, пнул ногой ближнее тело. Оно дрогнуло, оно было настоящим, не призраком, не наваждением.

Значит, ему дано биться сверх силы! Значит, это был не сон, не бред – он был в Свете! и он послан в мир! и в него верят! Иди, и да будь благословен!

Иван стряхнул оцепенение.

Провал ждал его, зияя своим мраком. Нельзя останавливаться. Это закон не только Пристанища, это закон Жизни. Надо всегда идти только вперед – и тогда обязательно придешь к цели.

Паутина засосала его, сдавила, обволокла, прощупала, просветила, разложила на невидимые частицы. И выпихнула в молочно-белый туман.

Иван чуть не выругался вслух. Только Осевого измерения ему еще не хватало! Он рассчитывал прямиком угодить в Старый мир. И он совсем позабыл, что дорога в него шла через Осевое, и нечего злиться на шлюзы и фильты. Дорожку эту давненько протоптали беглецы из секретного сектора Дальнего Поиска, которые, как он сам выяснил, последние годы работали на Синклит, и которых след простыл.

Он стоял по колено в белесом тумане и уныло глядел на серые пики скал. Куда идти? В Осевом нет шлюзов-переходников, нет даже простеньких Д-статоров, Осевое это мир призраков и теней. И туман, обволакивающий ноги, вовсе не туман, а растворенные в здешних полях неприкаянные души. Их много, им нет числа, они проходят через свое чистилище. Но причем тут он? Он ведь чист!

В Осевом измерении нет направлений, нет дорог, здесь все туманно и призрачно. Оно и разделяет Старый Мир и Новый, но где эти границы, где черта, через которую надо переступить. Тяжко слепому без поводыря!

Иван прошел метров двести. Присел на замшелый валун. Раньше он приходил сюда, чтобы увидеть ее, Светлану. Теперь у него нет в Осевом близких и в душе его нет пятен, ему нечего бояться наваждений и преследований. Он сидел и думал.

До тех пор, пока из-за спины не послышался тихий голос:

– Она приходит каждый вечер. И душит меня, понимаешь, душит!

Голос принадлежал Арману-Жофруа дер Крузербильд-Дзухмантовскому, рекомому в кругу друзей Крузей.

Иван не стал оборачиваться. Призраков нельзя притягивать, иначе потом не отвяжешься. Просто он убедился окончательно, Крузи среди живых нет. А приходит к нему по вечерам никто иная как Афродита, подлая и лживая любовница Хука Образины, которую он повесил на ее собственных простынях в Дублине.

– А вчера я обернулся, – продолжал Арман, -а это не она, это тот самый выползень, который высосал из меня кровь. Зачем он пришел? Что ему еще от меня нужно?! И так все отнял, жизнь...

Иван не удержался.

– Выползень пришел за твоей душой, – прошептал он, – но не бойся, он не отберет ее у тебя. Терпи, Крузя!

– Повернись!

– Нет, спасибо.

– Ты не хочешь повидать старого друга?

– Мой друг давно в сырой земле, а душа его на небесах.

– Ну, а я кто тогда?!

– Ты... – Иван задумался. – Ты сосуд, в который вливается... нет, не душа, а лишь ее тени, ее следы, оставленные повсюду.

– Спасибо, утешил!

– Ты не нуждаешься в утешении, – сказал Иван, прикрывая глаза ладонями, чтобы призрак исподволь, сбоку не влез в поле его зрения. – Ты не наделен душою, ты лишь мятущийся дух, а это разное, Крузя. Уходи!

– Нет! Я не уйду, ты сам привязал меня к себе, я не могу уйти.

Иван тяжело вздохнул – век живи, век учись, влип как мальчишка, первый раз попавший в Осевое. Теперь пойдет морока.

Он резко обернулся.

На валуне спиной к нему сидел покойный Артем Рогов. Он его сразу узнал по шраму на шее. Худой, жилистый, сутулый. Он обдурил Ивана, запросто обвел вокруг пальца – тоже еще Арман-Жофруа! Лучше было не смотреть.

– Ты зря убил меня, – бесстрастно изрек Артем.

– Я тебя не убивал. Ты сам сорвался в пропасть.

– Нет, это ты меня убил. А ведь я шел в Желтый шар, чтобы покончить с этой сволочью!

Иван снова обернулся, вгляделся в спину – нет, это не сутулость, это переломанный хребет, он так и не выправился... и дйра в затылке, запекшаяся кровь. Ошибся, он думал, что Артем выстрелил тогда себе в грудь, а он взял да продырявил собственную башку. Да так и остался в Осевом, только перешел из разряда живых в разряд неприкаянных.

– Ничего, Артем, – успокоил его как мог Иван, – я за тебя посчитался с ними... и тогда, и позже!

– Я не хотел работать на этих гадов!

– Да ладно, чего уж теперь. Я верю, многие влипли сдуру, Синклит умел опутывать, я это понял позже... да что толку! – Иван невесело рассмеялся. – Ты меня прости, Артем.

– Если бы не подлец Голд Зовер, я давно бы поднял ребят. Его специально приставили ко мне, стукача поганого, суку подлую!

– Плюнь! И забудь!

Туман начинал клубиться, это было нехорошим знаком. Но назад не повернешь. Осевое измерение – Столбовая дорога Вселенной, обитель мучеников и страдальцев. Иван начинал различать в клубах отдельные лица, искаженные болью, раскрытые в крике рты, тянущиеся к серым небесам руки. Они почуяли присутствие живой плоти. Надо уходить.

Но Иван боялся спугнуть Артема Рогова. В тот самый «сосуд», что он притянул к себе запросто могла влиться иная субстанция. Нет, уж пусть лучше Артем.

– Зачем ты ушел из Старого Мира, ведь многие остались в нем?

Рогов повернул к Ивану лицо, изуродованное и шрамом от уха до уха, старым еще, заполученным на Замгамбе. пятой двойной планете системы Единорога, и свеженькой дырой, разнесшей полщеки.

– Там слишком хорошо, Ваня, для нас, грешных, нам там не место.

– А те, кто остался?

– Они просто дураки. На них там смотрят как на животных, как на пса, который с мороза забежал в теплый подъезд, которого просто жаль выставить обратно. Я не хочу так.

– Но ты знаешь туда дорогу?

– Конечно.

Оставалось попросить о главном. Но язык не поворачивался. Иван сидел сиднем и глядел, как густые и цепкие языки тумана лижут его сапоги. Он не спешил. Все так же как и всегда не хватало времени. Не хватило его, что бы толком побеседовать со своими друзьями-товарищами, переубедить их, не допустить бессмысленной бойни. Не хватило его на Алену, с которой не виделся целую вечность, и на родного, позаброшенного им самим сына, уж с ним-то он обязан был сродниться, свыкнуться – не чужая кровь. Не хватило даже на то, чтобы разобраться в подполе с трехглазыми уродами – осмыслить, понять... что понять?! что в мире не все поддается объяснениям?! это он и так знал. Раньше не было покоя, была суета и страшная неразбериха кругом. Сейчас покой пришел, и он разобрался с этими треклятыми уровнями и пространствами, но ведь вне него ничего не изменилось, неразберихи и хаоса не убавилось. И никогда не убавится. И прав был покойный батюшка, прав: нечего соваться куда не след! человек должен жить в том мире, где был рожден – попросту говоря, где родился, там и пригодился. А его, Ивана, все носило по чужим порогам... вот и постой у этого чужого, покланяйся, впустят или не впустят? А если бы не было никакого Артема, ежели б не та дикая битва в Осевом?!

– Я проведу тебя в Старый Мир, – сказал призрак. – Пошли!

– Пошли!

Иван встал. И почувствовал, как его ноги оторвались от каменистой почвы. Он поднимался вверх, он парил над молочным туманом, из которого тянулись к нему бледные и тонкие руки. Он и не подозревал раньше, что способен летать – просто так, без помощи всяких приспособлений, антигравов и прочего. Хотя от Осевого можно было ожидать чего угодно.

Призрак парил рядом, но при этом оставался совсем не похожим ни на птицу, ни на ангела – какой там ангел с переломанным хребтом! Ему суждено оставаться таким, пока он здесь, потом станет лучше... или хуже, никто не угадает. Главное в другом, он простил Ивана. А Иван простил его. Прощение и понимание пришли с опозданием, но пришли. Никому не стало от этого легче. Какое там облегчение, когда во Вселенной людей идет безумная, уже проигранная война, и даже не война, а просто бойня, в которой убивают не единожды, но бессчетное число раз, убивают бесконечно, до умопомрачения и утраты души, до растворения ее во мраке. И Артем знал об этой бойне. Лучше бы ему и не знать, подобно неприкаянным, тянущим свои хлипкие руки, разевающим в беззвучном протяжном вое рты. Что толку выть и стенать! Что толку молить и просить! Ничего не изменится, такова сама природа Жизни и Смерти – цивилизация землян тысячеления назад пришла в Жизнь, теперь она ее покидает, кончилось ее время, она издыхает в агонии... Нет!

Иван протянул руку призраку.

И тот сжал его ладонь.

И они взмыли вверх. Взмыли, теряя ощущение верха и низа. Иван ожидал, что окоемы раздвинутся, что он узрит бесконечную череду скал. Но получилось наоборот – их словно окутало молочным пушистым туманом, как ватой, запорошило глаза, оглушило, что-то тяжелое и неостановимое навалилось со всех сторон.

– Ничего не бойся, – прошептал в ухо Артем. – Все нормально, мы стоим там же, остальное только кажется, понял?

– Нет, – просипел Иван.

– Старый Мир не за горами, к нему не надо идти. Онсам вбирает в себя... надо только вызвать его.

– Вызвать?

– Да, есть коды. Но ты меня больше ни о чем не спрашивай, Иван, ты десантник и я десантник, я помогу тебе как брату. И никакие коды тебе больше никогда не понадобятся...

– Почему?! – Иван попытался вырвать свою руку из руки Артема. Но тот держал крепко, железной хваткой.

– Ты останешься там. Новые миры гибнут. Тебе незачем выходить!

– Нет! Ты не имеешь права!

– Имею! Должен хоть кто-то уцелеть из наших. Хватит смертей!

Иван вздрогнул при слове «наших». Значит, Артем, несмотря ни на что, причислял себя к «нашим», значит, действительно свой. Сколько таких погибло зазря! Проклятая, подлая жизнь, почему ты не даешь смертным исправить свою ошибку, искупить, пережить заново час слабости! Спорить бесполезно, ежели Рогов что-то втешмяшил себе в голову, то на ней можно хоть кол тесать, ничего не изменишь. Теперь Иван и сам ощущал, как из чего-то непостижимо большого и прекрасного, светлого и чистого к нему, застывшему в сгущенной белизне тумана, выдвигается невидимая и полуживая труба, как она притягивает к себе, засасывает – еле уловимо, мягко, неспешно. И еще он ощущал, как разжимается рука Артема, как пропадает в белой вате его затихающий голос: «Про-о-ща-ай!».

Он уходил из Осевого. Его вбирал в себя мир иной, неведомый.

Но прежде, чем рассеялись последние клочья живого тумана, перед Ивановыми глазами, вырвавшись из уходящей белизны, проступило искаженное болью лицо, женское лицо с растрепанными, разметавшимися волосами и глазами, полными отчаяния, мольбы, ужаса. Светлана!

– Назад! – заорал он что было мочи, раздирая горло в нечеловеческом крике. – Наза-а-ад!!! Оставьте меня в Осево-о-ом!!!

Раскаленным обручем стиснуло голову. Замерло пронзенное болью сердце. Он все понял, понял в единый миг – она умерла! она погибла в той лютой бойне, что шла на Земле! Она ушла навсегда, пока он прохлаждался в Пристанище и здесь! он не смел ее бросать! наза-а-ад!!!

Искаженное мукой лицо растаяло в тумане.

И сам туман пропал.

Вернулось ощущение тяжести, прохлады. Он лежал на земле, обычной терпко пахнущей земле, уткнувшись лицом в густую траву – самую настоящую, земную, лучшую в Мироздании траву. И ветер легкими, нежными струями своими холодил его спину, затылок. Он лежал и плакал, навзрыд, сотрясаясь всем телом, не желая ничего видеть вокруг, моля об одном – о смерти. Светлана, бедная, несчастная Светка! Он не имел права бросать ее. Не имел!

– Успокойся, сын мой.

Теплая и мягкая ладонь легла на его затылок. Голос прозвучал столь знакомо и близко... будто не было долгих лет, будто не было ничего. Иван повернул голову, приоткрыл глаз. Рядом, прямо в траве в черной рясе, с непокрытой седой головой сидел батюшка, его стародавний друг и собеседник. А вокруг простиралось зеленое привольное поле, обрамленное далекими зелеными лесами, и высилась над ними береза, склоняя свою зеленую, чуть трепещущую на ветру крону... как многие годы назад.

– И это... Старый Мир?! – вопросил Иван сквозь слезы, удивленно и ошарашенно.

– Это просто мир, – ответил батюшка, – все остальное нынче называется иначе. Успокойся, Иван, здесь тебе ничто не грозит, поверь мне.

– Ее убили! – прохрипел Иван.

– И тебя убивали, сын мой. Смирись с неизбежным. Она не останется там, ей определено другое.

– Ты все знаешь?!

– Я знаю, что есть, не более того. Успокойся. Мягкая ладонь, из которой исходило тепло и покой, легла Ивану на лоб. И он сразу перестал дрожать, расслабился. Он смотрел в знакомое до слез небо – синее, бездонное, изукрашенное белыми кучерявыми облаками, родное, русское небо, защищающее от сил тьмы лучше, чем километровые слои бронетитана, чем миллионы нацеленных во мрак ракет. Но он уже знал, что это небо не то, не старопрежнее, это другое небо – вечное и неподвластное.

Ивана почему-то перестало удивлять, что батюшка, убитый давным-давно теми, кто шел по его, Иванову, следу, и похороненный на тихом сельском кладбище, жив, здоров и невредим. Откуда-то издалека, из этой небесной синевы, пришло понимание – здесь так и должно быть. И никакой это не загробный мир, не рай небесный, а нечто совсем иное, необъяснимое.

– Я хочу увидеть ее... – попросил он как ребенок.

– Потом, – пообещал батюшка. Пригладил растрепанные седые лохмы. Поглядел на Ивана проникновенно, с прищуром.

Тому показалось, что вот сейчас опять завяжется бесконечный их спор о человеке мятущемся, о Земле и Черной Пропасти, в которую падают все миры... но предчувствие это развеялось. Тут не о чем спорить, тут все и так ясно. Иван приподнялся, подошел к березе, привалился к ее стволу. И сразу почувствовал себя сильным, как это дерево, открытым всем ветрам. Светлана! Она умерла, ее больше нет. Где нет? Там, на Земле, во Вселенной людей? Но ведь и его там нет, и Армана там нет, и батюшки, и отца с матерью... и что с того, что это меняет? Успокоение. В обретении его начинаешь понимать, что не даруется оно раз и навсегда, но нисходит волнами, теплыми дуновениями. Так и должно быть.

Он вспомнил рассказы бледного секретника про Старый Мир. Он убил этого несчастного, убил собственными руками – предателей не прощают. Но тот еще до смерти много чего поведал: и про то, что в Старом Мире живут не люди, а боги, что там человек прозревает и обретает слух, что после Старого Мира уже невозможно, тяжко, нудно, горестно и погано жить в мирах новых, и что кроме новых миров за пределами Старого Мира ничего нет, все новые: вселенные, системы, пристанища, осевые и прочие измерения, преисподняя, все пространства, все, что образовалось после всей череды больших взрывов.., что только там и начинаешь понимать: – есть всего лишь две полости в Мироздании Бытия. А еще он говорил, что из Старого Мира все прочие миры видны насквозь, будто перед аквариумами сидишь и глядишь на тех, кто и не подозревает, что за ними следят... он говорил о чудесах. Но Иван не замечал никаких таких чудес. Трава как трава, поле как поле, небо синее и вечное.

– Я должен увидеть ее! – повторил он с нажимом.

– Хорошо, – батюшка склонил голову, – здесь ты властен во всем. Я знаю, Кто тебя прислал. Но я знаю и другое – благое дело не терпит суеты. Ты чист и светел. Ты хозяин здесь. Но всегда помни, зачем ты послан сюда...

– Я помню!

Ему не нужно было много, он хотел лишь увидеть ее – в последние часы, в последние минуты, ничего больше.

И он увидел.

Синь перед его глазами стала до невозможности прозрачной, утекла куда-то в стороны. И открылся ад земной. Не на экранах, не в объемных голопроекциях, а всей реальностью своей, зримой плотью.

На Земле не было таких воронок, не существовало таких впадин. Ржаво-черный шар, колеблющийся в багряных языках пламени, опускался в неимоверной величины черный провал. Тучи демонов, рогатых, крылатых, бешенно, истерически клекочущих, стаями выпархивали из каких-то мрачных гнезд в стенах провала, бросались на шар и отлетали обугленными, трясущимися комьями, застывали на миг в черном дрожащем воздухе тягучего пожарища, падали в извергающиеся снизу тонкие струи лавы. А шар неудержимо и натужно шел вниз, в геену огненную, в ад. Время от времени он испускал из себя гроздья молний и мерцающие сгустки, они разрывали тьму, пробивали путь... Это было страшно. Это было вдвойне страшно, потому что, Иван знал, внутри шара еще жила она, Светлана.

Большое логово нащупали со «Святогора». Кто бы мог подумать, что оно окажется под развалинами старого тихого Вашингтона, позаброшенного еще полтора века назад, захолустного городишки. Щупы звездолета-матки и локаторы «черного сгустка» Цая ван Дау засекли в этом заброшенном пустыре, точнее в норах под ним, уходящих на десятки миль вниз, такую силу нечисти, такую концентрацию инферно-полей, что остатки седых волос на голове у Гуга Хлодрика встали дыбом.

Церемониться с врагом не было смысла. И «Святогор» под унылые присказки унылого Дила Бронкса засадил в логово два глубинных заряда подряд. С карательным рейдом вызвались идти Глеб Сизов и Кеша. Но после побоища под Парижем, после того, как чудом удалось выбраться из сатанинского котла, Гуг Хлодрик запретил ходить парами, надо было щадить бойцов, и так по пальцам пересчитать.

Светлана распихала налево-направо обоих добровольцев.

– Пойду я! – сказала она с такой решимостью, что Гуг не выдержал, отвел взгляд. А Лива, утратившая после пробуждения свою твердость и силу воли, расплакалась.

– Пойду я!

– Иван просил беречь тебя, – глухо процедил Кеша.

Но это высказывание лишь распалило Светлану. Они просто забыли, что она не только жена бывшего Верховного, не только женщина, но и боевой офицер Дальнего Поиска.

Она не сказала больше ни слова. Но вопрос был решен.

На матке еще оставалось две дюжины шаров. Светлана не выбирала. Каждый побывал в бою, каждый был полностью укомплектован боезарядом – шестиногие «муравьи»-киберы несли службу исправно. И не в этом заключалось дело. После вылазки с Иваном они так ни разу и не зарывались в недра планеты, не пытались пробиться внутрь и разобраться с нечистью. Они выжигали поверхностные слои, один за другим, методично, беспощадно, сатанея от тяжкой и гиблой работы. Нечисти становилось все больше. Порой Земля казалась Светлане каким-то огромным червивым плодом, все внутренности которого выела омерзительная, копоша-. щаяся внутри мразь. Она уже не верила в освобождение рабов. Ей двигала жажда мщения.

Сверху шар прикрывали всеми силами. Лишь шесть патрульных звездолетов, управляемых Цаем с его «сгустка» висели на геостационарных орбитах. Все остальные обеспечивали прорыв Светланы.

А она, опускаясь в гигантскую воронку, мечтала об обычной десантной капсуле, которая как ножом масло резала любой грунт. Но где сейчас взять капсулу?! Она верила, что именно в этом поганом логове таится голова той чудовищной гидры, что опутала всю планету. Без веры она бы и не пошла вниз. Смертники! Они все смертники, они все обреченные. И бежать некуда, от себя не убежишь.

Здоровенные пузыри вспучивались на дне воронки. И лопались, выпуская наружу в зловонных клубах пара сотни крылатых гадин. Силовая защита отбивала струи лавы. Бортовые радары показывали, что еще глубже, буквально в двух-трех тысячах метров что-то есть, непонятное, темное, инородное... инородное во чреве Земли?! Светлана увеличила скорость. И дала полный пробойный залп – бить так бить! Тучи пыли, грязи, пены и пепла ударили на километры вверх, выбрасывая из воронки всю нечисть и мерзость. Удар был направленный, мощный – и он пробил туннель к этому непонятному и темному.

– Вперед! – Светлана вжалась в кресло. Страха не было. Были ярость и азарт. Даже если придется погибнуть, она все равно успеет уничтожить поганую

гидру.

–Вниз!!!

Почерневший в побоищах шар ворвался в туннель с оглушительным ревом, готовый нанести молниеносный удар по любой появившейся цели, готовый сокрушить любую твердыню.

Но никакой твердыни за туннелем не оказалось. Звездолет вынесло во мрак и пустоту. Он сразу оглох и ослеп. «Бортовой мозг» ничего не понимал и ничего не мог объяснить. Такой пустоты и мрака внутри Земли не должно было быть!

Светлану тряхануло так, что чуть не выбросило из кресла. Перегрузочные системы не срабатывали. Посланные радарами корабля лучи ушли в пространство и не вернулись. Шар висел в пустоте – безмерной и бесконечной.

Сквозной канал! Светлана поняла, что случилось, когда было поздно. Вот он, Сквозной канал, она угодила прямо в него! Здесь пусто, здесь ничего нет! Но отсюда есть проходы и в Пристанище, и в Систему, и в саму... преисподнюю. Нет, она не собиралась сдаваться просто так. Они еще поборются! Пока «мозг» звездолета послушен ей, она поспорит с судьбою, не все кончено!

– В Невидимый спектр!

Шар задрожал мелкой дрожью. И мрак на экранах исчез. Расцвели мохнатыми бесконечными лианами лиловые переплетенные в замысловатых узорах структуры. Зрение обострилось до нечеловеческой силы и ясности, открылись невидимые, но опутанные все теми же сплетениями дали. Надо было найти лазейку между ними, дорожку – это и станет выходом. «Мозг» работал наполную, не щадя себя. Светлане оставалось только ждать. Она не могла рассчитывать на

помощь Гуга Хлодрика, Дила Бронкса и других. Она сейчас далеко от них, далеко от Земли, вероятно, за тысячи парсеков. Кто бы мог подумать, что «дыра», уходящая в иные измерения и пространства, окажется именно там, под третьеразрядным захолустным городишком, в котором последние двести лет жили одни дебилы и наркоманы. Поздно! Ожидала одно, а получила другое... еще и неизвестно что.

– Вот ты и попалась в мышеловку. Мышка!

Громовой голос прогрохотал снизу, даже серый пол затрясся.

Светлана узнала этот голос – старческий, дребезжащий, тусклый. Он мог принадлежать лишь бессмертному, насосавшемуся крови многих поколений выродку. Вот она – Игра. Игра по чужим правилам!

Обзорные экраны съежились, сморщились будто обгорелая пленка, стекли жижей вниз. И прямо на сером бронеме-талле обшивки выпучилось дряблое, отвратительное лицо.

– Ты узнаешь меня?

–Да!

Еще бы ей не узнать Мертвеца-Верховника, властелина Зала Отдохновений, злого гения ее последних лет. Он пришел за ней, за ее жизнью. Он все-таки обыграл ее!

– Ты очень глупая мышка, – снисходительно протянул старец, – с тобой неинтересно играть. А ведь ты возомнила, что погубила меня в каменном мешке заточения, что сожгла мое тело... и-ех, простота – хуже воровства. Разве я тебе не говорил, что единосущ во множестве ипостасей? Говорил. И вот ты сама пришла ко мне... Глупая мышь всегда сама бежит в лапы к кошке.

Светлана оцепенела от ужаса. Ей стало холодно, невероятно холодно, будто весь холод Космоса проник внутрь нее. И все же она нашла в себе силы, она выхватила одновременно с двух сторон оба парализатора, висевшие на ее бедрах в кобурах, и влепила двойной очередью в огромное уродливое лицо. Поверхность брони вздыбилась, покрылась пузырями и тут же сделалась гладкой и чистой.

– Не бойся, я не притронусь к тебе...

Иван все видел. У нее было лицо точно такое, как там, в Осевом. Ужас, отчаяние, боль. Он видел все. Изнутри и снаружи. Корабль-шар незримыми, непонятными, чудовищными силами в мгновение ока разодрало на две части, будто орех – обе половины разлетелись, сгинув во мраке. И какую-то долю секунды она, Светлана, нежная, живая, теплая и беззащитная висела в пустоте. Висела, откинув назад голову с разметавшимися русыми волосами, сложив крест-накрест руки на груди, поджав колени. Ее разорвало в клочья – словно в ночи вспыхнула ослепительно-алым цветом и погасла сверхновая звездочка. От нее не осталось ничего. Черная Пропасть, в которую падали все миры во все времена, поглотила и эту малую каплю жизни. Ничего – ни любви, ни мук, ни отчаяния, ни боли.

Иван сдавил лицо руками. Прав был батюшка, не надо видеть такого, не надо. Она умерла. Ее больше нет.

– Она обрела бессмертие, – прозвучал совсем рядом тихий и добрый голос.

– В Осевом, – мрачно откликнулся Иван.

– Для бессмертных душ нет барьеров, – стоял на своем батюшка, – она взойдет к Свету. Не печалься о ней. Печалься об утративших души, погрязших во мраке – их много, неисчислимо много, переходящих из нор земных в воды черного океана.

– Мне плевать на них! – зло обрубил Иван.

– Нет, сын мой, твой язык сейчас не принадлежит тебе. Ты еще слаб. Но ты будешь сильным.

Иван открыл глаза, прогоняя страшное видение. Белые облака плыли по синему небу, перекатывались неспешные волны по зеленой траве-мураве, шуршали листья березы над головой. Ничего не изменилось в этом мире.

Ничего. Так заведено. Она пережила его смерть. Он переживет ее смерть. Ничего! Надо только стиснуть зубы и не раскисать. Игра не закончена. И придет час, когда он заставит их, этих выродков, играть по своим правилам. И пусть их легион легионов, все равно он сокрушит их, ибо он – Меч Вседержителя!

– Пойдем, тебя ждут, сын мой.

Иван кивнул. Надо идти. Все будет так, как было сказано. Иди, и да будь благословен!

Зеленое поле казалось бесконечным, и хотелось шагать по нему всегда, без остановок, без привалов и оглядок, только вперед, к зеленым кронам далекого чистого леса. Иван не помнил, когда он дышал так легко и свободно, такого дивного воздуха не было ни на Земле, ни на одной из других планет. Старый Мир! Здесь живут боги... Где они? Трижды Иван натыкался на лежащих людей в десантной форме, они были обросшие, изможденные и счастливые. Они не видели проходивших мимо, хотя глаза их, раскрытые и восторженные, отражали всю синь неба.

– Эти тоже пришли из Осевого. Их никто не звал сюда...-пояснил батюшка.

– Но никто и не гонит?

– Нет. Зачем гнать? Они никогда не поймут, куда попали, они только смотрят. Для слабых нет ничего иного... ты же видишь, на их лицах блаженство.

– Они просто устали в своем мире, – заключил Иван. Батюшка кивнул, ничего не ответил. Он смотрел вдаль, выше убегающей зеленой кромки дубравы. Что он там видел? Иван ничего не понимал, но душевный покой возвращался к нему. Он начинал постигать немудреную вещь, что ярясь и злобясь, лютуя и теша жажду мести, ничего не добьешься и никогда не пересилишь врага. Надо превзойти его, подняться над ним, ощутить не злобу и ярость к нему, а лишь ясное понимание, что это излишнее на белом свете. И все. Чем дольше и быстрее они шли, тем ровнее начинало биться его сердце, глубже и легче дышалось. Он ни о чем не спрашивал, зная, что скажут, когда придет черед, и ни один из вопросов не останется без ответа. Ведь его ожидает встреча с излюбленными сыновьями Творца, с наделенными благодатью и просветлением, с теми, кто предшествовал апостолам и ученикам Его, с носителями Истины. Да, Господь мог наделить его знаниями сокровенного и силой вершить суд, наделить сразу – рукоположением Своим, взглядом Своим, еще тогда в Свете. Но Он не сделал этого. Теперь Иван понимал, почему. Избавление должно было принести не Чудо, но воля, ум, вера и сила смертного, рожденного на Земле и постигшего все постижимое на крестном пути своем. Много званных, да мало избранных!

– Кто ты? – неожиданно спросил Иван у батюшки.

– Ты знал лишь часть мою, ее ты и видишь, – ответил тот смиренно.

– А помнишь, как мы вели беседы долгими зимними вечерами, как мы спорили под той березой, под тем синим небом... Помнишь, как ты крестил меня?!

– Все помню, Иван. Даже то, как ты скорбел на моей могиле, как корил себя...

–Но ведь ты был мертв,– тихо изумился Иван.

– Отсюда все видно. И я смотрел за тобой, я радовался твоим победам и горевал вместе с тобой. Но зло сюда не приходило, сюда приходит из иных .миров лишь доброе и чистое, Иван. Старый Мир очень стар, он научился жить не по лжи, но по правде. И если даже все в Мироздании погибнет, истребив себя, он останется, Иван, останется, чтобы породить новые миры. Да, да, они все рождаются в Свете, чистыми и добрыми, и они все идут путем вырождения, они падают в черную бездну, даже не осознавая этого. Не печалься и не горюй, придет время и ты вернешься сюда – вернешься, чтобы остаться навсегда.

– Навсегда?

Батюшка улыбнулся. И Иван увидел, что глаза у него те же самые, добрые, умные с чуть подслеповатым прищуром, какие и были, но в них таится что-то такое, чего не бывает в глазах даже самых умных и добрых – и он ощутил себя рядом с ним малым ребенком, несмышленышем, который в простоте и суете своей бегал попусту по полянке, резвился, подобно братьям своим меньшим, щенкам да котятам, и вдруг подхваченный сильными добрыми руками опустился на чьи-то колени, задрал головенку свою вверх и увидал глаза человека совсем иного, взрослого, умудренного, знающего про этот свет все или почти все, увидал бездну, глаза бога... Вот почему они так говорили! вот почему об этом твердил перепуганный бледный! Глаза есть зеркало души и разума. Он прав, Иван прежде знал лишь часть его. И то дело. Многие видят одни тени живущих рядом с ними.

– Этот мир вечен. И в нем нет времени. Ты можешь прожить здесь век, но ты останешься точно таким же, каким вошел сюда. Даже через тысячелетия, если намериться уйти отсюда – ты уйдешь в миг входа сюда. Поэтому я и сказал– навсегда. Ты должен вернуться.

–Я еще не уходил, – заметил Иван.

–Ты пришел, чтобы уйти. На этот раз.

Стена леса выросла перед ними неожиданно, внезапно. Иван даже остановился – целый водопад густой, темной, сочной зелени струился с могучих высоченных стволов. Это было как в сказке – шли-шли, не могли дойти, и вдруг оказались на месте. На месте? Почему он так подумал?!

–Дальше тебе идти одному,– сказал батюшка и сдавил ему плечо. – В добрый путь!

–А ты?!

– Каждому положены свои пределы. Ты пришел не ко мне, но к ним. И они ждут тебя. Иди!

Иван прижал седого, невысокого священника в черной рясе к груди, потом оторвался и молча, не сказав ни слова на прощание, пошел в густую сень дубравы.

Иван сидел на небольшой опушке, залитой солнцем, сидел в окружении огромных и стройных деревьев, которым он не знал названия, смотрел на их шевелящиеся темные кроны, общающиеся с небом, и думал, что никогда человек не создавал и не создаст храма величественнее и проще, чем этот храм, созданный тем безликим и невидимым, что именуется Жизнью.

Две недели он бродил по дубравам в одиночестве, пил чистую и звонкую воду из крохотных ручейков, обирал с кустов и трав ягоды, ел их, без спешки, неторопливо радуясь терпкому вкусу каждой в отдельности, наслаждаясь тайной живой силы, заключенной в крохотных комочках. Слой за слоем, неприметно и безболезненно сходило с Него лишнее, наносное – будто сам чистый воздух дубрав, густой как ключевая вода, смывал с него внешнюю грязь, избавлял от незамечаемой им дотоле коросты. Он спал прямо на земле, в травах, под могучими и надежными стволами деревьев. И вставал свежим, бодрым, счастливым, каким он никогда не бывал в новых мирах, разве лишь в далеком полузабытом детстве. За все эти дни он не видел, не слышал, не осязал ничего ненужного, неприродного – ни шумов, ни дымов, ни лязгов, ни машин, ни дисколетов... ни на едином дереве не было ни отметины, ни таблички, в траве и палой хвое – ни ржавого гвоздя, ни гильзы, ни оторванной пуговицы, ничего, будто никогда не бродил, не ходил здесь, в девственных лесах, человек, оставляющий следы свои. Дубравы были чисты, и сосновые рощи были чисты, в них не докучал гнус и комары, из них не хотелось уходить... Да и куда? Никаких выходов не было. Лишь встречались временами опушки – крохотные и светлые, с порхающими беззаботными бабочками и висящими в хрустальном воздухе стрекозами. Один раз Иван набрел на лесное озеро, заглянул в темень вод его и поразился глубине – то ли казалось это, чудилось, то ли было наяву – видел он на тысячи саженей, видел тихих молчаливых рыб и покачивающиеся в вечном танце водоросли, видел песчинки, в каждой был свой мир... Он скинул одежды прыгнул в воду. И почти сразу выскочил обратно будто ошпаренный. Он впервые испытал ощущение очищающего холода, проникшего внутрь тела, омывшего его своими целебными струями изнутри, омолодившего, придавшего сил... все это было невероятно. Иван провел рукой над бровью и не нащупал шрама, его не было. Значит, его и не должно было быть. Все просто. Он оделся и еще долго лежал на берегу, глядя в чарующую глубь. Потом побрел дальше.

Волхв явился ему на двенадцатый день, когда Иван сидел на точно такой же полянке, ни о чем не думал, наслаждаясь самим бытием своим в этом сказочно-обыденном, простом мире.

Иван не испугался и даже не вздрогнул, не напрягся, когда высокая и сухощавая фигура в светлых льняных одеждах возникла пред ним прямо из пропитанного солнечными лучами воздуха. Длинные волосы, усы и борода волхва были седыми как лунь, но лицо его смуглое и доброе, было молодо, легкие морщины над прямыми бровями и две складки, бегущие от скул, не старили его. Волх, не сводя взгляда светлых глаз с Ивана, опустился на замшелый валун, которого прежде не было на полянке – Иван точно помнил, и улыбнулся еле заметной улыбкой.

Они сидели и молчали. Но молчание не было тягостным. Поначалу Иван не нашел даже слов для приветствия, но потом понял, что никаких приветствий не надо, что этот человек всегда был с ним, а может, и в нем самом, что они не расставались, просто сейчас он стал немного виднее, понятней... и он не совсем человек, но и это неважно.

Иван смотрел в светлоголубые глаза волхва без робости и стеснения, и до него доходило, что это тоже не совсем глаза, что это двери, распахнутые в диковинный, чудесный мир, в котором нет ни железа, ни ускорителей, ни звездолетов, ни гиперторроидов, ни батарей, аккумулирующих энергию тысяч созвездий и галактик, ни биогенераторов, ни зургов, в котором нет ничего не созданного самой природой и Творцом, но который в миллиарды раз сильнее, могущественней всех иных миров. Смотрел и ждал, зная, что в запасе у него вечность.

–Ты многое постиг на пути росс-веда,– начал без вступлений тихим проникновенным голосом волхв, – под солнечным ветром Белого бога тебя вел дорогой воина Индра, наделяя алмазной силой своей, преодолевая врага своего Вритру и впитывая в себя его крепь. Ты постиг больше прочих смертных, наделенных душою. Ты не разделял пер-вороссов и постигал мудрость вождя их, черного воина Кришны, являя тем миру свою мудрость и зрелость. В тяжкие времена к тебе приходят, вливаясь в душу твою, тысячи воинов Рода нашего, они покидали луга истинного Влеса, чтобы укрепить тебя, ибо ты многого достиг и ты был их продолжением в новых мирах. Ты много успел за короткую жизнь свою... и ты мог бы обойтись без нашей помощи, взбираясь вверх по лестнице, ведущей к Свету, ты мог бы стать одним из нас и обрести вечность среди всемогущих истинных детей Создателя. Но на тебя пал иной жребий!

–Я знаю, – кивнул Иван.

– Знать мало, – мягко поправил волхв, – и понимать мало. Надо видеть. Ползущий по следу знает запахи жертвы и преследователя, облики их и стать, по отпечатку копыта и лапы он познает, что было, предугадывает, что будет. Но воспаривший в высях видит – все сразу, он не вязнет в песке и глине, дорожная пыль не застит его взора. Он видит. Ты должен не только знать, ты должен видеть и иметь силу. Тогда свершится возложенное на тебя.

– Я готов! – Иван склонил голову. Когда он поднял ее, волхва на поляне не было. Честно говоря, еще месяц, два назад, даже позже Иван ожидал совсем иного – он думал заполучить от сыновей Вседержителя коды проникновения в пространства, овладеть новой ступенью боевых искусств, разжиться всесокрушающим оружием, которое позволит ему смести нечисть с лица Вселенной людей... Потом все эти ожидания куда-то сами собой запропастились, и вместе с покоем душевным пришло осознание прежней мелочности и суеты, но и это ощущение растворилось почти бесследно, не оставив и тени на его челе. Еще два дня он бродил в лесах, размышляя об услышанном и наслаждаясь пением птах, таящихся в густых кронах над головой. В блужданиях своих он набрел на искрящийся водопад, ниспадающий с каменистого уступа. И, не раздумывая разоблачился, встал под его струи. Ощущение очищающего холода было таким же как и в лесном озере. Но теперь Иван учился терпеть, и с терпением этим прибывали в нем силы неведомые и небывалые. Только сейчас он начинал понимать, что такое настоящее здоровье – тот, каким он был прежде, казался ему хилым, издерганным, нервным, суетным, болезненным типом, думы о прочих смертных вызывали в нем и вовсе жгучую до боли жалость, слава Богу, что они сами не понимали своей убогости, нечистоты и слабости.

Ближе к вечеру второго дня после встречи с волхвом он решил оглядеться, испытать себя – он с быстротой белки, не ощущая ни малейшей усталости и почти не прикладывая усилий, вскарабкался по совершенно ровному стволу корабельной сосны на двухсотметровую непостижимую для дерева высоту. И ничего не увидел кроме бескрайнего моря зелени, кроме синего неба и чистого, ясного солнца над головой. «Земную жизнь пройдя до половины, я оказался в сумрачном лесу...» – припомнилось почему-то. Нет, лес не был сумрачным. Лес был светлым, чистым и... живым. Иван совершенно неожиданно понял, что ему совсем не надо сползать вниз по стволу. И он разжал руки – упругая зеленая ветвь подхватила его, передала другой, нижней, та мягко бросила на ладонь раскинувшейся под ней... а потом он сорвался с пушистой хвои и стал медленно опускаться, будто проглотил с десяток антигравов. Это было не падение, но тихий и плавный полет. Он управлял своим телом, иногда чуть взмывая вверх, иногда останавливаясь в теплых струях восходящего воздуха, пропитанного запахами сосен, и медленно скользил вниз.

Ночью ему не снились сны. Он закрыл глаза в сумерках. А открыл с первыми лучами, пробившимися сквозь переплетения ветвей. И снова долго шел. Пока не набрел на эту опушку.

Он уже знал, что опять увидится с волхвом. И не ошибся. Поначалу ему показалось, что ему явился тот же самый человек в льняных одеяниях, явился как и в прошлый раз – из воздуха. И глаза были те же и лицо, и седые пряди. Но всмотревшись, Иван понял – не совсем тот, этот старше и чем-то ближе, будто кто-то из дальней единокровной родни. Вполне возможно, что это лишь казалось.

– Ты быстро впитываешь в себя белый дух Рода, – сказал напрямую волхв, – и ты уже лучше видишь, ты не зря готовил себя к встрече с нами еще в земных мирах.

Иван смутился, пожал плечами.

– Я бесцельно блуждаю в дебрях, – начал оправдываться он, – а вижу ровно столько, сколько видел прежде. 

– Не обманывай сам себя, – прервал его волхв, – и не напрашивайся на похвалу. Я только хотел сказать, что тебе здесь легче чем другим, потому что ты пришел не в чужой мир и не к чужому Роду, ты, извергнутый как и прочие при рождении, приобщаешься, осознавая себя частью созданных по Образу и Подобию. Очевидное не утаишь.

Волхв уселся на невысокий и чистый пень. Иван мог дать голову на отсечение, что еще минуту назад здесь не было никакого пня, но теперь это его нисколько не удивило. В живом лесу не валят деревьев, здесь не может быть пней, но ежели он нужен – он будет.

– Это Священный лес. Его не было в Старом Мире до нашего прихода, мы перенесли его с собой, тысячелетия назад. И теперь нет по иным вселенным старше его, даже если вселенным этим десятки миллиардов лет. Ты понимаешь меня?

– Да, – ответил Иван. И на самом деле он начинал понимать волхва. Старый Мир был изначален, и все, что попадало в него, обретало изначальность, ибо в иных мирах было только отражением изначального.

– Смертные рождаются обреченными, одинокими, они приговорены к жизни в пустоте и неосознанности – ты не знал этого, но ты познал это. Ты сам был рожден среди миллиардов землян изгоем, как и прочие, не ведая себя, не зная принадлежности своей и места своего. Но началось это не с твоего рождения, а задолго до него. Представь себе муравейник, в котором каждый обитатель его завернут в кокон, отделяющий его от братьев своих, представь пчелиный рой, где каждая пчела опутана пленкой, отгораживающей ее от сестер, представь себе, что ожидает этот муравейник и этот рой – и ты узришь судьбу рода людского. На тебя пролился Свет, исходящий от Отца нашего, и ты в состоянии видеть в Свете. Но прежде, чем начать видеть, ты должен избавиться от отрешенности, навязанной тебе чужими, властвовавшими над тобою и надо всеми живущими в земных мирах. Ты должен быть силен не только своей силой, но силой всех твоих дедов, прадедов, пращуров, всего Рода твоего, из коего ты вышел. Твою связующую нить с Родом твоим обрубили правящие Землей и Вселенной, как обрубали они ее каждому из рожденных на Свет Божий в веках и тысячелетиях. Ты блуждал, страдал, маялся, метался и не находил ни дороги, ни выхода, потому что из тебя сделали «муравья в коконе», потому что на твои глаза, на твой мозг и твою душу надели с рождения черную повязку. Ты постиг многое, ты познал, что земными мирами правили выродки и при власти их вырождение было законом – иначе не могло быть. Тебе пришлось пройти через все круги ада, чтобы познать очевидное, лежащее на ладони. Но миллиарды рождаются с повязкой на глазах и умирают с нею. Так заведено выродившимися, так удерживают власть свою – власть животных, не наделенных душою, над созданными по Образу и Подобию. Ты с каждым днем, с каждым часом пребывания в Священном лесу становишься сильнее и мудрее. Ты обретаешь связь с Родом своим, ты становишься одним из нас, посланных на Землю Свыше.

Иван смотрел прямо в светлоголубые глаза волхва. И видел, понимал, впитывал в себя в тысячи раз большее, чем изрекаемое устами. Этот седой волхв с молодым лицом родился за тридцать тысячелетий до него. Он был из тех полубогов и героев, что пришли на Землю, в мрак и хаос остервенелой борьбы за выживание, пришли, чтобы принести в мир тупой, дикой, алчной и хищной плоти Божественную искру. Но пришли не со стороны, не прекрасными и всесильными, но инопространственными чужаками-благодетелями. А пришли Внеземным Божественным дыханием жестких космических излучений, проникших из сверхпространственных измерений, поразивших хищную, алчную, тупую плоть избранных двуногих на генном уровне и уровне неуловимом, тонкоматериальном и внематериальном, породивших в этих животных душу и наделивших их Духом. Десять тысячелетий Божественного Дыхания! Сотни, тысячи первоначально избранных среди миллионов злобных и трусливых зверей! Род созданных по Образу и Подобию! Он точно знал это, он чувствовал чем-то безымянным, сидящим в груди и под черепными сводами – в кромешном мраке и хаосе животного естественного отбора, в визге, рыке, реве, зуде, писках, стонах и вое бесконечной, беспредельной грызни вершилось Иное, Благое, не доступное пониманию обездушенных исследователей. Вершилось зарождение и становление Рода, который лишь и дал право всему прочему двуногому называться в веках родом людским. Рода, положившего начало самому человечеству. Да, уже тогда было то, что он узрел лишь недавно – была биомасса: хвостатая, рогатая, зубастая, ушастая, прыгающая, скачущая, ползающая, летающая, прямоходящая, четверорукая и предмысля-щая. Творец одухотворил часть этой плоти... и все, что делалось позже в Пристанище, на нынешней Земле, в подземельях, в норах, вивариях, инкубаторах, лабиринтах, ярусах, делалось тупым копированием тех великих деяний Творца, животным, неодухотворенным обезъянничанием, делалось с дьявольским ухищрением, делалось самим дьяволом – ибо именно он и был по мудрым изречениям древних «обезьяной Господа Бога». Великое и благое повторяется на новой спирали смешным и нелепым поначалу, трагическим и чудовищным впоследствии. Свобода воли! Творец бросил их, избранных, наделенных душой, в океан Бытия. И они не выдержали испытания?!

– Почему вы ушли из земных миров? – спросил Иван. – Почему вы бросили оставшихся, братьев и сестер по Роду, бросили среди животных и выродков?

Волхв улыбнулся, откинул длинные волосы за спину. Он был явно доволен учеником.

– Вседержитель не наделил нас бессмертием в земных мирах, – ответил он просто. – И ты знаешь это. В тебе вопрошает не разум и душа, но жажда справедливости. А она есть лишь там, где правит право. На Земле права не было. Нам приходилось нелегко. Но мы держались друг за друга, помня отцов и матерей своих, дедов и прадедов. Ни один умерший не уходил от нас, оставаясь в памяти нашей и храня Род. Теперь и ты будешь везде чувствовать опору. Ты был один как песчинка. Ты лишь изредка вбирал в себя силу многих. Отныне под тобой и за тобой гранитная скала, твердыня, которой нет равных – твой удар обернется для противника сотнями миллионов разящих ударов, стремительной лавиной такой сокрушительной мощи, что не породила еще ни одна из цивилизаций Мироздания. Вседержитель избрал тебя разящим мечом Рода нашего и орудием Своего возмездия.

Иван протянул волхву свои ладони.

– Мои руки пусты, – сказал он, – и слишком слабы, чтобы сокрушить вселенское зло.

– Ты не ведаешь силы своей. Подойди к дубу этому! – он повел глазами в сторону великана-старожила в несколько обхватов, упирающегося своими ветвями в свод небесный. – И вырви его!

Иван встал, повинуясь старшему в Роде, подошел к дереву. Он не был в состоянии даже часть его охватить своими руками. Да и смешно было думать... Глаза нащупали небольшое дупло на уровне колен. Нет, не стоит даже пробовать! Иван сунул руку в дупло, ухватился за край, чуть потянул вверх – град осыпающихся желудей затмил свет, от треска, с которым могучие корни, толщиной в два его тела выдирались из земли, рвались барабанные перепонки, сломанные ветви падали одна за другой, качались и шумели будто в бурю соседние деревья, еще немного... нет! Он вытащил руку. Пусть стоит великан, ничего, оправится, и корни врастут в земе-люшку, и ветви новые побеги пустят.

– Ты убедился? – спросил волхв.

–Да,– ответил Иван.

– Сколько таких дубов ты смог бы вырвать одним движением, не утруждая себя?

– Не знаю, – Иван задумался, ведь он почти не приложил никакого усилия, даже чтобы сорвать нежный василек, потребовалось бы больше. – Может, сотню-другую... не знаю, зачем мне такая сила?!

– Это еще не сила, – ответил волхв, – ты только начинаешь единиться с теми, кто был до тебя. И помни, в твоей руке – их руки, в твоем уме – их ум, в твоей душе – их души – души героев и полубогов. Ты еще узнаешь о них. А сейчас иди. И помни, что кроме рожденных до тебя и пребывающих в тебе, есть оставленные тобой!

Иван только раскрыл рот, намереваясь спросить, узнать, как волхв растворился в лучах солнечного света, пробивающихся сквозь кружево листвы.

Помни! Две недели он бродил отрешенным и благостным по дубравам и рощам. Две недели! И пусть здесь время течет иначе, пусть! Волхв не мог просто бросить слово на ветер. Там что-то случилось! Наверное, с Аленой и сыном? Добрались они или нет?! Душа не откликнулась на воспоминание о них, на имена... а выплыл почему-то будто из толщ водных Глеб Сизов, старый приятель, верный помощник его, нервный, раздражительный, злой, но прямой и открытый, свой, браток... Иван прижался лбом к холодному стволу. Видеть. Он должен был все видеть!

Двенадцать суток они ждали Светлану. На тринадцатые перестали ждать. Никто ничего не понимал – она в самом прямом смысле провалилась сквозь землю, и ни один прибор, ни один анализатор, ни «бортовые мозги» кораблей ничего не показывали, ничего не объясняли – был шар... и нету шара!

Они жили среди смертей и утрат. Но они не могли привыкнуть к смертям и утратам. Костлявая не щадила женщин: Таека, теперь Светлана... кто на очереди? Ливадия Бэкфайер-Лонг смурной тенью бродила по «Святогору». И ее побаивались, не решались с ней заговаривать. Глеб как-то остановил ее в коридоре возле рубки, улыбнулся, хотел спросить что-то пустяковое, лишь бы отвлечь, развлечь мулатку... Но она шарахнулась от него как от прокаженного, торопливо перекрестилась и прошептала, бледнея, отводя взгляд: «Печать! И на нем печать смерти!» Глеб криво улыбнулся, пошутил как-то нелепо и бестолково про «любимцев богов, которых те забирают к себе молодыми». Ну какой он был молодой! После рабства в подземном аду Глеб ощущал себя двухсотлетним дряхлым старцем. Два лишь чувства владели им, заставляли жить – ненависть и жажда мщения, на них держался он, как наркоман «на игле». Глеб не верил, что им удастся спасти хотя бы частицу человечества и развернуть дело к возрождению такового, после драки кулаками не машут. Он просто не хотел сдаваться живым.

В тот день они пришли из рейда злые и усталые. Ходили на десяти шарах – четыре на ручном управлении, остальные – ведомые, на автопилотах. Дил Бронкс со своим «Святогором» висел на орбите, зализывал очередную рану – при высадке под Асгардом, точнее, невдалеке от его развалин, сиреневая пупырчатая гадина своим длинным крокодильим хвостом с зубцами чуть не снесла Дилу голову. Хорошо подстраховал Кеша. Гадину изрубили в лапшу. Дила залили жидким пластырем, отправили в черном бутоне на борт. И потому в рейде он участия не принимал. Операция прошла неудачно – проклятая нечисть крепла с каждым днем, и ежели раньше ее можно было сверху давить безнаказанно, как баранье стадо, то теперь она давала отпор, видно, в подземных инкубаторах-лабораториях старались не зря. В Европе вообще было тяжело работать: болотистая жижа морей позаливала выжженную сушу, ничего невозможно было разобрать – где реки, где горы, где останки городов. И потому шли по полученной с утра карте, шли над скоплениями гадин в подземельях, снимая поверхностными зарядами почвенные пласты, выдирая наружу внутренности лабиринтов-катакомб и выжигая заразу. Глеб Сизов уже давно не понимал, с кем они воюют: с выползнями ли, с медузами, с уродливыми-гибридами или со вчерашними своими братьями-людьми, из которых и выращивали всю эту мерзость. Он уже и не хотел ничего понимать. Он хотел жечь, топтать, крушить. Их шары-звездолеты были неприступны. За все время побоищ нечисти удалось сбить направленными струями лавы только четыре пустых корабля, эти потери были скорее случайными, их можно было избежать, включив автоматику хотя бы на четверть... да берегли энергию, теперь с ней были проблемы, базовых станций нет и не предвидится, корабль-матка тоже не скважина без дна.

Глеб искал смерти, лез на рожон. Каждый раз после «утюжки» района, он возвращался и нырял в остывающее пекло на черных бутонах, на маневренных, но хлипких ботах. Он тоже пытался определить, где же там эта проклятая кощеева игла зарыта. Ответа не было. Студенистые твари, управлявшие нечистью, зарывались глубоко, не достать с налету... а Глеба мучила одна навязчивая идея – добраться до них, прижечь им загривки, только так, он верил, можно было остановить это чудовищное безумие.

На этот раз бутон опустил его в развороченные виварии, в копошащиеся обрывки и обрубки щупалец, хоботов, хвостов, перемешанных с хлюпающей жижей, фунтом, кровью и мясом консервантов. Глубина была приличная. Но Глеб выпрыгнул из бутона, полез вниз – ему повезло: ствол шахты срезало как бритвой, спуск был открыт. Оставалось прикрепить крюк лебедки и сигануть во тьму и неизвестность, что он и сделал. Скаф был надежный, враг в смятении разбежался и расползся по дальним углам-закоулкам, все говорило за то, чтобы рискнуть. Глеб рискнул. Он застрял на крохотной площадке километрах в четырех от поверхности, срезал из лучемета какую-то образину, попершую на него. Потом углядел, что чуть левее есть спуск еще ниже – не раздумывая, прыгнул в него. Пролетел, придерживаемый почти невидимым тросом, еще с пару верст, пробил покрытие, другое, чуть не переломав ноги, и рухнул во что-то мягкое, шевелящееся. Врубил на малую фонарь шлема. И передернулся от брезгливости. Миллионы миллионов крохотных паучков копошились со всех сторон. Онлежал в живой, трясущейся массе и щуп скафа, показывал, что нет ей ни конца, ни краю. Паучки не причиняли видимого вреда, они сновали по шлему, по металлопластику скафа, они пытались удерживаться на стекле забрала... но все это было настолько гадко, противно и гнусно, что Глеб сдвинул регулятор лучемета до верхнего предела и жег пауков, пока не сели батареи. Кончилось тем, что он остался висеть в одиночестве среди густых черных клубов жирного, насыщенного дыма. Трос лебедки вымотался полностью, и он не мог спуститься, он мог лишь болтаться подобно подвешенной кукле в пустоте и мраке. Но ему все еще казалось, что пауки ползают по коже, снуют в складках скафа, заползают в уши, нос, глаза. Он был близок к безумию. Микролебедка подняла его на поверхность. Он выбрался почти без приключений, сбив по дороге рога какому-то уцелевшему и тоже полусумасшедшему выползню, перерезав глотку крылатому демону с человечьим лицом...

Иннокентий Булыгин долго и нудно материл Глеба, оборотень Хар натужно и беззвучно рычал на него, выражая свое неодобрение, карлик Цай просто скрежетал зубами. Короче, на «Святогор» они вернулись не в духе.

Дил Бронкс молчал, таращил свои желтушные выпученные глазища.

Гуг Хлодрик пил и мычал себе под нос грустную песенку. Никто не знал, где он умудрился раздобыть два ящика рома. Другим выпить Гуг не предлагал. Глеба хватило на полтора часа. Он перекусил со всеми, посидел в сферическом зальчике с низкими потолками, окрещенном ими кают-кампанией. А потом снова напялил свой грязный и помятый скаф, выбрался наружу и, отогнав надоедливо-услужливых киберов, побрел вдоль по бесконечной платформе корабля-матки, побрел к корме, где тускло отливал желтым светом в лучах еще не испоганенного нечистью Солнца его боевой шар. Шарик. Обычно они добирались до боевых машин по внутренним трубоводам, за считанные секунды. Но тут душа просила простора и воли... Глеб брел долго, останавливаясь, молча глядя в черноту Пространства и намеренно отворачиваясь от черноты Земли, висящей огромной уродливо сплюснутой черной тыквой под ногами. Глеб уныло взирал на далекие еле видные звезды и думал, неужто и там, у черта на рогах, не осталось ни одной-единственной паршивой планетенки, где нет нечисти?! неужто и приткнуться уже негде и им место только в непомерных пустых дырах меж мирами, предназначенными для совсем иных?!

Он остановился на самой кромке, не дойдя с полкилометра до шара, до обгорело-черной громадины с проблескивающими желтизной чешуинками керамической брони. Сел, свесив ноги в черную бездну. Призадумался. Человеку нечего делать в Пространстве. Ему, рожденному в тепличных мирах планет, не надо было высовывать своего носа за щиты атмосферы своей теплицы... и все было бы нормально, все было бы хорошо. Ныла спина, саднило в левом локте, голова была тяжелой, но не болела, наверное, там омертвело все, нечему было болеть... сильно чесалась правая нога под коленом, будто там ползал кто-то. Глеб глядел в бесконечность мрака и ощущал себя последним во Вселенной – никого не осталось, он один, усталый, выпотрошенный, измученный, злой и никому не нужный. Ногу свербило все сильнее, он дернул ей, поболтал в пустоте наподобие мальчишки, сидящего на скамейке и не достающего пятками до земли... он тоже не доставал ногами до Земли. Он был маленький, брошенный и беззащитный. Но ему не хотелось уходить отсюда. Жжение и зуд перемещались выше, вместе с чем-то нереальным и ползущим. Глеб знал, что так бывает, это просто шалят кончики нервов... да не только кончики, он весь стал одним болезненным, горящим нервом.

Глеб уже собирался вставать, когда почувствовал, что жжение переходит на бок, затем на грудь, что мелкие, остренькие крючья коготков царапают горло, скребутся, лезут выше. Вот что-то острое впилось в подбородок, вонзилось в нижнюю губу... Он скосил глаза и похолодел от ужаса. Черный восьминогий паук, судорожно перебирая длинными черными лапками с мохнатой бахромой, полз по его лицу, разевая в алчи проголодавшегося птенца свой крохотный клювик. Паук был отвратителен, мерзок, нелеп здесь, внутри скафандра. Но самым нелепым и ужасным были его желтые, горящие осмысленным ненавидящим огнем глаза. Это был разумный, нечеловечески разумный паук, и он раздувался, рос, он уже охватывал цепкими лапами виски, щеки, подбородок, он заглядывал в зрачки, он целился прямо в них своим клювом...

И вот тогда Глеб вскочил. Он хотел закричать, заорать во все горло, но его губы, рот, нос – все было залеплено мягким, почти жидким и одновременно мохнатым брюшком паука. Острейшие когти продавливали кожу висков, кости, вонзались в уши. Дикая боль сводила с ума. И эти лютые, потусторонние глаза – зрачки в зрачки.

Алчный клюв вонзился в переносицу, как раз в тот миг, когда Глеб, раздавив кодовый датчик на груди скафа, откинул забрало... Он еще успел подумать, как мог паучок оттуда, из пропасти земного ада, пробраться, пролезть в его герметичный скаф? Это была последняя мысль. Каким образом?! Потом все развеялось, растаяло во мраке.

Иван упал на колени. Это надо было пережить – на его глазах, за миллионы световых лет отсюда, погиб мученической смертью друг! И он ничем не мог ему помочь. Только теперь Иван догадался, что это такое – жить в Старом Мире и в и д е т ь. Не каждому дано вынести такую жизнь... если это вообще жизнь!

Он вскочил на ноги, бросился в чащу. Он бежал сломя голову, пытаясь вымотать себя, бежал с бешеной скоростью, чудом огибая стволы, перепрыгивая через кустарник, он желал одного – выдохнуться, свалиться без сил, загнанным зверем. И он не мог загнать самого себя. Он бежал час, другой, третий... село солнце и стало темно, а он бежал, первые лучи продырявили сито листвы, а он бежал, и вновь день пошел на склон, а он бежал... Остановился лишь с вновь наступившей темнотой. Остановился вкопанным столбом, смерил пульс – сердце билось так, будто он только что проснулся, усталости не было, даже дыхание не участилось. Это было непостижимо. Но это было.

Иван повалился в траву. И уснул.

Во сне к нему пришел волхв. Он был как две капли воды похож на двух предыдущих. Лицо его озарял лунный свет, хотя никакой луны сквозь густые кроны не было видно.

– Я тебе не снюсь, – сказал он. – И ты не спишь. Тебе не нужен сон. Священный лес наделяет тебя силами подлинного росса.

– Если убьют всех моих близких,– ответил Иван, – мне не нужны будут никакие силы, мне не нужна будет жизнь.

Волхв покачал головой.

– Ты обманываешь сам себя. И жизнь и силы тебе будут нужны. И смерть каждого близкого тебе человека будет укреплять тебя, делать мудрее, добрее, необоримее и справедливей. Ты сам вовлек их в круг борьбы. Без тебя они давно бы почивали покойным сном, не претерпев тех мук, лишений и горя, что выпали на их долю. Но и они стали сильнее и мудрее, ибо ты помнишь изреченное: кого Он любит, того испытывает. Силы и жизнь будут тебе нужны потому... потому, что ты остался последним в Роде! Иван пожал плечами.

– Мне никто не говорил, что я принадлежу к вашему Роду, – тихо выговорил он.

– Нашему, – поправил его волхв. – Ты сын Рода. Последний сын. Ты пребывал в коконе и не знал себя. Пришло время познания. Скажи мне, ты ведь видел Его?

– Кого? – переспросил Иван, хотя он все сразу понял.

– Единого и Всемогущего!

–Да.

– Ты видел Воинство Его?!

–Да!

– Ты видел Архистратига?!

–Да!

– Ты видел и нас, возлюбленных детей Его, созданных по Образу и Подобию. Ты всюду, во всех узнавал Его... и когда смотрелся в зеркало или в водную гладь ты тоже узнавал Его в своих чертах. И ты его возлюбленный сын. Ты брат наш, младший брат. Последний!

Иван молчал и не отводил глаз.

– А теперь ответь, в каждом ли из двуногих ты видел образ Вседержителя?

– Нет, – ответил Иван.

Седой волхв коснулся его плеча рукой. И Иван ощутил необычайную легкость. Они поднимались меж темных, тихо гудящих ветвями, шуршащих листьями стволов, поднимались в черное, усыпанное звездами небо... и Иван узнавал эти искринки, рассыпанные по бархатному небосводу, они были родными, близкими, из века в век, тысячелетиями висящими над Россией... неужели они взяли сюда с собой и звездное небо?!

Могучий лес, будто нечто единое, большое, необъятное, дышал, гудел, стонал под ними. Бездонным отраженным небом проплыло мимо лесное озеро. А они поднимались все выше, вдоль уходящего в горние выси, поросшего шумящим лесом склона. И небо прояснялось, тьма опускалась, игривые лучи восходящего светила ласкали макушки высоких сосен, окаймляющих вершину.

Они опустились в мягкую траву, сверкающую бриллиантовой росой. Иван провел ладонью по мураве, потом отер живительной влагой лицо... Да, он из этого Рода. Его предки были посланы на Землю созидать и творить благое, они несли Свет во тьму. Но не все на Земле были созданы по

Образу и Подобию.

– Вот ты и ответил на свои вопросы, – сказал волхв, не раздвигая губ, и Иван его понял, – тысячелетиями братья и сестры наши, оторванные от Рода, не знающие о себе правды, лишенные Знания, терзались: почему нет справедливости в мире?! почему льется кровь и из животов матерей вырезаются дети?! почему зло всевластно?! почему правят везде и повсюду выродки, не достойные и мусор убирать в градах и селах?! почему все так, и нет просвета впереди?! И еще тысячи вопросов задавали себе люди. И не могли ответить на них. В страшный, темный мир пришли россы десятки веков назад. И не смогли его сделать лучше! Только себя погубили...

Иван поднял руку, останавливая волхва.

– Нет! – сказал он, не повышая голоса. – Не зря они приходили, не понапрасну! Они показали прочим, как должен жить человек, какой он!

– Верно, все верно, – произнес волхв одними глазами, – а из них творили кумиров и богов, их убивали и изгоняли.

– Богов? – не понял Иван. Теперь и он не разжимал губ, он говорил мысленно, без малейшего усилия, но передавая собеседнику каждое слово, каждую букву, вздох. – Они были кумирами и богами?!

– Да, и странно, что ты не знал этого, – волхв поднял глаза к восходящему солнцу, и оно не ослепило его, он смотрел, не отрываясь, в упор, не переставая говорить Ивану: – Отцы и деды наши, пращуры, сестры и братья не блуждали в потемках, веря в Бога Единого, в Творца Мироздания. Но сами они становились для народов еще лишь восходящих к истине, для племен диких, богами и героями. Они творили чудеса и подвиги, о них слагали легенды и мифы, предания и саги, их жизнь воспевали поэты и сказители, переиначивая их подлинные имена на свой дикарский лад, понимая творимое ими, как способны были понять. Твои пращуры достойны легенд, но и они были такими же живыми, смертными россами, как и ты, они были похожи на тебя, а ты похож на них, потому что все мы похожи на Отца своего. Их было не перечесть, россов – богатырей-витязей, кудесников, вождей, мудрецов, зодчих, учителей. Сказители иных племен донесли до поздних поколений дела немногих из них: жизнелюба и вершителя судеб Жива нарекли они Зевсом, дарователем жизни, учившего дикарей нехитрым премудростям Промысла – Прометеем, первейшего из воинов наших Ярослава звали, не выговаривая словес наших, Хараклеосом, Гераклом, восхищаясь отцом его подлинным – Яром и трепеща пред ним как пред богом беспощадных сражений Аресом. Помни, всегда помни, что Род твой росский славен и велик, что крепили его, защищали и вели вперед из земли в землю, из моря в море предки твои, живые и смертные, могучие и непобедимые Индра и Кришна, Афина и Гефест, Митра и Тор, Один и Гера, Зор и Макошь, Посейдон и Варуна, Кополо и Родис, коих дикие звали Апполоном и Артемидой, мать их Лада, Уран и Хрон, Пе-рун и Плотен, Хоре и Тесей, Велс и Дий, Ахилл и Патрокл, Вандал и Скиф, Ивар и Пан, Загрей и Дедал, Сварог и Эней, Таран и Чур, Луг и Донар, Водан и Седмарглав, Рус и Шива, Одакр и Бус, Олег и Рюрик, Александр и Святослав – не счесть россичей, несших на плечах своих весь род людской и нелюдей двуногих. Помни, Иван, их тысячи, тысячи тысяч за тобой – богов земного воплощения, одни из них помогали тебе в единоборствах с недругами, других ты не знал... теперь они все с тобой, ибо ты последний из россов. Не посрами же пращуров! То, что говорил я тебе, Истина, Подлинное Знание. Чему учили вас в школах и училищах земных, заворачивая в коконы отчуждения, ложь! Я сказал мало. Но в тебя вошло многое, не разместимое в тысячах книГ. Так я говорю?

– Так! – ответил Иван. – Я вижу их! Сквозь тысячелетия вижу!

И он ни кривил душой. Он видел славное и непобедимое воинство, ждущее его. Будто ожили витязи прошлых тысячелетий, встали плечом к плечу, не чинясь и не рядясь, по-братски, как должно стоять блистательным воинам Великого Русского Рода – не таясь и не прячась, открыто и неколебимо, подобно ослепительному Воинству Небесному, собранному из их вечных и чистых душ. Стояли грозно и тяжко первобогатыри древлерусские в косматых шкурах с медвежьими и волчьими головами поверх волос, с каменными палицами в руках и связками вражьих черепов на чреслах. Тянулись к сияющему солнцу напряженные и прямые, подобные тугой тетиве золотоволосые и синеглазые воины отца-Ра, готовые к переходу через любые палящие пустыни, порубежные хранители Земель Яров. Переминались с ноги на ногу легкие и быстрые пеласги в плоских шлемах-личинах, будто пред стремительным броском. Сдерживали нервных, горячих коней смуглые и ясноглазые, обожженные солнцем каменных пустынь хетты, и вился над ними на алом полотнище двуглавый росский орел, хозяин двух частей света. Важно и гордо, подобно каменным исполинам, в дышащей жаром красной броне застыли в центуриях светлобородые расены-этруски. Величаво откидывали головы в гребнистых сверкающих до рези в глазах шлемах заносчивые и великодушные венеты, вздымали разом вверх, будто приветствуя вождя, короткие и острые мечи. Тускло отсвечивали вороненой сталью закованные с головы до пят тав-роскифы, ахилловы витязи, чистой, прозрачной и далекой донской водицей светились их серые глаза в прорезях шеломов. Укрывались красными щитами мускулистые, белокурые фракийцы, готовые к бою и к пиру. Настороженно покачивались в седлах молчаливые скифы в войлочных русских шапках и с верными акинаками на боках. Переглядывались возле боевых колесниц своих златокудрые и почерневшие от южного солнышка ярии, запыленные, будто только вернувшиеся с долин Инда. Голые по пояс, в холщовых штанах, с переплетенными кожаными ремнями предплечьями высились словно литые из мрамора халы-кельты. Теснюдась ватагой добродушные и огромные вандалы, поигрывали тяжелыми мечами да булавами. Опираясь на длинные боевые топоры, в длиннополых шерстяных плащах, угрюмые и важные, просоленные насквозь и выбеленные северными морями, стояли варяги, рослые и могучие русичи, хранящие сердцевину земель росских от дикарей-англов до франков. Горделиво держали на прямых, жилистых шеях обритые головы с длинными прядями молчаливые русы, лес копий с золотыми остриями качался над ними. Стояли отборные дружины киевские, новгородские, сурожские, руян-ские, полабские, острейские, венетские, илионские, палес-танские, старгородские, галийские, браниборские, владимирские, белозерские, царьградские, микенские, псковские, порусские, аркаимские, московские... стыли в грозном спокойствии когорты, фаланги, полки, легионы, армии... тысячами бликов отражался свет небесный в доспехах, веяли стяги и знамена над бескрайним океаном голов. Неисчислимо, непомерно, лучезарно и праведно было Воинство Святорусское!

Бесчисленное множество глаз взирало на Ивана.

И он видел каждую пару, он впитывал в себя силу, веру, честь, мужество, благородство и чистоту, излучаемую ими. Он вбирал в грудь свою жар тысяч и тысяч сердец. Он проникался их мыслями и стремлениями, он горел их горениями, он мучился их муками и радовался их радостью. Они были с ним. И они были в нем. Все до единого, плоть от плоти, кровь от крови, отцы, деды, прадеды... все! Его глазами они, созданные по Образу и Подобию, посланные в жизнь носителями Света, одухотворенные и обладающие свободой воли, его глазами видели они гибель мира! И ему отдавали они все, что имели сами в веках и тысячелетиях, чтобы спасти этот мир, пока жив еще он – один-единственный, последний из Великого Рода.

Иван стоял на вершине. И ждал. Ему мало было слов волхва и этих глаз. И тогда он поднял вверх руки, вскинул, ударяя друг о друга ладонями. И тут же взметнулся лес рук, копий, мечей, палиц, стягов, знамен – и оглушительный гром прокатился в поднебесьи.

Отныне он был Повелителем Воинства, Архонтом Великих Дружин Россов.

И все разом смолкло, исчезло, прозрачно-призрачными струями, мириадами струй возносясь к сияющему небу. И небо это бездонное посинело до густоты морской, почернело, нависло каменной беспросветной твердью и разразилось ответным раскатистым громом, и извергло ослепительную и чистую молнию. Она вошла в Ивана живительным Небесным Пламенем и вдохнула в его душу души его предков, пожелавших в тяжкий час быть с ним. Мечом Вседержителя.

А потом был дождь, был ливень. Водопады очищающих струй омывали тело и душу Ивана. Он сидел все там же, открытый всем ветрам и каждой хрустальной капле из Небес. Рядом сидел седой волхв. Но струи не касались его и грубые светлые одежды волхва оставались сухими.

Они молчали долго. А когда ливень стих и снова выглянуло чистое, ясное

солнце, волхв спросил:

– Готов ли ты к последнему бою?

– Да! – ответил Иван.

Волхв печально улыбнулся. Встал. И взяв Ивана за руку, повел его вниз по склону, в сень густых дубрав и рощ. Тяжелая и сочная трава под ногами шуршала, приминалась и тут же вставала, тянулась к пробивающимся лучам. Снизу, из лесного полумрака веяло прохладой и самой жизнью. В вышине пели беззаботные птахи, и их пению вторили журчащие ручейки, сбегающие к подножию. Старый Мир был прекрасен, свеж и юн.

– Гордыня сильнее тебя, – неожиданно сказал волхв, не умеряя шага.

– Но почему? – удивился Иван. Он действительно был готов хоть сию минуту сразиться со всеми армадами зла. Сильнее его в Мироздании никого не было.

Волхв не ответил. Промолчал. И спросил сам:

– Что же вознамерен свершить ты, вернувшись назад? Иван замялся. У него еще не было в голове четких планов, как он мог ответить... там станет видно, по обстоятельствам и свершения будут!

– Не знаешь, – заключил волхв. – А в тебя верят слишком многие, в тебя верит Он. Тебе нельзя ошибаться!

– Да, ты прав, – согласился Иван, – я еще не готов. Но почему ты не сказал мне об этом?

– Последнее слово всегда остается за тобою. Ты сам пришел сюда. И сам уйдешь. Ты решаешь.

Ивану припомнилось, как он днями и ночами висел в железных цепях, висел вниз головою – «дозревал». Он и здесь дозревает, но ведь так может длиться бесконечно, ибо совершенствованию нет пределов. А Земля гибнет.

– Тебя гнетет внешнее, – не открывая рта, произнес

волхв. – Ты боишься его, сдерживаешь себя, будто принял обет.

– Обет?

– Да, но ты должен научиться, отрешаясь ото всего, не рвать тонких нитей с верящими в тебя по ту сторону Осевого. Созерцая все миры и оставаясь отрешенным, не стань выше ближних своих!

Иван подошел к одинокой березе, раскинувшей зеленые волосы свои пред молодыми еще, нераздавшимися дубками.

Прижался виском к холодной коре. Нет, он ни на минуту не забывал о них – об Алене, об их сыне, так и не ставшим родным – и как тот мог стать таковым, ведь Иван не видел его крохотным и сморщенным, лежащим в колыбельке, не провожал его в школу, не бродил с ним по лесам... он увидел его, взрослого, будто явившегося невесть откуда, да так, собственно, и было. И все равно он думал о них, беспокоился, откладывал напотом... Вот и пришел этот «потом».

Иван прикрыл глаза. Голубоватый, матово-бледный шар плыл по Пространству, и стаи звезд, будто опасаясь гиганта, огибали его, какое-то время скользили рядом, отставали... так казалось, звезды были, конечно же, далеко, равнодушные и холодные. А виделось так, потому что шар-звездолет шел с непостижимой, сверхсветовой скоростью. Иван не узнавал рисунка меняющихся созвездий, в этой дыре ему бывать еще не приходилось. Но главное, звездолет был цел, а значит, целы и они, вырвавшиеся из Пристанища. Для них не было выхода через шлюзы, через Осевое измерение, они пробивались к Земле своим путем, в открытую, напролом!

Семь хищных вытянутых уродин выскочили на пути шара внезапно, из подпространства. Это были межзвездные крейсера Системы, Иван сразу узнал их. И похолодел подобно стволу березы, к которой он прижимался. Уродины вынырнули на бешенной скорости, явно подстерегая добычу, не наперерез ей, а по ходу, и теперь они летели стаей гончих за бегущим огромным белым медведем. Уродины сжимали кольцо, не оставляя загнанной жертве пространства для маневра. Иван помнил очень хорошо эти хищные контуры, облепленные шарами ботов и грозными шипами. Когда-то давным-давно Второй Межзвездный вышвырнул за пределы Вселенной один такой крейсер... золотые деньки были, времена его торжества! Кто бы мог подумать, что все так обернется! Сейчас негуманоиды Системы господствовали во всех вселенных, они добивали остатки космофлотов Федерации, они разоряли станции, громили еще не разгромленные межгалактические города... и не было ни управы на них, ни защиты от них. Вот и теперь! На его глазах должно было свершиться страшное.

Иван распорол всепроникающим взглядом своим обшивку шара-звездолета, прожег переборки... и увидел зал со сводчатыми, сферическими потолками, увидел белесый туман, вздымающийся кверху... и два легких полупрозрачных кресла, удерживаемых этим «туманом». Алена и его сын, сбросивший с себя заклятье, полулежали в этих самых креслах. Глаза их были закрыты, но лица спокойны -в них не было и тени тревоги. Они оба были полными властелинами мерцающего шара. И они несомненно все видели, осознавали и управляли звездолетом – это Иван понял сразу. Он даже вздохнул с облегчением, появилась тень надежды. Он приблизил всемогущим взором своим их лица, всмотрелся:

у сына чуть подрагивала верхняя губа, и казался он сейчас совсем мальчишкой – наивным и не заглядывающим далеко в будущее, лицо Алены было прекрасным и живым, Иван даже изумился, с ее лица спал этот привычный уже налет непробужденности, ушла тень «спящей красавицы», теперь никакой бес-искуситель не посмел бы ее назвать «мертвой», как это позволял себе подлый Авварон. Все хорошо! И слава Богу! Иван припал к ее губам и не ощутил прикосновения, но почувствовал тепло... Нет, так нельзя, он совсем раскис!

Когда и зал, и переборки, и обшивка вновь сомкнулись, и Иван стал видеть погоню, кое-что изменилось. Звездолет уже не походил на шар, семь огромных раструбов вытягивались из его боков, каждый был направлен в сторону своей «гончей». Становилось очевидным, что близится развязка. Более того, теперь сами шипастые уродины пытались вырваться из незримых пут звездолета, целые океаны плазменного пламени вырывались из их дюз, дрожали в расплавленном вакууме черные зеркала отражателей, тряслись могучие тела,крейсеров... но им не удавалось ускользнуть из сети, смертной для них. Прямо на глазах уродины становились еще более уродливыми, сплющивались, лопались, раздувались, трещали по швам, выгибались – их втягивало в раструбы, влекло чудовищной силой, которой они не могли сопротивляться. Наконец они превратились в пылающие, расплавленные шары-сгустки и, сопровождаемые лиловым мерцанием, влились в отверстия подобно гигантским шарам ртути. Звездолет несся вперед, пожирая пространство, не

снижая скорости, и раструбы медленно втягивались в его крутые матовые бока.

– Они спасут Землю! – невольно вырвалось из губ Ивана.

От приоткрыл глаза.

Волхв сидел под березой, поджав под себя ноги, и покачивал головой.

– Они не спасут Землю, – сказал волхв грустно. Иван не стал спорить. Он сам не знал, отчего, но совсем другое бросило его в жар.

– Скажи, – начал он быстро, – почему все так происходит? Ведь я был в Свете. Он видел меня и говорил со мною. Он избрал меня. Он поверил в меня... И ведь Он – всемогущий. Он мог очистить меня Сам, мог просветить, наделить силой, знанием, верой, вложить в мои руки оружие возмездия – одним словом Своим, прикосновением, взглядом! Ему это ничего не стоило сделать, ибо выше и державное Его нет ничего и никого, нигде! Почему Он не сделал этого, почему?!

Волхв смотрел в Иванову душу мудрыми, ласковыми глазами. Он ничего не говорил. Иван сам все знал, он и прежде отвечал себе, и нечего задавать нелепые вопросы. Нечего терзаться! Он всего должен достичь сам, опираясь на себе подобных, на живших в его генах и в его памяти. Он должен сам пройти свой крестный путь. Иначе вообще не нужно было бы ни слов, ни прикосновения, ни дыхания – все свершилось бы без него. Иди, и да будь благословен! Нет, Чуда не будет. И вмешательства Высших Сил не будет – иначе все впустую, все напрасно – десятки тысячелетий свободной воли людей, их рождения, мучения, подвиги, творения и смерти – все зазря! Они сами должны поставить точку в конце своего пути... или продолжить путь этот! И исполнителем их воли избран он.

Иван вскинул голову, густая листва, сплетения тысяч дрожащих, покачивающихся листьев замельтешили перед глазами, навевая зеленый неясный морок, и показалось вдруг, что выблеснули сквозь кружева тонких прожилок два красных, кровяных, налитых ненавистью глаза, померещилось, будто толстый лиловый язык облизывает синюшные губы, из-за которых проглядывают кривые клыки... гиргейские гадины! Иван напрягся – за ним был должок, он помнил:

хрустальный лед, ядро Гиргеи, бесчисленное множество ячей... Но разве он не расквитался с ними, погружаясь в Океан Смерти?!

Волхв подошел незаметно, положил легкую и теплую руку на лоб.

– Не терзайся пустыми воспоминаниями, – сказал он.

– Я забыл, – с горечью проговорил Иван, – они напомнили. Вот и все, очень просто. Прошел отпущенный мне срок – стоит вернуться в новые миры, и я окажусь в их лапах... – голос Ивана звучал неуверенно, но все, накопленное в жизни, опыт, память, набитые в ошибках бока твердили ему одно: сильнее довзрывников во Вселенной никого нет, и эта сверхцивилизация, имевшая на него свои виды, не отступится, в ней нет понятий о добре и зле, в ней господствует голый, нечеловеческий разум.

– Когда-то ты был в Чертогах Избранных, помнишь? Еще бы Ивану было не помнить этой мерзости верхних уровней Пристанища, от таких воспоминаний лучше держаться подальше.

– И что ты видел там?

– Змей и червей, копошащихся друг в друге, миллионы, миллиарды скользких гадин! – ответил Иван.

– Ты зрел гадин телесных. А теперь представь себе миллиарды миллиардов червей незримых, копошащихся друг в друге не в Чертогах, но в сгустках силовых полей. Они не обманули тебя, Иван, они пережили то, что не понимающие мироустройства в гордыне своей называли Большим Взрывом и что на деле есть лишь малая точка в тенетах многомерных пульсационных цепей. Ты называешь их довзрыв-никами. А они черви. Самые обыкновенные черви, возымевшие силу и власть, возомнившие себя хозяевами вселенных. Они могут многое, они прошли долгий путь. Но они, для спасения жизней своих перешедшие на бестелесный уровень, утратили души, вложенные в них изначально, отреклись от них... и выжили копошащимися, скользкими, бездушными и холодными гадинами. Это была ошибка Творца. Когда-то и на них Он возлагал надежды, когда-то и им он давал шанс...

До Ивана все дошло мгновенно. Так вот в чем дело! Они, люди, не первые! Они – лишь немногие из населяющих точки в каких-то там цепях! Огромный, непостижимый, бесконечный эксперимент идет вечность – замкнутую вечность: создаются все новые и новые миры, населяются созданными изначально по Образу и Подобию, населяются прочими, противостоящими и сопутствующими, ибо и без них нельзя. И вот создания эти, твари Божьи пускаются в жизнь, в тяжкое и смертное плавание по Океану Мироздания, рвутся к высям и падают в бездны, изживают себя в вырождении и самоубийственном обездушивании – и все это за сотни тысяч, за миллионы, миллиарды лет – и заканчивают свое существование Большим Взрывом, очищающим от выродившейся биомассы мир, выжигающим ее чистым огнем. И все начинается снова. Эксперимент бесконечен и замкнут. Он идет не в одних временах, в многих пространствах и измерениях. Тенета! Сети! Объемная многомерная паутина с бесчисленным множеством малых точек – огромных, населенных миров, в которых рождаются, любят, мучаются, творят и гибнут изначально наделенные душами, но утрачивающие их, убивающие себя сами... И гремят повсюду, то там, то здесь невидимые, не слышимые для прочих большие взрывы, гибнут цивилизации, изжившие себя и не оправдавшие веры Творца. Но не опускает Он рук в этом изнурительном и вечном труде, и на смену ушедшим или обратившим себя в червей впускает Он в мир новых – надежду Свою, несбыточную, страстную надежду!

– Но ведь в очищающем огне взрывов, в этих апокалипсисах гибнет и вся нечисть, накопившаяся за времена вырождения?! – спросил Иван, заранее зная ответ.

– Нет, не вся, – сказал волхв,– нечисть живуча, она переходит в иные формы и состояния, она опускается в темные воды Черного Океана, она множится и ждет своего часа.

– Но почему Он не убьет ее? Почему?!

– Все и во всех мирах создано Творцом, коему нет имени и коего никто никогда не видел...

– Я видел! – вставил Иван.

– Ты был удостоен лицезреть лишь одну из ипостасей той Силы, что выше лицезрения, и тебе было сказано о том. Слушай! Он создатель всего и повсюду. Но Он не создавал нечисти и сил зла. Он впускал в миры всех равными, разделяя лишь не имеющих душ и наделенных ими. И вот из них, из тех и других, не в подъеме к Свету, но в вырождении и зачиналась нечисть. Все Его дети, но все – обладающие своей волей и избиравшие свой путь. В одних Он еще верил и считал их избранниками Своими, других отвергал и изгонял от Себя, но никого и никогда не убивал. Всегда и везде все, злые и добрые, светлые и темные сами решали свою судьбу. И в этом была воля Его. Он помогал избранным лишь Любовью Своей и Надеждой. Поверь, это совсем немало!

– Я верю, – фустно сказал Иван. И уселся рядом с волхвом. – Значит, мы обречены?

– Мимолетные сомнения могут погубить мир людей, как погубили до того триллионы миров. Верь и помни – когда-то цепь должна разорваться. И если мы ее не разорвем, то кто?!

Силу Иван таил в себе неисчислимую, и вера была. Теперь навалилось на его плечи нечто неосязаемое и непонятное, но давящее всей тяжестью Мироздания.

Он сам ушел от волхва. Ушел в темень Священного леса.

Его предки-пращуры, герои и полубоги, всегда в минуты и часы нестроения душевного, в дни, когда надо было отвлечься от суетного и земного, пообщаться с Дарователем Духа и укрепить веру свою в себя и в Род свой, а стало быть, веру в Него, породившего их, уходили в священные рощи и дубравы, растворялись в земном и божественном. Наедине с Вездесущим обретали они себя.

В густых лесах и на высоких горах жили отшельники, храня свое сознание в чистоте и отрешенности. В уединении, молитвах, постах и размышлениях. Вдали от мира суетного и грешного. Вдали от копошащихся и ползающих во прахе. Но видели они больше прочих. Ибо большое видится незамутненным взором и на расстоянии.

Нет! Рано еще было возвращаться в мир. Совсем рано! Иван брел меж деревьев, осмысливая то многое, что вобрал в себя... и не зная, с чего начнет, вернувшись в земные пределы. Не знал он этого пять лет назад, два года, год... месяц, не знал и ныне. А еще не удержался, похвастался, дескать, готов! Ничего, здесь нет времени, ему некуда спешить. Он познает главное, он научится видеть все сразу, видеть невидимое простым оком ползущего по следу. Старый Мир старше всех миров. Но ему суждено вернуться туда, откуда он пришел – в тот же час и в тот же миг. Но для них время пройдет, многих он не застанет в живых, а может... он не застанет никого? Вот в чем парадокс! Их будет оставаться все меньше, и он ничего не сможет поделать. Они встали на тропу войны, отвергнув его, они выбрали свой путь. Может, они и правы.

Ивану представилось вдруг нечто огромное и пылающее полузатухшей звездой. Да, это и была звезда – белый карлик. Причем тут еще этот проклятый карлик! Иван упал в траву лицом. Он явственно видел, как белый карлик сходил с орбиты, набирал скорость... такого не могло быть. И почему он должен это видеть?! Подлый Варрава... и откуда пришло это имя?! Хук... Хук Образина! Он совсем про него забыл. А Хук жив, здоров и не думает сдаваться, вот тебе и доходяга!

Полтора месяца Хук взламывал коды. Это было его последней надеждой. Конечно, проще всего оставаться пленником гостеприимной космобазы – харчей до конца дней хватит, тепло, светло, ниоткуда не дует, трехглазые мимо шастают, внутрь не заходят, им груды железа не нужны, им груды живого мяса подавай! Но Хук был заведен. Как его ни восстанавливали в биокамерах – плоть нарастала, косточки крепчали, кровь бурлить начинала... но дух оставался прежним – растревоженным и дерзким. Хук Образина не хотел жить в одиночку до дряхлости.

Мастер по части мнемопсихотехники он был небольшой, прямо говоря, никудышный. Да ведь жизнь чему хочешь обучит. Хук взломал коды. И три дня лежал лежнем, не зная, чего теперь делать: то ли к Земле рвануть на полных парах, то ли трехглазых ловить да бить беспощадно. Одно было для него абсолютно ясно – в сторонке стоять он не будет.

Больше всего Хука подмывало ворваться в Систему, навести там шорох! прогуляться по логову выродков, пока их основные силы здесь, во Вселенной! вот это был бы лихой набег, эдак-то в старопрежние времена лихие казаки баловались, да и дружины русские им не уступали – а ну, попробуй-ка, повоюй, когда у тебя дома все вверх дном! Но бодливой корове бог рогов не дает. Не было у Хука ни координатов Системы, ни Сквозного канала, ни даже самого захудалого ретранса, чтобы переместиться туда, за пределы гиблой Черной Дыры. И потому о лихом набеге можно было только мечтать. Да и не с базовой станцией XXV-ro века идти в поход на крепости, созданные в ХХХ-ом! Это все равно, что на тачанке тягаться с бронеходом – с бронехода-то тачанку, пожалуй, просто не заметят, и воевать с ней не станут – чего воевать-то, сама в выхлопной плазме сгорит.

И пошел Хук на Землю.

Но не дошел. Поймал сигнал с Гиргеи, ничего не понял из обрывков долетевшего через звездную пропасть крика о помощи. Но раздумывать не стал, рванул к планете.

Тяжело шел «карлик», надсадно – с эдакой массой по пространствам не поныряешь дельфином! Но Хук пер по прямой, не выходя в Осевое, ведь Варрава хоть и был неуклюжим на вид, но мог дать фору многим стройным да легким клиперам Вселенной – двести световых для него были пустяком. Что влекло Хука Образину? Некому было задаться таким вопросом, некому было ответить на него. А сам Хук потирал ладони, предвкушая веселое дело. Он был зол на трехглазых.

За двадцать миллионов миль от Гиргеи в рубку «карлика», где дневал и ночевал Хук, ворвался сиплый и грубый голос Керка Рваного Уха.

– Кто такие?! – встревоженно орал каторжник. – Какого хрена пожаловали?! Отвечай! Полторы минуты даем! Будешь в молчанку играть – долбанем!!!

Хук все понял с ходу: каторжники взяли власть на зонах, по всей планете, в их руках и связь, и оборона. Это хорошо! Хук больше доверял братве, чем продажным вертухаям. А орут оттого, небось, что трехглазые им крепко насолили, ошибиться боятся. Еще хорошо, что космобаза на эти гад-ские шары не похожа. Хорошо, что светиться перестала еще во время перехода, теперь маскироваться нечего, хватит попусту энергию тратить, ее лучше огоньком на нелю-|дей пустить, больше пользы будет. А с братвой он всегда договорится и поддержит ее.

И Хук закричал сам благим матом.

–Свои! На выручку идем! Не вздумай палить!!!

Гиргея долго молчала. Потом Керк отозвался недоуменно:

–Никого, вроде, не звали! Пока сами управляемся! Ты вот чего, гость незванный, слишком близко на своей громадине не суйся. У тебя лодчонка-то какая есть? Вот на ней и пришвартуйся, потолкуем!

Хук немного обиделся-как это не звали?! Он гнал, спешил, а ему и спасибо не скажут?! Ладно, потом разберемся! -решил он.

Варрава к тому времени уже стоял тихий и мирный вдалеке от Гиргеи. Хук и сам знал, что с эдакой тушей лучше подальше держаться, а то ненароком утянешь за собой пла-нетенку, тогда братве кранты.

В пространстве вокруг самой гиблой каторги во Вселенной висели десятки разбитых, расколошмаченных шаров-звездолетов Системы. У Хука на душе теплее стало, значит, можно бить гадов – еще как можно! Хоть одна планета во Вселенной, но нашла силы дать отпор. И он им не помешает.

Хук уселся в штурмовую капсулу. Проверил коды и датчики на случай возврата. Забил с помощью андроидов капсулу оружием – братве пригодится, да и пошел прямым курсом на Гиргею. Для надежности включил сигнал – «свои идут»!

Сбивать его не стали. Керк выполнил обещание. Только бритый затылок почесал да вслух усомнился при встрече на втором подводном уровне, подальше от пусковых установок:

– А может, ты засланный?

Хук скривился, перекосился, сморщился.

И сам же Керк себе и ответил:

–Да, вроде, непохоже...

Насчет сигналов никто не знал. Керк поговорил с Сидо-ром Черным, пошушукался с козлодавами своими – ни с одной из зон, а на Гиргее их было несчесть, никто о помощи не просил.

– Ну и слава Богу, – смирился Хук, рвавшийся в бой, а попавший на пир,-тогда расписывайся за стволы!

– Чего-о? – не понял Керк.

– Да, оружьишко забирай, говорю, – пояснил Хук. Расписываться было негде. Да и оружия навалом – ежели с базы все перевезти на планету, так она и с орбиты сорвется от тяжести.

Хуку показали с десяток плененных негуманоидов. Их держали в цепях за стеклотитановыми перегородками. Хук перепугался.

–Да они ж в Невидимый Спектр уйдут? Выскользнут, твари!

– Не боись! – заверил его Сидор. И показал на стальные колья, вбитые уродам «под жабры» – за боковые заве-си пластин, что болтались по краям жутких морд. – Мы к этим падлам приловчились! Не сбегут.

Хука сразу приняли за своего. В каторге сидели ребята тертые, и он был не мирром мазан. Для хорошего гостя не пожалели и добычи – забили одного трехглазого. Другого Хук вызвался одолеть самолично. И одолел. Только сам чуть не помер, умахавшись молотом. Потом Хуку налили большую чару. Но он отказался.

–Я свое выпил, – сознался он, – выше крыши! Донимать не стали. Народ был на Гиргее необидчивый, матерый народ. За последние полгода его здесь прибавилось вдвое, а то и втрое. На места погибших в боях с выползнями и трехглазыми заступили зэки с других зон, прибывавшие к непокорной Гиргее на «грузовиках» – слухи о свободной каторге доходили до самых дальних планетенок, закона и порядка давно не было, а добровольцев из различных мест заключения хоть отбавляй. Так что после Вторжения Гиргея не ослабла, а напротив – окрепла, стала неприступной крепостью. Все это Хук узнал в первый же день.

А на второй, на третий, на четвертый... они с Сидором Черным, Джеком Громилой, Микадо, Роней Дрезденским и Цугой Япончиком перегоняли с базы на орбиту планеты крейсера да планетарные системы слежения и боя. На Вар-

раве много чего было, видно, запасливые люди космобазами ведали.

На седьмой день Хук Образина спустился в четырнадцатую зону, за четыре версты от поверхности, надумал охладиться. И прямо в рабочем скафе вышел в океан.

Только его и видали!

Он и сам ни черта не понял, когда оказался в полутемной, сумрачной подводной пещере перед жутким чудищем со страшной патлатой головой, уродливым лицом невероятно дряхлой и вместе с тем обладающей пронзительным взором ведьмы и телом невообразимого, кошмарно-прекрасного гиргейского подводного псевдоразумного оборотня. Еще два подобных, но не с человечьими лицами, а со звериными мордами держали Хука под локотки – держали нежно и ласково своими переливающимися, воздушными плавниками, из которых не смог бы вырваться и мамонт.

– Ты услышал нас, – без вступлений начала ведьма, -ты откликнулся. И потому ты наш гость! Хук ошалело поглядел на чудище.

– Так это вы дали сигнал? – спросил он сипло и недоверчиво, совершенно не понимая, как эдакое чучело умеет говорить почти без коверканья на добром русском языке. – Не может быть!

– Очень даже может, – заверила ведьма и распушила свои цветастые плавники-крылья, поднялась чуть выше в теплых восходящих струях.

Как она умудрялась жить, разговаривать и ничуть не страшиться чудовищного давления свинцовых вод океана, Хук даже и не представлял. Ему казалось, что это какое-то наваждение, он абсолютно не разбирался в оборотнях, особенно в гиргейских. Но деваться ему было некуда. Он озирался – и видел причудливые, украшенные сверкающими кораллами и изумрудами гроты, видел трепещущие тонкие водоросли, каких на эдакой глубине быть не должно, видел горящие кривые свечи, больше похожие на уродливые сучья неведомых растений – свечи горели прямо в воде, горели голубым и розовым пламенем, без них в пещере было бы совсем темно.

– Мы не причиним тебе зла, – успокоила его ведьма и улыбнулась, широко, радушно, обнажая огромные кривые и острые клыки. – Ты ведь знаешь, что трогги, подлинные хозяева Гиргеи, гостеприимны и добры?!

– Знаю, – поспешно заверил на всякий случай Хук, – очень добры и очень гостеприимны!

– Ну вот, – заключила ведьма, – и надо было сразу спускаться к нам, нечего было задерживаться в поверхностных людских обиталищах...

– Каких еще поверхностных? – переспросил Хук, он опять ничего не понял. -А мы тогда где?!

– А мы ниже будем, – спокойно объяснила ведьма, – по-вашему – двести миль от поверхности.

–Сколько?!-Хук чуть не потерял сознания. Такие глубины были смертельны для любого землянина. Он погиб!

– Не волнуйся, тебе ничего не грозит. Я властительница Гиргеи, это наша планета, неужели Иннокентий Булыгин тебе ничего не рассказывал?! Ну, погоди, сейчас мы вместе будем вспоминать!

Она вдруг совсем изменилась, полупревратившись в черную и головастую хищную рыбину с человечьими глазищами, рядом с ней возник сверкающий шар, будто пузырь воздуха под водой. А в шаре сидела... облезлая зангезейская борзая. Оборотень Хар! Он был совсем не похож на этих оборотней, на ведьму. Но Хук все вспомнил. Фриада! Королева Фриада! Конечно же, Кеша ему рассказывал о ней. Еще бы! Зародыши-убийцы! Неведомая миссия на Землю! Все туманно и сказочно, как и сама эта древняя подводная цивилизация. Тем временем Хар из пузыря пропал, в нем сидел уже сам Иннокентий Булыгин – обросший, страшный, с печальными глазами русского мужика, у которого отобрали все – родных, жену, детей, дом, скотину, поле за изгородью, лес, волю, землю.

–Ты слышишь меня, Хар?-вопросила тем временем Фриада.

– Да, моя повелительница! – немедленно отозвалась «борзая».

Хук ушам своим не поверил – на таком расстоянии, без аппаратуры?! И тем не менее они слышали и видели друг Друга.

– С Землей кончено?

– Нет, – ответил Хар, – внутри планеты еще много жизни. Но сами они не справятся никогда. Они вымирают, королева, скоро весь мир освободится для троггов...

–Нет!!!-Фриада вновь приняла свой царственный облик в радуге переливающихся крыл. – Никогда не говори так! Люди братья нам... и отцы наших детей, внуков, правнуков. Ты бережешь его?!

–Да, моя владычица!

– Береги! Скоро на Земле будут миллиарды зародышей. Я очищу эту несчастную планету. А нам хватит океанов Гиргеи. Все, прощай!

Оборотень Хар исчез из пузыря, и сам пузырь, распавшись на множество мельчайших искринок-пузырьков, пропал.

Ведьма повернула свое ужасное и величественное лицо к дрожащему Хуку Образине.

– Ты слышал?

– Да, – поспешил отозваться тот.

– Мы могли бы уничтожить всех людей на Гиргее. Но мы дали им силу сопротивляться чужакам, как сопротивлялись мы сами земмоготам! Ты понимаешь меня, ты догадываешься, что ни одна каторга на свете не выстояла бы сама против Пристанища и воинов Системы? Духи Хрустального ЯдрГяредрекли гибель людей. Но мы не всегда верим духам. Мы больше верим себе! Мы спасем вас. А вы спасете нас! Уже много дней все кланы троггов и Живородящая Пелена излучают в верхний мир силу, что делает несокрушимыми людей. Мы можем удержать Гиргею. Но мы не можем удерживать всю Вселенную. Мы дадим тебе тысячи капсул с троггами-зародышами, с неумолимыми убийцами, которых невозможно остановить, они войдут в подземные лабиринты Земли, они обретут внешность чужаков и в их обличий уничтожат их! Мы делаем то, что можем!

– Спасибо, королева! – проникновенно прошептал Хук. И представил себе, как зародыши становятся трехглазыми и вырезают негуманоидов Системы. У него так образно и живо это получилось, что Фриада, обладавшая способностью читать мысли, не удержалась, воскликнула:

– Нет! Их не хватит на все миры Вселенной! Их хватит только на Землю. И доставить их сможет лишь такой большой корабль как у тебя... Собирайся! Мы и так слишком много времени истратили впустую.

Хук понял, что тут не спорят и склонил голову. Капсулы, поднятые на поверхность, доставляли на кос-мобазу шесть дней. Керк сразу сообразил в чем дело, и изрек важно:

– Чего ж делать-то, народишко на Земле хлипкий, сами они не управятся, помогай им. Образина. А нам оружьишка еще немного оставь, будем держаться, браток!

Хук ничего не сказал каторжникам о поддержке снизу, из немыслимых глубин – им надо было верить в свои силы. Еще через день, загруженный по уши, он стартовал к Земле.

Трава стала совсем теплой и больше не холодила лица. Иван приподнялся, вдохнул полной грудью и перевернулся на спину. Ему было легко и весело. На этот раз не смерть ему явилась в видениях оскалом своим, а жизнь. Он даже поверил вдруг, что они там совладают – сами победят нечисть, без его помощи. Они не теряют времени даром, они бьются... ищут новые приемы, падают, встают, и снова бьются. А это самое главное -драться, пока есть силы, драться, когда их уже нет, сверх всяких сил!

Ну почему они не могут победить? Почему надежды только на чудо. Ведь так нельзя, так невозможно жить, всегда только отбиваясь, всегда лишь огрызаясь, оправдываясь в своей беспомощности, жить жаждой праведного мщения... которое может и не состояться.

Почему сильные, умные, созданные по Образу и Подобию, сами созидатели и творцы, герои и полубоги вечно отступают, проигрывают, почему?!

– Потому что они вечно задают себе вопросы, вот почему! – ответил выступивший из полумрака бурьяна волхв. Он с легкостью читал Ивановы мысли. – Душа и совестливость заставляют их уступать, отступать шаг по шагу. Они всегда первые в честном поединке, всегда победители в открытой борьбе, на Поле Чести они выходят с поднятым забралом. Но они всегда проигрывают там, где игра идет по чужим правилам, где миром правят интриги и ложь. Ты должен знать правду, Иван. Ты догадывался о ней, ты улавливал ее отблески. И ты был близок к разгадке. Но ты никогда не знал правды до конца. И каждый из Рода нашего задавался в свое время вопросами – почему?

– Так почему же?! – повторил Иван, но уже вслух.

– Наш земной мир был огромным и чистым полем, в которое бросили разные зерна, бросили, перемешав их – черные, таящие в себе болезнь, зависть, похоть, алчь и вырождение, серые, наполненные равнодушием и ленью, светлые, несущие зародыши добра и жизни. И не было предопределено, чем покроется поле через века и тысячелетия. Ты понимаешь меня? В мир земной пришли наделенные душой, сильные, умные, открытые и двуногие, изловчающиеся выживать повсюду, а между ними и среди них стояли, лежали, сидели, топтались серые и безразличные ко всему, просто животные, жвачные, жующие, мычащие, гадящие, рождающие себе подобных и снова жующие. И в мире стало два мира, сокрытые переплетениями праведных и лживых словес. Две цивилизации развивались на Земле, то идя разными руслами, то сталкиваясь, свиваясь, проникая одна в другую, как две реки – одна с черной водой, другая со светлой и прозрачной. Представь себе, что будет, если они смешают воды свои?

– Не станет прозрачной и чистой, но будет везде течь серая, мутная и черная, – тихо ответил Иван.

– Везде, кроме истоков, – поправил волхв. – Ты все понял. В одном мире свято верили в рыцарственность и благородство, в честь и доблесть, шли грудью на мечи, штыки и пули. В другом царила алчь, и все было хорошо для достижения цели, для наживы, для расправы с противником и неугодным. Мир света и чистоты провозглашал заповедями своими извечное: здоровье телесное и духовное, святость брачных уз и благо семьи, порядок во всем от мала до велика, труд в поте лица своего, поклонение матери своей, и отцу своему, и родине своей. Живущие в ином мире, не отделенном стенами от первого, видели пред собой лишь золотого тельца, они спешили урвать все, что можно было урвать от жизни, не считаясь ни с чем, жажда богатств и власти гнала их вперед, они не могли уживаться друг в друге и друг с другом, они проникали повсюду, разрушая чуждое им и непонятное, растлевая, развращая, вырождая все вокруг себя, они мутили чистую воду. Сыновей и внуков героев и полубогов они превращали в себе подобных. Они шли за созданными по Образу и Подобию, они были назойливы словно гнусы зудящие, они проникали во все поры, убивая душу во всем, они изъедали изнутри царства и империи, сами при том богатея и упрочая власть свою. Они не вершили подвигов и громких побед, им не ставили памятников и не воспевали в веках. Но они крупица к крупице, монета к монете, талант к таланту сбирали злато и подчиняли себе исподволь, опутывая паутиной долгов племена и народы. Они были упорны и неостановимы в алчи своей. Они всегда, испокон веков несмотря ни на обычаи и нравы живущих в разных землях, ни на законы и правила, ни на заповеди и каноны, ни на честь и совесть, играли только в свою игру, играли по своим правилам. Совсем рядом, в другом мире воспаряли к небу, единились с Богом, не щадили жизней и шли на голгофы за людей, за право жить в чистоте и свете. А их вдов продавали за деньги, и сыны их, утратившие память и замкнутые в кокон, служили убийцам отцов своих. Все начинало продаваться и покупаться. И закон торговли становился законом этой жизни. И уже переставали понимать, что такое честь, рыцарственность, благородство, совесть, даже рожденные в Роде и утратившие его. Они никогда почти никогда не переходили, теряя память, в алчущие и похотливые, но увеличивали число уставших от равнодушия и лени, погрязших в отупении животном, в жевании жвачки из века в век... Героев становилось все меньше, они уходили, их переставали понимать, над ними смеялись – вода становилась мутной, и поле зарастало сорняками, мир вырождался, не видя вырождения своего, ибо выродкам не дано видеть, им дано копошиться в похоти и алчи своей подобно червям и змеям. Родившийся ребенок с первой секунды жизни начинает стариться, с рождения он обречен на смерть. Народившийся мир с появлением в нем двуногих разумных животных начинает вырождаться, он идет к гибели.

Иван молчал. Не мог ничего возразить, да и что тут возразишь! Он слишком долго был среди звезд, он плохо знал мир людей. Да и не он один, наверное, – его предок Жив со своего Олимпа вряд ли видел их лучше, они казались Живу, творящему чудеса и подвиги во имя их, чистыми, добрыми, красивыми – каждый мерит своей мерой. Что тут спорить! Цивилизация его предков создала мир земной во всем великолепии, создала трудом своим, умом, ежедневным подвигом... но она не сумела его удержать во власти своей, в руках своих, она умела созидать, но не умела покупать, продавать, наживаться, она умела беречь земли свои от врага внешнего, открытого, но она не видела истачивающих ее изнутри, она была пригодна для Старого Мира, но не для новых миров. Она держалась на заповедях перво-россов и не хотела видеть и слышать, что копошащиеся повсюду с приторными и елейными улыбками шепчут похотливо: убий! укради! солги! прелюбодействуй! Добро всегда проигрывает злу, и поэтому миры будут вспыхивать в страшной пульсационной цепи, большим взрывам, апокалипсисам не будет числа, потому что поле нельзя засевать сорняками и нельзя родниковую воду мешать с болотной жижей!

– Расскажи мне лучше про наш Род, – попросил он волхва.

Тот опустился на траву, прилег. Было уже темно, совсем темно – ночь накрыла Священный лес. Но свет не покидал лица волхва, он будто исходил из его кожи.

– Хорошо, – сказал волхв. – Слушай. Все началось очень давно, более миллиона лет назад, когда в Арктике цвели деревья и по пастбищам бродили тучные стада. Предки россов жили там, на земле, ушедшей позже под воду, жили в труде и мире. Они еще не были отмечены Благодатью, но они чтили законы, которые оставили им их отцы. Рая на Земле они не ведали, им приходилось тяжко, но они смотрели на Полярную звезду, что висела над самыми головами, и верили, что пришли в мир яви не просто так, не копить шкуры и бивни. Они ничего не знали, но они умели предчувствовать, и они готовились к своей миссии. Обильными водами они были отгорожены от мира злобных и диких животных, полуразумных и алчных. Шли века, тысячелетия, опустились на дно морское их нивы и леса, но они ушли в Сибирь, ушли к Уралу, они успели. И потянулись новые тысячелетия в трудах и лишениях, в муках и радостях...

Иван слушал простенький и немногословный рассказ, но в голове его каждое словечко разворачивалось тысячекратно, давая познать и увидеть столько, сколько и двадцати смертным не дано познать за всю свою жизнь. Он видел зеленые луга и низкое, но теплое солнце, видел крепких и ладных людей, русоволосых и светлобородых, видел, как выходили они на единоборство с мохнатыми, тупыми мамонтами и волосатыми огромными носорогами, как одолевали их и делились добычей со всеми, видел, как водили они бесконечные хороводы под звездой Рос, мерцающей высоко в небе, слышал, как пели – протяжно, долго, бередя душу. Там было много красивых и сильных мужчин и женщин... слишком много, к сожалению, да, Иван уже постиг простую мудрость – красивым и здоровым тяжелее в жизни, ибо не точит их ничто и не ополчает исподволь на ближнего своего. Он видел, как седовласые жрецы в длинных выбеленных шкурах вели роды свои по узким перешейкам, образовавшимся будто по Высшей Воле для спасения избранных... Он видел бесконечные тысячелетия сразу, одним лишь взглядом, охватывая их, и видел самую малость – греющегося у ночного костра сероглазенького, измазанного сажей мальчонку, боящегося заснуть и проспать восход солнца. Он видел, как роды и племена шли по Сибири и Дальнему Востоку, через тайгу и сопки, как вздымались смельчаки на Гималаи, основывая там свои поселения и монастыри, как переходили через огромные пустыни, гнали за собой скот и успевали возделывать поля... они все успевали, потому что никуда не торопились. Поколения сменялись поколениями, а движение не прекращалось – они шли медленно, не в набег, не в налет, по своим землям шли бескрайним – от океана до океана. И на пути своем они учили тех, кто прежде охотился друг на друга и пожирал листья, грибы и червей, учили взрыхлять землю и опускать в нее зерно, приручать оленей и буйволов, смотреться в водную гладь и видеть свое лицо – не у всех получалось, но те, у кого получалось, становились людьми и шли вслед за родами или оседали возле них. Размеренно и отлаженно текла жизнь, крепли и множились роды – готовились стать Родом. И неостановимо было движение. Вместе с солнцем, изо дня в день стремящимся на запад, шли вереницы первороссов, растекаясь по пустынному еще миру и делая его живым, населенным. Самые нетерпеливые и быстрые уходили на юг, в жаркие земли к теплому океану и оседали там первыми посланцами белого мира Света. И провожали они глазами катящийся по небу огненный крест Сурьи – солнечной ипостаси Единого и Многоликого. Утекали в вечность тысячелетия, но великий поход был нескончаем: разум и воля созидающих и творящих заполняли мир. Иван вглядывался в суровые и простые лица подвижников, осваивавших Землю и не подозревавших, что они подвижники, что именно они перво-апостолы, предуготовляющие мир к восхождению к Истине, вглядывался и поражался их внутренней силе. В тяготах и лишениях, поступью исполинов, преодолевая все преграды, засевая втуне пребывающие поля, строя жилища и загоны, растя детей своих и передавая им свои знания, свою веру и свой напор, отмеряя за год не более ста верст, огораживая себя от всего страшного и внешнего родовым обрядовым крестом, шли, шли и шли – из года в год, из века в век, из тысячелетия в тысячелетие. И оседали одни ветви рода в цветущих оазисах междуречий и упрочались там. Но не останавливались другие и пробивались к Срединному морю, и обтекали его, вытесняя людей черноликих и курчавоволо-сых, не знающих упоения вечного движения, застывших и праздных. И оседали роды – кто в плодородных долинах Ура, прозванного позже рекою Нил, в землях Сет, кто по брегам доброго и родного моря Русского, кто по отлогам Кавказского хребта, по обеим сторонам его. А иные шли вверх по могучей реке Ра, будто память предков звала их на север, туда, где звезда Рос стоит прямо над головами. Шли степями и лесами, и было тяжко, невыносимо, и ослабевшие отбивались, уходили вниз, к югу. И уже строили поселения первороссы в Двуречье меж Тигром и Евфратом, засевали малоазийские и ближневосточные земли, покоряли Карпаты и Балканы, и вздымались вверх по Лабе и Одру, по Дунаю и Днепру... и никто, ничто не могло их остановить!

– Наделенные силой и мощью были, – говорил волхв со светящимся ликом, – горящие внутренним огнем, неукротимые, дерзающие... но еще не отмеченные Благодатью, лишь ждущие ее. Так было за сорок и за тридцать тысячелетий до Рождества Христова, когда предуготовляющиеся к избранничеству расселялись по землям, в коих им приять предстояло крестный путь свой. Были все равны они – и вожди, и старейшины, и простые пахари, и не было среди них полубогов и героев, ибо тогда в труде каждодневном каждый был подобен. И знали они крест священный и знали ипостасей множество Творца, но разум и души их пребывали в полумраке, еще не разбуженные – перволюди, но еще не люди одухотворенные, первороссы, но еще не россы. Да, это трудно понять и осознать, но так было и предуготовленным надлежало пройти свой путь от начала до конца, а избранничество их не в рядах и договорах с божками было, но в тяжком, многотысячелетнем подвижническом труде. И они выдержали испытание. Они прошли первую часть Пути. И Божественное Дыхание коснулось их, способных ощутить это Дыхание. И прочие двуногие, наделенные зачатками разума и алчью, рыщущие по землям и лесам не в трудах и созиданиях, а в жажде найти и украсть, в праздных беснованиях и звериной хитрости, даже и согретые испущенной на всех Благодатью, не впитали Ее в себя, не смогли восприять-и остались какими были.

Иван видел полмира земного будто с орбиты спутника, пролетающего над Евразией, над этим чудовищно огромным, будто изъеденным коррозией, вздымающимся над Мировым Океаном островом. Но он видел в тысячи раз больше, чем можно увидеть даже с помощью самых лучших приборов. Он видел сразу всех избранных перволюдей рос-скогд племени, коих коснулось растянутое на долгие столетия Божественное Дыхание из глубин Космоса. Он будто сам ощущал, как лучи и волны жесткого вселенского излучения проникали сквозь воздушные слои, пронизывали насквозь толщи вод и твердь земную, но задерживались в тех, кто был готов услышать этот Глас Небесный. И у избранных рождались дети, похожие на них самих, на отцов и матерей, такие же светлоглазые и русоволосые, но и отличные от них – они были выше, сильнее, стройнее, гибче, они были смышленее и ловчее, быстрее и находчивей, в их светлых глазах светилось что-то такое глубокое и неуловимое, чего не было в суровых глазах их дедов и прадедов. Они пришли на Землю. Это было как Чудо! Никогда прежде Иван не ощущал подобного – он видел разом все: бесчисленные племена родов первороссов, расселившихся от Тихого до Атлантического океанов, от приполярных ледниковых краев до южных оконечностей Индостана, Аравийского моря и пустынь страны Нуб. Их были сотни тысяч среди прочих племен и народов, и они сами уже рознились друг от друга, как рознятся живущие в пустынях и горах, лесах и степях. Их было множество... но не всех и из них коснулось Божественное Дыхание. И оставались многие прежними, не меняясь, застывшие в движении своем и трудах тяжких. Избранных были десятки тысяч, и они росли, мужали, они становились во главе родов своих – вождями и волхвами. Они видели указанный Свыше Путь. И они готовились идти по нему. Они были рассеяны по миру, но они составляли Род – лучшие из лучших, готовые к сражениям, лишениям, мучениям и голгофам. И они строили города, возводили храмы, они верили в Единого Творца, изменившего мир и давшего этому миру возможность спасти себя. Иван видел, как менялся мир, и уже не тысячелетия, но столетия, годы клали отпечаток на лицо земель, в которых рождались одухотворенные. И высились меж пустынь и дикости стены росских городов и крепостей, и вставали они Иерихоном и Уром, Эламом и Лагашем, и еще сотнями градов, так и не найденных и не раскопанных, расцветали они по побережьям Срединного моря от Трои, Сиянны и Паленого Стана до Ярославовых Столпов, а оттуда к Оловянным островам и до самой Арконы. Теперь Иван своими глазами видел, кто создавал земную цивилизацию, кто был родоначальником наук и искусств, кто измерял ход звезд и слагал вирши. Это были века творения и взлета духовного, века познания мира и строительства, века приобщения к Богу и осознания себя Его детьми. Но приходили из сирийских и аравийских пустынь неведомые миру колена и разрушали цветущие города, выжигали оазисы, убивали царей и волхвов и заставляли писцов переписывать былое под себя, ибо не могли они, не наделенные душами, создавать и строить, слагать и творить, но могли лишь в алчи своей красть и уничтожать. В пожарищах и побоищах текли века. И уходили россы на север, основывали новые города и крепости в Киликии и Ликии, в Мисии и Капподокии, на островах Срединного моря и в таврийских своих отчинах. И создавали они царства и империи по всему миру, и ходили в дальние походы воинские, ходили не только на чужаков, но и друг на друга, забывая, что из одного Рода, и бились люто, творя то Добро, то зло, и осаждали столицу росского мира Трою вместе с дикими еще первогреками, имевшими богами себе росских героев, вершивших подвиги от Олимпа до Ливийских пустошей и от Иберии до страны желтых людей Инь. Но хранили язык свой россы, и грады их носили росские имена и сильнее их еще не было в мирах Единого Вседержителя, ибо не было еще ничего сильнее чести и правды.

– Но копилось зло черное, – тихо шептал волхв, – и поклоняющиеся золотому тельцу теснили поклоняющихся Богу. Силы меча и огня у них хватило, чтобы изгнать россов из всех земель, названных позже Святою Землею, так уж было определено. И не оставалось у них сил больше для открытого и честного боя, и избрали они иные пути, ибо перенимали от избранных подобно всем дикарям не лучшее, но худшее, и поклонялись их изгоям, утратившие облики россов, и делали из них, подобно тому, как из Вида – отступника сделали идолище Баала, пожирающего людей, – кровавых богов своих и поклонялись им, не способные к просветлению, но алчущие повиноваться злым и сильным. Великие времена были и чистые! Проклятые времена и черные! И столь беспощаден и силен стал натиск бездушных двуногих, одержимых жаждой богатств земных, просачивающихся во все норы и поры, изъедающих все и повсюду, что болезнью вырождения как проказой охвачены стали все, и ничего не могли поделать лучшие из Рода. И вот тогда в мир пришел Спаситель. Пришел, чтобы указать Путь Очищения. Не среди избранных явился Он, но среди отверженных и предавшихся наибольшему злу, на тех землях, где дал Он силу детям Своим, и где они утеряли ее, утратив земли эти под натиском диких кочевников. Святая Земля! Именно там, в бездне грязи, подлости, мерзости, в омуте греховном должен был Он найти среди беснующихся и похотливых двуногих животных, не имевших души или утративших ее, всего лишь двенадцать учеников – двенадцать апостолов...

Иван будто в сумрак черной ночи, смердящей ужасом и кровью, погрузился. Он уже не видел чистых и суровых лиц, храмов и городов... Да, именно так и должно было случиться, он знал. Он видел Его! Только так! Спаситель не мог явиться среди чистых и избранных – зачем? для чего, если они и так чисты и праведны, если они идут Его Путем?! Ему было предопределено родиться среди извергов рода людского и двуногих животных, в этом сатанинском вавилоне, где смешались и посланные Им в мир, но утратившие благодать сыны Его, и твари человековидные. Там Он должен был проповедовать, чтобы обрести немногих верных и слышащих... И это был Его Путь – обретет, значит, мир еще способен услышать Слово Благой Вести, а нет, стало быть, этот мир пропащий и не примет он искупительной жертвы, но будет и далее погрязать во лжи и подлости, пока не пожрет себя сам. Он должен был вернуть проклятой земле ее святость – Своей Жертвой. И Он нашел учеников. Он сумел в облике смертного разорвать коконы отчуждения, в которые были запеленуты души сынов Его россов. Он пробудил их. И погиб в страшных мучениях на Кресте – на том кресте, что дарован был Им изначально, еще до Одухотворения их Божественным Дыханием, за сотни тысяч лет до Своего Пришествия. С Его уходом зла на Земле не стало меньше. Но двенадцать Его учеников ушли в мир. И они возродили этот мир! Иван видел их, бредущими с посохами по пыльным дорогам. Они проповедовали Словом – и раскрывались души людские, и озлоблялись двуногие звери. И восставал над миром знак Святого Креста россов. И сбирались они под этим Крестом, очищались от грязи, накопившейся за столетия, вспоминали, что наделены Духом от Единого и Всемогущего, и крепили они, очистившиеся и просветленные. Крестом и мечом империи свои, выжигали нечисть, тянущую смертных в ад, утверждали утраченное в рассеянии – благородство, чистоту, доблесть, порядок, труд и веру. И не стало в мире силы сильнее, чем Церковь Христова, ибо вновь объединила под крылами своими разъединившихся, забывших, что они из одного Рода!

Страшно было видеть все это разом, сверхчеловеческим взором – страшно и благостно. Через сотни тысяч смертей, пожарища, пытки, травлю дикими зверями, преследования, горе, плачь, муки, из уже, казалось бы безвозвратного, из черной бездны – в Мир Света. За двенадцатью апостолами, за двенадцатью высокими, сильными, русоволосыми и светлоглазыми россами, единственными в океане мрака, кто нашел в себе силы содрать с себя коросту чужого мира подлости и алчи, пробудиться и услышать Благую Весть, пошли сначала сотни, потом тысячи, сотни тысяч, миллионы. И они спасли Землю... Но они не победили того, другого, параллельного мира, они не раздавили его в зародыше – и он пополз в города и села их, пополз в души и в жилы – незаметно, тайком, змеями и червями гложущими пополз. И росла и множилась паствой Церковь Христова, и горели очищающие костры Святой Инквизиции, изгоняющей слуг дьявола из мира Бога, и возносились к небесам тысячи прекрасных храмов, и возрождалось само человечество... Но одновременно просачивалось невидимое, текущее со златом и ржой зло, и процеживались в тело Церкви личинками разложения враги ее, и разъедали изнутри, и раскололи они Ее на две части, подчинив себе западную и не найдя силы сокрушить Восточную Православную Церковь Христову. И разделив, бросали полчища крестоносцев, забывших, кто они, на братьев их россов, и тщились руками подчиненной им западной церкви, уже и не Христовой, а отступившейся и продававшей искупления за грехи, раздавить праведную Восточную. И захватывал снова мир зла Землю. И царило вырождение! И царил культ золотого тельца! Царило Черное Благо!

– Они убивали нас нашими же руками и своим золотом, не теряя его, а лишь отдавая на время, чтобы потом вернуть сторицей! – Лицо волхва было скорбно. – Они всегда брали верх и всегда заставляли играть в жизни по их правилам. И мы ничего не могли поделать. Ведь Он, Вседержитель, наделил смертных свободой воли и правом выбора. И смертные выбирали зло в роскошных, парчовых одеждах с улыбкой на устах. Они всегда выбирали зло – и от этого зло множилось. А мы уходили в леса и в горы отшельниками, мы прятались в скиты и тибетские затворы, мы уходили к звездам, а они оставались властвовать на Земле.

Иван вздрогнул. Прав был батюшка, прав! И почему он никак не мог его понять в долгих беседах и спорах! Почему? Да потому, что он сам шел тогда по следу, уткнувшись носом в глину и песок, он видел частности и не мог постичь целого. Сейчас он постигает это целое, и покой уходит из груди. Что же это за вековечная борьба, в которой свет и добро всегда проигрывают?! Они тленны, они живут в душах смертных и уходят вместе с ними в иные миры, оставляя на неприкаянной земле зло, которое копится и копится. Правду говорит волхв – борьба шла лютая и вековечная. И место россам оставалось в одной лишь Великой России, больше им негде было укрыться, не испоганив души своей. Россия выдерживала натиски извне, ее глодали черви изнутри – и они просачивались не только в правящие круги, но и в саму Православную Церковь, намереваясь источить и ее, довести до объединения с прогнившей иудеохрис-тианской златолюбивой и не Христовой церковью западной. Сколько раз отбивала Святая Русь нашествия, сколько раз давила дьявола внутри себя... и все же выродки добились своего. И земля ныне кишит змеями и червями, обретшими свой подлинный вид. Горе! И никто не знает, сколько осталось до Большого Взрыва, до Апокалипсиса, который пожрет всю вырвавшуюся из преисподней нечисть вместе с остатками созданных по Образу и Подобию.

Теперь он понимал многое, почти все. Он видел пирамиды египетские, в которых мрачные жрецы-отступники, идущие к своей власти над миром, тайно выращивали гибридных нелюдей, смешивая безумных и полубезумных, одержимых двуногих – изгоев белой и черной рас. Они выращивали дьяволов во плоти, лишенных душ, но наделенных сатанинским изворотливым разумом и безумной, истерической алчностью. Жрецы творили богочеловеков, чтобы властвовать над ними богами. Но сотворили выродков, несущих человечеству смерть вырождения, подобно смертельным вирусам, убивающим целые племена. Он видел магов Индостана, отверженных росских волхвов и браминов, которые из неприкасаемых выращивали управляемых убийц и зверолюдей. И ему вспоминались демоны Пристанища, выращенные зургами-выродками вурдалаки, сверхразумные и злобные, ему вспоминались секретные подземные заводы-лаборатории, где выводили чудовищных гибридов, а потом и сатанинские лабиринты под черной землей – там биомассы было уже более чем достаточно, там дело шло быстро и споро, и лезли изо всех щелей нелюди – страшные, рогатые, клювастые, перепончатокрылые, дикие, невыносимые. Выродки тщились переплюнуть Господа Бога, они в безумной гордыне, уподоблялись отцу своему дьяволу, выращивали новые расы, они «творили»! И круг замыкался... Теперь Иван знал, что ему делать. Но он мог только видеть! А этого было мало.

Старый Мир – новые миры – Черная Пропасть. Надвременъе.

Общиной живет человек. Не рыщет подобно одинокому волку по степям и дебрям. Всегда рядом близкие его: отец, мать, жена, брат, сын – протяни руку и ощутишь тепло, опору и ласку. А нет родных, друг подставит плечо и выручит, согреет вниманием. Не один в мире смертный. И не один в своем собственном теле – всегда рядом надежда и вера. Ибо так было изначально, от зарождения времен, никогда не шел в одиночку рожденный среди себе подобных. Даже изгой, выброшенный родом-племенем за пределы свои, жил не один, зная, что рано или поздно придет тот час, когда его простят родные, прежние, или примут новые – в свою общину. И самый замкнутый и отрешенный отшельник не одинок, ибо творит свой пустынный подвиг ради тех, кого оставил, в болях и страданиях духовных за них. И витязь былинный, идущий на край света, в горестную чужбину пытать счастья, жив памятью о тех, к кому вернется... А возвращаться не к кому – сожгли дом родной, землю, по которой бегал сызмальства босиком, вытоптали, испоганили, и нет ни общины, ни рода, ни племени.

– Проклятье! – заорал во всю глотку Гуг Хлодрик. И отшвырнул прочь ни в чем не виноватую Ливочку. – Мы влипли как цыплята! Это все ты... Проспал! Недоносок хренов! Наследник чертов!

– Император, – поправил его карлик Цай ван Дау. И перед глазами у него проплыли сиреневые холмы прекрасной Умаганги, витые, вонзающиеся в небо дворцы, сказочно красивые лица крохотных женщин... Цай понял, что не увидит их никогда.

– Проспал!!!

Гуг орал и ярился попусту. Карлик Цай не был ни в чем виноват. Боевая армада Системы вынырнула из подпространства внезапно, ни один локатор ее не засек... да и не мог засечь, негуманоиды шли, скорее всего, через Невидимый Спектр.

Цай ван Дау отвечал за внешнюю безопасность. Но кроме Гуга Хлодрика никто не решался повысить на него голос, потому что от таких вещей ни один из них не был застрахован.

Семьдесят два боевых звездолета выявились из мрака одновременно, будто семьдесят две звезды внезапно вспыхнули в Солнечной системе, зажав в светящуюся сферу черную Землю и все корабли, подвластные горстке уцелевших и сопротивляющихся землян. Это была карательная экспедиция. Гуг не ошибся. Это был их конец!

– Явились, голубчики! – злорадно осклабился Дил Бронкс. Он радовался возможности мстить за Таеку, он не собирался подставлять левую щеку, после того, как его ударили по правой. – Живыми, суки, не уйдете!

– Это мы живыми не уйдем, – поправил его грустный и немногословный Иннокентий Булыгин.

Оборотень Хар задрал морду к ячеистому потолку и протяжно, уныло завыл. От этого воя расплакалась, разрыдалась в голос Лива. И в рубке «Святогора» сразу стало тягостно и тревожно, будто в склепе.

– Тихо! – Гуг ударил огромным кулаком в переборку. – Без паники! У нас хватит силенок потягаться с этой сволочью! Да и Образина уже на подходе, он ударит с тыла!

– И с Пристанища какой-то корабль идет, – вставил Кеша. Только вчера они получили сигнал от Алены и Олега. Никто их толком не знал, Иван мало чего рассказывал, но по сообщению поняли – это идут свои, идут драться с нечистью.

Цай тяжело вздохнул и черная капля выкатилась из его незаживающей раны на лбу. Цай ван Дау понимал, что никто им уже не поможет. Армада взяла их в тиски, в перекрестие семидесяти двух «прицелов», им никуда не уйти, а принять бой – значит, погибнуть в этом бою, как погиб когда-то давным давно легендарный «Варяг» с канонерской лодкой «Кореец». Правда, тем перед боем предложили сдаться. «Святогору» ничего не предложат. Их пришли уничтожить.

Цай знал, что подмоги не будет, никто не поспеет. Поздно! Каратели пришли на более совершенных кораблях, таких Цай прежде не видел, но не трудно было догадаться, что эти уродины по полтора километра длиною каждая, с торчащими во все стороны раструбами, отражателями, пусковыми мачтами, ощетиненные гроздьями хищных и неостановимых защитными полями торпед, заявились не в бирюльки играть. Система решила покончить с непокорными, с нежелающими делать Игру по ее правилам.

И не один Цай это понимал.

Гуг Хлодрик обеими ладонями пригладил взмокший седой ежик на своей массивной голове, набычился, в последний раз взмахнул руками, сжав до хруста кулаки. И обмяк, поглядел на всех тихим, совсем не буйным взглядом, словно навсегда прощаясь со своим собственным прозвищем. Потом подошел к однорукому, так и не отрастившему утерянной конечности Дилу Бронксу, обнял его, трижды прижался щекой к щекам постаревшего и унылого негра, которого всего несколько лет назад во Вселенной все братки-десантники величали Неунывающим Дилом. Потом молча расцеловался с Иннокентием Булыгиным. Потрепал взъерошенного Хара по кудлато-облезлой голове. Заглянул в бельмас-тые глаза карлика Цая, потянулся к нему... но наследный император и беглый каторжник отшатнулся, не дал себя обнять. Зато Ливадия Бэкфайер, заплаканная и жалкая, сама подбежала к Гугу, утонула в его медвежьих объятиях.

– Прошу прощения, коли кого обидел в жизни, – прохрипел Гуг Хлодрик, – и вам всем грехи ваши отпускаю. Короче, давай, братва, все по местам – перед смертью не надышишься. Мы последние остались. Нам срамиться нельзя. Умрем с честью!

Гуг был непривычен к высоким словесам. В довершение он просто махнул рукой. И все его поняли. Погибать, так с музыкой. Как бы там ни сложилось, первый натиск отразит сам «большой мозг» «Святогора», системы сработают. Можно было бы и на прорыв рвануть... да время покажет. Гибельная сфера потихоньку сжималась – медленно, страшно, неотвратимо.

– Ливочка, – прошептал Гуг, – ты тоже надень скаф, на всякий случай.

– Но я не буду выходить наружу! – воскликнула мулатка.

– Мы тоже не будем, – пояснил ей Гуг, еле сдерживая себя, чтобы не разрыдаться подобно своей возлюбленной, – но они могут зайти сюда.

– Они?!

Гуг кивнул.

А перед глазами у Бронкса снова встало бледное, искаженное мукой лицо его Таеки. Он знал, что делают трехглазые, когда «заходят» на земные корабли и станции, слишком хорошо знал. Дил Бронкс был готов к последнему, смертному бою. Он ждал этого гибельного сражения, он давно уже мечтал о нем, грезил им.

Иннокентий Булыгин еще с утра надел чистое белье. Каждый день он встречал как последний. Умирать теперь ему не очень хотелось, не все счеты были сведены. Да ничего не поделаешь, надо! Кеша проверял оружие, знал, что коли не сгорит в пламени, придется идти в рукопашную. Что ж, не привыкать!

Оборотень Хар полагался на волю случая и верил, что всемогущая Фриада не оставит его, а убьют, значит, так тому и быть, королева пришлет другого, трогги никогда не сдадутся на милость победителя.

Один Цай стоял посреди рубки корявой, уродливой колодой – будто не живое и разумное существо, а пень какой-то. Цай не обижался на Гуга Хлодрика Буйного, тот его ругал прежде и не так. Цай вспоминал свою Умагангу. Не к добру были такие вот воспоминания, ох, не к добру, но разве сердцу прикажешь!

Вышел он из прострации, когда все сидели по местам, готовились к бою, выжидали, с чего начнет противник. Боевые шары, за исключением двух запасных, были подняты по тревоге и висели по бокам от «Святогора» малой защитной сферой, круговым слоем обороны. Первые залпы им предстояло принять на себя.

Цай подошел вплотную к обзорникам. И уставился не на уродов, грозящих погибелью, а в самый конец длиннющей платформы «Святогора», туда, где застило свет звезд черное непроницаемое пятно.

Цай знал, что будет делать. Он тоже имел право на риск. И он уже не думал о тюльпанах и заброшенной планетенке в глуши.

– Ну чего ты стоишь?! – выкрикнул из своего кресла Гут. – В ногах правды нету, малыш!

– Правды ни в чем нет! – отрезал Цай ван Дау машинально. И медленно пошел к серой переборке, к люкам трубоводов корабля.

– Куда ты?!

– Прощайте, – еле слышно просипел карлик.

– Да мы уже распрощались, – отозвался Дил Бронкс, – у тебя позднее зажигание, Цай! Живей облачайся в скаф. Похоже, дело начинается... – Дила захватывал азарт, его тянуло в гибельный водоворот, и он уже переставал реагировать на окружающее.

– Прощайте! – еще раз прошептал Цай ван Дау. И юркнул в открывшуюся перед ним дверцу. Через полторы минуты он был внутри своего «черного сгустка» и сидел под огромным черным колпаком в той самой каюте, куда его не пускали козломордый и его холуи. Сотни раз он вспоминал об этом колпаке, мучительно размышлял о его предназначении... и боялся, всегда боялся доводить мысль до конца – страх, непонятный, леденящий страх сковывал его измученное, измочаленное сердце – страх перед Небытием, и не просто перед неминуемой для любого живого существа смертью, но страх перед той Черной Пропастью, бездонней которой нет, страх перед Черным Океаном вечного безмолвия, страх перед адскими глубинами, откуда и всплыл во Вселенную людей этот сгусток мрака, страх пред самой преисподней. Она могла все... она могла втянуть в себя не одну вселенную не один мир, втянуть безвозвратно, она и готовилась к этому, к поглощению еще светлых миров, она и впустила в миры людей это черное пятно, чтобы... нет! Цай ничего не знал и не мог знать о намерениях потусторонних сил, они творили свое зло во мраке и тайне.

Он сидел с закрытыми глазами. Сидел, зная, что дорога каждая секунда. Но все еще не мог решиться, как не может решиться нажать курок самоубийца, который знает, что после этого нажатия уже ничего не будет – даже пустоты, даже тьмы – ничего! Но в эти мгновения Цай ван Дау не был одинок. Перед ним серыми тенями стояли серые стражи Синдиката, стояли и шипели из-под масок: «Не надо! Не надо!! Не надо!!!» А в руках у них были острые иглы с концами змеящихся проводов, будто стражи собирались вновь пропустить через позвоночник карлика пару-другую разрядов ку-излучения, приносящего жуткие муки. А меж серыми телами и лицами, по земле, в воздухе, над головами копошились омерзительные полупрозрачные черви-довзрыв-ники, и от них исходило непререкаемое: «Не смей! Не смей!! Не смей!!!» Цай не обращал на них внимания – всесильные и всемогущие... какое ему дело до них! плевать! сто раз плевать! Он видел внутренним взором сиреневые заросли Умаганги и алые поля, заросшие иллерейскими благоухающими розами, из тихих и прозрачных вод Океана Фей вздымались к нежным облакам вьющиеся нежные водоросли, и меж ними играли стайки прелестных златокудрых детей с огромными темносиними глазами. Это были дети умагов – самых совершенных и самых добрых существ во Вселенной. И где-то между ними бегали его мать, принцесса Йаху, это потом она стала королевой при его безумном отце Филиппе Гамогозе Жестоком, это потом в тихий и прекрасный лунный день, когда фиолетовое небо Умаганги освещали две алые луны, ее повесили на боковом трехосном шпиле Имперского Дворца, краше которого не было ничего во всем Мироздании... но это потом, а сейчас она бегала, резвилась, играла с крошечными ангелочками, не подозревая, что пройдет время и она родит чудовище, родит урода, которого не примет ни один из миров и который будет обречен на мучения во всей своей изнурительной и беспросветной жизни, родит от землянина его, карлика Цая ван Дау, наследного императора и горемыку. А потом и это видение пропало. И вырос перед сидящим во мраке его огромный, разъяренный и сумасшедший папаша с волосатыми ручищами, обагренными кровью, с оскаленным ртом и выпученными дикими глазами. «Я придушу тебя, если ты сделаешь это! – пообещал он со сладострастной улыбкой. – Сам придушу!!!» Цай моргнул – и видение пропало. Ему не страшен был больше этот человек. Ему никто не был страшен. И никаких алых лун больше не существовало, как и прекрасных синих водорослей, как и ослепительного Дворца, как и самой Умаганги. Все было в прошлом.

А в настоящем висели в пустоте, сжимая свое кольцо-удавку, звездолеты Системы. Висели, грозя лютой смертью последним бьющимся за Землю. Висели, не подозревая, как близка к ним самим преисподняя.

Иван не хотел смотреть дальше. Это было выше его не имеющих границ сил. Он перевел взгляд с синего неба на траву. Но ничего не изменилось. Он все равно видел черную Землю, мерцающие звезды, платформу «Святргора» и всю карательную армаду чужаков. На его глазах должно было свершиться неотвратимое и невозможное, на его глазах должны были погибнуть последние из тех, кого он любил на этом свете... нет, есть еще Алена, сын, но они далеко, они ничего толком не понимают, они не успеют придти на помощь... да даже если бы и пришли! все бесполезно!

Он не хотел видеть этого. Но он не мог не видеть!

Исполинская ловушка сжималась. Карателей от жертв отделяли всего лишь десятки тысяч верст... Вот полыхнуло первым залпом. Иван не понял, кем он был выпущен, просто в Солнечной вдруг стало светло... и исчезло сразу три шара из переднего слоя обороны землян. Это начало конца! Они ничего не смогут сделать. Прощай, Гуг! Прощай, Дил Броне! Прощайте, Кеша, Цай, Лива, Хар... Прощайте! Вы стояли до последнего! Вы бились по силам своим, а потом сверх силы... Неизбежное вершится!

Иван увидел вдруг, что сгусток тьмы, висящий за кормой «Святогора», отделился от платформы и поплыл, застя мерцающие звезды, прямо к вытянутым уродинам трехглазых. Цай! Он увидел все сразу. И сидящего под огромным колпаком карлика, и новый залп, полыхнувший огнем, но затухший с еще пятью шарами-звездолетами, сгоревшими в его пламени. И мокрые лица Гуга и Дила, которые ничего не понимали, которые готовились умереть в сражении.

Первые семь кораблей Системы канули во мрак черного сгустка, будто их втянуло туда гигантским магнитом. Еще пять выписали немыслимые пируэты, но тоже пропали в непроницаемой тьме. Это было невероятно. Но это творилось прямо на глазах. Иван похолодел от ужаса. Он видел. И он уже знал. Карлик Цай ван Дау, странное существо царственных кровей, беглый каторжник, рецидивист, убийца, непревзойденный спец по межпространственным связям, мученик, испытавший на своей шкуре все пытки ада, его друг и брат, карлик с огромной, всеобъемлющей душой исполина, не обмолвившись ни словом с теми, кого он сейчас спасал ценою своей жизни, не просто шел на лютую и безвестную смерть, но губил свою бессмертную душу, давая власть над чужаками самой преисподней, втягивая через черный сгусток в бездны ее океана боевые корабли трехглазых, бросая их в такую бездонную и страшную пропасть, из которой никто и никогда не выбирался, в которую суждено было кануть и ему самому...

Остальные звездолетыринулись врассыпную. Видимо, и на их бортах поняли, что дело оборачивается совсем иначе, чем было замыслено, что Игра пошла по чужим правилам, а значит, им несдобровать. Одни, извергая снопы пламени из огромных дюз, уходили из Солнечной другие ныряли в подпространства – бежали! бежали!! бежали!!! Но не могли сбежать! Черный сгусток вытягивал их ото всюду, тянул к себе незримыми нитями, заглатывал, отправляя в пропасть возмездия... Не прошло и получаса, как с карателями было покончено.

И «клякса», темень, не пропускающая света звезд, начала съеживаться, уменьшаться, тускнеть, уходя вслед проглоченной добыче. Это были последние секунды. Гуг с Дилом, Кеша и Хар что-то кричали, вопили, орали, тыча руками в обзорники, ничего не понимая... Иван видел их ошарашен-но-пустые лица. Но он видел одновременно и большое, бледное лицо Цая ван Дау. Оно было странным, необычным и просветленным – на нем не было всегдашней гримасы страдания и боли. Оно было добрым и всепрощающим Цай уходил из жизни, уходил на вечные уже муки и скитания в океане мрака умиротворенным и понимающим, куда он уходит.

– Прощай! – прохрипел Иван вслух, зная, что никто его не услышит.

Слезы лились из глаз. И Иван не мог их остановить. Он желал, страстно желал сейчас лишь одного – быть рядом с Цаем, хотя бы на время, на миг! Он проклинал свою долю, свой жребий. Ему было муторно и горько.

Но никто не слагал с него крестной ноши.

– Я хочу туда! – выговорил он истово, зная, что его слышат. – Я хочу умереть с ними! И он не ошибся. Его слышали.

– Ты еще успеешь умереть, – ответил волхв из-за спины, – но перед этим ты успеешь и сделать кое-что. Не печалься о друге, он сам выбрал свою долю – а это удел немногих.

– Да, ты прав! – как-то сразу смирился Иван.

И обернулся.

Седовласый волхв парил над землей не касаясь ее ступнями, парил в призрачных лучах заходящего, но еще пробивающегося сквозь листву солнца.

Иван протянул руку. И рука прошла сквозь одежды, сквозь тело, не ощутив ничего кроме пробежавших по коже мурашек и легкого тепла, будто летним ветерком обдало.

Глаза волхва стали глубокими, нездешними.

– Ты видишь меня, – сказал он приглушенно, – и слышишь. Но нас разделяют тридцать тысячелетий...

– Не может быть, – непроизвольно выдохнул Иван.

– Может, – спокойно ответил волхв. Потом добавил еще тише: – И ты меня уже начинаешь понимать, верно?

Иван отрицательно покачал головой. Но вымолвил совсем другое:

– Да! Я начинаю понимать тебя.

– Ты способный ученик. Ты быстро освоишь премудрости наши, – сказал волхв, – но помни, чем быстрее это случится, тем раньше ты вернешься в свои миры. Подумай, желаешь ли ты этого?

– Да! – без промедления ответил Иван.

– Тогда коснись меня.

Иван вытянул руку, и она уперлась в твердое, литое плечо волхва, продолжавшего парить в воздухе. Иван не знал, что и думать. Волхв не мог лгать. Но и перенестись из глубин тысячелетий сюда одним махом он не мог...

– Только так и преодолевают толщу времен, – сказал седовласый, – одним махом. Сразу!

Иван склонил голову, потом заговорил – быстро, пытаясь объяснить что-то не волхву, а скорее, самому себе:

– Чтобы преодолеть двести с лишним лет, мне пришлось ровно столько же ребенком пролежать в анабиокаме-ре космокатера. Потом я трижды возвращался во времени, это называлось Откатом, я так и не смог разобраться, в чем там дело, я попадал во временную петлю... И никогда не мог перемещаться через года по своей воле. Но я слышал много раз о возвратах в прошлое, у меня были кое-какие вещицы из будущего – меч, зародыши, яйцо-превращатель, шнур... я знаю, что Система – это мир земных и иновселенских выродков ХХХШ-го века, что они возвращаются к нам для игры, тешить свою умирающую плоть... значит, и ты из будущего?!

– Нет, я не из будущего, – смиренно ответил волхв, выслушав ученика, не прерывая его, – я из того, что есть.

– Не понимаю, как это?!

– То, что есть на самом деле, а не мираж и не призрак, оно есть, оно существует везде сразу, одновременно: и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. Перемещается по осям только та часть, что осмысливает себя и желает быть именно в этой точке времени и пространства, а не в другой.

– Ты разыгрываешь меня, – с сомнением протянул Иван. И снова коснулся упругого плеча.

– Тебя не удивляет, что люди перемещаются в пространстве – и порой мгновенно, – невозмутимо пояснил волхв, – почему же тебя удивляет, что они могут перемещаться во времени? Не ломай себе голову. Ты просто младенец в люльке. Способный младенец и толковый. Ты постиг многое, но ты не научился ходить. Не пугайся, трудно делать лишь первые шаги... Дай мне руку!

Иван исполнил волю учителя.

И Священный лес исчез.

Они стояли под лучами восходящего солнца на плоской крыше невысокого дома. Под ними были другие крыши то ли крохотного городка, то ли крепости. Все остальное тонуло в бурлящих потоках стремительных вод. Потоки клокотали, пенились, вздымались фонтанами вверх и уносили из городка-крепости неимоверное количество грязи вместе с какими-то дико орущими, ругающимися и визжащими грязными людьми.

– Смотри туда! – волхв указал рукой в сторону восходящего солнца.

Там, возле огромной запруды, возведенной за ночь, стоял русобородый человек, стоял спокойно, без крика, без визга. Его было еле видно отсюда. Но у Ивана защемило сердце. Брат!

– Мы сейчас в 1341-ом году до Рождества Христова, – сказал волхв, не выпуская Ивановой руки, – а вот это все и есть «авгиевы конюшни», понимаешь меня?! По мифам не очень-то и древних греков, Геракл лишь выполнял волю некого царька Авгия, вычищая от навоза его загаженные конюшни. А на деле навоз был в головах и душах этих вот людишек, ты видишь их, грязь и подлость, ложь и мерзость покрывали метровыми слоями его покои... Наш князь Ярослав за гордыню и буйный нрав свой был советом старейшин послан в усмирение и услужение к нижайшему из нижайших, к дикарю Авгию. Но он был сметлив, он сразу понял, как надо чистить эти «конюшни». Гляди!

Вместе с руганью, воплями, грязными угрозами и грязными людьми бурлящая вода вымывала из града-крепости грязь наносную, и начинали белеть стены, колонны, отражалось в чистом мраморе восходящее солнце, оживало обиталище людское, в кое суждено вернуться чистым и омытым, не унесенным в болота мутным потоком. Высокий, плечистый, сероглазый князь в одних холщовых штанах и наброшенной на плечи львиной шкуре, с развевающимися по ветру русыми, длинными волосами, открыто и дерзко шел в город. И теперь Иван хорошо видел его мужественное русское лицо, окаймленное светлой короткой бородой. Он видел витой синий крест-солнцеворот, украшавший грудь богатыря и простой деревянный посох в могучей руке. Ярослав искупал провинности, оружия с доспехами ему не полагалось.

И все это было настоящим, неподдельным, исконным. Иван не мог не верить. Они одним махом перенеслись на тысячи лет, они перенеслись из Старого Мира в земное прошлое... Невероятно!

– А теперь сам вернись обратно! – сурово приказал волхв.

И отпустил Иванову руку.

В тот же миг все закружилось, завертелось перед глазами, сдавило горло. Но Иван не поддался, он запрокинул голову, с силой сжал веки, будто стоял в Священном лесу и слушал шелест листвы. Туда! Назад!

Ноги подкосились, и он упал в траву. Упал, боясь раскрыть глаза, но чуя терпкий дух, несущий здоровье и силу.

– Вот видишь, младенец, ты сделал свой первый шаг, – тихо прозвучало над головой.

Теперь дни шли незаметно, летели один за другим. Иван постигал то, что прежде могло ему показаться волшебством, сказкой. И постигая, он понимал, что ничего реальнее и осязаемей в жизни нет. Это было как проходить до сорока лет с черной повязкой на глазах, а потом снять ее. Он делал свои первые шаги – падал, ушибался, отбивал бока и ребра, но шагал, шагал и шагал все дальше от люльки. Волхв не всегда сопровождал его. Но Иван каким-то вообще непонятным чутьем чувствовал, что кто-то из Рода с ним рядом, всегда рядом, что ему не дадут разбить себе голову и сломать хребет. Его учили плавать, бросая в воду над самым омутом, над водоворотом, но не убирали далеко руки, способной вытянуть обратно. Он проникал в такие глубины прошлого, когда еще не было человека и землю сотрясала тяжкая поступь динозавров. Он разжигал костры с лохматыми и молчаливыми охотниками на мамонтов, ел полусырое мясо. Он осаждал Трою вместе с бритоголовыми и чубастыми дружинниками Ахилла а со стен этой самой неприступной в тограшнем мире крепости неслась едкая русская брань – брат шел на брата, но не подло, не из-за угла с ножом, а грудью в грудь. Он собственными глазами видел как свирепый и легкий на расправу князь Ахилл за излишнее «хитроумство» изгнал из войска и отправил куда подальше счастья искать легкого совестью грека Одиссея. Он стоял насмерть в ущелье плечом к плечу с тремя сотнями спартанских витязей. Он шел по знойньм пустыням с чудо-богатырями Александра Филиппыча, завоевывая полмира одним только неистовым духом росским. Он бежал, преследуя недавних братьев своих германцев, по тонкому льду Чудского озера и ждал сигнала в засадном полку на поле Куликовом. Ему не было преград, он начинал понимать, что такое жить вволю и дышать полной грудью... Но они, учителя, все считали его ребенком, которому нельзя идти туда, куда можно взрослым. Незримая стена отделяла Ивана от будущего. И потому, живя в полную волю и дыша всею грудью, он был связан и по рукам и по ногам.

Он всегда возвращался в Священный лес, чтобы упасть в чудесную траву, чтобы захлебнуться напоенным жизнью воздухом. Так его учили. И так он делал, ощущая себя уже не человеком, но полубогом.

И только мрак и тяжесть жизни возвращали его дух в бренное тело.

Друзья гибли один за другим. И он должен был все видеть. Измученный, постаревший, но не сдающийся Гуг-Игун-фельд Хлодрик Буйный тяжело переживал смерть своей любимой Ливадии. Сердце мулатки, истерзанное черными магами на черных мессах, измученное предчувствиями, не выдержало. Она умерла в постели, рядом с ним, на обожженном в боях «Святогоре». И Гуг не стал ее хоронить на Земле. Он повелел щестиногим сжечь маленькое и почти невесомое тело Ливочки, пепел собрал в вазу и отправил его в бесконечные скитания по Вселенной в черном бутоне. А сам все пил и пил свой ром. Уже пришли на подмогу Алена с Олегом. Вернулся к черной, неузнаваемой Земле Хук Образина с миллиардами зародышей троггов-убийц. Но не было видно просвета в конце туннеля.

Гибель Хука потрясла Ивана.

Еще не умещалось в сердцах то чудесное и горестное вызволение из смертной ловушки, что даровал им Цай ван Дау ценой своей жизни. Они ожили. Они обрели надежду. Еще бы, каратели сгинули в бездну, а их силы возросли: один исполинский Варрава чего стоил! да и огромный корабль из Пристанища! Они воспряли, насколько вообще можно было воспрять в таком положении.

Иван все видел. Он рвался к ним, рвался душой. Но не мог преодолеть барьеров плотью своей – возврата в настоящее пока не было. Его берегли. Для чего-то более важного... А там, на Земле, никто никого не берег – там дрались, не щадя жизней, дрались в кромешном аду, изо дня в день. С прилетом Хука Образины они первым делом вывели с базы на орбиту сто восемьдесят шесть летающих батарей круглосуточного боя – и дело сразу пошло веселей, поверхностные слои пропахивали почти безостановочно, никакая нечисть, ничто живое не смогло бы выдержать такой обработки. В черном небе стало меньше крылатых гадин, зато черная земля кипела, бурлила, клубилась, пылала и клокотала.

– Наша берет! – скалил осколки зубов Дил Бронкс. Улыбка у него выходила вымученная, жалкая. Но он снова начинал улыбаться.

– Еще чуток нажать на гадов, – твердил Кеша, стуча черным кулаком по колену, – и от них одно мокрое место останется. Всей силой надо!

И они били, давили, жгли всей силой, будто вознамери–лись прожечь насквозь этот гигантский червивый плод, называвшийся прежде Землей. Никто не вспоминал уже и не думал о растерзанных телах и загубленных душах... надо было просто изничтожить нечисть! надо было победить!

Глеб с Аленой ввязались в драку с ходу, с налета. Они еще мало чего понимали, но черная Земля ужасала их, а шар был послушен, могуч, негоже при таком раскладе сидеть без дела.

– Все вытравим! Под корень! – радовался Хук. Свежа еще в памяти его была непокоренная, дерзкая Гиргея.

Ну, а когда «поле было вспахано». Гут Хлодрик дал добро – и на «посевную» пошли Иннокентий Булыгин с Харом и, разумеется, сам главный сеятель Хук Образина. Двенадцать суток они с шестиногими «муравьями» на семи шарах сновали с Варравы на Землю и обратно, вбивали контейнеры во все норы и дыры, во все входы и выходы, врубали их на разморозку, и снова гнали на космобазу за новыми емкостями с троггами-убийцами. Два шара-корабля нечисти удалось слизнуть направленными фонтанами лавы. Остальные светились от перегрева, работали круглосуточно.

Дил Бронкс с Гугом, потягивающим ром из пыльных бутылок и мрачно кривящим губы, прикрывали сеятелей с одной стороны, Алена с Олегом с другой.

А в черном небе гадины начинали убивать друг друга – люто, злобно, беспощадно, с истерическим зудом и визжанием. За считанные дни-ночи зародыши, принявшие облик крылатых тварей, расправились с тварями настоящими, а потом канули в лабиринты – продолжать свой кровавый труд.

– Все! Крышка им! – потирал руки Хук Образина. – Через недельку прокалим огоньком все внутренности, чтоб и духу гадского не осталось. Да пошлем вызов по закоулкам, будем людишек уцелевших собирать да заново заселять Землю-матушку. Наша взяла!!!

Хук вел себя как сумасброд, он хохотал, прыгал, махал руками. За последний год в кошмарных войнах, в кровище и рукопашных, в дыме, газе, под броней и на броне он натерпелся такого, вобрал в себя столько дикого, страшного, невместимого в одного человека, что теперь, когда победа была близка, его распирало, разрывало... Кеша был сдержанней. Но и он повеселел – поскорей бы завязать с бойней, передохнуть, сколько ж воевать-то можно, сызмальства, почти без перерывов, тяжко, но забрезжило вдалеке-то, забрезжило.

В последний рейд они ушли вдвоем, ежели не считать посмурневшего оборотня Хара. Тот ходил за Кешей как приклеенный, но в дела не встревал, похоже, и «посылочки» с родной Гиргеи его не радовали. А может, и что другое было, Хар ведь всегда чуял заранее. Чего он там чуял?!

Последнюю дюжину контейнеров с троггами решили забить поглубже, в бывшую тихоокеанскую впадину, зиявшую черным бездонным зевом посреди пустой и жуткой котловины выжженного, испарившегося океана.

– Засадим им кол осиновый в задницу! – радовался Хук Образина.

Хар тихо выл. А Кеша нацеливался – пробойный залп должен был обрушиться в самое тонкое место, которое, как известно, рвется. Кеша был старым воякой, опытным, уж он-то не промахнется.

– Ну, давай! – поторопил Хук.

– Обожди, еще малость!

Кеша выверил точку. Да и шарахнул со всей силы, аж Хар передернулся по-собачьи, будто из воды вылез.

– Пошли, родимые!

Хук, не раздумывая, выпустил контейнеры в черных бутонах – и они канули в дыру вместе со всей следящей и передающей аппаратурой. Из почти не приметного жерла ударило вверх пылающей магмой, да мимо, нечисть была слепой и бестолковой.

– Давай, на снижение! – приказал Хук. Он здесь был за старшего.

Кеша покачал головой. Но выполнил приказ. Они сели в котловину, наблюдая, как лезет изо всех дыр и щелей рогатая, перепончатокрылая, мохнатая и слизистая, дрожащая, трясущаяся нечисть, как гонят ее зародыши, еще маленькие, но разрастающиеся, неудержимые, алчные, прожорливые. Никто на всем свете не мог так расправляться с чудовищами Пристанища, с погаными гадинами... трогги-заро-дыши будто специально были созданы для такой работы. Почему будто? Кеша поймал себя на промелькнувшей мысли, никаких «будто», их для того и выращивали. Теперь он понимал, как соплеменники безобразно-величественной Фриады, расправились со всемогущими, всесильными зем-моготами.

А мерзость и дрянь все лезла и лезла – убиваемая, раздираемая, жалкая, без надежды, в безумии, преследуемая и настигаемая.

Они видели на полторы мили вниз. И везде творилось одно и то же.

А Хук Образина, которого лет двадцать назад звали Хуком Красавчиком, бесшабашный и удачливый космодесантник-смертник, списанный, спившийся, уже похороненный в помойном баке, но возродившийся и прошедший с боями половину земного шара и пол-Вселенной, выплясывал какой-то варварский танец, бил себя кулаками в грудь и хохотал. Победа! Это он принес им победу!!!

Хук трижды выскакивал из шара на грязную залитую обледеневшей слизью поверхность, палил из лучеметов в черное непроницаемое небо, вопил от избытка чувств и запрыгивал обратно, лез к Кеше обниматься, целоваться, трепал несчастного Хара по загривку и снова хохотал.

– Добивают последних! – комментировал спокойный и невозмутимый Иннокентий Булыгин происходящее на об-зорниках. – Вглубь пошли, дубасят почем зря! Нам бы так!

В подземных норах и впрямь творилось жуткое смертоубийство. На силу и злобу нашлась еще большая сила и злоба, просто непомерная, чудовищная. Но трогги не обращали внимания на распятых, повешенных, раздавленных голых и бритых людей в ошейниках, они их не замечали – их добычей были другие, они гнали нечисть вниз, в пропасть, где копошилось что-то непонятное, то ли каша, то ли жижа, то ли расплавленная в лаве порода.

– Все! Последний рывок!

Хук вдруг замер с разинутым ртом. Это был исторический, эпохальный момент – сейчас они должны были добить последнюю свору гадов, загнать ее, зудящую, бьющую хвостами, щупальцами, лапами, грызущуюся и визжащую, в смертный капкан, под кору земную. Еще немного... Хук видел, как первые твари-гадины замирали перед шевелящейся жижей, пытались рвануть назад, но их сталкивали, вбивали в жижу напиравшие сзади... и они не выдерживали, падали, растворялись в шевелящемся месиве, то ли их разъедало, то ли они сгорали... ничего не было понятно.

– Победа!!!

Последние гадины канули в сумеречной массе. Накатили на жижу трогги. Остановились. Попятились. Но программа, заложенная в их изменчивые тела, пересилила страх – и они ринулись в гущу. Это была отчаянно смелая атака, это был бросок грудью на амбразуру, на пулемет... Трогги метались, бились разъяренно, остервенело, нанося удары по чему-то невидимому и непонятному... тонули в жиже.

– Дай приближение! – потребовал Хук.

– Дальше некуда, – огрызнулся Кеша. Но все же выжал еще немного.

И тогда они увидели крохотных черных паучков, ползающих в жиже. Эти пауки впивались в трогтов, ползли по ним, облепляли, изгрызали и топили их... но ни в какой не жиже, не в месиве, а в целом океане точно таких же, крохотных, копошащихся живой непомерной массой пауков. Зрелище было жуткое.

Кеша с отвращением плюнул под ноги, скривился.

– Мать моя! – выдохнул ничего не соображающий Хук. А шевелящаяся паучья жижа ползла, напирала, поднималась вверх по пробитым снарядами шахтам и дырам, пожирала несдающихся, сопротивляющихся троггов, заполнял ла собою все пустоты и полости, и не было ей ни конца ни края.

– Сколько у нас осталось контейнеров? – тупо спросил Хук.

– Нисколько, – ответил Кеша.

Хар облизнулся длинным языком, зевнул и положил свою вытянутую морду на лапы. Хару было все ясно. А когда ему было все ясно, он скучал.

– Будем бить, чем под руку подвернется! – решил побледневший Хук. – Но победы своей, кровной, не упустим!

Кеша только крякнул по-мужицки и выматерился про себя.

Били они всеми силами, всей мощью боевого звездолета. Лупили торпедами, снарядами, ракетами, дельта-фанатами, жгли огнем, плазмой, жгли излучениями и лиловыми сгустками, про которые они знали лишь одно, не дай Бог попасть в такой! Били четырнадцать часов без передыху! Из дьф, из провалов и воронок вздымался к черному небу черный жирный дым – будто тысячи вулканов чадили во мрак ночи. Расползающиеся густые перья дыма парили над котловиной, опадали грязной сажей на бывшее океанское дно, на отмели, рифы, пики, хребты. Но ползла изнизу страшная шевелящаяся жижа, ползла, и не было ей конца – сама измученная, истерзанная и униженная Земля выдавливала из своего нутра миллиарды миллиардов черных трясущихся, алчных пауков. И уже не сажа и дым заполняли котловину – как в прилив поднимались черные, густые, живые воды, заполняя собой глубокие впадины и впадины поменьше, доползали до мелководий, тянули черные дрожащие языки к берегам. Это было по-настоящему страшно.

– Пора отчаливать! – прохрипел наконец выдохшийся, измотанный до полусмерти Кеша.

– Не-е-ет!!! – засипел в ответ Хук.– Победу мы не упустим! Нет!!!

Он был в полнейшем безумии. Он весь трясся, дергался, глаза лихорадочно блестели и не могли остановиться на чем-то одном. Он метался по рубке висящего над паучьим океаном корабля, рвал на груди комбинезон, скрипел зубами, ругался и бледнел все больше.

– Ну, хватит! – решился наконец-то Кеша. И уже хотел было дать команду на взлет.

Но Хук вышиб его из кресла, пнул ногой. Заорал:

– Трус! Предатель!! Гад!!!

Кеша промолчал, не полез в драку. Он видел, что Хук Образина совсем спятил. Ему было даже жаль этого заморыша, так и не вернувшего прежней десантской стати, истрепавшего себя по жизни. Победа! О какой еще победе можно было говорить! Они расстреляли весь боезапас звездолета. А пауков стало больше, и они теперь выжрут всех зародышей, всех троггов по всей планете. И старая Фриада увидит своими глазами, как убивают ее надежду... не только ее. Хар лежит поленом, недвижно и тихо, но он все передает, он будет верен королеве до последнего часа. Кеша сидел на полу и видел, как Хук бьется головой о спинку кресла, слышал, как он рычит, хрипит.

Хука надо было связать. Иннокентий Булыгин не успел этого сделать. Он только успел подумать... Но было поздно.

– Твари! Падлы!

С бешенным ревом, багроволицый и безумный Хук Образина влез в скафандр, схватил в обе руки по бронебою и, истерически, зловеще хохоча, бросился в мембрану люка.

Надо было бежать следом, но Кеша знал, бесполезно, он плюхнулся в кресло, врубил обзорники, настроился на выскользнувшую из рубки фигуру. И только тогда понял: Хук так и не смог поверить, что дело проиграно! что это полное поражение!

Кеша видел, как из шара вырвался во мрак земной ночи черный бутон, как он замер над бескрайним, черным, шевелящимся океаном, как откинулись два выносных сегмента, как выскочил на несущую плоскость безумный Хук Образина с бронебоями.

– Вперед-е-ед!!! – оглушительно прогрохотало из динамиков.

Хук выстрелил дважды из обоих стволов – ослепительные молнии разорвали жуткую темень. После этого он подался назад всем телом, будто решаясь на что-то роковое, и ринулся вниз, беспрестанно паля в шевелящуюся черную жижу.

– Впере-е-ед!!! – донеслось снизу. И все разом стихло.

Хук исчез, будто его и не было. Он не нашел сил поверить в поражение. Он так и умер – победителем.

Иван сам готов был броситься вслед за несчастным. Иван все понял – так было и раньше, так было и всегда: мало кто из их десантной братвы доживал до старости, половина погибала, другая – сходила с ума, в этом была их участь. Вот и Хука не стало. Кто следующий?!

Три дня он не пользовался своим чудесным даром, бродил по темным дебрям Священного леса. Потом он сказал сам себе – хватит!

И в лунном сиянии безлунной ночи пред ним вырос седовласый волхв. Лицо у него было старое и усталое. Иван понял, почему. Они отдавали все ему – свои силы, умение, знание, веру, жизнь. И они умели уставать, стариться... он как-то не думал раньше об этом, а сейчас сердце вдруг сжалось. Они не жалели себя. И он не жалел их. Так и бывает, сильные и мудрые не ищут жалости.

– Вот теперь ты готов, – сказал волхв.

Иван склонил голову.

И Священный лес пропал.

Он стоял в поле под синим небом и белыми пушистыми облаками. Старик-священник, батюшка, глядел на него подслеповато и грустно, будто они не расставались. И Иван понял, что спор их стародавний и бесконечный окончен, что никогда они уже не будут говорить о месте человека и о звездах, обманчивых и далеких.

– Тебе пора. Иди! – тихо сказал батюшка и пригладил седые волосы.

– Куда? – спросил Иван.

– На Землю, куда же еще, – старик улыбнулся потаенно и ободряюще, будто провожая близкого своего на битву или в последний тяжкий путь, – иди, она ждет тебя!

Часть четвертая. ПРЕОДОЛЕНИЕ ЧЕРТЫ

Земля – Зангезея. 2486-й год.

Горечь утрат лишает веры. Судьба не бьет один раз – нанесла удар, жди другого, третьего... последнего. Иногда и первый может стать последним, и счастлив тот, кто не выдерживает его, уходит в миры лучшие – подальше от утрат, горечи, ударов судьбы и ожидания. Но закрыты радужные двери иных миров для стойкого и выносливого. Ему нечего ждать от грядущего и неведомого, ему суждено познать и рай и ад еще в земном пути своем. И идет он сквозь утраты, и каждая новая больнее прежней, и горечь уже невыносима... а он все идет, ибо верит.

Завидуют избранным званные и праздные, люто, тихо и упорно завидуют, растравляя пылающую в черных душах гордыню, видя внешнее и не желая знать сокрытого. Много их, званных! Много ждущих и алчущих, простирающих руки и жаждущих объять ими все зримое. Много ищущих тронов и венцов, славы и почестей, богатств земных и власти. Но нет среди них готовых подставить плечо под тяжкий крест , и пойти в гору в граде насмешек и плевков, пинков и ругани. Много берущих. Но мало дающих... И приходит время бури, приходит день, когда не остается в тленном мире героев и богов, когда все роздано, и все свершено, и остались только берущие, алчущие, жаждущие, готовые пожрать друг друга, растерзать, спихнуть в пропасть, утопить в собственных нечистотах – таковы они есть, таковы были, незримые среди дающих и созидающих, но оставшиеся одни будто в наготе. И приходит сила, питавшая и напоявшая их извечно, и дает алчущим и пожирающим их истинное обличие, достойное их – и ужас спускается на землю. Нет уже ни судьбы, ни ударов ее, ни утрат, ни горечи – есть кишение алчущих и изжирание кишащих кишащими. И лишь лишенный разума и глаз обвинит незримую силу за то, что дала видеть прежде невидимое и тайное сделала явным – ибо слепа та сила, страшна, жестока, но не лжива она, подносящая зеркала к пожирающим друг друга. И не в ней вина, не в ней беда, всесущей и сокрытой до времени, но извечной. А лишь в них, берущих друг от друга и изгрызающих себе подобных, ненавидящих и преисполненных черной зависти, двуногих и разумных до времени бури, но обращающихся в червей и змей с уходом созданных по Образу и Подобию.

Достойны ли спасения губящие себя? Никто не знает ответа... Но истекает все дальше от огонька мерцающей свечи еще один из миров, и приближается, тесня Свет, грозя загасить свечу в Черной Пропасти, ползущая, неотвратимая, извивающаяся бесконечной змеей Черная Черта, пожирающая вселенные, пристанища, преисподнии и океаны смерти, пожирающая свет и тьму и само Мироздание, черта незримая и неосязаемая, проходящая в душах людских и убивающая их, вытесняющая из душ мерцание свечи, погружающая во мрак, губящая. Есть ли души у обретших свой истинный облик? Есть ли они у червей и змей?! Оберегающий Свег не задает себе вопросов, ибо раз поддавшись сомнению и презрев недостойных, начинает уподобляться им сначала в малом, потом в большом, а потом и ползет уже червем среди червей. Избранный вершит труд свой. Несет крест, снося удары, тяготы и утраты, снося все и терпя, превозмогая тернии на пути своем. И если он, познавший на земных дорогах и рай, и ад, прошедший через мытарства и страдания, не теряет веры, крест его тяжкий обращается мечом праведным и разящим.

Олег потихоньку привыкал к своему новому положению, к неизменности тела, к черной земле внизу. Первое время у него было такое ощущение, будто его посадили в каменный мешок без окон, без дверей. И мешком этим был он сам. Человек! Обычный, смертный человек. И нечего дергаться, мало ли чего было, мало ли, что он мог десять раз в минуту поменять обличие и в бесконечной цепи воплощений и перевоплощений властвовать над покорной и жалкой биомассой. Это все в прошлом. Зато он кое-что и обрел. Никогда в голове не было столь ясно, а в груди столь легко. Прежде и днем, и ночью, всегда что-то маленькое, шевелящееся давило в затылке, копошилось, грызло, кусало, не давало покоя и отдыха, изнуряло и влекло куда-то помимо его воли – он почти свыкся с ним, терпел, и только сейчас понял, что такое быть по-настоящему свободным. Олег привыкал быть человеком.

Ивановы друзья встретили их не слишком радостно, встретили буднично, как еще двоих обреченных, пришедших, чтобы умереть вместе с ними – радости было маловато. Гуг Хлодрик похлопал Олега по плечу, предложил выпить рому. Олег покачал головой. Говорить было в общем-то не о чем. И они разошлись по своим кораблям. Алена сразу поняла, кто тут главный, кому следует подчиняться и чьи приказы выполнять, без этого никак нельзя. Она при расставании строго поглядела на сына. И тот не стал перечить, хотя ему и самому хотелось пожить своей головой. Да, видно, короткие дни шальной свободы перехода от Пристанища к Земле миновали и пришли будни... Одно Олега не устраивало: их обреченность, они все как один, все до последнего собирались умереть здесь, на Земле. Олег совсем не хотел умирать. Он только народился на свет после бесконечного блуждания в потемках Пристанища, зачем ему умирать?!

Они с Аленой пролетали на своем шаре над поверженной в прах Россией, когда она вдруг сжала его локоть – сильно, до боли, и прошептала:

– Он там!

– Кто? Где? – не понял Олег.

– Иван!

Огромный шар, будто Луна, нависшая над черными обледенелыми московскими развалинами, замер в мрачном небе. Мертвый город. Мертвая земля. Здесь не было даже нечисти, только тлен и прах.

– Он там! – повторила Алена. – Видишь?! Олег с трудом рассмотрел что-то поблескивающее неярким блеском среди черноты, гор пепла и провалов. Локаторы и щупы ничего особенного не показывали, скорее всего, мать просто устала, ей мерещилось желаемое, мерещилось от перенапряжения, от бесконечной нервотрепки, переживаний, страхов... только сейчас он начинал понимать, что ей пришлось вынести, будучи обычной смертной, в Пристанище... ведь она не была ни оборотнем, ни зургом, она прожила вечность в аду! и осталась двадцатипятилетней! Нет, лучше не вспоминать, лучше не думать о прошлом!

– Живо полезай в бот, и вниз!

– Может, лучше врезать из силовых?! – засомневался он.

– Я тебе врежу!

Алена поднялась из кресла, юная, стройная, прямая. Теперь она точно знала – он там, сердце не обманешь. Он обещал вернуться. И он вернулся!

– Не теряй времени!

Своды были бесконечно высоки. Лишь две свечи горели под ними. Но служба, бесконечная служба во спасение заблудшего люда земного шла в Храме Христа Спасителя.

Под иконами стояло человек двенадцать, не более, стояли высохшими мощами, тенями, колеблющимися в неровном свете свечей. Служка подошел к Ивану. Вытаращил запавшие, горящие болезненным огнем глаза. Он еле держался на ногах, изможденный и бледный. Тонкая желтая кожа обтягивала скулы, губ не было, один провал рта.

– Ты?! – изумленно вопросил служка.

– Как видишь, – ответил Иван.

Еще минуту назад он стоял под синим небом Старого Мира. И вот он здесь... В этом невидимом и неприступном граде Китеже. Служба идет, но как мало их осталось!

– Почитай, все померли, – сказал служка, словно угадав Ивановы мысли. И добавил с недоумением и почти ужасом: – А тебя ничего не берет.

– И не возьмет! – подтвердил Иван.

Отсчет времени прошел, и теперь он не мог медлить. Без суеты, без спешки, без торопливости ему надлежало исполнять свое дело. Пора! Долгие годы он искал, мучился, строил планы, сам разрушал их, шел в потемках и снова искал выхода, искал ответа... Теперь он знал, что ему делать. Совершенно точно знал. И уже никто и ничто на свете не могло его остановить.

– Прощай! – сказал он, направляясь к огромным дверям.

– Стой! Нельзя туда! – забеспокоился служка, кинулся за Иваном. – Погибнешь ведь!

Иван ничего не сказал, только обернулся на ходу и улыбнулся изможденному человеку с горящими глазами.

Он вышел во мрак и темень, в стужу ледяной мертвой пустыни – безоружный, беззащитный, в грубой серой рубахе с расстегнутым воротом, с развевающимися по ветру русыми волосами, прямой, сильный, всемогущий, воплощающий в себе всех живших на этой земле россов.

Он видел огромную луну-шар, висевшую высоко в небе. И он все уже знал. Он ждал.

Какая-то безумная шестиметровая крылатая, восьмила-пая, зубастая и шипастая гадина с истошным ревом бросилась на него из-за развалин черной зубчатой стены. Но не долетела двух метров... Иван даже не коснулся ее, он лишь вскинул руку – и гадина рухнула замертво, только земля вздрогнула под многопудовой тушей.

Бот опустился метрах в двадцати от Ивана. Из него выскочил сын – растерянный и обрадованный. Иван еще раз поразился, как Олег похож на него! невероятно! правда, лет на двадцать моложе, но копия!

– Отец!

Иван обнял сына, прижал к себе. Сердце дрогнуло в предчувствии непонятного и страшного. Но он отогнал тревоги. Он собственным телом ощущал сыновнее тепло. Это они с Аленой спасли своего единственного, изгнали из него бесов. И теперь он поможет им.

– Мать ждет, – сказал Олег.

– Да, я знаю. Пойдем.

Алена встретила его со слезами на глазах, вцепилась в кисти рук.

– Не пущу! Никуда больше не пущу!

Иван не вырывался и не говорил ни слова. Он сам бьи готов разрыдаться. Он сам страстно, неистово желал остаться с ней, с любимой, ничего не видеть вокруг, никого не замечать, наслаждаясь долгожданной близостью и покоем, которого они так и не обрели. Обретут ли когда-нибудь? Может, да, а может, и нет. Во всяком случае, не сейчас.

– Нам пора, Алена! – сказал он ей шепотом, на ухо.

– Нам?!

– Да. Не грусти. Мы скоро вернемся. И не лезь в пекло за этими головорезами – и Дил, и Гуг Хлодрик ищут смерти... а ты должна жить. Ведь мы вернемся!

– Правда? – Алена вытирала слезы. Она уже не держала Ивана. Она верила ему и все понимала.

– Правда! – ответил Иван.

В правительственных катакомбах Сихана Раджикрави не оказалось. Олег облазил все закоулки, но так никого и не нашел. А Иван сидел у экранов и смотрел сквозь смежающиеся веки, как трехглазые добивают последних смельчаков. Он мог выйти туда, наружу, и остановить монстров, оставить от них мокрое место. Но это ничего бы не изменило, это лишь продлило бы затяжную и кровавую агонию – водопад не усмиришь подставленными ладонями, даже если их тысячи, и лесной пожар не забросаешь сухими ветками. Затаптывать надо первый язычок пламени. Затыкать – источник темных вод.

И все же братва не сдавалась, дралась лихо. Тут и там валялись уродливые трупы негуманоидов, воинов Системы. Бесшабашная Зангезея продержалась долго. Дальше самого Синдиката, от которого давно уж и след простыл. Но всему приходит конец... Нет! Так нельзя! Иван собрался, уставился на серебристый шар, из которого перли ордой трехглазые, представил его сгустком мерзости и грязи, сдавленной, сжатой с чудовищной силой, спрессованной в этот сферический объем... надо только высвободить его, лишить оков, обессилить «силу»... вот так! Шар разорвало, будто в его внутренностях было заложено с десяток термоядерных бомб. Океан пламени залил обзорные экраны, выжигая с поверхности Зангезеи всех подряд: и правых и виноватых, и героев и трусов, и монстров и людей.

Иван скривился. Слаб человек. Опять он не выдержал. А что толку?!

А толк был. Голос Первозурга прозвучал из-за спины недовольно и хрипло:

– С чем пожаловали?!

Иван не обернулся. Он все понял: Сихан следил за ними, он был где-то неподалеку, подглядывал, подслушивал, боялся... да, именно боялся, он теперь всего боится – он! полубог! творец! – а этот дурацкий взрыв просто переполнил чашу его терпения. И все равно, прежде следует здороваться.

– С добром, Сихан, – сказал гость, -будь здрав! Первозург не ответил. Он ждал.

– Я выполнил свое обещание, – все так же тихо выговорил Иван.

– Неправда!

– Я убил оборотня!

– Он здесь, в катакомбах!

В это время Олег вынырнул из потайного люка, ведущего в нижние ярусы. Да так и замер с раскрытым ртом, глядя на высокого сухопарого старика с темным, почти черным лицом и светлыми глазами.

– Вот он! – закричал Первозург.

– Да, это мой сын, – спокойно пояснил Иван, – он такой же человек как и я. Ты можешь убедиться в этом. Оборотень мертв!

– Ты сохранил свое детище... – как-то опустошенно и безвольно протянул Сихан Раджикрави, ему не надо было убеждаться в чем-то, он видел все насквозь, знал, что Иван не врет. Но ему было трудно смириться с неизбежным. – Ты сохранил свое детище... но ты хочешь, чтобы я убил свое?!

– Да! – твердо сказал Иван. – Ты дал слово!

– Слова – воздух, дым, они ничего не стоят. Ты был дорог мне, я все помню, ты спас меня тогда... другой не стал бы рисковать жизнью ради дряхлого старца, другой на твоем месте, Иван, даже не стал бы раздумывать, и меня бы давно не было на этом свете... – Сихан Раджикрави говорил очень медленно, будто каждое слово весило по тонне, он говорил с трудом, выдавливая из посиневших губ тусклые и сиплые звуки, – я должен быть благодарен тебе, и я благодарен... Но мне проще убить тебя, Иван. И этого... тоже. Гораздо проще!

Он не встал с кресла-Он лишь поднял голову и уставился на Ивана пронизывающим тяжким взором. От этого взора сердца смертных сразу же переставали биться, наступало удушье, жуткая смерть, это был взор самой костлявой. Но гость смотрел в его глаза... и не думал умирать, он даже не изменился в лице. И тогда Первозург собрал всю свою силу, способную сжечь целый мир, обратить в пепел тысячи восставших против него, он обладал этой сверхъестественной силой, которой никто не мог противостоять. И он должен был смести вставшего на его пути, осмелившегося указывать ему. Потоки испепеляющей, страшной, разрушительной энергии обрушились на незваного гостя.

Но Иван даже не шелохнулся. Ничто его не брало.

– Хватит, – сказал он примиряюще, – ты ведешь себя неучтиво!

Обессиленный, опустошенный, выдохшийся Первозург уронил голову на грудь. В Пристанище, на Полигоне, он еще потягался бы с этим наглым русским, там были неисчерпаемые колодцы свернутой энергии. Но здесь мочи больше не было.

– Ты многому обучился, пока мы не виделись, – прохрипел он еле слышно.

– Да! – Иван не стал спорить. Он больше не хотел ждать: – Мы зря теряем время. Ты сделаешь это, Сихан!

– Нет!

– Сделаешь! – Он ткнул пальцем в сторону сына. – Ты видишь его? Он стал человеком. И ты сейчас станешь! Олег!

– Я все понял, отец!

В руке у сына, стоявшего у серой стены, в пяти метрах за спиной Первозурга блеснуло лезвие сигма-скальпеля. Сын был в десантно-боевом скафе, увешанный с ног до головы оружием и боеприпасами, он основательно подготовился к вылазке, в отличие от своего отца, сидевшего все в той же серой рубахе с расстегнутым воротом, безоружного, открытого... Он подошел ближе, ухватил Первозурга за подбородок, сдавил его левой рукой и уже занес правую, намереваясь распороть затылок.

– Нет!!! – истерически заорал Сихан. – Не смей! Во мне нет червя! Я не оборотень и не вурдалак! Вы с ума посходили... я бог!!!

– Врешь! – выдавил Иван. – Никакой ты не бог! Ты самозванец! Ты ремесленник, возомнивший себя творцом! Ты думал создать новый, более совершенный мир, а создал преисподнюю – ты привел ад в земные миры! Ты и тебе подобные выродки! Я думал, ты все понял, надеялся, что ты исправишь ошибку, раскаешься! Нет! Ты цепляешься за свое поганое детище... Ты не творец! Ты убийца! Убийца всего живого! всего невыродившегося!

– Неправда! – завизжал Сихан Раджикрави. Он извивался в кресле и не мог вырваться из железной руки Олега.

– Правда! Это ты обрек на муки сотни тысяч подобных мне! – закричал тот. – Это ты лишил нас жизни среди людей и бросил в скопище червей и гадин! Ты!! Я убью его!!!

– Нет!

Иван перехватил руку сына. Если бы тот нанес смертный удар, все погибло бы безвозвратно... Первозург не смог бы выжить, он не успел бы переселиться в другое тело – Иван с Олегом заблокированы, никого рядом нет – это было бы концом.

– Поздно! Поздно, – хрипел Сихан, задыхаясь, – я ничего уже не смогу исправить. Пристанище сильнее меня! Понимаешь, оно давно уже вышло из-под контроля, это оно убьет меня! У нас ничего не получится!

– Не получится?!

– Да! Надо было раньше! – взмолился седой, высохший и еще недавно всемогущий старик. – Мы опоздали. И я уже не могу убить свое детище. Это оно убьет всех нас. Надо было раньше!

Иван смотрел прямо в глаза Первозурга. И он видел, что тот говорит правду. Значит, он готов. Значит, он созрел – и уже не откажется от своих слов. Значит, пришло время.

– Встань! – приказал он старику. – И ты иди ближе! Олег подошел вплотную, стоял, обжигая Первозурга глазами, не убирая сигма-скальпеля. Иван схватил за руки – одного, другого, сдавил так, что лица исказились от боли, притянул к себе. Пора!

Серые стены и обзорники правительственных зангезейс-ких катакомб вздрогнули, пропали в налетевшем отовсюду тумане. Пол ушел из-под ног. Закружило, завертело, затрясло, будто разверзся внезапно под ними проснувшийся вулкан. Обдало огненным жаром, а потом бросило в холод... и ударило каменными плитами в ступни.

Полигон. Год 3089-й, июль.

Они стояли посреди сферической белой комнаты поперечником в пять метров, уставленной по стенам светящимися тускло панелями и рядами гибких подрагивающих труб. Слева, на низком сером столе-кубе высилось нечто многослойное, просвечивающееся, похожее на два галовизора, поставленных друг на друга. Дверей и окон вообще не было.

Олег недоуменно смотрел на отца.

Первозург трясся и часто моргал, вид у него был совершенно ошарашенный.

– Все! – выдавил из себя Иван. – Раньше некуда. Как и было заказано! – Он попытался улыбнуться, но улыбка не получилась.

– Этого не может быть, – запричитал Сихан Раджик-рави,– этого просто не может быть! Это наваждение! Пустите меня!

Иван выпустил его кисть. И Первозург тут же бросился к столу, ткнул пальцами в основание уродливоикойструк-ции. И прямо в воздухе перед их глазами высветилось синим приятным светом: ноль-ноль часов одна минута 14 июля 3089 год.

– Проклятый, черный понедельник! – застонал старик и обхватил голову руками.

– Ничего не понимаю, – растерянно произнес Олег. Он держалнавскидку лучемет и парализатор, готовый к ОТПОРУ-

Иван его успокоил.

– В этот день Полигон свернулся и превратился в Пристанище. В этот день он вышел из-под контроля земных выродков... и все началось! Мы перенеслись в самое начало этого черного понедельника, сынок. И мы должны успеть! Мы не дадим ему свернуться! Бунта вурдалаков не будет, понял!

– Будет! – выдавил чуть слышно Сихан. – Мы не успеем...

Он плакал, мутные слезы текли по дряблым смуглым щекам. Он столько трудов, сил, надежд, себя самого вложил в свое детище... и теперь он же должен его уничтожить.

Уничтожить?! И тут до него дошла простая, невероятно простая мысль, не доходившая почему-то раньше – ведь он сам, замурованный, закодированный, был свернут вместе с Полигоном и ушел с ним в бесконечное странствие по чуждым вселенным! Он неотделим от Полигона! Убивая свое детище, он убьет себя – непременно убьет, вне всяких сомнений. Все это отразилось на лице Первозурга.

И Иван понял. Ему стало жалко древнего старца, рожденного через много веков после гибели Земли, рожденного в совсем другом земном мире – старец прожил бесконечную жизнь, но ему хотелось пожить еще немного. Слаб человек! И не годится он на роль бога!

– Хватит ныть! – выкрикнул Иван и встряхнул Первозурга за плечо.

Тот быстро пришел в себя. Еще раз взглянул на светящиеся цифры – было уже шесть минут, они теряли время.

– Это моя комната, мой кабинет на Полигоне, – признался Сихан. – Тысячи лет прошли, а я все помню...

– Тысячи или миллионы? – переспросил Иван.

– Или миллионы, – эхом отозвался Первозург. – А мы опять опоздали! Полигон запрограммирован на саморазвитие, его невозможно уничтожить!

– Значит, его надо перепрограммировать на самоуничтожение! – потребовал Иван.

– А защита, а системы контроля – они бесконечно дублируют друг друга. Они вперед уничтожат нас! Иван не сдавался. Не затем он сюда пришел.

– В любой механизм можно запихать гайку меж шестерней, чтоб его разнесло к чертовой матери! – стоял он на своем.

Сихан Раджикрави грустно улыбнулся, ссутулился.

– Это не механизм, уважаемый, это вселенная вселенных...

– Я его сейчас пристрелю! – вмешался Олег.

– Не надо, – старик поднял руку, – не тратьте зарядов, все равно не убьете... через восемь с половиной часов Полигон замкнется и уйдет в иное пространство. Это такая махина, такая силища, что ее не смогут остановить даже все звездные флоты Земли и Федерации... Мы создавали новые, лучшие миры, мы создавали сверхвселенную и позаботились о ее неуничтожаемости. Можно разрушить, взорвать, сломать, перепрограммировать малые, очень малые части Полигона в пределах планет, созвездий... но их тут спрессовано несчетное число. Вы же знаете, это был секретный проект, Полигон создавался сорок лет... в XXXI-ом веке! Вы представляете, что это такое? Сверхпроект! – От волнения Первозург снова перешел на «вы» с Иваном. Сына его он попросту не замечал. – Сверхпроект! Метагалактика Сиреневый Октаподус-IV. Полтора миллиона созвездий и галактик свернули в систему взаимосвязанных пространств, создали цепи гирлянд-лабораторий, связали с многомерными Страшными Полями и Волшебными Мирами, запустили программы выращивания миллиардов сверхразумных существ... Воплощение несуществующего! Богочеловечество высших порядков! Новая всемогущая раса! Полигон невозможно уничтожить, как невозможно уничтожить Мироздание.

Иван все это слышал и прежде, и потому пропустил мимо ушей. Зацепился за одно слово.

– Мы?! – переспросил он.

– Что – «мы»? – не понял Первозург.

– Ты сказал, что вас было много... ты и в прошлый раз говорил об этом, я правильно понял?

Сихан Раджикрави похолодел, глаза его сузились и стали остекленевшими, бессмысленными. Он понял намек. Этот русский собирается вернуться еще на несколько десятков лет... и тогда произойдет страшное, невозможное. От отпихнул ствол, упирающийся ему в грудь. Зло посмотрел на Олега. Вспомнил свое слово. Да, он обещал взорвать изнутри Полигон, он знал коды.

– Ладно, – выдавил старик, – мы попробуем. Пойдем! Он покопался в столе, вытащил какие-то странные штуковины, похожие на вьющиеся трубки, заполненные розовой жидкостью, достал черную коробочку. Патом подошел прямо к стене – ив ней образовалась дыра чуть выше его и чуть шире. Иван с Олегом последовали за ним.

Коридор в этой части Полигона был по меньшей мере странным – вместо пластикона прямо на полу, под ногами росла густая сочная трава, верх был голубой и бездонный, по правую и по левую руку торчала сплошная череда изогнутых стволов, перевитых лианами. Когда Иван попытался дотронуться до одного из них, нащупал лишь холодную шершавую стену. Морок! Мираж! Но трава самая настоящая. Он даже сорвал одну травину, рассмотрел ее.

– Будьте осторожны, – предупредил Сихан, – сейчас выйдем на шлюз. Там охрана. Они уже ведут вас, с самого начала. Они все видят и все слышат...

– Их уже нет там! – оборвал его Иван. После первого же слова он включил сквозное зрение, увидел прозрачный шар и в нем пару двуногих тварей с глазами, но без носов и ртов. Он убил их на расстоянии, волевым усилием, как учили убивать волхвы Старого Мира, когда ничего больше не остается делать.

– У меня не было другого выхода, – пояснил Иван, – они собирались заблокировать нас.

– Плевать! – отрезал Сихан. – Этих тварей здесь пруд пруди. Пошли быстрей!

Они ворвались в прозрачный пузырь, прорвав стены-мембраны, тут же сомкнувшиеся за ними. Олег навел было раструб лучемета на тела гадин, собираясь сжечь их. Но Сихан остановил его.

– Спокойно! – Он вытащил из чего-то аморфного три серых студенистых комочка, один проглотил сам, другие заставил проглотить Ивана и его сына.

– Теперь по периферийным отсекам нам обеспечен проход, никто не остановит. Центр уже заблокирован, прокрываться бесполезно!

Иван попробовал просветить этот бесконечно удаленный отсюда «центр», но ничего кроме туманного, расплывающегося ядра размером со среднюю галактику не увидал. До него начинало доходить, что дело они взвалили на свои плечи неподъемное... Но уж очень не хотелось идти на второй, запасной вариант, от одной мысли о котором Первозург чуть не отдал концы на его глазах. Надо рискнуть! Надо попробовать! Проклятый черный понедельник! Осталось восемь часов. И скоро внутрь Полигона войдет Алена... нет, она уже давно здесь, но не та, с которой он знаком, а совсем другая, еще ничего не подозревающая, не прошедшая через века страданий и мучений, не имеющая сына, чужая... Не это сейчас главное. Хватило бы сил. Здесь не Старый Мир. Здесь он каждую минуту растрачивает драгоценную белую энергию, и ее не соберешь слишком много в обители «богочеловеков» – искусственно выращенной нечисти.

И все-таки их засекли. Олег успел дать три залпа из лучемета и бронебоя в обтекаемый шар, который несся по трубоходу с другой стороны, он бил прямо сквозь мембрану.

А Сихан уже делал первый шаг в тенеты паутины. За ним шагнул в провал Иван. Олег прыгнул в фильтры, когда три изуродованные пламенем, но не убитые твари ворвались в пузырь. Они опоздали совсем немного.

– Мы в узловой точке, – наконец прошептал Перво-зург.

Иван огляделся. Он видел в полном мраке. Старик не лгал. Но это была узловая точка одного из бесчисленного множества ярусов Полигона.

– Не годится! – отрезал Иван. Он не имел права размениваться на мелочи. Нетрудно сокрушить этот ярус, перевернуть его вверх дном. Но для Пристанища это все равно что комариный укус для исполинского хомозавра с Ирги-за. – Будем пробиваться в центр.

– Они уничтожат нас!

– И тебя?

– И меня!

– Они уже вышли из-под контроля. Тогда я не знал этого... а сейчас знаю! – Первозург горестно вздохнул: – Эх, если можно было повторить жизнь!

– Вот мы ее и повторяем.

– Нет. Это совсем другое. Тогда я был богом, я летал на крыльях вдохновения, я парил в таких высях, какие вам и не снились. Теперь я жалкий червь...

– Просто тогда у тебя были шоры на глазах, вот и все, – парировал Иван, – а теперь повязка спала. Мы обязаны прорваться в центр!

Олег молчал. Он не узнавал когда-то родного и единственного для него мира. Пристанища. Да и в самом деле, Полигон еще не стал Пристанищем, для этого должны были истечь века, тысячелетия. Но Олег на себе испытал зло мира воплощений, его передергивало при одной мысли о гнусном и вертлявом черве в затылке. Он готов был сокрушить этот мир, он жаждал его сокрушить.

– Я попробую провести вас на максимально близкое расстояние, – мрачно согласился Сихан. – Держитесь за меня.

Он вытащил свои трубки с жидкостью, вложил в тут же вобравшие их темные пазы на уровне груди. Иван вцепился ему в предплечье. Олег ухватил за кисть.

– Вперед!

Какая-то мягкая, жидкая местами масса облепила их, лишила зрения, слуха и понесла невесть куда, сквозь пространства и миры. Тела пронизывала мелкая, противная дрожь. И не было конца движению. Иван не отпускал жилистого, твердого предплечья и знал, что все будет в порядке, что Сихан Раджикрави не посмеет их загнать в ловушку. Этот старик уважает силу, и он почувствовал ее в Иване, и не столь уж он плох, они были обязаны друг другу многим... Движение закончилось ударом о упругую, непроницаемую стену.

– Все, – прошипел Первозург.

– Нет, не все! – отозвался Иван.

Теперь пришла пора ему пускать в ход свое умение. За ним стояли не сатанообразные «богочеловеки», а самые настоящие боги и герои, в нем бурлила белая энергия Одина и черная сила Кришны, его взгляд мог становиться всепро-жигающей алмазной молнией Индры, в нем самом жила мощь подлинных богов, его могучих и непобедимых предков. Всего три мгновения ушло у Ивана, чтобы зажечь во мраке пред собою солнце яриев – ослепительная вспышка открыла им путь вперед. Первозург отшатнулся от Ивана, пораженный и потрясенный. Он, гений XXXI-ro века, не мог постичь загадки этого странного русского, далекого от него и полудикого пращура XXV-го века.

Они ворвались в ядро Полигона. И сразу попали в ловушку, в капкан силовых полей защитного слоя. Их вскинуло вверх, сдавило, сжало, лишило возможности шевельнуть рукой и ногой. Полигон защищал себя от непрошенных гостей. Он их не убивал лишь потому, что был бессмертен и всемогущ, ему не было нужды казнить вторгшихся и нарушивших его покой, он обращал их в биомассу – Первозург знал это, и никакие охранные датчики не могли уже помочь.

– Врешь! – прохрипел Иван. Он видел дорогу вперед. Он видел самое сердце свернутого мира. И остановить его было невозможно.

Неимоверным усилием он разорвал путы незримых полей, подчинил их себе и заставил нести вперед, пробивая преграду за преградой. Сын ничего не мог взять в толк. Да и Первозургу начинало казаться, что все происходит помимо их воли. Он твердил коды, молил об избавлении от ужасов заключения в замкнутом мире, ужасов, которые он пережил однажды и не хотел переживать во второй раз. Их несло вихрем. А за спиной рвались, взрывались, падали препоны,1 преграды, затворы и барьеры. Они прожигали слой за слоем. И никто не мог их остановить. Сихан Раджикрави дрожал крупной, рваной дрожью. Он один знал, что у Полигона нет никакого сердца, вернее, у него были тысячи сердец, разбросанных по разным пространствам, уровням и измерениям. Но он теперь уже сам хотел верить, что у русского все получится, он заставлял себя верить, ибо другой поворот сулил непредсказуемое...

– Вперед!

Они ворвались на гребне незримого урагана в огромный округлый зал без пола и потолка. Зависли в тягучем, напоенном зудом воздухе. Первозург понял все сразу. Поздно!

– Что это?! – удивился Олег. Он не был допущен к высшим таинствам Пристанища и он растерялся, вздымая свое оружие.

– Брось эти игрушки, – тихо посоветовал ему Иван. – И смотри все время назад, чуть что, предупредишь.

Посреди зала тоже прямо в воздухе висел свившийся спиралью огромный червь черный, но при этом прозрачный и невероятно гадкии. Сихан точно помнил, что таких они не выращивали в вивариях-лабораториях Полигона. Червь медленно и ритмично извивался, пульсируя и зудя. А вокруг него висели в дрожащем мареве тринадцать студенистых трясущихся тварей с множеством длинных извивающихся щупальцев.

– Господи! – просипел Первозург. – Как они могли проникнуть сюда?!

Иван заглянул ему в глаза. И все стало ясным для обоих. Выходцы из черных миров пробрались на Полигон, прежде, чем он свернулся. И это стало приговором.

Испепеляющее пламя вырвалось из распростертых рук Ивана, из его открытых ладоней. На миг червь пропал из виду. И тут же вновь появился. Он изгибался, извивался кольцами, распрямлялся, бился в судорогах, но не желал издыхать. И тогда Первозург вытащил свою черную коробочку и направил ее матовой гранью на выходца из инфер-но. Лиловый луч пронзил червя. Это стало его концом. И началом чего-то более жуткого и необоримого. Изо всех стен, тысячами, десятками тысяч, будто прорывая тонкие пленки, стали врываться в зал скользкие, бесформенные гадины – воплощающиеся по своим программам вурдалаки. И не было им края, не было числа.

– Сколько осталось?! – выкрикнул Иван сквозь зуд.

– Пять с половиной!

– Все! Не успеем!

Теперь для Ивана было абсолютно ясно, что игра не стоит свеч. Поздно! Надо уходить, пока целы. Пока Пристанище не всосало их навечно. Они пришли поздно. Надо придти раньше. Вот и все!

Но перед этим он должен был сделать еще кое-что. Он не мог уйти просто так. Для этого надо было отвлечься хоть на секунду. Надо было увидеть.

– Прочь отсюда!

Они вырвались наружу через ту самую дыру, в которую проникли в зал. В суете, шуме, гомоне и панике надо было уйти от преследователей хотя бы на время.

– Я даю тебе шанс! – сказал Иван, глядя прямо в глаза дрожащему Сихану Раджикрави. – И четыре часа времени. Ты должен взорвать изнутри, распрограммировать основные «мозговые центры». Ты должен это сделать. Ты знаешь все ходы-выходы, ты пойдешь без нас, никто тебя не остановит, ты владеешь кодами... Понимаешь, это твоя последняя надежда!

– А вы?! – спросил еще не верящий своим ушам Первозург. Они его отпускали. Они дарили ему жизнь – долгую, бесконечную...

– У нас есть свое дело! Не будем болтать попусту. Через четыре часа – на этом месте!

– Я все понял, – Первозург опустил глаза. Олег сбил прыгнувшего сзади андроида, размозжил ему голову прикладом. И почти без задержки саданул вперед из бронебоя, потом еще раз и еще. Он пробил путь. И они успели прошмыгнуть в черную затягивающуюся скважину, они бросились в нее будто изо дня в день торили этот путь. Первозург ушел трубоводом, его не надо было учить перемещаться по Полигону.

– Он обманет тебя! -раздраженно прокричал прямо в ухо отцу Олег.

– Я знаю, – ответил Иван на бегу. – Но обманет он не меня, а себя, запомни это, сынок! И не вспоминай!

Они остановились за седьмым поворотом от проклятого зала-ловушки, замерли возле цилиндрической прозрачной трубы, в которой ползали серые кольчатые личинки. Олег отвернулся от трубы, он знал, что это такое. И он бы без раздумий выпустил все заряды из бронебоя в зародышей зургов, если бы эти заряды могли пробить прозрачный металл.

– Стой! Не дергайся! – попросил Иван. – Мне надо сосредоточиться на минутку.

– Зачем?! – в душу Олегу начинали закрадываться нехорошие подозрения.

– Молчи! Потом узнаешь! )

Иван уже погружался в знаржое и напряженное состояние. Он начинал видеть. (Далеко. Бесконечно далеко! Она была на другом конце Полигона, в смотровых отсеках, куда еще пускали людей, за тысячи световых лет отсюда. Он никогда не видел ее такой – в длинном темно-сером балахоне с черной бахромой, в черной повязке на лбу, удерживающей густые светлые волосы, среди таких же молодых и беспечных... их вели куда-то, что-то показывали. И она улыбалась, она была совсем юной. И ее глаза играли огнем жизни, они не спали, совсем не спали. Иван уже знал, что он разорвет еще одну временную петлю – нет, в нем самом ничего не изменится, все, что с ним было, останется в нем и при нем, но они... Он поглядел на Олега с тоской и болью. Его не будет? Нет! Не надо бояться. Он обязан ее спасти! Она погибнет, там, около Земли, погибнет вместе с Гугом, с Дилом, с Кешей в их нескончаемом сражении. Он не уберег Светлану! Ее смерть на его совести, и ничего уже не изменишь. Он виноват, только он! Второй раз ошибиться нельзя. Алена должна жить, пусть без него, все равно должна. И он сделает это!

– Вот гады! – Олег еле успел срезать лучом подкрадывавшихся нелюдей. Он умел обращаться с обитателями Пристанища.

Но задерживаться на одном месте не стоило.

– Я вижу шлюз, – прошептал Иван. – Надо бежать, только тихо, без шума. Нас не хватит на всех этих тварей!

Три шахты они преодолели одну за другой, перебегая по трубоходам, на четвертую пробивались с боем, прожигали мембраны, крушили переборки. К шлюзу прорвались через груды трупов, выволокли из бронированной ячейки одного из первозургов, хлипкого бородатого типа с кривым, перебитым носом и большими ушами. Тот сразу понял, что шуток с ним шутить не будут и раскодировал агрегат переброски. Где-то за пленкой завыл натужно гиперторроид Д-статора, задрожал плавящийся воздух... Их вышвырнуло прямо на титановые настилы-мостки, по которым четверо андроидов тащили упирающихся и визжащих женщин, тянули, позабыв все правила поведения с людьми, раздавая тумаки направо и налево, заламывая руки. Все было понятно. Полигон закрылся, ему нужна биомасса, через несколько часов он замкнется в себе, в собственном искривленном пространстве и уйдет из Вселенной. Они поспели вовремя!

– Не жалей гадов! – крикнул он Олегу. И сам бросился с кулаками на андроидов. Тут он не мог крушить все подряд, тут требовалась ювелирная работа. В считанные секунды Иван перебил нелюдей, посбрасывал их с головокружительной высоты.

– Иди за мной! – приказал он Алене. Но та вырвала свою руку из его ладони. Она ведь еще не знала его, они еще не познакомились даже.

– Мама! – выдохнул в лицо девушке Олег.

Та поглядела на него как на слабоумного, улыбнулась.

– Хватит! – заорал во всю глотку Иван. – Какого дьявола!

Он вспомнил, как в огромной пещере исполинское чудовище жевало, перемалывая в месиво женские голые тела, как сочилась с мерзких губ густая алая кровь, как оглушительно громко ударилась об пол откушенная голова... Они еще не знали, что все это будет, будет с ними, что уже готовы анабиокамеры, готовы гигантские холодильники, что сборища «исполнителей Предначертанного» жаждут новых жертв, и что жертвами этими будут они... Он не мог полагаться на второй вариант – а вдруг не пройдет! вдруг не получится! что тогда?! Нет, только сейчас! Только наверняка!

– Отец! – захрипел Олег.– А как же... я?! Иван все понял сразу.

– Крепись, сын! – процедил он. – Ты уже есть! С тобой ничего не случится! Ты есть!!!

Он подхватил Алену на руки и бросился по мосткам к приемному люку. Обезумевшие от страха женщины бежали вслед за ним, нерасторопных подгонял Олег. Слезы текли из его глаз – еще никто на всем свете не испытывал того, что испытал в эти мгновения он. Отец никогда не встретится с матерью. Вот сейчас, через считанные минуты их пути разойдутся навсегда – отец вернется в XXV-й век, а она останется в XXXI-ом, а это означает одно – он никогда не родится, он исчезнет, его не будет, и все уже решено!

– Быстрей!

Они выбили еще двоих андроидов из трубохода, затолкали в машину женщин. Рванули по бесконечно длинной трассе. Алена билась, ругалась, ничего не хотела понимать. Никогда Иван не видел ее такой молодой и такой разъяренной... а ведь совсем недавно она прижималась к нему, спрашивала с надеждой в голосе, молила глазами. И он ей ответил: «Правда!» Он обманул ее.

Шестислойные внешние ворота были заблокированы, пришлось применять чрезвычайные меры. Иван еще раз добрым словом помянул волхвот Старого Мира, своих старших братьев, что пришли ему на помощь.

Они вырвались наружу, едва не задевая оплавленных краев дыры.

Космолет, на котором прилетели практикантки, висел во мраке, до ближайшей планеты была пропасть пространства, даже мерцающий свет звезд не доходил сюда. Иван шел на трубоходе с сигналом СОС. Их втянули в приемный отсек без разговоров. Как мало оставалось времени, как хотелось пройтись по этому кораблю будущего, осмотреть его, пощупать своими руками, как страстно желалось не выпускать ее. Прекрасную Елену, из объятий.

– Слаб человек! – прошептал Иван сквозь слезы. И она сразу успокоилась, перестала вырываться.

– Зачем вы это сделали? – спросила она, глядя исподлобья, угрюмо и обиженно.

– Потом узнаешь! – ответил Иван грубо, понимая, что, чем меньше ей доведется узнать, тем легче будет жить, а ведь ей еще предстояла очень долгая жизнь.

На командира космолета он не стал тратить времени. Он говорил не с ним, а с его мозгом, напрямую, не говорил, а приказывал: «Немедленно на Землю! Исполнять приказ!» Олег ждал снаружи, в крохотном шлюпе, ему самому не нужен был и шлюп, но сын мог погибнуть в пространстве. Командир ушел в рубку.

А Иван притянул к себе Алену, которую и звали-то вовсе не Аленой, и даже не Прекрасной Еленой, это в скитаниях по Пристанищу они придумали ей, беспамятной, сбежавшей от палачей из анабиокамеры, новое имя. Но он не стал спрашивать, как ее зовут.

– Прощай, Алена, – прошептал он ей в ухо, прижимаясь мокрой своей щекой к ее щеке, – все это было, правда! И я вернулся! А теперь опять ухожу. Прощай!

Он приник к ее губам в долгом поцелуе. И теперь его слезы мешались с ее слезами. Она ничего, абсолютно ничего не понимала, но плакала навзрыд.

– Прощай! – глухо сказал он в третий раз. Оторвался от нее. Пошел прочь.

– Сумасшедший!

Она смотрела ему вслед. Она понимала, что никогда и ничего не узнает про этого странного человека. И все же он был ей не чужой, вот это она узнала наверняка.

Они успели отчалить, прежде, чем космолет нырнул в подпространство. И Олег напомнил:

– У нас осталось сорок три минуты. Но не стоит возвращаться. Он не придет.

Иван пропустил слова сына мимо ушей. И сказал ни с того ни с сего:

– Когда-то, чтобы пробраться из внешних слоев в Чертоги Избранных Пристанища, мне понадобилась вся жизнь...

– Теперь мы успеем за эти минуты! – осек его Олег. Иван вздохнул и сокрушенно посмотрел на сына, что тот мог понимать в жизни, сосунок! Ему тоже не хотелось возвращаться в чертову ловушку. Но он сам назначил встречу.

С расстояния полутора миллионов верст Полигона вообще не было видно, слишком близко. Полигон чудовищно велик, а большое видится на большом расстоянии. Иван казался сам себе микроскопической букашкой, которая зависла над бескрайней плоскостью. А за плоскостью была бескрайняя вселенная. Что делать букашке в чужой вселенной?! Он давно решил этот вопрос для себя. Нечего! Но чтобы не ошибиться, букашка должна познать и чуждый ей мир... Да, они все называли его амебой, тлей, комаришкой, слизнем. Может, он и был таким... когда-то. Теперь он иной. Теперь он знает, что все вопросы решаются на Земле. Прав был батюшка, прав! Но он обязан дать шанс тому, кого уже спас однажды.

– Смотри!

Иван поднялся из кресла управления, подошел к мембране, застыл перед ней... и серая плоскость начала выгорать, будто ее снаружи прожигали плазмометом. Забрало Олегова скафандра моментально защелкнулось, спасая его от удушья – воздух вырывался из шлюпа со свистом и воем.

– Отец, ты спятил?! – заорал он.

Иван повернул голову и подмигнул. После этого голыми руками разодрал края оплавленной брони – и как был, в растегнутой рубахе, черных кожаных штанах и сапогах, без защиты, без скафа и даже без самой простенькой маски на лице вышел в открытый космос.

Олег бросился за ним следом. Первое, что промелькнуло у него в голове: отец решил покончить с собой, после прощания с его будущей матерью. Допустить этого никак нельзя было.

Но он ошибся.

Иван стоял на обшивке шлюпа, возле жуткой дыры. И пристально смотрел в сторону Полигона. Он ухватил Олега за твердую и холодную перчатку, притянул к себе, обнял за плечи и спросил:

– Ну, сынок, скажи, что ты видишь там?

– Ничего, – машинально выговорил Олег, еще не веря своим глазам, и глядя больше на живого-здорового отца, чем туда, вниз, в тускло чернеющую неестественную бездну Черной Пропасти, – ничего, кроме шлюзовых ворот, вон они! – Он ткнул пальцем в то самое место, откуда они совсем недавно вырвались. Ворота эти торчали неестественными и лишними в пустоте, человек, ничего не знающий, принял бы их за космический мусор, невесть как оказавшийся в этой глухомани. Зато с другой стороны высвечивались десятки кораблей обеспечения, станции слежения и много всего прочего, непонятного, но впечатляющего.

Иван смотрел только в сторону Полигона.

– Когда ты увидишь этот омут, ты станешь таким как я. И мы уйдем в Старый Мир... потому что у нас никого не осталось в новых мирах, понял?

Сын промолчал. Он ничего не понял. Бездна была пуста, в ней нечего было видеть. Но он не сомневался, что отец видит. И он верил ему.

– А теперь пойдем!

Отец с силой оттолкнулся ногами от бронированной обшивки, срываясь с матового бока шлюпа, увлекая Олега вниз, в кошмарную черную пропасть. Тот даже не успел испугаться... Они падали на черную, мутно прозрачную плоскость, которую видели не все, они падали в рукотворный ад, созданный обезумевшими в стремлении к совершенствованию выродками-гениями XXXI-го века. И у них не было ни малейшего шанса на спасение, как нет такого шанса у смертного, падающего в пасть раскаленного светила.

– Ну и пусть! – прохрипел Олег. – Помирать, так помирать! Значит, так суждено!

– Погоди помирать-то, – тихо отозвался Иван. По всем законам естества, его не должно было быть слышно в пустоте космоса. Но Олег отчетливо слышал каждое слово, он даже видел, как трепетали у отца ноздри, словно тот дышал... в вакууме, как поблескивали глаза... хотя их давно должно было вырвать внутренним давлением. Да, видно, прав был говорливый Хук Образина, который за день перед смертью рассказал Олегу о том, что отец его был заговоренный, что он еще давным-давно, в одиночном поиске у гиблого коллапсара продал душу какому-то вселенскому дьяволу и потому смерть его не берет. Но это была обычная десантская байка... или нет?

– Много будешь знать, скоро состаришься! – скороговоркой сказал Иван.

И Олег окончательно убедился – он умеет читать мысли.

– Сколько осталось?

– Двенадцать минут, – ответил сын.

Они падали в незримую бездну все быстрее. Створки гигантских ворот приближались стремительно. Так падать было просто невозможно. Олег пристально поглядел на отца. Тот был спокоен и грустен, длинные волосы развевались, толстая жила на шее подрагивала... нет, он не был похож на самоубийцу.

Когда ворота должны были разбить их в лепешку, не оставив и мокрого места, Иван сдавил руку сына... и их снова закружило, завертело, обдало клубами то ли пара, то ли тумана. И вышвырнуло прямо в трубу с мягкими перистыми стенами, ту самую, что одной из тысяч пульсирующих артерий вела к залу. Олег не удержался на ногах и покатился кубарем вниз, к широкому проходу, где они уславливались встретиться с Первозургом. Иван торопливо побежал за ним, зная, что Сихан Раджикрави уже ждет.

И через несколько шагов, выскочив из-за поворота и придерживая сына, остолбенел.

У полуживой, дышащей стены стояли два Сихана. Один был чуть моложе, полнее, и губы его еще не заимели синюшного оттенка, и глаза были чуть с косинкой... но это были не двойники, и не близнецы – это были два Перво-зурга.

Иван понял все сразу.

– Ты нашел его?! – спросил он у высокого и худого Сихана.

–Да!

– И ты ему все рассказал?!

– Все! – резко выкрикнул полный и косой. – И мы придумали кое-что другое! Мы не будем уничтожать наше детище!

– Что же именно? – поинтересовался Иван. Такого оборота он не ожидал. Беспечность! И доверчивость! Нет, он совсем не изменился, это натура, это характер, недаром ему все долбили постоянно: «простота хуже воровства!» Надо было следить за Сиханом, он мог его видеть везде, повсюду. А он доверился, понадеялся. И вот пришла расплата.

– Мы изменим программу, потом, в странствии! Мы сделаем из них сверхлюдей, и никакого бунта не будет, – с напором говорил косой, – и Мироздание узрит новую Вселенную! Лучшую! А ты... ты немедленно уберешься отсюда со своим отродьем! Мы помним добро... но время пошло!

– Вот как, – равнодушно выдал Иван, – все уже решено? без нас? за миллиарды землян, которые будут погибать в адских муках?! за все человечество, состоящее из обычных людей?!

– Хватит болтать!

– Действительно, болтать хватит, – сказал Иван. И резко выбросил вперед кулак, намереваясь сбить с ног косого.

Ничего не вышло, рука наткнулась на невидимую преграду.

– Еще одно движение, – сказал худой, – и мы не выпустим вас отсюда. Проваливай, Иван! Мы сами разберемся с тем, что создано нами!

Олег вскинул лучемет. Но Иван остановил его взглядом. Иван мучительно искал решения, он совсем не ожидал, что и на его силу найдется сила. А раз так, надо было, как это ни горько, уходить. Если они дадут уйти! Ведь и запасе у него был второй вариант, и Первозург знал о нем, по крайней мере, догадывался. Проклятый XXXI-ый век! И не знаешь, чего от него можно ожидать! Иван всматривался в лица выродков, точнее, в два лица одного и того же выродка. На них невозможно было прочесть ничего, будто окаменели. Но он-то знал, что сейчас это страшное существо, которое нельзя назвать человеком, злорадствует, убеждаясь в своем всемогуществе, презирает дикаря, неандертальца, сунувшегося из своей первобытности учить его, бога, гения далекого будущего, первотворца.

Им, близнецам-двойникам, никто не мешал. Не лезли андроиды, нелюди, киберы, не зудели, распуская щупальца медузообразные гадины... никто. Значит, они были в своем доме, они нашли общий язык и Полигон услышал их. А он тут чужак, больше того, смертный враг.

Иван собрал все свои нетелесные силы, чтобы сокрушить защитное поле. В какой-то миг ему показалось, что оно уже поддалось... но тут же наросли новые слои. И он все понял: Полигон обладал чудовищно огромной энергетикой, в нем таилась мощь тысяч галактик, спрессованная, ждущая своего часа, питающая всю эту вселенскую громадину. И они не пожалеют никаких затрат, никакой энергии, чтобы остановить его...и убить! И-эх, простота хуже воровства!

– Ты все правильно понял, Иван! – медленно, выговаривая каждый слог, процедил худой, тот, который обязан был ему жизнью. – И все же я даю тебе возможность уйти. И не думай о погибающих людишках, они не стоят того. Пусть Земля сгорит в дьявольском пламени, пусть сгорит Вселенная, не жаль. Мы уже создали новую. И теперь мы выправим все ошибки... и ты еще сам захочешь к нам, в обновленное Пристанище, ты будешь проситься. И я тебя пущу. Но сначала ты должен созреть, ты должен будешь увидеть жизнь другими глазами, не смертного слизня, но богочеловека, стремящегося стать самим богом. И ты поймешь нас! А теперь уходи!

Иван опустил глаза. Созреть! Старые разговоры, прежние басни. Он уже слышал это, и не раз. В Системе. В Системе? Точно! Первозург говорил сейчас с ним старческим, дребезжащим голосом Мертвеца-Верховника, Великого Переустроителя Мира! Круг замыкается... а он еще надеялся, он пытался переубедить Сихана Раджикрави. Разве можно переубедить выродка, сознающего, что его жизнь и его путь – вырождение, неизбежное, страшное, ужасное при его же всемогуществе. Это они создали Систему. Это они ушли туда, скрестившись с выродками Иной Вселенной. Может, он сам сейчас не знает этого, скорее всего, не знает – но это его удел, его не видимая сейчас цель. И все уже было! Кольцо времени замыкалось не однажды. И это он, выродок-властитель, бессмертный и многоликий, восседал на троне и издевался над ним, Иваном, называя слизнем, амебой, комаром, случайно залетевшим в форточку и которого просто лень прихлопнуть. Они снова заставили играть его по их правилам! Но они забыли, что он уже не тот, что он совсем другой, что он видит и слышит, что он з н а е т! А значит, у него есть сила сокрушить их!

– Пойдем отсюда! – сказал Иван сыну.

– Он снова обманет тебя! – не выговорил, а почти простонал Олег.

– Не посмеет. Пойдем.

Иван повернулся спиной к Первозургу, раздвоенному временем.

– Пойдем, Олег, – он потянул сына за руку, еще не зная, куда им теперь идти, лишь бы подальше от этих подлых и лживых выродков.

Они сделали не больше пяти шагов по мягкому полуживому nony,SwFsa в спину Ивану ударило что-то острое, прожигающее, приносящее адскую боль. Он резко обернулся. И увидел худого и смуглого Сихана Раджикрави, направляющего на него черную коробочку с плоскими матовыми гранями. Барьеры Вритры и щиты Гефеста включились сразу, заковывая Иванове тело в непробиваемый панцирь. Но совсем рядом, глядя прямо ему в лицо стекленеющими глазами, оседал Олег, его единственный сын, родная крови-ночка. В этих глазах, Алениных глазах, была растерянность и надежда, в них Иван видел ее, оставленную у Земли, на корабле, одну, оставленную с верой, что он, Иван и ее сын, вернутся, и обманутую, растворившуюся в небытии, возвратившуюся к исходу, ничего не понимающую, рыдающую, шепчущую: «сумасшедший» и не узнающую его, своего единственного любимого, избавителя, спасителя и предателя. Да, это были ее глаза. И его!

Иван тигром бросился назад, налетел на барьер, упал, разбил в кровь лицо. Поднялся. И поглядел на Сихана. Тот стоял мрачный, трясущийся, с отвисшей губой – он уже видел свое будущее. Зато косой улыбался, он был молод в сравнении с самим собою, явившимся к нему из будущего и прошлого, и он почти ничего не понимал, он улыбался.

Иван промолчал. Теперь слова были не нужны. Он вернулся к сыну, содрал с него скафандр. Поздно. Олег был мертв. И не было с собой ни чудесного яйца-превращателя, ни регенераторов, ни анабиокамеры... да если бы и были, уже поздно, они пропороли ему всю спину и грудь насквозь, через скафандр... Иван разорвал рубаху на груди сына. Крестик висел черным оплавленным комочком железа. Ничего. Значит, и это надо вынести. И это! Он опустился на колени, притянул к себе мертвое тело, прижал голову к груди, еще раз заглянул в глаза и прикрыл их веками.

С обеих сторон на него надвигались дикие, невообразимые твари с пульсирующими шарами в лапах и черными коробочками. Пламя и плазма бушевали вокруг него, смерть и ужас.

Они не могли его убить.

Но и он не мог больше оставаться здесь.

На переход ушло много сил. И Иван потерял сознание. Он очнулся посреди ледяной пустыни, прижимающим к себе тело сына. И все вспомнил. Земля! Он на Земле, в своем времени. А Полигон ушел. И Первозург ушел!

Пошатываясь и оскальзаясь на грудах смерзшегося пепла, с Олегом на руках, он добрел до массивных, почерневших и обледеневших ворот Храма.

Служка открыл не сразу. Пришлось долго стучать, звать.

Бесконечная служба шла. Но теперь под ликами стояло лишь пять почти бестелесных теней.

– Похорони его! – попросил Иван, опуская тело на мрамор плит.

Служка посмотрел с недоверием на покойника, покосился на Ивана, хотел возразить что-то, но не посмел.

– Хорошо, – смирился он. – А ты куда? Ведь твой же, поди...

– Мой! – отрезал Иван.

И пошел к дверям.

Ледяной ветер охладил его, усмирил дрожь. Иван запрокинул голову, уставился в черное страшное небо. И этого было достаточно. Он уже знал, что не ошибся, что шар-звездолет растворился без следа, он теперь там, на Полигоне, где и был в XXXI-ом веке, и никакой Алены нет, и она растворилась, будто и не было... один сын только остался. Остался, чтобы лечь навечно в землю, в погибшую русскую землю.

А еще он увидел, что Гуг Хлодриг с Кешей и Харом не сдаются, бьют нечисть, что Дил Бронкс плюнул на дела земные и ушел на «Святогоре» в Систему – ушел мстить и умирать.

Ничто его не задерживало тут.

Ну что ж, он не хотел второго варианта. Они сами его вынудили.

Земля. Объединенная Европа. Год 3043-й, август.

Зеленая ветвь ударила в лицо. Иван отшатнулся. Упал в траву. Высоко над головой шумели кроны деревьев. Священный лес?! Он протер глаза руками. Нет. Самый обычный лес, просто ухоженный донельзя, чистенький и густой. Они насадили лесов по всей Европе, по всему миру. Они очень любят себя и берегут... Ивану припомнилось, как он впервые попал в шар, еще тогда, в Спящем мире – шар показал ему Землю XXXI-ro века, и он не узнал родной планеты – сплошная зелень, куда ни кинь взгляд, и еще – белые нити, переплетающиеся, разбегающиеся, опутывающие планету. Никаких городов, никаких заводов и фабрик. Да, они хорошо тут устроились, им нет дела, что совсем скоро будет создан Полигон, что он уйдет в чужие пространства и вынырнет из Черной Пропасти на шесть веков раньше, в XXV-ом столетии от Рождества Христова, вынырнет, чтобы не было этого безмятежного будущего у безмятежного люда.

Никто не сможет затворить пред тобою двери!

Хорошо было сказано. Но сначала надо найти эту дверь. Голова у Ивана была чугунной, пылающей. Потерять друзей, потерять жену, сына... и не остановиться, не передохнуть, только вперед. Ну и пусть! Он уже достаточно отдыхал. Теперь пришла пора драться сверх силы. Но с кем?!

Он не мог ошибиться. Где-то здесь таилось жилище Сихана Раджикрави. И он найдет его, какими бы умниками ни были эти выродки будущего. Он медленно прощупывал пространство перед собой, поворачиваясь по солнцу. Лес, лес, лес повсюду... Наконец он ощутил тепло – опушка, крохотная опушка, вздыбленная куполом земля, поросшая густой травой, ни входа, ни выхода.

Иван пошел быстрым шагом к этому зеленому «куполу». Прорвал два слоя полевой защиты. Боятся. И они, всесильные, кого-то и чего-то все время боятся... хотя какой он сейчас всесильный, он еще даже не первозург!

– Ну, держись, друг любезный!

Иван ступил на мембрану, скрытую сочной травкой, преодолел сопротивление, буквально вдавился внутрь. И тут же коротким ударом сломал хребет четырехрукому домашнему андроидуюхраннику. Он не собирался церемониться. Андроид рухнула деревянный пол, будто подкошенный.

Внутри было светло, как и снаружи, хотя Иван не видел ни одного окна, вокруг было только дерево, самое настоящее, натуральное, никаких пластиков, никакого металла и прочей дребедени. Заботливые. О себе заботятся!

Он проломил одну стену, потом другую. И оказался в большой комнате, которую заливал солнечный свет. Иван невольно приподнял глаза и увидел, что потолка нет, прямо над головой синеет небо, то самое, из-под которого он только что-то погрузился в «купол» – и земля, и трава, и все прочее служившее этому логову крышей, были прозрачными, мало того, они пропускали даже легкий, теплый ветерок снаружи. Но Иван был уверен, что они не пропустят сюда дождь и даже снаряд, пущенный с орбиты, поле было непрошибаемым. В таком обиталище можно жить и не дрожать от шорохов.

Наверное, именно поэтому хозяин дома не оторвался от своего занятия и не поглядел на ворвавшегося незнакомца.

Да, Иван, умевший прошибать барьеры, непреступные для снарядов, был для этого человека, для Сихана Раджикрави пока еще незнакомцем. И когда тот наконец поднял глаза, они у него начали расширяться от удивления.

– Спокойно, – сказал Иван, – и не думай дергаться! Он подошел ближе, уселся на настоящий грубосколочен-ный деревянный стул, закинул ногу на ногу.

Сихан Раджикрави и не думал дергаться. Наоборот, он застыл в оцепенении над разложенными по столу светящимися объемными схемами. Изумрудно-серые глаза его немного косили, особенно левый, в коротком и густом бобрике проглядывала седая прядь, Сихан был еще молод. И он ни черта не понимал, это было написано на его припухшем от долгой работы и бессонных ночей лице.

– Вы говорите странно, – прошептал он, видно, от изумления потеряв голос, – с каким-то неземным акцентом. Кто вы?

– Я твой судья и твой палач! – без обиняков выдал

Иван.

– Палач?! – последнее слово перепугало Сихана до полусмерти. До него дошло, что незнакомец пришел не шутки шутить.

– Я сказал, не надо дергаться и вопить на весь мир о помощи! – процедил Иван совсем глухо и зло. – Все мыслеуловители блокированы, системы связей разрушены, ты в своей берлоге как в склепе, выродок!

– Чего же вы хотите? – с трудом выдавил из себя позеленевший Сихан.

– Я хочу, – медленно, с расстановкой сказал Иван, – чтобы таких гадин, как ты, не было на свете!

Он бросил на стол оплавленный нательный крест сына.

– Что это?!

– Не узнаешь?!

Там, на черной и мертвой Земле прошлого, Иван надел на холодную шею Олега свой крест, целый. А этот комочек обожженного железа он с тех самых пор сжимал в кулаке, он еще не мог до конца поверить в случившееся, поверить в чудовищную подлость. Но самое страшное заключалось в том, что он не послушал сына, пропустил его последние слова мимо ушей. «Он снова обманет тебя!» Сейчас это звучало как предупреждение.

– Нет! – Сихан не посмел коснуться креста. Иван горько усмехнулся. Смешно было требовать от этого ублюдка признания в преступлении, которого тот не совершал. Пока не совершал.

– Над чем ты работаешь? – спросил он, переходя к делу.

– Зачем это вам?

Иван посмотрел прямо в косящие глаза собеседника, посмотрел, не оставляя тому надежды.

– Если ты еще раз переспросишь меня, я сверну тебе шею, – процедил он. – Отвечай!

Сихан Раджикрави начал судорожно водить руками по схеме, видимо, не зная, с чего начать, как объяснить профану вещи, не доступные даже узкому кругу специалистов. Потом решился:

– Это... это совершенно безобидные исследования, – зачастил он, будто оправдываясь, – искусственные объемы, искусственные существа, реконструкция фантазий, которыми люди переболели когда-то... как бы вам это объяснить.

– Воплощение несуществующего?! – подсказал Иван. Хозяин жилища вздрогнул и ответил дрожащим голосом:

– Да... откуда вам известно? – и тут же испугался еще больше, запричитал: – Это отвлеченные работы, фундаментальные, теоретические... они не представляют интереса, никакого практического интереса ни для одной из фирм, ни для одного концерна!

– Отвлеченные, – задумчиво повторил Иван.

–Да!

– И у вас есть коллеги, которые занимаются тем же?

– Конечно... этопросто игра ума, тренинг, понимаете ли. Мы иногда собираемся вместе, образно говоря, складываем то, что получается у каждого, в общий котел – и наш мир, нереальный, потусторонний, оживает на экранах, мы начинаем видеть свое творение, это очень интересно, это заряжает нас, заставляет искать дальше, воплощать... – Сихан говорил все больше и больше распаляясь собственной речью,пытаясь убедить незнакомца, что дело идет только об игре... ифе ума и фантазии, и ни о чем больше, – нас двенадцать человек, в основном, молодые еще ребята, по сорок-пятьдесят каждому, это наше развлечение и для нас это лишь забава, мы в шутку стали называть себя зургами, для смеха, понимаете, вот и все... я могу показать вам проекции, пожалуйста, хотите?

– Нет! – оборвал словоизлияния Иван. Он ничего не хотел видеть. Он уже все видел на белом свете и за его пределами. – Что означает это словечко – зург?

– Жаргон, простой жаргон ученой братии, – снова зачастил Сихан, – мы сами иронизируем над собою, называя себя в шутку богами-творцами, так это можно перевести. Я ни в чем не виноват, чтобы меня судить! Ну скажите же, что и вы пошутили, ну какой вы палач... это же шутка?

– Нет, это не шутка, – мрачно изрек Иван, – из-за вас я разучился шутить.

– Из-за нас?!

Иван поморщился, давая понять, что дальше он не собирается развивать тему.

– Где они живут?

– Кто?!

– Ну эти, ваши друзья, зурги?

Сихан занервничал еще больше. Потом вдруг уселся в кресле с откидной спинкой, съежился, набычился, одеревенел и стал больше походить на Первозурга, чем прежде.

– Ладно, мы к этому еще вернемся, – сказал Иван. – А сейчас отвечай, чем ты занимаешься кроме воплощений несуществующего, только коротко и ясно?!

– Я программирую Волшебные Миры, – на выдохе выпалил Сихан.

– Развлекаетесь все?

– Это другие развлекаются в них, я работаю. Я люблю работать! Я одержимый своей работой! – сорвался косоглазый бог-творец. – Что вы хотите от меня?!

Иван забарабанил пальцами по столу, тяжело вздохнул.

– Все верно. Полигон будет проектироваться и создаваться под вывеской Волшебных Миров, в созвездии Сиреневого Октаподуса, тебе это ни о чем не говорит... а потом будет бунт вурдалаков, будет сквозной канал из инферно, выползни и черная Земля.

– Я могу вызвать врача, вам помогут, – довольно-таки нагло предложил Сихан Раджикрави, и обычный смуглый румянец вернулся на его щеки.

– Врач здесь не поможет, – совершенно серьезно ответил Иван. – Я хочу рассказать тебе кое-что...

И он рассказал. Создатель игровых миров, первозург и хозяин этого жилища сидел с отвисшей челюстью, не зная, что ему делать: то ли плакать, то ли смеяться, то ли попробовать еще раз дать мысленно команды, попытаться вызвать службы безопасности. Незнакомец явно знал слишком много об их проектах, но то, что он городил было похоже на невыносимо страшную сказку, рассказываемую на ночь, и эта сказка не могла быть правдой, никогда, ни при каких обстоятельствах.

– Значит, вы заявились из прошлого? – спросил он, когда Иван закончил.

– Да, и ты это сразу определил по акценту, вспомни! Сихан Раджикрави снова позеленел. Внутренний голос внезапно, безо всяких причин на то, сказал ему: все, что поведал незнакомец, правда! неполная, усеченная, обрезанная... но правда! этот тип не умеет шутить и не умеет лгать.

– Ты все сейчас увидишь сам.

Иван придвинулся вплотную, обхватил голову Сихана ладонями, сдавил виски с такой силой, что тот застонал, и в упор уставился в изумрудные разбегающиеся глаза.

Почти сразу мгла объяла первозурга, накатило черное мутное пятно. И он увидел. Зловещий безжизненный шар приближался, наваливался всей исполинской тяжестью:

внизу что-то горело, рассыпаясь искрами, взрываясь, обрастая клубами дыма, уродливые тени рассекали черный воздух, гортанно клокотали, шипели, рвали друг дружку в клочья и падали наземь, в пепельную наледь и кипящую лаву, а в черных котлованах копошилась черная, поблескивающая мириадами злобных осмысленных глаз, безмерная масса, пауки, ползущие, копошащиеся друг в друге, вызывающие ужас, пожирающие уродливых тварей, падающих в них из черных небес...

– Вот оно, воплощение несуществующего, – глухо просипел Иван. – Затем я и пришел, чтобы оно не воплотилось. Я мог бы убить тебя сразу, но я хотел, чтобы ты знал, за что умираешь, Первозург! Мы слишком много с тобой говорили, мы часами вели умные беседы там, в будущем твоем, и нам больше не о чем говорить, я не люблю повторяться!

Иван вытянул руку над столом ладонью вниз. И светящиеся схемы засветились еще ярче, потом полыхнули и начали выгорать – не прошло и минуты, как на почерневшей столешнице осталась лишь горстка пепла.

И вот тогда Сихан испугался по-настоящему. Он затрясся будто в лихорадке, упал на колени и, огибая стол, пополз к Ивану – жалкий, омерзительный, безъязыкий. Он молил о жизни одними лишь своими огромными изумрудно-серыми, выпученными глазищами, от смертного страха они даже перестали косить.

– Встань! – потребовал Иван.

Он не нуждался в унижении этого мерзавца, который еще и не подозревал даже, какой он мерзавец, он просто исполнял свой долг.

Сихан не встал, отчаянно тряся головою и пытаясь проблеять что-то невнятное.

– Значит, говоришь, вы частенько собираетесь вместе? – отрешенно спросил Иван.

–Да... да... – закивал угодливо первозург, еще не ставший Первозургом.

– И ты помнишь день, час, когда это было в последний

раз?

В комнату сквозь пролом вполз изуродованный андроид, он еще был жив, пытался приподнять голову со свисающим на прожилках глазом, и ударял ей о доски пола. Да так и замер у пролома замертво.

И это повергло хозяина в ужас. Он бросился к ногам Ивана, стал тыкаться лицом в сапоги, целовать их, лизать, сипеть с захлебом нечто невразумительное.

Выродок! Иван отпихнул двуногого червя. Сейчас ему самому с трудом верилось, что он чуть не погиб, спасая эту гниду там, в будущем, которое для всех других не будущее, а прошлое, не верилось, что он вынес его из Пристанища в своем мозгу, доставил на Землю, дал возможность воплотиться, обрести тело. Всегда их кто-то спасает, и всегда они жалуются на судьбу, всегда ноют, плачутся, а сами норовят ударить в спину... выродок! Это из-за него и еще дюжины таких же червей должна была погибнуть Земля, превратиться в черный червивый плод?!

–Иван ухватил первозурга за плечи, приподнял, встряхнул, ударил спиной о деревянную переборку, чтобы пришел в себя.

И тот почти пришел. Глаза вновь стали осмысленными, в них появилась надежда.

– Я все... я все сделаю, что прикажите, – залепетал Сихан.

Его гость и не сомневался, что он сделает все.

На этот раз переход был мгновенным, всего-то на две недели назад.

Иван почувствовал, что он уже не стоит, а сидит на широком и мягком диване, сжимая локоть Сихана Раджикрави. Помещение было раза в три больше давешней комнаты. В креслах и на диванах сидело больше десятка людей. Все смотрели на площадку у высокой, уходящей в черное звездное небо стены. В помещении было сумрачно, и на Ивана не обратили внимания.

А на площадке в объемных галалучах, более реальный, чем любое настоящее существо, расхаживал фантом высокого лилового монстра с длинными, до колен ручищами, отвисшей челюстью и мутными глазами. Монстр был гадок, но чем-то непонятным он внушал страх и уважение. Сидящие довольно кивали, переговаривались и временами направляли на монстра черные трубочки – вспыхивали радужные свечения, и в монстре что-то менялось: то он становился шире, массивнее, то вдруг наклонялся к сидящим, приседал и ощеривался, при этом в мутных глазах его зажигался недобрый и настороженный разум.

– Это они? – шепотом спросил Иван у первозурга. Тот склонил голову.

– Все?

– Да, тут собрались все, – просипел, Сихан, – здесь сейчас лучшие умы Вселенной, за ними будущее...

– У них нет будущего, – отрезал Иван. Он уже чувствовал, как идут по лучевым коридорам в помещение андроиды-охранники, заметившие появление чужака. Плевать на них. Иван прощупывал логово, пытаясь нащупать его «мозг», а в таком доме обязательно должна была быть система управления и «мозг». Он обнаружил его двумя этажами ниже, за биотитановой переборкой. И подавил усилием воли. Пришла пора действовать наверняка, без сбоев.

Андроиды ворвались в помещение бесцеремонно, переполошив сидящих. Они увидели Ивана, бросились на него. Шестерых пришлось прикончить сразу, несколькими молниеносными ударами Иван расшвырял нелюдей. Бил он сильно и надежно, чтобы не встали. Других двоих он усыпил, наведя ладонями сильные поля на их искусственные мозги, потом бросил обоих на диван, пригодятся.

Все произошло очень быстро. Он ожидал шума, криков, паники... но сидящие «боги-творцы» будто в каменные изваяния превратились, они просто оцепенели от неожиданности, ни один не встал со своего места. Зато дюжина пар глаз уставилась на Ивана.

– Все входы-выходы блокированы, – сказал он негромко, но твердо. – Поэтому попрошу без суеты.

Он прошел сквозь искрящиеся лучи, дотронулся рукой до монстра – тот был вполне осязаемым, он даже вздрогнул от прикосновения и очень тихо, нутряным рыком зарычал на Ивана.

– Кто вы такой? – очнулся наконец самый смелый. Иван выразительно поглядел на хлипкого кудрявого человечка с белым ободом на лбу. И тот сразу осел, заерзал, принялся оглядываться на других, будто ища поддержки. Но не нашел ее. «Лучшие умы» были трусоваты. Даже не верилось, что такие решатся согнать в холодильники тысячи людей, биомассу. Иван переводил взгляд с одного на другого и поражался пустоте смышленых, подвижных, поблескивающих неистовым огоньком темных и влажных глаз – все они были разными, выпученными, вдавленными, широко и узко поставленными, косящими и близорукими... но все они были одинаковы разумной живостью животного. Двуногие! Им нельзя было отказать в уме, таланте, одержимости в достижении цели и даже жертвенности в погоне за ней, Иван все видел – это не люди из толпы, таких мало, совсем мало, недаром именно они нашли друг друга и замкнулись в своем кругу, не выходя из множества других. Вурдалаки! Это они и есть сверхразумные вурдалаки, ненавидящие всех вокруг и желающие выстроить мир под себя. Новые расы! Новые вселенные! А прежних – в топку, навозом в поля, консервантами в холодильные камеры! Прежние для них только биомасса! Иван все видел. Эта дюжина пар глаз, невероятно пытливых, шустрых, бегающих, пылающих, отражала сейчас напряженную работу дюжины мозгов под черепными коробками. Нет, в их головах еще не елозили, не копошились крохотные вертлявые черви. Это они сами станут червями-зургами, сами размножат себя в миллионах гадин и вопьются в затылки каждому живому существу в их новой вселенной, в этом лучшем из миров. А потом они возжелают большего... и преисподняя им поможет. Она всегда помогает тем, кто является в мир людей ее тенями, она помогает созданным не по Образу и Подобию, потому что она сама есть ад вырождения, и они ее черные демоны. Иван не отрывал глаз от сидящих, теперь он видел их всех вместе, одним многоголовым и многолапым спрутом, страшной и гадкой гидрою. Неужели и у таких могли быть матери, жены, дети?!

– Вы жаждете сверхреальности? – спросил он неожиданно. – Вы ищите совершенства? Что ж, сейчас вы останетесь один на один с этим совершенством!

Он поднял руку, и искрящиеся галалучи вошли в нее быстрым пучком. Монстр на площадке сразу стал блеклым, серым и вонючим. Он вскинул лапы, прикрывая свои мутные глаза. Потом сделал шаг, другой, боязливо обошел Ивана, будто чуя в нем силу большую. И еще медленнее, с опаской подошел к ближнему из сидящих в креслах.

– Не-ет!!! – завизжал тот.

Вскинул свою уже бесполезную трубочку. Вскочил, пытаясь ускользнуть. Но не успел. Не обращая ни малейшего внимания на истошные вопли жертвы, мутноглазый монстр, свернул ей голову, попробовал было укусить, впиться кривыми зубами в плечо, но тут же отбросил обмякшее тело, наступил на него когтистой ногой и завыл, торжествующе, задрав к черному обманному небу разверзтую пасть.

И вот тут началось. Оставшиеся «боги» повскакали с мест, сгрудились за большим диваном, на котором оцепенело сидел Сихан Раджикрави, заголосили, закричали, заорали. Двое пытались поднять охранников, но те спали крепко, не добудишься.

– Вам что, не нравится ваш Адам, боги?! – громко спросил Иван.

Ему не было жаль убитого. Он давно переступил через черту жалости, особенно к таким выродкам. И если поначалу он еще сомневался, с кем имеет дело, то теперь все сомнения пропали. Первозурги, перепуганные, истерически визжащие, но ничего толком не понимающие, отталкивали друг дружку, стремясь спрятаться за чужими спинами, ругались, тряслись, плевались... Сейчас они очень походили на стаю гнусных, омерзительных обезьян. Да, Ивану припомнилось, как его поучали давным-давно, как ему рассказывали про бабуинов, про стаю и ее законы, которые, по мнению, всезнающего серьезного ментора, ничем не отличались от законов человеческих, неписанных. Бабуины! Скоты! Умные, талантливые, одержимые, гнусные и подлые! Они ничего не поймут. Они,и впрямь, невероятно толковые и смышленые. Но они не поймут, почему их надо убивать, немедленно и беспощадно, пока они еще не заложили Полигона, пока тот существует лишь в их гниющих, пузырящихся черной пеной мозгах... Сначала он хотел объяснить им хотя бы перед смертью, в чем их вина. Теперь он передумал. Чумным животным, даже если они двуногие, если они несут смерть всем кроме себя, ничего невозможно объяснить, с ними надо разговаривать иным языком.

Иван ослабил волевые путы, коими он сдерживал монстра. И тот бросился на породивших его. Иван видел насквозь его мутный, самосовершенствующийся, сверхразумный, но еще находящийся на почти нулевой стадии мозг. Там царила ненависть к этим двуногим, издевавшимся над ним, причинявшим жуткие боли своими черными трубочками. Мутноглазый не понимал, что его совершенствовали, что ему желали блага, что из него творили в неистовом экстазе богочеловека новой расы сверхлюдей, он просто люто и беспощадно ненавидел мучителей. И никто его не сдерживал.

Иван выдернул за руку из скопища Сихана Раджикрави. Отвел в сторону, сам уселся в кресло, наблюдая за неистовой и отвратительной бойней, а его бросил рядом, на пол, он не хотел вот так, запросто позволить монстру уничтожить этого пока еще человека.

– Смогут ли восстановить проект по их схемам и наброскам другие? – спросил он мрачно.

– Исключено, – простонал сквозь слезы Сихан Раджикрави. Он сейчас сам хотел бы умереть. На его глазах рушилось все, ради чего он жил последние тридцать лет. Все!

Монстр добивал последних выродков. Те носились по помещению – тихие, осипшие, обезумевшие, растерявшие лоск и смышленность. На какой-то миг Ивану стало жалко их, обреченных и беспомощных. Но перед глазами встало измученное лицо Глеба Сизова, его шея с ошейником, тысячи обреченных, бритых, распятых, беспомощных голых людей в подземельях. И он закрыл глаза.

Когда все было кончено, Иван встал. Подошел к андро-идам, безмятежно спящим в лужах крови, посреди искалеченных трупов. Нелюди-охранники вскочили перед ним навытяжку, будто и не было сна.

– Этого выпустить, – приказал Иван, чуть кивнув головой на усталого и растерянного монстра, забившегося в угол подобно дворняге и скулящего. – И все сжечь, не оставляя следа. Все! Сами сгорите последними.

Через десять минут, уже идя темным ночным лесом, он обернулся. Сихан Раджикрави плелся следом, ссутулившись, хромая на левую ногу и все время оглядываясь на полыхающее позади зарево.

Иван посмотрел в упор на первозурга. И сказал:

– Ты все знаешь. Ты сам решишь свою судьбу!

Он еще долго сидел на траве. И не смотрел в ту сторону, где Сихан Раджикрави, уже не трясущийся, спокойный и даже деловой, мастерил себе петлю из разодранной блузы.

Когда его тело перестало дергаться под низкой, дрожащей ветвью ели, Иван подошел вплотную, убедился, что жизнь ушла навсегда из черного гения, так и не сумевшего создать свой, лучший мир. И коснулся его груди ладонью. Распыленные молекулы канули в черную пропасть, чтобы уже никогда не собраться вместе.

Иван вздохнул горестно. Олег ошибся, этот несостоявшийся бог, больше подходящий на роль новоявленного Иуды, не сумел его обмануть.

С Полигоном было покончено, покончено было с Пристанищем... Иван долго смотрел на оплавленный крест, лежавший на его ладони. Потом расправил грубую стертую местами веревку, повесил крест себе на шею, прижал рукой к груди. Крест не холодил кожу, будто хранил еще сыновнее тепло.

Сын и Алена... было две жены, теперь ни одной. Слишком большая цена за Пристанище.

Земля – Система – Земля. Год 2486-й, апрель, май. Обратное время.

Не знает человек своих сил. И в этом спасение его. Слабый тщится не изжить себя прежде времени, рассчитывая тлеть в слабости своей вечно. Но силы его уходят неизжитыми, нерастраченными, а вечность смеется над ним, скаля желтые зубы и глядя из пустых глазниц. В бессилии рожденный уходит в бессилие и тлен.

Рвет жилы и изнуряет себя сверх сил своих сильный, будто поставил себе целью познать, есть ли предел ему и властен ли он над пределом тем. И падает, изнуряя себя с разорванным сердцем... или бежит за окоем умирающий, изнывающий, все претерпевающий и начинающий постигать, что не ему дано мерить силы свои и не ему определять пределы. Но упокоившись, умирает в покое, сытости и недвижении, порождая недоумение и пересуды – истлел изнутри несгоравший в огне да в пламени.

Слаб человек слабый. Слаб человек сильный. Из праха вышли – в прах уйдут, не оставив памяти о себе. Ибо непамятны слабость и сила, изжитая втуне. Род людской пом-.:

нит выживших, ибо о них слагают предания и им поют славу. Их имена и лики остаются в книгах. Имена не слабых и не сильных, но выживших. И не помнит род людской, кто прокладывал дорогу, кто мостил мосты и торил пути, выжившие проходят по спинам погибающих героев, одолевших врага и вершивших победу... кто помнит о тех, невыживших?! Люди? Нет. Никто кроме Бога!

Возвращение изнурило Ивана. Он сам не знал, сколько времени проспал на каменном полу, уронив лицо на гудящие, большие руки.

Служка в черном растормошил его, запричитал по-бабьи:

– Чего ж ты на холодном-то улегся, мил человек, вставай давай, пойдем, там у меня застлано на лавке, вставай! Иван долго глядел на него спросонья. Потом пробурчал:

– Нет уж, ты сперва меня на могилку своди. Потом греться будем.

– Какую еще могилку? – не понял служка. Иван махнул рукой. До него дошло: все страшное, горькое и радостное, и сын, и его смерть, и могила, все прошло в той жизни, в этой никто о нем с Аленой и знать не знает, и слыхом не слыхивал. Ничего не поделаешь, меняя прошлое, меняешь и будущее с настоящим. А ежели прошлое пришло из будущего, по петле, тем более. Ну и слава тебе, Господи! Алена осталась в своем XXXI-ом веке. Сын просто... просто не родился, он никак не мог умереть, значит, и печалиться не об ком. Иван прижал ладонью к сердцу оплавленный крестик. Тот был холодным, почти ледяным. Ну и пусть, он один будет помнить Олега. Этого достаточно! И хватит рвать жилы! Хватит изводить себя! Покой и соразмерность. Вот главное! Старый Мир живет в нем, как живут все миллионы пращуров, братьев и сестер его Рода! Пора выходить на свет белый. Жертвы не были напрасны. Там теперь все иначе... можно было бы расспросить этого бородатого в черном, но лучше своими глазами увидать. Никакой нечисти на Земле нет, и быть ее не должно, ибо он уничтожил Пристанище, не дав ему народиться, а преисподняя может войти на Землю только из Пристанища. Господи, неужели все?!

Он сомнамбулой поплелся к огромным дверям.

– Куда ты?!– закричал служка и ухватил Ивана за рукав.

– К людям, – ответил тот запросто. Служка вытаращил глаза, побледнел еще больше, затряс подбородком.

– Ты чего? – спросил Иван.

– Нету... нету там никаких людей! Запамятовал ты... Иван попытался улыбнуться. Но не сумел.

– А кто ж там тогда?

– Ты и впрямь беспамятный! Или больной... Демоны там трехглазые да пауки. Позавчера приходил твой безрукий с псом поганым, говорил, еще хуже стало, дохлого урода шестипалого приволок с крыльями как у стрекозы...

Иван поморщился, соображая, что к чему, и вновь обретая способность видеть. Но машинально переспросил:

– Выползня, что ли?

– Какого еще выползня, не слыхал про таких. Уродца он приволок, каких в подземных заводах при прежнем еще Правителе выращивали, много их всяких было, разве всех упомнишь. Да только я обратно выкинул дохлятину, грех во храме эдакую держать-то! – Служка еще долго что-то говорил, размахивал руками, крестился, вздыхал.

А Иван стоял с расширенными и остекленевшими глазами. Ему не надо было выходить наружу, чтобы узнать обо всем. Он видел Землю. Но не черную и мертвую. А серую, уныло-непроницаемую, задавленную толстенным слоем клубящихся, низких, мрачных туч. По этой неприкаянной земле, среди дымящихся развалин опустошенных, разрушенных до основания городов и селений ходили, шныряли, ездили на уродливых решетчатых бронеходах трехглазые, брыластые, завешенные пластинами, чешуйчатые негумано-иды – воины Системы. Они лезли во все щели и дыры, в надежде разыскать уцелевших людей и тут же предать их долгой и мучительной смерти. Но чаще они натыкались на уродцев, что выращивали генетики-экспериментаторы, на самых невероятных и диковинных зверолюдей и монстров. Оголодавшие в подземельях твари набрасывались на трехглазых сами, схватки были то короткими, то затяжными, но почти всегда верх одерживали посланцы Системы. Молодых здоровых женщин убивали и терзали не всех, некоторых запихивали в капсулы звездолетов, вывозили, Иван знал, куда. Других приспосабливали тут же, по заброшенным подвалам и подземкам, развешивая их по стенам, подводя морщинистые хоботы под их животы, накачивая всякой дрянью... А ведь Светлана, бедная, несчастная, погибшая лютой смертью Светка, рассказывала ему, что видела своими глазами Вечную Марту – та была мертва! да. Вечная Марта умерла и успела превратиться в высохшую мумию, а ведь ей было обещано вечное блаженство! Теперь таких март было на самой Земле пруд пруди! Иван скрежетал зубами, стонал. Он уже знал, что то же самое творится по всем планетам, освоенным людьми, на многих было и того хуже. Нет выползней, нет студенистых гадин, нет тварей из Пристанища и их черной мощи, черной силы вырождения, нет... он уже было подумал, что нет и Черного Блага, но вовремя осек себя. Черное Благо было и до прорыва сквозных каналов! Вот в чем разгадка. Пристанища нет. Нет тайной двери из него в мир людской. Но выродки никуда не подевались! Они ушли в Иную Вселенную. Они, скрестившись с тамошними выродками, породили Систему. И они вернулись назад во плоти трехглазых! Только так. А на что он надеялся? Серая, безнадежная Земля! Продолжение Большой Игры! А он... он убрал лишь одного из игроков.

– Очнись! Что с тобой! – служка трепал Ивана за плечо.

– Все в порядке, – наконец выдавил тот.

– Это от голода, так бывает, – успокоил сам себя служка. И перекрестил Ивана.

– Это от слабости, – поправил его очнувшийся, – слаб человек.

– Воистину слаб! Откуда силы-то взять?! Иван кивнул. Он не стал объяснять служке, что смертный может вобрать в себя все силы земные и небесные, может повелевать телами, душами, полями и материями, гасить и зажигать светила, но все равно – все равно! – он остается человеком, слабым человеком! Ибо сила не в силе... она в чем-то ином, чему еще нет названия, и что стоит за той самой Черной Чертой, незримо разделяющей в душе каждого такие же незримые, но сущие миры... Разве можно вообще это объяснить! Нет! Да и не время. И нет повода отчаиваться, просто надо довершать начатое, так всегда и бывает – ни один гвоздь не становится последним, всегда после него сама жизнь заставляет забивать еще один, и еще... Черное Благо? Выродки! Синклит! Эх, если бы он знал расклад раньше!

Гуг Хлодрик встретил Ивана, будто они и не расставались – набычившись и угрюмо глядя из-под седых взлохмаченных бровей.

– Чего пожаловал? – грубо поинтересовался он. Иван подошел к Кеше, обнял его, прижался щекой к щеке. Кешу смерть не брала, будто он был заговоренным, уж на что довзрывники считались мастаками по части «барьеров» и всего прочего, связанного с человеческой тленностью, а и они обмишурились, не на того нарвались. Жив и здоров был рецидивист, беглый каторжник, ветеран тридцатилетней Аранайской войны Иннокентий Булыгин. И даже вся черная и недобрая жизнь не изменила чувствительного Кешу.

– Ты уж прости нас, – прохрипел он еле слышно прямо Ивану в ухо.

– Нечего за всех каяться! – отозвался Гут. Но Иван, будто ничего и не слышал, подошел и к нему, сдавил в объятиях. Гут не выдержал, пустил слезу. Раздражение и угрюмость были явно напускными.

– Погорячились мы, Ваня, – прошептал он, ломая медвежьей хваткой Ивановы ребра. – Да теперь уж какая разница – что с тобой, что без тебя, хана всем!

Иван их с трудом отыскал. Он прощупывал небо, космос. А Гуг с Кешей и облезлым оборотнем Харом, который впал в спячку, прятались в подмосковном бункере, уцелевшем еще с двадцать первого века. Прятались и материли на чем свет стоит сдуревшего Дила Бронкса, который на «Святогоре» ушел в Систему мстить выродкам. Их шары посбивали, поуничтожали – еле сами выжили. Трехглазые были покруче безмозглой нечисти и воевать умели, и травить дичь, гнать ее на выстрел. Короче, остались у Гуга с Кешей сиг-мамет на двоих, пара бронебоев, парализаторы да старенький списанный бронеход, много не навоюешь.

– Лучше б я на каторге сдох! – тужил Гуг. – Зря ты меня, Ваня, вытащил с Гиргеи. Это мне все за Параданг! Так и надо! Собаке – собачья жизнь. Гореть мне в аду синим пламенем за безвинно загубленных!

Иван слушал да кивал. А потом вдруг без тени улыбки сказал:

– Хочешь искупить грех? Гуг скривился.

– Шутить изволишь? Я старый разбойник, Иван, чтобы со мной шутки шутить. Эдакие грехи-то не искупаются, столько душ спровадил я со свету: и Чарли Сая, и Кира с братьями Лосски, и рыжую Еву, и Пера Винсента, и Бахметьева Севку, кореша... всех помню, по ночам они ко мне ходят. Только с Ливой и был просвет, пока жили да спали вместе, она их не допускала в мой сон, да вот померла. Бог прибрал. А ты все шутишь, нехорошо!

– Пускай скажет! – вклинился Кеша. Он почуял, что шутками и не пахнет.

– Возьмем логово зверя, игра сделана! – убежденно сказал Иван. – Мне одному не осилить...

– Ослабел, Ванюша? – Гуг осклабился. Иван встал, подошел к бронетитановой стене бункера, ткнул кулаком, пробил ее насквозь, на все полметра, так, что Кеша глазам своим не поверил, подбежал, заглянул в дыру и застыл возле нее истуканом. Гуг тоже подошел, пригляделся, потом саданул кулачищем в броню и взвыл от боли.

– Верно про тебя говорят, – пробубнил он, потирая ушибленную руку, – черту ты душу продал, Ваня!

– Был бес в душе, теперь нет его, – просто ответил Иван. Рассказывать им обо всем не имело смысла, все равно не поверят, сочтут за чокнутого, и тогда пользы от них не жди. Но чтобы как-то оправдаться сказал: – Люди добрые обучили кой-чему.

– Вот это другое дело, это понятно тогда, – степенно согласился с Ивановыми доводами Кеша. И спросил: – А где логово-то?!

Бронеход пришлось оставить. Поначалу Иван и Хара не хотел брать, какой от него толк, одна обуза. Но Иннокентий Булыгин помрачнел, насупился, и Иван не счел нужным его обижать. Силы уходили, их еще хватало, чтобы перевернуть пол-Вселенной, но они были не те, что в Старом Мире, когда он шутя и играючись переносился из эпохи в эпоху. Слаб человек! Верно было сказано.

Переход получился сумбурным и бестолковым. В последний миг Хар отвлек Ивана жутким, предвещающим недоброе воем, тут же съежился, затих. Но всех четверых вынесло не в отстойники Большого Антарктического Дворца, а на три яруса выше, в отсек подзарядки андроидов караульной службы. Иван это сразу смекнул, когда увидал две сотни застывших в нишах торчком синюшных тел.

Андроид не человек, особенно спящий... андроид выполняет программу всегда. Две сотни пар глаз открылись как по команде. Чужаки! Не было во всем Дворце и окрестностях ни одного живого, полуживого и вообще двигающегося существа, не имеющего своего кода и своего датчика, каждый находился под контролем следящих систем. Все чуждое, проникшее извне, подлежало обезвреживанию или уничтожению.

– Попались, – прохрипел Гуг Хлодрик Буйный радостно, предчувствуя хорошую потасовку.

Иван знал другое, охранники видят только его друзей, сам он для них пустое место. И единственным верным ходом было бы оставить Гуга с Кешей здесь, сколько продержатся, а самому немедленно идти к «серьезным», ради них он прибыл сюда, в 2472-ой год, год тишины и спокойствия. Но одно дело теории да замыслы, другое жизнь. Андроидов слишком много. Он мог бы убить их всех сразу, в считанные секунды, но тогда не получится с «отвлечением внимания», тогда придется менять всю тактику. Нет!

Иван поднял руки – и ближайшие двадцать нелюдей упали, опрокидываясь на спину: все внутри их искусственных мозгов было стерто, они превратились в ничто, в неодушевленную неразумную плоть.

– Стой! Не шали! – взревел вдруг медведем Гуг Хлодрик, у которого отбирали ратную забаву.

Огромный седой викинг неожиданно легко прыгнул вперед, ухватил ближнего к нему охранника за грудки, подбросил, поймал за ноги и принялся дубасить им прочих.

Кеша пока не ввязывался, он стоял с сигмаметом наизготовку, ждал, не появится ли кто снаружи, вооруженный. Хар сидел у его ноги и рычал.

– Ну, держитесь, сколько сможете! – выкрикнул Иван. – Без меня не помирать!

Он уже видел покои выродков. Он знал, куда ему идти. И чем дольше продлится эта драка, тем лучше для него. Подантарктический Дворец! Еще целенький и невредимый. Еще не сокрушенный глубинным зарядом с орбиты. Все верно! Тогда Дворец-то сокрушили, а выродки сбежали, успели... они всегда успевают, во всем и везде. Шустрые!

С первозургами в будущем ему повезло, он сумел застать их всех. С «серьезными», которые были лишь тенями подлинных властелинов Земли, прикрытием Синклита, он оплошал. И опять ему первым подвернулся круглолицый с перебитым носом. Он лежал на огромном мягком ложе в собственной спальне, утопая в гравиматрасе. Иван приблизился вплотную, и ему вспомнилось, как трещали шейные позвонки в его ладонях. Он уже убивал круглолицего. Что ж, придется еще раз осквернить себя.

За полсекунды до того, как ложе ушло в мгновенно образовавшийся провал, в потайные нижние ниши, Иван успел сдернуть спящую тушу на холодный иргизейский гранит пола. Он не повторил прошлой ошибки.

Круглолицый был здорово пьян, а может, накачался наркотиками. И потому он ни черта не соображал, Ивану пришлось хлестнуть его ладонью по щекам слева направо. Он не собирался расправляться со спящим.

– Да я сейчас... – гневно начал было круглолицый на старонемецком.

Но Иван немедленно охладил его, бросив лицом в гранит и ухватив рукой за жирный загривок, пытаясь нащупать что-то в затылке.

Самого выродка придавить и распылить не составляло труда. Но черви были из других миров, их хранили инфер-нополя, их не распылишь, их надо давить – каждого в отдельности, беспощадно... сколько раз они ускользали от Ивана, и в Пристанище, и в иных местах, ведь он тогда, много лет назад, уже убил Авварона, но выскользнул червь, ушел... и все началось сначала.

Изо всех щелей и дыр, сверху, снизу, сбоков убивали самого Ивана. Системы слежения, охрана, автоматика, все уже давным-давно сработало: десятки стволов и раструбов испускали в него смертоносные заряды и лучи. Но убить его было невозможно. Пока.

– Говорите, что вы хотите, я сделаю все, абсолютно все! – сдавленно сипел круглолицый, чувствуя, что пришло время расплаты. – Я озолочу вас, дам власть, женщин, корабли, острова, что хотите...

Иван нащупал наконец крохотную твердую змейку. Он! Еще даже не прогрыз черепную коробку, не просочился, не прополз в мозг. Тем лучше. Он сдавил пальцы и выдрал червя вместе с куском кожи и. жира.

– Ау-грх-ааа! – завопил круглолицый.

И тут же смолк с переломленным хребтом. Иван не стал распылять всевластного ублюдка, ему и так не ожить, надо беречь Белую Силу!

Охрана, сообразившая, что чужака на расстоянии не г возьмешь, бросилась на Ивана со всех сторон, разом. И так ,, же отлетела от него – искалеченная, и предсмертно хрипящая, ни хрена не соображающая. Ничего, поделом и ей!

Иван разглядывал крохотного, совсем малюсенького червяч– ;

ка, извивающегося в его руке. Алые глазенки прожигали 1 бешенным огнем ненависти его серые, широко раскрытые глаза, готовы были испепелить. Но не могли. Иван не спешил, хотя надо было спешить, ведь другие «серьезные» уже оповещены, приняли особые меры, до них будет трудно добраться... кому это трудно? Только не ему! Он рассматривал червя. И думал: как же эти мелкие, ничтожные твари преодолевают незримую Черту, как им удается просачиваться из преисподней в мир людей, закрытый для них наглухо, намертво, закодированный от них и заговоренный всеми Силами Света. И все-таки они проникают. Сквозные каналы? Ретрансы и направленно-лучевые инфернополя?! Потом. Не сейчас! Он раздавил округленькую головку червя, отбросил падаль, брезгливо вытер пальцы о багряную, под стать императорской, тогу круглолицего. Бросил на жертву последний взгляд – ей повезло, она отошла в свет иной без потусторонней гадины в себе, может, Господь ее простит, Господь всепрощающ.

Иван встал. Швырнул к стене уцелевшего охранника, не андроида, живого, накачанного до безумия парня в скафе, вырвал из рук лучемет, отбросил в сторону.

В следующие покои он шел открыто, пробивая себе путь ударами кулаков, морщась, когда его обжигали плазмой и сигмаизлучениями, кривясь от разрывных пуль, отскакивающих от кожи, ломая острейшие клинки, нацеленные в грудь. Он переступил через барьер, и он не хотел таиться. Он шел вершить правосудие...

Но покои – и одни, и другие, и третьи, оказались пусты. Трусы! Они опять сбежали! Не выйдет. Ничего у них не выйдет. Он разыщет их и накажет. По справедливости!

– Да отстаньте вы! – прохрипел он в досаде, когда из-за поворота, сзади на него набросились сразу трое громил с бронебоями. – Хватит!

Он обратил их в пыль, в труху. И шагнул в люк, захлопнул за собой бронированную крышку толщиной в ладонь.

Сосредоточился. И у в и д е л их. Никуда они не сбежали. Они, вероятно, смекнули, что не бежать надо, а давать отпор... вот они! Иван явственно различал огромный сферический зал с гидрополем, большой, слишком большой для людей круглый стол, светящийся изнутри черным пламенем. Черное Солнце! Он вспомнил все сразу. И зудение, и миллионы дрожащих в черных лучах щупалец, и сливающиеся измерения... Да, вокруг стола, будто зачарованные, сидели оставшиеся серьезные и молчаливые: старик с лохматыми бровями и ясным взглядом серых выпученных глаз, щеголь в старинном запашном костюме с большой алмазной заколкой в галстуке из искрящейся парчи, еще один старик, одутловатый и сумрачный, в черной мантии и маленькой черной шапочке на затылке, какой-то обрюзгший тип с совиным лицом. Как быстро они проснулись, оделись, собрались вместе. Странно. Только очень серьезная причина могла заставить их сделать это. Значит, они узнали? От кого? Как? Почему?!

Снаружи били, колотили, пытались ворваться к нему в камеру, уже начали прожигать броню. Но Иван не отвлекался.

Теперь он видел, как из тягучего сгущенного воздуха над круглым столом начинали проступать все четче очертания огромной трясущейся, дрожащей, трепещущей студенистой твари со множеством длинных отростков, вытянутых к сидящим вокруг. Иван видывал и таких, много, они властвовали над черной мертвой Землей и таились в ее покровах, в ее глубинах, управляя выползнями и прочей нежитью. Но откуда такая гадина могла взяться здесь, в 2472-ом году, когда Пристанище было еще в странствиях, когда ему не должно было быть выхода в мир?! А откуда взялись черви?! Все оттуда же! Вот они, подлинные властители Земли! «Серьезные» и Синклит лишь тени, слуги, исполнители. А правили эти! Всем правили – и Объединенной Европой, и Всеамериканскими Штатами с их Особой Исполнительной Комиссией, и Мировым Сообществом, и Федерацией, и даже, косвенно, через своих холуев-властителей Великой Россией, всеми ее землями и планетами, всем ее людом. Вот она – разгадка могущества и всесилия Тайного Мирового Правительства. Власть из преисподней! Черный Мир бился веками, тысячелетиями – и он нашел выход на Землю... а значит, все огромное, непостижимо сложное, чудовищное, и уже сокрушенное Пристанище было лишь частью системы, частью той же Преисподней. Иван сдавил голову ладонями. Земля лишь часть Пристанища. Так ему внушали. А Пристанище лишь видимая, надводная часть огромного айсберга, скрываемого черными водами Океана Смерти! оно лишь маленькая радужная и всевидящая головка дракона, змея многоглавого, следящего за всем сонмом миров Мироздания, но сокрытого в таких мрачных и немыслимых глубинах, что и представить нельзя. Какая трагедия!

Он вспомнил про Гуга и Кешу. Надо идти им на помощь, потом будет поздно. Выродки подождут, и гадина зудящая подождет.

Иван ворвался в ад побоища, когда в нем ничего понять было невозможно – маленькая кучка андроидов зверски избивала, истребляла, раздирала в клочья целую армию других андроидов, людей, биоробов, кибергов. Причем, изничтожаемых было в три раза больше, чем поначалу. Сотни четьфе трупов валялись на полу повсюду и в самых жутких позах. Иван остыл, сообразив, что его вмешательства не требуется. Но Гуга и Кешу он увидал не сразу. Оба лежали среди искалеченных тел возле самой стенки с нишами, Хар зализывал распоротую Кешину грудь. Гуг сипел, хрипел, пучил глаза. Изо рта у него стекала струйка крови. Ни Гуг, ни Кеша не могли вымолвить ни слова, умахались, уработались, Иван это сразу понял.

Зато оборотень Хар провыл в лицо:

– Загида! Он вышел... и он погиб. Я теперь один. И владычица отказалась от нас. Я оглох, ослеп, я не вижу ее!

Иван присел рядышком, отпихнул обрушившееся на него тело вертухая.

– Правду, говорит, – подтвердил, еле ворочая языком Кеша. – Вот они, трогги Загиды, бьют гадов!

Иван вспомнил все сразу: тогда, в момент высшего перенапряжения всех сил, не смея не выполнить порученное, храня «отца троггов» Иннокентия Булыгина, оборотень Загида свернулся в гранулу, затаился в Кешином теле. Теперь он вышел, он увидел своим нутряным взором, что приходит Кешина смерть. И он вышел на погибель. Он вынес с собой оставшиеся капсулки зародышей. И они довершат начатое. И вообще, все вместе, и Кеша, и Гуг, и Хар с Загидой, наделали здесь такого переполоху, что весь Дворец на ушах стоял. Проще его было глубинным зарядом заранее раздолбать, до исхода выродков... Нет, не проще, ведь тогда в руках Ивана не было всей мощи Великой России, да и черви все равно бы ушли, вселились бы в других, может быть, и в него – он был близок к этому, тогда, после переворота, недаром Авварон зубоскалил и ехидничал. «Он внутри тебя!» Лгал бесеныш. Шестое Воплощение Ога Семирожденного! Гнусь! Мерзость! Из-за этой мерзости, чтобы познать ее тайну, погиб в проклятущем Дворце, в его развалинах отважный и дерзкий Сигурд. Да и прочие, в конце концов, погибли из-за того же. Замкнутый круг.

– Ну и подставил ты нас, Ваня, – просипел Гуг, пытаясь приподняться на локтях. Потом выдохнул облегченно:

– Зато душеньку отвели! Спасибо тебе за приглашение на

прогулку!

Иван улыбнулся – впервые за много дней. Трогти-андроиды добивали вертухаев всех мастей. И сами

ложились костьми. Прав был Хар.

– Мне теперь только умереть, – просипел оборотень. Он сейчас больше походил на вытащенную на берег вялую и плавникастую рыбину, чем на «зангезейскую борзую».

– Терпи, Харушка, прорвемся, – начал его успокаивать Кеша и закашлялся. Ему было тяжело без внутреннего защитника, посланного королевой Фриадой. Но Кеша умел выносить тяжести и невзгоды.

– Ну, ладно, продержитесь еще немного! – попросил Иван. – А я скоро вернусь.

Он знал, что, хоть и прозрачен он для всех локаторов и щупов Дворца, но по реакциям окружающих, по его «работе» за ним следят, не спускают пристальных глаз, держат на прицеле. Ну и пусть. Сейчас он сильнее их. И пока силы не покинули его, надо действовать.

Он возник в сферическом зале в тот миг, когда длинные прозрачные щупальца уже касались голов и шей сидящих за светящимся черным огнем столом из иргизейского гранита. Клыкастые и языкастые гиргейские гадины таращили свои кровавые глазища из-под абсолютно прозрачной поверхности гидропола – руки иной вселенной, погибшей от Большого Взрыва. Черви! Да, именно черви, управляемые червями! Не в них сейчас дело. Он успеет раправиться со всеми. Важно не дать уйти студенистой твари.

Иван с ходу перешел в Невидимый Спектр. И невольно замер.

Вместо медузообразного спрута над столом висела тьма, просто сгусток мрака. Он и ожидал этого. Но... но надеялся увидеть иное. Преисподняя! Это она!

– Прочь!!! – испустил он беззвучный крик.

Ему не надо было выбирать из пространства Белую Силу, теперь она жила в нем самом. Но он понимал, что эта тварь, этот сгусток, совсем не то, с чем запросто расправлялись они на черной Земле, там были тени, там были копии настоящих выходцев из преисподней. С этой так легко не обойдешься. Он почувствовал, как дрогнул мрак под напором Белой Силы, как начал истекать... да, он не убивал тварь, он не мог ее убить, он лишь изгонял ее. Изгонял, несмотря на отчаянное сопротивление, борьбу – она уходила в преисподнюю, в миры иных измерений, заряжая силой сидящих вокруг черного стола. Сейчас, в Невидимом Спектре, эти тени еле просматривались, лишь черви в их головах мерцали тусклым, зеленоватым свечением. Прочь!!!

Иван вырвался на свет, под своды зала. И увидел, что зудящая тварь растворяется в воздухе, уходит. Он пересилил, превозмог ее.

Но и сидевшие зачарованными вдруг поднялись. Увидели его.

В отвратительных, преисполненных брезгливостью и гордыней лицах не было страха. Выродки больше не боялись мстителя. Они были сильны. Им не нужна была никакая охрана, никакая служба слежения. С четырех сторон, растопырив руки, они пошли на Ивана. Страшные своей уродливостью и кажущейся немощью, будто восставшие из прогнивших могил мертвецы.

Иван не стал выжидать. Он прыгнул к щеголю с алмазной иглой, ударил кулаком в подбородок, ударил в полсилы, достаточной, чтобы остановить мчащийся на всех парах бронеход. Щеголь отшатнулся назад, осклабился, щеря редкие зубы. И снова пошел на Ивана. Потусторонняя тварь не напрасно накачивала их.

Кольцо сжималось.

– Сейчас ты сдохнешь, слизень! – прошипел с нечеловеческой злобой ясноглазый старик, с которым они вели долгие беседы, когда Иван был распят на плахе, он все помнил, особеннно этот чистый, незамутненный, но потусторонний взор.

Старику и достался второй удар. Иван бил ногой в живот. Потом добавил косым ударом в висок. Рано они егохоронить собрались.

– Получай, гад!

Старик упал на колени, выплюнул кровавый комок. Но тут же встал, кинулся на Ивана. Он не смог сбить его с ног, Иван устоял. Но другой старец, сбросив с себя черную мантию вцепился острыми, невесть откуда появившимися у него когтями в Иванове горло. Сила в старцах была нечеловечья. Они отвлекли его. А обрюзгший, с совиной рожей, ударил в затылок. Щеголь ухватился за волосы, рванул назад, пытаясь сломать шею.

И все вместе рухнули на черный, прозрачный гидропол.

Теперь Иван отбивался изо всех сил. И не мог отбиться. Каждый в отдельности из «серьезных» был слабее его. Но вместе они брали верх. Они валили его снова и снова, начинали терзать – если бы не щиты Гефеста и барьеры Вритры, они давно разорвали бы его в лоскуты. Но острые когти выродков начинали пронзать и защитные покровы. Иван задыхался. Бой стоил ему чудовищного напряжения. Он наносил ответные удары как в глухую стену, не причиняя вреда выродкам. Он был готов уже звать на помощь. Но кого? Кто мог ему помочь?! Иди, и да будь благословен! Никто не закроет пред тобою открытой двери! Память прожгла мозг.

Но в этот момент его снова сбили с ног, навалились не весом четырех старческих тел, а всей тяжестью преисподней. Это было пределом. Это было боем за гранью возможного.

И все же Иван успел ухватить ближнего к нему, ясноглазого старца за затылок, собрал всю силу оставшуюся, послал ее в руку свою, в пальцы и, с хрустом раздавив череп, выдрал из головы ясноглазого здоровенного толстого червя, не выжидая ни мгновения, не разглядывая, сплющил будто в стальных тисках головку с алыми глазищами, и отшвырнул от себя труп. С одним было покончено.

– Уйдет! – прошипел другой старец, в шапочке. И упал отброшенный. Иван уже поднимался на ноги, вставал, пошатываясь и обливаясь кровью. И на силу сила нашлась! Теперь он знал, как их можно бить. На всякий случай демонстративно раздавил тельце уже дохлого червя каблуком. И пристально поглядел на обрюзгшего.

Он уже собирался покончить с ним, когда услышал за спиной, над черным столом зудение: из марева и плавящегося воздуха начинали проступать очертания здоровенной гадины с трясущимися отростками, эта была втрое больше прежней, отвратительней и гаже. И пришла она во Дворец, в этот жуткий зал смерти, не для того, чтобы просто поглазеть.

В отчаянном прыжке Иван успел сбить с ног обрюзгшего, повалил его, сам ощущая, как сзади наваливаются двое оставшихся, как начинают рвать его когтями, бить. И все же он раздавил череп, выдрал еще одного червя, чуть поменьше первого... Воздуху не хватало. Его душили, выдавливали глаза, разрывали. А зудящая тварь медленно приближалась, чтобы накрыть своей черной тенью.

Иван раздавил червя. Отбросил.

И успел прохрипеть:

– До встречи!

Тело еще слушалось его, оно растворилось под когтями и лапами, ушло на другой ярус, где сидели, привалившись к стене Гуг и Кеша.

Они поначалу не узнали истерзанного Ивана. А потом, через секунду, Кеша повел глазами на нечто непонятное и жалкое.

– Хар помер, – сказал он.

Иван вздрогнул. Еще одна смерть. Но плакать не время.

– Надо уходить! – прошептал он.

– Куда?

– Назад, в бункер! Хара сожги!

Кеша встал. Он был готов уйти, но рука не поднималась расправиться с останками оборотня, ставшего за годы скитаний верным ему другом. Гуг Хлодрик сам вскинул луче-мет.

– Мир праху его, – сказал он.

Полыхнуло сиреневым пламенем, и осталась лишь горстка пепла, но и она взметнулась под струёй воздуха, развеялась среди сотен трупов, в месиве и крови.

– Уходим!

Иван крепко ухватил друзей за запястья, притянул к себе. Их облепило серым липким туманом, когда в помещение ворвались старец в черной шапочке на затылке и щеголь с алмазной иглой, вслед за ними плыло в зудящем воздухе студенистое чудовище.

– До встречи! – еще раз прохрипел Иван, уходя из Дворца Синклита, уходя из 2472-го года от Рождества Христова.

Два дня они лежали в бункере, зализывали раны. На третий Иван решился. Иногда, как и сейчас, в и-д е т ь для него было страшнее, чем идти самому на смерть. Он долго оттягивал этот час. Но дольше тянуть было невозможно.

– Как там наш черный Дил сейчас? – вспомнил вслух Кеша, лишившийся сразу двух помощников, Хара и Заги-ды. – Ушел горе мыкать!

Система была далеко. Но Иван сумел настроиться. Сумел уйти из мира земного. То, что ему пришлось увидеть, не прибавило радости. Часа четыре он молча смотрел в серую стену. Потом сказал глухо:

– Нету Дила. Погиб!

– Как это? Откуда ты знаешь?! – не поверил Кеша. Но Гуг Хлодрик поглядел на того сурово. Он знал, что Иван не врет. Он хотел услышать правду.

– Дил пробился в Систему, – поведал Иван. – Уклонился от боя с флотами, проскользнул к обиталищам выродков, этих бессмертных старцев. Он успел выжечь половину гадюшника, половину змеиного гнезда, он совершил невозможное...

– Ну что ты как на панихиде! – перебил его Кеша. – Не тяни!

– Они вышвырнули его в Осевое и взорвали там вместе со «Святогором». От него не осталось даже дыма, как от твоего Хара! Но не это главное, Кеша, не это! Главное, что он переиграл их! Он заставил играть по своим правилам на их поле! Это я был там жалким и беспомощным комаришкой! А он ворвался в Систему ястребом. Он сам пошел на смерть.

– Мы все смертники! – вставил Гуг Хлодрик и как-то особенно тоскливо заглянул Ивану в глаза.

– Сплюнь! – машинально отозвался тот. Он много мог рассказать о последнем часе Дила Бронкса, Неунывающего Дила. Но в этом часе было столько страшного, не описуемого словами, что Иван не стал терзать души друзей. Их осталось трое, всего трое. Но уже в том, что они продержались дольше всех прочих землян, была их победа.

Часа полтора они молчали. Кеша с Гугом пили водку, поминали черного Дила, весельчака и балагура, тысячи раз ходившего по самому краю, остепенившегося было... и сорвавшегося в пропасть. Дил отомстил гадам за свою Таеку. Сторицей воздал им.

Потом Кеша задремал.

А Гуг Хлодрик встал, потянулся, напялил полускаф. И сказал:

– Пойду разомнусь немного.

– Не ходи, – попросил Иван. Ему было тревожно. Он все время прокручивал в мозгу ход последней операции. Он не мог допустить подобного в будущем. Иначе какой он Меч Вседержителя, иначе он – жалкий неудачник! пустое место!

– Нет уж, Ванюша, не отговаривай, – стоял на своем Гуг, пристегивая чехол сигма-скальпеля к бедру, – мы как вернулись из логова, ни разу и носа не высовывали наружу. А там, небось, повеселее стало. Надо поглядеть. Да может, и за Дила покойного кому голову сверну набок, тоже дело!

Иван не нашелся, что сказать. Надо было идти вместе со старым приятелем. Но надо было и подумать кой-над=чем. В Старом Мире все было просто и ясно, там голова работала лучше планетарного «мозга» – четко, быстро, молниеносно оценивая обстановку и принимая единственное решение. Сейчас ему казалось, что снова спешка губит дело. Почему его потянуло именно в этот 2472-ой год? А почему не на десять лет раньше, не на пять позже?! Почему он не решается идти к истокам... и где их искать? может, с начала времен, а может, после Божественного Дыхания и разделения на людей и двуногих? Но тогда еще ничего не было. Слишком рано! А он хотел надежно, наверняка, чтобы свернуть голову уже созревшей гидре, чтобы не дать зарождающейся гадине обмануть его, выскользнуть из рук мстителя, пойти другим путем, поползти другой тропкой. До него начинало доходить, что не было такого дня, когда сразу, настежь раскрылись двери и каналы из мрака на Землю, в белый свет – преисподняя просачивалась постепенно, прокалывая тончайшие, волосяные ходы, проникая поначалу не в мир телесный, но в души. Да, именно по этому Черная Черта и проходит сквозь души людские, рассекая их и пронзая. Но из души не вырвется в дрожащем мареве расплавленного воздуха потустороннее чудовище, ему нужен лаз пошире! Где начало этого лаза? И когда был заложен Дворец? Все делалось в тайне, но теперь для него нет тайн. Для него одно остается загадкой – где именно начинает действовать причинно-следственная связь, какое звено из страшной, бесконечной цепи он должен вырвать, чтобы цепь оборвалась, чтобы выродки, а вместе с ними и созданная ими Система канула в бездну небытия. Вот вопрос вопросов. Чуть раньше во времени, и цепь нарастает новым звеном, не обрывается, а лишь видоизменяется, ведя к тому же, а может, и еще более страшному концу. Чуть позже – и звено уже несокрушимо, об него можно обломать зубы... А силы таят. Сроки исходят. Скоро он станет обычным смертным, не наделенным благодатью Творца и волей излюбленных чад Его, созданных по Образу и Подобию. Он не имеет права метаться туда-обратно. Он может уйти только туда, вниз, вглубь, в века и годы... Вынесет назад, хорошо. Нет, стало быть, такова судьба. Но он не сможет уйти один. Он не сможет бросить здесь, в серой гиблой пустыне, где властвуют трехглазые и пауки, Гуга и Кешу.

– Пойду погляжу, где там Гуг пропал, – просипел, будто уловив ход Ивановых мыслей, заспанный и отекший Иннокентий Булыгин.

Иван кивнул. Он все думал свою думу. Не ползти по следу. Но подняться в выси! Лишь тогда он узрит истину. Ведь он ее уже знал... и вот, растерял в суете, среди смертей, боли и пожарищ.

Кеша вернулся быстро. Сгорбленный, с трясущейся челюстью и безумными глазами. Голос у него дрожал, да и какой это был голос, сиплый шепот:

– Он там... там! – цедил Кеша. Иван вскочил на ноги. Еще не понимая ничего толком, но чувствуя, что случилось непоправимое.

– Пошли!

Наружу он выскочил как был, в серой распахнутой рубахе, штанах и сапогах, безоружный, взвинченный, Кеша плелся за ним, указывая рукой из-за спины.

– Там!

Ивану уже не надо было ничего указывать. Сквозь клубы оседающего тумана, мерзкий грязный воздух, наполненный испарениями и трупными запахами, он увидал обгорелый ствол огромного когда-то дуба, торчащую головню в три обхвата. Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный, космодесантник-смертник, благородный разбойник, бунтарь, беглый каторжник и его лучший друг, висел на этой головне вверх ногами – висел распятый, прибитый здоровенными гвоздями, уже безнадежно мертвый, с выпученными, налитыми кровью глазами, с развороченным животом и свисающими вниз кишками – большой, грозный даже после смерти, непобежденный. Рядом, вокруг обгорелого дуба, валялось около десятка изуродованных трупов с переломленными хребтами, раздробленными черепами, лезвиями скальпеля, вбитыми под пластины. Прежде, чем его распяли, Гуг Хлодрик отвел душу.

Они осторожно сняли тело. Отнесли в заброшенную штольню за бункером, засыпали ее щебнем и обломками стены. Склеп получился неважный. Но где они могли найти могилу лучше!

Когда все было закончено, Кеша ухватил сигмамет, бро-небой. И сказал:

– Все! Пойду крушить сволочей!

Вид у него был свирепый и решительный.

Но Иван преградил путь.

– Эти сволочи, – сказал он почти шепотом, но твердо, непреклонно, – куклы, марионетки, которых дергают за веревочки. Мы пойдем крушить тех, кто дергает. Понял меня?!

Кеша забился в угол, отвернулся к стене. Он думал не о предстоящей вылазке, он думал о судьбе-злодейке, о мертвом Гуге: еще недавно пол-Европы в страхе держал, такими заправлял делами, ходил, дышал, ругался, ром пил, а теперь лежит под щебенкой и прочим мусором.

– Как пса бездомного зарыли, – наконец подытожил он.

Иван покачал головой.

– Ничего, будет ему еще и памятник и надгробие, дай срок!

Ликвидация двух выродков ничего не изменила в мире, пожалуй, стало еще хуже. Мутанты плодились и размножались, как и было задумано, отчаянно боролись за существование, истребляя друг друга, а иногда нападая и на гмыхов, хмагов и гнухов. Времена грандиозных феерических побоищ закончились. И теперь далекие полумертвецы Системы наслаждались охотой за уцелевшими людишками, за беглецами, прятавшимися подобно Ивану с Кешей по норам да дьфам. Трехглазые не хуже натасканных охотничьих псов шныряли по подземельям и лабиринтам, расставляли капканы, обкладывали «дичь». Трехглазые давили сверху. А снизу бедных, полубезумных, потерявших человеческий облих от лихой жизни хомо сапиенсов выдавливали наверх более приспособленные, пучеглазые и клювастые, новая раса. Из бездонных глубин лезли черные пауки, поджидали неосторожных, утягивали вниз, засасывали живым болотом, кто б ты ни был – человечишка, мутант или трехглазый громила. Пауки пожирали всех, множась и зверея от выпитой крови. С Землею было покончено. Но не лучше дела обстояли и на Гиргее. Иван все видел. Наступал полный крах. Две тысячи боевых шаров кружили над свинцовыми водами планеты-каторги. Еще две тысячи покачивались меж крутых черных волн, из них больше половины были разбиты, сожжены, продырявлены, но они не шли ко дну, они нависали страшными надгробными плитами. На восемьдесят миль вниз все уровни и зоны были залиты кровью, завалены трупами бившихся до последнего каторжников. Где-то в немыслимых глубинах еще держались израненные, полуживые Керк Рваное Ухо и Сидор Черный, держались, берегли последнюю пулю в стволах для себя. Трогги с Фриадой ушли в Провал, поближе к довзрывникам – туда ни одна тварь в Мироздании не сунется, там нет ничего живого, а стало быть, разговор короткий. Пропали бедные оборотни! Иван ничего не стал говорить Кеше, с него и смерти Хара хватит. Зангезея безжизненным лиловым шаром висела в Черной Пропасти... Игра была сделана!

– Слушай, Иван, – хрипло выговорил Кеша, вышедший наконец из оцепенения, – я знаю, что надо делать.

– Что?

Кеша разгладил ладонью свою нечесанную бородищу, сощурил глаза для пущей важности и выдал:

– Надо вернуться в тот день, когда ты был Верховным, когда принимали решение о глубинном ударе. И шарахнуть не половинным, а в два или три заряда! Да на недельку раньше, пока выродки еще не смотались в Систему. Я так думаю.

– Хорошо ты думаешь. А пауки? А лупоглазые, новая раса? А Черное Благо?! А все прочие выродки, которые не подо льдами сидят, а в Форуме, в Исполнительной Комиссии, в Совете Федерации, по планетам... С ними как быть?!

Кеша ударил себя кулаком по колену.

– Тьфу ты, мать их! – выругался он и сплюнул на бетонный пол. – Ежели так, то ни хрена мы с ними вообще не сделаем!

– А ты не спеши, мы теперь дергаться не будем, – очень спокойно сказал Иван, – мы теперь по лесенке пойдем, по ступенечкам.

Кеша не понял.

– Какая еще, к дьяволу, лесенка?! – раздраженно спросил он.

– Лесенка, ведущая по времени вниз. А начнем мы с визита в гости к твоему старому и доброму знакомому. Забыл, небось, адмирала?

Кеша округлил глаза.

– Как можно забыть! – удивился он.

Адмиральская каюта была по-прежнему величава и великолепна. Сам седоусый командующий Вторым Межзвездным утопал в огромном кожаном диване под огромными картинами в золоченых рамах. Адмирал был жив, здоров и бодр. Его еще не распяли. И «Ратник» еще не упал в огнедышащее пекло.

Но Ивана с Иннокентием Булыгиным, выявившихся прямо перед ним из воздуха, адмирал не узнал. Он их и не мог узнать, он их еще и в глаза не видывал. Много всяких гостей бывало в этой каюте «Ратника». Не было только незванных, все-таки боевой флагман, не баржа и не «пассажир».

Однако удивиться адмирал не успел.

Иван пристально уставился на седоусого и румяного старика в белоснежном, вызолоченном мундире. И тот, насупившись, надув важно щеки, спросил:

– Ну, что еще там удумал Верховный? Комиссаров все шлет!

– Так точно, – подтвердил Кеша. – Инспектор Булы-гин лично к вам с особо важным заданием!

Иван тихо вышел из каюты. Кеша теперь сам разберется, что да как. А его дело обеспечить снятие блокировки, потому что «комиссары комиссарами» с их «особо важными заданиями», которые надлежит выполнять четко, расторопно и безо всяких там рассуждений, но если коды не будут сняты с Земли, ни один снаряд, ни одна ракета не выйдет из пусковых шахт боевого корабля в сторону планеты-матушки. Да еще к тому же, коды дублируются тройной блокировкой, на всякий случай. Иван не собирался подыскивать ключи, ему надо было взломать блокировку на несколько секунд. И потом успеть туда, вниз.

И он успел.

На этот раз он не оставлял «серьезным» ни малейшего шанса. Он перешел в самого себя, сидящего перед ними за низеньким длинным столиком, светящимся изнутри. Все было как тогда. И черный огонь играл по сферическому залу, разливался лиловыми бликами, и уходил вниз, глубоко-глубоко, океанариум гидропола. И все они были еще живы, даже круглолицый и старик с ясным взором... как давно это было! вечность прошла с тех пор! Атеперь все по-новой!

– Мы предлагаем вам глубокий поиск. Очень серьезное задание! – сказал круглолицый.

– Я слышал про это, – повторил Иван уже сказанное однажды. – Давайте конкретнее!

Чудовищная рыбина под ногами облизнулась пупырчатым зеленым языком, и в ее кровавых глазах проблеснул огонь потустороннего, нетелесного разума. Иван подмигнул ей, мол, следите, записывайте, пусть эта встреча сохранится в веках. Но вмешиваться – не сметь!

– Хорошо! – круглолицый энергично потер свой перебитый широкий нос. – Координаты: Альфа Циклопа макросозвездия Оборотней...

– ...галактика Черный Шар, метагалактика Двойной Ургон, семьсот девяносто семь парсеков плюс переходная разгонная зона, закрытый сектор? – продолжил Иван скороговоркой.

– У вас отличная память.

– У меня, действительно, очень хорошая память, – медленно и четко выговорил Иван, нарушая прежний ход беседы, – и я еще не кончил. Итак, планета Навей, периферийный сегмент Пристанища, Чертоги Избранных...

Глаза круглолицего остекленели. Он подался вперед. Щеголь переглянулся с обрюзгшим, привстал. Оба старика, и тот, что был в мантии и черной шапочке на затылке, и худой с ясным взором, окаменели, уставились на Ивана настороженно и люто. Они пытались понять, откуда этот смертник может знать то, чего ему знать не положено, чего он знать никак не должен.

– ...программа: внедриться в Пристанище, – продолжал Иван, – тайная программа, закладываемая в подсознание, программа, о которой я ничего не должен знать. И еще сверхпрограмма: уничтожить Первозурга, единственное слабое звено в замкнутой системе, и тем самым сделать Пристанище несокрушимым и вечным. Так?!

– Убейте его!!! – истошно завопил круглолицый. Но было поздно. Это тогда барьер был для Ивана преградой. Сейчас он пробил незримую стену, отделявшую его от «серьезных», будто мыльную пленку. Пятью короткими, резкими ударами он отправил выродков на тот свет, не канителясь, не затягивая омерзительного действа, лишь после этого, не обращая внимания на бешенную пальбу, открытую охраной, он склонился над каждым, выдрал из загривков и черепов извивающихся гадин, раздавил их, растоптал, превратил в грязное жидкое месиво под каблуками. Он расправился с негодяями в считанные секунды. И повернулся к охране:

– Проваливайте отсюда! – сказал он прямо в огонь, изрыгаемый в него всеми стволами и раструбами. – Через три минуты от этой берлоги не останется и мокрого места!

И исчез.

Разрыв глубинного заряда обратил Антарктический Дворец Синклита в облако раскаленного газа, не оставляя и следа от циклопических строений, уходящих вглубь и в стороны на десятки миль. Четыре красных шарика с невидимой меж ними сетью вобрали газ в свои полости и вышвырнули его вон из Вселенной.

– Красиво экзот работает, – с восхищением выдохнул адмирал и разгладил пышные усы. – Прежде такого не было. Прежде топорно дела делали. Но большие дела, великие. И люди были подстать, богатыри, не мы!

Кеша тоже был доволен ювелирной работой «пушкарей» флагмана. На этот раз воды мирового океана почти не колыхнулись, сколько объема ушло в газ, в пустоту, столько торчавших поверху льдов и расплавили, ухнули их исполинскими водопадами в дыру.

– Главное, надежно! – поддакнул Кеша величавому старику. И одновременно пожалел его, ведь когда все раскроется, несдобровать адмиралу, не было никакого «особо важного задания», погонят его с должности, еще и за решетку загремит, или в действующую армию рядовым, на Аранайю, скажем.

– Ничего не будет, – прочитав тоскливые мысли, отозвался Иван. Он сам только-только возник возле Иннокентия Булыгина. – Некому его наказывать-то! Пока вы здесь любовались своей работенкой, я всю верхушку передавил, с Форума и Комиссии начиная и кончая кремлевским выродком с его мразью вкупе! А мелочь сама передохнет без паханов, со страху передохнет!

Иван взял с длинного резного стола огромную хрустально-граненую бутылку русской водки и на глазах у недоумевающего адмирала поочередно подставил под стекающую струю руки, так всю и вылил, стряхнул капли с пальцев, вытер о белоснежную кружевную скатерть. Работенку пришлось работать грязную. Но именно такая и делает мир чище.

– Мелочь она живучая, – философски заметил Кеша. И успокоил взглядом румяного, доброго старика, мол, все в порядке.

Сегодня Иннокентий Булыгин, ветеран тридцатилетней Аранайской войны и беглый рецидивист, был доволен собою. Он отомстил. И за Гуга Хлодрика, с которым парились на одной зоне, в одной каторге, и за Хара-бедолагу, что пострадал вообще безвинно, за людей-человеков, без которых он бы прожил счастливо еще тыщу лет, и за искалеченного унылого Дила Бронкса, с которым он то был на ножах, то куролесил на пару, и за грустного карлика Цая, перебунтовавшего всю каторгу, вечного беглеца и страдальца... за всех! Они так врезали в самую сердцевину, в самое гнездовище гадюшника, что вовек выродкам не отстроить там нового дворца! И холуям их, вертухаям, поделом! Кеша вспоминал, как его мордовали в лагере на Дартагоне, гиблой планетенке аранайской системы. Он тогда только что выполз из боя, израненный, с отрубленными кистями, обескровленный... а они его в лагерь. Свои! Это теперь он понимал, что никакие они не свои, что за спинами у них, бойцов, мучеников, пушечного мяса, сидели выродки. Это они развязали саму войну, доведя туповато-вспыльчивых туземцев до белого каления, вооружив их, растравив былые раны – и схлестнули несколько кланов-родов, потом бросили землян на усмирение, специально будто, чтобы истребляли самих брошенных. Тридцать лет лютой бойни! Тридцать лет дичайшего истребления самых здоровых, молодых, красивых, верящих во все, чистых... Они хихикали за их спинами, они глумились над «быдлом», они, пославшие их на убой, умудрились сделать из них же, обреченных, самое настоящее пугало для всего мира, особенно для молодых. Кеша начал понимать всю подноготную еще там, он тихо выл от несусветной подлости. И ничего не мог поделать. Он не мог вырваться из кромешного ада аранайской войны. Но он знал, кто во всем виноват. И он мстил все последнее время. А сегодня он отомстил выродкам сполна! Кеша блаженно улыбался. Теперь огонь в груди его погас. Теперь ему некуда рваться. Свершилось! И плевать на все смертные барьеры и на саму смерть. Ради этой минуты стоило жить на проклятом и диком белом свете. Стоило уйти из дому мальчонкой, уйти в неведомое и страшное. Стоило проливать кровь и пот, драться, умирать, кричать от боли, бежать в атаку, спать в мерзлых окопах, сносить пытки в лагерях, махать гидрокайлом на зоне, бузить, снова попадать в каторгу и снова драться, лить кровь. Стоило! Он смотрел на огромный обзорный экран и видел на нем голубую, красивую планету. Землю-матушку. И не было на этой планете язвы, раковой опухоли, черной метастазы. Он, Иннокентий Булыгин, ветеран и каторжник, вырвал к чертовой матери эту опухоль, и никогда не станет Земля черным, омерзительным червивым плодом, висящим в Черной Пропасти. Никогда!

– Нам пора, – Иван вывел Кешу из пелены забытья. Они пожали могучую ладонь старику-адмиралу. Кеша по-уставному застегнув драный комбинезон распорядился, чтобы «флагман возвращался в место прежней дислокации». И чтобы лишний раз не будоражить заслуженного человека, вышли обычным способом, через двери, растворив высоченные створки, белые и золоченые.

Беспощадное и молниеносное лезвие сигма-скальпеля полосануло чуть выше плечей. Ивану ожгло шею. Он отдернулся. И только после этого увидал бледного и растерянного Креженя с еще не остывшей злорадной ухмылкой на губах. Крежень был сообразительный, за миг он понял, что ничего не вышло... Второго мига Иван ему не дал. Он расплющил голову Седому о бронированную переборку. Но не смог остановиться – ударом ноги сломал ребра, потом переломил хребет, ухватил за короткие волосы, заглянул в мертвое лицо, объятое застывшим ужасом. И отбросил тело Говарда Буковски от себя.

– Иван... – тихо пролепетал лежащий на полу Кеша.

Он умирал. Это было видно. Страшная рана рассекала горло, грудь, пах. И ничего не было под рукой.

Иван бросился на колени, приподнял Кешину голову, прижал к груди. Но Иннокентий Булыгин, его последний друг и товарищ, был мертв.

В распахнутых дверях, привлеченный шумом, стоял седоусый адмирал. Он немо открывал рот, будто рыба, выброшенная на берег.

А Иван все прижимал к себе холодеющую голову. И плакал, не стесняясь своих слез. Он знал, ничего не вернешь. Ему не дано вернуться в прошлое, застать Кешу, угрюмого и доброго Кешу, живым, вернуть сюда, или убить заранее подлеца Креженя, работавшего на Синклит... Мелочь сама передохнет, вспомнились ему собственные слова. Нет, не передохнет! Мелочь займет места паханов, заслужит чести от потусторонних гадин, чтобы ей вживили червей в мозги и будет властвовать, упиваться властью над двуногими! Эх, Кеша, Кеша! Иван поцеловал мертвые, плотно сжатые губы. Бессмертный, сигающий через барьеры Кеша! И так влип. Он и сам бы влип, если бы не Старый Мир, если бы не волхвы – острие скальпеля прошло по кадыку, да ведь подлый Крежень не знал, что он в невидимой броне, что его режь не режь, все бестолку. Но и сам Крежень, Седой, он же Говард-Иегуда бен Буковский, никогда уже не восстанет из мертвых. А жаль, его бы следовало еще раз повесить, как это сделал бедолага Цай. Повесить, а прежде вбить осиновый кол в поганое нутро выродка.

Медленно вставая, Иван поднимал, отрывал от пола тяжелое, жилистое и костистое Кешино тело. Бедный русский мужик, он так и не попал в родимый край, в деревеньку свою, брошенную давным-давно. Ничего, зато теперь он вернется на отчину.

– Мне нужен бот, – прохрипел Иван, глядя на адмирала, – самый маленький!

Три дня, не вставая, он просидел над Кешиной могилой, над невзрачным холмиком у самого края сельского кладбища. Сердобольные старушки приносили Ивану поесть и попить. Но он не брал. Он сам глядел на старушек с жалостью, они не ведали, что может случиться. А он ведал. Но в будущее, которое стало для него прошлым, больше не хотел.

Старушки рассказали, что сама Булыгина, мать Кеши, померла годков с восемь назад, так и не дождавшись сына. А может, они путали ее с другой, ведь в местной деревеньке Булыгино каждый третий носил и прозвище такое – текли столетия, летели века, а деревенька жила как и прежде размеренно и степенно, одна из немногих не погубленных русских деревенек.

Нечего человеку делать во Вселенной. Нечего! Уйдешь молодым и здоровым, вернешься в гробу, и может случиться так, что и не вспомнят, кто таков.

Здесь, на кладбище, среди покосившихся и новых крестов, Иван очищался заново, набирал сил. Нельзя долго жить, не касаясь земли, в отрыве от нее. Старая как мир мудрость. К одним она приходит рано, к другим на склоне лет, когда ничего не поправишь, когда остается только слезы лить. А истины бывают просты, да недоходчивы сразу... теперь-то Иван точно знал, что и Кеша был из их Рода, из созданных по Образу и Подобию, но заплутавших по жизни, сбившихся с круга, шалопутных, неприкаянных, блудных сыновей, кои были во все времена на Руси. Последняя опора и надежа. Теперь он остался один. А дело-то не довершено.

Он вытащил на ладони оплавленный крестик, поглядел на него. Странная штуковина время! Оно само избирает – менять ему что-то в пространстве или не менять. Можно разрушить огнедышащую исполинскую гору, срыть ее до основания – и ничего в будущем не изменится, а можно раздавить какую-нибудь мелкую букашку, а через миллион лет динозавры не вымрут, а напротив, выжрут всех своих соперников в экологической нише под названием Земля, и вся История пойдет другой дорогой. Все так. Надо быть предельно осторожным. Но болезнь – она всегда болезнь, ее нужно лечить, безжалостно выжигая из тела заразу, каленым железом!

Иди, и да будь благословен.

Разве можно благословить на убийство... Иван поднял глаза к синему небу. И ему и впрямь показалось, что зашумят сейчас за спиной дубравы Священного леса, зажурчат прозрачные родники, повеет прохладой и тишиной нездешней, дающей могучую, родовую силу. Можно! Можно благословлять на бой – за саму жизнь, за отчину, за свободу свою и ближних своих, за веру и чистоту светлых душ людских. Ему выпало биться не в рядах бойцов, не плечом к плечу, а в одиночку. Он Меч Вседержителя. Карающий и тихий. Праведный и беспощадный. Ибо не за себя и не для себя. Но чтоб было это синее небо, это полузаброшенное кладбище, эти старушки и деревенька Булыгино, про которую никто на всем белом свете и не слыхал. Что ж делать, не он первый... но он может стать последним. Сотни миллионов россов погибли за тысячелетия в битвах и сражениях. А последний удар нанести ему суждено. Пристанище, логово мерзости и нечисти, сокрушено и обращено в ничто, в пустоту. Дворец выродков, обиталище земных чудовищ Синклита, развеяно и никогда не возродится... Никогда? Снова гордыня пучит душу. Покуда корни не обрублены, побеги будут тянуться вверх – к черным лучам Черного Солнца. И верно было задумано при живом-то еще Кеше – вниз по лесенке, по ступенькам, вниз, покуда силенок хватит.

Иван поднялся. Постоял молча, поклонился, и пошел в поле, навстречу

поднимающемуся нешуточному ветру.

Дорога в Старый Мир была закрыта. Но Иван не чувствовал себя изгоем. Поле дало ему просветление. Встреча же должна была состояться на снежных вершинах. Он услышал Глас. И он шел на него.

Путь к подножию был прост, он перенесся туда в мгновение ока. Но наверх нужно было идти пешком, идти, изгоняя лишние и пустые мысли, идти без отдыха и привала. Семь верст по узким крутым тропам, по ледникам, по склонам и отвесным стенам. Он должен был подняться так же, как поднимались его пращуры, герои и полубоги, перворос-сы. И он шел, сняв сапоги, связав их и повесив на плечо, закатав штанины, полоща пропыленную рубаху в стремительных потоках и высушивая ее на собственном теле. Он видел несколько альпинистских групп в полном снаряжении, карабкающихся к вершинам. Каждый сходит с ума по-своему. Ему не нужны были тросы и ледорубы. Он шел не забавы ради. Он шел к самому себе и к Богу. Ибо именно там, на горных вершинах избранные из его племени общались с Всевышним. Оттуда видели они мир земной во всей его полноте, величии и убогости. Иван шел к Небу. Оскальзываясь, падая, обдирая кожу на руках и ногах, взбираясь по ледяным откосам и перепрыгивая ущелья. Он не смотрел вниз, он смотрел вверх.

И он добрался.

Седой волхв сидел на каменистом пике, посреди снежных вершин, торчащих остриями ножей – весь мир был ниже их двоих. Иван присел рядом, как равный, ведь он больше не был учеником.

Солнце село за гряду гор, черная звездная ночь накрыла мир саваном. Волхв молчал, глядя мимо взошедшего к Небу. И Иван молчал. Он уже знал, что пока не исполнит возложенного на него, Вседержитель не согреет его Своим взглядом. И путь в Свет ему будет закрыт. И путь во тьму. Он вглядывался в морщинистое и выдубленное солнцем и ветрами лицо волхва. И начинал понимать, что тот явился не из Старого Мира, и не еще откуда-то, он всегда сидит здесь, ушедший от суеты и дрязг. Ему тысячи лет, но он не стареет, потому что он пересилил старость и смерть, потому что хоть кто-то же должен сидеть вот здесь в вышине и чистоте, над страстями людскими, алчью, злобой, завистью, болями, страхами. Он может уйти в Старый Мир, и он уходит туда, не поднимаясь с этого серого камня. Ему многое доступно. Ибо он просветленный.

Солнце взошло и поднялось в высшую точку свою над их головами. Скорбные тени пали на недвижное лицо волхва.

– Ты видишь эти вершины? – спросил он у Ивана, не разжимая губ.

– Вижу, – ответил Иван.

– Они выше остального мира. Но они ниже тебя. Ты можешь озирать их все разом и каждую в отдельности. Что ты еще видишь?

– Они отражают Свет! – сказал Иван, сам не зная почему.

– Видят ли их смертные, ползающие внизу?

– Нет. Они редко поднимают головы вверх.

– Видеть можно душой, не поднимая головы. Они боятся видеть Свет. Он их страшит. Скажи, что видишь еще?!

Иван усомнился, надо ли ему сейчас об этом, под прямыми лучами солнца, здесь. Но все же сказал:

– Я вижу глубокие, самые глубокие пропасти. Все сразу.

– Что ты видишь в них?

– Змей! Клубки змей, их становится больше, они ползут наверх.

– Они никогда не достигнут вершин. Они ползут к неподнимающим голов своих и не воспаряющим духом в выси горний. Ты видишь все пропасти?!

– Да! Все сразу. Их много. И змей очень много, тьма! Они рождаются на дне этих пропастей. Но они не остаются в них. А мир людей лежит посредине.

Волхв легким, еле осязаемым прикосновением тронул сухой ладонью Иванове чело.

– Теперь ты узришь пропасти во времени. Ты поднимешься над ними, чтобы спуститься в них. И истребить змей. Не созерцателем пришел ты в мир. Но воздающим справедливое. Сожми длань свою.

Иван послушался. И увидел, как из сжатой в кулак ладони вырвалось огненной ослепительной струёй лезвие сверкающего меча. Оно не было ни стальным, ни алмазным, ни плазменным. Оно было лучом всесокрушающего и все-порождающего света – чистого, страшного для нечисти Света.

Иван разжал кулак. И сияние исчезло.

– Теперь ты можешь спускаться по лестнице, ведущей во тьму веков. Теперь ты постиг главное, И рука твоя не подымется на безвинного. И ход времен не нарушится, как не изменится рост древа, с коего отсекают лишнее и пагубное. Ступай!

Волхв исчез, будто его и не было. Иван поднял склоненную голову. Может, его и впрямь не было? А были лишь пики, снежные вершины и синее небо?

Горы растворялись в дымке вместе с лучами заходящего солнца. Весь мир растворялся. Он один висел над временем и пространством.

И он видел.

Видел исполинского змея мрачных глубин черного океана. Многоглавого чудовищно огромного потустороннего змея, пожирающего хлипкое Мироздание!

Страшный, бессмертный змей вырождения, просунувший свои маленькие, бесчисленные змеиные головки во все пространства, во все времена и эпохи, в сердца и в души рожденных на краткий миг телесной жизни... Сатанинская гидра! Так было. И так есть. Они отчуждают созданных по Образу и Подобию друг от друга. Они заворачивают каждого в свой кокон. Они сажают одинокого в утлую лодчонку и под миражи мороков и наваждений пускают в бескрайний океан. И из волн океана этого, самая реальная из всего существующего и сама несуществующая в плотском мире, поднимается на тонкой змеиной шее змеиная голова. Сколько душ, столько змей. Черный яд изливается в еще не отравленных. И нет спасения... Зачарованные, во власти морока, умирающие в своих лодках и не видящие ничего вокруг себя. Он и прежде знал все это. Но он не мог связать воедино отдельные бессвязные картинки, он путался, сбивался, искал ускользающую нить. А надо было искать иное.

Теперь он нашел. И теперь он понял, что и бесконечных сил его не хватит в борьбе с потусторонним змеем, что он лишь отсечет часть голов, если судьба будет благосклонна к нему, но никогда... никогда он не будет решать за всех живущих, живших прежде и тех, кто будет жить, ибо разобщены они, ибо пред каждым мерцающий и чарующий леденящий взгляд узких змеиных зрачков – и трудно оторваться от него, чтобы увидеть иное. Трудно!

Но впереди черная, мертвая Земля. И черные пауки с ненавидящими глазами. И пресыщенные, ищущие все новых игр и наслаждений выродки-мертвецы Системы.

Иван почувствовал, что не он спускается вниз, в глубь времен, но само время поползло под ним и вокруг него, со скрипом, скрежетом, стонами, ревом и визгом. Не перемещаться в годах и столетиях, но быть над ними – парящим и готовым ринуться вниз.

Да, он готов!

Вот она первая пропасть, кишащая гадами!

XXIV-ый век. Марево кроваво-багровое, истерический вой, грохот, безумные, сводящие с ума ритмы. Вниз! Он не помнил, как пронесся над половиной мира, его словно расплющило от удара – крыша, невероятно большая плоская крыша – безумный шабаш, десятки тысяч голых и полуголых, одурманенных и безумных с рождения, бесполых, беснующихся вокруг черного двурогого столба... Обычная сатанинская месса. Вальпургиева ночь! Было, много раз было. Они уже крушили притоны Черного Блага!

Нет! Ниже. Еще ниже!

Иван пронзал телом своим этажи двухмильного небоскреба словно раскаленный нож масло. Везде, всюду тряслись в нечеловеческом экстазе ищущие наслаждений и уставшие от них, терзающие себя в жажде сладости и боли. Он прошел до первых ярусов, до толстенного слоя бронебе-тона, до подвалов... и лишь тогда увидел – это здесь.

Пятеро сухих и бледных людей в полусферических шлемах сидели в черных высоких креслах по остриям лучей пятиконечной светящейся звезды. В центре пентаграммы зиял округлый черный провал метров десяти поперечником. И из этого провала, из этой огромной трубы исходило вверх, пронизывая все этажи исполинского небоскреба, черное, будоражащее, заставляющее метаться неприкаянно излучение. Генератор. Мощнейший пси-генератор! Сухие и бледные корчились, тряслись, запрокидывали головы с оскаленными ртами. Они были больными! Иван увидел все сразу. Безнадежные душевно больные! Они бились в припадках. Генератор вбирал в себя импульсы, выбрасываемые горячечными мозгами, усиливал до невозможности, преображая их и доводя до истерического навязываемого психоза. Эта адская машина держала в своем черном психоделическом поле сотни тысяч двуногих, которые и не подозревали, что это не они сами веселятся и «самовыражаются», что это проделывают с ними вне их воли. Сатанинская звезда, круг – магический знак для вызова из преисподней дьявола! Все продумано до мелочей! Иван вздохнул. Эти ублюдки наверху думают, что они очень крутые, что это они сами слуги Вельзевула и его тени на грешной, слишком грешной Земле. Но они ошибались, они – жертвы, приносимые подлинными сатанистами своему черному кумиру, они хуже марионеток, они полное дерьмо! И эти, корчащиеся в креслах шизоиды, несчастные жертвы... Видеть! Видеть все!

Иван закрыл глаза. И в полном мраке, сам невидимый и неузнанный, узрел творимое. Он увидел сразу всю Землю – шаром, опутанным сетью. На пересечениях паучьих нитей стояли небоскребы, разные, выше и ниже, шире и уже, их было две с половиной тысячи, разбросанных по всему миру, но в каждом изо дня в день творилось одно и то же: сотни тысяч двуногих, думающих, что они сами распоряжаются своей жизнью, последними наркоманами ждали часа, минуты, когда раскроются двери нижнего этажа, когда их впустят в вздымающееся нутро, где они станут свободными, сильными, дерзкими... Быдло! Они были гаже и зависимей самых подневольных рабов. К ним нисходил из адских пентаграмм сам дьявол – не для того, чтобы наделить своим могуществом и приблизить к себе, но для того, чтобы заполнить их души и бросить под свои копыта. Несчастное, жалкое быдло! Это они станут биомассой, это их будут колоть иглами проникновения на черных мессах такие же как они, чтобы стать потом выползнями... Эх, сколько сил было потрачено на черные притоны! Иван скривился, вспоминая свою наивность. Они громили их, думая, что изводят по всему миру Черное Благо. А изводили жалкую и послушную скотину, которую вели на бойни черные козлы.

Ну хватит! Теперь Иван видел тех, кто создал эту сеть, кто управлял ею, кладя в карманы баснословные деньжищи и верша дело преисподней. Они, все семеро, были на другой стороне планеты, в Австралии, за семью заборами, за спинами немыслимой охраны, семеро хилых и полных, благообразных и улыбчивых стариканов с глубокими залысинами, семеро таких непохожих, но совсем одинаковых. Они собрались на дележку и передележку мира, они потягивали молочко на лужайке посреди чистого и тихого леса, они любили себя и берегли. Но у каждого в мозгу сидел червь – желтый, полупрозрачный, с кроваво-красными глазенками. Сидел и смотрел вглубь контролируемого им мозга.

Иван, почти не прилагая усилия, заглушил генератор, взорвал его изнутри. Истерики и истерички не перестали корчиться. Но небоскреб замер, ослеп и оглох на несколько минут, чтобы потом брызнуть по сторонам будто каплями взбаломученной пены десятками кидающихся с разных этажей. Наркотик перестал поступать, и не все смогли это выдержать. Переступившие через себя летели вниз, вопя и визжа, извиваясь словно черви. Их было много. Но Иван не пожалел ни об одном. Они сами стали.... нет, не выродками, не всесильными дегенератами, ведущими закулисную игру, но мразью, червями под стопами выродков. Что ж, и им было предоставлено право выбора, каждый изначально наделен свободой воли. Но не каждый выдерживает крестную ношу свободы. Многим проще быть рабом, ничтожеством, выползнем.

Живительный кислород влился в легкие Ивана. Он стоял посреди лужайки. И глядел на добрых, милых стариканов. Им было хорошо. Очень хорошо! Но Иван уже не сомневался, он просто знал, что еще лучше им будет на том свете... и не только им. Он превратил их в пепел, прежде, чем самый шустрый успел разинуть рот. Хватит болтать, и так говорено много, слишком много. Выродки, что призраки Осевого, чем больше ты обращаешь на них внимания, чем больше смотришь на них, говоришь с ними, слушаешь их, тем цепче они вцепляются в тебя, тем больше завораживают... и завороженного, бессильного губят. Пауки! Алый на фоне изумрудной травы, искрящий клинок ушел радугой в ладонь. Теперь нет нужды давить червей. Дар волхва, помноженный на мощь его пращуров, пропитанный тысячелетиями Белой Силы, способен обращать нечисть в прах. Меч Вседержителя!

Он обязан выдержать это. До конца! И пусть ему не хватит времени метаться по всем черным притонам, взрывать аде кие врата, пусть на смену испепеленным придут другие, все равно – возмездие свершается. Он начал. И им уже не быть!

XXIII-й, ХХП-ой века промелькнули в мельтешений и визгах, сладострастных стонах и алчном кружении. На месте одной отрубленной головы вырастали три, пять, дюжина голов – новых, змеиных. Но Иван рубил, сек беспощадно и истово, зная, что новые – уже не те, не пришедшие из глубин веков, нет в них и никогда не будет той темной зловещей силы, что передавалась из поколения в поколение, что накапливала гены вырождения, гниения и вековечной тлеющей в телах смерти. Гидра! Новые просто наживаются наоставленном – тупо, слепо, жадно копируя, они не пытаются учить, творить... Творить?

Иван сдавил горло тщедушному пучеглазому уроду. Учитель! В XXI-ом веке его так и называли посвященные. Творец! Его можно было превратить в облачко мерзкого вонючего газа. Без разговоров. Под благими вывесками и призывами этот выродок-гуманист растлил, погубил, обрек на адские муки половину мира. Убить? Но прежде Ивану надо было постичь их образ мыслей. Ведь ни один из всей бесчисленной своры этих «гуманистов», рыскающей во времени и пространстве, никогда сам себя не считал душегубом, палачом и растлителем. Никогда! Ни один! Они величали друг дружку просветителями, обличителями, реформаторами, демократами, учителями, прогрессистами, творцами! Во всех веках и столетиях они, выродки, изъедаемые собственными патологическими комплексами, неполноценные, ущербные, обостренно чувствующие свое уродство, пытались выращивать из других «людей нового типа, более совершенных и гармоничных», люди были для них лишь материалом, биомассой для бесконечных, порою чудовищно жестоких, но всегда прикрываемых истерически-гуманными лозунгами экспериментов. Да, эти твари искренне считали себя богами, которые могут создавать, могут учить, могут подправлять создания и творения Бога Истинного. Да что там подправлять! Полностью переделывать, перестраивать! Зло, непомерно-черное зло, рядящееся в белоснежные тога!

Иван чуть ослабил хватку. Пучеглазый судорожно набрал воздуха в грудь, трепыхнулся, вылупился на мучителя своего преданно и трусливо.

– Все сделаю, что изволите, – проблеял он чуть слышно.

Иван не собирался приказывать. Он проник в это дьявольское гнездовье не приказывать, а наказывать – неотвратимо и по содеянному. Гниды! Они и умереть достойно не могут. Демонократы!

– Из-за тебя, выродок, и из-за твоих реформ в Африке вымерло сорок миллионов. И тебе вручили Нобелевскую премию за мир и гуманизм, – сказал Иван, – три четверти Ирана легло в могилы. А тебя везде и всюду величают выдающимся просветителем. Ты и сам веришь в свои титулы?

– Всю жизнь положил на благо людей, – ответил прочувственно вьфодок, и мутная капля скатилась по дряблой желтой щеке, – себя не щадил. Да разве они оценят... а тех, что не выдержали реформ, жалеть не стоит, это все народец не приспособленный к борьбе за выживание, они б сами вымерли, чего о них говорить, время тратить. Зато оставшиеся стали свободными. И их дети будут свободными и внуки...

Иван горько усмехнулся. Гуманисты, мать их!

– Верно говоришь, у свободных наркоманов да извра-щенцев вырастут такие же свободные ублюдки, ничего иного породить они не смогут. По плодам их узнаете их! Свобода созидать и жить была всегда, и без вас! Вы же даете свободу вырождаться! И при этом возлагаете на головы свои венцы благодетелей. Впрочем, что с тобой время терять. Сейчас ты сам увидишь, что под венцом твоим!

Иван сдавил двумя пальцами затылок пучеглазого урода, проломил кость, вырвал бешенно извивающегося червя с огненно-красными глазищами и показал его еще живому выродку.

– Ты знаешь, откуда он?

– Наза-ад... – прохрипел умирающий, – за-асу-унь его на-аза-ад!

Иван уставился в стекленеющие глазища. Выродок не умрет, пока не услышит правды.

– И ты еще мнишь себя свободным и поучающим, как быть свободными, ты, раб этого мерзкого паразита, этого червя, проползшего в наш мир из преисподней?! А ведь ты не можешь без него! Весь твой гуманизм, все твое просветительство – обман, подлость и ложь для профанов. И сам ты безмозглый попугай, повторяющий чужие фразы, вдалбливающий их в чужие мозги. Падаль!

Иван отбросил от себя дохлятину. Раздавил червя ударом каблука.

Ничтожность и мерзость выродков была очевидна. Для него. Но для многих миллионов и даже миллиардов они оставались кумирами. Ведь все средства массовой пропаганды выродки держали в своих руках... Держали и держат! Они навязали миру не только свою волю, они заставили мыслить, думать, чувствовать и даже видеть окружающее так, как этого хотелось им. Каста вырождающихся нелюдей удерживала в своей паутине не только сатанистов и прочую сволочь, она оплела ею все человечество, она владела им и правила, мало того, эта каста заставляла общемировое стадо профанов обожествлять себя и носить на руках. Подло! Гнусно! Но это есть!

Иван вышел из роскошной виллы, отошел шагов на двести. Обернулся. Столб огня вырвался из самой сердцевины логова «величайшего гуманиста всех эпох и народов», чтобы пламенем пожарища стереть с лица Земли дворец, в котором таилось чудовище. Еще из одной черной пропасти, не видимой глазу человеческому, он выжег ползучую ядовитую гадину.

Конец ХХ-го века поразил его своим убожеством и запу-щением. Загаженная, отравленная земля, мертвые водоемы-свалки, озоновые дыры, смрадный, пропитанный гарями воздух. Города-помойки, набитые больными, серыми, оцепеневшими в безвыходности одуряющей круговерти людьми. Апокалипсический век! Черная дыра в мировой истории. Последнее десятилетие подлого века сокрушило Великую Россию, оставив гнусный, алчный и нечистый мир с самим собой наедине, без Бога, без веры, без надежды.

Иван видел все сразу с высоты надвременья и надпространства. Серые послушные толпы водили туда-сюда шустрые и прыткие двуногие. Порою последние сбивались стаями и начинали выть истошно, на весь свет. И чем больше выли они по-шакальи о правах, свободе и «приоритете личности», тем меньше оставалось этих прав и свобод, тем больше истязали бесправных и забитых, изгоняли, убивали, лишали всего... Выродки бесновались, одержимые дьяволом, их беснования черным полем инферно касались еще здоровых – и те становились тоже одержимыми, начинали громить и ломать все под собою, крушить, рвать, взрывать, перестраивать... Врата ада были распахнуты во всю свою ширину, все силы преисподней и ее отражения на Земле, «мирового сообщества», были брошены против последней обители Христа, против растерзанной, разорванной на кровавые части Великой России. Выползни! Все эти беснующиеся выродки-шакалы были выползнями из ада. И они были отмечены сатанинскими знаками на уродливых лицах, они были отмечены уродством внешним, косноязычием, гадливостью... но они излучали бешеную энергию ада, они лезли везде и всюду, они не сходили со страниц газет и журналов, их говорящие гипнотизирующие головы торчали в каждом телеприемнике – змеиными головами, от которых цепенели толпы, завороженные и лишенные способности мыслить. Вторжение! Это сама Преисподняя вторгалась на Землю. И ей не нужно было сквозных каналов и Пристанища. Выползни-шакалы выжирали и загаживали все вокруг себя, переметываясь затем в земли иные, чтобы набраться сил и снова ринуться терзать слабеющее тело Державы Господа.

Прежде Иван все это знал. Теперь он видел. Видел собственными глазами. И пред ним вставали видения черной, изъеденной червивыми лабиринтами Земли – его Земли, XXV-го века. Земли погибшей, населенной гадами. А ведь она могла стать такой и в ХХ-ом, в начале XXI-ro... но не стала. У России хватило воли сокрушить преисподнюю, передавить выродков-выползней, спасти мир... оттянуть страшную погибель. Но они тогда, в этом далеком ХХ-ом сделали не все, и он, Иван, должен доделывать их дело, подчищать за ними недочищенное. Это его крест!

Сборище выползней заседало в самом сердце России, в огромном и вместе с тем уродливом, выстроенном их же предшественниками-выродками зале. Иван сидел в задних рядах, незримый и усталый. Он не слушал истерических, визгливых речей одержимых бесами, хотя сейчас их слушали сотни миллионов по всей стране и за пределами ее. Ивану все было ясно. Да и говорили не сами бесноватые ораторы... Высоко над их головами, абсолютно прозрачное для смертных, висело студенистое, многолапое чудовище иных миров и измерений, висело, непрестанно испуская омерзительный, но слышимый лишь избранными зуд, касающееся концами длинных трясущихся щупальцев десятков голов избранных, вливающее в них черную силу океана мрака. Если бы это видели и другие, если бы они прозрели хоть на минуту! Иван молчаливо взирал на покорно застывшие затылки оцепенелых двуногих, равнодушных и серых, выжидающих, куда качнет маятник истории – им было все равно, к Свету ли идти, во мрак бездны ли катиться. Стадо. Серое стадо! Даже здесь, в закрытом для простых смертных зале, оцепенелых было большинство. Но это большинство ничего не значило. Верховодили выползни. И потусторонняя зудящая гадина. Иван, не вставая со своего кресла, перешел в Невидимый Спектр. И зал исчез, стены его раздвинулись, уходя многосложными переплетениями в неизвестность. От оцепенелых остались невзрачные серые тени, застывшие серыми невзрачными рядами и колоннами. Зато истинное естество выползней выявилось ярко и жутко: сотни зеленых, мерцающих в полумраке, извивающихся, трепещущих, скользких и сырых червей с пылающими ненавистью кровянистыми глазищами висели в мареве среди серых теней. Черви зудели омерзительно и невыносимо, вбирая в себя и усиливая зуд огромного бледно-желтого кольчатого червя, свившегося во множество колец над ними и тоже трясущегося, извивающегося, дрожащего в назойливо-гадком зудении. Червь этот висел в сгустке мрака, в уплотненном, сверхсжатом объеме инфернополей, исходящих из самой преисподней... Если бы только люди могли видеть!!!

Иван взлетел выше, над планетой. И горечь разлилась по его телу едкой, изжигающей волной. Никто ничего не видел. Мелкие, суетные, озабоченные мнимым люди, созданные когда-то давным-давно по Образу и Подобию, но позабывшие про это, рождались, сновали туда-сюда, сидели, лежали, бесновались, теша беса опустошенных душ, убивали себе подобных, калечили, разоряли, обманывали, изгрызали в непреходящей мелочной грызне, старились, умирали... и ничего не желали видеть. И над каждым скопищем этих оцепенелых двуногих нависали студенистые гадины, мерцали среди толп и над ними зудящие черви... Лишь в России еще оставались просветы, лишь над Землей Богородицы горела свеча....

Хватит! Иван вышел в проход. Воздел руки вверх, и из его ладоней вырвались искрящиеся очищающие клинки. Он уже был в Видимом Спектре.

– Да станет тайное явным!!! – выкрикнул он громоподобно.

И сотни миллионов сидящих у светящихся ящиков зрителей узрели творящееся. Застывшая от ужаса Россия увидела правящих ею, правящих миром – без прикрас, без белоснежных тог, в их подлинном облике. И увидели уже миллиарды прильнувших к водянистым экранам, как святое и праведное пламя Возмездия Небесного, исходящее из рук высокого, широкоплечего человека с просветленным лицом и длинными русыми развевающимися будто на ураганном ветру волосами, выжигает зудящую страшную нечисть, не оставляя ей места в пределах Святой Руси. «Чудо! – шептали, кричали, выговаривали одними глазами просыпающиеся. – Святой Георгий! Небесный Воитель! Архистратиг Михаил! Великое Чудо Господне!» И злобно шипели двуногие нелюди, с ужасом начинавшие осознавать, что час их приходит, что оставленные одними, без «учителей-просветителей», без подпитки из адских глубин, они передохнут подобно жалким червям... Понимали понимающие, слышали слышащие, открывалось сокрытое имеющим глаза – вершилось Чудо! И когда исчезла вся мерзость, зудящая над планетой, дарованной творениям Господним, а не исчадиям ада, на тех же экранах и в светлых небесах над головами зажглось лазурным сиянием:

«Мне возмездие, и Аз воздал!»

Мир ликовал и радовался. Но Иван, усталый и хмурый, лежал ничком в густой траве под синим небом, приникая всем телом к отчей земле. Он знал тайны времени, его выверты и проказы, перехлестывающиеся временные петли и откаты... Ему еще рано было радоваться. Не ликовать, но нести свой крест и дальше. Всего полчаса назад он беседовал с очередным «великим гуманистом», шамкающим, дергающимся, полоумным «гением», который когда-то творил сверхоружие для уничтожения планеты, а потом вдруг впал в юродство. Выродок бессвязно и маниакально пытался убедить Ивана, что всему виной какая-то «империя зла», что Землю надо поделить на две половины: западную, где будут процветать науки, искусства и такие как он «гении», и на восточную – резервацию, промзону, обиталище для профанов. Выродок брызгал слюной, задыхался, хватался за сердце, призывал в свидетели и защитники «мировое сообщество», а попросту говоря, все ту же всемогущую и всевластную свору выползней-шакалов, что подчинила себе дьявольским зудом своим всю планету, «сообщество», которое по достоинству оценило его труды, наградило премиями и провозгласило «отцом демократии» и «величайшим просветителем всех времен и народов»... Но Иван-то знал, что все проще, что в гниющем и уже почти сгнившем мозгу «гения» сидит вертлявый и жирный червь. И этому червю мало власти над самим «гением», ему нужна власть над тысячами, миллионами, власть над толпой. Иван не стал пачкать рук. Он просто остановил сердце дряхлого, но бесноватого «гения» и распылил червя... Теперь он лежал в траве, вдыхал в себя ее терпкий и очищающий дух.

Черта! До него начинало доходить, что Господь сам проложил эту черту в душах созданных Им, черту, отделяющую Свет от мрака. Он знал это раньше, он постиг эту премудрость в странствиях по Пристанищу. Но мало знать! Ведь та самая Черта, что ограждает все миры существующие и несуществующие от Черного Мира, защищающая от вторжения из него Сил Ужаса, пролегающая не в дальних мирах и измерениях, не в глубинных пространствах и запредельных вселенных, а проведенная по бессмертным душам человеческим, слабым, мятущимся, ищущим, готовящимся к вечности, эта Черта не только лишь ограждает созданного по Образу и Подобию от напастей извне, но и не дает ему самому... нанести ответный удар! Вот в чем дело! Многие пытались преодолеть ее в борьбе со Злом. Но много званных, да мало избранных. Черта была ограничителем, не позволяющим смертному вставать в один ряд с силами высшими. Он один преодолел эту Черту! Он обрел силу карать. Он сам! Ибо Вседержитель не вмешивается. Вседержитель только наблюдает за имеющими свободную волю... И все равно он – Меч Вседержителя, ибо мир создавался не для гниения и вырождения, а для созидания и творения. И если бы каждый из созданных по Образу и Подобию был наделен силою преодолевать Черту, карать и воздавать по содеянному, мир созидания был бы обречен. Вот она простая Истина, проще которой нет и не было в Мироздании. Но тот же мир уже обречен, когда никто не может воздать за него. Свобода воли! Господи! Неисповедимы пути Твои! Оберегая, Ты обрекаешь. Давая силу творить и трудиться в поте лица своего, Ты облекаешь бессилием пред надвигающейся Тьмою! Почему?! А потому, что иначе, без Черты, тьма пожрет Свет, и все вопросы разрешатся сами собой. И еще один Большой Взрыв сметет с лица Мироздания еще одну погибшую до своей гибели Вселенную. В этом и есть непостижимость Божественного Предопределения. И в этом – воля выпущенных в мир нагими и свободными. Воля умереть или жить. Жить, не переступая страшной, губительной и спасительной Черты.

Иван сдавил виски ладонями. За что же ему доля такая?! Почему выбор пал именно на него?! Страшная, лютая миссия!

Но пути назад нет. Он должен исполнить предопределенное. Ибо Второго Пришествия не будет. Спаситель не войдет в погибающий мир дважды, как нельзя войти дважды в одну -а ту же воду. Значит, он, последний в роду человеческом, должен стать спасителем, презрев зло и добро, верша лишь справедливое по обе стороны разделяющей души, пространства и времена Черты. Потому что предопределенное имело два исхода. Потому что тысячелетиями назад Божественная Благодать коснулась не каждого, потому что поле было засеяно зернами и плевелами... потому что рая на Земле никогда не было и никогда не будет. Теперь Иван уже не догадывался, а точно знал, почему в трудные для рода людского часы вокруг него, поднявшегося на защиту Земли, встали не баловни судьбы, не гении и вершители судеб, не потрясающие белоснежными рясами своими, но прошедшие горнило войн и каторг, битые и бившие сами, изгои и мученики, страдальцы и борцы, не выродившиеся и в грязи, в тюрьмах и на зонах, среди пыток и лишений, гонений и боли. Не чистенькие, сытенькие и всепонимаю-щие встали с мечом на пути Дьявола, но шедшие по Черте, как по лезвию бритвы и не оступившиеся. Светлые души! И пусть все кругом, во всех пространствах и временах, продажно, черно, суетно, тоскливо и безнадежно, пусть оцепенелые люди сами суют шеи под ярмо червей зудящих, все равно, только ради них одних уже стоит идти за Черту, стоит вздымать и опускать карающий меч, только ради них! Иван встал. Он был силен и свеж как никогда. Тысячи поколений россов, создавших этот мир и принесших в него Свет, стояли за его плечами.

Он ринулся в прошлое как светлый ангел возмездия. Он еще не преодолел этого чудовищного века. Черное столетие! Год за годом., спускаясь по лестнице времен, он иссекал праведным мечом гнусное, бесовское. Он все видел. И он не прощал. Ибо он знал, чем это, истребляемое им, иссекаемое завершится. Адские твари брали Землю в полон, просачиваясь из инферно, напитывая червиголовых, уп-рочая их власть над оцепенелыми. Но Белая Сила уничтожала силу черную – и оставались несокрушенными храмы и дворцы, оставались на своих вольных землях люди, орошающие земли эти потом своим, и не вползали в залы правящих выползни-выродки, ибо некому было вползать уже – карающий меч возвращал их в лоно, откуда изошли они, в преисподнюю.

Иван не ощущал своего тела. Он был светлым всемогущим духом, он одолел оковы материальные. И он больше не останавливался на пути своем, не терзался сомнениями. Его дело было правым. И он побеждал!

Когда годы еще не перевалили за половину столетия, открылось ему, идущему вниз, как тучи гадин, взявших в кольцо осады, незримой и оттого еще более страшной, нагнетали волны ужаса и ненависти на два великих народа, которые были правнуками первороссов, кровными братьями с душами братьев. Их пытались стравить в лютом планетарном сражении, чтобы истребить, чтобы погубить созданных по Образу и Подобию... и в той, прошлой истории, их стравили, заставляя истреблять самих себя. Нет! Иван поразил праведным мечом потусторонних гадин и дал братьям, сотням миллионов братьев увидеть, куда их толкали выползни-выродки. И они увидели, и они сошлись в братском единении и разметали черные тучи нечисти, нависшие над ними. Им нужен был только Свет, исходящий с Небес, Свет, просветляющий души. И Иван дал им этот Свет. И остались неразрушенными и прекрасными десятки тысяч городов и селений, остались неистребленными десятки миллионов потомков героев и полубогов. Свобода воли! Они сами себя спасли, он только раскрыл им глаза.

И снова не было времени ликовать и радоваться. Ведь двумя десятилетиями ранее лилась рекой кровь, выродки истребляли людей и рушились храмы. И снова дьявольские орды терзали Христову землю, обложенную тучами нечисти обессиленную Россию. Выродки! Они червями и змеями проползли, пролезли во все щели и дыры еще годами раньше, они источили, изгрызли, изъели чистое тело Великой Державы, последней надежды рода людского. И вдруг разом, изнутри и снаружи, введя в оцепенение одну часть народа и вселившись бесами в другую, ринулись в адском зуде всесокрушения и всевырождения на Святую Русь. Гниды! Черви гложущие!

Иван все видел: концлагеря, в которых истребляли только за то, что ты русский, вымирающие от голода деревни, сотни тысяч деревень, полчища насильно угнанных русских, которых пулеметной стрельбой в спины иноземцы гнали на таких же русских, но не сдающихся, не желающих жить под ярмом выродков, бойни, в коих палачи-мясники в черных ритуальных кожанках приносили в жертву своему кровавому непроизносимому божеству сотни тысяч православных – это был ад на земле, это были сатаноиды и дьяволоиды, выползни, покинувшие преисподнюю и выползшие наверх, чтобы упиться кровью созданных по Образу и Подобию. Нет! Он не вмешивался. Черви передохнут сами! Ему нужно было найти черное невидимое чудовище, источающее адскую энергию в гниющие черепа дегенератов.

И его вынесло в скопище пауков, в черную пропасть с клубками кишащих змей. Он застыл под сводами полутемного зала, посреди которого заседал комитет вершителей судеб России. Их было семеро – выродков-пауков, кривоплечих, кособоких, хитровато щурящих бесовские глаза, суетливых, уродливых и гадких. Они говорили на своем наречии, как и всегда, когда собирались вместе, без профанов, они язвили, хихикали, ругались и злословили, бесконечно презирая попавших под их власть.

Но Иван все понимал.

– Мы сделаем из этого быдла, из этого дерьма, – частил, картавя и дергаясь подобно паяцу, рыжий бес, – нового человека, сверхчеловека. Против его воли сделаем, хоть для этого и понадобится нам уничтожить две трети, девяносто процентов этих скотов! Убивать, убивать и убивать! Чем больше, тем лучше! Сейчас это архиважно! Россия должна стать навозом в том поле, что мы засеваем! Лучше меньше да лучше! Мы не оставим этого быдла, этих слизней и на развод. В светлом будущем будут жить избранные! И это нам определять, кто будет таковым...

Вертлявый уродец в пенсне и с козлиной бороденкой, дотоле поддакивавший, прытко вздернулся и понес дальше:

– Никакой жалости! Мы должны быть выше жалости и прочих химер! Мы создаем новую породу людей! И потомки будут благодарны нам...

Творцы! Они считают себя творцами нового мира! Пер-возурги! Для них миллионы людей это быдло, навоз, биомасса. Они ни перед чем не остановятся, потому что они исчадия ада, потому что они никогда не приемлют мира, созданного подлинным Творцом, они всегда будут пытаться его переделать, перестроить, вылепить заново в угоду своему хозяину Вельзевулу. Боги, мать их, дегенерацию! Из года в год, из века в век одно и то же! Не желая совершенствовать и излечивать от вырождения самих себя, убогих, ничтожных, подлых, больных, они берутся сразу за весь мир – и кровь заливает земли, мрут оцепенелые, исходит из мира истина и вера. В этом их черный и гнусный секрет. Богоборцы! Они, не способные к созиданию и творению, а умеющие растлевать и разрушать, извечно берутся поучать весь мир и перелицовывать его, ибо того требуют зудящие черви вырождения в их протухших мозгах, того жаждут чудища преисподней и она сама, ибо преисподняя и есть смерть и вырождение живого.

Иван видел семь бешенно вьющихся вокруг своих осей гадин, червеобразных змей. И он видел висящего над ними кольчатого желтого червя со множеством мохнатых, тончайших и длиннющих лапок, семью из которых червь этот обвивал головы комитетчиков. Выродки!

На этот раз он не мог печься о чистоте рук своих. Это было свыше его сил.

Сверкающим лезвием карающего меча он рассек и отправил в ад огромного потустороннего червя. Выждал немного, наблюдая, как ужас проявляется на жалких и уродливых рожах нечисти, собравшейся переделывать мир, созданный Богом. Они должны были издохнуть в ужасе и ничтожестве.

И он явился пред ними во всей мощи и величии своем, во всей простоте, с непокрытой головой, все в той же расстегнутой серой рубахе, открытый и видимый. Меч Вседержителя !

Выродки, вертлявые, быстро соображающие и суетные попадали на колени и поползли по углам, будто пауки, стремящиеся забиться в щели. Но не тут-то было.

Иван вымолвил очень тихо, почти неслышно:

– И пожрут они друг друга не по прошествии времен, а ныне! Ибо пауки есть!

Он видел, как рыжий бес бросился вычерчивать посреди зала магический круг, дьявольские врата ада, чтобы открыть двери инферно и сгинуть в нем, ускользая от возмездия. Но уже шестеро иных гадин набросились на него, вцепляясь изъеденными черными зубами в мерзкую плоть, разрывая ее на части, жадно проглатывая вырванные куски. Один, самый шустрый, козломордый в пенсне исхитрился прокусить рыжему бесу затылок, выдрать оттуда разбухшего еле трепещущего червя и разгрызть его. Да, только так! Они должны пожирать сами себя, как пожирают себя взбесившиеся ядовитые гады. (

Через полчаса все было кончено – лишь ошметки отвратительного гниющего мяса валялись на роскошном паркете. Ничего, крысы доедят!

Иван вышел прочь. Он знал, что остались черви поменьше, потоньше, их много, очень много – но они не смогут сокрушить Великую Державу, не смогут загнать ее люд в концлагеря и на бойни. Это их загонят по щелям и дырам, чтоб и не видно и не слышно было мерзости, что в гордыне своей бесовской пытается тягаться с Создателем. Крысены-ши... Иван вспомнил Авварона Зурр бан-Турга в Седьмом Воплощении Ога Семирожденного. И тот был крысенышем, ничтожеством, мелким бесом, ищущим лазейку, чтобы прокрасться в душу. Но когда он напивался крови, начинал брать верх над доверчивым и завороженным, он становился огромным, непомерным, напыщенным, злобным и жестоким, копией самого Вельзевула, а может, и им самим. Ибо от вырождения до бездны, от крохотного червячка в мозгу до Сатаны, властвующего надо всем адом, один шаг.

Иван не мог выжидать. Теперь время его было сочтено. Он должен был успеть спуститься по лестнице в самый низ ее, к истокам. И он снова ринулся в омут восходящего потока лет и столетий. XIX-ый век – время выжидания выродков, накапливание сил и проба их – в попытках переворотов, взрывов, поджогов... Иван крушил нечисть походя, на лету, не щадя ни бесноватых теоретиков, ни менее бесноватых бомбометателей. Он добирался до берлог выползней, до дна, где клубками свивались змеи, истреблял их огнем и мечом, извергал из мира света зудящих потусторонних чудовищ, и шел дальше, перемещаясь из России в земли, позабытые Богом, в коих вершились выродками переустройства, где катились под топорами и гильотинами головы и терзались тела, где тянулся крысиный след выползней. И везде было одно и то же. Везде выродки рядились в одеяния гуманистов и сулили рай на Земле. Но приносили на Землю ад. Оцепенелые двуногие, завороженные змеиными головами, торчащими из неимоверных глубин Океана Смерти, загипнотизированные, жадные, ленивые, похотливые и алчущие всего сразу, из десятилетия в десятилетие, из века в век попадались на одну и ту же наживку – и опять черные козлы вели стада на бойни. И наливались жиром, богатели выродки-переустроители, уходили под незримые покровы, чтобы тайно владеть миром. А стада все шли и шли. Никто не желал и слышать про бойни. Каждый верил, что уж его-то ведут прямиком в рай!

Иван не стал задерживаться во временной северной столице Российской Империи, менять хода событий. Он знал, что пятеро повешенных – мало, что не всем воздано по делам их, что декабрь этого тихого века породит черный февраль и кровавый октябрь следующего, но там он поработал немало. Да и здесь еще не было утрачено благое начало, еще не все впали в оцепенение от сатанинского зуда. Пятеро! Да будут они навечно прокляты! Пусть лишь их имена останутся предостережением об адском грядущем, напоминанием о будущем – о червивой черной, мертвой Земле, висящей в Черной Пропасти.

Ивана разящим вихрем несло вниз, походя развевал он по ветру масонские сборища века восемнадцатого, изгонял бесов из двухметрового недоросля, которому предстояло стать уже не марионеткой в руках тайных лож, но действительным отцом нации и Императором Российским, одновременно он гнал на вечную каторгу в края ледовые «просветителей», пусть поостынут немного. Мимолетом он облетал весь прочий мир, пребывавший в дрязгах и склоках, вражде и интригах, выметал мразь на освещенные площади, и она сама издыхала от обилия света и не находилось более последователей у глумящихся над Богом и Его Церковью на земле, никто не осмеливался выползать из своих поганых щелей с ересями и поучениями. Иван не считался с регалиями и званиями, титулами и всемирной славой разоблачаемых и истребляемых им. Не всегда надо было применять последнюю меру. Одного большого хитроумна с лицом престарелого Мефистофеля, переписчика с российскими государынями, коего приютила простодушная Галлия и коий потешался над ней и Богом, будучи сам законченным выродком, Иван не стал убивать, он просто выставил его перед галльскими «бессмертными» в омерзительной наготе, он сдавил ему тощий загривок да встряхнул хорошенько, подняв за ноги вверх, – из прогнившего черепа остроумца-хулителя через его беззубый рот выполз дрожащий, трясущийся червь – и отпала необходимость вершить суд иной над ним, суд уже был свершен, выродок канул в безвестность, сам высмеянный. Так вершилась справедливость в землях иных. ~л

Но всегда Иван возвращался в Россию, в Великую и последнюю на Земле Империю Добра и Веры. В Смутное время он превращал в черный дым смутьянов, гнал измену из Кремля и Москвы вместе с выродками, вынашивавшими ее. Он опускался еще ниже по лестнице – и пинками сбрасывал с трона самозванца, окруженного бесопоклонниками. Он вместе с истовым и праведным грозным царем рубил с плеч долой головы червивые, замышлявшие начать «великое переустройство» России на века раньше, растерзать ее, отдать врагу на поругание, извести храмы православные и сам люд доверчивый. Век шестнадцатый в завершении своем был страшен и лют. Черные незримые гадины висели повсюду над землями благословенными прежде, простирали длинные щупальца свои – не только в княжеские, в боярские, но и в царские покои. Иван низвергал выходцев из ада в их обиталище. И не задерживался, несся смерчем очищающим далее.

Сокрушал орды, ведомые не ханами, но алчущими злата выродками, не вздымающими самолично мечей, но желающих быть лишь сборщиками даней в покоренных землях. Место червей было во прахе, и Иван посылал их туда – ищущий злата, рано или поздно найдет тлен. Со Святосла-вовыми ратниками крушил он ненавистный каганат, удавкой сдавливавший горло Руси, и поднимался выше, не давал уцелеть гадинам зудящим, иссекал из черепов вездесущих выродков посланцев преисподней. И процветали земли, где не ползали двуногие черви... В века средние он укреплял духом еще не падшее Христово воинство инквизиции, творившее волю Создателя, выжигавшее заразу сатанизма. Церковь Западная еще не умерла сама, обратившись в орудие выродков, она защищала себя, спасала люд христианский. И Иван помогал ей творить правое и доброе дело, ведь по всей Европе жили его родные братья, потомки тех самых первороссов, что пришли сюда давным-давно, и забывшие, что в их жилах течет росская кровь. Выродки не желали понимать проповедей и мольб смиренных, они понимали только огонь, корчась в котором вместе с червями в головах своих, переходили в огни иные, в пламя адское. Иван настигал трясущихся гадин, незримо собиравших вокруг себя выползней-выродков, которые в свою очередь сбивали с пути истинного оцепенелых, и давил, давил, давил этих гадин, творя жестокое и злое, ради светлого и праведного. Он преодолел Черту! Он имел право наказывать! Ибо он видел плоды безнаказанности. Он видел мертвую Землю с кишащими в подземельях змеями и распятыми людьми. Он карал по праву!

Ни дней, ни ночей, ни зим, ни лет не было для него – вездесущего и всемогущего, отвергающего копящуюся усталь и идущего напролом. Век за веком! Год за годом! И повсюду он находил богоборцев, пытающихся – не из себя и ближних своих, но из других – создать нового, более совершенного человека, построить общество лучше прежнего. Одни верили в эти стремления свои и внутри себя, потаенно, для других они были лишь прикрытием в восхождении над толпою, над быдлом. Они были готовы драться насмерть и меж собою за право вести двуногих оцепенелых на скотобойни. И они жаждали, страстно алкали превозмочь, превзойти Бога, оставаясь жалкими и жуткими нелюдями.

Когда безудержный вихрь бросил его в знойные пески, Иван подумал на миг – все, это предел, это уже не история, а предыстория... И пора обратно. Но пески обернулись оазисами, скрывавшими огромные пирамиды, не те, что сохранились до его времен, но прежние, еще более великие и непомерные.

Как и тогда, в России, когда лежал ничком в густой траве, он вдруг ощутил сомнения. Слаб человек! Пройдя сквозь все земные бури, он не ожесточился сердцем... но он устал. Устал биться с нечистью. Ибо она была тысячеглава.

Горячее молодое солнце! Иван сидел, прислонившись спиной к древу. И ему хотелось просидеть вот так весь остаток своей не такой уж и длинной теперь жизни. Он хотел покоя. Но он знал, что еще не завершен путь его.

Он знал, что надо идти туда. К этим пирамидам.

И он пошел – шаг за шагом, метр за метром, преодолевая раскаленные пески, не прячась от солнца. И такой путь был для него покоем, был отдыхом. Он мог проникнуть внутрь исполинского сооружения мгновенно. Но он хотел войти туда, как входили простые смертные, ведомые на заклание.

И он вошел, обойдя все преграды и избегая ловушки. Он долго шел по вздымающимся ярус за ярусом лабиринтам. И он вышел к сырым и тесным клетям, в которых стонали, ползали, корчились сотни, тысячи людей. Иван вспомнил подземные секретные лаборатории и вольеры под Москвой, мутантов и гибридов... Вот он исток! Он знал это, но не хотел видеть, не желал верить в это! Жрецы! Они еще до начала времен выращивали из людей обычных нечто порожденное их воображением. Вот они самые первые перво-зурги.

– Кто ты? – спросил Иван у странного существа, с человеческим телом и головой шакала.

Существо зарычало, залаяло на Ивана, забилось в угол. Оно совсем не походило на величественного Анубиса с египетских фресок. Но поражало другое, как жрецам удалось срастить несращиваемое?! Изверги! Иван видел искалеченные, измученные, кровоточащие обрубки тел человеческих... и понимал, они не щадили материала, не жалели биомассы. Они творили! Они казались себе богами!

Он шел мимо клетей, чуть прикрытых деревянными решетками и видел уродливых, жалких, немощных и полуумирающих сетов, горов, тотов, сехметов, амонов ихнумов с бараньими головами, аписов, и еще анубисов, он встретил даже лежащего и чуть дышащего Себека – человекокроко-дила. И он убеждался, жрецы выращивали человекобогов, по своим болезненным и неуемным фантазиям, они воплощали... Они воплощали несуществующее! Вот где таились истоки Пристанища! Пирамида не имела ни конца ни края. Не было числа и счета мученикам-гибридам, умиравшим в ней. Но жрецы-боги, видимо, верили, что из неисчислимого множества сочлененных ими тел выживут единицы. И дадут жизнь новой расе. Да! Так оно и было, умирали десятки тысяч. Но некоторые выживали. И их вели в кумирни.

Иван мог одним взмахом руки пресечь чудовищные мучения несчастных. Но он молча шел вперед. Он знал – это еще не все. И это не творения самих жрецов, это набивают себе руку ученики, подмастерья.

– Зачем ты дался им?! – спросил Иван у болезненно-желтого негра, чья голова была пришита к туловищу истощенной, волочащей задние ноги мохнатой свиньи.

Тот поглядел на незнакомца оплывшими блеклыми глазами. Не ответил. А лишь попросил на каком-то странном диалекте семитского наречья:

– Убей меня! Всеми богами молю, убей!

Иван коснулся лба несчастного кончиками пальцев. И тот отдал концы – лишенный жрецами-магами тела, лишенный души.

Троих учеников с бритыми головами, копошившихся в одной из клетей с истошно визжавшей женщиной, почти девочкой, Иван отправил следом за их жертвою, упокоившимся негром.

Он шед дальше. И проходы становились шире. Клети теперь тянулись по обе стороны от каменного желоба. По левую руку сидели только светлокожие рабы-жертвы, по правую – курчавые, темнолицые с расплющенными природой носами, негры. Но они были сходны в одном: и слева, и справа выли, причитали, бросались на деревянные решетки, скалили зубы, мычали, исходя пеной... Безумцы! В клетях сидели больные духом люди двух рас. С ними бесполезно было разговаривать.

Но бритоголовый и высохший как мумия жрец с огромной золотой бляхой на голой груди сам выскочил из-за поворота на Ивана. Он шел с чадящим светильником. Иван выбил лампу из руки выродка. Ухватил его за локоть, так, что затрещала кость. Жрец сразу утратил важность и надменность. Он был готов ответить на любые вопросы.

– Что вы делаете с этими больными? – спросил Иван. И слова его сами облеклись в понимаемую жрецом форму, прозвучали на древнейшем египетском.

– Мы лишь творим волю Осириса...

–Хватит болтать!

Иван не желал выслушивать выспренных фраз. Он сдавил локоть сильнее. Жрец взвыл и сделал попытку упасть на колени. Не получилось.

– Человек смертный, есть слизень, ползающий во прахе, – проговорил он, превозмогая боль, – он гаже последней твари в болотах Нила и мельче самой мелкой песчинки, ибо та будет в веках, а он ляжет в Городе мертвых, жалкий и ждущий милости... мы, великие жрецы страны Нут. Мы одни можем, подобно богам нашим, вывести новую породу людей, более совершенных...

– Из вот этих безумцев?

– Да, – спокойно ответил жрец. – Безумие есть священная болезнь, дарованная богами. Двойное безумие – есть высший разум. Тела двух рас дадут жизнь расе, имеющей достоинства и тех и других. Мы будем править не двуногим скотом, но богочеловеками... мы сами станем богами. – Он прямо посмотрел на Ивана, пытаясь одними глазами подчинить его своей воле, он явно умел это делать. Но у него ничего не получилось. И тогда он изрек: – И ты встанешь наравне с нами. Ты будешь богом!

Иван усмехнулся. И потащил жреца дальше. Ему не нужен был чадящий светильник, он и так все прекрасно видел.

– А эти...

За более тонкими решетками стояли люди со смуглой кожей, кудрявыми волосами и невероятно живыми, выпуклыми, смышлеными, горящими жгучим внутренним огнем глазами.

– Это они и есть! Новая раса! Наши детища. Они принесут в мир новый порядок. Они подчинят всю ойкумену нам, новым богам! – жрец разволновался, затрясся.

И Иван увидел тончайшую черную нить, тянущуюся к его бритой голове из мрака – щупальце незримой потусторонней гадины. Но это было невозможно... в голове у жреца не было червя. Надо было разить гадину. Но Иван не стал этого делать. Он хотел видеть само творение «богочеловеков».

– Они подчинят мир, ты прав. – сказал он. – Но не для вас. Вам они посворачивают шеи. Вы им уже не будете нужны!

Жрец побелел. Лицо его застыло мумией. В этот миг он понимал, что незванный гость, обладающий волей и силой, большими чем его воля и сила, не лжет. Так оно и будет!

– Веди меня туда! – потребовал Иван.

И жрец понял.

Они долго шли меж двумя рядами клетей, меж прожигающими насквозь алчными взглядами тех, кого скоро выпустят в мир для его благоденствия и его погибели. Но не каждый из них нес в себе смерть. Нет, не каждый, иначе они просто извели бы сами себя. Жрецы поступали мудро...

– Здесь! – односложно сказал высохший. Иван прошел чуть дальше, остановился на краю плиты. Внизу, метрах в пяти под ними, четверо бритоголовых удерживали за руки визжащего, истерически орущего и извивающегося ребенка, смуглого, темноволосого. Пятый делал глубокий надрез в затылке. Кровь струями заливала лицо и спину ребенка. Но жрец ни на что не обращал внимания. Он расширил и углубил рану, потом достал золотым пинцетом из нефритовой коробочки крохотную дрожащую личинку, сунул ее в ужасную рану, подержал немного там и вынул пинцет. После этого он наложил ладонь на сырой и горячий затылок, принялся массировать его. И Иван увидал, как кровь перестает течь, как рана затягивается... Подбежавший раб ухватил ребенка за руку, утащил в полумрак, но другой уже нес такого же извивающегося мальца.

– Это наши дети! Хотя и не мы породили их! – процедил из-за спины Ивана жрец. – Они не посмеют поднять на нас руку. Они будут молиться нам и приносить жертвы!

– Жертвы вы любите, я знаю, – согласился Иван. – Но молиться вам они будут недолго. А теперь ты покажешь мне, где этот выродок берет личинок...

Жрец резко выкинул руку вперед, намереваясь спихнуть Ивана. Но тот увернулся. Не дал упасть и высохшему, поймал за раздробленный прежде локоть.

– Ты покажешь мне это место!

– Зачем, все равно мне не жить, – понуро выдавил жрец.

– Верно. Тебе не жить! – подтвердил его слова Иван. – Но место ты все равно покажешь!

– Нет!

Иван резко сдавил локоть, рука переломилась, обвисла плетью. Черная нить, тянущаяся к голове жреца вздрогнула, натянулась и оборвалась.

Из мрака на Ивана выплыло глумливое и уродливое полускрытое капюшоном лицо нечистого. Он не ожидал увидеть здесь очередную ипостась Авварона, ведь он убил подлого крысеныша... Нет, это был не крысеныш. И не Авва-рон. Иван прозрел в долю минуты. Это был сам Ог, чьим воплощением являлся ему бес-искуситель Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении...

Иван похолодел. Это уже не выродки, не студенистые гадины, не вертлявые черви и черные сгустки полей. Это уже сама Преисподняя!

Он слишком далеко зашел за Черту. Ог молчал. Провалами черных глазниц он смотрел на Ивана, и в провалах этих была бездна Океана Смерти.

Клинок вспыхнул ярчайшей молнией в сумерках подземелий пирамиды.

– Умри! – закричал Иван истово и страшно. Он не мог ошибиться, он направил разящее лезвие прямо в чудовищную рожу. Но она не распалась, не исчезла, она лишь отдалилась, кривя тонкие змеиные губы в зловещей усмешке. И грохот содрогнул пирамиду. Огромные глыбищи зашевелились, заскрипели, затрещали, начали медленно падать, заваливая проходы, залы, клети, лабиринты, подземные хранилища. Иван заскрипел зубами. Это он виноват. Это он сокрушил своим мечом раньше времени логово жрецов! Но он не истребил их. Он упустил Ога Семирож-денного, пришедшего из ада, чтобы остановить его.

Он вырвался из-под обломков наверх, под ослепительное и жестокое солнце. Он застыл на дрожащих развалинах, видя, как из десятков других пирамид вырываются наружу и разбегаются по белу свету дети жрецов, новая раса, гибриды белых и черных безумцев, юркие, быстрые существа с живыми, пылающими внутренним огнем выпученными глазами. Он опоздал! Их было слишком много. Но не у каждого в мозгу сидела личинка, еще не ставшая червем. А жрецы мертвы! Жрецы этой пирамиды! Его пророчество сбылось слишком рано. Почему? Потому что вмешался Черный Мир!

Теперь нельзя было терять ни минуты. Иван взвился вверх. Он должен был видеть. Чтобы карать! Но он видел не то, совсем не то – жрецов других пирамид, их подопытных жертв, студенистых гадин, тянущих щупальца-нити к головам «избранных». Не то! И самое страшное, он начинал

ощущать, как истекают из него силы, видно, и они были не беспредельны.

Пирамиды рушились одна за другой. Они осыпались многотонными блоками, будто были полыми внутри... Плен египетский! Тысячи, десятки тысяч созданных для власти разбегались, успев вырваться из страшного плена. Жрецы погибали, даруя жизнь своим созданиям. Они опередили ангела возмездия! Но участь их будет незавидна, созданные не Богом затеряются в песках и обречены будут на вечные блуждания, на растворение среди прочих... а пирамидывыстроят новые, через тысячелетия, на этом же месте – каменные копии настоящих Пирамид возведут, тупо копируя погибших учителей, их далекие ученики-подмастерья. Ну и пусть.

Иван взирал с высот на крушение этого мира, решившего потягаться со Всевышним. Но душа его скорбела. Нечему было радоваться. Великая цивилизация древности, созданная в знойных пустынях по берегам великой реки Ра, созданная его предками-первороссами посреди племен не готовых еще к прыжку в будущее, цивилизация, уклонившаяся от Пути истинного и соскользнувшая на путь дьявольской гордыни, гибла на его глазах. Разве мог он винить этих жалких и юрких людишек, спасающих свои жизни? Нет. Он не желал гоняться за ними, истребляя каждого в отдельности, аки разлетевшуюся по миру capairr Много чести! И не в них дело. Отступники-жрецы, впи: шие мудрость пришедших из сибирских и арктических далей волхвов, погубили начатое и породили зло... И они наказаны! Они сами успели уйти из жизни! Уйти, посчитав дело свое важнее самих себя. И так бывает.

Но это еще не конец.

– Господи, дай сил и терпения! – взмолился Иван.

Он поднялся еще выше. И тогда, из черных и вневременных высот открылся ему черный провал – совсем небольшой, в две сажени поперечником, но не имеющий дна. Адские врата! Снова они! Провал чернел под развалинами самой малой и невзрачной из пирамид. Жрецы-отступники не выдали своей тайны, вот она, крепость первороссов, даже в отступничестве! Неужто могли думать они, что для посланца Высших и Всеблагих Сил тайное не сделается явным? Иван замер. Бог им судья!

Он не ринулся вниз коршуном, он опускался к провалу медленно, осмысливая его предназначение. И для него не существовало нагромождения колоссальных каменных глыбищ, он пронзил их телом, чтобы застыть на краю бездонной дыры. Он смотрел во мрак. И виделось черное лицо с провалами пустых глазниц, змеящаяся ухмылка... Надо ли ему идти туда, в бездну?

– Иди, и да будь благословен! Никого рядом не было. Этот глас исходил не извне. На краю провала лежала крохотная нефритовая коробочка. Иван не стал ее поднимать, открывать. Он видел, что там внутри. Он просто спихнул ее носком сапога в бездну.

И прыгнул следом.

Падения не было. Тенета паутины, плотной и липкой, обволокли его, сжались, не пропуская сквозь себя... Но Иван прорвал шлюзовый фильтр, он еще был всесилен. Его обдало жаром, будто окунуло в расплавленное железо. И тут же вынесло на бескрайний океанский берег. Пологие волны набегали одна на другую, гася свою силу, растекаясь тончайшей пленкой, шурша мелким золотистым песком. С океана дул прохладный, напоенный самой жизнью ветер.

Иван обернулся.

Ступенчатая пирамида уходила вершиной в заоблачные выси. Она была облицована черным гранитом... Иргезейс-ким? – мелькнуло в голове у Ивана. Да, гранит светился черным огнем изнутри, но планета Иргезея-тут была не причем. Жрецы имели связь с этим непонятным миром... да, древнеегипетские жрецы знали и помнили о тех, неведомых и непонятных, не оставивших зримого следа, тех, кого простодушные земляне называли атлантами. Вот она разгадка Атлантиды! Не в Средиземном море, не в Атлантическом океане, не у берегов Америки, и не на острове Крит... а в ином мире, в другом измерении, куда можно попасть через шлюз-провал. А он-то думал, что попадет прямиком в Преисподнюю. Нет! Туда дорога закрыта. Но на пути к ней есть еще вот эта страна.

Огненно-желтый луч пропорол тягучий воздух совсем рядом, чуть не разорвав Ивана на две части. Он успел увернуться. И увидел черную корявую фигуру, застывшую на одной из ступеней черной пирамиды.

Иван взмыл вверх. И ощутил вдруг, что сам воздух здешнего мира враждебен ему, что живительный ветерок был лишь мороком, что его занесло во владения сил недобрых, ищущих выхода на Землю, но не вбирающих в себя посланцев Земли. Во Вселенной мириады миров, он не может пройти все, очистить их от скверны!

Усилием воли, не касаясь черного, он убил его. Опустился рядом. Вгляделся в уродливое, изборожденное морщинами лицо, запавшие застывшие глаза с кошачьими зелеными зрачками. Чуть выше висков из черепа торчали два небольших, но острых рога. Воплощение несуществующего? А может, оно было?! Существовало?! И он понял свою ошибку, он не имел права проникать сюда – здесь не Земля, здесь не действуют законы причинно-следственных связей. Здесь то, что было до Пристанища – здесь мир-пуповина, связующий Землю с Преисподней. Он должен был пройти мимо провала. И вернуться в свое время. Он свершил возложенное на него. И ему не было нужды познавать, что временная петля опять может замкнуться... Пирамиды! Да, именно эти сооружения копировали жрецы, поклоняясь потусторонним тварям, принимаемым ими за богов.

Проклятые выверты Мироздания!

Да, только так и должно быть, поднимаясь все выше и выше над миром, начинаешь видеть самые глубокие пропасти, в которых кишат ядовитые гады. Но уходя от мира в заоблачные высоты, ты оставляешь его. И снова становишься не воздающим за содеянное, но странником. Поздно! Теперь поздно! Он не может уйти отсюда, сбежать, не заглянув внутрь чудовищного, циклопического сооружения. Здесь должна быть дверь!

Иван опрометью бросился наверх, перепрыгивая через ступеньки, не желая растрачивать остатки Белой Силы в подъемах над бытием и падениях. И чем выше он поднимался, тем меньше видел вокруг, окоемы сужались, словно обрекая на заточение. Он добрался до плоской вершины и увидел дыру, ведущую внутрь. Но все перепуталось, перемешалось, ибо сама вершина оказалась не вершиною, а острием огромной, исполинской воронки, уходящей вниз, во мрак черных и мутных вод... Пуповина! Сквозной Канал!

Иван ринулся в дыру. И уже не один, а десятки черных корявых уродов бросились к нему, пытаясь сжечь в желтом пламени, испускаемом из огненных гребнистых раковин. Он разбросал их, ломая хребты и шеи. И поспешил далее, не понимая, где верх, где низ, даже веса своего он не ощущал. Внутри тоже были ступени – большие, плоские, бесконечные и бесчисленные. Они упирались в черные, просвечивающие ячеи, в которых стояли тысячи, миллионных рогатых уродливых тварей. Стояли и ждали своего часа. В длинных цилиндрических сосудах меж ячеями копошились мелкие светленькие личинки, те самые, что жрецы вживляли в головы своих детищ. Иван не видел концов этих сосудов, они терялись белыми, ускользающими нитями в воронке, ведущей вниз, в адские глубины. Да, так все и было. Преисподняя не могла ни при каких обстоятельствах сама выйти во Вселенную людей, но она проложила ход своим тварям – сложный, недоступный пониманию смертного, единственный ход!

Иван шел дальше. И черное пространство ширилось, отдаляя от него и ячеи и прозрачные трубы. И он уже сам догадывался, что не случайно попал сюда, и не по своей воле. Его заманили! Заманили, чтобы убить, чтобы обезвредить! Потому что он мешал им... Кому им? Посланникам Черного Мира на Земле, зудящим и вырождающим все вокруг себя?! Их больше нет, он уничтожил их! И они никогда не вернутся в свои Черные Миры, чтобы поведать о подчинении еще одной провинции Мироздания Океану Мрака. Никогда... Не надо зарекаться!

Иван знал, что с ним больше не будут шутить и играть. Он заковал себя в многослойную незримую броню Вритры, увесил щитами Гефеста, превратил кожные покровы в непробиваемую пленку. И он помнил, что с ним Бог.

– Вот ты и пришел! – прогрохотало вдруг отовсюду сразу.

В черных лучах черного подземного солнца выявился из пустоты уродливый силуэт огромного, сгорбленно сидящего на черном троне бессмертного старца в надвинутом на глаза капюшоне. Старец был поразительно похож на Авварона Зурр бан-Турга... но это был не он, не «лучший друг и брат», не подлый и лживый колдун-крысеныш, вертлявый бес, а сам Ог Семирожденный. Иван сразу понял это.

– Да, я пришел! – выкрикнул он в ответ.

– И ты навсегда останешься здесь! – проскрипел Or. – Это конец твоих странствий!

Иван промолчал. Но он почувствовал, как его тело начинают опутывать черными силовыми нитями потусторонние инфернополя. Он рванулся. Но не смог сойти с места. Он попался. Как комар, как жалкий комаришка попадается в паутину страшного, всесильного, черного паука. Он разрывал одни нити, другие, третьи, но его опутывали все новые и новые. Он рассекал их искрящимися клинками, рассекал в клочья... но вместо десятков рассеченных пут на него налипали сотни новых. Он запутывался все больше. Он уже не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни даже пальцем. Он был превращен в кокон.

А старец все скрипел, посмеивался – жутко и злобно. Он и не пытался скрыть своего торжества.

– Все, Иван! – проскрипел он наконец, оборвав свой зловещий смех. – Все! Не надо трепыхаться! До сих пор ты имел дело лишь с тенями моими, с жалкими и тленными ипостасями, разбросанными по эпохам и мирам. Теперь ты попался мне в лапы. И я могу раздавить тебя прямо сейчас...

Иван почувствовал, что чудовищная незримая сила сжимает его, что трещат все щиты и броня, что вот-вот они лопнут и от него останется мокрое место. Но давление вдруг ослабло. И он смог вздохнуть, с хрипом, с болью в сдавленных ребрах.

– Убедился?

– Да, – просипел он.

– Но я тебя сразу не убью. Ты не дождешься такой милости от меня. Я заставлю тебя подняться вверх по той лестнице времени, которой ты спускался ко мне, и выправить свои ошибки. Дарованной тебе силой ты будешь сокрушать противников моих сынов, отмеченных моими посланцами в их головах. Ты приведешь их к власти – абсолютной, полнейшей власти надо всеми Вселенными. А я буду всегда рядом с тобою, я не дам тебе оплошать и проявить слабость. И вот когда ты узришь всемогущество избранных мною и гибель Рода твоего, когда ты познаешь позор поражения и ужас предательства в полной мере, когда ты изопьешь чашу изгоя, я убью тебя люто и страшно!

– Мразь! – процедил Иван.

– Нет, я не мразь, – снова зашелся в скрипучем смехе Ог Семирожденный, – ты ведь даже не знаешь, кто я есть, верно?!

– Ты сатана!

– Ошибаешься! – старец навис над Иваном своим огромным жутким лицом с провалами вместо глаз. – Я тот, с кем ты боролся все это время, кого ты убивал, истреблял, но так и не смог истребить. Ты отсек мне путь в будущее, всем нам отсек пути. Но ведь мы уже были в будущем! Верно? Ведь ты не мог этого не знать! Мы уходили в Систему и Пристанище в XXV-ом веке, в XXXI-ом и XXXIII-ем. Ты все знаешь. Ты перерубил все цепи, ты обрек нас на смерть. Ты разрушил Систему и Пристанище. И ты торжествовал победу! Но ведь мы были! Те, кого ты называл бессмертными выродками, властелинами миров. И мы, все мы в моей плоти и моем духе, ушли из взорванной тобой Системы, за миг до взрыва, понимаешь, ушли в далекое прошлое, сюда. Петля замкнулась, ты был прав! Ведь ты успел подумать про это?!

– Да! – невольно признался Иван.

– И ты не ошибся! Мы здесь! И мы начнем все с начала, с самого начала! Потому что все идет не по восходящей и не по всяким вашим спиралям, это бред для наивных дурачков-профанов, все идет по петле, замкнутой пространственно-временной одноповерхностной как лента Мебиуса петле. И эта петля, Иван, захлестнула твою шею. Ты попался! И вообще, ты должен наконец понять одну простейшую истину – тьма всегда пожирает свет! белое обязательно станет черным! нет ни одной вечной свечи, все они догорают и миры погружаются в потемки! Это закон Мироздания, Иван! Нерушимый и вековечный закон! И постигнув его, ты мог бы достичь многого! Ты стал бы одним из нас и обрек бы себя на могущество и власть в вечности! Но ты пошел иным путем. И ты убил себя. Уже убил! Но хватит... готовься, мы идем обратно. Мы идем воссоздавать то, что ты порушил. И чтоб не было препон и сбоев в пути твоем новом, пути Черного Блага, я сам, Ог Семирожденный, войду в твое тело и в душу твою!

Нависшее черное лицо стало приближаться. Это был один черный сгусток тьмы, от которой не укроешься, не убережешься, которая всевластна и всесильна.

Давящие, смертные сомнения навалились на Ивана. Все напрасно! Все мучения, труды, странствия, битвы... Все зря! Он уже ощущал, как в него начинала просачиваться Тьма.

Но он был еще жив. И он собрал остатки сил, извергая из себя, из души своей непрошенного гостя. Нет! Он не позволит бесам еще раз вселиться в нее! Он умрет здесь – в самых страшных муках умрет, но он не пойдет их путем.

– Изыди, мразь! – прохрипел он, задыхаясь от напряжения. – Прочь!!!

В нем не было прежней силы. Но он еще мог сопротивляться. Только так! Сопротивляться, драться, пока есть силы!

А потом драться сверх силы, не сдаваться! Никогда! Ни за что!

Сатанинский оглушительный вой потряс внутренности черной пирамиды. Все демоны зла обрушились на скованного по рукам и ногам Ивана. Но он уже рвал путы. Слаб человек! Но никто не закроет двери, открытой пред ним!

Чудовищный злобный хохот иссушал плоть, добирался до мозга, обдавая его ледяным дыханием. Старец торжествовал, сопротивление обреченной жертвы лишь подогревало холодную кровь Выродка-Мертвеца.

Ог Семирожденный ликовал... он еще не видел волхвов, ставших плечом к плечу с жертвой.

– Откуда вы?! – изумленно прошептал Иван, озирая сразу все семь освещенных нездешним светом лиц.

Седоволосые, парящие в черном тягучем воздухе, в светящихся одеяниях, непоколебимо спокойные и светлоглазые, они окружали его – от самого юного до самого древнего, покрытого морщинами.

– Ты проложил дорогу нам! – ответил ближний. А тот, что был с ним рядом на вершине, добавил:

– Ты забрался в самую глубокую пропасть. К самым страшным и ядовитым гадам. И мы не могли бросить тебя. Но помочь себе сможешь только ты сам!

Теперь уже не одно черное ужасающее лицо давило на Ивана, к нему тянулись огромные, скрюченные, когтистые черные лапы. Выродок-Мертвец понял, что происходит нечто не предвиденное им. Он спешил. Он давил, оглашая внутренности своего черного храма уже не воем и не хохотом, но разъяренным рыком. Он тянулся к Ивану, и вся Преисподняя тянулась к нему, чтобы войти в душу всеуби-вающим ядом, подчинить ее себе и погубить.

– Мы с тобой! – не разжимая губ, крикнул Ивану старый волхв. – Братья и сестры, отцы и прадеды, все!

Иван рванулся из пут, разодрал в клочья кокон. Прижал ладонью к голой груди оплавленный крест. Теперь он видел не только светящихся Небесным огнем волхвов. Сотни тысяч росских героев и полубогов окружали его со всех сторон, ограждали от сил мрака и зла. Они пришли! И они снова с ним! Звенели латы и кольчуги, бряцали бронями пешие и конные, взвивались вверх черно-бело-золотые свя-торосские стяги, стояли, тянулись к нему, отметая прочь черные вихри, богатыри-витязи, дружинники, воины... совсем рядом высился в львиной шкуре, наброшенной на могучие плечи русоволосый Ярослав, за ним искрились златые кудри Жива, вздевающего вверх копье-молнию, потрясал булатным мечом князь Ахилл... сотни тысяч, тьмы дружин. А над головами искрилось и сияло позлащенными доспехами Небесное Воинство Архистратига, вытесняло, выдавливало мрак в углы и закоулки пирамиды. Они пришли к нему!

И они вошли в него!

Иван ощутил небывалый прилив сил. Он не один! Но он последний! И ему биться за всех, биться один на один! Он взметнул вверх руки – и огненно-голубые лезвия праведных клинков полыхнули такой мощью, что адский стон и хрипение прокатилось под чудовищными сводами.

Черный сгусток, бесформенный и дрожащий, метнулся к нему, грозя засосать в себя, пожрать навсегда. Но Иван опередил Ога Семирожденного, он рассек его мрачную плоть на две части. Отпрыгнул. И тут же миллионы черных рогатых тварей бросились на него со всех сторон, целая армия корявых гадин жаждала его смерти.

Биться! Биться сверх сил! Иван крушил нечисть, не жалея себя, не оставляя ни вздоха на потом, ни капли крови на завтра. Он весь был в каждом взмахе, в каждом ударе. И с ним были все пресветлые рати Святой Великой Руси. С ним был Благословивший его на этот бой...

Истерзанный, измученный стоял он посреди страшного поля, когда некому было уже воздеть на него руку. Груды черных, изгнивающих, съеживающихся на глазах тел лежа ли повсюду, омерзительной зеленой жижей были залиты внутренности поганой пирамиды.

Но полз к нему змей, полз червь кольчатый, мохнатый, ядовитый, грозя убить обессиленного, вымотанного. Издыхающий Ог хотел забрать его с собою, в черные пучины.

– Прочь, нечисть!

Иван, вздымая многопудовые, неподъемные руки, устремил святые клинки в основания пирамиды, в клубки свивающихся прозрачных труб, наполненных копошащимися личинками. И полыхнуло светлым огнем. Рухнули своды, разорвались трубы – потекло, посыпалось, полетело все в дьявольскую воронку, с зудом и шипением, с писком и скрежетом изверглось в преисподнюю содержимое сосудов, черви и личинки, обрушились в бездну мрака тысячи корявых тел и рогатых голов, покатились, засыпая собою провал черные блоки гранитные... Он успел! Он смог! Он сокрушил это новое Пристанище выродков, обрушил его в Океан Смерти. С воем, с сатанинскими визгами, злобным и истошным зудением возвращалось все на круги своя, чтобы уже никогда не подняться из Преисподней.

И только издыхающий червь полз на Ивана.

И Иван умирал от ран, от боли, от невероятного напряжения. Он еле стоял на ногах. Он падал, поднимался, истекал кровью. Но шел на этого червя, на гнусного змея. С яростным криком, превозмогая себя, проваливаясь в темноту, он схватил гадину вырождения за голову и хвост, разорвал на две части и бросил в затягивающуюся черную дыру провала. Успел! Осыпающиеся черные глыбищи закрыли собою все, заткнули Сквозной Канал, сомкнулись, не оставляя и щели.

А Ивана, полуживого, истерзанного, избитого, изможденного швырнуло куда-то вверх, протянуло сквозь тенеты паутин, бросило в раскаленный песок, перевернули, ударило – и снова швырнуло, но теперь уже в обжигающий снег, и снова завертело, закружило, обволокло белесым туманом, повалило в густую зеленую траву под высоким синим небом.

Он ничего не видел, не слышал, он умирал... Но он знал, что сумел разорвать временную петлю, сумел донести свой крест до конца.

Эпилог. НА КРУГИ СВОЯ

В свете,

Вне времен

Еще не узрев никого, но зная, что Он уже здесь, Иван опустился на колени, склонил голову и тихо сказал:

– Я исполнил Волю Твою. Возмездие свершилось. Сокровенное дотоле тепло проникло внутрь его тела, наполнило его светом и воздушной легкостью. Он сразу воспрял духом, будто невидимая кристально чистая струя смыла проникшую в каждую пору кожи и души коросту тягот, страданий и болезненной памяти.

– Встань!

Иван поднялся с колен. Прямо и открыто посмотрел в серые бездонные глаза – в них были все миры Бытия: и старые, и новые, и еще не родившиеся, и уже давно ушедшие. Светловолосый человек, ослепительно похожий на него, но весь напоенный совершенством и могуществом, будто сотканный из самого Света, стоял напротив него – не выше, и не ниже, а вровень, лицо в лицо, глаза в глаза... Всеблагой и Извечный!

– Ты исполнил свою волю и волю всех, созданных по Образу и Подобию, наделенных душою и разумом. Ты был послан в погибающий мир, чтобы спасти его. И ты выдержал испытание. Но ты не был игрушкой в чужих руках. Ты вершил суд и возмездие сам – за себя и всех детей Моих. А Я... Я только верил в тебя. И ждал.

– Нет! – выкрикнул Иван истово. – Нет! Ты вел меня везде и всюду! Ты был со мною! Никогда бы я один не выдержал и тысячной доли того, что пришлось испытать мне на тяжком пути...

– Успокойся.

Сероглазый обнял его за плечи, прижал к себе. Прикосновение легких рук было почти неощутимым. Но Иван сразу успокоился, тишина и благость объяли его исстрадавшуюся душу. И теплой, мягкой волной накатило осознание того, что он сам прошел свой крестный путь – от начала и до конца, через все невзгоды и тернии, через кровь, муки, ужас, лишения, разлуки, битвы и тяжкий ежечасный, ежедневный труд. Он сам! И это не было гордыней. Это было осознанием себя. Его вела вера. Иди, и да будь благословен! Только сейчас во всей полноте до него дошел смысл этих тихих слов. Иди! Ибо благословляющий тебя не идет с тобой. Он лишь верит в тебя и ждет. И весь путь свой ты должен проделать сам, даже если это путь спасителя людского, путь, уготованный не для смертных... Иди! И да будь благословен!

– Я был с тобою лишь памятью обо Мне и верой в правое дело, – проникли в сердце слова сероглазого.

– Да, – откликнулся Иван, молча, не раскрывая рта, – но и этого было достаточно. Я был Твоим Мечом в мире зла! И я сокрушил его!

Сероглазый отстранился. Испытующе посмотрел на Ивана.

– Зла в мире не убавилось, – сказал он еле слышно.

– Как же так? – растерялся Иван.

– Ты лишь избавил земные миры от напастей и спас род человеческий. Но ты не истребил зла. Оно неистребимо пока есть жизнь. И оно вернется в новых ипостасях. И люди не узнают его в другом обличий. И все начнется сначала... Покоя не будет.

– Значит, все было зря, – понуро изрек Иван. И перед глазами его проплыли искаженные болью и ужасом лица его родных, друзей, близких, всех, кого он потерял за последние годы – а потерял он именно всех! всех до последнего! Увиделись страшные подземные лабиринты с миллиардами растерзанных землян, превращенных в рабов, в еще живое мясо, в бездушную страдающую плоть. Все зря! Зло вернется в мир!

– Но и мир станет за это время сильнее, – утешил его Вседержитель, – добрее и лучше...

– И он опять не заметит просачивающегося в него мрака?!

– На этот вопрос смогут ответить лишь живущие в мире. Ибо им дано видеть или не видеть. Тебе же надлежит помнить одно: не гордыня, и не жажда славы, и даже не надежда на признание трудов твоих должны двигать тобою. Но только лишь вера в то, что никто другой не пройдет твоим путем, никто иной не осилит твоей крестной ноши!

В груди у Ивана похолодело. Он почти и не думал о славе и признании. Но все же где-то в глубинах сердца, в потаенных закоулках души жили тени надежд. И вдруг вот так, разом, одним махом...

– И никто никогда не узнает того, что свершилось?! – спросил он, заранее зная ответ.

– Никто и никогда.

И снова покой объял его. Так и должно быть. Не славы ради шел он на смерть. И не все надо знать людям, не все способны выдержать они, не со всяким грузом в сердце жить можно. Никто и никогда! Будто ничего и не было. Просто род людской прошел по самому краю, по лезвию бритвы... и уцелел. Но никто и никогда не узнает имени спасителя. Все верно, все правильно. Никому ничего и не нужно знать.

– Ты отпустишь меня? – спросил он у сероглазого.

– Да, – ответил тот, – ты волен в остатке жизни своей. И я хотел бы, чтобы новые тяготы легли на плечи не твои, но тех, кто придет за тобою, ты много перенес и ты заслужил покой. Но никто не сможет обещать тебе покоя, пока ты там, среди живых.

– Никто, – эхом отозвался Иван.

– До конца дней своих лишь ты один на Земле и во Вселенной будешь знать правду о том, что случилось. Помни, ты один! Никто не может лишить тебя памяти. Но никто и никогда не поверит ни единому слову твоему, если решишь ты поведать смертным о гибели мира, о земном апокалипсисе... ибо для них он всегда впереди, в грядущем!

– Я знаю, – сказал Иван. – И все равно я хочу к ним, на Землю.

Сероглазый подошел совсем близко, возложил ладони на плечи. И Иван почувствовал, как некая часть его перетекает во что-то непостижимо огромное, не имеющее границ и вечное. Но еще он почувствовал, что остается самим собою, утрачивая лишь обретенное на время в Старом Мире и не нужное на Земле. Ему сразу стало легко и вольно – таким и следует возвращаться туда, к людям, таким и надо жить среди них... и кто знает, что будет там, на Земле? Он был чист и светел. Лишь стародавнее и привычное тяготило душу, обыденно, неизбавимо, ну да ничего, эту тяжесть надо было нести – до конца, до гробовой доски.

– А теперь проси Меня и Я исполню желание твое! – сказал сероглазый.

– Мне не о чем просить Тебя, – ответил Иван, – мне ничего не надо.

– Ничего?!

Иван пожал плечами. Ну что он мог попросить у Всемогущего! Вернуть из небытия Алену, Светлану, Гуга, Кешу, Дила Бронкса... Это невозможно. Да и зачем? Зачем обрекать их на новые страдания?! Он знал, что все они в лучшем мире, что они ждут его, но он должен придти к ним не раньше и не позже положенного, предопределенного. Вот только несчастный Цай, за него надо попросить, за пожертвовавшего собой ради них, загубившего душу свою и затянутого в мрачные воды черного океана...

– Не проси за него, – прервал мучения Ивана сероглазый, – отдавшему душу за други своя будет воздано по делам его, и воссоединятся они по прошествии времен, ибо жизнь его черна и страшна была, но душа чиста. Проси для себя!

Все былое промелькнуло пред Иваном в стремительном вихре. И ничего не желал он исправить в прошедшем. Не нужны ему были земные богатства и почести. И власти он хлебнул с лихвой, до избытку. Ничего не надо! Лишь обожгло вдруг ослепительным пламенем, будто это он сам был привязан к поручням, будто его убивали трехглазые ироды. И встали перед глазами два корчащихся в лютом огне тела. И ударило в уши материнское проклятие. «Не придет он мстителем... не умножит зла!!!» Так было сказано, так изречено. А он пришел. Он не подставил левой щеки. Он повторил сказанное не им, но праведное и единственно верное: «Мне возмездие, и аз воздам!» И он не умножил зла, но сокрушил его – пусть не навсегда, пусть на время, но воздал по делам... А они все там же, в Черной Пустоте, в бездне среди падающих миров... И тогда он взмолился:

– Даруй мне ее прощение! И возьми их к себе, в Свет! И ощутил, что не легкие руки Вседержителя касаются его плечей, а совсем иные – тонкие, нежные, горячие, материнские. Да, это она обнимала его, прижимала к груди, плакала, орошая его грудь слезами, и опять обнимала – большого, сильного, постаревшего, совсем не похожего на того младенца, которого знала. И за спиной ее стоял отец и смотрел на него серыми, печальными глазами, и губы у него чуть подрагивали, он тоже хотел обнять сына, и он обнял, сдавил его, когда мать лишь на миг отстранилась. Да, это были они – те, кого он почти не знал, те, кто дали ему жизнь, погибшие за него во мраке Космоса.

– Сынок, милый, родимый, – причитала мать, совсем еще юная, лет на пятнадцать моложе его самого, сына, но исстрадавшаяся, дрожащая, – прости меня! прости нас! прости слова мои и забудь! Живи! Живи!! Живи!!!

А он не мог выдавить из перехваченного судорогой горла ни слова, он молчал и плакал. Ему нечего было больше желать. Эти двое, отец и мать, являлись ему каждую ночь, они страдали сами и заставляли страдать его – безмерно, невыносимо. Теперь они обретут покой. И вместе с ними он обретет покой. На время земной жизни.

Он склонился над матерью и поцеловал ее. Обнял отца.

– Простите и вы меня!

И почувствовал, что они ушли, растворились в Свете, и что он обнимает сотканного из неземных лучей и почти неосязаемого сероглазого, русоволосого человека, и что сероглазый этот – словно светящееся окно в какой-то прекрасный и непостижимый мир, влекущий, манящий, чудесный.

Но ему еще рано было туда.

Иван отстранился.

И услышал:

– Иди! И да будь благословен!

Земля. Великая Россия. Москва.

Год 2488-ой, май.

Он очнулся во Храме, перед глядящими на него Святыми Ликами. Он не помнил, как забрел сюда – наверное, добрая и чистая сила привела его под святые своды. Ноги еле держали Ивана. Он опирался на простой и корявый дубовый посох, и чувствовал, что руки дрожат.

Слишком рано встал, слишком рано! Надо было еще отлеживаться в подмосковном госпитале-санатории для отставных десантников-стариков, куда его определили пару месяцев назад после последнего, уже нештатного рейда... Так и сказали: «Все! Хватит! И не в запас, а в отставку – на списание, вчистую!» Они там ничего не знали, да и не могли знать. Он проходил по документам, как вернувшийся с Тройного Зугара после двухгодичной штурмовой геизации старикан, износивший себя до предела, полубезумный, почти мертвый... Ну и пусть! В чем-то они были и правы, Иван лежал первый месяц в лежку, это уже потом начал ползать и пытаться вставать. А теперь вот и выбрался в эдакую даль!

Он помнил Лики. Помнил еще по тем, стародавним встречам с ними под куполами Храма Христа Спасителя. Они были родными, близкими. И под слоями красок, нанесенных иконописцами, он узнавал тех, кого видел не на дереве, не в красках. Архистратиг Михаил! Георгий Победоносец! Чистые и ясные лица, развевающиеся на ураганном ветру длинные льняные кудри, глаза-озера, и золото доспехов, лес копий, стяги, Небесное Воинство, тысячи поколений непобедимых, дерзких и праведных россов... их не удалось превозмочь, не удалось сломить и ныне, они выстояли, и они выстоят впредь! Ведь это они шли по дикому и лютому, первобытному миру, шли шаг за шагом, неся свет в сумеречные земли, неся крест святой к еще не познавшим света, предуготовляли приход Спасителя – они, русобородые и ясноглазые – первоапостолы, проповедовавшие на свой лад за тысячелетия и столетия до Пришествия. Святая Русь!

Он вглядывался в Лик Богородицы. И видел Ее, Единственную, Покровительницу Земли Русской, вобравшую в себя тысячи и тысячи жен и подруг первороссов, их лад и стать, синеву и чистоту их глаз, тепло и добро их сердец. Это они хранили Род, они рожали его сынов и дочерей, предуготовляющих мир дикости и безверия к Благой Вести. Их сила, их ласка, их вера напитали Ее, принесшую в мир Спасителя... если бы только нынешние, перемешавшиеся во временах и пространстве потомки созданных по Образу и Подобию и двуногих ходили не на черные мессы, а сюда, к Ней! Смотрели бы в Ее глаза! Ведь сколько бы ни оставалось в мире зла, как искусно не рядилось бы оно в чужие одежды, для того и есть в земных мирах Святая Русь, чтобы придти, вернуться блудным сыном, припасть...

Иван дрожащей рукой ставил и возжегал свечи: и во здравие живущих, и за упокой души – Всем Святым, пусть и не было в книгах и писаниях имен, что носили его усопшие други, не было гугов и дилов... но там, на Небесах разберутся, они уже в Свете. Им воздано!

Он вышел из-под сводов укрепившийся духом и просветленный. Он уже знал, что не вернется на больничную койку, что найдет себе место в этом шумливом, гудящем, мятущемся мире.

День стоял благодатный, майский. Иван неспешно, опираясь на посох, брел вдоль величавых кремлевских стен и башен, а в воздухе плыл медовый колокольный звон. Сердце Святой Руси! В это было трудно поверить, но все стояло на месте – незыблемо, могуче, прекрасно и державно. Высились купола, блистающие золотом и увенчанные святыми крестами, возносились в голубое небо шпили и орлы башен, шелестела густая листва, бегали и смеялись неугомонные и беспечные детишки, в хрустально-граненных стеклах играли шаловливые солнечные зайчики... Москва жила! Шумно, радостно, истово и непобедимо! Иван заглядывал в лица прохожих – в одно, другое, третье, сотое, тысячное... и не видел в их глазах отражения своих глаз. Он чувствовал, мир не тот что прежде, в нем было нечто страшное, грозное, но предотвращенное... но в нем не было окровавленных, залитых слизью развалин, не было растерзанных тел на мостовых и разбухших трупов, плывущих в мутных водах Москва-реки, не было груд заледеневшего пепла, не было смертного ужаса, страха, неотвратимости гибели. И они ничего не ведали! Ничего!

В госпитале его держали под колпаком, в самом прямом смысле. Он ничего не знал сам, ему и нельзя было ничего знать, врачи запрещали. Но он вырвался. И теперь никто не мог его ограничить. Ему жить в этом мире и дальше. Дай Бог, чтобы жить в покое! Он спас этот мир. И он должен его видеть.

Куранты на Спасской башне пробили полдень. Надо было бы передохнуть, слишком много впечатлений на первый случай, для первой вылазки. Иван уселся на траву, стиснул лицо руками. И сразу загудело, зашумело в голове, истошный визг алчных выползней ворвался в уши – да, здесь, на спуске, они терзали несчастных, пили кровушку из обреченных... а потом мрак, тепень, холод, мертвые руины и черная вековечная ночь. Нет! Надо идти дальше.

Иван встал. Пошел вперед, распрямляя спину, расправляя плечи. Красавец Василий Блаженный стоял, как ему и полагалось стоять, на своем исконном месте, стоял, радуя сердце, будто и не был сокрушен извергами, развален по камушку, по кирпичику... нет, он был сокрушен в другом времени, в другом пространстве... которых уже не будет! Иван протер глаза, смахнул набежавшую слезинку.

Памятник Минину и Пожарскому, спасителям России, тоже стоял как и должно было, напоминая о делах былых, страшных и славных. На Красной площади было немноголюдно, сотни две-три приезжих запечатлевали себя на фоне стен и башен, храмов и дворцов. Солнце слепило, Иван опускал глаза к брусчатке, они болели, зрение еще не совсем восстановилось, и он не мог разобрать, что же там возвышается на месте давным-давно снесенного черно-красного уродливого зиккурата, жалкой копии Поганой Пирамиды, где покоилось нечто чуждое для русского и непонятное... последние четыреста с лишним лет там было просто пустое место – та же брусчатка, кустики, голуби, бегающие детишки. А сейчас там отливало матовым багрянцем осенней тяжелой листвы что-то огромное и неясное, незнакомое, но заставляющее учащенно биться сердце. Иван сразу понял, что это. Но ему надо было убедиться, подойти ближе.

И он подошел. Еще раз протер слезящиеся глаза.

И замер.

Метрах в сорока от него, почти у самой кремлевской стены, на высоком черном с прожилками гранитном постаменте стояли плечом к плечу двенадцать тяжелых, литых из чистого багряного золота фигур в три человеческих роста.

– Господи! – прохрипел Иван, не веря глазам своим.

В первой фигуре, подавшейся вперед могучим, но отнюдь не грузным телом, он узнал Гуга Хлодрика. Гуг будто рвался навстречу неведомому, лицо его было напряжено, губы стиснуты, кулаки сжаты. Чуть позади и левее за Гугом стоял Дил Бронкс в облегающем полускафе, с лучеметом в руке. Справа Гуга прикрывал Иннокентий Булыгин, жилистый, скуластый, несокрушимый и вместе с тем как-то по-русски добрый, он был чисто выбрит и совсем не сутулился, и все же это стоял Кеша, которого просто невозможно было с кем-то спутать. К ногам его жалась поджарая «зангезейская борзая» с умной, осмысленной мордой и человечьими глазами. За Кешей, чуть придерживая его, будто не давая сорваться с места, стояла Светлана с распущенными волосами и запрокинутым к небу лицом... Ивана оторопь взяла. Светка! Она была как живая, еще немного, чуть-чуть – и шагнет, сорвется, закричит, замашет ему рукой! Нет! Невозможно! К спине Гуга жалась гибкая и тонкая Лива, Глеб Сизов стоял, чуть подогнув больную ногу, нахмурившись, казалось, вот-вот у него на литой щеке дернется желвак... Хук Образина, кто-то незнакомый, отвернувшийся и скорбный, погибший в расцвете сил Олег, сын, родная крови-ночка, с недоумевающим, но решительным лицом, Алена... чуть поодаль от нее стоял Цай, он был не такой корявый как в жизни и бельма не уродовали его глаз, и во лбу не чернела незаживающая рана... Да, это были они! Красивые, высокие, могучие, былинные – будто полубоги, пришедшие из небывалой, сказочной древности и замершие на возвышении, надо всем суетным и мимолетным. Иван видывал множество памятников, но такого ему еще не доводилось видеть. В телах этих полубогов, в самом литом багряном золоте таились весь гений человечества и сама его суть – движение, порыв, неостановимость и неистребимость.

Минут сорок Иван стоял ошарашенный, потерянный, ничего не видящий кроме этих близких ему и далеких ныне людей. Потом вновь обрел способность замечать окружающее, поймал за руку девчушку лет шести, пробегавшую мимо, хохочущую и беспечную.

– Ой, дедушка! – вскрикнула она, совсем не испугавшись.

А Иван замялся. Дедушка? Ему чуть за сорок... Правда, вот борода седая, лохмы торчат – тоже пегие все, глаза слезятся... Конечно, дед! Кто же он еще!

– Скажи, – ласково попросил он девчушку, – ты знаешь про этих людей? Вон, видишь, стоят... кто они?

Хохотушка поглядела на него с недоумением, улыбнулась. Но ответила, кокетливо строя глазки:

– Все знают! Они спасли Землю, и погибли, там, – она вдруг скривила личико, махнула куда-то вверх ручонкой. Но потом снова улыбнулась и выпалила: – Только это было давным-давно, меня еще и на свете не было!

Иван разжал руку. И девочка убежала к родителям, парнишке и девчоночке, которые сами были немногим старше ее.

Давным-давно! Значит, все-таки было! Значит, кое-что осталось – пускай в памяти, в этом золоте у стены. Но никто и никогда не узнает всей правды. Никто! И никогда! Лишь его до последних дней будут мучить видения обледеневших черных городов и черных перепончатокрылых теней в черном тягучем воздухе. Лишь он будет помнить, что было... да-да, не могло быть, а именно б ы л о! И он будет приходить сюда. Каждый день. И будет читать эту коротенькую и крохотную надпись на постаменте каждый раз заново: «Они сделали все, что смогли...»

И никто и никогда не будет узнавать его. Никогда не поставят ему памятника. Не напишут про него в книгах... Ну и не надо. Он и так знает про себя все. А им лучше не знать. Не каждому по плечу такой груз. Память штука непростая.

А еще он будет приходить туда, к Храму.

Иван быстро, почти не опираясь на посох, пошел к спуску. И руки и ноги его совсем не дрожали. Жизнь дала ему больший заряд, чем тысячи больничных коек. И он увидел их – светивших ему на Земле и во мраке черной пропасти, хранивших его повсюду.

Неземным сиянием в чистом майском небе, отражая Огонь Небесный и открывая путь к Свету, сияли над землей, над Вселенной, над бескрайним Мирозданием Золотые Купола Святой Руси.

Послесловие

Когда я писал первые строки романа «Звездная Месть», семь лет назад, ни один даже самый восторженный и наивный идеалист не верил, что Храм Христа Спасителя будет восстановлен в ближайшее столетие. Это казалось невероятным, особенно в тех страшных, апокалипсических условиях «перестройки» (еще тогда было ясно имеющим глаза и ум, что под кодом «перестройки» идет тихая тайная, но самая разрушительная в истории человечества и подлая Третья Мировая война). Власть в стране была захвачена ее лютыми, непримиримейшими врагами, все рушилось, уничтожалось... И вдруг некий писатель и историк в своем романе начинал предвещать, как о свершившемся факте, писать из будущего, далекого XXV-ro века о том, что Храм Христа Спасителя был восстановлен во всем своем величии и великолепии именно в последнее десятилетие века двадцатого! Читавшие первую книгу романа пожимали плечами, улыбались – вещь невозможная, фантастика. В тот же год я отдал весь гонорар за книгу «Вечная Россия» в еще прежний, истинный Фонд возрождения Храма. Все без исключения родные, близкие, знакомые попрекали меня, что деньги выброшены на ветер, никогда и ничего не возведут на том «проклятом» месте заново, дескать, чудо невозможно. И все же я поступил по-своему.

И Чудо свершилось. Мои строки оказались вещами, пророческими. Свершилось! Купола Храма высятся над Москвою! А изверги, разрушавшие Россию (не все еще, но многие) низвергнуты... пока не в преисподнюю, но по направлению к ней. Вот вам и фантастика!

Я получаю огромную почту. И среди сотен тысяч откликов на роман, запомнились мне около десятка, написанных разными людьми, но содержащих примерно одно: «уважаемый Юрий Дмитриевич, вы обозначаете свой роман как фантастический, но ведь в нем нет никакой фантастики! в нем самая реальная, даже сверхреальная действительность!» Что я могу ответить на это? Они правы. В огромном романе моем есть все: и чужие вселенные, и иные измерения, и войны будущих веков, и инопланетяне, и нечистая сила из преисподней, и лихие линии сюжетов, закрученные так, как и не снилось самым «крутым» фантастам... И все же это не фантастика. «Звездную Месть» можно назвать романом-трагедией с почти счастливым концом.

Роман проще вывести к условному «хэппи-энду». Человечеству подобное не удастся проделать, оно безнадежно, оно катится в пучину мрака. И Чуда для него не будет. Но я вовсе не собирался писать назиданий и предостережений. Никакие назидания на людей не действуют, это я могу ответственно заявить как историк. Предостережения тем более. Каждый человек, вне зависимости от возраста, пола и социальной принадлежности, считает, что он имеет свою голову на плечах... И глубоко, чрезвычайно глубоко, смертельно заблуждается в этом. Нет у него никакой «своей головы». Миром правит отнюдь не разум, не здравый рассудок существ одушевленных. И вот именно об этом мой роман. Кто проникнет в его глубины и поймет, о чем речь идет, тот и будет иметь «свою голову на плечах», тот прозреет. Ну а для всех прочих останется внешняя канва романа, острый сюжет, занимательные сцены, приключения, схватки... короче, все, что будоражит нас и щекочет нам нервы.

Были такие отчаянные литературоведы, которые пытались разобраться с моими романами и повестями, уложить их в прокрустово ложе существующих жанров и направлений, да так ничего у них и не вышло, окрестили меня походя «отцом сверхновой черной фантастики» и прекратили свои изыски, дескать, время само покажет, кто есть кто. Им со стороны, конечно, виднее. Но и нам с духовно и интеллектуально развитым читателем кое-что видно. Как уже говорилось, фантастика здесь не причем. А причем сверхреальность, или, если можно так выразиться, углубленная, не видимая простым оком, но существующая реальность.

Почему я зачастую высказываюсь довольно-таки безапелляционно и однозначно? Многим кажутся странными подобные высказывания. Но хочу напомнить таким, «имеющим свою голову», что я не только писатель, но и историк. И вот в последнем качестве я могу утверждать, что поколение за поколением наших и не наших людей рождаются, живут и умирают не в реальном мире, а в мире образов. Эти образы вдалбливаются в «свои головы» с самого раннего детства и до преклонных лет, и ничего общего с подлинной действительностью они не имеют. Например, первый образ – это само устройство общества: мы живем по схемам, искусственно созданным и якобы закрепленным законами, указами и прочими документами. Но фактически в обществе царят совершенно иные, неписанные законы, про которые принято умалчивать. Эти законы известны кастам так называемых «жрецов», но неизвестны толпе, для толпы придумана система доступных ей образов, и человек пытливый, но не посвященный в таинства мироуправления, может положить на поиски истины всю жизнь, но так и не постичь истины. Тем более, что истина эта очень страшная и неприглядная. Главный герой романа «Звездная Месть» идет именно таким путем – путем странствий, блужданий, борьбы и познания... до поры до времени. Ему кое-что открывается. Прочие продолжают существовать в«мороке». Образ второй, история, писанная хроникерами, придворными летописцами и официальными историками (в число которых с полным основанием мы включаем и так называемых «обличителей», «разоблачителей», известных нам по «перестроечно-реформистскому» периоду), так вот, история эта почти ничего общего с реальной Историей не имеет – это не История, а некий удобный для правящей миром элиты образ, навязываемый всем нам, непосвященным. Я не буду пересказывать того, что изложено в огромном романе – имеющий глаза да увидит сам. Скажу одно, что знание подлинной Истории и знание подлинного мироустройства и дает мне право утверждать многие вещи без обиняков, без вихляво-псевдоинтеллигентских «мне кажется», «с моей точки зрения». Именно знание Истории позволяет видеть настоящее во всей его полноте и предсказывать будущее. И по этой причине прав оказался я, а не иные, имя которым большинство, – Храм возродили в точно указанные сроки.

Многие из читателей попрекали меня тем, что в третьем, четвертом и пятом томах довольно-таки много места уделено публицистике. Это попреки читателей поверхностных, ищущих в моем романе лишь интриг, приключений и мордобоев. Но роман писался не только для них. Прежде всего он создавался для тех, кто способен видеть и понимать. Упомянутая публицистика не случайно включена не в специальный, отдельный том, а именно в эти тома, ибо она – ключ к разгадке, к пониманию самого романа. И я прошу тех, кто ищет лишь развлечений в читаемом, напрягитесь, затратьте немного времени, прочитайте публицистику, в затем еще раз прочитайте сам роман – и вам откроются миры неведомые, о которых вы и представления не имели, вы постигнете сокровенное и глубинное, вы станете иным человеком, не суетным и мечущимся в тенетах ложных образов, но прозревшим. И поверьте, это прозрение будет стоить того умственного и духовного напряжения, что вы затратите. Ибо признаюсь вам, что не случайно к самому слову «роман» добавил я в этих изданиях эпитет «фантастический», завлекая вас и заставляя в переплетениях авантюрного толка читать роман глубинно философский, психологический – сверхреалистический роман совершенно нового, не определяемого еще литературоведами типа. Иногда приходится идти на такие праведные хитрости. Хотя надежды на то, что человечество прозреет и из стада, ведомого на бойню, превратится в нечто иное, нет. Абсолютно никакой! Кому-то могут не понравиться такие мрачные нотки. Но что ж делать, я не создатель радужных лживых образов, я пишу для тех, кто хочет знать правду. А правда – такова жизнь – всегда с привкусом горечи.

«Звездная Месть» роман многоплановый и многоярусный, как и миры, описанные в романе, и потому даже самый искушенный и многоопытный читатель не осилит его с налета – первое прочтение позволит углубиться в первый поверхностный слой – слой происходящих по ходу сюжета событий и общего, психологически-философского осмысления их на протяжении действия. Со второго или третьего прочтения умудренный и пытливый читатель начнет связывать в узелки множество не замеченных поначалу «кончиков нитей», уходящих глубоко в литературную плоть романа и разбросанных в совершенно разных местах неспроста. И лишь после этого, удерживая в своей памяти «узелки» и выходя через них на нечто большее, пронизывающее и сплетающее глубинно-подслойную суть романа, он начнет понимать замысел и его бесконечность. Мало кто доберется до раскрытия тайны замысла, ибо он сам лежит вне слов и образов, где-то на сокрытом подсознательном и сверхсознательном уровнях, то есть там, где человек общается с Богом, и где уже сам Вседержитель водит его рукою, даруя не одно лишь вдохновение, но и обращая через посредство пишущего Свое Слово в мир созданных Им. Это так. Хотя на первый взгляд вышеизложенное может и показаться нескромным. Но объемные и сложные вещи создаются не на уровне хотения и сознательного построения, что замечено задолго до меня – ведь недаром многие литераторы отмечают, что в процессе писания наступает момент, когда герои выходят из-под власти их создателя и начинают жить вне его воли – стоит ее нарушить, произведение, как художественное творение, гибнет. Что это? Да простит меня читатель за столь длинное теоретическое отступление, но настоящая литература создается в соавторстве с Творцом, а точнее, Его Дух наполняет форму, созидаемую писателем. Речь идет, разумеется, не о поделках в усладу публике. И потому это мое послесловие к роману «Звездная Месть» должно было бы быть по праву предисловием, отвращающим от прочтения романа ищущих развлечений. Да что ж теперь виниться, после драки кулаками не машут. Роман – огромный, непостижимый, сверхреальный – уже живет своей жизнью, порождая порою полярные образы в умах. Свыше десятка художников бралось за иллюстрирование «Звездной Мести», создавались сотни отражений-отблесков литературной плоти, но ни один из иллюстраторов не осилил и части описываемого... наверное, еще просто рано, осмысление, придет не сразу и не многим будет дано. Не в том суть. А совсем в другом – отрицая «первозургов», в гордыне мнящих себя богами, но тешащих дьявола в созидании и воплощении несуществующего, я создал свой мир, дотоле несуществовавший, который будет жить и саморазвиваться уже вне меня и без моих усилий на то. Противоречие? Новое Пристанище?! Нет! Ибо не наперекор Творцу и не в исправление Его деяний. Мой мир никогда не станет Пристанищем, но будет тем огоньком свечи, что раздвигает границы и власть мрака в черной пропасти. А свеча порождает свет. А свет дает возможность видеть. Таким образом мы возвращаемся к началу нашего послесловия... И если вы ничего не поняли, перечитайте роман еще раз, все пять книг, страницу за страницей, без спешки, погружаясь в этот мир и в самого себя, созданного по Образу и Подобию.

Примечания

1

Valina — Ученица. (Неизвестный язык, предположительно древнеэльфийский.) — Примеч. автора.

(обратно)

2

В романе использованы стихи Николая Гумилёва, Хуана Рамона Хименеса, японских поэтов XVI–XVII вв.: Симокобе Терю, Миямото Мусаси, Мацуо Басе, Хата Соха, а также строки из песен музыкальной группы Nautilus Pompilius. — Примеч. автора.

(обратно)

Оглавление

Виктор Козырев Тени Предтеч

  Пролог. Прошлое, изменяющееся

  Часть 1. Путь на Кадмию

  Глава 1. Казармы Полигона

  Глава 2. Вылет и неудачная посадка

  Глава 3. Проклятые джунгли Кадмии

  Глава 4. Смертельная передышка

  Глава 5. Восхождение на пирамиды

  Глава 6. Наследие Предтеч

  Глава 7. Открытие планеты

  Часть 2. Военная разведка

  Глава 8. Наука и жизнь

  Глава 9. Двойная вербовка

  Глава 10. Далёкий Ирсеилоур

  Глава 11. Операция «Робеспьер»

  Глава 12. Революция на экспорт

  Глава 13. Передышка на Кадмии

  Глава 14. Первый шаг к победе

  Часть 3. Конец войны

  Глава 15. Сердце спрута

  Глава 16. Операция «Эльба-2» (начало)

  Глава 17. Операция «Эльба-2» (окончание)

  Глава 18. Когда сходятся звёзды

  Глава 19. Дембельский аккорд

  Глава 20. Возвращение в мир

  Эпилог. Будущее изменяющееся

Виктор Козырев Три мирных года

  Пролог. 42

  Часть 1. Год первый — учебный

    Вступление к первой части

    Глава 1. Начало мирной жизни

    Глава 2. Самоволка

    Глава 3. Собачьи дни

    Глава 4. Командировка на курорт

    Глава 5. Охота на охотника (начало)

    Глава 6. Охота на охотника (окончание)

    Глава 7. Убийство на пляже

  Часть 2. Год второй — подготовительный

    Вступление ко второй части

    Глава 8. Благими намерениями

    Глава 9. Тропический ад

    Глава 10. Сказки народов Галактики

    Глава 11. Звезда Полынь

    Глава 12. Полковник Тихонов

    Глава 13. Пополнение

    Глава 14. Награды находят героев

  Часть 3. Год третий — решающий

    Вступление к третьей части

    Глава 15. Туманность Андромеды

    Глава 16. Две Дианы

    Глава 17. Пароль не нужен

    Глава 18. Гамбит Кирьянова

    Глава 19. Доппельгангер

    Глава 20. Последние дни

    Глава 21. Новое начало

  Эпилог. 43

Виктор Козырев Дети Предтеч

  Пролог. В Кремле

  Часть 1. Предатели и новички

    Вступление к первой части

    Глава 1. Кадровый облом

    Глава 2. Ловцы и звери

    Глава 3. Палестина

    Глава 4. Расплата

    Глава 5. Натаскиваем новичков

    Глава 6. Последняя война

    Глава 7. Крестоносцы в камуфляже

    Глава 8. Экипаж «Каньяра» (рассказывает Анна)

  Часть 2. Путешествия Синдбада

    Вступление ко второй части

    Глава 9. Место полного благополучия

    Глава 10. Земля юных

    Глава 11. Отряд не заметил потери бойца

    Глава 12. Тайны иных миров

    Глава 13. Земли огня и земли льда

    Глава 14. Между волком и собакой

    Глава 15. Судьба Екатерины

  Часть 3. Роковой Стрелец

    Вступление к третьей части

    Глава 16. Византийские интриги

    Глава 17. Тьма в глазах смотрящего

    Глава 18. В поисках Кирьянова (от третьего лица)

    Глава 19. Проклятье миров

    Глава 20. Биврёст

    Глава 21. Пасынки Предтеч

    Глава 22. Бог из машины

  Эпилог. Последний из могикан

Максим Крылов Дженг из клана Волка

  Пролог

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Эпилог

Максим Крылов Макс по прозвищу Лис

  ПРОЛОГ

  ГЛАВА ПЕРВАЯ

  ГЛАВА ВТОРАЯ

  ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

  ГЛАВА ПЯТАЯ

  ГЛАВА ШЕСТАЯ

  ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Сайфулла МАМАЕВ БЛИЗНЕЦЫ

  КНИГА ПЕРВАЯ

    Пролог

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

    ГЛАВА 6

    ГЛАВА 7

    ГЛАВА 8

    ГЛАВА 9

    ГЛАВА 10

    ГЛАВА 11

    ГЛАВА 12

    ГЛАВА 13

    ГЛАВА 14

    ГЛАВА 15

    ГЛАВА 16

    ГЛАВА 17

    ГЛАВА 18

  КНИГА ВТОРАЯ

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

    ГЛАВА 6

    ГЛАВА 7

    ГЛАВА 8

    ГЛАВА 9

    ГЛАВА 10

    ГЛАВА 11

    ГЛАВА 12

    ГЛАВА 13

    ГЛАВА 14

    ГЛАВА 15

    ГЛАВА 16

    ГЛАВА 17

    ГЛАВА 18

    ГЛАВА 19

    ГЛАВА 20

    ГЛАВА 21

    ГЛАВА 22

Сайфулла МАМАЕВ БЛИЗНЕЦЫ КНИГА  Вторая

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

  ГЛАВА 22

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

  ГЛАВА 30

  ГЛАВА 31

  ГЛАВА 32

  ГЛАВА 33

  ГЛАВА 34

  ГЛАВА 35

Анастасия Парфёнова Танцующая с Ауте

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

Анастасия Парфёнова Расплетающие Сновидения

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Эпилог

  Приложение

  Глоссарий

Анастасия Парфёнова Обрекающие на Жизнь

  Прелюдия

  Танец первый, Соло

  Танец второй, Болеро

  Танец третий, Фламенко

  Танец четвёртый, Менуэт

  Танец пятый, Тандава

  Танец шестой, Ноктюрн

  Танец седьмой, Лезгинка

  Танец восьмой, Джанга

  Танец девятый, Тарантелла

  Танец десятый, Полонез

  Танец одиннадцатый, Вальс

  Танец двенадцатый, Сиртаки

  Танец тринадцатый, Реквием

  Танец четырнадцатый, Тауате

  Танец пятнадцатый, Сарабанда

  Танец шестнадцатый, Танго

  Эпилог

  Глоссарий

  Приложение

Юрий Петухов. Ангел Возмездия

  Пролог. КАЗНЬ

    Периферия Системы. Видимый спектр. 2235-ый год, июль.

    Земля. Россия. Областной мнемоцентр. 2477-ой год, октябрь.

    Периферия Системы. Видимый спектр. 2235-ый год, июль.

  Часть первая. АНГЕЛ ВОЗМЕЗДИЯ

    Земля. Объединенная Европа. Триест. 2477-ой год, ноябрь.

    Земля. Россия. Москва. 2478-ой год, май..

    Земля – Эрта-387 – Дубль-Биг-4 – Осевое измерение. 2478-ой год, июнь.

    Периферия Системы. Видимый спектр. 2478-ой год, июнь.

    Невидимый спектр. Вход в Систему – "Система – Хархан-А. 123-ий год 8586-го тысячелетия Эры Предначертаний, месяц цветения камней

  Часть вторая. ПОД КОЛПАКОМ

    Предварительный ярус. Уровень первый. Хархан-А. Год 123-ий месяц цветения камней

    Хархан-А – Ярус-Чистилище – Харх-А-ан. Перпендикулярные уровни. Год 123-ий, месяц ядовитых трав

    Харх-А-ан. Перпендикулярные уровни. Невидимый спектр. Квазиярус. Год 123-й, месяц ядовитых трав - нулевое время

    Изолятор – 123-й год, декада грез. Обратное время – Гадра. Ха-Архан, Арена, Год 124-ый, 1-ый день месяца развлечений

  Часть третья. ИГРУШКА

    Ха-Архан. Квазиярус. Изолятор. Меж-арха-анье. Престол. Год Обнаженных Жал, месяц развлечений.

    Изолятор – Хархан-А – Квазиярус. Год 124-ый – нулевое время

    Харх-А-ан-Ха-Архан-Хархан-А –Меж-арха-анье. Год 124-ый, месяц развлечений

    Меж-архаанье – Хархан-А – Предварительный ярус. Невидимый спектр. Система. Год 124-ый, временной провал

  Эпилог. ВОЗВРАЩЕНИЕ

    Борт 1785. Приемник. 2478-ой год, июнь

    Земля. Россия. Москва. 2478-ой год, сентябрь

Юрий Петухов Бунт вурдалаков

  Часть 1 ЗАКОЛДОВАННАЯ ПЛАНЕТА

  Часть 2 РЕЗИДЕНТ

  Часть 3 ЗЛОЙ МОРОК

  Часть 4 ЛАБИРИНТЫ УЖАСА

  Часть 5 ОБОРОТЕНЬ

  Эпилог ЧЁРНОЕ ЗАКЛЯТЬЕ

Юрий Петухов . Погружение во мрак

  Пролог

  Часть первая. ОБРЕЧЕННЫЙ

  Часть Вторая. ВО МРАКЕ

  Часть третья. ТРЯСИНА

  БЕЗДНА

  Эпилог. МОЛИТВА

Юрий Петухов ВТОРЖЕНИЕ ИЗ АДА

  Пролог. ОТЧАЯНЬЕ

  Часть первая. СКИТАЛЕЦ

  Часть вторая. СВЕРЖЕНИЕ ИЗВЕРГОВ

  Часть третья. ВОИН

  Эпилог. УХОД

Юрий Петухов. Меч Вседержителя

  Пролог. ОПУСТОШЕНИЕ

  Часть Первая. ВОСКРЕШЕНИЕ ИЗ МЕРТВЫХ

  Часть вторая. ОЧИЩЕНИЕ

  Часть третья. СТАРЫЙ МИР

  Часть четвертая. ПРЕОДОЛЕНИЕ ЧЕРТЫ

  Эпилог. НА КРУГИ СВОЯ

  Послесловие

*** Примечания ***